Кэллоуэй Генри
Детские сказки зулусов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Nursery Tales, Traditions and Historiеs of the Zulus.
    Углаканьяна
    Узикулуми Колоколоко
    Узембени или сватовство Узикулуми.
    Вариант одной части этой сказки.
    Уксомбеккантсини.
    Изеламани (Два брата).
    Умдхлюбу и лягушка.
    Прибавление.
    А. Рассказ о начальнице девушек
    B. Наследство в полигамических хозяйствах.
    Перевод Дмитрия Коропчевского (1873).

  

БАСНИ И СКАЗКИ
ДИКИХЪ НАРОДОВЪ.

I. Животный эпосъ и легенды готтентотовъ

(изъ сборника Блика -- Bleeck, "Reynard the Fox in South Africa)".

II. Дѣтскія сказки и преданія зулусовъ.

(изъ сборника Коллэуея -- Collaway, "Nursery Tales, Traditions and Historiеs of the Zulus)".

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія В. Демакова. Новый пер., д. No 7
1874.

  

II.
ДѢТСКІЯ СКАЗКИ ЗУЛУСОВЪ

  

УГЛАКАНЬЯНА 1).

   1) Углаканьяна -- получеловѣческое, полудемоническое существо. Онъ очень маленькаго роста, и видомъ похожъ на ребенка. Онъ постоянно обманываетъ людей, заставляетъ ихъ плутать въ дорогѣ, уноситъ приманку изъ западни и пр. Онъ является иногда въ видѣ хорька, и потому хорекъ считается дурнымъ предзнаменованіемъ у зулусовъ.
  
   Случилось, что одна женщина заберемнѣла. Когда для нея подошло время родить, ребенокъ заговорилъ въ ней ис казалъ: "Мать, роди меня скорѣе, а то люди съѣдятъ скотъ моего отца". Мать сказала тогда всѣмъ: "идите и слушайте. Произошло чудо. Во мнѣ говоритъ ребенокъ". "Чтоже онъ говоритъ?" спросили они. Онъ говоритъ мнѣ, чтобы я родила его поскорѣе; потому что скотъ въ краалѣ гибнетъ.
   Отецъ зарѣзалъ тогда нѣсколько быковъ, народъ собрался, оставивъ крааль со скотомъ, и говорилъ: "идите и слушайте. Здѣсь совершилось чудо; говоритъ еще неродившійся ребенокъ"! Отецъ сказалъ; "Пусть говоритъ, если это такъ". Ребенокъ сталъ говорить и сказалъ: "Да, правда, я говорю, чтобъ моя мать поскорѣе родила меня, потому что скоту въ краалѣ угрожаетъ погибель. Я говорю также, чтобъ меня пустили добыть себѣ мяса". Народъ удивился и сказалъ: "Что то будетъ изъ этого?"
   Отецъ сказалъ: "Пусть всѣ выйдутъ изъ дому, рожай его, чтобъ мы могли видѣть человѣкъ ли онъ или нѣтъ. Это настоящее чудо". Всѣ вышли. Отецъ скалъ: "Надо, чтобъ всѣ ушли: онъ вѣдь началъ говорить, когда мать его осталась одна". И такъ всѣ вышли, а ребенокъ родился. Какъ только онъ родился, онъ всталъ на ноги. Взялъ онъ отцовскій ножъ, отрѣзалъ себѣ самъ пуповину и бросилъ ее на землю. Мать его взяла воды и обмыла его.
   Вышелъ онъ съ копьемъ въ рукахъ; на дворѣ мать взяла у него копье: онъ оставилъ его и пошелъ въ загородку для скота. Прислуга разбѣжалась Онъ сѣлъ у огня и съѣлъ кусочекъ того мяса, которое ѣла прислуга.
   Люди возвратились назадъ и говорятъ: "такъ это человѣкъ, взрослый человѣкъ! Мы думали, что это ребенокъ". Затѣмъ они спросили: "Это тотъ самый ребенокъ, который говорилъ въ тебѣ? Мать сказала: "да, это онъ".
   Они сказали его матерѣ: "Благодаримъ тебя, наша царица. Ты намъ родила ребенка, который оказался мудрымъ уже при самомъ рожденіи. Мы никогда не видали такого ребенка. Онъ будетъ великъ среди всѣхъ царскихъ дѣтей, потому что онъ всѣхъ насъ удивилъ своею мудростью.
   "Да, отецъ, сказалъ онъ, ты вотъ говоришь, что я ребенокъ (я замѣчаю, что ты это думаешь); возьми бычачью ногу и брось ее подъ крааль, и мы увидимъ, кому достанется она первому. Пойдемте всѣ, и дѣти и взрослые, и я -- доставать эту ногу; тогда и увидимъ кто изъ насъ окажется взрослымъ. Тотъ и будетъ взрослымъ, кому достанется нога". Отецъ взялъ ногу и бросилъ ее подъ крааль. Они всѣ собрались у входа, у верхней части крааля, а онъ вышелъ черезъ нижнюю часть, пролѣзая сквозь изгородь, и встрѣтилъ всѣхъ остальныхъ тогда, когда уже возвращался съ ногою, и сказалъ: "Возьми это, мать. Это мое". А мать отвѣтила: "Мнѣ весело сегодня, потому что я родила мудраго человѣка".
   Женщины крааля стали кричать и говорили: "Кто это такой родился, сегодня? Что это за человѣкъ? Мы никогда не видали ничего подобнаго. Его никуда нельзя посылать, потому что онъ Углаканіана. Кто это говоритъ, что онъ человѣкъ? Развѣ когда-нибудь былъ такой человѣкъ, который бы умѣлъ говорить, когда-только-что родился, и который былъ бы такъ силенъ, что могъ превзойти взрослыхъ людей? Развѣ вы невидали, какъ онъ подобралъ бычачью ногу? Вы могли бы тогда понять, что это человѣкъ не такой, какъ другіе. Онъ вошелъ въ царицу и поселился въ ней; онъ родился, какъ всѣ люди, и вовсе онъ не сынъ царя. Мы, женщины, это и теперь говоримъ, а вы, мужчины, узнаете это въ другое время. Онъ сдѣлаетъ великія дѣла, потому что онъ говорилъ до своего рожденія.
   Углаканіана пошелъ охотиться у рѣки. Онъ нашелъ много западней; во всѣ западни попались птицы; изидлази, по двѣ или по три. Онъ вынулъ всѣхъ птицъ, связалъ ихъ въ связку и ушелъ съ ними домой. Возвратясь, онъ пошелъ къ своей матери и сказалъ ей: "Мать, сними съ меня эту ношу, она слишкомъ тяжела для меня". Она спросила его: "Что это ты принесъ?" "Это мои птицы, которыхъ я только-что поймалъ", отвѣчалъ онъ. Мать поблагодарила его и сказала: "Мой сынъ совсѣмъ какъ взрослый. Онъ очень уменъ. Ты умнѣе всѣхъ и своего отца и всѣхъ нашихъ друзей". Она взяла и развязала птицъ, а онъ сказалъ ей: "свари ихъ всѣхъ и обложи коровьимъ навозомъ". Она такъ и сдѣлала, а сынъ сказалъ ей. "Я сегодня уйду изъ дому и буду спать съ другими мальчиками. Не снимай навоза съ моихъ птицъ, и приду по утру; тогда онѣ будутъ вкуснѣе".
   Пошелъ Углаканіана спать съ другими мальчиками, а они сказали ему: "Ты зачѣмъ сюда пришелъ? мы не хотимъ съ-тобою спать. А онъ отвѣчалъ имъ: "отчего же мнѣ не спать съ вами. "Вѣдь я такой же мальчикъ. Развѣ я дѣвочка?" "Ты слишкомъ хитеръ", сказали они, "ты обманулъ нашихъ отцовъ."
   "Да ты и не царскій сынъ". "А чей же я сынъ?" спросилъ онъ. "Мы не знаемъ", отвѣтили они: "У царей не бываетъ такихъ дѣтей, какъ ты. Ты чудо, это вѣрно. Ты непремѣнно сдѣлаешь что нибудь дурное. Это еще не все. Ты чудо, это вѣрно".
   Пѣтухъ запѣлъ. Углаканіана проснулся и проговорилъ: "Теперь день. Мнѣ надо идти, а то вороны и люди утащатъ моихъ птицъ изъ западней". Онъ оставилъ свое логовище и пошелъ къ себѣ домой. Придя домой, онъ приподнялъ дверь и вошелъ въ хижину; мать его спала еще въ это время. Онъ открылъ горшокъ и съѣлъ всѣхъ птицъ, но головы не ѣлъ и оставилъ ихъ. Потомъ онъ вышелъ, взялъ навозу и положилъ его на дно горшка, воткнулъ въ навозъ птичьи головы и сверху также прикрылъ ихъ навозомъ. Все это онъ сдѣлалъ, пока мать его еще спала. Затѣмъ онъ пролѣзъ подъ дверь, прошелъ нѣкоторое разстояніе, вернулся назадъ и сказалъ матери, какъ-будто онъ только-что пришелъ: "Матушка, отвори-ка мнѣ дверь". Вошелъ онъ, взялъ воды, умылся и говоритъ: "Дай мнѣ теперь моихъ птицъ". А когда еще только-что входилъ, онъ сказалъ: "Ты все спишь! Всѣ птицы уже, вѣрно, превратились въ навозъ, потому что солнце уже взошло. Птицы всегда превращаются въ навозъ, когда взойдетъ солнце. Ихъ, должно быть, ужъ нѣтъ; развѣ такъ только, немножко отъ нихъ осталось на днѣ". Онъ открылъ горшокъ б сказалъ: "Такъ и есть; тутъ только навозъ, остались однѣ головы". Мать сказала ему: "Какъ же это случилось?" Онъ отвѣчалъ ей: "А ты не знаешь какъ?" и продолжалъ далѣе: "А я знаю. Ты, мать, ничего больше, какъ ребенокъ. Развѣ ты родила меня? Вѣдь я самъ сказалъ. тебѣ: роди меня поскорѣе; скотъ отца моего гибнетъ въ краалѣ? Развѣ ты слышала когда нибудь, чтобы ребенокъ говорилъ такія слова: "Роди меня". Я старый человѣкъ, я не твой сынъ. И отецъ, съ которымъ ты живешь, не мой отецъ;. онъ простой человѣкъ и ничего больше. Я просто вошелъ въ тебя, когда ты была его женой. Мы больше вмѣстѣ жить не будемъ. Я пойду, куда захочу, самъ по себѣ, и оставлю васъ, а вы живите здѣсь одни. Я пойду гулять по всему свѣту". Они вынули оставшееся въ горшкѣ, и мать сказала ему: "Да, дитя мое, ты говорилъ правду; птицы могутъ превращаться въ навозъ на днѣ горшка. Тамъ теперь ничего нѣтъ кромѣ навоза, я только головы на верху". Мальчикъ сказалъ на это: Дай-ка мнѣ посмотрѣть ихъ?" Посмотрѣлъ онъ и самъ же съѣлъ всѣ головы и сказалъ: "Ты съѣла моихъ птицъ, и я не дамъ тебѣ головъ, потому что ты съѣла все мясо". Такъ онъ съѣлъ и головы.
   Углаканіана взялъ палку и вышелъ. Онъ молчалъ и продолжалъ путь, пока не дошелъ до западни людоѣда, тогда онъ вынулъ оттуда птицъ. Когда онъ вынималъ ихъ, пришелъ людоѣдъ и схватилъ его. "Не убивай меня", сказалъ онъ людоѣду. Углаканіана продолжалъ. "Не бей меня, и позволь мнѣ сказать тебѣ нѣсколько словъ. Освободи меня изъ западни, очисти меня отъ птичьяго клею и возьми меня съ собою домой. У тебя вѣдь есть мать?" Людоѣдъ отвѣчалъ: "Есть". Тогда мальчикъ сказалъ ему: "Зачѣмъ же тебѣ тогда обижать меня? Ты лучше освободи меня изъ западни, очисти отъ птичьяго клею и возьми съ собою домой. Я буду горекъ, я не буду вкусенъ, если ты убьешь меня теперь; право, я не буду вкусенъ. Возьми меня къ себѣ, и пусть твоя мать сваритъ меня. Посади меня такъ, чтобы я могъ высохнуть, а если самъ уйдешь, все-таки оставь меня дома. Меня нельзя варить, пока ты тамъ будешь; я буду невкусенъ".
   Людоѣдъ взялъ его и пошелъ съ нимъ домой, захвативши также своихъ птицъ. Придя домой людоѣдъ сказалъ своей матери: "Мать, вотъ то животное, которое съѣдало моихъ птицъ. Я нашелъ его сегодня; я поймалъ его на мой птичій клей. Онъ говорилъ мнѣ, чтобы не бить его; онъ сказалъ, что будетъ горекъ, если я побью его. Я согласился, очистилъ его и принесъ его домой. Онъ спросилъ меня, есть ли у меня мать. Я сказалъ ему, т. е. этому животному, что у меня есть мать? Онъ говорилъ, что хочетъ, чтобы ты сварила его, пока меня не будетъ. Онъ говорилъ, что не будетъ вкусенъ, если будетъ сваренъ при мнѣ. Я согласенъ на это. Свари его по-утру. А нынѣшнюю ночь пусть онъ полежитъ". Людоѣдъ и братъ его, мальчикъ, оба были согласны на это и сказали: "Пусть онъ пролежитъ нынѣшнюю ночь".
   По-утру людоѣдъ сказалъ: "Мать, займись-ко моей добычей". Углаканіана же сказалъ ей: "Возьми меня и посади на крышу избы, чтобы я могъ высохнуть подъ солнечными лучами", а самъ думаетъ, что такимъ образомъ онъ увидитъ, по какому направленію пойдетъ людоѣдъ. Его посадили на крышу избы. Людоѣдъ съ братомъ ушли и скрылись за вершину холма. Углаканіана "слѣзъ съ крыши и говоритъ: "Мать, ты еще спишь?" Мать людоѣда отвѣчаетъ ему: "Да". А Углаканіана говоритъ: "Вставай, поиграемъ въ такую игру, что будемъ варить другъ "Друга. Сперва ты меня повари немножко, а потомъ я тебя. Вари меня въ большомъ горшкѣ, я очень разбухну и займу весь горшокъ. Вотъ большой горшокъ какъ-разъ въ пору, чтобы меня сварить". Мать людоѣда говоритъ: "Ты правду говоришь, ты самъ знаешь, что тебя надо сварить". А онъ говоритъ ей: "Возьми же горшокъ и поставь его на огонь". Углаканіана развелъ огонь, но небольшой и сказалъ: "Огня довольно". А она говоритъ: "Давай, попробуемъ воду, довольно ли она горяча". Вложилъ онъ въ воду руку и говоритъ: "Въ самый разъ. Клади меня въ горшокъ и начнемъ дѣло съ меня". "Конечно, съ тебя, сказала мать людоѣда". Она взяла его, положила въ горшокъ и накрыла крышкой. Онъ молчалъ въ горшкѣ, и наконецъ говоритъ: "Ну, вынимай меня." Она вынула его, а онъ говоритъ ей: "Мое дѣло кончено! Надо прибавить огня." Углаканіана развелъ огонь и говоритъ: "Я пробовалъ воду; она еще не горяча; давай, растопимъ пожарче. Углаканіана развелъ большой огонь, посмотрѣлъ въ горшокъ и видитъ, что вода тамъ кипитъ. Тогда онъ сказалъ матери людоѣда: "Раздѣвайся-ка; теперь вода какъ-разъ по тебѣ, она была такою когда я влѣзъ въ нее, теперь твоя очередь; вода самая пріятная". Углаканіана началъ разстегивать платье, но она сказала ему: "Оставь меня, я сама раздѣнусь, не смѣй меня торопить. Зачѣмъ ты меня торопишь"? Углаканіана говоритъ: "Что же изъ того, что я сниму съ тебя одежду, когда я несчастная добыча, которую ты намѣрена съѣсть съ твоими сыновьями? Что мнѣ изъ этого, если я добыча, которая будетъ съѣдена тобою и твоими сыновьями"? Тутъ онъ взялъ ее, положилъ въ горшокъ и накрылъ его крышкой. Она закричала: "Углаканіана, вынь меня, я обварилась до смерти". Онъ отвѣчалъ ей: "Нѣтъ ты не обварилась. Еслибы ты точно обварилась до смерти, ты не стала бы этого говорить; я знаю, что если человѣкъ говоритъ, что онъ обварился до смерти, значитъ, онъ еще живъ; еслибы онъ точно обварился до смерти, онъ не сталъ бы говорить этого -- онъ бы сварился, просто, и все тутъ. Она говоритъ ему: "Углакаліана, я уже сварилась". А онъ ей говоритъ: "Нѣтъ, ты еще не сварилась". Ты вѣдь говоришь, что ты сварилась, а я знаю, что если человѣкъ совсѣмъ сварился, то онъ не станетъ говорить: Я уже сварился. Онъ ничего не говоритъ, когда уже совсѣмъ сварится. "Такъ она сварилась и ничего уже больше не говорила. Углаканіана сказалъ: "Вотъ теперь я вижу, что ты сварилась, потому что ничего уже болѣе не говоришь. Теперь ты замолчала, вотъ почему я думаю, что ты совсѣмъ сварилась. Тебя съѣдятъ твои сыновья. Теперь дѣло кончено. Я вижу, что ты теперь въ самомъ дѣлѣ сварилась, потому что замолчала.
   Углаканіана взялъ платье матери людоѣда, надѣлъ его, отчего сталъ казаться толще, и легъ на то мѣсто, гдѣ спала мать людоѣда. Наконецъ людоѣды пришли и стали звать свою мать, а Углаканіана, поддѣлываясь подъ голосъ старухи, отвѣчаетъ: "Что?Что вамъ нужно? Ваша ѣда тамъ, она совсѣмъ разварилась и стала вкусна, какъ онъ говорилъ; ѣшьте. Я не хочу вставать. Я ужъ ѣла". Они вытащили руку и стали ее ѣсть. Маленькій людоѣдъ говоритъ своему брату: "Посмотри, тутъ рука матери. А старшій отвѣчаетъ ему: "что ты говоришь? Отъ этого матери можетъ приключиться несчастье". "Такъ я не буду больше говорить этого, сказалъ младшій". Они продолжали ѣсть и съѣли руку. Потомъ вытащили ногу и съѣли ее. А мальчикъ людоѣдъ опять говоритъ: "Точно матушкина нога". Людоѣдъ прибилъ его. А Углаканіана лежитъ на постели и говоритъ: "Дитя мое, этому колдуну хочется меня съѣсть; чтобы онъ имѣлъ, онъ называетъ это моимъ именемъ, и ему кажется, что въ этомъ есть сходство со мною. Успокойся, дитя мое, и продолжай ѣсть".
   Углаканіана говоритъ: "Очистите дорогу къ двери, я уйду на время и тотчасъ вернусь назадъ. А вы продолжайте ѣсть". Когда Углаканіана вышелъ на улицу, старшій людоѣдъ также сказалъ: "Правда, эти пятки точно какъ у нашей матери". Углаканіана высвободилъ свои ноги и, погоняемый страхомъ, побѣжалъ изо всѣхъ ногъ, спѣша уйдти отъ дома людоѣда. Затѣмъ онъ началъ разстегивать платье, снялъ его съ себя и понесся во весь духъ. Наконецъ! видя, что онъ находится уже такъ далеко, что имъ его не поймать, онъ закричалъ: "Людоѣды, вы уплетаете вашу мать цѣликомъ"! Людоѣды услышали это и выскочили изъ хижины. Маленькій людоѣдъ сказалъ: "Я вѣдь говорилъ. что эти ноги и руки точно какъ у матери". Они бросились бѣжать за нимъ. Углаканіаніана добѣжалъ до рѣки, которая выступила изъ береговъ и обратился въ тростникъ. Дойдя до рѣки, людоѣды нашли слѣды его ногъ на берегу и увидѣли тростникъ. Людоѣдъ вытащилъ тростникъ и говоритъ: "Онъ переправился черезъ рѣку". "Да, онъ переправился", повторилъ людоѣдъ, и швырнулъ тростникъ на противоположный берегъ. Но это былъ самъ Углаканіана, который, прибѣжавъ къ рѣкѣ, превратился въ тростникъ. Крайне довольный, что очутился на томъ берегу, онъ сказалъ: "Это вы, меня перебросили черезъ рѣку". А они отвѣчали: "Такъ вотъ онъ гдѣ былъ; а мы думали, что это просто тростникъ". Вода была велика, поэтому они постояли, подумали, и вернулись назадъ ни съ чѣмъ.
   Переправившись черезъ рѣку, Углаканіана продолжалъ свой путь и встрѣтилъ зайца, которому и сказалъ: "Заяцъ, пойди ко мнѣ, я разскажу тебѣ сказку: "А заяцъ отвѣчалъ ему: "Не пойду! я не хочу имѣть съ тобою никакого дѣла". На это Углаканіана сказалъ: "Я разскажу тебѣ такую штуку, которую я, Углаканіана, устроилъ съ г. людоѣдомъ на той сторонѣ рѣки". Заяцъ все-таки по, старался уйти отъ него. Онъ же, приближаясь къ зайцу мало но малу, наконецъ, схватилъ его, посадилъ на колъ и общипалъ {Туземцы не снимаютъ кони съ зайцевъ, а только общипываютъ ихъ.}. Потомъ онъ развелъ огонь, изжарилъ зайца и съѣлъ, а одну изъ косточекъ обчистилъ, сдѣлалъ изъ нея свистокъ и пошелъ своей дорогой
   На дорогѣ онъ встрѣтилъ игуану {Игуана -- родъ ящерицы.}, которая сидитъ высоко на деревѣ и говоритъ ему: "Здравствуй, Углаканіана". Онъ отвѣчаетъ: "Здравствуй, Нууана, благодарю тебя за вниманіе". Игуана говоритъ: "одолжи мнѣ твой свистокъ, я попробую, хорошо ли онъ свиститъ". Углаканіана говоритъ: "Нѣтъ, я никакъ не могу дать тебѣ моего свистка. Я не люблю давать свои вещи". "А игуана говоритъ: "Да я отдамъ тебѣ его назадъ". А онъ ей: "Въ такомъ случаѣ уйди подальше отъ запруди (дерево, на которомъ сидѣла игуана, стояло на срединѣ запруды, образуемой рѣкою) и выходи сюда на чистое поле; я боюсь стоять такъ близко у воды. Ты можешь скрыться съ моей дудкой въ прудъ, потому что ты такое животное, которое живетъ въ глубокой водѣ". Игуана слѣзла съ дерева и вышла на открытое поле. Углаканіана далъ ей свистокъ. Она посвистала въ него и говоритъ: "Милый мой! а вѣдь свистокъ-то твой хорошъ. Дай мнѣ его; мнѣ хочется поиграть на немъ и завтра". Углаканіана говоритъ: "Нѣтъ! отдай мнѣ его; мнѣ пора идти". А игуана отвѣчаетъ: "Я не отдамъ его тебѣ, ты вѣдь мнѣ позволилъ поиграть на немъ". Онъ говоритъ: "Отдай сейчасъ". Тутъ Углаканіана разсердился, схватилъ игуану и говоритъ: "Тебѣ говорятъ, отдай!" Но игуана хлестнула его своимъ хвостомъ такъ больно, что онъ выпустилъ изъ рукъ свистокъ, а она подхватила свистокъ и скрылась съ нимъ въ глубокую воду.
   Угликаніана пошелъ своей дорогой въ другое мѣсто. Вдругъ онъ видитъ ломоть хлѣба, а хозяинъ этого хлѣба, старикъ, спрятался нѣсколько поодаль. Углаканіана взялъ хлѣбъ и убѣжалъ съ нимъ. Увидя это, старикъ кричитъ: "Положи-ко мои хлѣбъ, Углаканіана". Углаканіана не послушался, побѣжалъ и спрятался въ змѣиную нору. Пришелъ старикъ, засунулъ туда свою руку и схватилъ его. А Углаканіана говоритъ ему: "Эхъ, ты, старый, схватилъ рукою корень и держишь". Старикъ выпустилъ его, сунулъ туда опять руку и на этотъ разъ схватилъ ею корень. А Углаканіана говоритъ: "Дѣдушка, дѣдушка! ты раздавилъ меня". А старикъ молчитъ и тащитъ къ себѣ корень изо всей мочи, пока не выбился изъ силъ. Наконецъ, онъ бросилъ корень и ушелъ. Углаканіана съѣлъ весь хлѣбъ и пошелъ дальше.
   Идетъ Углаканіана своей дорогой и наткнулся на самку леопарда, у которой были дѣтеныши; но самки не было дома, а оставались только дѣти. Онъ и остался съ дѣтьми. Приходитъ. наконецъ леопардъ и тащитъ козла. Увидя его, самка леопарда вся съёжилась и разсердилась; она бросила оземь козла и идетъ прямо на него. Углаканіана говоритъ ей: "Не сердись, сударыня, на меня. Ты настоящая царица, право. Я побуду съ твоими дѣтьми, а ты пойдешь на добычу. Я построю тебѣ прекрасный домъ, чтобъ тебѣ не лежать здѣсь у подошвы скалы съ твоими дѣтьми. Я отлично построю домъ и покрою его соломой". Самка леопарда говоритъ: "Хорошо, я согласна, оставайся здѣсь съ дѣтьми и смотри за ними, пока меня не будетъ дома.
   Углаканіана сказалъ тогда: "Я буду тебѣ подавать дѣтей, чтобъ ты кормила ихъ по одиночкѣ". Вотъ онъ и подаетъ ей одного дѣтеныша, а она говоритъ: "Подавай мнѣ и другаго. Пусть они сосутъ оба вмѣстѣ, иначе одинъ изъ нихъ будетъ плакать. Углаканіана говоритъ: "Нисколько! Ты прежде покорми одного, а когда ты мнѣ передашь его, я подамъ тебѣ другаго". На это она отвѣчаетъ: "Ни за что. Я никогда не дѣлаю этого, когда кормлю ихъ. Не смѣй меня учить, какъ кормить дѣтей. Подай мнѣ обоихъ вмѣстѣ". Углаканіана говоритъ: "Хорошо, передай мнѣ того, котораго я подалъ тебѣ сначала". Она отдала ему, наконецъ, перваго; и говоритъ: "Теперь выходи оттуда, пойди сюда, сними шкуру съ моего козла и свари его мясо; ты обѣщалъ сдѣлать это. Углаканіана пошелъ, снялъ съ козла шкуру и сварилъ его, а леопардъ и дѣтеныши стали его ѣсть. Поѣвши, они легли спать. а рано утромъ проснулись.
   Леопардъ сказалъ: "Побудь здѣсь и присматривай, чтобъ все было цѣло; я довѣряю тебѣ моихъ дѣтей, смотри за ними". Углаканіана построилъ хижину, придѣлалъ къ ней очень маленькія сѣпи, выкопалъ длинную нору съ далекимъ выходомъ, и обрѣзалъ древка четырехъ ассагеевъ. Леопардъ вернулся, притащилъ козла и говоритъ: "Углаканіана!" А тотъ отвѣчаетъ: "А!... А!" Углаканіана уже съѣлъ леопарденка, такъ что остался только одинъ. Леопардъ говоритъ: "Принеси-ко мнѣ моихъ дѣтей". Онъ принесъ ей одного, она и накормила его. Потомъ леопардъ говоритъ: "Принеси мнѣ другаго". А Углаканіана отвѣчаетъ: "Отдай мнѣ того, который у тебя". А леопардъ говоритъ: "Не отдамъ, я хочу, чтобъ у меня были оба". Углаканіана отказался и говоритъ: "Отдай мнѣ прежде перваго, тогда я дамъ тебѣ другаго". Леопардъ отдалъ ему перваго. Но Углаканіана принесъ ему назадъ того же, потому что онъ только одинъ и оставался. Затѣмъ леопардъ говоритъ: "Выходи теперь ты и снимай шкуру съ козла." Углаканіана вышелъ, снялъ съ козла шкуру и сварилъ его. Самка леопарда поѣла и леопарденокъ тоже. Затѣмъ Углаканіана пошелъ въ домъ, и леопардъ говоритъ ему: "Теперь и я пойду туда". Углаканіана отвѣчаетъ: "Ну пойдемъ". Вошли они въ домъ. Входить имъ было трудно, потому что Углаканіана очень хитро устроилъ сѣни; ему хотѣлось съѣсть леопарденка, и въ тоже время онъ боялся леопарда, и сказалъ про себя: "Ей придется съежиться и нелегко будетъ войдти туда, такъ что, пока она будетъ пролѣзать, я спущусь въ длинную нору, а когда она войдетъ, я уже буду далеко отъ дома". Тутъ онъ спустился въ нору, устроенную въ домѣ, а леопардъ, между тѣмъ, сталъ пролѣзать черезъ сѣни въ домъ. Когда леопардъ вошелъ, онъ нашелъ только одного леопарденка, и говоритъ: "Ай, ай! такъ вотъ онъ каковъ этотъ Углаканіана! Гдѣ мое дитя? Онъ съѣлъ его"! Леопардъ полѣзъ въ нору, куда спустился Углаканіана, желая добраться до ея выхода; между тѣмъ Углаканіана давно уже оттуда вылѣзъ, вернулся въ домъ, и въ сѣняхъ воткнулъ въ землю ассагеи остріями вверхъ. Когда леопардъ. вошелъ въ сѣни, онъ наткнулся на четыре ассагеи и издохъ. Тогда пришелъ Углаканіана, очень обрадовался, схватилъ леопарденка и кончилъ его. Затѣмъ онъ принялся за свою добычу и сталъ ее ѣсть. Ѣлъ онъ, ѣлъ, все съѣлъ, осталась только одна леопардиная нога. Эту ногу онъ взялъ съ собою и пошелъ дальше, потому что онъ былъ такой человѣкъ, которому не сидѣлось долго на одномъ мѣстѣ.
   Углаканіана идетъ своей дорогой и вдругъ навстрѣчу ему попадается людоѣдъ. Людоѣдъ говоритъ ему: "Здравствуй, Углаканіана", А онъ отвѣчаетъ: "Здравствуй, дядинька". Людоѣдъ говоритъ: "Здравствуй, дитя моей сестры". А онъ говоритъ: "Пойди сюда, я разскажу тебѣ приключеніе, которое случилось со мною и съ леопардомъ, не далеко отсюда". Людоѣдъ говоритъ: "Въ самомъ дѣлѣ"? Углаканіана отвѣчаетъ: "Да." Не хочешь ли ты поѣсть мяса, на, возьми, если хочешь." Людоѣдъ взялъ это мясо" поблагодарилъ его и сказалъ: "Дитя сестры моей, спасибо за одолженіе, я очень, очень проголодался". Они принялись оба ѣсть мясо. Въ это время они увидали двухъ коровъ; одна изъ нихъ была бѣлая, а другая черная. Людоѣдъ говоритъ: "Это мои коровы". Углаканіана отвѣчалъ ему: "Черная то моя". А людоѣдъ говоритъ на это: "А бѣлая моя; та, у которой и мясо бѣлое {Бѣлая значитъ также у туземцевъ жирная. (Прим. Коллоуэя).}". Они пошли къ этимъ коровамъ и погнали ихъ назадъ. Углаканіана говоритъ: "Дядя, давай построимъ домъ". А людоѣдъ отвѣчаетъ: "Это хорошо; вдвоемъ намъ будетъ отлично и у насъ говядины будетъ вдоволь". Они выстроили хижину и набрали травы; Углаканіана говоритъ: "Ты, дядинька, зарѣжъ-ко свою корову сперва; я хочу узнать, правду ли ты говоришь, что она и внутри такъ же бѣла какъ и снаружи". Людоѣдъ согласился. Корову зарѣзали, сняли съ нея шкуру, но она оказалась худой. Углаканіана говоритъ: "Я этого ѣсть не буду. Давай зарѣжемъ мою". Людоѣдъ согласился. Они зарѣзали ее, смотрятъ, а она очень жирная. Людоѣдъ говоритъ: "Дитя сестры моей, ты очень уменъ, потому что ты сразу узналъ, что твоя корова жирная". А Углаканіана говоритъ: "Давай теперь покроемъ наше жилище, тогда мы заберемся туда и поѣдимъ. Посмотри-ко на небо, того и гляди дождь польетъ и промочетъ насъ насквозь". Людоѣдъ говоритъ: "Ты правъ, дитя сестры моей, ты умный человѣкъ, потому что совѣтуешь покрыть домъ, чтобъ не промокнуть". А Углаканіана говоритъ: "Такъ примемся за дѣло, ты полѣзай наверхъ, а я останусь внутри и буду тебѣ продѣвать снизу иглу". Людоѣдъ полѣзъ наверхъ. А волосы у него были длинные, очень длинные. Углаканіана остался внутри жилища и принялся подавать ему иголку. Онъ началъ захватывать волосы людоѣда и привязывать ихъ какъ можно крѣпче; мало по малу, затягивая въ узелъ отдѣльные пряди, онъ прикрѣпилъ всѣ его волосы къ крышѣ. Тутъ онъ увидѣлъ, что волосы крѣпко привязаны, и что людоѣду никакъ нельзя слѣзть оттуда, если Углаканіанѣ вздумалось ем уйти изъ дому. Въ то время какъ людоѣдъ сидѣлъ на крышѣ, Углаканіана пошелъ къ огню, гдѣ варилось коровье вымя. Онъ вынулъ его и положилъ на скатерть; затѣмъ онъ взялъ ассагей, разрѣзалъ вымя и набилъ имъ ротъ. А людоѣдъ говоритъ: "Ты что тамъ дѣлаешь, дитя моей сестры? Давай кончимъ прежде домъ, а потомъ ужъ вмѣстѣ примемся за ѣду". Углаканіана говоритъ: "Въ такомъ случаѣ, слѣзай, мнѣ больше незачѣмъ идти въ домъ, кровля готова." Людоѣдъ согласился. Началъ онъ слѣзать съ дома, а слѣзть-то ему и нельзя. Онъ кричитъ оттуда: "Дитя сестры моей, что это ты надѣлалъ?" А Углаканіана отвѣчаетъ ему: "Я сдѣлалъ кровлю какъ надо, меня не за что бранить. Теперь я буду ѣсть и не хочу ни съ кѣмъ говорить, я хочу быть одинъ съ моей коровой". Потомъ онъ продолжалъ: "И о чемъ тебѣ толковать, когда ты самъ видѣлъ, что твоя корова худая и совсѣмъ безъ жиру?... Слѣзай самъ, какъ влѣзъ. Я не пойду развязывать тебя". Тутъ Углаканіана отрѣзалъ кусокъ жирнаго мяса и говоритъ: "это для тебя". А людоѣдъ говоритъ: "Дай мнѣ сюда. Влѣзь наверхъ и подай мнѣ, дитя сестры моей. А то помоги мнѣ и развяжи меня, тогда я слѣзу къ тебѣ. Я спорить не стану. Такъ и быть, возьму то, что ты мнѣ дашь; я знаю, что моя корова худая, а твоя жирная. Кто станетъ оспаривать то, что принадлежитъ другому человѣку и на что онъ не имѣетъ никакого права"? Въ это время небо заволоклось грозной тучей, стала сверкать молнія, и пошелъ крупный градъ. Углаканіана унесъ все мясо въ домъ, усѣлся тамъ и сталъ разводить огонь. А градъ и дождь все не перестаютъ. Людоѣдъ продолжалъ кричать, сидя на крышѣ до тѣхъ поръ, пока учащенные удары града не убили его до смерти. Потомъ, когда небо начало проясняться, Углаканіана вышелъ изъ дому и говоритъ: "Дядя, слѣзай и иди ко мнѣ. Прояснѣло; ужъ нѣтъ больше дождя, града и молніи. Чтожъ ты молчишь?" Такъ Углаканіана остался одинъ, и оставался тамъ до тѣхъ поръ, пока не съѣлъ свою корову, а потомъ отправился дальше.
   Дорогой Углаканіана повстрѣчался съ другимъ людоѣдомъ, который несъ музыкальную калебассу {Калебасса -- тыква; изъ нея туземцы выдѣлываютъ сосуды для питья и музыкальные инструменты.}. Углаканіана говоритъ ему: "Дядя". А людоѣдъ ему отвѣчаетъ: "Какой я тебѣ дядя"? Углаканіана говоритъ ему на то: "Какъ, развѣ ты не знаешь, что ты мнѣ дядя"? Людоѣдъ отвѣчаетъ ему: "Откуда мнѣ это знать". Углаканіана говоритъ: "Можетъ быть, ты этого и не знаешь, но ты все-таки мнѣ дядя". А людоѣдъ говоритъ: "Я не люблю этихъ хитростей; я знаю кто ты. Ты Углаканіана. Меня ты, братъ, не надуешь; я вѣдь не мальчикъ. Поэтому намъ толковать болѣе нечего. Я никогда не повѣрю, чтобы ты былъ сынъ моей сестры". Углаканіана говоритъ ему: "Не повѣришь? Позволь мнѣ, пожалуйста, свою калебассу". Людоѣдъ отказалъ ему въ этомъ и прибавилъ; "Нѣтъ! я не хочу имѣть съ тобою никакого дѣла"! Такъ Углаканіана и остался ни съ чѣмъ.
   Идя своей дорогой, Углаканіана очутился вдругъ у дома, въ въ которомъ жилъ другой людоѣдъ. Онъ вошелъ въ домъ, а людоѣдъ сказалъ ему: "Откуда это ты"? Онъ отвѣчалъ: "Я изъ далека: Я былъ у людоѣда, моего дяди; и ты мнѣ тоже дядя". Однако людоѣдъ, котораго онъ встрѣтилъ прежде, и который не далъ ему калебассы, шелъ по его стопамъ. А тотъ людоѣдъ, котораго онъ засталъ въ домѣ, говоритъ ему: "Давай, будемъ мять шкуру, дитя моей сестры". Стали они выбивать кожу. Но вдругъ калебасса громко прозвучала: "бу...у". Углаканіана выбѣжалъ на дворъ и, вернувшись, говоритъ: "Ты слышишь"? А людоѣдъ говоритъ: "Гдѣ это"? Углаканіана ему отвѣчаетъ: "Тамъ на дворѣ". Вышелъ и людоѣдъ и началъ прислушиваться; услышалъ онъ громко раздававшійся звукъ калебассы. Онъ вошелъ опять въ избу и говоритъ: "Разминай-ко кожу, я буду тоже разминать. Они дружно принялись за дѣло, и отъ встряхиванія кожи произошелъ большой шумъ. Звукъ калебассы громко раздавался, и эти звуки становились все ближе и ближе. Углаканіана говоритъ: "Ты говорилъ, что на дворѣ не слышно никакого шуму? Отчего же теперь раздается такой громкій звукъ"? Звукъ раздавался очень близко. Они вышли оба и бросились бѣжать. Между тѣмъ явился владѣлецъ калебассы. Людоѣдъ и Углаканіана очутились на двухъ холмахъ, а людоѣдъ и спрашиваетъ пришедшаго: "Ты кто такой, и какъ ты смѣешь тревожить насъ"? Людоѣдъ съ калебассой, говоритъ: "Я глотунъ; я проглатываю дикія травы: а человѣка я могу проглотить разомъ; я не разжевываю его, я проглатываю его цѣликомъ". Людоѣдъ, услышавъ, что онъ проглатываетъ человѣка цѣликомъ, испугался и убѣжалъ.
   Углаканіана вернулся къ владѣльцу калебассы, который уже завладѣлъ домомъ. Углаканіана говоритъ ему: "Дядя, я жилъ здѣсь и обо мнѣ заботились какъ о родномъ, и такой же пріютъ мнѣ давали вездѣ, гдѣ мнѣ ни случалось жить. Позволь мнѣ жить съ тобой, какъ съ роднымъ; вѣдь и ты мнѣ дядя". Людоѣдъ говоритъ: "Хорошо, тебѣ и слѣдуетъ называться моимъ племянникомъ, потому что ты меньше меня. Оставайся". Такъ онъ сталъ жить вмѣстѣ съ людоѣдомъ, владѣльцемъ калебассы. Людоѣдъ сказалъ ему: "Оставайся здѣсь и стереги мой крааль; а то, пожалуй, бродяга, котораго я прогналъ, придетъ сюда и сожжетъ мой крааль". Углаканіана сказалъ: "Конечно, останусь, а ты отправляйся на добычу". Такъ людоѣдъ ушелъ, а Углаканіана остался.
   Углаканіана взялъ мѣшокъ и ушелъ. По дорогѣ онъ встрѣтилъ змѣю; онъ поймалъ ее и положилъ къ себѣ въ мѣшокъ. Дальше ему попалась оса; онъ ее поймалъ и положилъ въ мѣшокъ. Еще дальше ему попался скорпіонъ; онъ поймалъ его и также положилъ въ мѣшокъ. Такъ онъ ловилъ и клалъ въ мѣшокъ всякихъ кусающихъ и ядовитыхъ животныхъ. Наконецъ мѣшокъ наполнился. Тогда онъ завязалъ его, принесъ домой и оставилъ тамъ. Пришелъ людоѣдъ и Углаканіана сказалъ ему: "Дядя, намъ бы надо сдѣлать сѣни поуже; широкія сѣни не годятся". Людоѣдъ отвѣчалъ ему: "Не надо. Я не люблю узкихъ сѣней". Тогда Углаканіана сказалъ: "Ну, какъ хочешь. Мнѣ все равно. Теперь я пойду въ крааль моей матери и привезу съ собою сестру, пусть и она живетъ здѣсь". Онъ взялъ свой мѣшокъ и спряталъ его. Когда стемнѣло, Углаканіана подошелъ къ дому, въ которомъ жилъ людоѣдъ, и принесъ съ собою хворосту, чтобы завалить имъ сѣни и сдѣлать ихъ поуже. Онъ отворилъ дверь, вошелъ въ домъ, потомъ опять вышелъ, и такъ завалилъ хворостомъ сѣни, что и ребенку трудно было бы пробраться черезъ нихъ. Поутру Углаканіана, остановившись передъ сѣнями, сказалъ людоѣду: "Дядя! Дядя!" Людоѣдъ отвѣчалъ: "Кто тамъ?" "Это я, дядя!" сказалъ Углаканіана: Людоѣдъ переспросилъ: "Ты, дитя моей сестры?" А тотъ повторилъ: "Да, это я, отвори-ко мнѣ дверь; я разскажу тебѣ что случилось, я вернулся съ дороги; я не могъ дойти до моей матери; я слышалъ дурныя вѣсти". Людоѣдъ всталъ, подошелъ къ двери, хотѣлъ ее отворить, и видитъ, что дверь не отворяется. Онъ сказалъ: "Дитя моей сестры, мнѣ трудно отворить". Мѣшокъ лежалъ въ избѣ; его вынесъ туда ночью Углаканіана, въ то время когда заваливалъ хворостомъ сѣни. Углаканіана говоритъ: "Развяжи мѣшокъ, принеси его сюда и положи его вотъ здѣсь. Я самъ не знаю, отчего заваленъ входъ. Развяжи мѣшокъ, встряхни его и подай мнѣ его сюда въ это отверстіе. А я покуда буду очищать сѣни". Людоѣдъ развязалъ мѣшокъ, и оттуда выползла змѣя и укусила его въ руку. Затѣмъ вылѣзла пчела и укусила его въ глазъ, вылѣзла оса и укусила его въ щеку. Людоѣдъ говоритъ ему: "Дитя сестры моей, ты со мнои то сдѣлалъ, чего я никогда не видѣлъ, съ тѣхъ поръ какъ родился отъ мужчины и женщины. Помоги же мнѣ, а то меня совсѣмъ съѣдятъ. Я и теперь уже ничего не вижу!" Въ это время его укусилъ и скорпіонъ. Углаканіана только и сказалъ ему: "Я, право, не знаю, какъ эти твари попали ко мнѣ въ мѣшокъ". Людоѣдъ кричалъ: "Отвори же, дай мнѣ выйти на дворъ". Между тѣмъ всѣ эти животныя вылѣзли изъ мѣшка и стали ѣсть людоѣда, и онъ умеръ, заѣденный ядовитыми змѣями, пчелами, скорпіонами и осами. Онъ кричалъ до тѣхъ поръ, пока не испустилъ духъ. Такъ погибъ людоѣдъ.
   Углаканіана отворилъ дверь и сказалъ: "Ты все еще сердишься, дядинька? Ты уже пересталъ кричать такъ громко? Мнѣ все еще слышится, какъ будто ты кричишь? Скажи же что-нибудь, дядинька. Что же ты молчишь? Поиграй-ко на своей калебассѣ, и послушаю тебя". Потомъ Углаканіана вошелъ и увидалъ людоѣда мертвымъ. Онъ выбросилъ его вонъ, а самъ поселился въ домѣ. Тогда онъ легъ спать и былъ очень счастливъ.
   Послѣ этого пришелъ людоѣдъ, владѣлецъ дома, и говоритъ: "Дитя сестры моей, я все видѣлъ. Я былъ недалеко отсюда и видѣлъ, какъ ты заваливалъ сѣни; я знаю теперь, что ты ловкій человѣкъ, потому что ты заперъ въ домѣ того, кто меня прогналъ изъ моего крааля". Углаканіана сказалъ: "А знаешь ли ты, что я теперь важнѣе тебя; твой другъ побѣдилъ тебя, а я побѣдилъ его. Я приму тебя къ себѣ, дамъ тебѣ мѣсто". Людоѣдъ сказалъ на это: "Ты правду говоришь; видимое дѣло, что я побѣжденъ". Такъ они поселились вмѣстѣ на нѣкоторое время.
   Углаканіана сказалъ людоѣду: "И мнѣ надо идти. Мой свистокъ! Сколько времени уже прошло съ тѣхъ поръ, какъ у меня отняла его игуана". Затѣмъ онъ отправился въ путь, добрался до мѣста и пошелъ по берегу, вверхъ по рѣкѣ. Игуана въ это время вышла кормиться и отыскивала себѣ кормъ въ навозѣ, который составляетъ ея пищу; при ней былъ и свистокъ. Углаканіана взобрался на дерево, гдѣ грѣлась игуана, и громко закричалъ: "Игуана! Игуана!" Игуана сказала: "Кто это зоветъ меня? Я пришла сюда искать пищи, и пусть тотъ, кто зоветъ меня, придетъ ко мнѣ". Углаканіана сказалъ: "Твоя правда. Я приду на то мѣсто, гдѣ ты кормишься". Углаканіана слѣзъ, подошелъ къ игуанѣ и спросилъ: "Гдѣ мой свистокъ?" Она отвѣчала: "Вотъ онъ". Углаканіана говоритъ опять: "Что ты теперь скажешь?... Гдѣ твоя глубокая вода?... Далеконько она отсюда!" Игуана сказала: "Что ты со мною хочешь сдѣлать. Вотъ твой свистокъ? Тогда ты самъ его оставилъ; я звала тебя и хотѣла тебѣ его отдать, но тебя уже не было". Углаканіана прибилъ игуану, и она выпустила свистокъ. Потомъ онъ убилъ ее и бросилъ ее.
   Послѣ того Углаканіана опять пустился въ путь и пришелъ назадъ къ людоѣду. Когда онъ явился туда, людоѣда уже не было тамъ, а домъ сгорѣлъ. Онъ сталъ жить на открытомъ воздухѣ и жить ему было нехорошо. Онъ ушелъ оттуда, потому что тамъ негдѣ было жить, и опять началъ бродить туда и сюда. Наконецъ онъ сказалъ: "Пойду я назадъ къ моей матери".
   Такъ Углакиніана вернулся домой и пришелъ къ своей матери. Увидѣвъ его, мать ему очень обрадовалась, потому что со времени ихъ разлуки прошло уже много времени. Она сказала ему: "Какъ ты поживаешь, дитя мое? Я очень рада, что ты пришолъ. Это такъ и слѣдуетъ; дитя можетъ разлучаться на долгое время съ своей матерью, но все таки потомъ должно возвращаться къ ней. Я все безпокоилась о тебѣ и говорила, что ты можешь умереть, потому что ты былъ еще очень малъ, когда ушелъ отъ меня; я все думала, что-то ты будешь ѣсть?" А онъ отвѣчалъ ей: "Видишь, матушка, я вернулся, я вспомнилъ о тебѣ". Онъ не хотѣлъ говорить, что ему было дурно жить; онъ думалъ про себя: "Если я ей скажу, что вернулся назадъ, оттого что жизнь мнѣ была очень безпокойна, она подумаетъ, что я сдѣлалъ что нибудь дурное, и тогда она прогонитъ меня и скажетъ: "Убирайся вонъ, старый негодяй, и оттуда, гдѣ ты жилъ, тебя, должно быть, прогнали за такія же проказы." Поэтому онъ скрывалъ все, что съ нимъ было, и сказалъ ей только какъ можно нѣжнѣе: "Я возвратился изъ любви къ тебѣ, моя милая матушка!" И онъ всегда дѣлалъ такъ, чтобы мать любила его и не проклинала его, еслибы ему вздумалось сдѣлать ей что нибудь наперекоръ. Углаканіана скрывалъ свои дурные поступки, зная, что если онъ разскажетъ про нихъ, съ нимъ будутъ обращаться дурно.
   На слѣдующій день Углаканіана отправился на свадьбу, гдѣ были пляски. Придя туда, онъ смотрѣлъ на пляску: плясали дѣвицы. Когда онѣ перестали плясать, онъ отправился домой. Онъ пришелъ на гору, нашелъ тамъ нѣсколько умдіандіане {Умдіандіане, называемый также Intondo, есть съѣдобный клубень, весьма любимый туземными дѣтьми. Взрослые рѣдко ѣдятъ его, развѣ, только во время голода. Усталые охотники, проголодавшись, бываютъ весьма довольны, найдя это растеніе, выкапываютъ его корень и ѣдятъ сырымъ; но предпочитаютъ варенымъ.} и выкопалъ ихъ. Когда онъ пришелъ домой, онъ отдалъ ихъ своей матери и сказалъ: Матушка, свари мнѣ мои умдіандіане, а я пойду доитъ коровъ. Мать сварила ему умдіандіане; когда они были готовы, она сказала: "Дай-ко, я попробую, какой въ нихъ вкусъ." Она отвѣдала, нашла этотъ плодъ вкуснымъ, и съѣла все, что было.
   Углаканіана приходитъ и говоритъ: "Матушка, дай-ко мнѣ мои умдіандіане". А она отвѣчаетъ ему: "Я съѣла ихъ, дитя мое." Тогда онъ опять говоритъ ей: "Отдай мнѣ мои умдіандіане, я выкопалъ ихъ на пригоркѣ, возвращаясь со свадьбы." Мать отдала ему за то подойникъ. Онъ взялъ его и ушелъ съ нимъ.
   Онъ встрѣтился съ мальчиками, которые пасли овецъ и доили ихъ въ какіе то черепки. Онъ сказалъ имъ: "Возьмите мой подойникъ и доите въ него, а за это дайте мнѣ молока напиться." Они надоили въ его подойникъ, но случилось такъ, что послѣдній изъ мальчиковъ разбилъ его. Углаканіана сказалъ имъ: "Отдайте мнѣ мой подойникъ, -- мой подойникъ, который мнѣ дала мать, а мать дала мнѣ его зато, что она съѣла мои умдіандіане; а мои умдіандіане я выкопалъ на пригоркѣ, возвращаясь со свадьбы." Они дали ему ассагей, и онъ ушелъ съ нимъ.
   Потомъ онъ увидѣлъ другихъ мальчиковъ, которые ѣли печенку, разрѣзая ее на ломтики корою изъ сахарнаго тростника. Онъ сказалъ имъ: "Возьмите мой ассагей, разрѣжьте имъ печенку на ломтики и дайте и мнѣ поѣсть. Они взяли ассагей стали рѣзать имъ печенку на ломтики и ѣсть. Но случилось такъ, что ассагей сломался въ рукахъ у послѣдняго. Углаканіана сказалъ тогда имъ:" Отдайте мнѣ мой ассагей, мой ассагей, который дали мнѣ мальчики, за то, что разбили мой подойникъ, мой подойникъ, который дала мать, за то, что съѣла мои умдіандіане, которые я выкопалъ на пригоркѣ, возвращаясь со свадьбы. Они дали ему топоръ, и онъ пошелъ дальше.
   Углаканіана встрѣтилъ далѣе нѣсколькихъ женщинъ, которыя собирали дрова; онъ сказалъ имъ: "матушки мои, чѣмъ вы рубите свои дрова"? Онѣ отвѣчали: "Ничѣмъ не рубимъ, старый дружище". Тогда онъ сказалъ: "Такъ вотъ возьмите мой топоръ. Рубите имъ, а когда кончите, то отдайте мнѣ его назадъ". Случилось такъ, что топоръ сломался въ рукахъ у послѣдней ихъ нихъ. Углаканіана сказалъ имъ: "Отдайте мнѣ мой топоръ, мой топоръ, который дали мнѣ мальчики, которые сломали мнѣ мой ассагей; мой ассагей, который дали мнѣ другіе мальчики, которые разбили мой подойникъ; мой подойникъ, который дала мнѣ моя мать, которая съѣла мои умдіандіане; мои умдіандіане, которые я выкопалъ на пригоркѣ, когда возвращался со свадьбы". Женщины дали ему одѣяло. Онъ взялъ это одѣяло и пошелъ дальше.
   Еще далѣе Углаканіана наткнулся на двухъ молодыхъ парней, которые спали ничѣмъ непокрытые. Онъ сказалъ имъ: "Эй друзья, что это вы спите ничѣмъ не покрытые. Развѣ у васъ нѣтъ одѣяла"? "Нѣтъ", отвѣчали они. Тогда онъ сказалъ имъ: "Такъ возьмите мое". Они взяли его одѣяло и накрылись имъ. Но одѣяло было не велико и имъ безпрестанно приходилось стаскивать его; наконецъ, оно разорвалось. Когда наступило утро, онъ сказалъ имъ: "Отдайте мнѣ мое одѣяло, мое одѣяло, которое дали мнѣ женщины, которыя сломали мой топоръ, -- мой топоръ, который дали мнѣ мальчики, которые сломали мой ассагей, -- мой ассагей, который дали мнѣ другіе мальчики, которые разбили мой подойникъ, -- мой подойникъ, который дала мнѣ мать, которая съѣла мои умдіандіане, -- мои умдіандіане, которыя я выкопалъ на пригоркѣ, когда возвращался со свадьбы". Они дали ему щитъ, и онъ пошелъ дальше.
   Дальше онъ встрѣтилъ нѣсколькихъ человѣкъ, которые боролись съ леопардомъ и у которыхъ не было щитовъ. Онъ спросилъ у нихъ: "Развѣ у васъ нѣтъ щита"? "Нѣтъ", отвѣчали они. Тогда онъ сказалъ имъ: "Возьмите вотъ мой щитъ и защищайтесь имъ". Они взяли щитъ и убили леопарда. Но они сломали ему у щита ручку {Ручка у щита у зулусовъ представляетъ собою длинное древко, во всю длину щита, и прикрѣпляется къ послѣднему лубяными завязками.}. Тогда онъ сказалъ имъ: "Отдайте мнѣ мой щитъ, который дали мнѣ молодые люди, за то, что изорвали мое одѣяло; мое одѣяло, которое дали мнѣ женщины, за то, что сломали мой топоръ; мой топоръ, который дали мнѣ мальчики, за то, что сломали мой ассагей; мой ассагей, который дали мнѣ другіе мальчики за то, что разбили мой подойникъ; мой подойникъ, который дала мнѣ моя мать за то, что съѣла мои умдіандіане; мои умдіандіане, которые я выкопалъ на пригоркѣ, когда возвращался со свадьбы". Она дали ему боевой ассагей, и онъ пошелъ дальше.
   А что онъ сдѣлалъ съ этимъ боевымъ ассагеемъ, объ этомъ я, пожалуй, разскажу вамъ въ другой разъ.
  

УЗИКУЛУМИ КОЛОКОЛОКО 1).

  
   1) Узикулуми Колоколоко -- "Узикулуми, сынъ Углокоглоко". Узикулуми значитъ "ораторъ" или великій говорунъ. Илоколоко -- "зябликъ". Углокоглоко можетъ быть имя его отца, или изибото, т. е. прозвище, которое онъ далъ себѣ, для обозначенія своей способности въ качествѣ великаго оратора. (Прим. Коллэуея).
  
   Говорятъ, жилъ одинъ царь; онъ прижилъ много сыновей. Но ему не нравилось имѣть сыновей; онъ обыкновенно говаривалъ, что когда его сыновья выростутъ, они лишатъ его царской власти {Въ легендахъ о Ѳивахъ, Аоинахъ, Аргосѣ и другихъ городахъ мы находимъ странную, но обыкновенную боязнь родителей, которые смотрятъ на своихъ дѣтей какъ на своихъ будущихъ убійцъ (Сох. Tales of Thebes and Argos, p. 9). Такимъ образомъ, вслѣдствіе сна Гекубы, что у ней родился пылающій факелъ, истолкованнаго прорицателями въ томъ смыслѣ, что имѣющее родиться дитя навлечетъ разрушеніе на городъ и на троянскую землю, на ребенка Париса смотрятъ "холодными, нелюбящими очами", и Пріамъ велитъ бросить его на горѣ Идѣ. Такимъ же образомъ, вслѣдствіе даннаго Дельфійскимъ оракуломъ Лайю предостереженія, что онъ будетъ убитъ своимъ собственнымъ дѣтищемъ, онъ велѣлъ бросить своего сына Эдипа на высотахъ Киѳерона. Точно также Акривій, предупрежденный, что онъ будетъ убитъ ребенкомъ своей дочери Данаи, приказываетъ заключить ее и сына ея Персея въ ковчегъ и пустить въ море. Но всѣ они избѣгаютъ предназначенной имъ смерти; всѣ "выростаютъ прекрасными, храбрыми и сильными. Подлбно Аполлону, Беллерофону и Ираклу, всѣ они убиваютъ чудовищъ". И "опасенія ихъ родителей осуществляются во всѣхъ случаяхъ" (см. Сох., op. etc. и Taies of the Gods and Heroes). Легенда объ Узикулуми имѣетъ очень многія сходтвенныя черты съ этими греческими миѳами. Тутъ есть опасеніе отца; ребенокъ избавляется отъ смерти прежде всего вслѣдствіе любви къ нему матери; въ своей ссылкѣ онъ, подобно Парису на лѣсистой Идѣ, дѣлается пастухомъ и обнаруживаетъ свое царственное происхожденіе своимъ царственнымъ видомъ среди своихъ товарищей; онъ открытъ агентами своего отца и снова брошенъ въ лѣсу, въ которомъ живетъ многоглавое чудовище, пожирающее людей; но это чудовище помогаетъ ему, и онъ дѣлается царемъ и возвращается, подобно какому либо изъ неуязвимыхъ героевъ, оправдывая тѣмъ опасеніе отца и осуществляя его предчувствіе. (Прим. Коллэуея).}. Были старухи, которыя должны были убивать сыновей царя; когда рождался сынъ, его отдавали этимъ старухамъ, чтобы онѣ убили его, -- и онѣ убивали. Такъ онѣ поступали со всѣми дѣтьми мужскаго пола, которыя рождались у царя.
   Однажды случилось ему прижить другаго сына; мать взяла этого сына къ старухамъ, скрывая его на своей груди. Она сдѣлала старухамъ подарки и усердно просила ихъ не убивать его, а отнести къ его дядѣ по матери, потому что она чрезмѣрно любила этого сына. И такъ мать очень долго упрашивала старухъ и просила ихъ покормить ребенка грудью. Онѣ покормили его и отнесли къ его дядѣ, и оставили тамъ съ дядей.
   Сдѣлавшись молодымъ человѣкомъ, онъ любилъ пасти скотъ у своего дяди и водился съ парнями деревни своего дяди; они уважали и почитали его. Случилось, что однажды, когда онъ пасъ скотъ, онъ сказалъ парнямъ: "Наберите большихъ камней и раскалимъ ихъ" {Въ настоящее время между туземцами этихъ мѣстностей нѣтъ обычая жарить мясо съ помощью раскаленныхъ камней, столь обыкновеннаго у нѣкоторыхъ другихъ народовъ, напр. у жителей Полинезіи. Изъ этого мы могли бы заключить, что эта легенда или заимствована у какого нибудь другого народа, или явилась у зулусовъ въ то время, когда у нихъ были обычаи различные отъ тѣхъ, которые существуютъ у нихъ нынѣ. (Прим. Кол.)}. Они набрали камней и сложили ихъ кучей. Онъ сказалъ: "Выберите также хорошаго теленка, и убьемъ его". Они выбрали его изъ стада, которое пасли. Онъ сказалъ, чтобы они сняли съ него кожу. Они сняли съ теленка кожу и съ радостью изжарили его мясо. Парни сказали: "Для чего ты это дѣлаешь?" Онъ сказалъ: "Я знаю для чего".
   Однажды, когда они пасли стадо, случилось, что служители его отца, посланные имъ, находились въ пути. Они сказали: "Кто ты?" Онъ не сказалъ кто. Они, не усомнившись, схватили его, говоря: "Этотъ мальчикъ похожъ на царя". Они пошли съ нимъ и привели его къ царю.
   Придя къ его отцу, они сказали ему: "Если мы скажемъ тебѣ хорошія вѣсти, что ты дашь намъ?" Его отецъ сказалъ" служителямъ: "Я дамъ вамъ скота вотъ такого цвѣта, или такого цвѣта, или такого цвѣта" {Въ прежнее время у зулусовъ существовалъ, да и теперь существуетъ, обычай раздѣлять своихъ быковъ на стада по мастямъ, и согласно этому давалось стадамъ и названіе. Такъ напр. Умдубу -- стадо буланое, интендженъ -- буланое съ бѣлыми пятнами, умтото -- рыжее; инкокъ -- съ бѣлою полосою вдоль спины, импемью -- чорное съ бѣлою мордой, или съ бѣлымъ животомъ и т. д. (Прим. Кол.)}. Служители отказались, говоря: "Нѣтъ, намъ эти не нравятся". А было отборное стадо черныхъ быковъ, на него-то они и намекали. Онъ сказалъ: "Чего вы желаете?" Служители сказали: "Стадо черныхъ быковъ". Онъ далъ имъ. И такъ они сказали ему: "Во время нашего путешествія намъ случилось увидать ребенка, похожаго на одного изъ твоихъ". И тогда отецъ увидалъ, что это въ самомъ дѣлѣ его сынъ, и сказалъ: "Отъ которой жены онъ, этотъ ребенокъ?" Тѣ, которые знали, что она спрятала ребенка, сказали: "Дочерй такого-то, твоей жены, великій царь!"
   Очень разсердившись, онъ собралъ свой народъ и сказалъ ему отвести сына на нѣкоторое разстояніе. Народъ собрался, его (сына) мать и сестра пришли тоже. Царь велѣлъ имъ увести его сына прочь, идти и оставить его въ большомъ лѣсу. Была извѣстно, что въ этомъ лѣсу жило большое многоглавое чудовище, которое ѣло людей.
   Они отправились къ этому мѣсту. Многіе не дошли туда, они устали и вернулись назадъ. Мать, сестра и царскій сынъ пошли втроемъ. Мать сказала: "Я не могу оставить его въ открытомъ полѣ; я пойду и оставлю его тамъ, куда ему приказано идти". Они пошли къ большому лѣсу, пришли туда, вошли въ лѣсъ и помѣстили его на большой скалѣ, которая была среди лѣса. Онъ сѣлъ на ней. Онѣ оставили его и пошли назадъ. Онъ остался одинъ на вершинѣ скалы.
   Однажды случилось, что пришло многоглавое чудовище; оно вышло изъ воды. Чудовище имѣло все. Оно взяло мальчика; оно не убило его; оно взяло его и кормило, пока онъ не сдѣлался большимъ. Когда онъ сдѣлался большимъ и не имѣлъ уже недостатка ни въ чемъ, такъ какъ у него въ подданствѣ тоже былъ большой народъ, который дало ему чудовище (потому что у этого чудовища было все -- и пища и люди), случилось однажды, что онъ пожелалъ навѣстить своего отца. Онъ пошелъ съ большимъ народомъ, такъ какъ былъ теперь царемъ.
   Онъ пошелъ къ своему дядѣ, но дядя не узналъ его. Онъ вошелъ въ домъ, но и люди его дяди не узнали его. Слушатель его пошолъ просить бычка у его дяди; онъ сказалъ: "Узикулуми, сынъ Углокоглоко, проситъ ему дать хорошаго бычка, чтобы поѣсть". Когда дядя услыхалъ имя Узикулуми, сына Углокоглоко, то онъ изумился и сказалъ: "Кто?" Служитель сказалъ: "Царь". Дядя вышелъ, чтобы видѣть его. Онъ въ самомъ дѣлѣ увидалъ Узикулуми, сына Углокоглоко. Онъ очень обрадовался и сказалъ: "Йи--йи--йи!" Онъ поднялъ радостную тревогу и сказалъ: "Пришелъ Узикулуми, сынъ Утлокоглоко!" Было собрано все племя его дяди. Дядя на радостяхъ далъ ему часть изъ стада быковъ, и сказалъ: "Вотъ твои быки". Былъ устроенъ большой пиръ; всѣ ѣли и радовались, видя его, такъ какъ они не думали, что когда нибудь увидятъ его опять.
   Онъ пошелъ дальше и дошелъ до владѣній своего отца. Всѣ увидѣли, что это Узикулуми, сынъ Углокоглоко. Они сказали объ этомъ его отцу, говоря: "Посмотри на своего сына, котораго ты бросилъ въ большимъ лѣсу". Онъ ужасно встревожился. Онъ собралъ весь народъ и велѣлъ ему взять оружіе. Весь его народъ собрался. Отецъ сказалъ: "Пусть Узикулуми, сынъ Углокоглоко, будетъ убитъ". Узикулуми услыхалъ это и пошелъ впередъ. Весь народъ собрался. Его отецъ приказалъ проколоть его копьемъ. Онъ сталъ на открытомъ мѣстѣ и сказалъ: "Бросайте въ меня копья, какъ можно больше". Онъ сказалъ это потому, что былъ увѣренъ, что не умретъ; хотя бы они долго бросали въ него копья, до самого заката, онъ все-таки не умеръ бы. Онъ стоялъ до заката солнца. Они бросали въ него копья, но не могли убить его {
   Существуютъ двѣ легенды въ которыхъ мы находимъ разсказъ о неуязвимомъ героѣ, на котораго не дѣйствуютъ дротики войскъ: легенда объ Узикулуми и легенда объ Улангалазензантси. Замѣчательно до какой степени распространены легенды этого рода. Неуязвимость добраго Бальдера, любимца боговъ, обезпечена его матерію, которая вынудила отъ всего созданнаго клятву -- не вредить ея сыну. "Когда такимъ образомъ боги устранили (какъ они воображали) всякую опасность, то по временамъ въ видѣ шутки выставляли Бальдера предъ своимъ собраніемъ, чтобы весь Эзиръ стрѣлялъ въ него изъ лука или наносилъ ему удары, или кидалъ въ него каменьями, такъ какъ ничто не причиняло ему вреда". Но ничтожное растеніе -- омела, было упущено изъ виду. И свѣтлый богъ былъ убитъ омелой вслѣдствіе измѣны Локи (Thorpe, Northern Mythology; vol., I, pp. 72, 74).
  
   И Бальдеръ мертвъ, недвижимъ на полу
   Лежалъ. Вокругъ него валялись груды
   Мечей, сѣкиръ и дротиковъ и копій:
   Напрасно ихъ въ него метали боги,
   Но въ грудь его впился сучекъ омелы,
   Что Годеру далъ обвинитель Локъ,
   И Годера рукою неразумной
   Онъ брошенъ былъ. Растенье роковое!
   Оружіемъ нельзя было пронзить
   Иль разрубить могучаго героя --
   Но не было дано ему богами
   Чаръ никакихъ противъ одной омелы.
  
   (Max Müller. Comparative Mythology. Oxford Essays. 1856, p. 66). Явилась ли эта легенда въ разныхъ мѣстахъ свѣта сама собою, или же, получила начало въ какомъ нибудь поэтическомъ вымыслѣ, распространилась изъ общаго центра и по мѣрѣ своего распространенія измѣнялась на своемъ пути, согласно мѣсту и обстоятельствамъ, -- это не легко рѣшить. Возможность того, чтобы герой сдѣлалъ себѣ неуязвимымъ съ помощью какихъ нибудь медицинскихъ средствъ не только не находится внѣ круга воображенія зулуса, но, повидимому, совершенно естественнымъ образомъ представляется его мыслямъ. Въ настоящее время у него есть интелези, растенія разнаго рода, которыми онъ можетъ гарантировать вѣрность прицѣла: его ассагей попадаютъ въ цѣль не вслѣдствіе его искусства, а потому, что его рука намазана извѣстнымъ составомъ. Передъ сраженіемъ ихъ врачи даютъ имъ лѣкарство, чтобы сдѣлать ихъ неуязвимыми противъ оружія враговъ. Но вмѣстѣ съ медицинскими средствами, они даютъ воинамъ извѣстныя наставленія какъ вести себя, и, разумѣется, всѣ, павшіе въ битвѣ, убиты потому, что они не соблюдали предписанныхъ имъ правилъ! Такимъ же образомъ въ полинезійскихъ легендахъ есть два примѣра неуязвимости, достигнутой дѣйствіемъ чаръ. Мауи превращается въ голуби и посѣщаетъ своихъ родителей; "вожди и простой народъ бросаютъ въ него камнями, но безуспѣшно; никто не можетъ поймать его, если онъ не захочетъ этого самъ" (George Grey. Polynesian Mythology, p. 30). Рупъ подобнымъ же образомъ оборачивается голубемъ и летитъ къ тайнираускому народу, на островъ Мотутапу, отыскивать свою сестру Гинаури. Тамъ жители напрасно стараются убить его дротиками, или поймать его въ силки (Id. p. 86). (Прим. Кол.).}. Потому что онъ имѣлъ способность не умирать, такъ какъ чудовище укрѣпило его; оно знало, что онъ идетъ къ своему народу и что его отецъ не нуждается въ сынѣ; оно, по своей мудрости, знало, что они захотятъ убить Узикулуми, сына Углокоглоко, и дало ему силу.
   Они не могли пронзить его своими копьями. Онъ сказалъ: "Вы побѣждены?" Они сказали: "Мы теперь побѣждены". Онъ взялъ копье, перекололъ ихъ всѣхъ, и они умерли. Онъ забралъ весь скотъ и отправился съ войскомъ изъ страны со всѣмъ скотомъ. Его мать тоже пошла съ нимъ и сестрой, такъ какъ онъ теперь былъ уже царь.
  

УЗЕМБЕНИ 1) ИЛИ СВАТОВСТВО УЗИКУЛУМИ.

   1) Узембени -- "носительница топора" или Узваниде -- "длинный палецъ".
  
   Узембени была большая женщина. Она имѣла двухъ дочерей; но она пожирала мужчинъ той страны, гдѣ она жила, до тѣхъ поръ, пока не убила ихъ всѣхъ. Она ѣла людей и дикихъ звѣрей; она убивала и человѣка и оленя. Случилось, что когда уже всѣ люди совсѣмъ были истреблены, остались только она сама и двѣ ея дочери. Дочери ея славились среди всѣхъ племенъ за свою красоту. Одну изъ ея дочерей (это случилось потому, что никакихъ людей уже не осталось, такъ какъ она перебила ихъ всѣхъ) она схватила и оторвала у ней одну щеку, сварила ее и съѣла. Щека была горькая. Она уже больше не захотѣла ѣсть свою дочь, потому что тѣло ея было ей отвратительно по своей горькости. Она дивилась и не могла понять -- отъ чего ея тѣло горько. И такъ дочери избавились отъ нея своимъ горькимъ вкусомъ.
   Пришелъ молодой человѣкъ, царскій сынъ. Имя его было Узикулуми. Онъ пришелъ выбрать самую хорошенькую изъ этихъ двухъ дѣвушекъ. Онъ пришелъ днемъ, когда Узембени не было: она ушла на охоту. Другое имя ея было -- "Длиннопалая", потому что пальцы на ея ногахъ были очень длинны. Ее узнавали по этому: передъ появленіемъ ея поднималась пыль, и когда она показывалась, появлялась и пыль, поднятая ея пальцами, и доходила прежде до того мѣста, куда шла Длиннопалая. И такъ, когда пришелъ Узикулуми, онъ нашелъ двухъ дѣвушекъ. Онъ увидалъ, что онѣ въ самомъ дѣлѣ прекрасны. Онъ полюбилъ ихъ, и онѣ полюбили его, такъ какъ онъ былъ царскій сынъ и красивъ. Но онѣ пролили по этому случаю много слезъ, говоря: "Придя сюда, ты не пришелъ никуда {Т. е. ты пришелъ въ мѣсто, гдѣ не найдешь ничего хорошаго, но можешь найти худое. Это говорится въ тѣхъ случаzхъ, когда гдѣ нибудь существуетъ голодъ, или болѣзнь, или опасность. Такимъ образомъ выраженіе: "я иду изъ-ни откуда", значитъ, что я иду изъ мѣста, гдѣ нѣтъ ни удовольствія, ни пользы, какъ будто человѣкъ оставилъ какую нибудь негостепріимную деревню (крааль), гдѣ ему не дали пищи. (Прим. Кол.).}. Мы въ безпокойствѣ: мы не знаемъ, куда тебя дѣвать, потому что наша мать ѣстъ людей. Ты для насъ, какъ ты видишь, одно безпокойство". Одна изъ нихъ сказала: "Посмотри только на мою щеку. Это моя мать {Выраженіе, что поврежденіе щеки есть ея матъ, означаетъ, что это поврежденіе есть дѣло ея матери, какъ будто послѣдняя всегда присутствуетъ въ этой обидѣ. Такимъ же образомъ тузеземцы выражаются о собственности и благодѣяніяхъ. Они указываютъ на собственность или подарки и говорятъ: "Это онъ, и онъ, и онъ" вмѣсто того, чтобы сказать: его. (Прим. Кол.).}. Мы не знаемъ, куда тебя спрятать".
   Узикулуми пришелъ къ дѣвушкамъ одинъ. Онъ вышелъ изъ дому со сворою собакъ, но оставилъ ихъ въ тростникѣ. Дѣвушки придумали хитрость, говоря: "Если мы велимъ ему уйти, то Длинный палецъ погонится за нимъ"; и потому онѣ вырыли яму въ домѣ, посадили его туда и снова закрыли яму и сѣли на ней.
   Около заката солнца показалась пыль. Онѣ сказали: "Вотъ она идетъ." Сперва показались пальцы ногъ, затѣмъ она. Какъ только пришла, она засмѣялась про себя. Она смѣялась и каталась по землѣ, говоря: "Э, э! въ моемъ домѣ сегодня славно пахнетъ. Дѣти мои, что вы сдѣлали? откуда этотъ запахъ?" Она вошла въ домъ; она смѣялась про себя, поталкивая ихъ и говоря: "Дѣти мои, что тутъ такое въ домѣ?" Дѣвушки отвѣчали: "Прочь, не надоѣдай намъ: мы не знаемъ, гдѣ намъ достать что нибудь". Она сказала: "Дайте мнѣ только поискать самой, дѣти". Онѣ сказали: "Мы не знаемъ даже, что ты хочешь найти; здѣсь совсѣмъ ничего нѣтъ". Она сказала: "Только подвиньтесь, чтобы я могла поискать сама". Онѣ сказали: "Мы не встанемъ; что касается до насъ, мы ничего не знаемъ. Дѣлай какъ хочешь. Мы не знаемъ, что ты хочешь сдѣлать съ нами; ты уже обидѣла насъ, и вотъ мы теперь каковы! "Они сказали это, указывая на щеку, которую испортила малъ. Та уступила и пошла спать.
   Утромъ она ушла на охоту. Какъ только она ушла, пыль исчезла, {Этою фразой выражена быстрота удаленія. Она ушла такъ быстро, что пыль, поднятая ея ногами, была уже не видна въ ту минуту, какъ она вышла изъ дому. Она оставила домъ и мгновенно исчезла за отдаленнымъ холмомъ. (Прим. Кол.).} такъ какъ она была уже за холмомъ. Онѣ взяли Узикулуми изъ ямы. Одна сказала: "Пойдемъ". Другая сказала: "О, дитя моего отца, или! Я не могу идти съ вами, чтобы не портить дѣло своимъ присутствіемъ. Вы видите какова я: мать испортила меня. Идите одни. Я останусь, чтобы Длиннопалая покончила со мною."
   И такъ она отправилась съ Узикулуми. Они шли до заката солнца. Онъ пошелъ къ тростнику, чтобы взять своихъ собакъ; взялъ ихъ, и онѣ пошли съ нимъ. Наконецъ сдѣлалось темно. Утромъ они все еще были въ дорогѣ; они шли со страхомъ, говоря: "Если мы заснемъ, то она нагонитъ насъ. Будемъ идти днемъ и ночью до утра; можетъ бить, мы оставимъ ее позади".
   Длиннопалая пришла домой; она нашла только одну дочь. Она тотчасъ пустилась въ путь, говоря: "Куда ушла моя дочь?" Она шла до утра. Въ полдень Узикулуми и дѣвушка увидали пыль. Она сказала Узикулуми: "Посмотри на Длиннопалую; это она, вонъ тамъ; теперь она нагнала насъ. Куда намъ уйти?" И они увидали высокое дерево; они побѣжали и влѣзли на него; собаки остались подъ деревомъ.
   Длиннопалая пришла. Она была очень сильная женщина. Она пришла съ топоромъ. Она взглянула вверхъ и увидала ихъ. Не думая долго, она начала рубить дерево топоромъ, и когда она рубила его, собаки кусали ее. Она рубила во всю мочь. И когда послышался трескъ дерева, которое подалось, собаки крѣпко схватили ее: одна оторвала у ней голову, другая руку, третьи оторвали ея плечи и утащили ихъ прочь, а остальныя утащили ея внутренности.
   Дерево немедленно выросло и приняло прежній видъ {
   Въ легендѣ "о трехъ дочеряхъ царя Лохлина" старшій сынъ вдовы, который "предпочелъ большую овсяную лепешку съ проклятіемъ матери маленькой лепешкѣ съ ея благословеніемъ", пошелъ въ лѣсъ рубить деревья для постройки корабля. "Великая Уруизга (или Уриска, сверхъ-естественное чудовище) вышла изъ воды и просила его подѣлиться съ нею лепешкой". Онъ отказалъ. "Онъ началъ рубить деревья, но каждое срубленное имъ дерево подымалось снова, и такъ было съ нимъ до наступленіи ночи". (Campbell, Highland Tales. Vol. I. pp. 236, 237). Такимъ же образомъ Рата "пошелъ въ лѣсъ и, найдя тамъ одно очень высокое дерево, совершенно прямое во всю свою длину, свалилъ его и отрубилъ его благородную верхушку, намѣреваясь сдѣлать лодку изъ его ствола. Всѣ насѣкомыя, живущія въ деревьяхъ, и лѣсные духи были сильно возмущены этимъ поступкомъ, и какъ только Рата, по окончаніи своей дневной работы, воротился вечеромъ въ деревню, всѣ они собрались и подняли дерево снова. Безчисленное множество насѣкомыхъ, птицъ и духовъ, называемыхъ "потомками Гакутури", работали усердію, прилаживая каждую щепочку и лучинку на ея прежнее мѣсто и при этомъ громко пѣли свои заклинанія. Вотъ что они пѣли со смѣшаннымъ шумомъ различныхъ голосовъ:
  
   "Сдвиньтесь, щепки и лучинки,
   Крѣпко сдвиньтесь вмѣстѣ вы,
   И держитесь крѣпко вмѣстѣ,
   Прямо, дерево, ты встань!"
  
   Это повторяется съ Ратой не одинъ разъ, но онъ подстерегаетъ и схватываетъ одного изъ своихъ враговъ. Они говорятъ ему, что онъ не имѣетъ права срубить лѣснаго бога. Онъ молчитъ. Они просятъ его идти домой и обѣщаютъ выстроить ему лодку". (Sir George Grey, Polynesien Mythology, p. 111--114). (Прим. Кол.)}. Узембени ожила, всѣ ея члены срослись; она встала, взяла свой топоръ и начала сильно рубить дерево; и когда оно затрещало, собаки снова оторвали ей голову и члены и каждая ушла съ какимъ нибудь членомъ къ рѣкѣ или къ скалѣ; всѣ сдѣлали тоже; онѣ набрали большихъ камней и истерли ея члены въ порошокъ.
   Затѣмъ Узикулуми и дѣвушка сошли съ дерева и побѣжали прочь, къ народу Узикулуми. Собаки бросили тѣло Узембейй, когда оно было истерто въ порошокъ, въ воду, и затѣмъ пошли за Узикулуми. Такимъ образомъ Узембени умерла, а Узикулуми воротился домой къ своему народу; народъ устроилъ похоронный плачъ {Когда кто нибудь, пропадавшій нѣкоторое время безъ вѣсти и считавшійся умершимъ, возвращается къ своему народу, то обычай требуетъ, чтобы прежде всего привѣтствовать его похороннымъ плачемъ. Поэтому случаю устроивается большой пиръ. -- Подобный обычай, повидимому, господствуетъ у полинезійцевъ. Такъ Ригуа изображается плачущимъ по случало приближенія Рупа, и Рунъ, повидимому, отвѣчаетъ тоже плачемъ. (Grey. Polynesian Mythology, p 84). Такъ "Нгаторо-и-ранги плакалъ о своей племянницѣ и затѣмъ была предложена пища". (Id. p. 169). При возвращеніи Гатупату, котораго считали убитымъ своими братьями, старики начали громко рыдать, и Гатупату сказалъ: "Нѣтъ, нѣтъ; будемъ плакать тихо, чтобы не услыхали братья, которые убили меня". (Id. p. 189). Такъ плакалъ весь народъ надъ Мару-туагу, при его прибытіи (id. p. 252). (Прим. Кол.).}. Тогда они убили быка, и очень радовались, говоря: "Гдѣ ты досталъ такую красивую дѣвугаку? Мы думали, что тебя уже нѣтъ на землѣ живыхъ. Мы думали, что ты умеръ".
  

ВАРІАНТЪ ОДНОЙ ЧАСТИ ЭТОЙ СКАЗКИ.

   Случилось, что когда Узикулуми шелъ съ Узембени, свататься къ ея дочерямъ, онъ, ничего не зная объ Узембени, зная только о дѣвушкахъ, о которыхъ шла молва, что онѣ красавицы, встрѣтился съ ласточкой. Ласточка сказала ему: "Узикулуми! тамъ, куда ты идешь, нѣтъ никакого мѣста; ты не будешь тамъ счастливъ. Кто будетъ твоимъ покровителемъ?-- О, сними съ меня кожу и надѣнь ее на свою палку, чтобы я могла сказать тебѣ, когда Узембени вздумаетъ тебя съѣсть". Такъ онъ взялъ ласточку, снялъ съ нея кожу, сшилъ ее и надѣлъ на свою палку.
   Онъ пришелъ въ домъ Узембени. Когда пришла Узембени, кожа заговорила съ Узикулуми и сказала ему: "Это Узембени". И ночью, когда онъ легъ въ домѣ Узембени и спалъ въ одной сторонѣ дома, случилось, что Узембени ночью проснулась, и начала тихонько подкрадываться, думая схватить Узикулуми. Кожа разбудила его говоря: "Проснись теперь. Чу! Узембени близко". Узикулуми проснулся, а Узембени пошла назадъ, потому что она хотѣла захватить его врасплохъ.
   Наконецъ занялся день, и кожа сказала Узикулуми: "Теперь отправляйся, потому что Узембени уже ушла". И онъ отправился съ дѣвушкой. Такъ онъ шелъ и бѣжалъ отъ Узембени, пока не дошелъ до мѣста, гдѣ было одно дерево. Кожа сказала: "Влѣзь на это дерево; я оберегу тебя тамъ. Собаки будутъ бороться съ Узембени и убьютъ ее". Онъ влѣзъ на дерево. Узембени пришла и срубила дерево. Когда оно было готово упасть, собаки разорвали ее въ куски. Она ожила снова. Послѣ того онѣ снова разорвали ее и разбросали куски. Кожа сказала: "Теперь слѣзай! Узембени мертва, но она оживетъ опять. Слѣзай и иди скорѣе".
   И въ самомъ дѣлѣ Узембени потомъ ожила, хотя собаки истерли ее въ порошокъ и бросили въ воду. Она снова собрала свои кусочки и ожила опять. Она ожила тогда, когда ихъ уже не было на деревѣ. Она искала ихъ, но не нашла. И такъ, она оставила свои поиски и пошла домой {Въ Pentamerone Базиля мы находимъ разсказъ, имѣющій нѣкоторыя черты сходства съ этимъ. Петрозинелла, прекрасная дѣвушка, находится во власти людоѣдки. Та заперла ее въ башню, куда можно войти только черезъ маленькое окно, черезъ которое людоѣдка взбирается въ башню и спускается оттуда съ помощью волосъ Петрозинеллы! Молодой принцъ открываетъ дѣвушку въ этомъ убѣжищѣ и входитъ въ башню тѣмъ же способомъ, какъ и людоѣдка, усыпивъ ее маковымъ сокомъ. Но одинъ сосѣдъ узнаетъ о свиданіяхъ любовниковъ и говоритъ о нихъ людоѣдкѣ. Та возражаетъ, что Петрозинелла не можетъ убѣжать, "такъ какъ она, людоѣдка, заворожила дѣвушку, и если у ней не будетъ въ рукахъ трехъ чернильныхъ орѣховъ, которые лежатъ на одной балкѣ въ кухнѣ, то всякая попытка ея бѣжать будетъ напрасна". Петрозинелла подслушиваетъ этотъ разговоръ; достаетъ орѣхи, убѣгаетъ съ принцемъ изъ башни, съ помощью веревочной лѣстницы. Сосѣдъ говоритъ объ этомъ людоѣдкѣ, которая тотчасъ пускается въ погоню и бѣжитъ "быстрѣе разнузданной лошади". Петрозинелла бросаетъ на землю одинъ орѣхъ и вдругъ появляется корсиканскій бульдогъ, который бросается на людоѣдку, съ разинутою пастью. Но она усмиряетъ бульдога хлѣбомъ и снова преслѣдуетъ ихъ. Другой орѣхъ бросаетъ на землю -- и является свирѣпый, огромный левъ, который хочетъ пожрать ее, но она поворачиваетъ назадъ, сдираетъ ножу съ осла, который пасся на лугу, и покрывается ею; левъ пугается и убѣгаетъ. Людоѣдка снова преслѣдуетъ бѣглецовъ, одѣтая въ ослиную кожу. Они слышатъ стукъ ея пятокъ, видятъ облако пыли, поднимающееся къ небу, и догадываются, что это она приближается снова. Петрозинелла бросаетъ третій орѣхъ -- и внезапно выскакиваетъ волкъ, "который, не давъ людоѣдкѣ выкинуть какую нибудь новую штуку, съѣдаетъ ее какъ она есть, въ образѣ осла". (р. 117).
   Разсказы, гдѣ людоѣдка представляется имѣющею прекрасныхъ дочерей, въ которыхъ влюбляются и которыхъ добываютъ принцы, очень обыкновенны въ народныхъ сказаніяхъ разныхъ націи (См. "Голубь" Базиля ор. cit. p. 180. Сравн. также: "Молодой король Изаид-Руадъ" и "Битва птицъ", Campbell, op. cit. vol. I pp. 1, 25). (Прин. Кол.)}.
  

УКСОМБЕККАНТСИНИ.

   Въ нѣкоторой странѣ жилъ-былъ царь. У него обыкновенно рождались дѣти -- вороны {У туземцевъ существуютъ легенды о женщинахъ, рождающихъ воронъ и существъ похожихъ на лошадей и слоновъ, Такіе легенды, вѣроятно, произошли отъ случаевъ рожденія уродовъ, которые имѣли дѣйствительное или воображаемое сходство съ этими животными. Идея о женщинахъ, который рождаютъ животныхъ, обыкновенны и у другихъ народовъ. Въ прозѣ Эдды мы читаемъ о нѣкоей Гефджонѣ (Gef'jon), имѣвшей отъ одного гиганта четырехъ сыновей-быковъ (Mallet. Northern Antiquities, p. 398) и о вѣдьмѣ Джаривидѣ, которая была матерію сыновей-гигантовъ, имѣвшихъ видъ волковъ: (Id. р. 408). Локи рождаетъ восьминогаго коня Слейпинра (Id. p. 434). Въ Pentamerone мы читаемъ о женщинѣ, которая произвела на свѣтъ миртовое дерево, оказавшееся феей, вышедшею наконецъ замужъ за нѣкоего принца. ("Миртъ"). Пазифея дала жизнь чудовищу Минотавру; а Леда произвела два яйца и изъ каждаго изъ нихъ вылупились двойни. Въ одномъ изъ нумеровъ журнала All the year Round мы читаему о нѣкоей Мери Лофтъ, жившей въ прошломъ столѣтіи, которой удалось убѣдить многихъ ученыхъ, что она сдѣлалась матерью шестнадцати кроликовъ!
   Но о рожденіи животныхъ въ этихъ легендахъ разсказывается почти всегда какъ о позорѣ для человѣческаго существа, какъ о чемъ-то служащемъ упрекомъ матери. Въ нѣкоторыхъ сказаніяхъ одну королеву, по злобѣ, обвиняютъ въ томъ, что она рождаетъ животныхъ. Обвиненіе это имѣло цѣлью лишить ее любви короля. Названіе Игвабаба (ворона) есть эпитетъ, выражающій презрѣніе; въ нѣкоторыхъ сказкахъ не ясно -- должны ли мы понимать его въ этомъ смыслѣ, или буквально/ однакоже очевидно, что въ сказкѣ объ Уксомбеккантсини мы должны принимать его буквально. Всѣ дѣти царя были вороны. Забавно народное воззрѣніе, по которому рожденіе подобныхъ животныхъ предпочитается безплодію. (Прин. Кол.).}; у него не было ни одного дитяти въ человѣческомъ образѣ; во всѣхъ его домахъ {Каждая жена полигамиста имѣетъ свое собственное жилище и хозяйство; каждое такое отдѣльное хозяйство называется домомъ.} его дѣти были вороны. Но его царица вовсе не имѣла дѣтей; говорили, что она безплодна; она оставалась долгое время, не имѣя ни одного дитяти. Всѣ насмѣхались надъ нею, даже женщины, рождавшія воронъ. Онѣ говорили: "Правда, мы рождаемъ только воронъ; но ты не рождаешь ничего. Скажи же намъ, какой изъ тебя прокъ?" Она плакала, говоря "Развѣ я сама произвела себя? Вѣдь и вы сдѣлались матерями потому, что сказано: Будьте вы матерями {Это изрѣченіе достойно замѣчанія. Оно обыкновенно у туземцевъ. Произнося его, они имѣютъ въ виду слова, которыя сказалъ Ункулункулу (великій прародитель, отецъ всего живущаго), когда, вначалѣ, онъ оторвалъ всѣ вещи отъ Утланга, предопредѣливъ своимъ повелѣніемъ всѣ будущія событія.}".
   Наконецъ она пошла копать землю. Когда она копала и огородъ былъ уже почти оконченъ, въ ней подошли два голубя, между тѣмъ какъ она сидѣла на землѣ и плакала. Одинъ сказалъ другому: "Вукуту". Другой сказалъ: "зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не спрашиваешь -- чего она плачетъ?" Она сказала: "Я плачу потому, что не имѣю ни одного ребенка. Другія жены царя рождаютъ воронъ, а я не рождаю ничего". Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не спросишь ее, что она дастъ намъ, если мы дадимъ ей возможность имѣть ребенка"? Она отвѣчала: "Я отдала бы все, что имѣю". Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не спросишь -- какую пищу она дастъ намъ"? Она сказала: "Я дамъ вамъ свой амабеле {Амабеле -- туземный хлѣбъ.}". Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту" вѣдь мы не ѣдимъ амабеле?" Она сказала: "Я дамъ вамъ амедомби {Анедомби, родъ клещинца (arum) травы, шишки которой употребляются въ качествѣ пищи.}". Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", и не скажешь ей, что мы не любимъ амедомби?" Она назвала всѣ роды пищи, какіе только имѣла. Они отказались отъ всѣхъ. Наконецъ она сказала: "Это вся пища, какая у меня есть". Голубь сказалъ: "Вукуту"; ты имѣешь амабеле, а мы любимъ сѣмена клещевины". Она сказала: "О, у меня есть сѣмена клещевины". Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не велишь ей сію минуту идти домой и принести намъ сѣмянъ клещевины? {Сравни разговоръ между воронами въ сказкѣ о "Вѣрномъ Іоганѣ" (Grimm. op. cit., p. 29) и между золотыми и серебряными голубями въ "Битвѣ птицъ" (Campbell, op. cit. vol. I, p. 37). (Прим. Кол.).}".
   Женщина тотчасъ побѣжала домой, взяла сѣмена, лежавшія въ горшкѣ, высыпала ихъ въ корзинку, поставила ее себѣ на голову и пошла съ нею въ огородъ. При ея приближеніи одинъ сказалъ: "Вукуту", Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не велишь ей высыпать сѣмена на землю?" Она высыпала сѣмена клещевины на землю. Голуби подобрали ихъ всѣ.
   Когда они съѣли всѣ сѣмена, то одинъ сказалъ "Вукуту". Другой сказалъ: "зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не спросишь ее, принесла ли она рожокъ и инхланга? {Инхланга -- маленькій ножичекъ, которымъ туземцы дѣлаютъ насѣчки на кожѣ.}". Она сказала: "Нѣтъ". Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не велишь ей тотчасъ идти и принести рожокъ и ножикъ. Она побѣжала домой, взяла рожокъ и ножикъ и сейчасъ воротилась. По ея приходѣ, одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не скажешь ей, чтобы она повернулась къ намъ спиною?" Она повернулась. Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не порѣжешь ей ляжку?" Голубь сдѣлалъ надрѣзъ и когда онъ окончилъ это, онъ взялъ рожокъ и вылилъ въ него сгустившуюся кровь. Одинъ сказалъ: "Вукуту". Другой сказалъ: "Зачѣмъ ты говоришь "Вукуту", а не скажешь ей, чтобы она сходила домой за большимъ сосудомъ, налила въ него сгустившуюся кровь, оставила ее на два мѣсяца, а потомъ открыла бы сосудъ?" Она пошла домой и сдѣлала это.
   Она оставалась такъ два мѣсяца; когда же показался третій новый мѣсяцъ, то она нашла двухъ дѣтей; {Въ книгѣ Стефенса, подъ заглавіемъ "Путевыя впечатлѣнія въ Средней Африкѣ (Incidents of Travel in Central Africa) помѣщена любопытная бесѣда, имѣющая сходство съ этою. Одна старуха печалилась о томъ, что она бездѣтна. Она взяла яйцо, покрыла него тряпкой и положила въ безопасное мѣсто. Она ежедневно осматривала его и наконецъ была обрадована, увидя, что изъ него вылупился ребенокъ. Добытое такимъ образомъ дитя имѣетъ много сходства съ Углаканьяной. Полинезійская мифологія представляетъ Мауи родившимся преждевременно, когда мать его ходила по морскому берегу. Она завернула выкидышъ въ пукъ своихъ волосъ и бросила его въ пѣну буруна; онъ запутался въ водоросляхъ, а мягкій полипъ охвативъ его кругомъ, чтобы защитить его. Его великій предокъ Тама-нуики-те Ранги, привлеченный мухами, "снялъ обвившаго его полипа и увидѣлъ что внутри лежитъ человѣческое существо." Мауи сдѣлался великимъ героемъ. Происхожденіе Вгакатау, великаго волшебника, въ тѣхъ же самыхъ легендахъ, еще болѣе замѣчательно. "Однажды Апанура сошла къ морскому берегу и сняла маленькій передникъ, который она носила въ видѣ покрывала, и бросила его въ океанъ. Нѣкій богъ, по имени Ронготаковіу, взялъ его, далъ ему форму и бытіе и Угакатау получилъ жизнь. Его предокъ Ронготайковіу научилъ его волшебству и употребленію заклинаній всякаго рода. (Grey op. cit., p. 18, 19 и p. 116) Срав. также шотландскую легенду о рожденіи Гилидойра Магреволлиха, или Чернаго Дитяти, сына Костей. (Дѣеа Озера Вальтеръ-Скотта примѣч. къ стиху: "О рожденіи Бріана разсказывались странныя вещи"). Но происхожденія "приноситель" въ томъ видѣ, какъ оно разсказано въ исландскихъ легендахъ, еще болѣе замѣчательно. Одна женщина похищаетъ ребро мертвеца, дѣлаетъ надъ этимъ ребромъ заклинанія и кладетъ его на своей груди. Три раза она идетъ къ причастію, но вливаетъ вино въ оконечности кости, и въ третій разъ "приноситель пріобрѣлъ полную жизнь и силу": когда она уже не могла болѣе носить на своей груди, она сдѣлала себѣ рану въ бедрѣ, помѣстила его въ ней, оттуда онъ достаетъ себѣ пищу во всю остальную жизнь свою. "Приноситель" дѣлается для своей матери чѣмъ-то въ родѣ домашняго генія; та посылаетъ его сосать чужихъ коровъ, молоко которыхъ онъ выливаетъ изо рта въ молочный горшокъ своей матери.} она вынула ихъ изъ сосуда и помѣстила ихъ въ другой большой горшокъ. Три мѣсяца она не заглядывала въ горшокъ {Т. е. три мѣсяца съ того времени, какъ она помѣстила кровь въ первый сосудъ, одинъ мѣсяцъ съ тѣхъ поръ, какъ она помѣстила его во второй.}. Когда она посмотрѣла туда въ четвертый мѣсяцъ, то нашла двухъ дѣтей уже большими и смѣющимися. Она очень обрадовалась.
   Она пошла копать землю. Придя къ огородъ, она сидѣла тамъ до тѣхъ поръ, пока солнце начало опускаться, и говорила: "Можетъ ли это быть, что мои дѣти останутся живыми? Вѣдь другіе женщины насмѣхаются надо мною; онѣ не родятъ людей, а только воронъ". Послѣ полудня она вернулась домой. Когда наступилъ вечеръ и ей время было ложиться спать, она заперла дверной проходъ дверью изъ ивовыхъ прутьевъ и цыновкой, говоря: "Ну вотъ, если кто нибудь и будетъ проходить мимо двери, онъ не увидитъ ничего". Она подождала, и когда увидѣла, что народъ уже не ходитъ туда и сюда по деревнѣ, взяла дѣтей, положила ихъ на цыновку, взяла молока и дала имъ; мальчикъ пилъ его, а дѣвочка не стала пить. Побывъ съ ними долго, она положила ихъ на прежнее мѣсто и заснула.
   Оба ребенка росли очень скоро; они стали уже ползать по полу, но никто не видалъ ихъ; наконецъ они уже начали ходить, а мать скрывала ихъ отъ людей. Они оставались въ домѣ, не выходя оттуда; мать не позволяла имъ выходить, говоря, что если они выйдутъ, то ихъ увидятъ вороны и убьютъ ихъ, потому что онѣ надоѣдаютъ ей даже въ ея домѣ. И въ самомъ дѣлѣ, случилось, что когда она встала утромъ, принесла воды, пошла копать гряды и затѣмъ возвратилась домой въ послѣ-полуденное время, то она нашла, что вода разлита по всему дому, пепелъ выскребенъ изъ очага и что весь домъ бѣлъ отъ пепла. Она сказала: "Это дѣлаютъ со мною потому, что я не рожаю даже воронъ, потому что еслибы и у меня тоже родились дѣти, то со мною не обходились бы такъ. Меня уже долгое время огорчаютъ такимъ образомъ; даже мой мужъ, который женился на мнѣ, неласковъ; онъ уже не смотритъ на меня, какъ на человѣческое существо, потому что у меня нѣтъ ребенка".
   Дѣти росли и сдѣлались большими; маленькая дѣвочка стала наконецъ взрослою дѣвушкой, а мальчикъ молодымъ человѣкомъ. Мать сказала имъ: "Вы уже такіе большіе дѣти, а у васъ нѣтъ никакого имени". А дѣвочкѣ она сказала: "Что касается до тебя, твое имя пусть будетъ Уккомбеккантсини {Уккомбеккантсини -- мѣтильщица цыновокъ.}". Мальчикъ сказалъ: "А мнѣ не давай никакого имени, потому что я хочу получить свое имя взрослаго, когда я выросту, отъ моего отца; а теперь я не желаю имѣть имени". Мать согласилась.
   Случилось, что въ полдень, когда матери не было дома, дѣвушка сказала: "Пойдемъ-ка, принесемъ воды, потому что вороны расплескали воду нашей матери". Мальчикъ сказалъ "Развѣ мать не запретила намъ выходить изъ дому?" Дѣвушка сказала: "Кто насъ увидитъ? вѣдь всѣ ушли копать землю". Мальчикъ согласился. Дѣвочка взяла ведро; она пошла къ рѣкѣ; оба они пошли вмѣстѣ. Мальчикъ отличался тѣмъ, что былъ бѣлъ, а дѣвочка была очень блистательна. Такъ они шли и пришли къ рѣкѣ и стали черпать воду. Когда она наполнила ведро, то сказала мальчику: "Поставь его мнѣ на голову". Какъ разъ въ то время какъ онъ готовъ былъ поставить ей на голову ведро, они увидали рядъ людей, которые шли къ нимъ. Придя къ рѣкѣ, эти люди сказали: "Дайте намъ нить". Онъ чашкой зачерпнулъ воды и далъ первому. Второй попросилъ тоже, говоря: "Дай мнѣ пить". Онъ далъ ему пить. Всѣ просили такимъ же образомъ, пока онъ не напоилъ всѣхъ.
   Тѣ сказали: "Изъ какой вы деревни?" Они отвѣчали: "Вонъ изъ той, что на холмѣ". Они сказали: "Есть ли тамъ кто нибудь дома?" Они сказали: "Нѣтъ, тамъ нѣтъ никого". Они сказали: "Къ какому дому вы принадлежите?" Они сказали: "Вонъ къ тому послѣднему, возлѣ главнаго входа". Они сказали: "Кто тутъ королева?" Они отвѣчали: "Королевой была наша мать; но случилось, что такъ какъ она не имѣла дѣтей, то ее домъ былъ отодвинутъ и помѣщенъ возлѣ входа". Дѣти спрашивали у нихъ: "А вы, къ какому народу вы принадлежите?" Они отвѣчали: "Мы пришли вонъ оттуда. Мы ищемъ очень красивой дѣвушки, потому что царь нашего племени хочетъ жениться". Они сказали: "Это на первой женѣ онъ хочетъ жениться". Они подтвердили. Дѣти спросили: "Вы изъ какого народа?" Они сказали: "Мы -- Абахвебу". Дѣвочка сказала: "А царь вашего народа -- Умхвебу?" Они отвѣчали: "Нѣтъ, онъ не изъ того же племени, изъ котораго мы; только мы -- Абахвебу. И насъ немного; одна только толпа". И Абахвебу удалились.
   Мальчикъ поставилъ ведро на голову дѣвочкѣ. Они пошли на холмамъ къ своему дому и сѣли. Послѣ полудня, когда мать вернулась изъ огорода, она спросила: "Кто принесъ эту воду? Они сказали: "Мы. " Она сказала: "Развѣ я не запретила вамъ выходить? Кто же велѣлъ вамъ принести воды?" "Мальчикъ сказалъ:" Я не хотѣлъ, но Уккомбеккантсини сказала: "Пойдемъ-ка, принесемъ воды". Мать спросила: "Васъ никто не видалъ?" Они отвѣчали: "Насъ видѣли только Абахвебу, которыхъ было много. Они спросили насъ, чьи мы дѣти; мы сказали, что мы изъ этой деревни." И они замолчали. Они оставались много дней, но ихъ никто не зналъ .въ ихъ деревнѣ; ихъ знали только Абахвебу.
   Въ другой разъ случилось, что въ послѣ-полуденное время пришло много скота съ множествомъ людей. Всѣ люди деревни сказали: "Это войско; это гдѣ оно сдѣлало грабежъ и взяло такъ много скота?" Они увидали много людей, идущихъ къ ихъ деревнѣ; эти люди оставили много скота за деревней, а съ остальнымъ вошли въ самую деревню. Придя туда, они загнали скотину въ хлѣвъ, потомъ вышли впередъ, стали тамъ и почтительно просили дочь у отца. Всѣ люди деревни молчали. Они молчали отъ удивленія, говоря себѣ: "Развѣ есть такой человѣкъ, который пришелъ бы выбирать себѣ невѣсту изъ воронъ? Въ этой деревнѣ вѣдь нѣтъ дѣдушки, которая была бы человѣческимъ существомъ. Но люди просили такъ, какъ-будто они знали дѣвушку. Наконецъ женщины сказали: "Если вы пришли выбирать невѣсту, то которую изъ всѣхъ этихъ нашихъ дѣвушекъ? Будетъ рада та мать, которой дочь будетъ выбрана съ приданымъ изъ такого множества скота."
   Всѣ женщины вышли изъ домовъ и стояли за порогомъ; другія побѣжали на край деревни, говоря: "Эй вы! Не радуется ли женщина. не имѣющая дѣтей, что къ ея дочери пришли эти сваты?" Онѣ говорили это въ насмѣшку надъ бездѣтною женщиною, такъ какъ онѣ не знали, что она то имѣетъ настоящую дѣвушку, такъ какъ онѣ рождали только воронъ. Мужчины вышли сердитые вмѣстѣ съ отцомъ воронъ; женщины его привели въ ярость и онъ говорилъ: "Прочь, прочь вы? Изъ какихъ вашихъ дѣвушекъ подняли эти радостные крики! вѣдь вы не рожаете ничего кромѣ воронъ. Кто станетъ бросать такое множество скота на приданое невѣсты?" Мужчины говорили: "Спѣшите въ свои дома и перестаньте шумѣть.".
   Владѣтель деревни пошелъ къ сватамъ и сказалъ: "Что до меня касается, то у меня нѣтъ дочери. Я отецъ воронъ и ничего другого. Возьмите вашъ скотъ и идите съ нимъ домой, къ своему~ народу." Они отвѣчали: "Мы просимъ тебя не отказывать намъ, мы знаемъ, что въ этой деревнѣ есть дѣвушка, которая -- настоящій человѣкъ". Начальникъ деревни серьезно клялся, что нѣтъ дѣвушки въ его дохѣ. Наконецъ сваты посмотрѣли другъ на друга, желая распросить тѣхъ Абахвебу, которые приходили сюда въ первый разъ, и спросили ихъ: "Вы въ самомъ дѣлѣ видѣли дѣвушку въ этомъ мѣстѣ?" Абахвебу отвѣчали: "Да, мы видѣли одну въ этомъ мѣстѣ; мы можемъ указать домъ, куда она вошла." Тѣ спросили, который это домъ. Они сказали: "Предпослѣдній." Они сказали: "О, начальникъ этой деревни, мы въ самомъ дѣлѣ знакомы съ твоею дочерью; мы можемъ даже показать домъ, въ которомъ она находится." Начальникъ деревни отвѣчалъ съ гнѣвомъ: "Ужъ не въ самомъ ли дѣлѣ эти люди такіе мудрецы? Потому что я, отецъ дѣтей, говорю вамъ, что въ этомъ мѣстѣ нѣтъ дѣвушки въ человѣческомъ образѣ. Но вы спорите со мной, потому что вы пришли посмѣяться надо мною, такъ какъ я не отецъ человѣческихъ существъ. Жилица того дома, на который вы указываете, не родила даже вороны".
   Женщина этого дома, услыхавъ такія слова мужа, вышла изъ дому, говоря: "Посмотрите сваты на нашу принцессу. Войди въ домъ и угощайся мясомъ скота, убитаго для тебя, мой зять. Потому что хотя я не имѣла ни одного дитяти, но вы видѣли, что у меня есть дитя".
   Мужъ ея вошелъ въ домъ и сказалъ: "Я думалъ, что у тебя нѣтъ ни одного ребенка; но такъ какъ ты вышла и надѣлала такого шума, то неужели ты имѣешь дитя?" Она отвѣчала. "Такъ какъ я бездѣтна, то гдѣ мнѣ было взять ребенка?" Онъ сказалъ: "Я спрашиваю тебя, дитя мое, скажи мнѣ, чего ты радовалась?" Она отвѣчала: "Я радовалась за моихъ дѣтей, они дѣти не мужчины, а только мои." Мужъ ея сказалъ: "Гдѣ они?" Она сказала: "Выходите, чтобы онъ увидалъ васъ." Мальчикъ и дѣвочка вышли. Когда отецъ увидалъ ихъ, онъ бросился къ мальчику и обнялъ его, плача и говоря "Гау! гау! Неужели женщины въ самомъ дѣлѣ такъ храбры? Какъ это ты скрывала дѣтей до тѣхъ поръ, когда они сдѣлались такими большими, и никто не зналъ о нихъ?" Потомъ онъ сказалъ: "Гдѣ достала ты этихъ дѣтей?" Она отвѣчала: "Ихъ дали мнѣ голуби. Они надрѣзали мнѣ бедро, оттуда вышла густая кровь; она была собрана въ сосудъ; наконецъ она превратилась въ два человѣческихъ существа, я кормила ихъ, я не хотѣла сказать тебѣ, потому что вороны могли убить ихъ."
   Отецъ согласился и сказалъ: "Какого бычка убить для нихъ? О козлѣ и говорить нечего; для нихъ не годится убить какого нибудь козла, а надо убить бычка." Мать согласилась. Она вышла изъ дому и пошла къ жениху, теперь веселая и счастливая, говоря: "Пойдемъ, я покажу тебѣ твоего бычка." Женихъ вышелъ одинъ; она показала ему молодаго быка. Онъ былъ убитъ и съѣденъ.
   На другой день отецъ сказалъ: "Слѣдуетъ убить тельца также и для дѣвушки въ тотъ день, когда она будетъ плясать {Посредствомъ этой церемоніи невѣста открыто признаетъ жениха. Среди хлѣва кладутъ рогожку; женихъ и его свита сидятъ въ верхней части загона, невѣста съ своими подругами съ пляской направляются отъ входа къ тому мѣсту, гдѣ они сидитъ. Затѣмъ одна беретъ жениха за руку и ведетъ его къ рогожкѣ и оставляетъ его стоящимъ на ней. Послѣ этого до рогожки не прикасается никто изъ свиты невѣсты, потому что на этой рогожкѣ стояла нога жениха, но ее уноситъ кто нибудь изъ свиты жениха.} передъ людьми жениха." Мать согласилась. Отецъ всталъ и сказалъ: "Слѣдуетъ выполнить всѣ обычаи этого дитяти, такъ какъ я желаю, чтобы сваты жениха взяли ее съ собой въ день своего отправленія, потому что вороны могутъ убить ее." Такимъ образомъ всѣ ея обычаи были исполнены посредствомъ закланія для нея козловъ, такъ какъ еще ничего не убивали для нея по поводу совершеннолѣтія: вѣдь никто не зналъ о ней. Она плясала передъ свитою жениха; скотина была убита и мясо съѣдено.
   Отецъ сказалъ: "отложите одну ногу, дѣти мои, чтобы имѣть пищу на дорогу." Они отвѣчали: "Хорошо, отецъ; и мы желаемъ идти завтра утромъ." Они жили совершенно душа въ душу.
   Мать сказала людямъ жениха: "Когда вы отправитесь въ свой путь, то увидите зеленое животное на тропинкѣ; оно покажется въ горахъ. Не гонитесь за нимъ, оставьте его въ покоѣ; тогда бракъ моей дочери будетъ счастливъ {Здѣсь, вѣроятно, подразумѣвается инсиманго, обезьяна крупной породы. Говорятъ, что та имѣетъ зеленый цвѣтъ; ея шкура имѣетъ цѣнность, такъ какъ употребляется только для украшенія вождей и великихъ людей. Цвѣтъ ея собственно сѣрый съ зеленоватымъ оттѣнкомъ.}".
   Въ слѣдующее утро они отправились. Но для жениха и его невѣсты были выбраны два большихъ быка, на которыхъ посадили ихъ. Воины ихъ шли впереди, а они слѣдовали за ними со многими дѣвушками, вызванными изъ племени ея отца. Наконецъ они дошли до горъ и увидѣли то животное, насчетъ котораго мать предостерегала ихъ, говоря, чтобъ они не убивали его. Всѣ воины побѣжали и погнались за животнымъ. Невѣста сказала: "Запрети имъ преслѣдовать животное. Развѣ матъ не сказала вамъ, чтобы вы не преслѣдовали его?" Женихъ отвѣчалъ: "О, что за важность! что изъ этого, по твоему, можетъ произойти? Пусть ихъ преслѣдуютъ: это пустяки." Невѣста и женихъ и дѣвушки невѣсты долго ждали тамъ. Наконецъ женихъ сказалъ: "О, мы устали стоять здѣсь на солнцѣ. Дайте-ка я-войду сейчасъ и ворочу людей, чтобы продолжать намъ путь. Теперь уже полдень".
   И онъ отправился.
   Онѣ оставались тамъ долгое время, не видя жениха; наконецъ невѣста сказала другимъ дѣвушкамъ: "Мнѣ надоѣло ждать и ужасно хочется пить." Когда она говорила эти слова, къ нимъ подползла имбулю {Имбулю -- большая полевая ящерица, живущая большею частію въ лѣсахъ. Туземцы говорятъ, что она очень любитъ молоко и сосетъ коровъ, когда онѣ находятся въ открытомъ полѣ. нерѣдко случается, что мальчишки, крадущіе у своихъ отцовъ молоко во время пастьбы коровъ, сваливаютъ вину на имбулю.} и сказала: "Добрый день, прекрасная принцесса!" Онѣ отвѣтили на привѣтствіе. Имбулю сказала: "Слѣзь съ быка, чтобы я могла посмотрѣть, пристанетъ ли ко мнѣ твоя одежда." Она отвѣчала: "Я не желаю слѣзать." Имбулю сказала: "Гау! только слѣзь, ты тотчасъ влѣзешь опять." Наконецъ невѣста сошла. Имбулю взяла ея платье, опоясала его и сказала: "Ахъ, какъ это идетъ ко мнѣ!" Имбулю сказала: "Дай мнѣ свое покрывало {Улембу.-- Теперь туземки уже не носятъ покрывало и о немъ упоминается только въ дѣтскихъ сказкахъ. Говорятъ, въ прежнія времена существовалъ обычай, чтобы невѣста покрывала свое лицо вуалью. Теперь она отчасти закрываетъ его выдѣланною кожей.}" я хочу посмотрѣть, пристанетъ ли и оно ко мнѣ." Невѣста отказала, говоря: "Я боюсь солнца, принцесса." Имбулю сказала: "Ссуди его мнѣ; я сейчасъ же возвращу его тебѣ." Та дала ей покрывало. Имбулю надѣла его и сказала: "Позволь мнѣ сѣсть на быка только посмотрѣть, годится ли также и онъ для меня." Невѣста сказала: "Садись, но только сейчасъ слѣзь опять." Итакъ имбулю сѣла на быка и сказала:" Нцинци! Какъ удивительно онъ годится для меня". Невѣста сказала: "Слѣзай же теперь." Имбулю сказала: "Я не желаю слѣзать, я никогда не слѣзу". Невѣста сказала: "Слѣзай, чтобы я могла сѣсть." Имбулю отвѣчала: "Ты позволила мнѣ влѣзть, и я не сойду."
   Тогда подруги невѣсты и невѣста отправились; онѣ превратились въ зябликовъ, а она въ улюву {Улюва -- родъ зяблика.}. Онѣ полетѣли въ лѣсъ и остались тамъ, потому что теперь онѣ сдѣлались птицами.
   Люди жениха пришли со шкурою животнаго, которую они содрали. Они шли врядъ. Когда они находились еще вдали отъ мѣста, гдѣ оставили дѣвушекъ, женихъ сказалъ: "Гау, гау! Люди мои! видите ли вы невѣсту, видите ли, что она сдѣлалась маленькою и уже не блеститъ? Что съ нею случилось? и гдѣ дѣвушки ея?" Они отвѣчали: "О, господинъ, можетъ быть, дѣвушки устали сидѣть на солнцѣ, и пошли назадъ въ свои дома. Мы видимъ, что сдѣлало солице съ невѣстой, потому что она не привыкла сидѣть на солнцѣ." Онъ отвѣчалъ: "А если это такъ, то мы увидимъ, что сдѣлало солнце. Мое тѣло слабо {Если кто нибудь чувствуетъ слабость или истому въ тѣлѣ, не будучи въ состояніи объяснить себѣ причину ея, то онъ считаетъ это предзнаменованіемъ приближающагося несчастія.}; мнѣ кажется, что это не невѣста моя." Они подошли къ ней и сказали: "Гдѣ дѣвушки?" Невѣста отвѣчала, точно языкъ у ней былъ связанъ, говоря быстро и невнятно: "Онѣ ушли домой {Роландъ позволяетъ своей невѣстѣ идти домой, для приготовленія брачнаго пира, но попадаетъ въ сѣти новыхъ чаръ и забываетъ свою нарѣченную и свою клятву. Когда бракъ его съ другою дѣвушкой готовъ уже совершиться, она присоединяется къ свадебной процессіи, и когда наступила ея очередь нѣтъ, Роландъ узнаетъ ея голосъ. Въ промежуткѣ между тѣмъ временемъ, какъ она была забыта, и тѣмъ, какъ она была узнана снова, она, подобно Уккобеккалисини и ея дѣвушкамъ занимается въ тайнѣ всякою работою въ хижинѣ одного пастуха. Онъ сорвалъ ее въ видѣ цвѣтка, въ который она превратилась, и принесъ ее къ себѣ домой. Во время отсутствія пастуха она принимала человѣческій образъ. (Grimm, "Роландъ и его невѣста" р. 222). Одинъ изъ "золотыхъ дѣтей" рыбака, преслѣдуя прекраснаго оленя, подвергся дѣйствію чаръ, вслѣдствіе которыхъ онъ былъ потерянъ для своей невѣсты, пока братъ не освободилъ его отъ сѣтей волшебства. (id. "Золотыя дѣти". р. 326). Сынъ короля оставляетъ дочь гиганта, помогавшую ему выполнять трудныя работы, которыя задавалъ ему ея отецъ, и, наконецъ, бѣжать отъ него; теряетъ всякое воспоминаніе о своей избавительницѣ вслѣдствіе того, что позволилъ собакѣ поцаловать его, и въ ту минуту, какъ уже былъ готовъ жениться на другой, вспоминаетъ о дочери гиганта, подслушавъ разговоръ между двумя голубями. (Campbell op. cit. vol. I, p. 251). См. также нѣсколько подобныхъ разсказовъ въ Yuпe-tide Stories Торпа, p. p. 202, 216, 447.}".
   Такъ они пошли далѣе; воины -- впереди и женихъ впереди съ ними, а невѣста {То есть имбулю, мнимая невѣста.} ѣхала позади одна на быкѣ. Когда они отошли на нѣкоторое разстояніе отъ того мѣста, то увидѣли много птицъ, сидѣвшихъ противъ нихъ на травѣ и говорившихъ: "Укакака, царскій сынъ отправился съ животнымъ! Ну его! онъ возвращается съ имбулю!" Онъ сказалъ: "Гау, люди мои! Вы слышите, что говорятъ эти птицы? Что онѣ говорятъ?" Они сказали: "О, господинъ, таковъ обычай птицъ въ полѣ, покрытомъ терновникомъ: онѣ говорятъ." {Въ одной изъ редакцій легенды "Золотой башмачокъ" птица обнаруживаетъ обманъ, которымъ опутали принца, крича:
  
   Chop hill and clip toe!
   To the oven is she whom fils the gold shoe?
  
   "Что это"? спросилъ принцъ съ удивленіемъ. "О, отвѣчала королева, ничего; это просто пѣсня птицы". Thorp. Yule--tide Stories p. 125).} Онъ замолчалъ. Они пошли впередъ.
   Впереди ихъ летѣла итици и говорили "Укакака, укакака, царскій сынъ отправился съ животнымъ! Ну его! онъ бѣжитъ съ имбулю." Это сильно тревожило сердце Укакаки. Когда они были уже близко отъ своего дома, птицы полетѣли назадъ и остались въ лѣсу. Они вошли въ свой домъ, всѣ шли впереди, оставивъ невѣсту позади себя одну.
   Въ хлѣвѣ сидѣло много людей вмѣстѣ съ царемъ, отцомъ Укакаки. Невѣста вошла одна; она пошла къ верхней части загона. Всѣ люди, находившіеся въ оградѣ, сказали: "Что это такое пришло съ принцемъ?" Царь заговорилъ съ гнѣвомъ; онъ позвалъ своего сына и сказалъ: "Поди сюда, ты, мальчикъ." Укака подошелъ въ страхѣ, такъ какъ видѣлъ, что отецъ очень сердитъ. Когда онъ подошелъ къ отцу, тотъ сказалъ: "съ чѣмъ эта ты пришелъ? Неужели эта тварь та дѣвушка, которую Абахвебу называли красавицей?" Потомъ онъ сказалъ: "Скорѣй позовите всѣхъ ихъ сюда ко мнѣ; всѣ Абахвебу будутъ убиты, потому что они солгали, говоря, что они видѣли красивую дѣвушку." Укака сказалъ: "Нѣтъ, царь, отецъ мой; я тоже видѣлъ дѣвушку; она была очень красива; Абахвебу сказали правду, потому что я также видѣлъ ее, когда она была очень красива." Отецъ сказалъ: "Такъ что же теперь съ нею сдѣлалось?" Сынъ отвѣчалъ: "Не знаю. Намъ говорили въ ея домѣ, чтобы мы ни подъ какимъ видомъ не убивали одного животнаго. Но мы убили его и когда вернулись послѣ того назадъ, то дѣвушка была такою, какова уже она теперь. А дѣвушекъ ея народа уже тамъ не было. Когда мы пошли дальше, то я увидѣлъ, что дѣвушка не та, съ которою я вышелъ изъ дома невѣсты.
   Отецъ замолчалъ. Они подождали нѣсколько дней. Но Укакака не хотѣлъ позволить, чтобы ее называли его женой, говоря, что онъ не имѣетъ еще жены; что придетъ время, когда онъ женится на красивой дѣвушкѣ, и всѣ дивились, глядя на дѣвушку и говорили, что она не похожа на человѣка.
   Но въ деревнѣ жила одна старуха, которая не имѣла ногъ, у ней были только руки и она оставалась дома, ничего не дѣлая. Имя ей было -- Утлезе {Ухлезе -- Укути-хлезе -- переваливаться на ходу.}; ее называли такъ потому, что вмѣсто ходьбы она передвигалась, тащась по землѣ всѣмъ тѣломъ. Народъ пошелъ копать землю; когда всѣ ушли, то дѣвушки снова оборотилась въ людей {Двѣнадцать братьевъ были превращены въ двѣнадцать вороновъ, потому что сестра ихъ сорвала лиліи, отъ которыхъ какимъ-то образомъ зависѣла ихъ судьба. (Гриммъ "двѣнадцать братьевъ" р. 44). Шесть принцевъ, превращенные въ лебедей чарами своей мачихи, принимали снова человѣческій образъ каждый вечеръ на четверть часа. (Гриммъ "шесть лебедей" р. 190). Въ прекрасной сказкѣ Ганса Христіана Андерсена о дикихъ лебедяхъ принцы остаются лебедями до тѣхъ поръ, пока солнце стоитъ выше горизонта, к принимаютъ свой человѣческій образъ на время отъ заката до восхожденія: солнца. Въ сказкѣ о "Прекрасномъ дворцѣ" мы читаемъ о "трехъ прекрасныхъ дѣвицахъ", которыя могли по желанію снимать и надѣвать голубиныя перья. (Thorpe Yule-tide Stories, p. 159). А бѣлый медвѣдь сбрасывалъ свой звѣриный образъ ночью. (Dasent Popilar Taies from the Norse, p. 27). Въ подвигахъ Спенда мы читаемъ о нѣкоемъ Троллѣ, который "днемъ превращался въ дракона, а его двѣнадцать сыновей летали въ видѣ воронъ; но каждую ночь они снова становились людьми".} и пришли въ эту деревню. Онѣ пошли къ Утлезе и сказали: "Ты вѣдь не скажешь, что ты видѣла дѣвушекъ здѣсь, въ домѣ?" Утлезе отвѣчала: "О, нѣтъ, дѣти мои. Я скажу: Какимъ образомъ я могла видѣть здѣсь людей, когда я калѣка". Онѣ ушли, взяли всю посуду на одной сторонѣ деревни и пошли за водой. Когда онѣ принесли воды, то истерли мучныя зерна, чтобы сварить пиво для всей деревни; онѣ нѣсколько разъ ходили за водой и кипятили ее для пива; принесли воды и вымазали полы {Туземцы обмазываютъ полы въ своихъ домахъ коровьимъ или козьимъ пометомъ, для предохраненія ихъ отъ насѣкомыхъ и пыли.} во всѣхъ домахъ деревни, онѣ наносили дровъ и разложили ихъ по всей деревнѣ. Онѣ' пошли къ Утлезе и сказали: "Утлезе, что ты скажешь, когда тебя спросятъ -- кто сдѣлалъ всеэто?" Она отвѣчала: "Я скажу, что я сдѣлала это." Онѣ пошли въ поле и тамъ опять сдѣлались птицами.
   Послѣ полудня, когда народъ воротился домой, женщины деревни сказали: "Гау! кто вымазалъ полы тутъ въ домѣ? Кто принесъ воду и дрова? кто намололъ муки для пива и вскипятилъ воду?" Всѣ пошли къ Утлезе и спросили ее -- кто это сдѣлалъ. Она сказала: "Это сдѣлала я, тащилась, тащилась -- и принесла воды; тащилась, тащилась -- и наносила дровъ; тащилась, тащилась -- и намолола муки; тащилась, тащилась -- и вскипятила воду." Онѣ сказали: "Гау! неужели это все сдѣлала ты, Утлезе?" Она отвѣчала: "Да." Онѣ засмѣялись и были рады, говоря: "Ай да Утлезе! она помогла намъ сварить пива на цѣлую деревню." И онѣ ушли отдыхать.
   На слѣдующее утро онѣ пошли пахать. Всѣ дѣвушки пришла и принесли дровъ. Утлезе сказала: "Не, не, не! вотъ невѣста моего отца. Хорошо, что свадебная компанія пришла домой." Онѣ наносили дровъ для всей деревни; истерли муку, которую истолкли наканунѣ для пива; сварили пива въ каждомъ домѣ деревни; принесли воды; растерли солодъ, чтобы сдѣлать умлюмизо {Умлюмизо -- пиво (обыкновенно дѣлаемое въ маломъ количествѣ), броженіе котораго ускоряютъ для того, чтобы оно скорѣе было годно для питья.} и смѣшали солодъ съ мучною закваской. Онѣ пошли къ Утлезе и сказали: "Прощай, бабушка." Она отвѣчала: "Да, свадебная компанія матери моей матери." Такъ онѣ отправились. Послѣ полудня всѣ женщины воротились домой, онѣ опять пошли къ Утлезе и сказали: "Кто смололъ отруби? кто варилъ?" Утлезе отвѣчала: "Я тащилась, тащилась -- и принесла дровъ; тащилась, тащилась -- и смолола отруби; потащилась -- и вскипятила воду; потащилась -- и принесла воды; тащилась, тащилась -- и истолкла солодъ; тащилась, тащилась -- и смѣшала его съ мучною закваскою; потащилась -- и приплелась сюда въ домъ и сѣла." Онѣ засмѣялись, говоря: "Теперь мы достали старуху, которая будетъ работать на насъ." Онѣ посидѣли и ушли отдыхать.
   На слѣдующій день дѣвушки пришли, когда въ деревнѣ не было никого; только Утлезе сидѣла у своего дома. Онѣ подошли къ ней и сказали: "Ты добрая старуха, Утлезе, потому что ты не сказала никому." Онѣ пошли въ дома, истолкли солодъ, замѣшали закваску, процѣдили пиво, которое наканунѣ поставили для быстраго броженія, всыпали зерно въ закваску, чтобы оно быстро перебродило. Онѣ розлили въ большія глиняныя чашки процѣженное пиво; взяли другую чашку и пошли съ пивомъ, которое было въ этой чашкѣ, къ Утлезе. Придя къ ней, онѣ пили и дали также пить Утлезе; она смѣялась, и была весела и сказала: "Что никогда не скажу; вы можете дѣлать все, что вамъ вздумается."
   Онѣ снова отправились въ открытое поле, и снова оборотились въ птицъ. Въ послѣполуденное время пришли всѣ женщины и увидѣли, что вся закваска была замѣшана. Онѣ сказали: "Мы надоѣли Утлезе, спрашивая ее, кто это сдѣлалъ. Не будемъ говорить ей ничего. Здѣсь у насъ должно случиться что-то чудное."
   Но вечеромъ Укакака пришелъ къ Утлезе и упрашивалъ ее: "Гау! бабушка, скажи мнѣ какими способами сдѣлано это?" Утлезе отвѣчала: "Мною, дитя моей дитяти." Онъ сказалъ: "Гау! бабушка; ты не могла этого сдѣлать. Скажи мнѣ, кто это сдѣлалъ?" Она отвѣчала: "Въ полдень, когда никого изъ васъ нѣтъ дома, сюда приходитъ много дѣвушекъ; но между ними есть одна, самая красивая; тѣло ея блеститъ; вотъ эти-то дѣвушки и дѣлаютъ здѣсь пиво." Укакака сказалъ: "Ахъ, бабушка не сказали ли онѣ, что придутъ завтра?" Утлезе отвѣчала: "О, онѣ придутъ." Укакака сказалъ:"Я тоже приду въ полдень и увижу дѣвушекъ." Потомъ сказалъ:"Только не говори имъ объ этомъ, бабушка." Она отвѣчала: "Нѣтъ, не скажу." И они ушли отдыхать.
   На слѣдующій день весь народъ ушелъ копать землю. Тогда пришли дѣвушки, онѣ пошли въ дома, процѣдили пиво во всей деревнѣ. Когда процѣдивъ онѣ наляли его въ чашки во всей деревнѣ, онѣ взяли очень большую глиняную чашку и налили въ нее пиво всей деревни. Онѣ наполняло глиняную чашку и пошли съ нею къ Утлезе. Придя туда, онѣ поставили ее на полъ, взяли коровій пометъ и вымазали полы во всей деревнѣ, подмели всю деревню; принесли дровъ и разложили ихъ по дворамъ всей деревни; онѣ пошли въ домъ, гдѣ была Утлезе, взяли чашки и пили пиво.
   Когда онѣ выпили уже много пива, Укакака вошелъ въ крааль (деревню); онѣ увидали его и бросились къ двери, думая выдти вонъ и потомъ убраться такъ, чтобы онъ не замѣтилъ ихъ. Но онъ загородилъ дверной проходъ, говоря: "Гау! дитя моего отца Уккомбеккантсини, какое большое зло я сдѣлалъ тебѣ, что ты такъ встревожила меня?" Уккомбеккантсини засмѣялась говоря: "Э, э, пусть проваливаетъ Укакака! Не ты ли взялъ меня изъ деревни отца моего и оставилъ меня на горахъ, ундя съ имбулю?" Онъ отвѣчалъ: "Я видѣлъ. что это не ты. И такъ какъ я уже не видалъ тебя, то не зналъ, что съ тобою сдѣлалось." Такъ они разговаривали; Укакака очень радовался, и говорилъ: "Когда я увидѣлъ, что тебя нѣтъ, то сказалъ: я скоро умру."
   Послѣ полудня пришелъ народъ. Укакака отправился къ своему отцу и, улыбаясь отъ радости, сказалъ ему: "Ну, вотъ, сегодня, отецъ, пришла дѣвушка, которую я потерялъ въ горахъ." Отецъ, смѣясь отъ радости, спросилъ: "Гдѣ же она?" Сынъ отвѣчалъ: "Вонъ тамъ, въ томъ домѣ."
   Его отецъ сказалъ: "Скажи всѣмъ тутъ въ домѣ, чтобы всѣ мужчины вырыли сейчасъ яму посреди скотнаго загона, а женщины кипятили воду во всѣхъ горшкахъ." Онъ сказалъ. Когда все это было сдѣлано, то всѣмъ женщинамъ велѣно было подойти къ ямѣ, вырытой въ загонѣ, и перепрыгнуть черезъ нее. Въ ямѣ было поставлено молоко. Невѣсту {Т. е. подложную невѣсту.} тоже позвали и сказали ей: "Иди и ты въ скотный загонъ; всѣ женщины будутъ прыгать черезъ яму." Это было сдѣлано потому, что, говорятъ, когда имбулю видитъ молоко, то она бросается къ нему, чтобъ пить. Они пошли къ краалю. Невѣста сказала: "Я боюсь идти въ чужой скотный загонъ." Они сказали: "Иди; это ничего." Итакъ она пошла и вошла въ загонъ. Другія женщины перескочили. Ей сказали, чтобъ и она перескочила тоже. Когда она приготовилась къ скачку, увидала молоко {Кошка, влюбившаяся въ молодаго человѣка и превращенная Венерой въ прекрасную дѣвушку, сдѣлавшись его женой, сохранила въ человѣческомъ образѣ кошачьи наклонности и оставляла мужа, чтобы поймать мышь, игравшую въ ихъ комнатѣ.}, развернула хвостъ и прыгнула въ яму. Тогда всѣ побѣжали за кипяткомъ, принесли его и вылили его въ яму. Имбулю умерла {Pentamerone Базиле есть рядъ сказокъ, имѣющихъ цѣлію занимать воображеніе невольницы, которой удалось на время похитить награду, принадлежавшую Зозѣ. Одинъ принцъ, по имени Таддіо, посредствомъ чаръ былъ заключенъ въ могилу, изъ которой онъ могъ освободиться въ такомъ только случаи, если женщина наполнитъ своими слезами кувшинъ, повѣшенный возлѣ могилы. Этимъ способомъ она возвратитъ принца къ жизни и сдѣлается его женою. Зоза почти уже наполнила кувшинъ, но заснула. Одна черная невольница наблюдала за нею и во время ея сна наполнила кувшинъ своими собственными слезами. Принцъ проснулся и взялъ невольницу въ свой домъ. Зоза послѣ многихъ страданій и только съ помощію волшебства убѣдила, наконецъ, принца въ обманѣ и сдѣлалась его женою. Невольница была наказана зарытіемъ ея въ яму по шею, дабы она умерла медленною смертію.-- Въ сказкѣ о "Трехъ лимонахъ" черная невольница заступаетъ мѣсто прекрасной невѣсты одного принца; невѣста превращается въ голубя и принцъ, подобно Укакакѣ, возвратясь, удивляется, найдя черную женщину вмѣсто бѣлокурой дѣвушки, которую онъ оставилъ; невольница разсказываетъ ему, что это -- дѣйствіе волшебства. Князь съ помощію волшебства открываетъ обманъ. Невольницу въ наказаніе бросаютъ на пылающій костеръ. Въ "домашнихъ повѣстяхъ" Гримма мы находимъ сказку еще болѣе похожую на сказку объ Уккамбеккансини. Одна старая королева посылаетъ свою дочь въ сопровожденіи служанки въ дальнюю страну, для выхода ея замужъ за принца этой страны. Условіе благополучія дочери состояло въ томъ, чтобы она берегла бѣлый носовой платокъ, на который мать ея пролила три капли своей собственной крови. Во время пути она потеряла платокъ, и служанка тотчасъ получила власть надъ своею госпожей. Подобно Имбулю, она успѣла овладѣть платьемъ и лошадью принцессы и приняла ея имя. Ее приняли какъ принцессу во дворцѣ, а настоящую принцессу послали пасти гусей. Обманъ, наконецъ, открылся, и служанка была умерщвлева: ее бросили въ бочку, наполненную острыми гвоздями. Молодой принцъ женился на настоящей невѣстѣ, и подобно Укакакѣ и Уккомбеккансини, оба управляли королевствомъ въ мирѣ и счастіи до конца своихъ дней". ("Стадо гусей").}.
   Всему народу было объявлено, что пришла настоящая невѣста, народъ радовался; и были посланы люди ко всему народу, чтобы онъ собирался на пляску, такъ какъ женихъ принятъ невѣстой. На слѣдующій день собрались мужчины и юноши, дѣвушки и женщины. Они плясали; женихъ и невѣста плясали тоже; много было убито скота, и всѣ ѣли мясо нѣсколько дней.
   Царь приказалъ построить крааль для Укакаки. Вѣтви были срѣзаны и крааль тотчасъ же былъ выстроенъ, и невѣста была снабжена всѣмъ; говорили, что она-то и будетъ царицей. Дѣвушки нарвали травы и покрыли ею крыши во всей деревнѣ невѣсты; затѣмъ онѣ ушли и воротились къ своему народу. И она царствовала вмѣстѣ съ своимъ мужемъ.
  

ИЗЕЛАМАНИ.
(Два брата).

   Въ давнее время случилось, что два брата пошли на охоту. Одинъ былъ старше другого. Они напали на множество горшковъ, которые лежали длиннымъ рядомъ. Когда старшій братъ подошелъ къ нимъ, то онъ испугался горшковъ; младшій сталъ переворачивать. Когда онъ перевернулъ всѣ горшки, то изъ послѣдняго вышла маленькая старушка.
   Она сказала старшему: "иди со мною". Онъ отказался. Она сказала младшему: "иди со мной". Младшій пошелъ, а старшій послѣдовалъ за нимъ. Они шли все дальше и дальше. Наконецъ они пришли въ страну, гдѣ было дерево, имѣвшее скотъ. Они несли топоры въ рукахъ. Старуха сказала младшему: "сруби дерево". Онъ сталъ рубить его; оттуда вышелъ бычокъ; еще сталъ рубить -- оттуда вышло много скота; еще и еще -- вышли овца, коза, и затѣмъ бѣлый быкъ {Заколдованная принцесса дала Сильному Франку мечъ, говоря: "когда ты ударишь мечомъ по дереву, оттуда выйдетъ множество воиновъ, -- столько, сколько захочешь". (Thorpe Yule Stories, p. 429).}.
   Маленькая старуха осталась тамъ. Они ушли, гоняя скотъ, съ своими собаками, съ которыми они охотѣлись. Такъ они шли своею дорогой; страна была вся пожжена {Пожжена т. е. засушена; не было ни травы, ни деревьевъ, ни воды; т. е. тамъ не было дожди, земли сдѣлалась горячею и вся растительность засохла.}, такъ какъ воды не было. Наконецъ они дошли до вершины одной пропасти. Старшій сказалъ: "Обвяжи вокругъ меня веревку и спусти меня внизъ на дно пропасти наняться, потому что туда нельзя сойти иначе". Младшій обвязалъ его веревкой и спустилъ внизъ до дна; тотъ напился и младшій поднялъ его опять вверхъ. Младшій сказалъ: "Теперь ты обвяжи меня веревкой; мнѣ тоже хочется пить". Тотъ обвязалъ его веревкой, спустилъ на дно пропасти, да тамъ и оставилъ его. Старшій погналъ скотину одинъ. Наконецъ онъ пришелъ домой къ отцу и матери. Отецъ спросилъ: "Гдѣ ты оставилъ своего брата?" Онъ отвѣчалъ: "Онъ вернулся прежде меня" а я пошелъ съ одной старухой; это она дала мнѣ эту скотину". Они пошли отдыхать.
   Рано утромъ прилетѣла одна птичка, говоря: "Чійо, чійо, чійо! вашъ сынъ спущенъ въ воду". Люди сказали: "Слышите, что говоритъ эта птичка?" Другіе сказали: "Пойдемъ за ней: она щебечетъ какъ медовая птичка, когда она зоветъ людей туда, гдѣ есть медъ". Отецъ и мать пошли за него. Птичка летѣла съ ними, безпрестанно говоря: "Чійо, чійо, чійо! вашъ сынъ спущенъ въ воду". Наконецъ она слетѣла внизъ къ тому мѣсту, куда спускались братья пить. Она все кричала, оставаясь на днѣ пропасти. Отецъ посмотрѣлъ черезъ край пропасти и спросилъ: "О! кто упряталъ тебя туда?" Сынъ отвѣчалъ: "Меня оставилъ тутъ брать, когда мы пили воду. Сперва я спустилъ его, а потомъ втащилъ наверхъ. Потомъ онъ спустилъ меня, да и бросилъ тутъ. Онъ не хотѣлъ перевернуть горшки, а я перевернулъ и оттуда вышла старушка. Она просила его идти за ней и проводить ее въ одну страну. Онъ отказался. Тогда она просила меня идти съ нею -- и я пошелъ {И у другихъ народовъ весьма обыкновенны сказки, въ которыхъ младшій братъ или младшая сестра или падчерица много выигрываютъ отъ того, что съ готовностію дѣлаютъ какое нибудь доброе дѣло, между тѣмъ, какъ старшій страдаетъ за свою скаредность.}. Ужъ она и не просила его рубить дерево, а сказала мнѣ, чтобы я срубилъ его. Я срубилъ дерево, и оттуда вышла скотина -- и овцы, и козы и бѣлый быкъ. Она сказала, что скотина принадлежитъ мнѣ, младшему брату. Вотъ и все. И такъ мы погнали скотину. Онъ оставилъ меня въ водѣ, потому что боялся заколоть меня".
   Отецъ сказалъ: "О! что намъ дѣлать? вѣдь ты сидишь на днѣ пропасти!" Онъ сказалъ: "Принесите изъ дому другую веревку и бросьте мнѣ ее сюда, чтобы я могъ прикрѣпить ее къ той, которую онъ оставилъ со мною и обвязаться ею". Отецъ воротился домой, а мать осталась съ нимъ.
   Она бросила ему внизъ пищу, которую они взяли на дорогу. Отецъ пришелъ домой и ничего не сказалъ сыну. Онъ просилъ другаго человѣка идти и вытащить сына. Они пошли и бросили ему веревку. Онъ прикрѣпилъ ее и сказалъ, чтобы они тащили его. Они его вытащили. Мать плакала. Когда онъ разсказалъ имъ все о своемъ путешествіи, они вернулись домой. Когда они пришли туда, старшаго сына уже не было: онъ бѣжалъ неизвѣстно куда.
  

УМДХЛЮБУ И ЛЯГУШКА.

   Одинъ царь женился на дочери другаго царя. Онъ очень любилъ ее и эта любовь тревожила другихъ его женъ. Она сдѣлалась беременною и родила дѣвочку; отецъ чрезмѣрно любилъ ее.
   Она росла, и когда сдѣлалась прекраснымъ ребенкомъ, другія жены составили противъ нея заговоръ. Онѣ сказали: "Такъ какъ ея отца нѣтъ дома, то пойдемъ рѣзать волокна. Онѣ сказали дѣтямъ, чтобы тѣ не соглашались носить ребенка. Мать позвала маленькую дѣвочку, которая нянчила ея ребенка. Та не согласилась нести его. Мать положила дочь себѣ на спину и пошла съ нею.
   Онѣ рѣзали волокна, подвигались все дальше и дальше. Случилось, что въ одной ложбинѣ онѣ сѣли отдохнуть. Мать сдѣлала пучокъ изъ волоконъ и дала его ребенку: дитя играло имъ. Онѣ пошли опять рѣзать волокна. Онѣ шли все дальше. Мать забыла о своемъ дитяти. Онѣ все шли да шли. Нарѣзавъ волоконъ, онѣ связали ихъ въ связки и понесли домой.
   Придя домой, онѣ позвали нянекъ; тѣ пришли. Но ея нянька пришла безъ ребенка. Она спросила: "Гдѣ моя дѣвочка?" Онѣ сказали: "Ты взяла ее съ собой". Она начала тревожиться и плакать и побѣжала искать ребенка. Она не нашла его и вернулась домой.
   Былъ большой плачъ. Жены сказали: "Какъ же теперь быть? Мы погубили любимицу отца. Любимая жена совсѣмъ растерялась ".
   Послали посла сказать объ этомъ отцу. Ему велѣно было передать: "Царь, твой ребенокъ пропалъ, въ то время какъ мы рѣзали волокна". Отецъ сильно встревожился.
   Утромъ одна старуха изъ царской прислуги другаго народа пошла за водой и услыхала голосъ игравшаго ребенка. Она услыхала, что кто-то говоритъ: "та-та-та". Она удивилась и сказала: "Ахъ! что это такое?" Она подкралась и увидала ребенка, который сидѣлъ и игралъ. Она пошла домой, оставивъ ребенка и свой кувшинъ. Она позвала главную жену царя и сказала: "Поди сюда". Царица вышла изъ дома. Старуха сказала: "Пойдемъ, возлѣ рѣки есть кое-что, -- ты увидишь". Та пошла со старухой. Онѣ пришли. Она сказала: "Посмотри-ка: ребенокъ!" Царица сказала: "Возьми его". Она сказала это съ радостію. Старуха взяла дѣвочку. Онѣ пошли къ рѣкѣ. Царица сказала: "Умой ее". Она умыла ее. Царица взяла ее къ себѣ на спину и пошла домой.
   Она кормила ее грудью, потому что у ней недавно родился мальчикъ, и она выкормила ее. Дѣвочка росла. Она ходила съ собственнымъ сыномъ царицы. Она выросла и сдѣлалась большою дѣвушкой. Она была выбрана начальницей дѣвушекъ {См. приложеніе къ этой сказкѣ подъ заглавіемъ "Дѣвушка царица".} во время большаго пира. Много было убито скота и всѣ веселились.
   Послѣ этого старшины сказали молодому царевичу: "Женись на этой дѣвушкѣ". Онъ удивился и сказалъ: "О! что вы это такое говорите? Да вѣдь она мнѣ сестра! Развѣ мы не кормились вмѣстѣ грудью моей матери?" {Туземный обычай не позволяетъ молодому человѣку жениться на своей молочной сестрѣ.} Они сказали: "Нѣтъ, она была найдена въ ложбинѣ". Онъ не соглашался и говорилъ: "Нѣтъ, она моя сестра". На слѣдующій день они сказали: "Хорошо бы тебѣ жениться на ней". Онъ отказался и былъ очень огорченъ.
   Въ другой разъ одна старуха сказала дѣвушкѣ: "Знаешь ли что я тебѣ скажу?" Она отвѣчала: "Что?" Старуха сказала: "Ты скоро выйдешь за мужъ". Она спросила: "За кого?" Она сказала: "3а молодаго человѣка изъ твоего собственнаго дома {Т. е. дома въ которомъ она жила, дома, въ которомъ она была воспитана и къ которому она такимъ образомъ принадлежала.}". Дѣвушка сказала: "О! что это ты говоришь! Развѣ онъ не братъ мнѣ?" Старуха сказала: "Нѣтъ, тебя нашли въ ложбинѣ и тебя выкормила Царица". Дѣвушка заплакала и была очень огорчена.
   Она взяла кувшинъ и пошла къ рѣкѣ; сѣла тамъ и начала плакать. Она наполнила кувшинъ и пошла домой. Ея мать дала ей пищи; она не могла ѣсть и отказалась. Мать спросила: "Что съ тобой?" Она отвѣчала: "Ничего. У меня болитъ голова." Такъ наступилъ вечеръ и она легла спать.
   Утромъ она проснулась, взяла кувшинъ и пошла на рѣку. Она сидѣла и плакала, Когда она плакала, изъ воды вышла большая лягушка и сказала: "Чего ты плачешь?" {Въ сказкѣ Гримма о Царѣ-Лягушкѣ разсказывается о принцессѣ, уронившей свой золотой мечъ въ колодезь. Стоя у края его и горько плача въ безутѣшномъ горѣ о своей потерѣ, она услыхала какой-то голосъ, который сказалъ: "Что огорчаетъ тебя, королевна? твой плачь можетъ разжалобить даже камень". Она увидѣли, что этотъ голосъ принадлежитъ лягушкѣ, которая выставила свою большую безобразную голову изъ воды". Лягушка эта была -- заколдованный принцъ. Принцесса была орудіемъ освобожденія его отъ чаръ и сдѣлалась его женою.-- Когда Замарашка плачетъ у колодца, то на поверхность воды выплываетъ щука и оказываетъ ей помощь. (Thorpe. Yule-tide stories. p. 114).} Она отвѣчала: "Я въ горѣ." Лягушка спросила: "Что огорчаетъ тебя?" Она отвѣчала: "Говорятъ, чтобы я сдѣлалась женою моего брата." Лягушка сказала: "Иди, возьми свои хорошенькія, любимыя свои вещи и принеси ихъ сюда."
   Она встала, взяла кувшинъ и пошла домой; взяла другой кувшинъ, взяла свои вещи и положила ихъ въ этотъ кувшинъ. Она взяла свой мѣдный прутъ, свою короткую юпку изъ убентле, другую юпку съ каймой изъ мѣдныхъ шариковъ, и свою повязку и свою мѣдь и свои бусы. Она взяла эти вещи и пошла къ рѣкѣ и выбросила ихъ на землю.
   Лягушка спросила: "Хочешь, я снесу тебя къ твоему народу?" Дѣвушка сказала: "Да." Лягушка взяла ея вещи и проглотила ихъ; взяла ее, проглотила ее и отправилась съ нею.
   На пути лягушка повстрѣчалась съ рядомъ {Туземцы ходятъ въ одинъ рядъ.} молодыхъ людей; они увидѣли лягушку. Одинъ сказалъ: "Подите-ка, посмотрите: вотъ очень большая лягушка." Другіе сказали: "Убьемъ ее, забросаемъ ее каменьями. " Лягушка сказала:
   "Я не больше какъ лягушка, я не хочу быть убитою {"Я не хочу быть убитымъ".-- Способъ избавиться отъ смерти, выставивъ какое нибудь предстоящее приговоренному къ ней дѣло, которое будетъ признано слишкомъ важнымъ для того, чтобы казнить обвиненнаго. Когда лицо приговоренное къ смерти, или тотъ, кому угрожаютъ ею, говоритъ: "Я не хочу быть убитымъ", то ею тотчасъ понимаютъ и спрашиваютъ: "Почему". Онъ объясняетъ, если причина удовлетворительна, то ему отвѣчаютъ: Нембала" (правда) и приговоръ отмѣняется. Срав. Іереміи XLI. 8, гдѣ Измаилъ даетъ пощаду десятерымъ изъ 80 приговоренныхъ имъ къ смерти людей, на томъ основаніи, что эти десять человѣкъ "имѣли сокровища въ полѣ", т. е. еще не собрали жатвы. (Прим. Кол.).
   Къ этому примѣч. составителя Сборника прибавимъ отъ себя, что подобный обычай весьма напоминаетъ наше знаменитое "Слово и дѣло". (Прим. перев.).}.
   "Я несу Умдхлюбу на ея родину." Они оставили ее. Они сказали: "Гау! что это за чудо? Лягушка говоритъ! Оставимъ ее." Они прошли мимо и пошли своею дорогой.
   Лягушка тоже пошла своею дорогой. Она опять встрѣтила рядъ людей. Одинъ, бывшій впереди, сказалъ: "О, подите-ка сюда и взгляните на огромную лягушку." Они сказали: "Убьемъ ее." Лягушка отвѣчала:
   "Я не болѣе какъ лягушка; я не хочу быть убитой".
   "Я несу Умдхлюбу на ея родину." Они прошли мимо, а лягушка пошла своею дорогой.
   Она встрѣтила нѣсколькихъ мальчиковъ, которые пасли скотъ. Они увидѣли ее: ее замѣтилъ мальчикъ отца дѣвушки {'Мальчикъ отца дѣвочки -- единокровный братъ.}. Онъ сказалъ: "Уау! клянусь царскою дочерью Умдхлюбу! давайте убьемъ большую лягушку. Бѣгите и принесите острыхъ кольевъ, чтобы проколоть ее." Лягушка сказала:
   "Я не больше какъ лягушка; я не хочу быть убитою".
   "Я несу Умдхлюбу на ея родину". Мальчики удивились и сказали: О, не будемъ убивать ее- Она напоминаетъ мнѣ о большомъ горѣ. Оставьте ее и пойдемъ дальше." Они оставили ее.
   Лягушка пошла дальше своею дорогой и встрѣтила еще другихъ. Ее увидалъ собственный братъ дѣвушки. Онъ сказалъ: "Я клянусь царевною дочерью Умдхлюбу! Это очень большая лягушка. Убьемъ ее каменьями." Лягушка сказала:
   "Я не больше какъ лягушка: я не хочу быть убитою.
   Я несу Умдхлюбу на ея родину". Онъ сказалъ: "О, оставимъ ее въ покоѣ. Она говоритъ страшныя вещи".
   Она пошла дальше и приблизилась къ дому дѣвушки. Она вошла въ кустарникъ у крааля и положила дѣвушку на земло вмѣстѣ съ ея вещами. Она привела ее въ порядокъ. Она вытерла ее удонквой {Удонква -- мелкій кустарникъ, на которомъ растутъ бѣлыя ягоды. Когда онѣ созрѣютъ, то ихъ собираютъ, трутъ и превращаютъ въ тѣсто. Тѣло сперва намазывается жиромъ, а затѣмъ его вытираютъ тѣстомъ изъ удонквы. Этотъ способъ умыванья считается болѣе дѣйствительнымъ, чѣмъ умыванье водою. Для этой же цѣли туземцы употребляютъ другое растеніе -- удумбе.}, помазала масломъ и надѣла на нее уборы ея.
   Такъ она вышла изъ кустовъ. Она взяла свой мѣдный прутъ и отправилась; она вошла въ ворота, перешла черезъ скотный заѵонъ, добралась до его середины, вышла въ другія ворота и вошла въ домъ своей матери. Мать послѣдовала за нею въ домъ и спросила: "Откуда ты пришла, дѣвушка?" Она отвѣчала: "Я просто путешествую." Мать сказала: "Разскажи мнѣ." дѣвушка отвѣчала: "Да нечего разсказывать. Я просто путешествую". "Женщины, имѣющія такихъ дѣтей, радуются. А я горюю: моя дочь пропала. А я оставила ее въ ложбинѣ: она умерла тамъ." Дочь сказала: "Зачѣмъ ты оставила ее? не потому ли ты сдѣлала это, что не любила ее?" Мать сказала: "Нѣтъ; жены царя заставили меня забыть о ней {Т. е. жены царя заставили ее исполнять непривычную для нея обязанность и, обманывая ее, отвлекли ея вниманія отъ ребенка до того, что она забыла о немъ.}; онѣ не велѣли нянькѣ нести ее." Дѣвушка сказала въ отвѣтъ: "Нѣтъ; не бываетъ такой женщины, которая могла бы забыть свое собственное дитя." Мать сказала: "Нѣтъ; это случилось потому, что я не привыкла носить ребенка; онъ оставался на рукахъ у няньки." Дѣвушка сказала: "Да, ты сдѣлала это потому, что не любила меня." Мать начала пристально смотрѣть на нее; она увидѣла, что это ея дочь.
   Когда она узнала ее, то обрадовалась. Она начала называть ее хвалебными именами своего дитяти {Подобно тому какъ храбрецы получаютъ хвалебныя имена отъ своихъ вождей, такъ и дитя, сильно любимое своими родителями или замѣчательное по своимъ дѣйствіямъ и характеру, получаетъ соотвѣтствущее прозвище. Здѣсь по сосѣдству есть одинъ юноша, который получилъ отъ своего дѣла прозвище Утанунамева, Колючій унгану. Унгану есть дерево, дорого цѣнимое туземцами, потому что оно приноситъ плоды и употребляется для вырѣзыванія изъ него посуды. Но оно не имѣетъ колючекъ. Поэтому данное ему прозвище означаетъ, что хотя онъ и обладаетъ хорошими качествами подобно унгану, но имѣетъ и другія качества, которыя похожи на колючки и непріятны. Или другое имя, значащее въ переводѣ "Ужъ загораживаетъ проходъ въ деревню Упунгула, какимъ же образомъ дѣти могутъ выйти"? Такъ и въ этой сказкѣ, хотя Умдхлюбу пропала безъ вѣсти, но она не забыта; ея братья клянутся ея именемъ, а любовь матери изобрѣтаетъ для нея ласковыя прозвища. (Прим. Кол.).}. Мать взяла свое платье и опоясалась; взяла свой головной уборъ и надѣла его себѣ на голову; взяла юпку и надѣла ее; взяла свою палку и вышла. Она прыгала отъ радости и кричала: "галала"! {Галала -- крикъ радости.} Она пошла въ скотный загонъ и дѣлала тамъ веселые прыжки. Люди удивлялись и говорили: "Что сдѣлалось сегодня съ Унтомбинде? чему она такъ радуется? Вѣдь съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ умерла ея первая дочь, она никогда не радовалась, а всегда была грустна."
   Одна женщина съ ея стороны {См. прибавленіе 13.} вышла и сказала: "Пойду-ка я посмотрю, что это дѣлается въ домѣ. Почему это царица упоминаетъ ласковыя прозвища своего умершаго ребенка?" И такъ она вошла въ домъ и увидала ее; она вышла и начала громко кричатъ отъ радости.
   Всѣ вышли изъ своихъ домовъ. Всѣ побѣжали къ дому; каждый спѣшилъ прибѣжать первымъ. Они столпились у двери. Они увидѣли дѣвушку. Всѣ люди съ ея стороны радовались. Всѣ другіе безпокоились, и царицы {Каждая жена вождя -- царица или начальница. Такъ въ нѣкоторыхъ краяхъ каждая жена есть начальница въ своемъ собственномъ домѣ и всѣхъ ихъ можно, въ видѣ вѣжливости, называть въ разговорѣ съ ними "начальницами", если тутъ не присутствуетъ главная жена.} другой стороны сказали: "Ахъ! Что это значитъ? Вѣдь мы думали, что мы уже убили этого ребенка. А дѣвочка ожила. Мы пропадемъ вмѣстѣ съ своими дѣтьми. Первенство нашихъ дѣтей приходитъ къ концу.
   Посланецъ отправился и пришелъ къ ея отцу. Онъ сказалъ: "О, царь, твоя дочь, которую ты считалъ умершею, ожила". Царь сказалъ: "Гау! не сошелъ ли ты съ ума? Какое это дитя?" Посланецъ отвѣчалъ: "Умдхлюбу". Отецъ сказалъ: "Откуда она пришла?" Онъ сказалъ: "Не знаю, царь". Отецъ сказалъ: "Если это не она, то я убью тебя. Если это она, то бѣги, кричи во всѣхъ мѣстахъ, чтобы люди собрали всѣхъ большихъ быковъ и приходили съ ними".
   Онъ пошелъ и началъ кликать кличъ и сказалъ: "Царевна пришла. Спѣшите съ быками". Люди спрашивали: "Какая царевна?" Онъ отвѣчалъ: "Умдхлюбу, дочь царя, что умерла".
   Они обрадовались; они взяли свои щиты; взяли своихъ быковъ и погнали ихъ; они взяли также съ собою подарки, чтобы обрадовать царевну, потому что она воскресла отъ смерти, они нашли "е, когда уже не надѣялись найти. Они пришли, убили много скота даже по пути, чтобы могли ѣсть и старшій, и старухи, и больные, которые не имѣли силъ дойти до того дома, гдѣ была царевна.
   Отецъ пришелъ и сказалъ: "Выходи, дитя мое, чтобы я могъ увидѣть тебя". Она не отвѣчала. Онъ убилъ двадцать быковъ. Она показалась у порога и остановилась. Онъ убилъ тридцать {} быковъ; она вышла. Отецъ сказалъ: "Иди въ скотный крааль; будемъ плясать въ честь твою но случаю большой нашей радости, такъ какъ я привыкъ говорить, что ты уже умерла, а на самомъ дѣлѣ ты еще жива". Она все мною. Онъ убилъ сорокъ быковъ. Тогда она пошла и вошла въ крааль {Т. е. не другихъ тридцать, а всего тридцать вмѣстѣ съ прежними, или десять новыхъ.}.
   Они очень много плясали въ честь ея. Но другая сторона крааля не радовалась; она не плясала вмѣстѣ съ дѣтьми и царицами этой стороны.
   Царь пошелъ съ нею въ домъ и сѣлъ съ него. Онъ сказалъ: "Пусть убьютъ жирнаго молодого быка и приготовятъ его въ честь дитяти, чтобы мы могли ѣсть и радоваться, такъ какъ она была мертва, а теперь воскресла отъ смерти.
   Такъ весь народъ веселился. Дитя возвратилось къ своему настоящему положенію. Отецъ ея поступилъ какъ слѣдуетъ царю. Онъ вернулся къ своимъ прежнимъ привычкамъ и сталь жить въ краалѣ, гдѣ пересталъ бывать часто, потому что не могъ забыть смерти своего ребенка. Мать и дѣти ея дома радовались вмѣстѣ.
   Отецъ спросилъ ее: "Какъ ты пришла сюда?" Дочь отвѣчала: "Меня принесла лягушка". Отецъ сказалъ: "Гдѣ же она?" Дѣвушка отвѣчала: "Она вонъ тамъ, въ кустарникѣ". Отецъ сказалъ: "Пусть возьмутъ быковъ, чтобы устроить для нея пляску, и чтобы она пришла въ нашъ домъ". {Этотъ обычай убивать скотъ, чтобы вызвать кого нибудь изъ дома или подвинуться впередъ, называется укуньятелизе, т. е. заставить шагать.} И они пошли и плясали въ честь лягушки.
   Они привели ее въ домъ. Они привели ее въ домъ и дали ей мяса, и она ѣла. Царь спросилъ: "Что ты желаешь получить отъ меня въ награду?" Лягушка отвѣчала: "Я желаю немного черной безрогой скотины". Онъ взялъ много скота и людей и сказалъ: "Идите съ нею". И такъ они пошли и пришли въ ея страну.
   Лягушка построила большой городъ и сдѣлалась великимъ вождемъ. Она безпрестанно убивала скотъ, и люди приходили просить мяса. Они спрашивали: "Кто вашъ вождь, который выстроилъ городъ?" Они отвѣчали: "Узелезеле" {Узелезеле есть собственное имъ -- Лягушка-человѣкъ.}. Они спросили: "Откуда получилъ онъ такой большой городъ?" Они сказали: "Онъ получилъ его потому, что привелъ нашу царевну къ царю, и онъ далъ ему и скотъ и людей". Они спросили: "Такъ, значитъ, вы народъ Узелезеле?" Они отвѣчали: "Да. Не говорите о нашемъ вождѣ непочтительно; онъ убьетъ васъ, потому. что онъ великій вождь".
   Узелезе взялъ много людей подъ свое покровительство. Эти люди взбунтовались и оставили своихъ вождей, видя изобиліе націи во владѣніяхъ Узелезеле. Такъ правилъ Узелезеле и сдѣлался царемъ.
   Ункози-йясента услыхалъ, что Ункози-йясензанси {Эти слова можно перенести такъ: царь горъ или возвышенностей, царь низменныхъ земель или долинъ.} имѣетъ красавицу дочь, по имени Умдхлюбу. Онъ сказалъ своимъ людямъ: "идите и посмотрите, что это за дѣвушка". Они пошли и пришли къ Ункози-йясензанси и сказали: "Царь, Ункози-йязента послалъ насъ выбрать красивую дѣвушку изъ твоихъ дочерей".
   Онъ позвалъ ихъ и онѣ пришли. Наконецъ посланцы увидѣли одну дѣвушку, которая превосходила всѣхъ другихъ красотою. Потому что они помнили, что если царь послалъ людей выбрать красивую дѣвушку, то имъ слѣдуетъ смотрѣть хорошенько; вѣдь эти люди все-равно что -- глаза царя, потому что онъ довѣряетъ имъ. Они разсматривали усердно, чтобы ихъ царь не сталъ упрекать, когда они приведутъ дѣвушку къ себѣ домой. Когда они видѣли, что дѣвушка некрасива, не такая, какая нужна царю, то находили въ ней большіе недостатки и говорили: "Зачѣмъ вы безчестите царя, выбирая для него такого урода". Честь такихъ нерадивыхъ людей пропала: ихъ удаляютъ отъ ихъ почетнаго порученія, потому что на нихъ нельзя положиться. Поэтому посланцы и выбрали Умдхлюбу за ея красоту, говоря: "Только она одна достойна быть царицей больше всѣхъ другихъ".
   Поэтому тѣ, которыхъ не взяли, были пристыжены, и ихъ матери были пристыжены, и ихъ братья были пристыжены {Т. е. тѣ, которые принадлежали къ другой сторонѣ деревни.}. Въ домѣ Умдхлюбу было веселье. Во-первыхъ, радовалась Умдхлюбу, которая своею красотою была замѣтна между многими другими и въ глазахъ всѣхъ ихъ, потому про нее говорили: "Вотъ въ самомъ дѣлѣ красавица!" Ея мать радовалась въ своемъ сердцѣ, говоря: "Я хорошо сдѣлала, что родила это дитя!" А дѣти ея дома были превознесены, хотя мать ея была уже давно {Это выраженіе имѣетъ тотъ смыслъ, что повышеніе не есть что либо новое, а нѣчто добавочное къ имѣющемуся уже достоинству. Если кто, обращаясь къ какому либо великому человѣку, говоритъ ему: мы чтимъ тебя за то-то, то онъ спрашиваетъ: "откуда происходитъ эта честь"? Тотъ сейчасъ понимаетъ, что спрашивающій заявляетъ притязаніе на какой нибудь прежній почетъ, и спрашиваетъ въ свою очередь: "Развѣ ты прославился прежде чемъ нибудь"? Великому человѣку говорятъ обыкновенно: "Мы чтимъ тебя за то-то, хотя ты уже великъ и безъ того".} превознесена любовью даря. Поэтому противъ дома Умдхлюбу была ненависть; она никогда не прекращалась, потому что царь другаго народа любилъ Умдхлюбу, такъ же какъ отецъ Умдхлюбу сильно любилъ ея мать. Въ сердцахъ другихъ царицъ была большая ненависть но причинѣ красоты Умдхлюбу, которую царь другого народа превозносилъ выше всѣхъ ихъ собственныхъ дочерей. Онѣ были пристыжены навсегда.
   И такъ они посмотрѣли и выбрали Умдхлюбу. Они отправились сказать объ этомъ дарю. Они пришли домой и сказали: "Царь, мы видѣли красивую дѣвушку; имя ея -- Умдхлюбу". Царь сказалъ: "Хорошо. Мы должны идти туда и взять съ собою тысячу штукъ скота". И такъ они отправились.
   Ункози-йясензанси, сидя въ тѣни, внутри скотнаго загона съ своими людьми, сказалъ: "Что это тамъ такое? Тамъ я вижу большую пыль, которая поднимается до неба". Они испугались. Онъ сказалъ своимъ воинамъ: "Приготовьтесь къ сраженію, потому что мы не знаемъ, кто это идетъ". Послѣ этого показался скотъ, идущій съ царемъ и его народомъ. Они пошли ему на встрѣчу.
   Онъ сказалъ: "Я -- Ункози-йясента: я пришелъ посмотрѣть Умдхлюбу". Они пошли съ нимъ домой. Чужеземцы просили отдать имъ Умдхлюбу. Отецъ ея обрадовался, когда услыхалъ это.
   Они убили для нихъ скотину. Они говорили съ отцомъ. Ункози-йясента сказалъ: "Я пришелъ къ тебѣ, Ункози-йясензанси; я желаю взять твою дочь; если ты согласенъ, то это хорошо. Я пришелъ съ тысячью головъ скота". Отецъ согласился, говоря: "Это хорошо".
   Онъ собралъ всѣхъ дѣвушекъ и всѣхъ мужчинъ и юношей. На молодыхъ людяхъ были головные обручи. Онъ отдѣлилъ мужчинъ, назначая ихъ работать для Умдхлюбу. Онъ взялъ мѣдь и бусы для ея приданаго и пятьсотъ быковъ и сказалъ: "Теперь все готово. Отправляйся съ него. Тамъ есть человѣкъ, который "будетъ распоряжаться свадьбой".
   Они дошли съ нимъ и дошли до его дома. Когда они показались, то поднялись громкіе крики и со всѣхъ сторонъ явился народъ, крича: "Царица Ункози-йясенты пришла!" Они радовались.
   Они пошли спать. Утромъ, когда солнце встало и было жарко, дѣвушки вышли съ молодыми людьми и юношами и вошли въ кустарникъ, и сѣли тамъ. Когда наступило время пляски, они стали плясать; они взяли дѣвушку изъ кустарника; она пошла въ крааль плясать.
   Пляска кончилась. Она взяла мѣдь и положила ее передъ своимъ отцомъ {Т. е. тёщѣ.} и просила его: "Отецъ, заботься обо мнѣ всегда, такъ какъ и теперь въ твоихъ рукахъ; береги меня".
   Вся свадебная компанія сидѣла. Она стала плясать для нихъ. Они кончили пляску. Утромъ дѣвушка убила десять бычковъ; они ѣли и веселились.
   Распорядитель сказалъ: "Царь, мы теперь хотимъ вернуться домой, потому что дѣло сдѣлано".
   Царь взялъ пятьсотъ головъ скота и послалъ въ подарокъ своей матери {Т. е. свёкромъ.}. Они пошли домой.
   Дѣвушки остались. Отецъ Умдхлюбу сказалъ, чтобы онѣ не возвращались, а остались съ нею и работали для нея; и много людей -- мужчинъ и женщинъ, остались тамъ строить ей городъ.
   Царь сказалъ: "Теперь постройте городъ царицѣ, гдѣ бы она могла жить съ своими людьми".
   Такимъ образомъ городъ былъ выстроенъ и совсѣмъ готовъ. Царь посѣтилъ его; много было убито скота, чтобы воины могли ѣсть и окоичить городъ. Царь тоже сталъ жить въ новомъ городѣ. Такимъ-то образомъ онъ взялъ Умдхлюбу себѣ въ жены.
   Люди отца Умдхлюбу дошли до своего дома и сказали: "О, царь, мы исполнили все очень хорошо. Вотъ скотина для матери Умдхлюбу; она подарена ей сыномъ ея. Онъ велѣлъ намъ передать свое почтеніе его отцу и матери".
   Такъ всѣ жили въ мирѣ другъ съ другомъ.
  

ПРИБАВЛЕНІЕ.

  

А.
РАЗСКАЗЪ О НАЧАЛЬНИЦѢ ДѢВУШЕКЪ.

   Тамъ, гдѣ много молодыхъ женщинъ, онѣ собираются у рѣки и назначаютъ начальницу надъ молодыми женщинами, такъ чтобы никакая молодая женщина не вздумала дѣйствовать сама по себѣ. И такъ онѣ собираются и спрашиваютъ другъ друга: "Какая изъ дѣвушекъ годится быть начальницей и хорошо управлять". Онѣ дѣлаютъ много распросовъ; называютъ одну послѣ другой, отвергаютъ ихъ и наконецъ соглашаются назначить какую либо изъ нихъ, говоря: "Да, такая-то будетъ править".
   И вотъ, когда являются возлюбленные, то ихъ отсылаютъ къ ней: если она не желаетъ, чтобы дѣвушки шли съ ними, то онѣ и не идутъ; онѣ связаны словомъ своей начальницы. Если какая изъ нихъ провинится въ чемъ нибудь, то съ нея берутъ штрафъ какою либо принадлежащею ей вещью, потому что у нихъ нѣтъ скота и никакой живой движимости; этими вещами владѣютъ ихъ отцы; ихъ же собственность состоитъ изъ бусъ, мѣди и другихъ подобныхъ мелкихъ вещей; и вотъ изъ этой-то собственности онѣ платятъ свои штрафы, если провинятся. Начальница дѣвушекъ имѣетъ большую власть.
   Но нѣкоторые родители не позволяютъ своей дочери быть выбранною въ начальницы; они говорятъ: это не дѣло, чтобы дѣвушки имѣли начальницу. Они говорятъ это не потому, что это не хорошо, а потому, что есть повѣрье, будто бы дѣвушка-начальница никогда не кормитъ ребенка; всѣ дѣти ея умираютъ. Вотъ поэтому-то отецъ и не хочетъ позволитъ ей быть начальницей, но неизвѣстно, въ самомъ ли дѣлѣ это правда, потому что у однѣхъ дѣти умираютъ, а у другихъ растутъ.
   И такъ, когда приближается время праздника первыхъ плодовъ, т. е. когда предстоитъ ѣсть новую пищу, молодые люди, любимые дѣвушками, не ѣдятъ новой пищи, не предувѣдомивъ объ этомъ дѣвушекъ; а дѣвушка не можетъ ѣсть новую пищу, пока не скажетъ объ этомъ своей начальницѣ, и не можетъ сказать ничего своему возлюбленному, прежде чѣмъ она скажетъ о томъ начальницѣ дѣвушекъ. Онѣ увѣдомляютъ не только словами, но и какимъ нибудь подаркомъ, говоря: "Вотъ мой подарокъ, которымъ я увѣдомляю, что буду ѣсть новую пищу. Не удивляйся ѣмъ теперь ее". Если она станетъ ѣсть, не предувѣдомивъ объ этомъ, то она сдѣлала проступокъ противъ дѣвушки-начальницы; съ нея берется пеня и ей отказываютъ во всемъ, что ей было бы позволено, еслибы она подождала. Она не подождала, и потому наказывается отказомъ во всѣхъ ея желаніяхъ.
   Когда молодые люди идутъ въ умгонкво, гдѣ празднуется обрядъ возмужалости (потому что когда дѣвушка выростаетъ, тогда этотъ странный обычай выполняется всѣми молодыми людьми, которые идутъ въ умгонкво, гдѣ празднуется обрядъ возмужалости: срамота состоитъ въ томъ, что домъ, гдѣ дѣвушка подвергается этому обряду, становится теперь домомъ любовниковъ и дѣвушекъ, въ которомъ говорятся всякія непристойности: въ это время для скромности наступаетъ. конецъ, и говорится обо всѣхъ ужасныхъ вещахъ, какъ будто взрослость молодой женщины освобождаетъ всѣхъ отъ стѣсненія быть скромнымъ насчетъ вещей, о которыхъ. не слѣдуетъ упоминать при всѣхъ, такъ что еслибы кто нибудь въ другое время назвалъ ихъ по имени, то его приняли бы за сумасшедшаго), -- и такъ, когда молодые люди соберутся къ умгонкво, то всѣ они становятся сумасшедшими, потому что тамъ нѣтъ начальника, который могъ бы сказать имъ: "Не говорите объ этихъ вещахъ". Всѣмъ извѣстно, что это день срамоты, когда всѣ собравшіеся вокругъ умгонкво могутъ дѣлать все, что пожелаютъ. И такъ въ одно и то же время, одного и того же дня, со всѣхъ. сторонъ сходятся молодые люди; но домъ слишкомъ малъ для того, чтобы вмѣстить ихъ, и ихъ не впускаютъ туда, пока они не сдѣлаютъ какого нибудь подарка. Если тамъ есть начальница дѣвушекъ, то она рѣшаетъ, за какой подарокъ дверь можетъ быть отворена; если подарокъ ничтоженъ, то она отказываетъ, и тогда предлагается болѣе значительный подарокъ. Женщина, которая спитъ въ умгонкво {Это слово примѣняется не только къ умгонкво въ собственномъ смыслѣ, но и къ хижинѣ. которая построена внутри умгонкво.}, не хочетъ выходить и не впускаетъ молодыхъ людей; ихъ не пускаютъ также и другія дѣвушки, пока они не выманятъ эту женщину какимъ нибудь подаркомъ. Тогда она выходитъ и молодые люди остаются одни и веселятся какъ имъ только вздумается.
   Праздникъ выбора начальницы дѣвушекъ происходитъ такъ: выпивается много пива, много людей собираются и пьютъ. Но этотъ праздникъ устраивается не дома, какъ праздникъ настоящаго начальника. Нѣтъ, онъ происходитъ возлѣ рѣки. Желающіе идутъ смотрѣть на него; но нѣкоторые не хотятъ безпокоиться для этого, потому что знаютъ, что это просто шутка и спрашиваютъ: "Статочное ли дѣло, чтобы женщина умѣла управлять какъ царь?" Праздникъ этотъ большой, потому что тутъ выпивается много пива.
   Вотъ каково управленіе дѣвушки.
  

B.

НАСЛѢДСТВО ВЪ ПОЛИГАМИЧЕСКИХЪ ХОЗЯЙСТВАХЪ.

   Разсказъ о той сторонѣ дома съ нѣсколькими женами, которыя называются стороною мальчика, называемаго мальчикомъ начальникомъ своего отца {Маленькій начальникъ своего отца, т. е. законный наслѣдникъ, -- ближайшій послѣ отца начальникъ или глава. Онъ называется также инкози, начальникъ. Для избѣжанія темноты такіе термины я перевожу словами наслѣдникъ или старшій сынъ (Прим. Кол.)}.
   Женщины, пріобрѣтенныя въ жены за скотъ, принадлежащій дому старшаго сына {Для уразумѣнія этого предмета важно замѣтить различіе между выраженіями "домъ старшаго сына" и "особый домъ старшаго сына". Старшій сынъ, родившійся отъ главной жены, имѣетъ два наслѣдства: одно есть имущество, которое достается ему по наслѣдству отъ отца и дѣда съ отцовской стороны и переходитъ отъ него по нисходящей линіи точно такъ, какъ перешло къ нему по закону наслѣдства, т. е. по праву первородства. Другое есть имущество, переходящее къ нему отъ матери; одна или нѣсколько коровъ, подаренныхъ ей отцомъ ея или другомъ или пріобрѣтенныхъ работой, становятся новымъ источникомъ собственности и считаются совершенно отдѣльнымъ отъ отцовскаго наслѣдія. Но материнское имущество подвергается колебаніямъ, какъ и всякая другая движимость; собственность, принадлежащая дому старшаго сына, есть имущество наслѣдственное. Слѣдуетъ также обратить вниманіе на выраженіе: "жены дома этой коровы" (Прим. Кол.).}, становятся наслѣдствомъ старшаго сына; всѣ эти женщины дѣлаются его наслѣдіемъ вмѣстѣ съ тѣми, которыя куплены въ жены на скотъ его особаго дома, происходящій отъ коровы, которую подарила ему мать, и который подарилъ ей отецъ или дѣдъ ея {Новое хозяйство начинается подарками, данными матери, ея работой, дѣвушками, которыхъ она можетъ имѣть, отдавъ одну главѣ дома, или подарками старшему сыну, или работой его и другихъ дѣтей до ихъ женитьбы. Если какая либо подобная собственность взята отцомъ для уплаты калыма за новую жену, то эта жена принадлежитъ дому, къ которому принадлежала собственность.
   Нѣкоторые изъ подобныхъ обычаевъ относительно брака, вѣроятно, существовали у азіатскихъ народовъ во времена Патріарха Іакова, и представленный здѣсь разсказъ разсчитанъ на то, чтобы прилить много свѣта на исторію жизни его и его дѣтей, припоминая эту извѣстную всѣмъ исторію и гляди на нее съ новой точки зрѣнія, мы, съ другой стороны, легче поймемъ туземный законъ относительно подобныхъ предметовъ. Но видимому Лія была инкозикази, т. е. главная жена, а Рахиль -- вторая главная жена, или холалъ. Рахиль даетъ Іакову свою рабыню Вильгу для того, чтобы имѣть черезъ нее дѣтей, т. е. домъ Вильгу есть второстепенный домъ подъ властью Рахтли, начальницы второстепеннаго большаго дома, а дѣти, рожденные Іакову въ этомъ домѣ, принадлежатъ Рахили. Затѣмъ Лія слѣдуетъ примѣру Рахили и даетъ Іакову Зильну, и домъ Зильны есть второстепенный домъ подъ властью Ліи, которой принадлежитъ главный домъ. Рувимъ есть "маленькій начальникъ своего отца", а Іосифъ -- ипонсакубуза, т. е. "почти начальникъ". Положеніе его не только въ качествѣ любимаго сына своего отца, но и въ качествѣ главы второстепеннаго большаго дома, объясняетъ его сны. О превосходствѣ и зависти его единокровныхъ братьевъ изъ дома Ліи. (Прим. Кол.).}. Женщины, пріобрѣтенныя въ жены на тотъ скотъ, принадлежатъ къ дому, откуда произошла эта корова, т. е. къ дому сына {Т. е. къ дому старшаго сына, -- къ дому, главою котораго считается мать.}. И даже если селеніе становится наконецъ большимъ вслѣдствіе размноженія "женъ этихъ коровъ {Т. е. жены, за которыхъ былъ заплаченъ калымъ этими коровами.}", то вся деревня принадлежитъ этому мальтаку. Если всѣ дѣти разныхъ домовъ умрутъ, то онъ дѣлается наслѣдникомъ всей ихъ собственности; никто не можетъ заявлять противъ него иска, такъ какъ эта собственность принадлежитъ его сторонѣ деревни, т. е. потому, что женщины пріобрѣтены въ жены за скотъ, принадлежащій его дому. Онѣ не принадлежатъ другому семейству {Буквально: онѣ не далеко отъ него, а такъ близко, что если наслѣдникъ умираетъ, то наслѣдникомъ становится онъ.}, а подвластны ему.
   Что касается женщины. пріобрѣтаемой его отцомъ въ жены за корову, принадлежащую не къ наслѣдственному имуществу, а къ его вѣчной собственности, которую главная жена не считаетъ своею и на которую она не можетъ заявлять претензіи, то, когда мужъ приводитъ въ домъ такую корову, онъ говоритъ главной женѣ: "Эта корова, дочь такого-то, не принадлежитъ къ твоему дому, потому что я не взялъ ничего изъ твоего дома, ни изъ наслѣдственнаго имущества; это моя корова, на которую никто другой не можетъ имѣть права; я куплю на нее жену, которая не будетъ женой, принадлежащею твоему дому, а только моего женою -- моею деревней, такъ какъ ты -- жена, купленная на скотъ моего отца.
   Мужъ пріобрѣтаетъ подобную корову такимъ образомъ: Онъ обработываетъ огородъ самъ; добытая жатва не смѣшивается съ жатвою главнаго дома, но хранится отдѣльно, и онъ покупаетъ на нее корову. Въ этомъ-то и состоитъ различіе между этого коровой и скотомъ, принадлежащимъ къ скоту наслѣдственнаго имущества. Или онъ можетъ разводить табакъ. Онъ не говоритъ, что табачное поле есть поле главной жены, но говоритъ: "Это мое поле" и не называетъ его по имени дома его главной жены, потому что иначе, т. е. если поле будетъ названо принадлежащимъ ей, она можетъ потребовать его въ случаѣ передачи его въ чужія руки. Мужъ поступаетъ такъ для того, чтобы на такую вещь не могло быть заявлено никакихъ претензій.
   Затѣмъ когда эта корова принесла приплодъ и на него онъ купилъ другую жену, то, разумѣется, эта жена не принадлежитъ къ дому главной жены, ни къ наслѣдственному имуществу мужа {Читатель долженъ помнить, что въ большомъ хозяйствѣ могутъ быть различаемы слѣдующіе дона, изъ которыхъ каждый имѣетъ свои особыя права:
   а) Наслѣдственное имущество.
   б) Домъ главной жены.
   Старшій сынъ есть наслѣдникъ собственности, происходящей изъ обоихъ этихъ источниковъ. И отецъ не можетъ пріобрѣсти жену на скотъ ни того ни другаго изъ нихъ, не подчинивъ новой жены главной женѣ, которой домъ, т. е. наслѣдникъ, имѣетъ право на домъ второстепенной жены. Это право утрачивается рожденіемъ перваго ребенка женскаго пола, который становится собственностью главнаго дома.
   в) Домъ второстепенной, третьестепенной и т. д. жены.
   г) Мужъ имѣетъ отдѣльную или личную собственность, съ которою онъ можетъ дѣлать все. что ему угодно. Это есть наслѣдственное имущество старшаго сына, если оно не отчуждено еще при жизни отца.
   д) Второстепенный большой домъ, который основывается вслѣдствіе пріобрѣтенія мужемъ второй главной жены на его отдѣльную собственность. Этотъ домъ не имѣетъ никакого права наслѣдовать собственность большаго дома, за исключеніемъ того случая, когда умрутъ всѣ наслѣдники большаго дома. Равнымъ образомъ и наслѣдникъ большаго дома не можетъ заявлять никакого притязаніи на наслѣдство этого второстепеннаго дома пока остается въ живыхъ какое либо дитя мужскаго пола, принадлежащее къ этому послѣднему.}, потому что на покупку этой коровы не взято ничего ни изъ того ни изъ другаго имущества. Если приплодъ этой коровы не весь взятъ на калымъ {Мы считаемъ удобнымъ прибѣгать иногда къ этому татарскому слову вмѣсто стоящаго въ англійскомъ переводѣ слова dowry (приданое), такъ какъ слово калымъ, означая деньги или движимость, на которую, по азіатскому обычаю, покупается въ жены дѣвушка у родителей или родственниковъ (вмѣсто того, чтобы женихъ получалъ приданое изъ ея дома), вполнѣ соотвѣтствуетъ тому понятію, которое Коллэуей переводитъ словомъ "dowry" приданое, тогда какъ это послѣднее слово имѣетъ совсѣмъ другое значеніе. (Примѣч. русск. перевод.).} жены, то остальная часть его дѣлается собственностью ея дома и она называется "холмомъ" {Здѣсь разумѣется холмъ, стоящій совсѣмъ отдѣльно, безъ всякой связи съ другими холмами. Такая жена называется холмомъ именно потому, что она имѣетъ совсѣмъ особое положеніе; она составляетъ начало новаго дома, не обязанная ничѣмъ ни предкамъ ея мужа, ни дому главной жены. (Пр. Кол.).}.
   Далѣе сынъ ея называется ипонса-кубуза {Ипонса-кубуза -- "почти-начальникъ". Потому что онъ не есть начальникъ относительно дома его отца; тамъ начальникъ и наслѣдникъ -- старшій сынъ главной жены, а онъ есть начальникъ и наслѣдникъ втораго главнаго дома. Въ краалѣ или хижинѣ начальникъ занимаетъ мѣсто съ правой стороны входа. Если старшій сынъ большаго дома и ипонсакубуза находятся оба одновременно въ одной и той же хижинѣ, то старшій сынъ садится у входа справа, -- т. е. на главномъ мѣстѣ, а ипонсакубуза -- слѣва. Но если тамъ нѣтъ ни старшаго сына, ни отца, то ипонсакубуза садится на главномъ мѣстѣ, выше всѣхъ другихъ дѣтей какъ своего такъ и большаго дома. (Прим. Кол.).}, т. е. онъ не есть начальникъ, но въ поселеніи дома своей матери, когда онъ выростетъ, онъ дѣлается единственнымъ главою и въ распоряженія его никто не имѣетъ права вмѣшиваться.
   Когда послѣ уплаты калыма остается еще скотъ, то отецъ можетъ дать своей главной женѣ корову, которая можетъ сдѣлаться собственностью ея дома, если онъ не желаетъ, чтобы она принадлежала къ дому другой главной жены, т. е. той, которая называется холмомъ. Если онъ желаетъ, то можетъ отдать скотъ ей, говоря: "Вотъ скотина твоего дома". Она можетъ требовать этотъ скотъ, если мужъ беретъ другую жену и не отдаетъ ее подъ ея власть. Она можетъ заявить большую претензію, говоря: "Зачѣмъ съѣдена моя деревня?" Она говоритъ такъ потому, что мужъ говоритъ: "Жена, которую я хочу теперь взять, не принадлежитъ къ твоему дому; это только моя жена ". Главная жена {Т. е. главная жена другой стороны, -- т. е. "холалъ". На скотъ, формально данный ей мужемъ, она имѣетъ такое же право, какъ и главная жена.} вздрагиваетъ и говоритъ: "Если ты берешь такую жену, которая до меня совсѣмъ не касается. то что станетъ со скотомъ моихъ дѣтей? Отдай свою собственную и тогда ты будешь правъ." Вотъ при такихъ-то обстоятельствахъ является оспариваемое право.
   Далѣе, если скота на который куплена жена, называемая холмомъ, было мало, и мужъ терпитъ въ немъ недостатокъ, и пополняетъ его скотомъ изъ главнаго дома, а не своимъ собственнымъ, то наслѣдникъ главнаго дома затѣваетъ споръ и не соглашается съ сыномъ, называемымъ ипонсакубуза, говоря: "Нѣтъ, онъ тоже есть часть моего дома. потому что между скотомъ, которымъ куплена его мать въ жены, есть также скотъ моего дома." Если отецъ желаетъ, чтобы его сынъ, называемый ипонсакубуза, не возвращался въ большой домъ, то онъ можетъ заплатить за взятый скотъ другимъ скотомъ, чтобы распоряженіе его въ пользу этого сына не уничтожилось.
   И этотъ сынъ также имѣетъ свою сторону въ деревнѣ, которая произошла отъ скотины этого дома; и если тамъ нѣтъ никакой скотины этого дома, если отецъ имѣетъ свой собственный скотъ, о которомъ не можетъ быть никакого спора, то онъ можетъ расширить деревню, постоянно пріобрѣтая женъ и объявляя ихъ принадлежащими къ этой сторонѣ. пока изъ этихъ домовъ не составится цѣлая деревня. Всѣ эти жены составляютъ наслѣдство этой стороны.
   Если ипонсакубуза (почти-начальникъ) живъ, а главный домъ приходитъ къ концу, но въ немъ еще остается хоть одинъ маленькій мальчикъ послѣдняго маленькаго дома, то ипонсакубуза не можетъ наслѣдовать собственность главнаго дома, пока въ немъ остается еще сынъ стороны. принадлежащей главному дому. Но если не осталось ни одного мальчика, то ипонсакубуза получаетъ въ наслѣдство все и становится начальникомъ во всѣхъ отношеніяхъ. Такъ какъ дѣйствительный главный начальникъ умеръ.
   И скотъ сына и скотъ отца его -- отдѣльны. Сынъ говоритъ, что скотъ его отца есть его собственность по смерти отца; но онъ имѣетъ также свой собственный скотъ, который далъ ему отецъ при жизни своей. Отцы имѣютъ обыкновеніе постоянно дарить скотъ своимъ сыновьямъ, не помногу, а по одной штукѣ; но эта одна штука даетъ приплодъ. Когда явится приплодъ, то сынъ можетъ жениться разомъ на двухъ женахъ; одну онъ можетъ пріобрѣсти, на скотъ своего отца, если отецъ еще живъ; другая есть "жена его собственной скотины". И такъ вотъ являются двѣ стороны. Дѣти, рожденные отъ этихъ двухъ женъ, имѣютъ власть не во всей деревнѣ. "Сынъ отцовскаго скота" {Т. е. ипонсакубуза.} заявляетъ право на первенство, говоря: "Я тоже большой человѣкъ въ нашей деревнѣ, потому что моя мать не была Еуплена на скотъ нашего общаго дѣда." Но сынъ, котораго мать была куплена на скотъ наслѣдственнаго имущества, имѣетъ власть въ деревнѣ своего дѣда, если дѣдъ не имѣетъ другаго сына, который былъ бы начальникомъ; если "начальникъ дѣда" (наслѣдникъ его, старшій сынъ) есть отецъ этого сына, то онъ есть глава всей деревни.
   Но тотъ, чья мать была пріобрѣтена на скотъ отца, не остается въ деревнѣ наслѣдственнаго имущества; онъ оставляетъ ее и имѣетъ свою собственную деревню. И хотя онъ ниже того, чья мать была взята за скотъ главнаго дома, пока начальникъ этого дома живъ, но послѣ его смерти онъ занимаетъ главное мѣсто, если не осталось никого, принадлежащаго къ главному дому.
   Если главный домъ пріобрѣтаетъ жену на принадлежащій ему скотъ, для дома ближайшаго за нимъ но порядку, и если эта жена имѣетъ дочь, то она не говоритъ, что это дитя принадлежитъ къ ея дому; она знаетъ, что дочь ея принадлежитъ главному дому и такимъ образомъ данный за нее (т. е. за мать) калымъ возвращенъ. И когда она (эта дочь) выходитъ за мужъ, то сынъ главнаго дома можетъ купить жену на скотъ, который поступилъ въ домъ въ видѣ калыма за нее. И если онъ помѣщаетъ эту жену въ краалѣ, какъ-будто она была куплена за скотъ дома дѣвушки, на калымъ которой онъ пріобрѣлъ ее, то это онъ дѣлаетъ не потому, что боится тяжбы, а потому, что деревня есть его собственность. Напр. Узита жениться на матери Убабазелени; она была главною женой; отъ нея родился Убазелени, главный сынъ Узиты. Послѣ того на скотъ, принадлежащій дому Убабазелени, была куплена мать Упсукузонке. Упсукузонке былъ братъ Убабазелени (отъ другой жены), такъ что, еслибы Убабазелени умеръ и его сынъ умеръ тоже, то между сыновьями Узиты не могло бы быть спора, и Упсукузонке вступилъ бы въ наслѣдство и вступилъ бы по праву. такъ какъ это была бы его собственность. Послѣ Упсукузонке его мать имѣла дѣвочку, которая выросла и вышла замужъ за Уматланью. Узита сказалъ: "Эта дѣвочка принадлежитъ Убабазелени." Упсукузонке заспорилъ, говоря: "Неужели дочь нашего дома будетъ съѣдена другимъ, когда живу я, родившійся отъ одной съ нею матери?" Узита очень удивился словамъ Упеукузонке и сказалъ ему: "Если ты попробуешь съѣсть скотъ этого ребенка, то ты сдѣлаешь обиду, потому что твоя мать была куплена въ жены на скотъ, принадлежащій дому Убабазелени; этотъ ребенокъ принадлежитъ къ его дому; тѣ, которые родились послѣ, принадлежатъ тебѣ." Упсукузонке продолжалъ спорить и сказалъ: "Я скорѣе заплачу за этотъ скотъ и съѣмъ его самъ, чѣмъ допущу, чтобы дочь нашего дома бѣла съѣдена при моей жизни." Узита не соглашался и сказалъ: "Если ты заплатишь за этотъ скотъ {Т. е. отдашь Убабазелени скотъ изъ собственнаго стада, чтобы возвратить калымъ, заплаченный за твою мать.} по своему произволу, то ты удалишь себя отъ главнаго мѣста ты не останешься ближайшимъ по порядку послѣ Убабазелени; я не буду больше знать, къ какому мѣсту ты принадлежишь {Т. е. я не буду признавать тебѣ имѣющимъ какое нибудь положеніе между нами.}, ты будешь въ этой деревнѣ простымъ человѣкомъ, безъ имени. Теперь ты вышелъ отъ насъ навсегда. Я тебя больше не знаю."
   И такъ Упсукузонке возвратилъ скотъ и потерялъ свое мѣсто ближайшее послѣ Убабазелени. Его положеніе занялъ Унзилане до тѣхъ поръ, пока не выростетъ сынъ Убабазелени, тогда Унзилане опять уступитъ мѣсто ему, а самъ возвратится къ прежнему положенію брата главы дома. Но когда Убабазелени умеръ, то Уматонго, ближайшій послѣ Унсукузонке, забывъ, что его братъ давно уже устранилъ себя отъ первенства, захотѣлъ вступить въ управленіе деревней; но люди напомнили ему объ этомъ, говоря: "Для тебя, Уматогно, нѣтъ уже мѣста; здѣсь есть Унзилане, который будетъ начальникомъ деревни." Уматонго уступилъ.
   И такъ всѣ дѣти особаго дома, рожденныя послѣ первой дѣвочки, принадлежатъ этому дому. Дѣти, изъ дома которыхъ вышла дѣвушка, не слѣдуютъ за нею, чтобы сдѣлаться собственностью большаго дома; главный домъ довольствуется этою дѣвушкой. Но эти дѣти все-таки составляютъ наслѣдство главнаго дома, если всѣ наслѣдники дома, съ которому они принадлежатъ, умерли. Если же они остаются въ живыхъ, то главный домъ не можетъ тронуть ничего имъ принадлежащаго. Они подчинены главному дому, потому что мать ихъ принадлежитъ къ многоженному хозяйству главнаго дома, такъ какъ она куплена въ жены на его скотъ. Не говорится, что такъ какъ скотъ (на который была куплена въ жены ихъ мать) теперь уже возвращенъ главному дому (въ лицѣ первой дочери), то они уже не подчинены ему; нѣтъ, они все еще подчинены ему, потому что если главный домъ вымираетъ, то къ нимъ-то и переходитъ все наслѣдство. Наслѣдство переходитъ отъ одного дома къ другому по порядку времени браковъ. Не допускается, чтобы наслѣдство миновало какой нибудь домъ такимъ образомъ, чтобы поступить въ домъ, не принадлежащій къ многоженному хозяйству главнаго дома, пока не умрутъ всѣ слѣдующіе за нимъ по порядку. Наконецъ наслѣдство получаетъ послѣднее дитя мужскаго пола, принадлежащее съ большому дому. По смерти всѣхъ ближайшихъ наслѣдниковъ наслѣдство переходитъ къ родственникамъ {Родственники -- т. е. лица, принадлежащіе къ полигамическому хозяйству большаго дома, въ томъ порядкѣ, въ которомъ разныя жены были взяты въ замужество одна за другою.}; оно переходитъ въ домъ, который обыкновенно участвовалъ {Всѣ дома, состоящіе въ подчиненіи какого либо особаго дома, -- будетъ ли это главный домъ или второй большой донъ, имѣютъ долю въ мясѣ всего скота, убитаго этимъ домомъ.} съ большимъ домомъ въ убитомъ скотѣ. Наслѣдство переходитъ ко всѣмъ домамъ по порядку ихъ наслѣдственныхъ правъ {T. e. если въ главномъ домѣ нѣтъ наслѣдниковъ, то наслѣдство переходитъ ко второму дому; если и тамъ нѣтъ таковыхъ, то къ третьему и такъ далѣе.}. Если умерли всѣ, кому принадлежитъ наслѣдство, то его беретъ ипонсакубуза, потому что отецъ его и отецъ дѣтей главнаго дома былъ одинъ и тотъ же; онъ не далекъ отъ имущества своего отца. Когда главный домъ вымеръ, все принадлежитъ ему.
   Далѣе, относительно изгнанія первой жены изъ главнаго мѣста. Она изгоняется по двумъ причинамъ. Во-первыхъ, она изгоняется за прелюбодѣяніе. Если она провинилась въ немъ прежде, чѣмъ имѣла дитя, то говорятъ, что дому ея не слѣдуетъ стоять на главномъ мѣстѣ въ деревнѣ. Если она имѣла мальчика, то ее удаляютъ изъ дома, стоящаго на главномъ мѣстѣ, къ воротамъ или къ сторонѣ крааля, и тогда ищутъ другую жену, дѣвушку, а не одну изъ тѣхъ, которыя были подчинены изгнанной. Такимъ образомъ дѣвушка берется въ жены, а той, которая провинилась въ прелюбодѣяніи, говорятъ: "Такъ какъ ты уничтожила свое великое имя, то дочь такого-то будетъ взята въ жены и заступитъ твое мѣсто и сдѣлается матерью такого-то", т. е. наслѣдника, сына, котораго берутъ отъ матери, по причинѣ ея преступленія, и помѣщаютъ съ новой женой. Если затѣмъ она хорошо исполняетъ свою должность, то она становится на самомъ дѣлѣ главною женою; она уже есть настоящая мать юноши, взятаго прочь отъ своей матери. Дѣти новой жены не начальники; они слѣдуютъ, по порядку, за молодымъ начальникомъ. введеннымъ въ ея домъ; первый сынъ этой жены слѣдуетъ но порядку первымъ за молодымъ главою, и собственность его дома берется изъ дома его матери въ главный домъ; она слѣдуетъ за мальчикомъ въ то мѣсто. куда онъ идетъ, въ старомъ домѣ {Старый домъ -- т. е. домъ смѣщенной главной жены.}, остаются только тѣ вещи. которыя необходимы для существованія его матери.
   Она изгоняется, навсегда и новая жена становится главною. Если она хорошая женщина и очень заботится о мальчикѣ, то онъ забываетъ свою настоящую мать и привязывается къ своей новой матери, отвыкая отъ настоящей; онъ привыкаетъ къ дому новой главной жены.
   А она изгоняется, если "не знаетъ гостей". Потому что между черными людьми главный домъ есть такой домъ, куда идутъ гости со всѣхъ сторонъ, и ихъ хорошо угощаютъ тамъ, такъ какъ угощеніе гостей есть обязанность главной жены въ деревнѣ. Когда мы говоримъ угощать гостей, то это значить давать имъ пищу и давать не тяготясь этимъ. Не знать ихъ, значить то, когда главная жена жалѣетъ пищи для нихъ, говоритъ, что у нея ничего нѣтъ, прячетъ ее и ѣстъ тайно и украдкою отъ нихъ; ворчитъ на нихъ, и съ гнѣвомъ выпроваживаетъ ихъ за дверь. Такая жена изгоняется вонъ: она не годится для управленія деревней; ей: слѣдуетъ спуститься ниже и поселиться у входа; а мѣсто ея должна занять другая, способная занимать его какъ слѣдуетъ. Вотъ какъ изгоняется жена съ главнаго мѣста.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru