Гейне Генрих
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Недвижно, в далеком эфире..."
    "Как сны полунощные, зданья..."
    "Как ты можешь спать спокойно..."
    Невольничий корабль
    Тамбурмажор великой армии
    Ундина
    Концерт юных котов
    Перевод Ф. Б. Миллера.


   

ГЕЙНЕ.

   Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
   
   Недвижно, въ далекомъ эѳирѣ...
   Какъ сны полунощныя, зданья...
   Какъ ты можешь спать спокойно...
   Невольничій корабль
   Тамбурмажоръ великой арміи
   Ундина
   Концертъ юныхъ котовъ
   

* * *

             Недвижно, въ далёкомъ эѳирѣ,
             Блестящія звѣзды стоятъ,
             И сотни столѣтій съ любовью
             Одна на другую глядятъ.
   
             Онѣ говорятъ нежь собою,
             И дивно богатъ ихъ языкъ;
             И нѣтъ на зеилѣ филолога,
             Кто бъ тайну ихъ рѣчи проникъ.
   
             Но мнѣ сталъ языкъ ихъ понятенъ,
             Я долго его изучалъ:
             Въ глазахъ моей милой подруги
             Я вѣрный словарь отыскалъ.
                                                               Ѳ. Миллеръ.
   

* * *

             Какъ сны полунощные, зданья
             Стоятъ въ безконечномъ ряду.
             Я мимо ихъ, въ плащъ завернувшись,
             По улицѣ молча иду.
   
             И слышу: на башнѣ собора
             Двѣнадцать ужь колоколъ бьётъ.
             Съ какимъ же теперь нетерпѣньемъ
             Меня моя милая ждётъ!
   
             Сопутникъ мой мѣсяцъ: онъ свѣтятъ
             Привѣтно въ дорогу мою.
             И вотъ -- я у двери знакомой
             И мѣсяцу такъ говорю:
   
             "Спасибо, мой добрый товарищъ,
             Что ты посвѣтилъ мнѣ идти!
             Теперь я тебя отпускаю:
             Теперь ты другимъ посвѣти.
   
             "И если увидишь скитальца
             Съ нѣмою сердечной тоской --
             Утѣшь его такъ же, мой милый,
             Какъ я былъ утѣшенъ тобой."
                                                               Ѳ. Миллеръ.
   

* * *

             Какъ ты можешь спать покойно?
             Вѣдь ты знаешь, что я живъ
             И храню въ душѣ досаду,
             Прежнихъ ранъ не позабывъ.
   
             Помнишь старую балладу,
             Какъ пришолъ ночной порой
             Мёртвый юноша изъ гроба
             За подругой молодой?
   
             Берегись, моя красотка!
             Я отмстить тебѣ готовъ:
             Я не умеръ -- и сильнѣе
             Всѣхъ на свѣтѣ мертвецовъ.
                                                               Ѳ. Миллеръ.
   

НЕВОЛЬНИЧІЙ КОРАБЛЬ.

1.

             Въ каютѣ своей суперкарго Ванъ-Койкъ
                       За книгой сидитъ и считаетъ:
             Свой грузъ оцѣняя по счётамъ, съ него
                       Наличный барышъ вычисляетъ.
   
             "И гумми, и перецъ сойдутъ -- у меня
                       Ихъ триста боченковъ; цѣннѣе
             Песокъ золотой да слоновая кость;
                       Но чорный товаръ прибыльнѣе.
   
             "Я негровъ шесть сотенъ почти за ничто
                       Промѣномъ досталъ съ Сенегала;
             Ихъ тѣло, ихъ члены, ихъ мускулы -- всё
                       Какъ лучшій отливъ изъ метаіла.
   
             "За нихъ, вмѣсто платы, я водки давалъ,
                       Да бусъ, да куски позументовъ.
             Умрётъ половина -- и то барыша
                       Мнѣ будетъ сотъ восемь процентовъ.
   
             "И если три сотни изъ нихъ довезу
                       До гавани въ Ріо-Жанейро --
             По сотнѣ червонцевъ за штуку возьму
                       Съ домовъ Гонзалеса Перейро."
   
             Но вдругъ изъ пріятныхъ мечтаній своихъ
                       Почтенный Ванъ-Койкъ пробудился:
             Ванъ-Шмиссенъ, его корабельный хирургъ,
                       Къ нему съ донесеньемъ явился.
   
             То былъ человѣкъ долговязый, сухой,
                       Лицо всё въ угряхъ и веснушкахъ.
             "Ну что, мой любезнѣйшій фельдшеръ морской,
                       Что скажешь о чорненькихъ душкахъ?"
   
             Хирургъ поклонился на этотъ вопросъ:
                       -- Я къ вамъ, отвѣчалъ онъ умильно,
             Съ докладомъ, что ночью умершихъ число
                       Межь ними умножилось сильно.
   
             -- Пока умирало ихъ круглымъ числомъ
                       Лишь по двое въ сутки, а нынѣ
             Ихъ семеро пало и я въ черновой
                       Убытокъ вписалъ по-латынѣ.
   
             -- Ихъ трупы внимательно я осмотрѣлъ --
                       Вѣдь негры лукавѣе чорта:
             Прикинуться мёртвыми могутъ порой.
                       Чтобъ только ихъ бросили съ борта.
   
             -- Я съ мёртвыхъ оковы немедленно снялъ,
                       Всѣ члены своею рукою
             Ощупалъ и въ море потомъ приказалъ
                       Всѣхъ бросить ихъ утромъ, съ зарёю.
   
             -- И тотчасъ изъ волнъ налетѣли на нихъ
                       Акулы -- вдругъ цѣлое стадо.
             Нахлѣбниковъ много межь нихъ у меня:
                       Имъ чорное мясо -- отрада!
   
             -- Изъ гавани самой повсюду онѣ
                       Слѣдятъ постоянно за нами:
             Знать бестіи чуютъ добычу свою
                       И всѣхъ пожираютъ глазами.
   
             -- И весело, право, на нихъ посмотрѣть,
                       Какъ мёртвыхъ канальи хватаютъ:
             Та голову хапнетъ, та ногу рванётъ,
                       Другая лохмотья глотаетъ.
   
             -- И все проглотивъ, соберутся толпой
                       Внизу подъ кормой и оттуда
             Глазѣютъ, какъ-будто хотятъ мнѣ"ъа?.атъ
                       "Спасибо за сладкое блюдо!"
   
             Но, тяжко вздыхая, прервалъ его рѣчь
                       Ванъ-Койкъ: "О, скажи мнѣ скорѣе,
             Что дѣлать, чтобъ эту мнѣ смертность пресѣчь?
                       Какое тутъ средство вѣрнѣе?"
   
             -- Въ томъ сами они виноваты одни,
                       Хирургъ отвѣчаетъ разумный:
             Своимъ непріятнымъ дыханьемъ они
                        воздухъ испортили трюмный.
   
             -- Притомъ съ меланхоліи многіе мрутъ:
                       Они вѣдь ужасно скучаютъ:
             Но воздухъ, да пляска, да музыка тутъ
                       Всегда хорошо помогаютъ.--
   
             "Прекрасно, отличію, мой фельдшеръ морской!
                       Ты подалъ совѣтъ мнѣ чудесный!
             Я вѣрю -- умомъ не сравнится съ тобой
                       И самъ Аристотель извѣстный.
   
             "Тюльпанной компаніи нашъ президентъ
                       Въ Делетѣ -- учоный дѣтина,
             И очень умёнъ, но едваль у него
                       Ума твоего половина.
   
             "Скорѣй музыкантовъ сюда! У меня
                       Запляшетъ всё общество чорныхъ;
             А кто не захочетъ изъ нихъ танцовать -
                       Арапникъ подгонитъ упорныхъ."
   

2.

             Высоко, со свода небесъ голубыхъ,
                       Свѣтила прекрасныя ночи
             Глядятъ такъ отрадно, привѣтно, умно,
                       Какъ женщинъ плѣнительныхъ очи.
   
             Глядятъ на равнину безбрежную водъ,
                       Кругомъ фосфорическимъ блескомъ
             Покрытыхъ, а волны привѣтствуютъ ихъ
                       Своимъ упоительнымъ плескомъ.
   
             Свернувъ паруса, неподвижно стоитъ
                       Невольничій бригъ, отдыхая.
             Но ярко на декѣ горятъ фонари
                       И громко гудитъ плясовая.
   
             Усердно на скрипкѣ пилитъ рулевой,
                       Матросъ въ барабанъ ударяетъ,
             Хирургъ корабельный имъ вторитъ трубой,
                       А поваръ на флейтѣ играетъ.
   
             И сотни невольниковъ, женщинъ, мужчинъ,
                       Кружатся, махаютъ руками
             И скачутъ по деку, и съ каждымъ прыжкомъ
                       Гремятъ, потрясая цѣпями.
   
             И скачутъ въ безумномъ весельи кругомъ:
                       Тамъ черной красавицы руки
             Нагого товарища вдругъ обоймутъ --
                       И слышны стенанія звуки.
   
             Одинъ изъ десятскихъ, танцмейстеромъ ставъ,
                       Арапникомъ длиннымъ махаетъ,
             Стегая уставшихъ своихъ плясуновъ:
                       Къ веселью онъ ихъ поощряетъ.
   
             И всё дребезжитъ, и гудитъ, и гремитъ,
                       И звуки несутся далёко:
             Они пробуждаютъ чудовищъ морскихъ,
                       Уснувшихъ въ пучинѣ глубокой.
   
             Акулы въ просонкахъ съ прохладнаго дна
                       Наверхъ выплываютъ стадами,
             И, будто на диво, глядятъ на корабль
                       Смущёнными глупо глазами.
   
             Онѣ замѣчаютъ, что утренній часъ
                       Ещё не насталъ, и зѣваютъ
             Огромною пастью: ряды ихъ зубовъ,
                       Какъ острыя пилы, сверкаютъ.
   
             И всё дребезжитъ, и гремитъ, и гудитъ,
                       На палубѣ скачка, круженье;
             Акулы глазѣютъ наверхъ и хвосты
                       Кусаютъ себѣ съ нетерпѣнья.
   
             Вѣдь музыки звуковъ не любятъ онѣ,
                       Какъ всѣ имъ подобныя хари;
             И Байронъ сказалъ: "берегись довѣрять
                       Не любящей музыки твари."
   
             И всё дребезжитъ, и гудитъ, и гремитъ,
                       И тянется гулъ безконечно.
             Почтенный Ванъ-Койкъ у фокъ-мачты стоитъ
                       И молится жарко, сердечно:
   
             "О, Господи! ради Христа, сохрани
                       Отъ всякихъ недуговъ тѣлесныхъ
             Сихъ грѣшниковъ чорныхъ! прости имъ: они
                       Глупѣе скотовъ безсловесныхъ!
   
             "Спаси ихъ, о Боже! и жизнь ихъ продли
                       Спасителя нашего ради!
             Ахъ, если въ живыхъ не останется ихъ
                       Штукъ триста -- я буду въ накладѣ!
                                                                                   Ѳ. Миллеръ.
   

ТАМБУРМАЖОРЪ ВЕЛИКОЙ АРМІИ.

             Смотрите, вотъ старый нашъ тамбурмажоръ --
                       Онъ голову, бѣдный, повѣсилъ.
             А прежде какъ ярко горѣлъ его взоръ,
                       Какъ былъ онъ доволенъ и веселъ!
   
             Какъ гордо вертѣлъ онъ своей булавой,
                       Съ улыбкой сверкая глазами;
             Его заслуженный мундиръ золотой
                       Сіялъ, озарённый лучами.
   
             Когда онъ въ главѣ барабановъ своихъ
                       Вступалъ въ города и мѣстечки,
             У нашихъ дѣвицъ и у женщинъ иныхъ
                       Тревожно стучали сердечки.
   
             Являлся -- и всюду свободной рукой
                       Срывалъ побѣдительно розы:
             На усъ его чорный струились порой
                       Нѣмецкія женскія слёзы.
   
             А мы всё сносили въ терпѣньи нѣмомъ,
                       Смиряясь предъ вражьимъ напоромъ;
             Мужчины склонялись предъ сильнымъ царёмъ,
                       А дамы -- предъ тамбурмажоромъ.
   
             Мы всѣ Терпѣливо то иго несли,
                       Какъ дубы германской породы;
             Но вдругъ отъ начальства къ намъ вѣсти пришли
                       Къ возстанью за дѣло свободы.
   
             Тогда мы, уставивъ рога, какъ быки,
                       Отважно на бой полетѣли,
             И галльскіе всюду сбивала штыки,
                       И Кернера пѣсни мы пѣли.
   
             Ужасныя пѣсни! Ихъ звуки и хоръ
                       Грозой для тирановъ звучали.
             Отъ нихъ императоръ и тамбурмажоръ
                       Со страхомъ домой убѣжали.
   
             Того и другого постигнулъ конецъ,
                       Ихъ грѣшныхъ дѣяній достойный:
             Тамъ въ руки британцевъ попалъ наконецъ
                       И самъ императоръ покойный.
   
             На островѣ дикомъ творили они
                       Надъ нимъ свои грубыя шутки,
             Пока не пресѣклись ихъ плѣнника дни!
                       Въ страданьяхъ -- отъ рака въ-желудкѣ.
   
             Отставленъ былъ также и тамбурмажоръ --
                       Дни славы его улетѣли,
             И чтобъ прокормиться, онъ служитъ съ тѣхъ поръ
                       Привратникомъ въ нашей отели.
   
             Онъ воду таскаетъ, онъ колетъ дрова,
                       Метётъ коридоры и сѣни;
             Его вся сѣдая отъ лѣтъ голова
                       Трясётся при каждой ступени.
   
             Когда ко мнѣ Фрицъ, мой пріятель, зайдётъ --
                       Онъ тотчасъ, съ насмѣшливымъ видомъ,
             Острить и трунить безпощадно начнётъ
                       Надъ бѣднымъ, сѣдымъ инвалидомъ.
   
             "О, Фрицъ! тутъ не кстати словъ острыхъ потокъ
                       Съ подобною глупой забавой:
             Для сына Германіи низко, дружокъ,
                       Глумиться надъ падшею славой.
   
             По мнѣ тутъ приличнѣй участье къ судьбѣ.
                       Чѣмъ шутки надъ горемъ случайнымъ:
             Кто знаетъ, быть можетъ, отецъ онъ тебѣ
                       Доводится случаемъ тайнымъ.
                                                                                   Ѳ. Миллеръ.
   

УНДИНА.

             Прохлады живительной полный.
             Былъ вечоръ; туманъ упадалъ;
             Съ таинственнымъ говоромъ волны,
             Плескаясь, играли у скалъ.
   
             И образъ прелестной ундины
             Вдругъ нй берегъ вышелъ ко мнѣ,
             И перси ея лебедины
             Вздымались, подобно волнѣ.
   
             Она меня крѣпко и больно
             Сжимала въ рукахъ ледяныхъ:
             -- Пусти меня, дѣва! довольно!
             Мнѣ душно въ объятьяхъ твоихъ.--
   
             "О нѣтъ! я тебя обнимаю
             Такъ крѣпко, мой другъ молодой,
             Затѣмъ-что согрѣться желаю
             Холодной вечерней порой."
   
             -- Смотри -- тамъ луна всё блѣднѣе
             На землю глядитъ съ вышины:
             Твой взоръ сталъ туманнѣй, мрачнѣе,
             Прелестная дѣва волны!--
   
             "О, нѣтъ! тебѣ такъ показалось!
             Глаза мои влаги полны:
             Въ нихъ свѣтлая капля осталась
             Родимой, игривой волны."
   
             -- Крикъ чаекъ вдали раздаётся
             И моря сердитаго вой...
             Зачѣмъ твоё сердце такъ бьё тся
             Мятежно въ груди молодой?"
   
             "Влекомое силой мятежной,
             Оно ужь такъ бьётся давно,
             Затѣмъ-что любовію нѣжной
             Къ тебѣ оно, милый, полно!"
                                                                         Ѳ. Миллеръ.
   

КОНЦЕРТЪ ЮНЫХЪ КОТОВЪ или ПОЭЗІЯ МУЗЫКИ.

             Филармоническій съѣздъ у котовъ
                       Нынче на крышѣ собрался,
             Въ ночь, не изъ прихоти глупой -- о, нѣтъ:
                       Мыслью иной онъ задался.
   
             Тутъ серенады бы въ лѣтнюю ночь
                       Съ пѣснью любви не годились:
             Зимнее время -- мятель и морозъ,
                       Лужи всѣ въ лёдъ обратились.
   
             Нѣтъ, вообще новый духъ обуялъ
                       Юныхъ котовъ поколѣнье:
             Новое племя усатыхъ пѣвцовъ
                       Къ высшему чуетъ влеченье.
   
             Отжилъ ихъ старый, напыщенный родъ,
                       Новыя силы возникли,
             Новыя струи кошачьей весны
                       Въ жизнь и въ искусство проникли.
   
             Нынѣшній съѣздъ меломановъ-котовъ
                       Носится съ новой задачей:
             Хочетъ ввести безъискусственный родъ,
                       Прежній, наивно-кошачій.
   
             Ищетъ поэзіи музыки онъ,
                       Любитъ руллады безъ трели:
             Правила старыхъ отжившихъ доктринъ
                       Страшно ему надоѣли.
   
             Хочетъ владычества генія онъ --
                       Пусть онъ порой и споткнётся,
             Но иногда, самъ не вѣдая какъ,
                       Въ высшія сферы взовьётся.
   
             Истиннымъ геніемъ чтитъ лишь того,
                       Кто отъ природы отбился,
             Кто не напыщенъ учоностью -- и
                       Точно нигдѣ не учился.
   
             Вотъ вамъ программа собранья котовъ --
                       Могутъ ли цѣли быть выше?
             И они первый свой зимній концертъ
                       Дали сегодня на крышѣ.
   
             Но исполненье великихъ идей
                       Съ паѳосомъ дикимъ свершилось.
             Ахъ, удавись, дорогой Берліозъ,
                       Что тебя тутъ не случилось!
   
             Это такая была кутерьма,
                       Будто бы въ сотню волынокъ
             Вдругъ загудѣлъ, насосавшись вина,
                       Цѣлый погонщиковъ рынокъ.
   
             Былъ тутъ и вой, и мычанье, и свистъ --
                       Будто въ ковчегѣ у Ноя
             Стали всѣ звѣри потопъ воспѣвать,
                       Дико-восторженно воя!
   
             О, что за кваканье, кряканье, гамъ,
                       Что за мяуканья были!
             Трубы печей, какъ церковный органъ,
                       Басомъ отчаянно выли.
   
             Громче звучалъ тутъ одинъ голосокъ --
                       Нѣжно и нѣсколько сипло --
             Точно у Зонтагъ: такъ пѣла она
                       Послѣ того какъ охрипла.
   
             Ну ужь концертъ! Говорятъ, что на нёмъ
                       Новый тедеумъ давали
             Въ честь торжества, что надъ здравымъ умомъ
                       Дерзость и дурь одержали.
   
             Или, быть-можетъ, тамъ пѣли ещё
                       Аріи мольнаго тона
             Оперы той, что венгерскій пьянистъ
                       Создалъ для сэръ Чатертона.
   
             Цѣлую ночь напролётъ до зари
                       Та катавасія длилась...
             Съ музыки этой кухарка одна
                       Раньше поры разрѣшилась.
   
             Память у бѣдной отшибло совсѣмъ,
                       Такъ-что она позабыла,
             Кто былъ отецъ мальчугана того,
                       Что ей судьба подарила.
   
             "Кто же отецъ-то? Иванъ или Пётръ?
                       Лиза, скажи откровенно?"
             Лиза заводитъ глаза и твердитъ:
                       "Листъ! ты мой котъ вдохновенный!"
                                                                                   Ѳ. Миллеръ.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru