Гербель Николай Васильевич
Письма к С. И. Пономареву

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Письма
И. С. Аксакова, Н. П. Барсукова, П. С. Билярскаго, О. М. Бодянскаго, кн. П. А. Вяземскаго, В. П. Гаевскаго, Г. Н. Геннади, Н. В. Гербеля, Г. З. Елисеева, П. А. Ефремова, Н. И. Костомарова, М. А. Максимовича, В. И. Межова, М. П. Погодина, А. Н. Пыпина, М. М. Стасюлевича, М. И. Сухомлинова, H. С. Тихонравова и А. А. Хованскаго
къ библіографу С. И. ПОНОМАРЕВУ

   

H. B. Гербель.

Письмо первое.

12-го декабря 1879 года.

Милостивый Государь
Степанъ Ивановичъ!

   Письмо Ваше, полученное мною, послѣ всевозможныхъ мытарствъ, только вчера, очень меня порадовало и воскресило въ памяти давно прошедшее время, которое я всегда считалъ и считаю до сихъ поръ лучшими годами моей жизни. Я всегда горячо любилъ нашъ милый Лицей я воспѣвалъ его не разъ, въ чемъ Вы можете удостовѣриться, найдя во второмъ изданіи "Русскихъ поэтовъ" страницу 696, съ подписью Л. Л. Л., на которой напечатано введеніе въ поэму, написанную еще въ Лицеѣ и носившую названіе: "Приключеніе, въ которомъ разсказывается, какъ два студента шли на Магерки, а попади на Воробьевку и что тамъ съ ними случилось". На стр. 697 фамиліи пропущены: возстановляю ихъ для Васъ, такъ какъ онѣ, конечно, Вамъ хорошо знакомы: Шкода, Конисскій, Шрамченко и Макаровъ.
   Радуюсь Вашей библіографической дѣятельности, которую я очень уважаю, и благодарю за дополненія къ Дружинину и Гребенкѣ, при чемъ искренно сожалѣю, что они не могутъ мнѣ послужить, такъ какъ, конечно, они не дождутся второго изданія. Всѣ подобныя дополненія надо было бы Вамъ собрать въ одну статью и печатать ихъ въ "Архивѣ" или "Старинѣ", чтобы они со временемъ послужили кому-нибудь на пользу. Что же касается замѣчаній Вашихъ къ "поэтамъ", то я воспользуюсь ими при слѣдующемъ изданіи, если доживу до него.
   Посылаю при семъ Вамъ на память мои изданія. Если свидимся въ Петербургѣ, снабжу Васъ всѣми остальными. Насчетъ справокъ въ Публичной Библіотекѣ я могу съ удовольствіемъ служить Вамъ. Какъ-нибудь соберусь -- и доставлю Вамъ мои нѣжинскія поэмы, имѣвшія когда-то въ Нѣжинѣ огромный успѣхъ. До свиданія.
   Искренно Васъ уважающій товарищъ

Николай Гербель.

   Мой адресъ: Клинскій проспектъ, собственный домъ. С.Петербургъ.
   

Письмо второе.

31-го декабря 1879 года.

   Многоуважаемый и любезнѣйшій Степанъ Ивановичъ! На другой день по полученіи Вашего послѣдняго письма я былъ у Суворина и говорилъ съ нимъ о Вашемъ предложеніи. Онъ рѣшительно мнѣ сказалъ, что привести въ исполненіе Ваше предложеніе онъ не можетъ, во-первыхъ, потому, что времени мало, а во-вторыхъ, что несвоевременно оно, съ чѣмъ нельзя не согласиться, такъ какъ при теперешнемъ положеніи вещей слѣдуетъ выжидать, а не высовываться.
   Посылаю Вамъ мои изданія, которыхъ у Васъ еще нѣтъ: Сочиненія Шиллера, изданіе 5-е, Гете сочиненій полное собраніе въ 10 томахъ и 5-е изданіе моего перевода "Слова о Полку Игоря", шестое изданіе котораго съ картинами я уже готовлю къ печати. Вмѣстѣ съ тѣмъ посылаю Вамъ еще одинъ экземпляръ "Русскихъ Поэтовъ", изданіе второе, для отмѣтки разныхъ пропусковъ и ошибокъ, которыя Вы хотѣли сдѣлать для третьяго изданія книги, и за что я Васъ впередъ сердечно благодарю.
   Посылаю, вмѣстѣ съ тѣмъ, обѣщанную нѣжинскую поэму, написанную мною слишкомъ 35 лѣтъ тому назадъ. Въ свое время она была очень распространена между нѣжинцами. Благодарю Васъ очень за всѣ замѣчанія Ваши, помѣщенныя какъ въ первомъ, такъ и во второмъ Вашихъ письмахъ. При случаѣ воспользуюсь ими.
   Насчетъ покойнаго X. А. Экеблада я справлялся у его зятя, П. Н. Дагіевскаго, который и далъ мнѣ слѣдующую отмѣтку, которую прилагаю {Христіанъ Адольфовичъ Экебладъ скончался 17 февраля 1877 года. Похороненъ въ С.-Петербургѣ, на Волховомъ лютеранскомъ кладбищѣ, въ одномъ склепѣ съ своимъ соотечественникомъ и другомъ отъ дѣтскихъ лѣтъ бывшимъ членомъ Коммиссіи прошеній Дѣйствительнымъ Тайнымъ Совѣтникомъ Александромъ Ильичомъ Энсгольмомъ, въ домѣ отца котораго Ильи Ивановича (бывшаго Президента С.-П-ской Медико-Хирургической Академіи) покойный Христіанъ Адольфовичъ воспитывался.
   Некрологъ покойнаго, составленный Николаемъ Васильевичъ Гербелемъ, напечатанъ въ "Голосѣ" въ двадцатыхъ числахъ февраля 1877 года.}.
   Искренно Васъ уважающій

Николай Гербель.

   

Письмо третье.

27-го января 1880 года.
Клинскій проспектъ, собственный домъ.

Многоуважаемый Степанъ Ивановичъ!

   Книги Ваши, за которыя искренно Васъ благодарю, и письмо Ваше отъ 4-го января, на которое отвѣчаю по пунктамъ, я получилъ.
   1) Насчетъ Каминскаго, окажу Вамъ, что я издаю только то, работаю надъ чѣмъ самъ и къ чему лежитъ моя душа. Гребенку, Дружинина и Прокоповича я собралъ самъ съ большимъ трудомъ, привелъ въ систему, снабдилъ біографіями и библіографическими статьями, что сдѣлало всѣ эти три изданія полезными для русской читающей публики, до появленія которыхъ въ свѣтъ у насъ почти не существовало хорошихъ изданій сочиненій.
   2) Насчетъ дѣтей Экеблада скажу Вамъ весьма неутѣшительныя вещи: Илья Христіановичъ служилъ еще лѣтъ шесть тому назадъ въ Сибири и былъ подполковникомъ; сильно пилъ и однажды заснулъ въ дорогѣ, отморозилъ себѣ ноги и умеръ; Софья же Христіановна не живетъ съ мужемъ, а гдѣ находится -- одному Богу извѣстно. Изъ четверыхъ дѣтей трое умерли, а четвертый профессоромъ въ харьковскомъ университетѣ.
   3) Что касается меня и моихъ семейныхъ дѣдъ, то скажу, что я не служу, а занимаюсь исключительно литературой; это Вамъ извѣстно по моимъ изданіямъ Шиллера, Байрона и Гете, гдѣ много моихъ переводовъ, не только мелочи, но и капитальныхъ произведеній.
   Я женатъ уже 15 дѣть, но дѣтей у насъ нѣтъ. Посылаю Вамъ карточки -- свою и женину. Посмотрѣвъ на нее, Вы мнѣ повѣрите, что я очень люблю свою жену, которая -- ангелъ, не больше не меньше. Что же касается ея ума и образованія, то прочтите ея переводъ трагедіи Байрона "Вернеръ" (томъ 4-й).
   4) За Ваши замѣтки на "Русскихъ Поэтовъ" я приношу Вамъ мою искреннюю благодарность. Всѣми воспользуюсь.
   5) Посылаю Вамъ "Гофмана", "Пр..." {Не разобрано.} и еще кое-что, а также портретъ. Теперь о дѣдѣ, которое меня занимаетъ очень! Хочу издать исторію Лицея князя Безбородко, то-есть поправить и дополнить все собранное мною для изданія Кушелева "Л. К. Безбородко". Для этого желаю пригласить Васъ дополнить нѣкоторые отдѣлы, именно: 1) списокъ кончившихъ курсъ студентовъ съ основанія до конца, который, кажется, наступаетъ въ нынѣшнемъ году; 2) списокъ профессоровъ, директоровъ и преподавателей до конца; 3) составить ненаписанныя біографіи профессоровъ и директоровъ до конца, послѣ Скоб* лера Кагнанскаго; 4) дополнить и сильно исправить исторію Нѣжина. Я жертвую на это дѣло 1000 руб. и могъ бы предложить Вамъ изъ нихъ 300 руб. Что Вы скажете на это?

Искренно Васъ уважающій
Николай Гербель.

   Теперь сильно занятъ: печатаю разомъ всѣ 4 тома Шекспира въ исправленномъ, значительно дополненномъ видѣ. Самъ перевелъ для него 154 сонета.
   

Письмо четвертое.

4-го мая 1880 года. СПБ.

   Дорогой и многоуважаемый Степанъ Ивановичъ. Благодарю Васъ очень за совѣть обратиться къ Скребницкому по дѣду изданія "Исторіи гимназіи Высшихъ наукъ и Лицея князя Безбородко", что я и исполнилъ, и уже теперь получилъ увѣдомленье отъ него, что списокъ окончившихъ курсъ студентовъ съ 1858 по нынѣшній годъ у него готовъ. При всемъ томъ я все-таки очень сожалѣю, что Вы не могли принять сами на себя этотъ трудъ.
   Извините, что не отвѣтилъ раньше на Ваше письмо: усиленная работа надъ изготовленіемъ къ выходу въ свѣтъ 1-го и 2-го томовъ Шекспира третьимъ изданіемъ, которое при семъ Вамъ препровождаю, поглощало все мое время въ теченіе послѣднихъ двухъ мѣсяцевъ. Слава Богу, до отъѣзда въ деревню я успѣлъ ихъ окончить. Оба тома состоятъ изъ прежде напечатанныхъ, въ двухъ первыхъ изданіяхъ, 27 пьесъ, по большей части исправленныхъ переводчикомъ для новаго изданія; 8-й же томъ будетъ содержать два новыхъ перевода ("Ромео и Джудьета" и "Антоній и Клеопатра"), сдѣланныхъ превосходно Соколовскимъ и замѣнившихъ два весьма слабыхъ перевода Грекова и Корженевскаго и четыре поэмы, никогда не являвшихся въ русскомъ переводѣ.
   Если отказъ Вашъ отъ участія въ изданіи "Исторія лицея" основанъ на совершенно основательной причинѣ, то къ отказу отъ нижеслѣдующей просьбы моей, думаю я, Вы не найдете сколько-нибудь основательныхъ причинъ, такъ какъ я обращаюсь къ Вашей спеціальности. Посылаю Вамъ половину "Списковъ сочиненій литераторовъ, получившихъ воспитаніе въ Г. В. Н. Л. К. Безбородко", дополняемыхъ мною въ теченіе 20 лѣтъ, со времени его перваго напечатанія. Провѣрьте его и сдѣлайте указанія на пропуски: этимъ Вы послужите хорошему дѣлу, о чемъ, конечно, я упомяну въ предисловіи, такъ какъ это сохранитъ отъ забвенія труды многихъ. Еще прошу написать Васъ біографію Каминскаго, котораго Вы такъ цѣните.
   Что же касается остальныхъ біографій, то если Вы захотите взять написать какую-нибудь изъ нихъ, то этимъ доставите мнѣ большое удовольствіе, а публикѣ большую пользу. Жду съ нетерпѣніемъ Вашего письма. Мой адресъ: Тульской губерніи, станція Сергіевская, по Московско-Курской желѣзной дорогѣ.

Весь Вашъ Никол. Гербель.

   P. S. Еще бы мнѣ хотѣлось, чтобы Вы написали біографію Леонида Ивановича Глѣбова, издавшаго въ 1847 году въ въ Полтавѣ свои стихотворенія и окончившаго курсъ въ Лицеѣ князя Безбородко въ 1855 году. Не укажете ли мнѣ еще кого-нибудь, чью бы слѣдовало біографію помѣстить въ изданіи? Я хочу помѣстить, кромѣ помѣщенныхъ, еще біографіи Лашнюкова, Троцины, Дріанскаго. Не знаете ли чего-нибудь о послѣднемъ? Его романы въ свое время имѣли значительный успѣхъ, да и въ настоящее время еще читаются. Вообще убѣдительно [прошу] помочь мнѣ въ моемъ предпріятіи, дѣло котораго -- прославить нашъ милый Лицей и скромныхъ его воспитанниковъ, изъ которыхъ нѣкоторые прославились и безъ того.
   

Письмо пятое.

3-го августа 1880 года.

   Добрѣйшій и многоуважаемый Степанъ Ивановичъ! Извините великодушно, что я такъ долго оставлялъ Ваше послѣднее письмо. Причина -- болѣзнь, очень серьезная. Вотъ уже десять лѣтъ съ лишнимъ, какъ нервы мои сильно разстроились, и никакія лѣченія не помогали, почему, въ концѣ концовъ, я почти бросилъ лѣкарства; но съ годъ тому назадъ меня такъ хватило, что въ настоящее время я сильно поплатился не только зрѣніемъ, но и памятью. Внутренній жаръ совсѣмъ меня обезсилилъ, такъ что безпрестанно долженъ ложиться въ постель: такъ клонитъ ко сну. На дняхъ отправлюсь снова въ Москву -- совѣтоваться съ докторами. Благодарю Васъ очень за поправки "Списка", который я Вамъ посылалъ и который получилъ обратно. Всѣ Ваши замѣчанія я вношу куда слѣдуетъ, и потому ни одно изъ нихъ не пропадетъ даромъ.
   Особенно благодаренъ за замѣчанія на "Слово", такъ какъ я готовлю его выпустить шестымъ изданіемъ, а можетъ, и седьмымъ (для школъ -- маленькій), въ чемъ меня убѣждаютъ многіе хорошіе люди, въ томъ числѣ и милые покойники Максимовичъ и Срезневскій.
   Какъ только выйдетъ 3-й томъ Шекспира, онъ будетъ Вамъ доставленъ съ портретомъ, новымъ и очень хорошимъ, сдѣланнымъ для меня профессоромъ Мюнхенской Академіи на славу.
   Всѣ Ваши статьи по поводу памятника Пушкина я прочелъ съ удовольствіемъ, при чемъ подивился Вашему трудолюбію и знанію дѣла, что еще важнѣе.
   "Лицей" подвигается тоже, и по пріѣздѣ моемъ въ Петербургъ начну печатанье, если буду здоровъ.

Искренно Васъ любящій и уважающій
Николай Гербель.

   Въ началѣ сентября буду въ Ялтѣ.
   

Письмо шестое.

28-го ноября 1880 года. С.-Петербургъ.

   Любезнѣйшій и многоуважаемый Степанъ Ивановичъ. Извините, что не скоро отвѣчаю Вамъ на послѣднее письмо Ваше; причина -- болѣзнь, которая сильно сломила меня, лишивъ памяти, а также въ значительной степени зрѣнія и олуха. Нервы мои разстроены до послѣдней степени, что заставляетъ меня весьма часто сильно страдать и сильно раздражаться. Но довольно объ этомъ!
   При всемъ желаніи исполнить Вашу просьбу, я нигдѣ не могъ достать гравюръ къ Шиллеру, такъ какъ онѣ уже лѣтъ шесть какъ вышли изъ продажи. Если Вы не имѣете 5-го изданія "Шиллера" въ моемъ изданіи, то я тотчасъ пришлю его Вамъ, какъ получу къ нему картины изъ Лейпцига, которыя замерзли въ морѣ и до сихъ поръ не могутъ притти въ Питеръ. Онѣ гораздо лучше тѣхъ 46, о которыхъ Вы пишете, такъ какъ форматъ ихъ въ четыре раза больше и гравированы лучшимъ художникомъ, хотя ихъ всего 20 вмѣсто 45, бывшихъ въ маломъ изданіи.
   Очень Вамъ благодаренъ за Ваши поправки въ моихъ изданіяхъ. Многими изъ нихъ я уже воспользовался; что же касается пропусковъ въ Гёте и Дружининѣ, то они сдѣланы по зрѣлымъ размышленіямъ и по совѣтамъ людей знающихъ. Все выпущенное въ "Гёте" ниже всякой критики и въ самой Германіи считается позорнымъ для имени великаго писателя, такъ какъ писалось во время печальной жизни въ Веймарѣ на потѣху праздной дворовой челяди. И безъ того проскользнуло у меня нѣсколько дрянныхъ его вещей, не стоящихъ перевода. Дружинина также слѣдовало сократить, потому что и безъ того набралось цѣлыхъ восемь объемистыхъ томовъ, обошедшихся издателю, брату покойнаго, въ 12.000 рублей, несмотря на то, что листы были двойные, и я не взялъ съ него ни копѣйки за редакторство, хотя я долженъ былъ прочесть всѣ рецензіи покойнаго писателя и взять только однѣ хорошія и исключать изъ нихъ всѣ перепечатки изъ разбираемыхъ авторовъ, такъ какъ иначе вышло бы не 8 томовъ, а 15, за которые я убѣдилъ издателя продавать по 10 рублей за экземпляръ, т. е. по 1 руб. 25 коп. за томъ, а за уступкой книгопродавцамъ -- по 1 руб., что составляло для него убытку въ 2000 руб. при полной продажѣ изданія; а такъ какъ его не продалось и четвертой части до настоящей поры, то потеря его оказалась весьма значительной, о чемъ онъ, впрочемъ, не сѣтуетъ, такъ какъ это было ему предсказано мною до печатанья. Впрочемъ, онъ имѣлъ въ виду всего одну память брата, котораго любилъ страстно. Изъ этого Вы можете видѣть, что я поступаю при своихъ изданіяхъ вовсе не зря, а совершенно обдуманно, въ чемъ и заключается ихъ успѣхъ въ публикѣ. Весьма сожалѣю, что Васъ поразилъ пропускъ какой-то пѣсни въ "Поэзіи и Правдѣ" Гёте, что Вамъ не дало возможности замѣтить, что подобнаго другого перевода не существуетъ на русскомъ языкѣ, благодаря величайшей добросовѣстности и огромному таланту переводчика, протрудившагося надъ нимъ цѣлыхъ два года. На мой вопросъ о достоинствѣ перевода Соколовскаго ("Поэзія и Правда" и двухъ послѣднихъ изъ Шекспира: "Ромео и Джульета" и "Антоній я Клеопатра", помѣщенные въ посылаемомъ Вамъ 4-мъ томѣ) Островскій отвѣтилъ, что переводы его гораздо лучше Дружининскихъ, которыми мы такъ восхищались. Посылаю Вамъ окончаніе "Списка сочиненій воспитанниковъ Нѣжинскаго Лицея", съ просьбой просмотрѣть его и добавить и исправить, такъ какъ при всемъ моемъ желаніи сдѣлать ихъ возможно полными, я рѣшительно чувствую себя неспособнымъ для того, имѣя въ виду всѣ Ваши поправки къ моимъ изданіямъ, поистинѣ изумительнымъ, если взять въ соображеніе то, что я для одного Шиллера перебралъ до 12.000 томовъ въ Публичной Библіотекѣ.
   Благодарю Васъ еще разъ за все сдѣланное для меня. Всѣ отмѣтки по "Лицею" уже вписаны мною куда слѣдуетъ, а все остальное ждетъ своей очереди. "Списокъ" прошу Васъ возвратить мнѣ какъ можно скорѣе, такъ какъ наборъ дожидается тисненья. Желаю Вамъ всего хорошаго и полнаго успѣха въ Вашихъ работахъ -- библіографическихъ, приносящихъ такъ много пользы нашей литературѣ, потребующей еще много всякаго рода исправленій.

Будьте здоровы.
Весь Вашъ Николай Гербель.

   

-----

   Къ стр. 126. Гербелъ, Николай Васильевичъ (1827--1883) -- извѣстный поэтъ и переводчикъ. См. о немъ: "Русскій біографическій словарь". М. 1914 г.
   -- Поэма Л. Л. Л., т.-е. Гербеля, полностью еще не была напечатана; "введеніе въ поэму" (12 строфъ -- со 2-й по 8-ю и съ 10-й по 14-ю) было напечатано въ изданіи "Русскіе поэты" во 2-мъ томѣ Стихотв. Гербеля. Спб. 1882 г. и въ книгѣ: "Гимназія высшихъ наукъ и Лицей князя Безбородко". Спб. 1881 г. на стр. СXVIII. Приводимъ поэму со списка, присланнаго Н. В. Гербелемъ Степану Ивановичу, съ необходимыми пропусками неудобныхъ для печати мѣстъ:
   

Приключеніе, въ которомъ разсказывается, какъ два студента шли на Магерки, а попали на Воробьевку и что тамъ случилось.

   О, парнасская мать,
   Я хочу воспѣвать
   Нашъ Лицей и его лицеистовъ!
   Я заздравицу пью
   Въ твою честь -- и пою
   Похожденья двухъ бравыхъ юристовъ.
   
   Пробѣжавъ по струнамъ,
   Золотымъ пѣвунамъ.
   Не жалѣю ни груди, ни глотки:
   И сіяй, и свѣтлѣй,
   Незабвенный Лицей,
   Знаменитый Лицей Безбородки!
   
   Гдѣ окрѣпъ, возмужалъ
   Тотъ, это выше похвалъ,
   Дивный Гоголь, изъ геніевъ Геній,
   Гдѣ Торкватовъ пѣвецъ
   Ужь мечталъ про вѣнецъ,
   Гдѣ трудился Гребенка Евгеній.
   
   Гдѣ Петръ Рѣдкинъ корпѣлъ,
   Гдѣ Рославскій потѣлъ
   Надъ латынью сухой, гдѣ Базили
   О Элладѣ мечталъ,
   И гдѣ росъ-выросталъ
   Крѣпко-тѣлый Домбровскій Василій.
   
   Гдѣ Миклуха, Собко
   Усвояли легко
   Математики высшей начала,
   И гдѣ въ мракѣ ночей
   Проработалъ надъ ней
   Нашъ Журавскій Димитрій не мало.
   
   Гдѣ Иванъ Лашнюковъ
   На кропанье стиховъ
   Промѣнялъ упражненья въ латыни,
   И гдѣ, полонъ любви,
   Всѣ надежды свои
   Созидалъ Эквебладъ на Троцинѣ.
   
   И свѣтлѣй, и сіяй
   Дорогой "Неминай",
   Украшеніе Нѣжина-града!
   Пусть бутылки твои
   Съ искрометнымъ аи
   Возростутъ до библейскаго стада!
   
   Гдѣ нашъ Шкода Иванъ,
   Минестрѣль и баянъ.
   Нашъ Конисскій, Шрамченко, Макаровъ
   Напивались со мной
   До того, что порой
   Принимали людей за омаровъ.
   
   Но довольно! Досѣль
   Я тянулъ канитель:
   Пѣлъ друзей, прославлялъ заведенья --
   И трактиръ и Лицей,
   А теперь, безъ затѣй,
   Приступаю къ канвѣ приключенья.
   
   Западъ вспыхнулъ огнемъ:
   За сосѣднимъ холмомъ
   Догоралъ -- такъ роскошенъ и нѣженъ --
   Умирающій день --
   И вечерняя тѣнь
   Осѣняла безжизненный Нѣжинъ.
   
   Огоньки кое-гдѣ;
   Но какъ пусто вездѣ
   На ристалищахъ Нѣжина-града!
   Все заснуло кругомъ,
   Лишь подъ чьимъ-то окномъ
   Замирала въ дали серенада.
   
   Это онъ и она!
   Чуть зажжотся луна,
   Ужь съ дрянною гитарой подъ мышкой
   Онъ стоитъ у воротъ
   И брянчитъ и поетъ --
   И смѣется она надъ мальчишкой.
   
   Да извощикъ домой
   Проѣзжалъ стороной;
   У трактира похрюкивалъ боровъ;
   Да какой-то бѣднякъ,
   По дорогѣ въ кабакъ.
   Пробирался вдоль длинныхъ заборовъ.
   
   Да въ стеклянныхъ дверяхъ
   Появлялся въ очкахъ
   Дорогой властелинъ "Неминая"
   И глядѣлъ на востокъ
   И сморкался въ платокъ,
   Понапрасно гостей поджидая.
   
   Такъ вотъ этой порой
   По живой мостовой,
   Каковыхъ не найдется на свѣтѣ.
   Два студента брели.
   Рѣчь про . . . . . . вели
   И писали ногами мыслете.
   
   Развязавъ языки,
   Разстегнувъ сюртуки
   И надѣвъ на затылокъ фуражки,
   Толковали они
   Про интрижки свои.
   Славя. . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
   И одинъ увѣрялъ,
   Что онъ все испыталъ,
   Что даетъ намъ восторгъ обладанья,
   И что нѣга любви.
   Что бушуетъ въ крови,
   Упоительнѣй всякаго знанья.
   
   А другой, какъ поэтъ,
   Разстегнувши жилетъ
   И засунувши руки въ карманы,
   Горячо утверждалъ,
   Что любви идеалъ
   Растравляетъ сердечныя раны.
   
   "Аферистъ, гимназистъ".
   Говорилъ нашъ юристъ,
   То-есть первый изъ бравыхъ студентовъ:
   "Въ . . . . . . . . . . . . завернетъ,
   Плодъ запретный сорветъ
   И уходитъ, далекъ комплиментовъ.
   
   "Но при первыхъ царяхъ
   Въ семихолмыхъ стѣнахъ
   Куда шире любовь понимали,
   А при Брутѣ, кажись,
   До того развились,
   Что и . . . . . . . . . . . . сидѣть не давали.
   
   "Ужь сказать -- такъ скажу:
   Изъ всего вывожу,
   Что латинцы великое племя.
   Какъ въ дѣлахъ таковыхъ
   Мы отстали отъ нихъ!
   Но, конечно, все время, все время!"
   
   "Какъ безжалостенъ свѣтъ!"
   Отозвался поэтъ,
   "Какъ коварны, безжалостны люди!
   Лишь злословятъ, чернятъ,
   Отверженьемъ клеймятъ --
   И предательствомъ дышать ихъ груди.
   
   "Ахъ, я я вѣдь страдалъ
   И не разъ проливалъ
   Огневыя, обильныя слезы!
   Ахъ, и я вѣдь любилъ,
   Но, увы, схоронилъ
   Невозвратно любимыя грезы!
   
   "Недостойный злодѣй
   Очернилъ передъ ней --
   Передъ милой -- страдальца-поэта,
   И былъ выброшенъ я
   Изъ квартиры ея
   Безъ . . . . . . . . . . . . сапоговъ и жилета".
   
   Но какъ ихъ разговоръ
   Не смѣшонъ, не остеръ,
   То простите мою мнѣ уловку
   И позвольте своихъ
   Мнѣ героевъ хмѣльныхъ
   Проводить въ . . . . . . . . . . . . . . . . . .-- Воробьевку.
   
   Будто кровью горя,
   Потухала заря
   Въ безпредѣльной дали за лѣсами,
   И луна за холмомъ
   Загоралась пятномъ,
   Разсыпаясь по снѣгу лучами.
   
   Не дойдя кабака
   И загнувъ "дурака"
   Полицейскому Киръ-Перцаговкѣ,
   Удалая чета
   Повернула съ моста
   И пошла по пути къ Воробьевкѣ.
   
   О, причина всѣхъ бѣдъ,
   Искрометный поэтъ!
   И немного, казалось, хлебнули,
   А пошли же домой
   По дорогѣ одной,
   А совсѣмъ на другую свернули.
   
   Что за прелесть . . . . . . . . . . . .
   Этотъ садъ красоты
   Въ стольномъ Кіевѣ, полномъ какъ чаша!
   Москвичи, нѣту словъ --
   Еще краше . . . . . . . . . . . .
   Безподобная . . . . . . . . . . . .ваша;
   
   Но и ты намъ мила,
   Но и ты намъ дала
   Много сладкихъ минутъ, Воробьевка;
   Хоть и знаемъ, что ты
   Далеко не . . . . . .
   И не -- . . . . . . . . . . . .
   
   А студенты межъ тѣмъ,
   Не смущаясь ничѣмъ,
   Другъ на друга, идя, напирали
   И, смѣжая шаги
   И грузя сапоги,
   О восторгахъ любви разсуждали.
   
   Обогнувши плетень.
   Будто женскую тѣнь
   Увидали они предъ собою.
   Увидали -- и вмигъ
   Разговоръ ихъ затихъ.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
   "Подожди, погоди!
   Дай прижаться въ груди,
   Дай обнять мнѣ тебя, молодица!"
   Прогорланилъ юристъ
   И, дрожа словно листъ,
   Полетѣлъ къ молодицѣ, какъ птица.
   
   "Идеалъ мой и свѣтъ!"
   Простоналъ нашъ поэтъ:
   О, сильфида моя неземная,
   Не сіяй предо мной
   Легко-крылой мечтой,
   А явись мнѣ посланницей . . . ".
   
   Но мелькнувшая тѣнь,
   Опершись о плетень,
   Передъ ними недвижно стояла
   И лишь вѣтеръ порой
   Надъ ея головой
   Развивалъ и свивалъ покрывало.
   
   "Подождите, мой свѣтъ,
   Вы меня!" И поэтъ,
   Спотыкаясь на каждомъ ухабѣ,
   Зашагалъ поскорѣй
   И . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Между тѣмъ и юристъ --
   Голосистъ и рѣчистъ --
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
   Но ихъ страсти предметъ
   Промычалъ имъ въ отвѣтъ
   Цѣлый рядъ кучерскихъ комплиментовъ,
   Сдѣлалъ два-три шага.
   Но споткнулась нога --
   И предметъ полетѣлъ на студентовъ.
   
   "Мое сердце, какъ листъ --
   Прогорланилъ юристъ --
   На припёкѣ свернулось отъ страсти!
   "Ужъ задамъ -- такъ задамъ:
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Но поэтъ молодой
   Возалкавишій душой.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   А юристъ удалой,
   Какъ прозаикъ . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Но -- о, ужасъ! о, страхъ!--
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   "Или я потерялъ
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . и впалъ
   Въ идіотство безъ всякой причины,
   Или впалъ я въ просакъ
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   "О, коварство и свѣтъ!"
   Отозвался поэтъ --
   И сорвалъ съ головы покрывало;
   Но -- о, ужасъ! о, страхъ!--
   Образина въ усахъ
   Удивленнымъ студентамъ предстала.
   
   "Я дрожу словно листъ",
   Прогорланилъ юристъ,
   "Отъ досады, что это . . . . . .!
   Какъ принять этотъ стогъ
   Я за . . . . . . . . . . .могъ?
   Вѣдь съумѣлъ нарядиться скотина!"
   
   И юристъ удалой
   Топнулъ гнѣвной ногой
   И промолвилъ, пыхтя отъ досады:
   "Чтобъ васъ чортъ всѣхъ побралъ --
   И тебя, карнавалъ,
   А съ тобою и всѣ маскарады!"
   
   И студенты мои,
   Говоря о любви
   И интрижки свои вспоминая,
   Снова тронулись въ путь,
   Чтобъ подъ утро уснуть
   У знакомыхъ воротъ "Неминая".
                                                                         Н. Гербель.
   1844 года. Нѣжинъ.
   
   -- "благодарю за дополненія въ Дружинину и Гребенкѣ" -- Н. В. Гербель редактировалъ поли. собр. сочиненій Гребенки. 5 томовъ. Спб. 1862 г. и Дружинина 8 томовъ. Спб. 1865--67 гг.
   Къ стр. 127. "нѣжинская поэма" -- приведена выше. См. примѣч. къ стр. 125.
   Къ стр. 129. Скребницкій -- въ оригиналѣ письма, вѣроятно, описка; полагаемъ, что рѣчь шла о Сребницкомъ, Иванѣ, исправлявшемъ въ 1873--1875 гг. должность профессора по каѳедрѣ русской и всеобщей исторіи и статистики въ лицеѣ кн. Безбородко.
   -- Соколовскій, Александръ Лукичъ (1837--?) -- извѣстный переводчикъ Шекспира.
   Къ стр. 130. Грековъ, Николай Перфилѣевичъ (1810--1866) -- забытый теперь поэтъ и переводчикъ.
   -- Корженевскій, Осипъ Викентьевичъ (1797--1863) -- беллетристъ, профессоръ русской словесности Кіевскаго университета.
   -- Каминскій, Викторъ Кирилловичъ -- воспитанникъ лицея кн. Безбородко; біографію его написалъ В. Толбинъ. См. "Гимназія высшихъ наукъ и лицей кн. Безбородко", стр. 398--399.
   -- Глѣбовъ, Леонидъ Ивановичъ; Лашнюковъ, Иванъ Васильевичъ и Троцина, Константинъ Елисеевичъ -- воспитанники лицея кн. Безбородко. Смо нихъ "Гимназія высшихъ наукъ и лицей кн. Безбородко".
   -- Дріанскій, Е. Э.-- беллетристъ и драматургъ 1850--60 гг.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru