Киплинг Джозеф Редьярд
Братья

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Gemini.
    Перевод Зиновия Львовского.
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1916, No 8.

Братья

(Пер. Зин. Львовского).

Рассказ Рюдиарда Киплинга.

   Вот вам ваша хваленая английская справедливость, которая покровительствует бедным н обездоленным! Взгляните-ка на мою спину, вглядитесь попристальнее. Конечно, я -- бедный человек, а для бедных людей закон не писан.
   Нас двое, два близнеца, но клянусь вам, что я родился первым. Рам Дасс -- младший брат, он моложе меня на три дыхания. Так заявил астролог: Дюрга Дасс моложе Рама Дасс на три дыхания.
   Но мы с братом -- этим бесчестнейшим из людей! -- страшно походим друг на друга, походим до того, что ни один человек, видя нас вместе или раздельно, не знает, кто -- Дюрга Дасс. Я -- родом из Пали. Я -- честный человек и всегда говорю только правду, сущую правду.
   Как только мы подросли немного, мы оставили родительский кров и убежали в Пюнжаб, где все жители--ослиные дети. Мы -- я и брат -- сняли лавочку в Иссер-Джанге, близ большого колодца, где часто останавливаются экипажи самых знатных особ и даже самого губернатора. Но Рам Дасс, человек без стыда и совести, нашел предлог для ссоры, и мы разошлись. Он забрал книги, посуду, весы и сделался бунниа (меняла, ростовщик) на главной улице городка. Его лавочка была как раз у того места, где начинается дорога на Монгомери.
   Клянусь вам, что я лично нисколько не виновен в том, что мы поссорились с братом и разорвали друг другу тюрбаны. Я -- из Пали и всегда говорю чистую правду. Вор и мошенник -- только Рам Дасс! Но вся беда в том, что никто, даже самые маленькие дети, не может сразу отличить, кто Рам Дасс и кто Дюрга Дасс. Но все жители Иссер-Джанга -- да подохнут они бездетными! -- считают нас обоих ворами. Они уверяют везде и повсюду, что я обкрадываю их, что я наживаюсь на них, богатею и т. д. это -- дураки, недостойные постричь ногти большого пальца у выходца из Пали. Нет того человека, который не был бы мне должен -- самую малость, ведь я бедный человек! -- и при всем том они же ругают меня...
   Небо -- свидетель в том, что я совсем бедный человек. Все деньги у моего брата, у Рам Дасса. Да будут его сыновья христианами! Да превратится его дочь в пылающий факел и станет постыдным пятном из поколения в поколение! Да умрет она до того, как выйдет замуж и до смерти наплодит дюжину щенков! Да погаснет свет в доме моего брата Рама Дасс! Вот какие молитвы я произношу дважды в день, сопровождая их соответствующими жертвоприношениями.
   На расстоянии какой-нибудь мили от Иссер-Джанга, по дороге на Монгомери, проживал некий человек, собственник, по имени Мухаммед Сан, сын Наваба. Это был большой плут, который, ко всему другому, любил выпивать. В виду того, что у него было достаточно денег на женщин и вино, он всегда выглядел очень веселым и не переставал облизывать губы. Рам Дасс одолжил ему как-то денег... лак... может быть, пол-лака, кто его знает? Пока денег в кармане было достаточно, Мухаммед Сан мало заботился о том, что он выдал расписку.
   Пред тем, как разойтись, мы с братом пришли к соглашению, согласно которому моими клиентами считались все жители Иссер-Джанга. Клиентами брата были жители окрестностей и окружные помещики. Нечего говорить о том, что я был обманут, так как трудно найти людей, беднее иссер-джангцев. В то время, как я едва перебивался, Рам Дасс преуспевал и богател.
   Однажды осенью Рам Дасс сказал своему должнику, Мухаммеду:
   -- Уплати мне что мне причитается с тебя!
   Но должник вместо денег отпустил ему кучу бранных слов. Тогда, не долго думая, мой брат захватил все нужные бумаги, отправился в суд и получил исполнительный лист на имущество, принадлежащее Мухаммеду Сан. Рам Дасс сначала захватил один участок земли, затем другой, захватил деревья, колодца, пастбища и всех своих должников, живших в окрестностях Иссер-Джанга, отправил в поля с целью собрать отныне ему принадлежащий урожай.
   Таким образом мало по малу он завладел всем имением и всеми принадлежащими ему угодиями. Все это было выполнено очень и очень обдуманно, но тем не менее Мухаммед весьма рассердился и проклял Рама Дасс так, как на это способны только магометане. Мухаммед сердился и ругался, а Рам Дасс, основываясь на правах, обозначенных в бумаге, выданной ему судьей, смеялся и продолжал забирать имущество своего должника.
   Наступил месяц Фагун. Однажды я оседлал лошадь и поехал к одному торговцу драгоценным деревом, который жил по дороге на Монгомери и давно был должен мне деньги. Выехав на дорогу, я увидел впереди себя братца, но продолжал свой путь. Он же, увидев меня, повернул лошадь и спрятался в травах, так как отношения между нами продолжали оставаться очень плохими.
   Я поехал дальше, пока не достиг апельсинной рощи, идущей вокруг дома Мухаммеда. Вокруг шумели летучие мыши. Густой вечерний туман покрыл всю землю. Вдруг и совершенно для меня неожиданно я был окружен четырьмя замаскированными молодцами, несомненно магометанами. Они схватили мою лошадь под уздцы п закричали:
   -- Вот он... вот Рам Дасс... Стащите-ка его вниз!
   Они сбросили меня на землю и начали бить сапогами, тяжелыми, подкованными сапогами. Били они меня до тех самых пор, пока я перестал просить о том, чтобы они сжалились надо мною, и потерял сознание. Повторяю, сознание оставило меня, но все же я чувствовал, что они продолжают бить меня. В то же время они не переставали приговаривать:
   -- Теперь, Рам Дасс, будешь знать, как Мухаммед Сан платит свои долги!
   Пока еще была возможность, я кричал, что я не Рам Дасс, а Дюрга Дасс, его брат. Перемена произошла лишь в том отношении, что они стали меня еще сильнее бить. Сколько времени продолжалась казнь, не могу сказать. Когда они оставили меня в покое, я раскрыл глаза и стал вглядываться в моих мучителей. Прежде всего я увидел Элахп Бакша, который стоял рядом с белой лошадью Мухаммеда. Кроме него были: Нур Али, сторож городских ворот, Ваджиб Али, богатырь-повар, и Абдул Латиф-курьер.
   Я готов клясться хвостом коровы, что все то, что я только что рассказал вам, чистая правда. После того, как эти четыре человека со смехом удалились от места побоища, Рам Дасс вышел из высоких трав и начал стонать, точно я уже умер, и он оплакивает мою преждевременную смерть. Но я открыл глаза и попросил его принести мне воды напиться.
   Когда я выпил воды и немного отлежался, он поднял меня на плечи и окольными дорожками притащил меня в Иссер-Джанг. Этот поступок брата так растрогал меня, что я немедленно забыл про все то горе, которое он невольно и сознательно причинил мне.
   Но змея до самой смерти остается змеей, а лгун остается лгуном до самого момента, как Господь разгневается на него и прогонит его с лица земли. Я поступил неправильно п глупо, доверившись брату, сыну моей матери. После того, как мы пришли домой, и я, немного оправившись, рассказал ему про все то, что со мной случилось, он заметил:
   -- Не может быть сомнений в том, что они имели в виду колотить меня. Нам остается пожаловаться судье, который должным образом проучит негодяев. Как только ты выздоровеешь, обратись к судье. Я уж тебе покажу, что и как нужно делать.
   Еще в то время, как мы с Рамом Дасс, моим братом, оставили Пали, начались тяжелые годины в нашем крае и наши земляки голодали на протяжении от Джейзульмира до Гургаона. Голод перекинулся и на юг и захватил область Гогунду. Сестра моего отца не могла дольше терпеть нужду и явилась к нам в Иссер-Джанг: каждый человек прежде всего должен заботиться о том, чтобы его родные и близкие не умерли с голоду.
   Во время ссоры нашей с братом сестра моего отца приняла сторону Рама Дасс и ушла на жительство к нему. В виду того, что она была очень опытна в деле лечения всевозможных болезней, Рам Дасс, брат мой, доверил меня ее попечениям. Я нуждался в серьезном лечении, так как от побоев у меня пошла горлом кровь.
   Спустя два дня открылась лихорадка и я мысленно записал эту болезнь в счет долга, причитающегося мне с Мухаммеда-Сан. Жители Иссер-Джанга большие плуты и ослиные дети, но, как свидетели -- и к тому же подкупные свидетели! -- они ничем ровно не отличаются от других людей. Что бы ни говорили адвокаты, мои свидетели показали сущую истину. Они показали не только против Нура Али, Ваджиба Али, Абдула Латифа и Элахи Бакша, но и против самого Мухаммеда, которого они видели на белом коне, отдающим приказание бить меня, что есть силы. Они же свидетельствовали, что насильники похитили у меня 200 рупий.
   В обмен за последнее показание, я намерен был скостить часть долга торговцу драгоценным деревом. Он же должен был показать, что отдал мне долг в такой именно сумме, видел издали, как на меня напали люди Мухаммеда, но, боясь подвергнуться подобной же участи, скрылся.
   О своем плане я не замедлил рассказать своему брату Раму Дасс, который отнесся к нему с полным сочувствием. Он только порекомендовал мне прежде всего оправиться от полученных побоев. С того времени я вообще проникся доверием к брату и открыл ему имена тех людей -- моих кредиторов -- которых намеревался поставить в свидетели. Конечно, этого не могли знать ни саиб-судья, ни Мухаммед.
   Лихорадка долго мучила меня и сменилась ужасными коликами во всем теле. Бывали дни, когда я не сомневался в близком конце. Только теперь я понял и узнал, что моей затянувшейся болезнью я всецело обязан сестре моего отца, которая по внушению Рама Дасс старалась как можно дольше продержать меня в постели.
   Рам Дасс, брат мой, сказав, что мой дом заперт на ключ, принес мне огромный ключ вместе со всеми книгами и деньгами, которые хранились дома. Он захватил даже те деньги, которые я, из боязни быть обокраденным, спрятал под половицей.
   Я -- из Пали, и все то, что я говорю вам, -- чистейшая правда. У меня было очень мало денег, может быть, 10 рупий... может быть, 20... Трудно сказать точно. Бог свидетель, что я совсем бедный человек.
   Однажды вечером после того, как я с открытой душой поговорил с моим братом Рамом Дасс, который уверил меня, что все устроит для меня, и записал мне на бумажке имена всех свидетелей, обещавших дать показания в мою пользу, я почувствовал небывалую слабость, свалившую меня в постель. Не знаю точно, сколько времени прошло, пока я оправился и мог подняться с постели. Первым делом я осведомился о брате Раме Дасс и сестра моего отца сказала мне, что он уехал в Монгомери по поводу какого то весьма; важного дела.
   Я принял питье, приготовленное мне сестрой отца, и тяжело уснул. Проснулся я средь глубокой тишины, царящей в доме моего брата. Никто не ответил на мой голос,--даже сестра отца... Я страшно испугался, так как не мог понять, что такое произошло.
   Взяв палку, я немедленно, едва переводя ноги, вышел из дому. Еще никогда до тех пор я не злился так на Мухаммеда, который причинил мне столько незаслуженных страданий. За что? Первым делом я направился к Джавару Синху, плотнику, который первым подписался на листе свидетелей. Я сказал ему следующее:
   -- Ну, что: все готово? А ты знаешь, что тебе надо будет заявить на суде?
   Он ответил мне:
   -- Я не знаю, Дюрга Дасс, о чем ты говоришь! Я даже не знаю, зачем ты пожаловал ко мне! Что все это значит и чем я могу помочь тебе?
   Я заметил:
   -- Я только что встал с постели, на которой, благодаря проклятому Мухаммеду Сан, лежал очень долго. Где Рам Дасс, который во время моей болезни переговорил со всеми свидетелями в мою пользу, в том числе и с тобой? Ведь так: и ты, п все остальные свидетели знают, что приключилось со мной.
   -- Но ведь все это тебя не касается! -- сказал тогда Джавар Синх. -- Правда, я показывал против Мухаммеда, -- и я, и другие. Правда и то, что судья, приняв во внимание все обстоятельства дела, постановил взыскать в пользу Рама Дасс и те 500 рупий, которые были украдены у него, и 500 рупий за те побои, которые были нанесены во время нападения... Твой брат пострадал, он и вознагражден. А ты то причем здесь?
   II колодезь, и деревья, осеняющие его, и вся площадь поплыли пред моими глазами, но я собрал последние силы, оперся на палку и молвил:
   -- Нет, ты, Бог знает, какие басни рассказываешь! Даже ребенок не поверит тебе! Как же так тебе неизвестно, что Мухаммед побил и изувечил меня! Это я затеял против него дело! Где брат мой Рам Дасс?
   Но Джавар Синх только покачал головой. А какая то женщина, присутствовавшая при нашем разговоре, сказала:
   -- И чего ты врешь, бунниа? Какие такие дела мог иметь с тобой богатый Мухаммед? Надо быть настоящим мошенником, человеком без стыда и совести для того, чтобы пожелать воспользоваться несчастием родного брата! Ах, эти бунниа!
   -- Коровой, клянусь коровой, -- закричал я в невыразимом отчаянии, -- клянусь храмом Магадео, что я, именно я, был побит людьми Мухаммеда. Если вы пожелаете показать всю правду, то я не поскуплюсь п хорошо отблагодарю вас.
   Я остался на площади, пошатываясь от тяжести болезни и у нового, неожиданного горя.
   Вскоре после того пришел Рам Нарен, человек, составляющий бумаги и прошения для всех жителей Иссер-Джанга, растянул свою циновку у колодца под деревьями и сказал мне:
   -- Побои были нанесены 41 день назад, и шесть дней назад судья постановил, на основании свидетельских показаний, взыскать в пользу твоего брата установленную сумму. В числе других свидетелей был и я. Я же сам видел, как во время разбора дела твой брат Рам Дасс два раза лишился чувств, -- вследствие незаживших ран, полученных им во время злодейского нападения на него. В присутствии всех саиб-Стент, Баба-Саиб-Стент подал ему стул и предложил немного отдохнуть. Все произошло именно так, как я рассказываю. Разве не так, разве не правду я говорю?
   -- Все это -- правда, -- произнес Джавар Сннх. -- Я был на суде и все видел. Все, сказанное Рамом Нарен, -- правда! Саиб подал Раму Дасс стул с шелковой подушечкой.
   -- Суд этот, -- продолжал Рам Норен, -- был очень унизителен для Мухаммеда, который поклялся отомстить за подобное оскорбление. Дасс, убоявшись мести, ушел вместе со всей своей семьей в Пали. Рам Дасс сказал нам, что вы теперь помирились с ним и что Дюрга Дасс уехал раньше в Пали и открыл там ссудную лавочку. И, правда, лучше было бы для тебя, если бы ты поскорее убрался отсюда, потому что Мухаммед поклялся, что выместит свой гнев на первом встречном из вашего рода. Он грозился, что подвесит любого родственника Рама Дасс над колодцем, станет качать его то влево, то вправо и бить палками до тех пор, пока кровь не хлынет из ушей. Все эти люди могут подтвердить, что я говорю чистую правду. Правда и насчет 500 рупий.
   -- Неужели же за побои было выдано 500 рупий?! -- воскликнул я.
   -- Да, пятьсот рупий, -- ответил Кирпа Рам. -- Я был на суде и слышал.
   Я застонал, так как рассчитывал просить только двести рупий. Я снова почувствовал боль во всем теле, едва удержался на ногах, но все же побежал к дому Рама Дасс. Там я стал искать мои книги и деньги, которые должны были находиться в деревянном ящике, под кроватью, но ничего не нашел. Дьявол, называвшийся моим братом, унес все, не оставив даже каури.
   После того я вернулся в свой собственный дом, открыл ставни, но кроме крыс, шмыгавших по всем направлениям, ничего не нашел. Тут меня оставил разум, -- я разорвал на себе платье и побежал к площади, где находился колодезь. Подобно брату, я стал взывать к суду англичан и заявил во всеуслышание, что мои книги и счета пропали.
   Окружающие, видя, что я готов броситься в воду, поверили правоте моих слов. Они поверили тем более, когда увидели, что на моих ляжках и спине еще оставались незажившие раны и рубцы.
   Джавар Синх плотник, поддержал меня. Это был очень сильный человек, который схватил меня одной рукой, а другой рукой обнажил меня и показал всем мое израненное тело. Вдруг он расхохотался, склонился к колодцу, снова выпрямился и закричал во все горло, так что его голос разнесся с площади колодца до самагси караван-сарая пилигримов:
   -- Ого, ого! Шакалы погрызлись, и в ловушку попался серяк. Правда та, что побили Дюргу Дасс, а деньги за то получил Рам Дасс. Да, так то дела! Шакалы погрызлись и один из них сжег книги и счета другого. Эй, все вы должники Дюрги Дасс, -- я знаю, что вас очень много! -- знайте, что все книги вашего кредитора сожжены! Ого, ого!
   И тотчас же разнеслось по всему Иссеру-Джанг, что мои книги пропали. Ах, ах! Я сам во всем виноват, потому что в минуту безумия открыл всем свою тайну... Весь город потешался надо мной и ругал меня так, как на это способны только в Пюнджаби. Все меня преследовали, швыряли в меня палками и коровьим пометом до тех пор, пока я не взмолился о пощаде.
   Рам Нарен, общественный писец, прекратил эту ужасную сцену из боязни, что новость достигнет Монгомери, откуда немедленно явится полиция, которая не погладит обидчиков по головке. Он обратился ко мне, при чем не постеснялся в обидных выражениях:
   -- Я поступлю с тобой, Дюрга Дасс, так, как того вовсе не заслуживаешь. Ведь помнишь, как ты обошелся с сыном моей сестры, когда дело коснулось рыжей телки? Послушайте, люди, есть ли у кого дрянная лошадь, которой он совсем не дорожил бы? Если есть такая лошадь, так мы посадим на нее этого несчастного и отправим его на все четыре стороны. Пусть спасается! Нам же лучше будет, если он уйдет от нас. Представьте себе, что Мухаммед узнает про то, что в нашем городе проживает брат того, кто так обесчестил его, -- ведь он немедленно явится сюда, убьет его, после чего к нам явится полиция, станет рыскать по всем домам и сожрет все то, что найдет в бакалейных лавках.
   В ответ на это Кипра Рам сказал:
   -- У меня имеется очень больная лошадь, которая не сегодня- завтра издохнет. Все же, если хорошо постегать ее, так пару миль можно сделать на ней. Если она по дороге издохнет, так торговцы кожами могут задешево купить ее вместе с потрохами.
   -- Я заплачу за лошадь три анна, -- произнес кожевенник Тембо -- и пойду рядом с нею до тех пор, пока она не свалится.
   -- Ладно, -- сказал Кипра Рам.
   Привели лошадь, и я попросил, чтобы мне дали воды напиться, так как от волнений у меня все внутри пересохло.
   -- Дюрга Дасс, -- заявил на прощание Рам Парен. -- Господь покарал тебя и поэтому я не хочу отпустить тебя с пустыми руками. Вот тебе четыре анна, несмотря на то, что ты очень плохо обошелся с сыном моей сестры, у которого стащил рыжую телку. Имей в виду, что тебе предстоит немалый путь. Не забудь только, что уздечка -- моя, и верни ее мне.
   Средь общего шума и хохота я покинул Иссер-Джанг. Кожевенник шел рядом со мной до тех самых пор, пока лошадь не издохла. А издохла она, не сделав и одной мили. Вспомнив все то, что рассказывали люди, и боясь мести Мухаммеда, я собрал последние силы и пустился домой пешком.
   Клянусь коровой, клянусь всем тем, чем клянутся индусы, магометане и даже саибы, что это я, а не брат мой Рам Дасс был избит Мухаммедом. Но двери суда заперты, в суде никого нет, а куда девался саиб Стенд, на губах которого еще молоко матери не обсохло, -- один Бог знает...
   Ох, ох, у меня нет свидетелей, а раны с каждым днем все больше и больше заживают. Я -- бедный и к тому же несчастный ... человек. Но клянусь отцом моей души, что меня и только меня жестоко избили люди Мухаммеда.
   Что мне делать? Справедливость и суд англичан, как большая река, которая никогда не течет вспять. И все же, саиб, я умоляю вас: возьмите перо и ясно изложите на бумаге все то, что я рассказал вам. Может быть, вам придется увидеть саиба-судье, так вот вы скажете ему, что он -- как новорожденный жеребенок, которого родная мать еще не успела облизать. Скажите ему, что меня, а не моего брата, неведомо куда исчезнувшего, побил Мухаммед. Но прежде всего другого напишите, -- и напишите так, чтобы все согласились с этим, -- что мой брат Рам Дасс, сын Пуруна Дасс из Пали -- свинья и ночной тать -- убийца, мясоед, паршивый пес без чести, души и совести...

------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы", 1916, No 8.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru