Кох Макс
Шекспир

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь и деятельность его. Современные ему -- литература и культурный строй.
    Издание В. Н. Маракуева. Москва -- 1888.

   

МАКСЪ КОХЪ,

Профессоръ Марбургскаго Университета

Жизнь и дѣятельность его. Современные ему -- литература и культурный строй.

Съ приложеніемъ подробнаго библіографическаго указателя.
Съ предисловіемъ, примѣчаніями и дополненіями Н. И. Стороженка,
Профессора Московскаго Университета.

   

Изданіе В. Н. Маракуева.
МОСКВА -- 1888.

   

ПРЕДИСЛОВІЕ.

   Выходящая въ русскомъ переводѣ книга марбургскаго профессора Макса Коха занимаетъ особое положеніе въ обширной шекспировской литературѣ. Это, сколько намъ извѣстно, единственная біографія Шекспира, въ которой строго проведена культурноисторическая точка зрѣнія. По своей задачѣ книга Коха ближе всего стоитъ къ извѣстной біографіи Шекспира Карла Эльце; но въ то время, какъ послѣдній, имѣя въ виду спеціалистовъ, пускается въ самостоятельное изслѣдованіе различныхъ вопросовъ, связанныхъ съ жизнью Шекспира, Кохъ, имѣя въ виду образованную публику вообще, намѣренно избѣгаетъ спеціальныхъ изслѣдованій, но за то старается сообщить въ возможно-полномъ культурно-историческомъ освѣщеніи всѣ свѣдѣнія о жизни и дѣятельности Шекспира, которыми владѣетъ современная наука. Чтобъ написать подобную книгу, мало стоять на уровнѣ современнаго научнаго знанія, нужно обладать способностью обобщенія и литературнымъ талантомъ. Всѣ эти условія являются счастливо соединенными въ личности молодаго нѣмецкаго ученаго, отъ дѣятельности котораго можно ожидать добрыхъ плодовъ для науки исторіи литературы. Пользуясь всѣмъ, что сдѣлала новѣйшая шекспирологія, авторъ относится съ замѣчательнымъ критическимъ тактомъ къ мнѣніямъ своихъ руководителей и, въ большинствѣ случаевъ, изъ множества мнѣній всегда съумѣетъ выбрать болѣе вѣроятное. Вполнѣ же самостоятельнымъ онъ является въ группировкѣ фактовъ и въ удачномъ подборѣ историко-литературныхъ параллелей. Въ примѣръ можно привести мастерскую параллель между сонетами Шекспира и лирическими произведеніями Гёте (стр. 191--192). Конечно, въ книгѣ Коха, какъ и во всякомъ трудѣ, преслѣдующемъ такую обширную культурно-историческую задачу -- объяснить жизнь и дѣятельность Шекспира изъ совокупности современныхъ ему литературныхъ и культурныхъ условій -- найдется не мало мелкихъ недосмотровъ и неточностей, отмѣченныхъ нами въ примѣчаніяхъ, но въ цѣломъ задача автора выполнена, по нашему мнѣнію, весьма удовлетворительно, а нѣкоторыя соображенія автора настолько остроумны и оригинальны, что будутъ приняты съ благодарностью даже спеціалистами. Цѣнность книги Коха увеличивается, приложенной въ концѣ ея, весьма обстоятельной шекспировской библіографіей. Такъ какъ въ ней совершенно отсутствуютъ указанія на труды русскихъ ученыхъ, посвященные разъясненію произведеній Шекспира, то, въ интересѣ русскихъ читателей, мы сочли нужнымъ приложить къ переводу книги Коха библіографическій указатель главнѣйшихъ явленій русской шекспировской критики, въ хронологическомъ порядкѣ, отъ Карамзина до нашего времени. При составленіи этого указателя, мы, между прочимъ, пользовались предоставленными въ наше распоряженіе рукописными библіографическими замѣтками С. Г. Смирнова и С. И. Пономарева, которымъ приносимъ глубокую благодарность. При всемъ томъ, въ немъ не мало пробѣловъ, и мы были бы очень признательны нашимъ библіографамъ за ихъ указанія, которыми мы могли бы воспользоваться при второмъ изданіи книги.

Н. Стороженко.

   Москва. Декабря 10, 1887 г.
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   Къ стр. 22. Намекъ Т. Наша на Шекспира или какого-нибудь другаго писателя находится не въ его сатирическомъ памфлетѣ, но въ его предисловіи къ повѣсти Грина Menaphon.
   Къ стр. 48. Слово playwright неправильно употреблено авторомъ въ смыслѣ, пьесы- какъ прежде, такъ и теперь оно означаетъ драматическаго писателя, а не пьесу.
   Къ стр. 128. Хотя Сиднеева Защита Поэзіи была впервые издана только въ 1595 г., но она была написана по крайней мѣрѣ тринадцать лѣтъ раньше. Сидней умеръ въ 1586 г., отъ раны, полученной въ битвѣ при Цутфенѣ. Если бы Сидней писалъ свой трактатъ въ 1595 г., послѣ того, какъ были поставлены на сцену произведенія Марло и Грина, то отзывъ его объ англійской народной драмѣ былъ бы вѣроятно иной.
   Къ стр. 211. Авторъ дѣлаетъ неточность, утверждая будто бы Т. Лоджъ перевелъ на англійской языкъ Эврипидову Ифигенію. Правда, въ Accounts of the Revels at Court (ed. by Cunningham, p. 13) подъ1571 г., упоминается о какой-то Ифигеніи, представленной при дворѣ хористами церкви св. Павла; но это ни въ какомъ случаѣ не могъ быть переводъ Лоджа, которому въ это время было не болѣе тринадцати или четырнадцати лѣтъ.
   Къ стр. 259. Заставляя Т. Наша высказывать сожалѣніе, что Шекспиръ вмѣсто того, чтобъ продолжать писать поэмы и сонеты, тратилъ свое время на сочиненіе драмъ, авторъ, очевидно, былъ введенъ въ заблужденіе Ф. Шалемъ (Études sur Shakspeare, р. 359), который, сдѣлавъ Т. Наша своимъ воображаемымъ чичероне при обозрѣніи театра Globe, для большей типичности вложилъ въ его уста то, что говорили о Шекспирѣ разные писатели.
   Къ стр. 360. Театръ Роза, вновь отстроенный Генсло, не могъ быть открытъ раньше 1591 г.. (См. Collier, History of English Dramatic Poetry, vol. I, p. 341 и vol. Ill, p. 317); равнымъ образомъ представленія въ театрѣ Глобусъ не могли начаться раньше 1599 г., ибо только въ началѣ этого года Ричардъ Борбеджъ приступилъ къ его постройкѣ. (См. Fleay, Shakspeare Manual p. 82 и Elze, William Shakspeare, p. 247.)
   

ШЕКСПИРЪ

I.
Молодость Шекспира въ Стратфордѣ.

   Знаменитый полигисторъ и профессоръ Кильскаго университета Даніелъ Георгъ Моргофъ, который первый написалъ бъ Германіи всеобщую исторію литературы, хотя и упомянулъ въ главѣ "О Поэзіи Англичанъ" Шекспира, Флетчера и Бомонта, но здѣсь же прибавилъ съ искренностью, что кое-что изъ произведеній Бэнъ Джонсона извѣстно ему,-- произведеній же выше названныхъ трехъ поэтовъ онъ никогда не видалъ (1682). Если затѣмъ въ первой половинѣ восемнадцатаго вѣка тотъ или иной нѣмецкій читатель "Unterricht von der deutschen Sprache und Poesie", напр. молодой Лессингъ, чувствовалъ потребность узнать нѣсколько болѣе объ англійскихъ драматургахъ, оставшихся неизвѣстными Моргофу, и съ этою цѣлью обращался къ превосходному "Kompendiöses Gelehrtenlexicon" Iöxepa, то онъ находилъ здѣсь слѣдующія свѣдѣнія: "Шекспиръ Вильгельмъ, англійскій драматургъ, родился въ Стрэтфордѣ въ 1564 г., былъ дурно воспитанъ и не понималъ латыни: однако довелъ ее до высокой степени совершенства въ своей поэзіи. Онъ имѣлъ веселый нравъ, но умѣлъ быть также и серьезнымъ и выдавался преимущественно своими трагедіями. Онъ имѣлъ много замысловатыхъ и тонкихъ споровъ съ Бэнъ Джонсономъ, хотя ни тотъ, ни другой не вынесли изъ нихъ для себя много".. Такъ гласило ученое и безпристрастное сужденіе о Шекспирѣ въ Германіи въ 1715 и въ 1733 гг. Приверженецъ строгой Французской правильности, какъ Готшедъ, могъ ограничить статью о Шекспирѣ въ своемъ прекрасномъ "Handlexicon der schönen Wissentchaften und freien Künste" 21 полустрокой: "Англичане высоко цѣнятъ его театральныя сочиненія, которыя очень велики по числу; но въ новѣйшее время нашлась извѣстная госпожа Леноксъ, которая указала погрѣшности въ знаменитѣйшихъ его пьесахъ. Имѣются еще и другія произведенія его". Затѣмъ слѣдуетъ перечисленіе семи поэмъ и героидъ, по большей части чуждыхъ Шекспиру, и статья оканчивается замѣткой, что "между любимыми его стихотвореніями встрѣчаются различныя очень удачныя эпиграммы". Одновременно съ этимъ вышли "Литературныя Письма" Лессинга, а семь лѣтъ спустя Гамбургская Драматургія. Переводы Шекспировыхъ драмъ, сдѣланные Виландомъ, Эшенбургомъ, А. В. Шлегелемъ, появились еще до конца столѣтія; скоро уже не было ни одного нѣмецкаго писателя, какъ бы мало образованъ онъ ни былъ, который бы не могъ смотрѣть съ насмѣшкою на невѣдѣніе Моргофа и Іохера относительно Шекспира. На рубежѣ XVIII и XIX вѣковъ и въ. Англіи и въ Германіи знали уже достаточно о произведеніяхъ Шекспира, напротивъ о Шекспирѣ, какъ поэтѣ и человѣкѣ, самый ученый изъ его біографовъ, Георгъ Стивенсъ, могъ сказать соотвѣтственно правдѣ только слѣдующее: "Все, что извѣстно о Шекспирѣ съ нѣкоторою достовѣрностью -- это то, что онъ родился въ Стрэтфордѣ на Эвонѣ; женился и имѣлъ дѣтей въ Стрэтфордѣ: отправился въ Лондонъ, гдѣ сдѣлался актеромъ и писалъ стихотворенія и драмы; возвратился затѣмъ въ Стрэтфордъ, составилъ завѣщаніе, умеръ и былъ здѣсь похороненъ". Съ тѣхъ поръ, какъ было написано это откровенное признаніе въ невѣдѣніи, англійскіе и нѣмецкіе филологи и историки, пользуясь усовершенствованными пріемами новѣйшей критики, неустанно и ревностно стремились къ тому, чтобы не только очистить оставленное зданіе отъ чуждыхъ вставокъ, узнать планъ, а изъ него и цѣль строителя; но они не оставили не испытаннымъ ни одного средства, чтобы достигнуть точныхъ свѣдѣній о личности строителя, о его жизни и дѣятельности. Передъ исполинскимъ готическимъ соборомъ желали видѣть точную статую мастера, выстроившаго соборъ. Но не удавалось составить этотъ образъ. Сильное стремленіе познакомиться съ Шекспиромъ-человѣкомъ неоднократно приводило къ тому, что любознательнымъ изслѣдователямъ подсовывались фальшивые документы. Съ другой стороны постоянно возрастающая увѣренность въ томъ, что мы никогда не достигнемъ точнѣйшихъ свѣдѣній о личности Шекспира, привела къ превосходящимъ всякую мѣру глупымъ выдумкамъ отнимать у исторически извѣстнаго актера и поэта Шекспира его собственныя произведенія. Серьезное изслѣдованіе, останавливаемое со всѣхъ сторонъ странными мечтателями, взялось добросовѣстно за свою задачу. Болѣе чѣмъ одинъ изъ дошедшихъ до насъ миѳовъ признанъ какъ таковой и разрушенъ; многочисленные неоспоримые факты изъ забытыхъ архивныхъ документовъ стали вновь извѣстны. Не смотря однако на все остроуміе и старательность изслѣдователей и мы, къ концу девятнадцатаго столѣтія, должны повторять жалостное признаніе Стивенса. Свѣдѣнія наши относительно фактовъ, касающихся личности Шекспира, его судьбы и духовной жизни обогатились за истекшее столѣтіе слишкомъ незначительно. Если мы и любимъ питать себя увѣренностью, что мы можемъ узнать Шекспира-человѣка изъ его стихотвореній и драмъ лучше, чѣмъ это удавалось предъидущимъ поколѣніямъ читателей, то во всякомъ случаѣ здѣсь идетъ дѣло о болѣе или менѣе хорошо обоснованной увѣренности, но къ сожалѣнію не объ неопровержимомъ знаніи.
   И все же мы можемъ похвалиться значительными успѣхами, сдѣланными въ теченіе послѣднихъ восьми десятилѣтій, въ дѣлѣ познанія поэта и человѣка Шекспира. Прежде смотрѣли на Шекспира съ точки зрѣнія своего времени, на его произведенія -- какъ на нѣчто стоящее обособленно. Все это созерцаніе висѣло, такъ сказать, на воздухѣ; мы видѣли вѣтви и плоды, но не видѣли ствола и почвы, на которой они росли. Только постепенно удалось устранить не историческое пониманіе Эпохи Просвѣщенія. Мы сразу пріобрѣли совершенно иную полноту свѣдѣній о Шекспирѣ и объ его произведеніяхъ съ тѣхъ поръ, какъ Гёте подарилъ намъ недостижимый образецъ біографіи и вмѣстѣ съ тѣмъ высказалъ принципъ, имѣющій значеніе для всякой исторической монографіи: "Главная задача біографіи заключается, кажется, въ томъ, чтобы представить человѣка среди окружающихъ его условій времени, показать насколько обстоятельства ему препятствовали или были благопріятны, какъ онъ выработалъ себѣ отсюда взглядъ на міръ и на человѣка и какъ онъ выразилъ этотъ взглядъ, если онъ -- художникъ, поэтъ, писатель."
   Изъ Уоррикшира народная англосаксонская сага и поэзія выводитъ героя Гуи (Guy), который рѣшаетъ въ пользу своихъ земляковъ знаменитѣйшую изъ староанглійскихъ битвъ,-- бой Ательстана при Брунанбургѣ. Норманнскіе потомки англосаксонскаго героя постарались запечатлѣть неизгладимыми чертами славу имени Уоррика (Warwick) на скрижаляхъ исторіи Англіи. Одинъ поэтъ семнадцатаго вѣка называлъ графство Уоррикъ сердцемъ Англіи, между тѣмъ какъ въ то же самое время Шекспиръ доставилъ имени своей родины и имени могущественнѣйшаго изъ ея графонъ -- всемірную извѣстность. Съ древнѣйшихъ временъ различныя большія дороги шли черезъ Уоррикширъ. Одна изъ этихъ дорогъ, связывающая Миддльсексъ съ берегами Ирландіи, проходя между ученымъ Оксфордомъ и промышленнымъ Бирмингамомъ, пересѣкаетъ рѣку Эвонъ. Перевозъ, которымъ здѣсь пользовались путешественники и купцы, далъ названіе образовавшемуся здѣсь поселку -- Стрэтфордъ (Straete-ford -- переправа). Монастырь служилъ здѣсь убѣжищемъ для проѣзжихъ. Король Іоаннъ предоставилъ этому мѣсту рыночную свободу; король Эдуардъ VI даровалъ поселку городскія права 28 іюня 1553 г., слѣдовательно только за десять лѣтъ до рожденія Шекстіра. Тридцать лѣтъ спустя историкъ Вильгельмъ Кемденъ (Camden) могъ съ похвалою отозваться о Стрэтфордѣ, какъ о небольшомъ, но очень красивомъ торговомъ мѣстѣ (emporiohim non inelegans); тогда какъ Гаррикъ въ 1769 г. называетъ этотъ городокъ самымъ грязнымъ и противнымъ во всей Великобританіи. Правда, городокъ былъ не великъ; ко времени рожденія поэта онъ едва насчитывалъ 1470 жителей. Дома были некрасивы, сдѣланы изъ брусьевъ и почти всѣ были покрыты соломой. Наполненные грязью рвы, прорѣзывавшіе все мѣсто, распространяли среди населенія лихорадку, а часто и чуму. Населеніе, сдѣлавшееся недавно городскимъ, не хотѣло еще отказаться отъ преимуществъ деревенскихъ жителей. Старѣйшая документальная запись, которую сохранила намъ странная игра случая объ отцѣ нашего поэта, не слишкомъ то говоритъ въ пользу его эстетическихъ наклонностей. Совмѣстно съ нѣкоторыми сосѣдями онъ былъ приговоренъ 29 апрѣля 1552 г. къ штрафу въ 12 пенсовъ, за то что, не смотря на предписаніе магистрата, сложилъ на улицѣ кучу навоза. Другой разъ онъ былъ привлеченъ къ наказанію вмѣстѣ съ товарищами за засореніе водосточной трубы. Городъ Стрэтфордъ имѣлъ прекрасный каменный мостъ, выстроенный при Генрихѣ III. Церковь св. Троицы была выдающимся зданіемъ; стѣнныя картины цеховой капеллы, замазанныя впослѣдствіи Пуританами, были первымъ предчувствіемъ искусства и его воздѣйствія у мальчика, который позже съ воодушевленіемъ говорилъ о произведеніяхъ Джуліо Романо. Если и не въ томъ домѣ, который впослѣдствіи столько тысячъ странниковъ съ благоговѣніемъ почитали какъ мѣсто рожденія Шекспира, то все же на той самой улицѣ -- Henlystreet, родился въ 1564 г. въ апрѣлѣ Вильямъ Шекспиръ, въ седьмой годъ правленія королевы Елисаветы. Это тотъ-же самый годъ, когда явился на свѣтъ второй величайшій драматургъ Англіи -- Кристоферъ Марло, это годъ рожденія Галилея, годъ смерти Кальвина и Микель Анджело. Мы не знаемъ дня рожденія Шекспира, онъ былъ крещенъ согласно показанію церковной записи 23 апрѣля, что соотвѣтствуетъ 3 мая Григоріанскаго календаря.
   Мы, нѣмцы, которые въ теченіе цѣлаго вѣка любимъ и почитаемъ Шекспира, какъ своего собственнаго поэта, съ особенною любовью называемъ его германскимъ поэтомъ. Право такъ называть его не было подвергнуто сомнѣнію ни съ чьей стороны; но прослѣдить германское, т. е. англосаксонское происхожденіе фамиліи среди многократныхъ этнологическихъ смѣшиваній въ древней Англіи нѣтъ никакой возможности. Стрэтфордъ во всякомъ случаѣ англосаксонское поселеніе, которое еще за три столѣтія до переселенія Норманновъ было подарено вицекоролемъ Этельгардомъ Уорчерстерширскимъ епископу Уорчестерскому. Но только отецъ поэта поселился въ Стрэтфордѣ, тогда какъ въ Уоррикширѣ имя Шекспира встрѣчается уже въ четырнадцатомъ вѣкѣ. Въ окрестностяхъ Стрэтфорда было много Валлисцевъ, среди которыхъ молодой Шекспиръ могъ получить свои первыя свѣдѣнія о Глендоверѣ и о сэрѣ Гуго. Попытка возвести его собственное имя къ Кельтскому происхожденію должна быть устранена. Имя это англосаксонской чеканки; дѣйствительно ли Shakspere -- грамматически правильное среднеанглійское написаніе -- остается сомнительнымъ. Но этимъ еще не рѣшается вопросъ о саксонскомъ или норманнскомъ происхожденіи лицъ, носящихъ это имя. "Потрясатель копьемъ" могло имѣть значеніе клички, употреблявшейся Саксами для названія копьеносцевъ норманнскихъ графовъ Уоррикъ равнымъ образомъ это прозвище могло быть дано товарищами лицу наиболѣе выдававшемуся своею воинственностью. Имя поэта было употребляемо для игры словъ еще его современниками, подобно тому какъ это пришлось испытать къ своей досадѣ и Гёте. Какъ собственно слѣдуетъ писать имя -- это неизвѣстно. Прочная орфографія вообще еще не утвердилась въ началѣ семнадцатаго вѣка. Въ Стрэтфордскихъ городскихъ книгахъ имя это встрѣчается 16 разъ въ 14 различныхъ формахъ. Изъ шести собственноручныхъ подписей поэта написана только одна вполнѣ ясно: она гласитъ Shakspere. Напротивъ всѣ старинныя печатныя изданія, за исключеніемъ двухъ, приняли форму Shakespeare. Очевидно, въ Лондонѣ и въ высшихъ кругахъ первый слогъ произносился долго, а Стрэтфордцы и самъ поэтъ произносили его кратко на провинціальный ладъ. Варьяціи имени отъ Shayberd и Chasper современниковъ до Водмерова Sasper подчасъ довольно смѣшны. Обыкновенно принимаютъ ихъ 55; одинъ американецъ взялъ на себя трудъ указать ихъ 1906.
   Первый членъ семейства, который писалъ столь обезображенное впослѣдствіи имя, былъ вѣроятно самъ мальчикъ Вильямъ Шекспиръ. Его дѣдъ Ричардъ, далѣе котораго мы не можемъ прослѣдить родословной поэта, арендовалъ небольшое помѣстье у Роберта Ардэна, жившаго въ приходѣ Астанъ Кентлоу въ Вильмскотѣ. Изъ сыновей Ричарда одинъ, Генрихъ, вѣроятно старшій, поселился въ помѣстьи Сниттерфильдъ, въ трехъ англійскихъ миляхъ отъ Стрэтфорда, а младшій Джонъ, родившійся около 1530 г., направился въ Стрэтфордъ, гдѣ онъ и получилъ право гражданства. При окончаніи войны Розъ семейство Шекспира оказало вѣроятно заслуги дѣлу графа Ричмондскаго, который вознаградилъ ихъ сдѣлавшись королемъ Генрихомъ VII. Самый этотъ фактъ подвергается сомнѣнію, но во всякомъ случаѣ Вильямъ узналъ о немъ изъ семейныхъ преданій, и при написаніи обѣихъ послѣднихъ частей Іоркскаго историческаго цикла, молодой драматургъ съ гордостью вспоминаетъ объ этомъ семейномъ преданіи, которое руководило имъ при характеристикѣ Ланкастерскаго претендента. Равнымъ образомъ поэтъ долженъ былъ вспоминать своихъ предковъ, когда онъ заставляетъ героя-короля Генриха V обратиться къ храбрымъ поселянамъ (Yeomen) чтобы они показали себя достойными попеченія о нихъ Англіи и выказали бы силу за полученное ими кормленіе. Къ сословію этихъ свободныхъ поселянъ принадлежали отецъ и дѣдъ Шекспира. Джонъ Шекспиръ называется въ документахъ Yeomen. Номэны, объясняетъ одинъ современникъ Шекспира, это тѣ, которые называются въ нашемъ законѣ homines legales. Они составляли ядро и лучшую часть англійскаго народа. Изъ ихъ среды вышелъ великій Оливеръ Кромвель, равно какъ и Шекспиръ. Номэны "были тѣ, которые въ прошлыя времена заставляли дрожать всю Францію. И хотя они не называются, подобно джэнтльмэнамъ, Master или Sir, что прилично только рыцарямъ, то тѣмъ не менѣе они оказали превосходныя заслуги, и англійскіе короли привыкли въ пылу битвъ находиться среди нихъ -- своей пѣхоты, такъ точно какъ Французскіе короли -- среди своей конницы. Государь показывалъ этимъ, въ чемъ состоитъ его главная сила". Почти дословно можно при -- 14 мѣнять къ отцу Шекспира то, что говоритъ объ Yeomanry Гаррисонъ, которому мы обязаны слѣдующимъ отзывомъ: "этотъ родъ людей имѣетъ нѣкоторыя преимущества, и стоитъ въ высшемъ уваженіи, чѣмъ рабочіе и простые ремесленники; они живутъ по большей части достаточно, строятъ хорошіе дома и заботятся о пріобрѣтеніи богатства. По большей части они бываютъ такими арендаторами у землевладѣльцевъ -- какъ дѣдъ Шекспира -- или по крайнѣй мѣрѣ ремесленниками; благодаря скотоводству, посѣщенію рынковъ и содержанію батраковъ,-- не такихъ праздныхъ, какъ у джэнтльмэновъ, но такихъ, которые работаютъ для пользы своихъ господъ и для своей собственной,-- они пріобрѣтаютъ большія состоянія, такъ что многіе изъ нихъ имѣютъ возможность покупать помѣстья у расточительныхъ джентльменовъ, и обыкновенно посылаютъ своихъ сыновей въ школы, университеты и училища правовѣденія или же оставляютъ имъ значительныя помѣстья, благодаря чему послѣдніе могутъ жить безъ работы и такимъ образомъ сами становятся джэнтльмэнами". Это стремленіе выйти изъ своего сословія мы можемъ замѣтить и у Джона Шекспира, только кажется ему не посчастливилось въ этомъ. Съ 1551 г. мы застаемъ его въ Стрэтфордѣ, гдѣ онъ пять лѣтъ спустя уже владѣлъ двумя домами. Въ это время (1556 г.) умеръ помѣщикъ его отца Робертъ Ардэнъ изъ Вилъмкота. Онъ назначилъ своею душеприкащицей младшую изъ своихъ семи дочерей -- любимую Марію; это распоряженіе приводитъ къ тому заключенію, что отецъ довѣрялъ ея уму и рѣшительности. Ардэны были не особенно богаты, но происходили изъ старой почтенной знати, они принадлежали къ Gentry, низшей земельной аристократіи. Поэтому бракъ, заключенный въ 1557 г. между сыномъ арендатора и дочерью помѣщика, былъ почтенной связью для семейства Шекспира. И съ матеріальной стороны женитьба эта была не безъ выгодъ, такъ какъ Марія Ардэнъ принесла въ приданое изъ недвижимаго имущества помѣстье Эшби (Ashbies) съ 50 акрами поля и 6-ю луговыхъ земель. Принято за правило, что великіе люди, и въ особенности поэты, бываютъ болѣе обязаны матери, чѣмъ отцу. Отсюда происходитъ, что портретъ матери поэта. рисуютъ обыкновенно болѣе симпатичными чертами и съ большею точностью, -- достаточно вспомнить госпожу совѣтницу -- а на бѣднаго отца напротивъ смотрятъ съ открытымъ нерасположеніемъ. Выказать такое предпочтеніе матери Шекспира въ его біографіи едва-ли возможно, такъ какъ о Маріи Ардэнъ, погребенной въ 1608 г. въ Стрэтфордѣ, мы знаемъ не болѣе, того, что не она выучила молодаго Вильяма читать и писать, ибо ей были невѣдомы эти оба искусства. Но во всякомъ случаѣ она не была воспитана болѣе дурно, чѣмъ большинство дочерей мѣстной знати. Ея супругъ едва-ли могъ смотрѣть на это какъ на недостатокъ, потому что въ высшей степени вѣроятно, что и самъ онъ не умѣлъ подписать своего имени, но имѣлъ для этого, какъ говоритъ Кэдъ (Kade) въ Генрихѣ VI, "знакъ, какъ честный, порядочный человѣкъ". Эти честные порядочные люди составляли въ Стрэтфордѣ большинство; такъ мы находимъ, что одинъ разъ изъ девятнадцати членовъ общиннаго совѣта только семь съ умѣли подписать свое имя. Джонъ Шекспиръ пользовался довѣріемъ своихъ согражданъ. Послѣ того какъ въ 1557 г. онъ былъ избранъ пивнымъ контролеромъ,-- что даетъ возможность заключить о не малой способности его пить, такъ какъ небольшой городокъ имѣлъ до тридцати пивныхъ домовъ, -- въ 1558 г. онъ былъ выбранъ въ полицеймейстеры, а въ 1561 г. городскимъ казначеемъ. 4-го іюля 1565 г. ему досталась по выбору должность ольдермэна, а съ осени 1568--69 г. ему была предоставлена высшая городская должность -- High Bailiff, которая дала ему право пользоваться титуломъ Достопочтенныхъ (Worshipful). Эта должность вполнѣ соотвѣтствовала достоинству городскаго шультейса, которымъ былъ облеченъ дѣдъ Гёте въ Франкфуртѣ. Послѣ того какъ съ 5-го сентября 1571 г. до 3-го сентября 1572 онъ былъ еще разъ первымъ ольдермэномъ, въ 1579 г. онъ потерялъ свое званіе ольдермэна, за то что не смотря на неоднократныя приглашенія онъ долгое время не посѣщалъ засѣданій. Причина этого нерадиваго отношенія къ своимъ служебнымъ обязанностямъ заключалась, быть можетъ, въ томъ обстоятельствѣ, что въ семидесятыхъ годахъ Джонъ Шекспиръ жилъ нѣкоторое время не въ Стрэтфордѣ, но въ одномъ изъ своихъ окрестныхъ имѣній. Можетъ быть это удаленіе было вызвано разстроеннымъ состояніемъ имущества или недовольствомъ на городское управленіе. Въ началѣ шестидесятыхъ годовъ матеріальныя средства Джона Шекспира должны были быть хороши. Онъ щедро помогалъ бѣднымъ и имѣлъ возможность часто дѣлать ссуды городской кассѣ. Въ 1570 г. онъ арендовалъ новое большое помѣстье, а въ 1575 г. къ двумъ прежнимъ домамъ прикупилъ еще два дома на той же самой Генлистритщ одинъ изъ этихъ домовъ считался позже мѣ -- 17 стомъ рожденія Шекспира. Въ 1578 г. напротивъ Джонъ Шекспиръ продалъ или заложилъ родовое имѣніе Эшби; въ 1579 г. онъ продалъ часть имѣнія Сниттерфильдъ. Многія городскія повинности были прощены ему; а въ 1592 г., узнаемъ мы, отецъ поэта вмѣстѣ съ другими восемью гражданами не посѣщалъ предписанныхъ закономъ церковнымъ богослуженій, изъ боязни быть арестованнымъ за долги при выходѣ изъ дому. It is sayd, такъ гласитъ доношеніе королевскаго коммиссара сэра Люси, that these last nine come not to church e for fear of processe for debte. (По слухамъ эти девять не посѣщаютъ церкви, изъ боязни процессовъ за долги). Въ такомъ же точно положеніи, кажется, Джонъ Шекспиръ находился и въ 1586 г. 19-го января 1586 г. не могло быть наложено запрещеніе на его имущество, такъ какъ не было на лицо никакой движимости, а въ слѣдующіе мѣсяцы три раза состоялось постановленіе объ арестованіи мистера Джона Шекспира. Это было тяжелое время для всего Уоррикшира. Въ 1590 г. граждане Стрэтфорда обратились къ лорду канцлеру казначейства Борлею (Burhleigh) съ петиціей, въ которой жаловались, что городъ пришелъ въ упадокъ благодаря оскудѣнію суконной и прядильной промышленности, вслѣдствіе чего значительное число людей, занимавшихся прежде этой работой, живетъ теперь въ нищетѣ и бѣдности. Нѣкогда цвѣтущая торговля шерстью окончательно пришла теперь въ упадокъ. Такъ какъ отецъ Шекспира также занимался этой торговлей, то обѣдненіе его становится совершенно понятнымъ. Но какимъ образомъ соединить съ данными фактами другіе? Не смотря на недостатокъ движимаго имущества, онъ все же остался при своихъ неоспоримыхъ правахъ на владѣніе четырьмя домами. Въ то самое время, когда ему были прощены го[эодскіе сборы онъ заплатилъ за погребеніе своей дочери Анны высшую плату по Стрэтфордской таксѣ. Въ 1580 г. онъ былъ въ состояніи выкупить Эшби, и когда сынъ Эдмонда Ламберта Джонъ отказался возвратить имѣніе, то онъ завелъ съ нимъ процессъ, который тянулся цѣлыхъ 17 лѣтъ и былъ рѣшенъ въ канцлерскомъ судѣ уже въ то время, когда сынъ Шекспира нашелъ въ Лондонѣ средства и покровителей. Эдмондъ же Ламбертъ и его сынъ были осмѣяны молодымъ драматургомъ въ "Усмиреніи Своенравной" подъ именами Христофора Сляя и его отца стараго Сляя изъ Burton-on-the-Heath (это было мѣсто жительства Ламбертовъ).
   Стрэтфордъ былъ однимъ изъ городковъ, къ которымъ примѣнима поговорка: когда крестьянинъ на [заботѣ въ полѣ, то въ городѣ нѣтъ горожанъ. Гёте изобразилъ подобныя идиллическія условія въ "Германнѣ и Доротеѣ''". Отецъ Шекспира былъ прежде всего сельскимъ хозяиномъ- въ качествѣ таковаго онъ занимался овцеводствомъ, съ которымъ естественно связывалась торговля шерстью. Наиболѣе старинныя извѣстія называютъ его значительнымъ торговцемъ шерстью (a considerable dealer in wool). Простота въ веденіи хозяйства въ то время приводила къ тому, что убой скота производился дома, при этомъ часто могли присутствовать и дѣти; слишкомъ рано развившійся мальчикъ могъ сдѣлать при этомъ бросающіяся въ глаза наблюденія. И вотъ позднѣйшее поколѣніе, которое уже раздѣлило всѣ ремесла, превратило Джона Шекспира въ рѣзника, а о сынѣ его, который помогалъ отцу въ его занятіи, разсказывало странную исторію, что будто бы, когда онъ собирался заколоть теленка, то онъ дѣлалъ это съ нѣкоторою торжественностью и при этомъ держалъ рѣчь. Серьезнѣе можно смотрѣть на другое извѣстіе о дѣятельности отца. Въ Стрэтфордскихъ актахъ онъ называется перчаточникомъ (glower), для отличія отъ своего согражданина Джона Шекспира башмачника. Нѣтъ никакого основанія не принять, что наряду съ земледѣліемъ и торговлей шерстью йомэнъ Шекспиръ въ качествѣ Стрэтфордскаго гражданина могъ заниматься ремесломъ. Въ драмахъ его сына, въ особенности въ "Зимней сказкѣ", находили очень обстоятельныя точ- ныя свѣдѣнія въ области торговли шерстью; очень возможно, что и здѣсь поэтъ воспользовался воспоминаніями своей юности. Но принималъ-ли онъ самъ участіе въ занятіяхъ своего отца,-- объ этомъ мы ничего не знаемъ. Во всякомъ случаѣ Джонъ Шекспиръ хотѣлъ дать своему сыну лучшее воспитаніе, чѣмъ то, какое получилъ онъ самъ.
   Джонъ и Мэри Шекспиръ потеряли уже двухъ дѣвочекъ къ тому времени, какъ 23 апр. 1564 г. они крестили своего перваго мальчика, давъ ему имя Guilelmus. Въ іюнѣ въ Стрэтфордѣ распространилась чума, похитившая до 31 декабря шестую часть населенія. Въ слѣдующихъ годахъ Мэри родила своему супругу еще троихъ мальчиковъ: Джильберта -- въ октябрѣ 1566 г., Ричарда -- въ мартѣ 1574 г., Эдмунда -- въ маѣ 1580 г., и двухъ дѣвочекъ: Іоанну -- въ апрѣлѣ 1569 г. и Анну -- въ сентябрѣ 1571 г. Анна не дожила и до восьмаго года; Іоанна напротивъ была замужемъ за шляпочникомъ Вильямомъ Гартомъ и умерла въ Стрэтфордѣвъ 1646 г., оставивъ послѣ себя четверыхъ дѣтей. О жизни и смерти Джильберта намъ неизвѣстно ничего:, Ричардъ былъ погребенъ въ Стрэтфордѣ въ 1613 г. Эдмунда встрѣчаемъ мы въ качествѣ актера въ театрѣ Globe; онъ былъ похороненъ 31-го декабря 1607 г. въ Лондонѣ въ церкви св. Спасителя.
   По свидѣтельству высокоученаго Бэнъ Джонсона Шекспиръ зналъ нѣсколько полатыни и нѣсколько, но еще меньше, погречески. Каковы бы ни были его знанія въ этихъ языкахъ, во всякомъ случаѣ онъ долженъ былъ пріобрѣсть ихъ въ Стрэтфордѣ. Съ 1483 г. тамъ существовала свободная школа (Free School), въ которую принимались изъ города и изъ окрестностей мальчики, на седьмомъ году, умѣвшіе читать и писать.. Такимъ образомъ мы можемъ принять 1571 г. за годъ поступленія Шекспира въ школу. Время ученія продолжалось лѣтомъ отъ шести часовъ утра до шеста часовъ вечера; а зимою -- сколько продолжался дневной свѣтъ. Одинъ изъ учителей Шекспира, Томасъ Джеркинсъ, былъ Уэльсецъ; въ немъ подозрѣваютъ оригиналъ сэра Гуго Эванса. Также и экзаменъ маленькаго Вильгельма Блэтта (Blatt) въ "Виндзорскихъ проказницахъ" (IV, I) есть, вѣроятно, воспоминаніе изъ школьной жизни маленькаго Вильяма Шекспира въ Стрэтфордѣ. Другаго учителя, Томаса Гонта (Hunt), безъ всякаго на то основанія, хотѣли отождествить съ Олоферномъ въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви". Какъ ни высоко развилось классическое образованіе въ отдѣльныхъ кружкахъ англійскаго общества за время правленія послѣднихъ трехъ Тюдоровъ,-- о степени образованности школьныхъ учителей и объ ихъ подготовкѣ мы не можемъ составить себѣ слишкомъ благопріятнаго представленія. Почтенный Рожеръ Эшемъ (Ascham) открыто высказалъ въ своей книгѣ "Школьный учитель" (1570 г.), что онъ вовсе не согласенъ съ общепринятой въ школахъ системой ученія и наказаній. Старшіе мальчики должны были помогать учителю въ качествѣ аудиторовъ (prompters). Мы можемъ представлять себѣ Шекспира -- какъ быстро усвоивавшаго ученика, который скоро достигъ достоинства аудитора и въ этомъ званіи помогалъ своимъ учителямъ. Это могло послужить поводомъ къ тому мнѣнію, что онъ очень хорошо зналъ латынь, такъ какъ въ молодые-де годы онъ былъ сельскимъ учителемъ. Какъ ни недостаточно и педантично было обученіе въ Стрэтоордской школѣ, однако все-же будущій поэтъ могъ пріобрѣсти здѣсь настолько знаній, чтобы читать въ подлинникѣ латинскихъ писателей -- Цицерона, Плавта, Теренція, Овидія. Изученіе исторіи было слишкомъ поверхностно; напротивъ, миѳологія, которой придавали особенное значеніе въ эпоху Возрожденія, была, кажется, хорошо изучена имъ. Преподавался также и родной языкъ. Мы не знаемъ, когда покинулъ Шекспиръ школу. Обыкновенно, кажется, посѣщеніе grammarschool продолжалось семь лѣтъ. Въ такомъ случаѣ слѣдовательно Шекспиръ окончилъ свое образованіе въ 1578 г. Внѣшнія ли обстоятельства помѣшали продолженію высшаго образованія, или достиженіе его не входило въ планы родителей,-- этого нельзя рѣшить. Въ шестнадцатомъ вѣкѣ въ Англіи, какъ и въ Германіи, было въ обычаѣ,-- примѣромъ тому служитъ Гансъ Саксъ,-- посылать мальчиковъ, предназначенныхъ къ занятію ремеслами, въ латинскія школы. По выходѣ изъ школы молодой Шекспиръ, по всей вѣроятности, оставался нѣсколько лѣтъ въ Стрэтфордѣ. Чѣмъ онъ занимался въ это время, объ этомъ различные біографы разсказываютъ различно: онъ былъ перчаточникомъ, школьнымъ учителемъ, рѣзникомъ, аптекарскимъ ученикомъ, писцомъ у адвоката, помощникомъ садовника; позднѣе солдатомъ, матросомъ, типографщикомъ и т. п. Скорѣе всего можно принять, что онъ помогалъ отцу въ его занятіяхъ. Въ пользу того утвержденія, что онъ былъ писцомъ у какого-то изъ адвокатовъ, которыхъ было шесть въ маленькомъ городкѣ, приводятся вѣскія доказательства. Англійскіе авторитеты объявили, что столь точное знаніе сложныхъ англійскихъ законовъ, какое обнаруживается въ драмахъ и сонетахъ Шекспира, почти не мыслимо безъ собственныхъ практическихъ занятій въ области права. Въ одномъ изъ сатирическихъ памфлетовъ, Томаса Наша, изданномъ въ 1589 г., кажется, содержится намекъ на такое положеніе Шекспира если не за время его пребыванія въ Стрэтфордѣ, то по крайней мѣрѣ за первое время его жизни въ Лондонѣ, за то время, къ которому біографы относятъ всѣ перечисленные выше роды дѣятельности Шекспира.
   Первымъ абсолютно прочнымъ фактомъ, доказательство котораго въ нашихъ рукахъ,-- это, послѣ крещенія Вильяма Шекспира, -- его бракосочетаніе съ Анной Хзсвэ (Hathaway), дочерью состоятельнаго йомэна Ричарда Хзсвэ изъ деревни Шоттери (Shottery), близъ Стрэтфорда. Гдѣ происходило вѣнчаніе,-- которое ни въ какомъ случаѣ не могло быть совершено до 1 декабря 1582 г.,-- въ Шоттери-ли, въ Стрэтфордѣ-ли, или въ Лёддингтонѣ мы этого не знаемъ. За то церковный архивъ въ Уорчестерѣ хранитъ составленную 28 ноября 1582 г. запись, въ которой два agricolae изъ Стрэтфорда -- Фолькъ Санделльсъ и Джонъ Ричардсонъ даютъ поручительство, что нѣтъ никакой ни церковной, ни свѣтской причины, могущей воспрепятствовать совершенію брака между Вильямомъ Шекспиромъ и незамужней ([maiden) Анной Хзсвэ послѣ однократнаго оглашенія. Далѣе они ручаются, что женихъ взнесетъ англиканскому епископу въ Уорчестерѣ пошлины за освобожденіе отъ троекратнаго оглашенія, и что родственники невѣсты дали свое согласіе на бракъ. Что ускорить совершеніе брака было желательно для семейства невѣсты, это мы узнаемъ изъ Стрэтфордской церковной книги, въ которой записано подъ 26 мая 1583 г.,-- слѣдовательно даже менѣе чѣмъ шесть мѣсяцевъ спустя послѣ брака,-- крещеніе дочери Вильяма Шекспира. Не слѣдуетъ упускать изъ вниманія, что по тогдашнему обычаю торжественное обрученіе служило началомъ супружескаго сожительства; этотъ народный взглядъ сохранился въ деревняхъ еще и въ нашемъ вѣкѣ, какъ это мы можемъ усматривать изъ "Oberhof" Иммерманна. Шекспиръ самъ нѣсколько разъ оправдываетъ этотъ взглядъ въ "Мѣрѣ за Мѣру".
   
             "Послѣ честнаго обрученія
   Я завладѣлъ ложемъ моей Юліи". (I, 2, 149)
   "Онъ вашъ супругъ по сговору,
   Нѣтъ въ томъ грѣха, когда такъ поступаютъ! (IV, 1, 72)
   
   Съ другой стороны должно казаться страннымъ, что въ составленномъ въ 1581 г. 1 сент. завѣщаніи Ричарда Хзсвэ, который умеръ въ іюнѣ 1582 г., упоминаются семь сестеръ и братьевъ Анны, она-же сама не упомянута ни однимъ словомъ между тѣмъ, Фолькъ Санделльсъ, который былъ свидѣтелемъ въ Уорчестерѣ, былъ душеприкащикомъ Р. Хзсвэ. Если мы прибавимъ еще, что Анна Хзсвэ родилась въ 1556 г., -- слѣдовательно была на восемь лѣтъ старше своего молодаго мужа, -- и что она умерла въ Стрэтфордѣ въ 1623 г., въ тотъ самый годъ, когда впервые были собраны сочиненія ея мужа,-- то мы представимъ вполнѣ всѣ подлинныя свѣдѣнія о женѣ поэта. Въ январѣ 1585 г. она родила своему мужу близнецовъ, крещеніе которыхъ записано въ Стрэтфордской церковной книгѣ подъ 2 февраля. Близнецы были названы по именамъ своихъ воспріемниковъ, булочника Садлера и его жены, -- Гамнетъ (= Гамлетъ) и Юдиѳь. Обыкновенно принимаютъ, что до самаго этого времени Шекспиръ оставался въ Стрэтфордѣ, хотя для утвержденія этого и нѣтъ прочныхъ доказательствъ. Во всякомъ случаѣ начало его Лондонской жизни мы можемъ датировать съ лѣта 1585 г. Кажется справедливо то,-- какъ это разсказывается всегда, я думаю, безъ исключеній, -- что онъ оставилъ свою жену и дѣтей въ Стрэтфордѣ у своихъ родителей; но доказать эту разлуку, какъ прочно стоящій неопровержимый фактъ -- также невозможно. Во всякомъ случаѣ вѣроятно, что Шекспиръ вскорѣ перевезъ свою жену и дѣтей въ Лондонъ. Ни въ какомъ случаѣ не должно смотрѣть на эту разлуку, какъ на доказательство его несчастнаго супружества. Въ Англіи еще и въ настоящее время въ большемъ ходу, чѣмъ гдѣ либо въ другихъ государствахъ, обычай, что мужъ ради добыванія средствъ живетъ болѣе или менѣе долгое время въ другомъ мѣстѣ. То, что въ прежнее время приводили изъ завѣщанія поэта въ доказательство его дурныхъ семейныхъ условій, оказалось при болѣе точномъ знакомствѣ съ англійскими обычаями -- совершенно ошибочнымъ. Лучшая постель въ домѣ, т. е. брачная постель, сама по себѣ является собственностью вдовы. Если Шекспиръ завѣщаетъ своей Аннѣ и вторую лучшую изъ имѣющихся постелей, то это вовсе не униженіе, а напротивъ -- знакъ особенной внимательности. Противъ преданія, что поэтъ былъ несчастливъ въ супружеской жизни, слѣдуетъ также упомянуть и о томъ преданіи, что сильнымъ, но невыполнимымъ желаніемъ вдовы было быть погребенной въ одной могилѣ съ мужемъ. Одинаково мало возможности имѣемъ мы утверждать, какъ то что бракъ былъ несчастливъ, такъ и то, что бракъ былъ изъ счастливыхъ. Разница въ лѣтахъ была весьма значительна, и въ ущербъ женѣ. Въ "Какъ вамъ угодно" Шекспиръ влагаетъ въ уста герцогу, какъ установившееся жизненное правило, что мужчина долженъ всегда выбирать себѣ возлюбленную, моложе себя если только его любовь должна быть постоянной,
   
   "Потому что дѣвушки -- что розы; едва лишь расцвѣтетъ
   Какъ ужъ поблекли лепестки".
   
   Жена же только тогда прочно будетъ царить въ сердцѣ мужа, если она выберетъ мужа старше себя. Не вполнѣ соотвѣтствуетъ положенію герцога, что онъ, восхваляя свою неизмѣнную вѣрность Оливіи, называетъ склонность мужчинъ болѣе непрочной, болѣе невѣрной и легкомысленной, болѣе неустойчивой, чѣмъ склонность женщинъ. Говоря о супружествѣ Шекспира слѣдуетъ обращать вниманіе на это мѣсто, не стараясь утверждать или отрицать отношеніе его къ жизни поэта. Съ большею рѣшительностью я придаю автобіографическое значеніе другому мѣсту въ драмахъ Шекспира. Въ одномъ изъ раннихъ произведеній,-- въ "Титѣ Андроникѣ" -- Димитрій говоритъ совершенно неприличныя для принца слова (II, 1, 93):
   
   "Какъ, развѣ ужъ не часто ты убивалъ оленя,
   И уносилъ его изъ-подъ носа у сторожа?"
   
   Отдѣльно взятое, конечно, это мѣсто ничего не говорило бы въ пользу браконьерства поэта, но въ связи съ преданіемъ оно пріобрѣтаетъ рѣшающее значеніе. Изъ всѣхъ событій изъ жизни Шекспира, не засвидѣтельствованныхъ документально, рѣдко какое встрѣчало столько довѣрія, какъ такъ называемое сказаніе объ его браконьерствѣ. Два совершенно не зависящіе другъ отъ друга свидѣтеля, и одинаково заслуживающіе довѣрія,-- и третій, подлинность котораго во всякомъ случаѣ подлежитъ сомнѣнію, передаютъ намъ въ общемъ этотъ фактъ вполнѣ согласно. Легко объясняется, какъ изъ сельскохозяйственной дѣятельности отца могло образоваться сказаніе, будто бы въ юности поэтъ занимался убоемъ скота; но какимъ образомъ, безъ всякихъ фактическихъ основаній въ Стрэтфордѣ могло утвердиться преданіе объ одномъ изъ уважаемыхъ согражданъ, что онъ былъ въ молодости браконьеромъ,-- этого невозможно понять. Преданіе упоминаетъ также и о другихъ событіяхъ изъ молодости поэта, при чемъ онъ являлся участникомъ и даже предводителемъ въ выходкахъ своихъ сверстниковъ. Браконьерство въ шестнадцатомъ вѣкѣ среди англійскихъ поселянъ считалось такъ же мало преступленіемъ, какъ и теперь въ Тирольскихъ или Баварскихъ горахъ. Напротивъ охота на заповѣдную дичь была однимъ изъ видовъ спорта, достойныхъ джэнтльмэна; этой охотѣ предавались съ страстью даже Оксфордскіе студенты. Какъ онъ можетъ быть джэнтльмэномъ, говорится въ одной позднѣйшей комедіи, когда онъ не выходитъ никогда на заповѣдную охоту. Въ неправильно приписываемой Шекспиру драмѣ "Веселый чортъ изъ Эдмонтона" изображена съ большимъ юморомъ неудавшаяся экскурсія беззаконныхъ охотниковъ. Самый любимый герой англійской народной пѣсни Робинъ Гудъ прославляется какъ браконьеръ. Онъ является преемникомъ мѣстныхъ англосаксовъ, которые не хотѣли допустить ограниченія въ своемъ правѣ охотиться, благодаря установленію норманнскихъ парковъ и изданныхъ для охраненія ихъ кровавыхъ законовъ. Англійскіе критики употребили много стараній для того чтобы освободить поэта отъ приписываемаго ему занятія, которое исключило бы его въ наши дни изъ хорошаго Лондонскаго общества. Съ своей стороны я напротивъ отнесся бы съ уваженіемъ къ этому прочно засвидѣтельствованному преданію, потому что въ немъ именно Шекспиръ является истымъ сыномъ англосаксонскаго народа, а противъ него стоитъ потомокъ норманнской крови сэръ Томасъ Люси изъ Чэрлькота (Charlekote). Это былъ рыцарь изъ старинной знати, противъ котораго Шекспиръ совершилъ преступленіе. Здѣсь во всякомъ случаѣ слѣдуетъ исправить преданіе въ нѣкоторыхъ пунктахъ. Собственникомъ, закономъ признаннаго, охотничьяго парка сэръ Томасъ не былъ никогда; но кажется что онъ имѣлъ въ виду устройство подобнаго парка, и иногда держалъ крупную дичь въ кроличьей засѣкѣ. Дичь во всякомъ случаѣ была у него; иначе онъ не настаивалъ бы такъ усердно въ парламентѣ 1585 г. на подтвержденіи закона противъ браконьерства. Нѣкоторые хотѣли видѣть въ этой законодательной дѣятельности непосредственное слѣдствіе противозаконной дѣятельности Шекспира. Сэръ Томасъ Люси, бывшій одно время шерифомъ графства и часто исполнявшій королевскія коммиссіи, кажется не пользовался любовью въ Стрэтфордѣ,-- обстоятельство, которое однако не исключаетъ того факта, что горожане неоднократно старались пріобрѣсти его благосклонность. Стрэтфордская молодежь имѣла частыя столкновенія съ скупымъ и гордымъ господиномъ; однажды дѣло дошло до открытаго нарушенія порядка (riot). Что Шекспиръ со своими товарищами охотился въ засѣкѣ сэра Томаса, было ли то въ Чэрлекотѣ или Фольброкпаркѣ, -- объ этомъ передаютъ преданія вполнѣ согласно. Только изъ одного источника узнаемъ мы, что слѣдуетъ подвергнуть сомнѣнію то, будто бы молодой браконьеръ былъ нѣсколько разъ арестованъ рыцаремъ и наказанъ плетью. Поэтъ отмстилъ за это собственнымъ оружіемъ; онъ распространилъ юмористическіе стихи, направленные противъ рыцаря. Изъ подобной баллады Шекспира преданіе сохранило первую строфу:
   
   Членъ парламента засѣдаетъ въ судѣ,
   Въ Лондонѣ онъ оселъ, а дома -- дуракъ
   (scare = crow = пугало для птицъ);
   Если скупъ (lowsie) Люси, какъ этого иной не знаетъ,
   То скупъ онъ для каждаго, кто его знаетъ.
             Онъ считаетъ себя великимъ,
             Но его, какъ осла,
   Обнаруживаютъ его уши, когда онъ приходитъ въ бѣшенство.
   Если скупъ Люси, какъ этого иной не знаетъ,
   То воспѣваетъ скупаго Люси тотъ, кто его знаетъ.
   
   Никто не выступитъ съ рѣшительностью за подлинность этихъ болѣе грубыхъ чѣмъ остроумныхъ стиховъ, хотя я съ своей стороны и не рѣшаюсь считать ихъ подложными. Напротивъ совершенно неподлинными являются другія двѣ строфы, приписываемыя преданіемъ также Шекспиру:
   
             Сэръ Томасъ жаждетъ, полный страсти,
             Прикрыть любимую свою дичь,
             Тогда какъ голова его обнажена
             И поросла роговымъ украшеньемъ.
   Развѣ не осталось у его жены любимой дичи?
   Что-же? его дикая любовь печется лишь о томъ,
   Чтобы супругъ имѣлъ всегда рога,
   Хотя бы у него не осталось и дичи.
   
   Замѣчательно то, что лэди Люси прославляется на памятникѣ, поставленномъ сэромъ Тома, сомъ въ 1596 г., за свою супружескую вѣрность въ чрезвычайно рѣшительныхъ выраженіяхъ; при этомъ упомянуты также и ея клеветники (envious). Отношенія между сэромъ Томасомъ и молодымъ поэтомъ-браконьеромъ сдѣлались на столько опасными для послѣдняго, что молодой отецъ семейства счелъ за лучшее покинуть Стрэтфордъ и въ. шумѣ столицы скрыться отъ взоровъ оскорбленнаго мироваго судьи. Позднѣе, прибавляетъ преданіе, онъ отмстилъ за себя своему преслѣдователю, осмѣявъ его въ одной пьесѣ подъ видомъ глуповатаго мироваго судьи. Дэвисъ (Davies), у котораго мы заимствуемъ это извѣстіе, говоритъ о какомъ-то Justice Clodpate (болванъ) -- имя, которое не встрѣчается въ извѣстныхъ намъ произведеніяхъ Шекспира. Но во вступительной сценѣ къ "Виндзорскимъ проказницамъ" мы встрѣчаемъ глуповатаго "вельможу по рожденію и мироваго судью Роберта Шалло (Shallow)", который имѣетъ гербъ Люси. Вполнѣ во вкусѣ баллады мы имѣемъ здѣсь игру словъ между white luces (бѣлыя щуки) -- животное въ гербѣ Люси, и white louses (бѣлыя вши). Кромѣ того и здѣсь идетъ рѣчь о жалобѣ рыцаря и мироваго судьи противъ браконьеровъ. Фольстаффъ избилъ прислугу судьи, перестрѣлялъ его дичь, разбилъ его охотничій домикъ и потомъ съ насмѣшкою отвѣчаетъ на жалобы владѣльца: "но вѣдь я же не поцѣловалъ дочери вашего лѣсничаго?" Намекъ на гербъ Люси здѣсь неопровержимъ; хотя и этимъ еще не доказывается справедливость преданія о браконьерствѣ Шекспира, однако въ связи со всѣми другими фактами оно становится въ высшей степени вѣроятнымъ.
   Этими фактами исчерпываются наши свѣдѣнія о молодости Шекспира, на сколько они должны основываться на документахъ и на преданіяхъ. Мы не имѣемъ возможности ничего сообщить ни о характерѣ его въ этотъ періодъ, ни о ходѣ его образованія. И все таки намъ хотѣлось бы составить себѣ представленіе о молодомъ поэтѣ, который попалъ въ водоворотъ лондонской жизни елисаветинскаго времени. Что принесъ онъ съ собою въ Лондонъ какъ основу своего позднѣйшаго поэтическаго развитія, когда онъ переселился изъ маленькаго провинціальнаго городка въ метрополію англійской духовной жизни? Если и нѣтъ никакой возможности отвѣчать на этотъ вопросъ сообразно нашему желанію, то все-же мы можемъ съ нѣкоторою увѣренностью указать на тѣ отдѣльные элементы, которые оказали вліяніе въ ранней молодости Шекспира на его родинѣ и сохранились въ его драматической поэзіи.
   Наслѣдовалъ-ли Шекспиръ "страсть къ сочиненію" отъ своей матушки,-- конечно мы не можемъ ручаться за это какъ за фактъ, имѣвшій мѣсто у сына госпожи Гёте. Но мы увѣрены, что мы не слишкомъ увлечемся фантазіей, если представимъ себѣ стрэтфордскаго гражданина и его жену, сидящими въ длинные зимніе вечера вокругъ очага въ общей комнатѣ; младшія дѣти уже спятъ, а старшій Вильямъ сидитъ возлѣ своей матери и съ радостнымъ чувствомъ прислушивается къ завываніямъ сѣвернаго вѣтра. Вокругъ очага по доброму старому обычаю расположились и рабочіе йомэна, и вотъ тотъ или другой изъ присутствующихъ начинаетъ разсказывать сказки и исторіи; не обходится, конечно, безъ разсказовъ о вѣдьмахъ и привидѣніяхъ, которые возбуждаютъ у собравшихся пріятный страхъ. Есть извѣстія, что ни въ какое иное время разсказы у очага въ зимніе вечера не были въ большемъ ходу въ Англіи, какъ именно во время молодости Шекспира. Каждое графство, каждое мѣстечко имѣло свои привидѣнія. Мы представляемъ себѣ, что мальчикъ жадно слушалъ эти разсказы. Изъ сказокъ онъ любитъ больше всего печальныя, потому что "онѣ лучше подходятъ къ зимнему времени". Рано уже начинаетъ и самъ онъ пересказывать, по крайней мѣрѣ для матери, выслушанное и прибавляетъ кое-что отъ себя. "Вылъ себѣ человѣкъ, который жилъ на церковномъ дворѣ",-- такъ заставляетъ уже созрѣвшій поэтъ разсказывать мальчика Мамиллія зимнюю сказку. Позднѣе, когда онъ уже посѣщаетъ школу, онъ самъ вырабатываетъ изъ себя разскащика; своимъ съ удивленіемъ внимающимъ слушателямъ разсказываетъ онъ о дивныхъ превращеніяхъ латинскаго поэта Овидія, котораго онъ переводилъ въ этотъ день; ему пріятно, что онъ съ пользою можетъ употребить то, что онъ выучилъ въ школѣ. Теперь уже онъ не вѣритъ въ разсказы о привидѣніяхъ; онъ уже не дрожитъ при ночномъ крикѣ совы, но находитъ это даже пріятнымъ звукомъ. Благодаря умѣнію читать и писать, мальчикъ сдѣлался помощникомъ своего отца въ его занятіяхъ. Если иной разъ друзья посѣщали вечеромъ почтеннаго альдермэна Джона Шекспира, то разговоръ заходилъ и о современныхъ событіяхъ. Разсказывали объ опасностяхъ, которыми паписты и испанцы угрожали странѣ и исправленной вѣрѣ; разсказывали, что шотландская королева, теперь къ счастію арестованная, подсылала новыхъ убійцъ къ возлюбленной королевѣ. Многіе Стрэтфордцы видали свою королеву, когда она въ 1571 г. посѣтила въ деревнѣ Хэмитонъ Люси, отстоявшей отъ Стрэтфорда на часъ пути, сэра Томаса Люси и собственноручно совершила надъ нимъ обрядъ посвященія въ рыцари. Депутація изъ Стрэтфорда, въ которой вѣроятно участвовалъ и Джонъ Шекспиръ, должна была привѣтствовать королеву. Какъ долго еще послѣ этого разсказывали объ этихъ событіяхъ, какія блестящія представленія долженъ былъ связать маленькій школьникъ съ именемъ уважаемой и внушавшей страхъ королевы! Конечно, онъ не могъ еще вполнѣ понимать религіозныхъ и политическихъ вопросовъ, о которыхъ шла рѣчь. Тѣмъ охотнѣе слушалъ онъ, когда разговоръ переходилъ на старыя времена. Отецъ разсказывалъ о томъ, какъ его предокъ сражался при Босвортѣ противъ тирана Ричарда, и высказывалъ сожалѣніе, что самъ онъ не можетъ пользоваться дворянскимъ титуломъ, который былъ данъ тогда Генрихомъ VII Шекспиру. Мальчикъ прислушивался къ этимъ словамъ съ пробуждавшимся уже честолюбіемъ. Потомъ разсказывали о Ричардѣ, послѣднемъ королѣ изъ Іоркскаго дома. То было суровое, дикое время. Но жители Уоррикшира могли разсказывать объ этомъ съ гордостью, потому что ихъ графъ, послѣдній представитель дома Невилей, наилучшимъ образомъ дѣйствовалъ вовремя продолжительной и кровавой войны розъ. Отцы нѣкоторыхъ изъ разскащиковъ сами видѣли "дѣлателя королей". Всѣ они съ любовью и уваженіемъ говорили о графѣ Уоррикѣ. Пылкая фантазія мальчика нашла себѣ въ немъ своего любимаго героя. Замокъ Уоррикъ отстоялъ отъ Стрэтфорда только на восемь (англійскихъ) миль. Мальчикъ не могъ успокоиться, пока не совершилъ туда путешествія. Съ смущеніемъ и удивленіемъ вошелъ онъ въ покои, гдѣ жили всѣ эти могущественные и неукротимые бароны, отъ знаменитаго по сказаніямъ Гуи Уоррика до друга, а потомъ противника короля, Эдуарда IV. Думаетъ ли уже сынъ стрэтфордскаго горожанина, съ удивленіемъ разсматривая Уоррикскій замокъ, о томъ, что сдѣлавшись поэтомъ онъ прославитъ подвиги графскаго дома своей родины? Привязанность къ великимъ знатнымъ родамъ своей земли уже пускаетъ корни въ сердцѣ мальчика; отъ этого направленія никогда не откажется драматургъ Шекспиръ.
   Въ тринадцати миляхъ отъ Стрэтоорда находился другой знаменитый замокъ, -- Кенильвортъ, который Елисавета подарила своему недостойному любимцу Роберту Дёдлею, графу Лейстерскому. Въ 1575 г. она сама посѣтила этотъ замокъ. Лейстеръ надѣялся при этомъ случаѣ привести въ исполненіе давно задуманный имъ планъ, именно получить руку королевы въ добавокъ къ сердцу, которымъ онъ уже владѣлъ. Елисавета любила всякаго рода поклоненіе себѣ, и потому Лейстеръ сдѣлалъ блестящія приготовленія къ пріему своей государыни. Молва о великолѣпіи этихъ приготовленій распространилась повсюду за долго до пріѣзда Елисаветы. Толпы любопытныхъ стекались со всѣхъ сторонъ, чтобы увидѣть монархиню и устроенныя въ честь ея празднества. Конечно и стрэтфордцы пришли въ Кенильвортъ. Преданіе говоритъ о прибытіи сюда и молодаго Шекспира; позднѣе два поэта -- англійскій и нѣмецкій -- Вальтеръ Скоттъ и Людвигъ Тикъ -- изобразили въ своихъ произведеніяхъ пребываніе молодаго поэта въ Кениливортѣ. Возможность того факта, что одиннадцатилѣтній Вильямъ присутствовалъ при princely pleasures of Kenehvorth, не можетъ быть оспариваема; она становится еще болѣе вѣроятною, когда мы узнаемъ, что близкій родственникъ матери Шекспира Эдуардъ Арденъ занималъ не маловажное мѣсто въ дворцовомъ управленіи Лейстера. Даже болѣе, этотъ самый Арденъ оказался виновнымъ въ томъ, что королева внезапно съ неудовольствіемъ покинула Кенильвортъ. Послѣ того, какъ Лейстеръ снова пріобрѣлъ расположеніе Елисаветы, онъ съумѣлъ отмстить своему чиновнику, добившись путемъ ловкихъ интригъ его казни въ 1583 г. Эшэфотъ получилъ выдающееся значеніе въ англійской жизни во время правленія Тюдоровъ. Съ казнью Эдуарда Ардена и семейство, Шекспира уплатило свою кровавую подать произвольному правосудію этого времени. Въ своемъ "Генрихъ VIII" поэтъ показалъ, какъ близко были связаны въ тогдашней Англіи блестящія празднества съ кровавымъ помостомъ. Быть можетъ и справедливо преданіе, гласящее что фантазія молодаго поэта была наполнена воспоминаніями о кенильвортскихъ празднествахъ, которыя долгое время сохранялись въ памяти потомства. По всей вѣроятности Шекспиръ присутствовалъ при театральныхъ представленіяхъ еще раньше. И второстепенныя труппы комедіантовъ и общества болѣе выдающихся актеровъ разъѣзжали по странѣ, добывая себѣ средства своимъ искусствомъ въ замкахъ и въ городахъ. Въ періодъ времени отъ 1569 до 1587 г. Стрэтфордъ на Авонѣ видѣлъ 24 раза такихъ гостей. Въ 1573 г. Стрэтфордъ посѣтили актеры графа Лейстерскаго, въ 1574 г.-- актеры графа Уоррикскаго, въ 1579 -- лорда Стрэнжа и графини Эссексъ, въ 1580 -- графа Дерби; они показывали Стрэтфордцамъ образцы столичнаго сценическаго искусства и получили за то отъ города болѣе или менѣе значительныя суммы. Въ позднѣйшее время строгій пуританскій духъ достигъ на родинѣ Шекспира безусловнаго господства, и въ родномъ городѣ величайшаго изъ всѣхъ драматическихъ поэтовъ вовсе не были терпимы театральныя представленія. Въ годы юности Шекспира напротивъ жители Стрэтфорда должны были отличаться особенною склонностью къ театральнымъ зрѣлищамъ, какъ это доказывается частыми посѣщеніями и пріемами актерскихъ труппъ. Какимъ событіемъ было для стрэтфордской молодежи, когда трубы и барабанный бой возвѣщали прибытіе драматической труппы! ("Конецъ всему дѣлу вѣнецъ" IV, 3, 299). Когда Джонъ Шекспиръ былъ бейлифомъ, то Players (актеры), какъ того требовалъ обычай и законъ, должны были являться къ нему, чтобы заявить какого знатнаго вельможи они люди, потому что только послѣ этого они получали разрѣшеніе на публичныя представленія.
   Если актеры нравились мэру или если онъ хотѣлъ выказать почтеніе къ ихъ господину, то онъ поручалъ имъ дать первое представленіе предъ нимъ, предъ альдермэнами и предъ выборными изъ гражданъ. Это называлось представленіемъ для мэра; каждый у кого есть охота имѣетъ на этотъ спектакль безплатный доступъ, потому что самъ мэръ даетъ актерамъ извѣстное вознагражденіе,-- чтобы выказать имъ уваженіе. Альдермэны брали на эти даровые спектакли своихъ дѣтей; по крайней мѣрѣ такъ разсказываетъ Р. Виллисъ, сынъ Глостерскаго мэра: "На одинъ изъ такихъ спектаклей взялъ меня съ собою отецъ и поставилъ меня между своихъ колѣнъ, а самъ онъ сидѣлъ на скамейкѣ, такъ что мы очень хорошо видѣли и слышали". Такъ-же точно мы можемъ представить себѣ почтеннаго альдермэна Джона Шекспира, сидящаго со своимъ Вильямомъ передъ сценой. Пьесы, которыя они смотрѣли, конечно уже устарѣли къ тому времени, когда молодой Шекспиръ прибылъ въ Лондонъ. По большей части предъ провинціальной публикой разыгрывались моральныя пьесы и интерлюдіи. Но первыя юношескія впечатлѣнія, которыя Шекспиръ получилъ здѣсь отъ сцены, имѣли навѣрно рѣшительное значеніе для всего его развитія.
   Мы можемъ принять за вѣрное, что Шекспиръ познакомился съ искусствомъ настоящихъ актеровъ еще въ Стрэтфордѣ. Нѣтъ ничего невѣроятнаго и въ томъ, что въ это самое время онъ познакомился и съ сценическимъ искусствомъ диллетантовъ ремесленниковъ, надъ которыми онъ посмѣялся потомъ въ "Снѣ въ Иванову ночь". Въ самомъ Стрэтфордѣ, правда, граждане не играли; но въ восемнадцати миляхъ отсюда находилось Ковентри, извѣстное своими мистеріями -- Ludi Coventгіае. Здѣсь, гдѣ въ 1569 году нѣкоторое время содержалась въ заключеніи Марія Стюартъ, еще долго сохранялась старинныя представленія мистерій, между тѣмъ какъ въ другихъ мѣстахъ она уже давно вышла изъ употребленія. Еще въ 1591 г., цехи Ковентри играли свои традиціонныя пьесы. Но они разъѣзжали также и по окрестнымъ мѣстамъ, показывая свое искусство. Съ большимъ вѣроятіемъ можно принять, что Шекспиръ болѣе или менѣе часто присутствовалъ при представленіи этихъ старинныхъ мистерій, такъ какъ въ своихъ драмахъ онъ постоянно дѣлаетъ намеки на старинный церковный народный театръ. Только присутствуя при представленіи этихъ мистерій,-- что не могло быть въ Лондонѣ,-- онъ могъ такъ близко познакомиться съ этими пьесами, которыя напечатаны впервые только въ девятнадцатомъ вѣкѣ. Въ old merry England существовали и другаго рода представленія, которыя мальчикъ Шекспиръ могъ видѣть въ Стрэтфордѣ и въ которыхъ онъ и самъ, можетъ быть, выросши принималъ участіе. Въ годы юности Шекспира англійская народная жизнь проявляла любовь къ празднествамъ совсѣмъ иного характера, чѣмъ со времени пуританства и слѣдовавшихъ за нимъ политическихъ неурядицъ. Въ національномъ искусствѣ стрѣльбы изъ лука еще упражнялись и старый и малый. Молодой Шекспиръ, который любилъ охоту болѣе даже чѣмъ слѣдовало, долженъ былъ быть хорошимъ стрѣлкомъ изъ лука. О веселыхъ играхъ въ Троицынъ День съ ихъ драматическими переодѣваніями вспоминаетъ онъ самъ въ "Двухъ Веронцахъ" (IV, 4, 163), а о майскомъ праздникѣ -- нѣсколько разъ въ "Снѣ въ Иванову ночь". Еще въ правленіе Генриха VIII даже при самомъ дворѣ торжественно праздновалось первое мая. Древніе языческіе обряды, разнообразно измѣненные, удержались при этомъ праздникѣ еще отъ времени Саксовъ. Выбирали царицу мая. Зелень лѣсовъ напоминала о народномъ лѣсномъ героѣ Робертѣ Гудѣ. Во всѣхъ деревняхъ и городахъ Англіи и Шотландіи молодые люди разыгрывали перваго мая простыя представленія. Съ неудовольствіемъ говоритъ шотландскій хронистъ о томъ, какъ глупый народъ увеселялся представленіями, въ которыхъ дѣйствуетъ знаменитый разбойникъ Робертъ Гудъ (Hode), маленькій Джонъ и ихъ товарищи. Въ этихъ комедіяхъ героями распѣвались романсы; восторгъ зрителей сопровождалъ мимическое дѣйствіе. Одну изъ главныхъ составныхъ частей этихъ представленій составляли танцы. Актеры, изображавшіе Робина и его товарищей, танцовали мавританскій танецъ, который первоначально не имѣлъ никакого отношенія къ представленіямъ о Робинъ-Гудѣ. Царицей мая была возлюбленная Робина -- дѣвушка Маріанна,: монахъ Тукъ и деревянная лошадь (hobbyhorse) были главными ролями; необходимо присутствовалъ также и шутъ. На все это намекаетъ Шекспиръ даже въ "Гамлетѣ", (III, 2, 142) Заключеніе "Безплодныхъ усилій любви," отличающееся народнымъ характеромъ, представляетъ одинъ изъ состязательныхъ діалоговъ, какіе издавна обыкновенно практиковались на весеннемъ праздникѣ. Лѣсная свѣжесть, наполняющая "Сонъ въ Иванову ночь" и "Какъ вамъ угодно," напоминаетъ о годахъ юности Шекспира въ Стрэтфордѣ, когда онъ самъ со своими товарищами приносилъ изъ лѣса майскія вѣтки. При этихъ экскурсіяхъ въ лѣсъ, въ которыхъ принимали участіе совмѣстно съ молодыми людьми и дѣвушки, особенное соблюденіе приличій не всегда имѣло мѣсто. Если иныя парочки отдѣлялись отъ всего общества и бродили по уединеннымъ тропинкамъ, то виною тому не всегда были проказы Робина Гуда. Во время этихъ маевокъ разговоры шли обыкновенно о лѣшемъ и объ эльшахъ, населявшихъ лѣса и нивы. Между оставшимися послѣ Тика сочиненіями находится одно очень граціозное стихотвореніе "Die Sommernacht," въ которомъ изображенъ молодой Шекспиръ, заблудившійся въ лѣсу въ окрестностяхъ Стрэтфорда. Титанія и Оберонъ посвящаютъ его спящаго въ величайшіе пѣвцы, а лѣшій даетъ ему даръ юмора. Этому стихотворенію нельзя отказать во внутренней правдивости. На зеленѣющихъ берегахъ Эвона Шекспиръ получилъ тѣ впечатлѣнія, которыя онъ съумѣлъ облечь поэтическими чертами въ "Снѣ въ Иванову ночь" и во многихъ мѣстахъ прочихъ драмъ. Пѣсня Аміена "Подъ покровомъ вѣтвей", звучитъ воспоминаніями о лѣсахъ родины. Но не только воспоминанія о красотахъ зеленѣющей родины звучатъ во всѣхъ драмахъ лондонскаго актера,-- въ нихъ есть еще и другія воспоминанія о родинѣ: это народная пѣсня. "Простыя старыя слова и мѣру," запомнилъ онъ еще въ молодости въ Стрэтфордѣ.
   
   Такъ поютъ пряхи на вольномъ воздухѣ
   И молодыя дѣвушки, когда плетутъ кружева.
   
   Онъ слышалъ въ Стрэтфордѣ пѣсню о "Цивѣ и странникѣ въ сандаліяхъ, балладу о королѣ Кошетуа и "моя милай любитъ май". Здоровая народная поэзія, подчасъ и грубая, которую онъ узналъ въ майскихъ празднествахъ и въ народныхъ пѣсняхъ, послужила Шекспиру цѣлебнымъ противоядіемъ противъ чуждыхъ литературныхъ вліяній, которыя подѣйствовали на него въ Лондонѣ.
   

II.
Первые годы въ Лондонѣ.

   Мы принимаемъ, что въ срединѣ восьмидесятыхъ годовъ Шекспиръ прибылъ въ столицу. Глупая басня, будто бы онъ началъ свою карьеру, держа подъ уздцы лошадей джэнтльмэновъ, посѣщавшихъ театръ, не заслуживаетъ даже серьезнаго опроверженія. Возможно, что онъ на первыхъ порахъ заработывалъ себѣ хлѣбъ, будучи клеркомъ у адвоката; но гораздо вѣроятнѣе, что онъ съ самаго начала вступилъ на сцену. Если позднѣе Шекспиръ и высказывался въ высшей степени пренебрежительно о призваніи актера, то въ Стрэтфордѣ еще и театръ и актеръ казались подроставшему мальчику -- окруженными яркимъ свѣтомъ. Въ Стрэтфордѣ конечно онъ воспользовался случаями лично познакомиться съ актерами; потому что иначе едва-ли возможно, чтобы съ его, тогда еще дремавшимъ, драматическимъ талантомъ было связано такое сознательное или безсознательное стремленіе въ этотъ міръ. Не помышлялъ ли и Шиллеръ, въ своей молодости, сдѣлаться актеромъ? Связь съ театромъ была облегчена для Шекспира, благодаря отношеніямъ землячества. Сознаніе землячества имѣло въ шестнадцатомъ вѣкѣ гораздо болѣе сильно связывало людей чѣмъ въ наши дни. Многіе выдающіеся актеры происходили изъ Уоррикшира. Извѣстный комикъ Томасъ Гринъ былъ стрэтфордскимъ урожденцемъ и находился даже нѣсколько въ родствѣ съ Шекспиромъ. Если это дѣйствительно такъ, то какъ соблазнительно долженъ былъ дѣйствовать подобный примѣръ въ родствѣ на начинавшаго поэта. Джонъ Хемингъ (Heminge) происходилъ изъ Шоттери,-- родины жены Шекспира, а первый изъ всѣхъ англійскихъ актеровъ Бёрбэджъ (Burbage) былъ урожденцемъ Уоррикшира. Весьма правдоподобно, что тотъ или иной изъ этихъ актеровъ открыли въ юношѣ особый талантъ, и уговорили его покинуть родительское гнѣздо и посвятить себя ихъ веселой и выгодной дѣятельности. Эти уговариванія не подѣйствовали на юношу въ свое время; но онъ вспомнилъ о нихъ впослѣдствіи, когда его отношенія къ сэру Томасу Люси принудили его покинуть родину: тогда, быть можетъ, молодой Вильямъ Шекспиръ неожиданно явился въ одно прекрасное утро въ квартирѣ Джемса Бёрбэжа по улицѣ Голивелль (Holywell). Если мы и допускаемъ, что Шекспиръ съ самаго начала своей лондонской жизни посвятилъ себя театру, то мы не имѣемъ никакой возможности утверждать, проявилъ-ли онъ свою дѣятельность въ качествѣ поэта или актера, и каково было его первоначальное положеніе въ театральномъ мірѣ. Какъ актеръ -- онъ долженъ былъ во всякомъ случаѣ пріобрѣсти нѣкоторую подготовку. Сначала онъ занялъ весьма незначительное положеніе въ труппѣ (in a very mean rank). Это незначительное положеніе, какъ дополняетъ другой источникъ, была должность call-boy. Послѣдній долженъ былъ въ качествѣ помощника режиссёра вызывать къ выходу отдѣльныхъ актеровъ. Мы не знаемъ, въ какое изъ театральныхъ обществъ Лондона вступилъ впервые Шекспиръ. Обыкновенно думаютъ, что Шекспиръ съ самаго начала принадлежалъ къ труппѣ лорда Лейстера, въ которой позднѣе онъ былъ самымъ виднымъ членомъ. Тикъ самымъ рѣшительнымъ образомъ возсталъ противъ этого мнѣнія. Онъ высказываетъ увѣренность, что Шекспиръ былъ выдающимся актеромъ; онъ считаетъ роли короля Генриха VI и монаха Лоренцо написанными для самого автора. Первый, кто говоритъ о Шекспирѣ какъ объ актерѣ Генри Четль (Chettle) въ своемъ памфлетѣ Kind-Harts Dream (1592 г.) съ большой похвалой отзывается объ его искусствѣ (excellent in the quality he professes). Такой же отзывъ мы встрѣчаемъ въ 1680 г. Напротивъ того, въ одной изъ самыхъ раннихъ исторій театра, именно въ вышедшей въ 1699 г. Historia Histrionica, -- которая почерпала свои свѣдѣнія изъ достовѣрныхъ источниковъ, -- говорится, что онъ былъ далеко лучшимъ поэтомъ, чѣмъ актеромъ. При величіи Шекспира, какъ поэта, это замѣчаніе нисколько не говоритъ противъ достоинствъ его какъ актера. Первый біографъ Шекспира Н. Роу (Rowe), согласно преданіямъ, говоритъ, что онъ не столько былъ выдающимся актеромъ, сколько сочинителемъ драматическихъ пьесъ. Достовѣрность этихъ свидѣтельствъ сама по себѣ одинаково велика. Чтобы выработать прочный взглядъ, мы должны обратить наше вниманіе на репертуаръ Шекспира. Великій Ричардъ Бёрбэджъ началъ свою театральную карьеру ролями статистовъ; то-же самое, вѣроятно, имѣло мѣсто и у Шекспира, -- только мы не знаемъ его отдѣльныхъ ролей. Достовѣренъ тотъ фактъ, что въ пьесахъ Бэнъ Джонсона "Сеянъ" и комедіи "Every man in his humonr" Шекспиръ игралъ главныя роли,-- въ послѣдней пьесѣ, вѣроятно, роль стараго Ноуэля (Knowell). Достаточно правдоподобно доказана также для Шекспира роль стараго Адама въ "Какъ вамъ угодно". Что Шекспиръ игралъ роли королей это доказывается эпиграммой Джона Дэвиса "Къ нашему англійскому Теренцію, М-ру Вильяму Шекспиру" (1607 г.).
   
   Не играй ты въ шутку роди королей,
   Такъ говорятъ иные и я о томъ, другъ Биль, пою,--
   То былъ бы ты товарищемъ для королей
   Самъ возвышаясь какъ король надъ низкой толпой.
   
   Опираясь на этомъ свидѣтельствѣ, Тикъ съ особенной настойчивостью указывалъ на роли королей въ репертуарѣ Шекспира. По крайней мѣрѣ мы должны допустить, что роли Генриха VI и Ричарда II были исполняемы самимъ поэтомъ. Приписываемое ему исполненіе роли Болинброка въ "Генрихѣ IV" связано съ анекдотомъ, за достовѣрность котораго я не могу поручиться, но прелесть котораго вызываетъ желаніе, чтобы онъ былъ справедливъ. Во время представленія "Генриха IV" Елисавета прошла по окраинѣ сцены и наклоненіемъ головы привѣтствовала поэта. Въ пылу игры поэтъ не обратилъ вниманія на милостивый поклонъ. Тогда Елисавета, проходя въ другой разъ, упустила свою перчатку, что было у нея выраженіемъ особенной благосклонности. Шекспиръ сейчасъ-же поднялъ ее и возвратилъ наслѣдницѣ Ланкастерскаго дома, прибавивъ отъ себя слѣдующіе стихи:
   
   Мы останавливаемся въ нашемъ высокомъ стремленіи,
   Чтобы поднять перчатку нашей племянницы.
   
   Существуетъ также и другой анекдотъ, имѣющій своей точкой отправленія также сцену. Хорошенькая жена одного лондонскаго гражданина была до того увлечена игрою Бёрбэджа, исполнявшаго роль Ричарда III въ пьесѣ Шекспира, что послала на сцену слугу -- пригласить Бёрбэджа къ ней на ужинъ. Исторія нравовъ того времени можетъ разсказать не мало объ энтузіазмѣ лондонскихъ дамъ къ актерамъ. Шекспиръ, находясь на сценѣ, случайно слышалъ приглашеніе и самъ въ назначенный часъ отправился въ домъ этой поклонницы искусства. Онъ встрѣтилъ здѣсь радушный пріемъ и, когда позже сталъ стучаться Бёрбэджъ, то онъ велѣлъ сказать ему, что Вильгельмъ Завоеватель предшествовалъ Ричарду III. Самымъ художественнымъ исполненіемъ Шекспира (the top of his performance) была роль духа въ его Гамлетѣ. Такъ какъ въ новѣйшее время эту роль весьма неблагоразумно представляютъ незначительнымъ актерамъ, то изъ этого заключили, что и Шекспиръ былъ незначительнымъ актеромъ -- не смотря на то что эта роль отличалась у него наиболѣе художественнымъ исполненіемъ. Но уже Гёте указалъ въ "Вильгельмѣ Мейстерѣ", какъ необыкновенно трудна роль духа въ Гамлетѣ и насколько зависитъ впечатлѣніе всей драмы отъ правильнаго исполненія этой роли. Во времена Шекспира это было еще въ большей степени вѣрно, такъ какъ восклицаніе духа "Гамлетъ! мщеніе!" въ старинной драмѣ о Гамлетѣ стало смѣшнымъ до того, что обратилось въ пословицу. Нужно было все искусства актера, чтобы при представленіи новаго Гамлета не вызвать у публики злосчастнаго воспоминанія..Кромѣ роли духа Шекспиру приписывали въ Гамлетѣ еще другую роль,-- именно роль перваго актера. Мнѣніе это, быть можетъ, и справедливо. Но что Шекспиръ самъ былъ далеко не посредственнымъ актеромъ это доказывается также изъ Гамлета. Въ наставленіяхъ, которыя принцъ Гамлетъ даетъ актерамъ (III, 2, 1--50) Шекспиръ рисуетъ идеалъ искусства актера. Тотъ, кто умѣлъ слѣдовать этимъ правиламъ,-- а это мы должны признать у того, кто ихъ самъ составилъ,-- тотъ былъ excellent in the quality he professes. Лессингъ называетъ въ пятнадцатой главѣ Гамбургской Драматургіи наставленія Гамлета золотыми правилами для всѣхъ актеровъ, которые интересуются разумнымъ одобреніемъ. По этимъ наставленіямъ, необходимое условіе хорошей игры состоитъ въ томъ, что актеръ можетъ "дѣйствовать на душу по своему собственному представленію" (II, 2, 579), и сообразуетъ каждое свое движеніе съ содержаніемъ произносимаго имъ стиха. Многіе актеры говорятъ напыщенно, вмѣсто того чтобы говорить легко и свободно. Мимика должна соотвѣтствовать слову, а слово -- мимикѣ, и при этомъ всегда должна быть соблюдаема скромность природы, т. е. натуральная правдивость игры. Не слѣдуетъ размахивать руками по воздуху, нужно употреблять мягкую приличную, хотя и не робкую мимику. Даже въ пылу увлеченія страстью актеръ долженъ усвоить себѣ нѣкоторую умѣренность, которая придаетъ самой страсти гибкость. Не достаточно отчасти только послѣдовать этимъ наставленіямъ; вполнѣ и всецѣло должны быть уничтожены всѣ противорѣчащія имъ дурныя привычки. Слѣдуетъ сопоставить эти наставленія ГамлетаШекспира съ тѣми "Правилами для актеровъ11, которыя Гёте написалъ въ 1803 г. для Веймарскаго театра. Гёте хорошо помнилъ наставленія Гамлета; однако не смотря на все сходство съ послѣдними, между идеаломъ сценическаго искусства у Гёте и у Шекспира существуетъ несомнѣнное различіе. Наставленія Гавілета не показываютъ намъ, подобно правиламъ Гёте, только то, чего хотѣлъ поэтъ, но также и то, какимъ актеромъ былъ самъ Шекспиръ. Чтобы дополнить наше знакомство съ Шекспиромъ какъ актеромъ слѣдуетъ еще указать на одно мѣсто въ Гамлетѣ, въ которомъ высказывается отвращеніе къ господству на сценѣ шутовства. Изъ этого по крайней мѣрѣ совершенно ясно, что Шекспиръ никогда не игралъ роли клоуновъ. Въ такомъ случаѣ Шекспиръ не могъ быть тѣмъ jester Will, который въ 1585 г. сопровождалъ Лорда Лейстера въ Нидерланды во время его не особенно славнаго похода. Эта гипотеза и всѣ построенные на ней выводы падаютъ сами собой.
   Тѣ самые источники, которые такъ противорѣчиво говорятъ о Шекспирѣ какъ объ актерѣ, прибавляютъ, что Шекспиръ не долго занималъ второстепенное мѣсто, но что вскорѣ онъ выступилъ превосходнымъ писателемъ (fine writer). Въ этой фразѣ заключается все, что современники Шекспира говорятъ намъ объ его поэтическомъ развитіи. О строгой хронологической послѣдовательности пьесъ въ собраніи его драмъ, сдѣланнымъ его друзьями, не можетъ быть и рѣчи. Шекспиръ самъ въ посвященіи къ "Венерѣ и Адонису" называетъ эхо эпическое произведеніе первенцемъ своей творческой фантазіи. При томъ строгомъ разграниченіи, какое эстетика времени Елисаветы устанавливала между поэтическими произведеніями (works) и драматическими пьесами (playwrights), это выраженіе Шекспира не имѣетъ никакой цѣны для хронологическаго опредѣленія его драмъ. Джонъ [Драйденъ (1631 -- 1700), который могъ пользоваться богатыми преданіями театральныхъ кружковъ, говоритъ въ прологѣ къ трагедіи Kirke (1677 г.), что каждый поэтъ начинаетъ болѣе или менѣе несовершенными произведеніями, и что даже муза Шекспира произвела сначала Перикла, который предшествовалъ Отелло.
   
   Shakespeare's own muse his Pericles first bore;
   The Prince of Tyre was elder than the Moor.
   
   Нѣтъ сомнѣнія, что Отелло былъ написанъ позже Перикла. О вполнѣ достовѣрномъ хронологическомъ показаніи въ этомъ поэтическомъ прологѣ не можетъ быть рѣчи. Но слова Драйдена возбуждаютъ важный вопросъ. "Периклъ, принцъ Тирскій появился уже въ 1609 г. въ изданіи in 4о съ именемъ Шекспира, но былъ принятъ въ собраніе сочиненій Шекспира только въ третьемъ изданіи in folio (1664 г.), когда уже всѣ ближайшіе товарищи поэта сошли со сцены. Въ то время въ число сочиненій Шекспира вставили цѣлый рядъ другихъ пьесъ. Но на "Перикла" съ нѣкотораго времени начали обращать особенное вниманіе. При томъ пиратскомъ способѣ обращенія книгопродавцевъ съ театральными пьесами, какой имѣлъ мѣсто въ Англіи во время Шекспира, указаніе имени автора на заглавномъ листѣ имѣетъ незначительную силу доказательства. Подъ именемъ Шекспира появились такія произведенія, которыхъ даже поклонники Перикла не признаютъ за принадлежащія Шекспиру. Какъ на сильное доказательство противъ авторства Шекспира слѣдуетъ смотрѣть на то обстоятельство, что друзья и товарищи его, издатели перваго in folio (1623), исключили изъ своего собранія одну пьесу, распространенную подъ именемъ Шекспира, очень любимую всѣми и хорошо имъ самимъ извѣстную. Отсюда еще ни въ какомъ случаѣ нельзя вывести окончательнаго рѣшенія противъ авторства Шекспира. Значительная часть критиковъ Шекспира вполнѣ единодушно признаетъ нѣкоторыя части "Перикла" за собственность Шекспира и отрицаетъ это для другихъ частей. Если мы сопоставимъ съ этими взглядами показаніе Драйдена, то откроется вполнѣ опредѣленное поле наблюденія для рѣшенія вопроса о началѣ поэтической дѣятельности Шекспира.
   Одна изъ отличительныхъ особенностей драмы елисаветинскаго времени заключалась въ переработкѣ модными молодыми поэтами старыхъ драматическихъ произведеній. Какое значеніе пріобрѣло это явленіе для всего развитія англійской драмы,-- это покажетъ намъ исторія шекспировской сцены. Существуетъ довольно распространенное мнѣніе, что начинающій актеръ, прибывъ въ Лондонъ, началъ свою поэтическую дѣятельность для театра переработкой старыхъ пьесъ. Собственно говоря, этого нельзя назвать переработкой; здѣсь идетъ рѣчь скорѣе объ очищеніи и украшеніи устарѣвшихъ произведеній. Не только ходъ дѣйствія остается прежній, но даже порядокъ сценъ до малѣйшихъ отдѣльныхъ вставокъ, выступающій исправитель оставляетъ неприкосновенными цѣлыя части стараго произведенія. Для него и особенно для его закащика главная задача состоитъ въ томъ, чтобы старое тѣсто обсыпать, но не перемѣшать съ новыми пряностями. Отдѣльныя полинявшія мѣста должны быть выкрашены свѣжими яркими красками, или, если мы назовемъ вещь ея собственнымъ именемъ, цѣлое должно быть усилено нѣсколькими трескучими эффектами. На сколько искусно или шарлатански поступалъ при этомъ реставраторъ,-- это конечно зависѣло отъ вкуса и таланта каждаго отдѣльнаго лица. Неуваженіе къ чужой работѣ всегда оставалось прежнимъ, и даже такое произведеніе какъ Фаустъ Марло, нѣсколько лѣтъ спустя по смерти поэта было передѣлано на новый ладъ. Нѣсколько десятилѣтій спустя по смерти Шекспира Драйденъ позволилъ себѣ сдѣлать самыя грубыя исправленія въ Шекспировой "Бурѣ". Въ силу всего этого было выражаемо сомнѣніе могла ли быть подобная дѣятельность дѣломъ новичка. Молодой поэтъ долженъ былъ предварительно пріобрѣсть сценическую опытность и любовь публики, прежде чѣмъ ему можно было поручить подобную переработку.
   Разсуждая такимъ образомъ, вовсе упустили изъ вниманія, что здѣсь дѣло идетъ не о перестройкѣ произведенія, не объ измѣненіяхъ въ его драматической техникѣ. Все это оставалось, какъ было и прежде. Имя обновителя называлось при этомъ рѣдко. Но именно начинающему, который быть можетъ не былъ въ состояніи составить надлежащимъ образомъ цѣлую драму, могли удаваться отдѣльныя блестящія сцены. Въ этой работѣ дѣло и идетъ только объ исполненіи такихъ отдѣльныхъ сценъ. Для молодаго актера, который видитъ вокругъ себя дѣятельность такого рода, которому приходится выслушивать желанія своихъ старшихъ сотоварищей о постановкѣ на сцену той или иной старой пьесы, является возможность попытать свои силы на этой работѣ. Онъ пишетъ дополнительную сцену, отдаетъ ее на судъ,-- и вотъ ледъ пробитъ. Само собою разумѣется, что талантливый писатель не останавливается на этомъ, но переходитъ къ созданію драмъ собственнаго изобрѣтенія. Мнѣ кажется, что въ поэтическомъ развитіи нашего превосходнаго Шрёдера возможно прослѣдить то же самое явленіе. Если противъ такого рода начинаній Шекспира возразятъ, что этотъ видъ и родъ дѣятельности не достоинъ генія, что неудержимый геній -- какъ это німѣло мѣсто у Гёте и у Шиллера -- захочетъ самъ съ юношеской силой дѣлать смѣлые прыжки вмѣсто того, чтобы двигаться на костыляхъ, то противъ этого слѣдуетъ замѣтить, что молодой актеръ Шекспиръ находился въ совершенно иномъ положеніи, чѣмъ въ какомъ былъ питомецъ Карла въ Штуттгартѣ и молодой Франкфуртскій адвокатъ. Шекспиръ, натура практическая и даже реалистическая,-- какъ это мы еще увидимъ, при созданіи своихъ драмъ отправлялся всегда отъ потребностей сцены; въ этомъ отношеніи его можно сравнивать съ Шрёдеромъ и Иффландомъ, но никакъ не съ Гёте и съ Шиллеромъ. То занятіе, которому съ ревностью предавались самые выдающіеся драматическіе писатели, его учителя и образцы, не могло казаться ему недостойнымъ его. Къ тому же изготовленіе драматическихъ пьесъ въ Англіи въ XVI в. было гораздо болѣе дѣломъ ремесла, чѣмъ это хотимъ допустить и признать мы, эпигоны веймарской эпохи художественнаго творчества. Даже Шекспиръ не могъ представлять въ этомъ случаѣ исключенія, потому что сила его отчасти и основана на томъ, что техника драмы, надъ которой постоянно и въ большинствѣ случаевъ безплодно мучились наши поэты, была передана ему безъ труда, какъ ремесло. Вѣрно одно: если мы хотимъ привести въ связь съ Шекспиромъ драму "Периклъ, то мы должны признать за нимъ и дѣятельность поновленія, какъ она была только что изображена. Мы имѣемъ здѣсь очевидно шекспировскія сцены непосредственно рядомъ съ большими партіями, которыя безъ сомнѣнія изобличаютъ стиль болѣе старой поэтической школы. Конечно, что касается Перикла, то въ противоположность прежде господствовавшему взгляду, нѣмецкіе и англійскіе шекспирологи новѣйшаго времени склонны относить работу Шекспира надъ нимъ къ болѣе позднему періоду. Если однако показаніе Драйдена и не вполнѣ совпадаетъ съ этимъ, то все же мы не можемъ оставить его въ сторонѣ. Къ началу драматической дѣятельности Шекспира я отношу работу надъ Перикломъ, -- если таковая дѣйствительно имѣла мѣсто -- и также рѣшительно, какъ это сдѣлали Драйденъ, Мэлонъ, Гервинусъ, Эльце. Объясненіе того, почему Хеминджъ (Heminge) и Кондель исключили Перикла изъ собранія оригинальныхъ драмъ Шекспира, дается сказаннымъ выше. Оно имѣетъ значеніе какъ для Перикла, такъ и для цѣлаго ряда другихъ драмъ. Въ первые годы своей дѣятельности, равно какъ и позднѣе, Шекспиръ могъ подновить иную старинную драму, а иную могъ переработать въ сообществѣ съ другими поэтами. Джонъ Вебстеръ (Webster) говорилъ въ предисловіи къ своей Vittoria Korombona "о столь-же счастливой, сколько и плодотворной дѣятельности (industry) мистера Шекспира, Деккера и Хейвуда". Томасъ Хейвудъ одинъ или въ сообществѣ съ другими работалъ надъ 220 драмами,-- что во всякомъ случаѣ нужно назвать плодотворной дѣятельностью. Шекспиръ едва-ли заслужилъ бы за свои 36 пьесъ этого сопоставленія съ Хейвудомтъ Я не сомнѣваюсь, что и онъ также переработывалъ многочисленныя драмы или сочинялъ вмѣстѣ съ другими, такъ что его дѣятельность и по количеству могла быть дѣйствительно названа плодотворною. Издатели перваго in folio исключили всѣ эти работы изъ своего собранія, между тѣмъ какъ не задумываясь и съ полнымъ правомъ признали за собственность Шекспира такія произведенія, какъ "Укрощеніе строптивой" и "Король Іоаннъ", которыя были вполнѣ переработаны Шекспиромъ на основаніи существовавшихъ старинныхъ произведеній и возведены къ новой гармонической цѣлости.
   Если я и привелъ здѣсь всевозможныя основанія, путемъ которыхъ доказываютъ, что Шекспиръ началъ свою дѣятельность не вполнѣ оригинальными произведеніями, то все же я ни въ какомъ случаѣ не высказываюсь за этотъ взглядъ. Вопросы, входящіе въ область изученія Шекспира, отличаются такимъ характеромъ, что рядъ положеній можно защищать помощью болѣе или менѣе основательныхъ соображеній, не имѣя однако возможности въ то же время опровергнуть противоположные взгляды. Попытки собирать статистическія данныя изъ построенія стиховъ, изъ слабыхъ ихъ окончаній и т. п., попытки эти, съ особенною увѣренностью дѣлаемыя въ послѣднее время въ Англіи, представляютъ очень много благодарнаго и интереснаго. Дальнѣйшій шагъ, дѣлаемый многими,-- судить на основаніи этого статистическаго матеріала съ опредѣленностью о подлинности или неподлинности отдѣльныхъ частей въ драмахъ, признанныхъ за Шекспиромъ или приписываемыхъ доселѣ другимъ поэтамъ, представляетъ собою жалкое и безплодное заблужденіе гиперкритики. Путемъ этого метода не можетъ быть доказана даже вѣроятность. Такъ съ особенной настойчивостью доказывается сотрудничество Шекспира въ "Двухъ благородныхъ кузенахъ" (The two noble kinsmen) Флетчера, напечатанныхъ впервые въ 1634 г., между тѣмъ какъ отчасти или даже вполнѣ отнимаютъ у него честь созданія собственной его драмы "Генрихъ VIII". Третье изданіе in folio прибавило къ изстари признаваемымъ за Шекспировскія произведенія кромѣ Перикла еще шесть другихъ драмъ: "Король Локринъ" (напеч. впервые 1595 г.), "Сэръ Джонъ Ольдкэстль" (1600), "Лондонскій блудный сынъ" (1605), "Пуританинъ" (1607), "Трагедія въ Іоркширѣ" (1608), "жизнь и смерть лорда Томаса Кромвелля" (1613). Къ этимъ семи "сомнительнымъ пьесамъ" (doubtful plays) примыкаетъ еще не вполнѣ точно опредѣленное количество псевдошекспировскихъ произведеній, т. е. такихъ, которыя признаются за Шекспировскія благодаря полному имени или иниціаламъ, стоящимъ на заглавномъ листѣ изданія in 4о, или приводятся въ связь съ Шекспиромъ на основаніи старыхъ или новѣйшихъ коньектуръ. Наибольшую увѣренность въ принадлежности своей Шекспиру вызываетъ историческая драма "Король Эдуардъ II", (напеч. впервые 1596 г.), въ которой однако я не вижу ничего шекспировскаго. Что касается трагедіи "Сэръ Томасъ Моръ", то для нея недавно открыли даже будто бы рукопись Шекспира. "Комедію о Муседорѣ" (1598 г.) Тикъ объявилъ въ своей повѣсти "Поэтъ и его другъ" за самую старую изъ драмъ Шекспира. "Ардэнъ изъ Февершэма" (1592 г.), "Веселый Эдмонтонскій бѣсъ" (1608 г.) и "Комедія о прекрасной Эммѣ" (во второй разъ напеч. 1631 г.) наряду съ "Рожденіемъ Мерлина" (1662 г.),-- которое разсматриваютъ какъ совмѣстное произведеніе Шекспира и Вилльяма Роули,-- являются наиболѣе значительными изъ этихъ псевдошекспировскихъ драмъ. Изъ другихъ пьесъ, занесенныхъ въ книгопродавческіе каталоги подъ именемъ Шекспира, сохранились одни только заглавія: комедія "Ифисъ и Іонта или бракъ безъ мужа" (1660 г.) "Герцогъ Гомфри" (1660 г.) называется трагедіей, а "Король Стефанъ" исторической драмой; "Король Генрихъ I" и "Король Генрихъ II" (1652), написанные совмѣстно Шекспиромъ и Робертомъ Давеннортомъ, относятъ въ рядъ королевскихъ драмъ. Пьеса "Двойная Ложь" быть можетъ тождественна съ совмѣстнымъ произведеніемъ Шекспира и Флетчера "Исторія Карденіо" (1659).
   Мы никогда не будемъ въ состояніи утверждать съ несомнѣнною точностью, дѣйствительно ли Шекспиръ работалъ надъ какою-либо изъ этихъ драмъ въ качествѣ автора, сотрудника или обновителя. Критика Шекспира оказалась вообще свободною отъ того порывистаго энтузіазма, съ которымъ Тикъ старается навязать своему герою всѣ анонимныя драмы елисаветинской эпохи. Но въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ мнѣніе Тика заслуживаетъ самой точной оцѣнки. Отдѣльнымъ изъ этихъ драмъ нельзя отказать въ своеобразныхъ достоинствахъ. Онѣ представляютъ собою тотъ родъ, который не выступаетъ у Шекспира -- (потому что и Отелло имѣетъ политическую подкладку) -- именно мѣщанскую трагедію. Значительнѣйшее изъ этихъ произведеній "Ардэнъ изъ Февершэма" приписывается Шекспиру даже проницательными критиками. Но всѣ эти безъ исключенія сомнительныя и псевдошекспировскія пьесы, насколько мы можемъ судить о нихъ, стоятъ въ эстетическомъ отношеніи глубоко ниже тѣхъ произведеній, принадлежность которыхъ Шекспиру удостовѣряется изданіемъ in folio. Даже наименѣе удавшаяся изъ тридцати шести признанныхъ Шекспировскихъ драмъ превосходитъ своею планосообразною постановкой, концентраціей и послѣдовательностью дѣйствія тѣ драмы, которыя группируются вокругъ его подлинныхъ произведеній. Если въ этихъ драмахъ мы имѣемъ дѣйствительно произведенія Шекспира -- потому то мы и говоримъ здѣсь объ этихъ doubtful and psewdoshakespearian plays -- то это во всякомъ случаѣ по большей части произведенія его юности. Въ болѣе зрѣломъ періодѣ Шекспиръ не признавалъ ихъ, и его друзья съ уваженіемъ отнеслись къ его желанію, когда они не допустили эти легковѣсныя пьесы въ собраніе его художественныхъ произведеній. Рядомъ съ характерами, изваянными самымъ тщательнымъ образомъ со всѣхъ сторонъ на подобіе статуй, и поднимающимися въ предѣлахъ одной драмы какъ сопринадлежныя фигуры Фронтона, мало выдаются рельефные образы фриза на пространномъ портикѣ, образы скорѣе поверхностно намѣченные, чѣмъ законченные. Кое-что въ этихъ апокрифическихъ произведеніяхъ, разсматриваемое само по себѣ, превосходно и очаровательно. Въ полныхъ юмора сценахъ браконьерства и свѣжей любви въ "Веселомъ Эдмонтонскомъ бѣсѣ" слышится дуновеніе свѣжаго лѣснаго воздуха съ родины на Эвонѣ. Съ достаточной вѣроятностью мы можемъ допустить, что молодой Шекспиръ испытывалъ свои силы на нѣкоторыхъ драматическихъ картинкахъ, которыхъ не сохранило для насъ изданіе in folio 1623 г. Кэмденъ (Camden) говоритъ въ одномъ изъ позднѣйшихъ изданій своей Britannia о 48 пьесахъ, въ которыхъ Шекспиръ оставилъ выдающіяся доказательства своего генія. Такимъ образомъ открывается возможность глубже проникнуть въ поэтическое развитіе величайшаго изъ англійскихъ драматурговъ, если мы видимъ, что тѣмъ произведеніямъ, которыя обыкновенно называются юношескими начатками перваго періода -- каковы "Укрощеніе строптивой" и "Два благородные Веронца" -- предшествовала болѣе ранняя ступень поэтическаго творчества. Это допущеніе приводитъ насъ снова къ такому вопросу, который не смотря на всѣ усилія остается на столько же неразрѣшимымъ, на сколько разрѣшеніе его было бы интересно и поучительно; вопросъ этотъ: принесъ ли молодой отецъ семейства уже начатыя или готовыя рукописи въ Лондонъ, послѣ того какъ онъ принужденъ былъ бѣжать изъ своего семейства и родины, преслѣдуемый гнѣвомъ сэра Томаса за веселую охоту на его земляхъ? Если онъ принесъ съ собою такіе наброски драмъ или самыя драмы, какъ Веселаго бѣса и Ардэна изъ Февершэма, то были-ли они закончены и готовы къ постановкѣ на сцену благодаря его врожденному таланту, или же онъ принужденъ былъ путемъ сценической практики и передѣлки устарѣвшихъ произведеній добиваться патента для своихъ собственныхъ дѣтищъ?
   Исторія молчитъ на всѣ эти вопросы. Мы знаемъ только одно: какъ бы мало или много ни былъ развитъ сынъ Стрэтфордскаго йомэна, когда въ половинѣ восьмидесятыхъ годовъ онъ вступилъ въ столицу Англіи, съ цѣлью остаться здѣсь подольше,-- во всякомъ случаѣ здѣсь для него долженъ былъ открыться новый свѣтъ, о которомъ онъ могъ имѣть доселѣ лишь смутныя понятія. Какую бы радость или горе ни испыталъ, быть можетъ, мальчикъ или юноша на зеленѣющемъ берегу Эвона, сколько бы тамъ ни стремился и ни достигъ онъ знанія и опытности,-- все-же только со вступленіемъ въ городъ на Темзѣ
   
   Жизнь влечетъ его въ свои волненья,
   Время мчитъ его въ круговоротъ.
   
   Мы не должны представлять себѣ кругозоръ стрэтфордскаго горожанина 16 вѣка гораздо болѣе широкимъ, чѣмъ Франкфуртскаго гражданина въ 18 вѣкѣ. Но загоравшійся уже въ англійскомъ городишкѣ огненный духъ еще болѣе нуждался въ духовномъ питаніи, чѣмъ Гёте во Франкфуртѣ. За то въ свою очередь Лондонъ въ эпоху Елисаветы давалъ значительно болѣе чѣмъ дворъ Карла Августа въ Веймарѣ, или театръ въ Манигеймѣ. Тотъ, кто съ стремительнымъ и способнымъ къ образованію духомъ, съ яснымъ взглядомъ и твердой волей, отваживался пуститься въ это бурное море, тотъ долженъ былъ возвратиться обогащенный драгоцѣнными жизненными сокровищами,-- если только ему суждено было возвращаться. То была пора жестокой религіозной борьбы и національнаго подъема; начало англійскихъ путешествій съ цѣлью открытій и апогей англійскаго возрожденія, истекавшаго изъ античныхъ и итальянскихъ источниковъ. Какую плодовитость обнаружило перенесенное изъ чужбины и съ тщательностью воспитываемое тепличное растеніе искусственной литературы той эпохи, какіе цвѣты дало внезапно выросшее на почвѣ вѣковаго національнаго преданія исполинское дерево, которое должно было принести благороднѣйшіе и вѣчные плоды -- англійскую народную драму! Какъ все это -- и жизнь, и искусство -- должно было подѣйствовать на молодаго актера! Попытаемся разсмотрѣть тѣ отдѣльные образовательные элементы, которые представила Шекспиру жизнь въ Лондонѣ и присмотримся къ тому вліянію, какое они должны были оказать на него.
   

III.
Историческое развитіе реформаціи въ Англіи.

   "Каждый человѣкъ, родившійся на десять только лѣтъ раньше или позже, долженъ быть совсѣмъ инымъ въ томъ, что касается его собственнаго образованія и его вліянія на окружающихъ". Гете, которому принадлежатъ эти слова, считаетъ Шекспира счастливымъ, потому что онъ явился "какъ разъ въ самую пору жатвы" и въ дѣйствительности "заслуги и счастье" такъ чудесно были соединены въ немъ, что доставили ему какъ въ англійской такъ и въ международной исторіи театра во всякомъ случаѣ несравненное положеніе. Если поэтъ вообще можетъ развиваться и среди борьбы съ неблагопріятными обстоятельствами, то для драматурга это почти невозможно. Народный театръ съ истинно національной драмой, какую имѣли Греки, Испанцы, Англичане и Французы, можетъ возникнуть и процвѣтать только во время общаго національнаго подъема. Великіе поэты могутъ создать искусственную сцену собственными силами,-- какъ Гете и Шиллеръ въ Веймарѣ, и въ меньшихъ размѣрахъ Иммерманнъ въ Дюссельдорфѣ; истинно національнаго театра мы нѣмцы не имѣли послѣ упадка драмы мистерій до 1876 года. На сценѣ Шиллера не было уже мѣста для полныхъ силы созданій Генриха Клейста. Напротивъ истинно народный театръ можетъ давать мѣсто рядомъ самымъ различнымъ направленіямъ искусства,-- Эсхилу и Эврипиду, Шекспиру и Бэнъ Джонсону, Лопе де Вегѣ и Кальдерону. Только одновременныя и разнообразныя явленія даютъ цѣлой театральной эпохѣ ея величественный и своеобразный отпечатокъ. Шекспиръ выступилъ какъ разъ въ "самую жатвенную пору". Только на три десятилѣтія раньше, въ царствованіе испанской Маріи (1553--1558) или ея тирана отца, свободное развитіе драматическаго искусства было бы такъ-же невозможно, какъ и три десятилѣтія спустя, при Іаковѣ I (1603--1625) или при его сынѣ, изъ нѣдръ англійской націи не могла бы выйдти чисто народная сцена.
   Съ полнымъ основаніемъ еще и теперь англичанинъ обращаетъ радостные и исполненные гордости взоры на дни "доброй королевы Бессъ". "Правленіе королевы Елисаветы", говоритъ Мауренбрехеръ, "есть отечество новѣйшей Англіи". Сама королева конечно ни въ какомъ случаѣ не заслуживаетъ прозванія "доброй". Подъемъ Англіи въ ея царствованіе только въ незначительной степени былъ ея личной заслугой, въ гораздо же большей -- ея великаго канцлера Вилльяма Сесиля (Cecil), лорда Ворлея (13 сент. 1520 г. до 15 авг. 1598 г.), который въ продолженіе сорока лѣтъ былъ при ней неутомимымъ министромъ. Но съ другой стороны развѣ уже не было почтенной заслугой правительницы то, что она дала настоящему человѣку настоящее мѣсто и не смотря на всю женскую капризливость съумѣла удержать его на этомъ мѣстѣ и защищать его противъ его враговъ въ теченіе столь продолжительнаго періода? Уже одно это даетъ ей право на то, чтобы ея имя служило для ея народа обозначеніемъ цѣлой эпохи. Какъ ни многочисленны и ни велики были ея ошибки, какъ женщины и какъ королевы, все же ея дворъ былъ центральнымъ пунктомъ всѣхъ великихъ стремленій. А сколь безконечно-разнообразными являются стремленія этой эпохи! Здоровая національная англійская политика, начало которой положилъ первый Тюдоръ Генрихъ VII (1485--1509 г.), которую вслѣдъ за тѣмъ покинулъ его непостоянный сынъ Генрихъ VIII (1509--1547), враждовавшій поперемѣнно то съ Испаніей, то съ Франціей, была снова сознательно и рѣшительно принята Елисаветой и лордомъ Борлеемъ, и вскорѣ уже обнаружились величественнымъ образомъ ея плодотворныя послѣдствія. Въ царствованіе Елисаветы случилось въ первый разъ послѣ долгаго періода, что не только наклонности, но даже истинные интересы народа вполнѣ совпали съ интересами царствующаго дома. Начиная съ роковаго дня 14 октября 1066 г., когда въ Гзстинской битвѣ народное ополченіе англосаксовъ было разбито закованными въ панцыри рыцарями норманнскаго герцога, силы Англіи въ теченіе цѣлыхъ столѣтій оставались на службѣ интересомъ, чуждымъ націи. Англійская пѣхота, образованная изъ потомковъ порабощенныхъ англосаксовъ, одерживала побѣды подъ предводительствомъ Эдуарда III и Чернаго принца во Франціи и въ Испаніи для своего норманнскаго королевскаго дома, послѣ того какъ въ самой Англіи дворянство, соединившись съ народомъ и руководимое Симономъ Монфортомъ, не могло отстоять своихъ правъ предъ королевской силой. Первые зародыши конституціи образовались уже при безхарактерномъ Іоаннѣ и при его энергическомъ сынѣ, но Эдуардъ III говорилъ еще по французски. Въ царствованіе послѣдняго возникла новая англійская поэзія. Джефри Чосеръ, (1340?-- 1400), котораго Эдуардъ III принялъ на службу въ качествѣ дипломата, а его внукъ -- въ качествѣ таможеннаго чиновника, будучи отцемъ англійской поэзіи, провелъ созданный имъ смѣшанный языкъ въ высшіе классы, которые доселѣ употребляли исключительно французскую рѣчь. Это тѣ же самыя усилія въ пользу народнаго языка и литературы, какія въ 18 вѣкѣ дѣлалъ Виландъ среди нѣмецкой аристократіи. Блестящее правленіе короля Эдуарда III окончилось однако неудачами, причиной чего было, быть можетъ, и то, что оно все же еще не имѣло національной основы. Король -- рыцарь въ большинствѣ случаевъ былъ лишенъ пониманія торгово-политическихъ интересовъ своихъ подданныхъ, или по крайней мѣрѣ онъ обращалъ не достаточно вниманія на эти интересы. Сословіе горожанъ и торговцевъ пришло въ движеніе въ Англіи уже въ 14 вѣкѣ, а союзы съ могущественными Фландрскими коммунами возвысили самосознаніе третьяго сословія и въ земляхъ Эдуарда. Съ началомъ правленія его наслѣдника начинается тотъ періодъ англійской исторіи, прославленію котораго Шекспиръ посвятилъ свои королевскія драмы. Переходъ престола въ предѣлахъ того же царствующаго дома былъ вызванъ главнымъ образомъ высшей аристократіей; но не совсѣмъ безъ вліянія оставалось и то, что симпатіи народа всецѣло оставались на сторонѣ Болингброка. Ричардъ II является еще вполнѣ норманнскимъ рыцаремъ, но у его наслѣдника уже болѣе выступаетъ англійскій характеръ. Ланкастерскій домъ съ самаго начала, за небольшими исключеніями, встрѣтилъ полное довѣріе. Второй король изъ этого дома, любимый герой Шекспира, Генрихъ V (1413--1422 г.) съумѣлъ не только направить весь народъ къ служенію своимъ цѣлямъ, но также и исполнить его одушевленіемъ къ нимъ. Предшествующія Французскія войны до Эдуарда III были считаемы за то, чѣмъ онѣ дѣйствительно и были,-- за чисто династическіе спорные вопросы. Всемогущій норманнскій герцогъ, повелитель Англіи, побѣдилъ своего Французскаго сюзерена. Если Англичане и оказали значительную помощь въ этой побѣдѣ, то все еще вообще носило характеръ междоусобной войны Норманновъ съ Французами. Но это уже перемѣнилось при Эдуардѣ III. Генрихъ V чувствовалъ себя вполнѣ англичаниномъ, и вполнѣ пробудившееся уже національное чувство англичанъ помогало ему въ его борьбѣ; только въ противоположность національному чувству вторгнувшихся англичанъ развилось національное сознаніе Французовъ, нашедшее себѣ олицетвореніе въ Іоаннѣ Д'Аркъ и вызвавшее такую пагубную реакцію противъ островитянъ. Для борцовъ при Азенкурѣ битвы при Пуатье и при Креси являлись совсѣмъ въ другомъ свѣтѣ, чѣмъ для современниковъ Чернаго принца. Пробудившаяся теперь національная противоположность была перенесена и на болѣе раннее время. То были дни Генриха V, когда большая часть Франціи хотя бы только и по имени составляла одно государство съ Англіей; то было также время, когда возникла національная вражда между Англіей и Франціей, вражда, которой Шекспиръ далъ выраженье, почти лишенное художественности, тогда какъ другіе драматурги елисаветинской эпохи очерчивали ее еще болѣе рѣзко. Во второй половинѣ 17 вѣка эта національная противоположность привела къ новымъ большимъ столкновеніямъ, которыя наполнили собою 18 столѣтіе, и даже теперь, семьдесятъ лѣтъ спустя послѣ битвы при Ватерлоо, видимъ мы, какъ, неугасая, тлѣлась эта искра ненависти подъ пепломъ. Въ борьбѣ между Вильгельмомъ Оранскимъ и Ганноверскимъ домомъ были затронуты важнѣйшіе жизненные интересы Англіи, которые нужно было защищать противъ стремленій ФранцузовЧі къ гегемоніи въ Европѣ и въ Америкѣ. Но завоеваніе Франціи Плантагенетами вовсе не представляло истиннаго интереса для англійскаго народа. Для драматурговъ же 16 вѣка память объ этихъ столкновеніяхъ и основанная на нихъ національная гордость были тѣмъ поэтическимъ капиталомъ, которымъ съ лихвою воспользовался Шекспиръ. Стоитъ исключить изъ англійской исторіи эти столкновенія и легенды о нихъ,-- и въ англійской драмѣ явится зіяющій пробѣлъ. Еще при Генрихѣ VIII вполнѣ серьезно думали о возвращеніи Франціи, гербъ и титулъ которой носилъ даже Іаковъ II. Англія исходила кровью въ этихъ завоевательныхъ континентальныхъ войнахъ, потому что она взяла на себя ту роль, какую вовсе несвойственно было играть народу острова. Напротивъ та задача, какая была опредѣлена ей самою природой, не была понята. И именно Генрихъ V, прославляемый Шекспиромъ герой, думая только о своихъ Французскихъ завоеваніяхъ, силою подавилъ великое и идеальное движеніе своего народа. Въ седьмой годъ царствованія короля Ричарда II умеръ величайшій изъ современниковъ Чосера въ Англіи -- Джонъ Виклефъ (1324? до 31 дек. 1384). Дѣдъ Генриха V, герцогъ Іоаннъ Гаунтскій (Gaunt), которому Шекспиръ влагаетъ въ уста знаменитыя слова въ честь "острова окруженнаго серебряной оправой океана", былъ покровителемъ и реформирующаго поэта и церковнаго реформатора. Уже въ 13 вѣкѣ Оксфордъ выставилъ Рожера Бэкона, который казался въ Римѣ опаснымъ еретикомъ, и котораго соперникъ Шекспира, Робертъ Гринъ, вывелъ на сцену подъ видомъ благороднаго волшебника. Виклефъ, котораго должно назвать первымъ великимъ реформаторомъ, нашелъ и при жизни, а еще болѣе по смерти, столько приверженцевъ, что уже въ началѣ 15 вѣка, казалось, наступило время церковнаго отлученія Англіи отъ Рима. "Добрый парламентъ" хотѣлъ серьезно приняться за секуляризацію. Шекспиръ намекаетъ на стремленіе къ этой реформѣ въ разговорѣ между двумя епископами, во вступительной сценѣ къ "Генриху V". Въ рукахъ Генриха V было, стоя во главѣ своего народа, привести новое время. Но приверженцы Виклефа, Лолларды, ставши на сторонѣ низложеннаго Ричарда Ланкастерскаго, возбудили противъ себя ненависть. Королевская власть, вмѣсто того чтобы стремиться вмѣстѣ съ общинами къ проведенію религіозной реформы и національной церкви, соединилась съ приверженнымъ къ Риму клиромъ для подавленія ихъ. Вниманіе и силы должны были быть отвлечены отъ этихъ стремленій французскими войнами. Псевдошекспировская драма "Сэръ Джонъ Ольдкэстль, выводитъ одного изъ предводителей этихъ Виклефитовъ, который потерпѣлъ при Генрихѣ V мученическую смерть за свою вѣру. Ревностные протестанты елисаветинскаго времени считали его однимъ изъ первыхъ исповѣдниковъ своей вѣры. Ученіе Виклефа при посредствѣ Гуса вызвало движеніе въ Чехіи и въ Германіи. Въ Англіи послѣдователи ученія Виклефа подвергались самымъ жестокимъ преслѣдованіямъ, и однако ересь Лоллардовъ не могла быть искоренена. Потомки ихъ подъ названіемъ Пуританъ отмстили королевской власти за долголѣтнее преслѣдованіе чистаго ученія, послѣ того какъ въ 17 вѣкѣ популярная партія одержала верхъ. То было уже не въ первый разъ, что въ дни Кромвеля земледѣльцы взялись за оружіе изъ-за религіознаго ученія. Подобно тому какъ въ Германіи крестьянская война была связана съ нападками Лютера на традиціонныя формы церкви, такъ и въ Англіи ученіе Виклефа вызвало въ царствованіе Ричарда II соціалистическое возстаніе крестьянъ, во время котораго йомэнъ англосаксонскаго происхожденія бросалъ рыцарю или прелату, норманну родомъ, слѣдующіе грозные стихи:
   
   Когда Адамъ копалъ землю, а Ева пряла,
   Гдѣ былъ тогда ты, дворянинъ?
   
   Мэръ Лондона собственноручно убилъ Уата Тайлера (Tyler), предводителя вторгнувшихся въ Лондонъ крестьянъ-виклефитовъ. Память объ этомъ сохранилась въ Лондонѣ и Шекспиръ воспользовался извѣстіями объ этомъ знаменитомъ возстаніи при изображеніи возмущенія Кода (Kade) во второй части Генриха VI. Дѣло реформаціи и народа пало тогда, благодаря вооруженному вмѣшательству духовенства и дворянства; только въ лагерѣ Кромвеля снова всплыли воспоминанія о соціалистическихъ требованіяхъ Уата Тайлера, послѣ того церковная реформа была уже проведена совмѣстными усиліями королевской власти, дворянства и народа. Королевскій домъ Плантагенетовъ и сгруппировавшаяся вокругъ него аристократія окончательно погубили себя въ войнѣ Розъ. Въ концѣ своего Ричарда III Шекспиръ даетъ длинный, но все же не полный перечень предводителей обѣихъ партій, погибшихъ на эшафотѣ или на полѣ битвы. Между 1455 и 1485 г. отъ первой битвы при Ст. Альбанъ до роковаго сраженія на поляхъ, Босвора погибли насильственной смертью: три короля, четыре принца, десять герцоговъ, два маркиза, двадцать одинъ графъ, два виконта и двадцать семь бароновъ. Цѣлый длинный рядъ старыхъ норманнскихъ фамилій вымеръ. Сами Тюдоры происходили по муж'ской линіи отъ одной изъ коренныхъ фамилій Валлиса. При окончаніи войны Розъ уже не могло и быть прежнихъ рѣчей о противоположности обѣихъ народныхъ расъ, которыя въ теченіе нѣсколькихъ столѣтій, живя въ одной и той-же землѣ, оставались столь обособленными одна отъ другой. Послѣдняго графа Уоррика изъ дома Невилей назвали "послѣднимъ изъ бароновъ". Уже Эдуардъ IV стремился противопоставить старой и гордой наслѣдственной знати новую, составленную изъ homines novi, придворныхъ, и возвысить послѣднюю на счетъ первой; и на это намекаетъ Шекспиръ въ третьей части Генриха VI и въ Ричардѣ III. Генрихъ VII возвелъ мудрыя дѣйствія своего Іоркскаго предшественника въ строгую систему, которую онъ и проводилъ неизмѣнно и съ полнымъ успѣхомъ. Въ Шекспировомъ "Генрихѣ VIII" мы видимъ на примѣрѣ Бокингэма, какъ безсильны стали даже могущественнѣйшіе великіе вассалы. Если Эссексъ еще въ началѣ 17 вѣка думалъ возобновитъ дни Уоррика, то онъ уже вскорѣ могъ понять роковую свою ошибку. Лейстеръ у Шиллера говоритъ вполнѣ исторически вѣрно, когда онъ возражаетъ Мартимеру, настаивающему на страсти феодаловъ къ возмущеніямъ:
   
             Вы знаете ли эту землю?
   Извѣстны ль валъ дѣла здѣсь при дворѣ,
   Какъ тѣсно связанъ духъ здѣсь царствомъ женщинъ?
   Ищите вы здѣсь духа героизма,
   Который нѣкогда еще былъ такъ силенъ....
   Все подчинилось ключу женщины.
   
   Аристократическое феодальное государство при Генрихѣ VII превратилось въ государственный строй, управляемый королемъ почти самодержавно. Благодаря столь пагубнымъ для знати битвамъ во время войны Розъ старый лѣсъ порѣдѣлъ; молодая поросль, у которой старые стволы такъ долго отнимали свѣтъ и которая поэтому не могла расти, теперь подучила достаточно и мѣста и воздуха. Въ теченіе этого періода третье сословіе достигло могучаго развитія. Сто лѣтъ спустя по смерти Генриха VIII общины царили въ странѣ и могли декретировать уничтоженіе палаты пэровъ. Пышный расцвѣтъ, котораго Англія достигла благодаря измѣненію соціальныхъ отношеній въ послѣдней части 16 вѣка, пошелъ на пользу и театру и драматическому искусству. Настоящая народная свѣтская сцена не могла бы развиться въ болѣе раннюю эпоху и при другихъ обстоятельствахъ. Между тѣмъ какъ драматическіе поэты получили реальную выгоду отъ новаго соціальнаго порядка, воспоминанія о старомъ времени доставляли имъ драгоцѣнный и неистощимый поэтическій матеріалъ. Феодальная эпоха съ одной стороны была уже достаточно далека, чтобы освѣтить ее романтическимъ сіяніемъ; съ другой стороны она еще не стала явленіемъ, знакомымъ только для однихъ книжныхъ ученыхъ. Она продолжала еще нерушимо жить въ памяти народа, который впрочемъ помнилъ больше всего объ ея внѣшней блестящей сторонѣ. Самъ Шекспиръ жилъ и дѣйствовалъ, полный удивленія къ тѣмъ старымъ могучимъ героямъ аристократіи,-- что вполнѣ объясняется впечатлѣніями его юности. Онъ совершенно понимаетъ перемѣну времени и онъ слишкомъ практическій дѣловой человѣкъ, чтобы высказывать по этому поводу жалобы. Слѣдуетъ обратить вниманіе, какъ рѣзко и не безъ ироніи выставляетъ онъ во второй сценѣ своего "Генриха VIII" перемѣну въ отношеніяхъ власти. Первый пэръ государства арестованъ, и король, не задумываясь, поступаетъ съ нимъ по своей волѣ, при чемъ ни одна рука не поднимается на защиту отпрыска младшей вѣтви "священной крови Эдуарда". Но этотъ же самый безпощадный повелитель является полнымъ снисхожденія по отношенію къ "прядильщикамъ, валяльщикамъ, шерстобитамъ и ткачамъ". Не показываетъ ли здѣсь Шекспиръ образно полный переворотъ въ соціальныхъ отношеніяхъ Англіи и не выказываетъ ли онъ своего тонкаго пониманія вещей? Этому изображенію соотвѣтствуетъ также и правленіе Елисаветы: не задумываясь она можетъ снять голову съ плечъ пэру государства; но она не осмѣливается посягнуть на богатство своихъ вѣрноподданныхъ горожанъ. Елисавета сознавала это и сообразно этому и поступала; на этомъ отчасти основана ея популярность. Стюарты не выказывали такого пониманія, и недовольство податныхъ классовъ соединилось съ антипатіей протестантскихъ сектъ, противившихся королю, какъ главѣ церкви.
   Не менѣе, чѣмъ соціальный переворотъ, глубоки и религіозныя перемѣны, отдѣляющія дни Ланкастерской и Іоркской династій. Съ тѣхъ поръ какъ корифеи нѣмецкой романтики, преимущественно Новалисъ, возбудили вопросъ,-- не было ли то религіозное движеніе 16 в. которое мы называемъ Реформаціей вредно и даже пагубно для искусства, -- съ тѣхъ поръ этотъ вопросъ обсуждался безчисленное число разъ, и чаще съ болѣе или менѣе тенденціозной точки зрѣнія, чѣмъ съ фактической стороны. Гёте объявилъ однимъ изъ величайшихъ преимуществъ Шекспира то обстоятельство, что онъ родился протестантомъ и въ протестантской странѣ. Напротивъ, новѣйшая критика Шекспира, именующая себя реалистической, самымъ рѣшительнымъ образомъ противополагаетъ театръ елисаветинской эпохи вмѣстѣ съ Шекспиромъ -- религіозному движенію 16 вѣка; только-де при условіи борьбы съ этимъ движеніемъ могло возникнуть творчество Шекспира. Вполнѣ очевидно, что въ этомъ случаѣ принципъ пуританства ошибочно отождествляется съ идеями, легшими въ основу великаго религіознаго движенія. А это именно заблужденіе и можетъ повести къ правильному отвѣту на вопросъ, возбужденный Фридрихомъ Шлегелемъ и Новалисомъ.
   Реформація стремилась къ очищенію религіозныхъ понятій европейскаго человѣчества, -- и достигла его. Не только въ протестантскихъ церквахъ, но даже и въ самомъ католицизмѣ выступило, благодаря дѣйствіямъ реформаторовъ и ихъ послѣдствіямъ, болѣе чистое и менѣе чувственное и антропоморфистическое воззрѣніе на отношенія человѣка къ божественному. Очищеніе религіозныхъ понятій было необходимымъ образомъ связано съ такими успѣхами на поприщѣ этики, какихъ никогда не могло бы достигнуть одностороннее развитіе искусства, если бы таковое было возможно; ибо только однѣ -- философія и религія, какъ говоритъ Гёте, могутъ вліять на нравственность. Съ другой стороны, новые этическіе и религіозные идеалы никогда не остаются безъ возбуждающаго вліянія на искусство. И это благотворное воздѣйствіе реформаціи на искусство мы замѣчаемъ и въ 16 вѣкѣ. Совсѣмъ иное дѣло, если мы, вмѣсто того чтобы разсматривать реформацію какъ великое и цѣльное событіе, оживотворившее Европу,-- захотимъ узнать ея сущность съ точки зрѣнія преобладающаго въ ней односторонняго религіознаго принципа, наиболѣе рѣзко выступившаго въ Женевѣ, въ Шотландіи и въ Англіи въ эпоху пуританства. Такая односторонность была однимъ изъ необходимыхъ слѣдствій реформаціи, но и въ этомъ отношеніи слѣдуетъ признать, что одиночныя явленія, вызванныя реформаціей, хотя и имѣли вредное и пагубное вліяніе на искусство вообще, однако творческое искусство и театръ подверглись такому вліянію въ наименьшей степени. За то строгій Французскій кальвинизмъ породилъ стихотворенія Дю-Варта (Du Bartas), а пуританское направленіе въ Англіи -- "Потерянный рай" и "Samson Agonistes" Мильтона и "Pilgrims Progress" Боньяна (Bunyan). Во всякомъ случаѣ реформація имѣла пагубныя слѣдствія для поэзіи только въ Германіи, въ особенности съ тѣхъ поръ какъ послѣ смерти Лютера религіозное движеніе превратилось въ теологическое, когда вмѣсто этическихъ взглядовъ преобладающее значеніе получили догматическіе. Если религіозное движеніе въ Англіи можетъ казаться менѣе симпатичнымъ въ сравненіи съ реформаціоннымъ движеніемъ на континентѣ, за то въ отечествѣ Шекспира всѣ обстоятельства были болѣе отрадны чѣмъ въ Германіи и болѣе благопріятны для развитія національной жизни во всѣхъ направленіяхъ.
   Лессингъ въ своемъ "Rettung des Cochläus" высказываетъ остроумное соображеніе, что реформація въ Германіи была дѣломъ себялюбія, въ Англіи -- дѣломъ любви, а въ богатой пѣснями Франціи -- дѣломъ рабочаго: "Въ Германіи вѣчная мудрость, направляющая все сообразно своимъ цѣлямъ, реформацію произвела чрезъ себялюбіе, въ Англіи -- чрезъ любовь, а во Франціи -- чрезъ пѣсню". Король Генрихъ VIII, рѣшившись отдѣлиться отъ Рима, конечно не сознавалъ, какія послѣдствія будетъ имѣть это для исторіи Европы въ ближайшіе вѣка, и какое важное дѣло совершаетъ онъ для благоденствія Англіи. Мученія совѣсти, охватившія въ Германіи по примѣру Лютера тысячи людей, весьма слабо обнаружились въ Англіи въ первую половину 16 столѣтія. Религіозныя потребности, давшія въ Германіи толчекъ всему движенію, незамѣтны въ Англіи въ отдѣльныхъ слояхъ народа ранѣе 1568 г. Только съ этого времени начинаютъ пріобрѣтать значеніе тѣ религіозныя и политическія стремленія, которыя вообще можно обозначить именемъ пуританства, принципъ котораго состоитъ въ томъ, чтобы направлять жизнь каждаго отдѣльнаго лица равно и общую жизнь всѣхъ исключительно по библіи и преимуществено по Ветхому Завѣту. Напротивъ въ то время, когда Генрихъ VIII ссылался на угрызенія совѣсти для того, чтобы узаконить свой бракъ съ прекрасной фрейлиной,-- что довольно живо и правдоподобно изобразилъ Шекспиръ,-- въ это время въ англійскомъ народѣ религіозно-національное движеніе было направлено къ сверженію римскаго ига, показывавшагося всѣмъ тяжелымъ. По какому праву папа господствуетъ надъ англійской совѣстью, зачѣмъ итальянскому государю уплачиваются подати, въ высшей степени вредно дѣйствующія на народные экономическіе интересы? Такимъ образомъ почти вся нація раздѣляла взглядъ Виклефа. Отпаденіемъ отъ Рима и уничтоженіемъ монастырей Defensor Fidel на первый разъ вполнѣ удовлетворилъ желанія большинства своихъ подданныхъ. Небольшая кучка протестантовъ была уничтожена на кострахъ, а вѣрные приверженцы Рима,-- и между ними благородный Томасъ Морусъ, судьба котораго составляетъ содержаніе одной изъ псевдошекспировскихъ драмъ,-- замолкли на висѣлицахъ и подъ сѣкирой палача. Здѣсь было впрочемъ только измѣненіе въ церковномъ управленіи, измѣненіе предписанное правительствомъ, но не было еще новизны въ вѣрѣ, какъ это мы находимъ одновременно въ Германіи. Этотъ свѣтскій характеръ реформаціи долженъ былъ рано или поздно встрѣтить противодѣйствіе, исходящее изъ строго религіознаго и твердаго въ вѣрѣ сознанія. Сынъ Генриха Эдуардъ VI, или лучше вельможи державшіе правленіе въ своихъ рукахъ во время юности короля, ввели въ Англію протестантизмъ. Только теперь библія на англійскомъ языкѣ свободно распространилась въ странѣ, тогда какъ первый глава англійской національной церкви кровавыми мѣрами мѣшалъ ея распространенію. Но католическая Марія не могла слѣдовать своему сводному брату безъ всякихъ препятствій. Современникъ Шекспира Джонъ Вебстеръ изобразилъ въ написанной имъ въ сотрудничествѣ съ другими драматургами "Знаменитой исторіи о сэрѣ Томасѣ Уатѣ" (напеч. 1607) -- неудачную попытку возстанія протестантской партіи, жертвою котораго пала образованная и добродѣтельная лэди Джэнъ Грей. Тотъ-же самый сюжетъ обработалъ въ восемнадцатомъ вѣкѣ въ Англіи Роу (Rowe), а у насъ, слѣдуя ему,-- Виландъ. Религіозное чувство въ населеніи было еще значительно перевѣшиваемо династическимъ. Тогда готовы были ставить на карту религіозную свободу, лишь бы только не повредить законному престолонаслѣдію, на которомъ были основаны въ странѣ право и порядокъ. Девяносто пять лѣтъ спустя чувство религіозное настолько перевѣсило династическое, что для поддержанія одного изъ крайнихъ направленій протестантизма самъ законный король былъ возведенъ на эшафотъ. Въ такой постоянно возраставшей прогрессіи усиливалось въ странѣ протестантское теченіе. Писатель, который остался бы совершенно въ сторонѣ отъ него или враждебно выступилъ бы противъ него, этимъ самымъ подрѣзалъ бы себѣ корни, такъ какъ въ такомъ случаѣ онъ не находился бы въ согласіи съ духовнымъ и политическимъ развитіемъ своего народа. При вопросѣ о положеніи Шекспира и его отношеніяхъ къ религіознымъ партіямъ прежде всего слѣдуетъ обсудить, мыслима ли такая противоположность для величайшаго національнаго поэта Англіи.
   Ничто такъ не содѣйствовало успѣхамъ протестантизма въ Англіи, какъ правленіе испанской Маріи, дочери прославленной Шекспиромъ Екатерины Арагонской. Не казни поборниковъ протестантизма вредили дѣлу католицизма; къ подобнымъ экзекуціямъ привыкли уже издавна и настолько, что находили ихъ совершенно понятными со стороны правящей партіи. Великій Кромвель и его государственный секретарь Джонъ Мильтонъ первые настаивали на введеніи терпимости, какъ основнаго принципа государственнаго управленія. Марія же оскорбляла національные интересы и угрожала экономическимъ интересамъ своихъ подданныхъ. Подобно тому, какъ во время французской революціи, боязнь обратнаго захвата прежними владѣльцами проданныхъ національныхъ имуществъ выдвигала наибольшія препятствія для монархической реставраціи, такъ точно владѣльцы прежнихъ церковныхъ и монастырскихъ имуществъ чувствовали себя въ опасности отъ католической реставраціи Маріи, не смотря на всѣ успокоительныя увѣренія. Торговля была ослаблена чувствомъ этой неувѣренности и интересы ея въ Англіи уже начинали требовать большихъ обезпеченій. Возстановленіе римской церкви казалось уже несовмѣстимымъ съ соціонально-экономическими условіями благосостоянія Англіи. Умный Генрихъ VII заключилъ союзъ съ Испаніей, который и сохранялъ свою силу до наступленія религіозныхъ смутъ въ Европѣ. Съ тѣхъ поръ однако Испанія стала главнымъ государствомъ католической партіи. Бракъ царствующей королевы съ иностраннымъ государемъ самъ по себѣ былъ непріятенъ высокой знати и несимпатиченъ низшимъ сословіямъ,-- еслибы даже государь этотъ и не былъ Филиппъ II Испанскій. Филиппъ во время своего пребыванія въ Англіи велъ себя благоразумно и дружелюбно, но испанскій характеръ имѣлъ слишкомъ мало общаго съ англійскимъ. Участіе въ войнѣ Испанцевъ противъ Франціи было бы само по себѣ популярно.-- Воспоминанія о континентальныхъ войнахъ были еще довольно свѣжи: даже еще Генрихъ VIII встрѣтилъ сильное воодушевленіе націи къ своимъ Французскимъ походамъ. Война, предпринятая Маріей для ея супруга, привела англійскій народъ къ потерѣ Калэ, перваго города завоеваннаго нѣкогда Эдуардомъ III во Франціи. Послѣднее континентальное владѣніе Англичанъ, оно снова черезъ двѣсти одиннадцать лѣтъ (1558 г.) перешло во. власть Французовъ. Французская драма прославила подвигъ герцога Гиза. Въ новой moralité "la prinse сіе Calais" отступающіе англичане должны были переносить насмѣшки Французовъ. Въ царствованіе Елисаветы завоеваніе важнаго портоваго города англичанами составило сюжетъ приписываемой Шекспиру драмы "Эдуардъ III" и было представлено на лондонской сценѣ. Стоитъ только сопоставить и взвѣсить эти два факта, что давало англійской національной гордости правленіе Елисаветы и правленіе Маріи, и насколько благопріятно было при нихъ положеніе англійской драмы. При Маріи Англія являлась какъ бы вассальнымъ государствомъ по отношенію къ Испаніи и теряла въ борьбѣ свою честь и могущество. Рѣшительный отказъ Елисаветы, по вступленіи ея на престолъ, Филиппу нашелъ благодарную встрѣчу у національнаго чувства англичанъ. Этимъ актомъ была высказана политическая самостоятельность страны, а затѣмъ слѣдовала и религіозная. При Елисаветѣ была основана англиканская церковь. Положеніе ея, а равно и положеніе европейскихъ дѣлъ заставляли Елисавету, въ противоположность Испаніи, стать поборницей протестантизма. Она была вполнѣ протестантской королевой, и туземные католики чувствовали всю тяжесть ея правленія. Въ 1568 г. она велѣла арестовать Марію Стюартъ, родственницу герцога Гиза, отнявшаго у англичанъ Калэ. 8-го февр. 1587 г. несчастная шотландская королева, такъ богато одаренная отъ природы, покончила свою жизнь на плахѣ. Ее осудилъ англійскій судъ, а приговоръ подписала Елисавета.
   Во всѣхъ произведеніяхъ Шекспира мы не найдемъ ни одной строчки, которую можно было бы истолковать какъ намекъ на это трагическое событіе. Везъ сомнѣнія однако событіе это, потрясшее и друзей и враговъ, не могло не оказать сильнаго впечатлѣнія на трагика. Здѣсь, какъ и въ войнѣ Розъ, надъ которой быть можетъ только тогда онъ началъ работать, вопросъ шелъ о правѣ престолонаслѣдія, которое приводило къ кровавымъ катастрофамъ въ королевской фамиліи. Но въ этомъ случаѣ исходъ борьбы далеко не былъ безразличенъ для націи, какъ-то было въ эпоху борьбы Іорка съ Ланкастеромъ. Дѣло шло о величайшихъ сокровищахъ страны и обо всемъ ея развитіи. Когда Шекспиръ прибылъ въ Лондонъ, католическая претендентка была еще въ живыхъ. Ея приверженцы были неутомимо дѣятельны, стараясь освободить плѣнницу изъ замка Фотрингэ, чтобы снова оживить надежду на католическую реакцію въ Англіи. Если въ общественныхъ кружкахъ въ то время разговоры о политикѣ далеко не были такъ въ модѣ, какъ въ позднѣйшія эпохи, то во всякомъ случаѣ въ данномъ вопросѣ настолько были заинтересованы всѣ и каждый, что разсужденія о немъ были неизбѣжны. Въ 1587 г. по почину лорда канцлера, вышла первая политическая газета въ Англіи, имѣвшая цѣлью привлечь симпатіи населенія. Наконецъ Шекспиръ, если еще не въ Стрэтфордѣ, то вскорѣ по прибытіи въ Лондонъ занимался изученіемъ исторіи своего отечества. Онъ не располагалъ конечно для своихъ драмъ изъ англійской исторіи критическими изслѣдованіями источниковъ,-- какими бы воспользовался поэтъ въ наши дни; онъ могъ составить себѣ довольно удовлетворительное представленіе о процессѣ развитія своего отечества по хроникѣ Ральша Голиншеда, появившейся впервые въ 1577 г., и во второй разъ напечатанной въ годъ смерти Маріи Стюартъ. Автору королевскихъ драмъ нельзя отказать въ правильномъ пониманіи историческихъ событій. Если уже тогда предъ его творческимъ взоромъ виталъ образъ Ричмонда при окончаніи войны Розъ, то не могла оставить его безучастнымъ и внучка Ричмонда и исторія времени, о которомъ, какъ объ имѣющемъ еще наступить, пророчествовалъ онъ въ заключительной сценѣ "Ричарда III". Прошлое и настоящее исторіи его отечества, съ тѣхъ поръ какъ онъ вступилъ въ Лондонъ, должно было постоянно вызывать его на размышленія хотя бы даже,-- какъ то допускаютъ многіе изъ его біографовъ,-- онъ и не стоялъ въ близкихъ отношеніяхъ къ графу Эссексу, благодаря чему въ послѣднемъ случаѣ къ общему интересу къ политическимъ событіямъ присоединялся бы еще и личный.
   Но принадлежали-ли на самомъ дѣлѣ симпатіи Шекспира протестантской королевѣ, не былъ ли и онъ скорѣе изъ числа тѣхъ, которые съ надеждой устремляли свои взоры на плѣнную Шотландскую королеву? Могъ ли Шекспиръ всею душой предаться національному дѣду, во главѣ котораго стояла Елисавета, или же онъ, будучи католикомъ, находился въ томъ плачевномъ положеніи, чтобы желать побѣды для той партіи, господство которой далеко не доставило бы Англіи столько славы и благосостоянія, сколько принесъ Вильямъ Сесиль, находясь на службѣ своей королевѣ? Среди этихъ историческихъ условій вопросъ о наружной принадлежности Шекспира къ тому или другому изъ исповѣданій -- о внутреннихъ его религіозныхъ убѣжденіяхъ и о его міросозерцаніи будетъ рѣчь впереди,-- получаетъ особенно важное значеніе для полнаго и всесторонняго представленія его, какъ человѣка и поэта. Какъ со стороны протестантовъ такъ и со стороны католиковъ вопросъ этотъ сдѣлался предметомъ узкихъ религіозныхъ пререканій, какъ будто бы признать Шекспира своимъ составляетъ дѣло чести для той или другой церкви.
   Такого рода точка зрѣнія должна быть устранена принципіально. Католическая церковь можетъ указать среди своихъ поборниковъ и мучениковъ въ эпоху Генриха VIII и Елисаветы такую многочисленную массу превосходныхъ и достойныхъ удивленія людей на всѣхъ поприщахъ, что является едва понятнымъ, зачѣмъ съ такимъ упорствомъ и отчасти не совсѣмъ нравственными средствами стремились доказать католицизмъ Шекспира? Если Шекспиръ былъ католикъ, то это не особенно должно радовать церковь, потому что безъ сомнѣнія онъ не былъ изъ числа тѣхъ, которые готовы были бороться и страдать за свою вѣру. Что бы значилъ тогда этотъ тайный католикъ на ряду съ воодушевленными мучениками, каковы епископъ Фишеръ, канцлеръ Томасъ Моръ, талантливый, но несчастный поэтъ Робертъ Соутвеллъ (казненный 21 февр. 1595 г.)! Католическая церковь ничего не выиграла бы отъ того, если бы Шекспиръ принадлежалъ къ ней; Шекспиръ-же, напротивъ, какъ характеръ, много потерялъ бы, если-бы принадлежность его къ католицизму в#ожно было бы доказать какимъ либо образомъ.
   Фактъ тотъ, что отецъ матери Шекспира Робертъ Арденъ умеръ католикомъ; но отсюда нельзя сдѣлать никакого вывода относительно вѣроисповѣданія его дочери, супруги Джона Шекспира. Самъ Джонъ Шекспиръ въ правленіе королевы Елисаветы занималъ значительныя общественныя должности; чтобы быть допущеннымъ къ самой незначительной изъ нихъ, онъ долженъ былъ въ присягѣ признать королеву Англіи высшимъ духовнымъ главой, а давъ эту присягу онъ вмѣстѣ съ тѣмъ отказывался уже отъ римско-католическаго исповѣданія. Найденное въ 1770 г. католическое исповѣданіе Джона Шекспира уже давно признано за подложное. Въ протестанской приходской книгѣ записана смерть его и его жены, крещеніе всѣхъ дѣтей и погребеніе Вильяма Шекспира, безъ всякаго особеннаго замѣчанія,-- чего бы конечно не было, будь они католики. Завѣщаніе поэта содержитъ въ себѣ вступительную протестантскую формулу, вошедшую въ употребленіе только въ семнадцатомъ вѣкѣ; въ завѣщаніи его отца нѣтъ этой формулы. Въ противность этому стоитъ замѣчаніе священника (Reverend) Ричарда Дэвиса (умершаго въ 1708 г. сэпертонскимъ ректоромъ въ Глосстерширѣ), который прибавилъ къ біографическимъ даннымъ, о Шекспирѣ переданнымъ ему Стрэтфордскимъ Rev, Вильямомъ Фольманомъ, нѣкоторыя дополненія, оканчивающіяся словами: He dyed a papist" (онъ умеръ папистомъ). Какимъ образомъ Дэвисъ пришелъ къ этому утвержденію, стоящему въ явномъ противорѣчіи съ подлинными документами? Пуритане обыкновенно ругали папистами всѣмъ не принадлежавшихъ къ ихъ знамени, хотя бы такія лица были далеки отъ католицизма, будучи членами епископальной церкви. Актеръ и драматургъ былъ въ глазахъ крайнихъ реформаторовъ почти идолослужителемъ. Въ Стрэтфордѣ къ концу столѣтія строгая пуританская партія достигла господства. "Молодой Чарбонъ (уголь, пламенное рвеніе?) пуританинъ, говорится въ пьесѣ Шекспира "Конецъ вѣнчаетъ Фьао" (I, 3, 53), "и старый Пойзонъ (отравитель) папистъ, какъ ни раздѣлены сердца ихъ религіей, состовляютъ одно и то же; они могутъ бодаться своими рогами, какъ козлы на пастбищѣ". Подобные взгляды разбогатѣвшаго комедіанта не могли оставаться въ Стрэтфордѣ тайной. Зависть и религіозная нетерпимость сдѣлали поэта папистомъ. Такъ объясняется этотъ слухъ, дошедшій до Дэвиса уже долго спустя послѣ смерти поэта. Во вся -- 83 жомъ случаѣ самъ Шекспиръ заслуживаетъ большаго довѣрія, чѣмъ Дэвисъ. Вѣрующій католикъ никогда не написалъ бы третьяго акта въ "Королѣ Іоаннѣ" въ такомъ видѣ, въ какомъ мы его имѣемъ, хотя рука художника вполнѣ уничтожила здѣсь тенденціозную грубость своего первообраза. Вѣрующій католикъ безъ сомнѣнія никогда не сталъ бы прославлять ересіарха Кранмера и не воспѣлъ бы въ библейскихъ образахъ правленіе протестантской королевы какъ "Золотой вѣкъ",-- бывшій для католиковъ временемъ тягчайшихъ притѣсненій:
   
   Съ ней счастье приходитъ:
   При ней въ тиши всякъ пользуется тѣмъ,
   Что онъ посѣялъ, и въ виноградникѣ своемъ
   Досугъ свой пѣснью мирной услаждаетъ.
   По истинѣ здѣсь познанъ Богъ (God shall be truly known)
   
   Если Шекспиръ въ этомъ мѣстѣ своей послѣдней исторической драмы (Генрихъ VIII., V, 5, 19--63) называетъ правленіе новой Савы, жаждущей мудрости и добродѣтели,-- временемъ мира, то тотчасъ-же онъ ограничиваетъ это выраженіе сообразно дѣйствительности говоря о "врагахъ, трепещущихъ предъ Дѣвой-Фениксомъ". Англійскому протестантизму, во главѣ котораго стала Елисавета, придало все его національное значеніе то Обстоятельство, что онъ отстоялъ политическую независимость націи противъ угрожавшаго могущества католическаго короля. Соображенія о томъ, какъ желательно для Англіи, чтобы противолежащіе ей берега не были во власти могущественнаго государства, побудили ее въ девятнадцатомъ вѣкѣ взять на себя гарантію нейтралитета Бельгіи. Въ шестнадцатомъ столѣтіи эти политико-стратегическія соображенія въ связи съ сознаніемъ единства религіознаго исповѣданія побудили государственныхъ дѣятелей Елисаветы оказать поддержку протестантскимъ Нидерландамъ въ ихъ освободительной; борьбѣ противъ Филиппа II. Уже почти въ 1575 г. между Елисаветой и соединенными провинціями образовался тайный союзъ. Въ 1585 г. лордъ Лейстеръ во главѣ англійскаго войска переправился черезъ море для оказанія помощи. Но неспособность Дейстера не оправдала великихъ ожиданій, возлагавшихся на этотъ походъ. Предположеніе, что будто бы въ труппѣ актеровъ, сопровождавшихъ лорда, находился и Шекспиръ, не можетъ быть ничѣмъ доказано. Однако военная служба въ Нидерландахъ была въ большомъ ходу въ Англіи, что можно усмотрѣть и въ современныхъ комедіяхъ. Между прочимъ и Бэнъ Джонсонъ стоялъ подъ ружьемъ нѣкоторое время въ англо-нидерландскомъ войскѣ. Въ походѣ Лесстера погибъ цвѣтъ англійскаго рыцарства, сэръ Филиппъ Сидней, который будучи раненъ въ сраженіи при Цутифенѣ, умеръ 19 октября 1586 г. Весь Лондонъ сопровождалъ останки героя къ могилѣ его въ храмѣ св. Павла. Вѣроятно и Шекспиръ, тогда еще впрочемъ не имѣвшій возможности прочесть Сиднеева пастушескаго романа "Аркадія" (написанъ 1580 г., изданъ 1590 г.) не отказалъ въ послѣднемъ долгѣ главѣ англо-итальянской поэтической школы. Войнѣ съ Испанцами въ Нидерландахъ предшествовали и сопутствовали первыя военныя мореплаванія Англичанъ. Эпоха открытій началась для Англичанъ еще со времени Генриха VIII. Въ напечатанной въ 1519 г. "Интерлюдіи четырехъ элементовъ" любопытство публики возбуждается обѣщаніемъ, что здѣсь будетъ идти дѣло о нѣкоторыхъ пунктахъ космографіи о томъ, гдѣ и какъ море покрываетъ землю, и о различныхъ небесныхъ областяхъ, о странахъ, и гдѣ таковыя находятся, о вновь открытыхъ земляхъ и о нравахъ ихъ жителей. Въ 1577-- 80 г. отважный Фрэнсисъ Дрэкъ благополучно совершилъ первое кругосвѣтное плаваніе. Въ воспоминаніе объ этомъ корабль былъ поставленъ на якорь на Темзѣ жители Лондона посѣщали его. Merchant Adventurers отважные торговцы пираты, снабженные грамотами королевы, пускались въ западныя моря, плаваніе по которымъ было запрещено Испанцами для всѣхъ чужихъ кораблей. Въ ту пору именно имѣли значеніе для англійскихъ мореплавателей слова Мефистофеля:
   
   Свободное море освобождаетъ духъ.
   
   Корабельный капитанъ Антоніо въ "Какь вамъ угодно" можетъ быть разсматриваемъ какъ типъ подобныхъ героевъ-пиратовъ елисаветниской эпохи. То была пора, когда возникъ англійскій торговый флотъ, изъ котораго въ минуту нужды въ 1588 г. создался и военный флотъ. Мореплаваніе превращалось въ родъ страстнаго спорта. Въ 1587 г. была основана Остъ-Индская компанія, пріобрѣвшая впослѣдствіи такое огромное значеніе. Если быть можетъ большая часть участниковъ этихъ торговыхъ и корсарскихъ плаваній и погибала, за то возвращавшіеся назадъ привозили съ собою столько сокровищъ, что самый рискъ становился еще привлекательнѣе. Дрэкъ, благодаря торговлѣ и захвату испанскихъ кораблей, могъ собрать по возвращеніи изъ своего плаванія 800,000 фунтовъ. То были года, когда впервые началась колонизаторская дѣятельность Англіи. Сэръ Вальтеръ Рэлей, лично знакомый и даже собутыльникъ Шекспира, основалъ въ сѣверной Америкѣ колонію названную въ честь королевы дѣвственницы Виргиніею. Съ какимъ воодушевленіемъ должны были посѣтители "Водяной дѣвы" -- Рэлей самъ основалъ этотъ клубъ -- выслушивать разсказы прославленнаго героя! Но конечно и самъ геніальнѣйшій членъ клуба "Водяной дѣвы" не могъ предчувствовать, какую важность будетъ имѣть въ исторіи человѣчества тотъ фактъ, что англосаксонская раса искала въ новомъ свѣтѣ новыхъ поселеній, что рядомъ съ католико-римскими поселеніями въ южной Америкѣ возникла на сѣверѣ первая, протестантско-германская колонія; важность этого факта, и всѣ его неисчислимыя послѣдствія не могли еще быть оцѣнены. Но Шекспиръ, какъ и другіе драматурги, не были лишены живѣйшаго интереса къ этимъ событіямъ. Понятіе путешествія связывалось у Шекспира,-- что довольно характерно для елисаветинскаго поэта,-- съ понятіемъ о мореплаваніи. Если Валентинъ, въ "Двухъ Веронцахъ", покидаетъ свой родной городъ, то онъ направляется къ гавани, хотя Шекспиръ и зналъ превосходно, что Верона вовсе не приморскій городъ. Еще въ одномъ изъ своихъ первыхъ произведеній, въ "Комедіи Ошибокъ" Шекспиръ изображаетъ морскую бурю (I, 1, 64--118), при чемъ его источникъ не давалъ ему никакого матеріала. Количество упоминаній мореплаванія и торговли у Шекспира чрезвычайно велико. Морскія бури и кораблекрушенія упоминаются или изображаются въ "Венеціанскомъ купцѣ", въ "Какъ вамъ угодно", въ "Зимней сказкѣ", въ "Бурѣ", въ "Отелло" и въ "Периклѣ" -- если только эта послѣдняя драма имѣетъ значеніе для оцѣнки Шекспира- морскіе разбойники фигурируютъ во второй части "Генриха VI", въ "Гамлетѣ" и въ "Мѣра за Мѣру"; морскія сраженія мы видимъ въ "Гамлетѣ", въ "Антоніи и Клеопатрѣ", въ "Много шуму изъ ничего". Въ "Венеціанскомъ Купцѣ" хотя царственный купецъ и выставляется венеціанцемъ, но венеціанцы никогда не вели торговли съ Мексикой (III, 2, 271); эта черта заимствована изъ англійской жизни. Такъ-же точно, причина поспѣшнаго отъѣзда Бассаніо изъ Венеціи въ девять часовъ вечера -- потому де что вѣтеръ перемѣнилъ свое направленіе (II, 6, 64) -- вовсе не примѣнима къ лагунамъ, а только къ плаванію по открытому морю. Можно до безконечности увеличить количество отдѣльныхъ мѣстъ, въ которыхъ содержатся намеки или сравненія, взятые изъ морской и корабельной жизни. Утверждали даже, что Шекспиръ самъ долженъ былъ нѣкоторое время быть морякомъ,-- иначе онъ не могъ бы имѣть такихъ глубокихъ познаній въ мореходствѣ. Совершенно особеннаго упоминанія заслуживаетъ одно мѣсто въ "Двухъ Веронцахъ". Старый Пантино высказываетъ отцу Протея свое удивленіе (I, 3, 5) по поводу того.
   
                       ....Что вы
   Ему даете время тратить дома
   Когда, при меньшей знатности, другіе
   Къ отличіямъ дѣтей своихъ готовятъ:
   Одни -- на бой, чтобъ счастье испытать,
   Другіе -- въ море для открытій новыхъ.
   (Переводъ Вс. Миллера.)
   
   Если это мѣсто указываетъ, какъ Шекспиръ въ свои юношескіе годы былъ охваченъ страстью своего времени къ мореплаванію, то одно изъ позднѣйшихъ его произведеній, "Буря" свидѣтельствуетъ, что интересъ этотъ сохранялся и даже усиливался. Вильгельмъ Мейстеръ въ одномъ изъ разговоровъ о Гамлетѣ обращаетъ вниманіе на то, что Шекспиръ "писалъ для островитянъ, для англичанъ, которые привыкли къ морскимъ путешествіямъ и вездѣ видятъ корабли, побережье Франціи и пиратовъ; все это, для нихъ столь обычное, смущаетъ насъ": для нашего способа представленій подходящею была бы постановка пьесы при болѣе простыхъ картинахъ. Еще болѣе значенія имѣетъ этотъ отзывъ для "Бури". Изъ этого произведенія мы усматриваемъ, какъ хорошо знакомъ былъ Шекспиръ со всею литературою путешествій, описаніе которыхъ представили (въ 1582, 1589, и 1593) въ обширныхъ сборникахъ своимъ любознательнымъ соотечественникамъ -- прежде всѣхъ Хэклэйтъ (Hakluyt), позднѣе (1619 г.) Пёрчэсъ (Purchas). Не ускользнули отъ вниманія поэта и только что появившіяся реляціи отдѣльныхъ капитановъ и оффиціальныя правительственныя сообщенія о состояніи колоній. Отношенія болѣе развитыхъ духовно переселенцевъ къ туземнымъ жителямъ новооткрытыхъ странъ вызывали у елисаветинскаго драматурга безпристрастныя сужденія.
   Онъ старался удовлетворить любознательности своихъ слушателей по отношенію къ чужимъ землямъ и людямъ, между тѣмъ какъ для празднаго любопытства онъ не щадилъ насмѣшекъ. Въ послѣднемъ произведеніи великаго поэта такъ и чувствуются удары пульса его времени. Такое произведеніе могъ написать только поэтъ, принадлежавшій народу мореплавателей и открывателей. Именно въ наше время, когда мы, нѣмцы, съ радостною гордостью видимъ нашъ государственный флагъ развѣвающимся въ чушихъ земляхъ, именно теперь мы въ состояніи понимать, какимъ отраднымъ чувствомъ было исполнено сердце патріота англичанина во дни Елисаветы, когда онъ переживалъ первые великіе результаты, свидѣтельствовавшіе о возникновеніи и объ укрѣпленіи морскаго могущества Вританніи. Съ какимъ гордымъ чувствомъ національнаго самосознанія Эдмондъ Спенсеръ прибавилъ къ титулу Елисаветы въ посвященіи своей Царицы Фей слова: "и королева Виргиніи". Это была первая англійская колонія.
   Юный флотъ торговцевъ -- пиратовъ въ первые же годы своего существованія имѣлъ счастіе доказать свое значеніе и силу въ самый критическій моментъ для самостоятельности своего отечества. Шекспиру, тогда еще молодому человѣку, выпала счастливая доля пережить съ полнымъ сознаніемъ опасности и побѣду своего отечества. Интересно было бы точно опредѣлить, чѣмъ былъ обязанъ поэтъ Шекспиръ тому національному подъему, который имѣлъ мѣсто въ 1588 г. Тикъ, хотя и не всегда вѣрный себѣ въ своихъ дѣленіяхъ, усматриваетъ съ этого именно пункта начало новаго періода въ творчествѣ Шекспира, его болѣе высокій стиль. Грозное движеніе и безславная гибель гордой испанской армады составляютъ содержаніе событій этого года. Мы можемъ принять, что въ это время Шекспиръ жилъ въ Лондонѣ уже около трехъ лѣтъ. Здѣсь именно въ столицѣ воинственное воодушевленіе достигло высшихъ размѣровъ. Правительство королевы еще не имѣло собственныхъ кораблей. Граждане Лондона выставили добровольно вмѣсто 15 потребованныхъ у нихъ кораблей и 5000 солдатъ 33 корабля и 10000 солдатъ въ распоряженіе популярной государынѣ.
   Театры имѣли вѣроятно не много посѣтителей въ это время общей опасности. Находился ли и Шекспиръ въ качествѣ солдата въ лагерѣ при Тильбёри, гдѣ и сама Елисавета, облеченная въ военные доспѣхи, производила смотръ своимъ отбывающимъ войскамъ? Для подобнаго предположенія мы не имѣемъ ни въ какомъ случаѣ права; но посѣщать лагерь вмѣстѣ съ другими горожанами Лондона онъ конечно могъ. Бури Ламанша и Ирландскаго моря, въ связи съ отвагой и ловкостью Дрэка и его подчиненныхъ устранили опасность.
   
   Богъ Всемогущій подулъ,
   И во всѣ стороны разлетѣлась Армада.
   
   Такъ въ восемнадцатомъ вѣкѣ выразился Шиллеръ -- намекая на вычеканенную Голландцами въ честь побѣды Елисаветы медаль: "afflavit Deus et dissipati sunt" -- о гибели "непобѣдимаго флота", адмиралъ котораго Медина Сидонія возвращается въ "Донъ-Карлосѣ" ко двору Филиппа II. Въ шестнадцатомъ вѣкѣ побѣда Елисаветы было съ восторгомъ встрѣчено протестантами всей Европы какъ побѣда протестантизма. Нашъ Фишартъ, боровшійся съ іезуитами, написалъ по поводу этого событія благочестивые стихи. Само собою разумѣется, что англійскіе поэты прославляли свою побѣдоносную королеву.
   Недавно появился слухъ, что среди многочисленныхъ англійскихъ стихотвореній воспѣвавшихъ гибель армады найдена также одна баллада Шекспира. Но намъ даже нѣтъ нужды слѣдить за этой забытой балладой, чтобы услышать голосъ Шекспира объ угрожавшемъ нападеніи. При Елисаветѣ впервые были познаны и оцѣнены безконечныя выгоды островнаго положенія Англіи. Никто не высказался объ этомъ энергичнѣе, какъ Шекспиръ (Король Іоаннъ, II, 1, 23).
   Эти слова вовсе непримѣнимы ни къ лицу, ни къ положенію герцога Австрійскаго, выступающаго на завоеваніе Англіи, тѣмъ съ большимъ правомъ можемъ мы смотрѣть на эти слова какъ на личное сердечное изліяніе поэта, который въ концѣ драмы влагаетъ въ уста своему любимому герою-Бастарду гордое предсказаніе: "Эта Англія никогда не лежала и не будетъ лежать у ногъ побѣдителя".
   Такая-же гордая радость проглядываетъ и въ знаменитомъ прославленіи Англіи Гаунтомъ въ "Ричардѣ II" (II, 1, 40--65). Такой торжественный гимнѣ своей странѣ во время сильнаго національнаго возбужденія можетъ воспѣть только поэтъ исполненный величайшаго патріотическаго одушевленія. Здѣсь, какъ и въ первой части "Генриха VI" и въ "Генрихѣ V", слышны могучіе звуки патріотизма. Это настроеніе было всеобщимъ въ Англіи послѣ пережитаго ею 1588 года, подобно тому какъ сходныя чувства были вызваны и у насъ въ 1870 г. при побѣдоносномъ отраженіи вражескаго нашествія. Нужно счесть невѣроятнымъ заблужденіемъ мнѣніе тѣхъ, которые отрицаютъ національное значеніе театра и разсматриваютъ его исключительно только, какъ увеселительное мѣсто безнравственныхъ молодыхъ вельможъ, между тѣмъ съ подмостковъ его слушатели внимаютъ такимъ словамъ:
   
   Здѣсь королевскій тронъ, вѣнчанный этотъ островъ.
   Страна величія, жилище Марса и т. д.
   
   Страшное имя испанской армады послѣ уничтоженія ея сдѣлалось у поэта насмѣшливой кличкой для его испанца Донъ Адріано де Арма.до, комическаго героя Love's Labour's lost. (Потерянныя усилія любви). Въ немъ и въ его хвастливомъ ничтожествѣ гордый своей побѣдой англичанинъ осмѣиваетъ обезсилѣвшаго континентальнаго врага. Такимъ же точно образомъ и въ выступленіи Бирона и его товарищей подъ видомъ Русскихъ можно узнать отзвукъ историческаго событія. Въ 1583 г. въ Англію прибыло первое Московское посольство и возбудило тамъ всеобщій интересъ. Упадокъ и прекращеніе нѣмецкой Ганзы открыло въ правленіе Елисаветы для англійскихъ купцовъ торговые пути въ русское царство. Національный подъемъ начавшійся въ Англіи въ правленіе Елисаветы было необходимымъ условіемъ національнаго театра и величія Шекспира. Но не только въ томъ былъ счастливъ Шекспиръ, что могъ приступить къ своему дѣлу какъ разъ въ самую жатвенную пору развитія національнаго самосознанія. Англійскій національный моментъ, выступающій во всѣхъ его произведеніяхъ, самъ по себѣ еще не былъ достаточенъ для того чтобы воспламенить его геній къ созданію произведеній неувядающаго достоинства. Уже при упоминаніи объ англійской реформаціи мы указали еще на одно не менѣе могущественное, но гораздо болѣе общечеловѣческое, вліяніе. Реформація сама по себѣ въ отрѣшеніи отъ историческаго изученія другаго могучаго движенія не можетъ быть понята и по достоинству оцѣнена; да безъ этого другаго движенія она вообще не могла бы никогда и возникнуть. "Очищенная теологія", писалъ Мартинъ Лютеръ въ 1523 г. къ Эобану Гессу -- "не можетъ существовать безъ познанія наукъ. Откровеніе Божественнаго слова никогда не случилось бы, если бы вновь открытые языки и науки не приготовили бы для него дороги". Реформація и возрожденіе неразрывно связаны между собою. Безъ изученія еврейскаго языка Рейхлиномъ и изданія греческаго текста Новаго Завѣта Эразмомъ (Базель 1516 г.) Лютеръ и Меланхтонъ никогда не могли бы дать нѣмецкому народу и Европѣ переводъ библіи въ томъ видѣ, какъ они это сдѣлали. Время Елисаветы есть также то время, когда умственное движеніе эпохи Возрожденія достигло въ Англіи господства
   

IV.
Возрожденіе.

   Всматриваясь въ безконечное разнообразіе пунктовъ различія и контраста отличающихъ средніе вѣка, или, слѣдуя термину Гердера, среднее время (die mittleren Zeiten) отъ новѣйшихъ столѣтій, начинающихся Возрожденіемъ наукъ, можно думать, что масса этихъ отдѣльныхъ явленій не поддается сведенію къ опредѣленному принципу контраста. Тѣмъ не менѣе такой принципъ существуетъ. Пробужденіе историческаго сознанія вызываетъ начало, усиленіе и распространеніе развитія новыхъ воззрѣній на жизнь и на міръ.
   Средніе вѣка это самое субъективное изъ всѣхъ временъ. И средневѣковой изслѣдователь обращаетъ свои взоры на прошлые времена и народы, но на все онъ смотритъ чрезъ очки, окрашенныя его временемъ. Мы знаемъ со времени Канта, что вполнѣ объективное познаніе для человѣка лежитъ вообще за предѣлами возможнаго. Даже самое строгое фактическое изслѣдованіе носитъ на себѣ субъективный недостатокъ своего времени и самого индивидума. Но мы всегда болѣе или менѣе и сознаемъ присутствіе этого неотвязчиваго элемента; тяжесть его дѣйствуетъ не всегда замедляющимъ образомъ; иногда напротивъ даже облегчающимъ. Эпоха возрожденія въ своихъ представленіяхъ прошлаго часто довольно рѣзко и некстати даетъ замѣчать этотъ субъективный моментъ; тѣмъ не менѣе и въ этомъ случаѣ она всецѣло отличается отъ средневѣковыхъ представленій. Среди тяжелой борьбы европейское человѣчество создало себѣ изъ угрожавшаго наступить, а отчасти и наступившаго хаоса, въ который впали старые порядки и формы, въ теченіе довольно долгаго переходнаго времени -- новыя и прочныя формы государства и религіи, общества и нравовъ. Память о постепенномъ возникновеніи этихъ формъ была быстро утрачена. Подобно тому какъ глазъ наблюдателя часто не могъ отличить въ укрѣпленіяхъ возвышавшихся повсюду замковъ созданнаго природой отъ возведеннаго искусствомъ и принималъ все за одно цѣлое, такъ и предъ духовными очами средневѣковаго человѣка исчезала и память и слѣды постепеннаго процесса искусственнаго созданія окружающаго политическаго и нравственнаго міра. Сколько бы съ разныхъ точекъ зрѣнія ни представляли средніе вѣка импонирующаго и достойнаго удивленія, въ одномъ отношеніи они все таки отличаются узкой ограниченностью. Тому, что возникло при совпаденіи извѣстнаго рода обстоятельствъ и что могло существовать только въ данное время, приписывали абсолютное значеніе и вѣрили въ абсолютность этого явленія во всѣ времена и у всѣхъ народовъ. Даже значительнѣйшіе умы среднихъ вѣковъ не могли достигнуть той широты и высоты мысли, чтобы допускать возможность существенныхъ измѣненій въ государствѣ, въ церкви и въ обществѣ до наступленія втораго пришествія. Вмѣстѣ съ тѣмъ они никакъ не могли помириться съ мыслью, что предшествующія поколѣнія людей налагали совершенно своеобразный отпечатокъ на свою культуру. За исключеніемъ идолослуженія, -- продолжателями котораго безъ дальнихъ разсужденій считались поганые Сарацины,-- жизнь Грековъ и Римлянъ казалась для средневѣковаго наблюдателя окрашенною современными ему тонами. Эта вѣра во всеобщность формъ своей жизни должна была еще усилиться съ тѣхъ поръ, какъ со времени крестовыхъ походовъ рыцарство вызвало подражаніе себѣ и у азіатскихъ враговъ и у испанскихъ мавровъ. Полученныя отъ арабовъ комментированныя сочиненія Аристотеля наводили на мысль о родственности духовнаго образованія у христіанъ и у арабовъ, и христіанскіе поэты говорили о Варухѣ Вавилонскомъ, какъ о сарацинскомъ папѣ. На этомъ видимомъ сходствѣ императоръ Фридрихъ II строилъ свои идеи, выходившія за предѣлы своего времени и религіи. Нѣмцы Вальтеръ Фонъ-деръ-Фогельвейде и Вольфрамъ фонъ Эшенбахъ провозглашали терпимость, внося такимъ образомъ въ нашу поэзію общечеловѣческій идеалъ въ то время, когда Французскій эпосъ признавалъ человѣческое достоинство за одними только христіанскими рыцарями. Впрочемъ и великій императоръ и оба его пѣвца являются въ этомъ отношеніи одиночными исключеніями. Фридрихъ II былъ, быть можетъ, первый человѣкъ, у котораго зародились идеи новѣйшихъ вѣковъ, но тогда еще не настало время для этихъ идей.
   Изъ сознанія того, что прошлое создало совсѣмъ иныя формы жизни, чѣмъ тѣ, какія представляетъ настоящее, человѣкъ со времени Возрожденія и Реформаціи почерпаетъ увѣренность, что и будущее разовьетъ иные идеалы и соотвѣтствующія имъ формы, отличныя отъ настоящихъ. Ни одинъ человѣкъ не вѣритъ уже теперь въ вѣчное продолженіе современнаго положенія вещей. Отсюда возникаетъ для каждаго право и долгъ по мѣрѣ силъ своихъ принимать участіе въ работѣ надъ всеобщимъ развитіемъ. Въ средніе вѣка объ этомъ не могло быть и рѣчи. Церковь прочно установила неизмѣняемыя догмы и формы не только для религіознаго сознанія, но и государственныя и общественныя отношенія установлены были разъ навсегда сообразно волѣ Божіей. Попытки отступленій отъ этого порядка являлись возмущеніями противъ разъ навсегда выраженной воли Божіей. Какимъ путемъ шла міровая исторія и какъ она окончится, объ этомъ говорило видѣніе Даніила о міровыхъ монархіяхъ. Развитіе новыхъ силъ вовсе не существуетъ; событія по предопредѣленію разматываются какъ клубокъ нитокъ; здѣсь нѣтъ развитія въ собственномъ смыслѣ. О контрастахъ, среди которыхъ движется міровая исторія, и рѣчи нѣтъ; о перерывѣ времени нѣтъ и мысли. Здѣсь выступаетъ въ высшей степени удивительная замкнутость и цѣльность воззрѣній. Всемірная хроника и гимнѣ епископу Ганнону представляютъ яркій примѣръ. Продолженіе Римской имперіи нѣмцами; преемство отъ апостоловъ до только что умершаго епископа представляются совершенно понятнымъ, не встрѣчающимъ никакихъ препятствій и нарушеній послѣдовательнымъ рядомъ явленій. Вмѣстѣ съ тѣмъ заботились о сохраненіи генеалогическихъ связей съ прошлымъ. Одинъ народъ происходилъ отъ Одиссея, другой отъ Антенора; Франки какъ и Британцы, отъ Троянцевъ. Далѣе настало время, когда народы, подобно древнимъ Аѳинянамъ, ставили себѣ въ особенную честь считать себя автохтонами. Шекспиръ въ этомъ отношеніи стоитъ еще на совершенно средневѣковой почвѣ, наряду съ учеными англійскими поэтами елисаветинскаго времени. Написалъ-ли онъ самъ или нѣтъ драму о Локринѣ, Врутовомъ сынѣ, старое сказаніе о Брутѣ полно для него исторической правды. Онъ нисколько не сомнѣвался въ происхожденіи Бриттовъ отъ Троянцевъ. Это заходитъ у него настолько далеко, что въ драматическомъ изображеній Троянской войны онъ рѣшительно выражаетъ свое отвращеніе къ Грекамъ и держитъ сторону своихъ предковъ. Даже еще Мильтонъ, великій ученый, вѣрилъ въ Троянскую генеалогію Лира и Горбодука. Шекспиръ раздѣляетъ взгляды средневѣковые на исторію еще въ томъ отношеніи, что для него почти не существуетъ анахронизмовъ. Средніе вѣка переносили формы своей жизни на всѣ времена. Съ тою-же наивностью, какъ нѣкогда Генрихъ фонъ-Вельдеке, Шекспиръ говоритъ о рыцарѣ Энеѣ и Гекторѣ, о турнирѣ греческихъ и троянскихъ рыцарей; о часахъ и барабанѣ въ "Юліи Цезарѣ", о пушкахъ въ "Гамлетѣ" и въ "Королѣ Іоаннѣ". Въ этомъ направленіи впрочемъ наивность Шекспира доводили дальше, чѣмъ какова она на дѣлѣ. За исключеніемъ "Троила и Крессиды", пьесы, созданной на основаніи средневѣковаго матеріала и получившей отъ этого матеріала и свой колоритъ, Шекспиръ умѣетъ вообще соблюдать различіе между древностью и послѣдующими періодами. Это умѣнье у него гораздо замѣтнѣе, чѣмъ напримѣръ у художниковъ Возрожденія, которые одѣвали въ современные имъ костюмы и средневѣковыхъ библейскихъ лицъ,-- или чѣмъ у французскихъ ложноклассиковъ, которые даже во времена Вольтера нисколько не стѣснялись облекать Цезаря и Агамемнона въ костюмы siècle de Louis XIV. Историческая поэзія къ смыслѣ В. Скотта, Флобера, Эберса, Дана и др. была такъ-же чужда для поэтическаго 16-го вѣка, какъ и реалистическія иллюстраціи библіи à la Густавъ Дорэ, исполненныя на основаніи изученія востока.
   Шекспиръ, какъ драматургъ, не могъ остаться не затронутымъ тою грандіозностью, которою во всякомъ случаѣ отличались взгляды средневѣковья на исторію. Старинная драма въ Англіи и развилась именно на этой почвѣ. Обширныя англійскія коллективныя мистеріи являются поэтическою иллюстраціей къ теософическимъ воззрѣніямъ среднихъ вѣковъ на исторію. Мы видимъ и въ другихъ странахъ попытки подобной драматической композиціи, хотя разумѣется въ меньшихъ размѣрахъ. Даже въ то время, когда идеи Возрожденія достигли уже всеобщаго значенія, Бартоломей Крюгеръ рѣшился въ своей мистеріи "О началѣ и концѣ міра" (1580 г.) драматизировать теософическое средневѣковое воззрѣніе на исторію, стоя на протестантской точкѣ зрѣнія. Но никогда и нигдѣ это ограниченное міросозерцаніе среднихъ вѣковъ не достигло болѣе рѣзкаго выраженія въ драмѣ, какъ именно въ англійскихъ коллективныхъ мистеріяхъ. Важнѣйшія событія религіозной исторіи, начиная съ паденія Люцифера и до появленія антихриста и страшнаго суда, составляютъ предметъ сценической композиціи. Елисаветинская драма, насколько она ни есть драма Возрожденія, обнаруживаетъ въ нѣкоторыхъ частностяхъ несомнѣнную связь свою съ англійскимъ цикломъ средневѣковыхъ мистерій.
   Процессъ освобожденія отъ ограниченнаго средневѣковаго міросозерцанія совершался медленно и даже едва замѣтно въ своихъ отдѣльныхъ стадіяхъ. Натискъ новаго времени по крупинкамъ разбивалъ колосса. Процессъ обновленія человѣчества начался въ Италіи, гдѣ лучше всего сохранялись великія историческія воспоминанія. Средневѣковый идеалъ нашелъ тамъ еще разъ въ великомъ произведеніи Данта свое полное выраженіе и свое объясненіе. Затѣмъ слѣдовали Ріензи и Петрарка, современники и друзья. Камни начали говорить. Среди развалинъ древнихъ памятниковъ Кола Ріензи воодушевился къ созданію новыхъ политическихъ плановъ. Противоположность между древней римской исторіей и папской анархіей рѣзко выступала предъ взоромъ мыслящаго наблюдателя. То была также черта средневѣковой наивности, если Ріензи вмѣстѣ съ большею частью героевъ Возрожденія думалъ, что возможно установитъ непосредственную связь съ тысячелѣтнею давностью и оживить канувшее въ вѣчность. Даже друзья драмы, окружавшіе Шекспира, думали, что поставивъ себѣ образцами трагедіи Сенеки и комедіи Теренція и Плавта можно создать произведенія не уступающія древнимъ, чѣмъ больше будетъ это сходство, тѣмъ лучше. Нужно было еще много времени, пока достигли сознанія, что новой задачей должна быть не погоня за художественнымъ и этическимъ идеаломъ древности, но стремленіе къ созданію новыхъ идеаловъ, на основаніи всего предшествующаго развитія міровой исторіи. Если бы даже возможно было возвратить къ жизни прошлое, то и въ этомъ случаѣ иное, что было превосходно въ свое время, оказалось бы не только не имѣющимъ значенія, но даже и вреднымъ, потому что принципъ исторіи требуетъ не воскрешенія прошлаго, а новыхъ высшихъ созданій. Въ срединѣ 14 в. стремленіе возсоздать политическіе идеалы древности, не мирившіеся съ средневѣковымъ порядкомъ вещей, свидѣтельствовало о наступленіи новаго времени. Вѣра въ вѣчную пребываемость господствующихъ жизненныхъ формъ была поколеблена. Французскіе короли, освободивши свое государство въ политическомъ отношеніи изъ подъ папской Ферулы, начали перестраивать его на національномъ фундаментѣ. Въ Констанцѣ Европейское христіанство собралось еще разъ, какъ нѣчто цѣлое, въ старомъ смыслѣ; тамъ же старо-англійское сценическое искусство отпраздновало свои первые тріумфы на континентѣ;-- затѣмъ вѣроисповѣданія отдѣльныхъ національныхъ элементовъ все больше и больше расходятся.
   Уже на первыхъ шагахъ, которые дѣлалъ гуманизмъ, обнимавшій различныя отрасли знаній, должно было несомнѣнно обнаружиться что средневѣковыя формы религіи и искусства, государства и общества, науки и нравовъ вовсе не имѣютъ того абсолютнаго значенія, какое приписывалось имъ. Разница въ жизненныхъ условіяхъ древности и слѣдующихъ за нею папско-императорскихъ вѣковъ выступала слишкомъ рѣзко. Чѣмъ болѣе распространялось справедливое недовольство въ Италіи современностью, тѣмъ съ большими надеждами обращались къ созерцанію совершенно иначе сложившихся эпохъ. Политическіе и эстетическіе интересы шли рука объ руку. Дружба между Ріензи и Петраркой можетъ служить символомъ этого взаимнаго воздѣйствія. Позднѣе Макіавелли пытался примѣнить знакомство съ древностью на поприщѣ практической политики. Церковь благосклонно смотрѣла на всеобщее стремленіе къ знакомству съ древностью, упуская изъ виду ту опасность, которая неминуемо грозила ей отсюда. Самое изученіе языковъ вела уже къ открытію исторіи. Съ каждымъ древнимъ писателемъ, пожелтѣвшая рукопись котораго открывалась въ монастырскихъ библіотекахъ, пополнялся пробѣлъ въ исторіи древняго величія и подламывались столпы средневѣковаго зданія. Наступила весна обновленія человѣчества, воспѣтая Ленау:
   
   Dem Staub entwinden.
   Die Griechengräber, ihren. Hort и т. д. *.
   {Мы приводимъ эти стихи въ неизданномъ переводѣ И. А. Л--ко.
   
   Гробницы грековъ отрясаютъ
   Осѣвшую вѣками пыль,
   И солнца лучъ намъ открываютъ На камняхъ жизни славной быль.
   Ожили хартій древнихъ свитки;
   Въ разсвѣтѣ радостнаго дня.
   Воспрянулъ разумъ, гордымъ кликомъ
   На подвигъ новый мысль маня
   Почившій въ лонѣ славныхъ предковъ
   Гелленъ намъ голосъ подаетъ
   И пѣснью нѣжной слухъ ласкаетъ
   И слезы изъ очей зоветъ.}
   
   У современниковъ Петрарки и Боккачіо не могло быть уже и рѣчи о "блестящихъ порокахъ" -- какъ нѣкогда пустая набожность называла добродѣтели язычниковъ. Красота и могущество древности была прославляема съ одностороннимъ одушевленіемъ. Знакомились съ жизненными условіями, съ идеалами древности и съ міросозерцаніемъ вполнѣ противоположнымъ принятому. Христіанство, неизмѣнно воплощенное на всѣ времена въ Римской церкви, не могло помириться съ Платономъ, вытѣснившимъ теперь схоластическаго Аристотеля; никакое толкованіе не было допускаемо. Но теперь уже не боялись новыхъ выводовъ. Не мало гуманистовъ стояли въ совершенно враждебныхъ отношеніяхъ къ христіанству. Въ Платоновской Академіи въ Флоренціи открыто провозглашаемо было язычество. Среди этихъ обстоятельствъ однимъ изъ значительныхъ послѣдствій реформаціи было то, что она уничтожила рѣзкую противоположность между язычествомъ и христіанствомъ. Благодаря реформаціи явилось фактическое доказательство того, что и христіанство не было осуждено на неизмѣняемость своихъ формъ; оно оказалось подверженнымъ измѣненіямъ и готовымъ признать новыя вѣянія. Пользуясь при своемъ переводѣ библіи научною критикой, Лютеръ, самъ того не зная, возвращалъ разуму давно похищенную у него вѣрой автономію. Ни одинъ ученикъ, ни преподаватель богословія не могли загнать подъ старое ярмо разъ вызванныхъ духовъ. Сдѣланъ былъ неизмѣримо большой по своимъ послѣдствіямъ шагъ. Съ другой стороны благодаря той-же реформаціи для христіанства открывалось неизмѣримое раздолье. Стало яснымъ, что содержаніе христіанства можетъ имѣть благотворное вліяніе на безконечныя эпохи жизни человѣчества, если только оно будетъ измѣнять свои формы съ теченіемъ столѣтій. Цѣлью стала теперь перестройка, а не ниспроверженіе,-- какъ то считала необходимымъ для развитія древняго идеала флорентинская школа. Стремленія Возрожденія, доходившія часто до фантастичности, получили теперь, благодаря реформаціи, практическую опредѣленную цѣль. Реформація такимъ образомъ, по прекрасному и мѣткому выраженію Фишера, "является необходимымъ нравственнымъ дополненіемъ къ Возрожденію".
   Если во внѣшней формѣ своихъ произведеній Шекспиръ предоставлялъ себѣ значительную долю средневѣковой свободы въ обращеніи съ анахронизмами, то во всемъ существенномъ поэзія его запечатлѣна духомъ Возрожденія. Я вполнѣ согласенъ съ мнѣніемъ Фишера, что философское содержаніе Гамлета оцѣнено не по достоинству слишкомъ высоко; Гамлетъ прежде всего произведеніе личное, и какъ таковое оно въ особенности велико. Не подлежитъ сомнѣнію, что міросозерцаніе, въ которомъ живетъ авторъ Гамлета и которое онъ высказываетъ не только чрезъ своего героя, но чрезъ всю драму,-- не имѣетъ ничего общаго съ средними вѣками. Сомнѣніе въ правильности существующаго, вызванное пробудившимся историческимъ смысломъ Возрожденія, есть элементъ, проникающій собою всего Гамлета. Разумѣется впрочемъ, что выраженіе -- "новое міросозерцаніе" должно быть значительно ограничено съ одной важной стороны. Если теперь, въ эпоху развитія естественныхъ наукъ, мы говоримъ о новомъ міросозерцаніи, то мы скорѣе всего думаемъ о Коперниковой теоріи вселенной. Главное сочиненіе Коперника -- De orbium coelestium revolutionilms (astronomia restaurata) въ шести книгахъ,-- появилось въ 1543 г. (въ Нюрнбергѣ), а выводы, какіе можно было сдѣлать отсюда для устраненія антропоморфическаго представленія Божества, не смотря на работы Кеплера, получили извѣстность и распространеніе гораздо позже. Въ своемъ "Потерянномъ Раѣ" Мильтонъ сдѣлалъ упоминаніе о Коперниковомъ и еще рѣшительнѣе о Галилеевомъ открытіи и высказался за Галилея. Шекспиръ напротивъ вѣрилъ еще въ Птоломееву систему. Именно Гамлетъ, принадлежащій по своимъ мыслямъ и чувствамъ къ новѣйшему человѣчеству, указывалъ на самыя несомнѣнныя и всѣмъ извѣстныя вещи (II, 2, 116).
   
   Doubt thou the stars are fire;
   Doubt that the sun doth move; *.
   * т. е. сомнѣвайся, что звѣзды созданы изъ огня, что солнце движется и т. д.
   
   (Шлегель къ сожалѣнію ослабилъ всю характерность этой клятвы, переведя второй стихъ словами -- "Zweifle an der Sonne Klarheit".)
   Въ отношеніяхъ Шекспира къ познанію природы вообще замѣтны два самыя противоположныя теченія. Съ одной стороны онъ обнаруживаетъ поразительно точную наблюдательность по отношенію къ отдѣльнымъ явленіямъ природы; о его познаніяхъ цвѣтовъ, насѣкомыхъ, птицъ написаны цѣлыя особыя книги. Врачи-психіатры утверждаютъ, что между всѣми поэтами одинъ только Шекспиръ далъ вѣрныя изображенія душевныхъ страданій; Лира, Офелію, Лэди Макбетъ разсматриваютъ какъ психіатрическіе этюды, сюда же относятся Гамлетъ и Тимонъ. Вообще познанія Шекспира въ медицинѣ довольно значительны. V него встрѣчаются несомнѣнныя доказательства того, что ему извѣстенъ былъ фактъ кровообращенія въ человѣческомъ организмѣ, хотя это открытіе, -- сдѣланное младшимъ соотечественникомъ Шекспира (1578--1657 г.) Вильямомъ Гарвеемъ и навлекшее на него преслѣдованіе со стороны его товарищей,-- было обнародовано только въ 1628 г. въ самостоятельномъ сочиненіи (De motu cordis et sanguinis). Возможно допустить и личное знакомство Шекспира съ проживавшимъ въ Лондонѣ врачемъ, который первый также явился противникомъ старой теоріи происхожденія. Во всякомъ случаѣ и къ этой области Шекспиръ обнаруживаетъ живѣйшій интересъ. Конечно онъ не занимался спеціальнымъ изученіемъ душевно больныхъ для своихъ изображеній, но безъ сомнѣнія онъ умѣлъ наблюдать физическую природу человѣка такъ-же хорошо, какъ и этическо-интеллектуальную. Онъ умѣлъ наблюдать отдѣльныя явленія въ окружающей его природѣ въ смыслѣ лорда Бэкона.
   Рядомъ съ этимъ новымъ отношеніемъ къ міру явленій рука объ руку замѣтно у него, какъ и у Бэкона., вполнѣ наивное средневѣковое легковѣріе. Средневѣковое естествознаніе,-- если только терминъ этотъ не будетъ здѣсь недозволеннымъ злоупотребленіемъ -- было вполнѣ знакомо Шекспиру. Смѣсь отдѣльныхъ справедливыхъ фактовъ съ цѣлой массой самыхъ странныхъ сказокъ образуетъ содержаніе средневѣковыхъ распространенныхъ "физіологовъ". Вымыслы о Феликсѣ, единорогѣ, василискѣ и т. п. получили необыкновенное распространеніе въ средніе вѣка, благодаря "Физіологамъ". Нужно было много времени, чтобы пробудившаяся въ эпоху Возрожденія критика устранила эти старыя лоясныя представленія. Тотъ самый Шекспиръ, который въ своей "Бурѣ" или въ "Зимней сказкѣ" насмѣхается надъ легковѣрною простотою дивящихся нарисованнымъ летающимъ рыбамъ и чудовищамъ, онъ-же вполнѣ серьёзно заставляетъ Отелло разсказывать о людяхъ, у которыхъ голова помѣщается ниже плечей (I, 3, 144). Насъ не должны смущать эти противорѣчія; ими богата вся эпоха Возрожденія. Зарождавшаяся въ то время химія была по большей части алхиміей, искусствомъ добывать золото. Не только у Теофраста Парадельса, одного изъ самыхъ почтенныхъ именъ въ медицинѣ, выступаетъ противорѣчіе между вполнѣ новыми изслѣдованіями и средневѣковой вѣрой въ чертей,-- такой же контрастъ химикъ Либихъ указалъ и у мыслителя, считающагося отцомъ современнаго эмпирическаго изслѣдованія -- у лорда Бэкона.
   Фантазію потомковъ неоднократно занимало представленіе Шекспира и лорда Бэкона какъ современниковъ. Въ то время, когда движеніе Возрожденія достигло въ Англіи своего апогея, она произвела и величайшаго своего поэта и знаменитѣйшаго -- справедливо ли это или нѣтъ -- своего философа. Весьма интересно было бы открыть какія бы то ни было отношенія между ними обоими. Въ своихъ произведеніяхъ Шекспиръ дѣлаетъ намеки на королеву и на ея преемника, а также и на нѣкоторыхъ своихъ собратовъ по искусству. Графу Саутамптону онъ посвятилъ два стихотворенія; въ своихъ драмахъ онъ говоритъ только объ одномъ изъ своихъ знаменитыхъ современниковъ -- объ Эссексѣ ("Генрихъ V", V, 30). Лордъ-канцлеръ короля Іакова I занимался между прочимъ и поэзіей; но на театральныя пьесы лордъ Бэконъ, какъ и большинство его современниковъ, не смотрѣлъ какъ на произведенія поэтическаго искусства, и потому, какъ писатель, вовсе не интересовался англійской народной сценой. Прямаго воздѣйствія философа на поэта или обратно, по всей вѣроятности, никогда не было; духовное же сродство между этими двумя величайшими вожаками Возрожденія въ Англіи тѣмъ не менѣе безспорно существуетъ.
   Оставляя въ сторонѣ развитіе и изученіе религіозныхъ вопросовъ, выставленныхъ въ теологіи реформаторами и ихъ противниками, мы замѣтимъ, что философское движеніе эпохи Возрожденія и Реформаціи олицетворяется преимущественно тремя представителями, изъ которыхъ каждый обозначаетъ не только отдѣльное направленіе; но также -- если ихъ троихъ разсматривать въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ -- и прогрессъ во всемъ духовномъ развитіи. Монтэнь,-Бруно и Бэконъ -- это три высоко поднимающіеся маяка, которые указываютъ пытливому уму въ бурномъ морѣ философскихъ мнѣній эпохи Шекспира -- правильный путь.
   Можно думать, судя по собственноручной подписи Шекспира на оберткѣ, что до насъ сохранились двѣ книги, принадлежавшія ему: одна изъ нихъ -- переводъ Плутарха Томаса Норта, другая -- "The Essayes or moral, politic and militarie discourses of Michael de Montaigne0: (Опыты или нравственныя, политическія и военныя разсужденія Мишеля де Монтеня). Не подлежитъ ни какому сомнѣнію, что Шекспиръ былъ сильно увлеченъ Монтэнемщ это единственный философъ, который оказалъ непосредственное и очевидное вліяніе на Шекспира. Пословица, по которой знакомство даннаго лица съ извѣстными людьми позволяетъ сдѣлать заключеніе и объ этомъ лицѣ, имѣетъ значеніе не только для живыхъ людей. Изъ щзедпочтенія оказываемаго Шекспиромъ такому автору какъ Монтэнь, можно сдѣлать не особенно рискованный выводъ объ его собственныхъ взглядахъ на жизнь. Шекспиръ читалъ также и родственнаго во многихъ отношеніяхъ Монтэню сатирика Франсуа Раблэ (1493--1553 г.), романъ котораго Гаргантюа былъ извѣстенъ въ Англіи въ 1575 г., хотя только въ девяностыхъ годахъ получилъ распространеніе въ переводахъ ("Какъ вамъ угодно" III. 2, 238). Опыты Монтэня, весьма распространенныя съ самаго ихъ появленія (1580 г.), Шекспиръ узналъ по всей вѣроятности еще раньше, чѣмъ проживавшій въ Лондонѣ учитель языковъ итальянецъ Фдоріо перевелъ ихъ въ 1603 г. на англійскій языкъ. Не слѣдуетъ сомнѣваться въ томъ, что авторъ "Генриха V" зналъ по французски. Южно-французскій дворянинъ Михаилъ Монтэнь (28 февр. 1533 до 13 сент. 1592 г.), принадлежитъ къ числу, если не глубочайшихъ, за то наиболѣе привлекательныхъ философовъ. На этой тріадѣ -- Монтэнь, Бруно, Бэконъ -- въ высшей степени поучительно видѣть, какъ философское направленіе каждаго изъ нихъ соотвѣтствуетъ характеру того народа, представителями котораго они являются. Легко приходящій въ возбужденіе и подвижной французъ смѣло бросаетъ господствующимъ на разныхъ поприщахъ догмамъ вызовъ скептицизма: "Que, sais-je"? (Знaю ли я что нибудь?)Его можно было бы назвать разрушительнымъ геніемъ, но въ его скепсисѣ замѣтенъ и рѣшительный позитивизмъ. Напротивъ, полный фантазіи итальянецъ, одушевленный созерцаніемъ природы, окрыленный платоновскими идеями, не ушедшій въ то же время и отъ вліянія средневѣковымъ мыслителей, создаетъ величественную пантеистическую систему. Къ нему примыкаютъ нѣмецкіе идеалисты философы восемнадцатаго и девятнадцатаго вѣковъ, подобно тому какъ вожаки французскаго "Просвѣщенія", Вольтеръ и Дидро, примыкаютъ къ своему соотечественнику Монтэню, вліяніе котораго во Франціи то усиливалось, то ослаблялось, но никогда не исчезало вовсе. Наконецъ англичанинъ, сынъ народа практическихъ мореплавателей, стремившагося къ господству надъ элементарными силами, если не прокладываетъ дорогу, то во всякомъ случаѣ указываетъ ее новѣйшему естествознанію. Ему не мало были обязаны Гоббсъ и Локкъ; ему же воздала должное матеріалистическая философія девятнадцатаго вѣка.
   Мы видѣли, что основную черту средневѣковаго міросозерцанія составляетъ прочная, покоющаяся въ самой себѣ, замкнутость; въ ней нѣтъ мѣста сомнѣнію. Скептицизмъ Монтэня представляетъ полную противоположность. Въ періодъ всеобщей религіозной борьбы онъ остается свободнымъ отъ всякаго теологическаго вѣянія. Онъ стремится самъ видѣть все собственными глазами и думаетъ, что только о томъ можно судить разумно, что доступно чувствамъ,-- да и то впрочемъ по стольку, по скольку прочно всякое сужденіе, ибо Que saie-je? Даже по отношенію къ римской древности, которую онъ почитаетъ искренно, онъ не раздѣляетъ слѣпаго энтузіазма эпохи Возроященія. Если Шекспиръ еще раньше не былъ знакомъ съ Плутархомъ, то вниманіе его на этого писателя должны были обратить тѣ похвалы, которыя Монтэнь щедро расточаетъ древнему біографу и собирателю анекдотовъ. Монтэнь слишкомъ практическій и свѣтскій человѣкъ, для того чтобы вѣрить въ возможность оживотворенія одной изъ древнихъ философскихъ системъ, или лучше, что-бы вѣрить въ какую бы то ни было систему. Поэтому онъ и не можетъ создать основанія для философской системы. Но дѣятельность его представляетъ нѣчто большее, чѣмъ простую расчистку пути, когда онъ рекомендуетъ слѣдовать за чувствами и за природой какъ за проводниками. Онъ придаетъ высокую цѣну опыту. Мертвую же науку и вытекающія изъ нея мечтанія онъ цѣнитъ такъ-же мало, какъ и Шекспиръ. Онъ хочетъ изучить человѣка со всѣхъ сторонъ его многообразной дѣятельности, причемъ вездѣ очевиденъ его здравый и основательный субъективизмъ. Въ одномъ изъ своихъ послѣднихъ и наиболѣе зрѣломъ произведеніи -- въ "Бурѣ" Шекспиръ почти дословно заимствовалъ довольно длинныя мѣста у Монтэня; также и въ Гамлетѣ замѣтно вліяніе Монтэня. Кажется даже, что Шекспиръ за особенное предпочтеніе, оказываемое имъ Монтэню, подвергался насмѣшкамъ со стороны другихъ драматурговъ.
   Монтэнь и Джордано Бруно являются полными противоположностями. Если Монтэнь не смотря на свое крайнее вольнодумство умѣлъ избѣгать столкновеній съ духовными властями, то Бруно умеръ мученикомъ своихъ философскихъ убѣжденій. Онъ родился въ Нолѣ въ Неаполитанской области въ 1548 г.; 17-го февр. 1600 г. онъ былъ сожженъ въ Римѣ за отпаденіе отъ церкви. Впрочемъ еще прежде онъ, какъ доминиканскій монахъ, могъ снискать себѣ мученическій вѣнецъ въ кальвинской Женевѣ, если бы ему не удалось бѣжать оттуда... Въ концѣ 1583 г. Бруно прибылъ въ Англію, а въ октябрѣ 1585 г. онъ уже уѣхалъ отсюда. Это было самое счастливое время во всей его жизни, исполненной скитаній. Отвергнутый ограниченной цеховой ученостью Оксфорда, онъ былъ лестно отличенъ Елисаветой въ Лондонѣ. Онъ имѣлъ во всякое время свободный доступъ къ королевѣ, которая любила разсуждать съ итальянскимъ неоплатоникомъ о сочиненіяхъ Платона. Борлей, Лейстеръ, Уэльсингэмъ также высоко цѣнили его; съ сэромъ Филиппомъ Сиднеемъ, которому онъ посвятилъ два изъ своихъ сочиненій изъ шести, написанныхъ въ Англіи, его связывала даже тѣсная дружба; Спенсеръ и Гарвей принадлежали къ числу его знакомыхъ. Личная встрѣча Джордано Бруно съ Шекспиромъ мало вѣроятна, хотя и возможна. Конечно Шекспиръ долженъ былъ довольно часто слышать объ иноземномъ философѣ въ Лондонѣ. Извѣстіе о его смерти должно было вызвать живой интересъ среди нѣкогда знавшихъ его. Довольно правдоподобно, что любопытство Шекспира было сильно возбуждено этимъ извѣстіемъ и что онъ обратился тогда къ его итальянскимъ трактатамъ. Однако явилось желаніе прослѣдить особенное вліяніе Бруно на Шекспира. Высказывались мнѣнія, будто бы въ цѣломъ рядѣ мѣстъ въ различныхъ драмахъ повторяются идеи Бруно; ни одинъ-де изъ писателей, современниковъ или предшественниковъ не оказалъ на Шекспира большаго вліянія, какъ именно Джордано Бруно. Это будетъ слишкомъ рискованное по своимъ послѣдствіямъ утвержденіе, ставящее Шекспира подъ вліяніе пантеистической натурфилософіи; авторъ Гамлета протягивалъ бы такимъ образомъ черезъ два столѣтія руку творцу исповѣданія вѣры Фауста. Этой гипотезѣ вообще не достаетъ какъ внутреннихъ, такъ и внѣшнихъ доказательствъ. Что Шекспиръ читалъ Монтеня и что онъ воспользовался имъ для отдѣльныхъ мѣстъ въ своихъ драмахъ,-- это и теперь можно доказать неопровержимо. Но уже въ силу этого именно отношенія Шекспира къ Джордано Бруно становятся весьма сомнительными. Тотъ, кто оказываетъ предпочтеніе скептицизму Монтэня, если только мы будемъ смотрѣть на него какъ на мыслящее существо, мозгъ котораго не представляетъ собою складъ безпорядочно набитый самымъ разнообразнымъ чтеніемъ,-- тотъ разумѣется не можетъ подвергаться сильному вліянію фантастической системы. Отдѣльные стихи Шекспира, въ которыхъ хотѣли видѣть особенное отраженіе идей Джордано Бруно, содержатъ въ себѣ или общее философское достояніе или такія идеи, которыя хотя и встрѣчаются у Джордано Бруно, но вовсе не особенно характеристичны для него. Напротивъ, въ самыхъ важныхъ пунктахъ Шекспиръ вовсе не согласенъ съ Бруно. Бруно является страшнымъ защитникомъ Коперниковой системы; онъ, быть можетъ, первый понявшій все значеніе этой системы для религіозныхъ представленій, и не смотря на то онъ отважился продолжать эту систему въ ея выводахъ. Его защита Коперниковой системы и нападки на Птоломееву вызвали къ нему враждебность со стороны Оксфордскихъ схоластиковъ. Шекспиръ, напротивъ, былъ далекъ, какъ уже замѣчено, отъ всякихъ сомнѣній относительно Птоломеевой системы. Правда, что онъ довольно часто осмѣивалъ способы схоластическихъ умозаключеній, но это еще ничего не доказываетъ. Мольеръ дѣлалъ это въ еще болѣе рѣзкой формѣ. Разумѣется, мы можемъ считать Шекспира учителемъ человѣчества, но приписывать ему основательное знакомство со всѣми современными ему философскими системами -- это, хотя и благонамѣренное, но полнѣйшее заблужденіе. Шекспиръ, театральный директоръ и Стрэтфордскій собственникъ, представлялъ собою слишкомъ реалистическую натуру для того, чтобы вдумываться въ фантастическій пантеизмъ Джордано Бруно. Впрочемъ и Бруно напоминаетъ намъ Монтэня и Бэкона, когда онъ выставляетъ требованіе, чтобы философъ, прежде чѣмъ рѣшать, произвелъ опытъ, и чтобы онъ пріобрѣталъ самостоятельныя познанія, не слѣпо вѣря въ авторитеты и не съ чужихъ словъ, но слѣдуя свѣту своего разума. Но это исканіе и скептическое изслѣдованіе является у Бруно только подчиненною дѣятельностью. Съ увлеченіемъ онъ создаетъ свой космосъ и, совершенно отлично отъ Монтэня и Бэкона, онъ любитъ въ стихахъ высказывать свои глубочайшія мысли.
   
   Изъ своего предвѣчнаго лона матерія производитъ все,
   Ибо природа есть живое искусство и т. д.
   
   Спекулятивная натурфилософія Бруно примыкаетъ, съ одной стороны, къ глубочайшимъ мистическимъ ученіямъ средневѣковья и къ ученію Неоплатонической академіи во Флоренціи, съ другой стороны, она указываетъ уже на Спинозу и Лейбница. Шеллингъ озаглавилъ одно изъ своихъ важнѣйшихъ сочиненій по имени итальянскаго философа эпохи Возрожденія. "Философское міросозерцаніе въ эпоху Реформаціи" нашло себѣ въ Бруно самаго геніальнаго представителя. Послѣ того какъ оковы средневѣковаго міросозерцанія были разбиты и вмѣстѣ съ тѣмъ были устранены схоластическія системы, онъ сдѣлалъ первую величественную попытку -- построить монистическую философію на основаніи Коперниковой міровой системы и нѣкоторыхъ соотвѣтствующихъ идей у древнихъ и средневѣковыхъ философовъ -- Платона и Раймунда Луллія. Если Монтэнь закончилъ свои скептическія изслѣдованія восклицаніемъ -- que sais je? то Бруно и Бэконъ, каждый стоя на различной точкѣ зрѣнія, но стремясь къ одной и той-же конечной цѣли, подняли брошенную скептицизмомъ перчатку. Бруно отвѣчаетъ -- sapremo (мы будемъ знать), а практическій англичанинъ -- we shall take advantage (мы извлечемъ выгоду изъ этого знанія). Средніе вѣка видѣли въ природѣ, отпавшей благодаря грѣху отъ Бога, только зло, борьба съ которымъ составляетъ главное назначеніе человѣка. Философъ Возрожденія, для котораго благодаря знакомству съ древностью раскрылось новое пониманіе природы, съ воодушевленіемъ превозноситъ божественную въ самой себѣ натуру. Бэконъ не раздѣляетъ этого пантеистическаго одушевленія, для него оно такъ-же далеко, какъ и средневѣковые взгляды на природу. Но онъ чувствуетъ почтеніе къ явленіямъ внѣшняго міра, окружающаго людей. Онъ хочетъ дать человѣку знаніе природы, а чрезъ это знаніе -- силу надъ ней.
   Гете, который не особенно любилъ Бэкона, сравнилъ его "съ человѣкомъ, который вполнѣ видитъ неправильность, неудобства, шаткость старой постройки и хочетъ дать понять это ея жильцамъ. Онъ совѣтуетъ имъ покинуть ее, пренебречь мѣстомъ и оставшимися матеріалами, и искать другаго мѣста, чтобы тамъ возвести новое зданіе. Онъ превосходный ораторъ, способный убѣдить; онъ даетъ ударъ въ стѣны, онѣ падаютъ, и вотъ жильцы принуждены выбираться. Онъ указываетъ новыя мѣста; ихъ начинаютъ равнять, но вездѣ оказывается слишкомъ мало простора. Онъ представляетъ новые планы, которые не вполнѣ ясны и вовсе не привлекательны. Главнымъ же образомъ онъ говоритъ о новыхъ неизвѣстныхъ еще матеріалахъ, и этимъ именно приноситъ пользу міру. Толпа расходится во всѣ стороны и приноситъ назадъ съ собою безконечное количество частностей, между тѣмъ какъ дома граждане заняты новыми планами, новыми дѣятельностями и устремляютъ свое вниманіе на новыя поселенія. Со всѣмъ этимъ и благодаря всему этому сочиненія Бэкона представляютъ собою великое сокровище для потомства11. Фрэнсисъ Бэконъ, возведенный королемъ Іаковомъ I въ 1618 г. въ достоинство лорда Веруламскаго, родился въ Лондонѣ, 22 января 1561 г., слѣдовательно на три года раньше чѣмъ Шекспиръ, и умеръ,-- лишившись всѣхъ пріобрѣтенныхъ высокихъ степеней по собственной позорной винѣ,-- въ уединеніи въ Хайгэтѣ 9 апрѣля 1626 г., три года спустя послѣ изданія перваго собранія Шекспировыхъ драмъ. Первые труды, изданные имъ,-- его опыты (Essays) были написаны подъ вліяніемъ и въ подражаніе опытамъ Монтэня. Бэконъ напоминаетъ Монтэня и въ томъ отношеніи, что онъ остерегается дать поводъ къ преслѣдованію себя со стороны вѣрующихъ, хотя онъ весьма далекъ отъ занятія теологическими положеніями. Вмѣсто средневѣковой civitas Dei онъ хочетъ поставить regnum hominis. Онъ хочетъ дать новое ученіе, и создаетъ новую философію, соотвѣтствующую потребностямъ времени. Онъ относится ко всему, даже къ началамъ освященнымъ древностью, безъ всякаго піэтета; безъ всякихъ колебаній, замѣтныхъ у Монтэня, онъ требуетъ ниспроверженія существующаго. Бэконъ,-- такъ изображаетъ его и его стремленія. Куно Фишеръ -- видѣлъ, что кругозоръ человѣка расширился, а кругъ идей философіи остался по прежнему узкимъ и требуетъ кореннаго расширенія. Изъ удачной находки возникаетъ сила изобрѣтательности, изъ стремленія къ открытіямъ -- открывающая наука. Какъ слѣдуетъ мыслить, чтобы дѣйствовать осмысленно и изобрѣтательно? Это основной вопросъ. Добиться законченныхъ воззрѣній на вселенную,-- къ чему стремился Бруно, -- не было задачей Бэконовской философіи; онъ не чувствовалъ себя призваннымъ къ занятію философскими проблемами, каковы -- отношеніе духа и матеріи, политеизма и деизма. Наука должна научать только практическому мышленію и направлять разумъ на существующія вещи; ея высшая цѣль -- содѣйствовать могуществу человѣка. Задача Бэконовой философіи состоитъ такимъ образомъ въ изысканіи средствъ, ведущихъ къ этой цѣли. Это не простой случай, что это направленіе философіи было начато англичаниномъ. Уже въ началѣ шестнадцатаго вѣка направленіе національнаго духа склонялось въ эту сторону. Одна старинная драматическая пьеса, пользовавшаяся особенной любовью публики, и по содержанію своему и по тенденціи имѣла задачей -- поучать зрителей о физическихъ явленіяхъ, о причинѣ прилива и отлива, о вѣтрѣ, громѣ, молніи и т. п. Зрители съ величайшимъ интересомъ внимали этимъ поученіямъ со сцены.
   Монтэнь уничтожаетъ вѣру въ старый міровой порядокъ и міросозерцаніе. Джордано Бруно стремится создать новое систематическое міросозерцаніе на мѣсто разрушеннаго средневѣковаго. Бэконъ изслѣдуетъ вопросъ, какъ намъ устроиться возможно выгоднѣе и болѣе сообразно съ человѣческимъ достоинствомъ здѣсь на землѣ, гдѣ мы подвергаемся и горю и радостямъ. Какъ бы высоко ни цѣнили спекулятивную философію, однако здѣсь нельзя не замѣтить постепеннаго прогресса. Между этой философіей и поэзіей Шекспира возможно прослѣдить духовное сродство.
   Средневѣковые поэты никогда не отличались скудостью въ яркомъ изображеніи свѣтскаго блеска; фактически въ средніе вѣка радости жизни нашли себѣ болѣе живое изображеніе, чѣмъ въ восемнадцатомъ и девятнадцатомъ вѣкахъ. Однако повсюду, гдѣ средневѣковая поэзія хочетъ высказать свои высшія и лучшія мысли,-- въ Парсивалѣ Вольфрама, какъ и въ Дантовой Божественной комедіи,-- оставаясь вѣрною средневѣковому міросозерцанію, она должна указывать отъ земли, на небо. Здѣсь всплываетъ идеалъ, созданный не природой, а религіей. Поэзія и философія въ своихъ конечныхъ цѣляхъ обнаруживаютъ одну и ту-же тенденцію. Если средневѣковая поэзія заканчивается "плясками мертвыхъ", то это вполнѣ послѣдовательное развитіе. Взоры должны быть устремляемы отъ Frau Welt въ небесное отечество. Возрожденіе произвело сильный переворотъ въ средневѣковыхъ воззрѣніяхъ на міръ и на жизнь; поэзія, если она и при этихъ условіяхъ хотѣла удержать свое высшее значеніе, должна была съ своей стороны стать въ извѣстныя отношенія къ новымъ идеаламъ. Это было однако не легко. Впечатлѣніе ослѣпительной красоты вновь открытаго древняго искусства, вызывавшаго всеобщее поклоненіе, было слишкомъ сильно, для того чтобы оно не дѣйствовало замедляющимъ и препятствующимъ образомъ на самостоятельность новаго поэта. Явились дѣтскія подражанія, хотѣли соперничать съ древними въ ихъ собственной области и превзойти ихъ на ихъ-же языкѣ. Самъ Петрарка считалъ свою мертворожденную эпопею за величайшее поэтическое произведеніе новаго времени, а объ итальянскихъ стихахъ былъ плохаго мнѣнія. Вмѣстѣ съ тѣмъ долгое время не могли вполнѣ освободиться и отъ средневѣковой школьной традиціи. Какъ бы тамъ ни называли Петрарку первымъ человѣкомъ новаго времени, онъ является въ своемъ культѣ любви и въ своей любовной лирикѣ ученикомъ рыцарственныхъ провансаловъ. Скорѣе и лучше всего удалось установить новое и соотвѣтствующее новому времени творчество -- въ комической литературѣ. Средневѣковый Schwank представлялъ основу, по которой Джованни Бокаччіо, творецъ итальянской прозы, создалъ новеллу, которая по его примѣру была разрабатываема въ Италіи и во Франціи, а въ Испаніи была психологически углублена Сервантесомъ. Аріосто и Макіавелли должны были возсоздать Плавтовскую комедію для новоримлянъ, -- какъ охотно называли себя итальянцы въ эпоху Возрожденія. Недосягаемый мастеръ комической эпопеи, по слѣдамъ Пульчи и Воярдо создалъ изъ средневѣковыхъ камней, которые онъ обтесывалъ и сглазкивалъ безъ всякаго піэтета, храмъ граціямъ, и создалъ его такъ, какъ только способенъ былъ на это художникъ эпохи Возрожденія. "Неистовый Роландъ" Людовико Аріосто представляетъ собою на ряду съ Донъ Кихотомъ, самое своеобразное и геніальнѣйшее твореніе, которое только поэзія Возрожденія создала, за исключеніемъ Англіи. Интересно было бы сопоставить изящно образованнаго, ироническаго Аріосто, "который свелъ воедино всѣ глупыя сказки," съ Монтэнемъ, аристократическимъ скептикомъ. Въ "Освобожденномъ Іерусалимѣ" Тассо специфически христіанскій элементъ выступаетъ ужъ слишкомъ рѣзко,-- иначе южно-итальянскій поэтъ обнаружилъ бы не одну родственную черту съ южно-итальянскимъ философомъ. Нельзя ли подобнымъ же образомъ проводить параллель и между Бэкономъ и Шекспиромъ?
   Аріосто вращается, по крайней мѣрѣ повидимому, въ средневѣковомъ мірѣ; Сервантесъ борется съ нимъ, не имѣя однако возможности вполнѣ свободно отдаться теченію новаго времени. У Тассо мы снова обращаемъ съ надеждою свои взоры изъ земной юдоли къ небесному отечеству, къ его святымъ и чудесамъ. Совсѣмъ иное дѣло у Шекспира. Если судьба сражаетъ во цвѣтѣ лѣтъ его героя, благороднаго принца, то на развалинахъ сошедшаго поколѣнія возстаетъ новый и могучій родъ; но умирающій Гамлетъ вовсе и не думаетъ обращать взоровъ своихъ къ небу, "Быть готовымъ -- Это все", а "Остальное-молчаніе;" съ такими взглядами уходитъ изъ жизни мрачный философъ, предложившій вопросъ "быть или не быть?" Онъ и не думаетъ отрицать Провидѣніе,-- нѣтъ, онъ ясно указываетъ на божественную силу его, которая дѣйствительно въ концѣ концовъ и покараетъ преступника. Мы слышимъ объ адѣ, высылающемъ къ намъ своихъ духовъ; но ни одинъ изъ поэтовъ, раздѣлявшихъ христіанское міросозерцаніе среднихъ вѣковъ, не съумѣлъ обращаться со всѣмъ этимъ такъ, какъ Шекспиръ. Я вовсе не хочу, говоря это, высказывать приговоръ о личномъ отношеніи Шекспира къ христіанству. Поэзія Шекспира не носитъ на себѣ специфическаго христіанскаго отпечатка. Для нея можно удобно выбрать эпиграфомъ слова Фауста:
   
   (Der Mensch) Er stehe fest und sehe hier fieh um.
   Dem tüchtigen ist diese Welt nicht stumm.
   
   Человѣческое, насколько оно ограничено земнымъ, составляетъ область Шекспира. Что же касается божественнаго, какъ о немъ учитъ оффиціальное христіанство, то онъ не высказывается ни за, ни противъ; онъ вообще не касается его въ своей поэзіи. Поэтъ Возрожденія изображаетъ видимый міръ такимъ, каковъ онъ есть. Онъ изображаетъ съ Фотографической точностью человѣка, то побѣдителемъ, то побѣжденнымъ -- въ борьбѣ съ реальными физическими или этическими силами этого міра. Въ сравненіи съ такими поэтами, какъ Тассо или Кальдеронъ, въ произведеніяхъ которыхъ видную роль играетъ сверхчувственный міръ, Шекспиръ, не смотря на выведенныхъ имъ духовъ въ Макбетѣ и въ Гамлетѣ, является почти такимъ же трезвымъ, какъ лордъ Бэконъ въ сравненіи съ Джордано Бруно. Католическіе вожаки нѣмецкой романтики понимали эту реалистическую свѣтскую черту въ Шекспирѣ, и Фридрихъ Шлегель въ своихъ "Vorlesungen über Geschichte der alten und neueren Litteratur" съ одностороннимъ пристрастіемъ ставилъ Кальдерона выше Шекспира. Намъ конечно и въ голову не придетъ сравнивать другъ съ другомъ этихъ двухъ поэтовъ, въ которыхъ историческое развитіе испанскаго и англійскаго народовъ нашло свое полное поэтическое выраженіе. Мы, нѣмцы девятнадцатаго столѣтія, легко могли бы впасть при этомъ въ несправедливость относительно трудно доступнаго нашему пониманію, превосходнаго испанскаго драматурга. Можно только сказать, что въ произведеніяхъ Кальдерона царитъ вообще средневѣковое теософическое міросозерцаніе, объясняемое всѣмъ ходомъ испанской исторіи; наиболѣе могучія и своеобразныя произведенія Кальдерона -- это его религіозныя пьесы. Въ произведеніяхъ же Шекспира, также сообразно развитію англійской исторіи, находятъ свое полное выраженіе чисто человѣческія тенденціи. Творчество его создается на почвѣ естественнаго характера мысли, чувства и жизни. Онъ по преимуществу поэтъ гуманизма,-- принимаемъ ли мы это слово въ общемъ, или въ спеціальномъ значеніи его по отношенію къ ученымъ Возрожденія. Новое міровоззрѣніе, возникшее благодаря пробужденію историческаго смысла и антисхоластической философіи, разсматривающее человѣка какъ земное существо, а жизнь какъ конечную цѣль существованія,-- нашло себѣ въ поэзіи Шекспира самое превосходное поэтическое выраженіе. Въ Аріосто и въ Шекспирѣ поэзія Возрожденія достигла своего апогея. Такъ какъ въ произведеніяхъ Шекспира чисто человѣческое нашло себѣ наиболѣе полное выраженіе, то поэтому онъ остается и до сего времени первымъ и единственнымъ поэтомъ, который вездѣ и всегда сохраняетъ свою неотразимую привлекательность, не смотря на нѣкоторыя особенности его націи и времени, не для каждаго понятныя. Какъ съ Бэкономъ начинается эмпирическое развитіе новѣйшей философіи, такъ съ Шекспиромъ возникаетъ новѣйшая германская поэзія.
   Лордъ Бэконъ, задавшійся цѣлью энциклопедически обнять все знаніе своего времени и изслѣдовать всѣ проявленія многообразной человѣческой дѣятельности, писалъ также о сущности и о назначеніи поэзіи. Уже въ 1605 г. въ своемъ сочиненіи On the proficience and advancement of learning divine and human, расширенномъ потомъ въ 1625 г. подъ заглавіемъ De dignitate et augmentis scientiarum, онъ изложилъ свою поэтику. Какъ же понималъ поэзію англійскій философъ, считавшійся первымъ мыслителемъ своего вѣка и современникъ величайшаго изъ всѣхъ англійскихъ поэтовъ?
   Лирическую поэзію онъ относитъ въ область риторики; по самому существу своему она стоитъ въ противорѣчіи съ его взглядами на поэзію. Онъ признаетъ только эпическую, драматическую и дидактико-аллегорическую поэзію (Poesy narrative, representative and allusive). Послѣднюю онъ цѣнитъ выше всѣхъ. Онъ употребляетъ много усилій на истолкованіе смысла древней миѳологіи и басни, потому что въ этомъ именно и заключается для него ихъ поэтическое достоинство. Онѣ имѣютъ значеніе только какъ дидактическія аллегоріи, хотя для него самого ясно, что первоначально возникла Фабула, а потомъ уже въ нее была введена мораль,-- а не наоборотъ, будто бы Фабула была, сочинена для иллюстраціи морали, этическаго или физическаго ученія. Это предпочтеніе басни, какъ высшаго произведенія поэзіи, должно особенно интересовать насъ нѣмцевъ. Первое руководство поэтики, написанное въ Германіи съ философской точки зрѣнія "Kritische Dichtkunst" Прейтингера (1740), равнымъ образомъ объявило басню высшимъ видомъ всякой поэзіи. Эпосъ (the narrative) является для Бэкона простымъ подражаніемъ исторіи; обыкновенно матерію его составляютъ война и любовь, хотя также могутъ составлять сюжетъ его и роскошь (state), смѣхъ и радость. Драма (representative) -- это наглядная исторія, картина дѣйствій, изображаемыхъ какъ настоящія; "но не хорошо слишкомъ долго заниматься театромъ (to stay to long in the theatre)". Подробнѣе, чѣмъ объ эпической и драматической поэзіи въ отдѣльности, онъ высказывается о сущности поэзіи вообще. Поэзія представляетъ собою отчасти поученіе, хотя въ большинствѣ случаевъ узкоограниченное размѣромъ слоговъ, но за то во всѣхъ другихъ пунктахъ пользующееся широкой свободой и силой воображенія (imagination). Въ сущности поэзія есть не иное что, какъ выдуманная исторія. Польза этой выдуманной исторіи (feigned) состоитъ въ томъ, что она даетъ человѣческому духу (mind) тѣнь удовлетворенія въ томъ, въ чемъ не даетъ удовлетворенія человѣку природа, такъ какъ міръ не соотвѣтствуетъ человѣческой душѣ. Духъ человѣка обладаетъ болѣе могучимъ (more ample) величіемъ, болѣе совершеннымъ добромъ, болѣе разнообразными измѣненіями, чѣмъ какія можно найдти въ природѣ вещей. И поэтому то именно, вслѣдствіе того, что дѣянія инобытія дѣйствительной исторіи не отличаются тою возвышенностью, какая можетъ удовлетворить человѣческій духъ, поэзія и измышляетъ болѣе великія и болѣе геройскія дѣянія и событія. Такъ какъ въ дѣйствительной исторіи исходъ и послѣдствія дѣяній не всегда соотвѣтствуютъ заслугамъ добродѣтели или порока, то поэзія измышляетъ болѣе справедливыя воздаянія, которыя болѣе соотвѣтствуютъ цѣлямъ Провидѣнія. Такъ какъ дѣйствительная исторія представляетъ большею частью самые обыденные поступки и событія и въ нихъ слишкомъ мало разнообразія, то поэзія стремится представить ихъ болѣе многосторонними, болѣе поразительными и интересными. Поэтому кажется, что поэзія, служа морали, вызываетъ великодушіе и другія отрадныя чувства. Вслѣдствіе то этого именно поэзіи и приписывали всегда нѣчто божественное, потому что она поднимаетъ и возвышаетъ духъ, изображая тѣни дѣйствительныхъ вещей сообразно желаніямъ нашего духа.
   Эти взгляды Бэкона соотвѣтствуютъ взглядамъ Шекспира -- насколько они могутъ быть усмотрѣны въ его правахъ -- только отчасти. Такъ напр. доставляя торжество добродѣтели Шекспиръ больше придерживается явленій дѣйствительности, чѣмъ желаній духа,-- какъ того требуетъ отъ поэзіи Бэконъ. Безъ всякой тѣни вины погибаетъ Корделія, почти безвинно гибнутъ Ромео и Юлія, Отелло и Дездемона, герцогъ Глостеръ ("Генрихъ VI"), королева Екатерина. Но поэтическая практика Шекспира согласна съ Бэконовой теоріей поэзіи въ томъ отношеніи, что она дѣлаетъ естественный ходъ развитія человѣческой страсти -- объектомъ поэзіи, чего и требуетъ нравственная философія Бэкона.
   Когда Бэконъ, стремясь къ полнотѣ въ своихъ научныхъ взглядахъ, захотѣлъ теоретически изложить сущность и назначеніе поэзіи, то онъ не внесъ этимъ въ англійскую литературу никакого новаго элемента; онъ могъ бы даже по просту опереться на значительное количество своихъ предшественниковъ въ этомъ вопросѣ. Рядъ англійскихъ поэтикъ эпохи Возрожденія открылъ въ 1575 г. поэтъ Джоржъ Гасконь. Онъ старался установить прочныя правила для англійскаго стихосложенія, такъ точно какъ король Іаковъ VI Шотландскій стремился сдѣлать это въ 1583 г. для поэзіи своей родины. Поэтика Спенсера подъ заглавіемъ The English poet погибла еще въ рукописи въ 1579 г. въ Ирландскомъ каналѣ. Фрэнсисъ Миресъ является настоящимъ критикомъ Возрожденія, стараясь подвергнуть сравненію англійскія поэтическія произведенія съ произведеніями древности и итальянскими. Занятія античной метрикой вызвали на свѣтъ спорный вопросъ, ставшій потомъ въ 18 вѣкѣ въ Германіи яблокомъ раздора между Готшедовской и Бодмеровской партіями,-- вопросъ о риѳмѣ. Томасъ Компіонъ и Абраамъ Фроунсъ, писавшіе гекзаметрами, достигли временнаго вліянія своими теоріями,-- какъ вдругъ въ 1586 г. Вильямъ Уэббъ издалъ свой "Очеркъ (discourse) англійской поэзіи и взгляды автора на реформу нашего англійскаго стиха". Уэббъ требовалъ введенія въ англійское стихосложеніе античной просодіи. Въ 1602 г..выступилъ Кампіонъ съ новымъ сочиненіемъ, въ которомъ онъ энергически требовалъ уничтоженія риѳмы. Съ не меньшею рѣшительностью на это требованіе отвѣчалъ въ слѣдующемъ году извѣстный поэтъ сонетовъ -- Самуэль Даніэль, въ статьѣ "Защита риѳмы". Даніэль былъ для Шекспира, непосредственнымъ образцомъ, какъ писатель сонетовъ. Само собою разумѣется, что въ этомъ спорѣ Шекспиръ долженъ былъ стоять на сторонѣ Даніэля. Мы можемъ также допустить, что Шекспиръ, занимавшій выдающееся положеніе между современными поэтами, какъ эпика, и какъ лирикъ, съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдилъ за этими литературными пререканіями. Этотъ споръ въ англійской художественной поэзіи имѣетъ для насъ особенный интересъ, не потому только, что онъ возникаетъ и у насъ 250 лѣтъ спустя въ эпоху рѣшительнаго поворота въ нѣмецкой литературѣ, гдѣ онъ также вызываетъ борьбу и рѣшается въ единственно возможномъ національномъ смыслѣ. Мы имѣемъ здѣсь также наглядный примѣръ того, какъ велико и значительно было слѣпое преклоненіе предъ античнымъ художественнымъ міромъ даже въ той литературѣ, которая была проникнута неудержимымъ національнымъ стремленіемъ. Въ эпоху Возрожденія благодаря этому явленію погибло безчисленное множество талантовъ во всѣхъ странахъ, даже цѣлыя отдѣльныя литературныя поколѣнія. Англійская драма была также задѣта этимъ классическимъ теченіемъ, быть можетъ даже была повреждена имъ. Заслугой Марло и Шекспира было прежде всего то, что они своими произведеніями противопоставили ученому и придворному педантизму непоколебимую національную преграду. Этимъ же національнымъ духомъ запечатлѣны статьи Джона Гаррингтона (1591 г.) и сэра Филиппа Сиднея (1595 г.) "Защита поэзіи (An Apologie for poetrie)", не смотря на то, что въ знаменитомъ сочиненіи Сиднея народная драма осуждена самымъ суровымъ образомъ. Однако мысли и взгляды Сиднея отличались необыкновенно трезвымъ характеромъ. "Нѣтъ ни одного вида искусства, составляющаго достояніе человѣчества, который бы не имѣлъ своимъ объектомъ явленій природы". Положеніе это могло бы стоять и среди высказанныхъ Гамлетомъ взглядовъ на задачи драмы. Нрава "нисшедшей съ небесъ поэзіи" съ благородной теплотой отстаиваются противъ всѣхъ ея противниковъ. И кто можетъ говорить о Сиднеевой "Апологіи поэзіи," не думая въ то же время объ его восторженномъ отношеніи къ народной пѣсни! Бродячіе пѣвцы пришли уже въ большой упадокъ къ концу 16 вѣка, они вовсе не были похожи и на тотъ идеальный образъ, какимъ Вальтеръ Скоттъ надѣлилъ своего last minstrel. Народные пѣвцы выродились въ скомороховъ, если статутъ 39-го года правленія Елисаветы (1597) ставилъ ихъ на одну доску съ бродягами и шарлатанами, позволялъ подвергать ихъ ударамъ плети и вообще стремился совсѣмъ уничтожить ихъ. И все же это люди, не смотря на ихъ упадокъ и вырожденіе, были преемниками тѣхъ пѣвцовъ, которые нѣкогда пѣли своимъ англосаксонскимъ слушателямъ о битвахъ Беовульфа и о "Странствованіяхъ пѣвца". Высокородный вождь англійскихъ петраркистовъ ничего не зналъ объ этомъ сѣдомъ прошломъ минестрелей. Но похваливъ пѣвца (the Liricke), который прославляетъ добродѣтельныя дѣянія своимъ звонкимъ голосомъ подъ аккомпаниментъ стройной арфы, который преподаетъ нравственные уроки и до небесъ возвышаетъ свой голосъ, вознося хвалу безсмертному Богу,-- онъ продолжаетъ: "Правда, я долженъ признаться въ своемъ варварствѣ,-- я никогда не могъ слышать старой пѣсни о Перси и Дугласѣ безъ того, чтобы сердце мое не билось сильнѣе, какъ при звукѣ трубы; и однако пѣсню эту пѣлъ старый пѣвецъ, слогъ котораго былъ такъ же грубъ, какъ и его голосъ".
   
   Nos pères, tont grossiers, l'avoient beaucoup meilleur;
   Et je pris bien moins tont ce que l'on admire,
   Qu'une vielle chanson.
   
   Альцестъ Мольера жалуется въ этихъ стихахъ на то, что въ современномъ ему обществѣ только онъ одинъ увлеченъ прелестью народной пѣсни. Въ дни Сиднея народная пѣсня раздавалась, не смотря на всѣ правительственные декреты и преслѣдованія пуританъ,-- съ одного конца Англіи до другого. Отголоски ея слышны довольно явственно и въ драмахъ Шекспира. Въ ту эпоху, когда глава художественной лирики, возведшій ее до необыкновеннаго изящества, говорилъ съ такимъ воодушевленіемъ о старыхъ народныхъ балладахъ,-- въ такое время литература должна была дать самые зрѣлые плоды.
   Въ своей статьѣ Сидней отправлялся отъ самыхъ общихъ взглядовъ и, имѣя постоянно въ виду античную и итальянскую литературу, набрасывалъ крупными штрихами картину англійской литературы, какъ онъ видѣлъ ее или хотѣлъ видѣть. Совсѣмъ съ иной точки зрѣнія написана стоящая рядомъ съ Сиднеевой Апологіей значительнѣйшая англійская поэтика того времени -- Arte of English Poesie Георга Ноттенгэма. Это сочиненіе, явившееся въ 1589 г., посвященно лорду Борлею. Здѣсь изслѣдуется, примѣнительно къ античнымъ образцамъ, но съ полнымъ пониманіемъ своеобразностей англійскаго языка,-- задача поэта, матерія и форма поэтическихъ произведеній и излагаются правила стихосложенія. Поэтики Сиднея и Поттенгэма, какъ книги очень распространенныя и необходимыя для всякаго писателя, должны были быть знакомы и Шекспиру.
   Разсматривая эти англійскія руководства поэзіи, невольно обращаешь взоры на Германію. Въ изученіи древности мы были впереди англичанъ:, они должны были отчасти учиться у насъ, и до начала тридцатилѣтней войны они не опередили насъ. Нашъ Яковъ Бёме (1575--1624 г.), какъ представитель глубокомысленной философской мистики, долженъ быть названъ рядомъ съ Бруно и Бэкономъ, хотя Германія и не обладала въ лицѣ его представителемъ философіи, равнымъ англійскому и итальянскому мыслителямъ. За то мы имѣли Коперника и Кеплера. Если шотландскій лордъ Джонъ Нэпиръ ввелъ въ науку логариѳмы, то въ то-же самое время они были открыты и въ Германіи. Исторія естествознанія можетъ противопоставить Гарвею и Гильберту, открывшему электричество, въ концѣ 16 вѣка въ Германіи равныя имена. А въ литературѣ? Въ 1624 г. появилась первая написанная по нѣмецки поэтика -- Lehrbuch von der deutschen Poeterei Мартина Опица. Уже за шесть лѣтъ до этого онъ пытался доказать въ своей статьѣ, написанной по латыни, что писать по нѣмецки не составитъ стыда даже и для ученыхъ. Но даже годъ спустя послѣ того, какъ въ Англіи было напечатано собраніе драмъ Шекспира, въ Германіи возникла борьба противъ пренебреженія къ родному языку. Никодимъ Фришлинъ, талантливѣйшій драматургъ Германіи, во второй половинѣ 16-го вѣка не могъ писать по нѣмецки, а когда онъ попытался прибѣгнуть въ своихъ произведеніяхъ къ родному языку, то штутгартскіе придворные богословы приказали ему по прежнему оставаться при латинскомъ языкѣ. Нашъ народъ принужденъ былъ не только переносить за всю Европу горькія послѣдствія Реформаціи въ теченіе тридцатилѣтней войны; наша нѣмецкая литература узнала энтузіазмъ эпохи Возрожденія къ древности -- только съ очень дурной стороны. Если бы въ Германіи въ 1564 г. родился такой геній какъ Шекспиръ, то для несчастнаго поэта -- какъ это дѣйствительно и случилось позже съ Андреемъ Грифіусомъ -- была бы потеряна и "Жизнь и Искусство".
   Крайности увлеченія древностью оказались довольно значительными нѣкоторое время также и въ Англіи. Не только преслѣдуемая и всегда отстаиваемая риѳма, но даже самый языкъ и его чистота подвергались нападкамъ ученыхъ Донъ-Кихотовъ. Даже такой свѣтлый и свободный умъ, какъ Томасъ Моръ, позволилъ увлечь себя -- написать свою "Утопію" по латыни (1516 г.); на родномъ языкѣ автора она появилась только въ 1551 г. Шекспиръ заимствовалъ кое-что отсюда, изъ второй книги, во второмъ дѣйствіи своей "Бури". Въ 1519 г. авторъ одной драматической пьесы жаловался въ прологѣ, что онъ невѣжественъ и не имѣетъ ученаго образованія; для него, какъ и для многихъ другихъ, очень оскорбительно, что Множество пустѣйшихъ книгъ на нашемъ языкѣ Сочинены и преданы тисненью: никто не склоненъ Къ занятію серьёзными вещами. Греки, Римляне И многіе другіе родною рѣчью прекрасныя писали вещи.
   
   О еслибы ученые и наши стремилися къ тому,
   Чтобъ, взявшись наконецъ за англійскую рѣчь,
   Толково объяснить достойное вниманья,--
   А нашъ языкъ всѣ качествы для этого имѣетъ --
   Ни нищій, ни вельможа, никто кто только знаетъ
   Языкъ отчизны, на скудоуміе не сѣтуетъ свое.
   Когда бы скорѣе латинскія умныя книжки
   На англійскомъ явились языкѣ! Тогда бы всякій
   Съ великой радостью усвоить могъ плоды познанья
   На языкѣ своихъ отцовъ.
   
   Подобныя разумныя требованія не оставались безъ послѣдствій. Вскорѣ уже на защиту народнаго языка, выступили выдающіяся лица изъ круга ученыхъ. Превосходный Рожеръ Эшемъ (1515--1568), почтенный ученый и лучшій изъ учителей, какихъ когда либо имѣла Англія, посвятилъ въ 1545 г. Генриху VIII своего "Toxophilus", написаннаго на чистомъ англійскомъ языкѣ, гдѣ онъ стремился воспламенить юношество къ древненаціональному занятью -- стрѣльбѣ изъ лука. "Если бы кто либо сталъ порицать меня, говоритъ онъ въ предисловіи,-- за то ли, что я занимаюсь подобнымъ предметомъ, или за то, что я пишу о немъ по англійски, то я отвѣчу ему, что языкъ, на которомъ выражаетъ свои мысли самый лучшій человѣкъ въ государствѣ, далеко не плохъ для меня, одного изъ ничтожнѣйшихъ, въ моихъ писаніяхъ. Писать на другомъ языкѣ могло бы быть и полезнѣе для моихъ занятій и славнѣе для моего имени, но я могу считать свой трудъ хорошо употребленнымъ, если я буду имѣть возможность, пожертвовавъ моими выгодами и извѣстностью,.доставить удовольствіе англійскимъ джентльменамъ и йомэнамъ, для которыхъ именно я и пишу это. На вашемъ латинскомъ и греческомъ языкахъ все уже сдѣлано такъ превосходно, что лучше никто и сдѣлать не можетъ; на англійскомъ-же языкѣ напротивъ все такъ жалко и по содержанію и по формѣ, что никто не можетъ сдѣлать хуже, потому что по большей части именно тѣ, которые меньше всего учились, скорѣе всего и брались за писаніе. И тѣ, которые менѣе всего смыслили по латыни, оказывались самыми напыщенными по англійски, между тѣмъ какъ конечно не всякій, кто особенно словоохотливъ, бываетъ и самымъ способнымъ въ писаніи. Кто хочетъ хорошо писать на какомъ бы то ни было языкѣ, тотъ долженъ послѣдовать совѣту Аристотеля: говорить, какъ простой народъ, и думать, какъ мудрые мужи; понимать будетъ тогда его каждый,;а сужденіе мудрыхъ будетъ въ его пользу. Многіе англійскіе писатели не поступали такъ; они пользовались чужими словами, -- латинскими, Французскими, итальянскими щ дѣлали все темнымъ и трудно понимаемымъ".-- Какой ученый въ 16 в. въ Германіи могъ бы писать такъ послѣ смерти Лютера! То, за что Опицъ ратовалъ у насъ въ 1625 г., Рожеру Эшему удалось провести еще въ 1545 г. Когда родился Шекспиръ, то выдающіеся англійскіе ученые писали уже прекрасной англійской прозой, предоставляя ее въ распоряженіе поэтовъ. Подъ вліяніемъ Эшема Томасъ Уильсонъ издалъ въ 1559 г. свою книгу Arte of Rhetorik, съ которою очевидно Шекспиръ былъ знакомъ. Начались уже попытки, правда болѣе усердныя чѣмъ удачныя,-- научнаго изученія родного языка и его грамматики. Сэръ Томасъ Смитъ въ Кембриджѣ издалъ въ 1568 г. рядомъ съ трактатомъ о греческомъ языкѣ статью De recta et emendata linguae Anglicae scriptione. Вильямъ Вуллокаръ, на орѳографическія реформы котораго Шекспиръ намекаетъ въ своей комедіи "Много шуму изъ ничего" (II, 3, 20), напечаталъ въ 1586 г. первую англійскую грамматику. На основаніи бумагъ, оставшихся послѣ смерти ученаго Бэнъ Джонсона, была издана англійская грамматика. Появился цѣлый рядъ значительныхъ историческихъ сочиненій на англійскомъ языкѣ, съ хроникою Голиншеда во главѣ (1557 г.), отголоски которой звучатъ и въ языкѣ Шекспира. Послѣ него писаніе исторіи на родномъ языкѣ получило необыкновенное развитіе, хотя величайшій англійскій историкъ этого времени, Вильямъ Кэмденъ (1551--1623 г.) и держался еще латинскаго языка, которымъ равнымъ образомъ воспользовался для своей Шотландской исторіи Бьюкананъ (Buchanan) (1551--1582 г.). Когда Рожеръ Эшемъ писалъ свое второе популярное сочиненіе "The Scholemaster", въ которомъ онъ требовалъ разумной методы воспитанія, то ему уже не нужно было особенно отстаивать англійскій языкъ отъ тираніи древнихъ языковъ; тѣмъ болѣе однако должно было смущать его все возраставшее вліяніе итальянскаго языка.
   

1. Итальянское вліяніе въ Англійской поэзіи. Сонеты и эпическія произведенія Шекспира.

   Между тѣмъ какъ Италія всегда сохраняла непосредственное общеніе съ древностью, всѣ другія страны должны были болѣе или менѣе посредственно получать сокровища древняго искусства и духа. Въ раннюю пору Возрожденія Италія была духовной родиной Европы. У итальянцевъ учились нѣмцы и французы, англичане и испанцы. Если нѣкоторые изъ учениковъ скоро и опередили своихъ учителей въ наукѣ,-- какъ это говорилось о нѣмцахъ, то все же итальянское вліяніе оказывалось господствующимъ до того времени, когда нѣмецкая реформація ослабила и совсѣмъ уничтожила связь съ духовной жизнью по ту сторону Альповъ. Для Англіи, куда Возрожденіе проникло вообще позже чѣмъ во Францію и въ Германію, раздѣленіе церквей не имѣло тѣхъ послѣдствій, какъ для протестантской части Германіи. Литература и искусство древности неразрывно связывались для Англіи съ искусствомъ и литературой Италіи. Все античное образованіе, пріобрѣсть которое стремилась часть подданныхъ Елисаветы и которымъ они гордились, носило итальянскій отпечатокъ. Никто не сомнѣвался въ томъ, что изобразительныя искусства достигли высшей степени совершенства въ Италіи, гдѣ античные образцы были на глазахъ у всѣхъ. Величайшій художникъ по сю сторону Альповъ, Альбрехтъ Дюреръ, искалъ и нашелъ въ Венеціи вдохновеніе. Значительнѣйшіе изъ нидерландскихъ живописцевъ стремились къ тому, чтобы закончить свое образованіе въ Италіи. Иниго Джонсъ (1572--1652 г.), первый введшій въ употребленіе въ Англіи стиль Возрожденія, поучался на произведеніяхъ Палладіо, которыя и въ глазахъ Гёте были высочайшими твореніями послѣ античной архитектуры. Онъ участвовалъ въ постройкѣ храма св. Павла, украсилъ знаменитый королевскій дворецъ Уайтхоллъ, построилъ Лондонскую биржу и госпиталь въ Гриничѣ. Джонсъ имѣлъ къ театру разнообразныя отношенія; вмѣстѣ съ Бэнъ-Джонсономъ, а также и на перекоръ ему, онъ сочинялъ декораціи и выдумывалъ машины для игръ масокъ. Съ Шекспиромъ онъ былъ во всякомъ случаѣ знакомъ.
   До насъ сохранились еще сдѣланные имъ наброски костюмовъ для Ромео въ одеждѣ пилигрима, для Джэка Кэда и для Фальстафа. Изъ всѣхъ итальянскихъ художниковъ, которыхъ онъ когда либо видѣлъ, Шекспиръ болѣе всего цѣнилъ Джуліо Романо, "который если бы былъ безсмертенъ и могъ бы вдохнуть въ свои произведенія дыханіе жизни, то лишилъ бы природу всѣхъ ея поклонниковъ,-- такъ онъ умѣетъ подражать" (Зимняя сказка V, 2, 105). Изъ картинъ нѣмецкаго художника Ганса Гольбейна Шекспиръ могъ часто видѣть двѣ знаменитѣйшія -- "Тріумфъ Богатства и Тріумфъ Бѣдности" -- въ домѣ ганзейскихъ нѣмецкихъ купцовъ въ Лондонѣ; однако онъ нигдѣ не говоритъ объ этомъ. Музыка была также однимъ изъ тѣхъ искусствъ, которыя получили большое развитіе въ Англіи во второй половинѣ 16 вѣка; однако композиціи Палестрины были слишкомъ тѣсно связаны съ католическимъ богослуженіемъ, чтобы найти себѣ доступъ въ протестантскія земли. Кромѣ того, въ 16 и въ первыхъ десятилѣтіяхъ 17 вѣка англичане были,-- что для насъ теперь почти невѣроятно -- передовымъ народомъ въ музыкѣ. Ихъ артисты славились вездѣ на континентѣ. Композиторъ Доулэндъ, обучавшій Елисавету игрѣ на спинетѣ и на лютнѣ, пользовался славой самого выдающагося артиста (rares!) того времени. Что Шекспиръ былъ знакомъ съ Доулэндомъ -- это въ высшей степени правдоподобно, хотя принадлежность Шекспиру сонета въ честь Доулэнда въ Passionate Pilgrim -- въ высшей степени сомнительна. Мы не знаемъ, кто сочинилъ пѣсни разсѣянныя въ его драмахъ. Бэнъ Джонсонъ, равно какъ Бомонтъ и Флетчеръ были знакомы съ проживавшими въ Лондонѣ итальянскими композиторами Николаемъ Леніере и Альфонсомъ Феррабоско. Если отношенія Шекспира къ изобразительнымъ искуствамъ были вообще довольно холодны, то за то музыку онъ очень любилъ. Онъ внесъ пѣсни и инструментальную музыку во многія изъ своихъ драмъ. Онъ прибѣгаетъ въ "Лирѣ" къ музыкѣ, какъ къ средству, исцѣляющему душевныя страданія; ее онъ называетъ "питаніемъ любви". Подъ звуки музыки дѣлаетъ свой выборъ Бассаніо, а Герміона возвращается къ жизни. Напротивъ, кровожаднаго Шейлока онъ называетъ врагомъ музыки:
   
   Нѣтъ на землѣ живаго существа
   Столь жесткаго, крутаго, адски злаго,
   Чтобъ не могла хотя на часъ одинъ
   Въ немъ музыка свершить переворота.
   Кто музыки не носитъ самъ въ себѣ,
   Кто холоденъ къ гармоніи прелестной,
   Тотъ можетъ быть измѣнникомъ, лгуномъ,
   Грабителемъ; души его движенья
   Темны какъ ночь, и какъ Эребъ черна
   Его пріязнь. Такому человѣку
   Не довѣряй. (пер. Вейнберга).
   
   Итальянская поэзія уже очень рано оказывала вліяніе на англійскую литературу, за долго до того времени, когда можно говорить о Возрожденіи въ Англіи. Джэфри Чосеръ прибылъ въ 1372 г. въ Италію въ качествѣ посланника отъ своего короля. Здѣсь онъ не только основательно изучилъ Данте, но также познакомился и съумѣлъ оцѣнить произведенія первыхъ поэтовъ гуманистовъ Петрарки и Боккаччьо; съ однимъ изъ нихъ онъ могъ быть и лично знакомъ. Послѣ поѣздки въ Италію для творчества Чосера начинается новая эпоха. Онъ учился прежде всего на образцахъ Французской поэзіи и перевелъ романъ Розы. Позднѣе онъ расширилъ рамки средневѣковаго искусства. Онъ работалъ,-- сознательно ли или безсознательно -- надъ созданіемъ новой поэзіи, которая не только говорила бы по англійски, но по англійски же и чувствовала бы и мыслила. Друзья его и пріятели слѣдовали его примѣру; Джонъ Гауэръ, который играетъ роль хора въ псевдошекспировскомъ "Периклѣ", въ подражаніе Чосеру написалъ свое Confessio amantis. Самъ Чосеръ былъ первымъ юмористомъ Англіи. 28 то апрѣля 1393 г. пестрая толпа его пилигримовъ начинаетъ свое паломничество къ гробу св. Томаса Бекета въ Кэнтербёри. Боккаччьо разсказываетъ свои новеллы прозой. Чосеръ удерживаетъ средневѣковую форму, но въ одномъ онъ превосходитъ даже отца новеллистики: онъ умѣетъ пріурочитъ каждую исторійку къ индивидуальному характеру разскащика. Если въ болѣе раннихъ своихъ произведеніяхъ Чосеръ придерживался формы видѣній, которая встрѣчалась не только у Данте, но и въ знаменитомъ и распространенномъ англійскомъ произведеніи Вильяма Лэнглэнда. Vision of Piers Plowman,-- то въ "Кентерберійскихъ разсказахъ" уже самое введеніе ихъ вводитъ читателя въ непосредственную жизнь. Предъ нами раскрывается реальное изображеніе жизни современниковъ Чосера; вѣкъ, какъ того требуетъ Шекспиръ, получаетъ отпечатокъ своего изображенія. Съ милой прелестью разсказываются здѣсь грубоватыя штуки, съ назиданіемъ, не свободнымъ отъ нѣкоторой ироніи -- житія святыхъ, съ достоинствомъ и скромностью -- эпизоды рыцарской любви. "Кэнтербёрійскіе разсказы" сдѣлались настоящимъ англійскимъ Декамерономъ. Чосеръ ввелъ въ англійскую литературу подъ заглавіемъ "Троилъ и Хрисеида" ту ложноклассическую любовную исторію изъ троянскаго цикла, которую Бокаччъо переработалъ на основаніи средневѣковыхъ источниковъ для облегченія страданій влюбленнаго; но на мѣсто влюбленнаго паѳоса здѣсь выступилъ веселый юморъ надъ невѣрной дѣвушкой и надъ сводничавшимъ пріятелемъ. Какое драгоцѣнное сокровище имѣли поэты Елисаветинской эпохи въ произведеніяхъ стараго Чосера! Если Сидней ставилъ въ образцы итальянскихъ поэтовъ, то рядомъ съ ними онъ могъ упомянуть и національнаго англійскаго поэта. Чѣмъ были для Итальянцевъ Данте, Боккаччьо и Петрарка -- говоритъ онъ -- тѣмъ для насъ были нашъ Гауэръ и Чосеръ. "Поистинѣ я не знаю, слѣдуетъ ли болѣе удивляться тому, что Чосеръ могъ такъ ясно смотрѣть въ то мрачное время, или же тому, что въ наше свѣтлое время мы такъ спотыкаемся позади него". Въ Германіи въ концѣ 16-го вѣка связь съ старой поэзіей была окончательно порвана; не къ чему было примкнуть, а новое тканье не удавалось. Въ то же самое время англичане имѣли въ отцѣ своей поэзіи руководителя и учителя. Въ "Снѣ въ лѣтнюю ночь" Шекспиръ воспользовался однимъ изъ Кэнтербёрійскихъ разсказовъ; равнымъ образомъ Чосеръ былъ его источникомъ для "Троила и Крессиды". Сюжетъ "Перикла" разсказанъ былъ "нравоучительнымъ" Гауэромъ. Кромѣ этихъ отдѣльныхъ явленій Чосеръ оказалъ вообще сильное вліяніе на англійскую литературу въ послѣдующее время. Въ своихъ произведеніяхъ Чосеръ представилъ важное доказательство и примѣръ того, что поэтическія національныя традиціи и вліяніе болѣе выработаннаго чужаго искусства могутъ и должны дѣйствовать совмѣстно.
   Чосеръ и Гауэръ называются въ Ноттенгэмовомъ очеркѣ развитія англійской литературы (1589 г.) вожаками "перваго періода". Джонъ Ляйдгэтъ и Джонъ-Скельтонъ, poeta laureatus, ведутъ къ апогею втораго литературнаго періода. "Въ послѣднюю часть правленія короля Генриха VIII, такъ повѣствуетъ Поттеигэмъ,-- образовалось новое общество придворныхъ поэтовъ, главами которыхъ были сэръ Томасъ Уайтъ старшій (1503--154'2г.) и Генрихъ графъ Соррей (1517--1547 г.). Во время своихъ путешествій по Италіи они отвѣдали сладость и достоинство стиля и формы итальянской поэзіи и вскорѣ выползли совсѣмъ новичками изъ школы Данте, Аріосто и Петрарки. Наша грубая и безъ -- 141 искусственная поэзія была въ значительной степени: облагорожена ими, такъ что съ полнымъ правомъ ихъ можно назвать первыми реформаторами нашего стиха и стиля11: Чосеръ писалъ эпическіе разсказы; теперь же подъ итальянскимъ вліяніемъ развилась англійская лирика, сонетъ. Шекспиръ, вмѣстѣ авторъ и сонетовъ и "Венеры и Адониса" и "Лукреціи", испыталъ себя въ обоихъ родахъ. "Всѣ тѣ, говоритъ Ноттенгэмъ, которые по примѣру Уайта и Соррея принялись за англійскія стихотворенія, обнаружили большую силу воображенія, прекрасный стиль, чистое исполненіе, приличныя выраженія, пріятный для слуха размѣръ стиха, и вообще оказались ревностными учениками и естественными подражателями своего великаго учителя Франческо Петрарки". Какое положеніе заняли Уайтъ и Соррей, благодаря введенному ими въ Англію итальянскому вліянію, это видно уже изъ количества поэтовъ послѣдовавшихъ новому направленію.Начиная съ 1557 г., когда были изданы первые значительные образцы новой школы, и до года смерти Шекспира насчитываютъ 40 значительныхъ и 233 посредственныхъ и плохихъ англійскихъ поэтовъ, которые самостоятельно выступали со своими сборниками лирическихъ или эпическихъ стихотвореній, и всѣ обнаружили себя въ большей или меньшей степени приверженцами итальянскаго вкуса. Если обратимъ вниманіе на то, что на эти же самые годы падаетъ время наибольшаго развитія драматическаго творчества и невѣроятно обширная поэтическая и прозаическая переводная литература, то мы невольно проникнемся изумленіемъ предъ обиліемъ духовныхъ силъ, обнаруженныхъ Англіей при жизни Шекспира. Само собою разумѣется, что кореннымъ англичанамъ стараго закала не особенно было пріятно то, что на родинѣ у нихъ водворилось въ такихъ широкихъ размѣрахъ подражаніе литературѣ католической страны. Рожеръ Эшэмъ въ своемъ "Школьномъ Учителѣ" высказывалъ горькія жалобы на путешествія въ Италію. Путешественники приносили съ собою изъ Италіи чары Цирцеи, чтобы вконецъ испортить нравы людей въ Англіи. Весьма вредны были дурные примѣры жизни, а еще болѣе поученія дрянныхъ книжонокъ, переведенныхъ недавно съ итальянскаго на англійскій языкъ и продававшихся во всѣхъ книжныхъ лавкахъ Лондона. Подъ своими хорошими заглавіями они скрываютъ самое скверное содержаніе. По настоящему ихъ и терпѣть не слѣдуетъ вовсе. "Десять проповѣдей въ храмѣ св. Павла не могутъ принести столько добра на пользу истинной вѣры, сколько зла причиняютъ эти книжки, совращая людей къ дурной жизни. Ваши веселыя книжки изъ Италіи дѣлаютъ болѣе папистовъ, чѣмъ ваши серьезныя изъ Лувена11. Но болѣе всего слѣдуетъ сожалѣть и болѣе всего слѣдуетъ противодѣйствовать тому, что въ послѣдніе мѣсяцы (1569 г.) напечатано этихъ негодныхъ книжекъ больше, чѣмъ сколько за многіе годы видѣла ихъ Англія. Повсюду въ Англіи распространены эти опасныя книжки. А любители этой итальянской поэзіи съ большимъ почтеніемъ относятся къ Тріумфамъ Петрарки, чѣмъ къ Моисеевой книгѣ Бытія. Они больше цѣнятъ De officiis Цицерона, чѣмъ посланія св. Павла, или разсказы Воккаччьо больше, чѣмъ библейскую исторію. Святыя таинства христіанской религіи они относятъ къ баснямъ".
   Какая поучительная проповѣдь пуританства среди бѣлаго дня Елисаветинскаго правленія! Но за то какъ близокъ къ исторической дѣйствительности и нашъ Шиллеръ, когда онъ заставляетъ Мортимера указать на превосходство Италіи, какъ на причину своего перехода въ католицизмъ. Особенное предпочтеніе къ Италіи немогло быть искоренено и въ позднѣйшемъ строго пуританскомъ поколѣніи даже Мильтонъ считалъ путешествіе въ Италію необходимымъ образовательнымъ средствомъ. Во время Елисаветы, когда англичане обнаруживали необыкновенную наклонность къ изученію иностранныхъ языковъ, что впрочемъ позже у нихъ совсѣмъ утратилось, итальянскій языкъ былъ въ такой же модѣ въ аристократическихъ и литературныхъ кружкахъ, какъ въ Германіи прошлаго вѣка Французскій языкъ. Сама Елисавета очень любила говорить по итальянски. Странно предубѣжденіе тѣхъ, которые желаютъ отнять у Шекспира знаніе итальянскаго языка. Положимъ я придаю мало значенія правдоподобному знакомству его съ переводчикомъ Монтэня, итальянцемъ Флоріо; однако Флоріо, какъ и Шекспиръ, принадлежалъ къ особеннымъ любимцамъ Соутамитона, и поэтому оба они должны были часто встрѣчаться другъ съ другомъ. Но Шекспиръ занималъ видное положеніе не только среди малоуважаемыхъ Play "Writers, но также игралъ большую роль и въ высшихъ литературныхъ кружкахъ. А безъ знанія итальянскаго языка и поэзіи въ этихъ кружкахъ нельзя было играть роли и снискать признанія. Какъ бы тамъ ни было съ итальянскимъ путешествіемъ Шекспира, но читать въ подлинникѣ итальянскихъ писателей онъ ужъ навѣрное былъ въ состояніи. Прежде готовы были приписать Шекспиру, кромѣ знанія Французскаго и итальянскаго языковъ, также знаніе испанскаго. Испанскій языкъ въ 16 вѣкѣ былъ всемірнымъ языкомъ, какъ теперь англійскій. Политическія отношенія содѣйствовали распространенію испанскаго языка особенно въ Англіи. Во время Елисаветы въ Англіи жили многіе испанскіе эмигранты. Кромѣ того, издатель Натаніэль Боттеръ, близко стоявшій къ Шекспиру, нѣсколько разъ во время пребыванія послѣдняго въ Лондонѣ выпускалъ испанскую грамматику "Аи entrance to the Spanish tongue". Такимъ образомъ, возможность выучиться по испански была такъ велика для поэта, искавшаго во всѣхъ литературахъ матеріала для драматической обработки, что во всякомъ случаѣ онъ могъ воспользоваться ею.
   Томасъ Уайтъ умеръ очень рано во время своего посланническаго путешествія. Генри Говардъ, графъ Соррей былъ одной изъ послѣднихъ жертвъ, сложившихъ на эшафотѣ свои головы во время подозрительной тиранніи Генриха VIII, этого короля Синей Бороды. Только спустя десять лѣтъ послѣ его смерти стихотворенія его стали доступны болѣе обширному кругу читателей, когда книгопродавецъ Р. Тоттель издалъ собраніе новѣйшихъ англійскихъ стихотвореній подъ заглавіемъ "Пѣсни и сонеты, написанные недавно умершимъ лордомъ Г. Говардомъ, графомъ Сорреемъ и другими". Это собраніе, называемое обыкновенно Tottel's miscellanies, содержитъ, кромѣ 40 стихотвореній Соррея, 96 стихотвореній Уайта, 40 -- Николая Гримальда, 2-- лорда Во (Vaux) и 92 различныхъ другихъ авторовъ, изъ которыхъ мы назовемъ еще лорда Эдуарда Самерсета, сэра Фрэнсиса Брайена и Джона Гейвуда. Второе изданіе Miscelanies еще въ томъ же году увеличило количество стихотвореній uncertain authors (неизвѣстный авторъ) на 39, такъ что все собраніе содержитъ 310 стихотвореній. Предпріятіе это такъ удалось книгопродавцу, что вскорѣ появился цѣлый рядъ подобныхъ антологій, которыя также стремились пріобрѣеть вниманіе публики. Книга Тотеля,-- было ли это его намѣреніемъ или нѣтъ -- имѣла такую же литературную тенденцію, какъ и то собраніе "Избранныхъ стихотвореній нѣмецкихъ поэтовъ," которое Юліусъ Вильгельмъ Цинкгрефъ присоединилъ къ изданному имъ (въ Страсбургѣ, 1624 г.) собраніе сочиненій Опица. Разница была только въ томъ, что Опицъ поставилъ себѣ въ образецъ Французскихъ поэтовъ плеяды, а Соррей -- итальянцевъ. Въ обоихъ случаяхъ на литературный рынокъ съ сильнымъ шумомъ выступила новая школа съ своими произведеніями, уклонявшимися отъ царившаго доселѣ вкуса.
   Въ тотъ же самый годъ, когда явилось собраніе лирическихъ стихотвореній, Тоттелъ издалъ также Сорреевъ переводъ второй и четвертой книгъ Энеиды, слѣдовательно тѣ самыя части, которыя въ 1792 г. переводили на пари Шидлеръ и Бюргеръ. Но тогда какъ Шиллеръ воспользовался свободно переработанными Виландомъ итальянскими стансами, Соррей остановилъ свой выборъ на бѣломъ стихѣ (пятистопномъ ямбѣ безъ риѳмы), и ввелъ такимъ образомъ въ англійскую литературу стихъ, которымъ писалъ свои драмы и Шекспиръ. То, что уже въ Miscellanies были помѣщены кое-какіе бѣлые стихи Николая Гримальда, столько же мало можетъ уменьшить славу Соррея, какъ и тотъ фактъ, что уже Чосеръ пытался ввести въ англійскую литературу одинадцатистопный итальянскій стихъ. Чосеру это, правда, не удалось; Соррей, напротивъ, подражая также итальянцамъ, именно переводчику Виргинія Франческо Маріа Мольцасу, утвердилъ навсегда бѣлый стихъ въ англійской литературѣ. Четыре года спустя это нововведеніе Соррея было принято и классицирующей драмой, а нѣсколько позже у Марло и народной.
   Въ своей "Защитѣ Поэзіи" Сидней хвалитъ благородный образъ мыслей въ пѣсняхъ Соррея; рядомъ съ ними онъ называетъ еще два другія произведенія, которыя служатъ доказательствомъ успѣховъ англійской поэзіи со времени появленія "Троила и Хрисеиды" Чосера. Произведенія эти -- "Mirrour for Magistrates" и "the Shepheards Calender". "Зеркало для Правителей" появилось въ первый разъ годъ спустя послѣ восшествія на престолъ Елисаветы. Планъ для этого произведенія былъ составленъ однимъ изъ членовъ высшей аристократіи -- Томасомъ Сэквилемъ, лордомъ Бокгорстомъ. Самъ онъ впрочемъ написалъ только легенду о Генрихѣ, герцогѣ Воккингемѣ, дурномъ помощникѣ Ричарда III; другія восемнадцать легендъ изъ англійской исторіи принадлежитъ различнымъ писателямъ, какъ Вольдвейну, Феррерсу, Чорчъярду, Скельтону и другимъ. Все произведеніе, не смотря на свое національное содержаніе, возникло подъ вліяніемъ итальянской литературы. Образцомъ послужило въ этомъ случаѣ De casibus principum Боккаччьо, переведенное еще раньше Ляйдгэтомъ. Основанное на немъ произведеніе Сэквиля и Бальдвейна встрѣтило необыкновенное одобреніе. Въ 1575 г. Джонъ Риггинсъ прибавилъ "первую частъ," затѣмъ сюда присоединились другія работы, а въ 1587 г. Риггинсъ собралъ все появившееся за это время -- всего семьдесятъ три легенды. Интересъ публики къ этому національному произведенію продолжался, такъ что въ 1610 г. Ричардъ Никкольсъ выпустилъ послѣднее изданіе, подъ заглавіемъ: "Зеркало для правителей, т. е. истинная хроника о безвременномъ паденіи столь многихъ несчастныхъ государей и выдающихся людей,-- какъ то случилось съ перваго вступленія Брута на этотъ островъ и до нашихъ дней". Это произведеніе, которое въ поэтическомъ отношеніи только въ отдѣльныхъ частяхъ возвышается надъ посредственностью, пользовалось однако большой любовью во всѣхъ классахъ читателей. Изображеніе англійской исторіи, какъ она излагается здѣсь, упрочилось среди народа. И если все сочиненіе оканчивалось хвалебнымъ стихотвореніемъ въ честь королевы Елисаветы, то и для самыхъ малообразованныхъ читателей древнѣйшая исторія страны связывалась съ недавними событіями настоящаго. Mirrour нашло себѣ доступъ уже довольно рано и въ Стратфордъ и конечно было прочитано тамъ еще молодымъ Шекспиромъ. Онъ воспользовался въ своемъ "Ричардѣ III" изображеніемъ паденія Боккингэма, какое онъ встрѣтилъ въ Mirrour,-- да и изъ позднѣйшихъ изданій этого эпическаго цикла -- ибо мы имѣемъ полное право такъ назвать эту поэтическую хронику -- Шекспиръ не мало позаимствовалъ для своихъ историческихъ драмъ. Въ Mirrour въ изобиліи находилъ для себя трагическія событія всякій драматургъ, искавшій сюжета; здѣсь былъ не только сырой поэтическій матеріалъ, но также и отдѣльныя обрубленныя и обтесанныя глыбы, готовыя уже для дальнѣйшей поэтической обработки. Здѣсь были поэтически обработаны исторіи о Локринѣ, о королѣ Дирѣ и Корделіи. Вообще драматургъ могъ разсчитывалъ, что всякій намекъ его на описанныя здѣсь событія изъ англійской исторіи будетъ понятъ большинствомъ его слушателей.
   "Пастушескій Календарь, о которомъ также съ похвалою отзывается Сидней на ряду съ лирикой Соррея и "Зеркаломъ для правителей", былъ изданъ въ 1579 г. и посвященъ самому Сиднею. Авторомъ его былъ Эдмундъ Спенсеръ, который хотя родился (1552 г.?) въ Лондонѣ, но родомъ былъ изъ сѣверной Англіи, именно изъ Нортхэмптоншира. Первымъ печатнымъ трудомъ молодаго кэмбриджскаго студента былъ переводъ первыхъ шести Видѣній Петрарки (1569 г.). Этимъ онъ выразилъ свой интересъ къ новой литературной школѣ. Молодой переводчикъ долженъ былъ вскорѣ пріобрѣлъ славу величайшаго художника-поэта Елисаветинскаго времени, подобно тому какъ Шекспиръ пріобрѣлъ славу величайшаго поэта народной сцены. Спенсеръ является величайшимъ поэтическимъ геніемъ, какого только видѣла Англія со смерти Чосера и до выступленія Шекспира. Историкъ Кэмденъ говоритъ о Спенсерѣ (1606 г.) какъ объ Anglicorum poetarum nostrae aetatis princeps и приводитъ его" эпитафію:
   
   Hic prope Chaucerum situs est Spenserius, ille
   Proximus ingenio poximus ut turaulo.
   
   Шекспира онъ еще не считалъ тогда достойнымъ упоминанія. Интересно знать, существовали ли какія-либо отношенія между двумя главными представителями англійской поэзіи 16-го вѣка? Понялъ ли старшій изъ нихъ значеніе младшаго, и какъ смотрѣлъ этотъ послѣдній на славу и поэзію автора "Царицы Фей"?-- Издатель В. Джаггардъ выпустилъ въ 1599 г. собраніе стихотвореній -- The passionate Pilgrim. By. W. Shakespeare". Восьмой сонетъ (который Симрокъ почему-то озаглавилъ "Къ музыканту" между тѣмъ какъ очевидно онъ направленъ къ возлюбленной поэта) гласитъ слѣдующее:
   
   Какъ музыка съ поэзіей святой
   Все сходятся дружнѣе и дружнѣе,
   Такъ мы должны, мой другъ, сойтись съ тобой:
   Ты съ музыкой сроднилась, мнѣ милѣе Поэзія.
   Тебѣ Довлэндовой звукъ лютни милъ --
   Онъ сердце намъ восторгомъ пополняетъ;
   Но глубиною мысли привлекаетъ
   Поэзія; ее у Спенсера я полюбилъ.
   Приходишь ты въ восторгъ и восхищенье
   При звукахъ лиры Фебовой; а я
   Готовъ всю жизнь, дыханье затая,
   Внимать его божественное пѣнье.
   Фебъ -- ботъ одинъ для той и для другой,
   Я -- рыцарь ихъ обоихъ, рыцарь твой.
   (Переводъ Холодковскаго дополненный къ подлиннику въ 4 из. 7 стр.).
   
   Если бы принадлежность этого стихотворенія Шекспиру была несомнѣнна, то этимъ бы достаточно ясно устанавливался фактъ отношеній его къ Спенсеру. Отдѣльные сонеты во "Влюбленномъ Пилигримѣ" безъ сомнѣнія принадлежатъ Шекспиру. Во всякомъ случаѣ названный сборникъ заключалъ въ себѣ столько произведеній другихъ авторовъ, что издатель принуягденъ былъ послѣ третьяго изданія (1612 г.) уступить настояніямъ Томаса Гейвуда и отдѣльно вновь напечатать заглавный листокъ безъ имени Шекспира. Приведенный выше сонетъ былъ включенъ въ 1605 г. въ "Encomion of Lady Petunia" Ричарда Бэрифильда, какъ его собственное произведеніе. На сколько въ самомъ дѣлѣ мало права имѣемъ мы, чтобы приписать этотъ сонетъ Шекспиру, станетъ вполнѣ ясно, если мы сравнимъ его съ 128-мъ сонетомъ, безъ сомнѣнія Шекспировскимъ, въ которомъ возлюбленная поэта изображается большой поклонницей и музыки:
   
   О, музыка моя, когда, смиривши духъ,
   На дышущихъ костяхъ ты чудно такъ играла
   И изъ дрожавшихъ струнъ рядъ звуковъ извлекала,
   Будившихъ мой восторгъ и потрясавшихъ слухъ:
   Какъ клавишами быть хотѣлось мнѣ, поэту,
   Лобзавшими въ тиши ладони рукъ твоихъ,
   Въ то время, какъ устамъ, снять мнившимъ жатву эту
   Лишь приходилось рдѣть огнемъ за дерзость ихъ.
   Какъ помѣняться-бъ имъ пріятно было мѣстомъ
   Съ толкущейся толпой дощечекъ костяныхъ,
   Рабынь твоихъ перстовъ, манящихъ каждымъ жестомъ
   И сдѣлавшихъ ту кость счастливѣй устъ живыхъ.
   Но если клавишъ хоръ доволенъ, торжествуя,
   Отдай имъ пальцы, мнѣ-жъ -- уста для поцѣлуя.
   (Переводъ Гербеля).
   
   Это дѣйствительно стиль Шекспировъ!хъ сонетовъ; въ предыдущемъ же самое названіе именъ -- вовсе не Шекспировская черта. Одна изъ его особенностей состоитъ въ томъ, что онъ дѣлаетъ гораздо меньше намековъ на современныя событія, чѣмъ другіе драматурги, и никогда открыто не называетъ современниковъ по именамъ. Намекъ на Спенсера хотѣли видѣть въ словахъ Тезея ("Сонъ въ лѣтнюю ночь" V, 1, 52j:
   
   "Скорбь трижды трехъ прекрасныхъ музъ о смерти,
   Постигнувшей науку въ нищетѣ".
   Тутъ тонкая и горькая сатира.
   (Вейнбергъ).
   
   Нѣтъ сомнѣнія, что мы имѣемъ намекъ на какое то событіе, хорошо знакомое слушателямъ. Но можемъ ли мы истолковать этотъ намекъ? Ученъ былъ Спенсеръ -- это такъ; справедливо также и то, что онъ умеръ въ нищетѣ. Милостыня лорда Эссекса пришла слишкомъ поздно, для того чтобы спасти отъ голода пѣвца королевы. Но приложима ли къ поэту Спенсеру аллегорія "науки"? Едва-ли; нѣкоторые видѣли въ этомъ мѣстѣ намекъ на стихотвореніе Спенсера "Слезы музъ", но и это мало вѣроятно. Въ этомъ стихотвореніи, явившемся въ 1591 г., но написанномъ гораздо раньше, Спенсеръ выводитъ между прочими музами и Талію, которая высказываетъ жалобы на то, что варварство и невѣжество опустошаютъ ея прекрасную сцену. Для строго-классически образованнаго Спенсера безпорядочный народный театръ его времени былъ еще большимъ ужасомъ, чѣмъ для сэра Филиппа Сиднея. Шекспиръ же, какъ актеръ, придерживался того направленія, которое Спенсеръ считалъ пошлою грубостью. Впрочемъ къ Шекспиру, какъ это часто истолковывали, не могутъ относиться слѣдующіе стихи:
   
   А онъ, котораго сама природа сотворила,
   Чтобъ онъ копировалъ ее изображая,
   Веселый Вилли хочетъ пасть сраженный,
   Въ мимической игрѣ оружьемъ потрясая:
   Съ нимъ вмѣстѣ радости лишились мы и смѣха,
   Которые съ собой онъ взялъ въ могилу, какъ собственность при жизни.
   
   Имя Вилли не можетъ здѣсь ничего рѣшить, потому что не одинъ только Шекспиръ носитъ его среди современныхъ поэтовъ, и кромѣ того Спенсеръ называетъ часто не дѣйствительныя, а имъ самимъ придуманныя имена. Также точно намекъ на Шекспира, автора "Венеры и Адониса" и "Лукреціи" хотѣли видѣть,-- и на этотъ разъ съ большимъ, по моему мнѣнію, основаніемъ,-- въ стихотвореніи Спенсера "Colin clouts come home again" (1591 г.), гдѣ выводится цѣлый рядъ поэтовъ-художниковъ:
   
   Послѣдній наконецъ; изъ пастушковъ никто
   Не былъ душою такъ прекрасенъ. Муза же его
   Высоко такъ паритъ и такъ-же героична
   Какъ и онъ самъ.
   
   Послѣдній стихъ довольно ясно намекаетъ на героическое имя "Shakspeare т. е. потрясатель копья"; Гринъ воспользовался этимъ именемъ для насмѣшки,-- въ такомъ случаѣ -- почему же пріятель не могъ воспользоваться имъ для почтеннаго сравненія? Иначе неизвѣстно, къ кому иному можно примѣнитъ игру словъ Спенсера... Дѣйствительно Шекспиръ вступилъ послѣднимъ въ кружокъ болѣе старыхъ поэтовъ, группировавшихся вокругъ Спенсера,-- и первый стихъ довольно правдоподобно говоритъ объ этомъ. Конечно, для такихъ вопросовъ не можетъ быть точнаго рѣшенія; но мнѣ кажется вѣроятнымъ, что мы можемъ принять это мѣсто за доказательство дружескихъ отношеній, существовавшихъ между старшимъ поэтомъ и болѣе молодымъ, который, будучи не доволенъ положеніемъ своимъ на сценѣ, стремился занять мѣсто въ рядахъ высшей литературы.
   Стихотворенія Шекспира отличаются характеромъ вполнѣ противоположнымъ направленію Эдмунда Спенсера. Какъ и другіе -- Спенсеръ также подражалъ въ своихъ небольшихъ стихотвореніяхъ болѣе или менѣе удачно моднымъ итальянцамъ. Совсѣмъ иное представляетъ его главное произведеніе, поэма "Fairie Queene", написанная имъ въ честь королевы дѣвственницы. Первыя три пѣсни "Царицы Фей" Спенсеръ поднесъ Елисаветѣ въ 1589 г., а въ слѣдующемъ году издалъ ихъ, поработавъ надъ ними цѣлыхъ десять лѣтъ. Въ 1595 г. онъ привезъ съ собою изъ Ирландіи слѣдующія три пѣсни, которыя явились въ печати подъ заглавіемъ The second part of the Faerie Queene; седьмая пѣснь и двѣ строфы восьмой могли быть обнародованы въ 1611 г. Печальныя событія въ жизни автора помѣшали окончанію широко задуманнаго труда. Восторгъ современниковъ отъ этого произведенія послѣ перваго появленія его не имѣетъ границъ. Послѣ смерти Спенсера его называли олицетвореніемъ англійской поэзіи и говорили, что она умерла вмѣстѣ съ нимъ. Аріосто создалъ свое произведеніе изъ различнымъ образомъ переработанныхъ имъ элементовъ старофранцузскаго каролингскаго цикла. Этотъ циклъ сказаній, ставшихъ національными для всѣхъ романскихъ народовъ, доставилъ ему матеріалъ для его произведенія, которое представляетъ собою дальнѣйшее развитіе, но вмѣстѣ съ тѣмъ, должны мы сказать, и упадокъ стараго каролингскаго эпоса. Спенсеръ также нашелъ себѣ матеріалъ для своей поэмы, въ циклѣ старобританскихъ сказаній, именно въ сказаніяхъ объ Артурѣ и о Кругломъ столѣ. Въ эпоху Елисаветы разсказы объ Артурѣ и объ его герояхъ были очень любимы даже и въ высшемъ обществѣ. Рыцарственныя черты, оставшіяся въ наслѣдство отъ средневѣковья въ англійскомъ обществѣ, должны были въ отдѣльныхъ случаяхъ склонять и литературные вкусы къ рыцарской поэзіи среднихъ вѣковъ. Нужно было только отчасти передѣлать ихъ сообразно съ измѣненіемъ эпохи и ея идеаловъ. Требованіе это выполнили романы объ Амадисѣ, знаменитѣйшій изъ которыхъ Amadis le Gaule проникъ въ Англію въ 1592 г. Еще въ 1617 г. одинъ компетентный судья въ Англіи высказалъ мнѣніе, что онъ не знаетъ для путешествующихъ болѣе полезной книги, потому что странствующіе рыцари и придворныя дамы обмѣниваются здѣсь вѣжливыми рѣчами, и что эти книги переведены на всѣ языки самыми краснорѣчивыми людьми. Амадисъ и переведенный въ 1579 г. лордомъ Бернерсомъ Гюйонъ Бордосскій считались самыми Фэшенебельными книгами. Шекспиру онѣ были хорошо знакомы. Гюйонъ Бордосскій, упоминаемый имъ въ "Много шуму изъ ничего" былъ важенъ для него ради Оберона при сочиненіи "Сна въ Иванову ночь". Но самой любимой рыцарской книгой была La morte d'Arthur, переведенная съ Французскаго сэромъ Томасомъ Мэлори. Эта "благородная и пріятная книга" была напечатана въ Англіи уже въ 1485 г. Однако и въ 1569 г. Роджеру Эшему пришлось высказывать жалобы на распространенность ея. Все наслажденіе, доставляемое этой книгой, состоитъ по его словамъ въ двухъ вещахъ: въ открытыхъ человѣкоубійствахъ и въ полномъ развратѣ. Самыми благородными считаются въ этой книгѣ тѣ рыцари, которые безъ всякаго повода умерщвляютъ людей и съ тончайшей хитростью позорно нарушаютъ супружескую вѣрность. И не смотря однако на то, книга эта, часто изгоняетъ божественную библію изъ покоевъ государей.
   Такъ вотъ это-то сказаніе объ Артурѣ, содержавшееся въ этой книгѣ, въ 1587 г. получившее даже драматическую обработку, Спенсеръ и избралъ для своей рыцарской поэмы. Относительно своего матеріала Аріосто сохранилъ полную свободу духа. Какъ ни высоко цѣнилъ онъ, какъ человѣкъ, рыцарскія добродѣтели, храбрость и благородство, вѣрность и честь, какъ ни уважалъ онъ "прямодушія рыцарскихъ нравовъ," однако онъ скептически относится къ циклу рыцарскихъ сказаній. Арабески его поэмы должны были возбуждать удовольствіе. Напротивъ, Спенсеръ вполнѣ еще раздѣлялъ уваженіе своего общества къ рыцарству и къ прославленію его въ сказаніяхъ о Кругломъ столѣ. Это всецѣло связано съ аристократическимъ настроеніемъ англичанъ; Спенсеръ и самъ не былъ равнодушенъ къ старинной знатности своего рода. Шекспиръ въ этомъ случаѣ вполнѣ раздѣлялъ его взгляды. Рядомъ съ Аріосто, англійскій переводъ котораго, сдѣланный Джономъ Гаррингтономъ, вышелъ въ 1591 г., на Спенсера оказывалъ вліяніе и Торквато Тассо, его "Освобожденный Іерусалимъ" сталъ доступенъ землякамъ Спенсера, только въ 1600 г., благодаря превосходному переводу Эдуарда Фэрфэкса. У Тассо поэзія также служитъ извѣстнымъ моральнымъ идеямъ. Рядомъ съ delectare получаетъ значеніе и prodesse vult poeta. Аллегоріи у Тассо предоставленъ гораздо большій просторъ, чѣмъ у Аріосто. Стремленія Спенсера направлены очевидно къ тому, чтобы соединить въ одномъ произведеніи преимущества Аріосто и Тассо, и такимъ образомъ доставить англійской поэзіи тріумфъ надъ итальянской. Вопросъ о томъ, не повредитъ ли цѣлому такое соединеніе противоположныхъ художественныхъ стилей, очевидно, не возникалъ у Спенсера. Онъ хочетъ подражать блестящей рыцарской поэмѣ Аріосто, но упреки Роджера Эшема и многихъ другихъ противъ этого направленія не могутъ не произвесть впечатлѣнія на такую серьезную натуру, какъ Спенсеръ. Онъ хотѣлъ сдѣлать попытку -- углубить нравственно рыцарскую поэму. "Конечная цѣль моей книги состоитъ въ томъ, чтобы образовать джентльмена или благородную особу въ добродѣтельной и скромной школѣ (to fashion in vertuous and gentle discipline), Вмѣстѣ съ тѣмъ произведеніе это должно было доставить торжество англійской поэзіи, и было такимъ образомъ національнымъ предпріятіемъ. Поэтому совершенно понятнымъ является прославленіе royale Queene and most vertuous and beautifull Lady, въ которой воплощено національное дѣло. "Подъ этой царицей Фей я хочу вообще разумѣть славу, въ частности же я понимаю подъ ней превосходную и славную особу нашей великой королевы, а подъ страною Фей -- ея королевство". Этимъ заявленіемъ сдѣланъ первый тяжелый и опасный шагъ на пути аллегоріи. Герои, которые особенно отличаются тою или иной добродѣтелью, становятся аллегоріями этихъ добродѣтелей, а ихъ противники или противницы -- аллегоріями пороковъ. Рыцарь Holyness (Святости) убиваетъ дракона Суевѣрія, рыцарь Воздержности разрушаетъ храмъ Сладострастія и т. п. Изъ двѣнадцати книгъ, на которыя было разсчитано по схемѣ все произведеніе, были окончены только семь. Гармоніи и прелести языка и стиха можемъ удивляться и мы вмѣстѣ съ современниками Спенсера, но едва-ли новѣйшій читатель найдетъ наслажденіе въ "Faerie Queene". Когда появилась аллегорическая рыцарская поэма, то аллегорическіе образы, проникавшіе всю средневѣковую поэзію и достигшіе самостоятельнаго значенія въ "Романѣ Розы", были знакомы всѣмъ не по однимъ только образцамъ придворной поэзіи; благодаря представленіямъ моралите эти образы проходили предъ глазами того поколѣнія, какъ живыя явленія. Лордъ Бэконъ призналъ аллегорію высшей цѣлью всякой поэзіи. Послѣдующая эстетика не подтвердила этого взгляда, и Faerie Queene Спенсера, не смотря на свои значительныя преимущества, занимаетъ среди международной литературы болѣе подчиненное положеніе, чѣмъ "Неистовый Роландъ" и "Освобожденный Іерусалимъ". Спенсеръ, по меткому замѣчанію Карьера, "хотѣлъ въ одно и то-же время удовлетворить и духъ и разсудокъ, проводя предъ нами образы и древней и новѣйшей исторіи; но элементы цѣлаго и дѣйствительнаго лежатъ рядомъ, не проникая одни другихъ"'. Общечеловѣческое не достаточно достигло здѣсь господства подъ временнымъ и національнымъ во вкусѣ, а то, что имѣетъ обсолютное значеніе, подавлено здѣсь случайнымъ.
   Эти недостатки конечно не могли помѣшать тому, чтобы всякій безпристрастный изслѣдователь англійской литературы послѣднихъ десятилѣтій 16-го вѣка смотрѣлъ на Faerie Queene, какъ на первое величественное проявленіе англійской эпической поэзіи со времени Чосера. Рядомъ съ этимъ поставимъ тотъ фактъ, что весною 1593 г. (13 апрѣля) и 1594 г. (6 мая) были отданы Шекспиромъ въ печать два эпическія его произведенія, единственныя, о которыхъ мы имѣемъ извѣстія. Сюда мы можемъ прибавить еще какъ фактъ, что онъ называлъ "Венеру и Адониса"' первенцемъ своего творчества (the first heir of my invention), слѣдовательно раньше онъ могъ писать драматическія пьесы, которыя по взглядамъ того времени не считались плодами творческой фантазіи, но такія произведенія, какъ разсматриваемое, не выходили еще изъ подъ его пера. Онъ обѣщаетъ издать еще болѣе значительный трудъ (graver); но если "Венера и Адонисъ" не понравятся, то онъ отказывается впредь воздѣлывать безплодную (harren) почву своего воображенія. Произведеніе это встрѣтило, насколько мы можемъ судить, всеобщее одобреніе, и чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ онъ выпустилъ слѣдующее болѣе значительное произведеніе; оно было также хорошо встрѣчено, но вмѣстѣ съ нимъ эпическая муза Шекспира замолкла навсегда. Прибавимъ еще, что "первенцы" Шекспирова воображенія съ формальной стороны -- въ построеніи строфы, въ размѣрѣ стиха, въ языкѣ,-- нигдѣ не изобличаетъ новичка, но заключаетъ въ себѣ разрѣшеніе такихъ техническихъ трудностей, какія не легко даются и геніальнѣйшему поэту безъ предварительнаго упражненія. "Венера и Адонисъ" появилась въ изданіи Ричарда Фильда: "Поэма объ обезчещеніи Лукреціи (the ravyshment of Lucrece)" напечатана была Фильдомъ, но издана Джономъ Гаррисономъ, который успѣлъ въ то-же время пріобрѣсть себѣ и право изданія "Венеры и Адониса". Оба произведенія были снабжены самимъ Шекспиромъ посвященіемъ въ честь "right honourable Henry Wriothesley, earl of Southampton and baron of Tichfield". Вотъ все фактическое, что мы можемъ представить, кромѣ библіографическихъ замѣтокъ относительно послѣдующихъ изданій и похвальныхъ отзывовъ современниковъ. Конечно, никто не станетъ отрицать, что желательны были бы и еще кое какіе свѣдѣнія. Хотя мы можемъ отвѣчать на каждый вопросъ только предположеніями и гаданіями, однако все же намъ слѣдуетъ попытаться -- извлечь изъ самихъ произведеній возможно болѣе правдоподобныя заключенія.
   У писателей Елисаветинскаго времени было въ большомъ ходу еще въ рукописи отдавать свои произведенія друзьямъ и знакомымъ, пока самъ авторъ или какой нибудь безсовѣстный или слишкомъ увлекающійся читатель, или же жадный книгопродавецъ не издаетъ ихъ на свой страхъ. Относительно нѣкоторыхъ произведеній мы знаемъ достовѣрно, что они въ теченіе многихъ лѣтъ были распространены только въ рукописи, нѣкоторыя же изъ нихъ были сейчасъ же и напечатаны. Такимъ образомъ дата изданія "Венеры и Адониса" не даетъ еще возможности сдѣлать какіе либо выводы относительно времени происхожденія самого произведенія. Нѣкоторые высказывали предположеніе, что first heir of Shakespares invention возникъ еще въ Стратфордѣ; это де доказываетъ свѣжесть изображенія природы и охоты;-- какъ будто бы этой свѣжести нѣтъ въ изображенныхъ позднѣе Шекспиромъ Арденскомъ лѣсѣ и стрижкѣ овецъ въ Богеміи! Мы иначе представляемъ себѣ исторію возникновенія этого произведенія. Существовалъ ли или нѣтъ первый набросокъ его еще въ Стрэтфордѣ, во всякомъ случаѣ все произведеніе въ томъ видѣ, въ какомъ мы его имѣемъ, могло быть написано только послѣ довольно продолжительнаго пребыванія Шекспира въ Лондонѣ и никакъ не раньше 1590 г. Въ первые годы жизни въ столицѣ Шекспиру было много дѣла и какъ актеру, и какъ автору драмъ; ему нужно было прежде всего упрочить свое положеніе и обезпечить себя и свои достаточные доходы. Въ восьмидесятыхъ годахъ 16 вѣка обособленность театральныхъ кружковъ отъ собственно литературныхъ была гораздо рѣзче, чѣмъ позднѣе въ 17 вѣкѣ, когда Бэнъ Джонсону, поэту и ученому, удалось соединить обѣ партіи. Молодой провинціальный актеръ постепенно пополняетъ пробѣлы въ своемъ образованіи и знакомится съ итальянской и италіанизирующей модной англійской литературой. Быть можетъ, его королевскія драмы обратили на него вниманіе того или другаго писателя. Почтенный Самуэль Даніэль трудился въ то время надъ своей обширной поэмой "The civin war betveen the two houses of Lancaster and York" первыя книги которой появились въ 1595 г. Историческія драмы о Генрихѣ VI по своему содержанію не могли не обратить на себя его вниманія, хотя еще и составляетъ вопросъ, былъ ли онъ настолько безпристрастенъ, что бы по достоинству оцѣнить ихъ. Даніэль былъ непосредственнымъ образцомъ Шекспира для его сонетовъ; между нимъ и Шекспиромъ существовали пріятельскія отношенія; быть можетъ, онъ поощрялъ Шекспира къ писанію стиховъ вмѣсто драмъ. При вступленіи Шекспира въ высшіе литературные кружки ему могъ оказать помощь уроженецъ Уоррика Михаэль Драйтонъ, изобразившій междоусобія при Эдуардѣ II въ Barons Warsor Mortimeriades. Знакомству съ молодыми аристократами содѣйствовала сама сцена; здѣсь Шекспиръ могъ познакомиться съ Саутамптономъ, которому онъ и посвятилъ потомъ обѣ свои поэмы. Кто либо изъ его знатныхъ покровителей могъ побуждать Шекспира попытать силы своего таланта въ сочиненіи поэмъ. Къ концу восьмидесятыхъ годовъ относится начало творчества Спенсера. Шумное одобреніе, которымъ было встрѣчено появленіе Faerie Queene со стороны всѣхъ знатоковъ и любителей поэзіи, казалось, ручалось поэту за величайшую славу у современниковъ и у потомства. Не предвидѣлось остановки и за матеріальнымъ вознагражденіемъ. Если не прежде, то именно теперь Шекспиръ долженъ былъ почувствовать необходимость и себѣ достичь такой славы и рѣшиться сдѣлать шагъ отъ поставщика пьесъ къ поэту. Англійской исторіей онъ занимался уже какъ драматургъ; конечно, онъ не могъ желать такого соперничества между своими собственными произведеніями, какое было между произведеніями его и Данізля. Въ областй-же рыцарской романтики, гдѣ Спенсеръ осѣдлалъ своего гиппогрифа, Шекспиръ не чувствовалъ себя дома. Онъ умѣлъ изобразить эльфовъ на основаніи народныхъ представленій, какъ никто другой, но вымыслами о рыцаряхъ и феяхъ Шекспиръ никогда не занимался. И вотъ онъ обратился къ столь близкой поэту Возрожденія области античной миѳологіи и исторіи. Отъ вниманія его не укрылось, что Спенсеръ былъ обязанъ своимъ огромнымъ успѣхомъ отчасти смѣшенію этическаго съ чувственнымъ. Столь непріятное для насъ смѣшеніе аллегорическаго и дѣйствительнаго должно было не понравиться драматургу уже при первомъ появленіи Царицы Фей; онъ видѣлъ, что поэзія находится здѣсь еще на уровнѣ моралите, устраненіе которыхъ составило славу драматурга. Однако возможно извлечь пользу изъ аллегоріи, если вывести на сцену лица, которыя уже получили вполнѣ опредѣленный характеръ въ исторіи или въ миѳологіи и заставить ихъ сообразно ему и дѣйствовать въ произведеніи. Ни одинъ читатель или слушатель не станетъ ждать отъ Венеры ничего иного, какъ любовныхъ рѣчей и дѣйствій, а отъ Лукреціи -- иного, чѣмъ что говоритъ объ ней исторія. Онѣ олицетворяютъ собою извѣстные эффекты или добродѣтели, не становясь въ то же время аллегоріями. Онѣ остаются существами изъ плоти и крови, съ которыми мы можемъ чувствовать почеловѣчески. Англійская драма поняла это и оцѣнила съ самаго появленія Шекспира; въ англійской-же поэзіи Шекспиръ въ этомъ случаѣ шелъ дальше Спенсера, сдѣлавъ шагъ отъ средневѣковья къ новѣйшему искусству. Спенсеръ, какъ эпическій поэтъ, безъ сомнѣнія, имѣетъ больше значенія чѣмъ Шекспиръ; но въ исторіи развитія эпоса двѣ маленькія эпическія поэмы Шекспира обнаруживаютъ прогрессъ въ сравненіи съ произведеніями Спенсера. И вотъ благодаря именно этому человѣческому содержанію своего произведенія Шекспиръ и выигрываетъ значительно надъ Спенсеромъ. На сколько бѣдны дѣйствіемъ обѣ поэмы Шекспира и какъ далеки онѣ отъ того, чтобы ихъ можно было сравнивать съ сложнымъ дѣйствіемъ поэмы Спенсера,-- настолько лица у Шекспира страстностью своею превосходятъ Спенсеровыхъ. Герои Спенсера никогда не увлекаютъ насъ, потому что мы не можемъ чувствовать съ этими холодными куклами. Венера Шекспира страстнымъ своимъ пыломъ плѣняетъ насъ. Въ ней вовсе нѣтъ цѣломудренной наготы богини изъ Мелоса. Это обнаженная фигура Тиціана, облитая сладострастнымъ свѣтомъ заходящаго надъ лагунами солнца.
   
   Ты въ плѣнъ попалъ! воскликнула она:
   Забора ты какъ лань не перескочишь,
   Какъ лугъ тебѣ я свѣжій отдана:
   Гуляй по мнѣ, топчи меня какъ хочешь,
   Пей съ губъ моихъ, а мало ихъ -- ищи
   Путь къ мѣсту, гдѣ живые бьютъ ключи!
   
   Найдешь ты бездну прелестей нежданныхъ:
   Твоя рука но бархату скользнетъ,
   Холмовъ, луговъ ты встрѣтишь рядъ медвяныхъ;
   Средь нихъ покои любовь твоя найдетъ.
   Будь ланью мнѣ; тебѣ жь я буду садомъ,
   Гдѣ псы тебя не сыщутъ злобнымъ взглядомъ!....
   
   Кто, увидавъ нагую красоту
   Въ глубокомъ снѣ на золотой постелѣ,
   Не ощущалъ въ минуту счастья ту,
   Помимо глазъ, живыхъ желаній въ тѣлѣ?
   Ужель, дитя, тебѣ не жалокъ тотъ,
   Кого костеръ зимой не привлечетъ?
   
   Гервинусъ, разсуждая о "Венерѣ и Адонисѣ", замѣчаетъ, что поэтъ "безъ мѣры смѣшалъ здѣсь поэзію съ пыломъ чувственности", цѣлое представляетъ собою одну блестящую ошибку. Одно справедливо: цѣломудренный Адонисъ своей холодностью не можетъ возбудить симпатіи ни у поэта, ни у читателя, хотя его громовая проповѣдь противъ сладострастія и восхваленіе истинной любви не лишены выразительности.
   
   Со мной достичь не много ты успѣла,
   Любовь корить не стану я ничѣмъ,
   Но сдѣлать ты противной мнѣ съумѣла
   Любовь, даря ее безстыдно всѣмъ.
   Имѣть дѣтей -- пустое оправданье
   Тамъ, гдѣ оно лишь сводня для желанья.
   
   Пустую страсть нельзя любовью звать!
   Любовь отъ насъ на небо удалилась
   Съ поры какъ страсть здѣсь стала процвѣтать?
   И на землѣ невинность развратилась
   И плодъ любви, сжигаемый огнемъ,
   Гніетъ, какъ плодъ, подточенный червемъ.
   
   Любовь -- лучу подобна послѣ бури;
   Развратъ -- дождю подобенъ подъ грозой;
   Любовь ясна, какъ вешній сводъ лазури,
   Развратъ-же схожъ съ безвременной зимой.
   Любовь скромна, развратъ стыда незнаетъ,
   Любовь не лжетъ, развратъ-же разрушаетъ.
   
   Я не хочу, хоть мотъ бы продолжать!
   Не новъ предметъ, хотя учитель молодъ!
   (Переводъ А. Соколовскаго).
   
   Вся проповѣдь Адониса обнимаетъ собою 37 стиховъ, а первое обращеніе Венеры еще не самая длинная изъ ея рѣчей -- растянуто на 105 стиховъ. Когда хвалятъ моральную тенденцію "Венеры и Адониса", то невольно приходитъ на память эпиграмма Шиллера:
   
   Хотите ли вы угодить сынамъ міра и также святошамъ,
   Порокъ нарисуйте,-- но вмѣстѣ и дьявола также!
   
   Нѣсколько нравственныхъ рѣчей не уничтожаютъ впечатлѣнія пылающихъ страстью словъ Афродиты, а исходъ почти требуетъ дать иное заглавіе цѣлому "Венера и Адонисъ или наказанное цѣломудріе". Не было бы однако ничего глупѣе, какъ дѣлать какой-бы то ни было упрекъ Шекспиру за его великолѣпную яркую картину. Великій поэтъ вообще, за самыми незначительными исключеніями, не возможенъ безъ сильной чувственности, а счастливый художникъ эпохи Возрожденія еще не зналъ въ своемъ творчествѣ стѣснительныхъ ограниченій новѣйшаго времени. Кромѣ того "Венеру и Адониса" вовсе нельзя разсматривать отдѣльно. Какъ двѣ соотвѣтствующія картины, въ которыхъ искусный и мыслящій художникъ хочетъ чрезъ противоположеніе изобразить наглядно одну идею, такъ и обѣ поэмы Шекспира по плану поэта необходимо составляютъ одно. Изображенію женской страсти въ "Венерѣ и Адонисѣ" соотвѣтствуетъ въ "Лукреціи" изображеніе женской цѣломудренности. Венера и Лукреція, Адонисъ и Тарквиній, разсматриваемые вмѣстѣ, какъ противоположные типы, объясняютъ, что хотѣлъ изобразить поэтъ. Лукреція превозноситъ цѣломудріе съ такимъ же почти воодушевленіемъ, какъ Венера -- чувственную любовь.
   
   Что мнѣ дороже, тѣло или духъ,
   Коль тѣло чисто и душа невинна?
   Я тѣломъ и душой для Коллатина
   Жила; что-жъ было мнѣ милѣй изъ двухъ?
   Увы, сосны высокая вершина
   Засохнетъ, если снять съ ствола кору --
   Такъ духъ мой сгибнетъ, если я умру.
   
   Жестокій врагъ рукою дерзновенной
   Моей души ворвался въ тихій домъ --
   И оскорбленъ, поруганъ храмъ священный,
   На вѣкъ запятнанъ тягостнымъ стыдомъ;
   Ужели-же сочтется мнѣ грѣхомъ,
   Коль я разрушу домъ мой оскорбленный,
   Чтобъ выходъ дать душѣ въ немъ заключенной?
   (Переводъ Н. Холодновскаго).
   
   Такимъ образомъ мы имѣемъ и здѣсь, какъ и у Спенсера, этическое противоположеніе добродѣтели и порока, и однако лица не превращаются здѣсь въ угоду морали поэта въ аллегорическія тѣни. Напротивъ, поэтъ, какъ и въ драмахъ своихъ, сохраняетъ здѣсь полную объективность, заставляя каждое лицо говорить сообразно его характеру, и не выказывая предпочтенія ни къ той, ни къ другой сторонѣ, какъ это долженъ былъ дѣлать Спенсеръ. Могучій и стремительный потокъ страсти и отдѣльныя небольшія психологическія тонкости въ изображеніи душевной борьбы Тарквинія и Лукреціи,-- только онѣ однѣ напоминаютъ намъ въ этихъ поэмахъ драматурга Шекспира. Виландъ однажды высказалъ опасеніе, какъ бы авторъ Лоакоона не выдралъ его за уши за его многочисленныя изображенія дѣйствій. Но въ сравненіи съ обѣими поэмами Шекспира, какъ обильно снабдилъ дѣйствіемъ свои эпическіе разсказы Виландъ, лишенный вообще драматическаго таланта и читавшій очевидно не безъ пользы "Венеру и Адониса"! Въ "Венерѣ и Адонисѣ" какъ и въ "Лукреціи" собственно дѣйствіе занимаетъ очень немного строфъ; оно по возможности сжато и замѣнено разсказомъ. Рѣчи и изображенія -- изъ нихъ почти исключительно и состоятъ обѣ поэмы. Описанія охотничьихъ собакъ, зайца и вепря въ "Венерѣ и Адонисѣ" пользуются извѣстностью.
   
   Его хребетъ иголки покрываютъ,
   Которыхъ видъ на всѣхъ наводитъ страхъ;
   Какъ свѣтляки глаза его сверкаютъ,
   А ноги все растаптываютъ въ прахъ;
   Напасть всегда готовъ онъ -- и съ нимъ встрѣча
   Для каждаго погибели предтеча.
   
   Ему такой нагрудникъ крѣпкій данъ,
   Что съ нимъ копье столкнувшись разлетится;
   Ему никто нанесть не въ силахъ ранъ;
   Со львомъ въ борьбу вступить онъ не боится;
   Свободно онъ пройти всегда готовъ
   Терновый лѣсъ сплетенный изъ шиповъ.
   
   За то напротивъ охота на вепря, въ которой заключается трагическая катастрофа всего произведенія, изображена лишь нѣсколькими словами. Ретивый конь Адониса, вырвавшійся на волю вслѣдъ за кобылицей, великолѣпно изображенъ въ цѣломъ рядѣ строфъ. Въ основѣ этого изображенія лежитъ чисто художественный мотивъ -- посрамить сладострастіе пылкой Венеры образомъ, заимствованнымъ изъ царства животныхъ, какъ говорятъ толкователи; въ дѣйствительности же -- чтобы еще сильнѣе распалить ея страсть. Въ противоположность изображеніямъ первой поэмы, заимствованнымъ изъ жизни природы, во второй мы находимъ художественныя изображенія. Скорбные взоры обезчещенной матроны случайно падаютъ на картину, представляющую разрушеніе стѣнъ Иліона. Она сравниваетъ свое горе съ страданіями Гекубы,-- и въ цѣлыхъ восемнадцати строфахъ подробно излагаетъ содержаніе картины. Въ длинныхъ монологахъ Лукреціи новѣйшаго читателя странно поражаютъ цѣлыя строфы ругательствъ ея противъ "случая" и "дня" -- чему соотвѣтствуютъ бранныя рѣчи Венеры противъ смерти. Вообще параллели въ обѣихъ поэмахъ настолько многочисленны, что вполнѣ очевиднымъ становится намѣреніе поэта поставить въ связь оба произведенія. Великолѣпное изображеніе наступленія утра въ "Венерѣ и Адонисѣ" первыми своими словами напоминающее извѣстное мѣсто въ "Ромео и Джульеттѣ".
   
   И вотъ предвѣстьемъ утреннихъ лучей
   Промчалось трелью жаворонка пѣнье.
   Вспорхнувъ изъ ржи, красы родныхъ полей,
   Свѣтило дня хвалилъ онъ появленье.
   Оно взошло -- и скоро свѣтлый взоръ
   Озолотилъ верхи деревъ и горъ.
   
   Свой плачъ къ нему богиня возсылаетъ:
   "О, ты, отецъ всего, что міръ живитъ!
   Это счастье въ немъ одинъ распространяетъ,
   Чей свѣтлый взоръ свѣтиламъ блескъ даритъ!
   Здѣсь смертный есть, постигнутый несчастьемъ:
   Склонись къ нему съ божественнымъ участьемъ!"
   
   соотвѣтствуетъ двумъ превосходнымъ строфамъ въ "Лукреціи".
   
   День близокъ былъ; молчала Филомела,
   Окончивъ пѣсню жалобы ночной;
   Вдали заря румяная горѣла,
   Ночь въ адъ спускалась медленной стопой,
   Младое утро радостно свѣтлѣло;
   Лукреція-жъ, стыдясь себя самой,
   Желала-бъ вѣчно быть покрыта тьмой.
   
   Сквозь щели рвется свѣтъ, какъ бы желая
   Её, въ слезахъ сидящую, открыть
   И говоритъ она ему, вздыхая:
   О, взоръ всевидящій, зачѣмъ спѣшить
   Ко мнѣ? Другихъ буди, въ глаза сверкая!
   Не жги стыдомъ печальнаго чела,
   Не будь таковъ, какъ эта ночь была!
   
   Если-бы проникнутая народнымъ духомъ драма Шекспира не затемняла собою его искусственной эпики, то обѣ поэмы его были признаны за то, что онѣ въ дѣйствительности и представляютъ,-- за лучшія произведенія какія въ этомъ родѣ представляетъ вся литература Возрожденія. Конечно и онѣ слишкомъ сохраняютъ на себѣ специфическій отпечатокъ творчества эпохи Возрожденія, для того чтобы въ девятнадцатомъ вѣкѣ онѣ возбуждали наивный восторгъ у читателя. О Лукреціи разсказывалъ уже Чосеръ, котораго мы можемъ принять въ этомъ случаѣ за источникъ Шекспира, въ Legenda Luerecie Romae, Martiris -- въ "Легендахъ о добрыхъ женахъ". Знакомство Шекспира съ "Фастами" Овидія, гдѣ разсказывается (II, 685--852) исторія Тарквинія и Лукреціи, не доказано. Первая книга римской исторіи Тита Ливія (главы 57 и 58) была читана Шекспиромъ, хотя мы и не знаемъ, можноди отнести это чтеніе къ началу девяностыхъ годовъ. Этотъ сюжетъ, часто подвергавшійся драматической обработкѣ и въ Германіи, послужилъ матеріаломъ для трагедіи Томаса Гейвуда (5-е изданіе напечатано въ 1638 г.). Художники эпохи Возрожденія, изъ нѣмцевъ, напр. Дюреръ и Лука Кранахъ, въ особенности любили изображать самоубійство Лукреціи. Исторія Венеры и Адониса, благодаря именно своему чувственному содержанію, была любимой темой въ литературѣ Возрожденія. Обширная поэма Джамбаттисты Марини "Adowe", попавшая даже въ папскій индексъ за свои слишкомъ вольныя картины, появилась въ томъ же самомъ году, какъ и первое собраніе Шекспировыхъ драмъ. Семнадцатый вѣкъ видѣлъ въ Адоне Марини значительнѣйшее произведеніе всей литературы Возрожденія; вторая Силезская школа училась и воспиталась на этомъ произведеніи, между тѣмъ какъ поэма Шекспира находила себѣ поклонниковъ только у себя на родинѣ. Поэма Лафонтена "Adonis" была издана только въ 1669 г. Но въ самой Англіи еще въ 1600 г. явилось въ сборникѣ "Englands Helicon" стихотвореніе Генри Констэбля "Пѣсня пастуха о Венерѣ и Адонисѣ". Нельзя отрицать родство этого болѣе краткаго стихотворенія съ болѣе длинной поэмой Шекспира, хотя въ то же время нѣтъ возможности прослѣдить, которому изъ обоихъ поэтовъ принадлежитъ въ этомъ случаѣ первенство, или какимъ общимъ источникомъ пользовались они, который могъ бы объяснить черты сходства ихъ произведеній. Остовъ своей поэмы Шекспиръ заимствовалъ изъ Метаморфозъ Овидія, которыя были переведены на англійскій языкъ Артуромъ Гольдингомъ еще въ 1567 г. Какъ неразборчивы въ своихъ аргументахъ тѣ, которые считаютъ Шекспира неспособнымъ читать въ подлинникѣ латинскихъ поэтовъ, показываетъ изданіе "Венеры и Адониса". Шекспиръ, впервые самъ издавшій обѣ свои поэмы, эпиграфомъ на заглавномъ листѣ поставилъ стихи изъ первой книги А-mores Овидія.
   
   Villa miretur vulgus; mihi Fla vus Apollo
   Pocula Castalia pleno ministret aqua (XV Элегія).
   
   Если вспомнимъ о той противоположности, какая существовала тогда въ Англіи между театральной и художественной поэзіей, то придется допустить, что подъ "низкимъ", которому дивится толпа, Шекспиръ разумѣлъ свои и чужія театральныя пьесы: теперь же наконецъ бѣлокурый Аполлонъ даетъ и ему давно желанный напитокъ изъ Кастальскаго источника, т. е. присоединяетъ его къ числу настоящихъ поэтовъ. Онъ примкнулъ къ нимъ какъ по содержанію, такъ и по формѣ своихъ произведеній.
   Средневѣковая форма художественнаго эпоса представляетъ собою коротенькія пары рифмъ. Нѣмецкій народный эпосъ какъ и французскій (тирады) имѣетъ форму строфы. Итальянскіе поэты Возрожденія выработали стансы (ottaverime). Въ Англіи уже Чосеръ стремился къ строфической формѣ, которую усвоилъ потомъ Спенсеръ. Однако, помимо девятистрочной строфы Faerie Queene, онъ ввелъ въ Ruines of Time семистрочную, которой воспользовались почти одновременно и Даніэль въ Complaints of faire Rosamund, и Шекспиръ въ Rape of Lucrèce. Въ "Венерѣ и Адонисѣ" мы имѣемъ шестистрочную строфу; туже форму представляетъ и стихотвореніе какого то Ignoto, предпосланное Faerie Queene (Commendatory verses addressed to the author). По содержанію эти четыре строфы незначительны; авторъ заявляетъ довольно страннымъ образомъ, что онъ не свободенъ отъ зависти. Я съ своей стороны не сталъ бы противорѣчить мнѣнію тѣхъ, которые предполагаютъ въ Ignotus Шекспира. Конечно здѣсь можно только предполагать, а не доказывать. Схема эпическаго стиха, на основаніи всего сказаннаго, можетъ быть представлена слѣдующимъ образомъ:
   Итальянскій стансъ -- a b a b a b c c
   Строфа Чосера -- а b а b b с b с
   Стансъ Спенсера (которымъ воспользов. Байронъ въ Чайльдъ Гарольдѣ) -- a b a b b c b c c
   Строфа Шекспира въ "Венерѣ и Адонисѣ" -- a b a b c c
   Строфа Даніэля въ "Розамундѣ, и Шекспира въ "Лукреціи" a b a b b c c
   Существенное, въ чемъ Спенсеръ, Даніэль и Шекспиръ отступаютъ отъ Чосера, состоитъ въ томъ, что они, подражая итальянцамъ, создали самостоятельный заключительный куплетъ, припѣвъ, который доставляетъ цѣлой строфѣ законченную округлость. Въ этомъ то окончаніи строфы и заключается, со стороны формы, главная прелесть творчества Шекспира. Конечно ни Спенсеръ, ни Шекспиръ не достигли гармонической законченности итальянскаго станса. Ихъ построеніе основано на тройственномъ дѣленіи лирической формы среднихъ вѣковъ, которое мы застаемъ впрочемъ еще и въ нашемъ нѣмецкомъ мейстергезангѣ: первая часть стихотворенія a b a и b a b заключаетъ въ себѣ два столба, связанные между собою рифмой, а потомъ законченные и увѣнчанные припѣвомъ е с. Итальянскими стансами написанъ Донъ Жуанъ Байрона. Въ Германіи въ восемнадцатомъ вѣкѣ ихъ впервые примѣнилъ Гёте въ отрывкѣ Die Geheimnisse, послѣ того какъ Виландъ,-- къ которому примкнулъ и Шиллеръ въ переводѣ Виргинія,-- въ своей "Idris und Zenide" и въ слѣдующихъ поэмахъ создалъ, на основаніи ottaverime свободный и разнообразно измѣняющійся стансъ.
   На томъ же самомъ тройномъ дѣленіи, которое лежитъ въ основѣ итальянскаго станса, зиждется и сонетъ Петрарки, который одинъ только можетъ быть принятъ за образецъ для англійскаго сонета эпохи Возрожденія. Первыя двѣ четырехстрочныя стропы могутъ быть разсматриваемы, какъ столбы, а остальныя шесть строкъ, какъ припѣвъ. Первый, кто писалъ англійскіе сонеты, былъ Томасъ Уайтъ, а одновременно съ нимъ и графъ Сёррей. За этими двумя пріятелями и замѣчательнѣйшими писателями сонетовъ слѣдовали до Шекспира Спенсеръ, сэръ Филиппъ Сидней и Самуэль Даніэль. Обширный сборникъ сонетовъ Спенсера "Атпretti or Sonnets" написалъ въ теченіе 1592 и 1593 годовъ, но изданъ впервые только два вода спустя; однако и до этого времени Спенсеръ познакомилъ публику съ значительнымъ количествомъ своихъ сонетовъ; такъ напримѣръ Faerie Queene предпослано семнадцать сонетовъ къ разнымъ покровителямъ; кромѣ того, "Развалины Рима" написаны также въ формѣ сонетовъ. Сонеты сэра Филиппа Сиднея вышли только послѣ смерти автора. Отчасти они являлись уже въ его пастушескомъ романѣ "Аркадія" (1590 г.), обработкой котораго въ 1638 г. Мартинъ Опицъ положилъ въ Германіи начало пастушеской поэзіи; но большая часть вошла въ 1591 г. въ стихотворный сборникъ " Астрофелъ и Стелла", первое изданіе котораго въ прибавленіи заключало въ себѣ "Sundry others rare sonnets of divers noblemen and gentlemen". Изданіе "Аркадіи" 1598 г. принесло еще нѣкоторое количество "никогда еще не напечатанныхъ сонетовъ сэра Филиппа Сиднея". Сонеты, находившіеся въ стихотворномъ сборникѣ "Астрофелъ и Стелла", считались у современниковъ лучшими цвѣтами англійской любовной поэзіи. При томъ уваженіи, какимъ Сидней пользовался во всѣхъ слояхъ общества, почитаніе павшаго героя перешло и на оставшіяся послѣ него сочиненія. Стихотворенія Сиднея оказали значительное вліяніе на Шекспира. Но такъ какъ самъ Сидней можетъ быть названъ ученикомъ Сёррея, то и въ сонетахъ Шекспира можно иногда замѣтить далекіе отголоски поэзіи Сёррея. Однако у него былъ еще цѣлый рядъ другихъ образцовъ. Въ 1593 г. вышелъ сборникъ сонетовъ Томаса Уотсона "Слезы фантазіи (Tears of Faney)". Б. Гриффинъ издалъ въ 1596 г., какъ "первый плодъ" своего творчества -- шестьдесятъ два сонета. Ричардъ Барифильдъ, еще раньше ставшій въ ряды писателей сонетовъ благодаря своему "Affectionate Shepheard", издалъ въ 1595 г. новый сборникъ сонетовъ. Затѣмъ въ 1593 г. издалъ сборникъ сонетовъ Драйтонъ, въ 1594 г.-- В. Перси и Констэбль, въ 1595 г.-- Б. Барнсъ, въ 1596 г.-- В. Смитъ, въ 1604 г.-- графъ Стерляйнъ, Самуэль Даніэль, (1562--1619 г.), находившійся подобно Шекспиру подъ покровительствомъ Соутамитона,-- издалъ въ 1592 г. довольно объемистый сборникъ сонетовъ подъ заглавіемъ "Делія," который былъ встрѣченъ такимъ единодушнымъ одобреніемъ, что еще въ томъ же году явились два изданія его; новыя два изданія вышли въ 1594 г. и затѣмъ по одному изданію въ 1595 и 1598 годахъ.
   Количество этихъ, иногда довольно обширныхъ, сборниковъ показываетъ достаточно ясно, насколько дѣломъ моды стало въ концѣ 16 вѣка въ Англіи писаніе сонетовъ, образцомъ для чего естественно всегда оставался Петрарка. Въ тоже самое время школа Пьера Ронсара (1524--1585 г.) ввела сонетъ во Францію, а въ подражаніе Ронсару Мартинъ Опицъ (1597--1639 г.) внесъ этотъ видъ лирики и въ нѣмецкую литературу. Писали тогда сонеты и въ Испаніи. Въ Италіи въ теченіе 16 вѣка славу сонетовъ возобновили Витторіа Колонна и Микель Анджело,-- какъ въ Англіи это сдѣлалъ въ 17 вѣкѣ Джонъ Мильтонъ. Между тѣмъ какъ Мильтонъ снова возвратился къ строго-итальянской формѣ сонета, англійскіе поэты 16-го вѣка позволяли себѣ разнообразныя отступленія какъ отъ формы станса, принесеннаго изъ Италіи, такъ и отъ формы сонета. Тогда какъ одинъ лишь Уайтъ твердо держался итальянской формы, уже Сёррей только въ шести изъ своихъ шестнадцати сонетовъ слѣдовалъ строгимъ правиламъ построенія. Изъ числа слѣдующихъ поэтовъ Уатсонъ и Бэрифильдъ писали въ итальянской формѣ большинство своихъ сонетовъ, а Сидней и Констэблъ -- почти всѣ свои. У Спенсера перевѣсъ уже на сторонѣ англійской переработанной формы; еще въ большей степени это замѣчается у Драйтона и Доджа. Въ итальянской формѣ Даніэль написалъ только два сонета, а Шекспиръ ни одного. Итальянская схема, допускающая въ послѣднихъ шести стихахъ различныя перестановки, представляется въ слѣдующемъ видѣ:

a b b a          a b b          с d е          c d е.

   У Спенсера мы находимъ такую схему:

a b a b          b c d c          c d c d          е е.

   Въ сонетахъ Уатсона первоначальная форма построенія передѣлана еще свободнѣе:

a b b a          c d d c           e f f е          g g.

   Сёррей больше всѣхъ удалился отъ итальянской схемы риѳмъ; у него находимъ такое сочетаніе риѳмъ;

a b a b          c d c d          e f e f          g g,

   т. e. ту же форму, какою пользуются Даніэль и Шекспиръ. Одинъ историкъ нѣмецкаго творчества сонетовъ называетъ это измѣненіе формы -- приноравливаніемъ къ національному поэтическому духу. По моему мнѣнію, въ этомъ случаѣ -- попросту уничтожена своеобразная сущность сонета, какъ это уже и замѣтили нѣмецкіе художники-поэты А. В. Шлегель и Платенъ въ своихъ сонетахъ. Стихотворенія, которыя до Шекспира и при жизни его назывались въ Англіи сонетами, возникли въ подражаніе итальянскимъ сонетамъ и вообще вращаются въ томъ же самомъ кругу мыслей и чувствъ, какой созданъ былъ Петраркой изъ провансальской любовной лирики и новѣйшихъ идей Возрожденія. На мѣсто средневѣковаго тройственнаго дѣленія, столь существеннаго для внутренней конструкціи сонета, выступили три равноправные члена, за которыми слѣдуетъ въ качествѣ четвертаго двустрочная эпиграмма. Англичане попросту отбросили смущавшее ихъ четырехкратное повтореніе двойной риѳмы, которое вообще тяжелѣе удается сѣверному поэту, чѣмъ южному. Этимъ была пріобрѣтена большая легкость въ движеніи и въ выразительности. Мысль могла шире и яснѣе выражаться въ трехъ одинаковыхъ строфахъ, чтобы потомъ въ заключительномъ куплетѣ,-- который самъ по себѣ стремился къ эпиграммѣ -- быть еще разъ и болѣе энергически высказанной и разрѣшить напряженіе, скопившееся въ предъидущихъ строфахъ. Нельзя не признать преимуществъ англійскаго стихотворенія, названнаго сонетомъ, предъ итальянскими сонетами; мы должны только помнить, что подъ одинаковымъ названіемъ сонета въ итальянской и англійской литературѣ эпохи Возрожденія разумѣется видъ лирическаго стихотворенія, по содержанію своему родственный, но по формѣ совершенно отличный.
   Сонеты Шекспира, къ которымъ приводятъ насъ эти замѣчанія о формѣ англійскаго сонета, представляютъ собою среди архипелага Шекспировыхъ произведеній цвѣтущій, но безконечно тяжелодоступный островъ, предъ которымъ глубокосидящіе корабли осторожно, но прочно становятся на якорь, между тѣмъ какъ болѣе легкая флотилія критиковъ, строющихъ конѣектуры и гипотезы, съ смѣлымъ духомъ дѣлаетъ высадки одну за другою, не смотря на то еще и доселѣ никому не удалось надолго упрочиться на неразгаданномъ волшебномъ островѣ. Избѣгая подобныхъ предпріятій, мы избѣгаемъ въ то же время и запутанной тропинки полемики съ отдѣльными открывателями, такъ охотно строющими свои системы.
   Наиболѣе раннимъ упоминаніемъ о Шекспировскихъ сонетахъ мы обязаны Фрэнсису Миресу, почтенному и способному критику Елисаветинской эпохи. Въ 1598 г. онъ издалъ подъ заглавіемъ "Palladis Tamia, Wit's Treasury" "Очеркъ отношеній нашихъ англійскихъ поэтовъ къ греческимъ, латинскимъ и итальянскимъ поэтамъ", тѣсно примыкающій къ поэтикѣ Поттенгема. Въ этомъ очеркѣ, чрезвычайно важномъ для хронологіи Шекспировскихъ драмъ, говорится: "Подобно тому какъ о душѣ Эвфорба думали, что она живетъ въ Пиѳагорѣ, такъ сладкая и достойная уваженія душа Овидія продолжаетъ жить въ сладчайшемъ и медоточивомъ Шекспирѣ; доказательствомъ тому служатъ его Венера и Адонисъ, его Лукреція, его сахарные сонеты, знакомые кружку болѣе близкихъ пріятелей (his sugred sonnets among his private friends)". Въ 1598 году такимъ образомъ сонеты Шекспира были распространены въ рукописяхъ. Сомнѣніе въ томъ, дѣйствительно ли эти сонеты, о которыхъ упоминаетъ Миресъ, тождественны съ напечатанными позднѣе, можетъ быть оправдано по стольку, по скольку оно предполагаетъ возможность существованія въ печатномъ сборникѣ такихъ сонетовъ, которые возникли послѣ 1598 г. Всѣ попытки точно опредѣлить время возникновенія отдѣльныхъ сонетовъ могутъ быть разсматриваемы какъ болѣе или менѣе остроумныя, но вполнѣ бездоказательныя конъектуры. Самый ранній напечатанный сонетъ Шекспира находится въ изданіи "Ромео и Джульетта" 1597 г. Слова, которыми влюбленные обмѣниваются при первой встрѣчѣ (I, 5, 95--108), представляютъ одинъ изъ лучшихъ сонетовъ Шекспира. Два слѣдующіе сонета явились въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви", напечатанныхъ въ 1598 г. (IV, 2, 109--122 и 3, 60--79); они содержатъ въ себѣ любовныя объясненія Бирона и Лонгвиля. Въ слѣдующемъ году вышло первое собраніе стихотвореній съ именемъ Шекспира на заглавномъ листѣ: "Влюбленный пилигримъ (the passionate pilgrim)". Рядомъ съ другими стихотвореніями, написанными въ различной формѣ, здѣсь находятся девять сонетовъ, между ними оба сонета изъ "Безплодныхъ усилій любви", стихотвореніе Дюмена (тамъ-же IV, 3, 101--120) и два сонета, помѣщенные въ позднѣйшемъ собраніи подъ нумерами 138 и 144. Вотъ и все, что можно признать за несомнѣнную собственность Шекспира въ цѣлой книгѣ. Издатель В. Джаггардъ, какъ уже сказано, принужденъ былъ уступить настояніямъ поэта Гейвуда, и въ 1612 г. послѣ выхода третьяго изданія уничтожилъ имя Шекспира на заглавномъ листѣ- вѣроятно впрочемъ, и самъ Шекспиръ былъ раздраженъ тѣмъ, что такъ злоупотребляли его именемъ. Особенный интересъ въ сборникѣ возбуждаютъ четыре сонета, въ которыхъ говорится о Венерѣ и Адонисѣ и которые напоминаютъ поэтому одноименную поэму Шекспира. Одинъ изъ этихъ сонетовъ былъ напечатанъ въ 1596 г. въ числѣ стихотвореній Б. Гриффина, какъ его собственность. Кому на самомъ дѣлѣ принадлежатъ эти четыре сонета -- это такъ-же трудно сказать, какъ и утверждать или отрицать что либо относительно принадлежности прочихъ стихотвореній, если только они не находятся въ изданіяхъ Бэрнфильда и Гейвуда. Включеніе ихъ въ "Влюбленнаго пилигрима" еще вовсе не служитъ доказательствомъ принадлежности ихъ Шекспиру. Равнымъ образомъ и довольно длинное, но мало содержательное стихотвореніе "Фениксъ и Горлица", которое Робертъ Честеръ внесъ въ 1601 г. въ свой сборникъ "Love'sMartyr or Rosalin's Complaint" какъ принадлежащее Шекспиру, не можетъ быть ни признано какъ таковое, ни отвергнуто, за отсутствіемъ и внутреннихъ и внѣшнихъ доказательствъ.
   Только 20 мая 1609 г. Лондонскій книгопродавецъ Томасъ Торпъ внесъ въ списки своей гильдіи "книгу, называемую Шекспировы Сонеты"; и въ томъ-же году вышло изданіе in 4-о: "Сонеты Шекспира, никогда еще доселѣ не напечатанные". Здѣсь по крайней мѣрѣ вѣрно заглавіе,-- потому что изъ этихъ сонетовъ прежде были напечатаны только два. Читающая публика давно уже охотно желала бы познакомиться съ сонетами Шекспира, которые такъ расхваливались близкими пріятелями (private friends) поэта; доказательствомъ тому служитъ нечестный поступокъ Джаггарда. Поэтъ напротивъ имѣлъ вѣроятно какія либо причины для того, чтобы не издавать своихъ "сахарныхъ сонетовъ"; даже подлогъ Джаггарда не побудилъ его къ тому, да и землякъ его Торпъ получилъ сонеты не отъ него. Въ довольно высокопарномъ посвященіи, подписанномъ только иниціалами T. Т., издатель благодаритъ какого то господина В. Г. за доставленіе рукописей. "Единственному доставителю (the onlie begetter) этихъ сонетовъ М-ру. В. Г.-- счастія и безсмертія, обѣщаемаго нашимъ великимъ вѣчно живущимъ поэтомъ, желаетъ благожелательный дерзновенный (adventurer) издатель Т. T." Это навѣрно самое странное и болѣе всѣхъ подвергшееся комментированію изъ всѣхъ когда либо написанныхъ посвященій. Существуетъ несогласіе уже относительно значенія "begetter". Нѣкоторые хотѣли перевести, это слово черезъ "виновникъ"; посвященіе написано де къ пріятелю, который воспѣтъ въ этихъ сонетахъ. Такое значеніе этого слова, хотя и уклоняется отъ общепринятаго употребленія его въ разговорѣ, было бы пожалуй возможно. Но одна часть сонетовъ совсѣмъ ничего не говоритъ объ этомъ пріятелѣ; слѣдовательно въ этомъ смыслѣ нельзя назвать его "единственнымъ (onlie) виновникомъ" сонетовъ. Если мы и допустимъ подобную гиперболу, то все же мы ничего не разъяснимъ себѣ о личности господина В. Г. Объективному историку изслѣдователю остается въ виду этого посвященія только сознаться въ своемъ полномъ невѣдѣніи. Всѣ же попытки истолкованія отличаются фантастичностью личнаго произвола. Въ этомъ посвященіи какъ положительный фактъ является одно то, что Шекспиръ не имѣлъ никакого отношенія къ изданію сонетовъ, принадлежащихъ однако безспорно ему. Въ противномъ случаѣ самъ авторъ написалъ бы посвященіе, какъ онъ и сдѣлалъ это въ изданіи своихъ поэмъ, и измѣнилъ бы порядокъ расположенія сонетовъ. Издатель втораго изданія сонетовъ понялъ недостатокъ прежняго ихъ расположенія, и въ этомъ новомъ изданіи "Poems written by Will. Shakespeare Gent". 1640 г. распредѣлилъ ихъ совсѣмъ иначе; большую часть стихотвореній изъ "Страстнаго пилигрима" онъ вставилъ въ число сонетовъ, выключивъ за то изъ изданія 1609 г. восемь сонетовъ (18, 19, 43, 56, 75, 76, 96, 126). Кромѣ того цѣлый рядъ сонетовъ получилъ другія названія. Слѣдующія три изданія, не имѣющія особеннаго значенія, произвольно удерживали то порядокъ Торпа, то распредѣленіе втораго изданія. Первый критическій издатель драмъ Шекспира и его біографъ, Николай Ровъ, зналъ только по слухамъ о нѣкогда знаменитыхъ и любимыхъ публикой сонетахъ. Остроумный Стивенсъ намѣренно выпустилъ сонеты изъ своего изданія сочиненій Шекспира и объявилъ, -- послѣ того какъ Мэлонъ въ 1780 г. въ двухъ дополнительныхъ томахъ къ драмамъ Шекспира снова издалъ его сонеты, -- что онъ не напечаталъ ихъ въ виду того, что и строжайшимъ декретомъ парламента нельзя заставить публику читать ихъ. Сонеты Шекспира доставили бы ему такъ-же мало прочной славы, какъ и гораздо болѣе изящные сонеты Уатсона доставили ее своему автору. Съ тѣхъ поръ однако въ девятнадцатомъ вѣкѣ въ Германіи явилось болѣе десяти стихотворныхъ переводовъ этихъ сонетовъ, а Карлъ Эльце, авторъ лучшей нѣмецкой біографіи Шекспира, заявилъ, что Шекспиръ какъ сонеттистъ былъ бы безсмертенъ, если бы кромѣ сонетовъ онъ ничего и не писалъ больше его сонеты въ области англійской лирики -- своего рода недосягаемый образецъ. Вся новѣйшая литература о Шекспирѣ согласна съ такимъ приговоромъ. За то въ объясненіи сонетовъ взгляды толкователей расходятся довольно рѣзко.
   Лудвигъ Тикъ построилъ на основаніи содержанія сонетовъ свою повѣсть "Поэтъ и его другъ". Главный нѣмецкій сонеттистъ графъ Платенъ, который въ вопросахъ о сонетѣ является во всѣхъ отношеніяхъ вполнѣ компетентнымъ судьей, передалъ въ одномъ изъ своихъ лучшихъ по формѣ сонетовъ то впечатлѣніе, какое производили на него сонеты Шекспира.
   По мнѣнію одной партіи, во главѣ которой въ Германіи стоятъ превосходные издатели и толкователи Шекспировскихъ текстовъ -- Николай Деліусъ и Отто Гельдмейстеръ искусный переводчикъ Шекспира, Байрона и Аріосто,-- сонеты Шекспира по содержанію своему представляютъ простую игру поэтической фантазіи. Условныя темы лирики Петрарки и его подражателей привлекли и Шекспира, который слѣдовалъ въ этомъ случаѣ модѣ, но все же посмотрѣлъ на дѣло нѣсколько глубже и серьёзнѣе. Шекспиръ, объявляютъ англійскіе и нѣмецкіе энтузіасты, сочинилъ часть сонетовъ для графа Саутамптона или для Эссекса, а другую -- для графа Пемброка; тамъ онъ имѣетъ въ виду лэди Вернонъ, здѣсь прекрасную, но безнравственную лэди Ричъ. И далѣе толкуютъ -- съ изумительнымъ знаніемъ литературы, придворной жизни и скандальной хроники Англіи въ Елисаветинскую эпоху -- отдѣльные намеки сонетовъ; только здѣсь замѣчается непріятное обстоятельство, что неопровержимыя доказательства Эрмитэджа Броуна и Чальмерса кажутся совершенно ничтожными и даже безсмысленными ихъ преемникамъ Генри Броуну и Массею,-- не говоря уже о бесчисленныхъ спорахъ и курьёзахъ, пораждаемыхъ сонетами въ такомъ-же изобиліи, какъ и Гамлетомъ.
   152 сонета Шескпира,-- изъ которыхъ 126 дошли до насъ съ нѣкоторыми поврежденіями, а 153-й и 154-й и по содержанію передаются весьма различно,-- обыкновенно раздѣляются на двѣ неравныя половины, -- на дружескіе сонеты (1--126) и сонеты къ прекрасной брюнеткѣ (127--152). Въ каждой изъ этихъ половинъ можно выдѣлить нѣсколько опредѣленныхъ группъ, связанныхъ между собою однимъ руководящимъ мотивомъ; такъ напр. являются сонеты прокреаціонные, въ которыхъ выражаются совѣты поэта прекрасному юношѣ подумать о потомствѣ. Вполнѣ очевидно, что Шекспиръ хотѣлъ представить не отдѣльныя безсвязныя стихотворенія, но создавалъ различные циклы,-- къ чему его могъ побудить примѣръ Даніэля, къ которому онъ стоялъ ближе всего изъ современныхъ ему сонеттистовъ. Но такъ какъ Шекспиръ никогда не предпринималъ изданія своихъ сонетовъ, то помѣченный имъ распорядокъ сонетовъ въ области отдѣльныхъ цикловъ могъ составлять предметъ стремленій издателей, но никогда не могъ быть прочно установленъ. Сонеты къ любимому другу писалъ и издалъ также Бэрнфильдъ (1595 г.). Восхваленіе прекраснаго юноши и требованіе, чтобы онъ не оставилъ красоту свою увядать безъ пользы -- эта тема, варьирующаяся и въ "Венерѣ и Адонисѣ" и въ сонетахъ. Этотъ мотивъ Шекспиръ заимствовалъ изъ разговора Цекроніи съ Филоклеей и Памелой въ третьей книгѣ "Аркадіи" Филиппа Сиднея. Значитъ, это условная игра? Шекспиръ могъ быть побужденъ и данными реальными отношеніями -- переработать поэтически знакомыя ему основанія и требованія въ поэмѣ Сиднея. И то и другое можно утверждать съ одинаковой вѣроятностью. Нѣкоторые готовы были отрицать реальную подкладку сонетовъ изъ притворнаго піэтета къ поэту, столь высоко-нравственному въ своихъ драмахъ; въ противномъ де случаѣ нравственность Шекспира не осталась бы безупречной. Конечно Лессингъ былъ правъ, говоря въ своей "Защитѣ Горація", что поэтъ вовсе не долженъ на самомъ дѣлѣ осушить всѣ стаканы и цѣловать всѣхъ дѣвушекъ, о которыхъ онъ говоритъ въ своихъ стихотвореніяхъ. По этому эстетическое и этическое уваженіе благоразумнаго человѣка къ-какому нибудь Рафаэлю, Аріосто, Моцарту, Гёте, Лена у вовсе не уменьшится отъ того только, что они не отрекались въ жизни отъ своей сильной чувственности, безъ которой впрочемъ они никогда не могли бы создать своихъ великолѣпныхъ художественныхъ произведеній. Иное дѣло -- пасторъ, говоритъ Лессингъ, иное -- библіотекарь. Что было бы нравственнымъ пятномъ на личности какого нибудь Reverend of her Majesty's Highchurch, то вполнѣ естественно и понятно у великаго художника, который долженъ жить въ чувственномъ мірѣ. Взгляды теологической морали, какъ это къ сожалѣнію постоянно случается, вовсе не должны быть прилагаемы при изслѣдованія жизни и произведеній художника. Тотъ, кто на основаніи изученія сонетовъ хочетъ придти къ заключенію о реальности или фиктивности ихъ содержанія, чтобы такимъ образомъ имѣть возможность признать или не признать сильную и пылкую чувственность въ авторѣ "Ромео и Джульетты" и "Венеры и Адониса" и потомъ судить объ этическихъ взглядахъ поэта, -- тотъ пусть вспомнитъ, что Петрарка, платоническій поклонникъ Лауры, поддерживалъ въ то-же время далеко не платоническія отношенія съ одной замужней женщиной.
   Впрочемъ тѣ, которые хотятъ видѣть въ сонетахъ Шекспира только условную забаву, готовы скорѣе оставить въ сторонѣ ссылку на Петрарку. Но вѣдь Петрарка не выдумалъ Лауру и окружающія ее событія, а взялъ ихъ изъ дѣйствительности. Да и англійскіе ученики его Сёррей и Уайтъ,-- послѣдній, говорятъ, находился въ интимныхъ отношеніяхъ съ Анной Болейнъ -- писали свои сонеты на основаніи реальныхъ побужденій и имѣя въ виду дѣйствительныя лица. Правда, нельзя сказать, кто послужилъ оригиналомъ для Стеллы Даніэля,-- но всѣ другіе примѣры показываютъ достаточно ясно, что Шекспиръ не измѣнилъ традиціямъ англійскихъ Петраркистовъ, изображая въ своихъ сонетахъ дѣйствительныя отношенія. Въ циклахъ его сонетовъ находятся наряду съ мотивами, представляющими условныя лирическія темы всѣхъ временъ, и такіе, которые больше нигдѣ не встрѣчаются. Возлюбленная, которая собственно не красива, физическіе и нравственные недостатки которой ея возлюбленный понимаетъ и хладнокровно осуждаетъ, и которая не смотря на все это неотразимо привлекаетъ къ себѣ его,-- такой мотивъ съ полнымъ правомъ можно разсматривать какъ выдуманную для сонета тему. Для сонеттиста Елисаветинской эпохи было необыкновенно благодарнымъ и соблазнительнымъ мотивомъ воспѣвать при помощи разнообразной игры concetti и антитезъ смуглую красоту (black beautie) и называть ее fair, что значитъ и прекрасный и свѣтлый. Поразительно то, что не только въ любви между Бирономъ и Розалиндой, возникшей безъ литературнаго образца (въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви") царятъ отношенія влюбленныхъ въ сонетахъ, но и въ "Снѣ въ Иванову ночь" (V, 1, 10). Тезей вспоминаетъ о пылкихъ любовникахъ, которые видятъ "красоту Елены и на лицѣ цыганки". Такъ-же точно и Маркъ Антоній говоритъ о смугломъ челѣ прекрасной Клеопатры, къ которой его приковываетъ безумная любовь, не смотря на то, что онъ не въ состояніи уважать ея характеръ. Далѣе въ сонетахъ выступаетъ юный другъ поэта красоту его поэтъ воспѣваетъ съ такой страстной любовью, что и на него могло бы пасть то подозрѣніе, какое пало на Платена за его античные взгляды на любовь. Другъ соблазняетъ возлюбленную поэта, и послѣдній послѣ тяжелой борьбы прощаетъ ему; чувство дружбы сильнѣе въ немъ, чѣмъ любовь къ женщинѣ. Это слишкомъ странный и даже немыслимый сюжетъ для того, чтобы его можно было выдумать. По крайней мѣрѣ такой сюжетъ никогда не принадлежалъ къ числу модныхъ темъ подражателей Петрарки. Въ особенности непріятно то, что при запутанности предположеннаго поэтомъ порядка въ многихъ случаяхъ вовсе нельзя рѣшить, обращено ли стихотвореніе къ возлюбленному, или къ возлюбленной,-- 20 сонетъ называетъ master-mistress,-- такъ какъ англійскій языкъ отбросилъ родовыя окончанія какъ въ прилагательныхъ, такъ и въ мѣстоимѣніяхъ и существительныхъ. Ужъ одно это обстоятельство дѣлаетъ невозможнымъ точное объясненіе и истолкованіе цѣлаго ряда сонетовъ; такова судьба напр. 21-го сонета, который особенно важенъ, такъ какъ въ немъ Шекспиръ съ насмѣшкой отвращается отъ лживости модной поэзіи фиктивной любви, и указываетъ на правдивость какъ на преимущество своей любовной лирики.
   
   Я не похожъ на тѣхъ, чья Муза, возбуждаясь
   Съ святому творчеству живою красотой
   И въ гордости своей самихъ небесъ касаясь,
   Красавицу свою равняетъ то съ луной,
   
   То съ солнцемъ золотымъ, то съ чудными дарами,
   Лежащими въ землѣ, въ глубокихъ безднахъ водъ
   И, наконецъ, со всѣмъ, что вкругъ насъ и надъ нами
   Въ пространствѣ голубомъ сіяетъ и живетъ.
   
   О, дайте мнѣ въ любви быть искреннимъ -- и вѣрьте,
   Что милая моя (my love) прекраснѣй всѣхъ другихъ,
   Рожденныхъ женщиной, но какъ ее ни мѣрьте
   Все жь будетъ потемнѣй лампадъ тѣхъ золотыхъ,
   
   Что блещутъ въ небесахъ! Пускай другой добавитъ:
   Вѣдь я не продаю -- чего жь ее мнѣ славить?
   (Перев. Гербеля).
   
   По моему мнѣнію, въ виду этого двадцать перваго сонета, тенденція котораго выступаетъ въ оригиналѣ гораздо сильнѣе чѣмъ въ переводѣ,-- уже нѣтъ возможности говорить о сонетахъ, какъ и чисто фиктивныхъ произведеніяхъ, по крайней мѣрѣ относительно большей части ихъ. Въ томъ видѣ, въ какомъ они лежатъ предъ нами въ изданіи 1609 г., они не могли конечно возникнуть въ одно время. Въ цѣломъ ряду сонетовъ (18, 19, 55, 60, 65, 81) созрѣвшій уже поэтъ, подобно Горацію полный самосознанія, говоритъ о своихъ "eternal lines", которыя, будучи крѣпче мѣди, камня и земли, переживутъ печальную тлѣнность всего земнаго.
   
   Ни гордому столпу, ни царственной гробницѣ
   Не пережить моихъ прославленныхъ стиховъ
   О имя въ нихъ твое надежнѣй сохранится,
   Чѣмъ на дрянной плитѣ, игралищѣ вѣковъ.
   
   Когда война столпы и арки вкругъ низложитъ,
   А памятники въ прахъ разсыпятся въ борьбѣ,
   Ни Марса мечъ, ни пылъ войны не уничтожатъ
   Свидѣтельства, мой другъ, живаго о тебѣ.
   
   И вопреки враждѣ и демону сомнѣній,
   Ты выступишь впередъ -- и похвала всегда
    Съумѣетъ мѣсто дать тебѣ средь поколѣній,
   Какія будутъ жить до страшнаго суда.
   
   И такъ покамѣстъ самъ на судѣ ты не предстанешь,
   Въ стихахъ и въ глазахъ вѣкъ жить не перестанешь.
   
   Поэтъ, который провозглашаетъ это exegi monumen-tum aere perennius, не можетъ разумѣется въ то-же самое время извиняться со скромностью новичка, что его ученическое (pupil) перо пишетъ только безплодныя рифмы и грубые стихи (16 и 32). Въ одной части стихотвореній обнаруживается полное удовлетворенія гармоническое настроеніе; въ большинствѣ же случаевъ поэтъ самымъ горькимъ образомъ жалуется на свою судьбу и говоритъ о своемъ разрывѣ съ міромъ и самимъ собою (15, 72, 81, 90, 111). Но вездѣ замѣчается такая глубина страсти, что само собою падаетъ мнѣніе, будто бы мы имѣемъ дѣло здѣсь съ простой игрой поэтическаго воображенія. Внѣшнія ситуаціи, служащія вступленіемъ въ отдѣльные сонеты, изображены съ слишкомъ мелкими реальными подробностями (напр. 27 и 50 сонеты), чтобы здѣсь можно было думать о фикціи:
   
   Мой другъ, какъ тяжело свой путь мнѣ совершать,
   Когда все то, чего душа моя желаетъ --
   Свершенія пути -- меня лишь заставляетъ,
   Удобство и покой припомнивши, сказать:
   
   "Какъ много миль тебя отъ друга отдѣляетъ!"
   Подъ гнетомъ бѣдъ моихъ мой копь едва ступаетъ,
   Причемъ инстинктъ ему какъ будто говоритъ,
   Что всадникъ отъ тебя нисколько не спѣшитъ.
   
   И шпоры, что порой мой гнѣвъ въ него вонзаетъ,
   Не въ силахъ ускорить тяжелый шагъ его --
   И онъ на нихъ однимъ стенаньемъ отвѣчаетъ,
   Что для меня больнѣй, чѣмъ шпоры для него:
   
   Затѣмъ -- что мнѣ оно напоминаетъ,
   Что счастье -- позади, а горе -- ожидаетъ.
   
   Безъ сомнѣнія въ сонетахъ Шекспира содержатся его признанія. Невозможно выдумать яйца и отношенія, среди которыхъ приходилось поэту переживать многое. Если бы мы имѣли ключъ къ этимъ сонетамъ,-- нѣкоторымъ изслѣдователямъ думается, что они его имѣютъ -- то мы могли бы заглянуть и въ жизнь Шекспира, о которой мы при настоящемъ положеніи вещей ничего не знаемъ. Вполнѣ понятно то рвеніе, съ которымъ берутся за разгадку сонетовъ, чтобы внести свѣтъ въ мракъ, окружающій жизнь Шекспира. Соблазнъ слишкомъ привлекателенъ; но каждая попытка въ этомъ родѣ должна кончаться неудачей. Изъ сонетовъ мы узнаемъ отдѣльныя черты настроенія и приключеній автора. Но вполнѣ невѣроятно, чтобы въ большихъ циклическихъ произведеніяхъ, цѣль которыхъ состояла не только въ томъ, чтобы откровеннымъ признаніемъ облегчить свое я, но и въ томъ, чтобы удовлетворить съ формальной стороны требованіямъ моды, -- чтобы въ этихъ произведеніяхъ мы имѣли предъ собой одну только правдивую исповѣдь поэта. Правда и поэзія переплетены здѣсь самымъ тѣснымъ образомъ. Чтобы имѣть наглядный примѣръ, представимъ себѣ, что намъ извѣстны обстоятельства жизни Гёте такъ-же мало, какъ и Шекспира. Какое значеніе мы придали бы тогда Римскимъ Элегіямъ, Карлсбадской Трилогіи Страсти, или,-- чтобъ оставаться ближе къ Шекспиру,-- циклу сонетовъ, которые какъ теперь извѣстно, написаны къ Миннѣ Герцлибъ! Здѣсь мы имѣемъ возможность контролировать и внѣшнія отношенія и дѣйствительныя ощущенія поэта; въ сонетахъ же мы видимъ смѣсь "Правды и Поэзіи". Только благодаря ихъ взаимодѣйствію могъ возникнуть циклъ сонетовъ. Одно особенное обстоятельство даетъ намъ право прибѣгнуть къ этому сравненію. Гёте писалъ свои сонеты въ 1807 и 1808 гг., чтобы отдать долгъ модѣ, которая особенно покровительствовала сонету благодаря стараніямъ романтической школы. Такимъ же точно образомъ послѣдовалъ модѣ нѣкогда и Шекспиръ, потому что въ то время каждый поэтъ долженъ былъ писать сонеты. Зная факты, легшіе въ основу цикла сонетовъ Гёте, мы должны сознаться, что изъ его стихотвореній мы не узнали бы дѣйствительныхъ событій. Мы впали бы здѣсь вѣроятно въ слишкомъ реалистическое толкованіе, какъ и съ другой стороны въ "Трилогіи Страсти" мы не приписали бы реальной основѣ подобающаго ей значенія. А между тѣмъ при изученіи сонеттиста шестнадцатаго вѣка, о которомъ источники наши говорятъ слишкомъ мало, хотятъ найти его собственныя объясненія относительно лицъ, которыхъ онъ разумѣлъ въ своихъ произведеніяхъ! Сонеты Шекспира содержатъ въ себѣ "Правду и Поэзію". Имѣя это постоянно въ виду, осторожный изслѣдователь-скептикъ съумѣетъ извлечь отсюда нѣкоторыя цѣнныя данныя для біографіи Шекспира.
   Недавно была высказана претензія приписать Шекспиру и тѣ девятнадцать сонетовъ подъ заглавіемъ "Gireat -- Britains Mourning Garment" 1652 г., въ которыхъ оплакивалась смерть послѣдняго принца Генриха. Но только первый изъ этихъ сонетовъ еще отличается въ нѣкоторой степени тономъ произведеній Шекспира; остальные восемнадцать незначительны, да и вообще не было вѣскихъ доказательствъ для обоснованія этой гипотезы. За то несомнѣнной собственностью Шекспира признаются тѣ сорокъ семь строфъ, которыя, подъ заглавіемъ "Жалоба Влюбленной" помѣщены въ видѣ прибавленія къ изданію сонетовъ 1609 г. Онѣ представляютъ ту самую форму, что и поэма о Лукреціи. Покинутая дѣвушка жалуется старому вельможѣ, какъ она была обольщена и покинута красивѣйшимъ и превосходнѣйшимъ молодымъ рыцаремъ, котораго любила и она. Цѣлое напоминаетъ нѣсколько "Героидъ," которыя были написаны въ подражаніе Овидіевымъ Даніэлемъ, Гейвудомъ и другими елисаветинскими поэтами, здѣсь не достаетъ только формы писемъ. Быть можетъ заслуживаетъ вниманія тотъ фактъ, что изображеніе прекраснаго и опаснаго юноши, дѣлаемое покинутое дѣвушкой въ строфахъ 12--20, имѣетъ близкое родство съ изображеніемъ прекраснаго друга поэта, воспѣтаго имъ въ сонетахъ.
   Если окинуть взоромъ произведенія Шекспира въ области художественнаго творчества того времени, то и въ этомъ случаѣ онъ является превосходнымъ, почти несравненнымъ, the soul of his age (душею своей эпохи). Въ эпическомъ творчествѣ онъ, правда, не можетъ помѣриться съ Спенсеромъ; его поэмы лишены дѣйствія. Но онъ превосходитъ Спенсера яркостью изображенія и пылкой страстностью рѣчей своихъ лицъ, между тѣмъ какъ ему удается избѣгнуть безпрестанной аллегоріи Спенсера. Въ сонетахъ Сёррей граціозенъ, но все же еще нѣсколько грубоватъ и трезвъ; онъ напоминаетъ Джьотто, если сонеты Шекспира сравнивать съ картинами Тиціана. Въ сонетахъ Сиднея еще слишкомъ сильно слышно рыцарство, хотя впрочемъ служеніе любви, какъ училъ о немъ Петрарка, не было никѣмъ воспѣто на англійскомъ языкѣ съ такою прелестью, какъ авторомъ Аркадіи. Въ чистотѣ языка, элегантности стиля, гладкости стиха -- ясно мыслящій Даніэль превосходитъ Шекспира; онъ даже по временамъ слишкомъ разсудоченъ и не лишенъ педантизма. Отъ сэра Вальтера Рэлея остался только одинъ сонетъ, но и этого достаточно, чтобы назвать его сонеттистомъ на ряду съ Шекспиромъ. Высшая законченность формы, не совсѣмъ гладкій но за то могучій языкъ, увлекательная страстность, потрясающая до глубины человѣческое сердце -- вотъ превосходныя черты сонетовъ Шекспира. Бѣдныя дѣйствіемъ поэмы не позволяютъ предчувствовать богатѣйшаго по дѣйствію драматурга; въ сонетахъ раскрывается -- правда ли то, или поэзія -- потрясаемая трагической страстью сцена. Мрачныя и пламенныя риѳмы высказываютъ здѣсь и восторги любви и величайшую дружескую вѣрность, не смотря на ядовитую измѣну, и пессимизмъ и покорность судьбѣ. Въ рамкахъ чисто условнаго творчества насъ охватываетъ человѣческое и въ его заблужденіяхъ, и въ радостяхъ, и въ страданіяхъ. Рядомъ съ Микель Анджело Шекспиръ является, если не первымъ, то во всякомъ случаѣ самымъ могучимъ изъ сонеттистовъ не только елисаветинской Англіи, но и всей міровой литературы. Въ сонетахъ его, какъ и въ большинствѣ его произведеній, наслажденіе получается только послѣ не всегда легко достающагося пониманія ихъ. Такъ какъ очевидно, что Шекспиръ высоко цѣнилъ свои художественныя стихотворенія, то трудно понять, почему онъ издалъ только двѣ поэмы, и почему кромѣ нихъ, "Жалобы Влюбленной" и сонетовъ, онъ не представилъ ничего законченнаго въ этой области. Слава его у современниковъ была основана преимущественно на его двухъ поэмахъ, и онѣ упоминаются чаще другихъ его произведеній. Въ промежуткахъ времени отъ 1593 г. до 1675 г. ни одна изъ его драмъ не была такъ часто печатаема, какъ "Венера и Адонисъ" (двѣнадцать разъ) и "Лукреція" (1594--1655 гг. восемь разъ). Еще двадцать лѣтъ спустя послѣ перваго появленія обѣихъ поэмъ, Томасъ Фримэнъ говорилъ въ одномъ стихотвореніи (1614 г.), что Шекспиръ одинаково великъ въ изображеніи и добродѣтели и порока,; кто любитъ цѣломудренность, пусть возьметъ себѣ въ образецъ "Лукрецію", а кто захочетъ прочитать что либо пикантное, для того интересно будетъ "Венера и Адонисъ". Это послѣдняя поэма была особенно распространена благо, даря своему не совсѣмъ чистому содержанію. Томасъ Жранлей говорилъ въ своей "Amanda" (1635 г.), что."Венеру и Адониса" можно всегда найти въ числѣ книгъ куртизанки; а Джонъ Дэвисъ еще въ 1610 г. смѣялся надъ тѣмъ, что самыя чопорныя дамы съ удовольствіемъ втайнѣ читаютъ эту поэму. Согласно съ этимъ въ одной комедіи Томаса Гейвуда (the fair Maid of Exchange 1607 г.) любовникъ старается достигнуть своей цѣли, читая предъ своей возлюбленной стихи изъ Шекспировой поэмы. А Габріэль Гарвей написалъ въ одной книгѣ, купленной имъ въ 1598 г. слѣдующую замѣтку: "Молодые люди находятъ наслажденіе въ Шекспировой "Венерѣ и Адонисѣ"; но его Лукреція и трагедія о Гамлетѣ, принцѣ Датскомъ, доставляютъ удовольствіе болѣе зрѣлымъ людямъ".
   

2. Вліяніе классической древности.

   Изданіе Шекспировыхъ сонетовъ сдѣланное Торпомъ заключается двумя сонетами, которые не имѣютъ ничего общаго съ содержаніемъ предъидущихъ ста пятидесяти двухъ. Въ обоихъ разработана съ незначительными только варьяціями одна и таже тема. Нимфы пытаются погасить въ источникѣ факелъ заснувшаго бога любви Купидона; благодаря этому источникъ сдѣлался чистой и горячей купелью, исцѣляющею какъ послѣднее средство тяжелыя болѣзни. Должно быть Шекспиру очень понравился этотъ прелестный вымыселъ, если онъ дважды рѣшился -- перевести его. Это стихотвореніе изъ греческой антологіи, встрѣтившее позднѣе особенное одобреніе со стороны Гердера, мы находимъ здѣсь между сонетами Шекспира. Не возможно установить, узналъ-ли Шекспиръ эту прелестную эпиграмму изъ латинскихъ переводовъ, или онъ познакомился съ нею при посредствѣ кого либо. Важнымъ фактомъ во всякомъ случаѣ остается то, что на сборникъ стихотвореній, вызванныхъ господствовавшею въ Англіи итальянской, модной поэзіей и собственными приключеніями поэта, въ концѣ концовъ положило своё отпечатокъ и вліяніе древности. Уже и въ обѣихъ своихъ поэмахъ Шекспиръ, въ противоположность Спенсеру, заимствовалъ сюжеты изъ классической древности. Вліяніе древности было неразрывно связано съ итальянскимъ вліяніемъ. Поборники классическихъ занятій, какъ Рожеръ Ашемъ, впадали въ полное заблужденіе, усматривая противоположность между вторженіемъ итальянской образованности и распространеніемъ классической литературы, нападая на одну и дѣйствуя въ то же время сами въ пользу другой. Итальянцы въ эпоху Возрожденія играли такую же точно роль посредниковъ на поприщѣ духа, какую нѣсколько позже заняли въ міровой торговлѣ Голландцы и Англичане. Они различнымъ образомъ передавали другимъ народамъ тѣ сокровища духа древности, которыя сохраняла для нихъ и почва и традиціи ихъ родины. Они наложили свой отпечатокъ и на образованіе эпохи Возрожденія, насколько конечно это допускали личности Лютера и Кальвина. При дворѣ Генриха VIII англійская лирика была установлена по итальянскимъ образцамъ, а Эразмъ, преподававшій въ 1510 г. въ качествѣ профессора греческаго языка въ Кембриджѣ, называлъ этотъ дворъ -- сердцемъ учености; въ Англіи и государь, и дворъ, и знать -- всѣ охвачены любовью къ наукѣ. Конечно, писательство Генриха VIII обязано своею извѣстностью только противнику, котораго оно должно было уничтожить. Но на всю Англію должно было произвести сильное впечатлѣніе то обстоятельство, что король предается ученымъ занятіямъ. Онѣ повелѣлъ ввести во всѣ школы Англіи латинскую грамматику, изъ которой и Шекспиръ научился своему hig, hag, hog. Онъ уважалъ за ученость друга Эразма, Томаса Мора; ни одному свѣтскому такого низкаго происхожденія до него не была поручена большая печать Англіи. Томасъ Моръ является первымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ значительнѣйшимъ представителемъ гуманизма въ Англіи. Первый любимецъ Генриха VIII кардиналъ Вульси основалъ въ Ипсвичѣ и въ Оксфордѣ новыя коллегіи, "близнецы знанія", которыя, но словамъ Шекспира, должны были быть предъ всѣмъ христіанскимъ міромъ "вѣчными свидѣтелями" зрѣлой и основательной учености послѣдняго могучаго представителя римской, іерархіи въ Англіи. Въ болѣе удаленныхъ графствахъ состояніе образованности было по старому, а масса мелкихъ помѣщиковъ еще и въ правленіе Елисаветы были не въ ладахъ съ благороднымъ искусствомъ письма; а какъ стояло это дѣло у горожанъ маленькихъ городковъ, это мы видѣли на примѣрѣ Стратфордскихъ worshipful Aldermen. Напротивъ, въ кругахъ высшей знати, которая была охвачена исходившимъ отъ двора теченіемъ, равно какъ и въ столицѣ уже въ началѣ шестнадцатаго вѣка пробудилось сильное стремленіе къ образованію. Если нѣкогда Англосаксы и Норманны паломничали въ панскій Римъ, чтобы получить отпущеніе и благословеніе св. отца, то Англичане шестнадцатаго и семнадцатаго вѣковъ путешествовали въ Италію, чтобы тамъ у самого источника познакомиться съ античнымъ образованіемъ и съ гуманизмомъ. Теперь ужъ не достаточно было одного только рыцарскаго воспитанія для сына Nobleman'а, который хотѣлъ играть какую либо роль въ государствѣ. И склонный къ новшествамъ Кембриджъ и всегда консервативный Оксфордъ пріобрѣли теперь сильное развитіе. Конечно, Англія Шекспира не видѣла такихъ великихъ ученыхъ, какихъ произвели Италія, Франція, Германія и Голландія; но тѣ лица, которыя были извѣстны своимъ классическимъ образованіемъ -- какъ сэръ Джонъ Чекъ, Томасъ Уилксонъ, Кэмденъ, Бьюккенанъ, Ашемъ,-- пользовались уваженіемъ. Если въ началѣ. семнадцатаго вѣка каррикатура истинной учености нашла свое олицетвореніе въ королѣ Іаковѣ I, то уже и самый примѣръ вѣнценоснаго педанта, придававшаго большое значеніе своей начитанности, показываетъ, насколько цѣнила эта эпоха -- классическое образованіе. Шекспиръ заставляетъ въ "Генрихѣ VI" лорда Сэя прямо объявить, что невѣжество -- это Божье проклятіе. Для позднѣйшихъ поколѣній казалось особенно страннымъ, что и дамы были сильно увлечены потокомъ учености того времени. Не только мать лорда Бэкона и супруга сэра Вильяма Сесиля были искусными латинистками. Несчастная лэди Джонъ Грей пренебрегала раздѣлять со своими родителями удовольствія охоты, чтобы безпрепятственно предаться тому наслажденію, которое она находила въ чтеніи Платонова Федона въ подлинникѣ. Рожеръ Ашемъ былъ учителемъ Елисаветы, съ которымъ она изучала, латинскихъ и греческихъ авторовъ, подобно тому какъ съ Флоріо она читала Петрарку и Боккаччьо. Въ своей книгѣ о воспитаніи Ашемъ могъ поставить этихъ двухъ высокородныхъ дамъ въ образецъ юношеству всего королевства. "Королева, говоритъ онъ, знающая въ совершенствѣ латинскій, Французскій, итальянскій и испанскій языки" -- она умѣла немного говорить и но нѣмецки -- "читаетъ теперь (1563 г.) въ Виндзорѣ ежедневно по гречески больше, чѣмъ какой либо настоятель деревенской церкви прочтетъ по латыни въ недѣлю. А что еще болѣе достойно похвалы, такъ это то, что она пріобрѣла себѣ во время своего прежняго заточенія необыкновенную способность пониманія разговора письма; она такъ умно мыслитъ и такъ прекрасно пишетъ, какъ въ обоихъ университетахъ всего одна или двѣ умныхъ головы, да и то не каждый годъ". Если бы остальная знать захотѣла слѣдовать прекрасному примѣру своей превосходной королевы, то Англія была бы дивомъ на весь свѣтъ въ отношеніи образованности и учености своей аристократіи".-- Принимая участіе въ ученыхъ занятіяхъ своей эпохи, Елисавета вмѣстѣ съ тѣмъ вступила и въ ряды современныхъ переводчиковъ, переведши на англійскій языкъ трактатъ Плутарха "О Любопытствѣ;" она рѣшилась даже будто бы перевести одну изъ Эврипидовыхъ драмъ. Естественно, что Елисавета требовала учености и у государственныхъ дѣятелей, что было необходимо при постоянно возникавшихъ теологическихъ спорахъ. Сэръ Вальтеръ Рэлей сравнивалъ тексты Полибія и Ливія, изъ которыхъ первый былъ переведенъ на англійскій языкъ уже въ 1568 г., а второй -- въ 1600 г. Ученость канцлера ея сэра Николая Бэкона была только затемнена славой его сына; но Николай Бэконъ, Фрэненсъ Вэльсинхэмъ, Вильямъ Сесиль, Томасъ Смитъ, Вальтеръ Мильдмэй были всѣ -- глубоко образованные Кэмбридицы. Этимъ государственнымъ дѣятелямъ Елисаветы приходилось имѣть дѣло съ парламентомъ, который далеко не всегда подчинялся авторитету королевы; вслѣдствіе этого имъ приходилось изучать правила ораторскаго искуства, и они обратились за образцами къ классической древности. "На ихъ рабочевъ столѣ, говоритъ Ра, нке, можно было видѣть Квинтиліана рядомъ съ юридическими актами". Когда возгорѣлась борьба съ Испаніей, изъ рѣчей Демосѳена почерпали патріотическое одушевленіе и особенно любили сравнивать Филиппа Испанскаго съ Филиппомъ Македонскимъ. Гибель армады приводила на память и современникамъ и слѣдующимъ поколѣніямъ -- Ксеркса и Саламинскую битву.
   Въ умственномъ движеніи, вызванномъ Возрожденіемъ, во всѣхъ странахъ въ первое время замѣчается то отрадное явленіе, что ученые стремятся сдѣлать духовныя сокровища древности доступными и для тѣхъ, которые не имѣютъ возможности усвоить себѣ древнихъ языковъ. Вообще легко впасть въ преувеличеніе, говоря объ образованности въ эпоху Возрожденія,-- въ томъ что касается ея распространенности и ея объема. Но безъ сомнѣнія, знакомство съ античной литературой во второй половинѣ 16-го вѣка было распространено гораздо болѣе, чѣмъ въ настоящее время. Раскройте какое либо сочиненіе 16-го вѣка, которое предназначено вовсе не для ученаго круга, и вы будете поражены, какія обширныя свѣдѣнія по античной миѳологіи предполагались у необразованныхъ читателей. Изобразительныя искусства эпохи Возрожденія прокладывали въ этомъ случаѣ дорогу для литературы. Тѣ писатели, которые въ девятнадцатомъ вѣкѣ далеки даже для филологовъ, въ шестнадцатомъ вѣкѣ были переведены и въ Германіи и въ Англіи. Начитанность Ганса Сакса въ древнихъ авторахъ -- невѣроятно велика. Въ его библіотекѣ рядомъ съ переводами Ваккаччьо и Ванделло, Giesta Bomanorum и книги о Семи Мудрецахъ стояли переводы древнихъ историковъ, поэтовъ и философовъ. Правда, у насъ нѣтъ подъ руками такого каталога книгъ Шекспира, какой мы имѣемъ для библіотеки Нюрнбергскаго драматурга; но мы можемъ думать, что каталогъ Шекспира былъ похожъ на каталогъ послѣдняго. Конечно во время Шекспира въ Англіи не было такой массы переводовъ, какою могъ пользоваться въ Германіи Гансъ Саксъ. За то въ свою очередь Шекспиръ былъ силенъ въ итальянскомъ, Французскомъ, а можетъ быть и испанскомъ языкахъ, которыхъ не зналъ Гансъ Саксъ. Шекспиръ зналъ нѣсколько по гречески, а въ латинскомъ языкѣ былъ навѣрное свѣдущъ не менѣе, чѣмъ Гансъ Саксъ, который, прежде чѣмъ заняться своимъ ремесломъ, посѣщалъ прекрасную латинскую школу въ своемъ родномъ городѣ,-- точно такъ же, какъ и Шекспиръ учился въ стрэтфордской школѣ, прежде чѣмъ сталъ браконьеромъ, актеромъ и драматургомъ. Въ сравненіи съ переводной нѣмецкой литературой дѣятельность англійскихъ переводчиковъ далеко не блестяща. Вмѣсто того чтобы обращаться непосредственно къ греческимъ оригиналамъ англійскіе переводчики для облегченія своей работы прибѣгали къ превосходнымъ Французскимъ переводамъ, которые и клали въ основу своихъ, такъ было при переводѣ Ѳукидида въ 1550 г., при переводѣ біографій Плутарха въ 1579 г. Одну ошибку въ переводѣ Аміо мы можемъ замѣтить и теперь въ Шекспировомъ "Юліи Цезарѣ", (потому что источникомъ для трехъ римскихъ трагедій Шекспиру послужилъ англійскій переводъ Плутарха, сдѣланный съ французскихъ переводовъ, (явившихся новыми изданіями въ 1595 и 1603 гг.). Шекспиръ воспользовался для своихъ римскихъ трагедій греческими, біографомъ съ такою же наивностью, съ какою для своихъ королевскихъ драмъ онъ черпалъ изъ хроники Голиншеда. Шекспиру вѣроятно особенно нравились Плутарховы Vitae parallelae, какъ и другимъ современнымъ драматургамъ. Достоинъ вниманія тотъ фактъ, что этому позднему греческому писателю, который самъ уже такъ далеко стоялъ отъ временъ античнаго величія, удалось въ двѣ эпохи исторіи новѣйшаго человѣчества, раздѣляемыя и временемъ и національностью, наложить свой отпечатокъ на развитіе германской драмы. Плутархъ, доставившій въ 16-мъ вѣкѣ Лоджу и Шекспиру матеріалъ для изображенія геройскихъ характеровъ, въ 18-мъ столѣтіи вдохнулъ въ Клингера и Шиллера любовь къ античному величію. Кромѣ Плутарха Шекспиру были доступны для публики въ англійскихъ переводахъ и другіе греческіе прозаики; поэтому мы не можемъ сомнѣваться въ чтеніи Шекспировыхъ переводовъ Полибія (1568 г.), Діодора Сицилійскаго. (1561 г.), Эліана (1576 г.), Аппіана и Іосифа (1578 г.), первыхъ двухъ книгъ Геродота (1584 г.), Геродіана (1591 г.). Хотя не можемъ доказать этого факта -- Платонъ и Аристотель существовали въ латинскихъ переводахъ; иные усматривали даже непосредственное воздѣйствіе на Шекспира перваго изъ нихъ. О нравственной философіи Аристотеля упоминаетъ Шекспировъ Гекторъ въ совѣтѣ троянцевъ. Въ "Усмиреніи Своенравной" Траніо совѣтуетъ предпочесть Овидія -- изученію стоиковъ и Аристотеля.
   
   О логикѣ съ друзьями разсуждайте,
   Риторику пускайте въ разговоры
   Обыкновенные. Одушевляйте
   Поэзіей и музыкой себя,
   А метафизикой безъ принужденья
   И математикой вы занимайтесь.
   Что не пріятно, то и не полезно.
   Ну, словомъ, нужно веселѣй учиться.
   (Переводъ А. Н. Островскаго).
   
   Шекспиръ въ школѣ, конечно, не миновалъ обычнаго изученія логики въ томъ окаменѣломъ видѣ ея, какой придали ей въ концѣ среднихъ вѣковъ послѣдователи Аристотеля. Изъ популярныхъ сочиненій, недостатка въ которыхъ не было и тогда въ Англіи, Шекспиръ безъ сомнѣнія почерпнулъ нѣкоторыя свѣдѣнія въ философіи. Аристотель былъ въ то время уже не въ модѣ. Но съ Платономъ, сочиненія котораго изучали лэди Грэй и королева Елисавета, Шекспиръ имѣлъ возможность познакомиться по неизбѣжнымъ романамъ и драмамъ Лилли. Съ тѣхъ поръ какъ флорентинскіе неоплатоники снова открыли аттическаго философи и положили начало его культу, хорошій тонъ въ литературно образованныхъ кружкахъ требовалъ знакомства съ Платоновой философіей, если не дѣйствительнаго, то по крайней мѣрѣ кажущагося. Мы не можемъ приписать Шекспиру болѣе близкаго знакомства съ античными философами, потому что въ этомъ случаѣ пришлось бы признать Цицерона за философа. "Славнаго Туллія", о смерти котораго упоминаетъ Соффолькъ, (2 ч. Генриха VI., IV, 1, 36). Шекспиръ безъ сомнѣнія читалъ еще въ школѣ, -- какъ онъ намекаетъ на это довольно неумѣстно въ своемъ первомъ произведеніи,-- въ "Титѣ Андроникѣ" (IV, 1, 14). Онъ вспоминаетъ именно о сочиненіи De oratore; трактатъ-же De officiis существовалъ уже въ двухъ переводахъ на англійскій языкъ (1533 и 1535 г.). Если въ началѣ Шекспиръ высоко ставилъ "Славнаго Туллія", подъ вліяніемъ еще школьныхъ впечатлѣній, то въ болѣе зрѣлыхъ лѣтахъ онъ измѣнилъ свой взглядъ на характеръ Цицерона. Брутъ и честный Каска -- не особенно хорошаго мнѣнія о греческомъ панегиристѣ-ораторѣ Цезаря. Въ "Юліи Цезарѣ" знамени тый ораторъ и софистъ является не въ томъ видѣ, въ какомъ представляли его источники Шекспира и современники, но скорѣе въ болѣе близкомъ къ тому нелестному образу, который начертанъ Теодоромъ Моммсеномъ. Латинскіе историки, измѣнившіе его прежніе взгляды болѣе сообразно съ исторической правдой, были доступны Шекспиру и въ оригиналахъ и въ массѣ переводовъ. Въ тѣхъ случаяхъ, когда онъ могъ воспользоваться переводомъ, мы можемъ быть увѣрены, онъ разумѣется не утруждалъ себя чтеніемъ оригиналовъ. Каяштся, что онъ зналъ Ливія (1600 г.) и Светонія (1606 г.), хотя переводъ послѣдняго явился для него довольно поздно. Переводъ Амміана Марцеллина вышелъ только въ 1609 г.; изъ него Шекспиръ заимствовалъ кое что для прикрасъ въ своей "Бурѣ". Шекспиру была хорошо извѣстна ромоническая исторія Александра, написанная Квинтомъ Курціемъ,-- книга вообще очень распространенная во всѣ эпохи. Безъ сомнѣнія также онъ читалъ комментаріи Цезаря о Галльской войнѣ, переведенные на англійскій языкъ въ 1565 и 1600 гг. Исторія экспедиціи Цезаря въ Британнію должна была въ особенности интересовать Шекспира, когда онъ писалъ своего "Короля Цимбелина"; и въ другихъ драмахъ онъ любитъ говорить о великомъ римлянинѣ, которому даже въ "Ричардѣ III" онъ приписываетъ построеніе лондонскаго Тауэра. Онъ имѣлъ возможность пользоваться двумя переводами Саллюстія (1557 и 1608 гг.) и двумя также Юстина (1564 и 1606 г.). Въ переводахъ имѣлись также Евтропій (1564 г.), Тацитъ (1591 и 1598 гг.), Флоръ (1600) и Илиніева Естественная Исторія (1601 г.).
   Англійская переводная литература въ одномъ имѣла преимущество предъ современною ей нѣмецкой. Мюнхенскій городской писецъ Симонъ Шайденвассеръ съумѣлъ только прозой передать Гомера (1597 г.), послѣ того какъ уже прежде Гансъ Сакъ написалъ седмиактную комедію "О блужданіяхъ Улисса и о женихахъ его супруги Пенелопы". Только конецъ семидесятыхъ годовъ восемнадцатаго столѣтія принесъ намъ съ собою метрическіе переводы Бодмера и Штольберга; въ 1781 г. явилась впервые Фоссова Одиссея. Въ Англіи напротивъ Артуръ Голлъ уже въ 1581 г. перепелъ десять книгъ Иліады съ Французскаго языка. Семнадцать лѣтъ спустя Георгъ Чапманъ, (1557--1634 гг.) талантливѣйшій послѣ Драйдена англійскій переводчикъ, началъ издавать свои первые опыты перевода Гомера. Издавши всю Иліаду послѣ вступленія на престолъ Іакова, онъ сдѣлалъ такую гордую прибавку къ заглавію: "Никогда еще и нигдѣ доселѣ не переведена, вполнѣ соотвѣтственно греческому тексту". Вслѣдъ за Иліадой, онъ выпустилъ потомъ переводъ всей Одиссеи и Батрахоміомахію, а также переводы изъ Гезіода и изъ Музея. Риѳмованный переводъ Чапмана въ тонѣ старинныхъ народныхъ англійскихъ балладъ всего удобнѣе можно сравнить съ опытами ямбическихъ переводовъ Бюргера. Онъ далеко не отличается дословною вѣрностью, вопреки его заявленію; гладкости пока здѣсь нѣтъ и слѣда; переводъ отличается грубоватостью, угловатостью и топорностью, но не смотря на все это превосходно передаетъ духъ художественнаго произведенія. "Изъ всѣхъ возможныхъ существующихъ книгъ, говоритъ Чапманъ въ предисловіи къ читателю,-- "Гомеръ -- первая и наилучшая". Въ доказательство онъ ссылается на отзывы Аристотеля въ Поэтикѣ, на Іосифа Флавія и Веллея Патеркула, на итальянскаго гуманиста Лаврентія Валлу и на нѣмецкаго -- Эобана Гесса. При сочиненіи "Троила и Крессиды" Шекспиръ слѣдовалъ средневѣковымъ источникамъ; однако ему былъ знакомъ переводъ Чапмана. Чапманъ, выступающій въ 1611 г. въ качествѣ сонеттиста, былъ не только превосходнымъ переводчикомъ, но и плодовитымъ и имѣвшимъ успѣхъ драматургомъ. Драмы его грубы и залиты кровью: но современники не встрѣчали препятствій, превознося его,-- ставить его въ ряды соперниковъ Шекспира. Личное знакомство Шекспира съ Чапманомъ было неизбѣжно, и Чапману конечно приходилось разговаривать со своими соперниками-драматургами -- о "царѣ поэтовъ" и о своихъ переводахъ. Чапманъ однако,-- чего мы не должны упускать изъ вниманія -- стоялъ одинокимъ въ своемъ поклоненіи Гомеру. Въ эпоху Возрожденія установилось мнѣніе, справедливость котораго осторожно заподозрилъ только Врейтингеръ, а Герстенбергъ уже рѣшительно подкопалъ,-- что художникъ Виргилій стоитъ неизмѣримо выше простодушнаго Гомера. Нѣтъ сомнѣнія, что таковъ былъ взглядъ и Шекспира, у котораго часто можно замѣтить вліяніе Виргилія, тогда какъ нигдѣ не замѣтно вліяніе Гомера. Бэрифильдъ, подвергшійся нападкамъ за то, что въ своихъ сонетахъ онъ говорилъ о любви, обращаясь къ мужчинѣ, оправдывался ссылаясь на Виргиліевы Буколики, которымъ онъ подражалъ. Абраамъ Флемингъ отваживался перевести ихъ еще въ 1575 г., а Вильямъ Уэббъ попытался въ 1586 г. передать ихъ по англійски даже гекзаметрами. Да и Шекспиръ, какъ соннетистъ, могъ ссылаться на Виргилія. Дидона и лукавый Эней были знакомы англійскимъ поэтамъ еще со времени Чосера; Марло вывелъ ихъ въ одной изъ своихъ пьесъ. Осужденная большинствомъ публики трагедія, изъ которой Шекспиръ заставляетъ рецитировать Гамлета и актеровъ, представляетъ собою обширное изображеніе и свободный пересказъ по второй книгѣ Энеиды. Въ "Бурѣ", и довольно часто въ другихъ мѣстахъ, онъ намекаетъ на знаменитую исторію любви карэагенской царицы. Кромѣ упомянутыхъ уже отрывковъ перевода Сёррея вся Эпенда были переведена въ 1573 г., а затѣмъ первыя четыре книги гекзаметрами въ 1583 г.; переводъ Георгинъ относистя къ 1589 г. Извѣстіе, будто бы Шекспиръ зналъ Луканову Фарсалію, лишено убѣдительныхъ доказательствъ. Сэръ Артуръ Джорджъ окончилъ переводъ этой римской поэмы только въ 1614 г., а первая книга ея была переведена бѣлыми стихами уже Марло. Изъ одъ Горація Шекспиръ приводитъ латинскія цитаты въ своей еще юношеской римской трагедіи. Переводъ части одъ явился только пять лѣтъ спустя по смерти Шекспира, а полный переводъ одъ и эподъ -- только въ 1625 г. За то сатиры и посланія были переведены уже въ 1567 г.; однако Шекспиръ нигдѣ не ссылается на нихъ, хотя знакомство его съ Ars Poetica не подлежитъ сомнѣнію. Онъ, какъ уже замѣчено, цитируетъ и изъ Овидіевыхъ Amores, которые онъ могъ читать только въ оригиналѣ. Посланія же и Метаморфозы были переведены. Ни съ однимъ изъ древнихъ поэтовъ Шекспиръ не обнаруживаетъ такого близкаго знакомства, какъ съ Овидіемъ. Въ "Бурѣ", онъ заимствовалъ иное дословно изъ перевода метаморфозъ, сдѣланнаго Артуромъ Гольдингомъ въ 1567 г. Почти всѣ ссылки на древность, встрѣчающіяся въ драмахъ Шекспира, имѣютъ своимъ источникомъ Овидіевы Метаморфозы. Изъ нихъ то онъ и почерпалъ свои свѣдѣнія по миѳологіи. О вліяніи ихъ на эпическія произведенія Шекспира уже было сказано. Творчество Овидія потому еще стало особенно близкимъ и доступнымъ для драматурговъ, что величайшій изъ предшественниковъ Шекспира Христофоръ Марло перевелъ его элегіи риѳмованными стихами еще въ годы студенчества. Фривольность содержанія этого перевода побудила Оксфордскій университетъ осудить его на сожженіе послѣ смерти Марло. Переработка Музеевой поэмы "Геро и Леандръ", предпринятая Марло, была посвящена уже по смерти его сэру Фрэнсису Вэльсинхэму. Шекспиръ намекаетъ на это произведеніе Марло въ одной изъ своихъ раннихъ комедій -- въ "Двухъ Веронцахъ". Въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви" (IV, 2, 101) Шекспиръ говоритъ о новолатинскомъ поэтѣ Баптистѣ Спаньолусѣ: "Старый Мантуанецъ! Кто тебя не понимаетъ, тотъ не любитъ тебя". Хотя эти слова вложены въ уста Олоферна, однако все же изъ нихъ видно, что Шекспиру былъ извѣстенъ мантуанскій гуманистъ. Джоржъ Тёрбервиль издалъ еще въ 1567 г. переводъ сочиненій Баптисты.
   Изслѣдуя вопросъ о томъ, какихъ писателей древности читалъ Шекспиръ или имѣлъ возможность читать, прежде всего естественно мы поинтересуемся его знакомствомъ съ античными драматургами. На сколько образцы античной драмы и правильно или неправильно основанная на нихъ теорія поэтики содѣйствовали или мѣшали развитію англійской драмы вообще и Шекспировой въ особенности, это становится яснымъ при разсмотрѣніи исторіи англійскаго театра и положенія Шекспира въ этомъ историческомъ развитіи. Мартинъ Опицъ перевелъ двѣ древнія драмы -- Софоклову Антигону (1636 г.) и Троянокъ Сенеки (1625 г.). Какъ ни благопріятно было это противопоставленіе двухъ поэтовъ въ этомъ случаѣ, однако отношеніе между ними нисколько не измѣнилось. Стоитъ только вспомнить, что Лессингъ своей біографіей Софокла даже во второй половинѣ восемнадцатаго вѣка хотѣлъ заполнить пробѣлъ въ ученой энциклопедіи Вэйля. Самъ Вэйль считалъ вполнѣ возможнымъ пропустить Софокла. Лессингъ крѣпкою рукой повелъ упиравшуюся драматическую музу къ священнымъ алтарямъ Эллады, рядомъ съ которыми къ изумленію французскихъ эстетиковъ поднялось и святилище Шекспира. Французская драма, которая такъ кичилась своимъ классицизмомъ и сходствомъ съ греками, въ дѣйствительности, -- какъ это показалъ Лессингъ смущенной публикѣ -- подражала не Софоклу, но римскому трагику Сенекѣ и считала его своимъ патрономъ и руководителемъ. Съ самаго начала Возрожденія много причинъ препятствовало правильному знакомству съ древней драмой. Для тѣхъ писателей, которые сочиняли свои пьесы непосредственно для народной сцены, пониманіе классической драмы было совершенно потеряно. Книжную же драму ученаго могли гораздо легче оцѣнить ученые всѣхъ временъ. Такимъ образомъ Сенека сталъ образцемъ для всѣхъ трагиковъ, построенныхъ на классическій ладъ. Аристофанъ, единственный изъ сохранившихся до насъ представителей греческой комедіи, не могъ привлечь къ себѣ вниманія новѣйшихъ поэтовъ уже въ силу рѣзкой окраски своего времени и мѣста. Вмѣсто него выступили Плавтъ и Теренцій, подражатели аттической комедіи. Для того чтобы читать греческихъ драматурговъ въ подлинникѣ,-- у Шекспира не доставало на столько знанія языка; а въ англійскомъ переводѣ имѣлись только двѣ греческія драмы. Финикіянокъ Эврипида, надъ переводомъ которыхъ трудился два вѣка спустя Шиллеръ, перевелъ бѣлыми стихами на англійскій языкъ въ 1566 г., подъ заглавіемъ "Іокаста", Джорджъ Гасконь, выдающійся и какъ поэтъ и какъ теоретикъ. Это тотъ самый Гасконь, который своимъ переводомъ комедіи Аріосто I suppositi дали Шекспиру источникъ для второстепеннаго дѣйствія въ "Усмиреніи Своенравной". Въ 1572 г. онъ издалъ сборникъ переводовъ отдѣльныхъ мѣстъ изъ Аріосто, Петрарки, Овидія и Эврипида, "букетъ цвѣтовъ изъ сотни маленькихъ поэтическихъ произведеній". Латинскій переводъ Эврипидовыхъ Гекубы и Ифигеніи Эразма едва ли попалъ когда нибудь въ руки Шекспира. Съ большею вѣроятностью можно допустить это относительно Вьюканановой латинской обработки Эврипидовыхъ Альцесты и Медеи, о которой Сидней отзывается съ большою похвалой. Между тѣмъ Эврипидову Ифигенію перевелъ на англійскій языкъ народный драматургъ Томасъ Лоджъ. Въ иномъ положеніи находился Шекспиръ относительно римскихъ драматурговъ. На Теренція указываетъ одинъ намекъ, и то заимствованный не изъ самого поэта, а изъ одной школьной грамматики, хотя Andria была переведена уже при Генрихѣ VIII. Въ основѣ "Комедіи Ошибокъ" очевидно лежатъ Плавтовы Менехмы. Правдоподобно, что Шекспиръ писалъ эту свою юношескую комедію, не знай перевода Вильяма Уорнера, напечатаннаго только въ 1595 г. Онъ воспользовался также для своихъ "Ошибокъ" Амфитріономъ Плавта, для котораго при жизни его вовсе не было переводовъ. Въ Гамлетѣ (II, 4, 419) онъ называетъ Плавта и Сенеку, желая указать на высшія задачи для веселой и серьезной драматической игры. Мальчикъ Люцій въ "Титѣ Андроникѣ" (IV, 1, 20) читалъ "Гекубу Троянку", т. е. Troades Сенеки; эта пьеса, быть можетъ, принадлежала къ школьному чтенію самого поэта. Впрочемъ уже въ 1559 г. явился переводъ Троянокъ, сдѣланный Джзсперомъ Гейвудомъ; въ 1566 г. имѣлись уже въ англійскомъ переводѣ семь драмъ Сенеки. Въ 1581 г. Томасъ Ньютонъ собралъ всѣ вышедшіе до того времени переводы и издалъ ихъ подъ заглавіемъ: "Сенека: его десять трагедій, переведенныхъ на англійскій языкъ". Цѣлый рядъ мѣстъ въ различныхъ драмахъ Шекспира (напр. Гамлетъ, Макбетъ, Юлій Цезарь, Генрихъ IV) представляетъ отголоски чтенія Сенеки. Если въ римскихъ трагедіяхъ Шекспира античное величіе становится вполнѣ нагляднымъ, не смотря на англійскую мѣстную окраску и на хронологическія несообразности, то этимъ мы обязаны его генію, который съумѣлъ возвыситься до идеально правдиваго представленія цѣлаго, хотя и пользовался далеко недостаточными источниками. То, что онъ зналъ изъ античныхъ трагиковъ, -- а это былъ исключительно одинъ Сенека,-- повредило ему въ такой же мѣрѣ, какъ и принесло пользу. Но именно тутъ-то и слѣдуетъ подивиться поэтической проницательности Шекспира, которая въ концѣ концовъ представляетъ собою common sense (здравый смыслъ) практическаго англичанина. Онъ умѣетъ воспользоваться господствующимъ вкусомъ своего общества, и на нѣкоторое время самъ увлекается имъ, потомъ же "мужественно стоитъ у руля"; вѣтеръ и волны обрушиваются на него, но онъ не даетъ имъ играть кораблемъ своего искусства и бросать его на право и на лѣво, какъ дѣлаютъ нѣкоторые другіе.
   Не должно слишкомъ низко цѣнить того вліянія, какое оказывали на Шекспира сочиненія отдѣльныхъ классическихъ авторовъ, преимущественно же Овидія и Плутарха. Большое значеніе также имѣло для поэта то распространенное и прочное господство древности, часто и ложной, которому подчинились эстетическіе взгляды эпохи. Если антики воодушевляли къ сравненіямъ даже острый и сухой умъ политиковъ, то какъ же они должны были дѣйствовать на фантазію художниковъ и женщинъ,-- напр. на ученую и тщеславную королеву Елисавету! То качество, которымъ она въ особенности гордилось, -- и гордилась, по словамъ испанцевъ и папистовъ, также и французовъ, безъ всякаго права,-- была ея дѣвственность. Знакомясь съ торжествами и литературой Елисаветинскаго времени, мы замѣтимъ, что это королевское тщеславіе играетъ въ нихъ выдающуюся роль. Спенсеръ воспѣвалъ дѣвственную королеву. Но для литературы Возрожденія ближе всего были сравненія изъ античной миѳологіи. Съ этихъ поръ начались миѳологическія представленія, которыя при педантическомъ Іаковѣ I и при веселомъ Карлѣ I часто превращались въ самое безвкусное миѳологическое безчинство. Самъ Шекспиръ не задумался вывести въ "Снѣ въ Иванову ночь" бога Купидона, который бросаетъ свою стрѣлу, разумѣется безъ ожидаемаго результата, въ цѣломудренную весталку, царственную жрицу на западѣ. Въ большомъ ходу было сравнивать дѣвственную королеву съ Діаной и ея нимфами, съ Луной, Цинтіей, Палладой и другими цѣломудренными богинями. Драматическій талантъ Дисона Лилли (1553--1606 гг.) далеко не такъ незначителенъ, какъ обыкновенно утверждаютъ это вслѣдствіе скуки, которую испытываютъ при чтеніи его произведеній. Напротивъ можно даже изумляться, сколько онъ могъ сдѣлать изъ своего матеріала. Между всѣми поэтами онъ, быть можетъ, единственный, умѣвшій такъ разнообразно и остроумно варьировать тему придворной лести. Въ исторіи англійскаго театра драмы его по ихъ содержанію, какъ заблужденіе безпримѣрной глупости, должны были бы быть преданы забвенію, еслибы къ несчастью этотъ Донъ-Кихотъ не положилъ начала цѣлой школѣ. Если напротивъ мы захотимъ познакомиться съ вліяніемъ изученія древности на высшіе слои общества Елисаветинской Англіи, то Лилли становится въ высшей степени интереснымъ явленіемъ. Его драмы -- "Эндиміонъ, человѣкъ на лунѣ", "Галатея", "Женщина на лунѣ", "Метаморфоза любви",-- содержаніемъ своимъ всѣ имѣютъ прославленіе maiden queene-дѣвственной королевы. "Мидасъ" напротивъ представляетъ сатиру на Филиппа II. Толкованія впрочемъ въ частностяхъ очень трудны и сомнительны. Во всякомъ случаѣ мы можемъ ясно видѣть изъ этихъ придворныхъ миѳологическихъ представленій, какъ Елисавета и ее окружающіе были вполнѣ проникнуты древностью. Наивные зрители находили большое удовольствіе, слушая въ пьесѣ "Кампаспа" извѣстные грубые отвѣты Діогена сыну Филиппа. Намъ извѣстны эти вещи слишкомъ хорошо еще на школьной скамьѣ; во время же Елисаветы все это было еще облечено прелестью новизны. Всѣ радовались вновь открытому міру, вновь пріобрѣтенному образованію. Отъ придворнаго искусства требовали, чтобы оно постоянно напоминало слушателю и читателю о пріобрѣтенныхъ съ большимъ трудомъ сокровищахъ образованія; добытыя знанія должны были сейчасъ же и прилагаться къ дѣлу. Поэзія эта предназначалась исключительно для высшаго образованнаго общества. Лилли съ большимъ искусствомъ съумѣлъ разрѣшить поставленную ему задачу. Впрочемъ можетъ быть драмы его и не такъ учены, какъ позднѣйшія маски; а его проза затемнена изящной гладкостью стиховъ Бэнъ Джонсона. Однако семь драмъ Лилли имѣютъ гораздо больше этическаго и эстетическаго содержанія, чѣмъ огромная масса послѣдующихъ масокъ, за исключеніемъ нѣкоторыхъ работъ Бэнъ Джонсона и Мильтонова Cornus. Даже и Шекспиръ не имѣлъ удачи въ маскахъ, съ которыми намъ еще придется встрѣтиться въ исторіи театра. Игра масокъ Цереры, Юноны и Ирисы въ "Бурѣ" довольно граціозна; напротивъ, маска въ "Цимбелинѣ", гдѣ Юпитеръ является совершеннымъ deus ex machina, слишкомъ нелѣпа, и какъ по содержанію, такъ и по формѣ безъ сомнѣнія представляетъ собою самое плохое, что выходило когда либо изъ подъ пера Шекспира. Но господствовавшій вкусъ требовалъ вездѣ миѳологическихъ явленій; объ античныхъ божествахъ ужъ такъ много читали, что хотѣлось и видѣть ихъ. Когда веселая компанія молодыхъ людей въ маскахъ устраивала танцы, то впереди ихъ шелъ
   
   Слѣпой Амуръ съ повязкой,
   Съ татарскимъ кривымъ лукомъ,
   
   произносившій "съ небесъ сошедшій прологъ", уснащенный естественно въ изобиліи классическими приправами. Въ "Ромео и Джульеттѣ" Шекспиръ смѣется надъ этимъ обычаемъ. Въ "Тимонѣ" же онъ и самъ выводитъ "общество замаскированныхъ дамъ, одѣтыхъ амазонками" подъ предводительствомъ Купидона; равнымъ образомъ въ концѣ: "Какъ вамъ будетъ угодно" -- богъ Гименъ долженъ былъ связывать три пары.
   Когда королева, какъ это часто случалось, удостоивала посѣщеніемъ замокъ какого либо изъ своихъ вассаловъ, то ее привѣтствовали Пенаты дома, а Меркурій отводилъ ее въ спальные покои. Пажи были одѣты дріадами, слуги -- сатирами, и оживляли своимъ присутствіемъ садъ и паркъ. На охотѣ въ паркѣ встрѣчала ее Діана или Сильванъ и прославляли ее, какъ образецъ дѣвственнаго цѣломудрія. Городскія сословія подражали аристократіи. Когда Елисавета прибыла въ Норричъ, то по знаку мэра ей вышелъ на встрѣчу Амуръ, окруженный толпою другихъ боговъ, и передалъ ей свой золотой лукъ, который ничего не можетъ сдѣлать противъ ея непреодолимыхъ прелестей. Королева очень милостиво приняла это приношеніе. Любовь къ классическимъ намекамъ часто доходила до смѣшнаго. Въ торжественныхъ случаяхъ даже паштеты, подаваемые на столъ, украшались миѳологическими изображеніями. Кремы и торты составляли картины изъ Метаморфозъ, а однажды послужили даже матеріаломъ для барельефа, изображавшаго разрушеніе Трои. Эти забавы показываютъ, съ какою страстностью предавались тогда классическому образованію и обнаруживали его даже во внѣшности; но на одной внѣшности не останавливались. "Чужестранецъ", говоритъ Гаррисонъ, которому мы обязаны драгоцѣннымъ описаніемъ окружавшаго его англійскаго общества,-- который неожиданно попадаетъ къ англійскому двору, скорѣе вообразитъ себѣ, что онъ попалъ въ университетскую аудиторію, гдѣ многочисленные слушатели внимаютъ словамъ профессора,-- чѣмъ во дворецъ королевы".
   Если бы въ произведеніяхъ Шекспира и не находилось доказательствъ вліянія на него классической атмосферы, то и въ такомъ случаѣ можно было бы утверждать, что и онъ, какъ всѣ болѣе или менѣе образованные люди, подвергся этому вліянію. Разсматриваемъ ли мы его эпическія произведенія или "Сонъ въ Иванову ночь", его римскія трагедіи или англійскія королевскія драмы,-- вездѣ мы замѣчаемъ, что онъ раздѣлялъ со своими читателями и слушателями наклонность къ классическимъ воспоминаніямъ. Въ болѣе раннихъ его произведеніяхъ они выступаютъ даже нѣсколько шумно; правда, онъ не приводитъ такъ много латинскихъ цитатъ, какъ дѣлаютъ это другіе драматурги и даже Марло, но все же болѣе, чѣмъ сколько намъ кажется нужнымъ. Въ позднѣйшихъ драмахъ количество ихъ уменьшается, а встрѣчающіяся мотивированы и соотвѣтствуютъ характеру говорящаго. Въ "Усмиреніи Своенравной" Біанка является свѣдущею въ языкахъ и въ философіи. Это вовсе не странная выдумка, что влюбленный Траніо приноситъ въ подарокъ для воспитанія дочерей "нѣсколько латинскихъ и греческихъ книжекъ" (II, 1, 101). Однако Біанка -- единственная женщина у Шекспира, у которой мы замѣчаемъ научное образованіе. Даже высокообразованная Порція и воспитанная Просперо Миранда не обнаруживаютъ такого знанія языковъ, какимъ обладали королевы Марія и Елисавета и какого онѣ требовали отъ своихъ приближенныхъ. Быть можетъ, это случайность, однако, можетъ быть, и намѣреніе Шекспира. Образованіе придворнаго круга, къ которому Шекспиръ въ качествѣ актера могъ и даже долженъ былъ присмотрѣться, съ начала восьмидесятыхъ годовъ получило совершенно опредѣленный отпечатокъ; этотъ отпечатокъ, лежащій даже на отдѣльныхъ произведеніяхъ Шекспира, вскорѣ былъ признанъ имъ несоотвѣтствующимъ, и онъ старался держаться подальше отъ него, что впрочемъ не удалось ему даже и въ послѣднихъ произведеніяхъ. Какъ продуктъ стремленій елисаветинскаго двора къ классическому образованію мы можемъ разсматривать Эвфуизмъ.
   Какъ ни велико было вліяніе древности на литературу и образованность отдѣльныхъ націй въ эпоху Возрожденія, однако оно не могло достигнуть безусловнаго господства даже въ Италіи, не только въ другихъ странахъ. Исторія нѣмецкой литературы, отъ начала вліянія Возрожденія до времени первой романтической школы, концентрируется исключительно на вопросѣ, -- какимъ путемъ достижимо примиреніе и слитіе античныхъ элементовъ съ туземными основными воззрѣніями, обусловливаемыми національностью и христіанствомъ? Произведенія Гёте (ИФигенія) и трактатъ Шиллера о "Наивной и Сентиментальной Поэзіи" разрѣшили удовлетворительно этотъ жизненный вопросъ для нѣмецкой литературы. Съ этимъ вопросомъ мы встрѣчаемся также и въ исторіи англійскаго театра; Шекспиръ былъ вынужденъ считаться съ этимъ вопросомъ. Въ придворныхъ кружкахъ англійскаго общества эта проблема получила своеобразную постановку благодаря эвфуизму. Античные писатели вошли въ Англіи въ моду вмѣстѣ съ итальянскими. Вліяніе Платона примыкало къ вліянію Петрарки; чтеніе Виргилія шло рука объ руку съ чтеніемъ Аріосто. Съ неменѣтимъ рвеніемъ, чѣмъ древніе историки и Макіавелли, были читаемы рыцарскія хроники Фруассара, вышедшіе впервые въ англійскомъ переводѣ въ 1523 г. Зачитываясь метаморфозами Овидія, не упускали въ то же время изъ вниманія сочиненій Банделло, новеллъ Джиральдо Чинтіо и Декамерона Боккаччьо; въ романахъ же объ Амадисѣ и въ пастушескихъ поэмахъ испанца Аіонтемайора (перевед. 1598 г.) находили новѣйшій тонъ галантерейныхъ разговоровъ. Образованіе, получавшееся отъ сліянія этихъ разнороднѣйшихъ элементовъ, было въ своемъ родѣ вполнѣ достаточно и было предметомъ гордости его обладателей. То, что пріобрѣтали для нравовъ и языка путемъ чтенія, хотѣли сейчасъ-же выказать въ обществѣ и возбуждать въ другихъ -- удивленіе къ себѣ. Тонкія, вычурныя околичности въ разговорѣ были необходимымъ признакомъ образованнаго знатнаго господина или имѣющей притязаніе на остроуміе дамы повсюду -- въ Италіи, Испаніи, Франціи и Англіи; въ Германіи эта мода наступила нѣсколько десятилѣтій спустя. Воодушевленное преклоненіе предъ древностью съ одной стороны и почти невѣроятная для насъ любовь къ concetti, антитезамъ и игрѣ словъ -- съ другой, опредѣляли характеръ той рѣчи, которою можно было отличаться отъ необразованныхъ. Литература слѣдовала въ этомъ случаѣ исходившимъ изъ общества побужденіямъ, которыя она съумѣла, вскорѣ сложить вполнѣ въ опредѣленный стиль. Оставивъ въ сторонѣ Германію, эта мода и литературная болѣзнь почти одновременно и довольно самостоятельно возникли во всѣхъ странахъ. У нихъ былъ только одинъ общій источникъ. Какъ бы тамъ онѣ ни назывались -- вездѣ онѣ представляются родственными явленіями, порожденіемъ лежащаго въ основѣ ихъ похвальнаго стремленія эпохи Возрожденія. Въ Италіи упрочилъ въ литературѣ новую придворную рѣчь авторъ Адопе, кавалеръ Марини, послѣ того какъ уже раньше въ поэмѣ Тассо стали замѣтны эти измѣненія въ слогѣ. Самъ Марини вовсе не былъ настолько лишенъ вкуса, какъ его подражатели по сю сторону Альповъ -- въ произведеніяхъ второй Силезской школы. Но неестественныя сравненія, напыщенныя рѣчи и болѣе блестящія чѣмъ правдивыя изображенія были впервые введены Марини, какъ поэтическія украшенія. Его языкъ нашелъ себѣ достойное и характерное pendant въ важныхъ колоннахъ его современника архитектора Бернини. Подобно тому какъ въ Италіи новый способъ выраженія получилъ свое названіе отъ имени Марини,-- въ Испаніи такимъ представителемъ новой рѣчи сдѣлался Луисъ де Гонгора и Арготе (1561--1627 г.), по имени котораго она и стала здѣсь называться. Маринизмъ въ Италіи и гонгоризмъ или estilo culto въ Испаніи отличаются главнымъ образомъ живостью и яркостью красокъ, которыхъ никогда не лишенъ южанинъ,-- отъ господствовавшаго во Франціи style précieux. Въ Испаніи Кальдеронъ позволилъ слишкомъ далеко завести себя модѣ и неестественности, которой Мольеръ приготовилъ гибель, выставивъ ее въ смѣшномъ видѣ въ своей неоцѣненной съ литературной точки зрѣнія комедіи Les précieuses ridicules (1659), и до сихъ поръ несходящей еще съ французской сцены. Почти за семьдесятъ лѣтъ до Мольера Шекспиръ напалъ на эту моду, выступившую въ Англіи подъ заглавіемъ Эвфуизма, въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви". Однако самъ Шекспиръ, какъ и окружавшее его общество, былъ еще слишкомъ очарованъ этимъ стилемъ, чтобы достигнуть или даже разсчитывать на такіе результаты, какіе произвелъ Мольеръ.
   Всѣ дамы при дворѣ Елисаветы, говорилъ Блоунтъ въ 1632 г. въ своемъ изданіи комедій Лилли, были "ученицами Лилли, и придворныя красавицы, не умѣвшія говорить въ стилѣ Эвфуэса, такъ-же мало пользовались уваженіемъ, какъ если бы теперь онѣ не умѣли говорить по французски". Джонъ Лилли, придворный писатель комедій, Master of Arts, издалъ въ 1579 г. романъ, подъ заглавіемъ -- "Эвфуэсъ или Анатомія Остроумія", а въ новомъ изданіи 1581 г. подъ этимъ же заглавіемъ, но съ прибавленіемъ: "весьма интересенъ для чтенія всѣхъ джентльменовъ и въ высшей степени необходимъ для удержанія въ памяти; здѣсь содержатся наслажденія, слѣдующія за остроуміемъ въ его молодости -- чрезъ увеселеніе любви, и тѣ, которыя оно пожинаетъ въ старости чрезъ совершенство мудрости". За "Анатоміей Остроумія" уже въ 1580 г. послѣдовала вторая часть: "Эвфуэсъ и его Англія. Содержитъ описаніе его путешествія и приключеній, вмѣстѣ съ особенными и прекрасными разговорами о честной любви, съ описаніемъ страны, двора и нравовъ этого острова; пріятно для чтенія и не возбуждаетъ досады: потому что здѣсь мало неприличнаго легкомыслія для мудреца и еще менѣе распутства для сладострастнаго". Оба заглавія представляютъ въ высшей степени недостаточный образецъ эвфуистическаго слога. Составить себѣ ясное представленіе объ эвфуизмѣ -- такъ былъ названъ слогъ Лили и его подражателей по имени его романа -- вообще не легко. Вальтеръ Скоттъ, выведшій въ своемъ романѣ "Монастырь" (1820 г.) представителя эвфуизма сэра Перси Шефтона, съумѣлъ достигнуть только каррикатурнаго сходства съ оригиналомъ. Придворный Осрикъ въ Шекспировомъ Гамлетѣ говоритъ въ совершенствѣ въ стилѣ эвфуизма; въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви11 то серьёзно, то въ шутку примѣняется эвфуизмъ. Донъ Адріанъ де Армадо согласно намѣренію автора доводитъ до каррикатуры придворный модный тонъ, излишнею утонченностью и напыщенностью; напротивъ, въ Пистолѣ также согласно намѣренію поэта, мы видимъ грубую каррикатуру этой моды, состоящую въ подражаніи необразованнаго болтуна. Но гораздо чаще, чѣмъ въ такомъ искусственномъ примѣненіи для характеристики отдѣльныхъ лицъ, у Шекспира является эвфуизмъ какъ таковой, т. е. поэтъ самъ впадаетъ въ ложный модный вкусъ. Многія мѣста въ произведеніяхъ Шекспира, казавшіяся для позднѣйшихъ критиковъ неестественной напыщенностью и вызывавшія ихъ осужденіе, въ глазахъ поклонниковъ Лилли придавали особенную прелесть произведеніямъ народнаго драматурга. Довольно удивительно, что Шекспиръ, очевидно рано уже понявшій все ничтожество и пустоту этого направленія, все же никогда не могъ вполнѣ освободиться отъ эвфуизма, дѣлалъ-ли онъ въ этомъ случаѣ уступку господствовавшей въ знатныхъ кругахъ модѣ, или же дѣйствительно сынъ стрэтфордскаго йомэна былъ ослѣпленъ ложнымъ блескомъ придворнаго языка? Вопросъ этотъ можетъ быть поставленъ, но при настоящемъ состояніи нашихъ свѣдѣній о Шекспирѣ не можетъ быть рѣшенъ. Впрочемъ къ эвфуизму постоянно приводилъ его и самый матеріалъ его произведеній. Разсказъ Томаса Лоджа "Розалинда", на основаніи котораго Шекспиръ построилъ "Какъ вамъ будетъ угодно", вышелъ (1590 г.) подъ заглавіемъ: "Золотое завѣщаніе Эвфузса, найденное послѣ смерти его въ его кельѣ въ Силекседрѣ". Подобно Лоджу и многіе другіе старались поставить свои стилистическія подражанія Лилли подъ защиту его героя. Если вообще сенсаціонный романъ, какимъ можно назвать Эвфуеса Лилли по его послѣдствіямъ, вызываетъ подражанія толпы ловкихъ конкуррентовъ даже со стороны содержанія, то съ этой точки зрѣнія подобныя подражанія роману Лилли были невозможны. Сухой остовъ дѣйствія настолько закутанъ въ стилистическія прикрасы, что, для того чтобы открыть его, нужно съ орудіями критики подходить къ самому произведенію. Успѣхъ книги зависѣлъ исключительно отъ ея стилистики. Одна черта имѣетъ особенно типическое значеніе для творчества Возрожденія. "Жилъ себѣ въ Аѳинахъ молодой джентельменъ, владѣвшій большимъ состояніемъ" -- гласитъ первое предложеніе романа. Изъ классической страны Эвфуэсъ приноситъ утонченное образованіе, отличающее его, въ елисаветинскую Англію. При описаніи ея разумѣется нѣтъ недостатка въ открытыхъ и замаскированныхъ похвалахъ дѣвственной королевѣ, которая въ своихъ занятіяхъ классической древностью и итальянской литературой указываетъ на тѣ самые источники, изъ которыхъ черпала свое умственное питаніе не только манерность Лилли, но и все англійское Возрожденіе.
   

V.
Позднѣйшіе годы пребыванія Шекспира въ Лондонѣ.

   Мы познакомились съ тою идеальной почвой, на которой сталъ Шекспиръ, занявъ прочное положеніе въ Лондонѣ въ качествѣ актера и писателя. Попытаемся теперь представить себѣ арену его дѣятельности и сообщимъ то немногое, что извѣстно о немъ, какъ о человѣкѣ и гражданинѣ.
   По образцу Комментаріевъ Юлія Цезаря Эвфуэсъ Лилли даетъ описаніе Англіи, приводящее его къ характеристикѣ Лондона, важнѣйшаго изъ упоминаемыхъ двадцати шести англійскихъ городовъ. Лондонъ -- это мѣсто, настолько превосходящее всѣ города міра красотою своихъ построекъ, безчисленными богатствами и разнообразіемъ всѣхъ возможныхъ вещей, что его можно назвать житницей и рынкомъ цѣлой Европы. "Непосредственно у этого города протекаетъ знаменитая рѣка, именуемая Темзой. Что можетъ быть въ какомъ бы то ни было мѣстѣ подъ небомъ, чего бы нельзя было купить или продать въ этомъ благородномъ городѣ? Существуютъ тамъ дома призрѣнія для бѣдныхъ, десять дюжинъ церквей для служенія Богу, славная биржа, называемая Royal Exchange, куда собираются купцы изъ всѣхъ странъ, гдѣ только ведется торговля. Изъ всѣхъ же удивительныхъ и превосходныхъ достопримѣчательностей самая чудесная -- это мостъ ведущій черезъ Темзу, подобный продолжающейся улицѣ, застроенный по обѣимъ сторонамъ большими и красивыми домами, и покоющійся на двадцати аркахъ, изъ которыхъ каждая построена изъ превосходныхъ камней и имѣетъ шестьдесятъ футовъ въ вышину и отстоитъ одна отъ другой на двадцать футовъ".
   "Въ это мѣсто (Лондонъ) стекается все королевство, вслѣдствіе чего оно имѣетъ столько населенія, что подчасъ усомнишься, есть-ли на всемъ островѣ столько людей, сколько иной разъ видишь ихъ въ Лондонѣ. Это дѣлаетъ джентльмэновъ довѣрчивыми, а купцовъ богатыми, горожанъ -- склонными къ торговлѣ, гостей -- къ денежнымъ оборотамъ, такъ что существуетъ мнѣніе, что величайшія богатства и сокровища всего государства находятся за валами Лондона".
   Въ самомъ дѣлѣ, Лондонъ уже въ шестнадцатомъ вѣкѣ былъ самымъ многолюднымъ изъ всѣхъ городовъ Европы. Въ первые годы правленія Елисаветы число жителей его не достигало и 200000; въ 1610 г. реляціи одного венеціанскаго посла говорятъ уже о 300000. Всемірная метрополія находилась еще при началѣ процесса своего образованія, хотя между Лондономъ Шекспира и теперешнимъ милліоннымъ городомъ можно замѣтить очень мало сходства. Лондонъ уже и тогда имѣлъ болѣе мрачный видъ, чѣмъ города на континентѣ. Въ Англіи еще съ 1232 г. разработывали залежи каменнаго угля, а ко времени прибытія Шекспира въ Лондонъ употребленіе угля проникло повсемѣстно въ города. Однако Темза еще не пріобрѣла того грязнаго цвѣта, который она приняла позднѣе, служа промышленности и торговлѣ. По ней плавали стаи лебедей; между обоими берегами, соединенными однимъ только Лондонскимъ мостомъ, поддерживалось оживленное лодочное сообщеніе. На правомъ берегу возвышались нетерпимые городскими властями театры; большинство посѣтителей пріѣзжали сюда на лодкахъ. Лодочники (watermen) были необыкновенно многочисленны, число ихъ вмѣстѣ съ рыбаками опредѣляли въ 40000. Крикъ ихъ, достигавшій даже до театровъ, "Eastward Hoe!'послужилъ заглавіемъ одной изъ драмъ Чапмана и Марстона. Елисавета и ея приближенные любили кататься по Темзѣ въ великолѣпныхъ гондолахъ. Шекспиръ могъ смотрѣть на эти королевскія катанія изъ театра Глобуса, и они то могли представлять ему образецъ для изображенія поѣздки Клеопатры по Книду (Антоній и Клеопатра II, 2, 195--223). На Лондонскомъ мосту возвышались рѣшетки, на остріяхъ которыхъ нерѣдко въ правленіе доброй королевы Вэссъ красовались головы казненныхъ государственныхъ преступниковъ. Здѣсь Шекспиръ постоянно имѣлъ возможность наблюдать тотъ гуманный обычай, о которомъ онъ вспоминаетъ говоря о смерти Іорка и Клиффорда. Да и вообще воспоминанія о среднихъ вѣкахъ еще не исчезли изъ города. Лондонъ представлялъ собою городъ, укрѣпленный стѣнами, рвами и башнями. Сообщеніе происходило пѣшкомъ, на лошадяхъ или въ носилкахъ. При Елисаветѣ въ Англіи появилась первая карета (1534 г.); однако ѣзда въ экипажахъ, противъ которой возстало духовенство какъ противъ дьявольскаго новшества, не распространилась. За то Англичане, къ великой досадѣ ихъ короля Іакова I, опередили жителей континента въ употребленіи табаку. Въ цирульняхъ, которыхъ въ 1614 г. въ Лондонѣ насчитывалось 7000, были даваемы формальные уроки искусства курить. Нѣмецкимъ путешественникамъ, посѣщавшимъ Лондонъ въ большомъ количествѣ, -- число ежегодныхъ гостей-иностранцевъ опредѣляли приблизительно въ 10000 -- бросалась въ глаза рѣзкая разница между нравами Англіи и ихъ отечества. Чужестранцы составляли довольно значительный контингентъ среди посѣтителей театровъ. Въ 1596 г. въ Лондонъ прибылъ основатель "Плодоноснаго Общества" -- благородный князь Людвигъ Ангальтъ Дессаусскій. Пятьдесятъ лѣтъ спустя онъ изложилъ стихами свой дневникъ и здѣсь разсказывалъ объ Лондонѣ:
   
             Много есть здѣсь театровъ,
   Гдѣ представляютъ князей, королей, императоровъ
   Въ ихъ настоящемъ видѣ, въ роскошныхъ одеждахъ;
   Событія такъ представляютъ, какъ были они на дѣлѣ.
   
   Можетъ быть, это описаніе относится къ драмамъ Шекспира. У самихъ Англичанъ любовь къ зрѣлищамъ была необыкновенно велика. По вычисленію Эльце, одинъ посѣтитель театровъ проходился на шестьдесятъ жителей. Во всякомъ случаѣ въ первыя десятилѣтія 17 вѣка Лондонъ имѣлъ больше театровъ сравнительно съ числомъ жителей, чѣмъ въ 19 столѣтіи, не смотря на то, что тогда съ театрами конкурировали укротители медвѣдей и пѣтушиные бои. Слѣпыхъ медвѣдей привязывали къ столбамъ, и они должны были такимъ образомъ защищаться отъ собакъ и людей. Если случалось, что измученное животное вырывалось изъ привязи, то женщины начинали визжать и кричать- нѣкоторымъ это такъ нравилось, что, какъ говоритъ Слэндеръ въ "Виндзорскихъ Проказницахъ" (I, 1, 306), "ему не давай ѣсть и пить, только показывай ихъ". Травля медвѣдей, пѣтушиные и перепелиные бои и театральныя представленія въ глазахъ большей части публики были равнозначущими развлеченіями. Развлеченій и удовольствій требовали всѣ. Благосостояніе лондонскихъ горожанъ сильно поднялось, съ тѣхъ поръ какъ Елисавета отняла привилегіи у нѣмецкихъ ганзеатовъ. Монополіи, которыя Елисавета отмѣнила только подъ конецъ своего правленія по жалобамъ своихъ вѣрноподданныхъ, хотя были и тягостны, но не составляли серьезнаго препятствія къ постоянному возростанію благосостоянія. Въ силу того, что благодѣтельный законъ воспрещалъ евреямъ селиться въ Англіи, сама нація, не предоставленная служенію чужимъ интересамъ, могла создать себѣ прочное благосостояніе и собирать богатства.
   Въ Лондонъ, какъ въ торговый и въ умственный центръ, стекалось все со всѣхъ сторонъ. Елисавета, не смотря на свою бережливость и даже скупость, любила роскошь, и любила, чтобы ея вельможи тратились въ ея честь. По смерти ея было найдено всего три тысячи полныхъ костюмовъ. Слѣдуя ея примѣру мода измѣнялась безпрестанно; купцы обогащались, а придворная знать впадала въ долги. Такъ точно какъ въ Германіи въ 18 в., въ Англіи уже въ то время раздавались жалобы, что изъ всѣхъ странъ сюда проникаютъ модные костюмы. Шекспиръ въ "Генрихѣ VIII (I, 3) смѣется надъ Французскими блестками И перьями, длинными чулками и короткими шароварами, и причудливымъ покроемъ платья. Равнымъ образомъ онъ подсмѣивается надъ введеннымъ изчужа кодексамъ чести, знаніемъ котораго въ "Какъ вамъ будетъ угодно" щеголяетъ дуракъ Оселокъ. (V, 4). Вся эта идиллическая комедія представляетъ собою вообще тонкую сатиру на придворную жизнь. "Я танцовалъ, я увивался около дамъ, я политически обращался съ другомъ, ласково съ врагомъ, я разорилъ трехъ портныхъ, я имѣлъ четыре ссоры и изъ-за одной изъ нихъ чуть не подрался на дуэли". Здѣсь мы видимъ образецъ совершеннѣйшаго придворнаго. Однако все же актеръ зависѣлъ отъ милости двора и знати, которые защищали его противъ набожной нетерпимости городскихъ властей.
   Между записью крещенія близнецовъ Шекспира въ Стрэтфордской церковной книгѣ весной 1585 г., и ближайшимъ упоминаніемъ его имени въ современныхъ извѣстіяхъ лежитъ промежутокъ въ цѣлыхъ семь лѣтъ; слѣдуя не вполнѣ достовѣрной традиціи, мы можемъ только съ вѣроятностью наполнить ихъ. Документъ, называющій Шекспира въ 1589 г. однимъ изъ членовъ владѣльцевъ Лондонскаго театра, представляетъ собою доказанную уже позднѣйшую поддѣлку. Только въ 1592 г. мы находимъ подлинное извѣстіе, что актеръ Шекспиръ имѣлъ успѣхъ и какъ драматическій писатель. Въ этомъ году умеръ въ ужасной хотя и не вполнѣ незаслуженной бѣдности высоко-даровитый поэтъ Робертъ Гринъ. Въ Кембриджѣ онъ получилъ степень bachelor, въ Оксфордѣ въ 1583 г.-- степень master of arts; между тѣмъ въ своихъ продолжительныхъ путешествіяхъ по Италіи и Испаніи онъ предавался дикимъ излишествамъ. Какъ новеллистъ, онъ поставилъ себѣ въ образецъ итальянскихъ писателей, хотя въ стилистическомъ отношеніи примкнулъ къ Лилли. Его новелла "Пандосто или тріумфъ времени" (1588 г.) послужила источникомъ для "Зимней Сказки" Шекспира. Насколько намъ извѣстно, впервые онъ выступилъ на писательское поприще въ 1583 г.; изъ драматическихъ пьесъ его сохранились только шесть, но безъ сомнѣнія онъ сочинилъ гораздо больше. Драмы его не только были очень любимы публикой, но вмѣстѣ съ пьесами его пріятелей Пиля и Марло принадлежали къ числу лучшихъ сценическихъ произведеній англійской литературы до Шекспира. На смертномъ одрѣ Гринъ написалъ "Грошъ Мудрости, пріобрѣтенный за милліонъ раскаяній"; послѣ его смерти его другъ и товарищъ Генри Четтль издалъ это произведеніе. Одинъ отдѣлъ этого памфлета носитъ заглавіе: "Тѣмъ джентльмэнамъ, своимъ quondam знакомымъ, которые тратятъ свое остроуміе на изготовленіе драмъ (plays), желаетъ Робертъ Гринъ лучшаго занятія и умѣнья -- избѣгнуть его бѣдствій". Содержаніе этого отдѣла представляетъ поучительный очеркъ жизни важнѣйшихъ драматическихъ поэтовъ и ихъ отношеній къ актерамъ.
   "Если горестный опытъ можетъ васъ, джентльмэны, побудить къ предусмотрительности или неслыханныя бѣдствія могутъ научить васъ осторожности, тогда, я не сомнѣваюсь, вы съ сожалѣніемъ бросите взглядъ на потерянное время и будете стремиться -- раскаяніемъ наполнить ваше будущее. Не удивляйся ты -- ибо съ тебя я хочу начать, знаменитый любимецъ актеровъ (gracer of tragedians),-- что Гринъ, который съ тобой, какъ безумецъ, не разъ говорилъ въ своемъ сердцѣ: "нѣтъ Бога", теперь воздастъ славу Его величію: ибо милость Его велика, рука Его тяжело лежитъ на мнѣ, голосомъ грома воззвалъ Онъ ко мнѣ, и я почувствовалъ, что Онъ -- Богъ, карающій своихъ враговъ. Зачѣмъ твой превосходный умъ, Его даяніе, такъ ослѣпленъ, что ты не воздаешь чести Подателю? Неужели это ослѣпленіе есть слѣдствіе изученія тлетворной Маккіавелевой политики? О, скотская глупость!" Послѣ продолжительнаго восхваленія божественнаго могущества и провидѣнія Гринъ говоритъ о самомъ себѣ. "Заводчикъ этого дьявольскаго атеизма умеръ, и при жизни своей никогда не достигъ того блаженства, къ которому стремился, но напротивъ, какъ онъ началъ въ лицемѣріи, такъ жилъ въ страхѣ и кончилъ въ отчаяніи. Я знаю, что малѣйшій изъ моихъ проступковъ заслуживаетъ этой бѣдственной смерти, но намѣренно противиться познанной истинѣ -- это хуже, чѣмъ всѣ ужасы моей души. Поэтому не мѣшкай, подобно мнѣ, пока ты не дошелъ до этого крайняго бѣдствія: ибо ты не знаешь, что будетъ съ тобою при концѣ". Марло, къ которому относятся эти слова, нѣсколько мѣсяцевъ спустя былъ убитъ во время попойки при возникшей ссорѣ изъ-за какой-то женщины. Затѣмъ Гринъ обращается къ памфлетисту и драматургу Томасу Лоджу (можетъ быть и Нашу)?
   "Къ тебѣ обращаюсь, молодой Ювеналъ, язвительный сатирикъ, съ которымъ я недавно совмѣстно написалъ комедію. Милый юноша, позволь мнѣ посовѣтовать тебѣ, -- не пріобрѣтай ты себѣ враговъ оскорбительными словами. Выступай противъ ничтожныхъ людей, потому что ты можешь это сдѣлать такъ хорошо, какъ никто: ты имѣешь свободу всѣхъ порицать и никого не называть. Попробуй запрудить самую не глубокую воду, и она начнетъ бурлить; наступи на змѣю и онъ ужалитъ тебя: поэтому не порицай ученыхъ, которые могутъ быть задѣты обидными и рѣзкими стихами, и сами станутъ порицать твою слишкомъ большую свободу въ порицаніи11. Затѣмъ онъ обращается наконецъ къ своему другу Джорджу Пилю.
   "А ты, заслуживающій удивленія не менѣе двухъ другихъ, ни въ чемъ не хуже, а въ иномъ и превосходящій ихъ, подобно мнѣ дошедшій до послѣдней крайности,-- тебѣ я скажу не много: и если бы это не было языческой клятвой, то я поклялся бы тебѣ св. Георгомъ, что ты и не достоинъ лучшей судьбы, такъ какъ продолжаешь жить этимъ низкимъ ремесломъ. Всѣ вы трое -- ничтожные люди, если вы не посмотрите на мое бѣдствіе какъ на предостереженіе вамъ: потому что никого изъ васъ не старались такъ эксплоатировать тѣ болваны, какъ меня,-- я разумѣю тѣхъ куколъ, которыя говорятъ съ нашихъ словъ, тѣхъ шутовъ, которые щеголяютъ въ нашихъ одеждахъ. Развѣ не удивительно, что я, которому они были обязаны всѣмъ, теперь сразу забытъ ими всѣми? Равнымъ образомъ не будетъ удивительно, что и вы, будь вы въ моемъ положеніи, будете также забыты всѣми, которые обязаны вамъ? Да, не довѣряйте имъ; есть теперь у нихъ выскочка ворона, разукрасившаяся нашими перьями, съ сердцемъ тигра, прикрытымъ снаружи кожей актера" (a tiger's heart wrapt in a Woman's hide въ 3 ч. "Генриха VI" 1,4,137) и воображающая себѣ, что она такъ же хорошо умѣетъ слагать бѣлые стихи, какъ и лучшій изъ васъ. Этотъ настоящій Johannes Factotum считаетъ себя единственнымъ Shakescene (потрясатель сцены) въ странѣ. О, если бы мнѣ удалось склонить васъ идти но болѣе выгодному пути. Пусть эти обезьяны подражаютъ вашимъ превосходнымъ произведеніямъ, но пусть никогда не выучатся сами творить подобныя. Я знаю, что лучшій хозяинъ изъ васъ никогда не станетъ ростовщикомъ, а самый добрый изъ нихъ всѣхъ никогда не будетъ доброй нянькой. Поэтому ищите себѣ лучшихъ патроновъ, пока вы можете, потому что очень жаль, если люди такихъ рѣдкихъ способностей зависятъ отъ милости такихъ грубыхъ батраковъ (grooms)".
   Когда этотъ памфлетъ появился въ Лондонѣ, то авторомъ его считали въ литературныхъ кружкахъ сатирика Томаса Наша, который не безъ основанія носилъ имя англійскаго Аретино. Нападки умершаго Грина вѣроятно раздражили многихъ, потому что Нашъ энергически защищался противъ взводимаго на него подозрѣнія, будто онъ участвовалъ въ сочиненіи этого "пошлаго, тривіальнаго, полнаго лжи памфлета". Впрочемъ и издатель Генри Четтль считалъ нужнымъ точнѣе опредѣлить свое положеніе относительно нападковъ заключающихся въ памфлетѣ. Еще въ томъ-же самомъ году (1592 г.) онъ издалъ брошюру "Kind Harts dream", въ которой онъ объявлялъ, что онъ не зналъ никого изъ задѣтыхъ и раздраженныхъ памфлетомъ, а знакомства съ однимъ изъ нихъ (Марло?) не ищетъ и въ будущемъ. "Другаго (Шекспира?) я не пожалѣлъ въ то время такъ, какъ желалъ бы этого теперь. Я умѣрилъ гнѣвъ писателей находящихся въ живыхъ" -- Четтль былъ прежде типографомъ и издателемъ Гринова памфлета -- и, по его мнѣнію, долженъ былъ бы воспользоваться своими правами, такъ какъ авторъ умеръ. "Поэтому мнѣ это такъ прискорбно, какъ если бы ошибка автора была моею собственной, ибо теперь я узналъ не только самъ благопристойность его (Шекспира?) поведенія (civil demeanour) но и то, какъ онъ превосходенъ въ своемъ искусствѣ (in the qualitie he professes); кромѣ того многіе почтенные люди (divers of worship) указывали мнѣ на справедливость его образа дѣйствій, свидѣтельствующую объ его честности (honesty), и на его остроумныя и прелестныя произведенія, свидѣтельствующія объ его талантѣ".
   Такъ какъ ни Лоджъ, ни Пиль не были оскорблены въ памфлетѣ Грина, то оба раздраженные имъ поэты могли быть только Марло и Шекспиръ. Однако Марло не былъ актеромъ, а приписывать "остроумную прелесть" (facetious grace) такимъ произведеніямъ какъ Тамерланъ и Фаустъ не рѣшился бы даже завзятый поклонникъ Марло; но каждый имѣлъ бы право признать такую прелесть за авторомъ въ 1592 г. еще новой комедіи "Безплодныя усилія любви". Если такимъ образомъ рѣшительно можно отнести эти отзывы къ Шекспиру -- а только развѣ самая придирчивая критика могла бы оспаривать это -- то здѣсь мы получаемъ самыя важныя указанія относительно Шекспира и его положенія, какія только сохранились отъ его современниковъ. Изъ нападокъ Грина и защиты Четтля получаются слѣдующія фактическія черты для біографіи Шекспира:
   Старшіе поэты съ неудовольствіемъ видятъ, что, тогда какъ они сами не безъ усилій примѣнились къ реформѣ сцены предпринятой Марло, молодой актеръ пишетъ драмы бѣлымъ стихомъ Марло, которыя имѣютъ чрезвычайный успѣхъ у публики; что комедіанты, доселѣ преданные Грину и его друзьямъ, полагаются теперь на новаго драматурга, и не обращаютъ уже никакого вниманія и не питаютъ благодарности къ прежнимъ своимъ поставщикамъ,-- чего конечно никогда нельзя было признать за добродѣтель со стороны актеровъ. Въ началѣ девяностыхъ годовъ этотъ актеръ-поэтъ занялъ значительное и всѣми признанное положеніе въ жизни театровъ столицы. Какъ актера -- его считаютъ превосходнымъ (excellent), какъ поэта -- его хвалятъ за прелесть (grace) его произведеній. Въ то же время выступаетъ дальнѣйшая, въ высшей степени замѣчательная черта. Другіе Playwrighters, съ Гриномъ и Марло во главѣ, пріобрѣли себѣ дурную репутацію благодаря ихъ развратной жизни. Они вращаются въ самомъ низкомъ обществѣ, постоянно нуждаются въ деньгахъ и умираютъ въ бѣдности и порокахъ. Напротивъ безупречная жизнь Шекспира засвидѣтельствована уважаемыми людьми, -- очевидно такими, которые не принадлежатъ къ театральнымъ и писательскимъ кружкамъ,-- какъ только онъ дѣлается жертвой литературныхъ нападокъ. И даже въ мірѣ писателей, гдѣ ни одинъ поэтъ не можетъ жить вполнѣ спокойно, послѣ раскаянія Четтля никто не позволилъ себѣ открыто нападать на Шекспира. Враждебные намеки, съ которыми намъ еще приходится встрѣчаться довольно часто, отличаются чисто литературнымъ характеромъ и очень безобидны, тогда какъ изъ памфлета Грина можно вывести обвиненіе въ недозволенномъ пользованіи чужими произведеніями. Для біографіи Шекспира мы не должны пренебрегать и этими, если можно такъ выразиться, отрицательными документами. Если мы слышимъ о безпорядочной жизни и о литературныхъ скандалахъ другихъ драматическихъ писателей, между тѣмъ какъ о Шекспирѣ не можетъ разсказать ничего подобнаго и враждебная къ нему сторона, то это самое отсутствіе извѣстій даетъ намъ въ нѣкоторой степени положительныя указанія. Провинись Шекспиръ также, какъ и Марло, Нашъ или Гринъ,-- и о немъ имѣли бы мы такія же точно извѣстія, какъ и о другихъ.
   Если изъ Гринова памфлета видно, что уже въ 1592 г. Шекспиръ былъ любимымъ драматургомъ, то внесеніе его "Тита Андроника" въ слѣдующемъ году въ записи (Registers) книгопродавцевъ указываетъ, что издатель уже могъ разсчитывать на привлеченіе публики, выставивъ на книгѣ имя Шекспира. Намъ неизвѣстно состоялось ли это объявленное изданіе драмы Шекспира. Самое старое изъ дошедшихъ до насъ изданій подлинныхъ Шекспировскихъ драмъ -- это экземпляръ третьей части "Короля Генриха VI", явившійся въ 1594 г. въ плохомъ и обезображенномъ видѣ у книгопродавца Томаса Миллингтона, за два года передъ этимъ Эдуардъ Уайтъ пустилъ въ продажу doubtful play (подложную пьесу) "Арденъ Феверсшэмскій". Въ тотъ самый годъ, когда долженъ былъ появиться въ печати "Титъ Андроникъ" самъ Шекспиръ издалъ свою поэму "Венера и Адонисъ", посвятивъ ее графу Саутамптону. Это посвященіе (1593 г.) и посвященіе предпосланное его "Лукреціи" (1594г.) представляютъ собою единственные два прозаическіе документа, въ которыхъ Шекспиръ говоритъ открыто о себѣ и о своихъ произведеніяхъ; завѣщаніе его заключаетъ въ себѣ исключительно только формальныя и дѣловыя извѣстія.
   "Я не знаю" -- такъ начинается посвященіе къ "Венерѣ и Адонису" -- "какъ я погрѣшаю, посвящая мои неумѣлыя (unpolished) строки Вашему Лордству, и какъ осудитъ меня свѣтъ за то, что для такого легкаго бремени я избираю такую прочную опору; но если Ваша Честь найдете въ нихъ хотя малое удовольствіе, то я сочту это себѣ за высшую похвалу и обѣщаю употребить весь мой досугъ на то, чтобы представить работу, достойную Вашей Чести. Въ случаѣ же, если-бы этотъ первый наслѣдникъ моего творчества не имѣлъ успѣха, то это исполнило бы меня скорби, что онъ имѣлъ такого благороднаго воспріемника, и никогда вновь я не сталъ бы обработывать такой безплодной почвы изъ боязни, что она всегда будетъ приносить такую скудную жатву. Я поручаю мою поэму Вашему благосклонному вниманію и добротѣ Вашего сердца, которое, желаю я, пусть всегда соотвѣтствуетъ Вашимъ желаніямъ и исполненнымъ надежды ожиданіямъ свѣта. Вполнѣ преданный Вашей Чести Вильямъ Шекспиръ":
   Уже это первое посвященіе поразительно отличается отъ другихъ подобныхъ своимъ положительнымъ и довольно свободнымъ отъ лести тономъ, который къ концу звучитъ сердечностью. Еще въ большей степени отличается отъ обычныхъ посвященій то, которое предпослано "Лукреціи":
   "Любовь, которую я питаю къ Вашему Лордству, не имѣетъ конца: поэтому предлежащій трудъ безъ начала является не болѣе какъ излишкомъ ея. Увѣренность въ Вашей высокочтимой благосклонности ко мнѣ, а вовсе не достоинства моихъ не отдѣланныхъ стиховъ, даютъ мнѣ увѣренность въ ихъ успѣхѣ. То, что я сдѣлалъ,-- принадлежитъ Вамъ; что я сдѣлаю -- то также принадлежитъ Вамъ, потому что всѣмъ, что я имѣю, я обязанъ Вамъ. Еслибы мои собственныя достоинства были больше, то и уплата моего долга также была бы большей; таковыя же, какія они есть, они принадлежатъ Вашему Лордству, которому я желаю долгой и счастливой жизни. Вполнѣ преданный Вашему Лордству Вильямъ Шекспиръ":
   Посвящать ученыя и поэтическія произведенія знатному покровителю было такимъ-же общераспространеннымъ обычаемъ въ англійской литературѣ при Елисаветѣ и при Іаковѣ I, какъ во французской литературѣ во время Людовика XIV. Знатное имя, стоявшее на первомъ листѣ книги, не только служило для нея извѣстной защитой и обезпечивало уваженіе къ ней, но посвященіе доставляло автору и матеріальную выгоду. Въ большинствѣ случаевъ не издатель выплачивалъ автору извѣстную сумму, а то лицо, которому посвящалась книга, давало автору подарокъ. Книгъ выходило такъ много, что для автора не всегда было легко найти лицо, которому бы посвятить свое сочиненіе. Вознагражденіе за посвященіе было не велико, обыкновенно пять фунтовъ, или около того. Что Саутамптонъ не ограничился обыкновеннымъ размѣромъ вознагражденія,-- это доказываетъ второе посвященіе. Графъ Саутамптонъ выказалъ знаки большой и необычайной милости и дружбы къ Шекспиру; это показаніе Роу, основанное, конечно, на точныхъ данныхъ. За то трудно признать истиннымъ разсказъ Дэвенанта, будто бы графъ подарилъ Шекспиру тысячу фунтовъ, когда онъ выразилъ желаніе купить помѣстье. Конечно, принявъ извѣстіе Дэвенанта, легко было бы рѣшить вопросъ о томъ, какимъ образомъ Шекспиръ достигъ своего богатства, но самая эта сумма для того времени баснословно велика. Впрочемъ литературная исторія Англіи можетъ разсказать кое что о подобныхъ подаркахъ, но для отдѣльнаго случая этимъ нельзя еще ничего доказать. Шекспиръ приступилъ къ покупкѣ земли и домовъ только въ 1597 г., такъ что въ упоминаемомъ Дэвенантомъ подаркѣ мы вовсе не можемъ видѣть непосредственнаго вознагражденія за оба посвященія. За вѣрное можно принять только, что отношенія Саутамптона къ Шекспиру. выходили изъ предѣловъ обыкновеннаго покровительства со стороны высокороднаго Мецената. Стоитъ только прочитать любое изъ многочисленныхъ современныхъ посвященій, чтобы понять всю разницу между ними и Шекспировымъ посвященіемъ. До сихъ поръ не отрыто ни одного, въ которомъ бы при такомъ различіи сословныхъ положеній писатель говорилъ такъ сердечно-тепло къ своему патрону. Онъ даже не подписывается, какъ того требовалъ обычай, servant. Генри Райтесли, графу Саутамптону было всего двадцать лѣтъ и онъ уже четыре года жидъ въ Лондонѣ, когда тридцатилѣтній Шекспиръ посвятилъ ему "Венеру и Адониса". Онъ былъ пасынкомъ сэра Томаса Хенэджа, который, въ качествѣ treasurer of the chamber, неоднократно имѣлъ дѣла съ игравшими при дворѣ актерами. Саутамптонъ и самъ питалъ особенную любовь къ театру. Когда въ 1599 г. онъ впалъ въ немилость у Елисаветы, то онъ оставался въ Лондонѣ и проводилъ свое время въ ежедневныхъ посѣщеніяхъ театровъ. Такимъ образомъ знакомство Шекспира съ молодымъ пэромъ государства не имѣетъ ничего страннаго. Саутамптонъ съ своей стороны въ разное время и въ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ выказалъ свой благородный характеръ и обнаружилъ болѣе чѣмъ обыкновенный умъ, такъ что мы должны признать, что онъ могъ и лучше понимать произведенія поэта и питать къ нему большее уваженіе, чѣмъ это дѣлали другіе. Онъ съ удовольствіемъ покровительствовалъ искусству и наукѣ. Флоріо, посвятившій ему въ 1598 г. "Міръ Словъ", говоритъ въ своемъ посвященіи, которое любопытно сравнить со стороны выраженій съ Шекспировыми посвященіями: "По истинѣ, я сознаю мои недостатки и въ познаніяхъ и во всемъ, что я могу представить Вашему милостивому Лордству, подъ покровительствомъ и на средства котораго я жилъ нѣсколько лѣтъ. Но мнѣ какъ и очень многимъ другимъ солнечный блескъ Вашей Чести далъ и свѣтъ и жизнь". Разумѣлъ ли Флоріо подъ "многими другими" также и Шекспира? Трудно это рѣшить; безъ сомнѣнія однако Шекспиру было очень тяжело, когда его покровитель, замѣшанный въ неудачную попытку возстанія Эссекса, былъ приговоренъ къ смерти, и получилъ свободу только при Іаковѣ I. Нѣкоторые хотятъ поставить въ причинную зависимость позднѣйшую разочарованность Шекспира съ этими политическими событіями. Шекспиръ долженъ былъ пользоваться милостью и со стороны графа Эссекса, который въ качествѣ единственнаго друга автора Faerie Queene снискалъ себѣ уваженіе въ литературныхъ кружкахъ. Везъ такихъ личныхъ отношеній Шекспиръ разумѣется не сталъ бы упоминать ирландскаго штатгальтера въ прологѣ къ "Генриху V". Изъ посвященія, предпосланнаго издателями перваго in folio (1623),-- "благороднѣйшимъ и несравненнымъ братьямъ" Вилльяму, графу Пэмброку и Филиппу, графу Монгамери, мы узнаемъ, что и они оказывали благосклонность къ Шекспиру и высоко цѣнили его произведенія.
   Къ тому самому году, когда, вышла впервые "Венера и Адонисъ", многіе изъ біографовъ Шекспира, вѣрящіе въ его итальянское путешествіе, относятъ это событіе. На сколько произвольно и бездоказательно мнѣніе о поѣздкахъ Шекспира въ Нидерланды и въ Германію, настолько же кажется мнѣ вѣроятными и его путешествіе въ Верхнюю Италію. Впрочемъ и за это путешествіе нельзя найти ни одного непреложнаго доказательства. Потому что, если въ данномъ случаѣ мы сошлемся на въ высшей степени правдивую мѣстную итальянскую окраску въ "Венеціанскомъ купцѣ" и въ "Отелло", то съ полнымъ правомъ намъ могутъ указать на столь же правдивое описаніе мѣстностей Швейцаріи у Шиллера, который однако составилъ его только на основаніи книгъ и разсказовъ Гёте. И Шекспиръ такъ-же точно могъ составить себѣ представленіе о Венеціи на основаніи разсказовъ очевидцевъ. Мы уже упомянули объ обычаѣ -- совершать путешествія въ Верхнюю Италію. Мы знаемъ, что англійскіе писатели и актеры, располагавшіе весьма незначительными средствами, по большей части совершали путешествія пѣшкомъ. Лилли, всю свою жизнь боровшійся съ нищетой, Гринъ, Даніэль, Ричъ, Нашъ, Габріэль Гарвей -- всѣ удовлетворили свое стремленіе -- видѣть родину Аріосто и Петрарки. Не испытывалъ-ли такого влеченія и Шекспиръ, влагающій въ уста Олоферна въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви" слѣдующіе стихи:
   
   Venetia, Venetia,
   Chi non ti vede, non ti pretia.
   (Венеція, Венеція, кто тебя не видѣлъ,
   Тотъ не можетъ тебя оцѣнить).
   
   Придавать драмамъ мѣстную окраску было не совсѣмъ въ обычаѣ во время Елисаветы. Бонъ Джонсонъ стремился къ этому и съ этою цѣлью изучалъ произведенія итальянской литературы, однако потерпѣлъ неудачу. Такимъ образомъ, слѣдовательно, сравненіе съ Теллемъ не вполнѣ приложимо здѣсь. Шекспиръ къ тому же обнаруживаетъ такое точное знакомство съ Венеціей, какое можно пріобрѣсти только на мѣстѣ. Отзывы его о Джуліо Романо удивительнымъ образомъ соотвѣтствуютъ характеру произведеній послѣдняго. Шекспира упрекали въ томъ, что онъ превратилъ живописца въ ваятеля, тогда какъ о пластическихъ произведеніяхъ Романо не извѣстно ничего. Но эпитафія Романо въ Мантуѣ говоритъ о немъ, какъ о живописцѣ, ваятелѣ и архитекторѣ. Шекспиръ не могъ встрѣтить подобнаго указанія ни въ одной доступной ему книгѣ. Эпитафія поразительнымъ образомъ совпадаетъ съ восторженными отзывами Шекспира въ "Зимней Сказкѣ". Между тѣмъ какъ нельзя представить ни одного вѣскаго свидѣтельства противъ вѣроятности итальянскаго путешествія Шекспира,-- за это путешествіе говоритъ цѣлый рядъ вѣскихъ аргументовъ. Разумѣется, нѣтъ возможности даже приблизительно указать, какое значеніе имѣло это путешествіе для развитія Шекспира и склада его жизни, такъ какъ мы не знаемъ къ какому времени отнести его и какія изъ его произведеній возникли до путешествія, какія послѣ. Только объ "Отелло", "Венеціанскомъ купцѣ" и о "Зимней сказкѣ" можно сказать рѣшительно, что они возникли послѣ какого-нибудь путешествія въ Италію. То же самое возможно сказать и объ "Усмиреніи Своенравной"; но въ такомъ случаѣ возникли бы сомнѣнія относительно хронологіи этой комедіи, не имѣющей впрочемъ особеннаго значенія. Найтъ (Knight) и Эльце относятъ начало путешествія Шекспира къ 1593 году, когда по причинѣ чумы лондонскіе театры были закрыты. Не имѣя возможности болѣе точно опредѣлить время путешествія, я позволю себѣ по крайней мѣрѣ высказать слѣдующее предположеніе. Закрытіе театровъ вслѣдствіе чумы послѣдовало осенью 1592 г.; весною 1593 г. "Венера и Адонисъ" была внесена въ книгопродавческія записи. Такимъ образомъ перерывъ театральной дѣятельности послужилъ Шекспиру въ пользу, давъ ему возможность заняться эпическими поэмами. Такіе перерывы случались не разъ и впослѣдствіи. Мы уже замѣтили, что какъ странно то обстоятельство, что Шекспиръ, послѣ двухъ удачныхъ опытовъ въ эпической поэзіи, потомъ вовсе забросилъ ее. А что, если обѣ поэмы были начаты и отчасти уже обработаны во время итальянскаго путешествія? Въ такомъ случаѣ молчаніе Шекспира въ послѣдующее время объяснялось бы вполнѣ естественно. Свободное настроеніе путешественника и впечатлѣнія итальянской природы и искусства никогда больше не повторялись, а потому и поэзія, возникшая подъ ихъ вліяніемъ не могла имѣть продолженій. Довольно часто указывали на то сходство, какое существуетъ между основнымъ тономъ "Венеры и Адониса" и картинами итальянскихъ художниковъ ("Венеру и Адониса" рисовалъ Тиціанъ). Да и кто не вспомнитъ о картинахъ Тиціана и Бордоне, читая о "нагой красавицѣ, на бѣломъ полотнѣ лежащей"? Во всей поэмѣ чувствуется то впечатлѣніе изобразительнаго искусства., подъ которымъ Шекспиръ началъ писать свое произведеніе.
   Говорили также и о другомъ еще путешествіи Шекспира. Въ 1589 и 1599 г. англійскія труппы давали представленія въ Пертѣ и Эдинбургѣ. Въ послѣдній изъ этихъ двухъ разъ предъ Шотландскимъ королемъ играла не Шекспировская труппа; впрочемъ мы не знаемъ также, чья труппа за десять лѣтъ передъ этимъ попытала счастья на сѣверѣ. За то въ 1601 г. труппа Лорда-Камергера, къ которой принадлежалъ Шекспиръ, дѣйствительно играла въ Эбердинѣ. Нѣтъ никакого основанія сомнѣваться, что и Шекспиръ находился среди этихъ странствующихъ актеровъ; равнымъ образомъ однако возможно и то, что только часть труппы отправилась путешествовать и что Шекспиръ принадлежалъ къ числу оставшихся. Шотландская мѣстная окраска въ "Макбетѣ", которую хотѣли привлечь въ качествѣ доказательства, не имѣетъ значенія. О сопоставленіи "Макбета" съ "Венеціанскимъ купцомъ" и съ "Отелло", съ точки зрѣнія ихъ мѣстной окраски, не можетъ быть и рѣчи.
   Въ 1594 г. началась постройка театра Глобуса, однимъ изъ основателей котораго, по общественному мнѣнію, былъ и Шекспиръ. Въ 1596 г. Шекспиръ, думаютъ, жилъ въ предмѣстьи Саутворкъ вблизи Глобуса; между тѣмъ какъ два года спустя мы находимъ его въ лондонскомъ приходѣ св. Елены Бишопгэтъ, вблизи Кросби-голлъ, гдѣ онъ былъ обложенъ довольно высокимъ налогомъ въ 5 ф. 13 1/2 ш. Въ 1600 г. онъ уже покинулъ этотъ приходъ. Во всякомъ случаѣ около 1596 г. его обстоятельства должны были быть хороши, потому что въ этомъ году онъ затѣялъ дѣло, которое очевидно было для него очень важно, но не мыслимо было безъ значительныхъ денежныхъ затратъ. Шекспиры съ гордостью утверждали, что получили дворянство отъ Генриха VII, но доказать этого не могли. Очевидно по настоянію и при содѣйствіи своего сына Джонъ Шекспиръ началъ въ 1596 г. ходатайствовать въ герольдіи о признаніи своихъ притязаній и о выдачѣ ему герба. Дѣятельность директора герольдіи сэра Вильяма Детика вызывала многочисленныя жалобы, въ силу которыхъ онъ и былъ отставленъ отъ своего мѣста. Кажется, что и признаніе требованія Джона Шекспира было достигнуто путемъ не совсѣмъ легальныхъ средствъ. О Босвортскомъ ветеранѣ нельзя было сказать ничего вѣрнаго; больше всего въ пользу Вильяма Шекспира говорило родство съ стариннымъ дворянскимъ родомъ Арденовъ. Однако, если дѣло хотѣли довести до желаемаго конца, то объ актерѣ Шекспирѣ оффиціально нельзя было ничего говорить. Такимъ образомъ здѣсь можно было выставить только прежнее положеніе Джона Шекспира, какъ мироваго судьи, и то лишь въ томъ случаѣ, если онъ несъ эту должность по королевскому уполномоченію. Между тѣмъ Джонъ Шекспиръ находился въ этой должности только какъ городской бальи. Въ концѣ концевъ прибѣгнули къ завѣдомому обману будто бы де Шекспиры уже двадцать лѣтъ тому назадъ получили гербъ. Къ какимъ бы средствамъ ни прибѣгали, но въ 1599 г. герольдія предоставила стрэтфордскому йомэну право имѣть гербъ и признала это право и за его нисходящимъ потомствомъ. И вотъ Шекспиръ такимъ образомъ сталъ принадлежать къ джентри; теперь, подобно мирому судьѣ Шалло, Шекспиръ былъ "дворяниномъ по рожденію, который можетъ подписываться armigero на всѣхъ запискахъ, повѣсткахъ, квитанціяхъ и обязательствахъ. Во время Шекспира полученіе герба и вступленіе такимъ образомъ въ джентри было всеобщимъ стремленіемъ. "Всякій, кто занимается изученіемъ законовъ страны", говоритъ Гаррисонъ -- "или получаетъ научное образованіе въ университетѣ, или занимается свободными искусствами и практикуетъ въ качествѣ врача, или кто оказываетъ услуги отечеству внѣ страны въ качествѣ военачальника, или дома участвуетъ въ совѣтѣ общины,-- всякій такой,-- если только онъ можетъ жить безъ ручной работы и въ состояніи нести обязанности, сопряженныя съ высокимъ званіемъ джентльмэна, -- получаетъ изъ герольдіи за плату дворянство и гербъ, и такимъ путемъ пріобрѣтаетъ титулъ Master, который дается эсквайрамъ, и джентльменамъ, и съ этого времени онъ считается джентльменомъ". Такое изображеніе какъ разъ подходитъ къ Шекспиру. Гербъ его былъ составленъ изъ обращеннаго вверхъ копья съ серебрянымъ наконечникомъ на золотомъ полѣ съ діагональной красной полосой; на вершинѣ герба вмѣсто шлема (crest) былъ помѣщенъ бѣлый соколъ съ раскрытыми крыльями съ вертикально поднятымъ серебрянымъ копьемъ въ одной изъ своихъ лапъ; non sanz droict гласилъ относящійся сюда девизъ. Поэтъ не воспользовался правомъ присоединить къ своему гербу и гербъ Арденовъ. Отцовскій же гербъ былъ изображенъ на его памятникѣ и въ послѣдствіи безчисленное количество разъ красовался на изданіяхъ его произведеній, сочиненіе которыхъ и представленіе на сценѣ при жизни поэта, дѣлали невозможнымъ полученіе имъ герба. Ни въ какомъ случаѣ не слѣдуетъ смотрѣть на это настойчивое, выходящее даже за предѣлы законности, стремленіе Шекспира -- проникнуть въ ряды джентри -- съ точки зрѣнія демократическихъ взглядовъ, господствующихъ на континентѣ въ девятнадцатомъ столѣтіи. Консервативные взгляды англичанина -- стоитъ вспомнить Вальтеръ Скотта и Теннисона -- придаютъ сословію и гербамъ гораздо больше значенія, чѣмъ другіе народы. Быть можетъ мы не ошибемся, если скажемъ, что у англичанина хватаетъ духу открыто обнаруживать свое честолюбіе, отъ котораго не свободны и другіе, но только стыдятся сознаться въ этомъ. Шекспиръ испытывалъ непріятность своего соціальнаго положенія въ особенности съ тѣхъ поръ, когда онъ вступилъ въ сношенія съ членами высшей аристократіи. Въ обществѣ Саутамптоновъ, Пэмброковъ и др. онъ долженъ былъ понять, насколько легче для перваго сословія въ государствѣ пріобрѣтать свободное гуманистическое и гармоническое образованіе, чѣмъ для людей вѣчно вращающихся на ограниченномъ поприщѣ всей дѣятельности. Нѣчто подобное испытывалъ въ восемнадцатомъ вѣкѣ и Гёте, высказавшій это и иллюстрировавшій примѣрами въ "Вильгельмѣ Мейстерѣ". Шекспиръ стремился какъ можно скорѣе достигнуть такихъ матеріальныхъ средствъ, которыя позволили бы ему вести свободную и независимую жизнь. Въ срединѣ девяностыхъ годовъ всѣ желанія его были направлены къ тому, чтобы стать собственникомъ въ своемъ родномъ городѣ. Но онъ не хотѣлъ считаться par venu. "Благо тому, кто съ любовью вспоминаетъ о своихъ отцахъ". Шекспиръ жилъ въ полной увѣренности, что право на гербъ предоставлено его роду еще первымъ Тюдоромъ. И вотъ онъ хотѣлъ снова возстановить свое семейство въ его старыхъ правахъ; оно должно было занять положеніе среди джентри и располагать средствами, достаточными для поддержанія своего достоинства. Тотъ, кто руководясь либеральными взглядами, захочетъ упрекнуть поэта за его образъ дѣйствій,-- пусть вспомнитъ, что Шекспиръ не былъ ни либераломъ, ни демократомъ въ новѣйшемъ партійномъ смыслѣ этихъ словъ. У Гёте замѣтны были уже демократическія черты новаго времени, когда онъ увѣрялъ, что тотъ классъ людей, который называютъ низшимъ, предъ Богомъ навѣрное -- высшій, ибо въ этомъ классѣ соединены всѣ добродѣтели. Подобный взглядъ вовсе не мыслимъ у Шекспира при его уваженіи къ благороднымъ фамиліямъ своей страны. Слѣдуетъ замѣтить, что, высказывая жалобы на зазорность своей дѣятельности въ глазахъ общества, онъ вовсе не заботится о возстановленіи сословія актеровъ въ общественномъ мнѣніи; эмансипаціонныя идеи были слишкомъ далеки отъ него. Онъ не хочетъ ниспровергнуть соціальныя воззрѣнія, но стремится освободиться изъ того положенія, которое онъ съ большой тягостью переносилъ какъ служеніе черни.
   "Побрани за меня судьбу, виновницу моихъ постыдныхъ дѣлъ (harmful deeds) за то, что не дала мнѣ другихъ средствъ къ существованію, кромѣ средствъ публичныхъ, доставляемыхъ общественными нравами. Вотъ почему на моемъ имени лежитъ пятно (brand), вотъ почему моя рука запачкана моимъ ремесломъ, какъ рука красильщика краскою. Пожалѣй обо мнѣ и пожелай, чтобъ я былъ пересозданъ, а я между тѣмъ подобно сговорчивому больному, готовъ пить уксусъ, готовъ не считать горечь за горечь, готовъ двойное покаяніе лишь бы исцѣлиться. Пожалѣй же меня, милый другъ, и я увѣряю тебя, что мнѣ достаточно твоего сожалѣнія, чтобы выздоровѣть": (Сон. III).
   Почти невѣроятнымъ кажется, что авторъ "Гамлета" и "Фольстаффа" могъ сказать въ мрачную минуту: (Сон. 72).
   "Меня объемлетъ стыдъ предъ тѣмъ, что я доселѣ произвелъ (bring forth). Разумѣется, актеры, находившіеся на службѣ у какого либо вельможи или у самой her Majesty the Queen, вовсе не подвергались тому соціальному презрѣнію, какое законъ устанавливалъ для strolling players (бродячихъ актеровъ). Тѣмъ не менѣе поэтъ Джонъ Дэвисъ въ одномъ изъ своихъ сонетовъ въ 1603 г. высказывалъ сожалѣніе, что чистая и благородная кровь Борбэджа и Шекспира запятнана ихъ игрою на сценѣ, между тѣмъ какъ сами они отличаются благородствомъ воззрѣній и нравовъ (generous in mind and mood). Точно такъ-же и, Генри Четтль въ 1592 г. въ своемъ "Kind Hearts Dream" жаловался на то, какимъ униженіямъ подвергается актеръ благодаря своей дѣятельности. Актерская дѣятельность Шекспира, а можетъ быть и сочиненіе драмъ, служила для него только средствомъ къ достиженію почтеннаго положенія среди гражданъ. Джентльмэнъ долженъ былъ заслонить тогда актера, а гербъ -- закрыть лавровый вѣнокъ поэта. Если Шекспиръ не спускалъ глазъ съ этой конечной цѣли, то это во всякомъ случаѣ не исключаетъ возможности того, чтобы онъ, отдаваясь не совсѣмъ ясному и для него самого стремленію, принялся за писательство среди своей всѣми презираемой дѣятельности. Странно было бы думать, что Шекспиръ, говорящій о "глазахъ поэта, блуждающихъ подъ вліяніемъ прекраснаго безумія", въ творчествѣ своемъ не присоединялъ къ таланту и вдохновенія. Между тѣмъ въ качествѣ поэта онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ пріобрѣсти себѣ средствъ. Намъ извѣстны обстоятельства жизни большинства изъ современныхъ драматурговъ: ни одинъ изъ нихъ не пріобрѣлъ хотя бы посредственнаго состоянія. За то большинство актеровъ, нѣсколько возвышавшихся надъ уровнемъ посредственности, пріобрѣтали себѣ состоянія, хотя правда и не такія значительныя, какъ Шекспиръ. Кажется также, что они вели и жизнь болѣе порядочную, чѣмъ ихъ поставщики поэты. Разумѣется, поэты въ своемъ негодованіи говорятъ только о первомъ изъ этихъ фактовъ. Въ весьма распространенной пьесѣ "Возвращеніе съ Парнаса" два студента, желающіе сдѣлаться актерами, слышатъ такое привѣтствіе: "Радуйтесь, юноши!" Что касается наживы денегъ, то вы посвятили себя самому превосходному изъ всѣхъ призваній въ мірѣ; съ сѣвера и съ юга приходятъ къ намъ и несутъ въ нашъ театръ свои деньги". Гораздо рѣзче звучитъ эта тема въ одномъ памфлетѣ, въ словахъ котораго справедливо или несправедливо -- я не берусь рѣшать -- хотѣли видѣть непосредственный намекъ на Шекспира. Повѣшенный воръ даетъ здѣсь одному странствующему актеру совѣтъ идти въ Лондонъ. "Когда ты почувствуешь, что твой карманъ набитъ уже довольно туго, то купи себѣ помѣстье, чтобы благодаря своимъ деньгамъ пользоваться уваженіемъ, послѣ того какъ тебѣ надоѣстъ актерская жизнь; потому что я въ самомъ дѣлѣ слыхалъ, что иные приходили въ Лондонъ довольно бѣдными, а тамъ съ теченіемъ времени становились страшно богатыми".
   Шекспиръ получалъ доходы и какъ поэтъ, но гораздо большіе какъ актеръ. Однако этимъ нельзя объяснить быстраго возрастанія его богатства. Онъ былъ кромѣ того членомъ компаніи, владѣвшей театромъ, соціетеромъ,-- на подобіе выдающихся сочленовъ Theatre Franèais; впрочемъ справедливость этого извѣстія въ послѣднее время серьёзно заподозрѣна. Какъ разъ во время Шекспира купеческая спекуляція принялась за эксплоатацію театровъ, хотя впрочемъ въ то время еще и не было значительныхъ основателей акціонерныхъ театральныхъ компаній. Шекспиръ съумѣлъ замѣчательнымъ образомъ, почти не мыслимымъ для поэта, добывать себѣ деньги. Идеалисты нѣмцы, не могущіе простить Рихарду Вагнеру, что онъ, подобно Моцарту и Г. Клейсту, не довелъ себя до голодной смерти, еще съ большимъ правомъ могли бы сдѣлать этотъ упрекъ Шекспиру, который всѣми путями стремился къ тому, чтобы предохранить себя отъ судьбы Спенсера и Грина.
   Въ 1596 г. Шекспиръ побудилъ своего отца начать дѣло въ герольдіи. Въ слѣдующемъ году онъ ссудилъ его деньгами, чтобы снова начать прекратившійся уже нѣсколько лѣтъ назадъ процессъ противъ Ламбертовъ относительно возвращенія Ашби -- въ канцлерскомъ судѣ, самомъ дорогомъ изъ всѣхъ англійскихъ судовъ. Дѣло шло здѣсь о наслѣдственномъ помѣстьи, которое нужно было удержать въ роду. Оба предпріятія восполняютъ одно другое; но неизвѣстно, имѣло ли успѣхъ и второе изъ нихъ. Среди этой энергической дѣятельности для Шекспира должна была быть особенно тяжела потеря его единственнаго сына Гамнета, въ 1596 г. Подъ 11 августа въ Стрэтфордской церковной книгѣ за писано погребеніе "Hamnet films William Shakespeare". Присутствовалъ-ли Шекспиръ при смерти своего сына и какое впечатлѣніе произвела эта потеря на поэта при усиливавшейся постоянно его разочарованности -- мы не можемъ сказать этого. Въ жалобахъ Констанцы по Артурѣ нѣкоторые хотѣли слышать отголоски Шекспировой скорби. Но это въ высшей степени сомнительно. Для того чтобы выражать горе Шекспира, эти остроумныя жалобныя тирады слишкомъ отличаются поэтическимъ блескомъ моднаго эвфуизма. Какъ ни огорченъ былъ Шекспиръ смертью сына, однако онъ не оставилъ своихъ плановъ. Кажется, онъ намѣренъ былъ записать свое имущество на имя одной изъ своихъ дочерей. На пасху 1597 г. онъ приступилъ къ покупкѣ New Place, самого большаго и красиваго дома въ Стрэтфордѣ. Домъ этотъ, построенный изъ кирпича и дерева, Шекспиръ пріобрѣлъ за 60 фунтовъ и въ слѣдующемъ году нѣсколько перестроилъ его. Удалившись въ Стрэтфордъ онъ до конца дней своихъ жилъ въ New Place. Вѣроятно почти одновременно съ покупкой дома онъ пріобрѣлъ себѣ и участокъ поля, потому что, когда зимой 1597--98 гг. магистратъ сдѣлалъ опись запасовъ у отдѣльныхъ гражданъ, по причинѣ господствовавшаго тогда недостатка хлѣба, Вильямъ Шекспиръ, какъ показано было, оказался владѣльцемъ 10 квартеровъ хлѣба и солода. Только у двухъ Стрэтфордцевъ были большіе запасы, чѣмъ у него. Позднѣе Шекспиръ прикупилъ еще сады, примыкавшіе къ New Place, такъ что его усадьба дѣлала его однимъ изъ самыхъ видныхъ жителей городка. Стрэтфордцы были, вѣроятно, особенно высокаго мнѣнія о богатствѣ своего согражданина уже въ 1598 г., потому что 24 января Стрэтфордецъ Абрамъ Стёрли писалъ своему пріятелю Ричарду Куини въ Лондонъ, что слышно де, что ихъ землякъ мистеръ Шекспиръ хочетъ отдать деньги подъ залогъ полей въ Шоттери или въ окрестностяхъ. Хорошо де было бы обратить его вниманіе на Стрэтфордскія десятины. Куини могъ бы условиться съ Шекспиромъ, а друзья его взяли бы на себя окончаніе дѣла. Это было бы выгодно и для него, да и для Стрэтфордцевъ было бы большимъ благодѣяніемъ. Шекспиръ приступилъ къ этому дѣлу только семь лѣтъ спустя, но изъ этого письма видно, что и раньше уже его земляки были такого же хорошаго мнѣнія о немъ самомъ, какъ и объ его карманѣ. 4-го ноября Стёрли еще разъ пишетъ Куини о "нашемъ землякѣ Шекспирѣ". Онъ слышалъ, что мистеръ Вильямъ Шекспиръ готовъ занятъ имъ денегъ,-- что очень пріятно, но интересно было бы точнѣе знать его условія. Вопросъ идетъ о 30--40 фунтахъ для веденія дѣлъ. Какого рода были эти дѣла -- этого нельзя понять изъ письма добродушнаго Стрэтфордца. Этотъ Р. Куини, къ которому адресованы оба приведенныя письма, уже въ то время долженъ былъ стоять въ довольно близкихъ отношеніяхъ къ поэту, дочь котораго позднѣе сдѣлалась женой сына Куини, Томаса. 25 октября онъ отправилъ въ Лондонъ "къ своему любезному другу и земляку" слѣдующія строки:
   "Любезный землякъ, я осмѣливаюсь просить Васъ оказать мнѣ помощь въ XXX фунтовъ, за которые можетъ поручиться м-ръ Вошелъ и я, или м-ръ Майтенсъ со мною. М-ръ Росуэжлъ еще не прибылъ въ Лондонъ, и я нахожусь въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Вы окажете мнѣ большую дружескую услугу, если поможете мнѣ разсчитаться съ моими лондонскими кредиторами, и дастъ Богъ, возвратите мнѣ то внутреннее спокойствіе, котораго лишили меня мои долги. Я намѣренъ обратиться къ суду и надѣюсь получить отъ Васъ отвѣтъ благопріятный для исхода моей просьбы. Чрезъ меня, Богъ свидѣтель, вы не потеряете ни кредита, ни денегъ. Обратите только вниманіе на степень надеждъ, возлагаемыхъ на Васъ мною, и не сомнѣвайтесь; съ сердечной благодарностью въ назначенный срокъ я уплачу Вамъ мой долгъ. Время торопитъ меня окончить; поручаю себя Вашей заботливости и ожидаю Вашей помощи. Боюсь, что въ эту ночь я не возвращусь изъ суда. Спѣшите. Да будетъ Богъ съ Вами и со всѣми нами. Аминь".
   Письмо это, которое содержитъ больше намековъ, чѣмъ ясныхъ указаній на какія-то отношенія, едвали заслуживало бы упоминанія, если бы коварный случай не сохранилъ его только одно изъ всѣхъ тѣхъ многочисленныхъ писемъ, которыя были адресованы къ Шекспиру и значительными и незначительными его современниками. Равнымъ образомъ ни одно изъ сохранившихся до насъ писемъ, кромѣ двухъ Стёрли и одного -- Ричарда Куини, вѣроятно также отъ 1598 г.,-- не упоминаетъ ничего о Шекспирѣ. "Если Вы,-- говорится въ этомъ послѣднемъ -- окончите дѣло съ В. Ш. и получите деньги, то привезите ихъ съ собою домой"'.
   Весьма затруднительно составить себѣ ясное представленіе о дѣлахъ на основаніи четырехъ упомянутыхъ писемъ. Вполнѣ очевидно только то, что поэтъ Шекспиръ былъ замѣшанъ въ какія то большія денежныя дѣла. Уже въ Гриновомъ памфлетѣ слово ростовщикъ (usurer) поставлено, кажется, нарочно такъ, чтобы его можно было отнести къ Shakescene. Въ то время еще въ значительной степени царило средневѣковое воззрѣніе, что христіанину не позволительно отдавать деньги на проценты. Филиппъ Сидней, какъ видно изъ его завѣщанія, раздѣлялъ этотъ взглядъ съ Шекспировымъ "царственнымъ купцомъ Антоніо". Шекспиръ напротивъ былъ другихъ взглядовъ; его завѣщаніе показываетъ, что онъ отдавалъ взаймы деньги по указнымъ 10 процентамъ. Какъ это ни странно, но авторъ Шейлока очевидно значительно увеличилъ свое состояніе, отдавая свои деньги въ ростъ. Слова Гамлета (V, 1,112) при разсматриваніи черепа какъ разъ имѣли отношеніе къ самому поэту: "этотъ молодецъ, можетъ статься, былъ въ свое время ловкимъ прожектёромъ, скупалъ и продавалъ имѣнія. А гдѣ теперь его крѣпости, векселя и проценты?" Шекспиръ занимался всѣмъ этимъ; но ясно, что онъ не принесъ свободу своего духа въ жертву этимъ матеріальнымъ заботамъ когда онъ влагаетъ въ уста своему принцу слѣдующія слова: "Неужели всѣми купчими купилъ онъ только клочекъ земли, который могутъ покрыть пара документовъ? Всѣ его крѣпостныя записи едва-ли помѣстились бы въ этомъ ящикѣ, а самому владѣльцу досталось не больше пространства?" Довольно интересна та черта характера Шекспира, что онъ, проникнутый живымъ сознаніемъ ничтожества всего земнаго, все же умѣлъ цѣнить блага этого міра. Пессимизмъ мыслителя не ослаблялъ у него энергической дѣятельности дѣловаго человѣка. Обширныя государства, которыми владѣетъ онъ на поприщѣ своего духа и поэзіи, не мѣшаютъ ему въ реальномъ мірѣ пріобрѣтать, по мѣткому выраженію англосакса, sufficient elbowroom.
   Въ Стрэтфордѣ и въ Лондонѣ онъ велъ процессы то самъ, то чрезъ повѣренныхъ. Въ 1604 г. онъ велъ дѣло противъ нѣкоего Филиппа Роджерса за выданный ему солодъ на 1 ф. 15 ш. 10 пенсовъ. Въ 1609 г. онъ возбудилъ процессъ противъ Джона Эдденбрука на сумму въ 6 ф. 24 ш., и привлекъ къ отвѣтственности поручителей его, когда самъ должникъ скрылся. Въ 1612 г. наконецъ онъ запутался въ значительный процессъ изъ-за Стрэтфордскихъ десятинныхъ сборовъ, которые онъ взялъ въ аренду въ іюлѣ 1605 г. вмѣстѣ съ Томасомъ Комбомъ. Шекспиру предстояло уплатить 440 ф. арендной платы. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ продолжалъ покупать земли въ Стрэтфордѣ и въ окрестностяхъ. Такъ, въ маѣ 1602 г. онъ купилъ у Джона и Вильяма Колбовъ 107 моргенъ пахати въ Старострэтфордскомъ приходѣ -- за сумму 300 фунтовъ. Вѣроятно въ этомъ и въ подобныхъ дѣлахъ онъ пользовался помощью своего брата Джильберта. Въ сентябрѣ того же года Вильямъ Шекспиръ, джентльмэнъ, пріобрѣлъ усадьбу и домъ Джетлея по Уокерстритъ, напротивъ New Place. Въ то же время онъ купилъ у Геркулеса Ондергиль сады за 60 ф. Всѣ эти покупки въ Стрэтфордѣ обнаруживаютъ неустанно преслѣдуемый Шекспиромъ планъ зажить тамъ въ качествѣ богатѣйшаго и самаго значительнаго владѣльца. Тѣмъ не менѣе 10 марта 1613 г. совмѣстно съ актеромъ Джономъ Хэминджемъ и нѣсколькими горожанами Шекспиръ купилъ въ Лондонѣ домъ близъ Блэкфрейерскаго театра,-- изъ чего видно, что онъ еще не порвалъ окончательно своихъ связей съ столицей. Изъ своей доли въ 140 ф. Шекспиръ уплатилъ только 80, а за остальныя заложилъ Джону Робинзону земельный участокъ на десять лѣтъ. Для того, чтобы по этимъ покупкамъ составить себѣ представленіе о богатствѣ Шекспира, слѣдуетъ помнить, что цѣна денегъ съ того времени уменьшилась больше чѣмъ въ пять разъ. Сумма въ 300 фунтовъ во время Елисаветы соотвѣтствуетъ 1600 фунтамъ по настоящему времени. Надо сознаться, что Шекспиръ могъ быть такъ-же доволенъ матеріальнымъ успѣхомъ своихъ работъ, къ которому онъ стремился, какъ и идеальнымъ ихъ успѣхомъ, котораго однако не могъ въ полной силѣ предчувствовать ни онъ самъ, ни кто либо изъ его современниковъ.
   Конечно и современники его уже признавали значеніе его драматическихъ произведеній. Но Томасъ Нашъ высказывалъ сожалѣніе, что Шекспиръ, вмѣсто того чтобы продолжать писать поэмы и сонеты по примѣру итальянцевъ,-- тратитъ все свое время на изготовленіе драмъ. Однако такой компетентный судья какъ Фрэнсисъ Миресъ, сужденіе котораго о художественномъ творчествѣ Шекспира было приведено уже выше, говоритъ: "Подобно тому, какъ Плавтъ и Сенека считаются среди латинскихъ поэтовъ лучшими -- комикомъ и трагикомъ, такъ между англичанами Шекспиръ является превосходнѣйшимъ въ обоихъ родахъ сценической поэзіи. Доказательствомъ тому служатъ -- изъ комедій: его "Веронскіе дворяне", его "Ошибки", его "Безплодныя усилія любви", его "Увѣнчавшіяся усилія любви", его "Сонъ въ лѣтнюю ночь" и его "Венеціанскій купецъ"; изъ трагедій: его "Ричардъ II", "Генрихъ IV", "Король Іоаннъ", "Титъ Андроникъ" и его "Ромео и Юлія".
   "Какъ Эпитъ Столонъ сказалъ, что музы, если бы онѣ захотѣли говорить по латыни, то говорили бы языкомъ Плавта, такъ скажу и я, что музы стали бы говорить изящнымъ языкомъ Шекспира, если бы Онѣ захотѣли говорить по англійски".
   Современники поэта не могли высказать ему большей похвалы, какъ сравнивъ его съ Плавтомъ и Сенекой, которыхъ самъ Шекспиръ считалъ высшими представителями драматическаго творчества. Джонъ Дэвисъ озаглавилъ нѣкоторые свои стихи -- "Нашему англійскому Теренцію мистеру Вил. Шекспиру", а Джонъ Уиверъ въ одной эпиграммѣ 1599 г. Ad Gulielmum Shakspeare упомянулъ рядомъ съ двумя эпическими произведеніями "медоточиваго" поэта и "Ромео, Ричарда и многія изъ твоихъ чадъ, которыхъ назвать я не умѣю". Намекая на сонетъ Ромео (I, 5, 105) онъ говоритъ:
   
   И сладость словъ ея, и сила красоты,
   Все говоритъ о святости всегдашней.
   Всегда имъ будетъ поклоненье,
   Когда дѣтей твоихъ сжигаетъ сила страсти:
   Шекспиръ, ты музу обними, чтобъ родъ твой продолжался..
   
   Въ томъ же самомъ году, когда явилась эта эпиграмма, вышла во второй разъ въ печати "Ромео и Джульетта", что указываетъ на необычайную любовь, какою пользовалось это произведеніе. Изъ прочихъ драмъ, упоминаемыхъ Миресомъ, до 1598 г. уже были напечатаны: изъ комедій -- только "Безплодныя усилія любви"; а изъ трагедій -- "Ричардъ II", "Ричардъ III", первая часть "Генриха IV" и можетъ быть также "Титъ Андроникъ". Комедія "Увѣнчавшіяся усилія любви" сохранилась до насъ, скрытая вѣроятно подъ другимъ названіемъ ("Конецъ всему дѣлу вѣнецъ?" "Усмиреніе Своенравной?"). Напечатаны были также, хотя объ этомъ и не упоминаетъ Миресъ, вторая и третья части "Короля Генриха VI". Послѣ 1598 г. еще при жизни Шекспира были напечатаны въ первый разъ: изъ комедій -- "Венеціанскій Купецъ", "Сонъ въ Иванову ночь", "Много шуму изъ ничего" 1600 г., "Виндзорскія Проказницы" 1602 г., "Троилъ и Крессида" 1609 г.; изъ трагедій и историческихъ драмъ -- вторая часть "Генриха IV" и "Генрихъ V", равно какъ и сохранившееся до насъ первое изданіе "Тита Андроника" 1600 г.; "Гамлетъ" 1603 г. и "Король Лиръ" 1608 г. Только въ 1622 г. въ первый разъ былъ напечатанъ "Отелло", а въ 1631 г. первое отдѣльное изданіе "Усмиренія Своенравной". Какою извѣстностью пользовался Шекспиръ въ качествѣ автора "Ричарда III" -- сюжетъ, за который не одинъ разъ брались и другіе поэты,-- это показываютъ стихи Христофера Брукса въ изданномъ имъ въ 1614 г. произведеніи -- "Духъ Ричарда III". Ричардъ говоритъ здѣсь своему пѣвцу:
   
   Тотъ, кто на крыльяхъ Кліо мою открылъ всѣмъ славу,
   Волшебствомъ чьимъ я вырванъ изъ забвенья,
   Кто на вершинѣ музъ меня воспѣлъ
   И жребій мой своимъ перомъ изобразилъ
   Тотъ, слово чье заставило течь съ Геликона
   Ручьи для жаждущаго нектара людскаго рода --
   Пусть славу онъ получитъ за свой стиль, и лавры
   Пусть вѣнчаютъ его главу. Пусть каждый,
   Отъ зависти свободный, воздаетъ ему хвалу!
   
   Особенное значеніе имѣетъ для нашего знакомства съ Шекспиромъ 1594 годъ. Только въ этомъ году мы имѣемъ подлинныя доказательства того факта, который до сихъ поръ мы принимали только какъ правдоподобный,-- именно что Шекспиръ принадлежалъ къ обществу актеровъ, носившему титулъ the Lord Chamberlain's Servants, и выдающимся членомъ котораго былъ Борбеджъ. Согласно одному документу, открытому Голнуэллемъ, Шекспиръ игралъ съ этой труппой предъ королевой въ Гринвичѣ весною 1594 г. Въ 1598 г. онъ участвовалъ въ представленіи Бэнъ Джонсоновой пьесы "Everyman in his humour", данномъ этой трупой. Въ то же время мы узнаемъ, какимъ высокимъ уваженіемъ пользовался Шекспиръ среди своихъ товарищей. Бэнъ Джонсонъ, принужденный покинуть свою актерскую карьеру благодаря своимъ неудачамъ, выступилъ драматическимъ писателемъ и написалъ свою комедію "Everyman in his humour", которую и отдалъ труппѣ Лорда Камергера. Пьесу эту хотѣли уже возвратить назадъ какъ негодную, когда Шекспиръ случайно взялъ ее въ руки началъ перелистывать, сейчасъ-же узналъ геній автора и употребилъ все свое вліяніе, чтобы пьеса эта была поставлена. Такимъ образомъ одна изъ знаменитѣйшихъ комедій, какія только знаетъ англійская литература, сдѣлалась достояніемъ сцены и Шекспировой труппы. Бэнъ Джонсонъ достойнымъ образомъ отблагодарилъ своего возлюбленнаго Шекспира (my beloved), предпославъ въ 1623 г. первому собранію его произведеній гимнѣ въ честь Эвонскаго лебедя. Отношенія между обоими поэтами были дружелюбны. Пришлось бы счесть Бэнъ Джонсона столь же безумнымъ, сколь и коварнымъ, если бы мы захотѣли заподозрить искренность его расположенія къ Шекспиру, какъ къ человѣку, и его уваженія къ нему, какъ къ поэту, несмотря на всѣ его поэтическія и прозаическія увѣренія. Не лишена была и этическаго момента эта дружба, которая, несмотря на всѣ свои различія, все же можетъ дать поводъ къ сравненію ея съ дружескимъ союзомъ между Гёте и Шиллеромъ. Шекспиръ и Джонсонъ, какъ и Гёте и Шиллеръ, отъ природы составляли противоположность другъ другу. Чтобы побороть эту противоположность -- нужна была нравственная сила. Только уваженіе и пониманіе столь различнаго и самобытнаго существа другого -- могли установить между ними обоими хорошія отношенія; но при этомъ необходимо было разумѣется самоограниченіе со стороны каждаго изъ нихъ. Однако, между тѣмъ какъ Гёте и Шиллеръ заставили объединяющимъ образомъ дѣйствовать противоположность своихъ характеровъ для высшихъ цѣлей искусства, -- между Джонсономъ и Шекспиромъ подобное примиреніе противоположностей имѣло мѣсто только въ жизни. Въ этихъ двухъ современникахъ драматургахъ нашли свое олицетвореніе и высшее выраженіе два враждебныя одно другому литературныя направленія. Одинъ изъ нихъ явился представителемъ и поборникомъ національно-народнаго идеала, другой -- ученаго, классическаго. Исторія англійской драмы показываетъ намъ, что въ эпоху Возрожденія эти противоположности не могли быть примирены. Что каждый поэтъ удивлялся и признавалъ своеобразныя достоинства другого -- это все, даже больше, чѣмъ чего можно было ожидать при ихъ историческомъ положеніи. Положеніе же вещей было таково, что ученый поэтъ, основывавшійся на теоріи и на авторитетныхъ образцахъ древности, съ нѣкоторымъ высокомѣріемъ смотрѣлъ на народное искусство. Онъ признаетъ его талантъ, но потому-то и желалъ бы перетянуть его на сторону классическихъ принциповъ, которымъ онъ самъ слѣдуетъ. Обратимъ вниманіе еще и на другія отношенія. Бэнъ Джонсонъ, которому не посчастливилось на сценѣ, естественно злился на всѣхъ актеровъ, имѣвшихъ больше удачи, чѣмъ онъ. Его собственныя драмы, безупречно составленныя по всѣмъ теоретическимъ правиламъ, въ большинствѣ случаевъ проваливались на сценѣ. Несмотря на всю свою ученость, пріобрѣтенную съ такимъ трудомъ, и на свою ревностную работу, онъ никогда не могъ выбиться изъ матеріальной нужды. Къ тому же онъ считалъ себя болѣе значительнымъ поэтомъ, чѣмъ какимъ онъ былъ въ дѣйствительности, и вотъ теперь, среди своей борьбы за существованіе, онъ видѣлъ, что этотъ актеръ Шекспиръ, мало свѣдущій въ латинскомъ и еще менѣе въ греческомъ языкѣ, не только пользуется успѣхомъ и честью, но даже быстро наживаетъ себѣ состояніе и пріобрѣтаетъ уваженіе среди согражданъ. Извѣстно какъ жестко выразился Шиллеръ о Гёте, который стоялъ ему на дорогѣ,-- испытывая подобныя же чувства. Бэнъ Джонсонъ никогда не могъ добиться счастья; съ завистью отказывала въ немъ Харита его стремившемуся духу. Бэнъ Джонсонъ и въ творчествѣ своемъ былъ тяжелъ и медлителенъ; онъ никогда не удовлетворялся сдѣланнымъ и снова принимался за работу съ самаго начала. Когда- однажды уже послѣ смерти Шекспира -- неизвѣстно собственно когда и при какихъ обстоятельствахъ -- актеры говорили при немъ, что Шекспиръ никогда не измѣнялъ и не вычеркивалъ ни одной строки въ своихъ рукописяхъ, то онъ съ досадой замѣтилъ: "Я лучше бы желалъ, что бы онъ вычеркнулъ ихъ тысячу!" Не разъ впослѣдствіи Бэнъ Джонсонъ имѣлъ поводъ опровергать толкованіе этихъ словъ въ дурную сторону. "Актеры, говоритъ онъ въ Discoveries",-- приняли это за злорадную насмѣшку. Но я сказалъ это не для потомства, а развѣ ради ихъ невѣжества потому что они хвалили его за такую черту, благодаря которой онъ сдѣлалъ больше всего ошибокъ. Я любилъ его и чту его память; взглядъ мой на него таковъ: онъ былъ на самомъ дѣлѣ честной, открытой и свободной натурой; онъ имѣлъ превосходную фантазію, обширныя знанія и щедрую руку. Рѣчь его лилась такъ быстро, что по временамъ нужно было останавливать его: Sufflaminandus erat, какъ говаривалъ Августъ о Гатеріѣ. Онъ обладалъ большимъ остроуміемъ; хорошо было бы впрочемъ, если бы онъ умѣлъ и сдерживать его. Ему часто приходилось говорить такія вещи, которыя и безъ того не могли не подвергнуться осмѣянію. Но онъ искупалъ свои ошибки своими превосходными качествами. Въ немъ было больше того чему удивляться, чѣмъ того что можно прощать".
   Это драгоцѣнное свидѣтельство перваго изъ современныхъ Шекспиру и соперничавшихъ съ нимъ поэтовъ страннымъ образомъ обращало на себя очень мало вниманія, потому что завистливое недоброжелательство Бэнъ Джонсона къ Шекспиру принадлежитъ къ числу главныхъ пунктовъ Шекспирова миѳа. Съ этимъ откровеннымъ и искреннимъ сужденіемъ poeta laureatus вовсе не находится въ противорѣчіи то, что Бэнъ Джонсонъ въ своихъ драмахъ дѣлаетъ насмѣшливыя замѣчанія и колкіе намеки противъ того, что онъ считалъ особенно неправильнымъ въ произведеніяхъ Шекспира. Рядомъ съ такими несомнѣнными шпильками въ драмахъ Бэнъ Джонсона существуютъ еще и другія мѣста, въ которыхъ только искусству новѣйшей критики удалось открыть такую же тенденцію. Шекспиръ съ своей стороны разумѣется не щадилъ слабостей Бэнъ Джонсона, конечно не въ своихъ драмахъ, но въ частныхъ разговорахъ. Не дуренъ одинъ изъ сохранившихся анекдотовъ, разсказывающій о томъ, какъ Шекспиръ былъ крестнымъ отцомъ одного изъ сыновей своего пріятеля и литературнаго противника. Когда онъ явился молчаливымъ и серьёзнымъ, Джонсонъ спросилъ, о чемъ онъ думаетъ. О томъ, отвѣчалъ Шекспиръ, что подарить ему при крещеніи его сына. На дальнѣйшій вопросъ Джонсона, что же именно хочетъ онъ подарить, послѣдовалъ отвѣтъ состоящій изъ непереводимой игры словъ: "Дюжину хорошихъ латунныхъ (lattin) ложекъ, которыя ты долженъ посеребрить (translate)". Несчастный многоученый Джонсонъ, столько переводившій (translated) съ латинскаго (latin) получилъ этимъ отвѣтомъ хорошую отплату за много своихъ остротъ на счетъ Шекспира. Еще слѣдующее поколѣніе умѣло много разсказывать о состязаніяхъ въ остроуміи между Шекспиромъ и Джонсономъ во время общихъ попоекъ. Сэръ Вальтеръ Рэлей, морской герой, поэтъ и ученый, учредилъ въ 1603 г. клубъ, который перевѣсомъ въ немъ литературнаго элемента напоминаетъ нѣсколько позднѣйшія кофейныя общества подъ предсѣдательствомъ Драйдена. Въ тавернѣ the Mermaid сходились Вальтеръ Рэлей, Иниго Джонсъ, писатели -- Сельденъ, Доннъ, Бэнъ Джонсонъ, Шекспиръ, Бомонтъ, Флетчеръ и многіе другіе. Здѣсь былъ одинъ изъ литературныхъ центровъ Лондона. Въ этихъ собраніяхъ царило веселое остроумное настроеніе. Бомонтъ въ одномъ посланіи къ Бэнъ Джонсону говоритъ:
   
   Кто только не сходился въ клубѣ Морской Дѣвы!
   Летали стрѣлы краснорѣчья, когда сходило вдохновенье;
   Какъ будто каждый былъ готовъ всю жизнь
   Считаться дуракомъ изъ за того лишь, чтобы въ этотъ часъ
   Въ веселомъ обществѣ пріятелей своихъ
   Все остроуміе свое въ одномъ шутливомъ словѣ обнаружить.
   
   Сохранилось извѣстіе, принадлежащее хотя и не очевидцу, но все-же заслуживающее довѣрія, о состязаніяхъ въ остроуміи Бэнъ Джонсона и Шекспира; перваго, говоритъ это извѣстіе, можно было сравнить съ испанскимъ линейнымъ кораблемъ, а втораго -- съ англійскимъ крейсеромъ. "Мистеръ Джонсонъ былъ построенъ на манеръ испанской галлъоны,-- былъ проченъ, но за то медленъ въ движеніяхъ; ученость его была велика. Шекспиръ, по конструкціи своей -- ниже, но за то быстрѣе подъ парусами, могъ подобно нашимъ англійскимъ крейсерамъ поворачиваться во всякомъ теченіи, умѣлъ пользоваться всякимъ вѣтромъ, благодаря быстротѣ своего ума и силѣ воображенія". Нѣтъ сомнѣнія, что при этихъ разговорахъ имѣли мѣсто многочисленныя шутки и остроты, перенесенныя потомъ въ формѣ діалоговъ на сцену. Въ подобныхъ веселыхъ обществахъ, думаютъ, и возникли Фольстаффіоды.
   Разумѣется прослѣдить это и доказать нѣтъ возможности. Веселый образъ толстаго рыцаря причинилъ Шекспиру нѣкоторыя непріятности. Достойный менторъ забубенаго принца Генриха назывался первоначально не Фольстаффомъ, а сэромъ Джономъ Ольдкэстлемъ. Между тѣмъ это было имя одного предводителя Лоллардовъ, который при королѣ Генрихѣ У былъ казненъ въ качествѣ государственнаго преступника и еретика, и въ силу того-же былъ почитаемъ протестантами шестнадцатаго вѣка за мученика. Употребленіе этого священнаго имени въ качествѣ клички для юмористическаго рыцаря вызвало сильное неудовольствіе благочестивыхъ протестантовъ. Шекспиръ принужденъ былъ, вѣроятно по приказу начальства, перекрестить одну изъ своихъ геніальнѣйшихъ комическихъ фигуръ. Кромѣ того онъ долженъ былъ оговориться противъ своихъ обвинителей въ эпилогѣ ко второй части "Генриха IV". "Что касается до Ольдкэстля, то онъ умеръ мученикомъ и не имѣетъ ничего общаго съ этимъ жирнымъ мясомъ". Это былъ единственный случай, на сколько намъ извѣстно, что Шекспиръ навлекъ на себя непріятности благодаря своему творчеству. Но онѣ могли отбить у него охоту продолжать и въ "Генрихѣ V" шутки Фольстаффа, какъ онъ предполагалъ первоначально.
   Кромѣ Джонсона изъ писателей къ Шекспиру ближе другихъ стояли Флетчеръ, съ которымъ онѣ по мнѣнію новѣйшей критики даже работалъ вмѣстѣ, Драйтонъ и Даніэль. Изъ актеровъ близкими пріятелями его были Ричардъ Борбэджъ, игравшій всѣ большія его роли, Джонъ Хэминджъ и Генри Конделль, издатели его произведеній. Послѣднимъ тремъ, какъ своимъ товарищамъ, (fellows), онъ завѣщалъ по духовной кольца, которыя они и должны были носить на память о немъ. Борбэджъ назвалъ при крещеніи своего сына, родившагося уже послѣ смерти Шекспира, Вильямомъ,-- какъ думаютъ, въ честь покойнаго поэта и своего друга. Время, прожитое Шекспиромъ въ Лондонѣ, принадлежало къ довольно счастливымъ періодамъ его жизни. Слава и богатство его постоянно возростали. Высокопоставленные покровители были дружееки расположены къ нему. Онъ сознавалъ себя въ полномъ обладаніи своими духовными способностями, достигшими высшаго развитія. Будущее должно было представляться ему въ розовомъ свѣтѣ; бурные порывы его юности въ Стрэтфордѣ успокоились и улеглись. По преданію онъ ежегодно ѣздилъ одинъ или два раза въ Стрэтфордъ для свиданія съ семействомъ. Дорога шла чрезъ Оксфордъ, гдѣ гостинницу Короны содержалъ нѣкто Джонъ Дэвенэнтъ. Его сынъ сэръ Вильямъ Дэвенэнтъ, королевскій дипломатъ и солдатъ во время междоусобной войны, театральный поэтъ и директоръ послѣ Реставраціи (1605--1668 гг.), разсказывалъ, что Шекспиръ постоянно останавливался въ домѣ его отца, потому что Джонъ Дэвенэнтъ былъ большой любитель театра, а жена его была хороша собой и умна. Однажды молодой Вильямъ Дэвенэнтъ услыхалъ въ школѣ, что пріѣхалъ Шекспиръ; онъ бросился бѣжать домой, и на вопросъ одного горожанина, зачѣмъ онъ такъ спѣшитъ, отвѣчалъ, что пріѣхалъ его godfafher (крестный) Шекспиръ. "Ты славный малый", сказалъ горожанинъ -- "но будь остороженъ, и не призывай безъ надобности имя Божіе (god's name)". Тщеславный сэръ Вильямъ Дэвенэнтъ дѣйствительно съ гордостью высказывалъ, что онъ -- незаконный сынъ Шекспира. Если и правда, что красивая хозяйка "Короны" обратила на себя вниманіе Шекспира, то она была далеко не единственная особа изъ тѣхъ, которыя воспламеняли поэта. Не знаю, можно ли и въ самомъ дѣлѣ переводить my Rose въ 109-мъ сонетѣ -- Розой. Шекспиръ вѣдь не самъ издавалъ свои сонеты, а потому большую букву могъ поставить по своему разумѣнію и наборщикъ. Во всякомъ случаѣ, смуглая красавица, воспѣтая въ сонетахъ, имѣла счастливую предшественницу и соперницу. Преисполненный счастья и въ спокойномъ настроеніи воскликнулъ поэтъ: (Сои. 25).
   
   Пусть хвастаютъ родствомъ и почестями тѣ,
   Что увидали свѣтъ подъ счастія звѣздою;
   Я-жь счастье нахожу въ любви -- святой мечтѣ,
   Лишенный благъ иныхъ фортуной молодою.
   
   Любимцы королей, какъ нѣжные цвѣтки,
   Предъ солнцемъ золотымъ вскрываютъ лепестки;
   Но слава въ нихъ самихъ зарыта, какъ въ могилѣ --
   И первый хмурый взглядъ ихъ уничтожить въ силѣ,
   
   Прославленный въ бояхъ герой на склонѣ лѣтъ,
   За проигранный бой изъ тысячи побѣдъ,
   Бываетъ исключенъ изъ лѣтописей чести
   И тѣми позабытъ, изъ-за кого лилъ кровь.
   
   Я-жъ радъ, что на мою и на твою любовь
   Никто не посягнетъ въ порывѣ злобной мести.
   (Переводъ Гербеля).
   
   Какъ вѣрно то, что никто не могъ бы сочинить Фольстаффоскихъ сценъ и попойки въ "Вечеръ трехъ королей", кто самъ не испыталъ бы веселья разговоровъ во время товарищеской попойки, такъ точно не былъ бы въ состояніи написать любовную трагедію "Ромео и Джульетта" человѣкъ, не испытавшій самъ "любовныхъ. мечтаній разгоряченнаго мозга". Веселому и счастливому настроенію автора обязаны мы "Сномъ въ Иванову ночь", "Генрихомъ IV", "Генрихомъ V", "Много шуму изъ ничего", "Что угодно" и въ особенности прелестной комедіей "Какъ вамъ будетъ угодно". Однако въ этой послѣдней пьесѣ поэтъ почувствовалъ себя принужденнымъ представить выраженіе и совершенно противоположнаго настроенія въ обличительныхъ рѣчахъ и сужденіяхъ меланхолическаго Джэка. "Задумчивый Джэкъ", говоритъ Г. Ф. Штейнъ, который хочетъ разсматривать Шекспира какъ "судью обличителя Возрожденія" -- "понимаетъ жестокость всѣхъ человѣческихъ дѣяній при видѣ раненной дичи:"
   
   Клянется онъ, что мы --
   Разбойники, тираны, даже хуже:
   Звѣрей пугаемъ мы и убиваемъ
   Въ ихъ собственныхъ берлогахъ.
   
   Рядомъ съ веселыми тонами звучитъ въ пѣснѣ и жалоба на людскую неблагодарность и на тѣ кровавые удары, которые наноситъ намъ охлажденіе друга. Громко раздается веселое "Гей, Гей!", и мрачно звучитъ припѣвъ:
   
   Дружба есть ложь, а любовь -- только сонъ.
   
   Въ одной изъ своихъ раннихъ юношескихъ комедій, именно въ "Двухъ Веронцахъ" Шекспиръ уже разработалъ тему объ измѣнившей и неизмѣнной дружбѣ, хотя и въ нѣсколько ультраромантическомъ и условномъ видѣ, однако съ примѣненіемъ отдѣльныхъ характерныхъ чертъ. Протей обманомъ лишилъ своего друга и чести и возлюбленной при герцогскомъ дворѣ. Но когда Валентинъ настигаетъ въ зеленомъ лѣсу измѣнника и свою возлюбленную, то онъ приноситъ свою любовь въ жертву страсти своего обманщика-друга, и готовъ уступить ему свою возлюбленную. Вся пьеса выдержана довольно поверхностно; но для поэта эта черта была, должно быть, симпатична, иначе онъ не внесъ бы въ свою комедію этой поразительной сцены. Газсуждая уже болѣе зрѣло онъ противопоставилъ фантастическому юношѣ въ Антоніо -- идеалъ мужественнаго друга; подобную же дружбу выказываетъ затѣмъ тезка Венеціанскаго Купца, капитанъ корабля въ пьесѣ "Что угодно". Источникъ Шекспира не знаетъ ничего о подобномъ покровителѣ Себастіана. Оба Антоніо доводятъ свою дружбу до самопожертвованія.
   Мы не можемъ сказать, кто былъ тотъ другъ, къ которому Шекспиръ былъ привязанъ съ такой страстной нѣжностью. Однако онъ имѣлъ друга, любовь котораго онъ цѣнилъ сильнѣе, чѣмъ женскую любовь, котораго онъ любилъ "въ глубинѣ своего сердца, въ сердцѣ сердца", какъ Гамлетъ своего Гораціо. Впрочемъ въ жизни онъ встрѣтился съ одной женщиной, которая не была ни тѣломъ красива, ни духомъ благородна, но очаровывала и умъ и чувства. Она не походила ни на Джульетту, ни на Дездемону; но въ ней Шекспиръ имѣлъ образецъ для той фигуры, которая болѣе всего удалась ему,-- для Клеопатры. Фишеръ создалъ въ "Auch einer" такой демоническій и ослѣпительный женскій образъ, который сумѣлъ бы заманить въ свои сѣти и самого строго-нравственнаго и серьёзнаго мыслителя. Такою же почти можемъ мы воображать себѣ и ту возлюбленную Шекспира, которую обыкновенно называютъ "смуглой красавицей" сонетовъ. Она собственно не была красива но обладала такою силой очарованія, что все сильнѣе и сильнѣе привлекала къ себѣ Шекспира,-- о чемъ онъ говоритъ на разные лады въ своихъ сонетахъ. Она де хорошо знаетъ, что для его нѣжнаго сердца она опаснѣе, чѣмъ тѣ, которыя мучатъ своею красотой.
   
   Нѣтъ, не глаза мои плѣняются тобой:
   Ты представляешь имъ лишь недостатковъ тьму;
   Но что мертво для нихъ, то любитъ ретивое,
   Готовое любить и вопреки уму.
   
   Ни пламя нѣжныхъ чувствъ, ни вкусъ, ни обонянье,
   Ни слухъ, что весь восторгъ при звукахъ неземныхъ,
   Ни сладострастья нылъ, ни трепетъ ожиданья
   Не возстаютъ въ виду достоинствъ всѣхъ твоихъ.
   
   А все жь ни всѣ пять чувствъ, ни разумъ мой не въ силѣ
   Заставить сердце въ прахъ не падать предъ тобой,
   Оставивъ вольной плоть, которая весь свой
   Похоронила нылъ въ тебѣ, какъ бы въ могилѣ.
   
   Одну лишь пользу я въ бѣдѣ моей созналъ,
   Что поводомъ къ грѣху рокъ грѣхъ мой покаралъ. (Сон. 141) *.
   * Послѣдніе два стиха переведены Гербелемъ очень дурно. Мысль та, что Шекспиръ, какъ глубокомысленный человѣкъ, былъ радъ, что возлюбленные своимъ поведеньемъ заставляютъ его страдать и тѣмъ какъ бы искуплять свое увлеченіе. Примѣчаніе переводчика.
   
   Онъ не можетъ уважать ее и презираетъ себя за свою любовь къ ней, подавить которую онъ не находитъ въ себѣ нравственной силы. Сонетъ 129 возникъ какъ слѣдствіе борьбы глубочайшихъ и сильнѣйшихъ ощущеній. Едва-ли когда нибудь душевныя муки поэта, одержимаго недостойною страстью, находили себѣ болѣе потрясающее выраженіе
   
   Постыдно расточать души могучей силы
   На утоленье злыхъ страстей, что намъ такъ милы:
   Въ минуту торжества онѣ бываютъ злы,
   Убійственны, черствы, исполнены хулы,
   
   Неистовы, хитры, надменны, дерзновенны --
   И вслѣдъ, пресытясь всѣмъ, становятся презрѣнны:
   Стремятся овладѣть предметомъ безъ труда,
   Чтобъ послѣ не видать вкушеннаго плода,
   
   Безумствуютъ весь вѣкъ подъ бременемъ желанья,
   Не зная узъ ни до, ни послѣ обладанья,
   Не вѣдая притомъ ни горя, ни утѣхъ
   И видятъ впереди лишь омутъ, полный нѣтъ.
   
   Все это знаетъ міръ, хотя никто не знаетъ,
   Какъ неба избѣжать, что въ адъ насъ посылаетъ.
   
   Слѣдуетъ никогда не опускать изъ вниманія тѣ отношенія, въ которыя сначала сталъ Шекспиръ къ своей смуглой Цирцеѣ, чтобы его поведеніе впослѣдствіи не казалось страннымъ. Еще ничего не зная объ ея невѣрности онъ уже сравнивалъ свою возлюбленную съ духомъ тьмы, стоящимъ по лѣвую сторону, а своего друга -- съ свѣтлымъ добрымъ ангеломъ, находящимся одесную. И вотъ онъ дожилъ до того, что его другъ самъ сталъ жертвой его прелестницы. Гнѣвъ его противъ этой женщины, черной и тѣломъ и душой, долженъ былъ усилиться, но вмѣстѣ съ тѣмъ у него возрасла и страсть къ ней. Море, сказалъ онъ въ "Венерѣ и Адонисѣ", имѣетъ границы, любовная же страсть безгранична. Онъ унижается до того, что проситъ коварную по крайней мѣрѣ въ его присутствіи скрывать невѣрность. Недовольство свое противъ друга онъ умѣетъ подавить въ себѣ; онъ слишкомъ хорошо знаетъ по собственному опыту неотразимую силу обольстительницы. Онъ самъ виноватъ, что другъ его не избѣжалъ опасности, другъ -- добръ (kind), а она -- ненасытна (covetons). А когда домогается сама женщина, то какой же сынъ женщины можетъ устоять? Онъ знаетъ, что пришлось ему самому терпѣть изъ-за страсти къ этой женщинѣ, и потому онъ прощаетъ своего друга. Но у него отняты и возлюбленная, и другъ, и самъ онъ. Послѣ долгой и тяжелой борьбы онъ рѣшается наконецъ не отталкивать отъ себя благороднаго друга своей души изъ-за женщины, которую онъ никогда не уважалъ и которой принадлежитъ главная вина въ измѣнѣ. Прошло, можетъ быть, нѣсколько лѣтъ, прежде чѣмъ онъ могъ высказаться съ отчаяніемъ, не свободнымъ еще отъ горя: (Сон. 42).
   "Что она твоя -- это было бы ничего, хотя я и любилъ ее, но что ты принадлежишь ей -- вотъ въ чемъ мое горе; потеря тебя заставляетъ меня наиболѣе страдать. О мои милые обидчики, вотъ какъ я извиняю каждаго изъ васъ: ты ее полюбилъ, потому что знаешь, что я ее люблю; она же, обманывая меня, позволяетъ тебѣ ради меня любить ее. Если бы я потерялъ тебя, то моя утрата была бы выигрышемъ для нея; съ другой стороны если я утрачу ее -- будешь въ барышахъ ты. Но я теряю васъ обоихъ сразу; вы остаетесь вмѣстѣ и заставляете меня нести этотъ крестъ для моей же пользы. Меня утѣшаетъ то, что я и мой другъ составляемъ одно цѣлое и что любя его -- о сладкая мечта!-- она въ сущности любила меня одного".
   Нѣкоторые хотѣли признать содержаніе сонетовъ чистѣйшимъ вымысломъ фантазіи, на томъ основаніи, что подобное прощенье обольстителя своей возлюбленной -- лишено мужественности, и въ дурномъ свѣтѣ выставляло бы характеръ Шекспира. Конечно, простить обольстителя какой-нибудь Дездемоны или Герміоны не рѣшился бы, да и не имѣлъ бы силы ни одинъ честный человѣкъ. Но въ данномъ случаѣ условія совсѣмъ иныя. Шекспиръ никогда не уважалъ своей Клеопатры, и любовь къ женщинѣ не можетъ осилить у него мужественную дружбу. Этимъ античнымъ взглядомъ -- хвалить-ли его или порицать, это другой вопросъ, -- онъ проникнутъ всецѣло. Его Валентинъ въ "Веронцахъ" поступаетъ такъ-же точно. Значитъ здѣсь мы имѣемъ дѣло съ вполнѣ зрѣлымъ убѣжденіемъ Шекспира. Да и имѣемъ-ли мы право и возможность подчинять всѣ безконечныя видоизмѣненія живой дѣйствительности окаменѣлымъ теоріямъ всеобщаго нравственнаго кодекса? Можемъ-ли мы сказать, гдѣ оканчивается граница благороднаго прощенія и начинается недостойная слабость, когда намъ такъ мало извѣстно объ индивидуальныхъ особенностяхъ даннаго случая? Везъ сомнѣнія, эти эпизоды не легко обошлись Шекспиру.
   Мы не имѣемъ возможности установить здѣсь точныя данныя и опредѣлить ихъ значеніе для внутренней жизни Шекспира. За то мы видимъ и можемъ прослѣдить, какъ у него развивалось все болѣе и болѣе серьёзное настроеніе, въ концѣ концовъ выродившееся въ самый безотрадный пессимизмъ. "Страсть приноситъ страданія",-- это долженъ былъ на собственномъ опытѣ узнать и величайшій изобразитель человѣческихъ страстей. Эти горестные опыты были благопріятны для его творчества. Подъ ихъ то вліяніемъ и возникли тѣ великія трагедіи, на которыхъ преимущественно и основана слава Шекспира. Къ нимъ присоединились еще другія внѣшнія обстоятельства, заставившія поблѣднѣть у него краски радости. Его покровитель Саутамптонъ долго отсутствовалъ изъ Лондона и давно уже пользовался расположеніемъ королевы. Шекспиръ нашелъ поводъ бранить "политику, еретичку": За смертью его сына Гамнета (въ августѣ 1596 г.) послѣдовала въ томъ-же году смерть его дяди Генри Шекспира. 8-го Сентября 1601 г. былъ похороненъ въ Стрэтфордѣ отецъ поэта. Послѣ того какъ въ 1607 г. умеръ его братъ Эдмундъ, онъ потерялъ въ 1608 г. и свою мать (похоронена 9-го сентября). Четыре года спустя умеръ его братъ Ричардъ. И внѣ круга своихъ близкихъ родныхъ онъ встрѣтилъ не мало горя: гибель Эссекса, грозившая также и Саутамптону, сильно потрясла его, равно какъ и весь англійскій народъ, оплакивавшій несчастное паденіе своего любимаго героя и покорителя Кадикса. А какой-же патріотъ англичанинъ могъ равнодушно принять извѣстіе о кончинѣ королевы Елисаветы, 3 апрѣля 1603 г.? Хотя въ послѣдніе годы, особенно со смерти Сесиля, обнаружились довольно чувствительно дурныя послѣдствія правленія женщины, однако государыня, которая вмѣстѣ со своимъ народомъ боролась противъ испанскаго вторженія, пользовалась непоколебимою любовью и уваженіемъ со стороны подданныхъ. Будущее казалось темнымъ и было неизвѣстно. Кто могъ тогда сказать, какія послѣдствія для страны будетъ имѣть вступленіе новой династіи? И въ самомъ дѣлѣ сколько горя доставили Англіи Стюарты, благодаря своей неспособности и вѣроломству! Іаковъ I занималъ не долго престолъ Тюдоровъ и Плантагенетовъ; и такимъ образомъ къ предшественницѣ его можно было примѣнить слова, вложенныя Шекспиромъ въ уста Ричарда:
   
   Желавшіе при жизни ея смерти
   Теперь въ ея влюбилися могилу.
   Земля! ты возврати намъ королеву,
   А эту, что теперь, возьми!
   
   Шекспиръ впрочемъ имѣлъ еще особенныя причины оплакивать Елисавету. Она была страстной любительницей театра, и всегда оказывала ему покровительство и защиту противъ преслѣдованій городскихъ властей. Правдоподобно преданіе, что она именно дала Шекспиру мысль сочинить "Виндзорскихъ Проказницъ", выразивъ желаніе видѣть Фольстаффа въ роли любовника. О другомъ подобномъ анекдотѣ было уже сказано выше. Бэнъ Джонсонъ называетъ Елисавету и Іакова I покровителями поэзіи Шекспира. Бережливая королева, должно быть, оказывала не мало милостей Шекспиру, потому что всѣмъ показалось страннымъ, что онъ не присоединился къ прочимъ поэтамъ въ ихъ оплакиваніяхъ смерти королевы. Генри Четтль даже замѣтилъ ему это въ своемъ стихотвореніи "Трауръ Англіи".
   
   Что-жъ среброзвучный Мелицертъ
   Печальныхъ пѣсенъ не поетъ
   По той, что чтила его музу,
   Внимая милостиво ея звукамъ?
   Пастухъ, ты вспомяни Елисавету нашу
   И горестную смерть ея воспой!
   
   Торжественная поэзія по обязанности была не повкусу Шекспира, и онъ не внялъ требованію Четтля. За то какъ драматическій писатель онъ въ концѣ своего "Генриха VIII" помѣстилъ вдохновенную похвальную рѣчь благословенной королевѣ и годамъ ея правленія; равнымъ образомъ и въ "Снѣ въ Иванову ночь" онъ восхваляетъ maiden queen за ея дѣвственность.
   Король Іаковъ I, по качествамъ своимъ вообще мало напоминавшій Елисавету, раздѣлялъ однако вмѣстѣ съ нею любовь къ театру. Онъ присутствовалъ на театральныхъ представленіяхъ уже во время своего пріѣзда въ Лондонъ. По прибытіи своемъ въ столицу, однимъ изъ первыхъ актовъ его правленія было назначеніе прежнихъ актеровъ Лорда-Казначея -- придворными актерами, "the King's Players" (17 мая 1603 г.). Послѣ того какъ доказано, что большинство документовъ, касающихся Шекспира, представляютъ Фальсификацію, патентъ короля Іакова является единственнымъ оффиціальнымъ памятникомъ, въ которомъ говорится объ актерѣ Шекспирѣ. Какъ образецъ многихъ патентовъ, выхлопотанныхъ въ разное время Noblemen'ами для своихъ труппъ, многословный патентъ Іакова заслуживаетъ того, чтобы мы привели его хотя отчасти:
   "Всѣмъ нашимъ мировымъ судьямъ, бургомистрамъ, шерифамъ, констэблямъ, старостамъ и прочимъ чиновникамъ и любезнымъ подданнымъ -- привѣтъ. Да будетъ вамъ вѣдомо, что мы изъ особенной нашей милости и по свободному побужденію предоставили право и свободу нашимъ слугамъ Лоренцу Флетчеру, Вильяму Шекспиру, Ричарду Борбэджу, Августину Филипису, Джону Хэминджу, Генри Кондэллю, Виліяму Сляю, Роберту Эрмину, Ричарду Коуди и прочимъ ихъ товарищамъ -- показывать свое искусство въ представленіи комедій, трагедій, исторій, интерлюдій, моралите, пасторалей, драматическихъ сценъ и др. под., которыя они знаютъ или имѣютъ выучить,-- какъ для увеселенія нашихъ любезныхъ подданныхъ, такъ и для нашего наслажденія и удовольствія, если намъ угодно будетъ смотрѣть на нихъ; и чтобы они эти выше названныя комедіи, трагедіи, исторіи, интерлюдіи, маралите, пасторали, драматическія сцены и др. под. публично представляли и пользовались для своей выгоды, послѣ того какъ пройдетъ зараза.,-- какъ и въ теперешнемъ ихъ театрѣ, называемомъ "Глобусъ", въ нашемъ графствѣ Сёррэй, такъ равно и во всѣхъ городскихъ залахъ и пригодныхъ къ тому мѣстахъ во всякомъ городѣ, университетѣ, замкѣ или мѣстечкѣ въ нашемъ королевствѣ. Наша воля и повелѣніе къ вамъ и къ каждому изъ васъ, чтобы вы, на сколько вы стараетесь заслужить наше расположеніе, не только терпѣли ихъ и не дѣлали бы имъ препятствій, ограниченій, обремененій,-- пока на то наша воля,-- но чтобы вы также оказывали имъ помощь и защиту, если имъ учинена будетъ какая либо несправедливость; съ ними должно обращаться такъ, какъ обращались доселѣ съ господами ихъ сословія и профессіи; а что вы сверхъ этого окажете расположенія этимъ нашимъ служителямъ, то мы милостиво примемъ изъ вашихъ рукъ. И этотъ нашъ патентъ долженъ быть вамъ извѣстенъ и вами соблюдаемъ"".
   Поразительная обстоятельность подобныхъ патентовъ была необходима для того, чтобы городскія управленія, раздѣлявшія пресвитеріанское направленіе, не могли дѣлать отговорокъ. Наше вниманіе обращается здѣсь прежде всего но то, что Шекспиръ упомянутъ на второмъ мѣстѣ, но впереди прежняго директора труппы Борбэджа. Лоренцъ Флетчеръ успѣлъ пріобрѣсти къ себѣ расположеніе короля Іакова I во время пребыванія въ Шотландіи; въ 1601 г. онъ получилъ титулъ "Comedian to his Majesty". Въ качествѣ таковаго онъ и долженъ былъ быть названъ въ главѣ своихъ товарищей. Названіе же Шекспира на второмъ мѣстѣ можетъ быть объяснено только его положеніемъ въ труппѣ. Вѣроятно въ патентѣ названы имена только тѣхъ актеровъ, которые въ тояге время были членами и пайщиками труппы. Въ такомъ случаѣ Шекспиръ является между ними первымъ. Король Іаковъ, по свидѣтельству Бэнъ Джонсона, любилъ поэзію Шекспира, хотя впрочемъ разсказанная Дэвенэнтомъ исторія о лестной грамотѣ короля къ поэту заслуживаетъ очень мало вѣроятія. Король Іаковъ былъ въ высшей степени чувствителенъ,-- быть можетъ и благодаренъ,-- къ прославленіямъ своего дома и его заслугъ, о чемъ говорится во многихъ мѣстахъ "Макбета". Эти льстивые отзывы даютъ намъ одну изъ немногихъ прочныхъ точекъ опоры для опредѣленія хронологіи Шекспировой пьесы. "Макбетъ" не могъ быть написанъ до вступленія на престолъ перваго короля изъ дома Стюартовъ.
   "Макбетъ" принадлежитъ къ группѣ тѣхъ великихъ трагическихъ произведеній, какъ "Гамлетъ", "Лиръ", "Тимонъ", "Коріоланъ", въ которыхъ обнаруживается мрачное и серьёзное настроеніе ихъ автора. Онѣ возникаютъ изъ того настроенія, которое разрѣшается горькимъ мизантропическимъ смѣхомъ въ "Троилѣ и Крессидѣ" и дикими проклятіями 66 сонета:
   
   Въ усталости я жажду лишь покоя (смерти)!
   Мнѣ видѣть тяжело достойныхъ въ нищетѣ,
   Ничтожество въ тиши вкушающимъ благое,
   Измѣну всѣхъ надеждъ, обманъ въ святой мечтѣ,
   
   Почетъ среди толпы, присвоенный неправо,
   Дѣвическую честь растоптанную въ прахъ,
   Клонящуюся мощь предъ рокомъ величаво,
   Искусство свой огонь влачащее въ цѣпяхъ,
   
   Низвергнутое въ грязь прямое совершенство.
   Ученость предъ судомъ надменнаго осла,
   Правдивость, простотѣ сулимая въ блаженство,
   И доброту души въ служеніи у зла!
   
   Всѣмъ этимъ утомленъ, я бредилъ бы могилой...
   
   Основное настроеніе этого сонета, въ которомъ каждое почти слово можетъ быть иллюстрируемо примѣрами изъ современной исторіи, ясно замѣтно и въ названныхъ драмахъ. Въ силу этого мы имѣемъ право видѣть въ нихъ автобіографическіе моменты. Рѣшительно нѣтъ никакой возможности отождествлять Шекспира, какъ это часто дѣлали, съ какимъ либо изъ его героевъ,-- будетъ ли то Гамлетъ, Джэкъ, Генрихъ V, Винценцо въ "Мѣрѣ за мѣру" или Просперо въ "Бурѣ", хотя именно послѣдніе оба имѣютъ положительное родство съ отдѣльными чертами характера поэта. Шекспиръ никогда не дѣйствовалъ такъ субъективно, какъ Гёте, рисуя образы Вейслингена, Клавиго, Прометея, Фауста, или Шиллеръ, создавая характеры Карла Moора, Фіаско, Позы. Только основное настроеніе, выраженное въ цѣломъ ряду драмъ, и возникновеніе котораго извѣстно намъ изъ близкихъ по времени источниковъ, можетъ быть пріурочено нами къ біографіи поэта. Но затѣмъ опять намъ неизвѣстно, возникли-ли послѣднія драмы Шекспира -- "Мѣра за мѣру", "Цимбелинъ", "Зимняя сказка", "Буря", "Генрихъ VIII", въ которыхъ замѣтно уже болѣе мягкое и примирительное настроеніе,-- въ Лондонѣ или уже въ его уединеніи въ Стрэтфордѣ. Равнымъ образомъ, только приблизительно можемъ мы опредѣлить то время, когда Шекспиръ окончательно поселился въ Стрэтфордѣ. Послѣднее достовѣрное извѣстіе о выступленіи Шекспира въ качествѣ актера относится къ 1603 г., когда онъ участвовалъ въ римской трагедіи Бэнъ Джонсона "Сеянъ". Пьеса эта въ тотъ разъ провалилась; при переработкѣ ея Бэнъ Джонсонъ прибѣгнулъ къ помощи "втораго пера". Въ изданіи 1605 г. онъ благодаритъ за помощь этого "счастливаго генія". Одни разумѣютъ подъ этимъ Шекспира, другіе Джонъ Флетчера. Такъ какъ мы почти ничего не знаемъ о роляхъ Шекспира, то отсутствіе извѣстій послѣ 1603 г. не даетъ еще возможности вывести отсюда какія либо заключенія. Удалился-ли Шекспиръ со сцены въ 1604 г. или въ 1613 г. или въ одинъ изъ промежуточныхъ годовъ,-- во всякомъ случаѣ онъ могъ сдѣлать это съ полнымъ, и гордымъ сознаніемъ того, что англійская народная сцена, которая, до прибытіи его въ Лондонъ, находилась еще въ своемъ дѣтствѣ,-- за время его дѣятельности и главнымъ образомъ благодаря именно ему, достигла своей полной и мужественной зрѣлости.
   

VI.
Англійская драма и театръ до Шекспира.

1. Мистеріи, Моралите и Интерлюдіи.

   Джонъ Драйденъ, произведеніями котораго открывается новая эпоха въ исторіи англійскаго театра, въ 1692 г. въ посвященіи къ своему переводу Ювенала выразился, что "Шекспиръ создалъ нашу сцену". Долгое время въ Англіи, какъ и въ Германіи, это вполнѣ ложное утвержденіе было принимаемо за истину, хотя Герстенбергъ, уже въ самомъ началѣ поклоненія нѣмцевъ Шекспиру, указывалъ на необходимость смотрѣть на Шекспира въ связи и въ рамкахъ его времени. Однако Ленцъ и поэты періода "бурныхъ стремленій" вовсе не думали объ этомъ, и съ восторгомъ относились къ Шекспировой безпорядочности. Впервые Людвигъ Тикъ въ началѣ девяностыхъ годовъ прошлаго вѣка сталъ пользоваться сокровищами Гёттингенской библіотеки для изученія драматическихъ современниковъ и непосредственныхъ предшественниковъ Шекспира. Если предъ омраченными взорами доселѣ выдвигалась изъ тумановъ одна только вершина горы, то теперь открылся цѣлый могучій горный кряжъ. Крутыя скалы поднимаются изъ него, прелестныя прежде скрытыя долины и покатые склоны становятся видны, Величина и красивыя очертанія высящейся надъ ними всѣми горной массы привлекавшей къ себѣ доселѣ и смущавшей взоры, становятся понятными только теперь, когда сравненіе ея съ другими скалистыми вершинами даетъ возможность установить извѣстный масштабъ. Дѣятельность открытій въ этой области, начатая въ Германіи прежде всѣхъ Тикомъ, въ Англіи -- Мэлономъ, Додсли, Хокинсомъ и др., продолжалась въ девятнадцатомъ вѣкѣ цѣлымъ рядомъ неутомимыхъ изслѣдователей. То, что Джиффордъ сдѣлалъ для біографіи и для произведеній Бэнъ Джонсона,-- Александръ Дейсъ сдѣлалъ для цѣлой группы Old Dramatists, каковы напримѣръ Гринъ, Пиль, Уэбстеръ и др. Послѣ того какъ такимъ путемъ познакомились съ горными вершинами, явилась надобность открыть для ученыхъ путешествій и разстилающуюся холмистую страну. Подобно тому какъ была установлена связь между Шекспиромъ и Елисаветинской драмой вообще, такъ теперь нужно было указать мѣсто этой послѣдней въ исторіи развитія драмы и театра въ Англіи. Въ средневѣковой драмѣ и въ медленныхъ переходахъ ея къ новѣйшей скрыты тѣ отдѣльныя крупинки металла, которыя въ драмахъ Шекспира переплавляются и отливаются въ форму цѣлаго художественнаго произведенія. Полное представленіе о Елисаветинскомъ театрѣ и о драмѣ Шекспира можетъ явиться только тогда, когда мы уяснимъ себѣ все относительно фундамента, на которомъ покоится это величественное зданіе.
   Средневѣковая драма образовалась изъ христіанскаго богослуженія, въ особенности изъ пасхальнаго, подобно тому какъ эллинская драма развилась изъ миѳа о Вакхѣ и празднествъ въ честь его. Вліяніе и традиціи классической древности, кажется, почти или даже вовсе не имѣли никакого значенія для возникновенія драмы у христіанскихъ народовъ. Только въ одной Италіи народная комедія сохраняла непрерывную связь съ комическимъ характеромъ древнеиталійской комедіи. Вѣрованія и праздники германскаго язычества остались не безъ вліянія на образованіе и характеръ христіанскихъ пьесъ. По крайней мѣрѣ рождественскія представленія Трехъ Королей во многомъ указываютъ на дохристіанскіе обычаи и съ самого начала давались внѣ церкви среди деревенскаго населенія. Этотъ старинный обычай -- праздновать вечеръ Трехъ Королей переодѣваніями и сценическими представленіями -- сохранился еще вполнѣ и въ Елисаветинской Англіи. Шекспиръ назвалъ свою пьесу "Что Угодно", въ которой главное содержаніе составляютъ переодѣванія и превращенія,-- "Вечеромъ Трехъ Королей". Англійское прозваніе ея -- "Twelftnight" напоминаетъ тѣ священныя "двѣнадцать ночей" (отъ Рождества до Трехъ Королей), которыя почитали поклонники Бодана. Старогерманскій танецъ съ мечами сохранился даже и послѣ Шекспира. Антоній (III, 10, 36) смѣется, что Октавіанъ дѣйствовалъ своимъ мечемъ при Филиппѣ какъ въ пляскѣ. Мы не знаемъ, насколько англосаксонскій клиръ развилъ драматическіе элементы богослуженія, равнымъ образомъ неизвѣстно намъ и то, какъ образовались старые драматическіе пѣсенные діалоги между лѣтомъ и зимой, которыми Шекспиръ заканчиваетъ свои "Безплодныя Усилія Любви",-- къ тому времени, когда норманнское завоеваніе подавило англосаксонскую народную жизнь и изгнало англосаксонское духовенство. Норманны, любившіе пышность и зрѣлища, безъ сомнѣнія и на новыхъ мѣстахъ старались придать своему богослуженію такое же великолѣпіе, какъ и у себя на родинѣ. Здѣсь то и началось развитіе драматическихъ элементовъ богослуженія. Въ 1182 г. въ одномъ житіи Томаса Бекета, епископа и мученика Кэнтербёрійскаго, превозносится высокоблагородный городъ Лондонъ за то, что въ немъ вмѣсто театральныхъ представленій и сценическихъ увеселеній даются священныя пьесы, изображающія чудеса, которыя совершаемы были святыми исповѣдниками, или страданія, въ которыхъ выказалось долготерпѣніе мучениковъ. Эти различные сюжеты говорятъ уже о довольно высокой степени развитія драматики, потому что вначалѣ вездѣ довольствовались только драматизаціей отдѣльныхъ евангелій, а отсюда уже постепенно возникли церковныя представленія. Тѣмъ не менѣе будущность драмы въ Англіи обѣщала очень мало. Съ тѣхъ поръ, какъ во Франціи и въ Германіи драматическія представленія освободились отъ латинскаго языка церкви,-- народный элементъ и его языкъ заняли первое мѣсто. Впрочемъ въ Англіи латинскій языкъ освободилъ мѣсто для языка только одной господствовавшей касты. Нужно было еще много времени, пока французскій языкъ уступилъ свое мѣсто англійскому; и только съ побѣдой послѣдняго явилась возможность успѣшнаго развитія драмы. Даже уже въ то время когда господствующимъ языкомъ сталъ англійскій, въ пьесахъ знатныя лица, напр. царь Иродъ, говорили по французски. Конецъ этому явленію положилъ періодъ Чосера. Въ 1338 г. въ Честерскихъ мистеріяхъ Иродъ заключилъ свою рѣчь словами: "Я не знаю болѣе по французски". Въ 1599 г. Шекспиръ воспользовался въ своемъ "Генрихѣ V" Французскимъ языкомъ, съ цѣлью создать комическое дѣйствіе. Въ этихъ противоположностяхъ обнаруживается измѣненіе политическаго положенія Норманновъ и Англосаксовъ въ сферѣ англійской драмы. Вскорѣ послѣ въ 1338 г. Эдуардъ III ввелъ англійскій языкъ въ суды.
   Древнѣйшая англонорманнская драма, о которой сохранилось упоминаніе,-- это мистерія св. Екатерины, поставленная въ 1119 г. въ Донстэплѣ норманнскимъ выходцемъ Жофруа, (впослѣдствіи аббатъ Ст. Альбана). Это представленіе имѣло дурное предзнаменованіе для будущихъ театровъ, потому что окончилось пожаромъ. Театральные костюмы, взятые изъ монастыря, сгорѣли въ театрѣ Жофруа. Древнѣйшая мистерія на англійскомъ языкѣ, сохранившаяся до насъ, извѣстна подъ заглавіемъ "The Harrowing of Hell". Сошествіе Христа въ адъ по Никодимову апокрифическому евангелію, послужившее темой самого ранняго изъ сохранившихся стихотвореній Гёте,-- было здѣсь въ половинѣ тринадцатаго вѣка драматизировано довольно неумѣло. Анналы англійскаго театра, составленные неутомимымъ рвеніемъ Колльера (Collier), заключаютъ въ себѣ много отдѣльныхъ цѣнныхъ замѣтокъ, но далеко не все значительное количество сохранившихся средневѣковыхъ драмъ. Кромѣ столицы, мистеріи были представляемы въ Честерѣ, Ковентри, Іоркѣ, Ньюкэстлѣ, Доргэмѣ, Лонкастерѣ, Лидсѣ, Престонѣ, Кендэллѣ, Бристолѣ, Мэннингтри и Кэмбриджѣ. Народное стихотвореніе Piers "Ploughman's Crede", какъ и Чосерова "Женщина изъ Бата", упоминаютъ о многочисленныхъ толпахъ народа, сбѣгавшихся со всѣхъ сторонъ на рынки -- смотрѣть мистеріи. Мы можемъ достаточно познакомиться съ своеобразнымъ характеромъ англійскихъ мистерій по тремъ сохранившимся большимъ сборникамъ и по пьесамъ, сохранившимся въ рукописяхъ Дигбщ Дублинскія мистеріи и циклъ Іоркскихъ мистерій еще ожидаютъ изданія. Сборники мистерей Честерскихъ, Ковентрійскихъ и Вудкиркскихъ (послѣдніе названы по мѣсту храненія рукописи "Towneley Mysteries") великолѣпнымъ образомъ представляютъ англійскую религіозную драму среднихъ вѣковъ. Самый обширный сборникъ -- это Ludi Coventriae. Онъ заключаетъ въ себѣ 42 пьесы, между тѣмъ какъ число Честерскихъ пасхальныхъ мистерій доходитъ только до 24, а коллекція Тоунелэй насчитывала первоначально всего 30. Всѣ эти пьесы значительно старѣе, чѣмъ сохранившіяся до насъ рукописи ихъ:, древнѣйшая изъ нихъ (Вуддкирская) относится къ концу 14 вѣка. Честерскія пьесы возможно прослѣдить до 1268 года, а сохранились онѣ до 1577 г., т. е. тринадцать лѣтъ спустя послѣ рожденія Шекспира. Циклъ Ковентрійскихъ мистерій, дававшихся въ праздникъ Божьяго Тѣла,-- этотъ праздникъ, созданный въ 1264 г. по предписанію папы Урбана IV, имѣлъ особенно важное значеніе для развитіе религіозной драмы во всѣхъ земляхъ -- упоминается впервые въ 1392 г. Онѣ были такъ извѣстны, что въ 1468 г. король Генрихъ VII поѣхалъ въ Ковентри съ спеціальною цѣлью видѣть ихъ. Въ 1591 г., когда Шекспиръ жидъ въ Лондонѣ уже много лѣтъ, было дано послѣднее ихъ представленіе. Наша рукопись относится къ 1468 г.; запись же Честерскихъ пьесъ -- къ началу 17 вѣка. Лучшимъ доказательствомъ той популярности, которою пользовались мистеріи служитъ то, что хотя онѣ возникли на почвѣ католической церкви, однако пережили ея паденіе въ Англіи, и съумѣли по крайней мѣрѣ съ внѣшней стороны примѣниться къ неизбѣжнымъ условіямъ реформаціи. Впрочемъ уже за долго до Генриха VI II драма освободилась отъ тѣхъ условій, благодаря которымъ она возникла въ средніе вѣка. Мистеріи возникли въ самой церкви, какъ часть богослуженія. Актерами были естественно клирики. Постепенно драматическіе эпизоды достигли самостоятельнаго значенія, что сдѣлало необходимымъ -- выдѣленіе ихъ изъ богослуженія. Самыя разнообразныя причины дѣйствовали совмѣстно въ томъ направленіи, что представленія были перенесены изъ церкви сначала на церковный дворъ. Случавшіяся злоупотребленія повели къ запрещенію клирикамъ -- принимать активное участіе въ представленіяхъ, да и самыя представленія были запрещены въ церквяхъ. По именно въ Англіи старая привычка -- давать представленія въ церквяхъ такъ упрочилась, что даже во время Елисаветы бывали случаи, когда актеры за недостаткомъ другаго подходящаго мѣста показывали свое давно уже ставшее свѣтскимъ искусство -- въ церквяхъ и капеллахъ. Молодые церковные пѣвчіе королевы были въ тоже время и актерами. Духовенство съ такой охотой выступало въ мистеріяхъ въ качествѣ актеровъ, что даже многократно повторявшіяся запрещенія соборовъ не оказывали дѣйствія. Но постоянно расширявшійся объемъ представленій принудилъ ихъ самихъ привлечь въ качествѣ актеровъ -- бродячихъ школяровъ и другихъ свѣтскихъ лицъ. Въ Англіи повидимому уже довольно рано въ представленіяхъ принимали участіе мимы, жонглеры и т. п. артисты по профессіи. Это были люди хорошо знавшіе по французски; среди нихъ рано уже упрочилась актерская рутина, содѣйствовавшая постепенному образованію актеровъ и выдѣленію ихъ въ отдѣльное сословіе. Свѣтскій элементъ сталъ вскорѣ замѣтенъ и въ содержаніи пьесъ. Воины, приставленные для охраненія св. гроба; купецъ, у котораго благочестивыя жены покупали благовонія; невѣріе апостола Ѳомы и отчаяніе Іуды -- были изначала комическими элементами пьесъ. Но чѣмъ болѣе усиливался комическій элементъ, тѣмъ скорѣе духовенство должно было отказываться отъ участія въ представленіяхъ. Въ его рукахъ оставалась еще нѣкоторое время роль Христа; вскорѣ духовнымъ пришлось ограничиться только веденіемъ и постановкой представленій, -- что и осталось у нихъ до самой реформаціи. Въ Обераммергау и теперь еще священникъ является главнымъ распорядителемъ представленій. Разъ мистеріи стали дѣломъ свѣтскихъ людей онѣ не могли уже быть терпимы на священной землѣ. Онѣ были перенесены на рынки и на главныя улицы. Это постепенное усиленіе свѣтскаго элемента обнаруживается повсемѣстно въ развитіи мистерій. Мистеріями названы были эти представленія во Франціи. Въ Англіи они назывались Miracle Plays или Pageants. Pageant -- это подмостки, на которыхъ играли. Въ Честерѣ они состояли изъ двухъ этажей, покоившихся на шести колесахъ. Въ верхнемъ этажѣ шло представленіе, въ нижнемъ -- одѣвались актеры. Верхнее помѣщеніе не было закрыто. Эти передвижныя подмостки перевозились по большей части людьми изъ улицы въ улицу; впереди шелъ герольдъ. Существовали общества купцовъ и ремесленниковъ, ставившія и представлявшія эти пьесы. Въ Честерѣ 24 части цикла точно соотвѣтствовали 24 городскимъ гильдіямъ. Каждый цехъ устраивалъ pageant. Въ три дня праздника св. Троицы исполняли весь циклъ. Въ Ковентри -- на пасху и въ Троицынъ день происходили репетиціи, а представленія давались въ праздникъ Божьяго Тѣла, но не каждый годъ. За то цехи изъ Ковентри странствовали и по окрестнымъ мѣстамъ, показывая свое искусство; это рѣшительно напоминаетъ передвижную Ѳееписову колесницу. Это случалось даже и въ то время, когда настоящія труппы актеровъ разъѣзжали по странѣ и давали представленія пьесъ Доджа, Марло, Грина, а позже и Шекспира. Такъ близко соприкасались въ Англіи различныя эпохи драматическаго искусства; для нарождавшейся новой драмы это соприкосновеніе было во всякомъ случаѣ не безполезно.
   За средневѣковой драмой мистерій должно во всякомъ случаѣ признать высшее значеніе, чѣмъ это обыкновенно дѣлаютъ. Эстетическія равно какъ и историко-литературныя сужденія о ней до сихъ поръ не вполнѣ справедливы. Въ то время, когда библія была мало доступна даже для самихъ клириковъ, эта живая Biblia Pauperum имѣла большое религіозное значеніе. Священная исторія такъ живо была представляема предъ народомъ благодаря драмѣ мистерій, какъ въ 16 вѣкѣ національная исторія, благодаря драмамъ Марло, Шекспира и другимъ драмамъ -- исторіямъ. Прологъ Ковентрійскихъ представленій обѣщаетъ зрителямъ -- правду:
   
   Вы, что сюда приходите, здѣсь будете видѣть
   Пьесу съ великолѣпной обстановкой.
   Священное писаніе мы будемъ представлять
   И басни потому должны мы изгонять.
   
   Слова здѣсь иныя, но смыслъ тотъ-же, что и въ прологѣ къ "королю Генриху VIII". Здѣсь можно де узнать правду. "Мы представляемъ вещи, достойныя довѣрія; наше стремленіе представлять одну только правду". Но между тѣмъ какъ болѣе развитое искусство Шекспира часто бываетъ принуждено подчинять историческую дѣйствительность необходимости драматическаго развитія, въ драмѣ мистерій напротивъ боязнь измѣнить при переработкѣ священное писаніе уничтожала возможность свободнаго ея развитія. За то англійской драмѣ мистерій удалось съ такою наглядностью выразить величественное міросозерцаніе среднихъ вѣковъ, какая не была достигнута въ такой полнотѣ ни въ одной странѣ. Вся религіозная исторія человѣчества, какъ она является намъ въ библіи или какъ она на основаніи Св. писанія построена теологами, въ ея важнѣйшихъ моментахъ, находитъ свое выраженіе въ предѣлахъ каждой изъ трехъ коллективныхъ мистерій. Начиная съ сотворенія міра и возмущенія Люцифера и до пришествія антихриста и страшнаго суда -- вся священная исторія проходитъ предъ нашими глазами въ большемъ или меньшемъ числѣ драматическихъ картинъ. Рождество, искушеніе Христа, страданія, сошествіе въ адъ, воскресеніе и вознесеніе Христа составляютъ естественно главныя пьесы, рядомъ разрабатываются и грѣхопаденіе, смерть Авеля, потопъ, принесеніе въ жертву Исаака, исторія пророковъ, Валаамъ съ своей ослицей и т. п. Драматическое искусство, обнаруживающееся въ этихъ пьесахъ, далеко не всегда одинаково. Такъ напр. Towneley Plays представляютъ при жертвоприношеніи Исаака значительное психологическое углубленіе. Авраамъ выдумываетъ, что онъ потерялъ что-то, для того только, чтобы замедлить жертвоприношеніе. Послѣ счастливаго оборота дѣла онъ спѣшитъ поцѣловать своего сына, прежде чѣмъ отвѣчать ангелу. Стремленіе къ индивидуализаціи здѣсь вообще замѣтнѣе, чѣмъ во французскихъ и нѣмецкихъ пьесахъ. Отдѣльныя реалистическія черты говорятъ рѣшительно о драматическомъ талантѣ. За то комическія партіи страдаютъ по большей части недостаткомъ остроумія. И что еще хуже, паѳосъ, иногда случайно, а иногда и намѣренно, доходитъ до комизма. Больше всего это замѣтно въ роли Ирода. Чосеровъ пономарь Абсалонъ въ "Разсказѣ Мельника11 любитъ играть Ирода, потому что де въ этой роли можно показать и свою умѣлость и исполненное достоинства обращеніе. Иродъ -- это оригиналъ тиранновъ въ этихъ пьесахъ, это роль, какъ ее характеризуетъ замѣтка въ "Снѣ въ Иванову ночь," "въ которой можно кратко и немногословно выразить все". Когда Шекспиръ хочетъ изобразить "дюжаго длинноволосаго молодца, который разрываетъ страсть въ клочки, чтобы гремѣть въ ушахъ райка," то онъ говоритъ о немъ: "онъ хочетъ превзойти Ирода" (it out-herods Herod) (Гамлетъ III, 2,16). Г-жа Пэджъ отвѣчаетъ на любовныя увѣренія Фальстаффа: "экій Иродъ іудейскій" (II. I, 20). Генрихъ V грозитъ Горожанамъ Гарфлёра яростью кровавыхъ битвъ Ирода. Въ "Антоніи и Клеопатрѣ", тамъ источникъ Шекспира для этой драмы говоритъ объ историческомъ Иродѣ -- поэту не всегда удается отличать Плутархова Ирода отъ того Ирода, тиранская ярость котораго такъ хорошо извѣстна была его зрителямъ по мистеріямъ. Въ "Гамлетѣ", называя рядомъ съ Иродомъ и сарацинскаго идола Термаганта, Шекспиръ также руководился воспоминаніями о мистеріяхъ, гдѣ Магометъ выступаетъ одновременно съ Иродомъ; Пилатъ въ мистеріяхъ также говоритъ о своемъ кумѣ Магометѣ. Въ ковентрійскихъ представленіяхъ Roie Erott выступаетъ съ слѣдующею рѣчью:
   
   Я тотъ, который и небо и землю создалъ,
   Въ моихъ рукахъ -- весь міръ и всѣ его богатства...
   Когда на него сурово я взгляну
   Изъ страха облака огонь и громы мечутъ.
   Скажу лишь слово я одно --
   И міръ разрушится отъ сѣвера до юга.
   Цвѣтъ моего лица яснѣй,
   Чѣмъ солнце на небѣ полуденномъ бываетъ и т. д.
   
   Очевидно не искусство характеристики Ирода въ мистеріи, сохранило его такъ живо въ памяти Шекспира.
   Благодаря своимъ близкимъ отношеніямъ къ тремъ восточнымъ королямъ (волхвамъ) Иродъ принадлежитъ къ числу старѣйшихъ лицъ въ мистеріяхъ. Во всякомъ случаѣ одинъ только чортъ можетъ похвалиться болѣе раннимъ происхожденіемъ, а онъ также является однимъ изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ въ пьесахъ всѣхъ странъ. Мефистофель, спрошенный въ Вальпургіеву ночь о своемъ имени, отвѣчаетъ:
   
   Меня величаютъ многими именами.
   На старой англійской сценѣ я носилъ.
   Прозвище Old Iniquity.
   
   Однако это имя носилъ въ старыхъ англійскихъ пьесахъ не чортъ, а его постоянный спутникъ Vice,-- образъ, принадлежащій исключительно одной только англійской сценѣ, и имѣвшій выдающееся значеніе для развитія драмы. Онъ получаетъ это имя и роль не въ самихъ Miracle Plays, а въ развившейся изъ этихъ послѣднихъ переходной формѣ. Шекспиръ очень часто намекалъ на эту странную фигуру. Принцъ Генрихъ бранитъ однажды Фольстаффа -- "достопочтеннымъ Vice, сѣдовласой Iniquity"; но и самъ Фольстэффъ въ насмѣшку говоритъ о мировомъ судьѣ this Vice's dagger. Гамлетъ называетчэ своего дядю Vice of kings, а Ричардъ III сравниваетъ себя съ настоящимъ Vice Iniquity, выражая такимъ образомъ однимъ словомъ -- двойную мораль (III, 1, 82). Согласно обычнымъ представленіямъ чортъ является въ мистеріяхъ одѣтымъ въ щетинистую шкуру, съ хвостомъ, когтями и рогами. Но этой страшной внѣшности не соотвѣтствуетъ его роль; это глупый чортъ, надъ которымъ насмѣхаются и въ концѣ концовъ бьютъ. Мысль олицетворить это глумленіе надъ нимъ и приставить къ нему спутника подъ именемъ порока (Vice) -- не лишена глубины. Злой причиняетъ себѣ муки именно тѣмъ зломъ, которое постоянно въ немъ возникаетъ, вѣчно глумится надъ нимъ и смѣется ему въ глаза. Такъ можно формулировать съ философской точки зрѣнія тѣ отношенія, какія существуютъ между чортомъ и его спутникомъ Iniquity, носящимъ впрочемъ и другія имена -- Sin, Desire, Inclination, Haphazard, Hypocrisie и др. Злое начало въ самомъ себѣ носитъ свою кару; драма нагляднымъ образомъ показываетъ это путемъ раздвоенія одного образа. Этотъ Vice, выходящій на сцену всегда съ крикомъ "Гогъ!" дѣлается постоянной фигурой англійской драмы. Изъ него,-- задачу его составляетъ глумленіе надъ чортомъ,-- развивается постепенно Гансвурстъ, первоначальный характеръ котораго, не смотря на всѣ его варьяціи у позднѣйшихъ драматурговъ, все же сохранился въ своемъ прежнемъ видѣ. Грубые и остроумные шуты Шекспира -- Флинкъ и Лаунсъ въ "Веронцахъ," какъ и Оселокъ -- являются прямыми потомками весельчака Vice. Дуракъ Фестъ въ "Что угодно" (IV, 2, 130--141) въ насмѣшливой пѣсенкѣ прямо указываетъ на это родство. Деревянный или кожаный кинжалъ (dagger) Уісе'а, украшенный бубенчиками носитъ также придворный дуракъ англійскихъ вельможъ, шутъ Лира, Отелло и графини Руссильонской. Длинное пестрое платье придворнаго дурака и шута -- прологъ къ "Генриху VIII" говоритъ о молодцѣ "въ длинномъ пестромъ съ желтою оторочкою платьѣ," -- есть костюмъ Уісе'а на сценѣ. Бэнъ Джонсонъ въ своей комедіи "Чортъ сдѣлавшійся осломъ",-- въ которой также выступаетъ vêtus Iniquitas собственной персоной,-- называетъ домашняго шута также Vice:
   
   За шестьдесятъ пять лѣтъ тому назадъ
   У каждаго вельможи былъ свой Vice
   Въ халатѣ длинномъ и съ кинжаломъ деревяннымъ.
   
   Великое историческое значеніе роли Порока заключается прежде всего въ томъ, что къ библейскимъ личностямъ мистерій присоединилась выдающаяся по своему аллегоризму фигура. Это не значитъ, что до того времени въ мистеріяхъ не было аллегорическихъ фигуръ. Такія фигуры выступаютъ въ одиннадцати изъ 42 пьесъ ковентрійскаго цикла. Но эти Veritas, Misericordia и т. п. не могутъ быть названы характерными созданіями; только самыя общія соображенія влагаются здѣсь въ уста тѣмъ холоднымъ образамъ, которые назывались Справедливостью, Добродѣтелью и т. п. Въ Vice напротивъ былъ созданъ образъ съ характерными, рѣзко выраженными чертами, которыя могли возбудить интересъ зрителей. Слѣдствіемъ этого было то, что поэты постоянно старались развивать этотъ образъ далѣе, и характеръ его при этомъ пріобрѣталъ все больше индивидуальныхъ чертъ. Онъ былъ пріурочиваемъ къ различнымъ ситуаціямъ; самыя разнообразныя фигуры моралите и интерлюдій, -- какъ-то обманутый мужъ Томъ Тайлеръ, или представитель трусости и другіе -- представляютъ дальнѣйшее развитіе первоначальнаго Порока.
   Уже издавна было въ обычаѣ, что при посѣщеніяхъ англійскими королями городовъ аллегорическія и историческія маски привѣтствовали ихъ отъ лица вѣрноподданныхъ горожанъ. Если прежде въ такой роли выступали только отдѣльныя фигуры, то позднѣе составлялись цѣлыя группы. Кромѣ аллегорій особенно любимы были различныя добродѣтели, такъ называемыя семь Worthies (Гекторъ, Помпей, Цезарь и т. д.), представленіе которыхъ оканчивается неудачей и у Шекспира въ "Безплодныхъ Усиліяхъ Любви". Рѣчи этихъ различныхъ фигуръ, направленныя къ одной цѣли, должны были постепенно обратиться въ драматическіе діалоги. Примѣненіе ихъ извѣстно уже было въ мистеріяхъ. Нужно было добавить еще одинъ образъ, который составлялъ бы противоположность аллегорическимъ добродѣтелямъ,-- и такимъ путемъ создался новый драматическій видъ. Это случилось, когда противъ добродѣтелей выступилъ Уісе.
   Аллегоріи бываютъ обыкновенно сухи и говорятъ слишкомъ мало нашему вкусу. Исходя изъ этого взгляда не хотѣли признать за движеніе впередъ сравнительно съ мистеріями появленіе моралите Moral Plays, состоящихъ изъ аллегорій. Однако эти моральныя пьесы, появившіяся самостоятельно впервые въ началѣ правленія Генриха VI (около 1422 г.), составляютъ важное звено въ развитіи англійской драмы. Мистерія похожа на изобразительное искусство, которое должно работать въ архаическомъ направленіи, пока оно слѣдуетъ опредѣленнымъ предписаніямъ и удерживаетъ свои старые религіозные типы. Свободное поэтическое творчество можетъ быть примѣнимо только въ весьма незначительной мѣрѣ въ тѣхъ мистеріяхъ, которыя слѣдуютъ священному писанію. И характеры, и самый ходъ дѣйствія прочно установлены уже самимъ преданіемъ. Въ исторіи англійской драмы едва замѣтны такія мистеріи, какъ Французскія и нѣмецкія, въ которыхъ изображается чудесное вмѣшательство Богородицы и святыхъ въ запутанныя человѣческія отношенія (легенда о Ѳеофилѣ, мистерія о папессѣ Юттѣ). Въ моралите напротивъ отъ поэта требуется способность изобрѣтенія. Благодаря этому становится необходимымъ извѣстное построеніе драмы, и драматической техникѣ приходится разрѣшать совсѣмъ иныя задачи, чѣмъ доселѣ. Характеръ аллегорическаго представителя человѣчества, который выступаетъ во всѣхъ моралите подъ различными названіями -- "Веселая Юность," "Humanum Genus," "Каждый (Everyman)" или -- "Mankind" -- пріобрѣтаетъ все болѣе и болѣе рѣзкую обрисовку; равнымъ образомъ и характеры соблазненнаго и кающагося. Нельзя также не замѣтить стремленія характеризовать различные пороки и добродѣтели не только помощью одного имени. Для позднѣйшихъ драматурговъ, Шекспира и его современниковъ, изъ моралите возникло еще одно удобство. Уже отецъ нѣмецкой эстетики Баумгартенъ назвалъ поэзію -- oratio sensitiva perfecta; языкъ становится тѣмъ болѣе поэтиченъ, чѣмъ болѣе онъ выразителенъ. Поэтъ долженъ сдѣлать абстрактное доступнымъ для чувствъ -- чрезъ сравненія и олицетворенія нравственныхъ понятій и явленій природы. Почти каждый поэтъ изображаетъ намъ смерть въ видѣ личности. Во всадникахъ по лѣвую и по правую сторону олицетворяются искушеніе и совѣсть. Ифигенія призываетъ съ неба "Исполненіе," какъ дочь Юпитера. Мы сами должны составить себѣ для своей фантазіи чувственный олицетворенный образъ, когда читаемъ у Генриха Ф. Клейста, что счастье подаетъ вѣнокъ непослушанію; или когда онъ называетъ законъ -- матерью, рождающею цѣлое поколѣніе побѣдъ; или когда у него лежа на землѣ умоляетъ о прощеніи голубоглазый проступокъ. Для нашей малоопытной фантазіи бываетъ часто довольно трудно слѣдить за чувственнымъ олицетвореніемъ сверхчувственнаго, какъ это часто дѣлаетъ и требуетъ поэтъ. Шекспиръ пользуется олицетвореніями осужденія (Ромео и Джульетта III. I, 235), Добродѣтелей (Макбетъ I, 7, 18), Размышленія (Генрихъ V, I, 1, 28), Смерти (король Джонъ III, 4, 25; Ричардъ III, III, 1, 82; Ромео V, 3, 92) -- съ такою свободою и точностью, за которыми вовсе не _можетъ услѣдить наша фантазія и потому признаетъ ихъ -- безвкусицей. Трудно намъ представить себѣ напримѣръ досаду (Grief) подъ видомъ лица. Шекспиръ влагаетъ въ уста осиротѣлой Констанцѣ въ "Королѣ Джонѣ" слѣдующую жалобу: (III, 4, 92)
   
   Да, мѣсто сына скорбь моя взяла:
   Дитятею лежитъ въ его постелѣ,
   Со мною ходитъ, говоритъ какъ онъ,
   Въ лицо глядитъ мнѣ дѣтскимъ свѣтлымъ взглядомъ,
   На мысль приводитъ милыя движенья
   И крадется въ его пустое платье --
   И платье то глядитъ моимъ ребенкомъ!...
   
   Рисуя подобные образы, Шекспиръ не былъ преувеличеннаго мнѣнія о фантазіи своихъ слушателей. Еще по моралите имъ были извѣстны подъ видомъ личности досада, упорство, сладострастіе, смертный грѣхъ, раскаяніе и т. п. Эти абстрактныя понятія дѣйствовали предъ ихъ тѣлесными глазами. Поэтъ имѣлъ возможность олицетворять все, что онъ хотѣлъ, а фантазія его зрителей могла постоянно слѣдить за его образами. Любовь къ олицетвореніямъ въ моралите дошла до того, что выступила подъ видомъ личностей даже "Ученость безъ денегъ", "Ученость съ деньгами", "Ни учености, ни денегъ," "Все за деньги".
   Въ сравненіи съ глубокомысленными и богатыми по фантазіи моралите Кальдерона англійскія Moral Plays не имѣютъ никакого значенія; но Елисаветинская драма была обязана имъ -- многимъ. За то онѣ долгое время и существовали рядомъ съ нею. Moral Plays, какъ мы видѣли, упоминаются еще и въ патентѣ короля Іакова. Впрочемъ послѣднее представленіе ихъ имѣло мѣсто въ 1602 г., въ присутствіи королевы Елисаветы; эта моралите называлась "Споръ между щедростью и расточительностью11. Знаменитѣйшій изъ всѣхъ моралите -- это Everyman. Исторія о "Каждомъ", который, будучи внезапно призванъ смертью къ судилищу Бога, видитъ себя покинутымъ -- товарищами, родственниками, имуществомъ, красотою, силою, -- на что онъ возлагалъ свои надежды,-- и котораго провожаютъ въ вѣчность одни только "добрыя дѣла",-- исторія эта подверглась драматической обработкѣ на языкахъ всѣхъ странъ въ 16 вѣкѣ. Въ большинствѣ случаевъ эти моральныя пьесы обнаруживаютъ свое родство съ Everyman,-- какъ это показываетъ уже самое ихъ заглавіе. Въ пьесѣ "Міръ и Дитя" очень красивы явленія человѣка въ пяти различныхъ возрастахъ. Воспользовавшись подобнымъ мотивомъ Фердинандъ Раймундъ произвелъ сильное впечатлѣніе своимъ "Мужикомъ -- милліонеромъ". Въ "Замкѣ Твердости" осажденныя добродѣтели осыпаютъ розами осаждающіе ихъ смертные грѣхи, отъ чего послѣдніе получаютъ "синіе и темные" ожоги. Такое же средство и съ подобнымъ-же успѣхомъ примѣняется ангелами-спасителями противъ дьяволовъ въ Гетевскомъ Фаустѣ. Нѣтъ возможности указать, какія именно и сколько моралите, изъ сохранившихся до насъ были извѣстны Шекспиру. Тѣ моралите, въ представленіи которыхъ онъ самъ участвовалъ, по всей вѣроятности мало чѣмъ отличались отъ дошедшихъ до насъ.
   Моралите часто носятъ названіе также интерлюдій. Попадаются также заглавія въ родѣ -- "а new Interlude of the Moral Play". Однако ни въ какомъ случаѣ не слѣдуетъ отождествлять Interludes съ Moral Plays, хотя можетъ быть часто между ними и нѣтъ возможности установить различія. Англійская Moral Play соотвѣтствуетъ по большей части Французскимъ Moralités, которыя однако играютъ совсѣмъ иную роль въ исторіи Французской драмы. Въ Германіи встрѣчаются только отдѣлъ ные опыты моралите, которые впрочемъ не оказали никакого вліянія на развитіе нѣмецкой драмы. Напротивъ Interlude, соотвѣтствующая Французскимъ Sotties и Фарсамъ (Entremets), имѣетъ свое подобіе въ нѣмецкихъ Fastnachtsspiele. Эти зародыши англійской комедіи вводномъ отношеніи имѣютъ преимущество предъ нѣмецкими. Они хотя и грубы, но свободны отъ той неописанной пошлости, которою отличаются нѣмецкіе Fastnactsspile до Ганса Сакса. За то на этой ступени развитія англійская драма не можетъ указать такого народнаго драматурга, который, подобно Саксу, отличался бы свѣжимъ юморомъ, трезвостью взглядовъ и вполнѣ поэтическимъ настроеніемъ. Въ половинѣ 16-го еще вѣка нѣмецкая комедія стояла выше англійской. Тѣмъ прискорбнѣе, что эти такъ много обѣщавшіе задатки не получили дальнѣйшаго развитія. Гансъ Саксъ не имѣлъ собственно говоря прямыхъ преемниковъ. Все болѣе и болѣе возраставшее вліяніе англійскихъ комедіантовъ побудило Айрера искать иныхъ путей для нѣмецкой драмы, на которыхъ однако она не могла достигнуть истинно національнаго величія. Гансъ Саксъ стоитъ далеко выше какого нибудь Скельтона или Джона Гейвуда, и при естественномъ ходѣ развитія нашего театра его можно было бы и сравнивать только съ ними. но какъ самого выдающагося національнаго драматурга 16 вѣка мы должны сопоставить его съ самимъ Шекспиромъ; а развѣ могутъ Schwänke и трагедіи Нюрнбергскаго башмачника выдержать сравненіе съ "Макбетомъ" и "Вечеромъ Трехъ Королей"?
   Признакомъ, отличающимъ Interludes отъ Moral Plays можно считать господство комическаго элемента. Уже въ Miracle Plays встрѣчаются отдѣльныя довольно удобныя комическія сцены. Споръ между Ноемъ и его женой пожалуй еще нѣсколько грубоватъ. Но вотъ Макъ, который предъ рожденіемъ Христа вмѣшивается въ толпу пастуховъ и потомъ выдаетъ своей женѣ украденнаго имъ барана за новорожденное дитя,-- представляетъ превосходный комическій эпизодъ въ Тоунлейскомъ циклѣ. Въ моралите нигдѣ нѣтъ недостатка въ комическомъ элементѣ, -- примѣромъ чему уже служитъ фигура Порока, однако вездѣ элементъ этотъ выступаетъ только мимоходомъ, и можетъ считаться только терпимымъ, но не имѣющимъ права на существованіе. Мистеріи, какъ и моралите, существуетъ только для назиданія. Потому то онѣ и не могутъ проявить самостоятельной комики. Заслуга первыхъ авторовъ интерлюдій заключается въ томъ, что они умѣли свести и самостоятельно обработать уже существовавшіе комическіе элементы; у нихъ хватало мужества открыто написать на своемъ знамени delectare. Переходъ совершился здѣсь съ такою постепенностью, что только въ очень немногихъ случаяхъ можно указать границу между Interlude и Moral Play. Различіе между ними, указанное уже выше, является замѣтнымъ довольно рѣзко. Въ интерлюдіяхъ мы встрѣчаемся еще съ однимъ шагомъ впередъ. Моралите, олицетворяя добродѣтели и пороки, создали общіе типы характеровъ. Теперь изъ типовъ возникаютъ индивидуумы, возникаютъ они медленно; появляются тѣ своеобразныя смѣшенія, которыя мы застаемъ даже и въ серьёзной драмѣ. Мужъ получаетъ свою индивидуальную физіономію подъ именемъ Тома Тайлера; жена его однако еще не освободилась отъ аллегоризма Moral Play,-- она называется все еще "Ссорой (Strife)". Англійскіе поэты и въ позднѣйшее время пришли опять къ тому, что именемъ лица предупреждали о характерѣ его роли. По ихъ примѣру и Лессингъ назвалъ Уайтвеллемъ (Waitwell) вѣрнаго слугу въ "Сарѣ Сампсонъ". Въ переходную эпоху 16 вѣка индивидуальное ограничиваніе -- въ противоположность-аллегорическому -- говоритъ объ успѣхѣ въ выработкѣ драматическихъ характеровъ. При этомъ постепенно становится замѣтнымъ усиливающееся вліяніе древности. Одинъ писатель хочетъ изобразить и осмѣять въ своей пьесѣ смѣшныя стороны многорѣчивой трусости; однако онъ не называетъ уже, какъ прежде, выведенное имъ лицо Cowardice. Онъ слыхалъ гдѣ-то о трусливомъ болтунѣ Терситѣ. Дѣйствіе его не имѣетъ ничего общаго съ древнимъ Терситомъ, и во всей интерлюдіи нѣтъ ни одной индивидуальной черты; но олицетвореніе трусости называется здѣсь Терситомъ (1537 г.). Вмѣстѣ съ тѣмъ здѣсь "первые появляется на англійской сценѣ Плавтовъ типъ Хвастливаго воина. Характеръ этотъ подвергается разнообразнымъ переработкамъ: Шекспировы Армадо, Пистоль, Пароль, даже самъ Фольстиффъ -- родственники miles gloriosus'а.
   Въ Interlude о Терситѣ встрѣчается также богъ Мульциберъ. Въ "Всѣ объ закладъ" (1533 г.) выступили Юпитеръ, Сатурнъ, Фебъ и Феба. Въ высшей степени замѣчательна "Интерлюдія о Природѣ и четырехъ элементахъ". Не смотря на свою чисто дидактическую тенденцію она принадлежитъ безспорно, какъ и всѣ пьесы, къ народной сценѣ. Въ основѣ интерлюдіи о Джэкѣ Обманщикѣ (Juggler),-- напечатанной въ 1562 г., но возникшей еще въ правленіе Эдуарда VI,-- лежитъ Амфитріонъ Плавта, которымъ воспользовался также и Шекспиръ для своей "Комедіи ошибокъ". Между тѣмъ еще нѣтъ никакихъ слѣдовъ формальнаго вліянія древности. Отношеніе къ ней -- еще вполнѣ наивное. Возможно и то, что Шекспиръ поставилъ себѣ за образецъ для Дроміо вмѣсто латинскаго оригинала или же рядомъ съ нимъ -- Джэка Обманщика. Впрочемъ эта первая англійская переработка Плавта была написана первоначально не для народной сцены, на которую она однако попала и къ которой она сначала принадлежала по своему характеру.
   Ученые люди, отчасти духовные, были составителями моралите и интерлюдій. Играемы же онѣ были актерами по профессіи. Хотя въ иныхъ пьесахъ бываетъ и до пятнадцати и болѣе ролей, но эти роли были распредѣлены такимъ образомъ, что для исполненія ихъ достаточно было 4--5 актеровъ. Самый старый авторъ Moral Plays, о которомъ сохранилось до насъ упоминаніе, назывался Генри Медуэлльсъ. Онъ былъ капеланомъ при епископѣ Мортонѣ Кэнтербёрійскомъ,-- томъ самомъ, котораго выводитъ Шекспиръ въ своемъ Ричардѣ III -- и написалъ около 1490 г. Moral Play "Nature", которая названа была въ печати (1538 г.) -- goodly Interlude". Какъ авторы моралите заслуживаютъ еще упоминанія -- Р. Уиверъ и В. Вэджеръ, о которыхъ впрочемъ больше ничего не извѣстно намъ. Первые поэты, являющіеся въ исторіи англійской драмы въ достаточно ясно очерченныхъ образахъ, -- это Джонъ Скельтонъ (1460?-- 1529 гг.) и Джонъ Гейвудъ (+1565 г. въ Мехельнѣ). Оба они пользовались особеннымъ расположеніемъ Генриха VIII, что впрочемъ не спасло ученаго Скельтона отъ мести кардинала Вульси. Джонъ Гейвудъ, подобно своему покровителю Томасу Мору ревностный католикъ, покинулъ Англію по смерти королевы Маріи. "Magnificence" Скельтона представляетъ собою одну изъ самыхъ содержательныхъ Moral Plays; въ ней превосходнымъ образомъ соединена моральная серьёзность съ тонкимъ остроуміемъ. Джонъ Гейвудъ, котораго противники его бранили придворнымъ шутомъ, не можетъ быть и сравниваемъ по своимъ интерлюдіямъ съ Fastnachtspielen Ганса Сакса, хотя среди англійскихъ своихъ соперниковъ онъ стоитъ выше всѣхъ. "Продавецъ Индульгенцій и Монахъ", "Очень веселая интерлюдія о четырехъ П" (продавецъ индульгенцій, паломникъ, аптекарь и коробейникъ), не смотря на превосходную ихъ комику, страдаютъ утомительной растянутостью и отсутствіемъ дѣйствія. Наиболѣе удачна "Интерлюдія о мужѣ Иванѣ, его женѣ Тибъ и о священникѣ сэрѣ Джонѣ".
   Правленіе Генриха VIII -- если не принимать въ разсчетъ правленія Елисаветы -- было самое богатое по своимъ послѣдствіямъ для развитія англійской драмы. Часто разсказываютъ о пьесѣ, которую король приказалъ представить въ 1528 г. въ Гриничѣ, при чемъ присутствовалъ и самъ и французскій посолъ. Совершенно въ характерѣ Moral Plays здѣсь выступила Религія, Миръ, Правда, Довольство, Спокойствіе; рядомъ съ ними однако же -- апостолы Петръ, Павелъ и Іаковъ, кардиналъ, дофинъ Франціи, Лютеръ и Катерина Вора. Пять лѣтъ спустя, когда прихоти Генриха уже измѣнились, папа и кардиналы были осмѣяны въ одной драмѣ, представленной въ его присутствіи. Французская драматика любила всегда выискивать свои сюжеты во временной и мѣстной отдаленности; а. въ классическій періодъ ея это было даже ненарушимымъ правиломъ. Напротивъ англійскіе драматурги уже въ самомъ началѣ осмѣливались драматически изображать современныя событія. Въ правленія Елисаветы и Іакова I эта склонность драматурговъ -- переносить на сцену Лондонскаго театра недавно случившіяся событія -- давала даже поводъ къ дипломатическимъ затрудненіямъ. Замѣчательная драма 1528 г. не найдена къ сожалѣнію и до сихъ поръ. Но уже самое перечисленіе лицъ ея говоритъ объ ея значеніи. Моралите переходитъ здѣсь уже въ новѣйшую драму. Индивидуальные образы дѣйствительной жизни выступаютъ здѣсь рядомъ съ старыми олицетвореніями. Само собою разумѣется, что эти аллегоріи должны были очистить поле реальнымъ существамъ, какъ только былъ сдѣланъ первый шагъ къ тому. Въ то самое время, когда краснорѣчивый противникъ короля Генриха подвергался насмѣшкамъ и поруганіямъ въ одной англійской Moral Нау, -- въ Кембриджѣ молодой Джонъ Бэлъ (1495--1563 г.) началъ сомнѣваться въ правильности католическаго ученія. Сдѣлавшись епископомъ Оссори (16 августа 1552 г.) Бэль выступилъ горячимъ поборникомъ протестантизма въ Англіи. Всѣми средствами хотѣлъ онъ навязать его народу; между прочимъ онъ попытался дѣйствовать на толпу и со сцены. Изъ его двадцати двухъ англійскихъ драмъ сохранилось до насъ всего лишь пять. Живое убѣжденіе, побудившее его къ сочинительству, даетъ его произведеніямъ силу и размахъ, не смотря на ихъ догматическую тенденцію. Сознавалъ-ли этотъ ревнитель о вѣрѣ, что большая часть его Соотечественниковъ смотрѣла на реформацію скорѣе сть національной, чѣмъ съ религіозной точки зрѣнія? Въ своихъ произведеніяхъ онъ обнаружилъ пониманіе этого факта. Проповѣдуя, по примѣру другихъ, со сцены тенденціозную протестантскую поэзію въ традиціонномъ стилѣ Moral Plays, онъ ставилъ рядомъ съ аллегоріями и историческіе образы, какъ это впрочемъ случилось уже и въ пьесѣ о Лютерѣ короля Генриха. Еще въ правленіе Эдуарда VI этотъ неугомонный епископъ написалъ De Іоашіе Anglorum Rege. Это первая историческая драма, авторъ которой намъ извѣстенъ. Шекспиръ, который едва-ли когда нибудь видѣлъ произведеніе Бэля, выводитъ только въ отдѣльныхъ сценахъ споръ между папой и королемъ. Въ драмѣ Вэля этотъ споръ составляетъ все содержаніе. Вдовствующая Англія умоляетъ Іоанна о защитѣ противъ ея притѣснителя. Лицемѣріе и Возмущеніе,-- послѣднее вполнѣ соотвѣтствуетъ роли Уісе'а,-- подговариваютъ Nobility, Clergy и Civil order -- не повиноваться королю и призываютъ къ себѣ на помощь Usurpation и Частныя Богатства. Оба послѣднія превращаются въ папу и кардинала Пандульфо, такъ точно какъ Dissimulation измѣняется въ кардинала Раймунда, а Sedition -- въ Степана Лангтона, епископа Кэнтербёрійскаго. Вся пьеса оканчивается казнью Sedition сословіемъ горожанъ. Девятнадцать дѣйствующихъ лицъ были представляемы шестью актерами. Въ этихъ смѣшеніяхъ и переходахъ аллегорій въ историческія лица мы имѣемъ предъ глазами процессъ развитія англійской драмы. За Бэлевымъ королемъ Іоанномъ слѣдовала "жизнь персидскаго царя Камбиза" Томаса Престона, гдѣ рядамъ съ историческими лицами выступаютъ "Всеобщая жалоба", "Доказательства" и "Процессъ". Въ "Новой трагической комедіи объ Аппіи и Виргиніи" (напеч. 1575 г.), принадлежащей В. Р., Vice выступаетъ въ качествѣ слуги Аппія; аллегорическія фигуры являются только въ заключеніи пьесы, а въ дѣйствіе ея вмѣшиваются всего одинъ разъ. Реалистическая драма развилась изъ аллегорической. Теорія можетъ поставить вопросъ, нельзя ли объяснить это развитіе гораздо проще непосредственно изъ Miracle Plays. Такой непосредственный переходъ совершился только въ рѣдкихъ случаяхъ внѣ Англіи. Въ Англіи же Moral Play послужила переходной ступенью для трагедіи, а Interlude для комедіи -- отъ старинныхъ мистерій. При этомъ переходѣ сохранилось народное направленіе Miracle Plays, представлявшихся цехами. Оно было достаточно рѣзко выражено, для того чтобы противиться чуждымъ вліяніямъ, проникавшимъ со времени Генриха VIII и склонявшимъ драму на иные пути; но могучее политическое и религіозное теченіе въ половинѣ 17 вѣка наводнило самую почву, на которой развилась національная сцена, и прежнее значеніе театра навсегда было устранено.
   

2. Классическая драма.

   Въ исторіи французской драмы уже въ самомъ началѣ эпохи Возрожденія обнаружилось, что дальнѣйшее развитіе существующаго матеріала невозможно и что необходима коренная перестройка драмы на совершенно новыхъ основаніяхъ. Невольно является желаніе провести здѣсь параллель съ политической исторіей. Въ англійской революціи (1688 г.) вездѣ замѣтно было желаніе примкнуть къ существующему и, гдѣ только это было возможно, удержать и преобразовать традиціонное. Во французской революціи (1793 г.) напротивъ стремились прежде всего къ тому, чтобы устранитъ все старое; было разрушено не только непрактично возведенное зданіе, но даже и самый фундаментъ его. Такъ-же точно поступили французы и со своей трагедіей. Только въ этомъ случаѣ, благодаря Гарди, Корнелю, Расину имъ посчастливилось больше, чѣмъ въ области политики. Постоянная преемственность въ развитіи англійской драмы даетъ ей неизмѣримыя преимущества надъ французской и нѣмецкой. Французы пытались въ эпоху Возрожденія создать совсѣмъ новый театръ по образцу древнихъ. Нѣмцы только въ 18 вѣкѣ приступили къ рѣшенію вопроса о возстановленіи національной сцены,-- что разумѣется не могло удаться, послѣ того какъ всѣ хорошія старыя начала были вполнѣ уничтожены благодаря тридцатилѣтней войнѣ. Тѣ же тенденціи, что и во Франціи, хотя и не въ столь разной формѣ, пріобрѣли значеніе и въ Англіи втеченіи 16 вѣка. Во Франціи классическія стремленія уничтожили средневѣковую драму вполнѣ, по крайней мѣрѣ -- трагедію; въ Англіи же средневѣковыя пьесы, подъ вліяніемъ этихъ стремленій и при постоянной борьбѣ съ ними, выродились въ драму Шекспира.
   Первый авторъ одной англійской королевской драмы, епископъ Джонъ Бэль, былъ также первымъ, который вмѣсто традиціонныхъ обозначеній -- Moral Play и Interlude, назвалъ свои драматическія произведенія Tragedy и Comedy. Это измѣненіе названій не лишено значенія. Въ каждомъ языкѣ существуетъ очень мало такихъ словъ, съ которыми не было бы связано извѣстное явленіе культурной исторіи. Въ средніе вѣка, какъ это извѣстно всѣмъ по поэзіи Данта, подъ Commedia разумѣли совсѣмъ нѣчто иное, чѣмъ въ древности и затѣмъ въ періодъ послѣ Возрожденіи. Чосеръ очень часто говоритъ о Tragedy и называетъ нѣкоторыя свои произведенія трагедіями. Онъ и его современники понимали подъ трагедіей эпическое стихотвореніе, въ которомъ разсказывается о гибели государей и высокопоставленныхъ лицъ. Даже самъ Шекспиръ употребляетъ слово Tragedy въ смыслѣ "печальнаго или ужаснаго событія" (Титъ Андроникъ II, 3, 265; вторая часть "Генриха VI" III, 2, 194). Возвративъ обоимъ словамъ ихъ прежнее значеніе у старыхъ эстетиковъ и поэтовъ, Джонъ Бэлъ этимъ самымъ сдѣлалъ новыя драмы -- продолженіемъ стараго драматическаго творчества. Уже самое названіе давало поводъ къ сравненію между античной и новѣйшей драмой. Если онъ самъ не задумываясь называетъ свои Moral Plays трагедіями или комедіями, то послѣ него явятся другіе, которые станутъ изслѣдовать, дѣйствительно ли соотвѣтствуетъ такимъ произведеніямъ то имя, которое носятъ произведенія Сенеки и Плавта. Какъ же слѣдуетъ поступать, чтобы имѣть право на сравненіе новыхъ драмъ съ дивными античными произведеніями? Шесть лѣтъ спустя послѣ смерти Джона Бэля была вновь переработана старая Moral Play Джона Редфорда "Свадьба Ума съ Наукой" (1569 г.). При этомъ случаѣ пьеса была раздѣлена на пять актовъ, чтобы приблизить ее къ античнымъ образцамъ. Авторы прежнихъ моралите и интерлюдій до сихъ поръ не знали ничего о такомъ дѣленіи. Что вмѣстѣ съ новымъ названіемъ должно послѣдовать и обновленіе самой драмы,-- это чувствовали всѣ, хотя и не могли понять, какимъ путемъ этого достигнуть. И вотъ стали давать такія характерныя заглавія, какъ "Новая комедія въ родѣ Interlude", подобно тому какъ прежде писали: "Новая Interlude въ родѣ Moral Play". Авторъ "Красоты и хорошихъ свойствъ женщинъ" вполнѣ сознаетъ, что понятія комедіи и Interlude не покрываютъ одно другаго. Слѣдуя модѣ, онъ называетъ свою работу -- комедіей, но, чтобы возбудить вниманіе, здѣсь-же добросовѣстно прибавляетъ, что она "въ родѣ Interlude". Подобное же явленіе мы замѣчаемъ и въ "трагикомедіи" о "Калисто и Милебеѣ". Здѣсь въ лицѣ сводницы Целестины -- имя очень извѣстное въ исторіи испанскаго театра -- выступаетъ уже одна изъ тѣхъ фигуръ, которыя такъ любила античная комедія. Основная идея этой пьесы -- искушеніе и побѣда цѣломудрія -- еще вполнѣ напоминаетъ моралите. Исполненіе же принадлежитъ уже къ болѣе новой школѣ. Выступаютъ опредѣленно характеризованные индивидуумы, авторъ занятъ не столько тенденціей, сколько дѣйствіемъ, а моральное примѣненіе выступаетъ только въ заключеніи.
   Комедіей или Interlude называетъ также Николай Юдоллъ (1504--1556 гг.) свою пьесу "Roister Doister". Это единственная правильная англійская комедія изъ числа написанныхъ и представленныхъ между 1550 и 1553 г. Въ послѣднемъ году пьеса эта была напечатана въ первый разъ, а въ 1556--во второй. Однако эта комедія была написана не для народной сцены, а для школьнаго театра въ Итонѣ. Здѣсь мы имѣемъ не случайное заимствованіе содержанія изъ Пла.втова Miles gloriosus -- какъ въ Джэкѣ Обманщикѣ,-- но даже нѣкоторое соперничество съ античной пьесой. Нѣтъ ничего естественнѣе какъ то, что античные драматическіе образцы подверглись подражанію прежде всего въ школахъ и въ коллегіяхъ правовѣдѣнія. Въ Оксфордѣ играли на латинскомъ языкѣ. Въ 1579 г. былъ тамъ поставленъ "Ricardus Tertius", а въ другой разъ въ честь короля Іакова латинскій "Макбетъ". Но и при дворѣ также латинскія представленія пріобрѣли значеніе довольно рано; такъ уже въ 1527 г. была поставлена одна Moral Play. А семь лѣтъ передъ этимъ была играна "превосходная комедія Плавта" предъ королемъ Генрихомъ VIII, который любилъ похвастать своей ученостью. Между тѣмъ какъ въ школахъ Германіи исключительно господствовали латинскія и греческія представленія, а презираемая драма на родномъ языкѣ пришла въ полный упадокъ,-- въ Англіи школьная драма съ самого начала пользовалась исключительно роднымъ языкомъ, благодаря чему содѣйствовала успѣхамъ народной сцены. Въ Германіи до Христіана Вейзе школьная драма и народная сцена не оказали одна на другую почти никакого вліянія. То, что Андрей Грифіусъ произвелъ въ Германіи въ половинѣ 17 в. своимъ Horribilicribrifax,-- въ Англіи это сдѣлалъ Юдоллъ въ своемъ "Roister Doister", хотя и съ меньшею геніальностью, за то больше чѣмъ на цѣлое столѣтіе раньше. Однако ученый Юдоллъ не ограничился однимъ только ученымъ переводомъ; онъ, слѣдуя Плавтовой комедіи, представилъ англійскую переработку, вставивъ англійскіе нравы и воззрѣнія на мѣсто античныхъ. Лица его -- воплощенные англичане. Прологъ ссылается на Плавта и на Теренція. Вліяніе древности несомнѣнно замѣтно въ построеніи дѣйствія и характеристики, въ экспозиціи, и въ раздѣленіи на акты и на сцены. За то Матью Меригрикъ, слуга надменнаго и чваннаго героя, безъ сомнѣнія обнаруживаетъ свое родство съ староанглійскимъ Vice, но никакъ не съ римскимъ рабомъ. А развѣ это не чисто англійская черта, что симпатичный купецъ получаетъ въ концѣ концовъ невѣсту, а чванный воинъ принужденъ уйти ни съ чѣмъ? Удачный шагъ, сдѣланный Юдолломъ въ націонализированіи Плавта, не былъ достигнутъ другими. Томасъ Ричардсъ написалъ около 1560 г. своего "Misogonus", прологъ къ которому говоритъ Гомеръ. Правильное раздѣленіе на акты исполнено здѣсь, но вся пьеса еще слишкомъ носитъ отпечатокъ Moral Play. Джонъ Стиль, умершій въ 1607 г. епископомъ Батскимъ, написалъ третью правильную англійскую комедію: "Иголка Матери Гортонъ". Эта топорная комедія появилась въ печати въ 1575 г.; а играна она была, вѣроятно, уже въ 1566 г., и то во всякомъ случаѣ предъ ограниченнымъ числомъ зрителей. Въ цѣлыхъ пяти дѣйствіяхъ ищутъ затерянную иголку, обвиняютъ и позорятъ невинныхъ сосѣдей, пока одна особа, сама того не зная скрывавшая иголку, опустившись на стулъ не получаетъ самыхъ чувствительныхъ указаній на мѣсто нахожденія злополучной иголки. Содержаніе народно здѣсь только благодаря своей грубости. Застольная пѣсня во второмъ дѣйствіи является единственнымъ отраднымъ признакомъ ея народности. Авторъ обнаруживаетъ знакомство съ жизнью низшихъ классовъ, однако не выказываетъ особенной любви къ ней. Грубый Фарсъ довольно странно выступаетъ въ формѣ классической комедіи. Бэнъ Джонсонъ примкнулъ къ реалистическому направленію комедіи, обнаружившемуся съ большимъ изяществомъ въ "Roistir Doister", чѣмъ въ грубой "Иглѣ Гуртомъ". Шекспиръ, за исключеніемъ "Виндзорскихъ Проказницъ", почти никогда не приближается къ этому направленію комедіи. Въ своей "Комедіи Ошибокъ" онъ былъ только подражателемъ Плавтовой комедіи.
   Для Шекспира имѣла непосредственное значеніе комедія Гаскойня "Supposes", переводъ комедіи Аріосто I Suppositi, представленная въ 1566 г. въ домѣ Грэя. Изъ нея заимствовано побочное дѣйствіе въ "Усмиререніи своенравной". Около 1584 г. выступилъ Лили съ своею первой комедіей "женщина на Лунѣ". Будучи знатокомъ классической литературы, онъ тѣмъ не менѣе самостоятельно создалъ свою комедію. Введеніемъ аллегорій онъ напоминаетъ еще старинныя пьесы, но его аллегоріи заимствованы исключительно изъ античной миѳологіи. Благодаря ему вкусъ и остроуміе являются главными требованіями въ англійской комедіи. Пользуясь въ своихъ пьесахъ прозою, онъ доставляетъ этимъ драмѣ такое разнообразіе выраженій, которое даетъ возможность съ большою легкостью воспользоваться всѣми оттѣнками ощущеній. Дили писалъ только для двора, однако оказалъ сильное вліяніе и на народную сцену. Нѣтъ возможности достовѣрно представить себѣ, какъ сложилась народная комедія до появленія Шекспира, такъ какъ только очень немного сохранилось отъ нея. Комедія "Укрощеніе одной своенравной", переработка которой принята была и въ собраніе сочиненій Шекспира, показываетъ, что классическая комедія и комедія Дили должны были дѣйствовать совмѣстно, чтобы изъ Moral Play и Interlude образовать новѣйшую комедію. Для идеальныхъ созданій комедіи,-- каковы "Сонъ въ Иванову ночь", "Вечеръ Трехъ Королей", "Зимняя сказка",-- Шекспиръ не имѣлъ произведеній, которыя могли бы быть названы въ строгомъ смыслѣ его образцами. Не смотря на заслуги Лили, Грина, Пиля,-- обширное примѣненіе итальянской новеллистики для англійской комедіи получило свое значеніе только во время Шекспира. Обѣ части "Замка наслажденій" Вильяма Пэйнтера (1566 и 1567 гг.), "Гептамеронъ" Джорджа Уэтетона (1582 г.), "Сто трагическихъ исторій" Бэльфорэ (перевод. на англ. 1596 г.) -- были главнымъ образомъ тѣми сборниками новеллъ, откуда черпали и Шекспиръ и его соперники.
   Въ болѣе законченномъ видѣ, чѣмъ комедія, является трагедія предъ выступленіемъ Шекспира. Нѣкоторые думали,-- а иные думаютъ еще и доселѣ,-- что возможно опредѣлить даже самый день рожденія англійской трагедіи. 18-го января 1561 года предъ джентельменами Лондонской коллегіи юристовъ, Inner Temple, въ присутствіи королевы Елисаветы, была представлена "Трагедія о королѣ Горбодукѣ"; четыре года спустя она была напечатана въ первый разъ, а въ 1570 г.-- во второй, подъ заглавіемъ "Трагедія о Ферексѣ и Поррексѣ". Первые три акта написаны Томасомъ Нортономъ, послѣдніе два -- Томасомъ Сэквиллемъ, позже лордомъ Бэкхорстомъ однимъ изъ главныхъ авторовъ "Зеркала для Властей" (Мirrour for Magistrates). Король Горбодукъ Британскій вопреки совѣту своихъ вѣрноподданныхъ раздѣлилъ государство между двумя своими сыновьями; послѣдніе затѣваютъ борьбу, въ сумятицѣ которой Горбодукъ и весь его домъ погибаютъ. Честолюбивые вельможи стараются овладѣть властью, и только послѣ продолжительныхъ и кровавыхъ междуусобій въ потрясенной странѣ снова возстановлено спокойствіе. Все почти дѣйствіе происходитъ за сценой, а зрители узнаютъ о немъ только чрезъ вѣстниковъ. Въ заключеніе первыхъ четырехъ актовъ хоръ въ шестистрочныхъ риѳмованныхъ строфахъ высказываетъ свои взгляды на происшедшія событія. Введеніемъ къ каждому акту служитъ пантомима, аллегорически изображающая грядущее. Драматическія пантомимы (shows) были старинной принадлежностью англійской драматики. Король Генрихъ V велѣлъ представить Dumb shows въ честь своего гостя императора Сигизмунда:, вѣроятно также и та пресловутая драматическая пьеса, представленіемъ которой англійскіе епископы доставили удовольствіе собранію на Конетанцскомъ соборѣ, была подобнымъ show. Елисаветинскаи драма отчасти пользовалась пантомимами, хотя впрочемъ на нихъ смотрѣли какъ на нѣчто устарѣлое. Такъ напр. Шекспиръ воспользовался ею въ театральномъ представленіи въ "Гамлетѣ", вполнѣ сохранивъ старый стиль ея. Самая старая изъ извѣстныхъ намъ show въ рамкахъ драмы представляетъ "трагедія о Горбодукѣ и его сыновьяхъ". Сэквиль и Нортонъ вздумали написать драму по образцамъ древнихъ, т. е. римскаго трагика Сенеки, въ противоположность пьесамъ, дававшимся на народной сценѣ. Но Шекспиръ вышелъ именно изъ этой подвергшейся нападкамъ народной сцены. Національное величіе Шекспира и всей вообще англійской драмы основано въ значительной мѣрѣ на томъ, что она, проходя безъ помѣхъ и безъ чуждыхъ воздѣйствій естественныя ступени своего развитія, не обращала никакого вниманія на классическіе образцы и теорію. Она брала изъ этихъ образцовъ и подражаній имъ только то, что соотвѣтствовало ея собственной природѣ. "Горбодука," можно съ полнымъ правомъ назвать первой правильной драмой. Но усматривать въ немъ исходный пунктъ англійской драмы, достигшей въ произведеніяхъ Шекспира своего кульминаціоннаго пункта,-- это значитъ вполнѣ не понимать тактовъ. При различіи между Французскими и англійскими классиками въ высшей степени знаменательно то, что Сэквиль и Нартонъ, выступивъ реформаторами, не хотѣли однако отказаться отъ старой традиціонной сценической свободы. Сэръ Филиппъ Сидней, вѣрный послѣдователь такъ называемыхъ Аристотелевскихъ правилъ, съ упрекомъ указалъ на это въ своей "Защитѣ Поэзіи11. "Наши трагедіи и комедіи, противъ которыхъ не безъ основанія раздается столько криковъ негодованія, не соблюдаютъ, на сколько я могъ это замѣтить" -- Сидней не могъ тогда еще принять въ соображеніе Шекспировы произведенія -- "ни правилъ порядочной благопристойности, ни искусной поэзіи, исключая одного Горбодука. Но хотя въ послѣднемъ изобилуютъ превосходныя рѣчи и звучныя фразы, достигающія высоты стиля Сенеки и исполненныя достойныхъ вниманія нравственныхъ мыслей; хотя Горбодукъ преподаетъ свои моральныя идеи въ пріятной формѣ и тѣмъ достигаетъ истинной конечной цѣли поэзіи;-- однако во многихъ отношеніяхъ онъ страдаетъ большими недостатками. Я сожалѣю объ этомъ въ виду того, что онъ не можетъ быть правильнымъ образцомъ для каждой трагедіи. Въ "Горбодукѣ" есть погрѣшности относительно мѣста и времени, этихъ двухъ необходимыхъ спутниковъ всякаго физическаго дѣйствія. Потому что сцена должна представлять собою всегда только одно мѣсто, а крайняя продолжительность времени, обнимающаго дѣйствіе, не должна превышать, по предписанію Аристотеля и по здравому разсужденію,-- одною дня; въ "Горбодукѣ" мы видимъ и нѣсколько дней и нѣсколько мѣстъ. И такъ, если слѣдуетъ сказать это о Горбодукѣ, то что-же сказать о другихъ?". Если бы Сидней пожилъ дольше, то онъ имѣлъ бы возможность порадоваться тому, что правила Аристотеля были гораздо лучше соблюдены, чѣмъ въ "Горбодукѣ", въ послѣдующихъ классическихъ драмахъ, именно въ сочиненной Томасомъ Гогхсомъ (Hughes) и другими семью сочленами Gray`s Inn трагедіи "Несчастія (misfortunes) короля Артура". Молодые юристы, между ними и Фрэнсисъ Бэконъ, играли эту пьесу въ 1587 году въ Гринвичѣ въ присутствіи королевы. Здѣсь самымъ строгимъ образомъ соблюдены единства времени и мѣста. По образцу "Тіэста" Сенеки драма открывается духомъ, именно духомъ герцога Горлуа, который требуетъ мщенія своему убійцѣ Артуру;-- это слѣдовательно тотъ же мотивъ, съ которымъ мы встрѣтимся въ Шекспировомъ "Гамлетѣ". Къ этому же классическому направленію принадлежитъ и трагедія о "Танкредѣ и Гизмундѣ" (представленная въ первый разъ въ 1568 г.), которая рядомъ съ "Misogonus" является первой англійской драмой, заимствовавшей свой сюжетъ изъ итальянской новеллы -- именно изъ первой новеллы четвертаго дня въ Декамеронѣ; равнымъ образомъ къ тому же направленію принадлежитъ и состоящая изъ двухъ частей драма Уэтстона "Промосъ и Кассандра", въ которой былъ впервые въ Англіи драматизированъ матеріалъ для Шекспировской "Мѣры за мѣру". Не мѣсто здѣсь излагать, насколько справедливы требованія пресловутыхъ трехъ единствъ. Но не должно упускать изъ вниманія того факта, что Шекспиръ въ четырехъ драмахъ ("Комедія Ошибокъ", "Безплодныя усилія любви", "Сонъ въ Иванову ночь", "Буря", отчасти также и "Виндзорскія Проказницы"), соблюлъ единство времени, и въ теченіи каждой изъ этихъ пьесъ заставляетъ насъ особенно слѣдить за своимъ способомъ отношенія къ этому единству. Въ "Ошибкахъ", "Безплодныхъ усиліяхъ любви" и въ "Бурѣ" соблюдено кромѣ того и единство мѣста, въ нѣсколько болѣе свободномъ смыслѣ, а могло бы быть соблюдено и безъ всякаго измѣненія въ ходѣ дѣйствія сообразно самымъ строгимъ требованіямъ. То мнѣніе, въ силу котораго Шекспиръ будто бы хотѣлъ показать Бэнъ Джонсону и другимъ почитателямъ классицизма, что ему вовсе не трудно слѣдовать правиламъ, не имѣющимъ впрочемъ въ его глазахъ никакого значенія, заслуживаетъ во всякомъ случаѣ быть принятымъ къ свѣдѣнію.
   Страннымъ должно казаться, что обѣ значительнѣйшія и наиболѣе раннія классическія драмы -- "Горбодукъ" и "Артуръ" -- заимствовали свои сюжеты изъ отечественной легендарной исторіи. Можно было скорѣе всего ожидать, что приверженцы классицизма изберутъ античные сюжеты. Казалось почти, будто бы они хотѣли натурализировать чуждую форму, вложивъ въ нее національное содержаніе. Слѣдовательно и въ этомъ случаѣ они были менѣе односторонни, чѣмъ французскіе классики. Впрочемъ, старыя британскія сказанія были только отчасти народны; почти одно только высшее общество находило въ нихъ удовольствіе. Народный театръ не занимался ими; только старинный "Лиръ" и "Лиръ" Шекспира, "Рожденіе Мерлина", "Локринъ" и "Цимбелинъ" -- по содержанію своему родственны обѣимъ выше названнымъ классическимъ драмамъ. Но это сравнительно небольшое число, когда мы узнаемъ, что изъ 52 пьесъ, игранныхъ между 1568 и 1580 гг. въ присутствіи королевы, не менѣе 18 заимствовали свои сюжеты изъ римской и греческой исторіи. Изъ 36 Шекспировыхъ драмъ -- семь, а то и болѣе -- если мы причислимъ сюда "Зимнюю сказку" съ ея оракуломъ "Аполлона" и "Цимбелина" съ его римскимъ консуломъ,-- относятся по своимъ сюжетамъ къ древности. Джентльмэны Inner Temple играли въ 1562 г. трагедію "Юлій Цезарь"; встрѣчается также упоминаніе о трагедіи "Помпей". Въ "Гамлетѣ" Полоній разсказываетъ, что еще въ университетѣ онъ игралъ Юлія Цезаря и при этомъ былъ убитъ Брутомъ въ Капитоліи. Говоря о Гамлетѣ слѣдуетъ также упомянуть, что въ числѣ 18 драмъ классическаго содержанія находилось "Представленіе о матереубійцѣ Орестѣ". Равнымъ образомъ для исторіи "Троила и Крессиды" должно сказать о существованіи драмы "Аяксъ и Улиссъ". На сценѣ появилась также и "Ифигенія" впервые послѣ упадка античнаго театра. На англійскомъ придворномъ театрѣ были поставлены "Финикіянки" Эврипида, переработанныя Гаскойнемъ въ сотрудничествѣ съ Илѣвертономъ и Кинуэлъмаршемъ въ 1566 г. и озаглавленныя -- "Іокаста".
   Если Сэквилль, Гогсъ, Уэтстонъ и другіе обработывали романическіе сюжеты въ классическихъ формахъ, то на оборотъ значительная часть драмъ съ античными сюжетами держались традиціонной народной формы. Въ "Interlude объ Орестѣ" выступаютъ еще аллегорическія фигуры изъ моралите. Національная драма извлекла пользу изъ античнаго міра, не давъ въ то же время ему возможности подчинить себя. Какъ ни интересно было бы познакомиться съ отдѣльными эпизодами борьбы между классиками и -- если можно допустить здѣсь это выраженіе -- романтиками, однако на основаніи существующихъ источниковъ невозможно въ подробностяхъ прослѣдить развитіе этой борьбы. Большинство тѣхъ, которые писали въ народной формѣ, сами признавали справедливость классической теоріи и смотрѣли на неправильность своихъ собственныхъ произведеній, какъ на уступку дурному вкусу публики, или чувствовали себя не въ состояніи писать правильныя художественныя драмы. Я не хочу утверждать, что Шекспиръ самъ отдавалъ предпочтеніе драмамъ по образцу драмъ Сенеки, хотя впрочемъ его принцъ Гамлетъ, тонкій знатокъ искусства, и дѣлаетъ въ высшей степени достойныя вниманія замѣчанія въ этомъ направленіи (II, 2, 456). Та драма, изъ которой приводится ужасно длинная рѣчь Энея, была безъ сомнѣнія въ родѣ трагедій Сенеки и Горбодука. "Превосходная пьеса, сцены которой приведены въ надлежащій порядокъ, однако она не понравилась большой публикѣ,-- она была слишкомъ утонченнымъ блюдомъ для народа". Это тотъ самый взглядъ, какой имѣли и классики на свои провалившіяся пьесы; подобнымъ образомъ высказался и Бэнъ Джонсонъ въ печатномъ предисловіи къ своимъ драмамъ. Насъ возмущаетъ мнѣніе, будто бы Шекспиръ теоретически придавалъ другой художественной формѣ большее значеніе, чѣмъ своей собственной. Но мы имѣемъ извѣстіе объ основателѣ и величайшемъ поэтѣ испанской народной сцены, о Лопе де Вегѣ, что онъ стыдился своихъ безпорядочныхъ произведеній, и что, приступая къ работѣ, онъ обыкновенно запиралъ Аристотеля и Горація, чтобы они де не могли упрекнуть его и не заставили бы краснѣть. Шекспиръ, какъ уже упомянуто, высказался въ 72 сонетѣ, что онъ стыдится того, что имъ доселѣ сдѣлано. У насъ нѣтъ отъ времени Шекспира ни одной защитительной статьи со стороны тѣхъ драматурговъ, которые пользовались вольностью народной сцены. Однако такая защита была бы далеко не лишней при разнообразныхъ нападкахъ классиковъ. Въ предисловіи къ "Промосу и Кассандрѣ" Уэтстонъ въ 1578 г. высказалъ самое рѣзкое порицаніе англійской драмѣ. "Итальянцы, говорилъ онъ,-- въ настоящее время такъ Фривольны въ своихъ комедіяхъ, что порядочные слушатели при представленіи ихъ ощущаютъ нѣкоторое смущеніе; Французы и испанцы подражаютъ этому настроенію итальянцевъ; нѣмцы слишкомъ ужъ набожны, такъ какъ они представляютъ на обыкновенной сценѣ то, что собственно должны возвѣщать съ каѳедры ихъ проповѣдники; англичане въ своей драмѣ поверхностны, нелѣпы и безпорядочны (vain, indiscret and out of order). Прежде всего они строятъ свои произведенія на невозможностяхъ; затѣмъ, въ теченіе трехъ часовъ они обрыскиваютъ весь свѣтъ. Въ ихъ драмахъ -- женятся, производятъ дѣтей, дѣти превращаются въ мужей, мужи завоевываютъ цѣлыя королевства, убиваютъ чудовищъ, низводятъ съ неба боговъ и извлекаютъ дьявола изъ ада". Еще рѣзче высказался объ англійской драмѣ Сидней въ своей "Защитѣ Поэзіи". Увлекаясь старинной народной балладой, онъ не находилъ для народной драмы ничего кромѣ насмѣшекъ и порицанія. Какъ эти пьесы обращаются съ временемъ! "Молодые принцъ и принцесса влюбляются другъ въ друга. Не смотря на всѣ препятствія она становится беременна, рождаетъ прекраснаго мальчика, котораго похищаютъ. Затѣмъ этотъ мальчикъ самъ становится мужемъ, влюбляется и производитъ на свѣтъ дитя,-- и все это въ теченіе какихъ-нибудь двухъ часовъ. На сколько это безсмысленно, это пойметъ здравый умъ, искусство учитъ насъ объ этомъ, и всѣ старые примѣры подтверждаютъ теорію искусства. Въ Италіи въ настоящее время обыкновенные актеры не дѣлаютъ такихъ грубыхъ ошибокъ. Авторы нашихъ пьесъ скажутъ: какъ же намъ представлять исторію, которая совершается въ различныхъ мѣстахъ и въ различное время? А развѣ они не знаютъ, что трагедія связана законами поэзіи, а не исторіи? Ей нѣтъ нужды слѣдовать за исторіей,-- ей предоставляется свобода или изобрѣсть совсѣмъ новый сюжетъ, или же переработать исторію сообразно драматическимъ условіямъ. Можно разсказать о многихъ такихъ вещахъ, которыя не могутъ быть представлены, если только извѣстно различіе между повѣствовательной и изобразительной поэзіей. Таковъ былъ пріемъ у древнихъ, сообщать чрезъ вѣстника о такихъ происшествіяхъ, которыя случались или прежде или въ другомъ мѣстѣ. Наконецъ, изображая какую-нибудь исторію, они не должны начинать ab ovo, какъ говоритъ Горацій, но сразу должны приступать къ главному пункту дѣйствія1': Какъ на образецъ Сидней указываетъ на построеніе матеріала въ "Гекубѣ" Эврипида. Затѣмъ онъ обращается къ дальнѣйшимъ безсмыслицамъ народнаго театра. Всѣ эти пьесы -- ни трагедіи, ни комедіи. "Въ нихъ перемѣшиваются короли съ шутами не потому, чтобы этого требовалъ сюжетъ; шуты впущены сюда, чтобы своими неприличными и нескромными выходками сопровождать изображеніе величественныхъ событій. Благодаря этому при представленіи этихъ выродковъ трагикомедіи зритель не испытываетъ ни удивленія, ни сожалѣнія, ни надлежащаго удовольствія. Такимъ образомъ, не обладая въ дѣйствительности настоящей комедіей, мы имѣемъ въ комической части нашей трагедіи только непристойности, оскорбляющія стыдливый слухъ; или же въ ней изображается глупость, способная возбуждать только громкій хохотъ и больше ничего. Развитіе всего дѣйствія комедіи должно быть весело; равнымъ образомъ и весь ходъ дѣйствія трагедіи долженъ постоянно поддерживать удивленіе зрителей. Но наши комедіанты думаютъ, что не можетъ быть веселья безъ хохота, и они въ этомъ случаѣ совершенно ошибаются: потому что хотя хохотъ и веселье могутъ совпадать, но они вовсе не зависятъ одинъ отъ другаго. Веселье заключаетъ въ себѣ постоянную или временную радость, хохотъ же только презрѣнное щекотанье".
   Это въ сущности тѣ же самые упреки, какіе въ 17 и 18 вв. Французская эстетика подняла противъ драмы Шекспира въ Англіи, Франціи и Германіи, пока наконецъ Лессингъ, глубже другихъ проникнувшій въ сущность трагедіи Софокла, не призналъ Шекспира -- за равнаго греческимъ трагикамъ. Отношеніе драмы Шекспира къ античной, обусловленное ходомъ всемірно-историческаго развитія, было открыто только въ 18 столѣтіи нѣмецкой критикой. Порицанія Сиднея направлены на дошекспировскую драму, и стоитъ только безпристрастно разсмотрѣть такую драму, какъ "Периклъ", чтобы понять, что жалобы классически образованнаго патріота вовсе не были лишены фактическаго основанія. Предшествовавшая Шекспиру драма была по большей части только грубо-драматизированной исторіей, а вовсе не драмой. Не только не было внѣшняго вида единства, но даже отсутствовало совершенно и единство внутреннее. Еще самому Шекспиру пришлось бороться съ ничѣмъ не мотивированнымъ вмѣшательствомъ комическаго элемента въ трагическія сцены. Правила, которыя Гамлетъ предписываетъ актерамъ (III, 2, 42), очень напоминаютъ приведенныя слова Сиднея: "Да и шуты пусть не говорятъ, что не написано въ роли: чтобы заставить смѣяться толпу глупцовъ, они хохочутъ сами въ то время, когда зрителямъ должно обдумать важный моментъ пьесы: это стыдной доказываетъ жалкое честолюбіе шута". Порицанье Шекспира направлено главнымъ образомъ противъ выступанія изъ предназначенной роли, противъ шутовской импровизаціи. Въ этомъ то именно и заключалась главная сила хвалимыхъ Сиднеемъ итальянскихъ актеровъ. I. Л. Клейну принадлежитъ заслуга указанія въ его "Исторіи драмы" нѣкоторыхъ не замѣченныхъ до него чертъ сходства между отдѣльными англійскими и итальянскими драмами. Итальянскія драмы давались въ правленіе Елисаветы въ Лондонѣ изъ Виндзорѣ. Мы разсматриваемъ нѣкоторыя явленія, какъ результатъ новѣйшихъ усовершенствованныхъ способовъ сообщенія, между тѣмъ какъ эти явленія представляются не болѣе, какъ повтореніемъ прежде бывшихъ. Подобно тому какъ англійскіе актеры въ концѣ 16 и въ половинѣ 17 вѣка разъѣзжали по Голландіи, Даніи и Германіи, такъ точно въ теченіе всего 16-го и частью въ 17-мъ вѣкѣ труппы итальянскихъ актеровъ странствовали по континенту. Еще Мольеру приходилось бороться съ конкуренціей итальянскихъ актеровъ. Въ 1577 г. итальянскіе актеры проникли въ Англію. Сохранились указанія на появленіе ихъ въ Англіи только въ этомъ году, но безъ сомнѣнія мы можемъ принять, что они не ограничились однимъ этимъ посѣщеніемъ. Господствовашая въ Англіи мода слишкомъ покровительствовала всему итальянскому, чтобы не побудить итальянскихъ комедіантовъ къ повторенію своего посѣщенія. Шекспиръ вѣроятно видѣлъ образецъ своей "Конецъ всему дѣлу вѣнецъ" у итальянскихъ актеровъ въ Англіи. Объ итальянской пьесѣ упоминается и въ "Гамлетѣ". Бэнъ Джонсонъ, Миддльтонъ и Кидъ упоминаютъ объ экспромтахъ итальянскихъ актеровъ. Послѣдній въ своей "Испанской Трагедіи" говоритъ:
   
   Итальянцы трагики-актеры
   На столько острый умъ имѣютъ,
   Что приготовить представленье
   Съ успѣхомъ въ часъ они успѣютъ.
   
   Къ концу столѣтія слава англійскаго драматическаго искусства была признана даже самими итальянскими актерами.
   Изъ Италіи, быть можетъ при французскомъ посредничествѣ, въ Англію проникъ родъ драмы, который подъ вліяніемъ классической миѳологіи достигъ особенной формы и имѣлъ разнообразныя послѣдствія также и для народной сцены.-- Въ началѣ втораго дѣйствія "Маріи Стюартъ" Шиллеръ заставляетъ графа Кента разсказывать объ какой-то пьесѣ, въ которой цѣломудренная крѣпость красоты побѣдоносно отражаетъ приступы страстей. Если бы это дѣйствіе сопровождалось постояннымъ діалогомъ, то мы имѣли бы предъ собой Moral Play. Это и не Show, потому что послѣдняя предшествуетъ обыкновенной драмѣ. Напротивъ Pageant, съ которымъ мы встрѣчаемся въ данномъ случаѣ, представлялось переодѣтыми (disguised) придворными. Нѣсколько стиховъ могутъ сопровождать это народное представленіе, которое предназначено впрочемъ не столько для слуха, сколько для зрѣнія. Рядомъ съ этими Pageants, одно изъ которыхъ въ качествѣ рождественскаго представленія дано было уже въ 1348 г. при Эдуардѣ III, позже появились и простые Disguisings. Древнѣйшее изъ нихъ, о которомъ мы имѣемъ свидѣтельство, дано было въ 1377 г. при дворѣ. Переодѣтые придворные, въ сопровожденіи факельщиковъ, исполняли танцы и пантомимы. Это былъ примитивный видъ театральныхъ представленій, въ которыхъ не разговаривали, а танцовали. Въ 1513 г. эти нѣсколько измѣненныя представленія называются въ первый разъ Masques. Обычай носить маски перешелъ изъ Италіи и сначала примѣнялся въ Англіи только въ этихъ торягественныхъ представленіяхъ. Но вскорѣ мода ношенія масокъ сдѣлалась столь общей, что во время Шекспира ни одна приличная дама или модная красавица не являлась на улицѣ или въ театрѣ безъ маски. Пуритане преслѣдовали ношеніе масокъ; и въ самомъ дѣлѣ вслѣдствіе общераспространеннаго обычая носить маски и среди порядочныхъ и непристойныхъ женщинъ развилась такая развращенность нравовъ, что при Стюартахъ ношеніе масокъ было запрещаемо указами. Самыя Masques были вначалѣ не инымъ чѣмъ, какъ импровизированными балъ-маскарадами. Въ обществѣ неожиданно появлялись Masquers, начинали танцовать и приглашали на танцы присутствовавшихъ дамъ. Послѣдній обычай не имѣлъ мѣста при Disguisings. Подобный танецъ масокъ составляютъ Ромео и его товарищи на балѣ у Капулетти. Подобнымъ же образомъ явился король Генрихъ VIII на балъ къ кардиналу Вульси. Эту древнѣйшую англійскую Masque, упоминаемую хронистомъ, Шекспиръ представилъ въ первомъ актѣ (4 сцена) своего "Генриха VIII". Такъ-же точно въ "Тимонѣ" выступаютъ Амазонки, а въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви" -- Русскіе. Звуки трубъ возвѣщаютъ ихъ приближеніе, послѣ чего Бойе кричитъ дамамъ (V, 2, 157): "Надѣньте маски! Это возвѣщаетъ намъ о приближеніи масокъ"! Постепенно рядомъ съ танцами пріобрѣлъ значеніе и литературный элементъ, именно въ видѣ пролога. Послѣдній долженъ былъ привѣтствовать общество и объяснить внезапное появленіе масокъ. Вскорѣ начали выбирать странныя маски,-- аллегорическія, которыя фигурировали въ Moral Plays, и миѳологическія, навѣянныя чтеніемъ греческихъ и римскихъ писателей. Вмѣстѣ съ этимъ возникла необходимость вставить въ прологъ и объясненія. Впослѣдствіи " нашли болѣе цѣлесообразнымъ и остроумнымъ влагать стихи въ уста самыхъ членовъ Masque, которые такимъ образомъ и истолковывали свой аллегорическій или миѳологическій смыслъ. На эти торжественныя танцовальныя представленія оказывали вліяніе воспоминанія о Moral Plays. Изъ объяснительныхъ рѣчей отдѣльныхъ лицъ должны были естественно сами собою составиться общія отношенія; и вотъ все представленіе получило болѣе прочную связь и внѣшній видъ дѣйствія. Рѣчи, какъ и самое дѣйствіе, сообразно съ первоначальною цѣлью были направлены на болѣе или менѣе остроумные комплименты въ честь всего общества или одного изъ выдающихся его членовъ. Disguisings и Pageants заимствовали свое содержаніе изъ цикла средневѣковыхъ представленій. Masques, за немногими исключеніями, какъ напр. маска Оберона В. Джонсона -- приняли классическое направленіе. Онѣ стали почти миѳологическими пьесами, въ которыхъ однако всегда преобладали музыка и танцы. Блеску и роскоши костюмовъ придавали особенное значеніе, всѣ или по крайней мѣрѣ большинство участниковъ были придворные кавалеры и дамы. Даже король и королева не брезгали участвовать въ Masque 1604 г. Въ Masque уже давно участвовали женщины, тогда какъ на публичной сценѣ участіе ихъ было еще чѣмъ-то неслыханнымъ. Равнымъ образомъ въ Masques были впервые примѣнены декораціи и машины. Иниго Джонсъ былъ большимъ мастеромъ въ этомъ отношеніи; Бэнъ Джонсонъ испытывалъ большую досаду, что его поэтическое искусство отодвигается на второй планъ искусствомъ архитектора и декоратора. Ученая педантичность Іакова I находила особенное удовольствіе въ этихъ маскарадныхъ представленіяхъ, и Бэнъ Джонсонъ былъ счастливъ, что наконецъ получилъ возможность дать полную волю своей учености. Цвѣтущій періодъ Masques начался только послѣ смерти Елисаветы. Въ 1608 году рядомъ съ Masque впервые выступаетъ Anticmasque, -- таково именно правильное ея названіе, а никакъ не ante -- или anti-masque. Знатное общество, выставлявшее въ Masque свое образованіе и ученость, хотѣло и смѣяться. Вотъ этому желанію посмѣяться и должна была служить Anticmasque. За изящными танцами и эвфуистическими рѣчами боговъ и героевъ слѣдовали смѣшные прыжки и грубыя шутки сатировъ и мужиковъ (Antics). Но такъ какъ все же больше любили смѣяться, чѣмъ выставлять на удивленіе свою ученость, то вскорѣ Anticmasque стала необходимой. Съ 1613 г. всякая Masque снабжалась двумя Anticmasques. Придворное общество съ большой страстью культивировало эти маскарадныя представленія; а при томъ вліяніи, какое оказывали на лондонскій театръ дворъ и знать, Masques не могли не подѣйствовать и на народную сцену своей декоративной обстановкой. И это вліяніе было чрезвычайно пагубно. Серьёзно разсуждай не можетъ быть и рѣчи о томъ, чтобы признать Шекспировъ "Сонъ въ Иванову ночь" за Masque съ противоположнымъ дѣйствіемъ Anticmasque. За то Anticmasque мы имѣемъ въ "Зимней Сказкѣ" въ танцѣ" сатировъ (IV, 3). Кромѣ того Masques находятся еще во второй сценѣ пятаго дѣйствія "Генриха VIII", въ заключеніи "Какъ вамъ будетъ угодно" (Гименъ), въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви", въ "Тимонѣ" (I, 2), "Цимбелинѣ" (V, 4), а самая знаменитая въ "Бурѣ" (IV, 1), которой предшествуетъ меньшая "живая кукольная пьеса" (III, 3). Свадебная маска въ "Бурѣ" является не только типическимъ образчикомъ цѣлаго рода, но она была бы даже и наилучшимъ созданіемъ въ этомъ родѣ, если бы второй величайшій англійскій поэтъ не написалъ бы въ молодости также одну Masque. "Комусъ" Джона Мильтона (1634 г.) -- это наилучшее, что было когда либо написано въ этомъ родѣ. Самымъ счастливымъ образомъ античные элементы маски слились здѣсь съ элементами старинныхъ Moral Plays, и потерявшія свою репутацію при Фривольномъ дворѣ Стюартовъ эти представленія получили снова этическое и поэтическое освѣщеніе. 150 лѣтъ спустя при Веймарскомъ дворѣ Гёте ввелъ старыя представленія Masques своими "Maskenzügen" въ нѣмецкую литературу, послѣ того какъ еще раньше Masques въ Германіи, въ особенности при Бранденбургскомъ дворѣ, были представляемы подъ названіемъ "Wirtschaften" въ качествѣ чисто придворныхъ пьесъ, лишенныхъ всякаго литературнаго значенія.
   Masques и ихъ исторія показываютъ, что классическіе элементы, оказывавшіе вліяніе на народный театръ, не всегда были чистые и наилучшіе. То направленіе классической драмы, которое открыто было "Горбодукомъ" и "Бѣдствіями Артура", не имѣло продолженія, да и не могло его имѣть, такъ какъ такіе значительные таланты какъ Марло и Гринъ твердою рукою вели народный театръ по совсѣмъ иному направленію. Уже Уэтстонъ написалъ свою классическую драму не для народной сцены. Жалобы Сиднея вызывали сочувствіе только въ небольшомъ кружкѣ, центръ котораго невидимому составляла его сестра, графиня Пемброкъ. Интересно, что въ то самое время когда Шекспиръ отваживался на смѣлые шаги, въ этомъ литературномъ кружкѣ ожидали спасенія для англійской сцены отъ полнаго подчиненія правильной французской драмѣ. Въ 1580 г. появилось собраніе трагедій Робера Гарнье (1534--1590), талантливаго поборника основанной Жоделлемъ классической французской Tragédie. Лэди Пемброкъ избрала послѣднюю изъ драмъ Гарнье "М. Antoine", чтобы перевести ее, какъ образецъ, на англійскій языкъ (1590) и напечатать (1595 г.). Надъ переводомъ двухъ другихъ римскихъ трагедій Гарнье трудился Томасъ Кидъ. Обѣщанная "Porcie" не вышла; но въ одинъ годъ съ переводомъ лэди Пемброкъ "М. Antoine" появилась переработанная Еидомъ Cornélie подъ заглавіемъ "Трагедія о прекрасной Корнеліи Помпея Великаго". Переводъ былъ посвященъ графинѣ Соссексъ. Это посвященіе вдвойнѣ странно у Кида, любимѣйшаго народнаго театральнаго поэта. Въ этомъ случаѣ очевидно дѣйствовалъ какой-то планъ, такъ какъ всѣ три римскія трагедіи Гарнье должны были явиться на англійскомъ языкѣ. Вполнѣ правильная трагедія соннетиста Самуэля Даніэля "Клеопатра", посвященная также лэди Пемброкъ, напоминаетъ нѣмецкую оригинальную трагедію Готтшеда -- "Умирающій Катонъ". "Клеопатра, Даніэля стоитъ почти въ такомъ-же отношеніи къ "Antoine" Гарнье, какъ нѣмецкій "Катонъ" къ своимъ иностраннымъ образцамъ. Къ тому же самому циклу какъ по сюжету, такъ и по классической формѣ принадлежитъ "Добродѣтельная Октавія" Брандона (1598 г.); въ 1605 г. Даніэль написалъ еще одну классическую драму "Филотасъ". Разумѣется эти классическія стремленія не могли произвести непосредственнаго воздѣйствія, какъ ни значительны они, какъ ранніе предвѣстники будущей реакціи. Послѣ возвращенія короля Карла II Французская драма сдѣлалась для соотечественниковъ Шекспира образцомъ, достойнымъ подражанія. Въ дни Шекспира разумныя классическія стремленія нашли могучаго поборника въ лицѣ Бэнъ Джонсона. Впрочемъ его дѣятельность главнымъ образомъ относится ко времени удаленія Шекспира. У Бэнъ-Джонсона нельзя указать возвращенія въ колею, проложенную "Горбодукомъ". Правда, онъ преслѣдуетъ сходную цѣль, но совсѣмъ инымъ способомъ. Отъ Сэквиля и лэди Пемброкъ онъ отличается уже тѣмъ, что драмы свои онъ писалъ для народнаго театра, хотя и приготовлялъ для двора маскарадныя представленія. Подражать Французскимъ поэтамъ никогда не пришло бы въ голову такому коренному англичанину, какъ Бэнъ-Джонсонъ. Произведенія кружка Пемброкъ составляютъ книжныя драмы. Изъ всѣхъ подобныхъ работъ на сцену попала нѣкогда одна только "Клеопатра" Даніэля. Между всѣми этими драмами она является также единственною, въ которой примѣненъ бѣлый стихъ, между тѣмъ какъ всѣ другія написаны риѳмами.
   

3. Непосредственные предшественники Шекспира.

   Слѣдуя французскимъ образцамъ и вкусу эпохи Реставраціи, Драйденъ писалъ одно время свои драмы риѳмованными стихами; но затѣмъ онъ взялся опять за пятистопный ямбъ безъ риѳмъ, который былъ драматическимъ стихомъ въ вѣкъ Елисаветы и въ 18 столѣтіи при большемъ развитіи германской драмы долженъ былъ сдѣлаться стихотворною формою нѣмецкой трагедіи. Къ ошибочному признанію трагедіи о "Горбодукѣ" исходнымъ пунктомъ англійской драмы привела главнымъ образомъ стихотворная форма этого произведенія. Miracle Plays были большею частію написаны короткими средне-вѣковыми попарно риѳмованными стихами. Безпорядокъ въ старой наукѣ о стопосложеніи, которая доходила въ Германіи до безвыходнаго разрушенія всякой поэтической формы, сохранился въ этомъ видѣ и для другихъ народовъ. Но художественной формой нельзя назвать то короткіе, то длинные всегда риѳмованные стихи моралите и интерлюдій. Въ юношескихъ произведеніяхъ Шекспира, въ "Комедіи Ошибокъ" и "Безплодныхъ усиліяхъ любви", встрѣчаемъ мы здѣсь и тамъ этотъ древнѣйшій драматическій стихъ, Doggerel Rhyme, который достаточно похожъ на наши короткіе вирши, основанныя на четырехъ повышеніяхъ. Между всѣми сохранившимися моралите и интерлюдіями есть только одна пьеса "Три господина и три дамы изъ Лондона" написанная по частямъ пятистопнымъ ямбомъ безъ риѳмъ; это произведеніе относится еще къ 1590 г. Въ то время побѣда новый формы была уже рѣшена на народномъ театрѣ. Мы упомянули о введеніи графомъ Сорреемъ бѣлаго стиха въ англійскую литературу. Строгіе подражатели старины отвергали риѳму. Писатели трагедій классическаго направленія Саквиль и Нортонъ должны были съ своей стороны оставить риѳму, тѣмъ болѣе, что неправильныя драматическія представленія, которыя они видѣли передъ собою и хотѣли осмѣять, всѣ были написаны риѳмою. "Горбодукъ" есть первая англійская драма, написанная бѣлыми стихами. Стихъ этотъ по большей части тяжеловатъ и не приспособленъ къ діалогамъ. Но если даже успѣхъ не былъ тотчасъ рѣшителенъ, то все таки это было похвальнымъ дѣломъ, или же, можно сказать, весьма счастливою находкою Саквиля, который выбралъ для драмы бѣлый стихъ Соррея, Хотя Гаскойнъ первый послѣдовалъ авторамъ "Горбодука" и написалъ свою Іокасту бѣлымъ стихомъ, но два года спустя молодые юристы въ "Танкредѣ и Гизмундѣ" обратились снова къ риѳмѣ. Между тѣмъ въ ближайшіе четыре года, послѣ большихъ усилій, эта новая форма была безусловно признана въ кружкахъ писателей классическаго направленія. Въ 1572 г. Робертъ Вильмотъ переработалъ "Танкреда и Гизмунду" въ нериѳмованный пятистопный ямбъ и "украсилъ согласно тому времени". Но еще потребовалось полныхъ 14 лѣтъ, пока въ народномъ театрѣ риѳма уступила мѣсто бѣлому стиху. Въ этомъ случаѣ послужило разумѣется къ собственному вреду то упрямство, которое противостояло всѣмъ реформамъ ученыхъ, но именно этому упрямству въ другихъ произведеніяхъ обязанъ Шекспиръ свободою движенія. Еще въ 1579 г. Стешанъ Госсонъ, въ своей "Школѣ Злоупотребленій" замѣтилъ, что на сценѣ господствуетъ риѳма. Но, по увѣренію Томаса Наша въ предисловіи къ "Менафону" Грина 1587 г., время сдѣлалось такимъ ораторскимъ, что каждый ремесленникъ можетъ произносить свой ut vales и вездѣ господствуетъ рабское подражаніе напыщеннымъ трагикамъ, которые не стараются выказать себя въ ходѣ пьесы, но только подробно описываютъ облака въ иносказательныхъ рѣчахъ. "Все-таки въ этомъ", продолжаетъ Нашъ, "я не столько обвиняю въ совершенной глупости ихъ, сколько ихъ учителей идіотовъ, которые прикидываются передъ нами алхимиками краснорѣчія и, взобравшись на подмостки самомнѣнія, думаютъ съ помощью своего напыщеннаго бѣлаго стиха заткнуть за поясъ болѣе даровитыхъ писателей". За годъ передъ тѣмъ, какъ писалъ это Нашъ, выступилъ въ одномъ лондонскомъ театрѣ новый поэтъ, который предпослалъ своему произведенію слѣдующій короткій и гордый прологъ:
   
   "Отъ пошлыхъ остротъ въ звонкихъ риѳмахъ
   И отъ вещей, которыя встрѣчаютъ одобренія клоуновъ,
   Я васъ поведу къ великолѣпной походной палаткѣ,
   Гдѣ вы услышите скиѳа Тамерлана,
   Угрожающаго свѣту, приводящими въ трепетъ, словами,
   И бичующаго царства побѣждающимъ мечомъ.
   Посмотрите на его образъ, изображенный въ трагедіи,
   И тогда аплодируйте его жребію, сколько вамъ угодно".
   
   Не долго была первая часть "Тамерлана Великаго" на сценѣ, какъ Христофоръ Марло могъ уже сдѣлать продолженіе, предпославъ ему слѣдующія слова:
   
   "Всеобщія привѣтствія, которыми раньше
   Былъ принятъ Тамерланъ на этой сценѣ,
   Дали поводъ нашему писателю во второй разъ
   Наострить свое перо".
   
   Противъ Марло и его "Тамерлана" направлены самыя ядовитыя нападенія Наша. Съ появленія "Тамерлана" (игранъ въ 1586 г., напечатанъ въ 1590 г.) слѣдуетъ считать начало великой эпохи англійской драмы. Ни Опицъ первый писалъ въ Германіи александрійскимъ стихомъ, ни Лессингъ былъ первымъ, писавшимъ бѣлымъ стихомъ,-- но все таки мы справедливо видимъ въ нихъ творцовъ одной и другой формы; потому что только сонеты Опица и "Натанъ" Лессинга привели къ побѣдѣ новой формы. Точно также могъ бѣлый стихъ до 1586 г. иной разъ звучать на народной сценѣ, не обращая ничьего вниманія; успѣхъ Марло порѣшилъ дѣло. Начиная съ его перваго появленія до начала англійской революціи, которая повела за собою закрытіе всѣхъ театровъ, не играли ни одной англійской трагедіи, которая бы не была написана бѣлымъ стихомъ. Построеніе бѣлаго стиха перетерпѣло разнообразныя измѣненія, начиная отъ Марло и до Помона и Флетчера; въ сущности онъ оставался всегда пятистопнымъ нериѳмованнымъ ямбомъ "Тамерлана". "Великій Тамерланъ" преобразовалъ народную сцену не только по формѣ, но и по содержанію. Въ этомъ произведеніи великій писатель въ первый разъ далъ въ драмѣ энергичный отпечатокъ собственной личности.
   Сынъ одного бѣднаго башмачника, Христофоръ, или, какъ онъ обыкновенно называлъ себя, Китъ Марло родился въ Кентербэри въ 1564 г. Покровители дали ему возможность учиться; въ Кембриджѣ онъ пріобрѣлъ обыкновенную академическую степень. Не малы были его знанія, которыми онъ превосходно пользовался въ своихъ геніальныхъ переводахъ, и которыя онъ доказывалъ иногда не кстати латинскими цитатами въ своихъ драмахъ. Его пылкій духъ не могъ быть связанъ установившимися отношеніями. Нѣсколько времени былъ онъ актеромъ; затѣмъ онъ предался всецѣло творчеству. Любили сравнивать англійскихъ драматурговъ 80 годовъ 16 столѣтія съ мощными геніями бурнаго и стремительнаго періода 18 столѣтія. Конечно Роберта Грина можно сопоставлять съ Ленцомъ, Леопольда Генриха Вагнера съ Нашемъ и Лоджемъ. Но если стихотворенія Клингера и Марло имѣютъ родственную черту, то въ жизни Клингеръ подобно Гете, Шиллеру и Шекспиру достигъ ясности и нравственнаго самоограниченія. Марло же едва ли могъ бы достигнуть этого и при дальнѣйшей жизни. Даже въ самыхъ бурныхъ юношескихъ произведеніяхъ Клингера "Отто" "Близнецы" "Гризальдо" "Фаустъ" нѣтъ недостатка въ чертахъ сентиментальности и сердечности. Марло -- весь нафосъ. Даже тамъ, гдѣ онъ описываетъ любовь Тамерлана къ прекрасной Зенократѣ, нѣтъ сердечныхъ тоновъ. Онъ придалъ достоинство и величіе англійской драмѣ. Его герои отличаются страстностью, превосходящею большею частію человѣческія силы. О "Тамерланѣ" можно сказать какъ и "Семи противъ Ѳивъ" Эсхила, что онъ "полонъ Арея". То что мы видимъ тамъ передъ собою не есть сраженіе изъ-за домашнихъ божковъ, но безумная безконечная ярость и борьба, рядъ событій, дѣйствіе, нерасчлененное и незаконченное. Можно было бы вставить или выпустить нѣсколько битвъ и убійствъ, и пьеса нисколько не пострадала бы отъ этого. Это примѣнимо къ "Тамерлану", такъ же какъ и къ "Жиду Мальтійскому" (напечатанъ въ первый разъ въ 1633 г). Отдѣльными чертами послѣдней драмы Шекспиръ воспользовался для своего Шей*ока. Въ "Титѣ Андроникѣ" Шекспиръ выказалъ себя совершенно ученикомъ Марло, точно такаю какъ въ "Генрихѣ VI" онъ примыкаетъ вѣроятно къ "Эдуарду II" (напечатанъ въ 1598 г) Марло. Но нельзя установить хронологическую послѣдовательность и зависимость для этой драмы. "Дидона, карфагенская царица" Марло была написана имъ при сотрудничествѣ Наша для одного придворнаго празднества. "Парижскія убійства" (Варѳоломеевская ночь) дошли до насъ въ такомъ искаженномъ видѣ, что эта драма едва ли можетъ быть разсматриваема для составленія сужденія о Марло. Къ сожалѣнію едва ли лучше стоитъ дѣло даже и съ знаменитѣйшимъ произведеніемъ Марло "жизнь и смерть доктора Фауста". Въ 1604 г. это произведеніе было въ первый разъ напечатано въ томъ видѣ, какъ "оно было играно актерами графа, Нотингамскаго". Уже въ 1597 г. Томасъ Деккеръ переработалъ произведеніе Марло, а въ ноябрѣ 1602 г. В. Бэрдъ и Самуэль Роули сдѣлали вновь въ немъ значительныя прибавленія и измѣненія. Четвертое изданіе драмы (1616 г.) такъ отличается отъ прежнихъ изданій, что обѣ формы вовсе нельзя соединить въ одно цѣльное произведеніе. Конечно, отдѣльныя части можно признать съ большою вѣроятностью за подлинно принадлежащія Марло, но я никогда бы не рѣшился основываться съ полною увѣренностью на результатахъ стилистическихъ изслѣдованій. Вѣдь если намъ почти неизвѣстенъ стиль Роули, передѣлавшаго произведеніяхъ Марло, то какъ же можно отличить его стиль отъ стиля Марло.
   Но безъ сомнѣнія за Марло остается историческая заслуга, какъ перваго изъ писателей, драматически обработавшаго сказаніе о Фаустѣ, которое закрѣплено было впервые въ литературѣ "Франкфуртской народною книгою" 1587 г. Содержаніе этой нѣмецкой народной книги сдѣлалось извѣстно Марло, все равно какимъ бы то ни было путемъ. 1 іюня 1593 г. Марло былъ убитъ въ одной грязной тавернѣ ДегіФорда Францисомъ Арчеромъ, негоднымъ забіякою, во время спора съ нимъ изъ за одной служанки. Возникновеніе первой драмы о "Фаустѣ", которая извѣстна подъ этимъ именемъ исторіи литературы, относится ко времени между 1588--1592 г. Сказанію о "Фаустѣ" была родственна легенда о Ѳеофилѣ, драматически обработанная уже въ средніе вѣка французами, голландцами и нѣмцами. О Мефистофелѣ Марло упоминается Шекспиромъ въ "Генрихѣ IV" и въ "Виндзорскихъ Кумушкахъ" (I, 1, 132). Въ англійской драмѣ нечего искать того глубокомысленнаго пониманія, съ какимъ обработали сказаніе о Фаустѣ Лессингъ, Мюллеръ, Гете, Ленау. Ея Фаустъ родствененъ другимъ героямъ Марло. Чрезмѣрная субъективность свойственна всѣмъ имъ, "Тамерлану", "Эдуарду II", "Жиду Мальтійскому" и "Фаусту", проявляется ли она въ воинственномъ стремленіи къ подвигамъ и въ жаждѣ знаній, или же въ чудовищныхъ преступленіяхъ и слабыхъ, недостойныхъ короля, наклонностяхъ. Въ прологѣ къ "Жиду Мальтійскому" выступаетъ Макіавелли и объявляетъ, что еврей есть представитель его политики, которой слѣдовалъ также герцогъ Гизъ въ "Парижскихъ Убійствахъ". Но дикіе поступки героевъ Марло не служатъ благородной идеальной цѣли, какъ политика Макіавелли.
   Какъ самъ Марло въ жизни, такъ и его герои въ поэзіи бушуютъ ея титанической силой; проявленіе ея является само для себя цѣлью. Они всѣ признаютъ только "желаніе". Противъ нихъ не выступаетъ ни судьба, какъ въ древней трагедіи, ни нравоучительное "должно быть", какъ въ новѣйшей. Борьба индивидуальнаго произвола съ вѣковымъ нравственнымъ закономъ составляетъ трагическій элементъ въ произведеніяхъ Шекспира. Въ его выполненіи, въ его стремленіи къ умѣренности проявляется великій нравственный смыслъ поэта. Вслѣдствіе этого онъ художественно выразилъ новые идеалы человѣчества, какъ нѣкогда это дѣлали эллинскіе трагики для своего времени. Наиболѣе приблизительно къ подобному, трагическій конфликтъ у Марло выражается въ "Эдуардѣ II".
   Тамерланъ, Фаустъ, Варрабасъ бушуютъ и наконецъ утихаютъ; это вовсе не трагическая катастрофа, когда герои подчиняются въ концѣ законамъ природы. Въ этомъ заключается недостатокъ Марло; ему недостаетъ этическаго момента. Въ виду этого его современники не были неправы, когда они дали автору "Фауста", въ произведеніяхъ котораго не высказывается вѣры въ высшій нравственный порядокъ вещей, постоянное прозвище атеиста. Въ противоположность ему возвышается Шекспиръ, "истинный почитатель натуры" какъ называетъ его Гете. Не смотря на это Марло остается величайшимъ писателемъ англійской сцены, самымъ геніальнымъ послѣ Шекспира. Онъ далъ ей толчокъ и силу; онъ открылъ безконечный кругозоръ, далъ ей стихотворную форму, которая обладаетъ способностью къ самымъ разнообразнымъ выраженіямъ, хотя самъ Марло пользовался ею только для выраженія паѳоса. Рядомъ съ Марло, которому чрезвычайно много былъ обязанъ Шекспиръ, являются другіе дошекспировскіе драматурги, почти не имѣющіе значенія, хотя ихъ таланта было бы достаточно, чтобы придать блескъ драматическому искусству другой эпохи. По дарованію наиболѣе ближе къ автору "Фауста" и "Тамерлана" стоитъ Гринъ, а по характеру своихъ произведеній -- Кидъ. Подобно всѣмъ прочимъ драматургамъ, они оба прежде писали риѳмованными стихами. Томасъ Кидъ съ большимъ искусствомъ усвоилъ реформу Марло.
   Сомнительно, чтобы ему принадлежала, первая часть Іеронимо; вторая же часть или "Испанская Трагедія" была впродолженіи двухъ десятилѣтій однимъ изъ любимѣйшихъ произведеній, и присоединила имя Кида къ самымъ прославленнымъ авторамъ народной сцены. Въ 1602 г. Бэнъ-Джонсонъ помогъ переработать трагедію мести Кида и въ 1614 г. осмѣялъ ее вмѣстѣ съ "Титомъ Андроникомъ". Даже самъ Шекспиръ часто съ насмѣшкою намекаетъ на драму Кида, у которой онъ все-таки кое что позаимствовалъ, какъ напр. притворное безуміе мстителя, введеніе "сцены на сцену", и проч. "Испанская трагедія" была играна послѣ "Тамерлана" Марло, вѣроятно въ 1587 г. или 1588 г. Томасъ Нашъ, получившій образованіе въ Кэмбриджѣ, вскорѣ, подобно Грину, оставилъ свое первоначальное враждебное отношеніе къ Марло и написалъ съ нимъ вмѣстѣ "Дидону". Произведенія Грина (1550?--1592) могутъ быть разсматриваемы, какъ необходимыя дополненія къ величавому, но все-таки одностороннему художественному способу выраженія Марло. Старѣйшему изъ писателей, привыкшему къ риѳмованнымъ стихамъ, тяжело было приспособиться къ преобразованіямъ Марло. Въ двухъ изъ его необыкновенно многочисленныхъ трактатовъ въ прозѣ, въ "Пиремидѣ Кузнецѣ" и въ "Посланіикъ читателямъ джентльменамъ" онъ насмѣхался надъ атеистомъ Тамерланомъ и надъ предсказывающими духами, которые считали верхомъ своей учености англійскій бѣлый стихъ.
   Больше всего сердило его, бывшаго, подобно Марло, Universityman'омъ мнѣніе, будто бы онъ возстаетъ противъ реформы Марло, потому что самъ не въ состояніи писать подобнымъ бѣлымъ стихомъ. Кромѣ того языкъ Грина никоимъ образомъ не можетъ сравниться съ энергическимъ обиліемъ чувства и гордымъ паѳосомъ стиховъ Марло. Пріятный, разговорный тонъ, который кстати и некстати возвышается до лирическаго паренія, господствуетъ въ драмахъ Грина. Языкъ Марло походитъ на величественный грозный водопадъ въ горныхъ ущельяхъ; языкъ Грина -- незначительный ручей, покойно текущій между зелеными полями. Не посчастливилось ему также въ непосредственномъ подражаніи Марло въ "Королѣ Адьфонеѣ Аррагонскомъ". Эти два писателя были настолько противоположны, что Гринъ и здѣсь придумалъ своей драмѣ успокоивающую развязку. Марло знаетъ только трагическіе исходы; Гринъ же оканчиваетъ счастливо всѣ свои драмы безъ исключенія. Его Іаковъ IT носитъ заглавіе "Шотландская исторія о Іаковѣ IV; убитомъ при Флоддѣ", но въ самой драмѣ нѣтъ никакого указанія на это происшествіе. Король Іаковъ, который въ преступной страсти даетъ приказаніе убить свою благородную супругу, вслѣдствіе вѣрности спасенной, примиряется опять съ своимъ тестемъ, англійскимъ королемъ, и все кончается счастливо и благополучно. Эту романическую драму нельзя назвать историческимъ произведеніемъ, какъ напр. королевскія драмы Шекспира. Въ 1588 году при дворѣ была играна фантастическая драма Грина. "Исторія неистоваго Роланда, одного изъ 12 пэровъ Франціи". Источникомъ былъ Аріосто; но и здѣсь Гринъ не можетъ отказать себѣ въ счастливомъ концѣ; Анжелика и Орландо вступаютъ въ бракъ. Самымъ лучшимъ изъ всего, что написалъ Гринъ, и дѣйствительно превосходными считаются двѣ его комедіи: "Монахъ Бэконъ и Монахъ Бонгей" и "Джоржъ Гринъ, векфильдскій полевой сторожъ". Эти два произведенія можетъ быть самыя народныя, которыя появлялись на театрѣ въ вѣкъ Елисаветы. Расположеніе дѣйствія въ обоихъ весьма свободно. Здѣсь есть любовная исторія королевскаго принца съ хорошенькой дочерью лѣсничаго въ Фресингфильдѣ, которая влюблена въ спутника принца, и выходитъ за него, когда принцъ Эдуардъ побѣждаетъ свою страсть. Любовная исторія переплетена волшебными продѣлками Рожера Бэкона и его соперника Бонгея; иноземные князья благоговѣютъ передъ ученымъ оксфордскимъ профессоромъ. Еще милѣе и наивнѣе изложена любовная исторія умнаго и храбраго полеваго сторожа. Онъ ловитъ мятежныхъ вельможъ, порядкомъ колотитъ благороднаго стрѣлка Робина Гуда и удостаивается чести быть посѣщеннымъ королемъ Эдуардомъ. Все это также "гладко и просто, какъ старое время", и изложено въ стилѣ одной веселой народной баллады, какъ ее пѣли о Робинѣ Гудѣ и какъ ее удачно воспроизвелъ Анастасій Грюнъ. Это чисто національная комедія, къ которой именно нельзя предъявлять никакихъ высшихъ требованій. Тикъ сравнивалъ необыкновенно мѣтко драмы Грина съ старыми, немного тяжеловатыми, но милыми картинками, на золотомъ Фонѣ которыхъ такъ красиво выдѣляются отдѣльныя фигуры; всѣ эти фигуры своимъ сходствомъ свидѣтельствуютъ о связи, выразить которую въ соотвѣтственной группировкѣ художникъ еще не былъ въ состояніи. Вмѣстѣ съ Томасомъ Лоджемъ (1558--1625), сыномъ одного лондонскаго лордъ-мэра, Гринъ написалъ исторію пророка Іоны нинивійскаго, подъ заглавіемъ "Зеркало для Лондона и Англіи" (1592?). Особенно удачной не вышла эта театральная моральная проповѣдь, которая напоминаетъ о старыхъ Moral Plays. Но Лоджъ, который, подобно Грину, былъ весьма плодовитъ, какъ прозаикъ въ евфуистическомъ стилѣ, поставилъ на сцену въ 1598 г (напечатана въ 1594) драму: "Раны гражданской войны, живо представленныя въ трагедіяхъ о Маріи и Суллѣ". Это подражаніе Тамерлану заслуживаетъ вниманія, уже какъ первая англійская драма, содержаніе которой было взято, какъ это доказано, изъ перевода Плутарха Нортономъ. Какъ ни была на взглядъ груба и не вѣрна исторіи эта работа рядомъ съ римскими трагедіями Шекспира, все-таки послѣдній многому выучился у Лоджа для трехъ своихъ пьесъ. Какъ въ жизни, такъ и въ искусствѣ ближе всего къ Грину изъ всѣхъ стремившихся къ одинаковой цѣли, стоялъ Дшоржъ Пиль (1552-- 1597). Какъ Дейсъ издалъ произведенія обоихъ въ одномъ томѣ, такъ же и исторія англійской драмы называетъ ихъ имена почти всегда вмѣстѣ. Нашъ величаетъ Пиля primus verborum artifex. Его произведеніе "Судъ Парисовъ", игранное при дворѣ въ 1584 г., принадлежитъ къ старому риѳмованному разряду пьесъ. Юнона и Минерва жалуются на Олимпѣ на судъ Париса и въ концѣ яблоко красоты назначается Елисаветѣ, какъ самой достойнѣйшей. Другія маленькія драматическія работы Пиля походятъ на маскарадныя пьесы. Но въ 1593 г. сочинилъ онъ, побуждаемый "Эдуардомъ II" Марло, знаменитую хронику "Эдуарда I послѣ его возвращенія изъ Святой земли, возмущеніе "Левлена въ Уэльсѣ и утопленіе королевы Элеоноры". Не совсѣмъ неосновательно, хотя и безъ надлежащей точки опоры, можно полагать, что вся англійская исторія отъ ея баснословнаго начала и до Генриха VIII была драматизирована до Шекспира въ рядѣ нескладныхъ театральныхъ пьесъ. Еще цехи въ Ковентри имѣли кромѣ мираклей также одно произведеніе, въ которомъ чествовалась англосаксонская побѣда надъ Датчанами. Королевѣ Елисаветѣ понравилась эта старая патріотическая работа, когда ее играли въ 1575 г. въ Кепильвортѣ: это была первая англійская историческая драма. Изъ древнѣйшихъ историческихъ пьесъ сохранилась до нашего времени покрайнѣй мѣрѣ одна: "Знаменитые подвиги Генриха V". Шекспиръ обязанъ нѣкоторыми возбужденіями для своего "Генриха IV" и "Генриха V" этому безформенному произведенію, которое кажется написаннымъ прозою. При недостаткѣ дальнѣйшаго матеріала въ этой области "Эдуардъ II" Марло и "Эдуардъ I" Пиля возбуждаютъ въ насъ особый интересъ, такъ какъ во всякомъ случаѣ псевдо-шекспировскій "Эдуардъ III" появился только спустя нѣсколько лѣтъ. Драма Пиля кажется ближе чѣмъ "Эдуардъ II" къ исторической драмѣ Шекспира, покрайнѣй мѣрѣ въ томъ отношеніи, что въ ней вмѣстѣ съ трагическою страстью вступаетъ въ свои права и юморъ. Марло вообще не допустилъ въ свое произведеніе никакихъ комическихъ элементовъ; комическія партіи "Фауста" навѣрно происходятъ не отъ него. Шекспиръ въ сохраненіи комическаго послѣдовалъ примѣру Грина и Пиля, но старался, чтобы комическія сцены связывались лучше съ ходомъ пьесы. Шекспиръ благоразумно избѣжалъ слѣдованія за Пилемъ также и въ область библейской драмы. Напечатанное въ 1598 г. "Любовь короля Давида къ прекрасной Вирсавіи вмѣстѣ съ трагедіей объ Авессаломѣ" считается образцовымъ произведеніемъ Пиля. При чтеніи удивляешься, какъ Пиль не умѣлъ соединить въ одно эту драму даже въ томъ случаѣ, когда это являлось легкой задачей и было уже показано въ источникѣ. Преступная любовь Давида и возмущеніе сына слѣдуютъ одно за другимъ- очевидно ему, не удается представить наглядно и послѣдовательно грѣхъ и наказаніе, какъ причину и дѣйствіе. Отдѣльные характеры выступаютъ рѣзко и живо. Языкъ обладаетъ лирическою силою и мягкостью, которыя несвойственны Марло.
   Если взять вмѣстѣ труды Марло, Грина, Пиля и Лоджа, то англійская драма уже въ 1590 г. представляетъ величественное и весьма замѣтное зрѣлище. Шахта съ огромными богатствами прорыта, уже видна невозможность къ стремленію ограничить драму опредѣленными областями предметовъ. Не всегда разумѣется можетъ имѣть мѣсто правильный выборъ предметовъ. Свободная подвижность старыхъ пьесъ уцѣлѣла, а фантазія слушателей была пріучена слѣдовать въ одно мгновеніе за словомъ писателя черезъ всѣ страны и времена. Высшее развитіе литературнаго языка при помощи классическихъ образованныхъ людей сдѣлалось полезнымъ для сцены. Иго старины не тяготѣетъ надъ театральнымъ искусствомъ, но все-таки послѣднее старается обогатиться предметами изъ области стараго свѣта. И во время этой жатвы выступаетъ геній, который соберетъ и очиститъ всѣ разнообразные и поднявшіеся колосья и приготовитъ самые благородные плоды для духовнаго наслажденія своего народа и цѣлаго человѣчества. Хотя Шекспиръ писалъ для "читателей всѣхъ временѣ", какъ говоритъ предисловіе книгопродавца къ "Троилу и Крессидѣ", но онъ самъ при составленіи своей драмы думалъ только о представленіи ея на сценѣ. Какова же была сцена и англійскій театръ во время Шекспира?
   

4. Актеры и театръ.

   Книжная драма можетъ быть всегда разсматриваема, какъ крайнее средство противъ представленія на сценѣ. Частое появленіе или перевѣсъ книжной драмы, какъ это было въ Германіи въ 19 столѣтіи и даже раньше, означаетъ навѣрно, что въ извѣстной странѣ подвигается лѣниво театральное дѣло. Выполненіе относится просто къ самому существу драмы. Всѣ великіе драматурги всѣхъ временъ начиная съ Эсхила до Рихарда Вагнера писали свои произведенія, имѣя въ виду сцену. Даже Гете, который справедливо чувствовалъ себя не рожденнымъ для сочиненія трагедій, сохранилъ наглядность своихъ образовъ въ то время, когда писалъ 2 часть Фауста, только при помощи театральнаго представленія. О Расинѣ, Мольерѣ, Лессингѣ, Шиллерѣ мы знаемъ, что они писали свои роли имѣя всегда въ виду отдѣльныхъ актеровъ или актрисъ. Шекспиръ изображаетъ своего Гамлета "толстымъ и съ одышкою" (V, 2, 298), потому что такими свойствами тѣлосложенія обладалъ Борбэджъ, для котораго была предназначена эта роль. Первоначально драма произошла вмѣстѣ съ театральнымъ представленіемъ. Идеальное сочиненіе и реальное представленіе всегда взаимно дѣйствовали другъ на друга. Великіе драматурги писали для одной опредѣленной сцены, какъ ее различно обусловливали вездѣ народный нравъ, климатъ и т. д. Древне-аттическая трагедія должна была измѣнить всю свою сущность, когда упавшее благосостояніе народа не допускало снаряженія хоровъ. Въ Германіи впродолженіе цѣлаго столѣтія, слѣдующаго за тридцатилѣтней войной, не могъ основаться ни одинъ постоянный театръ, потому что самая страна очень обѣднѣла. Сцена должна слѣдовать съ мѣста на мѣсто за ярмарками. Наоборотъ во время царствованія Елисаветы образовались первыя постоянныя сцены, такъ какъ развитіе торговли возвысило тогда богатство страны. Бѣдный пастушескій народъ можетъ производить прекрасную эпику и лирику; драматическое же искусство можетъ преуспѣвать только при извѣстной степени образованія, которое предполагаетъ всеобщее благосостояніе страны. Въ средніе вѣка были извѣстны только періодически возвращающіяся представленія, но не постоянный театръ. Призывались въ нѣкоторыхъ случаяхъ странствующіе артисты и скоморохи, но не было сословія актеровъ. Въ Англіи въ 1464 г. упоминаются въ первый разъ актеры по профессіи (Interluders, Players). Еще въ 1575 лондонскій магистратъ заявлялъ свое мнѣніе о затруднительномъ положеніи актеровъ, заключавшемся въ необходимости жить тѣмъ искусствомъ, которое хотѣли запретить; такъ какъ неслыханное дѣло, чтобъ люди когда-либо пріобрѣтали содержаніе искусствомъ игры или же хотѣли съ этого жить. Содержаніе нужно зарабатывать другими серіозными искусствами и приличными должностями. Отъ представленія Interludes можно только накопить себѣ кое что, чтобы затѣмъ получать случайный заработокъ отъ состоятельныхъ людей. Англійскіе профессіональные актеры произошли отчасти изъ бродягъ и потому назывались strolling Players, отчасти они были набраны изъ хора мальчиковъ королевской капеллы. Еще при Елисаветѣ мальчиковъ, которые обладали хорошими голосами, насильно брали для королевской церковной службы, какъ матросовъ для флота. Во дни Шекспира этотъ дѣтскій театръ пріобрѣлъ привиллегированное положеніе, непріятное поэту. Первымъ англійскимъ королемъ, содержавшимъ собственную драматическую труппу, былъ любившій музыку Ричардъ III. Еще раньше нѣкоторые вельможи, какъ напр. герцогъ Норфольнскій (1481 г.) содержали собственныхъ Players. Англійская аристократія выказала много пониманія и дѣятельнаго участія, какъ по отношенію ко многимъ народнымъ дѣламъ, такъ и по отношенію къ драматическому искусству. Этого не было никогда между нѣмецкимъ дворянствомъ. Ричардъ III прежде всего назначилъ управляющаго для драматическихъ и музыкальныхъ увеселеній двора, Master of the Revels. Генрихъ VII, не смотря на свою бережливость, содержалъ двѣ труппы актеровъ. Когда онъ выдавалъ свою дочь замужъ въ Шотландію, одна труппа также должна была принадлежать къ ея свитѣ. Многочисленныя ватаги комедіантовъ разъѣзжали по всей странѣ. Генрихъ VIII, исключая хора мальчиковъ, содержалъ три общества Players of Interludes. Каждая труппа въ то время состояла самое большее изъ пяти человѣкъ. Въ 1543 г. англійскій парламентъ въ первый разъ занялся театромъ. Актерамъ были запрещены представленія Miracle Plays и затрогиваніе религіозныхъ вопросовъ. Это запрещеніе нарушалось большею частію приверженцами протестанской партіи. Но оно подѣйствовало рѣшительно благотворно на превращеніе театра въ свѣтскій и содѣйствовало такимъ образомъ развитію драмы. Различныя запрещенія и позволенія, разнообразно мѣняясь, слѣдовали одно за другимъ. Во время царствованія Маріи опять появились католическіе Miracle Plays. Елисавета запретила въ 1559 г. на полгода всѣ драматическія представленія. Въ 1560 г. она опять разрѣшила ихъ, но ввела цензуру. Каждая пьеса передъ представленіемъ должна была быть одобрена въ Лондонѣ Master'омъ of the Revels, въ провинціи же лордомъ-лейтенантомъ, бургомистромъ или двумя мировыми судьями. Выброшенная сцена въ "Ричардѣ ІІ" Шекспира напр. не должна была быть ни напечатана, ни играна при жизни Елисаветы. Порицаніе пьянства Датчанъ (въ Гамлетѣ) и всѣ насмѣшки надъ Шотландцами были запрещены при Іаковѣ I. Но вообще цензура не была однако очень тягостна. Случалось, что передъ королевой актеръ произносилъ такую скандальную вещь, что представленіе прерывалось. Еще позже Іаковъ I долженъ былъ переносить, какъ собственные его придворные актеры представляли его на сценѣ, какъ пьяницу. Жалобы иноземныхъ пословъ на нѣкоторыя драмы были часты, несмотря на цензуру. Безчинство постепенно сдѣлалось такъ велико, что въ 1572 г. явился королевскій приказъ, который всѣхъ странствующихъ актеровъ, не состоявшихъ на службѣ у знатнаго дворянина, приравнивалъ къ бродягамъ и угрожалъ сѣченіемъ. Это постановленіе кажется гораздо суровѣе, чѣмъ оно было на самомъ дѣлѣ. Искусные актеры въ значительномъ большинствѣ были уже зачислены въ одну изъ 14 постоянныхъ частныхъ труппъ. Остальные могли найти убѣжище у дворянина, который тогда бралъ на себя нравственную отвѣтственность за представленія своихъ людей (servants). Но жалованіе не было болѣе связано съ этимъ. Каждый актеръ получалъ ежегодно отъ своего господина плащъ съ гербомъ. Какъ только актеръ открыто причислялъ себя этимъ къ свитѣ господина, онъ получалъ право и на его защиту. Если общество играло для своего хозяина, оно получало 10--20 шиллинговъ. Цѣна, которую обыкновенно платили за представленіе, была 6 фунтовъ, 13 шиллинговъ 4 пенса, къ чему всегда прибавлялось, въ видѣ подарка, 3 фунта, 6 шил. 8 п. Елисавета страстно любила представленія. Ленстеръ достигъ при ней въ 1574 г. того, что его труппѣ данъ былъ собственный королевскій патентъ подъ большою печатью, преимущество до тѣхъ поръ неслыханное для Players of Interludes. Мальчики изъ хора находились всегда въ ея распоряженіи, а ея оркестръ состоялъ изъ 18 трубачей, 6 тромбонистовъ, 3 литаврщиковъ, 8 скрипачей, 2 флейтистовъ и 3 піанистовъ. Вмѣстѣ съ актерами, пѣвцами и музыкантами въ бюджетѣ ея увеселеній упоминаются еще вожаки медвѣдей и быковъ. Въ 1571 г. истрачивалась на это сумма, состоящая изъ 1289 фунт. 12 шил. 82 пенс. Въ 1582? г. она будто бы -- это не вполнѣ ясно -- отдала приказаніе выбрать изъ существовавшихъ обществъ актеровъ 12 членовъ для образованія изъ нихъ новой королевской труппы. Въ началѣ 90-тыхъ годовъ актеры королевы носятъ титулъ "слугъ Лорда Каммергера'" и получаютъ ежегодное жалованіе, состоящее изъ 30 фунъ 4 шил. Во главѣ ихъ стоитъ Ричардъ Борбэджъ, а съ 1594 г., какъ на ихъ члена, можемъ мы указать на Шекспира, который принадлежалъ къ этой труппѣ уже нѣсколько времени. Такимъ образомъ и онъ также носилъ плащъ съ королевскимъ гербомъ. Въ 1604 г. Іаковъ I возвысилъ это общество, давши ему названіе "слугъ его королевскаго величества". Тогда въ этой труппѣ насчитывалось до 16 членовъ и она была самая лучшая изъ всѣхъ, игравшихъ въ Лондонѣ. Послѣ нея выступала труппа Лорда Адмирала, во главѣ которой стояли актеръ Эдуардъ Аллейнъ и его тесть театральный спекулянтъ Филиппъ Генсло. Дневникъ послѣдняго, въ которомъ онъ отмѣчалъ издержки, въ особенности суммы, заплаченныя за передѣланныя и новыя произведенія, служитъ намъ обильнымъ источникомъ свѣдѣній объ елисаветинскомъ театрѣ.
   То 1570 г. въ Англіи не было отдѣльныхъ построекъ для театральныхъ представленій. Играли въ залахъ вельможъ и помѣщеніяхъ различныхъ корпорацій, въ церквяхъ и большею частію въ трактирахъ, иногда же просто на дворѣ. Противъ воротъ устраивалась сцена, зрители же стояли на дворѣ или смотрѣли, стоя и сидя, съ галлерей, устроенныхъ на подобіе балконовъ, вдоль каждаго этажа дома. Это устройство, созданное обстоятельствами, сохранилось и въ постоянныхъ театрахъ. Въ началѣ 70-тыхъ годовъ возъимѣло силу нерасположеніе лондонскаго городскаго совѣта къ актерамъ, которые уже раньше часто волновались. Игра въ трактирахъ была запрещена, представленія не должны были быть допускаемы въ особенности въ Сити. Лордъ-Мэръ уступилъ только прямому приказу тайнаго совѣта и то съ условіемъ. Актеры должны были отдавать городу половину своихъ доходовъ на благотворительныя дѣла и для каждаго отдѣльнаго представленія просить позволенія у мэра. Разумѣется, еслибы послѣдовалъ частый отказъ въ этомъ позволеніи, то продолжающіяся придирки постепенно прекратили бы представленія. Актеры должны были стараться не допускать этого, и попытки притѣсненія ихъ имѣли слѣдствіемъ прочное основаніе постоянныхъ театровъ. Изъ дѣйствій лондонскихъ магистратовъ вывели весьма далеко идущія заключенія, которыя подвергли сомнѣнію представленіе объ елисаветинской драмѣ, какъ о національномъ театрѣ. Театръ, говорили, существовалъ только для jeunesse dorée, для знатныхъ франтовъ и ихъ красавицъ такъ же, какъ и для обыкновенныхъ плебеевъ. Главная масса англійскаго средняго сословія съ отвращеніемъ отворотилась отъ него., Строгіе пресвитерьянцы никогда не хотѣли ничего знать о театрѣ, и весьма справедливо, что они имѣли вліяніе и на лондонскій городской совѣтъ. Но пресвитерьянцы составляли всегда небольшую часть народонаселенія. Даже въ суровое правленіе Кромвеля театры, которыми гнушались его приверженцы, и которые были закрыты по приказу парламента, все-таки не могли быть совершенно подавлены. Еслибы театры посѣщались только нѣкоторыми классами народонаселенія, то не могло бы появиться и процвѣтать такъ много сценъ въ Лондонѣ, какъ въ царствованіе Елисаветы и Іакова. Новѣйшій городъ съ милліоннымъ населеніемъ едва ли можетъ насчитать столько театровъ, сколько ихъ было открыто въ, Лондонѣ въ началѣ 17 столѣтія. Но въ борьбѣ съ театральными представленіями не только религіозная точка зрѣнія имѣла вліяніе на образъ дѣйствій городскаго совѣта. Нуягао только сравнить сродныя явленія, чтобы найти истинныя основанія запрещенія лондонскаго магистрата. Мы не знаемъ, чтобы когда либо Франкфуртскій совѣтъ держался пуританскаго образа мыслей, но исторія театра во Франкфуртѣ представляетъ точно такіе же случаи. Сосѣдніе князья и господа ходатайствуютъ о допущеніи комедіантскихъ труппъ, а магистратъ соглашается на это неохотно и невсегда. Въ случаѣ же позволенія съ его стороны, противъ него не только возстаютъ проповѣдники, но даже болѣе, его осуждаютъ жалобами жители того мѣста, на которомъ должна быть устроена сцена. Такимъ образомъ въ прежнее время тѣ же причины, которыя приводили къ подобному рѣшенію лондонскаго магистрата, побуждали также и Франкфуртскихъ гражданъ къ протестамъ противъ допущенія странствующей сцены. Опасность отъ огня была въ 16 столѣт. во время театральныхъ представленій еще большая, чѣмъ теперь, и пожары принимали тогда совершенно другіе размѣры. Деревянныя постройки и малочисленныя огнегасительныя приспособленія помогали другъ другу. Когда Блакфрайерскій театръ долженъ былъ быть увеличенъ, сосѣдніе жители въ прошеніи очень энергично указывали на опасность отъ огня. Въ 1613 г. дѣйствительно сгорѣлъ театръ Глобусъ. Выстрѣлы изъ небольшихъ мортиръ во время представленія шекспировскаго "Генриха VIII" воспламенили соломенную крышу. Всѣ были удивлены, что при этомъ не погибъ никто, хотя театръ имѣлъ только два выхода. Но не только одинъ пожаръ безпокоилъ сосѣднихъ жителей. Представленія бывали днемъ, и театральная публика въ дни Шекспира не была такъ благовоспитана, какъ теперь. Шумъ, который происходилъ тамъ, долженъ былъ дѣйствительно быть невыносимъ для почтенныхъ сосѣдей, которые спокойно занимались дома своими дѣлами. Карманные воры и развратныя женщины вмѣстѣ съ театромъ освоивались и съ квартирами, и по близости театровъ обыкновенно старались открывать подозрительнаго свойства дома. Такимъ образомъ лондонскіе магистраты имѣли довольно основательныя причины полицейскаго характера не допускать представленій въ Сити въ интересѣ отдѣльныхъ жителей и домовладѣльцевъ. Но изъ этихъ поступковъ рѣшительно недостаточно выводить заключенія, что уважаемое среднее сословіе вообще отворачивалось отъ Шекспировскаго театра, и что поэтому его нельзя называть національнымъ театромъ. Актеры старались уклониться отъ власти магистратовъ, чтобы не отдавать свой заработокъ столицѣ. На томъ мѣстѣ, гдѣ теперь печатается "Times''- прежде находился монастырь, принадлежавшій доминиканцамъ. Въ этихъ залахъ Блакфрайера Шекспиръ, согласно исторической правдѣ, выводитъ бракоразводный процесъ противъ Екатерины ("Генрихъ VIII" II, 4). Здѣсь въ Блакфрайерѣ, который на зло начальству Сити сохранилъ старыя монастырскія привиллегіи, предводитель Лейстерской труппы, Джемсъ Борбэджъ основалъ въ 1575 году первый постоянный театръ въ Англіи. Театръ былъ открытъ въ 1576 г.; въ 1596 г. перестроенъ и увеличенъ. Поступокъ Борбэджа быстро нашелъ много подражателей. Всѣ театры были основаны въ непосредственной близости отъ Сити, которое тогда, какъ и теперь составляло только одну часть Лондона, но не въ тѣхъ мѣстахъ, которыя подлежали вѣдомству магистратовъ. Уже въ 1576 г. упоминаются въ "Шордичѣ" Theatre и занавѣсъ "Curtain". Въ 1578 г. Лондонъ обладалъ 8 постройками, въ которыхъ постоянно происходили театральны и представленія. Въ 1585 былъ открытъ театръ "Роза", выстроенный Генслоо. Это былъ маленькій домикъ, лежащій недалеко отъ Лондонскаго моста. Напротивъ театръ "фортуна", который выстроили вмѣстѣ Генслоо и Аллейнъ въ 1599 г., былъ самымъ большимъ изъ театровъ Лондона. Въ немъ играла адмиральская труппа въ то время, какъ шекспировская владѣла театрами "Блакфрайера" и "Глобуса". Глобусъ, какъ большая часть театровъ, находился на правомъ берегу Темзы въ Бенксайдѣ. Онъ былъ лѣтнимъ театромъ такъ же, какъ и Ньювингтонъ-Буттсъ, въ которомъ тоже иногда давала представленія каммергерская труппа. Въ 1594 г. въ первый разъ играли въ Глобусѣ. Онъ получилъ свое имя, какъ говорятъ, отъ находящейся при входѣ статуи Геркулеса, который держитъ въ рукѣ глобусъ. При этомъ была сдѣлана надпись "Totus inundus agit histrionem" (Весь міръ играетъ комедію). Бенъ-Джонсонъ на основаніи этого девиза написалъ эпиграмму слѣдующаго рода:
   
   "Если весь свѣтъ только актеръ,
   То гдѣ же зритель передъ сценой?"
   
   На которую Шекспиръ отвѣтилъ стихами:
   
   "Чтобы мы во всякомъ случаѣ ни видѣли,
   Мы всѣ только актеры и зрители".
   
   Послѣ пожара театръ Глобусъ былъ усовершенствованъ въ постройкѣ, и въ немъ играли до 1647 г. Также долго продолжались представленія и въ Блакфрайерѣ. Другія сцены, какъ напримѣръ "Вайтфрайеръ" "Надежда", "Красный быкъ", "Лебедь" сохранялись только на короткое время. Между 1575 г. и 1631 появилось и исчезло въ Лондонѣ 19 театровъ. Изъ этого уже видно, что постановленіе, дозволявшее только представленія труппамъ камергера и адмирала, не было строго исполняемо.
   Вражда съ магистратами не прекратилась даже послѣ основанія собственныхъ театровъ. Главный пунктъ обвиненія состоялъ въ томъ, что актеры насмѣхались на сценѣ даже надъ живыми лицами. Въ 1589 г. актеры вмѣшались и въ религіозные споры, такъ что самъ Бурлей запретилъ на короткое время всѣ представленія. Въ 1591 г. Лондонскій магистратъ старался заручиться помощью архіепископа Кентерберійскаго въ дѣлѣ борьбы противъ театра. Первоначально представленія всегда происходили по воскресеньямъ. Елизавета сначала прибавила къ этому ограниченіе, чтобы не играли въ часы богослуженій. Съ 1580--1583 г. магистратъ постарался уничтожить воскресныя представленія и, по крайней мѣрѣ, отчасти достигъ своей пѣли. Съ тѣхъ поръ начали играть нѣсколько разъ въ недѣлю Обыкновенное время обѣда было 12 час. Представленія начинались въ три часа и продолжались не болѣе 3 часовъ. Но ихъ обычная продолжительность была опредѣлена двухъчасовымъ промежуткомъ времени. Магистраты слѣдили за тѣмъ, чтобы публика не оставалась въ театрѣ до наступленія сумерокъ. Заглавіе пьесы и начало представленія возвѣщались афишами на всѣхъ углахъ улицъ. Имя автора не всегда называлось; распредѣленіе же ролей не обозначалось никогда. Старались обходиться съ возможно меньшимъ персоналомъ. Лучшія труппы состояли не болѣе, какъ изъ 12 членовъ. Вмѣстѣ съ актерами, которые, если нужно было, брали на себя нѣсколько ролей, были еще наемники (Hirelins), которые употреблялись, какъ статисты и т. д., и которымъ платили деньги за отдѣльныя представленія. Сами актеры раздѣлялись въ свою очередь на простыхъ членовъ и акціонеровъ. Послѣднимъ принадлежала половина барыша; они строили театръ на свой счетъ, платили за костюмы, пьесы и управляли всѣмъ. Издержки простирались до 1000 фунт. въ годъ. Остальная половина прибыли дѣлилась на равныя части между всѣми актерами. На первыхъ представленіяхъ новой пьесы, когда почти всегда бывало полно, входныя цѣны увеличивались. Второе представленіе было по правиламъ бенефисомъ автора. Гонораръ за драму во время Шекспира колебался между 8 и 12 фунт.; впослѣдствіи онъ достигъ 20 фунтовъ За новый прологъ или эпилогъ платили 5 шиллинговъ. Цѣны за переработку старыхъ произведеній были, разумѣется, различны. Даже самый обыкновенный актеръ былъ лучше поставленъ, нежели писатель. Актеры, разумѣется, жаловались на опасную конкуренцію, которую имъ причинялъ дѣтскій театръ; такъ назывался королевскій хоръ, который сначала игралъ въ церкви Св. Павла, затѣмъ поблизости ея. Писатель классическаго направленія, Даніэль, въ силу занимаемаго имъ положенія при дворѣ стоялъ во главѣ дѣтскаго театра. Бэнъ-Джонсонъ, который по временамъ былъ раздраженъ противъ актеровъ, давалъ дѣтямъ представлять его пьесы и училъ ихъ сатирамъ на актеровъ, которыя они должны были говорить. Шекспиръ писалъ въ "Гамлетѣ" (II, 2, 346--347), что эти самые дѣти, сдѣлавшись актерами, будутъ обвинять въ несправедливости своихъ авторовъ, заставлявшихъ ихъ декламировать противъ собственной будущности. Онъ жалуется, что они въ концѣ побѣдятъ "Геркулеса съ его ношей". Старанія трагическихъ актеровъ не находили болѣе почвы въ городѣ, а странствованіе одинаково не было прибыльно ни для славы, ни для доходовъ. Но всѣ аплодировали этому гнѣзду дѣтей, маленькимъ птенцамъ, которые вѣчно пищатъ громче смысла. "Теперь они въ модѣ и такъ кричатъ народныхъ театровъ -- какъ называютъ они ихъ -- что многіе со шпагою въ рукѣ боятся гусинаго пера и не смѣютъ туда войти. Съ обѣихъ сторонъ была довольно сильная перепалка и народъ не совѣстился раздражать ихъ другъ противъ друга. Нѣсколько времени нельзя было выручить ни копѣйки за пьесу, если авторъ и актеры не бранились въ ней съ своими противниками" (Гамлетъ, Актъ II, сц. 2). Не смотря на эту полемику Шекспира дѣтскія представленія продолжались. Послѣ однако между ними и труппою камергера образовались дружескія отношенія, такъ что мальчики изъ хора могли даже играть въ Блакфрайерѣ. Но несмотря на конкуренцію, актеры все-таки заработывали деньги. Члены шекспировской труппы, которые не были акціонерами, получали среднимъ числомъ 180 фунтовъ въ годъ. Прибыль же собственниковъ, которымъ приходилась также арендная плата за принадлежащіе къ театру сады и трактиры, была довольно значительна, такъ что даже возбуждала зависть товарищей.
   Плата за входъ, которая бралась у дверей, такъ какъ билетовъ не было, часто измѣнялась. Именно существовало различіе между лѣтнимъ и зимнимъ театрами, такъ же какъ и между публичными (public) и частными (private) театрами. Послѣдніе были меньше и совершенно закрыты. Въ нихъ играли при свѣтѣ факеловъ и свѣчей. Мѣстъ для стоянія не было, ложи могли быть совсѣмъ закрываемы, и даже смотрѣть туда было очень трудно. Только лучшая публика посѣщала Private Theatres, и въ нихъ часто давались представленія, которыя были поставлены однимъ лицомъ и доступны только приглашеннымъ имъ гостямъ. Въ театрѣ "фортуна" за самыя плохія мѣста платили 2 пенса. Въ театрѣ "Надежда" въ 1614 г. на представленіи "Варѳоломеевской ярмарки" Бэнъ-Джонсона, цѣны различнымъ мѣстамъ были: 6 пенсовъ, 12 пенсовъ, 18 пенсовъ 2 шиллинга, 1/2 кроны. Такимъ образомъ самая высокая цѣна соотвѣтствуетъ немного болѣе, чѣмъ полфунту по настоящему курсу. Много разъ поднимались жалобы, что молодежь губитъ все свое состояніе на посѣщенія театровъ. Страстная охота къ представленіямъ охватила всѣ кружки. Но все-таки не существовало никакихъ наружныхъ притягательныхъ способовъ, которые бы туда заманивали. Правда уже тогда былъ балетъ (Tigs); за каждымъ представленіемъ слѣдовалъ танецъ. Но Zig танцовалъ на сценѣ одинъ изъ любимѣйшихъ комиковъ, который самъ себѣ аккомпанировалъ на трубѣ или на флейтѣ. Женскія роли игрались мальчиками, что пуритане называли Содомомъ.
   До реставраціи въ Англіи не было актрисъ; не было также оперъ, хотя каждый театръ имѣлъ хорошій оркестръ, состоящій обыкновенно изъ 8 человѣкъ, которые сидѣли на право отъ балкона въ ложѣ въ родѣ ложи на аванъ-сценѣ; главную составную часть оркестра составляли трубы. Началу представленія, также какъ это бывало въ Байретѣ, предшествовали три туша; точно также каждое появленіе во время представленія короля или важной особы возвѣщалось трубными звуками.
   Англійскій театръ во времена Елизаветы и Іакова I представлялъ совершенно другой видъ, чѣмъ современный намъ. Высоко подымающійся шестъ съ развѣвающимся флагомъ возвѣщалъ издалека, что время представленія приближается. Послѣ пожара театръ "Глобусъ" былъ выстроенъ въ видѣ осьмиугольника. Во время же Шекспира онъ имѣлъ овальную форму. Въ прологѣ къ "Генриху V" поэтъ называетъ его пѣтушиной ямой, деревянной буквой О. Какъ раньше въ трактирахъ, такъ и теперь дворъ (Yard., Pit) былъ назначенъ мѣстомъ стоянія для посѣтителей партера (Е). Кругомъ стѣнъ шли галлереи, по двѣ и по три одна надъ другою (С). Онѣ соотвѣтствуютъ нашимъ ярусамъ. Кромѣ того были еще собственныя ложи, въ которыхъ происходили, помимо представленій, любовныя интриги. Присутствующія тамъ дамы, принадлежащія большею частію къ полусвѣту, носили маски, которыя должны были скрывать краску или отсутствіе краски при остроумныхъ непристойностяхъ пьесы. На пространствѣ, занимаемомъ зрителями, довольно шумно объявляются въ продажу новыя книги и памфлеты. Тамъ курятъ, пьютъ, ѣдятъ. Когда недовольны представленіемъ, то на сцену летятъ яблоки; если же не нравится пьеса, то съ крикомъ требуется другая. Бывало также, что публика партера врывалась на сцену и разрушала все. Лорды имѣли собственныя мѣста (Lords Room) надъ сценой, противъ ложи, гдѣ помѣщалась музыка. Невѣжественный обычай уступать мѣста даже на сценѣ знатнымъ посѣтителямъ господствовалъ, какъ извѣстно, также и въ Французскомъ театрѣ, гдѣ онъ былъ съ успѣхомъ побѣжденъ только Вольтеромъ. На сценѣ сидѣли также съ своими записными книжками (Tablenotes) критики и драматическіе писатели. О послѣднихъ извѣстно, что они всегда имѣли свободный доступъ и проходили въ театръ не обыкновеннымъ ходомъ вмѣстѣ съ публикой, но черезъ гардеробную вмѣстѣ съ знатными господами. Желѣзныя перила (Palings) отдѣляли пространство для зрителей отъ мало возвышающейся сцены. На парапетѣ сцены находился столбъ; къ нему привязывали во время представленія воровъ, которыхъ ловили въ театрѣ. Актеры имѣли право во время представленія сами замѣнять собою полицію. Шерстяной или шелковый занавѣсъ не подымается вверхъ, во расходится въ обѣ стороны, какъ это вновь ввелъ Рихардъ Вагнеръ въ театрѣ для торжественныхъ представленій. Занавѣсъ задергивается на шекспировской сценѣ, только по окончаніи представленія. О концѣ же актовъ только объявляютъ, настоящихъ антрактовъ нѣтъ. Ко всему въ этомъ театрѣ небыло перемѣнъ декорацій. Деревянныя боковыя стѣны (В), которыя косо отдѣляютъ сцену для лучшаго резонанса, увѣшаны коврами (Arras). За такимъ ковромъ скрывается къ своему несчастію Полоній. Обыкновенно дѣйствіе происходитъ въ передней части широкой, но не углубленной сцены (D). Въ отдѣльной задней части возвышается помостъ высотою отъ 8 до 9 футовъ, въ серединѣ котораго находится просвѣтъ, закрываемый занавѣсомъ, совершенно такъ какъ средняя сцена театра Страстей въ Обераммергау, предназначенная для картинъ. Самыя подмостки имѣютъ балконъ (F), который, по всей вѣроятности, также могъ быть закрытъ занавѣсомъ. По бокамъ его находятся ложи; направо ложа оркестра (О), налѣво же ложа лорда (L), которыя могли въ случаѣ необходимости быть употребляемы для увеличенія балкона. Иммерманъ въ своехмъ путевомъ журналѣ (III томъ, II письмо) представляетъ слѣдующій рисунокъ, набросанный по начертанію Тика (здѣсь нѣсколько увеличенъ).

0x01 graphic

   Деліусъ предполагаетъ, что изъ балкона, этого верхняго этажа сцены, вели на большую сцену лѣстницы, которыя закрывались занавѣсомъ. Соединительная лѣстница между ложей балкона и возвышеніемъ сцены должна была, разумѣется, существовать; но вопросъ, была ли она сдѣлана внутри или внѣ подмостокъ балкона не представляется мнѣ совершенно рѣшеннымъ. Намъ необходимо себѣ представить это устройство сцены, которое указываетъ на 3 раздѣленія, такъ какъ безъ знакомства съ нею остается вообще непонятною драматическая техника Шекспира. "На нашей сценѣ", говоритъ Иммерманъ, завѣдывавшій самъ театромъ, "которая дѣлаетъ замѣтнымъ только весьма матеріальную живопись и сильно очерченные эффектные моменты, онъ представляетъ только нѣчто неясное и по временамъ безцвѣтное". Сцена же Шекспира приносила ему напротивъ пользу. "На ней было до нѣкоторой степени стѣснено дѣйствіе. Декорація содѣйствуетъ игрѣ, и группа дѣлается, какъ бы само собой, пирамидальной или вообще живописной. То, что составляетъ ложную иллюзію, уничтожается, напротивъ выдвигается тѣмъ болѣе то, что должно производить единственно иллюзію духовно-поэтическую. Тутъ можетъ проявляться утонченная духовная жизнь; веселіе не будетъ звучать фальшиво; пріятное, чудесное сочетаніе истинной фантазіи не блуждаетъ, какъ чужеземецъ въ пустомъ пространствѣ". Восхищеніе Тика этой древне-англійской сценой было одностороннимъ и преувеличеннымъ. Разумѣется, на введеніе декорацій, которыя употреблялись и на аттической сценѣ, можно смотрѣть, какъ на шагъ впередъ. Даже Иммерманъ сознается, что въ 19 столѣтіи мы не могли бы ввести театръ Шекспира. Но хотя мы не можемъ соединить выгоды нашихъ декорацій съ выгодой устройства шекспировской сцены, какъ пытался это сдѣлать Тикъ въ своей переработкѣ "Сна въ Иванову Ночь" для берлинскаго театра, но все таки было бы очень важно произвести новые болѣе серіозные опыты, чѣмъ тѣ, которые производились до этихъ поръ, такъ какъ выгоды отъ раздѣленія сцены на три части необыкновенно велики для свободнаго хода драмы. Изъ этого балкона смотритъ Сляй въ "Усмиреніи Своенравной" на пьесу, также какъ "въ Гамлетѣ" весь дворъ смотритъ оттуда на умерщвленіе Гонзаго. Балконъ служитъ окномъ, въ которомъ Джульета признается въ своей любви безмолвной ночи; на немъ она прощается съ Ромео, который спускается съ него на глазахъ у зрителей, а не такъ какъ у насъ невидимо, на землю. На этомъ балконѣ появляются въ "Ричардѣ III" духи, проходящіе направо и налѣво, къ палаткамъ Ричарда и Ричмонда. Здѣсь самымъ простымъ образомъ устраняется затрудненіе, почти неразрѣшимое при новомъ устройствѣ театра. Балконъ замѣняетъ въ "Генрихѣ V," "Генрихѣ VI," "Королѣ Іоаннѣ" зубцы на стѣнѣ осажденнаго города, на которой произносятъ рѣчи защитники его. На балконѣ появляется Отелло въ то время, когда на нижней сценѣ происходитъ коварное нападеніе на Кассіо. Если занавѣсъ раздвинется подъ балкономъ, то мы находимся во внутренности дома. Тикъ сравнивалъ употребленіе этого пространства съ энкиклемой греческой сцены. Па этой маленькой задней сценѣ умерщвляется Дездемона, ослѣпляется въ "Лирѣ" Глостеръ. Когда Джульета выпиваетъ усыпительный напитокъ и на даетъ на стоящую тамъ постель, занавѣсъ опускается, и дѣйствіе, непрерываясь, происходитъ далѣе на передней сценѣ; тоже самое происходитъ и при сценѣ смерти Винчестера. За этимъ занавѣсомъ собирается римскій сенатъ, который при входѣ цезаря дѣлается видимымъ публикѣ. Для болѣе точнаго объясненія сцены служили еще доски, на которыхъ было обозначено мѣсто дѣйствія, Римъ, Александрія, Эфесъ, Сентъ Альбанъ и т. д. Поэтъ могъ такимъ образомъ безъ замедленія перемѣнять сцену и переносить настолько часто, на сколько это казалось соотвѣтственнымъ ходу дѣйствія. Его идеальная сцена всегда ему оказывала службу. Современный драматургъ долженъ приноравливаться къ театральнымъ аппаратамъ современной сцены даже въ ходѣ дѣйствія своего произведенія. На этомъ основаніи мы не можемъ и не должны играть неизмѣненными произведенія Шекспира, потому что дѣйствительныя условія представленія сдѣлались совершенно другими и ихъ должно принимать въ разсчетъ драматическое творчество. Насмѣшки Сиднея надъ требованіями, которыя ставитъ англійская народная сцена фантазіи ея зрителей, поясняетъ намъ вмѣстѣ съ тѣмъ счастливое своеволіе писателя. "На одной сторонѣ находится Азія, на другой Африка и столько другихъ подчиненныхъ королевствъ, что актеръ при выходѣ долженъ начать съ того, гдѣ онъ находится, иначе не поймутъ его разсказа. Далѣе выходятъ три леди, чтобы нарвать цвѣтовъ, и мы должны думать, что сцена представляетъ собою садъ. Вскорѣ мы слышимъ о кораблекрушеніи на томъ же самомъ мѣстѣ, и мы сами виноваты, если не смотримъ на сцену, какъ на скалу. А вотъ выходитъ отвратительное чудовище, извергая огнь и дымъ, и достойный сожалѣнія зритель долженъ теперь думать объ адѣ. Между тѣмъ по сценѣ пробѣгаютъ 2 арміи, состоящія изъ 4 мечей и щитовъ, и чье сердце настолько ожесточено, что не приметъ это за настоящее поле битвы. "Смотрите на слабый очеркъ Генриха, набросанный слабой, невѣрной рукой" говорится въ прологѣ къ четвертому дѣйствію "Генриха V":
   
   Потомъ мы вамъ
   Покажемъ поле битвы, на которомъ
   Должны, увы, унизить славный день
   Побѣды Азинкура звукомъ двухъ
   Иль трехъ рапиръ, чрезъ чуръ смѣшнымъ и слабымъ
   Для столь великихъ дѣлъ. Вообразите-жь
   По нашему смѣшному представленію
   Хоть отблески великаго сраженья".
   
   Время, число и правильный ходъ вещей, изъясняетъ слѣдующій прологъ, не могутъ быть здѣсь воспроизведены въ ихъ великой истинной жизни. Битвы, которыя представляютъ непобѣдимыя препятствія нашему театральному искусству, легко могли быть представлены на шекспировской сценѣ. Собственно говоря только нужно было позаботиться объ удаленіи мертвыхъ. Однако даже Шекспировская сцена сначала пользовалась нѣкоторыми сценическими средствами, которыя постоянно увеличивались. Въ царствованіе Іакова и увеличились также и требованія въ этомъ отношеніи отъ театра. Вліяніе пышныхъ придворныхъ представленій имѣло дѣйствіе на убранство народной сцены. Полъ прежней сцены, какъ это соотвѣтствовало общему обычаю, былъ покрытъ камышомъ (I часть "Генриха IV" III, I, 214). Но во время представленія "Генриха VIII" Шекспира полъ былъ покрытъ рогожами и коврами, на что смотрѣли, какъ на особую роскошь. Потолокъ сцены назывался Heavens (небеса,); во время печальныхъ представленій онъ обивался чернымъ, и свѣтло-голубымъ во время веселыхъ представленій. Шекспиръ часто упоминаетъ о черномъ покрывалѣ Heavens.
   Первый стихъ въ "Генрихѣ VI" гласитъ: "Задернись небо чернымъ!", гдѣ подразумѣвается театральное небо. Существовали машины для опусканія и летанія; послѣднія употребилъ Шекспиръ въ "Цимбелинѣ". Приставные предметы, каковы напримѣръ: деревья, скалы и т. д., также находились на лицо; часто стрѣляли изъ небольшихъ мортиръ. Исторической вѣрности костюмовъ было, разумѣется, также мало на шекспировской сценѣ, какъ и на французской до нововведенія Тальмы. Въ Германіи Готшедъ первый потребовалъ древнихъ костюмовъ для древней сцены. Но враги театра уже давно жаловались на роскошь, которую актеры обнаружили въ своихъ костюмахъ; и дѣйствительно, цѣны на отдѣльныя принадлежности костюма, о которыхъ мы случайно знаемъ, были очень значительны. Въ царствованіе Іакова I дворъ велъ непристойную торговлю и продавалъ комедіантамъ старыя платья короля. Карлъ II отдалъ театру даже свой собственный коронаціонный нарядъ. Обычай, ведшій свое происхожденіе отъ Miracle Plays, что передъ началомъ представленія всѣ актеры проходили по сценѣ въ костюмахъ, удержался не долго. Даже самый древнѣйшій костюмъ пролога, длинная мантія и лавровый вѣнокъ, скоро вышелъ изъ употребленія. Прологъ былъ одѣтъ въ черное и имѣлъ маленькіе усы, неподвижное лицо и согнутыя колѣни. Въ прологѣ къ "Троилу и Крессидѣ" указывается, какъ на нѣчто поразительное, что прологъ выступаетъ въ вооруженіи. Молва, говорящая въ прологѣ ко 2 части "Генриха IV", носитъ платье все изъ языковъ. Эпилогъ произносится обыкновенно клоуномъ или однимъ изъ играющихъ мужскія роли. Въ пьесѣ "Какъ вамъ будетъ угодно" было нарочно устроено, чтобы эпилогъ былъ сказанъ лицомъ, изображающимъ женскую роль. Во время Реставраціи эпилогъ по правиламъ говорился всегда актрисами, и этихъ легкомысленныхъ красавицъ заставляли выучивать и произносить со сцены довольно неприличныя вещи.
   Прологовъ къ пьесамъ Шекспира сохранилось только 5 ("Ромео и Джульета", "Троилъ и Крессида" "2 часть Генриха IV", "Генрихъ V" и "Генрихъ VIII"); эпилоговъ -- 9 ("Троилъ и Крессида", "2 часть Генриха IV", "Генрихъ V", "Генрихъ VIII", "Конецъ всему дѣлу вѣнецъ", "Сонъ въ Иванову ночь", "Какъ вамъ будетъ угодно", "Что вы хотите" и "Буря"). Въ прологахъ къ отдѣльнымъ актамъ говоритъ хоръ въ "Генрихѣ У", во второмъ актѣ въ "Ромео и Джульетѣ" и въ четвертомъ "Зимней сказки". На шекспировской же сценѣ каждая новая пьеса начиналась прологомъ и оканчивалась эпилогомъ. Говорившій въ эпилогѣ долженъ былъ читать молитву за королеву, причемъ всѣ актеры становились на колѣни. Въ которомъ же году Шекспиръ въ послѣдній разъ читалъ молитву за короля Іакова съ своими товарищами въ Глобусѣ или Блакфрайерѣ? Исторія Англіи должна была, конечно, записать, какъ достопамятное событіе, тотъ моментъ, когда величайшій драматическій поэтъ изъ всѣхъ, выступавшихъ послѣ смерти Эврипида и Софокла, попрощался съ подмостками.
   

VII.
Удаленіе Шекспира въ Стрэтфордъ. Смерть. Его личный характеръ.

   Когда произошло это прощаніе со сценою, и заключало-ли оно въ себѣ также прощаніе съ драматической музой, мы не знаемъ. Джентльмэнъ и помѣщикъ Вилліамъ Шекспиръ послѣдній періодъ своей жизни прожилъ въ Стрэтфордѣ. Преданіе, что онъ обязался своей труппѣ писать въ Стрэтфордѣ каждый годъ по двѣ пьесы, имѣетъ мало вѣроятія. Этого не доказываетъ ничто, хотя бы съ приблизительной правдоподобностью. Онъ жилъ въ покойномъ уединеніи, много занимался управленіемъ своего значительнаго состоянія и, благодаря своему уму и пріятному обхожденію, пріобрѣлъ многихъ друзей въ Стрэтфордѣ и окрестностяхъ. Есть странное извѣстіе, что Шекспиръ, живя въ Стрэтфордѣ, съ особенною любовью сочинялъ серіозныя и сатирическія надгробныя надписи для друзей и знакомыхъ. Одна изъ дошедшихъ къ намъ эпиграммъ противъ стрзтфордскаго гражданина Джона Комба, у котораго Шекспиръ покупалъ землю, не можетъ считаться подлинной, такъ какъ этотъ Джонъ Комбъ былъ другъ Шекспира, честный человѣкъ и покровитель бѣдныхъ, тогда какъ надгробная эпиграмма осмѣиваетъ его, какъ ростовщика. Ежегодный расходъ Шекспира въ послѣдніе его годы оцѣнивается въ 300 фоунт. Анна Пэджъ въ "Виндзорскихъ Кумушкахъ" (III, 4, 32) восклицаетъ:
   
   "О, сколько гадкихъ, безобразныхъ свойствъ
   Прикрашены доходомъ въ триста фунтовъ."
   
   Изъ этого слѣдуетъ, что такое состояніе считалось тогда очень достаточнымъ. Но трудно рѣшить, насколько Шекспиръ былъ доволенъ своими семейными отношеніями. Его старшая дочь Сусанна вышла замужъ 24 лѣтъ, 5 іюня 1607 г., за живущаго въ Стрэтфордѣ доктора Джона Холла (1575--1635). Это былъ научно образованный, во всѣхъ отношеніяхъ достойный уваженія человѣкъ, имѣвшій огромную практику, но слѣдовавшій строгому пуританскому направленію, къ которому принадлежали также двѣ дочери и жена Шекспира. Къ концу столѣтія это настроеніе умовъ сдѣлалось господствующимъ въ Стрэтфордѣ. 17 Декабря 1602 г. магистратъ запретилъ всѣ театральныя представленія, а въ 1612 г. это запрещеніе было возобновлено еще суровѣе. Въ 1614 г. въ Стрэтфордъ пріѣхалъ пуританскій путешествующій проповѣдникъ и былъ принятъ въ жилищѣ Шекспира Nev Place. Предполагаютъ, что это произошло во время одной поѣздки Шекспира, случившейся въ томъ году; или же самъ Шекспиръ въ послѣдніе годы своей жизни обратился къ образу мыслей своего зятя и окружающихъ его женщинъ и, подобно Расину, взглянулъ на свою прошедшую творческую дѣятельность съ полнымъ упрековъ раскаяніемъ. Совмѣстная жизнь въ Nev Place, гдѣ жила также супружеская чета Холлъ, была не всегда веселой для поэта, вслѣдствіе религіозныхъ симпатій и антипатій. Единственная внучка, до рожденія которой дожилъ Шекспиръ, Елизавета Холлъ (родилась 21 февраля 1608), доставила много радостей поэту, который такъ часто въ своихъ драмахъ оказывался другомъ дѣтей. Онъ отказалъ ей въ завѣщаніи все серебро, которымъ онъ владѣлъ. Мать Елизаветы тоже была любимой дочерью Шекспира; ей завѣщанъ былъ Nev Place и представлено особое преимущество передъ сестрами. Она слыла за самую умную изъ домашнихъ ея пола. Покрайней мѣрѣ она умѣла писать,-- искусство, которымъ не обладала ея младшая сестра. Послѣдняя вышла замужъ 32 лѣтъ, незадолго до смерти отца, 10 февраля 1616 г. за обладающаго гербомъ джентльмэна Томаса Куини, торговца винами и владѣльца винныхъ погребковъ. Съ отцомъ этого Куини, Шекспиръ въ прежнее время въ Лондонѣ имѣлъ дѣловыя сношенія. Дѣла часто призывали поэта въ Лондонъ даже въ послѣдніе годы его жизни. Такъ мы знаемъ, что онъ былъ въ столицѣ въ мартѣ 1613 г. Пожаръ въ "Глобусѣ", случившійся въ этомъ году болѣзненно подѣйствовалъ на него. Отъ большаго пожара, который 9 іюня 1614 г. превратилъ въ пепелъ 54 дома въ Стрэтфордѣ, были пощажены покрайней мѣрѣ его собственныя владѣнія. Въ ноябрѣ и въ декабрѣ 1614 г., онъ былъ опять въ послѣдній разъ въ Лондонѣ. На этотъ разъ онъ былъ тамъ не только по своимъ дѣламъ, но и вслѣдствіе интересовъ своихъ согражданъ. Во 2 части "Короля Генриха VI" (I, 3, 24,) Шекспиръ изображаетъ просителя, который жалуется отъ имени всѣхъ гражданъ на "захватъ общихъ пастбищъ и луговъ въ Мельфордѣ". Уничтоженіе крестьянскаго крѣпостнаго сословія въ Англіи съ конца 15 столѣтія грозило вызвать серьезныя затрудненія въ странѣ, ибо могущественные господа, принимавшіе участіе въ раздѣлѣ общей межи, поля и общинныхъ земель, захватывали себѣ большую часть совершенно чужой собственности. Мы теперь дожили до того, что какъ въ Ирландіи, такъ даже и въ Великобританіи начинается сильное движеніе арендаторовъ противъ продолжавшагося столѣтія господства высшаго дворянства и джентри. Вслѣдствіе такой противозаконной попытки дѣлежа общинной земли, городъ Стрэтфордъ въ 1614 году пришелъ въ сильное волненіе. Былъ-ли Шекспиръ лично затронутъ, или только было оскорблено его чувство законности, но онъ высказалъ мнѣніе, что не хочетъ переносить подобнаго дѣлежа. Такъ какъ онъ былъ какъ разъ въ то время въ Лондонѣ, Стратфордскій магистратъ старался выхлопотать черезъ своего городскаго писаря Томаса Грина ходатайство джентльмэна, Вилльама Шекспира въ этомъ дѣлѣ. Гринъ увѣдомилъ давшихъ ему порученіе, что его кузенъ Шекспиръ не теряетъ надежды. 23 декабря магистратъ еще разъ обратился къ Шекспиру, написавши ему лично письмо. Но послѣдній не дожилъ до разбора дѣла. Только въ 1618 г. тайный совѣтъ разрѣшилъ споръ въ пользу Стрэтфорда. Это происшествіе доказываетъ утѣшительнымъ образомъ, что пуританскій образъ мыслей гражданъ Стрэтфорда не мѣшалъ имъ оказывать уваженіе и довѣріе бывшему актеру и театральному писателю, который теперь жидъ съ ними, какъ зажиточный джентльмэнъ. Мы имѣемъ чрезвычайно мало документальныхъ свѣдѣніи о жизни Шекспира въ эту пору. Тѣмъ болѣе нужно быть благодарными за ту заключительную картину, которая открывается передъ нами. Послѣднее, что мы узнаемъ объ его дѣятельности, показываетъ намъ, какъ возвысившійся до дворянства, сынъ свободнаго йомена борется за перешедшія къ родному городу по старому германскому праву, неприкосновенныя мѣста. Это потомокъ англосаксовъ, защищающій старую общинную свободу противъ насильственнаго захвата, происшедшаго впервые отъ Нормановъ.
   Въ январѣ 1616 г. Шекспиръ приготовилъ свое завѣщаніе, которое было совершено законнымъ порядкомъ 25 марта, когда онъ могъ сдѣлать только уже дрожащею рукою 3 подписи подъ документомъ. О самыхъ важныхъ распредѣленіяхъ этого завѣщанія было уже упомянуто. Бѣднымъ Стрэтфорда поэтъ назначилъ 10 фунт. Въ завѣщаніи не встрѣчается имени ни одного писателя. Только актерамъ Гемингсу, Бёрбэджу и Конделю было отказано, какъ моимъ товарищамъ (Fellows) по 26 шилинг. для покупки колецъ въ воспоминаніе о Шекспирѣ. Вдова наслѣдовала кромѣ своей законной части еще вторую постель; это распоряженіе было прибавлено впослѣдствіи. Уже упомянуто, что всѣ заключенія, выводящіяся отсюда, не что иное, какъ въ высшей степени праздныя соображенія. Главная наслѣдница -- Сусанна Холлъ, для потомства которой было предположено учрежденіе майората. Остальные пункты завѣщанія не представляютъ никакого интереса. Не прошло еще мѣсяца послѣ совершенія завѣщанія, какъ поэтъ сдѣлался жертвой тифозной горячки, которая постоянно пребывала въ нечистомъ нездоровомъ Стрэтфордѣ. Вдова Шекспира умерла 6 августа 1623 г. въ томъ самомъ году, когда произведенія ея супруга въ первый разъ появились собранными. Юдифь Куини 9 февраля 1662 г. послѣдовала за тремя своими умершими сыновьями. Сусанна Холлъ умерла 11 іюля 1649 г., и съ ея дочерью Елизаветой, которая скончалась послѣ 2 бездѣтныхъ супруягествъ, прекратилось потомство поэта. Такимъ образомъ не исполнилось его желаніе учредить въ семьѣ майоратъ. Только потомки сестры поэта Іоанны Гартъ живутъ еще и теперь, но въ очень стѣсненномъ положеніи. Тѣло Шекспира было погребено 25 апрѣля 1616 г. въ церкви св. Троицы въ Стрэтфордѣ. Надгробная надпись, въ подлинности которой большею частію сомнѣваются, въ самомъ дѣлѣ написана самимъ Шекспиромъ. Онъ сочинилъ ее не задолго до своего конца:
   
   "Христа ради, добрый пріятель,
   Оставь въ покоѣ мои кости!
   Благословенъ, кто чтитъ это мѣсто упокоенія,
   Да будетъ проклятъ тотъ, кто потревожитъ мой прахъ".
   
   Выкапываніе долго лежащихъ труповъ и перенесеніе въ общій склепъ, устроенный для складки костей, было распространено въ Стрэтоордѣ болѣе, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ. Стихи имѣли цѣлью защитить отъ этого останки поэта, и здѣсь было бы неумѣстно особенное поэтическое пареніе. Еслибы Шекспиръ умеръ въ Лондонѣ то, конечно, не было бы недостатка въ надгробныхъ стихотвореніяхъ. Объ его смерти въ Стрэтчюрдѣ не упоминается ни у одного изъ современныхъ ему писателей. Не далеко отъ могилы, возлѣ сѣверной стѣны церкви поставили родственники Шекспира еще до 1622 г. подъ аркой каменный бюстъ. Помѣщенная здѣсь надпись, авторомъ которой считаютъ Dr. Холла, гласитъ:
   
   "Iudicio Pylium, genio Socratem, arte Maronem,
   Terra tegit, populus niaeret, Olympus liaobet".
   
   Англійскую надпись приписываютъ Бэнъ-Джонсону или Драйтону:
   
   "Стой, путникъ, удѣли время на своемъ пути,
   Прочитай, если можешь, кто здѣсь положенъ.
   Это могила Шекспира, съ которымъ умерла вся природа!
   Ничто не украшаетъ камня лучше его имени,
   Такъ какъ высокій смыслъ его произведеній
   Подчиняетъ ему живое искусство".
   
   Obiit Anno Domini 1616.
   Aetaiis 53, die 23 Ap.
   
   Михаилъ Драйтонъ посвятилъ Шекспиру въ 1627 г. въ одной элегіи 4 довольно слабыхъ стиха. Надгробная надпись скорѣе должна принадлежать Бэнъ-Джонсону, чѣмъ ему. Бюстъ есть произведеніе голландца Джерарда Джонсона и, вѣроятно, былъ изготовленъ съ посмертной маски. Даже думаютъ, что эту открыли въ Майнцѣ въ 1848 г. Стрэтфордскій бюстъ ничто иное, какъ произведеніе искусства, но его считаютъ довольно похожимъ. Изображенная Голландцемъ Мартиномъ Дрёзгутомъ гравюра, приложенная къ изданію in Folio, была похвалена Бэнъ-Джонсономъ за ея сходство: она представляетъ Шекспира въ театральномъ костюмѣ въ роли стараго Новеля въ "Every man in bis Humour," Джонсона. Это самый распространенный изъ портретовъ Шекспира вмѣстѣ съ такъ называемымъ портретомъ Чандоса, котораго первымъ извѣстнымъ владѣтелемъ былъ актеръ Іосифъ Тэйлоръ. Этотъ портретъ былъ нарисованъ его братомъ Джономъ Тэйлоромъ или великимъ актеромъ Ричардомъ Вёрбэджомъ. Оригиналъ находится въ Національной Портретной Галлереѣ въ Лондонѣ. Лучшими его копіями считаются гравюры Губрекена. (1747) и Т. А. Дина (1823.) Другой портретъ Шекспира по всему вѣроятію принадлежитъ Корнелію Янсену, который нарисовалъ также въ 1615 г. юношу Мильтона. Карлъ Элце отдаетъ преимущество портрету Янсена передъ тремя остальными старыми изображеніями за отпечатокъ въ ней шекспировскаго духа. Въ особенности драгоцѣнной считаетъ Элце копію съ Янсенскаго оригинала, хранящуюся въ Вёртлицѣ.
   Мы были бы очень довольны, если бы имѣли возможность представить также вѣрно характеръ и нравственную личность Шекспира, какъ мы представляемъ себѣ его внѣшній обликъ. Но при подобной попыткѣ проникнуть во внутреннюю жизнь Шекспира, всѣ пособія почти совершенно оставляютъ насъ. Мы идемъ не много далѣе самыхъ общихъ мѣстъ. Если Бэнъ-Джонсонъ въ посвященіи къ "Волпоне" высказываетъ сужденіе, что невозможно быть хорошимъ поэтомъ, не будучи хорошимъ человѣкомъ, то мы должны, конечно, принять во вниманіе истину этой фразы относительно Шекспира. Нельзя даже сомнѣваться въ высокой этической выработкѣ Шекспира. Поэтъ творитъ смотря, по тому, что онъ за человѣкъ. Нѣмцамъ въ особенности Шиллеръ столь убѣдительно доказалъ въ своей критикѣ на стихотворенія Бюргера абсолютную необходимость этой зависимости произведеній отъ нравственной индивидуальности, что мы можемъ относиться развѣ съ презрѣніемъ къ критикѣ, направленной противъ безусловной справедливости этого положенія. Извѣстно, что оспариваніемъ Шиллеровской теоріи занимался одинъ остроумный поэтъ, который старался такимъ способомъ пригасить не нѣмецкое легкомысліе и нравственную негодность своихъ произведеній въ борьбѣ противъ полныхъ характера нѣмецкихъ поэтовъ швабской школы. Но этическая выработка человѣка, даже въ ея высшемъ развитіи слагается весьма различно, смотря по индивидууму. Какъ противоположно выражается она въ Лессингѣ, Гете и Шиллерѣ. Такимъ образомъ, констатируя присутствія ея у Шекспира, мы не слишкомъ много приближаемся къ цѣли. Далѣе уже мы имѣемъ свѣдѣніе, что гармоническая выработка внутренней сущности Шекспира не была облегчена его ни врожденнымъ флегматическимъ темпераментомъ, не выпавшею ему на долю спокойной жизнію. Напротивъ мы можемъ заключить съ несомнѣнной увѣренностью изъ лирическихъ и драматическихъ произведеній поэта, что его обуревали различныя страсти и что для того, чтобъ доставить душевную свободу своему генію, онъ долженъ былъ вести суровую и сознательную борьбу съ демономъ. Радости и огорченія любви и дружбы потрясали его самымъ сильнымъ образомъ. Творецъ Гамлета и Просперо не принялъ, конечно, на вѣру свое міровоззрѣніе отъ родителей. Во время значительнаго духовнаго возбужденія, онъ, подобно Гамлету, не избѣгнулъ "блѣдности мысли" (The pale cast of fhought). Взглядъ на суетность свѣта дѣлалъ его все серіознѣе и серіознѣе, и онъ, конечно, никогда не пропѣлъ бы хвалебной пѣсни лучшему изъ возможныхъ міровъ. Однако онъ побѣдилъ одностороннее пессимистическое настроеніе и достигъ высокаго смиренія въ Гетевекомъ смыслѣ. Тогда онъ тихо удалился во внутреннюю жизнь. Его мыслей объ отдѣльныхъ предметахъ мы не знаемъ. Къ музыкѣ онъ изъявлялъ большую склонность, выказывалъ по крайней мѣрѣ въ преклонныхъ лѣтахъ сожалѣніе о животныхъ и порицалъ опыты надъ живыми существами съ цѣлью увеличить знанія, такъ какъ "эти опыты ожесточаютъ сердце". (Цимбелинъ I, 5, 24). Придерживаясь соціальныхъ воззрѣній своего народа, онъ хотѣлъ пріобрѣсти солидное основаніе для своего виднаго жизненнаго положенія. Какъ это приличествуетъ благоразумному, безпристрастному человѣку, онъ уважалъ раздѣленіе общества, обусловленное историческимъ развитіемъ и именно вслѣдствіе этого порицалъ сословное высокомѣріе въ Графѣ Руссильонскомъ и Коріоланѣ. Ученость и опытность онъ считалъ такимъ же великимъ украшеніемъ, какъ и благородное имя предковъ. Уваженіе нельзя унаслѣдовать отъ предковъ; титулъ и призрачный блескъ вмѣсто истинной добродѣтели портятъ ихъ обладателя; какъ клобукъ не дѣлаетъ монахомъ, также точно самое блестящее легитимистичеекое фразерство не дѣлаетъ королемъ. Не опирающійся на свое право Ричардъ II, но попирающій законъ Генрихъ V есть вполнѣ король, ибо "въ немъ каждый вершокъ король". Патріотизмъ, доводящій ихъ современниковъ, сражавшихся противъ Армады, до несправедливыхъ національныхъ осужденій, пылаетъ какъ чистое пламя въ груди поэта. Мысль о космополитизмѣ 18 столѣтія должна была быть далека отъ сына политически сильно возвысившейся націи. Какъ поэтъ, онъ не касался религіозныхъ споровъ и вообще считалъ ниже своего поэти* ческаго достоинства вступать въ область политики и сатиры. Только однажды его нерасположеніе къ односторонности пуританскаго міровоззрѣнія, которое желало бы изгнать изъ жизни всякій яркій колоритъ и всѣ радости ("Двѣнадцатая Ночь" II, 3, 123) вызвало восклицаніе: "Ты думаешь, что если ты добродѣтеленъ, то на свѣтѣ не должно быть ни пироговъ, ни вина". но какъ эта, сдѣлавшаяся типической, характеристика совершенно отличается отъ вздорной полемики другихъ театральныхъ поэтовъ елизаветинскаго времени! Именно въ этомъ удаленіи отъ всякихъ сатирическихъ намековъ и споровъ выступаетъ у Шекспира рѣшительно высокое соблюденіе личнаго достоинства. Это не есть гордость. Эпитетъ, который ему чаще всего даютъ, есть gentle. "Достоинство, исполненное любезности" -- можетъ быть самый подходящій переводъ для многозначущаго англійскаго слова. Никто изъ его современниковъ не льстилъ такъ мало двору и вельможамъ, какъ Шекспиръ. Два единственныя посвященія, которыя онъ написалъ, выгоднымъ. образомъ отличаются отъ общеупотребительнаго стиля посвященій. Благородная почтительность соединялась въ немъ съ гордымъ чувствомъ собственнаго достоинства. "Свѣтъ" говоритъ Оливія:
   
   Не радовался еще ни разу,
   Когда учтивостью считали лесть.
   
   Въ томъ немногомъ, что здѣсь собрано, къ сожалѣнію заключается все, что можно сказать о личномъ характерѣ Шекспира, не прибѣгая къ произвольнымъ предположеніямъ. Не разъ мнѣ хотѣлось съ Гервинусомъ принять, какъ за доказанное фактически, его пристрастіе къ дѣятельнымъ поступкамъ и его нерасположеніе къ нерѣшительности Гамлета. Добродѣтель, о которой Шекспиръ твердитъ вездѣ, какъ о необходимой для счастія и исполненія долга, есть власть надъ собою и самообладаніе. Чтобы достигнуть этого, человѣкъ долженъ стремиться къ ясному пониманію самого себя и окружающаго его свѣта. Этой ясности и самообладанія домогался самъ Шекспиръ въ теченіе своей тревожной дѣятельной жизни. Но соединялось ли съ счастливымъ наружнымъ теченіемъ его жизни и внутреннее счастіе,-- никто не можетъ доставить намъ свѣдѣній объ этомъ. Я думаю, что если бы можно было спросить самого поэта, то онъ отвѣтилъ бы нѣтъ. На вопросъ о концѣ долгой, наружно почти невозмутимой, счастливой жизни. Гете далъ слѣдующій уклончивый отвѣтъ:
   
   Да, я былъ человѣкъ,
   Л это значитъ быть бойцомъ.
   Загляни въ эту грудь,
   Ты увидишь боль отъ жизненныхъ ранъ
   И наслажденіе отъ ранъ любви.
   

VIII.
Поэтическій характеръ Шекспира. Постановка и дальнѣйшая судьба его драмъ.

   Джонъ Уордъ (1648--1679 г. викарій въ Стрэтчюрдѣ) въ своихъ запискахъ оставилъ замѣтку, которая причинила много излишняго огорченія благонамѣреннымъ, но малодушнымъ почитателямъ поэта: "Шекспиръ, Драйтонъ и Бэнъ-Джонсонъ -- говорится въ ней -- весело пировали, выпили лишнее, и слѣдствіемъ этого была горячка, отъ которой и умеръ Шекспиръ". Я не вижу ничего невѣроятнаго или неприличнаго въ томъ, что если уже не совсѣмъ здоровый Шекспиръ, развеселившійся посѣщеніемъ старыхъ друзей, выпилъ съ ними полюбовно, по старому обычаю Фольстафа, одинъ или нѣсколько стакановъ сладкаго Канарскаго вина, и вслѣдствіе возбужденія и не сухой дружеской встрѣчи почувствовалъ себя хуже. Посѣщеніе и пирушка, на которой Шекспиръ по всей вѣроятности былъ очень умѣренъ -- Бэнъ-Джонсонъ былъ извѣстенъ какъ сильный пьяница -- не были причиной его смерти, но только ускорили ее. Я не хотѣлъ бы такъ легко разстаться съ вѣрою въ справедливость преданія, которое можетъ намъ разсказать о такомъ дружескомъ свиданіи, происходившемъ въ концѣ жизни Шекспира. Михаилъ Драйтонъ, родившійся въ Іоррикширѣ, могъ считаться, послѣ ранней смерти Спенсера, первымъ изъ современныхъ эпическихъ поэтовъ въ Англіи. Бэнъ-Джонсонъ и Шекспиръ были признанныя главы англійской сцены, хотя произведенія Шекспира съ нѣкоторыхъ поръ не пользовались такою любовью, какъ драмы Флетчера. БэнъДжонсонъ, который именно въ 1616 г. получилъ названіе придворнаго поэта (Poeta Laureatus) и приготовилъ собраніе своихъ драмъ для послѣдовавшаго въ томъ же году изданія in folio, жаловался уже нѣсколько лѣтъ на упадокъ сцены. Печатаніе пьесъ его долито было болѣе чѣмъ когда либо обратить его мысли къ драматической поэзіи. О ней шла навѣрно рѣчь во время этого послѣдняго свиданія между двумя драматургами, сдружившимися, какъ люди, но имѣющими противоположныя тенденціи, какъ писатели. Драйтона мы можемъ считать при этомъ только посредникомъ; онъ служитъ представителемъ общихъ литературныхъ тенденцій эпохи, независимыхъ отъ сцены. Бэнъ-Джонсонъ, какъ театральный поэтъ, могъ вспомнить о 18 лѣтней опытности, Шекспиръ же болѣе, чѣмъ о 28 лѣтней. Если они оба во время ихъ послѣдняго свиданія въ Стрэтъордѣ еще разъ говорили о своемъ искусствѣ, то въ ихъ мысляхъ проносилась вся великая эпоха англійскаго театра.
   Бэнъ-Джонсонъ достигъ постепенно самоучкой основательнаго научнаго развитія, не смотря на различныя стѣсненныя положенія, какъ каменьщика и солдата, сидящаго въ тюрьмѣ и ожидающаго за убійство своего противника на дуэли висѣлицы. Оба университета страны въ 1606 г. выразили уваженіе къ его учености черезъ пожалованіе ему почетной ученой степени. Суровая жизненная опытность и одностороннее изученіе древнихъ, въ особенности римскихъ драматурговъ, подѣйствовали на него сообща и опредѣлили его характеръ, какъ драматическаго писателя. Въ немъ соединялось все то, что въ другихъ случаяхъ разсматривается, какъ противоположность. Онъ ярый реалистъ и послѣдователь классическаго направленія. Кромѣ того Бэнъ-Джонсонъ поэтъ односторонній и разсудочный. Это объясняетъ кажущееся противорѣчіе. Какъ Готшедъ расхваливаетъ 18 столѣтіе, такъ Бэнъ-Джонсонъ превозноситъ древнихъ за ихъ разсудительность, вѣрность природѣ, избѣганіе невѣроятнаго въ ихъ драмахъ при помощи соблюденія трехъ единствъ, и ихъ изображеніе окружающей дѣйствительности въ комедіяхъ. Англійская народная сценакажется ему во всемъ противоположной. Въ 1598 г., когда Бэнъ-Дяшисонъ предложилъ свою первую пьесу дирекціи театра, на англійской сценѣ господствовалъ Шекспиръ, который образовалъ свой талантъ, подражая Марло и Грину, въ произведеніяхъ же послѣднихъ преобладаетъ не разсудочность, а фантазія, что обусловило ихъ присоединеніе къ народной драматургіи Moral Plays. Бэнъ-Джонсонъ съ своей стороны не понималъ и не уважалъ такой исторической традиціи. Но чтобы перенять цѣликомъ драму древнихъ, съ соблюденіемъ всѣхъ правилъ, какъ Сидней и Потенгемъ хотѣли, а лэди Пемброкъ и Даніэль пытались сдѣлать, Бэнъ-Джонсонъ былъ черезчуръ реалистъ и практическій Англичанинъ.
   Древняя драма произошла изъ хора, возлѣ котораго только постепенно при отдѣленіи актера отъ хора пріобрѣтали значеніе отдѣльные характеры. Хоръ сначала состоялъ изъ самихъ же гражданъ одной мѣстности. До конца аттической драмы побѣда хора была дѣломъ чести его филы. Хоръ обусловливалъ единство мѣста; потому что лишенъ былъ бы смысла вымыселъ, который переносилъ бы собраніе согражданъ поперемѣнно въ три части свѣта. Единство времени также было связано съ хоромъ. Собравшаяся на празднество публика не хотѣла видѣть изображенія запутанныхъ жизненныхъ отношеній, но вполнѣ законченное дѣйствіе, взятое изъ сказаній о жизни предковъ. Отважное мужество и сильныя страданія людей, какъ въ хорошихъ, такъ и въ злыхъ дѣлахъ, могущество вѣчно управляющей судьбы, отъ которой смертный никогда не можетъ избавиться, наглядно изображаются въ предѣлахъ одного грандіознаго дѣйствія. Благоговѣйный ужасъ и боязнь господства великаго свѣтлаго Олимпійца, также какъ его дочери Ѳемиды, пробуждаются и поддерживаются въ сердцахъ всѣхъ. Никакой комическій элементъ не долженъ проникать въ это священно-серіозное дѣйствіе. За то тѣмъ безграничнѣе господствуетъ веселое насмѣшливое настроеніе въ сатирическихъ пьесахъ. Въ комедіяхъ бичуется дѣйствительность въ символическихъ образахъ, возбуждая безпрерывный смѣхъ въ собравшемся народѣ, которому здѣсь представляются въ идеальныхъ каррикатурахъ его собственныя глупости, и передъ которымъ звучатъ, написанныя анапестомъ, бичующія или укоряющія рѣчи поэта. Кругозоръ еще малъ. Только національные герои и сказанія о богахъ, только нравы родныхъ городовъ могутъ возбуждать участіе въ Эллинахъ. Совершенно противоположными! является происхожденіе и развитіе новѣйшей драмы, которую мы прослѣдили начиная съ Miracle и Moral Plays, Masques и Interludes до Шекспира. Драма произошла отъ отдѣльно разговаривавшихъ лицъ, ангела., благочестивыхъ женъ, Христа; общественный хоръ съ самаго начала является второстепеннымъ дѣломъ. Всю исторію Спасителя, которая представляется въ различныхъ мѣстахъ, и которая должна охватывать всю жизнь Спасителя, отъ рожденія до воскресенія, вѣрующій зритель желаетъ видѣть въ связи передъ собою. Единство времени и мѣста исключаются съ самаго начала. Единство дѣйствія заключается въ лежащей въ основѣ его идеѣ, но здѣсь разыгрывается цѣлый рядъ разнообразныхъ событій; поэтому не можетъ быть никакой рѣчи объ единствѣ дѣйствія въ смыслѣ античной драмы. Все это происходитъ въ чужой странѣ и между чужимъ народомъ. Комикѣ, безъ которой человѣкъ не можетъ обойтись, не отведено особаго мѣста; вслѣдствіе этого она сама вторгается и получаетъ значеніе среди главнаго дѣйствія.
   Таково было основное положеніе шекспировской драмы. Присоединеніе ея къ столь отличной въ основѣ древней драмѣ, какъ этого требовалъ Бэнъ-Джонсонъ, могло произойти только на счетъ естественнаго ея развитія. Первоначальныя условія народной драмы имѣли такое могущественное вліяніе въ Англіи, что даже Бэнъ-Джонсонъ не осмѣливался разорвать совершенно связь съ національнымъ прошедшимъ. Если онъ упрекалъ Шекспира въ несоблюденіи правилъ, то послѣдній могъ, смѣясь, цитировалъ предисловіе Джонсона къ его римской трагедіи "Сеянъ": "то что я издаю не есть произведеніе истинно соблюдающее правила единства времени; въ немъ нѣтъ также надлежащаго хора. Въ наше время безполезно и невозможно передъ публикой, которой даются представленія обыкновенныхъ вещей, выставить древній блескъ и достоинство драматической поэзіи и при этомъ все-таки доставить удовольствіе народу". Хотя "Сеянъ", не смотря на эти популярныя заявленія, провалился, но Джонсонъ и во второй своей трагедіи "Катлина" не принялъ въ разсчетъ вкусовъ народа, снабдилъ ее хоромъ и еще строже постарался соблюсти единство. Въ содержаніи онъ стремился къ возможно вѣрной передачѣ историчеческихъ событій (integrity in the story), заставлялъ дѣйствующихъ лицъ говорить словами Тацита, Суетонія, Саллюстія и т. д. и подтверждалъ каждую сцену, каждое слово цитатами изъ классическихъ писателей. За этой прагматической истиной пропадала высокая поэтическая истина, которой дышатъ великія трагедіи Шекспира. Своими двумя трагедіями Бэнъ Джонсонъ произвелъ весьма мало дѣйствія. Англійскую историческую драму онъ просто осуждалъ, какъ онъ заявляетъ въ новомъ прологѣ къ своей комедіи: "Каждый человѣкъ съ своей преобладающей странностью". Съ этимъ взглядомъ онъ проникъ въ новѣйшую драматическую школу. Но настоящимъ его царствомъ была комедія. Произведенія, какъ "Буря", "Зимняя сказка", "Какъ вамъ угодно" внушали ужасъ читателю классическаго направленія. Единство времени соблюдаетъ онъ въ своихъ веселыхъ пьесахъ довольно строго; если пьеса не можетъ происходить въ различныхъ комнатахъ дома, то все-таки она не покидаетъ почвы Лондона. Содержаніемъ служатъ реальныя изображенія нравовъ и обычаевъ лондонской жизни. Что касается единства дѣйствія, то оно не особенно соблюдается. Въ противоположность Шекспиру онъ хвалитъ себя при воспоминаніи о прошедшей дѣятельности, какъ напр., въ предисловіи къ "Волпонэ". Для того, чтобы просвѣтить и исправить публику и поэтовъ, онъ старался не только возстановить древнія формы, "но также обычаи сцены, легкость, приличіе, невинность и наконецъ поучительность (Doctrine), которая составляетъ главную конечную цѣль поэзіи; вообще. указать людямъ лучшій образъ жизни. Я подниму подвергшуюся презрѣнію главу поэзіи".
   Шекспиръ могъ бы возразить на это самохвальство, что въ комедіяхъ самого Бэнъ-Джонсона съ трудомъ однако можно найти невинность. Насилованіе и нарушеніе супружеской вѣрности или покушеніе на нихъ неизбѣжны въ это комедіяхъ. Многочисленные противники Джонсона упрекали его въ томъ, что онъ передѣлалъ свои комедіи въ сатиры. Но Бэнъ-Джонсонъ пояснялъ, что онъ имѣлъ въ виду сатиру противъ порока, но не противъ лицъ, какъ его противники, и не его вина, если теперь господствуетъ неподобающій обычай указывать вездѣ на скрытый смыслъ и на личныя выходки. Его другъ Чапманъ жаловался еще въ 1605 г. въ предисловіи ко "Всѣмъ глупцамъ", что теперь презираютъ добродушную шутку и свободную ненамѣренную остроту, если онѣ не приправлены соусомъ сатиры. Его произведенія лишены неблагопристойностей, профанацій, богохульства, вообще оскорбляющаго Бога и людей языка, который сдѣлался господствующимъ со времени удаленія Шекспира. Но именно съ этого времени Бэнъ-Джонсонъ сдѣлался первымъ комическимъ писателемъ. Реальное направленіе, которое онъ далъ комедіи, должно было отразиться и на трагедіи. Томасъ Гейвудъ, главный представитель шекспировской школы, жалуется, "что англійская сцена изъ подражанія другимъ націямъ, отъ представленія высокихъ героическихъ предметовъ, великихъ королей и герцоговъ унижается теперь до изображенія хилыхъ любовниковъ, хитрыхъ сводниковъ и обманщиковъ". Кто не съумѣлъ бы оцѣнить преимущества, произведеній Джона Вебстера, Бомонта, Флетчера и Форда! Задача, надъ которой они занимаются и рѣшенія ея очень отличаются отъ шекспировскаго пріема. "King and по King" Бомонта и Флетчера, напр. есть драма, простая и строгая по конструкціи, съ рѣзкими очертаніями характеровъ, которые обрисованы съ психологическою глубиною и истиною. Она держитъ зрителя до конца въ лихорадочномъ напряженіи. Но дѣйствіе вращается на томъ, увлечетъ ли страсть короля къ кровосмѣшенію или побѣдитъ его благородный образъ мыслей. Счастливая развязка открываетъ, что возлюбленная на самомъ дѣлѣ не есть его сестра. Гете доказалъ въ своихъ "Сестрахъ", какую чистую обработку допускаютъ подобныя тэмы. Но все таки очень опасно, если матери, обезчещенныя дѣвушки и жены, которыя мстятъ своимъ тиранамъ, друзья, которые жертвуютъ для любви честью и вѣрностью и т. п. съ особенною любовью изображаются въ драмахъ. Даже Шекспиръ представилъ сильный чувственный пылъ въ "Ромео и Джульеттѣ", сладострастнѣйшую жадность въ "Троилѣ и Крессидѣ". Слѣдующіе за ними драматурги нарочно выбирали пикантныя матеріи и обработывали ихъ пикантно. Послѣ Шекспира нравственность быстро понизилась. Вліяніе, которое еще въ царствованіе Іакова I совершенно непохожая испанская драма имѣла на англійскую, не было утѣшительнымъ. Англійская драма требовала всегда обильнаго содержанія. Теперь она была имъ переполнена. Драмы Шекспира вскорѣ показались слишкомъ простыми. Дѣйствія должны были громоздиться одно на другомъ. Какъ для древней, такъ и для англійской драмы было необыкновенно полезно, что одно время постоянно обработывались одни и тѣ же сюжеты. Поэтъ не долженъ былъ мучиться заготовленіемъ и обработываніемъ сыраго матеріала; онъ видѣлъ ошибки своихъ предшественниковъ; могъ ихъ исправлять. Шекспиръ также пользовался такой предварительной работой и ей онъ обязанъ высокой отдѣлкой своихъ произведеній. Свободнаго изобрѣтенія и приготовленія матеріала, чего мы желаемъ отъ поэта, современники Шекспира требовали такъ же мало, какъ совреніенники Софокла. Въ основѣ самыхъ удачныхъ драмъ Кальдерона лежатъ сюжеты уже раньше разработанные Лопе де Вегой. Если уже при Елизаветѣ охота къ зрѣлищамъ достигла большаго развитія, то при Іаковѣ I она возрасла безъ мѣры и постоянно искала развлеченія въ новыхъ сюжетахъ. Брались за все возможное; при помощи новизны.содержанія и удивительнаго веденія интриги старались возбудить и насытить потерявшихъ вкусъ лакомокъ. Драматическая техника развила въ Бомонтѣ, Мессинжерѣ, Вебстерѣ, Фильдѣ большую виртуозность, чѣмъ та, которую мы встрѣчаемъ въ драмахъ Шекспира. Отдѣльныя явленія какъ напр. величавая въ своей простотѣ трагедія Анній и Виргинія Вебстера могутъ быть поставлены рядомъ съ драмами Шекспира. Но уже въ моментъ смерти Шекспира англійская драма въ цѣломъ обнаруживаетъ вырожденіе. Марло, Лоджъ, Гринъ являются архаистами; послѣдователи Шекспира впадаютъ въ неестественность. Много говорили о реализмѣ Шекспира, и вполнѣ справедливо, коль скоро дѣло касается сравненія его напр. съ Шиллеромъ. Но если сравнить творца "Гамлета" и "Зимней сказки" съ современными ему и слѣдующими за нимъ театральными писателями, то Шекспиръ окажется вполнѣ идеалистомъ передъ реальнымъ направленіемъ школы Джонсона. Въ противоположность грубому реализму Чапмана, Фильда, Мессинжера, Вебстера, творецъ "Какъ вамъ угодно" и "Ромео и Джульетты" является "сладкимъ Шекспиромъ, сыномъ фантазіи" (sweet Shakspeare, Fancys child), какъ называетъ его Мильтонъ въ "Аллегро". Кокетничанье съ наступившимъ съ Бэнъ-Джонсономъ классическимъ направленіемъ не могло препятствовать нравственному запустѣнію и матеріальному обремененію англійской драмы. Вкусъ публики, которая охотно приняла кровавыя произведенія Чапмана и Четтля за подражаніе "Гамлету", понижался все болѣе подъ возраставшимъ вліяніемъ придворнаго театра, и почтенное среднее сословіе, нѣсколько лѣтъ спустя послѣ смерти Шекспира, дѣйствительно отворотилось отъ драматическаго искусства, которое только изображало страсти, не очищая ихъ трагически. Признакомъ упадка сцены служило то, что на ней сдѣлался господствующей такъ называемая трагикомедія. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ напр.: въ "Мѣрѣ за Мѣру", этому роду отдалъ дань даже самъ Шекспиръ.
   Однако, какъ ни у мѣста драма съ счастливымъ исходомъ, различіе между комедіей и трагедіей не должно быть сглаживаемо въ смѣшанной драмѣ. Если употребленіе трагическихъ мотивовъ и элементовъ вошло въ правило въ весело кончающейся драмѣ, это есть вѣрный признакъ усыпленія и изнѣженности самой публики. Нерѣшительное, слабое правленіе Стюартовъ находитъ въ этихъ трагикомедіяхъ соотвѣтственное изображеніе, подобно тому, какъ мощная энергія елизаветинской эпохи въ трагедіяхъ Шекспира.
   Бэнъ-Джонсонъ въ прологѣ къ произведенію "Каждый человѣкъ съ своей странностью" называетъ драму "изображеніемъ времени и игрою человѣческихъ глупостей". Какъ похоже это изрѣченіе на знаменитое мѣсто въ "Гамлетѣ", но ясное пониманіе дѣла въ основѣ различно. Бэнъ-Джонсонъ хочетъ представить вѣрное изображеніе окружающей дѣйствительности, вѣрное до мелочей, какъ любили воспроизводить голландскіе живописцы. Шекспиръ извѣщаетъ насъ словами Гамлета о своемъ взглядѣ на сущность драмы: "Все, что изысканно, противорѣчитъ намѣренію театра, цѣль котораго была, есть и будетъ отражать въ себѣ, какъ въ зеркалѣ, природу; придать добродѣтели ея собственныя черты, пороку его собственный образъ; изобразить духъ и тѣло эпохи, ея "корму и отпечатокъ". Драматическій писатель долженъ представлять въ своихъ драмахъ не случайную, окружающую поэта дѣйствительность, какъ она обусловлена временемъ и національностью, но онъ долженъ рисовать образъ общечеловѣческаго, какъ онъ просвѣчиваетъ сквозь оболочку національности и времени. Насколько поэтъ можетъ художественно изобразить имѣющее общечеловѣческое значеніе въ особой формѣ, обусловленной національнымъ развитіемъ, настолько онъ самъ и его произведенія принадлежатъ міровой исторіи. Ни одинъ поэтъ до Гете и Шиллера не представлялъ это общечеловѣческое въ болѣе многообъемлющихъ и мощныхъ произведеніяхъ, какъ Шекспиръ. "Онъ первый", говоритъ Рихардъ Вагнеръ, "довелъ исторію и вымыселъ до такой убѣдительной характеристической истинности, что ни одинъ поэтъ до него не былъ въ состояніи изображать людей съ такой разнообразной сильно дѣйствующей индивидуальностью, какъ Шекспиръ". Его посредствующее положеніе между античной трагедіей и формулирующейся сущностью новѣйшей прежде всего призналъ и высказалъ Гете: (VIII, 6--8.) "Никто", заявляетъ Гете въ 1813 г. въ своей статьѣ "Шекспиръ, въ сравненіи съ древними и новѣйшими", "никто можетъ быть не изобразилъ прекраснѣе Шекспира перваго великаго соединенія воли и долга въ индивидуальномъ характерѣ". Само по себѣ понятно, какъ далеко отступаетъ это опредѣленіе драмы, данное въ "Гамлетѣ" отъ идеала древней драмы. Но даже юный Шиллеръ въ 1782 г. въ сочиненіи "О современномъ нѣмецкомъ театрѣ", выбравъ образцомъ Шекспира, произвелъ, нельзя сказать, чтобы незначительныя измѣненія, въ словахъ Гамлета. Шиллеръ называетъ комедію "откровеннымъ зеркаломъ человѣческой жизни, въ которомъ освѣщаются самые тайные уголки сердца и отражаются фресками, гдѣ всѣ эволюціи добродѣтели и порока, всѣ самыя спутанныя перипетіи счастія, достопримѣчательная экономія высшей предусмотрительности, которая въ дѣйствительной жизни часто незамѣтно теряется, гдѣ, говорю я, все это, изложенное въ маленькихъ плоскостяхъ и формахъ, дѣлается яснымъ для самаго тупаго взгляда". Хотя Шиллеръ въ послѣднемъ періодѣ своего развитія призналъ это опредѣленіе существенно правильнымъ, но различно видоизмѣнялъ его соотвѣтственно своимъ просвѣтленнымъ взглядамъ на искусство. Шекспиръ написалъ свое опредѣленіе драмы въ "Гамлетѣ" въ то время, когда онъ стоялъ уже на высотѣ художественнаго творчества. Такъ какъ взгляды на начало собственно поэтической дѣятельности Шекспира расходятся на нѣсколько лѣтъ, а о концѣ его творчества даже на цѣлое десятилѣтіе, то всѣ попытки опредѣлить годъ происхожденія отдѣльныхъ драмъ имѣютъ за собой мало достовѣрности. Только появленіе отдѣльныхъ Quarto и перечисленіе пьесъ Шекспира Миресомъ указываютъ намъ опредѣленные предѣлы. Но если мы изъ этого узнаемъ годъ, до котораго уже существовала драма, то все-таки намъ не дано точныхъ свѣдѣній о времени, когда она была дѣйствительно составлена. Хотя въ той или другой формѣ дѣлаются намеки, которые даютъ возможность точнѣе опредѣлять время сочиненія драмы, но противъ нихъ были высказаны соображенія, нельзя ли смотрѣть на эти намеки, отчасти какъ на позднѣйшія добавленія и вставки. Тѣ немногіе, точные хронологическіе выводы, которые считались доказанными, были опять подвергнуты сомнѣнію, причемъ многіе, особенно англійскіе критики, допускали различныя обработки отдѣльныхъ драмъ самимъ Шекспиромъ. При всемъ недостаткѣ показаній источниковъ, мы все-таки можемъ даже указать на встрѣчающіяся то тамъ, то здѣсь въ литературной исторіи передѣлки, предпринятыя самимъ авторомъ, какъ напр. на "Облака," Аристофана. Опредѣлить фактически что нибудь подобное, хотя бы для одной изъ драмъ Шекспира, невозможно. Относительно его можно постоянно высказывать только предположенія, которыя въ лучшемъ случаѣ могутъ быть съ такою же убѣдительностью утверждаемы, какъ и опровергаемы. Мы не можемъ указать отдѣльно года возникновенія той или иной драмы, но можемъ, конечно въ общемъ, опредѣлить поэтическое развитіе Шекспира въ хронологическомъ порядкѣ. Насколько это развитіе выступаетъ въ выдвигающемся болѣе серіозномъ или болѣе веселомъ міровоззрѣніи, въ болѣе поверхностной или болѣе глубокой обработкѣ этическихъ проблемъ, указываетъ измѣненіе настроенія и просвѣтленіе самого поэта, какъ они выражаются въ его произведеніяхъ. Ни одинъ не предубѣжденный читатель не будетъ сомнѣваться, что въ "Бурѣ" и "Макбетѣ" изображается болѣе зрѣлый человѣкъ и художникъ, нежели въ "Снѣ на Иванову ночь" и "Ромео и Джульеттѣ". Рука объ руку съ большимъ пониманіемъ и толкованіемъ матеріала идетъ и измѣненіе стиля. Въ драмахъ, которыя склонны приписывать вслѣдствіе ихъ содержанія къ юношескому времени поэта, встрѣчается болѣе частое употребленіе риѳмы, чѣмъ въ другихъ произведеніяхъ (cp. 1,13). Строго установленный бѣлый стихъ дѣлается постепенно свободнѣе, мужское окончаніе стиха (U--U--U--U--U--) оттѣсняется вслѣдствіе перевѣса женскаго (U--U--U--U--U--U). Если раньше стихъ и предложеніе большею частію совпадали, то впослѣдствіи стихъ все рѣшительнѣе приноравливается къ разговору. Онъ дѣлается драматически вдохновеннѣе и оживленнѣе, причемъ переноситъ мысль и предложеніе изъ одного стиха въ другой (Enjambement); "rime brechen" называли это средневѣковые нѣмецкіе поэты. Самый языкъ дѣлается болѣе тяжелымъ и сжатымъ, иногда то здѣсь, то тамъ трудно понятнымъ; сравненія смѣлѣе и многочисленнѣе. Для хронологическаго опредѣленія въ особенности считалось рѣшительнымъ присутствіе женскихъ риѳмъ, хотѣли опредѣлить ихъ число и по процентному количеству ихъ установить порядокъ слѣдованія пьесъ. Сколь цѣнное пособіе для хронологіи мы не пріобрѣли бы этими изслѣдованіями, несомнѣнное средство, какъ многіе воображаютъ, все-таки этимъ никакимъ образомъ не дается и съ помощью его никогда не можетъ быть установленъ вполнѣ точный пріемъ. До сихъ поръ не могли прійти къ соглашенію, сколько можно различать періодовъ въ ходѣ развитія Шекспира; ихъ насчитывали 3, 4, 5 даже 6. Такъ наприм. В. Т. Стрэтеръ представилъ слѣдующее раздѣленіе: натуралистически-античный стиль первой молодости, подражающій италіанскому стиль перваго расцвѣта, историко-реальный и юмористическій стиль, возвышенный трагическій стиль и наконецъ фантастическій стиль "Зимней Сказки". Классификація существующихъ произведеній по этимъ 5 періодамъ не могла быть проведена безъ натяжки. Во введеніяхъ къ трагедіямъ и къ позднѣйшимъ комедіямъ, равно какъ и во введеніяхъ къ отдѣльнымъ драмамъ упомянуто объ эстетическомъ и историческомъ положеніи шекспировскихъ произведеній въ отдѣльности; поэтому я долженъ ограничиться указаніемъ на введенія къ 12 томамъ настоящаго изданія {Авторъ разумѣетъ двѣнадцатитомное изданіе Шекспира, предпринятое книгопродавцемъ Коттой, дополненіемъ къ которому и служитъ его книга.}.
   Эпоха, возрожденія ввела новое воззрѣніе въ человѣчество. Шекспиръ выразилъ его въ поэзіи. Въ этомъ заключается его несравненное значеніе въ міровой исторіи; "мѣсяцъ романтики," пишетъ Фишеръ, "еще на небѣ, между тѣмъ какъ солнце просвѣщенія уже взошло: въ этомъ состоитъ безконечное удобство его историческаго положенія. Онъ смотритъ назадъ на великолѣпіе, величіе и энергію феодальной рыцарской жизни, и впередъ въ бездонныя глубины сосредоточеннаго въ самомъ себѣ человѣческаго сознанія, которое должно при помощи размышленія образовать новое время и произвести новый міръ самосознательной нравственности, разума и знанія свѣта". Несравненно также мѣсто Шекспира въ исторіи англійской литературы. Онъ первый поэтъ Англіи, обладающій такимъ могущественнымъ языкомъ, и даже, можетъ быть исключая Гете, первый поэтъ во всей новѣйшей литературѣ. Лексиконъ словъ Мильтона немного менѣе 7500, количество же словъ, встрѣчающихся въ драмахъ Шекспира колеблется между 14 и 15 тысячами. Въ настоящее время этихъ словъ вышло изъ употребленія можетъ быть болѣе 500, еще болѣе словъ измѣнило свое значеніе, изъ сокровищницы же Мильтона едва ли 100 выраженій сдѣлались чуждыми англійскому языку нашихъ дней. Къ концу 18 столѣтія языкъ англійскихъ писателей пріобрѣталъ все болѣе романскаго элемента, такъ что напр: языкъ Гиббона представляетъ только 70 процентовъ словъ нѣмецкаго происхожденія, тогда какъ языкъ Шекспира содержитъ 89--91 процентъ словъ, происшедшихъ отъ германскихъ корней; его превзошелъ только Чосеръ, который колеблется между 88 и 93 процентами, и англійская библія, которая имѣетъ 96 процентовъ словъ нѣмецкаго происхожденія. Мы можемъ смотрѣть съ полнымъ правомъ на Шекспира, какъ на германскаго поэта. Какъ англійскую, такъ и германскую драму, онъ довелъ до высшаго развитія, котораго они достигли передъ второй половиной 19 столѣтія. Когда Шекспиръ впервые пріѣхалъ въ Лондонъ, въ то время, не смотря на заслуги Марло и Грина, противоположности оставались неулаженными: школа стараго -- классическаго направленія, придворная комедія Лилли и народная сцена. Подобныя противоположности не могутъ быть уничтожены; что же касается тѣхъ, которыя относятся къ самой сущности вещей, въ шекспировскихъ произведеніяхъ казалось послѣдовало примиреніе противоположеыхъ художественныхъ принциповъ. Я не вѣрю, чтобы Шекспиръ творилъ съ размышленіемъ и теоретическими соображеніями, какъ это дѣлали нѣмецкіе поэты 18 столѣтія, въ особенности Шиллеръ въ "Валленштейнѣ". Однако счастливый геній Шекспира предназначалъ ему остаться на почвѣ національной драмы. По даже въ нее онъ воспринималъ высшіе составные элементы наличной драмы возрожденія. Чего не были въ состояніи сдѣлать подражатели древней драмы, то сотворилъ Шекспиръ, слѣдуя національному и собственному генію: родственное эллинскому новое драматическое искусство. То, что высказалъ первый Лессингъ, о духовномъ родствѣ Шекспира съ Софокломъ, было признано въ 19 столѣтіи Нѣмцами, Англичанами и Французами.
   Къ сожалѣнію Шекспиръ, поэтъ эпохи возрожденія, представляетъ еще одно сходство съ эллинскими драматургами: текстъ его произведеній дошелъ въ плохомъ видѣ. Уже было замѣчено, что пьесы, которыя писались для народной сцены, обыкновенно не были причисляемы къ литературѣ въ собственномъ смыслѣ слова. Playwngther (сочинитель пьесъ) былъ на откупу у актеровъ, въ интересѣ которыхъ было недопустить драму къ печатанію, чтобы сохранить монополію представленія. Но иногда не смотря на строгое сохраненіе въ тайнѣ манускрипта, пьеса все-таки давалась въ другихъ мѣстахъ, такъ какъ если она имѣла особенный успѣхъ, то другія труппы комедіантовъ тотчасъ же заставляли своихъ поэтовъ писать подобную же пьесу или подъ такимъ же заглавіемъ и такого же содержанія. Люди, которые не могли или не хотѣли посѣщать театровъ, а еще болѣе самые страстные посѣтители ихъ, охотно читали театральныя произведенія. Печатаніе ихъ было прибыльнымъ дѣломъ для издателя. Одинъ или другой поэтъ, напр. Вебстеръ или Бэнъ-Джонсонъ напечатали свои отдѣльныя драмы послѣ соглашенія съ актерами или же не смотря на ихъ противорѣчіе. Томасъ Гейвудъ объявлялъ въ предисловіи къ своей драмѣ "Изнасилованіе Лукреціи", что многіе писатели комедій пытались получить двойныя деньги за продажу ихъ работъ, продавая свои произведенія сначала сценѣ, а затѣмъ издателямъ для напечатанія; "съ своей стороны я заявляю, что всегда честно поступалъ относительно первыхъ, и никогда не былъ виноватъ передъ послѣдними. Но такъ какъ нѣкоторыя изъ моихъ пьесъ попали въ руки издателей,-- безъ моего вѣдома -- и вслѣдствіе этого были напечатаны такъ безобразно и искаженно, что я не былъ въ состояніи узнать ихъ и стыдился признать за свою собственность, то поэтому я теперь издаю ихъ самъ". Заявленіе Гейвуда показываетъ, что не правы тѣ, которые вслѣдствіе искаженія текста въ Quarto и Folio драмъ Шекспира, приходятъ къ заключенію о передѣлкѣ ихъ самимъ авторомъ. Бэнъ-Джонсонъ самъ печаталъ каждую изъ своимъ драмъ. Съ произведеніями, изданіемъ которыхъ завѣдывали не сами авторы, книгопродавцы умѣли сами справляться. Англійская книжная торговля уже при Елизаветѣ не была такой совершенно беззащитной и безправной, какъ въ началѣ этого столѣтія въ Германіи. Книгопродавецъ, какъ и купецъ, какъ только онъ вносилъ изданіе въ реестръ своей гильдіи, былъ защищаемъ закономъ отъ обезцѣниванія своего товара перепечаткой. Поэтъ же и писатель были безправны. Издатели драматической литературы старались пріобрѣсти произведенія любимыхъ поэтовъ и посылали въ театръ стенографовъ (Shorthandwriters), которые должны были впродолженіе нѣсколькихъ представленій записать извѣстную драму. Иногда удавалось одному изъ актеровъ, не принадлежащихъ къ труппѣ, добыть себѣ часть или весь манускриптъ пьесы, причемъ онъ дѣлалъ съ нея копію и продавалъ издателю. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ удавалось труппѣ уничтожить даже уже объявленное изданіе. Шекспиръ, какъ соучастникъ труппы каммергера, имѣлъ матеріальный интересъ въ томъ, чтобы его произведенія не были напечатаны. Удержало ли его отъ этого пренебреженіе къ этимъ Trifles, (бездѣлкамъ) чтобы стать впослѣдствіи душеприкащикомъ своихъ произведеній, мы этого не знаемъ. Дѣло въ томъ, что онъ самъ не далъ въ печать ни одной своей драмы, и весьма вѣроятно, что послѣ того, какъ онѣ появились безъ его содѣйствія, онъ даже не позаботился о томъ, насколько онѣ были искажены. Мы знаемъ о другихъ поэтахъ, что они принуждали книгопродавцевъ по крайней мѣрѣ снять ихъ имя съ заглавія, такъ какъ часто оно печаталось для привлеченія покупателей въ заглавномъ листѣ произведеній, которыя принадлежали другимъ авторамъ. Шекспиръ ни разу не былъ одержимъ такою ревностью къ своему литературному имени. Когда онъ умеръ, изъ 36 пьесъ, признанныхъ за подлинныя, около 17 находилось въ отдѣльныхъ изданіяхъ. Большая часть этихъ Quarto, какъ они назывались вслѣдствіе ихъ формата, были распространены въ двухъ или трехъ изданіяхъ. Высчитываютъ, что общее число всѣхъ экземпляровъ простиралось до 18 тысячъ. Такъ какъ плата за Quarto составляла 6 пенсовъ, 2 1/2 шиллинга по настоящему курсу, то драмы Шекспира должны были еще при его жизни встрѣтить необыкновенное одобреніе со стороны читающей публики, ибо большая часть публики не могла еще читать. Чаще всего (5 разъ) были напечатаны "Ричардъ III и первая часть Генриха IV." Отъ перваго появились Quarto въ 1597, 1598, 1602, 1605 и 1612 г.; отъ послѣдняго 1598, 1599, 1604, 1608, 1613. 4 раза были напечатаны "Ричардъ II" (1597, 1598, 1608, 1615). "Гамлетъ" (1603, 1604, 1605, 1611) и "Ромео и Джульетта" (1597, 1599, 1602, 1604). "Купецъ Венеціанскій въ 1600 и Лиръ 1608 г. появились въ двухъ изданіяхъ. Второе изданіе"Виндзорскихъ Кумушекъ" (1602) появилось только 3 года спустя послѣ смерти Шекспира. Остальныя 8 драмъ (2 и З части "Генриха VI," "Безплодныя усилія любви", "Титъ Андроникъ", "Сонъ въ Иванову ночь", 2 часть "Генриха IV," "Троилъ и Крессида", "Отелло") извѣстны только въ одномъ изданіи. Качество и достовѣрность текста въ Quarto очень различны; въ нѣкоторыхъ творчество Шекспира искажено до неузнаваемости, что не должно удивлять, если вспомнить способъ ихъ происхожденія. Въ 1616 Бонъ Джонсонъ издалъ свои драмы in folio, чѣмъ навлекъ на себя много насмѣшекъ. Только постепенно привыкли смотрѣть на театральныя пьесы, какъ на поэтическія произведенія. Еще въ 1633 пуританинъ Вилліамъ Прайнъ могъ насмѣхаться въ Гистріомастиксѣ, ("бичѣ актеровъ") что многія театральныя изданія изъ Quarto выросли въ Folio.
   Съ сожалѣніехмъ говоритъ онъ о цѣнахъ, которыя требовались и платились за эти изданія. "Пьесы Шекспира напечатаны на самой лучшей бумагѣ, на гораздо лучшей, чѣмъ многія библіи". Онъ могъ бы по крайней мѣрѣ утѣшиться тѣмъ, что самая печать была очень плоха. Въ началѣ 20 годовъ два актера Джонъ Гемингсъ и Генри Кондель, о которыхъ Шекспиръ упомянулъ въ своемъ завѣщаніи, рѣшили собрать всѣ подлинныя рукописи драмъ Шекспира. Четыре лондонскихъ книгопродавца приняли участіе въ этомъ драгоцѣнномъ предпріятіи и въ изданіи in Folio, которое стоило тогда 1 фунтъ, а теперь за отдѣльныя экземпляры котораго платятъ по 716 фунтовъ: "Мистера Вилліама Шекспира Комедіи и Трагедіи. Изданы по подлиннымъ рукописямъ. Лондонъ. Напечатаны у Исаака Джегерда и Эдуарда Блоуита 1623".
   За портретомъ автора, гравированнымъ Дрезгоутомъ, который Бэнъ Джонсонъ расхваливаетъ въ стихахъ, какъ весьма схожій, слѣдуютъ два предисловія издателей. Оглавленію пьесъ предшествуетъ перечисленіе замѣчательнѣйшихъ актеровъ, принимавшихъ участіе въ этихъ пьесахъ. Первое предисловіе содержитъ посвященіе благороднѣйшимъ графамъ Пэмброку и Монгомери и гласитъ:
   "Высокочтимые лорды! Стремясь выразить свою благодарность за благорасположеніе, высказанное намъ Вашими сіятельствами, мы очутились въ весьма щекотливомъ положеніи, желая соединить двѣ вещи, самыя противоположныя, какія только существуютъ: робость и смѣлость; смѣлость въ рѣшеніи и робкое сомнѣніе въ успѣхѣ. Если принять въ разсчетъ положеніе, которое занимаютъ Ваши сіятельства, мы должны признать, что важность его слишкомъ велика, чтобъ снизойти до чтенія этихъ бездѣлокъ, а называя ихъ бездѣлками, мы тѣмъ самимъ лишаемъ себя оправданія нашего посвященія. Но такъ какъ Ваши сіятельства принимали эти бездѣлки за нѣчто и почтили Вашимъ расположеніемъ какъ ихъ, такъ и ихъ автора, котораго вы пережили и которому не довелось быть издателемъ собственныхъ произведеній, то мы надѣемся, что Вы окажете этимъ произведеніямъ такое же снисхожденіе, какое Вы оказывали ихъ творцу. Большая разница, если книга принуждена искать себѣ покровителей или же заранѣе находитъ ихъ; съ этой книгой было и то и другое. Такъ какъ Вашимъ сіятельствамъ очень понравились нѣкоторыя пьесы при ихъ представленіи, то это самое побудило насъ посвятить Вамъ этотъ томъ. Мы собрали эти пьесы и думаемъ что оказали услугу умершему, нашедши его сиротамъ опекуновъ; мы не ищемъ ни нашей выгоды, ни славы; мы только хотимъ живо сохранить память о такомъ достойномъ другѣ и товарищѣ, какимъ былъ нашъ Шекспиръ, смиренно прося принять его пьесы подъ Ваше высокое покровительство. И такъ какъ, мы вѣрно замѣтили, что каждый не иначе осмѣливается приближаться къ Вашимъ сіятельствамъ какъ съ религіозною робостью, то съ нашей стороны было самою большою заботою сдѣлать приносимое посредствомъ выполненія достойнымъ Вашихъ сіятельствъ. При этомъ, мы все таки должны просить, милорды, принять въ разсчетъ наши силы. Мы не въ состояніи сдѣлать то, что превышаетъ наши способности. Руки земледѣльцевъ приносятъ богамъ въ жертву молоко, сливки, плоды или то, что имѣютъ, а нѣкоторыя націи -- какъ мы слыхали -- которыя не имѣютъ у себя смирны и ладона, достигаютъ исполненія своей просьбы, принося въ жертву простую лепешку изъ тѣста. Имъ было дозволено приближаться къ своимъ богамъ съ тѣмъ, что находилось въ ихъ распоряженіи, ибо и маловажные предметы дѣлаются цѣнными, когда они посвящаются храмамъ. Въ этомъ смыслѣ посвящаемъ мы смиреннѣйшимъ образомъ Вашимъ сіятельствамъ литературные останки Вашего слуги Шекспира; что есть въ нихъ цѣннаго пусть принадлежитъ всегда Вашимъ сіятельствамъ, ему -- слава, а намъ -- ошибки, если онѣ все таки найдутся, не смотря на искреннее желаніе вашихъ покорныхъ слугъ выразить исправностью изданія благодарность Вашимъ Сіятельствамъ и за мертваго и за живыхъ".
   За этимъ посвященіемъ, которое, изложенное въ обыкновенномъ стилѣ посвященій, даетъ драгоцѣнныя объясненія отношеній Шекспира къ двумъ графамъ, слѣдуетъ въ совершенно другомъ тонѣ обращеніе "Къ читателямъ".
   "Здѣсь подразумѣваются всѣ, начиная отъ самаго образованнаго и кончая тѣмъ, кто знаетъ только склады. Для насъ было бы лучше, если бы вы были благосклоннѣе, тѣмъ болѣе, что судьба всѣхъ книгъ зависитъ отъ вашихъ способностей, и не только отъ способностей вашей головы, но и отъ вашего кошелька. Такъ и быть! Теперь наша книга сдѣлалась общественнымъ достояніемъ и вы будете, мы это знаемъ, настаивать на вашихъ привиллегіяхъ, чтобы читать и критиковать. Дѣлайте это, но раньше купите книжку. Это всего лучше рекомендуетъ книгу, какъ говорятъ издатели. Потомъ какъ бы ни были разнообразны ваши способности, пользуйтесь ими безъ всякаго состраданія. Судите по цѣнности вашихъ шести пенсовъ, шиллинговъ, пяти шиллинговъ или даже, по желанію, болѣе, тогда быть можетъ вы возвыситесь до настоящей оцѣнки, и въ добрый часъ! Но чтобы вы ни дѣлали, прежде всего покупайте. Одна, критика не можетъ помочь торговлѣ и дать ходъ дѣлу. И хоть вы даже и занимаете верховное положеніе въ царствѣ остроумія и возсѣдаете для составленія сужденія объ играемыхъ каждый день пьесахъ на сценѣ Блакфрайера или Кокпита, знайте, что эти пьесы уже выдержали свое испытаніе и прошли черезъ всѣ инстанціи; и теперь появляются скорѣе по желанію двора, нежели благодаря закупленнымъ похвальнымъ отзывамъ. Мы сознаемся, было бы желательно, чтобы авторъ самъ дожилъ до изданія и просматриванія своихъ произведеній, но такъ какъ опредѣлено иначе и смерть сдѣлала невозможнымъ для Шекспира исполненіе этой обязанности, то просимъ васъ не относиться недоброжелательно къ его друзьямъ, которые взяли на себя трудную и полную заботъ задачу собрать эти произведенія и издать ихъ. До сихъ поръ вы были вводимы въ обманъ различными украденными и не настоящими копіями, искаженными плутовствомъ и жадностью къ наживѣ недобросовѣстныхъ поддѣлывателей, которые были ихъ издателями. Теперь эти пьесы предстаютъ передъ вами въ неискаженномъ видѣ, со всѣми частями и въ такомъ количествѣ, какъ написалъ ихъ авторъ. Онъ, который былъ такимъ счастливымъ подражателемъ природы, былъ также и совершеннѣйшимъ истолкователемъ ея (а most gentle expresser). Умъ и исполненіе шли въ немъ рука объ руку. То, о чемъ онъ думалъ, онъ выражалъ такъ легко, что въ его рукописяхъ почти нѣтъ поправокъ. Но въ нашу задачу не входитъ восхвалять его, такъ какъ мы только собираемъ и даемъ вамъ его произведенія. Это дѣло читателей. Надѣясь на ваши разнообразныя способности пониманія, мы думаемъ, что вы найдете въ нихъ достаточно привлекательнаго и плѣнительнаго, такъ какъ его духъ такъ же мало могъ оставаться непонятнымъ, какъ и совершенно исчезнуть. Поэтому читайте его, и читайте много разъ. И если вы и послѣ этого его не полюбите, то вы находитесь въ явной опасности совершенно не быть въ состояніи его понять. Въ такомъ случаѣ мы предоставляемъ васъ другимъ его друзьямъ, которые, если вамъ это нужно, могутъ быть вашими руководителями; если же вы въ нихъ не нуждаетесь, вы слѣдовательно въ состояніи руководить себя и другихъ. Такихъ читателей мы желаемъ автору".
   Мы обязаны Гемингсу и Конделю величайшей благодарностью за ихъ трудъ. Руководимые искреннимъ желаніемъ, они безъ сомнѣнія, выполнили свое дѣло такъ хорошо, какъ только могли это сдѣлать. Признаніе заслугъ издателей нисколько не уменьшается, если они даже въ предисловіи обѣщали болѣе, нежели сдѣлали въ дѣйствительности. Въ основу текста одной части пьесъ они ни въ какомъ случаѣ не употребляли подлинныхъ рукописей, но просто. перепечатывали ихъ съ украденныхъ изданій in quarto, которыя они сами называли искаженными. О характерѣ своего изданія они не сочли нужнымъ болѣе распространяться. Они не говорятъ также, какъ обыкновенно принято, что подлинныя рукописи Шекспира находились въ ихъ распоряженіи, но только увѣряютъ, что Шекспиръ ничего не измѣнялъ и не исправлялъ въ своихъ рукописяхъ. Нужно хорошо вникнуть въ характеръ ихъ заявленія. Большая часть драмъ, которыя перепечатали Гемингсъ и Кондель, были настольными книгами труппы. Первое изданіе in Folio передало драмы не такъ, какъ они были первоначально написаны Шекспиромъ, но какъ онѣ давались послѣ его смерти на театрахъ Блак"ьрайера и Глобуса. Разница между ними была довольно значительна. Такъ напр. въ царствованіе Іакова I было запрещено актерамъ произносить имя Бога и божественныхъ предметовъ. Это повлекло за собою измѣненіе въ текстѣ драмъ Шекспира. Относящіяся сюда мѣста были или совсѣмъ выпущены или замѣнены миѳологическими выраженіями. Мы можемъ легко догадаться сколькимъ произвольнымъ искаженіямъ должно было подвергнуться слово поэта втеченіе нѣсколькихъ лѣтъ, если сравнимъ, что перетерпѣлъ текстъ нѣмецкихъ классиковъ въ нѣмецкомъ театрѣ въ теченіи 80 лѣтъ. Но къ сожалѣнію въ произведеніяхъ Шекспира мы не въ состояніи противоставить этимъ искаженіямъ собственный текстъ поэта.
   Притомъ же и на древней англійской сценѣ имѣли мѣсто сокращенія и выбрасыванія, къ которымъ обыкновенно прибѣгаютъ наши режиссеры. Изданія Quarto, которыя были напечатаны при жизни Шекспира содержатъ въ себѣ цѣлые монологи (въ "Гамлетѣ") и сцены (въ "Титѣ Андроникѣ"), которыхъ нѣтъ въ изданіи in folio, потому что они были выброшены во время представленій въ 1623 г. Въ другихъ случаяхъ, напр: въ комедіи "Два Веронца", а также и въ "Тимонѣ" у издателей повидимому были въ распоряженіи только отдѣльные списки ролей. Изъ нихъ можно было составить текстъ, но только съ пропусками. Если уже всѣ эти обстоятельства могли оказать вредное вліяніе, то къ этому присоединяется еще большій недостатокъ, а именно, что изданіе in folio 1623 г. было напечатано необыкновенно плохо. Судя по нѣкоторымъ неправильнымъ, иногда даже безсмысленнымъ мѣстамъ въ текстѣ folio, можно даже сомнѣваться въ существованіи корректуры текста. А какъ много другихъ мѣстъ исправилъ типографщикъ по своему собственному прозаическому усмотрѣнію, не понимая поэтическаго слога Шекспира. Такія, не имѣющія никакого основанія, измѣненія даже въ 19 столѣтіи испортили текстъ Гете. Новое изданіе in folio вышедшее въ 1632 г. исправило только немногія печатныя ошибки перваго, но за то передѣлало на новый ладъ многіе обороты языка 16 столѣтія. Въ этомъ второмъ изданіи in folio къ четыремъ панегирикамъ въ стихахъ (commendatory verses) находящимся въ первомъ изданіи присоединилось еще новыхъ три, между которыми находятся знаменитые стихи Джона Мильтона. Третье изданіе in folio вышло вскорѣ послѣ окончанія внутреннихъ смутъ 1663 г.; въ немъ были первый разъ включены въ произведенія Шекспира "Периклъ" и 6 другихъ Doubtful Plays (возбуждающихъ сомнѣніе пьесъ). Четвертое изданіе in folio появилось въ 1685 г. Каждое изъ этихъ изданій принимало въ разсчетъ измѣненіе языка, прогрессировавшее втеченіи столѣтія. Три позднѣйшихъ folio имѣютъ мало значенія для современнаго установленія текста; напротивъ, вмѣстѣ съ первымъ folio, различныя изданія quarto составляютъ важное, даже необходимое пособіе. Никогда болѣе не удастся возстановить вполнѣ буквально подлинное слово Шекспира. Но не можетъ быть никакого сомнѣнія, что текстъ, который критики очистили и установили почти 200 лѣтними трудами, передаетъ поэтическое слово Шекспира вѣрнѣе и неподдѣльнѣе, чѣмъ его представили изданія in quarto и in folio современникамъ Шекспира. Мы можемъ также похвалиться, что наши сценическія переработки, если онѣ даже заставляютъ желать многаго, во всякомъ случаѣ заслуживаютъ преимущество передъ передѣлками Драйдена, Гаррика и Шредера.
   Уже въ послѣдніе годы жизни Шекспиръ былъ оттѣсненъ Флетчеромъ въ благосклонности публики. Въ 1640 г. парламентскимъ актомъ были закрыты всѣ англійскіе театры. Съ возвратившимися Стюартами въ Англію проникъ Французскій вкусъ. Джонъ Драйденъ (1631--1700), высокоодаренный поэтъ реставраціи, даже чрезмѣрно расхваливалъ myriadsouled Shakspeare, въ магическій кругъ котораго никто еще не осмѣливался войти. Но тѣмъ не менѣе самъ Драйденъ позволялъ себѣ самыя безцеремонныя вторженія въ драмы Шекспира. Онъ былъ первымъ выдающимся англійскимъ поэтомъ, который занялся тщательнымъ изученіемъ произведеній Шекспира. Въ 1709 г. драматургъ Николай Роу выпустилъ въ свѣтъ первое семитомное изданіе драмъ Шекспира и снабдилъ это, черезъ пять лѣтъ уже распроданное, изданіе первой біографіей Шекспира. Не можетъ быть и рѣчи о научной обработкѣ текста у Роу, который большею частію придерживался четвертаго folio, но рядъ счастливыхъ догадокъ доказываетъ его пониманіе стариннаго поэтическаго стиля. Въ 1725 г. выступилъ въ первый разъ Александръ Попъ (1688--1744) съ изданіемъ произведеній Шекспира, которое онъ повторилъ въ 1728 и 1731 г. Какъ произвольно онъ ни приспособилъ текстъ елизаветинскаго писателя къ своему собственному офранцуженному вкусу, извѣстность и авторитетъ Шекспира необыкновенно подвинулись среди современниковъ вслѣдствіе того, что издателемъ его произведеній явился самый извѣстный изъ тогдашнихъ живыхъ поэтовъ. Попъ собралъ также деньги, на которыя въ 1741 и былъ воздвигнутъ памятникъ Шекспиру въ Вестминстерѣ. Заслуживаетъ также признательности первый ученый критикъ Шекспира Льюисъ Теобальдъ за указаніе ошибокъ въ изданіи Попа; въ 1726 въ своемъ сочиненіи "Shakespeare restored" онъ сдѣлалъ опытъ добросовѣстной Филологической обработки текста. Онъ самъ въ 1733 г. выпустилъ въ свѣтъ отличное изданіе изъ 7 томовъ, въ которомъ въ первый разъ были приняты во вниманіе Quarto для установленія текста. Послѣ того, какъ появился рядъ другихъ изданій, Самуэль Джонсонъ и Джорджъ Стивенсъ въ 1773 г. затѣяли первое Variorum Edition, которое впервые представило возможно болѣе разносторонній обзоръ варіантовъ и конѣектуръ текста; съ 1785 года надъ часто повторявшимися выходами этого изданія работалъ также еще Исаакъ Ридъ. Стивенсъ, слабость котораго состояла въ неосновательномъ пристрастіи по второму изданію in folio, является самымъ остроумнымъ англійскимъ критикомъ, такъ же какъ Dr. Джонсонъ считался критическимъ оракуломъ своего времени. Въ 1780 г. Эдмондъ Мэлонъ перепечаталъ въ первый разъ сонеты и эпическія стихотворенія Шекспира. Въ 1790 г. онъ выпустилъ свое собственное изданіе произведеній Шекспира. Что началъ Теобальдъ, привелъ къ концу Стивенсъ: именно тщательное изслѣдованіе отношеній текста нѣкоторыхъ Quarto къ текстамъ in folio. Онъ также первый пытался опредѣлить хронологически появленіе драмъ Шекспира. Въ 1799 г. англійскій текстъ Шекспира былъ въ первый разъ напечатанъ на континентѣ, разомъ въ Базелѣ и Брауншвейгѣ. За англійскими изданіями Чарльза Найта, Кольера, Голлнуэля, Александра Дайса послѣдовало въ 1854 г. (Эльберфельдъ) семитомное изданіе Деліуса, въ которомъ къ англійскому тексту присоединены нѣмецкія примѣчанія. Работа Деліуса была издана, не только въ одной Германіи, 5 разъ, и текстъ нѣмецкаго ученаго былъ положенъ въ основаніе одного изъ послѣднихъ большихъ изданій Шекспира, которыя вышли въ Англіи, такъ называемому "Leopold Shakspere" (Лондонъ 1877). Рядомъ съ восьмитомнымъ кембриджскимъ изданіемъ Кларка и Райта (1864), которое почти вполнѣ исчерпало и критически обработало всѣ варіанты текста и конъектуры, слѣдуетъ поставить новый важный трудъ, New Vario rum Edition Г. Г. Фэрнеса (Лондонъ и Филадельфія), которое содержатъ въ себѣ собраніе важнѣйшихъ эстетическихъ сужденій о нѣкоторыхъ пьесахъ Шекспира, указатель источниковъ и т. д. Если это изданіе будетъ выполнено въ такомъ же объемѣ и съ такимъ же совершенствомъ какъ оно начато, то Америка, самая большая библіотека которой обладала 100 лѣтъ тому назадъ только двумя изданіями произведеній Шекспира, дастъ намъ величайшее и полнѣйшіе изданіе произведеній великаго англійскаго драматурга.
   Вмѣстѣ съ англо-саксонской расой произведенія стрэтфордскаго поэта распространились по всей землѣ. Между его земляками и нѣмцами уже почти 100 лѣтъ происходитъ соревнованіе въ изученіи и почитаніи Шекспира. Еще при его жизни англійскіе странствующіе комедіанты занесли въ Германію его произведенія, хотя очень искаженныя и безъ имени автора. Въ первой половинѣ 17 столѣтія "Титъ Андроникъ", "Юлій Цезарь", "Гамлетъ", "Король Лиръ", "Венеціанскій Купецъ" и другія драмы Шекспира были играны англичанами и нѣмцами во всѣхъ частяхъ Германіи. Но эти произведенія не оказали тогда особеннаго вліянія на нѣмецкую поэзію, и воспоминаніе о нихъ исчезло вмѣстѣ съ труппами, которыми они были представлены. Въ 1741 г. появился въ Германіи первый переводъ Борка (IV, 147) шекспировской драмы "Юлій Цезарь", подавшій поводъ къ полемикѣ о Шекспирѣ, первой, которую помнитъ исторія нѣмецкой литературы. Старанія Вольтера о распространеніи произведеній Шекспира, которое вскорѣ ему самому стало непріятнымъ, повліяли въ сильнѣйшей степени на Германію. Можетъ быть даже Лессингъ, во всякомъ случаѣ Виландъ обратилъ впервые вниманіе на Шекспира подъ вліяніемъ Вольтера. Съ 1762 г. Виландъ началъ издавать первый переводъ драматическихъ произведеній Шекспира, который былъ доконченъ Эшенбургомъ 1775--1782 г. Послѣ того, какъ Николаи указалъ на Шекспира, какъ на образецъ для нѣмецкихъ драматурговъ, Лессингъ въ 17-мъ изъ берлинскихъ литературныхъ писемъ помѣстилъ манифестъ, въ которомъ вмѣсто образцовыхъ пьесъ Корнеля предлагалъ Нѣмцамъ, какъ образцы, пьесы Шекспира "съ нѣкоторыми незначительными измѣненіями", такъ какъ Шекспиръ стоитъ въ главныхъ чертахъ ближе къ древнимъ, чѣмъ французскій поэтъ. Въ своей "Гамбургской Драматургіи" Лессингъ, при помощи Шекспира разрушилъ иго, которое было возложено на нѣмецкую литературу подражаніемъ правильной французской драмѣ. Въ то же время (1766 г.) Вильгельмъ Герстенбергъ въ "Шлезвигскихъ литературныхъ письмахъ" провозгласилъ культъ Шекспира, генія. Быстрѣе и необъятнѣе, чѣмъ это было желательно даже самому Лессингу, распространилось въ Германіи презрѣніе къ французскимъ правиламъ и слѣпое почитаніе Шекспира. Въ Blättern von deutscher Art und Kunst возвѣстилъ Гердеръ въ стилѣ диѳирамба евангеліе о прелестяхъ Шекспира. Ленцъ старался противопоставить умѣренной критикѣ Лессинга нѣчто въ родѣ драматургіи, въ которой онъ отвергалъ какъ прославленнаго Лессингомъ подлиннаго Аристотеля, такъ и объясненія Корнеля, и прославлялъ Шекспира генія, не слѣдовавшаго правиламъ. Юный Гете въ своей рѣчи произнесенной во Франкфуртѣ въ годовщину рожденія Шекспира назвалъ его Will of all Wills. Но сколько преувеличеннаго не высказалъ юношескій безмѣрный энтузіазмъ въ этой рѣчи, все же Гете втеченіе всей своей долгой жизни доказалъ справедливость своего изрѣченія: "Первая страница, которую я прочиталъ у Шекспира, предала меня ему на всю жизнь0: Гете разумѣется не пытался впослѣдствіи вновь подражать драматической формѣ Шекспира, какъ это онъ сдѣлалъ въ "фонъ Берлихингенѣ", но еще въ 1820 г. онъ называлъ своего Вилліама "звѣздою первой величины". Во время бурнаго и стремительнаго періода вездѣ господствуетъ Гердеровское восхищеніе Шекспиромъ. Ленцъ, Клингеръ, Г. Л. Вагнеръ, живописецъ Мюллеръ, молодой Шиллеръ, всѣ они чтутъ въ Шекспирѣ образецъ и учителя. При помощи хорошихъ передѣлокъ Фр. Людвигъ Шредеръ усвоилъ нѣмецкой сценѣ на время или навсегда нѣкоторое количество драмъ Шекспира. Юношеское восхищеніе Гете не слѣдовавшимъ правиламъ генія Шекспира превратилось Въ "Вильгельмѣ Мейстерѣ"- въ достойное удивленія пониманіе Шекспира, какъ художника. Съ "Вильгельмомъ Мейстеромъ" связывалъ А. В. Шлегель свои эстетическія изслѣдованія о Шекспирѣ въ журналѣ "Horen". Въ Шиллеровскомъ журналѣ онъ представилъ первые опыты своего перевода, который впервые вводилъ въ Германію Шекспира въ свойственной ему художественной формѣ. Шидлеръ самъ стремился достигнуть въ своемъ "Валленштейнѣ" соотвѣтственной національному духу середины между драмой Шекспира и эллинской. Въ этомъ смыслѣ онъ обработалъ Макбета. Онъ конечно не могъ этимъ удовлетворить романтиковъ. Не только въ Германіи, но и въ самой Англіи, гдѣ, подъ вліяніемъ нѣмецкихъ критиковъ и нѣмецкаго одушевленія, образовался Кольриджъ, едва ли появлялся большій знатокъ и энтузіастъ Шекспира, какъ Людвигъ Тикъ. "Центръ моей любви и почитанія", заявляетъ Тикъ", есть духъ Шекспира, къ которому я невольно, а подъ часъ даже и безсознательно отношу все; все что я узнаю и что изучаю, имѣетъ связь съ нимъ; мои мысли, такъ же, какъ и природа, все объясняетъ его, а онъ въ свою очередь объясняетъ мнѣ другихъ и такимъ образомъ я изучаю его безпрестанно". Но когда Тикъ, не смотря на свое знаніе сцены, увлеченный энтузіазмомъ, началъ требовать введенія Шекспира въ неизмѣнномъ видѣ на нашей сценѣ, то Гете благоразумно противосталъ ему. Хотя Гете при этомъ непостижимымъ образомъ просмотрѣлъ отношенія Шекспира къ театру Елизаветы, но у него было безусловно вѣрное пониманіе отношеній Шекспира къ современной сценѣ. Только вслѣдствіе переработокъ сдѣлались возможны на нѣмецкихъ сценахъ болѣе частыя представленія произведеній Шекспира, чѣмъ драмъ другихъ знаменитыхъ поэтовъ. Положеніе Шекспира въ этомъ отношеніи сдѣлалось исключительнымъ,-- къ досадѣ многихъ современныхъ драматурговъ,-- что высказалъ уже Граббе въ своемъ произведеніи "Шекспировская манія" (1827) и многіе другіе послѣ него. Нѣмецкая эстетика со временъ Солгера и Гегеля дѣлала Шекспира средоточіемъ своихъ построеній. Въ. признаніи Шекспира величайшимъ драматическимъ поэтомъ единодушно согласны Каррьеръ и Фишеръ, Шопенгауэръ и Циммерманъ. Французскіе романтики, выступившіе въ концѣ 20-хъ годовъ подъ предводительствомъ Виктора Гюго въ газетѣ Globe противъ классицизма Буало, выставили на своемъ знамени имена Гете и Шекспира. Книга Виктора Гюго о Шекспирѣ (1864) принадлежитъ, если не къ самымъ основательнымъ, за то несомнѣнно къ самымъ восторженнымъ, которыя когда либо писались о "пьяномъ дикарѣ", какъ однажды обозвали Шекспира Вольтеръ и Фридрихъ II. Начиная съ Виланда всѣ самые замѣчательные нѣмецкіе поэты были переводчиками, передѣлывателями и объяснителями Шекспира. Къ Гердеру, Ленцу и Гете присоединяются Шиллеръ, Бюргеръ, Шлегель, Тикъ, Фоссъ, Симрокъ, Фрейлигратъ, Гервегъ, Іорданъ, Боденштедтъ, Германъ Курцъ, Павелъ Гейзе, Отто Людвигъ и др. Энергичный двигатель германской филологіи, Карлъ Лахманъ присоединилъ свое имя къ многочисленной толпѣ переводчиковъ Шекспира. Георгъ Готфридъ Гервинусъ, до селѣ никѣмъ не превзойденный историкъ нѣмецкой поэзіи, разсматрѣвъ произведенія Шекспира съ эстетической и политической точки зрѣнія, назвалъ ихъ вершиной всякой поэзіи. Яростный противникъ романтиковъ сошелся въ этомъ отношеніи съ Тикомъ. Книга "Шекспиръ" Гервинуса (1849) встрѣтила со времени своего появленія многихъ противниковъ, и ея тенденціозная односторонность должна казаться неумѣстной въ дѣлѣ свободнаго поэтическаго творчества. Строго-этическій масштабъ, который Гервинусъ прилагаетъ къ драмамъ Шекспира и соблюденіе котораго находитъ- въ нихъ, не соотвѣтствуетъ поэтическому величію Шекспира. Притомъ же Гервинусъ также слѣпъ къ слабостямъ Шекспира, какъ и къ достоинствамъ Гете и Шиллера. Несмотря на всѣ эти недостатки трудъ Гервинуса болѣе всѣхъ книгъ, посвященныхъ изученію Шекспира, способенъ вызвать въ душѣ читателя величавый образъ шекспировой драмы. Гервинусъ напечаталъ свое произведеніе въ то время, когда жизнь нѣмецкаго народа, а съ нимъ нѣмецкой сцены по видимому клонилась къ безнадежному упадку. Въ то же время работалъ одинъ изъ убѣжавшихъ революціонеровъ въ 1848 г. въ Швейцаріи надъ возрожденіемъ нѣмецкой драмы при помощи музыки. Исходя отъ античнаго и шекспировскаго театра, онъ занимался изслѣдованіемъ сущности оперы и драмы. И когда нѣмецкій народъ и государство воскресли вновь послѣ славныхъ битвъ 1870 г. на холмѣ близъ Байрета возникла вскорѣ новая нѣмецкая сцена. Національная нѣмецкая драма, могла и должна была развиться не въ подражаніе Шекспиру, который самъ загородилъ дорогу національному развитію англійской: драмы. Полные законной гордости нашимъ отечественнымъ искусствомъ, мы не будемъ признавать основательнымъ одностороннія восхваленія Гервинуса. Но мы называемъ Шекспира нашимъ не только потому, что мы, нѣмцы, первые признали и почтили его величіе, но и потому также, что онъ повліялъ въ развитіе нашей литературы, какъ никогда ни одинъ чужой поэтъ не вліялъ на литературу другаго народа. Шекспиръ и Гете два величайшихъ германскихъ поэта. Міровая литература, которую предсказывалъ и требовалъ Гете, чтитъ обоихъ, какъ своихъ величайшихъ новыхъ учителей, и о Гете можно сказать тоже самое, что онъ сказалъ о Шекспирѣ въ 1827 г.: "Шекспиръ составляетъ одно съ міровымъ духомъ; подобно вселенной, которую онъ изображаетъ, онъ представляетъ намъ постоянно новыя стороны и въ концѣ концовъ остается все-таки непостижимымъ; потому что мы всѣ, каковы мы ни есть, не можемъ постигнуть вполнѣ ни его буквы, ни его духа".
   

Приложеніе.

   Если Гете уже въ 1813 г. могъ озаглавить одну изъ своихъ статей "Shakespeare und kein Ende", то въ сравненіи съ настоящимъ объемъ современнаго ему Шекспировѣдѣнія былъ еще слишкомъ ограниченъ. Вышедшій въ 1841 г. въ Лондонѣ "Catalogue of the early editions of Shakespeare's plays and of the commentaries and other publications Голлнуэлля заключаетъ перечень важнѣйшихъ трудовъ по литературѣ о Шекспирѣ всего на 46 страницахъ. Указатель "Shakespearelitteratur in Deutschland" былъ напечатанъ впервые въ 1852 г. въ Касселѣ. Болѣе обширный указатель международной литературы о Шекспирѣ издалъ въ 1854 г. (въ Лейпцигѣ) П. Г. Силлигъ, назвавши его "библіографическимъ опытомъ". Въ 1871 г. вышелъ трудъ Франца Тимма: Shakespeariana from 1564 to 1870. An account of the Shakespearian literature in England, Germany and France with bibliographical introductions". Менѣе обширенъ, но за то болѣе точенъ и достовѣренъ въ своихъ показаніяхъ, составленный Р. Кёлеромъ "Gesamtkatalog der Bibliothek der Deutsehen Shakespearegesellschaft" (Веймаръ 1882, въ прибавл. къ 17 т. Jahrbuch'а). Точныя указанія всѣхъ явившихся работъ по литературѣ о Шекспирѣ въ Европѣ и Америкѣ представилъ Альбертъ Конъ (Colin) въ 1, 2, 3, 5, 6, 8, 10, 12, 14, 16,18 томахъ того же Jahrbuch'а. Литература объ отдѣльныхъ драмахъ указана въ широко задуманномъ Variorum Edition Fumes'а.
   Къ строго біографическимъ работамъ примыкаютъ труды, которыя занимаются исторіей Шекспира или отдѣльныхъ его драмъ въ различныхъ странахъ. Здѣсь слѣдуетъ различать два періода: 16 и 17 в.в. когда бродячіе англійскіе комедіанты приносили на континентъ драмы Шекспира въ обезображенномъ видѣ и безъ имени автора, и 18 в. когда начинается періодъ сознательнаго введенія Шекспира. Бэнъ Эшенбургъ изслѣдовалъ "Взаимодѣйствіе англійской и континентальной литературъ до эпохи Шекспира" (Цюрихъ 1866 г.) Массу свѣдѣній о первомъ періодѣ знакомства съ Шекспиромъ представляетъ превосходный трудъ А. Кона: "Shakespeare in Germany in the 16 and 17 centuries; an account of English actors in Germany and the Netherlands" (Лонд. 1865 г.) Дополненіемъ къ труду Кона относительно Голландіи является работа Г. Э. Мольцера "Shakspere's invloed op het Nederlandsch tooneel der zeventiende eeuw". (Гронингенъ 1874 г.) Относительно Германіи находится много замѣтокъ и указаній въ различныхъ томахъ Shakspeare Jahrhuch, въ особенности важна статья А. Гагена: "Shakespeare und Königsherg (1880 г. въ 15 т.).
   К. Траутманнъ напечаталъ въ 1882 г. въ 11 т. Arch, für Litt. Geschichte "Самое старинное извѣстіе о представленіи Шекспировой "Ромео и Джульетты", которое было дано въ 1604 г. въ Нёрдлингенѣ; впрочемъ уже М. Фюрстенау въ своемъ сочиненіи "Zur Geschichte der Musik und des Theaters am Hofe zu Dresden" (Дрезденъ 1861 г.) говоритъ о представленіяхъ драмъ Шекспира въ 17 вѣкѣ, на что впервые обратилъ вниманіе Тикъ въ предисловіяхъ къ "Deutschen Theater". К..Іютцельбергеръ напечаталъ въ 1867г. въ "Album des litterarischen Vereins zu Nürnberg" статью: "Das deutshe Schauspiel und Jak. Ayrer und sein Verhältnis zu Shakespeare".Рядомъ съ отдѣльными исторіями театровъ,-- какова напр. исторія Франкфуртскаго театра,-- Іог. Мейснеръ сдѣлалъ недавно много важныхъ. дополненій къ фундаментальному труду Кона въ своемъ сочиненіи "Die Englischen Komödianten zur Zeit Shakespeares in Oesterreich" (Вѣна, 1884 г.).
   Относительно какъ болѣе стараго, такъ и новѣйшаго періода знакомства нѣмцевъ съ Шекспиромъ говоритъ К. Элъце въ Die englische Sprahe und Litteratur in Deutschland" (Дрезденъ, 1864) и М. Кохъ "lieber die Beziehungen der englischen Litteratur zur Deutschen im 18. Jahrhundert" (Лейпцигъ, 1883 г.) Первую попытку написать исторію распространенія произведеній Шекспира въ Германіи сдѣлалъ въ 1843 г. Александръ Рамсей въ своемъ очеркѣ: "Shakespeare in Germany" въ изданіи Шекспира Ч. Найта (Knight) Въ томъ же самомъ году появилась въ Literarhistorisches Tachenbuch Пруца статья Ад. Штара "Shakespeare in Deutschland. За нимъ слѣдовалъ Авг. Коберштейнъ съ своими двумя работами: "Shakespeares allmähliches Bekanntwerden in Deutschland und Urtheile über ihn bis zum Iahre 1779" (въ "Vermischte Aufsätze zur Ltt.-Gesch und Aesthetik", Лейпц., въ 1858) и "Shakespeare in Deutschland" (1865 въ 1 т. Iahrb.) Дополненіемъ къ нимъ служитъ статья К. Эльце "Bodmers S asp er", въ томъ-же томѣ. Въ промежутокъ времени между выходомъ первой и второй работъ Кобершгейна явилось довольно большое изслѣдованіе Фр. Т. Фигнера "Shakespeare in seinem Verhältnisse zur deutschen Poesie" (во 2 выпускѣ "Neue Folgen der kritischen Gänge. Штутгартъ 1861 г.) и статья Л. Г. Лемке -- "Shakespeare in seinem Verhältniss zur deutschen Poesie" (Лейпц. 1864). K. Видерману принадлежитъ "Ein Beitrag zu der Frage von der Einbürgerung Shakespeares in Deutschland" (въ Zeitschrift für deutsche Kulturgesch. Neue Folge II, 7, Ганноверъ 1873). Улърици занимался исторіей Шекспировой драмы въ Германіи въ 3 томѣ своего большаго сочиненія "Shakespeares dramatische Kunst," а Щейетъ обратилъ вниманіе на этотъ самый вопросъ въ своей пятой лекціи: "Die Wiedererweckung und Verbreitung des Shakespearesstudiums". Вопросъ объ отношеніи нѣмецкихъ поэтовъ къ Шекспиру изслѣдовалъ K. К. Гензе въ 5 и 6 тѣ Jahrb.:, дополненіемъ къ его работамъ служитъ программа (Schulpimgramm) С. Роветаіена "Lessings Verhältnis zu Shakespeare" (Ахенъ 1867). Отношенія между Гётевскимъ Гёцомъ и Шекспиромъ изслѣдовалъ А. Зауеръ въ "Studien zur Goethephilologie" (Вѣна 1880 г.) "Grillparzers Shakespearestudien" составляютъ предметъ критической работы В. Болина (Bolin) въ 18 т. Jalirb. 1883.
   Исторіи водворенія Шекспира на сценахъ Германіи Р. Жене посвятилъ цѣлую книгу: "Geschichte der Shakespeareschen Dramen in Deutschland" (Лейпц. 1870 г.) Дополненія къ извѣстіямъ, собраннымъ жене, и текущія статистическія обозрѣнія представленій за каждый годъ являются въ томахъ "Ежегодника нѣмецкаго Шекспировскаго общества". Важнѣйшая эпоха исторіи Шекспира на нѣмецкомъ театрѣ изображена въ біографіи великаго Фр. Лудв. Шрёдера, написанной Ф. Л. В. Мейеромъ (Гамбургъ 1823); дополненіемъ къ ней служитъ рефератъ Ф. Винке "Shakespeare und Schröder" (1876 г. въ II т. Jahrrbuch). Сдѣлавъ обозрѣніе болѣе старыхъ англійскихъ переработокъ, а равно также и передѣлокъ Гаррика (въ 9 и 13 т.), Винке представилъ (въ 17 т. Japhrb. 1882 г.) "Geschichte der deutschen Shakespearebearbeitungen". На вопросъ о томъ "Какъ нужно играть Шекспира?" пытался дать отвѣтъ Г. Ф. Фризенъ (въ 5 т. Jahrb. 1870), а вопроса о томъ, какія вообще изъ Шекспировскихъ драмъ соотвѣтствуютъ требованіямъ новѣйшаго нѣмецкаго театра, коснулся Г. Бультгауптъ во 2 т. его "Dramaturgie der Klassiker" (Oldenburg, 1883 г.)
   Въ 18 вѣкѣ Вольтеръ неоднократно и рѣшительно вліялъ на отношеніе нѣмецкой литературы къ Шекспиру. Александръ Шмидтъ оцѣнилъ заслуги Вольтера въ своей брошюрѣ:-"Voltaires Verdienste um die Einfürung Shakespeares in Frankreich" (Кенигсбергъ, 1864 г.), тѣмъ же вопросомъ занимался В. Кентъ въ своей статьѣ "Voltaire und Shakespeare" (въ 10 т. Jahrb. 1875 г.) Имѣвшія столь важное значеніе для Французскаго театра отношенія драматурга Дюси къ Шекспиру составили содержаніе программъ К. Кюна и Г. Е. Пентшьа (Кассель 1874 и Временъ 1884 г.) Но важнѣйшій трудъ въ этомъ отношеніи принадлежитъ А. Лакруа "Histoire de l'influence de Shakespeare sur le théâtre franèais" (Брюссель 1856); дополненіемъ къ нему является изслѣдованіе К. Эльце "Hamlet in Frankreich" (въ 1 т. Jalirb.) А. Греіусъ написалъ "Shakespeare in Ungarn" (Вудапеетъ, 1879 г.), а К. Кнорцъ издалъ историко-литературный этюдъ (очень впрочемъ недостаточный) "Shakespeare in Amerika (Верл. 1882). Въ различныхъ томахъ Jahrbuch'а можно найдти болѣе или менѣе полныя указанія на новогреческую, голландскую, исландскую, итальянскую, португальскую, шведскую, испанскую и русскую литературу о Шекспирѣ (В. Волинъ, А. Вольцъ, Каролина Михаелисъ и др.)
   Если ужъ такъ многочисленны сочиненія о литературѣ, посвященной Шекспиру, то самая литература эта по истинѣ безчисленна. Изданія, переводы, біографіи, толкованія, болѣе обширныя сочиненія и самостоятельныя статьи умножаются съ каждымъ годомъ какъ въ научныхъ, такъ и въ популярныхъ журналахъ. Въ Англіи въ прежнее время господствовало по преимуществу антикварное изслѣдованіе, въ Германіи же -- эстетическія разсуяхденія и построенія. Если въ настоящее время вездѣ получило перевѣсъ методическое историкофилологическое изученіе Шекспира, то не смотря на это и теперь диллетантизмъ и фантастическая критика очень нерѣдко выступаютъ подъ маской учености. Однимъ изъ странныхъ порожденій новѣйшаго Шекспировскаго диллетантизма является фантазія -- объявить авторомъ Шекспировскихъ драмъ Бэкона, фантазія уже имѣющая свою небольшую литературу. Я назову только одно главное произведеніе изъ этой безсмысленной литературы, въ большинствѣ случаевъ принадлежащей перу дамъ, -- The promus of formularies and elegancies by Fr. Bacon, illustrated and elucidated by passages from Shakespeare" М -- съ Генри Поттъ (Лонд. 1883). Самая обширность литературы затрудняетъ обозрѣніе развитія Шекспировѣдѣнія и усвоеніе добытыхъ имъ цѣнныхъ результатовъ. Но съ расширеніемъ литературы возрастаетъ полезность краткаго библіографическаго указателя ея, который мы и предлагаемъ читателямъ.
   

1. Важнѣйшія изданія и переводы драмъ.

а) Старыя in 4o

   Первая часть спора между двумя знаменитыми домами Іоркскимъ и Ланкастерскимъ (2 часть "Короля Генриха VI") 1594: 1600.
   Трагедія о Ричардѣ, герцогѣ Іоркскомъ (3 ч. "Короля Генриха VF) 1595; 1600.
   Весь споръ между двумя знаменитыми домами Ланкастерскимъ и Іоркскимъ (2 и 3 ч. "Короля Генриха VI") 1619.
   Трагедія о королѣ Ричардѣ II. 1597; 1598; 1608; 1615; 1624; 1629; 1634.
   Трагедія о королѣ Ричардѣ III. 1597; 1598; 1602; 1605; 1612; 1621; 1622; 1629; 1634.
   Отмѣнно сочиненная трагедія о Ромео и Юліи 1597; 1599; 1609; 1615 (?); 1637.
   Веселая комедія, подъ названіемъ "Безплодныя усилія любви"; 1598; 1631.
   Исторія о королѣ Генрихѣ IV. 1598; 1604; 1608; 1613; 1622; 1632; 1639.
   Вторая часть короля Генриха IV. 1600.
   Историческая хроника о королѣ Генрихѣ V'. 1600; 1602; 1608.
   Весьма жалостная римская трагедія о Титѣ Андроникѣ. 1600.
   Сонъ въ лѣтнюю ночь. 1600 (2 изданія).
   Знаменитая исторія о Венеціанскомъ купцѣ. 1600.
   Весьма знаменитая исторія о Венеціанскомъ купцѣ, 1600.
   Много шуму изъ ничего. 16(30.
   Въ высшей степени веселая и превосходно сочиненная комедія о сэръ Джонѣ Фольстаффѣ и о Виндзорскихъ проказницахъ 1602, 1619- 1630.
   Трагическая исторія о Гамлетѣ, принцѣ Датскомъ, 1603; 1604; 1605; 1607; 1611.
   Правдивая историческая хроника о жизни и смерти Короля Лира и объ его трехъ дочеряхъ. 1608 (2 изданія); 1655.
   Знаменитая исторія о Троилѣ и Крессидѣ. 1609.
   Исторія о Троилѣ и Крессидѣ. 1609.
   Трагедія объ Отелло, Венеціанскомъ Маврѣ. 1622; 1630; 1655.
   Всѣ in 4о вышедшія до 1616 г. были переизданы вновь между 1825 и 1871 г.; съ 1875 г., благодаря I. О. Голлиуэлю, имѣются также литографическіе снимки съ нихъ.
   

b) Полныя изданія.

   Первое In Folio: Мистера Вилльяма Шекспира Комедіи, Исторіи и Трагедіи. Изданіе, свѣренное съ подлинными рукописями. Лондонъ. Напечатано Исаакомъ Джаггардомъ и Эдуардомъ Блоунтомъ 1623. Оглавленіе. (Catalogue) драмъ содержитъ: Комедіи: "Буря", "Два Веронскіе дворянина", "Виндзорскія проказницы", "Мѣра за мѣру", "Комедія ошибокъ", "Много шуму изъ ничего", "Безплодныя усилія любви", "Сонъ въ лѣтнюю ночь", "Венеціанскій купецъ", "Какъ вамъ будетъ угодно", "Усмиреніе своенравной", "Конецъ всему дѣлу вѣнецъ, "Двѣнадцатая ночь или что угодно", "Зимняя сказка". Исторіи -- въ ихъ обыкновенномъ порядкѣ. Трагедіи: "Трагедія о Коріоланѣ", "Титъ Андроникъ", "Ромео и Юлія", "Тимонъ Аѳинскій", "жизнь и смерть Юлія Цезаря", "Трагедія о Макбетѣ", "Трагедія о Гамлетѣ", "Король Лиръ", "Отелло, Венеціанскій Мавръ", "Антоній и Клеопатра", "Цимбелинъ, Король Британскій". Пропущенная въ оглавленіи "Трагедія о Троилѣ и Крессидѣ" помѣщена вслѣдъ за "жизнью короля Генриха VIII" и имѣетъ свою особенную пагинацію.
   Второе in folio. 1632.
   Третье in folio. 1664.
   Четвертое in folio. 1685.
   -- Снимки съ перваго in folio были сдѣланы въ 1807 г. (неудовлетворительные) и въ 1864 г., Фотографическіе снимки сдѣланы въ 1875 г., но еще прежде (1864 Лондонъ) Стантонъ издалъ Фотолитографическую копію его.
   The Works of Mr. W. Shakespeare, revised and corrected by N. Rowe (Лонд. 1709--10 гг. VII т, новое изданіе 1864 г.).
   The Works of Shakespeare, collated with the oldest copies and corrected with notes by Lewis Theobald (Лонд. 1733 г. VII т.; 1772 г. XII т.).
   The Works of Shakespear, revised and corrected by the former editions by Sir Thomas Hanmer (Оксфордъ 1744 г. VI т.).
   The Plays of Shakespeare with the corrections and illustrations of various commentators, to which are ad ded notes by Samuel Iohnson (Лонд. 1765 г. VIII т.).
   Mr. W. Shakespeare, his Comedies, Histories and Tragedies, edited by Eduard Capell (Лондонъ 1767 -- 68 гг. X T.).
   The Plags of William Shakspeare with the corrections and illustrations of various commentators, to with are added notes by Samuel Johnson and George Steevens (Лонд. 1773 г. X т.) 6-е изданіе revised and augmented by Isaak Heed (Лонд. 1813 г. XXI т.).
   -- Первые три тома содержатъ въ себѣ въ качествѣ prolegamena предисловія предшествовавшихъ издателей и важнѣйшія статьи о Шекспирѣ.
   The Plays of. W. Shakespeare, collated verbatim with the most authentic copies and revised with the correction and illustrations of various commentators by Edmund Malone (Лонд. 1790 г. X т.).
   The Plays and Poems of William Shakspeare, corrected from the latest and best London edition (Филадельфія 1795 г.). Первое американское изданіе.
   Shakespeare's dramatic Works, published by Karl Fr. Ohr. Wagner (Брауншвейгъ 1799 г. VIII т.). Первое изданіе, напечатанное въ Германіи.
   The Plays and Poems of W. Shakspeare with the corrections and illustrations of various commentators by J. Boswell (Лонд, 1821 г. XXI т.).
   The pictorial edition of the Works of Shakespere by Charles Knight (Лонд. 1838--42 г. VIII т.; Лонд. 1864--66 г. XVIII т.).
   The Works of William Shakespeare: The text formed from an entirely new collation of the old editions by John Paine Collier (Лонд. 1842--44 г. Till т.).
   The Plays of Shakespeare: the text regulated by the old copies and by the recently discovered folio of 1632 containing early manuscript emendations edited by lohn Payne Collier (Лоид. 1853 г.), т. наз. Перкинсъ-Шекспиръ.
   -- Collier открылъ въ 1849 г. экземпляръ 2-го folio, снабженный рукописными поправками; онъ думалъ, что эти поправки принадлежатъ актеру товарищу Шекспира-Перкинсу. Тихо Моммсенъ выступилъ въ своей книгѣ "Der Perkins Shakespeare" (Берлинъ 1854 г.) за подлиность "стараго исправителя". Впрочемъ, въ концѣ концевъ все оказалось не болѣе, какъ подлогомъ, которымъ былъ обманутъ и самъ Колльеръ. См. N. Delius: "J. Р. Colliers alte handschriftlichen Emendationen zum Shakspere gewürdigt" (Боннъ 1853).
   Shaksperës Werke mit englieschem Text und deutschen Anmerkungen kritischer und erklärender Art herausgegeben von Nikolaus Delius (Эльберфельдъ 1854--60 г., VII т.; 5-е изд. 1882 г. II т.).
   The Works of William Schakespeare. The text revised by Alexander Dyce (Лонд. 1857 г. VI т.; 3-е изданіе Лонд. 1874--76 гг. IX т.).
   The Works of W. Shakespeare by Howard Staunton (London 1857 г. III т.; 1873 r. VI т.).
   The Plays edited from the folio of 1623 with various readings from all the editions and all the commentators by Richard Grant White (Бостонъ 1857--65 гг. XII т.).
   The Works of William Shakespeare, edited by W. George Clark, John Glover and W. А. Wright (Кэмбриджъ 1863--65 гг. IX т.) The Cambridge edition.
   The Works of W. Shakespeare, edited by W. G. Clark and W. А. Wright (Лонд. 1876 г.). The Globe edition.-- Большею частью цитируютъ по этому изданію.-- Ср. R. Gerilce въ "Augsb. allg. Zeitung" отъ 14 іюля 1868 г.
   L. Fröscholdt: "Randkorrekturen zur Kambridge -- und Globeausgabe der Shakespeareschen Werke" (1884 r. въ 7 т. "Anglia").
   А new variorum edition of Shakespeare, edited by H. H. Furness (Лондонъ и Филадельфія, начато въ 1871 году).
   The Leopold Shakspere. The poets works in chronological order from the text of professor Delius and an Introduction by F. J. Furnivall Лондонъ, Парижъ, Нью-Іоркъ, 1877 г.).
   The Works of W. Shakspere vith critical notes and introductory notices, edited by W. Wagner and L. Pröscholdt (Гамбургъ, начато въ 1880 г.).
   Shakespeares ausgewählte Dramen, herausg. von А. Schmidt, H. Fritsche, L. Rieehelmann u. а. (Берлинъ, начато въ 1878 г.).
   -- F. А. Leo "Die neue englische Text kritik des Shakespeare" 1865 г., въ I т. Jahrb. и А. Schmidt "Zur Shakespeareschen Textkritik" 1868 г., въ 3 т. Jahrb.
   Пособія по метрикѣ и языку. N. Delius "Shakspere Lexikon. Ein Handbuch zum Studium der Shaksperisclien Schauspiele" (Боннъ 1852 г.) Al. Schmidt "Shakespeare-Lexicon. А complete dictionary of all the English words, phrases and constructions in the works of tire poet" (Берлинъ и Лондонъ 1874--75 г., II т.) -- G. Е. Penning: "Dialektisches Englisch in Elisabethanischen Dramen" (Галле 1884 г.).-- E. А. Abbot: "А. Shakespearian grammar. An attempt to illustrate some of the differences between of Elisabethan and modern English" (Лонд. 1878 г.) -- W. Sidney Walker: А critical examination on the text of Shakespeare with remarks of his language and that of his contemporaries" (Лонд. 1860 г.,Ill т.) Shakespeares Versification" (Лонд. 1854 г.).-- J. L. Hilgers "Der dramatische Vers Shakespeares" (Ахенъ 1868 и 69 гг. 2 выпуска).-- А. Schröer "Ueber die Anfänge des Blankverses in England" (1881 г. въ III т. "Anglia").-- Fr. Zarncke: "Ueber den fünffüssigen Jambus" (Лейпцигъ 1864 г.).-- N. Delius: "Die Prosa in Shakespeares Dramen" (1870 г. въ 5 т. Jahrb.) -- Marsh: "Lectures on the english language" (Лонд. 1872 г.).
   

с) Полные переводы.

   Shakespeares theatralische Werke. Aus dem Englischen überserzt von Herrn Wieland (Цюрихъ 1762 -- 66 гг. VIII T., содержитъ всего 22 пьесы).
   -- О заслугахъ Виланда говоритъ Лессингъ въ 15 статьѣ Гамб. Драматургіи (1767 г.Ц Гёте -- въ рѣчи "Zu brüderlichem Andenken Wielands" (1813 г.); о недостаткахъ Виланда говоритъ Герибергъ въ 14--18 Шлезвигскихъ литературныхъ писемъ (1766 г.).
   William Shakespeares Schauspiele. Neue Ausgabe von Joh. Joach. Eschenburg (Цюрихъ 1775--77 гг. XII т.), Первый полный нѣмецкій переводъ.
   Shakespeare, traduit de l'anglais (en prose) par Fierre Le Tourneur (Парижъ 1776--83 гг. XX т.).
   Shakespeares dramatische Werke, übersetzt von Aug, Wilh. Schlegel (Берлинъ 1797--1801 гг. VIII т., 1810 г. IX т.). Первый нѣмецкій, переводъ Шекспира въ стихахъ, содержащій 17 пьесъ.
   -- М. Bernays: "Zur Entstehungsgeschichte des Schlegelschen Shakespeare" (Лейпцигъ 1872 г.).-- R. Genêe: "Studien zu Shlegels Shakespeareübersetzung nach den Handschriften" (1880 г., въ 10 т. Archiv für LitteratUrgeschichte" Шнорра).
   Shakespeares Schauspiele von Johann Heinrich Voss und dessen Söhnen Heinrich und Ahraham Voss (Лейпцигъ и Штутгартъ 1818--29 гг. IX т.).
   -- Собственныя замѣтки Іог. Генр. Фосса у Елитеманна: "Kunst und Natur. Blätter aus meinem Reisetagehuche" (Брауншвейгъ 1823 г.),-- Письмо Генр. Фосса къ Гете, въ 5 т. Goethejahrbuch.-- Briefe H. Yoss, herausg. von А. Voss (Гейдельбергъ 1833--38 гг., 3 Bände).-- Fr. Diez "Kleinere Arbeiten und Recensionen" (Мюнхенъ 1883 г.).
   Shakespeares dramatiche Werke, übersetzt von Aug. Wilh. Schlegel, ergänzt und erläutert von L. Tieck (Берлинъ 1823--33 гг., XI т.) Neu durchgesehen von М. Bernays (Берлинъ 1871--73 гг., XII т.).
   -- А. W. Schlegel: "Schreiben an Herrn Buchhändler Reimer über die Uebersetzung des Shakspeare 1838", въ полномъ собр. соч. Шлегеля VII, 281.
   N. Ddius: "Die Tiecksche Shakespeare kritik beleuchtet" (Боннъ 1846 г.).
   М. Bernays: "Der Schlegel-Tiecksche Shakespeare" (1865 г., въ 1 т. Jahrb.).
   Shakespeares dramatische Werke, übersetzt und erläutert von J. W. O. Benda (Лейпц. 182"--26 гг., XIX т.)
   Shakespeares dramatische Werke, übersetzt von Philipp Kaufmann (Берлинъ 1830--36 г.), IV т. содержащій всего 10 пьесъ.
   Oeuvres complètes de Shakespeare, traduites par B. Laroche, avec une introduction par Alex. Dumas (Парижъ 1838--39 гг., VI т.).
   W. Shakespeares dramatische Werke, übersetzt und erläutert von А. Keller und М. Rapp (Штутгартъ 1843-- 47 гг. XXXVII т.).
   Oeuvres complètes de Shakespeare, traduction de М. Guizot (Парижъ 1862 г. VIII т.).
   Oeuvres complètes de Shakespeare par Franèois Victor Hugo (Парижъ 1862 г. XII т.).
   Shakespeares dramatische Werke nach der Uebersetzung von Aug. W. Schlegel und L. Tieck, sorgfältig revidiert und teilweise neu bearbeitet, mit Einleitung und Noten versehen, unter Redaktion von H. Ulrici herausg. durch die deutsche Shakespearegesellschaft (Берлинъ 1867--71 г. XII т.; 2-е изд. 1876--77 г.).
   Shakespeares dramatische Werke, übersetzt von Fr. Dingelstedt, W. Iordan, L. Seeger, K. Simroch, H Vichoff (Гильдбургаузенъ и Лейпцигъ 1867 г. X т.).
   William Shakespeares dramatische Werke, übersetzt von Fr. Bodenstedt, N. Delius, 0. Gildmeister, Pg. Herwegli, Paul Heyse, Herrn. Kurs, Adolf Wilbrandt, mit Einleitungen und Anmerkungen, herausg. von Fr. Bodenstedt (Лейпцигъ 1867--71 г.: 4 e изд. 1880 г. IX т.).
   Shakespeares dramatische Werke nach der Uebersetzung von А. W. Schlegel, Ph. Kaufmann und Voss, revidiert und teilweise neu bearbeitet, mit Einleitungen versehen und herausgeben von Max Koch (Штутгартъ 1882-84 г. XII т.).
   K. Assmann: "Shakespeare und seine deutschen Uebersetzer". (Лигницъ 1843 г.).
   F. Dingelstedt: "Studien und Kopien nach Shakespeare" (Пештъ 1858 г.).
   G. v. Vinche: "Zur Geschichte der deutschen Shakespeareübersetzungen" (1881 г. въ 16 T. Jalirb.).
   

d) Сомнительныя и псевдо-шекспировскія драмы.

   Третье in folio 1664 г. къ 36 драмамъ предыдущихъ изданій присоединяетъ еще слѣдующія 7 пьесъ: "Периклъ, принцъ Тирскій"; "Лондонскій блудный сынъ"; "Исторія о Томасѣ лордѣ Кромвеллѣ"; "Сэръ Джонъ Ольдкэстль, лордъ Кобхэмъ"; "Вдова Пуританка"; "Трагедія въ Іоркшайрѣ"; "Трагедія о королѣ Локринѣ".
   Supplement to the edition of Shakespeare's Plays, published in 1778 by S. Johnson and Gg. Steevens, by Fdmund Malone (Лондонъ 1780 г. И т.).
   The Supplementary Works of W. Shakespeare by W. Hazlitt (Лондонъ 1865 г.).
   The doubtful Plays of W. Shakespeare, edited by Max Moltke (Лейпц. 1869 г.).
   Pseudoshakespearesche Dramen ("Edward III", "Arden of Feversham", "The birth of Merlin", "Mucedorus", "Faire Em") herausg. von Nik. Delius (Элѣберфельдъ 1854--74 г. V выпусковъ).
   Pseudoshakespearian Plays, revised and edited with introduction and notes by K. Warnke und L. Pröscholdt начато въ Галле 1883, между тѣмъ какъ уже въ 1878 г. вышло критическое изданіе "Mucedorus".
   Первый, хотя и не полный нѣмецкій переводъ семи doubtful Plays представилъ въ 1782 г. Joli. Joach. Eschenhury. въ 13 T. своихъ "Uebersetzungen von Shakespeares Schauspielen". Авг. В. Шлегель также намѣренъ былъ перевести "Spurions Plays" (7 мая 1801 г. къ Тику). Тикъ издалъ три сборника:
   1) Altenglisches Theater oder Supplemente zum Shakspear, übersetzt und herausgegeben; Берлинъ 1811 г. II т.: "Периклъ", "Лакринъ", "Веселый чортъ изъ Эдмоитана"; старыя драмы о "Королѣ Джонѣ" и о "Королѣ Лирѣ".
   2) Shakespeares Vorschule, herausgegeben und mit Vorreden begleitet (Лейпц. 1823 г. и 1829 г. II т.): "Арденъ изъ Феверсхэмо", и "Прекрасная Эмма", "Рожденіе Мерлина" Шекспира и В. Роулэя.
   3) Vier Schauspiele übersetzt (Штудтгартъ 1836 г.): "Эдуардъ III", "жизнь и смерть Томаса Кромвелля", "Сэръ Джонъ Ольдкэстль", "Лондонскій блудный сынъ".
   Supplemente zu Shakespeares Schauspielen, übersetzt von H. Döring (Эрфуртъ, 1840 г. II т.).
   Nochträge zu Shakespeares Werken, übersetzt von E. Ortlepp (Штудтгартъ 1840 г. IV т.).
   "The London Prodigal" хотѣлъ обработать въ 1780 г. для театра Лессинѣ (Редлихъ въ Гемпелевомъ изданіи Лессинга 11, II, 830). Затѣмъ Schröder переработалъ эту пьесу въ комедію (1781 г.): "Kinderzucht -- The two noble Kinsmen", edited by W. W. Slceat (Кембриджъ 1875 г.). Еще не переведена на нѣмецкій языкъ.
   -- N. Delius: "Die angebliche Shakspere -- Fletchersche Autorchaft des Dramas "The two noble Kinsmen" (1878 г. въ 13 т. Jahrb.).-- R. Boyle "Shakespeare uud die beiden edlen Vettern" (1881 г. въ 4 т. "Englische Studien" Кёльбинга).-- Указатель англійской литературы объ этой пьесѣ въ Jahrb. XII, 298.
   Shaksperes "König Eduard III", übersetzt und mit einem Nachwort begleitet von М. Moltke (Лейпцигъ).
   -- v. Friesen: "Eduard III", angeblich ein Stück von Shakespeare" (1867 г. въ 2 т. Jahrb). v. Vincke: "König Eduard III, ein Bühnenstück?" (1879 г. въ 14 т. Jahrb.).
   "Периклъ" принятъ теперь въ большинство полныхъ собраній драмъ. Въ изданіи Боденштедта его перевелъ Деліусъ.
   -- N. Delius: "Ueber Shakesperes Pericles, Prince of Tyre" (1868 г. въ 3 т. Jahrb.). R. Doyle: "Pericles" (1882 г., въ 5 т. Englische Studien).-- Alfred Meissner: "Shakespeares Seitenstück zum Wintermärchen 1882 und Shakespeares Perikies, Fürst von Tyros auf der Münchener Bühne" (1883 г. въ 17 и 18 т. Jahrb.).-- Pudmemky: "Shakespeares Pericles und der Apollonius des Heinrich von Neustadt" (Детмальдъ 1884 г).
   H. Ulrici: "Ueber die Shakespeare zugeschriebenen Dramen von zweifelhafter Echtheit" въ 3 т. "Shakespeares dramatische Kunst".-- v. Friesen: "Flüchtige Bemerkungen über einige Stücke, welche Shakespeare zugeschrieben werden" (1865 г. въ 1 т. Jahrb., 10 т., стр. 371).-- v. Vincke: "Die zweifelhaften Stücke Shakespeares", eine bibliographische Zusammenstellung (1873 г. въ 8 T. Jahrb.).
   

2. Поэмы и сонеты.

а) старинныя in 4о

   Венера и Адонисъ: 1593, 1594, 1596,1599,1600,1602, 1620, 1627, 1630, 1636, 1675.
   Лукреція: 1594, 1596, 1598, 1600, 1607, 1616, 1624, 1632, 1655.
   Влюбленный пилигримъ (The passionate Pilgrim) 1599; второе изданіе (когда?); 1612.
   -- А. Rohnen Shakespeares Passinate Pilgrim1'- (Іена 1877 г.).
   Фениксъ и Горлица въ "Jove's Martyr or Rosalin's Complain" Роберта Честера. 1601 г.
   Сонеты 1609 (Факсимиле этого изданія 1862 г. Лондонъ) 1640.
   

b) Новѣйшія изданія и переводы.

   Supplement to the edition of Shakespeare's Plays, published in 1778 by S. Johnson and Gg. Steevens, by Edmund Malone (Лонд. 1780 г. И т.).
   Въ большинство новѣйшихъ изданій, также и въ изданіе Деліуса, включены поэмы и сонеты.-- Особенноцѣнно изданіе, которое въ веденіи представляетъ обзоръ различныхъ истолкованій сонетовъ:
   The Sonnets of William Shakespere, edited by Edward Daw den (Лонд. 1881 г.).
   Venus und Adonis; Tarquin und Lucretia. Zwei Gedichte, übersetzt von H. C. Albrecht (Галле 1783 г.); von J. H. Dambeck (Лейпцигъ 1856 г.).
   Venus und Adonis, übersetzt von F. Freüigrath (Дюссельдорфъ 1849 г.).
   Обѣ поэмы, вмѣстѣ съ другими стихотвореніями, были переведены на нѣм. яз. нѣсколько разъ: Готлибъ Регисъ (Берлинъ 1826 г.), Э. Бауэрифелѣдъ и А. Шумахеръ (Вѣна 1827 г.); Э. Катеръ (Кёнигсбергъ 1840 г.), Э. Ортлеппъ (Штудтгартъ 1840 г.), К. Зимхокъ (Штудтгартъ 1867 г.).
   -- В. Tschischwits: "Heber die Stellung der epischen Dichtungen Shakespeares in der englischen Litteratur" (1873 г. въ 8 t. Jahrb.).
   Сонеты отдѣльно переводили: К. Лахманъ (Берлинъ 1820 г.), Агнесса Тикъ (1826 г., неполный переводъ);
   В. Іорданъ (Берлинъ 1861 г.), Фр. Боденштсдтъ (Берлинъ 1862 г.); Ф. А. Гембке (Гильдбурггаузенъ 1867 г.), Ф. Фризенъ (Дрезденъ 1869 г.), В. Тшишвицъ (Галле 1870 г.), О. Гилѣдмейстеръ (Лейиц. 1871 г.), Ц. Р. Нибломъ на шведскій языкъ (1872 г.), Л. Г. 1. Буріерсъ-Дикъ -- на голландскій (1879 г.). Соутхэмитонъ-сонеты перевелъ на нѣмец. яз. Фр. Краусъ (Лейпц. 1872 г.), тридцать одинъ сонетъ перевелъ Гуттманнъ (Гиршбергъ 1875 г.), V. Hugo "Les sonets de Shakespeare" (Парижъ 1857 г., прозой).
   Боденштедтъ и Гильдмейстеръ предпослали своимъ нѣмецкимъ подражаніямъ обширныя статьи о сонетахъ. Изъ прочей литературы о сонетахъ слѣдуетъ указать: Ludwig Tieck: "Ueber Shakespeares Sonette" (1826 г. въ карманной книжкѣ "Penelope") -- James Louden: "On the sonnets of Shakespeare, identifying the person to whom they are adressed and elucidating several points in the poet's history" (Лонд. 1837 г.).-- Armitage Broten: "Shakespeares autobiographical poems" (Лонд. 1838 г).-- А. Barnstorff: "Schlüssel zu Shakespeares Sonetten" (Временъ 1861 г.).-- F. Kreyssig: "Shakespeares lyrische Gedichte und ihre neuesten Bearbeiter" (1864 г. въ "Preussische Jahrbücher").-- fieraud: "Shakespeare, his inner life as intimated in his works" (Лонд. 1865 г.) --
   N. Delius: "Ueber Shakespeares Sonette, ein Sendschreiben an Fr. Bodenstedt" (1865 г. въ 1 т. Jahrb.).-- Gerald Massey: "Shakespeare's Sonnets never before interpreted: his private friends indentified together with а recovered likeness of himself" (Лонд. 1866 г.). H. v. Friesen: "Ueher Shakespeares Sonette" (1869 r. въ 4 T. Jahrb.).-- K. Kärpf: Tc ti' fp Efvai. Die Idee Shakespeares und deren Verwirklichung. Sonettenerklärung und Analyse des Dramas Hamlet" (Гамбургъ 1869 г.).-- Henry Broten: "The sonnets of Shakespeare solved, and the mystery of his friendship, love and rivalry revealed" (Лонд. 1870 г.).-- K. GödekeShakespeares Sonette". 1875 r., "Augsb. Allg. Ztg.", V 14 (взглядъ Гёдеке оспаривается въ статьѣ: "Gödekes Deutung der Sonette Shakespeares") и 1877 г. въ 3 т. "Deutsche Rundschau".-- F. Kluge: "Spensers Shepherd's Calendar" (1879 г. въ 3 т. "Anglia").-- Е. Stengel: "Bilden die ersten 126 Sonette Shakespeares einen Sonettenzyklus, und welches ist die ursprüngliche Reihenfolge derselben?" (1881 г. въ 4 T. "Engl. Studien" Кёльбинга).-- Fr. Krauss: "Shakespeares Selbstbekenntrisse nach zum Teil noch unbekannten Quellen" (Веймаръ 1882 г.). (Cp. М. Кохъ 1883 г. въ "Engl. Studien", 5,244 -- 250 и Г. Ісажъ 1884 г. въ "Preussische Jahrbücher") -- Н. Isaak: "Wie weit geht die Abhängigkeit Shakespeares von Daniel als Lyriker? Eine Studie zur englischen Renaissancelyrik" (1882) и "Die Sonettenperiode in Shakespeares Leben" (1884 г. въ 17 и 19 т. Jahrb.). "Zu Shakespeares Sonetten" (въ 59--62 т. "Archiv für neuere Sprachen" Геррига).-- Tyler и Harrison въ Correspondences de l'Academie 1884 г.
   

3. Біографическія данныя.

а) Біографіи.

   Первое изданіе драмъ, слѣдовавшее за четырьмя in folio, принесло вмѣстѣ съ тѣмъ и первую біографію поэта. Nicholas Rowe снабдилъ свое изданіе 1709 г. статьей: "Some account of the life of Mr. William Shakspear". Главнымъ источникомъ для Роу послужили извѣстія, собранныя актеромъ Беттертономъ (род. 1635 г.) въ Іорвикшайрѣ. Рядомъ съ Беттертономъ обращаютъ на себя вниманіе какъ старѣйшіе, хотя и далеко не одинаково заслуживающіе довѣрія, свидѣтели: John Aubrey (1627--1697), записавшій свои свѣдѣнія о Шекспирѣ около 1680 г.: Dowdall, написавшій письмо изъ Стратфорда 10 апр.1693 г.,-- письмо, названное его адресатомъ "Description of several places in Warwickshire"; мало достовѣрный Rev. Richard Davies ff 1708 r.p Стратфордскій викарій John Ward, извѣстія котораго относятся къ 1661--63 гг. Account Роу перепечаталъ въ 1 т. изданнаго Ридомъ (Reed) двадцати-одного томнаго изданія Джонсона и Стивенса. Почти всѣ изданія, слѣдовавшія за изданіемъ Роу, содержатъ болѣе или менѣе обстоятельныя біографіи. Особенно значительными являются біографическія введенія: въ изданномъ подъ редакціей Rosswella изданіи Мэдона (1821 г.); въ изданіи W. Harnessa (1825 г.); R. Grand White (1857 г.); Al. Dyce (1857 г.; 3-е изд. 1874 г.). Особенно цѣнны благодаря перепечаткѣ источниковъ Роу "Biogra phisehen Nachrichten" въ прибавленіи къ изданію Деліуса (Эльберфельдъ 1861 г.) "Критику Шекспировой біографіи" представилъ Деліусъ въ своемъ: "Der Mythus von William Shakspere" (Боннъ 1851 г.). Fr. Bodenstedt въ дополненіи къ своему изданію 1871 г. далъ "Rückblick auf Shakespeares Lehen uncl Shaffen". Гизо предпослалъ переводу Летурнёра въ 1821 г. Etude littéraire (появлявшійся нѣсколько разъ и отдѣльно): "Shakspeare et son temps" (Парижъ 1876 г.).
   Естественно, и въ преимущественно эстетическихъ сочиненіяхъ о Шекспирѣ по большей части содержатся изображенія его жизни. Изъ біографическихъ работъ въ болѣе тѣсномъ смыслѣ слѣдуетъ указать:
   Theophil Cibber въ "Lives of the poets of Great Britain and Ireland" (Лонд. 1733 г.).
   Nathan Drake "Shakespeare and his Times, including the biography of the poet and а history of the manners and amusements, superstitions, poetry and elegant literature of his age" (Лонд. 1817 г., II т.).-- Обширное сочиненіе Дрэка сдѣлалось краеугольнымъ камнемъ для всѣхъ позднѣйшихъ работъ объ эпохѣ Шекспира.
   Aug. Skottowe "The life of Shakespeare" (Лонд. 1814; Лейпцигъ 1826 г.), нѣмецкая обработка W. Wagner а (Лейпц. 1824 г.).
   Ch. Knight "William Shakspere; а biography" (Лонд. 1843 г.).-- "Studies of Shakspere" (Лонд. 1868 г.).
   Ios. Hunter "New illustrations of the life, studies and writings of Shakespeare" (Лонд. 1845 г. II т.).
   I. О. Halliwell "The life of William Shakespeare" (Лонд. 1848 г.).-- "Illustrations of the life of Shakespeare" (Лонд. 1874 г.).
   S. Neil "Shakespeare; а critical biography" (Лонд. 1863 г.).
   Thomas de Quancey "Shakespeare" (Эдинбургъ 1864 г.). Kenny "The life and genius of Shakespeare" (Лонд. 1864 г.).
   R. Grant White "Memoirs of the life of William Shakespeare" (Бостонъ 1865 г.).
   E. W. Sievers "William Shakespeare, Sein Leben und Dichten" (Гота, 1866 г.).
   Hermann Kurz "Shakespeares Leben und Schaffen. Altes und Neues" (Мюнхенъ, 1868 г.).
   Hudson "Shakespeare; his life, art and characters" (Бостонъ, 1872 г.).
   R. Gende "Shakespeares Leben und Werke" (Гильдбурггаузенъ, 1874 г.J.
   Karl Elze "William Shakespeare" (Галле, 1876 г.), Henrik Schuck "William Shakspere, haus lif och vaerksampet en historisk framstaeliky (Стокгольмъ 1884--85 гг.).
   

b) Біографическія частности.

   Имя и происхожденіе: Charles Makey въ "Athenäum" (1875 г. II, 437).-- Ch. W. Bardsley въ "Notes and Queries" (4 іюля 1874 г.).-- G. It. French: "Shakespeareana genealogica" (Лонд. 1869 г.).-- J. Koch въ "Jahrb. 450 für engl, und romanische Philologie" (1865 г., VI, 3, 322).-- K. Flze: "Die Schreibung des Normens Shakespeare" (1870 г. въ 5 T. Jahrb.).-- "Shakspere oder Shakespeare" (въ No 18 и 26 "Gegenwart" 1880).
   Портреты: James Boaden: "An inquiry into the autenticity of various pictures and prints, which from the decease of the poet have been offered to the public as portraits of Shakspeare" (Лонд. 1824 г.).-- Abr. Wivell "Historical account of all the portraits of William Shakespeare" (Лонд. 1827 г.).-- J. Hain Friswell: "Lifeand portraits of William Shakspeare"(Лонд. 1864г.). Gig. Scharf: On the principal portraits of Shakspeare" (Лонд. 1864 г.).-- Herrn. Grimm въ журналѣ "Ueber Künstler und Kunstverke" (Беря. 1867 г.).-- Herrn. Shaafhausen: "Ueber die Totenmaske Shakespeares" (1875 г. въ 10 t. Jahrb.).-- "Ein Portrait von Shakespeare" (1881 г. въ 16 t. Jahrb.).-- K. Else: "Shakespeares Bildnisse" (1869 г., въ 4 т. Jahrb.).
   Стратфордъ. R. B. Wilder: "An historical account of the birthplace of Shakespeare", edited by H. O. Halliwell (Стратфордъ 1869 г.).-- Halliwell: "An historical account of New Place, the last residence of Shakespeare" (Лонд. 1864 г.).-- Herrn. Kurz: "Die Wilderersage" (1864 г. въ 4 т. Jahrb.).
   Кенилѣвортъ: Lancham "Account of the queen's entertainement at Killingworth Castle" (1575).-- Gg. Gaskoigne: "The princely pleasures at the court at Kenelworth" (1576 r.).-- W. Scott: "Kenilworth" (Эдинбургъ 1831 г.).
   L. Tieck: "Das Fest zu Kenelwoth" (1828).
   Лондонъ: Harrisons "Description of England" (1577. 83 гг.), изданное ЕитімаНемъ въ 6-й серіи "Shakspere's England", изданій New Sliakspere society.-- Stow: "А survey of London" (изд. Thoms 1876 г.).-- W. G. Tliornbury: "Shakespeare's England, or Skethes of our social history in the reign of Elizabeth" (Лонд. 1856 г.). W. B. Rye: "England as seen hy foreigners in the days of Elizabeth and James I" (Лонд. 1865 г.).-- Jul. Rodenberg: "Shakespeares London" въ "Studienreisen in England" (Лейпц. 1872 г.).-- Th. Watlce: "Ein Gang durch London zur Zeit Jakobs I" (1873 r. въ "Neues Reich").
   Путешествія Шекспира. John Bruce: Who was Will, my Lord of Leicester's jesting plaqer?" (1844 г. въ Papers of Shakespeare Society).-- W. Hell: "1st Shake speare jemals in Deutschland gewesen?" (1853 г. въ 50 А" "Stuttgarter Morgenblatt").-- К. Elze: "Shakespeares mutmassliche Reisen" (1873 г. въ 8 т. Jahrh.).-- Th. Elze: "Italienische Skizzen zu Shakespeare" (1877--79 r. въ 13--15 T. Jahrh.).
   Вѣроисповѣданіе: F. А. Rio "Shakespeare" (Парижъ 1864 г.), перев. на нѣм. языкъ К. ѢеІТежъ (Фрейбургъ 1864 г.); cp. М. Berndys. "Shakespeare, ein katholischer Dichter" (1865 г. въ I т. Jahrh.).-- Reichensperger "W. Shakespeare, inshesondere sein Verhältnis zum Mittelalter und zur Gegenwart" (Мюнстеръ 1872 г.).-- Hager: "Die Grösse Shakespeares" (Фрейбургъ 1873 г.).-- J. М. Raich "Shakespeares Stellung zur katholischen Religion" (Майнцъ 1884 г.).-- E. Vehse: "Shakespeare als Protestant, Politiker und Dichter" (Гамбургъ 1851 г. И т.).-- Jul. Thümmel: "Ueber Shakespeares Geistlichkeit" (1881 г. въ 16 t. Jahrb.).
   Образованіе и занятіе: 1) R. Farmer: "An essay on the learning of Shakespeare (Кембриджъ 1767, Базель 1800).-- Jul. Zupitza "Shakespeare über Bildung, Schulen, Schüler und Schulmeister" (1883 г. въ 18 т. Jahrb.).-- 2) Lord Campbell, "Shakespeare's legal acquirements (Лонд. 1859 г.). W. Z. Rushton: "Shakespeare а lawayer" (Лонд. 1858 г.).-- о) Rob. Patterson "Letters on the natural history of the insects, mentioned in Shakespeare's Plays" (Лонд. 1841 г.).-- Sidney Reisley "Shakespeare's garden or the plants and flowers named in his works" (Лонд. 1864 г.).-- А. V. Rerger: "Die Flora William Shakespeares" (Вѣна, 1870 г. въ 10 т. записокъ "Verein zur Verbreitung naturwissenschaftlicher Kenntnis").--
   S. Harting "The ornithology of Shakespeare" (Лондонъ 1871 г.).
   4) Медицина: J. Ch. Bucknill: "The Psychology of Sha kespeare (Лонд. 1859 г.); "Remarks on the medical knowledge of Shakespeare" (Лонд. 1860 г.).-- Conolly: "А. Study of Hamlet" (Лонд. 1863 г.) -- J. Ray "Shakespeare's delineations of insanity" въ 3 т. "American Journal of Jnsanity." -- Ch. W. Stearns: "Shakespeare's medical knowledge" (Нью-Іоркъ 1865 г.).-- G. Cless "Medizinische Blumenlese aus Shakespeare" (Штутгартъ 1865 г.).-- А. O. Kellog: Shakespeare's delineations of insanity, imbecility and suicide" (Нью-Іоркъ 1866 г.). H. Neumann: "Ueber Lear und Ophelia" (Бреславъ 1866 г.). К. Stark "König Lear. Eine psychiatrische Shakespearestudie" (Штутгартъ 1871 г.). Cp. М. Bernays "Shakespeare als Kenner des Wahnsinns" (1871 r. hr. "Neues Peieh").-- Herrn. Aubert: "Shakespeare als Mediziner" (Roctokb 1873 r.).-- С. C. Hense: "Die Darstellung der Seclenkränkheiten in Shakespeares Dramen" (1878 г. въ 13 т. Jalirb.).-- Hirschfeld: "Ophelia, ein poetisches Leidensbild, von Shakespeare, zum erstenmale im Lichte ärztlicher Wissenschaft därgestellt"(Данцигъ 1881 г.). Beinhold Sigismund: "Die medizinische Kenntnis Shakespeares. Nach seinen Dramen historisch-kritisch bearbeitet" (1881--83 г. въ 16--18 т. Jahrb.).
   5) Поэтъ является аптекаремъ въ "The footsteps of Shakespeare" (Лонд. 1862 г.) типографщикомъ въ "Sliakspere and Typography, being an attempt to Show Shakspere's personal connection with and technical knowledge of the art of printing" W. Blade'а (Лонд. 1872 г.).-- H. Courtenay. "Commentaries on the historical Plays of Shakespeare" (Лонд. 1840 г. И т.).-- Епископъ ch. Wordsworth: "Shakespeares knowledge and use of the bible (Лонд. 1864 г.). Лордъ Musgrave занимался изслѣдованіемъ свѣдѣній Шекспира въ мореплаваніи. Joli. Schumann: "See und Seefahrt nebst dem metaphorischen Gebrauch dieser Begriffe in Shakespeares Dramen" (Лейпц. 1876 г.).-- 6) Herrn. Kurz: "Shakespeare, der Schauspieler" (1871 г. въ 6 т. Jahrb).
   Черты характера: С. С. Hense: "Shakespeares Naturanschaung" (1865 г. въ "Stuttgarter Morgenblatt" No 49--52).-- W. König, Shakespeare als Dichter, Weltweiser und Christ" (Лейпц. 1873 г.).-- K. Elze "Shakespeares Charakter, seine Welt-und Lebenanschaung" (1875 г. въ 10 т. Jahrb.).-- F. G. Fléau: "Shakespeare and Puritanism" (1884 г. въ 7 т. "Anglia").-- Fr. Förster: "Shakespeare und Tonkunst" (1867 г.) и R. Sigismund: "Die Musik in Shakespeares Dramen" (1884 г. во 2 и 19 т. Jahrb.).-- W. Steuerwald: "Das Verhältnis Shaksperes zur Musik" въ книгѣ "Lyrisches im Shakspere" (Мюнхенъ 1881 г.). Av. Loёn: "Shakespeare über die Liebe" и J. Thümmel "Der Liebhaber bei Shakespeare" (1884 г. въ 19 T. Jahrb.).-- N. Delius: "Die Freundschaft in Shakespeares Dramen" (1884 г. въ 19 т. Jahrb.) -- H. Y. Stein: Shakespeare als Richter der Renaissance" (1881 г. въ 4 t. "Bayreuther Beätter").-- H. Ulrici: "lieber Shakespeares Humor" (1871 г. въ 6 t. Jahrb.).
   Развитіе'. Edm. Malone: "An attempt to ascertain the which order in the plays of Shakspeare were written" (Лонд. 1778 г.). W. König: "Heber den Gang von Shakespeares dichterischer Entwickelung und die Reihenfolge seiner Dramen nach demselben" (1875 г. въ 10 т. Jahrb.).-- E. Dowden "Shakspere; a critical study of his mind and art" (Лонд. 1875 г. 6-е изд. 1882 г.); въ нѣмецкомъ переводѣ W. Wagner'а "Shakspere, sein Entwickelungsgang in seinen Werken" (Гейльброннъ 1879 г.).-- Предисловія Delius'а и FurnivalV я къ "Leopold Shakspere". В. Т. Sträter: "Die Perioden in Shakespeares dichterischer Entwickelung" (въ "Herrigs Archiv" и 1881 г. въ 16 т. Jahrb.).-- W. Hertzberg: "Metrisches, Grammatisches, Chronologisches zu Shakespeares Dramen" (1878 r. въ 13 t. Jahrb.).-- F. G. Fleay "Shakespeare Manual" (Лонд. 1876 г.), и "Introduction to Shakespearian Study" (Лонд. 1877 г.).-- H. P. Stokes: "An attempt to determine the chronological order of Shakspere's plays" (Лонд. 1877 г.).-- H. V. Friesen "Bemerkungen zu den Altershestimmungen für einige Stücke von Shakespeare (1867 г. во 2 t. Jahrb.).
   Философія: C. Hehler "Shakespeare und die Philosophie" въ "Aufsatze über Shakespeare".-- С. C. Hense "Shakespeare und die Philosophie (Pythagoras)" въ "Untersuchungen und Studien" -- В. Tschischwitz "Shakespeareforschungen" (Галле 1868 г.).-- G. Marggraf "Shakespeare als Lehrer der Menschheit" (1876 г. въ 11 т. Jahrb.). Cp. въ книгѣ Herrn. Brunnhofer'а "Giordano Brunos Weltanschauung und Verhängnis" (Лейпц. 1882 г.), отдѣлъ "Brunos Schicksale in England"; М. Carrière "Die philosophische Weltanschauung in der Reformationszeit" (Штутгартъ 1849 г.).-- K. Fischer "Francis Bacon und seine Nachfolger" (Лейпц. 1875 г.). Jasson "Ueber Bacons wissenschaftliche Prinzipien" (Берл. 1860 г.); J. V. Liebig "hVancis Bacon von Verulam und die Geschichte der Naturwissenschaften" (Мюнхенъ 1863 г.). Macaulay "Lord Bacon" въ "Critical and historical Essays" (Лонд. 1877 г.).
   

4. Пособія по эстетикѣ и исторіи литературы.

   Отношеніе къ классической древности: Paul Stapfer: "Shakespeare et l'antiquité (Парижъ) въ 4 частяхъ: "Les tragédies romaines de Shakespeare" (1883); "Drames et poèmes antiques de Shakespeare" (1884); "L'antiquité grecque et latine dans les oeuvres de Shakespeare" (1879); Shakespeare et les tragiques grecs suivis de Molière, Shakespeare et la critique allemande" (1880).-- Goethe: "Shakespeare Vergleichung mit den Alten und Neuesten (1813).-- Ad. Scholl: "Shakespeare und Sophokles" (1865, въ I т. Jahrb.); Th. Volke: "Shakespeare und Euripiedes" (1869, въ 4 т. Jahrb.).-- C. G. Reuse: Lylly und Shakespeare in ihren. Verhältniss zum klassischen Altertum" (1872, въ 7 т. Jahrb).-- K. Sendet: "Lessing-Aristoteles Verhältnis zu Shakespeare" (1872, 2 T. "Archiv für Literaturgeschichte") -- W. Klingelhöffer: "Plaute imité par Molière et Shakespeare". (Дармштадтъ 1873) -- Jul. Thümmel: "Der miles gloriosus bei Shakespeare"; W, Hertzberg: "Eine griechische Quelle zum 154 und 155 Sonette" (1878, 13 t. Jahrb.) -- С. C. Hense: "Antikes in Shakespeares Drama: "Der Sturm" (Шверинъ 1879).-- N. Delius: "Klassische Reminiszenzen in Shakespeares Dramen1': (1883, 13 t. Jahrh). Trahndorff: "Ueber den Orestes der alten Tragiker, houptsächlich Aeschylus, und den Hamlet des Shakespeare" (1883) и А. Heintze: "Versuch einer Parallele zwischen dem Sophokleischen Orestes und dem Shakespeareschen Hamlet". (1857). Osterprogramme des Gymnasium Bugenhogianum zu Treptow); Schmalfeld: "Einige Bemerkungen zur Elektra des Sophokles mit einem Seitenblick auf Shakespeares Hamlet". (Эйслебенъ 1868).
   Отношеніе къ источникамъ: К. Simrock: "Die Quellen des Shakespeare in Novellen, Märchen und Sagen mit Sagengeschichen Nachweisungen" (Боннъ 1872, II т.). Въ дополненіе къ этому Al. у. Weilen: "Shekespeares Vorspiel zu "der Widerspenstigen Zähmung". Ein Beitrag zur vergleichenden Literaturgeschichte" (Франкфуртъ 1884). М. Landau: "Le Fontidella Tempesta di W. Shakespeare" во 2-мъ т. Nuova Antologia" 1878; cp. также Landau: "Die Qullen des Dekamerone" (2 изд. Штудтгартъ 1884).-- W. G. Hazzlit: "Shakespeare's Library". (Лондонъ 1875 VI т.).-- Gg. Stevens: "Six old plays on which Shakespeare founded his own plays". (Лондонъ 1779).
   J. P. Collier: "Shakespeares Library: а collection of the romances, novels, poems and histories used by Shakespeare as the foundation of his dramas (Лондонъ 1843 г. И т.).
   Драматическая техника: N. Delius: "Die Bühnenweisungen in den alten Shakspere Ausgaben" (1879); "Die epischen Elemente in Shaksperes Dramen" (1877); Ueber den Monolog in Shakesperes Dramen" (1881, 8, 12 и 16 т. Jahrb.).-- F. Laders: "Prolog und Epilog bei Shakespeare" (1870, 5 t. Jahrb.).-- С. C. Hense: "Polymytliie in dramatischen Dichtungen Shakespeares". (1876, II t. Jahrb.).-- B. Ulrici: "Ueber Shakespeares Fehler und Mängel". (1868, 3 t. Jahrb,).-- Joh. Meissner: "Ueber die innere Einheit in Shakespeares Stücken". (1872, 7 t. Jahrb).-- А. W. Schlegel: "Ueber Shakespeares Romeo und Julia" (1797), въ "Schillers Horen" (7 т. полнаго собранія соч. Шлегеля, Лейпцигъ 1864).-- Gustav Freytag: "Die Technik des Dramas" (Лейпцигъ 1881, 4 изданіе).
   Joh. Elias Schlegel: "Vergleichung Shakespeares und Andreas Gryphs bei Gelegenheit einer Uebersetzung von Shakespeares Julius Cäsar". (1741, 1t. "Kritische Beiträge; 3 т. соч. Шлегеля. Копенгагенъ 1764).
   Lessing: "Briefe die neueste Litteratur betreffend" (Берлинъ 1759); Hamburgische Dramaturgie". (Гамбургъ 1767--69).
   H. W. v. Gerstenberg: "Etwas über Shakespeare". (1766, въ Шлезвигскихъ "Briefe über Merkwürdigkeiten der Litteratur (3 t. "Vermischte Schriften, Альтона, 1816, съ большими измѣненіями; срав. М. Koch: "Die Schleswigischen Litteraturbriefe" (Мюнхенъ 1878).
   Mrs. E. Montagu: "An essay on the writings and genius of Shakespear, compared with the Greek and French dramatic poets, with some remarks upon the misrepresentations of Mons. de Voltaire". (Лондонъ 1769. 4 изд. 1777).
   Joh. Joach. Eschenburg "Versuch über Shakespeares Genie und Schriften". (Лейпцигъ 1771).
   Herder: "Shakespear" въ "Fliegende Blätter von dentscher Art und kirnst" (Гамбургъ 1773, 20 т. Sämtl. Werke". Штудтгардтъ 1830).
   J. М. R. Lenz: "Anmerkungen übers Theater" (Лейпцигъ 1774); Ueber die Veränderung des Theaters im Shakespeare" въ "Flüchtige Aufsätze". (Цюрихъ 1776; 2 T. "Gesammelte Schrifteu". Берлинъ 1828).
   Goethe: Рѣчь "zum Shakespeares -- Tog" (2 t. "Lunger Goethe". (Лейпцигъ 1875); статью о Шекспирѣ въ "Wilhelm Meisters Lehrjahre"; три очерка соединенные вмѣстѣ, подъ названіемъ "Shakespeare und kein Ende". Извѣщеніе о новой перепечаткѣ перваго in 4 Гамлета.
   А. W, Sehlegel: Etwas über William Shakespeare bei Gelegenheit Wilhelm Meisters" (1796) и "Briefe über Poesie, Silbenmass und Sprache" (1797), въ "Schillers Horen" (7 t., "Sämtl. Werke". Лейпцигъ 1846).
   L. Tieck: "Die Kupferstiche nach der Shakespearegaler'ie in London" въ "Bibliothek d. schönen Wissenschaften" (1793); "Shakespeares Behandlung des Wunderbaren" (Берлинъ 1896); "Briefe über W. Shakespeare" въ "Paetisches Journal (Іена 1800); всѣ эти три статьи помѣщены въ I т. "Kritische Schriften" (Лейпцигъ 1848). Отрывки и наброски книги о Шекспирѣ во 2 т. "Nachgelassene Schriften" (Лейпцигъ 1855) "Dichterlcben" (Двѣ повѣсти 1826 и 1831).
   S. Т. Coleridge: "Notes and lectures upon Shakespeare" (Лондонъ 1849 г. II т.).
   Fransis Douce: "Illustrations of Shakespeare and of ancient manners, with dissertations on the clowns ond fools of Shakespeare; on the collection of popular tales entitled Gesto Komonorum, and on the Englisch Morris dance" (Лондонъ 1839).
   Fraz. Horn:"Shakespeares Schauspiele erlöutert" (Лейпцигъ 1822--31 г. V т.).
   G. G. Gervinus: "Shakespeare" (Лейпцигъ 1849--50 IV т.).-- Händel und Shakespeare (Лейпцигъ 1868 г.).
   It. Wagner: "Das Schauspiel und das Wesen der dramatischen Dichtkunst". Вторая часть "Oper und Drama". Лейпцигъ 1852 (4 т. "Gesammelte Schriften und Dichtungen. Лейпцигъ 1872).
   Herrn. Ulrici: "Shakespeares dramatische Kunst. Geschichte und Charakteristik des Shakespeareschen Dramas". (Лейпцигъ 1874. Ill т.; 1 изд. Галле 1839).
   H. Th. Mötscher: "Shakespeare in seinen höchsten Cliäraktergebilden enthüllt und entwickelt". (Берлинъ 1864).
   Alph. Lamartine: "Shakespeare et son oeuvre"; V. Hugo: "William Shakespeare" (Парижъ 1864).-- А. Mezieres: "Shakespeare, ses oeuvres et ses critiques" (Парижъ 1861. 3 изд. 1882).
   Fr. Kreyssig: "Vorlesungen über Shakespeare, seine Zeit und seine Werke" (Берлинъ 1877. И т. 3 изд.; 1 изд. 1838) -- "Shakespearefragen. Kurze Einführung in das Studium des Dichters (Лейпцигъ 1871).
   Otto Ludwig: "Shakespeare-Studien. Aus dem Nachlasse des Dichters herausgegeben von М. Heydrich (Лейпцигъ 1872); сюда же рецензія W. Scherer а въ "Vorträge und Aufsätze zur Geschichte des geistigen Lebens in Deutschland und Oesterreich" (Берлинъ 1874).
   C. Hehler: "Aufsätze über Shakespeare" (Берна, 1874 2 изд.).
   H. v. Friesen: "Shaskespeare-Studien" (Вѣна 1874--76 III тома).
   Al. Schmidt: Sacher klär ende Anmerkungen zu Shakespeares Dramen". (Лейпцигъ 1842).
   K. Elze: "Abhandlungen zu Shakespeare" (Галле 1877).-- N. Delius: "Abhandlungen zu Shakspere". (Эльберфельдъ 1878).-- C. C. Dense: "Shakespeare. Untersuchungen und Studien". (Галле 1884).-- Jul. Thümmel: "Vorträge über Shakespeares Charaktere (Галле 1881). Ad. Schöll: Gesammelte Aufsätze zur klassischen Littcratur alter und neuerer Zeit". (Берлинъ 1884).
   Papers of the Shakespeare Society.-- (Лондонъ 1841--52. XXXVII т.) -- Jahrbuch der deutschen Shakespeare -- Gesellschaft, im Aufträge des Vorstandes herausgegeben von Fr. Dodenstedt, K. Elze, F. А. Zeo. (Берлинъ и Веймаръ 1865--84 XIX т.). Publications of the new Shalespere Society, выходящая подъ редакціей F. J. FurniмаІГя съ 1874 г. въ восьми серіяхъ.
   Antishalcespeareana: Ghr. D. Grabbe: "Ueber die Shâkspero-Manie" (1872, 4 т.). Sämtl. Werke. (Детмольдъ 1874).-- G. Pümelin: "Schakespearestudien eines Realisten (ІІІтудтгартъ 1865, 2 изд. 1874) -- Pod. Penedix: "Die Shakespearomanie. Zur Abwehr". (Штудтгартъ 1873).
   Исторія: Dav. Hume: "The history of England under the house of Tudor". (Лондонъ 1769. II т.). Macaulay: "The history of England". (I t. new edition Лондонъ 1877); "Burgleigh and his times" въ "Critical and historical essays". (Лондонъ 1877 г.).
   J. А. Froude: "History of England. Reign of Elizabeth". (Лондонъ 1863--70 VI t.).
   L. v. Eanlte: "Englische Geschichte vornehmlich im 17 Jahrhundert" (I и II т. Лейпцигъ 1877. 4 изд.) -- W. Maurenbrecher: "England im Reformationszeitalter" (Дюссельдорфъ 1866) -- Reinh. Pauli: "Bilder aus Altengland" (Gotha 1860); "Aufsätze zur englischen Geschichte". (Лейпцигъ 1869 и 1883). Erwin Nasse: "Ueber die mittelalterliche Feldgemeinschaft und die Einhegangen des 16. Jahrhunderts in England" (Боннъ 1869).
   Исторія литературы'. "Gg. Voigt: "Die Weide rbelebung des klassischen Altertums". (Берлинъ 1880--81 г. И т. 2 изд.).-- Н. Halloni: "Introduction to the literature of Europe in the 15., 16, and 17. centuries". (Лондонъ 1871 г. 4 изд. IV т.).
   Fr. v. Schlegel: "Vorlesungen über "Geschichte der alten und neueren Litteratur", въ I и II т. "Sämtl. Werke". (Вѣна 1846). М. Carrière: "Die Poesie. Jhr Wesen und ihre Formen mit Grundzügen der vergleichenden Litteraturgeschichte" (Лейпцигъ 1884. Сравненіе Шекспира съ Кальдерономъ). H. Taine: "Histoire de la littérature Anglaise" (Парижъ 1863--64 IV t.). H. Morley: А first sketeh of English literature (Лондонъ); С. Arbers collections: The English Garnier; the English Scholar's library; English Reprints.
   

5. Къ исторіи англійской драмы и театра.

   J. Wright: "Historia histrionica. An historical account of the English stage; showing the ancient uses, im provement and perfection of dramatic representations in this nation" (Лондонъ 1699). "Biographia dramatica" (Лондонъ 1782). Edm. Malone: "An historical account of the rise and progress of the English stage and of the economy and usages of the ancient theatres in England" (Лондонъ 1790; Базель 1800).
   W. Scott: Essay on the drama".-- W. Haditt: "Lectu res on the dramatic literature of the age of Elizabeth". (Лондонъ 1821).-- J. D. Halliwell: "А dictionary of old English plays existing either in print or in manuscript from the earliest times to the close of the 17. century; including also notices of the latin playswritten by English authors" (Лондонъ 1860).-- B. Grant White: "Rise and progress of the English drama" въ его изданіи Шекспира.-- А. W. Ward: А history of English dramatic litèrature to the death of queen Anne". (Лондонъ 1875. И T.). J. Paijne Collier: The history of English dramatic poetry to the time of Shakespeare and annales of the stage to the restauration with the memoirs of the principal actors in Shakespeares plays, when originally performed" (Лондонъ 1879. III т. new edition).-- Jusserand:,Le theatre en Angletere depuis la conqûete jusqu'aux prédécesseurs immédiats de Shakespeare". (Парижъ) -- А. W. w. Schlegel: "Vorlesungen über dramatische Kunst und Litteratur", in Wien 1808 gehalten (Гейдельбергъ 1809--11. Ill т.) переведена на англійскій языкъ въ 1815 (въ 5 и 6 т. "Sämtl. Werke 1846); къ этому критики Solgera въ 2 т. "Nachgelassene Schriften"-(Лейпцигъ 1826).-- L. Tick: "Das altenglische Theater", предисловіе въ I т. "Kritische Schriften"- (Лейпцигъ 1848).
   М. Rapp: Studien über das englische Theater (Erste und zweite Abteilung (Tübingen 1862).-- G. H. Haring: "Die Blütezeit des engl. Dramas"- (Гамбургъ 1875).
   L. J. Klein: "Geschichte des englischen Dramas" (до Шекспира) (Лейпцигъ 1876 г. И т. 12 и 13 т. въ Kleins "Geschichte des Dramas".) -- R. Prölss: "Das neuere Drama der Engländer" (Лейпцигъ 1882, 2 т. "Geschichte des neueren Dramas") -- М. Carrière: "Das englische Schauspiel" (въ 4 т. "Kunst im Zusammenhang der Kulturentwickelung und die Jdeale der Menschenheit" (Лейпцигъ 1884. 4 изд.).
   Старинная религіозная драма. Н. Alt: "Theater und Kirche in ihrem gegenseitigen Verhältnis historisch dargestellt". (Берлинъ 1846).-- K. Hase: "Das geistliche Schauspiel. Geschichtliche Uebersicht". (Лейпцигъ 1858). G. Milchsack: "Die Oster- und Passions spiele Litterarhistorische Untersuchung über den Ursprung und die Entwickelung derselbe bis zum 17. Jahrhundert". (Вольфенбютель 1880).-- Th. Wright: Early mysteries and other latin poems of the 12 and 13 centuries (Лондонъ 1844).-- Zs check: "Die Anfänge des englischen Dramas" (Маріенвердеръ 1866) -- C. Mall: "Das älteste englische Spiel von Christi Höllenfahrt (The harrowing of hell)" (Бреславъ 1871). W. Marriott: "А collection of Englisch miracleplays or mysteries, to which is prefixed an historical view of this description of plays". (Базель 1838).-- L. Toulmin Smith: "Play of Abraham and Isaak". (1884 въ 7 т. "Anglia".-- Johann Bales "Comedy concernynge thre lawes" mit Einleitung, Anmerkungen und einem Exurse über die Metrik, herausgegeben von Am. Sehr der (Галле 1882).-- А. Ebert: "Die englischen Mysterien" (Берлинъ 1859. въ I т. "Jahrbuch für romanische und englische Litteratur".-- H. Ahn: "English mysteries and miracleplays" (Триръ 1867).
   L. Rovenhagen: "Altenglische Dramen" (Ахенъ 1879). K. Genée: Die englischen Mirakelspiele und Moralitäten" (Берлинъ 1878 in Virchow-Holzendorffs Vorträgen XIII; 305).
   Lucli Coventriac: А collection of mysteries, изданная J. D. Hallivel (Лондонъ 1841, для Shekespeare-Society). Th. Sharp: А dissertation on the pageants or dramatic mysteries anciently performed at Coventry by the trading companies of that city (Ковентри 1825).
   The Chester Whitsun Flays: А collection of Mysteries, изданныя The Wright (Лондонъ 1843, для Shakespeare Society).
   The Townley Mysteries or Miracleplays, изданныя Пэномъ (Paine) Гордономъ (Лондонъ 1836 и 1841, въ Publications of the Sortees Society).
   The Digby Mysteries, изданныя Ф. И. Фурнивалемъ въ 7-й серіи изданій New Shekespeare Society (Лондонъ 1882).-- К. Schmidt: "Die Digbyspiele" (Вердинъ 1884).
   Свѣтская драма: до Шекспира: Th. Haivkins: "The origin of the English drama" (Oxford 1773. Ill t.) -- W. Scott: "The ancient British drama" (Лондона, и Эдинбургъ 1810. III т.).-- W. Garew Hazlitt: "А select collection of old english plays. Originally published by B. Dodsley 1744. Now first chronologically arranged, revised and enlarged". (Лондонъ 1874--76 XV т. 4 изд.).-- The poetical works of John Saltan with notes and some account of the author and his writings by А. Dyce. (Лондонъ 1843 II t.).-- "Every Man, Homulus и Hekastus. Ein Beitrag zur internationalen Litteraturgeschichte" von K. Gödelce (Ганноверъ 1865 г.).
   Johann Bale "Kynge Iohan. А play in two parts". Издано J. P. Collier. (Лондонъ 1838, для Camden Society).-- Nicholas Udall "Roister Doister" въ Arbers Reprints Nr. 17 (Лондонъ 1869).-- Habersang: "Ralph Roister Doister, die erste englische Komödie (Бюксбургъ 1874); М. Walter: "Beiträge zu Ralph Roister Doister" (1882, въ 5 т. "Engl. Studien"). Th. Sackville и Th. Norton: Gorboduc or Ferrex and Porrex, а tragedy". Издалъ L. Toulmin Smith (Heilbronn 1883 I. Heft der "Neudrucke "Englischer Sprach -- und Litteraturdenkmale"); F. Koch: Eerrex und Porrex. Eine litterarhistorische Untersuchung" (Галле 1881).
   

Непосредственные предшественники и современники Шекспира:

   С. Lamb: "Specimens of early dramatic poetry" (Лондонъ 1808).-- А. Mezières: Prédécesseurs et contemporains de Shakespeare". "Contemporains et successeur de Shakespeare" (Парижъ 1881. 3 изд.) -- G. Lafoncï: "Contemporains de Shakespeare" (Парижъ 1865).
   G. Grant, "Shakespeare und die Dichter seiner Zeit" (1875, въ 35 т. "Preussische Jahrbücher).
   W. Hertzberg, "Shakespeare und seine Vorläufer" (1880, въ 15 T. Jahrb.) -- Fr. Bodenstedt: "Shakespeares Zeitgenossen und ihre Werke in Charakteristiken und Uebersetzungen (Webster, Marston, Dekker, Kowley, Ford, Lyly, Greene, Marlowe)" (Берлинъ 1858--60 III томъ.).
   В. Frölss: "Altenglisches Theater (Kyd, Marlowe, Webster, Ford, Massinger)." (Лейпцигъ II т.).-- E. v. Billow. "Altenglische Schaubühne" (Берлинъ 1831).-- R. Simpson: "The school of Shakspere (Лондонъ 1878, II т.).-- K. Elze: "Notes on Elizabethan dramatists with conjectural emendations of the text" (Галле 1879 и 1884. И т.). John. Tajïij'. "The dramatic works with notes and some account of his life and writings". Издалъ F. W. Fairholt (Лондонъ 1858 II т.); Euphues въ Nr. 9 Arhers "Beprints". (Лондонъ 1868, съ обширнымъ указателемъ литературы), -- F. Landmann: "Der Euphuismus; sein Wesen, sein Quelle, seine Geschichte" (Гессенъ 1881) и "Shakspere and Euphism. Euphues an adaption from Guevara" (cp. Engl. Studien 5, 410 и 6, 94), С. с. Hemc. "John. Lyly und Shakespeare. (1872 и 1873 въ 7 и 8 т. Jahrh).-- John Goodlet: Shakesper's debt to John Lyly" (1882, въ 5 т. "Engl. Studien").-- Robert Greene и Georg Peek: The dramatic and poetical works with memoirs of the authors ond notes. Изд. Usd. Al. Dyce. (Лондонъ 1861).-- А. W. Ward: "Honourable history of friar Bacon and friar Bungay" (Оксфордъ 1878).-- Greene's Menaphon въ Nr. 12 Arbers "Englist scholar's library": -- Wolfgang Bernliardi: "II. Greenes Leben und Schriften; eine historisch -- kritische Studie" (Лейпцигъ 1874).-- R. Lammerhirt: "Gg. Peele: Untersuchungen über sein Leben und seine Werke" (Ростокъ 1882).-- Der "Flürschütz von Wackefield" in Tiecks "Altenglischen Theater"; Die Wunderbare Sage vom Pater Baco" in Tiecks "Vorschule zu Shakespeare":
   Christopher Marlowe: The works with some account of the author and notes". Изд. Al. Dyce. (Лондонъ 1862). The works including his translations, edited with notes and introduction". Fr. Cunninghamа. (Лондонъ 1870). "Marlowes Werke historisch-kritische Ausgabe" H. Breymann'а и Albrecht Wagner'а въ "engl. Sprachund Litteraturdenkmale" (Гейлѣбронъ).-- W. Wagner: "Tragedy of Edward II. with en introduction and notes". (Гамбургъ 1871); "Tragédie of Dr. Faustus with introduction and notes (Лондонъ 1877).-- А. W. Ward: Tragical history of Dr. Faustus" (Оксфордъ 1878).
   W. Wagner: Emendationen und Bemerkungen zu Marlowe" (1876, въ II т. Jahrb).-- "Doktor Fausts Tragödie". Съ англійскаго переведено Willi. Müller'омъ съ предисловіемъ Achim v, Аrnіт'а (Берлинъ 1818). "Märlowes Faust, die älteste dramatische Bearbeitung der Faustsage'". Переведено и дополнено предисловіемъ и замѣчаніями Alfred v. d. Velde. (Бреславль 1870). Bodenstedts und Prölss'а переводъ см. выше.-- Th. Delius: "Marlowes Faustus und seine Quelle. Ein Beitrag zur kritik des Dramas". (Билефельдъ 1881).-- Münch. "Stellung Marlowes zum Volksbuch von Faust" (Боннъ 1879 въ "Festschrift zur 34. Versammlung deutscher Philologen").-- H. Düntser. "Zu Marlowes Faust" (1878 въ 1 т.) и K. L. Schwer: "Zu Marlowes Faust" (1882 въ 5 т. "Anglic").
   H. Breymann: "Marlowes Dr. Faustus" (1882, въ 5 т. "Engl. Studien") -- J. Schipper. "Deversu Marlowie" (Боннъ 1867).-- Th. Ulrici; "Chr. Marlowe und Shakespeares Verhälnis zu ihm" (1865, въ 1 т. Jahrb.) -- T. Mommsen: "Marlowe und Schakespeare".
   Benjamin Jonson: "The works with notes critical and explanatory and a biographical memoir" by W. Gifford (Лондонъ 1816, IX t.) "The works with а biographical memoir by W. Gifford (Лондонъ 1860. New edition въ I t.).-- "Herr von Fuchs" и "Epicoene, oder das stille Frauenzimmer".-- Перевелъ L. Tieck (1793 и 1800, въ 12 т. "der Sehriflen"). W. v. Baudissin: "Ben Jonson und seine Schule, dargestellt in einer Auswahl von Lustspielen und Tragödien üebersetz und erläutert". (Лейпцигъ 1836. II т. "Der Alchimist", "der dumme Teufel") -- H. v. Friesen: "Ben Jonson eine Studie" (1875 въ 10 t. Jahrb.).-- H. Sägelken: "Ben Jonsons Kömerdramen" (Бременъ 1880).-- А. Törgel: "Die englischen Maskenspiele". (Галле 1882).
   Georg Chapmann: The comedies and tragedies now first collected with illustrative notes and а memoir of the author" (Лондонъ 1879, III т.). "Tragedy of Alphonsus emperor of Germany", edited with an introduction and notes by K. Ehe (Лейпцигъ 1867). "The wohle works of Homer prince of poets in his Iliads and Odysseys translated according to the Greek by Geor. Chapman'-'изд. It. H. Shepherd. (Лондонъ 1875).
   Fr. Bodenstedt: "Chapman in seinem Verhältnis zu Shakespeare" (1865 въ I т. Jahrb.).
   H. М. Hegel: "Ueber Gg. Chapmans Homerübersetzung" (1882, въ 5 т. "Engl. Studien).
   Philipp Massinger и John Ford: "The dramatic works of Massinger and Ford, an introduction" by Hartley Coleridge. (Лондонъ 1859).-- Въ "Ben Jonson und seine Schule" Boudissin перевелъ изъ сочиненій Màssingera:
   "Eine neue Weise, alte Schulden zu zahlen"; "Die Bürgerfrau als Dame"; "Der Herzog von Mailand" (передѣлано для сцены А. Deetz'онъ, Берлинъ 1880); "Die unselige Mitgift" Massinger'а и Nottanael Field'а.-- Lud. Ferd. Huber: "Scenenaus dem Sklaven, einem Schauspiel von Ph. Massinger". (1793, въ2 ч. "Vermischten Schriften". Берлинъ). Massinger'а, Tyrann oder die Jungfrauntragödie" въ "Vorschule zu Shakespeare" Тика.-- J. Phelan: "Life and plays of Ph. Massinger" (1828, во т. "Anglia").-- М. Wolff: John Ford. Nachahmer Shekespeares" (Гейдельбергъ 1880).
   John Webster: "The works with some account of the author and notes" by Ab. Dyce. (Лондонъ 1871 а new edition). Переводы Bodenstedt'а и Prölss'а.
   Thomas Heywood: "The dramatic works now first collected with illustrative notes and а memoir of the author" (Лондонъ 1874. VI т.).-- Die "Hexen in Lankashire" въ "Vorschule zu Shakespere" Тика.
   Thomas Dekker: "The dramatic works now first collect ed with illustrative notes and а memoir of the author". (Лондонъ 1878 IV т.).-- "Fortunatus und seine Söhne, eine Zoubertragödie aufgeführt im Jahre 1600 vor der Königin Elisabeth. Aus dem Englischen des Th. Dekker von F. W. Val. Schmidt. Mit einem Anhänge ähnlicher Märchen dieses Kreises und einer Abhandlung über die Geschichte des Fortunatus". (Берлинъ 1819).
   Francis Beaumont и John Fletcher: "The works" with atl introduction by Gg. Darby. (Лондонъ 1880, II т. а new edition).-- Baudissin въ "Ben Jonson und seine Schule" перевелъ изъ Flechter'а: "Der Spanische Pfarrer"; "Der ältere Bruder";-- H. W. v. Gerstenberg: "Die Braut, eine Tragödie nach Fr. Beaumont und J. Fletcher. Nebst kritischen und biographischen Abhandlungen über die vier grössten Dichter des altern Britischen Theaters und einem Schreiben an Weisse" (Копенгагенъ 1765).-- Beaumont-Fletcher а, "Rule а wife and have а wife". Schröder поставилъ на сцену, положивъ въ основаніе старинную обработку этой пьесы: "Der beste Manu", во 2 т. "Engl. Theater" Chr. H. Schmiclt'а (Данцигъ 1772), подъ наз. "Stille Wasser sind tief" (во 2 т. "Dramatischen Werken" Schröder'а. Берлинъ 1831).-- Lud. Ferd. Huber: "Elisabeth oder der König beim König. Nebst vorläufigen Anmerkungen über Beaumont und Fletcher und das ältere englische Theater überhaupt" (Dessau 1785; перепечатано во 2 части "Vermischte Schriften" Берл. 1793 г. какъ "Fragmente über das ältere engl. Theater").
   K. L. Kannegiesser: "Beaumont und Fletchers dramatische Werke, aus dem Englischen übersetzt" (Берлинъ 1807--1808 II т.).-- R. Boyle: "Beaumont, Fletcher, Massinger" (1882 и 1884, въ 5 и 7 т. "Engl. Studien"); "lieber die Echtheit Heinrichs VIII von Shakespeare" (C.-Петербургъ 1884).
   Сцена: N. Delius: "Das englische Theaterwesen zu Shakespeares Zeit" (Временъ 1853).-- K. Ehe: "Eine Aufführung im Globustheater" (1879, въ 14 т. Jahrb). Joli. Lepsius: "Die Shakespearebühne" (в-ь 1 тетради "Beiträge zur Erkenntnis der dramatischen Kunst". Мюнхенъ 1880).-- 0. Werner: "Die Elisabethanische Bühne nach Ben Jonson" (Галле 1878).-- P. Conningham "Jnigo Jones. А life of the architekt" (Лондонъ 1848).
   

ДОПОЛНЕНІЯ.

Библіографическій указатель Русской Шекспировской Литературы.

Отдѣлъ I.
Сочиненія и статьи біографическаго характера.

   Жизнь Шекспирова. (Пріятное и полезное препровожденіе времени, 1796 г., часть IX).
   Славинъ. Жизнь В. Шекспира, англійскаго поэта, и актера. Москва 1844 г.
   Полевой (П. Н.). Вилльямъ Шекспиръ. Біографическій очеркъ (Полное собраніе драм. произв. Шекспира въ переводахъ русскихъ писателей, подъ редакціей Некрасова и Гербеля. Т. 4-й. С.-Пб. 1868).
   -- Біографія Шекспира. (Школьный Шекспиръ. С.-Пб. 1876).
   Стороженко (Н. И.). Свѣдѣнія о жизни Шекспира (въ XX выпускѣ "Исторіи Всеобщей Литературы" Корта, С.-Пб. 1886).
   

Отдѣлъ II.
Эстетическая оцѣнка произведеній Шекспира.

   Письмо Англомана къ одному изъ членовъ Вольнаго Россійскаго Собранія. (Опытъ трудовъ Россійскаго Вольнаго Собранія при Моск. университетѣ, часть 2. Москва. 1775).
   Карамзинъ (H. М.). Предисловіе къ переводу Ю. Цезаря. Москва, 1786.
   Его же -- Письма Русскаго Путешественника 1790. (въ особенности письмо XXVIII) и Московскій журналъ 1791--92.
   Шевыревъ. Отелло (Моск. Вѣстникъ 1828., часть IX). Избранныя сочиненія Шекспира (Моск. Телеграфъ, 1828, часть III).
   Отелло Шекспира и Отелло Дюси (ibid., часть IV).
   Пушкинъ. О Ромео и Джульетѣ. 1829 (См. Сочиненія Пушкина, изданіе восьмое. Москва. 1828. Томъ V, стр. 66).
   Кронебермъ (Иванъ). Историческія трагедіи Шекспира (Моск, Телеграфъ. 1830, М 4).
   Кронебермъ. Макбетъ (брошюрки, издаваемыя Иваномъ Кронебергомъ, Харьковъ. 1831 г. No IV и Минерва 1835).
   Кронеберѣ. О Генрихѣ VIII. (Телескопъ 1832, часть 10).
   Полевой (Н. А.). Сонъ въ лѣтнюю ночь (Моск. Телеграфъ. 1833, часть 19)
   Пушкинъ (А. С.). Шейлокъ, Анжело и Фальстяфъ. 1833. (П. С. Соч. т. V, стр. 190--192).
   Бѣлинскій (В. Г.). Литературныя мечтанія (сравненіе Шекспира съ Шиллеромъ). См. сочиненія Бѣлинскаго, T. I, стр. 23--24, изданіе 1859 г.
   Плетневъ (П. А.). Шекспиръ (разборъ Отелло, Макбета и Гамлета) въ Литер. Прибавленіяхъ къ Русскому Инвалиду 1837, No 44.
   Бѣлинскій (В. Г.). О Гамлетѣ. (Соч. т. II, стр. 287-- 300 и 473--583). Объ Отелло (ibid, стр. 516--517). О Макбетѣ (Томъ III, стр. 377--378); о Ричардѣ III (ibid, 219-221); о Бурѣ (т. IV, стр. 107 и 110).
   Обзоръ главнѣйшихъ мнѣній, высказанныхъ о Шекспирѣ европейскими писателями XVIII и XIX в. (Отеч. Ban. 1840 г., т. XII).
   Тимонъ Аѳинскій (Современникъ, 1841 г., No 3).
   Боткинъ (В. II.). Шекспиръ, какъ человѣкъ и лирикъ. (Отеч. Зап. 1843 г. Томъ XXIV).
   Зотовъ (В. Г.). Шекспиръ въ его малоизвѣстныхъ произведеніяхъ. (Репертуаръ и Пантеонъ 1845 г. и Литер. газет. 1847 г. No 17, 20 и 21).
   О Макбетѣ Шекспира, (Библ. для чтенія 1849).
   Шекспиръ и ею критики. (Сѣверное Обозрѣніе 1850 г.
   Григорьевъ (А. А.). Замѣтки о Гамлетѣ (От. Зап. 1850 г. No 4. Смѣсь).
   Макреди и Шекспиръ. (Москвитянинъ 1851 г. No 3).
   О Ричардѣ III Шекспира. (Москвитянинъ 1851 г. No 5).
   Боткинъ (В. П.). Первые драматическіе опыты Шекспира. (Современникъ 1855 г. No 3).
   Туруновъ (Я.). Сочиненія Шекспира, изданныя и объясненныя Деліусомъ. (Рус. Инвалидъ 1856 г. No 235).
   Новиковъ (Е. П.). Шекспиръ въ трагедіи его Юлій Цезарь. (Ж. М. Нар. Просв. 1857 г. Часть XCV и XCVI).
   Званцовъ (К. И.). Король Лиръ (Музыкальный и Театральный Вѣстникъ 1858, No 49 и 50).
   Дружининъ (А. В.). Характеристика Короля Лира (въ предисловіи къ его переводу Короля Лира 1858).
   Его же -- Характеристика Ричарда III (въ предисловіи къ его переводу Ричарда III, 1862 г.)
   Тургеневъ (И. С.). Гамлетъ и Донъ-Кихотъ (Современникъ. 1860 г. No I).
   Женскіе типы Шекспира. (Разсвѣтъ, 1861 г. Ха 12.)
   Росковшенко (И.). Легенда о Ромео и Джульетѣ. (Моск. Вѣдомоти, 1861, No 177).
   Разборъ книги Гервинуса о Шекспирѣ (Отеч. Зап. 1862 г. No 6 и Библ. для чтенія 1862 г. No 3).
   Тимофеевъ (К. А.). Гамлетъ, принцъ Датскій. Критико-эстетическіе очерки. С.-Пб. 1862.
   Новое открытіе въ Шекспировской драмѣ (Библ. для чтенія. 1862 г. No 3).
   Львовъ (А.). Гамлетъ и Донъ-Кихотъ и мнѣніе о нихъ Тургенева. С.-Пб. 1863.
   Тургеневъ (И. С.). Рѣчь о Шекспирѣ. С.-Петербургскія Вѣдомости 1864 г. No 89.
   Галаховъ (А. Д.). Шекспиръ на Руси (ibid).
   Всемірное значеніе Шекспира. (Голосъ 1864 г. No 111).
   Говоровъ. Шекспиръ въ исторіи новой Англійской Литературы. C.-Петерб. Вѣдомости 1864 г. No 88.
   Тихонравовъ (H. С.). Шекспиръ. (Русскій Вѣстникъ. 1864 г. No 4).
   Аверкіевъ (Д). Вилльямъ Шекспиръ. (Эпоха 1864 г. No 5 и 6).
   О Макбетѣ. (Учитель, 1865 г. No 7 и 8).
   Ярославцевъ (А.). О личности Гамлета въ Шексгшровой трагедіи. С.-Пб. 1865.
   Шекспиръ подъ перомъ Гюго и Ламартина. (Голосъ 1866 г. No 172).
   Иностранная Литература о Шекспирѣ. Отеч. Зап. 1866. Томъ CLXIX.
   Полевой (П. Н.). Вступительные этюды объ отдѣльныхъ пьесахъ Шекспира, предпосланные ихъ русскимъ переводамъ. (См. Полное Собраніе драматическихъ произведеній Шекспира, изданіе Некрасова и Гербеля. С.-Пб. 1866--1869 г. 4 тома).
   Мѣра за Мѣру. Пьеса 1604 г. (Русскій. 1868 г. No 58, 59, 61 и 64).
   Первое изданіе Шекспировыхъ драмъ. (Соврем. Лѣтопись 1869 г. No 32).
   Стороженко (Н. И.). Шекспировская критика въ Германіи (Вѣстникъ Европы 1869 г. No 10 и 11).
   Лебедевъ (В. А.). Знакомство съ Шекспиромъ въ Россіи до 1812 г. (Русскій Вѣстникъ 1875 г. Декабрь).
   -- Шекспиръ въ передѣлкахъ Екатерины II. (ibid. 1878. Мартъ).
   Гнѣдичъ (П.). Гамлетъ, его постановка и переводы, ibid. 1882 г. Апрѣль).
   Кулишеръ. Просперо и Калибанъ. (Вѣст. Евр. 1883 г. Май.)
   Стороженко (Н. И.). Общая характеристика произведеній Шекспира. (Всеобщая Исторія Литературы Корша, Выпускъ XX).
   

Отдѣлъ III.
Статьи по исторіи старинной англійской драмы.

   Ѳеоктистовъ (Е. М.). Вильмёнъ о Предшественникахъ Шекспира (Рус. Вѣстникъ, 1856 г. Октябрь; книга 2-я).
   Уваровъ (С.). Марло, одинъ изъ предшественниковъ Шекспира. (Русское Слово, 1859 г. No 2 и 3).
   Михайловъ (М. И.). Современники Шекспира. Джонъ Фордъ, ibid. 1860 г. No 8.
   Боткинъ (В. П.). Литература и театръ въ Англіи до Шекспира. (Полное собраніе драматическихъ произведеній Шекспира, изданіе Некрасова и Гербеля. СПБ. 1866 г. T. I).
   Театральныя представленія временъ Шекспира. (Живописный Сборникъ 1869 г. No 6).
   Стороженко (Н. И.). Предшественники Шекспира. С:Пб. 1872.
   Его же. Робертъ Гринъ. Москва. 1878.
   Варшеръ (С. Э.). Литературный противникъ Шекспира. (Русская Мысль, 1886 г.)
   Его же -- День въ англійскомъ театрѣ эпохи Шекспира. (ibid. 1887 г. Октябрь).
   Тимофеевъ (С. П.). Вліяніе Шекспира на русскую драму. Москва. 1887 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru