Lib.ru/Классика: Кок Анри Де. Филона

Анри де Кок.
Филона

Филлона. С картины Лиона Франсуа Камерре.

Каждая эпоха имеет своих знаменитостей: куртизанке самого низкого разряда довелось быть звездой времени Регентства.

Жизнь Филоны очень любопытна.

Отец ее Оноре Филон был сыном одного Парижского шляпника; он жил вместе с сестрой, пользуясь тем немногим, что успел скопить, не мечтая о большом состоянии, он вел регулярную жизнь и был очень религиозен.

Он часто ходил к обедне в собор Парижской Богоматери и никогда не проходил без того, чтобы не подать бедному человечку в одежде из серой саржи и в таком же плаще, постоянно предлагавшему входившим и выходившим из собора святую воду.

Однажды Оноре Филон подал старичку двойную дачу, сказав ему: "Друг мой, у меня есть процесс, помолитесь Богу, чтобы он просветил судей относительно моего права, потому что если я проиграю, -- я буду разорен." -- И отправился слушать обедню.

Через час, когда он выходил старичок остановил его и сказал:

-- Я давно уже живу милостыней, которую вы и другие господа мне даете; я должен быть благодарен. Вы просили меня помолиться Богу за ваш процесс; молитва полезна, но деньги также имеют большую силу; если вам есть надобность, я могу предложить вам такую сумму, какую вам будет угодно; вы будете иметь дело только со мной; принесите вексель и не беспокойтесь.

Оноре Филон не колебался; кошелек его был почти совсем пуст, а его обладатель обращался с ним, как будто он был полон. Решившись взять двести экю, он написал вексель и принес его старичку в собор Богородицы; последней сказал ему:

-- Хорошо, послушайте обедню, а когда она кончится, я вам дам, что обещано.

Старичок сдержал свое слово; а судившийся на опыте узнал, что деньги -- великое дело, ибо выиграл свой процесс. И как только кончился этот процесс, он первым долгом отправился в собор Богоматери, отдать старичку двести экю с прибавкою двух луидоров.

Но старичок отказался.

-- Я ничего не возьму от вас, -- сказал он. -- Я сделал вам одолжение не из интереса. Но послушайте, я знаю, что вы холост и я предполагал дать вам жену. Вы, я полагаю, без отвращения можете принять из моих рук ту, которую я вам предлагаю: она молода и благоразумна, и если пятнадцати тысяч экю для вас довольно, я буду очень рад доставить их вам.

Совершенно изумленный этим новым предложением, Оноре молчал.

-- Ну как же? -- с улыбкой спросил старикашка. -- Вы отказываетесь от девушки с пятнадцатью тысячами экю.

-- Нет, -- отвечал Филон, -- но ведь нужно взглянуть на нее.

-- Еще бы! После обедни я вас сведу к ней в дом, и будьте наперед уверены, что и она и ее отец хорошо вас примут.

По окончании обедни Оноре Филон подошел к старику, который проводил его маленькими улицами, прилегавшими к Сен-Дени-де-ла-Шартр, в дом довольно приличной наружности. Они вошли в комнату, конечно, меблированную очень просто, но до того чистенькую, что можно было глядеться в ее паркет. Старик постучал в дверь, находившуюся в глубине комнаты, и на этот зов тотчас же явилась молодая девушка, которую Филон нашел сразу прелестной.

-- Милостивый государь, -- сказал старик, -- вот та, о которой я говорил вам, девица Мария Шаню. Я ее отец, а вот деньги, который я обещал вам, продолжал он, открывая ящик. -- В конце концов я должен предупредить вас, что даю вам девушку не знающую ничего о свете; мать и -- я, -- мы воспитывали ее в страхе Божием, вдалеке от шума. Она, однако, не глупа, но у нее ум совершенно юный, который вы можете повернуть в любую сторону. Что касается до меня, то тотчас после вашей свадьбы я удалюсь в деревню, где буду жить на те крохи, который оставляю себе, и вы обо мне и не услышите.

Оноре Филон ответил старику Шаню, что он как нельзя более польщен его предложением, но не женится на его дочери, если она сама не будет согласна. Старик обернувшись к дочери, сказал ей:

-- Дочь моя, я выбрал в мои зятья честнейшего человека, какого только я знаю; он согласен сделать мне эту честь; хочешь ты получить его руку?

-- Папаша, ответила она, -- ваша воля для меня закон. Даже, если бы я была госпожа самой себе, и тогда, зная, как вы, этого господина, сочла бы за счастье быть его женой.

* * *

Кто бы мог подумать, что от брака, совершенного при таких благоприятных обстоятельствах, родится Маделена Филон? Дьявол вышел из кропильницы... это следует заметить. Но должно тоже сказать, что пагубные обстоятельства способствовали падению Маделены. Двенадцати лет она осталась сиротой после отца.

Мать ее была превосходная женщина, но в противность убеждению старика Шаню она более была одарена со стороны сердца, чем со стороны ума.

Богомольная сверх меры, особенно со времени вдовства, -- г-жа Филон проводила половину дня в церкви, оставляя дочь одну в обществе служанки. Маделена скучала смертельно, но еще в течение трех лет эта скука имела своим последствием только зевоту. Но когда ей минуло пятнадцать лет, дело приняло иной оборот.

Она начала грезить, что у нее выросли крылья, и она улетела из родительского дома с молодым прекрасным мужчиной, с которым она встречалась в церкви, находившейся против их дома.

Мальчуган, которого звали Рене Морэн, был на самом деле очень красив собой, и вместе с тем необыкновенно хитер, когда дело касалось удовлетворения желаний. Негодяй тем более опасный, что его отец, который был богат и обожал сына, испортил его, дозволяя ему распутничать, и давая ему для этого множество денег.

Влюбившись в Маделену Филон, Рене Морэн желал только одного: обладать ею. Но как достигнуть этого?

Она выходила только раз в неделю, в воскресенье, вместе с матерью к обедне. Дома, в отсутствии матери, за ней наблюдала старая служанка. Сюзанна Мудрю была одна из тех личностей, которые как будто хотят сказать: "Меня купить нельзя!.." Рене Морэн не ошибся.

О! если бы он мог только передать письмо Маделене, -- письмо, в котором он научил бы ее, как избегнуть ее Аргуса. Он попробовал было в церкви. Но г-жа Филон знала его в лицо и по репутации, и если бы он стал вертеться около ее дочери, она стаза бы подозревать... Однажды вечером, когда он бродил вокруг дома своей красавицы, он встретил человека, к которому обратился с вопросом, что он делал в этом дом? Человек отвечал, что он портной и снимал мерку для корсета с мадемуазель Филон.

-- А сколько вам дают за фасон?

-- Восемнадцать ливров, считая все издержки...

-- А я,-- возразил Рене, -- прошу вас сделать самый богатый и прекрасный... Вы не скажете сколько он будет стоить, а я вам заплачу. Вот два луидора в задаток; когда корсет будет готов?..

-- Послезавтра.

-- После завтра я буду у вас, потому что, надеюсь, вы не отдадите этот корсет раньше, чем я его увижу.

В назначенный день молодой человек явился к портному. Корсет был кончен. Рене осведомился будет ли он по мерке.

-- О, милостивый государь! возразил портной, -- как только я сам сниму мерку, -- я никогда не переделываю, так я в себе уверен.

-- В таком случае, -- сказал Рене, -- я мог бы примерить его сам, сказавшись вашим подмастерьем.

-- Но...

-- Эту услугу вы необходимо должны оказать мне. За это вы получили пять луидоров.

Пять и два, которые он получил накануне... всякая щекотливость портного исчезла. Он дал необходимые объяснения своему подмастерью -- любителю.

Во время этого разговора довольно хорошенькая девушка вошла спросить, готов ли ее корсет; после утвердительного ответа портного, Рене попросил у гризетки позволения примерить корсет, предлагая заплатить за нее деньги. Она отказывалась, предполагая насмешку, но портной совершенно справедливо думая, что Рене побольше заплатит, чем его давальщица, уговорил ее согласиться на предложение. Рене учился на гризетке как примеривать корсет. Она жаловалась на то, что он жмет вверху, и портной схватил его спереди зубами, чтобы придать ему настоящую форму.

-- Как! -- воскликнул влюбленный, -- разве необходимо, чтобы и я также примерял мадмуазель Маделене?..

-- Непременно, если корсет будет беспокоить, -- отвечал портной. -- Разве вам это не нравится?

-- Ничуть!

Заплатив за оба корсета, Рене Морэн отправился домой, переоделся в такой костюм, который делал его неузнаваемым, кроме глаз его возлюбленной, и тотчас же поспешил в дом Филон, где сказал, что его хозяин, вызванный в Версаль принцессой, поручил ему, как первому подмастерью, примерить корсет Маделене.

Ничего не подозревая, вдова позвала свою дочь, которая тотчас же и явилась в одной только юбке. Не узнав своего обожателя, она не позаботилась одеться как бы следовало, зная что портные привыкли видеть обнаженную грудь и что стесняться с ними нечего. Рене Морэн надел на нее корсет, медленно осмотрел его и поправил его рукой, чтобы придать ему очертания.

По окончании всех церемоний, он осведомился не жмет ли у нее грудь. При этом голосе, который достиг до самого ее сердца, хотя она его слышала в первый раз, Маделена открыла глаза и краснея ответила, что вверху действительно несколько жмет. Как только Рене Морэн готовился схватить зубами корсет, как делал его хозяин, Маделена, покраснев еще сильнее, отскочила от него, вообразив, что он хочет поцеловать ее грудь, которая была восхитительна.... Мнимый портной остановился... -- Г-жа Филон вмешалась.

-- Полно, дурочка, -- вскричала она. -- Оставь его делать свое дело. Они видят и других, вовсе не заботясь о том, что ты предполагаешь.

Рене приблизился, чтобы исполнить свою обязанность, -- одну из самых сладостных обязанностей, позволявшую ему дать первый нежный поцелуй еще более взволнованной девушке, -- однако, не настолько взволнованной, чтобы не спрятать письма, которое передал ей Рене.

В это время вдова ворчала:

-- Извините невинность моей дочери; она еще так молода!.. У нее нет никакой опытности!..

Мнимый портной ответил:

-- О! я не только не смею осудить эту стыдливость, а напротив чувствую еще более уважения к вашей дочери.

* * *

В записке, которую он передал ей, Рене предлагал Маделене ответить ему на любовь, которую она ему внушала. С этой целью на другой день вечером, он предлагав Маделене, как только мать, следуя своему обыкновению отправится после ужина в церковь, воспользовавшись отсутствием служанки, выйти из дома в коридор, где Рене должен был дожидаться. В нескольких шагах на углу улицы будет ждать ее карета... При этом Рене уверял ее в чистоте своих чувств. Он говорил ей, что женится на ней и т. д.

Рене нравился Маделене. Рожденная с огненным темпераментом, она не спала целую ночь после посещения ложного портного.

На другой день вечером, едва ушла ее мать, пока Сюссана Мудрю убиралась в кухне, Маделена потихоньку отворила дверь дома и подошла к Рене, который ждал ее на лестнице. Не говоря ни слова, прижавшись друг к другу, они достигли коляски и сели в нее, -- кучер тронул лошадей... Через два часа они приехали в Вилльжюиф, по дороге из Парижа в Фантенебло, и остановились перед маленьким домиком, нарочно нанятым Рене для своих любовных похождений. Этот буржуа подражал вельможам.

Влюбленные оставались там целую весну и лето; но осенью Ловелас начал охладевать; как только выпал первый снег, он превратился в лед.

Маделена была беременна. Беременная женщина, по убеждению Рене, никуда не годилась. В одно утро он ее бросил. Только днем она получила записку извещавшую ее, что Рене отправился в Германию. В виде утешения в P. S. было прибавлено несколько сожалеющих слов. Денег ни гроша. Да и к чему разоряться на женщину, которую не хочешь больше видеть? Не благоразумнее ли, не экономичнее ли приберечь деньги на новую любовницу?

Между тем Маделена готовилась родить. Что тут делать?

-- В Париже, -- сказала ей служанка маленького домика, получившая наставления от Рене, -- есть места, в которые принимают и держать даром женщин в положении подобном вашему.

Она родила там дочь, которая была отнесена в дом найденышей, находившейся около Собора Богородицы. Через две недели, еще совсем слабая и бледная, она отправилась к матери.

Но ханжи любят по своему. Хотя и приведенная в отчаяние побегом дочери, г-жа Филон и не подумала ее отыскивать из боязни скандала. Тем, которые спрашивали у нее о Маделене, она отвечала, что отослала дочь в провинцию к родственникам.

Возвращение блудной овцы, доставив ей действительную радость, не внушило ей более разумной нежности к дочери.

-- Я не знаю откуда ты являешься, сказала она, -- мне было бы неприятно узнать о ваших заблуждениях; если вы хотите, что я вам их простила, я требую, чтобы вы их загладили. Благодаря заботе скрыть мои слезы, благодаря лжи, для спасения моей чести, никто во всем квартале не знает, что делали вы в течение этих одиннадцати месяцев; это до такой степени покрыто тайной, что один честный человек, только что огорченный потерей жены делал мне на ваш счет самые лестные предложения. Я говорю о Матьэ Фульяде, водовозе. Он хочет на тебе жениться.

При этих словах, не смотря на всю опасность своего положения, Маделена расхохоталась.

-- Подумали ли вы, матушка! вскричала она. -- Мне выйти замуж за Матьэ Фульяда!.. Но ему, по крайней мере, сорок пять лет.

-- Для честного человека не существует старости.

-- У него пять человек детей!..

-- Шестеро. Жена его умерла родами. И если бы у него было их двенадцать, разве несправедливо, чтобы вы искупили свою вину расканием? Ах, что может быть выше как превратиться в мать семейства!

-- Я не согласна на такое покаяние.

-- Как вам угодно! Только, так как мне не приходится держать у себя потерянную девушку, я отправлюсь к моему духовнику, попросить его, чтобы он заключил вас в монастырь,

-- В монастырь! Умоляю вас, матушка, не отсылайте меня!

-- Выходите замуж.

-- Позвольте, по крайней мере, подумать.

-- Я вам даю восемь дней.

На седьмой день Маделена бежала с маленьким прокурорским клерком, жившим напротив и с первого дня возвращения Маделены показывавшим ей знаками из окна, что готов взять ее хоть на край света.

Конец света г. Пиколе находился в мансарде предместья Сент Жермен? Пиколе был не богат. К счастью, Маделене во второй побег пришла остроумная мысль захватить с собой тридцать экю, которые находились на столе, а то наши влюбленные запивали бы свои поцелуи чистой водой.

Тридцати экю хватило на месяц, по экю в день -- очень экономно. Они весело проедали последний на своем чердаке, когда вдруг постучали в дверь. Они обменялись изумленными взглядами, потому что никого не ожидали. Стук повторился.

-- Кто там? спросила Маделена.

-- Отоприте во имя короля! ответил глухой голос.

Во имя короля! Они побледнели. Особенно задрожал маленький Пиколе. Он был не особенно храбр, хотя мил, умен и забавен.

-- Должно быть, вздохнула Маделена, -- маменьке наскучило говорить, что я в провинции. Не имея возможности отдать меня Матье Фульяду, -- она хочет запрятать меня в монастырь!..

Говоря таким образом, она подошла к двери и отперла ее. Блюститель правосудия вошел...

* * *

Этот блюститель был некто иной, как капитан Гедеон Крокар. В 1716 году ему было тридцать лет; если он и не был красив, зато приятен, и дюжинами считал свои успехи у женщин легкого поведения. Во все времена женщинам подобной категории нравилось отдавать свое сердце самохвалам, -- и сердце и кошелек. Беря деньги с нелюбимых, они сами платили тем, которых любили. При этом, постоянный и весьма счастливый посетитель игорных домов, Гедеон Крокар вел обыкновенно веселую и легкую жизнь...

Но именно в то время, о котором мы рассказываем, капитан, находился в плохих обстоятельствах. Последняя его любовница отправилась в Лондон с одним богатым англичанином, а вечером полиция закрыла одно игорное заведете, в котором он получал доходы.

Гедеон Крокар, жил в одном доме и на одной лестнице с Пиколе. Его комната отделялась от комнаты маленького клерка простой перегородкой. Возвращаясь, по привычке, домой в половине ночи, -- т. е. в то время, когда его соседи, устав от любви, засыпали, капитан вовсе и не заботился о них.

Но в этот вечер, не имея любовницы, которую мог бы объесть, не встретив дурочка, которого мог бы обобрать, капитан после умеренного ужина в кабачке довольно рано вернулся домой.

Он слышал как разговаривали влюбленные о своем затруднительном положении: у них не было ни гроша: чем завтрашний день питаться?

-- Мы увидим завтра, что делать, сказала Маделена.

-- Мы увидим... повторил Пиколе.

И молодая чета набросилась на ветчину и бутылку вина, стоявшие на столе, не беспокоясь больше о будущем, сопровождая, каждый кусок, каждый глоток вина веселым смехом и поцелуем.

Гедеон Крокар сначала рассеянно слушал разговор Маделены Пиколе. Какая то девчонка убежавшая от матери, с любовником... Какое ему было до нее дело!.. У них ничего не выиграешь!..

"Лягу спать!" -- подумал капитан. Но когда он намеревался раздеться и лечь, вдруг его внезапно осенила мысль, посмотреть хороша ли соседка. Для человека без предрассудков, в роде капитана, каждое средство хорошо для достижения цели.

Мы сказали, что его чердак отделялся от чердака клерка одной перегородкой. Гедеон Крокар взял кусок сломанной рапиры и провернул на высоте человеческого роста в тонкой перегородке дырочку.

-- Черт побери! -- воскликнул капитан, приложив глаз к отверстию. -- Черт побери! да она не дурна!.. Игрушечка!.. И эта игрушечка принадлежит такому болвану!.. Как он ее целует, бездельник!.. А! они, по-видимому, забыли о голоде и о жажде!.. Гм! гм!.. Как он ее целует!.. Прекрасные глаза, прекрасные волосы!.. Нет, черт побери! не будет того, чтобы подобная красотка принадлежала подобному шалопаю!.. Мы приведем все в порядок!..

Проговорив эти слова, Гедеон Крокар оставил свои пост, взял шляпу и привесил шпагу. Через несколько секунд он постучал во имя короля в двери влюбленных. Во имя короля! Эти слова пугали даже невинных!.. Гедеон Крокар рассчитал верно свой успех. При его появлении маленький клерк задрожал всем телом. Менее его испуганная, хотя также смущенная, Маделена стояла перед капитаном, ожидая чтобы он объяснился. Он призвал на помощь все сведения, который он приобрел своим нескромным любопытством.

-- Вы, -- сказал он, обращаясь к девушке, -- без сомнения Маделена Филон?

-- Точно так.

-- Дочь г-жи Филон, живущей в улице Белых-Плащей?

-- Да.

-- Хорошо. А вы, -- продолжал он, обращаясь к клерку, -- г-н Пиколе?

-- Точно так.

-- Четвертый клерк мэтра Шатиньона, прокурора, живущего там же?

-- Точно так...

-- Отлично!

Он покрутил свои усы и продолжал, придав своему голосу ужасное выражение:

-- Итак, во имя короля, я, Гедеон Крокар, караульный офицер, арестую вас обоих, одного как совершившего похищение, другую как согласившуюся на оное. Солдаты мои внизу; следуйте за мною.

Пиколе застонал; Маделена нахмурила брови.

-- А куда вы нас отведете, господин офицер?.. -- спросила она.

-- Вас в монастырь Кающихся. Вашего любовника в Шатье.

-- В Щатье! -- пробормотал клерк.

-- Довольно, -- сказала Маделена. -- Идем.

-- Идете!.. Э! э! -- насмешливо произнес Гедеон Крокар, показывая молодой девушке на сжавшегося на своем стуле Пиколе, -- если вы так решительны, у г-на Пиколе нет, как мне кажется, такой твердости характера... Боюсь, его придется нести.

Маделена обернулась к своему любовнику.. Он плакал Она пожала плечами. Женщины презирают плачущих мужчин.

-- Но, -- продолжал капитан, -- можно бы, быть может, устроить дела. Я не тигр... у меня есть сердце.

-- А как можно это дело устроить? -- спросила Маделена.

-- Боже мой! если, например, тронутый раскаянием, г. Николе откажется от вас и немедленно, для доказательства своей искренности, оставит этот дом, дав клятву никогда в него не возвращаться...

-- Клянусь, клянусь вам, господин офицер! -- вскричал мгновенно вскакивая Пиколе. -- Позвольте мне уйти, и клянусь всеми святыми, никогда не видать мадмуазель Филон, -- никогда! никогда!..

-- Ступайте же! -- сказала она. -- Спасайтесь, так как вам позволяют, я не стану вас задерживать.

Капитан отошел от полурастворенной двери... Одним скачком клерк очутился на лестнице, и перескакивая через пять ступеней, в одну минуту был на улице. Еще шаги беглеца не затихли на лестнице, как сняв с себя маску, Гедеон Крокар разразился хохотом.

-- Черт побери! -- воскликнул он. -- Я удивлюсь, если этот красавец когда-либо прольет кровь за свою любовницу. Ха! ха! ха! От подобного соперника отделаться очень не трудно!..

-- Соперника? -- повторила Мадалена, подозревая хитрость. -- Что это значит?

-- Это значит, мое дитя, что я такой же караульный офицер, как Турецкий Султан. Гедеон Крокар, профессор фехтованья -- такова моя истинная и благородная профессия. Я живу с вами рядом и слышал из своей комнаты ваш разговор с этим молодчиком; через дырочку, проделанную в этой перегородке я мог даже присутствовать при фиоритурах, которыми вы приправляли свой ужин. Понимаете? Да и может ли такая прелестная девушка, как вы, принадлежать такому карапузику, который бросает ее при малейшей тени опасности? Вам нужен мужчина. Хотите меня, Маделена? Я вас люблю; полюбите меня. Положите вашу руку в мою. И пока эта рука будет опираться на меня, честное слово, вся полиция королевства будет, скорее ходить, с отрубленными ушами, чем засадит вас в монастырь.

Маделена рассматривала Гедеона Крокара; он был не очень красив, но зато высок, строен, силен, со смелым решительным взглядом. Ее первый любовник был злой подлец; второй -- низкий трус... Маделела захотела испробовать храбреца.

Она протянула свою ручонку и выдернула ее с кошачьей ужимкой.

-- Мы поговорим об этом, с улыбкой сказала она.

-- Когда?

-- Завтра утром.

-- Почему не сейчас?

Капитан нежно привлек молодую девушку; она оттолкнула его.

-- Нет! -- возразила она. -- Не в этой комнате, где только что я целовала другого!..

-- Отправимтесь, моя красавица, ко мне. У меня не Лувр, но в сравнении со здешним местом...

-- Завтра я приду к вам; теперь прощайте.

-- Но...

-- О, капитан! ведь я не боюсь вас.

Гедеон Крокар поклонился.

-- Уважение к капризам женщины! -- сказал он. -- До завтра!

Она осталась одна; первой ее заботой было запереть дверь и потушить свечу; она не забыла признания капитана на счет дырочки в перегородки, потом она легла. Со своей постели она слышала, как вздыхал и ворочался на своей ее новый любовник. Она оставалась неподвижной, хотя тоже не спала... Перед рассветом она заснула, но ее разбудил чей то умоляющий голос.

-- Маделена! -- говорил этот голос. -- Маделена, вот уже день!

Она встала.

Через минуту она была в объятиях Гедеона Крокара.

Есть мужчины, которые марают и тело и душу женщины. Эти люди, для которых любовь состоит только в чувственности, кажется, находят адское наслаждение делать из этого чувства нечто зверское, постыдное, возмутительное.

Подобно улитке, оставляющей след на всем, до чего она ни коснется, эти презренные кладут неизгладимую печать на всех, кто имел несчастье принадлежать им.

Из розы они делают цикуту, из брильянта -- голыш.

Маделена не была бриллиантом. Но попав в другие руки она быть может стала бы одной из тех куртизанок, которые хоть раз в день вспоминают, что и у них есть сердце. С Гедеоном Крокаром она научилась ничему не верить. Негодяй ради того, чтобы она доставала ему денег, погрузил ее в самую грязь, так что она не умела, не могла и не хотела жить иначе как в грязи... но... ей вскоре надоело жить с ним.

На другой день, после того как она отдалась, капитан представил ее в один из тех домов, в которых приезжие иностранцы и новички провинциалы, опоражнивают свои кошельки на зеленый стол.

Чтобы привлечь и удержать жертв, подобные вертепы были переполнены женщинами, легкого поведения, увы! в большинстве жестоко увядшими от слишком долгого и частого упражнения в любви. Понятно какой эффект произвела там Маделена Филон, молодая, прекрасная и свежая! Чтобы лучше воспользоваться красотой своей любовницы, Гедеон Крокар одел ее в великолепное платье, купленное в кредит...

В тот же вечер один нормандский дворянин, виконт де Гролье, будучи несчастлив в картах, захотел испытать счастья в любви. Он был сильно восхищен Маделеной.

-- Пятнадцать луидоров, моя милая, за одну ночь! шепнул он ей на ухо.

Она молчала, несколько смущенная предложением.

-- Завтра вы скажете мне да или нет, -- продолжал виконт; -- сегодня мой кошелек предписывает мне благоразумие. До завтра.

Гедеон Крокар издали наблюдал над ними. Он дал удалиться виконту, подошел к своей любовнице и спросил... Она не решалась отвечать, но он нежно, отечески успокоил ее, и она рассказала.

-- Что такое пятнадцать луидоров! воскликнул Гедеон Крокар. -- Мы хотим тридцать, и они у нас будут!..

Маделена подумала, что она не расслышала.

-- Но, сказала она, -- это вас не. опечалит?..

-- Милая моя, возразил капитан, -- в хорошо организованной связи, главное -- сердце!.. Ваше принадлежит мне, и я не забочусь об остальном. При том же согласитесь, вам нужны деньги. Я не такой эгоист, чтобы скрывать под спудом подобную вам жемчужину. Завтра мы отыщем достойный вас ларчик.

За ларчик, помещение в улице св. Николая, заплатил виконт де Гролье; другой заплатил за мебель; третий принял на себя издержки на туалет; при четвертом наняли служанку; при пятом были куплены кое-какие безделушки, при шестом... Но ведь вы не полагаете, что мы будем рассчитывать до сотни, хотя и имеем для этого все данные!.. К концу трех месяцев подобного ремесла у Маделены была великолепная квартира; множество белья, платьев, кружев ... У нее было два лакея, камеристка, и кухарка. У нее были бриллианты. Одно только возмущало радость ее быстрого возвышения: упорный протекторат Гедеона Крокара, Понятно, что капитан ввел Маделену в свет не для того, чтобы скромно удалиться.

-- Ты мне обязана всем, -- говаривал он куртизанке.-- Без меня ты или бы ходила босиком и в лохмотьях, или же бы сидела в четырех стенах монастыря. Так как я поставил тебя на хорошую дорогу, совершенно справедливо, что я должен остаться с тобой.

И он оставался, регулярно каждый день обедая у Маделены, и еще регулярнее требуя от нее каждый день денег.

Однажды, когда хотела она воздержаться от последней обязанности, капитан желая убедить ее, что она дурно рассчитала, прибег к такому аргументу, перед которым она немедленно склонилась. Склонилась но не покорилась...

Он ее поколотил... "Кто же избавит меня от этого человека!" подумала она с горечью.

В эту эпоху, в 1716 году, вначале Регентства, главным начальником Парижской полиции был Вуйе д'Аржансон, отличный администратор, но человек разгульный, даже можно сказать, развратный, приказывавший приводить к себе каждый вечер самых красивых куртизанок, приглашавший их с собой ужинать и изображавший перед ними нечто в роде султана, бросая платок той из них, прелести которой более приходились ему по вкусу.

"Черт побери! -- как говаривал капитан Крокар. -- Странно же проводит свое время г-н д'Аржансон". Но во времена Регентства были не придирчивы. В это время безнравственность достигла высшей степени и при свете дня она царила и при дворе и в городе...

Д'Аржансон слышал с каким энтузиазмом говорили о куртизанке в улице св. Николая. Он приказал привести ее к нему.

-- Начальник полиции желает узнать тебя. Будь с ним любезна, -- сказал Маделене Крокар.

Маделен не нужен был этот совет; она была так любезна, что д'Аржансон хотел дать ей втрое против того, что он обыкновенно давал своим победам. Но Филон отказалась от этой громадной подачки. Она заранее составила план своего поведения, отправляясь на призыв начальника полиции.

-- Монсеньор, -- сказала она, -- вы великодушны, но с вашего позволения я попрошу у вас нечто лучшее чем золото, как знак вашей благосклонности.

-- Лучше золота? -- воскликнув изумленный д'Аржансон. -- Но что же может быть лучше золота, мое дитя?

-- Моей свободы.

-- Твоей свободы? Объяснись!

-- В двух словах: один человек сделался моим господином; освободите меня от него.

Д'Аржансон покачал головой.

-- Понимаю, заметил он. -- Какой-нибудь негодяй, который пользуясь страхом, живет на твой счет?..

-- Именно.

-- Его имя.

-- Капитан Гедеон Крокар.

-- О! о! Гедеон Крокар!.. Это имя мне знакомо. Не правда ли, шулер с примесью бреттёра? Ничего нет легче, мое дитя; тебя избавят от твоего тирана. Ты очень ненавидишь его? Куда хочешь чтобы его услали! В Бастилию, в подземную темницу, чтобы он остался там навсегда, или года на два в Фор л'Евэк?

-- Два или три года в Фор л'Евек будет достаточно, чтобы он позабыл обо мне.

-- Идёт -- на три или четыре года в Фор л'Евэк. Но, моя красавица, я надеюсь, что за мои труды вы придете ко мне опять?

-- Очень счастлива, что могу быть приятной вам, -- без всяких условий.

-- Отлично отвечено. Ты не глупа, моя милая, и нравишься мне; в сторону прелести твоей красоты; быть может на днях я поговорю с тобою об одном проекте, который давно уже засел у меня в голове. Хочешь обогатиться?

-- Я готова на всё, чтобы приобрести состояние.

-- Браво! люблю людей, которые не торгуются со мной за свою совесть. Ну, так мы увидимся, слышишь ли? и поговорим серьезно. В ожидании любви в мире. -- Когда всего вернее можно застать в гнезде мою птичку?

-- Во всякий час, но всего вернее во время стола.

-- Достаточно. Я беру на себя предложить ему сегодня утром десерт к завтраку. Постой, Маделена, а эти сто луидоров?.. Возьми их, мой ангел, возьми. Они принадлежат тебе по праву. Похищение капитана Крокара не идет в счет.

* * *

Филон удалилась, восхищенная вдвойне. Д'Аржансон обещал ей возвратить свободу и составить ей состояние.

Верный своему слову, в тоже самое утро, когда Гедеон Крокар располагался спокойно позавтракать со своей любовницей, начальник полиции послал офицера с четырьмя солдатами захватить персону капитана. Выслушав приказание следовать за стражей, Крокар испустил свое обычное ругательство, но Филон казалась в странном отчаянии.

-- Но что он сделал? За что вы забираете его? -- рыдала она.

Ироническая улыбка сжала губы Гедеона Крокара. Он не был обманут этой чрезмерной чувствительностью. Устремив на молодую женщину сверкающий взгляд, он проговорил:

-- Полно! Сыграно, моя милая, хорошо. Ты из шкоды Иуды Искариота; ловко же ты продаешь своих друзей; ты пойдешь далеко.

-- О, Гедеон! -- прошептала Маделена, -- можешь ли ты думать...

-- Но я не вечно буду узником в тюрьме, -- продолжал Крокар, не тронутый этими лукавыми нежностями. -- И клянусь моей честью, когда я выйду...

-- В ваших интересах, Гедеон, советую не угрожать, -- перебила Маделена, переменяя тон. -- Я великодушно предупреждаю вас, что очень скоро снова должна увидеться с г. д'Аржансоном.

Капитан замолк; он сдержал свою ярость и последовал за стражей.

-- Уже! -- произнесла куртизанка.

Счастье никогда не приходит одно. Через несколько часов Филон, доложили, что некто желает переговорить с ней. Это был маленький человек в черном шерстяном платье.

-- От матушки! -- вскрикнула Маделена. Она не ошиблась.

Г-жа Филон умерла накануне вечером; перед самой смертью она продиктовала своему духовнику письмо следующего содержания:

Вы, Маделена, отравили горечью последние дни моей жизни; однако, хотя мне и известно о вашем постыдном поведении, я всегда отказывалась от печального права, принадлежащего мне, -- от права наказать вас. Единственное наказание, которое мне доступно в ту минуту, когда закрываю глаза, я хочу сохранить для вас есть сожаление, если это только сожаление для вас, что вас не было при моем конце. Что касается состояния, прощая вам, ибо надеюсь, что и вас когда-нибудь коснётся раскаяние, я согласна, так как от меня одной зависело бы совершенно лишить вас наследства, оставить вам одну часть; другую я отдала церкви -- моей утешительнице. Прощайте, дочь моя! и да простит вас Вечный Судья как я вас прощаю.

Мария Шаню, жена Филона.

* * *

Будем справедливы, чтение этого послания выбило несколько слез из глаз Маделены. Она немедленно отправилась в часовню помолиться; вся одетая в черное она шла до кладбища за гробом матери.

Затем она заперлась на восемь дней, отказываясь принимать кого бы то ни было. Но отдав долг скорби, Филон начала прежнюю жизнь. Шартр был брошен. Материнское наследство состояло из двенадцати тысяч экю... Она поместила эту сумму в верное место. Маделена любила деньги. Собственно, она только их и любила. Разве она не сказала д'Аржансону: "Чтобы обогатиться, я готова на все!"

Готовая на всякую низость, она недурно начала и продолжала идти по этой дороге.

Д'Аржансон не забыл о прекрасной куртизанке из улицы св. Николая. Во второе свидание он говорил ей почти такими словами.

-- Вот что я приготовил для тебя; слушай: "говорят: in vino veritas; правда в вине; и это верно; пьяницы говорят всё, что придет в голову. Но есть личности еще боле болтливые, если только уметь обходиться с ними. Это влюбленные. Чувствуешь ли себя в силах держать дом, в который собиралось бы все, что есть распутного в столице, потому что в него будут собраны самые прелестные женщины? Я дам в твоё распоряжение пятьдесят тысяч экю. У тебя будет открытый лист, чтобы ты могла наполнять свое заведение самыми кокетливыми и возбудительными личинами; взамен этого я попрошу у тебя только одного: всегда иметь внимательное ухо, поняла меня? Я хочу, чтобы ни одно слово, произнесенное в твоем заведении не ускользнуло от тебя и было передано мне. За всякое важное известие, которое дойдет ко мне через тебя, будет назначена награда. Служа в одно время и любви, и своим, а также и государственным интересам, ты раньше шести лет будешь также богата, как Самуэль Бернар. Твой ответ?

-- Где пятьдесят тысяч экю? -- ответила Филон. Д'Аржансон схватил ее руками и раза четыре поцеловал, весело говоря ей:

-- В эту минуту, моя милая, тебя целует не мужчина, а начальник полиции подписывает с тобою контракт. Маделена умница, красавица Маделена! Если бы ты знала по латыни, я сказал бы тебе "Tu Marellus eris"[Tú Marcéllus erís -- Ты будешь Марцелл (Вергилий) .-- Цитируется как предсказание кому либо блестящей будущности].

-- А что это значит?

-- Это значит, что ты будешь графиней.

Думая пошутить, д'Аржансон напророчествовал.

Филон устроила свое заведение в одном из лучших кварталов Парижа, в улиц Сент-Оноре, в четырех шагах от Лувра, в двух -- от Пале-Ройяля, где жил Регент. Чувствительный к выбору, в котором он видел внимательность со стороны главной жрицы Венеры, Филипп Орлеанский обещал ей свое покровительство.

Приятной наружности, доброго и мягкого характера, обладавший образованным умом и разнообразными талантами Филипп Орлеанский, Регент Франции отличался глубокой безнравственностью и распутством. Он окружил себя людьми самого развратного поведения и звал их roues (повесами). Разврат дошел до высшей степени; и однажды графиня де Сабран вслух сказала, "что Бог сотворив человека, взял остаток грязи и сотворил из нее принцев и лакеев". Оргии обыкновенно происходили в Сен-Клу, куда были привозимы ночью, с завязанными глазами публичные женщины... Но возвратимся к Филоне...

Она была восхитительно прелестна; высокая ростом и необычайно стройна. Филипп Орлеанский целых три месяца был от нее без ума.

"Его королевское высочество повелел устроить в глубине садов СенКлу род грота, таинственно освещенного несколькими лучами света, устремленными на постель, из соломы. Герцог сажал на нее куртизанку, прикрытую только своими золотистыми волосами, доходившими ей до колен. Таким то образом герцог каялся с Маделеной Филон, восхищаясь как любовник и как артист всеми совершенствами этой грешницы, которая и не думала покаяться в грехах.

От времени до времени уже тогда, когда Филона пошла в ход, Регент приходил в ее заведение ужинать с нею.

Хорошо заплаченная д'Аржансоном за то, чтобы передавать все происходящее в ее учреждении, Филон совестливо выполняла свою обязанность и оказала большие услуги полиции. Позже она сделалась поставщицей для регента новостей. Он вручил, ей ключ от маленькой двери, которая вела с улицы во внутренность ПалеРойяля, не через большие лестницы.

Равно во всякое время она имела вход к Дюбуа, к человеку наиболее презираемому историей...

* * *

Рядом со своим домом Филон открыла модный магазин. Я такова была ее известность между портних, что модницы не смели показаться ко двору в платье сшитом не в ее мастерской.

Но не в этом заключался главный ее интерес. Она проникала в семейства бедняков, чтобы набирать самых красивых молоденьких девушек, привлекала их выгодной работой и платой и затем продавала их на вес золота.

Одетая самым скромным образом, иногда в воскресенье, Филон под руку с одним из своих приятелей отправлялась в Портерон за добычей. Под густыми деревьями кабачков, сводня, как только замечала танцующую миловидную гризетку, или розовенькую дочь купца, тотчас же расставляла свои сети. Бутылка старого бургонского заменяла местное вино и когда старик отец или любовник падал под стол, потеряв рассудок, Филон нападала на девушку.

-- Право, мое дитя, вы прелестны! И как вы можете находить удовольствие в подобном обществе?

-- Идешь куда можешь, сударыня.

-- Ни чуть! С вашей прелестной фигурой идешь, куда хочешь. А это шерстяное платье!.. Да вам нужен шелк, моя милая!

-- Вы изволите смеяться!

-- Я так часто смеюсь, что если вы завтра хотите прийти ко мне по этому адресу, через месяц, я уверена, у вас будет великолепный туалет.

Адрес был модного магазина.

-- Конечно, -- продолжала Филон, -- вы должны будете поработать, моя красавица, чтоб заслужить благоволение хозяйки. За ничто -- ничто, не правда ли?

-- Так я буду принята как мастерица.

-- Без сомнения. Но работа не трудна; мы объясним ее вам. Ведь вы придете, скажите?

-- Непременно сударыня.

-- Говорить о нашем разговоре бесполезно.

-- О! я не скажу никому.

На другой день гризетка или дочь купца прибегала к модистке Филон, которая чтобы не встревожить ее? давала ей в руки иголку. Мало-помалу влияние более изысканной одежды, более возбудительной пищи, особенно советы новых подруг, их легкие предложения оказывали свое действие... Если у нее была совестливость, она уничтожалась. И вот в один прекрасный вечер, она из магазина мод переходила в магазин любви; из мастерицы она становилась одалиской...

Цена наслаждений в заведении Филоны вначале была очень возвышенна; вдруг она значительно понизилась вследствие причины, которая рисует нравы эпохи.

Фрины улицы Сент-Оноре были всё более и более в спросе; ради них мужья бросали жен, любовники любовниц. Как возвратить этих господ, или по крайней мере наказать их?.. Вот на чем решили оставленные придворные и городские красавицы: они отправились к Филон просить мщения, таинственных кабинетов и тайны, за которые они предлагали щедро платить. Но, боясь чтобы очень высокая цена не уменьшила количества наслаждения, он просили Филон, по-видимому, понизить ее тариф; а они за то обещали вознаградить ее ущерб.

Торг был заключен и у Филон стало столько приходящих красавиц, что она не знала куда с ними деваться.

В план д'Аржансона входило, чтобы у Филоны было нечто в роде мужа; она согласилась на том условии, чтобы ее мужем был один из красивейших мужчин в городе. Ей дали в мужья швейцара Мазариневского отеля Петра Шиффмана, молодца шести с половиной футов ростом, и чтобы ни говорила хроника, но вероятно в течение нескольких недель Филон весьма нежно обращалась со своим красавцем мужем.

Но сладости домашнего очага не могли быть долго по вкусу женщин подобного сорта. Прошел медовый месяц, пересытившись, по ее собственному выражению, -- грубой "говядиной," Филона, захотела вернуться к боле деликатной пищи. Случаев для ее гастрономии представлялось немало; в качестве хозяйки дома она всегда имела возможность забирать себе лучшие куски...

Прогнанный однажды вечером из брачной комнаты, Петр Шиффман, рассердился и раскричался; он говорил, что женился не за тем, чтобы спать одному... Маделена и ее любовник из-за двери еще смеялись над ним. Колосс пришел в ярость; ударом ноги он вышиб дверь, схватил товарища своей жены, -- молодого и мускулистого маркиза, -- рискуя переломить его на двое, -- и сбросил его с лестницы...

Но едва он выполнил это дело, как град палочных ударов посыпался на его спину. То Филона, пришедшая в себя от первого страха, расправлялась по своему с мужем.

-- А! негодяй! подлец! Так то ты обращаешься с моими гостями!..

-- Ай! ай!.. Довольно, довольно, Маделена!..

-- Будешь ты выламывать у меня двери?

-- Маделена, не так сильно!..

-- Будешь ты делать скандал в моем доме?..

-- Маделена, умоляю тебя!..

-- Знай, мужик, болван, что ты только мой первый лакей здесь. И как лакею, когда я занята, тебе запрещено меня тревожить!..

-- Маделена, умилосердись!..

Она заставила его сойти, поднять маленького маркиза, который лежал на лестнице, и принести к ней... Потом велела ему уйти... И он повиновался.

Но с этой минуты, вследствие печали и стыда, Петр Шиффман, который до того вел очень регулярную жизнь, совершенно опустился. Он завел любовницу в городе, начал играть и напиваться... А когда он был пьян, он был ужасен!.. Одна только жена могла его усмирить тоже палочными ударами. Для этого она держала камышовую палку. Но самые здоровые палки ломаются. Филон боялась, чтобы когда-нибудь Шиффман не задумал взять реванш. Она просила д'Аржансона, чтобы он избавил ее от мужа, как избавил от любовника.

-- Вы сделали зло, монсиньор, -- сказала она ему, -- вы должны и исправить его.

-- Ты права, -- ответил д'Аржансон; -- тебе нужен не такой муж.

* * *

"В Париже было много солдат и даже гвардейцев, которые силой захватывали людей для военной службы и отводили в особенные дома а затем продавали против воли в рекруты. Дома эти назывались тюрьмами; уверяют, что в Париже таких тюрем было двадцать восемь."

Однажды утром Петр Шиффман, наполовину пьяный, был брошен в такую тюрьму, оттуда он вышел только затем, чтобы быть отправленным в казарму. Но когда в казарме он пришел в себе, то грозился убить всех, если ему не позволят возвратиться к жене, так что его принуждены были связать и бросить в темницу. Без сомнения, темница эта была весьма сырым помещением. Прекрасный швейцар получил там воспаление в груди и умер.

* * *

Время поговорить о тех политических обстоятельствах, в которых Филон играла большую роль...

Герцогиня дю Мэн, питавшая глубокую ненависть к Филиппу Орлеанскому составила, вместе с Альберони, первым министром Филиппа V, и принцем Челламари, испанским посланником при французском дворе, проект отнять Регентство у Филиппа и соединить Испанию и Францию в одно государство, отдав престол испанским Бурбонам.

Из французских вельмож приняли участие в этом заговоре: герцог де Ришелье, Клод де Феррет, де Сабран, де ла РошфукоГондраль, граф де Лаваль, кардинал де Поллиньяк, Шевалье де Вильнев, маркиз де Помпадур, де Лезекюр, де Кастень, де ла Бом, де Бофор, де Грав.

В числе одалисок в гареме Филоны находилась одна девушка, по имени Марианна, -- отличавшаяся блеском своей красоты, но особенно характером совершенно противоположным тому месту, в котором она жила. Марианна была единственная дочь старого сержанта, воевавшего в Испании под начальством герцога Орлеанского; за свои раны он получил от министра гжи де Ментенон самый ничтожный пансион. Но в тот день когда герцог Орлеанский был провозглашен регентом королевства, старый сержант сказал своей дочери:

-- Марианна, вынь из шкафа мой белый с голубыми выпусками мундир, мою длинную шпагу и маленькую шляпу; я хочу идти в Пале Ройяль, да, в Пале Ройяль. Разве ты не знаешь? мой генерал сделался так же могуществен, как французский король. Он не забудет своего старого товарища по оружию; того, кто при Лериде оградил его своим плечом от пули направленной в его грудь. И ты, мое милое дитя, надень свое новое платье, -- я хочу, чтоб ты была хороша. -- и пойдем со мной.

Немного кокетства не вредит, даже в 15 лет, а чтобы понравиться отцу, оно даже позволительно. Марианна подбежала к зеркалу; напудрила свои черные волосы и подняла их под белый чепчик с розовыми лентами, золотой крест, единственное наследство, оставленное ей умирающей матерью, упадал на грудь, прикрытую лиловым платком; корсет с короткими рукавами из сирой тафты, обрисовывал изящество ее талии и позволял видеть белизну рук; ее юбка была не настолько длинна, чтобы скрывать маленькие башмачки с красными каблуками и тонкость очертания икр.

Регент принял отца и дочь с той вежливостью, которая так нравится старым солдатам: он припомнил сержанту, как он шел в атаку, немедленно приказал назначить ему пансион и обещал дать Марианне на приданое. Какая радость!.. Но она продолжалась не долго. Проходили дни, а патента не приходило... Случилось это потому, что среди куртизанов, находившихся на аудиенции в Пале-Ройяле, один герцог, состарившийся в разврате, заметил с преступным намерением, и эту миленькую белизну, и продолговатые черные глаза, и этот девственный лоб... он тогда же решился поставить ловушку, в которой должны были погибнуть столько грации и красоты...

Достав в свои руки патент, он дал наставления Филоне, которая слишком верно выполнила их.

Филона явилась к Марианне, которую она нашла в мансарде, без мебели и без огня у изголовья ее отца, который от бедности и отчаяния сделался болен.

-- Я узнала, -- сказала она ей, -- что вы несчастливы; правда, регент обещал пансион вашему отцу, но около принцев всегда есть люди, которые противятся их благодеяниям. В нашем веке все покупается, и у вас нет денег. Я пришла, предложить вам честное средство достать их. Я держу большой модный магазин в улице Сент-Оноре, приходите ко мне, я хорошо заплачу вам и по крайней мере, благодаря вашей работе, уважаемый старец, которого вы так нежно любите, может получить помощь, которую требуют его старость и раны. Кроме того у меня есть покровители, и я буду в счастлива употребить их в вашу пользу, чтобы вы получили ожидаемый патент.

Еще слишком чистая, чтобы подозревать дурную мысль под такими радушными словами, Марианна, в надежде возвратить здоровье отцу с благодарностью приняла это предложение.

Каждое утро она отправлялась в магазин, в улицу Сент Оноре и каждый вечер заботливо приносила старику отцу свою задельную плату.

Однажды она не вернулась.

Бедное дитя слишком дорого заплатила за дочернюю нежность. Герцог который заметил ее у регента был представлен ей как самый могущественный Покровитель. И Марианна, тронутая его вежливым, благосклонным обхождением, положила на него всю свою надежду. Она не колеблясь отправилась одна в его отель, чтобы получить из его рук столь желанный патент... Мерзавец под видом благодеяния скрывал преступление; он не имел жалости к невинности и загрязнил ее позором...

Когда она пришла в чувство после долгого обморока, в который погрузил ее стыд, она была у Филон. Сидя около нее, сводня, выражала печаль, как будто ожидая ее пробуждения, чтобы узнать причины печали, в которой она сама была соучастницей.

-- О! -- прошептала Марианна, -- это вы?.. и вы также!.. Вы не презираете, а жалеете меня? Не покидайте меня! Я невинна; оставьте меня у себя; я теперь не могу явиться к отцу; мои слезы скажут ему о моем несчастье, и это убьет его!..

Филон, которой эта бесхитростная просьба послужила бы для измены, почувствовала адскую радость, при мысли, что такая добыча не ускользнет от нее.

-- Нет, я вас не покину, Марианна! -- вскричала она. -- Мой дом -- ваш.

После этого приключения, Марианна была печальна и пасмурна, и как будто боясь, чтобы на лбу у ней не прочитали ее бесчестия, она не выходила из комнаты и не хотела никого видеть. Филон постепенно пробовала, под различными предлогами, нарушить это уединение и рассеять меланхолию; но, наконец, видя, что Марианна с ужасом отвергает все искания, она задумала спекулировать ее добродетелью, как спекулировала порочностью других. Благоразумие, редкое во все времена, было феноменом во время Регентства, от того-то приходили смотреть Марианну. Ужинать с нею было привилегией, и ее отказы больше обогащали Филон, чем слабость других ее нахлебниц.

Аббат Порто-Карреро, человек интриги и наслаждений, вступил в разряд ее обожателей; имевший назначение наблюдать в Париже за молодым секретарем, только что приехавшим из Испании, -- Генри Кец де Монте-Леоне, -- он однажды сказал ему:

-- Вы видели многие прекрасные вещи в этой столице, но не знаете самой редкой драгоценности: добродетельной женщины.

-- Где ее показывают?

-- В месте, где обыкновенно добродетель вовсе не изобилует. Это куртизанка, прекрасная как Лаиса, но и добродетельная как Лукреция. Вы уже смеетесь, потому что вы красавец, потому что были испорчены дамами обеих Кастилий, и надеетесь свести с ума Марианну!.. Мой друг, самые любезные мужчины потерпели поражение, и я в том числе.

-- Вы меня ужасаете!

-- Хотите сегодня вечером ужинать с нею у Филон, чтобы в свою очередь попытать счастья?

-- Охотно. Притом в моих инструкциях оказано, чтобы я посетил все, что Париж заключает в себе достопримечательного.

Они отправились к Филон и ужинали с Марианной. Вечер был скучнее, чем предполагали. Не то чтобы Порто-Карреро был жаднее обыкновенная до своего ума, но Марианна как будто уничтоженная внезапным и незнакомым ей ощущением, рассеянно слушала остроты аббата. Ее глаза оставались устремленными на молодого испанца, и когда он попросил у нее позволения еще раз посетить ее, ее лоб покрылся румянцем. С этой минуты у нее не было другого желания как видеть и слышать того, кто разбудил ее сердце, того, который научил ее, что значит ждать и надеяться; а он, счастливый произведенным им действием на эту гордую душу, спешил посвятить ей каждую минуту.

Между тем, его заботливость не могла победить сомнений или скорее ужаса, когда он просил более близкой благосклонности.

-- Чего вы просите у меня! -- бледная, отвечала Марианна. -- Вы стало быть хотите, чтобы я разлюбила вас? А не могу жить, не любя вас.

Но однажды когда Монте-Леоне был у ее ног, когда голос его был нежнее, когда слезы блистали в его глазах, мужество ее оставило. Она думала, что приносит себя в жертву и узнала счастье, уверенная, что только он один знает тайну, она любила его со всею благодарностью юной и страстной души.

В один вечер, 2 декабря 1718 года, Марианна ждала своего любовника ужинать... Она ждала, а он не являлся. Неподвижная, с остановившимися глазами, с затрудненным дыханием, жертва беспокойства, ревности и гнева, Марианна считала минуты; проходили часы, огонь замирал в камине, светильники потухли...

Наконец, на рассвете Монте-Леоне явился.

Он казался утомленным усталостью, и беспорядок его одежды подтвердил подозрения молодой женщины. Он изменил ей!

-- Откуда вы?

-- Важные заботы...

-- Вы лжете... А когда вы солгали в любви, более не любят. Вы провели ночь у другой.

-- О, Мариана!

-- Она лучше, любезнее меня? Говорите: кто эта соперница?

-- У тебя нет соперницы. Я люблю тебя одну.

-- Почему вы не приходили?

-- Порто-Карреро сегодня уезжал в Мадрид, и я был должен проводить его,

-- Достаточно было одной минуты, одного слова.

-- При том я был должен написать несколько писем в Испанию.

-- Разве для этого вам была нужна целая ночь? Я говорю вам, вы меня обманываете. Ваш трепет, ваша бледность, ваши закрывавшиеся от сна глаза -- все уверяет меня в этом.

-- Безумная!.. узнайте, что... Нет это тайна.

-- Разве вы думаете, что сердце, подобное моему, способно к нескромности?

-- Так знайте же все: существует заговор против Регента; принц Челламаре, желая воспользоваться отъездом аббата Порто-Карреро, чтобы верно передать кардиналу Альберони бумаги самой высокой важности, которые он не осмеливался доверить обыкновенному курьеру, -- приказал мне вчера в кабинете, в его присутствии, списать с них копии; работа была кончена только ночью, а сегодня утром я сам доставил их ПортоКарреро, который везет их в своей карете.

В словах ее любовника было столько правды, что Марианна перестав сомневаться, открыла ему объятия и думала только о том, как бы силой любви загладить ревность.... Между тем тайна, доверенная молодым человеком, принадлежала уже третьему лицу.

Узнав, что Марианна не ложилась спать, Филон отправилась узнать о состоянии здоровья столь драгоценного для ее заведения и услыхала жаркий разговор в комнате своей нахлебницы. Узнав голос секретаря посольства, она внимательно стала прислушиваться и не упустила ни слова из разговора. Случай показался ей довольно важным, чтобы немедленно послать за аббатом Дюбуа. Прелат, вообразив о каком-нибудь пикантном любовном приключении, закутался в свой плащ, и с глупым намерением, как он сам выражался, явился к Филон.

-- Сын мой, -- начала она, -- чем вы занимаетесь, что вас не видно ни днем ни ночью?

-- Дела, моя красавица, все дела! Государственный секретарь с ног до головы принадлежит государству.

-- Ну, благодарю!.. Хороши бы были мои обстоятельства, если бы так поступали все служители короля!.. Это Тансена виновата, что мы вас не видим.

-- Ты видишь, что нет, потому что я являюсь по первому твоему призыву.

-- Это правда. А вы думаете что я пригласила вас ради приятности?

-- Почему же нет? Не думаешь ли ты, что иначе я встал бы до восхода солнца?

-- Я в отчаянии, но на этот раз вас призвали по государственному делу. А так как вы их так любите!..

-- Убирайся к чертям с твоими государственными делами!.. Я их люблю только в известные часы...

-- Дело идет о заговоре.

-- Во что ты вмешиваешься! Видно тебе придется дать место д'Аржансона, а его поставить во главе твоего заведения.

-- От этого хуже ничего не будет, как с той, так и с другой стороны.

-- Ну, рассказывай же, что ты знаешь?

Филон рассказала. Дюбуа вместо того чтобы упрекать, что она обеспокоила его из-за безделицы, расцеловал ее.

Вернувшись к себе, он тотчас же послал своего камердинера Маруа, в сопровождении двух полицейских офицеров. Порто-Карреро был остановлен в Пуатье; карета его была обыскана и между двойным дном были найдены бумаги. Между этих бумаг самыми важными был план заговорщиков, посланный Челламаре Альберони, именной список французских офицеров желавших поступить в испанскую службу и наконец декларация Филиппа V, подписанная в Аранхуэце.

Окончание этого дела известно. Принц Челламаре, герцог и герцогиня дю Мец, Ришелье, все высшие вельможи и все замешанные были арестованы; одних отправили в Бастилию, других секвестровали в их собственных жилищах.

Должно сказать, что регент не был зол. Когда он имел средства отмстить своим врагам, он предпочитал прощать их. Главные виновники отделались несколькими месяцами заключения или изгнания. За всё, как всегда бывает в подобных случаях, заплатили маленькие люди. Четыре ничтожных бретанских дворянина были обезглавлены для примера.

Монте-Леоне, взятый в одно время с Челламаре, вскоре был освобожден и поспешил удалиться в Испанию, куда за ним последовала Марианна.

Между тем Филон имела право на вознаграждение за службу оказанную ею государству вообще и регенту в частности.

Дюбуа, который сделал меньше чем она, уже успел получить от Филиппа награду за свое усердие: Архиепископство Камбрейское.

Сама Филон была затронута. Однажды она вошла в кабинет регента, когда он работал с Дюбуа.

-- Монсеньор, -- сказала она с сокрушенным видом, который вовсе не был в её обычае, -- я прошу у вашего королевского высочества одной милости, которая составит счастье всей моей жизни.

-- Говори, -- отвечал Филипп, -- ты знаешь, я желаю тебе добра, и если то, что ты желаешь, в моей власти, я обещаю тебе исполнить. Так ты желаешь?..

-- Монмартрское аббатство, -- серьезным тоном сказала сводня.

-- Монмартрское аббатство! -- повторили вместе и Регент и Дюбуа, разражаясь хохотом.

-- Не хочешь ли, чтобы я принял это всерьёз? -- возразил его преосвященство.

-- Почему нет? Ничто не мешает тому, чтобы я сделалась аббессой. Почему вот вы архиепископ, вы который...

-- Послушай, Дюбуа, -- сказал Филипп, -- я должен сознаться, что она права.

Филон сделали не аббатиссой, а графиней де Руайя.

Как первый знак своей благодарности, регент подарил Филоне тридцать тысяч ливров, но он намеревался сделать для нее более.

В один из припадков меланхолии и отвращения, которые часто случаются с людьми злоупотреблявшими наслаждениями, Филипп сказал Филон, пришедшей поговорить с ним о хорошенькой девушке:

-- Разве ты не устала от жизни, которую ведешь?

Несколько изумленная вопросом, сводня с минуту молчала, потом проговорила.

-- Конечно, если бы мне предложили другую, более приятную...

-- И более честную, -- ты согласилась бы?

Филон ответила улыбаясь:

-- Может быть... если бы приятность равнялась честности.

Филипп улыбнулся в свою очередь.

-- Так слушай: благородный Овернский дворянин, которого я искренно любил, граф де Руайя, двадцать пять лет назад бывший со мною при Нервинде, -- умер прошлой зимой, оставив жену и сына в стесненных обстоятельствах. Сын этот вчера приехал ко мне. Я не подкрашиваю мой товар: малый не красив, но он молод и у него доброе лицо. Притом же он очень образован для провинциала. Он занимается химией; мы много говорили с ним, и он хорошо разговаривает. Притом, первостатейный, по-видимому, охотник. Ты каждый день будешь есть дичину, в своем замке. Поняла ты меня?

-- Почти. Во всяком случае я попросила бы ваше королевское высочество выразиться ещё более категорически.

-- Хорошо. Я хочу быть полезным сыну моего старинного товарища по оружию, а вместе с тем достойно заплатить тебе за важную услугу; от тебя зависит, чтобы я одним выстрелом убил двух птиц. Прежде всего ты продашь свой дом. Покупателей найдется много.

-- Есть уже с дюжину. Стоит только выбрать.

-- Браво. Продав дом и получив деньги, ты уезжаешь или делаешь видимость, что едешь, в Германию, где тотчас же умираешь. По крайней мере, так должны говорить в Париже. Но в реальности ты вовсе и не думаешь умирать. Ты совершенно здорова и живешь, где-нибудь в окрестностях Парижа, в своем семействе, которым ты приглашена. Дюбуа объяснит это тебе, он передаст тебе все необходимые по этому предмету бумаги о твоем семействе, носящем уважаемое имя. По моему предложению Поль де Руайя отправляется туда, видит тебя и влюбляется. Он предлагает тебе руку; ты принимаешь... И в эту руку я кладу: первое -- двадцать пять тысяч приданого даваемого тебе родными.; второе -- контракт на пожизненный доход в двенадцать тысяч ливров на твое имя. Это мой подарок... Ты -- вдова одного из лучших моих служителей, я тобой интересуюсь. Третье: пятьдесят тысяч, которые граф принесет с собою. Так как ты думаешь? Ты довольна?

Филон покачала головой.

-- Еще нужно видеть вашего графа, чтобы согласиться, -- ответила она.

-- Нет, -- решительно возразил Филипп. -- Ты увидишь его только тогда, когда он представится от меня, чтобы ухаживать за тобой.

-- Стало быть, он очень дурен, если вы отказываетесь показать мне его?

-- Нет, он не дурен. Я сказал тебе, он не совершенно красив, но и не совершенно дурен.

-- Не совершенно... это значит, что впоследствии можно привыкнуть к его физиономии?..

-- И даже, если бы он был дурен... у тебя была красивые мужчины, много было у тебя, Месалина, красивых любовников!.. Скажи откровенно были ли то самые милые!

-- Без сомнения, нет, но...

-- Человек, который будет любить тебя серьезно, будь он хоть и не Антиной, человек образованный, воспитанный, изящный, -- не стоит ли красивого щеголя, который берет тебя из прихоти? И притом, подумай, теперь ты сделаешь все, что желала, а меньше, чем через год я ничего не буду значить в государстве, быть может, буду ничто на земле.

-- Как!..

-- О! я не ошибаюсь! я жёг свечку с обоих концов; в один прекрасный вечер я отдам душу между поцелуем и глотком вина. -- Я желал подобной смерти. Также и Дюбуа. Предполагаешь ли ты, что он пойдет далеко в том состоянии, в которое поставили его твои девицы? Потому что, не в упрек тебе, но Дюбуа часто жаловался на них. Ну, а когда я и Дюбуа пойдём ad patres -- кто тебе будет покровительствовать? Быть может, Людовик XV добродетельный монарх, а куртизанки не блистают при добродетельных монархах. Твою лавочку закроют: ты будешь заниматься втайне своим ремеслом и будешь прозябать... Напротив, замужем, любимая, уважаемая, ты всегда будешь жить в безопасности от ударов судьбы. И кто знает, быть может, ты поздравишь себя за то, что отказалась теперь от порока.

Филон слушала регента с величайшим изумлением. Тот ли это принц, которого считали самым безнравственным человеком эпохи?

Он прочел ее мысль на ее лице и начал снова:

-- Да, странно слышать Филиппа Орлеанского проповедующего благоразумие! Это происходит, видишь ли, Маделена, потому, что во мне два человека: один, который мог бы быть и другой -- который есть. Это не я, а другой иногда просыпается. Теперь отвечай, пока этот другой не заснул.

Новая улыбка пробежала по губам Филон.

-- Чему ты смеешься? -- спросил Филипп.

-- Тому, -- ответила куртизанка, -- что д'Аржансон предсказал мне, что я буду графиней.

-- Ба!..

-- Потом, -- это очень комично, -- тому, что я едва было не вышла замуж за одного овернца. Четыре года назад матушка хотела выдать меня за одного водовоза...

-- Наконец ты согласна?

-- Боже мой, монсеньор! я согласна, -- так как вам угодно и вы уверяете, что я не буду раскаиваться, -- я согласна сделаться графиней де Руайя.

А в сторону будущая графиня прибавила.

-- Наконец, если я очень соскучусь в замужестве, тогда мы посмотрим!..

Все произошло, как и было сказано: на другой день Филон продала свое заведение, из которого бежала, не позаботясь даже о своих нимфах. Вскоре в Париже распространился слух, что она умерла в Германии

Между тем она жила в Куломмьере, в Бри, у г-на и г-жи Бертело, старинного фискального прокурора и его жены, -- у своего дяди и тетки, где под именем г-жи Жуссом, вдовы Франсиса Жуссома, частного секретаря его высочества герцога Орлеанского, она получила первый визит молодого графа Поля де Руайя.

Первое свидание было довольно холодно. Маделена нашла графа более дурным, чем ожидала. Притом же по природе он был скромен; вследствие сильного впечатления, произведенного на него блистательной красотой вдовы, эта скромность превратилась в неловкость. Но во второй пошло лучше; Поль де Руайя осмелился заговорить -- он казался более возможным для Маделены; в третий, он если и не нравился ей, то и не был противен...

Продолжая свое: мы тогда посмотрит, через пятнадцать дней Маделена Бертело, вдова Жуссом во второй раз вышла замуж в церкви Сень-Дени де-дю-Монсель, за графа Поля де Руайя; немедленно простившись с дядей и теткой, она отправилась в свой замок в Оверн со своим молодым супругом.

Одно только опасение портило удовольствие Маделены, путешествовавшей с Полем, -- как примет ее свекровь? Какую мину сделает г-жа де Руайя этой женщине из простого класса, почти по приказанию ставшей ее невесткой? Без сомнения, она дала свое позволение на этот брак, который упрочил и ее и сыновнее благосостояние; но, быть может, графиня, послушная больше гордости чем признательности, презрительно обойдется с нею...

Но эта боязнь Маделены не оправдалась. Графиня оказалась самым простым и приятным существом; она приняла невестку с отверстыми объятиями и от сердца сказала ей:

-- Мой сын, дитя мое, обязан вам и счастьем и богатством. Отныне вы будете здесь госпожой и хозяйкой, Я без сожаления отказываюсь от власти, передавая ее в ваши руки, с уверенностью что вы благородно употребите ее...

И вот, эта вчерашняя куртизанка, очищенная и, так сказать, освященная честным и деликатным соприкосновением, всею грудью впивала в себя чистую атмосферу. То что было до сих пор для нее только забавной мечтой, на продолжительность которой она не надеялась, стало для нее важным и интересным занятием. Она расцвела в этой спокойной жизни, она только улыбалась, глядя на эти старые стены, первый вид которых заставил ее затрепетать.

Бог, как будто тронутой этой душевной метаморфозой, захотел вознаградить её, её грудь, которая оставалась бесплодной, оплодотворилась от целомудренных ласк. Маделена родила дочь. О! какое незнакомое и восхитительное ощущение произвели в её душе первые крики ребенка!.. Лицо ее омочилась слезами.

-- Ты плачешь! Ты страдаешь? -- с беспокойством склонясь над ней, спрашивал ее муж.

-- Нет! -- отвечала она. -- Я счастлива. Я люблю тебя мой друг; люблю больше, чем когда-либо!.. -- И она заключила поцелуем дочери в котором заключалась благодарность Господу: "Я была только машиной сладострастия... Тебе я обязана тем, что стала женщиной, женой, матерью..."

* * *

Это случилось в 1724 году около полудня, четыре года спустя после ее свадьбы. Маделена в обществе своей свекрови отправилась подать помощь одной больной старухе, хижина которой находилась невдалеке от знаменитого грота до Руайя.

Оставив хижину, обе графини проходили мимо грота, как вдруг неизвестный мужчина, готовясь выйти из него в сопровождении проводника вскрикнул от ужаса при виде младшей из женщин, в тоже время машинально отскакивая в мрак подземелья. Маделена и ее свекровь видели только крестьянина, на почтительный поклон которого они ответили благосклонным поклоном, и продолжали свою дорогу.

Тогда незнакомец, схватив за руку своего проводника, спросил у него:

-- Кто эти дамы?

-- Де Руайя, сударь.

-- Де Руайя?

-- Да; мать и жена графа, нашего господина.

-- Жена? Ты уверен, что младшая жена графа де Руайя?

-- Как, уверен ли?..

-- Я хочу сказать, -- поправился незнакомец. -- Понимаешь, друг, иногда думаешь что узнал кого-нибудь и ошибаешься...

-- Ну, я никогда не ошибусь на счет дам де Руайя... Во всей стране их только две. И я часто говорил с ними. И обе они так добры, как хороший хлеб. Прежде графиня-мать еще не могла всегда так часто делать добро, как она того хотела. Конечно, когда не можешь, так нечего делать! Но после женитьбы графа на мадам Маделене...

-- Маделене! А! молодую графиню зовут Маделеной?

-- Да, Маделеной; мы все так зовем ее, чтобы отличить от старой графини.

-- А сколько времени как граф де Руайя женился на г-же Маделене?

-- Около четырех лет.

-- Четыре хода... -- повторил сквозь зубы незнакомец. Это должно то самое. --И сказал вслух: -- А граф и жена его счастливы?..

-- Хо! хо!.. -- смеясь ответил крестьянину -- я не был в их коже, чтобы мог знать, что там происходит. Но почему бы им не быть счастливыми, когда у них есть все: молодость, здоровье и деньги?..

-- Так это г-жа Маделена принесла мужу деньги? Если я тебя понял, то до женитьбы граф был не богат?..

-- Так по крайней мере казалось... Да и какое мне до этого дело? Я не занимаюсь делами, которые выше меня.... С меня достаточно, если на меня не глядят с презрением.

-- Ты прав; любопытство -- опасный недостаток в маленьких людях. Я тебя расспрашивал о г-же Маделене только потому, что как парижанин, я полагал, что раза два или три встречал ее, несколько лет назад, в Париже... Потому что ведь граф женился на ней, без сомнения в Париже?..

-- Говорят.

-- Хорошо. Вот тебе за труды, Теперь я хочу возвратиться в Клермонт. Ах, если бы мне захотелось посетить замок де Руайя, -- в него легко впускают?.

-- Очень легко, сударь. О! и граф и графиня охотно позволяют путешественникам прогуливаться по парку. Если вам угодно чтобы вас проводили, -- привратник мне родственник.

-- Благодарю тебя, мой друг, -- сказал путешественник, -- я не хочу больше тебя, тревожить. Притом, я не знаю, когда отправлюсь в замок.

После этого он удалился, направляясь прямо к замку. Он шел медленно, как человек, который, приняв какое-нибудь решение, чувствует необходимость не очень поспешно его исполнить.

Продолжая идти размеренным шагом, он иногда говорил сам с собою вполголоса:

"Она ила не она? Если она, какую свечку я поставлю моему патрону за то, что он привел меня в эту сторону!.. Если это она, -- стоит сказать ей на ухо одно слово, и оно заставит её затрепетать. Да, это она. Нельзя быть шесть месяцев любовником женщины и не узнать ее. У меня всегда была мысль, что история ее смерти -- фарс. Старого воробья на мякине не проведешь!.. Нет, это она. Она богата. Должна же она поделиться со мной..."

Читатель вероятно догадался, что путешественник был никто иной, как капитан Гедеон Крокар. -- Крокар, который совершенно случайно напал на след Маделены. Дальше мы узнаем, каким образом по выходе из Фор Л'Евэка капитан попал в Овернь, в окрестности замка де Руайя.

Случай продолжал благоприятствовать капитану. Привратник очень вежливо встретил Крокара просившего позволения прогуляться по парку.

-- Сын мой вас проводит, -- сказал он и крикнул: -- Никола! ты пойдешь с этим господином.

Ребенок не без сожаления оставил свою книжку, когда он читал.

-- Я не обеспокою г-на Никола? -- весело сказал Крокар.

-- О! -- тем же тоном возразил отец -- невелика беда!

-- Однако, -- более серьезно заметил капитан, -- я буду в отчаянии, если моя прогулка по саду стеснит хозяев. С незнакомыми не любят встречаться,

-- О! не беспокойтесь. В этот час граф работает в своей лаборатории.

-- А!.. а! ну, а дамы?

-- Что касается дам, то графиня-мать только что вернулась и теперь отдыхает у себя...

-- Это хорошо... А молодая графиня?

-- Так как погода хороша, то весьма вероятно, что графиня сошла в сад со своей дочкой; но и в таком случае нет опасности. Никола знает, где бывает графиня, он не поведет вас туда.

-- И отлично! теперь я спокоен,

Прогуливаясь полчаса по саду, капитан вдруг остановился и, хлопнув себя по лбу, вскричал:

-- Какой же я глупец! Совсем забыл, что мне поручено сказать несколько слов графине де Руайя, Ведь так называется твоя госпожа, мальчуган?

-- Да, сударь.

-- Ну, так как ты знаешь, где она имеет привычку бывать в парке, -- проводи меня скорее, к ней... Она тебя отблагодарит.

-- О, это не трудно! -- отвечал ребенок. -- В конце аллеи налево, посреди лужка, видите эту виноградную беседку? Когда погода хороша, графиня проводит часть дня с мадемуазель Полиной...

Но Крокар, уже не слушал маленького крестьянина; он бежал! Маделена находилась в беседке со своей дочерью, спавшей у нее на коленях и кормилицей.

Маделена ничего не слыхала, занятая чтением; только когда капитан остановился на пороге беседки, она подняла глаза.

-- Боже мой! -- простонала она, становясь мгновенно бледнее смерти.

Лицо негодяя осветилось жестокой радостью.

-- Все, чего я желал, -- сказал он. -- Боже мой! Один взгляд красноречивее пятидесяти фраз.

Потом, наклонившись с напыщенным почтением, он указал пальцем на мальчика и кормилицу:

-- Я имею передать несколько слов великой важности вам, графиня, от одного из ваших старых друзей в Париже; не полагаете ли вы, графиня, что было бы гораздо удобнее, чтобы эта женщина и этот мальчик не присутствовали при нашем разговоре?..

-- Ступайте! -- сказала Маделена мальчику и кормилице, которой передала дочь. -- Ступайте.

Они были одни, лицом к лицу.

-- Говорил я тебе Маделена, -- без предисловий начал капитан, -- что я не вечно останусь в тюрьме. Я пробыл четыре года -- это очень честно -- потом меня, выпустили... Ты умерла, не было больше причин держать меня взаперти. Все равно. Видишь, моя милая, как глупо приобретать себе врагов; бывают такие, которые преследуют даже за могилой! А ты умерла, чтобы как Феникс возродиться из пепла! Ты теперь -- большая барыня!.. Черт побери, какой роман: расскажи мне частности, это меня развлечет... Какой-нибудь обедневший дворянин женился на тебе за твои экю, любя прежде твои прелести в твоем монастыре в улице Сент Оноре?

Маделена, до тех пор не прерывавшая капитана, подняла при последних словах голову и отрывистым голосом сказала:

-- Довольно!.. Сколько вы требуете за молчание?

-- Сколько я требую? -- усмехнулся Крокар. -- О! о! я еще сам не знаю, сколько, но думаю, что не дешево, моя красавица. Я не награбил столько, как ты. Но все равно; скажи же, какой случай, что один старый кузен, который был клерком в Ферроне, умирает и делает меня наследником. Тысячу экю. Без этого, за коим чертом понесло бы меня в Оверн! Потом нужно же было, чтобы мне говорили о чудесах грота... почему я тебя и открыл.

-- Сколько вы просите? -- повторила Маделена, на лбу которой появились, крупные капли холодного пота.

-- Гм! Ты, однако, спешишь, чтобы я назначил. Я не занят... А знаешь ли, Маделена, ты все еще прелестна. Даже красивее, чем прежде, честное слово! За исключением денег мне было бы приятно... Твой муж, должно быть, добряк, вот хорошо бы, если бы ты представила меня мужу как своего друга!..

Маделена с такой силой положила руку на плечо Крокара, что она согнулась.

-- Мой муж, -- сказала она, -- благороднейший человек! Это значит, что я скорее умру, чем доставлю ему хоть на минуту общество такого бандита, как вы.

Капитан нахмурил брови.

-- Ты невежлива, Маделена, -- возразил он, -- и ещё ты неправа, когда курица в когтях лисицы, ей не к лицу ругательства. Наконец, признаем, что твой муж, по твоему выражению, благороднейший из людей; тогда ты вдвойне посмеялась над ним, и я потребую вдвое, чтобы не говорить ему.

-- Вот уже час, как я спрашиваю у вас о цене.

-- О! уж и час! Нет и десяти минут, как мы с вами болтаем.

-- Ваша цена, чтобы немедленно удалиться!

-- Немедленно! это досадно! Мне казалось, что я повеселюсь здесь. Ну, пяти тысяч экю -- много?

-- Я сейчас принесу эту сумму.

-- Извини, Маделена, ты не подумала, что раньше, чем ты заплатишь этому господину за то, чтобы он удалился; я заплачу ему за то, что он пришел.

То был граф Поль де Руайя, который как призрак стоял при входе в беседку, перед любовниками.

Услыхав голос мужа, Маделена не произнесла ни слова, не испустила ни одного крика. Как пораженная громом она упала на песок.

Сам Крокар при виде этого человека, в котором он чувствовал мстителя, не мог удержаться от движения ужаса.

Поль де Руайя, бледный, но спокойный, бросил сострадательный взгляд на молодую женщину, потом, вынув шпагу, он сказал капитану:

-- Ну, милостивый государь, вы уже убили, быть может, жену, убейте, если сможете, мужа.

Крокар вздрогнул; в первый раз он почувствовала стыд.

-- Граф, -- сказал он, -- я никогда не отказывался от дела чести, но, клянусь вам, мне трудно скрестить с вами мою шпагу. Вы не враг мне.

-- Если я не враг вам, зачем вы разбили мое сердце? Я слышал всё. Я следил за вами с вашего входа в замок. Я всё слышал, скрываясь за этим тополем. Повторяю вам, так как я всё знаю, вам остается только убить меня.

-- Но...

-- Но у вас храбрость есть только есть на подлость, презренный!

Граф поднял свою шпагу. Отскочив назад, Крокар стал в позицию.

-- Граф, вы принуждаете меня, сказал он. -- Пусть на вас и лягут последствия этой дуэли.

Последствия были таковы, какими они должны были быть. При третьем выпаде граф упал, пораженный в грудь.

Крокар несколько секунд смотрел на эти две жертвы, потом вложив шпагу в ножны, он вынул из кармана лист бумаги и написал дрожащей рукой следующие слова:

"Я сожалею о зле, которое вам сделал. Если вы спасетесь, простите меня оба. Клянусь вам всем святым, вы меня больше не увидите."

Первая пришла к себя Маделена она увидала мужа плавающего в луже крови; она бросилась к нему и закричала о помощи.

По счастью рана графа была более опасна более внешне, чем в действительности. Вскоре он был вне опасности, благодаря заботам жены и матери, которые сидели над ним день и ночь.

Он обожал Маделену и как только мог говорить произнёс:

-- Это был ужасный сон! -- сказал он, -- забудем его.

Маделена Филон, или скорее графиня Маделена де Руайя, умерла еще красивой, любимой и уважаемой на двадцать лье в окружности в своем имении 5 сентября 1762 года в возрасте шестидесяти трех лет.

Ее могила находится в деревянной церкви и долгое время крестьяне поклонялись ей как святой. И никто, этому не удивлялся.

----------------------------------------------------------------------

Первое издание перевода: История знаменитых куртизанок. Пер. с фр., доп. примеч. переводчика. Ч. 1-2 / Соч. Генриха Кока. Ч. 2. -- Москва: Типография Ф. Иогансон, 1872. --- 717 с.

Оставить комментарий Кок Анри Де (перевод: Без указаняи переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1869 Обновлено: 25/06/2024. 84k. Статистика. Очерк: Проза, Переводы, Биографическая проза История знаменитых куртизанок Иллюстрации/приложения: 1 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: La Fillon.

Кок Анри Де Филона

Анри де Кок. Филона

Кок Анри Де
Филона

Анри де Кок.
Филона