Энгель Иоганн Якоб
Улей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Разговор о бытии Бога.)
    Текст издания: "Вестник Европы", No 22, 1810.
    Перевод В. А. Жуковского (1810).

  

Улей.
(Разговоръ о бытіи Бога.)

   "Но, государь мой -- спросилъ молодой Бертгеймъ у Аббата Леграна, Французскаго остроумца, ревностнаго защитника атеистовъ, -- чемъ замѣните вы то понятіе о Богѣ, которое уничтожить во мнѣ стараетесь? Я вижу и собственную и всѣхъ окружающихъ меня вещей зависимость; разсудокъ повелѣваетъ мнѣ, искать первоначальной всему причины.
   -- Вашъ разсудокъ трудится напрасно; вы никогда не найдете етой мечтательной причины!
   "Позвольте нѣсколько усумниться. Развѣ я не нашелъ ее въ понятіи моемъ о Богѣ?"
   -- Какой романъ! причина вещественнаго въ понятіи отвлеченномъ! Источникъ существенности въ имени, въ звукѣ: я начинаю думать, что вы хотите понимать вещи посредствомъ непонятнаго, и просвѣщать себя однимъ только мракомъ.
   "Если въ самомъ дѣлѣ ваши слова заключаютъ въ себѣ какую нибудь основательную мысль"....
   -- Теперь только возтавалъ я противъ словъ, не заключающихъ въ себѣ никакой мысли!
   "Возьмите же на себя трудъ указать мнѣ прямую дорогу; откройте мнѣ тотъ источникъ премудрости, въ которомъ почерпнули вы такое вѣрное знаніе. Повторяю: разсудокъ велитъ мнѣ искать первоначальной причины, ибо онъ почитаетъ ее необходимою. Но причину, обрѣтенную мною въ понятіи о Богѣ, именуете вы романомъ, мечтою, безразсудностію, ничтожествомъ! Смѣю надѣяться, что вы имѣете въ запасѣ нѣчто болѣе существенное и слѣдственно болѣе удовлетворительное для разсудка."
   -- Конечно имѣю! Единственное, первоначальное существо, признаваемое разсудкомъ просвѣщеннымъ, источникъ всего, что мы воображаемъ и видимъ, всего, что небо и земля, прошедшее, настоящее и будущее въ себѣ заключаютъ -- --
   "Конечно есть Богъ?"
   -- Романъ романъ, предразсудокъ младенческій! -- Этотъ источникъ есть мишура!
   "Такъ многіе разсуждаютъ и пишутъ въ осьмомъ-надѣсять вѣкъ. Но я желалъ бы"....
   Имѣть какое нибудь ясное понятіе объ етой натурѣ, хотѣлъ сказать Бертгеймъ; но мудрый Легранъ позволилъ, уже дѣйствовать языку своему, a языкъ Француза имѣетъ поворотливость и словообиліе чудесное. И онъ продолжалъ витійствовать: Я признаю, что всякая вещь должна имѣть свое основаніе -- главная, коренная, неотрицаемая истина, изъ которой я извлекаю другую: что непремѣнно должно существовать нѣчто необходимое, вѣчное, нѣчто такое, изъ чего и бытіе и образованіе каждаго существа само собою бы извлекало. Матерія и движеніе -- въ нихъ обрѣтаю я ето вѣчное, необходимое. И господинъ Аббатъ весьма остроумно началъ доказывать, что все, обрѣтаемое нами въ мірѣ, какъ видимое; такъ и невидимое, произошло отъ матеріи и движенія; это весьма безразсудно предполагать возможнымъ такое существо, которое дѣйствовало бы собственною силою, ибо ни что не можетъ существовать и дѣйствовать само собою, но все заимствуетъ и силу свою и движеніе извнѣ, и что наконецъ источникъ движенія, a потому и всѣхъ произшедшихъ отъ него вещей одна натура -- a натуру объяснялъ онъ сліяніемъ той же самой матеріи съ движеніями разнообразными; понятіе о существѣ, производящемъ движеніе, о Богѣ невидимомъ, имѣющемъ качества непостижимыя, невообразимомъ, казалось ему смѣшнымъ и глупымъ; живыми красками описывалъ онъ ужасы фанатизма и суевѣрія: но онъ такъ часто возвращался на одну и ту же мысль, что господинъ Бертгеймъ потерялъ наконецъ всю охоту съ нимъ разсуждать, и думалъ единственно о томъ, какъ бы скорѣе избавить себя отъ утомительнаго философа. Онъ далъ господину Аббату почувствовать, что не имѣетъ силы бороться съ высокимъ его умомъ; что изумленъ необыкновеннымъ даромъ господина Аббата выражать краснорѣчиво самыя отвлеченныя и глубокія мысли, и что наконецъ ему надобно время, дабы понять и хорошенько обдумать все слышанное имъ отъ господина Аббата. И господинъ Аббатъ, который не могъ подумать, чтобы иронія была и Нѣмцамъ извѣстная риторическая фигура, объявилъ молодому Бертгейму, что онъ сочтетъ за особливое удовольствіе разсуждать съ нимъ о философіи -- ето значило давать ему наставленія. Такимъ образомъ прекратилась высокопарная декламація объ атеизмѣ.
   Сценою етаго диспута былъ Англійскій садъ, принадлежавшій Маркизъ дю Вальякъ, короткой пріятельницѣ Аббата Деграна, который на всѣхъ ея ужинахъ блисталъ своимъ остроуміемъ. Маркиза была уже слишкомъ стара для любви, но еще слишкомъ молода для богомольства. Желая перейти со славою етотъ промежутокъ, она ударилась въ метафизику, шутя надъ религіею, она такъ сказать запасалась матеріалами для будущаго своего покаянія. Наружность молодаго Бертгейма ей нравилась; и сожалѣя, что внутренность его такъ мало соотвѣтствовала пріятности внѣшней, она усердно желала, чтобы остроумный Аббашъ Легранъ образовалъ его своею высокою мудростію.
   Ученикъ и учитель, прогуливаясь по саду, пришли къ одному мѣсту, которое своею дикостію составляло пріятную противуположность съ утомительными аллеями. Въ тѣни прекрасной липовой рощи стояло нѣсколько ульевъ, убѣжище мирной республики пчелъ, благоденствовавшей среди изобилія цвѣтовъ и растѣній.
   "Какъ привлекательно зрѣлище дѣятельности и жизни! сказалъ Бертгеймъ: для меня несравненно пріятнѣе смотрѣть на работу прилѣжной пчелы, нежели на эти пестрые, неодушевленные цвѣтники, гдѣ замѣчаю одно только принужденіе и искусство! Здѣсь вижу напротивъ свободу, порядокъ и спокойствіе!"
   -- А зрѣлище прилѣжанія и заботливости! Посмотрите, какое въ етомъ улье движенія: бѣгаютъ, входятъ, выходятъ, тѣснятся, всѣ заняты, нѣтъ ни минуты бездѣйствія,
   "А цѣлъ этой неутомимой дѣятельности -- согласитесь, что она превосходная! Произведеніе многочисленнаго потомства! образованіе маленькихъ будущихъ гражданъ!"
   -- Но ета цѣлъ не есть ни единственная, ни главная.
   "По крайней мѣрѣ принадлежащая къ главной.-- Я знаю, что прилѣжные работники сіи трудятся для собственной и общей нужды; но попеченія чадолюбія, гдѣ бы ни представляла ихъ мнѣ натура, всегда меня трогаютъ, и самая презрѣнная тварь, являясь въ качествѣ нѣжной, заботливой матери, кажется мнѣ существомъ любезнымъ, неприкосновеннымъ, святымъ!"
   -- Государь мой! вы говорите о материнской заботливости! Но развѣ неизвѣстно вамъ...? Онъ остановился, внимательно посмотрѣвъ на Бертгейма.
   "Что неизвѣстно?"
   Аббатъ отступилъ на нѣсколько шаговъ въ неописанномъ удивленіи. Не вдругъ обнимать глубокія, отвлеченныя истины -- это еще казалось ему возможнымъ; ибо неоднократно уже испыталъ онъ, что мысли его, которыя онъ съ общимъ понятіемъ согласовать старался, были -- непонимаемы. Но такого незнанія натуральной исторіи не могъ онъ предполагать даже и въ Бертгеймѣ. Какъ бы то ни было, Бертгеймъ, который въ Нѣмецкихъ помѣстьяхъ своихъ имѣлъ богатыѳ пчельники, узналъ отъ Аббата Леграна, что маленькія насѣкомыя, которыхъ работою онъ любовался, неимѣли способности дѣторожденія. Сначала такое несогласіе съ общими законами природы показалось ему невѣроятнымъ; но онъ принужденъ былъ повѣрить, когда господинъ Аббатъ сказалъ ему съ важнымъ видомъ учителя: клянусь вамъ честію, что ето истинная правда!
   "Признайтесь однако, любезной Аббатъ, что сказанное вами весьма удивительно. Не льзя же вообразить, чтобы мѣлкія твари сіи родились вмѣстѣ съ міромъ, и съ того самаго времени существуютъ! Но если онъ лишены способности дѣтороденія...."
   -- Продолжайте!
   "То будетъ ли происхожденіе ихъ вамъ понятно? Какимъ же образомъ, окажите мнѣ, раждаются молодые рои, заступающіе мѣсто старыхъ?"
   Аббатъ улыбнулся. Но развѣ думаете вы, господинъ Бертгеймъ, сказалъ онъ, что въ природѣ могутъ существовать только видимыя нами пчелы? и развѣ необходимо должны всѣ пчелы вылетать изъ улья, высасывать изъ цвѣтовъ медъ и составлять соты? Слушайте -- и онъ величественно поднялъ правую руку -- въ каждомъ изъ етихъ ульевъ найдете вы тайную пчелу, маленькую царицу, окруженую сералемъ мужей; ета царица есть въ полномъ значеніи слова мать народа, есть божество, которое бытіемъ своимъ сохраняетъ и бытіе етаго мѣлкаго міра; которое въ гордомъ своемъ бездѣйствіи....
   "Божество, господинъ Аббатъ?" --
   -- О! господинъ Бертгеймъ, надѣюсь, что вы меня понимаете, Божество -- говорю для одного сравненія -- божество, царица, одно и то же; я хотѣлъ сказать, что ета пчела есть первоѳ лицо въ республикѣ, ибо ею все держится; что безъ нее все бы могло придти въ неустройство и погибнуть.
   "Теперь понимаю -- но ваше описаніе пчелы царицы невидимой, тайной (какъ вы ее называете), заставляетъ меня думать, что она отлична отъ всѣхъ другихъ пчелъ образованіемъ своимъ и натурою."
   -- По крайней мѣръ замѣчено, что она ихъ болѣе отлична отъ нихъ составомъ, образомъ жизни, инстинктомъ.
   "Но ето еще не даетъ мнѣ никакого объ ней понятія; и ваша пчела, скажу откровенно, для меня еще не существуетъ."
   -- Не существуетъ? A развѣ все то, о чемъ не имѣете яснаго, полнаго, чувственнаго понятія, почитаете вы не существующимъ! и развѣ то одно можетъ имѣть для васъ бытіе, что видѣли вы своими глазами, или могли ощупать своею рукою? Но пчелы существуютъ въ натурѣ -- вы можете ихъ и видѣть и слышать, и даже почувствовать ихъ жало, если разсудитъ раздражить ихъ: слѣдовательно -- если только не вздумаете утверждать, что эти насѣкомыя родятся изъ ничего -- вамъ надобно будетъ согласиться со мною, что матка ихъ существуетъ.
   "А если захочу отрицать ваше мнѣніе?"
   -- Отрицать! -- и тогда отрицать, когда вы увѣрены будете, что эти пчелы-работницы лишены способности плодотворенія?
   "И тогда, государь мой! Эти способности совсѣмъ постороннее дѣло!"
   -- Постороннее дѣло? Признаюсь вамъ, я никогда бы не вообразилъ.... и господинъ Аббатъ громко засмѣялся. -- Вы удивительно простодушны; скажите же ради Бога, какимъ образомъ понимаете вы происхожденіе пчелъ? Откуда, по мнѣнію вашему, родятся молодые рои? Или опять прилѣпились вы къ своей готической системѣ созданія, и непонятная причина вещей опять поселилась въ головъ вашей?
   "О, господинъ Аббатъ! -- воскликнулъ Бертгеймъ, какъ будто въ самомъ дѣлъ чувствительно тронутый -- вы шутите, a я ожидалъ отъ васъ наставленія! Не вы ли обѣщались руководствовать меня къ открытію истины. Но безъ сомнѣнія хотѣли вы только пробудить мое остроуміе; хотѣли узнать на опытѣ, могу ли я съ помощію тѣхъ положительныхъ правилъ, которыя вамъ угодно было мнѣ сообщить, проникнуть въ сокровенный смыслъ вашей загадки; и въ самомъ дѣлѣ -- чемъ болѣе думаю, тѣмъ болѣе открываю здѣсь истиннаго, прекраснаго, высокаго!"
   -- А что ето такое, смѣю спросить? --
   "Мнѣніе, согласованное въ вашимъ."
   -- Право? Сердечно радуюсь -- говорите!
   "Но прежде, какъ человѣкъ неопытный въ искусствѣ мыслить, хочу я для избѣжанія возможной ошибки еще разъ взглянуть на свой образецъ и повторить ваше нынѣшнее разсужденіе съ начала до конца. Не утверждаете ли вы, какъ атеистъ просвѣщенный, умѣвшій уничтожить всѣ предразсудки воспитанія, что мысль о Божествѣ, невѣдомомъ, имѣющемъ качества непостижимыя, невообразимомъ, есть вовсе неосновательная, и что полагать такое Божество источникомъ, причиною творенія смѣшно и безумно.
   -- Ето мое мнѣніе -- но я желаю знать, какъ согласуете вы его съ вашимъ?
   "Въ качествъ основательнаго матеріалиста, котораго никакая мечта воображенія ослѣпленъ не можетъ, не полагаете ли вы, что нѣтъ и не можетъ быть такого существа, которое дѣйствовало бы само собою, и само себя опредѣляло, и что слѣдственно всякое дѣйствіе, всякое опредѣленіе извнѣ сообщаются."
   -- Согласенъ; продолжайте.
   "Не говорите ли вы, что каждое существо въ етомъ міръ, что самый етотъ міръ произошли отъ движенія матеріи -- a потому и не должны ли вы согласиться, что никакая вещь въ мірѣ не заключаетъ въ самой себѣ причины бытія своего и образованія?"
   -- Я въ этомъ не сомнѣваюсь! но вы?
   "Я продолжаю: если причина бытія и образованія вещи не въ ней самой заключается, то слѣдовательно всякая причина образованія и бытія, заключающаяся въ самой вещи, есть ничто. Одно и то же -- но только другими словами выраженное.
   -- Согласенъ! Какое дѣло до выраженія!
   "Иногда и выраженіе бываетъ весьма важно. Вы утверждаете, что натура есть вѣчная, необходимая, единственная причина всякаго движенія, что она единая дѣйствуетъ; производитъ, творитъ, образуетъ?"
   -- Я утверждаю.
   "Но ета натура, говорите вы, есть соединеніе, сумма, сліяніе всѣхъ существъ и движеній, изъ коихъ ни одна само въ себѣ отдѣльно не заключаетъ причины бытія: своего, a только въ общемъ составъ цѣлаго, слѣдственно въ тѣсномъ союзъ съ цѣлымъ."
   -- Согласенъ -- но я не вижу вашей цѣли.
   "Вотъ она, господинъ Аббатъ. Я желалъ только объяснить для самаго себя ту истину, на которой основываете вы свою систему: что неимѣющее основаніи отдѣльно производитъ основаніе въ цѣломъ, что изъ безчисленнаго множества не движеніи составляется въ цѣломъ движеніе, и что наконецъ ничто, если присоединить къ нему другое ничто и еще нѣчто, и еще, и еще -- наконецъ, производитъ вѣчно. Вооруживъ себя етою аксіомою, смѣло приступаю къ рѣшенію моей задачи, и знаю напередъ, что етотъ Гордіевъ узелъ будетъ развязаны. Вотъ слѣдствіе мыслей моихъ: Я вижу етихъ пчелъ; онъ для меня существуютъ, но имъ не дана отъ природы способность плодотворенія; и я, не сомнѣваясь въ бывшей каждой пчелы отдѣльно, постигаю однако, что каждая изъ нихъ имѣетъ имъ себя причину бытія своего и образованія. Но гдѣ же искать мнѣ етой причины? Въ такой же пчелѣ какъ и онъ? Но пчелы, извѣстно уже намъ, лишены плодотворящей силы! Вы мнѣ укажете на пчелу-царицу? Но гдѣ же она? и какое могу имѣть понятіе о ея видѣ, составѣ, натурѣ? Нѣтъ, господицъ Аббатъ! вы сами сказали, что безразсудно искать причины вещественнаго въ имени, въ звукѣ, и я согласно съ вашею мыслію изъ всѣхъ етихъ пчелъ? которыя и здѣсь и тамъ и вездѣ работаютъ надъ медомъ, составляю понятіе общее: вселенная пчелъ; сливаю ихъ частныя отдѣльныя силы плодотворенія въ другую общую идею; природа пчелъ. Конечно каждая изъ сихъ отдѣльныхъ плодотворящихъ способностей, разсматриваемая особливо -- есть ничто. Но мы уже знаемъ, что наше ничто производитъ въ суммъ своей нѣчто; слѣдовательно безчисленное множество невозможностей плодотворить, соединенныхъ въ одно, даетъ намъ въ соединеніи своемъ возможность, и не одну возможность, но самую силу плодотворенія. Такъ произведены, господинъ Аббатъ, всѣ этѣ пчелы плодотворящею силою, изъ ничего происшекшею -- другими словами: такъ образовалось существо, неимѣющее ни въ самомъ себѣ, ни въ существахъ ему подобныхъ, ни въ существахъ отъ него отличныхъ причины твоего происхожденія. Видите ли наконецъ, что я постигнулъ вашу мысль, что не имѣю нужды въ вашей пчелѣ-царицѣ, и что наконецъ ето существо сокровенное, невидимое, мною непостигаемое для насъ совсѣмъ безполезно! -- Но можетъ быть изъясненіе мое кажется вамъ нѣсколько темнымъ! Желаю знать" --
   -- О господинъ Бертгеймъ! оно ясно! удивительно ясно! воскликнулъ Аббатъ, пожавши плечами съ принужденною улыбкою. Вы очень хорошо сдѣлаете, если поспѣшите сообщить его публикѣ! Такія мнѣнія благодѣтельны, утѣшительны!
   "Что вы говорите, господинъ Аббатъ?"
   -- Истину! господинъ Бертгеймъ! Берите перо, пишите. Вы сдѣлаете себѣ много чести. -- --
   "Но ета честь принадлежитъ единственно вамъ."
   Здѣсь кончился споръ. Они въ глубокомъ молчаніи возвратились въ замокъ. Скоро послѣ обѣда Бертгеймъ уѣхалъ; a господинъ Аббатъ принялся описать Mapкизѣ и ея обществу тотъ разговоръ, который имѣлъ онъ въ саду съ молодымъ Германскимъ мечтателемъ; но онъ описалъ его съ выгодной для себя стороны. Какое грубое невѣжество! какая сумазбродная мысль! объяснять плодотвореніе какою-то суммою существъ, не имѣющихъ способности плодотворить. И общество очень долго забавлялась на счетъ несчастнаго Бертгейма.
   "Надобно однако признаться, сказала наконецъ Маркиза, такое непонятное тупоуміе можетъ родиться только за Рейномъ:, въ Лапландіи, между Гипербореями, или Скиѳами. Но мы, Французы, благодаря Богу, имѣемъ другія головы! организація наша гораздо нѣжнѣе и тонѣе! мы лучше другихъ народовъ умѣемъ смотрѣть на вещи и постигаемъ ихъ несравненно скорѣе.
   -- Ето правда, воскликнуло нѣсколько голосовъ -- и начался ужасный споръ о томъ, отъ чего произходитъ національная глупость: отъ климата, или отъ правленія? Шумѣли, кричали, никто нерѣшилъ вопроса, наконецъ всѣ разъѣхались увѣренные, что бѣдный Бертгеймъ, родившись за Рейномъ, не можетъ имѣть никакого ума, a развѣ иногда немного здраваго смысла.

Енгель.

   "Вѣстникъ Европы", No 22, 1810.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru