Lib.ru/Классика: Дюпре. Путевые записки о берегах Китая

ПУТЕВЫЯ ЗАПИСКИ О БЕРЕГАХЪ КИТАЯ, СОЧ. ДЮПРЕ.

I.

Пріѣздъ въ Макао.-- Посѣщеніе камоэнсова грота.-- Описаніе залива и города.-- Нравы и обычаи туземцевъ.-- Брачныя церемоніи.-- Страсть къ игрѣ.-- Китайская драма.

Безпокойство и любопытство вездѣ насъ преслѣдуютъ; чѣмъ болѣе мы видѣли, тѣмъ болѣе хочется еще видѣть; и жесткіе уроки дѣйствительности, безжалостно стирающей золоченые призраки воображенія, забываются такъ же скоро, какъ и получаются. Мы чувствуемъ, какъ усиливается въ насъ тоска по родной сторонѣ, но оставленному семейству; воспоминаніе о домашнемъ кровѣ дѣлается живѣе и мучительнѣе, и мы печально повторяемъ слова поэта: "Счастливъ, кто знаетъ только пиры отцовъ и не видалъ дыма, поднимающагося съ чужихъ кровель!" Но скоро пускаемся опять въ путь: и снова жаждемъ разочарованія... Такъ проходитъ жизнь путешественника, такъ проходитъ жизнь большей части людей.

Но эти мрачныя мысли не приходили мнѣ въ голову, пока нашъ фрегатъ, подъ вліяніемъ сѣверо-восточнаго муссона, носился по волнамъ Китайскаго-Моря. Съ какимъ нетерпѣніемъ ожидалъ я дня нашего пріѣзда! Съ какимъ нетерпѣніемъ старался я завидѣть на туманномъ горизонтѣ первые очерки земли!..

Мы оставили Маниллу 1-го декабря 1844 года, и черезъ семь дней подъѣзжали уже къ островамъ, разбросаннымъ по заливу, въ который впадаетъ Жемчужная Рѣка. Утро было прекрасное, воздухъ свѣжій; блестящее солнце золотило безплодные острова, крутыя вершины которыхъ рисовались на отуманенномъ небѣ. То являлась передъ нами песчаная бухта, гдѣ покачивались два судна, стоявшія на якорѣ передъ группой деревьевъ, за которыми скрывался сѣрый домикъ съ выгнутой кровлей; то разсѣвшіяся скалы, казавшіяся намъ издали развалинами какого-нибудь древняго города или гигантскаго памятника. Съ-тѣхъ-поръ, какъ я оставилъ Средиземное-Море, ничто не напоминало мнѣ такъ живо безплодныхъ, но такъ гармонически убранныхъ острововъ Греческаго Архипелага; все пробуждало во мнѣ воспоминанія, не исключая и смуглаго лоцмана, который взялся вести нашъ фрегатъ.

Наше любопытство было сильно возбуждено множествомъ окружавшихъ насъ лодокъ. Еще наканунѣ замѣтили мы нѣсколько такихъ лодокъ; онѣ, плавали попарно, какъ неразлучные друзья, верстъ за 4-0 отъ берега. Но ближе къ островамъ море было совершенно покрыто ими, такъ-что сосчитать ихъ не было возможности. Мужчины и женщины смѣялись надъ нами, гляди, какъ мы смотрѣли на ихъ странныя суда съ тростниковыми парусами. Низкія, остроконечныя спереди, онѣ, казалось вамъ, готовы были каждую минуту опрокинуться, тѣмъ болѣе, что на широкихъ, круглыхъ кормахъ громоздились высокія платформы, на которыхъ двигаюсь все населеніе, занятое своими привычными работами,

Мужчины, женщины, дѣти -- всѣ живутъ тамъ вмѣстѣ какъ попало; женщины моютъ платья, стряпаютъ, кормятъ дѣтей и въ случаѣ нужды ровно работаютъ тяжелыми веслами. Костюмъ женщинъ мало разнится отъ мужского; онѣ носятъ широкіе шаровары, прикрытые длиннымъ пальто; черные волосы ихъ подобраны подъ платокъ, небрежно завязанный подъ подбородкомъ, тогда-какъ у мужчинъ я лишая заплетенная коса обыкновенно обливается вкругъ ихъ коричневой шапки. Это люди хорошо сложенные, грубо одѣтые; бронзоваго цвѣта лица ихъ отличаются суровыми и рѣзкими чертями. Они -- рыбаки по ремеслу, пира ты по случаю; лодка составляютъ единственный пріютъ ихъ -- между небомъ и моремъ.

Нѣсколько кораблей, плывшихъ по одному направленію съ нами -- одни въ Гон-Конгъ, другіе въ Кантонъ, еще болѣе оживляли и разнообразили эту картину.

Вечеромъ мы бросили якорь подлѣ тридцати торговыхъ кораблей, почти въ пяти миляхъ отъ Макао, который явился намъ освѣщеннымъ послѣдними лучами находившаго солнца.

Между гранитными утесами, увѣнчанными небольшими крѣпостями, въ глубинѣ песчаной бухты, возвышаются первые дома Макао на широкой просторной набережной, идущей по направленію кривой линіи морскаго берега. За этимъ первымъ планомъ видны другіе дома, раскиданные по косогорамъ, сообразно съ причудливостію почвы, то гладкой, то волнистой. Сады и группы деревъ, перемѣшанныя съ зданіями, уничтожаютъ однообразіе. На обѣихъ оконечностяхъ города возвышаются горы, гораздо выше тѣхъ, на которыхъ онъ расположенъ. Сѣверная гора увѣнчана крѣпостью Гюйа: на южной стоитъ древній, теперь оставленный монастырь, убѣжище одного итальянскаго миссіонера, который завелъ въ немъ типографію.

Въ бухтѣ нѣсколько шкунъ -- сегодня увеселительныя яхты, завтра легкія и проворныя контрабандистскія суда, покачиваются между рыбацкими лодками. Повсюду вокругъ вода покрыта маленькими барками, съ крышами изъ плетенаго тростника, подъ которыми живетъ и поточи елейное народонаселеніе; это дома въ четыре метра длиною и полтора шириною, гдѣ живутъ семейства, слишкомъ-бѣдныя, чтобъ купить себѣ право жить на твердой землѣ; дѣти тамъ родятся, растутъ и умираютъ, не извѣдавъ удобствъ другаго пристанища.

Во время отсутствія мужчинъ, большею частью рыбаковъ, женщины заработываютъ насущное продовольствіе перевозомъ, и тѣ, которыя помоложе, рѣдко остаются безъ пассажировъ: потому-что не отличаются строгостію нравовъ.

Подъѣзжая къ твердой землѣ, я тотчасъ вспомнилъ о Камоэнсѣ и прежде всего хотѣлъ видѣть его знаменитую пещеру; но послѣ тщетныхъ поисковъ судьба привела меня на вершину одной горы въ южной части города. На каждомъ шагу большіе обломки скалъ выступали изъ безплодной и сухой почвы, въ которой Китайцы съ большимъ трудомъ вырыли нѣсколько могилъ. На вершинѣ я увидѣлъ гротъ и думалъ, что нашелъ наконецъ любимое убѣжище поэта. Вѣтеръ свистѣлъ между камнями; я слышалъ глухой ревъ бурнаго моря, которое разбивалось у моихъ ногъ; передо мной лежалъ полу-европейскій, полу-китайскій городъ, тѣсно сжатый въ серединѣ. Тутъ только крыши, одна съ другою рядомъ; не видать ли улицъ, ни площадей; свободный уголокъ земля дорогъ для Китайцевъ, и тѣ, которые обладаютъ имъ, не ищутъ ни комфорта, ни удовольствія. Китайскій городъ -- истинный муравейникъ, гдѣ все движется и работаетъ; дома возвышаются изъ воды, а гдѣ она слишкомъ-глубока -- лодки, которыя служатъ домами: городъ плывучій за городомъ постояннымъ. Тамъ высокія церкви возвышаются защитниками и покровителями своихъ приходовъ; отдѣльные дома, сады, площади, вообще что-то сохранившее еще видъ довольства и благосостоянія. Корабли всѣхъ націй составляли какъ-бы поясъ полуострова; одна стояли на якорѣ въ маленькой португальской гавани, за которой виденъ пустынный островъ Лама съ своими дикими вершинами, другіе -- въ Тал-па, красивой гавани, хорошо защищенной, но къ-сожалѣнію но глубокой; многіе раскинуты были передъ городомъ; фрегатъ, полуисчезнувшш въ туманѣ, вмѣстѣ съ большимъ кораблемъ компаніи, казались стражами рейда. Къ сѣверу маленькая обработанная равнина, покрытая селеніями и бамбуковыми лѣсами; далѣе узкій песчаный перешеекъ, непроходимая для Европейцевъ граница, за которою тянулась цѣпь крутыхъ горъ. И вся эта великолѣпная панорама, открывавшаяся передо мной была -- Китай! Китай! Кто сказалъ бы мнѣ, что эта отдѣленная и почти недоступная страна попадется на пути моемъ и что глаза мои будутъ любоваться ея оригинальными картинами? Походивъ нѣсколько времени по скаламъ морского берега, отъискивая знаменитую пещеру на вершинѣ какой-нибудь печальной скалы, омытой волнами, я рѣшился наконецъ взять проводника, который и привелъ меня въ мѣсто прекрасное и совсѣмъ не похожее на то, какимъ я его себѣ воображалъ. Если оно не довольно оригинально, то по-крайней-мѣрѣ это самый пріятный уголокъ земли, какой только можно встрѣтить на маленькомъ полуостровѣ Макао. Похожъ ли онъ на то, чѣмъ былъ, когда великій человѣкъ приходилъ туда мечтать, плакать, искать въ созерцаніи безконечной будущности мужества для борьбы съ враждебнымъ настоящимъ? Не думаю... Это тѣ самыя двѣ небольшія горы, тѣ самые гигантскіе камни, взгроможденные одинъ на другой и свидѣтельствующіе о вѣковой таинственной силѣ, дѣйствующей на землѣ; это, можетъ-быть, тѣ же деревья, которыхъ столѣтніе пни какъ-будто выходятъ изъ гранита, покрытаго сѣтью ихъ корней! Но все остальное тогда было дико; вмѣсто этихъ прекрасныхъ аллей была узкая тропинка, протоптанная имъ самимъ; вмѣсто цвѣтовъ, кустовъ, расположенныхъ со вкусомъ, въ мнимомъ безпорядкѣ, земля питала тамъ только терновникъ и горькія травы. Раждавшійся городъ едва покрывалъ тогда берегъ бухты, и пещера Камоэнса была -- мѣсто дикое, пустынное, молчаливое, симпатическое для души утомленной, но не пораженной. Тутъ, когда тифонъ врывался съ ревомъ въ тѣсную пещеру, великій изгнанникъ могъ сличить жизнь свою съ неподвижнымъ утесомъ посреди разъяренныхъ волнъ; сюда приходилъ онъ за новыми силами; здѣсь молился о помощи и подкрѣпленіи его надеждами будущей жизни, когда настоящая обѣщала ему только бѣдствія.

Теперь пещера ужь не пещера; природныя неровности скалъ исчезли подъ глиняной замазкой; углы и впадины скрыты подъ выбѣленнымъ сводомъ. На срединѣ пещеры возвышается прямоугольный гранитный камень, который служитъ пьедесталомъ дурно-сдѣланному бюсту поэта; шесть строкъ изъ Луизіады начертаны на этомъ странномъ памятникѣ, огражденномъ деревянною рѣшеткой. Утесъ, служащій кровлей пещеръ, поддерживаетъ небольшую бесѣдку, довольно-безвкусную, но почти совершенно закрытую густою зеленью деревъ.

Въ этомъ отдаленномъ уголкѣ сосредоточены всѣ великія воспоминанія о единственномъ человѣкѣ, прославившемъ Макао своимъ пребываніемъ. Но неблагодарный городъ не чтить памяти этого человѣка; корысть заставила его забыть о бѣдномъ изгнанникѣ XVI столѣтія. Теперь Макао -- собраніе торгашей, а гдѣ преобладаетъ торговля, тамъ нѣтъ мѣста поэзіи. Нѣкогда цвѣтущій Макао донынѣ сохранилъ остатки роскоши, благодаря китайской строгости, допускающей только въ одно время пребываніе въ Кантонѣ англійскихъ купцовъ и чиновниковъ индійской компаніи. Насильственное удаленіе Англичанъ изъ этого обширнаго города во время послѣдней войны способствовало минутному увеличенію благосостоянія португальской колоніи. Но этотъ наружный блескъ можно сравнить съ послѣднимъ свѣтомъ потухающей лампы. Скоро въ Макао останутся одни Португальцы; скоро этотъ городъ упадетъ въ уровень съ другими ихъ владѣніями на тѣхъ моряхъ, которыхъ они были нѣкогда славными обладателями; скоро и ему и имъ останется одно воспоминаніе о минувшемъ богатствѣ и величіи.

Во время нашего пребыванія тамъ во всемъ замѣтны были жизнь и движеніе: на улицахъ мелькали матросы, только-что сошедшіе съ кораблей Европейцы, Индусы въ блестящихъ костюмахъ, Малайцы съ курчавыми волосами и съ рѣшительнымъ взглядомъ, промышленные Пара псы, перебѣгающіе изъ полторы въ контору составлять сдѣлки и заключать договоры; солдаты, негры въ португальскихъ мундирахъ, купцы, рестораторы, странствующіе повара, продавцы апельсиновъ, разнощики супа по домамъ, цирюльники, тряпичники;-- каждый кричитъ на свои ладъ, возвѣщая свою торговлю или подвижный промыселъ.

Еще живѣй представляется движеніе на рынкахъ, узкихъ, грязныхъ, выстланныхъ плитою улицахъ, по обѣимъ сторонамъ которыхъ тянутся лавки а лавчонки съ предлинными вывѣсками, раскрашенными самыми яркими цвѣтами. Замѣчательнѣйшая особенность китайскихъ рынковъ которая прежде всего кидается въ глаза иностранцу, есть конечно, форма и цвѣтъ этихъ вывѣсокъ: онѣ имѣютъ два или три метра длины и около тридцати центиметровъ ширины; повѣшены вертикально по обѣимъ сторонамъ давки, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ стѣны. Нѣсколько размалеванныхъ на нихъ знаковъ гласятъ проходящимъ о родѣ торговли хозяина. На этихъ-то рынкахъ производится зловонный торгъ рыбою, торгъ плодами и овощами, съѣстными припасами; тутъ же помѣщаются бойни, рестораціи, торговцы рисомъ, корзинками фонарями, зонтиками, книгами, лавки со всякою всячиною, постоянныя или подвижныя, москательные товары, башмаки, шляпы, китайскія и европейскія матеріи, мѣха, чай, табакъ, трубки, пряности, глиняная и оловянная посуда; все это сжато, уставлено на маленькомъ пространствѣ; но все въ изобиліи; улицы полны народа и шумны. Китайцы крикливы; ходячіе разнощики, гадальщики, носильщики, продавцы и покупатели, все кричитъ, суетится и толкается. Съ голосами людей, съ лаемъ собакъ мѣшается трескъ фейерверковъ, которые жгутся при всякомъ удобномъ случаѣ и -- звукъ гонговъ, музыкальныхъ инструментовъ, составляющихъ необходимую принадлежность всѣхъ церемоній.

Иногда появляется какая-нибудь длинная процессія, провожающая съ тріумфомъ подарки жениха своей невѣстѣ. Дѣти открываютъ шествіе; они идутъ во четверо въ рядъ; каждый рядъ отличается особеннымъ цвѣтомъ; одни одѣты въ бѣлое платье, другіе въ красное, зеленое и т. д.; всѣ странно причесаны. Вооружены тамтамами, цимбалами, барабанами, духовыми инструментами. За ними несутъ носилки раззолоченныя, разукрашенныя сквозь занавѣски виды. свѣсившіеся концы матеріи, назначенныхъ невѣстѣ. Ба другихъ носилкахъ несутъ конфекты, кушанья, приготовленныя самымъ страннымъ образомъ, чайные ящики, мебель. Друзья замыкаютъ шествіе, за которымъ обыкновенно тянется цѣлая толпа праздношатающихся и любопытныхъ. Оставивъ въ домѣ родителей невѣсты назначенные имъ подарки, берутъ невѣсту и съ такимъ же великолѣпіемъ отвозятъ ее въ новое жилище.

Бываетъ еще другаго рода поѣздъ -- похоронный, печально-направляющійся къ мѣсту погребеніи. Шумная музыка даетъ знать о его приближеніи: за музыкой слѣдуетъ тяжелый деревянный гробъ, окруженный одѣтыми въ трауръ родственниками умершаго, очи рыдаютъ, издаютъ ницъ, или ползутъ на колѣнахъ, напѣвая унылые гимны, прерываемые копіями. Часто корыстное завываніе толпы плакальщицъ мѣшается съ воплями родственниковъ. Крики и рыданія усиливаются, когда начинаютъ опускать гробъ въ могилу, вырытую обыкновенно на скатѣ безплоднаго холма.

Это селеніе мертвыхъ, совершенно покрытое надгробными камнями, занимаетъ гораздо больше мѣста, нежели жилища живыхъ; и по расположено въ видѣ амфитеатра вокругъ небольшой превосходно-обработанной равнины, омываемой однимъ изъ морскихъ заливовъ Здѣсь красивая китайская деревенька раскинулась тремя паралельными рядами домовъ, раздѣляемыхъ силами и бамбуковыми рощами. Видъ этой равнины, полной жизни и свѣжести, кажется еще прелестнѣе въ сосѣдствѣ съ траурнымъ, печальнымъ холмомъ.

Здѣсь-то, въ одну изъ моихъ прогулокъ, увидѣлъ я пожилую женщину, бѣдно-одѣтую, входившую въ школу; за ней слѣдовалъ ребенокъ и несъ какую-то циновку и закрытую корзинку. Я пошолъ вслѣдъ за ними. Женщина разложила циновку и опустилась на нее; потомъ встала; лицо ея было важно и печально; она вынула изъ корзинки двѣ свѣчи и маленькія палочки, издающія благовоніе, угодное божествамъ, зажгла ихъ на алтарѣ, куда поставила блюдо, приготовленное изъ свиньи, утки и вареной рыбы; потомъ ваяла два куска, по которымъ гадаютъ о будущемъ: они величиною въ руку и формою похожи на расколотую пополамъ миндалину. Вставь на колѣни, женщина трижды бросила въ воздухъ своихъ нѣмыхъ предвѣщателей, складывая ихъ вмѣстѣ плоскими сторонами; потомъ, распростершись во всю длину, подобрала ихъ; встала, сожгла нѣсколько кусочковъ золотой бумаги, бросила пепелъ въ стоявшую у входа урну, потушила свѣчи и ушла вмѣстѣ съ своимъ маленькимъ спутникомъ. Я не могъ отгадать, какая будущность была ей предсказана; но съ виду она была печальна.

Подобный родъ гаданья весьма употребителенъ въ Макао; но есть еще много другихъ, служащихъ для той же цѣли, и самый обыкновенный изъ нихъ -- приношеніе явствъ богамъ, геніямъ и предкамъ. Въ каждомъ домѣ, въ каждой лавкѣ непремѣнно встрѣтишь грубое воображеніе божества и надпись или памятную табличку съ именами предковъ. Къ назначенные часы зажигаютъ ароматическія палочки и приносятъ въ жертву богамъ чай и съѣстные припасы. Въ промежуткахъ времени, иногда довольно-продолжительныхъ, между смертью и погребеніемъ усопшаго, времени, посвященнаго слезамъ, посту и самому глубокому уединенію, не проходитъ ни одного дня безъ принесенія въ жертву богамъ пищи, предписанной духовнымъ уставомъ.

Въ праздникъ гробницъ, въ началѣ весны, почти все народонаселеніе спѣшитъ толпами на холмы исправлять каменныя гробницы и покрывать свѣжимъ дерномъ скрытыя подъ землею; зажигаютъ свѣчи и палочки изъ ладони; жгутъ въ честь мертвыхъ цѣлые дома, лодки, платье, бумажныя деньги; приносятъ разное съѣстное, которое, конечно, потомъ истребляется живыми.

Въ пагодахъ, которыхъ много въ Макао и окрестностяхъ, столы и алтари, возвышающіеся передъ изображеніемъ боговъ, часто бываютъ заставлены изъисканными кушаньями, принесенными въ даръ богамъ. При всемъ томъ, уваженіе Китайцевъ въ божеству не велико, и пагоды очень-мало посѣщаются. Та изъ нихъ, въ которую чаще всѣхъ собирается народъ, построена изъ камня у подножія крутаго морского берега. Она очень проста и невелика, по ея окрестности чрезвычайно-живописны. Она прислонена къ крутому берегу, на которомъ, между громадными обломками скалъ, возвышаются величественныя деревья; лѣстница изсѣченная въ скалѣ, частію надстроенная, подымается извилинами въ густой тѣни этихъ деревьевъ; маленькіе алтари, бронзовыя вазы, круглыя или овальныя двери, разноцвѣтныя надписи, украшаютъ площадки лѣстницы. Между вѣтвями рисуются выгнутыя крыши пагоды, фасадъ которой обращенъ на маленькую площадку, отдѣляющую ее отъ моря, усѣяннаго лодками и массивными, странно-раскрашенными джонками, тяжело-покачивающимися между португальскими кораблями. Въ глубинѣ картины представляется возвышенный островъ, на которомъ каждая маленькая тщательно-обработанная долина снабжаетъ пищею цѣлую китайскую деревню. Все это вмѣстѣ составляетъ оригинальный и сила жъ, передъ которымъ остановишься съ невольнымъ восхищеніемъ.

Большая пагода находится на концѣ предмѣстья, идущаго вдоль внутренней пристани, о которой мы уже говорили. Это длинная улица, шумная и оживленная, улица работниковъ и купцовъ. Вездѣ слышны голоса дѣтей, твердящихъ въ школахъ азбуку, распѣвая ее на всѣ возможные и невозможные тоны, безпрестанно мелькаютъ разнощики, заплетатели косъ, чистильщики ушей, ноздрей и рѣсницъ, воющія собаки; всѣ снаряды и инструменты въ дѣйствіи. Пагода эта стоитъ также у подошвы холма, на берегу моря, и также осѣнена величественными деревьями. Она состоитъ изъ девяти зданій, построенныхъ въ три ряда и отдѣленныхъ одно отъ другаго узкими корридорами; изъ нихъ одно только среднее передняго ряда заключаетъ въ себѣ изображеніе Будды, въ видѣ трехъ сидящихъ статуи, позолоченныхъ съ ногъ до головы,-- только поясы и волосы свѣтло-голубаго цвѣта. Зданіе это сообщается двумя дверьми съ внутреннимъ дворомъ, окруженнымъ портикомъ; за этимъ дворомъ слѣдуетъ подобная же храмина; потомъ другой дворъ и наконецъ третья храмина. Въ этихъ трехъ маленькихъ пагодахъ, вмѣсто изображенія Будды, находятся статуи геніевь обоихъ половъ, знаменитыхъ императоровъ и законодателей. Нѣсколько неопрятныхъ бонзовъ или жрецовъ, мало заботящихся о святости мѣста, ведутъ себя безъ всякаго достоинства, даже неблагопристойно... Они помѣщаются въ зданіяхъ, прилегающихъ къ пагодѣ и составляющихъ единственное учрежденіе подобнаго рода, на полу-островѣ Макао.

Уже около трехъ-сотъ лѣтъ, какъ Португальцы поселились на этомъ уголку китайской земли, но они не произвели на своихъ сосѣдей замѣтнаго вліянія. Посѣтивъ нѣсколько городовъ внутри имперіи, мы могли убѣдиться, что архитектура храмовъ и частныхъ домовъ въ Макао совершенно такая же, какъ и во всѣхъ видѣнныхъ нами мѣстахъ. Часть города, заключающаяся между рынками и моремъ, даетъ совершенно точное понятіе о томъ, что такое городъ чисто-китайскій. Узкіе переулки, безчисленныя глухія улицы раздѣляютъ домы: надо имѣть очень сильное любопытство, чтобъ не обращать вниманія на зловонную грязь, которая застаивается на этихъ такъ-называемыхъ улицахъ, на поросятъ, которые съ наслажденіемъ валяются въ ней, загораживая дорогу, на стаю собакъ, преслѣдующихъ васъ съ дикимъ визгомъ. Въ заключеніе всѣхъ этихъ пріятностей, имѣете удовольствіе проходить между домами съ жалкою и грязною наружностью; нижній этажъ, наравнѣ съ землею, освѣщается только посредствомъ одной низенькой двери; вмѣсто пола служитъ ему убитая земля, черная и сырая, на которой оборванныя дѣти играютъ подлѣ своихъ матерей, занимающихся работой. Первый этажъ, всегда очень-низкій, заимствуетъ свѣтъ только чрезъ два или три маленькія четыреугольныя окошка.

Около полудня не встрѣтишь въ этомъ кварталѣ ни одного мужчины; женщины, казалось, очень пугались при вашемъ приближеніи, и, не смотря на всѣ наши усилія успокоить ихъ, ускоряли невѣрные шаги опираясь одною рукою о стѣны домовъ. Хотя все это были женщины бѣдныя, но большая часть изъ нихъ имѣла ноги маленькія, изуродованныя. Этотъ варварскій обычаи, который, какъ полагаютъ, существуетъ только между богатыми въ нѣкоторыхъ частяхъ Китая, сдѣлался всеобщимъ. Длина ихъ ногъ измѣняется сообразно возрасту, въ который начали подвергать ихъ сжатію. Когда женщины находятъ ихъ длинными, то стараются поправить этотъ недостатокъ, сгибая пятку своей обуви къ серединѣ ступни, отъ-чего длина, по-видимому, уменьшается. Онѣ, однакожъ, ходятъ не такъ затруднительно, какъ бы это можно было предполагать при видѣ ихъ изуродованныхъ ступней, ихъ худо-развитыхъ ногъ. Богатыя женщины появляются на улицахъ не иначе, какъ на носилкахъ; но неимущія, которыхъ здѣсь великое множество, ходятъ всегда пѣшкомъ, не взирая на многочисленную толпу и сильное движеніе на улицахъ. Китайцы поэтически сравниваютъ ихъ съ ивами, качаемыми вѣтромъ. Чтобъ быть красавицей въ ихъ павахъ, женщина должна имѣть изуродованныя ноги, тонкую и гибкую талію, лицо блѣдное и томное.

Обыкновенный парадъ ихъ простъ, темнаго, а иногда голубаго цвѣта; онѣ причесываются очень искусно и съ большимъ кокетствомъ. Очень-мало совершенно красивыхъ; но молодость, живые глаза, прекрасные черные волосы, дѣлаютъ лица довольно-пріятными. Руки у нихъ маленькія и хорошо сложены.

Женщины въ Китаѣ живутъ гораздо уединеннѣе, чѣмъ въ Европѣ; но положеніе ихъ нисколько не похоже на положеніе женщинъ мухаммеданской Азіи. Онѣ свободно выходятъ, не закрывая лица, гуляютъ и посѣщаютъ другъ друга. Ихъ часто можно встрѣтить въ пагодахъ подлѣ гробницъ, когда онѣ воздаютъ установленныя чествованія геніямъ или предкамъ. Дома онѣ занимаются хозяйствомъ, музыкою, вышиваютъ и рисуютъ по шелковымъ матеріямъ.

Однажды вечеромъ присутствовали мы случайно на предсвадебномъ пиршествѣ. Проѣзжая черезъ маленькій португальскій портъ, мы были поражены нестройными звуками совершенно адской музыки; хотя она не имѣла въ себѣ ничего привлекательнаго, однакожь, мы, направили путь свой къ большой иллюминованной лодкѣ, откуда вылетали звуки и гдѣ находилось многочисленное собраніе бѣдныхъ людей. Мы были очень-хорошо приняты присутствующими, которые тѣснились вокругъ насъ, привѣтствовали и предложили вамъ стулья, трубки и чаи. Посреди залы, на огромномъ столѣ разставлено было нѣсколько вазъ съ цвѣтами, жареный пѣтухъ въ воинственномъ положеніи, рисъ, пирожное, сушеные плоды и апельсины. Въ одномъ концѣ залы, возлѣ музыкантовъ, посаженныхъ въ углубленіи, сидѣлъ женихъ отдѣльно на особой скамейкѣ; это былъ красивый мужчина, смуглый, хорошо-сложенный и имѣвшій по-видимому не болѣе двадцати лѣтъ; онъ былъ задумчивъ и печаленъ. Зрители сидѣли по обѣимъ сторонамъ въ два ряда, а на другомъ концѣ стояли женщины передъ суконною занавѣской. По сигналу, данному музыкой, занавѣсъ открылась и мы увидѣли молоденькую дѣвушку, лѣтъ двѣнадцати, которая подошла и стала на коверъ, разостланный передъ женихомъ. Она была причесана какъ и другія молодыя дѣвушки: ея волосы напереди были коротко-острижены и свободно падали на лобъ; на вискахъ было но большому пучку; остальные откинуты назадъ; она была одѣта въ черномъ; платье на ней, какъ и на женихѣ, было совершенно новое, изъ толстой бумажной ткани. Но это была не невѣста, а сестра ея; невѣста же ранѣе слѣдующаго дня не должна показываться; ее сопровождала женщина среднихъ лѣтъ, съ ребенкомъ за спиною и подсказывала, что нужно дѣлать.

Она начала кланяться передъ женихомъ, закрывая платкомъ лицо свое; поклоны ея, становившіеся все ниже и ниже, окончились колѣнопреклоненіемъ; молодой отвѣчалъ ей на каждый поклонъ также закрывая лицо. Но онъ кланялся не такъ низко. Послѣ этого перваго дѣйствія, молодая дѣвушка поднесла ему съ такими же церемоніями нѣсколько чашекъ сам-шу; онъ принялъ приношеніе не кланяясь. Тогда женщина, исполнявшая должность церемоніймейстера, взяла этотъ подносъ и поднесла его молодому человѣку, который взялъ одну чашку и вылилъ ее въ горшокъ съ цвѣтами. Такимъ же образомъ она поднесла ему блюдо съ рисомъ и пѣтухомъ. Потомъ молодой опять сѣлъ, а дѣвушка удалилась. Не смотря на неотступныя просьбы присутствующихъ, мы послѣдовали ея примѣру, я перешли на сосѣднюю, или, лучше, на смежную лодку. Молодая женщина угощала тамъ нѣсколько человѣкъ, сидѣвшихъ за столомъ; насъ пригласили принять участіе въ ихъ пиршествѣ. Намъ предлагали занять мѣста у стола, но никто изъ насъ не принялъ этого предложенія и мы удалились отъ нихъ, выпивъ изъ учтивости по чашкѣ чаю. Бракъ долженъ былъ совершиться на другой день.

Немного подалѣе стояла небольшая, такъ называемая лодка-цвѣтокъ; она далеко уступала въ роскоши и величинѣ тѣмъ извѣстнымъ лодкамъ-цвѣтамъ Кантона, о которыхъ уже столько говорили, и въ которыя еще ни одинъ Европеецъ не могъ проникнуть. Однакожь, ея назначеніе было то же, я мы надѣялись, что этотъ образчикъ, не смотря на свой скромный видъ, дастъ намъ совершенное понятіе объ этихъ увеселительныхъ мѣстахъ, такъ часто посѣщаемыхъ Китайцами. Послѣ небольшаго сопротивленія, насъ впустили на бортъ. Нѣсколько человѣкъ, просто одѣтыхъ, сидѣли за небольшими столиками, курило и пили чай; съ ними были три женщины. Молоденькая дѣвушка, лѣтъ двѣнадцати, богато одѣтая, тщательно причесанная, въ цвѣтахъ и діадемѣ, держала гитару и поперемѣнно играла и вѣла съ аккомпаньеманомъ другой гитары, скрипки и тамбурина. Слуги разливали чай, чистили, набивали и зажигали трубки; курители опіума покоились въ двухъ нишахъ, закрытыхъ занавѣсками. Внутренность лодки была убрана роскошно, но безъ вкуса. Мы вошли туда съ намѣреніемъ посмотрѣть, какъ Китайцы проводятъ время въ лодкѣ,-- гдѣ находятъ чай, крѣпкіе напитки, лакомства, табакъ, опіумъ, музыку; -- лодка эта въ то же время служитъ игорнымъ домомъ и увеселительнымъ мѣстомъ; но насъ было много, потому не удивительно, что нагое присутствіе помѣшало имъ предаться вполнѣ забавамъ. Только игроки и курильщики опіума, одни, погруженные въ тупое оцѣпенѣніе, другіе, увлеченные разгаромъ игры, не обратили на насъ вниманія.

Страсть къ игрѣ сильно распространена въ китайскомъ народѣ; самые бѣдные играютъ даже на улицахъ и проигрываютъ пищу, едва достаточную для дневного пропитанія. Часто въ грязныхъ, отвратительныхъ хижинахъ, нѣсколько человѣкъ толпится вокругъ стола и страстно слѣдятъ за всѣми случайностями игры: тамъ играютъ только на мѣдныя деньги, потому-что эти вертепы посѣщаются одними бѣдными, и жадность къ прибытку, отчаяніе и надежды видны только на лицахъ молодыхъ; ветераны переносятъ равнодушно какъ счастье, такъ и несчастье.

Въ особенности при приближеніи новаго года. Эти мѣста гибели наполняются корыстолюбивою толпою. Покражи, разбои на моряхъ, случаются гораздо чаще около этого времени, когда каждый долженъ окончить свои разсчеты и довершить условія; когда самому бѣдному нужна новая одежда, пища и питье, чтобъ попировать съ друзьями.

Наканунѣ этого великаго дня. базаръ остается открытымъ до полуночи; стеченіе покупателей невелико, но улицы запружены любопытными и игроками. Патрули разъѣзжаютъ въ большемъ количествѣ; полицейскій служители дѣятельно наблюдаютъ на порядкомъ. Вмѣсто оружія, они носятъ фонарь на шестѣ. Всѣ лавки разукрашены; статуэтки, живые и искусственные цвѣты, картинки, вырѣзки изъ золотой бумаги, павлиньи перья, играютъ главную роль въ утихъ украшеніяхъ, на которыхъ безчисленное множество фонариковъ изъ цвѣтной бумаги кидаетъ свѣтъ болѣе странный, чѣмъ блестящій. Повсюду слышенъ трескъ фейерверковъ, необходимыхъ принадлежностей всѣхъ увеселеній, какъ общественныхъ, такъ и частныхъ въ Китаѣ.

Большая часть улицъ освѣщена огромными фонарями, которые важно покачиваются почты передъ каждымъ домомъ. Красныя бумажки, вырѣзанныя, вызолоченныя приклеены на всѣхъ дверяхъ; свѣчки, маленькія лампочки, пахучія палочки горятъ на крыльцахъ, или въ небольшихъ нишахъ. Ночь проходитъ въ питьѣ самшу и въ игрѣ; днемъ посѣщаютъ своихъ друзей и знакомыхъ; посылаютъ имъ подарки, поздравительныя карточки {Эти карточки бываютъ изъ красной бумаги, позолоченныя, вырѣзанныя. Ихъ посылаютъ по три; на одной нарисованъ маленькій мальчикъ, на другой мандаринъ, на третьей старикъ и аистъ, эмблема долговѣчности: и такъ; наслѣдника, почестей и долгоденствія -- желаютъ обыкновенно своимъ друзьямъ при этомъ обстоятельствѣ.}; женщины пало выходятъ въ этотъ торжественный день; за то мужчины, одѣтые въ богатѣйшія платья, съ лицами, воспаленными отъ ночнаго разгула, шатаются во множествѣ по улицамъ.

Никто не работаетъ; провизію закупаютъ наканунѣ, и не безъ труда удерживаютъ прислугу на нѣсколько часовъ дома. Всѣ лодки собираются въ гавань; всѣ мачты обвѣшаны флагами; безпрерывный звукъ гонговъ смѣняется только трескотней ракетъ. Празднество продолжается различно; богатые пируютъ восемь и десять дней, тогда какъ бѣдные уже на слѣдующее утро надѣваютъ на себя ярмо нищеты. Это празднованіе перваго дня новаго года есть величайшій праздникъ Китайцевъ. Праздникъ фонарей бываетъ въ первое полнолуніе послѣ новаго года. Повсюду въ эту знаменитую ночь развѣшаны фонари различныхъ видовъ, шелковые, бумажные, роговые. Китайцы истощаютъ все свое воображеніе, чтобъ дать имъ самыя разнообразныя формы, украсить ихъ самыми странными рисунками; и нельзя не согласиться въ томъ, что иллюминація эта имѣетъ видъ истинно-волшебный.

Въ Макао нѣтъ постояннаго театра: но туда пріѣзжаетъ по-временамъ труппа странствующихъ актеровъ;пни приглашаются на нѣсколько дней или какимъ нибудь щедрымъ манда pu попъ, или зажиточными жителями какого-нибудь квартала, которые складываются для доставленія себѣ этого развлеченія. За входъ ничего не платятъ, и потому зрителей бываетъ множество; особенно въ тѣ часы, когда дневной жаръ начинаетъ умаляться. Импровизированный театръ воздвигается на у лицѣ или на площади, самой обширной въ той части города; слабыя бамбуковыя подмостки поддерживаютъ кровлю изъ сухихъ листьевъ; сцена поднята метра на два отъ земли; бока ея обвѣшаны раскрашенными и разрисованными циновками и картинами; площадь служитъ партеромъ; вмѣсто галерей кладутъ горизонтально длинныя жерди, на которыхъ зрители помѣщаются какъ ни попало. Когда мѣстность позволяетъ, то крыши сосѣднихъ домовъ и лавокъ превращаются въ ложи.

Я присутствовалъ на двухъ представленіяхъ; первый разъ среди дня при нестерпимомъ жарѣ. Зрителей было очень-мало. Пьеса если только можно, дать это названіе картинамъ, слѣдующимъ одна за другою, безъ развязки, безъ занимательности, представляла аудіенцію императора. Императоръ, одѣтый въ желтое платье, сидѣлъ на тронѣ, окруженный своею гвардіею. Знатныя лица поочередно представляются ему съ изъявленіемъ глубочайшаго почтенія. Одни садится подлѣ него, другія уходятъ. Послѣ многихъ представленій, послѣ безконечнаго прихода и ухода, пьеса, къ величайшему моему благополучію, окончилась.

Въ надеждѣ быть вознагражденнымъ слѣдующею -- я презрѣлъ жаръ, жажду, и многія другія непріятности, во время антракта, который продолжался не менѣе часа. Безпримѣрно-терпѣливые зрители не показывали ни малѣйшаго знака неудовольствія; женщины болтали: мужчины курили, сосали сахарный тростникъ и играли въ кости. Наконецъ, удары гонга дали знать о появленіи актеровъ; ихъ было двѣнадцать; они представляли разъяренныхъ тигровъ; лица ихъ были размалеваны красными, черными и бѣлыми полосами. Промаршировавъ подъ звуки военной китайской музыки, они расположились группами, въ боевомъ порядкѣ; потомъ завязался общій бой, кончившійся торжественнымъ маршемъ, при звукахъ гонга и трескѣ ракитъ.

Этотъ первый опытъ поселилъ во мнѣ такое отвращеніе къ китайскому театру, что я только съ большимъ усиліемъ надъ самимъ собой уступилъ настоятельнымъ просьбамъ нѣкоторыхъ друзей, которые обѣщали мнѣ болѣе интересный спектакль. Притомъ онъ назначался вечеромъ, и вмѣсто жердей, намъ обѣщали спокойныя кресла для отдыха; вмѣсто духоты въ толпѣ, просторъ и свѣжій воздухъ, т. е. насъ пригласили въ ближайшій къ театру домъ,-- окна залы выходили на сцену; невозможно было желать лучшаго помѣщенія. Внизу, обширная площадь была какъ- бы вымощена головами; освѣщенная колеблющимся свѣтомъ факеловъ, эта масса бритыхъ череповъ представляла самую смѣшную картину.

На сценѣ является дуракъ, мечется, кидается и дѣлаетъ безполезныя усилія, сорвать двѣ воткнутыя на шесты головы. Вдругъ входитъ молодой ученый, останавливается, и, послѣ нѣсколькихъ минутъ размышленія, рѣшается испытать, не будетъ ли онъ ловче или счастливѣе. Дуракъ смѣется надъ нимъ, дразнитъ его; но молодой человѣкъ срываетъ головы и торжественно пляшетъ съ своими трофеями. Дуракъ, удивленный и разсерженный, бѣжитъ съ жалобой въ старому мандарину, который не хочетъ вѣрить его словамъ. Однако призываетъ молодаго человѣка, который повторяетъ передъ судомъ свой чудный подвигъ. Старикъ приходитъ въ восторгъ; молодой ученый бросается къ его ногамъ, и умоляетъ его выдать за него дочь. Послѣ многихъ отказовъ и еще большихъ настояній, мандаринъ соглашается.

Слѣдуетъ второй актъ, происходящій между новобрачными -- дочерью мандарина и ученымъ. Сначала жена употребляетъ всѣ роды обольщенія, чтобъ возбудить страсть въ мужѣ; потомъ, достигнувъ своей цѣли, она вдругъ дѣлается холодна и отталкиваетъ ласкающагося мужа; настаетъ его очередь увиваться и умолять. Со стороны жены, это испытаніе, оно кончается уступкой, слѣдствіе которой разъигрывается предъ лицомъ публики съ такой наивностью, какой ни одно сколько-нибудь цивилизованное общество не можетъ допустить на сценѣ.

Къ третьемъ актѣ является молодой ученый, тоскующій, мучимый угрызеніями совѣсти; онъ боится злаго генія, который искусилъ его. Геній начертилъ на полу кабалистическіе знаки, приводящіе молодаго человѣка въ ужасъ. Онъ прибѣгаетъ къ старику магу, который успокоиваетъ его и даетъ волшебное опахало. Приходитъ жена, страстная, обольстительная. Мужъ отталкиваетъ ее опахаломъ; но ей удалось вырвать опахало и очарованная чета, бросившись другъ къ другу въ объятія, исчезаетъ за занавѣской. Вбѣгаетъ злой геній въ женскомъ платьѣ, съ распущенными волосами", пляшетъ, потомъ сверхъественной силой вырываетъ изъ-за занавѣски жену, и она падаетъ, пораженная летаргіей. Геній откидываетъ занавѣску, вперяетъ нечеловѣческій взглядъ на молодаго человѣка; тотъ блѣднѣетъ, дрожитъ и теряетъ чувство. Геній, который есть не кто иной, какъ вампиръ, припадаетъ къ его шеѣ, сосетъ кровь, терзаетъ внутренности, пляшетъ радостную пляску и изчезаетъ.

Въ четвертомъ актѣ, служанка принесла молодымъ прохладительное питье и изумилась, увидѣвъ безчувственную госпожу; потомъ открыла занавѣску и отскочила въ ужасѣ. Она спѣшитъ привести въ чувство госпожу; та узнаетъ въ чемъ дѣло, и начинаются вопли и рыданія. Наконецъ вдова обращается къ старому магу, который представляетъ ей прокаженнаго и предлагаетъ вкусить гноя и струповъ отъ его ранъ. Это страшное, неслыханное блюдо, которое могло прійдти только въ китайскую голову, возбуждаетъ неодолимое отвращеніе въ молодой вдовѣ. Долго она колеблется; наконецъ переламливаетъ себя и исполняетъ желаніе мага... мужъ воскресаетъ. Пьеса оканчивается.

Есть переводы многихъ китайскихъ пьесъ, которыя удачнѣе этой, но которыя, кажется, относятся къ младенческимъ временамъ драматическаго искусства. Я разсказалъ содержаніе Этой пьесы, полагая, что она достаточно характеризуетъ вообще китайскую драматургію.

Актеры вообще порядочные; принявъ въ соображеніе народный вкусъ, кривляніе мужчинъ и принужденную граціозность женщинъ, довольно вѣрно передаваемыхъ на картинкахъ, нельзя не согласиться, что игра ихъ натуральна и достаточно жива; мы не могли не любоваться смышленостію, съ какою молодой ученый выполнялъ нѣкоторыя части своей роли Впрочемъ, всего лучше можно судить о ихъ неоспоримомъ талантѣ по любопытству, съ какимъ мы слѣдили за пантомимой пьесы, слова которой были для насъ совершенно непонятны.

Ощущенія публики проявлялись сильнымъ колебаніемъ, подобно длинной волнѣ, покачивавшей всѣ эти головы; движеніе, получавшее первый толченъ въ глубинѣ площади, отражалось у сцены, на которую зрители перваго ряда должны были облокачиваться, но ни разу не изъявляли громко ни порицанія, ни одобренія. Ненарушимая тишина царствовала въ этой сжатой, безчисленной толпѣ.

Труппа актеровъ, которую мы видѣли, состояла только изъ мужчинъ; женскія роли были выполняемы молодыми мальчиками, которыхъ тоненькій голосъ, движенія и нарядъ нисколько не изобличали пола. Кажется, однакожь, званіе актриссы не запрещено женщинамъ, потому-что Девисъ, въ своемъ сочиненіи о Китаѣ, прямо говоритъ, что бракъ государственнаго чиновника съ актрисой незаконенъ и что нарушившіе это правило, подвергаются шестидесяти ударамъ бамбука.

II.

Портъ Гонгъ-Конгъ.-- Городъ и островъ.-- Безнравственность рабочихъ классовъ.-- Кража и грабежи.-- Женщины на фрегатъ.-- Англичане.

Заливъ, куда впадаетъ Чу-Кіангъ, усѣянъ множествомъ острововъ, изъ которыхъ отдаленнѣйшіе малы, низменны и пустынны, хотя по временамъ служатъ убѣжищемъ пиратамъ, которые уже нѣсколько столѣтій разоряютъ эту часть береговъ Китая. Ближайшіе къ твердой землѣ, какъ-то Гонгъ-Конгъ, и нѣкоторые другіе, болѣе обширны и отличаются своимъ возвышеннымъ мѣстоположеніемъ. (Поверхность Лантао равняется почти 80 квадратнымъ милямъ; Гонгъ-Конгъ, въ восемь или десять разъ болѣе). Они такъ же какъ и первые безплодны, но ихъ глубокія ложбины, постоянно орошаемыя шумными потоками, питаютъ нѣсколько бѣдныхъ селеній, расположенныхъ по морскому берегу, гдѣ въ нищетѣ и неопрятности живутъ семейства рыбаковъ.

Каналы, раздѣляющіе эти острова, средней глубины, и во многихъ мѣстахъ представляютъ безопасные рейды для множества судовъ, посѣщающихъ эта страны. Рукавъ моря между островомъ Гонгъ-Конгъ и твердой землей образуетъ настоящую гавань, довольно глубокую для самыхъ большихъ кораблей, и такъ хорошо защищенную, что они могутъ безопасно производить въ ней самыя продолжительныя и затруднительныя починки. Рукавъ этотъ болѣе мили длиною, и можетъ-быть превосходно защищенъ батареями, построенными на берегу.

Выгоды такого морскаго положенія не могли ускользнуть отъ сметливаго глаза Англичанъ, основавшихся тамъ тотчасъ по разрывѣ ихъ съ Китаемъ". А въ послѣдствіи постоянное владѣніе островомъ было однимъ изъ главныхъ пунктовъ трактата ихъ 134-2 года.

Совершенная безплодность этой скалы, затрудненіе при построеніи города на ея прутомъ косогорѣ, нездоровое положеніе страны, подвергнутой вліянію холоднаго вѣтра -- сѣверо-восточнаго муссона и огражденной отъ югозападнаго, столь необходимаго для освѣженія воздуха во время жаровъ и дождей, заставили Англичанъ сначала призадуматься. Одни предлагали основать городъ на южномъ берегу острова; но тогда онъ находился бы въ пяти или шести миляхъ отъ гавани и судовъ. Другіе избирали удобное мѣсто на полуостровѣ Као-Донъ, лежащемъ къ сѣверу отъ острова; но для этого понадобилось бы открыть новые переговоры или даже прибѣгнуть къ насилію, чтобъ основать иностранный городъ на твердой землѣ Китайской Имперіи: затрудненіе это -- однакожъ, какъ можно не безъ справедливости предполагать, особливо послѣ нападенія ихъ на Кантонъ, не такого рода, чтобъ могло остановить Англичанъ. Настоящая причина, выставившая отказаться отъ этого намѣренія, была та, что полуостровъ лишенъ совершенно воды, тогда какъ изъ высокихъ горъ Гонгъ-Конга истекаетъ много обильныхъ и сточникокъ. (Одинъ изъ нихъ доста вилъ острову имя Гонгъ-Конгъ, что буквально значитъ душистый ключъ).

Наконецъ, послѣ недолгихь соображеніи, рѣшили въ пользу мѣста, первоначально назначенаго городу и согласились лучше терпѣть всѣ неудобства, чѣмъ отказаться отъ предстоящихъ выгодъ для морской торговли.

Видъ острова имѣетъ нѣчто печальное и величественное, чѣмъ имъ обязанъ массѣ высокихъ горъ, лишенныхъ всякаго рода растительности; онѣ раздѣлены на двѣ почти равныя группы ущельемъ не очень глубокимъ, проходящимъ съ сѣвера на югъ острова, и кончающимся съ одной стороны маленькой красивой долиной, гдѣ глазъ отдыхаетъ съ наслажденіемъ на зелени деревьевъ и полипъ, засѣянныхъ птсомъ. До того велика дикая безплодность остальнаго берега, что этотъ клочокъ земли, съ его маленькой песчаной бухтой, нѣсколькими хижинами и пагодой, выглядывающей изъ-за деревьевъ, восхищаютъ ваше воображеніе, какъ картина рѣдкой красоты. Это мѣстечко: было единственное на севѣрномъ берегу, населенное до прибытія Англичанъ. Съ другой стороны, ущелье опускается, расширяется и образуетъ равнину, самую обширную на всемъ островѣ, передъ которой растилается узкій рукавъ моря; селеніе на берегу небольшой гавани, нѣсколько судовъ, холмъ, покрытый густою зеленью, красивая пагода, сторожъ, который предлагалъ намъ всегда трубки и чаю. представляютъ премилый контрастъ съ высокими сѣрыми горами, окружающими этотъ оазисъ. Надо замѣтить, что вездѣ, гдѣ встрѣтите бамбуковую хижину бѣднаго Китайца, тамъ непремѣнно найдете дерево, ручеекъ, тѣнь и прохладу.

Длина острова, съ востока на западъ, имѣетъ почти три мили, а ширина неболѣе одной. Жителей считалось отъ четырехъ до пяти сотъ, обитавшихъ на югозападной части, которая не тикъ высока, не такъ крута какъ другія, и извилистый берегъ которой образуетъ нѣсколько маленькихъ бухтъ, удобныхъ мѣстъ для деревушекъ, населеныхъ большею частью рыбаками.

Но одна постройка новаго города привлекла уже туда нѣсколько тысячь Китайцевъ. Самая большая дѣятельность царствовала въ его окрестностяхъ и даже на противоположномъ берегу; вездѣ ломъ и взрываніе порохомъ были въ дѣйствіи, чтобъ отдѣлять отъ скалъ большіе обломки гранита; множество барокъ перевозили камни въ городъ, гдѣ ихъ обдѣлывали и обтесывали, разрушали древнія китайскія крѣпости, матеріалы которыхъ назначались на то же употребленіе. Здѣсь закладывали фундаментъ лома, подлѣ котораго возвышались глиняныя стѣны магазина: тамъ толпы землекоповъ употребляли всѣ усилія для уравненія непокорной почвы; одни строили хижины, другіе прокладывали по горамъ дорогу.

Все это огромное собраніе рабочихъ, купцовъ и мастеровыхъ, жило подъ открытымъ небомъ: зонтики служили имъ кровлей, ширмы изъ сухихъ листьевъ -- стѣною. Вокругъ импровизированныхъ лавокъ подобной же конструкціи, работники, сидя на карточкахъ, играютъ въ кости и проигрываютъ другъ другу свой обѣдъ, состоящій обыкновенно изъ варенаго риса, съ кусочками рыбы или раковъ, и какой-нибудь приправленной перцомъ зелени,

Они рѣдко ссорятся и никогда не дерутся; и если бранные возгласы угрожаютъ нарушить порядокъ, то одно появленіе сипая достаточно, чтобъ разогнать или успокоить самыхъ раздраженныхъ.

Несправедливо брать за типъ рабочаго класса въ Китаѣ толпу несчастныхъ, которыхъ нищета, надежда на высшую плату, необходимость избавиться бѣгствомъ отъ преслѣдованія законовъ и много другихъ подобныхъ причинъ оторвали ихъ отъ твердой земли и бросили на этотъ чужой имъ островъ; можно, однакожь, судить по печальной картинѣ, здѣсь представляющейся, до какой степени униженія дошелъ этотъ классъ народа. Всѣ они чрезвычайно неопрятны. Страдаютъ болѣзнями.. Воровства и грабежи очень часты; немного домовъ, которые не были ограблены до нашего проѣзда; разбои на морѣ также обыкновенны и не рѣдко джонки и перевозныя барки терпятъ нападенія въ водахъ Гонгъ-Конга. Во время нашего тамъ пребыванія, пираты, овладѣвъ джонкой, высадили экипажъ на берегъ тутъ же на островъ; тотчасъ подана была на нихъ жалоба и отправленъ пароходъ въ погоню за виновными, которые и были черезъ часъ схвачены. Но правосудіе не всегда поступаетъ такъ дѣятельно и большая часть преступленіи остаются, напротивъ, безнаказанными.

Можетъ-быть, новые владѣльцы острова полагаютъ, что неблагоразумно употреблять строгія мѣры и тѣмъ удалять большую часть этихъ бродягъ, работа которыхъ еще тамъ необходима.

Доступъ къ городу былъ загроможденъ нѣсколькими рядами барокъ, служащихъ многочисленному народонаселенію. Едва кинули мы якорь, какъ нашъ фрегатъ былъ окруженъ множествомъ барокъ, изъ которыхъ однѣми управляли мужчины, другими женщины, вооруженныя длинными инками или клинками, вдѣланными въ бамбукъ; онѣ маневрировали съ большой ловкостью и оспаривали съ живостью ближайшія мѣста къ фрегату. Крики ихъ оглушали насъ и часовые въ великимъ трудомъ могли заставить ихъ остановиться въ нѣкоторомъ отдаленіи. Женщины, настойчивѣе мужщинъ, старались придать своимъ физіономіямъ самое привлекательное выраженіе, чтобъ заставить матросовъ отступить въ пользу ихъ отъ даннаго имъ приказанія. И когда мы выбрали изъ нихъ двѣ лодки для снабженія съѣстными припасами нашего экипажа, то вся шумная флотилія разсѣялась.

Мы посѣтили Гонгъ-Конгъ два раза въ-продолженіи четырнадцати мѣсяцевъ, прежде и послѣ трактата, утвердившаго владѣніе имъ на Англіей. Въ первый разъ мы тамъ нашли только временныя постройки; дорога простиралась только на разстояніе предполагаемаго города, и была въ очень дурномъ состояніи. Позже она пересѣкала островъ почти во всю длину его. Построены были казармы, больница, рынокъ, чистый, хорошо содержимый и обильный товарами, домъ для губернатора, квартиры для чиновниковъ; частные дома расположены но косогорамъ и оврагамъ и сообщаются одинъ съ другимъ посредствомъ улицъ изсѣченныхъ уступами въ видѣ лѣстницъ. Морскіе берега были покрыты обширными магазинами и китайскія лавки, расположенныя по обѣ стороны дороги, представляли настоящій маленькій базаръ.-- Постройки были быстро окончены, несмотря на затрудненія, происходившія отъ этой гранитной и неровной почвы. Городъ все болѣе и болѣе населялся, не смотря на болѣзни и смертность, весьма-значительную въ первые годы, но которая, вѣроятно, уменьшится по мѣрѣ успѣха работъ, и особенно когда стоячимъ водамъ, скопляющимся во рвахъ, будетъ данъ истокъ.

Въ первую минуту энтузіазма, городу Викторіѣ пророчили баснословное благосостояніе; ожидали видѣть его скоро средоточіемъ всей торговли Индіи и Англіи съ Китаемъ, и это убѣжденіе много способствовало быстротѣ его развитія. Американцы и Португальцы никогда не раздѣляли этой мечты англійскихъ негоціантовъ, поселившихся въ Китаѣ. Послѣднія свѣдѣнія, оттуда полученныя, кажется оправдываютъ ихъ; и Викторія очень-далека отъ высокой участи, предсказанной ей основателями ея.

Покражи и мошенничества не менѣе рѣдки, смертность все еще очень велика, торговлю съ трудомъ привлекаютъ туда, магазины остаются пустыми и домы значительно понизились въ цѣнѣ. Но съ другой, стороны, если морская война сдѣлаетъ еще болѣе затруднительными торговыя сношенія Англіи съ Китаемъ, то купеческіе корабли будутъ имѣть въ гавани Гонгъ-Гонгъ вѣрное убѣжище, и многочисленные крейсеры, необходимые для охраненія обширной торговли, существованіе которой соединено нѣкоторымъ образомъ съ существованіемъ самой Великобританіи, найдутъ тамъ мрачную опору для своихъ дѣйствій. Всѣ эти выгоды достаточно оправдываютъ расходы и даже потерю людей, соединенную съ обладаніемъ этого утеса.

<Дюпре>

"Отечественныя Записки", No 6, 1848

ПУТЕВЫЯ ЗАПИСКИ О БЕРЕГАХЪ КИТАЯ, СОЧ. ДЮПРЕ.

V.
Ву-Сунгъ.-- Рѣка-Шанг-Гаи.-- Отъѣздъ въ Нан-кингъ.-- Берега Голубой-Рѣки.-- Кин-Сенъ или Золотой-Островъ.

Въ разстояніи одной мили, не болѣе, отъ устья Шанг-Гаи, при впаденіи въ нее небольшой рѣчки, лежитъ городъ Ву-Сунгъ, безъ укрѣпленій и очень неправильно построенный. Онъ, казалось, былъ подверженъ систематическому, правильному грабежу: всѣ нѣсколько значительные домы и пагоды, кромѣ одной, были разрушены.

Рѣка, которая протекаетъ во всю длину города, не широка; глубина ея почти вездѣ одинакова, и измѣняется не болѣе, какъ отъ 25 до 30 футовъ; извилины ея едва замѣтны; это великолѣпный природный каналъ, питающій множество искусственнымъ каналовъ и канавъ для орошенія полей. Гибкіе бамбуки, ивы, покрытыя нѣжными листьями, съ округленными вѣтвями, сквозь которыя иногда проглядываетъ фасадъ дома или острый уголъ крыши, осѣняютъ плодоносные берега рѣки. Мы плыли по ней до моста, находящагося въ 40 миляхъ отъ устья. Мостъ этотъ имѣетъ болѣе шестидесяти метровъ длины, но устройство его самое простое; настилка, въ пять или шесть футовъ шириною, состоитъ изъ сырыхъ, толстыхъ дубовыхъ досокъ, лежащихъ на поперечныхъ балкахъ, которыя въ свою очередь поддерживаются сваями, образующими десять аркъ отъ одного берега до другаго. На оконечностяхъ его возвышаются двѣ избушки. Большая новая жонка, въ 400 тоннъ, была привязана къ берегу. Съ приближеніемъ нашей лодки нѣсколько судовщиковъ бросились съ борта въ воду, чтобъ скорѣй доплыть до берега. При нашемъ отъѣздѣ, мостъ покрылся народомъ, хотя за минуту передъ тѣмъ мы не видѣли ни одного человѣка: въ нѣсколько секундъ собрались сотни зрителей... Вездѣ на дорогѣ встрѣчали мы группы полунагихъ, съ бритыми головами жителей, которые толпились на берегахъ и оживляли довольно однообразные по своимъ элементамъ пейзажи.

Рѣчка Санг-Гаи почти одинакой глубины съ своимъ притокомъ; но она шире и гораздо извилистѣе. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ много мелей, которыя затрудняютъ плаваніе, но вездѣ есть глубокой фарватеръ. Берега не представляютъ ничего особеннаго; они похожи на берега Гу-Сонгъ, но не такъ густо населены.

Когда я плылъ по ней въ первый разъ, васъ сопровождалъ командиръ корабля, у котораго назначено было свиданіе съ мандаринами. Подъ предлогомъ почести, а на-самомъ-дѣлѣ чтобъ некомпрометтировать себя, принимая иностранцевъ, мандарины выѣхали къ намъ на встрѣчу за двѣ или за три мили отъ города. Увидя ихъ лодку, на которой развѣвался желтый до половины исписанный флагъ, намъ стало ужасно досадно: мы надѣялись видѣть городъ, внутренность жилищъ, и вмѣсто того увидѣли лодку, подобную тѣмъ, которыя видѣли въ Кантонѣ... Къ довершенію несчастія, жонка была невелика, такъ что съ тремя мандаринами въ ней едва могли помѣститься командиръ корабля и его переводчикъ. Совѣщаніе продолжалось долго. Главной цѣлью его было -- достать жонку, на которой командиръ могъ бы отправиться въ Нан-Кингъ; это ужь было частью обѣщано; но при переговорахъ мандарины дали новыя обѣщанія, такія же неопредѣленныя, какъ и первыя, и никакъ не соглашались взойдти на фрегатъ. Командиръ нашъ пытался говорить съ ними о политикѣ, но они не знали или показывали видъ, что не знаютъ для чего Англичане ведутъ съ ними войну, и отозвались, что изо всей Европы имѣютъ понятіе только о Португаліи. Чтобъ познакомить ихъ нѣсколько съ нашей страной, онъ предлагалъ имъ пріѣхать къ нему на корабль; но ничего не удалось и мы возвратились очень недовольные нашими переговорами, въ слѣдствіе которыхъ путешествіе въ Нан-Кингъ казалось всѣмъ весьма-сомнительнымъ.

Однако, по окрестностямъ распространился слухъ, что начальникъ иностраннаго корабля ищетъ жонки, чтобъ подняться вверхъ по рѣкѣ. Однажды вечеромъ подъѣхалъ къ намъ старый Китаецъ и предлагалъ лодку, съ тѣмъ условіемъ, чтобъ ему была возвращена другая, задержанная англійскимъ капитаномъ, содержащимъ блокаду. Конечно, начальникъ отказался отъ такого условія, но онъ предложилъ денегъ и Китаецъ сторговался за пятьдесятъ піастровъ, съ тѣмъ, чтобъ деньги были отданы до отъѣзда. На другой день утромъ жонка стояла уже подлѣ нашего фрегата. Начальникъ предупредилъ меня, что я буду ему сопутствовать, и повелъ меня тотчасъ же осматривать нашу яхту. Это была лодка вполовину сгнившая, пропускавшая воду; но такъ-какъ другой болѣе удобной не нашлось, то взяли ее, на-скоро починили, нагрузили съѣстными припасами, водой, орудіями, и 12-го августа вечеромъ все было готово. Мы должны были отправиться 13 утромъ. Ночью подулъ довольно сильный вѣтеръ; море взволновалось. Мѣсто, которое мы выбрали для себя и для ночлега экипажа, было подмочено; вода пробивалась въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Если состояніе лодки не угрожало нашей безопасности, то нельзя было не предвидѣть, что за удовольствіе видѣть Нан-Кингъ мы заплатимъ большими неудобствами. Не-смотря на то, отъѣздъ былъ рѣшенъ; я отправлялъ за свѣжей говядиной, когда меня снова позвали на бортъ. Пріѣхалъ посолъ отъ мандариновъ, и объявилъ, что хозяева барокъ въ Шанг-Гаи получили приказаніе дожидаться Европейцевъ, которые пріѣдутъ за жонкой, и условиться съ ними за умѣренную цѣну.

Минуту спустя, я плылъ по направленію къ Шанг-Гаи въ большой, хорошо-вооруженной лодкѣ. Со мною было пятнадцать человѣкъ. Мнѣ поручено было выбрать прочную жонку, заключить условія съ хозяиномъ и, если возможно, привезти тотчасъ же съ собою и лодку и хозяина. Очень свѣжій вѣтерокъ дулъ отъ юго-востока, море вздымалось и помогало мнѣ бороться съ вѣтромъ; но онъ былъ силенъ, надо было управлять съ осторожностью и безъ отдыха выкачивать воду. Болѣе пяти часовъ прошло съ-тѣхъ-поръ, какъ мы оставили фрегатъ, когда лодка наша проходила мимо того мѣста, гдѣ прежде встрѣтили насъ мандарины. Направленіе рѣки перемѣнилось, и вѣтеръ дулъ съ берега; лодка наша плыла по гладкой поверхности; мы испытали особенное наслажденіе, чувствуя, что наши платья просыхаютъ отъ легкаго вѣтерка и послѣднихъ лучей заходящаго солнца; мы наслаждались контрастомъ этого тихаго и яснаго вечера съ бурнымъ вѣтромъ; мы смотрѣли на быстро-уносящіеся деревья, домы, пагоды, тони и удивленныхъ земледѣльцевъ, толпившихся на берегахъ. Рѣка снова сдѣлала поворотъ и намъ представился городъ. Вѣтеръ опять сдѣлался противнымъ; рѣка приняла по прежнему бурливый видъ. Лодка, наклонившись на бокъ, шла на всѣхъ парусахъ, разсѣкая воду съ благороднымъ рвеніемъ смышленаго животнаго; широкій французскій флагъ развѣвался на кормѣ. Матросы забыли и дневные труды, и жаръ солнца, и воду, которая не переставала покрывать ихъ, они навались всѣ восхищенными; я также чувствовалъ себя въ состояніи близкомъ къ восторгу; лодка, которую легкое движеніе могло опрокинуть, видъ этого новаго города, лѣсъ мачтъ, который представлялся предъ вами, огромное народонаселеніе, спѣшившее къ берегу рѣки, прелесть вечера, возбуждали во мнѣ чувство гордаго и вмѣстѣ спокойнаго самодовольствія. Всѣ лодки наскоро становились подъ паруса и во множествѣ неслись къ верховьямъ рѣки; нашъ переводчикъ напрасно старался образумить эту устрашенную толпу; страхъ заткнулъ всѣмъ уши, они бѣжали какъ отъ непріятеля, перегоняя другъ друга. Только большія жонки стояли неподвижно на своихъ якоряхъ; ихъ было не менѣе сотни. Межу лодками, обратившимися въ бѣгство, я видѣлъ многія, которыя были бы годны для насъ; но взять ихъ можно было только на абордажъ, а это нарушило-бы мои миролюбивыя инструкціи. Сверхъ-того, было поздно, и мнѣ нельзя было терять времени на преслѣдованія; я остановился бортъ-о-бортъ съ жонкой совсѣмъ новенькой, въ 120 тоннъ или не много болѣе, самой меньшей изъ оставшихся на якорѣ. На падубѣ у нея былъ только одинъ молодой Китаецъ; толмачъ старался успокоить его и объяснить ему наши намѣренія; вскорѣ нѣсколько сосѣдей, ободрившись, приняли участіе въ переговорахъ. Вдругъ явился какой-то человѣкъ опрятно одѣтый; такъ-какъ я не зналъ, откуда онъ пришелъ, то подозрѣвалъ, что онъ вышелъ изъ трюма; но всѣ меня увѣряли въ противномъ. Онъ предложилъ идти искать на берегу хозяина жонки; я ему позволилъ отправиться, не разсчитывая слишкомъ на его возвращеніе.

Споръ между толмачемъ и Китайцами все еще продолжался, и казалось, что скоро прекратится; между тѣмъ наступалъ вечеръ; ужь солнце закатилось за городскія строенія; я велѣлъ выйдти моимъ людямъ на бортъ, и бросать на палубу сосѣдней жонки все, что загромождало нашу. Подняли якоря, и при послѣднемъ блескѣ зари мы пустились въ путь, провожаемые воплемъ толпы, покрывавшей всѣ плотины, гати и сосѣднія къ водѣ улицы. Все шло хорошо, пока вѣтеръ былъ попутный; но-за поворотомъ рѣки, намъ пришлось лавировать, и затрудненія увеличились отъ незнанія оснастки нашего новаго судна; ночь была темная, люди мои совершенно выбились изъ силъ. Послѣ двухъ безполезныхъ попытокъ поворотить корабль, мы сѣли на мель въ двухъ миляхъ отъ города. Но послѣ нѣкоторыхъ усилій, намъ удалось съ нея сдвинуться, и мы могли возобновить ходъ. Черезъ четверть часа явилось новое затрудненіе: мы очутились близь берега; надо было снова поворотить корабль, и эта послѣдняя попытка была такъ же неудачна, какъ и обѣ первыя. Жонка опять сѣла на мель. Но было поздно, люди устали, а потому, устроивъ все такимъ образомъ, чтобъ съ разсвѣтомъ снова пуститься въ путь, я послалъ ихъ спать. За ужиномъ у нихъ не было ничего, кромѣ рѣчной воды и риса, который нашли въ жонкѣ сваренымъ. Самъ я сѣлъ ужинать при свѣтѣ разноцвѣтнаго бумажнаго фонаря, за трясущійся столикъ, въ обществѣ ученика. сопровождавшаго меня, толмача и стараго Китайца, на котораго много разсчитывалъ, но который въ дорогѣ сдѣлался боленъ и въ-теченіе всего дня не былъ въ-состояніи оказать мнѣ ни малѣйшей услуги.

Такъ-какъ вода въ морѣ спала, и наша лодка очутилась совершенно на сушѣ, то я поставилъ на палубу двухъ часовыхъ съ заряжеными ружьями, и самъ заснулъ глубокимъ сномъ. Никто не потревожилъ нашего отдыха; только нѣсколько охотниковъ за лягушками шумѣли на сосѣднихъ болотахъ.

На утро вода была слишкомъ низка, чтобъ пустить въ ходъ нашу жонку, а такъ-какъ съ обѣда вчерашняго дня у насъ прекратились съѣстные припасы, то я рѣшился возвратиться на фрегатъ, чтобъ покормить людей. На дорогѣ мы встрѣтились съ ботикомъ, который шелъ къ намъ на встрѣчу и отъ котораго я узналъ, что на фрегатѣ очень объ насъ безпокоились: думали, что Китайцы напали на насъ и взяли въ плѣнъ, а потому искали средствъ, чтобъ возвратить намъ свободу; англійскій толмачъ долженъ былъ по этому случаю отправиться для вступленія въ переговоры съ правительственными властями въ Шанг-Гаи. Наше возвращеніе на фрегатъ произвело всеобщую радость и удивленіе, что замедленіе наше произошло отъ такой простой причины.

Я хотѣлъ тотчасъ послѣ обѣда возвратиться на свою жонку, и обѣщалъ привести ее, если только дадутъ мнѣ болѣе людей и средствъ. Командиръ не рѣшался. День прошелъ и вечеромъ я уже смотрѣлъ на мое путешествіе, какъ на потерянное.

Но я ошибался, потому-что, не успѣвъ еще лечь спать, получилъ я приказаніе отправиться на слѣдующій день рано по утру на жонку. Къ-несчастію, въ этотъ день была ужасная погода. Дождь лилъ какъ изъ ведра; жестокіе шквалы слѣдовали за минутнымъ штилемъ. Нельзя было и думать отправить лодку въ такое время безъ крайней необходимости.

Итакъ, только 16-го я могъ возобновить эту экспедицію, такъ худо до-сихъ-поръ удававшуюся. Въ этотъ разъ я отправился на двухъ лодкахъ, и взялъ съ собою съѣстные припасы, маленькій якорь, канаты, однимъ словомъ все, что считалъ необходимымъ. Гумъ, старый Китаецъ, о которомъ я уже говорилъ, былъ съ нами. Этотъ добрый человѣкъ былъ тронутъ участіемъ, которое я ему оказывалъ во время его болѣзни, и хотѣлъ доказать свою благодарность, надѣясь въ этотъ разъ быть болѣе полезнымъ. У него была грыжа, отъ которой онъ и сГрадалъ въ прошедшіе три дня. Леченіе, которое онъ употреблялъ, такъ необыкновенно, что нельзя не сказать о немъ нѣсколькихъ словъ.-- Когда боль сдѣлалась такъ сильна, что онъ измѣнился въ лицѣ, я съ удивленіемъ увидѣлъ, что онъ, разстегнувъ свой кафтанъ, захватилъ въ руки складку кожи на животѣ и сталъ тянуть, какъ будто хотѣлъ ее вырвать; эту операцію онъ повторилъ нѣсколько разъ; потомъ взялъ въ ротъ небольшую мѣдную болѣе другихъ посинѣвшую монетку, засучилъ рукавъ, намочилъ слюною край монеты и принялся чесать руку въ одно время и мѣдью и однимъ изъ своихъ большихъ ногтей; когда кровь показалась на этой рукѣ, онъ подвергъ той же операціи и другую руку. Не смотря на состраданіе, которое онъ внушалъ, матросы не могли удержаться отъ хохота при видѣ его страннаго леченія, по-несчзстію неприносившаго ни малѣйшаго облегченія. При нашемъ возвращеніи на фрегатъ докторъ оказалъ ему пособіе, и подарилъ бандажъ, который заставилъ его позабыть прежнюю боль.

Мы отправились въ восемь часовъ, при пасмурной и дождливой погодѣ. Къ десяти часамъ усилившійся дождь заставилъ насъ искать убѣжища, и мы вошли въ большой, но бѣдный домъ, гдѣ насъ принялъ старикъ дрожа отъ страха. Онъ накрылъ столъ, поставилъ три хромыя скамейки, и мы наскоро позавтракали. Дождь не переставалъ, но сдѣлался мельче, и потому мы отправились снова въ дорогу. Скоро насъ окликнула китайская лодка, которая спускалась по рѣкѣ; это былъ англійскій переводчикъ, уговаривавшій меня отказаться отъ путешествія. Онъ сказалъ мнѣ, что въ послѣдній разъ я произвелъ такой ужасъ на лодкахъ Шанг-Гае, что пять человѣкъ, пустившихся вплавь къ берегу, потонули и что, весьма вѣроятно, всѣ лодки снова обратятся въ бѣгство при нашемъ приближеній. Я поблагодарилъ за предостереженіе, и продолжалъ путь; но, чтобъ послѣ не упрекать себя ни въ, чемъ, мы недоѣзжая города остановились и послали Гума возвѣстить мандарину о нашемъ приближеніи и постараться предупредить волненіе. Чрезъ полтора часа онъ возвратился, но поѣздка была совершенно безполезна. Онъ предложилъ мнѣ новыя сдѣлки, на которыя я не согласился, и чтобы разомъ кончить дѣло, мы быстро устремились къ городу. Большое число жонокъ пустилось въ бѣгство. Но замѣтивъ въ заливѣ мою старинную добычу, я направился прямо къ ней.

Такъ же какъ и въ первый разъ, улицы, плотины, домы на берегу рѣки, все было покрыто человѣческими головами. Любопытство этого народа можетъ сравниться только съ его трусостью. Десять человѣкъ вооруженныхъ, вышедъ на берегъ, въ одну минуту разогнали бы эту густую толпу. Впрочемъ, я не намѣревался сдѣлать подобнаго опыта; нетерпѣніе мое увидѣть городъ было слишкомъ-велико. Онъ построенъ на лѣвомъ берегу рѣки и состоитъ изъ четвероугольника, окруженнаго стѣною, и изъ большаго предмѣстья, омываемаго водами; большая часть домовъ построена въ одинъ этажъ, на сваяхъ, точно на ходуляхъ. Пять домовъ, принадлежащихъ мандаринамъ, возвышаются надъ всѣми этими бобровыми хижинами; весьма-вѣроятно, что должность этихъ чиновниковъ относится и до навигаціи и до порядка въ гавани; число ихъ не покажется значительнымъ, если вспомнить, что этотъ городъ есть большое складочное мѣсто, и что до войны торговля его съ сѣверными провинціями, Монголіей), Кореею и Японіею была весьма обширна. Въ то время, о которомъ я говорю, около восьми сотъ жонокъ ожидали только окончанія блокады, чтобъ войдти снова въ Шанг-Гае. Стѣны домовъ на берегу рѣки покрыты были объявленіями, написанными огромными буквами. Городъ представляетъ ровную плоскость; снаружи не видно ни памятниковъ, ни деревьевъ; у него нѣтъ набережной. Дома сжаты одинъ возлѣ другаго; узкія улицы, примыкающія къ деревянной плотинѣ, скромно проникаютъ до средины. Съ юта жонки видъ превосходный. Широкая рѣка, покрытая судами всѣхъ величинъ, куча домовъ, групирующихся на берегу рѣки, и противоположный зеленый и лѣсистый берегъ, представляютъ живописную картину.

Я не долго наслаждался этимъ зрѣлищемъ: лишь-только подняли якори, и выдвинули жонку изъ залива, въ глубинѣ котораго старались ее спрятать, мы вступили подъ паруса. На этотъ разъ старый Гумъ чувствовалъ себя хорошо; онъ помогалъ намъ совѣтами, и мы могли съ большимъ успѣхомъ бороться противъ вѣтра, во все время, пока намъ благопріятствовало теченіе. При измѣненіи прилива, пришлось стать на якорь; но мы ужо перешли злополучную черту нашего перваго путешествія. Такъ-какъ я былъ доволенъ своими матросами, то и позволилъ имъ сойдти на берегъ для закупки нѣкоторыхъ припасовъ. По ихъ возвращеніи, они приготовили въ печуркахъ жонки похлебку, какой въ нихъ никогда еще не бывало. Лукъ, яйца, индійскій перецъ, утки и огурцы, все было изрублено, перемѣшано и сварено вмѣстѣ. Такъ-какъ каждый сколько-нибудь участвовалъ въ стряпнѣ, то, при недостаткѣ аппетита, и самолюбіе послужило ей приправою.

Вмѣсто одного Китайца, мы везли двухъ; тотъ, который противъ воли слѣдовалъ за нами въ первый разъ, толстый мальчикъ угрюмый и тяжелый, назывался Mo; онъ вообразилъ себѣ, что мы держали его только затѣмъ, чтобъ потомъ задушить, и съ трудомъ начиналъ оправляться отъ своего страха. Его новый товарищъ звался Гуанъ. Это былъ веселый малый, развязный, съ умной физіономіей. Въ первый вечеръ, онъ выпилъ рюмку вина, выкурилъ сигару и охотно помогалъ намъ во всѣхъ нашихъ трудахъ. Около двухъ часовъ, не смотря на дождь, мы подняли якорь, чтобъ воспользоваться перемѣной прилива. Вскорѣ къ теченію присоединился попутный вѣтерокъ, и въ минуту, когда первые лучи утра начали румянить небо, мы прошли мимо срытыхъ укрѣпленій, которыя возвышались съ обѣихъ сторонъ устья рѣки. Крѣпкій восточный вѣтерокъ развивалъ широкій флагъ на верху нашей грот-мачты. Въ пять часовъ, жонка бросила якорь подлѣ фрегата. Командиръ взошелъ на палубу, одобрилъ мой выборъ, и тотчасъ начали нагрузку съѣстныхъ припасовъ, аммуниціи и оружія, назначенныхъ для экспедиціи.

Въ часъ, я простился съ товарищами. Въ два, вмѣстѣ съ командиромъ и двумя другими офицерами, былъ уже на пути къ Нан-Кингу.

Нашъ экипажъ состоялъ изъ сорока человѣкъ, которыхъ около половины находилось на жонкѣ; а другая часть помѣщалась на двухъ лодкахъ, служившихъ ей конвоемъ. Мы поплыли при сильномъ юго-восточномъ вѣтрѣ, который помогалъ намъ потихоньку подвигаться противъ теченія. Такъ-какъ погода была прекрасная, то мы торопились укласть и привести въ порядокъ съѣстные припасы, оружіе, аммуницію, все, что въ торопяхъ накидали какъ попало на палубу. Окончивъ эту первую работу, надо было заняться приготовленіемъ ночлега. Помѣщеніе наше и нашего экипажа было не весьма удобно; намъ удалось, однакожъ, избавиться отъ главнѣйшихъ неудобствъ и къ вечеру мы были порядочно расположены. Увы! мы не думали о дождѣ!

Ночь насъ застигла миляхъ въ пятнадцати отъ Воо-Зунгъ. Сдѣлался штиль; мы бросили якорь противъ маленькой рѣчки, которую блокировалъ англійскій бригъ. Едва стали мы на якорь, какъ офицеръ съ него причалилъ къ борту, и, казалось, весьма удивился, встрѣтивъ такое хорошее общество. Онъ пригласилъ насъ провести вечеръ на бригѣ. Такъ-какъ намъ нужно было отправиться въ ночь или по-крайней-мѣрѣ съ разсвѣтомъ, и какъ мы всѣ болѣе или менѣе чувствовали себя утомленными, то, къ-сожалѣнію, принуждены были отказаться отъ его вѣжливаго приглашенія.

Около полуночи мы были разбуждены потоками дождя, который проникалъ даже до нашихъ спаленъ. Чтобъ укрыться отъ него, надо было закрыть отверстіе, черезъ которое спускались въ каюту, а такъ-какъ это отверстіе служило ей въ одно и то же время и дверью и окномъ, то значило осудить себя на нѣкотораго рода удушье. Послѣ нѣсколькихъ часовъ работы, намъ удалось худо ли хорошо закрыть эту воображаемую крышу огромной насмоленной простыней, которая обѣщала намъ достаточную защиту. Но часъ сна уже прошелъ; неопредѣленный слабый свѣтъ началъ проникать сквозь густыя тучи, покрывавшія небо; надо было пользоваться приливомъ. Итакъ, не бмотря на дождь, продолжавшійся все утро, мы снова пустились въ путь. Время-отъ-времени, небольшой ручей или каналъ вливались въ рѣку между хижинами деревушки; тонкія и высокія мачты жонокъ выглядывали изъ-за густой зелени деревъ.

Около четырехъ часовъ вечера, штиль-заставилъ насъ бросить якорь въ виду одного военнаго брика и двухъ купеческихъ англійскихъ кораблей, за которыми виднѣлись три уединенные холма и на одномъ изъ нихъ четырехэтажная башня. Вечеръ былъ прекрасенъ; берегъ, освѣщенный лучами заходящаго солнца, одѣлся въ великолѣпные цвѣта; вдалекѣ виднѣлись нѣсколько синеватыхъ возвышенностей. Рѣка была безъ плотинъ; берегъ возвышался на нѣсколько футовъ выше уровня воды. Растительность казалась сильнѣе, деревья выше, вѣтвистѣе, чѣмъ въ окрестностяхъ Воо-Зунга, который тогда былъ миляхъ въ пятидесяти за вами. Замѣчательно, что на всемъ этомъ протяженіи, встрѣчая по берегу много народа, мы не видѣли домашняго скота.

Ночь была бурная и дождливая. Благодаря улучшеніямъ, сдѣланнымъ въ нашемъ убѣжищѣ, мы могли спать, не слишкомъ тревожимые водою, которая, впрочемъ, просачивалась по каплямъ въ незамѣченную щель. Къ утру погода стала лучше; мы поплыли подъ свѣжимъ восточнымъ вѣтеркомъ, проведшимъ насъ потихоньку къ кораблямъ, которые мы замѣтили наканунѣ, и которые стояли на якорѣ къ югу отъ трехъ холмовъ, называемыхъ Китайцами Ланг-Зане, а Англичанами-Пагода-Гильсъ. Правый берегъ былъ изрѣзанъ многими рѣчками, образующими маленькія гавани, въ которыхъ на послѣднихъ лучахъ заходящаго солнца сушились коричневые паруса иконокъ. Впереди за деревьями прятался маленькій городокъ Фо-Занъ, построенный на берегу рѣки, окаймленной лѣсомъ мачтъ. Его послѣдніе дома возвышаются на покатости коническаго холма, вершина котораго украшена зданіями поразительной бѣлизны, и группой большихъ деревъ; нѣсколько холмовъ меньшей величины разбро саны вокругъ: на одномъ изъ нихъ устроено четвероугольное укрѣпленіе. Деревья и дачи покрываютъ всѣ остальные холмы. На противоположномъ берегу, между вершинами деревьевъ, которыя миражъ подымалъ надъ водами, Та-Ланг-Занъ (большой Ланг-Занъ) полуобнаженный, полуодѣтый могущественною растительностію, гордо возносилъ свою пагоду, окруженную обширнымъ бѣлымъ зданіемъ -- безмолвнымъ убѣжищемъ бои зовъ, привлеченныхъ туда святостью мѣста и лѣнью.

Въ два часа утра мы подняли якорь; паруса наши снова надулись отъ свѣжаго вѣтра. Луна, удивительно яркая, бросала на весь пейзажъ почти ослѣпительный свѣтъ. Но вскорѣ густой туманъ покрылъ все сѣрымъ, мокрымъ покрываломъ. Когда онъ разсѣялся, мы съ отчаяніемъ увидѣли, что сдѣлали три мили въ эти четыре, часа. Штиль продержалъ насъ цѣлое утро на одномъ мѣстѣ; потомъ безвѣтріе замѣнилось бурею. Около полудня, съ помощію перемѣнчивыхъ вѣтровъ, мы переѣхали черезъ рѣку шириною отъ четырехъ до пяти миль. Начиная отъ Фо-Занъ, даже жонки не могли болѣе держаться праваго берега, который былъ загражденъ крѣпкими песчаными мелями. Въ этотъ день, Mo былъ боленъ; онъ, кажется, страдалъ головною болью, потому-что щипалъ у себя кожу на лбу и тянулъ ее изо всей силы, какъ-будто хотѣлъ оторвать. Испробовавъ это средство, онъ прибѣгнулъ къ леченію, которое такъ безуспѣшно употреблялъ прежде Гумъ, т. е расчесалъ многія части тѣла до крови и кончилъ тѣмъ, что всунулъ палецт въ ротъ... Эта послѣдняя операція имѣла тотчасъ самыя удовлетворительныя слѣдствія Проведя ночь въ покойномъ снѣ, онъ чувствовалъ себя совершенно здоровымъ.

Въ-теченіе всей моей жизни я не видѣлъ животнаго столь дикаго и грубаго, какъ этотъ Китаецъ. Съ самаго нашего отъѣзда, онъ проводилъ ночи и большую часть дней во снѣ, растянувшись въ углу каюты, и просыпался только за тѣмъ, чтобъ сварить для себя рисъ. Онъ ѣлъ пять разъ въ день, и всегда съ одинаковою жадностью, съ одинаковымъ отвратительнымъ обжорствомъ -- то соленую рыбу, то огурцы, употребляемые имъ вмѣсто приправы, иногда остатки вашего рагу. Лѣнивый и грубый, онъ былъ сухъ съ матросами и потому они скоро его возненавидѣли; онъ говорилъ съ другими только въ часъ обѣда, чтобъ выпросить у нихъ нѣсколько кусковъ сахара; никогда не хотѣлъ пить ни вина, ни рома; не курилъ, мало ссужалъ, но былъ весьма-расположенъ отъискивать свою собственность даже тамъ, гдѣ ея не было.

Совершенно не таковъ былъ пріятель Гуангъ; съ первой нашей встрѣчи, онъ со мной поужиналъ, пилъ мое вино и курилъ сигару. Гуангъ курилъ свою трубку съ утра до ночи, шутилъ съ матросами, учился говорить пофранцузски. Французскій языкъ его былъ не изященъ, мало обработанъ, но часто живописенъ, всегда выразителенъ. Онъ былъ малъ ростомъ, живъ, имѣлъ физіономію смышленую, спалъ мало, ѣлъ умѣренно и оказывалъ бездну мелкихъ услугъ; всегда веселый, всегда довольный, всегда готовый сдѣлать то, чего отъ него требовали. Притомъ онъ былъ порядочный матросъ въ своемъ родѣ, и могъ служить рѣчнымъ лоцманомъ и въ трудныхъ мѣстахъ управлялъ нашей жонкой. Невозможно быть пріятнѣе его, когда онъ, выпивъ рюмку вина или нѣсколько капель рому, напѣвалъ китайскую пѣсню, куря трубку, которая въ одну минуту выкуривалась и тотчасъ опять закуривалась.

Въ три часа мы стали на якорь въ виду скалы, подымавшейся изъ рѣки, и отдаленныхъ горъ, казавшихся намъ островами. Въ-теченіе двухъ сутокъ передъ нами постоянно виднѣлся пароходъ, который оставилъ Воо-Зунгъ сорока восьмью часами прежде насъ. На другой день поутру, пустившись снова въ путь съ хорошимъ небольшимъ вѣтромъ, мы плыли подлѣ тростника, окаймлявшаго берегъ, потому-что фарватеръ, отдѣляющій его отъ мелей посреди рѣки, весьма не широкъ, хотя глубина его довольно значительна.

Черезъ нѣсколько миль, намъ пришлось снова бросить якорь: буря, образовавшаяся на западѣ перемѣнила направленіе вѣтра; дождь лилъ ручьями. Послѣ полудня мы могли продолжать нашъ путь; буря очистила небо, которое сдѣлалось необыкновенно ясно: но вѣтеръ все еще былъ противный-неудобство весьма-значительное для корабля, подобнаго нашему, двигавшагося только при совершенно-попутномъ вѣтрѣ къ-счастію, теченіе помогало намъ. Пароходъ все-еще былъ передъ нами; мы свободно различали его лодки, занимавшіяся измѣреніемъ глубины; никогда мы не приближались къ нему такъ близко. Мы надѣялись догнать его и упросить взять насъ на буксиръ, потому-что штиль и противные вѣтры, испытанные нами въ-теченіе этихъ четырехъ дней, начинали внушать намъ серьёзныя опасенія на счетъ остальнаго путешествія. Тщетная надежда. Вскорѣ мы увидѣли, что онъ поднялъ свои лодки, колеса его задвигались быстрѣе, и мало-по-малу мы потеряли изъ виду даже клубы чернаго дыма, выходившаго изъ его широкой трубы.

Ввечеру, мы прошли мимо борта купеческаго брига, который шелъ внизъ по рѣкѣ. Нѣсколько минутъ спустя, приливъ перемѣнился, и намъ пришлось остановиться еще разъ. Вечеръ и ночь были темны, печальны и дождливы.

На слѣдующее утро, самый ясный день пробудился надъ удивительной картиной. Была совершенная тишина; ночные пары сгустились и собрались легкими облаками вокругъ деревъ и домовъ; мы воспользовались остатками прилива, чтобъ заставить наши лодки тащить насъ на буксирѣ. Судно наше плыло подлѣ большихъ тростниковыхъ острововъ; повсюду зелень, красота, жизнь, казалось, выходили изъ тихой и гладкой поверхности воды, въ которой отражались деревья и хижины, стоявшія на берегу; ласточки летали и щебетали; бѣлые ибисы прогуливались ища добычи въ высокой береговой травѣ. Восходящее солнце освѣщало одну сторону деревъ, тогда-какъ другая оставалась въ глубокомъ мракѣ; всѣ формы обрисовывались съ удивительной чистотою; ничто не скрывало отъ насъ богатства и роскоши разнообразной природы.Иногда рѣка углублялась какъ тѣнистая пещера между двумя зелеными скалами, между большими граціозно-округленными ивами и доставляла таинственное убѣжище множеству жонокъ, коричневые паруса которыхъ, отягощенные дождемъ, висѣли безъ движенія во всю длину мачтъ.

Плаваніе наше было слишкомъ-утомительно, чтобъ его можно было продолжать далѣе. Солнце подымалось и становилось жарко; мы были принуждены поворотить наши лодки и, проѣхавъ около двухъ миль, бросили якорь, потому-что штиль все-еще продолжался. Прошло уже шесть дней послѣ нашего отъѣзда, а мы сдѣлали только около девяноста миль. Послѣ завтрака, Гуанъ просилъ позволенія сойдти на берегъ. Ему дали денегъ, чтобъ запастись снова свѣжими припасами, въ которыхъ началъ оказываться недостатокъ. Онъ отправился съ своимъ товарищемъ. Мы видѣли, какъ они втащили свою лодку на берегъ и вошли въ домъ, вокругъ котораго скоро собралась огромная толпа. Прошелъ часъ, два, никто не возвращался. Мы начинали опасаться, что наши Китайцы арестованы какою-нибудь таможенною властью или введены въ искушеніе нашими піастрами. Однако, послѣ четырех-часоваго отсутствія, они возвратились съ двумя козленками, курами и довольно-большимъ счетомъ. Гуангъ былъ очень-веселъ и гордился успѣхомъ своего посольства. Поднялся легкій сѣверо-восточный вѣтеръ, мы поспѣшили воспользоваться имъ и черезъ пять минутъ послѣ ихъ возвращенія были уже на пути.

Крутой утесъ, который мы ужь два дни какъ замѣтили и который, казалось,стоялъ посреди водъ только для того, чтобъ означать въ нихъ сокрытыя опасности, оказался крайнею восточною оконечностью праваго берега. Направляясь къ з.-ю.-з., намъ удалось избѣжать мелей и держаться на глубокомъ фарватерѣ, ихъ раздѣлявшемъ. Вѣтеръ становился мало-по-малу свѣжѣе, мы скоро достигли противоположнаго берега, видъ котораго совершенно измѣнился. Начиная съ Фо-Сана, нѣсколько коническихъ возвышеній прорѣзаютъ гладкую поверхность наносовъ; далѣе настоящіе холмы простираются въ косвенномъ направленіи отъ рѣки во внутренность земли. Часто рѣка орошала подножіе безплодныхъ холмовъ, направленіе которыхъ дѣлалось все болѣе параллельнымъ ей; прежде, это была глубокая долина, которая мало-по-малу покрылась тиной и образовала небольшую плодоносную равнину, покрытую жатвами, деревьями и хижинами; густой камышевый поясъ защищалъ берега ея и служилъ ей плотиной. При закатѣ солнца, мы замѣтили къ сѣверу отдаленный холмъ; послѣ Ланг-Сана, это былъ первый замѣчательный предметъ на лѣвомъ берегу. Съ наступленіемъ ночи, мы продолжали наше плаваніе при блескѣ полной луны, покрывавшей берегъ своимъ бѣлымъ свѣтомъ. Гуангъ сѣлъ на руль. Такъ-какъ теченіе около берега было очень-быстро, то онъ направлялъ жонку на мелкія мѣста, находящіяся середи рѣки. Товарищъ его Mo измѣрялъ глубину длиннымъ бамбуковымъ шестомъ и напѣвалъ что-то гнусливымъ, печальнымъ голосомъ. Миновавъ одинъ за другимъ три безплодныхъ и крутыхъ холма, противъ которыхъ рѣка съуживается, мы доплыли до поворота, который невозможно было обогнуть отъ слишкомъ-быстраго теченія. Въ часъ ночи мы были принуждены бросить якорь.

Около трехъ часовъ, теченіе немного ослабѣло; мы пустились въ путь и намъ удалось преодолѣть трудный переходъ. Съ первыми лучами дневнаго свѣта мы замѣтили англійскую корвету на якорѣ въ глубокой бухтѣ, окруженной горами, противъ красиваго городка; бѣлые ломы терялись въ половину за деревьями; мачты жонокъ мѣшались съ мачтами домовъ мандариновъ, которые отличались отъ первыхъ своими верхушками;съ сѣверной стороны городъ прислонялся къ холму, покрытому до половины красимыми деревьями и красными пагодами. Это былъ Коанг-Инъ, довольно важный городъ, защищенный въ древности крѣпостью, развалины которой теперь покрываютъ плоскій берегъ.

Небо было покрыто большими бѣловатыми тучами, которыя быстро гналъ сильный восточный вѣтеръ; съ помощью этого вѣтра мы скоро потеряли изъ вида корветту и городъ. Берегъ спрятался отъ насъ за множествомъ острововъ, покрытыхъ высокимъ камышемъ, и составляющихъ, вѣроятно, начало образованія твердаго берега. Далѣе, этотъ зеленый поясъ дѣлается гораздо-рѣже и превращается не болѣе какъ въ узкую опушку, пересѣченную устьями тысячи маленькихъ ручьевъ, которые сливаются съ большою центральною артеріей. Ничего не можетъ быть красивѣе этихъ каналовъ; ихъ берега обсажены ивами, заросли травой, цвѣтами и тростникомъ; большія лодки съ высокими кордами привязаны къ деревьямъ, надъ которыми развѣваются ихъ бѣлые флюгера. Отъ жонки до сосѣдней хижины одинъ шагъ; доска, перекинутая съ палубы, упирается прямо въ дверь. Не достаетъ только прозрачности этимъ обильнымъ водамъ, разливающимъ всюду свѣжесть и плодородіе. Вся эта страна на пространствѣ нѣсколькихъ миль, удивительно богата. Но несмотря на то, жители ея, кажется, живутъ въ чрезвычайной нищетѣ и физически и нравственно; они не слишкомъ:далеки отъ животныхъ.

Къ восьми часамъ мы покинули правый берегъ, близь котораго плыли съ самаго Коанг-Инга, и достигли того мѣста, гдѣ рѣка расширяется, омывая обширные плоскіе острова. Корабли большихъ размѣровъ проходятъ сѣвернѣе этого маленькаго архипелага. Но такъ-какъ наша жонка не требовала большой воды, то мы выбрали самый прямой путь, гдѣ при томъ теченіе не такъ быстро. На сѣверъ отъ насъ остались островъ Лао-Чау, на которомъ видно только нѣсколько жалкихъ хижинъ, и островъ Чау-Пинг-Коангъ. Рукавъ рѣки, по которому мы поднимались между этимъ послѣднимъ островомъ и противоположнымъ берегомъ, имѣетъ отъ 8 до 12 метровъ глубины, хотя онъ не шире Сены въ Парижѣ. Съ юта нашей жонки видны были очень-хорошо оба берега. Вѣтеръ былъ постоянно-свѣжій; деревья и дома быстро мелькали мимо насъ. Мужчины переставали работать и смотрѣли на нашу жонку, сопровождаемую двумя челноками, похожими на легкихъ птицъ, летающихъ вкругъ тяжелаго четвероногаго животнаго; женщины и дѣти толпились на порогахъ хижинъ. Всѣ эти маленькія хижины окружены вьющимися растеніями, и снизу до верху скромно прячутся подъ густымъ лиственнымъ плющемъ, усѣяннымъ прекрасными желтыми цвѣтами. На островѣ виднѣлись красивые сады съ каналами, круглыми мостами, стройными деревьями, веселыми лужайками и домами съ кривыми крышами. Движеніе лодокъ, пересѣкавшихъ намъ дорогу въ разныхъ направленіяхъ, шумъ тростника, колеблемаго вѣтромъ, крикъ играющихъ, дѣтей, гармоническій шелестъ деревъ, пѣніе птицъ -- словомъ, весь дневной шумъ, покрываемый грознымъ гуломъ рѣки, составлялъ одинъ изъ тѣхъ концертовъ, къ которому ни одна человѣческая душа не можетъ быть равнодушною.

Около трехъ часовъ, мы доплыли до подножія высокой и очень-живописной горы, которую мы еще съ-утра завидѣли; она безплодна, утесиста и изрыта глубокими рвами. На ея острой и почти недоступной вершинѣ возвышается башня въ семь этажей, которая господствуетъ надъ большимъ четвероугольнымъ зданіемъ, осѣненнымъ нѣсколькими деревьями. Рѣка омываетъ ее съ восточной и сѣверной сторонъ, а на сѣверо-востокѣ она оканчивается вертикальнымъ утесомъ, около сорока метровъ высоты. На сѣверномъ весьма-крутомъ скатѣ Китайцы построили маленькую полукруглую баттарею, которая пыталась-было обстрѣливать англійскій флотъ, но скоро была покинута. Потомъ мы миновали большой островъ Чау-Пинг-Коангъ, за которымъ слѣдуетъ рядъ болотистыхъ островковъ, покрытыхъ густымъ тростникомъ. Правый берегъ остается гористымъ; направленіе холмовъ параллельно направленію рѣки, по берегу которой лежатъ два маленькіе городка, довольно близко одинъ отъ другаго.

Наступила ночь. Вѣтеръ былъ свѣжій; мы приближались къ Чин-Коангфу, гдѣ намъ надо было остановиться, и потому мы не прерывали пути. Луна еще не всходила; густыя тучи быстро неслись по небу: мы держались покрытыхъ тростникомъ острововъ, подлѣ которыхъ теченіе не такъ сильно. Противъ, устья одного канала водоворотъ перевернулъ насъ и посадилъ на мель. Было около восьми часовъ. Наши Китайцы пришли въ отчаяніе и принялись кричать и плакать; матросы бросились въ воду съ шестами, чтобъ сдвинуть неподвижную жонку; лодки, посланныя завезти якорь, уносило теченіемъ. Мы уже собирались провести ночь въ такомъ положеніи, какъ вдругъ противное теченіе столкнуло насъ съ мели; мы подняли паруса и пустились дальше.

Мы постоянно шли по направленію материка, но, чтобъ избѣгнуть острововъ съ опасными берегами, держались правой стороны. Часовъ въ одиннадцать вошли мы въ проливъ, который проѣхать, по словамъ Гуана, было очень трудно; въ этомъ мѣстѣ одинъ изъ рукавовъ рѣки съуживается между утесистымъ и высокимъ островомъ и такимъ же полуостровомъ, отъ-чего теченіе здѣсь очень-сильно. Вѣтеръ, дувшій съ земли, былъ непостоянный, то попутный, то противный. На этотъ разъ настойчивость наша была вознаграждена; послѣ полуночи, вѣтеръ сталъ свѣжѣе и помогъ намъ преодолѣть это послѣднее препятствіе. Вскорѣ, при слабомъ лунномъ свѣтѣ, замѣтили мы мачты сперва одного корабля, потомъ двухъ, трехъ и наконецъ -- нѣсколькихъ. Въ два часа утра, послѣ семи съ половиною дней плаванія отъ Во-Зунга, мы бросили якорь предъ городомъ Чин-Кіангфу. Едва успѣлъ вонзиться въ дно рѣки нашъ якорь, какъ насталъ штиль и пошелъ сильный дождь.

Съ разсвѣтомъ мы всѣ вышли на палубу. Городъ лежалъ прямо передъ нами на правомъ берегу рѣки; онъ окруженъ параллельно съ нимъ расположенными холмами и двумя отраслями горъ, которыя отъ главнаго хребта направляются къ сѣверу. Городъ занимаетъ равнину прямоугольную, заключенную между рѣкою и этой естественной оградой: видъ его не представляетъ ничего замѣчательнаго: домы, выстроенные на берегу рѣки, нивки и, какъ кажется, очень-бѣдны. Вдали за городомъ возвышается какая-то многоэтажная башня; нѣсколько пагодъ разбросаны по крутому скату западныхъ возвышенностей. Кварталъ, населенный преимущественно Англичанами, расположенъ на холмахъ, окружающихъ городъ съ восточной стороны; одинъ фрегатъ и нѣсколько транспортныхъ судовъ стояло на якоряхъ около насъ. Немного выше, Кин-Сент., знаменитый Золотой-Островъ, возвышался надъ водою какъ волшебная декорація, и напоминалъ намъ дворцы, о которыхъ говорится въ восточныхъ сказкахъ.

Эта высокая, крутая скала совершенно закрыта деревьями, бесѣдками, глаголами, садами и зданіями, устройство которыхъ на безплодной почвѣ требовало, вѣроятно, большихъ трудовъ и издержекъ.

На вершинѣ этой скалы видна семиэтажная башня; а на восточной оконечности простирается низкое и болотистое мѣсто, покрытое камышомъ и молодымъ ивнякомъ. Оно окружено четырьмя скалами страннаго вида; на нихъ, какъ видно, пробовали сажать деревья, которыя хотя и принялись, но остались слабы и хилы.

Золотой-Островъ одолженъ своею извѣстностью работамъ, производимымъ по повелѣнію императоровъ изъ династіи Мингъ, обыкновенное мѣстопребываніе которыхъ- былъ Нан-Кингъ. Прельщенные его живописнымъ мѣстоположеніемъ, они избрали его своей лѣтней резиденціей. Нѣкоторые изъ нихъ даже и погребены тутъ.

Выходя на берегъ, мы были встрѣчены бонзами, которыхъ здѣсь около шестидесяти человѣкъ такихъ же нечистоплотныхъ, такихъ же лѣнивыхъ, какъ и вездѣ. Костюмъ ихъ состоитъ изъ китайскихъ шароваръ и огромнаго плаща изъ сѣрой бумажной матеріи, очень похожаго на наши больничные халаты; головы они брѣютъ совершенно-гладко, а на ногахъ носятъ соломенныя сандаліи.

Бонзы провели насъ мимо своей столовой, въ которой чашки и палочки разложены были на длинныхъ столахъ, окруженныхъ деревянными скамейками. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ этой обширной валы находятся три императорскія гробницы. Большая часть подобныхъ памятниковъ, часто встрѣчаемыхъ на этомъ островѣ, состоятъ изъ прямоугольнаго пьедестала, на главныхъ сторонахъ котораго изображены рельефно два дракона, поддерживающіе вертикальный камень съ надписью. Мнѣ помнится, что я видѣлъ только одинъ памятникъ, непохожій на прочіе, пьедесталъ съ двумя драконами въ немъ замѣненъ чудовищною черепахою, длиною не менѣе трехъ метровъ. Всѣ эти приземистые монументы изсѣчены изъ прекраснаго мрамора; каждый изъ нихъ окруженъ восемью деревянными столбиками, поддерживающими восьмиугольную крышку съ вогнутыми углами, устроенную изъ черепицы, покрытой желтымъ лакомъ. Извѣстно, что въ Китаѣ желтый цвѣтъ преимущественно присвоенъ императору.

Дорога, по которой мы шли, привела насъ къ площадкѣ, находящейся на берегу рѣки, съ которою она сообщается широкою лѣстницею; на верху этой лѣстницы возвышаются тріумфальныя ворота, т, е. четыре четырегранные столба, изъ которыхъ два среднихъ выше двухъ остальныхъ тройной карнизъ ихъ украшенъ барельефами и прикрытъ маленькими крышечками. Псвади этого памятника, по сторонамъ котораго стоятъ два грубо-изсѣченные льва, находится преддверіе пагоды, поддерживаемое четырьмя колоссальными статуями, подобными тѣмъ, какія я видѣлъ въ Тинг-Гое. Преддверіе это отдѣлено отъ главнаго зданія! пагоды четвероугольнымъ дворомъ, вымощеннымъ мраморомъ и украшеннымъ огромной бронзовой вазой довольно изящной формы. Пагода ни чѣмъ не отличается отъ другихъ, кромѣ изумительно-легкой и нѣжной деревянной рѣзьбы на крышѣ. Да еще внутри ея въ одномъ углу виситъ колоколъ съ довольно хорошимъ звономъ, а въ противоположномъ углу -- гигантскій барабанъ.

Пройдя по цѣлому лабиринту коридоровъ, поднявшись на нѣсколько лѣстницъ, достигаешь наконецъ до древняго императорскаго дворца. Это зданіе -- деревянное, источенное насѣкомыми и сильно потерпѣвшее отъ времени. Могущественная растительность распространилась со всею роскошью въ этомъ разрушающемся зданіи; плющъ, дикій виноградъ, ліана, вьюнокъ -- покрываютъ стѣны, падаютъ гирляндами, перевиваются между собою, обвиваютъ развалины свѣжимъ покровомъ зелени и цвѣтовъ. Крыша надъ большою залою показалась намъ цѣлымъ садомъ въ англійскомъ вкусѣ; комната эта, въ которой стоитъ одно кресло да лакированный столъ съ перламутроной выкладкой, обращена на маленькій дворъ, на которомъ уже нѣсколько столѣтій растутъ двѣ величественныя сосны. Къ двору примыкаетъ крошечный садикъ, гдѣ на пространствѣ, занимающемъ менѣе двухъ аръ, вырощенъ цѣлый бамбуковый лѣсъ, устроены искусственныя скалы, раскинуты дерновые ковры и вырытъ прудъ.

Библіотека хранится за печатью; основаніе ея приписываютъ одному императору, любителю словесности и философіи, по повелѣнію котораго составленъ каталогъ всѣмъ драгоцѣннымъ китайскимъ сочиненіямъ. По его же повелѣнію, каждое изъ такихъ сочиненій печаталось въ извѣстномъ числѣ экземпляровъ, для всѣхъ основанныхъ имъ библіотекъ, въ которыхъ они хранились въ ящикахъ изъ камфорнаго дерева. Таково, говорятъ, происхожденіе императорскихъ библіотекъ въ Нан-Книгѣ и на Золотомъ-Островѣ. Англичане надѣялись пріобрѣсти любопытную коллекцію посредствомъ мѣны, но не знаю, удалась ли имъ эта сдѣлка.

Широкая мраморная лѣстница ведетъ изъ дворца на вершину острова.

Дома, маленькія пагоды, бесѣдки, осѣненныя деревьями, наполняютъ обширныя террасы, восходящія амфитеатромъ, а надъ всѣми строеніями возвышается полуразрушенная башня, занимающая одну изъ самыхъ видныхъ точекъ Кин-Сена. Восьмиугольная снаружи, она имѣетъ только четыре угла внутри; въ ней совершенно пусто; уцѣлѣла только одна ветхая лѣстница, ведущая въ верхній этажъ.

Съ вершины этого зданія видъ удивительный. У ногъ нашихъ широкою желтой лентой извивалась рѣка, усѣянная, особенно съ восточной стороны, множествомъ маленькихъ зеленѣющихъ островковъ. Съ сѣверной стороны лежитъ обширная долина, съ богатыми жатвами, съ разбросанными тамъ-и-сямъ домиками, съ группами деревьевъ, безчисленными рѣками и каналами. Обширный городъ Ян-Чу-Фу разсыпался около толстой невысокой башни. Немного поближе къ нему возвышалась другая уединенная башня на берегу императорскаго канала, прорытаго въ лѣвомъ берегу рѣки среди тростника, образующаго родъ безконечно длиннаго пояса. Горы, ограничивавшія ландшафтъ съ запада и юга, скрывали отъ насъ съ одной стороны цѣль нашего путешествія, съ другой -- городъ Чинг-Кіанг-Фу, изъ котораго только одна стройная башня гордо рисовалась на небѣ.

Налюбовавшись этой удивительной картиной, мы осмотрѣли находящіяся возлѣ башни три императорскія гробницы, совершенно подобныя прежде видѣннымъ нами. Потомъ спустились къ рѣкѣ по дорогѣ, которая представляетъ совершенный лабиринтъ, извиваясь вдоль крутыхъ береговъ острова: невозможно описать всѣхъ платформъ, винтообразныхъ лѣстницъ и темныхъ сводовъ, чрезъ которые насъ вели. Пройдя всѣ эти хитрости, мы не могли понять, какимъ-образомъ помѣсти лись онѣ на скалѣ, имѣющей но болѣе мили въ окружности, и половина которой покрыта садами. Изумительны эти хитрости; но, глядя на нихъ, невольно пожалѣешь о времени и сокровищахъ, потраченныхъ на это замысловатое, но безсвязное, нестройное произведеніе. Чувствуешь только усталость, удаляясь отъ береговъ такъ громко прославляемаго острова, и красивый видъ его издали не возбуждаетъ даже желанія снова посѣтить его храмы, сады и дворцы.

"Отечественныя Записки", No 9, 1848

ПУТЕВЫЯ ЗАПИСКИ О БЕРЕГАХЪ КИТАЯ, СОЧ. ДЮПРЕ.

(Окончаніе.)

Чинг-Кіанг-Фу.-- Путешествіе въ Нан-Кингъ.-- Именитые мандарины.-- Нанкинская стѣга.-- Фарфоровая башня и ея пагода.-- Окрестности.-- Императорскій каналъ и Тин-Чунгскій Монастырь.-- Кіао-Канъ.-- Возвращеніе въ фрегатъ.-- Переѣздъ въ Макао.-- Тифонъ.

Мы были въ Чинг-Кіанг-Фу. Намъ хотѣлось осмотрѣть городъ, но знающіе люди совѣтовали не предпринимать этой прогулки безъ конвоя. Взявъ съ собою десять человѣкъ вооруженныхъ ружьями, мы отправились на лодкѣ и пристали къ западной оконечности города, гдѣ всѣ почти улицы были залиты водою. Многочисленныя пагоды покрываютъ склоны холмовъ, ограничивающихъ съ этой стороны городъ; онѣ превращены были въ казармы чернокожихъ солдатъ. Мы ожидали, что найдемъ ихъ опустошенными, и чрезвычайно удивились, увидѣвъ, что эти индійскія войска, жившія тутъ уже нѣсколько недѣль, оставили статуи и всѣ украшенія совершенно-неприкосновенными.-- Окинувъ бѣглымъ взглядомъ главнѣйшія пагоды, мы отправились во внутренность города по длинной, почти прямой, довольно широкой улицѣ, съ опустошенными по сторонамъ лавками. Двери сломаны, вывѣски оторваны; внутри пусто, начиная съ конторки до полокъ, на которыхъ были разложены товары. Цѣлые кварталы выжжены. Посереди развалинъ, произведенныхъ пожаромъ, старыя дряхлыя женщины, дѣти, мужчины въ цвѣтѣ лѣтъ, разламывали стѣны, разрывали камни, царапали землю ногтями, чтобъ отрыть богатства, забытыя или погребенныя подъ обломками. Нельзя представить себѣ жадности, съ которою эти несчастные, блѣдные, полунагіе, безпокойные и дрожащіе грабили доны, въ которыхъ не осталось ни одной цѣльной доски, ни одного цѣльнаго глинянаго горшка, ни одного гвоздя! Такова нищета...

Ускоривъ шаги, чтобъ удалиться отъ этой непріятной картины, мы пришли къ укрѣпленной оградѣ города. Не зная, въ которую сторону направить путь, мы взошли на валѣ. Сѣверная часть его тянется параллельно рѣкѣ. Городъ не имѣетъ воротъ съ этой стороны. На его восточной оконечности валъ огибаетъ холмы, противоположные тѣмъ, на которыхъ развѣвался англійскій флягъ. На этихъ холмахъ расположенъ татарскій городъ, съ обширными домами, окруженными де репьями и садами. Мы проникли въ него сквозь проломъ въ стѣнѣ, служившій проходомъ побѣдителямъ. Первые домы, встрѣченные нами на пути, были отперты и разграблены; они всѣ построены по одинаковому плану; очень узки по фасаду, но глубоки; состоятъ изъ ряда маленькихъ плащи, отдѣленныхъ одно отъ другаго небольшими дворами, украшенными цвѣтами или осѣненными огромнымъ деревомъ. Комнаты по-большой-части оклѣены обоями; ихъ расхищенная движимость состояла, какъ видно, изъ стульевъ, сундуковъ, китайскихъ и татарскихъ книгъ и изъ кроватей, не столь массивныхъ, какъ видѣнныя нами на островѣ Ту Санѣ. Нѣсколько домовъ болѣе обширныхъ, примыкаютъ къ "красивымъ садамъ, отдѣляющимъ ихъ отъ городскаго вала.

Глубокая тишина царствовала во всемъ этомъ кварталѣ, видъ котораго былъ очень мраченъ и, судя позаросшимъ травою улицамъ, мало оживленъ даже въ обыкновенное время. Домы совершенно однообразные по наружности, отдѣленные одни отъ другихъ каменными заборами, дворами и гадами, ясно доказываютъ наклонность жителей къ уединенію; нетрудно отгадать, что семейныя сношенія здѣсь очень незначительны, и что жители очень-рѣдко переступаютъ черезъ порогъ маленькой двери, ведущей на улицу. Въ этомъ татарскомъ городѣ чувствуешь что-то Напоминающее города и жителей Турціи.

Осмотрѣвъ на-скоро большія, богато украшенныя пагоды, пройдя мимо восточныхъ воротъ, совершенно-противоположныхъ тѣмъ, въ которыя вошли въ городъ, мы попробовали пробраться во внутренность его, гдѣ еще не были. Домы здѣсь казались не поврежденными: все было герметически заперто; они, вѣроятно, были обитаемы и изъ внутри защищаемы отъ покушеній воровъ. Нѣсколько человѣкъ украдкою пробирались по пустымъ улицамъ. При видѣ такого безмолвія, я припоминалъ себѣ предмѣстье Но-Санъ, гдѣ изъ одной улицы, показавшейся намъ сперва необитаемой, мы увидѣли нѣсколько сотенъ вдругъ выскочившихъ Китайцевъ.

Жаръ и жажда начинали уже дѣлать нашу прогулку утомительною; но какое можно найдти убѣжище посереди этихъ крѣпко запертыхъ домовъ? Мы блуждали наудачу, какъ вдругъ услышали неясный шумъ, похожій на отдаленный говоръ нѣсколькихъ голосовъ. Приближать къ берегу небольшаго канала, мы съ радостью замѣтили, что весь этотъ шумъ выходилъ изъ чайнаго дома на противоположномъ берегу. Подобная встрѣча была для насъ въ эту минуту настоящимъ благополучіемъ, и мы быстро отправились къ гостепріимному дому, дверь котораго отворилась безъ всякаго сопротивленія. Насъ ввели въ обширную, опрятную залу; но убѣжище это, шумное за минуту предъ тѣмъ, вдругъ превратилось въ безмолвное и пустынное: тѣ, которые наполняли его своими громкими криками, выскочили изъ оконъ и разсѣялись при нашемъ приближеніи: остались только два старые Китайца съ сѣдыми бородами, пившіе чай и курившіе трубки. Мы поставили двухъ часовыхъ при входѣ, остальные матросы нашего конвоя помѣстились вокругъ двухъ столовъ, на которые, по приказанію Гуанга, поставили имъ чай, пирожки и трубки. Домохозяева ухаживали за нами съ удивительною ревностью. Гуангъ распоряжалъ угощеніемъ съ важностью и очень забавною степенностью; чудакъ обращался со своими соотечественниками какъ-будто съ высоты своего величія. Мнѣ никогда не случалось выпивать въ такое короткое время столько чаю, какъ въ этотъ день. Каждому изъ насъ подали по двѣ закрытыя чашки; одна изъ нихъ служила вмѣсто чайника; ее наполняли кипяткомъ, который съ осторожностью переливали въ другую чашку, лишь-только настой достаточно окрашивался, и снова наливали кипятка въ первую чашку. Въ-продолженіе цѣлаго часа, операція эта не прекращалась и, что всего замѣчательнѣе, послѣдняя чашка чая была еще очень-ароматна.

Многочисленная толпа сопровождала насъ на возвратномъ пути; по утру мы никого не видали, кромѣ воровъ предмѣстья; но теперь вдругъ мы очутились во главѣ болѣе двухъ-сотъ человѣкъ, которые шли за нами въ почтительномъ разстояніи. Улицы въ этой части города довольно широки, домы постоянно низки и бѣдны по наружности; на нѣкоторыхъ виднѣлись манджурскія надписи; всѣ большіе религіозные и общественные дома находятся въ восточной части укрѣпленнаго города, смежной съ татарскимъ кварталомъ.

Жаръ жгучаго солнца не уменьшилъ дѣятельности воровъ; на возвратномъ пути мы снова встрѣтили тѣ же худыя, блѣдныя, изнуренныя лица, которыя такъ поразили насъ по утру; они удалились на минуту, чтобъ дать намъ пройдти, и потомъ, подобно гіенамъ или шакаламъ, возвратились снова царапать землю ногтями. Подходя къ передовымъ постамъ индійскихъ солдатъ, толпа, постоянно слѣдовавшая за нами, вдругъ разсѣялась.

Въ-продолженіе двухъ дней, которые мы провели передъ Чинг-Кіангфу, вѣтеръ постоянно дулъ съ запада. На третіи день сдѣлался штиль, но мы были еще слишкомъ утомлены отъ послѣдней экспедиціи, чтобъ воспользоваться продолженіемъ нашей стоянки. Но счастію, къ двумъ часамъ подулъ маленькій вѣтеръ, позволившій намъ стать подъ паруса. Мы скоро прибыли къ На-Чау Ко, древнему городу, довольно значительному -- судя по протяженію и по толщинѣ его полуразрушенныхъ стѣнъ. Онъ служить еще резиденціею нѣсколькимъ мандаринамъ; маленькій рукавъ рѣки, протекающій между домами, прямо сообщается съ императорскимъ каналомъ, главное устье котораго находится на полмили далѣе къ западу. Одна англійская корвета блокировала еготъ важный пунктъ и въ то же время охраняла болѣе двухъ-сотъ жонокъ, стоявшихъ на якорѣ въ одномъ изъ рукавовъ рѣки.

29 августа, въ одиннадцать часовъ утра, послѣ двѣнадцати дневнаго переѣзда, мы бросили якорь подъ стѣнами Наи-Книга.

Черезъ часъ мы увидѣли нѣсколько жонокъ, вышедшихъ изъ небольшаго канала, впадающаго въ рѣку, недалеко отъ того мѣста, гдѣ мы стояли. Снаружи эти суда были очень-просты; только два изъ нихъ имѣли розовые флаги и шелковые зонтики, почетные знаки, извѣщавшіе о присутствіи чиновниковъ высшаго званія; это былъ полномочный Э-Ли-По {Э-Ли-По былъ ужь нѣсколько мѣсяцевъ императорскимъ коммисаромъ въ провинціяхъ Че-Кіангъ и Кіанг-Су. Эти высокія должности были у него отняты за спасеніе жизни одному артиллерійскому капитану и нѣсколькимъ плѣннымъ, съ которыми онъ велѣлъ поступать человѣколюбиво, въ противность формальнымъ приказаніямъ. Его благородные поступки снискали ему уваженіе и признательность его непріятелей. Когда увидѣли необходимость договора, то выбрали его, какъ единственнаго человѣка, къ которому Англичане имѣли довѣріе. Одаренный большимъ умомъ и проницательностью, онъ уже давно предвидѣлъ окончаніе этой пагубной для его отечества войны. Онъ умеръ, спустя нѣсколько мѣсяцовъ послѣ заключенія трактата.}, Ніу-Кингъ, вице король Кіанг-Насъ и Ки-Хенъ, дядя императора, отправлявшійся на англійскій адмиральскій корабль, чтобъ подписать договоръ, заключенный за нѣсколько дней передъ тѣмъ. Двѣ лодки съ корабля отправились къ нимъ на встрѣчу: Ту-Кингъ и Ки-Хенъ, въ сопровожденій татарскаго генерала Ки {Ки командовалъ въ Воо-Іунгѣ. Онъ былъ отрѣшенъ послѣ своего пораженія и пониженъ до бѣлаго шара. Однако, несмотря на это, Китайцы очень его уважали.}, сѣли въ одну изъ лодокъ; ихъ свита наполнила другую. Э-Ли-По, больной и разслабленный, продолжалъ свой путь въ жонкѣ на которой пріѣхалъ.

По приближеніи его къ англійскому кораблю, принуждены были вынести его на палубу и потомъ отнести въ адмиральскую каюту. Три пушечные выстрѣла, сдѣланные съ корабля, салютовали представителей китайскаго императора въ ту минуту, когда они спустились въ англійскую лодку. Ихъ одежда была очень-проста: свѣтлое шелковое платье, съ разводами того же цвѣта, безъ всякой вышивки; коническая соломенная шляпа, при крытая кистью изъ краснаго волоса, оканчивавшаяся небольшимъ розовымъ шарикомъ, и на поясѣ вмѣсто украшеній -- опахало въ футлярѣ, тол стые часы съ нѣсколькими привѣсками, и небольшой мѣшочекъ для табаку, вышитый шелкомъ.

Ровно въ два часа, широкій желтый флагъ поднялся на верхъ грот-мачты, англійскіе флаги развѣвались на вершинахъ бизань и фок-мачтъ, и салютъ въ 21 пушечный выстрѣлъ объявилъ, что мирный договоръ между Великобританіею и Китаемъ подписанъ.

Досада наша была очень-велика, когда мы узнали, что городъ закрытъ для иностранцевъ.-- Намъ оставалось только осмотрѣть незначительныя предмѣстія, надъ которыми господствовала фарфоровая башня; на слѣдующій день мы отправились къ этому знаменитому памятнику.

Солнце только-что взошло, и совершенно чистое небо обѣщало прекрасный день. Мы вошли въ небольшой каналъ, подлѣ котораго наша жонка стояла на якорѣ, но берега котораго были покрыты домами. Большая часть этихъ жилищъ была покинута: вѣроятно. страхъ англійскихъ пушекъ выгналъ изъ нихъ жителей.

Но не далеко отъ входа въ каналъ, мы нашли нѣсколько большихъ потонувшихъ лодокъ, между которыми оставался только очень узкій проходъ съ быстрымъ теченіемъ; этотъ завалъ, вѣроятно назначался для защиты противъ англійскихъ параходовъ; множество большихъ старыхъ жонокъ стояли у береговъ канала, который послѣ нѣсколькихъ изворотовъ подходитъ подъ стѣны Нан-Книга почти въ двухъ миляхъ отъ мѣста, гдѣ онъ соединяется съ рѣкою.

Мы довольно близко тли къ сѣверной сторонѣ стѣны, которая ограждаетъ въ этой части только лѣсистые и совершенно пустынные холмы; она образуетъ ломанную линію, повинующуюся капризамъ гористой мѣстности; это древнее укрѣпленіе построено изъ кирпича и имѣетъ среднюю высоту отъ 12 до 15 метровъ; оно покрыто плющемъ, травою и даже кустарникомъ. Уголъ, гдѣ сходятся сѣверная и западная стѣны, упирается въ красиво разбросанныя массы скалъ.

Отсюда каналъ извивается подъ самой стѣной, подъ которой остается только небольшая полоса земли, покрытая маленькими домиками. Нѣсколько гробницъ, похожихъ на тѣ, какія мы видѣли на Золотомъ-Островѣ, возвышаются на пустынныхъ скалахъ; тамъ-и-сямъ виднѣются небольшія пагоды, воздвигнутыя усердіемъ нѣкоторыхъ китайскихъ мореходовъ, чудомъ спасенныхъ отъ неизбѣжной гибели. Берега, канала обставлены населенными жонками, прикрѣпленными въ большомъ порядкѣ на канатахъ; часто женщины, на половину скрытыя за рѣзными рѣшетками оконъ, бросали на насъ любопытные взоры. На противоположномъ берегу виднѣются домики, разбросанные посреди обработанныхъ полей; равнина простирается въ видѣ амфитеатра, и мы могли различить вдали, въ направленіи къ юго-западу, довольно большой городъ.

Первый встрѣтившійся намъ мостъ былъ устроенъ на восьми столбахъ изъ обтесаннаго камня; крѣпкія балки, перекинутыя съ одного быка на другой, поддерживали помостъ съ каменными перилами. Не много далѣе есть другой мостъ, который совершенно примыкаетъ къ городскимъ воротамъ; у него семь арокъ, изъ которыхъ шесть очень низкихъ, съ полными сводами; а середняя нѣсколько выше. Между этими двумя мостами заперто множество большихъ жонокъ, которыя не могутъ выйдти изъ этого заключенія и которыя не что иное, какъ пловучіе магазины или домы.

Мы были ужъ не болѣе какъ въ милѣ отъ цѣли нашей экскурсіи.

На обоихъ берегахъ канала жители прибѣгали къ намъ на встрѣчу; мосты, подъ которые мы проходили, покрывались тысячами головъ. Безчисленная толпа собралась у того мѣста, гдѣ мы должны были выйдти на берегъ. Этотъ народъ, казалось, былъ привлеченъ только желаніемъ насъ видѣть, потому-что вездѣ мы находили самое миролюбивое расположеніе: ни одного крика не раздалось въ-теченіи всей нашей переправы, и вмѣсто того, чтобъ затруднять наше шествіе, изумленные Китайцы разступались и давали намъ свободный проходъ между тройной стѣной, образовавшейся съ каждой стороны улицы. Такъ-какъ мирный договоръ былъ подписанъ только наканунѣ, то наше пребываніе между ними было совершенно новымъ событіемъ, и еще ничто не ослабило ихъ горячаго любопытства.

Спустя четверть часа ходьбы, мы пришли на четыреугольную площадь, украшенную тремя тріумфальными арками. Посреди одной изъ ея сторонъ, находится преддверье пагоды, которое предшествуетъ обширному двору, обсаженному деревьями, окруженному болѣе высокими зданіями, въ которыхъ живутъ бонзы. Въ глубинѣ двора широкое крыльцо, съ тремя лѣстницами, ведетъ къ платформѣ, на которой воздвигнута пагода, окруженная портикомъ; это зданіе окрашено, какъ и всѣ прилежащія строенія, красною краской; оно имѣетъ отъ пятидесяти до шестидесяти метровъ по фасаду и около сорока метровъ глубины. Бонзы, подобные тѣмъ, какіе живутъ на Золотомъ-Островѣ, вызвались служить намъ проводниками. Входя въ пагоду, я испыталъ чувство, какого не внушалъ еще мнѣни одинъ китайскій храмъ. £го обширность, царствующая въ немъ тишина, полумракъ, въ который онъ облеченъ, придаютъ ему характеръ важный и религіозный. Три гигантскіе фо сидятъ на престолѣ противъ дверей; они раздѣлены двумя стоящими въ набожномъ положеніи фигурами. Противъ середней статуи находится богиня Куа-Нинъ. Три прекрасные жертвенника изъ рѣзнаго дерева, поддерживая сотню статуекъ, изваянныхъ съ большою изъисканностью, шесть большихъ бронзовыхъ вазъ красивой формы, колоколъ изъ того же металла, и огромный гонгъ, довершаютъ украшенія этой части пагоды. Столярная работа, которая воспроизводитъ внутри всѣ внѣшніе изгибы крыши, есть верхъ красоты и изящества; она окрашена блестящими цвѣтами, которыхъ не допустилъ бы вкусъ болѣе очищенный. Обои, покрывающіе стѣны, представляютъ лица, наиболѣе уважаемыя буддистскою миѳологіей.

Фарфоровая башня возвышается на срединѣ платформы, на которой построена пагода; она соединяется съ этимъ зданіемъ деревянною галереею. Вышина ея около 75 метровъ надъ поверхностью земли, которая сама метровъ на 12 или 15 возвышается надъ уровнемъ водъ въ каналѣ; ея діаметръ, въ основаніи отъ 15 до 18 метровъ, незамѣтно уменьшается къ верху. Она восьмиугольная и состоитъ изъ десяти этажей, раздѣленныхъ снаружи столькимъ же числомъ крышъ съ загнутыми краями. Верхняя крыша поддерживаетъ цилиндръ, посрединѣ нѣсколько раздутый, составленный изъ горизонтальныхъ круговъ; на концѣ оси находится золотое украшеніе въ видѣ очень правильной груши. Каждый этажъ окруженъ балкономъ, на который ведутъ четыре округленныя сверху двери. Черепичныя крыши покрыты зеленымъ лакомъ. Столярная работа, поддерживающая ихъ, того же цвѣта. Стѣны покрыты толстымъ слоемъ раскрашеннаго фарфора. Вблизи, эта башня поднимаясь прямо надъ вами, своими богатыми украшеніями, блестящими красками, сочетаніемъ линій, производитъ эффектъ, въ которомъ трудно отдать себѣ отчетъ. Она велика, массивна, но не тяжела; однако человѣкъ строгаго вкуса не найдетъ въ этомъ памятникѣ осуществленія одного изъ тѣхъ типовъ, въ которыхъ раскрывается идеальная красота, и которые узнаются при первомъ взглядѣ.

Поэтому, когда на нѣкоторомъ разстояніи вся эта смѣсь, богатыхъ подробностей исчезаетъ, когда массы, рельефы, и главные контуры одни представляются глазу, тогда этотъ великолѣпный памятникъ производитъ почти тотъ же эффектъ, какъ и башни менѣе извѣстныя, воздвигнутыя въ великомъ множествѣ на берегахъ рѣки. Это все тотъ же усѣченный конусъ; только отношеніе оси къ діаметру измѣняется, и дѣлаетъ однѣ башни болѣе массивными, другія болѣе легкими. Какъ всѣ вертикальныя линіи, рѣзко пересѣкающія волнистыя, представляемыя намъ природою, онѣ очень красивы въ пейзажѣ. Но какъ далеки онѣ отъ красоты большей части колоколенъ, памятниковъ благочестія нашихъ отцовъ, верхъ совершенства скромнаго искусства!

Деревянная со сквозною рѣзьбою галерея окружаетъ нижній этажъ и предохраняетъ богатыя украшенія, покрывающія его стѣны, отъ вліянія атмосферы. Четыре входныя двери окаймлены широкой рѣзной полосой. Съ каждой стороны дверей, выдаются огромныя полукруглыя фигуры геніевъ, позолоченныя и хотя неслишкомъ правильно, но тщательно изваянныя; на каждой изъ другихъ четырехъ сторонъ находится потри такихъ генія. Эти двадцать колоссальныхъ статуй рисуются на фонѣ, испещренномъ разноцвѣтными арабесками -- чрезвычайно тонкой и сложной работы. Это самыя странныя фантастическія изображенія, смѣсь дѣйствительныхъ и вымышленныхъ животныхъ, зданіи и фигуръ.

Двери, округленныя сверху, пробиты въ стѣнѣ, которая имѣетъ около трехъ метровъ толщины; онѣ покрыты арабесками болѣе нѣжными и болѣе изящными, нежели внѣшнія.

Башня внутри четвероугольная. Центръ нижняго этажа занятъ каменнымъ жертвенникомъ въ четыре фута вышиною, на которомъ находится родъ позолоченнаго жертвенника, похожаго на древнія индійскія пагоды; въ четырехъ нишахъ, выдолбленныхъ въ этой маленькой пагодѣ, стоятъ позолоченныя, сидящія на корточкахъ статуи Фо. Многочисленныя изображенія единаго божества Фо, различаются между собою только символическимъ, вѣроятно, положеніемъ рукъ и расположеніемъ пальцевъ.

Эти же башни соединяются между собою деревни ною., чрезвы чай но узкою, крутой и неудобною лѣстницей. Восемь верхнихъ этажей совершенно одинаковы; въ каждомъ по срединѣ находится ниша изъ краснаго дерева, занятая статуей Фо или Куа-Нины; только въ предпослѣднемъ этажѣ они замѣнены четырьмя фигурами, прислоненными другъ къ другу спинами.

Сверху башни видъ превосходный; онъ простирается на сѣверъ надъ городомъ Нан-Кингомъ, котораго китайская часть развертывалась подъ вашими ногами; ея низенькіе, совершенно однообразные домы, сжатые другъ съ другомъ, представлялись намъ долиной, усѣянной черепицею; нельзя было различить ни улицъ, ни площадей. Эта часть города построена въ самой низкой части пространства, окруженнаго стѣною, и занимаетъ не болѣе одной его трети. Татарскій городъ, который въ половину меньше китайскаго, образуетъ большой четвероугольникъ, смежный съ первымъ; дома въ немъ расположены просторнѣе и большею частію окружены садами; нѣкоторые изъ нихъ похожи на настоящіе дворцы; по несчастію, разстояніе, отдѣлявшее насъ отъ города, было слишкомъ-значительно и не позволяло намъ различить ничего кромѣ смѣшанныхъ массъ. Намъ видны были три стороны стѣны на всемъ ихъ протяженіи: западная, южная и восточная. Ограда имѣетъ отъ 18 до 20 миль длины; городъ, вмѣстѣ съ татарскимъ кварталомъ, занимаетъ около половины всего пространства и населеніе его, вѣроятно, состоитъ не болѣе какъ изъ 500,000 жителей.

Со времени моего возвращенія въ Нан-Кингъ, я много слышалъ объ очень замѣчательной группѣ памятниковъ, которые находятся недалеко отъ города. По несчастію, я узналъ объ ихъ существованіи только наканунѣ нашего отъѣзда, и не смотря на нетерпѣливое желаніе, не могъ посѣтить ихъ. Англичане, бывавшіе тамъ, разсказывали мнѣ, что въ трехъ миляхъ отъ Нан-Кинга возвышается храмъ Конфуція, который, кажется, совершенно подобенъ, только въ большемъ размѣрѣ, тому, который мы видѣли въ По-Санъ. Та же строгость, та же холодность, тотъ же стиль; такъ и должно быть: одна и та же идея можетъ имѣть только одно истинное выраженіе. Вымощенная дорога отъ храма ведетъ къ императорскимъ гробницамъ. Она обставлена двумя рядами статуй фантастическихъ и натуральныхъ животныхъ, расположенныхъ въ такомъ порядкѣ, что послѣ двухъ животныхъ стоящихъ слѣдуютъ -- два того же рода животныхъ сидящихъ. Нѣсколько тріумфальныхъ арокъ дополняютъ этотъ рядъ памятниковъ, оканчивающихся у гробницъ, похожихъ на гробницы Бии-Сана, и такъ же какъ тѣ помѣщенныхъ въ бесѣдкахъ, покрытыхъ желтой черепицей.

Окрестности Нан-Кинга большею-частію были затоплены водою, и во время единственной нашей прогулки по нимъ, мы должны были проѣзжать по одной деревнѣ въ лодкѣ. Поднявшись выше, мы нашли цвѣтущую дорожку, которая, извиваясь у подножія отвѣсныхъ скалъ, между хижинками и зеленѣющими развалинами, провела насъ къ группѣ пагодъ, стоявшихъ на склонѣ горы въ самомъ живописномъ положеніи; одна изъ нихъ занимала кривизну, надъ которой висѣли огромныя скалы, грозившія каждую минуту паденіемъ. Въ нихъ врѣзаны были большія черныя мраморныя доски, покрытыя надписями и изображеніями; звонкое, дрожащее эхо отвѣчало на шумъ нашихъ шаговъ. Дорога все подымалась вдоль вертикальной стѣны, основаніе которой углубилось въ обширное болото. Поверхность этихъ стоячихъ водъ, сокрытая подъ широкими листьями, изъ которыхъ иные имѣютъ около пяти футовъ въ діаметрѣ, была украшена бѣлыми и голубыми букетами, къ которымъ примѣшивались красивые розовые цвѣты лядвенца (lotos). Большая часть пагодъ была въ развалинахъ Послѣдняя пагода устроена на очень высокихъ сваяхъ, и издали кажется привѣшенною, къ горѣ, къ которой она прицѣплена крѣпкою желѣзною цѣпью. Я нашелъ тамъ подъ ногами разбитую надпись; буквы были написаны краснымъ мозаикомъ, вставленнымъ въ бѣлый и голубой фарфоры.

Возвратившись въ долину, мы принуждены были дѣлать большіе обходы, чтобъ найдти сухую дорожку. Одна дорога, единственная изъ видѣнныхъ мною въ Китаѣ, достойная носить это названіе, идетъ отъ Нан-Кинга къ рѣкѣ черезъ три большія деревни, на протяженіи 7 или 8 миль.

На возвратномъ пути изъ Наи-Книга мы стали на якорь близь ЗолотагоОстрова, и пустились въ лодкѣ къ императорскому каналу по маленькой рѣкѣ между домами На-Чо-Ко. Этотъ старинный городъ хотя бѣденъ, но еще довольно оживленъ. Берега рѣки шумны и людны; четыреугольные каменные столбы, стоящіе недалеко одинъ отъ другаго, кажется, предназначены для фонарей, освѣщающихъ въ темную ночь путь пловцамъ.

За городомъ, рѣка мѣстами походитъ на широкую улицу, окаймленную домами и садами, мѣстами -- на аллею, осѣненную большими деревьями и украшенную нѣсколькими пагодами; множество лодокъ, изъ которыхъ однѣ стояли у берега, другія тихо тянулись на баграхъ, праздные гуляки и разнощики, оживляли сцену и прибавляли жизни этому чудному виду.

-- Сообщеніе рѣки съ каналомъ, повидимому, съ намѣреніемъ раздѣлено маленькимъ мостикомъ, очень низенькимъ, такъ-что, проѣзжая подъ нимъ, мы должны были лечь. Красивый городокъ расположенъ при ихъ соединеніи; массивныя жонки стояли на якорѣ вдоль лѣвой плотины, служащей городу набережною, а на противоположной плотинѣ -- большая пагода, посвященная богу войны, выглядывала изъ-за сѣни прекрасныхъ изъ.

Послѣ легкаго отклоненія отъ прежняго направленія, каналъ прямо поворачиваетъ къ сѣверу; ширина его около пятидесяти метровъ, а глубина въ обыкновенное время достигаетъ пяти метровъ. По обѣ стороны канала устроены плотины изъ битой земли, обложенной дерномъ.

Почти въ восьми миляхъ разстоянія отъ рѣки, каналъ былъ загроможденъ большими потонувшими жонками; но такъ-какъ башня Тин-Чунгъ, цѣль нашего путешествія, находилась отъ насъ въ нѣсколькихъ минутахъ ходьбы, то мы пристали къ западной плотинѣ и отправились пѣшкомъ

Башня окружена пагодами, домами и развалинами, которыя какъ-будто выходятъ изъ воды. Съ помощію парома мы перебрались черезъ это обширное болото и достигли крыльца большаго дома, гдѣ насъ встрѣтила толпа бонзовъ. Пробѣжавъ цѣлую анфиладу портиковъ, мы вошли во дворъ, черезъ который проходили по доскѣ, переброшенной отъ корридора до дверей башни.

Внутреннія стѣны ея, такъ же какъ и наружныя, выбѣлены известью; середина каждаго этажа занята позолоченою статуею Фо, съ голубою головою; только въ верхнемъ этажѣ, вмѣсто одной сидящей статуи, находятся четыре, прислоненныя другъ къ другу спинами. Потолки раздѣлены на девять квадратовъ, выкрашенныхъ самыми яркими красками. Дрянная лѣстница ведетъ на вершину башни, откуда видны пагоды, бесѣдки и всѣ зданія обители; постройки эти расположены довольно-правильно вокругъ маленькихъ обсаженныхъ деревьями дворовъ. Близь монастыря лежатъ обширныя развалины, остатки императорской резиденціи, передъ которыми возвышаются тріумфальныя ворота, охраняемыя четырьмя мраморными львами. Каналъ раздѣляется въ этомъ мѣстѣ; одна вѣтвь его нѣсколько выше соединяется съ рѣкою, а другая, главная, поворачиваетъ къ сѣверу, по гладкой теряющейся въ дали равнинѣ. Въ трехъ или четырехъ миляхъ отъ Тин-Чунга, она пересѣкаетъ большой многолюдный городъ Янг-Тшу-Фу, въ которомъ, говорятъ, отъ нея отдѣляется еще третій рукавъ, соединяющійся съ рѣкою при Кіао-Санѣ.

Одинъ англійскій офицеръ, желая удостовѣриться въ существованіи этого канала, ѣздилъ въ Янг-Чу-Фу, подъ предлогомъ сбора контрибуціи, наложенной на этотъ городъ; но онъ былъ остановленъ на пути китайскою депутаціею, вышедшею умолять его, со всевозможною учтивостію, не трудиться продолжать своего путешествія, и обѣщавшею ему на слѣдующій же день выплатить всѣ деньги. Контрибуція была дѣйствительно сполна выплачена въ двадцать-четыре часа, а число и направленіе рукавовъ канала осталось неизвѣстнымъ.

Этотъ знаменитый каналъ, соединяющій внутренній Китай съ сѣверными его провинціями, получилъ свое начало еще въ третьемъ столѣтіи до нашей эры; онъ былъ вырытъ по повелѣнію императора Чи-Гоанг-Ти, героя, соединившаго весь Китай въ одно цѣлое, повелѣвшаго, между-прочимъ, сжечь всѣ книги {Только относящіяся до медицины и земледѣлія были исключены изъ всеобщей Проскрипціи.}, и построившаго въ пять лѣтъ огромную стѣну по тому поводу, что онъ видѣлъ во снѣ, будто три татарскіе гиганта пришли съ сѣвера и подчинили себѣ беззащитный Китай

Бонзъ, служившій намъ путеводителемъ, увѣрялъ насъ, что башня ихъ монастыря стоитъ ужь пятьсотъ лѣтъ, и что сперва она содержалась благочестіемъ императоровъ въ роскоши и великолѣпіи, и совершенно забыта со времени восшествія на престолъ татарской династіи.

Бонзы вывели насъ потомъ на портикъ, выходящій въ садъ, отдѣленный отъ башни стѣною. Маленькіе столики, раздѣлявшіе стулья, поставленные вдоль этой галереи, были покрыты пирогами, апельсинами, финиками и другими сухими плодами; чай подали въ закрытыхъ чашкахъ, которыя наполняли кипяткомъ по мѣрѣ-того, какъ мы ихъ выпивали.

Въ этомъ монастырѣ считается до ста монаховъ и шестьдесятъ послушниковъ. Всѣ они столпились около насъ и сначала казались очень-робкими, но скоро ободрились до того, что подходили щупать наши платья.

При нашемъ возвращеніи, берега канала были покрыты толпами народа. Чтобъ избавиться отъ такой многочисленной публики, мы вскочили въ лодку, быстро отчалили и пристали къ маленькому довольно-оригинальному домику, походившему на брандвахту или торговую заставу; было уже поздно и мы съ большимъ аппетитомъ позавтракали. Между-тѣмъ, вѣтеръ перемѣнился, и намъ, чтобъ выйдти изъ канала, оставалось одно средство: -- тащить лодку бичевою. Но солнце жгло, и подвергать вліянію его лучей нашихъ матросовъ было опасно: потому мы наняли за піастръ шестерыхъ Китайцевъ, которые и дотащили насъ очень усердно до конца канала.

Гуаегъ, который былъ очень разговорчивъ, разсказалъ мнѣ дорогой о своемъ семействѣ и о своей жонкѣ. Отецъ его, три брата, двѣ сестры и онъ самъ жили доходами съ этой лодки, которая подымала около восьмидесяти тоннъ, и почти каждый годъ совершала четыре путешествія въ провинцію Ліао-Тонгъ {На сѣверѣ залива Пе-Чи-ли.}. Они возили туда горохъ и мѣняли его на ткани; каждое путешествіе приносило имъ отъ 150 до 200 піастровъ прибыли, третья часть которой обыкновенно переходила въ руки мандариновъ города Шинг-Гаи.

Наконецъ, мы приплыли къ городу; черная громовая туча подымалась на нами; мы надѣялись, поторопившись, добраться до нашей жонки прежде, нежели она разразится; но едва вошли въ рѣчку, берега которой навались намъ по утру такими живописными, какъ поднялся сильный порывистый вѣтеръ, который гналъ насъ со скоростію стрѣлы. Чрезъ нѣсколько минутъ мы достигли жонки, довольные тѣмъ, что нашли хотя эту ничтожную защиту отъ дождя, лившаго до самой ночи.

На другой день очень-рано, не смотря на штиль и сомнительное небо, мы снялись съ якоря; теченіе быстро понесло насъ, и около шести часовъ вечера мы остановились передъ маленькимъ островомъ Кин-Саномъ, въ которомъ назначалась наша послѣдняя стоянка. Насъ встрѣтили опять бонзы: они ожидали насъ на большой площади, которую закипали развалины, осѣненныя прекрасными деревьями. Слѣдуя за проводниками, мы прошли по длиннымъ акустическимъ галереямъ, и "нова вышли къ берегу рѣки.

Здѣсь, на полукруглой набережной, подымается тріумфальная арка, у подножія которой лежатъ два льва; въ нѣсколькихъ шагахъ отъ этого памятника, императорская гробница скрывается въ павильйонѣ съ желтою крышей. Поднявшись на нѣсколько ступеней; входишь въ преддверіе пагоды, имѣющей прямоугольную форму; статуи, помѣщенныя въ этомъ преддверіи, точно такія же, какъ въ Шинг-Гаи, въ Кин-Санѣ и другихъ. Сзади къ этому первому зданію примыкаетъ четыреугольный дворъ; два красивыя дерева совершенно покрываютъ его своими густыми, раскидистыми вѣтвями. По обѣ стороны двора, стѣна скрывается за часовнями, посвященными-одна императору, другая тремъ бонзамъ. Главная пагода возвышается надъ крыльцомъ, такимъ же широкимъ, какъ дворъ; она четыреугольна, съ двух-этажною крышею. Позади статуй, изображающихъ боговъ и занимающихъ средину, замѣтилъ я картину, какую встрѣчалъ во всѣхъ видѣнныхъ мною пагодахъ, но о которой до-сихъ-поръ ничего не говорилъ. Посреди взволнованнаго моря, богиня Куамина представлена стоящею на чудовищной рыбѣ; по сторонамъ ея изображены бѣлая птица и расцвѣтшая вѣтвь, воткнутая въ бутылку. Напрасно старался я добиться объясненія этой аллегорической картины; умолялъ нашего молодаго переводчика спросить у провожатыхъ о значеніи таинственной богини; но его усердіе мѣшало ему заняться подобными мелочами; онъ прерывалъ богословскій споръ, начатый съ бонзами, только для того, чтобъ отвѣчать мнѣ: "это язычники, это ложныя божества" какъ-будто опасаясь, чтобъ я не увлекся заблужденіями людей, которымъ уже готова дорога въ адъ. Убѣдившись, что просьбы мои тщетны, и что невозможно добиться отъ него никакого толка, я рѣшился остаться въ невѣдѣніи {Въ-послѣдствіи, Андрей Ки-ма-Кимъ умеръ за вѣру: находясь при корейской миссіи, этотъ несчастный молодой человѣкъ хотѣлъ помочь бывшему съ нимъ священнику перебраться за границу, но былъ схваченъ и замученъ.}.

Пагода эта наполнена шкапами, разставленными безъ всякаго порядка и содержащими монастырскую библіотеку; всѣ книги хранятся въ ящикахъ изъ камфорнаго дерева; намъ показа, ли нѣсколько книгъ, украшенныхъ портретами проповѣдниковъ. Я замѣтилъ въ одномъ изъ угловъ зданія огромный шкафъ, съ виду похожій на исповѣдальню въ католическихъ церквамъ. Къ-чему они здѣсь служатъ? Неизвѣстно.

Задняя дверь пагоды ведетъ на второй дворъ, соединенный съ первымъ двумя портиками, находящимися по бокамъ главнаго зданія и украшенными надписями, вырѣзанными на черномъ мраморѣ. Третье полуразрушенное зданіе занимаетъ глубину двора, на которомъ растутъ чудесные, необыкновенно-нѣжные розы. Развалины эти, окруженныя вертикальными скалами и осѣненныя растущими на горѣ деревьями, скрываютъ подъ собою огромную статую Будды, превосходной отдѣлки.

За тѣмъ повели насъ во внутренность острова, имѣющаго около двухъ миль въ окружности. Съ западной стороны, островъ отвѣсно подымается надъ рѣкою. Желтыя и грязныя волны съ шумомъ плескались у нашихъ ногъ въ маленькихъ бухтахъ, изрытыхъ въ извилинахъ скалы; огромныя деревья наклонялись къ водѣ, какъ-будто съ намѣреніемъ утолить свою жажду; многія изъ нихъ какъ-бы купали въ ней свои гибкія вѣтви... Хотя обнаженныя скалы и пробиваются во многихъ мѣстахъ на поверхность острова, но онъ все-таки кажется покрытымъ превосходною растительностію; гора прячется за густымъ лѣсомъ, въ тѣни котораго извивается узкая тропинка, то по ровному мрамору, то въ видѣ изсѣченной лѣстницы. По обѣимъ сторонамъ покрытыхъ мхомъ ступеней растутъ группы кустарника, обвитыя ліаною и всѣхъ родовъ вьющимися растеніями. Воздухъ дышалъ ароматомъ цвѣтовъ; птицы порхали вокругъ насъ и смѣло чирикали въ этомъ чудномъ уединеніи, гдѣ ихъ спокойствія не нарушалъ еще ни одинъ охотникъ. Цвѣты съ самыми нѣжными оттѣнками какъ-бы завидовали яркому блеску большихъ бабочекъ, порхавшихъ надъ ними. Искусственныя платформы, маленькія натуральныя террасы, съ бесѣдками, откуда берега рѣки видны на далекое разстояніе; далѣе -- мрачныя пещеры, далеко-углубляющіяся въ скалу и служащія убѣжищемъ какой-нибудь мраморной статуѣ -- всѣ эти украшенія, бесѣдки, статуи, хотя вообще грубо выполнены, но тѣмъ не менѣе украшаютъ и безъ того прекрасный пейзажъ. На вершинѣ острова стоитъ маленькая восьми-угольная бесѣдка, съ четырьмя дверьми; снаружи она желтаго цвѣта, а внутри бѣлая; въ ней помѣщается конная статуя. Стѣны этого маленькаго зданія покрыты англійскими именами, къ которымъ переводчики прибавили нѣсколько китайскихъ надписей.

Въ-продолженіе двухъ часовъ, проведенныхъ нами на этомъ островѣ, горизонтъ воды въ рѣкѣ поднялся почти на двадцать футовъ. Была ли эта прибыль воды естественная, или приливъ моря имѣлъ такое дѣйствіе на разстояніи ста пятидесяти миль отъ устья?

Мы воротились на нашу жонку, которая тотчасъ вступила подъ паруса. Такъ-какъ все еще былъ штиль, то мы и держались теченія. Черная и грозная туча, подымавшаяся за нами и незамедлившая разразиться, положила конецъ всѣмъ препятствіямъ. Съ этой минуты переѣздъ нашъ былъ однимъ изъ самыхъ быстрымъ; въ два дня съ половиною промелькнуло мимо насъ то мѣсто, гдѣ мы стояли на мели, гора Тен-Санъ, большой островъ Тао-Пинг-Кіангъ съ богатыми садами, Лао-Тисау-Тао, красивый городъ Кіанг-Ине съ своими бѣленьнами домами и развалившеюся башнею, скала, возвышающаяся въ срединѣ рѣки, Фо-Санъ съ его зелеными холмами, и три пригорка Ланг-Сана. Черезъ двадцать-два дня послѣ нашего отъѣзда, жонка бросила якорь подлѣ фрегата. Мы привезли нѣсколько людей больными; три дня спустя, всѣ бывшіе въ экспедиціи подверглись перемежающейся лихорадкѣ, но къ-счастію не очень сильной.

Жонка была разгружена и отослана въ Шинг-Гае; мы простились съ нашимъ другомъ Гуангомъ, и фрегатъ поднялъ паруса. Послѣ двухъ дней лавированія, по причинѣ непостоянныхъ вѣтрбвъ, при дождливой погодѣ, мы достигли острововъ Ту-Санъ, гдѣ всю ночь простояли на якорѣ. На другой день благопріятный свѣжій вѣтеръ помогъ намъ въ нѣсколько часовъ проѣхать весь архипелагъ. Скоро замѣтили мы высокія горы Формозы и миновали проливъ, отдѣляющій этотъ островъ отъ китайскаго берега.

Хотя вѣтеръ постепенно свѣжѣлъ, переходя изъ N.E въ N, потомъ въ N.N.O., и море сильно волновалось, но мы были довольно-близко отъ Макао, такъ-что надѣялись прибыть туда на другой день. Погода была пасмурная и туманная, впрочемъ, не предвѣщала ничего опаснаго, а потому мы усилили паруса, чтобъ какъ-можно-скорѣе достигнуть гавани; но къ вечеру должны были значительно уменьшить ихъ. По привычкѣ, я легъ на палубу, располагая провести тамъ ночь, и закутался въ шинель, но скоро былъ пробужденъ водой, окружавшей меня со всѣхъ сторонъ; море становилось все страшнѣе; волны хлестали за бордъ, вѣтеръ гналъ холодный мелкій дождь. Барометръ, который до-тѣхъ-поръ держался на средней высотѣ, началъ быстро понижаться по-мѣрѣ-того, какъ вѣтеръ усиливался; тотчасъ подобрали всѣ паруса, исключая фока и бизана, и поворотный руль отъ берега, чтобъ удалиться отъ Гай-Нана и опаснаго перехода, отдѣляющаго этотъ островъ отъ твердой земли.

Такъ-какъ вода начинала омывать палубу, то велѣли закрыть и заколотить всѣ люки. Наконецъ, день освѣтилъ величественную картину. Зрѣніе могло простираться только на нѣсколько метровъ отъ корабля; пѣнистыя вершины волнъ, срываемыя бурей, мѣшались съ дождемъ; изъ нѣдра взволнованнаго моря подымались коническія волны, разбивались о фрегатъ и падали каскадами на его палубу. Наши лодки были снесены, барометры разбиты; около полудня рѣшились и съ фок-мачты снять паруса, которые держали до послѣдней минуты, надѣясь продолжать еще путь и бороться съ теченіемъ, уносившимъ насъ на западъ; но вѣтеръ избавилъ насъ отъ этого труда: онъ вырвалъ мачту прежде, чѣмъ начали исполнять отданныя приказанія. Другіе паруса были оторваны клочками отъ рей. Черезъ часъ не стало уже видно поверхности моря, такъ густа была водяная пыль, гонимая вѣтромъ.

Фрегатъ, крутясь посреди сердитыхъ неправильныхъ волнъ, каждую минуту грозившихъ залить его, лежалъ на правомъ боку, почти совершенно-погруженномъ въ воду; отъ времени до времени палуба исчезала подъ бѣлой пѣной разбивающихся о нее водяныхъ горъ. Благородный корабль, казалось, съ отчаяннымъ мужествомъ боролся противъ усилій моря и урагана, который теперь уже не свистѣлъ, не ревѣлъ, но разносился грознымъ гуломъ, подобнымъ грому пушекъ. Звукъ голоса сталъ почти безполезенъ, -- можно было сообщаться только жестами или кричать на ухо. Безъ помощи сѣтокъ и канатовъ, за которые мы цѣплялись, всѣхъ насъ снесло бы за бортъ. Такелажъ былъ покрытъ птицами, бѣдными созданіями, которыя искали спасенія на нашемъ безнадежномъ пристанищѣ; орлы, даже бакланы и глупыши, полетъ которыхъ такъ быстръ и силенъ, что они, кажется, ищутъ преимущественно самыхъ бурныхъ водъ -- даже они напрасно боролись противъ страшной быстроты теченія воздуха, и падали изнеможенныя отъ усталости на палубу фрегата, откуда сносило ихъ водой.

Внутри судна представлялось ужасное зрѣлище, лишенное всего, что было величественнаго на палубѣ. Сотня больныхъ лежала въ каютѣ, занимая правую ея сторону; когда волненіе наклонило корабль на этотъ бокъ, вода съ силой начала туда врываться, они могли потонуть въ своихъ койкахъ; тѣ, которые еще имѣли силу встать, поползли на противоположную сторону, куда удалось, хотя не безъ труда перенести и совершенно-разслабленныхъ.

Къ двумъ часамъ, фрегатъ, лишенный парусовъ, легъ на бокъ, не будучи въ состояніи ни оправиться, ни повиноваться рулю.

Положеніе было почти безнадежное; малѣйшій случай могъ открыть у насъ подъ ногами пропасть, готовую тотчасъ же закрыться надъ нами. Сколько времени продолжалось это опасное положеніе, не, знаю. Мнѣ казалось, что наступилъ нашъ послѣдній часъ; я спустился внизъ; въ тоже время одни отправились на ванты фока, чтобъ противопоставить напору вѣтра собственныя тѣла и небольшіе засмоленныя простыни, которыя старались растянуть между веревокъ; другіе располагались срубить мачту бизани -- послѣднія усилія, имѣвшія цѣлію заставить фрегатъ подвигаться {Когда судно, идущее противъ вѣтра, лежитъ на боку -- его движеніе ничтожно, а руль, находящійся внѣ воды, не имѣетъ болѣе никакого дѣйствія; единственное средство, могущее повернуть его кормой къ вѣтру -- уничтоженіе всего, что можетъ представлять какое нибудь сопротивленіе со стороны кормы, а увеличеніе въ то же время того, которое происходитъ отъ переднихъ мачтъ. Тогда сила бури будетъ дѣйствовать единственно на передній центръ тяжести, корма поворотится къ вѣтру и корабль самъ-собой прійдетъ въ настоящее положеніе.}. Топоръ былъ поднятъ, когда фрегатъ началъ поворачиваться, сперва тихо и нерѣшительно, потомъ быстрѣе и наконецъ поднялся какъ-бы волшебствомъ. Чему мы обязаны были нашимъ спасеніемъ? Можетъ-быть, счастливому напору воды, можетъ-быть, внезапному уменьшенію силы вихря. Я тотчасъ замѣтилъ, что опасность начала уменьшаться, когда вода, скопившаяся въ баттареяхъ и поддѣльной палубѣ, стала быстро колыхаться отъ одного борта къ другому. Приказано было употребить помпы, которыя тотчасъ и начали дѣйствовать. Въ поддѣльной палубѣ нашли такой сгущенный воздухъ, что огонь гасъ; замѣтили однакожь, что вода проникала туда въ большомъ количествѣ сквозь отверстіе руля, верхній конецъ котораго сломился и вырвалъ кожу, прикрывавшую большое отверстіе, чрезъ которое руль проходитъ внутрь корабля. Несмотря на темноту, кое-какъ закрыли это огромное отверстіе и пустили воду въ трюмъ, откуда ее можно было выкачать помпами. Средняя часть палубы была въ самомъ жалкомъ состояніи, даже нѣкоторыя перегородки нашихъ комнатъ были разрушены; въ-особенности со стороны штирборта оставались только развалины и обломки. У меня не осталось ни кушетки, ни бюро, ни коммода. Достаточно было нѣсколькихъ часовъ, чтобъ привести бъ самый ужасный безпорядокъ всѣ части корабля, въ которомъ наканунѣ еще любовались стройностію и чистотой.

Около четырехъ часовъ, вѣтеръ началъ замѣтно утихать, въ шесть было совсѣмъ тихо, но море имѣло еще страшный видъ. Вечеромъ можно было отправить половину экипажа отдыхать.

Ночью, глухой, порывистый вѣтеръ предсказывалъ намъ новую бурю, которая на этотъ разъ шла съ противоположнаго края горизонта; старались воспользоваться этимъ вѣтромъ, чтобъ направиться къ Макао, но всѣ усилія держать фрегатъ на этомъ пути были безполезны. Мы были въ-продолженіе двѣнадцати часовъ игрушкою этого юго-восточнаго шквала, который утихъ только для того, чтобъ уступить мѣсто новому сѣверо-восточному вѣтру. Потерявъ много времяни въ безполезныхъ попыткахъ исправить руль, мы принуждены были приняться за устройство новаго. Однако теченіе быстро уносило насъ къ негостепріимнымъ берегамъ острова Гай-Нана. Глубина замѣтно убывала, и въ ту минуту, какъ мы окончили нашъ руль, часовой указалъ землю на западѣ. Мы были на глубинѣ ста восьмидесяти футовъ, въ виду острововъ Тай-Асъ, противъ сѣверо-восточной оконечности Гай-Нана. Хотя море было еще очень бурно, но поздняя пора заставила насъ бросить якорь. Сняли часть изломаннаго руля; остальная была похищена моремъ въ-продолженіе ночи. Мы съ негодованіемъ узнали, что поврежденіе его произошло отъ безпечности работниковъ, или отъ бережливости строителя^ который не посовѣстился сдѣлать руль ненадежнымъ въ той его части, гдѣ онъ и безъ того не бываетъ проченъ.

Вся ночь была очень нехороша; фрегатъ терпѣлъ ужасную килевую качку; мы каждую минуту ожидали, что цѣпь оборвется отъ сильныхъ толчковъ, недававшихъ намъ заснуть до самаго утра. Къ-счастію погода стала, лучше, и послѣ трехдневныхъ трудовъ, изнурительныхъ для нашего несчастнаго экипажа, доведеннаго до изнеможенія разнаго рода болѣзнями, мы были въ состояніи пуститься снова въ путь и достигнуть Макао, гдѣ справедливо безпокоились о вашей участи.

Прошло нѣсколько лѣтъ, но они не изгладили изъ моей памяти этой бури; ея мрачное величіе и дикую красоту я и теперь не могу вспомнить безъ ужаса!.. Она была достойнымъ вѣнцомъ нашей стоянки въ Китаѣ. Послѣ нея какъ-будто вся занимательность путешествія для насъ исчезла, и мы оставили Макао, лишь только поправки, нужныя для обратнаго плаванія во Францію, были окончены.

Я описалъ съ правдивою точностью всѣ впечатлѣнія, вывезенныя мною изъ этой дальней стороны. Требованія службы, пребываніе на кораблѣ, совершенное незнаніе туземнаго языка, неспособность иностранныхъ переводчиковъ и ограниченность ихъ, нравы Китайцевъ, ихъ несообщительность съ иностранцами, обратившаяся отъ несчастной войны въ ненависть -- таковы обстоятельства, въ которыхъ я находился; они объясняютъ, отчего я, пробывъ тамъ болѣе года, такъ мало собралъ истинно-любопытныхъ замѣтокъ. Другіе послѣ меня разскажутъ въ свою очередь, что они узнали, что видѣли: въ лучшемъ положеніи, одаренные болѣе-вѣрнымъ и болѣе-обширнымъ взглядомъ, они, можетъ-быть, удачнѣе меня будутъ содѣйствовать изученію этого народа, оригинальное образованіе котораго заслуживаетъ полнаго вниманія.

"Отечественныя Записки", No 10, 1848

Оставить комментарий Дюпре (перевод: Без указанию переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1845 Обновлено: 17/05/2022. 148k. Статистика. Очерк: Переводы, Путешествия, География Путешествия по Франции и не только	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Сочинения Дюпре. Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", NoNo 6, 10, 1848.

Дюпре Путевые записки о берегах Китая

ПУТЕВЫЯ ЗАПИСКИ О БЕРЕГАХЪ КИТАЯ, СОЧ. ДЮПРЕ.

I.

II.

ПУТЕВЫЯ ЗАПИСКИ О БЕРЕГАХЪ КИТАЯ, СОЧ. ДЮПРЕ.

ПУТЕВЫЯ ЗАПИСКИ О БЕРЕГАХЪ КИТАЯ, СОЧ. ДЮПРЕ.

Дюпре
Путевые записки о берегах Китая