Капуана Луиджи
Клуб Кавалера

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Луиджи Капуана.

Клуб Кавалера.

   Кавалер дон Миммо Ли'Нгуанти вернулся домой страшно раздосадованный в сопровождении трех или четырех верных сторонников, которые напрасно старались успокоить его. Партия кавалера, составлявшая оппозицию в городской думе, опять потерпела позорное поражение. Да это было вполне понятно. Регистратор, ревизор городских налогов, городской голова, гласные, все они действовали за одно. Кто мог противостоять их угрозам, обещаниям и взяткам? Но он хотел побелить их честным образом, дать восторжествовать нравственности и справедливости и вымести из думы эту шайку воров, грабившую все, что попадалось под руку, даже без соблюдения приличий. Еще бы! Они находились под покровительством префекта и его помощника, которые были в руках у местного депутата и боялись его, а тот в свою очередь боялся городского головы и гласных, так как приближалось время выборов в Палату.
   Однако дон Миммо Ли'Нгуанти сердился не столько на депутата и префекта, сколько на этих подлых избирателей, которые изменили ему в последнюю минуту... Если бы не эта невероятная измена...
   После выборов нотариус Питарра сделал опять подсчет голосов с выборным листом в руках, чтобы доказать, что на будущий раз победа партии обеспечена.
   -- Но вы, дорогой кавалер, -- воскликнул он: -- никак не хотите понять этого. Деньги тут нужны, деньги!
   В ответ на это кавалер сделал энергичный жест рукою, означавший, что скорее ему отрежут руки, чем он выложит из кармана два сольди.
   Он держался этого мнения не из скупости, а из нежелания марать такое возвышенное дело.
   -- В таком случае нечего нам больше и разговаривать! -- заключил нотариус.-- Конечно, насаждение нравственности в народе прекрасная идея; но настоящая мораль,--добавил он сейчас же, щелкнув большим и указательным пальцем: -- для многих, для большинства даже, заключается только в этом!
   -- Вот увидите, нотариус, вот увидите!
   Вскочив со стула, на который он бросился по приходе домой, дон Миммо произнес эти слова пророческим тоном, с угрозою подняв руку.
   Великая идея возникла внезапно в его уме и сразу овладела им. Он улыбался, качал головою, потирал руки, ходил взад и вперед по комнате и все более оживлялся по мере того, как внезапное откровение принимало в его уме более ясные контуры.
   Нотариус Питтара и остальные глядели с немым изумлением в ожидании, чтобы кавалер заговорил.
   -- Позовите мне Чиполлу, -- сказал он наконец.
   Чиполла был фактотум в доме Ли'Нгуанти и в настоящий момент рассказывал на свой лад жене и дочери кавалера все подробности выборного сражения; он моментально явился на зов кавалера и остановился у порога с обычным военным приветствием:
   -- Чего изволите?
   -- Ты вот был капралом... Вот в чем дело... Я задумал... Сколько вас здесь отставных военных?
   -- Несколько сот человек, эччелленца.
   -- Хорошо. Знай же, что мы должны устроить Клуб Отставных. Понимаешь?
   Нотариус Питарра и остальные захлопали в ладоши.
   -- Да, наш собственный Клуб, как у враждебной партии Земледельческий или Рабочий Клуб.
   -- Но..., --начал было Чиполла.
   -- Какое еще но?
   -- Видите ли, эччелленца, другие отставные еще беднее меня, а на Клуб нужны деньги и много денег... Помещение, трубы.
   -- Какие трубы?
   -- Самые обыкновенные. Военный клуб без труб был бы курам на смех. Мне пришлось видеть несколько Клубов Отставных, и у всех были трубы, эччелленца.
   -- Так и у нашего клуба будут они! -- воскликнул кавалер, хлопая в ладоши в знак явного удовольствия Так зародилась мысль о знаменитом Клубе Отставных, который наделал впоследствии так много неприятностей Городской Думе в Догуара.

* * *

   Дело это устраивалось под шумок, чтобы не вызвать подозрений со стороны городского головы и его партии, которые могли помешать ему. Даже Чиполла делал вид, что не принимает никакого участия в этом деле вместе со своими энергичными помощниками -- пятью или шестью молодыми людьми, у которых кружилась голова при одной мысли о трубах.
   Городской голова, бывший почетным председателем Земледельческого Клуба, и его сторонники с улыбкою наблюдали из окон своего собрания за работами по ремонту двух зеленных лавок на противоположной стороне улицы, предназначенных под помещение для Клуба Отставных. Но городской голова и его партия были очень неприятно поражены, в день его открытия, когда увидели позади двухсот отставных, маршировавших с восемью оглушительными трубами во главе, кавалера дона Миммо, нотариуса Питарра и всех остальных членов оппозиции.
   Трубы произвели переполох во всей Догуаре. Площадь была запружена народом, желавшим поглядеть на военных. Над обеими дверьми Клуба красовались флаги и связки лавровых ветвей. Залы не могли вместить всех членов собрания. Трубы были оставлены на улице и время от времени играли всевозможные военные сигналы от утренней зари до приветствия королю. Народ аплодировал. В помещении, во второй зале, сидя у столика на возвышении, кавалер объяснял членам собрания цель этого благословенного клуба, объединявшего самые молодые, дисциплинированные и живые силы города, чтобы стремиться к достижению блага...
   -- Тата, таратата! -- звуки труб с улицы заглушали голос оратора. Тщетно подходили некоторые к двери и пытались восстановить тишину. В самых торжественных местах речи, когда кавалер старался пробудить в членах собрания военный дух для участия в бескровной гражданской борьбе -- тата таратата -- трубы прерывали его речь и не давали ему возможности вновь собраться с мыслями.
   Но он уже слишком много сказал для открытия и вышел из залы среди грома аплодисментов, предоставляя собранию полную свободу для выбора председателя и исполнительного комитета. Трубы проводили его военным салютом.

* * *

   Из фактотума в доме Ли'Нгуанти Чиполла в несколько месяцев превратился в фактотума в Клубе, где кавалер с помощью верного отставного пехотного капрала был председателем, кассиром, лектором и преподавателем. Чиполла плавал в блаженстве открывая по утрам и запирая по вечерам комнаты собрания, подметая их, вытирая пыль со скромной мебели и ревниво сторожа свои восемь труб.
   Можно сказать, что в будни помещение служило только ему и двум-трем необходимым трубачам, всегда готовым к его услугам. Трубы ежедневно играли утреннюю зарю, час обеда и все остальные сигналы по регламенту, точно в полку. Около одиннадцати часов утра Чиполла появлялся у дверей, чтобы издали увидеть кавалера, который ежедневно делал визит двум дюжинам стульев, четырем столикам и шкафу для труб, так как по будням отставные были слишком заняты, чтобы являться в собрание болтать и курить. Когда кавалер был в двадцати шагах расстояния, трубачи выстраивались в ряд и встречали его обычным: тара, таратата, как будто дон Миммо был сам король Гумберт.
   Он шел гордою походкою с серьезным видом и подобающею военною осанкою, отдавал честь, поднеся правую руку к краю шляпы и входил в собрание.
   Члены Земледельческого и Рабочего Клуба, бездельники и праздношатаи, болтавшиеся по Большой Площади, смеялись ему вслед, но он не замечал этого или не обращал на них внимания.
   Бродя по двум комнатам собрания, он одобрял легким наклонением головы планы Чиполла -- упражнения, прогулки, экскурсии в окрестности. Надо было поддерживать огонь, иначе: прощай клуб! Главное, экскурсии в окрестности!
   В таких случаях все члены Клуба оказывались на лицо. Всем было известно, что кавалер не скупился на угощенье -- мясо, хлеб, вино, орехи; члены собрания ели на его счет и возвращались домой веселые и довольные под оглушительные звуки труб.
   -- Да здравствует кавалер! -- и даже: -- Да здравствует Чиполла! -- Крики и шум были слышны на целую милю кругом.
   Правда, что вечером зато члены зевали на лекции кавалера, но это ничего не значило. Они мало понимали из его лекции, потому что он говорил напыщенным языком и не на местном наречии, объясняя законы, Городское уложение и права граждан; но кое-что они все-тали понимали, особенно когда он увлекался и заговаривал о попранных правах народа и о разных хороших вещах, разжигавших аппетиты его слушателей-- крестьян, или когда он начинал курить им sимиам:
   -- Вы одни -- хорошие люди; вы одни достойны всех благ, труженики земли, несчастные и эксплуатируемые! Вы должны занять в обществе подобающее место! И вы займете его во имя Божие!
   -- Ура, ура! Да здравствует кавалер!
   И трубы играли вечернюю зарю.
   * * *
   Пока не нужно было делать расходов, синьора Ли'Нгуанти не только не противоречила мужу, но даже принимала деятельное участие в выборной агитации в пользу его. Она охотно увидела бы его гласным или городским головою. Почему бы нет? Разве эти воры в городской думе были лучше его? ее муж, кавалер, как она называла его в разговоре с некоторыми людьми, был настоящий джентльмен с незапятнанной репутацией, тогда как про этих господ шла иная молва. Вдобавок она ничего не имела против того, чтобы быть супругою гласного или городского головы на зло невоспитанной жене теперешнего городского головы, которая позволила себе однажды сказать про синьора Ли'Нгуанти: -- Кавалер какого ордена? -- Хорош вопрос! Кто сделал его кавалером? Да он родился кавалером, и не нуждался для этого в королевских декретах. Конечно, о городском голове, муже этой невежи нельзя было сказать, что он случайно сделался каретником; он был сын каретника, и это было сразу видно. И... и... Когда синьора Ли'Нгуанти попадала на эту тему, то не было ей конца.
   Поэтому в последней выборной борьбе она днем и ночью ходила по знакомым в уверенности, что женщины стоят в некоторых случаях больше мужчин. Но теперь, когда речь шла о том, чтобы выбрасывать деньги лопатою за окно, дело приняло иной оборот.
   -- Вы с ума сошли? -- кричала она на кавалера. -- Вам, верно, некуда девать деньги, если вы так швыряете их?
   -- Молчите! -- с достоинством отвечал кавалер.
   -- Очень нужно! -- Я вижу, что все идет прахом в этом доме с тех пор, как у вас в голове засела мысль об этом несчастном клубе.
   -- Молчите!
   -- И к чему это вечно играют вам трубы? Подумаешь, приятно слышать их. Но, когда речь идет о том, чтобы угощать членов, то хлеб, вино, колбаса, сыр, все берется отсюда. Небось, нотариус Питарра и остальные не очень-то утруждают себя! -- Да здравствует кавалер! -- А клуб? Да вы совсем разорите свой дом. Клуб стал теперь вашей квартирой, вы там днюете и ночуете! И вы воображаете, что вам будут благодарны? Вот увидите сами, что будет на выборах!
   Кавалер не прерывал ее.
   -- Ах, эти женщины! Во все-то они суют свой нос и ничего не понимают.
   -- А эти трубы, от которых лопается у людей барабанная перепонка! Неужели вы не можете приказать, чтобы они замолчали? Отец нашего Винченцино не может больше выносить их и проклинает вас каждый раз, как они играют. Не хватало только этих труб, чтобы еще больше раздражить его! И вы увидите, что брак вашей дочери разойдется окончательно из-за них.
   -- Отец Винченцино -- осел. Если его беспокоят трубы, пусть заткнет себе уши. Все это только выдумки и предлоги. Не было, ведь труб, когда он голосовал против меня. Да и синьор Винченцино...
   -- Он воздержался от голосования.
   Когда разговор переходил на эту тему, кавалер кратко обрезал его. Брак дочери, отложенный отчасти из материальных соображений, но главным образом из-за выборной борьбы, был настоящею занозою в его сердце. Пока дела не примут иной оборот, было бесполезно думать и рассуждать об этом деле. Дочка, бедная девочка, была умнее мамаши и никогда не говорила о своем браке. Но в будущем году... после выборов!..
   По этим причинам кавалер отдался своему клубу телом и душою; в городе это собрание называли даже клубом не отставных, а кавалера. Он устроил также воскресную вечернюю школу для неграмотных членов. Половина членов числилась уже в выборном списке и омрачала, по его мнению, сон господ из городской думы.
   Итак, трубы беспокоили его? Но в июле в день выборов они обратятся в трубы на страшном суде!
   Воображение рисовало ему картину его маленького войска с ним во главе, шедшего подавать голоса под звуки труб, точно на осаду, и одерживающего полную победу. А пока он устраивал воскресные прогулки и экскурсии с вином, хлебом, жарким, орехами и сухими винными ягодами, чтобы поддерживать в членах клуба веселое настроение и единство духа. Все это приводило в отчаяние донну Беатрису, которая обрушивалась также на Чиполлу, когда он являлся к ней и говорил.
   -- Синьор кавалер сказал, что хлеб он купит у Северино, а вино возьмет из маленькой бочки. Я разбавлю его, барыня.
   Но так как он сам спускался в погреб, то никогда не разбавлял его.
   -- Убирайтесь все прочь отсюда, -- сердито кричала донна Беатриса, хоть и бранилась теперь меньше прежнего в виду приближения выборов. Она решила посмотреть, что-то будет.
   Это было интересное зрелище.
   Трубы клуба Отставных действительно напоминали в тот день трубы на страшном суде, гудя по всем улицам города с разсвета до поздней ночи, точно в городок был взят приступом.--Да здравствует кавалер! Да здравствует кавалер. Ура!

* * *

   Победа оказалась, впрочем, далеко не блестящей. По списку кавалера прошли только двое -- он и нотариус Питарра. После выборов кавалер скромно сказал членам клуба:
   -- Это ваша победа! Это победа ваших прав и треований, а я буду только вашим голосом в думе.
   Городской голова был хитрая бестия, ничего что внук каретника (а не сын, как говорила донна Беатриса в порыве гнева); на первом же заседании думы, как только кавалер появился в зале, он пошел ему навстречу, пожал руку и выразил ему свою радость по поводу появления его в их среде. Затем он отвел его в сторону и сказать:
   -- Дорогой кавалер, мы действовали не против вас, а против тех людей, которые окружали вас. Сегодня же дума сумеет дать вам место, которое вы заслуживаете.
   В воскресенье вечером в залах клуба состоялось большое празднество по случаю выбора кавалера в гласные. Донна Беатриса была так довольна, что согласилась бы выставить не одну, а две бочки вина и прикончить даже запасы орехов и сухих винных ягод. Но на следующее утро она сказала мужу:
   -- Ну, теперь довольно, вы -- гласный. Подумайте-ка лучше о своей дочери.
   Дон Миммо решил добросовестно исполнять обязанности гласного. Разве он мог служить сразу двум хозяевам? Ему пришлось поневоле запустить клуб. Чиполла был больше всех недоволен этим. Прогулки и экскурсии прекратились, а кавалер очень часто стал посылать его по прежнему работать на поле.
   Отставные ворчали:
   -- Как? До сих пор не отменен квартирный налог? До сих пор существует пошлина на съестные припасы? Кавалер обещал, что по выборе его в думу, он будет говорить и действовать. А что он говорил? Ничего. А что он делал? Меньше и хуже остальных. Теперь он начал еще преследовать бедных людей за то, что они забрали себе несколько дюймов от большой дороги, принадлежавшей городу. Почему он не начинал с преследования господ?
   Некий Бракко особенно раздувал пламя неудовольствия. Он записался в клуб несколько месяцев тому назад тотчас же по возвращении из полка и умел говорить, как по печатному, и браниться по-тоскански, по-пьемонтски, по-романски, так что волосы становились дыбом. Он рассказывал с глазу на глаз то тому, то другому члену клуба, что в Палермо собирались ввести коммунизм и разделить по справедливости между всеми поровну земли и деньги господ.
   -- Господь Бог сотворил всех людей равными. Почему же богатые едят, как свиньи, а мы должны умирать с голоду? На земле нет справедливости, мы вынуждены завоевывать ее своими собственными руками.
   Клуб Отставных, Земледельческий и Рабочий Клубы заключили тесную дружбу после избрания кавалера в гласные.
   Так как Бракко был шорник и имел мало работы, то он проводил целые дни в клубах, куря, плюясь и проповедуя свои идеи; публика слушала его с большим вниманием, чем настоящего проповедника, потому что у него можно было спрашивать объяснений делать ему возражения и аплодировать, когда он кричал, подкрепляя свои доводы обычными крепкими ругательствами:
   -- Мы тоже введем у себя коммунизм. Подумаешь, Клубы, собрания? -- повторял он с насмешкою.--Они устроили их только для своего удобства, чтобы получить голоса. Что мы такое: бараны, рабы? Мы должны бы быть гласными, а не они. Вы слышали, что они делают теперь? Повышают пошлину на съестные припасы. Они говорят, что городу нужны деньги, а что они делают с ними? Попросту пьют кровь бедных людей! Мы введем у себя коммунизм!
   Сначала его слушали с недоверием и чуть ли не страхом, но вскоре он приобрел много последователей, и даже Чиполла вошел с ним в дружбу и помогал раздувать огонь недовольства, который разгорался все сильнее и сильнее и уже давал знать о себе легким дымом.
   Кавалер заметил это в тот вечер, когда после долгого промежутка времени решил прочесть одну из своих обычным лекций в помещении клуба. По городу ходили страшные и грозные слухи. Крестьяне собирались группами на Большой Площади и, когда проходил городской голова, не только не снимали шапок перед ним, но даже не оборачивались. Трубы не были теперь к услугам Чиполла для королевского салюта кавалеру, который проходил в городскую думу, не останавливаясь перед клубом. Только Чиполла по старой привычке отдавал ему честь; вообще же Чиполла днем и ночью думал теперь об участке земли, который выпадет на его долю, когда они введут у себя коммунизм и республику, что значило для Него одно и то же.
   В результате кавалер очутился в тот вечер перед весьма немногочисленной аудиторией человек в тридцать, в числе слушателей было также много членов Земледельческого и Рабочего Клубов, явившихся сюда главным образом из любопытства. Кавалер только что заговорил о страшных и грозных слухах, носившихся по городу, как, к его великому удивлению, речь его была прервана громкими словами Бракко:
   -- Мы не желаем больше налогов!
   Все тридцать слушателей заговорили сразу и произвели огромное смятение без всякого уважения к кавалеру, .который был вынужден снизойти до спора с ними.
   -- Вы не желаете больше налогов? Легко сказать! Однако...
   -- Мы не желаем больше налогов!
   Кавалер возразил возмущенным тоном:
   -- Городская дума сумеет исполнить свой долг!
   С этими словами он покинул залу, и даже Чиполла не проводил его до дому.

* * *

   Через два дня в городе раздались зловещие звуки всех восьми труб клуба, и народ стал стекаться на Большую Площадь, где Бракко кричал:
   -- К казначейству, к казначейству!
   Когда здание казначейства было сожжено и сравнено с землею, раздались крики:
   -- К думе, к думе!
   Это был целый поток людей, мужчин, женщин, детей! Из окон городской думы летели на улицу стулья, столы, диваны, конторки для костра; книги и бумаги разлетались по воздуху, точно зловещие птицы среди криков, шума и дикого рычания. Толпа, опьяненная запахом гари, танцевала вокруг костра, от которого поднимались высокие языки пламени и густые облака дыма. -- Долой налоги! Земли, земли! Хотим земли!
   Кто-то крикнул: -- К городскому голове! Кто-то крикнул: -- К кавалеру! -- Никто не знал, чьи это были голоса. Народ устремился к ним с разных сторон, мужчины с топорами, женщины с горящими головнями. Разве городской голова не возбуждал их против кавалера? Разве кавалер не возбуждал их против городского головы? Разве кавалер не проповедовал отставным:
   -- Вы одни -- хорошие люди, вы одни достойны уважения, несчастные и эксплуатируемые!
   И толпа отвечала теперь: -- Предоставьте мне действовать, я сама расправлюсь со всеми!
   Дома дымились, кровь лилась. Народ хотел овладеть их дворцами, их имуществом, даже их женщинами. Трубы клуба не прекращали своей зловещей музыки, и кавалер, поспешно спрятавшийся в укромном месте с женою и дочерью, спасшимися из дома, не успев ничего захватить с собою, безмолвно дрожал и напрасно затыкал уши, чтобы не слышать этих зловещих звуков.

* * *

   Дон Миммо Ли'Нгуанти производил впечатление подсудимого перед судебным следователем, уполномоченным и капитаном отряда, посланными правительством для производства следствия по делу поджигателей и убийц и для восстановления в городе порядка.
   -- Этот Чиполла был вашим доверенным лицом? -- резко спросил его судебный следователь.
   -- Но вы, ведь, понимаете... Он подпал под дурное влияние...
   -- Вы защищаете его?
   -- Нет, нет, я не защищаю; я только объясняю... Я сам никогда не поверил бы...
   -- А трубы? Ведь, вы сами доставили их?
   -- Доставил? Вы же знаете, как делаются подобные вещи. Председатель... даром не выбирают в председатели, надо покрывать расходы клуба.
   -- А шорник Бракко?
   -- Неужели вы думаете...
   -- Вы, ведь, понимаете, вы же знаете, неужели вы думаете! Но я не понимаю, я не знаю, я не думаю ничего. Я требую у вас показания, фактов, разъяснений. Вы гласный и председатель Клуба Отставных, а в то же время вы точно воды в рот набрали. Что, вы боитесь, что ли? Вы все, господа, сперва наделаете бед, раздуете огонь ради своего тщеславия и интересов, а затем, когда огонь разгорелся и власти являются для производства следствия и обнаружения виновных, то вы молчите и не даете судебным властям разъяснений, а потом обрушиваетесь на них и на правительство.
   -- Но мне сожгли дом, меня разорили! Я сам только чудом остался жив!--прошептал кавалер.
   -- Так говорите же, назовите кого-нибудь. Что, вы боитесь, что ли?
   Конечно, он боялся, так же, как другие господа!
   Донна Беатриса внушила ему:
   -- Не компрометируйте себя! Солдаты уйдут в конце концов, а мы-то останемся здесь.
   И кавалер мысленно повторял перед судебным следователем совет жены: -- Не компрометируйте себя!
   Он думал также о дочери. Страх объединил всех кавалеров в тесный союз, и отцу молодого Винченцино было теперь совсем не до оппозиции, городской думы и труб, уже конфискованных правительством. Он желал теперь поспешить с браком, которому противился еще несколько недель тому назад; кавалер и донна Беатриса были очень довольны этим. Свадьба должна была состояться скромно и без приглашений тотчас же по окончании ремонта дома и обстановки и положила бы камень на прошлое при условии, что кавалер не будет принимать участия в выборах и в общественной деятельности.
   -- Надо предоставить эти дела дуракам или тем, у кого есть охота возиться с ними и которые сумеют выпутаться при всяких обстоятельствах. А нам нечего попусту тратить время. Городские дела -- ничьи дела!
   -- Совершенно верно. Я вполне согласен с вами, -- отвечал кавалер, хотя в глубине души он держался совсем иного мнения.
   После того, как приговоры суда обрушились на виновных хуже града, осудив их довольно слепо, как бывает обыкновенно в подобных случаях, и когда страх улегся, мошенники стали понемногу поднимать головы, делая вид, что жертвуют собою, забирая опять в свои руки бразды правления в думе.
   -- Хотите держать пари, что каретник снова будет городским головою? -- говорила донна Беатриса с горечью в голосе.
   -- Мне это безразлично. Пусть делают его королем, императором, папою!
   Кавалер делал крестное знамение, точно хотел отогнать от себя дьявольское искушение снова принять участие в делах города.
   Но в разговоре с отцом Винченцино чувство обиды сдавливало ему горло.
   -- Хотите держать пари, что каретник снова будет городским головою? -- повторял он подобно жене.
   И все их прекрасные планы рухнули, когда сын каретника отказался явиться в дом кавалера для совершения гражданского бракосочетания его дочери, как это делалось всегда до последнего времени.
   -- Дорогой кавалер, закон одинаков для всех людей. Городская дума служит для всеобщего пользования, и вам не должно быть стыдно являться сюда.
   Теперь он проповедовал: закон одинаков для всех. Очень хорошо, великолепно!
   -- Вот видите?--сказал кавалер свекру дочери.-- Нас чуть не насильно вынуждают делать то, чего мы не хотим.
   Отец Винченцино согласился с ним, сжав губы, прищуря глаза и покачав головою. Когда свадебная церемония кончилась, он с напускною важностью попрощался с городским головою, повторяя: -- благодарю вас, благодарю вас! -- что означало:
   -- До свиданья на предстоящих выборах.
   Он вспоминал с сожалением даже о звучных трубах Клуба Отставных и о их громком таратата, которое приводило его в бешенство два года тому назад.
   

---------------------------------------------------

   Источник текста: Итальянские сборники / Пер. с итал. с критико-биогр. очерками Татьяны Герценштейн; Кн. 1. -- Санкт-Петербург: Primavera, 1909. -- 20 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru