Аннотация: Другое название Тунеядцы Нового моста (Les Vauriens du pont Neuf). В 3-х томах.
1. Рыцари веры (Capitaine d'aventure). 2. Бурные времена (La Vie d'estoc et de taille). 3. Диана де Сент-Ирем (Diane de Saint-Hyrem).
Г.Эмар
Рыцари веры
Эмар Г. Рыцари веры.-- Роман: Пер. с фр.
Ижевск: РИО "Квест", 1993. Серия "ВА-БАНК".
СОДЕРЖАНИЕ
Пролог
I. Встреча в "Оленьем Роге"
II. Охотничья беседа
III. Начальник избран
IV. Неожиданное нападение
V. Женитьба графа де Фаржи
Часть первая РЫЦАРИ ВЕРЫ
I. Замок Мовер в 1620 году
II. Неожиданная помощь
III. Таинственный гость
IV. Граф дю Люк в Париже
V. Капитан Ватан тоже в Париже
VI. Тайна капитана Ватана
VII. История Нового Моста
VIII. Шут дает представление с факелами
IX. Граф дю Люк возвращается в Мовер
X. Как Магом стал слугой Дианы
XI. Союз брата и сестры
XII. Приключения капитана Ватана
XIII. Придворная интрига
XIV. Таверна на улице Прувер
XV. Дуэль
XVI. Смертельный удар
Часть вторая БУРНЫЕ ВРЕМЕНА
I. Первое представление в театре Марэ
II. Как и почему граф дю Люк сделался утонченным
III. Верное средство знать все
IV. Легенда таинственного дома
V. Его величество случай
VI. И снова граф де Сент-Ирем
VII. Как развлекались во времена Людовика XIII
IX. Встреча во Дворе Чудес
X. Незнакомка назначает свидание
XI. Женская тактика
XII. Заговор двух розовых демонов
XIII. Граф дю Люк нападает на след волчицы
XIV. Капитан снаряжает экспедицию
XV. Неожиданное препятствие на пути Дианы
XVI. Заложница
XVII. Диана выполняет обещание
XVIII. Покупка лошади
XIX. Звон стаканов и шпаг
Часть третья ДИАНА ДЕ СЕНТ-ИРЕМ
I. Неприятный завтрак
II. Полицейские опоздали
III. Мадемуазель Бланш де Кастельно
IV. Граф дю Люк испытывает страх
V. Болезнь де Лерана
VI. Преследовательница
VII. Когда не нужно верить своим глазам
VIII. Опасное недоразумение
IX. Подготовка заговора
X. Внезапное появление Дианы
XI. Капитан Ватан избегает гибели
XII. Пале графа дю Люка
XIII. Дорога в Сент-Антонен
XIV. Разговор с герцогом де Роганом
XV. Обещание Клода Обрио
XVI. Начало осады Монтобана
XVII. Лабрюер ведет двойную игру
XVIII. В Монтобан приходит подкрепление
XIX. Тонкая дипломатия Клода Обрио
XX. Маски сорваны
ПРОЛОГ
I ВСТРЕЧА В "ОЛЕНЬЕМ РОГЕ"
В истории Франции шестнадцатый век должен быть признан одним из самых печальных. Всевозможные войны -- внешние, религиозные и междоусобные -- чуть не погубили ее; только гений Генриха IV {Генрих IV (1553--1610) -- французский король, первый из династии Бурбонов. Во время Религиозной войны глава гугенотов. После его перехода в 1593 г. в католицизм Париж в 1594 г. признал его королем. Его политика способствовала укреплению абсолютизма.} спас Францию. Гигантскими усилиями ему удалось не только удержать страну на краю пропасти, но и восстановить ее и вернуть ей прежнее значение в Европе, которое она имела до Генриха II, этого балаганного короля, не придумавшего ничего умнее, как дать убить себя на глупейшем турнире. Этот король, которого почему-то прозвали Генрихом Великим, управлял страной целых два года, купив предварительно столицу Париж, на наличные деньги и торжественно отрекшись от кальвинизма.
Лига, лишенная своих главных вожаков, была раздавлена его пятой. После тридцатилетних непрерывных волнений нация наконец вздохнула свободно и стала наслаждаться миром, которому, на первый взгляд, ничего не угрожало. Но вдруг поднялось народное восстание -- ужасный бич всякой страны.
Генриху IV пришлось нанести последний удар умирающим средним векам, предоставив народным правам приоритет над правами знатных вассалов и сравняв кастовое различие ради национального единства.
Первый шаг к такому уравниванию в правах сделал Людовик XI, но сделал из эгоизма и кровавой тирании; затем аналогичную попытку предпринял Арман Дюплесси (впоследствии кардинал Ришелье), который продолжил его гигантское дело частью из личного честолюбия, частью из интересов высшей монархии.
Но, несмотря на старания королей, всевозможные шайки, именовавшие себя великими обществами, опустошали самые богатые провинции. Их главари, избиравшиеся как попало, пользовались смутами и междоусобиями и воевали исключительно из личных выгод, соображаясь только с тем, кто больше заплатит, хотя всегда выставляли на своем знамени девиз народного блага.
Эти шайки появлялись под разными названиями, но все имели одинаковую сущность. Наконец появилось общество разрушителей, или опоздавших. Это были настоящие Жаки, не скрывающие своей Жакерии {Жак -- прозвище, данное крестьянину французскими дворянами. Жакерия -- крестьянское антифеодальное восстание во Франции в 1358 г.}. Они хвастались своим происхождением, занимались тем же, что и их предшественники, не особенно церемонясь в выборе средств.
Вскоре эта шайка разрослась до 15 тысяч человек, наводнила многие провинции и, наконец, превратилась в пятидесятитысячную армию, отлично вооруженную, дисциплинированную и возглавляемую опытными вождями. Возникнув во имя общего блага и законной самой защиты, общество разрушителей скоро превратилось в свирепую разбойничью шайку огромных размеров.
Король Генрих IV сначала пытался употребить против разрушителей меры кротости, но это только придало им дерзости. Тогда он прибег к более энергичным и репрессивным мерам, которые не замедлили сказаться: разрушители из нападавших превратились в обороняющихся.
Любое восстание, которое рассчитывает единственно на свои собственные силы посреди обшего равнодушия, чувствует себя нравственно побежденным, а за этим следует и совершенное уничтожение его. Вот в каком положении оказалась Жакерия разрушителей к началу нашего рассказа.
...18 июня 1595 года, часов в семь вечера, к гостинице, стоявшей на пересечении двух дорог, между Гурдоном и Сальвиаком, одновременно прискакали два всадника. Они примчались с двух противоположных сторон; оба были вооружены с головы до ног, укутаны в широкие плащи; шляпы с огромными полями почти закрывали их мрачные лица. Незнакомцы исподлобья бросали друг на друга далеко не дружелюбные взгляды.
-- Эй, хозяин! -- крикнули они почти в один голос, готовясь сойти на землю.
Явился трактирщик; он остановился на пороге, снял свой шерстяной колпак и с вежливой улыбкой вкрадчиво спросил:
-- Вы звали меня, господа?
-- Да,-- ответил один из всадников.
-- Если ты хозяин этой трущобы,-- добавил другой.
-- Прекрасно! Вы, стало быть, желаете говорить с трактирщиком?
Голоса незнакомцев звучали громко и повелительно. Хозяин удвоил вежливость.
-- Извините, пожалуйста... но вы и ваш друг...-- обратился он к одному из всадников.
-- Этот господин вовсе не принадлежит к числу моих друзей, как и я не из числа его друзей,-- резко перебил первый всадник.
-- Ах, вот что!
-- Я из Гурдона, а этот господин из Сальвиака,-- добавил поспешно второй.-- Ваша гостиница на полдороге, и мы здесь встретились случайно и хотим переночевать.
-- Вот в этом-то все дело! -- произнес трактирщик.
-- Что такое? -- обратился первый всадник ко второму.
-- Объяснись, дурак! -- закричал второй.
-- Господи Боже мой! Господа... если вы намерены переночевать у меня, то я, к сожалению, должен заявить вам следующее: господину из Гурдона я советую доехать до Сальвиака...
-- А вам, сударь из Сальвиака, я рекомендую добраться до Гурдона! --договорил хозяин, благоразумно пятясь назад.
-- Олух!-- закричал второй всадник, ударив его кулаком.
-- Нет, господа, я не олух и не дурак! Но я решительно не могу дать вам сегодня ночлега. Поверьте, что на будущее время вся моя гостиница к вашим услугам, но сегодня...
Оба всадника расхохотались. Первый пришпорил лошадь, подъехал к хозяину, взял его за шиворот, приподнял и поволок на середину дороги.
-- Вы меня задушите! -- орал трактирщик.
-- Если б ты задыхался, ты не мог бы так вопить,-- ответил обладатель железного кулака, совершив это чудо ловкости и силы.-- Ни слова больше! Слушай и исполняй то, что от тебя требуют!
Хозяин, стоя между двумя лошадьми, съежился и затрепетал. Всадники обменялись многозначительными взглядами и, вынув большие пистолеты, соскочили с коней, небрежно бросили поводья под самый нос хозяина и внушительно сказали:
-- В конюшню!
Затем они молча вошли в дом.
-- Пусть делают что хотят! -- пробормотал хозяин.-- Черт с ними! Я сделал все, что мог, и умываю руки. Маглуар! Маглуар!
Тощий гарсон явился почти мгновенно. Трактиршик, в свою очередь, повелительно крикнул, бросив ему поводья в лицо:
-- В конюшню!
И, медленно переступая, он также вошел в дом.
На первый взгляд, в гостинице не было ничего, что могло бы оправдать отказ хозяина. Общая большая зала, куда вошли всадники, была пропитана запахом табачного дыма и освещалась коптящей лампой с тремя горелками и огнем громадного очага, на котором жарились мясо и дичь. Четыре-пять хромых столов стояли около стены; в одном углу помещался посудный шкаф, в другом --узенькая лестница, которая вела на второй этаж через потолок. В зале, кроме наших всадников, находилось еще два человека в крестьянской одежде, расположившихся один против другого за столом, на котором стоял медный судок и два прибора.
Молодая женщина лет двадцати, живая, проворная, с плутовскими глазками, хлопотала у очага, присматривая за жарким и ругая двух гарсонов, беспрестанно шнырявших с тарелками и судками наверх.
Едва только наши всадники вошли в залу, как они тотчас же молча повернулись друг к другу спиной, дотронулись как-то особенно до своих шляп и уселись -- один направо, другой налево, закрыв плащами лица чуть не до бровей.
Увидев их, молодая женщина, оказавшаяся не кем иным, как хозяйкой, сделала изумленный, пожалуй, даже испуганный жест, покраснела, как маков цвет, и остановилась в большом замешательстве.
Оба крестьянина мельком посмотрели на вошедших и продолжали свою беседу, по-видимому не обращая на них больше никакого внимания.
В это время вошел хозяин. Его звали Симон Грипар, и ему было в то время двадцать четыре года. В деревне рано женятся. Он был женат уже три года и столько же времени владел гостиницей, очень мало посещавшейся при его предшественнике, ныне же процветавшей; она считалась лучшей гостиницей во всем округе. С виду Грипар был маленький, краснощекий, плотный человек с хитрыми глазами; не дурак выпить, он отлично умел обходиться с гостями, зная досконально все их требования и желания; его любили за веселый нрав.
Гостиница "Олений Рог", как мы сказали, значительно поправилась при Грипаре. Но это не удовлетворяло его самолюбие, и мечтой его оставался Париж, куда он всей душой стремился переселиться -- его заветным желанием было открыть там гостиницу и разбогатеть.
Муж и жена пошептались и затем подошли к новым посетителям -- нашим всадникам; хозяин явно старался скрыть мрачное выражение лица, вызванное, очевидно, тем, что сообщила ему жена.
Вдруг на дворе послышался страшный шум. В нем ясно различались бешеный собачий лай, крики, удары кнута, смех, возгласы людей и ржанье лошадей.
-- Чтоб их черти взяли! -- пробормотал хозяин, направляясь к выходу.
Но его чуть не опрокинули человек семь молодых людей в великолепных охотничьих костюмах; они ворвались в комнату вместе с двумя десятками собак, поднявших невыносимый лай и визг. Несколько ударов арапниками усмирили псов, и они улеглись под столами, дав наконец своим хозяевам возможность по крайней мере расслышать хотя бы слово.
-- Вина! Вина! -- кричали молодые люди, ударяя ручками арапников по столам.
-- Ужинать!
-- Мы умираем с голоду!
-- Гей! Хозяин! Друг любезный, поскорее подайте!
-- Сначала пить!
-- И пить, и есть!
Трактирщик тщетно пытался ответить: крики охотников заглушали его голос. Чем больше он размахивал руками и кипятился, тем сильнее становились смех и крики. Можно было, право, оглохнуть.
-- Господа!- наконец удалось ему выговорить.-- Войдите в мое положение. Я в отчаянии, ибо решительно ничего не могу вам подать.
За этим дерзким заверением, воочию опровергаемым соблазнительным видом и вкусным запахом тут же, в комнате, жарящейся дичи, пулярок и мяса, от которых слюнки во рту текли, в особенности у голодных охотников, повторились прежние шум и гам, и они бросились на несчастного хозяина, решив обломать ему бока. Грипар защищался, как дьявол, и так же с остервенением защищал съестные припасы, на которые было напустились охотники. Хозяйка с раздирающими криками храбро отбивала нападавших большой суповой ложкой направо и налево.
Скандал принял грандиозные размеры. Вдруг раздался такой резкий пронзительный свист, что все невольно затихли и остановились как вкопанные. В тот же миг на верху лестницы показался человек.
-- Эй, вы! -- крикнул он громким голосом.-- Кого здесь убивают?
Взоры всех обратились на него.
-- Жан Ферре! -- в бешенстве воскликнули охотники.-- Бейте разрушителя! Смерть ему!
Они скучились в середине залы и обнажили шпаги. Человек, которого назвали Жан Ферре, скрестил руки на груди, закинул голову назад, презрительно улыбнулся и стал высокомерно смотреть на охотников.
Это был человек еще молодой, небольшого роста, но атлетического телосложения. Черты лица его очень некрасивые, дышали отвагой. В них проступало что-то хищное, ястребиное. Его круглая голова была покрыта целым лесом рыжих, жестких, как щетина, волос. Серые круглые глаза, огромные челюсти и жиденькая бородка -- такова была странная внешность Жана Ферре. Тем не менее в ней чувствовалось нечто грозное, повелительное. Он был одет в крестьянский костюм, сильно поношенный и истертый; единственное его оружие составлял бич из бычачьих жил с костяной рукояткой.
Он стоял на лестнице совершенно хладнокровно, не двигаясь с места.
-- Клянусь вам, господа,-- произнес он наконец насмешливо,-- вы слишком много позволяете себе в доме, куда вам лучше было бы совсем не заглядывать. Вот как! Вы хотите съесть ужин разрушителей! Посмотрим, как это вам удастся! Но прежде вложите шпаги в ножны, прошу вас!
Один из охотников отделился от толпы, выступил вперед и воткнул шпагу в половицу.
-- Мы вовсе не намерены прятать шпаги,-- вызывающим тоном обратился он к Жану Ферре,-- мы в гостинице, где всякий за деньги имеет право потребовать все, что ему угодно.-- И, бросив кошелек с деньгами к ногам хозяина, добавил: -- Вот тебе, мошенник! Подай нам ужинать.
Трактирщик не поднял кошелька.
-- А, так вы вот как!-- закричал разрушитель.-- Мне очень жаль вас, господин граф дю Люк... вы достойный господин, и мне не хотелось причинить вам зло.
-- За мной, господа! -- крикнул граф.--Случай предает в наши руки этого негодяя -- не дадим ему улизнуть!
Охотники кинулись вперед с обнаженными шпагами. Но в то же время непонятно откуда в комнату ворвалось человек двадцать, которые тотчас окружили и мгновенно обезоружили охотников, совершенно растерявшихся и потому не оказавших ни малейшего сопротивления.
Жан Ферре стоял, по-прежнему не двигаясь.
-- Повелитель, что вы прикажете сделать с ними? -- спросил один из разрушителей.
-- Сколько их, Обриен? -- спросил Жан.
-- Семь человек здесь и восемь лакеев, которые уже связаны в конюшне. Всего пятнадцать.
-- Ладно! -- сказал Жан Ферре.-- Повесьте их под кровлей гостиницы в два ряда: вверху господ, а под ними лакеев. Нужно к господам всегда быть более почтительным.
Он отвернулся, как бы желая подняться вверх по лестнице. Но в этот момент один из наших всадников встал с места, прошел через залу и, обратившись к Жану, спокойно и твердо произнес:
-- Ферре! Одно словечко!..
-- Кто ты?-- спросил Жан Ферре.
-- Смотри! -- путешественник раскрыл свой плащ настолько, чтобы лицо его мог видеть один только Ферре.
-- Ладно! Вижу. Но что же ты хочешь от меня?
-- Пощади этих господ!
Наступило тяжелое молчание. Незнакомец приблизился к Жану Ферре и шепнул ему несколько слов на ухо.
-- Ладно! -- согласился он наконец.-- Господа, вы мои пленники! Даете ли вы мне слово, что не улизнете, пока я не решил вашей участи?
-- Даем! -- воскликнул, смеясь, граф дю Люк, красивый мужчина лет тридцати семи-восьми.-- Но только с двумя условиями: во-первых, прикажите возвратить нам шпаги, и мы клянемся, что к ним больше не прибегнем; во-вторых, прикажите хозяину подать нам поужинать. Если вы этих условий не принимаете, то...
-- Отдайте шпаги господам! Грипар, вы слышите? Я приглашаю их на ужин. Граф дю Люк, возьмите свой кошелек назад. Я верю вашему слову, господа!
Охотники поклонились. Жан Ферре подал знак, и все разрушители мгновенно вышли из залы; остались только охотники, два крестьянина, по-прежнему беседовавших за столом, и наши незнакомцы -- один из них сидел в темном углу, другой же стоял рядом с Жаном Ферре. Вожак положил ему руку на плечо и сказал:
-- Пойдемте!
-- Я иду вслед за вами,-- ответил незнакомец. Они поднялись по лестнице и скрылись.
II ОХОТНИЧЬЯ БЕСЕДА
Разрушители имели вполне организованную армию. Эта армия, численностью в пятьдесят тысяч человек, занимала три провинции, в которых разрушители хозяйничали по своему произволу: весь Лимож, часть Сентонжа и часть Перигора. Слабость или, вернее, мягкосердечие короля Генриха IV придали смелости бунтовщикам. Они вообразили себя настолько сильными, чтобы поднять и все другие провинции и даже взять Париж и низложить короля. Но, к несчастию для истребителей, армия их, хотя и состояла из испытанных в течение двадцатилетней смуты бойцов, не имела хороших генералов, предводителей. Точнее, в этой армии всякий хотел быть генералом, всякий хотел командовать, и никто -- повиноваться.
Не хватало вождя, который, принадлежа к высшему сословию и зная военное дело, мог бы внушить им уважение к себе и заставить их исполнять приказания. Разрушители понимали это, но не знали, как помочь горю. Дело было нелегкое.
Ни дворянство, ни среднее сословие не желали воевать против самих себя, потому что целью разрушителей было уничтожение сословных привилегий и установление всеобщего равноправия, равномерного распределения богатств и допущение низших сословий к участию в государственном управлении. Король, отбросив свою апатию, наконец решился принять энергичные меры и подавил восстание, грозившее новой междоусобной войной. Носились слухи о том, что из Парижа послан эмиссар для переговоров с королевскими наместниками в трех взбунтовавшихся провинциях и что двинуты войска против бунтовщиков. Поэтому разрушителям нужно было во что бы то ни стало нанести решительный удар до прихода королевской армии.
В тот вечер, с которого начался наш рассказ, главные вожаки бунтовщиков провинции Лимузен, спрятав по окрестностям сильные отряды, избрали гостиницу "Олений Рог" местом для тайного совещания по поводу угрожающей опасности. Хозяину Симону Грипару было дано секретное приказание не пускать после солнечного заката никаких посторонних гостей. Мы уже знаем, что бедный трактирщик оказался не в силах исполнить его поручение; последствия нам также известны.
Молодые дворяне, только спасая себя, приняли тяжелые условия предводителя разрушителей. Как только он удалился, они разразились страшной бранью в его адрес.
-- Черт возьми! -- воскликнул граф дю Люк, ударяя изо всей силы кулаком по столу.-- Что может быть глупее такого приключения? Попасть самым нелепым образом в лапы разбойников!
-- Проклятый трактирщик! Отчего он нас не предупредил? -- возмутился другой охотник.
Грипар слишком хорошо знал свое хозяйское дело, поэтому он, почтительно склонив голову, молчал и расставлял приборы для господ.
-- Что касается меня,-- весело сказал граф,-- то, я полагаю, лучше всего забыть о случившемся. Ничего ведь не поделаешь. Итак, к черту все заботы! Будем пить!
-- Меня только одно интересует.
-- Что же именно, Ланжак?
-- Я бы желал знать, кто этот таинственный незнакомец, который спас нас своим заступничеством.
-- Это правда! -- подтвердил дю Люк,-- Без него нас бы вздернули, а это было бы очень неприятно и позорно.
-- Кто бы это был?
-- Надо полагать, дворянин,
-- Это несомненно. Но не знает ли его кто-нибудь из нас?
Никто не ответил на этот вопрос.
-- Нужно спросить у хозяина,-- предложил граф де Ланжак,-- он, наверное, знает.
-- И в самом деле. Эй, хозяин!
-- Извините, господин граф,-- ответил Грипар,-- я совсем не знаю этого человека. Он минут за пять до вас, не больше, как вошел сюда; я еще не успел даже и поговорить с ним.
-- Гм! -- недоверчиво произнес граф дю Люк.-- Ну, пусть будет так.
-- Мы еще узнаем его когда-нибудь! -- беззаботно воскликнул де Ланжак.-- Будьте спокойны.
-- Господа, ужин подан! -- возвестил хозяин.
Они уселись вокруг стола и принялись за еду с истинно охотничьим аппетитом; начался шумный разговор и полился смех; молодые люди совсем забыли о злополучном приключении.
Второй наш путешественник до сих пор не принимал никакого участия в бурных событиях. Во время свалки хозяйка, случайно или умышленно, встала перед ним так, что его никто не мог заметить. Так он и остался сидеть в своем темном углу. Теперь же он уже несколько минут вполголоса говорил с хозяйкой. Но вдруг одно имя, произнесенное кем-то из охотников, заставило его поднять голову и насторожить слух.
Жгучий голод охотников был кое-как утолен; они продолжали, однако, опорожнять судки и весело болтать.
-- Вы с ума сошли, де Сурди! --воскликнул дю Люк.-- Маркиз де Кевр никогда не согласится, чтобы его единственная дочь поступила в монастырь.
Вот именно эта фраза и привлекла внимание незнакомца.
-- Будьте уверены,-- ответил де Сурди,-- в ближайший четверг назначено ее пострижение в гурдонском женском монастыре святой Урсулы.
-- Это очень странно!
-- Откуда вы это знаете?
-- Да об этом знают все!
-- Как все?
-- Только и разговору, что об этом.
-- Мадемуазель Луиза де Кевр! Лучшая невеста в целой провинции!
-- Какое приданое!
-- Прекрасна, как ангел!
-- Едва исполнилось шестнадцать лет!
Так восклицали одновременно почти все сотрапезники.
-- Старый маркиз в отчаянии!
-- Еще бы!
-- Но что же за причина заставляет ее постричься?
-- Об этом ходили разные слухи.
-- Но один из них, наверное, ближе к истине?
-- О да! Конечно!
-- Расскажите! Расскажите! -- закричали со всех сторон.
Наш путник не пропустил ни одного слова из этого, по-видимому, столь интересного для него разговора.
Граф де Сурди опорожнил свою кружку, закрутил усы и, облокотившись на стол, произнес:
-- Уведомляю вас, господа, что я ни за что не ручаюсь, а передам только то, что мне передавали другие.
-- После смерти сына, убитого при Аркахе, где он командовал эскадроном легкой кавалерии, маркиз де Кевр удалился, как вам известно, в свой гурдонский замок, чтобы всецело посвятить себя воспитанию дочери, ставшей ему еще дороже после утраты сына.
-- Мы все это знаем! -- перебил дю Люк.
-- Очень может быть. Но вы не знаете того, что маркиз, будучи ревностным католиком и одним из приближенных покойного короля, попал во время осады в плен к гугенотам, которые без лишних слов решили его повесить. Вы, конечно, помните, что партии в то время не щадили одна другую...
-- Это верно! -- воскликнул де Ланжак.-- Мой отец рассказывал мне то же самое. Маркизу уже накинули петлю на шею... его спас какой-то офицер-гугенот.
-- Да,-- продолжал де Сурди,-- офицер был бедный дворянин этой провинции; его звали Гугон де Монбрен. С того дня маркиз стал неразлучен с ним. Когда маркиз удалился в свой замок, де Монбрен последовал за ним. Разница в их состояниях сглаживалась дружбой, которую они питали друг к другу. Мало того, де Монбрен стал управлять всеми делами маркиза, и благодаря этому благоразумному управлению богатство маркиза удвоилось.
-- Насколько мне известно,-- сказал де Ланжак,-- у этого Монбрена был сын?
-- Стефан де Монбрен. Прекрасный молодой человек!
-- И храбрый воин!
-- Немножко потерпите, господа, до всего доберемся,-- сказал де Сурди.-- Да, Стефан Монбрен обладает всеми этими достоинствами; прибавьте к ним еще благородное сердце -- и его портрет готов. В то время ему было лет десять--двенадцать, и он был на пять-шесть лет старше Луизы. Дети воспитывались вместе, как брат с сестрой.
-- Ага!-- воскликнул Ланжак.-- Я угадываю: они влюбились друг в друга?
-- Да, действительно.
-- Еще бы!
-- Маркиз был вне себя...-- начал было де Ланжак.
-- А вот и неправда! -- перебил его де Сурди.-- Напротив, маркиз был очень рад и даже поощрял эту любовь. Его заветной мечтой стало, чтобы они поженились со временем.
-- Ну, значит, я соврал!
-- Да позвольте же мне, наконец, продолжать и не перебивайте меня.
-- Мы слушаем.
-- Только в одном оба друга расходились: в религии. Один был фанатичным католиком, другой -- ревностным гугенотом. До сих пор это им ничуть не мешало. Они часто спорили между собой, но всегда приходили к миролюбивому соглашению. Стефан между тем подрос и поступил в ряды армии младшим офицером. Маркиз дал ему денег на обмундирование и экипировку. Луизе исполнилось четырнадцать лет, Стефану -- девятнадцать. Прошел год. Влюбленные часто переписывались. Война окончилась; был определен день вступления короля в Париж. Маркиза назначили губернатором провинции Лимож -- и с того времени все переменилось: религиозные препирательства между обоими друзьями приняли острый характер. Маркиз утверждал, что уж если сам король отрекся от кальвинизма, то Моибрену нет никакого резона пребывать в проклятой ереси. Монбрен возражал, что, будучи простым дворянином, он не считает нужным менять веру отцов. В конце концов они поссорились. Разрыв между ними был глубокий, непоправимый. Монбрен покинул замок маркиза и поселился в своих развалинах. Маркиз же, взбалмошный характер и крутой нрав которого вам известны, стал беспощадно преследовать своего бывшего друга и довел его до совершенного отчаянья: лежа на смертном одре, Монбрен проклинал его... В это время молодой Стефан возвратился. Он ничего не знал о случившемся в Гурдоне. Между ним и маркизом, говорят, произошла ужасная сцена, кончившаяся тем, что юноша был с позором выгнан из замка, в который только что приехал.
-- Дело дрянь! -- сказал дю Люк.-- Он, обладая львиным сердцем, не простит этого маркизу.
-- Он ведет уединенную, затворническую жизнь. Никому не известно, что он делает и что замышляет.
-- Все это очень скверно кончится,-- многозначительно произнес де Ланжак.
-- Правда,-- снова начал де Сурди,-- Стефан не тот парень, чтобы оставить это дело так. Люди, близко знающие его, в том числе и я, глубоко убеждены, что он предпринимает нечто ужасное.
-- А молодая девушка? -- спросил дю Люк.
-- Что же она может сделать против отцовской воли? Она была в отчаянии, плакала и поклялась не выходить замуж ни за кого, кроме того, кого она любит,-- за Стефана.
-- И она права!
-- Очень может быть, но маркиз не разделяет этого мнения. Он стал присматривать ей другого жениха.
-- Жениха?
-- И нашел такового: молодого, красивого, богатого и принятого при дворе.
-- Гм! Сколько качеств в одной персоне!
-- Я передаю вам только то, что мне рассказывали. Этот феномен носит фамилию де Фаржи. Он бригадир королевской армии и очень любим королем. Маркиз повел все дело не говоря ни слова дочери. Десять дней назад он ей прехладнокровно объявил, чтобы она приготовилась к приему своего жениха, графа де Фаржи, который вот-вот прибудет в замок. Она ничего не ответила: молодая девушка обладает большим природным умом. На следующий день она бежала из замка и скрылась в монастыре святой Урсулы, где игуменьей -- ее тетка. Что она сказала ей? Ничего неизвестно. Достоверно только то, что добрая игуменья горячо приняла сторону племянницы, и вот -- через пять дней она постригается в монахини.
-- Вот поистине печальная история! А что же маркиз?
-- Он сказал, что предпочитает, чтобы его дочь постриглась, нежели вышла замуж за гугенота.
-- Вот фанатик-то!-- воскликнул де Ланжак.
-- При всем этом мне очень жаль влюбленную парочку!-- заметил дю Люк.
-- А что же Монбрен?
-- Ни слуху ни духу.
-- Тем хуже: он замышляет какую-нибудь дьявольщину.