Геснер Соломон
Избранные стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1. К Амуру. -- Перевод барона А. Дельвига
    2. Палемон. -- Перевод П. Шкляревскаго
    3. Ночь. -- Перевод П. Катенина
    Текст издания: Немецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877..

Геснеръ.

   Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
  
   1. Къ Амуру. -- Барона А. Дельвига
   2. Палемонъ. -- П. Шкляревскаго
   3. Ночь. -- П. Катенина
  
   Соломонъ Геснеръ, извѣстный идилликъ и авторъ поэмы "Смерть Авеля", родился въ Цюрихѣ 1-го апрѣля 1730 года. Поэтическое дарованіе родила и развила въ нёмъ первая любовь къ дочери своего наставника, сельскаго пастора. Онъ воспѣвалъ предметъ своей страсти въ одахъ и пѣсняхъ, но тщательно скрывалъ отъ всѣхъ эти первыя произведенія своей музы. Отецъ, желая отвлечь молодого человѣка отъ этихъ, по его мнѣнію, пустыхъ и даже вредныхъ занятій, отправилъ его въ Берлинъ къ одному знакомому книгопродавцу, съ цѣлью ознакомить его практически съ тайнами торговли. Но молодой поэтъ, вскорѣ по поступленіи на мѣсто, оставилъ своего хозяина и, нанявъ въ Берлинѣ небольшую комнату, принялся снова за сочиненіе стиховъ. Познакомившись съ Лессингомъ, Глеймомъ и другими писателями, жившими въ то время въ столицѣ Пруссіи, онъ рѣшился, наконецъ, показать имъ свои юношескіе опыты. Новые знакомые хотя и нашли стихи дурными, но не могли отказать ихъ автору въ талантѣ и, въ концѣ концовъ, посовѣтывали ему лучше писать мѣрной прозой, что онъ и принялъ къ свѣдѣнію. Получивъ, наконецъ, долго ожидаемыя деньги отъ отца, онъ немедленно возвратился на родину, гдѣ въ томъ же 1753 году напечаталъ нѣкоторыя изъ своихъ произведеній, именно: "Пѣснь швейцарца", "Желаніе", "Весна" и "Ночь"; но всѣ эти произведенія не имѣли ни малѣйшаго успѣха, и только съ появленія въ свѣтъ въ 1754 году поэмы "Дафнисъ" имя его стало пріобрѣтать извѣстность. За "Дафнисомъ" послѣдовали, въ 1756 году, его "Идилліи", переведённыя, вскорѣ по ихъ появленіи въ печати, на французскій языкъ Гюберомъ и утвердившія за Геснеромъ первое мѣсто въ современной идиллической литературѣ Германій. Въ 1758 году появилась его поэма "Смерть Авеля", которая, вслѣдъ за тѣмъ, была переведена на языки: французскій -- Гюберомъ, англійскій -- г-жою Кильеръ, итальянскій -- Перини, русскій -- Захаровымъ, испанскій, шведскій, датскій, голландскій, венгерскій, чешскій и другіе. Образцомъ для своей религіозной идилліи Геснеръ избралъ "Библію", а въ манерѣ старался подражать Мильтону, но -- увы! -- не достигъ своей цѣли: въ ней нѣтъ ни величія, ни той могущественной красоты, какою отличаются поэтическія картины великаго автора "Потеряннаго Рая". Авель Геснера -- добрый пастушокъ, не болѣе; вся же поэма имѣетъ сладко-идиллическій оттѣнокъ, несовмѣстный съ возвышенностью предмета. Что же касается картинъ природы, то, несмотря на всю ихъ привлекательность, онѣ, благодаря своему обилію, утомительны въ частности и лишены силы и возвышенности въ цѣломъ. Но, какъ идиллія, поэма богата трогательными и прекрасными сценами, счастливыми описаніями и нѣжными чувствами, въ чёмъ и кроется тайна удивительнаго успѣха, выпавшаго на долю названной поэмы во всѣхъ концахъ Европы, слѣпо подражавшей тогда нравамъ и вкусу изнѣженной Франціи. Что же касается самаго отечества поэта, то оно далеко не такъ восторженно относилось къ произведеніямъ Геснера, на котораго смотрѣло какъ на пріятнаго и милаго поэта -- и только. Остальныя поэмы Геснера, "Деревянная нога", "Первый мореплаватель" и "Потопъ", отличаются тѣми же достоинствами и недостатками, которые щедро разсыпаны въ "Смерти Авеля". Изъ повѣстей и драмъ его лучше другихъ "Новая Астрея" и "Лаура". Геснеръ былъ женатъ на дѣвицѣ Эйденгеръ, которую воспѣлъ въ своёмъ "Дафнисѣ". Онъ умеръ въ Цюрхѣ, 2-го марта 1787 года, отъ удара. На одной изъ площадей его родного города въ честь его возвышается бронзовый памятникъ. Изъ сочиненій Геснера на русскій языкъ переведены слѣдующія: 1) Нощь. Перевёлъ Н. Пороховъ. Спб. 1777. 2) Авелева смерть. Поэма въ 5 пѣсняхъ. Перевёлъ И. Захаровъ. М. 1781. 3) Деревянная нога. Швейцарская идиллія господина Геснера. Перевёлъ съ нѣмецкаго Н. Карамзинъ. Спб. 1783. 4) Первобытный мореплаватель. Поэма въ 2-хъ пѣсняхъ. Перевёлъ Д. Болтинъ. М. 1784.5) Дафнисъ. Перевёлъ А. Шишковъ. Спб. 1785. 6) Златой вѣкъ Дафнисъ, или природная любовь пастуха и пастушки, основанная на волѣ и чистой сельской добродѣтели. Переводъ изъ сочиненій г. Геснера. М. 1788. 7) Новая Астрея. Перевёлъ В. Раевскій. 4 части. М. 1789. 8) Лаура, или поцалуй въ своихъ дѣйствіяхъ. М. 1794. 9) Идилліи и пастушьи поэмы господина Геснера. Перевёлъ В. Лёвшинъ. М. 1787. 10) Полное собраніе сочиненій Геснера. Перевёлъ И. Тимковскій. 4 части. М. 1802--1803.
  
                                 I.
                       КЪ АМУРУ.
  
             Ещё въ началѣ мая
             Тебѣ, Амуръ жестокій,
             Я жертвенникъ поставилъ
             Въ домашнемъ огородѣ
             И розами и миртомъ
             Обвилъ его, украсилъ.
             Не каждое ли утро
             Съ-тѣхъ-поръ вѣнокъ душистый
             Носилъ тебѣ, какъ жертву?
             А было всё напрасно!
             Ужь сыплются мятели
             По обнажоннымъ вѣтвямъ --
             Она жь ко мнѣ сурова,
             Какъ и въ началѣ мая.
                                           Баронъ А. Дельвигъ.
  
                                 II.
                       ПАЛЕМОНЪ.
  
             Какъ нѣжно заря сквозь орѣшникъ пылаетъ
             И дикія розы въ огнѣ золотитъ!
             Какъ весело жавронокъ въ небѣ играетъ,
             Порхаетъ надъ лугомъ, поётъ и кружитъ!
             Какъ весело ласточка съ кровли щебечетъ,
             Сверкая на солнцѣ лазурнымъ крыломъ!
             И вѣтеръ рѣзвѣе въ листочкахъ трепещетъ,
             Качая берёзу надъ спящимъ прудомъ.
             Душистѣй сталъ лугъ, освѣжонный росою;
             Всё жизнію дышетъ, всё вновь расцвѣло --
             И мнѣ, убѣлённому лѣтъ сѣдиною,
             Явясь, прояснила денница чело.
             Мой посохъ меня доведётъ до порога;
             Тамъ сяду на солнцѣ -- и слабый мой взглядъ
             Окинетъ поляны. Звукъ дальняго рога
             И пѣніе птичекъ меня усладятъ.
             О, какъ здѣсь прекрасно! Лишь гласъ умиленья,
             Лишь гласъ благодарности слышится вкругъ;
             Всё вторитъ безпечную пѣснь наслажденья --
             И въ воздухѣ птички и въ полѣ пастухъ.
             Какъ весело, громко волы крутороги
             Мычатъ на пригоркахъ и въ долахъ цвѣтныхъ!
             О, долго ли, долго ли буду я, боги,
             Свидѣтелемъ вашихъ щедротъ всеблагихъ?
             Уже девяностое лѣто зрю нынѣ --
             И если взгляну я на пройденный путь,
             Вдали исчезающій въ синей равнинѣ,
             О, какъ тогда зыблется вздохами грудь!
             Но сердца волненья, восторги нѣмые
             И слёзы -- услада тоскующихъ глазъ --
             Не скудная ль жертва, о боги благіе?
             Ахъ, хладны слова и безсиленъ мой гласъ!
             Теките струёй по щекамъ охладѣшимъ,
             Вы, сладкія слёзы, теките струей!
             О, если я вспомню о дняхъ пролетѣвшихъ,
             Мнѣ кажется жизнь моя длинной весной!
             И скорби мгновенья, мгновенья кручины
             Короткою были грозою сихъ дней;
             Милѣе смѣются за бурей долины,
             Роскошныя нивы и рощи пышнѣй.
             Ни молнія нашихъ деревъ не палила,
             Ни градъ не вредилъ полевого плода,
             Ни моръ не губилъ моихъ стадъ, не гостила
             Подъ кровомъ сей хижины долго бѣда.
             Какъ я восхищался, надеждой ласкаясь,
             Когда мои дѣти играли со мной,
             Обвившись вкругъ шеи, когда, улыбаясь,
             Малютка чуть брелъ за моею рукой!
             Какъ я утѣшался надеждою счастья,
             Когда расцвѣтали отростки сіи!
             "Я буду хранителемъ ихъ отъ ненастья --
             И небомъ труды наградятся мои!
             Они возрастутъ высоко, сановито
             И будутъ дрѳвами, и плодъ принесутъ.
             Дряхлѣющей старости будутъ защитой --
             И кости мои въ ихъ тѣни погребутъ."
             Такъ я говорилъ -- и, облившись слезами.
             Младенцевъ къ груди прижималъ -- и они
             Вотъ выросли въ цвѣтѣ, любимы богами,
             И старость сѣдую лелѣютъ въ тѣни.
             Такъ выросли груши, орѣшникъ прохладный
             И яблони, кои, какъ юношей былъ,
             Ласкаемый въ сердцѣ надеждой отрадной,
             Вокругъ моей хижины я насадилъ.
             Подъ кровомъ листовъ они птицъ пріютили,
             Ихъ старыя вѣтви сплелися шатромъ:
             Отъ бурь защищая, они наклонили
             Вершины свои надъ моимъ шалашомъ.
             Но вѣчно ли свѣтелъ ручей среди луга?
             И горесть слезу у меня извлекла --
             Когда на груди моей жизни подруга
             Ты, Мирта, въ объятьяхъ моихъ умерла.
             Двѣнадцать ужь разъ надъ твоею могилой
             Фіалки встрѣчали младую весну;
             Но скоро наступитъ день свѣтлый и милый,
             Когда безмятежно съ тобою усну:
             Быть-можетъ придётъ онъ съ грядущей зарёю.
             О, я съ умиленьемъ гляжу, какъ скользитъ
             Брада по груди моей снѣжной волною,
             Какъ вздохъ мой тяжолый её шевелитъ!
             Лобзай, вѣтерокъ перелётный, сѣдые
             Власы старика, какъ лобзаешь порой
             Цвѣтущаго юноши кудри златыя,
             Иль чорные локоны дѣвы младой.
             Сей день ликованію иной посвятится;
             Сюда домочадцы сберутся ко мнѣ --
             И дѣти, и внуки: алтарь задымится --
             И юный телецъ запылаетъ въ огнѣ.
             Здѣсь жертвенникъ будетъ предъ сими дверями
             Украсивъ главу благовоннымъ вѣнкомъ,
             Я лиру настрою -- и всѣ мы съ мольбами
             Хвалебные гимны богамъ воспоёмъ,
             И всѣ соберёмся подъ липой тѣнистой,
             Разсыпленъ на столъ мураву и цвѣты
             И вкусимъ священныя яства, душистый
             Сотъ ульевъ, пшено и златые плоды."
             Такъ говорилъ Палемонъ престарѣлый,
             Всталъ, опершися на посохъ кривой,
             Созвалъ дѣтей -- и въ бесѣдѣ веселой
             Сладко пируетъ подъ липой густой.
                                                                                   П. Шкляревскій.
  
                                 III.
                                 НОЧЬ.
  
             Ночь тихая меня, спустяся, осѣнила
             На камнѣ мшистомъ томъ, гдѣ сладко я уснулъ
             Румяная заря всё небо затопила
             И Фебъ, послѣдній лучь свой кинувъ, утонулъ
  
             Зардѣлись облака вечернія, златыя,
             Весь западъ запылалъ сіяющимъ огнёмъ,
             А тёмные лѣса и рощи молодыя
             Казались золотымъ обрамлены вѣнцомъ.
  
             Вечерняя звѣзда долину озарила;
             По гнѣздамъ собрались пернатые семьи;
             Тѣнь длинная съ горы высокой нисходила --
             И медленно глаза сомкнулися мои.
  
             Ты ль, звонкій соловей, мелодіей игривой
             Животворящій сонъ согналъ съ моихъ очей
             Или отъ Фавна бѣгъ Дріады боязливой
             Нарушилъ миръ души забывшейся моей?
  
             Рядъ новыхъ сладкихъ чувствъ душа моя вкушаетъ
             И новая краса глаза мои манитъ:
             Природа вкругъ меня безмолвно засыпаетъ,
             Лишь роща надо мной вѣтвями шелеститъ.
  
             Здѣсь мѣсяцъ блескъ на лугъ свой разливаетъ чистый,
             Густые сучья тамъ дробятъ его лучи,
             Тутъ переливомъ ихъ горитъ ручей сребристый,
             А тамъ, какъ-будто днёмъ, сіяетъ холмъ въ ночи.
  
             Благоуханье вкругъ, съ потухшею зарёю,
             Возносится съ цвѣтовъ, укрытыхъ средь травы.
             Мой тщетно ищетъ взоръ подъ тѣнью васъ густою,
             Но запахъ нѣжный вашъ укажетъ мнѣ, гдѣ вы!
  
             Вдали видна гора, обросшая кустами;
             Тамъ ивы старыя, склоняясь надъ водой,
             Распространяютъ тѣнь кудрявыми верхами,
             Клонящимися внизъ подъ листьевъ густотой.
  
             Съ горы потокъ свой путь въ равнину направляетъ.
             Я слышу шумъ его: онъ катится, журчитъ,
             О камни струй своихъ стремленье умѣряетъ
             И пѣну бѣлую съ собой въ долину мчитъ.
  
             Вотъ всплыли облака -- и дымкою прозрачной
             Задёрнутъ блѣдный ликъ задумчивой луны.
             О, свѣтлая, явись! разсѣй тѣнь ночи мрачной
             О, озари мой путь съ лазурной вышины!
  
             Пойду на злачный холмъ, гдѣ винограда лозы
             И хмѣль, віясь, ползутъ и образуютъ сводъ,
             Гдѣ, заплетясь, растутъ съ малиной дикой розы
             И льётся, серебрясь, потокъ хрустальныхъ водъ.
  
             Съ друзьями часто тамъ, увѣнчанный цвѣтами,
             За чашей круговой я Вакха величалъ
             И, голосъ съединивъ свой съ милыхъ голосами,
             Пѣснь радостную въ честь безсмертному пѣвалъ.
  
             Всесильный богъ вина самъ холмъ тотъ посѣщаетъ,
             Серебряныхъ мнѣ чашъ здѣсь часто слышенъ стукъ
             И путникъ въ ужасѣ священномъ замираетъ,
             Внимая смѣху устъ и плеску многихъ рукъ.
  
             Бесѣдка мирныхъ мѣстъ, подъ тѣнь свою густую
             Прими меня и сномъ прохладнымъ успокой!
             Пусть дѣву хоть во снѣ увижу дорогую
             И счастливъ буду той прекрасною мечтой!
                                                                         П. Катенинъ.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru