Дюма Александр
Калигула

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

КАЛИГУЛА.

Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ.

А. Дюма-отца 1).

   1) По нѣкоторымъ соображеніямъ, переводчикъ позволилъ себѣ кое-что въ пьесѣ Дюма измѣнить и переработать.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЛИЦА:

   КАЛИГУЛА, цезарь.
   АКВИЛА, галлъ.
   АФРАНІЙ.
   ПРОТОГЕНЪ.
   ЮНІЯ, кормилица Каллигулы.
   СТЕЛЛА, ея дочь.
   ФЕБЕ, раба.
   Преторъ, ликторы, свидѣтели.

Дѣйствіе происходитъ въ райѣ.

Богато убранная комната. Налѣво, на первомъ планѣ, статуи пенатовъ, въ нишѣ передъ ними небольшой алтарь. Бронзовое ложе и разная античная мебель. Въ глубинѣ сцены, посрединѣ дверь; двѣ другія двери по бокамъ.

СЦЕНА I.

ЮНІЯ, молится передъ алтаремъ.

             Вы, божества, дарующія счастье
             И миръ семьѣ! Священные пенаты,
             Хранители полей и очага
             Домашняго! мольбѣ моей внемлите!
             Я каждый день вѣнчаю ваши лики
             Вѣнками изъ фіалокъ ароматныхъ,
             Я осень каждую кладу на вашъ алтарь
             Плоды садовъ! О, будьте благосклонны,
             Удвойте попеченья и заботы
             Объ этомъ домѣ: чрезъ его порогъ
             Сегодня переступитъ дочь моя,
             Мое дитя возлюбленное -- Стелла...
             Вы помните ее въ тѣ дни, когда
             Она была ребенкомъ: отражалась
             Въ ея глазахъ небесная лазурь
             И улыбалась весело малютка,
             И волосы вкругъ мраморнаго лба
             Вздымались золотистою волною
             И падали по плечамъ, извиваясь;
             Теперь она взросла еще прекраснѣй --
             И вамъ ее, хранительные боги,
             Какъ лучшее сокровище свое,
             Съ любовью, съ тайнымъ страхомъ и надеждой
             Вручаетъ мать. Молю васъ: оградите
             Ее отъ бѣдствій и печалей жизни!

(Фебе показывается въ среднихъ дверяхъ, вводя Стеллу и Аквилу; она хочетъ подойти къ Юніи; Стелла удерживаетъ ее и, тихо приближаясь съ Аквилой, становится позади Юніи).

             О, если вы услышите мольбу
             И ниспошлете ей благое счастье,--
             Я буду чтить васъ въ сердцѣ, наравнѣ
             Съ богами высшими! На вашъ алтарь
             Я положу ячмень и медъ душистый
             И возліянье совершу виномъ...
             Когда же годъ окончитъ кругъ обычный
             И радостный приблизиться апрѣль,
             И день придетъ, счастливый, свѣтлый день,
             Въ который Стелла увидала солнце --
             Я бѣлую телицу принесу
             Вамъ въ жертву... Будьте милостивы, боги,
             Ко мнѣ и къ дочери... И дайте, дайте
             Обнять скорѣй любимое дитя...
             Я жду ее, я истомилась сердцемъ
             Въ разлукѣ долгой съ нею...

СЦЕНА II.

Юнія, Стелла, Аквила.

СТЕЛЛА.

                                           Мать моя,
             Я здѣсь!

ЮНІЯ, кидаясь къ ней въ объятія.

                       О, Стелла! милая! родная!
             Тебя ли вижу я?.. Да: это ты...

(Беретъ ее за руку и смотритъ ей въ лицо).

             Дай наглядѣться на тебя, голубка...
             Какъ выросла, какъ хороша ты стала!
             О, поцѣлуй меня... Еще, еще...
             Ты, наконецъ, со мной, ты возвратилась...

СТЕЛЛА.

             Въ разлукѣ долгой какъ страдали мы...

ЮНІЯ.

             Не говори... забудь, забудь объ этомъ:
             Я снова счастлива...

СТЕЛЛА, показывая на Аквилу.

                                 Родная, а ему
             Ты ничего не скажешь?..

ЮНІЯ, протягивая руку Аквилѣ.

                                           Ахъ, Аквила!
             Сынъ брата моего, желанный гость!

АКВИЛА, склоняясь передъ ней.

             Привѣтъ мой, благородная матрона.

ЮНІЯ.

             Нѣтъ, матерью зови меня. Какъ сына,
             Тебя я обниму.

(Въ полголоса, указывая на Стеллу).

                                 Скажи, любовь
             Меня не ослѣпляетъ: вѣдь, неправда ль,
             Она прекрасна?

АКВИЛА.

                                 Какъ богиня!

ЮН1Я.

                                           Стелла,
             Я вѣрю: добрый геній охранялъ
             Тебя въ разлукѣ.

СТЕЛЛА, показывая на Аквилу.

                                 Вотъ мой добрый геній:
             Онъ обо мнѣ заботился всегда...
             О, если бы ты видѣла, какъ нѣжно,
             Во время долгаго пути меня
             Оберегалъ онъ: трудностей дороги,
             Благодаря ему, не знала я.

ЮНІЯ.

             Онъ свой исполнилъ долгъ: его заботы --
             Ревнивыя заботы жениха
             О будущей супругѣ... Ты краснѣешь...
             Ну, хорошо, оставимъ эту рѣчь.
             Присядемьте и будемъ говорить...
             Ахъ, какъ я рада, Стелла...

СТЕЛЛА, садясь.

                                           Это мѣсто
             Любимое мое!

ЮНІЯ.

                       Ты помнишь -- да?
             А это узнаешь ты?

(показываетъ начатое вышиванье )

СТЕЛЛА.

                                 Покрывало?

ЮНІЯ.

             Да, покрывало, что пять лѣтъ назадъ
             Оставила ты вышивать: его я
             Хранила здѣсь...

СТЕЛЛА.

                                 Теперь его узоръ
             Окончу я.

ЮНІЯ.

                       Узнала-ль ты всѣхъ нашихъ:
             Старуху Гету, что тебя звала
             Своею дочерью? Фебе, съ которой
             Играла ты, какъ съ доброю сестрой?
             А на стѣнѣ -- вонъ тамъ -- собаку помнишь:
             Какъ ты ее боялося, дитя?..
             Однако, я болтаю, точно брежу,
             Все о быломъ, о прошломъ... Разскажи
             Мнѣ о себѣ. Я слушаю. Навѣрно,
             Есть много у тебя, что передать
             Ты матери желала бы, малютка?

СТЕЛЛА.

             Да, матушка, есть тайна у меня.

ЮНІЯ.

             Какая тайна, Стелла?

СТЕЛЛА.

                                 Не тревожься...
             Узнай: меня не Стеллой, а Маріей
             Теперь зовутъ.

ЮНІЯ.

                                 Не понимаю я,
             Какъ измѣнить могла свое ты имя:
             Вѣдь я тебя такъ назвала.

СТЕЛЛА, сложивъ руки.

                                           Прости...

ЮНІЯ.

             Марія!

СТЕЛЛА, набожно.

                       Это имя Чистой Дѣвы.

ЮНІЯ.

             Но прежнее?

СТЕЛЛА.

                       Тобою мнѣ дано:
             Я это знаю; для меня оно
             Такъ дорого... О, мать, оставь мнѣ оба!

ЮНІЯ.

             Но какъ случилось это...

СТЕЛЛА.

                                           Разскажу
             Тебѣ я все. У матери Аквилы
             Въ Нарбоннѣ былъ роскошный зимній домъ;
             Но лѣтомъ жили мы подъ кровомъ виллы,
             Построенный на берегу морскомъ;
             Спуская къ морю бѣлыя ступени,
             На скалахъ поднималася она,
             Сосновой рощей вся окружена;
             Днемъ въ рощѣ той царила тишина;
             Но къ вечеру, когда ложились тѣни
             На мраморъ плитъ терассы и волна
             Дробилася о скалы въ часъ прилива,--
             Шумѣли тихо сосны и лѣниво
             Съ кипящимъ моремъ разговоръ вели...
             Любила я прислушиваться къ волнамъ:
             Въ ихъ ропотѣ, печали тайной полномъ,
             Звучала пѣснь разлуки; издали
             Онѣ, казалось, дружной ратью шли,
             На берегъ каменистый набѣгая,
             И, внявъ деревъ задумчивый разсказъ,
             Вновь уплывали далеко... Не разъ
             За ними я слѣдила и, мечтая,
             Я спрашивала ихъ: "быть можетъ вамъ
             Случалось приносится къ берегамъ,
             Гдѣ въ зелени садовъ уснула Байя:
             Вы мать мою не видѣли-ли тамъ?.."

ЮНІЯ.

             О, милое мое дитя!

СТЕЛЛА.

                                 Однажды
             Я замѣчталась долго. Ночь сошла,
             И въ полумглѣ морской дремавшей дали
             Лучи луны серебряной дрожали...

ЮНІЯ.

             Ужели ночью ты одна была?

АКВИЛА.

             О не тревожься, мать: я постоянно
             Слѣдилъ за ней...

СТЕЛЛА.

                                 Вдругъ, вижу среди волнъ
             Изъ-за сребристо-синяго тумана
             Плыветъ ко мнѣ все ближе, ближе чолнъ
             И къ берегу причалилъ. Съ изумленьемъ
             Смотрѣла я: отбросивши весло,
             Выходитъ женщина... Она видѣньемъ
             Мнѣ показалась: блѣдное чело
             Сіяетъ, будто въ свѣтломъ ореолѣ
             Златыхъ кудрей, откинутыхъ назадъ,
             И неземнымъ восторгомъ полонъ взглядъ...
             Покорная какой-то тайной волѣ,
             Я къ ней пошла, заговорила съ ней,
             И повѣсть чудную судьбы своей
             Мнѣ путница святая разсказала:
             Въ странѣ далекой истины законъ
             Она толпѣ безстрашно возвѣщала;
             И, злобою безумной раздраженъ,
             Ее схватилъ народъ и съ ветхимъ челномъ
             Въ добычу бросилъ бушевавшимъ волнамъ;
             Но властію небесъ укрощена,
             Утихла буря, и была она
             Незримой силой много дней хранима
             И къ берегу пристала невредимо!

ЮНІЯ.

             Все это такъ необычайно...

СТЕЛЛА.

                                           Да,
             Какъ чудеса небесъ необычайно.
             На утро странница просила насъ
             Ей указать среди лѣсовъ сосѣднихъ,
             Иль среди скалъ убѣжище, чтобъ тамъ
             Укрыться навсегда. Аквила вспомнилъ:
             У склона Альпъ охотясь, онъ не разъ
             Въ пещеру проникалъ. Мы проводили
             Отшельницу туда въ вечерній часъ,
             И скрылася она отъ нашихъ глазъ,
             Какъ будто въ темной и сырой могилѣ...
             Но позабыть я не могла о ней,
             Меня влекла невѣдомая сила
             Къ пещерѣ той... И много, много дней
             Мы вмѣстѣ провели... И просвѣтила
             Она мнѣ сердце вѣрою своей...

ЮНІЯ.

             Кто-жъ эта женщина была?

СТЕЛЛА.

                                           Не знаю:
             Отшельница свое скрывала имя.
             Она томилась въ юные года
             Недугомъ страшнымъ: демонская сила
             Ее терзала и огонь страстей
             Сжигалъ ей душу, и въ порочной нѣгѣ
             Она губила молодость свою;
             Но исцѣлилъ ее пророкъ великій
             Изъ Іудеи, названный Христомъ;
             Онъ въ эти дни, въ сіяньи дивной славы,
             По городамъ и селамъ проходилъ,
             Творя повсюду чудеса: онъ зрѣнье
             Давалъ слѣпымъ, онъ поднималъ съ одра
             Разслабленныхъ, онъ воскрешалъ умершихъ.
             Онъ звалъ къ себѣ рабовъ и бѣдняковъ
             И имъ любви небесные завѣты
             Провозвѣщалъ... И шелъ къ нему народъ,
             Его хвалою, какъ царя, встрѣчая!
             И къ ней склонился кроткій взоръ его:
             Своимъ спасительнымъ, могучимъ словомъ
             Изгналъ онъ демоновъ, ее терзавшихъ...
             И озарилъ ей душу неба свѣтъ:
             Покинувши грѣхи и заблужденья,
             Она во слѣдъ Спасителю пошла
             И божествомъ его своимъ признала.

ЮНІЯ.

             Онъ божескихъ достоинъ жертвъ; Ему,
             Навѣрно, въ храмахъ алтари воздвигли?

СТЕЛЛА.

             Нѣтъ, мать моя,-- онъ умеръ на крестѣ!..
             Онъ возвѣщалъ народу, что предъ Богомъ
             Равны всѣ люди: властелинъ и рабъ,
             Богачъ и нищій; ложь и лицемѣрье
             Неправедныхъ учителей закона
             Онъ обличалъ, и ими схваченъ былъ
             И осужденъ на казнь... Но умирая
             Въ мученьяхъ на крестѣ, онъ имъ простилъ,
             Онъ за своихъ враговъ молился небу!..
             Вотъ тотъ пророкъ божественный, кому
             Я покланяюсь свято, чье ученье
             Я сердцемъ чту.

(Становится на колѣни предъ Юніей).

                                 О, мать, прости меня,
             Коль я за то виновна предъ тобою.

ЮНІЯ.

             Его ученье къ матери любовь
             Не воспрещаетъ?

СТЕЛЛА.

                       Онъ въ завѣтъ священный
             Ее вмѣняетъ людямъ.

ЮНІЯ.

                                 Если такъ --
             Въ ученьи, принятомъ тобой, я вижу
             Законъ души и нашихъ предковъ боги
             Не оскорбятся тѣмъ, что дочь моя
             Великаго пророка почитаетъ...
             И ты, Аквила, такъ же какъ она,
             Навѣрно, принялъ новое ученье?

АКВИЛА.

             Нѣтъ, я молюсь богамъ родной земли.

СТЕЛЛА.

             Его чередъ настанетъ; высшей правды
             Лучъ благодатный до его души
             Покуда не коснулся; но, я вѣрю,
             Придетъ желанный день -- и онъ Христа,
             Страдавшаго за міръ, признаетъ Богомъ!

(Входитъ Фебе).

ЮНІЯ.

             Что тебѣ надобно, Фебе?

ФЕБЕ.

   Госпожа, у нашего дома остановился отрядъ всадниковъ.

ЮНІЯ, встаетъ.

   Какой нибудь благородный римлянинъ, проѣзжая мимо, пожелалъ навѣстить насъ.

АКВИЛА, заглянувъ въ среднюю дверь.

   Это цезарь.

СТЕЛЛА.

             Ахъ, я уйду!

ЮНІЯ.

   Зачѣмъ, Стелла? Вѣдь онъ почти твой братъ.

СТЕЛЛА.

             Но, говорятъ, онъ жестокій, злой...

ЮНІЯ.

             Я не вѣрю этимъ толкамъ... Нѣтъ, онъ совсѣмъ не золъ.

АКВИЛА.

   Онъ не можетъ быть злымъ: вѣдь ты вскормила его своей грудью.

СТЕЛЛА.

   Я все таки уйду, Матушка.

ЮНІЯ.

   Какъ хочешь, Стелла.

(Стелла и Аквила уходятъ).

СЦЕНА III

Юнія, Калигула, Афраній.

ЮНІЯ, встрѣчаетъ Калигулу у двери.

             Юпитеръ милость посылаетъ мнѣ:
             Самъ цезарь посѣтилъ мой домъ.

КАЛИГУЛА.

                                           Въ Пуццолу,
             Я проѣзжалъ, кормилица, и вздумалъ
             Заѣхать въ Байю, навѣстить тебя:
             Давно съ тобой мы не видались.

ЮНІЯ.

                                                     Боги
             Нежданной радостью меня дарятъ:
             Я сына своего встрѣчаю снова,
             Коль этимъ именемъ назвать себя
             Позволитъ побѣдитель-тріумфаторъ.

КАЛИГУЛА, облакачиваясь на ложе.

             Вотъ какъ! и ты узнала о моей
             Войнѣ побѣдной съ варварами?

ЮНІЯ.

                                           Цезарь,
             О ней вездѣ промчалася молва.

КАЛИГУЛА, ложится на ложе.

             Ты льстишь мнѣ.

ЮНІЯ.

                                 Нѣтъ, я правду лишь сказала
             Ты лаврами вѣнчался...

КАЛИГУЛА.

                                           Перестань,
             Кормилица: меня всегда любила
             Ты баловать.

ЮНІЯ.

                                 Какъ радовалась я,
             Когда счастливыя внимала вѣсти
             О славѣ цезаря, и какъ душой
             Тревожилась, когда боговъ властитель,
             Завидуя властителю земли,
             Тебя, мой сынъ, хотѣлъ отнять у Рима.

КАЛИГУЛА.

             Да, какъ Тезей, я былъ готовъ сойти
             Въ подземный міръ и волны Ахерона
             Катились предо мной, и я стоялъ
             На берегу его, межъ скалъ ужасныхъ,
             Внимая смерти роковой призывъ...
             Но вотъ кто для меня былъ Геркулесомъ --
             Афраній добрый мой: онъ поклялся
             Священной клятвой умереть, коль боги
             Жизнь цезаря спасутъ.

ЮНІЯ.

                                 За это Римъ
             И цѣлый свѣтъ его благословляютъ.
             Позволь и мнѣ, Афраній благородный,
             Воздать тебѣ отъ сердца благодарность:
             Ты жизнь, здоровье сыну моему
             Своимъ обѣтомъ вымолилъ у неба.

АФРАНІЙ.

             Я сдѣлалъ то, что долгъ повелѣвалъ;
             Но цезарь -- богъ, онъ смерти не подвластенъ:
             Я въ это вѣрилъ.

КАЛИГУЛА.

                                 И однако жъ всѣ
             Земные боги низошли къ Плутону:
             Вылъ Ромулъ первымъ и послѣднимъ былъ
             Божественный Тиберій... Нѣтъ, душою,
             Отваженъ ты, Афраній, и другой
             Подобной клятвы дать бы не рѣшился.

(Фебе приноситъ вино).

ЮНІЯ.

   Цезарь, окажи мнѣ милость: отвѣдай вина изъ моихъ виноградниковъ.

КАЛИГУЛА.

   Хорошо. Но мнѣ кажется, что болѣе благородная рука должна поднести кубокъ цезарю.

ЮНІЯ, беретъ амфору.

   Ты правъ.

КАЛИГУЛА, останавливая ее.

   Что ты дѣлаешь?

ЮНІЯ.

   Я хочу услужить тебѣ. Ты не лишишь меня этого удовольствія.

КАЛИГУЛА.

   Я думалъ, что это обязанность моей сестры. Я думалъ, что она нальетъ чашу гостепріимства цезарю, когда онъ пришелъ навѣстить его мать.

ЮНІЯ.

   Ты знаешь, что она возвратилась?

АФРАНІЙ.

   Цезарь знаетъ все: вѣдь онъ богъ.

ЮНІЯ.

   Фебе, позови Стеллу.

(Фебе уходитъ).

ЮНІЯ.

   Не прошло часа, какъ она переступила порогъ моего дома. Этотъ день счастливѣйшій въ моей жизни: я увидѣла моихъ дѣтей. Посмотри, вотъ они. Какъ они хороши -- неправда-ли?

КАЛИГУЛА.

   А кто это съ ней?

ЮНІЯ.

   Ея женихъ.

СЦЕНА IV.

Тѣ-же, Аквила, Стелла.

СТЕЛЛА, становясь на колѣни.

   Да будутъ къ тебѣ милостивы боги, божественный цезарь.

АКВИЛА, преклоняясь.

   Привѣтъ тебѣ, императоръ.

АФРАНІЙ, тихо Калигулѣ.

             Что, цезарь, я не обманулъ тебя?..

КАЛИГУЛА.

             О, нѣтъ, клянусь моей сестрой Друзиллой!..

(Юніи).

             Какъ ты могла пять лѣтъ въ разлукѣ быть
             Съ такой прелестной дочерью? Конечно,
             Ее не даромъ удалила ты
             Въ чужую сторону? Скажи мнѣ, Стелла,
             Въ чемъ тутъ загадка?

СТЕЛЛА.

                                 Я не знаю, цезарь:
             Объ этомъ мать не говорила мнѣ.
             Въ одинъ печальный день мы разлучились.
             И съ той поры я тосковала горько:
             Вотъ все, что мнѣ извѣстно.

ЮНІЯ, подзывая Стеллу.

                                           Дочь моя...

КАЛИГУЛА.

             Юпитеромъ клянусь, все это странно:
             Тутъ тайна.

ЮНІЯ.

                       Стелла, принеси плодовъ
             Для цезаря.

КАЛИГУЛА.

                       Уходишь ты?

ЮНІЯ.

                                           Вернется
             Она сейчасъ. Иди, мое дитя.

(Стелла уходитъ).

             Узнать ты хочешь, цезарь, почему я
             Цвѣтокъ прелестный этотъ укрывала
             Вдали отъ Рима, въ сторонѣ чужой?
             Боялась я, онъ можетъ здѣсь увянуть
             Безвременно. Тиберій -- помнишь ты --
             Состарившись, подогрѣвалъ распутствомъ
             Любви угасшій пламень. Похищалъ
             Онъ съ помощью отпущенниковъ подлыхъ
             Изъ нѣдръ семействъ невинныхъ дочерей.
             Боялась я, въ ужасное то время
             Насилья, беззаконія, оставить
             Твою сестру. Кто поручиться могъ,
             Что вечеромъ, когда моя малютка
             Порой, ходила къ берегу гулять,--
             Вдругъ не причалитъ воровская лодка
             И не умчитъ ее туда, туда на Капри,
             Въ ужасныя объятья старика
             Безумнаго... и къ матери несчастной
             Вернутъ потомъ лишь бѣдный трупъ ея,
             Отъ гнусныхъ поцѣлуевъ помертвѣвшій...
             Но эти дни ужасные прошли:
             Я не тревожусь больше опасеньемъ
             И вновь къ себѣ я призвала мое
             Любимое дитя. Теперь имѣетъ
             Могучаго защитника она
             Въ лицѣ ея властительнаго брата:
             Неправда-ли?

АКВИЛА.

                                 О будь спокойна, мать:
             Мои заботы охраняютъ Стеллу
             И помощи чужой не надо мнѣ:
             Я сберегу сокровище, богами
             Мнѣ данное.

ЮНІЯ, испугавшись.

                                 Надменныя слова
             Проститъ великій цезарь...

КАЛИГУЛА.

                                           Нравы галловъ,
             Моихъ друзей давнишнихъ, знаю я:
             Люблю языкъ ихъ гордый и суровый;
             Къ тому же, зять твой будущій -- мнѣ братъ...
             Иди, кормилица, иди: займися
             Домашними заботами, а насъ,
             Мужчинъ, оставь поговорить о битвахъ
             И объ охотѣ.

(Юнія уходитъ).

                                 Ну, мой юный Бреннъ,
             Скажи-ка мнѣ: когда бушуетъ буря
             И громъ гремитъ, и пламенный перунъ
             Летитъ съ небесъ -- ты предъ грозой отступишь,
             Иль дротикъ свой и съ молніей скрестишь?

АКВИЛА.

             Я не страшусь грозы.

КАЛИГУЛА.

                                 А если море,
             Какъ левъ гигантскій съ гривою сѣдой,
             Съ ужаснымъ ревомъ прядая на скалы
             И разбивая крѣпкій ихъ оплотъ,
             Тебя волной кипящей захлестнетъ --
             Ты поблѣднѣешь ли предъ бурнымъ моремъ?

АКВИЛА.

             Нѣтъ, цезарь; моря грозную волну
             Я встрѣчу грудью, буду съ ней бороться.

КАЛИГУЛА.

             Ты храбръ и силенъ. Мужество твое
             Равняется, навѣрное, искусству
             Владѣть оружіемъ. Скажи, не разъ
             Ты убивалъ и вепрей, и медвѣдей
             Въ лѣсахъ дремучихъ родины твоей?

АКВИЛА.

             Увы, теперь ихъ нѣтъ -- священныхъ сѣней,
             Гдѣ приносили жертвы божествамъ
             Друиды мудрые. Я былъ ребенкомъ,
             Когда пришелъ невѣдомый народъ
             Въ мою родную землю и въ равнины
             Онъ обратилъ дремучіе лѣса:
             И алтари и дубы вѣковые
             Упали подъ сѣкирами пришельцевъ
             И скрылись наши боги... Съ той поры
             Исчезли предковъ славныя охоты:
             Теперь охотникъ мечетъ дротикъ свой,
             Гонясь за слабой и трусливой ланью,
             Иль бьетъ стрѣлой лукавою орла,
             Который, взоры устремляя къ солнцу,
             Внизу не видитъ своего врага.

КАЛИГУЛА.

             Но все же вѣрность глаза и искусство
             Своей руки ты упражнялъ не разъ
             Въ такой охотѣ и стрѣлу умѣешь
             Намѣтить въ цѣль?

АКВИЛА.

                                 Умѣю.

КАЛИГУЛА.

                                           Покажи
             Мнѣ опытъ ловкости твоей.

АКВИЛА, подходитъ къ двери.

                                           Вотъ видишь,
             За лебедемъ несется хищный ястребъ:
             Желаешь ты, чтобъ я остановилъ
             Его полетъ?

КАЛИГУЛА.

                                 На этомъ разстояньи?

АКВИЛА, цѣлится и стрѣляетъ изъ лука.

             Слѣди же Цезарь за моей стрѣлой.

КАЛИГУЛА.

             Онъ падаетъ, клянусь я Геркулесомъ!
             Онъ падаетъ, кружась!.. Я не могу
             Глазамъ повѣрить! Посмотри, Афраній?!

(Аквилѣ).

             Иди туда, и принеси трофей
             Твоей стрѣлы: его хочу я видѣть.

(Аквила уходитъ).

СЦЕНА V.

Калигула, Афраній.

КАЛИГУЛА, быстро выходя на авансцену.

             Мы, наконецъ, одни. Ну, слушай:
             Чтобъ завтра-же -- ты понимаешь -- завтра
             Она моей была, во чтобъ ни стало!

АФРАНІЙ.

             Она и будетъ завтра же твоей.
             А этотъ галлъ?

КАЛИГУЛА.

                                 Что хочешь дѣлай съ нимъ.

СЦЕНА VI.

Тѣ-же, Стелла, Юнія, потомъ Аквила.

СТЕЛЛА, подноситъ корзину съ плодами.

             Не осуди, великодушный цезарь,
             У насъ теперь въ садахъ неурожай.

КАЛИГУЛА, показывая на апельсины.

             Но вотъ плоды, румяно-золотые
             Изъ сада Гесперидъ.

ЮНІЯ.

                                 Увы, драконъ
             Ихъ плохо охраняетъ.

АКВИЛА, входитъ и кладетъ у ногъ цезаря ястреба.

                                           Вотъ добыча
             Моей стрѣлы.

КАЛИГУЛА.

                                 А! хорошо. Налей,
             Кормилица, мнѣ чашу. Юный воинъ,
             Пью за твою любовь!

(Пьетъ и передаетъ чашу Аквилѣ).

АКВИЛА.

                                           Благодарю.

(Пьетъ).

СТЕЛЛА.

             Не хочешь ли плодовъ?

КАЛИГУЛА.

                                           Возьму я, Стелла,
             Вотъ это яблоко и, какъ Парисъ,
             Отдамъ его прекраснѣйшей изъ женщинъ..
             Пора. Прощайте.

ЮНІЯ.

                                 Боги да хранятъ
             Тебя, мой сынъ. Прощай. Надѣюсь, въ Байю
             Ты снова, цезарь, возвратишься.

КАЛИГУЛА.

                                                     Да,
             Кормилица.

АКВИЛА.

                       Будь счастливъ, императоръ!

СТЕЛЛА.

             Прощай.

КАЛИГУЛА.

                                 Прощай прекрасная сестра.

(Начинаетъ темнѣть).

СЦЕНА VII

Тѣ-же, кромѣ Калигулы и Афранія.

ЮНІЯ.

   Ну, что же, Стелла, цезарь все еще тебѣ кажется страшнымъ?

СТЕЛЛА.

   О, нѣтъ. Онъ добръ. Онъ любитъ тебя, могу ли я не любить его.

ЮНІЯ.

   А ты, мой сынъ?

АКВИЛА.

   Цезарь уважаетъ наши законы. Онъ никогда не дѣлалъ зла галламъ. Пусть охраняютъ его боги отъ скорби и бѣдствій.

ЮНІЯ.

   Я рада, дѣти, что вы согласны со мною... Скажи, Аквила: вѣдь ты, кажется, имѣешь права римскаго гражданина?

АКВИЛА.

   Да.

ЮНІЯ.

   Въ такомъ случаѣ ты знаешь обычай: надобно сегодня же идти къ городскому претору и заявить о вашемъ пріѣздѣ. Преторъ Лентулъ живетъ недалеко отсюда... всего четверть часа ходьбы. Идите, дѣти, сдѣлайте, что требуетъ законъ, и возвращайтесь поскорѣе.

АКВИЛА.

   Хорошо, будь спокойна, мать.

ЮНІЯ, цѣлуя дочь.

   До свиданья.

СТЕЛЛА.

   Мы вернемся сейчасъ же.

(Стелла и Аквилла уходятъ).

СЦЕНА VIII.

Юяня, Фебе, входитъ и зажигаетъ бронзовый канделябръ.

ЮНІЯ.

   Фебе!

ФЕБЕ.

   Что угодно, госпожа?

ЮНІЯ.

   Поди сюда. Ты все приготовила, какъ я приказывала.

ФЕБЕ.

   Все, госпожа.

ЮНІЯ.

   Курильницы зажжены? Ванна нагрѣта?

ФЕБЕ.

   Все приготовлено, госпожа. Если тебѣ угодно, то можешь идти...

ЮНІЯ, вздрогнувъ.

   Фебе!..

ФЕБЕ.

   Что прикажешь, госпожа?

ЮНІЯ.

   Ты... ничего не слышала?.. (прислушиваясь). Нѣтъ, это мнѣ показалось... Какъ будто кто-то кричалъ... Да, скажи: комната Стеллы... Слышишь? Слышишь? Тамъ!..

(Показываетъ въ ту сторону, куда ушли Аквида и Стелла).

ФЕБЕ.

   Тамъ ничего не слышно...

ЮНІЯ.

   Ничего?.. Въ комнату Стеллы ты поставила золотую лампу съ душистымъ масломъ?

ФЕБЕ.

   Да, госпожа...

АКВИЛА, за сценой.

   Мать! Юнія!

ЮНІЯ.

   А, слышишь?... Я не ошибаюсь: тамъ кричатъ, зовутъ о помощи...

АКВИЛА, за сценой.

   Юнія!

ЮНІЯ, бѣжитъ къ двери.

   Это голосъ Аквилы! Идемъ!..

СЦЕНА IX.

ТѢ-ЖЕ, Аквила, потомъ преторъ, Протогенъ, два свидѣтеля, ликторы.

АКВИЛА, окровавленный, одежда въ безпорядкѣ, въ рукѣ мечъ; вбѣгаетъ, сталкивается въ дверяхъ съ           Юніей.

             О, мать!

ЮНІЯ, въ ужасѣ отступаетъ.

             Гдѣ, Стелла? Что случилось съ нею?.

АКВИЛА.

             Разбойники.

ЮНІЯ.

                                 И ты не могъ спасти...
             Не могъ ты защитить ее?.. Стыдися!..

АКВИЛА, указывая на свои раны.

             Смотри...

ЮНІЯ.

                       Ты весь въ крови!?

АКВИЛА.

                                           Та кровь -- моя!

ЮНІЯ.

             Ты раненъ?

АКВИЛА.

                                 Все равно!

ЮНІЯ.

                                           Но гдѣ-же Стелла?

АКВИЛА.

             Ихъ было десять человѣкъ... Скорѣй
             Сбери рабовъ твоихъ, дай имъ оружье:
             Мы бросимся въ погоню -- и, клянусь,
             Я ихъ настигну... Я разстанусь съ жизнью,
             Но Стеллу возвращу тебѣ! Зови
             Своихъ рабовъ, скорѣй, скорѣй!..

ЮНІЯ, потерявшись.

                                           Да, да,
             Ты правду говоришь... рабамъ оружье,
             Скорѣй оружье всѣмъ... мы всѣ пойдемъ...
             Туда... за ней...

(Преторъ, Протогевъ и два свидѣтеля показываются въ среднихъ дверяхъ; за ними ликторы).

ПРЕТОРЪ.

                                 Остановитесь!

ЮНІЯ.

                                                     Преторъ?
             Чего желаешь ты...

АКВИЛА.

                                 Не слушай, мать:
             Тутъ новая измѣна...

ПРЕТОРЪ.

                                 Замолчи.
             Ты, женщина, въ своемъ скрываешь домѣ
             Бѣжавшаго раба. За нимъ пришелъ
             Его хозяинъ.

ЮНІЯ.

                       Ты ошибся, преторъ:
             Здѣсь бѣглыхъ нѣтъ рабовъ.

ПРЕТОРЪ.

                                           Довольно.

ЮНІЯ.

                                                     Нѣтъ
             Здѣсь никого, тебѣ я повторяю.

ПРЕТОРЪ, зоветъ Протогена.

             Иди сюда.

ПРОТОГЕНЪ, приближаясь, Юніи.

             Ты лжешь.

(Указываетъ на Аквилу).

                                 Вотъ бѣглый рабъ.

АКВИЛА.

             Я -- рабъ?!

ПРОТОГЕНЪ.

                       Да, ты. Осмѣлься предо мною
             Сказать, что я не господинъ твой.

АКВИЛА.

                                                     Ты,
             Ты господинъ мой?

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Да.

АКВИЛА.

                                           Послушай, преторъ,
             Онъ сумасшедшій.

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Я привелъ съ собой
             Свидѣтелей.

ЮНІЯ.

                                 Но это невозможно:
             Вѣдь онъ -- мой сынъ.

ПРЕТОРЪ, обращаясь къ свидѣтелямъ.

                                 Свидѣтели, сюда!

АКВИЛА, порывисто выводя свидѣтелей на           авансцену.

             Ну, хорошо: покажемся другъ другу...
             Вы знаете меня?

ПЕРВЫЙ СВИДѢТЕЛЬ.

                                 Я знаю.

АКВИЛА.

                                           Какъ:
             Ты говоришь, что я...

ЮНІЯ.

                                           Не вѣрь имъ, преторъ:
             Обманутъ ты... О, выслушай, молю...

АКВИЛА.

             Вы знаете меня... меня?

ВТОРОЙ СВИДѢТЕЛЬ.

                                           Да, знаемъ.

ПРЕТОРЪ, даетъ свидѣтелямъ два камня поднятые имъ на дворѣ.

             Клянитесь.

ПЕРВЫЙ СВИДѢТЕЛЬ.

             Юпитеромъ и Августомъ клянусь
             Божественнымъ: даю я показанье
             По совѣсти:

(Указываетъ на Аквилу).

                                 Вотъ этотъ человѣкъ,
             Какъ рабъ, былъ купленъ имъ.

(Указываетъ на Протогена).

                                           Когда солгалъ я,
             Пускай Юпитеръ также далеко
             Меня отброситъ отъ себя, какъ я
             Отбрасываю камень.

(Бросаетъ камень за себя).

ПРЕТОРЪ, второму свидѣтелю.

                                           Подтверждаешь
             Ты клятвой тоже.

ВТОРОЙ СВИДѢТЕЛЬ.

                                 Да, я подтверждаю.

АКВИЛА, уничтоженный, бросаетъ мечь.

             Лжецы! Клятвопреступники!

ПРЕТОРЪ

                                           Довольно.
             Свидѣтельство доказано. Ликторы, уведите раба.

(Ликторы уводятъ Аквилу. Всѣ уходятъ, кромѣ Юніи).

СЦЕНА X.

ЮНІЯ.

             Одна... одна я... Стелла... дочь моя!..
             Аквила!.. васъ со мною нѣтъ... Напрасно
             Я васъ зову... Все отнялъ жадный рокъ...
             Домъ опустѣлъ... разбитъ очагъ домашній
             И сердце съ нимъ разбилось...

(Подходитъ къ кумирамъ пенатовъ).

                                           Боги, боги!
             Ужель могли вы это допустить?..
             Не я-ль сейчасъ склонялась передъ вами,
             Вотъ здѣсь, у этихъ алтарей святыхъ,
             Не я-ли увѣнчала васъ цвѣтами,
             Съ молитвой жаркой за дѣтей моихъ?..
             Гдѣ жъ ваша правда? гдѣ же ваша сила:
             У матери крадутъ злодѣи дочь --
             И вы несчастной не могли помочь,
             И молнія небесъ не поразила
             Преступниковъ!.. Иль вашъ ослѣпшій взоръ
             Не видитъ дѣлъ земли безчеловѣчныхъ?
             Иль, въ наши дни, на небѣ, въ сонмѣ вѣчныхъ,
             Какъ здѣсь, царитъ безумье и позоръ?
             О жалкіе кумиры! въ дни былые
             Изъ глины были вы, но довѣрять
             Вамъ дочь свою могла спокойно мать;
             Теперь же ваши лики золотые
             Безсильны стали... И когда грозятъ
             Намъ бѣдствія и злой судьбы тревоги --
             Отъ насъ вы отвращаете свой взглядъ...
             Погибнете же суетные боги!

(Разбиваетъ кумиры и попираетъ ихъ ногами).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ЛИЦА:

   КАЛИГУЛА.
   АФРАНІЙ.
   ПРОТОГЕНЪ.
   ХЕРЕЯ.
   КЛАВДІЙ.
   МЕССАЛИНА.
   ЮНІЯ.
   СТЕЛЛА.
   РАБЫ.
   НАРОДЪ.

Терасса во дворцѣ цезаря, на холмѣ Палатинскомъ. Кругомъ галерея съ колоннадой; она вся покрыта матеріей на манеръ театральнаго веларіума. Двѣ боковыя двери. Въ глубинѣ дверь, сквозь которую видна круглая лѣстница на верхъ. Направо отъ зрителей бронзовое ложе. На лѣво столъ съ кедровымъ ящикомъ. При открытіи занавѣса на сценѣ гроза.

Дѣйствіе въ Римѣ.

СЦЕНА I.

Калигула и нѣсколько рабовъ.

КАЛИГУЛА, на ложѣ, обращаясь къ рабамъ.

             Не отходите отъ меня, рабы,
             Пока гроза ужасная бушуетъ
             И молнія сверкаетъ, точно мечъ,
             Надъ головой моей... не отходите!
             Властитель неба мстительный огонь
             Въ ревнивомъ гнѣвѣ на меня бросаетъ...
             Юпитеръ Громовержецъ! усмири
             Свой гнѣвъ: я предъ тобою преклоняюсь,
             Я чту тебя, я смертный, я не богъ...
             А, снова молнія!.. Еще!.. Еще!.. Падите,
             Рабы, во прахъ съ мольбой: стрѣлы небесной
             Полетъ грозящій миновалъ меня...

ОДИНЪ ИЗЪ РАБОВЪ.

             Властитель, тучи грозныя проходятъ,
             Стихаетъ громъ и твой напрасенъ страхъ.

КАЛИГУЛА.

             Ты правду говоришь? Клянусь богами,
             Я дамъ тебѣ свободу...

(Молнія).

                                 Рабъ, ты лжешь!

ОДИНЪ ИЗЪ РАБОВЪ.

             Нѣтъ, цезарь: громъ гремитъ уже далеко.

КАЛИГУЛА.

             Далеко?.. да... Отецъ боговъ! внемли:
             Какъ Августъ, для тебя я храмъ воздвигну...

(Молнія).

             Вновь молнія... О, пощади меня!..

(Громъ).

             Опять!.. колонны гордыя изъ бронзы
             Я вознесу, одѣну въ мраморъ стѣны
             И жертвенникъ поставлю золотой...

(Пауза. Громъ стихаетъ).

             А, наконецъ, грозы утихла ярость
             И замолкаетъ громъ... и я вздохнуть
             Могу отрадно... Снова я державный
             Земли властитель, цезарь. Предо мной
             Трепещетъ Римъ и всемогущимъ богомъ,
             Меня зоветъ онъ... Да: я богъ, я богъ!
             Смотрите! даже тучи грозовыя
             Бѣгутъ отъ блеска взора моего
             И самъ Юпитеръ, мною побѣжденный,
             Склоняется предъ властію моей!..
             Теперь идите! и пускай межъ вами
             Никто помыслить даже не дерзнетъ
             Что цезарь смертенъ и доступенъ страху!

(Рабы уходятъ).

СЦЕНА II.

Калигула, Протогенъ.

ПРОТОГЕНЪ.

             Властитель, будь спокоенъ: ничего
             Не выдадутъ они подъ злою пыткой.

КАЛИГУЛА.

             А, это ты, мой Протогенъ. Скажи
             Гроза прошла?

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Послѣднихъ молній трепетъ
             Угасъ на небѣ. Милостью боговъ
             Опасность миновала.

КАЛИГУЛА.

                                 Такъ не будемъ
             Объ этомъ больше думать и дутой
             Воскреснемъ вновь для наслажденій жизни...
             Ну, что: какъ наше дѣло? Удалось?

ПРОТОГЕНЪ.

             Вполнѣ.

КАЛИГУЛА.

                       И бѣлая голубка?...

ПРОТОГЕНЪ.

                                           Скоро
             Она предстанетъ, цезарь, предъ тобой

КАЛИГУЛА.

             А этотъ пылкій галлъ?

ПРОТОГЕНЪ.

                                           Его сегодня
             Сведутъ на рынокъ вечеромъ: какъ рабъ,
             Онъ будетъ проданъ.

КАЛИГУЛА.

                                 Видишь, Протогенъ:
             Я все еще судьбой повелѣваю!

ПРОТОГЕНЪ.

             Но развѣ, цезарь, усумнился ты
             Въ могуществѣ своемъ?.. Ты нынче блѣденъ;
             Чѣмъ смущена властителя душа?

КАЛИГУЛА.

             Я видѣлъ сонъ ужасный... И грозою
             Взволнованъ былъ потомъ.

ПРОТОГЕНЪ.

                                           Ты знаешь, цезарь,
             Во всякомъ снѣ, коль объяснить его,
             Бываетъ предсказанье.

КАЛИГУЛА.

                                           Кто съумѣетъ
             Истолковать значенье грезъ моихъ,
             Того признаю я, клянусь Друзиллой,
             Великимъ мудрецомъ.

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Ты испыталъ
             Не разъ мое искусство, повелитель:
             Дозволь сегодня опытъ повторить.

КАЛИГУЛА.

             Такъ слушай-же. Мнѣ снилось: въ блескѣ славы
             Божественной, взойдя на небеса,
             Я рядомъ сѣлъ съ Юпитеромъ на тронѣ;
             Какъ вдругъ, нахмуривъ грозное чело,
             Отецъ боговъ ко мнѣ оборотился
             И оттолкнулъ меня ногой я сбросилъ
             Съ высокаго Олимпа... Я упалъ
             На берегъ каменистый океана.
             Былъ часъ прилива. Ярою толпой
             Впередъ рвались бушующія волны,
             И видѣлъ я: ихъ горные хребты
             Кровавою окрашивались пѣной...
             Я въ ужасѣ хотѣлъ отъ нихъ бѣжать,
             Но обезсилѣлъ, точно опьяненный,
             И двинуться не могъ. Нагнавъ меня,
             Упала разъяренная стихія
             Къ моимъ ногамъ и оковала ихъ
             Какъ будто цѣпью тяжкой... и, вздымаясь
             Все выше, выше, бушевали волны
             Вокругъ меня. Я сталъ кричать, молить
             О помощи... и страшный, грозный голосъ,
             Какъ бы изъ нѣдръ шумящихъ океана,
             Откликнулся на жалобный мой зовъ
             Громовыми, ужасными словами:
             "Твой часъ пришелъ: смотри, смотри и гибни!"
             И, повинуясь тайному велѣнью,
             Я оглянулся: въ пѣнѣ волнъ кровавыхъ
             Вздымались всюду трупы; каждый валъ
             Несъ мертвеца съ простертыми руками
             И съ воемъ на меня его бросалъ!
             Казалось мнѣ, межъ мертвыми тѣлами
             Я задыхаюсь... Въ ужасѣ нѣмомъ,
             Я въ лица ихъ смотрѣлъ и узнавалъ я
             Убитыхъ мной: тутъ были всѣ они,
             Отъ первой жертвы до послѣдней... всѣ!
             И каждый трупъ шепталъ свое мнѣ имя
             Устами посинѣлыми, и каждый
             Заглядывалъ померкшимъ, тусклымъ взоромъ
             Въ мои глаза и простиравъ ко мнѣ
             Объятья ледяныя... Съ дикимъ воплемъ
             Я пробудилася, наконецъ... Смотрю:
             Гроза бушуетъ, отъ раскатовъ грома
             Дрожитъ дворецъ мой, молніи небесъ
             Слѣпятъ мнѣ очи нестерпимымъ блескомъ...
             Дѣйствительность и сонъ въ моемъ умѣ
             Перемѣшались и, въ безумномъ страхѣ,
             Метался я на ложѣ и не могъ
             Опомниться, пока сіянье утра
             Не разогнало мрака грозныхъ тучъ
             И съ нимъ мои видѣнья роковыя.

ПРОТОГЕНЪ.

             Твой страшный сонъ ниспосланъ отъ боговъ:
             Они тебя предупреждаютъ, цезарь,
             Что ты въ заботахъ о самомъ себѣ
             Не долженъ покидать заботы власти...
             Народу Рима бѣдствіе грозитъ
             Не менѣе ужасное, чѣмъ буря
             И призраки тревожныхъ сновидѣній.

КАЛИГУЛА.

             Какое бѣдствіе?

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Нѣтъ больше хлѣба
             Средь нашихъ житницъ, и вчера народъ,
             Узнавъ объ этомъ, силой въ нихъ ломился,
             Хотѣлъ разграбить остальной запасъ.

КАЛИГУЛА.

             Но почему же не хватаетъ хлѣба?

ПРОТОГЕНЪ.

             Ты знать желаешь почему?-- Теперь
             По всей Италіи, гдѣ были нивы,--
             Настроены и виллы, и дома,
             И мраморъ стѣнъ по всюду раздавилъ
             Когда то пышно созрѣвавшій колосъ...
             Мы золотомъ и роскошью блестимъ,
             Но голодъ нашей роскоши должны мы
             Питать на счетъ иныхъ, счастливыхъ странъ,
             Гдѣ пажити тучнѣй и плодороднѣй;
             Вотъ отчего, когда капризный вѣтеръ
             Порой задержитъ въ морѣ корабли,
             Весь Лаціумъ безъ хлѣба голодаетъ
             И подаянье онъ идетъ просить
             У цезаря, какъ исхудалый нищій.

КАЛИГУЛА.

             Тѣмъ лучше: пусть съ униженною мольбой
             Ко мнѣ толпа голодная приходитъ,
             Пускай она у ногъ моихъ лежитъ,
             Глотая прахъ: я ненавистью полонъ
             Къ презрѣнной, жалкой черни, что всегда
             Готова жадно подбирать остатки
             Отъ моего стола... О, этотъ сбродъ
             Лѣнтяевъ тупоумныхъ, что народомъ
             Себя зовутъ -- я знаю, знаю ихъ:
             Они изъ гордости бѣгутъ работы
             И не хотятъ воздѣлывать поля;
             Ну, хорошо: пускай-же голодаютъ!
             Я буду радъ, коль кто нибудь по звѣздамъ
             Предскажетъ мнѣ, что новыхъ бѣдствій рядъ
             Въ грядущемъ чернь безумную постигнетъ...
             Клянусь тебѣ: желаю я порой,
             Чтобъ голову одну она имѣла:
             Тогда я сразу бы ее отсѣкъ!

ПРОТОГЕНЪ.

             Я дать тебѣ совѣтъ осмѣлюсь, цезарь:
             Останови мятежъ, покуда онъ
             Не разлился.

КАЛИГУЛА.

                                 Нѣтъ, пусть волною темной
             Онъ выступитъ изъ узкихъ береговъ,
             Пусть онъ рѣкой широкой устремится
             При свѣтѣ дня: тогда мы укротимъ
             Его теченье, наказавъ бичами,
             Какъ нѣкогда властитель гордый персовъ
             Наказывалъ шумящій Геллеспонтъ.
             Опасность эта не изъ тѣхъ, которыхъ
             Боюся я.

ПРОТОГЕНЪ.

                       Желаешь ты узнать
             Зачинщиковъ народнаго волненья?

КАЛИГУЛА.

             Ихъ было много?

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Только двое, цезарь.

КАЛИГУЛА.

             Кто-жъ эти двое?

ПРОТОГЕНЪ.

                                 Анній и Сабиній.
             Одинъ патрицій: древній родъ его
             Восходитъ до временъ созданья Рима;
             Другой -- трибунъ и, кажется, не знатенъ
             Происхожденьемъ.

КАЛИГУЛА.

                                 Хорошо, открой
             Вотъ этотъ ящикъ, вынь оттуда книгу:
             На завтра мы съ обоими покончимъ.

ПРОТОГЕНЪ.

             Ты хочешь, цезарь, "Мечъ" или "Кинжалъ"? *).
   *) "Мечъ" и "Кинжалъ" -- названіе книжекъ Калигулы, въ которыхъ онъ записывалъ имена тѣхъ, кого предназначалъ къ смерти.

КАЛИГУЛА.

             Дай "Мечъ".

(Беретъ тростникъ, опускаетъ въ чернила и пишетъ).

                       Оружіе убійцъ оставимъ
             Для тѣхъ, которымъ дѣлаю я честь
             Бояться ихъ; а для такихъ героевъ
             Платить убійцамъ лишняя растрата:
             Тутъ справятся задаромъ палачи.

ПРОТОГЕНЪ.

             Ты, цезарь, правъ.

КАЛИГУЛА.

                                 Возьми преторіанцевъ:
             Пусть схватятъ ихъ и отвезутъ въ тюрьму
             Подземную дворца. Остерегайся,
             Чтобъ не было огласки, чтобъ тебя
             Никто не видѣлъ... Клавдія скорѣе
             Позвать сюда: его совѣтъ мнѣ нуженъ
             Въ такихъ дѣлахъ.

ПРОТОГЕНЪ.

                                 А Мессалину ты
             Желаешь также видѣть?

КАЛИГУЛА.

                                           Будь спокоенъ,
             Она сама придетъ... Сегодня утромъ
             Съ Афраніемъ прибудетъ, можетъ быть,
             И плѣнница прекрасная...

(Входитъ Афраній).

СЦЕНА III.

Тѣ же, Афраній.

АФРАНІЙ, преклоняясь.

                                           Властитель!

КАЛИГУЛА.

             Привѣтъ мой, консулъ.

АФРАНІЙ.

                                           Яблоко твое
             Готово ль, цезарь?

КАЛИГУЛА.

                                 Какъ: Венера наша
             Ужъ развѣ здѣсь?

АФРАНІЙ.

                                 Да, цезарь: ждетъ она.

КАЛИГУЛА.

             Такъ пусть войдетъ.

АФРАНІЙ, отходя къ двери.

                                 Эй, рабъ: сюда, скорѣе!

(Тихо отдаетъ приказаніе рабу).

КАЛИГУЛА, Протогену.

             Когда вернешься изъ казармъ, ко мнѣ
             Ты Клавдія пришлешь.

ПРОТОГЕНЪ.

                                           А если, цезарь,
             Нѣтъ во дворцѣ его?

КАЛИГУЛА.

                                 Ищи въ тавернахъ.

(Протогенъ уходитъ въ правую дверь).

АФРАНІЙ, возвратясь.

             Властитель, не забудь моихъ услугъ...

КАЛИГУЛА.

             Я помню ихъ всегда: ты знаешь, консулъ,
             Какъ преданность я дорого цѣню.

АФРАНІЙ.

             Еще не будетъ, цезарь, приказаній?
             Я возвращусь...

КАЛИГУЛА.

                                 Да, хорошо. Прощай.

(Афраній уходитъ).

СЦЕНА IV.

КАЛИГУЛА, одинъ.

             Приди ко мнѣ, прекрасная богиня,
             Съ кудрями золотистыми, приди:
             Тебя ждетъ цезарь, властелинъ вселенной!..
             Къ моимъ ногамъ склоняется народъ
             И умоляетъ о спасеньи жизни,
             Но отвѣчаю я мольбамъ его:
             "Теперь не время, я любовью занятъ"!
             Да, нахожу я тайную отраду
             Смотрѣть надменно съ ложа своего
             На эту чернь, кипящую, какъ лава,
             Извергнутая пламеннымъ волканомъ;
             Тревожныхъ волнъ ея безумный гулъ
             Внимаю я, покуда сна желанье
             Не снизойдетъ мнѣ въ душу, и тогда
             Я говорю: "затихните, довольно"!..
             Мнѣ нравится страстей грозящихъ ярость,
             Мнѣ нравится ужасная любовь
             И бѣшенная ревность Мессалины;
             Когда ко мнѣ склоняется она
             Съ пронзающими, темными глазами
             Съ горячими устами, что лобзая,
             Какъ будто жаждутъ укусить,-- во мнѣ
             Невольно просыпается желанье
             Ее замучитъ пыткой, чтобъ узнать,
             Какими чарами она умѣетъ
             Мою любовь удерживать... Не разъ,
             Минутнымъ увлеченіямъ покорный,
             Я поддавался женщинамъ другимъ,
             Но вновь она невѣдомою властью
             Меня въ свои запутывала сѣти...
             Тутъ тайна есть... но также и борьба...
             А я люблю борьбу. Пускай стремится
             Вокругъ меня потокъ страстей живыхъ:
             Я радъ,-- я жажду серцемъ насладиться
             Ихъ бѣшенствомъ, волненьемъ сладкимъ ихъ!

СЦЕНА V.

Калигула, сидитъ; Стелла, входитъ, сопровождаемая двумя людьми.

СТЕЛЛА.

             Гдѣ я? Зачѣмъ схватили вы меня?
             Куда влечете силою?..

(Увидѣвъ Калигулу).

                                 Ахъ, цезарь!..

(Бросается передъ нимъ на колѣни).

             Я спасена!..

(Сопровождавшіе Стеллу уходятъ).

                       О, будь защитой мнѣ:
             Меня похитили вотъ эти люди
             У матери, съ Аквилой разлучили...
             Ни вопли, ни моленія мои
             Не тронули жестокость ихъ: насильно
             Они меня изъ Вайи увлекли...
             Ты справедливъ: злодѣевъ ты накажешь...

КАЛИГУЛА.

             Ихъ не за что наказывать.

СТЕЛЛА.

                                           Ужель
             Потерпишь ты такое преступленье?
             О, цезарь, то, что сдѣлали они...

КАЛИГУЛА.

             То сдѣлано по моему желанью:
             Я повелѣлъ имъ привести тебя
             Въ мой Палатинъ, и еслибъ повелѣнья
             Они ослушались -- я наказалъ бы ихъ.
             Тебя люблю я и хотѣлъ я видѣть
             Живою или мертвою. Дитя,
             Моимъ словамъ не вѣришь ты?

СТЕЛЛА.

                                           О, небо!
             Какъ я несчастна!..

КАЛИГУЛА.

                                 Я, властитель Рима,
             И съ подданными добрыми всегда
             Такъ поступаю: развѣ ты не знаешь?
             Не для того-ль Юпитеръ мнѣ вручилъ
             Верховное могущество, чтобъ могъ я,
             Какъ онъ, любовью смертныхъ надѣлять?
             Иль ты отвергнешь даръ, что мнѣ ниспосланъ
             Отцомъ боговъ? Оставь свою боязнь,
             Приди ко мнѣ, прекраснѣйшая Леда!..
             Ты добродѣтельна душой -- я знаю,
             Но отъ земныхъ обязанностей я,
             Какъ властный богъ, тебя освобождаю:
             Приди ко мнѣ, приди, любовь моя!..

СТЕЛЛА.

             О, вспомни, цезарь: ты своей сестрою
             Зовешь меня...

КАЛИГУЛА.

                                 Такъ что же? я всегда
             Хорошимъ братомъ былъ: поочередно
             Я въ жены трехъ сестеръ себѣ избралъ,
             И знаютъ всѣ, какъ пламенно любилъ я
             Одну изъ нихъ -- Друзиллу. Ахъ, когда
             Смерть разлучила насъ, я какъ безумецъ,
             Гонимый злобнымъ геніемъ, скитался
             Вокругъ ея гробницы; и теперь,
             Какъ божествомъ небесъ, я постоянно
             Ея священнымъ именемъ клянусь...
             Тебя любить я буду столь же страстно,
             Но боги благосклонные, надѣюсь,
             Дадутъ намъ дольше насладиться счастьемъ.

(Обнимаетъ ее).

             Приди же, Стелла, дай обнять тебя...

СТЕЛЛА, опуская покрывало и скрещивая на груди руки.

             О, цѣломудріе! своимъ покровомъ
             Закрой мой ликъ, зардѣвшійся стыдомъ.

КАЛИГУЛА.

             Повѣрь, прозрачнымъ этимъ покрываломъ
             Ты не укроешь блеска красоты,
             Сіяющей свѣтлѣй звѣзды полночной!..
             Дитя, я вижу, ты не понимаешь,
             Что цезаря всевластная любовь
             Не можетъ тратить сладкія мгновенья
             Въ напрасномъ ожиданіи: судьба
             Его желаніямъ вручила въ помощь
             Вѣнецъ и мечъ: тотъ потеряетъ жизнь,
             Кто уступить его не хочетъ страсти!
             Такъ прекрати же тщетную борьбу.
             Подумай: гдѣ бы ты не укрывалась
             Я все-таки найду тебя, найду --
             И будешь ты побѣждена. Подумай:
             Твоя рука слаба, моя -- всевластна!
             Я захочу -- и въ мигъ одинъ сорву
             Цвѣтокъ твоей, едва расцвѣтшей жизни,

(Срываетъ съ нея покрывало).

             Какъ эту ткань, скрывающую тщетно
             Красу лица отъ жадныхъ глазъ моихъ!
             Смири же лаской нѣжной и покорной
             Мой гнѣвъ, мою карающую месть!

СТЕЛЛА, падая на колѣни.

             О Боже! дай мнѣ силы на страданье.
             Дай силы умереть... и смерть мою
             Прости тому, кто хочетъ этой смерти...

КАЛИГУЛА, поднимая ее.

             Ну что же, Стелла...

ЮНІЯ, за средней дверью.

                                 Я вамъ говорю,
             Я къ цезарю близка, меня онъ приметъ...

СТЕЛЛА бросается къ двери.

             То голосъ матери...

(Калигула удерживаетъ ее и закрываетъ ей ротъ рукою, такъ что слѣдующія слова едва слышны).

                                 О мать моя... я здѣсь...

КАЛИГУЛА, увлекаетъ Стеллу къ первой двери и отдаетъ рабамъ.

             Возьмите эту дѣвушку и скройте:
             Вы за нее отвѣтите мнѣ жизнью!..
             Скорѣй... идите!..

(Стеллу уводятъ).

СЦЕНА VI.

Калигула, Юнія.

КАЛИГУЛА, подходя къ двери, въ которую стучится Юнія, отворяетъ ее самъ.

                                 Что такое тамъ?
             Кормилица?... Я твой услышалъ голосъ...
             Чего ты хочешь?

ЮНІЯ.

                                 Правосудья, цезарь,
             Лишь правосудья!.. У меня украли
             Мое дитя, сестру твою...

КАЛИГУЛА.

                                           Кто могъ
             Рѣшиться на такое преступленье?

ЮНІЯ.

             Не знаю... Я пришла къ тебѣ, къ тебѣ:
             Ты всемогущъ, ты богъ, ты, какъ Юпитеръ,
             Караешь молніей, ты знаешь все
             И дочь мою ты возвратишь мнѣ, цезарь!
             Твоя рука властительная всюду
             Ее найдетъ и вырветъ у злодѣевъ,
             Похитившихъ несчастное дитя;
             Найди ее, отдай, отдай мнѣ Стеллу
             И будетъ ты великъ, какъ властелинъ,
             Чей мечъ разитъ враговъ и чья рука
             Несчастьямъ Рима отираетъ слезы!

КАЛИГУЛА.

             Но гдѣ жъ она... гдѣ Стелла -- я не знаю,

ЮНІЯ.

             Такъ слушай же: иди, иди, скорѣй!
             Я поведу тебя, пойду съ тобою,
             Мнѣ чувство матери укажетъ вѣрный путь,
             Какъ плачущей богинѣ, Прозерпину
             Искавшей въ мрачныхъ пропастяхъ Аида:
             Оно зажжетъ мнѣ факелъ путеводный...
             Безъ отдыха и свѣтлымъ днемъ и ночью
             Ее искать я буду, и съ рыданьемъ
             Распрашивать въ пути у матерей:
             Не встрѣтили-ль онѣ мою малютку...
             И мы найдемъ ее, найдемъ, найдемъ,
             Хотя бы намъ пришлось къ богамъ подземнымъ
             Сойти за бѣдной дочерью моей!

КАЛИГУЛА.

             Я думаю, что оказать бы помощь
             Намъ могъ Аквила.

ЮНІЯ.

                                 Ахъ, забыла я --
             Какъ матери себялюбиво горе --
             Забыла я сказать тебѣ: злодѣи
             Напали на него, онъ раненъ былъ,
             Потомъ его связали, какъ раба,
             И увели... куда, зачѣмъ -- не знаю!
             Ты видишь, Августа великій внукъ,
             Тутъ не одно -- два преступленья разомъ,
             И близь тебя, почти въ твоихъ глазахъ!
             Преступникамъ отмстишь ты правой местью
             За оскорбленіе сестры твоей!

КАЛИГУЛА.

             Быть можетъ, у тебя есть подозрѣнье,
             Что дочь твою похитилъ кто нибудь
             Изъ знатныхъ римлянъ?

ЮНІЯ.

                                 Нѣтъ. Ударъ безчестный
             Мнѣ нанесенъ, но не видала я
             Руки преступника, хотя заранѣй
             Я знала тѣхъ, кто могъ бы совершить
             Позорное и злое это дѣло.
             Ахъ, многіе изъ тѣхъ, что окружаютъ
             Тебя, мой сынъ, давно привычны къ злу...
             Твой дядя...

КАЛИГУЛА.

                                 Клавдій?

ЮНІЯ.

                                           Да, изъ всѣхъ -- онъ первый...

КАЛИГУЛА, съ презрѣніемъ.

             Ты много чести дѣлаешь ему:
             Онъ склоненъ только къ подлымъ куртизанкамъ.

ЮНІЯ.

             Херея также могъ...

КАЛИГУЛА.

                                 Нѣтъ, онъ лѣнивъ,
             Изнѣженъ слишкомъ онъ для преступленья.
             Онъ на цвѣтахъ покоется и пьетъ
             Везъ отдыха вино, въ честь Афродиты,
             Изъ золотой амфоры, тяжелѣй
             Его меча.

ЮНІЯ.

                       Сабиній...

КАЛИГУЛА, улыбаясь.

                                 До того-ли
             Ему теперь! трибунъ нашъ озабоченъ
             Необычайно важными дѣлами:
             Онъ возбуждаетъ къ мятежу народъ...
             Всѣ подозрѣнія твои, какъ видишь,
             Неосновательны; но, можетъ быть,
             Дѣйствительно виновникъ преступленья
             Могущественный, сильный человѣкъ;
             И, не смотря на то, что ты откроешь
             Его вину -- онъ поразитъ тебя
             Ударомъ мести.

ЮНІЯ.

                                 Я не испугаюсь
             И самой смерти: что мнѣ жизнь, когда
             Меня съ моею Стеллой разлучили!

КАЛИГУЛА.

             Но я обязанъ охранять тебя
             Отъ всѣхъ опасностей: ты поселишься
             Отъ нынѣшняго дня здѣсь, во дворцѣ;
             Я прикажу преторіанцамъ вѣрнымъ
             Оберегать тебя и -- будь спокойна --
             Я Стеллу самъ найду и возвращу
             Ее въ объятья матери.

ЮНІЯ.

                                           О, цезарь:
             Тебя всегда любила я, всегда,--
             Теперь тебѣ я буду поклоняться,
             Какъ божеству... Но только не теряй
             Ни дня, ни часа...

КАЛИГУЛА.

                                 Вѣрь мнѣ, мать моя:
             Не потеряю я мгновенья даже.
             Сама ты знаешь, цезарь не даетъ
             Напрасныхъ обѣщаній: не печалься,
             Ты снова дочь увидишь.

ЮНІЯ.

                                           Но когда,
             Когда? скажи; я умоляю...

КАЛИГУЛА.

                                           Завтра.

ЮНІЯ.

             О, всемогущій цезарь, о, мой сынъ:
             Ты этимъ словомъ жизнь мнѣ возвращаешь!..
             Такъ завтра -- говоришь ты -- завтра?

КАЛИГУЛА.

                                                     Да.

(Слышенъ шумъ и голоса народной толпы, собравшійся внизу дворцовой терассы)

ЮНІЯ, вздрогнувъ.

             Что это тамъ? Ты слышишь, цезарь, слышишь?

КАЛИГУЛА.

             Да, слышу. Ничего. То на яву
             Осуществляется видѣнье ночи:
             На берегъ устремляетъ океанъ
             Свирѣпыя, бунтующія волны;
             Но я смирю ихъ ропотъ своенравный;
             И предъ скалой величья моего
             Онѣ безсильной разлетятся пѣной!

(Калигула и Юнія уходятъ въ среднюю дверь; занавѣсъ лѣвой двери поднимается и показывается Мессалина, смотрящая имъ во слѣдъ).

СЦЕНА VII.

Мессалина, одна.

             А, хорошо! ты похищаешь дочь
             У матери! Заботливо обманомъ
             Ты разлучаешь ихъ и, во дворцѣ
             Скрывая тайно, приставляешь стражу
             У ихъ дверей: безплодный, жалкій трудъ!
             Все знаю я, все вижу -- и проникну
             Я къ нимъ, когда понадобится мнѣ.
             Ни ты, ни вѣрные твои преторіанцы
             Не остановятъ замысловъ моихъ!
             Клянусь Венерою! Все въ заговорѣ
             Противъ тебя: ты самъ и твой народъ,
             И цезаря вѣнецъ готовъ другому...
             О, Римъ, могучій Римъ, кому весь свѣтъ
             Несетъ съ нѣмой покорностію дани,--
             Ты будешь мой! Рукою смѣлой власть
             Я захвачу для Клавдія, но буду
             Одна, одна властительницей міра!
             Что Клавдій? Онъ посредственный актеръ,
             Неприготовленный къ великой роли;
             Пусть онъ ее играетъ для толпы
             И рядиться, какъ шутъ, въ блестящій пурпуръ,
             А въ нѣдрахъ золотаго рудника,
             Что властію зовутъ, рукою жадной
             Сокровища я буду черпать, я!
             Я жажду тѣхъ сокровищъ -- и напрасно
             Ихъ стережетъ драконъ, какъ Гесперидъ
             Плоды чудесные; напрасно, чуя
             Мой замыселъ, порою предо мной
             Онъ открываетъ пасть, сверкая жаломъ:
             Настанетъ мигъ -- въ объятіяхъ моихъ
             Я задушу властительнаго змѣя!

СЦЕНА VIII.

Калигула, Мессалина.

КАЛИГУЛА.

             Ты здѣсь?.. Я удивлялся, что тебя
             Совсѣмъ не видно.

МЕССАЛИНА.

                                 Нѣжное свиданье
             Назначено у цезаря -- я знала --
             И не хотѣла помѣшать ему
             Въ счастливыя и сладкія мгновенья.

КАЛИГУЛА.

             Ну, цезарь,-- берегись: сегодня мы
             Добры необычайно...

МЕССАЛИНА.

                                 Мой Юпитеръ
             Въ шутливомъ настроеньи. Если онъ
             Задумалъ нимфу наградить любовью,--
             Я не хочу Юноной строгой быть.

КАЛИГУЛА.

             О, женщина -- коварное созданье:
             Ея душа измѣнчивѣй волны!

МЕССАЛИНА.

             Ну, что жъ, скажи: красавица, съ кудрями,
             Какъ золото блестящими, тебя
             Совсѣмъ очаровала? Позабылъ ты
             Для голубыхъ ея очей глаза,
             Темнѣе ночи? Говорятъ, что ласки
             Такихъ созданій слабыхъ и покорныхъ
             Неотразимо побѣждаютъ васъ?
             Навѣрно цезарь обольщенъ ихъ робкой,
             Молящей прелестью?

КАЛИГУЛА.

                                 Нѣтъ, Мессалина,
             Я обольщенъ не ласками -- слезами.

МЕССАЛИНА.

             Вотъ какъ! Невинность слезы пролила?..
             Она, конечно, очень понимаетъ,
             Что взоръ, въ которомъ ласка и слеза
             Сіяютъ вмѣстѣ, кажется прелестнѣй.

КАЛИГУЛА.

             Нѣтъ, это было искреннее горе,
             Глубокое, я убѣдился въ томъ.
             Любовь моя отвергнута.

МЕССАЛИНА.

                                           Не вѣрю!
             Когда бы цезарь потерпѣлъ отказъ,
             Онъ смертію такое оскорбленье
             Отмстилъ бы дѣвушкѣ надменно-дерзкой.

КАЛИГУЛА.

             Юнона въ гнѣвѣ ревности своей
             Забыла, кажется, что въ государствѣ
             Законы существуютъ, что они
             Невинность охраняютъ непреклонно.

МЕССАЛИНА.

             Однако же, Сеяна дочерей
             Не охранили властные законы:
             Тиберій бросилъ ихъ въ тюрьму и самъ
             Тюремщика избралъ для нихъ, и скоро
             Онѣ разстались съ жизнью...

КАЛИГУЛА.

                                           За совѣтъ
             Благодарю: его готовъ принять я.
             Я не могу довѣрится другимъ
             И буду самъ тюремщикомъ прекрасной
             Невинности... но, тише: къ намъ идутъ...
             Оставимъ этотъ разговоръ: другія
             Намъ предстоятъ дѣла.

СЦЕНА IX.

Тѣ-же, Протогенъ, потомъ Херея, Клавдій, Афраній.

ПРОТОГЕНЪ.

                                           Я твой приказъ
             Исполнилъ, цезарь.

КАЛИГУЛА.

                                 Знаю.

ПРОТОГЕНЪ.

                                           Повелѣній
             Еще не будетъ?

КАЛИГУЛА.

                                 Ликторовъ сюда,
             Шесть ликторовъ мнѣ надо... Ну, а Клавдій?

ПРОТОГЕНЪ.

             Онъ здѣсь.

КАЛИГУЛА.

                       Такъ пусть войдетъ ко мнѣ.

ПРОТОГЕНЪ.

                                                     Одинъ?

КАЛИГУЛА.

             Нѣтъ, все равно -- войти я дозволяю
             Всѣмъ, кто собрался тамъ; но у дверей
             Поставить стражу, чтобъ никто отсюда
             Не выходилъ.

(За сценой голоса народа).

МЕССАЛИНА.

                                 Что значитъ этотъ шумъ?

КАЛИГУЛА.

             Открой же занавѣсъ: пусть воздухъ утра
             Благоухающій повѣетъ къ намъ
             Струею чистой; небо лучезарно
             И облачко послѣднее грозы
             Уносится, гонимое зефиромъ...
             Какъ хорошо! какъ сладко мнѣ дышать...

МЕССАЛИНА.

             Ты слышишь, цезарь, крики?.. Слышишь, слышишь?..

КЛАВДІЙ, входитъ.

             Привѣтъ властителю... Ты знаешь: тамъ
             Вокругъ дворца народъ толпой мятежной
             Сбирается...

КАЛИГУЛА.

                       А, Клавдій, это ты?
             Тебя желалъ я видѣть, и услугу
             Прошу мнѣ оказать.

КЛАВДІЙ.

                                 Повелѣвай.

КАЛИГУЛА.

             Въ искусствѣ краснорѣчья ты не знаешь
             Соперниковъ.

КЛАВДІЙ.

                       Ты льстишь мнѣ, цезарь.

КАЛИГУЛА.

                                                     Нѣтъ...
             Вотъ дѣло въ чемъ: сенаторы привѣтомъ,
             Надняхъ коня почтили моего,
             Прославили заслуги всѣ его
             И рѣчь весьма недурную при этомъ
             Онъ выслушалъ. Пристойно отвѣчать
             Экспромтомъ я не могъ за Инцитата `);
             Но такъ какъ можетъ выдти и опять
             Такой же случай -- на привѣтъ сената,
             Пожалуйста, мой Клавдій, за меня
             Рѣчь сочини отъ имени коня.
             Просить Сенеку думалъ я сначала,
             Да онъ ораторъ скучный и педантъ:
             Учености въ немъ много -- толку мало...
             Ты, право, лучше: у тебя талантъ.
   *) Инцитатъ -- имя любимой лошади Калигулы, которую онъ рядилъ въ пурпуръ, обвѣшивалъ драгоцѣнностями, помѣстилъ во дворцѣ, возвелъ въ консулы. По волѣ цезаря, Инцитатъ задавалъ роскошные пиры, ужины, и на нихъ собирались самые знатные гости.

ГОЛОСА НАРОДА, внизу терассы.

             Хлѣба, цезарь, хлѣба!

ХЕРЕЯ, входитъ.

             Привѣтъ тебѣ, властитель. Я пришелъ
             Спросить тебя о томъ, какія мѣры
             Ты противъ бунта повелишь принять?
             Народъ въ волненіи бѣжитъ на форумъ...
             Ты слышишь крики?

ГОЛОСА НАРОДА.

                                 Хлѣба, цезарь, хлѣба!

КАЛИГУЛА.

             А, мой Херея, здравствуй!.. Ты, какъ разъ,
             Приходишь во время. Къ тебѣ я съ дѣломъ:
             За ужиномъ съ Мнестеромъ и Апелломъ
             Вчера зашелъ великій споръ у насъ:
             Какъ декламировать удобнѣй монологи
             Трагедіи -- подъ тихій лирный звукъ
             Иль просто?.. Мнѣніе твое, мой другъ?..

(Входитъ Афраній).

             Но вотъ и консулъ... какъ онъ блѣденъ, боги!

АФРАНІЙ.

   Да, цезарь, я...

КАЛИГУЛА.

   Что съ тобою? Ты дрожишь?

АФРАНІЙ.

   Отъ страха... за тебя.

КАЛИГУЛА.

   Въ самомъ дѣлѣ?

АФРАНІЙ.

   Развѣ ты не видишь эти толпы безумной черни, шумящія у подножія Палатина? Развѣ ты не слышишь ихъ ужасные крики?

ГОЛОСА НАРОДА.

   Хлѣба, хлѣба, цезарь!

АФРАНІЙ.

   Слышишь? Слышишь ихъ угрозы?

КАЛИГУЛА.

   Ты ошибается, консулъ: это привѣтственные клики.

АФРАНІЙ.

   Не смѣйся, цезарь: дѣло идетъ о твоей жизни... Когда я вышелъ изъ дворца, озлобленная чернь бросилась на меня... Я былъ безъ ликторовъ, безоруженъ, я не могъ имъ сопротивляться...

КАЛИГУЛА.

   Но чернь, однако узнала тебя, почтила твое священное званіе и отпустила консула?

АФРАНІЙ.

   Да, но я долженъ былъ принести народу клятву, что передамъ тебѣ его требованіе.

КАЛИГУЛА.

   А, значитъ, ты пришелъ вѣстникомъ отъ народа къ цезарю? Хорошо, хорошо: говори-же, чего хочетъ народъ.

АФРАНІЙ.

   Цезарь, я не дерзну передъ тобою повторить ихъ безумныя рѣчи.

КАЛИГУЛА.

   Ты далъ клятву. Клятвы должно соблюдать!

АФРАНІЙ.

   Желанія черни преступны... Но если цезарь повелѣваетъ, я передамъ ихъ...

КАЛИГУЛА.

   Да, да, я повелѣваю.

АФРАНІЙ.

   Цезарь, вотъ уже цѣлый мѣсяцъ неблагопріятный вѣтеръ отгоняетъ отъ гавани сицилійскія корабли съ запасомъ хлѣба. Народъ видитъ въ этомъ гнѣвъ боговъ и думаетъ, что цезарь... Прости повелитель, это говоритъ народъ...

КАЛИГУЛА.

   Кончай-же: что онъ говоритъ?

АФРАНІЙ.

   Народъ говоритъ, что цезарь нанесъ какое нибудь тяжкое оскорбленіе богамъ и разгнѣванные боги мстятъ Риму за грѣхи одного человѣка. Въ этомъ безумномъ заблужденіи онъ требуетъ у цезаря возмездія!..

КАЛИГУЛА.

             Да, правъ народъ и въ мудрости великъ!
             Да, цезарь въ преступленіи повиненъ:
             Онъ не сдержалъ Юпитеру обѣтъ,
             И божество разгнѣванное долженъ
             Смягчить немедленно ужасной жертвой.
             Ты помнишь, консулъ, въ дни, когда въ Авлидѣ
             Собралися эллиновъ корабли,
             Такой же случай былъ: попутный вѣтеръ
             Не посылали боги имъ за то,
             Что вождь Агамемнонъ нарушилъ клятву
             Обречь на жертву Артемидѣ дочь.
             И я, подобно древнему Атриду,
             Свершилъ обмана грѣхъ: я обѣщалъ
             Жизнь человѣка небесамъ, но жалость
             Заставила меня забыть объ этомъ,
             И вотъ небесъ неумолимый гнѣвъ
             Устами раздраженнаго народа
             Гремитъ передо мной: отдай намъ жизнь
             Обѣщанную божествамъ тобою!..
             Я долженъ голосъ сердца заглушить:
             И если крови требуетъ Юпитеръ --
             Она прольется на его алтарь!

АФРАНІЙ.

             Ты говоришь, властитель...

КАЛИГУЛА.

                                           Говорю я,
             Что цезарь кается... Нѣтъ, цѣлый Римъ
             За одного страдать не будетъ больше:
             Ты предъ богами клялся умереть,
             Чтобъ цезаря спасти -- исполнижъ клятву!

АФРАНІЙ.

             О, пощади, о, сжалься...

ГОЛОСЪ НАРОДА.

                                           Хлѣба цезарь!

КАЛИГУЛА.

             Народъ, тебя я слышу... Потерпи...
             Да, греки, человѣческую жертву
             Богамъ свершили -- и повѣялъ вмигъ
             Ихъ кораблямъ благопріятный вѣтеръ:
             И за твоею смертію во слѣдъ
             Народъ увидитъ наши корабли,
             Бѣгущія съ запасомъ хлѣба въ гавань.

АФРАНІЙ.

             О, вспомни, цезарь, мой священный санъ...
             Молю тебя, подумай...

КАЛИГУЛА.

                                 Нѣтъ, довольно!

АФРАНІЙ, бросаясь въ отчаяніи къ ступенимъ терассы.

             Ко мнѣ, народъ!..

ГОЛОСЪ НАРОДА.

                                 Смерть цезарю! Подать
             Намъ консула! Мы консула хотимъ!

КАЛИГУЛА.

             А, вы его хотите?..

(Сталкиваетъ Афронія внизъ).

                                 Вотъ вамъ консулъ!..
             Юпитеръ, жертву позднюю прими!

ХЕРЕЯ, тихо Мессалинѣ.

             Что еслибы теперь...

(Дѣлаетъ движеніе вслѣдъ за цезаремъ).

МЕССАЛИНА, удерживая его.

                                 Постой, Херея!
             Смотри: народъ колѣна преклонилъ.

ГОЛОСА НАРОДА.

             Да здравствуетъ Калигула, нашъ цезарь
             Божественный!-- Да здравствуетъ!..-- Кого
             Въ замѣну консула ты дашь, властитель,
             Народу Рима?

КАЛИГУЛА, съ презрѣніемъ.

                                 Моего коня!

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ЛИЦА:

   ХЕРЕЯ.
   АКВИЛА.
   АННІЙ.
   САБИНІЙ.
   ПРОТОГЕНЪ.
   МЕССАЛИНА.
   ОТПУЩЕННИКЪ.

Дѣйствіе въ Римѣ.

Атріумъ въ домѣ Хереи; кругомъ изображенія его предковъ; на лѣво отъ зрителей жертвенникъ домашнихъ боговъ. Въ глубинѣ дверь; двѣ двери по бокамъ.

СЦЕНА I

Херея, его отпущенникъ.

ХЕРЕЯ.

   Никто не приходилъ?

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Никто.

(Кланяется и хочетъ идти).

ХЕРЕЯ.

   Подожди. Который теперь часъ?

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Третій на исходѣ.

ХЕРЕЯ.

   Хорошо.

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Господину нужно что нибудь отъ меня?

ХЕРЕЯ.

   Да. Мнѣ кажется, на тебя можно положиться. Я хочу дать тебѣ важное порученіе. Возьми повозку и съѣзди за рабомъ, котораго я купилъ сегодня вечеромъ на Форумѣ. Онъ оставленъ для меня отдѣльно отъ другихъ. Чтобы онъ не убѣжалъ -- свяжи его. Поѣзжай съ нимъ не прямой дорогой, а дальними улицами. Пусть онъ не знаетъ куда его везутъ. Потомъ приведи ко мнѣ. Ты хорошо понялъ меня?

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Да, господинъ. Ты останется доволенъ мною.

ХЕРЕЯ.

   Можетъ идти... Послушай... Нѣтъ, ничего... Иди, не терея времени и сдѣлай, какъ я приказывалъ.

(Отпущенникъ уходитъ).

СЦЕНА II.

ХЕРЕЯ, преклоняется передъ жертвенникомъ, покрывая голову тогой.

             Простите, боги, о простите мнѣ,
             Что каждый разъ, когда я преклоняюсь
             Съ молитвою предъ вашимъ алтаремъ --
             Лицо скрываю я въ смущеньи тайномъ.
             Мнѣ стыдно, я поднять не смѣю взора
             На васъ, что предковъ видѣли моихъ,--
             Мнѣ стыдно за позоръ родного Рима,
             За свой позоръ!.. Годами молодъ я,
             Но опытомъ богатъ, какъ старый воинъ:
             Я видѣлъ блескъ послѣднихъ славныхъ дѣлъ
             Германика и вѣчно помнитъ буду,
             Что сдѣлалъ самъ великій вождь меня
             Центуріономъ... Передъ вами, боги,
             Открыта тайна помысловъ моихъ:
             Вы знаете, зачѣмъ я притворяюсь
             Изнѣженнымъ гулякою, зачѣмъ
             Ношу я хитрости постыдной маску;
             И если вамъ души моей печаль
             Доступна хоть немного -- пожалѣйте
             Раба невольной и печальной роли!
             Да, тяжело суровому солдату
             Разыгрывать тута и росточать
             Пустыя фразы языкомъ Тибула,
             Овидія; да, тяжело сносить
             Любовь позора Рима -- Мессалины
             И цезарю безумному служить!..
             Я самъ себѣ порою ненавистенъ
             За жалкое притворство, но свершить
             Свой замыселъ я не могу иначе.
             Въ былые времена великій Брутъ
             Открыто дѣйствовалъ: среди сената
             Его кинжалъ отмстилъ за униженье
             Святой свободы; онъ увѣренъ былъ
             Въ своихъ друзьяхъ... Но въ наши дни солдаты,
             Сенаторы и граждане живутъ
             Для одного лишь только -- для доносовъ;
             И сердце вѣрное теперь искать
             Приходится въ груди раба...
                                           О, боги!
             Исполните задуманное мной:
             Я въ этомъ сынѣ Галліи далекой
             Нашелъ тѣ доблести, какихъ напрасно
             Искалъ у выродковъ страны родной:
             Его душѣ невѣдома измѣна,
             Онъ пѣсней не откликнется на плачъ
             Своей отчизны...

(Прислушиваясь).

                                 Голосъ Протогена...
             Зачѣмъ пришелъ онъ -- цезаря палачъ?..

СЦЕНА III.

Херея, Протогенъ, Анній, Сабиній, два ликтора.

ПРОТОГЕНЪ, подходя одинъ.

   Привѣтствую тебя, трибунъ. Вотъ двое юношей, въ которыхъ цезарь видитъ будущихъ вредныхъ гражданъ. Они были схвачены съ оружіемъ въ рукахъ въ то время, когда возмущали чернь ложными рѣчами. Они кричали плебеямъ: "въ жилищахъ нѣтъ хлѣба, вы умрете съ голоду". Къ счастію, народъ понялъ ихъ лукавство и самъ отдалъ ихъ въ руки правосудія. Божественный цезарь повелѣлъ, прежде казни, допросить, нѣтъ ли у нихъ сообщниковъ, не развратили ли они своими вредными идеями другихъ. Онъ знаетъ твою преданность и, поручая тебѣ это дѣло, разсчитываетъ на тебя.

ХЕРЕЯ, про себя.

   Не подозрѣваетъ ли онъ меня?..

ПРОТОГЕНЪ, арестованнымъ.

   Приблизьтесь...

(Къ Хереѣ).

   Я распорядился поставить у дверей стражу на случай, если тебѣ она понадобится при допросѣ. Я самъ также останусь тамъ и буду ждать, не дашь ли ты мнѣ какихъ нибудь приказаній.

(Уходитъ съ ликторами).

ХЕРЕЯ, проводивъ Протогена къ дверямъ, про себя.

             Тебя я понимаю хорошо:
             Подслушивать мои слова ты будешь
             И жесты наблюдать. Презрѣнный рабъ
             Калигулы! повѣрь, что я съумѣю
             Отъ васъ обоихъ тайну думъ моихъ
             Въ душѣ похоронить.

(Обращаясь къ арестованнымъ и узнавъ ихъ).

                                 Сабиній! Анній!

АННІЙ.

             Я думалъ, что Херея на войнѣ
             Прославился; но вижу я, иную
             Онъ ищетъ славу въ мирные года
             И должность сыщика охотно правитъ.

ХЕРЕЯ.

             Какую бы не правилъ должность я --
             Поставлю смѣло честь свою порукой:
             Не постыдитъ солдата гражданинъ.

АННІЙ.

             Кто-жъ доблестнѣй изъ нихъ въ подобной роли?

ХЕРЕЯ.

             Намъ роли предназначены судьбой
             Пусть при своей и остается каждый;
             Пока судьба не перемѣнитъ ихъ,
             Я долженъ васъ допрашивать.

АННІЙ.

                                                     Клянуся
             Юпитеромъ! ты правъ; и отвѣчать
             Я буду смѣло.

ХЕРЕЯ, дѣлаетъ имъ знакъ садиться и садится самъ.

                                 Хорошо. Скажи мнѣ:
             Какой злой геній подтолкнулъ тебя,
             Потомка предковъ славныхъ и великихъ,
             Стать въ рядъ мятежниковъ?

АННІЙ.

                                 Трибунъ, я вспомнилъ,
             Что вмѣстѣ съ Брутомъ при Филиппахъ палъ
             Одинъ изъ тѣхъ, чье доблестное имя
             Досталось мнѣ въ наслѣдіе.

ХЕРЕЯ, Сабинію.

                                           А ты?
             Что завлекло тебя на путь опасный?

САБИНІЙ, играя золотою цѣпью.

             Меня?

ХЕРЕЯ.

                       Молчишь ты?

АННІЙ.

                                           Отвѣчай-же, братъ.

САБИНІЙ.

             Сказать по правдѣ, я хотѣлъ развлечься.
             Судьба меня дразнила въ эти дни:
             Мой лучшій другъ, Лепидъ, внезапно умеръ;
             Съ отчаянья я бросился играть
             И проигрался; чтобъ забыть потерю
             Къ любовницѣ пошелъ я -- и узналъ,
             Что съ гладіаторомъ она сбѣжала...
             Убитый горемъ, я бродилъ по Риму
             И вдругъ попалъ въ шумящую толпу:
             Она стремилась въ яростномъ волненьи,
             Я слышалъ крикъ: "Смерть цезарю!" и самъ
             Кричать я началъ что-то въ этомъ родѣ,
             И тутъ схватили ликторы меня...

ХЕРЕЯ.

             Безумные, какъ вы не разсчитали,
             Что, тѣшась противъ цезаря игрой,
             Рискуете вы оба головами?

ЛИНІЙ.

             Что-жъ, цезарь выигралъ -- и пусть беретъ
             Онъ нашу жизнь: объ этомъ мы не споримъ.

ХЕРЕЯ.

             Но вы играли, вѣрно, не одни:
             Сообщниковъ своихъ мнѣ назовите?

АННІЙ.

             Сообщниковъ, трибунъ! Что до меня --
             Я долго думалъ, что имѣю въ Римѣ
             Я одного сообщника: теперь
             Надежда на него внезапно скрылась,
             Какъ свѣтъ, на мигъ мелькнувшій въ тьмѣ ночной,
             И ночь вокругъ еще мрачнѣе стала...
             Сообщникъ тотъ, въ минувшіе года,
             Въ рядахъ полковъ Германика сражался
             И былъ почтенъ отличьемъ отъ вождя;
             Но позабылъ онъ лавры прежней славы,
             Онъ ихъ вѣнками оргій замѣнилъ,
             Онъ дни теперь проводитъ съ куртизанкой;
             И лишь порой, покинувши ее,
             Приходитъ рабски цѣловать ту руку,
             Которая для насъ сковала цѣпь...
             Трибунъ, скажи: объ этомъ человѣкѣ
             Ты не слыхалъ, его не знаешь ты?

ХЕРЕЯ.

             Не знаю.

АННІЙ.

                       Хорошо... Что съ нами сдѣлать
             Намѣренъ Цезарь?

ХЕРЕЯ.

                                 Васъ свѣдутъ въ тюрьму:
             Тамъ будете вы ждать его рѣшенья.

САБИНІЙ.

             Трибунъ, коль въ милосердіи своемъ
             Властитель насъ велитъ подвергнуть пыткѣ,
             То попроси, чтобъ палачамъ приказъ
             Онъ далъ не портить пыткой наши лица:
             Мнѣ не хотѣлось бы, придя въ Аидъ,
             Перепугать богиню Прозерпину.
             Прощай...

(Линій и Сабиній уходятъ).

СЦЕНА IV.

Херея, одинъ.

             Прощайте, смѣлые борцы
             Свободы гибнущей. Въ ночи безумья,
             Которую переживаетъ Римъ,
             Вы искрами послѣдними блестите
             И гаснете безвременно. Стремясь
             Въ порывѣ пылкомъ къ благородной цѣли,
             Вы не умѣете ее достичь,
             Но умирать умѣете вы честно...
             Увы, я съ вами мыслью и душой --
             И не могу я вырвать васъ у смерти!
             О, если бы надѣяться я смѣлъ,
             Что въ грязной ямѣ общаго растлѣнъя
             Найдется золото такихъ сердецъ,
             Какъ ваши юные сердца -- повѣрьте,
             Я сталъ бы ихъ искать и, можетъ быть,
             На казнь идти рѣшился вмѣстѣ съ вами.
             Но мы живемъ въ такія времена,
             Когда безплодна за свободу гибель
             Отдѣльныхъ жертвъ: не тронетъ никого
             Теперь святой порывъ великодушья;
             Вотъ отчего, внимая вашъ укоръ,
             Я не иду на встрѣчу смерти честной:
             Я остаюсь, чтобы отмстить за васъ!

СЦЕНА V.

Херея, отпущенникъ, Аквила, съ связанными руками.

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Господинъ, я привелъ раба.

ХЕРЕЯ.

   Хорошо. Оставь его и присмотри, чтобы сюда никто не входилъ.

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Положись на меня.

(Уходитъ).

АКВИЛА, которому Херея развязываетъ руки.

             Скажи, кто ты?

ХЕРЕЯ.

                                 Хозяинъ твой иль другъ.

АКВИЛА.

             А, если такъ, то буду откровенно
             Я говорить съ тобою.

ХЕРЕЯ.

                                 Говори.

АКВИЛА.

             Игрушка случая иль преступленья,
             Я сталъ твоимъ рабомъ, хоть всѣ права
             Я гражданина римскаго имѣю.
             Я былъ захваченъ, оскорбленъ: меня
             Веревкою позорною связали,
             Какъ бѣглаго. При свѣтѣ дня, въ глазахъ
             У претора, я отведенъ на Форумъ
             И проданъ я тебѣ. А между тѣмъ --
             Я былъ свободенъ!.. Да, свободенъ я,
             Клянусь богами Галліи далекой,--
             Свободенъ, какъ орелъ альпійскихъ скалъ!
             Тебѣ нѣтъ дѣла до того, чѣмъ былъ я,
             Какъ приведенъ я къ участи моей
             Гоненіемъ судьбы. Тобой на рынкѣ
             За деньги купленный, я -- вещь твоя,
             Я рабъ, собака...

ХЕРЕЯ.

                                 Да, я твой хозяинъ:
             Мои права опредѣлилъ законъ.

АКВИЛА.

             Я знаю ихъ. По прихоти ты можешь
             Меня ударить, заковать, казнить.
             Ты можешь осудить меня на пытку,
             Желѣзомъ грудь мою избороздить,
             На лбу моемъ увѣковѣчить рабство
             Клеймомъ ужаснымъ: вотъ твои права!
             Ты видишь: я безтрепетно измѣрилъ
             Могущество твое и мой позоръ.
             Но ты въ одномъ не властенъ надо мною:
             Заставить жить меня не можешь ты,
             Когда я съ жизнью захочу разстаться.
             Да, правомъ смерти я съ тобою равенъ --
             И потому я буду говорить,
             Какъ гражданинъ свободный съ гражданиномъ.

ХЕРЕЯ.

             Я слушаю тебя.

АКВИЛА.

                                 Ты можешь взять
             Съ меня, какъ съ плѣнника, богатый выкупъ,.
             По договору сдѣлаемъ обмѣнъ.
             Я плату дамъ, а ты мнѣ дашь свободу.
             Послушай: если золота ты хочешь,
             То золота довольно у меня...
             Увы, и тамъ, въ моей отчизнѣ дальней,
             Какъ въ вашемъ Римѣ, роковой металлъ
             Теперь властнѣе честнаго желѣза!..
             Возьми что хочешь: будемъ мы считать
             Талантами; назначь за выкупъ цѣну,
             Какъ Персіи властительный сатрапъ.

ХЕРЕЯ.

             Благодарю: я къ золоту не алченъ.

АКВИЛА.

             А, понимаю; воинъ ты въ душѣ
             И для тебя дары иные нужны:
             Я десять лучшихъ дамъ тебѣ коней;
             Они легки и быстры, будто вѣтеръ
             Пустынь Аравіи -- отчизны ихъ;
             Онѣ изъ той породы благородной,
             Которую великій Аннибалъ
             Оставилъ въ Галліи, въ былое время,
             Моимъ отцамъ въ подарокъ дорогой.

ХЕРЕЯ.

             Нѣтъ, мнѣ иное нужно.

АКВИЛА.

                                           Ты не хочешь
             За выкупъ мой ни денегъ, ни коней,--
             Своей душою нѣжной ты желаешь,
             Чтобъ я украсилъ дорогой уборъ
             Любовницы твоей? О, много, много
             Я дамъ тебѣ рубиновъ и гранатъ.
             Для діадемъ и ожерелій дивныхъ.
             Въ богатыхъ рудникахъ моей земли
             Есть рудокопы, что искать умѣютъ
             Карбункулъ, ярко блещущій во тьмѣ.
             Я прикажу искуснымъ водолазамъ
             Проникнуть моря глубину я тамъ
             Достать и жемчугъ чудный, и кораллы
             Для той, кого ты сердцемъ полюбилъ!

ХЕРЕЯ.

             И золото, и всѣ свои богатства
             Оставь себѣ. Я не того хочу.

АКВИЛА.

             Чего-же? Выскажи твои желанья.

ХЕРЕЯ.

             Я знаю: каждый благородный Галлъ,
             Утратившій свободу, покоренный,
             Не можетъ укротить въ душѣ своей
             Порыва пылкаго къ минувшей волѣ;
             Какъ дикій конь, грызетъ онъ удила,
             Скрывая рабства горькую досаду,
             И жаждетъ разорвать позорный плѣнъ.
             Но, вѣрь мнѣ, есть и среди гражданъ. Рима
             Такіе люди, что свободу чтутъ,
             Какъ божество, и ненавидятъ цѣпи.
             Пусть ты не римлянинъ; твоя судьба
             И родина иныя, но душою
             Отважною ты можешь понимать
             Тѣхъ, кто, какъ ты, свободы ищетъ жадно
             И за нее готовъ вступить въ борьбу.
             Такъ слушай-же: одинъ изъ римскихъ гражданъ
             Замыслилъ дѣло тайное въ душѣ:
             Купивъ на Форумѣ раба изъ галловъ,
             Онъ предложилъ довѣрчиво ему,
             Какъ другу, раздѣлить великій подвигъ
             Освобожденья Галліи и Рима;
             Богами въ этой мысли утвержденъ,
             Онъ думалъ такъ: его сообщникъ храбрый
             Избѣгнуть жалкой участи раба
             Одной измѣной можетъ или смертью;
             Но заключивъ съ хозяиномъ союзъ,
             Добудетъ честно онъ себѣ свободу
             И родинѣ униженной своей;
             А если подвигъ славный не удастся,
             То онъ умретъ не жалкимъ бѣглецомъ --
             Умретъ героемъ за свою отчизну...
             Ты понялъ?

АКВИЛА.

                                 Да... И можетъ указать
             Тотъ римскій гражданинъ, какія средства
             Имѣетъ онъ для замысловъ своихъ?

ХЕРЕЯ.

             Обычныя, испытанныя средства
             Всѣхъ заговорщиковъ: кинжалъ и мечъ.

АКВИЛА.

             Но кто жъ отъ нихъ погибнуть долженъ?

ХЕРЕЯ.

                                                     Цезарь.

АКВИЛА.

             Ты видѣлъ, я безъ трепета внималъ,
             Когда передо мной разоблачалъ ты
             Отважный замыселъ души своей.
             Я самъ не разъ, мечтая о свободѣ
             Моей отчизны, былъ готовъ пойти
             На роковое дѣло смѣлой мести;
             И еслибы пять дней тому назадъ,
             Когда я прибылъ въ Римъ, подобный подвигъ
             Мнѣ предложилъ бы кто нибудь, какъ ты,
             Я, не колеблясь, протянулъ бы руку
             Ему въ отвѣтъ. Но случай измѣнилъ
             Мои намѣренья: недавно цезарь
             Былъ гостемъ въ домѣ матери моей
             И пилъ со мной гостепріимства чашу;
             Не обольщенъ я милостью такой,
             Но я привѣтствовалъ его, какъ гостя,--
             А гость, случайный даже, для меня
             Священенъ. Цезарю я другъ отнынѣ.

ХЕРЕЯ.

             Я высказалъ тебѣ, какой цѣной
             Ты можешь выкупить свою свободу.

АКВИЛА.

             Пусть лучше я умру твоимъ рабомъ.

ХЕРЕЯ.

             Ты обвинялъ свою судьбу; но, вижу,
             Ея удары для тебя легки:
             Въ своемъ несчастій ты не лишился
             Ни родины, ни матери, ни той,
             Кого любилъ.

АКВИЛА.

                                 Трибунъ, ты судишь ложно!
             Съ свободой вмѣстѣ все я потерялъ:
             И родину, и милый отчій кровъ,
             И мать любимую, что въ тяжкомъ горѣ
             О бѣдномъ сынѣ будетъ изнывать
             И кончитъ жизнь старухой одинокой;
             Я потерялъ и ту, кто для меня
             Дороже счастія -- мою невѣсту!..
             Прекрасное и кроткое дитя,--
             Она меня душой любила нѣжной...
             Зачѣмъ я не погибъ въ тотъ страшный часъ,
             Когда ее со мною разлучили!..
             О, три любви священныхъ я имѣлъ,
             Какъ три сокровища, и ихъ утратилъ!
             И никогда мнѣ ихъ не возвратить,
             Коль не найду четвертое -- свободу!

ХЕРЕЯ.

             Такъ слушай же: я возвращу тебѣ
             Свободу и любимую невѣсту,
             Отторгнутую отъ груди твоей,
             И съ нею мать и милую отчизну,
             Спасенную тобой отъ ига рабства --
             Все возвращу я это, но съ условьемъ:
             Возьми кинжалъ и цезаря убей!

АКВИЛА.

             Да охранятъ его благіе боги!

ХЕРЕЯ.

             Подумай, галлъ. Въ безуміи своемъ
             Ты не боишься развѣ, что открывши
             Свой смѣлый замыселъ передъ тобой,
             Разбить я долженъ буду поневолѣ
             Сосудъ, въ который тайну я вложилъ.
             О жизни цезаря боговъ ты молишь:
             Moлися о своей, несчастный рабъ!

АКВИЛА.

             Ты господинъ мой, я принадлежу
             Тебѣ вполнѣ: убей меня, коль хочешь.

СЦЕНА VI.

Тѣ-же, отпущенникъ, потомъ Мессалина.

ОТПУЩЕННИКЪ.

   Та, кого всегда сопровождаетъ нубійскій рабъ, желаетъ видѣть тебя.

ХЕРЕЯ.

             Я жду ее.

(Отпущенникъ уходитъ).

                                 А ты войди туда
             И дожидайся. Скоро ты узнаешь,
             Что я рѣшу.

(Аквила уходитъ въ среднюю дверь. Входитъ Мессалина подъ покрываломъ; Херея встрѣчаетъ ее).

                       Привѣтствую красу,
             Сокрытую ревнивымъ покрываломъ!
             Подобная божественной Фебеѣ,
             Что всходитъ тихо на небѣ ночномъ,
             Она своимъ чарующимъ сіяньемъ
             Мой непривѣтный озаряетъ домъ.

(Приподнимаетъ ей покрывало).

             Позволитъ ли она любви дыханьемъ,
             Хотя на мигъ, то облако согнать,
             Что красоту небесную скрываетъ?
             Позволитъ ли взглянуть на тѣ черты,
             Которыя такъ ослѣпляютъ взоры,
             Что смертному, увидившему ихъ,
             Завидовать готовы сами боги!

МЕССАЛИНА.

             Позволитъ ли?.. О, да, мой вѣрный другъ!
             Но только нынче грустная Фебея
             Не принесетъ лучъ счастія съ собой:
             Порою ночь темна и неспокойна,
             И мрачный ужасъ гонитъ сны любви...

ХЕРЕЯ.

             Но чѣмъ моя встревожена царица?
             Народнымъ мятежемъ?.. Вѣдь онъ утихъ.

МЕССАЛИНА.

             Я знаю. Нѣтъ, не то меня печалитъ.
             Порывъ свободы буйный укрощенъ
             И двое молодыхъ ея борцовъ
             Захвачены. Богамъ, грозившимъ Риму,
             Принесена спасительная жертва,
             Ихъ гнѣвъ прошелъ, и съ хлѣбомъ корабли
             Стремятся въ гавань за попутнымъ вѣтромъ.
             Но вслѣдъ опасностямъ минувшимъ вдругъ
             Явились новыя, и я, Херея,
             Пришла о нихъ предупредить тебя.
             Въ тотъ мигъ, когда, казалось, все готово
             Для тайной мести, все согласно шло
             Съ желаньями твоими и моими
             И умыселъ нашъ смѣлый созрѣвалъ,--
             Внезапная явилася случайность,
             Благодаря которой, можетъ быть,
             Избѣгнетъ цезарь ненависти нашей.

ХЕРЕЯ.

             Ты говоришь... но развѣ что нибудь
             Подозрѣваетъ онъ?..

МЕССАЛИНА.

                                 О, нѣтъ, навѣрно
             Калигула не знаетъ ничего.

ХЕРЕЯ.

             А если такъ, чего же намъ бояться?
             Твоя любовь притворная къ нему --
             Полезная, хоть тяжкая для сердца
             Необходимость -- во дворецъ всегда
             Указывала вѣрную дорогу
             Всѣмъ нашимъ замысламъ... Что-жь, развѣ ты
             Для цезаря не та же Мессалина?

МЕССАЛИНА.

             Да, вѣрный другъ, не дальше, какъ вчера,
             Считалось это имя талисманомъ,
             Всѣ двери открывавшимъ во дворцѣ,--
             Теперь не то, теперь другое имя
             Для стражи повелительно звучитъ.

ХЕРЕЯ.

             Что хочешь ты сказать?..

МЕССАЛИНА.

                                           А то, что цезарь
             Ко мнѣ перемѣнился и другой
             Любовью увлеченъ: она всевластно
             Царитъ надъ нимъ.

ХЕРЕЯ.

                                 Но кто же та, кого
             Бросаетъ рокъ нежданною преградой
             Для нашихъ тайныхъ замысловъ?

МЕССАЛИНА.

                                                     Дитя
             Въ шестнадцать лѣтъ. Ее своей сестрою
             Зоветъ Калигула. Дня три назадъ
             Она вернулась въ Байю изъ Нарбонны:
             Ее привезъ какой-то юный галлъ;
             Его зовутъ Аквилою... Ты видишь,
             Тутъ заговоръ ужасный противъ насъ
             И мы его должны разрушить...

АКВИЛА, у двери.

                                                     Боги!
             Что говоритъ она? Иль это сонъ?

МЕССАЛИНА.

             По приказанью цезаря, насильемъ
             Похищена у матери она
             И въ Палатинъ къ нему приведена
             Сегодня утромъ, не смотря на слезы
             И горькія мольбы. Скрываетъ цезарь
             Ее отъ всѣхъ, подъ стражей, во дворцѣ
             И нынче вечеромъ...

АКВИЛА, порывисто бросаясь къ Хереѣ.

                                 Клянуся Стиксомъ!
             Ты говорилъ, что цезаря убить
             Желаешь ты, что ищешь человѣка,
             Готоваго убійство то свершить --
             Онъ предъ тобой!

МЕССАЛИНА.

                                 Ты насъ подслушалъ?..

АКВИЛА.

                                                               Да.

ХЕРЕЯ.

             Такъ ты согласенъ?

АКВИЛА.

                                 О, скорѣй, сейчасъ-же!
             Пусть гибнетъ цезарь отъ моей руки"
             Трибунъ, я умоляю: дай оружье,
             Кинжалъ иль мечъ -- что хочешь ты...

ХЕРЕЯ.

                                                     Постой:
             Откуда эта странная рѣшимость
             И ненависть?

АКВИЛА.

                                 Ужель не понялъ ты?
             Вѣдь Цезаря сестра -- моя невѣста,
             Моя любовь похищенная -- Стелла,
             Вѣдь я зовусь Аквилою и въ Римъ
             Привезъ ее, невинную голубку,
             Что къ злому ястребу попалась въ когти!
             Онъ сгубитъ жертву... О, скорѣй, скорѣй
             Давай кинжилъ... Ее спасти я долженъ!..
             Я жду, трибунъ...

ХЕРЕЯ.

                                 Но ты увѣренъ, галлъ,
             Въ любви своей невѣсты?

АКВИЛА.

                                           О, проклятье!
             Увѣренъ ли я въ этомъ...

МЕССАЛИНА.

                                           Хорошо.
             Идемъ со мной: къ ней проведу тебя я,
             Исполнятся желанія твои.

АКВИЛА? бросаясь на колѣни.

             Ты это сдѣлаешь?.. О, сдѣлай, сдѣлай --
             Тебя считать я буду божествомъ,
             Я поклонюсь тебѣ...

МЕССАЛИНА, увлекая его.

                                 Идемъ!

АКВИЛА.

                                           Идемъ!

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЛИЦА:

   КАЛИГУЛА.
   АКВИЛА.
   СТЕЛЛА.
   ЮНІЯ.
   МЕССАЛИНА.
   ЖРЕЦЫ.
   ЛИКТОРЫ.

Дѣйствіе въ Римѣ.

Спальня. Въ глубинѣ комнаты кровать; двѣ боковыя двери; направо окно; въ uоловахъ кровати большой канделябръ. Потолокъ комнаты поддерживается колоннами дорическаго ордена.

СЦЕНА I.

СТЕЛЛА, одна, на колѣняхъ, возлѣ кровати, окутанная краснымъ плащемъ; она прислушивается съ напряженіемъ

             Что тамъ... какъ будто шумъ за этой дверью?..
             Идутъ... сюда?.. О, Боже, я умру,
             Но чистою останусь... Нѣтъ... все тихо...
             Создатель Милосердый! окажи
             Твою великую, святую помощь --
             Спаси меня, спаси!.. Во дни былые
             Взывали дѣвы къ ложнымъ божествамъ,
             И тѣ внимали имъ. Когда Діану
             Молила Дафна охранить ее
             Отъ нечестивой ласки Аполлона,--
             Богиня дѣву обратила въ лавръ,
             Древесною корой ее одѣла,
             Какъ будто цѣломудренной броней...
             И юная Сиринкса, убѣгая
             Отъ Пана сладострастнаго, въ слезахъ
             Просила помощи у нимфъ -- и сестры
             Услышали ее, и разлилась
             Она ручьемъ, съ журчаньемъ волнъ прозрачныхъ
             Смѣшавъ послѣдній стонъ своихъ молитвъ...
             О, если боги ложные невинность
             Могли спасать -- я вѣрую всѣмъ сердцамъ,
             Ты, истинный и всемогущій Богъ,
             Хранитель слабыхъ, не отдашь меня
             На жертву злу... Не Ты-ль на водахъ Нила
             Услышалъ Моисея слабый крикъ?
             Не Ты-ли спасъ средь печи раскаленной
             Трехъ отроковъ и укротилъ вкругъ нихъ
             Дыханье пламени? Не Твой-ли ангелъ
             Хранилъ во рву пророка Даніила
             Отъ страшной пасти разъяренныхъ львовъ?
             И нынѣ я къ Тебѣ взываю, Боже!
             Спаси меня!.. Я не за жизнь свою
             Молю тебя -- ты сердце дѣвы видишь --
             Я трепещу...

(Прислушиваясь):

                       А, слышенъ шумъ... шаги?..
             Идутъ... идутъ... То цезарь!..

(Бросается съ простертыми руками къ окну):

                                           Всемогущій!
             Пошли мнѣ смерть... я умереть хочу!
             Смерть отъ безчестія меня избавитъ...
             О, мать моя! прощай, прощай, прощай...
             Будь милосердъ ко мнѣ. Создатель!..

СЦЕНА II.

Аквила, Стелла.

АКВИЛА, появляясь въ дверяхъ.

                                           Стелла!

СТЕЛЛА, бросаясь къ нему.

             Аквила... ты?!

АКВИЛА.

                                 Голубка дорогая!

СТЕЛЛА, упавъ на колѣни.

             Господь, Спаситель мой! услышалъ ты
             Мою молитву: скорбь несчастной дѣвы
             Ты чудомъ въ радость счастья обратилъ:
             О, будь Твое благословенно имя!

(Поднявшись):

             А гдѣ-же мать, Аквила?

АКВИЛА.

                                 Не тревожься:
             Ее найдемъ мы, Стелла... Но бѣжать
             Намъ нужно прежде изъ дворца, отсюда...

СТЕЛЛА.

             Бѣжать? Ты думаешь возможно это?

АКВИЛА.

             О, я надѣюсь... Женщина одна,
             Исполнясь жалости къ моимъ страданьямъ,
             Дорогой тайной провела меня
             Сюда, къ тебѣ... Мы съ нею-же, навѣрно,
             Отсюда выйдемъ, скроемся...

СТЕЛЛА.

                                           Куда?

АКВИЛА.

             Куда-бы ни было... но дальше, дальше
             Отъ цезаря! Пусть ляжетъ океанъ,
             Пусть выси Альпъ воздвигнутся межъ нами
             И этимъ человѣкомъ... О, бѣжимъ,
             Бѣжимъ скорѣй!.. Иди за мною слѣдомъ...

(Увлекаетъ Стеллу къ двери и пробуетъ отворить).

             Проклятье!.. Эта дверь...

СТЕЛЛА.

                                           Что?.. заперта?

АКВИЛА.

             Да... видишь... видишь -- вотъ!..

СТЕЛЛА.

                                           Быть можетъ трудно
             Ее открыть, но все таки она
             Отворится?..

АКВИЛА.

                                 Напрасны всѣ усилья!

СТЕЛЛА.

             Кто-жъ запереть ее нежданно ногъ?..

АКВИЛА.

             Меня замѣтили... и, вѣрно, цезарь...

СТЕЛЛА.

             О, замолчи!.. Мой ужасъ и печаль
             Удваиваешь ты...

АКВИЛА.

                                 Теперь насъ вмѣстѣ
             Захватятъ здѣсь... мы въ адской западнѣ --
             И у меня оружья нѣтъ!

СТЕЛЛА.

                                           Не будемъ
             Отчаяваться, другъ мой...

АКВИЛА.

                                           Погоди:
             Тамъ дверь другая?..

(Пробуетъ отворить ее).

                                 Заперта и эта!
             Ужель отсюда выхода намъ нѣтъ?
             А, вотъ окно... уйдти въ окно мы можемъ...

СТЕЛЛА.

             Тамъ стража на дворѣ.

АКВИЛА.

                                           О, палачи!..
             Проклятіе на насъ отяготѣло,
             Проклятіе небесъ!.. Надежды нѣтъ.

СТЕЛЛА.

             Аквила... братъ мой...

АКВИЛА.

                                 Горькое мученье...
             Что дѣлать намъ... что дѣлать?.. мы погибли!

СТЕЛЛА.

             Я думала, что тверже ты душою
             И близость смерти не страшитъ тебя.

АКВИЛА.

             О, еслибъ я боялся только смерти!
             Но увидать тебя въ его рукахъ,
             Въ рукахъ злодѣя цезаря...

СТЕЛЛА.

                                           Послушай:
             Чтобъ женщину безсильную убить --
             Оружіе не нужно: ты руками
             Меня задушишь.

АКВИЛА.

                                 Что сказала ты?!..

СТЕЛЛА.

             Да, поклянись мнѣ...

АКВИЛА.

                                 Стелла!..

СТЕЛЛА.

                                           Поклянись мнѣ,
             Что въ то мгновенье, когда войдетъ
             Калигула...

АКВИЛА.

                                 Довольно... умоляю...

СТЕЛЛА.

             Аквила, если любишь ты меня,
             То смерть мою ты предпочтешь безчестью.

АКВИЛА.

             О, перестань...

СТЕЛЛА.

                                 Смерть отъ твоей руки
             Мнѣ будетъ счастіемъ. Ты самъ, навѣрно,
             Такъ думаешь.

АКВИЛА.

                                 Безумная мечта!

СТЕЛЛА.

             Но средства нѣтъ инаго, вѣрь, Аквила;
             Я умереть должна и я... умру!

АКВИЛА.

             Не говори, не говори мнѣ это...
             Прошу тебя я...

СТЕЛЛА.

                                 Всемогущій Богъ!
             Дай силу твердую ему въ несчастьи,
             Дай силу мнѣ... изнемогаю я...
             Одно, одно осталось...

(Рыдаетъ).

                                           Умереть...
             О, Боже, умереть...

АКВИЛА, приподнимая ея голову.

                                 Да, Стелла, правду
             Ты говоришь: одно осталось намъ --
             И мы умремъ, когда нашъ часъ настанетъ!
             Но прежде... прежде...

СТЕЛЛА.

                                           Что задумалъ ты?
             Твой взоръ меня пугаетъ...

АКВИЛА.

                                           О, послушай,
             Моя голубка: смерть для насъ близка,--
             Такъ пусть мгновенья жизни остальныя
             Блеснутъ намъ счастьемъ...

(Обнимаетъ ее).

                                           Если ты меня
             Любила свѣтлой, дѣвственной любовью,
             И боги сердце чистое твое
             Благословили -- дай ему извѣдать
             Супружескую, страстную любовь!
             Хоть мигъ одинъ похитимъ мы у смерти
             Для брачныхъ ласкъ -- одинъ блаженный мигъ...
             Моя супруга дорогая, Стелла,
             Мы умереть должны... Теперь для насъ
             Исчезло все: людскія осужденья,
             Обычая уставы -- и одно
             Намъ дорого, одно: минута счастья,
             Послѣдняя и краткая минута!.
             О, насладимся-жъ ею и затѣмъ
             Пусть ночь ничтожества сойдетъ надъ нами!

СТЕЛЛА, освобождаясь изъ его объятій.

             Несчастный! въ заблужденіи слѣпомъ,
             Не знаешь ты: за этой страшной ночью,
             Что ты зовешь ничтожествомъ, для насъ
             Настанетъ вѣчный день и жизнь иная --
             Надежда праведныхъ и ужасъ злыхъ!..

АКВИЛА.

             Но тамъ, за темной и нѣмой могилой,
             Конецъ всему, всему... Тамъ божества
             Подземныя, тамъ смерти мракъ и холодъ...

СТЕЛЛА.

             Безумецъ бѣдный! мракъ въ твоей душѣ
             И ты не видишь истиннаго свѣта!..
             За гранью жизни, за могилой -- тамъ
             Всевышній Богъ царитъ и раздѣляетъ
             Онъ праведныхъ, познавшихъ свѣтъ Его,
             Отъ грѣшниковъ, не озаренныхъ вѣрой
             Въ жизнь вѣчную и въ благодать небесъ!

АКВИЛА.

             О, для чего-жъ твой Богъ неумолимый
             Считаетъ заблужденіе грѣхомъ?
             Ужель меня онъ разлучитъ съ тобою
             И тамъ, на небесахъ, какъ на землѣ
             Судьба насъ разлучаетъ роковая!

СТЕЛЛА, съ вдохновеннымъ порывомъ.

             Нѣтъ, нѣтъ... я вѣрю милости Творца --
             И ты ей вѣрь -- мы тамъ соединимся,
             Мы будемъ вмѣстѣ у подножья трона
             Всевышняго молитвы возносить.

АКВИЛА.

             Съ тобою вмѣстѣ я пойду на небо,
             Въ Аидъ подземный... всюду я пойду,
             Куда зовешь ты... но съ тобой, съ тобою!

СТЕЛЛА.

             Спаситель міра! просвѣти его
             Святою благодатію. Ты видишь,
             Открылся взоръ заблудшаго слѣпца
             И лучъ небесъ предъ нимъ уже мерцаетъ...
             Аквила, братъ мой, слушай: смерти часъ
             Ужасенъ тѣмъ, кто не обрѣлъ душою
             Святую вѣру въ истиннаго Бога;
             Но справедливъ Господь и милосердъ:
             Онъ не казнитъ невольныхъ заблужденій,
             Отрекшимся отъ нихъ, Онъ въ небеса
             Не заграждаетъ путь... Въ безумьи страсти
             Ты спрашивалъ: люблю-ли я тебя?
             Въ предсмертную, ужасную минуту
             Я говорю тебѣ: да, я люблю...
             Люблю тебя, мой братъ, любовью вѣчной,
             Да, вѣчною: насъ смерть не разлучитъ...
             О, дай мнѣ силу, помоги, Создатель,
             Спасти его... Аквила, пусть мой Богъ
             Твоимъ отнынѣ будетъ.. Преклонися
             Предъ волею Его -- и въ небесахъ
             Съ тобой соединимся мы на вѣки!

АКВИЛА.

             Возможно ль это?

СТЕЛЛА.

                                 О, пойми, пойми:
             Что значитъ нате счастіе земное
             Предъ счастіемъ небеснымъ безъ конца?
             Что значитъ мигъ грѣховныхъ наслажденій
             Любви безумной, предъ любовью той
             Божественной, которою мы будемъ
             На небѣ безконечно наслаждаться?...

АКВИЛА.

             Вѣдь я язычникъ, я молюсь...

СТЕЛЛА.

                                           Повѣрь,
             Когда въ душѣ твоей зажжется чистый
             Небесный пламень -- можешь ты спастись.

АКВИЛА.

             Но что-же, Стелла, что я долженъ сдѣлать
             Для своего спасенія?

СТЕЛЛА.

                                 Одно:
             Повѣрить въ Бога истины и свѣта.

АКВИЛА.

             Такъ слушай же: не знаю я -- твой Богъ
             Царитъ ли надъ иными божествами;
             Не знаю я -- за рубежомъ могилы
             Пошлетъ ли онъ грядущее блаженство
             Небесной жизни мнѣ; не знаю я,
             Любовь моя угаснетъ вмѣстѣ съ сердцемъ
             Иль возродиться пламенемъ инымъ,--
             Но вѣрю я... тебѣ я вѣрю, Стелла!
             Съ тобой я жить и умереть хочу,
             Твоей души, божественной и чистой,
             Желанья и надежды раздѣлить...
             Пусть та же тьма, что жизнь твою угаситъ,
             И надо мной холодной ляжетъ тьмой,
             Пусть тотъ же свѣтъ, что для тебя заблещетъ
             На небѣ, тамъ -- блеснетъ и для меня:
             Я въ сердцѣ предъ твоимъ склоняюсь Богомъ!

СТЕЛЛА.

             О, братъ мой,-- братъ по вѣрѣ и любви!
             Теперь мы смерть съ отрадой можемъ встрѣтить,
             И у престола Господа предстать
             Съ мольбой о милосердьи...

СЦЕНА III.

Тѣ-же, Калигула, жрецы, ликторы.

АКВИЛА.

                                           Императоръ!

СТЕЛЛА.

             О, Боже, нашъ послѣдній часъ насталъ!

КАЛИГУЛА.

             А! вотъ зачѣмъ такою неприступной
             Казались мы! Невинность наша днемъ
             Пугалась свѣта, но во тьмѣ полночной
             Не страшно ей любовницею быть.

АКВИЛА.

             Не оскорбляй безчестнымъ подозрѣньемъ
             Невинности святой. Здѣсь нѣту, цезарь,
             Любовницы.

КАЛИГУЛА.

                       Кто-жъ здѣсь?

АКВИЛА.

                                           Моя жена.

КАЛИГУЛА.

             Ну, если такъ, то добродѣтель Весты
             Къ ней не пристала. Ты сейчасъ назвалъ
             Ее своей женою?

          АКВИЛА.

                                 Да.

КАЛИГУЛА.

                                 Тѣмъ лучше.
             Она умретъ.

АКВИЛА.

                                 Умретъ?!

СТЕЛЛА, бросаясь на грудь Аквилы.

                                           Спаси меня!..

АКВИЛА.

             Умретъ -- за что? Какое преступленье
             Она свершила, цезарь, предъ тобой?
             За то-ль умретъ, что свято уважая
             Любовь и клятву сердца своего,
             Она съ мольбой и горькими слезами
             Отвергла страсть безчестную твою?
             Твой предокъ Августъ, правды жрецъ великій,
             Не казнь бы присудилъ, а похвалу
             За цѣломудренный ея поступокъ:
             Онъ помнилъ дни республики, когда
             Лукреція Тарквинія убила.

КАЛИГУЛА.

             Ты ошибается, ревнивый галлъ:
             У цезаря нѣтъ ненависти въ сердцѣ;
             Онъ добродѣтель могъ бы покорить,
             Когда бъ желалъ... О, нѣтъ, оружье мщенья
             Для Брутовъ цезарь сберегаетъ... да --
             Для слишкомъ пылкихъ Брутовъ... Но Данаю
             Однимъ лишь золотомъ склоняетъ онъ.
             Когда бы, милость Цезаря отвергнувъ,
             Она не совершила предо мной
             Другаго преступленія,-- повѣрь мнѣ,
             Я самъ бы похвалой ее почтилъ...
             На ней лежитъ иное обвиненье!
             Въ нечестіи винитъ ее законъ.

СТЕЛЛА.

             Виновна я въ нечестіи?..

КАЛИГУЛА.

                                           А развѣ
             Изъ Галліи не принесла ты въ Римъ
             Служенье богу ложному?

СТЕЛЛА.

                                           О, цезарь,
             Ты богохульствуетъ: Богъ христіанъ --
             Богъ истинный!

КАЛИГУЛА.

                                 Вы сышали, жрецы,
             Вы слышали? Преступницу ведите
             На казнь сейчасъ-же!

АКВИЛА.

                                 Съ нею и меня
             Вели казнить: я тоже христіанинъ.

СТЕЛЛА.

             Я говорила, братъ мой, что Господь
             Соединитъ насъ.

АКВИЛА.

                                 Будь благословенно
             Святое имя Бога: за него
             Умремъ мы вмѣстѣ.

КАЛИГУЛА.

                                 Вмѣстѣ? Ты ошибся.
             За поруганіе боговъ отмститъ
             Тебѣ грознѣе цезарь: злою пыткой
             Я накажу тебя.

АКВИЛА.

                                 Жестокій звѣрь!

СТЕЛЛА.

             Аквила... замолчи... я умоляю
             Во имя Бога!

КАЛИГУЛА.

                                 Нѣтъ, я умереть
             Вамъ вмѣстѣ не дозволю. Пусть увидитъ
             Одинъ изъ васъ, какъ приметъ казнь другой:
             Такое зрѣлище ужаснѣй казни.

СТЕЛЛА, Аквилѣ.

             Я женщина... слабѣе я душой...
             Прошу тебя...

АКВИЛА.

                                 О чемъ?

СТЕЛЛА.

                                           Дай умереть
             Мнѣ первой...

КАЛИГУЛА.

                       Цезарь добръ, дитя: согласенъ
             Исполнить онъ желаніе твое.
             Благодари его.

АКВИЛА.

                                 О, Стелла, Стелла,
             Ужель твой Богъ не вступится за насъ?
             Ужели Онъ не поразитъ злодѣя?..
             Клянусь, съ тобой не разлучатъ меня:
             Я не отдамъ тебя въ ихъ руки!

КАЛИГУЛА.

                                           Стражи!
             Разъедините ихъ!

(Одинъ изъ ликторовъ опускаетъ сѣкиру между Аквилой и Стеллой. Стелла съ крикомъ отступаетъ. Жрецы хватаютъ ее; ликторы -- Аквилу).

АКВИЛА.

                                 О, палачи!

СТЕЛЛА.

             Христосъ! дай силу мнѣ снести мученья...
             О, мать моя... О, мать моя... Спаси
             Во имя неба!.. Помоги намъ!..

АКВИЛА, отбиваясь отъ ликторовъ.

                                           Стелла!..

КАЛИГУЛА.

             Свяжите непокорнаго раба
             И увидите женщину отсюда.

АКВИЛА.

             Безчеловѣчный!

КАЛИГУЛА.

                                 Повинуйся, рабъ!
             Идите же.

СТЕЛЛА.

                       Прощай, прощай Аквила,
             Возлюбленный мой... мать, прощай... прощай...
             Мы свидимся на небесахъ...

(Жрецы уводятъ Стеллу).

СЦЕНА IV.

Калигула, Аквила, ликторы.

АКВИЛА, котораго привязываютъ къ колоннѣ.

                                           Жестокій,
             Безжалостный палачъ! Ты жаждешь слезъ
             И жалобъ, и моленій -- такъ или же
             Смотрѣть, какъ женщина встрѣчаетъ смерть:
             Здѣсь не увидишь ты ни слезъ страданья,
             Ни стоновъ пытки не услышишь ты.

КАЛИГУЛА.

             Посмотримъ. Можетъ быть найдется пытка,
             Что вызоветъ источникъ горькихъ слезъ
             Изъ глазъ твоихъ.

АКВИЛА.

                                 Такъ что-жь, злодѣй, ты медлишь?
             Терзай меня -- и убѣдишься ты,
             Что палачи твои устанутъ прежде.

КАЛИГУЛА.

             Надменный рабъ! Коль вызовъ сдѣланъ мной --
             Такъ значитъ, я заранѣе въ побѣдѣ
             Увѣрился.

(Растворяетъ окно).

                       Смотри сюда, смотри.

АКВИЛА.

             О, небо!.. Стелла... дорогая Стелла...
             Тебя ведутъ на казнь... Передо мной,
             Въ моихъ глазахъ... О, Стелла!.. Сжалься цезарь!
             Будь милосердъ: вели казнить меня,
             Но жизнь оставь ей... Сжалься, сжалься, сжалься!..
             Ты видишь, плачу я... Такую муку
             Нѣтъ силы вынести...

КАЛИГУЛА, смѣясь.

                                 Неправда-ль, галлъ,
             Я выигралъ?

(Уходитъ; ликторы за нимъ).

СЦЕНА V.

Аквила, потомъ Юнія и Мессалина.

АКВИЛА.

                                 Я разорву веревки,
             Я вырвусь... Къ ней!.. Напрасныя усилья!..
             Я не могу помочь ей... защитить
             Отъ палачей... О, какъ ужасно это...
             Услышьте небеса мою мольбу,
             Услышьте!.. Стелла... Вотъ остановились...
             Подходятъ ликторы... блестятъ сѣкиры...
             Хоть мигъ одинъ постойте... Вмѣстѣ съ ней
             Хочу я умереть... О, помогите...
             Спасите!.. Цезарь... Юнія... ко мнѣ!..

ЮНІЯ, за сценой.

             Кто Юнію зоветъ?..

АКВИЛА.

                                 О, мать, скорѣе,
             Скорѣй! сюда!

ЮНІЯ, появляется въ дверяхъ направо.

                                 Я здѣсь, Аквила.

АКВИЛА.

                                                     Мать!..

ЮНІЯ.

             Гдѣ ты? Что сдѣлали съ тобой?

АКВИЛА.

                                           Веревки
             Разрѣжь кинжаломъ... торопись... вотъ такъ,
             Скорѣе...

(Бросается къ окну).

                       Стелла!

ЮНІЯ.

                                 Дочь моя!.. О боги,
             Умилосердитесь надъ нею!..

АКВИЛА.

                                           Поздно!..

(Порывисто затворяетъ окно; Юнія и онъ нѣсколько мгновеній остаются неподвижны, въ оцѣпенѣніи).

АКВИЛА.

             Месть цезарю! проклятіе убійцѣ!

ЮНІЯ.

             Месть и проклятіе!

АКВИЛА, осматриваясь.

                                 Гдѣ намъ укрыться,
             Чтобы убить его?..

МЕССАЛИНА, приподнявъ занавѣсъ двери.

                                 Здѣсь, у меня!

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ЛИЦА:

   КАЛИГУЛА.
   АКВИЛА.
   КЛАВДІЙ.
   ХЕРЕЯ.
   АПЕЛЛЪ, актеръ.
   ПРОТОГЕНЪ.
   АННІЙ.
   САБИНІЙ.
   ЮНІЯ.
   МЕССАЛИНА.
   ХОРЪ, РАБЫ, РАБЫНИ, ВАКХАНКИ, ПРЕТОРІАНЦЫ.

Дѣйствіе въ Римѣ.

Триклиній во дворцѣ цезаря. Налѣво отъ зрителей столъ и три ложа; на нихъ возлежатъ Калигула, Клавдій и актеръ Апеллъ; вокругъ гости; молодые невольники, въ бѣлыхъ одеждахъ съ золотыми поясами, разносящіе плоды и хлѣбъ, вакханки, разливающія вина, рабы съ факелами. Комната окружена полукруглой аркадой; каждая арка, при поднятіи занавѣса, открытая, позволяетъ видѣть рядъ дворцовыхъ комнатъ на заднемъ планѣ; когда въ аркахъ спускаются драпировки, сцена принимаетъ размѣры обыкновенной комнаты. Въ глубинѣ, на возвышеніи въ три ступени, кровать; по бокамъ двѣ двери. Налѣво отъ актеровъ треножникъ, на которомъ курятся благовонія.

СЦЕНА I.

Калигула, Клавдій, Апеллъ, на возвышеніи хоръ, впереди котораго корифей съ лирой.

ХОРЪ.

             Гонитъ мракъ зимы суровой,
             Блещетъ, яркими лучами
                       Ароматная весна,
             Все ликуетъ жизнью новой,
             Лугъ пестрѣетъ подъ цвѣтами,
                       Сбросивъ ледъ, журчитъ волна.
             Кто не зналъ любви -- отдайся
                       Упоенію любви;
             Кто любилъ -- съ былою страстью
                       Счастье новое лови.
             Мракомъ зимняго тумана,
             Грустнымъ холодомъ Аида,
                       Вся земля полна была;
             Но изъ пѣны океана
             Вышла юная Киприда,
                       Будто солнце лучъ свѣтла.
             И улыбкою богини
                       Озарился мракъ земной,
             И на міръ ея дыханье
                       Вдругъ повѣяло весной.
             Лѣто жатвы плодъ обильной,
             Осень влагу гроздій спѣлыхъ
                       Благосклонно намъ дарятъ;
             Въ дни зимы покровъ могильный
             На поляхъ оцѣпенѣлыхъ
                       Омрачаетъ грустью взглядъ.
             Но весна вѣнки веселья
                       Щедро намъ приноситъ въ даръ,
             И на душу вѣетъ сладко
                       Тайной нѣгой страстныхъ чаръ.
             Гонитъ мракъ зимы суровой,
             Блещетъ яркими лучами
                       Ароматная весна.
             Все ликуютъ жизнью новой,
             Лугъ пестрѣетъ подъ цвѣтами,
                       Сбросивъ ледъ, журчитъ волна.

СЦЕНА II.

ТѢ-ЖЕ, МНССАЛИНА, одѣтая Вакханкой.

МЕССАЛИНА.

             Привѣтъ мой Клавдію, привѣтъ тому,
             Въ чью честь торжественный нашъ пиръ устроенъ!
             Привѣтъ мой цезарю! Фалерна чашу
             Я поднимаю смѣлою рукой,
             Какъ въ битвѣ мечъ свой воинъ поднимаетъ,
             И защищаю осени права.

КАЛИГУЛА.

             Коль осень защищаетъ Эригона,
             Поспоримъ мы съ защитницей такой...
             Ну, что же скажешь ты въ ея защиту?

МЕССАЛИНА.

             А вотъ что: чашу подними и пей!

КАЛИГУЛА, пьетъ.

             Отвѣтъ краснорѣчивъ. Почтимъ наградой
             Защитницу.

МЕССАЛИНА.

                       Ты признаешь теперь,
             Что осени веселый даръ привѣтенъ?

КАЛИГУЛА.

             По моему, не нужно дѣлать выборъ
             Между весной и осенью: весна
             Даетъ любовь, вино приноситъ осень:
             Прекрасны оба дара и равны;
             Такъ будемъ же всегда нетерпѣливо
             Ждать осени, дарующей вино,
             И радостной весны, любовь дающей.

МЕССАЛИНА.

             Клянусь Ѳемидой, справедливъ твой судъ.
             Укрась-же, цезарь, мудрое чело
             И розами, и вѣтвью винограда:
             Амуръ и Бахусъ надъ землей тебѣ
             Даютъ такую власть, какую въ небѣ
             Они имѣютъ.

КАЛИГУЛА.

                                 Клавдій, что же ты
             Молчишь? Какъ царь торжественнаго пира,
             Придумай что нибудь повеселѣй:
             Мы всѣ твои желанія исполнимъ.
             Ну, занимай насъ, Клавдій, какъ гостей --
             Я этого хочу.

КЛАВДІЙ.

                       Напрасно, цезарь,
             Взываешь ты къ фантазіи моей;
             Съ тобою рядомъ возлежитъ Апеллъ;
             Дай повелѣніе -- и онъ потѣшитъ
             Тебя своимъ искусствомъ.

АПЕЛЛЪ.

                                           Пожелать
             Тебѣ лишь стоитъ, цезарь, и готовъ я
             Представить сцену Эннія иль Плавта;
             Иль можетъ быть трагедію ты хочешь
             Послушать: изъ Эсхила и Софокла
             Прочту я, цезарь.

КАЛИГУЛА.

                                 Касторомъ клянусь!
             Въ одинъ прекрасный день я брошу въ пламень
             Вергилія и Пиндора стихи,
             Всѣ глупыя писанія поэтовъ!
             Въ чемъ ихъ заслуга, чтобы жить въ вѣкахъ
             Безсмертной памятью? Кто далъ имъ право
             Равняться дерзко славою со мной,
             Властителемъ земли? Они -- болтали,
             Я -- дѣйствую. Ихъ власть была мечтой,
             Я надѣленъ дѣйствительною властью.
             Притворствомъ жалкихъ вымысловъ они
             Тревожатъ душу лживою печалью
             И слезы вызываютъ; я могу
             И горемъ, и слезами переполнить
             Весь міръ -- лишь слово вымолвлю одно!
             Они съ трудомъ въ театрѣ собирали
             Своимъ талантомъ зрителей, а я
             Въ громадный циркъ влеку толпы народа,
             Комедіантовъ львами замѣнивъ;
             Я, смерть притворную изгнавъ со сцены,
             Какъ гостя, благосклонно призываю
             Смерть настоящую; мы съ ней друзья,
             И мнѣ всегда она служить готова,
             Когда настанетъ часъ, чтобъ мечъ поднять
             Или наполнитъ чашу ядомъ!.. Клавдій,
             Куда уходишь ты?

КЛАВДІЙ.

                                 Мнѣ показалось,
             Зовутъ меня.

КАЛИГУЛА.

                       Э, вздоръ, ошибся ты.
             Останься. Пей. А ты Апеллъ? Ну, что-же,
             Наполни чашу... Вѣдь у насъ вино,
             Клянуся, слаще Нектара, и Геба
             Его подноситъ..

МЕССАЛИНА, протягивая чашу.

                                 Цезарь, за твое
             Могущество и счастіе!

КАЛИГУЛА, Апеллу.

                                 Послушай:
             Хоть ты лѣнивъ, Апеллъ, но я хочу
             Доставить новый случай изученья
             Искусству твоему...

(Обращаясь къ рабу).

                                 Пусть приведутъ
             Двухъ юношей, которые сегодня
             На Форумѣ кричали предъ толпой:
             "Смерть цезарю!"

(Рабъ уходитъ).

                                 На завтра ты въ "Медеѣ",
             Иль "Ифигеніи" представишь мнѣ
             Томленья ихъ предсмертной агоніи;
             Смотри-же, хорошенько наблюдай:
             Для трагика тутъ опытъ интересный.

СЦЕНА III.

ТѢ-ЖЕ, Херея.

КАЛИГУЛА.

             А, вотъ и ты, трибунъ, явился къ намъ?

ХЕРЕЯ.

             Да, цезарь, очередь моя сегодня
             Держать ночную стражу во дворцѣ
             И я пришелъ спросить у властелина
             Слова для пропуска.

КАЛИГУЛА.

                                 "Амуръ и Бахусъ".

ХЕРЕЯ.

             Другихъ не будетъ приказаній мнѣ?

КАЛИГУЛА.

             Вотъ чаша -- пей!.. А вы, мои вакханки,
             Съ вѣтвями виноградными въ кудряхъ,
             Налейте влаги сладостной Фалерна;
             Вы, нимфы стройныя Цереры, намъ
             Плоды несите въ золотыхъ корзинахъ;
             Вы, спутницы и Флоры, и Зефира,
             Повѣйте ароматомъ нѣжныхъ розъ,
             Разсыпьте ихъ цвѣтущія гирлянды,--
             И въ упоеньи будемъ мы внимать
             Гармоніи напѣвовъ іонійскихъ.

МЕССАЛИНА, тихо Хереѣ.

             Сама судьба его намъ предаетъ.

ХЕРЕЯ.

             Что говоришь ты?

МЕССАЛИНА.

                                 Все уже готово.

ХЕРЕЯ.

             Когда-же?

МЕССАЛИНА.

                       Нынче ночью.

ХЕРЕЯ.

                                           Я боюсь,
             Не сбудутся надежды Мессалины.

МЕССАЛИНА.

             Нѣтъ... все теперь зависитъ отъ тебя:
             Твой нуженъ мечъ.

ХЕРЕЯ.

                                 А галлъ?

МЕССАЛИНА.

                                           Пылая местью,
             Онъ ждетъ, когда я призову его...

ХОРЪ.

             Будемъ мы сбирать въ кошницы
             Васъ, цвѣтовъ весны царицы,
                       Розы юныя полей,
             И съ лозы роскошной сада
             Снявши гроздья винограда,
                       Выжмемъ сокъ вина скорѣй.
             Все для насъ, что видятъ взоры:
             И нарядъ вѣнчальный Флоры,
                       И Цереры сочный плодъ,
             И лучи благаго Феба,
             И прохлада волнъ, и неба
                       Голубой, прозрачный сводъ.
             Будемъ жить и наслаждаться,
             Будемъ сладко упиваться
                       Ароматомъ нѣжныхъ розъ,
             Лить рукою благодарной
             Въ чашу пира сокъ янтарный --
                       Дивный даръ роскошныхъ лозъ.
             Мчится время торопливо...
             Не вчера-ль еще, счастлива,
                       Юность быстро жить рвалась?--
             Нынче старость наступила:
             День за днемъ идетъ уныло...
                       Завтра -- смерть подкоситъ насъ.
             Въ этомъ тайна роковая:
             Мы проходимъ, изчезая,
                       Будто легкихъ тучекъ тѣнь;
             Данъ судьбою неизмѣнной
             Намъ для жизни срокъ мгновенный --
                       День одинъ... но въ этотъ день
             Будемъ мы сбирать въ кошницы
             Васъ, цвѣтовъ весны царицы,
                       Розы нѣжныя полей
             И съ лозы роскошной сада
             Снявши гроздья винограда,
                       Выжмемъ сокъ вина скорѣй!

СЦЕНА IV.

ТѢ ЖЕ, Анній, САБИНІЙ, ВЪ черныхъ туникахъ, связанные, въ вѣнкахъ изъ вервены.

КАЛИГУЛА, увидѣвъ входящихъ.

             Смѣните ваши радостныя пѣсни
             На гимнъ печальный, похоронный плачъ:
             Вотъ преданные намъ коварнымъ рокомъ
             Два юныхъ Брута; ихъ несчастье въ томъ,
             Что родились они полвѣкомъ позже:
             Имъ горько жить въ такія времена,
             Какъ наше время; но судьбы ошибку
             Исправлю я, ускоривъ смерти часъ
             Для этихъ пламенныхъ борцовъ свободы.

АННІЙ.

             Къ чему веселья пѣсни прерывать?
             У насъ въ сердцахъ царитъ святая радость,
             Живѣе вашей: веселимся мы,
             Что смерть своей рукою благосклонной
             Уводитъ насъ съ печальнаго пути,
             Гдѣ каждый шагъ -- безчестіе и горе!
             Намъ смерть свободу принесетъ, а вы
             Останетесь съ позоромъ рабской цѣпи,
             Которую хотѣли мы разбить...
             Нѣтъ, пойте ваши радостные гимны
             Для тѣхъ, кто смѣло умирать идетъ
             И о спасеньи жизни васъ не молитъ.

КАЛИГУЛА.

             Клянусь душой, я радъ, что мы сошлись
             Въ желаніяхъ. Сказалъ ты справедливо.
             Въ награду вамъ за то, что смерти часъ
             Встрѣчаете безстрашно, вашу просьбу
             Послѣднюю готовъ исполнить я.
             Просите.

САБИНІЙ.

                       Мнѣ въ предсмертную минуту
             Не надо ничего, и я вполнѣ
             Доволенъ тѣмъ, что вижу предъ собою
             Тирана цезаря: теперь я убѣжденъ,
             Что этотъ звѣрь въ себѣ соединяетъ
             Гіену съ тигромъ.

ХЕРЕЯ.

                                           Дерзкій...

КАЛИГУЛА.

                                                     Не тревожься
             Херея мой. Недалеко мгновенье,
             Когда... передъ собой увидишь ты,
             Какъ ихъ мятежныя уста замолкнутъ,
             Горячею захлебываясь кровью...

(Аннію),

             Ну, ты чего желаетъ, говори.

АННІЙ.

             Дай чашу мнѣ съ виномъ.

КАЛИГУЛА.

                                           Я исполняю
             Твое желанье: цезарь самъ тебѣ
             Послѣднюю твою подноситъ чашу.

АННІЙ, беретъ чашу и поднимаетъ ее надъ жертвенникомъ.

             Вы, божества подземныя Аида,
             Которымъ каждая могила въ дань
             Приноситъ то, что на землѣ изчезло,--
             Внемлите вы проклятіямъ моимъ
             На Кайя Цезаря! Я добровольно
             Въ предсмертныя мгновенья обрекаюсь
             На муки вѣчныя: пусть буду я
             На колесѣ, какъ Иксіонъ, кружиться,
             Пусть жажда Тантала меня томитъ,
             Пусть я вращать Сизифа буду камень --
             Все, все готовъ я вытерпѣть за то,
             Чтобъ цезарь раздѣлилъ мои мученья,
             Чтобъ въ бездну мрачную Аида мы
             Сошли съ нимъ вмѣстѣ. Тѣни роковыя!
             Во знаменье обѣта моего
             На жертвенникъ вино я изливаю
             И съ обреченной головы моей
             Срываю погребальную вервену,
             Соединивши въ пламени одномъ
             И радость жизни и печаль могилы!

(Молчаніе. Клавдій незамѣтно уходитъ).

             Ты проклятъ, Цезарь! Посмотри, Аидъ,
             Который ждетъ насъ, принялъ благосклонно
             Мою молитву: жертвенный огонь
             Пылаетъ ярко... Горе, горе, цезарь!
             Я говорю: ты смерти обреченъ!

КАЛИГУЛА, схватывая ножъ и готовясь броситься съ ложа.

             Къ богамъ подземнымъ ты нетерпѣливо
             Желаешь удалиться -- такъ иди
             И возвѣсти сегодня, что меня
             Они увидятъ завтра...

МЕССАЛИНА, удерживая его.

                                 Цезарь, цезарь,
             Остановись: что хочешь сдѣлать ты?
             Убивъ его, ты слишкомъ легкой казнью
             Отплатишь преступленью. Для кого-жъ
             Останутся мученья страшныхъ пытокъ,
             Когда такой преступникъ кончитъ жизнь
             Отъ одного удара?.

КАЛИГУЛА.

                                 О, мой демонъ,
             Какъ чуткимъ сердцемъ понимаешь ты
             Желанья сердца моего... Однако,
             Кому жъ намъ пытку поручить?...

МЕССАЛИНА, указывая на Херею.

                                           Ему.

ХЕРЕЯ.

             Мнѣ, цезарь?..

КАЛИГУЛА.

                                 Да, тебѣ.

ХЕРЕЯ.

                                           Позволь, властитель...

КАЛИГУЛА.

             Херея, волю исполняй мою.

МЕССАЛИНА, тихо Хереѣ.

             Возьми же ихъ, безумецъ, если цезарь
             Тебѣ ихъ отдаетъ... Скорѣй, скорѣй
             Несчастныхъ уведи... Они для мщенья
             Намъ пригодятся... понимаешь?

ХЕРЕЯ.

                                           Да...

(Громко).

             Я повелѣніе твое закономъ
             Считаю, цезарь.

АННІЙ.

                                 Августъ, шлю тебѣ
             Привѣтъ мой, умирая.

КАЛИГУЛА.

                                           Ты подъ пыткой,
             Надѣюсь я, не такъ заговоришь.

АННІЙ.

             Не думаю. До скораго свиданья
             Въ Аидѣ, у Плутона.

СЦЕНА V.

Тѣ-же, кромѣ Хереи, Аннія и Сабинія.

КАЛИГУЛА, встаетъ шатаясь.

                                 Мессалина!

МЕССАЛИНА.

             Чего желаетъ повелитель мой?

КАЛИГУЛА.

             Скажи мнѣ... развѣ я несправедливо
             Приговорилъ безумцевъ къ смерти... а?

МЕССАЛИНА.

             Преступники заслуживали казни.

КАЛИГУЛА.

             Однако, ихъ проклятья на меня
             Нагнали страхъ... Угрозы роковыя,
             Ты знаешь, надо чѣмъ предупредить?--
             Богамъ подземнымъ родственника, друга
             На жертву принести... я попытаюсь...
             Да гдѣ же Клавдій?...

МЕССАЛИНА.

                                 Цезарь, удали
             Тревожный страхъ и мрачныя сомнѣнья,
             Развеселись за чашею съ виномъ.

КАЛИГУЛА.

             Нѣтъ... Клавдій нуженъ мнѣ... Вино не можетъ
             Мой успокоить духъ... я жажду крови...

МЕССАЛИНА.

             Но Клавдія здѣсь нѣтъ...

КАЛИГУЛА.

                                           Пускай отыщутъ,
             Пусть приведутъ его... и онъ умретъ...

МЕССАЛИНА.

             Умретъ онъ... да... но послѣ... Ночь нѣмая
             Покровъ спустила надъ землей и сонъ,
             Съ кудрями омоченными росою,
             Къ тебѣ нисходитъ и счастливыхъ грезъ
             Приводитъ за собою вереницы...
             Склонись на ложе, покорися ласкамъ
             Чарующаго бога и усни,
             Мой повелитель.

КАЛИГУЛА, падая на ложе.

                                 Крови... крови... крови...

ХОРЪ, въ головахъ ложа.

             Цезарь легъ, сомкнувши очи...
             Гаснутъ пирные огни...
             Тишина нѣмая ночи
             Дня тревогу замѣни!
             Пусть страстями не тревожимъ,
             До зари властитель спитъ,
             Пусть надъ этимъ пышнымъ ложемъ
             Только сладкій сонъ царитъ
             Тише... скройтесь будто тѣни
             И замкните дверь въ покой,
             Чтобъ для новыхъ наслажденій
             Отворить ее съ зарей.

(Всѣ уходятъ. Занавѣсы аркады опускаются).

СЦЕНА VI.

Калигула, спитъ; Мессалина, въ ногахъ кровати.

МЕССАЛИНА.

             Иди, иди, покорная толпа,
             Отрепья оргіи дворца безумной
             Донашивать подъ сумракомъ ночнымъ,
             Средь улицъ Рима... Часъ насталъ желанный:
             Когда зарею пурпурной востокъ
             Заблещетъ радостно -- на этомъ ложѣ
             Не онъ, не цезарь будетъ возлежать,
             А трупъ его... Все помогаетъ мнѣ:
             Виномъ на праздникѣ упившись, стражи
             Ушли, иль спятъ... и некому теперь
             Остановить ужасный призракъ смерти,
             Идущій къ цезарю... А, наконецъ,
             Ты въ западнѣ моей: однимъ ударомъ
             Я уничтожу и тебя, и ихъ --
             Убійцъ ничтожныхъ, что орудьемъ мнѣ
             Послужатъ къ трону -- всѣхъ я уничтожу
             И буду властвовать одна, одна!

(Уходитъ).

СЦЕНА VIL

Калигула, спитъ; Клавдій, потомъ Аквила и Юнія.

КЛАВДІЙ, выглядывая изъ приподнятой имъ драпировки.

             Что было тутъ?.. Какой ужасный праздникъ
             Для демоновъ и для убійцъ ночныхъ
             Готовитъ Мессалина?.. Я замѣтилъ,
             Что цезарю грозилъ ужасный взглядъ,
             Она шепталася съ Хереей тайно...
             Какая цѣль у нихъ? Убить его?..
             Что выдетъ изъ такого преступленья?
             Воротится свобода дней былыхъ,
             Иль рабство худшее еще настанетъ?..
             О, если бы я могъ бѣжать, бѣжать
             Отъ этихъ ужасовъ, укрыться тайно...
             Но поздно... поздно... Или брежу я:
             Тамъ занавѣсъ колышется?..

(При послѣднихъ словахъ Клавдія, Аквила и Юнія показываются у ложа цезаря).

                                           Нѣтъ, это
             Не бредъ воображенія, не сонъ --
             Дѣйствительность ужасная... О, боги!..

(Прячется за драпировкой).

АКВИЛА, беретъ лампу и приближается къ ложу.

             Вотъ онъ -- смотри.

(Ставитъ лампу на пьедесталъ).

ЮНІЯ.

                                 Проснися, цезарь!

КАЛИГУЛА, вскакивая съ ложа.

                                                     Кто
             Зоветъ меня? Кто вы?

АКВИЛА.

                                 Аквила я.

ЮНІЯ.

             Я -- Юнія.

КАЛИГУЛА.

                                 Какъ вы войти дерзнули
             Ко мнѣ, сюда?

АКВИЛА.

                                 Вѣдь Стеллы я женихъ...

ЮНІЯ.

             Я Стеллы мать...

КАЛИГУЛА.

                                 Чего-же вы хотите?

АКВИЛА.

             Хотимъ твоей мы смерти -- вотъ чего,

КАЛИГУЛА.

             Ко мнѣ, преторіанцы!

АКВИЛА.

                                 Ты напрасно
             Кричишь -- никто не отзовется тамъ:
             Какъ наше сердце, глухи эти стѣны.

КАЛИГУЛА, хватая Юнію.

             Ты лжешь! я слышу шумъ... идутъ... идутъ...
             Спасите! Помогите мнѣ!

ЮНІЯ, стараясь вырваться.

                                           О, горе!

КАЛИГУЛА.

             Нѣтъ, мнѣ не дастъ Юпитеръ умереть...
             Они идутъ.

АКВИЛА.

                       Приходъ ихъ ускоряетъ
             Лишь смерть твою.

КАЛИГУЛА.

                                 Ко мнѣ! Скорѣй, ко мнѣ!

АКВИЛА.

             Нѣтъ, ты умрешь!

КАЛИГУЛА.

                                 Я цезарь вашъ...

АКВИЛА, душитъ его.

                                                     Неправда,
             Ты болѣе не цезарь -- ты мертвецъ!

КАЛИГУЛА, задыхаясь.

             А!

АКВИЛА.

                       Кто бы не пришелъ теперь, безъ страха
             Я встрѣчу васъ.

СЦЕНА VIII.

Тѣ-же, Херея, Анній, Сабиній, съ мечемъ въ рукѣ.

АКВИЛА.

                                 Трибунъ!

ХЕРЕЯ.

                                           Аквила -- ты!
             Мой рабъ!

АННІЙ.

                       Гдѣ цезарь?

САБИНІЙ

                                 Цезарь гдѣ -- скажи намъ?

АКВИЛА, показываетъ на трупъ Калигулы.

             Вы опоздали: я убилъ его.

САБИНІЙ.

             Онъ мертвъ -- и не отъ нашего кинжала!

ХЕРЕЯ.

             Друзья, теперь подумаемъ о Римѣ...
             Достигли цѣли мы. Хвала тебѣ,
             Отважный галлъ: ты прежнюю свободу
             Намъ возвратилъ.

АКВИЛА, отходя.

                                 Я похвалу твою
             Не заслужилъ. Оставь меня, Херея.

ЮНІЯ.

             О дочь моя несчастная, о Стелла!

ХЕРЕЯ.

             Ты, Анній, въ Капитолій поспѣши,
             А ты въ сенатъ. Но Форумѣ народу
             О смерти цезаря я возвѣщу...
             Идемъ, друзья.

СЦЕНА IX.

             Тѣ-же и Протогенъ.

ПРОТОГЕНЪ, входитъ въ дверь направо.

                                 Никто не переступитъ
             Порогъ дверей.

ХЕРЕЯ.

                                 Кто жъ помѣшаетъ намъ?

(Занавѣсъ поднимается; вся комната окружена стражей).

ПРОТОГЕНЪ.

             Смотрите!

АННІЙ.

                       А! Юпитеромъ клянусь,
             Окружены мы.

ХЕРЕЯ.

                                 Это Мессалина!

ПРОТОГЕНЪ.

             Преторіанцы! взять подъ стражу всѣхъ
             И отвести въ тюрьму.

ХЕРЕЯ.

                                 О, рабъ презрѣнный!

(Его и остальныхъ уводятъ).

ПРЕТОРІАНЦЫ.

             Гдѣ Клавдій? Клавдія подайте намъ!
             Да здравствуетъ нашъ новый цезарь Клавдій!
             Наслѣдникъ Кайя онъ: вѣнецъ ему
             Принадлежитъ... На праздникѣ сегодня
             Онъ золото намъ щедро раздавалъ...
             Гдѣ-жъ Клавдій?

МЕССАЛИНА, входитъ и отдергиваетъ занавѣсъ, за которымъ спрятался Клавдій.

                                 Вотъ онъ.

КЛАВДІЙ, окруженный проторіанцами.

                                           О, не убивайте...
             Оставьте жизнь мнѣ... я не виноватъ...

          ПРЕТОРІАНЦЫ.

             Да здравствуетъ, да здравствуетъ нашъ цезарь!

ПРОТОГЕНЪ, преклоняясь предъ Клавдіемъ.

             Пусть правитъ Римомъ онъ, какъ божество,
             И будетъ ужасомъ и славой міра!

МЕССАЛИНА.

             Теперь и Римъ, и цезарь -- это я!

В. Буренинъ.

"Историческій Вѣстникъ", NoNo 6--7, 1884

   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru