Гебель Иоганн Петер
Четыре стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1. Воскресное утро в деревне.
    2 Неожиданное свиданье.
    3. Овсяный кисель.
    4. Красный карбункул.
    Перевод Василия Жуковского.
    Текст издания: Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.

ГЕБЕЛЬ.

   Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
  
   1. Воскресное утро въ деревнѣ. -- В. Жуковскаго
   2 Неожиданное свиданье. -- В. Жуковскаго
   3. Овсяный кисель. -- В. Жуковскаго
   4. Красный карбункулъ. -- В. Жуковскаго
  
   Послѣ того какъ мѣстныя нарѣчія казалось были почти окончательно изгнаны изъ литературнаго языка, появляясь въ сочиненіяхъ только какъ незначительныя вставки для выраженія мѣстнаго колорита или комичности нѣкоторыхъ положеній, явился въ половинѣ прешедшаго вѣка поэтъ, доказавшій блистательнымъ образомъ, что даже пренебрегавшійся родъ языка и поэзіи можетъ произвесть высокое поэтическое впечатлѣніе подъ перомъ талантливаго автора. Поэтъ этотъ былъ -- Гебель.
   Іоаннъ-Пётръ Гебель родился 11-го мая 1760 года въ Базелѣ, гдѣ родители его обыкновенно проводили лѣтнее время. Лишившись рано отца, молодой Гебель провёлъ съ своею матерью очень печальное и бѣдное дѣтство, причёмъ онъ однако посѣщалъ приходское училище, гдѣ оказалъ столь быстрые успѣхи, что одинъ изъ пріятелей его покойнаго отца, унтеръ-офицеръ Изелинъ, не желая дать погибнуть способностямъ мальчика, рѣшился взять его къ себѣ въ Базель, гдѣ и помѣстилъ въ тамошнее городское училище. По смерти матери, Гебель нашолъ новаго благодѣтеля въ лицѣ церковнаго совѣтника Прейсена въ Карлсруэ, благодаря которому успѣлъ пройти курсъ въ тамошней гимназіи, а затѣмъ поступить въ Эрлангенскій университетъ съ цѣлью заняться богословіемъ. Скоро, однако, недостатокъ средствъ принудилъ Гебеля покинуть университетъ и взять сначала мѣсто деревенскаго учителя, а затѣмъ, по посвященіи своёмъ въ духовное званіе, поступить помощникомъ сельскаго священника. Позднѣе получилъ онъ мѣсто при гимназіи въ Карлсруэ, затѣмъ церковнаго совѣтника и наконецъ директора той же гимназіи. Гебель умеръ 22-го сентября 1826 года.
   Поэзія Гебеля шла въ разрѣзъ съ туманно-мистическимъ направленіемъ романтиковъ. Простые и ясные образы, выхваченные прямо изъ жизни, составляютъ главную прелесть его произведеній, и если, пожалуй, можно сказать, что онъ изъ-за красоты и образности формъ пренебрегалъ содержаніемъ, которое въ большей части его сочиненій довольно ничтожно, то обстоятельство это, во всякомъ случаѣ, говоритъ скорѣе въ пользу поэта, если признавать, что поэзія есть именно разговоръ образами. Вмѣсто того чтобы подобно романтикамъ стараться проникнуть умомъ въ сокровенныя тайны природы, Гебель, напротивъ, просто рисуетъ намъ ея картины и уже конечно картины природы, нарисованныя его перомъ, способны болѣе возвысить и облагородить душу, чѣмъ мистическія бредни о предметахъ, раскусить суть которыхъ не удавалось ещё никому. Пристрастіе Гебеля къ народному языку и даже его особеннымъ, мѣстнымъ нарѣчіямъ становится совершенно понятнымъ при такомъ характерѣ его поэзіи. Простыя безъискуственныя картины лучше всего могутъ быть выражены языкомъ такихъ же простыхъ и чуждыхъ всякой напыщенности людей. Не малое значеніе имѣлъ ещё Гебель тѣмъ, что доказалъ своими произведеніями, что поэтическая струя живётъ не въ однихъ умершихъ образахъ прошлаго, но, напротивъ, заключается во всёмъ насъ окружающемъ, и что нужно только умѣнье и талантъ, чтобъ её оттуда извлечь.
   Гебель, впрочемъ, сходится съ романтиками въ томъ, что, подобно имъ любитъ олицетворять силы природы. Тѣмъ не менѣе успѣхъ его въ этомъ направленіи несравненно выше. Романтики, олицетворяя природу, не могли подняться выше абстракцій, лишенныхъ всякаго реальнаго значенія; у Гебеля же, наоборотъ, мы видимъ живые образы, нарисованные самыми понятными и яркими чертами. Таково, напримѣръ, его извѣстное стихотвореніе "Лугъ", гдѣ проведено сравненіе между жизнью молодой дѣвушки, съ дѣтства до брака, съ теченіемъ рѣчки, вышедшей изъ горъ, протекающей по лугамъ и, наконецъ, впадающей въ Рейнъ. Подобнымъ же образомъ олицетворяетъ онъ и другія явленія природы, облекая ихъ въ человѣческій образъ. Какъ въ поэтическихъ, такъ равно и въ религіозныхъ воззрѣніяхъ Гебель всегда стоитъ на уровнѣ народнаго пониманія. Онъ вѣруетъ глубоко; но вѣра его основана не на окаменѣломъ догматѣ, или на мистическихъ бредняхъ, а, напротивъ, находитъ себѣ основаніе въ потребности чуткой и поэтической души, жаждущей объяснить волнующій ея вопросъ помощью простыхъ, окружающихъ её же предметовъ.
   Благодаря этимъ свойствамъ своего таланта. Гебель сталъ безусловно народнымъ поэтомъ, котораго сочиненія народъ вполнѣ понялъ и полюбилъ. Въ этомъ отношеніи ему можетъ быть соперникомъ развѣ только Жанъ-Поль Рихтеръ. Внѣшняя форма его произведеній была скорѣе эпическая, чѣмъ лирическая. Въ его разсказахъ всегда выводятся живыя лица, чувствующія и дѣйствующія среди самой реальной, но прелестно нарисованой обстановки. Прозаическія сочиненія Гебеля заслуживаютъ похвалу не менѣе стихотворныхъ. Небольшіе разсказы, изданные имъ подъ именемъ "Бездѣлки Рейнскаго друга", останутся навсегда прелестными образчиками поэтической простоты и правды. Относительно же содержанія его сочиненій, нельзя не упомянуть о той драгоцѣнной свойственности или чертѣ, что ихъ можно безъ всякаго страха дать читать не только молодымъ людямъ, по даже дѣтямъ, и, при всёмъ томъ, они ни сколько не теряютъ           своей прелести и въ глазахъ взрослыхъ людей. Поэтъ, умѣвшій разрѣшить такую задачу, безъ сомнѣнія никогда не потеряетъ значенія.
  
                                           I.
                       ВОСКРЕСНОЕ УТРО ВЪ ДЕРЕВНѢ.
  
             "Слушай, дружокъ!" говоритъ Воскресенью Суббота: "деревня
             Вся ужь заснула давно; въ окрестности всё ужь покойно;
             Время и мнѣ на покой: меня одолѣла дремота;
             Полночь близка!" И только успѣла Суббота промолвить:
             "Полночь!" а полночь ужь тутъ и её принимаетъ безмолвно
             Въ тихое лоно. "Моя череда!" говоритъ Воскресенье;
             Лёгкой рукою тихохонько двери свои отворило,
             Вышло и смотритъ на звѣзды: звѣзды ярко сіяютъ;
             На небѣ темно и чисто; у солнышка завѣсъ задёрнутъ.
             Долго ещё до разсвѣта; всё спитъ. Иногда новѣваетъ
             Свѣжій ночной вѣтерокъ, сквозь сонъ встрепенувшись, какъ-будто
             Утра далёкій приходъ боясь пропустить. Невидимкой
             Ходитъ, какъ духъ безтѣлесный, неслышной стопой Воскресенье.
             Въ рощу заглянетъ -- тамъ тихо: листья молчатъ; сквозь вершины
             Тёмныхъ деревъ, какъ несчётныя очи, звѣздочки смотрятъ;
             Кое-гдѣ яркій свѣтлякъ на листочкѣ горитъ, какъ лампада
             Въ кельѣ отшельника. По лугу тихо пройдётъ -- тамъ незримый
             Шепчетъ ручей, пробираясь но камнямъ; кругомъ вся окрестность,
             Холмы, деревья въ невѣрныя тѣни слилися и молча
             Слушаютъ шопотъ. Зайдётъ на кладбище -- могилы въ глубокомъ
             Снѣ и подъ лёгкимъ ихъ дёрномъ какъ-будто что дышетъ свободнымъ,
             Свѣжимъ дыханьемъ. Въ село завернётъ -- и тамъ всё покойно:
             Пусто на улицѣ; спятъ пѣтухи, и сельская церковь
             Съ тёмной своей колокольней, внутри озарённая слабымъ
             Блескомъ свѣчи предъ иконой, стоитъ, какъ-будто безмолвный
             Сторожъ деревни. Спокойно на паперти сѣвъ, Воскресенье
             Ждётъ посреди глубокой тьмы и молчанья, чтобъ утро
             Hа небѣ тронулось. Тронулось утро; во тьму и молчанье
             Что-то живое приникло; стало свѣжѣе и звѣзды
             Начали тускнуть. Пѣтухъ закричалъ. Воскресенье тихонько
             Подняло занавѣсъ спящаго солнца, тихонько шепнуло:
             "Солнышко, встань!" И разомъ подёрнулся блѣдной струёю
             Тёмный востокъ; началось тамъ движенье и, слѣдомъ за яркой
             Утренней звѣздочкой, рой облаковъ прилетѣлъ и усыпалъ
             Небо, и лучъ за лучомъ полились, облака зажигая.
             Вдругъ между ними, какъ радостный ангелъ, солнце явилось.
             Вся деревня проснулась -- и видитъ: стоятъ Воскресенье
             Въ свѣжемъ вѣнкѣ изъ цвѣтовъ и, сіяя на солнцѣ
             "Доброе утро!" всѣмъ говоритъ. И торжественно-тихій
             Праздникъ приходитъ на смѣну заботливо-трудной недѣли;
             Благовѣстъ звонкій въ церковь зовётъ -- и въ одеждѣ воскресной
             Старый и малый идутъ на молитву: въ деревнѣ молчанье;
             Въ церкви дымятся кадилы и тихое слышится пѣнье.
                                                                                   В. Жуковскій.
  
                                           II.
                                 НЕОЖИДАННОЕ СВИДАНІЕ.
  
             Лѣтъ за семьдесятъ, въ Швеціи, въ городѣ горномъ Фаллунѣ,
             Утромъ однимъ, молодой рудокопъ, по свиданьи съ своею
             Скромною, милой невѣстою, такъ ей сказалъ: "черезъ мѣсяцъ --
             Мѣсяцъ не дологъ -- мы будемъ мужъ и жена, и надъ нами
             Благословеніе Божіе будетъ." -- "И въ нашей убогой
             Хижинѣ радость и миръ поселятся", сказала невѣста.
             Но когда возгласилъ во второй разъ священникъ въ приходской
             Церкви: "Кто законное браку препятствіе знаетъ,
             Пусть объявитъ объ нёмъ", тогда съ запрещеньемъ явилась
             Смерть. Наканунѣ брачнаго дня, идя въ рудокопню
             Въ чорномъ платьѣ своёмъ (рудокопъ никогда не снимаетъ
             Чорнаго платья), женихъ постучался въ окошки невѣсты,
             Съ радостнымъ чувствомъ сказалъ онъ ей: "доброе утро!" но "добрый
             Вечеръ" онъ ужь ей не сказалъ -- и назадъ не пришолъ онъ
             Къ ней ни въ тотъ день, ни на другой, ни на третій, ни послѣ.
             Рано по утру одѣлась она въ вѣнчальное платье,
             Долго ждала своего жениха, и когда не пришолъ онъ.
             Платье вѣнчальное снявши, она заплакала горько,
             Плакала долго объ нёмъ и его никогда не забыла.
             Вотъ въ Португаліи весь Лиссабонъ уничтоженъ былъ страшнымъ
             Землетрясеньемъ; война семилѣтняя кончилась; умеръ
             Францъ Императоръ; былъ Іезуитскій орденъ разрушенъ;
             Польша исчезла; скончалась Марія Терезія; умеръ
             Фридрихъ Великій; Америка стала свободна; въ могилу
             Лёгъ Императоръ Іосифъ Второй; революціи пламя
             Вспыхнуло; добрый король Людовикъ, возведённый на плаху,
             Умеръ святымъ; на русскомъ престолѣ не стало Великой
             Екатерины, и много троновъ упало, и новый
             Сильный воздвигся, и всѣ перевысилъ и рухнулъ -
             И на далёкой скалѣ океана изгнанникомъ умеръ
             Наполеонъ. А поля, какъ всегда, покрывалися жатвой,
             Пашни сочной травою, холмы -- золотымъ виноградомъ;
             Пахарь сѣялъ и жалъ, и мельникъ мололъ, и глубоко
             Въ нѣдра земли проницалъ съ фонарёмъ рудокопъ, открывая
             Жилы металловъ. И вотъ случилось, что близко Фаллуна,
             Новый ходъ проложивъ, рудокопы въ давнишнемъ обвалѣ
             Вырыли трупъ неизвѣстнаго юноши: былъ онъ не тронутъ
             Тлѣньемъ, былъ свѣжъ и румянъ; казалось, что умеръ
             Съ часъ -- не болѣ, иль только прилёгъ отдохнуть -- и забылся
             Сномъ. Когда же на свѣтъ онъ изъ тёмной земныя утробы
             Вынесенъ былъ -- отецъ, и мать, и друзья и родные
             Мёртвы ужь были давно; не нашлось никого, кто бъ о спящемъ
             Юношѣ зналъ, кто бы помнилъ, когда съ нимъ случилось несчастье.
             Мёртвый товарищъ умершаго племени, чуждый живому,
             Онъ сиротою лежалъ на землѣ, посреди равнодушныхъ
             Зрителей, всѣмъ незнакомый, дотолѣ, пока не явилась
             Тутъ невѣста того рудокопа, который однажды
             Утромъ, за день до свадьбы своей, пошолъ на работу
             Въ рудникъ -- и болѣ назадъ не пришолъ. Подпираясь клюкою,
             Трепетнымъ шагомъ туда прибрела сѣдая старушка;
             Смотритъ на тѣло -- и вмигъ узнаётъ жениха. И съ живою
             Радостью болѣ, чѣмъ съ грустью, она предстоящимъ сказала:
             "Это мой бывшій женихъ, о которомъ такъ долго, такъ долго
             Плакала я и съ которымъ Господь ещё передъ смертью
             Далъ мнѣ увидѣться. За день до свадьбы, пошолъ онъ работать
             Въ землю, но тамъ и остался." У всѣхъ разогрѣлося сердце
             Нѣжнымъ чувствомъ при видѣ бывшей невѣсты, увядшей,
             Дряхлой, надъ бывшимъ ея женихомъ, сохранившимъ всю прелесть
             Младости свѣжей. Но онъ не проснулся на голосъ знакомый;
             Онъ не открылъ ни очей для узнанья, ни устъ для привѣта.
             Въ день же, когда на кладбище его понесли, съ умиленьемъ
             Друга давнишнія младости въ землю она проводила;
             Тихо смотрѣла, какъ гробъ засыпали; когда же исчезъ онъ,
             Свѣжей могилѣ она поклонилась, пошла, и сказала:
             "Что однажды земля отдала, то отдастъ и въ другой разъ!"
                                                                                   В. Жуковскій.
  
                                           III.
                                 ОВСЯНЫЙ КИСЕЛЬ.
  
             Дѣти, овсяный кисель на столѣ: читайте молитву:
             Смирно сидѣть, не марать рукавовъ и къ горшку не соваться;
             Кушайте: всякой намъ даръ совершенъ и даяніе благо!
             Кушайте, свѣты мои, на здоровье! Господь васъ помилуй!
             Въ нолѣ отецъ посѣялъ овёсъ и весной заскородилъ.
             Вотъ Господь-Богъ сказалъ: "Поди домой, не заботься:
             Я не засну; безъ тебя онъ взойдётъ, расцвѣтётъ и созрѣетъ.
             Слушайте жь, дѣти: въ каждомъ зёрнышкѣ тихо и смирно
             Спитъ невидимкой малютка-зародышъ. Долго онъ, долго
             Спитъ, какъ въ люлькѣ, не ѣстъ и не пьётъ и не. пикнетъ, доколѣ
             Въ рыхлую землю его не положатъ и въ ней не согрѣютъ.
             Вотъ-омъ лежитъ въ бороздѣ -- и малюткѣ тепло подъ землёю;
             Вотъ тихомолкомъ проснулся, взглянулъ и сосётъ, какъ младенецъ,
             Сокъ изъ родного зерна, и растётъ, и невидимо зрѣетъ;
             Bon" уползъ изъ пелёнъ, молодой корешокъ пробуравилъ;
             Роется въ глубь и корма ищетъ въ землѣ -- и находитъ.
             Что же? Вдругъ скучно и тѣсно въ потёмкаѣ. "Какъ бы провѣдать,
             Что тамъ, на бѣломъ свѣтѣ, творится?" Сайкомъ, боязливо
             Выглянулъ онъ изъ земли: "ахъ, Царь мой небесный, какъ любо!"
             Смотритъ -- Господь-Богъ Ангела шлётъ къ нему съ неба:
             "Дай росинку ему и скажи отъ Создателя здравствуй."
             Пьётъ онъ: ахъ, какъ же малюточкѣ сладко, свѣжб и свободно!
             Рядится красное солнышко; вотъ нарядилось, умылось,
             На горы вышло съ своимъ рукодѣльемъ; идётъ по небесной
             Свѣтлой дорогѣ; прилежно работая, смотритъ на землю,
             Словно какъ мать на дитя, и малюткѣ съ небесъ улыбнулось,
             Такъ улыбнулось, что всѣ корешки молодые взыграли.
             "Доброе солнышко, даромъ вельможа, а всякому ласка!"
             Въ чёмъ же его рукодѣлье? Точить облачко дождевое.
             Смотришь: посмеркло: вдругъ каплетъ; вдругъ полилось, зашумѣло.
             Жадно зародышекъ пьётъ; но подулъ вѣтерокъ онъ обсохнулъ
             "Нѣтъ", говоритъ онъ, "теперь ужъ подъ землю меня не заманятъ!
             Что мнѣ въ потёмкахъ? здѣсь я останусь -- пусть будетъ, что будетъ!"
             Кушайте, свѣта мои, на здоровье! Господь васъ помилуй!
             Ждётъ и малюточку тяжкое время: тёмныя тучи
             День и ночь на небѣ стоятъ, и прячется солнце;
             Снѣгъ и мятель на горахъ, и градъ съ гололедицей въ полѣ.
             Ахъ, мой бѣдный зародышекъ! какъ же онъ зябнетъ, какъ ноетъ!
             Что съ нимъ будетъ? земля заперлась и негдѣ взять пищи.
             "Гдѣ асе", онъ думаетъ, "красное солнышко? Что не выходитъ?
             Или боится замёрзнуть? Иль и его нѣтъ на свѣтѣ?
             Ахъ! зачѣмъ покидалъ я родимое зёрнупіко? дома
             Было мнѣ лучше; сидѣть бы въ пріютномъ теплѣ подъ землёю!"
             Дѣтушки, такъ-то бываетъ на свѣтѣ! И вамъ доведётся
             Вчужѣ, межь злыми, чужими людьми, съ трудомъ добывая
             Хлѣбъ свой насущный, сквозь слёзы сказать въ одинокой печали:
             "Худо мнѣ; лучше бы дома сидѣть у родимой за печкой."
             Богъ васъ утѣшитъ, друзья! всему есть конецъ: веселѣе
             Будетъ и вамъ, какъ былиночкѣ. Слушайте: въ ясный день майскій
             Свѣжесть повѣяла; солнышко яркое въ горы вышло,
             Смотритъ: гдѣ нашъ зародышекъ? что съ нимъ? и крошку цалуетъ.
             Вотъ онъ ожилъ опять и себя отъ веселья не помнитъ.
             Мало по малу одѣлись поля муравой и цвѣтами;
             Вишня въ саду зацвѣла, зеленѣетъ и слива и въ полѣ
             Гуще становится рожь, и ячмень, и пшеница и просо.
             Наша былиночка думаетъ: "я назади не останусь!"
             Кстати ль!-- листки распустила. Ктбтакъ прекрасно пикалъ ихъ?
             Вотъ стебелёкъ, показался. Кто изъ жилочки въ жилку
             Чистую влагу провёлъ отъ корня до маковки сочной?
             Вотъ проглянулъ, налился и качается въ воздухѣ колосъ.
             Добрые люди, скажите: кто такъ искусно развѣсилъ
             Почки по гибкому стеблю на тоненькихъ, шелковыхъ нитяхъ?
             Ангелы -- кто же другой? Они отъ былинки къ былинкѣ
             П6 полю взадъ и вперёдъ съ благодатью небесной летаютъ.
             Вотъ ужь и цвѣтомъ нашъ нѣжный, зыбучій колосикъ осыпанъ:
             Наша былинка стоитъ, какъ невѣста въ уборѣ вѣнчальномъ.
             Вотъ налилось и зерно и тихохонько зрѣетъ; былинка
             Шепчетъ, качая въ раздумья головкой: "я знаю, что будетъ".
             Смотришь: слетаются мошки, жучки молодую поздравить:
             Пляшутъ, толкутся кругомъ, припѣваютъ ей: "многія лѣта!"
             Въ сумерки жь, только что мошки, жучки позаснутъ и замолкнутъ,
             Тащится въ травкѣ свѣтлякъ съ фонарёмъ посвѣтить ей въ потёмкахъ.
             Кушайте, свѣта мои, на здоровье! Господь васъ помилуй!
             Вотъ ужь и Троицынъ день миновался, и сѣно скосили;
             Собраны вишни; въ саду ни одной но осталося сливки:
             Вотъ ужь пожали и рожь, и ячмень, и пшеницу, и просо;
             Ужь и на жниво сбирать босикомъ ребятишки сходились
             Колосъ оброненный; имъ помогла тихомолкомъ и мышка.
             Что-то былиночка дѣлаетъ? О! ужь давно пополнѣла;
             Много, много въ ней зёрнушекъ; гнётся и думаетъ: "полно;
             Время моё миновалось; зачѣмъ мнѣ одной оставаться
             Въ полѣ пустомъ межь картофелемъ, пухлою рѣпой и свёклой?"
             Вотъ съ серпами пришли и Иванъ, и Лука, и Дуняша,
             Ужь и морозъ покусалъ имъ утромъ и вечеромъ пальцы;
             Вотъ и снопы ужь сушили въ овинѣ; ужь ихъ молотили
             Съ трёхъ часовъ по утру до пяти пополудни на ригѣ;
             Вотъ и гнѣдко потащился на мельницу съ возомъ тяжолымъ:
             Началъ жорновъ молоть -- и зёрнушки стали мукою;
             Вотъ молочка надоила отъ пёстрой коровки родная
             Полный горшочекъ: сварила кисель, чтобъ дѣтушкамъ кушать:
             Дѣтушки скушали, ложки обтёрли, сказали: "спасибо!"
                                                                                   В. Жуковскій.
  
                                           IV.
                                 КРАСНЫЙ КАРБУНКУЛЪ.
  
             Дѣдушка рѣзалъ табакъ на прилавкѣ; къ нему подлетѣла
             Съ видомъ умильнымъ Луиза. "Дѣдушка, сядь къ намъ, голубчикъ,
             Сядь, разскажи намъ, какъ помнишь, когда сестра Маргарита
             Чуть не заснула." Вотъ Маргарита, Луиза и Лотта
             Съ донцами, съ пряжей проворно подсѣли къ огню и примолкли;
             Фрицъ, наколовши лучины, придвинулъ къ подсвѣчнику лавку,
             Сѣлъ и сказалъ: "мнѣ смотрѣть за огнёмъ"; а Энни, на печкѣ
             Нѣжась, поглядывалъ внизъ и думалъ: "здѣсь мнѣ слышпѣс".
             Вотъ, табаку накрошивши, дѣдушка вычистилъ трубку,
             Туго набилъ, подошолъ къ огоньку, осторожно приставилъ
             Трубку къ горящей лучинѣ, раза два пыхнулъ -- струёю
             Лёгкій дымокъ побѣжалъ; онъ, пальцемъ огонь придавивши,
             Кровелькой трубку закрылъ и сказалъ: "послушайте, дѣти,
             Будетъ вамъ сказка; по съ уговоромъ -- дослушать порядкомъ:
             Слова не молвить, пока не докончу. А ты -- на печуркѣ --
             Полно валяться, лѣнивецъ! Опять, какъ въ норѣ, закопался.
             Слѣзь, говорятъ. Ну, дѣти, вотъ сказка про Красный Карбункулъ!
  
             "Знайте, есть страшное мѣсто: на нёмъ не пашутъ, не сѣютъ;
             Болѣ ста лѣтъ, какъ оно густою крапивой заглохло;
             Тамъ дрозды не поютъ, не водятся лѣтнія пташки;
             Тамъ стерегутъ огромныя жабы проклятое тѣло.
             Всѣмъ былъ Вальтеръ хорошъ, и умёнъ и проворенъ: ю рано
             Сталъ онъ трактиры любить. Не псалтирь, не молитвенникъ -- карты
             Бралъ онъ по праздникамъ въ руки, когда христіане молились.
             Часто ругался онъ именемъ Бога такъ страшно, что вѣдьма,
             Сидя въ трубѣ, творила молитву и звѣзды дрожали.
             Вотъ однажды косматый стрѣлокъ въ зелёномъ кафтанѣ
             Молча смотрѣлъ на игру ихъ и слушалъ, съ какими божбами
             Карту за картой и деньги проигрывалъ бѣшеный Вальтеръ.
             "Ты не уйдёшь отъ меня!" проворчалъ, покосившись, Зелёный.
             "Вѣрно рекрутскій наборщикъ?" шепнула хозяйка, подслушавъ.
             Нѣтъ, то былъ не рекрутскій наборщикъ -- узнаете сами...
             Только что женится Вальтеръ и всё -- промытаритъ на картахъ!
             Гдѣ же, скажите, у Мины былъ умъ? Изъ любви согласилась
             Мина за Вальтера выдти; да, изъ любви -- но къ нему ли?
             Нѣтъ, друзья, не къ нему: къ отцу, къ матери, имъ въ угожденье.
             Слушайте жь. За день до свадьбы Мина съ печалью заснула.
             Вотъ ей страшный, пророческій сонъ къ полночи приснился:
             Видитъ, будто куда-то одна идётъ по дорогѣ;
             Чорный монахъ на дорогѣ стоитъ и читаетъ молитву.
             "Честный отецъ, подари мнѣ святой образокъ: я невѣста.
             Вынь мнѣ: что вынешь, тому и со мной неминуемо сбиться."
             Долго, долго качалъ головою чернецъ; изъ мошонки
             Горсть образочковъ досталъ онъ. "Сама выбирай", говоритъ ей.
             Вотъ она вынула -- что жь ей, подумайте, вынулось? Карта.
             -- "Тузъ бубновый, не такъ ли? Плохо: вѣдь красный карбункулъ
             Значитъ онъ -- доля недобрая." -- "Правда", Мина сказала.
             -- "Мой совѣтъ", говоритъ ей чернецъ, "попытаться въ другой разъ.
             Что? Семёрка крестовая?" -- "Правда", сказала, вздохнувши,
             Мина.-- "Господь защити и помилуй тебя! Вынь, дружочекъ,
             Въ третій разъ: можетъ-быть, лучше удастся. Что тамъ? Червонный
             Тузъ? Кровавое сердце." -- "Ахъ, правда!" Мина сказала.
             Карту изъ рукъ уронивши. "Послушай, отвѣдай ещё разъ.
             Что? Не тузъ ли винновый?" -- "Смотри, я не знаю." -- "Онъ, точно!
             Ахъ, невѣста! чорный заступъ, заступъ могильный.
             Горе, горе! молися, дружокъ: онъ тебя закопаетъ
             Вотъ что, друзья, наканунѣ свадьбы приснилося Минѣ.
             Что жь -- помогло предвѣщанье? Всё Мина за Вальтера вышла.
             Мина подумала, Мина сказала: "какъ Богу угодно!
             Семь крестовъ, да кровавое сердце, а послѣ. что жь послѣ?
             Воля Господня! Пусть чорный мой заступъ меня закопаетъ."
             Дѣти, сначала было ей сносно: хоть Вальтеръ и часто
             Пилъ и игралъ, и святыней ругался, и бѣдную мучилъ;
             Но случалось, что, тронутый горемъ ея и слезами,
             Онъ утихалъ -- и вотъ что однажды сказалъ онъ ей: "Слушай!
             Я отъ игры откажусь и карты проклятыя брошу;
             Душу возьми Сатана, какъ скоро хоть пальцемъ ихъ тропу.
             Но отстать отъ вина -- и во снѣ не проси: не отстану.
             Плачь и крушися, какъ хочешь; хоть съ горя умри -- не поможешь."
             Ахъ, друзья! не сдержалъ одного, да сдержалъ онъ другое.
             Вотъ пришолъ онъ въ трактиръ; а Зелёный ужь тамъ и тасуетъ
             Карты, сидя за столомъ самъ-третей, и Вальтера кличетъ:
             "Вальтеръ, со мной пополамъ; садись, сыграемъ игорку."
             -- "Я не играю", Вальтеръ сказалъ и пива напѣнилъ
             Полную кружку. "Вздоръ!" возразилъ, сдавая, Зелёный:
             "Мы играемъ не въ деньги, а даромъ. Садись, не упрямься."
             "Что же", думаетъ самъ въ себѣ Вальтеръ, "если не въ деньги,
             То и игра не въ игру." И садится рядомъ съ Зелёнымъ.
             Вотъ бѣлокуренькій мальчикъ къ окну подошолъ и стучится.
             "Вальтеръ", кличетъ онъ, "Вальтеръ, послушай, выдь на словечко."
             Вальтеръ ни съ мѣста. "Послѣ приди", говоритъ онъ. "Что козырь?"
             Взятку берётъ онъ за взяткой. "Ты счастливъ", замѣтилъ Зелёный.
             "Дай, сыграемъ на крейцеръ -- бездѣлка!" Задумался Вальтеръ.
             "Въ деньги иль даромъ, игра всё игра. Согласенъ", сказалъ онъ.
             -- "Вальтеръ", кличетъ мальчикъ опять и пуще стучится:
             "Выдь на минуту: словечко, не болѣ." -- "Отстань же, не виду."
             Козырь; тузъ бубновый; семёрка крестовая; козырь;
             Крейцеръ, да крейцеръ, а такъ, поглядишь, вынимай и дублоны.
             Кончивъ игру, Зелёный сказалъ: "Со мною нѣтъ денегъ.
             Хочешь ли -- вотъ тебѣ перстень. Возьми: онъ стоитъ дороже;
             Камень рѣдкій, карбункулъ; въ нёмъ же есть тайная сила."
             Въ третій разъ кличутъ въ окошко: "выдь, Вальтеръ, пока ещё время."
             -- "Пусть кричитъ", Зелёный сказалъ: "покричитъ и отстанетъ.
             Что жь, возьмёшь ли мой перстень? Бери, въ убыткѣ не -будешь.
             Знай: какъ скоро нѣтъ денегъ, ты перстень на палецъ, да смѣло
             Руку въ карманъ -- и вынется звонкій, серебряный талеръ.
             Но берегися: разъ на день -- не болѣ; и въ будни -- не въ праздникъ.
             Слышишь ли, слышишь ли, Вальтеръ? Я самъ не совѣтую въ праздникъ.
             Если жь нужда случится во мнѣ, ты крикни лишь: "Бука!"
             (Букой слыву я въ народѣ) откликнусь тотчасъ. До свиданья."
             Что-то дѣлаетъ Мина? Одна, запершися въ каморкѣ,
             Мина сидитъ надъ разодранной Библіей въ тяжкой печали.
             Мужъ пришолъ -- и война поднялась. "Ненасытная плакса!
             Долго ль молитвы тебѣ бормотать? Когда ты уймёшься?
             Вотъ, горемыка, смотри, что я выигралъ: перстень, карбункулъ."
             Мина, взглянувъ, обомлѣла: "Карбункулъ! Творецъ милосердый!
             Доля недобрая!" Сердце въ ней сжалось -- и замертво пала.
             Бѣдная Мина, зачѣмъ ты, зачѣмъ ты въ себя приходила?
             Сколько бъ кручины жестокой тебя миновало на свѣтѣ.
             Вотъ, чѣмъ далѣ, тѣмъ хуже. День ли въ деревнѣ торговый,
             Ярманка ль въ праздникъ у церкви -- Вальтеръ нашъ тамъ. Кто заглянетъ
             Въ полночь въ трактиръ, иль въ полдень, иль въ три часа пополудни --
             Вальтеръ сидитъ за столомъ и тасуетъ краплёныя карты.
             Брошены дѣти; что было, то сплыло; поле за полемъ
             Проданы всѣ съ молотка и жена пропадаетъ отъ горя.
             Дома же только и дѣла, что крикъ, да упрёки, да слёзы;
             Ныньче драка, а завтра къ пастору, а тамъ для отвѣта
             Въ судъ, а тамъ и въ тюрьму на хлѣбѣ съ водой попоститься.
             Плохъ онъ пойдётъ, а воротится хуже. Бука не дремлетъ;
             Бука въ уши свиститъ и жолчи въ кровь подливаетъ.
             Такъ проходятъ семь лѣтъ. Ну, послушайте жь! Вальтера Бука
             Вывелъ опять изъ тюрьмы. "Не зайти ль по дорогѣ", сказалъ онъ,
             "Выпить чарку въ трактирѣ? Съ чѣмъ ты покажешься дома?
             Какъ тебя примутъ? Ты голоденъ, холоденъ, худъ и оборванъ.
             Что на свиданье жена припасла, то тебя не согрѣетъ.
             Правду молвить, ты мученикъ. Лопнуть готовъ я съ досады,
             Видя, какую ты отъ жены пьёшь горькую чашу.
             Много ль подобныхъ тебѣ? Что сутки, то талеръ -- и даромъ.
             Нрава пословица: счастливъ игрою, несчастливъ женою.
             Будь ты одинъ -- ни заботъ, ни хлопотъ; женился -- каковъ ты?
             Нѣтъ лица на тебѣ -- какъ усопшій: кожа да кости.
             Выпей же чарку, дружокъ: авось на душѣ просвѣтлѣетъ."
             Мина, тѣмъ временемъ, руки къ сердцу прижавши, въ потёмкахъ
             Дома сидитъ одинёшенька, смотритъ сквозь слёзы на небо.
             "Такъ, семь лѣтъ, семь крестовъ!" и слёзы ручьёмъ полилися.
             "Всё, какъ должно сбылось. Пошли же конецъ, мой Создатель!"
             Молвила, книжку взяла и молитву прочла по усопшемъ.
             Вдругъ растворилася дверь -- и Вальтеръ вбѣжалъ, какъ безумный.
             "Плачешь, змѣя?" загремѣлъ онъ: "плачь! теперь не напрасно!
             Ужинъ проворнѣй!" -- "Гдѣ взять? Всё пусто: въ домѣ ни корки."
             -- "Ужинъ!-- тебѣ ль говорятъ?Хоть тресни, иль ножъ тебѣ въ сердце!"
             -- "Что жь, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше: въ могилу снесутъ, дай только;
             Мнѣ же тамъ быть не одной: дѣтей давно ты зарѣзалъ!"
             -- "Сгинь же!" онъ гаркнулъ -- и Мина въ крови ударилась объ полъ.
             -- "Ахъ! моё кровавое сердце!" она простонала:
             "Гдѣ ты, заступъ? Твоя череда! закопай меня въ землю."
             Ужасъ, какъ холодъ, облилъ убійцу -- бѣжитъ неоглядкой.
             Ночь; подъ нимъ шевелится земля; въ орѣшникѣ шорохъ.
             "Бука, гдѣ ты?" онъ крикнулъ. Громко откликнулось въ полѣ.
             Бука стоить за орѣшникомъ. Выступилъ. "Что ты?" спросилъ онъ.
             -- "Бука, я Мину зарѣзалъ. Скажи, присовѣтуй, что дѣлать?"
             -- "Только?" тотъ возразилъ.-- "Чего жъ испугался, безмозглый?
             Мину зарѣзалъ?-- великое дѣло! Туда и дорога!
             Но, послушай, здѣсь оставаться теперь не годится.
             Будетъ плохо. Рейнъ близко -- ступай, переѣдемъ;
             Лодка у берега есть." Садятся, плывутъ, переплыли,
             На берегъ вышли -- и по полю бѣгомъ. Въ сторонкѣ, въ трактирѣ
             Свѣтится свѣчка. Зелёный сказалъ: "зайдёмъ на минутку:
             Тутъ есть добрые люди -- помогутъ тебѣ разгуляться."
             Входятъ. Въ трактирѣ сидятъ запоздалые, пьютъ и играютъ.
             Вальтеръ съ Зелёнымъ подвинулись къ нимъ -- и война закипѣла.
             "Бей!" кричатъ, "подходи!" -- "Я лопнулъ!" -- "Козырь!" " Зарѣзалъ!"
             Вотъ они козыряютъ, а маятникъ ходитъ да ходитъ.
             Стрѣлка взошла на двѣнадцать. Ахъ, бѣлокуренькій мальчикъ.
             Стукни въ окошко! Не стукнетъ: дѣло кончается, Вальтеръ.
             Какъ же ты плохо играешь! "Зарѣзалъ!" глубоко, глубоко
             Въ сердце къ нему заронилось тяжолое слово; а Бука,
             Только-что взятку возьмутъ, повторитъ, да на Вальтера взглянетъ.
             Вотъ пробило двѣнадцать. Къ Вальтеру масть, какъ на выборъ.
             Всё негодная сыплетъ; мѣлкомъ онъ проигрышъ пишетъ.
             Вотъ -- и перваго четверть. Съ перстнемъ на пальцѣ онъ руку
             Всунулъ въ карманъ: "размѣняйте мнѣ талеръ." Плохая монета,
             Вальтеръ, плохая монета: въ карманѣ битыя стёкла.
             Руку отдернувъ, въ страхѣ глаза онъ уставилъ на Буку;
             Бука сидитъ, да винцо попиваетъ -- и нѣтъ ему дѣла.
             "Вальтеръ", допивши, сказалъ онъ, "пора: хозяинъ ужь дремлетъ.
             Ныньче праздникъ, двадцать пятое августа; много
             Будетъ въ трактирѣ гостей: пойдёмъ, зачѣмъ намъ тѣсниты я?
             Полно перстнемъ вертѣть; не трудись -- ничего не добудешь."
             Праздникъ! Ахъ, Вальтеръ! какъ бы ты радъ былъ ослышаться; какъ бы
             Радъ былъ ногами къ столу прироста,1 чтобъ не сдвинуться съ мѣста.
             Поздно, поздно! ничто не поможетъ! Блѣденъ, какъ мёртвый.
             Всталъ онъ, ни слова ему не молвилъ и въ поле тёмное съ Букой
             Бука впередъ, а онъ позади -- побрёлъ, какъ ягнёнокъ
             Вслѣдъ за своимъ мясникомъ бредётъ къ кровавой колодѣ.
             Бука стшитъ его на выстрѣлъ ружейный отъ мѣста.
             "Видишь, Вальтеръ", сказалъ онъ: "звѣзды нА небѣ смеркли:
             Видишь, тяжодыми тучами небо кругомъ обложилось;
             Воздухъ душенъ, вѣтка не тронется, листикъ не дрогнетъ.
             Вальтеръ, что же ты такъ замолчалъ? Ужь не молишься ль. Вальтеръ?
             Или считаешь свой проигрышъ? Всё проигралъ невозвратно.
             Какъ быть, а выборъ остался плохой, я самъ признаюся.
             Вотъ тебѣ ножъ: я укралъ у убійцы, когда обдиралъ онъ
             Мёртвое тѣло. Зарѣжь себя самъ, такъ за трудъ не заплатишь."
  
             Такъ разсказывалъ дѣдушка внучкамъ. Чуть смѣя дыханье
             Въ страхѣ отвесть, говоритъ ему бабушка: "скоро ль ты кончишь?
             Дѣвки боятся: на что ихъ стращать небывальщиной? Полно!"
  
             -- "Я докончилъ", старикъ отвѣчалъ. "Тамъ лежитъ онъ и съ перстнемъ
             Въ дикой крапивѣ, гдѣ нѣтъ дроздовъ и не водятся пташки."
   Тутъ Луиза примолвила: "Бабушка, кто же боится?
             Или, думаешь, трудно до смысла добраться?
             Я добралася: Бука есть -- искушеніе злое.
             Развѣ не вводитъ оно насъ въ грѣхъ и въ напасти, когда мы
             Бога не помнимъ, совѣтовъ не любимъ, не дѣлаемъ дѣла?
             Мальчикъ въ окошечкѣ... кто онъ? Вѣрный учитель нашъ, совѣсть.
             О! я дѣдушку знаю, я знаю и всѣ его мысли."
                                                                                             В. Жуковскій.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru