Дюма Александр
Графиня дн Монсоро

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    La Dame de Monsoreau.
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", NoNo 1-4, 1846.

   

ГРАФИНЯ ДЕ-МОНСОРО.

Романа Александра Дюма (*).

   (*) Этотъ новый романъ Александра Дюма служитъ какъ-бы продолженіемъ прошлогоднему его роману "Королева Марго", напечатанному въ XLI-мъ и XLII-мъ томахъ "Отеч. Записокъ".
   

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.
Бракосочетаніе Сен-Люка.

   Въ воскресенье карнавала 1578 года, послѣ народнаго праздника, когда на улицахъ утихалъ шумъ радостнаго, веселаго дня, начиналось роскошное празднество въ великолѣпномъ домѣ, недавно-выстроенномъ по другую сторону рѣки и почти противъ Лувра знаменитой фамиліей Монморанси,-- фамиліей, которая, находясь въ родственныхъ связяхъ съ королевскимъ домомъ, равнялась ближайшимъ членамъ его. Этотъ частный праздникъ, слѣдовавшій за народнымъ, былъ устроенъ по причинѣ бракосочетанія друга короля Генриха III и одного изъ самыхъ близкихъ любимцевъ его, Франсуа д'Эпине де-Сен-Люка съ Жанной де-Коссе-Бриссакъ, дочерью маршала Франціи.
   Обѣденный столъ былъ въ Луврѣ, и король, неохотно согласившійся на этотъ бракъ, присутствовалъ на немъ съ строгостію во взорахъ, совершенно-несогласовавшеюся съ обстоятельствами. Самый костюмъ его не соотвѣтствовалъ выраженію лица: Генрихъ былъ въ платьѣ темно-каштановаго цвѣта, въ которомъ Клуэ изобразилъ его на свадьбѣ Жуаёза; и это королевское привидѣніе, серьёзное до величія, вѣяло холодомъ на всѣхъ присутствующихъ, особенно же на новобрачную, на которую посматривало оно искоса и исподлобья.
   Однакожь, мрачный видъ короля посреди радостнаго праздника никому не казался страннымъ, потому-что причина его была одна изъ тѣхъ придворныхъ тайнъ, около которыхъ всѣ лавируютъ, какъ около придворныхъ скалъ, зная, что столкновеніе съ ними влечетъ за собою неминуемую погибель.
   Тотчасъ по окончаніи стола, король быстро всталъ, и всѣ, даже тѣ, которые вполголоса сознавались, что охотно посидѣли бы еще за столомъ, должны были послѣдовать его примѣру.
   Тогда Сен-Люкъ бросилъ взглядъ на жену, какъ-бы желая почерпнуть мужество изъ взоровъ ея и, подошедъ къ королю, сказалъ:
   -- Государь, удостоите ли вы меня чести принять участіе въ балѣ, который я даю сегодня вечеромъ въ домѣ Монморанси, для вашего величества?
   Генрихъ III оглянулся съ выраженіемъ, въ которомъ гнѣвъ боролся съ грустію, и какъ Сен-Люкъ, наклонившись предъ нимъ, умолялъ его нѣжнымъ голосомъ и кроткой улыбкой, то онъ отвѣчалъ:
   -- Будемъ; хотя вы и не заслуживаете этого знака нашей дружбы.
   Мадмуазель де-Бриссакъ, жена Сен-Люка, почтительно начала-было благодарить короля, но Генрихъ повернулся къ ней спиною, не отвѣчая на ея благодарность.
   -- За что король сердитъ на васъ, мсьё де-Сен-Люкъ? спросила новобрачная своего мужа.
   -- Другъ мой, отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- я разскажу вамъ это послѣ, когда пройдетъ гнѣвъ его.
   -- А пройдетъ ли онъ? спросила Жанна.
   -- Непремѣнно, отвѣчалъ молодой человѣкъ.
   Мадмуазель де-Бриссакъ была еще такъ недавно замужемъ, что не могла заставить мужа объяснить причину гнѣва короля; она преодолѣла на время свое любопытство, съ твердымъ намѣреніемъ дождаться минуты, когда ей можно будетъ предложить Сен-Люку условія, на которыя онъ по-певолѣ долженъ будетъ согласиться.
   Итакъ, въ то время, когда начинается нашъ разсказъ, Генрихъ ждалъ короля въ великолѣпный домъ фамиліи Монморанси.
   Пробило уже одиннадцать часовъ, а короля не было.
   Сен-Люкъ пригласилъ на этотъ балъ всѣхъ друзей короля и своихъ собственныхъ; онъ включилъ въ приглашеніе принцевъ и друзей принцевъ, особенно старыхъ нашихъ знакомыхъ, герцога д'Алансона, сдѣлавшагося герцогомъ анжуйскимъ при вступленіи Генриха III на престолъ; но герцогъ анжуйскій не былъ на обѣдѣ въ Луврѣ, слѣдовательно, его нельзя было ожидать и въ домъ Монморанси.
   Что касается до короля и королевы наваррскихъ, то они удалились въ Беарнъ и вступили въ открытую оппозицію, принявъ начальство надъ гугенотами.
   Герцогъ анжуйскій также присоединился къ оппозиціи, но къ оппозиціи глухой и мрачной: онъ всегда старался держаться въ сторонъ, выдвигая, такъ сказать, впередъ тѣхъ изъ своихъ друзей, на которыхъ не подѣйствовалъ примѣръ ла-Моля и Коконна.
   Очень-натурально, что его придворные ее жили въ согласіи съ придворными короля, и что между ними ежемѣсячно по два и по три раза бывали стычки, рѣдко проходившія безъ того, чтобъ одинъ изъ противниковъ не оставался на мѣстѣ или, по-крайней-мѣрѣ, не былъ опасно раненъ.
   Что касается до Катерины, она достигла цѣли своихъ желаній. Возлюбленный сынъ ея возсѣдалъ на престолѣ, котораго она столько домогалась для него, или, лучше сказать, для себя. И она царствовала подъ его именемъ, стараясь, однакожь, показывать видъ, что удаляется отъ всѣхъ мірскихъ дѣлъ и заботится только о спасеніи души своей.
   Сен-Люкъ, безпокоившійся о томъ, что ни одна особа изъ королевской фамиліи не являлась, старался утѣшить своего тестя, испуганнаго этимъ грознымъ обстоятельствомъ. Будучи, подобно всѣмъ, убѣжденъ въ дружбѣ короля Генриха къ Сен-Люку, герцогъ де-Бриссакъ надѣялся вступить въ союзъ съ любимцемъ, а между-тимъ выходило напротивъ: дочь его сдѣлалась женою человѣка, впавшаго въ немилость. Сен-Люкъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ внушить ему спокойствіе, котораго у него-самого не было, а друзья его, Можиронъ, Шомбергъ и Колюсь, въ великолѣпныхъ костюмахъ, какъ-бы сжатые въ богатыхъ полукафтаньяхъ и въ огромныхъ брыжжахъ, посреди которыхъ головы ихъ казались точно на блюдахъ, увеличивали это безпокойство ироническимъ соболѣзнованіемъ.
   -- Ахъ, Боже мой! бѣдный другъ мой! говорилъ Келюсъ:-- и въ-самомъ-дѣлѣ начинаю думать, что теперь ты рѣшительно погибъ. Король сердитъ на тебя, что ты не послушался его совѣтовъ, а герцогъ анжуйскій сердится за то, что ты насмѣхался надъ его носомъ.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- король не приходитъ потому, что отправился въ гости въ Минимы Венсенскаго-Лѣса, а герцогъ анжуйскій потому, что влюбленъ въ какую-нибудь женщину, которую я забылъ пригласить.
   -- Полно! сказалъ Можиронъ: -- развѣ ты не замѣтилъ, какую мину король дѣлалъ за столомъ? Не-уже-ли онъ походилъ на человѣка, готовящагося идти въ гости куда бы то ни было? Что же касается до герцога анжуйскаго, -- еслибъ причиной отсутствія его было то, что ты говоришь, отъ-чего жь бы придворнымъ его не прійдти? Посмотри, ни одного изъ нихъ нѣтъ! рѣшительное затмѣніе! даже Бюсси нѣтъ.
   -- Э, господа! говорилъ герцогъ де-Бриссакъ, уныло покачивая головой:-- это похоже на совершенную немилость. Чѣмъ же, Боже мой! нашъ домъ, всегда столь преданный его величеству, могъ навлечь на себя его нерасположеніе?
   И старый придворный съ горестію подымалъ руки къ небу.
   Молодые люди смотрѣли на Сен-Люка съ громкимъ смѣхомъ, который не только не успокоивалъ маршала, но увеличивалъ его отчаяніе.
   Новобрачная, грустная и задумчивая, старалась, подобно отцу, угадать, чѣмъ Сен-Люкъ разгнѣвалъ короля.
   Сен-Люкъ это зналъ, и потому безпокоился болѣе другихъ.
   Вдругъ у одного изъ главныхъ входовъ доложили о прибытіи короля.
   -- А! вскричалъ маршалъ съ просвѣтлѣвшимъ лицомъ: -- теперь я ничего не страшусь; если доложатъ еще о прибытіи герцога анжуйскаго, я буду совершенно счастливъ.
   -- А я, проговорилъ Сен-Люкъ: -- больше боюсь присутствія, нежели отсутствія короля, потому-что онъ, вѣроятно, пришелъ съиграть со мною дурную шутку; герцогъ анжуйскій не является по той же самой причинѣ.
   Однакожь, несмотря на это печальное размышленіе, онъ поспѣшилъ на встрѣчу короля, который, снявъ свой костюмъ темнокаштановаго цвѣта, явился блистая атласомъ, перьями и драгоцѣнными каменьями.
   Но въ то самое мгновеніе, когда въ одну дверь входилъ король Генрихъ III, у другой, противоположной, явился еще король Генрихъ III, совершенно-сходный съ первымъ, одинаково-одѣтый, обутый, причесанный и убранный, такъ-что придворные, стремившіеся уже къ первому, внезапно остановились и отступили въ безпорядкѣ отъ перваго ко второму.
   Генрихъ III замѣтилъ это движеніе и, видя предъ собою вытянутыя лица, изумленные глаза и неподвижныя фигуры, вскричалъ:
   -- Что съ вами, господа?
   Продолжительный смѣхъ былъ отвѣтомъ.
   Король, нетерпѣливый отъ природы и особенно въ эту минуту мало-расположенный къ терпѣливости, начиналъ уже хмурить брови, когда Сен-Люкъ приблизился къ нему:
   -- Государь! Шико, вашъ шутъ, нарядился совершенно-сходно съ вашимъ величествомъ и даетъ дамамъ цаловать свою руку.
   Генрихъ III засмѣялся. Шико пользовался при дворъ его такою же свободою, какого пользовался за тридцать лѣтъ предъ тѣмъ Трибуле при дворѣ Франциска І-го и сорокъ лѣтъ спустя Ланжели при дворѣ Лудовика XIII.
   Шико былъ необыкновенный шутъ. Онъ нѣкогда назывался де-Шико и былъ бретонскимъ дворяниномъ; оскорбленный де-Майенномъ, онъ искалъ защиты и убѣжища у Генриха III и платилъ правдой, иногда жесткой, за покровительство, оказываемое ему преемникомъ Карла IX.
   -- Э! Шико, сказалъ Генрихъ:-- изъ двухъ королей одинъ долженъ уступить мѣсто другому.
   -- Въ такомъ случаѣ, не мѣшай мнѣ играть роль короля, а ты играй роль герцога анжуйскаго; можетъ-быть, тебя пріймутъ за него, и ты услышишь вещи, которыя объяснятъ тебѣ не то, что онъ думаетъ, а то, что дѣлаетъ.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ король, осматриваясь съ недовольнымъ видомъ: -- брата моего нѣтъ здѣсь.
   -- Тѣмъ болѣе ты долженъ замѣнить его. И такъ, кончено: я Генрихъ, а ты Франсуа. Я буду царствовать; ты будешь танцовать; я возьму на себя все бремя королевскаго званія; а ты между-тѣмъ можешь немножко повеселиться. Бѣдный король!
   Взоръ короля остановился на Сен-Люкѣ.
   -- Ты правъ, Шико; я буду танцовать.
   -- Теперь я вижу, что ошибался, полагая, будто бы король гнѣвается на насъ, думалъ Бриссакъ.-- Онъ, напротивъ, въ прекрасномъ расположеніи духа.
   И Бриссакъ засуетился, поздравляя каждаго и въ-особенности себя-самого съ тѣмъ, что выдалъ дочь свою за человѣка, пользовавшагося такою милостію у короля.
   Между-тѣмъ, Сен-Люкъ приблизился къ женѣ. Мадмуазель де-Бриссакъ не была красавицей, но у ней были прелестные черные глаза, бѣлые зубы, ослѣпительный цвѣтъ тѣла; все это вмѣстѣ придавало лицу ея большую пріятность.
   -- Мосьё Сен-Люкъ, сказала она мужу, занятая одною мыслію: -- отъ-чего всѣ говорили, что король на меня гнѣвается? Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ пріѣхалъ, онъ не перестаетъ улыбаться мнѣ.
   -- Послѣ обѣда вы мнѣ не то говорили, милая Жанна, потому-что тогда взглядъ его пугалъ васъ.
   -- Вѣроятно, его величество былъ тогда въ другомъ расположеніи духа, сказала молодая женщина: -- теперь же...
   -- Теперь еще хуже, сказалъ Сен-Люкъ: -- король смѣется не отъ души. Я предпочелъ бы открытый гнѣвъ его. Жанна! бѣдный другъ мой, король готовитъ намъ какую-нибудь нехорошую шутку... О, ради Бога, не смотрите на меня такъ нѣжно, -- пожалуйста, отвернитесь. Вотъ идетъ Можиронъ; удержите его, овладѣйте имъ, любезничайте съ нимъ.
   -- Послушайте, возразила Жанна улыбаясь: -- это странное порученіе!... еслибъ я исполнила его, могутъ подумать...
   -- Ахъ! сказалъ Сен-Люкъ съ глубокимъ вздохомъ: -- какъ бы хорошо было, еслибъ подумали!
   И, обратившись спиной къ женѣ, изумленіе которой достигло высшей степени, онъ отправился ухаживать за Шико, игравшимъ роль короля съ чрезвычайно-комическимъ величіемъ.
   Генрихъ, пользуясь случаемъ, танцовалъ. Но, танцуя, онъ не спускалъ глазъ съ Сен-Люка; то подзывалъ его, чтобъ сообщить ему забавное замѣчаніе, которое было ли смѣшно или нѣтъ, но заставляло хохотать Сен-Люка отъ души; то предлагалъ ему изъ своей коробочки пралинки и засахаренные плоды, которые Сен-Люкъ находилъ превкусными. Наконецъ, если Сен-Люкъ на минуту уходилъ изъ залы, въ которой былъ король, чтобъ занимать гостей въ другихъ комнатахъ, то Генрихъ немедленно посылалъ за нимъ пажа или кого-либо изъ придворныхъ, и Сен-Люкъ возвращался съ улыбкой къ своему повелителю, который казался спокойнымъ и довольнымъ тогда только, когда Сен-Люкъ былъ при немъ.
   Вдругъ сильный шумъ поразилъ слухъ Генриха.
   -- Э-ге! сказалъ онъ: -- мнѣ кажется, это голосъ Шико. Слышишь, Сен-Люкъ, король сердится?
   -- Точно, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, не замѣчая намека короля: -- онъ съ кѣмъ-то ссорится.
   -- Сходи, узнай, и сейчасъ же воротись.
   Сен-Люкъ удалился.
   И точно, голосъ Шико раздавался по всѣмъ заламъ; онъ даже старался подражать голосу короля.
   -- Я, кажется, довольно издалъ законовъ противъ роскоши! Но если тѣхъ, которые я издалъ, недостаточно, то я издамъ еще новые и буду издавать ихъ до-тѣхъ-поръ, пока не скажутъ "довольно!" Если эти законы не будутъ хороши, то, по-крайней-мѣрѣ, ихъ будетъ много! Шести страницъ много, клянусь рогами Вельзевула, мой кузенъ! Это много, мосьё де-Бюсси?
   И, надувшись, покачнувшись на бокъ и уперевъ кулакъ въ бедро, Шико удивительцо-вѣрно представлялъ короля.
   -- Что онъ тамъ говоритъ о Бюсси? спросилъ король, насупивъ брови.
   Сен-Люкъ хотѣлъ уже отвѣчать королю, какъ вдругъ толпа разступилась, и шестеро пажей, одѣтые въ парчу, съ гербами своего повелителя, блиставшими отъ драгоцѣнныхъ каменьевъ, выступили впередъ. За ними слѣдовалъ молодой человѣкъ, гордый и прекрасный собою, съ поднятой головой, смѣлымъ взглядомъ, легкой презрительной улыбкой на лицѣ. Простой, черный бархатный костюмъ его составлялъ рѣзкую противоположность съ богатымъ костюмомъ его пажей.
   -- Бюсси, говорили всѣ шопотомъ:-- Бюсси д'Амбуазъ.
   И всѣ бѣжали на встрѣчу молодому человѣку, произведшему эту суматоху, или сторонились, чтобъ дать ему дорогу.
   Можиронъ, Шомбергъ и Келюсъ стали по сторонамъ короля, какъ-бы для того, чтобъ защитить его.
   -- Странно! сказалъ первый; намекая на неожиданный приходъ Бюсси и на отсутствіе герцога д'Алансона, къ свитѣ котораго принадлежалъ Бюсси:-- странно! слуга пришелъ, а господина нѣтъ!
   -- Потерпите, возразилъ Келюсъ: -- передъ слугой явились слуги слуги. Господинъ слуга идетъ, можетъ-быть, за господиномъ первыхъ слугъ.
   -- Послушай-ка, Сен-Люкъ, сказалъ Шомбергъ, младшій изъ любимцевъ (миньйоновъ) короля Генриха и вмѣстѣ съ тѣмъ храбрѣйшій: -- Бюсси не оказываетъ тебѣ должнаго почета; посмотри-ка на черное полукафтанье его; прилично ли оно на свадебномъ балѣ?
   -- Нѣтъ, сказалъ Келюсъ:-- это похоронный костюмъ.
   -- Ахъ! проговорилъ Генрихъ: -- жаль, что онъ носитъ трауръ не по себѣ-самомъ!
   -- Однако, Сен-Люкъ, сказалъ Можиронъ:-- герцога анжуйскаго нѣтъ! Ужь не попалъ ли ты и къ нему въ немилость?
   Слова и къ нему поразили Сен-Люка въ самое сердце.
   -- Мы напрасно ждали, что онъ прійдетъ за Бюсси, сказалъ Келюсъ.-- Развѣ не помните, что когда его величество почтилъ мосьё де-Бюсси приглашеніемъ въ свою свиту, онъ отвѣчалъ, что, происходя отъ королевской крови, не имѣетъ надобности быть въ чьей-либо свитѣ, и довольствуется однимъ и лучшимъ повелителемъ, то-есть, самимъ-собою?
   Король насупилъ брови и сталъ кусать концы усовъ своихъ.
   -- Не смотря на то, Келюсъ, возразилъ Можиронъ: -- онъ все-таки въ свитѣ герцога анжуйскаго.
   -- Въ такомъ случзъ, флегматически отвѣчалъ Келюсъ:-- вѣроятно, герцогъ важнѣе короля.
   Этотъ отвѣтъ долженъ былъ произвести сильное впечатлѣніе на Генриха, который всегда братски ненавидѣлъ герцога анжуйскаго. Онъ не сказалъ ни слова, но страшно поблѣднѣлъ.
   -- Полно, полно, господа! сказалъ съ трепетомъ Сен-Люкъ: -- пожалѣйте гостей моихъ; не разстроивайте моего свадебнаго бала.
   Эти слова Сен-Люка, по-видимому, перемѣнили направленіе мыслей Генриха.
   -- Да, сказалъ онъ: -- не будемъ разстраивать свадебнаго бала Сенъ-Люка, господа.
   Онъ произнесъ эти слова закручивая усъ съ насмѣшливымъ видомъ, ускользнувшимъ отъ вниманія бѣднаго новобрачнаго.
   -- Странно! вскричалъ Шомбергъ: -- развѣ Бюсси въ роднъ съ Бриссакомъ?
   -- Почему это? спросилъ Можиронъ.
   -- Потому-что Сен-Люкъ защищаетъ его. Чортъ возьми! защищать можно только себя, родныхъ, союзниковъ, или близкихъ друзей.
   -- Господа, сказалъ Сен-Люкъ: -- мсьё де-Бюсси мнѣ не союзникъ, не другъ и не родственникъ; онъ гость мой.
   Король бросилъ гнѣвный взглядъ на Сен-Люка.
   -- Притомъ же, поспѣшно прибавилъ послѣдній, испугавшись взгляда короля:-- я его нисколько не защищаю.
   Бюсси съ достоинствомъ выступилъ впередъ и готовился уже поклониться королю, но Шико, обиженный тѣмъ, что не ему отдавали предпочтеніе, вскричалъ:
   -- Эге!... Бюсси, Бюсси д'Амбуазъ, Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси!... я по-неволѣ долженъ вычислять всѣ твои имена, чтобъ ты понялъ, что я говорю съ тобою... Развѣ ты не видишь настоящаго Генриха?.. развѣ ты не умѣешь отличить короля отъ шута? Тотъ, къ кому ты подходишь, не кто иной, какъ Шико, мой шутъ... который дѣлаетъ иногда такія глупости, что я умираю со смѣха.
   Бюсси продолжалъ идти впередъ и наклонился уже передъ королемъ, какъ тотъ сказалъ ему:
   -- Развѣ вы не слышите, мсьё де-Бюсси? Васъ зовутъ.
   И при громкомъ смѣхѣ своихъ миньйоновъ, Генрихъ обернулся спиною къ молодому капитану.
   Бюсси покраснѣлъ отъ негодованія, но, побѣдивъ первое движеніе и не обращая вниманія на смѣхъ Келюса, Шомберга и Можирона, обратился къ Шико:
   -- Простите, ваше величество; я принялъ вашего шута за короля.
   -- Что? проговорилъ Генрихъ остановившись:-- что онъ сказалъ?
   -- Ничего, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ, на котораго, повидимому, судьба наложила долгъ примирителя въ этотъ вечеръ: -- ничего, рѣшительно ничего.
   -- Все равно, Бюсси, сказалъ Шико, принявъ любимую позу короля:-- все равно; это непростительно.
   -- Государь, возразилъ Бюсси:-- простите, я былъ озабоченъ.
   -- Чѣмъ? своими пажами? сказалъ Шико съ неудовольствіемъ.-- Вы разоряетесь на пажей и -- mordieu! вступаете въ мои права.
   -- Какимъ образомъ? сказалъ Бюсси, который понялъ, что, потворствуя шуту, онъ болѣе раздосадуетъ короля.-- Прошу васъ объясниться, ваше величество, и если я въ-самомъ-дѣлѣ виноватъ, то сознаюсь въ томъ съ должною покорностію.
   -- Вы наряжаете въ парчу этихъ мальчишекъ, сказалъ Шико, указавъ на пажей:-- между-тѣмъ, какъ сами, дворянинъ, капитанъ, носите просто черный бархатъ!
   -- Государь, сказалъ Бюсси, обратившись къ миньойнамъ короля: -- ныньче мальчишки одѣваются въ парчу; позвольте же мнѣ, для отличія отъ нихъ, носить бархатъ...
   И онъ отплатилъ миньйонамъ того же презрительною улыбкою, съ которою они смотрѣли на него за нѣсколько минутъ предъ симъ.
   Генрихъ взглянулъ на своихъ любимцевъ, которые, поблѣднѣвъ отъ ярости, какъ-бы ожидали одного знака своего повелителя, чтобъ броситься на Бюсси. Келюсъ, болѣе другихъ озлобленный противъ этого дворянина, съ которымъ онъ уже имѣлъ бы поединокъ, еслибъ не строгое запрещеніе короля, -- схватился за эфесъ шпаги.
   -- Не на мою ли свиту вы намекаете? вскричалъ Шико, который, заступивъ мѣсто короля, спрашивалъ то, что король самъ долженъ бы былъ спросить въ подобномъ случаѣ.
   И, произнося эти слова, шутъ принялъ такую комически-величественную позу, что половина гостей расхохоталась. Другая же половина не смѣялась, по той весьма-натуральной причинѣ, что смѣялись надъ него.
   Между-тѣмъ, трое изъ друзей Бюсси, полагавшіе, что дѣло не обойдется безъ ссоры, стали возлѣ него. То были Шарль Бальзакъ д'Антрагъ, котораго по-просту называли Антраге,-- Ливаро и Рейберакъ.
   Замѣтивъ эти враждебныя расположенія, Сен-Люкъ понялъ, что Бюсси былъ подосланъ братомъ короля, чтобъ нарочно надѣлать шума или вызвать кого-нибудь. Онъ задрожалъ сильнѣе прежняго, потому-что попался между сильною ненавистью двухъ могущественныхъ враговъ, избравшихъ домъ его мѣстомъ битвы.
   Онъ подбѣжалъ къ Келюсу, который былъ болѣе другихъ разгоряченъ и, наложа руку на эфесъ его шпаги, вскричалъ:
   -- Ради самого неба! успокойся, другъ... подождемъ.
   -- О, mordieu! успокойся самъ, отвѣчалъ Келюсъ.-- Ударъ этого невѣжды столько же попалъ въ тебя, какъ и въ меня; кто оскорбляетъ одного изъ насъ, тотъ оскорбляетъ насъ всѣхъ; а кто оскорбляетъ насъ, тотъ оскорбляетъ короля!..
   -- Келюсъ, Келюсъ! сказалъ Сен-Люкъ: -- подумай о герцогѣ анжуйскомъ, который тѣмъ опаснѣе, что его самого нѣтъ здѣсь. Я надѣюсь, ты не думаешь, что я боюсь слуги!
   -- Надѣюсь! Намъ, приверженцамъ короля, некого страшиться!.. Если мы подвергаемся опасности, защищая короля, то онъ защититъ насъ.
   -- Тебя, да; но не меня! плачевнымъ голосомъ отвѣчалъ Сен-Люкъ.
   -- Такъ кто же тебѣ велѣлъ жениться? сказалъ Келюсъ: -- ты знаешь, какъ король ревнуетъ къ друзьямъ своимъ!
   -- Прекрасно! подумалъ Сен-Люкъ:-- всякій заботится только о себѣ. Слѣдовательно, и мнѣ не слѣдуетъ забывать себя. А такъ-какъ я хочу жить спокойно, по-крайней-мѣрѣ первыя двѣ недѣли брака, такъ постараюсь угодить герцогу.
   Послѣ этого размышленія, онъ оставилъ Келюса и пошелъ къ мосьё де-Бюсси.
   

II.
Продолженіе.

   Послѣ своего дерзкаго отвѣта, Бюсси поднялъ голову и окинулъ смѣлымъ взоромъ всѣхъ присутствующихъ, прислушиваясь не отвѣтитъ ли кто-нибудь на его дерзость. Но всѣ стояли опустивъ глаза; всѣ молчали; одни боялись короля, другіе Бюсси.
   Послѣдній, замѣтивъ, что къ нему приближался Сен-Люкъ, вообразилъ, что онъ наконецъ дождался того, чего желалъ.
   -- Не тому ли, что сейчасъ сказалъ я, обязанъ я удовольствію видѣть васъ передъ собою? спросилъ Бюсси.
   -- А что вы сказали? спросилъ Сен-Люкъ съ граціозною улыбкой.-- Что же вы сказали? Я ничего не слышалъ. Нѣтъ, я замѣтилъ васъ и подошелъ для того, чтобъ поблагодарить за честь, которую дѣлаетъ мнѣ ваше присутствіе въ этомъ домѣ.
   Бюсси былъ человѣкъ возвышенный во всѣхъ отношеніяхъ,-- мужественный до безразсудства, но образованный, остроумный и вѣжливый. Онъ зналъ храбрость Сен-Люка, и потому понялъ, что въ эту минуту онъ подчинялъ свое оскорбленное самолюбіе долгу хозяина дома. Всякому другому онъ повторилъ бы сказанное, но теперь онъ вѣжливо поклонился Сен-Люку и снисходительно отвѣчалъ на его привѣтствіе.
   -- О-го! сказалъ Генрихъ, увидѣвъ, что Сен-Люкъ подошелъ къ Бюсси:-- кажется, мой пѣтушокъ отвѣчаетъ капитану. Онъ очень-хорошо дѣлаетъ, но я не хочу, чтобъ его зарѣзали. Посмотри, Келюсъ... или нѣтъ! ты слишкомъ-горячъ... Можиронъ, сходи, послушай, о чемъ они бесѣдуютъ.
   Можиронъ скоро повиновался; но осторожный Сен-Люкъ замѣтилъ его движеніе и, не давъ ему времени дойдти до Бюсси, пошелъ къ нему на встрѣчу и воротился съ нимъ вмѣстѣ къ королю.
   -- Что ты сказалъ этому приторному Бюсси? спросилъ король.
   -- Я, государь?
   -- Да, ты.
   -- Я ему пожелалъ добраго вечера, сказалъ Сен-Люкъ.
   -- А! и больше ничего? проворчалъ король.
   Сен-Люкъ замѣтилъ, что онъ сдѣлалъ глупость.
   -- Я пожелалъ ему добраго вечера, сказалъ онъ:-- и присовокупилъ, что завтра буду имѣть честь пожелать ему добраго утра.
   -- О-го! произнесъ Генрихъ: -- я такъ и думалъ. Ты слишкомъ-горячъ.
   -- Я долженъ просить ваше величество сохранить это въ тайнѣ, прибавилъ Сен-Люкъ.
   -- Не бойся! сказалъ Генрихъ III:-- и еслибъ ты могъ избавить меня отъ него, не подвергаясь самъ опасности...
   Миньйоны помѣнялись быстрымъ взглядомъ. Генрихъ притворился, что не замѣтилъ этого.
   -- Потому-что, продолжалъ король: -- дерзость его становится нестерпимою...
   -- Да, да, сказалъ Сен-Люкъ.-- Только рано ли, поздно ли, онъ будетъ наказанъ... Повѣрьте, ваше величество.
   -- Гм! Онъ мастеръ владѣть шпагой, сказалъ король, покачавъ головой.-- Еслибъ на него напала бѣшеная собака... это избавило бы насъ отъ него безъ дальнихъ хлопотъ.
   И онъ изъ-подлобья посмотрѣлъ на Бюсси, прогуливавшагося по залѣ взадъ и впередъ вмѣстѣ съ своими друзьями и насмѣхавшагося надъ противниками герцога анжуйскаго, -- слѣдовательно, надъ друзьями короля.
   -- Corbleu! вскричалъ Шико:-- что вы, Бюсси, задѣваете моихъ любимыхъ дворянъ! Не забудьте, что я тоже умѣю владѣть шпагой.
   -- А, негодный! проворчалъ Генрихъ: -- по чести, онъ не ошибается.
   -- Ваше величество, если Шико будетъ продолжать подобныя шутки, я накажу его, сказалъ Можиронъ.
   -- Не совѣтую, Можиронъ: Шико дворянинъ, и весьма-щекотливъ въ дѣлахъ, касающихся его чести. Впрочемъ, не онъ заслуживаетъ наказанія, потому-что не онъ дерзче всѣхъ.
   Въ этотъ разъ, слова короля были ясны; Келюсъ сдѣлалъ знакъ д'О и д'Эпернону.
   -- Господа, сказалъ Келюсъ, отведя ихъ въ-сторону: -- намъ надо посовѣтоваться; ты, Сен-Люкъ, говори съ королемъ и старайся помириться съ нимъ.
   Сен-Люкъ предпочелъ это обстоятельство совѣщанію съ товарищами и подошелъ къ королю и Шико, разговаривавшимъ о чемъ-то съ жаромъ.
   Между-тѣмъ, Келюсъ отвелъ четырехъ друзей своихъ въ амбразуру окна.
   -- Что тебѣ нужно? говори скорѣе! сказалъ д'Эпернонъ.-- Я волочился за женою Жуаёза и предваряю тебя, что если то, что ты хочешь сказать намъ, не занимательно, я никогда не прощу тебѣ этого!
   -- Я хочу вамъ сообщить, господа, отвѣчалъ Келюсъ:-- что тотчасъ послѣ бала ѣду на охоту.
   -- Хорошо, сказалъ д'О:-- на какую охоту?
   -- На охоту за кабаномъ.
   -- Что за мысль пришла тебѣ ѣхать на охоту въ такой холодъ?
   -- Ничего. Я ѣду.
   -- Одинъ?
   -- Нѣтъ, съ Можирономъ и Шомбергомъ. Мы будемъ охотиться для короля.
   -- А, понимаю! сказали вмѣстѣ Шомбергъ и Можиронъ.
   -- Король хочетъ, чтобъ завтра ему подали кабанью голову.
   -- Съ итальянскимъ воротникомъ, сказалъ Можиронъ, намекая на простой воротничокъ, который, въ противоположность съ брыжжами миньйоновъ, покрывалъ плечи Бюсси.
   -- А-га! произнесъ д'Эпернонъ:-- такъ и я съ вами.
   -- О чемъ идетъ рѣчь? спросилъ д'О:-- я рѣшительно ничего не понимаю.
   -- Посмотри вокругъ себя, мой милый.
   -- Ну, смотрю.
   -- Не смѣется ли кто-нибудь тебѣ въ глаза?
   -- Бюсси, кажется.
   -- Такъ не кажется ли тебѣ еще, что онъ кабанъ, голова котораго можетъ быть пріятна королю?
   -- Ты думаешь, что король...? началъ д'О.
   -- Онъ требуетъ, отвѣчалъ Келюсъ.
   -- Изволь; и я ѣду съ вами. Но какъ же мы будемъ охотиться?
   -- На сторожкѣ. Это вѣрнѣе.
   Бюсси замѣтилъ совѣщаніе, и не сомнѣваясь въ томъ, что разговоръ шелъ объ немъ, посмѣиваясь приблизился съ своими друзьями къ разговаривавшимъ.
   -- Посмотри, Антраге, посмотри, Рибейракъ, сказалъ онъ:-- какъ они сгруппированы! Какое трогательное зрѣлище... точно Эвріалъ и Низій, Дамонъ и Пиѳій, Касторъ и... но гдѣ же Поллуксъ?
   -- Поллуксъ женился, сказалъ Антраге: -- Кастора разрознили съ нимъ.
   -- Что они тамъ дѣлаютъ? спросилъ Бюсси, дерзко указывая на нихъ.
   -- Я готовъ биться объ закладъ, сказалъ Рибейракъ: -- что они замышляютъ какую-нибудь шалость.
   -- Ошибаетесь, господа, сказалъ Келюсъ улыбаясь:-- мы говоримъ объ охотѣ.
   -- Не-уже-ли, синьноръ Купидонъ? сказалъ Бюсси:-- теперь холодненько охотиться. Замерзнете.
   -- Извините, отвѣчалъ Можиронъ вѣжливо: -- у насъ есть теплыя перчатки и полукафтанья на ватѣ.
   -- А! Это успокоиваетъ меня, сказалъ Бюсси: -- а когда вы намѣрены ѣхать на охоту?
   -- Можетъ-быть, въ эту же ночь, отвѣчалъ Шомбергъ.
   -- Не можетъ-быть, а навѣрное, замѣтилъ Можиронъ.
   -- Я извѣщу о томъ короля, сказалъ Бюсси:-- что скажетъ его величество, если завтра утромъ узнаетъ, что всѣ любимцы его простудились?
   -- Не безпокойтесь, сказалъ Келюсъ: -- его величество знаетъ, что мы собираемся на охоту.
   -- За жаворонками? спросилъ Бюсси съ оскорбительно-ироническою улыбкою.
   -- Нѣтъ, возразилъ Келюсъ: -- за кабаномъ. Намъ непремѣнно нужна кабанья голова.
   -- Но гдѣ же показался кабанъ?... спросилъ Антраге.
   -- По близости, отвѣчалъ Шомбергъ.
   -- Найдете ли вы его? спросилъ Ливаро.
   -- Постараемся, отвѣчалъ д'О. Не угодно ли вамъ, мосьё де-Бюсси, ѣхать съ нами?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси тѣмъ же насмѣшливымъ тономъ.-- Не могу, къ-сожалѣнію. Завтра я долженъ быть у герцога анжуйскаго для встрѣчи мсьё де-Монсоро, которому его высочество, какъ вамъ извѣстно, пожаловалъ званіе обер-егермейстера.
   -- Но ныньче ночью? спросилъ Келюсъ.
   -- А! и ныньче ночью не могу; у меня есть свиданіе въ таинственномъ домѣ Сент-Антуанскаго-Предмѣстья.
   -- А-га! вскричалъ д'Эпернонъ:-- не живетъ ли королева Марго инкогнито въ Парижѣ? Мы узнали, мосьё де-Бюсси, что вы преемникъ ла-Моля.
   -- Да; но съ нѣкотораго времени я отказался... дѣло идетъ совершенно о другой особѣ.
   -- Которая ждетъ васъ въ Сент-Антуанскомъ-Предмѣстьѣ? спросилъ д'О.
   -- Именно; мнѣ даже надобно попросить совѣта у васъ, мсьё де-Келюсъ.
   -- Говорите. Хоть я и не адвокатъ, но умѣю давать хорошіе совѣты, особенно друзьямъ.
   -- Говорятъ, что парижскія улицы ночью не безопасны; Сент-Антуанское-Предмѣстье весьма-уединенно. Какую дорогу совѣтуете вы мнѣ избрать?
   -- Такъ-какъ луврскій перевозчикъ будетъ насъ ждать всю ночь, то я, на вашемъ мѣстѣ, отправился бы къ маленькому парому въ Пре-о-Клеркъ, пошелъ бы по набережной до Гран-Шатлё, и по улицѣ Тиксерандри дошелъ бы до Сент-Антуанскаго-Предмѣстья. Если вы счастливо минуете турнельскій отель, то дальше ужь нечего опасаться...
   -- Благодарю за маршрутъ, сказалъ Бюсси.-- Во-первыхъ, маленькій паромъ въ Пре-о-Клеркъ, потомъ набережная Гран-Шатлё, улица Тиксерандри и наконецъ Сент-Антуанское-Предмѣстье. Я послѣдую вашему совѣту, мосьё де-Келюсъ; непремѣнно.
   И, поклонившись, онъ отошелъ, сказавъ вслухъ Бальзаку д'Антрагу:
   -- Нѣтъ, Антраге, съ этими людьми рѣшительно нельзя ничего сдѣлать; уйдемъ.
   Ливаро и Рибейракъ засмѣялись, слѣдуя за Бюсси и Антраге, которые, удаляясь, нѣсколько разъ оглядывались со смѣхомъ.
   Миньйоны оставались спокойны; они рѣшились не понимать оскорбленій.
   Когда Бюсси переходилъ чрезъ послѣднюю залу, въ которой находилась мадамъ де-Сен-Люкъ, не спускавшая глазъ съ своего мужа, послѣдній кивнулъ ей головою, указавъ на удалявшагося любимца герцога анжуйскаго. Жена поняла взглядъ мужа съ проницательностью, свойственною женщинамъ и, поспѣшивъ на встрѣчу Бюсси, преградила ему дорогу.
   -- Ахъ, мсьё де-Бюсси, сказала она: -- всѣ говорятъ о сонетѣ, сочиненномъ вами...
   -- Противъ короля? спросилъ Бюсси.
   -- Нѣтъ; но въ честь королевы. О, скажите мнѣ его!
   -- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Бюсси, подавъ руку женъ Сен-Люка, и, повторяя сонетъ, удалился съ нею.
   Въ то же время, Сен-Люкъ тайкомъ подошелъ къ миньйонамъ и услышалъ, какъ Келюсъ говорилъ:
   -- При такихъ вѣрныхъ свѣдѣніяхъ, не трудно будетъ преслѣдовать звѣря; и такъ, господа, на углу турнельскаго отеля, близь Сент-Антуанскихъ-Воротъ.
   -- Каждый съ лакеемъ? спросилъ д'Эпернонъ.
   -- Нѣтъ, Ногаре, нѣтъ, отвѣчалъ Келюсъ: -- будемъ одни, исполнимъ одни дѣло и одни же сохранимъ тайну. Я его ненавижу: не смотря на то, ни за что не соглашусь, чтобъ до него коснулась палка лакея... онъ родовой дворянинъ.
   -- Мы выйдемъ всѣ шестеро вмѣстѣ? спросилъ Можиронъ.
   -- Пятеро, а не шестеро, сказалъ Сен-Люкъ.
   -- Ахъ, да! мы и забыли, что ты обзавелся женой. Мы поступили-было съ тобой, какъ съ холостымъ, сказалъ Шомбергъ.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, прибавилъ д'О:-- пусть бѣдный Сен-Люкъ хоть первую ночь брака останется съ женою.
   -- Вы ошибаетесь, господа, возразилъ Сен-Люкъ: -- меня удерживаетъ совсѣмъ не жена, хотя, признайтесь, она стоитъ того, чтобъ я всѣмъ для нея пожертвовалъ... меня удерживаетъ король.
   -- Какъ, король?
   -- Да, его величество желаетъ, чтобъ я проводилъ его до Лувра.
   Молодые люди посмотрѣли на него съ улыбкой, значенія которой Сен-Люкъ не могъ понять.
   -- Что дѣлать! сказалъ Келюсъ: -- король такъ къ тебѣ расположенъ, что не можетъ обойдтись безъ тебя.
   -- Притомъ же, прибавилъ Шомбергъ:-- намъ ненужно Сен-Люка. Обойдемся и безъ него!
   -- Звѣрь силенъ, сказалъ д'Эпернонъ.
   -- Ба! возразилъ Келюсъ:-- я однимъ коломъ ручаюсь управиться съ нимъ.
   Послышался голосъ Генриха, звавшаго Сен-Люка.
   -- Господа, сказалъ послѣдній:-- вы слышите, король зоветъ меня; желаю вамъ удачи на охотѣ; до свиданія.
   И онъ оставилъ ихъ. Но вмѣсто того, чтобъ идти къ королю, онъ пробрался вдоль стѣнъ за толпою зрителей и танцевавшихъ, и подошелъ къ двери, гдѣ стоялъ Бюсси, котораго прелестная новобрачная старалась удержать.
   -- А, это вы, мосьё Сен-Люкъ, сказалъ молодой человѣкъ.-- Но какъ вы озабочены! Ужъ не собираетесь ли и вы на большую охоту, о которой мнѣ сейчасъ говорили?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я озабоченъ потому, что искалъ васъ...
   -- Не-уже-ли?
   -- И потому-что опасался не застать васъ еще здѣсь. Милая Жанна, прибавилъ онъ:-- скажите вашему батюшкѣ, чтобъ онъ старался удержать короля; мнѣ надо сказать два слова наединѣ мосьё де-Бюсси.
   Жанна поспѣшно удалилась; она не понимала ничего, но исполняла все безпрекословно, потому-что инстинктивно чувствовала важность совѣтовъ мужа.
   -- Что вамъ угодно, мосьё де-Сен-Люкъ? спросилъ Бюсси.
   -- Я хотѣлъ вамъ сказать, мосьё де-Бюсси, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- что если у васъ назначено сегодня вечеромъ какое-нибудь свиданіе, то лучше отложите его до завтра, потому-что въ это время по парижскимъ улицамъ ходить опасно. Сверхъ того, если вамъ нужно проходить мимо Бастиліи, то старайтесь обойдти турнельскій отель, потому-что возлѣ него есть углубленіе, въ которое могутъ легко спрятаться нѣсколько человѣкъ. Вотъ что мнѣ нужно было сказать вамъ, мосьё де-Бюсси. Боже сохрани меня отъ той мысли, что человѣкъ, подобный вамъ, можетъ струсить... я только совѣтую вамъ предостеречься.
   Въ это самое время раздался голосъ Шико:
   -- Сен-Люкъ, мой миленькій Сен-Люкъ! Не прячься же. Развѣ ты не видишь, я жду тебя, чтобъ вернуться въ Лувръ?
   -- Я здѣсь, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, побѣжавъ впередъ по направленію голоса Шико.
   Возлѣ шута стоялъ Генрихъ III, которому одинъ пажъ подавалъ уже тяжелый плащъ, подбитый горностаемъ, другой массивныя перчатки, доходившія до локтя, а третій бархатную маску съ атласной подкладкой.
   -- Ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ, обращаясь вмѣстѣ и къ королю и къ шуту: -- я буду имѣть честь посвѣтить вамъ до вашихъ носилокъ.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, сказалъ Генрихъ:-- Шико идетъ въ свою сторону, а я въ свою. Всѣ друзья мои -- негодяи: они разбрелись, такъ-что я долженъ одинъ вернуться въ Лувръ. Я понадѣялся на нихъ, а ихъ нѣтъ... Слѣдовательно, ты, какъ человѣкъ женатый, степенный, не можешь отпустить меня одного: ты долженъ проводить меня къ королевѣ. Пойдемъ, другъ мой, пойдемъ. Эй! коня мосьё де-Сен-Люку!.. Или нѣтъ, ненужно, сказалъ онъ, какъ-бы подумавъ: -- носилки мои широки; будетъ мѣста обоимъ.
   Жанна де-Бриссакъ не проронила ни одного слова изъ этого разговора; она хотѣла говорить, сказать слово мужу, извѣстить отца о томъ, что король похищалъ Сен-Люка; но послѣдній, приложивъ палецъ къ губамъ, сдѣлалъ ей знакъ, чтобъ она ничего не говорила.
   -- Осторожнѣе! подумалъ онъ:-- я снискалъ себѣ пріязнь Франсуа-Анжуйскаго; но изъ этого не слѣдуетъ еще, чтобъ я долженъ былъ поссориться съ Генрихомъ-Валуа. Ваше величество, прибавилъ онъ въ-слухъ:-- я такъ вамъ преданъ, что по приказанію вашему готовъ за вами слѣдовать на край свѣта.
   Наступила суматоха; со всѣхъ сторонъ отпускали глубокіе поклоны, потомъ всѣ умолкли, чтобъ слышать, какъ король прощался съ мамзель де-Бриссакъ и отцомъ ея. Король былъ чрезвычайно-любезенъ.
   Потомъ лошади нетерпѣливо заржали на дворѣ; факелы бросали красноватый свѣтъ на стекла оконъ. Смѣясь и дрожа отъ холода, толпа придворныхъ и всѣ приглашенные на свадьбу разъѣхались и разошлись въ разныя стороны.
   Оставшись одна съ своими служанками, Жанна удалилась къ себѣ въ спальню и преклонила колѣни передъ образомъ святой, которую избрала своею хранительницей. Потомъ, она отпустила служанокъ, приказавъ приготовить ужинъ своему мужу.
   Мосьё де-Бриссакъ сдѣлалъ болѣе: онъ послалъ шесть слугъ къ воротамъ Лувра, чтобъ они ждали тамъ Сен-Люка и проводили его домой. Но, два часа спустя, слуги послали одного изъ своихъ товарищей къ маршалу съ извѣщеніемъ, что всѣ двери въ Луврѣ были заперты, и что дежурный капитанъ сказалъ имъ: "Вы напрасно ждете; теперь уже мы никого не выпустимъ изъ Лувра. Его величество изволитъ почивать -- и всѣ спятъ".
   Маршалъ пошелъ извѣстить объ этомъ странномъ обстоятельствѣ свою дочь, которая такъ безпокоилась, что рѣшилась не смыкать глазъ во всю ночь, въ ожиданіи мужа.
   

III.
Какъ часто не тотъ входитъ въ домъ, кто отворяетъ дверь.

   Сент-Антуанскія-Ворота состояли изъ каменнаго свода, на подобіе нынѣшнихъ Сен-Денискихъ и Сен-Мартенскихъ-Воротъ въ Парижѣ. Только съ лѣвой стороны они примыкали къ смежнымъ строеніямъ, къ Бастиліи, и такимъ-образомъ соединялись съ ветхой темницой.
   Пространство, находившееся между воротами и бретаньскимъ отелемъ, было велико, мрачно и грязно; но это пространство было мало посѣщаемо днемъ, а ночью совершенно-пусто, потому-что вечерніе прохожіе проложили себѣ дорогу возлѣ самой темницы, чтобъ стать,-- въ это время, когда не было ночныхъ патрулей, а улицы наполнены были разбойниками,-- подъ защиту часоваго, который хотя и не могъ помочь имъ, но могъ крикомъ созвать людей и разогнать промышлениковъ.
   Само собою разумѣется, что въ зимнія ночи прохожіе были еще осторожнѣе, нежели въ лѣтнія.
   Ночь, когда происходило описанное нами, была такъ холодна, мрачна, и небо было подернуто такими тяжелыми тучами, что никто не могъ бы замѣтить на стѣнѣ темничной ограды часоваго, который самъ не могъ видѣть людей, проходившихъ по площади.
   Передъ Сент-Антуанскими-Воротами, ближе къ городу, не было ни одного дома; виднѣлись только высокія стѣны, направо примыкавшія къ Церкви-св.-Павла, а налѣво къ турнельскому отелю. На концѣ этого отеля былъ тотъ уступъ, о которомъ Сен-Люкъ говорилъ Бюсси.
   Ни одинъ фонарь не освѣщалъ этой части древняго Парижа. Въ ночи, когда мѣсяцу угодно было освѣщать путь прохожимъ, взору представлялась мрачная, величественная и неподвижная гигантская масса Бастиліи, чернымъ пятномъ отдѣлявшаяся отъ небесной лазури. Въ темныя же ночи, это мѣсто было еще мрачнѣе, и мѣстами пересѣкалось слабымъ свѣтомъ, виднѣвшимся въ окнахъ.
   Въ эту ночь, начавшуюся довольно-сильнымъ морозомъ и кончившуюся изобильнымъ снѣгомъ, ни одного прохожаго не видно было на тропѣ, проложенной возлѣ темницы; но зато привычный глазъ разсмотрѣлъ бы въ уступѣ турнельской стѣны нѣсколько черныхъ тѣней; по движеніямъ ихъ можно было видѣть, что онѣ старались согрѣться, чему препятствовала, однакожь, неподвижность, на которую они себя осудили, какъ-бы въ ожиданіи какого-нибудь происшествія.
   Часовой, которому въ темнотѣ нельзя было различить этихъ людей, не могъ слышать тихаго разговора ихъ, хотя этотъ разговоръ былъ довольно-занимателенъ.
   -- Проклятый Бюсси былъ нравъ, говорилъ одинъ изъ этихъ людей;-- я помню только одну такую ночь, именно, когда мы были съ королемъ Генрихомъ въ Варшавѣ; если намъ прійдется еще долго ждать, такъ мы въ-самомъ-дѣлѣ замерзнемъ.
   -- Полно, Можиронъ! ты жалуешься какъ баба, отвѣчалъ другой.-- Правда, не тепло; но закутайся въ плащъ и спрячь руки въ карманы: какъ-разъ согрѣешься.
   -- Тебѣ хорошо говорить, Шомбергъ, сказалъ третій:-- по всему видно, что ты Нѣмецъ. У меня губы растрескались, а усы покрыты льдомъ.
   -- У меня руки окостенѣли, сказалъ четвертый.-- Право, мнѣ кажется, что онѣ у меня отмерзли!
   -- Зачѣмъ ты не взялъ муфты у маменьки, бѣдный Келюсъ? отвѣчалъ Шомбергъ.-- Она бы тебѣ охотно отдала ее, особенно, еслибъ ты сказалъ ей, что это для избавленія себя отъ милаго Бюсси, котораго она любитъ какъ моровую язву.
   -- Э, Боже мой! потерпите, сказалъ пятый.-- Я увѣренъ, что сейчасъ намъ будетъ жарко.
   -- Дай Богъ, д'Эпернонъ! сказалъ Можиронъ, переступая съ ноги на ногу.
   -- Это говорилъ не я, отвѣчалъ д'Эпернонъ: -- а д'О. Я молчу, боясь, чтобъ у меня слова не замерзли.
   -- Что ты сказалъ? спросилъ Келюсъ у Можирона.
   -- Д'О говорилъ, отвѣчалъ Можиронь: -- что сейчасъ намъ будетъ жарко, а я ему отвѣчалъ: дай-то Богъ!
   -- Мнѣ кажется, желаніе твое исполнилось, потому-что тамъ кто-то идетъ.
   -- Ошибаешься. Это не онъ.
   -- Почему?
   -- Потому-что онъ хотѣлъ идти по другой дорогѣ.
   -- Большая важность! Развѣ онъ не могъ догадаться, что мы замышляемъ что-нибудь противъ него и перемѣнить дорогу?
   -- Вы не знаете Бюсси; если онъ скажетъ: пройду тамъ-то, такъ и пройдетъ, хотя бы узналъ, что самъ чорть поджидаетъ его по той дорогѣ.
   -- Однако, замѣтилъ Келюсъ: -- два человѣка идутъ сюда.
   -- Правда, правда! произнесли два или три голоса.
   -- Въ такомъ случаѣ, впередъ! сказалъ Шомбергъ.
   -- Не горячитесь, сказалъ д'Эпернонъ: -- можетъ-быть, это честные граждане, или добрыя бабки... Постойте! они остановились.
   И точно, на концѣ Улицы-св.-Павла, выходящей на Сент-Антуанскую-Улицу, остановились какъ-бы въ нерѣшимости два человѣка.
   -- О-го! сказалъ Келюсъ: -- не замѣтили ли они насъ?
   -- Полно! мы сами себя едва видимъ.
   -- Ты правъ, возразилъ Келюсъ.-- Смотрите: они поворотили на лѣво... остановились у какого-то дома... ищутъ...
   -- Да, да.
   -- Они, кажется, хотятъ войдти, сказалъ Шомбергъ.-- Какъ! не-уже-ли онъ уйдетъ отъ насъ?
   -- Да это не онъ, потому-что ему надобно идти въ Сент-Антуанскую-Улицу, отвѣчалъ Можиронъ.
   -- А почему вы знаете, сказалъ Шомбергъ: -- что хитрецъ не обманулъ насъ случайно, по злобѣ, или съ намѣреніемъ?
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ Келюсъ: -- это возможно.
   Размышленія эти заставили шайку дворянъ выскочить изъ своего убѣжища; съ обнаженными шпагами бросились они къ двумъ человѣкамъ, остановившимся у двери.
   Одинъ изъ нихъ только-что готовился отпереть дверь, когда шумъ нападающихъ заставилъ таинственныхъ прохожихъ огляпуться.
   -- Что это? спросилъ тотъ, что былъ пониже, у своего товарища.-- Ужь не на насъ ли нападаютъ, д'Орильи?
   -- Кажется, ваше высочество, возразилъ человѣкъ, отворявшій дверь.-- Назовете ли вы себя, или сохраните инкогнито?
   -- Вооруженные люди? это измѣна!
   -- Какіе-нибудь ревнивцы. Я говорилъ вашему высочеству, она такъ хороша, что у ней не можетъ не быть поклонниковъ, а у васъ соперниковъ.
   -- Войдемь скорѣе, д'Орильи. За дверьми легче защищаться отъ нападенія, нежели передъ дверьми.
   -- Да, ваше высочество, когда нѣтъ враговъ съ тылу; а кто знаетъ...
   Онъ не успѣлъ договорить. Молодые люди съ быстротою молніи пробѣжали разстояніе во сто шаговъ, отдѣлявшее ихъ отъ дома. Келюсъ и Можиронъ, бѣжавшіе возлѣ стѣны, бросились между дверью и тѣми, которые хотѣли войдти въ нее, чтобъ пресѣчь имъ отступленіе, между-тѣмъ, какъ Шомбергъ, д'О и д'Эпернонъ готовились напасть на нихъ спереди.
   -- На смерть! на смерть! кричалъ Келюсъ, самый отчаянный изъ пяти товарищей.
   Вдругъ тотъ, котораго отворявшій дверь называлъ высочествомъ, обратился къ Келюсу, ступилъ шагъ впередъ и, скрестивъ руки на груди, спросилъ глухимъ, мрачнымъ голосомъ:
   -- Мнѣ кажется, что вы хотите умертвить брата короля, мосьё де-Келюсъ?
   Келюсъ отступилъ съ ужасомъ... руки его опустились... колѣни задрожали...
   -- Его высочество принцъ анжуйскій! вскричалъ онъ.
   -- Его высочество герцогъ анжуйскій! повторили его товарищи.
   -- Что жь вы замолчали, господа? произнесъ Франсуа грознымъ голосомъ.-- Что жь вы не кричите: "на смерть! на смерть!"
   -- Простите, ваше высочество, проговорилъ д'Эпернонъ: -- это была шутка... простите.
   -- Мы не думали, сказалъ д'О: -- встрѣтить ваше высочество въ такое время и въ такой отдаленной части города.
   -- Шутка? возразилъ Франсуа, не удостоивая д'О отвѣта.-- Вы странно шутите, мосьё д'Эпернонъ. Говорите: если вы не думали встрѣтить меня, то къ кому же относилась ваша шутка?
   -- Ваше высочество, почтительно сказалъ Шомбергъ:-- мы видѣли, что Сен-Люкъ пошелъ въ эту сторону. Это намъ показалось подозрительнымъ, и мы хотѣли узнать, какая причина можетъ заставить мужа оставить жену въ первую ночь брака.
   Отговорка была удачно придумана, потому-что, по всѣмъ вѣроятностямъ, герцогъ долженъ былъ узнать, что Сен-Люкъ не ночевалъ дома, и это обстоятельство подтвердило бы слова Шомберга.
   -- Сен-Люкъ? Вы приняли меня за Сен-Люка, господа?
   -- Точно такъ, ваше высочество, въ одинъ голосъ отвѣчали пріятели.
   -- Странно! сказалъ герцогъ анжуйскій: -- кажется, трудно ошибиться. Сен-Люкъ цѣлой головой выше меня.
   -- Точно-такъ, ваше высочество, отвѣчалъ Келюсъ: -- но онъ одного роста съ мосьё д'Орильи.
   -- Притомъ же теперь такъ темно, прибавилъ Можиронъ.
   -- Наконецъ, сказалъ Келюсъ:-- вы не можете думать, что мы осмѣлились бы не только оскорбить ваше высочество, но даже помѣшать вашимъ удовольствіямъ.
   Слушая болве или менѣе логическія отговорки молодыхъ людей, Франсуа незамѣтнымъ образомъ отошелъ отъ двери вмѣстѣ съ д'Орильи, постояннымъ товарищемъ его ночныхъ прогулокъ, и отдалился отъ нея на такое разстояніе, что трудно было бы отъискать ее.
   -- Мои удовольствія, произнесъ онъ съ горечью.-- А кто вамъ говоритъ, что я пришелъ сюда для удовольствій?
   -- Это до насъ не касается, ваше высочество, возразилъ Келюсъ:-- и потому мы готовы немедленно удалиться, если вы простите намъ.
   -- Хорошо! Идите.
   -- Ваше высочество, прибавилъ д'Эпернонъ:-- можете положиться на нашу всѣмъ извѣстную скромность.
   Герцогъ анжуйскій, готовившійся уже удалиться, внезапно остановился и, нахмуривъ брови, сказалъ строго:
   -- Скромность, мосьё де-Ногаре: -- а кто васъ проситъ быть скромнымъ?
   -- Мы полагали, что такъ-какъ ваше высочество одни съ повѣреннымъ тайнъ вашихъ...
   -- Вы ошибались... Я хочу, чтобъ вы убѣдились въ своей ошибкѣ.
   Молодые дворяне слушали въ почтительномъ молчаніи.
   -- Я шелъ, продолжалъ герцогъ анжуйскій медленно и съ удареніемъ на каждомъ словѣ, какъ-бы желая, чтобъ оно лучше запечатлѣлось въ памяти слушателей: -- я шелъ къ Жиду Манасесу, который умѣетъ гадать на стеклѣ и на кофейной гущѣ. Онъ живетъ, какъ вамъ извѣстно, въ Турнельской-Улицѣ. Мимоходомъ, Орильи замѣтилъ васъ и принялъ за стражу, обходившую рундомъ. А потому, прибавилъ онъ съ нѣкоторою веселостью, страшною для всѣхъ, знавшихъ характеръ принца:-- мы, какъ настоящіе гадальщики, пробирались возлѣ стѣнъ, чтобъ сколько-возможно укрыться отъ вашихъ грозныхъ взглядовъ.
   Произнося эти слова, принцъ дошелъ до Церкви-св.-Павла и находился уже въ недальнемъ разстояніи отъ часоваго Бастиліи, обезопасивъ себя такимъ образомъ отъ нападенія, которое онъ считалъ весьма-возможнымъ, по причинѣ ненависти къ нему брата. Отговорки и извиненія миньйоновъ Генриха III не успокоили его.
   -- Теперь вы уже знаете, что вамъ должно думать и, въ-особенности, что должно говорить, продолжалъ принцъ: -- и такъ вы можете удалиться. Прощайте, господа.
   Молодые люди поклонились принцу и удалились молча. Герцогъ нѣсколько разъ оглядывался, слѣдя за ними взоромъ и медленно удаляясь въ противоположную сторону.
   -- Ваше высочество, сказалъ д'Орильи: -- клянусь вамъ, что эти люди замышляли что-то недоброе. Скоро полночь; мы находимся въ уединенной части города; воротимтесь скорѣе домой, ваше высочество.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, сказалъ принцъ, остановивъ его: -- я, напротивъ, хочу воспользоваться ихъ отсутствіемъ.
   -- Но вы ошибаетесь, сказалъ д'Орильи.-- Они не ушли; они опять спрятались на прежнемъ мѣстѣ... Посмотрите сами... тамъ, въ углубленіи турнельскаго отеля.
   Франсуа посмотрѣлъ. Д'Орильи былъ правъ. Молодые люди стали опять на прежнее мѣсто, и ясно было, что они намѣревались привесть въ исполненіе замыселъ, прерванный прибытіемъ принца; можетъ-быть, они скрылись только для того, чтобъ подсматривать за принцемъ и удостовѣриться, точно ли онъ шелъ къ Жиду Манасесу.
   -- На что вы рѣшаетесь, ваше высочество? спросилъ д'Орильи.-- Я готовъ дѣлать, что прикажете; но мнѣ кажется, что неблагоразумно здѣсь оставаться.
   -- Mordieu! сказалъ принцъ съ досадой:-- жаль... мнѣ не хотѣлось бы уйдти...
   -- Повѣрю, ваше высочество; но можно отложить до другаго раза. Я уже говорилъ вамъ, что освѣдомлялся обо всемъ подробно. Домъ нанятъ на годъ. Мы знаемъ, что красавица живетъ въ первомъ этажѣ; служанка ея подкуплена; у насъ есть ключъ отъ ея квартиры. При такихъ выгодныхъ обстоятельствахъ, мы можемъ ждать.
   -- Увѣренъ ли ты, что дверь отворялась?
   -- Совершенно: третій ключъ пришелся.
   -- Ахъ, кстати! Заперъ ли ты?..
   -- Дверь?
   -- Да.
   -- Разумѣется, ваше высочество.
   Не смотря на то, что д'Орильи отвѣчалъ утвердительно, мы должны сказать, что онъ самъ не былъ увѣренъ въ томъ, заперъ ли онъ дверь. Однакожь, рѣшительность, съ которою онъ отвѣчалъ, успокоила принца.
   -- Я желалъ бы, однакожь, узнать, что они тамъ дѣлаютъ, сказалъ принцъ.
   -- Что дѣлаютъ? Я могу вамъ объяснить это. Они поджидаютъ кого-нибудь. Уйдемте, ваше высочество; у васъ много враговъ: можетъ-быть, противъ васъ-самихъ составленъ заговоръ.
   -- Пойдемъ... только съ тѣмъ, чтобъ вернуться.
   -- Однакожь не въ эту ночь, ваше высочество. Простите мнѣ трусость... но она позволительна, потому-что я сопровождаю принца крови... наслѣдника престола, которому столько людей завидуютъ...
   Послѣднія слова произвели такое сильное впечатлѣніе на Франсуа, что онъ сталъ поспѣшно удаляться, не переставая, однакожь, проклинать встрѣчу и внутренно рѣшившись отомстить при случаѣ молодымъ дворянамъ за непріятную помѣху.
   -- Пойдемъ домой, сказалъ онъ:-- насъ, я думаю, ждетъ Бюсси, воротившійся съ проклятаго бала; онъ вѣрно поссорился и убилъ или завтра убьетъ одного изъ этихъ гнусныхъ миньйоновъ... это утѣшитъ меня.
   -- Именно, ваше высочество, сказалъ д.Орильи:-- положитесь на Бюсси; въ этомъ отношеніи я самъ на него надѣюсь.
   Они удалились.
   Едва они повернули за уголъ Улицы-Жуи, какъ наши молодые люди увидѣли всадника, приближавшагося съ противоположнаго конца и закутаннаго въ широкій плащъ. Рѣзкій стукъ лошадиныхъ копытъ раздавался въ тишинѣ ночи, и слабый лучъ луны, боровшійся съ тяжелыми тучами и силившійся проникнуть сквозь снѣгъ, валившій хлопьями, освѣтилъ бѣлое перо на токѣ всадника. Онъ приближался медленно и затягивалъ удила, отъ-чего ретивый конь нетерпѣливо храпѣлъ и сильнѣе ударялъ копытами по окаменѣлои отъ мороза мостовой.
   -- Теперь, сказалъ Келюсъ: это онъ.
   -- Не можетъ быть! возразилъ Можиронъ.
   -- Отъ-чего же?
   -- Отъ-того, что онъ одинъ, а мы оставили его съ Антрагемъ, Ливаро и Рибейракомъ; не можетъ быть, чтобъ они отпустили его одного.
   -- Это онъ, онъ! сказалъ д'Эпернонъ.-- Я узнаю его по кашлю и по тому, что онъ гордо держитъ голову... Онъ одинъ.
   -- Слѣдовательно, сказалъ д'О;-- намъ нельзя всѣмъ вмѣстѣ напасть на него.
   -- Все равно, можно ли, нельзя ли, вскричалъ Шомбергъ:-- но это онъ! Итакъ -- впередъ, друзья!
   То былъ въ-самомъ-дѣлѣ Бюсси, беззаботно приближавшійся и въ точности слѣдовавшій по дорогѣ, означенной ему Келюсомъ. Не смотря на то, что предостереженіе Сен-Люка заставило его вздрогнуть, онъ, не слушая убѣжденія друзей, разстался съ ними и поѣхалъ одинъ.
   Мужественный Бюсси любилъ идти на встрѣчу опасностямъ.
   -- Я простой дворянинъ, говаривалъ онъ про себя:-- но въ груди моей сердце императора; когда я читалъ въ Плутархѣ подвиги древнихъ Римлянъ, мнѣ казалось, что между ними нѣтъ ни одного подвига, на которой бы я не могъ рѣшиться.
   Притомъ же, Бюсси подумалъ, что Сен-Люкъ, котораго онъ не считалъ своимъ другомъ, и который, въ-самомъ-дѣлѣ, оказывалъ ему участіе только изъ личныхъ выгодъ, -- нарочно предостерегъ его, чтобъ заставить принять мѣры предосторожности, могшія сдѣлать его смѣшнымъ въ глазахъ недоброжелателей. Бюсси менѣе страшился смерти, нежели посмѣянія. Даже враги сознавали его мужество, и, чтобъ поддержать свою славу, Бюсси предпринималъ самые отчаянные подвиги. Какъ настоящій плутарховскій герой, онъ отослалъ своихъ товарищей, которые могли бы защитить его отъ цѣлаго эскадрона, -- и одинъ, скрестивъ на груди руки, не имѣя другаго оружія, кромѣ шпаги и кинжала, онъ направлялся къ дому, гдѣ ждала его не возлюбленная, какъ можно было бы подумать, но письмо королевы наваррской, писавшей къ нему каждый мѣсяцъ въ извѣстное время, въ память прежней ихъ дружбы. Исполняя обѣщаніе, данное имъ прелестной королевѣ Марго, мужественный капитанъ каждый разъ самъ отправлялся ночью за письмомъ, доставляемымъ въ извѣстный домъ.
   Онъ безопасно доѣхалъ до Сент-Антуанской-Улицы, какъ вдругъ проницательные и привычные глаза его замѣтили во мракѣ, возлѣ стѣны, нѣсколько человѣкъ, которыхъ герцогъ анжуйскій, не будучи предувѣдомленъ, не замѣтилъ.
   Бюсси сосчиталъ черныя тѣни, отдѣлявшіяся отъ сѣрой стѣны.
   -- Три, четыре, пять человѣкъ, сказалъ онъ:-- не считая лакеевъ, которые ждутъ, вѣроятно, съ другой стороны, и набѣгутъ при первомъ призывѣ своихъ господъ. Такая сила противъ одного человѣка очень льститъ моему самолюбію. Чортъ возьми! работа будетъ. Я вижу, добрый Сен-Люкъ не обманулъ меня, и хотя бы я встрѣтилъ его-самого въ числѣ этихъ господъ, я скажу ему: "спасибо, товарищъ, за предостереженіе!"
   Размышляя такимъ-образомъ, онъ продолжалъ подвигаться впередъ; только лѣвой рукой онъ незамѣтно отстегнулъ застежку плаща, освободивъ правую...
   Съ крикомъ: "Впередъ, друзья!" повтореннымъ всѣми молодыми людьми, они бросились на Бюсси.
   -- Э, господа! сказалъ Бюсси чистымъ, звучнымъ голосомъ: -- вы, кажется, хотите убить бѣднаго Бюсси! Такъ онъ-то и есть страшный звѣрь, грозный кабанъ, за которымъ вы собирались охотиться? Позвольте же вамъ замѣтить, что и кабанъ вашъ не дастъ спуску... а вы знаете, я никогда не измѣняю слову.
   -- Знаемъ! вскричалъ Шомбергъ: -- но все-таки ты невѣжа, Бюсси д'Амбуазъ, что разговариваешь съ нами сидя на лошади, между-тѣмъ, какъ мы пѣшіе.
   И вмѣстѣ съ этими словами, молодой человѣкъ откинулъ свой плащъ, и бѣлый атласный рукавъ его блеснулъ какъ серебро при свѣтѣ луны. Бюсси не понялъ движенія Шомберга; онъ подумалъ, что оно сопровождало его угрозу, и хотѣлъ уже отвѣчать такъ, какъ обыкновенно отвѣчалъ Бюсси; но лошадь покачнулась подъ нимъ...
   Шомбергъ, со свойственнымъ ему искусствомъ, доказаннымъ уже во многихъ битвахъ, кинулъ ножъ, лезвіе котораго было тяжеле рукоятки, въ колѣно лошади... ножъ глубоко вонзился въ рану.
   Бѣдное животное глухо заржало и, задрожавъ всемъ тѣломъ, упало на переднія колѣни. Бюсси, никогда потерявшій присутствія духа, соскочилъ съ лошади и обнажилъ шпагу.
   -- Несчастный! вскричалъ онъ: -- это моя любимая лошадь; ты мнѣ дорого за нее заплатишь.
   Шомбергъ приближался, увлекаемый своею храбростью и не разсчитавъ разстоянія... въ то же мгновеніе рука Бюсси выпрямилась, и шпага его вонзилась въ ляжку противника.
   Шомбергъ громко вскрикнулъ.
   -- Что? спросилъ Бюсси: -- умѣю ли я держать слово? Безразсудный! надо было перерубить руку Бюсси, а не колѣно коню его!
   Въ одно мгновеніе, пока Шомбергъ перевязывалъ платкомъ ляжку, лезвіе шпаги Бюсси сверкнуло предъ глазами осаждавшихъ, и капиталъ отступилъ не для того, чтобъ бѣжать, но чтобъ стать къ стѣнѣ, къ которой и прислонился, чтобъ защититься отъ нападенія сзади. Онъ не хотѣлъ звать на помощь, потому-что подобный поступокъ былъ недостоинъ его. Онъ наносилъ по десяти ударовъ въ минуту и часто чувствовалъ, что шпага его встрѣчала слабое сопротивленіе, какъ-бы вонзаясь въ тѣло. Но вдругъ онъ оступился и покачнулся... этой секунды достаточно было Келюсу, чтобъ нанести ему ударъ въ бокъ.
   -- Попалъ! вскричалъ Келюсъ.
   -- Да, только въ полукафтанье, отвѣчалъ Бюсси, нехотѣвшій даже сознаться въ томъ, что былъ раненъ.
   И, наступая на Келюса, онъ съ такою силою ударилъ по его шпагѣ, что она отлетѣла на нѣсколько шаговъ. Но онъ не могъ воспользоваться своимъ торжествомъ, потому-что въ эту же минуту д'О, д'Эпернонъ и Можиронъ напали на него съ большею яростью. Шомбергъ перевязалъ свою рану, Келюсъ успѣлъ поднять шпагу. Бюсси понялъ, что его окружатъ, что ему оставалась одна только секунда для отступленія къ стѣнѣ, и что, если онъ не воспользуется ею, то погибнетъ.
   Онъ разомъ отскочилъ назадъ. Въ то же мгновеніе нападавшіе были опять возлѣ него; однакожь капитанъ, благодаря другому скачку, успѣлъ опять прислониться къ стѣнѣ. Тамъ онъ остановился, съ спокойной улыбкой защищаясь отъ пяти шпагъ, блиставшихъ передъ его глазами и старавшихся поразить его. Вдругъ холодный потъ выступилъ на лбу его... въ глазахъ у него потемнѣло. Онъ забылъ о своей ранѣ, и только первые признаки обморока напомнили ему о ней.
   -- А! ты ослабѣваешь, вскричалъ Келюсъ, съ новымъ бѣшенствомъ наступая на него.
   -- Вотъ тебѣ доказательство! вскричалъ Бюсси.-- И онъ ударилъ его эфесомъ въ високъ. Келюсъ, пораженный тяжелымъ ударомъ, повалился наземь.
   Потомъ, съ яростью кабана, долго-гонимаго собаками, но наконецъ обращающагося къ нимъ лицомъ, онъ грозно вскрикнулъ и бросился впередъ. Д'О и д'Эпернонъ отступили. Можиронъ, поднявъ Келюса, поддерживалъ его. Бюсси переломилъ шпагу раненнаго и ранилъ д'Эпернона въ руку. На одно мгновеніе Бюсси былъ побѣдителемъ; но Келюсъ пришелъ въ себя. Шомбергъ, не смотря на свою рану, опять присоединился къ нападающимъ... и опять четыре шпаги направились къ груди капитана.
   Бюсси видѣлъ, что онъ погибъ, собралъ послѣднія силы, чтобъ отступить, и медленно приближался къ стѣнѣ. По холодному поту, выступавшему на лбу его, по звону, раздававшемуся въ его ушахъ, по кровавой пеленѣ, закрывавшей глаза его, по боли въ боку, онъ чувствовалъ, что скоро долженъ лишиться чувствъ. Шпага его наносила одни невѣрные, нетвердые удары. Лѣвой рукой Бюсси сталъ искать стѣну, коснулся ея, и ея холодъ освѣжилъ и подкрѣпилъ его... Но какъ онъ изумился, замѣтивъ, что стѣна подавалась! То была полурастворенная дверь. Надежда пробудилась въ сердцѣ капитана, и въ эту рѣшительную минуту онъ собралъ всѣ свои силы. Въ-продолженіи секунды, удары его были такъ быстры и сильны, что наступающіе невольно отступили. Воспользовавшись этой секундой, Бюсси подался назадъ... дверь отворилась... онъ вошелъ въ домъ, обернулся, плечомъ прижалъ дверь... замокъ щелкнулъ.
   Все было кончено. Бюсси былъ внѣ опасности. Бюсси остался побѣдителемъ, потому-что былъ спасенъ.
   Тогда глазами, блиставшими радостью, онъ взглянулъ въ маленькое отверстіе двери, огражденное крѣпкой желѣзной рѣшеткой и увидѣлъ блѣдныя лица враговъ своихъ. Онъ видѣлъ, съ какимъ безполезнымъ бѣшенствомъ они ударяли шпагами въ дверь... онъ слышалъ яростные клики, проклятія ихъ.
   Но вдругъ ему показалось, что все закружилось вокругъ него, что стѣна на него падаетъ. Онъ ступилъ три шага впередъ и вышелъ на дворикъ, покачнулся и упалъ на ступени лѣстницы.
   Потомъ онъ болѣе ничего не видѣлъ и не слышалъ... ему показалось, что онъ опустился въ безмолвіе и мракъ могилы.
   

IV.
Какъ иногда трудно отличить мечту отъ истины.

   Передъ паденіемъ своимъ, Бюсси успѣлъ приложить платокъ къ ранѣ и затянуть кушакъ, чѣмъ и составилъ нѣчто въ родѣ повязки для глубокой раны, изъ которой струилась горячая, жгучая кровь; но прежде еще онъ потерялъ столько крови, что долженъ былъ лишиться чувствъ.
   Однакожь, отъ-гого ли, что въ умѣ его, воспламененномъ гнѣвомъ и страданіями, сохранилась жизнь, или сильная горячка разсѣяла обморокъ, Бюсси какъ-бы сквозь туманъ увидѣлъ слѣдующее:
   Онъ былъ въ комнатѣ, украшенной обоями, на которыхъ были представлены фигуры во весь ростъ, въ комнатѣ съ расписнымъ потолкомъ и обставленной рѣзною мёбелью. Между двумя окнами находился ярко-освѣщенный портретъ женщины; только капитану показалось, что рамка этого портрета была не что иное, какъ наличникъ двери. Бюсси, неподвижный, какъ-бы высшею силою прикованный къ постели и лишившійся всѣхъ чувствъ, кромѣ чувства зрѣнія, смотрѣлъ смутными глазами на неподвижныя фигуры, красовавшіяся на обояхъ, и любовался приторными улыбками женщинъ съ цвѣтами въ рукахъ, и забавно-гнѣвными физіономіями мужчинъ, размахивавшихъ мечами. Видѣлъ ли онъ прежде эти лица, или они въ первый разъ представлялись глазамъ его? Этого онъ не могъ объяснить себѣ: такъ голова его была еще тяжела.
   Вдругъ портретъ женщины отдѣлился отъ рамки, и къ нему приблизилось прелестное созданіе, одѣтое въ длинное бѣлое шерстяное платье, съ распущенными по плечамъ волосами, съ черными глазами, длинными бархатными рѣсницами, съ прозрачнымъ тѣломъ нт.жно-розоваго цвѣта. Эта женщина была такъ дивно-хороша, обнаженныя руки ея были такъ очаровательны, что Бюсси сдѣлалъ сильное усиліе, чтобъ пасть къ ногамъ ея. Но узы, подобныя тѣмъ, которыя удерживаютъ мертвеца въ могилѣ, приковывали его къ постели.
   Онъ остался неподвиженъ, и ему показалось, что онъ лежитъ на одной изъ тѣхъ великолѣпныхъ кроватей, которыя дѣлались во времена Франциска I, съ бѣлыми капковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ.
   При видѣ женщины, Бюсси пересталъ обращать вниманіе на фигуры, изображенныя на обояхъ. Существо, отдѣлившееся отъ портрета, было для него все, и онъ старался разсмотрѣть, что послѣ женщины осталось въ рамѣ. Но облако, сквозь которое не могъ проникнуть взоръ его, закрывало раму; онъ опять сталъ смотрѣть на таинственное существо, и, сосредоточивъ на немъ всѣ силы ума своего, сталъ мысленно сочинять къ нему стихи, которые онъ сочинялъ довольно-легко.
   Но вдругъ женщина исчезла: нѣчто непрозрачное стало между ею и Бюсси. Непрозрачная масса медленно двигалась, и что-то черное, въ видѣ рукъ, простиралось къ капитану.
   Кровь закипѣла въ Бюсси, и онъ вошелъ въ такое бѣшенство противъ незванаго посѣтителя, что навѣрное бросился бы на него, еслибъ могъ пошевельнуться... онъ даже сдѣлалъ отчаянное усиліе, но тщетно.
   Пока онъ старался отдѣлиться отъ постели, къ которой былъ какъ-бы прикованъ, вновь прибывшій заговорилъ.
   -- Здѣсь ли?
   -- Здѣсь, докторъ! отвѣчалъ такой нѣжный голосъ, что сердце Бюсси встрепенулось:-- вы можете теперь снять повязку,
   Бюсси сдѣлалъ еще усиліе, чтобъ удостовѣриться, былъ ли то голосъ женщины-портрета; но напрасно. Онъ увидѣлъ только передъ собою молодого человѣка пріятной наружности, который снялъ съ глазъ повязку и съ изумленіемъ озирался.
   -- Чтобъ чортъ его побралъ! подумалъ Бюсси.
   И онъ хотѣлъ выразить свою мысль словами или движеніемъ, но не могъ сдѣлать ни того, ни другаго.
   -- А! теперь понимаю, сказалъ молодой человѣкъ, подошедъ къ постели.-- Вы ранены? Посмотримъ, что у васъ...
   Бюсси хотѣлъ отвѣчать, но вспомнилъ, что прежнія усилія его были тщетны. Передъ глазами его носился туманъ, а къ оконечностяхъ пальцевъ онъ ощущалъ такую боль, какъ будто-бы его кололи тысячами булавокъ.
   -- Не-уже-ли рана его смертельна? съ горестнымъ выраженіемъ голоса и съ ангельскимъ участіемъ спросилъ тотъ же нѣжный голосъ. Бюсси показалось, что у него выступили слезы на глазахъ.
   -- Не знаю! отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- но сейчасъ скажу... теперь онъ въ обморокѣ.
   Бюсси не слышалъ больше ничего, исключая легкаго шороха платья удалявшейся женщины. Потомъ ему показалось, что въ рану его опускали раскаленное желѣзо...
   Въ-послѣдствіи, Бюсси не могъ объяснить, долго ли онъ находился въ обморокѣ.
   Только, когда онъ пробудился отъ этого летаргическаго сна, холодный вѣтеръ дулъ ему въ лицо; грубые, хриплые голоса непріятнымъ образомъ поражали слухъ его; онъ открылъ глаза, чтобъ посмотрѣть, не поссорились ли фигуры обоевъ съ фигурами, изображенными на потолкѣ, и надѣялся увидѣть портретъ. Но обоевъ не было; потолка также. Портретъ исчезъ. По правую сторону его былъ человѣкъ въ сѣрой одеждѣ, въ запятнанномъ кровью передникѣ, одинъ уголъ котораго былъ заткнутъ за поясъ, и по лѣвую сторону стоялъ августинскій монахъ, поддерживавшій ему голову; а передъ нимъ старуха, бормотавшая молитвы.
   Блуждающій взоръ Бюсси остановился на грудѣ камней, лежавшей передъ нимъ, и поднялся выше, чтобъ измѣрить высоту ея; онъ узналъ тогда Тампль, крѣпость, окруженную стѣнами и башнями; а надъ Тамплемъ сѣрое, холодное небо, легко позлащенное восходящимъ солнцемъ.
   Бюсси былъ просто на улицѣ, или, лучше сказать, на краю рва, -- а ровъ этотъ былъ возлѣ Тампля.
   -- Благодарю, добрые люди, сказалъ онъ:-- за то, что вы вынесли меня сюда. Мнѣ нуженъ былъ воздухъ. Впрочемъ, очень-можно было отворить только окна и оставить меня на кровати съ камковыми занавѣсами; тамъ мнѣ было лучше... Но все равно. Если вы еще не вознаградили себя сами, что было бы весьма-естественно и даніе умно, то найдете у меня въ карманѣ десятка два золотыхъ экю; возьмите ихъ себѣ, друзья мои.
   -- Намъ не слѣдуетъ никакого вознагражденія, сказалъ мясникъ.-- Мы и не думаемъ переносить васъ. Проходя мимо, мы увидѣли васъ здѣсь и остановились.
   -- Ахъ, чортъ возьми! сказалъ Бюсси:-- и молодаго доктора не было?
   Говорившіе съ нимъ посмотрѣли другъ на друга.
   -- Это все еще бредъ горячки, сказалъ августинскій монахъ, покачавъ головой.
   -- Сынъ мой, мнѣ кажется, что тебѣ не худо бы исповѣдаться.
   Бюсси съ изумленіемъ посмотрѣлъ на монаха.
   -- Не было доктора, мой бѣдный господинъ, сказала старуха -- Вы были одинёшеньки, брошены здѣсь, безъ всякаго милосердія, и холодны какъ покойникъ. Посмотрите, на снѣгу видно то мѣсто, гдѣ вы лежали.
   Бюсси взглянулъ на свой бокъ, вспомнилъ, что былъ раненъ, засунулъ руку подъ полукафтанье и ощупалъ платокъ, по-прежнему покрывавшій рану и по-прежнему придерживаемый поясомъ.
   -- Странно, сказалъ онъ.
   Пользуясь позволеніемъ, присутствовавшіе дѣлили между собою его золото съ жалобными восклицаніями.
   -- Хорошо, сказалъ Бюсси, когда дѣлежъ былъ конченъ:-- хорошо, друзья мои. Теперь проводите меня домой.
   -- Какъ же, какъ же, бѣдненькій молодой господинъ! говорила старуха:-- мясникъ силенъ, при томъ же съ нимъ лошадь; онъ можетъ довезти васъ.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ? спросилъ Бюсси.
   -- Разумѣется! отвѣчалъ мясникъ, я и лошадь моя къ вашимъ услугамъ.
   -- Все равно, сынъ мой, сказалъ монахъ: -- пока мясникъ пойдетъ за лошадью, тебѣ слѣдовало бы исповѣдаться.
   -- Mordieu! вскричалъ Бюсси, приподнявшись съ усиліемъ.-- Я надѣюсь, что не пришла еще пора, и потому отложимъ это до другаго раза. Мнѣ холодно, и а желалъ бы быть у себя дома, чтобъ согрѣться.
   -- А гдѣ же вашъ домъ?
   -- Домъ Бюсси знаете?
   -- Какъ! вскричали присутствовавшіе:-- домъ Бюсси?
   -- Да; что жь въ этомъ удивительнаго?
   -- Такъ стало-быть вы изъ слугъ мсьё де-Бюсси?
   -- Я самъ Бюсси.
   -- Вы! вскричали всѣ хоромъ: -- вы мсьё де-Бюсси, храбрый Бюсси, бичъ миньйоновъ? Виватъ Бюсси!
   И нѣсколько человѣкъ изъ увеличившейся толпы подняли молодаго капитана на плечи и съ торжествомъ понесли домой, между-тѣмъ какъ монахъ, считая свою долю изъ двадцати экю, удалялся, покачивая головой и ворча:
   -- Если это въ-самомъ-дѣлѣ еретикъ Бюсси, такъ не удивительно, что онъ не хотѣлъ исповѣдываться!
   Прибывъ домой, Бюсси немедленно послалъ за своимъ хирургомъ, который объявилъ, что рана была неопасна.
   -- Скажите, спросилъ его Бюсси: -- не была ли моя рана перевязана?
   -- Можетъ-быть, сказалъ докторъ: -- впрочемъ, утвердительно сказать не могу, потому-что она еще совсѣмъ-свѣжа.
   -- А могла ли она произвести бредъ?
   -- Разумѣется.
   -- Чортъ возьми! подумалъ Бюсси:-- однакожь, обои съ фигурами, расписанный плафонъ, кровать съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ, портретъ между двумя окнами, прелестная блондинка съ черными глазами, докторъ игравшій въ жмурки и которому мнѣ хотѣлось свернуть шею... не-уже-ли все это мечта, бредъ? Не-уже-ли дѣйствительна только моя битва съ миньйонами? Но гдѣ же я дрался съ ними?.. Ахъ, да! возлѣ площади Бастиліи, невдалекѣ отъ Церкви-Св.-Павла. Я прислонился къ стѣнѣ... она подалась, и я спасся въ дверь. Мнѣ посчастливилось запереть за собою дверь, и я попался въ корридоръ... изъ корридора на дворикъ. Потомъ ничего не помню. Приходилъ ли я въ себя, или то была одна мечта?.. Да; но вотъ вопросъ, кто вынесъ меня оттуда?.. А моя бѣдная лошадь? Ее, вѣроятно, нашли убитою на площади. Докторъ, позовите, пожалуйста, кого-нибудь.
   Докторъ позвалъ слугу.
   Бюсси освѣдомился и узналъ, что лошадь окровавленная, израненная, дотащилась до воротъ, гдѣ и нашли ее утромъ. Это обстоятельство встревожило всѣхъ въ домѣ; слуги Бюсси, любившіе своего господина, побѣжали его отъискивать, и многіе изъ нихъ еще не воротились.
   -- Слѣдовательно, одно только остается для меня загадкой, -- именно портретъ, думалъ Бюсси.-- Впрочемъ, я начинаю убѣждаться, что это была одна мечта: есть ли какая-нибудь возможность, чтобъ портретъ вышелъ изъ рамки? И для чего? чтобъ разговаривать съ докторомъ, у котораго завязаны глаза? Нѣтъ, нѣтъ, я вижу, что я былъ въ горячкѣ!.. А между-тѣмъ, портретъ этотъ былъ очарователенъ. У него было...
   И Бюсси принялся исчислять всю красоту портрета, и по-мѣрѣ-того, какъ припоминалъ всѣ подробности ея, сладострастный трепетъ, трепетъ любви, согрѣвающій сердце, пробѣжалъ по горѣвшей его груди.
   -- И не-уже-ли все это мнѣ снилось, вскричалъ Бюсси, когда докторъ перевязывалъ ему рану.-- Mordieu! это невозможно... подобныя мечты невозможны. Припомню еще разъ.
   И Бюсси сталъ припоминать въ сотый разъ.
   -- Я былъ на балу; Сен-Люкъ сказалъ мнѣ, что меня будутъ поджидать близь Бастиліи.-- Я былъ съ Антрагемъ, Рибейракомъ и Ливаро. Я разстался съ ними; пошелъ по набережной къ Гран-Шатло... У турнельскаго отеля я замѣтилъ людей, поджидавшихъ меня. Они кинулись на меня... испортили мою лошадь. Мы отчаянно дрались. Я вошелъ въ корридоръ; лишился чувствъ, а потомъ... да! вотъ въ этомъ-то а потомъ все дѣло: въ немъ заключаются горячка, бредъ, мечта!.. А потомъ, прибавилъ онъ со вздохомъ;-- я лежалъ на краю рва, близь Тампля, гдѣ августинскій монахъ непремѣнно хотѣлъ меня исповѣдать...
   -- Все равно, продолжалъ Бюсси послѣ краткаго молчанія, во время котораго онъ старался собрать свои воспоминанія: -- я долженъ узнать, что заключается еще въ этомъ а потомъ! Докторъ, не-уже-ли мнѣ опять прійдется пролежать въ постели двѣ недѣли, какъ къ прошлый разъ?
   -- Не знаю. Попробуйте, можете ли пройдти? сказалъ хирургъ.
   -- Еще бы! отвѣчалъ Бюсси.-- У меня точно ртуть въ ногахъ.
   -- Обойдите вокругъ комнаты.
   Бюсси соскочилъ съ постели и твердымъ шагомъ обошелъ комнату.
   -- Хорошо, сказалъ докторъ:-- вамъ можно будетъ выйдти, только съ тѣмъ условіемъ, чтобъ вы не ѣздили верхомъ и не прошли десяти льё въ первый день.
   -- Вотъ это дѣло! вскричалъ Бюсси.-- Люблю васъ, докторъ, за это... однако, я въ прошлую ночь видѣлъ другаго доктора. Да, точно видѣлъ... Я слишкомъ-хорошо помню лицо его, и если когда-нибудь встрѣчу, непремѣнно узнаю.
   -- Не совѣтую вамъ искать его, сказалъ докторъ: -- послѣ такихъ ранъ обыкновенно слѣдуетъ горячка, а съ нею неразлученъ бредъ... Вамъ бы слѣдовало это знать, потому-что вы уже болѣе двѣнадцати разъ бывали ранены...
   -- О, Боже мой! вскричалъ вдругъ Бюсси, пораженный внезапною мыслію:-- не-уже-ли я лишился чувствъ не за дверью, а передъ дверью? Не-уже-ли я не видѣлъ ни аллеи, ни лѣстницы, ни кровати съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ, ни портрета? Не-уже-ли эти разбойники, полагая, что я убитъ, донесли меня до тампльскаго рва и бросили тамъ? Въ такомъ случаѣ, очень-вѣроятно, что мнѣ все это пригрезилось. Боже праведный! Если это правда, если они виною тѣхъ грезъ, которыя волнуютъ, пожираютъ, убиваютъ меня, то клянусь не оставить ни одного изъ нихъ живымъ!
   -- Совѣтую вамъ не горячиться, сказалъ докторъ: -- если вы хотите поскорѣе выздоровѣть.
   -- Исключая, однакожь, добраго Сен-Люка, продолжалъ Бюсси, не слушая доктора.-- Онъ поступилъ со мною какъ другъ; сегодня же отправлюсь къ нему.
   -- Только не раньше вечера, сказалъ докторъ: -- часовъ въ пять вы можете выйдти, неранѣе.
   -- Хорошо, отвѣчалъ Бюсси:-- но увѣряю васъ, что я вылечусь скорѣе, выходя со двора, нежели оставаясь въ постели.
   -- Впрочемъ, и то можетъ быть, сказалъ докторъ:-- вы во всѣхъ отношеніяхъ престранный больной; дѣлайте какъ знаете; послушайтесь только одного совѣта: не обнажайте шпаги до-тѣхъ-поръ, пока эта рана не заживетъ.
   Бюсси обѣщалъ послѣдовать этому совѣту, одѣлся, приказалъ подать носилки и велѣлъ снести себя въ домъ Монморанси.
   

V.
Какъ провела первую ночь брака мамзель де-Бриссакъ или мадамъ де-Сен-Люкъ.

   Луи де-Клермонъ, болѣе извѣстный подъ именемъ Бюсси д'Амбуаза, причисленный къ отважнѣйшимъ полководцамъ XVI столѣтія своимъ двоюроднымъ братомъ, Брантомомъ, -- былъ красивый, стройный мужчина и благородный дворянинъ. Съ давняго времени, никто не славился такими дивными подвигами, какъ онъ. Короли и принцы домогались его дружбы. Королевы и принцессы привѣтствовали его нѣжнѣйшими улыбками. Бюсси сдѣлался, послѣ ла-Моля, любимцемъ Маргариты-Наваррской, и добрая королева, одаренная отъ природы нѣжнымъ сердцемъ, такъ была огорчена смертію прежняго своего любимца, исторію котораго мы разсказали, и столько нуждалась въ утѣшеніи, что съ безразсудною нѣжностью привязалась къ прекрасному и храброму Бюсси д'Амбуазу, такъ-что даже Генрихъ, мужъ ея, обыкновенно необращавшій вниманія на прихоти жены, невольно разгнѣвался; и Франсуа никогда бы не простилъ Бюсси безразсудства сестры, еслибъ это обстоятельство не доставило ему преданнаго друга въ молодомъ и мужественномъ капитанѣ, и въ этотъ разъ, герцогъ пожертвовалъ своею любовію тому глупому, нерѣшительному честолюбію, которое во всю жизнь заставляло его страдать.
   Но посреди всѣхъ своихъ военныхъ, честолюбивыхъ и любовныхъ успѣховъ, Бюсси оставался тѣмъ, чѣмъ можетъ быть душа, недоступная никакимъ человѣческимъ слабостямъ; и тотъ, которому неизвѣстенъ былъ страхъ, не зналъ и любви до того самого времени, съ котораго начинается разсказъ нашъ. Это могучее сердце, бившееся въ груди простаго дворянина, было чисто и дѣвственно, подобно алмазу, до котораго не касалась еще рука ювелира и который только-что вышелъ изъ руды, гдѣ созрѣвалъ подъ одними солнечными лучами.
   Генрихъ III предлагалъ ему свою дружбу, и Бюсси отказался отъ нея, отвѣчавъ, что друзья Генриха были лакеи, а иногда и хуже, и что такое званіе казалось ему недостойнымъ его имени. Генрихъ III молча перенесъ это оскорбленіе, усилившееся еще тѣмъ, что Бюсси поступилъ въ свиту Франсуа. Надо сказать, что Франсуа былъ столько же повелителемъ Бюсси, сколько сторожъ звѣринца бываетъ повелителемъ льва: онъ кормитъ и ухаживаетъ за львомъ, чтобъ тотъ не съѣлъ его. Таковъ былъ Бюсси, котораго Франсуа употреблялъ орудіемъ личной своей мести. Бюсси это очень-хорошо понималъ, но молчалъ, потому-что такая роль нравилась ему.
   Онъ составилъ себѣ теорію наподобіе девиза Роановъ, которые говорили:
   "Roi ne puis, prince ne daigne, Rohan je suis".
   (Королемъ не могу бытъ, принцемъ не хочу, а Роанъ я есмь.)
   Бюсси же говорилъ:
   -- Я не могу быть королемъ Франціи, но герцогъ анжуйскій можетъ и хочетъ быть имъ; я же буду править герцогомъ анжуйскимъ.
   И точно онъ правилъ имъ.
   Когда слуги Сен-Люка увидѣли, что у дома остановился страшный Бюсси, они побѣжали извѣстить о томъ мосьё де-Бриссака.
   -- Дома ли де-Сен-Люкъ? спросилъ Бюсси, выглянувъ изъ носилокъ.
   -- Никакъ нѣтъ, отвѣчалъ привратникъ.
   -- Гдѣ же онъ теперь?
   -- Незнаю, отвѣчалъ достойный слуга.-- Всѣ въ домѣ въ сильномъ безпокойствѣ. Мосьё де-Сен-Люкъ не возвращался со вчерашняго вечера.
   -- Ба! вскричалъ Бюсси съ изумленіемъ.-- Не-уже-ли?
   -- Точно.
   -- А мадамъ де-Сен-Люкъ?
   -- О! она другое дѣло.
   -- Дома?
   -- Дома.
   -- Доложите же ей, что я весьма бы желалъ засвидѣтельствовать ей мое нижайшее почтеніе.
   Пять минутъ спустя, посланный воротился съ отвѣтомъ, что г-жа де-Сен-Люкъ съ большимъ удовольствіемъ прійметъ г. де-Бюсси.
   Бюсси спустился съ бархатныхъ подушекъ и началъ всходить по парадпой лѣстницѣ; Жанна де-Коссе вышла на встрѣчу молодому человѣку до середины пріемной залы. Она была очень-блѣдна, и черные какъ вороново крыло волосы ея придавали ея блѣдности цвѣтъ пожелтѣвшей слоновой кости; глаза ея раскраснѣлись отъ тягостной безсонницы, а на щекахъ какъ-бы виднѣлся сребристый слѣдъ недавней слезы Бюсси, котораго эта блѣдность сначала заставила улыбнуться и который готовилъ уже комплиментъ, соотвѣтственный обстоятельствамъ, вдругъ остановился, замѣтивъ признаки истинной горести.
   -- Добро пожаловать, мосьё де-Бюсси, сказала молодая женщина: -- добро пожаловать, хотя приходъ вашъ не предвѣщаетъ мнѣ ничего добраго.
   -- Что вы говорите? спросилъ Бюсси: -- отъ-чего приходъ мой кажется вамъ зловѣщимъ?
   -- Ахъ! у васъ былъ поединокъ съ Сен-Люкомъ въ эту ночь, не правда ли? признайтесь!
   -- У меня? съ Сен-Люкомъ? повторилъ Бюсси съ изумленіемъ.
   -- Да. Онъ удалилъ меня, чтобъ наединѣ переговорить съ вами. Вы принадлежите герцогу анжуйскому, а онъ королю. Вы поссорились. Не скрывайте отъ меня ничего, умоляю васъ! Вы должны понять мое безпокойство. Онъ ушелъ съ королемъ, но вы могли сойдтись послѣ. Скажите правду, что случилось съ Сен-Люкомъ?
   -- Я не могу прійдти въ себя отъ изумленія, отвѣчалъ Бюсси.-- Я ожидалъ, что вы съ участіемъ освѣдомитесь о моей ранѣ, а вы отъ меня же требуете отчета!
   -- Де-Сен-Люкъ ранилъ васъ; вы дрались! вскричала Жанна.-- А! вы видите, что я не ошиблась...
   -- Совсѣмъ нѣтъ, сударыня, онъ не дрался... по-крайней-мѣрѣ со мною онъ не дрался и -- благодаря Бога!-- не онъ меня ранилъ. Мало того: еслибъ я послушался его, такъ самъ не былъ бы раненъ. Не-уже-ли онъ вамъ не сказалъ, что мы теперь друзья?
   -- Какъ же могъ онъ мнѣ это сказать, если я не видала его?
   -- Вы его не видали? слѣдовательно то, что мнѣ говорилъ вашъ привратникъ, справедливо?
   -- Что онъ вамъ говорилъ?
   -- Что г. де-Сен-Люкъ не возвращался домой съ одиннадцати часовъ вечера. Не-уже-ли вы, въ-самомъ-дѣлѣ, не видали его съ-тѣхъ-поръ?
   -- Нѣтъ!
   -- Но гдѣ же онъ можетъ быть?
   -- Я васъ объ этомъ спрашиваю.
   -- О, разскажите, разскажите! сказалъ Бюсси, который понялъ, въ чемъ было дѣло: -- это весьма-забавно.
   Бѣдная молодая женщина съ изумленіемъ посмотрѣла на Бюсси.
   -- Нѣтъ. Я хотѣлъ сказать, что это весьма-прискорбно, поправился Бюсси. Я лишился столько крови, что совсѣмъ растерялся. Разскажите мнѣ эту плачевную исторію, сударыня, разскажите.
   И Жанна разсказала все, что знала, то-есть приказаніе Генриха III Сен-Люку проводить его, и возвращеніе слугъ отъ запертыхъ воротъ Лувра.
   -- А, понимаю! сказалъ Бюсси.
   -- Что вы понимаете? спросила Жанна.
   -- Его величество увелъ съ собою Сен-Люка въ Лувръ, и попавъ туда, Сен-Люкъ уже не могъ выйдти.
   -- Отъ-чего же онъ не могъ выйдти?
   -- А! отъ-того... что...
   Бюсси былъ въ большомъ затрудненіи.
   -- Сударыня! отвѣчалъ онъ наконецъ: -- я не могу открывать вамъ тайнъ государственныхъ.
   -- Но я была послѣ того въ Луврѣ съ отцомъ моимъ.
   -- Что жь?
   -- Стражи отвѣчали намъ, что они ничего не знаютъ, и что, должно быть, мосьё де-Сен-Люкъ вернулся домой.
   -- Это еще болѣе доказываетъ, что онъ въ Луврѣ, сказалъ Бюсси.
   -- Вы думаете?
   -- Я въ томъ увѣренъ, и если вамъ самимъ угодно увѣриться...
   -- Какимъ образомъ?
   -- Ступайте сами въ Лувръ.
   -- Развѣ это послужитъ къ чему-нибудь?
   -- Разумѣется.
   -- Но мнѣ отвѣтятъ то же, что прежде отвѣчали, потому-что, еслибъ онъ въ-самомъ-дѣлѣ былъ тамъ, зачѣмъ бы имъ не пустить меня къ нему?
   -- Хотите идти въ Лувръ?
   -- Зачѣмъ?
   -- Видѣть Сен-Люка?
   -- Но говорятъ вамъ, что его тамъ нѣтъ.
   -- Э, mordieu! А я говорю вамъ, что онъ тамъ.
   -- Странно...
   -- Нѣтъ, очень-натурально.
   -- Но развѣ васъ пустятъ въ Лувръ?
   -- Разумѣется. Я не мадамъ де-Сен-Люкъ.
   -- Вы изумляете меня...
   -- Пойдемте только со мною.
   -- Но я васъ не понимаю. Вы говорите, что жена Сен-Люка не можетъ войдти въ Лувръ, а между-тѣмъ зовете меня съ собою?
   -- Вы меня не понимаете, сударыня; я проведу въ Лувръ не жену Сен-Люка... Женщину -- въ Лувръ... фи!
   -- Слѣдовательно, вы смѣетесь надо мною... и смѣетесь въ такую минуту... это жестоко!
   -- Совсѣмъ нѣтъ! Выслушайте меня: вамъ двадцать лѣтъ, вы высоки ростомъ, стройны, глаза у васъ черные... вы очень похожи на моего пажа... понимаете?.. того хорошенькаго мальчика, которому вчера великолѣпный костюмъ былъ такъ къ-лицу?
   -- Ахъ, какое безразсудство! вскричала Жанна покраснѣвъ.
   -- Другаго средства я не знаю. Хотите ли вы видѣть Сен-Люка? говорите.
   -- О! я бы отдала все на свѣтѣ, чтобъ увидѣться съ нимъ.
   -- Такъ я покажу вамъ его, не требуя съ насъ ничего.
   -- Но...
   -- Другаго средства нѣтъ.
   -- Извольте; я готова исполнить ваше желаніе; только какъ достать костюмъ этого молодаго человѣка?
   -- Объ этомъ не безпокойтесь. Я пришлю вамъ одинъ изъ совершенно-новыхъ костюмовъ, приготовленныхъ для моихъ пажей къ первому балу вдовствующей королевы, и выберу для васъ тотъ, который будетъ вамъ впору; потомъ мы сойдемся сегодня вечеромъ въ условленномъ мѣстѣ, -- хоть въ Улицѣ-Сент-Оноре, а оттуда...
   -- Оттуда?
   -- Оттуда мы вмѣстѣ отправимся въ Лувръ.
   Жанна засмѣялась и подала руку Бюсси.
   -- Простите мнѣ мои подозрѣнія, сказала она.
   -- Съ удовольствіемъ. Вы доставляете мнѣ средство участвовать въ шуткѣ, которая разсмѣшитъ всю Европу. Слѣдовательно, я же у васъ въ долгу.
   И, разставшись съ молодой женщиной, онъ воротился къ себѣ, чтобъ заняться приготовленіями къ замышляемому маскараду.
   Вечеромъ, въ извѣстный часъ, Бюсси и мадамъ де-Сен-Люкъ встрѣтились у Сержантской-Заставы. Если бъ на молодой женщинѣ не былъ костюмъ пажей Бюсси, онъ никакъ бы не узналъ ея. Она была очаровательна. Помѣнявшись нѣсколькими словами, они направились къ Лувру.
   Въ концѣ Улицы-Фоссе-Сен-Жерменъ, они встрѣтили большое общество, заградившее имъ дорогу.
   Жанна испугалась.
   По факеламъ и костюмамъ, Бюсси узналъ свиту герцога анжуйскаго, а по пѣгой лошади и бѣлому бархатному плащу самого герцога.
   -- А! сказалъ Бюсси, обратившись къ Жаннѣ:-- вы не знали, какъ пройдти въ Лувръ; успокойтесь: теперь вы войдете туда съ большимъ церемоніаломъ.
   -- Ваше высочество! закричалъ Бюсси герцогу анжуйскому.
   Не смотря на шумъ отъ лошадей и говора всадниковъ, звуки этого голоса достигли до слуха принца.
   Онъ оглянулся.
   -- Бюсси! вскричалъ онъ радостно: -- я думалъ, что ты смертельно раненъ и ѣхалъ къ тебѣ съ визитомъ.
   -- Ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси, не поблагодаривъ даже принца за вниманіе:-- если я не убитъ, такъ обязанъ этимъ одному себѣ. По истинѣ, вы посылаете меня въ славныя западни! Балъ Сен-Люка походилъ вчера на притонъ разбойниковъ. Они высосали у меня порядочное количество крови.
   -- Клянусь смертію, Бюсси, что они дорого заплатятъ за твою кровь!... Я отомщу за каждую каплю.
   -- Полноте, отвѣчалъ Бюсси съ своею обыкновенною смѣлостію:
   -- Это вы только говорите, а на дѣлѣ вы улыбнетесь первому изъ разбойниковъ, который вамъ попадется. Хорошо бы еще, еслибъ, улыбаясь, вы показывали зубы, а то нѣтъ! у васъ губы слишкомъ-плотно сжаты.
   -- Ступай же за мною въ Лувръ, сказалъ принцъ: -- и ты увидишь!
   -- Что я увижу, ваше высочество?
   -- Ты увидишь, какъ я буду говорить съ братомъ.
   -- Послушайте, ваше высочество, я не пойду съ вами въ Лувръ, если на мою же голову упадетъ вся вина. Выговоры хороши для миньйоновъ, а не для меня.
   -- Будь спокоенъ; я принялъ это дѣло къ сердцу.
   -- Обѣщаетесь ли вы, что расправа будетъ хороша?
   -- Ты останешься доволенъ... Ты, кажется, еще колеблешься?
   -- Ваше высочество... я такъ хорошо васъ знаю...
   -- Ступай, говорятъ тебѣ. Это свиданіе надѣлаетъ шума.
   -- Теперь ваше дѣло устроилось, шепнулъ Бюсси на ухо молодой графинѣ.-- Между добрыми братьями, обожающими другъ друга, будетъ страшная ссора... а вы между-тѣмъ увидите Сен-Люка.
   -- Ну, что? спросилъ герцогъ: -- рѣшился ли ты, или хочешь, чтобъ я далъ тебѣ честное слово?
   -- О, нѣтъ! вскричалъ Бюсси: -- это принесетъ мнѣ несчастіе. Какъ бы то ни было и что бы ни случилось, я послѣдую за вами; а если меня оскорбятъ, такъ я съумѣю отмстить за себя.
   И Бюсси пошелъ рядомъ съ принцомъ, между-тѣмъ, какъ новый пажъ его пошелъ за нимъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ принцъ, отвѣчая на послѣднюю угрозу Бюсси:-- это дѣло до тебя не касается, мой храбрый дворянинъ! я беру на себя мщеніе. Послушай, сказалъ онъ, понизивъ голосъ: -- я знаю убійцъ.
   -- Не-уже-ли? сказалъ Бюсси: -- вы трудились развѣдывать?
   -- Я самъ видѣлъ ихъ.
   -- Будто? спросилъ Бюсси съ изумленіемъ.
   -- Да; у меня было дѣло близь Сент-Антуанскихъ-Воротъ. Они сперва напали на меня и чуть не убили, вмѣсто тебя. А! я не зналъ, что эти разбойники поджидали тебя!... не то...
   -- Что жь бы вы сдѣлали?
   -- Твой новый пажъ былъ съ тобою? спросилъ принцъ, не договоривъ угрозы.
   -- Нѣтъ, ваше высочество, я былъ одинъ, отвѣчалъ Бюсси: -- а вы?
   -- Я былъ съ Орильи; но отъ-чего же ты былъ одинъ?
   -- Потому-что хочу сохранить прозвище храбраго, которое они мнѣ сами дали.
   -- Они ранили тебя? спросилъ принцъ, быстро уклоняясь отъ колкостей Бюсси.
   -- Я не хочу говорить имъ этого; иначе они слишкомъ обрадуются; отвѣчалъ Бюсси: -- по они проткнули мнѣ бокъ.
   -- Злодѣи! вскричалъ принцъ.-- Орильи былъ правъ, когда говорилъ, что у нихъ злой умыселъ.
   -- Какъ! сказалъ Бюсси: -- вы видѣли засаду? вы были съ Орильи, который почти такъ же хорошо играетъ шпагою, какъ на лютнѣ? онъ сказалъ, что у этихъ людей былъ злой умыселъ... васъ было двое, а ихъ было только пятеро, и вы не остались тамъ, чтобъ видѣть, что они затѣвали, и чтобъ защищать того, на котораго намѣревались напасть?
   -- Что жь дѣлать! я не зналъ, кого они поджидали.
   -- Чортъ возьми! вы должны же были знать, что они могли поджидать только кого-нибудь изъ вашихъ друзей! А такъ-какъ только я одинъ имѣю дерзость и мужество быть вашимъ другомъ, то не трудно было угадать, что они добирались до меня.
   -- Да, ты правъ, мой добрый Бюсси, сказалъ Франсуа:-- это не пришло мнѣ въ голову.
   -- Что дѣлать! проговорилъ Бюсси со вздохомъ, какъ-бы не находя другихъ словъ, чтобъ выразить то, что думалъ о герцогѣ.
   Прибыли въ Лувръ. У воротъ герцогъ анжуйскій былъ встрѣченъ капитаномъ и стражею. Строго было приказано никого не впускать. Но очень-понятно, что это приказаніе не простиралось на первую особу въ королевствѣ послѣ короля. Принцъ вошелъ со всею свитою подъ арку подъемнаго моста.
   -- Ваше высочество, сказалъ Бюсси, вступивъ на почетный дворъ: -- ступайте на расправу и не забывайте, что вы мнѣ обѣщали. Мнѣ же надобно идти по своему дѣлу.
   -- Ты уходишь отъ меня, Бюсси? съ безпокойствомъ сказалъ принцъ, надѣявшійся на присутствіе капитана.
   -- По необходимости; но не бойтесь: въ самый разгаръ расправы я явлюсь къ вамъ. Только кричите громче, ваше высочество, чтобъ я издали услышалъ, потому-что если я не услышу вашего крика, такъ не пріиду.
   Потомъ, въ то самое время, когда герцогъ входилъ въ большую залу, онъ съ Жанной пробрался во внутренніе покои.
   Бюсси зналъ Лувръ какъ свой домъ. Онъ прошелъ по потаенной лѣстницѣ и дошелъ до передней.
   -- Подождите меня здѣсь, сказалъ онъ Жаннѣ.
   -- О, Боже мой! вы оставляете меня одну? со страхомъ произнесла молодая женщина.
   -- Это необходимо; я долженъ очистить вамъ дорогу.
   

VI.
Продолженіе.

   Бюсси пошелъ прямо въ оружейный кабинетъ, столько любимый королемъ Карломъ IX и, по новому распоряженію и расположенію, превратившійся въ спальню короля Генриха III. Карлъ IX, король-охотникъ, король-кузнецъ, король-поэтъ, украсилъ эту комнату ружьями, охотничьими рогами, манускриптами и книгами. Генрихъ III украсилъ ее двумя постелями, бархатною и атласною, довольно-безнравственными картинами, талисманами, восточными благовонными порошками, нарамниками, освященными папой, и коллекціей отличнѣйшихъ рапиръ.
   Бюсси очень-хорошо зналъ, что не застанетъ Генриха въ этой комнатѣ, потому-что братъ просилъ у него аудіенціи въ большомъ кабинетѣ; но онъ зналъ также, что возлѣ комнаты короля былъ покой кормилицы Карла IX, въ которомъ теперь жилъ тотъ любимецъ Генриха, который былъ въ чести. Но такъ-какъ Генрихъ III былъ чрезвычайно-непостояненъ въ своей дружбѣ, то въ этой комнатѣ неперемѣнно жили Можиронъ, д'О, д'Эпернонъ, Келюсъ и Шомбергъ, а въ настоящее время въ ней, вѣроятно, былъ заключенъ Сен-Люкъ, къ которому король внезапно почувствовалъ такое расположеніе, что похитилъ его у жены.
   Генриху III, человѣку странной организаціи, королю то мелочному, то глубокомысленному, то трусливому, то мужественному, вѣчно скучавшему, безпокойному, задумчивому, нужны были постоянныя развлеченія,-- днемъ: шумъ; игры, движеніе, маскарады, интриги;-- ночью: свѣтъ, болтовня... Генрихъ III -- единственное лицо этого характера, встрѣчающееся въ новѣйшей исторіи... Онъ долженъ былъ родиться нѣсколькими столѣтіями прежде, на Востокѣ, и царствованіе его должно было составлять нѣчто среднее между царствованіемъ Нерона и Геліогабала.
   Такъ-какъ Бюсси полагалъ, что Сен-Люкъ занималъ комнату кормилицы, то онъ постучался у двери въ переднюю, общую этимъ двумъ покоямъ.
   Капитанъ стражей отворилъ дверь.
   -- Мосьё де-Бюсси! вскричалъ онъ съ изумленіемъ.
   -- Точно-такъ, любезный мосьё де-Нансей, отвѣчалъ Бюсси: -- король приказалъ мнѣ переговорить съ Сен-Люкомъ.
   -- Хорошо; доложите мосьё де-Сен-Люку, что его спрашиваютъ отъ имени короля.
   Чрезъ отверстіе полурастворенной двери, Бюсси бросилъ взглядъ пажу. Потомъ, обратившись къ Нансею, спросилъ:
   -- Что дѣлаетъ нашъ бѣдный Сен-Люкъ?
   -- Онъ играетъ съ Шико, въ ожиданіи короля, который пошелъ на аудіенцію, испрошенную у него его высочествомъ герцогомъ анжуйскимъ.
   -- Позволите ли вы пажу моему подождать здѣсь? спросилъ Бюсси капитана стражи.
   -- Охотно.
   -- Жанъ, ступай сюда, сказалъ Бюсси молодой женщинѣ, и рукою указалъ ей амбразуру окна, въ которую она поспѣшно удалилась.
   Едва она скрылась туда, какъ вошелъ Сен-Люкъ. Нансей отступилъ изъ скромности.
   -- Что нужно еще отъ меня королю? сказалъ Сен-Люкъ рѣзкимъ голосомъ и съ досадой.-- Ахъ, это вы, мосьё де-Бюсси!
   -- Я, мой добрый Сен-Люкъ; по прежде всего...
   Онъ понизилъ голосъ.
   -- Прежде всего, благодарю васъ за оказанную мнѣ услугу.
   -- Услуга эта была естественна, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я не хотѣлъ, чтобъ такой благородный и мужественный дворянинъ, какъ вы, былъ убитъ измѣнническимъ образомъ.
   -- Меня чуть не убили... за малымъ дѣло стало... но въ подобныхъ случаяхъ и малость важна!
   -- Что вы говорите?
   -- Я говорю, что отдѣлался раной, за которую, однакожь, щедро заплатилъ Шомбергу или д'Эпернону, не знаю хорошенько. Что же касается до Келюса, то онъ живъ только благодаря крѣпости своего черепа. Мнѣ въ жизнь не случалось еще встрѣчать такого крѣпкаго черепа!
   -- Разскажите, пожалуйста, свое приключеніе; это развлечетъ меня, сказалъ Сен-Люкъ, зѣвнувъ съ наслажденіемъ.
   -- Теперь некогда, любезный Сен-Люкъ.-- Я пришелъ сюда совсѣмъ за другимъ. Вамъ, кажется, здѣсь ужасно-скучно?
   -- Что и говорить!
   -- Такъ я пришелъ развлечь васъ... Чортъ возьми, услуга за услугу.
   -- Вы правы, и ваша услуга гораздо-больше моей. Отъ скуки скорѣе можно умереть, нежели отъ шпаги; она дѣйствуетъ медленнѣе, но вѣрнѣе.
   -- Бѣдный графъ, сказалъ Бюсси: -- слѣдовательно, я не ошибался; вы въ плѣну?..
   -- Въ жесточайшемъ плѣну. Король увѣряетъ, что только моя веселость можетъ разсѣять его. Это очень-милостиво, и потому со вчерашняго вечера я сдѣлалъ ему болѣе гримасъ, нежели его обезьяна, и наговорилъ болѣе грубостей, нежели шутъ его.
   -- Скажите же, не могу ли я вамъ оказать какую-нибудь услугу?
   -- Можете, и весьма-большую, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- сходите, пожалуйста, ко мнѣ, или, лучше сказать, къ де-Бриссаку, и успокойте мою бѣдную жену, которая, вѣроятно, очень тревожится и находитъ мое поведеніе страннымъ.
   -- Но что мнѣ сказать ей?
   -- Скажите, что вы видите -- что я въ плѣну и что со вчерашняго вечера король толкуетъ мнѣ о дружбѣ такъ, какъ Цицеронъ писалъ объ ней, и о добродѣтели -- такъ, какъ Сократъ исполнялъ ее.
   -- Что жь вы отвѣчаете ему?
   -- Morbleu!!., я отвѣчаю, что въ дружбѣ я непостояненъ и добродѣтели не знаю; не смотря на то, онъ продолжаетъ вздыхать и повторяетъ: "ахъ, Сен-Люкъ! не-уже-ли дружба -- только мечта? не-уже-ли добродѣтель пустой звукъ?.." Когда ему надоѣстъ повторять это по-французски, онъ принимается говорить то же самое но-латинѣ, а потомъ по-гречески.
   При этихъ словахъ, пажъ, котораго Сен-Люкъ прежде не замѣтилъ, громко засмѣялся.
   -- Что дѣлать, любезный другъ! Онъ надѣется тронуть васъ. Bis repetita placent, а тѣмъ болѣе ter. И такъ, вы никакой услуги отъ меня не требуете?
   -- Ахъ, Боже мой! Есть еще одна... но я не смѣю...
   -- Въ такомъ случаѣ то, о чемъ вы меня просили, исполнено.
   -- Какъ?
   -- Я угадывалъ, куда вы попались, а потому все разсказалъ вашей женѣ.
   -- Что жь она отвѣчала?
   -- Она сначала не хотѣла вѣрить. Но, прибавилъ Бюсси, бросивъ косвенный взглядъ на амбразуру окна:-- я надѣюсь, что наконецъ убѣдилъ ее. Слѣдовательно, требуйте отъ меня другой услуги, болѣе-трудной, пожалуй даже невозможной; тогда мнѣ будетъ пріятнѣе услужить вамъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, прилетите на крылатомъ конѣ къ моему окну и умчите меня къ женѣ. Потомъ, если вамъ угодно, можете опять воротиться на луну.
   -- Другъ мой, это можно устроить гораздо-проще: пусть жена ваша пріидетъ къ вамъ.
   -- Сюда?
   -- Да, сюда.
   -- Въ Лувръ?
   -- Разумѣется, въ Лувръ. Это гораздо-забавнѣе. Не правда ли?
   -- Еще бы, mordieu!
   -- Тогда вы не будете больше скучать?
   -- Не буду, клянусь!
   -- Потому-что вѣдь вы здѣсь скучаете?
   -- Спросите Шико. Съ самаго утра я возненавидѣлъ его и три раза вызывалъ на поединокъ. Онъ такъ озлился, что при другихъ обстоятельствахъ, я умеръ бы со смѣху, а тутъ даже не улыбнулся. Только если это будетъ еще продолжаться, я безъ шутокъ убью его или дамъ ему убить себя.
   -- Э! это очень можетъ случиться; вы знаете, что Шико мастерски владѣетъ шпагой. Въ гробу вамъ будетъ еще скучнѣе, нежели здѣсь, повѣрьте!
   -- Не думаю.
   -- Послушайте, сказалъ Бюсси, смѣясь: -- хотите ли, я дамъ вамъ своего пажа?
   -- Мнѣ?
   -- Да, чудеснаго мальчика.
   -- Благодарю, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я ненавижу этихъ мальчишекъ. Король предлагалъ мнѣ послать за тѣмъ изъ моихъ пажей, котораго я люблю болѣе другихъ, но я отказался. Предложите его королю; онъ обзаводится новыми пажами. Вышедши отсюда, я буду держать у себя въ домъ одну женскую прислугу.
   -- Ничего, сказалъ Бюсси, продолжая смѣяться: -- возьмите только моего пажа.
   -- Бюсси! возразилъ Сен-Люкъ съ неудовольствіемъ: -- перестаньте насмѣхаться.,
   -- Послушайтесь, возьмите.
   -- Не хочу.
   -- Да говорятъ вамъ, что останетесь довольны.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, сто разъ нѣтъ!
   -- Эй, пажъ! поди сюда.
   -- Mordieu! вскричалъ Сен-Люкъ съ негодованіемъ.
   Пажъ приближался краснѣя.
   -- О! произнесъ Сен-Люкъ съ крайнимъ изумленіемъ, узнавъ Жанну въ ливреѣ Бюсси.
   -- Ну, что? спросилъ Бюсси:-- отослать его?
   -- Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ Сен-Люкъ, только совсѣмъ другимъ тономъ.-- А, Бюсси! Бюсси! я вамъ навѣки обязанъ!
   -- Вы забываете, Сен-Люкъ, что за нами подсматриваютъ.
   -- Правда, отвѣчалъ Сен-Люкъ, и, ступивъ уже два шага къ женѣ, скоро отступилъ назадъ.
   Въ-самомъ-дѣлѣ, г. де-Нансей, изумленный слишкомъ-выразительнымъ движеніемъ Сен-Люка, сталъ уже прислушиваться, какъ вдругъ сильный шумъ въ аудіенц-залѣ привлекъ его вниманіе.
   -- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Нансей:-- кажется, король на кого-то гнѣвается!
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ? возразилъ Бюсси съ притворнымъ безпокойствомъ: -- ужь не на герцога ли анжуйскаго, съ которымъ я пришелъ?
   Капитанъ стражей прикрѣпилъ шпагу къ боку и пошелъ къ галереѣ, изъ которой слышался шумъ.
   -- Хорошо ли я устроилъ дѣла? спросилъ Бюсси, обратившись къ Сен-Люку.
   -- Что жь еще? спросилъ послѣдній.
   -- То, что король теперь ссорится съ герцогомъ анжуйскимъ; а такъ-какъ это должно быть очень-любопытно, то я бѣгу туда. Воспользуйтесь суматохой,-- не для того, чтобъ бѣжать, потому-что отъ короля не уйдете, а для того, чтобъ спрятать здѣсь этого прелестнаго пажа, котораго я дарю вамъ... Возможно ли это?
   -- Конечно, возможно. Да хоть бы и не было возможно, такъ должно быть! По счастію, я притворился больнымъ и не выхожу изъ комнаты.
   -- Въ такомъ случаѣ, прощайте, Сен-Люкъ; а вы, сударыня, не забывайте меня въ своихъ молитвахъ.
   И Бюсси, радуясь шуткѣ, которую съигралъ надъ Генрихомъ III, вышелъ изъ передней и поспѣшилъ въ галерею, гдѣ король, раскраснѣвшійся отъ гнѣва, доказывалъ герцогу анжуйскому, поблѣднѣвшему отъ ярости, что въ приключеніи прошедшей ночи Бюсси самъ былъ зачинщикомъ.
   -- А я утверждаю, кричалъ герцогъ анжуйскій: -- что д'Эпернонъ, Можиронъ, Шомбергъ, д'О и Келюсъ поджидали его у турнельскаго отеля.
   -- Кто вамъ это сказалъ?
   -- Я самъ видѣлъ ихъ, государь! собственными своими глазами видѣлъ!
   -- Въ темнотѣ, не правда ли? На дворѣ было темно, какъ въ трубѣ.
   -- Я не по лицу и узналъ ихъ.
   -- А по чему же? по спинѣ?
   -- Нѣтъ, ваше величество, по голосу.
   -- Развѣ они говорили съ вами?
   -- Мало того: они приняли меня за Бюсси, и напали на меня.
   -- На васъ?
   -- Да, на меня.
   -- А зачѣмъ вы ходили къ Сент-Антуанскимъ-Воротамъ?
   -- Это мое дѣло.
   -- Я хочу знать это. Я сегодня любопытенъ.
   -- Я шелъ къ Манасесу.
   -- Къ Манасесу? къ Жиду?
   -- Вы же ходите къ Руджіери, чернокнижнику.
   -- Я хожу куда мнѣ вздумается; на то я король!
   -- Это не причина.
   -- Я вамъ говорилъ и говорю, что Бюсси былъ зачинщикомъ.
   -- Бюсси?
   -- Да.
   -- Гдѣ?
   -- На балѣ у Сен-Люка.
   -- Бюсси вызвалъ пятерыхъ разомъ! Полноте, государь, Бюсси храбръ, но не безразсуденъ.
   -- Mordieu! Я вамъ говорю, что самъ слышалъ его вызовъ!... И что тутъ удивительнаго? Не смотря на всѣ возраженія, я знаю, что онъ ранилъ Шомберга въ ляжку, д'Эпернона въ руку, а Келюса почти убилъ.
   -- Не-уже-ли? сказалъ герцогъ: -- онъ мнѣ не говорилъ этого. Надо поздравить его.
   -- Я, сказалъ король: -- никого поздравлять не буду, но покажу примѣръ строгости надъ этимъ забіякой.
   -- А я, возразилъ герцогъ: -- котораго ваши друзья оскорбляютъ не только въ особъ Бюсси, но и въ его собственной, я докажу, что я братъ вашъ, и что въ цѣлой Франціи не должно быть человѣка, кромѣ вашего величества, который осмѣлился бы смотрѣть мнѣ прямо въ глаза, и который не питалъ бы ко мнѣ, если не уваженія, такъ страха!...
   Въ это время вошелъ Бюсси въ зеленомъ атласномъ костюмѣ, украшенномъ розовыми лентами.
   -- Ваше величество, сказалъ онъ, наклонившись предъ Генрихомъ III: -- благоволите принять выраженіе моего глубочайшаго почтенія.
   -- Pardieu! вотъ онъ и самъ, сказалъ Генрихъ.
   -- Ваше величество изволили говорить обо мнѣ? спросилъ Бюсси.
   -- Да, отвѣчалъ король: -- и очень-радъ, что васъ вижу; не смотря на то, что мнѣ говорили, вы совершенно-зоровы... лицо ваше свѣжѣе, нежели было когда-нибудь...
   -- Ваше величество, я долженъ имѣть сегодня чрезвычайно-свѣжій цвѣтъ лица, возразилъ Бюсси: -- потому-что лишняя кровь портитъ цвѣтъ тѣла.
   -- Если васъ побили, если ранили васъ, мосьё де-Бюсси, такъ жалуйтесь, и я удовлетворю васъ.
   -- Позвольте замѣтить вашему величеству, что меня не побили, не ранили, и что я не жалуюсь.
   Генрихъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на герцога анжуйскаго.
   -- Что жь вы говорили? спросилъ онъ.
   -- Я говорилъ, что Бюсси получилъ глубокую рану въ бокъ.
   -- Правда ли это, Бюсси? спросилъ король.
   -- Если это говоритъ его высочество, такъ должно быть правда, отвѣчалъ Бюсси.
   -- И, получивъ рану въ бокъ, спросилъ Генрихъ: -- вы не жалуетесь?
   -- Я пожалуюсь вашему величеству только въ такомъ случаѣ, когда мнѣ отрубятъ правую руку, и тѣмъ лишатъ средства мстить. Впрочемъ, продолжалъ отчаянный дуэлистъ:-- и въ этомъ случаѣ я съумѣю отомстить за себя лѣвой рукой.
   -- Дерзкій! проговорилъ Генрихъ.
   -- Ваше величество, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- вы говорили объ удовлетвореніи: исполняйте же обѣщаніе -- я больше ничего не требую. Прикажите сдѣлать слѣдствіе, назначьте сами судей, чтобъ можно было узнать, кто былъ не зачинщикомъ, а убійцей!
   Генрихъ покраснѣлъ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Генрихъ:-- я не хочу знать, на чьей сторонѣ вина, и лучше -- прощу всѣхъ. Я желаю, чтобъ эти свирѣпые враги примирились, и очень сожалѣю, что здѣсь нѣтъ Шомберга и д'Эпернона, которыхъ раны задержали дома. Скажите, герцогъ, кто изъ моихъ друзей былъ самый ожесточенный, по вашему мнѣнію? Скажите: вы должны это знать, если увѣряете, что видѣли ихъ.
   -- Келюсъ, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій.
   -- Ваше высочество не ошиблись, отвѣчалъ Келюсъ: -- и я въ томъ не отпираюсь.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Генрихъ:-- пускай мосье де-Бюсси и Келюсъ примирятся за всѣхъ.
   -- О! что это значитъ, ваше величество? сказалъ Келюсъ.
   -- Это значитъ, что я хочу, чтобъ вы сейчасъ же обнялись здѣсь, при мнѣ.
   Келюсъ нахмурился.
   -- Что жь, синьйоръ? вскричалъ Бюсси, произнося слова съ итальянскимъ акцентомъ и сдѣлавъ любимый жестъ итальянскихъ комедіантовъ: -- не-уже-ли вы, синьйоръ, откажете мнѣ въ этой ласкѣ?
   Выходка эта была такъ неожиданна и исполнена съ такимъ комизмомъ, что самъ король засмѣялся. Бюсси, подошедъ къ Келюсу, продолжалъ:
   -- Синьйоръ, обнимемся: король приказалъ.
   И онъ бросился къ нему на шею.
   -- Надѣюсь, что это только комедія? сказалъ шопотомъ Келюсъ.
   -- Не безпокойтесь, отвѣчалъ Бюсси шопотомъ же: -- рано ли, поздно ли, мы встрѣтимся.
   Келюсъ, красный и растрепанный отъ объятій Бюсси, отступилъ въ бѣшенствѣ.
   Генрихъ опять нахмурилъ брови, а Бюсси, раскланявшись съ ужимками итальянскаго комедіанта, сдѣлалъ пируэтъ и удалился изъ аудіенц-залы.
   Этой комической выходкой онъ пріобрѣлъ себѣ смертельнаго врага.
   

VII.
Какъ ложился спать король Генрихъ III.

   Послѣ этой сцены, начинавшейся трагедіей, кончившейся комедіей, и слухъ о которой въ нѣсколько минутъ распространился по всему городу, король, сильно-разгнѣванный, пошелъ къ своему покою, сопровождаемый шутомъ, просившимъ ужинать.
   -- Я не голоденъ, сказалъ король, переступая за порогъ своей комнаты.
   -- Вѣрю, возразилъ Шико:-- но я съ ума схожу отъ голода; я готовъ кусаться.
   Король не обратилъ вниманія на послѣднія слова. Онъ разстегнулъ застежку своей мантильи, бросилъ ее на кровать, снялъ токъ, утвержденный на головѣ его длинными черными булавками, и бросилъ на кресло; потомъ, направивъ шаги къ корридору, ведшему въ комнату Сен-Люка, которая отдѣлялась отъ его спальни одного стѣною, сказалъ:
   -- Жди меня, шутъ, я сейчасъ ворочусь.
   -- О, не торопись, не торопись! отвѣчалъ Шико:-- я даже желаю, продолжалъ онъ, прислушиваясь къ удалявшимся шагамъ Генриха:-- чтобъ ты далъ мнѣ время приготовить тебѣ маленькій сюрпризъ.
   Потомъ, когда шаги совершенно утихли, онъ отворилъ дверь въ переднюю и закричалъ:
   -- Эй! кто-нибудь!
   Явился слуга.
   -- Король передумалъ и приказалъ подать ужинъ, сказалъ Шико:-- деликатный ужинъ для него и для Сен-Люка. Слышишь? И вина не жалѣть. Ступай!
   Слуга побѣжалъ исполнять приказаніе Шико, полагая, что это было приказаніе короля.
   Генрихъ же, какъ мы уже сказали, пошелъ въ спальню Сен-Люка, который, зная, что король прійдетъ, легъ въ постель и приказалъ старому слугѣ читать вслухъ молитвы. Слуга этотъ принадлежалъ Сен-Люку и, послѣдовавъ за нимъ въ Лувръ, попался въ плѣнъ вмѣстѣ съ нимъ. На позолоченомъ креслѣ, въ углу, опустивъ голову на руки, спалъ крѣпкимъ сномъ пажъ, котораго привелъ Бюсси.
   Король однимъ взоромъ окинулъ комнату.
   -- Что это за молодой человѣкъ? спросилъ онъ Сен-Люка съ безпокойствомъ.
   -- Ваше величество сами позволили мнѣ взять одного изъ пажей моихъ.
   -- Конечно, отвѣчалъ Генрихъ III.
   -- И я воспользовался позволеніемъ.
   -- А!
   -- Можетъ-быть, ваше величество раскаяваетесь въ томъ, что позволили мнѣ это развлеченіе? спросилъ Сен-Люкъ.
   -- Нѣтъ, сынъ мой, нѣтъ; напротивъ, я желаю, чтобъ ты имѣлъ развлеченіе. Ну, какъ ты себя чувствуешь?
   -- У меня сильная лихорадка.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, у тебя горитъ лицо. Дай пощупать пульсъ; ты знаешь, я таки-разумѣю кое-что въ медицинѣ.
   Сен-Люкъ съ видимымъ неудовольствіемъ подалъ ему руку.
   -- Да, сказалъ король, жаръ и волненіе въ крови.
   -- Я очень-нездоровъ, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ.
   -- Не бойся, я пришлю къ тебѣ своего врача.
   -- Благодарю, ваше величество!
   -- И самъ буду ухаживать за тобою...
   -- Ваше величество, я не потерплю...
   -- Я велю поставить себѣ въ твоей комнатъ кровать, Сен-Люкъ. Мы будемъ бесѣдовать цѣлую ночь. Мнѣ надо о многомъ переговорить съ тобою.
   -- Ахъ! вскричалъ Сен-Люкъ съ отчаяніемъ: -- вы говорите, что знаете толкъ въ медицинѣ, увѣряете меня въ дружбѣ, а между-тѣмъ не хотите давать мнѣ спать. Morbleu! у васъ странная манера лечить больныхъ! Morbleu! у васъ страшный способъ доказывать дружбу.
   -- Какъ? ты хочешь остаться одинъ въ этомъ положеніи?
   -- Ваше величество, со мной пажъ, Жанъ.
   -- Но онъ спитъ.
   -- Такъ и слѣдуетъ; по-крайней-мѣрѣ, онъ мнѣ самому не мѣшаетъ спать.
   -- Позволь мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, остаться съ нимъ. Я буду разговаривать съ тобою только тогда, когда ты проснешься.
   -- Ваше величество, я бываю очень сердитъ, когда просыпаюсь; надобно привыкнуть ко мнѣ, чтобъ терпѣливо сносить грубости, которыя я говорю при пробужденіи.
   -- Хорошо; такъ прійди ко мнѣ на минуту.
   -- А послѣ, когда вы ляжете, я буду свободенъ?
   -- Совершенно.
   -- Извольте; только увѣряю васъ, я буду плохой собесѣдникъ. Мнѣ ужасно спать хочется.
   -- Ничего! Ты можешь зѣвать сколько тебѣ угодно.
   -- Какое тиранство! сказалъ Сен-Люкъ:-- вѣдь у васъ и безъ меня много друзей.
   -- Да, хороши друзья! Бюсси отдѣлалъ ихъ порядкомъ. У Шомберга проткнута ляжка; у д'Эпернона ранена рука; Келюсъ не пришелъ еще въ себя отъ вчерашняго удара и отъ сегодняшнихъ объятій. Остается д'О, который чрезвычайно надоѣдаетъ мнѣ, и Можиронъ, который на меня дуется. Скорѣе! разбуди этого пажа и одѣнься.
   -- Ваше величество, я бы желалъ, чтобъ вы удалились...
   -- Зачѣмъ?
   -- Уваженіе къ...
   -- Что за вздоръ!
   -- Черезъ пять минутъ я буду у васъ.
   -- Ну, хорошо! Черезъ пять минутъ я жду тебя; только не больше пяти минутъ; слышишь? и въ эти пять минутъ придумай какую-нибудь забавную исторію, чтобъ я могъ посмѣяться.
   За тѣмъ, король, достигнувшій половины того, чего желалъ, удалился въ-половину удовлетворенный.
   Едва дверь затворилась, какъ пажъ вскочилъ съ кресла.
   -- Ахъ, Сен-Люкъ, вскричалъ онъ, когда замолкли шаги короля:-- вы хотите оставить меня. Боже мой, какое мученіе! Я умираю со страха. Если узнаютъ...
   -- Милая Жанна, отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- Гаспаръ защититъ васъ! и онъ указалъ на стараго слугу.
   -- Въ такомъ случаѣ, мнѣ лучше уйдти, отвѣчала молодая женщина, покраснѣвъ.
   -- Если вамъ непремѣнно угодно, Жанна, сказалъ Сен-Люкъ съ грустію:-- я прикажу проводить васъ въ домъ Монморанси, потому-что только мнѣ запрещено выходить отсюда. Но если вы такъ же добры, какъ прелестны, если вы расположены хоть нѣсколько къ бѣдному Сен-Люку, подождите его здѣсь нѣсколько минутъ. Я столько буду жаловаться на головную боль, на нервы и желудокъ, что надоѣмъ королю, и онъ пошлетъ меня спать.
   Жанна опустила глаза.
   -- Ступайте же, сказала она: -- я подожду; но я вамъ скажу то же, что король: не оставайтесь долго.
   -- Жанна, милая Жанна! вы очаровательны! сказалъ Сен-Люкъ: -- я не замедлю къ вамъ воротиться. Впрочемъ, мнѣ пришла мысль, я обдумаю ее хорошенько и вернувшись сообщу вамъ.
   -- Мысль... которая освободитъ васъ?
   -- Надѣюсь.
   -- Такъ идите же скорѣе.
   -- Гаспаръ, сказалъ Сен-Люкъ:-- не впускай никого сюда. Если я не вернусь черезъ четверть часа, запри дверь ключомъ и принеси мнѣ его. Потомъ ступай домой и скажи, чтобъ никто не безпокоился о графинѣ; самъ же приходи завтра.
   Гаспаръ улыбаясь обѣщалъ исполнить приказанія, которыя молодая женщина выслушивала краснѣя.
   Сен-Люкъ нѣжно поцаловалъ руку жены и побѣжалъ въ комнату Генриха, начинавшаго уже безпокоиться.
   Жанна, оставшись одна, робко спряталась за широкій занавѣсъ кровати и тамъ съ безпокойствомъ придумывала средство выйдти съ торжествомъ изъ страннаго положенія, въ которомъ находилась.
   Сен-Люкъ, вошедши въ комнату короля, былъ пораженъ сильнымъ сладострастнымъ ароматомъ, распространявшимся въ воздухѣ. Генрихъ въ-самомъ-дѣлѣ наступалъ на цвѣты, которыми былъ усѣянъ коверъ; розы, жасмины, фіалки, гвоздики составляли, не смотря на зимнее время, мягкій и благовонный коверъ короля Генриха III.
   Комната, плафонъ которой былъ расписанъ прекрасною живописью на холстѣ, была меблирована, какъ мы уже сказали, двумя кроватями, изъ которыхъ одна была такъ широка, что занимала почти треть комнаты. Эта кровать была украшена обоями, сотканными изъ шелка и золота, и изображавшими исторію Ценея или Денисы, то въ видѣ женщины, то въ видѣ мужчины; превращенія эти были выражены, какъ очень-понятно, въ самзыхъ фантастически-сладострастныхъ формахъ. Балдахинъ кровати былъ изъ парчи съ шелковыми узорами, а у изголовья виднѣлся великолѣпновытканный гербъ короля.
   У оконъ были тѣ же обои, какъ у кроватей, а диваны и кресла обиты тою же матеріею, изъ которой были занавѣсы у окопъ и кровати. Посреди плафона, на золотой цѣпочкѣ висѣла серебряная, позолоченная лампа, въ которой горѣло масло, распространявшее въ воздухъ нѣжное благоуханіе. Но правую сторону кровати, золотой сатиръ держалъ въ рукахъ канделабръ, въ которомъ горѣли четыре свѣчи изъ розоваго воска, также надушеннаго. Эти восковыя свѣчи, толщиною въ палецъ, разливали нѣжный свѣтъ, который, вмѣстѣ со свѣтомъ лампы, озарялъ комнату.
   Король, опустивъ голыя ноги на цвѣты, которыми былъ усѣянъ полъ, сидѣлъ въ креслѣ изъ чернаго дерева съ золотыми украшеніями; на колѣняхъ у него было семь или восемь щенковъ испанской породы, которыхъ нѣжныя мордочки пріятно щекотали ему руки. Двое слугъ разбирали и завивали волосы короля, причесанные вверхъ, усы, загнутые крючками, и рѣдкую, клочковатую бороду.
   Третій слуга покрывалъ лицо короля розовымъ масломъ страннаго вкуса и самаго сладострастнаго запаха.
   Генрихъ сидѣлъ съ закрытыми глазами, съ величіемъ и важностью индійскаго божества.
   -- Сен-Люкъ! говорилъ онъ: -- гдѣ Сен-Люкъ?
   Сен-Люкъ вошелъ.
   Шико взялъ его за руку и подвелъ къ королю.
   -- Вотъ, сказалъ онъ Генриху:-- вотъ онъ, твой другъ Сен-Люкъ; прикажи ему тоже вымазаться, или, лучше сказать, выпачкаться твоимъ масломъ; потому-что если ты не пріймешь эту необходимую предосторожность, то можетъ случиться весьма-непріятное обстоятельство: или тебѣ покажется, что отъ него нехорошо пахнетъ, или ему покажется, что отъ тебя слишкомъ-хорошо пахнетъ. Эй, сюда масла и гребенки! вскричалъ онъ, опустившись въ кресло противъ короля:-- я тоже хочу попробовать, хорошо ли пачкаться!
   -- Шико, Шико! вскричалъ Генрихъ: -- твоя кожа слишкомъ-суха, и поглотитъ слишкомъ-много масла; а у меня его немного; щетина же твоя такъ жестка, что переломаетъ всѣ мои гребенки.
   -- Кожа моя высохла на твоей службѣ, неблагодарный! а если щетина моя жестка, такъ отъ-того, что ты дѣлаешь мнѣ столько непріятностей, что заставляешь безпрестанно щетиниться!.. Но не давай мнѣ масла, не давай!.. Я тебѣ отплачу.
   Генрихъ пожалъ плечами, не будучи расположенъ смѣяться надъ фарсами шута.
   -- Пошелъ, сказалъ онъ: -- ты говоришь вздоръ.
   Потомъ, обратившись къ Сен-Люку, продолжалъ:
   -- Ну что, другъ мой, какъ твоя головная боль?
   Сен-Люкъ поднесъ руку ко лбу и вздохнулъ.
   -- Представь себѣ, продолжалъ Генрихъ: -- я видѣлъ Бюсси д'Амбуаза. Ай!.. вскричалъ онъ, обратившись къ парикмахеру:-- ты обжегъ меня.
   Парикмахеръ сталъ на колѣни.
   -- Вы видѣли Бюсси д'Амбуаза, ваше величество? сказалъ Сен-Люкъ, задрожавъ.
   -- Да, отвѣчалъ король.-- Представь себѣ, что за глупцы! Пятеро напали на одного... И онъ ушелъ отъ нихъ! Я велю ихъ самихъ приколотить гдѣ-нибудь въ пустынномъ мѣстѣ. Скажи-ка, Сен-Люкъ, еслибъ ты былъ съ ними? а?
   -- Ваше величество, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- очень-вѣроятно, что я не былъ бы счастливѣе своихъ товарищей.
   -- Полно! что ты говоришь? Я готовъ прозакладовать десять тысячь экю, что ты ранишь Бюсси десять разъ, прежде, нежели онъ успѣетъ шесть разъ дотронуться до тебя! Pardieu! Это мы завтра увидимъ. Ты продолжаешь фехтовать?
   -- Конечно, ваше величество.
   -- То-есть, я спрашиваю, часто ли ты упражняешься въ этомъ?
   -- Почти каждый день, когда бываю здоровъ. Но когда нездоровъ, то ни къ чему не гожусь.
   -- Когда мы съ тобой дрались, кто былъ искуснѣе?
   -- Мы почти-одинаково деремся, ваше величество.
   -- А я фехтую получше Бюсси, mordieu! закричалъ Генрихъ.-- Эй! ты, кажется, вырвалъ мнѣ клокъ волосъ изъ бороды.
   Брадобрѣй сталъ на колѣни.
   -- Ваше величество, спросилъ Сен-Люкъ:-- не знаете ли вы средства противъ тошноты?
   -- Надобно ѣсть, отвѣчалъ король.
   -- О, я думаю, что вы ошибаетесь.
   -- Нѣтъ, увѣряю тебя.
   -- Ты правъ, Генрихъ, сказалъ Шико:-- а такъ-какъ у меня и тошпота и рѣзь въ животѣ, то я слѣдую твоему предписанію.
   Въ то же время послышался шумъ, подобный скорому чавканью обезьяны.
   Король оглянулся и увидѣлъ Шико, проглотившаго двѣ порціи ужина, который онъ велѣлъ принести отъ имени короля, и съ наслажденіемъ выпившаго какую-то жидкость, поданную въ чашкѣ изъ японскаго фарфора.
   -- Что ты тамъ дѣлаешь, Шико? спросилъ Генрихъ.
   -- Ты лелѣешь наружность, а я внутренность, отвѣчалъ Шико: -- коли ты не позволяешь мнѣ также заботиться о своей наружности...
   -- Ахъ, негодный! вскричалъ король, сдѣлавъ такое быстрое и нечаянное движеніе головою, что палецъ слуги, перемаравшаго ему лицо масломъ, попалъ въ ротъ Генриху.
   -- Кушай на здоровье! съ важностью произнесъ Шико:-- я тебѣ не запрещаю заботиться ни о наружности, ни о внутренности своей.
   -- Осторожнее! накричалъ Генрихъ лакею.
   Лакей, ни слова не говоря, сталъ на колѣни подобно парикмахеру и брадобрѣю.
   -- Позовите сюда капитана стражей, вскричалъ Генрихъ: -- да скорое! живое!
   -- А зачѣмъ тебѣ твоего капитана? спросилъ Шико, облизывая внутренность чашки.
   -- Чтобъ онъ проткнулъ насквозь шпагой Шико и изжарилъ его для моихъ собакъ!
   Шико вскочилъ и, подбоченясь, вскричалъ съ негодованіемъ:
   -- Mordieu! мое мясо твоимъ собакамъ, дворянина четвероногимъ! Пусть идетъ твой капитанъ! Пусть идетъ! Мы увидимъ!..
   И Шико вытащилъ свою длинную шпагу, которою такъ забавно сталъ пугать парикмахера, брадобрѣя и слугу, что король не могъ удержаться отъ смѣха.
   -- Я проголодался, сказалъ король плачевнымъ голосомъ: -- а этотъ негодяй съѣлъ мой ужинъ.
   -- Ты ужасно-прихотливъ, Генрихъ, ужасно-непостояненъ. Я давича предлагалъ тебѣ поужинать,-- ты отказался, впрочемъ, бульйонъ твой остался. Я теперь сытъ и пойду спать.
   Между-тѣмъ, старый Гаспаръ принесъ ключъ своему господину.
   -- И я пойду спать, сказалъ Сен-Люкъ: -- потому-что ужасно болѣнъ. У меня лихорадка...
   -- Вотъ, Сен-Люкъ, сказалъ король, подавая нѣсколько щенковъ молодому человѣку:-- возьми это съ собою.
   -- Зачѣмъ? спросилъ Сен-Люкъ.
   -- Положи ихъ спать съ собою, и боль твоя перейдетъ къ нимъ.
   -- Благодарю, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, укладывая собакъ въ корзину:-- я не довѣряю этому средству.
   -- Я прійду къ тебѣ, Сен-Люкъ, сказалъ король.
   -- О, не ходите, ваше величество, умоляю васъ! сказалъ Сен-Люкъ:-- вы испугаете меня, а говорятъ, отъ этого можетъ сдѣлаться падучая болѣзнь.
   И, непоклонивишсь королю, онъ удалился. До-тѣхъ-поръ, пока онъ не исчезъ за дверью, Генрихъ ласково кивалъ ему головою. Шико также исчезъ. Люди, присутствовавшіе при вечернемъ туалетѣ короля, тоже удалились. Остались только слуги, которые покрыли лицо короля маской изъ тончайшаго полотна, напитаннаго ароматнымъ жиромъ. Въ этой маскѣ были оставлены отверстія для глазъ, носа и рта. Она прикрѣплялась подъ колпакомъ, сдѣланнымъ изъ шелковой и золотой ткани. Потомъ они надѣли на короля розовую атласную фуфайку на ватѣ и съ атласной же подкладкой; потомъ подали ему перчатки изъ мягчайшей кожи. Эти перчатки доходили до локтей и внутри были напитаны благовоннымъ масломъ, придававшимъ имъ ту мягкость, причину которой никакъ нельзя было угадать по наружности.
   По окончаніи этихъ мистерій королевскаго вечерняго туалета, Генрихъ сталъ пить бульнонъ изъ золотой чашки; но прежде отлилъ половину въ точно такую же чашку, которую приказалъ отнести Сен-Люку, и пожелать ему доброй ночи.
   Потомъ онъ сталъ молиться... но Генрихъ былъ такъ озабоченъ въ этотъ вечеръ, что произнесъ только одну молитву, не взявъ даже въ руки освященныхъ четокъ; окончивъ молитву, онъ приказалъ открыть занавѣсы кровати, окуренной кишпецомъ, бензоемъ и корицей.
   Опустившись, наконецъ, на множество мягкихъ подушекъ, Генрихъ приказалъ убрать цвѣты, отъ которыхъ запахъ становился слищкомъ-тяжелымъ. Слуги отворили на нѣсколько секундъ окна, чтобъ освѣжить тяжелый воздухъ; потомъ зажгли въ мраморномъ каминѣ кучу виноградныхъ лозъ, которыя вспыхнули подобно метеору, но, угаснувъ, распространили, однакожь, по всему покою пріятную теплоту.
   Тогда слуга закрылъ занавѣсы, двери, и впустилъ въ комнату огромную любимую собаку короля, Нарцисса. Однимъ прыжкомъ вскочила она на кровать, отряхнулась, повернулась нѣсколько разъ и улеглась у ногъ своего господина.
   Наконецъ, розовыя свѣчи были погашены; лампа опущена, въ нее вложена менѣе-яркая свѣтильня, опять поднята, и слуга, которому были поручены эти послѣднія обязанности, удалился едва касаясь пола.
   Король Франціи забылъ уже, что у него было королевство.
   Онъ спалъ.
   Полчаса спустя, стражи въ галереяхъ и на различныхъ постахъ увидѣли сквозь занавѣсы оконъ Генриха, что и лампа угасла и... лунный свѣтъ отразился на окнахъ королевскаго покоя. Стражи подумали, что король спалъ крѣпкимъ сномъ.
   Весь наружный и внутренній шумъ утихъ, и можно было бы слышать тихій полетъ летучей мыши въ мрачныхъ корридорахъ Лувра.
   

VIII.
Какъ, безъ всякой извѣстной причины, король измѣнился въ одну ночь.

   Такимъ образомъ прошли два часа. Вдругъ раздался страшный крикъ въ комнатъ короля.
   Однакожь, ночная лампа угасла; ничто не прерывало прежней глубокой тишины, исключая этого страннаго королевскаго крика. Потому-что кричалъ -- король.
   Вскорѣ послышался шумъ упавшей мебели, вазы, разлетѣвшейся въ дребезги... послышались скорые шаги; потомъ опять крикъ, сопровождаемый лаемъ собакъ. Заблистали огни, засверкали обнаженныя шпаги въ галереяхъ, и тяжелые шаги сонныхъ стражей раздались подъ массивными сводами.
   -- Вставайте! кричали со всѣхъ сторонъ: -- вставайте! король зоветъ!.. Король зоветъ!
   И въ то же мгновеніе, капитанъ Швейцарцевъ, дворцовые стражи, дежурные стрѣлки, наперерывъ другъ передъ другомъ бросились въ королевскій покой, который освѣтился въ одцо мгновеніе...
   Возлѣ опрокинутаго кресла и разбитой вазы, передъ кроватью, съ которой подушки, простыни и одѣяла были разбросаны по комнатѣ, стоялъ Генрихъ, блѣдный, со всклоченными волрсами, съ неподвижными глазами.. Правая рука его была вытянута впередъ и дрожала какъ листъ отъ вѣтра; лѣвая судорожно сжатая вцѣпилась въ эфесъ шпаги, за которую онъ машинально схватился.
   Собака, столь же испуганная, какъ и господинъ ея, смотрѣла на него и выла.
   Король былъ нѣмъ отъ ужаса, и всѣ присутствовавшіе, не смѣя вымолвить слова, съ ужасомъ вопрошали другъ друга взглядами.
   Тогда явилась полуодѣтая, но закутанная въ широкій пеньюаръ молодая королева, Луиза-Лотарингская, существо кроткое, подобно ангелу, промелькнувшее по землѣ...
   Крикъ мужа разбудилъ ее.
   -- Что случилось, ваше величество? спросила она съ трепетомъ: -- я услышала вашъ крикъ и прибѣжала.
   -- Ни... ни... ничего, проговорилъ король, не спуская глазъ съ одной точки, гдѣ какъ-бы представлялось ему страшное видѣніе.
   -- Но вы кричали, повторила королева.-- Вы, вѣроятно, больны?
   Ужасъ, выражавшійся на лицѣ короля, былъ такъ силенъ, что вскорѣ овладѣлъ всѣми сбѣжавшимися на крикъ его. Всѣ глазами пожирали короля, чтобъ удостовѣриться, не былъ ли онъ раненъ, не былъ ли укушенъ какимъ-нибудь насѣкомымъ.
   -- О, ваше величество, вскричала королева:-- ваше величество! ради Бога, не оставляйте насъ въ этомъ страхѣ!... Не прикажете ли позвать врача?
   -- Врача? сказалъ Генрихъ мрачнымъ голосомъ.-- Нѣтъ, плоть здорова; страждетъ духъ... Нѣтъ, нѣтъ, не надо врача; позовите... духовника.
   Присутствовавшіе посмотрѣли другъ на друга, потомъ на двери, занавѣсы, паркетъ, потолокъ. Нигдѣ не видно было ничего, чтобы могло навесть на короля такой ужасъ.
   Король требовалъ духовника: тайна становилась болѣе непроницаемою, любопытство увеличивалось.
   Немедленно по требованію короля, одинъ изъ стражей выбѣжалъ, вскочилъ на коня, и тысячи искръ засверкали по мостовой.
   Пять минутъ спустя, настоятель іезуитскаго монастыря былъ, такъ сказать, вырванъ изъ своей кровати и входилъ къ королю.
   Съ прибытіемъ духовника прекратилась суматоха, спокойствіе и тишина возстановились; всѣ вопрошаютъ другъ друга, догадываются, угадываютъ, но -- всѣ трепещутъ... Король исповѣдается!
   На другой день король всталъ съ разсвѣтомъ, прежде всѣхъ во дворцѣ, и приказалъ опять запереть ворота Лувра, которые отворились только для того, чтобъ выпустить духовника.
   Потомъ онъ велѣлъ призвать священника и церемоніймейстера, взялъ молитвенникъ, переплетенный въ черный бархатъ, и началъ читать молитвы; прерывалъ это занятіе, чтобъ вырѣзывать ножницами лики святыхъ и вдругъ приказалъ позвать всѣхъ друзей своихъ.
   По этому приказанію отправились прежде всего къ Сен-Люку; но онъ страдаетъ болѣе вчерашняго. Онъ томится, жалуется. Болѣзнь его превратилась въ моральное изнеможеніе; сонъ его, или, лучше сказать, летаргія была такъ глубока, что изъ всѣхъ обитателей дворца, онъ одинъ не слышалъ крика короля, хотя одна только стѣна отдѣляла его комнату отъ королевской. Онъ проситъ позволенія остаться въ постели.
   При этомъ печальномъ извѣстіи, Генрихъ перекрестился и послалъ за аптекаремъ; потомъ велѣлъ принести въ Лувръ всѣ бичи изъ августинскаго монастыря; одѣтый въ чорномъ съ головы до ногъ, онъ подошелъ къ хромающему Шомбергу, къ д'Эпернону съ подвязанной рукою, къ Келюсу, пепригаедшему еще въ себя со вчерашняго дня, къ трепещущимъ д'О и Можирону, роздалъ имъ бичи и приказалъ бить другъ друга изо всѣхъ силъ.
   Д'Эпернонъ возразилъ, что такъ-какъ у него правая рука подвязана, то его должно исключить изъ этой церемоніи, потому-что онъ не можетъ возвращать удары, которые будетъ получать, отъ-чего выйдетъ нѣкоторое разстройство въ гаммѣ бичеванія.
   Генрихъ III отвѣчалъ ему, что тѣмъ угоднѣе будутъ его страданія Господу -- и самъ подалъ первый примѣръ, скинулъ полукафтанье, жилетъ, рубаху и началъ бить себя изо всѣхъ силъ. Шико хогѣлъ-было посмѣяться и потрунить по своему обыкновенію, но грозный взглядъ короля остановилъ его; тогда и онъ взялся за бичъ, но, вмѣсто того, чтобъ бить себя, началъ колотить другихъ, и, соскучившись бить по спинамъ, онъ принялся обивать скульптурныя украшенія стѣнъ.
   Эта церемонія мало-по-малу успокоила короля; однакожъ замѣтно было, что умъ его еще спльно разстроенъ.
   Вдругъ онъ уходитъ изъ комнаты, приказавъ продолжать церемонію до своего возвращенія; но лишь только онъ за дверь, какъ бичеваніе прекратилось какъ-бы по волшебству. Одинъ Шико продолжалъ колотить д'О, котораго терпѣть не могъ. Д'О возвращалъ ему удары. Это былъ поединокъ на плеткахъ.
   Генрихъ ушелъ къ королевѣ. Онъ подарилъ ей жемчужное ожерелье въ двадцать-пять тысячъ экю, поцаловалъ въ объ щеки,-- чего не дѣлалъ уже болѣе года,-- и умолялъ, чтобъ она сложила съ себя царскія украшенія и облеклась во вретище.
   Луиза-Лотарингская, всегда кроткая и добрая, немедленно согласилась на требованіе своего супруга. Она спросила, однакожь, зачѣмъ онъ, подаривъ ей жемчужное ожерелье, велитъ ей надѣть вретище.
   -- Для спасенія души моей, отвѣчалъ Генрихъ.
   Этотъ отвѣтъ удовлетворилъ королеву, потому-что она лучше другихъ знала, сколько грѣховъ на душѣ ея мужа. Она одѣлась по желанію Генриха, который ушелъ въ свой покой, прося королеву прійдти туда же.
   При входѣ короля, опять началось бичеваніе. Д'О и Шико, неперестававшіе бить другъ друга, доколотились до крови. Король благодарилъ ихъ и назвалъ своими истинными, единственными друзьями.
   По прошествіи десяти минутъ, явилась королева, одѣтая во вретище. Всѣмъ придворнымъ розданы восковыя свѣчи, и вскорѣ мужчины и женщины, преданные королю, пошлй босыми ногами по мерзлой мостовой на Монмартръ; сначала они дрожали отъ холода, но мало-по-малу ихъ согрѣвали удары Шико, который колотилъ бичомъ всѣхъ безъ разбора.
   Д'О сознался побѣжденнымъ, и сталъ какъ-можно-подальше отъ Шико.
   Въ четыре часа вечера, печальная прогулка кончилась; монастырямъ были сдѣланы богатые подарки, ноги придворныхъ распухли, спины миньйоновъ избиты; королева явилась передъ народомъ во вретищѣ изъ грубаго холста; король съ четками въ видъ череповъ.
   Были слезы, рыданія, плачъ, молитвы, кантаты.
   День, какъ читатели видятъ, прошелъ незамѣтно.
   Всѣ пострадали отъ холода и побоевъ, чтобъ угодить королю; но никто не угадывалъ, зачѣмъ Генрихъ, наканунѣ весело танцовавшій, вздумалъ возложить на себя такое суровое покаяніе. Гугеноты, лигнеты и вольнодумцы насмѣшливо глядѣли на странную процессію, спрашивая: -- Что это за люди?
   Генрихъ воротился домой голодный, съ красными и синими пятнами на спинѣ; онъ цѣлый день ни на шагъ не отходилъ отъ королевы и при каждой остановкѣ процессіи у церквей и часовень обѣщалъ ей новые подарки и говорилъ о путешествіяхъ къ святымъ мѣстамъ.
   Что же касается до Шико, то, наскучивъ колотить и проголодавшись болѣе обыкновеннаго отъ сильнаго моціона, онъ ушелъ, не доходя до Монмартра, съ нѣкоторыми вольнодумцами, и вошелъ въ знаменитую гостинницу, гдѣ наѣлся и напился до-сыта. Потомъ, на возвратномъ шествіи процессіи, онъ незамѣтнымъ образомъ опять присоединился къ ней, принявшись снова бить всѣхъ и раздавая, какъ онъ самъ говорилъ, покаятельныя индульгенціи.
   Вечеромъ, король почувствовалъ сильную усталость отъ далекой прогулки и отъ ударовъ плеткой. Онъ велѣлъ подать себѣ постный ужинъ, вымазать масломъ спину и плечи и пошелъ къ Сен-Люку, котораго засталъ веселымъ и здоровымъ.
   -- Ахъ! сказалъ король съ видомъ человѣка, чувствующаго глубокое отвращеніе къ жизни: -- какъ хорошо, что жизнь человѣческая соединена съ такими страданіями!
   -- Отъ-чего, ваше величество? спросилъ Сен-Люкъ.
   -- Отъ-гого, что человѣкъ, которому наскучитъ жизнь, не боится смерти, но стремится къ ней всѣми своими желаніями и помышленіями.
   -- Простите, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ:-- это вы можете говорить про себя; но я нисколько не стремлюсь къ смерти.
   -- Послушай, Сен-Люкъ, сказалъ король, покачавъ головою:-- ты хорошо сдѣлаешь, если послѣдуешь моему совѣту... этого мало: моему примѣру.
   -- Охотно, ваше величество, если этотъ примѣръ мнѣ понравится.
   -- Хочешь ли ты оставить свою жену? я покину престолъ, и мы вмѣстѣ вступимъ въ монастырь. У меня есть разрѣшеніе отъ нашего святѣйшаго отца папы; завтра же мы пострижемся. Я нарекусь братомъ Генрихомъ...
   -- Простите, ваше величество, вы не дорожите своимъ престоломъ, потому-что онъ надоѣлъ вамъ; но я очень дорожу своей женой, съ которою даже не могъ еще и познакомиться. Слѣдовательно, я отказываюсь...
   -- О-го! сказалъ Генрихъ:-- да ты, кажется, выздоровѣлъ?
   -- Совершенно, ваше величество; сердце, умъ и душа моя удивительно расположены къ счастію и удовольствіямъ.
   -- Бѣдный Сен-Люкъ! сказалъ король, всплеснувъ руками.
   -- Вчера, ваше величество, я, можетъ-быть, принялъ бы ваше предложеніе. Вчера я былъ не въ духѣ, болѣнъ, грустенъ. За бездѣлицу я бросился бы въ колодезь, или -- въ монастырь! Но сегодня вечеромъ -- другое дѣло; я провелъ прекрасную ночь, очаровательный день и... mordieu! да здравствуетъ радость!
   -- Ты сказалъ mordieu, Сен-Люкъ!
   -- Будто-бы? Впрочемъ, можетъ-быть; вы сами часто употребляете это слово.
   -- Употреблялъ, но больше употреблять не буду.
   -- Я не смѣю сказать того же про себя. Постараюсь употреблять подобныя слова порѣже; вотъ все, что могу обѣщать. Впрочемъ, Господь такъ милостивъ къ грѣхамъ нашимъ, когда эти грѣхи происходятъ отъ человѣческой слабости.
   -- Итакъ, ты полагаешь, что Господь помилуетъ меня?
   -- О! я говорю не о вашемъ величествѣ, а о самомъ-себѣ.
   Король вздохнулъ, и произнесъ mea culpa, ударяя себя въ грудь.
   -- Сен-Люкъ, сказалъ онъ:-- хочешь ли ты спать у меня?
   -- Это зависитъ отъ того, чѣмъ мы займемся.
   -- Мы зажжемъ всѣ свѣчи; я лягу, а ты будешь читать мнѣ житія святыхъ отцовъ.
   -- Покорно благодарю, ваше величество.
   -- Не хочешь?
   -- Не чувствую ни малѣйшаго расположенія.
   -- И ты, Сен-Люкъ, оставляешь меня!
   -- Напротивъ; я остаюсь при васъ.
   -- Не-уже-ли?
   -- Если вамъ угодно.
   -- Разумѣется, угодно.
   -- Но съ условіемъ... sine qua non...
   -- Съ какимъ условіемъ?
   -- Съ тѣмъ, чтобъ вы послали за музыкантами, приказали приготовить ужинъ... мы будемъ танцовать.
   -- Сен-Люкъ! Сен-Люкъ! вскричалъ Генрихъ съ невыразимымъ ужасомъ.
   -- О, ваше величество! я сегодня ужасно расположенъ къ веселости.-- Согласны ли вы?
   Но Генрихъ не отвѣчалъ. Умъ его, иногда столь живой и веселый, омрачался болѣе-и-болѣе и, казалось, боролся съ тайною мыслію, отягчавшею его, подобно свинцу, привязанному къ ножкамъ птицы, дѣлающей тщетныя усилія, чтобъ улетѣть.
   -- Сен-Люкъ, произнесъ наконецъ король мрачнымъ голосомъ: -- видаешь ли ты когда-нибудь сны?
   -- Часто, ваше величество.
   -- Вѣришь ты снамъ?
   -- Разсудокъ велитъ вѣрить имъ.
   -- Какъ такъ?
   -- Конечно! сны утѣшаютъ насъ въ горестной дѣйствительности. Такъ, напримѣръ, прошлою ночью у меня былъ прелестный сонъ.
   -- Какой?
   -- Мнѣ снилась жена...
   -- Ты думаешь еще о своей женѣ, Сен-Люкъ?
   -- Болѣе, нежели когда-либо.
   -- Ахъ!.. король вздохнулъ и поднялъ глаза къ небу.
   -- Мнѣ снилось, продолжалъ Сен-Люкъ: -- что жена моя, сохранивъ свое прелестное личико... потому-что жена моя прелестна; не правда ли, ваше величество?
   -- Увы, да! отвѣчалъ король.-- Евва тоже была хороша, несчастный! Но вѣдь она-то и погубила насъ!
   -- Такъ вы за это на нее и сердитесь? Но выслушайте мой сонъ...
   -- И у меня былъ сонъ...
   -- Итакъ, жена моя, сохранивъ свое прелестное личико, обратилась въ птичку, и перелетѣвъ черезъ рѣшетки и ограду Лувра, стала крылышками стучаться ко мнѣ въ окно, говоря: "отвори, Сен-Люкъ, отвори, супругъ мой!"
   -- И ты отворилъ? вскричалъ король почти съ отчаяніемъ.
   -- Еще бы! вскричалъ Сен-Люкъ:-- и съ радостію!
   -- Суета-суетъ!
   -- Всяческая суета! прибавилъ Сен-Люкъ.
   -- Но потомъ ты проснулся?
   -- Нѣтъ, ваше величество; сонъ былъ слишкомъ-пріятенъ.
   -- И сонъ твой продолжался?
   -- До самаго утра.
   -- И этой ночью ты опять надѣешься...
   -- Видѣть сонъ? Надѣюсь. Да, ваше величество, вотъ отъ-чего я отказываюсь отъ вашего лестнаго, впрочемъ, для меня приглашенія. Если вамъ угодно, чтобъ я не спалъ, такъ я желаю по-крайней-мѣрѣ быть вознагражденъ за то, что отказываюсь отъ сладостнаго сновидѣнія. Итакъ, если вамъ угодно послать за музыкантами...
   -- Довольно, Сен-Люкъ, довольно, сказалъ король, вставая.-- Ты губишь свою душу; погубишь и мою, если я долѣе останусь съ гобою. Прощай, Сен-Люкъ; надѣюсь, что вмѣсто сна-искусителя небо пошлетъ тебѣ душеспасительный сонъ, который заставить тебя завтра покаяться и обратиться на путь истины.
   -- Сомнѣваюсь, ваше величество, и даже осмѣлюсь посовѣтовать вамъ сегодня же выгнать изъ Лувра грѣшника Сен-Люка, рѣшившагося умереть безъ покаянія.
   -- Нѣтъ, сказалъ Генрихъ:-- нѣтъ; надѣюсь, что завтра ты будешь говорить и думать иное. Спокойной ночи, Сен-Люкъ; я буду молиться за тебя.
   -- Прощайте, ваше величество, я буду спать за васъ.
   И Сен-Люкъ запѣлъ первый куплетъ довольно-веселой пѣсенки, которую король напѣвалъ, когда былъ въ духѣ; это заставило Генриха еще поспѣшнѣе удалиться и захлопнуть за собою дверь.
   -- Боже! сказалъ онъ, воротившись къ себѣ: -- гнѣвъ твой справедливъ, потому-что міръ съ-часу-на-часъ развращается болѣе и болѣе!..
   

IX.
Какъ король боялся того, чего испугался, и какъ Шико боялся испугаться.

   Разставшись съ Сен-Люкомъ, король пошелъ сперва къ себѣ, а оттуда въ большую галерею, гдѣ, по его приказанію, собрался весь дворъ.
   Тамъ онъ сталь раздавать награды друзьямъ своимъ, отправилъ д'О, д'Эпернона и Шомберга въ провинцію, грозилъ Можирону и Келюсу казнью, если они опять осмѣлятся поссориться съ Бюсси, далъ послѣднему поцаловать свою руку и долго-долго сжималъ въ своихъ объятіяхъ Франсуа.
   Что же касается до королевы, онъ былъ такъ милъ и любезенъ съ нею, что это всѣмъ показалось добрымъ признакомъ для наслѣдства французскаго престола.
   Однакожь, время проходило, ночь наступала, и всѣ замѣчали, что король нарочно удерживалъ придворныхъ; наконецъ, на луврскихъ часахъ пробило девять; Генрихъ осмотрѣлся; онъ, казалось, выбиралъ между друзьями своими того, на кого бы возложитъ обязанность чтеца, отъ которой Сен-Люкъ отказался.
   Шико смотрѣлъ на него.
   -- Генрихъ, сказалъ онъ съ обыкновенною своею дерзостью: -- ты сегодня что-то умильно посматриваешь на меня. Не хочешь ли ты подарить мнѣ аббатство съ доходомъ въ десять тысячь ливровъ? Давай, давай! я не прочь...
   -- Ступай со мною, Шико, сказалъ король.-- Доброй ночи, господа; я иду спать.
   Шико обратился къ придворнымъ, закрутилъ усы съ граціознымъ движеніемъ и, сдѣлавъ томные глазки, повторилъ, подражая голосу Генриха:
   -- Прощайте, господа; мы идемъ, спать.
   Придворные едва могли удержаться отъ смѣха; король покраснѣлъ.
   -- Эй! парикмахера, сказалъ Шико: -- брадобрѣя, каммердинера! Да смотрите, не забудьте розоваго масла!
   -- Не нужно, сказалъ король:-- теперь начинается постъ, а я нахожусь въ покаяніи.
   -- Жаль; но вѣдь розовое масло не скоромное, сказалъ Шико.
   Король и тутъ вошли въ покой, уже описанный нами.
   -- Послушай-ка, Генрихъ! сказалъ Шико:-- такъ я попалъ сегодня въ любимцы? въ неразлучные? да развѣ я похорошѣлъ, что ли? развѣ я лучше купидончика Келюса?
   -- Молчи, дуракъ! сказалъ король: -- а вы, господа, удалитесь; мнѣ сегодня никого не нужно.
   Слуги повиновались; дверь за ними затворилась. Генрихъ и Шико остались одни. Шико съ изумленіемъ смотрѣлъ на Генриха.
   -- Зачѣмъ ты отослалъ ихъ? спросилъ шутъ.-- Вѣдь они не мазали еще насъ. Не хочешь ли ты собственноручно мазать меня? Что жь? Это также покаяніе своего рода! Генрихъ не отвѣчалъ. Всѣ удалились; король и шутъ продолжали смотрѣть другъ на друга.
   -- Будемъ молиться, сказалъ Генрихъ.
   -- Спасибо, вскричалъ Шико.-- Если ты призвалъ меня для этого, такъ напрасно трудился. Прощай, сынъ мой, доброй ночи.
   -- Останься! сказалъ король.
   -- О-го! вскричалъ Шико сердито.-- Это похоже на принужденіе. Ты деспотъ, Діонисій! Мнѣ здѣсь скучно; цѣлый день я по твоей милости безпощадно колотилъ друзей своихъ, а теперь ты, кажется, опять хочешь приняться за ту же исторію... Не хочу! Насъ только двое здѣсь, а вдвоемъ скучно... обоимъ достается.
   -- Молчи, жалкій дуракъ! вскричалъ король.-- Кайся.
   -- Ну, такъ! Да въ чемъ же мнѣ каяться? Въ томъ, что я сдѣлался твоимъ шутомъ? Confiteor... каюсь; mea culpa, моя вина, моя страшная вина!
   -- Не богохульствуй, несчастный! не богохульствуй! кричалъ король.
   -- Однако, сказалъ Шико: -- на повѣрку выходитъ, что лучше попасть въ клѣтку ко льву или къ обезьянамъ, нежели въ твою комнату, Генрихъ. Прощай, спокойной ночи.
   Король поспѣшно вынулъ ключъ изъ двери.
   -- Генрихъ, сказалъ Шико: -- увѣряю тебя, ты сегодня страшенъ; и если ты меня не выпустишь, я стану кричать, позову на помощь, разломаю дверь, разобью окна... А-га! я вѣдь шутить не люблю!
   -- Шико, сказалъ король съ задумчивымъ видомъ:-- ты употребляешь во зло скорбь мою.
   -- А! понимаю, сказалъ Шико:-- ты боишься остаться одинъ.-- То-то и есть. Прикажи-ка себѣ выстроить двѣнадцать дворцовъ, какъ Тиверій, или двѣнадцать комнатъ, какъ Діонисій. А пока возьми мою шпагу и позволь мнѣ уйдти съ ножнами.
   При словѣ "боишься", молнія сверкнула въ глазахъ Генриха; потомъ съ страннымъ трепетомъ онъ вскочилъ и началъ прохаживаться по комнатѣ.
   Генрихъ былъ въ такомъ волненіи, лицо его было такъ блѣдно, что Шико подумалъ, что король въ-самомъ-дѣлѣ нездоровъ. Съ безпокойствомъ слѣдя за нимъ взорами, онъ наконецъ сказалъ ему:
   -- Успокойся, сынъ мой! Что съ тобою? Разскажи свое горе другу твоему Шико.
   Король остановился передъ шутомъ и, пристально посмотрѣвъ на него, сказалъ:
   -- Да, ты другъ мой, мой единственный другъ.
   -- Кстати, сказалъ Шико:-- Валенсейское-Аббатство теперь безъ настоятеля.
   -- Слушай, Шико, скроменъ ли ты?
   -- И Петивьерское свободно; а туда бы славно; тамъ дѣлаютъ превкусные паштеты.
   -- Не смотря на всѣ твои шутки и глупости, продолжалъ король:-- ты человѣкъ съ сердцемъ.
   -- Такъ не давай мнѣ аббатства, дай полкъ.
   -- Ты даже при случаѣ можешь подать хорошій совѣтъ.
   -- Такъ не давай мнѣ полка, а произведи въ совѣтники. Или нѣтъ! лучше дай аббатство, или полкъ. Не хочу быть совѣтникомъ: нельзя имѣть своего мнѣнія.
   -- Молчи, молчи, Шико; минута приближается... страшная, грозная минута!..
   -- Опять ты за свое! сказалъ Шико.
   -- Ты увидишь и услышишь!
   -- Увижу -- кого? услышу -- что?
   -- Подожди, и ты самъ все узнаешь; подожди.
   -- Нѣтъ, не хочу ждать! не хочу ждать!.. Да что ты ко мнѣ присталъ!
   -- Шико, ты храбръ?
   -- Конечно; но не хочу подвергать своей храбрости испытанію! Tudiable! Если король Франціи кричитъ такъ, что всполошитъ весь дворецъ, такъ со мной... со мной можетъ приключиться еще большая бѣда. Прощай, Генрихъ; позови своихъ капитановъ, своихъ стражей, Швейцарцевъ, привратниковъ, а меня отпусти!.. Не люблю опасностей невидимыхъ! Не люблю опасностей невѣдомыхъ!
   -- Приказываю тебѣ остаться, сказалъ король повелительнымъ голосомъ.
   -- Вотъ забавно!.. да если я боюсь! Если мнѣ страшно! Если у меня волосы становятся дыбомъ!.. Караулъ!.. Пожаръ!..
   И Шико влѣзъ на столъ.
   -- Полно, дуракъ, сказалъ король.-- Если ты непремѣнно хочешь знать въ чемъ дѣло, такъ слушай!
   -- А-га! сказалъ Шико, потирая руки, осторожно слѣзая со стола и обнажая длинную шпагу.-- Это дѣло другое! Когда ты мнѣ скажешь, въ чемъ опасность, такъ я могу принять свои мѣры. Разсказывай, разсказывай, сынъ мой. Видно, мы будемъ имѣть дѣло съ какимъ-нибудь крокодиломъ. Гм! tu diable! шпага моя хороша, потому-что я подрѣзаю ею каждую недѣлю мозоли, а мозоли у меня словно желѣзо... Итакъ, ты говорилъ, что мы увидимъ крокодила?
   Шико опустился въ глубокое кресло, держа шпагу между колѣнями.
   -- Въ прошлую ночь, напалъ Генрихъ:-- я спалъ...
   -- И я тоже, сказалъ Шико.
   -- Вдругъ чье-то дыханіе повѣяло мнѣ въ лицо...
   -- Видно собака твоя проголодалась и стала лизать у тебя съ лица масло.
   -- Я просыпаюсь вполовину и чувствую, какъ волосы становятся у меня дыбомъ подъ шапочкой.
   -- А! послушай-ка, я самъ начинаю дрожать, сказалъ Шико, поджавъ ноги подъ себя и уперевъ подбородокъ на эфесъ шпаги.
   -- Тогда, продолжалъ король столь слабымъ и дрожащимъ голосомъ, что звуки его едва доходили до слуха Шико: -- тогда по комнатѣ раздался столь плачевный стонъ, что разумъ мой помрачился...
   -- Это голосъ крокодила. Я читалъ въ путешествіи Марко Паоло, что крокодилъ подражаетъ крику дѣтей; но успокойся, сынъ мой; если онъ прійдетъ, такъ мы убьемъ его.
   -- Слушай далѣе.
   -- Слушаю! сказалъ Шико, внезапно выпрямившись:-- я неподвиженъ какъ пень,-- нѣмъ, какъ рыба.
   Генрихъ продолжалъ болѣе-мрачнымъ тономъ:
   -- Несчастный грѣшникъ! произнесъ голосъ...
   -- Ба! прервалъ Шико: -- голосъ говорилъ?.. Такъ, значитъ, это не крокодилъ?..
   -- Несчастный грѣшникъ! сказалъ онъ: я голосъ твоего судьи!
   Шико вскочилъ, но тотчасъ же опять принялъ прежнее положеніе.
   -- Какого судьи? парламентскаго?
   -- Ахъ, Шико! отвѣчалъ Генрихъ: -- грозенъ былъ этотъ голосъ!
   -- Не-уже-ли? Какъ, въ рупоръ?..
   -- Здѣсь ли ты? Внемлешь ли мнѣ? Намѣренъ ли ты, закоренѣлый грѣшникъ, коснѣть въ своихъ преступленіяхъ?
   -- Не-ужь-то? смотри, пожалуй! сказалъ Шико:-- правду говорятъ, что vox populi, vox...
   -- Потомъ, прервалъ его король:-- онъ дѣлалъ мнѣ жестокіе упреки... о которыхъ я умалчиваю...
   -- Напрасно, сынъ мой, напрасно; разсказывай все; я бы желалъ знать, все ли извѣстно голосу...
   -- Нечестивецъ! вскричалъ король:-- если ты сомнѣваешься, такъ я велю наказать тебя!
   -- Я? спросилъ Шико: -- нисколько; я только удивляюсь, какъ этотъ судья ждалъ до-сихъ-поръ. Онъ видно терпѣливъ. Я бы давно... И такъ, мой сынъ, ты порядочно струсилъ?
   -- О, да!
   -- Повѣрю.
   -- Холодный потъ выступилъ у меня на вискахъ, и кровь застыла въ жилахъ.
   -- Повѣрю, повѣрю; не знаю, что бы я сдѣлалъ на твоемъ мѣстѣ! Только, вѣрно, что-нибудь нехорошее... Потомъ ты позвалъ?
   -- Да.
   -- И пришли?
   -- Да.
   -- Искали?
   -- Вездѣ.
   -- Судьи не нашли?
   -- Нигдѣ.
   -- Ужасно!
   -- Такъ ужасно, что я послалъ за духовникомъ.
   -- А! Это хитро; и онъ прибѣжалъ?
   -- Немедленно.
   -- Послушай-ка, Генрихъ, будь хоть разъ въ свою жизнь искренъ. Что твой духовникъ думаетъ объ этомъ происшествіи?
   -- Онъ пришелъ въ ужасъ.
   -- Повѣрю.
   -- Онъ крестился и приказалъ мнѣ покаяться.
   -- Это очень-хорошо. Но что же онъ сказалъ о видѣніи, или, лучше сказать, о голосѣ?
   -- Онъ сказалъ, что это чудо, и что мнѣ слѣдуетъ позаботиться о спасеніи души своей. Я потому сегодня же утромъ...
   -- Что ты сдѣлалъ сегодня утромъ?
   -- Я подарилъ сто тысячь ливровъ іезуитамъ.
   -- Славно!
   -- И истязалъ свое тѣло и такому же истязанію подвергъ своихъ любимцевъ!
   -- Прекрасно! Дальше?
   -- Дальше ничего. Ну, скажи, Шико, что ты объ этомъ думаешь? Я говорю съ тобою не какъ съ шутомъ, а какъ съ человѣкомъ благоразумнымъ, съ другомъ.
   -- Ахъ, ваше, величество, отвѣчалъ Шико серьёзно: -- мнѣ кажется, что это вамъ грезилось.
   -- Ты думаешь?
   -- Я думаю, что это нехорошій сонъ, и что онъ не повторится, если вы не будете много думать о немъ.
   -- Сонъ? повторилъ Генрихъ, покачавъ головою.-- Нѣтъ, нѣтъ; я не спалъ; увѣряю тебя.
   -- Ты спалъ, Генрихъ!
   -- Не спалъ; глаза у меня были открыты.
   -- Да и я сплю съ открытыми глазами.
   -- Такъ; но я видѣлъ; а кто спитъ, тотъ и съ открытыми глазами не видитъ.
   -- Что же ты видѣлъ?
   -- Я видѣлъ, какъ луна свѣтила въ окно и отражалась на аметистѣ, украшающемъ эфссъ моей шпаги...
   -- А что сдѣлалось съ лампой?
   -- Она погасла.
   -- Пригрезилось, сынъ мой, пригрезилось!
   -- Отъ-чего ты не вѣришь этому, Шико?
   -- Отъ-того, что тебѣ пригрезилось.
   -- Это не отвѣтъ, Шико! Понимаешь ли ты теперь, зачѣмъ я хочу, чтобъ ты остался у меня? сказалъ король.
   -- Еще бы не понять!
   -- Я хочу, чтобъ ты самъ услышалъ голосъ.
   -- Чтобъ всѣ приняли эту исторію за фарсъ, если я стану разсказывать объ ней? Шико такъ ничтоженъ, такъ глупъ, что никто ему не повѣритъ. Хитро придумано!
   -- Зачѣмъ же ты не хочешь вѣрить, сказалъ король: -- что я ввѣряю тебѣ эту тайну, какъ другу?
   -- Не лги, Генрихъ; если голосъ опять заговоритъ, такъ онъ опять пожуритъ тебя... Но все равно! Я останусь съ тобою. Мнѣ самому хочется послушать этотъ голосъ; можетъ-быть, онъ скажетъ что-нибудь и на мою долю.
   -- Но что же намъ дѣлать?
   -- Ложись спать.
   -- А если, напротивъ...
   -- Слушать не хочу!
   -- Однакожь...
   -- Не-уже-ли ты думаешь, что зажмешь ротъ голосу, если не ляжешь спать? Тогда онъ, чего добраго, еще разсердится пуще вчерашняго!
   -- Хорошо, сказалъ король: -- ты остаешься?
   -- Остаюсь.
   -- Ну, такъ я лягу спать.
   -- Съ Богомъ!
   -- Но ты не ляжешь?
   -- Ни за что.
   -- Только я сниму одно полукафтанье.
   -- Какъ знаешь.
   -- Я останусь въ панталонахъ.
   -- Хорошо.
   -- А ты?
   -- А я останусь на этомъ креслѣ.
   -- Ты не будешь спать?
   -- Не знаю; сонъ то же, что страхъ -- не зависитъ отъ нашей воли.
   -- Только постарайся не заснуть.
   -- Я буду щипать себя; впрочемъ, голосъ меня разбудитъ.
   -- Не шути съ голосомъ, сказалъ Генрихъ, поднявшій уже ногу, чтобъ лечь въ постель, но вдругъ отскочившій отъ нея.
   -- Полно, сказалъ Шико: -- ложись же спать!
   Король глубоко вздохнулъ и, осмотрѣвъ всѣ углы съ безпокойствомъ, влѣзъ въ постель, дрожа всѣмъ тѣломъ.
   -- Вотъ такъ! сказалъ Шико: -- теперь и я устроюсь.
   Онъ растянулся въ креслѣ, обложивъ себя со всѣхъ сторонъ подушками.
   -- Какъ вы себя чувствуете, ваше величество?
   -- Не дурно, отвѣчалъ король: -- а ты?
   -- Хорошо. Спокойной ночи, Генрихъ.
   -- Спокойной ночи, Шико; только не спи.
   -- Не буду, отвѣчалъ Шико, громко зѣвнувъ.
   И оба закрыли глаза: король, чтобъ притвориться спящимъ, Шико, чтобъ заснуть въ-самомъ-дѣлѣ.
   

X.
Какъ голосъ ошибся и обратился къ Шико, вмѣсто короля.

   Въ-продолженіи десяти минутъ, король и Шико оставались неподвижны и молчаливы. Вдругъ король вскочилъ.
   Это движеніе короля разогнало первый сонъ Шико, и онъ тоже вскочилъ.
   Оба со страхомъ посмотрѣли другъ на друга.
   -- Что? спросилъ Шико шопотомъ.
   -- Дыханіе, отвѣчалъ король едва-слышнымъ голосомъ: -- повѣяло, дыханіе!
   Въ то же мгновеніе, одна изъ свѣчей, бывшихъ у золотаго сатира въ рукахъ, угасла; потомъ другая, потомъ третья и наконецъ послѣдняя.
   -- О-го, какое дыханіе! сказалъ Шико,
   Шико не договорилъ еще этихъ словъ, какъ погасла и лампа. Нѣсколько угольковъ, догоравшихъ въ каминѣ, слабо освѣщали комнату.
   -- Страшно! сказалъ Шико, вставъ на креслѣ.
   -- Онъ заговоритъ, сказалъ король, спрятавшись подъ одѣяло: -- онъ заговоритъ.
   -- Будемъ слушать, отвѣчалъ Шико.
   И точно, въ одно и то же мгновеніе глухой, шипящій голосъ пропищалъ за кроватью короля:
   -- Закоренѣлый грѣшникъ! здѣсь ли ты?
   -- Здѣсь, здѣсь, отвѣчалъ Генрихъ дрожащимъ голосомъ.
   -- О-го! сказалъ Шико: -- какой хриплый голосъ; все равно... страшно!
   -- Внемлешь ли ты мнѣ? продолжалъ голосъ.
   -- Внемлю, внемлю, отвѣчалъ Генрихъ съ еще большимъ ужасомъ.
   -- Не-уже-ли ты думаешь, что угодилъ мнѣ сегодняшней комедіей? Я знаю, что сердцемъ ты еще не покаялся!
   -- Хорошо сказано, вскричалъ Шико: -- метко!
   Руки короля дрожали; Шико подошелъ къ нему.
   -- Ну что? проговорилъ король: -- вѣришь ли теперь, несчастный?
   -- Постой, сказалъ Шико.
   -- Что тебѣ надобно?
   -- Тише!.. уйди потихоньку... я лягу на твое мѣсто.
   -- Зачѣмъ?
   -- Чтобъ голосъ пожурилъ меня.
   -- Развѣ ты думаешь, что въ такомъ случаѣ онъ пощадитъ меня?
   -- Не знаю; но все равно! Попытаемся.,
   И онъ осторожно помогъ королю сойдти съ кровати, а самъ легъ на его мѣсто.
   -- Теперь, Генрихъ, сказалъ онъ: -- ступай, сядь на мое кресло и оставь меня здѣсь.
   Генрихъ повиновался; онъ начиналъ догадываться.
   -- Ты не отвѣчаешь, продолжалъ голосъ: -- слѣдовательно не хочешь каяться!
   -- Простите, простите! сказалъ Шико, подражая голосу короля.
   Потомъ, обратившись къ Генриху, шепнулъ:
   -- Хорошъ голосъ!.. Онъ не узнаётъ, что я не ты, а я.
   -- Э-re! сказалъ король: -- что это значитъ?
   -- Постой, постой! То ли еще мы услышимъ!
   -- Несчастный! произнесъ голосъ.
   -- Точно, отвѣчалъ Шико:-- я закоренѣлый грѣшникъ!
   -- Такъ сознайся въ своихъ преступленіяхъ и покайся.
   -- Я сознаюсь, сказалъ Шико: -- что поступилъ неблагородно съ моимъ кузеномъ Конде, соблазнивъ жену его -- и каюсь!
   -- Что ты тамъ говоришь? проговорилъ король.-- Замолчи! Объ этомъ уже давно не говорятъ!
   -- Не-уже-ли? сказалъ Шико: -- такъ поговоримъ о другомъ.
   -- Я сознаюсь, продолжалъ за Генриха Шико: -- что обманулъ Поляковъ и убѣжалъ отъ нихъ, взявъ съ собою всѣ королевскія драгоцѣнности.
   -- Дуракъ! вскричалъ Генрихъ: -- что ты тамъ толкуешь!
   -- Да надо же ему что-нибудь разсказывать, возразилъ Шико.-- Не мѣшай.
   -- Говори! произнесъ голосъ.
   -- Я сознаюсь, продолжалъ Шико:-- что отбилъ престолъ Франціи у моего кузена д'Алансона, которому онъ приходился по праву, потому-что я самъ отказался отъ него, принявъ польскую корону -- каюсь!
   -- Негодяй! вскричалъ король.
   -- Это еще не все, произнесъ голосъ.
   -- Сознаюсь, дѣйствовалъ вмѣстѣ съ моей доброй матерью, чтобъ изгнать изъ Франціи моего шурина, короля наваррскаго, лишивъ его всѣхъ друзей, и сестру мою Маргериту, лишивъ ее всѣхъ любовниковъ, -- въ чемъ искренно каюсь!
   -- А, разбойникъ! проговорилъ король, стиснувъ зубы отъ злости.
   -- Ваше величество, если хотите, чтобъ голосъ сжалился надъ вами, такъ не должно ничего скрывать отъ него.
   -- Я спрашиваю не о политикѣ, продолжалъ голосъ.
   -- А-га! отвѣчалъ Шико плачевнымъ голосомъ:-- вы изволите говорить о моей нравственности?
   -- Именно! отвѣчалъ голосъ.
   -- Сознаюсь, продолжалъ Шико:-- я чрезвычайно изнѣженъ, лѣнивъ, вялъ, малодушенъ и лицемѣръ.
   -- Правда, произнесъ глухо голосъ.
   -- Я дурно поступалъ съ женщинами, и особенно съ моею женою, ангеломъ кротости и доброты.
   -- Возлюби жену, яко самого-себя, съ гнѣвомъ произнесъ голосъ:-- и не помышляіі о другомъ!
   -- Ахъ! вскричалъ Шико плачевнымъ голосомъ: -- я много грѣшилъ!
   -- И соблазнялъ другихъ своимъ примѣромъ!
   -- Правда, совершенная правда.
   -- Ты чуть не погубилъ бѣднаго Сен-Люка.
   -- Ба! вскричалъ Шико:-- такъ я еще не погубилъ его?
   -- Нѣтъ; но это можетъ случиться, если ты завтра же не отпустишь его.
   -- А-га! шепнулъ Шико королю:-- голосъ, кажется, расположенъ къ Сен-Люку.
   -- И если не пожалуешь его герцогомъ, а жену герцогиней, продолжалъ голосъ: -- въ вознагражденіе за оскорбленіе.
   -- А если я не послушаюсь? спросилъ Шико.
   -- Если ты не послушаешься, возразилъ голосъ, принявъ грозное выраженіе: -- такъ попадешь въ огнь вѣчный, туда же, гдѣ доселѣ жарятся Сарданапалъ, Навуходоносоръ и маршалъ де-Рецъ.
   Генрихъ III жалобно застоналъ. Эта угроза еще болѣе увеличила страхъ его.
   -- Peste! сказалъ Шико:-- замѣчаешь ли ты, Генрихъ, какъ голосъ заботится о Сен-Люкѣ? Можно подумать, что они большіе друзья.
   Но Генрихъ не слышалъ шутокъ Шико, а если и слышалъ, такъ онѣ не могли разогнать его страха.
   -- Я погибъ! говорилъ онъ въ безуміи: -- я погибъ! этотъ голосъ сверху убьетъ меня!
   -- Сверху? возразилъ Шико: -- совсѣмъ не сверху, а съ боку?
   -- Какъ, съ боку? спросилъ Генрихъ.
   -- Разумѣется; развѣ ты не слышишь, что онъ тутъ за стѣной? Генрихъ, голосъ твой живетъ въ Луврѣ.
   -- Нечестивый!
   -- Поздравляю тебя, Генрихъ, съ такимъ жильцомъ. Только мнѣ кажется, ты не умѣешь довольно цѣнить этой чести. Какъ! голосъ живетъ въ Луврѣ, за твоей стѣной, а ты и не извѣстишь его? Полно, Генрихъ, это невѣжливо, и я не узнаю тебя.
   Въ это самое мгновеніе, сучокъ, лежавшій въ углу камина, вспыхнулъ и освѣтилъ комнату, а вмѣстѣ съ тѣмъ и лицо Шико.
   На немъ выражалось столько иронической веселости, что король изумился.
   -- Какъ! сказалъ онъ: -- ты еще можешь шутить? Ты смѣешь...
   -- Да, смѣю, сказалъ Шико:-- и ты самъ осмѣлишься сейчасъ, чортъ возьми!.. Да поразмысли же хорошенько, сынъ мой, и дѣлай то, что я тебѣ совѣтую.
   -- Что ты мнѣ совѣтуешь?..
   -- Я совѣтую тебѣ сходить посмотрѣть, не сидитъ ли голосъ въ сосѣдней комнатъ.
   -- Но если онъ опять заговоритъ?
   -- Такъ я отвѣчу ему. Оно даже очень-кстати, потому-что голосъ вообразитъ, будто ты все-еще здѣсь; голосъ-то не совсѣмъ хитеръ, онъ не узнаетъ даже съ кѣмъ говоритъ. Вотъ я цѣлую четверть часа бесѣдую съ нимъ, а онъ и не узналъ меня!..
   Генрихъ насупилъ брови. Шико поколебалъ его убѣжденіе.
   -- Мнѣ кажется, ты правъ, Шико, сказалъ онъ:-- и мнѣ пришла охота...
   -- Да ступай же!
   Генрихъ отворилъ тихонько дверь въ корридоръ, ведшій къ сосѣдней комнатѣ, которая, какъ мы уже сказали, принадлежала кормилицѣ Карла IX, а теперь занята была Сен-Люкомъ. Но едва онъ прошелъ нѣсколько шаговъ, какъ услышалъ, что голосъ опять сталъ произносить угрозы. Шико жалобно отвѣчалъ ему.
   -- Да, говорилъ голосъ:-- ты непостояненъ, какъ женщина, изнѣженъ, какъ сибаритъ, развращенъ, какъ идолопоклонникъ!
   -- Хи, хныкалъ Шико: -- хи, хи! развѣ я виноватъ, что тѣло у меня нѣжно, руки бѣлы, умъ перемѣнчивъ? Но кончено, о голосъ! Съ завтрашняго же дня я буду носить рубахи изъ самой грубой холстины...
   Генрихъ продолжалъ идти впередъ по корридору, замѣчая съ изумленіемъ, что по мѣрѣ того, какъ слова Шико становились менѣе-внятными, слова, произносимыя голосомъ, явственнѣе и громче долетали до его слуха, и что голосъ выходилъ точно изъ комнаты Сен-Люка.
   Генрихъ хотѣлъ уже постучаться, какъ замѣтилъ слабую полосу свѣта, пробивавшуюся сквозь замочную скважину.
   Онъ наклонился, приложилъ глазъ къ этой скважинѣ и сталъ смотрѣть.
   Вдругъ Генрихъ, дотолѣ блѣдный, покраснѣлъ, выпрямился и сталъ протирать глаза, какъ-бы не довѣряя имъ.
   -- Mordieu! проговорилъ онъ:-- онъ осмѣлился такимъ образомъ подшутить надо мною!
   Вотъ что онъ увидѣлъ въ замочную скважину:
   Въ одномъ углу комнаты, Сен-Люкъ, въ шелковомъ халатѣ, говорилъ въ сарбаканъ грозныя слова, столько устрашившія короля, а возлѣ него, опершись къ нему на плечо, стояла молодая женщина въ бѣломъ пеньюарѣ; она по-временамъ отнимала у Сен-Люка сарбаканъ и говорила въ него слова, которыя ей приходили на умъ. Въ промежуткахъ они смѣялись, прислушиваясь къ гнусливому и плаксивому голосу Шико.
   -- Жанна де-Коссе въ комнатѣ Сен-Люка, отверзтіе въ стѣнѣ, мистификація!.. Со мной!.. глухо произнесъ Генрихъ.-- О, они мнѣ дорого заплатятъ за это!..
   На оскорбительныя слова, сказанныя молодою женою Сен-Люка въ сарбаканъ, король отскочилъ отъ двери и съ такой яростію и силою ударилъ въ нее ногой, что замокъ отскочилъ.
   Жанна страшно вскрикнула и скрылась за занавѣсами кровати.
   Сен-Люкъ, съ сарбаканомъ въ рукъ, блѣдный, трепещущій, упалъ на колѣни передъ королемъ, поблѣднѣвшимъ отъ ярости.
   -- Ай! кричалъ Шико за стѣной: -- ай, пощадите!.. Умираю, изнемогаю!
   Но въ комнатѣ Сен-Люка никто еще не имѣлъ силы произнести одного слова: такъ быстръ и внезапенъ былъ переходъ отъ смѣха къ ужасу.
   Генрихъ первый прервалъ молчаніе однимъ словомъ.
   -- Вонъ! сказалъ онъ, протянувъ руку.
   И, уступивъ движенію ярости, недостойной короля, онъ вырвалъ сарбаканъ изъ рукъ Сен-Люка и хотѣлъ его ударить.
   Но это движеніе заставило Сен-Люка скоро вскочить.
   -- Ваше величество, сказалъ онъ:-- вы не имѣете права бить меня: я дворянинъ.
   Генрихъ съ бѣшенствомъ бросилъ сарбаканъ на полъ. Кто-то поднялъ его. То былъ Шико, который, услышавъ шумъ въ сосѣдней комнатѣ и полагая, что посредникъ необходимъ, прибѣжалъ туда.
   Онъ оставилъ Генриха и Сен-Люка справляться другъ съ другомъ, а самъ побѣжалъ къ занавѣсу, изъ-за котораго вытащилъ трепещущую молодую женщину.
   -- Вотъ какъ! вскричалъ онъ:-- Адамъ и Евва! А ты выгоняешь ихъ, Генрихъ? спросилъ онъ, взглянувъ на короля.-- Такъ позволь же мнѣ выпроводить ихъ.
   И, ставъ между королемъ и Сен-Люкомъ, онъ поднялъ сарбаканъ надъ головами виноватыхъ и произнесъ:
   -- Изгоняю васъ изъ рая; чтобъ впередъ вашей ноги здѣсь не было!
   Потомъ, наклонившись къ уху Сен-Люка, который обхватилъ одной рукой талью жены, какъ-бы желая защитить ее отъ гнѣва короля, Шико шепнулъ ему:
   -- Не жалѣйте лучшихъ своихъ лошадей; но чтобъ завтра же между вами и Лувромъ было разстоянія двадцать льё по-крайней-мѣрѣ!
   

XI.
Какъ Бюсси отправился отъискивать свою мечту, болѣе и болѣе убѣжденный въ томъ, что то была дѣйствительность.

   Бюсси и герцогъ анжуйскій, возвращаясь домой, были оба задумчивы,-- герцогъ анжуйскій потому, что опасался послѣдствій ссоры съ королемъ, къ которой онъ былъ нѣкоторымъ образомъ вынужденъ; Бюсси потому, что происшествія прошедшей ночи не выходили у него изъ ума.
   -- Наконецъ, говорилъ онъ, разставшись съ герцогомъ послѣ множества комплиментовъ за энергію, которую онъ обнаружилъ: -- наконецъ неоспоримо то, что на меня напали, что я дрался, что меня ранили, потому-что я чувствую сильную боль въ боку. Защищаясь, я видѣлъ стѣну турнельскаго отеля и зубчатыя башни Бастиліи; тамъ на меня напали, потому-что я ѣхалъ въ Сент-Антуанское-Предмѣстье за письмомъ королевы наваррской. Я дрался тамъ, передъ дверью, которая подалась, за которую я скрылся и изъ-за которой видѣлъ еще блѣдное лицо и сверкающіе глаза Келюса. Я попалъ въ корридоръ; на концѣ корридора была лѣстница. Я вступилъ на первую ступеньку, споткнулся о вторую и лишился чувствъ. Потомъ начались грезы. Наконецъ, я очутился на краю рва близь Тампля, между августинскимъ монахомъ, мясникомъ и старухой... Теперь я желалъ бы знать, отъ-чего все прочее такъ хорошо сохранилось въ моей памяти, а мечта исчезла?.. Въ этомъ-то вся и тайна!
   Бюсси остановился у двери своего дома, прислонился къ стѣнѣ, и закрылъ глаза.
   -- Morbleu! вскричалъ онъ: -- не можетъ-быть, чтобъ бредъ оставилъ въ умѣ такое сильное впечатлѣніе. Я какъ теперь вижу комнату съ обоями, на которыхъ были изображены фигуры; вижу расписанный плафонъ, вижу кровать съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ. Вижу портретъ, вижу блондинку... только не знаю, какъ она вышла изъ рамки. Наконецъ, вижу открытое и веселое лицо молодаго доктора, котораго подвели къ моей кровати съ завязанными глазами. Кажется -- ясно? Нѣтъ! я непремѣнно долженъ еще разъ на яву увидѣть этотъ сонъ!.. Во-первыхъ, чтобъ лучше приступить къ дѣлу, надѣну костюмъ болѣе приличный для ночныхъ прогулокъ -- а потомъ къ Бастиліи!
   Въ-слѣдствіе этого намѣренія, довольно-безразсуднаго со стороны человѣка, который шелъ къ тому же мѣсту, на которомъ его наканунѣ чуть не убили, Бюсси вошелъ къ себѣ, велѣлъ перевязать свою рану, надѣлъ ботфорты, взялъ съ собою самую надежную изъ своихъ шпагъ, закутался въ плащъ, сѣлъ въ носилки и, прибывъ къ навалу Сент-Антуанской Улицы, вышелъ изъ носилокъ, приказавъ своимъ людямъ ждать себя, а самъ отправился одинъ къ Бастиліи.
   Было около девяти часовъ вечера. Колокольный звопъ возвѣстилъ уже о томъ, чтобъ тушили огни. Улицы опустѣли.
   По причинѣ оттепели, площадь Бастиліи была покрыта лужами.
   Бюсси сталъ отъискивать то мѣсто, гдѣ упала его лошадь, и нашелъ его; онъ сталъ отступать такимъ же образомъ, какъ отступалъ наканунѣ, дошелъ до стѣны и началъ отъискивать дверь съ углубленіемъ и маленькимъ окошечкомъ, черезъ которое онъ смотрѣлъ на Келюса. Но почти всѣ двери были съ уступомъ и окошечкомъ; за всѣми слѣдовалъ корридоръ.
   -- Pardieu! вскричалъ Бюсси съ досадой-- хотя бы мнѣ пришлось стучаться во всѣ двери, допрашивать всѣхъ жильцовъ; хотя бы мнѣ пришлось истратить тысячу экю, чтобъ развязать языкъ слугамъ и старухамъ, я добьюсь-таки истины! Здѣсь пятьдесятъ домовъ; по десяти домовъ на вечеръ: слѣдовательно, мнѣ надобно будетъ потерять пять вечеровъ. Подожду только, чтобъ стало посуше.
   Едва Бюсси договаривалъ эти слова, какъ увидѣлъ слабый, дрожащій свѣтъ, осторожно приближавшійся и отражавшійся въ лужахъ, какъ маякъ въ морѣ. Этотъ свѣтъ медленно приближался къ нему, описывая круги, останавливаясь по-временамъ, переходя то направо, то налѣво; иногда спотыкаясь и прыгая подобно блуждающему огню, потомъ опять приближаясь ровно и опять выдѣлывая прежнія эволюціи.
   -- Надо согласиться, подумалъ Бюсси: -- что здѣсь престранное мѣсто... Подожду.
   И Бюсси, закутавшись въ плащъ, спрятался въ углубленіе двери. Ночь была такъ темна, что въ четырехъ шагахъ нельзя было ничего различить.
   Фонарь все приближался прежнимъ порядкомъ. Но такъ-какъ Бюсси не былъ суевѣренъ, то и не могъ думать, чтобъ это былъ блуждающій огонекъ, гроза путешественниковъ среднихъ вѣковъ.
   И точно, нѣсколько секундъ спустя, мнѣніе его оправдалось.
   Въ тридцати шагахъ отъ себя, Бюсси увидѣлъ черную, длинную какъ столбъ фигуру, которая мало-по-малу принимала формы живаго существа, державшаго въ лѣвой рукѣ и то передъ собою, то съ боку фонарь. Это живое существо въ ту минуту принадлежало, по-видимому, къ почетному братству пьяницъ, потому-что только пьянству можно было приписать странные круги, описываемые этимъ существомъ, и мужество, съ которымъ спотыкалось оно въ грязныхъ ямахъ и ступало черезъ лужи.
   Однажды, онъ даже поскользнулся на неотмерзшей мостовой и глухой стукъ, сопровождаемый быстрымъ движеніемъ фонаря сверху внизъ, возвѣстилъ Бюсси, что ночной путникъ, нетвердо державшійся на ногахъ, нашелъ болѣе-вѣрный центръ тяжести.
   Бюсси ощутилъ съ этой минуты то уваженіе, которое всѣ благородные люди питаютъ къ запоздалымъ пьяницамъ, и готовился уже идти подать помощь этому служителю Бахуса, какъ говорилъ поэтъ Ронсаръ, какъ увидѣлъ, что фонарь поднялся съ быстротою, доказывавшею въ хозяинѣ его твердость, какой нельзя было предполагать прежде.
   -- А-га! проговорилъ Бюсси:-- видно еще приключеніе.
   И такъ-какъ фонарь все болѣе и болѣе приближался и направлялся прямо къ нему, то онъ еще далѣе спрятался въ уступъ двери.
   Фонарь приблизился еще на десять шаговъ, и тогда Бюсси, по свѣту, распространяемому имъ, замѣтилъ странное обстоятельство: у человѣка, несшаго фонарь, были завязаны глаза.
   -- Pardieu! сказалъ Бюсси про-себя:-- вотъ странная идея играть въ жмурки съ фонаремъ, въ такое время и по такой грязи! Ужь не грезится ли мнѣ опять?
   Человѣкъ съ фонаремъ ступилъ еще пять или шесть шаговъ.
   -- Господи! подумалъ Бюсси: -- да онъ никакъ что-то бормочетъ. Стало-быть, это не пьяница и не сумасшедшій: это математикъ, ищущій разрѣшенія какой-нибудь задачи.
   Такое мнѣніе было внушено наблюдателю послѣдними словами, произнесенными человѣкомъ съ фонаремъ:
   -- Четыреста-восемьдесятъ-восемь, четыреста-восемьдесятъ-девять, четыреста-девяносто, бормоталъ человѣкъ съ фонаремъ:-- должно быть здѣсь.
   И тогда таинственный незнакомецъ, приподнявъ повязку, пошелъ прямо къ дому, противъ котораго находился.
   Подошедъ къ двери, онъ сталъ внимательно разсматривать ее.
   -- Нѣтъ, сказалъ онъ:-- не здѣсь.
   Потомъ опустилъ повязку и пошелъ далѣе.
   -- Четыреста-девяносто-одинъ, четыреста-дсвяносто-два, четыреста-девяносто-гри, четыреста-девяносто-четыре... должно быть здѣсь.
   И онъ опять поднялъ повязку и, остановившись противъ двери, находившейся возлѣ той, у которой Бюсси былъ спрятанъ, сталъ осматривать ее съ тѣмъ же вниманіемъ.
   -- Гм! сказалъ онъ: -- кажется, здѣсь; нѣтъ... а впрочемъ... нѣтъ, нѣтъ! Эти проклятыя двери всѣ похожи одна на другую.
   -- Я замѣтилъ то же самое, подумалъ Бюсси: -- сходство нашихъ замѣчаній заставляетъ меня уважать математика.
   Математикъ опустилъ повязку и продолжалъ:
   -- Четырегта-девяносто-пять, четыреста-девяносто-шесть, четыреста-девяносто-семь, четыреста-девяносто-восемь, четыреста-девяносто-девять... если теперь противъ меня дверь, такъ это должна быть именно та, которую я ищу.
   Точно, противъ него была дверь, и именно та самая, у которой былъ спрятанъ Бюсси; а потому, когда математикъ поднялъ и повязку и фонарь, то встрѣтился лицомъ-къ-лицу съ Бюсси.
   -- Ну, что? спросилъ Бюсси.
   -- О! вскричалъ незнакомецъ, отступивъ шагъ назадъ.
   -- Э, старый знакомый! вскричалъ Бюсси.
   -- Не можетъ быть! вскричалъ незнакомецъ.
   -- Оно такъ, да только очень-странно. Такъ это вы, докторъ?
   -- А вы раненный?
   -- Точно.
   -- Боже! какой случай!
   -- Вы докторъ, продолжалъ Бюсси:-- перевязывавшій вчера дворянину рану въ боку...
   -- Въ правомъ.
   -- Именно; я васъ сейчасъ узналъ; у васъ такая легкая и вмѣстѣ искусная рука.
   -- Ахъ! я не надѣялся встрѣтить васъ здѣсь.
   -- Чего же вы искали?
   -- Домъ.
   -- А! сказалъ Бюсси: -- вы искали домъ?
   -- Да.
   -- Развѣ вы его не знаете?
   -- Какъ же мнѣ его знать, отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- коли меня провели съ завязанными глазами.
   -- Слѣдовательно, вы теперь увѣрены, что были въ этомъ домѣ?
   -- Въ этомъ, или одномъ изъ сосѣднихъ, навѣрное не знаю, потому-что самъ ищу его.
   -- Въ такомъ случаѣ, мнѣ не пригрезилось, сказалъ Бюсси.
   -- Пригрезилось? Что такое?
   -- Надобно вамъ сказать, другъ мой, что мнѣ казалось, будто все это приключеніе, исключая, разумѣется, раны, была мечта.
   -- Знаете ли, что слова ваши нисколько не удивляютъ меня!
   -- Отъ-чего?
   -- Я былъ увѣренъ, что тутъ кроется какая-нибудь тайна.
   -- Да, другъ мой, и тайна, которую вы поможете мнѣ открыть, не правда ли?
   -- Охотно.
   -- Но прежде всего два слова.
   -- Говорите.
   -- Какъ васъ зовутъ?
   -- Я охотно отвѣчу вамъ на этотъ вопросъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Хотя мнѣ очень-хорошо извѣстно, что, по модѣ и по законамъ общежитія, мнѣ слѣдовало бы при подобномъ вопросѣ подбочениться, закинуть назадъ голову и спросить: "А васъ самихъ какъ зовутъ, почтеннѣйшій?" Но вы вооружены длинной шпагой, а со мной кромѣ ланцета ничего нѣтъ. Вы похожи на благороднаго дворянина, а меня можно принять за бродягу, потому-что я промокъ до костей и загрязнился по поясъ. Итакъ, я рѣшаюсь откровенно отвѣчать на вашъ вопросъ: меня зовугъ Реми ле-Годуэнъ.
   -- Прекрасно. Благодарю васъ. А я -- Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси.
   -- Бюсси д'Амбуазъ! герой Бюсси! вскричалъ молодой докторъ съ восторгомъ.-- Какъ? вы тотъ знаменитый Бюсси, тотъ капитанъ, который... котораго... о!
   -- Я самъ, скромно отвѣчалъ дворининъ.-- И такъ-какъ теперь мы знаемъ другъ друга, то покорнѣйше васъ прошу удовлетворить моему любопытству...
   -- Сейчасъ, сейчасъ. Я такъ запачкался, что, подобно Эпаминонду-Ѳивянину, долженъ буду просидѣть дня три въ своей комнатѣ, не имѣя другаго платья... Но извините, вы, кажется, изволили спрашивать меня о чемъ-то...
   -- Да, я желалъ знать, какъ вы попали въ этотъ домъ?
   -- Очень-простымъ и вмѣстѣ непонятнымъ образомъ. Я вамъ это сейчасъ объясню, сказалъ молодой человѣкъ.
   -- Пожалуйста.
   -- Ахъ, извините, графъ... Я такъ разстроенъ, такъ изумленъ, что даже забылъ, что говорю съ графомъ.
   -- Ничего, продолжайте.
   -- Изволите видѣть, графъ, что со мною случилось: я живу въ улицѣ Ботрельи, въ пятистахъ шагахъ отсюда. Я бѣдный ученикъ хирургіи и, увѣряю васъ, уже довольно-хорошо знаю свое дѣло.
   -- Я это извѣдалъ по опыту.
   -- Я прилежно учился, и учусь, продолжалъ молодой человѣкъ: -- а больныхъ у меня нѣтъ. Меня зовутъ Реми ле-Годуэнъ; Реми по имени, а ле-Годуэнъ потому, что я родился въ Нантельё-ле-Годуэнъ. Дней семь или восемь назадъ, за Арсеналомъ, какой-то человѣкъ былъ раненъ ножомъ; я зашилъ ему рану въ животѣ и очень-ловко упряталъ кишки, которыя полѣзли-было наружу. Это составило мнѣ нѣкоторую репутацію, которой я обязанъ тѣмъ, что въ прошлую ночь меня разбудилъ нѣжненькій голосокъ.
   -- Женскій? вскричалъ Бюсси.
   -- Да; но берегитесь, графъ; не смотря на всю простоту свою, я узналъ, что это былъ голосъ служанки. Впрочемъ, это очень-натурально: съ этими голосами я болѣе знакомъ, нежели съ голосами знатныхъ дамъ.
   -- Что же вы сдѣлали?
   -- Я всталъ и отворилъ дверь; но едва вышелъ въ сѣни, какъ двѣ ручки, не слишкомъ-нѣжныя, но и не слишкомъ-жесткія, завязали мнѣ глаза.
   -- Ничего не говоря? спросилъ Бюсси.
   -- Ничего. Она сказала мнѣ:-- Пойдемте; не старайтесь узнавать, куда идете; будьте скромны; вотъ вамъ награда.
   -- Какая же была награда?
   -- Кошелекъ, набитый пистолями, который она вложила мнѣ въ руку.
   -- А-га! Что жь вы отвѣчали?
   -- Я отвѣчалъ, что готовъ слѣдовать за миленькой проводницей... Я не зналъ, мила ли она, но во всякомъ случаѣ этотъ комплиментъ не могъ испортить дѣла.
   -- И вы послѣдовали за нею безъ возраженій, не требуя никакого обезпеченія въ своей безопасности?
   -- Я часто читалъ подобныя исторіи въ книгахъ и всегда замѣчалъ, что онѣ кончались чѣмъ-нибудь пріятнымъ для врача. Слѣдовательно, я, какъ имѣлъ уже честь докладывать, пошелъ за служанкой; меня вели по твердой дорогѣ; морозило, и я сосчиталъ пятьсотъ-два шага.
   -- Хорошо, сказалъ Бюсси:-- вы поступили благоразумно; слѣдовательно, вы остановились у этой двери?
   -- Я полагаю, потому-что сосчиталъ до четырех-сотъ девятидесяти-девяти шаговъ; если только хитрая дѣвчонка не заставила меня нарочно покружиться, въ чемъ я ее очень подозрѣваю.
   -- Да; но предположимъ даже, что она приняла эту предосторожность, сказалъ Бюсси: -- не-уже-ли она не дала вамъ чего-нибудь замѣтить, не произнесла какого-нибудь имени?
   -- Никакого.
   -- И вы сами ничего не замѣтили?
   -- Я замѣтилъ все, что можно было замѣтить пальцами, служащими иногда вмѣсто глазъ... то-есть: дверь, обитую гвоздями; за дверью корридоръ; въ концѣ корридора лѣстницу.
   -- На-лѣво?
   -- Да. Я даже сосчиталъ ступени.
   -- Сколько?
   -- Двѣнадцать!
   -- И потомъ прямо входъ?
   -- Нѣтъ; кажется, сперва былъ корридоръ, потому-что три раза отворялись двери.
   -- Хорошо.
   -- Потомъ я услышалъ голосъ... Ахъ! это ужь былъ голосъ госпожи... нѣжный, пріятный голосокъ.
   -- Да, да, это быль ея голосъ.
   -- Ея?
   -- Я въ томъ увѣренъ.
   -- Вы счастливѣе меня, потому-что хоть въ чемъ-нибудь увѣрены. Потомъ меня толкнули въ комнату, въ которой вы лежали, и мнѣ позволили снять повязку.
   -- Такъ, такъ.
   -- Тогда я увидѣлъ васъ.
   -- Гдѣ я былъ?
   -- На постели.
   -- Съ бѣлыми камковыми занавѣсами, шитыми золотомъ?
   -- Да.
   -- Въ комнатѣ съ обоями?
   -- Да.
   -- И съ расписаинымъ потолкомъ?
   -- Точно-такъ. Между двумя окнами...
   -- Портретъ.
   -- Именно.
   -- Портретъ восьмнадцати или двадцати-лѣтней дѣвушки.
   -- Да.
   -- Блондинки?
   -- Такъ.
   -- Прелестной, какъ ангелъ?
   -- Еще прелестнѣе!
   -- Правда! Что жь вы сдѣлали?
   -- Я перевязалъ вамъ рану.
   -- И очень-искусно.
   -- Какъ умѣлъ!
   -- Прекрасно перевязали, другъ мой, прекрасно! потому-что сегодня утромъ рана почти закрылась.
   -- Благодаря бальзаму, мною-самимъ составленному и изумительному въ подобныхъ случахъ! Сколько разъ, не имѣя кого лечить, я самъ наносилъ себѣ раны, чтобъ испытать свой бальзамъ. И что же? Каждый разъ раны заживали въ два-три дня.
   -- Любезный мосьё Реми, вскричалъ Бюсси: -- вы человѣкъ драгоцѣнный, и я сердечно полюбилъ васъ. Но говорите: что жь было далѣе?
   -- Потомъ съ вами опять сдѣлался обморокъ. Голосъ безпрестанно спрашивалъ меня объ васъ.
   -- Откуда?
   -- Изъ сосѣдней комнаты.
   -- Такъ-что вы не видали хозяйки?
   -- Не видалъ.
   -- Что же вы отвѣчали ей?
   -- Я отвѣчалъ, что рана не опасна, и что черезъ сутки не будетъ и слѣдовъ ея.
   -- Что же она?
   -- Она была въ восторгѣ, потому-что вскричала; Какое счастье, Боже мой!
   -- Она сказала: какое счастье?
   -- Сказала.
   -- Мосьё Реми, я беру васъ подъ свое покровительство. Но далѣе, далѣе...
   -- Далѣе все было кончено; рана ваша была перевязана; мнѣ нечего было больше дѣлать, и голосъ сказалъ: "мосьё Реми..."
   -- Голосъ зналъ, какъ васъ зовутъ?
   -- Конечно; въ-слѣдствіе заслуженной мною репутаціи послѣ излеченія раны, о которой я вамъ говорилъ.
   -- Правда, правда. И такъ, голосъ сказалъ вамъ: "мосьё Реми..."
   -- "Будьте благороднымъ человѣкомъ; не измѣняйте бѣдной женщинѣ, которую увлекло человѣколюбіе; надѣньте опять повязку и удалитесь, не стараясь узнать, гдѣ вы были."
   -- И вы обѣщали?
   -- Далъ честное слово.
   -- И сдержали его?
   -- Какъ видите, наивно отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- иначе я не сталъ бы искать двери.
   -- Вы поступили прекрасно, какъ благородный человѣкъ, сказалъ Бюсси:-- и хотя внутренно я бѣшусь, но не могу не сказать вамъ: дайте мнѣ вашу руку, мосьё Реми.
   И Бюсси дружески протянулъ руку къ мололому доктору.
   -- Графъ... сказалъ Реми съ замѣшательствомъ.
   -- Давайте, давайте; вы дворянинъ по сердцу.
   -- Графъ, сказалъ Реми: -- я почту за величайшую честь пожать руку храброму Бюсси д'Амбуазу... но сперва я долженъ объяснить вамъ, зачѣмъ ищу домъ.
   -- Зачѣмъ?
   -- Въ кошелькѣ было десять пистолей.
   -- Ну?
   -- Это слишкомъ-много для человѣка, который беретъ по пяти су за визитъ, и то только въ такомъ случаѣ, если ему могутъ заплатить; а потому я хотѣлъ...
   -- Возвратить деньги?
   -- Да.
   -- Любезный Реми, вы черезъ-чуръ совѣстливы, клянусь вамъ; вы заслужили эти деньги, и онѣ принадлежатъ вамъ по праву.
   -- Вы думаете? сказалъ Реми, весьма-довольный.
   -- Увѣряю васъ; только не эта дама должна платить вамъ, потому-что я ея не знаю, и она меня не знаетъ.
   -- Слѣдовательно, я долженъ же отдать деньги...
   -- Пожалуй; но я у васъ въ долгу.
   -- Вы?
   -- Да, и заплачу свой долгъ. Что вы дѣлаете въ Парижѣ? говорите... Разскажите мнѣ всѣ свои обстоятельства, мой добрый мсьё Реми.
   -- Что я дѣлаю въ Парижѣ? Покуда ничего; но еслибъ у меня были паціенты, я бы не сидѣлъ сложа руки.
   -- Прекрасно! Я сейчасъ дамъ вамъ паціента: хотите лечить меня? Вамъ будетъ много дѣла, увѣряю васъ! Не проходитъ дня, чтобъ я не изуродовалъ кого-нибудь, или чтобъ мнѣ самому не досталось. Скажите же... хотите ли взяться чинить прорѣхи, которыя мнѣ будутъ дѣлать, или которыя я буду дѣлать?
   -- Ахъ, графъ! сказалъ Реми: -- я не достоинъ этой чести...
   -- Нѣтъ, чортъ возьми! такихъ людей, какъ вы, немного. А у васъ рука легка, какъ у женщины; притомъ же, вашъ бальзамъ...
   -- Графъ!
   -- Вы будете жить у меня... у васъ будетъ своя квартира, свои люди. Соглашайтесь, или, клянусь честью, вы оскорбите меня. Впрочемъ, дѣло ваше не кончено: вы должны сдѣлать мнѣ еще перевязку.
   -- Графъ, отвѣчалъ молодой докторъ: -- я такъ счастливъ, что не умѣю выразить своей признательности. Я буду трудиться... у меня будутъ паціенты!
   -- Нѣтъ, не будутъ, потому-что я беру васъ для себя-одного... и, разумѣется, для друзей моихъ. Но скажите: больше вы ничего не помните?
   -- Ничего.
   -- Такъ объясните мнѣ одно обстоятельство. Вы, какъ человѣкъ наблюдательный, осторожный, ощупывающій стѣны, изучающій голоса, можетъ-быть, скажете мнѣ, какимъ образомъ я попался изъ этого дома на край рва близь Тампля?
   -- Вы!
   -- Да, я... Вы не помогали переносить меня?
   -- Нисколько! Я даже воспротивился бы этому, потому-что холодъ могъ повредить вамъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Бюсси:-- я рѣшительно теряюсь. Не хотите ли вы еще поискать со мною?
   -- Все, что вамъ угодно, графъ; но я боюсь, что трудъ нашъ будетъ напрасенъ. Здѣсь всѣ домы похожи одинъ на другой.
   -- Такъ мы посмотримъ днемъ, сказалъ Бюсси.
   -- Да; но днемъ насъ самихъ увидятъ.
   -- Такъ надо будетъ вывѣдать?
   -- Будемъ вывѣдывать, графъ.
   -- И вывѣдаемъ! Повѣрь мнѣ, Реми; насъ теперь двое, и я увѣренъ, что это не мечта, а дѣйствительность. Это уже много.
   

XII.
Что за человѣкъ былъ обер-егермейстеръ Бріанъ де-Монсоро.

   Бюсси волновала не радость, а восторгъ, когда онъ убѣдился, что мечта его не была мечтою, и что прелестная блондинка въ-самомъ-дѣлѣ оказала ему великодушное гостепріимство, о которомъ сердце его сохранило неясное воспоминаніе.
   Онъ рѣшился не отпускать отъ себя молодаго человѣка, котораго возвелъ въ званіе своего домашняго доктора. Не смотря на то, что Реми былъ ужасно выпачканъ, онъ долженъ былъ сѣсть съ нимъ въ носилки; Бюсси боялся отпустить его, чтобъ и онъ не исчезъ, какъ видѣніе; онъ рѣшился взять его къ себѣ, запереть на ночь, и выпустить на свободу только къ утру.
   Во все время возвратнаго пути, графъ допрашивалъ молодого человѣка; но отвѣты все оставались въ томъ тѣсномъ кругу, который мы указали. Реми-ле-Годуэнъ зналъ не болѣе Бюсси.
   Но для человѣка, въ сердцѣ котораго раждается любовь,-- а въ сердцѣ Бюсси она развивалась видимо,-- пріятно бесѣдовать о любимой женщинѣ; правда, Реми не видалъ этой женщины, но это была еще выгода для Бюсси, потому-что онъ могъ описывать ему ея прелести.
   Бюсси былъ очень-расположенъ пробесѣдовать всю ночь о незнакомой красавицѣ; но Реми, вступивъ въ свою новую должность, началъ съ того, что приказалъ раненному лечь спать; усталость то же совѣтовала ему, и онъ повиновался.
   Однакожь, Бюсси прежде самъ проводилъ своего новаго врача въ квартиру, состоявшую изъ трехъ комнатъ, которую онъ самъ нѣкогда занималъ; потомъ, удостовѣрившись, что молодой докторъ, довольный своей новой квартирой и счастіемъ, посланнымъ ему Провидѣніемъ, не уйдетъ тихонько изъ дома, вошелъ въ великолѣпную квартиру, которую занималъ въ первомъ этажѣ.
   Проснувшись на другое утро, онъ увидѣлъ возлѣ своей кровати Реми. Молодой докторъ все еще не вѣрилъ своему счастію и ждалъ пробужденія Бюсси, чтобъ удостовѣриться, не грезилось ли ему самому.
   -- Какъ вы себя чувствуете? спросилъ онъ Бюсси.
   -- Прекрасно, мой любезный эскулапъ; довольны ли вы сами?
   -- Такъ доволенъ, великодушный покровитель мой, что не помѣняюсь даже съ королемъ Генрихомъ III, хотя онъ теперь, какъ кажется, собирается прямо въ рай; но дѣло не въ томъ; надобно осмотрѣть вашу рану.
   -- Осмотрите.
   И Бюсси поворотился бокомъ, чтобъ молодой хирургъ могъ лучше снять повязку.
   Все шло какъ-нельзя-лучше; рана закрылась. Бюсси спалъ какъ человѣкъ вполнѣ-счастливый; сонъ и счастіе помогли хирургу, такъ-что ему почти ничего не оставалось дѣлать.
   -- Что вы скажете, мой добрый Реми?
   -- Я не смѣю сознаться, что вы почти здоровы, боясь, чтобъ вы не отослали меня домой, въ мою квартирку, въ улицѣ Ботрельи, въ пятистахъ шагахъ отъ таинственнаго дома...
   -- Который мы отъищемъ, не правда ли, Реми?
   -- Надѣюсь.
   -- И такъ, другъ мой, сегодня ты долженъ...
   -- Простите! вскричалъ Реми, со слезами на глазахъ:-- вы, кажется, сказали мнѣ ты?
   -- Реми, я говорю ты людямъ, которыхъ люблю. Тебѣ это непріятно?
   -- Напротивъ, вскричалъ молодой человѣкъ, стараясь схватить руку Бюсси и поцаловать ее:-- напротивъ! Я думалъ, что мнѣ только послышалось. О, мосьё де-Бюсси! я сойду съ ума отъ радости!
   -- Не надобно, другъ мой; я хочу, чтобъ и ты полюбилъ меня хоть немного; хочу, чтобъ ты былъ у меня домашнимъ человѣкомъ и сегодня же переселился ко мнѣ совсѣмъ; мнѣ же ты долженъ позволить присутствовать при врученіи жезла новому придворному обер-егермейстеру {При вступленіи въ это званіе, егермейстеру вручали жезлъ -- estorluaire, который онъ долженъ былъ подавать королю на охотѣ въ лѣсу, для отклоненія сучьевъ при скачкѣ въ галопъ.}.
   -- Ахъ! сказалъ Реми: -- это еще опасно.
   -- Ничего; обѣщаюсь тебѣ быть осторожнымъ.
   -- Но вѣдь вы должны быть на лошади?
   -- Непремѣнно.
   -- Есть ли у васъ спокойная лошадь?
   -- У меня ихъ четыре.
   -- Ну, такъ возьмите ту, на которой вы позволили бы ѣхать той особѣ... знаете... гдѣ портретъ..?
   -- Знаю ли? Еще бы! Реми, ты проложилъ себѣ навѣки дорогу къ моему сердцу; я ужасно боялся, что ты не позволишь мнѣ ѣхать на сегодняшную охоту, или на этотъ охотничій церемоніалъ, на которомъ будутъ всѣ придворныя дамы и съѣдутся многія изъ горожанокъ. Ты понимаешь, что мой портретъ непремѣнно долженъ принадлежать ко двору, -- либо это горожанка. Простой мѣщанкой она быть не можетъ: роскошь и изящество ея дома доказываютъ, что она или знатная, или богатая женщина... Я, можетъ-быть, встрѣчу ее!
   -- Все возможно, философически отвѣчалъ Реми.
   -- Да; только дома нельзя узнать, со вздохомъ возразилъ Бюсси.
   -- Еще труднѣе будетъ войдти въ него, прибавилъ Реми.
   -- О, только бы найдти!.. О томъ, какъ войдти, я всегда думаю только тогда, когда уже войду, сказалъ Бюсси:-- впрочемъ, у меня есть вѣрное средство.
   -- Какое?
   -- Я дамъ себя еще разъ ранить.
   -- Прекрасно, сказалъ Реми: -- это подаетъ мнѣ надежду, что вы оставите меня при себѣ.
   -- Не безпокойся, сказалъ Бюсси:-- мнѣ кажется, что я знакомъ съ тобою уже лѣтъ двадцать, и, клянусь честью, никогда не разстанусь съ тобою.
   Доброе лицо молодаго доктора просіяло невыразимою радостью.
   -- Итакъ рѣшено, сказалъ онъ:-- вы ѣдете на охоту, чтобъ отъискивать красавицу, а я отправлюсь сперва въ улицу Ботрельи и потомъ пойду узнавать домъ.
   -- Забавно было бы, сказалъ Бюсси:-- еслибъ и твои и мои поиски увѣнчались успѣхомъ.
   Бюсси и Реми разстались не какъ господинъ и подчиненный, а какъ два друга.
   Въ Венсеньскомъ-Лѣсу была назначена большая охота по случаю вступленія въ новую должность Бріана де-Монсоро, недавно пожалованнаго въ обер-егермейстеры. Религіозная процессія и внезапное покаяніе короля заставляли всѣхъ сомнѣваться въ томъ, будетъ ли онъ лично присутствовать на этой охотъ, потому-что когда на него находили подобныя минуты, онъ по цѣлымъ недѣлямъ не выходилъ изъ Лувра, а иногда поступалъ даже въ монастырь; но къ величайшему изумленію двора, около девяти часовъ утра всѣ узнали, что король уѣхалъ въ Венсеньскій-Замокъ и охотился за оленями съ своимъ братомъ, герцогомъ анжуйскимъ, и всѣмъ дворомъ.
   Мѣсто сходки было назначено у Лощины-Короля-св.-Лудовика. Такъ называли въ то время перекрестокъ, гдѣ находился еще, какъ говорятъ, знаменитый дубъ, возлѣ котораго король-мученикъ творилъ судъ и расправу. Всѣ уже собрались въ девять часовъ утра, когда новый сановникъ, предметъ общаго любопытства и почти никому незнакомый при дворѣ, явился на красивомъ ворономъ конѣ своемъ.
   Всѣ взоры обратились на него.
   Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати-пяти, высокій ростомъ; рябое и покрытое красными пятнами лицо его производило непріятное впечатлѣніе и заставляло внимательнѣе его разсматривать, что рѣдко располагаетъ въ пользу того, кого разсматриваютъ. Къ сочувствію располагаетъ обыкновенно первый взглядъ: открытый взоръ и прямодушная улыбка симпатически вызываютъ такой же взоръ и такую же улыбку.
   На немъ было зеленое полукафтанье, вышитое по швамъ серебромъ; серебряный поясъ съ вышитымъ гербомъ короля, токъ съ длиннымъ перомъ; въ лѣвой рукѣ нѣчто въ родѣ палицы, а въ правой жезлъ, который онъ долженъ былъ вручить королю.
   Мосьё де-Монсоро имѣлъ мужественную грозную, но ужь нисколько не красивую наружность.
   -- Фи! какого урода вы привезли намъ изъ своей провинціи, ваше высочество, сказалъ Бюсси герцогу анжуйскому: -- такъ за такими-то дворянами вы ѣздите въ глушь? Чортъ возьми! во всемъ Парижѣ не найдешь такой непріятной физіономіи, хотя у насъ ихъ и много! Говорятъ,-- я повторяю только то, что слышалъ,-- говорятъ, будто-бы ваше высочество изволили настоятельно требовать, чтобъ король принялъ этого обер-егермейстера.
   -- Графъ де-Монсоро служилъ мнѣ вѣрой и правдой, отрывисто отвѣчалъ герцогъ анжуйскій:-- я вознаграждаю его.
   -- Хорошо сказано, ваше высочество; признательность ваша тѣмъ достойнѣе, что мы рѣдко встрѣчаемъ ее; но если онъ не имѣетъ другаго достоинства, такъ мнѣ кажется, что и я служилъ вамъ вѣрой и правдой, и смѣю доложить, мнѣ болѣе былъ бы къ-лицу костюмъ обер-егермейстера, нежели этому привидѣнію... Ахъ! да у него рыжая борода. Я и не замѣтилъ этого: однимъ достоинствомъ болѣе!
   -- Я не зналъ, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій: -- что надобно походить на Аполлона или Антиноя, чтобъ занимать мѣсто при дворѣ.
   -- Ваше высочество не знали этого? спросилъ Бюсси съ величайшимъ хладнокровіемъ: -- странно!
   -- Я предпочитаю сердце лицу, отвѣчалъ принцъ:-- оказанныя услуги важнѣе обѣщанныхъ.
   -- Простите за любопытство, ваше высочество, продолжалъ Бюсси: -- но мнѣ бы очень хотѣлось знать, какія услуги оказалъ вамъ де-Монсоро?
   -- А, Бюсси! съ колкостью отвѣчалъ герцогъ:-- вы правду сказали -- вы любопытны... слишкомъ-любопытны.
   -- Вотъ вы каковы, принцъ! воскликнулъ Бюсси съ обыкновенною своею смѣлостью.-- Вы сами любите разспрашивать и требуете, чтобъ вамъ отвѣчали; а спроси васъ, такъ ни слова не добьешься.
   -- Правда, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- но если ты хочешь знать, за что я покровительствую Монсоро, я дамъ тебѣ средство узнать.
   -- Какое?
   -- Спроси самого Монсоро.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ! вскричалъ Бюсси.-- Вы правы! Тѣмъ болѣе, что съ нимъ, какъ съ простымъ дворяниномъ, я чиниться не стану, и если онъ мнѣ не дастъ отвѣта, такъ...
   -- Что же?
   -- Такъ я ему скажу, что онъ невѣжа.
   И, обратившись съ этими словами къ принцу спиною. Бюсси, не разсуждая, снялъ шляпу и при всѣхъ приблизился къ Монсоро, который, сидя на конѣ посреди круга, образовавшагося около него и будучи центромъ всѣхъ взоровъ, ожидалъ съ удивительнымъ хладнокровіемъ, чтобъ король избавилъ его, наконецъ, отъ этого непріятнаго положенія.
   Когда онъ увидѣлъ Бюсси, приближающагося съ открытымъ, веселымъ, улыбающимся лицомъ, то и его лицо приняло менѣе-серьёзное выраженіе.
   -- Простите, сказалъ Бюсси:-- но я вижу, что вы здѣсь совершенно одни. Не-уже-ли милость, которою вы пользуетесь, доставила вамъ уже столько враговъ, сколько вы могли имѣть друзей за недѣлю до вступленія въ это званіе?
   -- Не знаю навѣрное, графъ, но объ закладъ биться готовъ, отвѣчалъ де-Монсоро.-- Позвольте, однакожь, мнѣ узнать, чему я обязанъ честію, которую вы мнѣ оказываете, нарушая мое уединеніе?
   -- Гому восторгу, смѣло отвѣчалъ Бюсси: -- который герцогъ анжуйскій внушилъ мнѣ къ вамъ.
   -- Какимъ образомъ?
   -- Разсказавъ тотъ подвигъ, за который вы пожалованы обер-егермейстеромъ.
   Монсоро страшно поблѣднѣлъ. Онъ бросилъ на Бюсси взглядъ, предвѣщавшій сильную грозу.
   Бюсси замѣтилъ тогда, что сдѣлалъ ошибку; но онъ не любилъ отступать; напротивъ, онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые нескромность поправляютъ дерзостью.
   -- Вы говорите, отвѣчалъ обер-егермейстеръ:-- что герцогъ разсказалъ вамъ мой послѣдній подвигъ?
   -- Да, отвѣчалъ Бюсси:-- разсказалъ очень-подробно; это самое внушило мнѣ непреодолимое желаніе услышать разсказъ о томъ же подвигѣ отъ васъ самихъ.
   Монсоро сжалъ жезлъ въ рукахъ своихъ, какъ-бы желая употребить его оружіемъ противъ Бюсси.
   -- Parbleu! сказалъ онъ: -- я готовъ бы былъ исполнить ваше желаніе; но вотъ король... Однакожь, если вамъ угодно, то послѣ я буду къ вашимъ услугамъ.
   И точно, король, на своемъ любимомъ гнѣдомъ конѣ, быстро приближался къ лощинѣ.
   Бюсси оглянулся и встрѣтилъ взглядъ герцога анжуйскаго; на лицѣ его была одна изъ самыхъ злобныхъ его улыбокъ.
   -- Господинъ и слуга, подумалъ Бюсси:-- дѣлаютъ оба очень-нехорошую гримасу, когда смѣются; каково же должно быть, когда они плачутъ?
   Король любилъ открытыя, пріятныя лица; а потому Монсоро ему не понравился. Не смотря на то, онъ довольно-ласково принялъ жезлъ, который обер-егермейстеръ подалъ ему, преклонивъ, по обычаю, одно колѣно.
   Немедленно за тѣмъ, пикёры возвѣстили, что олень былъ загнанъ, и охота началась.
   Бюсси нарочно сталъ съ боку, чтобъ видѣть всѣхъ, скакавшихъ мимо; онъ разсматривалъ всѣхъ женщинъ, но тщетно: между ними были хорошенькія, прелестныя, очаровательныя; но милаго существа, котораго искалъ онъ, не было.
   Бюсси присоединился къ друзьямъ своимъ. Антраге, вѣчно веселый и беззаботный, разогналъ скуку своего друга.
   -- Новый обер-егермейстеръ нашъ очень-некрасивъ, сказалъ онъ Бюсси: -- не правда ли?
   -- Я нахожу его отвратительнымъ; хороша должно быть семья его! Покажи мнѣ его жену.
   -- Онъ не женатъ, возразилъ Антраге.
   -- Почему ты знаешь?
   -- Потому-что мадамъ де-Ведронъ находитъ его красавцемъ и охотно взяла бы его себѣ въ четвертые мужья, какъ Лукреція Борджіа взяла графа д'Эсте. Посмотри, какъ она гонится на своей пѣгой лошади за воронымъ конемъ мосьё Монсоро.
   -- А какихъ онъ имѣній владѣтель? спросилъ Бюсси.
   -- Разныхъ.
   -- Гдѣ они?
   -- Въ Анжу.
   -- Онъ богатъ?
   -- Говорятъ; но это все достоинство его., онъ изъ мелкаго дворянства.
   -- А кто его возлюбленная?
   -- У него нѣтъ возлюбленной; онъ хочетъ быть оригиналомъ... Но тебя, кажется, зоветъ герцогъ анжуйскій; ступай скорѣе.
   -- Подождетъ!.. Этотъ Монсоро сильно возбуждаетъ мое любопытство... Я нахожу его страннымъ. Мнѣ кажется, -- самъ не знаю отъ-чего, -- но мнѣ кажется, что мнѣ прійдется имѣть съ нимъ дѣло. И притомъ, что за имя, Монсоро!
   -- Мон-де-ла-Суро, возразилъ Антраге: -- вотъ происхожденіе этого имени; это мнѣ растолковалъ сегодня утромъ мой старый аббатъ: Mons Soricis.
   -- Странное имя!
   -- Ахъ, постой! вскричалъ вдругъ Антраге.
   -- Что такое?
   -- Ливаро долженъ знать...
   -- Кого?
   -- Фамилію Mons Soricis. Они сосѣди по владѣніямъ.
   -- Не-уже-ли? Надобно сейчасъ спросить его. Эй, Ливаро!
   Ливаро приблизился.
   -- Скорѣе, сюда, Ливаро!... Что Монсоро?
   -- Какъ что?
   -- Разскажи намъ, что за люди эти Монсоро?
   -- Охотно.
   -- Долго будешь разсказывать?
   -- Нѣтъ, недолго. Въ трехъ словахъ я объясню вамъ, что знаю и что думаю про него... Я боюсь его!
   -- Хорошо! Это касается до тебя. Разскажи же намъ теперь,-- что до него касается.
   -- Слушай!.. Однажды вечеромъ...
   -- Страшно начинается, сказалъ Анграге.
   -- Не мѣшай же!-- Однажды вечеромъ я возвращался отъ своего дяди черезъ Меридорскій-Лѣсъ. Этому будетъ мѣсяцевъ шесть; вдругъ слышу ужасный крикъ и вижу, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меня скачетъ бѣлая осѣдланная лошадь; всадника на ней не было; я поскакалъ за нею и на концѣ длинной аллеи, омраченной вечерними сумерками, вижу всадника на ворономъ копѣ: онъ не скакалъ, а летѣлъ. Еще разъ послышался страшный крикъ, и я замѣтилъ, что передъ нимъ лежала перекинутая черезъ сѣдло женщина, которой онъ старался зажать ротъ рукою. Со мной было охотничье ружье;.ты знаешь, что я стрѣляю обыкновенно довольно-мѣтко. Я прицѣлился и вѣрно подстрѣлилъ бы всадника, еслибъ ружье не дало осѣчки.
   -- Что же потомъ? спросилъ Бюсси.
   -- Потомъ я разспрашивалъ дровосѣка, что это былъ за человѣкъ, похищавшій женщинъ; дровосѣкъ отвѣчалъ, что это былъ мосьё де-Монсоро.
   -- Такъ что жь за бѣда! сказалъ Антраге:-- похищать женщинъ позволительно; это водится, не правда ли, Бюсси?
   -- Правда, отвѣчалъ Бюсси:-- но имъ по-крайней-мѣрѣ не мѣшаютъ кричать.
   -- Кто же была женщина, которую онъ похищалъ? спросилъ Антраге.
   -- Этого никто не зналъ.
   -- Да! сказалъ Бюсси:-- онъ въ-самомъ-дѣлѣ человѣкъ весьма-любопытный...
   -- Вѣрно то, сказалъ Ливаро:-- что о немъ идетъ ужасная молва.
   -- Не разсказываютъ ли другихъ приключеній?
   -- Нѣтъ, никакихъ; онъ никогда, впрочемъ, открыто и не дѣлалъ большаго зла; притомъ же, говорятъ, онъ очень-добръ, къ крестьянамъ -- хотя они, не смотря на эту доброту, боятся его какъ огня. На охотѣ онъ настоящій Нимвродъ, и король можетъ похвалиться, что теперь у него отличный обер-егермейстеръ. Онъ во всякомъ случаѣ будетъ лучше Сен-Люка, которому король назначалъ-было это мѣсто, по которому предпочли де-Монсоро, благодаря вліянію герцога анжуйскаго.
   -- Однако ты видишь, что герцогъ продолжаетъ звать тебя, сказалъ Антраге.
   -- Пускай зоветъ! Но кстати, знаете ли, что разсказываютъ про Сен-Люка?
   -- Нѣтъ; онъ все еще въ плѣну у короля? спросилъ смѣясь Ливаро.
   -- Вѣроятно, отвѣчалъ Антраге: -- если его нѣтъ здѣсь.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, друзья мои; онъ ускакалъ въ часъ ночью!
   -- Куда?
   -- Въ имѣніе жены своей.
   -- Изгнанъ?
   -- Кажется.
   -- Не можетъ быть, чтобъ король рѣшился изгнать Сен-Люка.
   -- Увѣряю тебя!
   -- Отъ кого ты слышалъ?
   -- Отъ самого маршала де-Бриссака.
   -- Вотъ любопытная новость; это повредитъ Монсоро.
   -- О! знаю, вскричалъ Бюсси.
   -- Что ты знаещь?
   -- Угадалъ!
   -- Да что жь ты угадалъ?
   -- Какую услугу онъ оказалъ герцогу анжуйскому.
   -- Сен-Люкъ?
   -- Нѣтъ, Монсоро.
   -- Не-уже-ли?
   -- Да, чортъ возьми; вы сейчасъ увидите, ступайте за мною.
   И Бюсси, вмѣстѣ съ Ливаро и д'Ангратомъ поскакалъ въ галопъ за герцогомъ анжуйскимъ, который, наскучивъ звать его знаками, поѣхалъ далѣе.
   -- Ахъ, ваше высочество! вскричалъ Бюсси, догнавъ принца: -- что за драгоцѣнный человѣкъ этотъ Монсоро!
   -- Не-уже-ли?
   -- Удивительный!
   -- Развѣ ты съ нимъ говорилъ? насмѣшливо спросилъ принцъ.
   -- Конечно; притомъ онъ человѣкъ весьма-остроумный.
   -- И ты спросилъ его, какую онъ мнѣ оказалъ услугу?
   -- Разумѣется; вѣдь я только для того и подъѣхалъ къ нему.
   -- И онъ тебѣ отвѣчалъ? спросилъ герцогъ разсмѣявшись.
   -- Отвѣчалъ, и съ любезностью, за которую я ему душевно благодаренъ.
   -- А что жь онъ тебѣ сказалъ, мой неустрашимый дворянинъ? спросилъ принцъ.
   Тутъ Бюсси тихонько шепнулъ принцу намекъ на способность Монсоро похищать женщинъ...
   Герцогъ еще болѣе нахмурился, съ яростію сжалъ кулаки и пустилъ коня въ такой бѣшеный галопъ, что Бюсси и друзья его остались позади.
   -- А-га! сказалъ Антраге:-- ты, кажется, попалъ въ цѣль своей шуткой.
   -- Тѣмъ болѣе, прибавилъ Ливаро:-- что не всѣ принимаютъ ее за шутку.
   -- Чортъ возьми! сказалъ Бюсси:-- мнѣ кажется, что я его кольнулъ въ самое сердце!
   Минуту спустя, послышался голосъ герцога анжуйскаго.
   -- Эй, Бюсси! гдѣ ты? кричалъ онъ: -- ступай сюда!
   -- Здѣсь, ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси, приблизившись.
   Принцъ громко хохоталъ.
   -- Я вижу, что вы теперь только поняли мою шутку, сказалъ Бюсси.
   -- Нѣтъ, Бюсси, я смѣюсь не тому, что ты мнѣ сказалъ.
   -- Жаль; я желалъ бы заставить смѣяться принца, который не часто смѣется.
   -- Я смѣюсь тому, мой бѣдный Бюсси, что ты хитришь и выдумываешь небывалыя исторіи, чтобъ допытаться до истины.
   -- Совсѣмъ-нѣтъ, ваше высочество! Я сказалъ вамъ сущую правду!
   -- Хорошо. Насъ теперь двое; разскажи же мнѣ подробнѣе твою исторійку; гдѣ ты узналъ ее?
   -- Въ Меридорскомъ-Лѣсу, ваше высочество.
   Герцогъ поблѣднѣлъ, по не сказалъ ни слова.
   -- Теперь уже нѣтъ никакого сомнѣнія, подумалъ Бюсси:-- герцогъ замѣшанъ въ исторію похитителя на вороной лошади и несчастной жертвы.
   -- Послушайте, ваше высочество, сказалъ Бюсси, смѣясь въ свою очередь отъ-того, что герцогъ пересталъ смѣяться: -- если есть нѣкотораго рода услуги, которыя нравятся вамъ болѣе другихъ, такъ научите насъ, и мы готовы вступить въ соперничество съ Монсоро.
   -- Pardieu! охотно, сказалъ герцогъ:-- слушай, Бюсси, ты можешь оказать мнѣ услугу.
   Принцъ отвелъ Бюсси въ сторону.
   -- Слушай, сказалъ онъ: -- я случайно встрѣтилъ въ церкви прелестную женщину; такъ-какъ нѣкоторыя черты лица ея, закрытаго вуалемъ, напомнили мнѣ ту, которую я нѣкогда любилъ страстно, я пошелъ за нею и узналъ, гдѣ она живетъ. Служанка ея подкуплена, и у меня есть ключъ отъ ея дома.
   -- До-сихъ-поръ я не вижу, чтобъ вы нуждались въ услугѣ.
   -- Погоди! Говорятъ, она добродѣтельна, хотя свободна, молода и прелестна
   -- А, ваше высочество, это невозможно!
   -- Послушай, ты храбръ и любишь меня -- по-крайней-мѣрѣ, самъ увѣряешь, что любишь.
   -- Не каждый день.
   -- Ты храбръ не каждый день?
   -- Нѣтъ; но люблю васъ не каждый день.
   -- А!... а сегодня?
   -- Пожалуй, полюблю, чтобъ угодить вашему высочеству. Извольте говорить.
   -- Я хочу, чтобъ ты сдѣлалъ для меня то, что мы обыкновенно дѣлаемъ только для самихъ-себя.
   -- Не прикажете ли поволочиться за васъ? спросилъ Бюсси.-- Вашему высочеству, вѣроятно, угодно удостовѣриться точно ли она такъ же добродѣтельна, какъ прелестна? Извольте, я согласенъ.
   -- Нѣтъ, не то. Я хочу, чтобъ ты узналъ, не волочится ли кто-нибудь другой за нею.
   -- Это менѣе пріятно и понятно. Объяснитесь...
   -- Ты долженъ подсмотрѣть, кто тотъ мужчина, который ходитъ къ ней?
   -- Такъ, стало-быть, къ ней ходитъ мужчина?
   -- Я подозрѣваю.
   -- Любовникъ? мужъ?
   -- Не знаю; но во всякомъ случаѣ ревнивецъ.
   -- Тѣмъ лучше, ваше высочество.
   -- Отъ-чего же тѣмъ лучше?
   -- Отъ-того, что у васъ уже однимъ затрудненіемъ меньше. Стало-быть, она не такъ добродѣтельна, какъ вы полагаете.
   -- Это не утѣшительно. Но прежде всего я бы желалъ узнать, кто этотъ человѣкъ.
   -- И вы на меня возлагаете это порученіе?
   -- Да, если ты хочешь услужить мнѣ...
   -- Вы пожалуете мнѣ мѣсто обер-егермейстера, когда на него будетъ ваканція?
   -- Охотно, Бюсси! Тѣмъ охотнѣе, что я еще ничего не сдѣлалъ для тебя.
   -- Не-уже-ли? Это вы теперь только замѣтили!
   -- Я давно уже говорю это.
   -- Да, но такъ, чтобъ никто не услышалъ.
   -- Что жь, Бюсси?
   -- Что угодно, ваше высочество?
   -- Согласенъ ли ты?
   -- Подсматривать за красавицей?
   -- Да.
   -- Признаюсь вашему высочеству, что это порученіе не очень мнѣ нравится и я охотно промѣнялъ бы его на другое.
   -- Ты самъ предлагалъ услужить мнѣ, Бюсси, а теперь уже отказываешься?
   -- Pardieu! Вы возлагаете на меня обязанность шпіона.
   -- Совсѣмъ нѣтъ! я требую дружеской услуги; впрочемъ, не думай, что ты будешь безъ дѣла; прійдется, можетъ-быть, обнажить шпагу.
   Бюсси покачалъ головой.
   -- Ваше высочество, сказалъ онъ:-- есть вещи, которыя каждый долженъ дѣлать самъ для себя, чтобъ онѣ не были непріятны.
   -- Слѣдовательно, ты отказываешься?
   -- Отказываюсь, ваше высочество.
   Герцогъ насупилъ брови.
   -- Такъ я послѣдую твоему совѣту, сказалъ онъ: -- я самъ пойду, и если буду убитъ или раненъ, то скажу, что просилъ друга своего, Бюсси, взять на себя эту маленькую непріятность и что въ первый разъ въ жизнь свою Бюсси былъ остороженъ.
   -- Ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси:-- сказали мнѣ однажды вечеромъ: "я ненавижу миньйоновъ короля, которые не упускаютъ случая насмѣхаться надъ нами; сходи-ка на свадьбу къ Сен-Люку, поссорься съ ними и избавь меня отъ котораго-нибудь изъ нихъ". Я пошелъ, ваше высочество; ихъ было пятеро; я былъ одинъ; я оскорбилъ ихъ; они сѣли въ засаду, всѣ пятеро разомъ напали на меня, убили мою лошадь; не смотря на то, я ранилъ двоихъ и чуть не разбилъ голову третьему. Сегодня вы поручаете мнѣ обидѣть женщину. Простите, ваше высочество, -- это выходитъ изъ разряда услугъ, которыя вы можете отъ меня требовать, и я отказываюсь.
   -- Хорошо, сказалъ герцогъ: -- я пойду одинъ, или опять съ Орильи.
   -- Опять! вскричалъ Бюсси, въ груди котораго невольно вздрогнуло сердце.-- Извините, но...
   -- Что такое?
   -- Не за ревнивцемъ ли вы подсматривали въ то время, когда увидѣли миньйоновъ, поджидавшихъ меня?
   -- Именно.
   -- Слѣдовательно, ваша незнакомая красавица живетъ близь Бастиліи? спросилъ Бюсси.
   -- Противъ Церкви-св.-Екатерины.
   -- А!
   -- Въ такой части города, гдѣ лихо можно попасться подъ ножъ ревнивца...
   -- Послѣ того вечера вы уже не были тамъ?
   -- Былъ, вчера.
   -- Что жь?
   -- Я увидѣлъ человѣкѣ, который какъ-будто чего-то искалъ, и который, вѣроятно, замѣтивъ меня, сталъ возлѣ самой двери и не отходилъ уже оттуда.
   -- Этотъ человѣкъ былъ одинъ?
   -- Да, съ полчаса.
   -- А потомъ?
   -- Потомъ къ нему подошелъ другой человѣкъ съ фонаремъ.
   -- А-га!
   -- Только человѣкъ въ плащѣ... продолжалъ принцъ.
   -- Плащъ былъ на первомъ? спросилъ Бюсси.
   -- Да. Тогда человѣкъ въ плащѣ и человѣкъ съ фонаремъ стали разговаривать и, по-видимому, рѣшились остаться тутъ на всю ночь. Это надоѣло мнѣ, и я воротился домой.
   -- Съ намѣреніемъ отказаться отъ интриги?
   -- Кажется. И прежде, нежели я рѣшусь войдти въ этотъ домъ, который очень-похожъ на притонъ разбойниковъ...
   -- Вы посылаете туда на пробу одного изъ друзей своихъ.
   -- Другъ этотъ, не будучи принцемъ, не имѣя столькихъ враговъ, какъ я, и болѣе привыкнувъ къ подобнымъ приключеніямъ, можетъ узнать мѣру опасности, которой я могу подвергнуться, и увѣдомить меня о томъ.
   -- На вашемъ мѣстѣ, ваше высочество, сказалъ Бюсси:-- я бросилъ бы эту женщину.
   -- Ни за что въ свѣтѣ! Она слишкомъ-хороша.
   -- Да вы сами говорите, что едва замѣтили лицо ея.
   -- Я видѣлъ ее столько, что могъ разсмотрѣть прелестные русые волосы.
   -- А!
   -- Очаровательные глаза.
   -- А! а!
   -- Цвѣтъ лица, какого мнѣ не случалось еще видѣть; дивную талію...
   -- А! а! а!
   -- Ты понимаешь, что отъ подобной женщины трудно отказаться.
   -- Понимаю, ваше высочество, и вхожу въ ваше положеніе.
   Генрихъ искоса посмотрѣлъ на Бюсси.
   -- Честное слово! сказалъ послѣдній.
   -- Ты смѣешься.
   -- Нѣтъ; и въ доказательство моего участія... такъ и быть, готовъ принять на себя ваше порученіе.
   -- Такъ ты передумалъ?
   -- Передумалъ... Скажите мнѣ только, что надобно дѣлать?
   -- Ты долженъ спрятаться въ нѣкоторомъ разстояніи отъ двери, которую я тебѣ укажу, и если въ нее войдетъ мужчина, поди за нимъ и узнай, кто онъ.
   -- Хорошо; но если онъ захлопнетъ за собою дверь?
   -- Вѣдь я тебѣ сказалъ, что у меня есть ключъ.
   -- Ахъ, да! я и забылъ; но вотъ въ чемъ дѣло: если ключъ подходитъ и къ другой двери? Если я войду не туда, куда слѣдуетъ?
   -- Ошибиться нельзя; эта дверь ведетъ въ корридоръ; въ концѣ корридора на лѣво лѣстница; подымешься двѣнадцать ступеней, тамъ опять корридоръ...
   -- Но какъ же вы все это знаете, если, какъ говорите, сами никогда не бывали въ этомъ домѣ?
   -- Вѣдь я тебѣ говорилъ, что подкупилъ служанку? Она мнѣ все объяснила.
   -- Pardieu! Какъ хорошо быть герцогомъ! Такъ все само и идетъ къ вамъ. Я, на-примѣръ, долженъ бы былъ самъ отъискивать домъ, найдти дверь, попасть въ корридоръ, сосчитать ступени. Это отняло бы у меня много времени, и кто знаетъ, удалось ли бы еще!
   -- Итакъ, ты согласенъ?
   -- Развѣ я могу въ чемъ-нибудь отказать вашему высочеству? Только вы сами укажите мнѣ дверь.
   -- Изволь; возвращаясь съ охоты, мы сдѣлаемъ кругъ; проѣдемъ чрезъ Сент-Антуанскія-Ворота, и я покажу тебѣ домъ.
   -- Прекрасно; а что мнѣ дѣлать съ мужчиной, если онъ прійдетъ?
   -- Ничего; поди только за нимъ и узнай, кто онъ.
   -- Это трудненько; еслижь, на-примѣръ, этотъ человѣкъ до того остороженъ, что не пуститъ меня вверхъ и спроситъ зачѣмъ я пришелъ?
   -- Тогда дѣлай, что тебѣ заблагоразсудится.
   -- Какъ-будто бы я дѣйствовалъ для себя?
   -- Совершенно.
   -- Будетъ исполнено.
   -- Только никому ни слова!
   -- Никому -- честное слово дворянина!
   -- И никого не бери съ собою!
   -- Я пойду одинъ -- клянусь...
   -- И такъ, рѣшено; мы объѣдемъ кругомъ мимо Бастиліи. Я покажу тебѣ дверь... ты прійдешь ко мнѣ... я дамъ тебѣ ключъ... и сегодня вечеромъ...
   -- Я займу постъ, ваше высочество; рѣшено.
   Бюсси и принцъ присоединились къ охотѣ, которою мосьё де-Монсоро управлялъ съ искусствомъ геніальнаго охотника. Король былъ въ восторгѣ отъ всѣхъ его распоряженіи. Олень, гонимый два часа, проскакавшій около пяти льё, показавшійся болѣе двадцати разъ,-- какъ-бы нарочно дался въ руки королю.
   Мосьё де-Монсоро получилъ благодарность отъ короля и герцога.
   -- Я не заслуживаю похвалъ вашего высочества, сказалъ онъ послѣднему: -- потому-что вамъ обязанъ этимъ мѣстомъ.
   -- Но вы знаете, сказалъ герцогъ: -- чтобъ вполнѣ заслужить расположеніе короля, вы сегодня вечеромъ должны ѣхать въ Фонтенбло; королю угодно начать охотиться тамъ послѣ завтра, охота будетъ продолжаться нѣсколько дней, потому-что одного дня не достаточно, чтобъ познакомиться съ тамошнимъ лѣсомъ.
   -- Знаю, ваше высочество, отвѣчалъ де-Монсоро:-- экипажъ мой уже готовъ. Я уѣду ночью.
   -- Теперь вамъ не будетъ отдыха, мосьё де-Монсоро! сказалъ Бюсси.-- Вы желали быть обер-егермейстеромъ и получили это мѣсто, съ которымъ сопряжены по-крайней-мѣрѣ пятьдесятъ безсонныхъ ночей въ году; хорошо еще, что вы не женаты.
   Бюсси смѣялся, говоря это; герцогъ же устремилъ проницательный взглядъ на обер-егермейстера, потомъ поскакалъ къ королю поздравить его на счетъ перемѣны, происшедшей въ его здоровьѣ со вчерашняго дня.
   Что жь касается до Монсоро, то при шуткѣ Бюсси, лицо его еще разъ покрылось тою отвратительною блѣдностью, которая придавала ему такой страшный видъ.
   

XIII.
Какъ Бюсси отъискалъ въ одно время и портретъ и оригиналъ.

   Охота кончилась въ четыре часа по полудни; въ пять же часовъ, -- какъ-будто король угадывалъ желаніе герцога анжуйскаго, -- весь дворъ возвращался въ Парижъ чрезъ Сент-Антуанское-Предмѣстье.
   Мосьё де-Монсоро, подъ предлогомъ отъѣзда, простился съ королемъ и герцогомъ и въ экипажъ отправился въ Фроманто.
   Проѣзжая мимо Бастиліи, король показалъ своимъ друзьямъ грозную и мрачную наружность темницы, какъ-бы желая напомнить имъ, что ихъ ожидало, еслибъ они вздумали изъ друзей его сдѣлаться его врагами.
   Многіе поняли намёкъ короля и еще ниже кланялись ему.
   Между-тѣмъ, герцогъ анжуйскій говорилъ тихимъ голосомъ Бюсси, ѣхавшему возлѣ него:
   -- Смотри хорошенько, Бюсси, смотри направо! Видишь этотъ деревянный домикъ, передъ которымъ маленькая статуя Богородицы? Сочти послѣ него четыре другіе дома.
   -- Сосчиталъ, сказалъ Бюсси.
   -- Въ пятомъ, продолжалъ герцогъ:-- прямо противъ Церкви-Св. Екатерины...
   -- Вижу, вижу, ваше высочество:-- смотрите, при звукахъ трубъ, возвѣщающихъ о проѣздѣ короля, у всѣхъ оконъ показываются любопытные.
   -- Да, отвѣчалъ герцогъ: -- но у оконъ того дома, о которомъ я тебѣ говорю, никого не видно.
   -- Точно... но посмотрите... уголокъ занавѣса приподымается... сказалъ Бюсси, и сердце его сильно забилось.
   -- И однакожь никого не видно. О! ее содержатъ въ строгомъ заточеніи, либо она сама скрывается. Во всякомъ случаѣ, ты теперь знаешь домъ; поѣдемъ ко мнѣ, я отдамъ тебѣ ключъ.
   Бюсси не спускалъ глазъ съ окна -- никого не было видно.
   Пріѣхавъ къ себѣ, герцогъ отдалъ Бюсси ключъ отъ указаннаго дома, приказавъ ему хорошенько сторожить. Бюсси обѣщалъ все исполнить и поѣхалъ домой.
   -- Ну что? спросилъ онъ Реми.
   -- Позвольте мнѣ, графъ, сдѣлать вамъ тотъ же вопросъ.
   -- Ты ничего не нашелъ?
   -- Домъ этотъ днемъ такъ же неприступенъ, какъ ночью. Я колеблюсь между пятью или шестью смежными домами.
   -- Въ такомъ случаѣ я, кажется, былъ счастливѣе тебя, любезный Реми!
   -- Развѣ вы тоже искали?
   -- Нѣтъ, я только проѣхалъ по той улицѣ.
   -- И узнали дверь?
   -- Провидѣніе, другъ мой, повело меня къ цѣли таинственными путями.
   -- И вы увѣрены?
   -- Не говорю, чтобъ я былъ увѣренъ; но надѣюсь.
   -- А когда же я узнаю, оправдались ли ваши надежды?
   -- Завтра утромъ.
   -- Нуженъ ли я вамъ?
   -- Нѣтъ, мой добрый Реми.
   -- Вы не хотите, чтобъ я шелъ за вами?
   -- Нельзя.
   -- Будьте осторожны, графъ.
   -- О! отвѣчалъ Бюсси смѣясь:-- совѣтъ твой напрасенъ; я извѣстенъ по своей осторожности.
   Бюсси отобѣдалъ, какъ человѣкъ незнающій гдѣ и какъ онъ поужинаетъ; потомъ, въ восемь часовъ, опоясалъ лучшую свою шнагу, прицѣпилъ къ поясу, вопреки недавнему запрещенію короля, пару пистолетовъ, и отправился въ носилкахъ на конецъ Улицы-св.-Павла.
   Оттуда онъ пошелъ далѣе, отъискалъ деревянный домикъ, передъ которымъ стояла статуя Богородицы, сосчиталъ послѣ него еще четыре дома, увѣрился, точно ли былъ пятымъ тотъ, который указалъ ему герцогъ и, закутавшись въ плащъ темнаго цвѣта, сталъ на углу Улицы-св.-Екатерины, рѣшившись прождать два часа, и если послѣ этого времени никто не прійдетъ, то дѣйствовать уже для самого-себя.
   Девять часовъ пробило на Церкви-св.-Павла, когда Бюсси сталъ на углу.
   Онъ простоялъ не болѣе десяти минутъ, какъ увидѣлъ въ темнотѣ двухъ всадниковъ, выѣзжавшихъ изъ воротъ Бастиліи. Близь турнельскаго отеля они остановились, одинъ изъ нихъ соскочилъ съ лошади и отдалъ поводъ въ руки другому, который, по-видимому, былъ слуга; потомъ, простоявъ на одномъ мѣстѣ, пока слуга съ лошадію не исчезъ изъ вида, сталъ приближаться къ дому, съ котораго Бюсси не спускалъ глазъ.
   Не доходя нѣсколькихъ шаговъ до дома, незнакомецъ обошелъ кругомъ, какъ-бы желая удостовѣриться, что никого не было; потомъ, не замѣтивъ никого, онъ скоро подошелъ къ двери и исчезъ.
   Бюсси услышалъ только скрипъ двери, запиравшейся за незнакомцемъ, подождалъ еще минуту, полагая, что таинственный человѣкъ, можетъ-быть, подсматриваетъ еще изъ окошечка. Но по прошествіи нѣсколькимъ минутъ, Бюсси перешелъ черезъ улицу, отворилъ дверь и, узнавъ, что она скрипѣла, осторожно заперъ ее за собою.
   Тогда онъ осмотрѣлся: точно, это было то самое окошечко, изъ-за котораго онъ смотрѣлъ на Келюса. Но Бюсси пришелъ не за тѣмъ только, чтобъ узнать окошечко. Онъ сталъ медленно и ощупью пробираться по корридору, въ концѣ котораго, налѣво, наткнулся на первую ступень лѣстницы.
   Тамъ онъ остановился по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому-что волненіе его было сильно, и онъ долженъ былъ прислониться къ стѣнѣ; во-вторыхъ, потому-что онъ услышалъ голосъ, говорившій:
   -- Гертруда, доложи своей госпожѣ, что я пришелъ, и впусти меня.
   Эти слова были произнесены повелительнымъ голосомъ и, минуту спустя, Бюсси услышалъ голосъ горничной, отвѣчавшей:
   -- Потрудитесь войдти въ залу, сударь; барыня сейчасъ прійдетъ.
   Потомъ онъ опять услышалъ шумъ затворявшейся двери.
   Бюсси вспомнилъ тогда, что Реми сосчиталъ двѣнадцать ступеней; онъ сосчиталъ ихъ столько же и вступилъ на площадку; потомъ вспомнилъ о корридорѣ и о трехъ дверяхъ, и, выставивъ впередъ руки, удерживая дыханіе, прошелъ нѣсколько шаговъ. Наконецъ онъ наткнулся на первую дверь: это была та самая, въ которую вошелъ незнакомецъ; онъ пошелъ далѣе, встрѣтилъ другую дверь, ощупью нашелъ ключъ, повернулъ его и, дрожа всѣмъ тѣломъ, толкнулъ дверь.
   Комната, въ которую вступилъ Бюсси, была совершенно-темна, исключая одной части, въ которую проникалъ свѣтъ изъ сосѣдней комнаты, черезъ полурастворенныя двери. Этотъ свѣтъ падалъ на окно, завѣшенное занавѣсами, которые снова заставили забиться сердце молодаго человѣка отъ радости.
   Онъ поднялъ глаза, взглянулъ на освѣщенную часть плафона: -- и узналъ миѳологическую живопись его; онъ протянулъ руку и коснулся кровати.
   Не было болѣе сомнѣнія: онъ находился въ той самой комнатѣ, гдѣ лежалъ раненный.
   Еще сильнѣйшая дрожь пробѣжала по всему его тѣлу, когда онъ коснулся кровати... по всему замѣтно было, что кровать принадлежала молодой и прелестной женщинѣ.
   Бюсси спрятался за занавѣсъ кровати и сталъ слушать.
   Въ сосѣдней комнатѣ съ нетерпѣніемъ прохаживался незнакомецъ; по-временамъ онъ останавливался, ворча сквозь зубы:
   -- Скоро ли она будетъ?
   Вдругъ отворилась дверь въ залу. На коврѣ послышались легкіе шаги маленькой ножки; шорохъ шелковаго платья достигъ до слуха Бюсси и онъ услышалъ голосъ, исполненный боязни и презрѣнія:
   -- Я здѣсь; что вамъ еще угодно отъ меня?
   -- Ого! подумалъ Бюсси, закутываясь въ занавѣсъ:-- если этотъ господинъ поклонникъ, такъ мужъ можетъ спать спокойно.
   -- Сударыня, сказалъ человѣкъ, котораго такъ холодно приняли: -- имѣю честь доложить вамъ, что, будучи принужденъ ѣхать завтра утромъ въ Фонтенбло, я хочу провести съ вами ночь.
   -- Принесли ли вы мнѣ какое-нибудь извѣстіе объ отцѣ моемъ? спросила молодая женщина.
   -- Выслушайте меня...
   -- Вы знаете, въ чемъ мы вчера условились; я согласилась сдѣлаться вашею женою только съ тѣмъ, что или отецъ мой пріѣдетъ въ Парижъ, или я поѣду къ нему.
   -- Немедленно по возвращеніи изъ Фонтенбло, мы уѣдемъ, даю вамъ честное слово; но до-тѣхъ-поръ...
   -- О! не запирайте двери, это напрасно; я не проведу ни одной ночи подъ одной кровлей съ вами, пока не буду успокоена насчетъ отца моего.
   И женщина, говорившая съ такою твердостью, свиснула въ маленькій серебряный свистокъ. Раздался рѣзкій, продолжительный звукъ.
   Въ то же мгновеніе, дверь, въ которую вошла она, отворилась снова, и въ нее вошла служанка -- высокая, здоровая крестьянка изъ Анжу, которая какъ-бы ожидала этого зова госпожи и поспѣшно прибѣжала.
   Она вошла въ залу и отворила дверь настежь.
   Лучъ свѣта проникъ тогда въ комнату, гдѣ спрятался Бюсси, и между двумя окнами онъ увидѣлъ портретъ.
   -- Гертруда, сказала молодая женщина: -- не ложись спать и будь готова явиться на первый зовъ мой.
   Не говоря ни слова, служанка удалилась, оставивъ, однакожь, дверь отворенною и, слѣдовательно, чудный портретъ освѣщеннымъ.
   Бюсси никакъ не могъ уже болѣе сомнѣваться: онъ узналъ портретъ.
   Медленно приблизился онъ къ двери и приложилъ глазъ къ скважинѣ, которая, по причинѣ массивности петлей, оставалась между дверью и стѣною. Не смотря на всю осторожность, съ которою онъ приближался, полъ заскрипѣлъ подъ его ногами.
   При этомъ звукѣ, молодая женщина оглянулась: то былъ оригиналъ портрета, то была фея мечты его.
   Хотя мужчина ничего не слышалъ, однакожь и онъ машинально оглянулся.
   Это былъ г. де-Монсоро.
   -- А! подумалъ Бюсси: -- бѣлая лошадь... похищенная женщина... я, вѣроятно, открою какую-нибудь ужасную тайну.
   И на лицѣ его выступилъ холодный потъ.
   Бюсси, какъ мы уже сказали, могъ видѣть и ее и его.
   Она стояла передъ Монсоро блѣдная, съ гордой, презрительной улыбкой.
   Онъ сидѣлъ; лицо его было покрыто страшною блѣдностью; онъ нетерпѣливо постукивалъ ногой и какъ-бы грызъ себѣ руку.
   -- Сударыня, сказалъ наконецъ Монсоро:-- не надѣйтесь долго играть со мною роль угнетенной жертвы. Вы въ Парижѣ, вы у меня въ домѣ; да, сверхъ того, вы теперь графиня де-Монсоро, то-есть, жена моя.
   -- Если я ваша жена, то зачѣмъ вы отказываетесь свезти меня къ отцу; зачѣмъ скрываете вы меня отъ цѣлаго свѣта?
   -- Вы забыли герцога д'Анжу, сударыня.
   -- Но вы увѣряли меня, что, сдѣлавшись вашею женою, я не должна буду болѣе опасаться его.
   -- То-есть...
   -- Вы увѣряли меня въ этомъ!
   -- Однакожь, я долженъ же принять нѣкоторыя мѣры предосторожности.
   -- Такъ принимайте эти мѣры и возвратитесь ко мнѣ не ранѣе, какъ когда онѣ будутъ приняты.
   -- Діана, сказалъ графъ, гнѣвъ котораго видимо усиливался: -- Діана, не играйте священными узами брака. Послушайтесь моего совѣта.
   -- Внушите мнѣ довѣренность къ мужу, и я буду уважать бракъ.
   -- Мнѣ кажется, поведеніе мое должно бы внушить вамъ ко мнѣ довѣрчивость.
   -- Я думаю, ко всемъ этомъ дѣлѣ вы дѣйствовали не изъ одного участія ко мнѣ... случай помогъ вамъ...
   -- Довольно! вскричалъ графъ: -- я въ своемъ домѣ, вы жена моя, и самъ адъ не спасетъ васъ отъ рукъ моихъ; въ эту ночь вы будете принадлежать мнѣ!
   Бюсси схватился за шпагу и хотѣлъ уже выступить впередъ; но движеніе Діаны остановило его.
   -- Вотъ, вскричала она, выхвативъ изъ-за пояса кинжалъ: -- вотъ мой отвѣтъ!
   Потомъ однимъ скачкомъ она очутилась въ комнатѣ, гдѣ находился Бюсси, захлопнула дверь и задвинула двойныя задвижки. Монсоро бросился къ двери, но уже было поздно. Съ яростію ударилъ онъ кулакомъ въ дверь, такъ-что дерево затрещало.
   -- Вы знаете меня! вскричала Діана въ отвѣтъ на проклятія и угрозы его: -- войдите силою въ эту комнату, и вы найдете меня мертвою на полу.
   -- Успокойтесь, сударыня, сказалъ Бюсси, обхвативъ талью ея обѣими руками:-- успокойтесь, у васъ будетъ мститель.
   Діана готова была вскрикнуть; но она поняла, что въ эту минуту ей угрожала только одна опасность, именно отъ мужа. Она стала въ оборонительное положеніе, но безмолвная, трепещущая, неподвижная.
   Монсоро ударилъ ногою въ дверь; потомъ, вѣроятно, убѣжденный въ томъ, что Діана приведетъ свою угрозу въ исполненіе, вышелъ изъ залы, громко захлопнувъ за собою дверь. Потомъ шумъ шаговъ его мало-по-малу утихалъ въ корридоръ и, наконецъ, совершенно затихъ на лѣстницъ.
   -- Кто вы? спросила тогда Діана, отступивъ назадъ.-- Кто вы? какъ вошли вы сюда?
   -- Сударыня, сказалъ Бюсси, отворяя дверь и ставъ на колѣни передъ Діаною: -- я тотъ, которому вы спасли жизнь. Можете ли вы думать, что я зашелъ сюда съ дурнымъ намѣреніемъ?
   Благородное лицо молодаго человѣка было ярко освѣщено. Діана узнала его.
   -- О! вы были здѣсь! вскричала она, всплеснувъ руками: -- вы были здѣсь и все слышали?
   -- Увы!... все.
   -- Но кто вы? Какъ васъ зовутъ?
   -- Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси.
   -- Бюсси, вы храбрый Бюсси! наивно вскричала Діана, не подозрѣвая даже радости, которую это восклицаніе внушило молодому человѣку.-- Ахъ, Гертруда! продолжала она, обращаясь къ своей служанкѣ, которая, услышавъ, что госпожа ея съ кѣмъ-то разговаривала, вошла испуганная:-- Гертруда, теперь мнѣ нечего болѣе бояться; съ этой минуты я становлюсь подъ защиту и покровительство благороднѣйшаго и великодушнѣйшаго изъ дворянъ Франціи.
   Потомъ, протянувъ руку къ Бюсси, она продолжала:
   -- Встаньте, графъ, я знаю, кто вы; теперь узнайте, кто я.
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.
Кто была Діана де-Меридоръ.

   Бюсси былъ внѣ себя отъ счастія и вошелъ съ Діаной въ залу, изъ которой за нѣсколько минутъ вышелъ Монсоро.
   Онъ смотрѣлъ на Діану съ восторгомъ, смѣшаннымъ съ изумленіемъ, никакъ не ожидая, чтобъ женщина, которую онъ искалъ, могла выдержать сравненіе съ тою, которую представляло ему его воображеніе,-- а между-тѣмъ, дѣйствительность была выше, совершеннѣе мечты его.
   Діанѣ было восьмнадцать или девятнадцать лѣтъ, то-есть, она была въ первомъ цвѣтѣ юности и красоты. Выраженіе взгляда было слишкомъ-понятно; Діана чувствовала, что Бюсси былъ отъ нея въ восторгѣ и не имѣла ни силы, ни твердости, чтобъ разрушить сладостныя мечты, въ которыя онъ былъ погруженъ, смотря на нее.
   Наконецъ, надобно было прервать это слишкомъ-выразительное молчаніе.
   -- Мосьё де-Бюсси, сказала она:-- вы отвѣчали только на одинъ изъ моихъ вопросовъ: я спросила васъ, кто вы, и вы сказали; но я еще спросила, какъ вы зашли сюда?... На этотъ вопросъ вы мнѣ ничего не отвѣтили.
   -- Графиня, отвѣчалъ Бюсси: -- по нѣсколькимъ словамъ, подслышаннымъ мною изъ разговора вашего съ г. де-Монсоро, я понялъ, что причины моего пребыванія здѣсь окажутся сами-собою изъ вашего разсказа о себѣ. Вы, кажется, сейчасъ обѣщались разсказать мнѣ, кто вы.
   -- О да, графъ, я самъ все разскажу, отвѣчала Діана: -- одно ваше имя внушило мнѣ полную къ вамъ довѣренность; я часто слышала, что это имя принадлежитъ человѣку, котораго мужеству, прямодушію и благородству можно ввѣриться.
   Бюсси молча поклонился.
   -- Изъ немногихъ словъ, слышанныхъ вами, сказала Діана: -- вы могли понять, что я дочь барона де-Меридора, то-есть, единственная наслѣдница одного изъ славнѣйшихъ и древнѣйшихъ именъ въ Анжу.
   -- Былъ баронъ де-Меридоръ, сказалъ Бюсси: -- который могъ спастись при Павіи, но, узнавъ, что король его въ плѣну, самъ отдалъ Испанцамъ свою шпагу и попросилъ, какъ милости, чтобъ ему позволили слѣдовать за Францискомъ I въ Мадритъ; тамъ онъ не отходилъ отъ высокаго плѣнника и оставилъ его только для того, чтобъ собрать во Франціи выкупъ за него.
   -- Это отецъ мой; и если вамъ когда-нибудь случится войдти въ большую залу Меридорскаго-Замка, вы увидите портретъ Франциска I, написанный мастерскою кистью Леонардо да-Вничи, и подаренный моему отцу королемъ въ память его преданности.
   -- Да! сказалъ Бюсси: -- въ то время короли умѣли еще награждать своихъ подданныхъ.
   -- По возвращеніи изъ Испаніи, отецъ мой женился. Первыя дѣти, два сына, умерли. Глубока была горесть барона де-Меридора, видѣвшаго, что родъ его долженъ пресѣчься. Вскорѣ умеръ и король; тогда горесть моего отца превратилась въ отчаяніе; нѣсколько лѣтъ спустя послѣ этого событія, онъ оставилъ дворъ и поселился съ женою въ своемъ Меридорскомъ-Замкѣ. Тамъ я родилась какъ-бы чудомъ, десять лѣтъ спустя послѣ смерти моихъ братьевъ.
   "Тогда вся любовь барона сосредоточилась на единственной его дочери; онъ не любилъ, а обожалъ меня. Трехъ лѣтъ я лишилась матери; это былъ еще горестный ударъ для барона. Будучи еще слишкомъ-молода и не понимая всей важности этой потери, я не переставала улыбаться, и эта улыбка утѣшала отца моего.
   "Я росла при немъ; способности мои развивались подъ его надзоромъ. Такъ точно, какъ я была все для него, такъ и онъ, мой бѣдный отецъ, былъ для меня всѣмъ. Мнѣ минуло шестнадцать лѣтъ, и я даже не подозрѣвала, что существовалъ другой міръ, кромѣ того, въ которомъ я жила съ своими овечками, павлинами, лебедями и голубями, не думая о томъ, что эта жизнь должна была измѣниться и не желая того.
   "Замокъ Меридорскій былъ окруженъ обширными лѣсами, принадлежавшими герцогу анжуйскому; лѣса эти были населены оленями, которыхъ никто не безпокоилъ и которые отъ-того были почти ручными; я знала почти всѣхъ; одни изъ нихъ до того привыкли къ моему голосу, что прибѣгали, когда я звала ихъ; особенно одна лань, моя любимица, моя бѣдная Дафна, привыкла ѣсть съ моей руки.
   "Одной весной, я цѣлый мѣсяцъ не видала своей любимицы; я думала, что она погибла, и оплакала ее какъ друга, по вдругъ она появилась съ двумя маленькими оленями; птенцы сначала боялись, но, увидѣвъ, съ какою довѣрчивостью подходила ко мнѣ ихъ мать, они поняли, что меня нечего бояться и тоже стали ласкаться ко мнѣ.
   "Около того времени разнесся слухъ, что герцогъ анжуйскій прислалъ вице-губернатора въ главный городъ провинціи. Нѣсколько дней спустя, узнали, что вице-губернаторъ пріѣхалъ, и что его звали графомъ де-Монсоро.
   "Отъ-чего это имя поразило меня въ самое сердце, когда его въ первый разъ произнесли при мнѣ? Теперь только я понимаю, что это было предчувствіе.
   "Прошла недѣля. Разные были у насъ толки о графѣ де-Монсоро. Однажды утромъ лѣса огласились звуками роговъ и лаемъ собакъ; я поспѣшила къ рѣшеткѣ замка и, подоспѣвъ къ ней, увидѣла Дафну, промелькнувшую какъ молнія и преслѣдуемую стаей собакъ; молодые олени слѣдовали за нею.
   "Минуту спустя, на ворономъ конѣ пронесся, подобно видѣнію, мосьё де-Монсоро.
   "Я вскрикнула, хотѣла просить, чтобъ пощадили мою любимицу, но онъ не слышалъ моего голоса или не обратилъ на него вниманія, увлекаемый охотою.
   "Тогда, забывъ безпокойство, которое я могла причинить своему отцу, если онъ замѣтитъ мое отсутствіе, я побѣжала въ ту сторону, куда ускакали охотники, надѣясь встрѣтить самого графа или кого-нибудь изъ его свиты и упросить, чтобъ они пощадили мою фаворитку.
   "Я пробѣжала такимъ образомъ съ пол-льё, сама не зная куда бѣжала, потому-что давно уже потеряла изъ вида и лань, и стаю собакъ, и охотниковъ. Вскорѣ я перестала даже слышать лай собакъ, упала у дерева и горько заплакала. Я пробыла тамъ около четверти часа, когда вдали послышался мнѣ шумъ охоты; я не ошибалась: шумъ этотъ постепеино приближался и сталъ такъ близокъ, что я не сомнѣвалась, что охота пройдетъ мимо меня или, по-крайней-мѣрѣ, въ весьма недальнемъ отъ меня разстояніи.
   "Я поспѣшно встала и увидѣла мою бѣдную Дафну, утомленную и измученную; при ней остался только одинъ маленькій олень; другой, вѣроятно, былъ загнанъ и разорванъ собаками.
   "Она сама видимо ослабѣвала; разстоянія между ею и стаей было гораздо-менѣе, нежели въ первый разъ; она уже не бѣжала, а скакала; увидѣвъ меня, она жалостно затосковала.
   "Какъ и въ первый разъ, я дѣлала тщетныя усилія, чтобъ остановить охотниковъ. Монсоро не видѣлъ ничего, кромѣ оленя, имъ преслѣдуемаго; онъ пронесся опять съ быстротою молніи, громко трубя въ рогъ.
   "За нимъ три или четыре охотника подстрекали собакъ голосомъ и звуками роговъ. Подобно вихрю пронеслась мимо меня эта гроза, составленная изъ лая, фанфаръ и криковъ, исчезла въ чащъ лѣса и утихла въ отдаленіи.
   "Я была въ отчаяніи; я говорила себѣ, что еслибъ приблизилась еще только на пятьдесятъ шаговъ на край лощины, то мосьё де-Монсоро замѣтилъ бы меня, и, вѣроятно, по моей просьбѣ, пощадилъ бы бѣдное животное.
   "Эта мысль придала мнѣ бодрости; охотники могли въ третій разъ проскакать мимо меня. Я пошла по дорогѣ, обсаженной прекрасными деревьями и ведущей въ замокъ Боже. Этотъ замокъ, принадлежавшій герцогу анжуйскому, находится въ трехъ льё отъ замка отца моего. Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, я увидѣла Боже, и только тогда вспомнила, что удалилась одна отъ МеридорскагоЗамка.
   "Признаюсь, мною овладѣлъ необъяснимый ужасъ, и только въ эту минуту я подумала о неосторожности и даже о непристойности своего поведенія. Я пошла по берегу пруда, чтобъ дойдти до сада и попросить садовника, добраго человѣка, часто дарившаго мнѣ красивые букеты, чтобъ онъ проводилъ меня домой, какъ вдругъ опять услышала шумъ охоты. Я остановилась и начала прислушиваться. Шумъ усиливался. Я все забыла. Почти въ то же мгновеніе, лань появилась по другой сторонѣ пруда. Собаки уже догоняли ее. Она была одна: и другой маленькій олень достался въ добычу собакамъ; видъ воды придалъ ей новыя силы; она ноздрями вдохнула въ себя свѣжесть и бросилась въ прудъ, какъ-бы намѣреваясь доплыть до меня.
   "Сначала, она плыла скоро; казалось, силы ея возстановились. Я смотрѣла на нее со слезами на глазахъ, протянувъ впередъ руки и съ невыразимою боязнію... но мало-по-малу силы стали покидать ее, между-тѣмъ, какъ собаки все болѣе и болѣе оживлялись, надѣясь на скорую добычу. Вскорѣ самыя ожесточенныя достигли ея, и она перестала плыть. Въ то же мгновеніе, г. де-Монсоро появился у опушки лѣса, подъѣхалъ къ пруду и соскочилъ съ коня. Тогда я собрала всѣ свои силы и, сложивъ руки, вскричала умоляющимъ голосомъ: "пощадите!" Кажется, онъ замѣтилъ меня, и я вскричала еще разъ, громче прежняго. Онъ услыхалъ меня, поднялъ голову, побѣжалъ къ лодкѣ, отвязалъ ее и скоро поплылъ къ бѣдному животному, окруженному уже всей стаей. Я не сомнѣвалась, что г. де-Монсоро былъ тронутъ моимъ умоляющимъ голосомъ и хотѣлъ спасти Дафну; онъ подплылъ къ ней, обнажилъ охотничій ножъ, который блеснулъ на солнцѣ... я громко вскрикнула... весь ножъ вонзился въ горло бѣднаго животнаго. Брызнула кровь и окрасила воду вокругъ лодки. Лань застонала жалобнымъ голосомъ, стала биться въ водѣ, вытянула шею и... умерла.
   "Я безъ чувствъ упала на берегу пруда.
   "Я пришла въ себя уже на постели въ замкѣ Боже. У изголовья горько плакалъ мой отецъ, за которымъ тотчасъ же послали.
   "Такъ-какъ мое безпамятство было только нервическимъ кризисомъ, произведеннымъ усталостью и сильнымъ волненіемъ, то на другой же день я могла воротиться въ Меридоръ. Однакожь, въ-продолженіи трехъ или четырехъ дней, я не выходила изъ комнаты.
   "На четвертый, отецъ мой сказалъ мнѣ, что во все время моей болѣзни г. де-Монсоро приходилъ освѣдомляться обо мнѣ; онъ былъ въ отчаяніи, когда узналъ, что быль невольною причиною этого несчастія, и просилъ, чтобъ ему позволили извиниться предо мною, говоря, что онъ утѣшится только тогда, когда я прощу ему.
   "Смѣшно было бы не принять его, и, не смотря на все отвращеніе, которое онъ внушалъ мнѣ, я согласилась на его просьбу.
   "На другой день, онъ явился; я поняла все безразсудство своей горести: охота такое удовольствіе, въ которомъ принимаютъ участіе даже женщины; слѣдственно, я сама нѣкоторымъ образомъ должна была извиняться въ впечатлѣніи, произведенномъ на меня смертію моей бѣдной Дафны.
   "Графъ притворялся неутѣшнымъ и двадцать разъ клялся честію, что еслибъ онъ могъ угадать, какое участіе я принимала въ его жертвѣ, онъ почелъ бы за счастіе пощадить ее; его увѣренія, однакожь, не убѣдили меня, и графъ удалился, не разсѣявъ тягостнаго впечатлѣнія, которое онъ произвелъ на мое сердце.
   "Удаляясь, графъ просилъ у отца моего позволеніе навѣщать насъ. Онъ родился въ Испаніи, былъ воспитанъ въ Мадритѣ. Отцу моему пріятно было встрѣтить человѣка, съ которымъ онъ могъ говорить о странѣ, гдѣ прожилъ такъ долго въ добровольномъ плѣну. Притомъ же, графъ былъ древняго происхожденія, вице-губернаторъ провинціи, любимецъ, какъ говорили, герцога анжуйскаго; слѣдственно, не было никакихъ причинъ не принимать его.
   "Но съ этой минуты прекратилось если не счастіе, то спокойствіе мое. Вскорѣ я замѣтила, какое впечатлѣніе произвела на графа. Сначала, онъ приходилъ разъ въ недѣлю, потомъ два, и наконецъ сталъ ходить каждый день. Онъ понравился отцу моему своею къ нему внимательностью. Я видѣла, съ какимъ удовольствіемъ батюшка разговаривалъ съ нимъ. Я не смѣла жаловаться; и на что было мнѣ жаловаться? Графъ былъ любезенъ со мною, какъ съ любовницей, почтителенъ, какъ съ сестрою.
   "Однажды утромъ, батюшка вошелъ ко мнѣ въ комнату. Лицо его было серьёзнѣе обыкновеннаго; не смотря на то, на немъ была написана внутренняя радость.
   "-- Дитя мое, сказалъ онъ: -- ты всегда увѣряла меня, что не хочешь разлучаться со мною?
   "-- О, батюшка! вскричала я: -- вы знаете, что это мое высшее желаніе!
   "-- Другъ мой, продолжалъ онъ, наклонившись, чтобъ поцаловать меня: -- отъ тебя самой зависитъ исполненіе этого желанія.
   "Не знаю, отъ-чего я угадала, что онъ хотѣлъ сказать, и такъ поблѣднѣла, что онъ остановился, не коснувшись еще губами до моего лба.
   "-- Діана! милое дитя моя! вскричалъ онъ: -- что съ тобою?
   "-- Мосьё де-Монсоро, не правда ли? проговорила я.
   "-- Что же? спросилъ онъ съ изумленіемъ.
   "-- О! никогда, батюшка: -- если вы чувствуете хоть сколько-нибудь состраданія къ своей дочери... никогда!
   "-- Діана, другъ мой, сказалъ онъ: -- ты знаешь, что не изъ состраданія, а изъ любви къ тебѣ я готовъ отказать ему; но подумай... можетъ-быть, черезъ недѣлю...
   "-- О, нѣтъ, нѣтъ! вскричала я: -- это напрасно; ни недѣли, ни часа, ни минуты. Нѣтъ, нѣтъ...
   "И я залилась слезами.
   "Отецъ мой нѣжно любилъ меня; никогда еще онъ не видѣлъ моихъ слезъ; онъ обнялъ и утѣшилъ меня двумя словами, давъ честное слово, что не будетъ болѣе говорить мнѣ объ этомъ бракѣ.
   "И точно, цѣлый мѣсяцъ я не видала г. де-Монсоро, и никто не говорилъ мнѣ о немъ. Однажды мы получили приглашеніе на балъ, который давалъ г. де-Монсоро въ честь брата короля, посѣтившаго провинцію.
   "Къ этому письму было приложено собственноручное приглашеніе принца, писавшаго, что онъ имѣлъ уже удовольствіе знать моего отца при дворѣ короля Генриха, и что радъ будетъ случаю снова увидѣться съ нимъ.
   "Первымъ движеніемъ моимъ было просить батюшку, чтобъ онъ отказался, и онъ, безъ всякаго сомнѣнія, исполнилъ бы мою просьбу, еслибъ приглашеніе было сдѣлано отъ имени одного Монсоро; но отецъ мой боялся оскорбить его высочество отказомъ.
   "Мы поѣхали на балъ. Г. де-Монсоро принялъ насъ такъ, какъ-будто бы ничего между нами не происходило; обращеніе его со мною было не холодно и вообще ни мало не отличалось отъ обращенія съ прочими дамами. Это меня обрадовало и успокоило.
   "Но совсѣмъ иначе поступилъ герцогъ анжуйскій.-- Лишь-только онъ увидѣлъ меня, какъ не спускалъ съ меня глазъ. Мнѣ было неловко подъ тяжестію этого взгляда и, не объясняя причины, заставлявшей меня дѣйствовать, я такъ долго упрашивала отца, что онъ, наконецъ, рѣшился уѣхать со мною съ бала.
   "Три дня спустя, г. де-Монсоро явился въ Меридоръ: -- я издали увидѣла его и удалилась въ свою комнату.
   "Я боялась, чтобъ батюшка не послалъ за мною; но страхъ мой былъ напрасенъ.-- по прошествіи получаса, я увидѣла, что г. де-Монсоро удалился. Отецъ не говорилъ мнѣ даже объ этомъ посѣщеніи; только я замѣтила, что онъ сталъ печаленъ и мраченъ.
   "Прошло еще нѣсколько дней. Я возвращалась съ прогулки по окрестностямъ, когда мнѣ доложили, что у отца моего былъ г. де-Монсоро. Батюшка два или три раза спрашивалъ обо мнѣ, не понимая гдѣ я такъ долго оставалась. Онъ приказалъ немедленно извѣстить его, когда я возвращусь.
   "И точно, едва я воротилась къ себѣ въ комнату, батюшка вошелъ ко мнѣ.
   "-- Дитя мое, сказалъ онъ мнѣ: -- обстоятельство, причину котораго мнѣ теперь не за чѣмъ объяснять, заставляетъ меня разлучиться съ тобою на нѣсколько дней. Не спрашивай, но будь увѣрена, что это обстоятельство должно быть чрезвычайно-важно, потому-что я рѣшаюсь разлучиться съ тобою на недѣлю, на двѣ -- быть-можетъ, на мѣсяцъ.
   "Я затрепетала, хотя не могла угадать, чему подвергалась, какая опасность ожидала меня. Но вторичный визитъ г. де-Монсоро не предвѣщалъ мнѣ ничего хорошаго.
   "-- Куда же вы меня отсылаете? спросилъ я.
   "-- Въ Людскій-Замокъ, къ сестрѣ моей; тамъ ты будешь сокрыта отъ всѣхъ взоровъ. Чтобъ прибытіе твое осталось тайнымъ, ты въѣдешь въ замокъ ночью.
   "-- Вы не проводите меня?
   "-- Нѣтъ, я долженъ остаться здѣсь, чтобъ отклонить подозрѣнія. Даже домашніе не будутъ знать, куда ты уѣдешь.
   "-- Съ кѣмъ же я поѣду?
   "-- Съ двумя вѣрными людьми, на которыхъ я вполнѣ полагаюсь.
   "-- Батюшка...
   "Онъ поцаловалъ меня.
   "-- Дитя мое, сказалъ онъ: -- это необходимо.
   "Я знала, какъ отецъ любилъ меня, и потому болѣе не настаивала и не требовала отъ него другихъ объясненій: -- мы только условились, что Гертруда, дочь моей кормилицы, проводитъ меня.
   "Батюшка удалился, приказавъ мнѣ готовиться къ отъѣзду.
   "Въ восемь часовъ было уже темно, потому-что это было въ серединѣ зимы. Въ восемь часовъ вечера, батюшка пришелъ за мной.-- Я была готова; мы сошли внизъ безъ шума, перешли черезъ садъ; онъ самъ отворилъ маленькую калитку, изъ которой былъ выходъ въ лѣсъ; тамъ ждалъ меня экипажъ и два человѣка; батюшка долго говорилъ съ ними, прося ихъ беречь меня; потомъ я сѣла въ экипажъ; Гертруда помѣстилась возлѣ меня. Батюшка поцаловалъ меня еще разъ и мы отправились.
   "Я не знала, какая опасность угрожала мнѣ и заставляла удалиться изъ Меридора, разспрашивала Гертруду, -- но и она ничего не знала. Я не смѣла разспрашивать проводниковъ, которыхъ не знала. Мы ѣхали лѣсомъ. Но прошествіи двухъ часовъ, ровное и однообразное движеніе начинало усыплять меня, какъ вдругъ Гертруда схватила меня за руку. Экипажъ остановился.
   "-- Ахъ, сударыня! вскричала бѣдная дѣвушка:-- что это съ нами случилось?
   "Я выглянула изъ экипажа; насъ окружали шесть замаскированныхъ всадниковъ; проводники хотѣли-было защищаться, но ихъ обезоружили.
   "Я такъ испугалась, что не могла даже звать на помощь; притомъ же кто услышалъ бы крикъ мой?
   "Человѣкъ, казавшійся начальникомъ замаскированныхъ людей, приблизился къ экипажу.
   "-- Успокойтесь, сударыня, сказалъ онъ: -- вамъ не сдѣлаютъ никакого зла; только вы должны послѣдовать за нами.
   "-- Куда? спросила я.
   "-- Туда, гдѣ вамъ не только нечего опасаться, но гдѣ съ вами будутъ поступать какъ съ королевой.
   "Это утѣшеніе испугало меня болѣе угрозы.
   "-- О, батюшка! батюшка! проговорила я.
   "-- Послушайте, сударыня, сказала мнѣ шопотомъ Гертруда: -- здѣшнія окрестности мнѣ извѣстны; я душевно привязана къ вамъ, сильна, и намъ, вѣроятно, удастся убѣжать.
   "Слова бѣдной служанки не успокоили меня. Однакожь, такъ пріятно имѣть близь себя существо преданное, что я нѣсколько пришла въ себя.
   "-- Дѣлайте съ нами, что угодно, господа, отвѣчала я: -- мы бѣдныя, слабыя женщины, и не можемъ защищаться.
   "Одинъ изъ замаскированныхъ сошелъ съ лошади, сѣлъ на мѣсто нашего проводника, и экипажъ поворотилъ въ другую сторону.
   "Мы ѣхали почти три часа; потомъ экипажъ остановился. Я услышала скрипъ двери, говоръ и вслѣдъ за тѣмъ экипажъ поѣхалъ далѣе. По звуку я могла угадать, что мы ѣхали по подъемному мосту, и не ошибалась: -- я выглянула изъ экипажа и увидѣла, что мы въѣхали въ замокъ.
   "Кому принадлежалъ этотъ замокъ -- этого не знала ни я, ни Гертруда... Часто, во время дороги, мы хотѣли знать гдѣ ѣхали, но видѣли только, что со всѣхъ сторонъ окружалъ насъ непроницаемый лѣсъ. Мы подумали, что насъ нарочно кружили въ лѣсу, чтобъ сбить съ толку.
   "Дверцы экипажа отворились, и человѣкъ, который уже прежде говорилъ съ нами, просилъ насъ выйдти.
   "Я молча повиновалась. Два человѣка, вѣроятно принадлежавшіе къ замку, вышли къ намъ на встрѣчу съ факелами. Согласно обѣщанію, испугавшему меня, насъ приняли сколь-возможно-почтительно. Мы послѣдовали за людьми съ факелами; они провели насъ въ великолѣпно-убранную спальню.
   "На столѣ былъ приготовленъ роскошный ужинъ.
   "-- Вы у себя, сударыня, сказалъ мнѣ тотъ же человѣкъ, который прежде говорилъ съ нами: -- и такъ-какъ вамъ необходима женская прислуга, то ваша служанка останется при васъ; комната ея смежна съ вашей.
   "Мы помѣнялись съ Гертрудой радостными взглядами.
   "-- Всякій разъ, когда вамъ угодно будетъ позвать, продолжалъ замаскированный: -- потрудитесь только постучать этимъ молоткомъ въ дверь, и человѣкъ, который будетъ постоянно въ передней, немедленно явится на зовъ вашъ.
   "Эта мнимая внимательность показала намъ, что за нами строго присматривали.
   "Замаскированный поклонился и вышелъ; мы услышали, что онъ заперъ дверь на два оборота ключа.
   "Я осталась одна съ Гертрудой.
   "Съ минуту мы сидѣли неподвижны, смотря одна на другую при свѣтѣ двухъ свѣчей, стоявшихъ на томъ столѣ, на которомъ былъ приготовленъ ужинъ. Гертруда хотѣла что-то сказать; я сдѣлала ей знакъ, чтобъ она молчала: насъ, вѣроятно, подслушивали.
   "Дверь въ комнату, которую назначили Гертрудѣ, была отворена; намъ вмѣстѣ пришла мысль осмотрѣть эту комнату. Гертруда взяла подсвѣчникъ, и мы вмѣстѣ вошли туда.
   "То была большая туалетная комната, принадлежавшая къ спальнѣ и дополнявшая ее. Въ ней была дверь, параллельная двери той комнаты, въ которую насъ ввели: -- эта дверь, точно какъ и первая, была украшена прелестнымъ чеканеннымъ мѣднымъ молоткоагь, упадавшимъ на пуговку изъ того же металла. И молотки и пуговки были отдѣланы съ такимъ искусствомъ, какъ-будто-бы вышли изъ мастерской Бенвенуто Челлини.
   "Замѣтно было, что обѣ двери вели въ одну и ту же переднюю.
   "Гертруда приблизила свѣчу къ замку и увидѣла, что дверь была заперта на ключъ.
   "Мы были въ заточеніи.
   "Удивительно, какъ люди совершенно-различныхъ состояній, будучи въ одной опасности, въ одномъ положеніи, имѣютъ однѣ и тѣ же мысли и хорошо понимаютъ другъ друга.
   "Гертруда подошла ко мнѣ.
   "-- Замѣтили ли вы, сударыня, сказала она тихимъ голосомъ: -- что мы прошли только пять ступеней?
   "-- Да, отвѣчала я.
   "-- Слѣдовательно, мы въ нижнемъ этажѣ.
   "-- Это ясно.
   "-- Такъ-что, прибавила она еще болѣе понизивъ голосъ и устремивъ глаза на окна: -- такъ-что...
   "-- А рѣшетки? возразила я.
   "-- Ничего; лишь бы у васъ достало смѣлости...
   "-- Смѣлости! вскричала я: -- о, будь спокойна, въ смѣлости у меня недостатка нѣтъ.
   "Тогда Гертруда приложила палецъ къ губамъ.
   "-- Понимаю, отвѣчала я ей."
   "Гертруда знакомъ показала мнѣ, чтобъ я осталась тамъ, гдѣ была, и снесла подсвѣчникъ на столъ.
   "Я уже поняла ея намѣреніе, подошла къ окну и стала искать задвижки внутренняго ставня.
   "Я, или, вѣрнѣе, Гертруда, воротившись, нашла ее. Ставень отворился.
   "Я невольно вскрикнула отъ радости; окно было безъ рѣшетокъ.
   "Но Гертруда успѣла уже замѣтить причину этой мнимой безпечности нашихъ сгражеи: подъ самыми окнами былъ большой прудъ, который болѣе преграждалъ намъ средства къ бѣгству, нежели рѣшетки.
   "Но, осмотрѣвъ внимательно видъ, представлявшійся намъ изъ оконъ, я узнала мѣстоположеніе: мы находились въ заточеніи въ замкѣ Боже, куда я прежде часто приходила съ отцомъ и гдѣ лишилась чувствъ въ день смерти моей бѣдной Дафны.
   "Замокъ Боже принадлежалъ герцогу анжуйскому.
   "Тогда вся истина, подобно громовому удару, представилась уму моему.
   "Съ мрачнымъ наслажденіемъ глядѣла я на прудъ; въ немъ я видѣла послѣднее средство противъ насилія, послѣднюю защиту отъ безчестія.
   "Мы закрыли ставень... Не раздѣваясь я легла въ постель, а Гертруда сѣла у ногъ моихъ въ кресло.
   "Двадцать разъ въ-продолженіи этой ночи я внезапно просыпалась съ невыразимымъ ужасомъ; но ничто до-сихъ-поръ не оправдывало этого страха, исключая положенія, въ которомъ я находилась; ничто не свидѣтельствовало о какихъ-либо дурныхъ замыслахъ противъ меня; всѣ спали въ замкѣ, и только крикъ болотныхъ птицъ прерывалъ ночную тишину.
   "Стало свѣтать; дневной свѣтъ убѣдилъ меня во вчерашнихъ опасеніяхъ; не было рѣшительно никакого средства къ побѣгу безъ чьей-либо помощи; но отъ кого могли мы ожидать помощи?
   "Около девяти часовъ, кто-то постучался въ дверь. Я ушла въ комнату Гертруды, сказавъ ей, чтобъ она позволила войдти.
   "Вошли вчерашніе наши похитители; они унесли ужинъ, до котораго мы не коснулись, и принесли завтракъ.
   "Гертруда стала-было разспрашивать ихъ, но они удалились, не отвѣтивъ ни слова.
   "Но наше заточеніе въ замкѣ Боже и мнимое уваженіе, которое намъ оказывали, открыли мнѣ всю истину. Герцогъ анжуйскій видѣлъ меня на балѣ у Монсоро; онъ влюбился въ меня; отца моего увѣдомили объ этомъ; онъ хотѣлъ избавить меня отъ преслѣдованій, жертвой которыхъ я могла сдѣлаться, и удалилъ изъ Меридора; но или невѣрный слуга, или несчастный случай измѣнили ему; предосторожность его была напрасна: я попалась во власть человѣка, отъ котораго онъ тщетно старался спасти меня.
   "Я остановилась на этой мысли, которая одна была возможна и справедлива.
   "По настоянію Гертруды, я выпила чашку молока и съѣла кусокъ хлѣба.
   "Мы провели все утро, придумывая разные безразсудные планы къ бѣгству. На сто шаговъ разстоянія отъ насъ, была лодка съ веслами. Еслибъ мы могли добраться до нея, то навѣрно были бы спасены.
   "Во все утро, никто не безпокоилъ насъ. Намъ принесли обѣдъ такимъ же образомъ, какъ завтракъ; я была чрезвычайно-слаба и сѣла за столъ; одна Гертруда прислуживала мнѣ, потому-что слуги исчезли, поставя обѣдъ на столъ. Но вдругъ, разламывая хлѣбъ, я нашла въ немъ маленькую записочку. Развернувъ ее, прочла слѣдующія слова:
   "Васъ бережетъ другъ. Завтра вы узнаете кто онъ и вмѣстѣ получите извѣстіе о своемъ отцѣ."
   "Вы можете понять, какъ сильна была моя радость: сердце мое билось сильно. Я показала записку Гертрудѣ. Мы провели весь день въ ожиданіи и надеждѣ.
   "Вторая ночь такъ же прошла спокойно, какъ первая; наступалъ нетерпѣливо-ожидаемый часъ завтрака; я была увѣрена, что найду въ хлѣбѣ еще записочку -- и не ошиблась; я нашла записку слѣдующаго содержанія:
   "Особа, похитившая васъ, прибудетъ въ замокъ Боже сегодня вечеромъ въ десять часовъ; но другъ, берегущій васъ, будетъ подъ вашими окнами въ девять часовъ, съ письмомъ отъ вашего отца, которое послужитъ къ тому, чтобъ внушить вамъ къ нему довѣренность. Сожгите эту записку."
   "Я нѣсколько разъ перечитывала записку и бросила ее въ огонь. Почеркъ былъ совершенно-незнакомъ мнѣ, и я никакъ не могла догадаться, кто былъ этотъ другъ".
   "Мы съ Гертрудой терялись въ догадкахъ; сто разъ въ-теченіи дня подходили съ нею къ окнамъ, чтобъ посмотрѣть, нѣтъ ли кого на берегу пруда или въ лѣсной чащѣ, -- но не видно было ни души.
   "Часъ спустя послѣ обѣда, постучались въ дверь; такъ-какъ это было въ первый разъ въ такое время, то мы чрезвычайно изумились и обезпокоились; однакожь, такъ-какъ не было никакой возможности запереться изнутри, то мы но-необходимости должны были впустить стучавшагося.
   "Это былъ все тотъ же человѣкъ, который говорилъ съ нами во время похищенія. Я не могла узнать его по лицу, потому-что въ то время онъ былъ въ маскѣ, но узнала по голосу съ первыхъ словъ, которыя произнесъ онъ.
   "Онъ подалъ мнѣ письмо.
   "-- Отъ кого вы? спросила я.
   "-- Потрудитесь прочитать письмо, сударыня, отвѣчалъ онъ: -- и вы узнаете.
   "-- Но я не хочу читать письма, не зная, отъ кого оно.
   "-- Какъ вамъ угодно. Мнѣ приказано отдать это письмо, и я кладу его къ ногамъ вашимъ... если вамъ будетъ угодно, вы поднимите его.
   "И точно, онъ положилъ письмо на скамейку, на которой лежали мои ноги, и вышелъ.
   -- Что мнѣ дѣлать? спросила я Гертруду.
   -- По моему мнѣнію, сударыня, вамъ слѣдуетъ прочитать письмо. Можетъ-быть, оно извѣщаетъ о какой-нибудь опасности, отъ которой мы, будучи предувѣдомлены, можемъ избавиться.
   "Совѣтъ этотъ былъ такъ благоразуменъ, что я подняла письмо и развернула его..."
   При этихъ словахъ, Діана прервала свой разсказъ, встала, открыла маленькій ящикъ и изъ шелковаго бумажника вынула письмо.
   Бюсси взглянулъ на адресъ и прочиталъ:
   "Прелестной Діанѣ де-Меридоръ".
   Потомъ, взглянувъ на молодую женщину, онъ сказалъ:
   -- Это почеркъ герцога анжуйскаго.
   -- Ахъ! отвѣчала она со вздохомъ:-- слѣдовательно, онъ не обманулъ меня.
   Письмо было у Бюсси въ рукахъ, но онъ не смѣлъ открыть его.
   -- Читайте, сказала ему Діана: -- Если сама судьба назначила васъ быть повѣреннымъ тайнъ моей жизни, я не хочу ничего скрывать отъ васъ.
   Бюсси повиновался и сталъ читать:
   -- "Несчастный принцъ, котораго божественная красота ваша поразила въ самое сердце, прійдетъ сегодня вечеромъ, въ десять часовъ, извиниться на-счетъ поведенія своего съ вами, -- поведенія, которое, какъ онъ самъ знаетъ, можетъ быть оправдано только пламенною любовію, которую вы внушили ему.

"Франсуа."

   -- Слѣдовательно, это письмо точно отъ герцога анжуйскаго? спросила Діана.
   -- Да, отвѣчалъ Бюсси:-- это его почеркъ и подпись.
   Діана вздохнула.
   -- Не-уже-ли онъ не такъ виновенъ, какъ я полагала? прогорила она.
   -- Кто, принцъ? спросилъ Бюсси.
   -- Нѣтъ, графъ де-Монсоро?
   Но Бюсси не отвѣчалъ.
   -- Продолжайте, сударыня, и тогда мы произнесемъ судъ надъ герцогомъ и графомъ.
   -- Это письмо, въ неподложности котораго я тогда не имѣла никакой причины сомнѣваться, потому-что оно такъ хорошо согласовалось съ моими собственными опасеніями, -- это письмо возвѣщало мнѣ, Какъ предвидѣла Гертруда, опасность, въ которой я находилась и въ которой покровительство неизвѣстнаго друга, предлагавшаго мнѣ свою помощь именемъ отца моего, было мнѣ еще драгоцѣннѣе. На немъ я основала всѣ свои надежды.
   "Мы съ Гертрудой опять не спускали глазъ съ другаго берега пруда и той части лѣса, которая находилась противъ нашихъ оконъ, но не замѣтили ничего такого, что могло бы оправдать наши надежды.
   "Наступила ночь; но такъ-какъ это было въ январѣ, то стемнѣло уже въ четыре часа: слѣдственно, пять смертельныхъ часовъ оставалось еще до рѣшительной минуты; мы ждали съ невыразимою боязнію.
   "Была прекрасная, свѣтлая зимняя ночь: небо, усѣянное звѣздами, было ясно, и луна освѣщала природу серебристымъ свѣтомъ; мы открыли окно въ комнатѣ Гертруды, за которою, вѣроятно, наблюдали не такъ строго, какъ за моею.
   "Около восьмаго часа, надъ прудохмъ поднялся легкій туманъ; но, подобно прозрачному кисейному покрывалу, онъ не скрывалъ отъ насъ предметовъ, или, лучше сказать, глаза наши такъ привыкли къ темнотѣ, что могли различать явственно всѣ предметы.
   "Такъ-какъ мы не могли въ точности опредѣлять времени, то и не знали, который именно былъ часъ, какъ вдругъ сквозь туманъ замѣтили мы у опушки лѣса движущіяся тѣни. Онѣ осторожно приближались, пробираясь около деревьевъ и какъ-бы стараясь скрыться во мракѣ, ихъ окружавшемъ. Можетъ-быть, мы подумали бы, что представлявшееся нашимъ глазамъ было не что иное, какъ игра нашего утомленнаго зрѣнія, но ржаніе лошади поразило слухъ нашъ.
   "-- Это наши друзья, проговорила Гертруда.
   "-- Или герцогъ, отвѣчала я.
   "-- О, нѣтъ! сказала она: -- герцогъ не сталъ бы скрываться.
   "Это простое замѣчаніе разсѣяло мои опасенія и успокоило меня.
   "Мы смотрѣли съ удвоеннымъ вниманіемъ.
   "Одинъ человѣкъ отдѣлился отъ прочихъ, которые остались въ лѣсу, пошелъ прямо къ лодкѣ, отвязалъ ее и поплылъ къ намъ.
   "По мѣрѣ того, какъ лодка приближалась, я начинала узнавать человѣка, правившаго ею; мнѣ казалось, что то были мрачныя и рѣзкія черты графа де-Монсоро; наконецъ, когда онъ былъ въ десяти шагахъ отъ насъ, я уже болѣе не сомнѣвалась.
   "Съ той минуты, я стала столько же страшиться помощи, какъ и самой опасности.
   "Я оставалась нѣмая, неподвижная въ сторонѣ отъ окна, такъ, что онъ не могъ меня видѣть. Подплывъ къ стѣнѣ, онъ прицѣпилъ лодку за желѣзное кольцо, и голова его появилась въ окнѣ.
   "Я невольно вскрикнула.
   "-- Ахъ, простите! сказалъ графъ Монсоро: -- я думалъ, чтобы ожидали меня.
   "-- Я ожидала, отвѣчала я: -- но не васъ.
   "Горькая улыбка появилась на лицѣ графа.
   "-- Кто же заботится о спасеніи чести Діаны де-Меридоръ, кромѣ меня и отца ея?
   "-- Вы писали мнѣ, что прійдете за мною отъ имени моего отца.
   "-- Правда; и такъ-какъ я зналъ, что вы не будете имѣть ко мнѣ полной довѣренности, то запасся письмомъ барона.
   "И онъ подалъ мнѣ письмо.
   "Мы не зажгли свѣчей, потому-что темнота могла способствовать намъ привесть въ исполненіе наше намѣреніе. Я пошла въ свою комнату, стала на колѣни возлѣ камина и прочла слѣдующее:
   "Милая Діана! Мосьё де-Монсоро одинъ можетъ спасти тебя отъ опасности, въ которой ты находишься; опасность эта велика! Ввѣрься же ему, какъ лучшему другу, котораго небо посылаетъ намъ.
   "Онъ тебѣ послѣ откроетъ мое тайное желаніе; только исполненіе этого желанія вознаградитъ графа за благодѣяніе, намъ оказываемое.
   "Твои отецъ

Баронъ де-Меридоръ."

   "Въ умѣ моемъ не было ничего опредѣленнаго противъ Монсоро; отвращеніе мое къ нему было болѣе инстинктивное, нежели обдуманное. Я могла обвинить его только въ убіеніи лани,-- а въ охотникѣ это было совсѣмъ не преступленіе.
   "Я возвратилась къ нему.
   "-- Что же? спросилъ онъ.
   "-- Я прочитала письмо, графъ; батюшка пишетъ, что вы можете спасти меня отсюда, но не говоритъ, куда вы меня отвезете.
   "-- Туда, гдѣ баронъ ожидаетъ васъ.
   "-- Гдѣ же онъ меня ожидаетъ?
   "-- Въ Меридорскомъ-Замкѣ.
   "-- Слѣдовательно, я увижусь съ отцомъ моимъ?
   "-- Черезъ два часа.
   "-- О, графъ! если вы меня не обманываете...
   "Я замолчала; видно было, что графъ ждалъ окончанія моей фразы.
   "-- То можете быть увѣрены въ вѣчной моей признательности, прибавила я слабымъ, дрожащимъ голосомъ, потому-что понимала, чего онъ могъ ожидать отъ моей признательности.
   "-- Итакъ, вы готовы слѣдовать за мною?
   "Я съ безпокойствомъ взглянула на Гертруду; видно было, что мрачное лицо графа успокоивало ее не болѣе меня.
   "-- Не забудьте, что каждая минута теперь дороже, нежели вы можете думать, сказалъ онъ.-- Я уже опоздалъ почти получасомъ; сейчасъ будетъ десять часовъ, а вы, кажется, были предувѣдомлены, что въ десять часовъ принцъ будетъ въ Боже?
   "-- Да! отвѣчала я.
   "-- Когда принцъ будетъ здѣсь, мнѣ можно будетъ только рисковать жизнію безъ всякой надежды, между-тѣмъ, какъ теперь я рискую съ полной увѣренностью спасти васъ.
   "-- Зачѣмъ же батюшка самъ не пріѣхалъ?
   "-- Не-уже-ли вы думаете, что за барономъ не присматриваютъ? Каждый шагъ его извѣстенъ.
   "-- Но вы? спросила я.
   "-- Я -- другое дѣло; я другъ; повѣренный принца.
   "-- Но если вы другъ, повѣренный принца, то...
   "-- То я измѣняю ему? это правда. Я сейчасъ говорилъ вамъ, что рискую жизнью, чтобъ спасти васъ отъ безчестія.
   "Въ этомъ отвѣтѣ графа было столько убѣдительнаго, онъ былъ такъ похожъ на истину, что, ощущая еще нѣкоторое отвращеніе къ тому, чтобъ идти за графомъ, я, однакожь, не находила болѣе словъ, чтобъ выразить это отвращеніе.
   "-- Я жду, сказалъ графъ.
   "Я посмотрѣла на Гертруду: она такъ же колебалась...
   "-- Посмотрите, сказалъ графъ: -- посмотрите въ эту сторону, если еще сомнѣваетесь.
   "И со стороны, противоположной той, съ которой онъ пріѣхалъ, мы увидѣли толпу всадниковъ, приближавшихся къ замку.
   "-- Что это за люди? спросила я.
   "-- Это герцогъ анжуйскій и его свита, отвѣчалъ графъ.
   "-- Сударыня, вскричала Гертруда: -- теперь ужь нельзя болѣе медлить.
   "-- Ради Бога, сказалъ графъ:-- рѣшайтесь; время дорого!
   "Я упала на стулъ; силы измѣняли мнѣ.
   "-- О, Боже, Боже мой! что мнѣ дѣлать? проговорила я.
   "-- Слышите ли, сказалъ графъ: -- слышите ли, они стучатся въ ворота.
   "И точно, два человѣка, отдѣлившіеся отъ толпы, стучали въ ворота.
   "-- Еще пять минутъ, сказалъ графъ, и будетъ поздно.
   "Я хотѣла встать, но не могла.
   "-- Помоги мнѣ, Гертруда! проговорила я.
   "-- Сударыня, сказала бѣдная дѣвушка:-- слышите ли вы? Ворота отперли... слышите ли вы стукъ копытъ по каменной мостовой?..
   "-- Да, да! отвѣчала я едва-внятно.-- Но силы измѣняютъ мнѣ.
   "-- О, такъ я вамъ помогу! вскричала она, подняла меня какъ ребенка, и передала на руки графа.
   "Почувствовавъ прикосновеніе этого человѣка, я задрожала такъ сильно, что чуть не выпала изъ рукъ его въ воду.
   "Но онъ крѣпко прижалъ меня къ груди и посадилъ въ лодку.
   "Гертруда послѣдовала за мною, не нуждаясь въ помощи графа.
   "Тогда я замѣтила, что мои вуаль упалъ и плавалъ по водѣ.
   "Я подумала, что онъ можетъ показать преслѣдователямъ дорогу, которую мы избрали для побѣга.
   "-- Мой вуаль! сказала я графу: -- достаньте мой вуаль.
   "Графъ бросилъ взглядъ въ ту сторону, куда я указывала пальцемъ.
   "-- Ничего, сказалъ онъ: -- это лучше.
   "И, схвативъ весла, онъ далъ такое быстрое движеніе лодкѣ, что въ нѣсколько ударовъ мы были уже близь противоположнаго берега.
   "Въ это время мы увидѣли, что окна моей комнаты освѣтились; слуги вошли туда со свѣчами.
   "-- Обманулъ ли я васъ? Могли ли мы еще медлить?
   "-- О, нѣтъ, нѣтъ! вскричала я: вы точно мой спаситель.
   "Мы видѣли, какъ свѣчи скоро переходили изъ моей комнаты въ комнату Гертруды, и услышали крики. Вошелъ какой-то человѣкъ; всѣ остановились передъ нимъ. Этотъ человѣкъ подошелъ къ открытому окну, выглянулъ въ него, замѣтилъ вуаль, плававшій по водѣ и страшно вскрикнулъ.
   "-- Видите ли, какъ мы хорошо сдѣлали, что оставили вуаль, сказалъ графъ: -- принцъ подумаетъ, что вы бросились въ воду и пока васъ будутъ искать, мы успѣемъ спастись.
   "Мнѣ стало страшно этого мрачнаго ума, который напередъ разсчиталъ выгоду подобнаго средства.
   "Мы причалили къ берегу."
   

II.
Продолженіе разсказа. Договоръ.

   Наступила минута молчанія. Діана, почти столько же взволнованная воспоминаніями, какъ дѣйствительностію, не могла болѣе говорить; голосъ ея ослабѣвалъ. Бюсси слушалъ ее всѣми способностями души своей и напередъ клялся вѣчною ненавистью къ врагамъ ея и преслѣдователямъ.
   Наконецъ, вдохнувъ изъ флакончика, который былъ у ней въ карманѣ, Діана продолжала:
   -- Едва мы сошли на берегъ, какъ семь или восемь человѣкъ подошли къ намъ. То, были слуги графа, между которыми я узнала двухъ слугъ, провожавшихъ нашъ экипажъ въ ту ночь, когда на насъ напали люди герцога. Конюшій велъ двухъ лошадей; одна изъ нихъ была вороная лошадь графа; другая, бѣлая, назначалась мнѣ, Графъ помогъ мнѣ сѣсть на бѣлую лошадь и потомъ самъ вскочилъ на своего коня.
   "Гертруду посадилъ съ собою одинъ изъ слугъ графа, и мы ускакали въ галопъ.
   "Замѣтивъ, что графъ взялъ мою лошадь подъ уздцы, я сказала ему, что умѣю довольно-хорошо ѣздить верхомъ и чтобъ онъ не безпокоился; но онъ отвѣчалъ, что бѣлая лошадь была очень-пуглива и можетъ меня сбросить.
   "Мы скакали уже около десяти минутъ, когда я услышала голосъ Гертруды, звавшей меня. Я оглянулась и увидѣла, что толпа всадниковъ раздѣлилась; четверо поскакали съ Гертрудой въ лѣсъ, между-тѣмъ, какъ графъ де-Монсоро и четверо другихъ слугъ продолжали скакать по прежней дорогѣ.
   "-- Гертруда! вскричала я:-- графъ, зачѣмъ вы разлучаете меня съ Гертрудой?
   "-- Это необходимая предосторожность, сказалъ графъ:-- если за нами погонятся, мы должны оставить два слѣда; надобно, чтобъ съ двухъ сторонъ люди въ селеніяхъ говорили, что видѣли, какъ похищали женщину. Можетъ случиться, что герцогъ анжуйскій ошибется и поскачетъ за вашей служанкой; но во всякомъ случаѣ преслѣдователи должны будутъ раздѣлиться на двѣ части.
   "Не смотря на положительность этого отвѣта, онъ не успокоилъ меня: но что было дѣлать? я вздохнула и молчала.
   "Впрочемъ, дорога, по которой мы ѣхали, точно вела въ Меридоръ. По скорости, съ которою мы скакали, намъ оставалось до замка не болѣе четверти часа, какъ вдругъ на перекресткѣ, который былъ мнѣ очень-хорошо знакомъ, графъ, вмѣсто того, чтобъ продолжать дорогу къ замку отца моего, поворотилъ на-лѣво, совсѣмъ въ другую сторону. Я вскрикнула и, не смотря на быстроту лошади, готовилась уже соскочить съ нея, когда графъ, наблюдавшій, вѣроятно, за всѣми моими движеніями, наклонился ко мнѣ, обхватилъ мою талью и перекинулъ къ себѣ на сѣдло. Бѣлая лошадь, чувствуя себя свободною, громко заржала и поскакала въ лѣсъ.
   "Графъ такъ скоро сдѣлалъ это, что я успѣла только вскрикнуть.
   "Онъ зажалъ мнѣ ротъ рукою.
   "-- Клянусь вамъ честью, сказалъ онъ:-- что въ точности исполняю волю вашего отца и докажу вамъ это на первомъ роздыхѣ; если и это доказательство не убѣдитъ васъ, или покажется вамъ сомнительнымъ, то еще разъ клянусь честію, вы будете свободны.
   "-- Но вы сказали, что отвезете меня къ отцу? вскричала я, отталкивая его руку и откинувъ голову назадъ.
   "-- Да, я это сказалъ, потому-что, мнѣ казалось, вы колебались слѣдовать за мною, и одна минута этой нерѣшимости могла погубить и его, и васъ, и меня, что, впрочемъ, вы сами видѣли. Скажите же, спросилъ графъ, остановивъ лошадь:-- хотите ли вы погубить барона? хотите ли вы подвергнуться безчестію? Скажите одно слово, и я отвезу васъ въ Меридоръ.
   "-- Но вы сейчасъ сказали, будто у васъ есть доказательство, что вы дѣйствуете по приказанію моего отца?
   "-- Вотъ оно, сказалъ графъ: -- возьмите это письмо и прочтите его въ первомъ домъ, въ которомъ мы остановимся. Если и послѣ того вамъ все-еще угодно будетъ вернуться въ замокъ, -- повторяю вамъ, вы свободны. Но если вамъ угодно будетъ послушаться приказаній барона, то вы не вернетесь въ замокъ, я въ томъ увѣренъ.
   "-- Такъ поскачемте скорѣе, графъ; я нетерпѣливо желаю удостовѣриться, правду ли вы говорите.
   "-- Вспомните, что вы добровольно слѣдуете за мною.
   "-- Да, добровольно, въ такой, однакожь, степени, въ какой можетъ дѣйствовать добровольно молодая дѣвушка, находясь въ этомъ положеніи, гдѣ она съ одной стороны видитъ смерть отца и свой собственный позоръ, а съ другой стороны необходимость ввѣриться человѣку, котораго она почти не знаетъ; все равно, я слѣдую за вами добровольно, и вы сами удостовѣритесь въ томъ, если прикажете мнѣ подать коня.
   "Графъ сдѣлалъ знакъ одному изъ своихъ людей, чтобъ онъ слѣзъ съ коня, и минуту спустя, я скакала возлѣ графа.
   "-- Бѣлая лошадь недалеко убѣжала, сказалъ онъ слугѣ: -- поищи ее въ лѣсу, позови ее; ты знаешь, что она послушна, какъ собака. Пріѣзжай за нами прямо въ Ла-Шатръ.
   "Я невольно вздрогнула. Ла-Шатръ былъ въ десяти льё отъ Меридорскаго-Замка, по дорогѣ въ Парижъ.
   "-- Графъ, сказала я: -- я слѣдую за вами; но въ Ла-Шатрѣ мы условимся...
   "-- Въ Ла-Шатрѣ, сударыня, отвѣчалъ графъ: -- вы сообщите мнѣ свои приказанія.
   "Это мнимое повиновеніе не успокоивало меня; но такъ-какъ это было единственное средство спастись отъ герцога анжуйскаго, то я молча слѣдовала за Монсоро. На разсвѣтѣ мы прибыли въ Ла-Шатръ. Но вмѣсто того, чтобъ въѣхать въ селеніе, мы поворотили по полю во стѣ шагахъ отъ первыхъ садиковъ и направились къ уединенному домику.
   "Я остановила лошадь.
   "-- Куда мы ѣдемъ? спросила я.
   "-- Позвольте, отвѣчалъ графъ: -- я уже замѣтилъ точность вашего ума, а потому обращаюсь опять къ вашему уму. Можемъ ли мы, спасаясь отъ преслѣдованій могущественнѣйшаго лица въ государствѣ послѣ короля, остановиться въ обыкновенной гостинницѣ, посреди селенія, гдѣ первый крестьянинъ, который насъ увидитъ, можетъ выдать насъ? Можно подкупить одного человѣка, но не цѣлую деревню.
   "Во всѣхъ отвѣтахъ графа была точность и положительность, противъ которой я не могла ничего возразить.
   "-- Хорошо, сказала я.-- Поѣдемте туда.
   "И мы отправились далѣе.
   "Насъ ожидали; я не замѣтила, что одинъ изъ нашихъ слугъ поскакалъ впередъ. Свѣтлый огонь горѣлъ въ каминѣ довольно-опрятной комнаты; тамъ же была приготовлена постель.
   "-- Вотъ ваша комната, сказалъ графъ: -- я буду ожидать вашихъ приказаній.
   "Онъ поклонился и вышелъ.
   "Я осталась одна.
   "Первымъ движеніемъ моимъ было подойдти къ лампѣ и вынуть письмо отца моего; вотъ оно, г. де-Бюсси; читайте и будьте моимъ судьею."
   Бюсси взялъ письмо и сталъ читать:
   
   "Возлюбленная моя Діана, если, въ -- чемъ я не сомнѣваюсь,-- ты исполнила мою просьбу и послѣдовала за графомъ де-Монсоро, то онъ, вѣроятно, объяснилъ тебѣ, что, по несчастію, ты понравилась герцогу анжуйскому, и что онъ похитилъ и отвезъ тебя въ замокъ Боже; по этому поступку ты можешь сама судить о томъ, на что герцогъ способенъ и какой позоръ угрожаетъ тебѣ. Теперь же представляется средство спастись отъ безчестія, котораго я не переживу: ты должна выйдти за нашего благороднаго друга; сдѣлавшись его женою, ты будешь уже находиться подъ его защитой, и графъ де-Монсоро поклялся мнѣ, что съумѣетъ защитить тебя. Слѣдовательно, величайшее мое желаніе состоитъ въ томъ, чтобъ бракъ вашъ совершился сколь-возможно-скорѣе, и если ты готова исполнить мою просьбу, то къ совершенному согласію присовокупляю мое отеческое благословеніе и молю Бога, чтобъ Онъ даровалъ тебѣ всѣ сокровища блаженства, которыми Онъ, по милосердію своему, надѣляетъ сердца, подобныя твоимъ.

"Твой, не приказывающій, но умоляющій отецъ,
"Баронъ де-Меридоръ".

   -- Увы! сказалъ Бюсси: -- если это письмо точно отъ вашего отца, оно рѣшительно.
   -- Оно точно отъ него, я въ томъ не сомнѣваюсь; не смотря на то, я три раза прочитала его, не зная, на что рѣшиться. Наконецъ я позвала графа.
   "Онъ вошелъ немедленно, почему я и заключила, что онъ ждалъ за дверью.
   "Письмо было у меня въ рукахъ.
   "-- Что же? спросилъ онъ:-- читали ли вы?
   "-- Да, отвѣчала я.
   "-- Сомнѣваетесь ли вы еще въ моей преданности и моемъ уваженіи?
   "-- Письмо это отнимаетъ у меня всякое сомнѣніе, отвѣчала я.-- Скажите же, графъ, что вы намѣрены дѣлать, еслибъ... еслибъ я послѣдовала совѣту моего отца?
   "-- Я намѣренъ отвезти васъ въ Парижъ; тамъ легче всего будетъ скрыть васъ.
   "-- А батюшка?
   "-- Когда пройдетъ опасность, вы увидитесь съ нимъ.
   "-- Графъ! я готова принять вашу защиту съ условіями, которыя вы предпишете.
   "-- Я ничего не предписываю, отвѣчалъ графъ: -- я только предлагаю средство спасти васъ, и больше ничего.
   "-- Извините; я готова принять средство спасенія, предлагаемое вами, на трехъ условіяхъ.
   "-- Говорите.
   "-- Первое -- то, что вы возвратите мнѣ Гертруду.
   "-- Она здѣсь, отвѣчалъ графъ.
   "-- Второе -- что мы не вмѣстѣ поѣдемъ въ Парижъ.
   "-- Чтобъ совершенно успокоить васъ, я самъ хотѣлъ предложить вамъ это.
   "-- Въ-третьихъ -- что нашъ бракъ будетъ заключенъ при моемъ отцѣ, если только тому не воспрепятствуютъ обстоятельства, признанныя дѣйствительными мною-самою.
   "-- Это мое величайшее желаніе; благословеніе вашего батюшки осчастливитъ союзъ нашъ.
   "Я была поражена изумленіемъ. Я думала, что графъ сдѣлаетъ хоть какое-нибудь возраженіе на мои три условія, а между-тѣмъ онъ самъ былъ одного со мною мнѣнія.
   "-- Позвольте же мнѣ теперь подать вамъ нѣсколько совѣтовъ, сказалъ Монсоро.
   "-- Извольте; я слушаю.
   "-- Путешествуйте только ночью.
   "-- Я уже рѣшилась на это.
   "-- Позвольте мнѣ назначить мѣста, гдѣ вамъ останавливаться, и дорогу, по которой ѣхать; всѣ предосторожности мои будутъ имѣть одну цѣль, именно -- спасти васъ отъ герцога апжуйскаго.
   "-- Если вы точно любите меня такъ, какъ говорите, то моя безопасность должна быть вамъ такъ же дорога, какъ и ваша собственная; слѣдовательно, я не могу дѣлать ни какихъ возраженій противъ вашего желанія.
   "-- Наконецъ, прошу васъ принять въ Парижѣ ту квартиру, которую я вамъ приготовлю, какъ бы она ни была проста и уединенна.
   "-- Чѣмъ проще и уединеннѣе будетъ квартира, тѣмъ она мнѣ болѣе понравится.
   "-- Въ такомъ случаѣ, мы во всемъ согласны, и мнѣ остается только засвидѣтельствовать вамъ мое почтеніе, прислать къ вамъ Гертруду и приступить къ исполенію нашего плана.
   "-- Я дворянка, графъ; если вы сдержите свои обѣщанія, и я не измѣню своимъ.
   "-- Это обѣщаніе говоритъ мнѣ, что вскорѣ я буду счастливѣйшимъ изъ смертныхъ.
   "Съ этими словами, онъ поклонился и вышелъ.
   "Пять минутъ спустя, вошла Гертруда.
   "Велика была радость этой бѣдной дѣвушки; она думала, что ее навсегда хотѣли разлучить со мною. Я разсказала ей обо всемъ; мнѣ нуженъ былъ человѣкъ, который понялъ бы мои намѣренія, помогалъ бы мнѣ, слушался бы, въ случаѣ нужды, одного знака, одного взгляда. Согласіе графа на всѣ мои условія пугало меня; я думала, что онъ поступалъ такимъ-образомъ потому только, что хотѣлъ сначала завлечь меня подальше.
   "Когда я разговаривала съ Гертрудой, мы услышали стукъ копытъ удаляющейся лошади. Я выглянула въ окно: графъ во весь галопъ возвращался въ ту сторону, съ которой мы пріѣхали. Зачѣмъ возвращался онъ назадъ? Я не могла объяснить себѣ этого. Но онъ исполнилъ первое условіе, возвративъ мнѣ Гертруду, а удаляясь, исполнялъ и второе. Впрочемъ, куда бы онъ ни уѣзжалъ, отсутствіе его успокоивало меня.
   "Мы пробыли цѣлый день въ маленькомъ домикѣ; намъ прислуживала хозяйка; только къ вечеру, человѣкъ, казавшійся начальникомъ нашихъ провожатыхъ, вошелъ ко мнѣ; такъ-какъ мнѣ казалось, что опасность будетъ уменьшаться по мѣрѣ удаленія моего отъ замка Боже, то я сказала этому человѣку, что готова къ отъѣзду; пять минутъ спустя, онъ воротился и доложилъ, что все было готово. У крыльца стояла моя бѣлая лошадь; графъ де-Монсоро не ошибся: она прибѣжала по первому зову.
   "Мы ѣхали всю ночь и опять только на разсвѣтѣ остановились. Я разсчитала, что мы проѣхали около пятнадцати льё; всѣ мѣры были приняты графомъ, чтобъ я не терпѣла ни отъ холода, ни отъ усталости. Лошадь, которую онъ выбралъ для меня, была смирна; рысь у нея была чрезвычайно-спокойная; на плечи мнѣ накинули плащъ, подбитый мѣхомъ.
   "Во время всего путешествія, со мною поступали одинаково почтительно и заботливо: ясно было, что намъ предшествовалъ человѣкъ, заготовлявшій все для нашего принятія. Не знаю, самъ ли графъ взялъ на себя эту обязанность, или одинъ изъ повѣренныхъ его, но во всякомъ случаѣ онъ дѣйствовалъ совершенно-согласно второму моему условію, и во всю дорогу я ни разу не увидала его.
   "Около вечера седьмаго дня, я съ высоты холма увидѣла громадную кучу домовъ. То былъ Парижъ.
   "Мы остановились и съ наступленіемъ ночи отправились далѣе; вскорѣ мы въѣхали въ ворота, за которыми первый предметъ, представившійся глазамъ моимъ, было огромное зданіе, казавшееся мнѣ монастыремъ. Мы два раза переѣхали черезъ рѣку, поворотили направо и, десять минутъ спустя, очутились на Площади-Бастиліи. Тамъ вышелъ къ намъ на встрѣчу изъ одного дома человѣкъ, по-видимому, дожидавшійся насъ. Онъ подошелъ къ начальнику провожатыхъ и сказалъ;
   "-- Здѣсь.
   "Начальникъ обратился ко мнѣ.
   Мы пріѣхали, сударыня, сказалъ онъ.
   "И, соскочивъ съ лошади, онъ помогъ мнѣ сойдти на землю.
   "Дверь въ домъ была отворена; на ступеняхъ лѣстницы стояла лампа.
   "-- Сударыня, сказалъ мнѣ начальникъ провожатыхъ:-- вы здѣсь у себя; у этой двери кончается возложенное на меня порученіе; могу ли льстить себя надеждою, что оно было исполнено согласно вашимъ желаніямъ и даннымъ мнѣ приказаніямъ?
   "-- Я душевно вамъ благодарна, отвѣчала я: -- поблагодарите также отъ моего имени добрыхъ людей, меня провожавшихъ. Я желала бы вознаградить ихъ... но у меня ничего нѣтъ.
   "-- Не безпокойтесь, отвѣчалъ онъ: -- они уже щедро награждены.
   "Онъ поклонился мнѣ и вскочилъ на коня.
   "-- За мной! сказалъ онъ, обратившись къ слугамъ: -- да чтобъ никто изъ васъ завтра утромъ не помнилъ этого дома!
   "Послѣ этихъ словъ, они ускакали въ галопъ и исчезли при поворотѣ въ Сент-Антуанскую-Улицу.
   "Первымъ движеніемъ Гертруды было запереть дверь. Потомъ она взяла лампу и стала свѣтить мнѣ.
   "Мы взошли на лѣстницу, потомъ въ корридоръ: всѣ двери были отворены. Зала эта была освѣщена какъ теперь.
   "Я отворила эту дверь: за нею была туалетная комната, а за этою -- спальня, въ которой, къ величайшему своему изумленію, увидѣла я свой портретъ.
   "Это тотъ самый, который висѣлъ въ комнатѣ моего отца, въ Меридорѣ; вѣроятно, батюшка подарилъ его графу.
   "Я задрожала при этомъ новомъ доказательствѣ того, что батюшка считалъ меня уже женою графа Монсоро.
   "Мы обошли весь домъ: въ немъ никого не было, но за то не было и ни въ чемъ недостатка; всѣ печи затоплены, а въ столовой приготовленъ ужинъ.
   "Я скоро взглянула на столъ: на немъ былъ только одинъ приборъ; это успокоило меня.
   "-- Видите ли, сударыня, сказала мнѣ Гертруда:-- графъ твердо держитъ свое обѣщаніе.
   "-- Да, отвѣчала я со вздохомъ, потому-что мнѣ было бы пріятнѣе, еслибъ графъ, измѣнивъ одному изъ своихъ обѣщаній, далъ и мнѣ право отступиться отъ своего слова.
   "Послѣ ужина мы еще разъ обошли весь домъ, но и въ этотъ разъ не нашли ни живой души: онъ принадлежалъ намъ, намъ однѣмъ.
   "Гертруда спала въ моей комнатѣ.
   "На другой день, она вышла со двора и, воротившись, разсказала мнѣ, что мы жили на концѣ Сент-Антуанской-Улицы, противъ турнельскаго отеля, и что черное, мрачное зданіе, возвышавшееся съ правой стороны, было -- Бастилія.
   "Впрочемъ, это не послужило мнѣ ни къ чему. Я никогда не была въ Парижъ, и потому не знала его.
   "День прошелъ спокойно; вечеромъ, когда я садилась за столъ, кто-то постучался.
   "Я съ безпокойствомъ посмотрѣла на Гертруду.
   "Опять стали стучаться.
   "-- Посмотри, кто тамъ, сказала я Гертрудѣ.
   "-- А если графъ? спросила она, увидѣвъ, что я поблѣднѣла.
   "-- Если графъ, отвѣчала я съ усиліемъ: -- впусти его, Гертруда; онъ сдержалъ свое обѣщаніе, и я не должна измѣнять слову.
   "Минуту спустя, Гертруда воротилась.
   "-- Графъ, сказала она.
   "-- Проси, отвѣчала я.
   "Гертруда удалилась; графъ появился на порогѣ.
   "-- Сдержалъ ли я свои обѣщанія? спросилъ онъ.
   "-- Сдержали, отвѣчала я:-- благодарю васъ.
   "-- Слѣдовательно, вамъ угодно будетъ теперь принимать меня у себя? продолжалъ онъ съ улыбкой, иронію которой не могъ скрыть, не смотря на всѣ свои старанія.
   "-- Войдите.
   "Графъ вошелъ и остановился у стола. Я сдѣлала ему знакъ, чтобъ онъ сѣлъ.
   "-- Не принесли ли вы мнѣ какихъ новостей? спросила я.
   "-- Откуда и отъ кого?
   "-- Отъ отца моего, изъ Меридора.
   "-- Я не возвращался въ Меридорскій-Замокъ, и потому не видался съ барономъ.
   "-- Такъ отъ герцога, изъ Боже.
   "-- Это другое дѣло: я былъ въ Боже и видѣлъ герцога.
   "-- Какъ вы нашли его?
   "-- Въ сомнѣніи.
   "-- На-счетъ чего?
   "-- На-счетъ вашей смерти.
   "-- Но вы утвердили его въ этомъ мнѣніи?
   "-- Я дѣлалъ, что могъ.
   "-- Гдѣ же теперь герцогъ?
   "-- Въ Парижѣ, со вчерашняго вечера.
   "-- Отъ-чего жь онъ воротился такъ поспѣшно?
   "-- Отъ-того, что непріятно оставаться въ такомъ мѣстѣ, гдѣ мы должны обвинять себя въ смерти женщины.
   "-- Видѣли ли вы его въ Парижѣ?
   "-- Я сейчасъ отъ него.
   "-- Говорилъ ли онъ вамъ обо мнѣ?
   "-- Я не далъ ему выговорить ни слова.
   "-- О чемъ же вы ему говорили?
   "-- Объ обѣщаніи, которое онъ мнѣ далъ, и которое я просилъ его исполнить. Онъ обязался выхлопотать мнѣ званіе обер-егермейстера за услуги, которыя я оказалъ ему.
   "-- Ахъ, да! отвѣчала я ему съ грустной улыбкой, вспомнивъ о смерти моей бѣдной Дэфны:-- вѣдь вы страшный охотникъ... я помню... вы имѣете полное право на это званіе.
   "-- Я получаю его не какъ охотникъ, а какъ вѣрный слуга герцога; мнѣ дадутъ его не потому, что я имѣю на него право, а потому-что герцогъ анжуйскій побоится быть ко мнѣ неблагодарнымъ.
   "Не смотря на все уваженіе, которое оказывалъ мнѣ графъ де-Монсоро, въ словахъ его было что-то устрашавшее меня, -- именно, выраженіе мрачной и твердой воли.
   "Я молчала нѣсколько минутъ.
   "-- Могу ли я писать къ отцу моему? спросила я.
   "-- Разумѣется; но помните, что ваши письма могутъ быть перехвачены.
   "-- Смѣю ли я выходить?
   "-- Вы смѣете дѣлать все, что вамъ угодно; только позвольте мнѣ замѣтить, что за вами могутъ приглядывать.
   "-- По-крайней-мѣрѣ, могу ли я идти въ воскресенье къ обѣднѣ?
   "-- Можете; но лучше не ходить. Впрочемъ, если это вамъ непремѣнно угодно, то позвольте посовѣтовать вамъ идти въ Церковь-св.-Екатерины.
   "-- А гдѣ эта церковь?
   "-- Напротивъ васъ, на-искось.
   "-- Благодарю.
   "Опять наступило молчаніе.
   "-- Когда я опять увижу васъ, графъ?
   "-- Жду вашихъ приказаній.
   "-- Будто они что-нибудь значатъ для васъ?
   "-- Конечно; теперь я еще для васъ человѣкъ чужой.
   "-- У васъ нѣтъ ключа отъ этого дома?
   "-- Ключъ отъ него можетъ имѣть только вашъ мужъ.
   "-- Графъ, отвѣчала я, испуганная этими покорными отвѣтами: -- графъ, вы можете приходить когда вамъ будетъ угодно, или когда вамъ нужно будетъ сообщить мнѣ что-либо важное.
   "-- Благодарю васъ, сударыня; я воспользуюсь этимъ позволеніемъ, но не употреблю его во зло... первымъ доказательствомъ этому пусть послужитъ то, что я теперь же удаляюсь.
   "Съ этими словами графъ всталъ.
   "-- Вы уходите? спросила я, болѣе и болѣе удивленная поведеніемъ, котораго никакъ не ожидала.
   "-- Сударыня, отвѣчалъ графъ: -- знаю, что вы меня не любите, и не хочу употреблять во зло вашего положенія, заставляющаго васъ принимать мое покровительство. Навѣщая васъ не часто и оставаясь недолго, я надѣюсь, что вы мало-по-малу привыкнете ко мнѣ; жертва будетъ казаться вамъ не столь тягостною, когда наступитъ минута сдѣлаться моей женою.
   "-- Графъ, сказала я вставая:-- я сознаю всю деликатность вашихъ поступковъ и, не смотря на сухость и жесткость, сопровождающую каждое ваше слово, умѣю цѣнить ихъ надлежащимъ образомъ. Вы правы, я буду говорить съ вами такъ же откровенно, какъ вы со мною говорили. У меня были противъ васъ предубѣжденія, которыя, я надѣюсь, разсѣетъ время.
   "-- Позвольте мнѣ, сказалъ графъ: -- питать ту же надежду и ожидать этой счастливой минуты.
   "Потомъ, поклонившись мнѣ со всею почтительностью, которую я могла ожидать отъ нижайшаго изъ слугъ своихъ, онъ сдѣлалъ знакъ Гертрудѣ, въ присутствіи которой происходилъ этотъ разговоръ, чтобъ она посвѣтила ему, и вышелъ."
   

III.
Продолженіе разсказа. Бракъ.

   -- Странный человѣкъ! сказалъ Бюсси.
   -- Не правда ли, очень-странный? Онъ выражалъ мнѣ любовь свою со всею горечью ненависти. Когда Гертруда воротилась, она застала меня болѣе грустною и печальною, нежели прежде.
   "Гертруда старалась утѣшить меня; но ясно было, что бѣдная дѣвушка столько же безпокоилась, какъ и я сама. Это ледяное почтеніе, ироническое повиновеніе, побѣждаемая страсть, рѣзкими звуками отзывавшаяся въ каждомъ словѣ его, были страшнѣе, нежели ясно-высказанная воля, съ которою я могла бы еще бороться.
   "На слѣдующій день было воскресенье: съ самаго дѣтства своего я не пропускала ни одной обѣдни. Колоколъ Церкви-св.-Екатерины какъ-бы призывалъ меня. Я видѣла, какъ народъ шелъ къ Божьему дому, закрылась плотнымъ вуалемъ и въ сопровожденіи Гертруды вмѣшалась въ толпу богомольцевъ, собиравшихся по звуку колокола.
   "Я выбрала самый темный уголокъ и преклонила тамъ колѣни. Гертруда стала какъ-будто на стражѣ, между свѣтомъ и мною. Но это было напрасно: никто не обращалъ на меня вниманія.
   "На третій день, графъ опять пришелъ и объявилъ мнѣ, что пожалованъ въ обер-егермейстеры. Вліяніе герцога анжуйскаго доставило ему это мѣсто, почти обѣщанное одному изъ любимцевъ короля, г. де-Сен-Люку. Самъ графъ не ожидалъ такой милости."
   -- Точно, сказалъ Бюсси: -- это обстоятельство удивило насъ всѣхъ.
   -- Онъ пришелъ возвѣстить мнѣ эту новость, надѣясь, что полученіе почетнаго званія заставитъ меня скорѣе дать свое согласіе; только онъ самъ не просилъ, не упоминалъ даже о бракѣ, ожидая всего отъ моего обѣщанія и самаго положенія дѣлъ.
   "Что же касается до меня, то, полагая, что герцогъ анжуйскій считаетъ меня умершею, я начинала надѣяться, что опасность миновалась, и, слѣдовательно, я не была болѣе обязана сдѣлаться женою графа.
   "Прошла цѣлая недѣля безъ особыхъ приключеній, кромѣ двухъ посѣщеній графа. Эти посѣщенія были, по-прежнему, холодны и почтительны; но я уже говорила вамъ, какъ странны и почти страшны были эти холодность и почтительность.
   "Въ слѣдующее воскресенье, я опять пошла въ церковь и заняла то же мѣсто, которое занимала за недѣлю. Спокойствіе дѣлаетъ насъ неосторожными: посреди молитвы, я невольно откинула вуаль... въ домѣ божіемъ я помышляла только о Богѣ... Я усердно молилась за своего отца, какъ вдругъ почувствовала, что Гертруда коснулась руки моей: она должна была повторить это движеніе, чтобъ вывести меня изъ религіознаго одушевленія, въ которое я погружена была. Я подняла голову, машинально осмотрѣлась и съ ужасомъ увидѣла въ двухъ шагахъ отъ себя герцога анжуйскаго, прислонившагося къ колоннѣ и пожиравшаго меня глазами,
   "Съ нимъ былъ человѣкъ, казавшійся болѣе повѣреннымъ, нежели слугой его."
   -- Это былъ Орильи, сказалъ Бюсси:-- его музыкантъ на лютнѣ.
   -- Кажется такъ, отвѣчала Діана: -- Гертруда послѣ узнала его имя.
   -- Продолжайте, умоляю васъ, продолжайте, сказалъ Бюсси: -- я начинаю все понимать.
   -- Я поспѣшно опустила вуаль, но уже было поздно: онъ увидѣлъ меня, и если не узналъ, то во всякомъ случаѣ сходство мое съ дѣвушкою, которую онъ любилъ и считалъ погибшею, сильно его поразило. Смущенная его взоромъ, я встала и пошла къ двери; но онъ поспѣлъ туда прежде меня, обмакнулъ пальцы въ кропильницу и подалъ мнѣ святую воду.
   "Я притворилась, будто не замѣтила его, и прошла мимо.
   "Но не оглядываясь я поняла, однакожь, что за мною слѣдовали. Еслибъ я знала Парижъ, то нашла бы средство скрыть отъ герцога свое настоящее мѣсто жительства; но я не знала другой дороги, кромѣ той, которая вела отъ дома, гдѣ жила я, до церкви; я никого не знала, у кого могла бы просить гостепріимства на четверть часа; у меня не было ни одного друга... былъ, правда, защитникъ, но его боялась я болѣе врага..."
   -- О, Боже мой! проговорилъ Бюсси:-- зачѣмъ Провидѣніе или случай не позволили мнѣ ранѣе встрѣтиться съ вами!..
   Діана взглядомъ поблагодарила молодаго человѣка.
   -- Но простите, сказалъ Бюсси: -- я безпрестанно прерываю васъ, а между-тѣмъ самъ умираю отъ любопытства. Продолжайте, Бога ради.
   -- Въ тотъ же вечеръ пришелъ графъ де-Монсоро. Я не знала, должна ли была я говорить ему о своемъ приключеніи, когда онъ самъ уничтожилъ мою нерѣшимость.
   "-- Вы спрашивали меня, сказалъ онъ: -- можете ли ходить къ обѣднѣ; я отвѣчалъ, что вы были властны располагать своими поступками, но что лучше было бы, еслибъ вы не выходили изъ дома: вы не послушались меня и вышли сегодня утромъ въ Церковь-св.-Екатерины. Случай, или скорѣе фатализмъ привелъ туда герцога: онъ видѣлъ васъ.
   "-- Это правда, и я не рѣшилась открывать вамъ этого, потому-что не была увѣрена, узналъ ли меня герцогъ.
   "-- Вашъ видъ поразилъ его, ваше сходство съ дѣвушкой, которую онъ считаетъ погибшею, показалось ему необыкновеннымъ: онъ послѣдовалъ за вами и справлялся; но никто не могъ сказать ему, кто вы, потому-что никто этого не знаетъ.
   "-- Боже мой! что жь изъ этого выйдетъ? вскричала я.
   "-- Герцогъ настойчивъ и неумолимъ, отвѣчалъ графъ де-Монсоро.
   "-- О, я надѣюсь, онъ забудетъ меня!
   "-- Не думаю: кто васъ видѣлъ хоть одинъ разъ, тотъ уже не можетъ васъ забыть. Я дѣлалъ все, что могъ, чтобъ забыть васъ, но убѣдился въ невозможности...
   "Молнія страсти, блеснувшая при этихъ словахъ въ глазахъ графа, испугала меня въ эту минуту болѣе, нежели видъ герцога анжуйскаго въ церкви.
   "Я не могла отвѣчать.
   "-- Что же вы намѣрены дѣлать? спросилъ графъ.
   "-- Не могу ли я перемѣнить квартиры, жить въ другомъ домѣ, въ другой улицѣ, на другомъ концѣ Парижа, или, что еще лучше, воротиться въ замокъ моего отца?
   "-- Все это не послужило бы ни къ чему, сказалъ Монсоро, покачавъ головой: -- герцогъ неутѣшенъ; онъ напалъ на вашъ слѣдъ; вы теперь можете уединяться куда вамъ будетъ угодно, но отъ него не уйдете.
   "-- О, Боже мой! вы пугаете меня.
   "-- Не пугаю, а говорю правду.
   "-- Такъ позвольте же и мнѣ спросить, что вы намѣрены дѣлать, графъ?
   "-- Увы! отвѣчалъ Монсоро, съ горькой ироніей: -- я не одаренъ ни воображеніемъ, ни изобрѣтательнымъ умомъ. Я нашелъ одно средство, оно вамъ не нравится: такъ не приказывайте мнѣ искать другого.
   "-- Но, Боже мой! возразила я: -- опасность, можетъ-быть, не такъ велика, какъ вы полагаете.
   "-- Это докажутъ намъ послѣдствія, сказалъ графъ, вставая.-- На всякій случай, я повторяю вамъ, что графиня де-Монсоро тѣмъ менѣе должна будетъ опасаться герцога, что теперь, по новому своему званію, я завишу прямо отъ короля, и, слѣдовательно, мы можемъ искать у него защиты и покровительства.
   "Я отвѣчала вздохомъ. То, что говорилъ графъ, было и благоразумно, И возможно.
   "Монсоро молчалъ, какъ-бы желая дать мнѣ время хорошенько обдумать отвѣтъ; но я не имѣла силы произнести слова. Онъ стоялъ предо мною, готовясь удалиться. Горькая улыбка появилась на лицѣ его; онъ поклонился и вышелъ.
   "Я слышала, какъ онъ произносилъ проклятія, сходя внизъ.
   "Я позвала Гертруду.
   "Гертруда обыкновенно бывала или въ кабинетѣ, или въ спальнѣ, во время посѣщеній графа; она немедленно явилась на зовъ мой.
   "Я стояла у окна, за занавѣсками, такъ-что, не будучи сама замѣчена, могла видѣть все, что происходило на улицѣ.
   "Графъ вышелъ изъ дома и удалялся.
   "Мы около часа простояли у окна... все было тихо.
   "Ночь прошла спокойно.
   "На другой день, Гертруда, выходя изъ дома, встрѣтила молодаго человѣка, того самого, который былъ въ церкви съ герцогомъ; но на всѣ вопросы его она не отвѣчала ни слова; ни просьбы, ни убѣжденія его на нее не подѣйствовали.
   "Молодой человѣкъ удалился съ досадой.
   "Эта встрѣча внушила мнѣ невыразимый ужасъ. Она была началомъ преслѣдованія, которое, вѣроятно, этимъ не удовольствуется. Я боялась, что Монсоро не прійдетъ, и что, можетъ-быть, ночью приняты будутъ противъ меня какія-нибудь насильственныя мѣры; я послала за графомъ: онъ пришелъ немедленно.
   "Я разсказала ему все, и, по словамъ Гертруды, описала ему наружность молодаго человѣка.
   "-- Это Орильи, сказалъ онъ: -- что ему отвѣчала Гертруда?
   "-- Гертруда ничего не отвѣчала.
   "Монсоро задумался.
   "-- Напрасно, сказалъ онъ.
   "-- Отъ-чего же?
   "-- Отъ-того, что намъ нужно выиграть время.
   "-- Время?
   "-- Да; сегодня я еще въ зависимости отъ герцога анжуйскаго; но черезъ двѣ недѣли, черезъ полторы, черезъ недѣлю, быть-можетъ, герцогъ будетъ зависѣть отъ меня. Слѣдовательно, надобно обмануть его, чтобъ онъ согласился ждать.
   "-- Боже мой!
   "-- Надежда сдѣлаетъ его терпѣливымъ. Рѣшительный отказъ можетъ заставить его приступить къ отчаяннымъ мѣрамъ.
   "-- Графъ! напишите къ батюшкѣ, вскричала я: -- онъ пріѣдетъ и упадетъ къ ногамъ короля, король сжалится надъ заслуженнымъ старикомъ!
   "-- Это зависитъ отъ расположенія духа, въ которомъ будетъ находиться король, и отъ того, будетъ ли въ политическихъ видахъ его выказать себя другомъ или недругомъ герцога анжуйскаго. Сверхъ того, нужно не менѣе шести дней времени, чтобъ послать вѣстника къ вашему отцу; столько же нужно вашему отцу, чтобъ пріѣхать сюда. А въ двѣнадцать дней герцогъ достигнетъ своей цѣли, если мы не остановимъ его.
   "-- Но какъ его остановить?
   "Графъ де-Монсоро не отвѣчалъ. Я поняла мысль его и опустила глаза.
   "-- Графъ, сказала я послѣ минутнаго молчанія: -- отдайте ваши приказанія Гертрудѣ... она исполнитъ ихъ.
   "Едва-замѣтная улыбка выступила на лицѣ графа при этомъ обращеніи къ его покровительству.
   "Онъ сталъ разговаривать съ Гертрудой.
   "-- Я могу быть замѣченнымъ, выходя отсюда, сказалъ мнѣ графъ: -- до ночи осталось еще два или три часа -- позволите ли вы мнѣ провесть это время у васъ?
   "Графъ де-Монсоро имѣлъ почти право требовать; но онъ просилъ; я сдѣлала ему знакъ, чтобъ онъ сѣлъ.
   "Тогда я замѣтила, какую могущественную власть Монсоро имѣлъ надъ самимъ-собою; онъ въ то же мгновеніе преодолѣлъ всю тягость нашего взаимнаго положенія, и разговоръ его, которому обычная его рѣзкость придавала энергическій характеръ, сдѣлался занимателенъ и разнообразенъ. Графъ много путешествовалъ, много испыталъ, много видѣлъ, много мыслилъ, и по прошествіи двухъ часовъ я поняла всю силу вліянія, которое этотъ странный человѣкъ пріобрѣлъ надъ отцомъ моимъ."
   Бюсси глубоко вздохнулъ.
   "-- Съ наступленіемъ ночи, продолжала Діана: -- онъ прекратилъ разговоръ, простился со мною и удалился.
   "Вечеромъ, мы съ Гертрудой опять стали у окна. Въ этотъ вечеръ, мы увидѣли двухъ человѣкъ, внимательно разсматривавшихъ домъ. Они нѣсколько разъ подходили къ двери; насъ они не могли видѣть, потому-что всѣ свѣчи были погашены.
   "Около одиннадцати часовъ, они удалились.
   "На другой день, Гертруда опять встрѣтила того же молодаго человѣка, на томъ же самомъ мѣстѣ; онъ опять подошелъ къ ней и снова сталъ ее разспрашивать. Гертруда была не такъ сурова съ нимъ и уже сказала ему нѣсколько словъ.
   "На слѣдующій день, Гертруда сдѣлалась еще разговорчивѣе; она сказала молодому человѣку, что я была вдова совѣтника и, не имѣя состоянія, жила очень-уединенно; онъ хотѣлъ узнать еще болѣе, но Гертруда не говорила болѣе ни слова.
   "На третій день, Орильи обнаружилъ нѣкоторое сомнѣніе въ справедливости разсказа Гертруды и заговорилъ объ Анжу, замкѣ Боже и Меридоръ.
   "Гертруда отвѣчала, что въ жизнь свою не слыхала такихъ именъ.
   "Тогда Орильи признался, что онъ находится при дворѣ герцога анжуйскаго, что герцогъ влюбился въ меня. Вслѣдъ за тѣмъ онъ сталъ дѣлать ей и мнѣ великолѣпныя предложенія, -- ей за то, чтобъ дать герцогу средство войдти въ домъ, мнѣ -- чтобъ я согласилась принять его.
   "Монсоро приходилъ каждый вечеръ, и каждый вечеръ я сообщала ему положеніе нашихъ дѣлъ. Онъ оставался отъ восьми часовъ до полуночи; замѣтно было, что онъ сильно безпокоился.
   "Въ субботу вечеромъ, онъ пришелъ блѣдный, раздраженный, взволнованный.
   "-- Послушайте, сказалъ онъ мнѣ:-- надобно все обѣщать ко вторнику или къ середѣ.
   "-- Обѣщать? вскричала я: -- зачѣмъ?
   "-- Герцогъ на все рѣшился. Въ эту минуту, онъ въ дружбѣ съ королемъ и, слѣдовательно, отъ короля защиты ожидать нельзя.
   "-- Но развѣ до середы можетъ случиться что-нибудь благопріятное для меня? Развѣ до середы я могу быть спасена?
   "-- Можетъ-быть. Со-дня-на-день ожидаю я обстоятельства, которое поставитъ герцога въ зависимость отъ меня. Я стараюсь приблизить срокъ этого событія не только желаніями, но и дѣйствіями. Завтра я долженъ оставить васъ и ѣхать въ Монтро.
   "-- Вы должны? спросила я съ нѣкоторымъ ужасомъ, смѣшаннымъ съ радостію.
   "-- Да; у меня тамъ назначено свиданіе для ускоренія того событія, о которомъ я вамъ говорилъ.
   "-- А если до вторника ничто не перемѣнится -- что тогда будетъ, Боже мой!
   "-- Но что же могу я предпринять противъ принца, не имѣя никакого права защищать васъ?.. Надобно будетъ покориться.
   "-- О, батюшка! батюшка! вскричала я.
   "Графъ пристально взглянулъ на меня.
   "-- Такъ вы сильно ненавидите меня? спросилъ онъ.
   "-- Графъ...
   "-- Какая же причина вашей ненависти?
   "-- О, никакой нѣтъ! напротивъ...
   "-- Не преданъ ли я вамъ, какъ другъ, не почтителенъ ли, какъ братъ?
   "-- Вы поступаете со мною какъ благородный человѣкъ.
   "-- Не дали ли вы мнѣ обѣщанія?
   "-- Дала...
   "-- Напоминалъ ли я вамъ хоть разъ объ этомъ обѣщаніи?
   "-- Ни разу.
   "-- И не смотря на то, вы, стоя между честію и позоромъ, лучше соглашаетесь сдѣлаться любовницей герцога анжуйскаго, нежели женою графа де-Монсоро?
   "-- Я не говорю этого.
   "-- Такъ рѣшайтесь же.
   "-- Я рѣшилась.
   "-- Сдѣлаться графиней де-Монсоро?
   "-- Лучше, нежели любовницей герцога анжуйскаго.
   "-- Лучше, нежели любовницей герцога анжуйскаго:-- это предпочтеніе весьма для меня лестно.
   "Я не отвѣчала.
   "-- Все-равно, сказалъ графъ: -- скажите Гертрудѣ, чтобъ она постаралась выиграть время до вторника, а тамъ мы увидимъ.
   "На другой день, Гертруда, по обыкновенію, вышла со двора, но не встрѣчала Орильи. Это обезпокоило насъ еще болѣе, нежели его постоянное появленіе. Гертруда нарочно вышла во второй разъ, безъ всякой надобности, только въ надеждѣ встрѣтить его, но напрасно. Третій выходъ былъ такъ же безполезенъ, какъ и два первые.
   "Я послала Гертруду къ графу де-Монсоро, -- его не было дома, и никто не зналъ, куда онъ уѣхалъ.
   "Мы были однѣ, беззащитны, слабы; въ первый разъ я почувствовала всю свою несправедливость къ графу."
   -- О! вскричалъ Бюсси: -- вы напрасно стараетесь такъ скоро оправдывать этого человѣка; въ поведеніи его есть тайна, которой мы еще не знаемъ, но которую откроемъ.
   "-- Наступилъ вечеръ; нами овладѣлъ невыразимый ужасъ; я рѣшилась на все, лишь бы не даться живою въ руки герцога анжуйскаго. Я вооружилась этимъ кинжаломъ и намѣревалась поразить имъ себя въ ту минуту, когда принцъ или люди его захотятъ наложить на меня руку. Мы заставили всѣмъ, чѣмъ могли, дверь въ мою спальню. По непостижимой безпечности, у двери, ведшей на улицу, не было внутренней задвижки или запора. Мы спрятали лампу и опять стали у окна.
   "Все было тихо до одиннадцати часовъ; въ одиннадцать часовъ, пять человѣкъ вышли изъ Сент-Антуанской Улицы, стали совѣтоваться между собою и спрятались въ уступѣ стѣны турнельскаго отеля.
   "Страхъ нашъ увеличился; эти люди, вѣроятно, пришли съ намѣреніемъ напасть на насъ.
   "Однакожь, они не трогались. Прошло около четверти часа.
   "Наконецъ, изъ-за угла Улицы-Св.-Павла вышли еще два человѣка. Луна, выступившая изъ-за тучъ, освѣтила этихъ людей, и Гертруда узнала въ одномъ изъ нихъ Орильи.
   "-- Ахъ, сударыня! это они, проговорила бѣдная дѣвушка.
   "-- Да, отвѣчала я, дрожа отъ ужаса;-- а первые пять человѣкъ ихъ сообщники.
   "-- Но они должны будутъ выломать дверь, сказала Гертруда:-- а на шумъ сбѣгутся сосѣди.
   "-- Какое дѣло до насъ сосѣдямъ? Не-уже-ли ты думаешь, что они захотятъ вмѣшаться въ непріятное дѣло изъ-за женщинъ, которыхъ они не знаютъ? Нѣтъ, Гертруда, у насъ остался только одинъ защитникъ -- графъ!
   "-- Такъ зачѣмъ же вы, сударыня, не хотите сдѣлаться его женою?
   "Я вздохнула.
   

IV.
Продолженіе разсказа. Бракъ.

   "Между-тѣмъ, два человѣка, вышедшіе изъ Улицы-Св.-Павла, пробрались возлѣ домовъ и подошли подъ наши окна.
   "Мы тихонько отворили окно.
   "-- Увѣренъ ли ты, что это здѣсь? спросилъ одинъ голосъ.
   "-- Здѣсь, ваше высочество, я въ томъ убѣжденъ. Пятый домъ отъ угла Улицы-Св.-Павла.
   "-- А увѣренъ ли ты, что ключъ подойдетъ?
   "-- Я воскомъ снялъ форму замка.
   "Я схватила руку Гертруды и судорожно сдавила ее.
   "-- А когда мы войдемъ?
   "-- Тамъ ужь мое дѣло. Горничная отворитъ намъ. У вашего высочества есть въ карманѣ золотой ключъ, подходящій ко всѣмъ замкамъ.
   "-- Отпирай же.
   "Мы услышали, какъ замокъ щелкнулъ...
   "Вдругъ люди, скрывшіеся въ углубленіи, отдѣлились отъ стѣны и бросились къ принцу и къ Орильи съ криками:
   "-- На смерть! на смерть!
   "Я уже ничего не понимала и только угадывала, что неожиданная помощь подоспѣла къ намъ. Я упала на колѣни и благодарила Бога.
   "Но лишь-только принцъ выступилъ впередъ, лишь-только онъ назвалъ себя, какъ всѣ голоса умолкли, всѣ шпаги опустились и неожиданные защитники мои отступили."
   -- Да, да, сказалъ Бюсси: -- они поджидали не принца, а меня.
   "-- Какъ бы то ни было, продолжала Діана: -- это нападеніе удалило принца. Мы увидѣли, какъ онъ ушелъ; молодые же дворяне опять стали на прежнее мѣсто въ уступѣ стѣны турнельскаго отеля.
   "Нельзя было сомнѣваться, что по-крайней-мѣрѣ въ эту ночь опасность миновалась для насъ, потому-что скрывавшіеся дворяне имѣли дурной умыселъ не противъ меня. Но мы были такъ обезпокоены и взволнованы, что не могли лечь спать. Мы остались у окна и съ боязнію ожидали какого-нибудь новаго происшествія.
   "Мы ждали не долго. Посерединѣ Сент-Антуанской-Улицы показался всадникъ.
   "Это былъ, по-видимому, тотъ, котораго поджидали молодые люди, потому-что, увидѣвъ его, они закричали: "впередъ, впередъ!" и бросились на него.
   "Вы знаете все, что случилось далѣе..." сказала Діана.
   -- Напротивъ, возразилъ Бюсси, надѣясь открыть какую-нибудь тайну сердца молодой женщины: -- я не знаю ничего, кромѣ поединка, или, лучше сказать, битвы, потому-что послѣ лишился чувствъ.
   -- Не считаю нужнымъ объяснять вамъ, какое участіе принимали мы въ этой битвѣ, столь неровной, но вмѣстѣ съ тѣмъ столь мужественно поддерживаемой съ вашей стороны", сказала Діана, слегка покраснѣвъ.-- "При каждой перемѣнѣ этой битвы, мы вскрикивали... молились... за васъ. Мы видѣли, какъ ваша лошадь покачнулась и упала. Мы думали, что вы погибли, но нѣтъ! храбрый Бюсси оказался достойнымъ своей славы. Вы встали на ноги, и противники ваши встрѣтили грознаго врага; наконецъ, будучи окружены, угрожаемы со всѣхъ сторонъ, вы отступили какъ левъ, обратившись лицомъ къ непріятелю, и прислонились къ нашей двери... тогда въ умѣ нашемъ мелькнула мгновенно одна и та же мысль: мы хотѣли сойдти внизъ, отворить дверь и впустить васъ... Гертруда взглянула на меня...
   "-- Да, сказала я ей, и мы вмѣстѣ побѣжали къ лѣстницѣ.
   "Но я уже говорила вамъ, что мы заставили дверь, и потому прошло нѣсколько минутъ, пока мы могли отставить отъ нея нагроможденную мёбель... Въ то самое мгновеніе, когда мы вышли на лѣстницу, мы услышали, что дверь наша съ шумомъ захлопнулась.
   "Мы остановились неподвижны. Кто вошелъ къ намъ и какимъ образомъ?
   "Вскорѣ послышались чьи-то шаги въ корридорѣ; они приближались къ лѣстницѣ... показался мужчина... онъ шелъ нетвердыми шагами и выставивъ руки впередъ... покачнулся и упалъ съ глухимъ стономъ.
   "Тогда мы увидѣли, что намъ-самимъ нечего было страшиться, и что, напротивъ, незнакомецъ нуждался въ нашей помощи.
   "-- Принеси лампу! сказала я Гертрудѣ.
   "Она побѣжала и воротилась съ огнемъ.
   "Мы не ошиблись: вы были въ обморокѣ. Мы узнали въ васъ дворянина, который такъ мужественно защищался противъ пятерыхъ, и немедленно рѣшились подать вамъ помощь, снесли васъ въ мою комнату и уложили на постель.
   "Вы не приходили въ себя; помощь врача казалась необходимою. Гертруда вспомнила, что ей разсказывали о чудесной операціи, исполненной недавно однимъ молодымъ докторомъ, жившимъ... въ улицѣ... въ улицѣ Ботрельи. Она знала, гдѣ онъ жилъ, и предложила мнѣ сходить за нимъ.
   "-- Но, замѣтила я:-- этотъ молодой человѣкъ можетъ измѣнить намъ.
   "-- Будьте спокойны, отвѣчала она: -- я прійму свои мѣры. Гертруда дѣвушка смѣлая и вмѣстѣ осторожная. Я совершенно положилась на нее. Она взяла деньги, ключъ и кинжалъ мой... я осталась одна съ вами... и молилась за васъ."
   -- О! воскликнулъ Бюсси: -- я не зналъ всего своего счастія!..
   -- Четверть часа спустя, продолжала Діана: -- Гертруда воротилась, ведя съ собою молодаго доктора, который на все согласился и слѣдовалъ за нею съ завязанными глазами."
   -- Да, сказалъ Бюсси:-- въ эту минуту я пришелъ въ себя, глаза мои остановились на вашемъ портретъ, и мнѣ показалось, что онъ ожилъ, вышелъ изъ рамы.
   -- Я точно вошла въ эту минуту; безпокойство заставило меня забыть осторожность; я сдѣлала нѣсколько вопросовъ молодому доктору; онъ осмотрѣлъ вашу рану, сказалъ, что она неопасна, и я успокоилась.
   -- Все это сохранилось въ моей памяти, сказалъ Бюсси: -- но такъ неясно, какъ остается воспоминаніе о сновидѣніи; а между-тѣмъ здѣсь, прибавилъ молодой человѣкъ, приложивъ руку къ сердцу: -- здѣсь мнѣ что-то говорило, что это не было сновидѣніемъ.
   "-- Докторъ, перевязавъ вашу рану, вынулъ изъ кармана маленькую сткляночку съ красною жидкостью и вылилъ вамъ въ ротъ нѣсколько капель...
   "-- Этотъ эликсиръ, сказалъ онъ:-- усыпитъ раненнаго и прогонитъ лихорадку.
   "И точно, минуту спустя, вы опять закрыли глаза и впали опять въ безпамятство, изъ котораго на минуту вышли.
   "Я испугалась; но докторъ успокоилъ меня.
   "-- Все къ лучшему, сказалъ онъ: -- дайте теперь больному хорошенько выспаться.
   "Гертруда опять завязала ему глаза и проводила въ улицу Ботрельи. Она замѣтила, что онъ считалъ шаги."
   -- Точно, сказалъ Бюсси:-- онъ сосчиталъ шаги.
   -- Это предположеніе испугало насъ. Молодой врачъ могъ измѣнить намъ. Мы рѣшились скрыть всѣ слѣды оказаннаго вамъ гостепріимства; но самое главное состояло въ томъ, чтобъ скрыть васъ-самихъ... но какъ? куда?
   "Я собрала всѣ силы; было два часа по полуночи; на улицахъ не было ни души. Гертруда сильна; она совѣтовала вынести васъ... Положеніе наше было таково, что мы должны были рѣшиться на это. Мы вмѣстѣ подняли васъ и донесли до тампльскаго рва.
   Потомъ на-скоро воротились домой, испуганныя смѣлостью, съ которою мы, женщины, вышли однѣ на улицу въ такое время, когда даже мужчины выходятъ только въ сопровожденіи слугъ.
   "Господь берегъ насъ: мы не встрѣтили никого и воротились домой никѣмъ незамѣченныя.
   "Воротившись, я лишилась чувствъ..."
   -- О, Боже мой! вскричалъ Бюсси, сложивъ руки: -- чѣмъ я заплачу за то, что вы для меня сдѣлали!
   Наступила минута молчанія, во время котораго Бюсси съ нѣжностью смотрѣлъ на Діану. Молодая женщина, опершись на столъ, опустила голову.
   Посреди этого молчанія, раздался бой башенныхъ часовъ на Церкви-св.-Екатерины.
   -- Два часа! сказала Діана вздрогнувъ.-- Два часа! а вы еще здѣсь!
   -- О, ради-Бога, умолялъ Бюсси:-- не отсылайте меня, не объяснивъ, какъ и чѣмъ я могу быть вамъ полезенъ. Предположите, что Господь даровалъ вамъ брата, и скажите этому брату, что онъ можетъ сдѣлать для сестры своей.
   -- Увы! теперь ничего! сказала молодая женщина:-- уже поздно!
   -- Что было на другой день? спросилъ Бюсси:-- что дѣлали вы въ тотъ день, когда я думалъ только о васъ, не будучи однакожь убѣжденъ въ томъ, что вы не были только мечтою, видѣніемъ?
   -- Въ-продолженіи этого дня, продолжала Діана: -- Гертруда вышла и встрѣтила Орильи. Онъ разспрашивалъ ее болѣе прежняго и не сказалъ ни слова о ночномъ покушеніи, но только именемъ своего господина просилъ у меня свиданія.
   "Гертруда согласилась, прося, чтобъ онъ обождалъ до середы, то-есть до сегодня.
   "Орильи обѣщалъ, что господинъ его умѣритъ свое нетерпѣніе и будетъ ждать.
   "Итакъ, намъ предстояли три дня отдыха.
   "Вечеромъ пришелъ графъ де-Монсоро.
   "Мы разсказали ему все, кромѣ того, что касалось до васъ. Мы сказали ему, что въ прошедшую ночь герцогъ отворилъ дверь фальшивымъ ключомъ, но что въ то самое время, когда онъ намѣревался войдти, на него напали пять дворянъ, между которыми были д'Эпернонъ и Келюсъ, имена которыхъ я запомнила.
   "-- Да, да, сказалъ графъ:-- я уже слышалъ объ этомъ; слѣдовательно, у него есть ключъ... Я ожидалъ этого.
   "-- Нельзя ли перемѣнить замка? спросила я его.
   "-- Онъ сдѣлаетъ новый ключъ, отвѣчалъ графъ.
   "-- Прикажите сдѣлать задвижки.
   "-- Онъ прійдетъ съ десятью человѣками и выломаетъ дверь.
   "-- Но вы ожидали какого-то событія, которое дастъ вамъ власть надъ герцогомъ.
   "-- Оно отложено, можетъ-быть, на долгое время.
   "Я замолчала; холодный потъ выступилъ на лбу моемъ, и я уже не могла болѣе скрывать отъ себя, что могла спастись отъ герцога анжуйскаго только сдѣлавшись женою графа.
   "-- Графъ, сказала я ему:-- повѣренный герцога обѣщалъ ждать до середы... я прошу васъ подождать до вторника.
   "-- Во вторникъ вечеромъ, сударыня, сказалъ графъ:-- въ такое же время, я буду здѣсь.
   "И, не говоря болѣе ни слова, онъ всталъ и удалился.
   "Я слѣдила за нимъ глазами и увидѣла, что, вмѣсто того, чтобъ удалиться, онъ всталъ въ углубленіе турнельской стѣны и, казалось, рѣшился простоять тамъ всю ночь, чтобъ въ случаѣ нужды подоспѣть ко мнѣ на помощь. По-крайней-мѣрѣ, я такъ думала.
   "Каждое доказательство преданности этого человѣка поражало меня въ сердце.
   "Два дня прошли быстро; ничто не возмутило нашего уединенія. Не могу вамъ объяснить, что я ощущала въ эти два дня.
   "Когда наступила ночь втораго дня, я была уничтожена; всѣ чувства, казалось, мало-по-малу покидали меня. Я была неподвижна, нѣма и холодна, какъ статуя; одно сердце мое только билось, все остальное существо какъ-бы перестало жить.
   "Гертруда стояла у окна. Я, сидя на одномъ мѣстѣ, отирала платкомъ выступавшій на лицѣ потъ.
   "Вдругъ Гертруда протянула ко мнѣ руку; это движеніе, которое за нѣсколько дней заставило бы меня вздрогнуть, не произвело теперь на меня никакого дѣйствія.
   "-- Сударыня! сказала она.
   "-- Что?
   "-- Четыре человѣка., я вижу четырехъ человѣкъ... они приближаются сюда... отворяютъ дверь... входятъ...
   "-- Пусть входятъ, отвѣчала я не трогаясь.
   "-- Но это люди, вѣроятно, герцога анжуйскаго, Орильи и сообщники ихъ.
   "Вмѣсто отвѣта, я взяла кинжалъ и положила его возлѣ себя на столъ.
   "-- Позвольте мнѣ сперва посмотрѣть, вскричала Гертруда, бросившись къ двери.
   "И минуту спустя, она воротилась.
   "-- Сударыня, это графъ.
   "Я спрятала кинжалъ не сказавъ ни слова, только обратилась лицомъ къ входившему графу.
   "Кажется, блѣдность моя испугала его.
   "-- Гертруда сказала мнѣ, что вы меня приняли за герцога и хотѣли убить себя, еслибъ ваше опасеніе оправдалось? вскричалъ онъ.
   "Я въ первый разъ видѣла его взволнованнымъ, Было ли это волненіе дѣйствительно или притворно?
   "-- Гертруда напрасно сказала вамъ это, отвѣчала я.
   "Наступила минута молчанія.
   "-- Вы знаете, что я пришелъ не одинъ, сказалъ графъ.
   "-- Гертруда видѣла четырехъ людей.
   "-- Догадываетесь ли вы, кто они?
   "-- Я полагаю, что одинъ изъ нихъ священникъ, а двое свидѣтели.
   "-- Согласны ли вы сдѣлаться моею женою?
   "-- Развѣ я не дала вамъ слова? Только я не забываю нашего договора; мы условились, что только въ крайности я выйду за васъ не въ присутствіи моего отца.
   "-- Я не забылъ этого условія, только мнѣ кажется, что положеніе дѣлъ таково...
   "-- Вы правы.
   "-- Что же?
   "-- Я готова сдѣлаться вашею женою, графъ. Но замѣтьте одно: вы вступите въ права мужа не прежде, пока я не увижусь съ отцомъ моимъ.
   "Графъ насупилъ брови и сжалъ губы.
   "-- Я не намѣренъ приневоливать васъ, сказалъ онъ: -- вы дали слово... я готовъ отказаться отъ своихъ правъ; вы свободны... только...
   "Онъ подошелъ къ окну и бросилъ взглядъ на улицу.
   "-- Только, продолжалъ онъ: -- смотрите...
   "Я встала, движимая могущественнымъ влеченіемъ, заставляющимъ насъ удостовѣряться въ несчастій, и подъ окномъ увидѣла человѣка, закутаннаго въ плащъ и какъ-бы старавшагося войдти въ домъ..."
   -- Боже мой! вскричалъ Бюсси: -- вы говорите, что это было вчера?
   -- Да, вчера, около девяти часовъ вечера.
   -- Продолжайте, сказалъ Бюсси.
   -- Минуту спустя, къ этому человѣку присоединился еще одинъ: у послѣдняго былъ въ рукахъ фонарь.
   "-- Что думаете вы объ этихъ людяхъ? спросилъ меня графъ де-Монсоро.
   "-- Я думаю, что это герцогъ и его повѣренный, отвѣчала я.
   Бюсси глубоко вздохнулъ.
   "-- Теперь, продолжалъ графъ: -- приказывайте -- уйдти мнѣ, или оставаться?
   "Я колебалась... Да, не смотря на письмо моего отца, не смотря на данное обѣщаніе, не смотря на близкую, страшную опасность, я колебалась... и еслибъ у двери не было этихъ людей..."
   -- О! я несчастный! вскричалъ Бюсси: -- человѣкъ въ плащѣ былъ я; человѣкъ съ фонаремъ былъ Реми-ле-Годуэнъ, тотъ молодой врачъ, за которымъ вы посылали!
   -- Вы! вскричала Діана съ изумленіемъ.
   -- Да, я...я, болѣе-и-болѣе убѣжденный въ дѣйствительности своихъ воспоминаній, старался отъискать домъ, въ которомъ мнѣ было оказано гостепріимство, комнату, въ которой лежалъ, женщину, или, лучше сказать, ангела, котораго видѣлъ... О! я несчастный, несчастный!
   И Бюсси былъ какъ-бы уничтоженъ подъ бременемъ фатализма, воспользовавшагося имъ, чтобъ заставить Діану отдать руку графу.
   -- Слѣдовательно, продолжалъ онъ, послѣ минутнаго молчанія: -- теперь вы... жена его?
   -- Со вчерашняго вечера, отвѣчала Діана.
   И опять наступило молчаніе, прерываемое только тяжелымъ дыханіемъ молодыхъ людей.
   -- Но скажите, спросила вдругъ Діана: -- какимъ-образомъ вы вошли въ этотъ домъ?
   Бюсси молча показалъ ей ключъ.
   -- Ключъ! вскричала Діана: -- откуда вы достали этотъ ключъ? Кто вамъ далъ его?
   -- Гертруда обѣщала принцу ввести его къ вамъ сегодня вечеромъ... Принцъ видѣлъ графа де-Монсоро и меня; а такъ-какъ и Монсоро и я также видѣли его, то онъ побоялся опасности и послалъ меня вмѣсто себя.
   -- И вы приняли на себя это порученіе? сказала Діана съ легкимъ упрекомъ.
   -- Это было единственное средство войдти къ вамъ. Не-ужели вы будете такъ несправедливы и осудите меня за то, что я пришелъ сюда за одною изъ величайшихъ радостей и одною изъ величайшихъ горестей моей жизни?
   -- Да, я осуждаю васъ, сказала Діана: -- потому-что лучше было бъ, еслибъ вы не видали меня... и забыли бы обо мнѣ.
   -- Нѣтъ, сказалъ Бюсси: -- вы ошибаетесь. Самъ Господь послалъ меня къ вамъ, чтобъ открыть страшныя козни, которыхъ жертвой вы сдѣлались. Послушайте; съ той минуты, какъ я впервые увидѣлъ васъ, вся жизнь моя принадлежитъ вамъ. Теперь же я приступлю къ исполненію долга, который я самъ возложилъ на себя.-- Вы желали имѣть извѣстія объ отцѣ своемъ?
   -- О, да! вскричала Діана: -- я не знаю, что сталось съ нимъ.
   -- Я все узнаю и все сообщу вамъ, сказалъ Бюсси: -- вспоминайте только иногда о томъ, кто, начиная съ этой минуты, будетъ жить только вами и для васъ.
   -- Но этотъ ключъ? спросила Діана съ безпокойствомъ.
   -- Я возвращаю его вамъ, сказалъ Еюссд: -- потому-что хочу пользоваться имъ только въ такомъ случаѣ, когда вы сами дадите его мнѣ. Клянусь честію, что я буду пользоваться этимъ ключомъ, какъ почтительный и преданный братъ.
   -- Я вѣрю слову храбраго Бюсси, сказала Діана: -- возьмите.
   И она подала ключъ молодому человѣку.
   -- Не позже какъ черезъ двѣ недѣли, сказалъ Бюсси: -- мы узнаемъ, что такое графъ де-Монсоро.
   И, поклонившись Діанѣ съ почтительностію, смѣшанною съ пламенною любовію и глубокою грустію, Бюсси исчезъ за дверью.
   Діана опустила голову и долго прислушивалась къ удалявшимся шагамъ молодаго человѣка. Давно уже умолкъ этотъ звукъ, а она все еще слушала съ сильнымъ сердечнымъ біеніемъ и слезами на глазахъ...
   

V.
Какъ путешествовалъ король Генрихъ III и сколько времени ему было нужно, чтобъ доѣхать изъ Парижа въ Фонтенбло.

   Четыре или пять часовъ спустя послѣ разсказаннаго нами, блѣдное солнце, едва серебрившее края красноватаго облака, освѣтило отъѣздъ короля Генриха III въ Фонтенбло, гдѣ, какъ мы уже сказали, дѣлались приготовленія къ большой охотѣ.
   Этотъ отъѣздъ, который, при другомъ государѣ, остался бы незамѣченнымъ, при Генрихѣ -- этомъ странномъ королѣ, царствованіе котораго мы вознамѣрились описать,-- составлялъ важное событіе по шуму и суматохѣ, его сопровождавшимъ.
   И точно, съ восьми часовъ утра по луврской набережной тянулась длинная процессія, выходившая изъ большихъ воротъ, между Угловой-Башней и Астрюсской-Улицей; впереди, на красивыхъ лошадяхъ, ѣхали дежурные дворяне, закутанные въ подбитые мѣхомъ плащи; за ними безчисленное множество пажей, потомъ толпа лакеевъ и, наконецъ, дворцовая швейцарская стража, за которою непосредственно слѣдовалъ королевскій экипажъ.
   Этотъ экипажъ, запряженный восьмью мулами подъ великолѣпными попонами, заслуживаетъ особаго вниманія.
   Представьте себѣ четыреугольный продолговатый ящикъ на четырехъ колесахъ, внутри обложенный кругомъ подушками, а снаружи обвѣшенный парчевыми занавѣсами; онъ имѣлъ до пятнадцати футовъ длины и до восьми ширины. По тяжелой дорогѣ или въ гористыхъ мѣстахъ, къ восьми муламъ припрягалось неопредѣленное число воловъ, которыхъ медленный ходъ не прибавлялъ скорости, но по-крайней-мѣрѣ доставлялъ надежду прибыть къ цѣли, хотя двумя или тремя часами позже.
   Въ этомъ ящикѣ помѣщался Генрихъ III и весь дворъ его, исключая, однакожь, королевы, Луизы-Водемонской, которая такъ мало принадлежала ко двору своего мужа, что появлялась только въ путешествіяхъ къ святымъ мѣстамъ, или въ другихъ религіозныхъ процессіяхъ.
   Итакъ, оставивъ бѣдную королеву въ сторонѣ, скажемъ, изъ кого состоялъ дорожный дворъ Генриха III.
   Онъ состоялъ, во-первыхъ, изъ самого короля, врача его Марка-Мирона, капеллана, имя котораго не дошло до насъ, шута Шико, нашего стараго знакомаго, изъ пяти или шести миньйоновъ, находившихся въ милости, Келюса, Шомберга, д'Эпернона, д'О и Можирона -- изъ пары гончихъ собакъ, которыя, посреди всѣхъ этихъ людей лежавшихъ, сидѣвшихъ, или стоявшихъ, протягивали свои острыя, змѣиныя морды и зѣвали, и, наконецъ, изъ корзинки, набитой цѣлою семьею щенковъ англійской породы, и которая то лежала на колѣняхъ короля, то висѣла на цѣпочкѣ или на лентѣ у него на шеѣ.
   По-временамъ, изъ нарочно-устроенной въ экипажѣ конуры вытаскивали суку, которая кормила щенятъ и на которую какъ-бы съ сожалѣніемъ смотрѣли гончія собаки, увѣренныя въ особенной оказываемой ей милости, и потому не считавшія нужнымъ ревновать.
   Къ потолку была прицѣплена мѣдная золоченая клѣтка, въ которой сидѣли два прелестные голубя, бѣлые какъ снѣгъ, съ двойнымъ чернымъ кольцомъ на шейкахъ.
   Если случайно въ экипажъ попадалась какая-нибудь дама, то звѣринецъ умножался еще двумя или тремя обезьянами, которыя въ то время были въ модѣ у дамъ двора послѣдняго короля изъ рода Валуа.
   Статуэтка шартрской Божіей Матери, высѣченная изъ мрамора скульпторомъ Жаномъ Гужономъ для короля Генриха II, стояла на одномъ концѣ экипажа, въ вызолоченной нишѣ, и какъ-бы съ изумленіемъ смотрѣла на окружавшіе ее предметы.
   Всѣ памфлеты того времени -- недостатка въ нихъ не было,-- всѣ сатирики той эпохи часто упоминали объ этомъ экипажѣ, называя его ноевымъ ковчегомъ.
   Король сидѣлъ на одномъ концѣ, подъ самой нишей статуэтки; у ногъ его Келюсъ и Можиронъ сплетали ленты, -- занятіе, составлявшее одно изъ самыхъ серьёзныхъ дѣлъ молодыхъ людей того времени; оно послужило къ открытію множества самыхъ замысловатыхъ узловъ, тайна которыхъ потеряна въ наше время. Можиронъ вышивалъ въ одномъ углу свой гербъ съ новымъ девизомъ, будто бы имъ-самимъ придуманнымъ; въ другомъ углу, капелланъ разговаривалъ съ врачомъ; д'О и д'Эпернонъ выглядывали въ окна и, вставъ слишкомъ-рано, зѣвали заодно съ гончими; наконецъ, Шико, сидя у однѣхъ дверецъ, вывѣсивъ ноги наружу, чтобъ быть всегда наготовѣ выйдти изъ экипажа, когда ему вздумается, пѣлъ кантаты, декламировалъ пасквили, или, по модѣ того времени, сочинялъ анаграммы и во всѣхъ именахъ придворныхъ находилъ чрезвычайно-непріятныя личности.
   Прибывъ на площадь Шатле, Шико запѣлъ кантату.
   Капелланъ, разговаривавшій, какъ мы уже сказали, отвернулся съ неудовольствіемъ и нахмурился.
   -- Шико, другъ мой, сказалъ король: -- берегись.
   -- Спасибо за совѣтъ, сынъ мой, сказалъ Шико:-- я и забылъ про нашего достойнаго капеллана, разговаривающаго съ докторомъ. Не нужно кантатъ? изволь; я спою тебѣ самую новенькую пѣсеньку, только-что-сложенную.
   -- На какой голосъ? спросилъ король.
   -- Все на тотъ же, отвѣчалъ Шико, и запѣлъ во все горло:
   
   Notre roi doit cent millions (*)...
   (*) Нашъ король долженъ двѣсти мильйоновъ.
   
   -- Я долженъ больше этого, сказалъ Генрихъ:-- тотъ, кто слагалъ эту пѣсенку, лжетъ, Шико; я долженъ больше.
   Не обращая вниманія на эти слова, Шико продолжалъ:
   
   Henri doit deux cent millions,
   Et faut, pour acquitter les dettes
   Que Messieurs les mignons ont faites
   De nouvelles inventions,
   Nouveaux impôts, nouvelles tailles,
   Qu'il faut, du profond des entrailles
   Des pauvres sujets arracher.
   Malheureux qui traînent leurs vies
   Sous la griffe de ces harpies
   Qui avalent tout sans mâcher (*).
   (*) Генрихъ долженъ двѣсти мильйоновъ, и нужны, чтобъ покрыть долги, сдѣланные господами миньйонами, новыя выдумки, новые налоги, новые поборы, которые должно вырвать изъ внутренности бѣдныхъ подданныхъ, несчастныхъ, влекущихъ жизнь подъ когтями грабителей, которые поглощаютъ все, не жуя.
   
   -- Хорошо! сказалъ Келюсъ, продолжая сплетать шелковыя ленты:-- у тебя прекрасный голосъ, Шико. Продолжай, другъ мой; спой намъ второй куплетъ.
   -- Послушай, Валуа, сказалъ Шико, не отвѣчая Келюсу: -- не вели своимъ друзьямъ называть меня другомъ: это обидно.
   -- Говори стихами, Шико, отвѣчалъ король: -- проза твоя никуда не годится.
   -- Изволь, сказалъ Шико и продолжалъ:
   
   Leur parler et leur vêtement
   Se voit tel qu'une honnête femme
   Aurait peur d'en recevoir blâme,
   Vêtue aussi lascivement.
   Le cou ne же tourne à son aise.
   Dedans les replis de leur fraise;
   Déjà le froment n'est plus bon
   Pour l'empois blanc de leur chemise,
   Et faut pour faèon plus exquise,
   Faire de riz leur amidon (*).
   (*) Ихъ языкъ и одежда таковы, что честная женщина подверглась бы осужденію, еслибъ нарядилась такъ сладострастно. Шеѣ ихъ мѣшаютъ поворачиваться нѣжныя складки брызжей, и пшеница ужь не годится для того, чтобъ крахмалить ихъ рубахи, а для вящшаго ихъ удовольствія, должно дѣлать крахмалъ изъ риса.
   
   -- Браво! сказалъ король:-- кажется, д'О изобрѣлъ рисовый крахмалъ?
   -- Никакъ нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ Шико: -- не д'О, а мосьё де-Сен-Мегренъ, преставившійся въ прошломъ году подъ ударами мосьё де-Манеина. Помилуйте, за что вы лишаете бѣднаго покойника его достоинствъ? крахмалъ и то, что онъ сдѣлалъ мосьё де-Гизу, составляютъ всю славу его; отнимите у него крахмалъ, и имя его не дойдетъ до потомства.
   И, не обращая вниманія на лицо короля, омрачившееся при этомъ воспоминаніи, Шико продолжалъ:
   
   Leur poil est tondu au compas...
   
   -- Все это говорится о миньйонахъ, замѣтилъ Шико, прервавъ пѣніе.
   -- Понимаемъ, понимаемъ; продолжай! сказалъ Шомбергъ.
   Шико продолжалъ:
   
   Leur poil est tondu au compas,
   Mais non d'une faèon pareille,
   Car en avant, depuis l'oreille,
   Il est long et derrière bas (*).
   (*) Волосы ихъ подстрижены по циркулю, но только не одинаково, ибо спереди отъ ушей они длинны, а сзади коротки.
   
   -- Старая пѣсня! сказалъ д'Эпернонъ.
   -- Старая? вчера только сложена.
   -- Ну, а мода ужь перемѣнилась сегодня утромъ: смотри.
   И д'Эпернонъ снялъ токъ, чтобъ показать Шико, что спереди волосы его были такъ же коротко-острижены, какъ сзади.
   -- О! какъ это скверно! вскричалъ Шико и продолжалъ:
   
   Leurs cheveux droits par artifice,
   Par la gomme qui les hérisse,
   Retordent leurs plis refrisés
   Et dessus leur tête légère,
   Un petit bonnet par derrière
   Les rend encor plus déguisés (*).
   (*) Волосы ихъ искусственно приглажены, клей становитъ ихъ дыбомъ, кудри искусно завиты; а сверхъ вѣтренныхъ головъ надѣта сзади маленькая шапочка, которая еще болѣе обезображиваетъ ихъ.
   
   -- Пропускаю четвертый куплетъ, сказалъ Шико:-- онъ слишкомъ-безнравственъ.
   Потомъ онъ опять запѣлъ:
   
   Pensez-vous que nos vieux Franèais,
   Qui par leurs armes valeureuses
   En tant de guerres dangereuses
   Ont fait retentir leurs exploits,
   Epandant le fruit de leur gloire.
   Avec le nom de leur victoire,
   En tant de périlleux hasards,
   Eussent la chemise empesée,
   Eussent la perruque frisée,
   Eussent le teint blanchi de fards (*)?
   (*) Не-уже-ли вы думаете, что у нашихъ древнихъ французовъ, которые съ своимъ страшнымъ оружіемъ въ столькихъ опасныхъ битвахъ прославились подвигами, распространяли плоды своей славы вмѣстѣ съ именемъ своихъ побѣдъ, въ столькихъ опасныхъ случаяхъ, -- не-уже-ли вы думаете, что у нихъ рубахи были накрахмалены, парики завиты, лицо намазано бѣлилами?
   
   -- Браво! вскричалъ Генрихъ: -- еслибъ братъ мой былъ здѣсь, онъ поблагодарилъ бы тебя, Шико.
   -- Кого называешь ты братомъ, сынъ мой? спросилъ Шико.-- Ужь не Жозефа ли Фулона, сен-женевскаго аббата, къ которому, какъ говорятъ, ты ходишь на покаяніе?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Генрихъ, спускавшій Шико всѣ его шутки.-- Я говорю о братъ моемъ, Франсуа.
   -- Ахъ, да! Понимаю, понимаю, ты говоришь о Франсуа, принцѣ крови Божіею милостію, герцога брабантскаго, лотьерскаго, люксамбурскаго, гвельдрскаго, алансонскаго, анжуйскаго, туренскаго, беррійскаго, эврёскаго, шато-тьерскаго, графа фландрскаго, голландскаго, зеландскаго, зютфенскаго, менскаго, пертскаго, мантскаго, миланскаго и бофорскаго, маркиза святой имперіи, сеньора фризскаго и малинскаго, защитника бельгійской свободы, которому природа дала одинъ носъ, оспа два, и на котораго я сочинилъ слѣдующее четверостишіе:
   
   Messieurs, ne soyez étonnés,
   Si voyez à Franèois deux nés,
   Car par droit comme par usage,
   Faut deux nez à double visage (*).
   (*) Господа, не удивляйтесь, если увидите два носа у Франсуа, ибо по праву и по обычаю нужно два носа двойному лицу.
   
   Миньйоны разсмѣялись, потому-что герцогъ анжуйскій былъ личный врагъ ихъ, и эпиграмма на принца заставила ихъ на время забыть пасквиль на нихъ-самихъ, пропѣтый шутомъ.
   Что касается до короля, то какъ до-сихъ-поръ Шико не задѣвалъ его-самого, онъ смѣялся громче другихъ, не щадя никого, кормя сахаромъ и пирожнымъ собакъ и злословя брата и друзей.
   Вдругъ Шико вскричалъ:
   -- О! Генрихъ, ты не соблюдаешь политики; Генрихъ, это дерзко и неосторожно.
   -- Что такое? спросилъ король.
   -- Нѣтъ, слово честнаго шута, ты не долженъ бы сознаваться въ такихъ вещахъ... фи, фи!
   -- Въ какихъ вещахъ? спросилъ Генрихъ съ изумленіемъ.
   -- Въ тѣхъ, которыя ты самъ говоришь про себя, когда подписываешь свое имя. А, Генрихъ! а, сынъ мой! это нехорошо.
   -- Берегитесь, ваше величество, сказалъ Келюсъ, угадывавшій какую-нибудь колкость по сладкому выраженію лица Шико.
   -- Что ты за вздоръ несешь, дуракъ? спросилъ король.
   -- Какъ ты подписываешься? Ну-ка, скажи!
   -- Pardieu!.. Я подписываюсь... я подписываюсь... Henri de Valois.
   -- Замѣтьте, господа, сказалъ Шико: -- онъ самъ это говоритъ; посмотримъ, нѣтъ ли въ этихъ тринадцати буквахъ буквы V?
   -- Разумѣется; Valois начинается съ буквы V.
   -- Достопочтенный капелланъ, выньте свою записную книжку, потому-что я нашелъ настоящее имя короля; Henri de Valois не что иное, какъ анаграмма.
   -- Какъ такъ?
   -- Конечно, анаграмма. Я вамъ сейчасъ скажу пасгоящее имя моего сына. Итакъ: въ Henri de Valois есть V; пишите V, достопочтенный капелланъ.
   -- Написано, сказалъ д'Эпернонъ.
   -- Нѣтъ ли въ этой подписи буквы і?
   -- Конечно есть, это послѣдняя буква имени Henri.
   -- Какъ велика злоба людская! сказалъ Шико:-- зачѣмъ она отдѣлила эти двѣ буквы, которыя созданы для того, чтобъ стоять рядомъ! Итакъ: поставьте послѣ V букву i. Готово ли?
   -- Готово, отвѣчалъ д'Эпернонъ.
   -- Поищемъ теперь, не найдется ли буква l; есть? ладно! Буква a тоже есть; другое i, сидитъ; есть и n. Ладно! Умѣешь ли ты читать, Ногаре?
   -- Умѣю, къ стыду своему, отвѣчалъ д'Эпернонъ.
   -- Полно важничать; не-уже-ли ты считаешь себя такимъ важнымъ лицомъ, что тебѣ можно быть невѣждой?
   -- Дерзкій! вскричалъ д'Эпернонъ, замахнувшись на Шико сарбаканомъ.
   -- Бей, но читай, сказалъ Шико.
   Д'Эпернонъ засмѣялся и сталъ читать по складамъ.
   -- Vi -- lain, vilain...
   -- Ладно! вскричалъ Шико.-- Видишь ли, Генрихъ, какъ это хорошо начинается: имя твое я ужь нашелъ. Надѣюсь, ты дашь мнѣ такую же пенсію, какую братъ нашъ Карлъ IX платилъ Аміо, когда я составлю и фамилію твою.
   -- Шико, ты доведешь до того, что тебя надобно будетъ приколотить палками, сказалъ король.
   -- А гдѣ ростутъ палки, которыми колотятъ дворянъ? Скажи, пожалуйста, сынъ мой.
   -- Мнѣ кажется, сказалъ Келюсъ: -- что мосьё де-Майеннъ не нуждался въ палкахъ, мой бѣдный Шико, въ тотъ день, когда засталъ тебя съ своей любовницей.
   -- За то я у него въ долгу. Не бойтесь, сеньёръ Купидонъ, это внесено у меня въ приходъ.
   И Шико приставилъ палецъ ко лбу.
   -- Полно, Келюсъ, сказалъ д'Эпернонъ: -- я увѣренъ, что по твоей милости Шико не доскажетъ намъ фамиліи.
   -- Не бойся, сказалъ Шико: -- я поймалъ уже ее...
   -- Скажи, скажи фамилію! вскричали молодые люди.
   -- Во-первыхъ, въ остающихся буквахъ у насъ есть большое H; пиши H, Ногаре.
   Д'Эпернонъ повиновался.
   -- Потомъ e, потомъ r, потомъ возьмемъ въ Valois -- о; потомъ е, возьму то слово, которое грамотки называютъ частицей -- d, е; потомъ прибавь букву s, которою кончается имя. Все это вмѣстѣ составитъ... складывай, д'Эпернонъ, H, e, r, o, d, е, s.
   -- Hérodes, сказалъ д'Эпернонъ.
   -- Vilain Hérodes! вскричалъ король.
   -- Угадалъ, отвѣчалъ Шико: -- и вотъ что ты не стыдишься подписывать каждый день. О, сынъ мой!
   И Шико съ комическимъ ужасомъ закрылъ лицо, опрокинувшись назадъ,
   -- Мосьё Шико, сказалъ Генрихъ:-- вы забываетесь.
   -- Нисколько, отвѣчалъ Шико:-- я говорю, что вижу; вотъ что значитъ быть откровеннымъ!, Какъ-разъ разсердишь кого-нибудь!
   -- Хороша твоя генеалогія! сказалъ Генрихъ.
   -- Не отрекайся отъ нея, сынъ мой, сказалъ Шико:-- ventre de biche! Это самая лучшая генеалогія для короля, который безпрестанно имѣетъ дѣло съ Жидами.
   -- Этотъ грубіянъ всегда найдется, вскричалъ король.-- Господа, молчите; такимъ-образомъ ему некому будетъ отвѣчать.
   Въ ту же минуту наступило глубокое молчаніе.
   Шико, внимательно глядѣвшій на дорогу, не намѣревался прерывать молчанія, какъ вдругъ, нѣсколько минутъ спустя, на Моберской-Площади, на углу улицы Нойе, Шико выскочилъ изъ экипажа, растолкалъ стражей и бросился на колѣни возлѣ угла дома довольно-красивой наружности и съ балкономъ на разрисованныхъ бревнахъ, выдавшимся на улицу.
   -- Эй, нечестивецъ! вскричалъ король: -- что ты тамъ дѣлаешь?
   Но Шико не отвѣчалъ; онъ сталъ на колѣни на мостовой и вслухъ произносилъ слова, которыя явственно доходили до слуха короля.
   -- Вотъ домъ,-- я узнаю его и всю жизнь свою не забуду,-- вотъ домъ, въ которомъ Шико пострадалъ. Шико никогда не призывалъ несчастій на мосьё де-Майенна, виновника своихъ несчастій, ни на Николая Давида, орудіе пытки. Нѣтъ, Шико ждалъ, потому-что Шико терпѣливъ, хотя и не безгрѣшенъ,-- и вотъ уже добрыхъ шесть лѣтъ, между которыми одинъ годъ високосный, какъ Шико насчитываетъ проценты долга господамъ де-Майенну и Николаю Давиду... по десяти процентовъ -- которые должно теперь называть законными процентами, потому-что самъ король платитъ ихъ своимъ кредиторамъ,-- и такъ по десяти процентовъ, сложность ихъ удвоиваетъ капиталъ въ-теченіи семи лѣтъ. Пусть же у Шико достанетъ терпѣнія подождать еще годъ, чтобъ пятьдесятъ ударовъ, которые Шико получилъ въ этомъ домъ по приказанію принца лотарингскаго, отъ рукъ разбойника, нормандскаго адвоката, удвоились вмѣстѣ съ кружкою крови, которую они выпустили изъ Шико.
   Шико поцаловалъ землю, и къ невыразимому изумленію собравшихся зрителей, непонимавшихъ смысла этой сцены, вернулся и занялъ прежнее свое мѣсто въ экипажѣ.
   -- Что значитъ, спросилъ король: -- эта длинная и странная рѣчь и вся эта комедія?
   -- Ваше величество, отвѣчалъ шутъ:-- Шико похожъ на лисицу; Шико долго-долго чуетъ и лижетъ камни, на которыхъ осталась его кровь, -- лижетъ до-тѣхъ-поръ, пока не раздавитъ этими же каменьями головы тѣхъ, которые пролили кровь его.
   -- Ваше величество! вскричалъ Келюсъ: -- мнѣ послышалось, что Шико произнесъ имя герцога майеннскаго, а потому я готовъ биться объ закладъ, что рѣчь его относится къ тѣмъ побоямъ, о которыхъ онъ сейчасъ говорилъ.
   -- Бейтесь, Жакъ де-Леви, графъ де-Келюсъ, сказалъ Шико: -- бейтесь объ закладъ -- выиграете.
   -- Слѣдовательно?.. спросилъ король.
   -- Именно, ваше величество, отвѣчалъ Шико: -- въ этомъ домѣ у Шико была любовница, доброе и прелестное существо, да еще дворянка, въ добавокъ. Однажды ночью, когда онъ пришелъ къ ней, какой-то ревнивый принцъ приказалъ окружить домъ, приказалъ схватить Шико и бить его палками такъ немилосердо, что Шико выскочилъ въ окно, или, лучше сказать, не имѣя времени отворить окна, соскочилъ съ этого маленькаго балкона, который вы видите, на улицу и Шико остался живъ только чудомъ.
   -- Ахъ, бѣдный Шико! А вы еще бранили его, ваше величество!
   -- Такъ тебя больно прибили, мой бѣдный Шико?
   -- О, очень, ваше величество! Только все-таки не довольно.
   -- Какъ такъ?
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, я былъ бы очень-доволенъ, еслибъ мнѣ досталось больше.
   -- За грѣхи твои?
   -- Нѣтъ, за грѣхи герцога маценнскаго.
   -- А! понимаю; ты думаешь мстить отважному воину...
   -- Нѣтъ, ошибаетесь, ваше величество. Нашъ великій полководецъ, неустрашимый воинъ -- это старшій братъ, который добивается короны Франціи; нѣтъ, у этого разсчетъ съ Генрихомъ де-Валуа; это касается до тебя, сынъ мой; знай свои долги такъ, какъ я знаю свои.
   Генрихъ не любилъ, чтобъ ему говорили о его двоюродномъ братѣ, де-Гизѣ; а потому отвѣтъ Шико заставилъ его задуматься, такъ-что до самаго Бисетра прерванный разговоръ уже не возобновлялся.
   Въ три часа времени, экипажъ доѣхалъ отъ Лувра до Бисетра, и оптимисты полагали, что на будущій день къ вечеру прибудутъ въ Фонтенбло, между-тѣмъ, какъ пессимисты предлагали пари, что прибудутъ туда не ранѣе полудня третьяго дня.
   Шико же увѣрялъ, что они никогда не доѣдутъ.
   По выѣздѣ изъ Парижа, кортежъ сталъ свободнѣе подвигаться впередъ.
   Утро было ясное; вѣтеръ утихъ; солнце проникло наконецъ сквозь тучи, и день походилъ на одинъ изъ тѣхъ прекрасныхъ октябрьскихъ дней, во время которыхъ, при шелестѣ послѣднихъ падающихъ листьевъ, взоръ гуляющаго съ грустнымъ сожалѣніемъ погружается въ синеватую таинственную даль шепчущихъ лѣсовъ.
   Было три часа пополудни, когда поѣздъ приблизился къ первымъ стѣнамъ жювизиской ограды. Съ этой точки можно было уже замѣтить мостъ, выстроенный на Оржѣ и большую гостинницу подъ названіемъ "Cour de France", смѣшивавшую съ рѣзкимъ вечернимъ вѣтеркомъ запахъ своихъ жаркихъ и веселый трескъ своихъ каминовъ.
   Носъ Шико на-лету схватилъ кухонныя испаренія. Онъ высунулся изъ экипажа и издали у двери гостинницы увидѣлъ нѣсколько человѣкъ, закутанныхъ въ плащи. Посреди этихъ людей былъ кто-то низенькій и толстый, лицо котораго было совершенно скрыто широкими полями шляпы.
   Эти люди поспѣшно вошли въ гостинницу при появленіи поѣзда.
   Но низенькій толстякъ поотсталъ на минуту отъ другихъ, и видъ его поразилъ Шико. Въ то самое мгновеніе, когда толстякъ исчезъ, Шико выскочилъ изъ экипажа, взялъ свою лошадь у пажа, ведшаго ее подъ уздцы, и, скрывшись за угломъ стѣны и незамѣчаемый въ наступившія сумерки, онъ далъ проѣхать поѣзду, медленно подвигавшемуся къ Эссонну, гдѣ король намѣревался провесть ночь; потомъ, когда послѣдніе всадники исчезли у Шико изъ виду, когда не стало слышно шума колесъ на мостовой, шутъ выѣхалъ изъ-за своего угла, тайкомъ объѣхалъ замокъ и подскочилъ къ гостинницъ, какъ-будто-бы пріѣхалъ изъ Фонтенбло. Приблизившись къ окну, Шико бросилъ быстрый взглядъ во внутренность и съ удовольствіемъ увидѣлъ, что люди, которыхъ онъ замѣтилъ, все еще были тамъ, а съ ними и толстякъ, котораго онъ, по-видимому, удостоивалъ особаго вниманія. Только такъ-какъ Шико имѣлъ свои причины стараться не быть замѣченнымъ, то, вмѣсто того, чтобъ войдти въ ту комнату, въ которой былъ толстякъ, онъ вошелъ въ другую, приказалъ подать себѣ бутылку вина и сѣлъ такимъ-образомъ, что могъ видѣть каждаго, кто захотѣлъ бы войдти или выйдти.
   Изъ этой комнаты, Шико, осторожно усѣвшійся въ тѣни, могъ видѣть уголъ огромнаго камина въ сосѣдней комнатѣ. Въ этомъ углу сидѣлъ на табуретѣ толстякъ низкаго роста, вполнѣ освѣщенный краснымъ свѣтомъ пламени, которому вязка виноградныхъ лозъ, брошенныхъ въ эту минуту, придала еще болѣе яркости.
   -- Я не ошибся, говорилъ Шико про-себя: -- и когда я проклиналъ его у дома въ улицѣ Ноане, то, казалось, чуялъ возвращеніе этого человѣка. Но отъ-чего же онъ тайкомъ возвращается въ столицу моего друга Ирода? Зачѣмъ онъ прячется отъ него? А! Пиладъ! Пиладъ! Не-уже-ли намъ прійдется разсчитаться скорѣе, нежели я думалъ?
   Вскорѣ Шико замѣтилъ, что съ мѣста, которое онъ себѣ выбралъ, онъ не только могъ видѣть, но, по странному случайному акустическому дѣйствію, могъ и слышать разговоръ этихъ людей. Шутъ навострилъ уши съ такимъ же вниманіемъ, съ какимъ наблюдалъ за всѣми движеніями толстяка.
   -- Господа, сказалъ толстякъ своимъ товарищамъ: -- мнѣ кажется, пора ѣхать; послѣдній изъ лакеевъ поѣзда проѣхалъ, и я думаю, что въ это время дорога еще безопасна.
   -- Совершенно-безопасна, ваша свѣтлость, отвѣчалъ голосъ, заставившій вздрогнуть Шико и принадлежавшій человѣку, котораго онъ прежде не замѣтилъ, обративъ все свое вниманіе на главное лицо.
   Человѣкъ, которому принадлежалъ этотъ голосъ, былъ такъ же высокъ ростомъ, какъ тотъ, котораго онъ называлъ свѣтлостью, былъ низокъ, столько же блѣденъ, какъ тотъ румянъ, столько же почтителенъ, какъ тотъ дерзокъ.
   -- А! почтеннѣйшій Давидъ, сказалъ Шико про себя и тихонько смѣясь:-- Tu quoque... Ладно! Я буду очень-несчастливъ, если мы разстанемся и въ этотъ разъ не сказавъ другъ другу пары словъ.
   Шико выпилъ вино и заплатилъ хозяину, чтобъ ничто не могло задержать его, когда ему вздумается уйдти.
   Предосторожность его была не напрасна, потому-что семь человѣкъ, обратившихъ на себя вниманіе Шико, также стали расплачиваться, или, лучше сказать, толстякъ заплатилъ за всѣхъ; потомъ слуги или конюшіе подвели имъ лошадей, и вскорѣ всадники, поскакавъ по направленію къ Парижу, исчезли въ туманѣ первыхъ вечернихъ сумерекъ.
   -- Хорошо! сказалъ Шико: -- онъ ѣдетъ въ Парижъ; такъ и я за нимъ.
   И Шико, также сѣвъ на лошадь, послѣдовалъ издали за всадниками, ни на минуту не теряя изъ вида ихъ сѣрыхъ плащей, или прислушиваясь къ топоту коней ихъ.
   Вся кавалькада своротила съ большой дороги въ Фроманто, направилась къ Шуази, потомъ, переѣхавъ черезъ Сену по Шарантонскому-Мосту, въѣхала въ городъ чрезъ Сент-Антуанскія-Ворота и подобно рою пчелъ скрылась въ домѣ Гиза, въ которомъ ихъ, по-видимому, ожидали.
   -- Чудесно! сказалъ Шико, прячась за уголъ:-- это, какъ видно, козни не одного Майенна -- тутъ есть и гизовскія!.. До-сихъ-поръ это было только любопытно, теперь же становится чрезвычайно-интереснымъ. Подождемъ.
   И Шико прождалъ въ-самомъ-дѣлѣ добрый часъ, не смотря на холодъ и голодъ, начинавшіе жестоко терзать его. Наконецъ, дверь опять отворилась: но, вмѣсто шести всадниковъ, закутанныхъ въ плащи, изъ нея вышли семь монаховъ, закрытыхъ капюшонами и вооруженныхъ огромными четками.
   -- О! вскричалъ Шико:-- какая неожиданная развязка! Не-ужели домъ Гизовъ до того проникнутъ притворнымъ благочестіемъ, что нечестивцы обращаются въ Божьихъ овечекъ, только переступивъ за порогъ его?.. Теперь эта исторія становится еще занимательнѣе.
   Шико послѣдовалъ за монахами точно такъ, какъ прежде слѣдовалъ за всадниками, не сомнѣваясь, что подъ монашеской одеждой скрывались тѣ же люди, которые прежде скрывались подъ плащами.
   Монахи перешли черезъ мостъ Нотр-Дамъ, прошли городъ, дошли до Моберской-Улицы и вступили въ Улицу-Св.-Женевьевы.
   -- Ой, ой, ой! сказалъ Шико, снявъ шляпу, когда проходилъ мимо дома, передъ которымъ онъ утромъ преклонялъ колѣни: -- ужь не возвращаемся ли мы въ Фонтенбло? Въ такомъ случаѣ, я напрасно хлопоталъ... Однако нѣтъ... мы идемъ не туда.
   Монахи остановились у воротъ Аббатства-Св.-Женевьевы и исчезли подъ сводами, во мракѣ которыхъ стоялъ другой монахъ того же ордена; послѣдній выступилъ впередъ и пропускалъ пришедшихъ не иначе, какъ съ величайшимъ вниманіемъ осмотрѣвъ ихъ руки.
   -- Tudieu! подумалъ Шико: -- чтобъ попасть сегодня вечеромъ въ аббатство, нужно, какъ кажется, чистенько вымыть руки. Нѣтъ... нѣтъ... тутъ скрывается что-то необыкновенное!
   Послѣ этого размышленія, Шико, довольно озабоченный тѣмъ, какъ бы узнать намѣренія людей, за которыми слѣдовалъ, сталъ осматриваться и съ изумленіемъ увидѣлъ со всѣхъ сторонъ монаховъ, шедшихъ къ аббатству поодиначки и попарно.
   -- Что бы это значило? подумалъ Шико:-- что за важное совѣщаніе сегодня въ Аббатствѣ-Св.-Женевьевы?.. Въ первый разъ въ жизнь мнѣ приходитъ охота побывать на монашескомъ совѣщаніи... и, признаюсь, страшная охота!
   Монахи исчезали подъ сводомъ, показывая руки или извѣстный значокъ, бывшій у нихъ въ рукахъ.
   -- Я бы охотно пошелъ за ними, подумалъ Шико: -- но для этого у меня не достаетъ двухъ необходимыхъ вещей: во-первыхъ, монашеской одежды, ибо я не вижу ни одного свѣтскаго между этими почтенными особами, а во-вторыхъ той вещицы, которую они показываютъ брату-привратнику; я увѣренъ, что они показываютъ какой-то значокъ! Ахъ, братъ Горанфло, братъ Горанфло! еслибъ ты былъ теперь здѣсь, мой достойный другъ!
   Это восклицаніе было вынуждено воспоминаніемъ объ одномъ изъ почтенныхъ братій женовефицовъ, котораго Шико обыкновенно угощалъ, когда не обѣдалъ въ Луврѣ,-- о томъ самомъ, съ которымъ, во время покаятельнаго шествія, шутъ остановился въ гостинницѣ у Монмартрскихъ-Воротъ.
   Монахи все-еще продолжали стекаться со всѣхъ сторонъ, такъ-что можно было подумать, что половина населенія Парижа поступила въ монашество; а братъ-привратникъ не переставалъ осматривать всѣхъ съ одинакимъ вниманіемъ.
   -- Нѣтъ никакого сомнѣнія, сказалъ Шико про себя:-- сегодня вечеромъ происходитъ что-то необыкновенное. Я долженъ найдти средство удовлетворить своему любопытству. Теперь половина восьмаго; братъ Горанфло, вѣроятно, сидитъ въ гостинницѣ Рога-Изобилія; онъ, обыкновенно, ужинаетъ въ это время.
   Шико оставилъ монаховъ и, пустивъ лошадь въ галопъ, вскорѣ доскакалъ до Сен-Жакской-Улицы, гдѣ насупротивъ Монастыря-Св.-Бенуа процвѣтала гостинница Рога-Изобилія.
   Шико былъ знакомъ въ этой гостинницѣ не какъ обычный посѣтитель, но какъ одинъ изъ тѣхъ таинственныхъ гостей, которые оставляли по-временамъ золотую монету и часть своего ума въ заведеніи Клода Бономе. Такъ звали раздавателя даровъ Цереры и Бахуса, которые постоянно сыпались изъ знаменитаго миѳологическаго рога, служившаго вывѣской заведенію.
   

VI.
Читатель будетъ имѣть удовольствіе познакомиться съ братомъ Горанфло, о которомъ уже два раза было упомянуто въ нашемъ разсказѣ.

   За прекраснымъ днемъ наступилъ прекрасный вечеръ; но такъ-какъ день былъ холодный, то вечеръ былъ еще холоднѣе. Подъ шляпами запоздалыхъ прохожихъ видѣнъ былъ паръ ихъ дыханія, освѣщаемый красноватымъ свѣтомъ факеловъ, шаги прохожихъ явственно слышались по мерзлой мостовой вмѣстѣ съ покрякиваньемъ, къ которому вынуждалъ холодъ. Однимъ словомъ, былъ одинъ изъ тѣхъ крѣпкихъ весеннихъ морозовъ, которые придаютъ двойную прелесть розовому цвѣту оконъ освѣщенныхъ гостинницъ.
   Шико вошелъ въ общую залу, окинулъ взоромъ всѣ уголки и закоулки и, не находя между гостями того, кого искалъ, спокойно отправился въ кухню.
   Хозяинъ заведенія былъ углубленъ въ благочестивое чтеніе возлѣ огромной сковороды, на которой шипѣло масло, въ ожиданіи мерлановъ, лежавшихъ наготовь на столѣ и усыпанныхъ густо мукою.
   При входѣ Шико, Бономе поднялъ голову.
   -- А! это вы, ваша милость, сказалъ онъ, закрывая книгу.-- Желаю вамъ добраго вечера и хорошаго аппетита.
   -- Благодарю за двойное желаніе, хотя одна половина его такъ же выгодна для васъ, какъ пріятна для меня. Но это еще не рѣшеное дѣло.
   -- Какъ не рѣшемое?
   -- Да; вы знаете, что я не люблю ѣсть одинъ.
   -- Если вашей милости будетъ угодно, сказалъ Бономе, приподнявъ зеленый колпакъ:-- такъ я отъужинаю съ вами.
   -- Благодарю, любезный; хоть я и знаю, что вы славный собесѣдникъ, но я ищу...
   -- Брата Горанфло, не такъ ли? спросилъ Бономе.
   -- Именно, отвѣчалъ Шико:-- что онъ, принялся уже за свой ужинъ?
   -- Нѣтъ еще, но все-таки совѣтую вамъ поторопиться.
   -- Поторопиться?
   -- Да, потому-что черезъ пять минутъ онъ кончитъ.
   -- Братъ Горанфло не принимался еще за ужинъ, а вы говорите, что черезъ пять минутъ онъ кончитъ?
   И Шико покачалъ головой въ знакъ недовѣрчивости.
   -- Ваша милость, вѣроятно, изволили забыть, что сегодня середа, сказалъ Клодъ: -- и что завтра начинается постъ.
   -- Такъ что же? сказалъ Шико съ видомъ, мало говорившимъ въ пользу религіозныхъ наклонностей брата Горанфло.
   -- А! то-то и есть! возразилъ хозяинъ съ движеніемъ, которое, вѣроятно, означало: оно такъ, да я и самъ не понимаю этого.
   -- Рѣшительно, въ подлунной машинѣ разстроился какой-нибудь механизмъ, сказалъ Шико.-- Можетъ ли быть, чтобъ братъ Горанфло проглотилъ свой ужинъ въ пять минутъ? Кажется, мнѣ сегодня суждено быть свидѣтелемъ разныхъ чудесъ.
   И съ видомъ путешественника, вступающаго на незнакомую землю, Шико сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ небольшому отдѣльному кабинету со стекляяою дверью, завѣшенною занавѣской съ бѣлыми и розовыми клѣтками; онъ толкнулъ дверь и увидѣлъ въ этой комнаткѣ, при свѣтъ сальной свѣчи съ нагорѣвшей свѣтильной, почтеннаго женовефица, небрежно мѣшавшаго ложкой порцію шпината, варенаго въ водѣ и которому онъ старался придать болѣе сочности кускомъ сыра.
   Между-тѣмъ, пока почтенный братъ углубленъ въ это занятіе съ гримасой, доказывавшей, что онъ не слишкомъ полагался на помощь сыра, мы постараемся представить его въ свѣтѣ, который вознаградитъ читателей за то, что они такъ долго были лишены удовольствія познакомиться съ нимъ.
   Брату Горанфло было около тридцати-восьми лѣтъ; росту онъ былъ пяти футовъ. Этотъ низенькій ростъ вознаграждался, по словамъ самого брата, пропорціональностью формъ; то, чего ему не доставало въ вышину, онъ выгадывалъ въ ширину, потому-что въ плечахъ имѣлъ до трехъ футовъ ширины, что соотвѣтствуетъ, какъ всякому извѣстно, девяти футамъ въ объемѣ.
   Въ центрѣ его геркулесовскихъ плечъ торчала воловья шея съ жилами толщиною въ палецъ. По несчастію, и шея была пропорціональна съ прочими частями тѣла, то-есть, была толста и коротка, что при первомъ слишкомъ-сильномъ волненіи угрожало брату Горанфло апоплексическимъ ударомъ. Но, сознавая этотъ недостатокъ и опасность, которой онъ его подвергалъ, достойный женовефицъ никогда не волновался; даже выраженіе неудовольствія, которое замѣтилъ Шико, вошедъ въ комнату, рѣдко появлялось на лицѣ брата Горанфло.
   -- Эй, пріятель! что вы тутъ дѣлаете? вскричалъ Гасконецъ, смотря попеременно то на шпинатъ, то на Горанфло, то на нагорѣвшую свѣчу, то на кружку, наполненную водой, подкрашенной нѣсколькими каплями вина.
   -- Какъ видите, братъ мой, ужинаю, отвѣчалъ Горанфло голосомъ звучнымъ и могущественнымъ, какъ колоколъ аббатства.
   -- Да развѣ такъ ужинаютъ? Кто ѣстъ эту траву съ сыромъ? Полно! вскричалъ Шико.
   -- Сегодня первая середа поста, надобно заботиться о спасеніи души, надобно поститься! отвѣчалъ Горанфло гнуся и поднявъ глаза къ небу.
   Шико остолбенѣлъ. По выраженію лица его можно было угадать, что ему не разъ случалось видѣть, какъ Горанфло постился.
   -- Въ которомъ же часу вы обѣдали?
   -- Я не обѣдалъ, братъ мой, сказалъ монахъ, гнуся больше прежняго.
   -- Да что вы гнусите? Не-ужь-то вы думаете, что я гнусить не умѣю? Посмотримъ, кто лучше... Коли вы не обѣдали, братъ, сказалъ Шико, въ-самомъ-дѣлѣ гнуся сильнѣе монаха:-- такъ чѣмъ же вы занимались?
   -- Я сочинялъ рѣчь, отвѣчалъ Горанфло, гордо закинувъ голову.
   -- О-го, вотъ какъ! а зачѣмъ?
   -- Чтобъ произнести ее сегодня вечеромъ въ аббатствѣ.
   -- Странно, подумалъ Шико: -- онъ будетъ говорить рѣчь... сегодня вечеромъ... странно!
   -- Надобно поторопиться, сказалъ Горанфло, проглотивъ первую ложку шпината съ сыромъ:-- а не то слушатели мои разсердятся.
   Шико вспомнилъ о безчисленномъ множествѣ монаховъ, входившихъ въ аббатство, и полагая, что герцогъ майеннскій, по всѣмъ вѣроятностямъ, былъ въ числѣ ихъ, изумился, что настоятель монастыря, Жозефъ Фулонъ, избралъ Горанфло, неотличавшагося ни малѣйшимъ краснорѣчіемъ, для произнесенія проповѣди предъ лотарингскимъ принцемъ и такимъ многочисленнымъ собраніемъ.
   -- Будто-бы! сказалъ онъ: -- а въ которомъ часу вы будете проповѣдывать?
   -- Отъ девяти до половины десятаго часа, братъ мой.
   -- Э! теперь только три четверти девятаго; вы удѣлите мнѣ пять минутъ. Ventre de biche! Мы не видались цѣлую недѣлю.
   -- Мы въ томъ не виноваты, братъ мой, сказалъ Горанфло:-- и смѣю надѣяться, это нисколько не вредитъ нашей дружбѣ. Ваша служба удерживаетъ васъ при особѣ нашего великаго короля Генриха III, да сохранитъ его Господь! Моя же приказываетъ мнѣ собирать подаянія и молиться; а потому не удивительно, что мы рѣдко видимся.
   -- Да, отвѣчалъ Шико:-- но, corboeuf! тѣмъ болѣе мы должны веселиться, когда случай сводитъ насъ вмѣстѣ.
   -- Да я очень-веселъ, сказалъ Горанфдо, сдѣлавъ плачевную мину:-- не смотря на то, я непремѣнно долженъ разстаться съ вами.
   И онъ хотѣлъ встать.
   -- Доѣшьте, по-крайней-мѣрѣ, эту траву, сказалъ Шико, опустивъ руку на плечо монаха и заставивъ его сѣсть.
   Горанфло посмотрѣлъ на шпинатъ и вздохнулъ; потомъ глаза его обратились къ кружкѣ съ подкрашенной водой, и онъ невольно отвернулся.
   Шико замѣтилъ, что это была удобная минута приступить къ аттакѣ.
   -- Помните ли вы нашъ послѣдній обѣдъ? сказалъ онъ: -- у Монмартрскихъ-Воротъ, когда нашъ великій король Генрихъ III колотилъ себя и другихъ?.. Обѣдъ былъ чудесный, дичь славная, бургонское перваго сорта... какъ-бишь это вино называется? Да вы, кажется, и открыли его?
   -- Это вино моей родины, отвѣчалъ Горанфло:-- изъ Романіи.
   -- Да, да, помню; это молоко, которое вы сосали, родившись на свѣтъ, достойный сынъ мой!
   Горанфло съ задумчивой улыбкой провелъ языкомъ по губамъ.
   -- Каково было винцо, а? сказалъ Шико.
   -- Хорошо, отвѣчалъ женовефецъ: -- да только оно бываетъ лучше.
   -- То же самое утверждалъ на-дняхъ Клодъ Бономе, нашъ хозяинъ; онъ увѣряетъ, будто у него въ погребѣ есть пятьдесятъ бутылокъ этого винца, предъ которымъ вино его товарища, хозяина гостинницы близь Монмартрскихъ-Воротъ, просто вода!
   -- Истинно такъ, сказалъ Горанфло.
   -- Какъ? вскричалъ Шико: -- вы это знаете и пьете отвратительную подкрашенную воду, когда вамъ стояло только руку протянуть за бутылкой отличнѣйшаго вина? фи!
   Схвативъ кружку съ водою, Шико бросилъ ее на полъ.
   -- На все есть свое время, братъ мой, возразилъ Горанфло.-- Вино тогда хорошо, когда, напившись его, намъ нечего болѣе дѣлать, какъ прославлять Господа, создавшаго оное! Но когда проповѣдь впереди, такъ вода лучше и для вкуса, и для обычая: facunda est aqua.
   -- Вздоръ! возразилъ Шико.-- Magis facundum est vinum, и, въ доказательство, скажу вамъ, что и мнѣ нужно произнести рѣчь, и что именно по этой причинѣ я прикажу себѣ подать бутылку вашего винца... да чего бы мнѣ съѣсть, Горанфло?
   -- Чего хотите, только не шпината, отвѣчалъ монахъ: -- онъ никуда не годится.
   -- Бррр! вскричалъ Шико, взявъ тарелку и поднося ее къ носу:-- бррр!
   И, открывъ окно, онъ выкинулъ на улицу тарелку со шпинатомъ.
   -- Хозяинъ! вскричалъ онъ.
   Клодъ Бономе, вѣроятно подслушивавшій за дверью, въ то же мгновеніе явился на порогѣ.
   -- Хозяинъ, сказалъ ему Шико: -- принеси мнѣ двѣ бутылки романейскаго вина; вѣдь ты хвалился имъ!
   -- Двѣ бутылки, сказалъ Горанфло.-- Зачѣмъ? Я пить не стану.
   -- Еслибъ я думалъ, что вы будете пить, такъ я велѣлъ бы принести четыре, шесть бутылокъ; я велѣлъ бы принести весь запасъ, какой есть у хозяина, сказалъ Шико.-- Но когда мнѣ приходится пить одному, такъ съ меня будетъ двухъ бутылокъ.
   -- Точно, возразилъ Горанфло: -- двѣ бутылки очень-благоразумно, и если вы притомъ будете ѣсть постное, такъ духовнику вашему не за что будетъ побранить васъ.
   -- Разумѣется, сказалъ Шико:-- фи! Кто станетъ ѣсть скоромное въ среду постомъ!
   И, отправившись къ буфету, между-тѣмъ, какъ Бономе побѣжалъ за виномъ, Шико вытащилъ жирную пулярку.
   -- Что вы тамъ дѣлаете? спросилъ Горанфло, съ невольнымъ участіемъ слѣдившій за всѣми движеніями Гасконца:-- что вы тамъ дѣлаете?
   -- Какъ видите, овладѣваю карпомъ, чтобъ другой кто не перебилъ у меня. Въ постъ къ рыбѣ доступу нѣтъ.
   -- Карпъ! рыба! вскричалъ Горанфло съ изумленіемъ.
   -- Разумѣется, карпъ, отвѣчалъ Шико, сунувъ женовефецу подъ носъ жирную пулярку.
   -- Это?
   -- Ну, да, это.
   -- Я давно ли у карпа клевъ? спросилъ монахъ.
   -- Клевъ? спросилъ Гасконецъ:-- да гдѣ тутъ клевъ? просто рыбья головка!
   -- А крылья? продолжалъ монахъ.
   -- Это плавательныя перья.
   -- А перья?
   -- Это чешуя. Любезный Горанфло, вы пьяны.
   -- Пьянъ! вскричалъ Горанфло:-- пьянъ!.. Что вы? Я ничего не ѣлъ, кромѣ шпината, и ничего не пилъ, кромѣ воды.
   -- Такъ, значитъ, шпинатъ обременяетъ вашъ желудокъ, а вода бросается въ голову?
   -- Да вотъ хозяинъ, сказалъ Горанфло: -- пусть онъ рѣшитъ, рыба это, или пулярка.
   -- Пожалуй. Но пусть онъ сперва откупорить вино. Я хочу удостовѣриться, то ли вино принесъ онъ. Откупоривайте, Бономе.
   Хозяинъ откупорилъ бутылку и налилъ полстакана Шико.
   Шико проглотилъ вино и сталъ щелкать языкомъ.
   -- Я плохой знатокъ и не имѣю рѣшительно никакой памяти на вина; не знаю, лучше оно или хуже того, что мы пили у Монмартрскихъ-Воротъ. Я даже не знаю, то ли оно.
   Глаза Горанфло заблистали, когда онъ увидѣлъ бутылки.
   -- Послушайте, братъ мой, сказалъ Шико, наливъ нѣсколько капель вина въ стаканъ монаха: -- ваше назначеніе помогать ближнимъ; помогите жь мнѣ узнать, точно ли это то вино, и хорошо ли оно?
   Горанфло взялъ стаканъ, поднесъ ко рту и съ наслажденіемъ, по каплѣ, выпилъ.
   -- То, совершенно то, отвѣчалъ онъ: -- но...
   -- Но что?
   -- Но вы мнѣ налили слишкомъ-мало; я не могу рѣшить хорошо ли оно.
   -- Жаль! а мнѣ очень хочется знать достоинство этого вина, потому-что я не хочу, чтобъ меня обманывали. Еслибъ вамъ не нужно было говорить сегодня проповѣди, я попросилъ бы васъ выпить еще немножко.
   -- Такъ и быть, изъ дружбы къ вамъ, сказалъ монахъ.
   -- Вотъ люблю!
   И онъ налилъ монаху полстакана.
   Горанфло съ такимъ же почтеніемъ, какъ въ первый разъ, поднесъ стаканъ ко рту и сталъ пить съ такимъ же наслажденіемъ.
   -- Это вино лучше, сказалъ онъ: -- гораздо-лучше, могу васъ увѣрить.
   -- Э! да вы, я вижу, заодно съ хозяиномъ.
   -- Знатокъ, отвѣчалъ Горанфло: -- съ перваго раза узнаётъ названіе вина, со второго -- качества его, а съ третьяго лѣта.
   -- О, да! вскричалъ Шико.-- Скажите мнѣ, пожалуйста, сколько лѣтъ этому вину?
   -- Это не трудно, отвѣчалъ Горанфло, подставляя ему стаканъ:-- налейте мнѣ только двѣ капельки, и я скажу вамъ, сколько ему лѣтъ.
   Шико до трехъ четвертей наполнилъ стаканъ; монахъ выпилъ его медленно, но не останавливаясь.
   -- 1561-го! сказалъ онъ, поставивъ стаканъ на столъ.
   -- Ахъ, ты Господи! сказалъ Бономе:-- именно такъ! 1561 года.
   -- Братъ Горанфло, сказалъ Гасконецъ, поклонившись монаху:-- въ Римѣ поклоняются людямъ, которые не стоятъ вашего мизинца!
   -- Привычка, сказалъ Горанфло съ скромностію.
   -- И природныя дарованія, сказалъ Шико:-- а то, извините! съ одной привычкой далеко не уйдешь! Я самъ привыкъ пить, да все-таки не знаю толку въ винѣ... Но что вы дѣлаете?
   -- Какъ видите, встаю.
   -- Зачѣмъ?
   -- Чтобъ идти въ собраніе.
   -- Не отвѣдавъ моего карпа?
   -- Ахъ, да! Мнѣ кажется, любезный братъ, что въ пищѣ вы знаете еще менѣе толкъ, чѣмъ въ питьѣ. Бопоме, что это за звѣрь?
   И братъ Горанфло показалъ на предметъ спора.
   Трактирщикъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на вопрошавшаго.
   -- Да, прибавилъ Шико: -- скажите намъ, что это за звѣрь?
   -- Вотъ вопросъ! что это за звѣрь? Разумѣется, пулярка.
   -- Пулярка! съ изумленіемъ вскричалъ Шико.
   -- И еще майская, прибавилъ Клодъ.
   -- А что? спросилъ Горанфло торжествуя.
   -- А то, что я, какъ кажется, не правъ, отвѣчалъ Шико: -- но такъ-какъ мнѣ ужасно хочется съѣсть эту пулярку и не оскоромиться, то удружите, любезный братъ, въ знакъ вашего расположенія, и магической силой обратите ее въ карпа.
   -- Ха, ха, ха! засмѣялся Горанфло.
   -- Нѣтъ, пожалуйста, серьёзно продолжалъ Шико: -- удружите, а не то оскоромишься!
   -- Такъ и быть! отвѣчалъ Горанфло, увлеченный своею природною веселостью и виномъ, которое выпилъ почти на тощакъ.
   И Шико налилъ женовефицу полный стаканъ. Первая бутылка опорожнилась.
   -- Именемъ Бахуха, Момуса и Комуса, сказалъ Горанфло:-- будь ты карпомъ!
   И онъ вспрыснулъ виномъ пулярку и девять разъ повторилъ свою формулу.
   -- Теперь, сказалъ Гасконецъ, чокнувшись съ женовефицомъ: -- выпьемъ за здоровье превращеннаго; пусть хорошо изжарится и пусть искусство Клода Бономе увеличитъ и разовьетъ качества, дарованныя ему природою.
   -- За его здоровье! вскричалъ Горанфло, громко захохотавъ и проглотивъ разомъ стаканъ вина: -- за его здоровье, morbleu!.. Славное вино!
   -- Хозяинъ, сказалъ Шико:-- посадите немедленно этого карпа на вертелъ; поливайте его свѣжимъ тепленькимъ масломъ, въ которое прошу накрошить свинаго жира и шалотокъ; потомъ, когда онъ станетъ золотиться, то-есть, по-просту поджариваться, подавайте живѣе.
   Горанфло не говорилъ ни слова, но взоромъ и легкимъ движеніемъ головы одобрялъ распоряженія Шико.
   -- Теперь же, продолжалъ Шико: -- подайте намъ сардинокъ, да тунца. У насъ теперь постъ, хозяинъ, и я хочу слѣдовать наставленіямъ почтеннаго брата Горанфло. Да постойте, принесите еще двѣ бутылки романійскаго вина 1561 года.
   Изъ кухни вскорѣ пронесся пріятный запахъ, производившій странное дѣйствіе на монаха. Онъ сталъ облизываться, но все-еще крѣпился и дѣлалъ усиліе, чтобъ встать съ мѣста.
   -- Не-уже-ли, спросилъ Шико:-- вы хотите оставить меня одного въ рѣшительную минуту?
   -- Что дѣлать! Надо идти, отвѣчалъ Гораифло, поднявъ глаза къ потолку съ видомъ нелицемѣрнаго сожалѣнія.
   -- Однако, вы неосторожно поступаете, отправляясь говорить проповѣдь не закусивъ.
   -- Отъ-чего же? проговорилъ монахъ.
   -- Отъ-того, что у васъ будетъ одышка. Галліенъ сказалъ: Pulmo hominis facile deficit.
   -- Увы! да, сказалъ Горанфло: -- я это не разъ испыталъ на себѣ; еслибъ у меня не было одышки, я былъ бы образцомъ краснорѣчія.
   -- Вотъ вы сами сознаетесь! сказалъ Шико.
   -- По счастію, отвѣчалъ Горанфло, опять усѣвшись на стулѣ:-- по счастію, у меня есть усердіе... рвеніе!
   -- Да; но усердія и рвенія недостаточно; на вашемъ мѣстѣ я отвѣдалъ бы сардинокъ и выпилъ бы еще нѣсколько капель этого нектара.
   -- Одну сардинку, отвѣчалъ Горанфло: -- и одинъ стаканъ.
   Шико положилъ сардинку на тарелку монаха и налилъ ему стаканъ вина.
   Горанфло съѣлъ сардинку и опорожнилъ стаканъ.
   -- Ну, что? сказалъ Шико, который только потчивалъ монаха, а самъ ничего не ѣлъ и не пилъ: -- ну, что?
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, отвѣчалъ Горанфло: -- это немножко подкрѣпило меня.
   -- Ventre de biche! вскричалъ Шико: -- если вамъ предстоитъ длинная проповѣдь, такъ вы должны подкрѣплять себя не немножко, а хорошенько; на вашемъ мѣстѣ, продолжалъ Гасконецъ: -- я бы съѣлъ пару плавательныхъ перьевъ этого карпа, потому-что если вы не закусите получше, такъ отъ васъ будетъ пахнуть виномъ. Merum sobrio male olet.
   -- А, чортъ возьми! сказалъ Горанфло: -- вѣдь вы правду говорите.
   Въ это время принесли пулярку; Шико отрѣзалъ одну изъ лапокъ, которыя онъ называлъ плавательными перьями, подалъ ее монаху и тотъ съ большимъ аппетитомъ съѣлъ ее.
   -- Честное слово! вскричалъ Горанфло: -- это превкусная рыба.
   Шико отрѣзалъ другую лапку и положилъ ее на тарелку пріятеля, между-тѣмъ, какъ самъ принялся за крылышко.
   -- И славное вино, сказалъ Шико, откупоривая третью бутылку. Возбудивъ свой огромный аппетитъ, Горанфло не могъ уже остановиться; онъ съѣлъ вторую лапку, превратилъ прочую часть пулярки въ скелетъ и позвалъ Бономе.
   -- Хозяинъ, сказалъ онъ: -- у меня пробудился аппетитъ; вы, кажется, хвастали, что у васъ есть славная яичница съ ветчинкой?
   -- Конечно, есть, отвѣчалъ Шико:-- она уже заказана. Не правда ли, Бономе?
   -- Какъ же, какъ же, сказалъ трактирщикъ, никогда не противоречившій своимъ покупателямъ, когда рѣчи ихъ клонились въ въ его пользу.
   -- Такъ подавайте, подавайте, хозяинъ! сказалъ монахъ.
   -- Черезъ пять минутъ будетъ готово, отвѣчалъ Клодъ, который, по знаку Шико, скоро выскочилъ изъ комнаты, чтобъ приготовить требуемое.
   -- А! протяжно вздохнулъ Горанфло, опустивъ на столъ свой огромный кулакъ, вооруженный вилкой:-- теперь легче.
   -- Не правда ли?
   -- Да; и еслибъ яичница была готова, такъ я проглотилъ бы ее разомъ, точно такъ, какъ разомъ проглочу этотъ стаканъ вина.
   И съ сверкающими отъ жадности взорами, монахъ проглотилъ четверть третьей бутылки.
   -- Но скажите, спросилъ Шико:-- развѣ вы были нездоровы?
   -- Не нездоровъ, а глупъ, пріятель! отвѣчалъ Горанфло: -- эта проклятая рѣчь измучила меня; я сочинялъ ее три дня.
   -- Должно быть, она чудесна?
   -- Великолѣпна!
   -- Скажите мнѣ нѣсколько словъ изъ нея въ ожиданіи яичницы.
   -- Вотъ-еще! вскричалъ Горанфло: -- кто станетъ говорить рѣчи за столомъ? Гдѣ ты это видалъ, шутъ? Не у твоего ли господина, при дворѣ?
   -- При дворѣ короля Генриха -- да хранитъ его Господь!-- произносятъ славныя рѣчи! сказалъ Шико, приподнявъ шляпу.
   -- А о чемъ толкуютъ эти рѣчи?
   -- О добродѣтели.
   -- Да, да, вскричалъ монахъ, опустившись на спинку стула: -- тѣмъ болѣе, что твой король Генрихъ III ужасно добродѣтеленъ!
   -- Не знаю, добродѣтеленъ ли онъ, сказалъ Шико:-- но я знаю, что мнѣ ни разу ни отъ чего не случалось краснѣть при дворѣ,
   -- Повѣрю! сказалъ монахъ:-- ты, я думаю, давно уже разучился краснѣть, развратникъ!
   -- Что? я развратникъ! вскричалъ Шико: -- да я олицетворенная воздержность и умѣренность! Я слѣдую за всѣми процессіями, соблюдаю всѣ посты...
   -- Да, ты! слуга Сардананала, Навуходоносора, Ирода! Процессіи ваши лицемѣрны, посты не безкорыстны. По счастію, мы узнали твоего короля Генриха III!
   И, вмѣсто рѣчи, которой онъ не хотѣлъ говорить шуту, Горанфло запѣлъ во все горло слѣдующую пѣсенку:
   
   Le roi, pour avoir de l'argent,
   А fait le pauvre et l'indigent
             Et l'hypocrite;
   Le grand pardon il а gagné
   Au pain, à l'eau et à jeun
             Comme un ermite;
   Mais Paris, qui le connaît Lien,
   Ne fui voudra plus prêter rien
             A sa requête;
   Car il а déjà tant prêté
   Qu'il а de lui dire arrêté:
             -- Allez en quête (*).
   (*) Король, чтобъ деньги получить, прикидывался бѣднымъ, нищимъ и лицемѣрилъ; прощеніе онъ получилъ постясь на хлѣбѣ, на водѣ, какъ отшельникъ; но Парижъ теперь его узналъ и не даетъ больше ничего; Парижъ ужь столько давалъ, что рѣшился ему отвѣчать: "Ступайте собирать подаяніе".
   
   -- Браво! вскричалъ Шико: -- браво!-- Потомъ прибавилъ про себя: -- коли, запѣлъ, такъ скоро и заговоритъ.
   Въ это время явился Бономе съ яичницей въ одной и двумя бутылками въ другой рукѣ.
   -- Неси, неси! закричалъ Горанфло, улыбнувшись и открывъ ротъ до ушей.
   -- Но, другъ мой, замѣтилъ Шико: -- вы забываете, что вамъ надобно говорить рѣчь.
   -- Она здѣсь! отвѣчалъ монахъ, хлопнувъ широкою ладонью по лбу, до котораго начинала уже разливаться краска, выступившая на щекахъ его.
   -- Въ половинѣ десятаго, прибавилъ Шико.
   -- Я солгалъ, сказалъ монахъ: -- omuis homo mendax, confiteor.
   -- А въ которомъ же часу?
   -- Въ десять.
   -- Въ десять? Я думалъ, что аббатство запираютъ въ девять.
   -- Пускай запираютъ! отвѣчалъ Горанфло, любуясь рубиновымъ цвѣтомъ вина и поднося стаканъ къ свѣчѣ: -- пускай запираютъ; у меня свой ключъ.
   -- Ключъ отъ воротъ аббатства? вскричалъ Шико: -- не-уже-ли?
   -- Онъ здѣсь, отвѣчалъ Горанфло, ударивъ по карману.
   -- Не можетъ быть, сказалъ Шико:-- я знаю монастырскія постановленія; я былъ на покаяніи въ трехъ монастыряхъ. Ключа отъ воротъ не повѣрятъ простому монаху.
   -- Вотъ онъ, отвѣчалъ Горанфло, опрокинувшись на стулѣ и съ громкимъ смѣхомъ показывая Шико монету.
   -- Деньги? А, понимаю! вскричалъ Шико.-- Вы подкупаете брата-привратника, чтобъ возвращаться домой въ непозволенные часы. О, несчастный грѣшникъ!
   Ротъ Горанфло опять расширился до ушей съ сладкой улыбкой человѣка, на котораго начинаютъ дѣйствовать винные пары.
   -- Suflicit... пробормоталъ онъ.
   Онъ хотѣлъ уже спрятать монету въ карманъ, но Шико остановилъ его.
   -- Постойте, постойте, сказалъ онъ.-- Какая странная монета!
   -- Съ изображеніемъ еретика, сказалъ Горанфлсь -- За то она и просверлена на томъ мѣстѣ, гдѣ должно быть сердце.
   -- Точно, точно, проговорилъ Шико, разсматривая монету.
   -- Кинжаломъ въ грудь, бормоталъ Горанфло: -- смерть еретику! Тому, кто убьетъ еретика, прощаются всѣ грѣхи!.. Я самъ отдаю ему свой уголокъ въ раю.
   -- А-га! подумалъ Шико:-- дѣло начинаетъ объясняться; только онъ еще не довольно-пьянъ.
   И онъ опять наполнилъ стаканъ монаха.
   -- Да, сказалъ онъ вслухъ: -- смерть еретику и виватъ католикамъ!
   -- Виватъ православнымъ! сказалъ Горанфло, залпомъ опорожнивъ стаканъ: -- виватъ!
   -- Слѣдовательно, сказалъ Шико, который, при видѣ монеты, вспомнилъ о братѣ-привратникѣ, внимательно разсматривавшемъ руки монаховъ, сходившихся со всѣхъ сторонъ къ воротамъ аббатства: -- слѣдовательно, вы покажете эту монету брату-привратнику и...
   -- И онъ меня впуститъ, дополнилъ Горанфло.
   -- Не говоря ни слова?
   -- Я пройду съ этой монетой въ аббатство точно такъ же свободно, какъ это вино проходитъ въ мое горло.
   И женовефицъ выпилъ еще стаканъ вкуснаго вина.
   -- Peste! сказалъ Шико: -- если сравненіе вѣрно, такъ вы въ-самомъ-дѣлѣ пройдете какъ ни въ чемъ не бывали.
   -- То-есть... вотъ какъ... бормоталъ Горанфло совершенно-пьяный:-- то-есть такъ... что брату Горанфло настежь отворятъ... объ половинки... воротъ... то-есть вотъ какъ!
   -- И вы будете говорить рѣчь?
   -- И буду говорить рѣчь, отвѣчалъ женовефецъ.-- Видишь ли, какъ это дѣлается: вотъ, на-примѣръ, вхожу... слушаешь ли ты, Шико?
   -- Еще бы! обоими ушами.
   -- Ну, такъ слушай же... обоими ушами. Вхожу... знаешь, вхожу. Собраніе большое... избранное; и есть бароны, есть и графы, есть даже герцоги...
   -- Чего добраго, и принцы?
   -- И принцы, отвѣчалъ монахъ:-- ты угадалъ... и принцы; знай нашихъ! Я съ покорностью вхожу къ вѣрнымъ членамъ союза...
   -- Къ вѣрнымъ членамъ союза? повторилъ Шико: -- что это за союзъ?
   -- Не мѣшай; вхожу къ вѣрнымъ... членамъ союза; зовутъ брата Горанфло; я выхожу впередъ...
   Съ этими словами, монахъ всталъ.
   -- Вы выходите впередъ? повторилъ Шико.
   -- Выхожу впередъ, продолжалъ Горанфло, стараясь исполнить то, что говорилъ; но едва онъ ступилъ шагъ, какъ наткнулся на уголъ стола и повалился на полъ.
   -- Браво! сказалъ Шико, подымая его и сажая на стулъ: -- вы выходите впередъ, кланяетесь собранію и говорите...?
   -- А вотъ врешь! Не знаешь... такъ и не толкуй. Я ничего не говорю... друзья говорятъ...
   -- Что же они говорятъ?
   -- Друзья говорятъ: "Братъ Горанфло, говорите рѣчь! Говорите, достойный нашъ союзникъ, братъ Горанфло!"
   И женовефицъ гордо произнесъ свое имя.
   -- Достойный союзникъ? повторилъ Шико про-себя: -- какую тайну откроетъ мнѣ это вино?
   -- И я начинаю...
   Женовефицъ всталъ, закрылъ глаза и прислонился къ стѣнѣ: онъ былъ мертвецки-пьянъ.
   -- Вы начинаете? повторилъ Шико, поддерживая его.
   -- Я начинаю: "Братія, сегодня великій день для вѣры... братія, сегодня чрезвычайно-великій день для вѣры, право... право... славно..."
   Послѣ этихъ словъ, Горанфло сталъ повторять несвязные звуки, и Шико увидѣлъ, что отъ него ничего нельзя было болѣе добиться, а потому пересталъ поддерживать его.
   Братъ-Горанфло, хранившій равновѣсіе только при помощи Шико, повалился вдоль стѣны, какъ неплотно-приставленное бревно, и ногами толкнулъ столъ, съ котораго упало нѣсколько пустыхъ бутылокъ.
   -- Аминь! сказалъ Шико.
   Почти въ то же мгновеніе окна маленькой комнатки задрожали отъ громоподобнаго храпѣнія женовефица.
   -- Прекрасно, сказалъ Шико:-- лапки пулярки исполнили свое дѣло. Пріятель мой проспитъ двѣнадцать часовъ безъ просыпа, и я смѣло могу раздѣть его.
   Разсудивъ, что не должно было терять времени, Шико развязалъ тесемки чернаго кафтана монаха и, поворотивъ Горанфло какъ мѣшокъ съ орѣхами, стащилъ съ него кафтанъ, завернулъ его самого въ скатерть, повязалъ ему голову салфеткой и, спрятавъ кафтанъ подъ плащъ, вышелъ въ кухню.
   -- Хозяинъ, сказалъ онъ Бономе, отдавая ему золотую монету: -- вотъ вамъ за ужинъ; вотъ еще монета за то, чтобъ вы поберегли мою лошадь, которую оставлю у васъ, а вотъ еще за то, чтобъ не будили бѣднаго брата Горанфло, который спитъ сномъ праведника.
   -- Ладно, ладно! отвѣчалъ трактирщикъ, вполнѣ довольный щедрой платой:-- все будетъ исполнено... не безпокойтесь, мосьё Шико.
   Послѣ этихъ словъ, Шико вышелъ, и съ легкостью серны, съ хитростью лисицы, добѣжалъ до Сент-Этьеиской-Улицы, гдѣ, взявъ въ правую руку монету, накинулъ на себя кафтанъ монаха и въ три четверти десятаго, не безъ нѣкотораго сердечнаго волненія, подошелъ къ воротамъ Монастыря-Святой-Женевьевы.
   

VII.
Какъ Шико замѣтилъ, что легче было войдти въ СкитЖеневьевское-Аббатство, нежели выйдти изъ него.

   Надѣвая платье монаха, Шико изъ предосторожности подложилъ подъ плечи свой плащъ, чтобъ казаться толще; борода была у него того же цвѣта, какъ у Горанфло, и хотя онъ родился на берегахъ Гаронны, а женовефецъ на берегахъ Саоны, однакожь Шико такъ часто передразнивалъ голосъ монаха, что удивительнымъ-образомъ научился подражать ему. Всѣмъ извѣстно, что монаха, закрытаго капюшономъ, можно узнать только по бородѣ, да по голосу.
   Братъ-привратникъ готовился уже запирать ворота, когда къ нимъ подошелъ Шико. Гасконецъ показалъ просверленную монету и былъ немедленно впущенъ. Передъ нимъ прошли два монаха; онъ послѣдовалъ за ними и вошелъ въ капеллу, въ которой часто бывалъ съ королемъ.
   Генрихъ III всегда особенно покровительствовалъ Сент-Женевьевскому-Аббатству.
   Капелла была построена въ одиннадцатомъ или двѣнадцатомъ столѣтіи, и, какъ всѣ капеллы того времени, имѣла хоры, подъ которыми находился склепъ или подземная церковь. По этой причинѣ хоры были восемью или десятью футами выше церковной трапезы; на хоры вели двѣ боковыя лѣстницы, между которыми была желѣзная дверь, ведшая изъ трапезы въ склепъ; за дверью шла внизъ лѣстница.
   На хорахъ, занимавшихъ боковыя стороны церкви по сторонамъ алтаря, украшеннаго образомъ святой Женевьевы, работы живописца Россо, стояли статуи Кловиса и Клотильды.
   Три лампы освѣщали капеллу; одна изъ нихъ висѣла посреди хоровъ, другія двѣ были повѣшены на равномъ другъ отъ друга разстояніи въ трапезной.
   Этотъ скудный свѣтъ придавалъ еще большую торжественность церкви, какъ-бы удвоивая ея размѣры, потому-что воображеніе могло продолжить до безконечности части, терявшіяся во мракѣ.
   Глаза Шико не съ разу привыкли къ темнотѣ; чтобъ скорѣе приглядѣться, онъ сталъ считать монаховъ. Ихъ было сто-двадцать въ трапезѣ, и двѣнадцать на хорахъ, всего сто-тридцать-два человѣка. Двѣнадцать монаховъ, находившихся на хорахъ, были разставлены въ рядъ предъ алтаремъ и какъ-бы служили стражей для защиты дарохранительницы.
   Шико съ удовольствіемъ замѣтилъ, что онъ пришелъ не послѣдній къ тѣмъ, которыхъ Горанфло называлъ "братьями союза". За нимъ вошли еще три монаха въ широкихъ сѣрыхъ рясахъ: они стали передъ тѣмъ рядомъ, о которомъ мы уже упомянули.
   Маленькій служка, котораго Шико сначала не замѣтилъ, обошелъ капеллу, чтобъ осмотрѣть, всѣ ли были по мѣстамъ; потомъ пошелъ къ одному изъ трехъ монаховъ, прибывшихъ послѣ Шико, и сталъ что-то говорить ему.
   -- Насъ сто-тридцать-шесть человѣкъ, сказалъ этотъ монахъ громкимъ, звучнымъ голосомъ:-- это Божье число.
   Въ то же мгновеніе, сто-двадцать монаховъ, находившихся въ трапезной, разошлись и заняли мѣста на стульяхъ и скамьяхъ. Шумъ тяжелыхъ желѣзныхъ затворовъ и скрипъ петлей, послышавшійся вслѣдъ за тѣмъ, возвѣстилъ о томъ, что запирались массивныя двери.
   Хотя Шико былъ не трусливъ, однакожь сердце его сильно забилось при этомъ шумѣ. Чтобъ прійдти въ себя, онъ сѣлъ въ тѣни за каѳедрой, откуда могъ видѣть трехъ монаховъ, казавшихся главными лицами этого собранія.
   Имъ принесли кресла, и они усѣлись на нихъ, точно судьи. Монахи, стоявшіе за ними, не садились.
   Когда шумъ отъ запиравшихся дверей и усаживанья монаховъ утихъ, ударилъ три раза маленькій колоколъ.
   Это былъ, вѣроятно, знакъ возстановленія тишины, потому-что при первыхъ двухъ ударахъ раздалось продолжительное тсс!, а при третьемъ наступила глубокая тишина.
   -- Братъ Монсоро, сказалъ тотъ же монахъ, который уже говорилъ:-- какія вѣсти принесли вы союзу изъ Анжу?
   Два обстоятельства обратили на себя вниманіе Шико: первое -- звучный, громкій голосъ говорившаго, которому было приличнѣе выходить изъ-подъ забрала шлема на полѣ битвы, нежели изъ-подъ монашескаго капюшона въ церкви; второе -- имя Монсоро, недавно появившагося при дворѣ, гдѣ, какъ мы уже сказали, онъ произвелъ непріятное впечатлѣніе.
   Монахъ высокаго роста, въ рясѣ съ угловатыми складками, вышелъ изъ среды братій и смѣлымъ, твердымъ шагомъ взошелъ на каѳедру.
   Шико тщетно старался разсмотрѣть его лицо.
   -- Тѣмъ лучше, подумалъ онъ:-- если я не увижу ничьего лица, то, по-крайней-мѣрѣ, и моего не увидятъ.
   -- Братія, произнесъ человѣкъ, по первымъ звукамъ голоса котораго онъ узналъ обер-егермейстера: -- извѣстія изъ анжуйской провинціи неблагопріятны, не потому, чтобъ мы не встрѣчали тамъ единомышленниковъ, но потому-что не имѣемъ тамъ представителей. Распространеніе союза въ этой провинціи было возложено на барона де-Меридора; но этотъ старецъ, опечаленный недавнею смертію своей дочери, пренебрегъ дѣлами святой лиги, и мы ничего не можемъ ожидать отъ него, пока онъ не утѣшится. Что касается до меня, то я пріобрѣлъ трехъ новыхъ членовъ обществу и, согласно постановленію, опустилъ имена ихъ въ церковную кружку. Пусть совѣтъ рѣшитъ, могутъ ли эти три новые брата,-- за которыхъ я, впрочемъ, отвѣчаю какъ за самого-себя,-- сдѣлаться членами союза.
   Одобрительный ропотъ пробѣжалъ по рядамъ монаховъ; братъ Монсоро воротился уже на свое мѣсто, а ропотъ все еще не утихъ.
   -- Братъ ла-Гюрьеръ, продолжалъ тотъ же монахъ, который, казалось, по произволу вызывалъ вѣрныхъ: -- скажите намъ, что вы сдѣлали въ Парижѣ?
   Другой монахъ, также съ опущеннымъ капюшономъ, взошелъ на каѳедру.
   -- Братія, сказалъ онъ:-- всѣмъ вамъ извѣстна моя преданность каѳолической вѣрѣ; я на дѣлѣ доказалъ ее въ тотъ день, въ тотъ великій день, когда наша вѣра восторжествовала. Да, братія, съ этого дня я сдѣлался однимъ изъ пламеннѣйшихъ приверженцевъ нашего великаго Генриха де-Гиза, и отъ самого г. де-Бема, -- да благословитъ его Господь!-- получилъ приказанія, которыя ему угодно было дать мнѣ, и которыя я выполнялъ съ такою ревностью, что хотѣлъ даже убить собственныхъ постояльцовъ своихъ. Эта преданность къ нашей святой вѣрѣ доставила мнѣ надзоръ за кварталомъ, и, смѣю сказать, это весьма-важное обстоятельство для нашей цѣли. Благодаря званію надзирателя, я могъ узнать и записать имена всѣхъ еретиковъ квартала Сен-Жермен-л'Оксерруа, въ которомъ по-прежнему содержу гостинницу, въ Улицѣ-Арбр-Секъ, куда и приглашаю васъ, о братія!.. Конечно, я уже не столько жажду крови гугенотовъ, какъ въ прежнія времена, но не могу скрыть отъ себя настоящей цѣди нашего святаго союза.
   -- Надобно прислушать, подумалъ Шико: -- этотъ ла-Гюрьеръ былъ, если не ошибаюсь, страшный преслѣдователь еретиковъ, и онъ долженъ знать всѣ подробности лиги...
   -- Говорите, говорите, произнесло нѣсколько голосовъ.
   Ла-Гюрьеръ, весьма-довольный случаемъ развить свои ораторскія способности, которыя онъ считалъ въ себѣ врожденными, поправился, прокашлялся и продолжалъ:
   -- Если я не ошибаюсь, братія, такъ насъ въ эту минуту занимаетъ не одно истребленіе частныхъ ересей. Добрый Французскій народъ долженъ убѣдиться, что никогда не встрѣтитъ еретиковъ между королями, которымъ суждено управлять имъ. Позвольте же спросить васъ, братія, въ какомъ положеніи дѣла? Францискъ II, обѣщавшій сдѣлаться ревностнымъ защитникомъ вѣры, умеръ бездѣтенъ. Карлъ IX, бывшій ревностнымъ католикомъ, умеръ бездѣтенъ. Король Генрихъ III, о вѣрованіяхъ и дѣйствіяхъ котораго судить мнѣ не подобаетъ, -- умретъ, вѣроятно, не оставивъ наслѣдника; слѣдовательно, остается герцогъ анжуйскій, у котораго не только нѣтъ дѣтей, но который, кромѣ того, весьма-слабо преданъ святой лигѣ.
   Нѣсколько голосовъ, и между ними голосъ обер-егермейстера, прервали слова оратора.
   -- Отъ-чего же? Почему вы говорите, что онъ слабо преданъ? Какой поводъ подалъ принцъ къ этому обвиненію?
   -- Я говорю, что онъ слабо преданъ, потому-что до-сихъ-поръ онъ не вступилъ еще въ члены святой лиги, хотя знаменитый братъ Монсоро обѣщалъ намъ это отъ его имени.
   -- А кто вамъ говоритъ, что онъ не вступилъ въ члены, вскричалъ голосъ Монсоро: -- если я самъ объявилъ, что представилъ сегодня новыхъ членовъ? Пока имена ихъ сдѣлаются извѣстными, вы никого не имѣете права обвинять.
   -- Справедливо, отвѣчалъ ла-Гюрьеръ:-- я подожду еще; но герцогъ анжуйскій смертенъ; члены рода его недолговѣчны,-- у него нѣтъ дѣтей... Кто же послѣ него вступитъ на престолъ? Самый свирѣпѣйшій изъ гугенотовъ, ренегатъ, отступникъ, Навуходоносоръ!..
   При этихъ словахъ, не ропотъ, а бѣшеныя рукоплесканія покрыли голосъ оратора.
   -- Генрихъ-Беарискій, противъ котораго преимущественно составленъ союзъ нашъ; Генрихъ-Беарискій, который является въ то самое время въ Парижѣ, когда всѣ воображаютъ, что онъ погрязъ въ своихъ любовныхъ интригахъ въ По или въ Тарбѣ!
   -- Онъ въ Парижѣ? вскричало нѣсколько голосовъ: -- въ Парижѣ? Не можетъ быть!
   -- Онъ былъ въ Парижѣ, вскричалъ ла-Гюрьеръ:-- въ ту самую ночь, когда была умерщвлена госпожа де-Совъ; онъ, быть-можетъ, и теперь еще въ столицѣ.
   -- Смерть Беарнцу! вскричали нѣкоторые голоса.
   -- Да, конечно, смерть! закричалъ ла-Гюрьеръ: -- и еслибъ онъ когда-нибудь остановился въ моей гостинницѣ la Belle-Etoile, я ручаюсь за себя... да не остановится! Въ одинъ и тотъ же капканъ два раза не поймаешь одной и той же лисицы. Онъ остановится у кого-нибудь изъ своихъ друзей, потому-что у этого еретика есть друзья. Да, братія, и число этихъ-то друзей мы должны стараться уменьшить по-воможности. Нашъ союзъ святъ, наша лига благородна; ее освятилъ, благословилъ, утвердилъ самъ святѣйшій папа Григорій III. Итакъ я требую, чтобъ вы перестали хранить нашъ союзъ втайнѣ; пусть надзирателямъ за частями и кварталами будутъ розданы списки, и пусть они отправляются съ ними по домамъ приглашать добрыхъ гражданъ къ подпискѣ. Тѣ, которые подпишутъ, будутъ нашими друзьями; тѣ, которые откажутся, будутъ нашими врагами, и если вторая варѳоломеевская ночь окажется необходимою, мы повторимъ ее!
   Раздался громъ рукоплесканій; потомъ, когда волненіе утихло, опять послышался звучный голосъ перваго монаха, который сказалъ:
   -- Святой союзъ благодаритъ брата ла-Гюрьера за его усердіе и принимаетъ предложеніе его къ соображенію; оно будетъ разсмотрѣно въ высшемъ совѣтѣ.
   Рукоплесканія усилились. Ла-Гюрьеръ поклонился нѣсколько разъ, чтобъ благодарить собраніе и, сошедши съ каѳедры, сѣлъ на прежнее мѣсто согбенный подъ громадностью торжества своего.
   -- А-га! подумалъ Шико: -- я начинаю понимать дѣло. На православіе моего пріятеля Генриха III менѣе полагаются, нежели на православіе брата его Карла IX и господъ Гизовъ. Не удивительно! потому-что самъ герцогъ майеннскій запутанъ въ это дѣло. Господа Гизы хотятъ составить въ государствѣ маленькое отдѣльное общество, начальниками котораго хотятъ быть сами; великій Генрихъ, полководецъ, будетъ управлять арміей; толстый Майеннъ завладѣетъ гражданами; знаменитый кардиналъ сдѣлается главой церкви, и въ одно прекрасное утро мой пріятель Генрихъ увидитъ, что у него остались однѣ четки, съ которыми его попросятъ удалиться въ какой-нибудь монастырь. Умно придумано! Ахъ да!.. а герцогъ анжуйскій? Чортъ возьми, что останется герцогу анжуйскому?
   -- Братъ Горанфло! произнесъ тотъ же монахъ, который вызывалъ уже обер-егермейстера и ла-Гюрьера.
   Отъ-того ли, что онъ былъ слишкомъ занятъ собственными размышленіями, или отъ-того, что не привыкъ еще отвѣчать на имя монаха, одеждой котораго завладѣлъ, но Шико не отвѣчалъ.
   -- Братъ Горанфло! произнесъ служка такимъ рѣзкимъ и тоненькимъ голосомъ, что Шико вздрогнулъ.
   -- О-го! проговорилъ онъ:-- точно женскій голосокъ зоветъ брата Горанфло. Не-уже-ли въ этомъ почтенномъ собраніи участвуетъ и прекрасный полъ?
   -- Братъ Горанфло, повторилъ тотъ же тоненькій голосокъ: -- гдѣ вы?
   -- Ахъ, чортъ возьми! проворчалъ Шико: -- вѣдь Горанфло-то я; совсѣмъ изъ ума вонъ!
   Потомъ, гнуся изо всѣхъ силъ, онъ отвѣчалъ вслухъ:
   -- Здѣсь, здѣсь! Я былъ погруженъ въ глубокія размышленія, пробужденныя во мнѣ рѣчью брата ла-Гюрьера, и потому не слышалъ, что меня звали.
   Опять послышался одобрительный ропотъ въ пользу ла-Гюрьера, слова котораго отзывались еще во всѣхъ сердцахъ; этотъ ропотъ далъ Шико время приготовиться.
   Шико могъ бы, скажутъ, не отвѣчать на зовъ главнаго монаха, такъ-какъ всѣ сидѣли съ опущенными капюшонами. Но просимъ читателей вспомнить, что присутствующіе были сочтены; слѣдовательно, они знали и ждали другъ друга; и отсутствіе одного брата, между-тѣмъ, какъ счетомъ всѣ были тутъ, заставило бы ихъ поднять капюшоны, и тогда Шико былъ бы въ великой опасности.
   Онъ не колебался ни минуты, всталъ, поднялъ плечи, взошелъ на каѳедру и еще ниже опустилъ капюшонъ.
   -- Братія! сказалъ онъ, удивительно-вѣрно подражая голосу монаха:-- я, какъ вамъ извѣстно, собиратель милостыни въ этомъ монастырѣ и, слѣдовательно, имѣю возможность входить во всѣ жилища здѣшнихъ прихожанъ. Пользуюсь этимъ правомъ ради православной церкви.
   "Братія!" продолжалъ онъ, припоминая первыя слова рѣчи Горанфло, прерванной такъ жестоко крѣпкимъ сномъ, которымъ онъ и теперь еще наслаждался: "братія, сегодня великій день для вѣры православной! Мы въ домѣ Всевышняго, о братія, и потому будемъ говорить откровенно.
   "Что такое Французское Королевство? Тѣло. Это сказалъ св. Августинъ: Ornais civitas corpus est -- "Всякгіі градъ тѣло есть". Какое же первое условіе спасенія тѣла? Здоровье. Чѣмъ можно сохранять здоровье тѣла? Осторожными кровопусканіями въ случаѣ избытка силъ. Несомнѣнно, что враги каѳолической церкви слишкомъ усилились, потому-что мы опасаемся ихъ: слѣдовательно, надо еще разъ пустить кровь громадному тѣлу, называемому обществомъ; это повторяютъ мнѣ каждый день прихожане, отъ которыхъ я приношу въ монастырь молоко, яйца, ветчину и деньги."
   Это начало рѣчи Шико произвело сильное впечатлѣніе на слушателей.
   Шико обождалъ, чтобъ одобрительный ропотъ, возбужденный его словами, затихъ, и продолжалъ:
   -- Мнѣ, можетъ-быть, скажутъ, что церковь не любитъ проливать крови: ecclesia abhorret a sanguine, продолжалъ онъ.-- Но замѣтьте хорошенько слѣдующее: богословъ не объясняетъ къ какой крови церковь питаетъ отвращеніе. Я готовъ прозакладовать вола на яйцо, что онъ говоритъ не о крови еретиковъ. И точно: Fons mains, corruptorum sanguis hereticorum autem pessimus!.. Но вотъ еще другой аргументъ, братія: я сказалъ "церковь". Но мы не всѣ принадлежимъ къ церкви. Братъ Монсоро, который сейчасъ говорилъ такъ краснорѣчиво, вѣроятно, опоясанъ и теперь ножомъ обер-егермейстера. Братъ ла-Гюрьеръ ловко управляетъ вертеломъ: veru agreste, lethiferum tarnen instrumentum. Я самъ, о братія, я самъ, Жакъ-Непомюсенъ Горанфло, носилъ оружіе въ Шампаньи и жегъ гугенотовъ въ ихъ молельняхъ. Кажется, и этого было довольно съ меня, чтобъ попасть въ рай; но внезапно въ совѣсти моей пробудилось сомнѣніе: прежде, чѣмъ мы сожгли гугенотовъ, мы немножко ограбили ихъ. Кажется, это испортило нашъ великодушный поступокъ... по-крайней-мѣрѣ, такъ увѣрялъ духовникъ мой... Въ-слѣдствіе этого, я поспѣшилъ постричься въ монахи и, чтобъ смыть съ себя пятно, положенное на меня еретиками, я съ той минуты далъ обѣтъ провесть остатокъ дней моихъ въ воздержаніи и знаться только съ добрыми католиками.
   Вторая часть рѣчи оратора понравилась не менѣе первой, и всѣ удивлялись, какими непостижимыми путями совершилось обращеніе брата Горанфло.
   Къ одобрительному ропоту присовокупились нѣкоторыя рукоплесканія. Шико скромно раскланялся во всѣ стороны и продолжалъ:
   -- Теперь намъ остается поговорить о начальникахъ, которыхъ мы избрали себѣ, и о которыхъ мнѣ, недостойному женовефецу, кажется, есть что сказать. Конечно, похвально, въ-особенности осторожно, пробраться ночью, въ монашескомъ одѣяніи, въ капеллу, чтобъ слышать рѣчь брата Горанфло; но мнѣ кажется, что этимъ не должна ограничиться обязанность высокихъ Сановниковъ. Такая осторожность заставляетъ окаянныхъ гугенотовъ смѣяться надъ нами, долгъ справедливости заставляетъ сказать, что они насъ не боятся, потому-что они суровы на словахъ, храбры на дѣлѣ... Я требую, чтобъ и мы поступали болѣе-достойнымъ образомъ, какъ люди благородные, стремящіеся... Къ чему мы стремимся? къ истребленію ереси?.. Да; но тутъ скрываться не за чѣмъ! Не скрываться должны мы, а открыто выйдти на улицу, благочестивымъ шествіемъ, и пусть солнечный свѣтъ играетъ на вашихъ блестящихъ оружіяхъ!.. Зачѣмъ же мы дѣйствуемъ, какъ тати ночные?...
   "Все это прекрасно, отвѣтите вы, но кто первый подастъ примѣръ? Кто?.. Я!.. я, Жакъ-Непомюсенъ Горанфло, я, недостойный братъ ордена Св. Женевьевы, скромный и покорный собиратель милостыни; я облекусь, если вамъ угодно, въ стальную кирассу, надѣну на голову шлемъ, возьму мушкетъ въ руки и пойду передъ добрыми католиками, хоть бы только для того, чтобъ пристыдить начальниковъ, которые скрываются, какъ-будто-бы дѣло шло не о защищеніи церкви, а о какой-нибудь трактирной ссорѣ!.."
   Рѣчь Шико, согласовавшаяся съ мнѣніемъ многихъ изъ членовъ лиги, невидѣвшихъ надобности скрываться, а желавшихъ идти прямо къ цѣли, которая, шесть лѣтъ назадъ, была достигнута варѳоломеевскою ночью,-- рѣчь эта произвела въ большей части слушателей пылкій восторгъ, и они закричали въ одинъ голосъ:
   -- Виватъ! да здравствуетъ церковь! Виватъ храброму брагу Горанфло! Будемъ дѣйствовать открыто!.. открыто!..
   Энтузіазмъ былъ тѣмъ пламеннѣе, что усердіе почтеннаго брата впервые являлось въ такомъ свѣтѣ. Ближайшіе друзья дотолѣ считали его человѣкомъ ревностнымъ, безъ всякаго сомнѣнія, но вмѣстѣ съ тѣмъ осторожнымъ, удерживаемымъ въ границахъ благоразумія чувствомъ самосохраненія. Но вдругъ братъ Горанфло выступилъ какъ-бы въ боевомъ вооруженіи на арену изъ полусвѣта, въ которомъ дотолѣ оставался... и чѣмъ неожиданнѣе, тѣмъ пламеннѣе былъ восторгъ его пріятелей.
   По несчастію или по счастію для Шико, начальники не были одного съ нимъ мнѣнія, и, слѣдовательно, выгоды ихъ требовали прекращенія этого восторга. Одинъ изъ трехъ молчаливыхъ монаховъ наклонился къ уху служки и, секунду спустя, тоненькій голосокъ произнесъ трижды:
   -- Братія, наступилъ часъ отдыха; засѣданіе кончено.
   Монахи съ шумомъ поднялись съ своихъ мѣстъ и, рѣшившись единодушно требовать въ будущее засѣданіе подтвержденія предложеній брата Горанфло, медленно направились къ двери. Многіе изъ нихъ подошли къ каѳедрѣ, чтобъ поблагодарить собирателя милостыни, рѣчь котораго имѣла такой блистательный успѣхъ, когда онъ сойдетъ внизъ. Но Шико разсудилъ, что вблизи могли узнать его по голосу, могли замѣтить, что онъ былъ выше брата Горанфло, который, конечно, повысился въ умѣ своихъ слушателей, но только морально, и потому онъ, поспѣшно преклонивъ колѣни, притворился усердно-молящимся.
   Пріятели уважили его внезапный экстазъ и направились къ выходу, разговаривая щопотомъ, но съ жаромъ, чрезвычайно-забавлявшимъ Шико.
   Однакожь, Шико не достигнулъ своей цѣли.
   Онъ оставилъ короля Генриха III потому, что увидѣлъ герцога майеннскаго. Онъ вернулся въ Парижъ, потому-что увидѣлъ Николая Давида. Шико, какъ читатели уже знаютъ, поклялся двойною местію. Но онъ былъ человѣкъ слишкомъ-ничтожный, чтобъ могъ дерзнуть напасть на принца изъ лотарингскаго дома, а потому рѣшился выжидать удобнаго случая. Совсѣмъ другое дѣло было съ Николаемъ Давидомъ, простымъ нормандскимъ адвокатомъ. Правда, и онъ былъ въ свое время солдатомъ, по Шико мастерски владѣлъ оружіемъ, и потому нетерпѣливо ждалъ встрѣчи со своимъ смертельнымъ врагомъ.
   Шико внимательно слѣдилъ за всѣми монахами, чтобъ узнать долговязую, тощую фигуру Давида; но вдругъ замѣтилъ, что, при выходѣ, каждый монахъ подвергался такому же осмотру, какъ при входѣ; братъ-привратникъ выпускалъ ихъ по какому-то условленному знаку. Шико сначала подумалъ, что онъ ошибался; по вскорѣ это сомнѣніе превратилось въ увѣренность... холодный потъ выступилъ на тѣлѣ бѣдняка..
   Братъ Горанфло объяснилъ ему, что нужно было сдѣлать, чтобъ войдти, но онъ забылъ узнать, съ помощію какого знака можно было выйдти.
   

VIII.
Какъ Шико, невольно оставшійся въ капеллѣ аббатства, увидѣлъ и услышалъ вещи, которыя было весьма-опасно слышать и видѣть.

   Шико поспѣшилъ соидти съ каѳедры и вмѣшался въ толпу монаховъ, чтобъ узнать какъ-нибудь значокъ и добыть себѣ его, если было еще возможно. И точно, вытянувъ шею и слѣдя за движеніями выходившихъ и привратника, онъ увидѣлъ, что выходный знакъ была монета, обрѣзанная въ видѣ звѣзды.
   Монетъ этихъ было довольно въ карманѣ у Гасконца, но по несчастію ни одна не была обрѣзана такимъ страннымъ образомъ, который навсегда изгонялъ ее изъ обращенія.
   Шико мигомъ понялъ опасность своего положенія.
   Подойдя къ двери и не будучи въ состояніи предъявить своего значка, онъ былъ бы узнанъ; какъ шутъ и одинъ изъ ближайшихъ людей къ королю, онъ могъ быть весьма-опасенъ братіямъ союза, а потому ему пришлось бы плохо. Шико понялъ все это и спрятался за колонну.
   -- Мало того, думалъ Шико:-- что я погублю себя, но потеряю случай оказать услугу королю, къ которому я, привязанъ, хотя и говорю ему безпрестанно дерзости. Конечно, мнѣ теперь лучше бы воротиться въ гостинницу Рога-Изобилія, къ брату Горанфло, но на нѣтъ и суда нѣтъ.
   Разсуждая такимъ образомъ, Шико старался спрятаться за уголъ исповѣдальни.
   Минуту спустя, послышался голосъ служки, кричавшаго съ паперти:
   -- Всѣ ли вышли? Сейчасъ запрутъ двери.
   Никто не отвѣчалъ. Шико вытянулъ впередъ шею и увидѣлъ, что въ часовнѣ остались только три монаха въ сѣрыхъ рясахъ.
   -- Ладно, сказалъ Шико: -- лишь бы не запирали оконъ, такъ я ужь выберусь.
   -- Осмотримъ церковь, сказалъ служка брату-привратнику.
   -- Ventre-de-biche! проворчалъ Шико: -- я не удѣлю мѣста въ своемъ сердцѣ этому монашку!
   Братъ-привратникъ зажегъ восковую свѣчу и вмѣстѣ съ привратникомъ сталъ обходить церковь.
   Положеніе Шико было чрезвычайно-опасно. Братъ-привратникъ и служка должны проидти мимо его и непремѣнно замѣтили бы его. Шико постепенно обходилъ колонну по-мѣрѣ-того, какъ свѣтъ приближался и оставаясь такимъ образомъ въ тѣни; потомъ, отворивъ тихонько исповѣдальню, вошелъ въ нее и заперъ за собою дверь.
   Братъ-привратникъ и служка прошли въ четырехъ шагахъ отъ него, и сквозь рѣшетку свѣтъ упалъ на платье Шико.
   -- Чортъ возьми! ворчалъ про себя Шико:-- не вѣчно же братъ-привратникъ, служка и три сѣрые монаха останутся въ церкви; когда они уйдутъ, такъ я подставлю стулья къ окну и вылѣзу...
   -- Да! вылѣзу... продолжалъ Шико, отвѣчая самому-себѣ:-- вмлѣзу на дворъ, а не на улицу!.. Нѣтъ, ужь лучше дождаться утра... закутаюсь въ рясу Горанфло и усну... нечего дѣлать!
   -- Гаси лампы, сказалъ служка.-- Пусть снаружи всѣ видятъ, что совѣщаніе кончилось.
   Привратникъ, съ помощію длиннаго гасильника, погасилъ обѣ лампы, и трапеза погрузилась въ глубокій мракъ.
   Потомъ онъ погасилъ и лампу на хорахъ.
   Только блѣдный лучъ зимней луны слабо освѣщалъ церковь, пробиваясь сквозь цвѣтныя стекла.
   Вмѣстѣ съ мракомъ наступила и тишина.
   Колоколъ ударилъ двѣнадцать разъ.
   -- Ventre de biche! проворчалъ Шико: -- въ полночь, одинъ, въ церкви, пріятель мой Горанфло порядочно бы струсилъ; но къ-счастію, я не такой слабой комплекціи. Шико, другъ мой, желаю тебѣ доброй ночи и спокойнаго сна!
   Прошло десять минутъ; глаза его стали слипаться, и онъ начиналъ погружаться въ сонъ; уму его представлялись фантастическіе образы и неясныя видѣнія, какъ вдругъ рѣзкій ударъ по мѣдной доскѣ дребезжа разнесся во церкви,
   -- Это что? спросилъ Шико, открывъ глаза и прислушиваясь.
   Въ то же время опять засвѣтилась лампа на хорахъ и синеватое пламя ея освѣтило прежнихъ трехъ монаховъ, сидѣвшихъ на томъ же мѣстѣ и въ той же неподвижности.
   Невольный суевѣрный страхъ овладѣлъ Гасконцемъ; не смотря на всю свою храбрость, онъ принадлежалъ къ своей эпохѣ, а въ его время вѣрили фантастическимъ преданіямъ и страшнымъ легендамъ.
   Онъ сотворилъ крестное знаменіе и произнесъ топотомъ:
   -- Vade retro, satanas!
   Еслибъ видѣніе было адское, еслибъ все представлявшееся глазамъ Шико было дьявольское навожденіе, то оно непремѣнно исчезло бы послѣ словъ Шико; но такъ-какъ монахи остались на своихъ мѣстахъ, вопреки vacle retro, то Гасконецъ сталъ думать, что видитъ вещи весьма-естественныя, и хотя не настоящихъ монаховъ, то по-крайней-мѣрѣ живыхъ людей.
   Не смотря на это, дрожь человѣка пробуждающагося, смѣшанная съ трепетомъ человѣка боящагося, пробѣжала по тѣлу Шико.
   Секунду спустя, одна плита пола медленно поднялась и остановилась, безъ всякой видимой посторонней опоры, на собственномъ своемъ узкомъ основаніи. Въ отверстіи показался сперва сѣрый капюшонъ, потомъ явился цѣлый монахъ, который, медленно поднявшись, вступилъ на полъ; за нимъ плита медленно закрылась.
   При этомъ зрѣлищѣ, Шико пересталъ вѣрить въ дѣйствительность своего заклинанія. Волосы поднялись дыбомъ на головѣ его, и онъ вообразилъ, что всѣ пріоры, аббаты и старшины Монастыря-св.-Женевьевы, начиная съ Опта, умершаго въ 533 году, и до Пьерра Будена, предшественника настоящаго начальника, возстанутъ изъ своихъ гробовъ, находившихся въ склепѣ.
   Но сомнѣніе его было непродолжительно.
   -- Братъ Монсоро, сказалъ одинъ изъ трехъ монаховъ появившемуся столь страннымъ образомъ: -- прибылъ ли тотъ, кого мы ждемъ?
   -- Онъ ждетъ приказанія войдти, отвѣчалъ тотъ, къ кому обращался вопросъ.
   -- Отворите ему дверь, и пусть онъ войдетъ.
   -- О-го! подумалъ Шико: -- кажется, комедія-то въ двухъ дѣйствіяхъ, а я видѣлъ только первое. Два дѣйствія! шутка!..
   И, не смотря на то, что Гасконецъ шутилъ съ самимъ-собою, онъ не могъ, однакожь, преодолѣть невольнаго трепета, отъ котораго ему казалось, что вся скамья, гдѣ сидѣлъ онъ, была обита острыми иглами.
   Братъ Монсоро приблизился къ трапезѣ и отворилъ желѣзную дверь, находившуюся между двумя лѣстницами, ведшими на хоры.
   Въ то же время, монахъ, сидѣвшій на хорахъ между двумя другими, опустилъ свой капюшонъ и открылъ такимъ образомъ широкій шрамъ, благородный знакъ, по которому Парижане узнавали съ такимъ восторгомъ того, кто слылъ уже героемъ католиковъ, не сдѣлавшись еще ихъ мученикомъ.
   -- Знаменитый Генрихъ де-Гизъ, подумалъ Шико: -- а мой пріятель воображаетъ, что онъ занятъ осадой Ла-Шариге. А! теперь я все понимаю. Тотъ, который сидитъ по правую сторону, долженъ быть кардиналъ лотарингскій, по лѣвую -- мой закадычный другъ, герцогъ майеннскій; но гдѣ же, чортъ его возьми, Николай Давидъ?
   И точно, въ то же мгновеніе, какъ-бы для подтвержденія мнѣнія Шико, капюшоны другихъ двухъ монаховъ опустились назадъ, открывъ съ одной стороны умное лицо, широкій лобъ и проницательный взоръ знаменитаго кардинала, а съ другой гораздо-менѣе благородное и выразительное лицо герцога майеннскаго.
   -- Ага! узналъ я васъ, подумалъ Шико: -- теперь посмотримъ, что ты будешь дѣлать; послушаемъ, что ты скажешь.
   Въ это самое время, Монсоро подошелъ къ желѣзной двери.
   -- Полагали ли вы, что онъ прійдетъ? спросилъ человѣкъ съ шрамомъ своего брата, кардинала.
   -- Не только полагалъ, но былъ въ томъ такъ увѣренъ, что взялъ съ собою все, что нужно для помазанія мѵромъ.
   И Шико, сидѣвшій такъ близко, что легко могъ все слышать и видѣть, замѣтилъ, какъ слабый свѣтъ лампы блеснулъ на золотомъ ящичкѣ съ выпуклыми украшеніями.
   -- Кажется, они хотятъ помазать кого-то на царство.-- Какъ это хорошо; мнѣ уже давно хотѣлось видѣть такую церемонію!
   Между-тѣмъ, человѣкъ двадцать монаховъ, скрытые подъ большими капюшонами, вошли въ желѣзную дверь и заняли мѣста въ трапезной. Одинъ изъ нихъ вошелъ вслѣдъ за графомъ де-Монсоро и всталъ на правую сторону трехъ братьевъ, на хорахъ.
   Служка опять явился, почтительно выслушалъ приказанія Генриха де-Гиза и исчезъ.
   Герцогъ де-Гизъ окинулъ взоромъ собраніе, которое было въ шесть разъ малочисленнѣе перваго и, вѣроятно, состояло только изъ избранныхъ; увѣрившись, что всѣ не только слушали его, но съ нетерпѣніемъ ожидали, чтобъ онъ заговорилъ, онъ сказалъ:
   -- Друзья, время дорого, и я пойду прямо къ цѣли. Полагаю, что вы были въ первомъ собраніи, и потому слышали, что нѣкоторые изъ членовъ лиги обвиняютъ въ равнодушіи и даже въ нерасположеніи одного изъ главнѣйшихъ между нами, принца самаго приближеннаго къ трону. Наступила минута выказать этому принцу все наше участіе и уваженіе. Вы сами услышите его, и, какъ люди, стремящіеся къ первой цѣли святой лиги, будете сами судить о томъ, справедливы ли упреки и обвиненія въ равнодушіи, холодности и бездѣйствіи, высказанные сейчасъ однимъ изъ братьевъ святой лиги, которому мы не сочли нужнымъ открывать нашей тайны, -- а именно Горанфло.
   При этомъ имени, произнесенномъ герцогомъ де-Гизомъ съ выраженіемъ, свидѣтельствовавшемъ о нерасположеніи къ бѣдному женовефецу, Шико не могъ удержаться отъ внутренняго смѣха, который хотя не былъ громкомъ, но не менѣе того былъ неприличенъ, судя по важности лицъ, возбуждавшихъ его.
   -- Братья, продолжалъ герцогъ: -- принцъ, содѣйствія котораго мы желали и надѣялись -- здѣсь!
   Всѣ взоры съ любопытствомъ обратились къ монаху, стоявшему по правую сторону трехъ братьевъ.
   -- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ, обратившись къ тому, на котораго въ эту минуту было обращено общее вниманіе: -- мнѣ кажется, что воля Господа теперь несомнѣнна; такъ-какъ вы согласились присоединиться къ намъ, то наше дѣло должно быть правое. Позвольте же попросить ваше высочество поднять капюшонъ, чтобъ ваши приверженцы могли собственными глазами убѣдиться въ исполненіи даннаго имъ обѣщанія... обѣщанія столь лестнаго, что имъ трудно было повѣрить ему.
   Таинственное лицо, къ которому обращался Генрихъ де-Гизъ, откинуло капюшонъ назадъ, и Шико, ожидавшій увидѣть подъ рясой какого-нибудь лотарингскаго неизвѣстнаго принца, съ изумленіемъ увидѣлъ лицо герцога анжуйскаго; оно было такъ блѣдно, что при синеватомъ свѣтѣ лампады казалось высѣченнымъ изъ мрамора.
   -- Нашъ братецъ анжуйскій! подумалъ Шико: -- не-ужь-то онъ не перестанетъ играть чужими головами въ чужія короны?
   -- Да здравствуетъ его высочество герцогъ анжуйскій! вскричали всѣ присутствующіе.
   Франсуа поблѣднѣлъ болѣе прежняго.
   -- Не бойтесь, ваше высочество, шепнулъ ему Генрихъ де-Гизъ: -- въ капеллѣ нѣтъ ни одного лишняго человѣка, а двери крѣпко заперты.
   -- Разумѣется, подумалъ Шико.
   -- Братья, сказалъ графъ де-Монсоро:-- его высочество желаетъ вамъ сказать нѣсколько словъ.
   -- Пусть говоритъ, пусть говорить! вскричали остальные: -- мы слушаемъ.
   Три лотарингскіе принца обратились къ герцогу анжуйскому и поклонились ему.
   Герцогъ анжуйскій оперся на спинку скамьи; казалось, онъ готовъ былъ упасть.
   -- Господа, сказалъ онъ такимъ глухимъ и дрожащимъ голосомъ, что сначала было трудно разслышать его:-- господа, я вѣрю, что Господь обратилъ на насъ свой милостивый взоръ, и что, рано ли, поздно ли, Онъ положитъ конецъ смутамъ и безпорядкамъ, которые суть слѣдствія безразсуднаго людскаго честолюбія.
   Начало рѣчи герцога было такъ же темно, какъ мраченъ былъ его характеръ; всѣ въ молчаніи ожидали, чтобъ рѣчь его высочества прояснилась нѣсколько, и чтобъ можно было судить о ней.
   Герцогъ продолжалъ болѣе-твердымъ голосомъ:
   -- Я самъ бросилъ взоръ на этотъ міръ и, не будучи въ состояніи окинуть всю поверхность его своимъ слабымъ взглядомъ, остановилъ его на Франціи. Что же увидѣлъ я тогда въ этомъ королевствѣ? Святая вѣра Христова поколеблена въ своемъ основаніи, и истинные слуги Божіи разсѣяны и изгнаны. Тогда я измѣрилъ глубину бездны, уже разверстой ересями, потрясающими вѣрованія подъ предлогомъ быть угодными Господу, и душа моя погрузилась въ печаль и сѣтованіе...
   Одобрительный ропотъ пробѣжалъ по собранію.
   Герцогъ высказалъ свое сочувствіе къ страданіямъ церкви, что почти равнялось объявленію войны виновникамъ этихъ страданій.
   -- Посреди этой глубокой горести, продолжалъ принцъ: -- я услышалъ, что многіе благородные дворяне, благочестивые люди и приверженные къ обычаямъ нашихъ предковъ, приняли на себя попеченіе объ утвержденіи поколебленнаго алтаря. Я бросилъ вокругъ себя грустный взглядъ, и мнѣ показалось, что наступилъ уже день страшнаго суда, что Господь отдѣлилъ уже избранныхъ отъ отчужденныхъ. Съ одной стороны, были послѣдніе, и я съ ужасомъ отдалился отъ нихъ; съ другой стороны были избранные, и я бросился въ ихъ объятія... Братія, я съ вами!
   -- Очень-хорошо! произнесъ Шико тихимъ голосомъ.
   Но предосторожность его была напрасна: онъ могъ бы закричать во все горло, и все-таки никто бы не услышалъ его: такъ шумны были клики и рукоплесканія, раздавшіяся подъ сводами церкви послѣ словъ герцога.
   Три лотарингскіе принца первые подали знакъ къ этому шуму; потомъ кардиналъ, стоявшій ближе другихъ къ герцогу, ступилъ еще шагъ къ нему и сказалъ:
   -- Добровольно ли вы пришли къ намъ, принцъ?
   -- Совершенно-добровольно.
   -- Кто открылъ вамъ нашу святую тайну?
   -- Другъ мой, усердный приверженецъ католической вѣры, графъ де-Монсоро.
   -- Такъ-какъ вы теперь изъ нашихъ, сказалъ герцогъ де-Гизъ:-- то благоволите, ваше высочество, объявить намъ, что вы намѣрены сдѣлать для блага религіи и святой лиги?
   -- Я намѣренъ исполнять всѣ требованія римско-католическо-апостолической религіи, отвѣчалъ новопосвященный.
   -- Ventre de biche! проворчалъ Шико:-- охота же людямъ окружать себя таинственностью, чтобъ твердить подобныя глупости! Что бы имъ идти прямо къ Генриху III? Онъ охотно вступилъ бы въ союзъ ихъ. Вѣдь процессіи, бичеванія, истребленіе ереси -- его любимыя занятія!.. Чудаки, право! Corboeuf! Добрый герцогъ анжуйскій такъ растрогалъ меня, что мнѣ хочется выйдти изъ исповѣдальни и просить этихъ господъ, чтобъ они приняли и меня въ свою лигу! Продолжай, достойный братъ моего благопріятеля, продолжай! Это очень-похвально!..
   И герцогъ анжуйскій, какъ-бы угадавъ мысли Шико, продолжалъ въ-самомъ-дѣлѣ.
   -- Но, сказалъ онъ:-- благородные дворяне должны имѣть цѣлію не одни интересы религіи. Я вижу еще другую цѣль.
   -- Говоры, анжуйскій, говори! говорилъ Шико про себя:-- я тоже дворянинъ, и надѣюсь -- благородный; слѣдовательно, цѣль твоя касается и до меня.
   -- Ваше высочество, сказалъ кардиналъ де-Гизъ:-- мы съ глубочайшимъ вниманіемъ готовы васъ слушать.
   -- Тѣмъ болѣе, что слова ваши пробуждаютъ надежду въ нашихъ сердцахъ, прибавилъ герцогъ майеннскій.
   -- Такъ я объяснюсь, сказалъ герцогъ анжуйскій, устремивъ безпокойный взглядъ въ мрачный конецъ капеллы, какъ-бы для того, чтобъ удостовѣриться, не услышатъ ли его словъ уши, недостойныя ихъ слышать.
   Графъ де-Монсоро понялъ безпокойство принца и успокоилъ его улыбкой и выразительнымъ взглядомъ.
   -- Всякій дворянинъ долженъ сперва помышлять о Богѣ, а потомъ... при послѣднихъ словахъ герцогъ анжуйскій невольно понизилъ голосъ.
   -- Потомъ о королѣ, пробормоталъ Шико; -- старая пѣсня!
   -- Потомъ объ отечествѣ, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- и онъ спрашиваетъ себя, точно ли отчизна его наслаждается тою честію и тѣмъ благосостояніемъ, которыхъ она заслуживаетъ...
   -- И такъ, я спрашиваю себя, продолжалъ герцогъ анжуйскій, угловатыя скулы котораго мало-по-малу оживлялись лихорадочнымъ румянцемъ: -- я спрашиваю себя пользуется ли моя отчизна тѣмъ спокойствіемъ и счастіемъ, которыхъ заслуживаетъ прекрасная, чудная страна, называемая Франціей, и -- вижу съ горестію, что нѣтъ.
   "И точно, братія! самыя разнообразныя, но могущественныя власти и партіи терзаютъ государство. По слабости высшей воли, которая забываетъ, что она должна надъ всѣмъ господствовать для блага своихъ подданныхъ и только изрѣдка, и то всегда некстати, принимается за энергическія дѣйствія, которыя, поэтому самому, производятъ только вредъ, -- по слабости этой воли мы смѣло можемъ обвинить въ злополучномъ положеніи Франціи только ея... правителя!...
   "Но, братія, обвинять не значитъ утверждать.
   "Хотя мы не знаемъ настоящаго источника зла, а только подозрѣваемъ его, -- но зло, однакожь, существуетъ... Если виновникъ этого зла и не король, такъ виновны мнимые друзья, его окружающіе, а потому я долженъ былъ, какъ истинный, вѣрный служитель церкви и престола, присоединиться къ тѣмъ, которые всѣми способами стремятся истреблять еретиковъ и коварныхъ совѣтниковъ. Вотъ, господа, чему и я хочу содѣйствовать всѣми силами; вотъ почему и я присоединяюсь къ лигѣ."
   -- О-го! подумалъ Шико съ изумленіемъ: -- одно ушко выказалось, да только не ослиное, какъ я думалъ сперва, а лисье.
   Эта рѣчь герцога анжуйскаго,-- показавшаяся, быть-можетъ, нѣсколько-длинною нашимъ читателямъ, незнакомымъ съ политикой того вѣка,-- такъ сильно возбудила участіе слушателей, что почти Всѣ приблизились къ принцу, чтобъ не проронить ни одного слова изъ рѣчи, произносимой болѣе и болѣе глухимъ, неявственнымъ голосомъ, по мѣрѣ того, какъ смыслъ ея становился яснѣе.
   Зрѣлище было любопытное. Толпа изъ двадцати-пяти или тридцати слушателей, съ откинутыми капюшонами, оставлявшими незакрытыми благородныя, смѣлыя физіономіи, на которыхъ было написано сильное любопытство, группировалась вокругъ принца и была освѣщаема блѣднымъ свѣтомъ единственной лампы.
   Остальная часть церкви, какъ-бы чуждая драмы, разъигрывавшейся на одной точкѣ, была погружена въ глубокій, непроницаемый мракъ.
   Посреди группы видно было блѣдное лицо герцога анжуйскаго, со впалыми глазами и ртомъ, походившимъ на челюсть черепа.
   -- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ: -- благодаря васъ за произнесенныя слова, осмѣлюсь прибавить, что вы окружены людьми преданными не только изложеннымъ вами правиламъ, но и особѣ вашего высочества, въ чемъ послѣдствія этого совѣщанія вполнѣ убѣдятъ васъ.
   Герцогъ анжуйскій поклонился и, поднявъ голову, окинулъ собраніе безпокойнымъ взоромъ.
   -- Ваше высочество, сказалъ кардиналъ, отъ котораго не ускользнулъ взглядъ принца: -- если вы еще опасаетесь, такъ надѣюсь, что одни имена окружающихъ васъ могутъ ручаться за вѣрность и преданность ихъ. Вогъ губернаторъ д'Онисъ, д'Антрагъ младшій, де-Риберакъ и де-Ливаро, молодые дворяне, знакомые вашему высочеству; вотъ еще видамъ кастильйонскій, баронъ де-Люсиньянъ, господа Крюсе и Леклеръ,-- все люди, убѣжденные въ благоразуміи вашего высочества и счастливые тѣмъ, что служатъ святой религіи и престолу подъ вашимъ начальствомъ. Слѣдовательно, мы всѣ съ признательностью готовы принять повелѣнія вашего высочества.
   Герцогъ анжуйскій не могъ скрыть движенія гордости. Надменные Гизы, которыхъ онъ никогда не могъ подчинить волѣ своей, теперь сами говорили о повиновеніи.
   -- По происхожденію своему и уму, сказалъ герцогъ майеннскій:-- вы естественный начальникъ святаго союза, и отъ вашего высочества мы должны узнать, какъ поступать съ тѣми ложными друзьями короля, о которыхъ вы сейчасъ изволили говорить.
   -- Это весьма-просто, отвѣчалъ герцогъ съ тѣмъ лихорадочнымъ одушевленіемъ, которое въ людяхъ малодушныхъ замѣняетъ мужество: -- когда чужеядныя и ядовитыя растенія росгугъ въ полѣ и вредятъ полезнымъ растеніямъ, ихъ должно истреблять. Король окруженъ не друзьями, но льстецами, которые губятъ его и подаютъ примѣръ ужасной, позорной жизни!
   -- Правда, сказалъ герцогъ де-Гизъ мрачнымъ голосомъ.
   -- Притомъ же, эти льстецы, прибавилъ кардиналъ: -- препятствуютъ намъ, истиннымъ друзьямъ его высочества, имѣть доступъ къ престолу, принадлежащій намъ по праву.
   -- А потому, внезапно вскричалъ герцогъ маненнскій -- пусть простые члены лиги заботятся о пользѣ церкви. Служа церкви, они будутъ угождать только членамъ ея. Мы же будемъ дѣлать свое! Есть люди, мѣшающіе намъ, оскорбляющіе насъ и неоказывающіе должнаго уваженія принцу, которому мы душевно преданы и котораго избрали своимъ начальникомъ.
   Лицо герцога анжуйскаго покрылось краской.
   -- Истребимъ, продолжалъ Майеинъ:-- истребимъ до послѣдняго эту окаянную сволочь, которую король обогащаетъ намъ же во вредъ! Пусть только каждый изъ насъ возьметъ на себя отправить на тотъ свѣтъ хоть одного. Насъ здѣсь тридцать человѣкъ, сочтемъ враговъ.
   -- Это благоразумно, сказалъ герцогъ анжуйскій:-- и вы, мосьё де-Майеннъ, уже сдѣлали свое.
   -- Что сдѣлано, то не въ счетъ, отвѣчалъ герцогъ майеннскій.
   -- Однакожь вы должны оставить и на нашу долю нѣкоторыхъ, сказалъ д'Антрагъ.-- Я беру на себя Келюса.
   -- Я Можирона, сказалъ Ливаро.
   -- Я Шомберга, сказалъ Риберакъ.
   -- Хорошо, хорошо! вскричалъ герцогъ: -- не забывайте, что у меня остается еще Бюсси, мой храбрый Бюсси, который возьметъ на свою долю нѣсколькихъ.
   -- А мы? а мы? кричали другіе.
   Граъъ де-Монсоро выступилъ впередъ.
   -- А-га! оберъ-егермейстеръ пришелъ просить свою долю, проговорилъ Шико, который, видя, какой оборотъ принимали дѣла, уже не смѣялся.
   Но онъ ошибался на-счетъ графа де-Монсоро.
   -- Господа, сказалъ послѣдній:-- прошу позволенія сказать нѣсколько словъ. Мы люди смѣлые, рѣшительные, а между-тимъ боимся откровенно говорить другъ съ другомъ. Мы люди разсудительные, а между-тѣмъ останавливаемся на пустякахъ. Будьте же, господа, посмѣлѣе, порѣшительнѣе, пооткровеннѣе. Дѣло идетъ не о миньйонахъ короля Генриха и не о томъ, что мы не имѣемъ къ нему доступа...
   -- О чемъ же? проговорилъ Шико, приставивъ къ уху руку, въ видѣ акустической трубы, чтобъ не проронить ни одного слова.
   -- Говори же скорѣе, о чемъ? я жду.
   -- Насъ теперь занимаетъ затруднительное, невыносимое положеніе, въ которомъ мы находимся. Власть, которая нами управляетъ, недостойна французскаго дворянства: что значатъ религіозныя комедіи, безсиліе и оргіи, щедрость на празднества, заставляющія съ сожалѣніемъ улыбаться всю Европу, скупость ко всему, что относится къ войнѣ и искусствамъ? Подобное поведеніе происходитъ не отъ невѣдѣнія, не отъ малодушія, а отъ разстройства умственныхъ силъ!
   Могильная тишина наступила за словами обер-егермейстера.
   Впечатлѣніе, произведенное ими, было тѣмъ глубже, что каждый втайнѣ твердилъ слова, произнесенныя имъ вслухъ, такъ-что всѣ вздрогнули, какъ-бы услышавъ отголосокъ собственнаго своего мнѣнія, собственнаго своего убѣжденія.
   Графъ де-Монсоро, очень-хорошо понимавшій, что молчаніе это было слѣдствіемъ общаго согласія, продолжалъ:
   -- Не-уже-ли мы должны терпѣть сумасшедшаго, малодушнаго и празднаго короля, когда Испанія зажигаетъ свои костры, когда въ Германіи, въ древнихъ монастыряхъ, пробуждаются ересеначальники, когда непоколебимая политика Англіи отсѣкаетъ головы? Всѣ эти націи со славою стремятся къ чему-нибудь? Мы же находимся въ презрѣнномъ, позорномъ усыпленіи! Простите мнѣ, господа, что я дерзаю говорить это въ-присутствіи великаго принца. Вотъ уже четыре года, какъ нами управляетъ не король, а монахъ!...
   При этихъ словахъ, энтузіазмъ присутствующихъ, искусно-подготовленный и воздерживаемый въ-продолженіи цѣлаго часа осторожнымъ дѣйствіемъ начальниковъ, разразился съ такою силою, что никто не узналъ бы въ этомъ пылкомъ порывѣ прежнихъ холодныхъ и разсудительныхъ союзниковъ.
   -- Не хотимъ болѣе Генриха! кричали всѣ: -- дайте намъ въ начальники дворянина, короля-воина, тирана, если нужно, но не хотимъ монаха!
   -- Господа, господа! сказалъ лицемѣрно герцогъ анжуйскій:-- пощадите, умоляю васъ, моего брата, который ошибается или котораго обманываютъ. Позвольте мнѣ надѣяться, что наши умные совѣты и благодѣтельное вмѣшательство могущества лиги наставятъ его на путь истинный.
   -- Шипитъ, змѣя, шипитъ! ворчалъ Шико.
   -- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ: -- изволили выслушать искреннее выраженіе мнѣнія нашего общества. Нѣтъ, здѣсь идетъ дѣло о союзѣ противъ Беарнца, пугалища глупцовъ, а не о лигѣ для поддержанія правъ церкви, которая сама съумѣетъ поддержать ихъ лучше насъ; мы заботимся о томъ, чтобъ вывести французское дворянство изъ постыднаго положенія, въ которомъ оно находится. Долго удерживало насъ уваженіе къ вашему высочеству; долго мысль о привязанности вашего высочества къ своимъ роднымъ удерживала насъ въ границахъ скрытности. Теперь вы все узнали, а потому услышите цѣль настоящаго засѣданія лиги....
   -- Что вы говорите, герцогъ? спросилъ принцъ съ безпокойствомъ.
   -- Ваше высочество, продолжалъ герцогъ де-Гизъ:-- мы собрались не для того, чтобъ вступать въ богословскіе диспуты, а для того, чтобъ дѣйствовать и дѣйствовать рѣшительно. Сегодня мы избирали начальника, способнаго обогатить дворянство Франціи; а такъ-какъ у древнихъ франковъ существовалъ обычай дѣлать подарокъ избираемому начальнику, то мы предлагаемъ начальнику, избранному нами...
   Всѣ сердца забились; но сильнѣе другихъ забилось сердце герцога. Однакожъ, онъ оставался нѣмъ и неподвиженъ... только страшная блѣдность измѣняла его волненію.
   -- Господа, продолжалъ герцогъ де-Гизъ, взявъ со скамьи и поднявъ надъ головою принца что-то тяжелое: -- вотъ подарокъ, который я, отъ имени всѣхъ, подношу принцу.
   -- Корона! вскричалъ герцогъ, схватившись за спинку скамьи, чтобъ не упасть: -- корона мнѣ?
   -- Виватъ Франциску III! вскричали дворяне, обнажая шпаги.
   Глухо, страшно раздавалось это восклицаніе подъ тяжелыми сводами церкви.
   -- Мнѣ?.. мнѣ? говорилъ принцъ, дрожа отъ радости и страха: -- мнѣ?.. Но это невозможно!.. Братъ мой еще живъ!... Братъ мой помазанникъ Господа!
   -- Мы ждемъ, сказалъ герцогъ де-Гизъ:-- чтобъ судъ Божій былъ произнесенъ...
   -- О, господа! произнесъ слабымъ голосомъ принцъ:-- пощадите!
   -- Ваше высочество, сказалъ кардиналъ: -- мы уважаемъ вашу братнюю любовь; но вотъ нашъ отвѣтъ на ваше замѣчаніе: Генрихъ III былъ помазанникъ Божій, но я, по дарованной. мнѣ свыше власти, отрѣшилъ его: не онъ, а вы теперь избранникъ Божій!.. Этотъ храмъ такъ же важенъ, какъ реймскій соборъ, потому-что въ немъ хранятся мощи святой Женевьевы, покровительницы Парижа; здѣсь было погребено тѣло Кловиса, перваго христіанскаго короля... И въ этомъ святомъ храмѣ, передъ статуей истиннаго основателя Французской Монархіи, я, одинъ изъ сановниковъ церкви, имѣющій полное право надѣяться быть со-временемъ главой ея, провозглашаю васъ королемъ и помажу на царство святымъ мѵромъ, присланнымъ папою Григоріемъ XIII! Ваше высочество, назовите будущаго реймскаго архіепископа, назовите вашего коннетабля, и черезъ минуту вы будете королемъ, и братъ вашъ Генрихъ будетъ провозглашенъ незаконнымъ владѣтелемъ престола, если откажется уступить вамъ его добровольно! Служка, зажги свѣчи на алтарѣ!
   И въ одно мгновеніе служка, ожидавшій, по-видимому, этого приказанія, зажегъ свѣчи алтаря.
   Ярко освѣтился алтарь, и всѣ увидѣли на немъ митру, осыпанную драгоцѣнными каменьями, и мечъ съ гербомъ Франціи. То была архіепископская митра... то былъ мечъ коннетабля...
   И въ то же время подъ сводами пронесся звукъ органа, заигравшаго Veni Creator.
   Эта эффектная развязка, подготовленная тремя лотарингскими принцами и которой не ожидалъ самъ герцогъ анжуйскій, произвела глубокое впечатлѣніе на присутствующихъ. Сильные воспламенились, слабые стали сильными.
   Герцогъ анжуйскій поднялъ голову и шагомъ болѣе-твердымъ, нежели можно было ожидать, пошелъ къ алтарю, въ правую руку взялъ митру, въ лѣвую мечъ и, возвратившись къ герцогу и кардиналу, которые ожидали этой чести, возложилъ митру на кардинала и вручилъ мечъ герцогу.
   Единодушныя рукоплесканія привѣтствовали этотъ рѣшительный и тѣмъ болѣе неожиданный поступокъ, что всѣмъ былъ извѣстенъ нерѣшительный характеръ принца.
   -- Господа, сказалъ герцогъ присутствующимъ: -- пусть герцогъ майеннскій запишетъ ваши имена: въ тотъ день, когда я сдѣлаюсь королемъ, вы всѣ будете кавалерами ордена.
   Рукоплесканія усилились, и всѣ присутствующіе поочередно стали подходить къ герцогу майеннскому.
   -- Mordieu! подумалъ Шико: -- вотъ славная окказія получить голубую лепту: стоитъ только показаться! Но не покажусь -- я презираю суетность!
   -- Теперь къ алтарю, ваше величество, сказалъ кардиналъ де-Гизъ.
   -- Мосьё де-Монсоро, вы полковникъ; господа де-Риберакъ и д'Антрагъ -- капитаны, де-Ливаро -- лейтенантъ моей стражи, займите на хорахъ мѣста, которыя принадлежатъ вамъ по чинамъ, которые я вамъ жалую.
   Каждый изъ названныхъ занялъ мѣсто, которое въ настоящей коронаціи принадлежало бы имъ.
   -- Господа, сказалъ герцогъ, обращаясь къ прочимъ:-- каждый изъ васъ можетъ просить у меня чего угодно; я постараюсь удовлетворить всѣхъ.
   Между-тѣмъ, кардиналъ ушелъ за дарохранительницу и воротился оттуда въ полномъ облаченіи, неся въ рукахъ чашу съ муромъ.
   Служка, по данному знаку, принесъ евангеліе и крестъ. Кардиналъ взялъ и то и другое, положилъ крестъ на евангеліе и подалъ ихъ принцу, который положилъ на нихъ руку.
   -- Предъ лицомъ Бога, сказалъ принцъ: обѣщаю моему народу уважать и защищать права святой вѣры нашей, какъ слѣдуетъ христіанскому королю и старшему сыну церкви. Да поможетъ мнѣ Господь и святое евангеліе!
   -- Аминь! отвѣчали въ одинъ голосъ всѣ присутствующіе.
   -- Аминь! повторилъ какъ-бы отголосокъ въ глубинѣ церкви.
   Герцогъ де-Гизъ, исполнявшій, какъ мы уже сказали, должность коннетабля, подошелъ къ алтарю и положилъ на него свой мечъ.
   Кардиналъ благословилъ его, вынулъ изъ ноженъ, взялъ за лезвеё и подалъ Франциску, который принялъ его за рукоять.
   -- Государь, сказалъ кардиналъ: -- пріймите этотъ мечъ вмѣстѣ съ благословеніемъ Господа; пусть этотъ мечъ, силою Святаго Духа, послужитъ вамъ на защиту отъ враговъ и на покровительство святой церкви и государства, вамъ ввѣряемаго. Пріймите этотъ мечъ, чтобъ, съ помощію его, творить судъ и расправу, защищать вдовъ и сиротъ и уничтожать безпорядки; царствуйте со славою и доблестно, чтобъ удостоиться царствовать съ тѣмъ, котораго вы замѣняете на землѣ и котораго царствію не будетъ конца! Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.
   Герцогъ опустилъ мечъ такимъ образомъ, что остріе его касалось пола, и черезъ минуту опять отдалъ его герцогу де-Гизу.
   Служка принесъ подушку и положилъ ее предъ герцогомъ анжуйскимъ, который преклонилъ на ней колѣно.
   Потомъ кардиналъ открылъ маленькую золотую шкатулку и остріемъ золотой иглы извлекъ изъ нея частицу святаго мѵра, которую положилъ на дискосъ.
   Взявъ дискосъ въ лѣвую руку, онъ произнесъ надъ герцогомъ двѣ молитвы.
   Потомъ, взявъ святой елей большимъ перстомъ, онъ сотворилъ имъ крестное знаменіе на головѣ принца, говоря:
   -- Ungo te in regem de oleo sanctificato, in nomine Patris et Filii et Spiritus-Sancti.
   Вслѣдъ за тѣмъ, служка стеръ елей платкомъ, вышитымъ золотомъ.
   Тогда кардиналъ взялъ въ обѣ руки корону и опустилъ ее на голову принца, не выпуская, однакожь, изъ рукъ. Герцогъ де-Гизъ и де-Майеннъ приблизились и съ обѣихъ сторонъ взялись за корону.
   И кардиналъ, поддерживая ее одною лѣвою рукою, сказалъ, благословляя принца правою:
   -- Господь вѣнчаетъ тя вѣнцомъ славы и правосудія.
   Потомъ, отнявъ и лѣвую руку, произнесъ:
   -- Прійми сей вѣнецъ во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
   Корона опустилась на голову блѣднаго и дрожавшаго всѣми членами герцога анжуйскаго, и въ то же мгновеніе онъ инстинктивно схватился за нее руками...
   Служка прозвонилъ, и всѣ присутствующіе преклонили головы...
   Но вскорѣ они опять подняли ихъ, обнажили шпаги и вскричали:
   -- Да здравствуетъ король Францискъ III!
   -- Ваше величество, сказалъ кардиналъ герцогу анжуйскому: -- съ этой минуты вы царствуете надъ Франціею, потому-что васъ вѣнчалъ представитель самого папы Григорія XIII.
   -- Ventre de biche! проворчалъ Шико:-- преинтересное зрѣлище! Спасибо имъ... удружили! все показали.
   -- Господа, сказалъ герцогъ анжуйскій съ гордостью и величіемъ:-- я никогда не забуду именъ тридцати дворянъ, которые первые сочли меня достойнымъ царствовать надъ ними... Прощайте, господа, да хранитъ васъ Богъ!
   Кардиналъ и герцогъ де-Гизъ поклонились; но Шико, смотрѣвшіи на нихъ съ боку, замѣтилъ, что пока герцогъ майеннскій провожалъ новаго короля, братья помѣнялись иронической улыбкой.
   -- Ой, ой, ой! Это еще что значитъ? подумалъ Гасконецъ:-- и что за игра, когда всѣ плутуютъ?
   Между-тѣмъ, герцогъ ушелъ въ желѣзную дверь, ведшую въ склепъ, куда за нимъ послѣдовали всѣ присутствовавшіе, исключая трехъ братьевъ, которые вошли въ трапезную, пока братъ-привратникъ гасилъ свѣчи на алтарѣ.
   Служка затворилъ желѣзную дверь, и церковь опять была освѣщена только одною лампою, которая, подобно символу, непостижимому массѣ, говорила избраннымъ о чемъ-то таинственномъ...
   

IX.
Какъ Шико, думая заняться исторіей, проходилъ курсъ генеалогіи.

   Шико всталъ въ исповѣдальнѣ, чтобъ поразмяться. Онъ могъ надѣяться, что это засѣданіе было послѣднее; а такъ-какъ было уже около двухъ часовъ пополуночи, то онъ хотѣлъ уже устроиться, чтобъ лучше уснуть.
   Но, къ величайшему изумленію его, когда всѣ двери были заперты, три лотарингскіе принца вышли изъ трапезной; только теперь они скинули съ себя монашеское одѣяніе и явились въ обыкновенныхъ своихъ костюмахъ.
   Въ то же время, при появленіи ихъ, служка засмѣялся такъ громко и весело, что и Шико не могъ удержаться отъ смѣха, самъ не зная, чему смѣется.
   Герцогъ майеннскій поспѣшно подошелъ къ лѣстницѣ.
   -- Не смѣйтесь такъ громко, сестра, сказалъ онъ:-- они только-что вышли и могутъ васъ услышать.
   -- Сестра? подумалъ Шико съ новымъ изумленіемъ:-- не-ужь-то этотъ монашекъ женщина?
   И точно, служка откинулъ назадъ свой капюшонъ и открылъ преумное и премилое женское личико.
   У нея были черные глаза, блиставшіе лукавствомъ, но въ серьёзныя минуты принимавшіе грозное выраженіе.
   У нея былъ алый, прелестный ротикъ; носъ прекрасно-очерченный, кругленькій подбородокъ, оканчивавшій правильный овалъ нѣсколько-блѣднаго лица, на которомъ ярко отдѣлялись черныя брови.
   Это была сестра Гизовъ, мадамъ де-Монпансье, опасная сирена, искусно умѣвшая скрыть подъ тяжелой монашеской одеждой неровность плечъ, изъ которыхъ одно было нѣсколько-выше другаго, и некрасивую форму правой ноги, заставлявшую ее слегка хромать.
   Благодаря этимъ несовершенствамъ, въ тѣлъ этой женщины, которую Господь надѣлилъ лицомъ ангела, поселилась душа демона.
   Шико часто видалъ ее при дворъ королевы Луизы-Водемонской, ея кузины, и понялъ всю тайцу предшествовавшихъ сценъ.
   -- Ахъ! братецъ-кардиналъ, говорила герцогиня, не переставая хохотать: -- а онъ подставлялъ голову! Фи! Какъ онъ былъ нехорошъ въ коронѣ!
   -- Все равно, сказалъ герцогъ: -- мы достигли того, что намъ было нужно, и Франсуа теперь не отступится. Монсоро, у котораго, вѣроятно, были свои тайныя, мрачныя причины, довелъ насъ до этого, и теперь мы увѣрены, что онъ не отступится отъ насъ, какъ отъ ла-Моля и Коконна, когда ихъ повели на эшафотъ.
   -- О! отвѣчалъ герцогъ майеннскій: -- принцамъ нашего рода далеко до этой дороги.
   Шико понялъ, что съ герцогомъ анжуйскимъ съиграли комедію, и такъ-какъ онъ ненавидѣлъ принца, то за эту мистификацію охотно поцаловалъ бы Гизовъ, исключая, однакожъ, Майенна, за котораго онъ поцаловалъ бы два раза герцогиню де-Монпансье.
   -- Но возвратимтесь къ дѣламъ, сказалъ кардиналъ.-- Все крѣпко заперто, не правда ли?
   -- Все, все! отвѣчала герцогиня: -- впрочемъ, можно посмотрѣть.
   -- Нѣтъ, сказалъ герцогъ:-- вы, должно-быть, устали, мой миленькій служка.
   -- Напротивъ, мнѣ было слишкомъ-весело.
   -- Майеннъ, вы говорите, что онъ здѣсь? спросилъ герцогъ.
   -- Да.
   -- Но я не видалъ его.
   -- Еще бы! Онъ спрятанъ.
   Шико пересталъ смѣяться.
   -- Гдѣ же? спросилъ герцогъ де-Гизъ.
   -- Въ исповѣдальнѣ.
   Эти слова раздались въ ушахъ Шико какъ сто тысячь трубъ апокалипсиса.
   -- Кто спрятанъ въ исповѣдальнѣ? ворчалъ онъ, задрожавъ: -- ventre de biche! Кажется, я одинъ здѣсь!
   -- Слѣдовательно, онъ все видѣлъ, все слышалъ? спросилъ герцогъ.
   -- Такъ что же? Онъ въ нашихъ рукахъ.
   -- Приведите его, Майеннъ.
   Майеннъ сошелъ съ лѣстницы, осмотрѣлся и пошелъ прямо къ исповѣдальнѣ, въ которой сидѣлъ нашъ Гасконецъ.
   Шико былъ храбръ; но въ этотъ разъ холодный потъ выступилъ на лбу его, и онъ такъ задрожалъ, что зубы застучали во рту его.
   -- Однакожь, думалъ онъ, стараясь высвободить шпагу изъ-подъ широкаго платья монаха: -- я не хочу умереть, какъ собака, въ этомъ ящикъ. Пойду на встрѣчу, смерти, ventre de biche! А такъ-какъ представляется удобный случай, такъ прежде убью Майенна, а потомъ умру самъ.
   И, чтобъ привести въ исполненіе это мужественное намѣреніе, Шико, схватившись за рукоятку шпаги, хотѣлъ уже отдернуть задвижку, когда послышался голосъ герцогини:
   -- Не въ этой, Майеннъ, не въ этой! сказала она: -- въ другой, налѣво.
   -- А! въ другой, сказалъ герцогъ, протягивавшій уже руку къ двери; онъ скоро повернулся и пошелъ къ противоположной исповѣдальнѣ.
   -- Уфъ! произнесъ Гасконецъ съ глубокимъ вздохомъ, которому позавидовалъ бы самъ Горанфло:-- хорошо, что она предупредила кровопролитіе... Да кой-чортъ сидитъ тамъ?
   -- Выходи, Николай Давидъ, сказалъ Майеннъ: -- мы одни.
   -- Я здѣсь, ваша свѣтлость, отвѣчалъ человѣкъ, выходившій изъ исповѣдальни.
   -- А! дружокъ, тебя-то и не доставало! проворчалъ Гасконецъ: -- я тебя вездѣ искалъ и нахожу въ то самое время, когда пересталъ искать,
   -- Ты все слышалъ, все видѣлъ, не правда ли? спросилъ герцогъ де-Гизъ.
   -- Я не проронилъ ни одного слова, не пропустилъ ни одного обстоятельства; будьте спокойны, ваша свѣтлость.
   -- Слѣдовательно, ты можешь все передать его святѣйшеству Григорію XIII? спросилъ опять де-Гизъ.
   -- Все, до одного слова.
   -- Братъ мой, де-Майеннъ, говоритъ, что ты сдѣлалъ чудеса для насъ. Разсказывай же, что ты сдѣлалъ?
   Кардиналъ и герцогиня приблизились съ любопытствомъ. Три принца и сестра составили одну группу.
   Николай Давидъ стоялъ въ трехъ шагахъ отъ нихъ, вполнѣ освѣщенный пламенемъ лампы.
   -- Я сдѣлалъ, что обѣщалъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Николай Давидъ: -- то-есть, я нашелъ средство возвесть васъ на престолъ Франціи, безъ споровъ и препятствій.
   -- И они лѣзутъ на престолъ! подумалъ Шико.-- Сколько же у насъ будетъ королей?
   Читатели видятъ, что храбрый Шико опять повеселѣлъ. Эта веселость происходила отъ трехъ причинъ:
   Во-первыхъ, онъ спасся неожиданнымъ образомъ отъ страшной опасности; во-вторыхъ, онъ открылъ заговоръ; въ-третьихъ, по этому самому заговору, онъ нашелъ средство отмстить своимъ двумъ злѣйшимъ врагамъ: герцогу майеннскому и адвокату Николаю Давиду.
   -- Милый Горанфло, проговорилъ онъ, когда привелъ въ порядокъ всѣ свои мысли: -- какой же ужинъ я тебѣ задамъ завтра за то, что ты одолжилъ мнѣ свое платье! ужь угощу!
   -- Если средство твое слишкомъ-рѣшительно, такъ я отказываюсь отъ него, сказалъ Генрихъ де-Гизъ.-- Я не хочу имѣть на шеѣ всѣхъ королей христіанскаго міра, царствующихъ по праву наслѣдства.
   -- Я все предусмотрѣлъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ адвокатъ, поклонившись герцогу и съ увѣренностью взглянувъ на тріумвиратъ.-- Я не только умѣю ловко владѣть шпагой, какъ говорятъ мои враги, желавшіе лишить меня довѣренности вашей свѣтлости: я изучилъ всѣ богословскія и юридическія книги, какъ ученый правовѣдъ; я разобралъ всѣ лѣтописи и всѣ законы, и изъ нихъ извлекъ все то, что намъ нужно. Главное дѣло -- доказать ваши права на престолъ и законность этихъ правъ; это мнѣ удалось, ваша свѣтлость, и я открылъ, что вы законные наслѣдники, между-тѣмъ, какъ домъ Валуа принадлежитъ къ отрасли, незаконно владѣющей престоломъ...
   Увѣренность, съ которою Николай Давидъ произнесъ эту небольшую рѣчь, сильно обрадовала герцогиню де-Монпансье, внушила большое любопытство кардиналу и де-Майенну, и вызвала улыбку на строгое лицо герцога де-Гиза.
   -- Трудно однакожь доказать, сказалъ онъ: -- чтобъ лотарингскій домъ, не смотря на свое высокое происхожденіе, могъ оспоривать первенство у дома Валуа.
   -- Это доказано, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Николай, приподнявъ длинное монашеское платье и вытащивъ изъ-подъ него большой листъ пергамента. Въ то же время можно было замѣтить, что онъ былъ вооруженъ.
   Герцогъ взялъ пергаментъ изъ рукъ Николая Давида.
   -- Что это? спросилъ онъ.
   -- Родословное древо лотарингскаго дома.
   -- Ведущаго свой родъ отъ...?
   -- Отъ Карла-Великаго, ваша свѣтлость.
   -- Отъ Карла-Великаго! вскричали братья съ недовѣрчивостью, но вмѣстѣ съ невольною радостію: -- не можетъ быть. Первый лотарингскій герцогъ былъ современникъ Карла-Великаго, назывался Раньё, но не былъ родственникомъ этого великаго императора.
   -- Погодите, ваша свѣтлость, сказалъ Николай: -- позвольте вамъ замѣтить, что я не прибѣгъ бы къ тому доказательству, которое можно опровергнуть и уничтожить съ перваго слова. Что вамъ нужно? Процессъ, добрый процессъ, который длился бы долго, занялъ бы парламентъ и народъ, чтобъ, во время его, вамъ можно было склонить на свою сторону не народъ, -- онъ вашъ,-- но парламентъ. Итакъ, извольте взглянуть, ваша свѣтлость: я поступилъ какъ слѣдуетъ; во-первыхъ:
   "Ранье, первый герцогъ лотарингскій, современникъ Карла-Великаго.
   "Гильберъ, сынъ его, современникъ Лудовика-Кроткаго.
   "Генрихъ, сынъ Гильбера, современникъ Карла-Лысаго.
   -- Но... прервалъ его герцогъ де-Гизъ.
   -- Потерпите, ваша свѣтлость; сейчасъ увидите. Извольте прислушать. Бона...
   -- Да, сказалъ герцогъ: -- Бона, дочь Рисина, втораго сына Ранье.
   -- Прекрасно, отвѣчалъ адвокатъ: -- въ супружествѣ... съ кѣмъ?
   -- Кто? Бона?
   -- Да.
   -- Съ Карломъ-Лотарингскимъ, сыномъ Лудовика VI, королемъ Франціи.
   -- Съ Карломъ-Лотарингскимъ, сыномъ Лудовика VI, королемъ Франціи, повторилъ Давидъ.-- Теперь извольте прибавить: братомъ Лотаря, лишеннаго престола Франціи незаконнымъ владѣтелемъ Гугомъ-Капетомъ.
   -- О! произнесли вмѣстѣ герцогъ майеннскій и кардиналъ.
   -- Продолжай, сказалъ Генрихъ де-Гизъ: -- я начинаю понимать.
   -- Карлъ-Лотарингскій наслѣдовалъ бы престолъ послѣ брата своего Лотаря, еслибъ родъ послѣдняго угасъ. Родъ Лотаря угасъ; слѣдовательно, вы единственный и настоящій наслѣдникъ престола Франціи.
   -- Mordieu! проворчалъ Шико: -- эта змѣя ядовитѣе, нежели я полагалъ.
   -- Что вы скажете на это, братъ? спросили вмѣстѣ кардиналъ и герцогъ майенискій.
   -- Я говорю, отвѣчалъ Генрихъ:-- что, по несчастію, во Франціи существуетъ законъ, называемый салическимъ, и уничтожающій всѣ наши замыслы.
   -- Я ждалъ этого замѣчанія, ваша свѣтлость, вскричалъ Давидъ съ гордостью удовлетвореннаго самолюбія: -- назовите мнѣ первый примѣръ салическаго закона?
   -- Восшествіе на престолъ Филиппа де-Валуа, вопреки правъ Эдуарда-Англійскаго.
   -- Назовите мнѣ годъ этого восшествія?
   Герцогъ сталъ думать.
   -- Тысяча триста двадцать-восьмой, отвѣчалъ кардиналъ не думая.
   -- То-есть, триста-сорокъ-одинъ годъ послѣ незаконнаго вступленія на престолъ Гуго-Капета, двѣсти сорокъ-шесть лѣтъ послѣ пресѣченія рода Лотаря. Слѣдовательно, за двѣсти-сорокъ лѣтъ до того предки ваши имѣли право на престолъ: за двѣсти-сорокъ лѣтъ до учрежденія салическаго закона. Всякому извѣстно, что законъ не имѣетъ обратной силы.
   -- Вы человѣкъ весьма-искусный, Давидъ, сказалъ герцогъ, смотря на адвоката съ изумленіемъ, къ которому примѣшивалось, однакожь, нѣкоторое презрѣніе.
   -- Это замысловато! сказалъ кардиналъ.
   -- Умно! сказалъ Майеннъ.
   -- Удивительно! вскричала герцогиня.-- А какъ я теперь принцесса крови, то выйду замужъ только за какого-нибудь германскаго императора.
   -- Боже мой! проворчалъ Шико: -- объ одномъ я всегда молилъ и еще молю: Nec nos inducas in tentationein et libera nos ab avocatibus.
   Одинъ герцогъ де-Гизъ остался задумчивъ посреди общаго восторга.
   -- Не-уже-ли человѣкъ, подобный мнѣ, долженъ унижаться до подобныхъ уловокъ? проговорилъ онъ.-- Не-уже-ли народы повинуются охотнѣе подобнымъ пергаментамъ, нежели благородству и величію, написанному на лицѣ человѣка, молніямъ, сверкающимъ въ глазахъ это?
   -- Что дѣлать, Генрихъ, вы правы, совершенно правы. Еслибъ смотрѣли только на лицо, такъ вы были бы царь между царями, потому-что всѣ прочіе принцы, какъ всѣ говорятъ, кажутся простолюдинами передъ вами. Но, чтобъ вступить на престолъ, главное дѣло, какъ очень-умно замѣтилъ Николай Давидъ, затѣять добрый процессъ; а родословная нужна для того, чтобъ нашъ гербъ не уступалъ гербамъ другихъ владѣтелей въ Европѣ.
   -- Слѣдовательно, эта родословная дѣйствительна, продолжалъ, вздохнувъ, Генрихъ де-Гизъ: -- вотъ двѣсти экю, обѣщанные вамъ, Николай Давидъ, моимъ братомъ герцогомъ майеннскимъ.
   -- А вотъ и еще двѣсти экю, сказалъ кардиналъ адвокату, глаза котораго заблистали радостно при видѣ золота: -- за новое порученіе, которое мы возложимъ на васъ.
   -- Говорите, я весь къ услугамъ вашей милости.
   -- Мы не можемъ послать васъ самихъ въ Римъ къ нашему святѣйшему отцу Григорію XIII, съ этой родословной, чтобъ онъ утвердилъ ее. Вы слишкомъ-незначительное лицо, и предъ вами не отворится дверь Ватикана.
   -- Увы! сказалъ Николай Давидъ: -- сердце у меня благородное, но происхожденія я ничтожнаго! Ахъ, еслибъ я былъ только простой дворянинъ!
   -- Замолчишь ли ты, бродяга! проворчалъ съ дворянскимъ негодованіемъ Шико.
   -- Но вы не дворянинъ, продолжалъ кардиналъ:-- къ-сожалѣнію. Слѣдовательно, мы должны возложить это порученіе на Пьера де-Гонди.
   -- Позвольте, братецъ, сказала герцогиня серьёзно: -- Гонди -- люди ученые, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія; но мы не имѣемъ надъ ними никакого вліянія, никакой власти. За нихъ намъ можетъ поручиться одно ихъ честолюбіе; по они могутъ удовлетворить свое честолюбіе такъ же хорошо съ королемъ Генрихомъ, какъ съ Гизами.
   -- Сестра говоритъ правду, сказалъ герцогъ майеннскій:-- и мы не можемъ положиться на Пьера де-Гонди съ тою же увѣренностью, съ какою полагаемся на Николая Давида; онъ нашъ, и мы можемъ его повѣсить, если намъ вздумается.
   Эта наивность герцога, высказанная безъ чиновъ, въ глаза Николаю Давиду, произвела на бѣднаго законника самое странное впечатлѣніе: онъ засмѣялся судорожнымъ смѣхомъ, свидѣтельствовавшимъ о большомъ страхѣ.
   -- Братъ мой Карлъ шутитъ, сказалъ Генрихъ де-Гизъ поблѣднѣвшему адвокату: -- мы знаемъ, что вы намъ преданы; вы доказали это во многихъ случаяхъ.
   -- Да, доказалъ; это я знаю! подумалъ Шико, грозя кулакомъ своему врагу, или, вѣрнѣе сказать, двумъ врагамъ.
   -- Успокойтесь, Карлъ; успокойтесь, Екатерина; я принялъ всѣ мѣры. Пьеръ де-Гонди отвезетъ эту родословную въ Римъ, но вмѣстѣ съ другими бумагами, не зная самъ, что везетъ. Папа утвердитъ или не утвердитъ, а Гонди ничего не будетъ знать. Вы, Николай Давидъ, отправитесь почти въ одно время съ нимъ и будете ждать его въ Шалонѣ, Ліонѣ или Авиньйонѣ, смотря по приказанію, которое получите отъ насъ; такимъ-образомъ вамъ однимъ будетъ извѣстна наша тайна. Слѣдовательно, вы видите, что повѣреннымъ нашимъ остаетесь вы одни.
   Давидъ поклонился.
   -- Да; но не забывай, дружокъ, на какомъ условіи, ворчалъ Шико:-- ты будешь повѣшенъ, если измѣнишь; но не бойся, клянусь святой Женевьевой, изображенной здѣсь въ разныхъ видахъ, что ты теперь стоишь между двумя висѣлицами, но ближе къ той, которую я тебѣ готовлю.
   Братья пожали другъ другу руки и поцаловали сестру, которая принесла имъ монашескія рясы, снятыя ими въ трапезной; потомъ, когда они надѣли ихъ, она сама опустила на лицо капюшонъ и пошла вмѣстѣ съ ними по направленію къ двери, у которой ждалъ ихъ братъ-привратникъ. Вскорѣ они исчезли во мракѣ, и только слышно было, какъ деньги звучали въ карманѣ Николая Давида.
   Братъ-привратникъ заложилъ за ними затворы и, воротившись въ церковь, погасилъ лампу; тогда опять наступилъ глубокій мракъ, уже прежде наводившій такой таинственный ужасъ на Шико.
   Шумъ сандалій монаха на каменномъ полу мало-по-малу утихалъ и, наконецъ, совсѣмъ затихъ.
   Пять минутъ, казавшіяся вѣчностью Гасконцу, прошли, и ничто не нарушало ни тишины, ни мрака.
   -- Слава Богу, сказалъ Шико: -- теперь, кажется, все кончено; три дѣйствія съиграны; актёры разъѣхались. Постараюсь и я выбраться отсюда: будетъ съ меня и этой комедіи!
   И, не желая болѣе провесть ночь въ церкви съ-тѣхъ-поръ, какъ увидѣлъ, что и подъ поломъ и въ исповѣдальняхъ скрывались мнимые монахи, Ши ко отдернулъ тихонько задвижку, осторожно отворилъ дверь и вышелъ изъ своей будки.
   Онъ замѣтилъ, что въ одномъ углу стояла лѣстница, которую приставляли къ окнамъ, чтобъ чистить стекла и рамы. Онъ не терялъ времени. Выставивъ впередъ руки, осторожно переступая, онъ тихо добрался до лѣстницы, поднялъ ее и приставилъ къ окну.
   При свѣтѣ луны, Шико замѣтилъ, что не ошибся въ своемъ разсчетѣ: окно выходило на монастырское кладбище.
   Гасконецъ открылъ окно, сѣлъ верхомъ на подоконникъ, притащилъ къ себѣ лѣстницу съ ловкостью, которую всегда сообщаетъ радость или страхъ, и потомъ спустилъ ее наружу.
   Сошедъ внизъ, онъ спряталъ лѣстницу за уголъ и, пробираясь между могилами, дошелъ до стѣны, отдѣлявшей кладбище отъ улицы и перелѣзъ черезъ нее, сваливъ за собою нѣсколько каменьевъ, которые упали на улицу.
   Тамъ Шико вздохнулъ свободнѣе.
   Онъ отдѣлался нѣсколькими царапинами отъ опасности, нѣсколько угрожавшей его жизни.
   Потомъ, начавъ дышать свободнѣе, Шико побѣжалъ къ Улицѣ-Сен-Жакъ, и остановился только у гостинницы Рога-Изобилія, въ дверь которой немедленно постучался.
   Клодъ Бономе самъ отворилъ ему дверь. Онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые знаютъ, что за всякое безпокойство платятъ наличными деньгами, и надѣялся болѣе разбогатѣть экстраординарными доходами.
   Онъ съ перваго взгляда узналъ Шико, хотя тотъ ушелъ свѣтскимъ человѣкомъ, а воротился монахомъ.
   -- А! это ваша милость, сказалъ онъ: -- добро пожаловать!
   Шико далъ ему экю.
   -- А братъ Горанфло? спросилъ онъ.
   Пріятная улыбка выступила на лицѣ хозяина; онъ пошелъ къ маленькой комнаткѣ, толкнулъ дверь и сказалъ:
   -- Посмотрите.
   Братъ Горанфло храпѣлъ на томъ же мѣстѣ, на которомъ оставилъ его Шико.
   -- Ventre de biche! сказалъ Гасконецъ:-- достойный другъ мой, ты еще самъ не знаешь, какой тебѣ приснился страшный сонъ!
   

X.
Какъ путешествовали мосьё и мадамъ де-Сен-Люкъ и какъ они нашли себѣ спутника.

   На другой день утромъ, около того времени, когда просыпался братъ Горанфло, закутанный въ свой черный кафтанъ, читатель нашъ встрѣтилъ бы по дорогъ изъ Парижа въ Анжеръ, между Шартромъ и Ножаномъ, двухъ всадниковъ, дворянина съ пажомъ, смирные кони которыхъ шли рядомъ, лаская другъ друга мордами и бесѣдуя ржаніемъ и дыханіемъ, какъ пара добрыхъ животныхъ, которыя, будучи лишены дара слова, нашли-таки средство сообщать другъ другу свои ощущенія.
   Наканунѣ, всадники прискакали въ Шартръ на лошадяхъ, покрытыхъ пѣною; одна изъ нихъ упала на самой соборной площади, и такъ-какъ въ то самое время благочестивые граждане Шартра шли въ церковь, то зрѣлище прекраснаго коня, издыхавшаго отъ усталости и покинутаго своими хозяевами, подобно какой-нибудь ничтожной клячѣ, доставило имъ не малое развлеченіе.
   Нѣкоторые изъ нихъ замѣтили, -- жители Шартра съ давнихъ временъ слывутъ за тонкихъ наблюдателей, -- замѣтили, что тотъ изъ всадниковъ, который былъ повыше ростомъ и казался господиномъ, далъ прохожему мальчику экю, чтобъ тотъ проводилъ его до ближайшей гостинницы, изъ заднихъ воротъ которой, выходившихъ на поляну, оба всадника выѣхали, полчаса спустя, на новыхъ коняхъ.
   Выѣхавъ на поляну, еще голую и холодную, но уже украшенную синеватыми тонами, предвѣстниками весны, всадникъ, который былъ повыше ростомъ, приблизился къ меньшему и обнявъ его, сказалъ:
   -- Поцалуемся; теперь намъ нечего бояться.
   Тогда г-жа де-Сен-Люкъ -- то была она, -- раскрыла плащъ, который былъ у нея на плечахъ, наклонилась къ молодому человѣку и, опершись обѣими руками на плеча его, съ нѣжнымъ взглядомъ его поцаловала.
   Изъ увѣренія въ томъ, что они находились въ безопасности, а можетъ-быть и изъ долгаго сладкаго поцалуя воспослѣдовало то, что въ этотъ день мосьё и мадамъ де-Сен-Люкъ остановились въ маленькой гостиницѣ Курвилльскаго-Селенія, находящагося въ четырехъ льё отъ Шартра и представлявшаго, по своему уединенію, двойнымъ запорамъ и разнымъ другимъ удобствамъ, множество выгодъ.
   Они остались тамъ цѣлый день и цѣлую ночь, и приказавъ принести себѣ покушать, заперлись, сказавъ хозяину, что нуждаются въ покоѣ послѣ долгаго, утомительнаго путешествія, а потому желаютъ, чтобъ ихъ не безпокоили до слѣдующаго утра. Приказаніе ихъ было исполнено въ точности.
   Утромъ этого слѣдующаго дня мы встрѣчаемъ молодыхъ супруговъ на дорогѣ изъ Шартра въ Ножанъ.
   Такъ-какъ въ этотъ день они были еще спокойнѣе и беззаботнѣе, то ѣхали уже не какъ бѣглецы, даже не какъ влюбленные, а какъ школьники, ежеминутно сворачивающіе съ прямой дороги, чтобъ любоваться первыми древесными почками, отъискивали первый зеленѣющій мохъ, собирали первые цвѣтки, первенцы весны, пробивающіеся сквозь тающій снѣгъ, и отъ-души радовались при видѣ солнечнаго луча, ласкающаго отливчатую шейку утокъ или прыжками зайца, пробѣгавшаго по полянѣ.
   -- Morbleu! вскричалъ вдругъ Сен-Люкъ: -- какъ пріятно быть на свободѣ! Была ли ты когда-нибудь на свободѣ, Жанна?
   -- Я? отвѣчала молодая женщина весело и звучнымъ голоскомъ:-- никогда; я въ первый разъ въ волю наслаждаюсь открытымъ воздухомъ. Отецъ мой былъ всегда мнителенъ. Мать была домосѣдка. Я никогда не выходила безъ гувернантки, двухъ горничныхъ и долговязаго лакея, такъ-что мнѣ ни разу не удавалось порѣзвиться на лугу, съ-тѣхъ-поръ, какъ я, беззаботное и рѣзвое дитя, бѣгала по большимъ меридорскимъ лѣсамъ съ моей доброй Діаной, перегоняя ее и иногда разбѣгаясь въ разныя стороны. Тогда мы останавливались съ боязнію, при видѣ оленя или лани, испуганной нами, и со страхомъ спрашивали тишину лѣсной чащи... Но ты, мой милый Сен-Люкъ, ты всегда былъ свободенъ!
   -- Я свободенъ?
   -- Разумѣется, мужчина...
   -- Ошибаешься, мой другъ; я никогда не былъ свободенъ. Будучи воспитанъ съ герцогомъ анжуйскимъ, я уѣхалъ съ нимъ въ Польшу, воротился въ Парижъ, былъ прикованъ къ нему вѣчнымъ деспотизмомъ этикета и преслѣдуемъ плачевнымъ голосомъ, твердившимъ мнѣ безпрестанно: "Сен-Люкъ, другъ мой, мнѣ скучно; давай скучать вмѣстѣ." Свободенъ, одѣтъ, -- а корсетъ, сжимавшій мнѣ животъ, а накрахмаленные брыжжи, царапавшіе мнѣ шею, а завитые волосы, вымазанные разными помадами, а токъ, булавками приклеенный къ моей головѣ... О, нѣтъ, нѣтъ, моя добрая Жанна, мнѣ кажется, я былъ менѣе свободенъ, нежели ты. За то, ты видишь теперь, какъ я пользуюсь своей свободой. Vive Dieu! чудная вещь свобода!..
   -- А если насъ поймаютъ, Сен-Люкъ, сказала молодая женщина, оглянувшись съ безпокойствомъ: -- если насъ посадятъ въ Бастилію?
   -- Если насъ посадятъ вмѣстѣ, милая Жанна, такъ бѣда еще не очень-велика; кажется, вчера мы просидѣли вмѣстѣ точно государственные преступники, а между-тѣмъ не скучали.
   -- Сен-Люкъ, отвѣчала Жанна съ лукавой и веселой улыбкой: -- насъ вмѣстѣ не посадятъ... этого-то я и боюсь!
   И прелестная молодая женщина покраснѣла отъ-того, что хотѣла много высказать, а сказала такъ мало.
   -- Такъ скроемся подальше, сказалъ Сен-Люкъ.
   -- О, будь спокоенъ! отвѣчала Жанна: -- въ этомъ отношеніи намъ бояться нечего; мы скроемся какъ-нельзя-лучше; ты не знаешь Меридора съ его высокими дубами, похожими на колонны храма, сводомъ которому служитъ само небо; ты не знаешь его безконечныхъ галерей и лѣнивыхъ рѣкъ, текущихъ лѣтомъ подъ мрачными арками зелени, а зимой подъ слоями сухихъ, желтыхъ листьевъ; ты не знаешь огромныхъ прудовъ, полей, засѣянныхъ рожью, цвѣтниковъ, мягкихъ луговъ и маленькихъ башенъ, населенныхъ тысячами голубей, летающихъ и воркующихъ подобно пчеламъ вокругъ улья; но это еще не все, Сен-Люкъ: посреди всего этого, царица этого маленькаго царства, очаровательница этихъ армидиныхъ лѣсовъ, прелестная, добрая, несравненная Діана, алмазное сердце въ золотой оболочкѣ... о, ты полюбишь ее, Сен-Люкъ!
   -- Я уже люблю ее за то, что она тебя любила!
   -- Я увѣрена, что она и теперь еще любитъ меня и всегда будетъ любить меня. Діана постоянна въ своей дружбѣ. Можешь ли ты представить себѣ, какую счастливую жизнь будемъ мы вести въ этомъ гнѣздѣ изъ цвѣтовъ, которые распустятся съ наступленіемъ весны! Діана управляетъ домомъ своего отца, стараго барона; слѣдовательно, о его пріемѣ заботиться нечего. Онъ старый воинъ временъ Франциска I, нѣкогда сильный и храбрый, теперь слабый и кроткій, сохранившій одно воспоминаніе о прошедшемъ, о побѣдителѣ при Мариньйонѣ и побѣжденномъ при Павіи, питающемъ одну привязанность въ настоящемъ и одну надежду въ будущемъ -- любовь къ Діанѣ!.. Мы можемъ прожить въ Меридорѣ такъ, что онъ и знать того не будетъ. А если и узнаетъ, такъ онъ будетъ намъ радъ какъ-нельзя-болѣе! Стоитъ только слушать его, когда онъ будетъ говорить, что Діана очаровательнѣйшая дѣвушка въ мірѣ, и что король Францискъ I величайшій полководецъ въ исторіи!
   -- О, это прелестно! сказалъ Сен-Люкъ:-- только я предвижу частыя ссоры.
   -- Съ кѣмъ?
   -- Съ барономъ.
   -- За что? За короля Франциска I?
   -- Нѣтъ. Я, пожалуй, соглашусь съ нимъ въ этомъ; но что касается до очаровательнѣйшей дѣвушки...
   -- Да вѣдь я твоя жена, а не дѣвушка.
   -- И то правда, сказалъ Сен-Люкъ.
   -- Можешь ли ты представить себѣ наше блаженство? продолжала Жанна.-- Съ утра мы выйдемъ въ лѣсъ изъ маленькаго павильйона, въ которомъ будемъ жить. Я знаю этотъ павильйонъ; двѣ башенки связаны зданіемъ, выстроеннымъ во времена Лудовика XII, очаровательной архитектуры; онъ тебѣ понравится... А изъ оконъ спокойный видъ на безконечный лѣсъ, въ темныхъ аллеяхъ котораго вдали виднѣются олень или лань, подымающіе голову при малѣйшемъ шумѣ; съ противоположной же стороны обширный видъ на золотистыя поляны, на селенія изъ бѣлыхъ домиковъ съ красными кровлями; на Луару, искрящуюся при солнечныхъ лучахъ и покрытую челноками. Потомъ, въ трехъ льё отъ насъ, будетъ озеро, съ лодками; у насъ будутъ свои лошади, свои собаки, съ которыми мы будемъ охотиться въ большихъ лѣсахъ, между-тѣмъ, какъ старый баронъ, не зная о гостяхъ, будетъ прислушиваться къ отдаленнымъ звукамъ охотничьихъ роговъ, къ лаю собакъ, и будетъ говорить:
   "-- Слушай, дочь моя, слушай... точно будто Астрея и Флегетонъ охотятся...
   "-- Пускай охотятся, добрый папенька, отвѣтитъ ему Діана...
   -- Скорѣй, скорѣй, Жанна, сказалъ Сен-Люкъ: -- я бы желалъ уже быть въ Меридорѣ.
   И они погоняли лошадей, которыя часа два скакали безъ отдыха, потомъ мало-по-малу умѣряли бѣгъ, и молодые люди опять вступали въ разговоръ, или мѣнялись поцалуями.
   Такимъ-образомъ они доѣхали до Маиса, гдѣ почти совершенно-успокоенные, пробыли цѣлый день. Еще счастливая станція на счастливомъ пути ихъ!
   Съ твердымъ намѣреніемъ прибыть въ тотъ же вечеръ въ Меридоръ, они на слѣдующій день въѣхали въ песчаные лѣса, простиравшіеся въ то время отъ Геселара до Экомуа.
   Прибывъ туда, Сен-Люкъ считалъ себя уже внѣ всякой опасности, зная то пылкій, то лѣнивый правъ короля, который, по расположенію духа, либо отправилъ за нимъ въ погоню двадцать курьеровъ и сто стражей съ приказаніемъ привести его живаго или мертваго, либо вздохнулъ, потянулся и проворчалъ, зѣвнувъ:
   -- О! измѣнникъ Сен-Люкъ, не зналъ же я тебя!
   А такъ-какъ за ними не было никакой погони, то было очень-вѣроятно, что Генрихъ III находился не въ первомъ, а во второмъ расположеніи духа.
   Такъ думалъ Сен-Люкъ, оглядываясь по-временамъ на пустынную дорогу, на которой незамѣтно было ни малѣйшаго преслѣдователя.
   -- Я увѣренъ, думалъ онъ: -- что вся гроза разразилась надъ бѣднымъ Шико, который, не смотря на всю свою глупость, а, можетъ-быть, по причинѣ этой глупости, далъ мнѣ очень-хорошій совѣтъ... Я отдѣлаюсь какою-нибудь болѣе или менѣе остроумною анаграммою.
   И Сен-Люкъ вспомнилъ страшную анаграмму, которую Шико сочинилъ на него, когда онъ былъ еще въ милости.
   Вдругъ Сен-Люкъ почувствовалъ, что жена схватила его за руку. Онъ вздрогнулъ. Движеніе ея не походило на ласку.
   -- Что съ тобой? спросилъ онъ.
   -- Смотри, сказала Жанна.
   Сен-Люкъ оглянулся и увидѣлъ вдали всадника, скакавшаго во весь опоръ по той же дорогѣ, по которой они ѣхали.
   Всадникъ этотъ находился на вершинѣ холма, рѣзко отдѣлялся отъ блѣднаго неба, и по тому обману перспективы, который, вѣроятно, многіе изъ нашихъ читателей замѣчали, казался великаномъ.
   Это обстоятельство показалось дурнымъ предзнаменованіемъ Сен-Люку, потому-что въ то самое время, когда онъ считалъ себя уже внѣ опасности, дѣйствительность какъ-бы опровергала его мнѣніе. Не смотря на спокойствіе, онъ внутренно страшился какой-либо внезапной прихоти Генриха III.
   -- Да, точно, отвѣчалъ онъ, поблѣднѣвъ: -- всадникъ.
   -- Ускачемъ поскорѣе, сказала Жанна, пришпоривъ лошадь.
   -- Нѣтъ, возразилъ Сен-Люкъ, который, не смотря на ощутительный страхъ, не терялъ присутствія духа:-- нѣтъ; этотъ всадникъ одинъ, если я не ошибаюсь, а отъ одного человѣка я бѣжать не могу. Посторонимся и дадимъ ему дорогу; когда онъ проѣдетъ, мы будемъ продолжать путь.
   -- А если онъ остановится?
   -- Если остановится, такъ мы увидимъ, съ кѣмъ имѣемъ дѣло, и будемъ дѣйствовать сообразно обстоятельствамъ.
   -- Ты правъ, сказала Жанна:-- и я напрасно безпокоилась, находясь, мой милый Сен-Люкъ, подъ твоей защитой.
   -- Однакожъ все-таки пришпоримъ лошадей, сказалъ Сен-Люкъ, бросивъ послѣдній взглядъ на незнакомца, скакавшаго во весь галопъ прямо къ нимъ:-- я узнаю шляпу и на шляпѣ перо, которое пугаетъ меня.
   -- О, Боже мой! Что же можетъ быть страшнаго въ шляпѣ и перѣ? спросила Жанна, слѣдуя за мужемъ, схватившимъ лошадь ея подъ уздцы и тащившимъ ее за собою въ лѣсъ.
   -- То, что перо самаго новомоднаго цвѣта, а шляпа нынѣшней формы; подкрашивать эти перья стоитъ слишкомъ-дорого, шляпы эти также непомѣрпо-дороги, по причинѣ своей новомодности; слѣдоватольно за нами скачетъ не какой-нибудь деревенскій дворянинъ, землякъ жирныхъ пулярдокъ, которыхъ столько уважаетъ Шико. Ускачемъ скорѣе, Жанна; этотъ всадникъ похожъ на посланца моего повелителя, августѣйшаго Генриха III.
   -- Ускачемъ! отвѣчала молодая женщина, дрожа какъ листъ при одной мысли о томъ, что ее могли разлучить съ мужемъ.
   Но говорить было легко, исполнить трудно. Сосны были такъ часты въ лѣсу, что образовывали настоящую зеленую стѣну; да и лошади вязли въ сыпучемъ пескѣ.
   Между-тѣмъ, всадникъ приближался съ быстротою молніи, и уже слышался топотъ копя его по склону холма.
   -- Боже мой! нѣтъ никакого сомнѣнія; онъ гонится за нами! вскричала молодая женщина.
   -- Morbleu! отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- если за нами, такъ посмотримъ, что ему угодно, потому-что бѣжать невозможно; онъ пѣшкомъ догонитъ насъ.
   -- Онъ остановился, сказала молодая женщина.
   -- Сходитъ съ коня, прибавилъ Сен-Люкъ: -- входитъ въ лѣсъ. А, morbleu! хоть бы онъ былъ самъ чортъ, такъ я пойду къ нему на встрѣчу.
   И точно, привязавъ лошадь къ дереву, незнакомецъ вошелъ въ лѣсъ и кричалъ:
   -- Эй, дворянинъ! не бѣгите, тысяча чертей! Я хочу отдать вамъ вещь, которую вы потеряли.
   -- Что онъ говоритъ? спросила графиня.
   -- Онъ говоритъ, что мы потеряли какую-то вещь, отвѣчалъ Сен-Люкъ.
   -- Эй, господинъ пажъ, продолжалъ незнакомецъ: -- вы забыли свои браслетъ въ курвилльской гостинницѣ. Чортъ возьми! женскихъ подарковъ терять не должно, а особенно съ портретомъ, и тѣмъ болѣе съ портретомъ почтенной мадамъ де-Коссе. Я же хочу вамъ услужить, а вы заставляете меня бѣгать за вами.
   -- Да это знакомый голосъ! вскричалъ Сен-Люкъ.
   -- Онъ говоритъ о маменькѣ.
   -- Развѣ ты потеряла браслетъ, другъ мой?
   -- Ахъ, Боже мой, да! Я только сегодня утромъ замѣтила это, и никакъ не могла вспомнить, гдѣ его оставила.
   -- Да это Бюсси! вскричалъ вдругъ Сен-Люкъ.
   -- Графъ де-Бюсси, спросила Жанна: -- нашъ другъ?
   -- Разумѣется, нашъ другъ! вскричалъ Сен-Люкъ, спѣша такъ же скоро на встрѣчу дворянину, какъ онъ бѣжалъ отъ него.
   -- Сен-Люкъ! слѣдовательно я не ошибся, сказалъ звучнымъ, веселымъ голосомъ де-Бюсси, который однимъ скачкомъ очутился возлѣ молодыхъ супруговъ.-- Здравствуйте, графиня, продолжалъ онъ, смѣясь и подавая графинѣ портретъ, который она въ-самомъ-дѣлѣ забыла въ курвилльской гостинницѣ, гдѣ, какъ мы уже говорили, наши путешественники переночевали.
   -- Не король ли послалъ васъ за нами лъ погоню, мосьё де-Бюсси? спросила Жанна, улыбаясь.
   -- Меня? О, нѣтъ! Я не такъ-друженъ съ его величествомъ, чтобъ могъ удостоиться подобнаго порученія. Нѣтъ, я нашелъ вашъ браслетъ въ Курвиллѣ, и по-этому догадался, что вы ѣдете по этой дорогѣ. Тогда я погналъ своего копя, увидѣлъ васъ и невольно загналъ въ лѣсъ. Извините.
   -- Слѣдовательно, спросилъ Сен-Люкъ, не совсѣмъ еще убѣжденный:-- одинъ случай привелъ васъ на эту дорогу.
   -- Случай, отвѣчалъ Бюсси:-- или, лучше сказать, Провидѣніе.
   И всѣ сомнѣнія Сен-Люка разсѣялись при взглядѣ въ свѣтлые глаза и на откровенную улыбку прекраснаго молодаго человѣка.
   -- Слѣдовательно, вы путешествуете? спросила Жанна.
   -- Путешествую, отвѣчалъ Бюсси, садясь на лошадь.
   -- Только не такъ, какъ мы?
   -- Нѣтъ, къ-сожалѣнію.
   -- То-есть я хотѣла сказать, вы не въ милости!
   -- Почти.
   -- А куда вы ѣдете?
   -- Къ Анжеру. А вы?
   -- Туда же.
   -- Понимаю; имѣніе Бриссакъ находится въ десяти льё отсюда, между Анжеромъ и Самюромъ; вы ѣдете искать убѣжища въ родномъ гнѣздышкѣ, какъ гонимые голубки; это очень-мило, и я позавидовалъ бы вашему счастію, еслибъ зависть не, была такой нехорошій порокъ!
   -- Э! мосьё де-Бюсси, сказала Жанна съ выраженіемъ признательности:-- женитесь, и вы будете такъ же счастливы, какъ мы; счастіе само приходитъ, когда намъ есть кого любить.
   И она улыбаясь взглянула на Сен-Люка, какъ-бы требуя, чтобъ тотъ подтвердилъ слова ея.
   -- Графиня, отвѣчалъ Бюсси:-- я не довѣряю этому счастію; вѣдь не всякому удастся жениться съ разрѣшенія короля...
   -- Полноте, мосьё де-Бюсси; будто вы не знаете, что васъ всѣ любятъ.
   -- Когда насъ любятъ всѣ, графиня, отвѣчалъ улыбаясь Бюсси:-- такъ это значитъ, что никто насъ не любитъ.
   -- Знаете что, сказала Жанна, значительно взглянувъ на мужа: -- я найду вамъ невѣсту; это, во-первыхъ, успокоитъ многихъ ревнивыхъ мужей, которыхъ я знаю, а во-вторыхъ, это доставитъ вамъ то счастіе, которое вы отрицаете.
   -- Я не отрицаю этого счастія, отвѣчалъ Бюсси, вздохнувъ:-- я только говорю, что для меня оно не существуетъ.
   -- Хотите ли, я женю васъ? повторила мадамъ де-Сен-Люкъ.
   -- Если вы хотите женить меня по своему вкусу, такъ нѣтъ; а по моему -- такъ да.
   -- Вы говорите это, какъ человѣкъ, рѣшившійся остаться холостякомъ.
   -- Можетъ-быть.
   -- Не-уже-ли вы влюблены въ женщину, на которой не можете жениться?
   -- Графъ, ради Бога, сказалъ Бюсси: -- попросите мадамъ де-Сен-Люкъ, чтобъ она перестала терзать мое бѣдное сердце.
   -- Берегитесь, Бюсси; вы заставите меня думать, что вы влюблены въ жену мою.
   -- Въ такомъ случаѣ вы должны сознаться въ моей скромности и въ томъ, что ревнивымъ мужьямъ нечего меня бояться.
   -- Правда! сказалъ Сен-Люкъ, вспомнивъ, что Бюсси привелъ къ нему жену въ Лувръ.-- Но все равно, признайтесь, сердце ваше несвободно.
   -- Признаюсь, отвѣчалъ Бюсси.
   -- По любви, или по прихоти? спросила Жанна.
   -- По страсти, графиня.
   -- Я вылечу васъ.
   -- Не думаю.
   -- Я женю васъ.
   -- Сомнѣваюсь.
   -- И вы будете такъ счастливы, какъ заслуживаете...
   -- Увы! единственное мое счастіе теперь то, что я несчастливъ.
   -- Объявляю вамъ, что я ужасно упряма.
   -- А я больше васъ! отвѣчалъ Бюсси.
   -- Графъ, вы уступите мнѣ.
   -- Послушайте, графиня, сказалъ молодой человѣкъ:-- будемъ путешествовать какъ добрые друзья. Не будемъ ссориться. Выѣдемъ сперва изъ этой песочницы и поѣдемъ полемъ къ тому маленькому селенію, которое виднѣется тамъ, вправо...
   -- Зачѣмъ же къ этому, а не къ другому?
   -- Мнѣ все равно.
   -- Такъ стало-быть вы ѣдете съ нами.
   -- До извѣстнаго мѣста, если позволите.
   -- Съ удовольствіемъ. Но вы сдѣлаете еще лучше, если поѣдете съ нами.
   -- Куда?
   -- Въ Меридорскій-Замокъ.
   Кровь бросилась сперва въ лицо, а потомъ къ сердцу Бюсси. Онъ сначала покраснѣлъ, а потомъ такъ поблѣднѣлъ, что тайна его была бы открыта, еслибъ Жанна не смотрѣла въ это время съ улыбкой на мужа.
   Бюсси имѣлъ время прійдти въ себя, пока молодые супруги, или, лучше сказать, любовники, взорами бесѣдовали другъ съ другомъ; собравшись съ духомъ, онъ спросилъ:
   -- Въ Меридорскій-Замокъ, графиня? Что это такое?
   -- Имѣніе одной изъ моихъ подругъ, отвѣчала Жанна.
   -- Изъ вашихъ... подругъ... продолжалъ Бюсси: -- и она... теперь у себя... въ имѣніи?
   -- Разумѣется, отвѣчала г-жа де-Сен-Люкъ, не имѣвшая ни малѣйшаго свѣдѣнія о томъ, что происходило въ послѣдніе два мѣсяца въ Меридорѣ:-- не-уже-ли вы, графъ, никогда не слышали ничего о баронѣ де-Меридорѣ, одномъ изъ богатѣйшихъ владѣтелей въ этомъ краю?.. И...
   -- И? повторилъ Бюсси, замѣтивъ, что Жанна остановилась.
   -- И о дочери его, Діанѣ де-Меридоръ, прелестнѣйшей дѣвицѣ не только въ здѣшнемъ краю, но и въ цѣлой Франціи?
   -- Не слыхалъ, съ трудомъ отвѣчалъ Бюсси.
   И пока Жанна опять смотрѣла на мужа съ нѣжнымъ выраженіемъ, молодой дворянинъ спрашивалъ себя, по какому странному счастію встрѣчалъ онъ на этой дорогѣ, безъ всякой причины, безъ всякой логики, людей, которые заговаривали съ нимъ о Діанѣ де-Меридоръ, о единственной женщинѣ, о которой онъ могъ помышлять въ настоящую минуту. Было ли это сдѣлано съ намѣреніемъ? Не можетъ-быть, потому-что Сен-Люкъ не былъ уже въ Парижѣ, когда Бюсси вошелъ къ графинѣ де-Монсоро и когда онъ узналъ, что графиня де-Монсоро была Діана де-Меридоръ.
   -- А далеко ли отсюда это имѣніе? спросилъ Бюсси.
   -- Кажется, въ семи льё, и я готова биться объ закладъ, что мы тамъ переночуемъ, а не въ этомъ селеніи, которое вамъ столько нравится. Ѣдете вы съ нами?
   -- Съ удовольствіемъ.
   -- А! произнесла Жанна: -- вотъ мы уже ступили шагъ къ тому счастію, которое я вамъ предлагаю.
   Бюсси поклонился и продолжалъ ѣхать возлѣ молодыхъ супруговъ, которые были съ нимъ очень-любезны за услугу, имъ оказанную.
   Въ-продолженіи нѣсколькихъ минутъ они ѣхали молча.
   Наконецъ, Бюсси, которому хотѣлось узнать многое, рѣшился сдѣлать вопросъ. Какъ человѣкъ, котораго приглашали въ незнакомый домъ, онъ имѣлъ на то полное право.
   -- А что за человѣкъ этотъ баронъ де-Меридоръ, о которомъ вы мнѣ говорите?
   -- Онъ истинный дворянинъ, рыцарь древнихъ временъ, который, еслибъ жилъ во времена короля Артура, то навѣрное попалъ бы за круглый столъ.
   -- А, спросилъ Бюсси, съ неимовѣрнымъ усиліемъ стараясь придать лицу своему равнодушное выраженіе:-- за кого выдалъ онъ свою дочь?
   -- Свою дочь?
   -- Да.
   -- За кого?
   -- Я спрашиваю васъ о томъ.
   -- Діану?
   -- Что жь въ этомъ удивительнаго?
   -- Ничего; но Діана не замужемъ; иначе меня первую увѣдомили бъ о томъ.
   Сердце Бюсси сжалось, и горестный, тяжкій вздохъ вырвался изъ груди его.
   -- Слѣдовательно, продолжалъ онъ: -- мамзель де-Меридоръ въ замкѣ, у своего отца?
   -- Надѣемся, отвѣчалъ Сен-Люкъ съ удареніемъ, которымъ какъ бы хотѣлъ показать женѣ, что онъ понялъ ее, соглашался съ нею и вступалъ съ нею въ союзъ.
   Наступила минута молчанія, во время котораго каждый былъ занятъ своими мыслями.
   -- Ахъ! вскричала вдругъ Жанна, приподнявшись на стременахъ: -- вотъ и башни замка. Смотрите, смотрите, мосьё де-Бюсси, посреди этого огромнаго обнаженнаго лѣса, который черезъ мѣсяцъ покроется очаровательною зеленью, видите ли вы аспидную кровлю?
   -- Вижу, вижу, отвѣчалъ Бюсси съ волненіемъ, которому самъ изумился.-- Такъ это замокъ Меридоръ?
   И по обороту мысли, весьма-понятному и естественному при видѣ богатой и прекрасной природы даже въ это время года, при видѣ дворянскаго жилища, онъ вспомнилъ о бѣдной плѣнницѣ, заключенной въ удушливомъ домикѣ Сент-Антуанской-Улицы, посреди парижскихъ испареній и тумановъ...
   Онъ еще разъ вздохнулъ. Обѣщая счастіе, г-жа де-Сен-Люкъ внушила ему надежду.
   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.
Старикъ-сирота.

   Мадамъ де-Сен-Люкъ не ошиблась: два часа спустя, они подъѣхали къ Меридорскому-Замку.
   Послѣ разговора путешественниковъ, сообщеннаго нами въ послѣдней главѣ, Бюсси сталъ раздумывать, не разсказать ли добрымъ пріятелямъ своимъ о причинахъ, заставившихъ Діану удалиться изъ Меридора. Но, приступая къ этимъ объясненіямъ, надобно было открыть не только то, что всѣ скоро должны были узнать, но еще и то, что одинъ Бюсси зналъ, и чего онъ никому не хотѣлъ открывать. Итакъ онъ отказался отъ признанія, которое повлекло бы за собою слишкомъ-много разспросовъ и догадокъ.
   Притомъ же, Бюсси желалъ вступить въ Меридоръ, какъ человѣкъ совершенно-незнакомый. Онъ хотѣлъ видѣть барона де-Меридоръ безъ всякаго приготовленія и желалъ слышать откровенное мнѣніе старика о графѣ Монсоро и герцогѣ анжуйскомъ; онъ желалъ, наконецъ, убѣдиться -- не въ томъ, справедливъ ли разсказъ Діаны, потому-что не могъ подозрѣвать ее, -- но въ томъ, что она сама не была обманута ни въ чемъ и что разсказъ, который онъ выслушалъ съ такимъ участіемъ, во всемъ согласовался съ дѣйствительностью.
   Читатели видятъ, что Бюсси обладалъ двумя качествами, поддерживающими человѣка высшихъ способностей въ его сферѣ, даже посреди ослѣпленія, порождаемаго любовью: эти два качества были осторожность съ чужими и глубокое уваженіе къ любимой особѣ.
   А потому мадамъ де-Сен-Люкъ, обманутая, вопреки своей женской проницательности, присутствіемъ духа Бюсси, ни мало не сомнѣвалась въ томъ, что молодой человѣкъ впервые слышитъ имя Діаны, что это имя не пробуждало въ немъ ни воспоминаній, ни надеждъ, и что онъ надѣялся встрѣтить въ Меридорѣ какую-нибудь довольно-неловкую провинціалку, которую сильно смутитъ видъ неожиданныхъ гостей.
   Въ-слѣдствіе этого, она готовилась насладиться его изумленіемъ при видѣ Діаны.
   Одно удивило ее: когда часовой протрубилъ сигналъ, возвѣщавшій о пріѣздѣ гостей, Діана не вышла имъ на встрѣчу къ подъемному мосту, что она обыкновенно дѣлывала.
   Но, вмѣсто Діаны на главное крыльцо вышелъ изъ замка согбенный старецъ, упиравшійся на трость. На немъ было зеленое бархатное полукафтанье, подбитое лисьимъ мѣхомъ, а у пояса висѣли серебряный свистокъ и связка ключей.
   Вечерній вѣтеръ игралъ длинными волосами его, бѣлыми какъ первый выпавшій снѣгъ.
   Онъ перешелъ черезъ подъемный мостъ; за нимъ слѣдовали двѣ большія собаки нѣмецкой породы; онѣ шли медленно, опустивъ голову и ни однимъ шагомъ не опереживая одна другой. Старецъ, подошелъ къ парапету, спросилъ слабымъ голосомъ:
   -- Кто тамъ и кто удостоиваетъ бѣднаго старика посѣщеніемъ?
   -- Я! я, баронъ Огюстенъ! весело вскричала молодая женщина.
   Жанна де-Коссе называла старика по имени, въ отличіе отъ младшаго его брата, Гильйома, умершаго за три года передъ тѣмъ.
   Но вмѣсто радостнаго восклицанія старика, которое Жанна ожидала, онъ медленно поднялъ голову, и, устремивъ на путешественниковъ мутные глаза, спросилъ:
   -- Вы?.. Я не вижу. А кто вы?..
   -- О, Боже мой! вскричала Жанна: -- не-уже-ли вы меня не узнаёте? Ахъ, я и забыла, что я переодѣта...
   -- Простите, сказалъ баронъ: -- но я почти ничего болѣе не вижу. Глазамъ стариковъ трудно плакать, а если имъ суждено проливать слезы, то эти слезы жгутъ ихъ.
   -- Ахъ, баронъ! вскричала молодая женщина:-- я вижу, что, въ-самомъ-дѣлѣ, зрѣніе ваше стало слабо; иначе вы узнали бы меня, хоть я и въ мужскомъ платьѣ. Итакъ, я должна вамъ сказать, какъ меня зовутъ.
   -- Да, да, скажите, возразилъ старикъ: -- а не то я не узнаю.
   -- Такъ знайте же, что я графиня де-Сен-Люкъ.
   -- Сен-Люкъ? повторилъ старикъ:-- не знаю.
   -- Но когда я была въ дѣвицахъ, сказала засмѣявшись молодая женщина: -- меня звали Жанной де-Коссе-Бриссакъ.
   -- Ахъ, Боже мой! вскричалъ старецъ, стараясь открыть дрожащими руками рѣшетчатую дверь:-- ахъ, Боже мой!
   Жанна, непонимавшая причины этого страннаго пріема, столь различнаго отъ того, котораго ожидала, и приписывавшая его дряхлости старика и ослабленію его умственныхъ способностей, соскочила, наконецъ, съ лошади, когда онъ узналъ ее, и бросилась къ нему, по прежней привычкѣ; но, поцаловавъ барона, она замѣтила, что щеки его были мокры: онъ плакалъ.
   -- Это отъ радости! подумала она.-- Сердце его осталось молодо.
   -- Пойдемте, сказалъ старикъ, поцаловавъ Жанну.
   И, не обращая никакого вниманія на обоихъ мужчинъ, ее сопровождавшихъ, онъ направился къ замку прежнимъ медленнымъ и мѣрнымъ шагомъ и по-прежнему сопровождаемый двумя собаками, которыя только посмотрѣли на гостей.
   Видъ замка былъ исполненъ невыразимаго унынія; всѣ ставни были закрыты; онъ походилъ на огромный гробъ. Слуги, изрѣдка появлявшіеся, были въ траурѣ. Сен-Люкъ посмотрѣлъ на жену, какъ-бы спрашивая ее, что это значило.
   Жанна поняла взглядъ мужа, и такъ-какъ она сама желала поскорѣе выйдти изъ грустнаго невѣдѣнія, то подошла къ барону, взяла его за руку и спросила:
   -- А Діана? Не-уже-ли ея нѣтъ здѣсь?
   Старикъ остановился, какъ-бы пораженный громомъ, и, посмотрѣвъ на молодую женщину съ выраженіемъ, походившимъ почти на ужасъ, вскричалъ:
   -- Діана!
   И въ то же мгновеніе обѣ собаки, поднявъ головы къ своему хозяину, жалобно завыли.
   Бюсси невольно задрожалъ; Жанна посмотрѣла на Сен-Люка, а тотъ остановился въ нерѣшимости, идти ли ему впередъ, или воротиться назадъ.
   -- Діана! повторилъ старикъ, какъ-будто-бы ему нужно было время, чтобъ обдумать сдѣланный ему вопросъ:-- развѣ вы не знаете?..
   И слабый, дрожащій голосъ его превратился въ стонъ, вырвавшійся изъ глубины груди.
   -- Но что такое? что же случилось? вскричала Жанна, сложивъ руки.
   -- Діана умерла! вскричалъ старикъ, поднявъ съ видомъ отчаянія руки къ небу и залившись слезами.
   Потомъ онъ опустился въ изнеможеніи на первыя ступени крыльца, къ которому подошелъ въ эту минуту, закрылъ лицо обѣими руками и покачивался, какъ-бы желая прогнать страшное воспоминаніе, безпрестанно терзавшее его.
   -- Умерла! вскричала Жанна съ ужасомъ, поблѣднѣвъ какъ мертвая.
   -- Умерла! повторилъ Сен-Люкъ съ нѣжнымъ состраданіемъ къ старику.
   -- Умерла? проговорилъ Бюсси.-- Онъ обманулъ его, сказавъ, что Діана умерла. О, бѣдный старикъ! какъ ты меня полюбишь!
   -- Умерла! умерла! повторялъ баронъ: -- они убили ее!
   -- Ахъ, бѣдный, бѣдный баронъ! произнесла Жанна, которая, послѣ ужаснаго удара, нанесеннаго ей этимъ извѣстіемъ, нашла единственное средство, облегчающее сердце женщины -- слезы.
   Она зарыдала, обливая слезами лицо старика, около шеи котораго обвились ея руки.
   Старый владѣтель Меридора поднялся съ усиліемъ.
   -- Все равно, сказалъ онъ: -- горесть и уныніе, поселившіяся въ моемъ замкѣ, не изгнали изъ него гостепріимства; пойдемте за мною.
   Жанна взяла старика подъ руку и прошла съ нимъ чрезъ сѣни, древнюю залу стражей, превратившуюся въ столовую, а оттуда въ пріемную.
   Передъ ними шелъ и отворялъ двери слуга, печальное лицо и раскраснѣвшіеся глаза котораго свидѣтельствовали о привязанности къ господину; за ними шли Сен-Люкъ и Бюсси.
   Вошедъ въ пріемную, старикъ, поддерживаемый Жанною, сѣлъ, или лучше сказать, упалъ на большое деревянное кресло, украшенное богатой рѣзьбой.
   Слуга открылъ окно, чтобъ освѣжить воздухъ, и, не выходя изъ комнаты, удалился въ уголъ.
   Жанна не осмѣливалась прерывать молчанія. Она страшилась растравить раны старика разспросами, и вмѣстѣ съ тѣмъ, подобно всѣмъ людямъ молодымъ и счастливымъ, не хотѣла вѣрить въ несчастіе старика. Есть лѣта, въ которыя не понимаютъ ужасовъ неумолимой смерти, потому-что не вѣрятъ въ нее.
   Баронъ первый прервалъ молчаніе, какъ-бы угадавъ желаніе Жанны.
   -- Вы, кажется, сказали мнѣ, что вы замужемъ, милая Жанна? этотъ молодой человѣкъ вашъ мужъ?
   И онъ указалъ на Бюсси.
   -- Нѣтъ, баронъ Огюстенъ, отвѣчала Жанна:-- вотъ мой мужъ, графъ де-Сен-Люкъ.
   Сен-Люкъ преклонился не столько передъ почтеннымъ, заслуженнымъ старикомъ, сколько передъ несчастнымъ отцонъ; баронъ отечески отвѣтилъ на его поклонъ и даже силился улыбнуться; потомъ, обративъ мутные глаза къ Бюсси, онъ спросилъ:
   -- А это вашъ братъ, братъ вашего мужа, или родственникъ вашъ?
   -- Нѣтъ, почтенный баронъ, это не родственникъ, но другъ нашъ: Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси д'Амбуазъ, одинъ изъ дворянъ герцога анжуйскаго.
   При этихъ словахъ, старикъ невольно вскочилъ, выпрямился, бросилъ грозный взглядъ на Бюсси, и, какъ-бы истощенный этимъ нѣмымъ вызовомъ, съ глухимъ стономъ упалъ опять въ кресло.
   -- Что это значитъ? спросила Жанна.
   -- Баронъ знаетъ васъ, графъ де-Бюсси? спросилъ Сен-Люкъ.
   -- Я въ первый разъ имѣю честь видѣть барона де-Меридоръ, спокойно отвѣчалъ Бюсси, который одинъ понялъ, какое дѣйствіе произвело на старика имя герцога анжуйскаго.
   -- А! вы дворянинъ герцога анжуйскаго, сказалъ баронъ:-- вы на службѣ у этого чудовища, этого демона, и смѣете признаваться въ томъ, и осмѣлились войдти въ мой домъ!
   -- Онъ, кажется, помѣшанъ, шепнулъ Сен-Люкъ женѣ, съ изумленіемъ смотря на барона.
   -- Вѣроятно, горесть разстроила умственныя способности его, отвѣчала Жанна со страхомъ.
   Баронъ де-Меридоръ произнесъ послѣднія слова, заставившія Сен-Люка и жену его думать, что онъ не въ полномъ разумѣ, бросивъ на Бюсси еще болѣе грозный взглядъ; но молодой человѣкъ спокойно, почтительно встрѣтилъ этотъ взглядъ, и не отвѣчалъ ни слова.
   -- Да, этого чудовища, продолжалъ г. де-Меридоръ, болѣе и болѣе воспламеняясь: -- этого убійцы моей дочери!
   -- Бѣдный старикъ! проговорилъ Бюсси.
   -- Что онъ говоритъ? спросила Жанна.
   -- Что вы на меня смотрите съ такимъ удивленіемъ? вскричалъ баронъ, взявъ Жанну и Сен-Люка за руки:-- развѣ вы не знаете, что герцогъ анжуйскій убилъ мою Діану? да, мою Діану, мою дочь, убилъ герцогъ анжуйскій!..
   Старикъ произнесъ послѣднія, слова съ выраженіемъ такой глубокой горести, что слезы выступили на глазахъ самого Бюсси.
   -- Баронъ, сказала молодая женщина: -- хоть я и не постигаю, какъ это могло случиться, но вы ни въ какомъ случаѣ не можете обвинять въ этомъ ужасномъ преступленіи г. де-Бюсси, благороднѣйшаго и великодушнѣйшаго изъ дворянъ. Посмотрите сами, Бюсси не понимаетъ вашихъ словъ: онъ вмѣстѣ съ нами оплакиваетъ ваше горе. Не-уже-ли бы онъ пришелъ сюда, еслибъ зналъ, какъ вы его пріймете? Ахъ, баронъ Огюстенъ, лучше разскажите намъ, какъ это случилось... разскажите намъ подробности этого несчастія!..
   -- Слѣдовательно, вы не знали?.. спросилъ старикъ, обращаясь къ Бюсси.
   Бюсси поклонился не отвѣчая.
   -- Э, Боже мой! Разумѣется, онъ не зналъ, коли я сама не знала этой катастрофы!
   -- Моя Діана умерла, и лучшая подруга ея не узнала о ея смерти!.. Правда, я никому не писалъ, никому не говорилъ объ этомъ; мнѣ казалось, что послѣ моей Діана никого не осталось на свѣтѣ...
   -- Разскажите намъ все; разскажите,-- это облегчитъ вашу горесть, сказала Жанна.
   -- Да! отвѣчалъ баронъ, глубоко вздохнувъ:-- этотъ злодѣй, увидѣлъ мою Діану; красота ея поразила его... онъ велѣлъ похитить и скрыть ее въ замкѣ Боже!.. Тамъ онъ намѣревался обезчестить ее, какъ дочь какого-нибудь васалла. Но Діана, моя благородная и чистая Діана, предпочла смерть. Она бросилась изъ окна въ озеро, и люди графа нашли только вуаль ея, плававшій по поверхности воды...
   Старикъ сопровождалъ послѣднія слова слезами и рыданіями, которыя глубоко растрогали Бюсси, неустрашимаго воина, привыкшаго видѣть и проливать кровь.
   Жанна съ невыразимымъ ужасомъ глядѣла на грача.
   -- О, графъ! вскричалъ Сен-Люкъ:-- не правда ли, это ужасно! Вы должны оставить этого изверга; благородное сердце, подобное вашему, не можетъ оставаться преданнымъ похитителю и убійцѣ!
   Старикъ, нѣсколько успокоенный этими словами, ожидалъ отвѣта Бюсси, чтобъ знать, какое мнѣніе имѣть объ немъ; сочувствіе Сен-Люка уже утѣшало его. Въ сильные нравственные кризисы, велики и физическія слабости человѣка, и ребенокъ, укушенный любимою собакою, почти забываетъ свою боль, когда видитъ, какъ эту собаку наказываютъ.
   Но, вмѣсто отвѣта на вопросъ Сен-Люка, Бюсси ступилъ шагъ къ барону де-Меридоръ.
   -- Баронъ, сказалъ онъ:-- позволите ли вы мнѣ переговорить съ вами наединѣ?
   -- Выслушайте г-на де-Бюсси, добрый баронъ! сказала Жанна: -- вы увидите, какъ онъ добръ и услужливъ.
   -- Говорите, графъ, сказалъ баронъ дрожащимъ голосомъ, потому-что читалъ что-то странное во взглядѣ молодого человѣка.
   Бюсси обратился къ Сен-Люку и женѣ его со взглядомъ, исполненнымъ благородства и пріязни, и сказалъ:
   -- Позвольте...
   Молодые люди вышли изъ залы рука-объ-руку и еще болѣе цѣня собственное свое счастіе при видѣ страшной горести старика.
   Когда они затворили за собою дверь, Бюсси подошелъ къ барону и низко поклонился ему.
   -- Баронъ, сказалъ онъ: -- вы изволили въ моемъ присутствіи обвинить принца, которому я служу; вы обвинили его въ такомъ преступленіи, что я нахожусь вынужденнымъ, просить у васъ объясненія.
   Старикъ сдѣлалъ быстрое движеніе.
   -- О! вы не поняли почтительнаго смысла словъ моихъ; а говорю вамъ съ участіемъ, сочувствую вашей горести, и одно желаніе облегчить вашу горесть заставляетъ меня просить васъ, баронъ, чтобъ вы въ подробности разсказали мнѣ страшную катастрофу, о которой вы сейчасъ говорили г-ну де-Сен-Люкъ и женѣ его. Скажите, баронъ, убѣждены ли вы въ томъ, что все произошло такъ, какъ вы полагаете? что нѣтъ уже никакой надежды?
   -- Графъ, отвѣчалъ старикъ:-- я надѣялся -- но недолго. Благородный, великодушный дворянинъ, г. де-Монсоро, полюбилъ мою бѣдную дочь и принималъ въ ней живѣйшее участіе.
   -- Г. де-Монсоро! вскричалъ Бюсси: -- потрудитесь же разсказать мнѣ, что онъ сдѣлалъ, какъ поступилъ?
   -- Онъ поступилъ, какъ благородный и достойный дворянинъ, тѣмъ болѣе, что Діана отвергла его руку. Не смотря на то, онъ первый сообщилъ мнѣ о низкомъ замыслѣ герцога. Онъ указалъ мнѣ средство уклониться отъ нихъ и просилъ только объ одномъ, чтобъ спасти мою дочь, и это одно доказываетъ всю прямоту, все благородство души его; онъ просилъ руки моей дочери, чтобъ, какъ человѣкъ молодой и мужественный, могъ защитить ее отъ могущественнаго принца, противъ котораго я, слабый старикъ, ничего не могъ предпринять. Я съ радостію согласился; но, увы! все было тщетно... онъ прибылъ слишкомъ-поздно... смерть уже спасла Діану отъ безчестія!
   -- Но съ-тѣхъ-поръ, спросилъ Бюсси:-- вы не получали никакихъ извѣстій о графѣ де-Монсоро?
   -- Послѣ моего несчастія, прошло не болѣе мѣсяца, сказалъ старикъ:-- и не успѣвъ въ своемъ великодушномъ намѣреніи, бѣдный графъ не смѣлъ, вѣроятно, явиться ко мнѣ.
   Бюсси опустилъ голову; онъ все понялъ.
   Онъ понималъ теперь, какимъ-образомъ графу де-Монсоро удалось похитить у принца молодую дѣвушку, которую онъ любилъ, -- понималъ, почему графъ не опровергалъ слуха о ея смерти, боясь допустить до свѣдѣнія принца, что онъ обманулъ его и что молодая дѣвушка сдѣлалась его женою.
   -- Что вы теперь скажете? спросилъ старикъ, видя, что молодой человѣкъ задумался и устремилъ въ землю глаза, нѣсколько разъ сверкавшіе во время его разсказа.
   -- Я скажу, баронъ, отвѣчалъ Бюсси: -- что герцогъ анжуйскій поручилъ мнѣ привезти васъ въ Парижъ. Его высочество желаетъ лично переговорить съ вами.
   -- Переговорить! со мною! вскричалъ баронъ: -- чтобъ я сталъ лицомъ-къ-лицу съ этимъ человѣкомъ, послѣ смерти моей дочери? А что нужно отъ меня этому убійцѣ?
   -- Кто знаетъ? Быть-можетъ, онъ хочетъ оправдаться.
   -- Если онъ и оправдается, вскричалъ старикъ: -- такъ возвратитъ ли маѣ тѣмъ мою дочь? Нѣтъ, г. де-Бюсси, нѣтъ, я не пойду въ Парижъ; я не хочу удаляться изъ того мѣста, въ которомъ покоится милое дитя мое!
   -- Баронъ, сказалъ Бюсси твердымъ голосомъ: -- позвольте мнѣ повторить мою просьбу; я считаю обязанностью, священнымъ долгомъ проводить васъ въ Парижъ, и нарочно за тѣмъ пріѣхалъ сюда.
   -- Хорошо же! я поѣду въ Парижъ, вскричалъ старикъ, задрожавъ отъ гнѣва.-- Но горе погубившимъ дочь мою и меня! Король выслушаетъ меня, а если не выслушаетъ, такъ я обращусь ко всѣмъ дворянамъ Франціи. Притомъ же, продолжалъ онъ, какъ-бы про себя: -- я забылъ въ своей горести, что у меня въ рукахъ оружіе, которымъ я до-сихъ-поръ не воспользовался. Да, г. де-Бюсси, я пойду съ вами.
   -- А я, баронъ, сказалъ Бюсси, взявъ старика за руку:-- совѣтую вамъ быть твердымъ и спокойнымъ, какъ слѣдуетъ быть заслуженному дворянину. Господь часто непостижимымъ образомъ награждаетъ благородныя сердца, и вы не знаете, что вамъ готовитъ Его милосердіе. Прошу васъ, баронъ, не считать меня своимъ врагомъ до-тихъ-поръ, когда вы убѣдитесь въ моей къ вамъ преданности. И такъ, до завтра, баронъ, если вамъ угодно; завтра съ разсвѣтомъ мы отправимся въ путь.
   -- Я согласенъ, отвѣчалъ старый дворянинъ, невольно растроганный чувствомъ, съ которымъ Бюсси произнесъ послѣднія слова:-- но до-тѣхъ-поръ, вы мнѣ не врагъ и не другъ; вы болѣе того -- вы гость мой, и я самъ хочу приводить васъ въ назначенный для васъ покой.
   Баронъ взялъ со стола серебряный подсвѣчникъ съ тремя свѣчами, и тяжелыми шагами пошелъ съ Бюсси д'Амбуазомъ по парадной лѣстницѣ замка.
   Собаки хотѣли послѣдовать за нимъ, но онъ остановилъ ихъ однимъ знакомъ; двое слугъ шли за Бюсси также съ подсвѣчниками.
   Дошедъ до порога назначенной для него комнаты, графъ спросилъ, что сталось съ Сен-Люкомъ и его женою.
   -- Мой старый Жерменъ, вѣроятно, позаботился о нихъ, отвѣчалъ баронъ, -- желаю вамъ доброй ночи, графъ.
   

II.
Какъ Реми-ле-Годуэнъ познакомился, въ отсутствіи Бюсси, съ одной изъ обитательницъ дома въ Сент-Антуанской-Улицѣ.

   Сен-Люкъ и жена его не приходили въ себя отъ изумленія. Бюсси, имѣвшій тайные переговоры съ г-мъ де-Меридоръ; Бюсси, намѣревавшійся ѣхать съ старикомъ въ Парижъ; наконецъ, Бюсси, принимавшій на себя распоряженіе дѣлами, о которыхъ онъ, повидимому, не имѣлъ прежде никакого понятія, былъ для молодыхъ людей необъяснимымъ феноменомъ.
   Что же касается, до барона, то волшебное могущество титула "его высочества", произвело на него обыкновенное свое дѣйствіе; дворяне временъ Генриха III не смѣялись еще надъ титулами и гербами, королевское высочество, это слово для барона де-Меридоръ, какъ и для всѣхъ, исключая короля, было страшнѣе грозы и бури.
   Утромъ, баронъ простился съ своими гостями, въ полное распоряженіе которымъ оставлялъ свой замокъ; но Сен-Люкъ и жена его, понимая затруднительность положенія, рѣшились при первой возможности выѣхать изъ Меридора и отправиться въ имѣніе Бриссака, которое находилось по сосѣдству, лишь-только получатъ на то позволеніе боязливаго маршала.
   Что же какается до Бюсси, то ему достаточно было одной минуты для объясненія своего страннаго поведенія. Онъ шепнулъ нѣсколько словъ на ухо женѣ Сен-Люка.
   Послѣ этихъ словъ, лицо Жанны прояснилось; щеки ея покрылись очаровательнымъ румянцемъ; коралловый ротикъ полураскрыдся, выставивъ на показъ два ряда зубовъ бѣлыхъ, какъ перламутръ; приложивъ пальцы къ губамъ и пославъ поцалуй Бюсси, она убѣжала, сдѣлавъ знакъ мужу.
   Старикъ не замѣтилъ этой выразительной пантомимы; устремивъ взоръ на жилище своихъ прародителей, онъ машинально ласкалъ двухъ собакъ, которыя какъ-бы не хотѣли съ нимъ разставаться; растроганнымъ голосомъ роздалъ онъ нисколько приказаній слугамъ, которые въ уныніи и почтительно внимали словамъ своего стараго и несчастнаго повелителя. Потомъ, сѣвъ не безъ груда и съ помощію конюшаго на пѣгую лошадь, которую онъ особенно любилъ, баронъ поклонился замку и уѣхалъ, не сказавъ ни слова.
   Бюсси, съ сіяющими отъ удовольствія глазами, отвѣчалъ на улыбки Жанны и часто оглядывался, чтобъ прощаться съ своими друзьями. При разставаніи, Жанна шепнула ему:
   -- Какой вы, графъ, странный человѣкъ!.. Я обѣщала вамъ счастіе въ Меридорѣ, а между-тѣмъ вы сами принесли сюда счастіе.
   Изъ Меридора до Парижа далеко, особенно для стараго воина, покрытаго ранами, полученными въ народныхъ войнахъ. Далеко было также бѣдному пѣгому коню, котораго звали Жирнакомъ, и который при этомъ имени еще гордо подымалъ поникшую отъ старости голову.
   Въ дорогѣ, Бюсси принялся за исполненіе своего намѣренія, состоявшаго въ томъ, чтобъ внимательностью и сыновними попеченіями заслужить пріязнь старика, встрѣтившаго его сначала съ ненавистію, -- и, вѣроятно, онъ успѣлъ въ этомъ, потому-что утромъ шестаго дня, по прибытіи въ Парижъ, баронъ де-Меридоръ сказалъ молодому человѣку слова, ясно выражавшія перемѣну, происшедшую въ умь его во время путешествія:
   -- Странно, графъ! теперь я ближе, нежели когда-либо, къ источнику своего несчастій, а между-тѣмъ, я гораздо-спокойнѣе, нежели какъ былъ при отъѣздъ изъ Меридорскаго-Замка.
   -- Подождите еще два часа, баронъ, отвѣчалъ Бюсси: -- и вы будете судить обо мнѣ не такъ, какъ прежде судили.
   Путешественники въѣхали въ Парижъ чрезъ Сен-Марсельское-Предмѣсгье.
   -- Куда мы ѣдемъ? спросилъ баронъ:-- вѣроятно въ Лувръ?
   -- Баронъ, отвѣчалъ Бюсси: -- я сперва намѣренъ пригласить васъ къ себѣ, чтобъ вы имѣли время отдохнуть и собраться съ силами, необходимыми вамъ для свиданія съ особою, къ которой я долженъ проводить васъ.
   Баронъ повиновался безпрекословно; Бюсси проводилъ его прямо къ своему дому, въ улицъ Гренель-Сент-Оноре.
   Слуги графа не ожидали, или, лучше сказать, уже перестали ждать его: воротившись ночью домой въ маленькую дверь, отъ которой у него одного былъ ключъ, онъ самъ осѣдлалъ свою лошадь, и ускакалъ, повидавшись сперва только съ Реми-ле-Годуэномъ. Внезапное отсутствіе Бюсси, опасности, которымъ онъ подвергался въ прошедшую недѣлю, ни чѣмъ неисправимая его отважность, заставляли всѣхъ полагать, что, наконецъ, счастіе измѣнило его мужеству, и что онъ сдѣлался жертвой какого-нибудь нападенія своихъ враговъ.
   Лучшіе друзья и вѣрнѣйшіе слуги Бюсси тшетно искали его-самого или трупа его въ предмѣстьяхъ, въ бастильскихъ рвахъ и въ уединеннѣйшихъ частяхъ города.
   Одинъ только человѣкъ былъ спокоенъ и отвѣчалъ на всѣ разспросы:
   -- Графъ живъ и здоровъ.
   Но на всѣ дальнѣйшіе вопросы, на всѣ попытки узнать куда дѣвался графъ, этотъ человѣкъ молчалъ.
   Человѣкъ этотъ, подвергавшійся грубостямъ и колкостямъ за успокоительный, но весьма лаконическій отвѣтъ, былъ знакомецъ нашъ, Реми-ле-Годуэнъ, который, къ величайшему соблазну домочадцевъ графа, велъ престранную жизнь: пропадалъ иногда съ утра, ходилъ, зѣвалъ, возвращался къ ночи съ страшнымъ аппетитомъ и всякій разъ веселостью своею разгонялъ уныніе домочадцевъ.
   Ле-Годуэнъ возвращался домой послѣ одной изъ своихъ таинственныхъ отлучекъ, когда услышалъ на почетномъ дворѣ дома Бюсси радостные клики. Онъ вошелъ на дворъ и увидѣлъ, съ какою радостію конюшіе окружали лошадь, нетерпѣливо ожидая, на чью долю достанется честь подержать лошадь графа, который не сходилъ еще съ нея.
   -- Благодарю, говорилъ имъ Бюсси: -- за ваше участіе, вы радуетесь, что я еще живъ. Вы не довѣряете глазамъ своимъ... Это я самъ, друзья мои, я самъ. Помогите же этому достойному дворянину сойдти съ лошади, и оказывайте ему такое же уваженіе, какъ-бы онъ былъ принцъ крови.
   Бюсси не напрасно сказалъ послѣднія слова. Слуги сначала не обратили никакого вниманія на старика; по скромной одеждъ, далеко отсталой отъ моды и по старой пѣгой лошади, они приняли его за какого-нибудь стараго отставнаго конюшаго, привезеннаго графомъ изъ провинціи.
   Но послѣ приказанія Бюсси, всѣ засуетились около стараго дворянина.-- Ле-Годуэнъ, по обыкновенію своему, глядѣлъ на происходившее смѣясь изподтишка, и только серьёзный видъ Бюсси согналъ улыбку съ веселаго, открытаго лица молодаго доктора.
   -- Скорѣе, отведите комнату господину барону! вскричалъ Бюсси.
   -- Которую? спросили разомъ нисколько голосовъ.
   -- Лучшую; мою.
   И, соскочивъ съ лошади, Бюсси подалъ старику руку, чтобъ помочь ему взобраться на лѣстницу и стараясь принять его еще съ большимъ почетомъ, нежели съ какимъ самъ былъ принятъ имъ.
   Баронъ де-Меридоръ принималъ всѣ почести безъ сопротивленія и почти безъ воли, подобно тому, какъ мы иногда предаемся увлекательнымъ мечтамъ, заносящимъ насъ въ фантастическія страны царства воображенія и мрака.
   Барону принесли золочёный кубокъ, и Бюсси самъ налилъ въ него "вино гостепріимства".
   -- Благодарю, благодарю! говорилъ старикъ: -- но скоро ли мы отправимся туда, куда должны идти?
   -- Скоро, баронъ; будьте спокойны... предстоящее свиданіе осчастливитъ не васъ однихъ, но и меня.
   -- Не-уже-ли?.. Вы во всю дорогу говорили мнѣ рѣчи, смысла которыхъ я не понимаю.
   -- Я говорю, баронъ, и говорилъ, что Провидѣніе хранитъ благородныя сердца... и оказываетъ чудеса въ ихъ пользу.
   Баронъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Бюсси: -- но Бюсси, почтительно поклонившись и сказавъ, что сейчасъ вернется, удалился съ улыбкой на лицѣ.
   Бюсси ожидалъ встрѣтить Реми въ передней, и не ошибся. Онъ взялъ молодаго врача подъ-руку и пошелъ съ нимъ въ сосѣднюю комнату.
   -- Ну, любезный Иппократъ, спросилъ онъ: -- какъ наши дѣла?
   -- Какія дѣла?
   -- Разумѣется, дѣла въ Сент-Антуанской-Улицѣ.
   -- Графъ, мнѣ кажется, что они въ весьма-благопріятномъ положеніи -- для васъ. Впрочемъ, это не новость.
   Бюсси вздохнулъ.
   -- Слѣдовательно, мужъ не возвращался? спросилъ онъ.
   -- Какъ же! приходилъ, только напрасно.-- Во всей этой исторіи замѣшанъ какой-то старый отецъ, на которомъ будетъ основана развязка; этого отца ждутъ съ неописаннымъ нетерпѣніемъ...
   -- А ты почему это знаешь?
   -- Какъ не знать! отвѣчалъ Годуэнъ съ открытой, добродушной улыбкой:-- ваше отсутствіе лишило меня всякихъ занятій; не желая даромъ ѣсть хлѣбъ вашъ, я употребилъ все свое свободное время въ вашу пользу.
   -- Что же ты сдѣлалъ? Разсказывай, мой добрый Реми; я слушаю.
   -- Вотъ что я сдѣлалъ: когда вы уѣхали, я, съ туго-набитымъ кошелькомъ, книгами и шпагой переселился въ маленькую квартирку, которую нанялъ на углу Сент-Антуанской-Улицы.
   -- Прекрасно.
   -- Оттуда мнѣ былъ видѣнъ отъ подваловъ до трубъ извѣстный вамъ домъ.
   -- Хорошо; далѣе.
   -- Переселившись на новую квартиру, я сѣлъ къ окну.
   -- Такъ.
   -- Такъ, да не такъ; тутъ явилось маленькое затрудненіе.
   -- Какое?
   -- Изъ этого окна я все видѣлъ, но и меня могли видѣть. Сосѣди могли принять меня, постоянно любующагося однимъ и тѣмъ же видомъ, за плута, за влюбленнаго, за шпіона или за сумасшедшаго.
   -- Справедливо, мой добрый Годуэнъ.-- Какъ же ты сдѣлалъ?
   -- Я увидѣлъ, что надобно было прибѣгнуть къ рѣшительнымъ мѣрамъ, и... влюбился!
   -- Что? спросилъ Бюсси, не понимая, какую пользу могла принести ему любовь Реми.
   -- Я влюбился, какъ уже имѣлъ честь вамъ докладывать, съ важностію повторилъ молодой докторъ: -- влюбился крѣпко, безъ памяти.
   -- Въ кого же?
   -- Въ Гертруду.
   -- Гертруду? служанку г-жи Монсоро?
   -- Разумѣется, въ Гертруду, служанку графини Монсоро.-- Что дѣлать, графъ! я не дворянинъ, а бѣдный, ничтожный докторъ; слѣдовательно, по-необходимости, долженъ довольствоваться служанками и дѣлать свои опыты in anima vili, какъ у насъ говорится.
   -- Бѣдный Реми! сказалъ Бюсси: -- я вполнѣ цѣню твою преданность.
   -- Э, графъ! отвѣчалъ Годуэпъ:-- вы напрасно обо мнѣ сожалѣете. Гертруда славная дѣвушка; она двумя дюймами выше меня ростомъ, и шутя подниметъ меня одной рукой за воротникъ; у ней чрезвычайно развиты двуглавая мышца и ручные мускулы. Это внушило мнѣ къ ней уваженіе, весьма польстившее ея самолюбію; а такъ-какъ я всегда ей уступаю, то у насъ никогда не доходитъ до споровъ; притомъ же, у ней есть чудесная способность...
   -- Какая?
   -- Способность разсказывать, такъ-что я все знаю, что дѣлается у ея госпожи... А? что вы скажете на это, графъ?-- Я думалъ, что вамъ очень-пріятно будетъ знать, что происходило во время вашего отсутствія.
   -- Годуэнъ, ты добрый геній, посланный мнѣ случаемъ или, лучше сказать, самимъ Провидѣніемъ... Слѣдовательно, ты съ Гертрудой въ такихъ отношеніяхъ...
   -- Puella me deligit, отвѣчалъ Годуэнъ, покачиваясь съ притворнымъ самодовольствіемъ.
   -- И ты принятъ у нихъ въ домѣ?
   -- Вчера, въ полночь, я въ первый разъ на-ципочкахъ вошелъ въ знакомую вамъ дверь съ окошечкомъ.
   -- Какъ дошелъ ты до этого?
   -- Самымъ простымъ способомъ.
   -- Но какимъ же? разскажи.
   -- На третій день послѣ вашего отъѣзда, и на второй послѣ моего переселенія въ новую квартиру, я ждалъ на улицѣ, чтобъ предметъ будущей моей страсти отправился закупать провизію, чѣмъ онъ занимается каждый день, отъ восьми до девяти часовъ утра. Въ десять минутъ девятаго она явилась. Я немедленно отправился къ ней на встрѣчу.
   -- И она узнала тебя?
   -- Узнала, вскрикнула и убѣжала.
   -- А ты?
   -- Я побѣжалъ за нею и насилу догналъ, потому-что она бѣгаетъ очень-шибко; но, знаете, въ длинномъ платьѣ бѣжать неловко... И такъ, я догналъ ее...
   "-- Іисусе! вскричала она.
   "-- Пресвятая Богородица! вскричалъ я.
   "Это восклицаніе подало ей хорошее мнѣніе обо мнѣ, потому-что другой человѣкъ, менѣе-благочестивый, закричалъ бы corbleu, или morbleu!
   "-- Молодой докторъ! вскричала она.
   "-- Прелестная служанка! отвѣчалъ я"
   "Она улыбнулась; но въ то же время отвѣчала:
   "-- Вы ошибаетесь, я васъ не знаю.
   "-- А я васъ знаю, возразилъ я:-- потому-что съ-тѣхъ-поръ, какъ встрѣтился съ вами, я не живу -- я обожаю васъ, обожаю до того, что уже не могъ болѣе жить въ улицѣ Ботрельи и переселился сюда, въ Сент-Антуанскую-Улицу, чтобъ только видѣть васъ, любоваться вами... Если я понадоблюсь вамъ въ другой разъ, чтобъ опять перевязать рану какому-нибудь красавцу-дворянину, такъ милости прошу на новую квартиру.
   "-- Тише! сказала она.
   "-- А-га! такъ вы меня узнали теперь? отвѣчалъ я.
   "И вотъ какъ мы познакомились или, лучше сказать, возобновили знакомство.
   -- Такъ-что теперь ты...
   -- Счастливъ, какъ только можно быть счастливымъ... говоря относительно, -- вы понимаете; но и въ другомъ отношеніи я болѣе, нежели счастливъ, потому-что мнѣ удалось услужить вамъ.
   -- Но если она догадается?
   -- Никогда; я ни слова не говорилъ о васъ. Гдѣ бѣдному Реми-ле-Годуэну знать такихъ благородныхъ дворянъ, какъ графъ де-Бюсси? Нѣтъ, я только такъ, стороной, спросилъ ее: а что подплываетъ вашъ молодой баринъ?
   "-- Какой молодой баринъ?
   "-- А тотъ, что былъ раненъ.
   "-- Это совсѣмъ не мой баринъ, отвѣчала она.
   "-- А!, я только такъ подумалъ, потому-что онъ лежалъ въ постели вашей барыни...
   "-- Ахъ, Боже мой, нѣтъ! отвѣчала она со вздохомъ:-- мы его совсѣмъ не знали, и послѣ того видѣли только одинъ разъ.
   "-- Такъ, слѣдовательно, вы не знаете даже, какъ его зовутъ? спросилъ я.
   "-- Знаю.
   "-- Вѣроятно, и позабыли?
   "-- О, нѣтъ, имя его не изъ тѣхъ, которыя забываются.
   "-- Какъ же его зовутъ?
   "-- Слышали ли вы когда-нибудь о храбромъ графѣ де-Бюсси?
   "-- Еще бы! отвѣчалъ я: -- кто не знаетъ славнаго Бюсси?
   "-- Такъ это онъ и былъ.
   "-- А госпожа ваша?
   "-- Моя госпожа за-мужемъ.
   "-- Что за бѣда! можно быть за-мужемъ, вѣрной супругой и, вмѣстѣ съ тѣмъ, думать иногда о красавцѣ, съ которымъ нечаянно встрѣтишься... особенно, когда этотъ красавецъ былъ раненъ и лежалъ въ нашей постели...
   "-- Да я и не говорю, чтобъ моя барыня не думала о немъ.
   Яркая краска выступила на щекахъ Бюсси.
   "-- Мы даже говоримъ о немъ, прибавила Гертруда: -- когда остаемся однѣ.
   -- Добрая дѣвушка! вскричалъ графъ.
   "-- А что же вы о немъ говорите? спросилъ я.
   "-- Я разсказываю моей госпожѣ о его подвигахъ; о нихъ мнѣ не трудно было узнать, потому-что весь Парижъ толкуетъ о ранахъ, которыя онъ наноситъ и самъ получаетъ. Я даже пою ей пѣсенку, которая въ большой модѣ.
   "-- Знаю я эту пѣсенку, отвѣчалъ я.
   Un beau chercheur de noise,
   C'est le seigneur d'Amboise.
   Tendre et fidèle aussi,
   C'est Monseigneur Bussy!
   "-- Такъ?
   "-- Такъ, именно такъ! вскричала Гертруда.-- И госпожа моя съ утра до ночи твердитъ эту пѣсенку.
   Бюсси дружески пожалъ руку молодому врачу; невыразимо-сладостное ощущеніе проникло въ душу его.
   -- А далѣе что? спросилъ онъ, -- такъ человѣкъ ненасытенъ въ своихъ желаніяхъ.
   -- Пока ничего. О! да я этимъ не ограничусь; я еще болѣе узнаю... Но не прогнѣвайтесь, въ одинъ день... или, лучше сказать, въ одну ночь всего не узнаешь!...
   

III.
Отецъ и дочь.

   Разсказъ Реми осчастливилъ Бюсси; онъ изъ него узналъ двѣ новости:-- во-первыхъ, что Діана по-прежнему ненавидѣла графа Монсоро, и что она была болѣе расположена къ нему-самому.
   Кромѣ того, наивное расположеніе къ нему молодаго человѣка радовало его сердце. Во всѣхъ добрыхъ, благородныхъ ощущеніяхъ есть какая-то таинственная сила, укрѣпляющая всѣ наши способности. Чѣмъ мы становимся лучше, тѣмъ чувствуемъ себя счастливѣе, а чѣмъ счастливѣе, тѣмъ становимся лучше.
   Бюсси понялъ, что теперь не должно было терять времени, и что на него падала отвѣтственность за каждую минуту продолженія горести бѣднаго старика.
   Сошедъ на дворъ, барокъ де-Меридоръ сѣлъ на коня, для него приготовленнаго. Бюсси также сѣлъ на другаго коня, и, въ сопровожденіи Реми, они выѣхали на улицу.
   Изумленіе барона возрастало по мѣрѣ того, какъ они приближались къ Сент-Антуанской-Улицѣ; двадцать лѣтъ прошло съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ не былъ въ Парижѣ, а потому все казалось ему измѣнившимся, новымъ.
   Но вмѣстѣ съ изумленіемъ возрастала и грусть старика, по-мѣрѣ-того, какъ онъ приближался къ невѣдомой цѣли своего путешествія.-- Какъ пріиметъ его герцогъ, и какія будутъ послѣдствія этого горестнаго свиданія?
   По-временамъ, онъ съ изумленіемъ смотрѣлъ на Бюсси, спрашивая себя, какое таинственное влеченіе заставило его послѣдовать за дворяниномъ принца -- виновника его горестей? Не поступилъ ли бы онъ съ большимъ достоинствомъ, отказавшись отъ свиданія съ герцогомъ анжуйскимъ и отправившись прямо въ Лувръ, чтобъ пасть къ ногамъ короля и разсказать ему обо всемъ? Чего хотѣлъ отъ него принцъ? Чѣмъ могъ онъ утѣшить его? Не былъ ли онъ изъ тѣхъ, которые льстивыми словами на минуту облегчаютъ нанесенныя ими раны... раны, которыя потомъ заставляютъ ихъ страдать болѣе прежняго?
   Всадники въѣхали въ Сент-Антуанскую-Улицу. Бюсси, какъ искусный полководецъ, послалъ впередъ Реми, чтобъ приготовить обитательницъ маленькаго домика къ неожиданному посѣщенію.
   Годуэнъ обратился къ Гертрудѣ и воротился доложить своему господину, что путь былъ прочищенъ, и что они не встрѣтятъ никакого препятствія.
   Читатели поймутъ, что всѣ эти переговоры шли шопотомъ.
   Между-тѣмъ, баронъ всматривался съ изумленіемъ.
   -- Какъ! спросилъ онъ:-- не-уже-ли герцогъ анжуйскій живетъ здѣсь?
   И подозрѣніе проникло въ душу его при видѣ маленькаго, скромнаго домика, къ которому они подъѣхали.
   -- Не совсѣмъ, отвѣчалъ Бюсси съ веселой улыбкой: -- не герцогъ живетъ здѣсь, а особа, которую онъ любилъ нѣкогда.
   Лицо стараго дворянина приняло мрачное выраженіе.
   -- Графъ, сказалъ онъ:-- остановивъ лошадь:-- мы, провинціалы, не привыкли къ вашимъ парижскимъ обычаямъ; ваше легкомысліе пугаетъ насъ простяковъ. Мнѣ кажется, если его высочеству герцогу анжуйскому угодно видѣть барона де-Меридора, то онъ долженъ принять его въ своемъ дворнѣ, а не у одной изъ своихъ любовницъ. Притомъ же, прибавилъ старикъ съ глубокимъ вздохомъ:-- я удивляюсь, какъ вы, человѣкъ, по-видимому, благородный, могли взять на себя порученіе проводить старика въ такой неблагопристойный домъ?.. Не для того ли вы это дѣлаете, чтобъ дать мнѣ понять, что моя бѣдная Діана была бы еще жива, еслибъ, подобно хозяйкѣ этого дома, предпочла позоръ смерти?
   -- Полно-те, баронъ, сказалъ Бюсси съ прямодушною улыбкой, которая была сильнѣйшимъ убѣдительнымъ средствомъ его, чтобъ склонить старика послѣдовать за нимъ въ Парижъ: -- не дѣлайте впередъ ложныхъ заключеній. Клянусь вамъ честію, что вы ошибаетесь. Особа, которую вы сейчасъ увидите, совершенно-добродѣтельна и вполнѣ достойна вашего уваженія.
   -- Но кто же она?
   -- Она... она жена одного изъ знакомыхъ вамъ дворянъ.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ? Такъ зачѣмъ же вы говорили, что принцъ любилъ ее?
   -- За тѣмъ, что я всегда говорю правду, баронъ: -- извольте войдти въ домъ и вы убѣдитесь, что я исполнилъ свое обѣщаніе.
   -- Берегитесь; я оплакивалъ возлюбленную дочь, а вы сказали мнѣ: "пути Всевышняго неисповѣдимы!.." Понимаете ли, что обѣщать мнѣ утѣшеніе -- значитъ почти обѣщать мнѣ, что для меня сотворится чудо?
   -- Войдите, баронъ, повторилъ Бюсси съ тою же улыбкою, всегда побѣждавшею возраженія старика.
   Баронъ сошелъ съ лошади.
   Гертруда выбѣжала на порогъ и съ изумленіемъ глядѣла на Годуэна, Бюсси и стараго барона, не постигая, какимъ случаемъ эти три человѣка находились вмѣстѣ.
   -- Доложи графинѣ Монсоро, сказалъ молодой графъ, что мосьё де-Бюсси воротился и желаетъ говорить съ нею.-- Но, ради Бога, прибавилъ онъ шопотомъ: -- не говори ей, кого я привелъ съ собою.
   -- Графиня Монсоро! вскричалъ старикъ съ изумленіемъ: -- графиня Монсоро!
   -- Извольте идти впередъ, баронъ, сказалъ Бюсси, приглашая барона войдти въ корридоръ.
   Въ то самое время, когда старикъ нетвердыми шагами шелъ по лѣстницъ, вверху послышался дрожащій голосъ Діаны.
   -- Г. де-Бюсси! говорила она: -- проси, Гертруда, проси!
   -- Этотъ голосъ, вскричалъ баронъ, внезапно остановившись посреди лѣстницы: -- этотъ голосъ! О, Боже мой! Боже мой!
   -- Идите же, баронъ, сказалъ Бюсси.
   Но въ то мгновеніе, когда баронъ, дрожа всѣми членами, схватился за перилы, чтобъ не упасть, вверху показалась Діана, озаренная свѣтлымъ лучомъ солнца, пробивавшимся въ отворенную дверь...
   При этомъ видѣніи, казавшемся сверхъестественнымъ, старикъ страшно вскрикнулъ протянувъ впередъ руки... Діана, готовившаяся уже броситься на шею къ отцу, остановилась боязливо.
   Протянувъ руки, баронъ коснулся плеча Бюсси и оперся на него.
   -- Діана жива! проговорилъ баронъ де-Меридоръ: -- Діана, моя Діана, жива! А мнѣ сказали, что она умерла... о Боже мой!..
   И старый воинъ, принимавшій участіе въ столькихъ битвахъ, пощадившихъ его, старый дубъ, пораженный громовымъ ударомъ извѣстія о смерти Діаны, атлетъ, столь могущественно боровшійся съ горестью -- былъ внезапно уничтоженъ, подавленъ радостію, и еслибъ не Бюсси, то онъ упалъ бы съ лѣстницы предъ видѣніемъ, стоявшимъ передъ глазами его.
   -- Боже мой! вскричала Діана, быстро спускаясь по ступенямъ, отдѣлявшимъ ее отъ старика: -- что сдѣлалось съ отцомъ моимъ, г. де-Бюсси?
   И испуганная внезапною блѣдностью и страннымъ дѣйствіемъ, произведеннымъ на стараго барона видомъ ея, вопрошала она Бюсси болѣе взоромъ, чѣмъ словами.
   -- Баронъ де-Меридоръ считалъ васъ умершею и оплакивалъ васъ.
   -- Какъ! вскричала Діана: -- и никто не открылъ ему истины?
   -- Никто.
   -- О! нѣтъ, нѣтъ, никто! вскричалъ старикъ, вышедъ изъ минутнаго забытья: -- никто! даже г. де-Бюсси молчалъ!
   -- Неблагодарный! сказалъ молодой дворянинъ съ выраженіемъ кроткаго упрека.
   -- Да, да, неблагодарный! отвѣчалъ старикъ: -- вы правы, потому-что эта минута вознаграждаетъ меня за всѣ мои страданія. О, Діана, милая Діана, продолжалъ онъ, прижавъ одною рукою голову дочери къ губамъ своимъ, а другую протягивая къ Бюсси.
   Потомъ, поднявъ вдругъ голову, какъ-бы пораженный горестнымъ воспоминаніемъ или новою боязнію, которая вкралась въ сердце его, не смотря на радость, служившую ему, такъ-сказать, щитомъ, онъ сказалъ:
   -- Но, г. де-Бюсси, вы сказали мнѣ, что я увижусь съ графиней Монсоро: гдѣ же она?
   -- Увы! произнесла съ глубокимъ вздохомъ Діана.
   Бюсси также вздохнулъ и отвѣчалъ съ усиліемъ:
   -- Она предъ вами, баронъ; графъ Монсоро зять вашъ.
   -- Какъ! проговорилъ старикъ:-- Монсоро твой мужъ, и никто, даже ты, Діана, не дала мнѣ знать объ этомъ?
   -- Я не смѣла писать къ вамъ, батюшка, боясь, чтобъ письмо не попалось въ руки принца... Притомъ же, я думала, что вы все знаете.
   -- Но къ-чему, для чего вся эта таинственность? спросилъ старый баронъ.
   -- Тутъ скрывается что-то непостижимое, вскричала Діана.-- Зачѣмъ г. Монсоро оставлялъ васъ въ томъ мнѣніи, что я умерла? зачѣмъ скрывалъ онъ отъ васъ бракъ нашъ?
   Баронъ, какъ-бы страшась проникнуть тайну, боязливо вопрошалъ взоромъ сверкавшіе глаза дочери и задумчивый взглядъ Бюсси.
   Вся эта сцена происходила на лѣстницѣ.
   -- Монсоро мой зять! проговорилъ баронъ де-Меридоръ, покачивая головой.
   -- Чему же вы удивляетесь? возразила Діана съ нѣжнымъ упрекомъ:-- не вы ли сами приказали мнѣ выйдти за него, батюшка?
   -- Да; но только въ такомъ случаѣ, еслибъ онъ спасъ тебя.
   -- Онъ спасъ меня, отвѣчала Діана, входя въ залу и съ мрачнымъ видомъ опустившись въ кресло.-- Онъ спасъ меня... не отъ несчастія, но отъ позора.
   -- Такъ зачѣмъ же онъ не написалъ мнѣ, что ты жива? Вѣдь онъ зналъ, какія горькія слезы проливалъ я? сказалъ старикъ.-- Я умиралъ съ горя, между-тѣмъ, какъ одно слово могло возвратить мнѣ жизнь... и онъ молчалъ!
   -- О! въ этомъ скрывается черное намѣреніе! вскричала Діана.-- Батюшка, я не разстанусь болѣе съ вами; г. де-Бюсси, вы защитите насъ, не правда ли?
   -- Увы, графиня! отвѣчалъ молодой человѣкъ, поклонившись:-- я не имѣю права мѣшаться въ ваши семейныя тайны. Видя странное поведеніе вашего супруга, я долженъ былъ найдти вамъ защитника, которому вы могли бы ввѣриться. За этимъ-то защитникомъ ѣздилъ въ Меридоръ. Теперь же, когда вы съ нимъ, я долженъ удалиться.
   -- Онъ правъ, печально проговорилъ старикъ.-- Г. Монсоро страшился гнѣва герцога анжуйскаго, и г. де-Бюсси не хочетъ навлечь на себя его же гнѣва.
   Діана бросила на молодаго человѣка взглядъ, выражавшій: "неуже-ли тотъ, котораго зовутъ храбрымъ Бюсси, можетъ бояться герцога анжуйскаго, какъ боится его графъ Монсоро?
   Бюсси понялъ взглядъ Діаны и улыбнулся.
   -- Баронъ, сказалъ онъ:-- простите мнѣ странную просьбу... я дѣлаю ее съ намѣреніемъ услужить вамъ.
   Баронъ и Діана смотрѣли на Бюсси.
   -- Спросите, баронъ, продолжалъ Бюсси: -- графиню Монсоро...
   Онъ произнесъ послѣднія слова съ удареніемъ, но замѣтивъ, что Діана поблѣднѣла, онъ сжалился надъ нею и продолжалъ:
   -- Спросите вашу дочь, счастлива ли она бракомъ, совершившимся по вашему приказанію и по ея согласію?
   Діана сложила руки и не могла удержать слезъ. Это былъ единственный отвѣтъ ея на вопросъ Бюсси. Яснѣе она и не могла отвѣчать.
   На глазахъ стараго барона выступили слезы. Онъ начиналъ уже понимать, что дружба его къ Монсоро, быть-можетъ, слишкомъ-опрометчивая, была одною изъ главнѣйшихъ причинъ несчастія его дочери.
   -- Теперь, продолжалъ Бюсси: -- скажите, баронъ, правда ли, что никакая хитрость, никакое насиліе не заставили васъ отдать руку вашей дочери графу Монсоро?
   -- Правда; я добровольно обѣщалъ ему руку Діаны, если онъ спасетъ ее.
   -- Онъ точно спасъ ее; слѣдовательно, мнѣ не зачѣмъ спрашивать, намѣрены ли вы не отпираться отъ даннаго слова.
   -- Вы лучше всякаго другаго знаете, что всякій, а тѣмъ болѣе дворянинъ, долженъ исполнять обѣщанное. Графъ Монсоро спасъ мою дочь; слѣдовательно, моя дочь принадлежитъ графу Монсоро.
   -- Ахъ! проговорила молодая женщина:-- зачѣмъ я не умерла!
   -- Графиня! сказалъ Бюсси: -- вы видите, что я былъ правъ, когда говорилъ, что здѣсь мнѣ нечего болѣе дѣлать. Баронъ отдалъ вашу руку графу Монсоро, а вы обѣщали ему отдать и сердце, когда увидитесь съ отцомъ своимъ.
   -- Не терзайте меня, де-Бюсси, вскричала графиня Монсоро, приблизившись къ молодому человѣку:-- отецъ мой не знаетъ, что я боюсь этого человѣка; отецъ мой не знаетъ, что я ненавижу его; отецъ мой думаетъ, что онъ мой спаситель... а я, я вижу, я угадываю инстинктивно, что онъ мой палачъ!
   -- Діана!.. Діана! вскричалъ баронъ:-- онъ спасъ тебя!
   -- Да, вскричалъ Бюсси, вышедъ изъ границъ осторожности, въ которыхъ онъ до-тѣхъ-поръ оставался.-- Но если опасность была не такъ велика, какъ вы думаете, если опасность была мнимая, если... выслушайте меня, баронъ: во всемъ этомъ скрывается какая-то тайна, которую я долженъ разгадать, и разгадаю. Но повѣрьте, еслибъ я былъ на мѣстъ г. Монсоро, еслибъ мнѣ судьба даровала счастіе спасти вашу дочь отъ безчестія, -- я, вѣрно, не потребовалъ бы отъ нея платы за эту услугу!
   -- Онъ любилъ ее, сказалъ баронъ де-Меридоръ, понимая всю гнусность поведенія Монсоро, но стараясь извинить его: -- любви можно простить многое.
   -- А развѣ я... вскричалъ Бюсси, но внезапно опомнившись, замолчалъ, и только молнія, блеснувшая изъ глазъ, досказала мысль его.
   Діана поняла его.
   -- Вы меня поняли, сказала она, покраснѣвъ: -- не правда ли? вы требовали, чтобъ я назвала васъ другомъ, братомъ... другъ мой, братъ мой, не-уже-ли вы еще будете отказываться покровительствовать мнѣ?
   -- Но герцогъ анжуйскій! герцогъ анжуйскій! говорилъ старикъ, который страшился только гнѣва принца.
   -- Я не изъ тѣхъ, которыхъ можетъ испугать гнѣвъ принцевъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- и если не ошибаюсь, намъ и нечего опасаться этого гнѣва; если вамъ угодно, баронъ, я васъ такъ подружу съ герцогомъ, что онъ самъ защититъ васъ отъ графа Монсоро, настоящаго врага вашего, повѣрьте мнѣ; только съ этой стороны угрожаетъ вамъ опасность невѣдомая, по страшная,-- невидимая, но неизбѣжная.
   -- Все погибло, если герцогъ узнаетъ, что Діана жива! вскричалъ старикъ.
   -- Вижу, вскричалъ Бюсси: -- что, несмотря на всѣ мой увѣренія, вы болѣе довѣряете г-ну Монсоро, нежели мнѣ. Оставимте это; отвергайте мое предложеніе, баронъ, отвергайте всесильнаго защитника, котораго я предлагалъ вамъ. Предайтесь въ руки человѣка, такъ хорошо заслужившаго вашу довѣренность. Я уже сказалъ вамъ: я исполнилъ свой долгъ, и мнѣ здѣсь нечего болѣе дѣлать. Прощайте, баронъ; прощайте, графиня; вы никогда болѣе не увидите меня...
   -- О! вскричала Діана, схвативъ руку молодаго человѣка:-- развѣ я колебалась? развѣ я довѣряла ему? Нѣтъ! на колѣняхъ умоляю васъ, не покидайте меня.
   Бюсси схватилъ умоляющія руки Діаны, и весь гнѣвъ его упалъ подобно снѣгу, тающему на вершинахъ горъ при теплой улыбкѣ майскаго солнца.
   -- Да, графиня! сказалъ Бюсси: -- да, я принимаю святую обязанность, которую вы на мени возлагаете; я сейчасъ же отправлюсь къ принцу, уѣхавшему, говорятъ, съ королемъ на богомолье въ Шартръ, и не пройдетъ трехъ дней, какъ возвращусь съ утѣшительными извѣстіями, или -- я не буду Бюсси!
   И, подошедъ къ Діанъ, онъ сказалъ ей голосомъ тихимъ, но дышавшимъ страстію:
   -- Мы теперь соединились противъ графа де-Монсоро; не забывайте, что не онъ привелъ къ вамъ отца...
   И, пожавъ еще разъ руку барона, онъ вышелъ изъ комнаты.
   

IV.
Какъ братъ Горанфло проснулся и какъ былъ принятъ въ монастырѣ.

   Мы разстались съ нашимъ пріятелемъ Шико, когда онъ стоялъ въ восторгѣ предъ богатырскимъ сномъ и звучнымъ храпѣніемъ брата Горанфло; онъ сдѣлалъ знакъ хозяину гостинницы, чтобъ тотъ удалился и унесъ свѣчу, наказавъ ему сперва ни слова не говорить достойному брату о его отлучкѣ въ десять часовъ вечера и возвращеніи въ три часа утра.
   Такъ-какъ Бономе замѣтилъ, что всегда шутъ угощалъ монаха и платилъ за него, то крайне уважалъ шута и старался всячески угождать ему. Онъ обѣщалъ Шико не говорить ни слова о происшествіяхъ этой ночи, и удалился, оставивъ пріятелей въ темнотѣ, по приказанію шута.
   Вскорѣ Шико замѣтилъ, что братъ Горанфло и храпѣлъ и говорилъ въ одно и то же время. Это было слѣдствіемъ не угрызеній совѣсти, а слишкомъ-полнаго желудка.
   Слова, произносимыя монахомъ во снѣ, составляли страшную смѣсь краснорѣчія и вакхическихъ изреченій.
   Однакожъ, Шико понялъ, что въ темнотѣ ему весьма-трудно будетъ возвратить брату Горанфло его одежду такъ, чтобъ тотъ, проснувшись, ничего не замѣтилъ; и точно, въ темнотѣ онъ могъ нечаянно наступить на одинъ изъ огромныхъ членовъ монаха и тѣмъ разбудить его.
   Въ-слѣдствіе этого размышленія, Шико раздулъ уголья въ каминѣ, чтобъ нѣсколько освѣтить комнату.
   Въ то же время, Горанфло пересталъ храпѣть и проговорилъ:
   -- Братья! подымается сильный вѣтеръ; это дуновеніе, вдохновляющее меня...
   И онъ опять захрапѣлъ.
   Шико обождалъ нѣсколько секундъ, и замѣтивъ, что Горанфло опять погрузился въ летаргическій сонь, принялся снимать съ него скатерть, въ которую самъ его закуталъ.
   -- Бррр! проворчалъ Горанфло: -- холодно! Чего добраго, виноградъ не созрѣетъ.
   Шико остановился на минуту и потомъ опять продолжалъ начатое дѣло.
   -- Вы знаеге мое усердіе, братіи, продолжалъ монахъ: -- я душой преданъ церкви и его свѣтлости герцогу де-Гизу.
   -- Каналья! проворчалъ Шико.
   -- Это мое мнѣніе, продолжалъ Горанфло:-- но неоспоримо...
   -- Что неоспоримо? спросилъ Шико, съ усиліемъ приподнявъ монаха, чтобъ надѣть на него черный кафтанъ.
   -- Неоспоримо то, что человѣку съ виномъ не совладать; братъ Горанфло долго боролся съ виномъ, и наконецъ таки-преодолѣлъ злое питіе!
   Шико пожалъ плечами.
   Монахъ открылъ одинъ глазъ и увидѣлъ надъ собою лицо Шико, показавшееся ему блѣднымъ и мрачнымъ при слабомъ свѣтѣ.
   -- Не нужно мнѣ ни привидѣній, ни домовыхъ, не нужно! сказалъ монахъ, какъ-бы разсуждая съ духомъ, съ которымъ заключалъ условіе.
   -- Онъ мертвецки-пьянъ, сказалъ Шико, продолжая завертывать Горанфло въ длинныя полы его платья и натягивая ему капюшонъ на голову.
   -- А! вотъ это дѣло! Церковный сторожъ плотнѣе затворилъ двери, и теперь нѣтъ больше сквознаго вѣтра.
   -- Теперь, пожалуй, просыпайся, коли хочешь, проговорилъ Шико: -- мнѣ все равно.
   -- Небо услышало мои молитвы, ворчалъ монахъ: -- аквилонъ, угрожавшій винограду, превратился въ тихій зефиръ.
   -- Аминь! сказалъ Шико.
   Разставивъ пустыя бутылки и грязныя тарелки въ живописномъ порядкѣ, подложивъ подъ голову салфетки и покрывшись скатертью, онъ легъ возлѣ своего пріятеля и заснулъ.
   Дневной свѣтъ, падавшій ему прямо въ глаза, и рѣзкій голосъ хозяина, бранившаго своихъ поваренковъ, разогнали сонъ брата Горанфло.
   Онъ приподнялся, не безъ труда усѣлся на полу и сталъ озираться. Сначала, его поразилъ многозначительный безпорядокъ разбросанной посуды, потомъ Шико, который, притворясь спящимъ, храпѣлъ, но въ то же время внимательно слѣдилъ за всѣми движеніями монаха.
   -- Разсвѣло! вскричалъ Горанфло: -- corbleu! не-ужь-то я проспалъ всю ночь?
   Потомъ, подумавъ съ минуту, онъ продолжалъ:
   -- А монастырь? о-го-го!
   И онъ сталъ застегиваться, чего Шико, одѣвая его, не могъ сдѣлать.
   -- Все равно, продолжалъ онъ: -- мнѣ свились странныя вещи: мнѣ казалось, что я умеръ и былъ завернутъ въ саванъ, запятнанный кровью.
   Горанфло не совсѣмъ ошибался: проснувшись въ половинъ ночи, онъ принялъ простыню, въ которую былъ завернутъ, за саванъ, а капли пролитаго вина -- за кровь.
   -- По счастію, это былъ одинъ только сонъ, подумалъ Горанфло, снова осматриваясь.
   Взоръ его остановился на Шико, который, замѣтивъ, что монахъ глядѣлъ на него, захрапѣлъ громче прежняго.
   -- Чудная вещь быть пьянымъ! сказалъ Горанфло, съ восторгомъ смотря на Шико: -- какъ онъ счастливъ, что можетъ спокойно спать! Ахъ, онъ совершенно свободенъ; а я!..
   И онъ испустилъ вздохъ, заглушившій храпѣніе Шико и, вѣроятно, разбудившій бы Гасконца, еслибъ тотъ въ-самомъ-дѣлѣ спалъ.
   -- Не разбудить ли его? продолжалъ монахъ: -- онъ можетъ подать мнѣ хорошій совѣтъ.
   Шико захрапѣлъ такъ, что окна задрожали.
   -- Нѣтъ, продолжалъ Горанфло: -- я и безъ него найду какую-нибудь ловкую отговорку. Но во всякомъ случаѣ, мнѣ трудно будетъ избавиться отъ ареста... Арестъ бы еще ничего, да на хлѣбъ и на воду посадятъ... Были бы у меня деньги, такъ я подкупилъ бы брата стража...
   Услышавъ эти слова, Шико очень-осторожно и ловко вытащилъ изъ кармана довольно-туго-набитый кошелекъ и спряталъ его подъ себя.
   Эта предосторожность не была лишнею, потому-что Горанфло съ уныніемъ на лицѣ приближался къ своему пріятелю, произнося задумчиво:
   -- Еслибъ онъ не спалъ, такъ навѣрное одолжилъ бы мнѣ экю; но я не хочу нарушать его сна... а потому самъ возьму...
   Съ этими словами, Горанфло приблизился къ Шико и тихонько запустилъ къ нему въ карманъ руку.
   Шико продолжалъ храпѣть, пока пріятель обшаривалъ его карманы.
   -- Странно! сказалъ монахъ: -- въ кармапахъ ничего нѣтъ... А! вѣрно въ шляпѣ...
   Пока монахъ поползъ къ шляпѣ, Шико тихонько высыпалъ деньги въ руку и спряталъ пустой кошелекъ въ боковой карманъ панталонъ.
   -- И въ шляпѣ ничего нѣтъ, сказалъ монахъ:-- странно! Я, однакоже, навѣрное зпаго, что пріятель мой Шико никогда не выходитъ со двора съ пустыми карманами... Ахъ, старый Гасконецъ! прибавилъ онъ съ улыбкой, раскрывшей ротъ его до самыхъ ушей: -- яи забылъ твои штаны.
   И, опустивъ руку въ карманъ панталонъ Шико, онъ вынулъ изъ него пустой кошелекъ.
   -- Господи! проговорилъ онъ:-- кто же заплатитъ хозяину?
   Это размышленіе произвело сильное впечатлѣніе на монаха, потому-что онъ немедленно вскочилъ на ноги и шагомъ скорымъ, хотя еще нетвердымъ вышелъ изъ комнаты, не говоря ни слова съ хозяиномъ, прошелъ чрезъ кухню и выбѣжалъ на улицу.
   Тогда Шико опустилъ деньги свои въ кошелекъ, спряталъ кошелекъ въ карманъ и, подошедъ къ окну, въ которое пробивался уже солнечный лучъ, погрузился въ глубокія размышленія, забывъ о Горанфло.
   Между-тѣмъ, собиратель милостыни, закинувъ суму на спину, продолжалъ удаляться съ выраженіемъ на лицѣ, которое прохожіе могли принять за благочестивое смиреніе, но которое было слѣдствіемъ озабоченности: Горанфло придумывалъ отговорку, которая могла бы выручить его изъ бѣды.
   Завидѣнныя имъ издали монастырскія ворота показались ему болѣе мрачными, нежели когда-либо; толпа монаховъ, разговаривавшихъ на порогѣ и съ безпокойствомъ смотрѣвшихъ на всѣ четыре стороны, показалась ему также дурнымъ предзнаменованіемъ.
   Но едва онъ вышелъ изъ Улицы-Сен-Жакъ, какъ движеніе монаховъ, увидѣвшихъ его, внушило ему невыразимую боязнь.
   -- Они говорятъ обо мнѣ, подумалъ онъ:-- они показываютъ на меня, ждутъ меня; меня вѣрно проискали всю ночь; отсутствіе мое надѣлало шума. Я погибъ!
   У него закружилась голова; ему пришла отчаянная мысль -- бѣжать, бѣжать безъ оглядки; но нѣкоторые изъ монаховъ шли уже къ нему на встрѣчу; бѣжать не было никакой возможности -- его непремѣнно догонятъ, свяжутъ, насильно повлекутъ въ монастырь... Горанфло покорился своей судьбѣ.
   Опустивъ голову, онъ шелъ на встрѣчу товарищамъ, которые остановились въ нерѣшимости.
   -- Увы! подумалъ Горанфло: -- они, кажется, не хотятъ знать меня.
   Наконецъ, одинъ изъ монаховъ пошелъ на встрѣчу къ Горанфло и сказалъ:
   -- Бѣдный братъ нашъ!
   Горанфло вздохнулъ и поднялъ глаза къ небу.
   -- Вы знаете, что пріоръ васъ ждетъ? сказалъ другой.
   -- Ахъ, Боже мой!
   -- Да, Боже мой! прибавилъ третій: -- онъ сказалъ, чтобъ васъ привели къ нему, лишь только вы вернетесь.
   -- Этого-то я и опасался, проговорилъ Горанфло.
   И ни живъ, ни мертвъ, онъ вошелъ въ монастырь; дверь со скрипомъ затворилась за нимъ.
   -- А, это вы! вскричалъ братъ-приврагникъ: -- ступайте скорѣе, васъ требуетъ къ себѣ настоятель, почтенный пріоръ нашъ Жозефъ Фулонъ.
   И, взявъ Горанфло за руку, братъ-привратникъ повелъ, или, лучше сказать, потащилъ его къ пріору.
   Тамъ тоже за нимъ затворили двери.
   Горанфло опустилъ глаза, боясь встрѣтить разгнѣванный взоръ аббата; ему казалось, что весь міръ покинулъ его, и что онъ находился въ полной власти начальника, по справедливости разгнѣваннаго.
   -- А! наконецъ-то я васъ дождался! сказалъ аббатъ.
   -- Преподобный отецъ... проговорилъ монахъ.
   -- Сколько безпокойствъ вы намъ причиняете! сказалъ пріоръ.
   -- Вы слишкомъ милостивы, преподобный отецъ, возразилъ Горанфло, непонимавшій, что было причиною снисходительности, которой онъ никакъ не ожидалъ.
   -- Вы боялись воротиться въ монастырь, послѣ того, что произошло въ прошлую ночь, не правда ли?
   -- Признаюсь, я не смѣлъ воротиться, отвѣчалъ монахъ, на лбу котораго выступилъ холодный потъ.
   -- Ахъ, любезный братъ, любезный братъ! вы поступили неблагоразумно, вы погорячились, сказалъ аббатъ.
   -- Позвольте мнѣ объяснить вамъ, почтенный отецъ...
   -- Къ-чему тутъ объясненія? Вашъ поступокъ...
   -- Вы не требуете объясненій? Тѣмъ лучше, сказалъ Горанфло: -- потому-что я находился въ затрудненіи...
   -- Я вполнѣ понимаю ваше затруднительное положеніе. Вы были увлечены минутнымъ энтузіазмомъ... Конечно, энтузіазмъ святое чувство, святая добродѣтель... но и добродѣтели, употребленныя во зло, становятся пороками... поступки самые благородные, будучи преувеличены, заслуживаютъ порицанія...
   -- Позвольте, преподобный отецъ, сказалъ Горанфло: -- теперь я ничего не понимаю. О какомъ поступкѣ изволите Вы говорить?
   -- Я говорю о вашемъ поведеніи въ прошедшую ночь.
   -- Гдѣ?
   -- Въ монастырѣ.
   -- А-га! съ монастырѣ?
   -- Да, да.
   Горанфло почесалъ себѣ кончикъ носа. Онъ начиналъ понимать, что тутъ было какое-то недоразумѣніе.
   -- Я такой же ревностный католикъ, какъ и вы; не смотря на то, смѣлость ваша испугала меня.
   -- Моя смѣлость? спросилъ Горанфло: -- такъ вы думаете, что я былъ очень-смѣлъ?
   -- Болѣе, нежели смѣлы, сынъ мой; вы были дерзки.
   -- Увы! отецъ мой, простите человѣку, не вполнѣ еще преодолѣвшему свои страсти; но я исправлюсь, непремѣно исправлюсь.
   -- Вѣрю; однакожь выходка ваша можетъ имѣть весьма-дурныя послѣдствія для васъ и для насъ. Еслибъ все это дѣло произошло между нами, такъ ничего бы; но...
   -- Какъ! вскричалъ Горанфло: -- не-уже-ли оно извѣстно и внѣ стѣнъ монастырскихъ?
   -- Конечно; вѣдь вы знаете, что тутъ было болѣе ста мірянъ, которые не проронили ни одного слова изъ вашей рѣчи.
   -- Изъ моей рѣчи? повторилъ Горанфло, болѣе и болѣе изумленный.
   -- Надобно отдать вамъ справедливость,-- рѣчь была прекрасна; я очень-хорошо понимаю, что рукоплесканія увлекли васъ, что общее одобреніе увеличило ваше вдохновеніе; но вы рѣшились предложить открытое шествіе по парижскимъ улицамъ; вы объявили, что сами рѣшитесь явиться въ полномъ вооруженіи, чтобъ вызвать на правое дѣло всѣхъ православныхъ католиковъ... признайтесь, это ужь черезъ-чуръ смѣло!
   Горанфло смотрѣлъ на настоятеля глазами, въ которыхъ выражалось сильнѣйшее изумленіе.
   -- Остается одно средство поправить все дѣло, продолжалъ пріоръ.-- Религіозный духъ, исполняющій ваше великодушное сердце, можетъ повредить вамъ въ Парижѣ, гдѣ столько злыхъ, ожесточенныхъ противъ васъ. Я желаю, чтобъ вы отправились...
   -- Куда, почтенный отецъ? спросилъ Горанфло, въ полномъ убѣжденіи, что его пошлютъ прямо въ какой-нибудь подвалъ.
   -- Въ провинцію.
   -- Въ изгнаніе? вскричалъ Горанфло.
   -- Но здѣсь вы подевргаетесь опасности, любезный братъ.
   -- Какой опасности?
   -- Васъ предадутъ уголовному суду и осудятъ на вѣчное заточеніе, если не на смерть!
   Горанфло страшно поблѣднѣлъ; онъ не могъ постигнуть, отъ-чего за ночь, проведенную внѣ монастыря, ему угрожали вѣчнымъ заточеніемъ и даже смертною казнію.
   -- Между-тѣмъ, какъ, подчиняясь этому временному изгнанію, любезнѣшій братъ, вы не только спасаетесь отъ грозящей вамъ опасности, но вамъ представляется еще средство водрузить знамя вѣры въ провинціи: то, что вы говорили и предлагали въ эту ночь, опасно и почти-невозможно въ присутствіи короля и его проклятыхъ миньйоновъ; въ провинціи же -- дѣло иное. Уѣзжайте же скорѣе, братъ Горанфло; можетъ-быть уже поздно... можетъ-быть, стражамъ дано уже приказаніе арестовать васъ.
   -- Ой, ой! Что это вы говорите, преподобный отецъ? проговорилъ монахъ, озираясь съ ужасомъ: -- какое мнѣ дѣло до стражей?
   -- Вамъ до нихъ нѣтъ никакого дѣла; но, можетъ-быть, имъ до васъ есть дѣло.
   -- Стало-быть, на меня ужь донесли? спросилъ Горанфло.
   -- Я почти увѣренъ въ томъ. Уѣзжайте же, уѣзжайте скорѣе.
   -- Уѣзжать? Это легко сказать, преподобный отецъ! произнесъ Горанфло съ горестью.-- А чѣмъ я буду жить?
   -- Чѣмъ? Вѣдь вы собиратель милостыни этого монастыря? Вотъ вамъ и средства. До-сихъ-поръ, вы собирали для другихъ: теперь будете собирать для себя. Впрочемъ, вамъ нечего безпокоиться! идеи и система, которыя вы развили, доставятъ вамъ столькихъ приверженцевъ въ провинціи, что вы ни въ чемъ не будете нуждаться... Поступайте, ступайте! И не возвращайтесь, пока васъ не позовутъ.
   Нѣжно и дружески обнявъ брага Горанфло, пріоръ проводилъ его до двери своей келльи.
   Тамъ собрались всѣ братья, въ ожиданіи появленія Горанфло.
   Едва онъ показался, какъ всѣ бросились къ нему на встрѣчу, каждый хотѣлъ прикоснуться къ рукамъ, къ шеѣ, къ платью его. Нѣкоторые даже прикладывались къ полѣ его одежды.
   -- Прощайте, говорилъ одинъ, прижимая его къ сердцу: -- прощайте, вы, святой человѣкъ; не забывайте меня въ своихъ молитвахъ.
   -- Будто-бы? подумалъ Горанфло:-- не-ужь-то я въ-самомъ-дѣлѣ святой человѣкъ?
   -- Прощайте, говорилъ другой, пожимая ему руку: -- прощайте, мужественный поборникъ вѣры! прощайте!
   -- Прощай, мученикъ! говорилъ ему третій, цалуя конецъ веревки, которою Горанфло былъ опоясанъ: -- мы блуждаемъ во мракъ; но скоро проглянетъ свѣтъ истины.
   Переходя изъ рукъ въ руки, изъ объятій въ объятія, отъ поцалуевъ къ поцалуямъ, Горанфло дошелъ до двери, ведшей на улицу, его выпихнули, и опять дверь со скрипомъ затворилась за нимъ...
   Горанфло посмотрѣлъ на дверь съ выраженіемъ, котораго невозможно описать и, пятясь назадъ, вышелъ изъ Парижа.
   Подошедъ къ заставѣ, онъ остановился, перевелъ духъ и проворчалъ:
   -- Чортъ возьми! они всѣ съ ума сошли; а если нѣтъ, такъ прости, Господи, мое прегрѣшеніе, я самъ рехнулся!..
   

V.
Какъ братъ Горанфло убѣдился, что онъ лунатикъ, и какъ горько оплакивалъ этотъ недугъ.

   До злополучнаго дня, когда бѣдный монахъ подвергся неожиданному гоненію, братъ Горанфло велъ жизнь созерцательную, то-есть, выходилъ утромъ рано, когда ему хотѣлось подышать воздухомъ,-- поздно, когда проспитъ; не полагаясь на монастырскую кухню, онъ позволялъ себѣ иногда нѣкоторыя дополненія къ ней, но и то только въ такомъ случаѣ, если благочестивые прихожане подавали милостыню монетой; тогда онъ удѣлялъ себѣ частицу изъ этой милостыни и заходилъ въ гостинницу "Рога-Изобилія"; вечеромъ же возвращался въ монастырь. Правда, угощалъ его иногда и пріятель его, Шико; но Гасконецъ былъ большой чудакъ. Иногда онъ встрѣчался съ монахомъ дней пять-шесть сряду, а потомъ исчезалъ на двѣ недѣли, на мѣсяцъ, на полтора. Въ это время Шико оставался неотлучно при королѣ, или самъ предпринималъ какое-нибудь путешествіе. Слѣдовательно, Горанфло былъ одинъ изъ тѣхъ монаховъ, для которыхъ міръ начинался съ настоятеля и кончался съ пустымъ котломъ въ кухнѣ; ему никогда и въ умъ не приходило, чтобъ когда-нибудь ему пришлось отправиться въ дальній путь искать приключеній.
   Добро бы у него были деньги -- а то нѣтъ; отвѣтъ настоятеля былъ простъ и ясенъ:
   -- Ищи и обрящешь.
   Горанфло, подумавъ, что ему надобно будетъ долго искать, усталъ заранѣе, не приступивъ еще къ поискамъ.
   Однакожъ, главное дѣло состояло въ томъ, чтобъ прежде всего избавиться отъ опасности, неизвѣстной, но великой, судя по словамъ пріора. Бѣдный монахъ былъ не изъ тѣхъ, которые могутъ скрыть свою фигуру и спастись отъ преслѣдованій какимъ-нибудь ловкимъ превращеніемъ, и потому онъ рѣшился бѣжать, и скоро миновалъ заставу, стараясь не быть замѣченнымъ часовыми.
   Но, вышелъ въ чистое поле, удалившись на пятьсотъ шаговъ отъ городскихъ воротъ, увидѣвъ на краю канавы первую весеннюю травку, вызываемую теплыми солнечными лучами, замѣтивъ, что передъ нимъ, направо и налѣво, было уединеніе, тишина, пустыня, а только сзади слышался еще гулъ многолюднаго города, -- онъ сѣлъ на край канавы, уперъ мясистый подбородокъ на толстую, жирную ладонь, почесалъ указательнымъ пальцемъ конецъ лоснившагося своего носа и погрузился въ размышленія, сопровождаемыя глубокими вздохами.
   Горанфло вздыхалъ чаще и глубже по-мѣрѣ-того, какъ время приближалось къ девяти часамъ -- тo-есть къ обѣденному времени въ монастырѣ, потому-что монахи, отсталые отъ просвѣщенія, какъ и надлежитъ быть людямъ, отсталымъ отъ всего мірскаго, слѣдовали еще, въ 1578 году, примѣру добраго короля Карла V, обѣдавшаго въ восемь часовъ утра, тотчасъ послѣ обѣдни.
   Столь же трудно было бы сосчитать песчинки, гонимыя вѣтромъ на берегу морскомъ во время бури, какъ исчислить различныя мысли, развивавшіяся однѣ за другими въ умѣ голоднаго Горанфло.
   Первая мысль, отъ которой онъ съ большимъ трудомъ могъ отказаться, была -- воротиться въ Парижъ, идти прямо въ монастырь, объявить настоятелю, что онъ рѣшительно предпочитаетъ заточеніе изгнанію, что онъ даже согласенъ подвергнуться бичеванью, лишь бы его кормили, хоть только пять разъ въ день, не болѣе.
   За этою мыслію, мучившею бѣднаго монаха добрую четверть часа, въ умѣ его родилась другая, болѣе благоразумная: онъ хотѣлъ идти прямо въ гостинницу Рога-Изобилія, разсказать Шико, который, вѣроятно, еще спалъ, о своемъ бѣдственномъ положеніи, виновникомъ котораго былъ искуситель-Гасконецъ, и попросить вомощи у великодушнаго друга.
   Эта мысль не покидала Горанфло также въ-продолженіи четверти часа.
   Наконецъ, третья мысль была смѣлѣе двухъ первыхъ: монахъ хотѣлъ обойдти вокругъ столицы, воротиться въ нее чрезъ Сен-Жерменскія-Ворота или Нельскую-Башню и тайкомъ продолжать собирать милостыню. Онъ зналъ всѣ теплыя мѣста, зажиточные уголки, переулочки, гдѣ нѣкоторыя благочестивыя старушки всегда держали въ запасѣ какого-нибудь жирнаго каплуна для собирателя милостыни; признательная память рисовала ему хорошенькій домикъ съ крылечкомъ, гдѣ, въ-продолженіе цѣлаго лѣта, готовились разныя варенья, добрая доля которыхъ всегда доставалась брату-собирателю. Надобно сказать, что мысли брата-Горанфло были преимущественно обращены къ удовольствіямъ стола и наслажденіямъ сна, такъ-что онъ иногда не безъ боязни помышлялъ о томъ днѣ, когда противъ него возстанутъ два страшные обвинителя: обжорливость и лѣность. Однакожь почтенный монахъ, не смотря на означенную боязнь, продолжалъ спускаться въ бездну, на днѣ которой безпрестанно ревутъ, какъ харибда и сцилла, эти два смертные грѣха.
   Послѣдняя мысль понравилась ему болѣе другихъ; этотъ родъ жизни казался ему именно тѣмъ, для котораго онъ былъ рожденъ; но чтобъ привести эту мысль въ исполненіе, надобно было остаться въ Парижѣ; чтобъ вести этотъ родъ жизни, надобно было ежеминутно рисковать повстрѣчаться со стражами, сержантами, духовнымъ начальствомъ.
   Притомъ же, тутъ представлялось другое препятствіе: казначей Монастыря-Св.-Женевьевы былъ человѣкъ заботливый, слѣдовательно, онъ не замедлитъ назначить новаго брата-собирателя, и Горанфло рисковалъ повстрѣчаться съ товарищемъ, который имѣлъ бы надъ нимъ большое преимущество, исполняя свою законную обязанность.
   Горанфло затрепеталъ при этой мысли, -- и было отъ чего!
   Вдругъ онъ увидѣлъ за городскими воротами всадника; всадникъ подъѣхалъ во весь галопъ къ маленькому домику, находившемуся во стѣ шагахъ отъ того мѣста, гдѣ сидѣлъ Горанфло,-- постучался въ ворота и, минуту спустя, исчезъ за ними вмѣстѣ съ конемъ своимъ.
   Горанфло замѣтилъ это обстоятельство только потому, что позавидовалъ счастію всадника, у котораго была лошадь и который, слѣдовательно, могъ продать ее и на вырученныя деньги утолить свой голодъ.
   Но черезъ минуту, всадникъ,-- Горанфло узналъ его по плащу,-- вышелъ изъ дома и спрятался между кустарникомъ и кучей каменьевъ, лежавшихъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дома.
   -- Онъ, кажется, затѣваетъ что-то недоброе, проворчалъ Горанфло, -- Еслибъ я самъ не боялся стражи, такъ пошелъ бы предувѣдомить ее; или, еслибъ я быль похрабрѣе, такъ самъ бы раздѣлался съ злоумышленникомъ.
   Въ это время, человѣкъ, прятавшійся за каменьями и осматривавшійся съ безпокойствомъ, замѣтилъ Горанфло, сидѣвшаго на прежнемъ мѣстъ и въ томъ же положеніи. Это обстоятельство было ему, по-видимому, непріятно; онъ сталъ прохаживаться за каменьями съ притворною безпечностью.
   -- Вотъ странно, проворчалъ Горанфло:-- вотъ странно... Я какъ-будто знаю эту фигуру... такъ и есть!.. Но нѣтъ, нѣтъ, невозможно.
   Въ это мгновеніе, незнакомецъ, стоявшій спиною къ Горанфло, вдругъ присѣлъ, какъ-будто-бы ноги его вдругъ подкосились. Онъ услышалъ стукъ лошадей, проѣзжавшихъ подъ сводомъ городскихъ воротъ.
   И точно, три человѣка -- двое казались слугами,-- три добрые мула и три огромные чемодана медленно выѣзжали изъ Парижа. Лишь-только подсматривавшій незнакомецъ завидѣлъ ихъ, какъ присѣлъ еще ниже и на четверенькахъ поползъ до кустарника, куда забился точно охотникъ на сторожкѣ.
   Кавалькада проѣхала, не замѣтивъ его, между-тѣмъ, какъ онъ, казалось, пожиралъ глазами всадниковъ.
   -- Я воспрепятствовалъ преступленію, подумалъ Горанфло: -- и присутствіе мое на большой дорогѣ въ эту минуту было очень-кстати.
   Когда всадники проѣхали, незнакомецъ воротился въ домъ.
   -- Ладно! подумалъ Горанфло: -- это обстоятельство доставитъ мнѣ то, о чемъ я такъ долго думалъ. Если человѣкъ прячется,-- значитъ, не хочетъ, чтобъ его видѣли. Слѣдовательно, я открылъ тайну, и хоть бы она стояла не болѣе шести денье, потребую за нее выкупа.
   И не теряя времени, Горанфло направился къ дому; но по мѣрѣ приближенія къ нему, припоминалъ воинственный видъ всадника, длинную шпагу его и грозный взглядъ, которымъ онъ преслѣдовалъ кавалькаду. Монахъ остановился, почесалъ носъ и сказалъ:
   -- Нѣтъ, напрасно; такого человѣка нескоро настращаешь.
   У двери дома, Горанфло совершенно убѣдился въ этомъ мнѣніи, и оставивъ носъ, принялся почесываться за ухомъ.
   Вдругъ лицо его прояснѣло.
   -- Э! славная мысль! сказалъ онъ.
   Пробужденіе мысли въ тяжеломъ умѣ Горанфло было такое чудо, что онъ самъ не могъ понять, откуда взялась эта мысль; но и въ то время уже знали пословицу: нужда солому ломитъ.
   -- Мысль, повторилъ онъ:-- да еще какая!.. Я скажу ему: дворянинъ, у каждаго человѣка есть свои намѣренія, свои желанія, свои надежды; дайте мнѣ что-нибудь, и я помолюсь, чтобъ ваши желанія исполнились. Если намѣренія его дурны, въ чемъ я и не сомнѣваюсь, то ему вдвое нужнѣе молитвы; слѣдовательно, онъ дастъ мнѣ двойную милостыню. Я же представлю этотъ случай первому богослову, котораго встрѣчу: нужно ли молиться за неизвѣстныя намѣренія, особенно, если они кажутся намъ сомнительными? Что скажетъ богословъ, то я и сдѣлаю; слѣдовательно, вся отвѣтственность падетъ на него; а если не встрѣчу богослова... ну, такъ молиться не буду, ибо нахожусь въ сомнѣніи. Но во всякомъ случаѣ, я позавтракаю на деньги злоумышленника. Это позволительно.
   Разсудивъ такимъ образомъ, Горанфло прислонился къ стѣнѣ и сталъ ждать.
   Пять минутъ спустя, ворота отворились; всадникъ выѣхалъ.
   Горанфло приблизился.
   -- Дворянинъ, сказалъ онъ: -- прочитаю пять pater и пять ave за васъ и за исполненіе вашихъ желаній.
   Незнакомецъ обратился лицомъ къ Горанфло и вскричалъ:
   -- Горанфло!
   -- Мосьё Шико! вскричалъ монахъ, остолбенѣвъ.
   -- Куда ты идешь? спросилъ Шико.
   -- Самъ не знаю; а вы?
   -- Я знаю, куда ѣду, отвѣчалъ Шико:-- куда глаза глядятъ.
   -- Далеко?
   -- Какъ вздумается. Но такъ-какъ ты, почтеннѣйшій братъ, не хочешь сказать мнѣ, куда идешь, такъ я подозрѣваю тебя...
   -- Въ чемъ?
   -- Въ томъ, что ты за мной подсматриваешь.
   -- Господи-Владыко! Стану ли я за вами подсматривать? Сохрани меня Боже! Я видѣлъ -- а не подсматривалъ.
   -- Что ты видѣлъ?
   -- Какъ вы поджидали кавалькаду.
   -- Ты не въ своемъ умѣ.
   -- А что же вы дѣлали за каменьями?
   -- Слушай, Горанфло, я хочу выстроить себѣ домъ за городомъ; эти камни мои, и я осматривалъ, крѣпки ли они.
   -- Это другое дѣло, отвѣчалъ монахъ, не повѣривъ ни одному слову изъ всего сказаннаго: -- слѣдовательно, я ошибся.
   -- Но что же ты дѣлаешь за городомъ?
   -- Увы, г. Шико! я бѣдный изгнанникъ, отвѣчалъ Горанфло съ глубокимъ вздохомъ.
   -- Что? спросилъ Шико.
   -- Я бѣдный изгнанникъ.
   И Горанфло выпрямился, принявъ гордую позу человѣка, которому важное событіе даетъ право на состраданіе ближнихъ.
   -- Братія изгоняютъ меня изъ среды своей, продолжалъ онъ: -- я исключенъ изъ общества ихъ, проклятъ!
   -- Не-уже-ли? да за что же?
   -- Послушайте, г. Шико, сказалъ монахъ, положивъ руку на сердце: -- хоть вѣрьте, хоть не вѣрьте... но, вотъ вамъ Богъ, я самъ не знаю, за что!
   -- Ужъ не застали ли васъ въ прошлую ночь въ... волокитствѣ?
   -- Жестокая шутка! отвѣчалъ Горанфло: -- будто вы не знаете, что я дѣлалъ въ прошлую ночь.
   -- То-есть, я знаю, что вы дѣлали отъ восьми до десяти часовъ: но отъ десяти до трехъ -- не знаю.
   -- Что такое? отъ десяти до трехъ?
   -- Разумѣется; въ десять часовъ вы вышли.
   -- Я? сказалъ Горанфло, вытаращивъ на Гасконца безсмысленные глаза.
   -- Вы вышли... будто не помните! Я еще спросилъ, куда вы идете.
   -- Куда иду?.. И вы точно спросили?
   -- Спросилъ.
   -- И я вамъ отвѣчалъ?
   -- Вы отвѣчали, что идете говорить рѣчь.
   -- Странно... это очень-возможно, проговорилъ Горанфло, вполовину убѣжденный.
   -- Еще бы невозможно! вы даже сказали мнѣ часть вашей рѣчи, -- она была очень-длинна.
   -- Она была въ трехъ частяхъ, по правиламъ, предписываемымъ Аристотелемъ.
   -- Вы говорили отчаянныя вещи противъ короля Генриха.
   -- Не-ужь-то?
   -- Такія отчаянныя, что я опасаюсь, чтобъ васъ не арестовали, какъ возмутителя.
   -- Г. Шико, вы открываете мнѣ глаза; но были ли они у меня открыты, когда я говорилъ съ вами?
   -- Были; только взглядъ ихъ былъ неподвиженъ, ужасенъ: казалось, вы говорили во снѣ, хотя и съ открытыми глазами...
   -- Гм! однако я проснулся-таки въ гостинницѣ Рога-Изобилія... Это какъ случилось?
   -- Что жь въ этомъ удивительнаго?
   -- Какъ, что удивительнаго? Вѣдь вы сами говорите, что я ушелъ въ десять часовъ изъ гостинницы.
   -- Ушли; но вы вернулись въ три часа; въ доказательство этого я даже скажу вамъ, что вы не затворили за собою двери, такъ-что я весь продрогъ.
   -- И я тоже, сказалъ Горанфло: -- помню, помню,
   -- Ну, видите ли?
   -- Если вы говорите правду...
   -- Какъ! говорю ли я правду? Да спросите хоть хозяина, Бономе.
   -- Бономе?
   -- Ну, да; онъ отворялъ вамъ двери. Еще надобно сказать, что вы такъ важничали, когда вернулись, что я былъ вынужденъ сказать вамъ:-- Фи, братъ Горанфло, гордость большой порокъ, особенно въ тебѣ.
   -- А чѣмъ же я гордился?
   -- Успѣхомъ своей рѣчи, похвалами Гиза, кардинала и герцога майеннскаго, котораго да сохранитъ Господь, прибавилъ Шико, приподнявъ шляпу.
   -- Ну, теперь я все понимаю! вскричалъ Горанфло, всплеснувъ руками.
   -- Слава Богу! Итакъ, вы сознаетесь, что были въ обществѣ... какъ-бишь его... да, да, въ обществѣ святаго союза. Были?
   Горанфло опустилъ голову на грудь и жалобно застоналъ.
   -- Я лунатикъ, проговорилъ онъ: -- я давно уже замѣчаю въ себѣ этотъ недугъ...
   -- Лунатикъ? спросилъ Шико: -- что это значитъ?
   -- Это значитъ, отвѣчалъ Горанфло:-- что во мнѣ духъ преобладаетъ надъ плотію до такой степени, что когда плоть спитъ, духъ бодрствуетъ и управляетъ плотію, которая, не смотря на оковывающій ее сонъ, должна ему повиноваться.
   -- Ничего не понимаю! возразилъ Шико: -- это, просто, какое-то колдовство; скажите лучше, почтеннѣйшій братъ, что въ васъ сидитъ нечистая сила! Виданное ли дѣло, чтобъ человѣкъ во снѣ ходилъ, размахивалъ руками, бранилъ короля, произносилъ отчаянныя рѣчи?.. Нѣтъ, воля ваша, тугъ нечистая сила шалитъ... сгинь, окаянный! Vade retro satanas!
   И Шико попятилъ назадъ своего коня.
   -- Такъ и вы покидаете меня, г. Шико. Tu quoque, Brute! Ахъ, Боже мой! Вотъ ужь отъ васъ-то я этого не ожидалъ!
   И Горанфло въ отчаяніи всхлипывалъ.
   Шико сжалился надъ его горестію.
   -- Ну, говори же, сказалъ онъ:-- что тебѣ надо?
   -- Увы! и самъ не знаю... Я съ ума сойду... голова у меня полна, а животъ пустъ... Наставьте меня на путь истинный, г. Шико.
   -- Ты что-то говорилъ о путешествіи?
   -- Говорилъ; то-есть, почтеннѣйшій отецъ пріоръ приказалъ мнѣ отправиться въ путь.
   -- Куда? спросилъ Шико.
   -- Куда мнѣ вздумается, отвѣчалъ Горанфло.
   -- А куда же тебѣ вздумается?
   -- Не знаю, отвѣчалъ Горанфло, поднявъ руки къ небу: -- куда Богъ велитъ!.. Г. Шико, одолжите мнѣ, пожалуйста, два экю на дорогу.
   -- Только? Я сдѣлаю для тебя больше, сказалъ Шико.
   -- А! Что же вы сдѣлаете?
   -- Вѣдь я сказалъ тебѣ, что и я путешествую.
   -- Да.
   -- Ну, такъ я беру тебя съ собою.
   Горанфло недовѣрчиво посмотрѣлъ на Гасконца, какъ-бы думая, что онъ подшучивалъ надъ нимъ.
   -- Только съ тѣмъ условіемъ, что вы будете слушаться меня. Согласны?
   -- Согласенъ ли? вскричалъ Горанфло: -- согласенъ ли?.. Однакожъ, есть ли у васъ деньги на дорогу?
   -- Смотрите, отвѣчалъ Шико, вынувъ туго-набитый кошелекъ.
   Горанфло прыгнулъ отъ радости.
   -- Сколько тутъ? спросилъ онъ.
   -- Сто-пятьдесятъ пистолей.
   -- А куда мы ѣдемъ?
   -- Узнаешь.
   -- Когда позавтракаемъ?
   -- Сейчасъ.
   -- На чемъ же я поѣду? спросилъ Горанфло съ безпокойствомъ.
   -- Не на моей лошади, corboeuf! ты раздавишь ее!
   -- Такъ какъ же мнѣ быть?
   -- Очень-просто; у тебя брюхо, какъ у силена; я куплю тебѣ осла.
   -- Вы мое солнышко, г. Шико... только выберите осла подюжѣе... вы мой благодѣтель!.. Гдѣ жь мы позавтракаемъ?
   -- Здѣсь, morbleu, здѣсь! Посмотри-ка эту дверь, и читай, если умѣешь читать.
   Они приблизились къ гостинницѣ. Горанфло посмотрѣлъ по направленію пальца Шико и прочиталъ надъ дверью:
   "Здѣсь окорока, яица, пироги и бѣлое вино."
   Трудно описать перемѣну, происшедшую въ лицѣ Горанфло: оно прояснилось; глаза его засверкали, ротъ полураскрылся и расширился до самыхъ ушей, выставивъ на показъ два ряда бѣлыхъ зубовъ. Наконецъ, онъ съ признательностью поднялъ руку кверху и, покачиваясь со стороны на сторону, запѣлъ пѣсенку.
   -- Славно пѣто! вскричалъ Шико: -- и чтобъ не тратить понапрасну драгоцѣннаго времени, сядемъ поскорѣе за столъ, любезнѣйшій брать. Я прикажу подать тебѣ завтракъ, а самъ пойду куплю осла.
   

VI.
Какъ братъ Горанфло путешествовалъ, сидя на ослѣ, прозывавшемся Панюржемъ, и какъ во время путешествія онъ узналъ многія вещи, которыхъ не зналъ прежде.

   Шико отъ-того такъ мало заботился о собственномъ желудкѣ, что передъ выходомъ изъ гостинницы Рога Изобилія порядочно позавтракалъ.
   Онъ усадилъ брата Горанфло за столъ, и ему начали подавать ветчину, яица и вино. Горанфло ѣлъ съ свойственными ему скоростью и аппетитомъ.
   Между-тѣмъ, Шико самъ пошелъ справляться по сосѣдству, не продаетъ ли кто-нибудь осла; въ деревнѣ онъ нашелъ у одного крестьянина, между быкомъ и лошадью, такого смирнаго осла, какого нужно было брату Горанфло; этому животному было четыре года, цвѣта оно было буросѣраго, комплекціи довольно-плотной. Въ то время, оселъ стоялъ не болѣе двадцати ливровъ; Шико заплатилъ двадцать-два ливра и былъ провожаемъ благословеніями хозяина.
   Когда Шико воротился съ покупкой и ввелъ осла въ ту самую комнату, въ которой обѣдалъ Горанфло, почтенный братъ, проглотивъ уже половину огромнаго пирога и опорожнивъ третью бутылку вина, находился въ такомъ пріятномъ расположеніи духа, что бросился на шею своему ослу, облобызалъ его въ обѣ скулы и всунулъ ему въ ротъ огромную корку хлѣба. Оселъ заревѣлъ отъ удовольствія.
   -- О-го! сказалъ Горанфло:-- да у него славный голосъ. Мы съ нимъ можемъ спѣть дуэтъ. Благодарю, другъ Шико, благодарю.
   И онъ нарекъ своего осла Панюржемъ.
   Шико взглянулъ на столъ и увидѣлъ, что безъ зазрѣнія совѣсти могъ оторвать своего товарища отъ обѣда, и потому сказалъ тѣмъ голосомъ, которому Горанфло не могъ противиться:
   -- Довольно, пріятель, довольно! Пора въ дорогу... Въ Мелёнѣ мы будемъ полдничать.
   Не смотря на повелительное и нѣсколько-жосткое выраженіе своего голоса, Шико умѣлъ смягчить приказаніе обѣщаніемъ, противъ котораго Горанфло не дерзнулъ возражать. Онъ только повторилъ:
   -- Въ Мелёнѣ! въ Мелёнѣ!
   И немедленно взобрался съ помощію стула на своего осла, на которомъ, вмѣсто сѣдла, была кожаная подушечка съ двумя ремнями, служившими вмѣсто стременъ. І'оранфло уперся на ремни, въ правую руку взялъ поводья, лѣвою подбоченился съ важностію и выѣхалъ изъ гостинницы...
   Шико вскочилъ на своего коня съ ловкостью искуснаго ѣздока, и оба всадника немедленно направились по дорогѣ въ Мелёнъ мелкой рысью.
   .Проѣхавъ такимъ-образомъ четыре льё, они остановились отдохнуть. Горанфло воспользовался прекрасной погодой, растянулся на травѣ и заснулъ. Шико, съ своей стороны, задумался и разсчиталъ, что ему нужно не менѣе двѣнадцати дней, чтобъ проѣхать сто-двѣнадцать льё.
   Панюржъ щипалъ кустъ волчца.
   Шико покачалъ головой.
   -- Нельзя, проговорилъ онъ, смотря на Горанфло, храпѣвшаго на травѣ, точно на мягкомъ пуховикѣ:-- нельзя; если товарищъ хочетъ слѣдовать за мной, такъ долженъ ѣхать не по десяти, а по двѣнадцати льё въ день.
   Шико толкнулъ Горанфло локтемъ, чтобъ разбудить его и сообщить ему свое намѣреніе.
   Горанфло открылъ глаза.
   -- Что? мы въ Мелёнѣ? спросилъ онъ.-- Тѣмъ лучше; я проголодался.
   -- Нѣтъ еще, отвѣчалъ Шико:-- затѣмъ-то я и разбудилъ васъ; мы должны торопиться въ Мелёнъ. Мы ѣдемъ слишкомъ-тихо, ventre de biche! слишкомъ-тихо!
   -- Что жь за бѣда, г. Шико, что мы ѣдемъ тихо?... Будто вы не знаете, какъ трудно идти въ гору? Да и къ-чему намъ торопиться? кто насъ знаетъ? чѣмъ долѣе будетъ наше путешествіе, тѣмъ долѣе мы будемъ вмѣстѣ. Зачѣмъ мы путешествуемъ? Я -- для распространенія истинной вѣры; вы -- для своего удовольствія. Чѣмъ тише мы будемъ ѣхать, тѣмъ легче мнѣ будетъ распространять вѣру; чѣмъ тише мы будемъ ѣхать, тѣмъ больше будетъ вамъ удовольствія. Я даже готовъ бы пробыть нѣсколько дней въ Мелёнѣ; тамъ, говорятъ, водятся превкусные пироги, начиненные угрями, и я бы желалъ сдѣлать добросовѣстное и безпристрастное сравненіе между мелёнскими и другими пирогами. Что вы на это скажете, г. Шико?
   -- Я скажу, возразилъ Гасконецъ: -- что по-моему лучше не полдничать въ Мелёнѣ, а чтобъ выиграть потерянное время, доѣхать до Монтро и тамъ уже за-одно поужинать.
   Горанфло безсмысленно посмотрѣлъ на своего товарища.
   -- Впередъ! въ путь, въ путь! вскричалъ Шико.
   Горанфло приподнялся, не вставая, однакожь, на ноги и жалобно простоналъ.
   -- Впрочемъ, если вы не хотите ѣхать со мною, такъ воля ваша... я васъ принуждать не стану, сказалъ Шико.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ Горанфло въ испугѣ: -- нѣтъ, я поѣду съ вами, г. Шико; я не могу разстаться съ вами.
   -- Ну, такъ не мѣшкайте! ѣдемъ.
   Горанфло подвелъ своего осла къ столбику и вдѣзъ на него, уже не верхомъ, а съ боку, на дамскій манеръ; онъ увѣрялъ, что такъ ему будетъ удобнѣе разговаривать съ Шико; въ сущности же онъ догадался, что теперь они поѣдутъ скорѣе, и потому ему можно будетъ держаться за уши и за хвостъ осла.
   Шико поскакалъ крупной рысью; оселъ побѣжалъ за его лошадью, оглашая воздухъ жалобнымъ крикомъ.
   Горанфло находился въ чрезвычайно-непріятномъ положеніи. Повременамъ Шико вставалъ на стремена и осматривался; не замѣчая никого на дорогѣ, онъ сильнѣе и сильнѣе погонялъ свою лошадь.
   Заботясь только о томъ, какъ бы удержаться на ослѣ, Горанфло сначала не обратилъ вниманія на озабоченность Шико; но, мало-по-малу усѣвшись, спросилъ:
   -- Что или кого вы ищете, любезный Шико?
   -- Никого, отвѣчалъ онъ.-- Я смотрю куда мы ѣдемъ.
   -- Какъ куда? Въ Мелёнъ. Вѣдь вы сами сказали; вы даже прибавили, что...
   -- Надо скорѣе ѣхать, скорѣе! сказалъ Шико, пришпоривъ лошадь.
   -- Какъ, скорѣе? вскричалъ Горанфло: -- вѣдь мы... скачемъ... рысью...
   -- Въ галопъ, въ галопъ! сказалъ Гасконецъ, пустивъ лошадь свою въ галопъ.
   Панюржъ также пустился въ галопъ, вслѣдъ за лошадью, но съ дурно-скрываемымъ бѣшенствомъ, непредсказывавшимъ ничего добраго для его всадника.
   Горанфло задыхался.
   -- Послушайте-ка... послушайте... г. Шико... проговорилъ онъ съ изумленіемъ;-- такъ-то вы путешествуете... для своего удовольствія?.. Хорошо удовольствіе!
   -- Скорѣе, скорѣе! кричалъ Шико.
   -- На гору трудно...
   -- Хорошіе ѣздоки только на гору и скачутъ въ галопъ...
   -- Да вѣдь я не имѣю никакихъ притязаній на званіе хорошаго ѣздока...
   -- Ну, такъ оставайтесь!
   -- Э, нѣтъ! ventre bleu! вскричалъ Горанфло:-- ни за что!
   -- Такъ скачите въ галопъ! живѣе!
   И Шико опять пришпорилъ лошадь.
   -- Панюржъ задыхается, кричалъ Горанфло:-- Панюржъ сейчасъ повалится!..
   -- Такъ прощайте! отвѣчалъ Шико.
   Горанфло хотѣлъ-было распроститься съ Гасконцемъ, но вспомнилъ, что лошадь, которую онъ проклиналъ отъ души, несла на себѣ причудливаго человѣка, у котораго былъ въ карманѣ тугонабитый кошелекъ. Онъ покорился необходимости и, ударяя изо всей мочи каблуками осла, принудилъ его пуститься въ галопъ.
   -- Я загоню своего бѣднаго Панюржа, вскричалъ Горанфло плачевнымъ голосомъ, желая хоть этимъ возбудить сострадательность Шико:-- я непремѣнно загоню его.
   -- Ничего, загони! отвѣчалъ Шико, на котораго это важное, по мнѣнію Горанфло, замѣчаніе не произвело ни малѣйшаго впечатлѣнія:-- загони; мы купимъ лошака.
   Какъ-бы понявъ эти грозныя слова, оселъ своротилъ съ большой дороги и пустился бѣжать стороной.
   -- Помогите! кричалъ Горанфло:-- помогите, я упаду въ рѣку!
   -- Не бѣда, отвѣчалъ Шико:-- я готовъ биться объ закладъ, что вы всплывете.
   -- О! проговорилъ Горанфло: -- это убьетъ меня, я увѣренъ. И всѣ эти непріятности претерпѣваю я за то, что природа создала меня лунатикомъ!
   Вдругъ Шико, взъѣхавъ на вершину возвышенія, разомъ остановилъ свою лошадь, такъ-что она невольно попятилась.
   Горанфло, какъ плохой ѣздокъ, продолжалъ скакать съ розмаху, не будучи въ состояніи остановить осла.
   -- Остановись, corboeuf! стой! закричалъ ему Шико.
   Но ослу пришла охота скакать въ галопъ; а извѣстно, что ослы чрезвычайно упрямы.
   -- Остановишься ли ты? кричалъ Шико: -- или, клянусь честью, я всажу тебѣ пулю въ лобъ.
   -- Съ какимъ дьяволомъ я связался! ворчалъ Горанфло: -- что съ нимъ сдѣлалось?
   Такъ-какъ Шико продолжалъ кричать грознымъ голосомъ и такъ-какъ Горанфло послышался уже свистъ пули, то онъ спустился съ осла на-земь.
   -- А-га! проговорилъ онъ, не выпуская изъ рукъ поводья и тѣмъ заставивъ остановиться Панюржа: -- перехитрилъ я тебя!
   Горанфло началъ взоромъ искать Шико, чтобъ прочесть на лицѣ его выраженіе благоволенія за свою ловкость.
   Шико стоялъ за большимъ камнемъ и оттуда дѣлалъ знаки брату Горанфло.
   Эта предосторожность заставила Горанфло догадаться, что, вѣроятно, тутъ была какая-нибудь опасность. Онъ осмотрѣлся и увидѣлъ въ пятистахъ шагахъ отъ себя трехъ всадниковъ, покойно ѣхавшихъ на мулахъ. Съ перваго взгляда, онъ узналъ трехъ путешественниковъ, которые утромъ выѣхали изъ Парижа и за которыми Шико подсматривалъ изъ-за груды камней.
   Шико обождалъ, пока путешественники не скрылись на поворотѣ дороги; тогда онъ подъѣхалъ къ своему товарищу, сидѣвшему на прежнемъ мѣстѣ и невыпускавшему изъ рукъ поводья Панюржа.
   -- Однако, вскричалъ Горанфло, начиная терять терпѣніе:-- объясните же мнѣ, наконецъ, г. Шико, что за комедію мы играемъ? Сначала надо было гнать во весь галопъ, а теперь сиди, не трогайся съ мѣста!
   -- Другъ мой, отвѣчалъ Шико:-- я только хотѣлъ узнать, прытокъ ли вашъ оселъ и не обманулъ ли меня продавецъ. Испытаніе кончено, и я совершенно-доволенъ.
   Горанфло не повѣрилъ этому отвѣту и хотѣлъ уже отвѣчать Гасконцу, что онъ его не обманетъ; но лѣность шепнула ему на ухо, чтобъ онъ не вступалъ ни въ какія разсужденія.
   Итакъ, не скрывая своего неудовольствія, онъ только возразилъ:
   -- Пусть такъ; но я ужасно усталъ и проголодался.
   -- Я самъ усталъ, отвѣчалъ Шико, пріятельски ударивъ по плечу Горанфло: -- я тоже проголодался, и въ первой гостинницѣ, которая намъ попадется...
   -- Что же? вскричалъ Горанфло, удерживая дыханіе и не довѣряя своему слуху.
   -- Мы закажемъ, продолжалъ Гасконецъ: -- жаренаго поросенка, фрикассе изъ цыплятъ и кружку лучшаго вина.
   -- Не-уже-ли? вскричалъ Горанфло: -- вы не шутите?
   -- Честное слово.
   -- Въ такомъ случаѣ, я опять готовъ скакать въ галопъ, сказалъ Горанфло, вставая.-- Поѣдемъ, Панюржъ; тебѣ дадутъ отрубей.
   Шико сѣлъ опять на лошадь, а Горанфло повелъ своего осла подъ уздцы.
   Вскорѣ обѣтованная гостинница представилась взорамъ путешественниковъ. Она находилась между Корбелемъ и Мелёномъ; но, къ величайшему изумленію Горанфло, издали любовавшагося пріятною наружностью гостинницы, Шико приказалъ ему взобраться на осла и поворотилъ въ сторону, чтобъ проѣхать за домомъ; впрочемъ, догадливость Горанфло быстро развивалась, и онъ объяснилъ себѣ причину новой причуды Гасконца: три мула путешественниковъ, за которыми Шико, казалось, слѣдовалъ, стояли передъ дверьми гостинницы.
   -- Слѣдовательно, все наше путешествіе и обѣденные часы зависятъ отъ этихъ проклятыхъ путешественниковъ? подумалъ Горанфло: -- досадно!
   И онъ глубоко вздохнулъ.
   Панюржъ, замѣтивъ, что его своротили съ прямой дороги, остановился и уперся передними ногами въ землю, рѣшившись не трогаться съ мѣста.
   -- Посмотрите, сказалъ Горанфло жалобнымъ голосомъ: -- оселъ не хочетъ двигаться впередъ.
   -- А! онъ не хочетъ? сказалъ-Шико:-- такъ я жь его подвину!
   Онъ приблизился къ дереву и отломилъ прямой и гибкій сучокъ, толщиною въ палецъ.
   Панюржъ былъ не изъ числа тѣхъ глупыхъ животныхъ, которыя не заботятся о томъ, что происходитъ вокругъ нихъ и понимаютъ бѣду только тогда, когда она имъ сядетъ на спицу. Онъ внимательно слѣдилъ за всѣми движеніями Шико, къ которому начиналъ уже питать должное уваженіе, и, угадавъ его намѣреніе, лягнулъ задними ногами и побѣжалъ впередъ легкой рысцой.
   -- Бѣжитъ! бѣжитъ! закричалъ Горанфло.
   -- Ничего, отвѣчалъ Шико: -- въ дорогѣ добрый хлыстъ не лишняя вещь.
   И Гасконецъ продолжалъ счищать листья съ сучка.
   

VII.
Какъ братъ Горанфло промѣнялъ осла на лошака, а лошака на лошадь.

   Однакожъ, похожденія Горанфло приближались къ концу, по-крайней-мѣрѣ въ этотъ день. Объѣхавъ стороной, они опять выѣхали на большую дорогу и остановились въ сосѣдней гостинницъ, на разстояніи трехъ четвертей льё отъ первой. Шико взялъ комнату, выходившую окнами на дорогу, и заказалъ ужинъ, который имъ вскорѣ и подали. Но замѣтно было, что Шико мало заботился о ѣдѣ; онъ не переставалъ глядѣть въ окно и прислушиваться къ малѣйшему шуму. Эта заботливость продолжалась до десяти часовъ; по такъ-какъ до-тѣхъ-поръ никто не проѣзжалъ, то Шико отошелъ отъ окна, приказавъ дать двойную порцію овса и отрубей лошади и ослу, чтобъ на зарѣ они были готовы къ отъѣзду.
   Услышавъ это приказаніе, Горанфло, дремавшій послѣ сытнаго ужина, запитаго достаточнымъ количествомъ добраго вина, вздохнулъ.
   -- На зарѣ? спросилъ онъ,
   -- Э, ventre de biche! отвѣчалъ Шико:-- ты, я думаю, привыкъ вставать такъ рано.
   -- Да, человѣкъ рожденъ для труда, сказалъ его товарищъ.
   И, весьма-довольный этимъ изреченіемъ, Горанфло величественно пошелъ къ постели, которую Шико, опасаясь какой-нибудь неосторожности съ его стороны, приказалъ приготовить въ той же комнатѣ.
   На другой день, едва стало разсвѣтать, Шико всталъ, подошелъ къ окну и, спрятавшись за занавѣску, устремилъ взоръ на дорогу.
   Вдругъ послышался шумъ, и Шико скоро отскочилъ отъ окна. По дорогѣ ѣхали три всадника на мулахъ.
   Гасконецъ тотчасъ же подошелъ къ Горанфло и началъ будить его.
   -- Не-ужь-то мнѣ не будетъ ни минуты покоя? проворчалъ Горанфло, проспавшій всю ночьчкакъ убитый.
   -- Живѣе, живѣе! сказалъ Шико:-- одѣвайтесь; пора ѣхать.
   -- А завтракъ?
   -- Завтракъ ждетъ насъ по дорогѣ въ Монтро.
   -- Что такое Монтро? спросилъ Горанфло, весьма-мало свѣдущій въ географіи.
   -- Монтро, отвѣчалъ Гасконецъ: -- городъ, въ которомъ можно позавтракать. Понимаете?
   -- Понимаю, отвѣчалъ лаконически Горанфло.
   -- Такъ я пойду расплачиваться съ хозяиномъ, продолжалъ Гасконецъ:-- черезъ пять минутъ ворочусь, и если вы не будете готовы, такъ я уѣду безъ васъ.
   Не смотря на строгій наказъ Шико, Горанфло одѣвался шесть минутъ, и потому, когда онъ вышелъ изъ гостинницы, Гасконецъ уже отъѣзжалъ отъ нея.
   Горанфло взобрался на Панюржа, и оселъ, подкрѣпленный двойною порціею овса и отрубей, пустился въ галопъ безъ всякаго приглашенія и вскорѣ догналъ лошадь Гасконца.
   Шико стоялъ на стременахъ и глядѣлъ вдаль.
   Горанфло также приподнялся и увидѣлъ на горизонтѣ трехъ всадниковъ, спускавшихся съ возвышенія.
   Почтенный братъ вздохнулъ при грустной мысли о томъ, что чужіе люди имѣли такое вліяніе на судьбу его.
   Шико сдержалъ слово: они позавтракали въ Монтро.
   Два дня прошли безъ особыхъ приключеній, и потому мы не станемъ входить въ подробности путешествія двухъ товарищей. Горанфло начиналъ привыкать къ новой жизни и готовъ былъ уже повеселѣть, какъ вдругъ къ вечеру третьяго дня онъ замѣтилъ, что Шико пріунылъ: съ самаго полудня онъ не видалъ и тѣни трехъ путешественниковъ, за которыми слѣдовалъ, и потому ужиналъ и спалъ дурно.
   Горанфло ѣлъ и пилъ за двоихъ и принялся пѣть самыя веселыя пѣсни, какія только зналъ; Шико все-таки былъ печаленъ и мраченъ.
   Едва стала заниматься заря, какъ онъ будилъ уже своего товарища; Горанфло одѣлся и послѣдовалъ за Гасконцемъ, который отъ самой гостинницы пустилъ лошадь свою въ галопъ.
   Но все было тщетно: три путешественника точно сквозь землю провалились.
   Около полудня, и лошадь и оселъ едва передвигали ноги.
   Шико подъѣхалъ къ мытной заставѣ, находившейся на Мосту-Вильнёв-ле-Руа, гдѣ сбирали пошлину за прогонъ рогатаго скота.
   -- Не проѣзжали ли здѣсь сегодня, спросилъ онъ:-- три путешественника на мулахъ?
   -- Сегодня? нѣтъ, отвѣчалъ смотритель: -- вчера проѣзжали.
   -- Вчера? въ которомъ часу?
   -- Въ семь часовъ вечера.
   -- Ты замѣтилъ ихъ?
   -- Ѣдутъ милю -- какъ не замѣтить!
   -- Что жь это были за люди?
   -- Кажись, одинъ-то господинъ, а другіе двое лакеи.
   -- Они, они! сказалъ Шико, подавая смотрителю монету.
   Потомъ продолжалъ про себя:
   -- Вчера вечеромъ, въ восемь часовъ; ventre de biche! Двѣнадцатые часами раньше насъ... Нечего дѣлать! Унывать не должно.
   -- Я и не унываю, г. Шико, сказалъ Горанфло:-- да Панюржъ едва ноги волочитъ.
   И точно, бѣдный оселъ опустилъ голову и дрожалъ всѣмъ тѣломъ.
   -- Посмотрите, продолжалъ Горанфло: -- въ какомъ состояніи Rama лошадь?
   -- Несмотря на всю свою силу, благородный, слишкомъ-горячій конь былъ весь въ мылъ; изъ ноздрей его валилъ теплый паръ, глаза налились кровью.
   Шико скоро осмотрѣлъ обоихъ животныхъ и согласился съ мнѣніемъ своего товарища.
   -- Братъ-собиратель подаянія! сказалъ Шико: -- тутъ надобно принять рѣшительныя мѣры.
   -- Вотъ ужь нѣсколько дней, какъ мы не выходимъ изъ рѣшительныхъ мѣръ, отвѣчалъ Горанфло, сдѣлавъ печальную мину отъ одного предложенія Гасконца, хотя не зналъ еще, въ чемъ оно состояло.
   -- Мы должны разстаться, сказалъ Шико рѣшительно.
   -- Ба! вскричалъ Горанфло: -- вы все твердите одно и то же. Зачѣмъ намъ разставаться?
   -- Вы не можете поспѣть за мною.
   -- Vertudieu! сказалъ Горанфло:-- я несусь какъ стрѣла; не далѣе, какъ сегодня, я прогалопировалъ пять часовъ сряду.
   -- Этого мало.
   -- Такъ поѣдемъ далѣе: -- чѣмъ шибче мы будемъ ѣхать, тѣмъ скорѣе прибудемъ къ цѣли; потому-что, я надѣюсь, у насъ должна же быть какая-нибудь цѣль.
   -- Лошадь моя выбилась изъ силъ, оселъ вашъ измучился.
   -- Такъ какъ же быть?
   -- Мы оставимъ ихъ здѣсь, а на возвратномъ пути возьмемъ опять съ собою.
   -- А мы сами? Не-ужь-то вы хотите путешествовать пѣшкомъ?
   -- Мы поѣдемъ на лошакахъ.
   -- А гдѣ ихъ взять?
   -- Купимъ.
   -- Нечего дѣлать, сказалъ Горанфло со вздохомъ: -- приношу вамъ еще эту жертву!
   -- Слѣдовательно, вы согласны?
   -- Покупайте лошаковъ.
   -- Браво, братъ Горанфло! изъ васъ будетъ прокъ; поручите хозяину гостинницы поберечь Баяра и Панюржа, а я пойду искать лошаковъ.
   Горанфло добросовѣстно исполнилъ возложенное на него порученіе; въ-продолженіе четырехъ дней знакомства его съ Панюржемъ, онъ оцѣнилъ -- не скажемъ качества, но недостатки его, и замѣтилъ, что они были: лѣность, сластолюбіе и обжорливость. Это замѣчаніе тронуло брата-собирателя и онъ съ сожалѣніемъ разставался съ своимъ осломъ; но Горанфло самъ былъ не только лѣнтяй, сластолюбецъ и обжора, но еще въ добавокъ эгоистъ; а потому ему пріятнѣе было разстаться съ Панюржемъ, чѣмъ съ Шико, по причинѣ туго-набитаго кошелька послѣдняго.
   Шико воротился съ двумя лошаками, на которыхъ они въ этотъ день проѣхали двадцать льё, такъ-что къ вечеру Шико съ радостію увидѣлъ у кузницы трехъ знакомыхъ ему муловъ.
   -- А! произнесъ онъ, вздохнувъ изъ глубины души.
   -- А! отдулся Горанфло.
   Но опытный глазъ Гасконца не замѣтилъ ни господина, ни слугъ; на мулахъ не было ни уздечекъ, ни сѣделъ.
   Вокругъ этихъ животныхъ стояли незнакомые люди, которые тщательно разсматривали и какъ-бы оцѣнивали ихъ. Одинъ изъ этихъ людей былъ барышникъ, другой кузнецъ, а остальные двое -- францисканскіе монахи; они поворачивали муловъ во всѣ стороны, смотрѣли имъ зубы, ноги, уши... словомъ, приторговывались къ нимъ.
   Невольная дрожь пробѣжала по всему тѣлу Шико.
   -- Ступай впередъ, сказалъ онъ брату-Горанфло: -- подойди къ Францисканцамъ; отведи ихъ въ сторону, разспроси; надѣюсь, что вы между собою скрытничать не будете; узнай стороной, чьи эти мулы, что за нихъ просятъ, и куда дѣвались хозяева ихъ.
   Горанфло, обезпокоенный безпокойствомъ своего друга, погналъ лошака прямо къ толпѣ и воротился нѣсколько минутъ спустя.
   -- Узналъ всю подноготную! сказалъ онъ.-- Во-первыхъ, знаете ли вы, гдѣ мы находимся?
   -- Э! morbleu! мы на дорогѣ въ Ліонъ; -- это я знаю и безъ тебя.
   -- Прекрасно; но вы мнѣ сказали, что желаете знать, куда дѣвались хозяева этихъ животныхъ?
   -- Да, да.
   -- Одинъ изъ нихъ, кажется, дворянинъ.
   -- Можетъ-быть.
   -- Этотъ дворянинъ отправился въ Авиньйонъ.
   -- Одинъ?
   -- Какъ одинъ?
   -- Я спрашиваю, одинъ ли онъ поѣхалъ?
   -- Со слугой.
   -- А другой?
   -- Другой отправился въ Ліонъ.
   -- Гм! А зачѣмъ дворянинъ поѣхалъ въ Авиньйонъ? Я думалъ, что онъ ѣдетъ въ Римъ... Впрочемъ, продолжалъ Шико, я говорю съ тобой о вещахъ, которыхъ ты знать не можешь.
   -- А вотъ знаю же! отвѣчалъ Горанфло.-- Что? вамъ удивительно?
   -- Ты знаешь?..
   -- Знаю, что онъ ѣдетъ въ Авиньйонъ потому, что его святѣйшество папа Григорій XIII прислалъ въ этотъ городъ уполномоченнаго легата.
   -- А-га, понимаю! сказалъ Шико: -- а мулы?
   -- Мулы ихъ выбились изъ силъ, и они продали ихъ барышнику, который хочетъ сбыть ихъ францисканцамъ.
   -- За сколько?
   -- По пятнадцати пистолей за мула.
   -- А какъ же они сами поѣхали?
   -- На лошадяхъ, которыхъ здѣсь купили.
   -- У кого?
   -- У капитана рейтаровъ, который здѣсь за ремонтомъ.
   -- Ventre de biche! вскричалъ Шико: -- ты драгоцѣнный человѣкъ, Горанфло!
   Горанфло пріосанился.
   -- Теперь, продолжалъ Шико: -- ты долженъ докончить начатое.
   -- Что же?
   Шико соскочилъ съ лошака, и отдавъ поводья Горанфло, сказалъ:
   -- Возьми лошаковъ и продай ихъ францисканцамъ за двадцать пистолей: -- они должны оказать теби предпочтеніе.
   -- Еще бы! сказалъ Горанфло:-- а не то я донесу на нихъ настоятелю.
   -- Прекрасно, Горанфло!
   -- Однако, постойте... замѣтилъ Горанфло: -- какъ же мы сами?..
   -- На лошадяхъ, morbleu!
   -- Гм! чортъ возьми! проворчалъ Горанфло, почесавшись за ухомъ.
   -- Полно, сказалъ Шико: -- ты славный ѣздокъ.
   -- Э, куда ни шло! вскричалъ Горанфло.-- Гдѣ же вы будете?
   -- На городской площади.
   -- Такъ ждите же меня.
   И братъ-собиратель подаянія твердыми шагами пошелъ къ францисканцамъ, между-тѣмъ, какъ Шико переулкомъ отправился къ городской площади.
   Тамъ, въ гостинницѣ Смѣлаго-Пѣтуха, онъ нашелъ капитана рейтаровъ, сидѣвшаго за бутылкой бургонскаго вина; отвѣты капитана на вопросы Шико вполнѣ подтвердили слова его спутника.
   Потомъ, Гасконецъ выторговалъ пару лошадей у ремонтёра, который тотчасъ же записалъ ихъ околѣвшими въ дорогѣ; благодаря этому счастливому обстоятельству, Шико получилъ пару лошадей за тридцать-пять пистолей.
   Оставалось только купить уздечки и сѣдла, когда Шико увидѣлъ изъ окна Горанфло, несшаго два сѣдла на головѣ и пару уздечекъ въ рукахъ.
   -- О-го! вскричалъ Шико:-- что это значитъ?
   -- Ничего не значитъ, прехладнокровно отвѣчалъ Горанфло: -- сѣдла и уздечки съ нашихъ лошаковъ.
   -- Такъ ты удержалъ ихъ? спросилъ Шико засмѣявшись.
   -- Еще бы!
   -- И продалъ лошаковъ?
   -- За десять пистолей каждаго.
   -- И тебѣ заплатили?
   -- Наличными.
   Горанфло ударилъ по карману, набитому монетами всѣхъ видовъ и размѣровъ.
   -- Ventre de biche! вскричалъ Шико.-- Горанфло, ты великій человѣкъ!
   -- Не великій, а такъ-себѣ, отвѣчалъ Горанфло съ гордою скромностью.
   -- Теперь въ дорогу, сказалъ Шико.
   -- Дайте же мнѣ сперва напиться, сказалъ его спутникъ.
   -- Пей, пока я буду сѣдлать лошадей; только смотри, немного.
   -- Одну бутылочку.
   -- Только не больше.
   Горанфло выпилъ двѣ бутылки и принесъ остальныя деньги Гасконцу.
   Шико хотѣлъ-было отдать деньги, вырученныя за лошаковъ, своему спутнику, но разсудилъ, что лишь-только у Горанфло будутъ наличныя, такъ съ нимъ нельзя будетъ справиться; и потому, онъ взялъ деньги, прежде нежели Горанфло успѣлъ замѣтить его нерѣшимость, и вскочилъ на коня.
   Товарищъ его послѣдовалъ его примѣру съ помощію капитана, человѣка благочестиваго, который держалъ ногу Горанфло, за что послѣдній благословилъ его, лишь-только вскарабкался на лошадь.
   -- Добрый конь! сказалъ Шико, замѣтивъ, какъ легко лошадь его пустилась въ галопъ.
   Горанфло, не забывая, что вмѣстѣ съ Шико скакалъ и кошелекъ его, пустилъ свою лошадь вслѣдъ за нимъ; впрочемъ, онъ уже сдѣлалъ большіе успѣхи въ верховой ѣздѣ; вмѣсто того, чтобъ держаться за гриву одною, а за хвостъ другою рукою, онъ ухватился обѣими руками за передокъ сѣдла и такъ крѣпко, что другой опоры ему и не было нужно.
   Подъ конецъ, онъ даже перегонялъ Шико по весьма-натуральной причинѣ: Горанфло разсчиталъ, что скакать въ галопъ гораздо-пріятнѣе, нежели ѣхать рысью, и потому безпрестанно понукалъ лошадь Гасконца.
   Усилія ихъ увѣнчались успѣхомъ: на другой день вечеромъ, не вдалекѣ отъ Шалона, Шико догналъ Николая Давида, переодѣтаго лакеемъ, и не терялъ его изъ вида до самого Ліона, въ ворота котораго они въѣхали вечеромъ на восьмой день по выѣздѣ изъ Парижа.
   Это было почти въ то самое время, когда по другой дорогѣ, Бюсси, Сен-Люкъ и жена его въѣзжали, какъ мы уже говорили, въ Меридорскій-Замокъ.
   

VIII.
Какъ Шико и товарищъ его остановились въ гостинницѣ Лебедя-Креста, и какъ были приняты хозяиномъ.

   Николай Давидъ, переодѣтый лакеемъ, направился къ площади Терро и остановился у лучшей гостинницы, подъ вывѣской Лебедь-Креста.
   Шико видѣлъ, какъ онъ вошелъ туда, и обождалъ нѣсколько минутъ, чтобъ удостовѣриться, нашелъ ли онъ тамъ мѣсто и, слѣдовательно, остается ли въ этой гостинницѣ.
   -- Нравится ли тебѣ гостинница Лебедя-Креста? спросилъ Гасконецъ своего товарища.
   -- Отъ-чего жь нѣтъ? отвѣчалъ Горанфло.
   -- Такъ ступай туда; найми отдѣльную, уединенную комнатку; скажи, что ты ожидаешь сюда кого-нибудь изъ братіи, и жди меня у порога; я же пойду прогуляюсь и ворочусь, когда совершенно смеркнется; тогда ты проводишь меня въ нашу комнату такъ, чтобъ люди, которыхъ я не хочу видѣть, не столкнулись со мною. Понимаешь?
   -- Какъ-нельзя-лучше.
   -- Выбери довольно-большую, свѣтленькую комнату, смежную, если можно, съ тою, которую найметъ извѣстный тебѣ путешественникъ; постарайся, чтобъ окна выходили на улицу, такъ, чтобъ можно было видѣть всѣхъ входящихъ и выходящихъ; не говори моего имени никому и ни въ какомъ случаѣ, и обѣщай повару золотыя горы.
   -- Будетъ исполнено.
   И точно, Горанфло какъ-нельзя-лучше выполнилъ возложенное на него порученіе. Когда наступила ночь, онъ вышелъ на порогъ, засталъ тамъ Шико, взялъ его за руки и проводилъ въ нанятую комнату. Не смотря на всю свою простоту, Горанфло далъ замѣтить Гасконцу, что хотя дверь изъ комнаты ихъ выходила на другую лѣстницу, но была рядомъ съ комнатой Николая Давида, отъ которой отдѣлялась деревянною, заштукатуренною перегородкою, и что въ этой перегородкѣ можно было пробить отверстіе, если понадобится.
   Шико внимательно выслушалъ Горанфло; по-мѣрѣ-того, какъ онъ говорилъ, лицо Гасконца прояснялось.
   -- Ты заслуживаешь награды, сказалъ Шико, когда братъ-собиратель подаянія замолчалъ: -- за все то, что ты сдѣлалъ, я велю подать тебѣ сегодня къ ужину хересу, Горанфло! да, morbleu! я попотчую тебя хересомъ!
   -- Я не знаю еще порядочно вкуса этого вина, сказалъ Горанфло:-- оно должно быть очень-пріятно.
   -- Узнаешь! veutre de biche! возразилъ Шико, вступая во владѣніе квартирой: -- узнаешь, и не позже, какъ черезъ два часа... Помни мое слово!
   Шико позвалъ хозяина.
   Можетъ-быть, читателямъ покажется, что лица нашего разсказа слишкомъ-часто останавливаются въ гостинницахъ: на это мы отвѣтимъ, что не наша вина, если эти лица -- одинъ изъ угожденія своей возлюбленной, другіе спасаясь отъ гнѣва короля, -- разбрелись на сѣверъ и на югъ. Находясь между древними временами, когда не было нужды въ гостинницахъ по милости братскаго гостепріимства, и временами новѣйшими, когда гостинница превратилась въ табль-д'отъ, мы невольно должны останавливаться въ гостинницахъ, гдѣ происходятъ важнѣйшія сцены нашей повѣсти. Впрочемъ, караваи-сараи нашего запада имѣли въ ту эпоху три формы, а именно, они были или гостинницы, или трактиры, или кабаки.
   Лебедь-Креста принадлежалъ ко второму разряду.
   Впрочемъ, это легко можно было замѣтить изъ обращенія хозяина, который, явившись на зовъ Шико, сказалъ ему, чтобъ онъ потерпѣлъ, потому-что были путешественники, пріѣхавшіе прежде его.
   Шико догадался, что хозяинъ говорилъ о Давидѣ.
   -- О чемъ они такъ долго толкуютъ? сказалъ Шико, когда хозяинъ удалился.
   -- Не-ужь-то вы думаете, что у него есть секреты съ извѣстнымъ вамъ путешественникомъ?
   -- Должно быть такъ, если этотъ грубіянъ соглашается толковать съ человѣкомъ, одѣтымъ слугою.
   -- А! возразилъ Горанфло:-- онъ переодѣлся; я видѣлъ его: онъ теперь весь въ черномъ.
   -- Тѣмъ болѣе я имѣю причину думать, что хозяинъ съ нимъ за-одно.
   -- Хотите ли, я выпытаю у жены его...? сказалъ Горанфло.
   -- Нѣтъ, возразилъ Шико:-- ступай лучше, прогуляйся по городу.
   -- А ужинъ?
   -- Я велю приготовить его въ твое отсутствіе; а вотъ тебѣ пока экю... не равно тебѣ пить захочется.
   Горанфло съ признательностью принялъ экю.
   По мѣрѣ удаленія отъ Парижа, Горанфло болѣе и болѣе привязывался къ свободѣ; наконецъ, онъ дошелъ до того, что вспоминалъ о монастырѣ не иначе, какъ о мрачной темницѣ. Горанфло чрезвычайно любилъ ночныя прогулки, а потому съ радостію оставилъ Шико одного и вышелъ изъ гостинницы, опустивъ руку въ карманъ и придерживая свой экю, чтобъ не потерять его.
   Едва Горанфло удалился, какъ Шико, не теряя ни минуты, взялъ буравъ и просверлилъ въ перегородкѣ дырочку; по причинъ толщины доски, онъ не могъ увидѣть въ эту дырочку всѣхъ гостей, бывшихъ въ комнатѣ; но, приложивъ къ ней ухо, онъ могъ довольно-явственно слышать почти все, что тамъ говорили.
   Однакожь, по расположенію лицъ въ сосѣдней комнатѣ, Шико могъ видѣть хозяина, разговаривавшаго съ Николаемъ Давидомъ.
   Нѣкоторыя слова, произнесенныя болѣе-тихимъ голосомъ, ускользали отъ слуха Шико; однакожь, онъ понялъ изъ всего разговора, что Давидъ толковалъ о преданности своей королю и даже говорилъ, будто-бы г. де-Морвильо возложилъ на него важное порученіе.
   Хозяинъ слушалъ почтительно, но, по-видимому, очень-равнодушно, потому-что почти ничего не отвѣчалъ. Шико даже замѣтилъ нѣкоторую иронію во взглядѣ и въ выраженіи голоса хозяина всякій разъ, когда онъ произносилъ имя короля.
   -- Э-ге! подумалъ Шико:-- ужь не принадлежитъ ли нашъ хозяинъ къ лигѣ? Увидимъ, mordieu!
   Такъ-какъ въ разговорѣ трактирщика съ Давидомъ не было ничего интереснаго, то Шико отошелъ отъ перегородки.
   Нѣсколько минутъ спустя, дверь отворилась.
   Въ комнату вошелъ хозяинъ; онъ снялъ колпакъ съ головы и почтительно остановился у двери; но на лицѣ его было то же насмѣшливое, ироническое выраженіе, которое уже прежде поразило Шико.
   -- Садитесь, почтеннѣйшій, сказалъ ему послѣдній: -- прежде, чѣмъ мы условимся, выслушайте мою исторію.
   Слова эти, по-видимому, не понравились хозяину; онъ показалъ видъ, что не намѣренъ садиться.
   -- Какъ вамъ угодно, продолжалъ Шико.
   Хозяинъ сдѣлалъ знакъ, которымъ хотѣлъ выразить, что ему не нужно на это ничьего разрѣшенія.
   -- Вы видѣли, что я пріѣхалъ съ монахомъ, сказалъ Шико.
   -- Видѣлъ, отвѣчалъ хозяинъ.
   -- Тс! не говорите этого никому... монахъ этотъ изгнанникъ.
   -- Ба! вскричалъ хозяинъ:-- нечто онъ переодѣтый гугенотъ?
   Шико притворился обиженнымъ.
   -- Гугенотъ! сказалъ онъ съ презрѣніемъ: -- кто вамъ сказалъ, что онъ гугенотъ? Прошу васъ замѣтить, что этотъ монахъ мой родственникъ, и что у меня нѣтъ въ роднѣ гугенотовъ. Вамъ стыдно, почтеннѣйшій, говорить такія мерзости!
   -- Мало ли что бываетъ на свѣтѣ! возразилъ хозяинъ.
   -- Да въ моей роднѣ этого никогда не было, почтеннѣйшій! Этотъ монахъ жесточайшій врагъ всѣхъ гугенотовъ, отъ-чего и попался въ немилость къ его величеству Генриху III, покровительствующему, какъ вамъ извѣстно, еретикамъ.
   Трактирщикъ начиналъ принимать живое участіе въ судьбѣ бѣднаго Горанфло.
   -- Тс! сказалъ онъ, приложивъ палецъ къ губамъ.
   -- Развѣ у васъ есть здѣсь королевскіе люди? спросилъ Шико.
   -- Кажется, отвѣчалъ хозяинъ, кивнувъ головою: -- вотъ тамъ, за перегородкой.
   -- О! такъ намъ здѣсь оставаться страшно... убраться лучше поскорѣе...
   -- Да куда же вы пойдете?
   -- Нашъ пріятель, содержатель одной изъ парижскихъ гостинницъ, ла-Гюрьеръ, далъ намъ адресы...
   -- Ла-Гюрьеръ? Такъ вы знаете Ла-Гюрьера?
   -- Тс! не говорите этого никому; мы познакомились съ нимъ въ варѳоломеевскую ночь.
   -- Ну, сказалъ хозяинъ: -- я вижу, что вы и вашъ родственникъ люди православные; я тоже знаю Ла-Гюрьера. Купивъ этотъ трактиръ, я даже изъ дружбы къ нему хотѣлъ взять ту же фирму, но побоялся, что новая вывѣска повредитъ моимъ дѣламъ... Итакъ, вы изволили говорить, что вашъ родственникъ...
   -- Былъ до того безразсуденъ, что рѣшился говорить открыто рѣчь противъ гугенотовъ; рѣчь его имѣла огромный успѣхъ, очень-непонравившійся его величеству королю, который немедленно приказалъ схватить дерзновеннаго и посадить въ темницу.
   -- А потомъ? спросилъ хозяинъ съ участіемъ.
   -- Я увезъ его, отвѣчалъ Шико.
   -- А! вы прекрасно поступили!
   -- Г. де-Гизъ хотѣлъ-было заступиться за него...
   -- Какъ, великій Генрихъ де-Гизъ? Генрихъ-Балафро?
   -- Генрихъ-святой.
   -- Да, именно, вы правду говорите -- Генрихъ-святой!
   -- Но я не захотѣлъ быть виновникомъ народной войны.
   -- Въ такомъ случаѣ, вы должны понять это...
   И хозяинъ сдѣлалъ рукою знакъ, по которому приверженцы лиги узнавали другъ друга.
   Въ ночь, проведенную въ Монастырѣ-св.-Женевьевы, Шико не только замѣтилъ этотъ знакъ, но и видѣлъ, какъ надобно было отвѣчать на него.
   -- Еще бы! А это знаете?
   И Шико сдѣлалъ другой знакъ.
   -- О! произнесъ трактирщикъ дружески:-- въ такомъ случаѣ, вы здѣсь у себя; домъ мой принадлежитъ вамъ; считайте меня другомъ; я считаю васъ братомъ, и если вы нуждаетесь въ деньгахъ...
   Вмѣсто отвѣта, Шико вынулъ изъ кармана кошелекъ, полнота котораго мало убавилась.
   Видъ полнаго кошелька всегда пріятенъ, даже великодушному человѣку, предлагающему вамъ свои услуги; онъ узнаётъ такимъ образомъ, что вы не нуждаетесь въ его помощи, и вмѣстѣ съ тѣмъ сохраняетъ сознаніе великодушнаго поступка, стоившаго ему весьма-недорого.
   -- Тѣмъ лучше, сказалъ хозяинъ.
   -- Чтобъ еще болѣе обрадовать и успокоить васъ, продолжалъ Шико:-- я долженъ вамъ сказать, что мы путешествуемъ для распространенія вѣры, и что дорожныя деньги выплачены намъ изъ казначейства святаго союза. Укажите же намъ гостинницу, гдѣ бы мы могли быть въ безопасности?
   -- Morbleu! сказалъ хозяинъ: -- нигдѣ вамъ не будетъ такъ хорошо, какъ у меня, повѣрьте.
   -- Но вы сейчасъ говорили, что здѣсь возлѣ же живетъ...
   -- Да; но если я только замѣчу, что онъ подслушиваетъ и подсматриваетъ, такъ не будь я Бернулье, если не выживу его!
   -- Васъ зовутъ Бернулье? спросилъ Шико.
   -- Точно такъ; мое имя извѣстно православнымъ, не столичнымъ, а провинціальнымъ. Скажите одно слово, одно только слово, и я выживу вашего сосѣда.
   -- Зачѣмъ? сказалъ Шико: -- напротивъ, оставьте его; гораздо-выгоднѣе быть возлѣ своихъ враговъ; такимъ-образомъ легче наблюдать за ихъ дѣйствіями.
   -- Вы совершенно-правы! съ восторгомъ вскричалъ Бернулье.
   -- Но почему вы думаете, что этотъ человѣкъ нашъ врагъ? я говорю нашъ потому, продолжалъ Гасконецъ съ нѣжной улыбкой: -- что мы братья! я въ томъ увѣренъ.
   -- О, да! мы братья, отвѣчалъ хозяинъ.
   -- Почему же вы думаете, что онъ нашъ врагъ?
   -- А вотъ почему: онъ пріѣхалъ сюда въ лакейскомъ платьѣ; потомъ перерядился адвокатомъ; но онъ столько же адвокатъ, какъ и лакей, потому-что, подъ плащомъ, лежавшимъ на стулѣ, я увидѣлъ конецъ длинной шпаги. Кромѣ того, онъ съ восторгомъ говорилъ о королѣ, и открылъ мнѣ, что пріѣхалъ съ порученіемъ отъ г. де-Морвилье, министра Навуходоносора нашего.
   -- Ирода, какъ я его называю.
   -- Сарданапала!
   -- Браво!
   -- О, я вижу, что мы понимаемъ другъ друга, сказалъ хозяинъ.
   -- Еще бы! Слѣдовательно, я остаюсь.
   -- Непремѣнно.
   -- Только ни слова о моемъ родственникѣ.
   -- Ни словечка.
   -- Ни обо мнѣ.
   -- За кого вы меня принимаете? Но тише; кто-то идетъ.
   Горанфло явился на порогѣ.
   -- Ахъ! это онъ, достойный изгнанникъ! вскричалъ хозяинъ.
   И, подойдя къ монаху, онъ сдѣлалъ ему знакъ лигёровъ.
   Этотъ знакъ поразилъ Горанфло изумленіемъ и ужасомъ.
   -- Отвѣчай же, отвѣчай, братъ! сказалъ Шико.-- Нашъ хозяинъ все знаетъ; онъ изъ нашихъ.
   -- Изъ нашихъ? спросилъ Горанфло: -- изъ какихъ изъ нашихъ?
   -- Изъ чиновъ святаго союза, сказалъ Бернулье вполголоса.
   -- Ты видишь, что таиться нечего; отвѣчай же.
   Горанфло отвѣчалъ; трактирщикъ былъ внѣ себя отъ радости.
   -- Однако, сказалъ Горанфло, желая поскорѣе перемѣнить разговоръ: -- мнѣ обѣщали хересу.
   -- Хересу, малаги, аликантскаго вина, весь мой погребъ къ вашимъ услугамъ, почтеннѣйшій братъ!
   Горанфло посмотрѣлъ на хозяина, потомъ на Шико, и наконецъ поднялъ взоръ къ небу. Онъ ничего не понималъ и, въ смиреніи своемъ, сознавался, что счастіе превышало всѣ заслуги его.
   Три дня сряду Горанфло напивался: первый день хересомъ, второй малагой, третій аликантскимъ виномъ; но, по прошествіи этихъ трехъ дней, онъ сознался, что все-таки бургонское вкуснѣе, и потому воротился къ шамбертеню.
   Во все время этихъ вино-испытаній, Шико не выходилъ изъ своей комнаты, и отъ утра до ночи подсматривалъ за адвокатомъ Николаемъ Давидомъ.
   Трактирщикъ, приписывавшій поведеніе Шико боязни встрѣтиться съ мнимымъ роялистомъ, всячески старался надоѣдать послѣднему.
   Но ничто не помогало. Николай Давидъ, назначивъ Пьеру-де-Гонди свиданіе въ трактирѣ Лебедя-Креста, не хотѣлъ выѣзжать изъ него, опасаясь разъѣхаться съ посланнымъ Гизовъ, и потому оставлялъ безъ вниманія всѣ придирки хозяина; но за то, лишь-только Бернулье затворялъ за собою двери, какъ Николай Давидъ приходилъ въ бѣшенство, что весьма забавляло Шико, смотрѣвшаго въ дырочку.
   Замѣтивъ враждебное расположеніе хозяина, Давидъ, на другой же день своего пріѣзда въ гостинницу, погрозилъ за нимъ кулакомъ и сказалъ:
   -- Еще пять или шесть дней, и я съ тобой раздѣлаюсь.
   Изъ этихъ словъ Шико узналъ, что Николай Давидъ не выѣдетъ изъ трактира, пока не получитъ отвѣта отъ легата.
   Но на седьмой день, Николай Давидъ, которому хозяинъ, не смотря на всѣ убѣжденія Шико, объявилъ, что ему нужна его комната, -- занемогъ.
   Пока онъ не слегъ еще въ постелю, хозяинъ настаивалъ, чтобъ онъ выѣхалъ; адвокатъ просилъ дать ему сроку до слѣдующаго дня, надѣясь, что ему будетъ легче, но на слѣдующій день ему стало хуже.
   Трактирщикъ пришелъ къ Гасконцу, и сказалъ, потирая руки:
   -- Нашъ роялистъ, пріятель Ирода, ножки протянетъ!
   -- Ба! вскричалъ Шико: -- не-ужь-то вы думаете, что онъ умретъ?
   -- У него, любезный братъ, прескверная горячка; онъ мечется какъ угорѣлый; сами доктора ничего не понимаютъ; аппетитъ у него страшный: онъ хотѣлъ задушить меня и прибилъ моихъ слугъ... сами доктора ничего не понимаютъ.
   Шико задумался.
   -- Видѣли ли вы его? спросилъ онъ.
   -- Какъ же! вѣдь я жь говорю вамъ, что онъ хотѣлъ задушить меня.
   -- Въ какомъ онъ былъ положеніи?
   -- Блѣдный, разстроенный, кричалъ, какъ бѣснующійся.
   -- Что онъ кричалъ?
   -- "Берегите короля! Противъ него замышляютъ недоброе!"
   -- Негодяй!
   -- Извергъ! Иногда онъ говоритъ, что ждетъ кого-то изъ Авиньйона и не хочетъ умирать, пока не увидится съ этимъ человѣкомъ.
   -- Cмoтpитe, пожалуйста! сказалъ Шико.-- Онъ ждетъ кого-то изъ Авиньйона.
   -- Ждетъ не дождется.
   -- Ventre de biche! вскричалъ Шико.
   -- Послушайте-ка, продолжалъ хозяинъ:-- вотъ будетъ забавно, если онъ умретъ.
   -- Очень-забавно, отвѣчалъ Шико:-- только мнѣ бы не хотѣлось, чтобъ онъ умеръ до прибытія того человѣка, котораго онъ ждетъ изъ Авиньйона.
   -- Отъ-чего же? Чѣмъ скорѣе умретъ, тѣмъ лучше.
   -- Да; но ненависть моя не простирается до души его; а такъ-какъ онъ, по-видимому, ждетъ изъ Авиньйона исповѣдника...
   -- Э, полноте! это одинъ бредъ горячки... онъ никого не ждетъ...
   -- Кто знаетъ! сказалъ Шико.
   -- Я вижу, что вы предобрѣйшая душа, сказалъ хозяинъ.
   -- Плати добромъ за зло.
   Хозяинъ удалился въ восторгѣ отъ Шико.
   Что же касается до Горанфло, то, не входя ни въ какія дѣла, ни въ какія заботы, онъ толстѣлъ видимо: по прошествіи восьми дней, лѣстница, ведшая къ его комнатѣ, стала трещать подъ ногами его и сдѣлалась слишкомъ-узкою, такъ-что въ одинъ вечерь Горанфло съ ужасомъ объявилъ Гасконцу, что лѣстница замѣтнымъ образомъ похудѣла. Впрочемъ, ни Давидъ, ни лига, ни плачевное состояніе религіи не трогали его: онъ заботился только о томъ, какъ бы разнообразить свои обѣды и гармонировать различныя вина съ кушаньями, которыя заказывалъ себѣ. Каждый разъ, когда онъ встрѣчался съ трактирщикомъ, послѣдній говорилъ съ изумленіемъ про-себя:
   -- Кто бы могъ подумать, что этотъ толстякъ воплощенное краснорѣчіе!
   

IX.
Какъ Горанфло исповѣдывалъ адвоката, и какъ адвокатъ исповѣдывалъ Горанфло.

   Наконецъ, наступилъ, или приближался тотъ день, когда трактирщикъ долженъ былъ избавиться отъ непріятнаго постояльца.
   Бернулье вбѣжалъ въ комнату Шико съ такимъ неумѣреннымъ смѣхомъ, что послѣдній долго не могъ добиться отъ него ни слова.
   -- Умираетъ! вскричалъ наконецъ сострадательный трактирщикъ: -- умираетъ, издыхаетъ!
   -- Что же тутъ смѣшнаго? спросилъ Шико.
   -- Какъ что? Это чудесная штука.
   -- Какая штука?
   -- Нѣтъ, признайтесь, что вы съиграли съ нимъ эту шутку,
   -- Я? съигралъ шутку? съ больнымъ?
   -- Да, разумѣется вы!
   -- Но въ чемъ же дѣло?
   -- Въ чемъ дѣло?.. Вѣдь вы знаете, что онъ все ожидалъ кого-то изъ Авиньйона?
   -- Знаю. Что же дальше?
   -- Этотъ кто-то пріѣхалъ.
   -- А! вы видѣли его?
   -- Еще бы! Кто можетъ войдти сюда мимо меня?
   -- Что жь это за человѣкъ?
   -- Низенькій, худощавый, розовый.
   -- Онъ и есть! невольно вскричалъ Шико.
   -- А! такъ вы знаете его?.. Вѣдь я ужь говорилъ, что вы подослали его.
   -- Такъ онъ пришелъ! вскричалъ Шико, вставая и закручивая усы:-- ventre de biche! Разскажите же мнѣ все подробно, Бернулье.
   -- Дѣло очень-просто... только, если не вы подослали этого человѣка, такъ вы разскажите мнѣ, кто это сдѣлалъ... И такъ, извольте слушать: -- я только-что принялся-было сдирать шкуру съ кролика, какъ увидѣлъ, что у двери гостинницы остановился маленькій человѣчекъ на огромной лошади.
   "-- Здѣсь г. Никола? спросилъ человѣчекъ.-- Вы знаете, что гнусный роялистъ назвался здѣсь этимъ именемъ.
   "-- Здѣсь, говорю я.
   "-- Скажите жь ему, что пріѣхалъ человѣкъ, котораго онъ ждетъ изъ Авиньйона.
   "-- Извольте, отвѣчалъ я: -- только позвольте вамъ замѣтить одно обстоятельство, и -- Какое?
   "-- Г. Никола умираетъ.
   "-- Тѣмъ болѣе прошу васъ не медлить.
   "-- Но вы, можетъ-быть, не знаете, что у него злая горячка?
   "-- Не-уже-ли? сказалъ незнакомецъ:-- такъ дайте же ему скорѣе знать обо мнѣ.
   "-- Какъ, вы настаиваете?
   "-- Настаиваю.
   "-- Несмотря на опасность?
   "-- Несмотря ни на что, я долженъ его видѣть.
   Маленькій человѣчекъ сердился и говорилъ такимъ повелительнымъ тономъ, что нельзя было ему противорѣчить; я и проводилъ его въ комнату больнаго.
   -- И онъ теперь тамъ? сказалъ Шико, указавъ на сосѣднюю комнату.
   -- Тамъ. Не правда ли, это забавно?
   -- Чрезвычайно-забавно, отвѣчалъ Шико.
   -- Какъ жаль, что мы не можемъ слышать, о чемъ они говорятъ!
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ, жаль.
   -- Должно быть пресмѣшно.
   -- Умора; но кто же вамъ мѣшаетъ войдти?
   -- Онъ выслалъ меня.
   -- Подъ какимъ предлогомъ?
   -- Подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ намѣренъ исповѣдываться.
   -- А кто вамъ мѣшаетъ подслушать у двери?
   -- Въ самомъ-дѣлѣ! вскричалъ хозяинъ и выбѣжалъ изъ комнаты.
   Шико же подбѣжалъ къ дырочкѣ въ перегородкѣ.
   Пьеръ де-Гонди сидѣлъ у изголовья кровати больнаго; но они говорили такъ тихо, что Шико не могъ ни слова разслышать изъ ихъ разговора.
   Впрочемъ, хоть бы онъ и могъ слышать, то не понялъ бы ничего, потому-что разговоръ ихъ оканчивался и, пять минутъ спустя, г. де-Гонди всталъ, простился съ больнымъ и вышелъ.
   Шико побѣжалъ къ окну.
   Слуга, сидѣвшій на кургузой лошади, держалъ подъ уздцы большаго коня, о которомъ говорилъ трактирщикъ: -- минуту спустя, посланный Гизовъ явился, вскочилъ на лошадь и поворотилъ за уголъ къ дорогѣ, ведшей въ Парижъ.
   -- Mordieu! подумалъ Шико:-- только бы онъ не взялъ съ собою родословной; но все равно, я догоню его, хоть бы мнѣ пришлось загнать десять лошадей... Нѣтъ, адвокаты хитрыя лисицы, и въ-особенности мой пріятель, котораго я подозрѣваю... Экая досада! продолжалъ Шико, съ нетерпѣніемъ топнувъ ногою: -- куда дѣвался обжора Горанфло.
   Въ это время вошелъ хозяинъ.
   -- Ну, что? спросилъ его Шико.
   -- Уѣхалъ! отвѣчалъ хозлинъ.
   -- Исповѣдвикъ?
   -- Какой онъ исповѣдникъ!
   -- А больной?
   -- Въ обморокѣ.
   -- Вы увѣрены, что онъ все въ своей комнатѣ?
   -- Еще бы! онъ выйдетъ изъ нея только для-того, чтобъ отправиться на кладбище.
   -- Хорошо; какъ-только воротится мой братъ, пошлите его ко мнѣ.
   -- А если онъ пьянъ?
   -- Все-равно, посылайте.
   -- Развѣ очень-нужно?
   -- Необходимо; для общаго блага нашего.
   Бернулье скоро вышелъ; онъ былъ человѣкъ усердный.
   Шико находился въ сильномъ волненіи: онъ не зналъ, бѣжать ли ему за Гонди, или войдти прямо къ Давиду; если адвокатъ былъ въ-самомъ-дѣлѣ такъ опасно боленъ, какъ говорилъ хозяинъ, то, вѣроятно, онъ передалъ свои депеши Гонди. Шико какъ безумный прохаживался взадъ и впередъ по комнатѣ, ударялъ себя въ лобъ и старался прицѣпиться хоть къ одной какой-нибудь мысли изъ тысячи мыслей, кипѣвшихъ въ головѣ его.
   Въ сосѣдней комнатѣ все было тихо; Шико въ дырочку могъ видѣть только одинъ уголъ кровати, закрытой занавѣсками.
   Вдругъ на лѣстницѣ послышался голосъ. Шико вздрогнулъ: то былъ голосъ Горанфло.
   Братъ-собиратель подаянія, сопровождаемый хозяиномъ, тщетно старавшимся заставить его молчать, медленно избирался по лѣстницѣ, распѣвая дребезжащимъ отъ опьянѣнія голосомъ:
   
             Le vin
             Et le chagrin
   Se battent dans ma tête,
   Ils у font un tel train
   Que c'est une tempête.
   Mais l'un est le plus fort:
             C'est le vin!
   Si bien que le chagrin
             En sort
             Grand train.
   
   Шико побѣжалъ къ двери.
   -- Тише, пьяница! закричалъ онъ.
   -- Ужь и пьяница! возразилъ Горанфло:-- не тотъ пьяница, кто пьетъ, а тотъ, кто...
   -- Перестань же! ступай сюда; а вы, Бернулье... знаете?
   -- Знаю, знаю, сказалъ хозяинъ, значительно кивнувъ головою и поспѣшно сбѣгая съ лѣстницы.
   Ступай же сюда, говорятъ тебѣ, продолжалъ Шико, таща Горанфло въ комнату: -- и поговоримъ серьёзно, если можешь...
   -- Могу ли? вотъ еще! Вы, кажется, смѣетесь надо много. Я серьёзенъ, какъ проголодавшійся оселъ.
   -- Скажи лучше, какъ напившійся, возразилъ Шико, поживъ плечами.
   Потомъ онъ подвелъ Горанфло къ креслу, на которое тотъ тяжело опустился, испустивъ протяжное: "а!"
   Шико затворилъ дверь и воротился къ Горанфло съ серьёзнымъ и озабоченнымъ лицомъ, и братъ-собиратель понялъ, что дѣло шло о чемъ-то важномъ.
   -- Ну, что тамъ еще! спросилъ Горанфло, какъ-бы желая выразить этимъ словомъ всѣ гоненія, которымъ онъ подвергался отъ Гасконца.
   -- То, отвѣчалъ Шико строго: -- что ты совершенно забываешь обязанности своего званія; ты распутничаешь, гніешь въ пьянствѣ и забываешь религію, corboeuf!
   Горанфло вытаращилъ глаза на говорившаго.
   -- Я? произнесъ онъ.
   -- Да, ты; посмотри на себя, на кого ты похожъ? Кафтанъ твои изодранъ; ты, вѣроятно, подрался съ кѣмъ-нибудь, потому-что у тебя подбитъ одинъ глазъ.
   -- У меня? произнесъ Горанфло, болѣе-и-болѣе изумленный выговорами, къ которымъ не привыкъ.
   -- У кого же больше? Ты по колѣни запачканъ грязью, да еще какою грязью, бѣлою! Ясное доказательство, что ты пьянствовалъ въ предмѣстьяхъ.
   -- Правда.
   -- Несчастный! женовефецъ долженъ бы болѣе заботиться, о себѣ!
   -- Не-ужь-то я въ-самомъ-дѣлѣ такъ виноватъ? спросилъ Горанфло, глубоко-тронутый словами Шико.
   -- То-есть, ты заслуживаешь, чтобъ небесный огонь пожралъ тебя. Берегись! если ты не исправишься, я покину тебя.
   -- Шико, другъ мой, ты этого не сдѣлаешь!
   -- Вѣдь и въ Ліонѣ есть стража.
   -- О! сжалься, мой добрый покровитель! проговорилъ Горанфло и заревѣлъ какъ теленокъ.
   -- Фи! продолжалъ Шико: -- и еще въ какое время предаешься ты разврату? Когда тутъ, возлѣ насъ, умираетъ человѣкъ!
   -- Правда, отвѣчалъ Горанфло съ выраженіемъ раскаянія.
   -- Ну, говори, христіанинъ ты, или нѣтъ?
   -- Христіанинъ ли я! вскричалъ Горанфло вставая: -- отсохни мой языкъ, если я не христіанинъ!
   И протянувъ одну руку, онъ запѣлъ, такъ, что окна задрожали:
   
   Je suis chrétien,
   C'est mon seul bien.
   
   -- Довольно! сказалъ Шико, зажимая ему ротъ рукою: -- если ты христіянинъ, такъ не дашь, умереть ближнему безъ покаянія.
   -- Справедливо! Гдѣ онъ? гдѣ мой ближній? Я сейчасъ исповѣдую его, только дайте мнѣ сперва напиться... жажда страшно мучитъ!
   Шико подалъ Горанфло большую кружку съ водой, и онъ почти разомъ опорожнилъ ее.
   -- А! сынъ мой, сказалъ Горанфло, ставя обратно кружку на столъ: -- теперь мнѣ легче!
   -- Слава Богу, отвѣчалъ Шико, рѣшившись воспользоваться этой минутой.
   -- Теперь, скажи мнѣ, милый другъ, продолжалъ Горанфло: -- кого исповѣдывать?
   -- Нашего несчастнаго сосѣда... онъ умираетъ и нуждается въ душевной помощи. Ступай къ нему.
   -- Развѣ вы думаете, г. Шико, спросилъ Горанфло оробѣвъ: -- что ему безъ меня нельзя обойдтись?
   -- Никакъ нельзя! Если онъ заблудшаяся овца, ты наставишь его на путь истинный... ты укажешь ему дорогу въ рай.
   -- Бѣгу!...
   -- Постой; я долженъ объяснить тебѣ, что надо дѣлать.
   -- Зачѣмъ? я и безъ васъ знаю свое дѣло.
   -- Конечно; но сегодня ты долженъ исполнять не только свое, но и мое дѣло.
   -- Ваше дѣло?
   -- И если ты исполнишь его добросовѣстно, я поставлю на твое имя сто пистолей въ Гостинницѣ Рога-Изобилія...
   -- Будетъ исполнено! Какъ же мнѣ исповѣдывать его?
   -- Слушай! По званію своему, ты можешь говорить именемъ вѣры и короля; краснорѣчіемъ своимъ ты долженъ убѣдить этого человѣка отдать тебѣ бумаги, которыя ему привезли изъ Авиньйона.
   -- А зачѣмъ мнѣ эти бумаги?
   Шико съ презрѣніемъ посмотрѣлъ на Горанфло.
   -- Чтобъ получить тысячу экю! сказалъ онъ.
   -- Тысячу экю? Понимаю и отправляюсь.
   -- Погоди; онъ скажетъ тебѣ, что уже исповѣдывался.
   -- Ну, такъ мнѣ нечего будетъ дѣлать...
   -- Слушай; ты отвѣчаешь ему, что онъ лжетъ; что человѣкъ, вышедшій сейчасъ отъ него, былъ не исповѣдникъ, а такой же грѣшникъ, какъ онъ самъ.
   -- Да онъ разсердится!
   -- А тебѣ какое дѣло? Вѣдь онъ умираетъ!
   -- Справедливо.
   -- Потомъ, заговори съ нимъ о раѣ, объ адѣ, словомъ, о чемъ хочешь; только добейся того, чтобъ онъ отдалъ тебѣ бумаги, полученныя изъ Авиньйона.
   -- А если онъ не отдастъ?
   -- Такъ не отпускай ему грѣховъ, прокляни его!
   -- А по-моему, такъ, просто, насильно отнять у него бумаги.
   -- Пожалуй и это; только скажи мнѣ сперва, понялъ ли ты, что я тебѣ говорилъ?
   -- Понялъ, и вы увидите, какъ ловко исполню дѣло.
   Горанфло провелъ рукою по лицу; оно приняло спокойное выраженіе, хотя въ глазахъ оставалось еще нѣчто туманное; голосъ его смягчился, движенія стали медленны, но въ рукахъ замѣтна еще была легкая дрожь.
   Потомъ онъ величественно направился къ двери.
   -- Постой! сказалъ Шико: -- когда онъ отдастъ тебѣ бумаги, сожми ихъ въ одну руку, а другою постучись въ эту стѣну.
   -- А если не отдастъ?
   -- Тоже постучись.
   -- Понимаю.
   И Горанфло вышелъ изъ комнаты, между-тѣмъ, какъ Шико, находившійся въ невыразимомъ волненіи, приложилъ ухо къ дырочкѣ и притаилъ дыханіе, чтобъ явственнѣе разслышать малѣйшій звукъ.
   Десять минутъ спустя, затрещавшій полъ возвѣстилъ ему о томъ, что Горанфло входилъ къ сосѣду, и/, приложивъ глазъ къ отверстію, онъ увидѣлъ тучную фигуру своего товарища.
   Адвокатъ приподнялся на подушкѣ и съ изумленіемъ глядѣлъ на неожиданнаго гостя.
   -- Здравствуй, братъ мой! сказалъ Горанфло торжественнымъ голосомъ, остановившись посреди комнаты.
   -- Что вамъ нужно, отецъ? проговорилъ больной слабымъ голосомъ.
   -- Сынъ мой, я недостойный монахъ; я узналъ, что вы находитесь въ опасности, и пришелъ позаботиться о спасеніи души вашей.
   -- Благодарю, отвѣчалъ больной:-- по мнѣ кажется, что трудъ вашъ напрасенъ. Мнѣ легче.
   Горанфло покачалъ головой.
   -- Вы думаете? спросилъ онъ.
   -- Я въ томъ увѣренъ.
   -- Сынъ мой, это одно навожденіе дьявола, которому бы хотѣлось, чтобъ вы умерли безъ покаянія.
   -- Дьяволъ очень бы ошибался, сказалъ больной:-- потому-что я только-что исповѣдывался.
   -- Кому?
   -- Достойному священнику, прибывшему изъ Авиньйона.
   Горанфло опять покачалъ головой.
   -- Это не священникъ, сказалъ онъ.
   -- Какъ не священникъ?
   -- Разумѣется, нѣтъ.
   -- Почему вы это знаете?
   -- Я знаю его.
   -- Того, кто сейчасъ вышелъ отсюда?
   -- Да, отвѣчалъ Горанфло съ выраженіемъ такой искренности, что адвокатъ невольно смѣшался.
   -- Такъ-какъ вамъ не легче, сказалъ Горанфло:-- и такъ-какъ тотъ, кто вышелъ отсюда, былъ не священникъ, то вы должны покаяться...
   -- Охотно, отвѣчалъ адвокатъ болѣе-твердымъ голосомъ:-- но я хочу покаяться предъ тѣмъ, кого самъ выберу.
   -- Вамъ уже некогда посылать за другимъ священникомъ, потому-то я и пришелъ...
   -- Какъ некогда? вскричалъ больной болѣе-и-болѣе твердымъ голосомъ.-- Говорятъ вамъ, что мнѣ легче; говорятъ вамъ, что я выздоравливаю!
   Горанфло въ третій разъ печально покачалъ головой.
   -- А я говорю вамъ, продолжалъ онъ флегматически:-- я говорю вамъ, сынъ мой, что я не имѣю никакой надежды на ваше выздоровленіе; вы обречены уже на смерть врачами и святымъ Провидѣніемъ. Знаю, что поступаю, жестоко, говоря вамъ это, но эта участь предстоитъ намъ всѣмъ, рано ли, поздно ли; но намъ остается то утѣшеніе, что, умирая въ этомъ мірѣ, мы воскресаемъ въ лучшемъ. Самъ Пиѳагоръ говоритъ это, хотя онъ и былъ идолопоклонникъ. Итакъ, кайся, любезный сынъ мой, кайся!
   -- Но увѣряю васъ, что мнѣ гораздо-легче... Я даже полагаю, что одно ваше присутствіе возстановило мои силы...
   -- Ошибаешься, сынъ мой, возразилъ Горанфло:-- это одинъ обманъ; въ послѣднія минуты жизнь на мгновеніе вспыхиваетъ, точно потухающая лампа. Послушай, сынъ мой, сказалъ монахъ, садясь возлѣ кровати:-- разскажи мнѣ откровенно всѣ твои заговоры, козни, хитрости.
   -- Мои заговоры, козни, хитрости? повторилъ Николай Давидъ, невольно пятясь отъ загадочнаго монаха, котораго онъ не зналъ и который, по-видимому, зналъ его такъ хорошо.
   -- Да, сказалъ Горанфло, сложивъ руки и преспокойно располагаясь слушать исповѣдь умиравшаго:-- и когда ты мнѣ все откроешь, вручи мнѣ же бумаги, и, быть-можетъ, Господь позволитъ мнѣ даровать тебѣ прощеніе.
   -- Какія бумаги? вскричалъ больной такимъ рѣзкимъ, сильнымъ и громкимъ голосомъ, какъ человѣкъ совершенно-здоровый.
   -- Бумаги, которыя мнимый священникъ привезъ тебѣ изъ Авиньйона.
   -- А кто вамъ сказалъ, что этотъ мнимый священникъ привезъ мнѣ бумаги? спросилъ адвокатъ, приподнявшись на постели и такимъ грознымъ голосомъ, что Горанфло былъ внезапно выведенъ изъ пріятной полудремоты, въ которую начиналъ-было уже погружаться.
   Но онъ тотчасъ же поправился и рѣшился показать твердость духа.
   -- Тотъ, кто мнѣ это сказалъ, очень-хорошо знаетъ, что онъ говорилъ, отвѣчалъ Горанфло:-- да полно толковать, подавай бумаги или нѣтъ тебѣ прощенія!
   При этомъ словѣ, Давидъ, выскочивъ изъ постели, схватилъ Горанфло за горло.
   -- Ахъ, Господи! да развѣ у васъ бѣлая горячка? Такъ вы не хотите каяться, не хотите?
   Большой палецъ адвоката такъ ловко и сильно сдавилъ горло Горанфло, что тотъ захрипѣлъ, не договоривъ своей фразы.
   -- Я хочу, чтобъ ты самъ покаялся, посланный Вельзевула! вскричалъ адвокатъ Давидъ: -- а что касается до бѣлой горячки, такъ ты увидишь сейчасъ, помѣшаетъ ли она мнѣ задушить тебя!
   Братъ Горанфло былъ силенъ; но нападеніе было такъ внезапно, что, собравъ всѣ силы, онъ могъ только приподняться со стула, уцѣпиться за рубаху адвоката и отбросить его такъ далеко, что тотъ полетѣлъ въ противоположный уголъ комнаты.
   Николай Давидъ вскочилъ съ бѣшенствомъ, бросился къ шпагѣ, конецъ которой былъ замѣченъ трактирщикомъ, обнажилъ ее, и въ одно мгновеніе ока приставилъ остріе ея къ горлу Горанфло, въ изнеможеніи опустившагося обратно на стулъ.
   -- Кайся! сказалъ глухимъ голосомъ адвокатъ:-- или ты умрешь!
   Горанфло, совершенно-протрезвившійся отъ холоднаго прикосновенія острія шпаги, понялъ опасность своего положенія.
   -- О! сказалъ онъ:-- слѣдовательно, вы совсѣмъ не были больны? Слѣдовательно, болѣзнь ваша была одна комедія?
   -- Ты забываешь, что тебѣ должно не спрашивать, а отвѣчать, сказалъ адвокатъ.
   -- Отвѣчать? На что?
   -- На мои вопросы.
   -- Спрашивайте.
   -- Кто ты?
   -- Вы сами видите, кто я.
   -- Это не отвѣтъ, сказалъ адвокатъ, придавивъ конецъ шпаги.
   -- Берегитесь же! Если вы меня убьете, такъ ничего не узнаете.
   -- Правда. Какъ тебя зовутъ?
   -- Братъ Горанфло.
   -- Такъ ты настоящій монахъ?
   -- Вотъ вопросъ! Разумѣется настоящій.
   -- Зачѣмъ ты въ Ліонѣ?
   -- Затѣмъ, что изгнанъ изъ Парижа.
   -- Что привело тебя въ эту гостинницу?
   -- Случай.
   -- Давно ли ты здѣсь?
   -- Шестнадцать дней.
   -- Зачѣмъ ты подсматривалъ за мною?
   -- Я и не думалъ подсматривать за вами.
   -- Какъ ты узналъ, что я получилъ бумаги?
   -- Мнѣ сказали.
   -- Кто?
   -- Тотъ, кто послалъ меня сюда.
   -- А кто тебя послалъ сюда?
   -- Не могу сказать.
   -- Я заставлю!
   -- Ой! закричалъ Горанфло.-- Vertudieu! Не троньте, я закричу.
   -- А я убью.
   Горанфло закричалъ; на концѣ шпаги показалась капля крови.
   -- Какъ его зовутъ? спросилъ адвокатъ.
   -- А! такъ и быть! терпѣлъ я долго... больше не могу...
   -- Разумѣется, ты сдѣлалъ, что могъ. Говори же, кто подослалъ тебя ко мнѣ...
   -- Меня...
   Горанфло колебался; ему трудно было измѣнить другу.
   -- Говори же! сказалъ адвокатъ, топнувъ ногою.
   -- Да ну!... Шико.
   -- Шутъ короля?
   -- Именно.
   -- А гдѣ онъ?
   -- Здѣсь! вскричалъ чей-то голосъ.
   И Шико явился на порогѣ, блѣдный, грозный, съ обнаженной шпагой въ рукѣ.
   

ГЛАВА X.
Какъ Шико раздѣлался съ адвокатомъ.

   Узнавъ своего смертельнаго врага, Николай Давидъ отступилъ съ ужасомъ.
   Горанфло воспользовался этой минутой, чтобъ отскочить въ сторону и тѣмъ избавился отъ угрожавшей ему шпаги адвоката.
   -- Помоги мнѣ, другъ мой! закричалъ онъ: -- помоги! меня рѣжутъ, убиваютъ!
   -- А-га! почтеннѣйшій г. Давидъ, сказалъ Шико: -- такъ это вы?
   -- Да, проговорилъ Давидъ: -- я.
   -- Какъ я радъ случаю видѣться съ вами, продолжалъ Гасконецъ.
   Потомъ, обратившись къ Горанфло, прибавилъ:
   -- Добрый мой Горанфло, пока мы думали, что г. Давидъ умираетъ, присутствіе и помощь твоя были намъ весьма-нужны; но теперь, когда г. Давидъ здоровёхонекъ, то ему уже не нужно духовника, и потому онъ будетъ имѣть дѣло съ дворяниномъ.
   Давидъ хотѣлъ-было презрительно улыбнуться.
   -- Да, съ дворяниномъ, сказалъ Шико:-- съ дворяниномъ, который сейчасъ докажетъ вамъ свое происхожденіе. Любезный Горанфло, продолжалъ Шико, обращаясь къ монаху: -- потрудись стать на площадкѣ передъ дверью и не впускай никого; мнѣ нужно переговорить о весьма-важномъ дѣлѣ съ г-мъ Давидомъ.
   Горанфло былъ очень-радъ случаю у идти подальше отъ свирѣпаго адвоката, а потому немедленно пошелъ къ двери, описавъ порядочный кругъ, чтобъ во все время перехода черезъ комнату находиться въ почтительномъ разстояніи отъ Давида; скоро проскочилъ онъ въ дверь и исчезъ.
   Шико заперь за нимъ дверь на задвижку, не измѣняя своему хладнокровію.
   Давидъ былъ сначала сильно пораженъ неожиданностью этого происшествія; но потомъ, надѣясь на свое искусство и на то, что былъ наединѣ съ Шико, онъ пришелъ въ себя; когда Гасконецъ заперъ двери и обратился къ адвокату, адвокатъ стоялъ опершись на кровать, со шпагой въ рукѣ, и улыбался.
   -- Одѣвайтесь, сказалъ Шико:-- я подожду, потому-что не хочу имѣть никакого преимущества предъ вами. Я знаю, что вы чрезвычайно-ловко владѣете шпагой; но это меня нисколько не безпокоитъ.
   Давидъ захохоталъ.
   -- Презабавная шутка! сказалъ онъ.
   -- Да, она мнѣ тоже нравится, но это еще не все: послѣ будетъ еще забавнѣе. Знаете ли, г. Давидъ, зачѣмъ я пришелъ сюда?
   -- Не за остальными ли ударами, которыхъ я вамъ не додалъ, когда вы такъ ловко выскочили изъ окна?
   -- Нѣтъ; я помню, сколько получилъ, и считаю себя должникомъ герцога майеннскаго... но съ нимъ я послѣ разсчитаюсь. Сюда же я пришелъ за нѣкоторой родословной, которую Пьеръ де-Гонди привезъ вамъ сюда, самъ не зная, какое сокровище было у него въ рукахъ.
   Давидъ поблѣднѣлъ.
   -- За какою родословною? спросилъ онъ.
   -- За родословною господъ Гизовъ, происходящихъ, какъ вамъ самимъ извѣстно, по прямой линіи отъ Карла-Великаго.
   -- А-га! сказалъ Давидъ:-- такъ вы, мосьё Шико, шпіонъ, а я считалъ васъ шутомъ!
   -- Почтеннѣйшій мосьё Давидъ, чтобъ быть вамъ пріятнымъ, я буду и тѣмъ и другимъ: шпіономъ, чтобъ довести васъ до висѣлицы; шутомъ, чтобъ смѣяться, когда васъ повѣсятъ.
   -- Меня повѣсятъ!
   -- Повѣсятъ, мой милый мосьё Давидъ; головы вамъ отсѣчь нельзя -- вы не дворянинъ.
   -- Какимъ способомъ можете вы довести меня до висѣлицы, какъ говорите?
   -- Весьма-простымъ: я разскажу всю правду, и дѣло съ концомъ. Надо вамъ знать, любезнѣйшій мосьё Давидъ, что я присутствовалъ съ прошломъ мѣсяцѣ на маленькомъ совѣщаніи, бывшемъ въ Монастырѣ-Святои-Жепевьевы, между ихъ свѣтлостями, господами Гизами и герцогиней де-Монпансье.
   -- Вы?
   -- Да, я; я сидѣлъ въ исповѣдальнѣ, которая находилась прямо противъ той, въ которой вы сидѣли; не правда ли, какъ тамъ неловко? Впрочемъ, мнѣ было еще хуже вашего, потому-что я не могъ выйдти прежде, пока совѣщаніе не кончилось, а оно продолжалось непростительно-долго. Итакъ, я слышалъ рѣчи г. Монсоро, Лагюрьера и одного монаха, имя котораго я забылъ, но который говорилъ весьма-краснорѣчиво. Я видѣлъ сцену коронованія герцога анжуйскаго: это была драма того спектакля; потомъ пьеска, которую играли въ заключеніе, была крайне-забавна; въ этой пьескѣ разъигрывали родословную герцоговъ лотарингскихъ, просмотрѣнную, исправленную и дополненную г-мъ Николаемъ Давидомъ. Весьма-забавная пьеска! Не доставало въ ней только подтвержденія его святѣйшества.
   -- А! вы знаете эту родословную? сказалъ Давидъ, съ трудомъ удерживая свое бѣшенство и злобно кусая губы.
   -- Да, сказалъ Шико:-- и она показалась мнѣ чрезвычайно-замысловатою, хитро-придуманною, особенно относительно салическаго закона. Только, право, не здорово имѣть столько ума! Какъ-разъ умрешь -- на висѣлицѣ; я былъ очарованъ вашею изобрѣтательностью и въ то же время почувствовалъ къ вамъ крайнее состраданіе. Какъ! подумалъ я: не-уже-ли я позволю повѣсить почтеннаго г. Давида, знаменитаго адвоката, столь же ловко владѣющаго шпагой, какъ и перомъ,-- словомъ, моего закадычнаго друга? Никогда! Я могу не только спасти его отъ висѣлицы, но и осчастливить, озолотить этого храбраго и умнаго адвоката, этого милаго друга, которому я заплачу добромъ за нсвольно-причиненное мнѣ зло. Спасу его! Узнавъ, что вы намѣрены отправиться въ путь, я рѣшился слѣдовать за вами. Когда вы выѣзжали изъ Парижа, я подсматривалъ за вами; вы не замѣтили меня, потому-что я былъ слишкомъ-хорошо спрятанъ; съ этой минуты, я слѣдовалъ за вами, то теряя васъ изъ виду, то догоняя васъ, -- словомъ, мнѣ было съ вами много хлопотъ. Наконецъ, мы пріѣхали въ Ліонъ. Я говорю: мы, потому-что часъ спустя послѣ вашего пріѣзда, я былъ не только въ одной гостинницѣ съ вами, но даже возлѣ васъ, вотъ тамъ, за этой стѣной. Считаю излишнимъ объяснять, что я выѣзжалъ изъ Парижа не для того, чтобъ потерять васъ изъ вида,-- нѣтъ; я просверлилъ въ этой тонкой стѣнѣ маленькую дырочку, сквозь которую могъ любоваться вами, сколько душѣ моей было угодно -- и, признаюсь, вдоволь на васъ насмотрѣлся. Но вотъ вы вдругъ занемогли; хозяинъ хотѣлъ выпроводить васъ изъ дома; вы же назначили г-ну де-Гонди свиданіе въ трактирѣ Лебедя-Креста, боялись разойдтись съ нимъ и прикинулись больнымъ. Хитрость довольно-ловкая: но я самъ хитеръ, и потому не совсѣмъ повѣрилъ вашей болѣзни. Однакожъ, такъ-какъ мы всѣ смертны (въ чемъ я сейчасъ постараюсь убѣдить васъ), то я прислалъ сюда добраго Горанфло, моего товарища и друга, чтобъ склонить васъ къ раскаянію; а вы, закоренѣлый грѣшникъ, не внимая благочестивымъ словамъ его, хотѣли проткнуть его шпагой, забывъ, что за кровь платятъ кровію! Тогда я поспѣшилъ подоспѣть на помощь къ моему бѣдному другу... Позвольте же мнѣ сказать вамъ, почтеннѣйшій г. Давидъ, что я съ вами ссориться не намѣренъ; вѣдь мы старые друзья -- помиримся; согласитесь на мое предложеніе, и вы не раскаетесь...
   -- Какое предложеніе?
   -- Да то же самое, которое вамъ дѣлалъ пріятель мой Горанфло. Еслибъ вы отдали ему бумаги, я охотно простилъ бы васъ. Вы, г. Давидъ, человѣкъ замѣчательный: вы мастерски владѣете шпагой, славно ѣздите верхомъ, судебные крючки вамъ ни-по-чемъ, искусство набивать широкіе карманы туго-набитыми кошельками вы постигли въ совершенствѣ. Жаль было бы, еслибъ такой великій человѣкъ, какъ вы, исчезъ внезапно съ лица земли, гдѣ ему суждено играть немаловажную роль. Послушайте, г. Давидъ, бросьте заговоры. Послушайтесь меня, разойдитесь съ Гизами. Отъ нихъ добра не дождетесь. Отдайте мнѣ ваши бумаги, и даю вамъ честное слово дворянина, я помирю васъ съ королемъ.
   -- А если я вамъ ихъ не отдамъ, тогда что? спросилъ Николай Давидъ.
   -- А! если вы ихъ не отдадите, тогда другое дѣло. Тогда я васъ убью, честное слово дворянина! Не правда ли, это очень-забавно, мой милый мосьё Давидъ?
   -- Чрезвычѣйно-забавно, отвѣчалъ адвокатъ, играя шпагой.
   -- Если жь вы отдадите мнѣ ихъ, продолжалъ Шико:-- то все будетъ забыто. Вы, можетъ-быть, не вѣрите мнѣ, любезнѣйшій мосьё Давидъ, потому-что сами человѣкъ злопамятный, такъ и меня считаете такимъ же? Ошибаетесь. Правда, я ненавижу васъ, но я ненавижу еще болѣе герцога майеннскаго: дайте мнѣ средства погубить герцога, и я спасу васъ. Хотите ли, чтобъ я прибавилъ еще нѣсколько словъ, которыхъ вы не поймете, потому-что сами никого въ мірѣ, кромѣ себя, не любите?... Знаете ли, что я, жалкій, униженный и унизившійся шутъ, люблю короля, не смотря на всѣ его недостатки? Я люблю короля, давшаго мнѣ убѣжище, защитившаго меня отъ мясника Майенна, напавшаго ночью съ пятнадцатью разбойниками, на Луврской-Площади, на одного человѣка! Вы знаете, о комъ я говорю... о бѣдномъ Сен-Мегренѣ. Надѣюсь, вы не были въ числѣ убійцъ его? Не были? Тѣмъ лучше -- я вамъ вѣрю. Итакъ, я хочу, чтобъ мой бѣдный король могъ царствовать спокойно, а это невозможно при проискахъ Майенна и родословныхъ Николая Давида. Отдайте жь мнѣ родословную и -- честное слово! я осчастливлю васъ.
   Во все время длинной своей рѣчи, Шико внимательно слѣдилъ за движеніями Давида, но не замѣтилъ ни одной доброй мысли въ мрачныхъ глазахъ адвоката, ни одного благороднаго чувства на холодно-злобномъ лицѣ его.
   -- Вижу, что все краснорѣчіе мое напрасно: вы не вѣрите мнѣ; слѣдовательно, я долженъ прибѣгнуть къ единственному остающемуся мнѣ средству наказать васъ за оскорбленіе, мнѣ причиненное, и избавить свѣтъ отъ человѣка, невѣрующаго ни въ честность, ни въ добродѣтель. Васъ повѣсятъ. Прощайте, мосьё Давидъ!
   И Шико началъ отступать къ двери, не спуская глазъ съ адвоката.
   Давидъ бросился къ нему.
   -- И вы думаете, вскричалъ онъ:-- что я выпущу васъ? О, нѣтъ, господинъ шпіонъ; нѣтъ, мой милый Шико: тотъ, кто знаетъ тайну родословной, долженъ умереть! Тотъ, кто угрожаетъ Николаю Давиду, долженъ умереть! Тотъ, кто требуетъ отъ меня бумагъ, долженъ умереть!
   -- Тѣмъ-лучше, отвѣчалъ Шико съ прежнимъ спокойствіемъ: -- я не хотѣлъ драться съ вами только потому, что увѣренъ былъ въ преимуществѣ, которое имѣю надъ вами: Крильйонъ показалъ мнѣ ударъ, одинъ только ударъ, но его будетъ достаточно -- честное слово!... Отдавайте же бумаги, или я убью васъ! прибавилъ онъ грознымъ голосомъ: -- я нанесу вамъ рану въ горло, въ то самое мѣсто, въ которое вы кольнули моего друга Горанфло.
   Шико не договорилъ этихъ словъ, какъ Давидъ бросился на него съ дикимъ хохотомъ. Шико искусно отразилъ первый ударъ.
   Противники были почти одного роста; но такъ-какъ Шико былъ одѣтъ, а адвокатъ въ одной рубахѣ, то послѣдній казался выше, худощавѣе Гасконца. Онъ по движеніямъ своимъ походилъ на змѣю: съ такою быстротою дѣйствовалъ онъ шпагой и такъ ловко уклонялся отъ ударовъ Шико; но Шико сказалъ правду: адвокатъ встрѣтилъ опаснаго соперника. Фехтуя почти каждый день съ королемъ, шутъ достигъ высокой степени совершенства въ искусствѣ владѣть шпагой; Давидъ вскорѣ убѣдился въ этомъ, безпрестанно встрѣчая остріе шпаги своего противника.
   Онъ отступилъ.
   -- А--га! сказалъ Шико:-- вы начинаете мнѣ вѣрить, не правда ли? Еще разъ повторяю вамъ: отдайте бумаги!
   Но адвокатъ отступилъ только, казалось, для-того, чтобъ перевести дыханіе, и съ новымъ остервенѣніемъ бросился на Гасконца, до-сихъ-поръ спокойно защищавшагося и ненаносившаго ни одного удара.
   Адвокатъ опять отступилъ.
   -- Ну! сказалъ Шико: -- теперь и мнѣ пора за дѣло!
   И онъ сталъ наступать.
   Николай Давидъ однимъ скачкомъ и совершенно-неожиданно бросился на Шико; но Гасконецъ дѣйствовалъ слишкомъ-спокойно, и потому однимъ движеніемъ отразилъ ударъ адвоката, поразивъ его въ самое горло, какъ обѣщалъ.
   -- Правду ли я говорилъ? спросилъ Шико.
   Давидъ не отвѣчалъ; кровь хлынула изо рта его, и онъ повалился къ ногамъ Гасконца.
   Шико скоро отступилъ. Не смотря на смертельную рану, змѣя можетъ еще подняться и ужалить.
   Невольнымъ движеніемъ Давидъ поползъ къ кровати, какъ-бы желая еще защитить свою тайну.
   -- Э! произнесъ Шико:-- я думалъ, что ты уменъ, а на повѣрку выходитъ, что ты глупёхонекъ! Я не зналъ, гдѣ были спрятаны твои бумаги, а ты самъ указываешь мнѣ мѣсто.
   Пока Давидъ мучился въ предсмертныхъ конвульсіяхъ, Шико побѣжалъ къ кровати, поднялъ подушку, матрацъ и подъ нимъ нашелъ свернутый пергаментъ, котораго Давидъ, неожидавшій этой катастрофы, не думалъ прятать далѣе.
   Въ то самое время, какъ онъ развертывалъ пергаментъ, чтобъ удостовѣриться, точно ли это была та бумага, которую онъ искалъ, Давидъ приподнялся съ яростію, но тотчасъ же опять упалъ, испустивъ послѣдній вздохъ.
   Взоромъ, исполненнымъ радости и гордости, Шико смотрѣлъ на пергаментъ, привезенный изъ Авиньйона Пьеромъ де-Гонди.
   Папскій легатъ, вѣрный политикѣ своего начальника, подписалъ на родословной слѣдующія слова:
   Fiat ut voluit Deus: Deus jura hominum fecit.
   -- Гм! сказала, Шико: -- не слишкомъ-то вѣжливо поступаютъ они съ моимъ королемъ.
   Потомъ онъ спряталъ бумагу на груди, приподнялъ тѣло адвоката, положилъ его на кровать, обратилъ лицомъ къ стѣнѣ и, отворивъ дверь, позвалъ Горанфло.
   Горанфло вошелъ.
   -- Какъ вы блѣдны! вскричалъ онъ, взглянувъ на Шико.
   -- Да, послѣднія минуты этого бѣдняги сильно растрогали меня.
   -- Какъ! не-ужь-то онъ умеръ?
   -- Кажется, отвѣчалъ Шико.
   -- Да вѣдь онъ былъ здоровёхенокъ.
   -- Былъ. Онъ думалъ, что все прошло; хотѣлъ-было поѣсть; проглотилъ кусокъ, другой... а не тутъ-то было! желудокъ не варитъ; ножки протянулъ.
   -- По-дѣломъ ему! онъ хотѣлъ зарѣзать меня, а кто другому яму...
   -- Прости ему, братъ мой, вѣдь ты христіанинъ.
   -- Ну, такъ и быть, прощаю, отвѣчалъ Горанфло: -- хоть онъ, признаться, порядочно напугалъ меня.
   -- Но это еще не все, сказалъ Шико:-- ты должёнъ зажечь свѣчи и прочитать молитву надъ тѣломъ покойника.
   -- Это зачѣмъ?
   У Горанфло была привычка спрашивать: зачѣмъ?
   -- Какъ зачѣмъ? возразилъ Шико: -- чтобъ тебя не посадили въ тюрьму, какъ убійцу.
   -- Меня? Полно! Да не онъ ли хотѣлъ заколоть меня?
   -- Онъ! но такъ-какъ это ему не удалось, то ярость слишкомъ взволновала кровь его и, вѣроятно, въ груди у него лопнула какая-нибудь артерія, а тамъ и поминай какъ звали! Слѣдовательно, ты видишь, Горанфло, что, по-настоящему, ты виновникъ его смерти, правда, неумышленный, но все-таки виновникъ! А потому, пока невинность твоя не будетъ доказана, тебѣ можетъ быть плохо.
   -- Кажется, вы правду говорите, г. Шико, сказалъ Горанфло.
   -- Тѣмъ болѣе правду, что здѣсь въ Ліонѣ начальство чрезвычайно-строгое.
   -- Господи помилуй! проговорилъ братъ-собиратель подаянія.
   -- Дѣлай же, что тебѣ говорятъ.
   -- Да, что же мнѣ дѣлать?
   -- Останься здѣсь, читай всѣ молитвы, какія знаешь и даже какихъ не знаешь, а вечеромъ выйди изъ трактира не торопясь, и ступай къ кузницѣ, которая на углу. Знаешь?
   -- Знаю, отвѣчалъ Горанфло:-- тамъ-то я и подшибъ себѣ глазъ вчера...
   -- Трогательное воспоминаніе! Но слушай: я распоряжусь такимъ-образомъ, чтобъ лошадь твоя была тамъ -- понимаешь? Садись на нее, не вступая ни съ кѣмъ въ разговоры, и скачи, если хочешь, въ Парижъ; въ Вильнёв-ле-Гуа ты продашь лошадь и возьмешь своего Панюржа.
   -- Ахъ, мой добрый Панюржъ! Что-то онъ подѣлываетъ? Я буду очень-радъ увидѣться съ нимъ. Но чѣмъ же я буду жить до-тѣхъ-поръ?
   -- Я не скуплюсь съ своими друзьями, сказалъ Шико: -- на.
   И Шико вынулъ изъ кармана горсть монетъ, которыя положилъ на широкую ладонь своего спутника.
   -- Великодушный человѣкъ! сказалъ Горанфло, тронутый до слезъ:-- позвольте мнѣ остаться съ вами въ Ліонѣ; это вторая столица королевства и городъ весьма-гостепріимный.
   -- Да пойми же, наконецъ, что я не остаюсь здѣсь. Я ѣду... ѣду немедленно и такъ скоро, что тебѣ не поспѣть за мною.
   -- Покоряюсь, сказалъ Горанфло печально.
   -- Давно бы такъ!
   Онъ усадилъ своего товарища возлѣ постели, сошелъ къ хозяину и, отведя его въ сторону, сказалъ:
   -- Бернулье, вы не знаете, что случилось въ вашемъ домѣ?
   -- Что же такое? спросилъ хозяинъ, вытаращивъ глаза: -- что слупилось?
   -- Закоренѣлый грѣшникъ, отчаянный роялистъ, защитникъ гугенотовъ...
   -- Что же?
   -- Противникъ православной вѣры, принималъ сегодня у себя посланнаго отъ папы.
   -- Я же вамъ это говорилъ.
   -- Да; его святѣйшество (да сохранитъ Господь его и въ этомъ и въ томъ міръ!) прислалъ своего повѣреннаго къ злодѣю... но, по-видимому, злодѣй-то не зналъ, съ какою цѣлію.
   -- А съ какою?
   -- Ступайте въ комнату своего постояльца, Бернулье, приподнимите одѣяло, посмотрите на шею, и вы увидите.
   -- Вы пугаете меня.
   -- Я говорю, что знаю. Въ вашемъ домѣ свершился судъ надъ грѣшникомъ, Бернулье. Вы должны благодарить папу за эту честь.
   Потомъ Шико вложилъ въ руку хозяина десять золотыхъ монетъ, пошелъ въ конюшню и вывелъ изъ нея обѣихъ лошадей.
   Хозяинъ же бѣгомъ отправился въ комнату Николая Давида.
   Тамъ онъ засталъ молящагося Горанфло.
   Онъ подошелъ къ кровати и приподнялъ одѣяло. Рана была еще свѣжа, но тѣло адвоката было уже холодно, какъ ледъ.
   -- Такъ погибаютъ всѣ враги истинной вѣры! сказалъ онъ, сдѣлавъ знакъ Горанфло.
   -- Аминь! отвѣчалъ тотъ.
   Это происходило около того самого времени, когда Бюсси соединилъ Діану де-Меридоръ со старымъ барономъ, считавшимъ ее умершею.
   

ГЛАВА XI.
Какъ герцогъ анжуйскій узналъ, что Діана де-Меридоръ жива.

   Наступилъ конецъ апрѣля.
   Большой Шартрскій-Соборъ былъ завѣшенъ бѣлыми драпировками, а на колоннахъ, гирлянды изъ листьевъ замѣняли цвѣты, которыхъ въ то время года еще не было.
   Король, прошедшій босыми ногами отъ градскихъ воротъ, стоялъ противъ алтаря, оглядываясь по-временамъ, всѣ ли придворные и друзья его слѣдовали за нимъ. Но одни, которымъ не нравилась жесткая мостовая, надѣли башмаки; другіе, усталые или проголодавшіеся, отдыхали или ѣли въ гостинницахъ, куда пробрались тайкомъ, и только весьма-немногіе имѣли мужество стоять голыми ногами на сырой плитѣ, покрывавшей полъ въ церкви.
   Религіозная церемонія имѣла цѣлію вымолить наслѣдника французскому престолу; разныя священныя вещи были вынуты изъ золотыхъ ящиковъ, въ которыхъ онѣ хранились.
   Посреди всеобщаго молчанія, Генрихъ III услышалъ вдругъ странный шумъ, походившій на заглушаемый смѣхъ, и оглянулся, чтобъ досмотрѣть, не возвратился ли Шико; только одинъ Гасконецъ, которому все сходило съ рукъ, могъ дерзнуть засмѣяться въ подобную минуту.
   Однакожь, смѣялся не Шико; его тутъ не было, и это очень огорчало короля, невидавшаго его съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ выскочилъ изъ экипажа, на дорогъ въ Фонтенбло.
   Къ церкви подъѣхалъ всадникъ на лошади, покрытой пѣной; не смотря на то, что сапоги и платье его были забрызганы грязью, онъ пробрался между босыми придворными, одѣтыми въ длинныя вретища.
   Замѣтивъ, что король оглянулся, незнакомецъ остановился почтительно, потому-что былъ человѣкъ придворный; это легко было узнать по движеніямъ и дорогой, красивой одеждъ его.
   Генрихъ, недовольный шумомъ, произведеннымъ запоздалымъ придворнымъ, и дерзостью, съ которою онъ являлся въ церковь, въ свѣтскомъ, несоотвѣтствующемъ торжественности обряда костюмѣ, бросилъ на него взглядъ, исполненный упрека и досады.
   Вновь-прибывшій притворился, будто не замѣтилъ взгляда короля, и, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, къ большому соблазну присутствующихъ (потому-что сапоги его, по тогдашней модѣ, были со скрипомъ), преклонилъ колѣни возлѣ бархатнаго кресла герцога анжуйскаго, погруженнаго въ глубокія размышленія и необрашавшаго вниманія на происходившее вокругъ него.
   Приближеніе новаго лица заставило его поднять голову; онъ скоро оглянулся и произнесъ вполголоса:
   -- Бюсси!
   -- Здраствуйте, ваше высочество, отвѣчалъ молодой дворянинъ такимъ голосомъ, какъ-будто-бы только на канунѣ разстался съ герцогомъ, и какъ-будто ничего важнаго не произошло съ-тихъпоръ, какъ онъ не видалъ его.
   -- Ты, кажется, съ ума сошелъ?
   -- Отъ-чего же, ваше высочество?
   -- Какъ же ты могъ внезапно и неожиданно оставить меня, пропадалъ Богъ-вѣсть гдѣ, и вдругъ очутился въ Шартрѣ во время торжественной церемоніи и въ такомъ видѣ?
   -- Ваше высочество, сказалъ Бюсси: -- мнѣ немедленно нужно переговорить съ вами.
   -- Зачѣмъ же ты не пріѣхалъ раньше?
   -- Вѣроятно, нельзя было.
   -- Но что же ты дѣлалъ въ-продолженіи трехъ недѣль?
   -- Объ этомъ-то я и хочу переговорить съ вашимъ высочествомъ.
   -- Такъ подожди конца церемоніи.
   -- Увы! Я вижу, что надо ждать, а это-то самое и бѣситъ меня.
   -- То! вотъ и конецъ; потерпи, мы вмѣстѣ отправимся ко мнѣ.
   -- Непремѣнно, ваше высочество.
   Король и королева стали на колѣни подъ высокимъ балдахиномъ и усердно молились; придворные, желая подслужиться, подражали имъ.
   За тѣмъ король всталъ, поклонился сперва епископу, потомъ королевѣ и направилъ шаги къ выходу.
   Но на половинѣ дороги онъ остановился, замѣтивъ Бюсси.
   -- Графъ! сказалъ онъ:-- кажется, наше покаяніе вамъ не нравится, потому-что вы не можете отказаться отъ шелка и золота, когда самъ король вашъ наложилъ на себя саржевое вретище.
   -- Ваше величество, отвѣчалъ Бюсси съ достоинствомъ, но слегка поблѣднѣвъ отъ упрека: -- никто болѣе меня не преданъ вашему величеству; никто, даже изъ тѣхъ, которые изранили себѣ ноги на жесткой мостовой; но я только-что воротился съ далекой и утомительной дороги и только сегодня утромъ узналъ о пребываніи вашего величества въ Шартрѣ. Я проскакалъ двадцать-два льё въ пять часовъ, чтобъ поспѣть сюда во-время; вотъ почему я не успѣлъ перемѣнить платья и подвергся выговору, котораго я, вѣрно, не получилъ бы, еслибъ остался спокойно въ Парижъ.
   Король остался, по-видимому, доволенъ этимъ отвѣтомъ; но, замѣтивъ, что нѣкоторые изъ друзей его пожимали плечами, пока говорилъ Бюсси, онъ не хотѣлъ разсердить ихъ, оказавъ снисхожденіе дворянину своего брата, и пошелъ далѣе, не говоря ни слова.
   Бюсси почтительно далъ пройдти королю.
   -- Какъ! сказалъ герцогъ: -- ты промолчалъ?
   -- Что же мнѣ было еще говорить?
   -- Развѣ ты не видѣлъ, что Шомбергъ, Келюсъ и Можиронъ пожимали плечами, когда ты говорилъ?
   -- Видѣлъ, ваше высочество, спокойно отвѣчалъ Бюсси.
   -- Что же?
   -- Не-ужь-то вы думаете, что я стану заводить ссору въ церкви?
   -- А! вотъ-какъ! сказалъ герцогъ съ изумленіемъ: -- а я думалъ, что ты не видалъ, или не хотѣлъ видѣть.
   Бюсси пожалъ плечами и, вышедъ вмѣстѣ съ герцогомъ изъ церкви, сказалъ ему:
   -- Теперь къ вамъ, ваше высочество?
   -- Прямо ко мнѣ; я вижу, что у тебя должны быть весьма-важныя новости.
   -- Весьма-важныя, которыхъ вы и не подозрѣваете.
   Герцогъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Бюсси.
   -- Я говорю правду, отвѣчалъ Бюсси.
   -- Такъ дай мнѣ только поклониться королю; я сейчасъ же ворочусь.
   Герцогъ пошелъ проститься съ королемъ, который, будучи въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, позволилъ брату воротиться въ Парижъ, когда ему заблагоразсудится.
   Поспѣшно воротившись къ Бюсси, онъ поѣхалъ съ нимъ вмѣстѣ въ домъ, который былъ отведенъ принцу.
   Тамъ они заперлись.
   -- Садись, сказалъ герцогъ: -- и разсказывай; я думалъ, что ты убитъ.
   -- Повѣрю, ваше высочество.
   -- И весь дворъ надѣлъ бѣлое платье, радуясь твоей мнимой смерти... но теперь не въ томъ дѣло. Ты разстался со мною, чтобъ наблюдать за прелестной незнакомкой! Кто эта женщина и чего могу я ожидать отъ нея?
   -- Вы пожнете то, что посѣяли, ваше высочество: стыдъ и позоръ.
   -- Что-о? спросилъ герцогъ, болѣе изумленный словами, нежели непочтительностью Бюсси.
   -- Вы слышали мои слова, холодно возразилъ Бюсси:-- слѣдовательно, мнѣ не нужно повторять ихъ.
   -- Объяснитесь, графъ; предоставьте загадки и анаграммы шуту короля.
   -- Извольте, ваше высочество; мнѣ стоитъ только прибѣгнуть къ вашимъ воспоминаніямъ.
   -- Но кто эта женщина?
   -- Я думалъ, что вы узнали ее.
   -- Такъ это она! вскричалъ герцогъ.
   -- Она, ваше высочество.
   -- Ты ее видѣлъ?
   -- Видѣлъ.
   -- Она говорила съ тобою?
   -- Разумѣется; молчатъ только покойники... Впрочемъ, вы, можетъ-быть, имѣли свои причины надѣяться и полагать, что она умерла.
   Герцогъ поблѣднѣлъ; жесткія слова того, который, по общему правилу, долженъ бы льстить ему, поразили его въ самое сердце.
   -- Да, ваше высочество, продолжалъ Бюсси:-- хотя вы поставили молодую дѣвушку дворянскаго происхожденія въ такое положеніе, что ей оставалось только одно спасеніе -- въ самоубійствѣ... она, однакожь, спаслась другимъ способомъ отъ позора... Но не радуйтесь еще, ваше высочество: сохранивъ жизнь, она подверглась несчастію, которое хуже самой смерти...
   -- Что же съ нею случилось? спросилъ герцогъ съ невольнымъ трепетомъ.
   -- Ваше высочество! Одинъ человѣкъ спасъ ее отъ позора; этотъ человѣкъ спасъ ей жизнь; но онъ потребовалъ такую великую награду за услугу, оказанную несчастной дѣвушкѣ, что не стояло и спасать ее!
   -- Говори, говори...
   -- Чтобъ спастись отъ распростертыхъ уже объятій герцога анжуйскаго, любовницей котораго она не хотѣла сдѣлаться, дѣвица де-Меридоръ должна была укрыться въ объятіяхъ человѣка, котораго она презираетъ, ненавидитъ...
   -- Что ты говоришь!
   -- Я говорю, что Діана де-Меридоръ стала графиней Монсоро.
   При этихъ словахъ, кровь такъ сильно бросилась въ лицо Франсуа, что даже глаза его побагровѣли.
   -- Mordieu! вскричалъ онъ съ яростію: -- правду ли ты говоришь?
   -- Съ этимъ вопросомъ вы можете обращаться къ кому угодно, только не къ Бюсси, гордо отвѣчалъ молодой дворянинъ.
   -- Ты меня не понялъ, сказалъ принцъ: -- я не подозрѣваю твоей честности, Бюсси; я только изумляюсь, какъ дворянинъ изъ моей свиты, какой-нибудь Монсоро, дерзнулъ защитить женщину, которую я удостоивалъ своимъ вниманіемъ!
   -- Отъ-чего же нѣтъ? спросилъ Бюсси.
   -- Такъ и ты сдѣлалъ бы то же самое?
   -- Я сдѣлалъ бы болѣе: я прямо предупредилъ бы ваше высочество, что вы поступаете неблагородно.
   Герцогъ грозно взглянулъ на Бюсси, но тотчасъ же успокоился и продолжалъ болѣе-хладнокровнымъ тономъ:
   -- Послушай, любезный Бюсси, смѣшно было бы, если бъ я сталъ извиняться...
   -- Отъ-чего же смѣшно? Когда дѣло касается чести, вы ничто болѣе, какъ дворянинъ.
   -- Потому-то я и прошу тебя быть судьею между мною и графомъ Монсоро,
   -- Меня?
   -- Да, тебя; я хочу, чтобъ ты сказалъ мнѣ откровенно, не поступилъ ли онъ со мною, какъ измѣнникъ?
   -- Съ вами?
   -- Со мною, потому-что онъ зналъ мои намѣренія.
   -- А намѣренія вашего высочества были...?
   -- Заслужить любовь Діаны.
   -- Заслужить любовь ея?
   -- Да; но ни въ какомъ случаѣ не прибѣгать къ насилію.
   -- Не-уже-ли таковы, въ-самомъ-дѣлѣ, были ваши намѣренія? спросилъ Бюсси съ иронической улыбкой.
   -- Конечно; и до послѣдней минуты я не измѣнялъ своихъ намѣреній, хотя Монсоро всячески и самымъ убѣдительнымъ образомъ уговаривалъ меня приступить прямо къ цѣли.
   -- Не-уже-ли?... Не-уже-ли этотъ человѣкъ, въ-самомъ-дѣлѣ, уговаривалъ васъ обезчестить Діану?
   -- Честное слово!
   -- А! такъ это было только на словахъ?
   -- Письменно. Хочешь ли, я покажу тебѣ одно изъ его писемъ?
   -- О! вскричалъ Бюсси: -- еслибъ это была правда...
   -- Погоди; ты сейчасъ убѣдишься.
   И герцогъ поспѣшно пошелъ къ маленькому ящику, возлѣ котораго днемъ и ночью стоялъ на часахъ пажъ, и вынулъ изъ него записку, которую и вручилъ Бюсси.
   -- Читай, сказалъ онъ: -- если не вѣришь моимъ словамъ.
   Бюсси взялъ записку, дрожащею рукою развернулъ ее и прочелъ:

"Ваше высочество,

   "Прошу васъ не безпокоиться: похищеніе удастся намъ прекрасно, потому-что молодая дѣвушка отправляется сегодня на недѣлю къ тёткѣ, живущей въ Людскомъ-Замкѣ; я беру все на себя, а потому вамъ не о чемъ безпокоиться. Что же касается до отчаянія дѣвушки, то оно исчезнетъ, когда вы предстанете предъ нею.-- Итакъ, я буду дѣйствовать... и сегодня вечеромъ... она будетъ въ замкѣ Боже.

"Вашего высочества всепокорнѣйшій слуга,
"Бріанъ де-Монсоро."

   -- Что ты теперь скажешь, Бюсси? спросилъ принцъ, когда молодой дворянинъ во второй разъ пробѣжалъ письмо.
   -- Я скажу, что графъ Монсоро вамъ душевно преданъ.
   -- То-есть, что онъ измѣнилъ мнѣ?
   -- Ахъ, да! я и забылъ про послѣдствія.
   -- Онъ обманулъ меня, измѣнникъ! Онъ увѣрилъ меня въ смерти дѣвушки...
   -- Которую самъ укралъ у васъ; правда, это злая шутка. Но, продолжалъ Бюсси съ ѣдкой ироніей: -- надо простить любви г-на де-Монсоро.
   -- А! ты думаешь?... протяжно произнесъ герцогъ съ злобной улыбкой.
   -- Я ничего не думаю. Это ваше дѣло.
   -- А что бы ты сдѣлалъ на моемъ мѣстѣ? Но постой, разскажи мнѣ сперва, что онъ сдѣлалъ?
   -- Онъ увѣрилъ отца молодой дѣвушки, что вы ее похитили. Онъ вызвался быть ея защитникомъ и пріѣхалъ въ замокъ Боже съ письмомъ отъ барона де-Меридоръ, подплылъ на лодкѣ къ окну той комнаты, въ которой находилась плѣнница, и увезъ ее; потомъ, заключивъ ее въ извѣстный вамъ домъ, онъ до того стращалъ ее, что она рѣшилась отдать ему свою руку.
   -- Какая гнусная низость! вскричалъ герцогъ.
   -- Онъ надѣялся на покровительство вашего высочества, сказалъ Бюсси съ обыкновенною своего смѣлостью.
   -- А, Бюсси!.. ты увидишь, умѣю ли я мстить!
   -- Мстить! полноте; вы этого не сдѣлаете.
   -- Отъ-чего?
   -- Принцы не мстятъ, ваше высочество:-- они наказываютъ. Вы объявите этому Монсоро, что онъ подлый измѣнникъ, и накажете его.
   -- Но какимъ-образомъ?
   -- Возвративъ счастіе Діанѣ Меридоръ.
   -- Могу ли я это сдѣлать?
   -- Можете, ваше высочество.
   -- Но какъ, говори же!
   -- Возвративъ ей свободу.
   -- Объяснись.
   -- Бракъ, въ который она вступила, былъ вынужденный; слѣдовательно, онъ недѣйствителенъ.
   -- Ты правъ.
   -- Прикажите расторгнуть этотъ бракъ, и вы поступите, какъ благородный принцъ и достойный дворянинъ.
   -- Гм! мнительно произнесъ принцъ:-- ты, Бюсси, что-то очень-горячо вступаешься за это дѣло.
   -- Я... ни мало; я забочусь только объ одномъ: чтобъ не сказали, что Луи де-Клермонъ графъ де-Бюсси служитъ коварному принцу и безчестному человѣку.
   -- Такъ ты увидишь!.. Но какъ расторгнуть бракъ?
   -- Очень-просто; пускай дѣйствуетъ отецъ ея.
   -- Баронъ де-Меридоръ?
   -- Да.
   -- Но вѣдь онъ далеко... въ своемъ имѣніи.
   -- Онъ здѣсь, ваше высочество, то-есть, въ Парижѣ.
   -- У тебя?
   -- Нѣтъ, у своей дочери. Поговорите съ нимъ, ваше высочество; обѣщайте ему свое покровительство; пусть онъ увидитъ въ вашемъ высочествѣ не врага, а защитника; пусть тотъ, кто за нѣсколько дней проклиналъ ваше имя, благословитъ его!
   -- Онъ человѣкъ весьма-сильный въ своемъ краю, сказалъ герцогъ: -- говорятъ, онъ имѣетъ вліяніе на всю провинцію.
   -- Точно такъ, ваше высочество; но вы должны думать не объ этомъ, а о томъ, что онъ отецъ, что дочь его несчастна...
   -- Когда же я могу увидѣться съ нимъ?
   -- Какъ только воротитесь въ Парижъ.
   -- Хорошо.
   -- И такъ, я могу положиться на васъ?
   -- Можешь.
   -- Честное слово дворянина?
   -- Честное слово принца.
   -- Когда же вы уѣдете отсюда?
   -- Сегодня вечеромъ; ты подождешь меня?
   -- Нѣтъ; я поскачу впередъ.
   -- Ступай, и будь готовъ.
   -- Я всегда готовъ къ услугамъ вашего высочества. Гдѣ я увижусь съ вами?
   -- На выходѣ у короля, завтра въ полдень.
   -- Я буду тамъ; прощайте.
   Не теряя ни минуты, Бюсси ускакалъ въ Парижъ, чтобъ поскорѣе утѣшить барона, которому обѣщалъ помочь, и Діану, которой возвращалъ жизнь.
   

ГЛАВА XII.
Какъ Шико воротился въ Лувръ и какъ его принялъ король Генрихъ III.

   Было одиннадцать часовъ утра, но всѣ еще спали въ Луврѣ; часовые на дворѣ осторожно прохаживались взадъ-и-впередъ; стражи разговаривали шопотомъ.
   Боялись разбудить короля, отдыхавшаго послѣ возвращенія изъ Шартра.
   Два человѣка въ одно время подъѣхали къ главнымъ воротамъ Лувра; одинъ на красивой берберійской лошади; другой на андалузскомъ конѣ, покрытомъ пѣной.
   Они вмѣстѣ остановилась у воротъ и взглянули другъ на друга.
   -- Мосьё де-Шико, сказалъ младшій, вѣжливо поклонившись:-- здоровы ли вы?
   -- А! мосьё Бюсси! слава Богу, я здоровъ, отвѣчалъ Шико съ ловкостью и вѣжливостью истиннаго дворянина.
   -- Вы являетесь къ выходу короля? спросилъ Бюсси.
   -- И вы, вѣроятно, тоже.
   -- Нѣтъ. Мнѣ надо повидаться съ герцогомъ анжуйскимъ. Вы знаете, г. Шико, прибавилъ Бюсси улыбаясь:-- что я не имѣю чести быть въ числѣ любимцевъ его величества.
   -- Это не относится къ чести короля.
   Бюсси поклонился.
   -- Вы издалека? спросилъ Бюсси: -- Мнѣ сказали, что вы куда-то уѣзжали?
   -- Да, я былъ на охотѣ, возразилъ Шико.-- Но и вы, кажется, уѣзжали?
   -- Да, мнѣ надобно было побывать въ провинціи; отвѣчалъ Бюсси:-- теперь, могу ли я просить васъ оказать мнѣ услугу?
   -- Сдѣлайте одолженіе! сказалъ Шико: -- поставлю себѣ за особенную честь быть пріятнымъ графу Бюсси.
   -- Вы, какъ человѣкъ свой, домашній, пройдете прямо во внутренніе покои, между-тѣмъ, какъ я долженъ буду дожидаться въ передней; потрудитесь, пожалуйста, дать знать герцогу анжуйскому, что я жду его.
   -- Развѣ герцогъ въ Луврѣ? спросилъ Шико.-- Ахъ, да! Онъ, вѣроятно, хочетъ быть на выходѣ у его величества; но отъ-чего же вы не хотите войдти вмѣстѣ со мною, графъ?
   -- Боюсь гнѣвнаго лица короля.
   -- Ба!
   -- Онъ не балуетъ меня своими ласковыми улыбками.
   -- Будьте спокойны; скоро все перемѣнится.
   -- Ужь не чернокнижникъ ли вы, мосьё Шико?
   -- Отчасти. Смѣлѣе, мосьё Бюсси, войдемте вмѣстѣ.
   Шико и Бюсси вошли во дворецъ; одинъ направился къ покоямъ герцога анжуйскаго, темъ самымъ, которые прежде занимала королева Маргерита; другой къ спальнѣ короля.
   Генрихъ III только-что проснулся, позвонилъ въ большой колокольчикъ, и толпа слугъ и друзей ворвалась въ королевскій покой. Бульйонъ изъ дичи, вино, приправленное пряностями, и пирожки съ говядиной были уже поданы, когда Шико вошелъ въ комнату своего повелителя и, не поздоровавшись съ нимъ, сѣлъ къ столу, поѣлъ и напился.
   -- Par la mordieu! вскричалъ король съ внутреннею радостью, хотя и притворялся разгнѣваннымъ: -- это, кажется, Шико, бѣглецъ, бродяга, разбойникъ?
   -- Что съ тобой, что съ тобой, сынъ мой? сказалъ Шико, безъ церемоніи садясь съ запыленными сапогами въ огромное кресло, украшенное золотыми лиліями, и въ которомъ сидѣлъ уже самъ Генрихъ III.-- Не-ужь-то мы забываемъ ту маленькую ретираду изъ Польши, въ которую мы играли роль оленя, а магнаты замѣняли собакъ? Пиль! пиль! лови его!
   -- Ну такъ! сказалъ Генрихъ:-- опять ты начнешь надоѣдать мнѣ своими грубостями. Въ твое отсутствіе я былъ совершенно-покоенъ, никто не тревожилъ меня.
   -- Ба! ба! сказалъ Шико: -- ты вѣчно жалуешься! Скажи же мнѣ, Генрике, что ты дѣлалъ во время моего отсутствія? Хорошо ли ты правилъ своей прекрасной Франціей?
   -- Шико!
   -- Что? народецъ нашъ по-прежнему жалуется?
   -- Дуракъ!
   -- Повѣсили ли кого-нибудь изъ завитыхъ красавчиковъ? Ахъ, извините, мосьё де-Келюсъ; я не зналъ, что вы здѣсь.
   -- Шико, мы поссоримся!
   -- Осталось ли еще сколько-нибудь денегъ въ нашихъ сундучкахъ? Или все перешло къ Жидамъ? или и Жидовъ-то обобрали? По-дѣломъ имъ! Надо веселиться; жизнь ужасно-скучна и однообразна!
   И онъ сталъ собирать съ золотой тарелки крошки слоенаго тѣста пирожковъ съ говядиной.
   Король засмѣялся: ссоры его съ Шико всегда оканчивались смѣхомъ.
   -- Говори же, сказалъ онъ: -- что ты дѣлалъ три недѣли?
   -- Я выдумалъ планъ маленькой процессіи въ трехъ отдѣленіяхъ, отвѣчалъ Шико.-- Слушайте:
   "Первое отдѣленіе -- кающіеся грѣшники, одѣтые въ одной рубахѣ и, пожалуй, панталонахъ, идутъ отъ Лувра къ Монмартру и дерутъ другъ друга за волосы.
   "Второе отдѣленіе -- тѣ же кающіеся, обнаженные по поясъ, колотятъ другъ друга четками, возвращаясь отъ Монмартра къ Сен-Женевьевскому-Аббатству.
   "Наконецъ, третье отдѣленіе -- тѣ же кающіеся, совершенно-наrie, безпощадно колотятъ другъ друга плетками, возвращаясь отъ Сен-Женевьевскаго-Аббатства въ Лувръ.
   "Хотилось-было мнѣ, для большаго эффекта, вывесть ихъ на Гревскую-Площадь, чтобъ тамъ палачъ сжегъ ихъ всѣхъ отъ перваго до послѣдняго; но я вспомнилъ, что огнь вѣчный уже ждетъ ихъ въ аду... Вотъ и все!"
   -- Скажи мнѣ лучше, гдѣ ты пропадалъ? спросилъ король.-- Знаешь ли, что я велѣлъ искать тебя по всѣмъ грязнымъ закоулкамъ Парижа?
   -- Меня въ Луврѣ не было.
   -- Я думалъ, что тобою завладѣлъ какой-нибудь распутникъ.
   -- Этого быть не могло...
   -- Слѣдовательно, я ошибался?
   -- Какъ всегда и во всемъ.
   -- Ты, пожалуй, скажешь, что ѣздилъ на поклоненіе къ святымъ мѣстамъ.
   -- Именно, и ѣздилъ не одинъ, а съ монахомъ.
   Въ это самое время, вошелъ г. Монсоро и низко поклонился королю.
   -- А! это вы, господинъ обер-егермейстеръ, сказалъ Генрихъ: -- скоро ли вы устроите намъ хорошую охоту?
   -- Когда вашему величеству будетъ угодно. Я узналъ, что въ Сен-Жермен-аи-Лэ развелось много кабановъ.
   -- Опасно охотиться за кабанами, сказалъ Шико.-- Я помню, что короля Карла IX чуть не убилъ кабанъ на охотѣ; притомъ же, на кабана надобно охотиться съ огромными колами, -- какъ-разъ мозоли натрешь. Не правда ли, сынъ мой?
   Графъ Монсоро косо посмотрѣлъ на Шико.,
   -- Знаешь, ли, продолжалъ Гасконецъ, обращаясь къ Генриху: -- знаешь ли, что твой обер-егермейстеръ недавно встрѣтилъ волка?
   -- Отъ-чего ты такъ думаешь?
   -- Отъ-того, что, подобно облакамъ поэта Аристофана, онъ сохранилъ выраженіе лица и особенно глаза волчьи; удивительное сходство!
   Графъ Монсоро поблѣднѣлъ и, обратившись къ Шико, сказалъ:
   -- Г. Шико, я мало живалъ при дворѣ и не привыкъ къ шутамъ. Предувѣдомляю васъ, что не люблю, когда меня оскорбляютъ въ присутствіи моего короля, особенно, когда дѣло идетъ о моей службѣ.
   -- Вотъ забавно! сказалъ Шико: -- а мы, придворные, очень любимъ посмѣяться. Еще недавно, король отпустилъ такую шутку, что мы всѣ чуть не померли со смѣха.
   -- Какую шутку? спросилъ Монсоро.
   -- Какъ же! онъ пожаловалъ васъ въ обер-егермейстеры; вы видите, что король тоже любитъ пошутить!
   Монсоро бросилъ на Гасконца взглядъ, исполненный ярости.
   -- Полно, полно! сказалъ Генрихъ, видя, что дѣло доходило до ссоры: -- поговоримъ лучше о чемъ-нибудь другомъ.
   -- Да, поговоримъ о послѣдней шартрской церемоніи, сказалъ Шико.
   -- Шико, не богохульствуй! возразилъ король строгимъ голосомъ.
   -- Не богохульствуй? повторилъ Шико.-- Ошибаешься, Генрихъ, сынъ мой: я человѣкъ военный и, пожалуй, придворный. Я никогда не богохульствую.
   Генрихъ зѣвнулъ, протеръ глаза и улыбнулся.
   -- У тебя за отвѣтомъ дѣло не станетъ, сказалъ Генрихъ и, оборотившись къ придворнымъ, заговорилъ о другомъ.
   -- Государь мой, сказалъ Монсоро тихимъ голосомъ Гасконцу: -- не угодно ли вамъ зайдти въ амбразуру этого окна?
   -- Какъ же, какъ же, съ удовольствіемъ! отвѣчалъ Шико.
   -- Такъ пожалуйте за мною.
   -- На край свѣта, если прикажете!
   -- Оставьте шутки, вы никого уже не разсмѣшите ими, потому-что никто ихъ не услышитъ, сказалъ Монсоро, слѣдуя за шутомъ въ амбразуру окна.-- Теперь мы лицомъ-къ-лицу, господинъ Шико, господинъ шутъ, господинъ проказникъ, и потому можемъ, поговорить серьёзно. Дворянинъ запрещаетъ вамъ, -- слышите ли? запрещаетъ подшучивать надъ нимъ; особенно, онъ совѣтуетъ вамъ вспомнить, что въ лѣсу еще много палокъ, которыя бьютъ такъ же, какъ тѣ, которыми потчивалъ васъ мосьё де-Майеннъ.
   -- А! произнесъ Шико, по-видимому очень-хладнокровно, хотя въ черныхъ глазахъ его сверкнула молнія.-- А! вы напоминаете мнѣ, какъ много я обязанъ г-ну де-Майенну; не желаете ли вы, чтобъ я сдѣлался и вашимъ должникомъ, и чтобъ питалъ къ вамъ столько же признательности, какъ и къ герцогу майеннскому?
   -- Вы забываете еще одного изъ вашихъ кредиторовъ.
   -- Не-уже-ли? кажется, у меня хорошая память... Кто же этотъ забытый кредиторъ?
   -- Николай Давидъ.
   -- О, ошибаетесь! отвѣчалъ Шико съ мрачной усмѣшкой:-- этому я ничего больше не долженъ; мы съ нимъ разсчитались.
   Въ это самое время къ нимъ подошелъ Бюсси.
   -- Ахъ, мосьё де-Бюсси, сказалъ Шико:-- помогите мнѣ, пожалуйста. Графъ Монсоро загналъ меня сюда точно оленя; скажите ему, сдѣлайте одолженіе, что я кабанъ, и что кабанъ бросается на охотника.
   -- Шико, сказалъ Бюсси: -- мнѣ кажется, что вы обижаете господина обер-егермейстера, предполагая, что онъ не отдаетъ вамъ должной справедливости, какъ дворянину. Графъ, продолжалъ Бюсси, обращаясь къ Монсоро: -- позвольте вамъ доложить, что герцогъ анжуйскій желаетъ говорить съ вами.
   -- Со мною? съ безпокойствомъ спросилъ Монсоро.
   -- Съ вами, графъ, отвѣчалъ Бюсси.
   Монсоро обратилъ на Бюсси проницательный взглядъ, какъ-бы желая проникнуть въ глубину души его, но, встрѣтивъ ясный взглядъ Бюсси, долженъ былъ невольно опустить глаза.
   -- Пойдете вы со мною? спросилъ обер-егермейстеръ молодаго дворянина.
   -- Нѣтъ, я пойду впередъ извѣстить его высочество, что вы сейчасъ будете.
   И Бюсси поспѣшно удалился, скользя между толпою придворныхъ.
   Герцогъ анжуйскій былъ въ своемъ кабинетѣ и перечитывалъ письмо, содержаніе котораго уже извѣстно нашимъ читателямъ. Услышавъ шумъ за дверью и полагая, что идетъ Монсоро, онъ поспѣшно спряталъ письмо.
   Вошелъ Бюсси.
   -- Ну что? спросилъ герцогъ.
   -- Онъ сейчасъ будетъ, ваше высочество.
   -- Онъ ничего не подозрѣваетъ?
   -- А хоть бы и подозрѣвалъ, возразилъ Бюсси: -- такъ что за бѣда? Не вамъ ли онъ всѣмъ обязанъ? Вы извлекли его изъ ничтожества, и опять можете туда же обратить.
   -- Конечно, отвѣчалъ герцогъ съ тою озабоченностью, въ которую онъ всегда повергался предъ какимъ-нибудь событіемъ, гдѣ надо было показать энергію.
   -- Можетъ-быть, вамъ кажется сегодня, что онъ не совсѣмъ виновенъ?
   -- О, напротивъ! преступленіе его изъ тѣхъ, которыя увеличиваются по-мѣрѣ-того, какъ ихъ обсуживаешь.
   -- Впрочемъ, сказалъ Бюсси:-- все сосредоточивается на одномъ пунктѣ: онъ измѣнническимъ образомъ похитилъ молодую дѣвушку, дочь дворянина, женился на ней обманомъ и продѣлками, недостойными дворянина; онъ самъ будетъ требовать, чтобъ бракъ былъ расторгнутъ: иначе, вы его принудите къ тому.
   -- Рѣшено.
   -- Не забудьте, что именемъ отца, именемъ молодой дѣвушки, именемъ древняго рода Меридоровъ, вы дали мнѣ слово.
   -- Честное слово!
   -- Не забудьте, что отецъ и дочь извѣщены обо всемъ и съ невыразимою боязнію ждутъ послѣдствій вашего свиданія съ этимъ человѣкомъ.
   -- Молодая дѣвушка будетъ свободна; клянусь, Бюсси.
   -- А! ваше высочество, сказалъ Бюсси:-- если вы это сдѣлаете, я увѣрюсь тогда, что вы великодушный принцъ.
   И онъ почтительно поцаловалъ руку, подписавшую столько лживыхъ обѣщаній, измѣнившую столькимъ клятвамъ.
   Въ это время, въ передней послышались шаги.
   -- Это онъ, сказалъ Бюсси.
   -- Позвать сюда графа Монсоро, вскричалъ Франсуа съ строгостію, показавшеюся Бюсси добрымъ предзнаменованіемъ.
   И молодой дворянинъ, почти увѣренный въ томъ, что достигъ своей цѣли, не могъ удержать гордо-иронической улыбки, поклонившись входившему Монсоро; обер-егермейстеръ отвѣчалъ на поклонъ Бюсси съ тою ледянистою вѣжливостью, подъ которою, какъ подъ непроницаемою корою, умѣлъ скрывать все происходившее въ душъ его.
   Бюсси вышелъ въ знакомый намъ корридоръ, въ тотъ самый корридоръ, въ которомъ Карлъ IX, Генрихъ III, герцогъ Алансонъ и герцогъ Гизъ чуть не задушили Ла-Моля. Этотъ корридоръ и примыкавшая къ нему передняя были наполнены дворянами, пришедшими засвидѣтельствовать свое почтеніе герцогу.
   Бюсси вмѣшался въ толпу ихъ, и всѣ почтительно разступились предъ нимъ, столько же изъ уваженія къ его собственной особѣ, какъ и изъ уваженія къ милости, въ которой онъ находился у герцога анжуйскаго. Дворянинъ скрылъ въ глубинѣ души свои ощущенія и опасенія, и съ притворнымъ спокойствіемъ ожидалъ окончанія разговора, отъ котораго зависѣло счастіе всей его жизни.
   Разговоръ постепенно становился громче и громче; Монсоро былъ не изъ тѣхъ людей, которые уступаютъ безъ борьбы, безъ сопротивленія. Но герцогъ былъ съ нимъ въ такихъ отношеніяхъ, что ему стояло только наложить на него руку, чтобъ уничтожить его.
   Вдругъ раздался громкій голосъ принца. Онъ, по-видимому, что-то приказывалъ.
   Бюсси затрепеталъ отъ радости.
   Но въ-слѣдъ за тѣмъ наступила глубокая тишина; придворные замолчали, съ безкопойствомъ смотря другъ на друга.
   Предаваясь то боязни, то надеждѣ, Бюсси не зналъ, что это значило... прошло четверть часа.
   Вдругъ дверь комнаты герцога отворилась, и за занавѣсомъ послышались голоса, весело и дружески разговаривавшіе.
   Бюссгі зналъ, что, кромѣ обер-егермейстера, никого не было съ герцогомъ, и что еслибъ не произошло между ними ничего неожиданнаго, то они, вѣрно, не разговаривали бы такъ весело.
   Онъ невольно поблѣднѣлъ. Вся кровь его хлынула, къ сердцу.
   Вскорѣ голоса приблизились, и изъ-за занавѣса вышелъ Монсоро, кланяясь герцогу, который проводилъ его до порога, сказавъ:
   -- Прощай, мой другъ. И такъ, рѣшено.
   -- Другъ, проворчалъ Бюсси; -- mordieu! Это что значитъ?
   -- И такъ, ваше высочество, сказалъ Монсоро, продолжая говорить съ принцомъ: -- вы сами теперь того мнѣнія, что долѣе скрываться не должно.
   -- Не должно, отвѣчалъ герцогъ:-- вся эта таинственность не что иное, какъ ребячество.
   -- Слѣдовательно, сегодня же вечеромъ я представлю ее королю.
   -- Представляйте смѣло; я предувѣдомлю его величество.
   Потомъ герцогъ наклонился къ уху обер-егермейстера и шепнулъ ему нѣсколько словъ.
   -- Я уже распорядился, ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро.
   Монсоро еще разъ поклонился герцогу, обратившему взоръ на придворныхъ; онъ не замѣтилъ Бюсси, скрывавшагося за складками оконнаго занавѣса.
   -- Господа, сказалъ Монсоро, обратившись къ дворянамъ, ожидавшимъ своей очереди, чтобъ предстать предъ принца и кланявшимся новому любимцу:-- господа, позвольте мнѣ сообщить вамъ новость: его высочеству угодно было позволить мнѣ объявить всѣмъ о моемъ бракосочетаніи съ Діаной де-Меридоръ -- бракосочетаніи, заключенномъ уже мѣсяцъ тому назадъ. Сегодня вечеромъ я буду имѣть честь представить жену свою ко двору.
   Бюсси, задрожалъ: ударъ этотъ былъ такъ силенъ, что молодой человѣкъ чуть не лишился чувствъ.
   Онъ выступилъ впередъ... и герцогъ и онъ, оба блѣдные, хотя волнуемые различными ощущеніями, помѣнялись взглядами... во взглядѣ Бюсси было глубокое негодованіе, во взглядѣ герцога анжуйскаго выразился ужасъ.
   Монсоро прошелъ переднюю, сопровождаемый комплиментами и поздравленіями придворныхъ.
   Бюсси сдѣлалъ-было движеніе, чтобъ идти къ принцу, но принцъ, замѣтилъ это движеніе и предупредилъ молодаго дворянина, поспѣшно опустивъ занавѣсъ; за занавѣсомъ стукнула дверь и щелкнулъ замокъ.
   Тогда опять горячая, волновавшаяся кровь Бюсси хлынула къ его сердцу. Рука его невольно опустилась на кинжалъ, висѣвшій съ боку; онъ машинально обнажилъ кинжалъ до половины, потому-что первое движеніе страстей этого человѣка было страшно... но потомъ онъ опять опустилъ кинжалъ въ ножны: любовь сковала всю горячность его; сильная, жгучая, невыносимая боль заглушила его гнѣвъ: казалось, сердце его разорвалось на части.
   Въ этомъ пароксизмѣ двухъ боровшихся страстей, энергія молодаго человѣка была побѣждена; она пала, подобно двумъ яростнымъ волнамъ, которыя, казалось, готовы подняться до самаго неба, но по столкновеніи между собою разлетаются брызгами...
   Бюсси понялъ, что если онъ долѣе останется здѣсь, то всѣ поймутъ и угадаютъ безумную его горесть; онъ пошелъ по корридору до секретной лѣстницы, спустился на дворъ Лувра, вскочилъ на лошадь и поскакалъ въ галопъ къ Сент-Антуанской-Улицѣ.
   Баронъ и Діана ждали обѣщаннаго отвѣта; вскорѣ они увидѣли молодаго человѣка блѣднаго, разстроеннаго, унылаго.
   Діана поняла все и громко вскрикнула.
   -- Графиня! вскричалъ Бюсси:-- презирайте меня: я думалъ, что что-нибудь сдѣлать, а теперь убѣдился, что а существо ничтожное. Я думалъ, что могу что-нибудь сдѣлать, между-тѣмъ, я не могу даже умереть! Вы жена графа де-Монсоро, законная жена его... вы всѣми признаны и сегодня же вечеромъ будете представлены ко двору. Я же бѣдный безумецъ... или нѣтъ! вы правду говорили, баронъ... герцогъ анжуйскій низкій, коварный человѣкъ!
   Внѣ себя отъ горести и ярости, Бюсси разстался съ старикомъ и его дочерью, вскочилъ на лошадь, вонзилъ ей шпоры въ бока ея и, самъ не зная куда, скакалъ опустивъ поводья, стараясь только заглушить страданія сердца, сильно стучавшаго въ груди его...
   

XIII.
Что произошло между его высочествомъ герцогомъ анжуйскимъ и обер-егермейстеромъ.

   Теперь объяснимъ внеаанную перемѣну, происшедшую въ герцогѣ анжуйскомъ послѣ разговора съ Монсоро.
   Герцогъ, принимая графа Монсоро, находился въ самомъ благопріятномъ положеніи для видовъ Бюсси. Раздражительность его была возбуждаема двумя господствовавшими въ сердцѣ его страстями: самолюбіе герцога было сильно затронуто; опасеніе огласки, которою угрожалъ ему Бюсси именемъ барона Монсоро, еще болѣе подстрекало гнѣвъ Франсуа.
   И такъ, герцогъ анжуйскій принялъ обер-егермейстера съ тою строгостью, которая заставляла трепетать самыхъ безстрашныхъ придворныхъ: всѣ знали мстительность Франсуа.
   -- Вашему высочеству было угодно меня видѣть? сказалъ Монсоро очень-спокойно и стараясь угадать по лицу принца причину гнѣва, скрывавшагося подъ его холодною наружностью.
   -- Мнѣ надобно переговорить съ вами, сказалъ герцогъ:-- только прошу васъ быть откровеннымъ.
   Монсоро поклонился.
   -- Вѣдь вы вѣрный слуга, господинъ обер-егермейстеръ? вы искренно преданы мнѣ?
   -- Я стараюсь всячески доказать вашему высочеству свою преданность.
   -- Знаю, знаю; вы часто извѣщали меня о составленныхъ противъ меня заговорахъ; часто помогали моимъ намѣреніямъ, забывая собственныя выгоды, жертвуя даже жизнію...
   -- Ваше высочество...
   -- Я все это знаю и помню. Еще недавно -- я самъ долженъ напомнить вамъ объ этомъ, потому-что вы изъ деликатности никогда не упомянете объ оказанныхъ вами услугахъ, -- еще недавно, въ несчастномъ приключеніи...
   -- Въ какомъ приключеніи, ваше высочество?
   -- Въ похищеніи дочери барона Меридоръ... Бѣдная дѣвушка!
   -- Увы! произнесъ Монсоро такимъ голосомъ, но которому восклицаніе его нельзя было прямо примѣнить къ словамъ Франсуа.
   -- Вы сожалѣете объ ней, не правда ли?
   -- Какъ не сожалѣть, ваше высочество? Вы сами...
   -- Я? о, вы знаете, какъ я раскаявался въ этой пагубной прихоти! Только дружба моя къ вамъ, только важныя услуги, вами мнѣ оказанныя, могли заставить меня забыть, что вы виновникъ моего раскаянія, угрызеній совѣсти...
   -- Это что значитъ? подумалъ Монсоро:-- не-уже-ли, въ-самомъ-дѣлѣ, одно пустое раскаяніе?
   -- Ваше высочество, возразилъ онъ вслухъ: -- ваша природная доброта заставляетъ васъ напрасно обвинять себя: вы такъ же мало виноваты въ смерти этой дѣвушки, какъ и я...
   -- Отъ-чего же?
   -- Конечно; вѣдь вы не имѣли намѣренія довести ее до самоубійства?
   -- Разумѣется, нѣтъ.
   -- Слѣдовательно, вы и не виноваты; это одинъ случай...
   -- Притомъ же, прибавилъ герцогъ, вперивъ взоръ въ глаза Монсоро: -- смерть все прикрыла своимъ непроницаемымъ покровомъ.
   Въ голосѣ герцога было такое странное выраженіе, что Монсоро въ то же время поднялъ глаза и подумалъ:
   -- Это не раскаяніе.
   -- Ваше высочество, прибавилъ онъ вслухъ: -- угодно ли вамъ, я буду говорить откровенно?
   -- Что удерживаетъ васъ? спросилъ принцъ съ гордостію, смѣшанною съ изумленіемъ.
   -- И точно, возразилъ Монсоро:-- я не знаю, что удерживаетъ меня...
   -- Говорите же!
   -- О, ваше высочество, я хотѣлъ только сказать, что съ принцемъ столь великодушнымъ и умнымъ, я бы давно долженъ говорить открыто, прямо...
   -- Давно бы?.. Что это значитъ?..
   -- То, ваше высочество, что вы сами не были откровенны со мною.
   -- Не-уже-ли? вскричалъ герцогъ съ громкимъ смѣхомъ, скрывавшимъ сильный гнѣвъ.
   -- Выслушайте, ваше высочество, сказалъ Монсоро, почтительно поклонившись.-- Я знаю, зачѣмъ вамъ угодно было призвать меня.
   -- Такъ говорите.
   -- Вашему высочесту, можетъ-быть, угодно было сказать мнѣ, что Діана де-Меридоръ жива, и слѣдовательно, не въ чемъ раскаиваться?
   -- А! наконецъ-то! Зачѣмъ же вы такъ долго не открывали мнѣ этого утѣшительнаго извѣстія?.. Нечего сказать, вы вѣрный, преданный слуга! Вы были свидѣтелемъ моей горести, моего отчаянія; я вамъ разсказывалъ о страшныхъ снахъ, меня терзавшихъ и не дававшихъ мнѣ покоя послѣ смерти этой дѣвушки. Вы все это знали... и молчали, -- между-тѣмъ, какъ однимъ словомъ могли разсѣять тоску, меня снѣдавшую!.. Какъ прикажете назвать подобное поведеніе, господинъ обер-егермейстеръ?
   Послѣднія слова герцогъ произнесъ съ разразившимся негодованіемъ.
   -- Ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро: -- вы какъ-будто обвиняете меня...
   -- Измѣнникъ! закричалъ герцогъ вскочивъ и подступая къ оберегермейстеру:-- я обвиняю тебя... да! Ты обманулъ меня! Ты похитилъ у меня женщину, которую я любилъ!..
   Монсоро страшно поблѣднѣлъ, но остался по-прежнему спокоенъ и гордъ.
   -- Правда, сказалъ онъ.
   -- А! ты сознаешься... обманщикъ, плутъ!
   -- Говорите тише, ваше высочество, сказалъ Монсоро холодно: -- вы забываете, что говорите съ дворяниномъ, преданнымъ...
   Герцогъ судорожно захохоталъ.
   -- Это что еще значитъ? проговорилъ онъ.
   -- Это значитъ, отвѣчалъ Монсоро съ лицемѣрною кротостью: -- что еслибъ вашему высочеству угодно было меня выслушать, то я сказалъ бы вамъ, что я отъ-того и похитилъ эту дѣвушку, что вы любили ее!
   Герцогъ не нашелся, что отвѣчать на эту дерзость.
   -- Вотъ мое извиненіе, сказалъ обер-егермейстеръ почтительно: -- я пламенно любилъ Діану де-Меридоръ...
   -- И я тоже! съ гордостію возразилъ Франсуа.
   -- Знаю; но она... васъ не любила.
   -- Ужь не тебя ли она любила?
   -- Можетъ-быть! проговорилъ Монсоро.
   -- Лжешь! лжешь! ты обманомъ увезъ ее... ты поступилъ хуже меня... Только мнѣ, господину, не удалось; а ты, слуга, былъ счастливѣе... отъ-того, что мнѣ помогало одно только могущество мое; ты же прибѣгнулъ къ измѣнѣ!
   -- Ваше высочество, я любилъ ее.
   -- А мнѣ какое до этого дѣло?
   -- Герцогъ!..
   -- Ты грозишь мнѣ, змѣя?
   -- Берегитесь, ваше высочество! сказалъ Монсоро, опустивъ голову какъ тигръ, готовящійся броситься на свою жертву.-- Я любилъ ее... и вы ошибочно называете меня своимъ слугой. Жена моя принадлежитъ мнѣ; никто не можетъ отнять ее у меня! Я любилъ эту женщину; она должна была принадлежать мнѣ, и я отнялъ ее у васъ.
   -- Не-уже-ли? вскричалъ Франсуа, бросившись къ колокольчику.-- Ты отнялъ ее!.. Такъ и я жь отниму ее у тебя!
   -- Ошибаетесь, герцогъ, вскричалъ Монсоро, бросившись къ серебряному колокольчику, чтобъ воспрепятствовать принцу позвонить.-- Оставьте намѣреніе вредить мнѣ, потому-что, если вы оскорбите меня публично... если...
   -- Отдай мнѣ эту женщину, говорятъ тебѣ!
   -- Отдать? но какъ?.. Она моя жена; я женился на ней предъ лицомъ Господа!
   Монсоро надѣялся на дѣйствіе послѣднихъ словъ; но они еще болѣе раздражили герцога.
   -- Ты женился на ней предъ Господомъ, сказалъ онъ: -- и отдашь ее людямъ!
   -- Какъ, стало-быть, вы все знаете? съ изумленіемъ спросилъ Монсоро.
   -- Да; все знаю. Ты расторгаешь бракъ; а не то я расторгну его...
   -- Это невозможно, герцогъ...
   -- Завтра ты возвратишь Діану де-Меридоръ отцу ея; завтра ты самъ будешь изгнанъ! Черезъ часъ, ты долженъ продать мѣсто обер-егермейстера; вотъ мои условія... Соглашайся, васаллъ, или я уничтожу тебя въ прахъ, какъ этотъ стаканъ!
   И, схвативъ со стола хрустальный бокалъ, украшенный эмалью и подаренный ему эрцгерцогомъ австрійскимъ, онъ съ яростію бросилъ его въ Монсоро, который уклонился отъ удара, но былъ засыпанъ осколками стекла.
   -- Я не отдамъ жены, не продамъ мѣста и не выѣду изъ Парижа, отвѣчалъ Монсоро, бросившись къ Франсуа.
   -- А!.. дерзкій!... проклятый!..
   -- Я испрошу помилованіе у короля французскаго, у короля, вѣнчаннаго въ Аббатствѣ-св.-Женевьевы, и новый, добрый, благородный король, осчастливленный Божіею милостію, не откажется выслушать перваго просителя, къ нему являющагося!..
   Монсоро постепенно возвышалъ голосъ и придавалъ болѣе-и-болѣе выразительности грознымъ словамъ; глаза его сверкали дикимъ, мрачнымъ огнемъ.
   Франсуа поблѣднѣлъ, отступилъ назадъ, задернулъ массивный занавѣсъ двери и, схвативъ Монсоро за руку, проговорилъ задыхающимся, отрывистымъ голосомъ:
   -- Хорошо... хорошо... графъ... Говорите... просите... только тише... тише... Я слушаю васъ.
   -- Я буду говорить съ должнымъ почтеніемъ, сказалъ Монсоро, анезапно успокоившись.
   Франсуа медленно прошелся по обширной комнатъ и заглянулъ за занавѣсь, какъ-бы желая удостовѣриться, что никто не слышалъ словъ графа Монсоро,
   -- Говорите, графъ, сказалъ онъ наконецъ:-- вы хотѣли о чемъ-то просить меня?
   -- Я хотѣлъ объяснить вашему высочеству, что пагубная любовь всему виною. Любовь, -- самая сильная изъ всѣхъ страстей... она заставила меня забыть мой долгъ, забыть уваженіе, которое обязанъ я питать къ вамъ, герцогъ...
   -- Я уже говорилъ вамъ, графъ, что вы поступили измѣнническимъ образомъ.
   -- Не обвиняйте меня, ваше высочество; я самъ понимаю всю тяжесть своего преступленія. Но выслушайте, герцогъ: вы богаты, молоды, счастливы... вы первый государь всего христіанскаго міра...
   Герцогъ сдѣлалъ невольное движеніе.
   -- Да, первый и самый великій государь... продолжалъ Монсоро шопотомъ: -- между престоломъ и вами остался одинъ шагъ... Я видѣлъ все величіе, всю славу вашей будущности, и, сравнивая ваше могущество съ маловажностью моихъ собственныхъ желаній, подумалъ: пусть тотъ, предъ которымъ я ничто, занимается своими блистательными мечтами; пусть онъ идетъ къ своей величественной цѣли; я же буду искать счастія въ ткни... онъ даже не замѣтитъ моего отсутствія, не обратитъ вниманія на то, что я лишаю его минутной прихоти...
   -- Графъ! графъ! сказалъ герцогъ, невольно-увлеченный льстивымъ краснорѣчіемъ обер-егермейстера.
   -- Вы простите мнѣ, ваше высочество?
   Въ это время, герцогъ нечаянно поднялъ глаза. Онъ увидѣлъ на стѣнѣ портретъ Бюсси, на который любилъ смотрѣть, какъ нѣкогда на портретъ ла-Моля. На этомъ портретѣ такъ вѣрно было схвачено гордое выраженіе, мужественный вгзлядъ молодаго дворянина, что герцогу показалось, будто онъ видитъ передъ собою самого Бюсси съ огненнымъ взглядомъ, Бюсси, представшаго предъ нимъ, чтобъ придать ему мужества.
   -- Нѣтъ, сказалъ герцогъ: -- я не могу простить васъ; я забочусь не о себѣ, Богъ тому свидѣтель, а о несчастномъ отцѣ, недостойнымъ образомъ обманутомъ и требующемъ, чтобъ ему отдали дочь его... Я забочусь о бѣдной женщинѣ, которую вы насильно заставили выйдти за себя... Вы знаете, графъ, что первая обязанность государя -- правосудіе.
   -- Ваше высочество...
   -- Правосудіе первая обязанность государя...
   -- Мнѣ кажется, что и признательность также первая обязанность жороля.
   -- Что вы говорите?
   -- Я говорю, что король никогда не долженъ забывать, кому обязанъ престоломъ... Я возвелъ васъ на престолъ, государь!
   -- Монсоро! вскричалъ герцогъ съ большимъ ужасомъ: -- Монсоро! повторилъ онъ тихимъ и дрожащимъ голосомъ: -- слѣдовательно вы такъ же измѣняете королю, какъ измѣнили принцу?
   -- Я служу тому, кто покровительствуетъ мнѣ! продолжалъ Монсоро болѣе и болѣе возвышая голосъ.
   -- Несчастный!..
   И герцогъ еще разъ взглянулъ на портретъ Бюсси.
   -- Не могу! продолжалъ онъ слабымъ голосомъ.-- Монсоро, вы благородный дворянинъ; слѣдственно, должны понять, что я не могу одобрить вашего поведенія.
   -- Отъ-чего же нѣтъ, ваше высочество?
   -- Отъ-того, что это поступокъ, недостойный ни васъ, ни меня... Откажитесь отъ этой женщины, любезный графъ, принесите мнѣ еще эту жертву; окажите мнѣ эту услугу, и требуйте, чего хотите...
   -- Итакъ, вы еще любите Діану де-Меридоръ, ваше высочество? спросилъ Монсоро, поблѣднѣвъ отъ ревности.
   -- Нѣтъ! нѣтъ! Клянусь, что нѣтъ!
   -- Такъ о чемъ же вы заботитесь? Она моя жена; я дворянинъ... чего же вамъ болѣе?
   -- Но она васъ не любитъ.
   -- Что за бѣда!
   -- Откажитесь отъ нея, умоляю васъ, Монсоро...
   -- Не могу...
   -- Въ такомъ случаѣ... говорилъ герцогъ въ величайшемъ отчаяніи:-- я... вы...
   -- Подумайте, государь!
   При послѣднемъ словѣ, холодный потъ выступилъ на лбу герцога.
   -- Вы донесете на меня?
   -- Донесу. Если новый государь, котораго мы избрали, оскорбитъ меня, лишитъ меня чести и счастія, я буду искать защиты и покровительства у прежняго.
   -- Это низко!
   -- Правда; но влюбленный готовъ и на низость.
   -- Это подло!
   -- Правда; влюбленный готовъ и на подлость.
   Герцогъ хотѣлъ броситься на Монсоро; но тотъ остановилъ его однимъ взглядомъ, одной улыбкой.
   -- Вы ничего не выиграете, если и убьете меня, ваше высочество, сказалъ онъ: -- есть тайны, которыя всплываютъ точно утопленники! Останьтесь лучше милостивымъ королемъ, если хотите, чтобъ я остался вѣрноподданнымъ!
   Герцогъ ломалъ себѣ пальцы, царапалъ ихъ когтями.
   -- Не-уже-ли вы не хотите оказать маловажной услуги человѣку, душевно вамъ преданному?
   Франсуа всталъ.
   -- Что вамъ надобно? спросилъ онъ.
   -- Соблаговолите, государь...
   -- Несчастный! не-уже-ли ты хочешь, чтобъ я просилъ тебя о пощадѣ!
   -- О, ваше высочество!
   И Монсоро низко поклонился.
   -- Говорите же! проговорилъ Франсуа.
   -- Прощаете ли вы мнѣ?
   -- Прощаю.
   -- Вы помирите меня съ барономъ де-Меридоромъ?
   -- Помирю.
   -- Вы подпишете мой свадебный контрактъ?
   -- Подпишу, отвѣчалъ герцогъ задыхающимся голосомъ.
   -- И удостоите жену мою улыбкой въ тотъ день, когда она явится у королевы, которой я намѣренъ ее представить.
   -- Хорошо. Все ли теперь?
   -- Рѣшительно все, ваше высочество.
   -- Идите же; я далъ вамъ слово.
   -- А вы, сказалъ Монсоро герцогу на ухо: -- вы останетесь на престолѣ, на который я возвелъ васъ! Прощайте, государь.
   Въ этотъ разъ, послѣднее слово было произнесено такъ тихо, что оно польстило слуху герцога.
   -- Теперь, подумалъ Монсоро удаляясь: -- мнѣ остается только узнать, кто увѣдомилъ обо всемъ герцога.
   

XIV.

   Въ тотъ же день, графъ Монсоро представилъ, по желанію герцога анжуйскаго, жену свою королевѣ.
   Генрихъ, передъ отходомъ ко сну, получилъ извѣщеніе отъ г. де-Морвилье, что на другой день былъ назначенъ большой совѣтъ.
   Онъ не разспрашивалъ канцлера: было поздно, и его величеству хотѣлось спать. Для совѣта былъ назначенъ самый удобный часъ, чтобъ не обезпокоить короля.
   Достойный канцлеръ прекрасно зналъ своего повелителя; онъ зналъ, что король не будетъ слушать съ надлежащимъ вниманіемъ его доклада. Онъ зналъ, что Генрихъ, часто страдавшій безсонницею, всю ночь будетъ думать о предстоящемъ совѣтѣ; что это возбудитъ его любопытство, и, слѣдовательно, онъ внимательнѣе выслушаетъ докладъ канцлера.
   Г. де-Морвилье не ошибся въ своемъ разсчетѣ.
   Проспавъ часа три или четыре, Генрихъ проснулся, вспомнилъ о томъ, что говорилъ ему канцлеръ, сѣлъ на кровать и сталъ раздумывать.
   Но вскорѣ ему надоѣло думать одному; онъ слѣзъ съ постели, и, не измѣняя ночнаго туалета, пошелъ къ комнатѣ Шико, въ которой провели первую брачную ночь Сен-Люкъ и мамзель де-Бриссакъ.
   Гасконецъ крѣпко спалъ и храпѣлъ.
   Генрихъ три раза дергалъ его за руку и не могъ разбудить.
   Послѣ третьяго раза, онъ такъ громко закричалъ, что Шико встрепенулся и открылъ одинъ глазъ.
   -- Шико! повторилъ король.
   -- Что тамъ еще? спросилъ Шико.
   -- Э! другъ мой, сказалъ Генрихъ: -- какъ ты можешь спать такъ крѣпко, когда король твой бодрствуетъ?
   -- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Шико, притворяясь, будто не узналъ короля: -- ужь не заболѣлъ ли его величество?
   -- Шико, другъ мой, сказалъ Генрихъ: -- это я!
   -- Кто -- ты?
   -- Я, Генрихъ!
   -- Сынъ мой, я вижу, что ты неосторожно поужиналъ. Вѣдь я предостерегалъ тебя!
   -- Да я почти и не ѣлъ.
   -- Такъ, стало-быть, тебя отравили, сказалъ Шико:-- Venire de biche! Какъ ты блѣденъ, Генрихъ!
   -- Вѣдь я въ полотняной маскѣ.
   -- Такъ, стало быть, ты здоровъ?
   -- Здоровъ.
   -- Зачѣмъ же ты меня будишь?
   -- Мнѣ грустно.
   -- Не-уже-ли? Смотри, пожалуй!
   -- Мнѣ очень-грустно.
   -- Тѣмъ лучше.
   -- Какъ, тѣмъ лучше?
   -- Да такъ; грусть заставляетъ призадуматься; а призадумаешься, такъ и разсудишь, что въ два часа ночи можно будить честнаго человѣка развѣ только для того, чтобъ сдѣлать ему подарокъ. Что же ты мнѣ принесъ? Показывай.
   -- Ничего, Шико; я пришелъ говорить съ тобою.
   -- Этого мало.
   -- Шико, г. де-Морвилье быль вчера при дворѣ.
   -- Ты принимаешь всякую сволочь; зачѣмъ же онъ приходилъ?
   -- Сказать, что завтра будетъ большой совѣтъ, и просить аудіенціи.
   -- Вотъ по всему видно, что онъ порядочный человѣкъ; онъ сперва спроситъ позволенія, а потомъ войдетъ.
   -- Что ему отъ меня надобно, Шико?
   -- Какъ, несчастный! Ты для этого только вопроса разбудилъ меня?
   -- Шико, другъ мой, ты знаешь, что моя полиція находится подъ вѣдѣніемъ Морвилье.
   -- Не знаю, отвѣчалъ Шико: -- да и знать не хочу.
   -- Онъ всегда подробно доноситъ мнѣ обо всемъ.
   -- Господи Боже мой! Какъ бы я теперь сладко спалъ!
   -- Ты сомнѣваешься въ бдительности канцлера? спросилъ Генрихъ.
   -- Да, corboeuf, сомнѣваюсь! отвѣчалъ Шико: -- и имѣю на то свои причины.
   -- Какія же?
   -- Будетъ съ тебя одной, или нѣтъ?
   -- Будетъ, если она хороша.
   -- И послѣ мнѣ можно будетъ спать?
   -- Да?
   -- Ну, такъ слушай: въ одинъ прекрасный день... впрочемъ, нѣтъ, это было вечеромъ...
   -- Все равно.
   -- Совсѣмъ не все равно. Однажды вечеромъ, я прибилъ тебя, Келюса и Шомберга въ улицѣ Фруамантель...
   -- Ты прибилъ?..
   -- Да, прибилъ; прибилъ всѣхъ троихъ.
   -- За что?
   -- За то, что оскорбили моего пажа; я прибилъ, а Морвилье не узналъ объ этомъ.
   -- Какъ? вскричалъ Генрихъ:-- такъ это былъ ты, злодѣй! разбойникъ!
   -- Я самъ, сказалъ Шико, потирая руки: -- не правда ли, сынъ мой, у меня рука довольно-тяжела?
   -- Негодяй!
   -- Такъ ты признаешься?
   -- Я велю высѣчь тебя, Шико!
   -- Не въ томъ дѣло: понятно ли тебѣ теперь, или нѣтъ? вотъ все, что я желаю знать.
   -- Ты это знаешь такъ же хорошо, какъ я самъ, несчастный!
   -- Призывалъ ли ты на другой день своего Морвилье?
   -- Призывалъ; онъ былъ у меня при тебѣ.
   -- Разсказалъ ли ты ему о непріятномъ приключеніи, случившемся наканунѣ съ однимъ изъ твоихъ пріятелей?
   -- Разсказалъ.
   -- Приказывалъ ли ты ему отъискать виновнаго?
   -- Приказывалъ.
   -- Отъискалъ ли онъ его?
   -- Нѣтъ.
   -- Ну, такъ ты видишь, что полиція твоя никуда не годится.
   И, обратившись лицомъ къ стѣнѣ, рѣшившись не говорить болѣе ни слова, Шико захрапѣлъ такъ громко, что король потерялъ всякую надежду разбудить его.
   Генрихъ, вздыхая, воротился къ себѣ.
   На другой день собрался совѣтъ.
   Члены его часто измѣнялись по прихоти короля. Въ этотъ разъ, совѣтъ состоялъ изъ Келюса, Можирона, д'Эпернона и Шомберга, уже въ-продолженіе четырехъ мѣсяцевъ находившихся въ милости у короля.
   Шико, сидѣвшій на концѣ стола, складывалъ изъ бумаги кораблики и методически разставлялъ ихъ на столѣ, чтобъ составить, какъ онъ говорилъ, флотъ его.
   Доложили о Морвилье.
   Хитрый государственный человѣкъ нарядился въ самый мрачный костюмъ и придалъ лицу своему весьма-печальное выраженіе. Послѣ глубокаго поклона, на который отвѣтилъ Шико, онъ подошелъ къ королю и сказалъ:
   -- Я нахожусь предъ совѣтомъ вашего величества?
   -- Да, передъ лучшими моими друзьями. Говорите.
   -- Государь! Дѣло чрезвычайно-важное. Я долженъ открыть вашему величеству страшный заговоръ.
   -- Заговоръ! вскричали всѣ присутствующіе.
   Шико оставилъ большой корабль, который онъ хотѣлъ назвать адмиральскимъ, и сталъ прислушиваться.
   -- Заговоръ, ваше величество, повторилъ Морвилье, понизивъ голосъ съ таинственнымъ видомъ.
   -- О-го! сказалъ король.-- Ужь не испанскій ли заговоръ?
   Въ это время, герцогъ анжуйскій, приглашенный въ совѣтъ, вошелъ въ залу. Дверь за нимъ была немедленно заперта.
   -- Слышите ли, братъ мой, сказалъ Генрихъ, послѣ церемоніальнаго привѣтствія: -- г. де-Морвилье открылъ какой-то заговоръ.
   Герцогъ бросилъ на всѣхъ присутствующихъ мнительный взглядъ.
   -- Можетъ ли быть?.. проговорилъ онъ.
   -- Точно, ваше высочество, сказалъ г. де-Морвилье: -- страшный заговоръ.
   -- Разскажите же намъ, въ чемъ дѣло, сказалъ Шико, опустивъ конченный корабль въ хрустальную вазу, стоявшую на столѣ.
   -- Да, проговорилъ герцогъ анжуйскій: -- разскажите, господинъ канцлеръ.
   -- Я слушаю, сказалъ Генрихъ.
   Канцлеръ съёжился, принялъ еще болѣе-таинственный видъ и заговорилъ тихимъ голосомъ:
   -- Государь, давно уже я наблюдаю за таинственными дѣйствіями нѣкоторыхъ недовольныхъ...
   -- Нѣкоторыхъ?.. повторилъ Шико.-- Вы слишкомъ-скромны, г. де-Морвилье!
   -- Большею частію, продолжалъ канцлеръ: -- это люди ничтожные, лавочники, ремесленники, мелкіе адвокаты... были немногіе монахи и школьники.
   -- Ну, слава Богу, по-крайней-мѣрѣ не герцоги, сказалъ Шико съ большимъ хладнокровіемъ и принимаясь за новый корабликъ.
   Герцогъ анжуйскій принужденно улыбнулся.
   -- Я зналъ, ваше величество, продолжалъ канцлеръ: -- что недовольные пользуются обыкновенно двумя обстоятельствами: войной или религіей...
   -- Очень-умно, замѣтилъ Генрихъ.-- Далѣе?
   Довольный этой похвалой, канцлеръ продолжалъ:
   -- Въ арміи у меня были офицеры, преданные вашему величеству; они извѣщали меня обо всемъ... въ духовенствѣ же другое дѣло; тамъ я долженъ, былъ употребить своихъ людей,
   -- Очень-умно, замѣтилъ Шико.
   -- Наконецъ, продолжалъ Морвилье: -- мнѣ удалось уговорить одного изъ парижскихъ чиновниковъ...
   -- Уговорить? На что? спросилъ король.
   -- Чтобъ онъ наблюдалъ за проповѣдниками, возмущающими народъ противъ вашего величества.
   -- О-го! подумалъ Шико:-- ужь не о моемъ ли пріятелѣ онъ говоритъ?
   -- Этихъ людей поддерживаетъ партія, нерасположенная къ престолу. Я изучилъ эту партію.
   -- Прекрасно, сказалъ король.
   -- Очень-умно, сказалъ Шико.
   -- Я узналъ, наконецъ, надежды этой партіи! съ торжествующимъ видомъ вскричалъ Морвилье.
   -- Очень-умно! вскричалъ Шико.
   Король сдѣлалъ знакъ Гасконцу, чтобъ онъ молчалъ.
   Герцогъ анжуйскій не спускалъ глазъ съ оратора.
   -- Въ-продолженіи двухъ мѣсяцевъ, сказалъ канцлеръ: -- я содержалъ на суммы вашего величества людей чрезвычайно-ловкихъ, мужественныхъ до отчаянія, и, правда, жадныхъ къ деньгамъ; но польза, оказанная ими, неоцѣнённа... Они донесли мнѣ, что за огромную сумму денегъ откроютъ мѣсто сходбища заговорщиковъ.
   -- Очень-умно! сказалъ Шико:-- плати, Генрихъ!
   -- О! за этимъ дѣло не станетъ, вскричалъ Генрихъ:-- но говорите, канцлеръ, какая же цѣль этого заговора... какая надежда заговорщиковъ?...
   -- Государь! они замышляютъ другую варѳоломеевскую ночь!
   -- Противъ кого?
   -- Противъ гугенотовъ.
   Присутствующіе съ изумленіемъ поглядѣли другъ на друга.
   -- Сколько вамъ это стояло? сказалъ Шико.
   -- Семьдесятъ-пять тысячь ливровъ съ одной стороны, сто тысячь съ другой.
   Шико обратился къ королю.
   -- Дай мнѣ тысячу экю, вскричалъ Гасконецъ:-- и я тебѣ открою тайну г. де-Морвилье.
   Канцлеръ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на шута; герцогъ опять принужденно улыбнулся.
   -- Говори, сказалъ король.
   -- Вся эта исторія не что иное, какъ та же лига, отвѣчалъ Шико:-- лига, начатая десять лѣтъ назадъ. Г. де-Морвилье открылъ то, что всякій гражданинъ въ Парижъ знаетъ какъ свои пять пальцевъ.
   -- Милостивый государь!.. вскричалъ канцлеръ.
   -- Я говорю правду и докажу ее!.. сказалъ Шико докторальнымъ тономъ.
   -- Такъ скажите же мѣсто сходбища лигёровъ?
   -- Извольте; во-первыхъ, площадь; во-вторыхъ, площадь; въ-третьихъ, площади.
   -- Г. Шико шутитъ, сказалъ съ принужденной улыбкой канцлеръ:-- а признаки ихъ?
   -- Они одѣты какъ всѣ Парижане и передвигаютъ ноги, когда ходятъ, съ важностью отвѣчалъ Шико.
   Громкій смѣхъ раздался послѣ этого отвѣта. Г. де-Морвилье счелъ приличнымъ не сердиться и засмѣялся вмѣстѣ съ прочими. Но потомъ, принявъ опять мрачный видъ, продолжалъ:
   -- Одинъ изъ моихъ шпіоновъ присутствовалъ на ихъ собраніи въ такомъ мѣстѣ, которое, вѣроятно, не извѣстно вамъ, Шико.
   Герцогъ анжуйскій поблѣднѣлъ.
   -- Гдѣ же? спросилъ король.
   -- Въ Аббатствѣ-св.-Женевьевы.
   Шико уронилъ пѣтушка, котораго онъ только-что сложилъ и усаживалъ въ адмиральскій корабликъ.
   -- Въ Аббатствѣ-св.-Женевьевы? повторилъ король.
   -- Не можетъ быть, проговорилъ герцогъ.
   -- Это вѣрно, сказалъ Морвилье, весьма-довольный дѣйствіемъ, произведеннымъ на присутствующихъ, и бросая на всѣхъ торяшствующіе взгляды.
   -- О чемъ же они говорили? Что порѣшили? спросилъ король.
   -- Они рѣшили, чтобъ лигёры избрали начальниковъ, чтобъ каждый членъ запасся орунйемъ, чтобъ въ каждую провинцію былъ посланъ одинъ изъ заговорщиковъ, чтобъ всѣ гугеноты, покровительствуемые вашимъ величествомъ,-- это ихъ собственныя выраженія...
   Король улыбнулся.
   -- Чтобъ всѣ гугеноты были убиты въ извѣстный день.
   -- Только? спросилъ Генрихъ.
   -- Чортъ возьми! сказалъ Шико:-- по всему видно, что ты католикъ.
   -- Больше вы ничего не узнали? спросилъ герцогъ.
   -- Еще узналъ, ваше высочество...
   -- Я думаю, сказалъ Шико:-- этого мало за сто-семьдесятъ-пять тысячь ливровъ! Слишкомъ-мало.
   -- Что же еще, канцлеръ? спросилъ король.
   -- Начальники избраны...
   Шико замѣтилъ безпокойство герцога анжуйскаго, слышалъ почти біеніе сердца его.
   -- Вотъ какъ! сказалъ Шико:-- заговорщики избрали начальниковъ... странное дѣло! Однако, и этого мало за-сто семьдесятъ-пять тысячь ливровъ.
   -- Кто эти начальники? спросилъ король:-- какъ зовутъ ихъ?
   -- Во-первыхъ, проповѣдникъ, фанатикъ, полоумный... за имя котораго я заплатилъ десять тысячь ливровъ.
   -- Такъ и слѣдовало!
   -- Это женовевскій монахъ, братъ Горанфло.
   -- Бѣдняжка! произнесъ Шико съ искреннимъ сожалѣніемъ.-- Ужь, видно, ему такъ на роду написано!
   -- Горанфло! сказалъ король, записывая это имя: -- хорошо... далѣе...
   -- Далѣе... отвѣчалъ канцлеръ колеблясь;-- это все... ваше величество...
   И Морвилье опять окинулъ присутствующихъ таинственнымъ взглядомъ, какъ-бы желая сказать:
   -- Еслибъ ваше величество были одни, то я сказалъ бы болѣе.
   -- Говорите, канцлеръ, сказалъ король:-- здѣсь всѣ друзья мои... говорите.
   -- О, государь! тотъ, кого я не смѣю назвать, имѣетъ также могущественныхъ друзей...
   -- Не-ужь-то эти друзья могущественнѣе меня? спросилъ Генрихъ, поблѣднѣвъ отъ гнѣва и безпокойства.
   -- Государь, это государственная тайна... простите, ваше величество...
   -- Вы правы.
   -- Очень-умно! сказалъ Шико.
   -- Канцлеръ! сказалъ герцогъ анжуйскій:-- мы удалимся, если вы не можете говорить при насъ!
   Морвилье колебался. Шико наблюдалъ за малѣйшими движеніями его, опасаясь, не открылъ ли онъ, въ-самомъ-дѣлѣ, что-либо поважнѣе первыхъ тайнъ.
   Король сдѣлалъ канцлеру знакъ, чтобъ онъ приблизился; герцогу анжуйскому показалъ, чтобъ онъ оставался на своемъ мѣстѣ, Гасконцу приказалъ молчать, а любимцамъ не слушать.
   Мосьё де-Морвилье наклонился къ уху короля; но онъ не успѣлъ исполнить половины движенія, предписываемаго въ подобномъ случаѣ этикетомъ, какъ громкіе крики послышались на дворѣ Лувра.
   Король вдругъ вскочилъ; Келюсъ и д'Эпернонъ бросились къ окну; герцогъ анжуйскій схватился за шпагу съ поспѣшностью человѣка, мучимаго нечистою совѣстью.
   Шико наблюдалъ въ одно время и за тѣмъ, что происходило на дворѣ, и за тѣмъ, что дѣлалось въ комнатѣ.
   -- А! г. де-Гизъ, вскричалъ онъ:-- г. де-Гизъ идетъ въ Лувръ.
   Король вздрогнулъ.
   -- Правда, вскричали дворяне.
   -- Герцогъ де-Гизъ? проговорилъ герцогъ анжуйскій.
   -- Странно... странно... герцогъ де-Гизъ въ Парижѣ, протяжно проговорилъ король, прочитавшій въ безсмысленномъ отъ испуга взоръ канцлера то имя, которое онъ намѣревался шепнуть ему на ухо.
   -- Вы хотѣли назвать моего двоюроднаго брата, герцога де-Гиза? спросилъ король тихимъ голосомъ канцлера.
   -- Точно, ваше величество; онъ былъ главнымъ во время засѣданія, отвѣчалъ канцлеръ шопотомъ.
   -- А другіе?..
   -- Другихъ не знаю...
   Генрихъ бросилъ испытующій взглядъ на Шико.
   -- Ventre de Liehe! вскричалъ Гасконецъ, становясь въ любимую позицію короля:-- позвать сюда братца моего, де-Гиза!
   И, наклонившись къ Генриху, шепнулъ:
   -- Этого ты хорошо знаешь! Кажется, не зачѣмъ записывать его имя!
   Стражи съ шумомъ отворили обѣ половины двери.
   -- Только одну половину, вскричалъ Генрихъ:-- только одну!... Объ отворяются только для короля!
   Герцогъ де-Гизъ былъ уже такъ близокъ, что могъ слышать эти слова; но они нисколько не измѣнили улыбки, съ которою онъ рѣшился привѣтствовать короля.
   

XV.
Зачѣмъ де-Гизъ приходилъ въ Лувръ.

   За г. де-Гизомъ слѣдовала толпа офицеровъ, придворныхъ, дворянъ; за этой блистательной свитой шелъ народъ -- свита менѣе блистательная, но болѣе вѣрная и опасная.
   Одни дворяне вошли во дворецъ, народъ остался за дверьми.
   Изъ толпы народа раздавались громкіе крики въ то время, когда герцогъ де-Гизъ вступилъ въ галерею.
   При видъ этой арміи, которая всегда сопровождала парижскаго героя, когда онъ появлялся на улицѣ, дворцовая стража взялась за оружіе и, выстроившись за своимъ храбрымъ полковникомъ, съ угрозой смотрѣла на народъ, бросая въ то же время гнѣвные взгляды на героя.
   Гизъ замѣтилъ неблагопріятное расположеніе стражи, которою начальствовалъ Грильйонъ; онъ ласково поклонился полковнику, неподвижно и съ суровою гордостью стоявшему со шпагой въ рукахъ въ четырехъ шагахъ отъ своихъ солдатъ.
   Это пренебреженіе полковника и цѣлаго полка къ его могущественному вліянію поразило герцога. Лицо его приняло на минуту безпокойное выраженіе; но, по мѣрѣ приближенія къ королевскому покою, оно опять прояснялось, такъ-что онъ вошелъ въ кабинетъ Генриха III улыбаясь.
   -- А! это вы, кузенъ? сказалъ король.-- Съ какимъ шумомъ! Мнѣ послышалось, что звучали трубы!
   -- Государь, отвѣчалъ герцогъ:-- трубы звучатъ въ Парижѣ только для короля, а на войнѣ для полководца; я, какъ человѣкъ хорошо-знакомый съ придворными и лагерными обычаями, знаю это. Здѣсь трубы слишкомъ-шумны для подданнаго; тамъ онѣ слишкомъ-незначительны для короля.
   Генрихъ кусалъ губы.
   -- Par la mordieu! сказалъ онъ послѣ короткаго молчанія, въ-продолженіе котораго пожиралъ глазами лотарингскаго принца: -- какъ вы нарядны, кузенъ! Вы, вѣроятно, сегодня только изъ лагеря?
   -- Только сегодня, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ, слегка покраснѣвъ.
   -- Много чести, кузенъ, много чести доставляетъ мнѣ ваше посѣщеніе, весьма-много чести.
   Генрихъ III обыкновенно повторялъ слова свои, когда старался скрывать мысли, толпившіяся въ умѣ его, точно такъ, какъ генералъ сгущаетъ ряды солдатъ передъ баттареей, которая должна быть открыта не тотчасъ.
   -- Много чести, много чести, повторилъ Шико, такъ вѣрно поддѣлываясь подъ голосъ короля, что, казалось, слова эти были произнесены самимъ королемъ.
   -- Государь, сказалъ герцогъ:-- вы шутите: можетъ ли мое посѣщеніе дѣлать честь вашему величеству?
   -- Я хотѣлъ сказать, г. де-Гизъ, возразилъ король: -- что всякій добрый католикъ, но возвращеніи изъ кампаніи, отдаетъ сперва долгъ Богу въ которомъ-либо изъ храмовъ его, а потомъ уже королю. Почивайте Бога, служите королю,-- вотъ, мой кузенъ, полу-религіозная, полу-политическая аксіома.
   Герцогъ де-Гизъ покраснѣлъ болѣе прежняго; король, смотрѣвшій ему прямо въ глаза, замѣтилъ краску, выступавшую на лицѣ его и обративъ взоръ, какъ-бы по инстинктивному побужденію, на герцога анжуйскаго, замѣтилъ, что родной братецъ его былъ такъ же блѣденъ, какъ двоюродный красенъ.
   Это смущеніе, выражавшееся столь противоположнымъ образомъ, поразило короля. Онъ на мгновеніе опустилъ глаза и принялъ ласковый видъ, подъ которымъ никто лучше Генриха III не умѣлъ скрывать своего гнѣва.
   -- Во всякомъ случаѣ, сказалъ онъ:-- я чрезвычайно-радъ, герцогъ, что вы спаслись отъ военныхъ опасностей, хотя, съ свойственнымъ вамъ мужествомъ, не избѣгали ихъ, какъ мнѣ говорили. Но опасности знаютъ и боятся васъ, кузенъ.
   Герцогъ поклонился.
   -- А потому, намъ совѣстно передъ вами; пока вы подвергаетесь смертнымъ опасностямъ, мы сочиняемъ новыя моды и молимся.
   -- Да, ваше величество, сказалъ герцогъ, остановившись на послѣднемъ словѣ короля: -- мы знаемъ, что вы государь просвѣщенный и благочестивый, и никакія удовольствія не заставятъ васъ упустить изъ вида славу Господа и выгоды святой его церкви. Это обстоятельство и подало намъ смѣлость безбоязненно явиться прямо къ вашему величеству.
   -- Смотри-ка, какъ велика безбоязненная смѣлость твоего кузена, Генрихъ, сказалъ Шико, показывая на толпу дворянъ, почтительно остановившихся за дверьми:-- треть этой безбоязненной смѣлости осталась за дверьми твоего кабинета, а двѣ другія трети за луврскими воротами.
   -- Безбоязненно? повторилъ Генрихъ:-- но развѣ вы когда-либо входили ко мнѣ съ боязнію?
   -- Государь, смѣлость, о которой я говорю, относится къ предложенію, которое намѣренъ я сдѣлать вашему величеству.
   -- А! такъ вы ко мнѣ съ предложеніемъ, кузенъ? Говорите смѣло -- или безбоязненно, какъ вы сказали... Что же это за предложеніе?
   -- Исполненіе одной изъ прекраснѣйшихъ идей, родившихся въ христіанскомъ мірѣ послѣ того, какъ крестовые походы стали невозможны.
   -- Говорите, герцогъ.
   -- Государь, продолжалъ герцогъ, возвысивъ голосъ такимъ образомъ, что всѣ, находившіеся въ передней, могли слышать его: -- государь, величественно званіе христіанскаго короля: оно обязываетъ пламенно заботиться о покровительствѣ и защитѣ религіи. Вы, король, какъ старшій сынъ церкви, обязаны защищать мать свою.
   -- О-го! сказалъ Шико: -- мой кузенъ читаетъ проповѣдь со шпагой на боку и шлемомъ на головѣ; это очень-забавно! Не удивительно послѣ этого, что монахи хотятъ воевать. Генрихъ, дай полкъ моему пріятелю, Горанфло!
   Герцогъ притворился, будто не разслышалъ этихъ словъ; Генрихъ закинулъ одну ногу на другую и облокотился на колѣно.
   -- Не угрожаютъ ли церкви Сарацины, любезный герцогъ? спросилъ король.-- Или не добиваетесь ли вы титула короля... іерусалимскаго?
   -- Государь, возразилъ герцогъ:-- многочисленная толпа народа, слѣдовавшая за мною и благословлявшая мое имя, удостоила меня этого пріема только за усердное покровительство вѣры православной. Предъ вступленіемъ вашего величества на престолъ, я Уже имѣлъ честь говорить вамъ о союзѣ между всѣми истинными католиками.
   -- Да, да, сказалъ Шико:-- да, помню, ventre de biche! Помню лигу! Помню! Какъ не помнить! Генрихъ, у тебя должна быть весьма-слабая память, если ты забылъ лигу.
   Герцогъ оглянулся и бросилъ презрительный взглядъ на говорившаго, не зная, какое вліяніе имѣли эти слова на короля послѣ того, что ему за нѣсколько минутъ донесъ Морвилье.
   Герцогъ анжуйскій смутился еще болѣе прежняго и, приложивъ палецъ къ губамъ, устремилъ пристальный взглядъ на герцога де-Гиза; блѣдный и неподвижный, онъ походилъ на статую Осторожности.
   Король не замѣтилъ взгляда, свидѣтельствовавшаго о взаимныхъ отношеніяхъ двухъ принцевъ; но Шико, играя корабликомъ, небрежно подошелъ къ королю и, устанавливая свою игрушку на тогѣ Генриха, шепнулъ ему:
   -- Посмотри на брата, Генрихъ.
   Съ быстротою молніи король поднялъ глаза; почти также быстро герцогъ опустилъ палецъ, но уже было поздно. Генрихъ замѣтилъ движеніе и угадалъ его.
   -- Государь, продолжалъ герцогъ де-Гизъ, замѣтившій поступокъ Шико, но неслышавшій словъ его: -- всѣ католики требовали союза святой лиги, потому-что она имѣла главною цѣлію упрочить престолъ противъ коварныхъ козней гугенотовъ, смертельныхъ враговъ нашихъ.
   -- Славно сказано! вскричалъ Шико.-- Одобряю pedibus et nutu!
   -- Но, продолжалъ герцогъ: -- недостаточно составить союзъ, недостаточно образовать массу, какъ бы плотна она ни была: надобно дать направленіе этому союзу. А въ такомъ королевствѣ, какъ Франція, нѣсколько мильйоновъ человѣкъ не могутъ соединиться безъ согласія короля.
   -- Нѣсколько мильйоновъ! вскричалъ Генрихъ, не скрывая своего изумленія, которое можно было принять за страхъ.
   -- Нѣсколько милліоновъ человѣкъ, повторилъ Шико: -- маленькое сѣмечко недовольныхъ, которое, будучи посажено искусными руками, не преминетъ дать прекрасные плоды!
   Терпѣніе герцога, казалось, лопнуло; онъ презрительно сжалъ губы, хотѣлъ топнуть ногою, но только судорожно придавилъ ею полъ.
   -- Удивляюсь, государь, сказалъ онъ: -- что вы позволяете прерывать меня, когда я говорю съ вами о такихъ важныхъ дѣлахъ.
   При этихъ словахъ, Шико, какъ-бы раздѣлявшій мнѣніе герцога, вскочилъ съ сердцемъ и, грозно осматриваясь, закричалъ дребезжащимъ голосомъ:
   -- Тише тамъ! молчать, или -- ventre de biche! первый, кто заговоритъ, будетъ имѣть дѣло со мною!
   -- Нѣсколько милліоновъ человѣкъ! повторилъ король, которому очень не нравилось это число:-- это весьма-лестно для католической вѣры; но сколько же протестантовъ въ моемъ королевствѣ противъ этого огромнаго числа союзниковъ?
   Герцогъ сталъ припоминать.
   -- Четверо, сказалъ Шико.
   Эта новая выходка разсмѣшила друзей короля, между-тѣмъ, какъ Гизъ насупилъ брови, а дворяне, ждавшіе въ передней, громко стали роптать на дерзость Гасконца.
   Король медленно обратился къ двери, за которою слышался ропотъ, бросилъ гордый взглядъ на недовольныхъ, и -- все утихло.
   Потомъ, обративъ тотъ же взглядъ на герцога, онъ продолжалъ:
   -- Говорите же, герцогъ, что вамъ надо?.. говорите яснѣе... короче...
   -- Слава короля моего дороже мнѣ своей собственной, и потому я требую, чтобъ вы, государь, ясно доказали, что по усердію и привязанности къ католической вѣрѣ вы столько же выше насъ, сколько и во всемъ другомъ, и этимъ отняли бы у недовольныхъ предлогъ къ новымъ войнамъ.
   -- О! если дѣло идетъ только о войнѣ, кузенъ, сказалъ Генрихъ: -- то у меня есть войска; у васъ однихъ, если не ошибаюсь, въ лагерѣ, который вы покинули, чтобъ пріѣхать ко мнѣ съ прекрасными совѣтами, около двадцати-пяти тысячь человѣкъ.
   -- Государь, вы не совсѣмъ поняли меня.
   -- Такъ говорите яснѣе, кузенъ; вѣдь вы великій полководецъ, и мнѣ очень-пріятно будетъ слышать ваши разсужденія о войнѣ.
   -- Государь, я хотѣлъ сказать, что въ настоящее время королямъ суждено вести двѣ войны: войну моральную, если можно такъ выразиться, и войну политическую; войну противъ идей и войну противъ людей.
   -- Mordieu! сказалъ Шико: -- прекрасно сказано.
   -- Молчи, шутъ! сказалъ король.
   -- Люди, продолжалъ герцогъ: -- видимы, осязательны, смертны; на нихъ можно напасть, ихъ можно порочить, потомъ осудить и казнить, если нужно.
   -- Да, сказалъ Шико: -- можно повѣсить и безъ суда; это короче и проще.
   -- Но на идеи, продолжалъ герцогъ: -- прямо нападать нельзя, ваше величество; онѣ невидимы, непроницаемы, скрываются отъ тѣхъ, которые хотятъ уничтожить ихъ -- скрываются въ глубинѣ души и пускаютъ глубокіе корни; и чѣмъ болѣе обрѣзываютъ неосторожные отростки, выходящіе наружу, тѣмъ сильнѣе и глубже проникаютъ внутренніе корни. Идея, ваше величество, подобна карлѣ-великану, за которымъ надо смотрѣть днемъ и ночью; потому-что идея, вчера ползавшая у ногъ вашихъ, сегодня становится выше васъ. Идея, ваше величество, это искра, падающая на соломенную крышу; надобно имѣть хорошіе глаза, чтобъ днемъ замѣтить начало пожара,-- и вотъ почему, ваше величество, мильйоны блюстителей необходимы!
   -- Пропали мои четыре гугенота! вскричалъ Шико:-- жаль мнѣ ихъ, ventre de biche!
   -- Я пришелъ просить ваше величество, продолжалъ герцогъ:-- назначить главу этимъ мильпонамъ блюстителей, этому святому союзу!
   -- Вы кончили, кузенъ? спросилъ Генрихъ.
   -- Кончилъ, ваше величество; вы видѣли, что я говорилъ прямо и откровенно.
   Шико громко вздохнулъ, между-тѣмъ, какъ герцогъ анжуйскій, успокоившись, съ улыбкой глядѣлъ на лотарингскаго принца.
   -- Что вы скажете на это, господа? спросилъ король, обращаясь къ присутствующимъ.
   Шико, не говоря ни слова, взялъ шляпу и перчатки; потомъ, схвативъ за хвостъ львиную кожу, лежавшую у ногъ короля, утащилъ ее въ уголъ комцаты и растянулся на ней.
   -- Что ты дѣлаешь, Шико? спросилъ король.
   -- Государь, отвѣчалъ онъ: -- говорятъ, утро вечера мудренѣе. Отъ-чего это говорятъ? отъ-того, что, когда человѣкъ выспится, то становится умнѣе. Я высплюсь; а завтра утромъ дамъ отвѣтъ моему кузену де-Гизу.
   И онъ потянулся.
   Герцогъ бросилъ на Гасконца гнѣвный взглядъ; Шико мигнулъ однимъ глазомъ и захрапѣлъ.
   -- Жду отвѣта, ваше величество, сказалъ герцогъ.
   -- Я думаю, что вы правы, кузенъ; соберите главныхъ лигёровъ, прійдите съ ними ко мнѣ, и я выберу вамъ начальника.
   -- Когда же, государь? спросилъ герцогъ.
   -- Завтра.
   Съ послѣднимъ словомъ, король взглянулъ съ улыбкой сперва на герцога де-Гиза, потомъ на герцога анжуйскаго.
   Послѣдній намѣревался удалиться вслѣдъ за другими придворными, но Генрихъ остановилъ его.
   -- Остановитесь, братецъ, сказалъ онъ:-- мнѣ нужно переговорить съ вами.
   Герцогъ де-Гизъ прижалъ руку ко лбу, какъ-бы желая удержать волновавшіяся въ умѣ его мысли, и удалился съ своей свитой, которая вскорѣ разсѣялась подъ сводами.
   Минуту спустя, послышались клики толпы, привѣтствовавшей опять своего любимца.
   Шико продолжалъ храпѣть; не извѣстно, точно ли онъ спалъ.
   

XVI.
Касторъ и Поллуксъ.

   Король отпустилъ всѣхъ своихъ любимцевъ, удержавъ брата.
   Герцогъ анжуйскій во всю предшествовавшую сцену сохранилъ видъ равнодушія, а потому безъ опасенія согласился на приглашеніе Генриха. Онъ не зналъ, что Шико наблюдалъ за нимъ, и что король замѣтилъ взглядъ и движеніе, которыми онъ предостерегалъ герцога де-Гиза.
   -- Братецъ, сказалъ Генрихъ, удостовѣрившись, что, кромѣ Шико, никто не остался въ кабинетѣ и прохаживаясь большими шагами отъ двери къ окну, и обратно: -- знаете ли вы, что я очень-счастливъ?
   -- Государь, возразилъ герцогъ:-- если вы въ-самомъ-дѣлѣ счастливы, то счастіе ваше не что иное, какъ должное возмездіе за ваши добродѣтели.
   Генрихъ пристально взглянулъ на брата.
   -- Да, я очень-счастливъ! продолжалъ онъ:-- потому-что, если мнѣ самому не приходятъ на умъ возвышенныя идеи, такъ онѣ приходятъ моимъ приближеннымъ... я это говорю потому, что идея де-Гиза, по-истинѣ, великая идея!
   Герцогъ поклонился въ знакъ согласія.
   Шико открылъ одинъ глазъ, какъ-будто не такъ хорошо слышалъ съ закрытыми глазами и какъ-будто ему нужно было видѣть лицо короля, чтобъ лучше понимать слова его.
   -- Точно, продолжалъ Генрихъ: -- соединить подъ одно знамя всѣхъ католиковъ, обратить королевство въ церковь, вооружить незамѣтнымъ образомъ всю Францію, отъ Кале до Лангедока, отъ Бретани до Бургундіи, такъ, чтобъ у меня всегда была готовая армія противъ Англичанъ, Фламандцевъ или Испанцевъ, и чтобъ ни Англичане, ни Испанцы, ни Фламандцы не подозрѣвали даже существованія этой арміи... знаете ли, Франсуа, что это высокая идея?
   -- Не правда ли, ваше величество? сказалъ герцогъ анжуйскій, радуясь тому, что король вполнѣ соглашался съ видами герцога де-Гиза, его союзника.
   -- Да; и я чувствую себя душевно-расположеннымъ къ тому, кому пришла такая чудесная мысль.
   Шико открылъ оба глаза, но тотчасъ же опять закрылъ ихъ, замѣтивъ на лицѣ короля одну изъ тѣхъ тонкихъ улыбокъ, которыя понималъ одинъ Шико. Ему довольно было этой улыбки.
   -- Да, продолжалъ король.-- Повторяю, что такая мысль должна быть вознаграждена по достоинству, и я готовъ все сдѣлать для того, кому она пришла въ голову... Скажите мнѣ, Франсуа, точно-ли принадлежитъ эта мысль, или начатое уже исполненіе ея, герцогу де-Гизу?
   Герцогъ анжуйскій утвердительно кивнулъ головою.
   -- Прекрасно, сказалъ король.-- Я говорилъ, что я счастливъ, но долженъ бы сказать, что я слишкомъ счастливъ, потому-что подданнымъ моимъ не только приходятъ въ голову высокія идеи, но, по усердію ко мнѣ, они даже начинаютъ, безъ моего вѣдома, приводить эти идеи въ исполненіе. Однакожь скажите, Франсуа, скажите по правдъ, прибавилъ король, положивъ руку на плечо брату: -- скажите, точно ли я обязанъ де-Гизу этой идеей?
   -- Нѣтъ, ваше величество, эту мысль имѣлъ уже, двадцать лѣтъ тому, кардиналъ лотарингскій, и только варѳоломеевская ночь воспрепятствовала, или, лучше, сдѣлала излишнимъ на время исполненіе ея.
   -- Ахъ! какъ жаль, что кардиналъ лотарингскій умеръ! сказалъ Генрихъ: -- я бы возвелъ его въ званіе папы, послѣ смерти Григорія XIII; но надо отдать справедливость и племяннику, продолжалъ Генрихъ съ добродушіемъ: -- онъ умѣлъ воспользоваться этой идеей. По несчастію, я не могу сдѣлать его папой; но пожалую его... впрочемъ, его уже нечѣмъ жаловать!
   -- Государь, возразилъ Франсуа, совершенно-обманутый притворнымъ добродушіемъ брата:-- вы преувеличиваете заслуги и достоинства де-Гиза; идея не его и не онъ развилъ ее.
   -- Такъ, вѣрно, братъ его, кардиналъ?
   -- Конечно, и кардиналъ очень занимался этимъ, но не онъ главный...
   -- А! такъ, видно, Майеннъ?
   -- О, ваше величество! вы дѣлаете ему слишкомъ-много чести, сказалъ герцогъ.
   -- Правда; какая политическая идея можетъ прійдти въ голову этому мяснику! Но кому же я долженъ быть признателенъ за развитіе этой идеи?
   -- Мнѣ, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ.
   -- Вамъ? вскричалъ Генрихъ съ притворнымъ добродушнымъ изумленіемъ.
   Шико открылъ одинъ глазъ.
   Герцогъ поклонился.
   -- Какъ? сказалъ Генрихъ:-- когда всѣ возставали противъ меня, когда проповѣдники кляли мои пороки, поэты и пасквилянты сплетали вирши на мои недостатки, политики порицали мою безпечность, друзья смѣялись надъ моею неспособностью, когда, наконецъ, положеніе мое сдѣлалось столь невыносимымъ, что я худѣлъ, что волосы мои сѣдѣли... вамъ, Франсуа, пришла такая высокая мысль!.. А я... простите, Франсуа... я не всегда считалъ васъ своимъ другомъ. Ахъ, Франсуа! какъ я виноватъ передъ вами!
   И Генрихъ, растроганный до слезъ, протягивалъ руку къ брату.
   Шико открылъ оба глаза.
   -- О! я понимаю всю важность этой идеи, продолжалъ Генрихъ: -- я не могъ собирать ни повинностей, ни рекрутовъ -- всѣ роптали на меня!.. Теперь же идея де-Гиза или, лучше сказать, ваша, мой добрый братъ, даетъ мнѣ богатство, войско, друзей и спокойствіе. Теперь, Франсуа, недостаетъ только одного, чтобъ упрочить мое счастіе...
   -- Чего же?
   -- Кузенъ мой сейчасъ говорилъ, что надобно бы назначить главу этому союзу.
   -- Конечно...
   -- Вы понимаете, Франсуа, что начальника надобно выбрать не изъ моихъ любимцевъ: ни одинъ изъ нихъ не имѣетъ необходимаго для этого ума и мужества. Келюсъ храбръ, но онъ слишкомъ занятъ своими любовными интрижками. Можиронъ храбръ, но онъ занятъ своимъ туалетомъ. Шомбергъ храбръ, но не отличается особеннымъ умомъ; въ этомъ соглашаются даже лучшіе друзья его. Д'Эпернонъ храбръ, но онъ лицемѣръ, на котораго я не полагаюсь, хоть и не показываю вида... Но вы знаете, Франсуа, одна изъ самыхъ тяжкихъ обязанностей короля та, что онъ долженъ постоянно скрывать свои ощущенія, сказалъ Генрихъ съ возрастающею довѣрчивостью: -- и мнѣ такъ легко, такъ пріятно на душѣ, когда могу говорить откровенно, какъ теперь, на-примѣръ...
   Шико закрылъ глаза.
   -- Итакъ, продолжалъ Генрихъ: -- вы болѣе другихъ содѣйствовали развитію этой идеи; вы избрали орудіемъ герцога де-Гиза; слѣдовательно, я смѣло могу согласиться...
   -- Что вы говорите, государь? вскричалъ Франсуа, не будучи въ силахъ скрыть своего безпокойства.
   -- Я говорю, что главой союза долженъ быть принцъ...
   -- Государь, берегитесь!
   -- Хорошій полководецъ, искусный дипломатъ...
   -- Особенно искусный дипломатъ, повторилъ герцогъ.
   -- Мнѣ кажется, Франсуа, что это званіе особенно прилично герцогу де-Гизу? Не правда ли?
   -- Ваше величество, сказалъ Франсуа: -- герцогъ де-Гизъ и безъ того уже слишкомъ-могущественъ.
   -- Да; но въ его могуществѣ и заключается вся моя сила.
   -- Герцогъ де-Гизъ овладѣлъ уже войскомъ и народомъ; кардиналъ лотарингскій овладѣлъ духовенствомъ; Майеннъ -- опасное орудіе въ рукахъ двухъ братьевъ... Мнѣ кажется, что могущество ихъ будетъ слишкомъ-велико.
   -- Правда, сказалъ Геврихъ: -- правда твоя, Франсуа.
   -- Еслибъ Гизы были французскіе принцы, такъ можно бы еще надѣяться, что они будутъ пещись о выгодахъ нашего дома...
   -- Правда и то; они лотарингскіе принцы...
   -- Всегда соперничествовавшіе съ нашимъ домомъ.
   -- Франсуа, вы совершенно правы! Tudieu! я не считалъ васъ такимъ искуснымъ политикомъ... да! Знаете, отъ-чего я худѣю, отъ-чего волосы мои сѣдѣютъ? Могущество лотарингскаго дома безпокоитъ меня; не проходитъ дня, Франсуа, чтобъ эти три Гиза,-- вы правду сказали, они завладѣли всѣмъ,-- чтобъ то герцогъ, то кардиналъ, то Майеннъ не оторвали у меня клочка моей власти, не отняли у меня котораго-нибудь изъ моихъ преимуществъ смѣлостью, силой, хитростью, или измѣной... А я, бѣдный, слабый, покинутый всѣми, не могу даже противиться имъ!.. Ахъ, Франсуа! еслибъ мы прежде объяснились, еслибъ я прежде могъ прочитать то, что было въ вашемъ сердцѣ, -- о! тогда у меня достало бы силы противиться имъ! Въ васъ я нашелъ бы помощника, опору. Но, увы! теперь ужь поздно...
   -- Отъ-чего же?
   -- Отъ-того, что теперь мы должны были бы вступить въ борьбу, а одна мысль о борьбѣ мнѣ тягостна. Итакъ пусть герцогъ де-Гизъ будетъ главой лиги.
   -- Напрасно, ваше величество, сказалъ герцогъ.
   -- Кого же мнѣ назначить, Франсуа? Кто возьметъ на себя эту опасную должность? Да, опасную! Развѣ вы не догадались, чего домогался герцогъ? Онъ именно того и хотѣлъ, чтобъ я избралъ его главою лиги.
   -- Такъ что же?
   -- То, что всякій другой, кого я изберу, сдѣлается смертельнымъ врагомъ его.
   -- Изберите человѣка, равнаго ему по могуществу,-- такого, который, подъ вашей защитой, не страшился бы силы и могущества трехъ соединенныхъ лотарингскихъ принцевъ.
   -- Э! любезный братъ, сказалъ Генрихъ съ грустію: -- гдѣ же мнѣ найдти такого человѣка?
   -- Поищите около себя, ваше величество.
   -- Около себя? Да кромѣ васъ и Шико, у меня истинныхъ друзей нѣтъ.
   -- О-го! подумалъ Шико: -- ужь не хочетъ ли онъ и со мной съиграть недобрую шутку?
   И онъ закрылъ глаза.
   -- Какъ! сказалъ герцогъ: -- не-уже-ли вы еще не понимаете, государь?
   Генрихъ такъ посмотрѣлъ на герцога анжуйскаго, какъ-будто съ глазъ его внезапно снала завѣса.
   -- Ахъ, Боже мой! вскричалъ онъ.
   Франсуа поднялъ голову.
   -- Но нѣтъ, продолжалъ Генрихъ: -- вы не согласитесь, Франсуа. Это слишкомъ-тяжкая обязанность: гдѣ вамъ возиться съ чернымъ народомъ! гдѣ вамъ выслушивать проповѣди фанатиковъ! гдѣ вамъ, въ случаѣ возмущенія мясниковъ, ходить по улицамъ парижскимъ! Надобно быть тройственнымъ, наподобіе Гизовъ, надобно имѣть правую руку по имени Карлъ, а лѣвую по имени Луи... Майеннъ въ варѳоломеевскую ночь оказался весьма-дѣльнымъ человѣкомъ: онъ безпощадно и безъ разбора билъ и рѣзалъ всѣхъ...
   -- Слишкомъ безъ разбора.
   -- Можетъ-быть, но не въ томъ дѣло.-- Отвѣчайте на мои вопросъ, Франсуа. Не-уже-ли вы согласились бы связаться съ чернью? Не-уже-ли вы, первый дворянинъ моего двора, захотите сдѣлаться популярнымъ? Mort de ma vie, братецъ! люди очень измѣняются съ лѣтами!
   -- Я готовъ согласиться на это -- не для себя, а для васъ, ваше величество.
   -- Добрый, прекрасный братъ! вскричалъ Генрихъ, утирая пальцемъ небывалую слезу.
   -- Итакъ, продолжалъ Франсуа:-- вы желаете, чтобъ я взялъ на себя званіе, которое вамъ угодно было поручить герцогу де-Гизу?
   -- Желаю ли я! вскричалъ Генрихъ.-- Corne du Diable! Не только желаю, но радуюсь вашей услужливости. Итакъ, и вы помышляли о лигѣ? Тѣмъ лучше, mordieu! тѣмъ лучше! Чудесно! теперь я вижу, что окруженъ одними великими, умными людьми...
   -- О! вы шутите, ваше величество...
   -- Я? Соже сохрани; теперь не до шутокъ. Я говорю, что думаю, Франсуа: -- вы избавляете меня отъ большаго затрудненія... Съ нѣкотораго времени я боленъ морально. Умственныя способности мои слабѣютъ. Маронъ объясняетъ мнѣ причину этого... но возвратимся къ нашему дѣлу... Впрочемъ, на что мнѣ умъ, когда добрые люди думаютъ за меня? Итакъ, мы рѣшили, что вы будете главой лиги? Такъ?
   Франсуа задрожалъ отъ радости.
   -- О! вскричалъ онъ: -- еслибъ я заслужилъ довѣренность вашего величества!
   -- Довѣренность? Кого мнѣ опасаться, когда не Гизъ будетъ главою лиги? Ужь не самой ли лиги?.. Можетъ-быть, опасность угрожаетъ мнѣ съ этой стороны? Говори, мой добрый Франсуа, говори!
   -- О, государь! произнесъ герцогъ.
   -- Ахъ, какъ я безразсуденъ! Можно ли мнѣ опасаться союза, начальникомъ котораго будете вы?.. Кажется, это логически?.. Нѣтъ, я ничего не опасаюсь. Впрочемъ, во всякомъ случаѣ, у меня во Франціи еще довольно вѣрноподданныхъ, съ которыми я могу пойдти на лигу, если ей вздумается надоѣдать мнѣ!
   -- Разумѣется, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ съ наивностью, почти столь же искусно поддѣланною, какъ добродушіе короля: -- король всегда останется королемъ.
   Шико открылъ одинъ глазъ.
   -- Разумѣется! сказалъ Генрихъ.-- Но, къ-несчастію, мнѣ приходитъ на умъ мысль... Удивительно, сколько сегодня рождается мыслей... однѣ за другими -- точно грибы.
   -- Какая же это мысль? спросилъ герцогъ съ безпокойствомъ.
   -- Нашъ кузенъ де-Гизъ вообразилъ себе, вѣроятно, что онъ, а не другой кто-нибудь, будетъ начальникомъ лиги. Какъ же мнѣ съ нимъ быть?
   -- Съ герцогомъ де-Гизомъ?
   -- Да; онъ, я думаю, только для того и взялся за дѣло.-- Берегитесь, Франсуа, онъ не такой человѣкъ, чтобъ согласился сдѣлаться жертвой. Sic vos non vobis. Вы читали Виргилія: Nidificates aves.
   -- О, ваше величество...
   -- Франсуа, я увѣренъ, что онъ такъ думаетъ.-- Вѣдь онъ знаетъ, какъ я безпеченъ!
   -- Ваше величество, вамъ стоитъ сказать одно слово, и онъ уступитъ.
   -- Скажите лучше -- притворится, Я уже сказалъ вамъ: берегитесь, Франсуа, у моего кузена де-Гиза длинны руки! Ему стоитъ только протянуть ихъ, и одной рукой онъ коснется Испаніи, а другою Англіи -- Дон-Жуана-Австрійскаго и Елизаветы. У Бурбона шпага была короче рукъ де-Гиза, -- несмотря на то, онъ сдѣлалъ много зла Франциску I, нашему дѣду...
   -- Если вы считаете его столь опаснымъ, тѣмъ болѣе должны поручить мнѣ начальство надъ лигой, чтобъ не усилить его вліянія и -- при первой измѣнѣ, мы учинимъ надъ нимъ судъ и расправу.
   Шико открылъ другой глазъ.
   -- Судъ и расправу, Франсуа! Судъ и расправу!.. Нѣтъ; Лудовику XI, королю могущественному и богатому, можно было ставить эшафоты и возводить на нихъ кого ему вздумается... У меня же не достанетъ денегъ и на то, чтобъ купить чернаго бархата, которымъ въ подобныхъ случаяхъ обиваютъ эшафотъ.
   Произнося эти слова, Генрихъ, не смотря на все свое присутствіе духа, бросилъ на герцога мрачный взглядъ, котораго послѣдній не могъ вывести.
   Шико закрылъ глаза.
   Наступила минута молчанія.
   Король первый заговорилъ.
   -- Надобно быть осторожнымъ, любезный Франсуа, сказалъ онъ: -- надо избѣгать народныхъ войнъ, ссоръ между моими подданными. Я -- сынъ Генриха-воинственнаго и Катерины-хитрой; я немножко наслѣдовалъ хитрость моей матери... позову герцога де-Гиза и наобѣщаю ему столько, что мы сладимъ это дѣло пріятельскимъ образомъ.
   -- Ваше величество, вскричалъ герцогъ анжуйскій: -- вы мнѣ поручите начальство надъ лигой?
   -- Конечно.
   -- Вы понимаете, что это выгоднѣе для васъ?
   -- Разумѣется.
   -- Это ваше собственное желаніе?
   -- Собственное мое желаніе; только не надо обижать кузена де-Гиза.
   -- Не безпокойтесь, ваше величество: -- я самъ берусь уговорить герцога.
   -- Когда?
   -- Сейчасъ.!
   -- Такъ вы намѣрены идти къ нему?-- О, братецъ, подумайте! Вы сдѣлаете ему слишкомъ-много чести!
   -- Я не пойду къ нему.
   -- Какъ же?
   -- Онъ ждетъ меня.
   -- Гдѣ?
   -- У меня.
   -- У васъ? Да вѣдь онъ вышелъ изъ Лувра?-- Вы слышали, какъ народъ привѣтствовалъ его.
   -- Да; но, вышедъ въ большія ворота, онъ воротился въ боковыя. Королю принадлежалъ, по праву, первый визитъ герцога де-Гиза; мнѣ же принадлежитъ второй.
   -- Ахъ, братецъ! сказалъ Генрихъ:-- какъ я вамъ благодаренъ, что вы такъ хорошо поддерживаете наши права, которыя я иногда, по слабости своей, забываю! Идите же, Франсуа, и устройте это дѣло.
   Франсуа взялъ руку брата и наклонился, чтобъ поцаловать ее.
   -- Что вы дѣлаете, Франсуа?.. Въ мои объятія! Вотъ ваше мѣсто; здѣсь, на груди моей! Дайте мнѣ прижать васъ къ сердцу.
   И братья стали обниматься въ нѣсколько пріемовъ; наконецъ, герцогъ анжуйскій, высвободившись изъ объятій короля, вышелъ изъ кабинета и поспѣшно направилъ шаги къ своимъ покоямъ.
   Сердце его было преисполнено радости.
   По уходѣ брата, король топнулъ ногой и, бросившись въ потаенный корридоръ, ведшій къ покоямъ Маргериты-Наваррской, занимаемымъ герцогомъ анжуйскимъ, онъ вступилъ въ маленькій кабинетъ, откуда легко можно было слышать все, что говорилось въ комнатѣ Франсуа.
   -- Ventre de biche! сказалъ Шико, открывъ оба глаза вмѣстѣ и садясь на кожу: -- какая трогательная семейная сцена! Мнѣ казалось, что я на Олимпѣ, и вижу сцену свиданія Кастора и Поллукса послѣ шестимѣсячной ихъ разлуки.
   

XVII.
Здѣсь доказывается, что подслушиваніе есть лучшій способъ -- слышать.

   Герцогъ анжуйскій засталъ герцога де-Гиза въ той самой комнатѣ королевы наваррской, гдѣ нѣкогда Генрихъ и де-Муи шопотомъ и говоря на ухо другъ другу, условились бѣжать; осторожный Генрихъ зналъ, что въ Луврѣ было мало комнатъ, возлѣ которыхъ не были устроены коморки для подслушиванья.
   Герцогъ анжуйскій тоже зналъ это важное обстоятельство, но, вполнѣ обманутый добродушіемъ брата, онъ забылъ о немъ.
   Генрихъ III вошелъ, какъ мы уже сказали, въ маленькій кабинетъ въ то самое время, когда съ другой стороны герцогъ входилъ въ свой покой: слѣдовательно, ни одно слово изъ разговора Франсуа съ де-Гизомъ не ускользнуло отъ короля.
   -- Что новаго, ваше высочество? съ живостію спросилъ герцогъ де-Г изъ.
   -- Засѣданіе кончилось счастливо, герцогъ.
   -- Вы были очень-блѣдны, ваше высочество.
   -- Развѣ замѣтно было? спросилъ герцогъ съ безпокойствомъ.
   -- Я замѣтилъ.
   -- А король?
   -- Кажется, нѣтъ; но король удержалъ ваше высочество.
   -- Почему вы это знаете?
   -- Я видѣлъ, когда выходилъ изъ кабинета. Вѣроятно, король говорилъ съ вашимъ высочествомъ о моемъ предложеніи?
   -- Говорилъ.
   За этимъ словомъ наступило молчаніе, смыслъ котораго Генрихъ понялъ.
   -- Что же говоритъ король? спросилъ наконецъ де-Гизъ.
   -- Король одобряетъ вашу мысль; но именно по громадности ея ему кажется опаснымъ ввѣрить вамъ начальство надъ лигой.
   -- Безъ меня успѣхъ ея сомнителенъ.
   -- Мнѣ то же кажется, любезный герцогъ, и предположеніе ваше не состоится.
   -- Жаль! сказалъ де-Гизъ:-- это значитъ умереть прежде рожденія, кончить не начиная.
   -- Умны оба, шепнулъ кто-то на ухо Генриху, внимательно вслушивавшемуся.
   Генрихъ III скоро обернулся и увидѣлъ длинную фигуру Шико, наклонившагося къ акустической трубѣ, возлѣ которой онъ сидѣлъ.
   -- Ты осмѣлился прійдти сюда, негодяй! сказалъ король.
   -- Молчи, сказалъ Шико, махнувъ рукой: -- молчи, сынъ мой; ты мѣшаешь мнѣ слушать.
   Король пожалъ плечами; но такъ-какъ онъ зналъ, что изъ всѣхъ окружавшихъ его, онъ могъ положиться только на одного Шико, то продолжалъ подслушивать.
   -- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ: -- мнѣ кажется, что король могъ бы прямо отказать мнѣ; тѣмъ болѣе, что онъ принялъ меня довольно-дурно. Не хочетъ ли онъ обмануть меня?
   -- Кажется, отвѣчалъ принцъ нерѣшительно.
   -- Въ такомъ случаѣ, предпріятіе погибло.
   -- Конечно, возразилъ герцогъ анжуйскій:-- такъ-какъ вамъ принадлежитъ честь этой выдумки, то я всячески старался поддерживать ее... Это мнѣ почти удалось.
   -- Какъ такъ, ваше высочество?
   -- Король поручилъ мнѣ упрочить или навсегда уничтожить лигу.
   -- Какимъ образомъ? спросилъ герцогъ лотарингскій съ сверкающими глазами.
   -- Послушайте: король опасается вашего могущественнаго вліянія; слѣдовательно, надобно устранить только опасенія его -- дѣло же останется въ томъ же видѣ. Настоящимъ начальникомъ лиги всегда будетъ герцогъ де-Гизъ... но званіе это будетъ возложено на герцога анжуйскаго.
   -- А! вскричалъ де-Г'изъ, и кровь бросилась ему въ лицо.
   -- Славно! проговорилъ Шико:-- кость брошена; собаки сейчасъ подерутся.
   Но, къ величайшему изумленію короля и Шико, герцогъ де-Гизъ внезапно успокоился и продолжалъ почти-веселымъ голосомъ:
   -- Вы искусный политикъ, ваше высочество, если вы придумали эту уловку.
   -- Я, отвѣчалъ принцъ.
   -- Честь вамъ и слава!
   -- Надобно вамъ сказать, что я только воспользовался случаемъ. Впрочемъ, любезный герцогъ, прибавилъ принцъ: -- ничего еще не рѣшено -- я хотѣлъ прежде переговорить съ вами.
   -- Зачѣмъ, ваше высочество?
   -- Затѣмъ, что я не знаю, къ чему это поведетъ.
   -- А я знаю, шепнулъ Шико.
   -- Это маленькій заговоръ, сказалъ Генрихъ улыбаясь.
   -- О которомъ твой Морвилье не зналъ, однакожь, ни слова; но не мѣшай слушать: это очень-интересно!
   -- Такъ я же вамъ скажу: къ чему это поведетъ, извѣстно одному Богу, продолжалъ герцогъ де-Гизъ: -- но вотъ къ чему это послужитъ: лига будетъ вторая, народная армія; первая армія принадлежитъ уже мнѣ, церковь въ рукахъ моего брата, кардинала... Когда же и лига будетъ подъ моимъ начальствомъ, тогда мы будемъ всесильны!
   -- Не говоря уже о томъ, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- что я наслѣдникъ престола.
   -- А-га! произнесъ Генрихъ.
   -- Онъ правъ, сказалъ Шико:-- ты самъ виноватъ, сынъ мой!.. Вольно жь тебѣ не имѣть наслѣдника!
   -- Не смотря на то, что вы наслѣдникъ престола, возразилъ де-Гизъ:-- вамъ предстоятъ тысячи препятствій... Сочтите ихъ...
   -- Э, герцогъ! ue-ужь-то вы думаете, я не считалъ уже, не взвѣшивалъ ихъ?
   -- Первое препятствіе -- король наваррскій...
   -- О! этотъ мнѣ не страшенъ; онъ слишкомъ занятъ своими любовными интригами.
   -- Ошибаетесь, ваше высочество: это самый опасный противникъ; онъ проголодался, исхудалъ, платье на немъ износилось... Онъ поджидаетъ васъ, не теряетъ ни васъ, ни брата вашего изъ вида; ему ужасно хочется вступить на тронъ. Пусть что-нибудь случится съ тѣмъ, кто теперь сидитъ на престолѣ, и вы увидите, какъ онъ очутится изъ По въ Парижъ... Вы увидите, ваше высочество, и вспомните слова мои.
   -- Что же можетъ случиться съ тѣмъ, кто сидитъ на престолъ? медленно спросилъ Франсуа, устремивъ испытующій взоръ на Гиза.
   -- Э-ге! проговорилъ Шико:-- прислушай, Генрихъ; Гизъ сейчасъ наскажетъ тебѣ кучу весьма-поучительныхъ вещей. Прійми ихъ въ соображеніе.
   -- Многое можетъ случится, ваше высочество, отвѣчалъ де-Гизъ.-- Вы знаете, что сегодня живъ и здоровъ, а завтра чувствуешь какую-то необъяснимую боль... думаешь, что проживешь еще многія лѣта, а на повѣрку выходитъ, что не проживешь и нѣсколькихъ часовъ.
   -- Слышишь, Генрихъ, слышишь? сказалъ Шико, взявъ дрожавшую руку короля, на всемъ тѣлѣ котораго выступилъ холодный нотъ.
   -- Да, это правда, возразилъ герцогъ анжуйскій такимъ глухимъ голосомъ, что король и Шико должны были прислушиваться къ словамъ его съ удвоеннымъ вниманіемъ: -- правда, принцы нашего дома рождаются подъ вліяніемъ пагубной звѣзды; но братъ мой, Генрихъ III, слава Богу, здоровъ и силенъ. Онъ бывалъ и на войнъ, и это еще болѣе укрѣпило его... Какъ же ему теперь не быть здоровымъ, когда вся жизнь его проходитъ въ удовольствіяхъ?
   -- Правда, ваше высочество, отвѣчалъ де-Гизъ: -- но не забывайте, что удовольствія, которымъ предаются короли Франціи, имѣютъ свои опасности; отецъ вашъ, Генрихъ II, также воротился здоровъ и силенъ съ войны, но умеръ отъ удовольствій, о которыхъ вы упоминаете. Копье Монгоммери было безобидно, правда, для латъ, но не для глаза короля Генриха II, скончавшагося отъ раны... Вотъ что можетъ случиться. Правда, пятнадцать лѣтъ спустя, вдовствующая королева приказала воротить Монгоммери изъ изгнанія и отрубить ему голову... но все-таки это не возвратило королю жизни. Что же касается до вашего брата, покойнаго короля Франциска, то ему значительно повредило во мнѣніи народа его слабоуміе; онъ также умеръ весьма-несчастнымъ образомъ. Признайтесь, принцъ, что боль въ ухѣ не можетъ быть смертельною болѣзнью,-- а между-тѣмъ король умеръ отъ этой боли...Вотъ что можетъ случиться. Я часто слышалъ, что эта смертельная болѣзнь развилась въ ухѣ Франциска не однимъ случаемъ... мнѣ даже называли весьма-извѣстную особу...
   -- Герцогъ!.. проговорилъ Франсуа краснѣя.
   -- Да, ваше высочество, продолжалъ герцогъ:-- съ нѣкоторыхъ-поръ весьма-опасно носить титулъ короля. Антуанъ Бурбонскій получилъ рану въ плечо только отъ-того, что назывался королемъ: другой легко и скоро излечился бы отъ этой раны, а онъ -- умеръ отъ нея. Глазъ, ухо и плечо причинили много горя во Франціи, и это напоминаетъ мнѣ стихи, сложенные по этому случаю графомъ де-Бюсси.
   -- Какіе стихи? спросилъ король.
   -- Будто ты не знаешь? отвѣчалъ Шико.
   -- Не знаю,
   -- Худо же, если отъ тебя скрываютъ подобныя вещи. Слушай:
   
   Par l'oreille, l'épaule et l'oeil,
   La France eut trois rois au cercueil;
   Par l'oreille, l'oeil et l'épaule,
   11 mourut trois rois dans la Gaule.
   Par l'oeil, l'épaule et l'oreille...
   
   Но тише, тише! Мнѣ кажется, что братъ твой говоритъ.
   -- А послѣдній стихъ?
   -- Послѣ скажу, когда Бюсси прибавитъ къ нимъ еще четыре стиха.
   -- Что это значить?
   -- Это значитъ, что въ семейной картинѣ его не достаетъ еще двухъ лицъ... Но слушай: не брать твой, а герцогъ де-Гизъ говоритъ.
   -- Замѣтьте, ваше высочество, продолжалъ де-Гизъ:-- что исторія вашихъ родныхъ и союзниковъ не кончена еще въ стихахъ Бюсси.
   -- Что я тебѣ говорилъ? сказалъ Шико, толкнувъ Генриха локтемъ.
   -- Вы забываете Жанну д'Альбре, мать Беарнца, которая умерла отъ-того, что понюхала пару перчатокъ, купленныхъ у флорентинца, близь Сен-Мишельскаго-Моста; это тоже весьма неожиданный случай, тѣмъ болѣе, что въ то время очень-многіе желали смерти Жанны. Признайтесь, ваше высочество, что васъ самихъ это обстоятельство весьма удивило?
   Герцогъ анжуйскій только насупилъ брови, что придало его коварному взгляду еще болѣе мрачное выраженіе.
   -- А вспомните Карла IX, продолжалъ герцогъ: -- и вы не спросите, что можетъ случиться. Ему причинили смерть не глазъ, не ухо, не плечо, не носъ, а орямо -- ротъ.
   -- Что-о? вскричалъ Франсуа.
   И по послышавшемуся движенію можно было угадать, что герцогъ анжуйскій отступилъ съ ужасомъ.
   -- Да, ваше высочество, ротъ, повторилъ де-Гизъ: -- чтеніе охотничьихъ книгъ весьма-опасно, особенно, когда страницы такъ слипнутся, что нельзя иначе перебирать ихъ, какъ поднося безпрестанно палецъ ко рту, чтобъ смачивать его слюней; вкусъ застарѣлой бумаги весьма вреденъ для здоровья: онъ отравляетъ слюну...
   -- Герцогъ! герцогъ! произнесъ Франсуа съ ужасомъ: -- мнѣ кажется, что вы выдумываете эти преступленія!
   -- Преступленія? повторилъ де-Гизъ:-- кто вамъ говоритъ о преступленіяхъ, ваше высочество? Я только говорю, что можетъ случиться! Я и не думаю о преступленіяхъ. А знаете ли вы, что случилось съ королемъ Карломъ IX на охотѣ?
   -- Слушай, Генрихъ, сказалъ Шико: -- тебѣ, какъ охотнику, это должно быть очень-любопытно.
   -- Я знаю, что случилось съ Карломъ, сказалъ Генрихъ.
   -- Да я не знаю; я тогда еще не былъ при дворѣ; не мѣшай же мнѣ слушать, сынъ мой.
   -- Вы знаете, ваше высочество, продолжалъ лотарингскій принцъ: -- о какой охотъ я говорю; о той, въ которую, по великодушному побужденію вашего сердца убить кабана, бросившагося на вашего брата, вы выстрѣлили съ такою поспѣшностью и такъ неосторожно, что вмѣсто кабана, въ котораго вы цѣлились, вы рапили того, въ кого не цѣлились. Этотъ выстрѣлъ доказываетъ, какъ должно опасаться того, что можетъ случиться. Всѣмъ при дворъ извѣстна ловкость вашего высочества. Всѣ знаютъ, что вы стрѣляете чрезвычайно-мѣтко, а потому вы, я думаю, сами не мало изумились, когда увидѣли, что король упалъ съ лошади и неминуемо сдѣлался бы жертвой свирѣпаго кабана, еслибъ не подоспѣлъ король наваррскій и не убилъ дикаго звѣря.
   -- Какая же мнѣ была польза въ смерти короля Карла IX? сказалъ герцогъ анжуйскій, стараясь придать себѣ твердости и спокойно отвѣчать на ироническіе намеки де-Гиза:-- если наслѣдникомъ его былъ братъ мой Генрихъ?
   -- Позвольте, ваше высочество; вы забываете, что польскій престолъ былъ не занятъ. Со смертію Карла IX открывалась вакансія и на французскій престолъ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что старшій братъ вашъ избралъ бы послѣдній. Но вѣдь и польскимъ престоломъ нельзя было пренебрегать, тѣмъ болѣе, что я знаю многихъ, которые домогались даже бѣдненькой короны наваррской. Притомъ же, смерть Карла IX еще одного ступенью приближала васъ къ наслѣдству... Вѣдь король Генрихъ Ш прибылъ же изъ Варшавы сюда въ десять дней; слѣдовательно, и вы могли поспѣть сюда также скоро.
   Генрихъ III посмотрѣлъ на Шико, который въ свою очередь взглянулъ на короля, но уже не съ обыкновеннымъ лукавыми, и саркастическимъ выраженіемъ, но съ участіемъ, почти-нѣжнымъ, которое, однакожь, тотчасъ же исчезло съ загорѣлаго лица его.
   -- Что же вы изъ этого заключаете? спросилъ герцогъ анжуйскій, стараясь прекратить разговоръ, въ которомъ де-Гизъ высказалъ все свое неудовольствіе.
   -- Я заключаю, что со всякимъ человѣкомъ, а тѣмъ болѣе съ королемъ, можетъ многое случиться. Вы олицетворяете собою случаи, угрожающій Генриху III, особенно, если сдѣлаетесь начальникомъ лиги, потому-что быть начальникомъ лиги -- значитъ быть королемъ короля, не говоря уже о томъ, что, принявъ начальство надъ лигой, вы уничтожаете случай, угрожающій скорому вашему вступленію на престолъ, т. е. Беарнца.
   -- Скорому вступленію! Слышишь? сказалъ Генрихъ III.
   -- Какъ не слышать, ventre de biche! отвѣчалъ Шико.
   -- Слѣдовательно... продолжалъ герцогъ де-Гизь.
   -- Слѣдовательно, повторилъ герцогъ анжуйскій:-- вы того мнѣнія, что я долженъ принять предложеніе короля?
   -- Разумѣется! отвѣчалъ лотарингскій принцъ: -- я умоляю васъ принять это предложеніе, ваше высочество.
   -- А вы... сегодня вечеромъ?
   -- О! будьте спокойны; люди мои рыскаютъ съ утра, и сегодня вечеромъ Парижъ очень удивится...
   -- -- Чему удивится Парижъ? спросилъ Генрихъ III.
   -- А нечто ты не догадываешься?
   -- Нѣтъ.
   -- Ахъ, какъ ты недогадливъ, сынъ мой! Сегодня вечеромъ публично подписываютъ лигу, потому-что тайкомъ она уже давно подписана и переподписана; ждали только твоего согласія: утромъ ты согласился, а вечеромъ ужь и подписываютъ... ventre de biche! Ты видишь, Генрихъ, что твои случаи -- потому-что у тебя ихъ два,-- что твои случаи не теряютъ времени.
   -- Хорошо, сказалъ герцогъ анжуйскій:-- и такъ, до вечера.
   -- Да; до вечера! произнесъ глухимъ голосомъ король.
   -- Какъ! спросилъ Шико:-- не-ужь-ли и ты, Генрихъ, рѣшишься вечеромъ выйдти на улицу?
   -- Непремѣнно.
   -- Напрасно, Генрихъ.
   -- Отъ-чего?
   -- А случай!
   -- Не бойся, я буду не одинъ; и ты пойдешь со мною.
   -- Какъ бы не такъ! Я, братъ, не гугенотъ. Я православный католикъ и самъ хочу подписать лигу, не разъ, а десять разъ, не десять, а сто разъ!
   Не стало болѣе слышно голосовъ герцога анжуйскаго и де-Гиза.
   -- Еще одно слово, сказалъ король, остановивъ Шико: -- что ты думаешь обо всемъ этомъ?
   -- Я думаю, что ни одинъ изъ вашихъ предшественниковъ не зналъ своего случая; Генрихъ II не берегъ глаза; Францискъ II не берегъ уха; Антуанъ-Бурбонскій не берегъ плеча; Жанна д'Альбре не берегла носа; Карлъ IX не берегъ рта. Слѣдовательно, вы, Генрихъ, имѣете большое преимущество надъ ними: вы можете предостеречься, потому-что, ventre de biche! хорошо знаете своего братца!
   -- Да, сказалъ Генрихъ III:-- и скоро онъ увидитъ, par la mordieu! какъ его знаю!
   

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА I.
Вечеръ Лиги.

   Празднества теперешняго Парижа отличаются шумомъ и болѣе или менѣе значительнымъ стеченіемъ народа; но они чрезвычайно-однообразны. Не то было въ старинномъ Парижѣ. Миріады народа, стремившагося къ одной точкѣ, толпившагося въ узкихъ улицахъ, между домами съ балконами и крылечками, имѣвшими свой отличительный характеръ, составляли прекрасное зрѣлище; разнообразіе костюмовъ, вооруженій, нарѣчій, движеніи, голосовъ, представляло тысячу любопытныхъ подробностей, собранныхъ на одной точкѣ и составлявшихъ одно чрезвычайно-занимательное цѣлое.
   Вотъ что представлялъ Парижъ въ восемь часовъ вечера, въ тотъ день, когда герцогъ де-Гизъ, послѣ представленія королю и разговора съ герцогомъ анжуйскимъ, хотѣлъ заставить добрыхъ гражданъ столицы королевства Франціи подписать лигу.
   Граждане, въ лучшихъ своихъ костюмахъ, какъ-бы наряженные на праздникъ, или въ полномъ вооруженіи, какъ-бы готовясь на смотръ или битву, направлялись къ церкви: всѣ, движимые однимъ чувствомъ и идя къ одной цѣли, были веселы или мрачны, когда проходили мимо постовъ королевской стражи. Этотъ мрачный видъ и особенно крики, насмѣшки и брань, сопровождавшіе его, очень обезпокоили бъ г-на де-Морвилье, еслибъ онъ не зналъ добрыхъ Парижанъ, насмѣшниковъ и забіякъ, но неспособныхъ быть зачинщиками, если только ихъ не побудитъ къ тому злой другъ или неосторожный врагъ.
   Разнообразіе этого зрѣлища было увеличено еще тѣмъ, что множество женщинъ, нехотѣвшихъ оставаться дома въ такой торжественный день, послѣдовали за своими мужьями; нѣкоторыя тащили даже за собою толпу дѣтей, и весьма-забавную картину составляли ребятишки, цѣплявшіеся за непомѣрно-длинные мускеты, за гигантскія сабли или грозныя алебарды отцовъ.
   По-временамъ, изъ группы людей, болѣе другихъ воспламененныхъ, слышались грозные крики и вслѣдъ за тѣмъ въ воздухѣ сверкало лезвіе обнаженныхъ шпагъ, особенно, когда о ни проходили мимо дома какого-нибудь гугенота. Тогда ребятишки кричали: -- Варѳоломеевская ночь-ночь-ночь!-- между-тѣмъ, какъ отцы вторили имъ: -- На костры еретиковъ! на костры! на костры!
   Эти крики на минуту вызывали къ окнамъ блѣдное лицо какой-нибудь старой служанки или суроваго пастора; вслѣдъ за тѣмъ слышался за дверьми шумъ желѣзныхъ запоровъ и замковъ. Тогда граждане, счастливые и гордые тѣмъ, что, подобно зайцу въ баснѣ Лафонтена, напугали людей болѣе ихъ трусливыхъ, продолжали торжественное шествіе и переносили далѣе шумныя и безсильныя угрозы.
   Стеченіе народа было особенно-велико на улицѣ Арбр-Секъ. Улица была загорожена, въ полномъ смыслѣ этого слова; шумная и буйная толпа направлялась къ свѣтлому фонарю, висѣвшему надъ вывѣской, знакомой многимъ изъ нашихъ читателей. На ней былъ изображенъ цыпленокъ на лазоревомъ полѣ, съ слѣдующею надписью: Прекрасная-Звѣзда.
   На порогѣ этого дома, человѣкъ, замѣчательный по шерстяному клѣтчатому колпаку, о чемъ-то громко разсуждалъ. Онъ размахивалъ обнаженной шпагой, а въ другой рукѣ держалъ тетрадь, вполовину исписанную именами.
   -- Сюда, сюда, добрые католики! пожалуйте въ гостинницу "Прекрасной-Звѣзды"! вы здѣсь найдете и доброе вино, и добрыхъ людей; пожалуйте! Минута благопріятная; въ эту ночь добрые будутъ отдѣлены отъ злыхъ; завтра утромъ вырвутъ дурную траву изъ поля! Пожалуйте, господа; умѣющіе писать, идите и пишите! Неумѣющіе писать, идите и говорите ваши имена, или мнѣ, Ла-Гюрьеру, или помощнику моему, г. Крокантену.
   Г. Крокантенъ, перигорскій уроженецъ, въ бѣломъ платьѣ съ ногъ до головы, опоясаиный веревкой, за которой торчали ножъ и чернильница, записывалъ имена выступавшихъ впередъ.
   -- Господа, за вѣру! кричалъ вовсе горло хозяинъ гостинницы "Прекрасной-Звѣзды": -- господа, за святую вѣру!... Святая вѣра! господа, виватъ!...
   И онъ задыхался отъ усердія и усталости, потому-что энтузіазмъ его начался съ четвертаго часа по-полудии.
   Добрые католики, одушевляемые восклицаніями Ла-Гюрьера, записывались, или говорили имена свои г. Крокантену.
   Множество именъ было уже записано, къ величайшему удовольствію хозяина гостинницы, имѣвшему опасную соперницу въ церкви Сен-Жермен-у-Гоксерроа; но, по счастію, число правовѣрныхъ было такъ велико, что тѣ, которымъ не удавалось войдти въ церковь и записаться у алтаря, пробирались до двери гостинницы, гдѣ распоряжались Ла-Гюрьеръ и помощникъ его, Крокантенъ.
   Когда тетради Ла-Гюрьера и Крокантена были исписаны, хозяинъ гостинницы приказалъ немедленно принести двѣ новыя, чтобъ не было остановки, и опять громче прежняго принялся вызывать желающихъ, надѣясь заслужить этимъ вниманіе герцога де-Гиза,-- вниманіе, котораго онъ уже такъ давно домогался.
   Между-тѣмъ, какъ подписчики предавались порывамъ безпрестанно-усиливавшагося усердія и переходили изъ одной улицы въ другую, въ толпѣ показался человѣкъ высокаго роста, съ помощію толчковъ и пинковъ добиравшійся до Крокантена.
   Достигнувъ своей цѣли, этотъ человѣкъ взялъ перо изъ рукъ почтеннаго гражданина, только-что расчеркнувшагося подъ своею подписью, и написалъ свое имя буквами въ полдюйма величины, такъ-что на бѣлой страничкѣ, имъ избранной, не осталось болѣе мѣста; расчеркнувшись фигурными закорючками, онъ передалъ перо гражданину, стоявшему за нимъ и нетерпѣливо ожидавшему своей очереди.
   -- Шико! прочиталъ этотъ гражданинъ: -- чортъ возьми, какъ красиво расписывается этотъ господинъ!
   Шико, -- то былъ онъ, -- отказавшись слѣдовать за Генрихомъ, бродилъ по улицамъ и расписывался гдѣ только могъ. Написавъ свое имя у Крокантена, онъ перешелъ къ Ла-Гюрьеру, съ завистью глядѣвшему на Крокантена, которому посчастливилось украсить тетрадь свою такимъ красивымъ почеркомъ. Ла-Гюрьеръ принялъ Шико не съ открытыми объятіями, но съ открытою тетрадью. Гасконецъ записался еще болѣе-вычурнымъ почеркомъ; потомъ спросилъ Ла-Гюрьера, нѣтъ ли у него еще третьей тетради.
   Ла-Гюрьеръ шутить не любилъ: онъ косо посмотрѣлъ на Шико; Шико посмотрѣлъ ему прямо въ глаза. Ла-Гюрьеръ назвалъ его сквозь зубы еретикомъ; Шико проворчалъ ему въ отвѣтъ: кабачникъ. Ла-Гюрьеръ отложилъ тетрадь и схватился за шпагу. Шико бросилъ перо и также схватился за шпагу; наконецъ, ссора эта кончилась бы непремѣнно поединкомъ, въ которомъ досталось бы трактирщику, еслибъ Шико не почувствовалъ, что его кто-то ущипнулъ въ руку; онъ скоро оглянулся.
   За нимъ стоялъ король, одѣтый простымъ гражданиномъ; съ нимъ были Келюсъ и Можиронъ, также переодѣтые, но вооруженные шпагами и ружьями.
   -- Это что такое? вскричалъ король: -- что вы, господа? вы добрые католики и ссоритесь! Mordieu, вы подаете дурной примѣръ.
   -- Извольте дѣлать выговоры тому, кому слѣдуетъ, сказалъ Шико, какъ-бы не узнавая короля: -- этотъ неучъ сзываетъ прохожихъ, чтобъ у него записывались, а запишешься, такъ онъ же еще ругается.
   Ла-Гюрьеръ замѣтилъ вновь-прибывшихъ и однимъ толчкомъ подвинулъ толпу назадъ, такъ-что Шико, король и миньйоны отдѣлились отъ нея и остались на возвышеніи, на крылечкѣ заведенія трактирщика-фанатика.
   -- Какое усердіе! шепнулъ Генрихъ: -- сегодня раздолье православной религіи въ моемъ городѣ!
   -- Да, ваше величество, но не раздолье еретикамъ... А вашему величеству извѣстно, что вы сопричислены къ ихъ сонму... Посмотрите на лѣво... еще лѣвѣе... еще; что вы видите?
   -- А! широкую образину герцога майеннскаго и остренькую мордочку кардинала.
   -- Тише, ваше величество; всѣ выгоды на нашей сторонѣ, потому-что мы знаемъ, гдѣ наши непріятели, а они не знаютъ, гдѣ мы.
   -- Чего же мнѣ бояться?
   -- Э, Боже мой! въ такой давкѣ ни за что нельзя ручаться. Трудно ли спрятать подъ полой ножъ, трудно ли вонзить этотъ ножъ въ бокъ сосѣду, такъ-что онъ и не успѣетъ замѣтить, кто нанесъ ему ударъ? Сосѣдъ вздохнетъ, да и былъ таковъ! Уйдемте подальше, ваше величество; здѣсь не хорошо.
   -- Развѣ меня узнали?
   -- Нѣтъ; по-крайней-мирѣ, не думаю; но узнаютъ, если вы долѣе останетесь здѣсь.
   -- Виватъ за вѣру! Виватъ за православную! кричала толпа народа, возвращавшаяся съ рынковъ и хлынувшая въ улицу Арбр-Секъ.
   -- Виватъ герцогъ де-Гизъ! виватъ кардиналъ! виватъ мосьё де-Майеннъ! отвѣчалъ народъ, толпившійся у гостинницы Ла-Гюрьера и узнавшій двухъ приближавшихся къ ней лотарингскихъ принцевъ.
   -- О-го! Это что за виватъ? сказалъ Генрихъ III, насупивъ брови.
   -- Эти крики доказываютъ, что всѣмъ хорошо на своемъ, мѣстѣ: герцогу де-Гизу хорошо на улицахъ, а вамъ въ Луврѣ; ступайте въ Лувръ, ваше величество, ступайте въ Лувръ.
   -- И ты съ нами?
   -- Я? О, нѣтъ! я тебѣ теперь не нуженъ, сынъ мой; у тебя есть своя стража. Живѣе, господа! Спѣшите, Кедюсъ, спѣшите, Можиронъ! Я хочу присутствовать на этомъ зрѣлищѣ до самаго конца. Оно кажется мнѣ весьма-любопытнымъ и забавнымъ.
   -- Куда же ты идешь?
   -- Пойду еще записываться. Я хочу, чтобъ завтра въ городѣ было болѣе тысячи моихъ автографовъ. Вотъ и набережная; спокойной ночи, сынъ мой, ступай направо, а я пойду налѣво; каждый долженъ идти своей дорогой. Мнѣ нужно еще забѣжать въ Сен-Мерри послушать отличнаго проповѣдника.
   -- Что тамъ еще за шумъ? внезапно вскричалъ король: -- зачѣмъ народъ бѣжитъ къ Новому-Мосту?
   Шико поднялся на ципочки, но увидалъ только массу народа, кричавшаго, ревѣвшаго, толкавшагося и несшаго кого-то или что-то съ торжествомъ на плечахъ.
   Вдругъ, въ томъ мѣстѣ, гдѣ набережная расширяется, толпа, сжатая сперва въ узкомъ пространствѣ, разступилась, расширилась и, подобно чудовищу, выкинутому волнами къ ногамъ Ипполита, человѣкъ, казавшійся главнымъ дѣйствующимъ лицомъ этой сцены, былъ, такъ-сказать, брошенъ къ самымъ ногамъ короля.
   Человѣкъ этотъ былъ братъ Горанфло, сидѣвшій на ослѣ.
   Онъ кричалъ и размахивалъ руками.
   Оселъ оглашалъ воздухъ жалобнымъ ревомъ.
   -- Ventre de biche! вскричалъ Шико, узнавъ и осла и сѣдока, выступившихъ на сцену:-- я говорилъ тебѣ объ отличномъ проповѣдникѣ въ Сен-Мери; намъ не зачѣмъ далеко ходить -- послушаемъ этого.
   -- Проповѣдникъ на ослѣ? спросилъ Келюсъ.
   -- Отъ-чего же и нѣтъ, сынъ мой?
   -- Да онъ скорѣе похожъ на Силена! сказалъ Можиронъ.
   -- Который же изъ нихъ проповѣдникъ? спросилъ Генрихъ: -- и оселъ и человѣкъ кричатъ въ одно время.
   -- Оселъ краснорѣчивѣе, отвѣчалъ Шико: -- но человѣкъ говоритъ лучше по-французски. Прислушай, Генрихъ, прислушай, сынъ мой.
   -- Смирно! кричалъ народъ:-- смирно!..
   -- Смирно! закричалъ Шико голосомъ, покрывшимъ ревъ народа.
   Наступило молчаніе.
   Толпа окружила проповѣдника и осла. Горанфло началъ говорить рѣчь.
   -- Братія! сказалъ онъ:-- Парижъ -- славный городъ; Парижъ -- гордость королевства Франціи, а Парижане весьма-умный народъ!.. Такъ сказано въ пѣсенкѣ...
   И онъ запѣлъ во все горло:
   
   Parisien, mon bel ami,
   Que tu sais de sciences!
   
   Но при этихъ словахъ, или, лучше сказать, при этой аріи, оселъ сталъ аккомпанировать такъ громко и съ такимъ ожесточеніемъ, что сѣдокъ долженъ былъ замолчать.
   Народъ хохоталъ.
   -- Молчи, Панюржъ; да замолчи же! кричалъ Горанфло: -- ты послѣ будешь говорить; дай мнѣ сперва кончить рѣчь.
   Оселъ замолчалъ.
   -- Братія! продолжалъ проповѣдникъ:-- міръ сей -- юдоль плача и горестей, въ которой люди должны, большею частію, утолять свою жажду слезами.
   -- Онъ, кажется, пьянъ? сказалъ король.
   -- Еще бы! отвѣчалъ Шико.
   -- Я самъ, предсѣдящій предъ вами, возвращаюсь изъ изгнанія, какъ Іудеи, и вотъ уже цѣлая недѣля, какъ мы, то-есть Панюржъ и я, живемъ подаяніями...
   -- Кто такой Панюржъ? спросилъ король.
   -- Вѣроятно, кто-нибудь изъ его товарищей: -- я такъ думаю, отвѣчалъ Шико.-- Но не мѣшай мнѣ слушать: рѣчь бѣдняка трогаетъ меня.
   -- И кому я обязанъ этимъ?.. Ироду! Вы знаете, о какомъ Иродѣ говорю я...
   -- Ты тоже знаешь, сынъ мой, сказалъ Шико:-- помнишь мою анаграмму?
   -- Негодяй!
   -- Кому это ты говоришь? Мнѣ, проповѣднику, или ослу?
   -- Всѣмъ троимъ.
   -- Братія, продолжалъ Горанфло: -- вотъ мой оселъ, котораго я люблю какъ овцу; онъ можетъ подтвердить вамъ, что мы въ три дня прибыли сюда изъ Вильнёв-ле-Руа, чтобъ присутствовать на великомъ торжествѣ, совершающемся сегодня вечеромъ... А какъ мы пріѣхали?
   
   La bourse vide,
   Le gosier sec.
   
   Но ничто не удержало насъ, т. е. Панюржа и меня!
   -- Кто же этотъ Панюржъ? спросилъ опять Генрихъ, озабоченный этимъ страннымъ прозвищемъ.
   -- И такъ, мы пріѣхали, продолжалъ проповѣдникъ: -- чтобъ узнать, что здѣсь дѣлается. Теперь же мы видимъ, но не понимаемъ. Что здѣсь дѣлается, братія? Сегодня ли свергаютъ Ирода съ престола? Сегодня ли сажаютъ брата Генриха въ монастырь?
   -- О-го! сказалъ Келюсъ: -- мнѣ очень хочется подстрѣлить этого толстяка; какъ ты думаешь, Можиронъ?
   -- Ба! сказалъ Шико:-- какъ можно сердиться за такую бездѣлицу, Келюсъ? Повѣрь мнѣ, Генрихъ, если тебя посадятъ только въ монастырь, такъ это еще слава Богу!.. Не такъ ли, Панюржъ?
   Оселъ, услышавъ свое имя, поднялъ уши я страшно заревѣлъ.
   -- О, Панюржъ! о! сказалъ проповѣдникъ: -- тебя, кажется, волнуютъ страсти?.. Господа, продолжалъ онъ: -- я выѣхалъ изъ Парижа съ двумя пріятелями: Панюржемь, моимъ осломъ, и Шико, шутомъ его величества... Господа, не знаете ли вы, что сталось съ моимъ другомъ, Шико?
   Шико сдѣлалъ гримасу.
   -- А! сказалъ король:-- такъ это твой другъ!
   Келюсъ и Можиронъ засмѣялись.
   -- Хорошъ твой другъ, продолжалъ король:-- а нельзя ли узнать, какъ его зовутъ.
   -- Горанфло, Генрихъ; ты знаешь, тотъ самый Горанфло, о которомъ уже намекалъ тебѣ г. де-Морвилье.
   -- Сен-Женевьевскій возмутитель?
   -- Именно.
   -- Такъ я велю его повѣсить.
   -- Нельзя.
   -- Отъ-чего?
   -- Отъ-того, что у него нѣтъ шеи. Голова приросла къ плечамъ.
   -- Братія, продолжалъ Горанфло: -- братія, вы видите предъ собою настоящаго мученика. Братія, теперь дѣло идетъ о томъ, чтобъ защитить меня, или, лучше сказать, защитить всѣхъ правовѣрныхъ католиковъ. Вы не знаете, что дѣлается въ провинціи, что затѣваютъ тугеноты. Мы должны были убить въ Ліонѣ одного, проповѣдывавшаго возмущеніе. Пока во Франціи останется одинъ гугенотъ, православные не будутъ имѣть ни минуты покоя. Истребимъ же гугенотовъ! За оружіе, братія, за оружіе!
   -- За оружіе! повторили многіе.
   -- Far la mordieu! сказалъ король:-- заставь этого пьяницу замолчать, или онъ накличетъ вторую варѳоломеевскую ночь!
   -- Погоди, погоди, сказалъ Шико.
   Взявъ сарбакань изъ рукъ Келюса, онъ пробрался до оратора и изъ всей силы ударилъ его пустымъ и звучнымъ инструментомъ по спинѣ.
   -- Рѣжутъ! бьютъ! заревѣлъ Горанфло.
   -- А! это ты? сказалъ Шико, просунувъ голову подъ руку Горанфло:-- какъ поживаешь, дружище?
   -- Помогите, г. Шико, защитите! продолжалъ кричать Горанфло:-- враги вѣры хотятъ убить меня; но я умру, взывая къ правовѣрнымъ: на костеръ гугенотовъ! на костеръ Беарнца!
   -- Замолчи, животное!
   -- Чортъ побери Гасконцевъ! продолжалъ кричать Горанфло.
   Но въ это самое время другой ударъ, уже не сарбаканомъ, а палкой, упалъ на плечо Горанфло, который въ этотъ разъ заревѣлъ отъ боли.
   Шико съ изумленіемъ осмотрѣлся, но замѣтилъ только конецъ палки. Ударъ былъ нанесенъ человѣкомъ, вмѣшавшимся въ толпу послѣ исправительной мѣры, предпринятой противъ брата Горанфло.
   -- О-го! сказалъ Шико: -- кто это такъ больно заступается за насъ? Ужъ не землякъ ли? Надобно узнать.
   И онъ побѣжалъ за человѣкомъ съ палкой, скоро удалявшимся по набережной въ сопровожденіи еще какого-то незнакомца.
   

II.
Улица-Фероннри.

   Шико былъ мастеръ бѣгать и скоро догналъ бы человѣка, ударившаго Горанфло, еслибъ нѣчто странное въ фигурѣ этого человѣка и особенно въ фигурѣ его товарища не дало ему понять, что опасно было приступить къ человѣку, старавшемуся не быть узнаннымъ. И точно, оба видимо старались скрыться въ толпѣ, оглядываясь по-временамъ, какъ-бы желая удостовѣриться, не гонятся ли за ними.
   Шико разсудилъ, что было только одно средство не возбудить ихъ подозрѣнія, именно -- перегнать ихъ и идти передъ ними. Они шли къ Улицѣ-Сент-Оноре; на углу Улицы-Тирніанъ Шико перегналъ ихъ и, убѣжавъ довольно-далеко впередъ, спрятался въ уступѣ, въ Улицѣ-Бурдонне.
   Незнакомцы, опустивъ поля шляпъ до самыхъ бровей и закрываясь плащами до самыхъ глазъ, продолжали идти скорымъ военнымъ шагомъ къ Улицѣ-Фероннри.
   Шико опять перегналъ ихъ.
   На углу Улицы-Фероннри, незнакомцы остановились и осмотрѣлись.
   Шико же продолжалъ идти впередъ и дошелъ уже до половины улицы.
   Тутъ предъ домомъ, походившимъ уже на развалины, -- такъ онъ былъ старъ,-- стояла карета, запряженная двумя дюжими лошадьми.
   Шико осмотрѣлся, замѣтилъ, что возница спалъ на козлахъ, и что изъ окна выглядывало озабоченное лицо женщины. Быстрая мысль сверкнула въ умѣ Шико: ему показалось, что карета ждала двухъ незнакомцевъ. Онъ осторожно прошелъ за нею и, пользуясь тѣнью отъ дома, проскользнулъ, никѣмъ незамеченный, подъ каменную скамью, стоявшую у дома и служившую лоткомъ зеленщикамъ, которые въ то время два раза въ недѣлю обращали Улицу-Фероннри въ рынокъ.
   Лишь-только онъ успѣлъ забиться подъ скамью, какъ увидѣлъ незнакомцевъ, подходившихъ уже къ лошадямъ; они опять стали осматриваться съ безпокойствомъ; одинъ изъ нихъ началъ будить кучера; но такъ-какъ кучеръ спалъ крѣпко, то онъ произнесъ выразительное гасконское cap di diou, между-тѣмъ, какъ товарищъ его толкалъ въ спину лѣниваго возницу.
   -- Такъ я не ошибся, подумалъ ІІІико: -- это мои земляки; теперь мнѣ не удивительно, что они такъ ловко ударили Горанфло, бранившаго Гасконцевъ.
   Молодая женщина, узнавъ двухъ мужчинъ, которыхъ она ждала, поспѣшно высунулась изъ окна тяжелаго экипажа; тогда Шико могъ явственно разсмотрѣть ее: ей могло быть отъ двадцати до двадцати-двухъ лѣтъ; она была хороша собою, но чрезвычайно-блѣдна; еслибъ было свѣтло, то по цвѣту лица ея и синимъ полукружіямъ подъ глазами, по томнымъ движеніямъ, можно было бы угадать, что она была въ болѣзненномъ состояніи, объясняемомъ частыми обмороками и округленностью таліи.
   Но изъ всего этого, Шико замѣтилъ только три вещи: что она была молода, блѣдна и блондинка.
   Незнакомцы подошли къ каретѣ и стали между нею и скамьею, подъ которою сидѣлъ Шико.
   Тотъ изъ мужчинъ, который былъ повыше ростомъ, схватилъ обѣими руками бѣлую ручку, протягиваемую ему молодой женщиной, и, поставивъ одну ногу на подножку, сказалъ:
   -- Ну, что, другъ мой, милая моя, какъ вы себя чувствуете?
   Молодая дама съ грустной улыбкой покачала головой и указала на флакончикъ со спиртомъ.
   -- Опять дурнота, ventre-saint-gris! Какъ бы я сердился на васъ за эту болѣзнь, еслибъ самъ не былъ ея виновникомъ, мое сердце!
   -- А какой чортъ велѣлъ вамъ брать ее съ собой? довольно-грубо произнесъ другой незнакомецъ:-- Видно, ужь ваша судьба такая! Всегда и вездѣ къ вашему полукафтанью прицѣпится какая-нибудь юбка!
   -- Э, любезный Агриппа! отвѣчалъ первый мужчина, казавшійся мужемъ или возлюбленнымъ молодой женщины: -- ты не знаешь, какъ трудно разставаться съ тѣмъ, кого любишь!
   И онъ бросилъ на молодую женщину взглядъ, исполненный томной нѣжности.
   -- Cordioux! вы бѣсите меня, говоря такимъ образомъ, возразилъ угрюмый товарищъ.-- Развѣ вы пріѣхали въ Парижъ любезничать, волочиться? Мнѣ кажется, что для вашихъ сантиментальныхъ прогулокъ довольно мѣста и въ Беарнѣ; не зачѣмъ, было доходить до Вавилона, гдѣ васъ сегодня вечеромъ чуть не прибили разъ двадцать. Вернитесь домой, если хотите нѣжничать; но здѣсь, mordioux! занимайтесь интригами, только не любовными, а политическими!
   При этихъ словахъ, Шико очень хотѣлось поближе посмотрѣть на говорившихъ, но онъ не могъ этого сдѣлать, опасаясь быть замѣченнымъ,
   -- Пусть онъ ворчитъ, мой другъ, продолжалъ мужчина, стоявшій у дверецъ кареты: -- не обращайте на него вниманія. Я думаю, что онъ сдѣлается боленъ, если ему не на кого будетъ ворчать.
   -- Но, ventre-saint-gris! вскричалъ ворчунъ: -- влѣзайте по-крайней-мѣрѣ въ карету, если хотите нѣжничать, а не стойте на улицѣ, гдѣ васъ могутъ узнать.
   -- Ты правъ, Агриппа; вы видите, что ворчунъ мой не такъ сердитъ, какъ кажется. Дайте мнѣ мѣстечко, мое сердце, если позволяете, чтобъ я сѣлъ возлѣ васъ или у вашихъ ногъ.
   -- Не только позволяю, ваше величество, но даже прошу васъ объ этомъ.
   -- Ваше величество! проворчалъ Шико, невольно поднявъ голову и стукнувшись головой о каменную скамью:-- ваше величество? Это что значитъ?
   Но въ то же время, влюбленный вскочилъ въ карету, и послышался звукъ нѣжнаго, продолжительнаго поцалуя.
   -- Mordioux! проговорилъ незнакомецъ, оставшійся на улицѣ: -- человѣкъ преглупое животное!
   -- Пусть меня повѣсятъ, если я тутъ что-нибудь понимаю! подумалъ Шико.-- Но подождемъ: все приходитъ въ-пору тому, кто умѣетъ подождать.
   -- О, какъ я счастливъ! продолжалъ, не заботясь о досадѣ своего товарища, тотъ, кого называли величествомъ:-- ventre-saint-gris! сегодня чудный день! Добрые Парижане, ненавидящіе меня отъ всей души и готовые безпощадно растерзать меня, еслибъ знали, что я здѣсь, -- добрые Парижане хлопочутъ изъ всѣхъ силъ, чтобъ прочистить мнѣ дорогу къ престолу, и, сверхъ-того, въ моихъ объятіяхъ женщина, которую я обожаю! Гдѣ мы теперь, д'Обинье? Когда я буду королемъ, я воздвигну на этомъ мѣстѣ памятникъ доброму генію Беарнца.
   -- Беарнца...
   Шико не договорилъ, или, лучше сказать, не додумалъ; онъ второй разъ уткнулся въ то же мѣсто, тѣмъ же мѣстомъ.
   -- Мы въ Улицѣ-Фероннри, ваше величество, и здѣсь намъ быть нехорошо, сказалъ д'Обинье, жаловавшійся на вещи, когда ему надоѣдало ворчать на людей.
   -- Мнѣ кажется, продолжалъ незнакомецъ, въ которомъ читатели, вѣроятно, узнали уже Генриха, короля наваррскаго: -- мнѣ кажется, что я теперь ясно предугадываю свое будущее; я предвижу, что буду королемъ, сильнымъ и могущественнымъ, но, быть-можетъ, менѣе любимымъ, нежели теперь... О, мой ангелъ! повторите мнѣ еще, что любите меня; голосъ вашъ пробуждаетъ сладостнѣйшія ощущенія въ душѣ моей!
   И Беарнець опустилъ голову на плечо возлюбленной, съ чувствомъ, часто овладѣвавшимъ имъ.
   -- О, Боже мой! вскричала молодая женщина съ боязнію: -- вамъ дурно, ваше величество?
   -- Этого только не доставало! проворчалъ д'Обинье: -- хорошъ солдатъ, хорошъ полководецъ, хорошъ король, съ которымъ дѣлается дурно!
   -- Нѣтъ, милая, успокойся, отвѣчалъ Генрихъ: -- можетъ ли мнѣ быть дурно съ тобою?
   -- По-истинѣ, ваше величество, сказалъ д'Обинье:-- я не знаю, зачѣмъ вы называетесь Генрихомъ-Наваррскимъ, а не Ронсаромъ или Клеманомъ Маро. Cordioux! мнѣ удивительно, отъ-чего вы не живете въ ладахъ съ королевой Марго? Вы, кажется, оба порядочно расположены къ поэзіи?
   -- Ахъ, д'Обинье! ради Бога, не говори мнѣ о женъ. Какъ-разъ накличешь бѣду, ventre-saint-gris! Она, чего-добраго, сама сюда явится!
   -- Вы, вѣрно, забыли, что она въ Наваррѣ? сказалъ д'Обинье.
   -- Ventre-saint-gris! Вѣдь и я въ Наваррѣ, или, по-крайней-мѣрѣ, всѣ думаютъ, что я тамъ. Послушай, Агриппа, ты напугалъ меня; садись и ѣдемъ.
   -- Нѣтъ, не сяду, отвѣчалъ д'Обинье:-- поѣзжайте, я пойду за вами; я буду мѣшать вамъ, или, лучше-сказать, вы будете мѣшать мнѣ въ каретѣ.
   -- Такъ запри же дверцы, беарнскій медвѣдь, и дѣлай что хочешь! сказалъ Генрихъ.
   Потомъ, обратившись къ кучеру, онъ прибавилъ:
   -- Навареннъ, ты знаешь куда ѣхать?
   Карета медленно тронулась съ мѣста; д'Обиньё послѣдовалъ за нею, ворча на друга, но заботясь о безопасности короля.
   Съ груди Шико спала свинцовая тяжесть, когда они удалились: онъ зналъ, что д'Обиньё не оставилъ бы въ живыхъ неосторожнаго, подслушавшаго подобный разговоръ.
   -- Надобно ли увѣдомить Валуа о томъ, что я слышалъ? спрашивалъ себя Шико, на-четверенькахъ вылѣзая изъ-подъ-скамьи.-- Зачѣмъ? продолжалъ онъ потягиваясь и расправляя ноги:-- можно ли доносить на двухъ скрывающихся людей и беременную женщину? Нѣтъ, это было бъ неблагородно. Нѣтъ, я не скажу ему ничего; да и къ-чему ему знать объ этомъ? Вѣдь не онъ царствуетъ, а я!
   И Шико весело припрыгнулъ.
   -- Очень-мило смотрѣть на нѣжныхъ любовниковъ, продолжалъ Шико: -- только д'Обинье правь: почтенный Генрихъ-Наваррскій ужь слишкомъ влюбчивъ. Годъ-тому, не болѣе, онъ пріѣхалъ въ Парижъ для г-жи де-Совъ. Теперь онъ привезъ съ собою эту милашку, безпрестанно падающую въ обморокъ. Но кто эта красавица? Вѣроятно, ла-Фоссеза. Притомъ же, если Генрихъ-Наваррскій не шутя добивается престола, такъ онъ позаботится объ уничтоженіи своихъ соперниковъ, герцога де-Гиза, кардинала де-Гиза и моего пріятеля, герцога майеннскаго. Исполать!.. Я чувствую особое расположеніе къ Беарнцу, ибо увѣренъ, что рано ли, поздно ли, но непремѣнно онъ съиграетъ шутку съ отвратительнымъ лотарингскимъ мясникомъ... Итакъ, рѣшено! Не скажу никому ни слова.
   Въ эту минуту, нахлынула въ улицу толпа пьяныхъ лигёровъ.
   -- Да здравствуютъ католики! Смерть Беарнцу! на костеръ гугенотовъ! на костеръ еретиковъ! кричала толпа.
   Между-тѣмъ, карета поворотила за уголъ ограды Кладбища-Святыхъ-Невинныхъ и исчезла въ отдаленіи Сен-Дениской-Улицы.
   -- Итакъ, думалъ Шико:-- я видѣлъ кардинала де-Гиза, видѣлъ герцога майеннскаго, видѣлъ короля Генриха III, видѣлъ Генриха Наваррскаго; одного принца не достаетъ въ моей коллекціи, именно герцога анжуйскаго; надобно отъискать его. Куда дѣвался мой Францискъ III? Я непремѣнно долженъ видѣть моего будущаго, нареченнаго и вѣнчаннаго уже монарха.
   И Шико направился къ Церви-Сен-Жермен-л'Оксерруа.
   Не одинъ Шико искалъ герцога анжуйскаго и безпокоился о его отсутствіи: Гизы также искали его, гдѣ только могли, но тщетно. Герцогъ анжуйскій былъ человѣкъ осторожный, и мы увидимъ, какія причины заставляли его еще скрываться отъ своихъ друзей.
   Шико вошелъ въ Улицу-Бетизи; многочисленная толпа собралась у двери виноторговца, и въ этой толпѣ Гасконецъ узналъ де-Монсоро и де-Гиза.
   -- А! подумалъ Шико, въ надеждѣ, что напалъ наконецъ на слѣдъ герцога анжуйскаго: -- держи-ладьи здѣсь; должно быть, и акула недалека.
   Шико ошибался. Монсоро и Гизъ стояли у двери кабака, набитаго пьяницами, и щедро подливали стаканъ за стаканомъ оратору, поджигая его возмутительное краснорѣчіе.
   Ораторъ этотъ былъ мертвецки-пьяный Горанфло, разсказывавшій свое путешествіе въ Ліонъ и поединокъ съ окаяннымъ кальвинистомъ.
   Герцогъ де-Гизъ, какъ-бы находя въ этихъ разсказахъ объясненіе молчанія Николая Давида, слушалъ внимательно.
   Улица-Бетизи была наполнена народомъ: нѣсколько дворянъ-лигёровъ привязали лошадей къ столбу, а сами съ жаромъ разговаривали. Шико остановился у одной изъ группъ и сталъ прислушиваться.
   Горанфло, то сталкиваемый съ осла, то опять возносимый на свою живую каѳедру, съ трудомъ ворочалъ языкомъ, но, по-несчастію, могъ еще отвѣчать на распросы герцога и Монсоро, которые, подозрѣвая бѣду или измѣну, старались заставить его высказать всю правду.
   Это обстоятельство испугало подслушивавшаго Гасконца болѣе, нежели присутствіе короля наваррскаго въ Парижѣ. Онъ страшился, чтобъ Горанфло не назвалъ его; это могло объяснить допрашивавшимъ все дѣло и открыть тайну, которую Шико скрывалъ такъ тщательно. Но Гасконецъ не терялъ присутствія духа: пробравшись къ столбу, къ которому были привязаны лошади, онъ отвязалъ двухъ или трехъ и, ударивъ ихъ изъ всей мочи уздечками, пустилъ въ середину толпы, которая, испугавшись галопа и громкаго ржанія лошадей, разбѣжалась въ разныя стороны.
   Горанфло опасался за Панюржа, дворяне за своихъ лошадей, граждане за самихъ-себя; наступила суматоха, -- всѣ разбѣжались; нѣсколько человѣкъ заревѣли даже:
   -- Пожаръ! пожаръ!
   Шико съ быстротою стрѣлы пробрался сквозь толпу, приблизился къ Горанфло и, бросивъ ему грозный взглядъ, схватилъ Панюржа подъ-уздцы и вмѣсто того, чтобъ слѣдовать за толпой, поворотилъ въ противную сторону.
   Шико потащилъ за собою покачивавшагося проповѣдника въ глухой переулокъ близь Церкви-Сен-Жермен-л'Оксерруа и, прижавъ Панюржа вмѣстѣ съ сѣдокомъ его къ стѣнѣ, вскричалъ:
   -- А, пьяница! а, негодный! а, измѣнникъ! а, ренегатъ! ты предпочелъ кружку съ виномъ другу!
   -- Ахъ, г. Шико! проговорилъ Горанфло.
   -- Какъ, неблагодарный! продолжалъ Шико: -- я кормилъ, поилъ тебя, набивалъ тебѣ карманы и брюхо, а ты измѣняешь мнѣ, своему благодѣтелю!
   -- Ахъ, Шико!
   -- Ты всѣмъ разсказываешь мои тайны, измѣнникъ!
   -- Любезный другъ!
   -- Молчи! ты, вѣроломный, заслуживаешь наказанія!
   Дюжій Горанфло, сильный, мощный какъ волъ, но побѣжденный раскаяніемъ и, особенно, виномъ, покачивался со-стороны-на-сторону въ рукахъ Шико, который трясъ его, какъ надутый пузырь.
   Одинъ Панюржъ возставалъ противъ обидъ, причиняемыхъ его хозяину, и лягался въ сторону, за что Шико билъ его палкой.
   -- Наказанія! бормоталъ Горанфло:-- я заслуживаю наказанія? я, вашъ другъ, любезнѣйшій мосьё Шико.
   -- Да, да, наказанія, сказалъ Шико:-- я не хочу оставаться у тебя въ долгу.
   И палка Гасконца опустилась на широкія, мясистыя плечи Горанфло.
   -- О! еслибъ я не былъ пьянъ! закричалъ Горанфло съ сердцемъ.
   -- Что жь бы ты сдѣлалъ?
   Проповѣдникъ погрозилъ кулакомъ.
   -- Ты прибилъ бы меня, своего друга? Неблагодарный!
   -- Да вы же бьете вашего друга, мосьё Шико?
   -- Кто крѣпко любитъ, тотъ крѣпко и бьетъ.
   -- Такъ убейте же меня на мѣстѣ! закричалъ Горанфло.
   -- Ты это заслужилъ; по на первый случай я удовольствуюсь болѣе-легкимъ наказаніемъ... и палка еще разъ опустилась на спину Горанфло.
   -- О! еслибъ я не былъ пьянъ!
   -- Старая пѣсня!
   И Шико съ большимъ усердіемъ сталъ выказывать свою привязанность къ бѣдному женовевцу, ревѣвшему во все горло.
   -- Полно ревѣть! сказалъ Гасконецъ.-- Ну, будетъ съ тебя на первый случай; поправься же и ступай отдохни въ гостинницѣ Рога-Изобилія.
   -- Да, я и дороги-то не вижу, сказалъ Горанфло, по щекамъ котораго текли крупныя слезы.
   -- Добро бы ты выплакалъ выпитое вино, такъ протрезвился бы... А то нѣтъ, я же долженъ провожать тебя!
   И Шико потащилъ за собою Панюржа, между-тѣмъ, какъ Горанфло цѣплялся обѣими руками за сѣдло, чтобъ не потерять равновѣсія.
   Они миновали такимъ-образомъ Мостъ-Мёнье, улицу Сен-Баргелеми и вступили въ улицу Сен-Жакъ. Женовевецъ все плакалъ; Гасконецъ все тащилъ осла.
   По приказанію Шико, два прислужника изъ гостинницы Бономе помогли Горанфло слѣзть съ осла и провели его въ каморку, о которой мы уже упоминали.
   -- Готово, сказалъ Бономе, вышедъ къ Шико.
   -- Вы уложили его?
   -- Храпитъ.
   -- Прекрасно! Но какъ онъ не вѣкъ же будетъ спать, такъ не забудьте, что онъ не долженъ знать, какимъ-образомъ очутился здѣсь. Не говорите ему обо мнѣ ни слова. Не худо бы даже увѣрить его, что онъ не выходилъ отсюда съ той ночи, когда надѣлалъ столько шума въ своемъ монастырѣ, и что все, случившееся съ нимъ съ-тѣхъ-поръ, онъ видѣлъ во снѣ.
   -- Слушаю, мосьё Шико, отвѣчалъ хозяинъ: -- но что же съ нимъ, бѣдненькимъ, приключилось?
   -- Большое несчастіе; онъ, кажется, поссорился въ Ліонѣ съ посланнымъ герцога майеннскаго и убилъ его.
   -- Ахъ, ты, Господи!.. вскричалъ хозяинъ: -- слѣдовательно...
   -- Герцогъ майеннскій поклялся, что прибьетъ его до полусмерти, отвѣчалъ Шико.
   -- Будьте покойны, сказалъ Бономе: -- я ни за что въ мірѣ не выпущу его отсюда.
   -- Прекрасно... а теперь, продолжалъ Гасконецъ, обезопасивъ себя со стороны Горанфло:-- теперь я непремѣнно долженъ отъискать герцога анжуйскаго.
   И онъ отправился къ дому его величества Франциска III.
   

III.
Принцъ и другъ.

   Шико тщетно искалъ герцога анжуйскаго по парижскимъ улицамъ.
   Читатели знаютъ, что герцогъ де-Гизъ приглашалъ принца показаться въ народъ; это приглашеніе обезпокоило мнительнаго герцога анжуйскаго. Принцъ задумался, а послѣ размышленія онъ всегда бывалъ остороженъ.
   Однакожь, такъ-какъ собственная его польза требовала, чтобъ онъ своими глазами видѣлъ расположеніе Парижанъ, то онъ принялъ приглашеніе, рѣшившись вмѣстѣ съ тѣмъ не выходить изъ дворца иначе, какъ въ сопровожденіи человѣка, на котораго онъ могъ положиться.
   Герцогъ зналъ одного такого человѣка: Бюсси д'Амбуаза.
   Но только страхъ могъ заставить его идти къ Бюсси.-- Послѣ сцены съ Монсоро, молодой дворянинъ не являлся къ герцогу анжуйскому, и послѣдній внутренно сознавался, что Бюсси былъ правъ.
   Притомъ же на д'Амбуаза, какъ на всѣхъ великодушныхъ людей, горесть имѣла сильнѣйшее вліяніе, нежели радость. Человѣкъ, безстрашный въ опасностяхъ, холодный и непоколебимый передъ огнемъ и мечомъ, всегда скорѣе становится жертвой непріятностей, нежели человѣкъ низкій, малодушный. Тѣ, которыхъ женщины заставляютъ плакать, чаще другихъ заставляютъ трепетать мужчинъ.
   Бюсси погрузился, такъ-сказать, въ свою горесть. Онъ видѣлъ Діану при дворѣ; ее признали графиней Монсоро; она вступила въ число придворныхъ дамъ королевы; онъ видѣлъ, какъ тысячи любопытныхъ взоровъ пожирали красавицу, которую онъ, такъ-сказать, открылъ и извлекъ изъ могилы, ее скрывавшей. Въ-продолженіе цѣлаго вечера, онъ не спускалъ страстнаго, пламеннаго взора съ молодой женщины, неподымавшей глазъ, исполненныхъ грусти; и Бюсси, несправедливый, какъ всякій истинно-любящій человѣкъ, забывая прошедшее и всѣ мечты о несбывшемся счастіи, -- Бюсси не хотѣлъ понять, какъ страдала Діана, если не подымала глазъ, боясь встрѣтить на его лицѣ выраженіе грусти, которую она понимала, которой сочувствовала!..
   -- О! думалъ Бюсси, тщетно ожидая взгляда: -- женщины хитры и смѣлы только тогда, когда хотятъ обмануть опекуна, мужа или мать; онѣ робки, малодушны, когда дѣло идетъ о признательности; онѣ такъ боятся показаться любящими, такъ дорожатъ малѣйшей лаской, что не боятся поразить въ самое сердце того, кто жаждетъ этой ласки. Діана могла мнѣ сказать прямо, откровенно: -- благодарю васъ, мосьё де-Бюсси, за услугу, мнѣ оказанную, но любить васъ я не могу. Этотъ ударъ убилъ, или вылечилъ бы меня. Но, нѣтъ! она предпочитаетъ меня, позволяетъ мнѣ любить ее, и любить безнадежно... О! я не люблю ея болѣе... я презираю ее!
   И онъ удалился съ отчаяніемъ и яростію въ сердцѣ.
   Въ это время, лицо его не имѣло того благороднаго выраженія, на которое всѣ женщины глядѣли съ любовію, мужчины со страхомъ: лицо его было мрачно, улыбка принужденно-злобна, онъ глядѣлъ изъ подлобья.
   Выходя изъ пріемной комнаты, Бюсси взглянулъ въ зеркало: -- перемѣна, происшедшая съ нимъ, поразила его непріятнымъ образомъ.
   -- Я безразсуденъ, подумалъ онъ. Изъ-за одной женщины, пренебрегающей мною, я хочу добровольно отказаться отъ сотни другихъ женщинъ, ко мнѣ расположенныхъ!.. И для кого же пренебрегаетъ она мною?.. Для этого длиннаго, блѣднаго скелета, безпрестанно слѣдящаго за нею... неспускающаго съ нея ревниваго взора!.. Онъ тоже притворяется, что не видитъ меня... О! если я захочу, такъ сегодня же этотъ человѣкъ будетъ лежать блѣденъ и нѣмъ у моихъ ногъ; сегодня же я поражу его шпагой въ самое сердце; если захочу, такъ сегодня же запятнаю бѣлое платье Діаны кровью этого человѣка... Если я не могу быть любимъ, то, по-крайней-мѣрѣ, могу быть страшенъ и ненавидимъ!... Но подобный поступокъ недостоинъ меня, -- это было бы прилично какому-нибудь Келюсу и Можирону, еслибъ Келюсъ и Можиронъ умѣли любить. Лучше походить на того героя Плутарха, которому я столько удивлялся: на молодаго Антіоха, умиравшаго отъ любви безъ жалобы, безъ гнѣва!.. Да, я буду молчать! Я боролся лицомъ-къ-лицу со всѣми героями нашего столѣтія; самъ Крильйонъ, мужественный Крильйонъ былъ обезоруженъ мною, и жизнь его была въ моихъ рукахъ... Я заглушу въ душѣ своей горесть, какъ Геркулесъ задушилъ великаго Антея, не позволивъ ему ни разу коснуться Надежды, матери его... Для меня, Бюсси, прозваннаго храбрымъ, подобно Крилльйону, нѣтъ ничего невозможнаго... я могу стать на ряду съ героями древнихъ временъ!..
   И съ этими словами, онъ раскрылъ судорожно-сжатую руку, отеръ холодный потъ съ лица и медленно пошелъ къ двери. Ногой хотѣлъ онъ ударить въ нее, но удержался, собралъ всю свою кротость, все свое терпѣніе и вышелъ, съ улыбкой и спокойствіемъ на лицѣ, съ волканомъ въ сердцѣ.
   Онъ встрѣтилъ герцога анжуйскаго и отвернулся: онъ не чувствовалъ въ себѣ столько твердости, чтобъ улыбнуться, или даже поклониться принцу, называвшему его другомъ и измѣнившему ему такимъ коварнымъ образомъ.
   Франсуа позвалъ Бюсси, но Бюсси не оглянулся.
   Онъ воротился къ себѣ, бросилъ шпагу на столъ, отцѣпилъ кинжалъ, разстегнулъ мантію и полукафтанье и опустился въ кресло, приклонивъ голову къ рѣзному гербу, украшавшему спинку кресла.
   Слуги удалились безъ шума, полагая, что господинъ ихъ хочетъ отдохнуть.
   Но Бюсси не спалъ -- онъ мечталъ.
   Онъ провелъ нѣсколько часовъ въ этомъ положеніи, не замѣчая, что на другомъ концѣ комнаты человѣкъ, также сидѣвшій въ креслѣ, внимательно слѣдилъ за всѣми его движеніями, какъ-бы выжидая удобнаго случая вступить съ нимъ въ разговоръ.
   Наконецъ, холодная дрожь пробѣжала по всему тѣлу Бюсси; зубы его застучали лихорадочно; руки опустились; голова, отяжелѣвъ, соскользнула со спинки кресла.
   Тогда человѣкъ, наблюдавшій за Бюсси, вздохнулъ, поднялся съ кресла и подошелъ къ молодому дворянину.
   -- Графъ, сказалъ онъ: -- вы нездоровы.
   Бюсси поднялъ голову; лицо его горѣло.
   -- А! это ты, Реми, проговорилъ онъ.
   -- Да, графъ; я ждалъ васъ.
   -- Ждалъ? Зачѣмъ?
   -- Затѣмъ, что вамъ тутъ оставаться нельзя. Вы нездоровы -- это безпокоитъ меня.
   -- Благодарю, другъ мой, сказалъ Бюсси, взявъ руку молодаго человѣка.
   Реми не выпускалъ грозной руки, бывшей въ настоящую минуту слабѣе руки ребенка, и съ уваженіемъ, съ любовію прижималъ ее къ своему сердцу.
   -- Скажите мнѣ, графъ, намѣрены ли вы бороться съ лихорадкой? Если намѣрены, то не оставайтесь въ этомъ положеніи: она какъ-разъ преодолѣетъ васъ. Ложитесь лучше въ постель, и велите себѣ читать какую-нибудь хорошую книгу, изъ которой можете почерпнуть силу и утѣшеніе.
   Бюсси послѣдовалъ совѣту друга.
   Во весь слѣдующій день, Реми не отходилъ отъ постели больнаго; онъ служилъ ему врачомъ души и тѣла; тѣло онъ успокоивалъ освѣжительными напитками, душу -- нѣжными словами, исполненными вѣры и терпѣнія.
   Но на третій день, тотъ самый день, когда герцогъ де-Гизъ представлялся королю, Бюсси тщетно ожидалъ Реми.
   -- Онъ, вѣроятно, утомился, подумалъ Бюсси:.-- бѣдный молодой человѣкъ! Ему нуженъ воздухъ, видъ весенней зелени, солнца; притомъ же, вѣроятно, Гертруда ждала его... Гертруда простая служанка, но она любитъ его... любящая служанка выше всякой знатной дамы, неимѣющей сердца!
   Прошелъ цѣлый день; Реми не являлся. Именно потому, что его не было, Бюсси болѣе желалъ его видѣть; продолжительное отсутствіе молодаго хирурга, наконецъ, вывело его изъ терпѣнія.
   Вечеромъ, когда улицы стали наполняться народомъ, когда стало смеркаться и нельзя уже было различать предметовъ въ комнатъ, Бюсси услышалъ шумъ въ передней.
   Въ спальню графа вбѣжалъ одинъ изъ слугъ его.
   -- Его высочество герцогъ анжуйскій, продолжалъ онъ.
   -- Проси, возразилъ Бюсси, насупивъ брови при той мысли, что принцъ, котораго онъ теперь презиралъ отъ души, заботился еще о немъ.
   Герцогъ вошелъ. Въ комнатъ Бюсси не было свѣчей...
   -- Какъ у тебя темно, Бюсси, сказалъ герцогъ.
   Бюсси не отвѣчалъ; отвращеніе оковывало языкъ его.
   -- Не-уже-ли ты такъ опасно боленъ, что не можешь отвѣчать мнѣ? продолжалъ герцогъ.
   -- Да, я очень боленъ, ваше высочество, проговорилъ Бюсси.
   -- Такъ, вѣроятно, отъ-того-то ты и не приходилъ ко мнѣ въ эти два дня?
   -- Именно отъ-того, отвѣчалъ Бюсси.
   Принцъ, раздосадованный этимъ лаконизмомъ, прошелся два или три раза по комнатѣ, то смотря въ окно, то передвигая мебель.
   -- Ты славно живешь, Бюсси, сказалъ герцогъ, чтобъ только прервать непріятное молчаніе.
   Бюсси не отвѣчалъ.
   -- Господа, сказалъ герцогъ своимъ придворнымъ, вошедшимъ за нимъ въ спальню:-- потрудитесь удалиться въ сосѣднюю комнату; кажется, нашъ Бюсси, въ-самомъ-дѣлѣ, опасно боленъ. Зачѣмъ не послали за Мирономъ? Бюсси заслуживаетъ, чтобъ его лечилъ врачъ короля.
   Одинъ изъ слугъ Бюсси печально покачалъ головой; герцогъ замѣтилъ это движеніе.
   -- Нѣтъ ли у тебя какого-нибудь горя, Бюсси? спросилъ герцогъ съ лицемѣрнымъ участіемъ.
   -- Не знаю, отвѣчалъ графъ.
   Герцогъ приблизился, подобно влюбленному, котораго жестокость возлюбленной дѣлаетъ болѣе кроткимъ и ласковымъ.
   -- Говори же, Бюсси! Говори откровенно.
   -- Что мнѣ вамъ говорить, ваше высочество?
   -- Ты сердитъ на меня? Да? прибавилъ онъ тихимъ голосомъ.
   -- Сердитъ? За что? Да и можно ли сердиться на принцевъ? Къ чему это ведетъ?
   Герцогъ промолчалъ.
   -- Но, продолжалъ Бюсси иронически: -- мы напрасно теряемъ время... Вы, герцогъ, вѣроятно, пришли сюда не за тѣмъ только, чтобъ узнать о моемъ здоровьѣ?
   Герцогъ посмотрѣлъ на Бюсси съ притворнымъ изумленіемъ.
   -- Я вамъ нуженъ? Не правда ли? спросилъ Бюсси съ жестокостью.
   -- А, графъ!
   -- Конечно, я вамъ нуженъ! Не-уже-ли вы думаете, что я могу вѣрить вашему участію? Нѣтъ, потому-что вы, ваше высочества, никого не любите.
   -- Бюсси! отъ тебя ли я это слышу?
   -- Перестаньте; говорите лучше прямо, что вамъ нужно? Человѣкъ, находящійся на службѣ у принца, долженъ гордиться, если этому принцу угодно хоть притворяться его другомъ, и жертвовать для него всѣмъ,-- даже жизнію. Говорите, ваше высочество, что вамъ угодно?
   Герцогъ покраснѣлъ... можетъ-быть, отъ-того только, что было темно.
   -- Мнѣ ничего не нужно отъ тебя, Бюсси. Ты ошибаешься, думая, что я пришелъ къ тебѣ изъ какихъ-нибудь видовъ. Но такъ-какъ теперь прекрасная погода и весь Парижъ въ волненіи,-- сегодня подписываются на лигу,-- то я желалъ бы вмѣстѣ съ тобою прогуляться по городу.
   Бюсси посмотрѣлъ на герцога.
   -- А Орильи? сказалъ онъ.
   -- Арфистъ! возразилъ герцогъ, презрительно пожавъ плечами.
   -- А я думалъ, ваше высочество, что онъ занимаетъ у васъ и другія должности. Впрочемъ, кромѣ Орильи, у васъ есть еще десять или двѣнадцать дворянъ, шаги которыхъ я слышу у себя въ пріемной.
   Медленно поднялся тяжелый занавѣсъ у двери.
   -- Кто тамъ? съ гнѣвомъ вскричалъ герцогъ:-- кто безъ доклада смѣетъ входить въ комнату, въ которой я сижу?
   -- Я, Реми, отвѣчалъ ле-Годуэнъ, смѣло и величественно входя въ комнату.
   -- Что за Реми? спросилъ герцогъ.
   -- Реми ле-Годуэнъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- врачъ его сіятельства графа де-Бюсси.
   -- Болѣе, нежели докторъ,-- другъ, прибавилъ Бюсси.
   -- А! произнесъ герцогъ, обидясь.
   -- Ты слышалъ, что угодно его высочеству? спросилъ Бюсси, готовясь встать съ постели.
   -- Да, его высочеству угодно, чтобъ вы вышли съ нимъ.
   -- Такъ что же? гордо спросилъ герцогъ.
   -- Вамъ, графъ, выходить нельзя, отвѣчалъ ле-Годуэпъ съ твердостью.
   -- Отъ-чего? вскричалъ принцъ.
   -- Отъ-того, что сегодня слишкомъ-холодно, ваше высочество.
   -- Слишкомъ-холодно? повторилъ герцогъ, изумленный дерзостью молодаго человѣка, осмѣлившагося противорѣчить ему.
   -- Да, слишкомъ-холодно. Слѣдовательно, я, отвѣчающій за графа де-Бюсси предъ его друзьями, и болѣе предъ самимъ-собою, запрещаю ему выходить.
   Не смотря на запрещеніе доктора, Бюсси готовь уже былъ соскочить съ носгели, но Реми значительно пожалъ ему руку.
   -- Хорошо, сказалъ герцогъ.-- Если графъ подвергается опасности, то пусть остается.
   И его высочество, крайне раздосадованный, сдѣлалъ два шага къ двери.
   Бюсси не трогался.
   Герцогъ воротился къ постели.
   -- Слѣдовательно, сказалъ онъ:-- ты рѣшился не выходить?
   -- Вы видите, ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси: -- докторъ запрещаетъ.
   -- Позови лучше Мирона, Бюсси: онъ искусный врачъ.
   -- Ваше высочество, врачъ-другъ, по-моему, лучше, нежели врачъ ученый, сказалъ Бюсси.
   -- Въ такомъ случаѣ, прощай!
   -- Прощайте, ваше высочество!
   И герцогъ вышелъ съ шумомъ.
   Едва онъ удалился, какъ Реми, слѣдившій за нимъ глазами и удостовѣрившійся, что принцъ вышелъ изъ дома, скоро подошелъ къ больному.
   -- Вставайте, графъ, сказалъ онъ:-- и скорѣе, скорѣе!
   -- Вставать? зачѣмъ?
   -- Чтобъ идти прогуляться со мной. Здѣсь воздухъ слишкомъ-спертъ.
   -- Но не ты ли сейчасъ говорилъ герцогу, что на дворѣ слишкомъ-холодно?
   -- Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ ушелъ, температура перемѣнилась.
   -- Слѣдовательно?.. спросилъ Бюсси, приподнявшись съ любопытствомъ.
   -- Слѣдовательно, отвѣчалъ ле-Годуэнъ:-- я увѣренъ, что теперь чистый воздухъ можетъ быть вамъ полезенъ.
   -- Не понимаю, сказалъ Бюсси.
   -- Вы и не можете понимать лекарствъ, которыя я вамъ предписываю, а между-тѣмъ, глотаете же ихъ... Вставайте же скорѣе! Прогулка съ герцогомъ анжуйскимъ могла вамъ быть опасною; прогулка же съ докторомъ будетъ здорова. Послушайтесь меня... или вы уже не имѣете ко мнѣ довѣренности?.. Въ такомъ случаѣ, вамъ не за чѣмъ держать меня.
   -- Изволь, изволь, я повинуюсь тебѣ, сказалъ Бюсси.
   -- И прекрасно дѣлаете!
   Бюсси всталъ; онъ былъ блѣденъ и нетвердо держался на ногахъ.
   -- Какъ вы интересны! сказалъ Реми шутя: -- какъ эта блѣдность вамъ къ-лицу!
   -- Но куда же мы пойдемъ?
   -- Въ ту часть города, которой воздухъ я сегодня анализировалъ.
   -- Какой же тамъ воздухъ?
   -- Отличный для вашего здоровья.
   Бюсси одѣлся.
   -- Шпагу и шляпу, сказалъ онъ. Реми подалъ ему то и другое. Потомъ они оба вышли.
   

IV.
Этимологія Жюссьенской-Улицы.

   Реми взялъ больнаго подъ руку, поворотилъ на лѣво въ улицу Кокилльеръ, и дошелъ до вала.
   -- Странно, сказалъ Бюсси: -- ты ведешь меня къ сторонѣ Грани-Бательерскаго-Болота, и увѣряешь, что тамъ воздухъ для меня здоровъ!
   -- Потерпите, ваше сіятельство, сказалъ Реми:-- потерпите; мы повернемъ сейчасъ въ Монмартрскую-Улицу; вы увидите, что это за улица!
   -- Да развѣ я ея не знаю?
   -- А, если знаете, тѣмъ лучше! Мнѣ не нужно будетъ терять времени на то, чтобъ указывать вамъ ея красоты, и я прямо проведу васъ въ хорошенькую, маленькую улицу. Пойдемте только; вы увидите.
   Пройдя шаговъ двѣсти по Монмартрской-Улицѣ, Реми поворотилъ на-право.
   -- Послушай, ты, кажется, нарочно кружишь, вскричалъ Бюсси: -- мы опять идемъ туда, откуда пришли.
   -- Это Ежипсьенская (Египетская) Улица, ваше сіятельство, которую народъ называетъ уже не Ежипсьенскою, а Жипсьеннскою, или даже Жиссьенскою-Улицею; вы увидите, что скоро эту же самую улицу будутъ называть Жюссьенскою: это гораздо-нѣжнѣе и притомъ, съ приближеніемъ къ югу, нарѣчія становятся болѣе богаты гласными. Вы должны это знагь, графъ, потому-что были въ Польшѣ; тамъ есть слова, состоящія изъ четырехъ согласныхъ, поставленныхъ рядомъ, такъ-что кажется, будто произносящій ихъ жуетъ мелкіе камешки.
   -- Все это очень-хорошо; но такъ-какъ я не думаю, чтобъ мы пришли сюда для филологическихъ разсужденіи, то скажи мнѣ наконецъ, куда мы идемъ?
   -- Видите ли вы эту маленькую церковь? возразилъ Реми.-- Не правда ли, чтофасадъ, выходящій на улицу, очень-милъ? Я готовъ биться объ закладъ, что вы до-сихъ-поръ и не замѣчали ея?
   -- Правда, я въ первый разъ ее вижу.
   Дворяне рѣдко заходили въ маленькую церковь святой Маріи-Египетской, посѣщаемую однимъ простымъ народомъ, у котораго она прозывалась Нокеронской-Часовней.
   -- Вы теперь знаете, графъ, какъ называется эта церковь; вы довольно насмотрѣлись на ея наружный видъ, о потому, не угодно ли полюбоваться внутренностью? Вы увидите, какъ красиво разрисованы стекла... Это очень-любопытно.
   Бюсси посмотрѣлъ на Годузна, замѣтилъ на лицѣ его кроткую, нѣжную улыбку, и понялъ, что, уговаривая его войдти въ церковь, молодой докторъ имѣлъ совсѣмъ не ту цѣль, о которой говорилъ, тѣмъ болѣе, что въ темнотѣ и нельзя уже было различить расписанныхъ стеколъ.
   Но въ церкви, освѣщенной въ это время для вечерней службы, можно было еще полюбоваться наивною живописью XVI вѣка, слѣды которой и понынѣ сохранились еще въ Италіи.
   Стѣны церкви были расписаны, по приказанію короля Франциска І-го, фресками, изображавшими жизнь святой Маріи-Египетской.
   -- Ужь не хочешь ли ты пробудить во мнѣ какихъ-нибудь особенныхъ идей? Если такъ, то ты ошибся, Реми. Это хорошо для школьниковъ.
   -- Сохрани Боже! возразилъ Годуэнъ: -- Omnis cogitatio libidinosa cerebrum inficit.
   -- Такъ что же ты...
   -- Не выколоть же мнѣ себѣ глазъ!
   -- Скажи мнѣ, наконецъ, была ли у тебя какая-нибудь особенная цѣль, когда ты велъ меня сюда?
   -- Никакой не было, отвѣчалъ Реми.
   -- Такъ уйдемъ.
   -- Потерпите! служба сейчасъ кончится. Нельзя же безпокоить правовѣрныхъ.
   И Годуэнъ слегка удержалъ Бюсси за руку.
   -- Вотъ и кончено, сказалъ Реми.-- Пойдемте, графъ.
   Бюсси разсѣянно пошелъ къ выходу.
   -- Куда же вы торопитесь? сказалъ Годуэнъ: -- вы забываете взять святой воды. О чемъ вы такъ задумались?
   Бюсси, послушный какъ ребенокъ, пошелъ къ столбу, возлѣ котораго стояла кропильница.
   Годуэнъ воспользовался этой минутой, чтобъ сдѣлать знакъ женщинѣ, которая тотчасъ же направилась къ тому же столбу, къ которому шелъ Бюсси.
   Въ то самое мгновеніе, когда графъ протянулъ руку къ кропильницѣ, иы ѣвшей видъ раковины, поддерживаемой двумя Египтянами изъ чернаго мрамора, женская рука, довольно-толстая и красная, коснулась его руки и окропила ее святой водой.
   Бюсси невольно взглянулъ въ лицо женщины и въ то же мгновеніе отступилъ и поблѣднѣлъ, потому-что узналъ Гертруду, вполовину-закрытую чернымъ шерстянымъ вуалемъ,
   Оеіъ стоялъ неподвижно, забывъ даже сотворить крестное знаменіе, между-тѣмъ, какъ Гертруда, поклонившись ему, пошла далѣе и скрылась подъ сводомъ, находившимся передъ выходомъ.
   Вслѣдъ за Гертрудой, дюжими локтями прочищавшей себѣ дорогу, шла женщина, тщательно закутанная въ шелковую маитилью; женщина, которой прелестныя молодыя формы, очаровательная ножка и стройная талья напомнили Бюсси, что въ цѣломъ мірѣ была только одна такая талья, однѣ такія ножки...
   Реми не произнесъ ни слова; онъ только посмотрѣлъ на графа... и Бюсси понялъ, зачѣмъ молодой докторъ привелъ его въ Улицу-св.-Маріи-Египетской...
   Бюсси послѣдовалъ за этой женщиной; Годуэнъ пошелъ за Бюсси.
   Процессія этихъ четырехъ особъ, слѣдовавшихъ одна за другою, могла бы быть весьма-забавною, еслибъ на лицахъ двухъ изъ нихъ не были написаны жестокія страданія.
   Гертруда, шедшая впереди, поворотила за уголъ Монмартрской-Улицы, прошла нѣсколько шаговъ, потомъ вдругъ повернула на право къ какой-то калиткѣ.
   Бюсси остановился въ нерѣшимости.
   -- Ваше сіятельство! сказалъ Реми:-- вы, кажется, хотите, чтобъ я наступилъ вамъ на пятки?
   Бюсси пошелъ далѣе.
   Гертруда вынула изъ кармана ключъ, отперла дверь и посторонилась; госпожа ея вошла въ дверь не оглядываясь.
   Ле-Годуэнъ шепнулъ два слова горничной, также посторонился и пропустилъ Бюсси; потомъ вошелъ вмѣстѣ съ Гертрудой и оба занерли за собою дверь.
   Это было въ послѣднихъ дняхъ апрѣля, около половины восьмаго часа вечера; теплое дуновеніе весны развивало на деревьяхъ зелень... листья начинали пробиваться изъ буровато-зеленыхъ почекъ.
   Бюсси осмотрѣлся: онъ былъ въ садикѣ, окруженномъ высокою каменною стѣною, по которой вились виноградные листья и плющъ, наполнявшіе воздухъ сильнымъ запахомъ, извлекаемымъ изъ нихъ вечерней прохладой.
   Первыя сирени, расцвѣтшія подъ благодѣтельнымъ вліяніемъ утреннихъ солнечныхъ лучей, производили на чувства молодаго человѣка сладостное впечатлѣніе... И онъ невольно спрашивалъ себя, не были ли эти ощущенія слѣдствіемъ присутствія столь нѣжно, столь пламенно-любимой женщины...
   Въ бесѣдкѣ, обсаженной жасминами, на маленькой скамьѣ, примыкавшей къ церковной стѣнѣ, сидѣла Діана, уныло опустивъ голову на грудь и машинально обрывая листочки душистой гвоздики, которые падали на песокъ, принимавшій болѣе-темный цвѣтъ отъ вечерней сырости.
   Соловей, скрытый между листьями дикаго каштана, залился долгою, меланхолическою пѣснію, прерываемою, по-временамъ, блистательными, звучными, торжественными нотами.
   Бюсси былъ одинъ въ саду съ графиней Монсоро, потому-что Реми и Гертруда куда-то удалились. Онъ подошелъ къ ней; Діана подняла голову.
   -- Графъ, произнесла она робкимъ голосомъ: -- между вами и мною не можетъ и не должно быть недостойнаго притворства: вы не случайно встрѣтились со мною въ Церкви-св.-Маріи-Египетской...
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси:-- Годуэнъ привелъ меня туда не говоря зачѣмъ; но клянусь, что я не зналъ...
   -- Вы не понимаете меня, графъ, печально прервала его Діана.-- Да, я очень-хорошо знаю, что г. Годуэнъ привелъ васъ въ церковь и, быть-можетъ, насильно...
   -- Нѣтъ, не насильно, возразилъ Бюсси: -- я не зналъ, что ожидало меня...
   -- Вы жестоки, г. де-Бюсси, проговорила Діана, покачавъ головою и поднявъ къ Бюсси глаза, омоченные слезами.-- Вы, вѣроятно, хотите сказать, что еслибъ знали намѣреніе Реми, то не послѣдовали бы за нимъ?
   -- О, графиня!...
   -- Это очень-естественно и справедливо, графъ. Вы оказали мнѣ большую услугу, а я даже не поблагодарила васъ. Простите меня, и будьте увѣрены въ моей искренней признательности...
   -- Сударыня...
   Бюсси замолчалъ; онъ былъ такъ смущенъ, что не находилъ словъ; всѣ мысли его перепутались,
   -- Но я хотѣла вамъ доказать, продолжала Діана, одушевляясь болѣе и болѣе: -- что я не неблагодарна, и не забываю услугъ мнѣ оказанныхъ. Я просила г. Реми доставить мнѣ честь повидаться съ вами; я сама назначила это свиданіе... Простите, если я поступила дурно...
   Бюсси прижалъ руку къ сердцу.
   -- О, графиня! произнесъ онъ: -- вы увѣрены въ противномъ!
   Мысли стали приходить въ порядокъ въ взволнованномъ умѣ молодаго человѣка; вечерній вѣтерокъ, наносившій благоуханія, освѣжалъ горящее лицо его.
   -- Я знаю, продолжала Діана, чувствовавшая въ эту минуту болѣе твердости, нежели Бюсси, прозванный храбрымъ, потому-что долго готовилась къ этому свиданью:-- я знаю, какъ вы исполнили мое порученіе. Мнѣ извѣстна вся ваша деликатность. Я узнала и умѣю оцѣнить васъ. Посудите же сами, какъ я страдала при мысли, что вы усомнились въ признательности... и привязанности моей къ вамъ...
   -- Графиня, возразилъ Бюсси: -- три дня я былъ боленъ и никуда не выходилъ,
   -- Знаю, отвѣчала Діана, между-тѣмъ, какъ на лицѣ ея выступилъ румянецъ, изобличавшій все участіе, принимаемое ею въ болѣзни Бюсси: -- знаю; я страдала не менѣе васъ, потому-что г-нъ Реми, можетъ-быть, обманывалъ меня, но... онъ говорилъ...
   -- Что ваше равнодушіе причиной моихъ страданій? О, нѣтъ! онъ не обманывалъ васъ.
   -- Слѣдовательно, я должна была сдѣлать то, что дѣлаю, продолжала графиня де-Монсоро: -- я вижу васъ, благодарю васъ за всѣ оказанныя мнѣ услуги, и клянусь, что вѣчно буду вамъ признательна... Вѣрите ли вы теперь, что я говорю искренно?
   Бюсси уныло покачалъ головой и не отвѣчалъ.
   -- Вы не вѣрите словамъ моимъ? спросила Діана.
   -- Графиня, отвѣчалъ Бюсси:-- если мы кого любимъ, то всячески стараемся доказать ему свое расположеніе; вы знали, что я былъ при дворѣ въ день вашего представленія; вы знали, что я былъ близь васъ; вы угадывали, что взоръ мой былъ устремленъ на васъ однѣхъ... и ни разу не взглянули на меня, ни словомъ, ни знакомъ, ни движеніемъ не дали мнѣ понять, что замѣтили меня... Впрочемъ, можетъ-быть, я и ошибаюсь: можетъ-быть, вы не узнали меня; вы видѣли меня только два раза.
   Діана отвѣчала взглядомъ, исполненнымъ такого грустнаго упрека, что Бюсси былъ тронутъ до глубины души.
   -- Простите, графиня, простите, сказалъ онъ: -- вы выходите изъ разряда обыкновенныхъ женщинъ, а между-тѣмъ поступаете, какъ онѣ... Вашъ бракъ?...
   -- Вѣдь вы знаете, какъ онъ былъ заключенъ?
   -- Да; но легко было расторгнуть его.
   -- Невозможно.
   -- Невозможно? Вы забывали, что близь васъ есть человѣкъ, готовый пожертвовать для васъ жизнію?
   Дізна опустила глаза.
   -- Этого-то я и страшилась, сказала она.
   -- И для этого-то вы пожертвовали мною! О, вы не можете представить себѣ, какую я веду жизнь съ-тѣхъ-поръ, какъ вы принадлежите другому!
   -- Графъ, сказала Діана съ достоинствомъ: -- женщина не можетъ перемѣнить мужа безъ ущерба своему доброму имени...
   -- И вы предпочли графа Монсоро...
   -- Вы увѣрены въ этомъ? проговорила Діана едва-слышнымъ голосомъ.-- Тѣмъ лучше!
   И глаза ея наполнились слезами.
   Бюсси въ волненіи прохаживался передъ нею.
   -- Теперь я опять совершенно чужой вамъ! сказалъ онъ.
   -- Увы! произнесла Діана съ глубокимъ вздохомъ.
   -- Ваше молчаніе убѣждаетъ меня въ этомъ.
   -- Только молчаніемъ я могу отвѣчать вамъ.
   -- Наше молчаніе есть слѣдствіе вашего обращенія со мною въ Луврѣ. При дворѣ вы не смотрѣли на меня; здѣсь, вы не говорите со мною.
   -- Въ Луврѣ я была возлѣ графа Монсоро: онъ не спускалъ съ меня глазъ... онъ ревнивъ.
   -- Ревнивъ! Чего же онъ еще желаетъ, Боже мой? Какого благополучія можетъ онъ еще желать, когда весь свѣтъ завидуетъ его благополучію?
   -- Повторяю вамъ, онъ ревнивъ; онъ замѣтилъ, что въ-продолженіе нѣсколькихъ дней какой-то человѣкъ бродилъ около нашего новаго жилища...
   -- Развѣ вы выѣхали изъ маленькаго домика въ Сент-Антуанской-Улицѣ?
   -- Какъ! невольно вскричала Діана:-- стало-быть, не вы ходили около нашего дома?
   -- Графиня, съ-тѣхъ-поръ, какъ бракъ вашъ сдѣлался извѣстенъ, съ-тѣхъ-поръ, какъ вы были представлены ко двору, съ-тѣхъ-поръ, наконецъ, какъ вы не хотѣли удостоить меня взгляда, я слегъ въ постелю... и теперь еще боленъ... боленъ физически и душевно... Вы видите, что вашъ мужъ не можетъ ревновать ко мнѣ, потому-что не меня видѣлъ у вашего дома.
   -- Въ такомъ случаѣ, графъ, если желаніе ваше увидѣться со мною было искренно, то будьте признательны этому незнакомцу... Зная ревность г. Монсоро, я опасалась за васъ и рѣшилась видѣться съ вами, чтобъ сказать вамъ: графъ, не подвергайтесь опасности, не увеличивайте моего несчастія!
   -- Успокойтесь, графиня; я уже говорилъ вамъ, что не выходилъ изъ комнаты.
   -- Позвольте же мнѣ теперь высказать вамъ все, что у меня на душѣ. Опасаясь человѣка, котораго мы не знаемъ, но котораго, быть-можетъ, узналъ графъ Монсоро, онъ требуетъ, чтобъ я оставила Парижъ; и такъ, -- прибавила Діана, протянувъ руку къ Бюсси: -- это свиданіе послѣднее между нами... Завтра я уѣзжаю въ Меридоръ.
   -- Вы уѣзжаете! вскричалъ Бюсси.
   -- Только этимъ могу я успокоить г. Монсоро, отвѣчала Діана: -- только этимъ могу я быть менѣе-несчастною. Притомъ же, мнѣ самой опротивѣлъ Парижъ, дворъ, Лувръ, весь свѣтъ! Я возвращусь къ прежнимъ тихимъ, мирнымъ радостямъ, къ воспоминаніямъ о моей дѣвической жизни, и эти радости, эти воспоминанія прольютъ въ душу мою утѣшенія, въ которыхъ она столько нуждается. Батюшка поѣдетъ со мною. Въ Меридорѣ я увижусь съ Жанной и мужемъ ея... Прощайте!
   Бюсси закрылъ лицо руками.
   -- Все, проговорилъ онъ: -- все кончено!
   -- Что вы говорите? вскричала Діана вставая.
   -- Человѣкъ, удаляющій васъ отсюда, человѣкъ, отнимающій у меня единственную мою надежду, состоявшую въ томъ, чтобъ дышать однимъ воздухомъ съ вами, чтобъ взглянуть на васъ, коснуться вашего платья, обожать васъ, -- этотъ человѣкъ, -- мой смертельный врагъ... я уничтожу его своими руками, раздавлю его подъ своими ногами...
   -- О, графъ!
   -- Презрѣнный! вскричалъ Бюсси: -- вмѣсто того, чтобъ благодарить судьбу, сдѣлавшую васъ его женою, -- васъ, прелестнѣйшее и непорочнѣйшее, существо въ мірѣ, онъ дерзаетъ ревновать!.. Ревновать!.. Гнусное, отвратительное чудовище!
   -- О, ради Бога, успокойтесь... успокойтесь, графѣ!.. Онъ, можетъ-быть, ревнуетъ не безъ причины...
   -- Не безъ причины!.. И вы защищаете его?
   -- О! еслибъ вы знали! сказала Діана, закрывъ лицо руками, какъ-бы страшась, чтобъ Бюсси не замѣтилъ выступившей на немъ краски.
   -- Еслибъ я зналъ? повторилъ Бюсси: -- я знаю только одно, графиня; тотъ, кто обладаетъ вами, не долженъ заботиться ни о комъ болѣе въ цѣломъ мірѣ!..
   -- Но... сказала Діана прерывающимся, глухимъ, пламеннымъ голосомъ: -- но... вы ошибаетесь... графъ не обладаетъ мною!..
   При этихъ словахъ, молодая женщина коснулась горящихъ рукъ Бюсси, встала, убѣжала, легкая какъ тѣнь, и исчезла въ тѣни садика. У калитки она встрѣтила Гертруду, схватила ее за руку и увлекла за собою прежде, нежели Бюсси, внѣ себя отъ счастія, успѣлъ протянуть впередъ руки, чтобъ схватить ее.
   Онъ вскрикнулъ... колѣни его сгибались...
   Реми подоспѣлъ во-время, чтобъ поддержать его и усадить на скамью, съ которой только-что сошла Діана.
   

V.
Какъ д'Эпернонъ изодралъ свое полукафтанье, и какъ Шомбергъ былъ выкрашенъ синей краской.

   Между-гѣмъ, какъ ла-Гюрьеръ продолжалъ собирать подписку, Шико спроваживалъ Горанфло въ гостинницу Рога-Изобилія, а Бюсси возвращался къ жизни въ очаровательномъ садикѣ, исполненномъ благоуханій и любви, -- Генрихъ III, огорченный тѣмъ, что видѣлъ, раздосадованный проповѣдями, которыя слышалъ въ церквахъ, взбѣшенный таинственнымъ почетомъ, отдаваемымъ его брату, герцогу анжуйскому, который прошелъ мимо его въ Улинѣ-Сент-Оноре, сопровождаемый герцогами де-Гизомъ и де-Майенномъ, и цѣлой свитой дворянъ, которыми начатьствовалх, по-видимому, графъ Монсоро, Генрихъ III воротился въ Лувръ съ Можирономъ и Келюсомъ.
   Король, по обыкновенію, вышелъ изъ Лувра съ четырьмя своими друзьями; но въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Лувра, Шомбергъ и д'Эпернонъ, наскучивъ смотрѣть на пасмурное лицо Генриха и надѣясь встрѣтить какое-нибудь приключеніе въ такой суматохѣ, воспользовались первымъ удобнымъ случаемъ, чтобъ отдѣлиться отъ короля, и поворотили въ Орлеанскую-Улицу.
   Они не прошли ста шаговъ, какъ нашли то, чего искали.
   Д'Эпернонъ подставилъ свой сарбаканъ подъ ноги гражданину, бѣжавшему сломя-голову и отлетѣвшему на десять шаговъ при встрѣчѣ съ неожиданнымъ препятствіемъ.
   Шомбергъ сорвалъ шпагой чепецъ съ головы женщины, казавшейся ему старухой, но оказавшейся, къ счастію его, хорошенькою и молоденькою.
   Однакожь они невпопадъ вздумали подшучивать надъ добрыми Парижанами, обыкновенно столь терпеливыми: по городу пробѣжала возмутительная лихорадка, превращающая самыхъ смирныхъ людей въ свирѣпыхъ, лютыхъ звѣрей. Опрокинутый гражданинъ вскочилъ и заревѣлъ:
   -- Остановите еретика!
   Гражданинъ былъ одинъ изъ ревностнѣйшихъ лигеровъ; толпа сбѣжалась на крикъ его и бросилась на д'Эпернона.
   Женщина закричала:
   -- Держите миньйона!
   Это было еще хуже; мужъ этой женщины, красильщикъ, выпустилъ на Шомберга цѣлую стаю своихъ мастеровыхъ.
   Шомбергъ, какъ человѣкъ храбрый, разсердился и размахивалъ шпагой.
   Д'Эпернонъ, какъ человѣкъ разсудительный, пустился бѣжать.
   Генрихъ не безпокоился о двухъ отлучившихся миньйонахъ: онъ зналъ, что оба они съумѣютъ выпутаться изъ бѣды: одинъ прыткостію, другой храбростію; онъ обошелъ улицы и спокойно воротился въ Лувръ.
   Генрихъ III сидѣлъ въ глубокомъ креслѣ, въ своемъ оружейномъ кабинетѣ, и дрожалъ отъ гнѣва, пріискивая причину разсердиться на кого-нибудь.
   Можиронъ игралъ съ Нарциссомъ, гончей собакой короля.
   Келюсъ, уперши кулаки въ щеки, сидѣлъ на подушкѣ и глядѣлъ на Генриха.
   -- Заговоръ идетъ... идетъ, иронически говорилъ король:-- они то ползаютъ какъ змѣи, то кидаются какъ тигры.
   -- Эхъ, ваше величество, сказалъ Келюсъ: -- когда во Франціи не было заговоровъ?.. Не сидѣть же сложа руки братьямъ, сыновьямъ, родственникамъ короля!
   -- Келюсъ, твои политическія правила и разсужденія нелѣпы!
   Келюсъ повернулся на подушкѣ и обратился спиною къ королю.
   -- Скажи, Можиронъ, продолжалъ Генрихъ:-- правъ я, или нѣтъ, mordieu? Можно ли меня утѣшать нелѣпицами, или общими мѣстами, какъ какого-нибудь чулочника, боящагося лишиться своей любимой кошки?
   -- Ваше величество, сказалъ Можиронъ, бывшій всегда и во всемъ одного мнѣнія съ Келюсомъ:-- если вы не чулочникъ, такъ докажите, что вы великій король. Вотъ вамъ примѣръ; посмотрите на Нарцисса: онъ доброе, смирное животное; а ущипните его за ухо, онъ заворчитъ; наступите ему на лапу, онъ укуситъ.
   -- Хорошъ и ты! съ сердцемъ возразилъ Генрихъ:-- сравниваешь меня съ псомъ.
   -- Нимало, ваше величество, сказалъ Можиронъ:-- я только говорю, что Нарциссъ съумѣетъ защитить себя, между-тѣмъ, какъ вы...
   Можиронъ не договорилъ и также обратился спиной къ Генриху.
   -- А! теперь я одинъ; прекрасно, продолжайте, друзья мои, добрые, отличные друзья мои, для которыхъ я, какъ всѣ говорятъ, мотаю государственные доходы; оставляйте, оскорбляйте, дорѣзывайте меня!.. Честное слово! я теперь окруженъ одними палачами... Ахъ, Шико! мой бѣдный Шико! гдѣ-то ты теперь?
   -- Этого только не доставало, сказалъ Келюсъ:-- теперь онъ зоветъ дурака.
   -- Это очень-естественно, замѣтилъ Можиронъ.
   И онъ съ дерзостью сталъ напѣвать поговорку: Скажи съ кѣмъ ты знакомъ; я скажу кто ты таковъ.
   Генрихъ насупилъ брови; молнія страшнаго гнѣва сверкнула въ большихъ чорныхъ глазахъ его... Но, какъ-бы утомленный уже однимъ проблескомъ страсти, онъ опустился опять въ кресло и сталъ чесать уши одному изъ щенковъ, лежавшихъ возлѣ него въ корзинѣ.
   Скорые шаги послышались въ передней, и, секунду спустя, на порогѣ явился д'Эпернонъ, безъ тока, безъ мантіи, въ изодранномъ полукафтаньѣ.
   Келюсъ и Можиронъ оглянулись, а Нарциссъ бросился съ лаемъ на вошедшаго, какъ-будто бы узнавалъ любимцевъ короля только по платью.
   -- Боже праведный! вскричалъ Генрихъ III: -- что съ тобою случилось?
   -- Ваше величество, сказалъ д'Эпернонъ: -- взгляните на меня; вотъ какъ поступаютъ съ друзьями вашими!
   -- Но кто... кто обидѣлъ тебя? спросилъ король.
   -- Mordieu! ваши подданные, или, лучше-сказать, подданные герцога анжуйскаго, кричавшіе изо всей мочи: да здравствуетъ лига, да здравствуетъ вѣра, да здравствуетъ Гизъ, да здравствуетъ Франсуа, да здравствуетъ, наконецъ, весь свѣтъ, исключая вашего величества.
   -- Но за что же народъ поступилъ съ тобою такимъ образомъ?
   -- За что? Такъ. Что можетъ одинъ человѣкъ сдѣлать противъ цѣлаго народа! Меня узнали; заревѣли, что я другъ вашего величества, и -- какъ видите.
   -- А Шомбергъ?
   -- Что Шомбергъ?
   -- Шомбергъ не защитилъ тебя?
   -- Corboeuf! Шомбергу самому надобно было развѣдываться съ чернью.
   -- Какъ-такъ?
   -- Онъ попался въ руки красильщику, съ жены котораго шутя снялъ чепчикъ; обидчивый мужъ выпустилъ на него цѣлую стаю красильщиковъ.
   -- Par la mordieu! а гдѣ ты разстался съ бѣднымъ Шомбергомъ? спросилъ король, вставая.-- Я самъ пойду къ нему на помощь! Пусть скажутъ, прибавилъ Генрихъ III, значительно посмотрѣвъ на Можирона и Келюса: -- пусть скажутъ, что друзья покинули меня, но никто не будетъ имѣть права сказать, что я покинулъ друзей!
   -- Благодарю, ваше величество, произнесъ голосъ за Генрихомъ:-- благодарю; по вотъ я и самъ! Gott verdamme mich, я отдѣлался, но дорого поплатился!
   -- А, Шомбергъ! Это голосъ Шомберга! вскричали миньйоны.-- Да гдѣ же ты?
   -- Pardieu! здѣсь, -- развѣ вы не видите? вскричалъ прежній голосъ.
   И точно: во мракѣ всѣ увидѣли какое-то приближавшееся къ нимъ привидѣніе.
   -- Шомбергъ! вскричалъ король:-- откуда ты? Отъ-чего ты такого цвѣта?
   Шомбергъ былъ выкрашенъ съ головы до ногъ, съ платьемъ, со всѣмъ, отличнѣйшею яркою синею краскою.
   -- Der Teufel! вскричалъ онъ:-- проклятые! Теперь мнѣ не удивительно, что весь народъ бѣжалъ за мною!
   -- Но что же съ тобой случилось? спросилъ король.-- Отъ-чего ты посинѣлъ?
   -- Отъ-того, что они, разбойники, окунули меня въ чанъ; я думалъ, что они просто окунули меня въ воду... не тутъ-то было... въ индиго!
   -- О, mordieu! вскричалъ Келюсъ, громко захохотавъ:-- они раскаются! Индиго чрезвычайно-дорого, и на тебя пошло, по-крайней мѣрѣ, франковъ на двадцать краски!
   -- Тебѣ хорошо смѣяться; посмотрѣлъ бы я, что сказалъ бы ты на моемъ мѣстѣ.
   -- И ты никого не наказалъ? спросилъ Можиронъ.
   -- Я знаю только, что воткнулъ въ кого-то свой кинжалъ по самую рукоятку; но въ одну секунду меня схватили, понесли, окунули и чуть не утопили..
   -- Какъ же ты избавился отъ нихъ?
   -- У меня достало мужества сдѣлать низость.
   -- Какую?
   -- Я закричалъ: "да здравствуетъ лига!"
   -- Я этимъ же отдѣлался, сказалъ д'Эпернонъ: -- только меня заставили еще прибавить: "да здравствуетъ герцогъ анжуйскій!"
   -- И меня тоже, сказалъ Шомбергъ съ яростію.-- И я тоже кричалъ: "да здравствуетъ герцогъ анжуйскій!" Но это еще не все.
   -- Какъ! сказалъ король: -- они заставили тебя еще кому-нибудь кричать виватъ, мой бѣдный Шомбергъ?
   -- Нѣтъ, кричать не заставляли; довольно, кажется, и двухъ виватовъ, отъ которыхъ я чуть не задохся; но въ то самое время, когда я кричалъ: "да здравствуетъ герцогъ анжуйскій"... угадайте, кого я увидѣлъ?-- Бюсси, проклятаго Бюсси, который слышалъ, какъ я кричалъ виватъ его герцогу!..
   -- Онъ, можетъ-быть, не слышалъ? сказалъ Келюсъ.
   -- Какъ не слыхать! Вы можете представить себѣ, какъ я кричалъ, когда меня посадили въ чанъ и приставили ножъ къ горлу!
   -- И онъ не подоспѣлъ къ тебѣ на помощь? сказалъ Можиронъ.-- Какъ дворянинъ, онъ долженъ былъ защитить дворянина!
   -- У него, кажется, было совсѣмъ-другое на умѣ; онъ не бѣжалъ, а летѣлъ.
   -- Притомъ же онъ тебя, вѣроятно, не узналъ, сказалъ Можиронъ.
   -- Какъ не узнать!
   -- Вѣдь ты былъ ужь выкрашенъ.
   -- Правда, былъ, сказалъ Шомбергъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, Бюсси винить нельзя, сказалъ Генрихъ: -- я самъ не узнаю тебя, мой бѣдный Шомбергъ!
   -- Все равно, сказалъ молодой человѣкъ: -- мы встрѣтимся съ нимъ не въ Улицѣ-Кокилльеръ и не при такихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ.
   -- Что касается до меня, сказалъ д'Эпернонъ: -- такъ мнѣ бы хотѣлось развѣдаться не съ слугой, а съ господиномъ; я золъ не на Бюсси, а на его высочество герцога анжуйскаго.
   -- Да, да, прибавилъ Шомбергъ: -- герцогъ анжуйскій преслѣдуетъ насъ насмѣшками, пока повѣренные его точатъ ему на насъ кинжалъ...
   -- Вы сами слышали, ваше величество, какъ чернь восхваляла достоинства герцога анжуйскаго! вскричали вмѣстѣ Келюсъ и Можиронъ.
   -- Точно теперь не вы какъ-будто король въ Парижѣ, а онъ; попытайтесь-ка выйдти на улицу, сказалъ д'Эпернонъ: -- и посмотримъ, уважатъ ли васъ больше, нежели насъ.
   -- А, братъ! братъ! проговорилъ Генрихъ III глухимъ голосомъ и съ угрозой.
   -- Да, ваше величество, вы не въ первый и не въ послѣдній разъ будете говорить, какъ теперь: "а, братъ! братъ!..", а между-тѣмъ все-таки не пріймете никакихъ мѣръ противъ этого брата, сказалъ Шомбергъ: -- я вамъ говорю съ полною увѣренностію, что братецъ вашъ глава какого-то заговора.
   -- Э, mordieu! вскричалъ Генрихъ: -- я сейчасъ толковалъ то же самое Келюсу и Можирону, а эти господа пожали плечами и повернулись ко мнѣ спиною.
   -- Ваше величество, возразилъ Можиронъ:-- мы пожали плечами и повернулись къ вамъ спиною не потому, что вы говорили о заговорѣ, а потому-что вы, по-видимому, не были расположены къ прекращенію его рѣшительными мѣрами.
   -- Теперь же, прибавилъ Келюсъ: -- мы опять обращаемся къ вашему величеству, умоляя спасти насъ, или, лучше сказать, васъ-самихъ, ибо наша смерть -- ваша гибель!.. Завтра герцогъ де-Гизъ явится въ Лувръ; завтра онъ будетъ требовать, чтобъ вы назначили главу лигѣ: завтра вы, по обѣщанію своему, возложите это званіе на герцога анжуйскаго, и тогда герцогъ, сдѣлавшись главою лиги, то-есть, принявъ начальство надъ сотней тысячь Парижанъ, разгоряченныхъ оргіями этой ночи, сдѣлаетъ съ вами что захочетъ или что предпишетъ ему его коварное честолюбіе!
   -- А! сказалъ Генрихъ: -- слѣдовательно, вы готовы вспомоществовать мнѣ въ случаѣ рѣшительной мѣры?
   -- Готовы, ваше величество, отвѣчали молодые люди въ одинъ голосъ.
   -- Позвольте мнѣ только надѣть новый токъ, новую мантію и другое полукафтанье, сказалъ д'Эпернонъ.
   -- Ступай въ мою гардеробную и потребуй отъ каммердинера все, что тебѣ нужно; мы съ тобою одного роста.
   -- А мнѣ позвольте помыться.
   -- Ступай въ мою комнату, Шомбергъ, сказалъ король: -- тамъ тебя вымоютъ.
   -- Слѣдовательно, ваше величество, спросилъ Шомбергъ: -- мы можемъ надѣяться, что причиненное намъ оскорбленіе не останется безъ наказанія?
   Генрихъ III сдѣлалъ рукою знакъ, чтобъ молодые люди замолчали, и, опустивъ голову на грудь, задумался.
   Послѣ минутнаго размышленія, онъ сказалъ:
   -- Келюсъ, узнай, воротился ли герцогъ анжуйскій въ Лувръ.
   Келюсъ вышелъ; д'Эпернонъ и Шомбергъ остались до возвращенія,-- такъ величина опасности воспламенила усердіе ихъ къ дѣлу короля: матросы возмущаются не въ бурю, а во время штиля.
   -- Ваше величество, спросилъ Можиронъ: -- рѣшаетесь на сильную мѣру?
   -- Увидишь, возразилъ король.
   Келюсъ воротился.
   -- Герцога еще нѣтъ дома, сказалъ онъ.
   -- Хорошо, сказалъ король: -- д'Эпернонъ, ступай, переодѣнься; Шомбергъ, вымойся; а вы, Келюсъ и Можиронъ, идите къ воротамъ и оставайтесь тамъ до возвращенія брата.
   -- А когда онъ воротится? спросилъ Келюсъ.
   -- Когда онъ воротится, вы прикажете запереть всѣ выходы. Ступайте.
   -- Браво, ваше величество! сказалъ Келюсъ.
   -- Черезъ десять минутъ я буду здѣсь, сказалъ д'Эпернонъ.
   -- Я не могу сказать навѣрное, когда буду готовъ, сказалъ Шомбергъ:-- это зависитъ отъ качества краски.
   -- Приходите только какъ-можно-скорѣе, отвѣчалъ король.
   -- Вы остаетесь одни, ваше величество? спросилъ Можиронъ.
   -- Нѣтъ, Можиронъ, я остаюсь съ Богомъ и буду молить Его покровительствовать нашему предпріятію.
   -- Молитесь усерднѣе, ваше величество, сказалъ Келюсъ: -- потому-что мы находимся въ весьма-затруднительномъ положеніи.
   -- Аминь! заключилъ Можиронъ.
   Двое молодыхъ людей, которымъ поручено было поджидать герцога, вышли въ одну дверь; двое другихъ въ другую.
   Король, оставшись одинъ, преклонилъ колѣни предъ налоемъ съ распятіемъ.
   

VI.
Шико становится все болѣе и болѣе королемъ Франціи.

   Пробило полночь: всѣ ворота Лувра обыкновенно запирались въ полночь. Но Генрихъ очень-вѣрно разсудилъ, что герцогъ анжуйскій непремѣнно проведетъ эту ночь въ Луврѣ, чтобъ не подать королю подозрѣнія въ томъ, что онъ виновникъ суматохи, происходившей въ Парижѣ.
   Король отдалъ приказаніе не запирать воротъ до часу.
   Въ четверть перваго, Келюсъ воротился.
   -- Ваше величество, герцогъ дома, сказалъ онъ.
   -- Гдѣ Можиронъ?
   -- Онъ остался на часахъ; неравно герцогъ опять уйдетъ!
   -- Не думаю.
   -- Въ такомъ случаѣ... сказалъ Келюсъ, сдѣлавъ знакъ, что пора дѣйствовать.
   -- Въ такомъ случаѣ, пускай онъ ложится спать, сказалъ Генрихъ.-- Кто при немъ?
   -- Графъ де-Монсоро и нѣкоторые изъ дворянъ его.
   -- А Бюсси?
   -- Бюсси нѣтъ.
   -- Прекрасно! сказалъ король, радуясь тому, что при братѣ его не было лучшаго его защитника.
   -- Что будетъ угодно приказать вашему величеству? спросилъ Келюсъ.
   -- Скажи д'Эпернону и Шомбергу, чтобъ они поторопились, да вели доложить графу де-Монсоро, что я желаю говорить съ нимъ.
   Келюсъ поклонился и исполнилъ порученіе съ поспѣшностью, возбуждаемою чувствомъ ненависти и жаждою мщенія, слившимся въ его сердцѣ.
   Пять минутъ спустя, д'Эпернонъ и Шомбергъ вошли къ королю -- первый переодѣвшись, а другой вымывшись до-чиста; только въ углубленіяхъ лица его остались синеватые отливы.
   Послѣ миньйоновъ явился де-Монсоро.
   -- Капитанъ стражей вашего величества объявилъ мнѣ, что вамъ, государь, угодно было потребовать меня къ себѣ, сказалъ обер-егермейстеръ поклонившись.
   -- Графъ, сказалъ Генрихъ: -- да, я выходилъ сегодня вечеромъ со двора, звѣзды такъ весело горѣли на небѣ, погода такая прекрасная, что мнѣ пришла мысль поѣхать завтра на охоту; теперь только полночь, графъ; отправьтесь же немедленно въ Венсеннъ; прикажите выгнать оленя, и завтра мы будемъ за нимъ охотиться.
   -- Я полагалъ, ваше величество, сказалъ Монсоро: -- что вы изволили назначить завтра аудіенцію его высочеству герцогу анжуйскому и герцогу де-Гизу, чтобъ дать лигѣ начальника...
   -- Такъ что же? спросилъ король гордо.
   -- Такъ... мнѣ кажется, завтра не будетъ времени...
   -- Время всегда есть тому, кто умѣетъ имъ пользоваться, господинъ обер-егермейстеръ; потому-то я и велю вамъ ѣхать теперь же, немедленно. Вы успѣете выгнать въ эту ночь оленя и приготовить экипажи къ десяти часамъ утра. Идите же, скорѣе!.. Келюсъ и Шомбергъ! прикажите отъ моего имени выпустить изъ Лувра г. де-Монсоро, и отъ моего же имени прикажите запереть ворота, когда онъ выйдетъ.
   Обер-егермейстеръ удалился съ изумленіемъ.
   -- Какая странная прихоть! сказалъ онъ молодымъ людямъ въ передней.
   -- Да, отвѣчали они лаконически.
   Графъ Монсоро увидѣлъ, что они не были расположены разговаривать, и промолчалъ.
   -- Плохо! подумалъ онъ, бросивъ косвенный взглядъ въ сторону покоевъ герцога анжуйскаго: -- кажется, надъ его высочествомъ собирается непогода.
   Но не было никакой возможности предостеречь принца: Келюсъ шелъ по одной, Шомбергъ по другой сторонѣ обер-егермейстера, такъ-что онъ подумалъ, не приказано ли имъ арестовать его. Вышедъ изъ Лувра и услышавъ за собою шумъ запиравшихся воротъ, онъ убѣдился, что подозрѣнія его были неосновательны.
   Десять минутъ спустя, Келюсъ и Шомбергъ воротились къ королю.
   -- Теперь, сказалъ Генрихъ III:-- ни слова; ступайте за мною.
   -- Куда же мы идемъ, ваше величество? спросилъ д'Эпернонъ, всегда осторожный.
   -- Кто пойдетъ со мною, тотъ увидитъ, сказалъ король.
   -- Идемъ! вскричали въ одинъ голосъ миньйоны.
   Молодые люди прицѣпили шпаги, накинули мантіи и послѣдовали за королемъ, вошедшимъ со свѣтильникомъ въ рукахъ въ знакомый уже намъ потаенный корридоръ, по которому часто вдовствующая королева и король Карлъ IX ходили къ доброй королевѣ Марго, покои которой теперь занималъ Франсуа.
   Въ этомъ корридорѣ дежурилъ каммердинеръ; но прежде, нежели онъ успѣлъ встать, чтобъ предувѣдомить герцога, Генрихъ схватилъ его за руку, приказалъ молчать и передалъ его въ руки молодыхъ людей, которые впихнули его въ темненькую каморку и заперли за нимъ дверь.
   Итакъ, король самъ отворилъ дверь, ведущую въ спальню герцога анжуйскаго.
   Франсуа только-что легъ и предавался честолюбивымъ мечтаніямъ, пробужденнымъ въ немъ событіями этого вечера. Онъ слышалъ, какъ народъ возносилъ его имя и позорилъ короля. Въ сопровожденіи герцога де-Гиза, онъ шелъ по улицамъ и видѣлъ, какъ народъ почтительно разступался передъ нимъ и его свитой, между-тѣмъ, какъ придворные короля были преслѣдуемы, осыпаемы насмѣшками и оскорбленіями. Во всю свою жизнь, проведенную въ мрачныхъ козняхъ, проискахъ, трусливыхъ заговорахъ, онъ не наслаждался такою популярностью, пробуждавшею въ немъ честолюбивѣйшія надежды.
   Онъ положилъ на столъ принесенное ему графомъ де-Монсоро письмо, въ которомъ де-Гизъ просилъ его непремѣнно быть на выходѣ короля.
   Послѣднее увѣщаніе было излишне: герцогъ анжуйскій самъ ни за что не пропустилъ бы такого торжественнаго для него случая.
   Но каково же было изумленіе его, когда потаенная дверь тихо отворилась; каковъ былъ ужасъ его, когда онъ увидѣлъ входившаго къ нему короля!
   Генрихъ знакомъ приказалъ своимъ любимцамъ остановиться у порога, а самъ пошелъ къ кровати Франсуа, мрачный, насупивъ брови и не говоря ни слова.
   -- Ваше величество, проговорилъ герцогъ: -- эта неожиданная честь...
   -- Пугаетъ васъ, не правда ли? спросилъ король:-- да, это очень-понятно; но оставайтесь въ постели, не вставайте, не вставайте.
   -- Но... ваше величество... позвольте, проговорилъ герцогъ, дрожа всѣми членами и схвативъ лежавшее на столѣ письмо де-Гиза.
   -- Вы читали? спросилъ король.
   -- Читалъ, ваше величество.
   -- И, вѣроятно, что-нибудь очень-пріятное?..
   -- О, нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ съ непринужденною улыбкою:-- такъ... записку...
   -- Понимаю, сказалъ Генрихъ, записку -- и, вѣроятно, любовную? Однако, кто же будетъ запечатывать такими огромными печатями любовныя записки?
   Герцогъ спряталъ письмо.
   -- Вы слишкомъ-скромны, Франсуа сказалъ король, со смѣхомъ, походившимъ на скрежетаніе зубовъ.
   Франсуа почувствовалъ, что на всемъ тѣлѣ его выступилъ холодный потъ.
   -- Вашему величеству, вѣроятно, угодно сообщить мнѣ что-нибудь секретное,-- спросилъ онъ скрѣпя сердце и замѣтивъ по движенію одного изъ молодыхъ дворянъ, что они подслушивали и весьма забавлялись началомъ этой сцены.
   -- Секретное, отвѣчалъ король:-- однакожь, позвольте мнѣ имѣть четырехъ свидѣтелей... Господа, продолжалъ онъ, обращаясь къ четыремъ миньйонамъ:-- вы можете подслушивать: король позволяетъ вамъ это!
   Герцогъ поднялъ голову.
   -- Ваше величество, сказалъ онъ съ ядовитымъ и ненавистнымъ взглядомъ: -- рѣшившись оскорблять человѣка моего званія, вы должны были прежде изгнать меня изъ Лувра; въ домѣ герцога анжуйскаго, я зналъ бы, что и какъ отвѣчать вамъ.
   -- Не-уже-ли?.. произнесъ Генрихъ III протяжно и съ грозной ироніей: -- вы забываете, стало-быть, что гдѣ бъ вы ни были, вы мой подданный, и, слѣдовательно, у васъ своего дома нѣтъ?.. Я король!.. Въ моихъ рукахъ все и всѣ!
   -- Ваше величество, вскричалъ Франсуа:-- я здѣсь въ Луврѣ... у своей матери.
   -- А ваша мать у меня, отвѣчалъ Генрихъ.-- Но довольно... Покажите мнѣ письмо.
   -- Какое?
   -- Parbleu! то, которое вы читали, которое лежало на вашемъ столѣ, и которое вы спрятали, когда я вошелъ сюда.
   -- Ваше величество, подумайте! сказалъ герцогъ.
   -- О чемъ? спросилъ король.
   -- О томъ, что требованіе ваше не достойно благороднаго дворянина: это требованіе полицейскаго чиновника.
   Король поблѣднѣлъ.
   -- Письмо! вскричалъ онъ.
   -- Письмо отъ женщины, ваше величество!.. Подумайте! сказалъ Франсуа.
   -- И письма женщинъ бываютъ иногда весьма-любопытны и страшны... Доказательствомъ тому письма нашей матери...
   -- Братъ! вскричалъ Франсуа.
   -- Письмо! вскричалъ король, топнувъ ногою:-- давайте его сюда, или я прикажу отнять его у васъ.
   Герцогъ вскочилъ съ постели, смялъ письмо въ рукахъ и намѣревался бросить его въ каминъ.
   -- Вы поступаете такимъ образомъ съ роднымъ братомъ?-- спросилъ Франсуа.
   Генрихъ угадалъ его намѣреніе и преградилъ ему дорогу къ камину.
   -- Не съ братомъ, отвѣчалъ онъ, а съ злѣйшимъ врагомъ! Не съ братомъ, а съ герцогомъ анжуйскимъ, прорыскавшимъ весь вечеръ по парижскимъ улицамъ, прихвостнемъ де-Гиза, и скрывающимъ отъ меня письмо одного изъ своихъ соучастниковъ, господъ лотарингскихъ принцевъ.
   -- Ошибаетесь, сказалъ герцогъ: -- ошибаетесь!
   -- А я вамъ говорю, что видѣлъ на печати трехъ птичекъ лотарингскаго герба, намѣревающихся проглотить французскія лиліи. Подавайте письмо, mordieu! или...
   Генрихъ ступилъ на шагъ къ герцогу и положилъ ему руку на плечо.
   Тотчасъ послѣ этого движенія короля, бросивъ косвенный взглядъ на четырехъ миньйоновъ, ожидавшихъ только знака Генриха, -- Франсуа упалъ на колѣни и, прислонившись къ кровати, закричалъ:
   -- Помогите, помогите! братъ хочетъ убить меня!
   Слова эти, произнесенныя съ выраженіемъ глубокаго страха, произвели сильное впечатлѣніе на короля и разсѣяли гнѣвъ его... Онъ вспомнилъ, вспомнилъ съ ужасомъ, что въ родѣ его, какъ-бы проклятомъ съ давнихъ уже временъ, братья убивали братьевъ!..
   -- Нѣтъ, сказалъ онъ: -- вы ошибаетесь, братецъ: король и не думалъ убивать васъ... но довольно... сознайтесь побѣжденнымъ! Вы знаете, что я вашъ король, вашъ повелитель... а если забыли...
   -- Знаю, знаю! вскричалъ герцогъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, король приказываетъ вамъ показать ему это письмо.
   Герцогъ анжуйскій опустилъ письмо изъ рукъ.
   Король поднялъ его, сложилъ и, не читая, спряталъ въ карманъ.
   -- Все ли теперь, ваше величество? спросилъ герцогъ съ своимъ кошачьимъ взглядомъ.
   -- Нѣтъ, ваше высочество, не все еще, отвѣчалъ король: -- за возмущеніе, неимѣвшее, по счастію, дурныхъ послѣдствій, вы должны остаться подъ арестомъ въ своихъ покояхъ до-тѣхъ-поръ, пока подозрѣнія мои на вашъ счетъ не будутъ опровергнуты. Вы здѣсь у себя, окружены всѣми удобствами жизни; слѣдственно, вамъ здѣсь худо не будетъ. Нынѣшнюю ночь васъ будутъ стеречь эти господа, а завтра утромъ ихъ смѣнитъ мой швейцарскій караулъ.
   -- Но не-уже-ли я не могу видѣться съ своими друзьями?
   -- Кого вы называете своими друзьями?
   -- Графа Монсоро, де-Риберака, и Антрага, де-Бюсси.
   -- Всѣ хороши, особенно послѣдній!
   -- Развѣ онъ заслужилъ чѣмъ-нибудь гнѣвъ вашего величества?
   -- Да, отвѣчалъ король.
   -- Когда же?
   -- Всегда, и особенно въ эту ночь.
   -- Въ эту ночь? Что же онъ сдѣлалъ?
   -- По его милости, меня оскорбили на улицѣ...
   -- Васъ, государь!
   -- Да, или моихъ друзей! Все-таки оскорбленіе падаетъ на меня.
   -- Васъ обманули, ваше величество; этого не можетъ быть!
   -- Я знаю, что это правда.
   -- Ваше величество! вскричалъ герцогъ съ торжествующимъ видомъ:-- вотъ уже три дня, какъ Бюсси не выходитъ изъ дома! Онъ дома, въ постели, боленъ.
   Король обратился къ Шомбергу.
   -- Можетъ-быть, онъ и боленъ, сказалъ послѣдній:-- только не въ постели, а въ улицѣ Кокилльеръ.
   -- Кто вамъ это сказалъ? спросилъ герцогъ анжуйскій вставая: -- кто вамъ сказалъ, что Бюсси былъ въ улицѣ Кокилльеръ?
   -- Я самъ его видѣлъ.
   -- Вы видѣли Бюсси?
   -- Бюсси, здороваго, веселаго, казавшагося веселѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ; онъ шелъ съ своимъ спутникомъ, конюшимъ или докторомъ, не знаю.
   -- Я тутъ ничего не понимаю, сказалъ герцогъ:-- я видѣлъ сегодня вечеромъ де-Бюсси: онъ лежалъ въ постели, больной; стало-быть, онъ обманулъ меня.
   -- Все равно, сказалъ король: -- графъ де-Бюсси будетъ наказанъ вмѣстѣ съ другими, когда дѣло объяснится.
   Надѣясь отклонить отъ себя гнѣвъ короля, обративъ его на Бюсси, герцогъ не сталъ защищать своего дворянина.
   -- Если Бюсси въ-самомъ-дѣлѣ обманулъ меня, сказалъ онъ: -- если онъ въ-самомъ-дѣлѣ выходилъ со двора, то, вѣроятно, у него были тайныя намѣренія, которыхъ онъ не смѣлъ открыть мнѣ, вѣрнѣйшему подданному вашего величества.
   -- Вы слышите, господа, сказалъ король: -- что говоритъ мой братъ? Онъ увѣряетъ, что не давалъ никакихъ порученій де-Бюсси.
   -- Тѣмъ лучше, сказалъ Шомбергъ.
   -- Отъ-чего же тѣмъ лучше?
   -- Отъ-того, что въ такомъ случаѣ, не подлежа суду вашего величества, Бюсси принадлежитъ намъ.
   -- Хорошо, хорошо; послѣ увидимъ, сказалъ Генрихъ III.-- Господа, ввѣряю вамъ своего роднаго брата; поступайте съ нимъ во всю ночь, въ которую будете имѣть честь стоять у него на часахъ, съ должнымъ уваженіемъ, какъ съ принцемъ крови, первымъ лицомъ въ королевствъ... послѣ меня.
   -- Будьте спокойны, ваше величество! сказалъ Келюсъ, бросивъ на короля взглядъ, заставившій дрожать герцога:-- будьте спокойны; мы не забудемъ, чѣмъ обязаны его высочеству.
   -- Хорошо; прощайте, господа, сказалъ Генрихъ.
   -- Ваше величество! вскричалъ герцогъ, болѣе устрашенный отсутствіемъ, нежели присутствіемъ короля:-- не-уже-ли я, въ-самомъ-дѣлѣ, подъ арестомъ? Не-уже-ли я не могу ни выходить, ни видѣться съ своими друзьями?
   Онъ вспомнилъ о наступающемъ днѣ, -- днѣ, о которомъ онъ за нѣсколько минутъ мечталъ такъ сладостно...
   -- Ваше величество, сказалъ герцогъ, замѣтивъ нерѣшительность короля: -- позвольте мнѣ, по-крайней-мирѣ, остаться при особѣ вашей; тамъ мое настоящее мѣсто; тамъ я буду болѣе нежели гдѣ-либо въ вашихъ глазахъ. Государь! сжальтесь надо мною, позвольте мнѣ остаться при васъ.
   Король хотѣлъ уже согласиться на просьбу короля, хотѣлъ уже сказать да, когда вниманіе его было отвлечено къ двери, у которой появилась худощавая, долговязая фигура, руками, ногами, головой и всѣмъ тѣломъ дѣлавшая самые замысловатые отрицательные знаки.
   Шико дѣлалъ королю знаки, чтобъ онъ сказалъ "нѣтъ".
   -- Нѣтъ, сказалъ Генрихъ брату:-- вамъ здѣсь очень-хорошо; я желаю, чтобъ вы остались здѣсь.
   -- Государь... проговорилъ герцогъ.
   -- Это моя воля; кажется, вамъ достаточно этого, герцогъ? сказалъ король съ строгостію, совершенно уничтожившею Франсуа.
   -- Не говорилъ ли я, что Шико настоящій король Франціи! проворчалъ Гасконецъ...
   

VII.
Какъ Шико навѣстилъ Бюсси, и что изъ того воспослѣдовало.

   На другой день, въ девять часовъ утра, Бюсси покойно завтракалъ съ Реми, приказавшимъ ему, по праву медика, подкрѣпить себя пищею; они говорили о прошедшемъ вечерѣ, а Реми припоминалъ фрески въ Церкви-Святой-Маріи-Египетской.
   -- Скажи мнѣ, Реми, спросилъ Бюсси, послѣ краткаго молчанія: -- не узналъ ли ты дворянина, котораго окупали въ чанъ, когда мы проходили по улицѣ Кокилльеръ?
   -- Еще бы!.. Только никакъ не могу припомнить его имени.
   -- И я узналъ его только по голосу.
   -- Я думаю; онъ былъ уже выкрашенъ.
   -- Я долженъ бы былъ освободить его, сказалъ Бюсси: -- дворяне обязаны защищать другъ-друга противъ черни; но, увѣряю тебя, Реми, я былъ слишкомъ занятъ мыслями, волновавшими кровь мою.
   -- Онъ, кажется, узналъ насъ, сказалъ Годуэнъ: -- потому-что погрозилъ намъ вслѣдъ кулакомъ и произнесъ какое-то проклятіе.
   -- Не-уже-ли?
   -- Я видѣлъ собственными глазами; только очень можетъ статься, что угроза обращалась не къ намъ, прибавилъ Реми, зная вспыльчивость Бюсси.
   -- Все равно, надобно узнать, кто этотъ дворянинъ; я не могу спустить ему такого оскорбленія.
   -- Постойте, постойте, вскричалъ Годуэнъ;-- я узнаю его!
   -- Почему?
   -- Онъ произнесъ проклятіе.
   -- Еще бы, mordieu! Другой, на его мѣстѣ, произнесъ бы нѣсколько проклятій!
   -- Да, но не нѣмецкихъ.
   -- Ба!..
   -- Я слышалъ явственно, какъ онъ вскричалъ: "Gott verdamme mich!"
   -- Такъ это Шомбергъ.
   -- Именно, онъ и есть.
   -- Въ такомъ случаѣ, готовь свои мази и пластыри, любезный Реми.
   -- Зачѣмъ?
   -- Надо будетъ лечить его, или меня.
   -- Полноте, графъ! не-уже-ли вы, человѣкъ счастливый, захотите опять рисковать жизнію?
   -- Ты не понимаешь, сказалъ графъ: -- какъ мы охотно рискуемъ жизнію, когда счастливы!.. Увѣряю тебя, что я никогда не обнажалъ охотно шпаги, когда проигрывалъ большія суммы, когда любовница измѣняла мнѣ, или когда совѣсть укоряла меня бъ чемъ-нибудь; но всякій разъ, когда кошелекъ мой бывалъ полонъ, когда я влюблялся, когда совѣсть моя была чиста, я смѣло и весело выходилъ на поединокъ; я былъ увѣренъ въ твердости руки моей; гляжу прямо въ глаза своему противнику, читаю въ душѣ его и -- побѣждаю!.. Сегодня я буду чудесно драться, Реми, прибавилъ Бюсси, протягивая руку къ молодому человѣку:-- потому-что чрезвычайно счастливъ, благодаря тебя, другъ мой!
   -- Позвольте, позвольте, графъ, сказалъ ле-Годуэнъ: -- вы должны, однакожь, отказать себѣ въ этомъ удовольствіи. Одна прелестная дама, съ которою я недавно познакомился, поручила васъ мнѣ и взяла съ меня клятву, что я буду беречь васъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что вы уже обязаны ей жизнію и, слѣдовательно, не имѣете права располагать ею.
   -- Добрый Реми, сказалъ Бюсси, погрузившись въ неясное состояніе, позволяющее влюбленному смотрѣть на всѣ предметы какъ-бы сквозь газовый занавѣсъ,-- очаровательное состояніе, походящее почти на сонъ: прислушиваясь къ словамъ друга, влюбленные въ этомъ состояніи не перестаютъ слѣдить душою за мыслію о любимой особѣ.
   -- Да, добрый Реми, сказалъ Годуэнъ:-- отъ-того, что я доставилъ вамъ свиданіе съ графиней Монсоро; но вы заговорите совсѣмъ другое, когда будете разлучены съ нею... а время это приближается, если не настало уже.
   -- Что ты говоришь? вскричалъ Бюсси: -- пожалуйста, оставь эти шутки, Годуэнъ.
   -- Э, графъ! Я и не думалъ шутить:-- развѣ вы не знаете, что она уѣзжаетъ въ Анжу, и что я самъ, къ великой своей горести, долженъ разстаться съ мамзель Гертрудой?.. Ахъ!
   Забавная горесть Реми заставила молодаго графа улыбнуться.
   -- Развѣ ты очень любишь ее? спросилъ онъ.
   -- Еще бы!.. она... еслибъ вы знали, какъ она... еслибъ вы знали, какъ она меня бьетъ!
   -- И ты позволяешь ей?
   -- По любви къ наукѣ; она вынудила меня изобрѣсти мазь отъ синяковъ.
   -- Тебѣ слѣдовало бы послать нѣсколько банокъ этой мази Шомбергу.
   -- Пускай онъ избавляется, какъ самъ знаетъ: -- оставимте его въ покоѣ.
   -- Изволь; но обратимся опять къ графинѣ Монсоро или, лучше сказать, къ Діанѣ де-Меридоръ, потому-что ты, вѣроятно, знаешь...
   -- Ахъ, Боже мой! знаю, все знаю.
   -- Когда же мы ѣдемъ, Реми?
   -- Ну, такъ и есть!.. Не скоро, очень-нескоро ѣдемъ.
   -- Отъ-чего же?
   -- Во-первыхъ, отъ-того, что нашъ начальникъ, любезнѣйшій герцогъ анжуйскій, запутался вчера вечеромъ въ такія дѣла, что вы скоро ему понадобитесь.
   -- Во-вторыхъ?
   -- Во-вторыхъ отъ-того, что по особенному счастію, г. Монсоро ничего не подозрѣваетъ, то-есть васъ, по-крайней-мѣрѣ, онъ ни мало не подозрѣваетъ; что же онъ скажетъ, когда вы исчезнете изъ Парижа въ одно время съ его женою?
   -- А мнѣ какое дѣло до того, что онъ скажетъ?
   -- Положимъ, что вамъ дѣла нѣтъ, такъ мнѣ есть, графъ. Я берусь лечить раны, получаемыя вами на поединкахъ, потому-что вы сами хорошо владѣете шпагой, и эти раны никогда не могутъ быть опасны; но отрекаюсь отъ ранъ, которыя могутъ быть нанесены вамъ кинжаломъ гдѣ-нибудь въ темнотѣ, и особенно ревнивыми мужьями; эти животныя, въ подобныхъ случаяхъ, свирѣпы, неумолимы; вспомните хоть бѣднаго Сен-Мегрена, измѣнническимъ образомъ убитаго лотарингскимъ принцемъ.
   -- Что дѣлать, другъ мой, судьбы своей не избѣгнешь, и если мнѣ суждено быть убитымъ графомъ Монсоро...
   -- Что же?
   -- Тогда онъ убьетъ меня.
   -- А потомъ, черезъ недѣлю, черезъ мѣсяцъ, черезъ годъ, Діана де-Меридоръ, какъ вы ее еще называете, сдѣлается совершенно женою г. де-Монсоро, и ваша бѣдная душа, которая безсмертна, вѣроятно, будетъ парить надъ возлюбленною, будетъ крѣпко досадовать...
   -- Ты правъ, Реми; я хочу жить.
   -- Это прекрасно, но недостаточно; вы должны не только жить, но еще слѣдовать моимъ совѣтамъ -- быть любезнымъ съ Монсоро; онъ теперь ревнуетъ къ герцогу анжуйскому, который бродилъ подъ окнами красавицы, какъ испанскій любовникъ, и былъ узнанъ по неизмѣнному спутнику его, Орильи. Старайтесь угождать почтенному мужу, не спрашивайте даже, куда дѣвалась его жена: вы это знаете и безъ него; однимъ словомъ, войдите съ нимъ въ дружбу, и онъ вездѣ будетъ провозглашать, что вы единственный дворянинъ, обладающій добродѣтелями Сципіона: умѣренностью и скромностью...
   -- Мнѣ кажется, что ты правъ, сказалъ Бюсси.-- Такъ-какъ я теперь уже не ревную къ этому медвѣдю, то сдѣлаю его ручнымъ; это будетъ удивительно-забавно! Требуй отъ меня теперь все, чего хочешь, Реми; теперь для меня нѣтъ ничего невозможнаго -- я счастливъ!
   Въ это время, кто-то постучался въ дверь. Бюсси и Реми замолчали.
   -- Кто тамъ? спросилъ Бюсси.
   -- Ваше сіятельство, отвѣчалъ пажъ:-- какой-то дворянинъ желаетъ васъ видѣть.
   -- Видѣть меня? такъ рано? Что это за человѣкъ?
   -- Высокій господинъ въ зеленомъ бархатномъ платьѣ и въ розовыхъ чулкахъ, съ нѣсколько-смѣшнымъ, но честнымъ лицомъ.
   -- Э! вскричалъ Бюсси: -- ужь не Шомбергъ ли?
   -- Шомбергъ не высокъ.
   -- Правда; такъ не Монсоро ли?
   -- Монсоро не честенъ.
   -- Ты правъ; это не можетъ быть ни тотъ, ни другой; проси.
   Минуту спустя, посѣтитель явился на порогѣ.
   -- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Бюсси, поспѣшно вскочивъ при видѣ вошедшаго; Реми же, какъ скромный другъ, удалился въ сосѣднюю комнату.
   -- Мосьё Шико! вскричалъ Бюсси.
   -- Точно-такъ, графъ, отвѣчалъ Гасконецъ.
   Бюсси смотрѣлъ на него съ тѣмъ удивленіемъ, которое можно перевести слѣдующими словами:
   -- Что вамъ надобно?
   А потому Шико, понявъ этотъ нѣмой взглядъ, отвѣчалъ очень-серьёзно:
   -- Графъ, я пришелъ предложить вамъ маленькое условіе.
   -- Предлагайте, отвѣчалъ Бюсси съ изумленіемъ.
   -- Что вы мнѣ дадите, если я окажу вамъ большую услугу?
   -- Какова будетъ услуга, отвѣчалъ довольно-небрежно Бюсси.
   Гасконецъ притворился, что не замѣчаетъ этого небрежнаго вида.
   -- Графъ, сказалъ Шико, садясь и перекидывая одну ногу на другую: -- я замѣчаю, что вы не удостоиваете меня приглашенія присѣсть.
   Краска бросилась въ лицо молодому графу.
   -- Это не хорошо, тѣмъ болѣе, что вы должны мнѣ быть признательны за услугу, которую я намѣренъ оказать вамъ.
   Бюсси не отвѣчалъ.
   -- Графъ, продолжалъ Шико, ни мало не смущаясь: -- знаете ли вы лигу?
   -- Я слышалъ объ ней, отвѣчалъ Бюсси, обративъ невольное вниманіе на слова Гасконца.
   -- Слѣдовательно, вы должны знать, что лига есть не что иное, какъ союзъ правовѣрныхъ христіанъ, соединившихся съ благочестивою цѣлію перерѣзать своихъ ближнихъ, гугенотовъ. Принимаете ли вы участіе въ лигѣ? Я -- ревностный членъ ея.
   -- Странно, что вы дѣлаете мнѣ такой вопросъ...
   -- Отвѣчайте: да, или нѣтъ?
   -- Повторяю вамъ, что я удивляюсь...
   -- Мнѣ угодно было спросить васъ, принимаете ли вы участіе въ лигѣ; слышали вы?
   -- Мосьё Шико, такъ-какъ я не люблю вопросовъ, смысла которыхъ не понимаю, то покорнѣйше прошу васъ перемѣнить разговоръ; только изъ приличія я не говорю вамъ, что, не любя вопросовъ, не люблю и вопрошающихъ.
   -- Прекрасно; приличіе весьма-прилично въ обществѣ, говоритъ нашъ милый графъ де-Монсоро, когда онъ въ духѣ.
   При имени де-Монсоро, произнесенномъ Гасконцемъ безъ намѣренія, Бюсси опять сталъ внимателенъ.
   -- Не открылъ ли де-Монсоро чего-нибудь, подумалъ онъ: -- не подослалъ ли онъ Шико выпытать?..
   Потомъ онъ прибавилъ вслухъ:
   -- Говорите скорѣе и яснѣе, мосьё Шико; даю вамъ только нѣсколько минутъ времени.
   -- Optime, сказалъ Шико: -- въ нѣсколько минутъ можно многое высказать. Впрочемъ, я напрасно спрашивалъ васъ, потому-что если вы и не принимаете еще участія въ лигѣ, то скоро пріймите, по примѣру герцога анжуйскаго.
   -- Герцога анжуйскаго! Кто вамъ это сказалъ?
   -- Онъ самъ; вышеупомянутый герцогъ объяснилъ оное нижеподписанному Шико, какъ пишутъ законники и какъ писалъ почтенный Николай Давидъ, свѣтильникъ парижскаго форума, forum parisiense; каковый свѣтильникъ погашенъ неизвѣстно чьимъ дуновеніемъ... Слѣдовательно, если герцогъ анжуйскій принадлежитъ къ лигѣ, то и вы, правая рука его, не можете не принадлежать къ ней! Это очень-естественно: лига не захочетъ взять въ начальники лѣвшу!
   -- Что же далѣе, мосьё Шико? спросилъ Бюсси ласковѣе прежняго.
   -- Далѣе? возразилъ Шико.-- Далѣе, что если только узнаютъ, что вы членъ лиги или будете членомъ ея, то съ вами будетъ то же, что съ его королевскимъ высочествомъ.
   -- А что случилось съ его высочествомъ? вскричалъ Бюсси.
   -- Графъ, сказалъ Шико, вставъ и принявъ тотъ самый тонъ, которымъ говорилъ ему за нѣсколько минутъ Бюсси:-- графъ, я не люблю вопросовъ и,-- позвольте мнѣ не уважить приличія,-- не терплю вопрошающихъ! И потому мнѣ хочется оставить васъ на произволъ судьбы.
   -- Мосьё Шико, сказалъ Бюсси съ улыбкой, заключавшей въ себѣ извиненіе дворянина:-- прошу васъ, скажите мнѣ, что случилось съ герцогомъ?
   -- Онъ подъ арестомъ.
   -- Гдѣ?
   -- Въ своей спальнѣ. Четверо изъ моихъ добрыхъ друзей караулятъ его: господинъ де-Шомбергъ, выкрашенный вчера въ синюю краску, что вамъ, впрочемъ, очень-хорошо извѣстно, ибо вы проходили мимо во время самой операціи; мосьё д'Эпернонъ, пожелтѣвшій отъ вчерашняго страха; мосьё де-Келюсъ, покраснѣвшій отъ злобы; и мосьё де-Можиронъ, поблѣднѣвшій отъ скуки; все это очень-мило, тѣмъ болѣе, что герцогъ зеленѣетъ отъ боязни, такъ-что мы, луврскіе обитатели, будемъ наслаждаться всѣми цвѣтами радуги!..
   -- Слѣдовательно, вы полагаете, что и мнѣ угрожаетъ опасность? спросилъ Бюсси.
   -- Опасность?.. Нѣтъ, позвольте, немножко похуже этого... я думаю, что къ вамъ сейчасъ пожалуютъ стражи...
   Бюсси вздрогнулъ.
   -- Любите вы Бастилью, мосьё де-Бюсси? Тамъ очень-удобно размышлять о суетѣ міра сего... Впрочемъ, комендантъ, г. Лоранъ Тестю, очень-хорошо кормитъ своихъ голубковъ.
   -- Меня хотятъ посадить въ Бастилью! вскричалъ Бюсси.
   -- Mordieu! я совсѣмъ и забылъ, что у меня въ карманѣ есть нѣчто въ родѣ приказанія отправить васъ туда. Угодно вамъ посмотрѣть?
   И Шико вынулъ изъ кармана королевское повелѣніе, написанное по формѣ и повелѣвавшее немедленно схватить Луи де-Клермона, графа де-Бюсси д'Амбуаза, гдѣ бы онъ ни находился.
   -- Сочиненіе мосьё де-Келюса, сказалъ Шико:-- очень-мило написано.
   -- Въ такомъ случаѣ, вскричалъ Бюсси, тронутый поступкомъ Шико:-- вы, въ-самомъ-дѣлѣ, оказываете мнѣ величайшую услугу.
   -- Кажется, сказалъ Гасконецъ.
   -- Г. Шико, сказалъ Бюсси: -- прошу васъ, будьте со мною откровенны: съ какою цѣлію спасаете вы меня? Я знаю, что вы любите короля, и что король не любитъ меня...
   -- Графъ, отвѣчалъ Шико, вставъ и поклонившись: -- я спасаю васъ только съ тою цѣлію, чтобъ спасти васъ. Толкуйте это себѣ, какъ вамъ угодно.
   -- Но, ради Бога, скажите, чему я долженъ приписать ваше благорасположеніе?
   -- Вы забыли, что я жду отъ васъ вознагражденія.
   -- Правда.
   -- Согласны ли вы?
   -- Всей душою!
   -- Слѣдовательно, вы не откажетесь услужить мнѣ, когда представится случай?
   -- Не откажусь сдѣлать все, что будетъ въ моихъ силахъ. Честное слово Бюсси!
   -- Этого слова мнѣ достаточно, сказалъ Шико, вставая.-- Садитесь же скорѣе на коня и убирайтесь подальше; я же снесу повелѣніе куда слѣдуетъ.
   -- Такъ не вамъ было поручено арестовать меня?
   -- А, графъ! за кого вы меня принимаете? Я дворянинъ.
   -- Но я не могу оставить герцога анжуйскаго...
   -- Оставляйте смѣло; онъ первый измѣнилъ вамъ.
   -- Вы благородный дворянинъ, г. де-Шико, сказалъ Бюсси Гасконцу.
   -- Это я знаю и безъ васъ, графъ! отвѣчалъ Шико.
   Бюсси позвалъ Годуэна.
   Реми, надобно отдать ему справедливость, подслушивалъ за дверью; онъ немедленно явился на зовъ графа.
   -- Реми, вскричалъ Бюсси: -- вели сѣдлать лошадей.
   -- Онѣ осѣдланы, ваше сіятельство, спокойно отвѣчалъ Реми.
   -- Графъ, сказалъ Шико,-- господинъ Реми умный молодой человѣкъ.
   -- Это я знаю и безъ васъ! отвѣчалъ Реми.
   И они очень-вѣжливо и церемонно поклонились другъ другу.
   Бюсси взялъ всѣ свои наличныя деньги и наполнилъ ими свои карманы и карманы Годуэна; потомъ поклонился Шико, еще разѣ поблагодарилъ и поспѣшно сталъ сходить съ лѣстницы.
   -- Извините, графъ, сказалъ Шико:-- мнѣ нужно присутствовать при вашемъ отъѣздъ.
   И Шико послѣдовалъ за Бюсси и Годуэномъ до конюшенъ, гдѣ стояли на готовъ двѣ осѣдланныя лошади.
   -- Куда же мы ѣдемъ? спросилъ Реми, небрежно подбирая поводья.
   -- Но...
   Бюсси притворился, будто находится въ нерѣшимости.
   -- Отъ-чего бы вамъ не ѣхать въ Нормандію? небрежно спросилъ Шико, съ видомъ знатока осматривая лошадей.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси:-- это слишкомъ-близко.
   -- А во Фландрію? продолжалъ Шико.
   -- Слишкомъ-далеко.
   -- Мнѣ кажется, сказалъ Реми: -- что лучше всего ѣхать въ Анжу; какъ вы думаете, ваше сіятельство?
   -- Пожалуй, поѣдемъ въ Анжу, сказалъ Бюсси, покраснѣвъ.
   -- Такъ-какъ вы ѣдете... началъ Шико.
   -- Немедленно.
   -- То честь имѣю желать вамъ счастливаго пути; поминайте меня въ своихъ молитвахъ.
   И почтенный дворянинъ удалился съ приличною важностью, отбивая углы своей длинной шпагой.
   -- Чему быть, того не миновать! сказалъ Реми, съ улыбкой посмотрѣвъ на графа.
   -- Поскачемъ скорѣе! вскричалъ Бюсси:-- мы, можетъ-быть, еще догонимъ ее.
   -- Ахъ, ваше сіятельство, сказалъ Бодуэнъ: -- не мѣшайте судьбѣ... она балуетъ васъ.
   И они ускакали.
   

VIII.
Ходули Шико, щелкушка Келюса, и сарбаканъ Шомберга.

   Не смотря на наружное равнодушіе, Шико возвращался въ Лувръ съ невыразимою радостью въ сердцѣ.
   Онъ втройнѣ былъ счастливъ тѣмъ, что оказалъ услугу такому благородному человѣку, какъ Бюсси, что принималъ участіе въ интригѣ, и что сдѣлалъ возможною для короля рѣшительную мѣру, которую требовали обстоятельства.
   И точно, умъ и, особенно, сердце Бюсси, союзъ трехъ братьевъ Гизовъ, угрожали бѣдой Парижу.
   Все, чего король опасался, и что Шико предвидѣлъ, случилось.
   Принявъ у себя утромъ членовъ-лигеровъ, явившихся къ нему съ тетрадями, исписанными именами; обѣщавъ главу лигъ, заставивъ всѣхъ поклясться въ безпрекословномъ повиновеніи главѣ, котораго назначитъ король; побесѣдовавъ съ кардиналомъ и герцогомъ майеннскимъ, Генрихъ де-Гизъ пошелъ къ герцогу анжуйскому, съ которымъ разстался наканунѣ въ десятомъ часу вечера.
   Шико ожидалъ этого посѣщенія, и потому, вышедъ отъ Бюсси, онъ сталъ бродить около алансонскаго дворца. Онъ не прождалъ четверти часа, какъ увидѣлъ де-Гиза.
   Шико спрятался за уголъ; герцогъ вошелъ во дворецъ.
   Тамъ онъ засталъ перваго каммердинера Франсуа, безпокоившагося о томъ, что его господинъ не возвращался домой; но онъ полагалъ, что, вѣроятно, герцогъ провелъ эту ночь въ Луврѣ.
   Де-Гизъ пожелалъ видѣть Орильи. Каммердинеръ отвѣчалъ, что онъ съ вечера ждетъ въ кабинетѣ его высочества.
   Герцогъ вошелъ туда. Орильи, какъ читатели уже знаютъ, былъ повѣренный принца и его музыкантъ на лютнѣ; ему были извѣстны всѣ тайны его высочества; но теперь онъ столько же безпокоился объ отсутствіи своего господина, какъ и каммердинеръ. Разсѣянно перебирая пальцами струны лютни, онъ часто вставалъ, подходилъ къ окну и смотрѣлъ, не идетъ ли принцъ.
   Три раза посылали въ Лувръ, и каждый разъ посланному отвѣчали, что его высочество, воротившись очень-поздно домой, изволитъ еще почивать.
   Генрихъ де-Гизъ сталъ разспрашивать Орильи.
   Орильи отвѣчалъ, что былъ отдѣленъ вчера вечеромъ толпою отъ принца и, тщетно проискавъ его довольно-долгое время, воротился въ алансонскій дворецъ, не зная о намѣреніи его высочества провести ночь въ Луврѣ. Повѣренный Франсуа разсказалъ также де-Гизу, что три раза посылалъ въ Лувръ, и каждый разъ ему отвѣчали, что герцогъ еще почиваетъ.
   -- Почиваетъ? Въ одиннадцать часовъ? сказалъ де-Гизъ.-- Это что-то невѣроятно; самъ король всегда уже на ногахъ въ это время. Орильи, вы должны бы сходить въ Лувръ.
   -- Я самъ уже думалъ объ этомъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Орильи: -- но мнѣ кажется, что его высочество гдѣ-нибудь любезничаетъ и нарочно велѣлъ привратнику сказывать, что онъ спитъ. Если такъ, то онъ можетъ обидѣться...
   -- Нѣтъ, Орильи, возразилъ де-Гизъ:-- герцогъ человѣкъ благоразумный и не станетъ заниматься пустяками въ такой важный день. Ступайте же безъ боязни въ Лувръ: вы непремѣнно найдете тамъ его высочество.
   -- Извольте, ваша свѣтлость; но что же мнѣ сказать ему?
   -- Скажите, что собраніе въ Луврѣ назначено къ двумъ часамъ, и что мы условились переговорить еще до того времени. Вы понимаете, Орильи, прибавилъ герцогъ съ движеніемъ довольно-непочтительной досады:-- что въ такое время, когда король готовится назначить начальника лиги, спать смѣшно!
   -- Итакъ, я попрошу его высочество пожаловать сюда?
   -- Да; и скажите, что я съ нетерпѣніемъ жду его; лигёры начинаютъ уже собираться въ Лувръ; слѣдовательно, теперь намъ каждая минута дорога. Я же, между-тѣмъ, пошлю за графомъ де-Бюсси.
   -- Слушаю, ваша свѣтлость. Если жь я не найду его высочества въ Луврѣ, что тогда?
   -- Если не найдете, такъ и не ищите. Докажите, по-крайней-мѣрѣ, свое усердіе, и онъ не будетъ имѣть права сердиться на васъ. Во всякомъ случаѣ, я самъ въ три четверти втораго буду въ Луврѣ.
   Орильи поклонился и вышелъ.
   Шико, увидѣвъ его, догадался, куда и зачѣмъ онъ шелъ.
   -- Все погибло, подумалъ Гасконецъ: -- или, по-крайней-мѣрѣ, дѣло страшно запутается и будетъ отложено въ долгій ящикъ, если герцогъ де-Гизъ узнаетъ, что Франсуа подъ арестомъ.
   Послѣ этого разсужденія, Шико пустился со всѣхъ ногъ по направленію къ Лувру и, обойдя кругомъ, поспѣлъ туда гораздо-прежде Орильи.
   Мы же послѣдуемъ за повѣреннымъ герцога анжуйскаго.
   Онъ пошелъ вдоль набережной, покрытой торжествующими гражданами, и направился къ Лувру, сохранявшему свою спокойную, строгую физіономію посреди всеобщей радости.
   Орильи зналъ всѣхъ при дворѣ; онъ остановился у воротъ и разговорился съ дежурнымъ офицеромъ, важной особой для любителей придворныхъ новостей.
   Дежурный офицеръ былъ чрезвычайно-любезенъ и веселъ: король всталъ въ самомъ пріятномъ расположеніи духа.
   Отъ дежурнаго офицера, Орильи перешелъ къ швейцару.
   Швейцаръ осматривалъ нѣсколько десятковъ лакеевъ, которымъ сшили новое платье, и раздавалъ имъ алебарды новаго фасона.
   Онъ очень-ласково улыбнулся Орильи, отвѣчалъ на его замѣчанія относительно погоды, что подало музыканту хорошую идею о политической атмосферѣ.
   Довольствуясь собранными свѣдѣніями, Орильи пошелъ далѣе, къ парадной лѣстницѣ, ведшей къ покоямъ герцога. Онъ почтительно кланялся во всѣ стороны дворянамъ, собиравшимся уже въ сѣняхъ.
   У двери спальни его высочества, онъ увидѣлъ Шико, сидѣвшаго на складномъ табуретѣ.
   Шико одинъ игралъ въ шахматы и обдумывалъ какой-то ходъ.
   Орильи хотѣлъ пройдти, но вытянутыя впередъ длинныя ноги Шико преградили ему дорогу.
   Онъ долженъ былъ ударить Гасконца по плечу.
   -- Ахъ, извините! сказалъ Шико: -- я не узналъ васъ, мосье Орильи.
   -- Что вы тутъ дѣлаете, мосьё Шико?
   -- Какъ видите, играю въ шахматы.
   -- Одни?
   -- Да... обдумываю ходъ... вы играете въ шахматы?
   -- Плохо.
   -- Ахъ, да! вѣдь вы музыкантъ; а музыка такое трудное искусство, что счастливцы, которымъ оно дается, должны посвятить ему все свое время, всѣ свои способности.
   -- А ходъ, вѣроятно, трудный? спросилъ Орильи смѣясь.
   -- Ужасно трудный: мой король безпокоитъ меня; вы, можетъ-быть, не знаете, мосьё Орильи, что въ шахматахъ король -- пѣшка весьма-ничтожная, неимѣющая рѣшительно никакой воли; король въ шахматахъ можетъ ступить только одинъ шагъ впередъ и одинъ назадъ, между-тѣмъ, какъ его окружаютъ ловкіе, сильные враги: кони, скачущіе изъ одного угла въ другой, и простыя пѣшки, окружающія его и всячески ему досаждающія; такъ-что ему стоитъ только сдѣлать одинъ необдуманный шагъ, и онъ погибъ!.. Правда, есть у короля одна преданная пѣшка, шутъ; она имѣетъ право ходить взадъ и впередъ, изъ одного конца въ другой, становится передъ королемъ, за нимъ, возлѣ него; но и то надобно-замѣтить, что чѣмъ шутъ преданнѣе королю, тѣмъ большей опасности онъ-самъ подвергается... Вотъ теперь, на-примѣръ, я долженъ вамъ признаться, мосьё Орильи, что мой король и шутъ его находятся въ чрезвычайно-затруднительномъ положеніи.
   -- Но, спросилъ Орильи: -- по какому случаю пустились вы въ эти глубокомысленныя комбинаціи здѣсь, у двери покоевъ его высочества?
   -- Я жду г. де-Келюса.
   -- Онъ гдѣ?
   -- Здѣсь.
   -- Да гдѣ же здѣсь? спросилъ Орильи.
   -- У его высочества.
   -- У его высочества? Г. де-Келюсъ? съ изумленіемъ повторилъ Орильи.
   Во все время этого разговора, Шико понемногу отодвигался, такъ-что Орильи невольно вступалъ въ корридоръ, и находился у самой двери въ спальню герцога.
   При послѣднихъ словахъ, онъ, однакожь, отступилъ въ нерѣшимости.
   -- А зачѣмъ г. де-Келюсъ у его высочества герцога анжуйскаго? спросилъ Орильи:-- они, кажется, никогда друзьями не были,
   -- Тссъ! прошипѣлъ Шико съ таинственнымъ видомъ.
   И, схвативъ обѣими руками шахматную доску, онъ выпятился впередъ и перегнулся такимъ образомъ, что губы его почти коснулись ушей Орильи.
   -- Онъ пришелъ просить извиненіи у его высочества...
   -- Извиненія? въ чемъ?
   -- Они вчера немножко поссорились.
   -- Не-уже-ли?
   -- Да; король велѣлъ ему извиниться: вѣдь вы знаете, какъ братья теперь дружны между собою... а потому король пожурилъ Келюса, да еще велѣлъ ему просить прощенія.
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ?
   -- Какъ же, какъ же? Ахъ, мосьё Орильи, сказалъ Шико:-- вѣдь это, просто, золотой вѣкъ! Лувръ превратится въ настоящую Аркадію, а братья -- Arcades ambo!.. Ахъ, извините, я забылъ, что вы музыкантъ и опять заговорилъ съ вами по-латинѣ.
   Орильи улыбнулся и вошелъ въ переднюю; когда онъ отворялъ дверь, Гасконецъ перемигнулся съ Келюсомъ, который былъ, впрочемъ, уже предувѣдомленъ.
   Шико же опять погрузился въ размышленія надъ шахматною доскою.
   Келюсъ, сидѣвшій въ передней и безпечно игравшій красивой щелкушкой изъ чернаго дерева, съ вставными перламутровыми украшеніями, ловко закидывая шарикъ и такъ же ловко ловя его, вѣжливо поклонился Орильи.
   -- Браво! мосьё де-Келюсъ, сказалъ Орильи, полюбовавшись ловкостью молодаго человѣка: -- браво!
   -- Ахъ, любезнѣйшій мосьё Орильи, сказалъ Келюсъ: -- когда-то я буду такъ ловко играть въ щелкушку, какъ вы играете на лютнѣ?
   -- Упражняйтесь, отвѣчалъ Орильи съ нѣкоторой досадой.-- Но мнѣ сказали, что вы у его высочества?
   -- Да, я выпросилъ у него аудіенцію, любезный Орильи, -- но Шомбергъ предупредилъ меня!
   -- Какъ! и г. де-Шомбергъ тоже? вскричалъ Орильи съ изумленіемъ.
   -- Какъ же! Все по приказанію короля. Шомбергъ тутъ, въ столовой. Войдите, пожалуйста, мосьё Орильи, и напомните его высочеству, что мы давно ждемъ.
   Орильи вошелъ въ слѣдующую комнату и увидѣлъ Шомберга, растянувшагося на длинной скамьѣ, обитой мягкой подушкой.
   Лежа на спинѣ, Шомбергъ прицѣливался въ золотое колечко, привѣшенное къ потолку на шелковой тесемкѣ, и пускалъ изъ сарбакана маленькіе глиняные шарики, которые приносила ему обратно его любимая собака.
   -- Какъ! вскричалъ Орильи: -- вы забавляетесь такимъ-образомъ въ покояхъ его высочества?.. А, мосьё де-Шомбергъ!.. Это неприлично.
   -- Ахъ, guten Morgen, мосьё, сказалъ Шомбергъ: -- что дѣлать? надобно же какъ-нибудь убить время до аудіенціи.
   -- Но гдѣ же его высочество? спросилъ Орильи.
   -- Тссъ! Его высочество занятъ съ д'Эпернономъ и Можирономъ. Они просятъ у него прощеніе. Но не угодно ли вамъ войдти, мосьё д'Орильи, вѣдь вы свой человѣкъ у герцога!
   -- Можетъ-быть, герцогу неугодно?..
   -- Совсѣмъ нѣтъ; онъ у себя въ картинной:-- войдите, войдите.
   И, схвативъ Орильи за плеча, онъ почти-насильно впихнулъ его въ слѣдующую комнату, гдѣ музыкантъ, неуспѣвавшій прійдти въ себя отъ изумленія, увидѣлъ передъ зеркаломъ д'Эпернона, приглаживавшаго себѣ усы, и Можирона, вырѣзывавшаго картинки.
   Герцогъ сидѣлъ безъ шпаги между обоими молодыми людьми, смотрѣвшими на него только для того, чтобъ слѣдить за малѣйшими его движеніями и весьма-неуважительно разговаривавшими съ нимъ.
   Увидѣвъ Орильи, герцогъ хотѣлъ броситься къ нему на встрѣчу.
   -- Тише, ваше высочество, вскричалъ Можиронъ: -- вы наступаете на мои картинки.
   -- Боже! вскричалъ музыкантъ: -- что я слышу? Васъ оскорбляютъ, ваше высочество!
   -- А, почтеннѣйшій Орильи! сказалъ д'Эпернонъ, продолжая приглаживать усы передъ зеркаломъ: -- какъ поживаете? Должно-быть, хорошо, потому-что у васъ яркій румянецъ на щечкахъ!
   -- Будьте такъ добры, господинъ музыкантъ, сказалъ Можиронъ:-- принесите намъ свой маленькій кинжалъ.
   -- Господа, господа! вскричалъ Орильи: -- вы забываете, гдѣ вы!
   -- Ни мало, любезнѣйшій Орфей, отвѣчалъ д'Эпернонъ:-- другъ мой проситъ васъ принести кинжалъ, потому-что герцогъ безоруженъ.
   -- Орильи! произнесъ герцогъ глухимъ голосомъ и съ подавляемою яростію:-- развѣ ты не видишь, что я арестованъ?
   -- Арестованы! Кѣмъ?
   -- Братомъ. Не-уже-ли ты не понялъ этого, узнавъ моихъ стражей?
   Орильи вскрикнулъ съ изумленіемъ.
   -- Я ничего не зналъ, ваше высочество, вскричалъ онъ:-- иначе...
   -- Вы взяли бы съ собою лютню, чтобъ развлечь его высочество, любезнѣйшій мосьё Орильи? произнесъ насмѣшливый голосъ:-- но я подогадливѣе васъ... я послалъ за вашей лютней... вотъ она...
   И Шико подалъ бѣдному музыканту лютню: за Гасконцемъ стояли Келюсъ и Шомбергъ, потягивавшіеся и зѣвавшіе.
   -- А что твои шахматы, Шико? спросилъ д'Эпернонъ.
   -- Ахъ, да! спросилъ Келюсъ: -- нашелъ ты ходъ?
   -- Мнѣ кажется, господа, что дуракъ спасетъ своего короля, только не безъ труда. Мосьё Орильи, пожалуйте мнѣ свой кинжалъ...
   Музыкантъ повиновался, печально опустилъ голову, и сѣлъ на подушку у ногъ принца.
   -- Одинъ сидитъ ужь въ мышеловкѣ, сказалъ Келюсъ,-- попадутся и другіе.
   Съ этими словами, объяснявшими Орильи всѣ предшествовавшія сцены, Келюсъ воротился въ переднюю, промѣнявъ сперва свою щелкушку на сарбаканъ Шомберга.
   -- Вотъ что дѣло, то дѣло! сказалъ Шико: -- надо умѣть разнообразить свои удовольствія; отправлюсь выбирать начальника лигѣ.
   И онъ вышелъ изъ комнаты герцога, у ногъ котораго сидѣлъ унылый, грустный музыкантъ съ лютней.
   

IX.
Какъ король назначилъ предводителя лигѣ, только не его высочество герцога анжуйскаго и не его свѣтлость герцога де-Гиза.

   Часъ большаго собранія наступилъ, или, лучше сказать, наступалъ, потому-что съ полудня уже стали собираться въ Лувръ главные лигёры и многіе любопытные.
   Волновавшійся Парижъ отправилъ въ Лувръ депутаціи лигёровъ, цеховъ, милиціи и старшинъ городскихъ, и вся столица какъ-бы раздѣлилась на двѣ части: на Лувръ и городъ, на дѣйствующихъ и любопытствующихъ.
   Вокругъ Лувра толпилось несметное множество народа, какъ-бы сжимая его массой своей, но Лувръ былъ спокоенъ. То время, когда ни вѣковыя стѣны, ни громъ пушекъ не могли остановить яростной черни, не наступило еще: швейцарская стража улыбалась массамъ Парижанъ, не смотря на то, что эти массы были вооружены; а Парижане улыбались швейцарской стражѣ: не наступило еще время пролитія крови въ королевскихъ покояхъ...
   Не смотря, однакожъ, на то, что драма не принимала еще мрачнаго вида, она была исполнена занимательности: въ тронной залѣ сидѣлъ король, окруженный своими офицерами, друзьями, родными, придворными; передъ нимъ поочередно проходили депутаціи, оставлявшія начальниковъ своихъ въ тронной залѣ, а сами выходившія изъ Лувра и занимавшія мѣста, назначенныя имъ подъ окнами и на дворахъ.
   Такимъ-образомъ, король могъ однимъ взглядомъ окинуть всѣхъ своихъ враговъ, которыхъ указывали ему иногда Шико, стоявшій за трономъ, иногда взглядъ вдовствующей королевы, а иногда движеніе низшихъ лигёровъ, неумѣвшихъ скрывать свое нетерпѣніе при появленіи кого-либо изъ могущественнѣйшихъ ихъ начальниковъ.
   Вошелъ графъ де-Монсоро.
   -- Посмотри-ка, Генрихъ, посмотри-ка, шепнулъ Шико.
   -- На кого мнѣ смотрѣть?
   -- На твоего обер-егермейстера; право, стоитъ посмотрѣть на него; онъ ужасно блѣденъ и весь забрызганъ грязью.
   -- Точно, сказалъ король:-- это онъ.
   Генрихъ сдѣлалъ знакъ графу де-Монсоро; обер-егермейстеръ приблизился.
   -- Какимъ образомъ очутились вы здѣсь? спросилъ его король.-- Я послалъ васъ въ Венсеннъ выгнать оленя.
   -- Въ семь часовъ олень былъ выгнанъ, ваше величество; но, не получивъ до полудня никакого извѣстія, я поспѣшилъ прискакать сюда и освѣдомиться, не случилось ли чего съ вашимъ величествомъ.
   -- Не-уже-ли? спросилъ король.
   -- Государь! продолжалъ графъ: -- я провинился... но приписывайте мою вину избытку преданности вашему величеству.
   -- Благодарю, отвѣчалъ Генрихъ III: -- я съумѣю оцѣнить вашу преданность.
   -- Угодно ли будетъ теперь вашему величеству приказать, чтобъ я воротился въ Венсеннъ? съ безпокойствомъ спросилъ де-Монсоро.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, останьтесь, господинъ обер-егермейстеръ; охота эта была не что иное, какъ прихоть, которая такъ же скоро прошла, какъ и пришла; останьтесь здѣсь; мнѣ теперь нужны люди преданные, вѣрные, и -- вы сами становитесь въ число тѣхъ, на преданность которыхъ я могу полагаться.
   Монсоро поклонился.
   -- Гдѣ прикажете мнѣ стать, ваше величество? спросилъ онъ.
   -- Отдай мнѣ его на полчасика! шепнулъ Шико на ухо королю.
   -- Зачѣмъ?
   -- Мнѣ хочется побѣсить его. Тебѣ вѣдь все равно, а ты долженъ вознаградить меня за то, что заставляешь присутствовать на этой скучной церемоніи.
   -- Такъ возьми же его.
   -- Гдѣ прикажете мнѣ стать, ваше величество? повторилъ графъ де-Монсоро.
   -- Гдѣ вамъ угодно. Или нѣтъ, станьте за моимъ кресломъ. Это мѣсто моихъ друзей.
   -- Пожалуйте-ка сюда, господинъ обер-егермейстеръ, сказалъ Шико, сторонясь и пропуская де-Монсоро: -- пожалуйте-ка сюда и полюбуйтесь нашими депутаціями... это лучше всякой охоты! Вотъ, на-примѣръ, дичь, которую узнаетъ по запаху не только охотничья собака, но и самъ охотникъ. Ventre de biche! Какое благовоніе! Это проходятъ, или, лучше сказать, прошли сапожники; а вотъ идутъ кожевники. Mort de ma vie! если вы и теперь не слышите никакого запаха, такъ я сейчасъ же отставлю васъ отъ должности!
   Графъ де-Монсоро притворялся слушающимъ или слушалъ, но не слышалъ. Онъ былъ весьма озабоченъ и осматривался съ безпокойствомъ, которое тѣмъ болѣе поразило короля, что Шико безпрестанно заставлялъ его смотрѣть на графа.
   -- Знаешь ли, говорилъ Шико шопотомъ королю:-- за кѣмъ охотится теперь твой обер-егермейстеръ?
   -- Не знаю.
   -- За твоимъ братомъ, анжуйскимъ.
   -- Только безуспѣшно, сказалъ король улыбнувшись.
   -- Еще бы! Хочешь ли, я совсѣмъ собью его съ толку?
   -- Пожалуй.
   -- Постой же... говорятъ, что волка отъ лисицы чутьемъ не различишь: такъ я жь его собью съ толку и съ дороги. Спроси его, гдѣ графиня?
   -- Зачѣмъ?
   -- Сперва спроси, потомъ разспрашивай.
   -- Графъ, спросилъ Генрихъ: -- гдѣ ваша супруга? Я не вижу ея между придворными дамами?
   Графъ вздрогнулъ, какъ-будто бы его ужалила змѣя.
   Шико почесывалъ кончикъ носа, мигая королю.
   -- Ваше величество, отвѣчалъ обер-егермейстеръ: -- жена моя нездорова; ей вреденъ парижскій климатъ; испросивъ позволеніе у ея величества, она уѣхала въ прошедшую ночь съ барономъ де-Меридоромъ, отцомъ своимъ.
   -- Куда же она уѣхала? спросилъ король, весьма-довольный тѣмъ, что могъ отвернуться, когда проходилъ цехъ кожевниковъ.
   -- Въ Анжу, на свою родину, ваше величество.
   -- Правда, замѣтилъ Шико весьма-серьёзно: -- парижскій воздухъ чрезвычайно-вреденъ беременнымъ женщинамъ: Gravidis uxoribus Lutetia inclemens...
   Монсоро поблѣднѣлъ и съ бѣшенствомъ посмотрѣлъ на Шико, облокотившагося на спинку королевскаго кресла и внимательно смотрѣвшаго на проходившихъ вслѣдъ за кожевниками позументщиковъ.
   -- А кто сказалъ вамъ, что графиня беременна? проговорилъ Монсоро, кусая губы.
   -- А развѣ нѣтъ? спросилъ Шико.
   -- Нѣтъ.
   -- Та-та-та! Слышалъ, Генрихъ? спросилъ Шико короля:-- кажется, твой обер-егермейстеръ похожъ на тебя... не удается ему!
   Монсоро сжалъ кулаки и скрылъ свое бѣшенство, бросивъ на Шико взглядъ, исполненный ненависти и мщенія. Шико отвѣчалъ на этотъ взглядъ, надвинувъ на глаза шляпу.
   Графъ понялъ, что теперь сердиться было бы неприлично и смѣшно, а потому покачалъ головой, какъ-бы желая разсѣять тягостныя мысли.
   Шико повеселѣлъ и, принявъ послѣ сердитаго самый ласковый видъ, сказалъ:
   -- Бѣдная графиня, она умретъ со скуки дорогой.
   -- Я говорилъ его величеству, сказалъ Монсоро:-- что она поѣхала съ отцомъ.
   -- Положимъ такъ; отецъ -- лицо весьма-почтенное, но довольно-скучное... такъ, что еслибъ съ нею былъ только отецъ, то...
   -- Что? съ живостію спросилъ графъ.
   -- Что что? спросилъ въ свою очередь Шико.
   -- Что вы хотите сказать словами: только отецъ?
   -- А! вы сдѣлали грамматическій элипсисъ, опущеніе словъ.
   Графъ пожалъ плечами.
   -- Нѣтъ, ужь позвольте вамъ замѣтить, господинъ обер-егермейстеръ, что вы сдѣлали опущеніе. Вопросительная форма, употребленная вами, называется грамматическимъ элипсисомъ или опущеніемъ. Спросите хоть Генриха: онъ вѣдь филологъ!
   -- Да, сказалъ Генрихъ: -- но что хотѣлъ ты сказать двумя послѣдними словами?
   -- Какими словами?
   -- Только отецъ.
   -- Что хотѣлъ сказать, то и сказалъ. Я удивляюсь милости Провидѣнія, и повторяю, что еслибъ съ нею былъ только отецъ, то она умерла бы со скуки; но, по счастію, на большихъ дорогахъ встрѣчаются пріятели, большіе весельчаки, которые, навѣрное, доставятъ графинѣ пріятное развлеченіе; а такъ-какъ они ѣдутъ къ одной цѣли, прибавилъ Шико небрежно: -- то нѣтъ никакого сомнѣнія, что они встрѣтятся. Генрихъ, у тебя довольно-живое воображеніе; можешь ли ты представить себѣ, какъ они ѣдутъ рядышкомъ? Дорога славная, по сторонамъ зелень, лошади красуются, пріятель нашъ разсказываетъ ея сіятельству тысячу забавныхъ анекдотцевъ, а ея сіятельство покатывается со смѣху.
   Новый ударъ и болѣе-меткій, нанесенный въ самое сердце обер-егермейстеру!
   Однако, невозможно было разсердиться въ присутствіи короля, бывшаго въ эту минуту за-одно съ Шико; а потому, преодолѣвъ бѣшенство, онъ взглянулъ на Гасконца съ лицемѣрною любезностью и спросилъ ласковымъ голосомъ:
   -- Какъ? кто-нибудь изъ вашихъ пріятелей поѣхалъ въ Анжу?
   -- Скажите лучше изъ нашихъ, потому-что тотъ, кто поѣхалъ, болѣе вашъ, нежели нашъ пріятель.
   -- Вы удивляете меня, мосьё Шико, сказалъ графъ:-- я не знаю, кто...
   -- Полноте! не притворяйтесь.
   -- Клянусь вамъ...
   -- Знаете, графъ, вѣдь я видѣлъ, какъ вы сейчасъ искали глазами,-- разумѣется, тщетно,-- того изъ вашихъ друзей, кто теперь преспокойно скачетъ по дорогѣ въ Анжу.
   -- Какъ! вы видѣли? спросилъ графъ.
   -- Да, видѣлъ, господинъ обер-егермейстеръ, блѣднѣйшій изъ всѣхъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ обер-егермейстеровъ, начиная отъ Нимврода до г. д'Отфора, вашего предшественника...
   -- Мосьё Шико!..
   -- Что мосьё Шико? Разумѣется, блѣднѣйшій! Veritas veritatum. Это латинскій барбаризмъ, потому-что на свѣтѣ только одна истина; а еслибъ были двѣ, такъ одна изъ нихъ была бы не истина... Но вѣдь вы не филологъ, почтеннѣйшій господинъ обер-егермейстеръ.
   -- Нѣтъ, не филологъ; а потому прошу васъ воротиться безъ дальнѣйшихъ цитатъ къ пріятелямъ, о которыхъ вы говорите, и назвать мнѣ ихъ, если тому не воспрепятствуетъ избытокъ воображенія, который я въ васъ замѣчаю...
   -- Э! Боже мой! вы затвердили одно и то же, господинъ обер-егермейстеръ. Morbleu! ищите и обрящете! Ваше дѣло ловить звѣрей и открывать логовища ихъ; доказательствомъ тому служитъ бѣдный олень, котораго вы напрасно вспугнули сегодня утромъ. Весело ли бы вамъ было, еслибъ вамъ кто-нибудь помѣшалъ спать?
   Взоръ Монсоро боязливо блуждалъ по залѣ, ища кого-то.
   -- Какъ? вскричалъ онъ, замѣтивъ незанятое мѣсто возлѣ короля.
   -- Давно бы такъ, сказалъ Шико.
   -- Его высочество герцогъ анжуйскій! вскричалъ обер-егермейстеръ.
   -- Лови, лови! сказалъ Гасконецъ:-- звѣрь показался.
   -- Онъ уѣхалъ сегодня! вскричалъ графъ.
   -- Онъ уѣхалъ сегодня, отвѣчалъ Шико: -- но, быть-можетъ, онъ уѣхалъ вчера. Спросимъ короля, графъ. Генрихъ, сынъ мой, когда исчезъ твой братъ?
   -- Въ прошедшую ночь, отвѣчалъ король.
   -- Герцогъ уѣхалъ... уѣхалъ... проговорилъ Монсоро задыхающимся голосомъ, поблѣднѣвъ и задрожавъ.-- Ахъ, Боже мой! Можетъ ли это быть, ваше величество?
   -- Я не говорю, что братъ мой уѣхалъ, возразилъ король: -- я говорю только, что онъ исчезъ въ прошлую ночь, и что лучшіе друзья его не знаютъ, куда онъ дѣвался.
   -- О! произнесъ графъ съ яростію: -- еслибъ я былъ увѣренъ!..
   -- Ну, что жь, еслибъ вы и были увѣрены? Не бѣда, если герцогъ и поволочится за ея сіятельствомъ! Нашъ пріятель Франсуа самый любезный изъ всей семьи; онъ волочился во время оно за Карла IX, а теперь волочится за Генриха III, которому не до прекраснаго пола! Надобно же, чтобъ при дворѣ одинъ изъ принцевъ былъ представителемъ французской любезности...
   -- Герцогъ уѣхалъ... уѣхалъ... повторялъ де-Монсоро:-- увѣрены ли вы въ этомъ?
   -- А вы? спросилъ Шико.
   Обер-егермейстеръ еще разъ обратилъ взоръ къ мѣсту, обыкновенно занимаемому герцогомъ возлѣ брата.
   -- Я долженъ удостовѣриться, проговорилъ онъ, сдѣлавъ движеніе, какъ-бы намѣреваясь бѣжать.
   Шико удержалъ его.
   -- Стойте же смирно, mordieu! сказалъ онъ.-- Вы такъ безпокойны, что у меня голова кружится. Mort de ma vie! какъ бы я желалъ быть на мѣстѣ вашей жены, хоть бы для того только, чтобъ провести цѣлый день съ-глазу-на-глазъ съ принцемъ, и чтобъ послушать Орильи: онъ играетъ не хуже покойнаго Орфея. Счастлива же ваша супруга, нечего сказать!
   Монсоро задрожалъ отъ гнѣва.
   -- Потише, господинъ обер-егермейстеръ, потише, сказалъ Шико:-- умѣрьте вашу радость; засѣданіе начинается. Неприлично давать волю своимъ страстямъ; послушайте лучше рѣчь короля.
   Обер-егермейстеръ невольно долженъ былъ стоять смирно, потому-что мало-по-малу тронная зала наполнялась народомъ. Все утихло. Герцогъ де-Гизъ вошелъ въ залу и преклонилъ предъ королемъ колѣно, бросивъ безпокойный взглядъ на незанятое мѣсто герцога анжуйскаго.
   Король поднялся съ кресла.
   Герольды возстановили молчаніе.
   

X.
Продолженіе.

   -- Господа, сказалъ король: -- когда наступило глубокое молчаніе и когда въ залу вошли д'Эпернонъ, Шомбергъ, Можиронъ и Келюсъ, которыхъ смѣнилъ швейцарскій караулъ:-- господа, находясь, такъ-сказать, между небомъ и землею, король долженъ внимать гласу свыше и снизу; онъ долженъ повиноваться волѣ Господа и исполнять требованія народа. Я очень-хорошо понимаю, что союзъ всѣхъ силъ, соединенныхъ на защиту вѣры католической, есть залогъ спокойствія, если и не благоденствія моего народа, а потому съ благодарностію выслушалъ совѣтъ, данный мнѣ его свѣтлостью, принцемъ де-Гизомъ. Итакъ, утверждаю лигу и даю полное и совершенное на нее согласіе; но такъ-какъ огромному тѣлу необходима сильная, могущественная голова, такъ-какъ необходимо, чтобъ начальникъ союза, поставившаго себѣ цѣлію защиту церкви православной, былъ ревностнѣйшимъ сыномъ церкви, по званію или побужденію собственнаго сердца, то я назначаю лигѣ главою христіанскаго принца...
   Генрихъ III съ намѣреніемъ остановился.
   Полетъ мухи былъ бы великимъ событіемъ посреди этой всеобщей неподвижности.
   Генрихъ III повторилъ:
   -- Я назначаю главою... Генриха III, короля Франціи и Польши!
   Послѣднія слова Генрихъ произнесъ нарочно съ торжествующимъ видомъ, чтобъ сильное возбудить энтузіазмъ своихъ приверженцевъ и вмѣстѣ съ тѣмъ сильнѣе поразить лигёровъ, глухимъ ропотомъ изъявлявшихъ неудовольствіе, изумленіе и страхъ.
   Герцогъ де-Гизъ стоялъ какъ пораженный громомъ; крупныя капли пота катились со лба его; онъ помѣнялся взглядами съ братьями, герцогомъ де-Майенномъ и кардиналомъ, стоявшими между главными литерами, одинъ съ правой, другой съ лѣвой стороны.
   Монсоро, болѣе прежняго изумленный отсутствіемъ герцога анжуйскаго, успокоился, вспомнивъ слова Генриха III.
   Онъ понялъ, что герцогъ могъ исчезнуть и не уѣзжая въ Анжу.
   Кардиналъ осторожно приблизился къ своему брату.
   -- Франсуа, шепнулъ онъ ему на ухо:-- теперь намъ здѣсь оставаться нельзя... Поспѣшимъ удалиться, потому-что чернь перемѣнчива: король, котораго она вчера ненавидѣла, сдѣлается на нѣсколько дней ея идоломъ.
   -- Ѣдемъ, отвѣчалъ де-Майеннъ.-- Подождите здѣсь брата, а я пойду приготовить все къ ретирадѣ.
   -- Идите.
   Между-тѣмъ, король первый подписалъ актъ, лежавшій на столѣ и приготовленный r-мъ де-Морвилье, знавшимъ вмѣстѣ съ королевой-матерью намѣреніе короля; потомъ, обратившись къ де-Гизу съ тѣмъ насмѣшливымъ видомъ, который онъ умѣлъ придавать себѣ при случаѣ, сказалъ:
   -- Подпишите актъ, кузенъ.
   И передалъ ему перо.
   -- Вотъ тутъ... тутъ... пониже... подъ моимъ именемъ, прибавилъ король, пальцемъ указывая герцогу, гдѣ писать.-- Извольте же теперь передать перо кардиналу и герцогу де-Майенну.
   Но герцогъ де-Майеннъ вышелъ уже изъ дворца, а кардиналъ былъ въ сосѣдней залѣ.
   Король замѣтилъ ихъ отсутствіе.
   -- Такъ подпишитесь вы, господинъ обер-егермейстеръ.
   Герцогъ передалъ перо графу Монсоро и намѣревался удалиться.
   -- Погодите, сказалъ ему король.
   И пока Келюсъ насмѣшливо принималъ перо изъ рукъ обер-егермейстера, пока не только всѣ присутствовавшіе дворяне, но и старшины цеховъ, собравшихся на великое торжество, готовились подписываться подъ именемъ Генриха III, послѣдній иронически говорилъ герцогу де-Гизу:
   -- Ваша свѣтлость, я, кажется, угадалъ ваше намѣреніе составить для охраненія нашей столицы добрую армію изъ всѣхъ силъ лиги? Армія образовалась и можетъ, я полагаю, гордиться своимъ начальникомъ.
   -- Безъ-сомнѣнія, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ на удачу.
   -- Но вмѣстѣ съ тѣмъ я не забываю, что у меня есть еще другое войско, начальство надъ которымъ по праву принадлежитъ первому полководцу въ моемъ государствъ... а потому, я буду начальствовать надъ лигой; а васъ, любезный кузенъ, прошу воротиться къ своему войску.
   -- Когда прикажете мнѣ ѣхать, ваше величество? спросилъ герцогъ.
   -- Сейчасъ, отвѣчалъ король.
   -- Генрихъ, Генрихъ! говорилъ тихимъ голосомъ Шико, которому церемоніальный этикетъ воспрещалъ бѣжать прямо къ королю.
   Но такъ-какъ Генрихъ не слышалъ, или не понялъ смысла зова его, то, схвативъ длинное перо, вполовину запачканное чернилами, онъ почтительно приблизился и шепнулъ королю:
   -- Замолчишь ли ты, простякъ?
   Но уже было поздно: король объявилъ де-Гизу свою волю, и вручилъ ему дипломъ, заранѣе приготовленный, не смотря на всѣ знаки и гримасы Гасконца.
   Герцогъ де-Гизъ взялъ дипломъ и удалился.
   Кардиналъ ждалъ его въ сосѣдней комнатѣ, а герцогъ де-Майеннъ поджидалъ обоихъ у воротъ Лувра.
   Они немедленно сѣли на коней и, десять минутъ спустя, были внѣ Парижа.
   Собраніе мало-по-малу расходилось.-- Одни кричали виватъ королю, другіе лигѣ.
   -- А! сказалъ Генрихъ, потирая руки и смѣясь: -- по-крайней-мѣрѣ, я разрѣшилъ важную задачу.
   -- Да, нечего сказать! ворчалъ Шико: -- ты великій человѣкъ!
   -- Разумѣется, возразилъ король: -- я соединилъ два противоположные вивата, такъ-что всѣ эти дураки кричатъ теперь по неволѣ одно и то же.
   -- Sta bene! сказала королева-мать Генриху III, пожавъ ему руку.
   -- Знаю я! проворчалъ Гасконецъ: -- sta bene, а у самой на сердцѣ такъ и скребетъ!
   -- О, ваше величество! вскричали любимцы короля, шумно окружая его: -- какая высокая, геніяльная мысль!
   -- Они воображаютъ, что ты теперь озолотишь ихъ, шепнулъ Шико на ухо королю.
   Генриха III съ торжествомъ проводили въ его покои; посреди кортежа, сопровождавшаго короля, Шико игралъ роль порицателя, детрактора древнихъ, преслѣдуя короля своими жалобами.
   Настойчивость, съ которою Шико напоминалъ тому, кого всѣ превозносили какъ полубога, что онъ простой смертный, до того поразила короля, что онъ отпустилъ всю свою свиту и остался наединѣ съ Гасконцемъ.
   -- Mordieu! сказалъ Генрихъ, оборотившись къ нему:-- ты вѣчно недоволенъ, Шико; это порядочно начинаетъ надоѣдать мнѣ! Чортъ возьми! я требую отъ тебя не лести, а здраваго смысла.
   -- Ты очень-умно поступаешь, Генрихъ, сказалъ Шико.
   -- Согласись, по-крайней-мирѣ, что я поступилъ умно?
   -- Съ этимъ-то я и не согласенъ.
   -- А! ты завидуешь мнѣ, второй король Франціи! сказалъ Генрихъ.
   -- Я? ни мало. Почему завидовать.
   -- Corbleu! ты мнѣ надоѣлъ...
   -- Ухъ! какое самолюбіе!
   -- Ну, говори: начальникъ я лиги, или нѣтъ?
   -- Разумѣется; это неоспоримо; но...
   -- Что же но?
   -- Но ты теперь ужь не король.
   -- Кто же король?
   -- Всѣ, кромѣ тебя, Генрихъ; во-первыхъ, твой братъ.
   -- Какой братъ?
   -- Вотъ вопросъ! разумѣется, анжуйскій!
   -- Который у меня подъ арестомъ?
   -- Да; хоть онъ и подъ арестомъ, да посвященъ на царство.
   -- Кѣмъ онъ посвященъ?
   -- Кардиналомъ де-Гизомъ. Хвастай же послѣ этого своей полиціей, Генрихъ! Въ Парижѣ, въ твоей столицѣ, въ Церкви-Святой-Женевьевы коронуютъ новаго короля въ присутствіи тридцати-трехъ человѣкъ, а ты ничего не знаешь!.. Спишь-себѣ спокойно!
   -- А развѣ ты это знаешь?
   -- Разумѣется, знаю.
   -- Какъ же ты можешь знать то, чего я не знаю?
   -- Очень-просто: за тебя бодрствуетъ г. де-Морвилье, а за меня -- я бодрствую самъ.
   Король насупилъ брови.
   -- Итакъ, не считая Генриха Ш, у насъ есть еще король: Франсуа-Анжуйскій; потомъ... потомъ, сказалъ Шико, какъ-бы припоминая: --