Джордан Кейт
Ярко алый цветок

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Кэт Джордан.
Ярко алый цветок

Перевод А. А. Энквист

   -- Все это удивительно разумно, спору нет... -- промолвила миссис Мак-Виккер, выйдя из спальной дочери и осторожно притворив за собою дверь.
   Над Лондоном навис сырой мерзлый туман; все было серо и уныло, но в помещении миссис Мак-Виккер была весна. На дорогих коврах пестрели яркие цветы; цветы целыми купами стояли в редких и ценных вазах, в жардиньерах, превращали в цветущий цветник целые комнаты, не говоря уже о роскошном тропическом зимнем саде; электричество в алебастровых вазах и затейливой арматуре лило целые потоки света, создавая повсюду полнейшую иллюзию солнца; но миссис Мак-Виккер не обращала внимания на всю окружающую ее роскошь, она слишком свыклась с ней, а кроме того ее теперь занимала очень важная мысль, мысль о предстоящем браке ее дочери Молли.
   -- Удивительно, какие они нынче все стали разумные и рассудительные в отношении выбора своих мужей... Как она была внимательна, когда я говорила ей о нем... Это несомненно хороший признак.
   Улыбаясь своим мыслям, мисс Мак-Виккер села к изящному письменному столику, некогда принадлежавшему одной из высочайших особ, и стала писать герцогине Меньчер -- своей недавней, но тем не менее близкой приятельнице, которою она очень гордилась и дружбой с которой она одень дорожила.
   "Дорогая и любезная герцогиня (писала она), я только что вышла от Молли, и мне кажется, что все может устроиться. Вы не можете себе представить, как я рада. Ведь Молли одно время увлекалась всякими нелепыми бреднями и фантазиями о сближении с несчастными, о необходимости делиться с бедными своим избытком и тому подобным; все это, конечно, прекрасно само по себе, но вместе с тем это демократизирует взгляды на жизнь и наряду с этим восстановляет девушек против разумных и приличных браков, в которых отсутствует мещанская влюбленность, и потому я очень боялась, как она отнесется к нашим планам. Как только я узнала из вашего письма, что лорд Роксаллан приехал из Южной Америки, я сейчас же пришла к ней и по-американски, деловым тоном изложила ей суть дела. Она была уже в постели, но еще не спала. В своей розовой шифоновой ночной блузе, с волосами, забранными под розовый чепчик, она походила на прелестную куколку или на маленького ребенка. Когда я вошла и присела у ее кровати, она с наслаждением уписывала виноград. Я стала говорить ей, как это было бы прекрасно, если бы она сделала блестящую партию, что, в сущности, ей пора уже подумать об этом и что при желании с ее стороны она могла бы носить одно из самых громких и древних имен Англии. Она все время молчала и ни. единым звуком не прерывала меня, но когда я дошла до этого намека, она подняла на меня вопросительный взгляд и спросила:
   -- "А кто он этот господин? ведь это же имеет некоторое значение, не правда ли?"
   "Это лорд Роксаллан, -- - сказала я и ждала, какое это произведет на нее впечатление. Не знаю, чего я собственно ожидала, на какое впечатление я рассчитывала, но уже во всяком случае не на тот откровенный восторг, который выразился у нее. на лице".
   -- "Он меня видел, не правда ли? -- и в голосе ее слышалось какое то радостное смущение, -- или, он может быть, видел мою карточку? И это тоже ведь могло..."
   -- "Нет дорогая, он не знает тебя и не видал даже и твоей карточки, -- сказала я, полагая, что это ей будет приятно, -- Его тетя решила приготовить ему приятный сюрприз".
   И что же, -- представьте себе, моя милая герцогиня -- выражение лица ее мгновенно изменилось, в нем появилась злоба и возмущение, которые меня положительно испугали.
   -- "Аа, так это значит для него нечто в роде беспроигрышной лотереи! -- она села, прямо, точно собираясь выскочить из кровати, стащила с головы свой чепчик и свернула его в комок, как будто она собиралась запустить им в кого-нибудь, и добавила, -- а он предоставляет своей тетке располагать им по ее усмотрению, не так ли? Она может передавать и перебрасывать его кому угодно, как какой-нибудь теннисный мяч! Очевидно, он намерен просто жениться на моих деньгах, а все остальное для него не важно...- Уловив ее мысли, я поспешила успокоить ее ловким ответом: я сказала ей, что этот брак пока еще существует только в вашем и моем предположении, что это не более, как наш с вами план, что ему еще даже ничего не известно об этом, но что обе мы совершенно уверены, что как только он увидит ее, то непременно влюбиться в нее без памяти. О том, что вы уже обо всем переговорили с ним и совершенно порешили этот вопрос, я не сказала ей ни слова.
   -- "Но допустим, что он не влюбится в меня, -- сказала -она -- он все же не откажется жениться на мне, не правда ли"?
   -- "Все это будет видно, дорогая моя, а-теперь после того, как его тетушка переговорит с ним, он уже позаботится о том, чтобы все было так, как ты того желаешь: оба вы молоды, ты мила и богата, он беден, -- но родовит и знатен. Обещай мне, что ты повидаешь его, ведь это тебя в сущности ни к чему не обязывает; я уверена, что он будет очарован тобою с первого же взгляда... а, может быть, и он сумеет понравиться тебе..."
   -- "Да, да... я желаю видеть его как можно скорее! -- слышите maman. Чем скорее, тем лучше! -- вдруг сказала она после довольно продолжительного молчания, во время которого ее мысль напряженно работала, как я это заметила по ее сдвинутым бровям и сосредоточенному взгляду, устремленному на кончики ее ног, высунувшихся из под одеяла.
   -- Ну вот и хорошо", -- похвалила я ее и, поцеловав ее в лоб, поспешила удалиться.
   Приезжайте с нам завтра-же, как вы и предполагали, милая герцогиня, мы оставим их вдвоем и тогда, будем надеяться, дело само собой уладится.
   Примите уверения в моей самой искренней дружбе -- любящая и уважающая Вас

Элиза Мак-Виккер".

   Одновременно с этим письмом мисс Молли Мак-Виккер тоже писала письмо своей подруге Фимис Лауренс в Бостон:

Лондон, Горсвенор Сквэр.

   Дорогая моя, любимая моя Фимис. Как бы я желала, чтобы ты была здесь со мной! Твоя маленькая Молли возмущена до глубины души; возмущена против своей родной матери, которая собирается выдать бедную Молли замуж и непременно в этом сезоне. Но хуже всего то, это мой идеал, моя восхитительная мента, мой единственный избранник, тот, которого я одного в целом свете люблю, в этом противном, скучном, притворном свете, не стоящем ни гроша, -- что этот мой идеал начинает рушиться, как карточный домик, на который подул ветер! Ты конечно помнишь, что я писала тебе о лорде Роксаллан и о том, что я надеялась и мечтала когда-нибудь встретиться так, чтобы он не знал, кто я, и не знал, какое у меня состояние, и чтобы он сумел полюбить меня ради меня самой -- так, как я полюбила его ради его самого, с первого же взгляда на него.
   Однако я не буду писать тебе всякие глупости, моя милая Фимис, я, вероятно, стану вскоре такой же бесчувственной и черствой, как и все вокруг меня. И ты знаешь -- почему? потому что он, не имея ни малейшего представления обо мне, уполномочил их избрать меня для роли продовольственного капитала, он предоставил им подыскать для него жену! Как тебе это нравиться? Maman говорит, что ему ничего об этом не известно, но я по глазам ее видела, что она говорила неправду; у нее всегда в таких случаях глаза приобретают какое-то неподвижное рыбье выражение Вероятнее всего, что вся эта отвратительная сделка состоится и я куплю его титул, который он согласен продать мне за мои деньги. Вероятно также, что где-нибудь существует какое-нибудь маленькое ничтожество, которое он охотно назвал бы своей женой, если бы только имел возможность это сделать. Да, это весьма возможно, хотя это ужасно! К счастью я никого но люблю, раз я не могу любить его. О милая Фимис, как бы я хотела теперь кинуться к тебе и выплакаться у тебя на груди! Ты подумай только, как я безумствовала о нем -- ведь я даже совершенно потупела из-за этой мании любви к нему, и сотый раз на дню повторяла стих Свинберна:
   Как он пышно расцвел этот алый цветок, Этот яркий и алый цветок моей первой любви!
   Ты верно помнишь его. Да, Фимис, этот ярко алый цветок действительно пышно расцвел в моей душе и он так радовал меня, так скрашивал мою жизнь и я холила и растила его для него, если бы он пожелал; я была уверена, что когда-нибудь я непременно встречу его в Лондоне. И вот я завтра встречусь с ним: он явится ко мне на своих глиняных ногах, мой золотой кумир, и рассыплется в прах у моих ног, -- явится для того, чтобы просить незнакомую ему богатую девушку взять его себе в мужья, явится ко мне только потому, что ему сказали, что я богата, и это единственное, что его интересовало. Я сейчас горько плачу, Фимис -- подумай только, каково целых шесть месяцев носить в душе своей идеал, образ того человека, которого полюбила твоя душа, верить тому, что говорило его лицо -- это милое, чудесное лицо, которое я так полюбила -- и вдруг придти к убеждению, что оно лгало! что все эти шесть месяцев я лелеяла и растила в душе ярко-алый цветок любви для человека, который оказался обманщиком и жалким материалистом.
   Я покончу со всеми этими чувствами и мечтами после того, как услышу его голос. Ведь это единственное, чего я не знаю. Ведь я десятки раз видела его лицо, его глаза, я знаю каждое его движение, знаю его походку и только не знаю его голоса! Я даже-не могу себе его вообразить... Знаешь, Фимис, я готовлюсь к этой первой встрече с ним, как я готовилась бы к ампутации ноги или руки -- мне ненавистна самая мысль об этой встрече, но я молю Бога, чтобы он дал мне необходимые силу и твердость..."
   Миссис Мак-Виккер была весьма встревожена тем, что в день визита лорда Роксаллана Молли с самого утра была как-то прозрачно-бледна, в лице ее не было ни кровинки, а под глазами легла тень, придававшая ее прекрасным, полудетским глазам что то невероятно трогательное и печальное. Когда она оделась для встречи лорда Роксаллана, то в своем простом белом платьице и с этой странной бледностью лица она так близко напоминала маленькую Молли такою, какою бы она была в гробу, что сердце матери ее невольно сжалось от боли.
   -- Что с тобой, дитя мое? Ты сегодня на себя не похожа, моя крошка! Куда девался твой прелестный, нежный румянец? Наложи чуточку румян, детка моя, ради сегодняшнего случая, прошу тебя.
   -- Нет,- решительно и спокойно ответила Молли. -- Пусть он видит, что идет в придачу к мешку с деньгами. Зачем скрашивать кулек с червонцами крупными и свежими ягодами, как корзиночку на базаре! Ведь для него это все равно не играет роли: важно только количество червонцев. -- И она пошла в гостиную, где должна была встретиться с ним.
   Точно маленькое белое провидение, скользнула она по мраморным ступеням лестницы, но громадному вестибюлю с чудесными величественными колоннами, под пальмами роскошного тропического сада, и неслышно и незаметно появилась в большой розовой гостиной, в дальнем конце которой ее maman угощала чаем своих гостей. Там, в том конце гостиной был и он -- она это знала.
   Вот он встал, выступил вперед и сделал шаг навстречу ей. Кто-то произнес его имя.
   В этот момент она вдруг остановилась, как вкопанная, словно ее кто сзади дернул за веревку. ее мать, наблюдавшая за ней в этот момент, вдруг -почувствовала, что она понимает свою маленькую Молли меньше того, чем она всегда думала, а она всегда не понимала ее.
   Что такое с этой девочкой? Какою странной должна она казаться этому молодому представителю знатного рода, почтительно ожидавшему, чтобы она заговорила с ним. В первый момент лицо ее было серьезно и неподвижно, только ее большие серо-зеленые глаза широко раскрытые, как будто еще более расширились, рот ее полураскрылся, точно она готовилась выкрикнуть "нет!" или "Оо!" и мало по малу мертвенная бледность стала сбегать с ее лица, постепенно вытесняемая робким нежным румянцем, восхитительным, как румяная заря на небе при восходе; и вдруг она тихо беззвучно засмеялась в несомненном восторге и радости и медленно скрестила ручки на груди, не спуская глаз с молодого человека.
   -- Лорд Роксаллан? -- переспросила она и при этом в глазах ее мелькнуло выражение тревоги и испуга. -- Вы лорд Роксаллан? Да?.. Это вы? Не правда ли вы, никто другой, а именно лорд Роксаллан?
   -- К счастию моему, я именно лорд Роксаллан и никто другой! -- весело отозвался молодой человек и привычным грациозным движением взял протянутую ему маленькую ручку и склонился над ней. -- И никогда я не был так рад быть самим собой, как именно в этот момент, -- добавил он.
   Молли при этом подернула как-то неопределенно своими прелестными плечиками и с кошачьей грацией взяла из рук матери свою чашку чая. Затем она откинулась назад к спинке своего кресла и принялась спокойно изучать до мельчайших подробностей наружность лорда Роксаллана.
   Он был довольно высок ростом, тонок, держался, как того требовала последняя мода; несколько вытягивал вперед шею и при взгляде на него казалось, что он никогда не дышал полной грудью. Он был смугл и черноволос, как испанец, и начинал уже лысеть; нос с высокой горбиной был тонок, губы также тонкие и змеистые, нижняя челюсть несколько тяжелая, скулы несколько выдающиеся, глаза блестящие, насмешливые, живые, но косые. Но при всем том, как это ни странно, этот безусловно некрасивый человек был удивительно породист и обладал неоспоримой привлекательностью аристократизма. Все это Молли признавала за ним, но, как человек, он не произвел на нее ни малейшего впечатления. Она разглядывала его, как разглядывают старинную вещицу у антиквара, оценивала его по достоинству, но не восхищалась им. Между тем обе дамы под каким-то пустым предлогом встали и удалились из гостиной, оставив молодых людей с глаза на глаз.
   -- Вы заметили, дорогая герцогиня, как она вся вдруг просияла, увидав его, -- сказала миссис Мак-Виккер, обращаясь к своей приятельнице, -- положительно можно было подумать, что она ожидала увидеть кого-нибудь другого и была приятно поражена, увидев его.
   -- Весьма возможно, что она действительно представляла его себе совершенно иным, так как вы говорите, что она никогда не видала его, даже на карточке: может быть, она полагала, что он стар, неуклюж и безобразен. Я считаю, что это очень хорошо, что она не видала его на портрете, так как вы не можете себе представить, моя милая, какие ужасы творит фотография с Роксаллановским профилем и подбородком! -- и при этом ее сиятельство герцогиня добродушно усмехнулась.
   Но если бы они могли слышать, что в это самое время говорила Молли этому родовитому человеку, который явился к ней, чтобы приобрести законные права на ее громадное богатство, обе дамы наверное были-бы столь-же смущены, как и сам лорд Роксаллан.
   -- Ну-с, приступим прямо к делу, -- начала она без всяких оговорок, перекинув грациозно ногу на ногу и барабаня своими тоненькими розовенькими пальчиками по своему колену, как бы наигрывая ими модный танец. -- Они решили нас поженить, если только мы им позволим, это вам конечно прекрасно известно... -- она глядела на него смеющимся взглядом, хотя и говорила совершенно серьезным деловитым тоном.
   Корпус лорда Роксаллан выпрямился при этом под прямым углом; монокль выпал из его глазной впадины и от этого лицо его приобрело такое странное окаменелое выражение растерянности и испуга, как будто у него свалился не монокль, а одна из самых существенных частей его одеяния.
   -- Не станем тратить время на разыгрывание комедии, требуемой обычаем; я отлично знаю, что вы сумели бы разыграть ее мастерски. Нам обоим известно, в чем суть, но я не хочу, чтобы вы сегодня намекнули мне на это хотя бы единым словом, напротив того я попрошу вас постараться вообразить, будто я не имею ни одного цента приданого, и что вы столь же намерены выколоть себе глаза, как и жениться на мне. Раз вам удастся вообразить себе это, вы увидите, что мы прекрасно сойдемся с вами. Итак, начнем с того, что вы расскажете мне все о ваших путешествиях. Говорят, вы много путешествовали, да?
   -- Ээ, да мисс, очень много; вот почему рассказать вам все является очень трудной задачей, скажу даже -- слишком трудной...
   При этом он смотрел на нее так, как будто она вдруг принялась ходить на четвереньках и лаять, как собачка. Это была до крайности оригинальная и любопытная девушка, а он не любил ничего оригинального; он не любил ничего, что не было установлено известным порядком и не носило на себе отпечатка общепринятого и общеодобренного, что не соответствовало всем требованиям и условиям, предъявляемым большинством людей его класса.
   -- - Вы были почти повсюду в Южной Америке и, конечно, также и в Аргентине? -- спросила Молли и при этом у нее вдруг как будто перехватило голос.
   -- Ээ -- да... совершенно верно, -- сказал лорд Роксаллан, -- я действительно был в Южной Америке и в Аргентине. (Боже правый! Неужели эта юная мисс, барабанящая пальцами по своему колену, вздумает превратить его в живой Бэдекер?)
   -- Вы занимались там скотоводством? Разводили овец, если не ошибаюсь? -- продолжала допрашивать Молли.
   -- Нет... я только гостил у человека, занимающегося овцеводством в очень больших размерах...
   -- Вы много с ним ходили по его лугам и пастбищам, часто появлялись вместе с ним и тут и там -- да?
   -- Да... совершенно верно... но... почему вам об этом известно?.. Моя тетушка, вероятно, рассказывала вам...
   Молли пропустила его слова мимо ушей и продолжала свои расспросы.
   -- А кто был этот ваш приятель? словом тот человек, который разводил овец и у которого вы гостили?
   -- Э-э .. у которого я гостил?.. Я гостил у многих.
   -- Ну тот, с которым вы часто гуляли вместе, в Аргентине... словом тот, что похож на Байрона... только крупнее, сильнее, широкоплечее... Тот, который ездил верхом с голой головой, т.-е. без шляпы, я хочу сказать...
   И голос ее звучал теперь так нежно, в нем слышалось такое волнение, и возбуждение, глаза ее светились таким живым огнем, что молодой лорд почувствовал невольное раздражение и недоумение.
   -- Вы, вероятно, говорите о моем кузене Джиме Дэйнсе, промолвил он -- но скажите, Бога ради, когда вы были, в Аргентине и где вы могли видеть этого бирюка Джима?
   -- А он все еще там, в Аргентине? Да?
   Лорд Роксаллан сделал кислую мину, но тем не менее ответил:
   -- В настоящее время он как раз здесь, в Лондоне, -- голос его звучал холодно и резко, -- он пробыл здесь ровно два месяца, если это вам так интересно знать.
   -- Два месяца. -- как бы с сожалением повторила она с побледневшем лицом, глядя печальными глазами перед собой -- целых два месяца, и никто не разу не упомянул мне о нем... и я не знала... я не предполагала... -- она не договорила, а лорд Роксаллан добавил:
   -- На этих днях он уезжает обратно в Южную Америку.
   -- Оз живет с вами? то есть я хочу сказать, он остановился у вас здесь в Лондоне?
   -- О нет! -- отозвался лорд Роксаллан насмешливо, -- нет, он остановился в Бэтналь-Гринн, по соседству с вареной рыбой и дешевым джином, отвратительнейшая часть города. С год тому назад он основал там школу для исправления юных преступников, отбывших срок наказания и выпущенных из тюрем исправительных и работных домов -- удивительная фантазия, но у него всяких таких фантазий много! И вот теперь он нагружает весь этот сброд на пароход и везет их к себе в Аргентину с тем, чтобы поселить их там и предоставит, им возможность начать новую жизнь, вы можете прочитать обо всем этом в сегодняшней "Утренней Хронике. Джим славный человек сам по себе, но с. "трещинкой", он положительно помешан на желании непременно делать какое-нибудь дело!
   -- Хотя бы даже такое ужасное дело, как спасать малолетних преступников?! -- сказала Молли.
   -- Совершенно верно, -- поддержал ее лорд Роксаллан, -- и когда он вернется сюда, то наверное ударится в политику и сделается отвратительным агитатором, требующим немедленных реформ.
   -- И он, конечно, женат, -- сказала Молли и слова эти звучали у нее даже не вопросом, но тем не менее было совершенно ясно, что она ждет, напряженно ждет ответа.
   -- Почему вы говорите "конечно"? -- спросил лорд Роксаллан и забавно повел носом, -- вы странная девушка, почему конечно?
   -- Потому-что все красивые и приятные, и симпатичные люди всегда бывают женаты! -- ответила она с нескрываемым сожалением.
   Он громко расхохотался.
   -- В таком случае мне хочется надеяться, что вы причислите меня вскоре к легиону избранных.
   Она так явно игнорировала его вставку и так напряженно ждала определенного ответа на свой вопрос, что он поневоле должен был удовлетворить ее.
   -- Джим не женат, -- сказал он, -- потому что. на этот счет у него такие же нелепые идеи и требования, как и на все остальное. Он убежден, что атмосфера нашего общества атрофирует в девушке все ее естественные побуждения; он уверяет, что все благовоспитанные молодые девушки нашего круга, которых он встречал, были скучны, бесцветны и условны. Вот одно из его излюбленных возражений: оне все так-же похожи одна на другую, как кирпичи одного завода на постройке или как клавиши одного инструмента! Слыхали вы когда-нибудь нечто подобное? Такая нелепость! -- и лорд Роксаллан мило усмехнулся. -- Он говорит, -- продолжал он, -- что единственные женщины, не лишенные своеобразной индивидуальной физиономии, которых он видел, -- были женщины в рудниках или в девственных лесах, чаще всего дикие, некультурные, невежественные и грязные, но самобытные. И вот такого-то рода женщины одни удовлетворяли хотя отчасти его прихотливому вкусу... Но я, кажется, наскучил вам? -- вдруг прервал себя лорд Роксаллан.
   Молли слушала его с широко-раскрытыми, жадными глазами, сидя прямо и совершенно неподвижно, точно застыв в одной позе.
   -- Продолжайте, пожалуйста! -- отозвалась она, не шелохнувшись, -- я вас слушаю.
   -- Ну так вот, что касается Джима и вопроса о браке, то мне кажется, что едва ли найдется такая девушка, которая сумеет заставить его решиться жениться на ней, если только она не будет в такой высокой степени оригинальна, что ошарашит его. как снеговая вьюга в июле месяце. Он положительно помешан на том, что он называет духом пионерства, потребностью прокладывать себе новые пути, не проторенные -- не исхоженные, ему нравятся люди "дерзающие и выполняющие". Конечно, все это пустые и глупые бредни и больше ничего, но он нянчится и возится с ними по сие время... -- и лорд Роксаллан добродушно, пренебрежительно усмехнулся, пожав плечами. Молли вдруг встала, вся окутанная мягкими драпирующимися складками ее изящного белого туалета.
   -- Вы меня извините? -- сказала она мягко.
   -- О неужели вам надо уйти?! -- воскликнул лорд Роксаллан, вскочив на ноги, -- неужели сейчас?
   -- Да мне необходимо немедленно сделать нечто, не терпящее отлагательства.
   -- Вы, по-видимому, только сейчас вспомнили об этом? -- заметил лорд РоксаллаН.
   -- Да именно, вот только в эту самую секунду, -- подтвердила Молли.
   -- Но я не успел еще сказать вам ни слова о главной цели моего визита, я должен вам сказать, что вы на много превзошли все мои ожидания...
   -- Вы расскажете мне об этом в следующий раз, -- сказала она, высвобождая свою ручку, которую он старался подольше удержать в своих руках, и вытянув вперед шею, она уставилась на него глазами словно она разглядывала его под микроскопом, но она не смотрела ему в глаза, а упорно уставилась только в одну точку на его лице, которая всецело поглощала все ее внимание. И вот она медленно подняла свой маленький розовый пальчик и осторожно дотронулась им до его носа, который представлял собой как бы сильно выдающийся мыс на ровном очертании берегов какого-нибудь материка.
   -- Он у вас весь настоящий? -- спросила она.
   Лорд Роксаллан при этом, как ужаленный, отскочил на шаг назад, на лице его изобразился испуг, недоумение и возмущение.
   -- Мисс Мак-Виккер! -- вырвалось у него невольное восклицание, после которого он так и остался с раскрытым ртом.
   -- О да, -- ответила она себе, как бы совершенно убежденная, -- он настоящий, я это сейчас почувствовала! А ведь они его прекрасно сделали! не правда-ла? -- добавила она с непритворным восхищением.
   Придя немного в себя от неожиданности и удивления, лорд Роксаллан заговорил медленно и недоверчиво:
   -- Скажите, кого вы знаете из знающих меня людей, кто бы мог сказать вам... что мой нос был...
   -- Он чуточку смотрит в бок, -- сказала Молли, -- но тем не менее вы никогда не могли бы сказать,, что это реформированный нос, эта розоватая паста положительно превосходна... до неузнаваемости натуральна! -- и она стала пятиться от него, смеясь весело и тихо, как маленькая дикарка.
   -- Прощайте, лорд Роксаллан, -- сказала, она, наконец, самым дружелюбным тоном, -- до следующего раза! -- и кивнув ему головкой на прощанье, она убежала, оставив его одного потирать одной рукой свой реформированный нос, а другой поглаживать себя по распомаженному затылку -- в невыразимом недоумении.
   -- Черт возьми! -- пробормотал он, -- у нее наверное был какой-нибудь соглядатай, которому было интересно следить за мной! Нечего сказать, приятная, мирная семейная жизнь ожидает меня с этой милой особой!
   Тем временем эта милая особа поспешно переодевалась в костюм для прогулки.
   -- Не говорите никому ни слова о том, что я уехала, пока я не успею вскочить в автомобиль, Жюстина, слышите? -- сказала Молли и сунула ей золотой в руку.
   Она уже надела перчатки и вдруг поспешно подбежала к письменному столику, на котором еще лежало не запечатанным ее письмо к Фимис. и, взяв перо, она наскоро сделала маленькую приписку:
   "Это не он -- этот лорд Роксаллан, -- лорд Роксаллан, это тот другой. -- Я вне себя от радости! Сейчас еду к нему, к моему избраннику. -- Не знаю, что из этого выйдет, во всяком случае, жди моего следующего письма. Вероятно, даже ты привскочишь, прочитав его.

* * *

   Молли постучала в переднее стекло таксомотора и, когда шофер обернулся к ней, она махнула ему газетой, которую держала в руке, давая ему -знак остановиться. Газета эта была "Утренняя Хроника".
   Этот закоулок Бенталь Тринн был не только жалким и бедным кварталом -- это была положительно ужасная трущоба, проклятая Богом и людьми. Скорбь и отвращение одновременно овладели Молли. Едва ступив из автомобиля на панель, утопавшую в липкой грязи, она увидела валявшихся на улице -- под заборами и у водосточных труб домов целых шесть несчастных пьяных или голодных, полу-нагих, полу-замерзших, и кроме того она смутно чувствовала, что еще другие отверженные и несчастные существа жадно следят за ней из окон убогих домишек, что еще другие и справа, и слева, и спереди, и сзади ее пробираются вдоль домов и заборов к бесчисленным притонам и питейным домам, гостеприимно открывшим этим подонкам человеческого общества свои двери. Все кругом было пропитано каким-то смрадом, пахло чадом от топленого сала и чем-то прогорклым, вызывавшим тошноту. Мелкий беспросветный дождь придавал всему вид чего-то унылого, какою и была на самом деле вся окружающая жизнь.
   -- Вы меня подождете! -- сказала Молли шоферу, выходя из. экипажа.
   -- Эти люди здесь станут кидать в меня чем попало, могу вас уверить, мисс... я их знаю, разрешите мне лучше объехать кругом квартала и, когда я гам буду нужен, я подъеду, на ходу-то оно безопаснее, а не то еще что-либо попортят. -- Молли не могла сказать ему, сколько времени она здесь пробудет. Разве она знала, что ее ожидает за этой выкрашенной в зеленую краску дверью с медными ярко начищенными дверными приборами; может быть, она выйдет оттуда пристыженная и безнадежная через каких-нибудь пять минут, а может быть, счастливая и радостная, она пробудет там за этой дверью целый час и даже больше.
   -- Вот что вы сделайте, -- сказала она шоферу, -- вы поездите по ближайшим улицам и затем проезжайте мимо этого дома: если вы увидите, что я выглядываю в окно или дверь, подъезжайте к подъезду, если вы меня не увидите, проезжайте мимо и через несколько времени снова возвращайтесь к этому дому. -- Получив в ответ утвердительный кивок шофера, Молли скрылась за зеленой дверью, которая стояла приотворенной. Она переступила порог с шибко бьющимся сердцем и, тихонько притворив за собой дверь, оглянулась кругом.
   Перед ней были довольно просторные сени, устланные чистенькими новенькими половыми матами; кое где стояли горшки ярко-красной герани в цвету, а в глубине виднелась выкрашенная белой краской дверь, и на ней крупная надпись, большими черными буквами: "Зайдите!" Все это Молли видела, как сквозь туман; решительными шагами направилась она к двери и готова была открыть ее, когда сухой, резкий кашель раздавшийся за дверью, смутил и испугал ее. Она невольно подалась назад и прислонилась к стене; в этот момент она услышала, как кто-то быстро отодвинул стул, стоявший на голом деревянном полу, без ковра; теперь силы совсем оставили ее, руки похолодели, и она едва держалась на ногах.
   -- Кто там за дверью? -- спросил мужской голос, сильный, звучный и веселый -- войди, мой мальчик! Не бойся, иди!
   Его голос? Тот голос, которого она никогда не слыхала!
   Молли не шелохнулась; даже густые ресницы ее больших широко раскрытых глаз казались нарисованными, до того они были неподвижны. Ей положительно казалось, что она умирает: сердце ее еле-еле билось; она чувствовала такое расслабление всего организма, что не в состоянии была шевельнуть пальцем; в этот момент, дверь отворилась н в свежевыбеленные сени с горшками цветущей герани вошел высокий, рослый, молодой совершенно белокурый, как она и предполагала. Но одет он был не так, как она привыкла видеть его одетым; на нем была сегодня серая шерстяная фуфайка. воротник которой доходил у него чуть что не до ушей а поверх нее был надет старен кий пиджак, вероятно ровесник стареньким черным брюкам, дополнявшим его туалет. В одной руке у него была гимнастическая гиря, а в другой -- мерка. Он положил то и другое, на подоконник, подошел к Молли и взглянул в ее бледное поднятое вверх лицо с удивлением и недоумением.
   Она являлась совершенно неожиданной посетительницей здесь: одна, в такой, местности, в сумерки, в шуршащем шелку и дорогих темных мехах, с французским цветком на красиво принятой с одного бока шапочке, одновременно скромной и кокетливой, из под которой шаловливо выбивались мелкие прядки ее каштановых волос с золотистым отливом, оттенявших ее темные брови над большими испуганными и молящими глазами.
   Он посмотрел на нее и ему казалось, что эта молоденькая девушка -- такое же яркое воплощение моды, как красавицы Фрагонара были воплощением моды при дворе Людовика XV-го.
   -- Чем я могу вам служить? -- спросил он, -- мне кажется, что вы больны, не могу ли я вам помочь?
   Она молчала.
   -- Вы рискнули приехать сюда, и кто-нибудь напугал вас! Войдите сюда, пожалуйста, и присядьте... вы отдохнете и оправитесь... -- голос его звучал мягко и ласково.
   Но она, казалось, приросла к стене. Он видел, что губы ее совсем побелели и дрожали, но она не вымолвила ни слова, не издала ни единого звука.
   -- Войдите! -- повторил он еще раз свое приглашение и в голосе его звучала теплая нотка, от которой у Молли до боли дрогнуло сердце. Он осторожно взял ее за руку повыше локтя и ласково повел ее в комнату. О, если он так же обращался с теми несчастными подростками, которые приходили к нему со страхом в душе -- то понятно, что они любили его, что они ради него готовы были обуздывать свои порочные склонности, готовы были работать, как честные люди, чтобы только не огорчить этого доброго, этого ласкового человека. Да уже одно прикосновение его пальцев наполняло ее душу неиспытанным блаженством, тем блаженством, о котором она мечтала, которого она так страстно желала для себя. Вот он -- тот человек который мог дать ей счастье. Какое блаженство, что она еще жива и свободна и что судьба предоставила ей возможность сделать свою ставку, попытаться взять свое счастье!
   Он подвел ее к креслу в дальнем углу очень большой комнаты; в другом ее конце у окна сидел мальчик подросток с землянистым лицом и впалыми щеками, одетый во все новенькое с головы до ног. Хотя сердечко Молли едва могло вмещать переполнявшие его чувства, тем не менее наблюдательность и чуткость ее как будто особенно обострились. Она прочла даже застывшее выражение удивления в глазах этого мальчика, удивление и недоумение, что кто то смотрел на него, как на человека, а не как на существо, не стоящее даже и плевка; кто то любил его, дорожил им, и этот кто то был Джим Денис; Мальчик никак не мог втолковать себе это. а между тем он чувствовал всем своим существом, что это так!
   -- Вот обождите здесь немного, -- сказал Дейнс, наклоняясь к Молли, -- отдохните, успокойтесь... я сейчас кончу с этим мальчиком.
   Молли чувствовала себя такой слабой, что ей казалось, будто она вот-вот упадет со стула, но она сделала над собой усилие и подняв на него глаза, улыбнулась ему.
   -- Да, я подожду... я для того и пришла сюда... я вас дождусь...
   Ждать она, конечно, будет, но отдохнуть -- это она едва ли могла: ее бедное маленькое сердечко дрожало, трепетало и сжималось, как пойманная птичка в руке беззаботного мальчика, ее мысли неслись, путались, рвались вперед и не давали ей ни минуты покоя, а глава ее следили за ним, как он подошел к мальчику и отошел с ним в самый дальний конец комнаты, как он вложил в руку мальчугана гимнастическую гирю и указал ему, как поднять и вытянуть руку, а затем измерил его грудь. Когда мальчуган вдруг закашлялся и в изнеможении опустился на ближайший стул, она видела, как Джим Дейнс дружеским жестом положил свою руку ему на плечо и ободрительно рассмеялся, так что мальчик тоже повеселел и в свою очередь слабо улыбнулся ему дрожащей робкой улыбкой. А у Молли из глубины души вырвался беззвучный крик: "О, Джим Дейнс, как я люблю тебя!.. Как я люблю тебя, Джим Дейнс!"
   Немного погодя мальчуган ушел. Тогда Джим Дейнс запер за ним дверь и подошел к ней. Вся кровь прилила ей к сердцу, и она стала бледнее белой гардении на ее шапочке, когда она подняла, на него глаза и встретилась с его взглядом. Безразлично, что для нея в дальнейшем ни готовила бы жизнь, она чувствовала, что другого такого великого для нее момента, в ней не будет.
   -- Это было чрезвычайно мило с вашей стороны, что вы не побоялись приехать сюда, в такое захолустье, -- сказал Джим, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди. -- Вы, вероятно, прочли, что было написано в сегодняшней "Утренней Хронике", и пожелали побывать здесь; у нас сегодня перебывало очень много посетителей из Вест-Энда, как и вы: очень многие заинтересовались...
   -- Да... -- робко протянула Молли, -- но я, я приехала сюда не вследствие того, что сегодня было сказано в газетах...
   -- Не потому, что о нас писали в газетах?.. -- удивленно спросил он, глядя на нее, как вообще мужчины смотрят на хорошенькую женщину, но вместе с-тем и с некоторым удивлением, ожиданием и чем-то похожим на смутную надежду.
   -- Нет, не потому, -- подтвердила Молли, -- я сейчас вам скажу -- почему, я скажу вам прямо, без утаек и, если я сделала
   хорошо, что приехала сюда, ну, в таком случае я, конечно, буду очень, очень рада... ну, а если я была слишком непосредственна, "лишком импульсивна, то я никогда больше не увижу вас, а вы пожалуйста, я вас очень прошу об этом, -- пожалуйста, забудьте все, что я вам сейчас скажу.
   Искренность Молли была так несомненна, что она невольно передалась п ее собеседнику. Он был молод и силен, кровь быстро двигалась у него в жилах, и эта странная девушка, говорившая ему такие странные вещи, начинала волновать его. К тому же она была так соблазнительна, так удивительно привлекательна.
   -- Вы меня очень заинтересовали, -- сказал он и сел на стул подле нее.
   -- В самом деле? -- спросила она, запинаясь и робея.
   -- Могу вас уверить... прошу вас, скажите мне то, что вы хотели мне сказать, поверьте, я вполне сумею оценить все, что вы пожелаете мне сообщить.
   Да, она верила ему, но ей было так трудно начать; дальше вероятно, пошло бы легче, но она так боялась выражения испуга в его глазах, она так боялась, что он примет ее или за помешанную, или же за какую-нибудь авантюристку и при одной мысли "б этом уже немел язык.
   -- Вы не знаете, кто я? -- сказала Молли.
   -- Нет, не знаю, -- подтвердил Джим Дейнс.
   -- И вы никогда меня не видали раньше?
   -- О, нет, я видел вас дважды до этого времени, -- сказал Джим, -- однажды на Бонд-Стрит, недели две тому назад, когда вы купили у какого-то бедняка продавца чуть ли не весь его запас цветов; их было так много, что вы едва могли удержать их в руках, а затем я видел, как вы отдали все эти цветы двум девушкам за прилавком у Диксона; другой раз я вас видел у леди Дрюерс, на ее музыкальном вечере, дней десять тому назад. Я приехал как раз в тот момент, когда вы уезжали.
   -- Я вас не видала! -- сказала Молли, -- но как вы узнали, что я отдала цветы этим девушкам? -- спросила она недоумевая.
   -- Я боюсь, что вы на меня рассердитесь, я, конечно, был не в праве этого делать, но я последовал за вами, -- сказал Джим. -- Иногда случается, что кто-нибудь меня заинтересует, и тогда я не могу удержаться, чтобы не удовлетворить своего любопытства. Так, я никак не мог себе представить, что вы станете делать со всеми этими цветами; надеюсь, вы простите меня за это, -- добавил он виноватым, сокрушенным и в то же время молящим тоном.
   Молли не могла сердиться на него, напротив того, ей теперь казалось гораздо легче сказать ему то, что она хотела ему сказать, и она призналась ему в этом.
   -- Значит теперь вы скажете мне, почему вы сюда приехали?
   -- Да, скажу, только бы не должны смотреть на меня, -- сказала Молли, -- мне это так трудно сказать, поверьте мне, и, если я буду чувствовать, что вы смотрите на меня, я положительно не смогу выговорить ни слова.
   Тогда он повернулся к ней профилем, разложил локти на столике и послушно уставился глазами, в стену.
   -- Я начну с того, что скажу вам, что меня зовут Мэри Мак-Впккер и что меня выдают замуж за лорда Роксаллан. -- Он готов был повернуться при этих словах, но она схватила его за руку и он продолжал смотреть на стену. --
   -- Вы, вероятно, слышали, как герцогиня говорила с ним обо мне? Но вы не обращайте на это внимания: ни он, ни она меня совсем не знают. Я вас видела десятки, сотни раз; я изучила вашу манеру, вашу походку, -- только, пожалуйста, не оборачивайтесь, прошу вас! -- но вы не могли тогда видеть меня; мне сказали, что вы лорд Роксаллан. А так как я все время училась в Швейцарии, а затем путешествовала по Италии и на востоке, то вы понимаете, что я ни разу не видала нигде портрета или изображения лорда Роксаллан и никто не описал его мне наружности, г я была вполне уверена до сегодняшнего дня, что он -- это вы!
   -- Да, но где же вы могли видеть...
   -- Вас? -- докончила она его вопрос. -- -Не все ли вам равно, если я вам скажу, что я полюбила вас, очень полюбила, да! Я знала, что лорд Роксаллан был в Южной Америке, но я думала, что он вернется в Англию и тогда я встречусь с ним здесь в Лондоне н, полагая, что это вы, я ужасно-ужасно этому радовалась!
   -- Но вы должны позволить мне вставить свое слово! -- вдруг запротестовал Джим, -- -ведь позволите же вы мне сказать...
   -- Нет, нет! -- поспешила остановить его Молли. -- Если вы станете меня перебивать, я совсем не смогу вам сказать то, что мне так нужно вам сказать! Я упряма и меня не надо останавливать, не надо мне мешать, потому что теперь я подхожу к самому главному н самому трудному.
   С минуту продолжалось молчание. Молли как будто собиралась с силами; глаза ее были широко раскрыты и напряженно смотрели, но не на Джима, а куда-то мимо него -- вдаль.
   -- Когда моя мама сказала мне вчера, что я должна выйти замуж за лорда Роксаллан, я, конечно, подумала, что она говорить о вас, и в первый момент я была ужасно счастлива. Я полагала, что вы видели меня где-нибудь, что я произвела на Вас хорошее впечатление, ко затем я сразу впала в отчаяние, мне казалось, что весь мир обрушился вместе с моей мечтой: мне сказали, что лорд Роксаллан никогда меня не видал и не имеет обо мне ни малейшего представления! значит, он ищет в этом браке только моих денег! значит это не брак, а простая, гадкая денежная сделка!.. -- Голос ее дрожал, в нем слышались слезы. -- И вот сегодня, когда я пошла принять вас, как я думала, я вдруг увидела, что лорд Роксаллан a не вы! Вы не можете себе представить, какое это было для меня счастье! Я еще никогда не была так счастлива. как в этот момент.
   И- она смолкла, не будучи в состоянии продолжать.
   Джим сделал попытку обернуться.
   -- Если вы будете смотреть на меня, я умру!.. Я у мру от стыда... -- воскликнула Молли с неподдельной тревогой, близкой к ужасу.
   Щадя ее, он не только не повернул головы, но даже опустил глаза и стал смотреть на доску стола, чтобы не смущать ея. У нее явилось теперь при виде его послушной покорности чувство, близкое к материнской нежности к нему -- ей захотелось ласково погладить его по голове, но конечно, она не шевельнулась.
   -- Ну и что же? -- спросил он почти шепотом, но в этом шепоте слышалась подавленное волнение и тревога мучительного ожидания, и Молли, собравшись с духом, продолжала.
   -- Я заставила лорда Роксаллана сообщить мне очень многое о вас. Он, видимо, был очень удивлен и обижен тем, что я так интересовалась вами, а не им, но я не обращала на это внимания; я узнала, что он гостил у вас на вашей ферме в Аргентине; что это вас я постоянно видела с ним; я узнала от него ваше имя и еще очень многое, касающееся вас, -- Она в азарте возбуждения наклонилась несколько ближе к нему и доверчивым шепотом добавила. -- Я знаю, что вы спрашиваете себя, как и когда я могла вас видеть в Аргентине. Я никогда не бывала там, но я была в Америке месяцев шесть тому назад: я ездила туда повидаться с моей подругой по пансиону, это было как раз в то самое время, когда и вы приехали в Бостон.
   -- Аа!.. -- невольно вырвалось у Джима, -- Это был не я, я никогда не был в Бостоне.
   -- Я знаю. Но вы были там на кинематографической фильме! -- воскликнула Молли почти победоносно, -- Лента изображала вашу ферму в Аргентине, ваши громадные стада овец, ваши луга, ваших работников и вас. -- Она встала, прокралась незаметно к нему за спину и заговорила торопливо и возбужденно, словно она хотела скорее отделаться от трудной задачи, -- -Так вот эту ленту привезли в Бостон, и вы понимаете, как все это вышло! Первый раз я случайно попала на сеанс, в котором показывалась эта лента; мы с Фаллис, с моей подругой, у которой я была в гостях, от нечего делать зашли в небольшой кинематографический театрик, а затем я стала ходить в него одна -- два раза в день ежедневно, на те сеансы, где показывалась эта лента, в течение целых двух недель. Я абонировала себе место в ложе, кассиры знали меня и улыбались, когда я проходила мимо и предъявляла свой билет, но мне было все равно. Меня тянуло, я не могла не пойти! Вы, может быть, даже не подозреваете, на сколько вы вышли жизненно на этой ленте! Я видела вас среди ваших служащих, среди ваших овец, в обществе маленького, жиденького, черненького, болезненного вида человечка, видела вас то быстро идущим пешком по полю или двору, то скачущим верхом, то встречающим гостей пли играющим в поло. Я всегда смотрела только на вас, прямо на вас, и всякий раз, когда вы шли прямо лицом к зрителю, прямо на меня, мне казалось, что вы смотрите именно только на меня одну и улыбаетесь мне. О, это было так хорошо, так хорошо!.. А когда они увезли вас, т. е. кинематографическую ленту в Спрингфильд, мы с Фаллис поехали за вами, и таким образом я провела с вами целый месяц на вашей овечьей ферме: для меня вы были живым!..
   Мало-помалу ее возбуждение спало; минутами выражение страха, почти ужаса появлялось на ее личике, но Джим не мог этого видеть. Она сказала все, вероятно, ей придется уйти отсюда с одними, этими воспоминаниями... нет, она сделает еще попытку, еще одно усилие над собой...
   -- С вами почти повсюду был этот болезненный тщедушный брюнет -- -он был мне ненавистен, -- продолжала она все так же быстро, хотя голос ее заметно ослабевал, -- он сразу произвел на меня впечатление желчного, раздражительного человека еще до того, как я увидела его на той серии картин, которая была снята с вас обоих во время вашего пребывания в городе Буэнос-Айресе. Может быть, вы даже и не знали, что вас обоих сняли в тот день, когда он ударил ногой собаку -- поводильщика бедного слепца, а молодой фермер из туземцев сломал ему нос своим кулаком, а вы примачивали ему этот нос и разыскали в толпе доктора, который сделал ему перевязку. А сегодня я увидела у него этот подклеенный, реставрированный нос, и признаюсь, он не внушил мне особенной симпатии!..
   Джим мягко, снисходительно засмеялся.
   Наступило довольно продолжительнее молчание. В комнате царили сумерки, оба они совершенно забыли и о том, где. они находятся, и о своем взаимном положении, и о целом свете, они оба сознавали только то, что сердце в них бьется так громко, что его можно даже слышать в этой окружающей их тишине.
   -- Я сейчас... я сейчас докончу! -- вдруг проговорила Молли и слова посыпались у нее быстро, быстро, одно за другим, мягкой нежной трелью: -- Вы, может быть, хотите знать, почему я думала, что вы лорд Роксаллан? Потому только, что человек, дававший пояснение к картинам, сказал мне, что изображенный на фильме высокий и видный господин -- лорд Роксаллан; весьма вероятно, что этот скромный американец -- -простолюдин, никогда не видавший ни одного настоящего лорда в глаза, признал за лорда того из двух изображенных на снимках мужчин, который более подходил к его понятию о лорде. -- Говоря это, она незаметно прокрадывалась к двери и была теперь уже совсем близко от нее. -- То же самое сделала и я, -- добавила Молли почти скороговоркой, -- но только не подумайте, ради Бога, -- поспешила она добавить, -- что, считая вас за лорда Роксаллан, я полюбила вас -- нет, будь вы простой надзиратель или надсмотрщик на вашем ферме, я все равно полюбила бы вас так же...
   У Джима Дейнс вырвался долго сдержанный вздох протеста и возмущения.
   -- Как хотите, но я вас ослушаюсь! Я больше не могу! -- сказал он.
   -- Нет, нет, не сейчас! Не теперь! -- донесся до него дрожащий, полный панического страха молящий голос. -- -Дайте мне только высказать вам все до конца. После, когда я уйду, когда меня здесь не будет, тогда вы можете удивляться, сколько вам угодно. Тогда вы можете сказать себе, что я странная, слишком смелая девушка... если хотите, это, пожалуй, отчасти правда, но я решилась на это с отчаяния! поверьте мне! -- ее пальчики нащупали ручку дверей и она тихонько нажала ее. -- Разве я. могла положиться на судьбу, что она доставит мне случай увидеть вас; судьба всегда вмешивается так кстати в романах и рассказах, но в жизни она такая глупая штука, что от нее никому решительно нет пользы, а кроме того, у меня не оставалось времени ждать ее возможного вмешательства. Ведь вы должны были вскоре уехать, а затем мало ли что могло случиться и с вами, и со мной... -- Эти последние слова она проговорила едва слышно; он с трудом уловил их, казалось, что у нее престо не хватало уже голоса и она замолчала
   на время, но затем заговорила снова, слабым дрожащим голо- сом: -- И кроме всего того -- какая польза в том, что все говорят е независимости, будто бы предоставленной теперь молодым девушкам, о свободе выбора в браке, о том, что теперь будто бы отброшены всякие предрассудки и торжествуют новые идеи и понятия, какая польза во всем этом, если девушка не может при случае -- один единственный раз в своей жизни I -- протянуть вперед руки и ухватить ими свое счастье, когда она видит, что оно плывет мимо нее! Если она не в праве устроить свою жизнь так, как она хочет! -- голос ее дрожал и замирал в каком-то экстазе. Она дышала с трудом, ей казалось, что она задыхается, но она напрягла свои последние силы и добавила: -- Во всяком случае, как бы там ни было, но теперь вы знаете все!
   Что-то тихонько скрипнуло, как будто кто-то притворил дверь. Джим обернулся в ту сторону. Кто-нибудь вошел? Нет, он вдруг почувствовал, что в комнате никого нет! В тот же момент он вскочил со своего места и кинулся к двери, но затем вдруг остановился. Лучше было не следовать за ней: очевидно, она этого не хотела, -- подумал он, стоя в нерешимости и стараясь побороть в себе непреодолимое желание побежать за нею, но рука его как-то сама собой очутилась на ручке дверей; он весь дрожал и лицо его было влажно от выступившей на нем гепарины, сердце билось как-то порывисто к приятное головокружение одолевало его.
   -- С ней сделается дурно, как только она сядет в экипаж, -- думал он. -- Она выполнила свою задачу до конца, но какою ценой, бедняжка! Я все время чувствовал, что она напрягала для этого свои последние силы... Какая удивительная девушка! В ней дрожал каждый нерв под напором ее чувства. Боже мой, что это за чудесная, что это за удивительная девушка!
   И он стоял и боролся между желанием выбежать за ней в сени и на улицу п чувством деликатности воспитанного человека, которое говорило ему, что, в данный момент ее самое страстное желание было очутиться как можно дальше от него, уйти с его глаз. И он представлял себе ее откинувшейся в угол кареты или автомобиля и судорожно рыдающей.
   Немного погодя он отворил дверь в сени; он решил, что, не показываясь ей на глаза, он все же должен убедиться, что она благополучно уехала отсюда из этого ужасного квартала. Здесь, во всяком случае было не такое место, где девушка ее круга могла безнаказанно оставаться, да еще после того, как на дворе стемнело. Уже одни ее дорогие меха могли послужить соблазном для местных хулиганов и грабителей. Подгоняемый этой мыслью, он отворил выходную дверь и выглянул на улицу. Ни мотора, ни экипажа, ни молодой девушки нигде не было видно. Только какая-то груда лохмотьев, увенчанная потерявшим вид и подобие шелковым цилиндром, из-под которого торчал красный нос, уткнувшийся в черное отверстие, служившее оконцем подвалу.
   -- Вы кого-нибудь ищите, ваше сиятельство? -- спросила зашевелившаяся груда лохмотьев. -- Всего вероятнее она там внизу.
   Джим бросился к решетке отдушины.
   -- Там- внизу? В угольном подвале?
   -- Убей меня Бог на этом месте, ваше сиятельство, если я сказал хоть единое словечко барышне, кроме того, что попросил у нее грош на бедность, а она так вскрикнула, что я, право, подумал, что она и мертвых в гробах разбудит, и опрометью бросалась туда вниз в угольный подвал.
   Но Джим не слушал уже его и прежде, чем бродяга успел договорить начатую фразу, Джим уже был внизу. В угольном подвале, подле Молли. Бедняжка стояла, притаившись к стене п закрыв лицо обеими руками, чуть слышно повторяла:
   -- О... О... что ему от меня надо... -- Почувствовав подле себя Джима, она прошептала: -- таксомотор приехал? О, скажите мне, приехал ли мой таксомотор?
   "Не говоря ни слова, Джим незаметно отвел ее в дальний угол, где заглядывавший в отдушину бродяга никак не мог их видеть, и взяв обе ее холодные ручки, отвел их своими дрожащими пальцами от ее лица.
   -- Оставьте меня, прошу вас: оставьте меня одну, не смотрите на меня! -- взмолилась она, -- приведите мой таксомотор и дайте мне уехать!
   У нее хватило мужества встать выше всяких предрассудков на одно мгновение, когда дело шло о ее счастье, но когда этот трудный подвиг был исполнен, она снова становилась женщиной, воспитанной на всякого рода условностях, девушкой, испугавшейся своей собственной смелости и устыдившейся того, на что она решилась ради любви.
   -- Дорогая, -- сказал Джим, -- я не умею говорить о таких вещах, но я прошу вас -- поверьте мне на слово: я всю свою жизнь ждал именно такой искренней, истинной женщины, как вы! Я ждал, и вот сегодня дождался! Теперь я благодарю Бога, что я не потерял вас, дорогое, дорогое дитя мое! Если бы это случилось, я вероятно, никогда не испытал бы истинного счастья в жизни.
   -- Я хотела бы присесть... -- слабым голосом проговорила Молли, ц он почувствовал, что у нее подгибаются колени и она готова упасть.
   Он поддержал ее и усадил на ближайший куль с углем и сам сел рядом с нею, предварительно разостлав свою куртку для того, чтобы она не запачкалась о грязный куль.
   Некоторое время оба они молчали, но Джим не переставал сжимать в своих руках ее маленькие ручки.
   -- Так вы моя? -- спросил он и голос его странно дрожал при этом.
   -- Конечно! -- ответила Молли со вздохом облегчения.
   -- Я боюсь, что это очень огорчит вашу матушку, -- сказал Джим, -- но обещайте мне, что вы не поддадитесь ее увещаниям... вы мне обещаете?
   -- Когда мама освоится с этой мыслью, я уверена, она будет очень довольна, -- сказала Молли. -- Это у нас наследственно: ведь она сама тоже бежала с моим отцом в три часа ночи с бала, так что вы видите, что она сумеет меня понять.
   В этот момент таксомотор подал сигнал у крыльца.
   -- Если бы я смел вас поцеловать, -- робко проговорил Джим, -- но нет, это было бы слишком много блаженства на сегодня... я должен подождать.
   -- Да, -- тихо подтвердила Молли, -- лучше подождать.
   И как это ни странно, после этих слов он все-таки приблизил свое лицо к ее лицу и губы их встретились и слились в поцелуе.
   Чем объясняется такое несоответствие в словах и действиях, трудно объяснить. Это понимают только одни влюбленные -- это их секрет!

---------------------------------------------------------------------

   Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы", No 6, 1916. -- С. 33--56.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru