Менар Феликс
От Дельги до Канпура. Эпизод из истории восстания в Ост-Индии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Дневник англичанки)
    Статья доктора Феликса Менара.
    Текст издания "Русский Вестник", 1857, NoNo 11-12.

Ѳтъ Дельги до Канпура

Эпизодъ изъ исторіи возстанія въ Остъ-Индіи

(Дневникъ англичанки)

Статья доктора Феликса Менара

   Въ гостинницѣ, гдѣ я живу, остановилась на дняхъ бѣдная Англичанка, жертва бенгальскаго возмущенія, мистрисъ Гориститъ. Она выбралась изъ Индіи съ однимъ изъ транспортовъ вдовъ и сиротъ, перевозимыхъ пакетботами по два раза въ мѣсяцъ изъ Калькутты въ Суэсъ. Прибывъ въ Соутемптонъ, она отправилась во Францію искать пріюта въ семьѣ своего мужа, издавна поселившейся въ Туренѣ. Проѣзжая черезъ Парижъ, бѣдная занемогла; къ больной позвали меня.
   Медики любопытны. Я разспрашивалъ у моей паціентки о первоначальныхъ причинахъ болѣзни, и она разказала мнѣ ужасную повѣсть страданій, перенесенныхъ ею въ Индіи. Нужда, изнеможеніе, горести -- вотъ чѣмъ теперь была больна она: противъ этихъ припадковъ, искусство врача безсильно!, Я самъ страдалъ, я трепеталъ въ ужасѣ, слушая разказъ объ этой долгой пыткѣ. Женщина эта жила счастливо и богато, вмѣстѣ съ мужемъ, съ дочерью и сыномъ; теперь у ней нѣтъ ни мужа, ни дѣтей, ни своего куска хлѣба. Сынъ, двухлѣтній ребенокъ, былъ распятъ на стѣнѣ, въ присутствіи своей матери; дочь, осьмнадцатилѣтняя дѣвушка, перенесла всевозможныя оскорбленія отъ сипаевъ; трупъ ея гніетъ въ одномъ изъ канпурскихъ колодцевъ. Отецъ страдалъ немного; онъ убитъ прежде дѣтей своихъ пулею въ сердце. Жена сама вырыла могилу своему мужу, не желая, чтобы трупъ его достался въ добычу хищнымъ птицамъ.
   Я выпросилъ у мистриссъ Горнститъ позволеніе обнародовать эту одиссею слезъ и крови. Мнѣ трудно было побѣдить въ ней нежеланіе гласности и успокоить ея нерѣшительность; наконецъ мнѣ это удалось, и я пишу теперь эти страшныя подробности, такъ сказать, подъ ея диктовку.
  

I.

  
   11-го мая 1857 года. Мы поразбогатѣли; семья умножилась... Богъ далъ мнѣ сына, послѣ шестнадцатилѣтняго безплодія, какъ бы въ услажденіе угрожавшаго мнѣ одиночества вслѣдствіе замужества дочери моей Елены, которая была тогда помолвлена. Мужъ мой заботился уже о возвращеніи нашемъ въ Европу; онъ хлопоталъ о продажѣ или отдачѣ въ арендное содержаніе нашей факторіи индиго, и съ этою цѣлію велъ почти ежедневную переписку съ калькуттскими, мадрасскими и бомбейскими агентами и маклерами.
   Эти господа, въ каждомъ письмѣ, сообщали мужу, между прочимъ, о положеніи дѣлъ въ Европѣ и въ президентствахъ обитаемой нами страны. Они увѣдомили насъ о первыхъ признакахъ возмущенія туземныхъ войскъ, расположенныхъ въ Бенгалѣ, о томъ какъ одинъ ласкаръ привелъ въ арсеналъ брамина и доказалъ, что бумага въ новыхъ боевыхъ патронахъ пропитана свинымъ и говяжьимъ саломъ; они сообщили намъ о пожарѣ электро-телеграфической станціи въ Бараикпурѣ, о возмущеніи 19-го пѣхотнаго полка сипаевъ въ Берампурѣ; о преступленіи Могола-Понди, о его смертномъ приговорѣ, вмѣстѣ съ офицеромъ сипаевъ, и о ихъ экзекуціи. Они писали къ намъ, что въ окрестностяхъ Калькутты каждую ночь бываютъ пожары, что мѣстное начальство встревожено появленіемъ подозрительныхъ людей, шатавшихся по селеніямъ президенства въ одеждѣ странниковъ-богомольцевъ, раздававшихъ жителямъ пироги странной формы, что поселяне потомъ сами пекли такіе же пироги и разносили ихъ по другимъ деревнямъ, которыя не были посѣщены тѣми пилигримами.
   "Цвѣтокъ лотуса, писали они, замѣнялъ собою пирогъ на кантониръ-квартирахъ войскъ. Часто такой цвѣтокъ, явившійся Богъ вѣсть откуда, переходилъ изъ рукъ въ руки на парадахъ и ученьяхъ полковъ. Каждый, солдатъ разсматривалъ внимательно цвѣтокъ, и молча передавалъ его сосѣду."
   Извѣстія эти напугали насъ, и мы всѣ нетерпѣливо желали возвратиться въ Европу. Пораздумавъ впрочемъ немного, мы почли эти вѣсти преувеличенными: агенты наши имѣли много причинъ возбуждать наши опасенія и поддерживать желаніе покинуть страну, которой угрожаютъ безпорядки. Эти люди могли спекулировать на нашъ страхъ, который необходимо долженъ былъ умѣрить нашу требовательность относительно цѣны продаваемой нами факторіи и сроковъ уплаты за нее. Инженерный поручикъ Вильямсъ Гудсъ, женихъ моей дочери, раздѣлялъ это мнѣніе; онъ каждый вечеръ пріѣзжалъ въ бенгало (усадьбу), 'и его посѣщенія казались намъ ручательствомъ за нашу безопасность. Онъ такъ язвительно глумился надъ возмущеніемъ сипаевъ, такъ смѣшно разказывалъ случай, какъ четыре англійскіе солдата переколотили четыре батальйона Индусовъ! Онъ нѣсколько успокоивалъ насъ; зато въ его отсутствіе, въ особенности когда служба удерживала его на цѣлыя сутки въ крѣпости Селимгорчъ, тоска овладѣвала нашимъ небольшимъ кружкомъ, и мы опять начинали вѣрить зловѣщимъ новостямъ нашихъ агентовъ.
   Мнѣ каждую ночь грезились страшные сны, и тайное предчувствіе говорило мнѣ, что мы должны торопиться продажею нашего помѣстья, и что наше благосостояніе виситъ на волоскѣ. Иногда я бывала въ такой тревогѣ, что готова была отдать половину нашего имѣнія, даже все наше состояніе, чтобы въ эти минуты находиться съ мужемъ и дѣтьми моими на какомъ-нибудь пароходѣ, и на всѣхъ парахъ уходить за Коморинскій мысъ. Когда я ввѣряла мои опасенія мужу, онъ смѣялся надо мною и клялся, что прежде чѣмъ отправится изъ Индіи, не разъ еще стряхнетъ плоды съ золотой смоковницы (of the golden tree).
   Наша плантація индиго приносила значительный доходъ. Въ цѣломъ Аллагабадскомъ президентствѣ не было ей равной. Домъ Мартса въ Калькуттѣ (контора для продажи мѣстныхъ продуктовъ) получалъ отъ насъ ежегодно до пятисотъ maunds нашихъ произведеній (около тысячи пудовъ). По разсчету Петерса (моего мужа) состояніе наше, обращенное въ наличность, составляло до 50,000 фунт. стерл. (слишкомъ 300,000 р.), и еслибы намъ вздумалось отложить нашъ отъѣздъ до 1860 г., мы могли съ увѣренностію разсчитывать на приращеніе еще 20,000 ф. стер. Я знала, что мужу хотѣлось остаться въ Индіи до этого времени, чтобы вознаградить себя за издержки на приданое дочери, но не желая огорчать меня, онъ скрывалъ это желаніе и не противорѣчилъ мнѣ, когда я замѣчала ему, что у насъ много враговъ между райотами (земледѣльцы округа).
   Райоты -- всегдашніе непріятели плантаторовъ индиго. Впрочемъ на насъ имъ нечего было роптать. Мы никогда не утѣсняли этихъ бѣдныхъ сосѣдей: они получали заработную плату всегда впередъ и вмѣсто двухъ рупій (около 64 коп.) за обработку одного биггаха (поле съ индиго) мы платили три рупіи и не требовали болѣе трехъ вязокъ индиго на одну рупію, между тѣмъ какъ другіе плантаторы требовали по четыре.
   Одинъ изъ маклеровъ пытался, въ мартѣ мѣсяцѣ, свести насъ съ покупателемъ, но мужъ мой не принялъ его предложеній.
   Теперь, когда внезапный обвалъ бѣдствій поглотилъ все, что меня окружало, и состояніе, и семейство, я съ жестокимъ самодовольствіемъ припоминаю себѣ предупрежденія, не разъ ниспосланныя мнѣ тогда Провидѣніемъ.
   Въ тотъ самый вечеръ, какъ мужъ мой отказался отъ продажи имѣнія, мы прогуливались вдоль берега рѣки Джумны, протекающей подъ стѣнами Дельги. Елена шла подъ руку съ своимъ женихомъ, а малютка Вилль бѣгалъ впереди, между тѣмъ какъ мужъ мой шелъ за нами, опровергая аргументы патера Метью, который излагалъ свою новую теорію, по словамъ его неизбѣжную, къ обращенію Индійцевъ въ христіянство, даже противъ ихъ собственной воли. Мы пришли къ мѣсту, на которомъ тропинка круто поворачивала. Факиръ, лежавшій ничкомъ поперекъ тропинки, загородилъ намъ дорогу. Вилль, бѣгавшій впереди, бросился ко мнѣ въ испугѣ; поручикъ приказалъ факиру удалиться, но онъ не трогался съ мѣста.
   -- Поднимите эту собаку и бросьте ее въ воду, сказалъ поручикъ подзывая къ себѣ движеніемъ руки четырехъ конвойныхъ, повсюду его сопровождавшихъ.
   Солдаты подбѣжали, но я не допустила ихъ исполнить приказаніе офицера; мнѣ вообразилось, что бѣднякъ лежалъ въ этомъ положеніи, чтобъ умилостивить проходящихъ.
   -- Снеси ему эту рупію, сказала я потихоньку моему сыну, подавая ему деньги.
   Вилль безъ робости подбѣжалъ къ нищему, нагнулся къ нему, подсунулъ монету между землею и лицомъ факира, и рѣзвясь и прыгая возвратился ко мнѣ. Факиръ поднялъ голову, и все еще оставаясь на колѣняхъ, содвинулся съ тропинки, и когда Елена проходила мимо его съ женихомъ своимъ, сказалъ имъ рѣзкимъ голосомъ, опираясь ладонями о землю: -- скоро всѣ дороги очистятся... Мужъ мой и пасторъ обогнали насъ; факиръ встрѣтилъ ихъ слѣдующими словами:
   -- Поклонники истиннаго Бога восторжествуютъ завтра.
   Но когда я подошла къ нему съ Виллемъ, который вдругъ оробѣлъ и прижался ко мнѣ, держась за мое платье, факиръ измѣнилъ положеніе и заговорилъ другимъ тономъ. Поднявъ руки къ небу и запрокинувъ туловище назадъ, онъ прошепталъ слова, приведшія меня въ ужасъ:
   -- Бѣдное дитя, эта милостыня не выкупитъ тебя изъ бѣды...
   За обѣдомъ я разказала слова нищаго, и призналась, что они меня встревожили; но надо мною смѣялись, и поручикъ разказалъ намъ такъ много случаевъ, доказывавшихъ дерзость и безсмысленность этихъ мнимо-вдохновенныхъ, что я сама начала смѣяться надъ своими опасеніями, а вскорѣ и совсѣмъ о нихъ забыла.
   Другой разъ, на той же недѣлѣ, мужъ мой обѣдалъ въ главномъ штабѣ, въ Дельги; онъ запоздалъ тамъ и возвратился уже въ два часа утра. Я очень безпокоилась, боясь, чтобы онъ не встрѣтилъ таговъ (thugs, душителей) на плашкотномъ мосту, что на мирутской дорогѣ, и хотѣла уже посылать къ нему на встрѣчу нѣсколько слугъ изъ Англичанъ, какъ вдругъ услышала конскій топотъ у подъѣзда. Это былъ мужъ мой, сопровождаемый маленькимъ конвоемъ подъ командою сержанта изъ туземцевъ, служившаго въ ротѣ поручика Вильямса. Не успѣлъ мужъ мой сойдти съ лошади, какъ я была уже въ его объятіяхъ и упрекала его за встревожившее меня замедленіе. Онъ успокоилъ. и утѣшилъ меня, и въ этихъ переговорахъ забылъ дать конвойнымъ бакшишъ (на водку). На другой день нашъ смотритель за работами сказалъ намъ, что солдаты уѣхали очень недовольные, произнося угрозы, и что сержантъ заставилъ ихъ молчать, увѣряя, что этотъ долгъ не пропалъ и будетъ вскорѣ заплаченъ вмѣстѣ съ долгами Augreen raja (владычество Англіи).
   Впрочемъ, вокругъ насъ все было спокойно: работы нигдѣ не были прерваны, и торговля, какъ говорили, процвѣтала въ Дельги, въ Агрѣ и въ главнѣйшихъ городахъ по Great-trunck-road (большая дорога въ Индостанъ); но на лицахъ служившихъ у насъ мусульманъ и Индусовъ выражалось что-то грозное, мрачное, равно какъ и у райотовъ, нашихъ сосѣдей, у браминовъ и у факировъ, просившихъ подаянія у нашего порога; то же чувствовалось и въ полкахъ, солдаты которыхъ прогуливались по вечерамъ около плантаціи. Изъ Лакнау принеслись слухи о возмущеніи. Поговаривали о появленіи таговъ и дакоитовъ (душители и поджигатели) въ Аудскомъ королевствѣ; разошлась молва, будто Конды вышли изъ угорій, и что Панвы (поклонники богини Кали) похищали у Европейцевъ дѣтей. Называли даже англійскія семейства, обитавшія въ Джепурскомъ и Эймирскомъ округахъ, дѣти которыхъ сдѣлались меріями и были принесены въ жертву на алтаряхъ богини Кали.
   Говорили также, что въ пагодахъ и мечетяхъ возсылались публично мольбы о возстановленіи династіи Тамерлидовъ, и скоро сбудется пророчество, что владычество Англіи продлится только сто годовщинъ отъ сраженія подъ Плеси (въ 1757 г.).
   Однако въ дельгійскомъ гарнизонѣ и въ расположенныхъ по сосѣдству войскахъ не обнаруживалось ни малѣйшихъ признаковъ возмущенія. Апрѣль прошелъ спокойно, а приготовленія къ свадьбѣ Елены заставили меня позабыть и мои предчувствія, и мой страхъ.
   Но гроза приближалась....
   10--11 числа мая (я ставлю двойное число, чтобы сравнять, разницу меридіановъ Бенгала и Франціи), поутру, наканунѣ свадьбы моей дочери, когда мы садились за завтракъ, Саилли, сержантъ роты Вильямса, вдругъ растворилъ двери столовой и просилъ у поручика позволенія переговорить съ нимъ. Входъ этого солдата безъ доклада, его смущеніе, дрожащій голосъ, поспѣшность, съ которою онъ увлекъ поручика изъ комнаты, тревожный разговоръ ихъ на верандѣ (сѣни передъ домомъ), жесты сержанта, видѣнные нами въ окно, все это смутило и встревожило насъ; вставъ изъ-за стола, мы пошли къ нимъ, но Саилли скакалъ уже во всѣ поводья по дорогѣ въ Дельги, а Вильямсъ приказывалъ, своему конвою быть въ готовности немедленно отправиться въ путь.
   -- Какія вѣсти привезъ Саилли? что онъ вамъ разказывалъ? зачѣмъ вы уѣзжаете, Вильямсъ? не скрывайте отъ насъ ничего. Эти вопросы и тысячи другихъ посыпались со всѣхъ сторонъ на поручика; у насъ было многочисленное общество; многіе уже съѣхались на свадьбу, въ особенности живущіе далеко отъ насъ.
   -- Успокойтесь! нѣтъ ничего страшнаго, отвѣчалъ Вильямсъ съ принужденнымъ спокойствіемъ.-- Бригадный начальникъ Гревзъ требуетъ меня немедленно къ себѣ; вотъ и все!
   Но его смущеніе и блѣдность лица опровергали успокоительныя слова его. Елена схватила жениха своего за руки и умоляла его объявить намъ, какая угрожаетъ опасность. Онъ не въ силахъ былъ открыть грозную истину; освободился изъ рукъ Елены, какъ только конвой его сѣлъ на конь и выстроился на луговинѣ; конюшій подвелъ ему лошадь; онъ вскочилъ на нее и, пославъ намъ привѣтствіе рукою, помчался вскачь по дорогѣ.
   Но этотъ поспѣшный отъѣздъ былъ только уловкою; поручикъ хотѣлъ только ускользнуть отъ нашихъ настоятельныхъ разспросовъ. Проѣхавъ до половины аллею, ведущую къ большой мирутской дорогѣ, онъ воротился, миновалъ луговину, проѣхалъ чрезъ биггахи и, пробравшись вдоль людскихъ, въ которыхъ жили наши индійскіе слуги, и мимо хозяйственныхъ строеній, проѣхалъ на бенгало, между тѣмъ какъ мы печально опять усѣлись около стола.
   Минуту спустя, дурванъ (привратникъ, довѣренный человѣкъ) природный Кавальпалли (каста ночныхъ сторожей, прислужниковъ), вошелъ въ залу и просилъ позволенія поговорить съ глазу на глазъ съ моимъ мужемъ. Спокойствіе и равнодушіе дурвана, который по роду своихъ обязанностей часто являлся съ подобными просьбами, не возбудили во мнѣ никакихъ подозрѣній. Мужъ мой вышелъ съ нимъ, а мы продолжали завтракать, сообщая другъ другу догадки относительно внезапнаго отъѣзда Вильямса.
   Прошло пять, десять минутъ, четверть часа, а мужъ мой не возвращался. Мнѣ очень хотѣлось пойдти освѣдомиться о причинахъ его отсутствія, но я не рѣшалась сдѣлать это, боясь встревожить гостей. Наконецъ онъ возвратится, въ то самое время какъ дамы вставали отъ стола, и спокойно сѣлъ на свои мѣсто. Онъ былъ чрезвычайно блѣденъ. Всѣ замолчали, ожидая отъ него объясненій, но онъ только подалъ мнѣ знакъ, чтобъ я увела дамъ. Въ моемъ смущеніи я не поняла этого знака, да и не рѣшилась бы послѣдовать ему, еслибъ и поняла. Я поправилась на своемъ стулѣ, дамы сдѣлали то же; водворилось молчаніе, прерываемое только однообразнымъ качаніемъ пункъ (большихъ опахалъ, привѣшенныхъ къ потолку).
   -- Ступайте вонъ, крикнулъ вдругъ мой мужъ, обращаясь къ слугамъ (изъ туземцевъ) и дѣлая повелительный знакъ рукою; -- вонъ!...
   Слуги вышли.
   -- Не получили ли вы извѣстія о банкротствѣ какого-нибудь дома въ Калькуттѣ или Лондонѣ? спросилъ почтенный ротекскій пасторъ.
   -- Хорошо, еслибы только это, отвѣчалъ мужъ мой. Потомъ, обращаясь къ дамамъ, онъ сказалъ: -- Оставьте насъ, леди, умоляю васъ; намъ нужно переговорить о серіозныхъ вещахъ; мы должны обсудить весьма важное дѣло.Вы скоро все узнаете; но прежде оставьте насъ однихъ. Мы должны сохранить все присутствіе духа, всю независимость мысли.
   Волненіе наше усилилось, но ни одна изъ дамъ не покинула своего мѣста.
   -- Ну, такъ знайте же, продолжалъ мой мужъ,-- что войска, расположенныя въ Мирутѣ, взбунтовались, перерѣзали всѣхъ своихъ англійскихъ офицеровъ, равно какъ и англійскихъ жителей города, и идутъ теперь на Дельги. Бригадный начальникъ Гревзъ выступилъ имъ навстрѣчу. Онъ прислалъ Вильямсу приказаніе немедленно присоединиться къ его ротѣ. Вильямсъ самъ разказалъ мнѣ все это. Онъ не хотѣлъ говорить объ этомъ Еленѣ и этимъ дамамъ. Онъ пробрался сюда черезъ биггахи и прислалъ за мной дурвана.
   Эти вѣсти какъ громомъ поразили насъ: мы всѣ, мущины и дамы, повскакали изъ-за стола, и мужъ мой, осыпанный вопросами, которые прерывались криками и стонами, съ трудомъ могъ водворить тишину. Двѣ дамы, мужья которыхъ служили офицерами въ 3-мъ кавалерійскомъ полку туземцевъ, квартировавшемъ въ Мирутѣ, лишились чувствъ; дочь моя, желая скрыть свое отчаяніе, обратилась къ стѣнѣ, подняла руки къ небу и упала на колѣни. Я бросилась къ ней, но двѣ дѣвушки, дочери сикондерабадскаго плантатора, пріѣхавшія на свадьбу безъ своихъ родителей, остановили меня, схватясь съ пронзительными криками за мое платье. Шумъ и суматоха возрастала; мужья, отцы, братья, всѣ были въ страшномъ волненіи и не могли придумать никакихъ средствъ охранить себя отъ бѣшенства сипаевъ. Мы дѣйствительно были въ опасности, потому что наше жилище было на дорогѣ изъ Мирута въ Дельги, по которой шли инсургенты.
   Наконецъ всѣми уважаемый пасторъ Грантъ усмирилъ суматоху. Онъ громогласно молилъ всемогущаго Бога, заступника всѣхъ слабыхъ, о защитѣ, и пригласилъ женщинъ выйдти изъ залы, для того, чтобы мущины могли свободнѣе совѣщаться, что въ этомъ случаѣ должно дѣлать.
   Я повиновалась первая; дамы послѣдовали за мною на веранду, которую окружили множество туземцевъ, работавшихъ въ фэкторіи. Они знали уже о случившемся, и встрѣтили насъ съ изъявленіями преданности, прося оружія, чтобы отразить разбойниковъ, еслибъ они напали на плантацію. Я велѣла позвать моего сына, моего маленькаго Вилля; малабарская женщина, его нянька, принесла мнѣ ребенка. Я осыпала его поцѣлуями, прижимала къ сердцу; и вдругъ почувствовавъ въ себѣ силу мущины, подняла его надъ головами толпы, которая привѣтствовала его кликами и снова увѣряла въ своей преданности и вѣрности.
   Всѣ такъ любили моего маленькаго Вилля! Помощь больнымъ, подаяніе бѣднымъ, призрѣніе дѣтямъ нашихъ служителей и работниковъ, словомъ все добро, которое мы оказывали, дѣлали мы именемъ маленькаго Вилля.
   Привѣтъ этихъ Индійцевъ ободрилъ меня, и я думала, что если народъ не приметъ участія въ мятежѣ сипаевъ, правительство скоро возстановитъ порядокъ и спокойствіе. Но я снова затрепетала, не видя ни одного райота въ числѣ нашихъ служителей. Патеты, или сельскіе старосты, должны были бы, кажется, придти и предложить свою помощь богатѣйшему изъ плантаторовъ округа, который давалъ работу множеству рукъ. Не воспользуются ли эти природные враги европейскихъ плантаторовъ возмущеніемъ индійскихъ солдатъ, чтобы дать полную волю своей ненависти и жестокосердію, съ трудомъ укрощаемому бдительною англійскою полиціей? Если это такъ, то мы погибли невозвратно. Грабежъ, пожары, убійства, всевозможныя бѣдствія угрожаютъ намъ, Боже праведный! какъ я мало однакожь предвидѣла то, что случилось!
   Когда мужъ мой, въ сопровожденіи гостей своихъ, вышелъ на веранду, снова раздались клики Индійцевъ: "Смерть сипаямъ! смерть мусульманамъ! смерть взбунтовавшимся собакамъ!"
  

II.

  
   Несмотря на совершенную безопасность, которою пользовалась страна съ давнихъ лѣтъ, Европейцы, поселившіеся внѣ городской черты, всегда имѣли небольшой запасъ оружія и снарядовъ. Дикіе звѣри, населяющіе окрестныя крѣпи, часто рыскаютъ возлѣ самыхъ жилищъ, и противъ нихъ-то предосторожность эта была необходима. Я видѣла какъ люди наши убивали шакаловъ и волковъ въ десяти шагахъ отъ дома, а ревъ тигровъ часто будилъ меня ночью. Мы растворили двери нашего арсенала и роздали до пятидесяти ружей англійскимъ слугамъ и отважнѣйшимъ изъ туземныхъ. Гости, пріѣхавшіе на свадьбу, раздѣлили между собою охотничьи ружья; кромѣ того, у каждаго изъ нихъ былъ при себѣ неизбѣжный револьверъ. Ящикъ съ патронами мигомъ опустѣлъ, и спустя часъ послѣ отъѣзда поручика Вильямса, оборонительное положеніе факторіи было почти удовлетворительно.
   Насъ (женщинъ), какъ безполезныхъ трусихъ, помѣстили на чердакѣ. Я никогда не забуду переходовъ то къ отчаянію, то къ смиренной покорности судьбѣ въ моихъ подругахъ, которыхъ я видѣла тогда въ послѣдній разъ въ жизни. Мы похожи были на партію осужденныхъ, ожидающихъ плахи и палача. Подъ разгорѣвшеюся отъ солнца крышею, жаръ былъ нестерпимъ, но большая часть изъ насъ задыхалась не отъ жара, а отъ рыданій. Однѣ, прижавшись въ уголку и закрывъ лицо руками, плакали; другія прислушивались къ небывалому шуму и увѣряли иногда, что до слуха ихъ долетали неистовые крики мятежниковъ. Болѣе отважныя, къ числу которыхъ, могу сказать, принадлежала и я, утѣшали безутѣшныхъ и старались вдохнуть надежду въ робкія души тѣхъ, которыя уже потеряли всякую надежду. Съ нами былъ только одинъ ребенокъ, мой маленькой Вилль; я прижимала его къ груди своей, и въ эти минуты чувствовала въ себѣ и львиную смѣлость, и львиную силу. Намъ было видно, въ слуховыя окна чердака, обширное пространство страны. Къ востоку, бѣловатая пыльная дорога въ Мирутъ, выбѣгала изъ густой зелени рощъ, окружавшихъ факторію; къ западу виднѣлось передовое укрѣпленіе у моста на плашкотахъ черезъ Джумну; бастіоны укрѣпленія Селимгорчъ, въ которомъ развѣвался, на высокомъ древкѣ, англійскій флагъ, куполы дворца древнихъ Моголовъ и высокіе минареты Дельги; къ сѣверу и югу разстилались обработанныя поля, съ разсѣянными по нимъ деревушками. Необозримыя заросли виднѣлись на горизонтѣ. Тѣ изъ насъ, которыя еще не совсѣмъ потеряли бодрость, стали на сторожѣ у восточнаго слуховаго окна. Прошло два часа спокойствія или правильнѣе томительнаго ожиданія. Ничто не возвѣщало еще бури. Отъ времени до времени по дорогѣ въ Дельги скакали туда или обратно всадники или курьеры. Мы начинали уже думать, что инсургенты разбиты и оттѣснены къ ихъ кантониръ-квартирамъ. Даже мирутскія дамы раздѣляли это предположеніе, и старались поддержать нашу вѣру въ него, расхваляя искусство и распорядительность тамошняго генерала.
   Вдругъ, со стороны Джумны послышались звуки трубъ, и хотя вѣтеръ дулъ съ нашей стороны, звуки эти, казалось, все болѣе и болѣе приближались къ намъ. Затѣмъ грянула полковая музыка, и мы увидѣли, сначала авангардъ, а вслѣдъ за нимъ небольшой отрядъ войскъ, проходившій въ концѣ аллеи, съ криками: "да здравствуетъ Англія, да здравствуетъ королева!" Это былъ генералъ Гревзъ, шедшій на встрѣчу мятежникамъ.
   Увидя этихъ храбрыхъ воиновъ, мы забыли наши опасенія и поздравили ихъ съ побѣдою, еще прежде сраженія. Женщины сбѣжали съ чердака, спѣша обнять мужей и братьевъ своихъ. Наше вооруженіе было теперь излишнимъ, но люди удержали оружіе, чтобъ охранять насъ ночью отъ мародеровъ.
   Всѣ мы собрались въ кучу на концѣ аллеи, чтобы скорѣе имѣть извѣстія о результатѣ стычки. Не долго ждали мы этихъ извѣстій. Вскорѣ туча пыли поднялась со стороны Мирута, быстро приближалась къ намъ и охватила кругомъ нашу небольшую группу. Сквозь клубы пыли мы видѣли иногда какъ кавалеристы и артиллерійскіе офицеры неслись назадъ съ своими командами и орудіями; иногда вдругъ оборачивались они снова на непріятеля и обдавали картечью толпы сипаевъ, которые стремительно набѣгали на нихъ, какъ морскія волны на отлогій берегъ.
   Состоявшіе подъ начальствомъ бригадира Гревза 38, 54 и 74 полки передались непріятелю, и Гревзъ вынужденъ былъ ретироваться съ слабымъ прикрытіемъ. Онъ остановился на концѣ нашей аллеи, возлѣ каменнаго павильйона, занимаемаго привратникомъ. Здѣсь дорога идетъ по возвышенности, и съ этой-то возвышенности артиллерія бригадира очень успѣшно дѣйствовала, господствуя надъ непріятелемъ.
   Это геройское сопротивленіе имѣло гибельныя послѣдствія для насъ. Сипаи не могли овладѣть этою позиціею, бросились толпою на правую сторону дороги и пустились далѣе, оставя въ нашихъ биггахахъ своихъ раненыхъ.
   Мы укрылись внутри бенгало, не зная на что рѣшиться: бѣжать, или оставаться здѣсь; въ обоихъ случаяхъ мы могли сдѣлаться жертвами бѣшенства раздраженныхъ сипаевъ. Елена звала на помощь Вильямса, но Вильямсъ былъ задержанъ службою въ Дельги и не могъ защитить насъ.
   Наши кавалеры рѣшились дорого продать жизнь свою; каждый изъ нихъ, съ револьверомъ въ рукѣ, занялъ свой постъ, кто у дверей, кто у оконъ залы. Вдругъ, одинъ изъ Индійцевъ вскочилъ въ партеръ, окружающій веранду, и въ одинъ прыжокъ очутился въ залѣ; онъ спросилъ сагиба (хозяина), отдалъ ему лоскутокъ бумаги, на которомъ было написано нѣсколько словъ карандашомъ, и изчезъ.
   Записка эта была отъ Вильямса; вотъ что писалъ онъ:
   "Уходите изъ бенгало и старайтесь пробраться въ городъ, пока бригадиръ задерживаетъ сипаевъ, и пока пловучій мостъ свободенъ; дайте мнѣ знать, гдѣ вы укроетесь. Я въ караулѣ у арсенала. Мужайся, Елена! Не робейте вы всѣ, и до свиданія."

Подписано: Вильямсъ Гудсъ.

  
   Нечего было терять времени.
   -- Боже, да будетъ благословенно имя твое во вѣки вѣковъ, воскликнулъ почтенный Грантъ. Помолимся, друзья мои, продолжалъ онъ,-- чтобы Господь принялъ насъ подъ свою защиту.
   Помолившись, мы стали собираться въ дорогу; мужъ мой одинъ утверждалъ, что не слѣдуетъ покидать факторіи; онъ надѣялся, что возмущеніе сокрушится о стѣны Дельги. Проходя по рядамъ туземцевъ, которыхъ мы вооружили, онъ приказывалъ имъ не сопротивляться сипаямъ и даже заботиться о ихъ раненыхъ. Такой образъ дѣйствій былъ бы благоразуменъ и справедливъ въ другое время и при другихъ обстоятельствахъ, но я уже сказала, что упорное сопротивленіе бригадира Гревза привлекло бурю на наши головы. Сипаи, убѣгая отъ картечи, скрылись въ наши рабочія строенія и оттуда угрожали овладѣть и бенгаломъ. Ихъ крики: смерть Англичанамъ! смерть всѣмъ ferringeers! убѣждали насъ, что скоро поздно будетъ бѣжать. Я снова стала умолять моего мужа подумать о безопасности дѣтей нашихъ, и онъ согласился наконецъ отправиться изъ факторіи. Мы съ Еленою раздѣлили между собою деньги и драгоцѣнности, намъ подали трехъ лошадей, и мы пустились полями по направленію къ Джумнѣ.
   Изъ трехъ сотъ туземцевъ, которымъ мы давали работу и насущный хлѣбъ, только Малабарка, нянька Вилля, и гоммашадъ (управитель), добрый, честный мусульманинъ, сопровождали насъ: нянька шла пѣшкомъ, а управитель сидѣлъ на слонѣ, навьюченномъ разными необходимыми вещами, какъ напримѣръ бѣльемъ, платьемъ, съѣстными припасами. Мужъ мой ѣхалъ съ Еленою впереди; я слѣдовала за ними съ моимъ Виллемъ на рукахъ.
   Подъѣхавъ къ мосту, я обернулась и увидѣла какъ изъ-за деревьевъ, окружающихъ наше жилище, подымался густой столбъ дыма, по которому вились длинные языки пламени. Я невольно вскрикнула при этомъ зрѣлищѣ. На этотъ крикъ мужъ мой и Елена обернулись, и мы съ нѣмымъ отчаяніемъ смотрѣли, какъ пламя истребляло всѣ наше состояніе.
   На мосту тѣснилась толпа любопытныхъ, желавшихъ узнать результатъ встрѣчи войскъ на мирутской дорогѣ. Вѣсть о пораженіи бригадира Гревза быстро распространилась; ожидали прибытія взбунтовавшихся полковъ. Эта надежда придала народу дерзкую самоувѣренность, и насъ встрѣтили съ грозными криками. Это былъ уже не тотъ народъ, что во дни мира, кроткій и несмѣлый, такъ униженно сторонился, уступая дорогу Европейцамъ. Нынѣ онъ, казалось, вступалъ во владѣніе страною, принадлежавшею его предкамъ, и кони наши едва могли пробиться сквозь эту шумную толпу. На всѣхъ лицахъ, во всѣхъ взорахъ, выражалась ненависть; я трепетала... малѣйшее рѣзкое движеніе нашихъ лошадей могло быть причиною нашей гибели. Еслибы кто изъ толпы, мущина, женщина или ребенокъ пожаловался, что лошадь его толкнула, тысяча рукъ поднялись бы на насъ, и волны Джумны унесли бы наши трупы.
   Мы однако благополучно доѣхали до Калькутскихъ воротъ, но тамъ мы вынуждены были пріостановиться; толпа такъ сгустилась, что невозможно было проѣхать. Нѣкоторые изъ гостей нашихъ, отправившіеся прежде насъ, также тутъ дожидались; въ томъ числѣ два civilians (гражданскіе чиновники Остъ-Индской компаніи), взявшіе подъ свое покровительство мирутскихъ дамъ и сикондерабадскихъ дѣвушекъ.
   Они сошли съ лошадей.
   -- Бѣда вамъ, если вы останетесь на лошадяхъ, сказалъ намъ вполголоса одинъ изъ этихъ чиновниковъ.
   -- Почему же это?
   -- Эта чернь скоро придетъ въ ожесточеніе, и первые Европейцы, которыхъ она увидитъ, падутъ жертвами ея бѣшенства; слышите, какіе раздаются крики со стороны Президентства?
   Въ самомъ дѣлѣ въ этой сторонѣ раздавались громкіе вопли, и по временамъ слышались возгласы: диннъ, диннъ (лозунгъ бунтовщиковъ), сопровождаемые криками: смерть Англичанамъ!
   Совѣтъ чиновника былъ очень благоразуменъ. Въ десяти шагахъ отъ насъ толпа сбросила съ коня какого-то Европейца и, живаго или мертваго, не знаю, столкнула въ тину крѣпостнаго рва. Мы слѣзли съ лошадей и, благодаря наступившему мраку, незамѣтно и безпрепятственно слѣдовали за нашимъ слономъ, который величественно пробирался сквозь толпу, съ управителемъ на своей спинѣ и съ корнакомъ на шеѣ. Гоммашадъ, сидя на спинѣ слона въ креслахъ съ балдахиномъ (howdah) не подвергался никакой опасности, благодаря своей зеленой чалмѣ. Онъ зналъ наше намѣреніе остановиться у негоціанта Грега и ѣхалъ туда, повидимому вовсе не занимаясь нами. Я хотѣла отдать ему моего малютку, но милый Вилль не хотѣлъ меня покинуть, обхватилъ мою шею своими ручонками, и я не имѣла духу оторвать его отъ себя.
   Положеніе толпы становилось часъ отъ часу грознѣе, по мѣрѣ усиливающагося шума въ серединѣ города. Вскорѣ показались на улицахъ факелы, освѣщавшіе эти волны темныхъ головъ, посреди которыхъ раздались проклятія и крики мщенія, когда на сѣверномъ бастіонѣ форта Селимгорчъ, освѣщенномъ внезапно фальшфейерами, появились артиллеристы, съ фитилями въ рукахъ. Но измѣна и мятежъ овладѣли уже крѣпостью, и въ то время какъ толпа раздалась, чтобъ избѣжать картечи, и тѣснилась, съ одной стороны къ городу, съ другой къ берегу Джумны, фальшфейеры погасли, канониры бросили фитили въ ровъ, и темнота снова покрыла амбразуры бастіона.,
   Рама! рама! рама! закричалъ народъ торжествуя, при видѣ артиллеристовъ, отступившихъ отъ орудій. Волны народа, избѣгавшаго канонады, придвинули насъ къ воротамъ: еще два-три шага слона, и мы вошли бы въ городъ, а вошедши въ городъ, мы были бы спасены. Такъ мы, по крайней мѣрѣ, надѣялись. Дельги, арсеналъ Индіи, Дельги, важнѣйшій стратегическій пунктъ на Востокѣ, крѣпость, которую искуснѣйшіе инженеры сдѣлали, какъ говорятъ, неприступною, Дельги представляла безопасное убѣжище всѣмъ, кто искалъ пріюта за ея стѣнами.
   Мы уже были подъ сводами воротъ, какъ вдругъ новое движеніе толпы откинуло насъ въ противную сторону. Тревога обнаружилась разомъ съ двухъ сторонъ: внутри и внѣ города. Снаружи гудѣла канонада, почти заглушаемая ревомъ скорѣе дикихъ звѣрей, чѣмъ человѣческихъ голосовъ; въ городѣ гремѣлъ ружейный огонь, раздавались смутные и рѣзкіе звуки индійскихъ трубъ. Повсюду поднимала свои головы гидра возстанія: впереди, позади насъ, по сторонамъ, вездѣ, вездѣ. Между тѣмъ толпа, долго неподвижная, подалась; тѣснимая снаружи, и уступая неодолимой силѣ, хлынула подъ своды воротъ. Мы шли за этимъ живымъ потокомъ, который вскорѣ вынесъ насъ на эспланаду Магазина, гдѣ толпа такъ же сперлась, какъ и снаружи. Вскорѣ мы узнали причину этого общаго движенія: остатки небольшаго храбраго, отряда бригадира Гревза, нѣсколько офицеровъ и артиллеристовъ, вступали въ Дельги, пробиваясь сквозь толпу народа, преслѣдуемые инсургентами. Напрасно бригадиръ приказывалъ поднять мосты и запереть ворота; исполненіе этого приказанія было физически невозможно, и передовыя колонны возмутившихся полковъ вслѣдъ за нимъ вступили на эспланаду.
   Древняя столица имперіи Моголовъ была во власти сипаевъ, и рѣзня Европейцевъ должна была вскорѣ начаться.
   Я разказываю не исторію взятія Дельги сипаями, а повѣсть моихъ собственныхъ бѣдствій; въ этой неслыханной катастрофѣ я страдала только за себя и за своихъ. Я родомъ не Англичанка, и принадлежу этой націи только по мужу. Охотно отдала бы я знамена и славу моего втораго отечества, всѣ провинціи, всѣ арміи, всѣ сокровища Остъ-индской компаніи, чтобы спасти жизнь моего мужа и дѣтей! Женщины поймутъ этотъ эгоизмъ матери и жены. Мужъ мой, напротивъ того, только о томъ и заботился, чтобъ охранить призракъ могущества Англіи. Онъ спѣшилъ укрыть насъ въ надежное мѣсто, чтобъ отправиться къ башнѣ Флага, гдѣ бригадиръ Гревзъ назначилъ сборный пунктъ для Европейцевъ, которые въ силахъ были стать подъ ружье.
   Мы отдѣлялись мало-по-малу отъ толпы, слѣдуя за нашимъ слономъ и обходя сады Президентства и церковь св. Якова, чтобы не встрѣтиться съ толпою мятежниковъ, которая шла къ большимъ казармамъ Келлахъ. Такъ добрели мы до дому семейства Грегъ. Двери и окна дома были заперты; внутри царствовали мракъ и тишина; казалось, что домъ давно необитаемъ. Петерсъ поднялъ молотокъ главнаго входа, и скромно ударилъ имъ; отвѣта не было. Онъ опять взялся за молотокъ и застучалъ по франкъ-масонски; отвѣта все не было.
   Неужели Греги, называвшіе себя нашими преданными друзьями, боятся дать намъ убѣжище?
   Управитель слѣзъ съ слона, обошелъ кругомъ цѣлый домъ, не отыскавъ и слѣда жителей. Потерявъ терпѣніе, мужъ мой опять взялся за молотокъ и началъ стучать такъ громко, что удары его раздавались въ цѣломъ домѣ. Одно изъ оконъ отворилось тогда, и кормилица г-жи Грегъ, Индіянка старуха Молли, сказала намъ, что г. Грегъ и два его сына ушли къ башнѣ Флага, а хозяйка съ сестрою и племянницами укрылись, какъ и многія англійскія дамы изъ околотка, во дворецъ Бигамъ-Сомру.
   -- Ступайте поскорѣй туда же, прибавила она: -- здѣсь вы не безопасны. Ночью мятежники будутъ грабить.
   Съ этими словами старуха затворила ставни окна.
   Петерсъ, какъ я уже сказала, торопился на сборное мѣсто; но могъ ли онъ покинуть насъ въ этомъ положеніи, хотя онъ и почиталъ неблагоразумнымъ вести насъ съ собою?
   Тогда мы пожалѣли объ оставленныхъ нами лошадяхъ; мы могли бы мигомъ доѣхать къ отряду Гревза, чрезъ Кашмирскія ворота, а пѣшкомъ нужно было часъ времени, чтобы дойдти туда. Кромѣ того, мы могли на каждомъ шагу встрѣтить шайки фанатиковъ. Пальба продолжалась повсюду, а восторженные крики толпы свидѣтельствовали объ успѣхахъ возстанія.
   Елена не вымолвила ни слова съ самаго отъѣзда изъ факторіи. Погруженная въ свою печаль, она, казалось, не жила, не страшилась и не страдала, какъ мы. Тѣло ея было съ нами, душа носилась далеко...
   -- Въ арсеналъ! сказала она вдругъ, какъ будто просыпаясь: -- пойдемъ въ арсеналъ.
   Пойдемъ къ Вильямсу, хотѣла этимъ сказать бѣдная дѣвушка.
   -- Она говоритъ дѣло, отозвался Петерсъ: -- тамъ должно быть много Европейцевъ, и если намъ удастся проникнуть внутрь зданія, вы будете тамъ въ безопасности.
   Мы отправились въ арсеналъ, но едва мы вышли изъ улицы, гдѣ жили Греги, какъ очутились между двумя преградами: съ одной стороны къ намъ шли навстрѣчу въ сомкнутыхъ колоннахъ мирутскіе сипаи, съ трубачами впереди и съ факелами въ рукахъ, провозглашая императоромъ Индіи старика короля дельгійскаго, потомка великихъ Моголовъ; съ другой шла толпа народа, привѣтствуя кликами побѣдителей и шумно радуясь паденію англійскаго тиранства.
   Насъ опрокинули бы и смяли подъ ногами, еслибы слонъ не остановилъ напора толпы; подъ его защитою мы пріютились къ воротамъ ближняго дома. Улица была неширока; мы укрывались въ тѣни отъ огромнаго туловища животнаго, между тѣмъ какъ мятежники тѣснили толпу и продолжали путь свой къ королевскому дворцу.
   Тогда только я впервые увидала ужасы возстанія. Проходившіе мимо насъ сипаи принадлежали къ разнымъ полкамъ, 20-й и 74-й полки шли съ развернутыми знаменами, и впереди каждаго изъ нихъ находился командовавшій ими англійскій офицеръ, то-есть только голова его, воткнутая на длинную бамбуковую трость, съ каскою, для означенія чина. Елена, по счастію, не замѣтила этихъ кровавыхъ трофеевъ; она могла бы ошибкою признать голову своего возлюбленнаго, а ея отчаяніе погубило бы насъ.
   Какъ только прошла эта толпа, мы продолжали путь свой къ арсеналу по лабиринту опустѣвшихъ улицъ. Управитель, предшествовавшій намъ, съ умысломъ избѣгалъ многолюдныхъ улицъ. Петерсъ велъ Елену, которая шаталась, какъ въ безпамятствѣ; Вилль спалъ, обнявъ мою шею. Я шла, изнемогая отъ усталости; Малабарка замыкала шествіе, бормоча молитвы и взывая къ Вишну и ко всѣмъ богамъ, покровителямъ Индустана.
  

III.

  
   Мы благополучно обогнули развалившуюся ограду пространныхъ садовъ, расположенныхъ за дворцомъ, какъ вдругъ были остановлены непреодолимымъ препятствіемъ противъ улицы, ведущей къ большой мечети, что на берегу Джумны. Жаркая перестрѣлка завязалась въ глубинѣ улицы: толпы сипаевъ бросались туда и возвращались съ убылью, израненные, но не обезкураженные, съ тѣмъ, чтобы снова устремиться на отрядъ англійскихъ стрѣлковъ и артиллеристовъ, которые, занявъ позицію у входа мечети, громили оттуда мятежниковъ.
   Пламя пожирало дома по обѣимъ сторонамъ улицы, а чернь, бѣшеная, безобразная, какой я никогда не видала въ двадцать лѣтъ пребыванія моего въ Индіи, съ неистовою радостію рукоплескала успѣхамъ пожара, вырывала изъ пламени горящія головни и разбрасывала ихъ на окрестные дома Европейцевъ, не забывая притомъ въ своемъ изступленіи, что вѣтеръ дулъ съ востока, и что дворецъ ея короля былъ внѣ опасности отъ пожара.
   Толпа росла поминутно передъ нами и позади насъ, такъ что мы вскорѣ очутились посреди фанатиковъ, осыпавшихъ проклятіями Augreen raja и отвѣчавшихъ угрозами мести на батальный огонь отъ мечети.
   Движенія толпы мало-по-малу оттѣснили насъ на передній дворъ большаго дома, уже преданнаго грабежу. Здѣсь мы были защищены отъ пуль и картечи, сыпавшихся вдоль улицы. Я благодарила Провидѣніе за это убѣжище, но вмѣстѣ съ тѣмъ не могла не сожалѣть объ отсутствіи гоммашада, который не могъ слѣдовать за нами на слонѣ, и исчезъ въ темнотѣ. Это было мнѣ тѣмъ досаднѣе, что Вилль проснулся и началъ кричать отъ страха, несмотря на мои просьбы и поцѣлуи; я хотѣла помѣстить его на howdah, (паланкинъ на слонѣ), гдѣ онъ былъ бы въ большей безопасности, чѣмъ у меня на рукахъ.
   Домъ, на дворѣ котораго мы находились, принадлежалъ богатой англійской фамиліи. Полунагіе Индійцы ломали въ комнатахъ мебель и зеркала, обдирали обои, выламывали парке, перегородки, и выбрасывали эти обломки на дворъ, гдѣ другіе люди укладывали ихъ въ костры, на подобіе костровъ изъ сандальнаго дерева, приготовляемыхъ для самосожиганія вдовъ.
   Между тѣмъ, какъ на дворѣ дѣлались такія приготовленія, другіе туземцы съ тесаками (kultrie) въ рукахъ, обыскивали подвалы, чердаки, сады, сараи и другія строенія. Они по видимому искали назначенной жертвы, потому что каждый разъ, какъ находили кого-нибудь, въ толпѣ ихъ раздавались крики то досады, то радости, смотря по успѣху или неудачѣ поисковъ.
   Мы могли все видѣть, не будучи замѣченными, изъ темнаго и наполненнаго народомъ угла на дворѣ, гдѣ мы находились, возлѣ продушины подвала, заслоненные стволомъ огромнаго дерева (catalpa). Я, Елена и Малабарка няня пріютились на землѣ; Петерсъ стоялъ, прислонясь къ стѣнѣ, съ револьверомъ въ рукѣ.
   Вдругъ въ подвалѣ, котораго отдушина была возлѣ насъ, показался свѣтъ, и раздались голоса испуганныхъ женщинъ и дѣтей.. Шумъ жестокой борьбы, выстрѣлы и брянчанье холоднаго оружія продолжались нѣсколько минутъ; потомъ снова настала тишина, прерываемая изрѣдка слабымъ стономъ умиравшихъ.
   Вскорѣ потомъ, человѣкъ высокаго роста, въ изодранной одеждѣ, съ окровавленнымъ лицомъ, появился на дворѣ, гдѣ мы находились, сопровождаемый шайкою ожесточенныхъ Индійцевъ, которые повлекли его къ костру съ криками: Bonfire, bonfire (потѣшный огонь).
   На костеръ бросили факелъ, и скоро поднялось и закружилось пламя. Я думала, что Англичанина убьютъ и бросятъ въ огонь, но я ошиблась; я еще не знала жестокости нашихъ добрыхъ, робкихъ Индійцевъ. Они оставили ему полный произволъ движеній, но вооруженные своими длинными ножами, держа ихъ передъ собою остріемъ впередъ, они составили кругъ около своей жертвы и костра. Тогда началась истинно адская пляска; время отъ времени кругъ стѣснялся, и острія ножей понуждали несчастнаго джентельмена подвигаться къ костру. Онъ былъ осужденъ на сожженіе живымъ.
   Несчастный не смѣлъ умолять, чтобъ его изъ сожалѣнія убили ударомъ ножа или выстрѣломъ изъ револьвера; онъ зналъ, что палачи его неумолимы, и рѣшился умереть съ мужествомъ. Однако, упасть живому на костеръ, чувствовать какъ пламя постепенно будетъ пожирать одинъ членъ за другимъ, пока доберется до сердца, не имѣть даже отрады задохнуться въ дыму! быть осужденнымъ на такую смерть и не просить, какъ милосердія, удара кинжаломъ или дубиной, вотъ героизмъ, который я почла бы невозможнымъ, еслибы сама не видала его. Безтрепетный мученикъ стоялъ къ костру спиною, скрестя на груди руки и шевеля губами, какъ человѣкъ, читающій молитву; онъ гордо смотрѣлъ на эту стаю дикихъ звѣрей, но избѣгалъ, скорѣе по инстинкту самохраненія, чѣмъ по любви къ жизни, пылающаго костра, который ожидалъ его. Наконецъ, часть круга, въ которомъ онъ былъ запертъ такъ сжала его, что онъ упалъ навзничь въ пылавшій костеръ... Крики радости раздались при его паденіи.
   Во время этой страшной казни, я держала у рта платокъ, чтобы невольный крикъ ужаса не измѣнилъ мнѣ; я наблюдала также и за мужемъ, удерживая его правую руку, которую онъ нѣсколько разъ поднималъ, чтобы пустить пулю въ голову злополучнаго одноземца. Елена, все еще погруженная въ какую-то безчувственность, казалось, не замѣчала, что происходило вокругъ нея. Вилль, котораго я съ трудомъ довела до молчанія, не плакалъ и полагалъ, кажется, что онъ на иллюминаціи. Въ роковую минуту я закрыла ему глаза моими поцѣлуями. Малабарка продолжала призывать боговъ своихъ.
   Мы узнали изъ разговоровъ Индійцевъ, что жертва этого ауто-да-фе былъ гражданскій судья, извѣстный по своему искусному и дѣятельному преслѣдованію дакоитовъ провинціи Дельги и Аудскаго королевства. Это была месть дакоитовъ. Другіе увѣряли, что покойный служилъ сборщикомъ податей.
   Толпа расходилась съ площадки двора, вѣроятно, чтобы присутствовать на другихъ казняхъ, грабежахъ и пожарахъ; перестрѣлка начинала утихать, но въ сторонѣ мечети слышались безпрестанные крики и шумъ. Лишившись нашего проводника, мы не отыскали бы дороги въ арсеналъ, иначе какъ слѣдуя по большимъ многолюднымъ улицамъ.
   -- Пробудемъ здѣсь еще нѣкоторое время, сказалъ Петерсъ; -- быть-можетъ гоммашадъ догадается заѣхать сюда за нами.
   Это было благоразумно придумано. Опустошенный и разграбленный домъ не могъ привлечь алчную толпу. Мы могли бы, можетъ-быть, найдти въ этомъ домѣ убѣжище, пока продлится буря.
   Ночи въ Индіи столько же холодны, какъ дни знойны, и мы начинали дрожать отъ стужи, хотя страшная печь, въ которой погибъ Англичанинъ, еще пылала, пожирая остатки бѣднаго мученика. Петерсъ взошелъ по ступенямъ крыльца, остановился на порогѣ внутреннихъ сѣней дома, прислушался и вошелъ въ покои. Спустя нѣсколько минутъ, онъ возвратился, подалъ знакъ, чтобы мы за нимъ слѣдовали и пройдя нѣсколько разоренныхъ залъ, въ которыхъ тамъ и сямъ горѣли свѣчи, легко могущія причинить пожаръ, привелъ насъ въ небольшую комнату, гдѣ стояла вѣроятно незамѣченная грабителями кровать. Я положила на постель маленькаго Вилля, взяла обѣщаніе съ его няньки не покидать его ни на минуту и, усердно помолившись Богу, сказала, оборотясь къ мужу и дочери: "теперь пойдемъ!" Они послѣдовали за мною. Мы погасили, проходя чрезъ залы, всѣ зажженныя свѣчи, оставя для себя одну, и направились къ лѣстницѣ, ведущей въ подвалъ, гдѣ происходила схватка, предшествовавшая казни Англичанина.
   Я все время слышала стоны въ отдушину подвала, и дала себѣ обѣщаніе пойдти на помощь умиравшимъ, какъ только представится возможность.
   Мужъ мой въ душѣ одобрялъ мой поступокъ, и только-что мы стали сходить по лѣстницѣ, онъ обнялъ меня, и прижимая къ груди своей, два раза повторилъ: благородная душа!
   Даже Елена вышла изъ своей апатіи, узнавъ, что мы идемъ подать помощь несчастнымъ жертвамъ бунта. Мнѣ казалось, что у ней постепенно мѣшался разсудокъ, и быть-можетъ, ей воображалось, что израненный Вильямсъ ожидаетъ ея помощи въ этомъ подвалѣ.
   Сойдя съ послѣдней ступени лѣстницы, я поскользнулась; земля была увлажена кровью или виномъ, не знаю; быть-можетъ, и тѣмъ и другимъ. Стѣны были облиты кровью; при слабомъ свѣтѣ нашей свѣчи, мы увидѣли въ одномъ изъ угловъ подвала безобразную груду труповъ. Жизнь еще не совсѣмъ покинула эти изувѣченныя тѣла: то у одного выпрямлялась нога и мертвѣла въ судорожныхъ корчахъ; то чья-нибудь рука поднималась какъ бы для того, чтобы просить помощи и снова упадала безъ власти. Изъ устъ нѣкоторыхъ вырывались стоны, а хриплое дыханіе умирающихъ придавало этой грудѣ безобразныхъ остатковъ нѣчто въ родѣ мѣрнаго движенія жизни.
   Мы помогли умиравшимъ освободиться отъ бремени лежавшихъ на нихъ труповъ. Изъ четырнадцати жертвъ этой рѣзни только три давали признаки жизни: двѣ женщины и ребенокъ.
   Но какъ вынести ихъ съ этой бойни? чѣмъ перевязать ихъ раны? Если не подать имъ немедленной помощи, онѣ скоро лишатся послѣднихъ силъ и жизни.
   Мужъ мой попробовалъ нести вверхъ одну изъ раненыхъ женщинъ, но вынужденъ былъ оставить это; бѣдная, какъ только до нея дотрогивались, испускала страшные вопли, а крики эти могли привлечь народъ. Другая привстала сама, но тотчасъ же зашаталась и безъ чувствъ упала на землю. У ней была отрублена рука; потеря крови лишила ее силъ.
   Ребенокъ, лѣтъ четырехъ или пяти, не былъ раненъ; съ испуга онъ забился за тѣла раненыхъ и убитыхъ и тѣмъ ускользнулъ отъ вниманія убійцъ. Онъ сначала испугался насъ, но услыша нѣсколько словъ по-англійски, прыгнулъ, весь окровавленный, къ Еленѣ и обхватилъ ее руками.
   Мы были въ большомъ затрудненій, какъ помочь этимъ несчастнымъ, какъ вдругъ услышали надъ нашими головами продолжительный храпъ.
   -- Вотъ и слонъ, подумали мы.
   Въ самомъ дѣлѣ хоботъ добраго животнаго, какъ огромная змѣя, вился въ рѣшеткѣ круглаго окна подвала и обдавалъ насъ струями теплаго воздуха.
   -- Сюда, Моггамедъ! крикнулъ Петерсъ, прикрывая ротъ рукою, чтобы голосъ его не такъ былъ слышенъ.
   Моггамедъ отвѣчалъ коротенькимъ восклицаніемъ и сейчасъ сошелъ къ намъ. Радость, что отыскалъ насъ, блистала на лицѣ вѣрнаго слуги. Несмотря на наше разореніе и уничиженіе, онъ все еще видѣлъ въ насъ своихъ господъ, и мы съ трудомъ могли унять его привѣтствія. Онъ клялся намъ, и мы безъ труда ему повѣрили, что онъ оставилъ насъ противъ своей воли, будучи увлеченъ толпою. Какъ только онъ освободился изъ тѣсноты, онъ объѣхалъ арсеналъ, королевскій дворецъ, замокъ Бигамъ-Сомру и много другихъ мѣстъ, и уже вовсе потерявъ надежду отыскать насъ, заѣхалъ на дворъ этого дома, откуда слонъ причуялъ насъ. Онъ сообщилъ намъ, что почти весь городъ въ рукахъ сипаевъ, что императоромъ Индіи хотятъ провозгласить короля дельгійскаго, потомка великихъ Моголовъ, что народъ присоединился къ мятежникамъ, что грабежъ и убійства продолжались. Королевскія войска очистили арсеналъ, но еще занимаютъ пороховой магазинъ; они отступаютъ черезъ Кабульскія ворота, съ тѣмъ чтобы занять высоты, противъ Шахова бастіона. Бригадиръ Гревзъ распустилъ всѣхъ собравшихся подъ его защиту жителей, потому что занятая имъ башня, складенная изъ кирпича, не представляла надежной защиты противъ нападенія. Вѣсти эти были вовсе не успокоительны. Что было намъ дѣлать: оставаться здѣсь или искать другаго убѣжища? Гоммашадъ совѣтовалъ воспользоваться ночнымъ мракомъ для перехода въ другое мѣсто, но куда? Къ Англичанамъ? Это было бы идти навстрѣчу казни. Остаться здѣсь? разсвѣтъ недалеко, а домъ этотъ такъ близокъ къ мечети, что мы не могли оставаться здѣсь въ безопасности. Моггамедъ понималъ ужасъ нашего положенія и придумывалъ средства спасти насъ.
   -- Сагибъ (господинъ), сказалъ онъ наконецъ, обращаясь къ моему мужу, между тѣмъ какъ я приводила въ чувство раненую даму, и унимала теченіе крови, перевязавъ оставшуюся часть отрубленной руки лоскутьями ея платья,-- сагибъ, я отвелъ бы васъ къ одному изъ друзей моихъ, одному единовѣрцу, но онъ не захочетъ принять васъ; мнѣ говорили, что мусульмане были первыми зачинщиками мятежа. Однако, еслибы вы могли пробраться къ нему безъ его вѣдома, я убѣжденъ, что вы остались бы для него священными, неприкосновенными, какъ гости, и онъ скорѣе самъ погибнетъ, чѣмъ измѣнитъ вамъ. Попытаемся. Можетъ-быть онъ преслѣдуетъ теперь отступающихъ Англичанъ, и мы безъ труда проникнемъ подъ его крышу.
   -- Такъ арсеналъ дѣйствительно въ рукахъ мятежниковъ? спросилъ Петерсъ, не смѣя вѣрить такому несчастію.
   -- У Англичанъ нѣтъ болѣе арсенала, но они занимаютъ еще пороховой магазинъ.
   -- Такъ идемъ туда, воскликнула Елена, поспѣшно взбѣгая на первыя ступени лѣстницы, и не заботясь о мальчикѣ, который все еще держался за нее. Она все забыла, кромѣ того, что Вильямсъ на службѣ въ пороховомъ магазинѣ.
   -- Вы не проберетесь туда, миссъ, сказалъ Моггамедъ.-- Говорятъ, что европейскіе офицеры рѣшились лучше взорвать магазинъ, чѣмъ отворить его двери.
   При этихъ словахъ, Елена затрепетала и опустилась безъ чувствъ на землю.
   -- Не унывай, дочь моя, вскричала я, спѣша къ ней на помощь. -- Не унывай!
   -- Взорвать, взорвать! повторила она нѣсколько разъ. Потомъ замолкла и сѣла на лѣстницѣ, закрывъ лицо руками и продолжая дрожать.
   Ребенокъ плакалъ у ногъ ея. Изъ женщинъ, избѣгнувшихъ смерти, ни одна не была его матерью.
   -- Отправляемся, сказалъ Моггамедъ.
   Я сдѣлала ему знакъ, что мы не можемъ покинуть этихъ двухъ женщинъ. Ему это не понравилось, но видя, что я этого требую настоятельно, онъ прошепталъ священное изреченіе: Божія воля, и перенесъ дамъ, одну послѣ другой, въ паланкинъ на слонѣ, гдѣ онѣ помѣстились съ ребенкомъ. Я пошла за моимъ Виллемъ.
   Сына моего уже не было тамъ, гдѣ я его оставила.
   Постель была пуста; въ комнатѣ, гдѣ стояла кровать и въ другихъ, смежныхъ съ ней, никого не было. Я огласила цѣлый домъ моими криками; Петерсъ и Моггамедъ, думая, что на меня напали Индійцы, прибѣжали съ револьверами въ рукахъ. "Пропалъ, пропалъ", кричала я, ломая руки и терзая волосы. "Они похитили его, они его убьютъ'!"
   -- Кого? спросилъ мой мужъ.
   -- Вилля, Вилля! онъ пропалъ!
   -- Гдѣ же Малабарка? спросилъ Петерсъ.
   -- Она также пропала. Боже мой, Боже! пошли и мнѣ смерть вмѣстѣ съ моимъ Виллемъ!
   Петерсъ не смѣлъ вѣрить такому несчастію. Онъ схватилъ свѣчу и бросился въ комнату, гдѣ стояла кровать.
   Онъ тоже вскрикнулъ; только одинъ крикъ вырвался изъ его груди, но въ этомъ крикѣ выразилась самая глубокая, самая безысходная горесть, и онъ упалъ безъ чувствъ на ту самую кровать, на которой недавно еще лежалъ нашъ сынъ.
   Отчаяніе моего мужа ослабило мое. Ужасъ овладѣлъ мною, когда я увидѣла его блѣднаго, неподвижнаго, бездыханнаго. Я слыхала, что сильныя душевныя потрясенія бываютъ смертельны, и мысль, что онъ можетъ умереть въ эту минуту, подала мнѣ силу выразить самыя несбыточныя надежды.
   -- Нѣтъ, Вилль не пропалъ! вскричала я, сжавъ руки моего мужа, и распахнувъ ему грудь, чтобы освѣжить ее, и громко произнося эти слова ему на ухо, чтобы онъ услыхалъ ихъ.
   -- Вилль не пропалъ! повторяла я. -- Петерсъ, Петерсъ, опомнись. Нянька испугалась, думая, что эти разбойники напали на насъ и ушла съ нашимъ сыномъ. Она возвратитъ намъ его. Вставай, Петерсъ, пойдемъ къ нимъ навстрѣчу...
   Петерсъ не шевелился...
   -- Боже! неужели онъ умеръ? воскликнула я въ отчаяніи.
   Между тѣмъ гоммашадъ принесъ мѣдный сосудъ съ водою и нѣсколько кусковъ мирры. Я вспрыснула лицо и грудь и намочила виски мужа; зажгла на свѣчѣ мирру, чтобы привести его въ чувство ея ароматическимъ дымомъ. Черезъ нѣсколько минутъ онъ тяжело вздохнулъ.
   -- Гдѣ Елена? спросилъ онъ слабымъ голосомъ.
   -- Она на дворѣ, вмѣстѣ съ ранеными дамами.
   -- А Моггамедъ?
   -- Онъ ищетъ въ домѣ...
   -- А...
   Онъ остановился, но я продолжала:
   -- А Вилль, ты не спрашиваешь, гдѣ Вилль?
   -- Я не смѣлъ, отвѣчалъ онъ, протягивая ко мнѣ руки.
   Мы обнялись, и слезы наши смѣшались.
   Моггамедъ скоро вошелъ въ комнату. Онъ обыскалъ цѣлый домъ съ верху до низу; нигдѣ не было и слѣдовъ Малабарки и Вилля.
   -- Не отчаивайтесь; сказалъонъ:-- вы еще увидите вашего сына. Еслибы сипаи, возвратясь въ этотъ домъ, нашли здѣсь малолѣтняго Англичанина, они убили бы его, изрѣзали бы его въ куски, и слѣды преступленія были бы видны. Слѣдовъ нигдѣ нѣтъ, и надобно полагать, что старая нянька услышала шумъ въ подвалѣ, думала, что на васъ напали Индійцы, и бѣжала съ ввѣреннымъ ей сокровищемъ.
   Людямъ такъ пріятна всякая надежда, даже безумная, что слова Моггамеда если и не утѣшили насъ, то много ободрили.
   -- Еслибы Дельги былъ обширнѣе цѣлаго міра, я и тогда отыщу въ немъ Малабарку, прибавилъ онъ, торопя насъ уйдти изъ этого дома.
   Мы отправились, раненыя дамы и ребенокъ ѣхали на слонѣ; Моггамедъ шелъ съ нами пѣшкомъ.
  

IV.

  
   Слонъ, точно, животное любопытное, но корнакъ, его вожатый, еще болѣе заслуживаетъ любопытства. Человѣкъ этотъ составляетъ, такъ сказать, часть слона; онъ повинуется, въ одно и то же время, и владѣльцу животнаго, и самому животному; онъ его кормчій и вмѣстѣ его дворецкій; у него нѣтъ собственной воли; съ одинаковымъ усердіемъ исполняетъ онъ свою должность, отправляется ли съ слономъ на охоту, на прогулку, или на войну; у него нѣтъ никакихъ сношеній съ внѣшнимъ міромъ; онъ чуждъ страстей, не принимаетъ нравственнаго участія ни въ какой ссорѣ, и принадлежитъ къ той партіи, которой принадлежитъ его слонъ. Махуда или корнакъ не что болѣе какъ живая узда слона.
   Было около четырехъ часовъ утра. Извѣстно, что въ тропическихъ странахъ солнце восходитъ въ шесть часовъ. До дня оставалось еще два часа; но удастся ли намъ въ эти два часа отыскать убѣжище?
   Еслибъ я, въ послѣдствіи, не проводила ночей болѣе страшныхъ, къ ужасамъ которыхъ присоединялись еще мучительныя воспоминанія, я сказала бы, что никто изъ смертныхъ не испыталъ такихъ невыносимыхъ бѣдствій. Но это были мои первые шаги на поприщѣ несчастій и лишеній! Мнѣ предстояли еще тысячи превратностей судьбы, и повѣряя ихъ теперь въ моей памяти, я сознаюсь, что эта первая ночь была наименѣе ужасная изо всѣхъ, проведенныхъ мною потомъ въ Верхнемъ Бенгалѣ.
   Мы проходили черезъ перекрестокъ, на которомъ сходились четыре улицы. Слонъ шелъ прямо, какъ вдругъ Елена схватила за руку своего отца и старалась увлечь его налѣво.
   Петерсъ спросилъ ее, куда она хочетъ вести его.
   -- Въ пороховой магазинъ, отвѣчала она;-- вотъ дорога туда. Вильямсъ ждетъ насъ; магазинъ будетъ взорванъ!
   Увы, она лишилась разсудка, моя бѣдная дочь! я только теперь увѣрилась въ этомъ. Мы вынуждены были силою заставить ее слѣдовать за нами.
   Часть города, въ которомъ мы находились, была спокойна, но отвсюду приносились туда зловѣщіе крики, отголоски схватки, вопли, выстрѣлы, то одиночные, то залпами и батальнымъ огнемъ, а на черномъ небѣ, во многихъ мѣстахъ, яснѣло зарево пожаровъ.
   -- Подождите меня здѣсь и пожалуста не шумите, сказалъ гоммашадъ, а самъ пошелъ вдоль высокой стѣны безъ оконъ, какъ бы ограды обширнаго сада. Стѣна эта была обмазана известью, и намъ хорошо была видна на ней движущаяся фигура гоммашада, который остановился наконецъ въ двадцати шагахъ отъ насъ, передъ большими, запертыми воротами. Здѣсь онъ постучалъ особеннымъ манеромъ. Черезъ нѣсколько минутъ изъ-за воротъ послышался голосъ, произнесшій звонко краткое, односложное слово; Могггмедъ отвѣчалъ такимъ же словомъ; видно было, что между разговаривавшими были условные знаки и лозунгъ. Потомъ они вступили въ разговоръ, почти шепотомъ.
   Судьба наша рѣшалась на этихъ переговорахъ, которые показались намъ безконечными, хотя они продолжались не долѣе пяти минутъ. Наконецъ Моггамедъ произнесъ какое-то восклицаніе; слонъ закачался и двинулся по направленію къ нему; мы шли за слономъ. Ворота растворились, и мы переступили за ограду, прошли черезъ обширный садъ, на концѣ котораго развьючили слона. Моггамедъ ввелъ насъ въ огромную залу и сказалъ намъ:
   -- Теперь вы спасены!
   -- А Вилль! вскричала я въ отчаяніи при мысли, что бѣдный сынъ мой не раздѣляетъ нашей безопасности.
   -- Аллахъ великъ! отвѣчалъ Моггамедъ, и пошелъ озаботиться удобствами нашей жизни на новосельѣ: честная душа, онъ и теперь все почиталъ себя нашимъ дворецкимъ.
   Одна лампа освѣщала эту залу, по стѣнамъ которой устроенъ былъ широкій сплошной диванъ. Мы улеглись въ повалку на этомъ диванѣ, но никто изъ насъ не могъ заснуть, за исключеніемъ ребенка. Часто слышался вздохъ, вырывался ропотъ на судьбу, раздавался сдержанный вопль горя, и всѣ эти восклицанія показывали, что каждый изъ насъ бодрствовалъ, страдалъ и думалъ. Я не скажу вамъ о чемъ думала я; вы отгадаете... Я не помышляла ни о сипаяхъ, ни о пожарѣ нашей факторіи, ни о нашемъ совершенномъ разореніи, ни о предстоящей намъ нищетѣ, ни объ ужасахъ грабежа, ни объ убійствахъ въ подвалѣ, ни о завтрашнихъ нашихъ опасностяхъ; я думала о моемъ бѣдномъ Виллѣ...
   Какъ вѣрны предчувствія матери! Какимъ божественнымъ даромъ провидѣнія природа наградила ее! Я чувствовала внутреннее убѣжденіе, что Вилль вскорѣ будетъ возвращенъ мнѣ, и заранѣе радовалась этому... Потомъ вдругъ эта надежда, эта радость ужасала меня... Передъ глазами моими разливались ручьи крови, болѣе алой чѣмъ обыкновенная кровь, и во мнѣ пробуждалось желаніе никогда уже не свидѣться съ моимъ сыномъ. Мнѣ казалось, что онъ былъ бы счастливѣе, еслибы навсегда оставался утраченнымъ для меня.
   Эти страшныя сновидѣнія безъ сна продолжались до разсвѣта. Лучи солнца проникали уже въ комнату сквозь щели разсохшихся ставней, когда Моггамедъ вошелъ къ намъ съ припасами. Онъ совѣтовалъ намъ не шумѣть и отнюдь не выходить въ садъ. Онъ разказывалъ намъ, что сипаи немедленно умерщвляли Англичанъ, попадавшихся имъ въ руки, но, прибавлялъ онъ, надобно надѣяться, что дельгійскій король, котораго инсургенты хотятъ провозгласить императоромъ Индіи, уйметъ эти убійства. Въ ожиданіи этого повелѣнія мы должны скрываться и не подавать подозрѣнія, что живемъ въ этомъ домѣ. Бѣда была бы хозяину дома, еслибы мусульмане узнали, что онъ далъ у себя убѣжище Англичанамъ.
   Моггамедъ снова клялся, что отыщетъ моего сына и Малабарку, и вышелъ, обѣщаясь возвратиться къ вечеру, если ничто не помѣшаетъ.
   Когда событія слѣдуютъ одно за другимъ быстро, какія бы они ни были, счастливыя или злополучныя, человѣкъ не можетъ дать себѣ отчета въ ощущеніяхъ, которыя эти событія раждаютъ въ немъ. Потокъ происшествій увлекаетъ его, и только тогда, какъ потокъ этотъ пріостановится, и человѣкъ придетъ въ спокойное состояніе, тогда только онъ можетъ или наслаждаться или страдать.
   До сихъ поръ я едва понимала всю великость опасности, которой мы подвергались въ эту ночь, и которая еще не миновала для насъ, и только теперь, когда мы вошли въ этотъ домъ, я постигла весь ужасъ нашего положенія. Насъ было шестеро въ трехъ группахъ: двѣ дамы, помѣстившіяся посреди дивана; Елена и ребенокъ въ углу комнаты; я съ Петерсомъ возлѣ Елены, чтобы наблюдать за малѣйшими ея движеніями;.я часто заговаривала съ нею, но она не отвѣчала. Мнѣ хотѣлось бы, чтобъ она заплакала; быть-можетъ безуміе ея происходило отъ того, что она не могла плакать. Она отказывалась также отъ всякой пищи. Мы ѣли отварной рисъ и плоды; Моггамедъ принесъ кувшинъ воды. Утоливъ жажду и обрывъ лицо и руки, мы, почувствовали большое облегченіе. Наши двѣ дамы и мальчикъ, найденный въ подвалѣ, обрызганные кровью, вскорѣ осушили кувшинъ, и я помню, что это обстоятельство поселило нѣкоторое нерасположеніе между нами. Я слегка упрекнула ихъ въ такой расточительности; онѣ отвѣчали, что вода эта принадлежитъ имъ столько же, какъ и мнѣ. Не безразсудны ли были мы тогда! Мы ссорились за нѣсколько капель воды, тогда какъ ручьи крови текли вокругъ насъ.
   Признаюсь, что эти женщины, наши подруги въ несчастіи, не очень намъ правились. Онѣ какъ будто забыли, что мы спасли ихъ почти отъ вѣрной смерти, и на другой же день послѣ своего избавленія сдѣлались страшно высокомѣрны съ нами, въ особенности когда узнали, что мы были только воздѣлывателями индиго, простыми плантаторами въ окрестностяхъ Дельги.
   Мужъ мой, нѣсколько свѣдущій въ хирургіи, рѣшился перевязать широкую рану руки, отрубленной выше локтя. Къ счастію для этой женщины, кровь запеклась на ранѣ и кровотеченіе почти прекратилось. Онъ поручилъ намъ надергать корпіи, приложилъ къ ранѣ компрессъ и сдѣлалъ перевязку, съ которою можно уже было переждать до болѣе существенныхъ пособій. Другая женщина много страдала отъ раны въ лѣвомъ глазу. Петерсъ перевязалъ и ее, но не рѣшился сказать ей, что она окривѣетъ.
   Вмѣсто благодарности онѣ сказали:
   -- Этотъ индиготинъ (презрительное названіе, которое Англичане даютъ Индійцамъ) довольно ловокъ.
   Что же это за женщины? къ какому сословію общества принадлежатъ онѣ? Я приласкала ребенка, чтобы разспросить его о нихъ, но онъ отвѣчалъ, что вовсе не знаетъ ихъ. Онъ былъ сынъ господина Ниля, несчастнаго Англичанина, котораго Индійцы сожгли при насъ. Онъ еще не зналъ страшной кончины отца своего, полагалъ, что онъ вмѣстѣ съ другими Англичанами отправился на войну, и надѣялся вскорѣ увидѣть его! Мать его умерла за полгода передъ тѣмъ. Онъ жилъ у своей тетки, у которой былъ вечеръ когда Индійцы напали на ея домъ. Дамы, бывшія въ гостяхъ, скрылись въ подвалъ; мущины отбивались или спасались бѣгствомъ. Ребенокъ всматривался въ нашихъ спутницъ и увѣрилъ меня, что никогда не встрѣчалъ ихъ въ гостиной своей тетки.
   Ссора, завязавшаяся между этими женщинами, Богъ знаетъ за что, выдала ихъ происхожденіе.
   -- Теперь тебѣ не зачѣмъ возвращаться на кухню, сказала безрукой ея подруга: -- безъ руки стряпать нельзя...
   -- А тебѣ, возразила безрукая,-- тебѣ теперь нечѣмъ будетъ подмигивать барскому камердинеру; съ однимъ глазомъ страстные взоры не удаются...
   Эти grandes dames были служанки: одна кухарка, другая горничная! Онѣ пріѣхали съ своими госпожами къ теткѣ ребенка, и были въ дѣвичьей во время страшной катастрофы. Какъ бы то ни было, теперь онѣ оказывались не выше насъ, и я не сочла умѣстнымъ наказать ихъ за дерзости, обнаруживъ, что знаю ихъ званіе. Я не хотѣла оскорбить ихъ гордость, потому что онѣ стыдились своего состоянія; напротивъ того, я старалась оказывать имъ всевозможное участіе. Бѣдняжки имѣли доброе сердце, и въ тотъ же еще день до того освоились съ нами, что оказывали даже небольшія услуги мнѣ и Еленѣ.
   Лампа погасла. Сквозь щели ставней проникалъ блѣдный полусвѣтъ въ огромную комнату, залу пировъ, вымощенную плитами разноцвѣтнаго мрамора, съ голыми, выбѣленными по извести стѣнами. Тишина и спокойствіе въ домѣ и въ саду представляли рѣзкую противоположность съ внѣшними шумомъ и волненіемъ; въ городѣ повсюду продолжалась перестрѣлка. По временамъ загоралась канонада, а гулъ и крики толпы то приближались къ намъ, то удалялись отъ насъ. Это были геройскія, послѣднія усилія королевскихъ войскъ и англійскихъ офицеровъ и унтеръ-офицеровъ туземной арміи исторгнуть Дельги изъ рукъ сипаевъ.
   Но, увы! они сражались одинъ противъ тысячи.
   Я уже сказала, происшествія съ такою быстротой смѣнялись со вчерашняго дня, что я была какъ бы въ безпамятствѣ, точно пораженная громомъ, и не могла ясно представить себѣ наше положеніе; я едва начинала понимать весь его ужасъ, и утѣшала себя предположеніемъ, что я въ горячечномъ состояніи, подъ вліяніемъ какого-то обаянія, будто, оставляя факторію, выпила чашку баниха (конопля, изъ которой дѣлаютъ гашишъ) вмѣсто чашки чаю.
   Петерсъ, стыдясь своего бездѣйствія въ то время, когда соотечественники его сражались, и не рѣшаясь однако и насъ покинуть безъ защиты, прислушивался къ отголоскамъ борьбы, стараясь отгадать, на чьей сторонѣ побѣда. Я разспрашивала его, какъ будто онъ могъ болѣе видѣть и лучше слышать, чѣмъ я, и онъ пользовался моею довѣрчивостью къ словамъ его, чтобъ ободрять мое мужество и поддерживать надежду, что черезъ часъ мы будемъ свободны.
   -- Безпорядки этой ночи прекратились, говорилъ онъ:-- сипаи не могли овладѣть городомъ, но еслибъ имъ и удалось это, торжество ихъ не могло продлиться. Англичане еще занимали пороховой магазинъ, форты и главнѣйшія позиціи; кромѣ того, они ожидали въ подкрѣпленіе отряда англійскихъ войскъ, состоящаго изъ полковъ Корнаульскаго и Аллигурскаго. Не всѣ войска, расположенныя на кантониръ-квартирахъ въ Мирутѣ, приняли участіе въ возмущеніи, и тѣ, которыя остались вѣрными, шли въ Дельги съ двумя ротами европейской артиллеріи; изъ этого слѣдуетъ, что мятежники вскорѣ попадутъ между двухъ огней, и что предводители этого военнаго бунта строго будутъ наказаны.
   Потомъ онъ толковалъ мнѣ проектъ преобразованія, и увѣрялъ, что при введеніи предполагаемыхъ измѣненій туземныя, войска, состоя подъ лучшею администраціею и имѣя лучшихъ начальниковъ, никогда не могутъ взбунтоваться.
   Между тѣмъ какъ онъ говорилъ мнѣ все это (и я притворилась, что вѣрю словамъ его, чтобы не огорчить добраго мужа), пушечная пальба становилась часъ отъ часу сильнѣе.
   -- Слышишь? говорилъ онъ: -- стрѣляютъ не ядрами.
   Въ самомъ дѣлѣ, толпа, поражаемая картечью, страшно ревѣла въ отдаленіи.
   -- Опять, опять картечь, продолжалъ онъ: -- чуть ли это несъ эспланады магазина; однако тамъ нѣтъ, кажется, батареи.
   -- Не съ Селимгорчскаго ли это форта? спросила я.
   -- Нѣтъ, Селимгорчъ здѣсь, вправо отъ насъ.
   -- Слушай, слушай! вотъ закипѣлъ батальный огонь. Они точно дерутся теперь на эспланадѣ передъ магазиномъ, или передъ Калькуттскими воротами.
   Мы замолчали на нѣсколько минутъ, а канонада становилась все жарче.
   -- А! теперь я понимаю, воскликнулъ онъ радостно:-- мирутскіе артиллеристы переправились уже черезъ мостъ, на Джумнѣ, и угощаютъ сипаевъ съ тыла. Браво! дѣло кончится въ часъ времени. Мы возвратимся въ бенгало; Вилль и Малабарка, вѣроятно, уже тамъ.
   -- Далъ бы Богъ!
   -- Да, сипаи стрѣляютъ, кажется, только изъ ружей, и огонь ихъ постепенно слабѣетъ. Разумѣется, скоро всему дѣлу конецъ.
   -- Но кажется, что и пушечная пальба уменьшается, сказала я.
   Въ самомъ дѣлѣ она прекращалась, и между двумя послѣдними залпами изъ орудій прошло около минуты времени... Потомъ, въ отвѣтъ на жаркій ружейный огонь, раздались только два пушечные выстрѣла, потомъ одинъ, еще одинъ, и послѣ этого замолкла канонада и прекратился ружейный огонь, но въ замѣнъ раздались крики торжества, громкіе, безконечные.
   -- Что это значитъ? сказалъ встревоженный Петерсъ.-- Ужели войска наши отступили изъ пороховаго магазина?
   При словѣ: пороховой магазинъ, Елена, которая, казалось, не принимала никакого участія въ нашемъ разговорѣ, встрепенулась, встала съ дивана, и подошла къ намъ.
   -- Пороховой магазинъ! сказала она, схвативъ меня за руку и сжимая ее съ силою нервной корчи:-- что говорите вы о пороховомъ магазинѣ?
   -- Мы говоримъ, дочь моя, что пороховой магазинъ все еще занять вѣрными войсками королевы.
   -- Такъ что же мы нейдемъ къ магазину? Вильямсъ ожидаетъ насъ тамъ...
   Едва договорила она эти слова, какъ раздался оглушительный трескъ, страшный взрывъ. Нѣтъ, слова: трескъ и взрывъ, не выражаютъ того, что случилось. Тысячи ударовъ грома въ одно время, сопровождаемые изверженіемъ всѣхъ огнедышащихъ горъ міра, дали бы только слабое понятіе объ ударѣ, разразившемся въ атмосферѣ.
   Земля задрожала, небо покрылось мракомъ, стѣны заколебались; мы, въ безпамятствѣ, попадали на полъ. Это былъ взрывъ пороховаго магазина.
  

V.

  
   Не знаю, долго ли мы пролежали на полу, подъ слоемъ осыпавшейся съ потолка штукатурки. Очнувшись, мы молили Всевышняго о Его святой защитѣ, и Онъ подалъ намъ силу перенести на диванъ дочь нашу, бездыханную, охладѣвшую и оцепенѣлую, какъ трупъ. Стоя на колѣняхъ возлѣ нея, сжимая ея холодныя руки, мы оплакивали ее и Вилля; будущее представилось намъ столь же ужаснымъ, какъ и настоящее... намъ нечего было ожидать счастія на землѣ; мы лишились дѣтей, лишились состоянія, всего, всего!
   Имена безтрепетныхъ защитниковъ дельгійскаго пороховаго магазина принадлежатъ исторіи. Спустя два мѣсяца послѣ этого, когда я была пассажиркою на пароходѣ Нубія, одинъ изъ этихъ героевъ разказалъ мнѣ нѣкоторыя подробности ужаснаго событія.
   Нубія, какъ и всѣ пакетботы, содержащіе сношенія между, Калькуттою и Суэсомъ, перевозила изъ Индіи многочисленныя жертвы возмущенія. Я была въ числѣ ихъ: мы чувствовали большое облегченіе, разказывая другъ другу свои несчастія.
   11-го мая Дельги былъ уже во власти инсургентовъ; остатки англійскихъ войскъ отступили изъ города черезъ Кабульскія ворота. Нураджа-шахъ былъ провозглашенъ императоромъ Индіи; грабежъ и рѣзня начинались...
   Между тѣмъ нѣсколько европейскихъ офицеровъ и артиллеристовъ еще защищали магазинъ (такъ называли Англичане находящіяся на одномъ дворѣ строенія, въ которыхъ хранились военные снаряды; къ числу этихъ строеній принадлежалъ и пороховой погребъ). Вотъ имена этихъ героевъ: поручики артиллеріи Вилоби, Реноу и Форестъ, сержанты: Эдвардсъ и Стюардъ и кондукторы (гандлангеры) Шау, Боркли, Сколли и Кроу. Къ нимъ присоединилось нѣсколько инженерныхъ офицеровъ, въ томъ числѣ поручикъ Вильямсъ.
   Вилоби, какъ старшій офицеръ, командовалъ отрядомъ. Онъ по опыту зналъ, что сипаи, смѣлые на первыхъ порахъ, скоро охладѣваютъ, и никогда не упорствуютъ, чтобы преодолѣть препятствіе, остановившее ихъ хотя на минуту. Онъ разсчелъ, что если магазинъ продержится хотя однѣ сутки, пороховой погребъ и снаряды будутъ спасены; онъ не сомнѣвался въ томъ, что начальники расположенныхъ въ окрестности войскъ поспѣшатъ форсированными маршами на помощь къ городу, самому значительному въ сѣверо-восточныхъ провинціяхъ Бенгала.
   Но на то требовалось время, нѣсколько часовъ, по крайней мѣрѣ чтобъ устроить защиту магазина и укрѣпить входъ въ него.
   Съ этою цѣлью онъ придумалъ устроить на мосту черенъ Джумну барражъ, довольно прочный, чтобы хотя на минуту остановить потокъ инсургентовъ, стремящихся въ городъ. Во время этой задержки, онъ и товарищи его успѣли бы поставить нѣсколько орудій противъ главнаго входа и противъ воротъ парка и пороховаго погреба.
   Онъ отправился съ ротою туземныхъ войскъ, оставшеюся до того времени вѣрною правительству, и старался овладѣть передовымъ мостовымъ укрѣпленіемъ; но видя, что кавалерійскій отрядъ сипаевъ занимаетъ уже это укрѣпленіе, и что путь для инсургентовъ, слѣдовавшихъ по мирутской дорогѣ, обезпеченъ, онъ отступилъ къ городскимъ воротамъ, и приказалъ запереть ихъ, но рота его разбѣжалась, и ворота остались отворенными. Впрочемъ сипаи и безъ того проникли бы въ городъ. Король приказалъ растворить всѣ ворота дворца, выходящія на крѣпостной валъ; сипаи бѣжали черезъ сады съ криками торжества, и цѣлыми толпами собирались на эспланаду магазина. Вилоби тотчасъ же присоединился къ своимъ товарищамъ. Они не тратили времени въ его отсутствіе. При главномъ входѣ Стюардъ и Кроу, съ зажженными фитилями въ рукахъ и съ двумя шестифунтовыми орудіями, заряженными двойнымъ зарядомъ картечи, ожидали нападенія инсургентовъ. Они мѣрили глазами пирамиды заготовленныхъ снарядовъ и разсчитывали въ мысли число выстрѣловъ. Имъ приказано было, какъ только окажется недостатокъ въ картечи, заклепать орудія и отретироваться туда, гдѣ будетъ находиться поручикъ Вилоби.
   Другія два орудія, также заряженныя картечью, стояли при входѣ въ самый пороховой погребъ, к чтобъ еще лучше защитить этотъ входъ, двѣ другія пушки обстрѣливали его съ фланга, равно какъ и небольшой сосѣдній бастіонъ, которымъ могъ овладѣть непріятель. Поручики: Форестъ, Боркли и Сколли находились при орудіяхъ у входа, а Реноу и Эдвардсъ при двухъ остальныхъ. Вилоби, окруженный инженерными офицерами, командовалъ батареей, вооруженною тремя шестифунтовыми орудіями и двадцати-четырехъ-фунтовою гаубицей, поставленною наверху зданія мѣстнаго управленія, въ шестидесяти шагахъ отъ входа въ пороховой погребъ. Выстрѣлы этой батареи держали перекрестный огонь съ выстрѣлами четырехъ послѣднихъ орудій, и обстрѣливали обѣ дороги, ведущія къ погребу. Кромѣ того эти орудія могли быть направлены на всѣ пункты магазина.
   Измѣна туземцевъ, принадлежавшихъ къ прислугѣ магазина, не допустила устроить многія другія батареи; измѣнниковъ обезоружили и заперли на внутреннихъ дворахъ.
   Предосторожности, принятыя этими героями, чтобы замѣнить ими недостаточность средствъ защиты, доказывали, что они хладнокровно смотрѣли на опасность своего положенія, и рѣшились скорѣе умереть, чѣмъ выдать непріятелю входъ въ магазинъ; а пороховой погребъ ни въ какомъ случаѣ не долженъ былъ достаться въ руки сипаевъ... Они скорѣе взорвали бы этотъ погребъ, и погибли бы сами, чѣмъ сдали его мятежникамъ.
   Они устроили глубокіе проводы отъ подвала, въ которомъ хранился порохъ, до поста, занимаемаго кондукторами Боркли и Сколли и сержантомъ Стюардомъ. Эти крытыя канавки были наполнены порохомъ, съ тѣмъ чтобы, въ случаѣ невозможности долѣе сопротивляться, когда Вилоби, махнувъ шляпою, воскликнетъ: "да здравствуетъ Англія", послѣдній, оставшійся въ живыхъ, канонеръ приложилъ фитиль къ пороховой дорожкѣ, и страшный взрывъ поколебалъ бы до основанія старый дворецъ новаго императора Дельги.
   Все было готово: они не скрѣпляли клятвою своей рѣшимости, но каждый вручилъ душу свою Господу и ожидалъ роковой минуты...
   Капитанъ тѣлохранителей дельгійскаго короля явился съ внѣшней стороны входа въ магазинъ, и домогался переговорить съ поручикомъ Вилоби.
   Его привели къ поручику.
   -- Императоръ, мой властелинъ, сказалъ онъ,-- повелѣваетъ вамъ вручить мнѣ ключи отъ пороховаго погреба и отъ другихъ складовъ, гдѣ хранятся снаряды. Тогда вамъ будетъ дозволено присоединиться къ вашимъ товарищамъ.
   -- Ключи отъ пороха и снарядовъ здѣсь, отвѣчалъ поручикъ, указывая на орудія, направленныя на главныя ворота.
   Посланный не понялъ этихъ словъ и озирался съ удивленіемъ.
   -- Да, ключи здѣсь, въ этихъ пушкахъ, и я отправлю ихъ къ твоему императору, вмѣстѣ съ картечью, которою пушки эти набиты по самое горло.
   -- Да здравствуетъ Англія! да здравствуетъ королева! воскликнули англійскіе артиллеристы, одобряя отвѣтъ своего командира.
   Посланный короля удалился съ страшными угрозами.
   Одинъ изъ субадаровъ (туземныхъ офицеровъ), вѣрность которыхъ не могла ни къ чему пригодиться, потому что сипаи не признавали уже ихъ авторитета, предувѣдомилъ Англичанъ, что король повелѣлъ своимъ тѣлохранителямъ, съ помощію лѣстницы, перебраться черезъ стѣны магазина и, соединясь съ находящимися тамъ туземцами, напасть на Англичанъ съ тыла.
   Это предупрежденіе не могло быть принято во вниманіе. Оборона передняго фаса была уже такъ затруднительна, при малочисленности отряда, что невозможно было отдѣлить людей на защиту другихъ пунктовъ. Къ тому же туземцы, вмѣсто того чтобы помогать королевскимъ тѣлохранителямъ, сами хлопотали о лѣстницахъ, чтобы поскорѣе убѣжать изъ этого опаснаго мѣста.
   Только-что кончились эти переговоры, какъ масса сипаевъ, громадная и сжатая, покрыла эспланаду со стороны Калькуттскихъ воротъ и королевскаго дворца, и какъ морской приливъ, съ ревомъ хлынула къ воротамъ магазина.
   Но вдругъ этотъ людской приливъ остановился; передъ нимъ взвилось облако дыма, изрытое бороздами пламени; грянулъ громъ, и картечь глубоко пронизала толпу, оставляя за собою широкіе рвы въ этой сплошной массѣ людей. Десять разъ сряду врывались въ эту живую стѣну опустошительные рои картечи, низвергая сотни Индійцевъ; наконецъ у Стюарда и Кроу не стало зарядовъ, и они съ гордостію перешли на свой второй оборонительный пунктъ.
   Толпа снова ободрилась и бросилась ко входу въ пороховой погребъ. Здѣсь Форестъ, Боркли и Сколли встрѣтили ихъ картечью, съ передняго фаса, между тѣмъ какъ Реноу и Шау громили ихъ съ фланга, а Вилоби сверху. Сипаи падали сотнями, но убитые исчезали подъ ногами живыхъ. Интерваловъ нигдѣ не было видно, и запасъ снарядовъ истощался у Англичанъ скорѣе, чѣмъ остывалъ въ Индійцахъ ихъ фанатизмъ.
   Сипаи успѣли возстановить порядокъ въ рядахъ своихъ, и открыли по Англичанамъ ружейный огонь на разстояніи тридцати футовъ. Поручикъ Форестъ былъ раненъ двумя пулями въ лѣвую руку, а Борклею, вслѣдъ за его послѣднимъ выстрѣломъ изъ пушки, пуля раздробила лѣвую руку выше локтя.
   -- Реноу и Шау ретируются, сказалъ Форестъ:-- отступимъ и мы.
   -- А кто же исполнитъ приказаніе поручика? спросилъ Сколли. -- Но вы ранены, ступайте; я останусь здѣсь.
   И схвативъ фитиль, онъ наклонилъ его къ дорожкѣ пороха, обративъ голову къ сторонѣ, гдѣ находился Вилоби, и ожидая условленнаго сигнала.
   Пули свистали вокругъ него, но онъ не заботился объ этомъ.
   Вилоби, истощивъ также весь свой запасъ снарядовъ, вскочилъ на лафетъ и озирался на всѣ стороны, не увидитъ ли гдѣ ожидаемаго подкрѣпленія. Онъ видѣлъ только неподвижную фигуру Сколли на своемъ посту.
   Итакъ, все было кончено. Дальнѣйшее сопротивленіе было невозможно; черезъ минуту, черезъ одно мгновеніе сипаи ворвутся въ пороховой погребъ.
   Тогда онъ приказалъ окружавшимъ его бѣжать какъ можно скорѣе, снялъ шляпу и салютовалъ ею англійскому знамени, которое развивалось еще на верху башни магазина... Погребъ взорвало!..
   Извѣстно, что только Вилоби, Реноу, Форестъ и Боркли спаслись отъ гибели и пришли къ Кашмирскимъ воротамъ.
   Послѣ того Вилоби исчезъ; онъ вѣроятно погибъ въ какой-нибудь схваткѣ съ мятежниками. Вотъ что разказали мнѣ на пакетботѣ Нубія.
   Я продолжаю мой разказъ съ 14-го мая.
   Гоммашадъ явился на другое утро. Голодъ мучилъ насъ. Увидя его, мы не могли воздержаться отъ радостнаго восклицанія, но оно замерло на устахъ нашихъ: гоммашадъ пришелъ съ пустыми руками... Къ тому же, поспѣшность, съ которою онъ вошелъ, его смущеніе и рѣзкіе жесты встревожили насъ.
   -- Что новаго? спросилъ Петерсъ.
   -- Погребъ взорвали? спросила Елена.
   Онъ не отвѣчалъ. Подойдя къ дивану, онъ поднялъ нѣсколько подушекъ, разломалъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ бамбуковую рѣшетку, на которой онѣ лежали, и сказалъ:
   -- Спрячьтесь сюда; скорѣе, скорѣе; время дорого!
   Возвратясь къ двери, въ которую вошелъ, онъ сталъ внимательно прислушиваться и снова воскликнулъ:
   -- Идутъ, идутъ. Прячьтесь, или вы погибли!
   Мы поспѣшили повиноваться ему. Только Елена не встревожилась этою угрозой; она повторяла машинально: "погребъ взорванъ! погребъ взорванъ!" Пришлось почти силой увлечь ее во внутренность дивана. Мѣсто, гдѣ мы укрылись, было не болѣе фута вышиною и двухъ въ ширину; но какъ диванъ устроенъ былъ вокругъ всей комнаты, то мы расположились подъ нимъ вдоль, одинъ за другимъ, лицомъ къ полу, между тѣмъ какъ гоммашадъ раскладывалъ на свои мѣста подушки, и убиралъ всевозможные признаки нашего присутствія.
   Вскорѣ мы услышали шумъ шаговъ, бряцаніе оружія и крики: "смерть чужеземцамъ!" Толпа неистовыхъ туземцевъ ворвалась въ залу.
   Они, казалось, были поражены неудачею; грозные ихъ крики затихли. Гоммашадъ съ негодованіемъ упрекалъ ихъ за недовѣрчивость къ нему.
   -- Развѣ я уже не мусульманинъ? говорилъ онъ.-- Развѣ я не тружусь, вмѣстѣ съ вами, надъ изгнаніемъ Англичанъ? Я поклялся вамъ, что у меня не видать ни одного Англичанина; зачѣмъ же вы поступаете со мною, какъ съ лгуномъ?
   Истинные мусульмане никогда не лгутъ; Моггамедъ принадлежалъ къ числу ихъ. Онъ не сказалъ своимъ одновѣрцамъ, что въ домѣ не было Англичанъ, но что Англичанъ не видать въ немъ, и дѣйствительно не былъ клятвопреступникомъ, укрывъ насъ отъ взоровъ убійцъ.
   Однако, казалось, что не всѣ эти разбойники вѣрили ему на слово; нѣкоторые прокалывали подушки длинными англійскими шпагами. Проникая въ отверстія рѣшетки, шпаги эти могли насъ ранить; остріе одной изъ нихъ прошло между моею лѣвою рукою и бедромъ и уткнулось въ помостъ. Страшный обыскъ! Они поступали какъ таможенные пристава съ тюками товаровъ!
   Провидѣніе спасло насъ. Одинъ изъ Индійцевъ, другъ Моггамеда, какъ онъ сказывалъ намъ послѣ, вдругъ воскликнулъ, какъ бы по вдохновенію:
   -- Въ садъ, въ садъ! Чужеземныя собаки спрятались въ кустахъ!
   И кровожадная стая разбрелась по саду. Долго еще долетали до насъ отголоски неистовыхъ воплей, потомъ они утихали постепенно и наконецъ совершенно смолкли. Моггамедъ поднялъ подушки и возвратилъ намъ свободу. Свободу? Можно ли такъ злоупотреблять это слово!..
   -- Рису, рису, кричали мы всѣ вмѣстѣ, томимые голодомъ.
   -- Вечеромъ будетъ и рисъ, если дозволитъ Аллахъ, отвѣчалъ Моггамедъ.-- Мнѣ не довѣряютъ, за мною присматриваютъ, слѣдятъ за каждымъ шагомъ, зная, что я былъ управителемъ въ вашей факторіи. Даррогахъ два раза уже меня допрашивалъ; онъ допытывается, куда вы скрылись. Я отвѣчаю, что не знаю, живы вы или нѣтъ, а онъ угрожаетъ мнѣ коломъ, если я скрою истину. Онъ приказалъ отыскивать по домамъ Англичанъ, скрывающихся въ городѣ, и назначилъ цѣну на англійскія головы: по триста рупій за мужскую голову, по двѣсти пятидесяти за женскую и двѣсти за дѣтскую.
   Мы затрепетали отъ ужаса, онъ замѣтилъ это и, раскаиваясь въ томъ, что сказалъ намъ это, прибавилъ:
   -- Не отчаивайтесь однако, сипаи еще не совсѣмъ побѣдили, и ваши солдаты скоро съ ними раздѣлаются. Между тѣмъ положитесь на меня Я не оставлю васъ, пока живъ. Али, владѣлецъ этого дома, знаетъ, что вы здѣсь, но показываетъ, будто это ему неизвѣстно. Права гостепріимства всегда для него священны, но онъ утверждаетъ, что въ военное время это гостепріимство должно имѣть свои предѣлы, въ особенности, если оно не было предложено... Онъ далъ мнѣ двое сутокъ сроку, чтобы пріискать вамъ другое убѣжище; я найду его къ этому времени; не тревожьтесь только, если я позамѣшкаюсь сегодня вечеромъ и немного опоздаю приходомъ... Я повторяю вамъ, за мною слѣдятъ.
   Онъ ушелъ. Мы проведи день въ невыносимой тоскѣ; къ вечеру она еще усилилась.
   Вотъ каково было наше тогдашнее положеніе: Елена, послѣ взрыва только и говорила: "погребъ взорванъ! погребъ взорванъ!" Она сидѣла, не двигаясь съ мѣста. Ребенокъ спалъ. Двѣ женщины лежали на диванѣ, въ страшномъ жару отъ полученныхъ ранъ; за то онѣ не томились, какъ мы, голодомъ. Петерсъ большими шагами прохаживался по залѣ. Я то ложилась, то вставала; голова моя была пуста, до того пуста, что мысли какъ бы терялись въ ней, и я не могла даже возсоздать въ моей памяти образъ милаго Вилля. Вдругъ я вскрикнула и упала безъ чувствъ на диванъ. Очнувшись, я хотѣла встать, чтобы подойдти къ Петерсу, но у меня не стало силъ; онъ самъ подошелъ ко мнѣ и сталъ передо мною на колѣни; онъ ласково говорилъ со мною, но я не слыхала словъ его. Наконецъ онъ заплакалъ, склоня ко мнѣ голову, и слезы его, струясь на мое лицо, вывели меня изъ безпамятства.
   Голодъ истощилъ мои силы; любовь мужа возвратила мнѣ ихъ.
   -- Моггамедъ! Моггамедъ! придешь ли ты? простоналъ Петерсъ.
   Потомъ, кидаясь во всѣ стороны по комнатѣ, какъ левъ въ своей клѣткѣ, онъ восклицалъ:
   -- Горсть рису, только горсть рису за горсть золота!
   Вдругъ, будто повинуясь внезапному вдохновенію, онъ отворилъ дверь въ садъ и исчезъ.
   -- Куда ты? вскричала я, тщетно силясь слѣдовать за нимъ.
   Пять минутъ, пять долгихъ, вѣковыхъ минутъ, если можно такъ выразиться, я ожидала его возвращенія. Сначала, сердце мое перестало биться, и я была какъ неживая. Потомъ страхъ возвратилъ мнѣ жизнь. Я видѣла опасность, которой онъ подвергался, и встала, чтобъ идти къ нему на помощь, но изнеможенная, опять, въ отчаяніи, опустилась на свое мѣсто. Наконецъ онъ возвратился.
   -- На, сказалъ онъ, подавая мнѣ зеленые бананы, апельсины и, не помню, еще какіе-то плоды.-- Утоли свой голодъ!
   Я поблагодарила его только взоромъ. Мы пригласили на нашъ пиръ раненыхъ женщинъ; плоды утолили ихъ жажду. Елена отвергла все, что отецъ предлагалъ ей. Долю ребенка мы спрятали.
   Моггамедъ цѣлую ночь не возвращался; и на другой день мы тщетно ожидали его. Какъ медленно тянулся этотъ мучительный день, и какъ быстро улетало для насъ срочное время гостепріимства! Не попался ли Моггамедъ въ плѣнъ? не убитъ ли онъ?
   Безпокойство наше доходило до отчаянія.
   Какъ только стемнѣло, Петерсъ пошелъ опять на разживу въ садъ и принесъ нѣсколько арбузовъ, которые успокоили и нашъ голодъ и жажду. Когда я ѣла ихъ, мнѣ вошла въ голову эгоистическая мысль, что мужъ мой, ребенокъ и я были болѣе достойны сожалѣнія, чѣмъ дочь наша и обѣ соучастницы нашихъ бѣдствій. Безуміе и горячка не спасали насъ отъ голода, какъ спасали ихъ. Елена, однакоже, уступила моимъ просьбамъ и съѣла кусокъ арбуза. Ребенокъ, цѣлый день просившій ѣсть, не удовольствовался этимъ скромнымъ ужиномъ; онъ приставалъ, чтобъ ему дали пуддинга, и чтобъ унять и усыпить его, пришлось обѣщать ему пуддингъ на завтрашній день. Я никогда не видала такого сонливаго ребенка какъ этотъ.
   Вотъ уже третью ночь жили мы въ этомъ домѣ. Снаружи все было спокойно, и повсемѣстная тишина нарушалась только этими слитными и неопредѣленными звуками, которые всегда носятся надъ большими городами.
   Мужъ мой, изнемогая отъ усталости, спалъ такъ же какъ ребенокъ и раненыя; я не спала; я не могла уснуть, а слышавшійся мнѣ въ темнотѣ частый шорохъ платья Елены, убѣждалъ меня, что и она не спала. Милая, бѣдная дочь моя! она мечтала о настоящемъ, я мечтала о будущемъ! Я отстраивала въ воображеніи факторію; Вильямсъ, произведенный за свои подвиги въ чинъ капитана, женился на моей дочери; Петерсъ, я и Вилль (онъ былъ мнѣ возвращенъ) отправились на пароходѣ и прибыли въ Англію. Начиналось воспитаніе Вилля.... Въ это время кто-то тихо и отрывисто стукнулъ въ дверь сада. Сначала я думала, что ночная бабочка, кружась въ темнотѣ, случайно налетѣла на дверь, но стукъ раздался во второй разъ, потомъ въ третій, съ равными между собою промежутками, и песокъ аллеи хрустѣлъ у самой двери, будто подъ чьими-то ногами.
  

VI.

  
   Поднялся прежній шумъ, раздались такіе же удары, и мы, приблизясь къ двери, услышали подавленный говоръ нѣсколькихъ человѣческихъ голосовъ.
   -- Еслибы это были враги, сказалъ мнѣ Петерсъ,-- они не стали бы брать столько предосторожностей; отопремъ дверь.
   Дверь была отперта, вошли двѣ незнакомыя намъ женщины, Индіянки, или лучше сказать два бѣлыхъ призрака.
   Я сказала "призрака", потому что тогда я всего боялась, и во всякомъ новомъ приключеніи подозрѣвала какую-нибудь новую катастрофу.
   Одна изъ вошедшихъ къ намъ женщинъ присѣла на полъ, и развернула нѣсколько широкихъ бѣлыхъ бумажныхъ мантій; другая сдѣлала намъ глубокій реверансъ и указавъ пальцемъ на плащи, сказала:
   -- Завернитесь въ эти плащи, и ступайте за нами.
   -- Куда же мы пойдемъ? спросилъ Петерсъ.
   -- Туда, гдѣ насъ ждетъ Моггамедъ.
   При имени Моггамеда наша недовѣрчивость исчезла, и преобразившись въ туземцевъ, мы тотчасъ оставили залу и садъ, и миновали, не будучи замѣченными, большую часть Серебряной улицы (самой красивой и самой богатой улицы Дельги) и наконецъ Чандни Чаукъ. Это была уже не та улица, которую я осматривала утромъ: ее окаймляли развалины, она была завалена обломками, усѣяна трупами. Самый ураганъ не могъ бы поднять ни одной пылинки съ земли: до того она была смочена кровью!
   Тучи вороновъ поднимались на воздухъ при шумѣ нашихъ шаговъ, колебались нѣсколько времени въ сумракѣ и спускались дальше на новыя груды человѣческихъ тѣлъ; шакалы и собаки бродили повсюду, пожирая руки, ноги и головы, а butchers birds, то-есть тѣ огромные, ненасытные коршуны, которыхъ Бенгальцы называютъ философами, продолжали свою ужасную пирушку, не обращая вниманія на наше приближеніе; наклонясь надъ трупомъ, они пожирали его внутренности; издали ихъ можно было принять за ночныхъ бродягъ, обирающихъ мертвыхъ послѣ сраженія.
   Разсвѣтъ едва начинался, и между тѣмъ туземные жители бродили уже по улицамъ, съ тѣмъ же спокойствіемъ и невозмутимымъ хладнокровіемъ, какъ и въ мирное время. Индійцы шли совершать обычное омовеніе къ бассейнамъ или къ священнымъ водамъ Джумны; Мусульмане отправлялись въ мечети благодарить Бога за вчерашній успѣхъ; но стоило только миновать часамъ молитвы, и это спокойствіе и хладнокровіе уступили бы мѣсто фанатизму, а охота за рыжими людьми и рѣзня начались бы еще въ большемъ размѣрѣ! Мы это знали, и потому спѣшили укрыться въ новомъ своемъ убѣжищѣ. "Скорѣе, скорѣе! бормотала женщина, которая насъ вела, идите скорѣе!"
   Непредвидѣнное препятствіе задержало насъ у ствола того громаднаго дерева, которое называютъ здѣсь деодара (deodara) и листья котораго отѣняютъ улицу во всю ширину. Передъ мечетью Бошимъ Удъ-Даула (Boschim Ud-Dowlah), сложивъ ружья, стоялъ полкъ сипаевъ. Солдаты были въ безпорядкѣ, и съ нашей стороны было бы неблагоразумно протѣсниться въ середину ихъ; приходилось ждать, пока они очистятъ мѣсто. Я слышала, какъ Индійцы разказывали, что этотъ полкъ бился весь вчерашній день и большую часть ночи, чтобы выгнать изъ мечети десятка два Европейцевъ, которые туда запрятались. Сипаи могли проникнуть въ храмъ не иначе, какъ положивъ на мѣстѣ послѣдняго изъ этихъ Европейцевъ, и теперь собирались идти на Англичанъ, расположившихся за Кабульскими воротами.
   Взойди только солнце, и мы погибли! Нашъ костюмъ становился безполезнымъ, прикрывавшіе насъ плащи спускались только до колѣнъ, и наши ноги, обутыя по-европейски, непремѣнно бы измѣнили намъ!
   Въ ожиданіи, пока улица очистится отъ этаго страшнаго наплыва солдатъ, мы прислонились къ дереву, въ видѣ группы настоящихъ туземцевъ. Вдругъ я замѣтила, что бѣлое полотно моего плаща-туники, полы которой сложила я на груди, начало покрываться крапинками крови вдоль рукъ, что число этихъ крапинокъ увеличивалось, и что онѣ соединялись въ цѣлыя пятна, которыя нечувствительно становились все шире и шире. Откуда бралась эта кровь?.. Изъ моихъ рукъ? изъ моей груди? изъ моихъ плечъ?.. Но вѣдь я не была ранена; я не чувствовала ни малѣйшей боли... Тогда я стала внимательно наблюдать за этими пятнами, начала изучать ихъ образованіе: и что же?.. оказалось, что шелъ кровавый дождь!.. Да! буквально -- шелъ кровавый дождь!.. Я взглянула вверхъ и съ перваго взгляда не замѣтила надъ своей головой ничего кромѣ зеленаго свода деодары... Но кинувъ косвенный взглядъ къ окружности этого свода, я увидала, что на его вѣтвяхъ качались обезображенные силуэты нѣсколькихъ повѣшенныхъ; они черными фигурами рисовались на синевѣ неба; инымъ не доставало одного или нѣсколькихъ членовъ, другимъ головы; и съ шеи этихъ-то послѣднихъ жертвъ падалъ кровавый дождь! Почти на каждой крѣпкой вѣтви было по трупу, и я нѣсколько разъ напрасно мѣняла свое мѣсто: кровавый дождь не переставалъ падать!..
   Мнѣ сказали, что это дерево за сто девятнадцать уже лѣтъ служило висѣлицей благороднымъ эмирамъ, когда Надиръ-шахъ съ террассы сосѣдней мечети, приказалъ побить сто тысячъ жителей Дельги.
   Я готова была упасть подъ этимъ деревомъ, и умерла бы тамъ какъ умираютъ подъ упасомъ {Упасъ-Антіаръ -- ядовитое дерево., потому что запахъ крови отравлялъ меня. Наконецъ трубы прозвучали походъ, полкъ двинулся скорымъ маршемъ къ Кабульскимъ воротамъ, и улица очистилась.
   Пять минутъ спустя, мы миновали еще дымившіяся развалины многихъ громадныхъ зданій, и наша вожатая ввела насъ въ сарай, загроможденный досками и брусьями, полъ котораго былъ устланъ связками тростниковыхъ и бамбуковыхъ палокъ.
   -- Мы здѣсь и останемся? спросилъ Петерсъ.
   Женщина ничего не отвѣчала; она отбросила въ сторону нѣкоторыя изъ этихъ связокъ, и тотчасъ же яркій свѣтъ блеснулъ звѣздою въ глубинѣ темнаго прохода.
   -- Войдите, сказала женщина.
   Она можно сказать втолкнула насъ одного за другимъ въ этотъ узкій, скользкій и весьма крутой проходъ, и исчезла, закрывъ отверстіе тѣми же тростниковыми и бамбуковыми связками.
   Таинственное поведеніе этой женщины не удивляло насъ; будучи послана отъ гоммашада, естественно она должна была брать не мало предосторожностей.
   Мужъ мой, который послѣ всѣхъ вошелъ въ эту яму, съ большимъ трудомъ пробрался впередъ: этотъ проходъ былъ менѣе двухъ футовъ шириною и велъ къ обширной залѣ со сводами; наше вступленіе въ эту залу было встрѣчено долгимъ двусмысленнымъ говоромъ, полнымъ недовѣрія; насъ принимали за Индійцевъ, и мы сами не знали, кто наши новые товарищи; дымъ отъ двухъ или трехъ смолистыхъ лучинъ до такой степени наполнялъ пространство, что только привычный глазъ могъ различить въ немъ предметы и лица.
   Два или три англійскихъ слова, перекинутыя съ той и другой стороны, скоро поселили между нами довѣріе. Въ залѣ находились женщины, дѣвушки и дѣти, подобныя намъ жертвы возстанія; одинъ богатый и храбрый Парси отважился спасти ихъ отъ ярости сипаевъ и скрыть въ подземельѣ, въ своихъ садахъ, насаженныхъ на развалинахъ одного изъ дивныхъ дворцевъ Икдрапасты, древняго Дельги.
   Эти женщины и дѣвушки, полунагія, вдовы или сироты, то одиноко предавались отчаянію, то, собравшись въ группы, утѣшали другъ друга и обрѣтали новое мужество и новыя надежды, цѣлуя своихъ дѣтей и убаюкивая ихъ на колѣняхъ. Онѣ лежали или сидѣли вдоль стѣны на толстомъ слоѣ тростника. Я нашла въ дыму десятка два женщинъ, и сѣла возлѣ одной изъ нихъ -- матери, несчастной менѣе меня, потому что она качала на рукахъ ребенка.
   -- О, Вилль! мой милый Вилль! вскричала я, падая на тростникъ и бросая завистливый взглядъ на эту женщину.
   -- Вы его лишились? спросила она, понявъ смыслъ моего восклицанія.
   Я не отвѣчала, слезы не давали мнѣ говорить.
   Елена и мальчикъ сѣли рядомъ со мною, двѣ наши служанки нѣсколько дальше, а Петерсъ, какъ бы стыдясь того, что онъ скрывается среди женщинъ, между тѣмъ какъ его соотечественники сражаются у Кабульскихъ воротъ, съ волненіемъ быстро ходилъ взадъ и впередъ въ неосвѣщенной сторонѣ подземелья.
   Мнѣ казалось, что онъ задумалъ какое-нибудь предпріятіе, и я не ошиблась, какъ увидимъ дальше.
   Мысль, безразсудная мысль, что Вилль находился можетъ-быть въ числѣ дѣтей, спавшихъ тамъ и сямъ, въ тѣни, начинала меня томить; я взяла за руку маленькаго Ниля и, опираясь на нее, сдѣлала общій смотръ всѣмъ группамъ и лицамъ, скрывавшимся въ этомъ подземельѣ, восклицая на каждомъ шагу:
   -- Вилль! не здѣсь ли ты? Вилль! Вилль!
   Ни одинъ ребенокъ не отозвался при этомъ имени; ни одна женщина не возвратила мнѣ моего сокровища.
   Но этотъ смотръ не остался безполезнымъ. Одна пожилая дама узнала моего юнаго спутника и вызвалась взять его подъ свое покровительство; я согласилась, потому что все свое время должна была посвятить попеченіямъ о своей дочери. Эта дама, полная энергіи, несмотря на свои лѣта, безпрестанно твердила, что Англичане скоро снова завладѣютъ Дельги. О еслибы Господь исполнилъ ея желаніе и наградилъ ее за самоотверженіе!
   Двѣ наши служанки также встрѣтили знакомыхъ и оставили насъ однихъ, не поблагодаривъ за наши о нихъ попеченія. Несчастіе, какъ и счастіе, дѣлаетъ людей эгоистами.
   Я чувствовала нѣкоторое удовольствіе, сидя въ своемъ углу только съ мужемъ и съ дочерью; подстилка изъ тростника и сѣно казались мнѣ пріятнѣе дивановъ, на которыхъ я еще недавно сидѣла. Но почему не являлся гоммашадъ? Почему женщины, которыя привели насъ сюда, скрылись, не сказавъ ни слова? Петерсъ старался меня успокоить, говоря, что эти женщины, вѣроятно, пошли увѣдомить гоммашада о нашемъ прибытіи.
   Добрый Парси, не довольствуясь тѣмъ, что далъ намъ защиту, думалъ о нашемъ пропитаніи, и два раза въ день бильги {Носильщики.}, его слуги, приносили намъ по большому кувшину воды и по два котла съ варенымъ рисомъ и бараниной.
   Почти всѣ наши голодныя товарки, исключая двухъ или трехъ, слишкомъ гордыхъ или слабыхъ, съ жадностію кидались на эти котлы и хватали пищу пригоршней. Это было безстыдно! Петерсъ вступился и предложилъ брать пищу поочередно; нѣкоторыя изъ нихъ стали бранить его, но большинство послушалось. Какъ теперь гляжу я на моего бѣднаго мужа, какъ онъ, вооружась двeмя кусками дерева, изъ которыхъ одинъ былъ заостренъ, а другой выточенъ въ видѣ лопатки, клалъ въ руки каждой несчастной по куску баранины и по горсти риса.
   Мало-по-малу робость исчезла между нами; мы болтали между собою, мѣнялись своими надеждами, считали свои потери, говорили объ отсутствующихъ, оплакивали мертвыхъ, разказывали страшные эпизоды 11 и 12 мая.
   Тогда-то я поняла, почему тутъ были однѣ женщины. За два часа до нашего прихода служители дарога (darogha), т. е. туземнаго префекта полиціи, посѣщали подземелье и унесли пять находившихся здѣсь раненыхъ мущинъ. Петерсъ пропалъ бы, еслибы полицейскіе сдѣлали новый визитъ!
   Не даромъ дарога берегъ въ эту минуту жизнь женщинъ; онъ надѣялся въ послѣдствіи взять за нихъ хорошій выкупъ или могъ потушить какой-нибудь бунтъ сипаевъ, отдавъ приказаніе кстати умертвить и этихъ женщинъ.
   Такъ какъ бѣшенство убійцъ нѣсколько утолилось 13 числа, то нѣкоторыя изъ этихъ женщинъ, найденныя въ своихъ житницахъ и погребахъ, были захвачены, и тотчасъ же отпущены. Онѣ скрылись здѣсь за неимѣніемъ другаго убѣжища, и изъ страха встрѣтить на улицахъ кровожадныхъ фанатиковъ. Европейцы, захваченные такимъ же образомъ (13 числа), были всѣ преданы смерти по короткому приговору своего рода военнаго суда, засѣдающаго въ Дьюанъ-Ай-Кассъ (Dewan-I-Kass), великолѣпной мраморной залѣ дворца могольскихъ императоровъ. Дарога объявлялъ въ своей прокламаціи: "съ той минуты, какъ непобѣдимый царь, изгнавъ Англичанъ, возсѣдаетъ на императорскій тронъ, убійства должны прекратиться и правосудіе войдти въ свои права."
   Итакъ я узнала, во время своего пребыванія въ этомъ погребу, что Европейцы (мущины), которые укрылись утромъ 11 и 12 мая во дворцѣ, были выдаваемы солдатамъ на убійство не иначе, какъ послѣ допроса передъ лицомъ судей и по ихъ приговору.
   Власть царя, 92-лѣтняго старика, существовала только въ воображеніи; въ дѣйствительности царствовалъ и повелѣвалъ одинъ изъ его сыновей, Мирза-Могулъ, и по его-то приказаніямъ дарога, этотъ магистратъ, учрежденный англійскимъ правительствомъ, долженъ былъ, въ присутствіи нѣсколькихъ засѣдателей (ассессоровъ), допрашивать всѣхъ плѣнныхъ Европейцевъ, осуждать на смерть каждаго, кто только оказывалъ 11 числа сопротивленіе Индійцамъ, и щадить жизнь только тѣхъ, которые отрекались отъ Христа!
   Увы! надо сознаться, что нѣкоторые изъ нашихъ соотечественниковъ имѣли низость переидти въ магометанство. Да проститъ ихъ Богъ!
   Мы оставались въ этомъ погребу до 18 мая. Нечистота вредила моему здоровью болѣе нежели лишенія; наши отвратительныя платья обратились въ лохмотья; мы постоянно были пропитаны потомъ въ этой температурѣ болѣе нежели тропической, и бѣлье гнило у насъ на тѣлѣ; мы не смѣли просить бильговъ дать намъ какія-нибудь ткани: они пронюхали бы наше золото, и чтобы овладѣть имъ, непремѣнно бы насъ убили; мы могли пользоваться нѣкоторою безопасностію только подъ предлогомъ своей бѣдности.
   По счастію, у моей дочери совершился кризисъ: разумъ возвратился къ ней вмѣстѣ съ слезами. На другой день послѣ нашего прихода въ это подземелье, утромъ меня разбудили ея рыданія; она сидѣла подперши голову руками; я ласково спросила ее, о чемъ она плачетъ. "О, маменька, отвѣчала она, бросившись ко мнѣ на шею, какъ мы несчастны!"
   Больше она ничего не сказала и рыдала цѣлое утро. Я благодарила Бога за утѣшеніе, которое послалъ онъ мнѣ въ моемъ несчастіи; съ этой минуты мы разсуждали и надѣялись втроемъ!
   Елена была истинно мужественная, дѣятельная, умная и рѣшительная дѣвушка. А потому, переставъ предаваться слезамъ, она начала придумывать съ отцомъ множество проектовъ о томъ, какъ бы выйдти изъ Дельги и достигнуть аванпостовъ англійской арміи. Мы не могли долго оставаться здѣсь, въ этомъ подземельѣ. Посѣщеніе дарога насъ очень пугало.
   -- Я хочу васъ оставить здѣсь, сказалъ Петерсъ,-- и идти ночью къ бенгало; можетъ-быть они расхитили и разрушили не все наше имущество; я могу найдти средство устроить дѣло такъ, чтобы намъ можно было выбраться отсюда сухимъ путемъ или водою по направленію къ Агрѣ, и ворочусь къ вамъ. Меня занимаетъ эта мысль со вчерашняго дня.
   -- Предположеніе батюшки мнѣ правится, замѣтила Елена: -- Но для чего намъ разлучаться?
   -- Елена права, сказала я:-- да! къ чему намъ разлучаться?
   -- Я увѣренъ, что Моггамедъ находится въ бенгало, замѣтилъ Петерсъ.
   -- Вильямсъ тоже, прибавила Елена.-- Мнѣ снилось, что его не взорвало порохомъ.
   -- Почему бы Малабаркѣ не отвести Вилля въ Факторію? думала я съ своей стороны.
   Мы повѣряли другъ другу эти надежды.
   Разговоръ на минуту прервался, и каждый изъ насъ молчалъ, занятый своими мыслями. Но проектъ переправы въ бенгало долженъ былъ совершиться раньше, чѣмъ мы надѣялись.
   Около полуночи, провожавшая насъ Индіянка появилась у входа въ подземелье, и мы бросились къ ней, требуя извѣстій о Моггамедѣ.
   -- Моггамедъ, сказала она,-- былъ...
   И, не владѣя англійскимъ языкомъ, она выразительнымъ жестомъ дала намъ понять, что Моггамедъ повѣшенъ...
   Да, несчастіе дѣлаетъ людей эгоистами, и я сознаюсь безъ стыда, что насъ огорчила не столько самая смерть гоммашада, сколько ея послѣдствія.
   Бѣднякъ погибъ жертвою своей вѣрности и преданности намъ. И хоть бы эта преданность и вѣрность послужила намъ къ чему-нибудь! Такъ нѣтъ! Мы безъ него не могли ничего сдѣлать. Всѣ проекты Петерса онъ могъ бы исполнить на дѣлѣ; онъ могъ бы отправиться въ факторію, спасъ бы что можно было спасти, и устроилъ бы наше бѣгство въ Дельги; а теперь онъ, по доносу нѣкоторыхъ фанатиковъ, былъ повѣшенъ, какъ партизанъ ферринговъ (Ferringhees)!
   Я жалѣла о его участи, но неспособна была плакать, потому что Вилль поглотилъ всѣ мои слезы.
   Между тѣмъ какъ мы предавались печальнымъ мыслямъ, Индіянка кидала кругомъ безпокойные взгляды и потихоньку пятилась къ выходу изъ подземелья, дѣлая намъ знакъ безъ шума слѣдовать за нею: мы пошли за нею тихонько, останавливаясь всякій разъ, когда тростникъ слишкомъ рѣзко хрустѣлъ у насъ подъ ногами; вступивъ въ отверстіе, мы ускорили шаги.
   Такимъ-то образомъ оставили мы своихъ подругъ несчастія, и я почувствовала при этомъ родъ угрызеній совѣсти; но могли ли мы поступить иначе? Не должны ли мы были скрываться для своего спасенія? Когда корабль погибаетъ, и одна лодка заботится о спасеніи пассажировъ, высаживая ихъ по группамъ, развѣ не позволительно употребить иногда хитрость, для того чтобы помѣшать этимъ пассажирамъ кинуться разомъ въ лодку? То же было и съ нами; большая часть оставленныхъ нами женщинъ, замѣтивъ нашъ уходъ, захотѣли бы за нами слѣдовать, и бѣгство наше не состоялось бы.
   Какое сладостное ощущеніе почувствовала я, оставивъ погребъ и вдохнувъ въ себя свѣжій воздухъ! Мнѣ показалось, что я вступила въ новый міръ. Женщина, за которою мы шли, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ среди развалинъ, о которыхъ я говорила, остановилась и испустила глухой крикъ, подобный лаю; въ отвѣтъ ей послышался такой же крикъ, ослабленный разстояніемъ, и четыре человѣческія фигуры, одѣтыя въ бѣлое, подобно индійцамъ, тотчасъ вышли изъ-за угла стѣны и приблизились къ намъ.
  

VII.

  
   Точно ли есть въ насъ предчувствія, которыя говорятъ намъ о близости какого-либо предмета, или о скоромъ свиданіи съ кѣмъ-нибудь, когда глаза наши не могутъ еще видѣть ни этого предмета, ни этой особы? Да, такія предчувствія дѣйствительно бываютъ; я не разъ сама испытала ихъ въ жизни, но никогда такъ живо, какъ въ настоящемъ случаѣ.
   Первый изъ четырехъ человѣкъ, которые шли къ намъ навстрѣчу, одинъ за другимъ, былъ одѣтъ въ длинный кафтанъ, какъ наши Индійцы магометане; шарфъ, накинутый сверхъ чалмы, обрамливалъ, или скорѣе закутывалъ его лицо такъ, что одни глаза оставались не покрытыми. Не зная, трудно было отгадать Европейца подъ этимъ нарядомъ, а между тѣмъ Петерсъ, Елена и я, вразумленные какимъ-то безсознательнымъ откровеніемъ, узнали мнимаго мусульманина, прежде чѣмъ онъ произнесъ одно слово.
   -- Вильямсъ! вскрикнули мы всѣ трое вмѣстѣ.
   -- Вильямсъ! Вильямсъ! повторила Елена, и, забывая приличія, бросилась къ своему жениху на шею.
   Это точно былъ Вильямсъ, котораго мы почитали погибшимъ подъ развалинами пороховаго погреба; Вильямсъ шелъ къ намъ на помощь. .
   Мѣсто не было удобно для объясненій. Вильямсъ увелъ насъ изъ сарая на улицу, гдѣ стояли нѣсколько конюховъ, держа въ поводу осѣдланныхъ заводныхъ лошадей, и черезъ нѣсколько минутъ мы подъѣзжали къ Калькуттскимъ воротамъ.
   Одинъ изъ сопутниковъ Вильямса имѣлъ, вѣроятно, тайныя сношенія съ стражею, поставленною у воротъ; онъ смѣло отвѣчалъ на окликъ часоваго и поѣхалъ впередъ насъ, чтобы сказать отзывъ гальвидару (сержанту) поста. Та же формальность была исполнена при въѣздѣ на плашкотный мостъ черезъ Джумну, гдѣ стоялъ на бивакахъ батальйонъ сипаевъ; но едва мы доѣхали до половины моста, какъ по насъ открыли ружейный огонь съ тыла.
   -- Бездѣльники, сказалъ Вильямсъ;-- они продали мнѣ свободный пропускъ на мостъ, но не черезъ мостъ...
   По счастію пули свистали около ушей нашихъ, не задѣвая насъ.
   Мы начали разговаривать не прежде, какъ выѣхали на мирутскую дорогу. Вильямсъ разказалъ намъ въ нѣсколькихъ словахъ, какимъ чудомъ онъ спасся отъ смерти при взрывѣ пороховаго погреба и какъ добрался до укрѣпленія, гдѣ бригадиръ Гревзъ только ожидалъ прибытія генерала Бернарда, чтобы совокупными силами вытѣснить сипаевъ изъ Дельги.
   На другой же день Вильямсъ пустился насъ отыскивать. Каждую ночь онъ пробирался въ городъ, въ сопровожденіи трехъ солдатъ испытанной вѣрности. Онъ обыскивалъ развалины и опустѣвшіе дома. Унтеръ-офицеръ изъ туземцевъ, одного съ нимъ полка, обѣщалъ ему, за весьма значительную сумму денегъ, скромность и снисходительность нѣкоторыхъ изъ своихъ товарищей, занимавшихъ караулъ на постахъ Кабульскомъ, Калькуттскомъ, и при мостѣ черезъ Джумну. Не отыскавъ насъ въ Дельги, Вильямсъ рѣшился продолжать свои поиски въ факторіи. Небо 'внушило ему эту мысль; онъ нашелъ тамъ нашего гоммашада, который приготовлялъ, что нужно для нашего бѣгства въ Агру или въ Карнаулъ, и какъ только все было готово къ этому путешествію, добрый Вильямсъ самъ пріѣхалъ за нами; его провела къ намъ Индіянка, которой извѣстно было наше мѣстопребываніе.
   -- Эта женщина, сказалъ Петерсъ,-- говоритъ что гоммашада уже нѣтъ въ живыхъ.
   -- Увы! отвѣчалъ Вильямсъ.-- Казнь его происходила вчера вечеромъ. Платель (родъ волостнаго головы) селенія не могъ далѣе противиться настоятельнымъ требованіямъ райотовъ, вашихъ сосѣдей, утверждавшихъ, что Моггамедъ былъ предатель, и бѣдняка повѣсили на суку деодары, которая растетъ при входѣ въ вашъ бенгало.
   Не время было слишкомъ разжалобиться надъ участію несчастнаго Моггамеда; мы едва почтили вздохомъ память нашего вѣрнаго слуги; мы только и думали о побѣгѣ... Одинъ изъ туземныхъ всадниковъ скакалъ на сто шаговъ впереди насъ, чтобъ осматривать дорогу; другой оставался, по временамъ, сзади, прислушивался, снова подъѣзжалъ къ намъ и снова отставалъ. Мы опасались погони
   Прости мнѣ, Господи! я завидовала тогда, и кому же? -- моей дочери! Она ѣхала впереди меня, рядомъ съ Вильямсомъ; она разспрашивала его; онъ отвѣчалъ ей, и счастливая Елена съ сердечною отрадой слушала каждое его слово. И я спрашивала его: не пришла ли въ бенгало старая Малабарка, нянька моего Вилля? но онъ не внималъ мнѣ, не отвѣчалъ на мой вопросъ...
   Наконецъ онъ услышалъ меня и отвѣтилъ мнѣ только однимъ словомъ, но это слово, это да отозвалось въ глубинѣ моего сердца! Да! Малабарка принесла моего сына въ бенгало.
   Мнѣ казалось въ эту минуту, что лошади наши, мчавшіяся во всю прыть, скачутъ недовольно скоро. Я вдругъ сдѣлалась безстрашною, искусною наѣздницей. Безъ хлыстика, безъ шпоръ, только силою воли моей, я неимовѣрно прибавила ходу моей лошади, обогнала моихъ спутниковъ и прежде всѣхъ примчалась къ цѣли.
   Тамъ, гдѣ возвышался красивый коттеджъ подъ кровомъ котораго я провела двадцать лѣтъ счастливой жизни, торчали обгорѣвшія развалины. Лошадь моя спотыкалась на обломки хозяйственныхъ строеній факторіи, а я не смѣла своротить въ сторону; я не узнавала этого мѣста, не знала, гдѣ проѣхать, чтобы скорѣе добраться къ Виллю. Ничто не указывало мнѣ дороги въ темнотѣ ночи: ни огонекъ, свѣтящійся сквозь трещины стѣнъ, ни невѣрный отблескъ свѣта надъ развалившеюся крышей. Нервная дрожь пробѣгала по моему тѣлу; съ нетерпѣніемъ и робостію вглядывалась я въ оттѣнки мрака и прислушивалась къ малѣйшему шуму, и такъ, не трогаясь съ мѣста, ожидала прибытія моихъ спутниковъ.
   -- Стой, скомандовалъ Вильямсъ, слѣзая съ лошади и отдавая поводъ конюху.
   Мы также слѣзли.
   -- Теперь надобно осмотрѣться, сказалъ онъ.
   Тутъ началъ онъ вглядываться въ окружавшую его мѣстность, чтобы напасть взоромъ на какой-нибудь признакъ урочища, но бенгало и его сады были до того опустошены, что ни одного дерева не осталось на корню, ни одинъ обломокъ стѣны не возвышался на десять футовъ надъ землею. Одна деодара, старое дерево, отѣнявшой наше жилище, на суку которой былъ повѣшенъ несчастный Моггамедъ, еще раскидывала зеленый шатеръ свой. Этотъ лиственный наметъ чернѣлъ даже въ темнотѣ и указалъ намъ дорогу; мы направились къ нему, ступая сколь возможно тише, опасаясь разбудить вниманіе Индійцевъ, живущихъ въ сосѣднихъ хижинахъ. Спотыкаясь на каждомъ шагу на разсѣянные по землѣ обломки и держась одинъ за другаго, мы дошли наконецъ благополучно до мѣста, гдѣ прежде была веранда дома.
   До того времени, только пресмыкающіяся, скользившія между камнями отъ нашего неожиданнаго прихода, ночныя птицы, испуганныя нашимъ приближеніемъ, и шакалы, воющіе въ ожиданіи добычи, нарушали спокойствіе ночи, но вдругъ послышалось возлѣ деодары глухое хрипѣніе, сопровождаемое звуками, походами на удары дубины по землѣ. Мы остановились: я, дрожа еще болѣе чѣмъ тогда, какъ стояла одна при въѣздѣ въ опустошенную факторію; Елена, робко прижимаясь къ Вильямсу; Петерсъ, Вильямсъ и солдаты приготовляли оружіе... Ревъ и удары усилились, потомъ вдругъ замолкли; огромная черная масса медленно подавалась на насъ.
   -- Да это Розовый кустъ! сказалъ Петерсъ.
   Я забыла сказать вамъ, что слонъ нашъ, съ которымъ вы уже знакомы изъ моего разказа, назывался Розовый кустъ; каждый ручной слонъ имѣетъ прозвище
   Въ самомъ дѣлѣ, это былъ Розовый кустъ. Онъ узналъ насъ, и привѣтствовалъ, вытягивая къ намъ свой хоботъ, изъ котораго струился теплый воздухъ, увлаженный мелкими брызгами, которыя неслись къ намъ прямо въ лицо.
   -- Что ты тутъ дѣлаешь, мой добрый Розовый кустъ? спросилъ Петерсъ.
   Слонъ, будто въ отвѣтъ на этотъ вопросъ, подошелъ къ дереву, оперся на его стволъ, топнулъ ногою о землю, и поднявъ хоботъ къ верху, испустилъ жалобный стонъ. Потомъ пытался онъ ласкать концомъ своего хобота какой-то предметъ, въ вѣтвяхъ дерева, выше его головы.
   -- Онъ почуялъ тѣло гоммашада, сказалъ Вильямсъ;-- посмотрите, онъ вѣрно увидалъ вотъ здѣсь ноги этого бѣдняка.
   Вильямсъ былъ правъ. Нижняя часть тѣла гоммашада чернѣла на небѣ какъ тѣла висѣльниковъ на Chandnie-chauk.
   Слонъ занимаетъ первое мѣсто въ семьѣ земныхъ животныхъ по громадности своего тѣла, но онъ также выше ихъ всѣхъ по своей понятливости. Онъ одаренъ не только инстинктомъ, но, можно сказать, и здравымъ смысломъ. Еще замѣчательнѣе онъ тѣмъ, что у него есть и сердце. Онъ признателенъ, умѣетъ любить и ненавидѣть. Розовый кустъ, поступившій очень молодымъ въ факторію, подружился съ гоммашадомъ; онъ повиновался ему болѣе, чѣмъ самое кроткое дитя повинуется своему отцу. Вѣрный своему любимцу, даже и по его смерти, онъ изъявлялъ по своему печаль свою, и если мы застали его здѣсь, то, вѣроятно, онъ долженъ былъ сильно сопротивляться, отдѣлываясь отъ убійцъ своего друга, которые, безъ сомнѣнія, пытались увести съ собою животное, которое всегда стоитъ не менѣе пятисотъ рупій.
   Итакъ, мы отыскали входъ въ наше жилище. Вильямсъ приказалъ своимъ тремъ солдатамъ не плошать на часахъ и свиснулъ рѣзко и отрывисто. Черезъ минуту, слабый свѣтъ показался изъ-подъ земли, тамъ, гдѣ находился подвалъ со сводами нашихъ людскихъ. На этотъ свѣтъ прошли мы черезъ гостиную и столовую, въ которыхъ остался цѣлымъ только паркетъ.
   Вы, вѣроятно, отгадали, что я думала только объ одномъ, искала глазами только одного предмета, входя въ подвалъ. Я бросилась къ кушеткѣ, на которой спалъ ребенокъ, и, едва сдерживая крики радости, я протянула къ нему руки, чтобы взять его, чтобы прижать его къ груди моей... Но Малабарка, сидѣвшая въ ногахъ дитяти, остановила меня умоляющимъ жестомъ:
   -- Не будите его, говорилъ этотъ жестъ.
   Я повиновалась, стала на колѣни и взяла одна ручку моего сына, прижалась къ ней устами и возсылала благодаренія Всевышнему за Его милосердіе.
   Но надобно было прервать это сладкое настроеніе. Я должна была, по примѣру Петерса и Елены, переодѣться въ полный индійскій костюмъ. Вилль уже былъ настоящій маленькій Парси; благодаря только этому преображенію, нянька могла вынести его изъ Дельги, когда она, уступая страху, бѣжала съ своимъ воспитанникомъ, какъ разказала намъ послѣ, изъ дому, въ которомъ мы нашли убѣжище, съ самаго начала нашей страннической жизни.
   Слой охры придалъ нашимъ лицамъ, рукамъ и ногамъ грязно-желтый цвѣтъ, который можно назвать общимъ цвѣтомъ кожи жителей Индіи. Узлы заготовленной одежды и бѣлья, а равно запасъ съѣстныхъ припасовъ, помѣщены были на вьючныхъ лошадей, и Вильямсъ разказалъ намъ нашъ маршрутъ.
   Мы должны были немедленно сѣсть на лошадей и ѣхать на берегъ Джумны, въ четырехъ или пяти миляхъ выше Дельги. Прибывъ къ мѣсту, гдѣ тропинка, идущая вдоль поберегу рѣки, углубляется въ небольшую рощицу маньолій, мы должны были остановиться, и Петерсъ долженъ былъ спустить курокъ на пистонъ незаряженнаго пистолета; такой же сигналъ будетъ поданъ ему изъ рощи, и тогда человѣкъ, на котораго мы могли положиться, проведетъ насъ къ плоскодонной лодкѣ и доставитъ насъ, по рѣкѣ, до Агрской цитадели.
   -- Да хранитъ васъ Богъ и да соединитъ насъ вскорѣ, прибавилъ Вильямсъ;-- я возвращаюсь къ укрѣпленіямъ.
   Тутъ началось прощаніе, во время котораго молодой человѣкъ долго колебался между обязанностями воина и преданностію жениха. Сердце удерживало его съ нами и приковывало къ нашей участи; честь призывала къ товарищамъ по оружію. Онъ, нѣкоторымъ образомъ, дезертировалъ съ своего поста, чтобы придти къ намъ на помощь, а теперь, какъ онъ подалъ намъ средства удалиться отъ Дельги, не долженъ ли онъ былъ искупить вину свою, присоединяясь къ своей ротѣ? Елена не хотѣла на это согласиться; она не хотѣла понять, что Вильямсъ принадлежалъ своему отечеству прежде, чѣмъ ей. Вильямсъ былъ ея избавителемъ, ея ангеломъ-хранителемъ; она нашла его, утративъ повидимому навсегда; онъ принадлежалъ ей теперь тѣломъ и душою, и она скорѣе бы рѣшилась умереть, чѣмъ разстаться съ нимъ.
   Петерсъ и я не мѣшались въ эти переговоры, исполненные слезъ и укоровъ, то нѣжныхъ, то жесткихъ. Наконецъ онъ вырвался изъ объятій Елены и хотѣлъ выбѣжать изъ подвала, чтобы немедленно пуститься въ путь къ Дельги, но было уже поздно... На порогѣ онъ столкнулся съ однимъ изъ солдатъ, стоявшихъ на часахъ.
   -- Тревога! крикнулъ солдатъ
   -- Что тамъ такое? спросилъ Вильямсъ.
   -- Отъ моста идетъ кавалерія.
   -- Много ли?
   -- Эскадронъ.
   -- Далеко ли они?
   -- Недалеко, отвѣчалъ другой солдатъ, прибѣжавшій также повѣстить тревогу.
   -- Тревога! тревога! кричалъ, прибѣгая, третій часовой.
   -- Эскадронъ раздѣлился на нѣсколько отрядовъ, сказалъ второй солдатъ.
   -- Факторія окружена, прервалъ его третій;-- я слышу лошадиный топотъ со всѣхъ сторонъ.
   -- Я полагалъ, что этотъ эскадронъ идетъ въ Мирутъ и потому не далъ заранѣе знать о его приходѣ, продолжалъ первый часовой.
   -- О Вильямсъ! Вильямсъ! воскликнула Елена:-- мостъ на Джумнѣ уже не свободенъ!
   Вильямсъ вынужденъ былъ бѣжать съ нами. Онъ отпустилъ солдатъ своихъ и велѣлъ имъ говорить, если ихъ спросятъ о насъ, что мы бѣжали, по направленію къ Мируту.
   Благодаря темнотѣ и топоту взводовъ, сходившихся къ факторіи со всѣхъ сторонъ, намъ удалось переѣхать черезъ мирутскую дорогу, не бывши замѣченными, и доѣхать до тропинки, идущей вдоль Джумны, той самой тропинки, на которой за нѣсколько недѣль передъ тѣмъ, нищій факиръ предсказалъ совершающійся теперь переворотъ.
   Петерсъ держалъ Вилля на передней лукѣ своего сѣдла. Я была не довольно искусная наѣздница, чтобы ввѣрить себѣ такое сокровище, въ особенности ночью.
   Долго слышали мы за собою ревъ Розоваго куста, который, видя нашъ отъѣздъ, жаловался, что мы его покинули. Сипаи, предупрежденные о нашемъ посѣщеніи факторіи тѣми самыми, которые пропустили насъ за деньги черезъ Калькуттскія ворота и черезъ мостъ, вѣроятно завладѣли этимъ благороднымъ животнымъ, но я увѣрена, что онъ убилъ нѣсколько человѣкъ этихъ разбойниковъ, прежде чѣмъ покинулъ трупъ своего стараго, друга. Еслибы намъ не было необходимо скакать, что есть силы, онъ не остался бы во власти инсургентовъ. Корнака или махуту его повѣсили кажется въ то же время, какъ и Моггамеда.
   Все сталось, какъ сказалъ Вильямсъ.
   -- Намъ отвѣчали на условленный знакъ у лѣска маньолій, и незнакомый человѣкъ отвелъ насъ на большую лодку, гдѣ мы помѣстились въ маленькомъ плотѣ, устроенномъ изъ бамбуковой трости на кормѣ лодки, и поплыли съ теченіемъ Джумны.
   Агра отстоитъ отъ Дельги, слѣдуя по рѣкѣ, около пятидесяти
   Мы плыли шесть дней. На ночь лодка причаливала то къ правому, то къ лѣвому берету, но всегда вдали отъ селеній; мы сходили на беретъ столько для движенія, сколько для того, чтобы подышать чистымъ воздухомъ. Зной, жажда и тѣснота такъ насъ мучили во время дня, что ночное время становилось для васъ истиннымъ наслажденіемъ.
   Чѣмъ далѣе на югъ, страна была все болѣе и болѣе взволнована. Шайки конныхъ и пѣшихъ дезертировъ изъ туземныхъ войскъ шатались по деревнямъ; грабили и убивали встрѣчавшихся Европейцевъ. Часто они окликали нашу лодку и приказывали причалить къ берегу, но нашъ рулевой не повиновался, и всегда держался самой средины рѣки. Онъ только чудомъ избѣгалъ пуль этихъ разбойниковъ. Нѣсколько разъ за нами гнались лодки изъ селеній, мимо которыхъ мы проплывали. Ночью надъ всѣми окрестностями стояло зарево пожаровъ. Впрочемъ, въ эти шесть дней не случилось ничего необыкновеннаго.
   Вечеромъ, на шестой день, мы пристали къ лѣвому берегу. Въ трехъ миляхъ отъ насъ, за рощею маньолій и вѣковыхъ пирамидъ, виднѣлись, позлащенные закатомъ, минареты изъ краснаго песчанника Моти-Мозджедъ, жемчужины восточныхъ мечетей, и красивые мраморные павильйоны стариннаго дворца Акбарова, превращеннаго нынѣ въ цитадель Агры. У пристани, къ которой мы причалили, стояло уже много судовъ, пришедшихъ изъ Агры и съ низовья рѣки; ихъ шкипера разспрашивали нашего о событіяхъ въ Дельги. Эти добрые люди узнали, что мы Англичане, но уважали наше инкогнито, и обходились съ нами, какъ съ соотечественниками высшей касты. Вильямсъ, свободно говорившій по-бенгальски, завелъ съ ними разговоръ. Агра, говорили они, возстала; Англичане, укрывшіяся въ цитадель, поджидаютъ нетерпѣливо прибытія отряда, высланнаго изъ Аллагабада, чтобы снова овладѣть городомъ. Шайки сипаевъ рыщутъ по окрестностямъ, предавая смерти Европейцевъ, грабя, поджигая и опустошая ихъ виллы и заведенія.
   Что было дѣлать? Нечего было и думать объ отъѣздѣ въ Агру и о средствахъ проникнуть въ цитадель. Но какъ же быть? нельзя же было жить на бивакахъ подъ тѣнью деревъ, гдѣ завтра же, быть-можетъ, еще въ эту же ночь, сипаи могли захватить насъ. Бѣжать? но куда?... слѣдовать по почтовой дорогѣ, the great trunck-road, навстрѣчу аллагабадскому отряду? Инсургенты, вѣроятно, посылаютъ разъѣзды по этой дорогѣ, и мы вскорѣ попались бы въ ихъ руки. Пробираться по той же дорогѣ въ небольшіе городки Гехохабадъ и Этавахъ? Увы, у насъ не было уже лошадей!
   Благоразуміе убѣждало насъ продолжать наше плаваніе внизъ по рѣкѣ, и стараться въ темнотѣ ночи ускользнуть отъ вниманія непріятельскихъ ведетовъ, разставленныхъ въ окрестностяхъ Агры. Еслибы они и открыли по насъ огонь, можно было надѣяться, что на такомъ разстояніи выстрѣлы не причинятъ намъ вреда. Но еслибы англійскіе часовые крѣпости остановили насъ? тѣмъ было бы лучше!
   Рѣшено было, чтобы мы снова заняли мѣста свои на лодкѣ, и спустились на ней далѣе до Гамирпура. Оттуда намъ не трудно было добраться до Канпура, гдѣ, по послѣднимъ извѣстіямъ, начальствовалъ генералъ Вилеръ.
   Но шкиперъ нашъ отказался плыть далѣе; мы подрядили его только до Агры. Напрасно предлагали ему по рупіи на милю съ каждаго пассажира, онъ упорствовалъ въ отказѣ, утверждая, что лодка его еще никогда не ходила за Агру, и никогда не пойдетъ, по крайней мѣрѣ, подъ его управленіемъ.
   -- Такъ продай намъ свою лодку, сказалъ Петерсъ {*}.
  
   (*) По случаю двухмѣсячнаго запрещенія, наложеннаго французскимъ правительствомъ на газету Presse, изъ которой нашими парижскими корреспондентами заимствованъ этотъ любопытный разказъ, мы, къ сожалѣнію, не можемъ представить его окончанія. Ред.

"Русскій Вѣстникъ", т. 12, NoNo 11--12, 1857

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru