Диккенс Чарльз
Жизнь и приключения Николая Никльби

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА

КНИГА 13.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
къ журналу "ПРИРОДА и ЛЮДИ"
1909 г.

ЖИЗНЬ и ПРИКЛЮЧЕНІЯ НИКОЛАЯ НИКЛЬБИ.

Переводъ М. А. Шишмаревой.

ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
М. А. Орлова.

С-ПЕТЕРБУРГЪ.
Книгоиздательство П. П. Сойкина Стремянная, собств. д. No. 12.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   Глава I служить вступленіемъ къ остальному
   Глава II о мистерѣ Ральфѣ Никкльби это конторѣ и предпріятіяхъ, и о компаніи на акціяхъ огромной государственной важности.
   Глава III. Мистеръ Ральфъ Никкльби получаетъ печальныя вѣсти о братѣ, но стойко выноситъ ниспосланное ему испытаніе. Читатель узнаетъ, съ какимъ участіемъ онъ отнесся къ Николаю, который тутъ впервые появляется въ разсказѣ, и какъ великодушно предложилъ устроить его судьбу
   Глава IV. Николай и его дядя, не теряя драгоцѣннаго времени, дѣлаютъ визитъ мистеру Вакфорду Сквирсу, содержателю школы въ Іоркширѣ
   Глава V. Николай ѣдетъ въ Іоркширъ. Его прощанье съ родными, попутчики и приключенія въ пути
   Глава VI, въ которой послѣдствія происшествія, описаннаго въ предыдущей главѣ, даютъ двумъ джентльменамъ случай разсказать другъ другу весьма интересныя исторіи
   Глава VII. Мистеръ и мистриссъ Сквирсъ у себя дома
   Глава VIII. Внутренніе порядки Дотбойсъ-Голла
   Глава IX. О миссъ Сквирсъ, мистриссъ Сквирсъ, мистерѣ Сквирсъ, мастерѣ Сквирсъ, и о многихъ другихъ лицахъ и предметахъ, такъ же близко касающихся Сквирсовъ, какъ и Николая Никкльби
   Глава X. Какъ мистеръ Ральфъ Никкльби пристроилъ племянницу и невѣстку
   Глава XI. Ньюмэнъ Нотсъ устраиваетъ мистриссъ и миссъ Никкльби въ ихъ новомъ жилищѣ
   Глава XII, по которой читатель можетъ прослѣдить дальнѣйшія перипетіи любви миссъ Фанни Сквирсъ и узнать, какое дальнѣйшее теченіе припала эта любовь
   Глава XIII, въ которой Николай нарушаетъ спокойствіе Дотбойсъ-Голла смѣлой и неожиданной выходкой, послѣдствія которой не лишены значенія
   Глава XIV, въ которой говорится, къ сожалѣнію, только о маленькихъ людяхъ, и которая, слѣдовательно, по необходимости носитъ отпечатокъ заурядности
   Глава XV знакомитъ читателя съ причиною вторженія нежданныхъ гостей, описаннаго въ предыдущей глазѣ, и еще съ нѣкоторыми событіями, которыя необходимо довести до его свѣдѣнія
   Глава XVI. Николай ищетъ новаго мѣста, но, потерпѣвъ неудачу, поступаетъ учителемъ въ одинъ частный домъ
   Глава XVII описываетъ дальнѣйшія событія въ жизни миссъ Никкльби
   Глава XVIII. Миссъ Кэтъ обожаетъ Кетъ цѣлыхъ три дня и затѣмъ рѣшается возненавидѣть ее на вѣчныя времена. Причины, побудившія миссъ Кэтъ придти къ такому рѣшенію
   Глава XIX, въ которой описывается обѣдъ у мистера Ральфа Никкльби и повѣствуется о томъ, какъ вели себя его гости до обѣда, за обѣдомъ и послѣ обѣда
   Глава XX, въ которой Николай встрѣчается, наконецъ, съ дядей, высказываетъ ему свои чувства съ большой откровенностью и принимаетъ рѣшеніе
   Глава XXI. Г-жа Манталини оказывается въ затруднительномъ положеніи, а миссъ Никкльби -- внѣ всякаго положенія
   Глава XXII. Николай, въ сопровожденіи Смайка, отправляется искать счастья и встрѣчаетъ мистера Винцента Кромльса, а кто такой мистеръ Кромльсъ обнаружится изъ этой же главы
   Глава XXIII описываетъ труппу мистера Винцента Кромльса и трактуетъ о его дѣлахъ, домашнихъ и театральныхъ
   Глава XXIV. Большой бенефисъ миссъ Сневелличи и первый дебютъ Николая
   Глава XXV повѣствуетъ объ одной молодой леди изъ Лондона, вступающей въ труппу, о пожиломъ поклонникѣ, состоящемъ въ ея свитѣ, и церемоніи, которою завершился ихъ пріѣздъ
   Глава XXVI. Душевному спокойствію миссъ Никкльби угрожаетъ опасность
   Глава XXVII. Мистриссъ Никкльби знакомится съ господами Пайкомъ и Плекомъ и убѣждается въ ихъ безграничномъ расположеніи и участіи къ ней
   Глава XXVIII. Миссъ Никкльби, доведенная до отчаянія преслѣдованіями сэра Мельбери Гока и непріятными осложненіями, изъ нихъ вытекающими, прибѣгаетъ за покровительствомъ къ дядѣ, какъ къ послѣднему рессурсу
   Глава XXIX трактуетъ о личныхъ дѣлахъ Николая и о внутреннихъ раздорахъ въ труппѣ мистера Кромльса
   Глава XXX. Въ честь Николая задаются банкеты. Онъ принужденъ внезапно покинуть мистера Винцента Кромльса и своихъ товарищей по сценѣ
   Глава XXXI о Ральфѣ Никкльби, Ньюмэнѣ Ногсѣ и о нѣкоторыхъ мудрыхъ предосторожностяхъ, результатъ которыхъ выяснится изъ послѣдующей главы
   Глава XXXII посвящена главнымъ образомъ одному интересному разговору и не менѣе интереснымъ послѣдствіямъ, къ которымъ онъ привелъ
   Глава XXXIII, въ которой мистеръ Ральфъ Никкльби весьма быстрымъ и дѣйствительнымъ способомъ избавляется отъ всякихъ сношеній со своею роднею
   Глава XXXIV. Мистера Ральфа Никкльби посѣщаютъ лица, съ которыми читатель уже знакомъ
   Глава XXXV. Смайкъ знакомится съ мистриссъ Никкльби и Кетъ. Николай также заводить новыя знакомства. Для семьи настаютъ, повидимому, ясные дни
   Глава XXXVI приватная и конфиденціальная, ибо касается семейныхъ дѣлъ. О томъ, какъ мистеръ Кенвигзъ испыталъ жестокое потрясеніе и какъ мистриссъ Кенвигзъ блистательно перенесла свою болѣзнь
   Глава XXXVII. Николай завоевываетъ возрастающее благоволеніе братьевъ Чирибль и мистера Тима Линкинвотера. Близнецы задаютъ банкетъ по случаю годовщины великаго дня, и Николай, вернувшись домой съ этого банкета, выслушиваетъ таинственное и весьма важное сообщеніе изъ устъ мистриссъ Никкльби
   Глава XXXVIII сообщаетъ читателю о нѣкоторыхъ подробностяхъ визита соболѣзнованія, могущаго имѣть важныя послѣдствія, и о неожиданной встрѣчѣ Смайка съ однимъ старымъ другомъ, который приглашаетъ его къ себѣ, не принимая никакихъ отговорокъ.
   Глава XXXIX, въ которой описывается еще одна, но гораздо болѣе счастливая встрѣча Смайка съ другимъ его старымъ пріятелемъ
   Глава XL. Николай влюбляется и выбираетъ себѣ посредника, старанія котораго увѣнчиваются полнымъ успѣхомъ, за исключеніемъ одного незначительнаго обстоятельства
   Глава XLI содержитъ нѣсколько интересныхъ эпизодовъ изъ романа мистриссъ Никкльби и ея сосѣда, джентльмена въ коротенькихъ брюкахъ
   Глава XLII поясняетъ ту житейскую истину, что нѣтъ такихъ закадычныхъ друзей, которые въ концѣ концовъ не разошлись бы
   Глава XLIII является въ роли церемоніймейстера, чтобы представить обществу нѣкоторыя личности
   Глава XLIV, изъ которой питатель узнаетъ, какъ мистеръ Ральфъ Никкльби разрываетъ со старымъ знакомствомъ и убѣждается, что шутка, даже между мужемъ и женою, можетъ иногда зайти слишкомъ далеко
   Глава XLV, изъ которой читатель узнаетъ поразительныя вещи
   Глава XLVI, проливающая нѣкоторый свѣтъ на предметъ любви Николая. Пусть читатель самъ судить, хорошо это или дурно
   Глава XLVII. У мистера Ральфа Никкльби происходитъ тайное совѣщаніе съ однимъ старымъ другомъ, съ которымъ они сообща обсуждаютъ проектъ, обѣщающій большую наживу имъ обоимъ
   Глава XLVIII. Бенефисъ мистера Винцента Кромльса и рѣшительно послѣднее появленіе его на сценѣ
   Глава XLIX, повѣствующая о дальнѣйшихъ событіяхъ въ семьѣ Никкльби и о томъ, къ какому результату привело знакомство съ джентльменомъ въ коротенькихъ брюкахъ
   Глава L. Катастрофа
   Глава LI. Планъ, задуманный мистеромъ Ральфомъ Никкльби и его другомъ, близится къ благополучному концу, когда о немъ узнаетъ третье лицо, не посвященное въ ихъ тайну
   Глава LII. Николай отчаивается спасти Мадлену Брэй, но, поразмысливъ, собирается съ духомъ и рѣшается сдѣлать попытку. Интересное событіе въ домашней жизни Кеннигзовъ и Лилливиковъ.
   Глава LIII, повѣствующая о дальнѣйшихъ успѣхахъ плана, задуманнаго мистеромъ Ральфомъ Никкльби и мистеромъ Артуромъ Грайдомъ
   Глава LIV. Исходъ заговора и его результаты
   Глава LV, повѣствующая о семейныхъ дѣлахъ, заботахъ, надеждахъ, разочарованіяхъ и огорченіяхъ
   Глава LVI. Потерпѣвъ пораженіе отъ племянника, Ральфъ Никкльби, пользуясь подвернувшимся случаемъ, составляетъ новый планъ мщенія, къ которому пріобщаетъ новаго испытаннаго союзника
   Глaвa LVII, изъ которой читатель узнаетъ, какъ помощникъ Ральфа Никкльби приступаетъ къ дѣлу и насколько онъ въ немъ успѣваетъ
   Глава LVIII, въ которой заканчивается одинъ изъ эпизодовъ нашего разсказа ..
   Глава LIX. Заговорщика осаждаютъ опасности и сомнѣнія, и самый заговоръ начинаетъ колебаться
   Глава LX. Опасность растетъ; дѣло близится къ развязкѣ
   Глава LXI, въ которой Николай и его сестра дѣйствуютъ такъ, какъ будто бы они задались цѣлью упасть въ добромъ мнѣніи всего свѣта, въ особенности тѣхъ, кого принято называть здравомыслящими людьми
   Глава LXIL Ральфъ назначаетъ послѣднее свиданіе и принимаетъ гостей
   Глава LXIII. Братья Чирибль дѣлаютъ различныя предложенія какъ отъ своего имени, такъ и отъ имени другихъ лицъ; мистеръ Тимъ Линкинвотеръ тоже дѣлаетъ предложеніе, но только отъ своего собственнаго лица
   Глава LXIV, въ которой читатель встрѣчаетъ своего стараго знакомаго въ весьма плачевномъ положеніи и узнаетъ о томъ, что Дотбойсъ-Голлъ больше не существуетъ,
   Глава LXV. Заключеніе
   

ГЛАВА I
служитъ вступленіемъ къ остальному.

   Когда-то въ одномъ уединенномъ уголкѣ графства Девонширскаго жилъ нѣкій мистеръ Годфри Никкльби, почтенный джентльменъ среднихъ лѣтъ, спохватившійся немного поздно, что ему надо жениться. А такъ какъ онъ не былъ ни достаточно молодъ, ни достаточно богатъ, чтобы претендовать на руку богатой невѣсты, то и женился по любви на одной скромной леди, своей старой зазнобѣ, и леди вышла за него по той же самой причинѣ, по которой онъ женился на ней. Такъ иногда два игрока, не имѣя возможности играть въ карты на деньги, садятся за мирную партію единственно изъ любви къ искусству.
   Быть можетъ, иные злобствующе люди, съ пессимистическимъ взглядомъ на брачную жизнь, замѣтятъ мнѣ, что мою почтенную парочку было бы лучше сравнить съ двумя боксерами, которые, когда судьба имъ не благопріятствуетъ и фонды ихъ стоятъ низко, накидываются другъ на друга, какъ истые рыцари, изъ одного удовольствія подраться. И дѣйствительно, въ одномъ отношеніи это сравненіе было бы весьма подходящимъ: какъ два отважные бойца по окончаніи поединка обходятъ публику со шляпой въ рукѣ, разсчитывая, что, можетъ быть, великодушіе зрителей дастъ имъ возможность выпить и закусить, такъ точно и мистеръ Годфри Никкльби съ супругой, по истеченіи медоваго мѣсяца, уныло оглянулись вокругъ, въ надеждѣ, что, можетъ быть, случай, такъ или иначе, доставитъ имъ возможность увеличить ихъ средства къ жизни... А доходъ мистера Никкльби въ періодъ его женитьбы колебался между шестьюдесятью и восемьюдесятью фунтами стерлинговъ въ годъ.
   Боже мой, мало ли народу на свѣтѣ! Даже въ Лондонѣ, гдѣ въ то время проживалъ мистеръ Никкльби, едва ли кто-нибудь могъ пожаловаться на недостатокъ населенія. Просто удивляешься, когда видишь, какъ долго человѣкъ можетъ высматривать въ толпѣ и не найти ни одного дружескаго лица, а между тѣмъ это такъ. Мистеръ Никкльби смотрѣлъ и смотрѣлъ, пока глаза у него не заболѣли, какъ болѣло и сердце, но другъ не отыскивался. Когда же, утомленный этими безплодными поисками, онъ обращалъ свой взглядъ къ домашнему очагу, онъ и здѣсь не находилъ облегченія. Говорятъ, что взоръ живописца, ослѣпленный слишкомъ долгимъ созерцаніемъ яркихъ красокъ, отдыхаетъ на болѣе однообразныхъ темныхъ цвѣтахъ; но вокругъ мистера Никкльби все было такъ мрачно и темно, что, я думаю, онъ былъ бы радъ освѣжиться какъ разъ обратной стороной этого контраста.
   Наконецъ, черезъ пять лѣтъ, въ теченіе которыхъ мистриссъ Никкльби подарила своего мужа парою сыновей, и бѣдный джентльменъ, въ конецъ измученный заботами о пропитаніи своей возрастающей семьи, началъ серьезно подумывать, не пуститься ли ему на небольшою коммерческую спекуляцію, не застраховать ли свою жизнь въ слѣдующую четвертную получку и не свалиться ли затѣмъ случайно съ верхушки какой-нибудь башни. Въ одно прекрасное утро онъ получилъ по почтѣ письмо съ траурною каймою, извѣщавшее его, что его дядя, мистеръ Ральфъ Никкльби, скончался и завѣщалъ ему все свое состояніе, равнявшееся скромной суммѣ въ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ.
   Такъ какъ покойный при жизни никогда не подавалъ о себѣ вѣсти племяннику, если не считать серебряной ложки въ сафьяномъ футлярѣ, присланной старшему его сыну, окрещенному изъ благоразумной предусмотрительности въ честь дядюшки Ральфомъ,-- подарокъ, который въ виду того, что этой ложкой нечего было ѣсть, можно было принять за насмѣшку надъ тѣмъ обстоятельствомъ, что ребенокъ родился безъ этой полезной домашней утвари во рту. Мистеръ Годфри Никкльби вначалѣ отказывался вѣрить полученному имъ извѣстію. Однако, по наведеніи справокъ, оно вполнѣ подтвердилось. Первоначально почтенный джентльменъ дѣйствительно имѣлъ было намѣреніе оставить все свое состояніе королевскому человѣколюбивому обществу и даже сдѣлалъ завѣщаніе въ этомъ смыслѣ; но такъ какъ за нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ это полезное учрежденіе имѣло несчастіе спасти жизнь одному его бѣдному родственнику, которому онъ выплачивалъ пенсію въ размѣрѣ трехъ шиллинговъ и шести пенсовъ въ недѣлю, то мистеръ Гальфь, въ припадкѣ естественнаго раздраженія, измѣнилъ свою волю въ припискѣ къ завѣщанію, по которой оставлялъ все свое имущество племяннику своему Годфри Никкльби, причемъ въ спеціально предназначенномъ для этой цѣли параграфѣ упоминалъ о своемъ негодованіи не только противъ общества за спасеніе жизни его бѣдному родственнику, но и противъ бѣднаго родственника, допустившаго общество спасти ему жизнь.
   Часть этого скромнаго состоянія мистеръ Годфри Никкльби употребилъ на покупку небольшой фермы близъ Доулиша въ Девонширѣ, куда и удалился съ женой и дѣтьми, разсчитывая прожить на проценты съ оставшагося капитала и на доходы съ имѣнія, какіе только онъ въ состояніи будетъ извлечь изъ того и другого. Это настолько ему удалось, что, когда онъ умеръ (лѣтъ пятнадцать спустя послѣ того, какъ получилъ наслѣдство, и лѣтъ пять послѣ смерти жены), онъ оставилъ старшему своему сыну, Ральфу, три тысячи фунтовъ капитала, а младшему, Николаю, тысячу фунтовъ и ферму,-- самую крохотною земельную собственность, какую только можно себѣ вообразить.
   Братья воспитывались въ одной и той же школѣ въ Эксетерѣ и, каждую недѣлю пріѣзжая домой, часто слышали изъ материнскихъ устъ длинные разсказы о томъ, какія бѣдствія претерпѣлъ на своемъ вѣку ихъ отецъ и какимъ вліяніемъ пользовался ихъ богатый дѣдушка въ свое время. Эти разсказы производили на братьевъ совершенно различное дѣйствіе: у младшаго, мальчика тихаго и робкаго по характеру, они отбивали всякую охоту поближе познакомиться со свѣтомъ и еще больше развивали въ немъ природную его склонность къ мирной рутинѣ сельской жизни; старшій же, Ральфъ, вывелъ изъ нихъ два великихъ правила житейской морали: во-первыхъ, что богатство есть единственный вѣрный источникъ счастья и могущества; во-вторыхъ, что добиваться богатства дозволительно всѣми средствами, за которыя не караетъ законъ. "Вѣдь если деньги дѣда не приносили пользы, пока онъ былъ живъ, зато онѣ сдѣлали немало добра послѣ его смерти,-- разсуждалъ Ральфъ.-- Онѣ поставили на ноги отца, который ихъ сберегаетъ для меня, чего же лучше? Да и старику онѣ были, собственно говоря, далеко не лишнія: онъ наслаждался мыслью о нихъ всю свою жизнь, и всѣ его близкіе завидовали ему и ухаживали за нимъ". Такимъ образомъ мысленные монологи Ральфа всегда сводились къ одному заключенію, что нѣтъ на свѣтѣ ничего лучше денегъ.
   Не довольствуясь одними отвлеченными разсужденіями и не желая зарывать въ землю данный ему отъ Бога талантъ, этотъ многообѣщающій юноша еще со школьной скамьи началъ практиковать ростовщичество, конечно, въ ограниченныхъ размѣрахъ. Онъ небезвыгодно пускалъ въ оборотъ свой небольшой капиталъ изъ грифелей и костяшекъ и мало-по-малу расширилъ свои операціи до мѣдной монеты государственной чеканки включительно,-- спекуляціи, приносившей ему значительные барыши. Онъ не затруднялъ своихъ должниковъ ни сложными записями, ни отвлеченными математическими выкладками; всѣ его правила процентовъ сводились къ одному золотому правилу: два пенса за полпенни. Эта коротенькая формула значительно упрощала разсчеты, легко усвоивалась по своей необыкновенной простотѣ и удерживалась въ памяти лучше любого изъ ариѳметическихъ правилъ. Мы смѣло могли бы рекомендовать ее вниманію капиталистовъ, крупныхъ и мелкихъ, въ особенности маклеровъ и банкировъ; но, отдавая справедливость этимъ джентльменамъ, считаемъ своимъ долгомъ замѣтить, что многіе изъ нихъ пользуются ею уже давно и по сей день съ великимъ успѣхомъ.
   Не признавалъ юный Ральфъ Никкльби и тѣхъ запутанныхъ, кропотливыхъ вычисленій сроковъ платежей, которыя такъ затрудняютъ всякаго, кому приходилось высчитывать проценты. На этотъ счетъ у него было одно общее правило: капиталъ съ процентами долженъ уплачиваться наличными деньгами въ ближайшій срокъ получки должникомъ карманныхъ денегъ, т. е. въ ближайшую субботу. Такимъ образомъ, была ли сдѣлка заключена въ понедѣльникъ или въ пятницу, проценты оставались одинаковыми. "За одинъ день слѣдовало брать даже больше, чѣмъ за пять,-- весьма резонно разсуждалъ мистеръ Ральфъ,-- ибо въ первомъ случаѣ можно съ большою вѣроятностью предположить, что должникъ находится въ крайности, иначе онъ не сталъ бы занимать на такихъ невыгодныхъ для себя условіяхъ".
   Послѣ всего сказаннаго нами о молодомъ джентльменѣ, читатель, вѣроятно, проникся къ нему вполнѣ естественнымъ восхищеніемъ и, можетъ быть, даже думаетъ, что онъ-то и будетъ героемъ повѣствованія, которое мы собираемся начать. Чтобы разъ навсегда покончить съ этимъ недоразумѣніемъ, мы спѣшимъ вывести его изъ заблужденія, немедленно приступивъ къ началу разсказа.
   Со смертью отца Ральфъ Никкльби, котораго незадолго передъ тѣмъ пристроили къ мѣсту въ одинъ изъ торговыхъ лондонскихъ домовъ, отдался весь своей старой страсти къ наживѣ, и эта страсть такъ его поглотила, что въ теченіе многихъ лѣтъ онъ ни разу не вспомнилъ о братѣ. А если когда и случалось, что черную мглу, въ которой онъ жилъ (ибо страсть къ золоту создаетъ вокругъ человѣка именно мглу, болѣе разрушительную для всѣхъ его чувствъ, чѣмъ одуряющій дымъ отъ жаровни) -- если и случалось, что эту мглу прорѣзывало воспоминаніе о товарищѣ его дѣтскихъ игръ, это воспоминаніе наводило его на мысль, что если бы они съ братомъ были дружны, какъ прежде, тотъ попросилъ бы у него денегъ взаймы. И мистеръ Ральфъ Никкльби пожималъ плечами и говорилъ себѣ: пусть лучше все остается такъ, какъ оно есть.
   Между тѣмъ Николай жилъ въ отцовскомъ домѣ холостякомъ до тѣхъ поръ, пока, соскучившись этою одинокою жизнью, не женился на дочери сосѣда-помѣщика съ приданымъ въ тысячу фунтовъ. Эта достойная леди родила ему двоихъ дѣтей -- сына и дочь, и когда сыну пошелъ девятнадцатый годъ, а дочери минуло четырнадцать, мистеръ Никкльби оглянулся кругомъ, отыскивая какихъ-нибудь средствъ пополнитъ свой капиталъ, потерпѣвшій немалый уронъ вслѣдствіе прибавленія семьи и расходовъ по воспитанію дѣтей.
   -- Попробуй спекулировать,-- сказала мужу мистриссъ Никкльби.
   -- Спе-ку-ли-ровать, моя милая?-- переспросилъ мистеръ Никкльби съ видимымъ сомнѣніемъ.
   -- А отчего же бы и нѣтъ?
   -- Оттого, моя милая, что, если мы все потеряемъ,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби, который не отличался вообще ни краснорѣчіемъ, ни находчивостью,-- если мы все потеряемъ, намъ нечѣмъ будетъ жить.
   -- Глупости!-- сказала мистриссъ Никкльби.
   -- Я не совсѣмъ въ этомъ увѣренъ, моя милая,-- сказалъ мистеръ Никкльби.
   -- Но вѣдь нашъ Николай уже почти взрослый,-- продолжала почтенная леди,-- и пора подумать о томъ, чтобы поставить его на дорогу; да и у бѣдняжки Кетъ нѣтъ ни гроша за душой. Взгляни на брата, развѣ онъ былъ бы тѣмъ, что онъ есть, если бы не спекулировалъ?
   -- Это правда,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби,-- хорошо, моя милая. Да. Я попробую спекулировать.
   Спекуляція -- игра увлекательная; но новички въ этой игрѣ совсѣмъ или почти не умѣютъ разбираться въ своихъ картахъ: выигрышъ можетъ быть великъ, но и потери -- не меньше. Фортуна не улыбнулась мистеру Никкльби. Предпріятіе лопнуло; четыре компаньона купили себѣ виллы во Флоренціи; четыреста бѣдняковъ разорились, и въ ихъ числѣ самъ мистеръ Никкльби.
   -- Даже домъ, гдѣ я живу, могутъ у меня отнять не дальше какъ завтра,-- говорилъ бѣдняга со вздохомъ.-- Каждая мелочь изъ старой, давно привычной обстановки перейдетъ въ чужія руки.
   Эта послѣдняя мысль до того его огорчила, что онъ сейчасъ же слегъ въ постель, рѣшившись, повидимому, спасти отъ разгрома хоть эту необходимую принадлежность своей обстановки.
   -- Мужайтесь, сэръ!-- сказалъ ему аптекарь.
   -- Не слѣдуетъ такъ унывать,-- присовокупила сидѣлка.
   -- Такія вещи случаются ежедневно,-- замѣтилъ стряпчій.
   -- Грѣхъ возставать противъ воли Божіей,-- наставительно произнесъ священникъ.
   -- Великій грѣхъ, особенно семьянину,-- добавилъ сосѣдъ.
   Мистеръ Никкльби только покачалъ головой и попросилъ ихъ всѣхъ выйти изъ комнаты; потомъ поцѣловалъ дѣтей и жену и, поочередно прижавъ ихъ къ своему измученному сердцу, въ изнеможеніи упалъ на подушки. Всѣ окружающіе были увѣрены, что онъ рехнулся отъ горя, потому что послѣ этого онъ сталъ заговариваться: говорилъ о добротѣ и великодушіи своего брата и вспоминалъ то хорошее старое время, когда они были вмѣстѣ въ школѣ. Но этотъ бредъ скоро прошелъ; тогда мистеръ Никкльби, торжественно поручивъ свою семью Тому, Кто никогда не покидаетъ беззащитныхъ вдовъ и сиротъ, ласково имъ улыбнулся и, отвернувшись къ стѣнѣ сказалъ, что онъ хочетъ уснуть.
   

ГЛАВА II
о мистерѣ Ральфѣ Никкльби, его конторѣ и предпріятіяхъ, и о компаніи на акціяхъ огромной государственной важности.

   Мистеръ Ральфъ Никкльби, строго говоря, не былъ тѣмъ, что принято называть негоціантомъ; не былъ онъ ни банкиромъ, ни стряпчимъ, ни адвокатомъ, ни нотаріусомъ; не былъ онъ и купцомъ; однимъ словомъ, занятія его трудно было подвести подъ какую-нибудь опредѣленную рубрику, ибо ни къ одной изъ извѣстныхъ профессій онъ не принадлежалъ. Тѣмъ не менѣе, такъ какъ онъ занималъ большой домъ въ Гольденъ-Скверѣ, гдѣ, помимо большой мѣдной дощечки надъ входной дверью, имѣлась еще и другая, поменьше, на лѣвомъ косякѣ, надъ мѣдной моделью дѣтской руки, указующей путь, и такъ какъ на обѣихъ дощечкахъ стояла надпись: "Контора",-- то было вполнѣ очевидно, что мистеръ Ральфъ Никкльби велъ или во всякомъ случаѣ дѣлалъ видъ, что ведетъ какое-то дѣло. Если же фактъ этотъ нуждался еще въ подтвержденіи, то такимъ подтвержденіемъ могло служить ежедневное присутствіе въ "конторѣ", между половивою десятаго и пятью часами пополудни, блѣднолицаго человѣка въ потертомъ темномъ костюмѣ, сидѣвшаго въ каморкѣ, въ концѣ корридора, на необыкновенно твердомъ табуретѣ и всегда имѣвшаго перо за ухомъ, когда онъ выходилъ отворять на звонокъ.
   Хотя кое-кто изъ членовъ весьма почтенныхъ профессій и проживаетъ по близости къ Гольденъ-Скверу, однако нельзя сказать, чтобы это было особенно бойкое мѣсто. Это одинъ изъ тѣхъ скверовъ которые отживаютъ свой вѣкъ, пережили свои лучшіе дни и теперь почти сплошь сдаются подъ квартиры. Почти всѣ его первые и вторые этажи заняты меблированными комнатами, отдающимися въ наймы одинокимъ джентльменамъ, по большей части со столомъ. Мѣсто это служитъ главнымъ пристанищемъ для иностранцевъ. Смуглолицые люди, съ широкими перстнями на рукахъ, съ массивными золотыми цѣпочками на жилетахъ и съ густыми черными баками, имѣющіе обыкновеніе толпиться подъ колоннадою зданія Оперы, а во время опернаго сезона, между четырьмя и пятью часами, поджидать у театральной кассы раздачи даровыхъ билетовъ, проживаютъ по большей части въ Гольденъ-Скверѣ или его окрестностяхъ. Здѣсь же имѣютъ свою резиденцію двѣ или три скрипки и одинъ духовой инструментъ изъ Оперы. Квартиры здѣсь отличаются музыкальностью, и по вечерамъ звуки фортепіано и арфы носятся надъ головой мрачной статуи -- генія-хранителя маленькой группы чахлыхъ кустиковъ и деревьевъ, занимающихъ центръ сквера. Въ лѣтнія ночи всѣ окна стоятъ настежь, и прохожій можетъ видѣть на подоконникахъ смуглыхъ, усатыхъ людей, причемъ всѣ они неистово курятъ. Вечерняя тишина нарушается звуками грубыхъ мужскихъ голосовъ, выдѣлывающихъ рулады и трели; клубы ароматнаго табачнаго дыма наполняютъ воздухъ. Сигары и папиросы, кларнеты и флейты, віолончели и скрипки оспариваютъ первенство другъ у друга. Это царство табачнаго дыма и пѣсенъ. Странствующіе артисты чувствуютъ себя въ Гольденъ-Скверѣ какъ дома; уличные пѣвцы заливаются здѣсь непринужденнѣе и громче, чѣмъ во всякомъ другомъ изъ столичныхъ кварталовъ.
   Повидимому, эта мѣстность не совсѣмъ подходящая для дѣльца; тѣмъ не менѣе, мистеръ Ральфъ Никкльби прожилъ въ ней много лѣтъ и никогда не высказывалъ жалобъ по этому поводу. Онъ не зналъ никого изъ сосѣдей, и его никто здѣсь не зналъ, хотя за нимъ установилась репутація страшнаго богача. Купцы считали его чѣмъ-то въ родѣ юриста, другіе сосѣди -- агентомъ по торговымъ дѣламъ; и тѣ и другіе были настолько близки къ истинѣ, насколько могутъ быть вообще близки къ истинѣ догадки людей, когда они суютъ свой носъ въ чужія дѣла.
   Въ одно прекрасное утро мистеръ Ральфъ Никкльби, совершенно готовый къ выходу, сидѣлъ у себя въ кабинетѣ. На ночь была накидка бутылочнаго цвѣта поверхъ темно-снняго фрака; бѣлый жилетъ, темно-сѣрыя панталоны и высокіе "Веллингтоновскіе" сапоги. Уголокъ мелко сплоеннаго, туго накрахмаленнаго жабо старался изо всѣхъ силъ вынырнуть между его подбородкомъ и застегнутой верхней пуговицей накидки. Это послѣднее одѣяніе было не настолько длинно, чтобы скрыть массивную золотую цѣпочку изъ плоскихъ колечекъ, заканчивавшуюся съ одной стороны часами съ репетиціей, засунутыми въ карманъ панталонъ мистера Никкльби, а съ другой -- двумя ключиками: однимъ -- отъ часовъ, другимъ -- отъ нѣкоего патентованнаго, секретнаго замка. Голова его была слегка припудрена, какъ будто затѣмъ, чтобы придать его наружности болѣе благожелательный видъ; но если таково было намѣреніе мистера Ральфа, онъ лучше бы сдѣлалъ, если бы напудрилъ за одно и лицо, такъ какъ въ рѣзкихъ складкахъ рта и въ холодномъ взглядѣ его безпокойно бѣгающихъ глазъ было что-то до того злое и лицемѣрное, что при всемъ желаніи этого нельзя было скрыть. Какъ бы то ни было, въ настоящую минуту мистеръ Ральфъ сидѣлъ у себя въ кабинетѣ, а такъ какъ онъ былъ одинъ, то ни его пудра, ни глаза, ни рѣзкія складки у рта не могли производить ни дурного, ни хорошаго впечатлѣнія -- и слѣдовательно, намъ нѣтъ до нихъ пока ни малѣйшаго дѣла.
   Мистеръ Никкльби закрылъ лежавшую передъ нимъ на конторкѣ счетную книгу и, откинувшись на спинку стула, устремилъ разсѣянный взглядъ въ грязное окно. При нѣкоторыхъ лондонскихъ домахъ имѣются небольшіе клочки свободной земли, окруженные обыкновенно со всѣхъ четырехъ сторонъ высокими оштукатуренными стѣнами и цѣлымъ рядомъ дымовыхъ трубъ. Въ этихъ загончикахъ изъ года въ годъ прозябаетъ какое-нибудь чахлое дерево. Каждую осень, когда другія деревья теряютъ свои листья, этотъ жалкій представитель растительнаго царства дѣлаетъ безплодныя усилія выпустить два-три свѣжіе листка и затѣмъ замираетъ подъ слоемъ дыма и копоти до слѣдующаго года, когда онъ снова повторяетъ ту же попытку. Порой, въ особенно ясные и теплые дни, его чахлой зелени удается даже привлечь какого-нибудь калѣку воробья, который принимается чирикать на ея вѣткахъ. Есть люди, называющіе "садиками" эти мрачные внутренніе дворы, но изъ этого не слѣдуетъ выводить заключеніе, чтобы такіе садики кто-нибудь насаждалъ; происхожденіе ихъ вѣрнѣе будетъ приписать тому обстоятельству, что нѣкогда на мѣстѣ каждаго такого садика была мусорная яма. Никому никогда и въ голову не придетъ избрать такое мѣсто для прогулки или вообще такъ или иначе воспользоваться имъ для своего удовольствія. Изломанная корзина, съ полдюжины разбитыхъ бутылокъ и тому подобный хламъ валяется здѣсь, можетъ быть, съ того самаго дня, когда въ домъ перебрался первый жилецъ и, вѣроятно, будетъ валяться до той минуты, когда изъ него выѣдетъ послѣдній. Сырая солома, среди пробивающейся кое-гдѣ чахлой травки, будетъ здѣсь гнить до скончанія вѣка въ перемежку съ разбросанными кругомъ сломанными ящиками и разбитыми цвѣточными горшками, которые служатъ пріютомъ всякому сору и нечистотѣ.
   Такой именно "садикъ" разстилался передъ взорами мистера Ральфа Никкльби, пока онъ сидѣлъ, засунувъ руки въ карманы и уставившись въ запыленное окно. Взглядъ его былъ прикованъ къ искалѣченной кривой сосенкѣ, посаженной (вѣроятно, какимъ-нибудь прежнимъ жильцомъ) въ деревянную кадку, когда-то зеленую, а теперь наполовину сгнившую и разсохшуюся. Зрѣлище это не имѣло въ себѣ ничего привлекательнаго, но мистеръ Никкльби былъ погруженъ въ глубокую задумчивость и разглядывалъ жалкую сосенку съ такою добросовѣстностью и вниманіемъ, какимъ, быть можетъ, не удостоилъ бы въ другое время даже самое рѣдкое экзотическое растеніе. Наконецъ, взоръ его, оторвавшись отъ интересной каптины, скользнулъ влѣво, къ маленькому окошку, такому же грязному, какъ и то, въ которое онъ смотрѣлъ. Въ этомъ окнѣ, какъ въ туманѣ, вырисовывалось лицо его клерка. Клеркъ случайно поднялъ глаза на патрона, и мистеръ Ральфъ поманилъ его къ себѣ.
   Повинуясь приказанію, клеркъ сошелъ съ своего высокаго табурета (великолѣпно отполированнаго по милости этихъ постоянныхъ слѣзаній и влѣзаній) и минуту спустя стоялъ въ кабинетѣ мистера Никкльби. Это былъ высокій человѣкъ среднихъ лѣтъ, съ блѣднымъ, какъ у трупа, лицомъ, съ краснымъ носомъ, однимъ до странности неподвижнымъ, а другимъ косымъ глазомъ. Одѣтъ онъ былъ въ сильно потертый черный сюртукъ не по росту (если еще это одѣяніе можно было назвать сюртукомъ) и которому притомъ было отпущено такое мизерное количество пуговицъ, что оставалось только подивиться, какъ онъ держался на нихъ.
   -- Есть уже половина перваго, Ногсъ?-- спросилъ мистеръ Никкльби. Голосъ у него былъ рѣзкій и непріятный.
   -- Всего двадцать пятъ минутъ по...-- Ногсъ чуть было не сказалъ: "по трактирнымъ часамъ", но, во-время спохватившись, поправился:-- По мѣстному времени.
   -- Мои часы остановились,-- сказалъ мистеръ Никкльби,-- рѣшительно не знаю отчего.
   -- Не заведены?-- замѣтилъ мистеръ Ногсъ.
   -- Нѣтъ, я завелъ,-- сказалъ мистеръ Никкльби
   -- Значитъ испортились,-- рѣшилъ Ногсъ.
   -- Не думаю,-- сказалъ мистеръ Никкльби.
   -- Навѣрно, испортились,-- возразилъ Ногсъ.
   -- Можетъ быть,-- согласился мистеръ Никкльби, опуская часы въ карманъ.
   Ногсъ издалъ носомъ характерный звукъ въ родѣ хрюканья, что онъ имѣлъ обыкновеніе дѣлать въ заключеніе всѣхъ своихъ споровъ съ хозяиномъ, какъ бы давая этимъ понять, что онъ, Ногсъ, считаетъ себя побѣдителемъ; послѣ чего, сохраняя гробовое молчаніе, принялся медленно потирать себѣ руки и самымъ невозможнымъ образомъ выворачивать пальцы, пощелкивая ими въ суставахъ. Эта привычка мистера Ногса, къ которой онъ возвращался при каждомъ удобномъ случаѣ, въ соединеніи съ необыкновеннымъ маневромъ, продѣлываемымъ его здоровымъ глазомъ,-- вѣроятно, съ цѣлью привести себя въ соотвѣтствіе съ другимъ, который косилъ, причемъ для собесѣдника мистера Ногса сказывалось совершенно невозможнымъ опредѣлить направленіе его взгляда,-- была одною изъ его многочисленныхъ особенностей, прежде всего бросавшеюся въ глаза постороннему зрителю.
   -- Я иду нынче въ Лондонскую таверну,-- сказалъ мистеръ Никкльби.
   -- Публичное засѣданіе?-- освѣдомился Ногсъ.
   Мистеръ Никкльби кивнулъ головой.
   -- Я жду письма отъ стряпчаго по дѣлу о залогѣ имѣнія Рудльса. Письмо можетъ придти не ранѣе, какъ съ двухчасовою почтой. Около этого времени я буду въ Чарингъ-Кроссѣ; пойду по лѣвому тротуару. Если будутъ письма, захватите съ собой и выйдите мнѣ навстрѣчу.
   Теперь Ногсъ кивнулъ головой. Въ эту минуту у входной двери конторы зазвонилъ колокольчикъ. Мистеръ Никкльби поднялъ голову отъ бумагъ и взглянулъ на клерка; тотъ стоялъ передъ нимъ въ выжидательной позѣ.
   -- Звонятъ,-- сказалъ Ногсъ въ видѣ поясненія.-- Вы дома?
   -- Да.
   -- Для всѣхъ?
   -- Да.
   -- И для сборщика податей?
   -- Нѣтъ, пусть зайдетъ въ другой разъ.
   Ногсъ по своему обыкновенію хрюкнулъ, какъ будто говоря: "Такъ я и зналъ." Но такъ какъ въ эту минуту звонокъ опять зазвенѣлъ, онъ поспѣшилъ къ двери и минуту спустя вернулся съ докладомъ: "Мистеръ Бонни!" Слѣдомъ за нимъ въ комнату вошелъ очень блѣдный джентльменъ. Онъ видимо торопился; его волосы торчали во всѣ стороны, узенькій бѣлый галстухъ былъ повязанъ небрежно, и вообще онъ имѣлъ такой видъ, какъ будто его ночью подняли съ постели, и съ тѣхъ поръ онъ не успѣлъ одѣться какъ слѣдуетъ.
   -- Милѣйшій Никкльби,-- сказалъ гость, торопливо снимая бѣлую шляпу, которая была до того набита бумагами, что оставалось только удивляться, какъ она держалась у него на головѣ,-- время не терпитъ, у дверей насъ ждетъ кэбъ. Предсѣдательствуетъ сэръ Матью Пункеръ, и трое членовъ парламента дали слово быть непремѣнно. Двоихъ я видѣлъ поутру: они уже встали съ постели. Третій провелъ всю ночь въ Крокфордѣ и только что пошелъ домой переодѣться и выпить бутылку содовой воды. Но онъ обѣщалъ подоспѣть къ началу рѣчей. Онъ еще не совсѣмъ въ порядкѣ послѣ сегодняшней ночи; но это пустяки, въ такихъ случаяхъ онъ всегда говоритъ еще лучше.
   -- Кажется, дѣло-то не на шутку налаживается,-- замѣтилъ мистеръ Никкльби, сдержанныя манеры котораго составляли рѣзкій контрастъ съ живостью его гостя.
   -- Еще бы!-- воскликнулъ мистеръ Бонни.-- Развѣ могло быть иначе! Такая великолѣпнѣйшая идея, какъ "Союзная столичная компанія усовершенствованія производства горячаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку на домъ и нятимиліоннымъ капиталомъ въ пятьсотъ тысячъ акцій, по десяти фунтовъ стерлинговъ каждая". Да одно названіе въ одну недѣлю подниметъ наши акціи.
   -- Ну, а когда онѣ поднимутся?-- сказалъ мистеръ Ральфъ Никльби, улыбаясь.
   -- Когда онѣ поднимутся, тогда вы лучше всякаго другого будете знать, что съ ними дѣлать: не даромъ вы у насъ первый дѣлецъ. Небось, не упустите случая во время умыть себѣ руки,-- сказалъ мистеръ Бонни, фамильярно похлопывая своего собесѣдника по плечу.-- Кстати, милѣйшій, у васъ замѣчательный клеркъ.
   -- Да, бѣдняга!-- отвѣчалъ мистеръ Ральфъ, натягивая перчатки.-- Теперь онъ нищій, а было время, когда Ньюмэнъ Ногсъ держалъ своихъ лошадей и свору собакъ.
   -- Да что вы!-- замѣтилъ гость разсѣянно.
   -- Да,-- продолжалъ мистеръ Ральфъ,-- и даже не такъ давно. Но онъ спустилъ все до гроша; чортъ знаетъ, какъ помѣщалъ свои капиталы, занималъ на проценты, словомъ, глупо началъ и кончилъ сумой. Одно время онъ запилъ, его хватилъ параличъ, и онъ явился ко мнѣ за займомъ фунта стерлинговъ на томъ основаніи, что въ лучшіе его дни у насъ съ нимъ были...
   -- Общія дѣлишки,-- подхватилъ мистеръ Бонни, подмигнувъ.
   -- Именно,-- сказалъ Ральфъ.-- Конечно, я ему отказалъ.
   -- Еще бы!
   -- Но такъ какъ въ это время мнѣ нуженъ былъ клеркъ, чтобы отворять дверь, и такъ далѣе, то я и взялъ его, просто изъ милости, и съ тѣхъ поръ онъ у меня. Онъ, кажется, немного помѣшанъ,-- добавилъ мистеръ Никкльби, пытаясь состроить сострадательную мину,-- но нельзя сказать, чтобы онъ былъ мнѣ вполнѣ безполезенъ, бѣдняга. Нѣтъ, нѣтъ, этого я не скажу.
   Великодушный джентльменъ забылъ прибавить, что Ньюмэнъ Ногсъ, находясь въ крайности, служилъ ему за такую плату, за которую не сталъ бы служить и тринадцатилѣтній мальчишка. Забылъ упомянуть въ своемъ спѣшномъ разсказѣ еще и о томъ, что необыкновенная молчаливость клерка дѣлала его неоцѣнимымъ на такомъ мѣстѣ, гдѣ обдѣлывались дѣлишки, о которыхъ было совершенно излишне болтать. Но, можетъ быть, мистеръ Никкльби забылъ упомянуть объ этихъ ничтожныхъ фактахъ просто потому, что гость его очень спѣшилъ, и они вели разговоръ на ходу. Съ послѣднимъ словомъ мистера Никкльби оба сѣли въ кэбъ и поѣхали.
   Когда они выѣхали на Бишопгэтскую улицу, тамъ было большое движеніе. День былъ вѣтряный, и около полудюжины какихъ-то людей, съ трудомъ лавируя противъ вѣтра, суетливо сновали по улицѣ, согнувшись подъ тяжестью цѣлыхъ кипъ объявленій, на которыхъ было отпечатано огромными буквами, что ровно въ часъ дня имѣетъ быть публичный митингъ по случаю внесенія въ парламентъ петицій объ утвержденіи "Союзной столичной компаніи усовершенствованіи изготовленія сдобнаго хлъба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ и пятимилліоннымъ капиталомъ въ пятьсотъ тысячъ акцій, по десяти фунтовъ стерлинговъ каждая". Цифры были отпечатаны жирнымъ чернымъ шрифтомъ и сразу бросались въ глаза. Мистеръ Бонни, усердно работая локтями, проложилъ себѣ дорогу на лѣстницу, гдѣ разставленные на площадкахъ лакеи отвѣшивали ему низкіе поклоны, и, наконецъ, въ сопровожденіи мистера Никкльби, пробрался въ аппартаменты, расположенные за большой залой для публики. Во второй комнатѣ они застали цѣлое собраніе людей, съ виду дѣльцовъ, засѣдавшее за такимъ же дѣловымъ, по виду, столомъ.
   -- Вниманіе!-- закричалъ какой-то джентльменъ съ двойнымъ подбородкомъ при появленіи мистера Бонни.-- Посторонитесь, джентльмены, посторонитесь!
   Новоприбывшихъ встрѣтили весьма любезно. Мистеръ Бонни протолкался къ верхнему концу стола, снялъ шляпу, привелъ рукой по волосамъ и забарабанилъ молоточкомъ по столу, какъ пьяный извозчикъ. Послышались крики: "Слушайте, слушайте!", и присутствующіе одобрительно закивали, какъ будто говоря: "Какой молодецъ!" Въ эту минуту дверь съ трескомъ распахнулась, и вбѣжавшій впопыхахъ лакей доложилъ:
   -- Сэръ Матью Пупкеръ!
   Все собраніе поднялось на ноги; раздались рукоплесканія, превратившіяся въ цѣлую бурю, когда въ дверяхъ показался сэръ Матью Пупкеръ въ сопровожденіи двухъ настоящихъ, живыхъ членовъ парламента, одного -- ирландца, другого -- шотландца. Всѣ трое улыбались и раскланивались такъ мило, что казалось просто невѣроятнымъ, чтобы у кого-нибудь могло хватить духу подать свой голосъ противъ нихъ. Особенно милъ былъ сэръ Матью Пупкеръ. Онъ такъ усердно кивалъ своей маленькой кругленькой головкой, что украшавшій ее плоскій парикъ грозилъ каждую минуту свалиться.
   Когда, наконецъ, первое волненіе поулеглось, тѣ изъ джентльменовъ, которые имѣли честь быть настолько знакомыми съ сэромъ Матью Пупкеромъ и двумя другими членами парламента, что могли вступить съ ними въ разговоръ, окружили ихъ и такимъ образомъ образовали три группы, возлѣ которыхъ остальные джентльмены, не имѣвшіе счастья быть такъ близко знакомыми съ сэромъ Матью Пупкеромъ и двумя другими членами парламента, тѣснились, улыбаясь и потирая руки въ тщетной надеждѣ, что какой-нибудь счастливый случай обратитъ на нихъ благосклонное вниманіе великихъ людей. Тѣмъ временемъ сэръ Матью Пупкеръ и два другіе члена парламента сообщали каждый своему кружку слушателей, каковы взгляды правительства на подачу предполагаемой петиціи, причемъ весьма многозначительно останавливались на нѣкоторыхъ подробностяхъ, какъ, напримѣръ: что имъ сказало правительство по секрету въ послѣдній разъ, когда они обѣдали у него, и какъ, сказавъ это, оно имъ подмигнуло. А изъ всего этого ужъ не трудно было заключитъ, что если правительству были дороги чьи-нибудь интересы, такъ это интересы и преуспѣваніе "Союзной столичной компаніи усовершенствованія изготовленія сдобнаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ".
   Въ то время, какъ въ комнатѣ совѣщанія шли всѣ эти разговоры и между ораторами распредѣлялись рѣчи къ предстоящему митингу, публика въ залѣ глазѣла то на пустую эстраду, то на музыкальную галерею и на собравшихся въ ней дамъ. Въ этомъ развлеченіи прошло уже около двухъ часовъ, а такъ какъ даже самое пріятное развлеченіе, когда имъ злоупотребляютъ, въ концѣ концовъ надоѣстъ, то наиболѣе суровые умы начали выражать свое неудовольствіе топаньемъ, крикомъ и свистомъ. Естественно, что въ этихъ вокальныхъ упражненіяхъ всѣхъ больше отличались тѣ, кто явился раньше другихъ, кому, слѣдовательно, больше наскучило ждать и кто, придя раньше, быль по этой самой причинѣ ближе къ эстрадѣ и дальше отъ дежурной полиціи. Между тѣмъ полисмены, не имѣя ни малѣйшаго желанія протискиваться сквозь толпу, но обуреваемые весьма похвальнымъ стремленіямъ что-нибудь предпринять для пресѣченія безпорядковъ, принялись хватать за шиворотъ самыхъ смирныхъ, то есть тѣхъ, кто стоялъ ближе къ нимъ и къ дверямъ, разсыпая при этомъ направо и налѣво звонкіе удары своими дубинками на манеръ остроумнаго мистера Понча, чьему примѣру какъ въ способѣ ношенія оружія, такъ и въ употребленіи онаго, всегда съ такою точностью слѣдовали эти представители исполнительной власти.
   Уже во многихъ мѣстахъ шли жаркія схватки, какъ вдругъ громкіе крики за дверьми залы привлекли вниманіе не только публики, но даже воюющихъ сторонъ. Вслѣдъ затѣмъ изъ боковой двери показалась голова длинной процесіи, которая и потянулась къ эстрадѣ. Всѣ джентльмены были безъ шляпъ и шли, обернувшись лицомъ назадъ и потрясая воздухъ громогласнымъ "ура!". Причина этихъ радостныхъ возгласовъ объяснилась къ общему удовольствію, когда на эстрадѣ появился сэръ Матью Пупкеръ въ сопровожденіи двухъ другихъ членовъ парламента. Появленіе ихъ было встрѣчено рукоплесканіями и оглушительнымъ крикомъ. Всѣ трое раскланивались, стараясь высказать выразительными жестами, что никогда еще за все время своей общественной дѣятельности они не были такъ тронуты вниманіемъ публики, какъ въ эту минуту.
   Наконецъ, собраніе перестало кричать, но, когда сэръ Матью Пупкеръ былъ единогласно избранъ предсѣдателемъ, крики возобновились и длились не менѣе пяти минутъ. Когда тишина опять водворилась, сэръ Матью Пупкеръ выступилъ съ рѣчью, въ которой излилъ свои чувства по случаю этой великой минуты, объяснилъ, что въ эту великую минуту на нихъ устремлены глаза всего міра, высказалъ увѣренность, что видитъ передъ собой просвѣщеннѣйшихъ людей изъ числа своихъ согражданъ, намекнулъ на могущество и солидныя качества своихъ высокочтимыхъ друзей и товарищей, сидящихъ за нимъ, и въ заключеніе выяснилъ, какое огромное вліяніе должно оказать на матеріальныя средства, благополучіе, преуспѣяніе, гражданскія права, даже на самое существованіе свободной и великой націи такое учрежденіе, какъ "Союзная столичная компанія усовершенствованія изготовленія сдобнаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ".
   Затѣмъ поднялся мистеръ Бонни; онъ долженъ былъ прочесть первый пунктъ петиціи и изложить ея цѣли. Мистеръ Бонни провелъ по волосамъ правой рукой, небрежно уперся въ бокъ лѣвой, и, поручивъ свою шляпу попеченіямъ джентльмена съ двойнымъ подбородкомъ (служившаго господамъ ораторамъ чѣмъ-то вродѣ подставки для палокъ и шляпъ), приступилъ къ изложенію перваго пункта петиціи, который гласилъ: "Члены настоящаго собранія съ тревогой и страхомъ взираютъ на существующій порядокъ изготовленія сдобнаго хлѣба въ столицѣ и ея предмѣстьяхъ; сословье пекарей, въ теперешнемъ его видѣ, считаютъ не заслуживающимъ довѣрія публики, а всю систему изготовленія сдобнаго хлѣба не только безусловно вредною для здоровья и нравственности народа, но и наносящею явный ущербъ всему торговому и промышленному строю государства". Тутъ мистеръ Бонни произнесъ рѣчь, которая до слезъ растрогала дамъ и пробудила самое горячее сочувствіе въ груди всѣхъ присутствующихъ. Онъ посѣщалъ дома бѣдняковъ въ разныхъ кварталахъ столицы и нигдѣ не нашелъ ни намека на сдобный хлѣбъ, изъ чего можно съ полнымъ основаніемъ заключить, что многіе изъ этихъ несчастныхъ годами не видятъ въ глаза сдобнаго хлѣба. Онъ убѣдился, что въ средѣ пекарей сильно развиты пьянство и разгулъ,-- обстоятельство, которое онъ всецѣло приписываетъ развращающему вліянію ихъ профессіи въ томъ видѣ, въ какомъ она существуетъ теперь. Тѣ же пороки господствуютъ и среди бѣднѣйшаго класса народа, который, въ сущности, долженъ былъ бы быть главнымъ потребителемъ сдобнаго хлѣба. Это грустное явленіе легко объясняется тѣмъ, что несчастные, доведенные до отчаянія невозможностью подкрѣплять себя питательной пищей, поневолѣ ищутъ искусственнаго возбужденія въ спиртныхъ напиткахъ. Мистеръ Бонни брался доказать передъ палатой общинъ существованіе въ средѣ пекарей стачки, имѣющей цѣлью постоянное повышеніе цѣнъ на сдобный хлѣбъ и полную монополизацію его производства. Онъ брался доказать это въ присутствіи всего сословія пекарей точно такъ же, какъ и то, что въ средѣ этихъ людей, существуетъ особый способъ переговоровъ посредствомъ таинственныхъ знаковъ и словъ, какъ-то: "Гляди въ оба!", "Шатунъ идетъ", "Фергюсонъ", "Какъ здравствуетъ Морфи?" и т. д. Это-то печальное положеніе вещей и предполагаетъ исправить "Союзная компанія" помощью нижеизложенныхъ мѣръ. Во-первыхъ, воспрещенія подъ страхомъ тяжелой отвѣтственности всякой частной продажи сдобнаго хлѣба какъ оптовой, такъ и розничной; во-вторыхъ, снабженія публики вообще и бѣдныхъ на дому въ частности сдобнымъ хлѣбомъ самаго лучшаго качества и по умѣренной цѣнѣ, заботу объ изготовленіи котораго возьмутъ на себя члены компаніи. Эту именно цѣль имѣетъ въ виду уважаемый предсѣдатель собранія, извѣстный патріотъ сэръ Матью Пупкеръ, взявшійся провести въ парламентѣ упомянутый билль. Но ему необходима поддержка. Итакъ, каждый, кто желаетъ покрыть имя Англіи неувядаемымъ блескомъ и славой, обязанъ поддержать предлагаемый билль въ пользу "Союзной столичной компаніи усовершенствованія изготовленія сдобнаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ" -- компаніи, которая, какъ онъ смѣли можетъ заявить, располагаетъ пятью милліонами капитала въ пятьсотъ тысячъ акцій, по десяти фунтовъ стерлинговъ каждая.
   Мистеръ Ральфъ Никкльби поддержалъ мнѣніе мистера Бонни, а другой джентльменъ предложилъ внести въ петицію небольшую поправку, а именно: вездѣ, гдѣ стоятъ слова: "сдобный хлѣбъ", дополнить ихъ словами: "и сухари". Предложеніе было принято единогласно. Одинъ только голосъ въ толпѣ закричалъ было: "Нѣтъ!", но дерзкій былъ немедленно арестованъ и выведенъ изъ залы засѣданія.
   Второй пунктъ -- о своевременности полнаго упраздненія торговцевъ сдобнымъ хлѣбомъ (и сухарями) и вообще всего сословія изготовителей сдобнаго хлѣба (и сухарей) кто бы они ни были: мужчины или женщины, взрослые или дѣти, розничные или оптовые торговцы,-- былъ прочитанъ джентльменомъ, который по наружности смахивалъ на духовнаго и у котораго былъ такой видъ, точно его постигло огромное горе. Онх произнесъ такую прочувствованную рѣчь, что первый ораторъ былъ забытъ въ мгновеніе ока. Можно было услышать паденіе булавки,-- да что тамъ булавки!-- самаго легкаго перышка, когда онъ нарисовалъ яркими красками картину жестокаго обращенія хозяевъ-пекарей съ разносчиками-мальчишками. Одна эта причина, какъ весьма основательно замѣтилъ почтенный ораторъ, могла послужить достаточнымъ поводомъ къ возникновенію такого незамѣнимаго учрежденія, какъ вышеназванная компанія на акціяхъ. Оказывалось, что несчастныхъ дѣтей выгоняютъ на улицу даже по ночамъ и въ самое суровое время года; часами заставляютъ бродить въ темнотѣ подъ дождемъ, а иногда подъ снѣгомъ и градомъ, безъ пищи и теплой одежды. На это послѣднее обстоятельство почтенный ораторъ просилъ публику обратить особенное вниманіе, ибо въ то время, какъ горячій сдобный хлѣбъ заботливо обертывали теплыми одѣялами, бѣднымъ дѣтямъ, лишеннымъ необходимаго теплаго платья, предоставлялось бороться собственными средствами со стужей и ненастьемъ. (Какой позоръ!) Почтенный джентльменъ разсказалъ любопытный случай, какъ одинъ мальчишка-разносчикъ, подвергавшійся въ продолженіе пяти лѣтъ этому безчеловѣчному обращенію, сдѣлался наконецъ жертвой жестокой простуды, отъ которой онъ неминуемо погибъ бы, если бы его не спасла благодѣтельная испарина. Ораторъ былъ самъ очевидцемъ этого чудеснаго исцѣленія. Но онъ слыхалъ и о другомъ, еще болѣе возмутительномъ случаѣ, и не имѣетъ никакихъ основаній сомнѣваться въ вѣрности сообщеннаго ему факта: онъ слышалъ, что одного маленькаго разносчика-сироту переѣхала карета; ребенокъ былъ отправленъ въ больницу, гдѣ ему отняли ногу до колѣна, и съ тѣхъ поръ онъ занимается своимъ ремесломъ на костыляхъ. Боже правый, доколѣ мы будемъ испытывать Твое долготерпѣніе!
   Обсуждавшіеся вопросы были изложены членами собранія съ такимъ чувствомъ и знаніемъ дѣла, что завоевали всѣ симпатіи. Мужчины апплодировали, дамы рыдали такъ добросовѣстно, что ихъ носовые платки насквозь вымокли, и потомъ махали ими такъ долго, что они опять высохли. Въ публикѣ царило неописуемое волненіе, и мистеръ Никкльби шепнулъ своему другу, что теперь ихъ акціи поднялись, по крайней мѣрѣ, на двадцать пять процентовъ.
   Петиція о биллѣ была принята при громкихъ одобрительныхъ возгласахъ. Всѣ руки поднялись за петицію, поднялись бы и ноги,-- такъ великъ былъ общій энтузіазмъ,-- если бы такой фокусъ былъ хоть сколько-нибудь исполнимъ.
   Засѣданіе было объявлено закрытымъ; члены собранія разошлись при громѣ рукоплесканій, и мистеръ Никкльби съ другими директорами отправились въ буфетъ завтракать, что они аккуратно выполняли изо дня въ день въ половинѣ второго, хотя этотъ ихъ трудъ вознаграждался пока очень скромно, такъ какъ компанія была еще только въ зародышѣ: они опредѣлили себѣ за каждое посѣщеніе буфета всего по три гинеи на брата.
   

ГЛАВА III.
Мистеръ Ральфъ Никкльби получаетъ печальныя вѣсти о братѣ, но стойко выноситъ ниспосланное ему испытаніе. Читатель узнаетъ, съ какимъ участіемъ онъ отнесся къ Николаю, который тутъ впервые появляется въ разсказѣ, и какъ великодушно предложилъ устроить его судьбу.

   Покончивъ съ завтракомъ съ тою похвальной энергіей и проворствомъ, которыя такъ пріятно характеризуютъ всѣхъ дѣловыхъ людей, мистеръ Никкльби дружески распростился со своимъ товарищемъ и въ самомъ веселомъ расположеніи духа направилъ свои стопы къ западной части Лондона. Поравнявшись съ соборомъ св. Павла, онъ отошелъ въ сторону, подъ арку, чтобы поставить часы, и въ ту минуту, когда взоръ его былъ устремленъ на циферблатъ башенныхъ часовъ, а рука, вооруженная ключикомъ, собиралась поставить стрѣлку, передъ нимъ вдругъ, какъ изъ подъ земли, выросла человѣческая фигура. Это былъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Это вы, Ньюмэнъ?-- сказалъ мистеръ Никкльби, взглянувъ на него и продолжая свое занятіе.-- Принесли мнѣ письмо насчетъ этого залога? Я такъ и думалъ.
   -- Вы ошибаетесь,-- отвѣчалъ Ньюмэмъ.
   -- Какъ! И никто не заходилъ по этому дѣлу?-- спросилъ мистеръ Никкльби, въ своемъ удивленіи забывъ про часы.
   Ногсъ покачалъ головой.
   -- Значитъ такъ-таки рѣшительно ничего?-- освѣдомился мистеръ Никкльби.
   -- Не совсѣмъ. Кое-что есть.
   -- Что же именно?-- спросилъ хозяинъ сердито.
   -- Вотъ это,-- сказалъ Ньюмэнъ и не спѣша извлекъ изъ кармана запечатанный конвертъ.-- Почтовый штемпель -- Страндъ... черная печать... траурная кайма... адресъ написанъ женской рукой,-- конвертъ съ иниціалами K. Н.
   -- Черная печать?-- проговорилъ мистеръ Никкльби, взглянувъ на письмо.-- Да, кажется, и рука не совсѣмъ незнакомая... Знаете, меня нисколько не удивитъ, Ньюмэнъ, если въ этомъ письмѣ окажется извѣстіе о смерти моего брата.
   -- Я въ этомъ нимало не сомнѣваюсь,-- невозмутимо отвѣчалъ Ньюмэнъ.
   -- Это почему, сэръ?
   -- Да просто потому, что вы никогда ничему не удивляетесь,-- вотъ и все.
   Мистеръ Никкльби выхватилъ письмо изъ рукъ своего клерка и, бросивъ на него холодный взглядъ, распечаталъ конвертъ, затѣмъ пробѣжалъ письмо, сунулъ его въ карманъ, поставилъ стрѣлки и принялся заводить часы.
   -- Оказалось то самое, что я думалъ, Ньюмэнъ,-- заговорилъ мистеръ Никкльби, продолжая свое занятіе.-- Онъ умеръ. Вотъ неожиданность! Я бы никогда этому не повѣрилъ бы, право!
   Изливъ свою скорбь въ этихъ трогательныхъ выраженіяхъ, мистеръ Никкльби засунулъ часы въ жилетный карманъ, натянулъ потуже перчатки и, заложивъ руки за спину, медленно направилъ свои стопы прежнею дорогою къ западу.
   -- Остались дѣти?-- освѣдомился Ногсъ, слѣдуя за нимъ по пятамъ.
   -- Въ томъ-то и штука,-- сказалъ мистеръ Никкльби, какъ будто отвѣчая на собственныя свои мысли.-- Цѣлыхъ двое.
   -- Двое!-- повторилъ Ногсъ чуть слышно
   -- Да еще вдова на придачу,-- продолжалъ мистеръ Никкльби.-- И всѣ трое въ Лондонѣ, чортъ бы ихъ побраль! Всѣ трое здѣсь, Ньюмэнь.
   Ньюмэнъ шелъ немного позади своего патрона. При этихъ словахъ лицо его исказилось судорогой; но было ли это непроизвольнымъ движеніемъ парализованныхъ мускуловъ, выраженіемъ скорбя или затаеннаго смѣха -- едва ли кто-нибудь, кромѣ него самого, могъ бы отвѣтить на этотъ вопросъ. Говорятъ, лицо человѣка есть зеркало его души, истолкователь его мыслей; но лицо Ньюмэна Ногса представляло такую загадку, которую наврядъ ли взялся бы разрѣшить самый проницательный человѣкъ.
   -- Идите домой,-- сказалъ мистеръ Никкльби, пройдя нѣсколько шаговъ и оглянувшись на своего клерка, точно обращался къ собакѣ. И не успѣль онъ договорить, какъ Ньюмэнъ былъ на срединѣ улицы и минуту спустя исчезъ изъ вида, смѣшавшись съ толпой.
   -- Резонно, нечего сказать, очень резонно!-- бормоталъ между тѣмъ мистеръ Никкльби, продолжая свои путь.-- Братъ никогда ничего не сдѣлалъ для меня, да я никогда его объ этомъ и не просилъ; и вотъ, не успѣлъ онъ закрыть глаза, какъ меня уже почему-то считаютъ обязаннымъ опекать совершенно здоровую женщину и ея двухъ взрослыхъ дѣтей! Что они мнѣ! Я никогда ихъ не видалъ.
   Углубившись въ эти думы и тому подобныя размышленія, мистеръ Никкльби не замѣтилъ, какъ очутился на Страндѣ, гдѣ, справившись съ письмомъ относительно номера дома, который онъ искалъ, остановился у одного подъѣзда, приблизительно на серединѣ этой многолюдной улицы.
   Въ этомъ домѣ жилъ живописецъ-портретистъ, какъ о томъ свидѣтельствовала прибитая надъ дверью витрина въ широкой золоченой рамѣ. Подъ стекломъ, на черномъ бархатномъ фонѣ, красовались портреты двухъ флотскихъ мундировъ съ выглядывающими изъ нихъ лицами и неизбѣжнымъ аттрибутомъ каждаго -- подзорной трубой. Пониже помѣщался молодой военный въ пунцовомъ мундирѣ, а рядомъ литераторъ, съ очень высокимъ лбомъ, чернильницей, перомъ и шестью книгами на фонѣ полуспущенной портьеры. Здѣсь же имѣлось весьма трогательное изображеніе молодой леди, углубившейся въ чтеніе манускрипта въ дремучемъ лѣсу, и превосходный портретъ во весь ростъ сидящаго на стулѣ ребенка съ необыкновенно большой головой и взятыми въ раккурсѣ ногами, уменьшенными до размѣровъ двухъ ложечекъ для соли. Кромѣ вышеупомянутыхъ перловъ искусства, здѣсь было еще много головъ пожилыхъ леди и джентльменовъ, улыбающихся другъ другу то подъ лазуревымъ, то подъ свинцовымъ небомъ, и написанная красивымъ почеркомъ элегантная карточка съ тисненнымъ бордюромъ и съ обозначеніемъ цѣнъ.
   Мистеръ Никкльби взглянулъ на витрину съ величайшимъ презрѣніемъ и изо всей силы поднялъ и опустилъ дверной молотокъ; но ему пришлось три раза повторить этотъ маневръ, и только по третьему разу ему отворила дверь служанка съ необыкновенно грязнымъ лицомъ.
   -- Дома мистриссъ Никкльби?-- спросилъ Ральфъ со своей всегдашней рѣзкой манерой.
   -- Ея фамилія -- не Никкльби,-- отвѣтила дѣвушка.-- Вамъ вѣрно нужно миссъ Ла-Криви?
   Мистеръ Никкльби бросилъ уничтожающій взглядъ на дерзкую, осмѣлившуюся поправить его, и еще рѣзче спросилъ, что она хочетъ этимъ сказать. Дѣвушка только что собиралась отвѣтить, когда съ верхней площадки совершенно отвѣсной лѣстницы, виднѣвшейся въ глубинѣ прихожей, раздался женскій голосъ, освѣдомлявшійся, кого спрашиваютъ.
   -- Мистриссъ Никкльби,-- отвѣчалъ Ральфъ.
   -- Это второй этажъ, Ганна,-- произнесъ тотъ же голосъ.-- Какъ ты глупа! Дома второй этажъ?
   -- Минуту назадъ кто-то вышелъ; только, кажется, не второй этажъ, а антресоли,-- тѣ, что живутъ безъ прислуги,-- отвѣчала дѣвица.
   -- Ты лучше сдѣлаешь, если пойдешь узнать,-- сказала невидимка.-- Только сперва покажи джентльмену, гдѣ звонокъ, да попроси его не поднимать такого стука, когда онъ придетъ въ другой разъ. Объясни, что у насъ позволяется употреблять молотокъ только въ тѣхъ случаяхъ, когда испорченъ звонокъ, да и то довольно постучаться одинъ разъ.
   -- Ладно,-- сказалъ Ральфъ, вступая въ прихожую безъ дальнѣйшихъ церемоніи.-- Простите пожалуйста, но не вы ли будете миссъ Ла... забылъ, какъ дальше.
   -- Криви... Ла-Криви,-- отвѣчалъ голосъ, и надъ перилами лѣстницы показалась желтая наколка.
   -- Съ вашего позволенія, мэмъ, мнѣ хотѣлось бы сказать вамъ два слова,-- продолжалъ Ральфъ.
   Голосъ отвѣчалъ, что для этого джентльмену стоитъ только пойти; но мистеръ Никкльби уже поднимался по лѣстницѣ и минуту спустя стоялъ на площадкѣ передъ обладательницей желтой наколки, у которой въ pendant къ головному убору оказалось такое же желтое плсттье и почти такое же лицо. Миссъ Ла-Криви была весьма миніатюрная молодая леди лѣтъ пятидесяти; гостиная миссъ Ла-Криви оказалась осколкомъ съ позолоченной витрины у наружной двери, только болѣе обширныхъ размѣровъ и яснѣе опрятнаго вида.
   -- Гм!..-- прокашлялась миссъ Ла-Криви, прикрывъ изъ деликатности ротъ черной шелковой митенькой.-- Вамъ, вѣроятно, нуженъ портретъ? У васъ выразительная наружность, очень благодарная для портрета, сэръ. Позировали вы когда-нибудь?
   -- Какъ вижу, сударыня, вы ошибаетесь въ цѣли моего посѣщенія,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби со своею обычною рѣзкостью.-- У меня нѣтъ шальныхъ денегъ, чтобы бросать ихъ на портреты, да если бы и были, мнѣ, слава Богу, некому и портретовъ-то раздавать. Увидѣвъ васъ на лѣстницѣ, я просто рѣшилъ зайти поразспросить васъ насчетъ кое-кого изъ здѣшнихъ жильцовъ.
   Миссъ Ла-Криви вторично откашлялась на этотъ разъ, чтобы скрыть свое разочарованіе, и сказала:
   -- О, въ самомъ дѣлѣ!
   -- Изъ вашихъ словъ, обращенныхъ къ служанкѣ, я вывелъ заключеніе, что вы здѣсь хозяйка,-- продолжалъ мистеръ Никкльби.
   -- Да, она дѣйствительно снимаетъ всю квартиру,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви,-- но такъ какъ въ настоящее время второй этажъ не нуженъ, то она и сдаетъ его жильцамъ. Теперь тамъ живетъ одна пріѣзжая леди изъ провинціи съ двумя дѣтьми.
   -- Вдова?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Да.
   -- Бѣдная вдова, не такъ-ли?-- снова освѣдомился Ральфъ, выразительно подчеркивая это коротенькое, но многозначущее прилагательное.
   -- Къ сожалѣнію, она, кажется, дѣйствительно не богата,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви.
   -- Не кажется, а навѣрное, я это знаю, мэмъ. Не находите ли вы, что бѣдной вдовѣ не слѣдовало забираться въ такую квартиру?
   -- Вы правы,-- поспѣшила согласиться миссъ Ла-Криви, немало польщенная этимъ косвеннымъ комплиментомъ ея квартирѣ.-- Вы совершенно правы.
   -- Я близко знакомъ съ ея дѣлами, мэмъ,-- продолжалъ Ральфъ.-- Дѣло въ томъ, что я ей родственникъ, и я долженъ васъ предупредить, что вамъ лучше не держать у себя на квартирѣ эту семью.
   -- Надѣюсь, однако, что въ случаѣ несостоятельности этой леди по выполненію принятыхъ на себя денежныхъ обязательствъ,-- начала, покашливая, миссъ Ла-Криви,-- ея родственники не откажутся...
   -- Нѣтъ, откажутся,-- поспѣшно перебилъ ее Ральфъ.-- На нихъ не надѣйтесь.
   -- Если такъ, это мѣняетъ дѣло,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   -- Да, это такъ. А затѣмъ можете поступать по своему усмотрѣнію. Я имъ родственникъ, мэмъ, и, насколько мнѣ извѣстно, единственный родственникъ, потому-то я и счелъ своимъ долгомъ довести до вашего свѣдѣнія, что не беру на себя отвѣтственности за ихъ расточительность. На долго ли они у васъ наняли квартиру?
   -- Они взяли ее понедѣльно, и за первую недѣлю мистриссъ Никкльби заплатила впередъ.
   -- Въ такомъ случаѣ откажите имъ въ концѣ недѣли. Лучшее, что они могутъ сдѣлать, это вернуться туда, откуда пріѣхали; здѣсь имъ совсѣмъ не мѣсто.
   -- Конечно,-- проговорила миссъ Ла-Криви, нервно потирая руки.-- Если мистриссъ Никкльби нанимаетъ квартиру, не имѣя средствъ платить за нее, она поступаетъ недостойно порядочной дамы.
   -- Я съ вами вполнѣ согласенъ, мэмъ,-- сказалъ Ральфъ.
   -- И разумѣется, мнѣ... имъ... въ настоящемъ моемъ положеніи-беззащитной женщины,-- продолжала миссъ Ла-Криви,-- невозможно терять мой квартирный доходъ.
   -- Само собою разумѣется,-- подтвердилъ Ральфъ.
   -- А между тѣмъ,-- добавила миссъ Ла-Криви, въ душѣ которой природная доброта, очевидно, боролась съ разсчетливостью,-- между тѣмъ, я рѣшительно ничего не. могу сказать ни противъ самой леди, дамы очень пріятной и обходительной въ обращеніи, хотя въ настоящую минуту бѣдняжка, кажется, совсѣмъ убита горемъ, ни противъ ея дѣтей, прелестныхъ, прекрасно воспитанныхъ молодыхъ людей, могу васъ увѣрить.
   -- Очень радъ это слышать, сударыня, но это не мое дѣло,-- сказалъ Ральфь, круто поворачивая къ дверямъ, ибо эти панегирики нищимъ начинали его раздражать.-- Я исполнилъ свой долгъ и, можетъ быть, сдѣлалъ даже больше, чѣмъ былъ обязанъ сдѣлать. Никто вѣдь не скажетъ мнѣ за это спасибо.
   -- Могу васъ увѣрить, что я вамъ очень обязана, сэръ,-- сказала миссъ Ла-Криви очень любезно.-- Не будете ли вы такъ добры, взглянуть на эти миніатюры моей работы?
   -- Очень вамъ признателенъ, мэмъ,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби, поспѣшно ретируясь,-- но мнѣ еще надо зайти наверхъ, а время мнѣ дорого; право, никакъ не могу.
   -- Ну, такъ въ другой разъ, когда будете въ этихъ краяхъ, пожалуйста заходите, я буду очень счастлива. Не желаете ли, по крайней мѣрѣ, захватить съ собой росписаніе моихъ цѣнъ?.. Благодарю васъ. Добраго утра!
   -- Добраго утра, сударыня!-- и Ральфъ поскорѣе захлопнулъ дверь во избѣжаніе дальнѣйшихъ разговоровъ.-- Ну-съ, теперь къ невѣсткѣ! Уфъ!
   Вскарабкавшись на другую отвѣсную лѣстницу такого же остроумнаго устройства, мистеръ Ральфъ Никкльби остановился на верхней площадкѣ перевести духъ, и въ это время его нагнала служанка, которую предупредительная миссъ Ла-Криви послала, чтобы доложить о гостѣ жильцамъ. На этотъ разъ физіономія молодой дѣвицы носила явные слѣды безуспѣшныхъ попытокъ привести себя въ болѣе приличный видъ съ помощью фартука, который былъ еще грязнѣе лица.
   -- Какъ прикажете о васъ доложить?-- спросила, она.
   -- Никкльби,-- отвѣчалъ Ральфъ.
   -- Мистриссъ Никкльби, васъ спрашиваетъ мистеръ Никкльби,-- возвѣстила дѣвица, распахнувъ дверь.
   Навстрѣчу гостю поднялась дама въ глубокомъ траурѣ; но, будучи не въ силахъ сдѣлать шагу отъ охватившаго ее волненія, стояла, опираясь на руку худенькой, но очень хорошенькой дѣвушки лѣтъ семнадцати, которая сидѣла возлѣ нея. Тогда высокій юноша, года на два постарше молодой дѣвушки, вышелъ впередъ и привѣтствовалъ гостя, какъ своего дядю.
   -- А, такъ значитъ ты Николай?-- пробурчалъ Ральфъ, сурово сдвинувъ брови.
   -- Да, сэръ, это мое имя,-- отвѣчалъ юноша.
   -- Возьми же мою шляпу,-- сказалъ Ральфъ повелительно.-- Здравствуйте, сударыня, какъ поживаете? Не слѣдуетъ такъ поддаваться горю. Я никогда не поддаюсь.
   -- Но мое горе такъ ужасно, такъ необыкновенно ужасно!-- сказала мистриссъ Никкльби, прижимая къ глазамъ платокъ.
   -- Что же въ немъ необыкновеннаго?-- невозмутимо отвѣчалъ Ральфъ, растегивая пальто.-- Мужья и жены умираютъ каждый день.
   -- И братья тоже, не такъ ли, сэръ?-- сказалъ Николай, бросая на дядю негодующій взглядъ.
   -- Да, сэръ, а также дерзкіе мальчишки, у которыхъ еще молоко на губахъ не обсохло,-- отрѣзалъ дядя, опускаясь на стулъ.-- Вы, сударыня, не упомянули въ вашемъ письмѣ, отъ какой болѣзни умеръ мой братъ.
   -- Доктора не нашли у него никакой болѣзни,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби, заливаясь слезами.-- Но у насъ слишкомъ много причинъ подозрѣвать, что онъ умеръ отъ разбитаго сердца.
   -- Какой вздоръ! Я допускаю, что человѣкъ можетъ умереть, когда сломаетъ шею, ногу или руку, когда пробьетъ себѣ голову или даже разобьетъ носъ. Но умереть отъ разбитаго сердца -- какая нелѣпость! Впрочемъ, разбитое сердце нынче въ большой модѣ. Когда человѣкъ не можетъ расплатиться съ долгами, онъ умираетъ отъ разбитаго сердца, а его вдова начинаетъ считать себя жертвой.
   -- Есть, какъ кажется, люди, вполнѣ гарантированные отъ такой смерти по той простой причинѣ, что у нихъ нѣтъ сердца,-- спокойно замѣтилъ Николай.
   -- Позвольте узнать, сколько лѣтъ этому молодцу?-- спросилъ Ральфъ, отодвигаясь назадъ вмѣстѣ со стуломъ и смѣривъ племянника презрительнымъ взглядомъ.
   -- Ему скоро минетъ девятнадцать,-- отвѣчала вдова.
   -- Девятнадцать, это! А чѣмъ вы намѣрены зарабатывать хлѣбъ, сэръ?
   -- Во всякомъ случаѣ можете быть увѣрены, что я не разсчитываю жить на средства матери,-- отвѣчалъ съ негодованіемъ Николай.
   -- А если бы и разсчитывалъ, такъ не очень-то разгулялся бы на такія средства,-- отрѣзалъ дядя, насмѣшливо поглядывая на племянника.
   -- Можете быть покойны,-- проговорилъ Николай, вспыхнувъ отъ гнѣва,-- васъ я не буду просить увеличить ихъ.
   -- Николай, милый мой, успокойся!-- взмолилась мистриссъ Никкльби.
   -- Умоляю тебя, мой голубчикъ!-- пролепетала молодая дѣвушка.
   -- Придержите вашъ язычекъ, сэръ!-- сказалъ Ральфъ.-- Клянусь честью, прекрасное начало, мистриссъ Никкльби,-- прекрасное, что и говорить!
   Мистриссъ Никкльби, вмѣсто отвѣта, сдѣлала только сыну знакъ, краснорѣчиво молившій о молчаніи.
   Нѣсколько секундъ дядя и племянникъ, ни слова не говоря, смотрѣли другъ на друга. У старика было рѣзкое, суровое, отталкивающее лицо; у юноши красивое, открытое и привлекательное. Въ глазахъ старика сверкали лукавство и алчность; взглядъ юноши сіялъ умомъ и благородствомъ. Фигура его была немного слишкомъ тонка, но отличалась стройностью и силой, и помимо красоты и юношеской граціи, поражавшихъ въ немъ прежде всего, каждый его взглядъ, каждое движеніе говорили о пылкомъ молодомъ сердцѣ, удерживая въ извѣстныхъ границахъ даже этого старика.
   Какъ ни рѣзокъ можетъ быть такой контрастъ на посторонній глазъ, никто не чувствуетъ его сильнѣе и глубже, чѣмъ тотъ, кто съ горечью въ душѣ сознаетъ, насколько другой выше его. Сердце Ральфа наполнилось непримиримою злобой, и съ этой минуты онъ возненавидѣлъ Николая. Такъ, молча, смотрѣли они нѣсколько секундъ другъ на друга, но, наконецъ, Ральфъ не выдержалъ и отвелъ глаза, пробормотавъ съ презрѣніемъ: "Мальчишка!"
   Старики часто бросаютъ это слово, какъ упрекъ, въ лицо молодежи, должно бытъ, съ цѣлью обмануть людей, увѣривъ ихъ, что тѣ, кто его произноситъ, не хотѣли бы стать опять молодыми, хотя бы даже это было въ ихъ власти.
   -- Итакъ, сударыня,-- началъ рѣзко Ральфъ,-- вы мнѣ писали, что кредиторы васъ до-чиста обобрали и у васъ ничего не осталось?
   -- Ровно ничего,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби.
   -- И вы истратили послѣднія ваши деньги, чтобы пріѣхать въ Лондонъ посмотрѣть, не могу ли я чего-нибудь для васъ сдѣлать?
   -- Я надѣялась,-- прошептала въ смущеніи вдова,-- что вы пожелаете что-нибудь сдѣлать для дѣтей вашего брата. Его послѣдняя воля была, чтобы я обратилась къ вамъ.
   -- Это просто поразительно,-- пробормоталъ Ральфъ, принимаясь шагать изъ угла въ уголъ.-- Стоитъ только человѣку, у котораго нѣтъ ничего за душой, почувствовать приближеніе смерти, чтобы онъ счелъ себя въ правѣ разсчитывать на карманъ своего ближняго. Умѣетъ ли что-нибудь ваша дочь?
   -- Кетъ у насъ прекрасно воспитана,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби со слезами.-- Скажи дядѣ, милочка, насколько ты подвинулась во французскомъ языкѣ и прочихъ наукахъ.
   Бѣдная дѣвушка собиралась что-то сказать, но дядя безцеремонно ее перебилъ:
   -- Надо будетъ попытаться отдать ее въ обученіе какому-нибудь ремеслу. Надѣюсь, ваше нѣжное воспитаніе не будетъ служить препятствіемъ къ этому?
   -- Конечно, нѣтъ, дядя,-- отвѣчала дѣвушка со слезами.-- Я готова дѣлать все, что хотите, лишь бы заработать кусокъ хлѣба.
   -- Вотъ и прекрасно,-- сказалъ Ральфъ, немного смягченный красотою, а можетъ быть и кротостью племянницы (думайте, что хотите).-- Надо попробовать, а если тяжелая работа окажется тебѣ не подъ силу, можно будетъ перейти къ шитью платьевъ или какому-нибудь другому, болѣе легкому дѣлу. Ну-съ, а вы, сэръ, умѣете вы что-нибудь дѣлать?-- продолжалъ онъ, обращаюсь къ племяннику.
   -- Ничего,-- грубо отвѣчалъ Николай
   -- Такъ я и думалъ. Вотъ вамъ плоды воспитанія моего брата, сударыня.
   -- Николай только-что кончилъ свое образованіе, сказала мистриссъ Никкльби,-- лучшее, какое только могъ дать ему отецъ, который разсчитывалъ...
   -- Что сынъ его сдѣлаетъ со временемъ блестящую карьеру,-- перебилъ Ральфъ -- Старая исторія! Вѣчно на что-то надѣются и ничего не дѣлаютъ. Если бы мой братъ былъ человѣкомъ дѣла, человѣкомъ благоразумнымъ, вы были бы теперь богатой женщиной. Если бы онъ, не теряя времени, поставилъ сына на дорогу, какъ это сдѣлалъ мой отецъ со мной, хотя я быль въ ту пору года на полтора моложе этого молодца, онъ быль бы теперь вамъ опорой въ вашемъ бѣдственномъ положеніи, а не обузой. Но мой братъ былъ человѣкъ безпечный и безразсудный; вамъ это лучше, чѣмъ кому-нибудь знать, мистриссъ Никкльби.
   Это прямое обращеніе къ ея чувствамъ навело вдову на мысль, что, можетъ быть, она могла, бы болѣе выгодно распорядиться своею тысячью фунтовъ, и ей невольно пришло въ голову, какимъ подспорьемъ была бы теперь для нея такая сумма. Эти горестныя соображенія вызвали изъ глазъ ея новыя обильныя слезы, и въ припадкѣ отчаянія эта добрая, малодушная женщина принялась жаловаться на свою горькую долю и, рыдая, вспоминать, что она всегда была рабою своего бѣднаго мужа. Она всегда говорила ему, что могла бы сдѣлать лучшую партію (случаи къ тому представлялись не разъ). Что же касается денегъ, то при жизни мужа она даже не знала никогда, куда онѣ идутъ. Ужъ, конечно, если бы онъ больше ей довѣрялъ, они не очутились бы теперь въ такомъ положеніи. Такъ разглагольствовала мистриссъ Никкльби, изливаясь въ горькихъ сожалѣніяхъ, общихъ, вѣроятно, большинству замужнихъ дамъ не только во время вдовства, но часто и при жизни ихъ главы и повелителя, а можетъ быть, и въ оба эти періода. Въ заключеніе своей рѣчи мистриссъ Никкльби заявила, что вообще дорогой ея сердцу покойникъ никогда не слушался ея совѣтовъ, за исключеніемъ одного случая,-- что было столь же непреложною, сколько и горькою истиной, такъ какъ этотъ единственный случай послужилъ причиной ихъ общаго разоренія.
   Мистеръ Никкльби выслушалъ все это съ сдержанной улыбкой и, когда, наконецъ, вдова замолчала, принялся за свой допросъ съ того самаго мѣста, на которомъ его прервали ея изліянія.
   -- Хотите вы работать, сэръ?-- спросилъ онъ племянника, нахмурившись.
   -- Конечно, хочу,-- высокомѣрно отвѣчалъ Николай.
   -- Въ такомъ случаѣ взгляните сюда. Мнѣ это случайно бросилось въ глаза нынче утромъ; благодарите за это свою счастливую звѣзду.
   Послѣ такого вступленія мистеръ Ральфъ Никкльби вытащилъ изъ кармана газету и, просмотрѣвъ объявленія, прочелъ слѣдующее:
   -- Воспитаніе.-- Въ учебномъ заведеніи мистера Вакфорда Сквирса, въ Дотбойсъ-Голлѣ, близъ живописной деревеньки Дотбойсъ, у Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ, принимаются мальчики на полный пансіонъ со столомъ, одеждой, бѣльемъ, учебными пособіями и всѣмъ необходимымъ, до карманныхъ денегъ включительно. Основательное изученіе всѣхъ языковъ, живыхъ и мертвыхъ, математики, орѳографіи, геометріи, астрономіи, тригонометріи, употребленія глобуса, алгебры, фехтованія (по желанію), ариѳметики, фортификаціи и прочихъ отраслей классическаго образованія. Условія: годичная плата -- двадцать гиней. Накладныхъ расходовъ никакихъ. Отпусковъ и вакацій не полагается. Прекрасный столъ по всѣмъ правиламъ гигіены. Мистеръ Сквирсъ въ настоящее время въ Лондонѣ. Принимаетъ ежедневно съ часу до четырехъ. "Сарацинова Голова", Сноу-Гилль.-- N. В. Нуженъ опытный помощникъ, предпочтительно школьный учитель съ дипломомъ. Вознагражденіе -- пять фунтовъ въ годъ".
   -- Вотъ!-- сказалъ Ральфъ, складывая газету.-- Пусть беретъ это мѣсто, и его карьера сдѣлана.
   -- Но у него нѣтъ диплома,-- сказала мистриссъ Никкльби.
   -- Ну, безъ этого можно и обойтись.
   -- Да и вознагражденіе такъ ничтожно, и потомъ... это такъ далеко!-- пробормотала Кетъ.
   -- Молчи, Кетъ, моя милочка,-- остановила ее мать,-- дядя знаетъ, что для насъ лучше.
   -- Я уже сказалъ, пусть беретъ это мѣсто, и его карьера упрочена,-- повторилъ Ральфъ жестко.-- Впрочемъ, если мое предложеніе ему не по вкусу, пусть самъ поищетъ. Пускай-ка попробуетъ безъ денегъ, безъ друзей, безъ рекомендацій и практическихъ знаній найти себѣ въ Лондонѣ честный заработокъ съ вознагражденіемъ, котораго хватило бы хоть на сапоги, и если это ему удастся, я даю ему тысячу фунтовъ, т. е. я далъ бы,-- поспѣшилъ поправиться Ральфъ,-- если бы они у меня были.
   -- Бѣдный братъ!-- сказала молодая дѣвушка.-- Ахъ, дядя, неужели мы должны такъ скоро разстаться?
   -- Не надоѣдай дядѣ своими глупостями, моя милая,-- замѣтила мистриссъ Никкльби.-- Ты видишь, онъ о насъ же хлопочетъ... Дорогой Николай, что же ты ничего не скажешь дядѣ?
   -- Сейчасъ, сейчасъ, мама,-- отвѣчалъ Николай, который до сихъ поръ молчалъ, видимо о чемъ-то размышляя.-- Послушайте, сэръ, если мнѣ посчастливится получить это мѣсто, къ которому, кстати сказать, я такъ мало подготовленъ, что ожидаетъ ихъ,-- тѣхъ, кого я здѣсь оставлю?
   -- Я позабочусь о твоей матери и сестрѣ, отвѣчалъ Ральфъ,-- но замѣть, только въ томъ случаѣ, если ты возьмешь это мѣсто. Я берусь устроить ихъ такъ, чтобы онѣ могли жить, ни отъ кого не завися. Онѣ и недѣли не останутся здѣсь послѣ твоего отъѣзда, на этотъ счетъ будь покоенъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- воскликнулъ весело Николай, бросаясь къ дядѣ, чтобы пожать ему руку,-- я сдѣлаю все, что вамъ будетъ угодно. Идемъ, попытаемъ счастья у мистера Сквирса... А вдругъ онъ откажетъ?
   -- Ну, этого не бойся. Онъ съ радостью приметъ тебя по моей рекомендаціи. Ты только постарайся быть ему полезнымъ, и,-- какъ знать, можетъ быть, со временемъ ты станешь его компаньономъ. А если онъ умретъ, подумай только, карьера твоя сдѣлана.
   -- Да, да, вы правы!-- воскликнулъ въ восторгѣ бѣдный юноша, пылкое воображеніе и неопытность котораго уже рисовали ему тысячи волшебныхъ картинъ.-- А то вдругъ кто-нибудь изъ воспитанниковъ, какой-нибудь богатый лордъ такъ полюбитъ меня, что по окончаніи курса упроситъ своего отца позволить ему взять меня съ собой на континентъ въ качествѣ друга и наставника, а когда мы вернемся изъ нашего путешествія, доставитъ мнѣ выгодное мѣсто. А, дядя, вѣдь хорошо это будетъ?
   -- Еще бы!-- проговорилъ насмѣшливо Ральфъ.
   -- И какъ знать, можетъ быть, въ одно изъ своихъ посѣщеній (потому что онъ, конечно, будетъ меня навѣщать) онъ встрѣтится съ Кетъ (такъ какъ, разумѣется, Кетъ будетъ у меня хозяйкой) и они полюбятъ другъ друга и женятся. Вѣдь можетъ случиться? Неправда ли, дядя, какъ знать?
   -- Конечно, какъ знать!-- проворчалъ Ральфъ ехидно.
   -- И какъ мы тогда будемъ счастливы!-- воскликнулъ съ восхищеніемъ Николай.-- Что значитъ горе разлуки въ сравненіи съ радостью встрѣчи! Кетъ станетъ настоящей красавицей, и я буду такъ ею гордиться!.. А мамѣ-то какая радость, когда мы всѣ опять будемъ вмѣстѣ! Всѣ старыя невзгоды забыты и...
   Картина будущаго была такъ прекрасна, что Николай не выдержалъ, хотѣлъ было улыбнуться, и... зарыдалъ.
   Много слезъ пролила при мысли объ этой первой разлукѣ честная, простая семья, вскормленная глухой, тихой провинціей, незнакомая съ тѣмъ, что называютъ свѣтомъ (весьма условное выраженіе, подъ которымъ часто подразумеваются негодяи, живущіе въ свѣтѣ). Когда же первый взрывъ горя миновалъ, всѣ трое принялись обсуждать со всѣмъ пыломъ не искушенной опытомъ надежды ожидающую ихъ блестящую перспективу. Но мистеръ Ральфъ Никкльби скоро положилъ конецъ этимъ разглагольствованіямъ, напомнивъ, что если они будутъ даромъ терять время, то какой-нибудь болѣе счастливый соискатель перебьетъ Николаю дорогу къ счастью, которую имъ указала сама судьба въ видѣ газетнаго объявленія, и разрушитъ всѣ ихъ воздушные замки. Это своевременное напоминаніе мгновенно оказало свое дѣйствіе: разговоръ прекратился. Николай самымъ тщательнымъ образомъ списалъ адресъ мистера Сквирса, и дядя съ племянникомъ немедленно отправились на розыски этого достойнаго джентльмена. Николай уже успѣлъ убѣдить себя, что онъ былъ страшно несправедливъ къ своему родственнику, почувствовавъ къ нему необъяснимую антипатію съ перваго взгляда. Мистриссъ Никкльби съ своей стороны прилагала всѣ старанія увѣрить дочь, что дядя въ сущности гораздо добрѣе, чѣмъ кажется, и миссъ Никкльби съ подобающею почтительностью отвѣчала, что это очень возможно.
   Ужъ если говорить всю правду, на мнѣніе почтенной леди не мало повліялъ въ этомъ случаѣ косвенный комплиментъ деверя ея проницательности и уму (такъ, по крайней мѣрѣ, она истолковала себѣ его обращеніе къ ней за подтвержденіемъ нелестнаго его отзыва о ея мужѣ). Мистриссъ Никкльби нѣжно любила мужа и обожала дѣтей, но Ральфъ такъ искусно затронулъ одну изъ самыхъ чувствительныхъ струнъ человѣческаго сердца (а Ральфъ до тонкости понималъ всѣ его худшія стороны, хоть и не зналъ лучшихъ), что съ этой минуты достойная леди стала не на шутку считать себя интересной страдалицей, несчастной жертвой легкомыслія своего покойнаго мужа.
   

ГЛАВА IV.
Николай и его дядя, не теряя драгоцѣннаго времени, дѣлаютъ визитъ мистеру Вакфорду Сквирсу, содержателю школы въ Іоркширѣ.

   Сноу-Гилль! Что это за мѣсто? Вотъ вопросъ, занимающій, бытъ можетъ, не одного мирнаго обывателя глухихъ городовъ, мимо которыхъ идутъ сѣверные дилижансы, сверкая золотыми буквами таинственной надписи, выведенной по черному фону ихъ кузова и гласившій: "Сноу-Гилль". У каждаго изъ насъ бываетъ какое-нибудь, хоть смутное представленіе о мѣстѣ, названіе котораго ему часто приходится читать или слышать. Какая же масса фантастическихъ представленій должна соединяться съ этимъ коротенькимъ, такъ часто попадающимся на глаза, словомъ "Сноу-Гилль"! Да и само названіе такъ красиво звучитъ! А уже не говорю о Сноу-Гиллѣ вкупѣ съ "Сарациновой Головой",-- ассоціація идей, естественно вызывающая представленіе о чемъ-то суровомъ и страшномъ. Вамъ чудится безлюдная, пустынная поляна, гдѣ безпрепятственно разгуливаетъ ледяной вѣтеръ и злится зимняя вьюга, мрачное, страшное, дикое мѣсто, печальное даже днемъ, а ночью доброму христіанину лучше о немъ и не думать. Мѣсто, котораго бѣжитъ одинокій путникъ, гдѣ за каждымъ камнемъ притаился разбойникъ.
   Такое или почти такое представленіе о Сноу-Гиллѣ должно преобладать въ тѣхъ мирныхъ, глухихъ уголкахъ, мимо которыхъ проносится, какъ мрачный призракъ, дилижансъ "Сарациновой Головы", проносится каждый день и каждую ночь съ такою таинственной пунктуальностью, точно это и въ самомъ дѣлѣ призраки, презирающій въ своей стремительной скачкѣ всякую погоду.
   Дѣйствительность не вполнѣ соотвѣтствуетъ этому представленію, хотя это еще не причина, чтобы мы ее презирали. Здѣсь, къ сердцѣ Лондона, въ самомъ центрѣ его суетливой дѣятельности, среди кипучаго водоворота его жизни, преграждая путь мощнымъ волнамъ человѣческаго потока, приливающимъ сюда со всѣхъ сторонъ, высится Ньюгетъ; и на этой-то многолюдной улицѣ, на которую такъ хмуро смотрятъ его мрачныя стѣны, въ двухъ шагахъ отъ ея грязныхъ, полуразваливишхся трущобъ, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ въ наше время мирно торгуютъ похлебкой, рыбой и гнилыми плодами, умирали десятки людей. Подъ ревъ жадной до зрѣлищъ толпы, въ которомъ тонули даже грохотъ и гамъ огромной столицы, полные силъ здоровые люди, иногда по шести, по восьми человѣкъ за-разъ, сводили свои послѣдніе счеты съ жизнью и умирали страшной, насильственной смертью. Вокругъ нихъ жизнь била ключемъ; сотни любопытныхъ глазъ смотрѣли на нихъ отовсюду: изъ оконъ, съ крышъ, со стѣнъ, со столбовъ, и во всемъ этомъ морѣ людей, среди этихъ блѣдныхъ, отвернувшихся въ смущеніи человѣческихъ лицъ, послѣдній взглядъ несчастнаго, прощающагося съ жизнью, не встрѣчалъ ни одного, да, ни одного, на которомъ можно было бы подмѣтить хоть тѣнь участія или жалости.
   Неподалеку отъ тюрьмы и, слѣдовательно, близехонько отъ Смитфильда и многочисленныхъ конторъ шумнаго Сити, какъ разъ въ томъ концѣ Сноу-Гилля, гдѣ лошади омнибусовъ, отправляющихся въ восточную часть города, проявляютъ рѣшительное поползновеніе падать нарочно, а лошади извозчичьихъ кэбовъ, которые держатъ свой путь къ западу, нерѣдко падаютъ нечаянно, помѣщаются заѣзжій дворъ и гостиница "Сарациновой Головы". Ворота этого заведенія охраняются бюстами двухъ сарацинъ, и не такъ давно было время, когда золотая молодежь нашей столицы вмѣняла себѣ въ особенную честь сбрасывать ихъ на землю но ночамъ. Но съ нѣкоторыхъ поръ ихъ покой не нарушается болѣе, быть можетъ, потому, что шутники перенесли поле своихъ дѣйствій въ Сентъ-Джемскій кварталъ, отдавая весьма основательное предпочтеніе двернымъ молоткамъ, какъ предметамъ удобоносимымъ, и проволокамъ отъ звонковъ, которыя могутъ при случаѣ съ удобствомъ замѣнять зубочистки.
   По этой ли или по какой-нибудь другой причинѣ, только сарацины теперь стоятъ по мѣстамъ у воротъ и зорко стерегутъ входъ въ вышеупомянутое почтенное заведеніе. Съ фасада гостиницы, стоящей во дворѣ, на васъ смотритъ съ тою же сердитой подозрительностью третья сарацинова голова, а со всѣхъ дверецъ красныхъ дилижансовъ, выстроенныхъ правильной линіей въ рядъ, выглядываютъ тоже сарациновы головы, ростомъ поменьше, но видомъ близнецы трехъ первыхъ, такъ что общій стиль заведенія безспорно сарацинскій.
   Когда вы войдете во дворъ, вы увидите налѣво контору дилижансовъ, направо вздымающуюся къ небу колокольню церкви св. Сульпиція, а дальше, по обѣ стороны двора, длинныя галереи съ номерами. Прямо противъ воротъ вамъ бросится въ глаза высокое окно съ надписью огромными буквами "Кафе-Ресторанъ", и, если только вы пришли въ назначенный въ объявленіи часъ, вы увидите въ этомъ окнѣ мистера Вакфорда Скиврса.
   Нельзя сказать, чтобы наружность мистера Сквирса была особенно привлекательна. Во-первыхъ, у него былъ всего одинъ глазъ, тогда какъ общее мнѣніе, можетъ быть, и предвзятое, склоняется въ пользу двухъ. Единственный глазъ мистера Сквирса былъ, безъ сомнѣнія, полезенъ ему, но отнюдь не украшалъ его физіономіи, такъ какъ цвѣтомъ онъ былъ совершенно зеленый, а формой смахивалъ на вѣерообразное окно, какими принято увѣнчивать двери подъѣздовъ. Та сторона, гдѣ глазъ отсутствовалъ, была вся въ морщинахъ, что придавало лицу какое-то зловѣщее выраженіе, особенно когда оно улыбалось; улыбка дѣлала его просто отвратительнымъ. Волосы у мистера Сквирса были плоскіе и лоснящіеся, но спереди топорщились щеткой надъ низкимъ, скошеннымъ лбомъ. Вообще вся его внѣшность какъ нельзя болѣе гармонировала съ его противнымъ рѣзкимъ голосомъ и грубыми манерами. На видъ ему можно было дать лѣтъ за пятьдесятъ; росту онъ былъ ниже средняго; одѣтъ въ скромную черную пару и бѣлый галстухъ съ длинными концами; но такъ какъ рукава его сюртука были слишкомъ длинны, а панталоны черезчуръ коротки, то, глядя на него, вамъ невольно казалось, что въ этомъ платьѣ ему очень неловко и что онъ не можетъ придти въ себя отъ изумленія, передъ своимъ презентабельнымъ видомъ.
   Мистеръ Сквирсъ стоялъ передъ каминомъ въ одной изъ отдѣльныхъ комнатъ ресторана, снабженной, въ числѣ прочей мебели, тремя столами, изъ коихъ одинъ былъ такой, какіе имѣются во всѣхъ ресторанахъ, а два другіе -- самаго необыкновеннаго фасона, приноровленнаго къ угламъ и выступамъ переборки. На одномъ концѣ скамьи стоялъ крошечный деревянный сундучокъ, перевязанный обрывкомъ веревки, а на сундучкѣ кое-какъ лѣпился крошечный мальчикъ. Его коротенькія ноженки въ башмакахъ со шнуровкой и коротенькихъ плисовыхъ брючкахъ висѣли на воздухѣ. Упершись руками въ колѣни и приподнявъ плечи до самыхъ ушей, онъ исподтишка бросалъ на школьнаго учителя робкіе, испуганные взгляды.
   -- Половина четвертаго,-- пробормоталъ мистеръ Сквирсъ, отворачиваясь отъ окна и сердито поглядѣвъ на стѣнные часы.-- Никто нынче никто не придетъ.
   Это горестное предположеніе заставило мистера Сквирса взглянуть ни мальчика, чтобы удостовѣряться, не дѣлаетъ ли онъ чего-нибудь такого, за что его можно исколотить. Но такъ какъ мальчикъ ровно ничего не дѣлалъ, мистеръ Сквирсъ ограничился тѣмъ, что дернулъ его за ухо и приказалъ ему сидѣть смирно.
   -- Въ прошлый мой пріѣздъ,-- продолжалъ мистеръ Сквирсъ, возобновляя свои сѣтованія,-- я получилъ десятерыхъ ребятъ; десять разъ двадцать, итого двѣсти фунтовъ. Завтра утромъ въ восемь часовъ я долженъ ѣхать домой, а у меня ихъ всего на всего трое, немного, очень немного. Трижды два -- шесть, шестьдесятъ фунтовъ. И куда только запропастились эти мальчишки? О чемъ думаютъ ихъ родители? Не понимаю!
   Тутъ мальчутань на сундучкѣ громко чихнулъ.
   -- Что это, сэръ? Что это значитъ?-- прорычалъ школьный учитель, оборачиваясь.
   -- Ничего,-- отвѣчалъ мальчуганъ.
   -- Ничего?..
   Мальчуганъ такъ задрожалъ, что сундучекъ весь затрясся подъ нимъ.
   -- Простите, сэръ, я чихнулъ,-- пролепеталъ онъ.
   -- Чихнулъ, вотъ оно что! Такъ какъ же ты осмѣлился сказать "ничего?"
   За неимѣніемъ лучшаго отвѣта, мальчуганъ приставилъ къ глазамъ кулаки и заревѣлъ. Тогда мистерѣ Сквирсъ ударомъ въ одно ухо свалилъ его съ сундучка и ударомъ въ другое водворилъ на прежнее мѣсто.
   -- Погоди, сударикъ, дай намъ только добраться до Іоркшира; тамъ получишь отъ меня остальное. Перестанешь ли ты ревѣть, негодяй?
   -- Сей-часъ,-- прорыдалъ мальчуганъ, принимаясь изо всѣхъ силъ тереть себѣ лицо "Молитвой нищаго", отпечатанной на его коленкоровомъ носовомъ платкѣ.
   -- Такъ замолчи же, слышишь!
   Приказаніе сопровождалось соотвѣтствующимъ угрожающимъ жестомъ и взглядомъ. Мальчуганъ сталъ растирать лицо еще крѣпче, какъ будто это было единственнымъ средствомъ остановить слезы, послѣ чего затихъ, ни чѣмъ не обнаруживая своихъ чувствъ, кромѣ судорожныхъ всхлипываній, да рѣдкихъ полуподавленныхъ вздоховъ.
   -- Мистеръ Сквирсъ,-- сказалъ въ эту минуту лакей, заглядывая въ комнату,-- васъ спрашиваетъ какой-то джентльменъ.
   -- Попроси его сюда, Ричардъ,-- отозвался мистеръ Сквирсъ самымъ кроткимъ голосомъ.-- Спрячь свой платокъ въ карманъ, негодяя, а то я тебя убью, какъ только джентльменъ уйдетъ.
   Едва успѣлъ онъ прошипѣть эти слова свирѣпымъ шепотомъ, какъ джентльменъ вошелъ въ комнату. Мистеръ Сквирсъ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ его, и, углубившись въ очинку пера, принялся преподавать благодушныя наставленія своему юному питомцу:
   -- Что дѣлать, дитя мое,-- говорилъ мистеръ Сквирсъ,-- каждому человѣку судьба посылаетъ свои испытанія. Что значитъ твое дѣтское горе, отъ котораго твое юное сердечко готово разорваться на части, а глаза такъ распухли отъ слезъ? Да развѣ это горе? Ты плачешь, потому что тебя ждетъ разлука съ друзьями, а того, дитя, не подумаешь, что я замѣню тебѣ и друзей, и отца, а мистриссъ Сквирсъ -- нѣжную мать. Въ живописной деревушкѣ Дотбойсъ, близъ Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ, гдѣ дѣти принимаются на полный пансіонъ со столомъ, одеждою, стиркой и всѣмъ необходимымъ, отъ книгъ до карманныхъ денегъ включительно, ты будешь...
   -- Не вы ли мистеръ Сквирсъ, сэръ?-- произнесъ незнакомецъ, прерывая школьнаго учителя на этомъ интересномъ пересказѣ его объявленія.
   -- Онъ самый, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Сквирсъ, притворяясь очень удивленнымъ.
   -- Тотъ джентльменъ, что помѣстилъ объявленіе въ "Таймсѣ"?
   -- Да, и кромѣ того въ "Морнингъ-Постъ", въ "Кроникль", въ "Герольдѣ" и въ "Адвертизерѣ",-- объявленія объ учебномъ заведеніи Дотбойсъ-Голлъ въ живописной деревушкѣ Дотбойсъ, близъ Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ,-- добавилъ мистеръ Сквирсъ.-- Какъ видно, сэръ, вы явились по дѣлу, я вижу съ вами моихъ юныхъ друзей. Какъ поживаете, дѣтки? Какъ поживаете, сэръ?
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ погладилъ по головкѣ двухъ тщедушныхъ; худенькихъ мальчиковъ, сопровождавшихъ незнакомца, и умолкъ, ожидая дальнѣйшихъ объясненій.
   -- Я торгую масломъ и красками, сэръ. Фамилія моя Сноули,-- сказалъ незнакомецъ.
   Сквирсъ склонилъ голову, какъ будто говоря: "Прекрасная фамилія".
   -- Мистеръ Сквирсъ,-- продолжалъ незнакомецъ,-- я рѣшилъ отдать своихъ мальчиковъ въ вашу школу.
   -- Не мнѣ, конечно, это говорить, но я не могу не замѣтить, что это лучшее, что вы могли сдѣлать,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Гм... Годичная плата двадцать фунтовъ, если не ошибаюсь?
   -- Двадцать гиней,-- поправилъ школьный учитель съ предупредительной улыбкой.
   -- Фунтовъ, фунтовъ, сэръ! Пусть будетъ сорокъ фунтовъ за двоихъ, вѣдь я двоихъ отдаю,-- проговорилъ торжественно мистеръ Сноули.
   -- Не знаю, сэръ, едва ли можно будетъ это устроить,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ съ такимъ видомъ, какъ будто онъ быль пораженъ столь неслыханнымъ предложеніемъ.-- Позвольте... дайте подумать... Четырежды пять -- двадцать... удвоить сумму... затѣмъ вычесть... Хорошо, сэръ, я согласенъ; не стоитъ торговаться изъ-за какого-нибудь фунта. При случаѣ вы порекомендуете меня вашимъ знакомымъ, и мы будемъ квиты.
   -- Они у меня не большіе ѣдоки,-- сказалъ мистеръ Сноули.
   -- О, это вполнѣ безразлично! Въ нашемъ заведеніи дѣтскій аппетитъ не принимается въ разсчетъ.
   Это была непреложная истина: дѣтскій аппетитъ былъ послѣднимъ дѣломъ въ Дотбойсѣ.
   -- Все необходимое и полезное для здоровья, что только можетъ доставить Іоркширъ, всѣ высокія правила нравственности, какія только можетъ имъ внушить мистриссъ Сквирсъ, всѣ удобства, какихъ только можетъ пожелать ребенокъ, выросшій въ достаточной семьѣ, все это у нихъ будетъ, мистеръ Сноули.
   -- Я бы попросилъ васъ обратить особенное вниманіе на ихъ нравственность,-- сказалъ мистеръ Сноули.
   -- Очень радъ это слышать и смѣло могу сказать, сэръ, что ваши сыновья будутъ пить прямо изъ источника нравственности,-- отвѣчалъ Сквирсъ, гордо выпрямляясь.
   -- Говорятъ, вы сами человѣкъ нравственный,-- замѣтилъ мистеръ Сноули.
   -- Надѣюсь, сэръ.
   -- И я очень этому радъ,-- продолжалъ мистеръ Сноули.-- Я наводилъ о васъ справки, вы человѣкъ благочестивый.
   -- Да, мнѣ кажется, что обо мнѣ это можно сказать безъ натяжки,-- подтвердилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- И обо мнѣ тоже,-- добавилъ его собесѣдникъ.-- Я хотѣлъ бы сказать вамъ нѣсколько словъ наединѣ.
   -- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, любезно осклабившись.-- Мы оставимъ васъ однихъ на минутку, милыя дѣтки. Не хотите ли познакомиться съ вашимъ новымъ товарищемъ? Это одинъ изъ моихъ воспитанниковъ, сэръ. Его фамилія -- Белдингъ: онъ родомъ изъ Таунтона
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ мистеръ Сноули, взглянувъ на бѣднаго мальчугана съ такимъ любопытствомъ, какъ будто тотъ былъ какимъ-нибудь заморскимъ звѣремъ.
   -- Онъ ѣдетъ со мною завтра утромъ. Сундучекъ, на которомъ онъ сидитъ, это его багажъ. У насъ такое правило, сэры каждый воспитанникъ обязанъ привезти съ собой двѣ перемѣны платья, полдюжины рубахъ, шесть паръ носковъ, два ночныхъ колпака, пару носовыхъ платковъ, двѣ пары сапогъ, двѣ шляпы и бритву,-- объяснялъ мистеръ Сквирсъ, по дорогѣ къ сосѣднему кабинету.
   -- Бритву!-- воскликнулъ съ удивленіемъ мистеръ Сноули.-- Зачѣмъ же бритву?
   -- Чтобы бриться,-- отвѣчалъ выразительно Сквирсъ.
   Въ отвѣтѣ не было ничего особеннаго, по, должно быть, было что-нибудь въ манерѣ, съ какою были сказаны эти два слова, потому что съ минуту школьный учитель и его собесѣдникъ пристально смотрѣли другъ на друга и затѣмъ обмѣнялись многозначительной улыбкой. Сноули былъ тихенькій, прилизанный человѣчекъ съ плоскимъ лицомъ, въ темномъ одѣяніи и высокихъ черныхъ штиблетахъ; отъ всей его фигуры отдавало ханжествомъ,-- и тѣмъ страннѣе была его улыбка, ничѣмъ, повидимому, не вызванная.
   -- До какихъ же поръ держите вы дѣтей у себя въ школѣ?-- спросилъ онъ наконецъ.
   -- До тѣхъ поръ, пока за ребенка аккуратно вносится впередъ четвертная плата моему лондонскому агенту или пока онъ не убѣжитъ отъ насъ,-- отвѣтилъ Сквирсъ.-- Я буду говорить прямо,-- я вижу, мы поймемъ другъ друга. Кто эти мальчики? Незаконныя дѣти?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Сноули, стойко выдерживая испытующій взглядъ единственнаго глаза школьнаго учителя.
   -- Мнѣ пришло это въ голову потому,-- продолжалъ Сквирсъ, ничуть не смущаясь,-- что у насъ въ заведеніи много незаконныхъ дѣтей. Вотъ вамъ первый изъ нихъ -- этотъ мальчикъ.
   -- Тотъ, что на сундукѣ?
   Сквирсъ кивнулъ головой. Его собесѣдникъ еще разъ заглянулъ черезъ открытую дверь на маленькаго мальчика, сидѣвшаго на своемъ сундучкѣ, и отвернулся отъ него съ разочарованнымъ видомъ, какъ будто удивляясь, что мальчикъ былъ какъ мальчикъ и ничѣмъ не отличался отъ другихъ дѣтей.
   -- Онъ самый,-- сказалъ Сквирсъ.-- Однако, вы, кажется, хотѣли мнѣ что-то сообщить насчетъ вашихъ собственныхъ сыновей.
   -- Да. Дѣло въ томъ, что я имъ не отецъ, а отчимъ.
   -- А, вотъ оно что! Теперь все ясно. А я-то думаю, на кой чертъ вамъ понадобилось отсылать ихъ въ Іоркширъ. Ха-ха-ха! Теперь я понимаю!
   -- Я женатъ на ихъ матери,-- продолжалъ мистеръ Сноули.-- Держать дѣтей дома очень накладно, а у матери, видите ли, водится кое-какія деньжонки; вотъ я и боюсь, какъ бы она ихъ не истратила зря и не погубила бы ребятъ баловствомъ. Женщины, знаете ли, мистеръ Сквирсъ, бываютъ такъ безразсудны!
   -- Совершенно съ вами согласенъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, откидываясь на спинку стула и жестомъ руки приглашая собесѣдника продолжать.
   -- Вотъ почему,-- заключи ль свою рѣчь мистеръ Сноули,-- я и рѣшилъ отдать ихъ куда-нибудь подальше, въ школу, гдѣ не было бы всѣхъ этихъ праздниковъ, дурацкихъ отпусковъ домой два раза въ годъ, которые только сбиваютъ съ толку дѣтей,-- словомъ, гдѣ бы ихъ немножечко подтянули. Вы меня понимаете?
   -- Деньги впередъ, и по рукамъ, безъ разговоровъ,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ, выразительно кивнувъ головой.
   -- На этотъ счетъ будьте благонадежны,-- сказалъ его собесѣдникъ.-- А за нравственностью у васъ строгій надзоръ?
   -- Строгій, можете быть покойны.
   -- Писать домой слишкомъ часто, вѣроятно, не дозволяется?-- нерѣшительно освѣдомился отчимъ.
   -- Всего разъ въ годъ, къ Рождеству. Поздравленіе съ праздникомъ, причемъ дѣти сообщаютъ родителямъ, что они вполнѣ счастливы и надѣются, что ихъ никогда не возьмутъ домой.
   -- Прекрасно, большаго и не требуется,-- проговорилъ миморъ Сноули, потирая руки.
   -- Теперь, когда мы съ вами поняли другъ друга,-- сказалъ Сквирсъ, позвольте спросить васъ, считаете ли вы меня порядочнымъ, благонамѣреннымъ, вполнѣ добродѣтельнымъ человѣкомъ, и можете ли, рекомендуя меня въ качествѣ воспитателя юношества, поручиться за мою опытность, знанія, нравственность и религіозные принципы?
   -- Конечно, могу,-- отвѣчалъ мистеръ Сноули, какъ въ зеркалѣ, отражая на своемъ лицѣ улыбку школьнаго учителя.
   -- И конечно, не откажетесь подтвердить это всякому, кто обратится къ вамъ за рекомендаціей?
   -- Конечно, не откажусь.
   -- Меньшаго я отъ васъ и не ждалъ,-- воскликнулъ Сквирсъ въ восторгѣ и взялся за перо.-- Вотъ что значитъ имѣть дѣло съ умными людьми! Да, это я люблю!
   Школьный учитель записалъ адресъ мистера Сноули, послѣ чего ему пришлось исполнить еще болѣе пріятную обязанность, а именно -- росписаться, гдѣ слѣдуетъ, въ полученіи денегъ впередъ за первую четверть. Не успѣлъ онъ пересчитать и спрятать деньги, какъ за дверью послышался голосъ, опять спрашивали мистера Сквирса.
   -- Здѣсь,-- отозвался школьный учитель.-- Что надо?
   -- По дѣлу, сэръ,-- отвѣтилъ Ральфъ Никкльби, входя въ комнату въ сопровожденіи Николая.-- Ваше объявленіе было напечатано сегодня въ утреннихъ газетахъ?
   -- Мое, сэръ. Пожалуйста сюда,-- и Сквирсъ провелъ посѣтителей въ комнату, гдѣ топился каминъ.-- Не угодно ли присѣсть?
   -- И даже очень,-- отвѣчалъ Ральфъ, усаживаясь и поставивъ шляпу передъ собой на столѣ.-- Это мой племянникъ, сэръ, мистеръ Николай Никкльби.
   -- Очень радъ познакомиться,-- сказалъ Сквирсъ.
   Николай отвѣтилъ учтивымъ поклономъ, но очень удивился при видѣ директора Дотбойсъ-Голла; онъ представлялъ его себѣ совсѣмъ не такимъ.
   -- Не узнаете ли вы меня?-- спросилъ Ральфъ и пристально взглянулъ на Сквирса.
   -- Не вы ли вносили мнѣ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ небольшую сумму денегъ каждое полугодіе во время моихъ пріѣздовъ въ Лондонъ?-- въ свою очередь освѣдомился Сквирсъ.
   -- Да, я.
   -- За родителей воспитанника по фамиліи Доркеръ, который, къ несчастію...
   -- Умеръ въ Дотбойсъ-Голлѣ,-- докончилъ Ральфъ.
   -- Какъ же, какъ же, теперь я прекрасно васъ помню. Ахъ, сэръ! Мистриссъ Сквирсъ любила этого мальчика, какъ свое родное дитя. Ужъ какъ она за нимъ смотрѣла во время его болѣзни! Каждое утро и каждый вечеръ ему предлагали чай со свѣжими гренками... Только онъ ужъ ничего не могъ проглотить. А когда онъ умеръ, въ его комнатѣ всю ночь горѣла свѣча. Подъ голову ему положили нашъ лучшій словарь,-- ничего для него не жалѣли. Такъ пріятно чувствовать, знаете, что исполнилъ свой долгъ.
   Ральфъ улыбнулся улыбкой, которая скорѣе могла назваться гримасой, и окинулъ быстрымъ взглядомъ незнакомаго джентльмена и дѣтей.
   -- Это мои воспитанники, сэръ,-- пояснилъ Сквирсъ, указывая на мальчика, примостившагося на сундучкѣ, и на двухъ другихъ, стоявшихъ противъ него, причемъ всѣ трое безмолвно пялили глаза другъ на друга, выдѣлывая самыя ужасныя гримасы и необычайныя тѣлодвиженія, какъ это вообще въ обычаѣ у мальчиковъ при первомъ знакомствѣ.-- А этотъ джентльменъ, сэръ, отецъ одного изъ моихъ воспитанниковъ, былъ такъ добръ, что явился лично поблагодарить меня за систему воспитанія, принятую въ Дотбойсъ-Голлѣ, который, къ слову сказать, сэръ, расположенъ въ живописной деревенькѣ Дотбойсъ, близъ Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ, гдѣ мальчики принимаются на полный пансіонъ со столомъ, одеждой, стиркой и всѣмъ необходимымъ, отъ книгъ до карманныхъ денегъ включительно...
   -- Да, да, это мы уже слышали,-- перебилъ съ нетерпѣніемъ Ральфъ.-- Все это стоитъ въ объявленіи.
   -- Вы правы, сэръ, все это стоитъ въ объявленіи,-- сказалъ Сквирсъ.
   -- И я не только считаю своею обязанностью, сэръ,-- вмѣшался мистеръ Сноули,-- но горжусь случаемъ удостовѣрить, что мистеръ Сквирсъ -- человѣкъ въ высшей степени порядочный, благородный, добродѣтельный...
   -- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь,-- прервалъ Ральфъ этотъ неожиданный потокъ краснорѣчія.-- Нисколько не сомнѣваюсь. Но не вернуться ли намъ къ нашему дѣлу?
   -- Отъ всего моего сердца, сэръ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- "Дѣло, прежде всего", вотъ слова, которыми начинается первая лекція въ нашемъ коммерческомъ отдѣленіи. Смотри, Беллингъ, хорошенько запомни эти слова, мой дружокъ.
   -- Да, сэръ,-- отвѣчалъ мастеръ Беллингъ.
   -- И вы думаете, онъ въ самомъ дѣлѣ запомнитъ?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Беллингъ, повтори джентльмену, что я сказалъ.
   -- Дѣло... начала, мастеръ Беллингъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ Сквирсъ.-- Продолжай.
   -- Дѣло... повторилъ мастеръ Беллингъ.
   -- Прекрасно, очень хорошо. Ну, дальше!
   -- П...-- попытался было по своему добродушію подсказать Николай.
   -- Послѣ всего,-- выпалилъ мальчуганъ, услыхавъ первую букву.-- Дѣло -- послѣ всего!
   -- Прекрасно, сэръ, превосходно,-- сказалъ Сквирсъ, бросая убійственный взглядъ на преступника.-- Дай намъ только добраться домой, и мы съ тобой обдѣлаемъ одно дѣльце приватнаго свойства.
   -- А пока не перейти ли намъ къ нашему дѣлу?-- сказалъРальфъ.
   -- Я готовъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.
   -- Все дѣло можно объяснитъ и покончить съ двухъ словъ. Въ нашемъ объявленіи сказано, что вы ищете опытнаго помощника.
   -- Совершенно вѣрно.
   -- И! онъ вамъ дѣйствительно нуженъ?
   -- Конечно.
   -- Такъ вотъ онъ. Мой племянникъ Николай прямо со школьной скамьи; голова его основательно начинена всякой премудростью, но въ карманѣ хоть шаромъ покати, то есть именно такой человѣкъ, какого вамъ нужно.
   -- Боюсь,-- проговорилъ Сквирсъ, смущенный этимъ предложеніемъ отъ лица человѣка съ наружностью и манерами Николая.-- Боюсь, что вашъ племянникъ мнѣ не подойдетъ.
   -- Напротивъ, я убѣжденъ, что подойдетъ; мнѣ это лучше знать,-- сказалъ Ральфъ.-- Не пугайся, сударь, понапрасну; говорятъ тебѣ, не пройдетъ и недѣли, какъ ты будешь искушать премудрость съ молодыми лордами Дотбойсъ-Голла, если только этотъ джентльменъ не окажется упрямѣе, чѣмъ я привыкъ о немъ думать.
   -- Боюсь, сэръ,-- сказалъ Николай, обращаясь къ Сквирсу,-- что препятствіемъ служитъ моя молодость, а главное то, что у меня нѣтъ учительскаго диплома.
   -- Отсутствіе диплома дѣйствительно служитъ нѣкоторымъ препятствіемъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, стараясь казаться спокойнымъ, но сбитый съ толку какъ страннымъ контрастомъ между простодушіемъ племянника и житейскою опытностью дяди, такъ и непонятнымъ намекомъ на молодыхъ лордовъ, состоящихъ на его попеченіи.
   -- Слушайте, сэръ,-- сказалъ Ральфъ,-- я вамъ въ двѣ минуты все объясню.
   -- А буду вамъ очень признателенъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.
   -- Передъ вами мальчикъ, юноша, подростокъ, молодой человѣкъ, назовите, какъ хотите, но всякій видитъ, что ему не болѣе восемнадцати, девятнадцати лѣтъ.
   -- "Я" вижу,-- замѣтилъ школьный учитель.
   -- Я тоже,-- поддакнулъ мистеръ Сноули, считая нелишнимъ поддержать своего новаго друга.
   -- Отецъ его умеръ,-- продолжалъ Ральфъ,-- онъ совершенно не знаетъ жизни; средствъ у него никакихъ, и ему нужно работать. Я отрекомендовалъ ему ваше почтенное заведеніе, какъ средство составить карьеру, которое ему посылаетъ судьба, конечно, если онъ сумѣетъ воспользоваться обстоятельствами. Понимаете?
   -- Какъ не понять,-- отвѣчалъ Сквирсъ, отражая на своемъ лицѣ злорадную улыбку, съ какою дядя смотрѣлъ на своего простака-племянника.
   -- Еще бы, я это вполнѣ понимаю,-- воскликнулъ съ живостью Николай.
   -- Онъ это вполнѣ понимаетъ, замѣтьте,-- повторилъ Ральфъ тѣмъ же сухимъ, жесткимъ тономъ.-- Если изъ-за пустого каприза или вообще по своей винѣ онъ упуститъ такой прекрасный случай стать на ноги, я сочту, что впредь съ меня снимается всякая отвѣтственность за участь его матери и сестры. Взгляните на него и подумайте, насколько онъ можетъ быть вамъ полезенъ! Теперь весь вопросъ въ томъ, будетъ ли онъ для васъ въ настоящее время (принимая въ разсчетъ всѣ обстоятельства) полезнѣе десятка другихъ, которыхъ вы могли бы взять вмѣсто него? Правильно я разсуждаю?
   -- Совершенно,-- и Сквирсъ отвѣтилъ выразительнымъ кивкомъ на такой же кивокъ своего собесѣдника.
   -- Прекрасно. А теперь позвольте мнѣ сказать вамъ два слова. Два слова были сказаны а parte, и секунду спустя мистеръ Вакфордъ Сквирсъ объявилъ, что съ этой минуты мистеръ Николай Никкльби получаетъ званіе и вступаетъ въ отправленіе обязанностей старшаго помощника-наставника въ Дотбойсъ-Голлѣ.
   -- Этимъ вы обязаны рекомендаціи вашего дядюшки, мистеръ Никкльби, сказалъ Вакфордъ Сквирсъ.
   Обрадованный успѣхомъ, Николай горячо пожалъ руку дядѣ и быль почти готовь полюбить мистера Сквирса.
   "Наружность у него не привлекательна, это правда,-- подумалъ онъ, но что же изъ этого? Пэрсонъ былъ некрасивъ, да и докторъ Джонсонъ тоже: всѣ эти буквоѣды на одинъ ладъ".
   -- Завтра утромъ, ровно въ восемь, отходитъ нашъ дилижансъ, мистеръ Никкльби,-- сказалъ ему Сквирсъ.-- За четверть часа вы должны быть здѣсь.
   -- Безъ четверти восемь сочту своимъ долгомъ явиться, сэръ, отвѣтилъ Николай.
   -- За твою дорогу я заплатилъ,-- пробурчалъ Ральфъ,-- такъ что теперь вся твоя забота одѣться потеплѣе.
   Это было новое доказательство великодушія дяди. Николай быль такъ тронутъ такимъ неожиданнымъ проявленіемъ его доброты, что не находилъ словъ для выраженія своей признательности. Они не только распрощались со школьнымъ учителемъ, но уже выходили изъ воротъ "Сарациновой головы", а онъ все еще благодарилъ дядю.
   -- Я приду завтра посмотрѣть, какъ ты уѣдешь,-- сказалъ Ральфъ. Смотри, не раздумай!
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- отвѣчалъ Николай,-- я никогда не забуду вашей доброты.
   -- Хорошо сдѣлаешь. А теперь тебѣ лучше всего отправиться домой и уложиться. Какъ ты думаешь, найдешь ты дорогу, если сперва зайдешь въ Гольденъ-Скверъ?
   -- Конечно, я могу спросить.
   -- Въ такомъ случаѣ передай эти бумаги моему клерку,-- сказалъ Ральфъ, доставая изъ кармана небольшой пакетъ,-- да скажи, чтобы онъ меня подождалъ.
   Николай съ радостью взялся исполнить порученіе и, отъ всего сердца, пожелавъ дядѣ добраго вечера,-- пожеланіе, на которое этотъ добрѣйшій джентльменъ отвѣтилъ сердитымъ ворчаніемъ,-- торопливо зашагалъ по указанному направленію. Вскорѣ онъ благополучно добрался до Гольденъ-Сквера, и какъ разъ въ ту минуту, когда онъ подходилъ къ конторѣ Ральфа, мистеръ Ногсъ, забѣгавшій на минутку на двѣ въ сосѣдній трактиръ, воротился и отворялъ наружную дверь.
   -- Что это?-- спросилъ Ногсъ, указывая на пакетъ.
   -- Бумаги отъ дяди,-- отвѣчалъ Николай.-- Онъ просилъ, чтобы вы были такъ добры подождать его возвращенія.
   -- Отъ дяди?-- повторилъ съ удивленіемъ Ногсъ.
   -- Ну, да, отъ мистера Никкльби,-- сказалъ Николай въ поясненіе.
   -- Войдите.
   И, не прибавивъ больше ни слова, Ньюмэнъ повелъ Николая по корридору въ самый конецъ, гдѣ помѣщалась его каморка для занятій. Здѣсь онъ, все такъ же молча, подалъ ему стулъ, а самъ примостился на своемъ высокомъ табуретѣ насупротивъ и, свѣсивъ руки вдоль тѣла, принялся его разглядывать, точно съ обсерваціонной башни.
   -- Отвѣта не нужно,-- сказалъ Николай, положивъ пакетъ съ бумагами на столъ.
   Ньюмэнъ ничего не отвѣтилъ. Онъ только скрестилъ на груди руки, вытянулъ шею и еще внимательнѣе уставился на Николая, какъ будто изучалъ каждую черту его лица.
   -- Отвѣта не нужно,-- повторилъ Николай очень громко, думая, что Ньюмэнъ страдаетъ глухотой.
   Ньюмэнъ положилъ руки на колѣни и продолжалъ все такъ же безмолвно изучать лицо Николая.
   Все это было такъ странно, особенно со стороны совершенно незнакомаго человѣка, да и наружность этого человѣка была такъ необыкновенна, что Николай, всегда легко подмѣчавшій смѣшное, не могъ удержаться отъ улыбки, когда, обратившись къ мистеру Ногсу, спросилъ, не будетъ ли отъ него какихъ порученій.
   Вмѣсто отвѣта Ногсъ покачалъ головой и вздохнулъ. Тогда Николай всталъ, простился и повернулся, чтобы идти.
   Тутъ Ньюмэнъ Ногсъ совершилъ великій подвигъ; но какъ онъ на него рѣшился, имѣя дѣло съ человѣкомъ совершенно незнакомымъ,-- остается тайной и по сей день. Призвавъ на помощь всю свою храбрость, онъ глубоко перевелъ духъ и громко, отчетливо, ни разу не запнувшись, спросилъ, не будетъ ли джентльменъ такъ любезенъ объяснить, если это не секретъ, какіе планы относительно него имѣетъ его дядя? Николай не только не хотѣлъ дѣлать изъ этого секрета, но даже радъ былъ воспользоваться случаемъ поговорить о томъ, что въ данную минуту больше всего его занимало. Поэтому онъ снова опустился на стулъ и, все болѣе и болѣе увлекаясь по мѣрѣ того, какъ говорилъ, нарисовалъ въ яркихъ краскахъ картину благополучія, которое ожидаетъ его въ будущемъ, какъ помощника наставника въ такомъ кладезѣ учености, какъ Дотбойсъ-Голлѣ.
   -- Что съ вами? Вамъ дурно?-- воскликнулъ вдругъ Николай, обрывая свою рѣчь на полусловѣ при видѣ исказившагося лица своего собесѣдника и странныхъ манипуляцій, которыя тотъ продѣлывалъ руками. Засунувъ ихъ подъ табуретъ, онъ хрустѣлъ пальцами во всѣхъ суставахъ съ такой силой, точно хотѣлъ выломать себѣ кости.
   Ньюмэнъ ничего не отвѣтилъ; онъ только передернулъ плечами и продолжалъ хрустѣть пальцами. На лицѣ его застыла страшная улыбка, а остановившіеся глаза смотрѣли куда-то въ пространство поверхъ головы Николая.
   Въ первую минуту Николай испугался, вообразивъ, что съ этимъ чудакомъ сдѣлался столбнякъ; но, приглядѣвшись поближе, пришелъ къ заключенію, что онъ, должно быть, пьянъ, и счелъ за лучшее немедленно удалиться. Отворяя наружную дверь, онъ обернулся. Ньюмэнъ Ногсъ сидѣлъ въ прежней позѣ, уставившись въ пространство, и хрустѣлъ пальцами еще громче.
   

ГЛАВА V.
Николай ѣдетъ въ Іоркширъ. Его прощанье съ родными, попутчики и приключенія въ пути.

   Если бы слезы, проливаемыя въ чемоданы путешественниковъ, были талисманомъ отъ всякихъ бѣдъ и невзгодъ, можно было бы смѣло сказать, что путешествіе Николая Никкльби начиналось при самыхъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ. Дѣла передъ отъѣздомъ было такъ много, а времени такъ мало, столько надо было другъ другу сказать на прощанье, а на сердцѣ было такъ горько и тяжело, что слова не шли съ языка, и сборы къ предстоящему путешествію носили очень грустный характеръ. Мать и сестра заботливо припоминали то ту, то другую изъ необходимыхъ для путешественника вещей, отъ которыхъ Николай упорно отказывался, говоря, что онѣ могутъ понадобиться имъ самимъ, или даже, въ крайнемъ случаѣ, могутъ быть обращены въ деньги. Въ такихъ безобидныхъ спорахъ, въ которыхъ не было ничего, кромѣ самой горячей нѣжности съ обѣихъ сторонъ, прошелъ весь вечеръ наканунѣ отъѣзда, и каждый разъ, какъ такой споръ приходилъ къ концу, приближались къ концу и сборы, а Кетъ суетилась все больше и больше и дольше плакала втихомолку. Наконецъ, чемоданъ былъ закрытъ, и на столѣ появился ужинъ, болѣе роскошный, чѣмъ обыкновенно, ради такого особеннаго случая. Не даромъ же, имѣя въ виду этотъ ужинъ, Кетъ съ матерью въ тотъ день не обѣдали, увѣривъ Николая, что пообѣдали, когда его не было дома. Бѣдный малый чуть не давился кусками, притворяясь, что ѣстъ съ аппетитомъ, и нѣсколько разъ готовъ былъ разрыдаться, хотя пытался шутить и смѣяться. Долго сидѣли они за столомъ, оттягивая минуту разлуки, но когда, наконецъ, пришло таки время проститься, всѣ трое поняли, что напрасно они притворялись веселыми, стараясь обмануть другъ друга, и дали волю слезамъ.
   Николай проспалъ, какъ убитый, до шести часовъ утра и проснулся свѣжій и бодрый. Ему снился родной домъ,-- или то, что еще такъ недавно было его домомъ. Впрочемъ, это не дѣлаетъ разницы: слава Богу, мы хотя во снѣ видимъ былое, какимъ оно было, то, что прошло и больше никогда не вернется. Набросавъ карандашемъ нѣсколько прощальныхъ словъ матери и сестрѣ (онъ боялся послѣднихъ минутъ разставанья) и положивъ свою записку у дверей Кетъ вмѣстѣ съ половиной своего скуднаго капитала, Николай вскинулъ на плечи чемоданъ и осторожно сошелъ съ лѣстницы.
   -- Это ты, Ганна?-- услышалъ онъ голосъ миссъ Ла-Криви изъ-за двери, сквозь щель которой проникалъ слабый лучъ горѣвшей свѣчи.
   -- Нѣтъ, это я, миссъ Ла-Криви,-- откликнулся Николай и, спустивъ съ плечъ чемоданъ, заглянулъ въ дверь.
   -- Господи, какъ вы нынче рано поднялись, мистеръ Никкльби!-- воскликнула миссъ Ла-Криви, вскакивая съ мѣста и прикрывая руками свои папильотки.
   -- Не раньше васъ, однако,-- сказалъ Николай.
   -- Меня гонитъ съ постели вдохновеніе, мистеръ Никкльби. Я сижу и дожидаюсь разсвѣта, чтобы воплотить на холстѣ зародившуюся у меня идею.
   Миссъ Ла-Криви дѣйствительно поднялась спозаранку, чтобы подмалевать фантастическій носъ безобразному мальчишкѣ, чей портретъ предназначался въ подарокъ бабушкѣ, которая жила въ провинціи и отъ которой ожидалось наслѣдство въ томъ случаѣ, если бы на портретѣ внука она нашла фамильныя черты.
   -- Да, чтобы воспроизвести зародившуюся у меня идею,-- повторила миссъ Ла-Криви.-- И, знаете, я нахожу, что жить въ такомъ людномъ мѣстѣ, какъ Страндъ, большое удобство. Нужны ли намъ глаза или носъ для портрета, стоитъ только стать у окна и смотрѣть: рано ли поздно они у васъ будутъ.
   -- А долго приходится ждать, чтобы найти, напримѣръ, нужный носъ?-- съ улыбкой спросилъ Николай.
   -- О, это зависитъ главнымъ образомъ отъ того, что вамъ требуется. Вздернутыхъ и такъ называемыхъ римскихъ носовъ очень много, курносыхъ и приплюснутыхъ всѣхъ видовъ и сортовъ хоть отбавляй, особенно въ дни митинговъ въ Экссторъ-Голлѣ; но настоящіе орлиные носы къ сожалѣнію, очень рѣдки, и обыкновенно мы ихъ приставляемъ военнымъ и сановникамъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ!-- сказалъ Николай.-- Если только мнѣ попадется подходящій носъ во время моего путешествія, я постараюсь сдѣлать набросокъ спеціально для васъ, миссъ Ла-Криви.
   -- Неужто вы и впрямь ѣдете въ Іоркширъ, мистеръ Никкльби, да еще въ такой холодъ, среди зимы? Я вчера еще объ этомъ что-то слышала.
   -- Да, ѣду, миссъ Ла-Криви. Что дѣлать? Нужда заставитъ калачи ѣсть.
   -- Мнѣ очень жаль, что вы ѣдете; вотъ все, что я могу на это сказать; жаль и васъ самого, а еще больше вашу мать и сестру. Ваша сестра очень хорошенькая дѣвушка, мистеръ Никкльби. Тѣмъ болѣе причинъ желать, чтобы возлѣ нея былъ человѣкъ, который могъ бы защитить ее. Я ее упросила дать мнѣ нѣсколько сеансовъ для моей выставки. О, это будетъ прелестнѣйшій миніатюръ!
   Съ этими словами миссъ Ла-Криви взяла со стола небольшой портретъ на кости съ тщательно вырисованными на лицѣ небесно-голубыми жилками и принялась имъ любоваться съ такимъ самодовольствіемъ, что Николай невольно позавидовалъ ей.
   -- Если вы будете добры къ Кетъ, а я въ этомъ вполнѣ увѣренъ, я буду вамъ несказанно благодаренъ,-- сказалъ онъ, пожимая руку своей собесѣдницѣ.
   -- Можете на меня разсчитывать,-- отвѣтила добродушная леди.-- Да хранитъ васъ Богъ, мистеръ Никкльби, всего вамъ хорошаго!
   Николай очень мало зналъ жизнь, но какъ-то инстинктивно догадался, что если онъ теперь поцѣлуетъ миссъ Ла-Криви, это во всякомъ случаѣ не охладить ея добраго расположенія къ тѣмъ, кого онъ оставляетъ. И онъ поцѣловалъ ее нѣсколько разъ съ шутливой галантностью, и миссъ Ла-Криви выразила свое негодованіе только тѣмъ, что, поправивъ на головѣ свою желтую наколку, сказала: "Никогда ничего подобнаго я не слышала и не считала возможнымъ".
   Закончивъ такимъ образомъ это неожиданное свиданіе къ удовольствію обѣихъ сторонъ, Николай отправился въ путь. Вскорѣ онъ нашелъ человѣка, который взялся донести его чемоданъ, а такъ какъ часы на башнѣ показывали только семь, то онъ пошелъ потише. Теперь, безъ чемодана, ему было легче идти, зато на душѣ у него было навѣрно тяжелѣе, чѣмъ у носильщика, слѣдовавшаго за нимъ по пятамъ, несмотря на то, что у того была голая грудь, да и вообще такой растерзанный видъ, что, вѣроятно, онъ ночевалъ гдѣ-нибудь въ конюшнѣ, а завтракалъ у городского насоса.
   Не безъ любопытства оглядываясь но сторонамъ и подмѣчая въ каждой улицѣ, въ каждомъ домѣ пробуждающуюся жизнь и дѣятельныя приготовленіи къ наступающему дню, Николай невольно думалъ о томъ, какая масса людей всѣхъ сословій и состояніи находитъ себѣ кусокъ хлѣба въ Лондонѣ, между тѣмъ какъ онъ долженъ ѣхать за ними такъ далеко. Поглощенный этими грустными мыслями, онъ не замѣтилъ, какъ очутился въ Сноу-Гиллѣ передъ воротами "Сарациновой Головы". Отпустивъ носильщика и сдавъ свой чемоданъ на храненіе въ контору дилижансовъ, Николай направился въ ресторанъ на розыски мистера Сквирса.
   Онъ засталъ этого ученаго джентльмена за завтракомъ. Противъ него, по другую сторону стола, стояли, выстроившись въ рядъ, трое вчерашнихъ мальчугановъ и два новыхъ, которыхъ счастливая звѣзда мистера Сквирса послала ему уже послѣ вчерашняго его свиданія съ Николаемъ. На столѣ передъ почтеннымъ педагогомъ стояла чашка кофе, тарелка съ гренками и холодный ростбифъ. Но въ настоящаго минуту самъ онъ не завтракалъ, а приготовлялъ завтракъ для дѣтей.
   -- Послушай, любезный, развѣ тутъ молока на два пенса?-- спросилъ онъ, обращаясь къ слугѣ и заглядывая своимъ единственнымъ глазомъ въ огромную синюю кружку, которую онъ слегка наклонилъ, чтобы точнѣе опредѣлить количество ея содержимаго.
   -- Точно такъ, сэръ,-- отвѣчалъ слуга.
   -- Рѣдкая же, должно быть, вещь молоко у васъ въ Лондонѣ!-- сказалъ во вздохомъ мистеръ Сквирсъ.-- Пожалуйста, Вильямъ, долей кружку теплой водой.
   -- До краевъ, сэръ?-- освѣдомился слуга.-- Да вѣдь тутъ молокомъ-то и не попахнетъ!
   -- Тебя не спрашиваютъ!-- оборвалъ его Сквирсъ.-- Заказалъ ты мнѣ хлѣба и масла на троихъ?
   -- Сію минуту, сэръ.
   -- Это не къ спѣху, у насъ еще довольно времени впереди. Учитесь терпѣнію, дѣтки, и побѣждайте свою жадность къ ѣдѣ: жадность большой порокъ.-- Высказавъ это полезное правило нравственности, мистеръ Сквирсъ отправилъ въ ротъ огромный кусокъ ростбифа и въ эту минуту замѣтилъ Николая.
   -- Здраствуйте, мистеръ Никкльби. Присядьте. А "мы" здѣсь, какъ видите, завтракаемъ.
   Николай не видѣлъ, чтобы завтракалъ кто-нибудь, кромѣ мистера Сквирса, тѣмъ не менѣе онъ учтиво отвѣтилъ на привѣтствіе и постарался, насколько могъ, принять веселый видъ.
   -- А, Вильямъ, уже долилъ молоко?-- сказалъ Сквирсъ, увидѣвъ лакея.-- Хорошо. Не забудьте же хлѣбъ съ масломъ.
   При этомъ новомъ напоминаніи о хлѣбѣ и маслѣ всѣ пятеро мальчугановъ облизнулись отъ голода и проводили слугу жаднымъ взглядомъ.
   Между тѣмъ мистеръ Сквирсъ пробовалъ молоко.
   -- Вотъ такъ роскошь!-- сказалъ онъ, облизываясь.-- Подумайте, дѣти, сколько на улицахъ бѣдныхъ сиротъ, которыя съ радостью попробовали бы этотъ напитокъ. Ужасная это вещь -- голодъ, не правда ли, мистеръ Никкіьби?
   -- Ужасная, сэръ,-- подтвердилъ Николай.
   -- Когда я скажу: нумеръ первый,-- продолжалъ мистеръ Сквирсъ, придвигая кружку поближе къ дѣтямъ,-- первый слѣва, ближайшій къ окну, возьметъ кружку и отопьетъ глотокъ; когда я скажу второй, онъ передастъ ее слѣдующему и такъ далѣе, пока очередь не дойдетъ до пятаго. Готовы ли вы?
   -- Готовы, сэръ!-- прокричали мальчики хоромъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ Сквирсъ, преспокойно принимаясь за завтракъ,-- ждите команды. Учитесь терпѣнію, дѣтки, учитесь подавлять вожделѣнія своей плоти. Вотъ метода, съ помощью которой мы закаляемъ дѣтскій характеръ, мистеръ Никкльби,-- продолжалъ педагогъ, поворачиваясь къ Николаю съ набитымъ ртомъ и съ трудомъ пережевывая говядину и гренки.
   Николай что-то пробормоталъ въ отвѣтъ, онъ и самъ хорошенько не зналъ, что именно.
   Между тѣмъ мальчуганы, терзаемые мукой ожиданія, поглядывали то на кружку, то на хлѣбъ съ масломъ (появившійся тѣмъ временемъ на столѣ), то на огромные куски, которые отправлялъ себѣ въ ротъ ихъ наставникъ.
   -- Благодарю тебя, Христе Боже нашъ, яко насытилъ еси мя земныхъ своихъ благъ,-- произнесъ Сквирсъ, покончивъ съ завтракомъ.-- Нумеръ первый, начинай!
   Нумеръ первый набросился на молоко, какъ волченокъ: но едва успѣлъ онъ отхлебнуть ровно столько, чтобы еще пуще раздразнить аппетитъ, какъ мистеръ Сквирсъ отдалъ приказъ передать кружку второму, который въ свою очередь принужденъ былъ передать ее въ самый интересный моментъ слѣдующему, и такъ далѣе. Эта процедура повторялась въ томъ-же порядкѣ, пока, наконецъ, нумеръ пятый не осушилъ послѣднюю каплю.
   -- А теперь,-- сказалъ Сквирсъ, раздѣливъ три порціи намазаннаго масломъ хлѣба по числу ртовъ,-- теперь ѣшьте живѣй, времени остается немного; кондукторъ сейчасъ затрубитъ, и ужъ тогда не взыщите, всѣ по мѣстамъ!
   Не успѣлъ онъ договорить, какъ мальчики съ отчаянной торопливостью накинулись на ѣду; а школьный учитель (который послѣ завтрака пришелъ въ самое благодушнѣйшее настроеніе, съ улыбкой поглядывалъ на нихъ, ковыряя вилкой въ зубахъ. Но не прошло и минуты, какъ затрубилъ рожокъ.
   -- Такъ я и зналъ!-- воскликнулъ Сквирсъ, срываясь съ мѣста и поспѣшно извлекая изъ подъ стула небольшую корзинку.-- Скорѣе, дѣти! Складывайте сюда все, чего не доѣли; закусите по дорогѣ.
   Николай былъ совершенно ошеломленъ такимъ хозяйственнымъ распоряженіемъ, но ему некогда было раздумывать; надо было усадить мальчиковъ на имперіалъ дилижанса, помочь имъ перенести и размѣстить ихъ багажъ, и присмотрѣть, чтобы вещи мистера Сквирса были осторожно уложены въ ящикѣ подъ козлами, ибо, какъ оказалось, всѣ эти хлопоты входили въ кругъ обязанностей старшаго помощника наставника въ Дотбойсъ-Голлѣ. Въ самомъ разгарѣ этой возни, уже приходившей, впрочемъ, къ концу, въ Николаю подошелъ его дядя, мистеръ Ральфъ Никкльби.
   -- Вотъ вы гдѣ, сэръ! А я васъ ищу,-- сказалъ Ральфъ.-- Видѣлъ ты мать и сестру?
   -- Гдѣ онѣ?-- воскликнулъ Николай, съ живостью оборачиваясь.
   -- Да вотъ онѣ, пріѣхали тебя провожать. Должно быть у нихъ много лишнихъ денегъ въ карманѣ. Я пришелъ сюда и засталъ, какъ онѣ расплачивались съ извозчикомъ.
   -- Мы боялись опоздать; намъ такъ хотѣлось повидаться съ нимъ еще разъ передъ разлукой,-- сказала мистриссъ Никкльби и, не обращая вниманія на постороннихъ зрителей, толпившихся на дворѣ, крѣпко обняла сына.
   -- Конечно, сударыня, вы въ своемъ дѣлѣ лучшій судья,-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Я только сказалъ, что вы расплачивались съ извозчикомъ. Я никогда не плачу извозчикамъ по той простой причинѣ, что никогда ихъ не беру. Вотъ уже тридцать лѣтъ, какъ я не знаю, что значитъ ѣздить на извозчикѣ на свой счетъ, и надѣюсь, что не буду ѣздить еще тридцать лѣтъ, если только проживу такъ долго.
   -- Я никогда бы себѣ не простила, если бы не увидѣла его,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Бѣдный мой мальчикъ! Онъ ушелъ, даже не позавтракавъ, чтобы только не разстраивать насъ лишній разъ.
   -- Все это, разумѣется, весьма трогательно,-- сердито проворчалъ Ральфъ.-- Но я вамъ вотъ что скажу: когда "я" вступалъ въ жизнь, я довольствовался копѣечной булкой и кружкой молока, которые ежедневно покупалъ себѣ на завтракъ по дорогѣ въ Сити. Ушелъ безъ завтрака! Скажите, какія нѣжности!
   -- Послушайте, Никкльби,-- сказалъ Сквирсъ, подходя и застегивая на ходу пальто.-- Мнѣ кажется, вамъ лучше будетъ занять заднее мѣсто. Я боюсь, какъ бы который-нибудь изъ мальчиковъ не свалился: тогда пропали мои двадцать фунтовъ въ годъ.
   -- Голубчикъ Николай, кто этотъ грубый человѣкъ?-- шепнула Кетъ, слегка дотрогиваясь до руки брата.
   -- Эге!-- проворчалъ Ральфъ, у котораго былъ очень чуткій слухъ и который разслышалъ этотъ вопросъ.-- Не хочешь ли, моя милая, познакомиться съ мистеромъ Сквирсомъ?
   -- Это директоръ школы? Не можетъ быть! Вы шутите, дядя!-- воскликнула Кетъ, отступая.
   -- А мнѣ было послышалось, что ты хочешь съ нимъ познакомиться,-- отрѣзалъ Ральфъ со своею всегдашней саркастической, холодной манерой.-- Мистеръ Сквирсъ, это моя племянница, сестра Николая.
   -- Очень радъ съ вами познакомиться, миссъ,-- сказалъ Сквирсъ, приподнимая шляпу.-- Желалъ бы я, чтобы мистриссъ Сквирсъ надумала брать пансіонерокъ, а васъ пригласила бы наставницей. Впрочемъ, чего добраго, она стала бы меня ревновать. Ха-ха-ха!
   Если бы хозяинъ Дотбойсъ-Голла могъ знать, что дѣлалось въ эту минуту въ сердцѣ, его помощника, онъ открылъ бы, къ своему великому удивленію, что никогда во всю свою жизнь онъ не былъ такъ близокъ къ тому, чтобы получить звонкую оплеуху. Но видно Кетъ была догадливѣе мистера Сквирса, потому что она поспѣшила отвести брата въ сторону и тѣмъ избавила его патрона отъ непріятной возможности убѣдиться въ этомъ на практикѣ.
   -- Николай, кто этотъ человѣкъ?-- спросила Кетъ.-- И какого рода мѣсто тебя тамъ ожидаетъ?
   -- Я и самъ еще хорошенько не знаю, Кетъ,-- отвѣчалъ Николай, сжимая ея руку.-- Должно быть эти іоркширцы вообще народъ грубый и неотесанный,-- вотъ все, что я могу пока сказать.
   -- Да, по этотъ человѣкъ...-- начала было Кетъ.
   -- Онъ мой начальникъ, наниматель -- не знаю ужъ, какъ и назвать,-- поспѣшно перебилъ ее Николай,-- и я былъ оселъ, что принялъ близко къ сердцу его глупую шутку. Однако, онъ что-то поглядываетъ въ нашу сторону, должно быть, время садиться. Храни, тебя Господь, дорогая моя, до свиданья! Мама, не забывай, что, можетъ быть, мы скоро свидимся! Прощайте, дядя! Благодарю васъ отъ всего сердца за все, что вы для меня сдѣлали и что намѣрены сдѣлать... Я готовъ, сэръ!
   Послѣ этого поспѣшнаго прощанья Николай проворно взобрался на имперіалъ и послалъ рукою нѣжный привѣтъ матери и сестрѣ.
   Въ ту минуту, когда кучеръ съ кондукторомъ въ послѣдній разъ свѣряли пассажировъ съ числомъ взятыхъ билетовъ, когда носильщики вытягивали у путешественниковъ свои послѣдніе шестипенсовики, когда разносчики газетъ въ послѣдній разъ предлагали имъ утренніе номера, а лошади нетерпѣливо побрякивали сбруей передъ тѣмъ, какъ пуститься въ путь, Николай вдругъ почувствовалъ, что его кто-то тихонько потянулъ за ногу. Онъ взглянулъ внизъ и увидѣлъ Ньюмэна Ногса съ какимъ-то грязнѣйшимъ конвертомъ въ рукахъ.
   -- Что вы?-- спросилъ Николай.
   -- Тише!-- произнесъ Ногсъ, кивая на мистера Ральфа Никкльби, который въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ о чемъ-то озабоченно перешептывался со Сквирсомъ.--Возьмите, прочтите. Никто ничего не знаетъ. Отвѣта не нужно.
   -- Постойте, подождите!-- воскликнулъ Николай.
   -- Отвѣта не нужно,-- повторилъ Ногсъ.
   Николай сдѣлалъ было новую попытку его удержать, но Ньюмэнъ Ногсъ уже исчезъ.
   Минутная суматоха; дверца кареты съ шумомъ захлопнулась; дилижансъ качнуло на бокъ, пока тяжеловѣсный кучеръ и еще болѣе тяжеловѣсный кондукторъ карабкались на козлы. Наконецъ все въ порядкѣ. Трогай! Протрубилъ рожокъ. Еще одинъ, послѣдній взглядъ на милыя, грустныя лица внизу, на суровое лицо мистера Ральфа Никкльби,-- и дилижансъ уже подпрыгиваетъ по мостовой Смитфильда.
   Такъ какъ коротенькія ножки сидѣвшихъ на имперіалѣ пятерыхъ мальчугановъ не доставали до полу, вслѣдствіе чего имъ поминутно грозила опасность свалиться, то пока дилижансъ ѣхаль по мостовой, Николай долженъ былъ прилагать всю свою физическую и нравственную энергію, чтобы благополучно выполнить свою трудную задачу -- удерживать ихъ на мѣстахъ.
   Неудивительно, что онъ вздохнулъ съ облегченіемъ, когда дилижансъ остановился у трактира "Павлинъ" въ Ислингтонѣ. Еще большее облегченіе почувствовалъ онъ, когда на имперіалъ влѣзъ новый пассажиръ, пожилой джентльменъ съ добродушнымъ румянымъ лицомъ, и сказалъ, что онъ сядетъ на другой конецъ общей скамьи, чтобы помочь ему присматривать за дѣтьми.
   -- Если мы посадимъ этихъ малышей посрединѣ, они будутъ въ безопасности, если бы даже имъ вздумалось заснуть,-- сказалъ незнакомецъ.
   -- Если вы будете такъ добры, сэръ, то лучше намъ и не придумать,-- сказалъ Сквирсъ.-- Мистеръ Никкльби, посадите троихъ между собою и этимъ джентльменомъ, а Беллингъ и Сноули -- младшій сядутъ между мной и кондукторомъ. Трое ребятъ сойдутъ за двухъ взрослыхъ,-- добавилъ онъ въ видѣ поясненія, обращаясь къ незнакомцу.
   -- Противъ этого я ничего не имѣю возразить,-- отвѣчалъ краснощекій джентльменъ.-- У меня есть братъ, который, смѣло могу сказать, былъ бы очень доволенъ, если бы мясники и пекари всего королевства считали его шестерыхъ ребятишекъ за двоихъ
   -- У вашего брата шестеро малютокъ?-- спросилъ съ живостью Сквирсъ.
   -- Да, и все мальчики
   -- Мистеръ Никкльби подержите корзинку,-- проговорилъ Сквирсъ торопливо..-- Позвольте мнѣ, сэръ, вручить вамъ адресъ учебнаго заведенія, гдѣ всѣ шесть сыновей вашего брата могутъ получить воспитаніе,-- самое просвѣщенное, самое нравственное и гуманное,-- за двадцать гиней въ годъ съ человѣка, за двадцать гиней, сэръ!... или лучше скажемъ такъ, за всѣхъ гуртомъ сто фунтовъ.
   -- Такъ,-- сказалъ джентльменъ и, взглянувъ на поданную ему карточку, спросилъ:-- Вы-то и есть мистеръ Сквирсъ, о которомъ здѣсь говорится?
   -- Именно, сэръ,-- отвѣчалъ почтенный педагогъ.-- Меня зовутъ Вакфордъ Сквирсъ, и я не стыжусь въ этомъ признаться. Вотъ это мои воспитанники, сэръ, а это -- одинъ изъ моихъ помощниковъ, мистеръ Никкльби,-- сынъ джентльмена; прекрасно знаетъ математику, классическіе языки и коммерческія науки. Дѣло у насъ поставлено на широкую ногу. Мои воспитанники изучаютъ всевозможныя науки; за издержками, я не стою. Обращеніе съ дѣтьми чисто отеческое; стирка и все прочее включено въ эту же плату.
   -- По чести, преимущества удивительныя!-- проговорилъ незнакомецъ, поглядывая на Николая съ сдержанной улыбкой, но съ самымъ откровеннымъ удивленіемъ.
   -- Вы совершенно правы, сэръ,-- сказалъ Сквирсъ, засовывая руки въ карманы пальто преимущества удивительныя, но и мы съ своей стороны требуемъ взамѣнъ вѣрнаго обеспеченія. Я не соглашусь имѣть дѣло съ мальчишкой, который не въ состояніи мнѣ уплатить пяти фунтовъ пяти шиллинговъ за четверть впередъ,-- нѣтъ, ни подъ какимъ видомъ, хотя бы вы умоляли меня объ этомъ на колѣняхъ со слезами,.
   -- Это очень осмотрительно съ вашей стороны,-- замѣтилъ путешественникъ.
   -- Осмотрительность -- главная черта моего характера, сэръ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Сноули младшій, если ты не перестанешь трястись и щелкать зубами, я тебя мигомъ согрѣю по своему.
   -- По мѣстамъ, джентльмены!-- крикнулъ кондукторъ, взбираясь на козлы.
   -- Готово у тебя, Дикъ?-- спросилъ его кучеръ,
   -- Готово! Ну, покатили!
   И въ самомъ дѣлѣ дилижансъ тронулся въ путь подъ громкіе звуки рожка и при спокойномъ одобреніи столпившихся знатоковъ лошадей и каретъ, въ особенности конюховъ, которые стояли, перекинувъ попоны черезъ плечо, и любовались дилижансомъ, пока онъ не скрылся изъ вида, а потомъ разошлись по конюшнямъ, расточая грубыя похвалы "шикарному выѣзду".
   Когда кондукторъ (дюжій іоркширецъ) натрубился въ свой рогъ до потери дыханія, онъ вложилъ его въ небольшой плетеный футляръ, приспособленный для этой цѣли у козелъ, послѣ чего, энергично поколотивъ себя по груди и плечамъ, объявилъ къ общему свѣдѣнію, что "сегодня страшно холодно". Затѣмъ онъ опросилъ всѣхъ пассажировъ, кто куда ѣдетъ и гдѣ кто слѣзаетъ. Получивъ удовлетворительные отвѣты на свои вопросы, онъ замѣтилъ, что вчерашній снѣгъ чертовски испортилъ дорогу, и наконецъ, "взялъ на себя смѣлость" освѣдомиться, нѣтъ ли "случаемъ" у кого изъ джентльменовъ табакерки? А такъ какъ табакерки ни у кого не оказалось, то онъ сообщилъ съ таинственнымъ видомъ, что слышалъ на прошлой недѣлѣ отъ одного доктора, ѣхавшаго въ Грантамъ, будто нюхать табакъ вредно для глазъ; но онъ, кондукторъ, этому не вѣритъ, такъ прямо и говоритъ, что не вѣритъ, потому что никому нельзя запретить имѣть свое мнѣніе. Не получивъ на это замѣчаніе никакихъ возраженій, онъ вытащилъ изъ шляпы пакетъ въ сѣрой бумагѣ, надѣлъ на носъ роговые очки и разъ шесть прочелъ вслухъ адреса на пакетѣ, послѣ чего положилъ пакетъ на прежнее мѣсто, снялъ очки и окинулъ всѣхъ присутствующихъ торжествующимъ взглядомъ; затѣмъ еще немного потрубилъ въ свой рожокъ и, наконецъ, исчерпавъ всѣ имѣвшіеся въ его распоряженіи рессурсы для развлеченія почтеннѣйшей публики, скрестилъ на груди руки (насколько это ему дозволяло безчисленное множество навѣшанныхъ на него одѣяній) и, устремивъ разсѣянный взоръ на мелькавшіе мимо знакомые предметы, погрузился въ безмолвіе. Если что и привлекало на себя его вниманіе, такъ это лошади да коровы, встрѣчавшіяся по дорогѣ, и которыхъ онъ окидывалъ критическимъ взглядомъ знатока.
   Погода была очень холодная; дулъ рѣдкій вѣтеръ и шелъ густой снѣгъ. Мистеръ Сквирсъ сходилъ на каждой остановкѣ "размять ноги", какъ онъ говорилъ, а такъ какъ всякій разъ онъ возвращался съ покраснѣвшимъ носомъ и сильною наклонностью ко сну, намъ остается заключить, что эти экскурсіи были ему чрезвычайно полезны. Питомцы мистера Сквирса (которые, для подкрѣпленія своихъ силъ должны были довольствоваться остатками завтрака и какимъ-то необыкновеннымъ питьемъ, находившимся на храненіи у мистера Сквирса и сильно смахивавшимъ на сухарную воду, попавшую по ошибкѣ въ бутылку изъ подъ водки) то засыпали, то просыпались, то плакали, то стучали зубами отъ холода, смотря по обстоятельствамъ и по настроенію духа. У Николая и у добродушнаго джентльмена нашлось много предметовъ для разговора, и среди оживленной бесѣды и возни съ ребятишками время для нихъ шло быстро, насколько это было возможно при такихъ неблагопріятныхъ условіяхъ.
   Такъ прошелъ день. Въ Итонъ Слокомбѣ путешественниковъ ждалъ обѣдъ, въ которомъ приняли участіе всѣ пассажиры купэ: четверо наружныхъ, одинъ, сидѣвшій внутри дилижанса, Николай, добродушный джентльменъ и мистеръ Сквирсъ. Пятерыхъ мальчугановъ посадили передъ огнемъ, чтобы они оттаяли, и вмѣсто обѣда дали имъ по тартинкѣ. Станціи черезъ двѣ зажгли фонари; здѣсь же поднялась невообразимая суматоха по случаю появленія новой пассажирки, взятой въ одной изъ придорожныхъ гостиницъ,-- весьма безпокойной леди съ огромнымъ количествомъ всевозможныхъ узелковъ и плащей. Къ немалой потѣхѣ наружныхъ пассажировъ эта леди громко жаловалась, что ея собственный экипажъ опоздалъ за нею пріѣхать, и умоляла кондуктора датъ ей клятвенное обѣщаніе, что онъ будетъ останавливать каждую зеленую карету, которая попадется имъ навстрѣчу, каковое обѣщаніе кондукторъ и далъ, ни на минуту не задумавшись, хотя на дворѣ не видно было ни зги и онъ сидѣлъ спиной къ дорогѣ. Но важная леди на этомъ не успокоилась. Уже усѣвшись въ карету, она замѣтила, что ей придется ѣхать наединѣ съ мужчиной, и потребовала, чтобы зажгли маленькую лампочку, которая была у нея въ ридикюлѣ, и только тогда лошади, наконецъ, тронулись крупною рысью и дилижансъ опять покатилъ.
   Между тѣмъ ночь становилась все темнѣе и повалилъ крупный снѣгъ. Не было слышно ни звука, кромѣ завыванія вѣтра, такъ какъ стукъ колесъ о лошадиныхъ копытъ заглушался снѣжнымъ ковромъ, покрывавшимъ землю и становившимся съ минуты на минуту все толще и толще. Когда дилижансъ въѣхалъ въ Стамфордъ, тамъ было такъ безлюдно, точно городъ весь вымеръ: только мрачныя громады старинныхъ церквей отчетливо обрисовывались, вздымаясь надъ побѣлѣвшей землей. Когда проѣхали еще двадцать миль, двое изъ наружныхъ пассажировъ предусмотрительно воспользовались остановкой въ Грантамѣ, чтобы переночевать въ лучшей изъ англійскихъ гостиницъ, въ "Королѣ Георгѣ". Оставшіеся закутались поплотнѣе въ шарфы и плащи и, когда городъ съ его тепломъ и свѣтомъ остался позади, они примостились, кто какъ могъ, на своемъ багажѣ, и, покорно вздохнувъ, приготовились къ новой борьбѣ съ холодной вьюгой, завывавшей въ открытомъ полѣ.
   Дилижансъ отъѣхалъ одну или двѣ станціи отъ Грантама, т. е. былъ приблизительно на полпути до Ньюворка, когда Николай, только-что было вздремнувшій, проснулся отъ сильнаго толчка, чуть не сбросившаго его со скамьи. Ухватившись за перила, онъ увидѣлъ, что дилижансъ сильно накренило на бокъ, но лошади продолжаютъ тащить его впередъ, и пока озадаченный этимъ обстоятельствомъ и оглушенный пронзительными криками дамы въ купэ, онъ колебался -- прыгнуть ли ему на землю, или остаться на мѣстѣ, дилижансъ тихонько повалился на бокъ и вывелъ его изъ затрудненія, выбросивъ на дорогу.
   

ГЛАВА VI,
въ которой послѣдствія происшествія, описаннаго въ предыдущей главѣ, даютъ двумъ джентльмэнамъ случай разсказать другъ другу весьма интересныя исторіи.

   -- Эй!-- крикнулъ кондукторъ, въ одну минуту очутившись на ногахъ и бросаясь къ передней лошади.-- Эй! Нѣтъ ли здѣсь кого-нибудь изъ джентльменовъ, кто бы мнѣ помогъ?... Да стой ты, проклятая кляча!
   -- Что случилось?-- спросилъ Николай, оглядываясь точно спросонокъ.
   -- Что случилось? Кажется, достаточно для сегодняшней ночи,-- отвѣтилъ кондукторъ.-- Проклятая кривоглазая бестія! Она нынче совсѣмъ ошалѣла! Тянула, тянула въ сторону, пока не перевернула кареты. Послушайте, помогите мнѣ кто-нибудь! Проклятая кляча! Кажется, у меня всѣ кости переломаны,
   -- Сейчасъ!-- отвѣчалъ Николай, поднимаясь на ноги.-- Я готовъ. Меня только ошеломило паденіемъ, вотъ и все.
   -- Держите ее, да покрѣпче, пока я перерѣжу постромки,-- сказалъ кондукторъ.-- Чортъ бы ее побралъ!.. Вотъ такъ! Чудесно, пріятель. Готово! Теперь пускайте. Небось, подлая животина мигомъ найдетъ свое стойло!
   Дѣйствительно, какъ только животныя почуяли себя на свободѣ, они повернули и пустились вскачь къ конюшнѣ. Она была не далѣе, какъ на разстояніи одной мили.
   -- Умѣете вы трубить?-- спросилъ кондукторъ, отцѣпляя каретный фонарь.
   -- Кажется, сумѣю,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Такъ возьмите рожокъ, вонъ онъ лежитъ на землѣ, и трубите такъ, чтобы можно было мертваго воскресить, пока я успокою тѣхъ, что вопятъ тамъ въ каретѣ. Иду, иду! Не надрывайтесь такъ, сударыня.
   Съ этими словами кондукторъ подошелъ къ каретѣ и началъ дергать дверцу, оказавшуюся наверху, между тѣмъ какъ Николай схватилъ рожокъ и разбудилъ окрестное эхо самыми невѣроятными звуками, когда-ибо поражавшими ухо смертнаго. Это музыкальное упражненіе не замедлило оказать должное дѣйствіе: оно не только привело въ себя ошеломленныхъ паденіемъ пассажировъ, но привлекло вниманіе окрестныхъ жителей. Вдали заблистали огни и показались движущіяся человѣческія фигуры; слѣдовательно можно было разсчитывать, что вскорѣ явится и ожидаемая помощь.
   И въ самомъ дѣлѣ, не успѣли еще пассажиры окончательно придти, въ себя, какъ прискакалъ верховой. Послѣ тщательно наведенныхъ справокъ оказалось: у дамы, изъ купэ, разбита лампочка, а у ея сосѣда голова; двое пассажировъ имперіала оказались съ подбитыми глазами, у третьяго, сидѣвшаго въ купэ, былъ расквашенъ носъ, а кучера контузило въ високъ. Мистеру Сквирсу чемоданомъ чуть не переломило реберъ. Остальные были здравы и невредимы, благодаря огромному сугробу снѣга, въ который они упали. Какъ только всѣ эти факты были установлены, дама изъ купэ стала выказывать поползновеніе упасть въ обморокъ; но послѣ того, какъ ее предупредили, что въ случаѣ такого несчастія джентльмены будутъ принуждены нести ее на плечахъ до ближайшей таверны, она сочла болѣе благоразумнымъ отправиться туда на собственныхъ ногахъ, какъ и всѣ остальные пассажиры.
   Наконецъ все общество добралось до желаннаго пристанища, оказавшагося лишеннымъ всякихъ удобствъ и состоящимъ изъ одной только общей залы, съ посыпаннымъ пескомъ поломъ и двумя, тремя скамьями. Тѣмъ не менѣе большая охапка дровъ и куча угля, подброшенная въ огонь, вскорѣ придали дѣлу иной оборотъ, и пока пріѣзжіе уничтожали съ помощью воды слѣды своего недавняго приключенія, комната обогрѣлась и освѣтилась, что представляло пріятный контрастъ съ мракомъ и холодомъ, царившими снаружи.
   -- Прекрасно, мистеръ Никкльби, вы сегодня отличились,-- сказалъ Сквирсъ, помѣстившійся въ самомъ тепломъ уголкѣ, у огня.-- Я сдѣлалъ бы то же самое, если бы подоспѣлъ во-время, но я очень радъ, что это сдѣлали вы. Вы поступили очень, очень хорошо.
   -- Такъ хорошо,-- замѣтилъ веселый пассажиръ, которому видимо не нравился покровительственный тонъ, принятый мистеромъ Сквирсомъ,-- что не удержи онъ лошадей, въ вашемъ черепѣ осталось бы гораздо меньше мозговъ, чѣмъ требуется для того, чтобы успѣшно преподавать въ школѣ.
   Это замѣчаніе напомнило всѣмъ присутствующимъ о поступкѣ Николая, и его засыпали комплиментами и изъявленіями благодарности.
   -- Конечно, я очень радъ, что отдѣлался такъ легко,-- сказалъ Сквирсъ,-- да и всякій бываетъ счастливъ, избѣгнувъ опасности; но если бы пострадалъ кто-нибудь изъ моихъ мальчугановъ, если бы хоть одного изъ этихъ малютокъ я былъ не въ состояніи сдать родителямъ здравымъ и невредимымъ, въ томъ видѣ, въ какомъ получилъ, что сталось бы со мной тогда? Нѣтъ, право, кажется, лучше было бы поплатиться собственной головой.
   -- Они всѣ братья, сэръ?-- освѣдомилась леди, охранявшая себя лампочкой.
   -- Въ нѣкоторомъ смыслѣ, мэмъ, такъ какъ всѣ они пользуются однимъ и тѣмъ же отеческимъ надзоромъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, засовывая руку въ карманъ за объявленіями.-- Мы съ мистриссъ Сквирсъ замѣняемъ имъ отца съ матерью... Мистеръ Никкльби, потрудитесь передать леди вотъ это объявленіе, а эти предложите джентльменамъ. Можетъ быть, въ числѣ ихъ знакомыхъ найдутся родители, которые пожелаютъ воспользоваться услугами нашего просвѣщеннаго заведенія.
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ, никогда не упускавшій случая выказать себя съ наивыгоднѣйшей стороны, засунулъ руки между колѣнъ и, изобразивъ на своемъ лицѣ самую добродушную мину, на какую былъ способенъ, устремилъ на своихъ воспитанниковъ исполненный кротости взглядъ, между тѣмъ какъ Николай, весь красный отъ стыда, раздавалъ присутствующимъ объявленія.
   -- Надѣюсь, мэмъ, что послѣднее приключеніе не причинило вамъ вреда?-- сказалъ веселый пассажиръ, обращаясь къ безпокойной леди съ благою цѣлью перемѣнить разговоръ.
   -- Тѣлеснаго никакого, сэръ,-- отвѣтила леди
   -- Надѣюсь, и душевнаго также?
   -- Этотъ предметъ разговора оскорбляетъ меня до глубины души,-- отвѣчала леди въ величайшемъ волненіи,-- я прошу васъ, сэръ, какъ джентльмена, не возвращаться къ нему больше.
   -- Боже мой, мэмъ,-- воскликнулъ веселый пассажиръ съ самой пріятной улыбкой,-- но я только хотѣлъ знать!
   -- Надѣюсь, я могу считать себя въ правѣ не отвѣчать на вопросы по этому поводу,-- сказала леди строго,-- въ противномъ случаѣ я буду принуждена обратиться къ покровительству остальныхъ джентльменовъ. Послушайте, хозяинъ, пошлите кого-нибудь изъ слугъ къ дверямъ, пусть посторожатъ, не проѣдетъ ли отъ Грантгэма зеленая карета, и сейчасъ же остановилъ ее:
   Это требованіе произвело видимое впечатлѣніе на всѣхъ обитателей харчевни; когда же для вящшаго вразумленія посланнаго мальчишки пожилая леди объяснила ему, что на козлахъ зеленой кареты будетъ кучеръ въ шляпѣ съ золотымъ галуномъ, а на запяткахъ -- лакей, по всей вѣроятности, въ шелковыхъ чулкахъ,-- сама хозяйка заведенія стала оказывать путешественницѣ усиленное вниманіе. Даже пассажиръ изъ купэ послѣ этого объясненія поспѣшилъ освѣдомиться съ величайшей учтивостью, имѣется ли въ той мѣстности хорошее общество. На этотъ вопросъ пожилая леди отвѣтила утвердительно и притомъ съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, что она принадлежитъ къ сливкамъ этого общества.
   Когда вся компанія размѣстилась, наконецъ, вокругъ огня и въ комнатѣ на нѣкоторое время воцарилось молчаніе, веселый пассажиръ сказалъ:-- Такъ какъ кондукторъ отправился верхомъ въ Грантгэмъ за другою каретой и такъ какъ едва ли онъ вернется ранѣе двухъ-трехъ часовъ, я предлагаю распить сообща пуншевою чашу. Что вы на это скажете, сэръ?
   Этотъ вопросъ относился къ пассажиру изъ общаго отдѣленія, у котораго была расшиблена голова. Это былъ человѣкъ благообразный, очень скромной наружности, одѣтый въ трауръ. На видъ ему можно было дать не больше сорока лѣтъ, но голова у него была уже сѣдая; должно быть, горе и забота преждевременно состарили его.
   Предложеніе веселаго пассажира видимо расположило сѣдого джентльмена въ его пользу, и онъ сеѣчасъ же выразилъ свое полное согласіе распить пуншъ.
   Когда пуншъ былъ готовъ, веселый пассажиръ принялъ на себя обязанность виночерпія и, раздавъ стаканы присутствующимъ, завелъ разговоръ о древностяхъ города Іорка, съ которымъ онъ, какъ и сѣдой джентльменъ, былъ, повидимому, близко знакомъ. Когда же этотъ предметъ разговора оказался исчерпаннымъ, онъ обратился, улыбаясь, въ сѣдому джентльмену съ просьбой что-нибудь пропѣть.
   -- При всемъ желаніи не могу,-- отвѣчалъ тотъ, въ свою очередь улыбаясь.
   -- Какая жалость!-- воскликнулъ веселый пассажиръ.-- Неужели изъ всѣхъ присутствующихъ не найдется никого, кто бы помогъ намъ своею пѣсенкой скоротать время?
   Пассажиры одинъ за другимъ отказались, отговариваясь, кто тѣмъ, что не умѣетъ пѣть, кто тѣмъ, что не поетъ безъ нотъ, или не помнитъ словъ и т. д.
   -- Въ такомъ случаѣ, можетъ быть, леди не- откажется доставить намъ удовольствіе,-- сказалъ президентъ собранія съ величайшей учтивостью, причемъ, однако, въ глазахъ его забѣгали насмѣшливыя искорки,-- и пропоетъ намъ какую-нибудь небольшую итальянскую арію изъ послѣдней оперы, представленной въ городѣ?
   Но леди не удостоила эту просьбу отвѣтомъ, а, презрительно вздернувъ голову, пробормотала что-то насчетъ своего удивленія по поводу того, что за ней до сихъ поръ не ѣдетъ зеленая карета. Тогда нѣкоторые изъ присутствующихъ обратились къ самому веселому пассажиру, прося его спѣть для развлеченія общества.
   -- Съ большимъ бы удовольствіемъ, если бы умѣлъ,-- отвѣчалъ онъ,-- такъ какъ я считаю, что въ томъ случаѣ, когда совершенно чужіе другъ другу люди бываютъ принуждены провести насколько часовъ въ тѣсномъ кругу, на обязанности каждаго лежитъ быть по возможности пріятнымъ для всего общества.
   -- Хорошо, если бы это правило всегда примѣнялось въ жизни,-- замѣтилъ сѣдой джентльменъ.
   -- Значитъ вы согласны со мной? Очень радъ,-- сказалъ веселый пассажиръ.-- Въ такомъ случаѣ, если вы не можете намъ пропѣть, вы, можетъ быть, не откажетесь что-нибудь разсказать?
   -- Я самъ только-что хотѣлъ просить васъ о толъ же.
   -- Съ удовольствіемъ, только послѣ васъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ съ улыбкой сѣдой джентльменъ.-- Будь по вашему. Боюсь только, что мой разсказъ окажется недостаточно веселъ дли развлеченія общества. Но это будетъ уже ваша вина, вы за нее и будете въ отвѣтѣ... Мы съ вами только-что говорили о Іоркскомъ монастырѣ. Мой разсказъ имѣетъ къ нему нѣкоторое отношеніе. Назовемъ его хотя бы: "Пять сестеръ изъ города Іорка".
   Послѣ горячихъ изъявленій всеобщаго одобренія (причемъ безпокойная леди не преминула воспользоваться случаемъ и пропустить подъ шумокъ стаканчикъ пунша) сѣдой джентльменъ началъ такъ:
   -- Много лѣтъ тому назадъ -- говорю "много", такъ какъ пятнадцатое столѣтіе насчитывало въ то время какихъ-нибудь два-три года своего существованія и на престолъ Англіи вступилъ Генрихъ IV,-- въ старинномъ городѣ Іоркѣ жили пять молодыхъ дѣвушекъ -- сестеръ, о которыхъ я и поведу свой разсказъ,
   "Всѣ пять были настоящія красавицы. Старшей въ то время шелъ двадцать третій годъ, вторая была годомъ моложе старшей, третья годомъ моложе второй, четвертая годомъ моложе третьей. Всѣ четыре были высокія, стройныя дѣвушки, съ черными блестящими глазами и черными, какъ смоль, волосами; каждое ихъ движеніе было исполнено благородства и граціи, и слава объ ихъ красотѣ гремѣла по всей округѣ.
   "Но какъ ни прекрасны были четыре старшія сестры, пятая, шестнадцатилѣтняя дѣвушка, далеко превосходила ихъ своей красотой! Самый нѣжный пушокъ созрѣвающаго плода, самыя чудныя краски прелестнѣйшаго цвѣтка не могли бы поспорить съ бѣлизной ея лилейнаго личика, съ ея розовыми, какъ сама розовыми щечками и яркими синими глазками. Роскошнѣйшая виноградная лоза теряла всю свою прелесть въ сравненіи съ прихотливыми локонами пышныхъ волосъ, обрамлявшихъ ея чело.
   "Ахъ, если бы въ нашей груди сердце могло всегда биться такъ радостно и легко, какъ оно бьется въ молодости,-- какой бы былъ рай на землѣ! Если бы, старѣясь и разрушаясь, человѣкъ могъ сохранять свое сердце молодымъ и нетронутымъ! Но, увы, невинность, которою мы наслаждаемся въ дѣтствѣ, мало-по-малу утрачивается и, наконецъ, совсѣмъ пропадаетъ въ тяжелой борьбѣ съ жизнью, часто ничего не оставляя въ нашей душѣ, кромѣ самой мрачной пустоты.
   "Сердце этой прелестной молодой дѣвушки было само веселье, сама радость. Нѣжная привязанность къ сестрамъ и горячая любовь ко всему прекрасному на землѣ -- вотъ единственныя чувства, съ которыми она была знакома. Ея звонкій голосъ и серебристый смѣхъ были чудною музыкой, оглашавшею домъ, котораго она была жизнью и свѣтомъ. Цвѣты, вырощенные ею въ саду, были ярче и лучше другихъ, птицы въ клѣткахъ начинали пѣть, заслышавъ издали ея голосъ, но, очарованныя его прелестью, пристыженный, умолкали. Прелестная Алиса!-- ее звали Алисой, могло ли что-либо живущее не поддаться твоему обаянію!
   "Въ наши дни вы бы тщетно стали искать того мѣста, гдѣ нѣкогда жили сестры, такъ какъ самое ихъ имя давно позабыто и старики антикваріи считаютъ ихъ исторію простымъ вымысломъ. Тѣмъ не менѣе іоркскія сестры жили на свѣтѣ. Онѣ жили въ старомъ деревянномъ домѣ -- старомъ даже въ тѣ времена,-- съ высокою остроконечною крышей и дубовыми балконами старинной рѣзной работы. Домъ стоялъ среди прелестнаго фруктоваго сада, обнесеннаго такою высокой стѣной, что искусный стрѣлокъ могъ бы, стоя на ней, легко попасть въ колокольню аббатства Св. Маріи. Въ то время старый монастырь процвѣталъ, и сестры, жившія въ его богатыхъ владѣніяхъ, ежегодно уплачивали извѣстную сумму монахамъ Бенедиктинскаго ордена, братству котораго принадлежалъ монастырь.
   "Было яркое, солнечное лѣтнее утро, когда черная фигура одного изъ монаховъ показалась въ воротахъ аббатства и направилась къ дому красавицъ-сестеръ. Надъ головой святого отца разстилалось синимъ куполомъ небо; земля подъ ногами его зеленѣла, какъ изумрудъ; рѣка сверкала на солнцѣ потокомъ алмазовъ; птицы въ рощѣ заливались на всѣ голоса; высоко въ небѣ, надъ волнующимся моремъ колосьевъ, лилась звонкая пѣсня жаворонка; воздухъ былъ наполненъ гуломъ и жужжаніемъ насѣкомыхъ. Казалось, все кругомъ радовалось и смѣялось, только одинъ святой отецъ шелъ, мрачно потупивъ глаза. Не тлѣнъ ли земная красота, да и самъ человѣкъ на землѣ? Что же могло быть общаго между ними и святымъ проповѣдникомъ?
   "И такъ, устремивъ глаза въ землю и глядя по сторонамъ лишь настолько,-- чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствіе по дорогѣ, монахъ медленно шагалъ впередъ, пока не подошелъ къ небольшой калиткѣ въ оградѣ виноградника сестеръ, въ которую и вошелъ, плотно притворивъ ее за собой.
   "Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, какъ до слуха его коснулись звуки свѣжихъ голосовъ и веселаго смѣха; онъ поднялъ голову нѣсколько выше, чѣмъ имѣлъ обыкновеніе это дѣлать, и увидѣлъ сестеръ. Всѣ пять сидѣли на зеленой лужайкѣ, Алиса посрединѣ. Всѣ пять прилежно занимались своею обычною работой -- вышиваньемъ.
   "-- Да благословитъ васъ Богъ, мои прекрасныя дочери!-- сказалъ монахъ. И дѣйствительно, онѣ были прекрасны... Даже святой отецъ не могъ не залюбоваться ими, какъ совершеннѣйшими изъ созданій Творца.
   "Сестры поклонились ему съ уваженіемъ, подобающимъ его сану, и старшая попросила его сѣсть, указавъ ему на дерновую скамью возлѣ себя. Но монахъ покачалъ головой и опустился на голый камень; такой поступокъ, очевидно, былъ угоднѣе небесамъ.
   "-- Вы все веселитесь, дѣти мои,-- сказалъ монахъ.
   "-- Вы знаете, какая хохотушка наша Алиса,-- отвѣчала старшая сестра, нѣжно поглаживая улыбающуюся дѣвушку но головкѣ.
   "-- О чемъ же мнѣ грустить, батюшка, когда все кругомъ такъ весело смѣется на солнышкѣ?-- добавила красавица Алиса, вся вспыхнувъ подъ устремленнымъ на нее строгимъ взглядомъ монаха.
   "Въ отвѣтъ на это тотъ только торжественно склонилъ голову, между тѣмъ какъ сестры молча продолжали свою работу.
   "-- Да, такъ-то безвозвратно уносится драгоцѣнное время,-- произнесъ, наконецъ, святой отецъ, снова обращаясь къ старшей сестрѣ. Незамѣтно уходятъ дни, которые вы тратите на подобные пустяки. Увы, съ какимъ легкомысліемъ расточаются драгоцѣнныя капли неизвѣстнаго потока, называемаго вѣчностью, которыя Господь отпустилъ намъ на нашу долю!
   "-- Святой отецъ,-- сказала старшая сестра, откладывая по примѣру остальныхъ свою работу,-- сегодня съ утра мы помолились Богу, роздали обычную милостыню бѣднымъ, которые ждали у нашихъ воротъ, посѣтили больныхъ, словомъ, исполнили всѣ наши утреннія обязанности. Что же дурного въ нашемъ теперешнемъ невинномъ занятіи?
   "-- Взгляните сюда,-- сказалъ монахъ, и съ этими словами взялъ изъ рукъ дѣвушки ея работу,-- взгляните сюда, на это замысловатое смѣшеніе красокъ, на эту безцѣльную работу, единственное назначеніе которой состоять вы томъ, чтобы служить суетнымъ украшеніемъ и тѣшить вашу глупую тщеславную гордость. Сколько дней вы уже убили на этотъ безсмысленный трудъ, а между тѣмъ онъ еще не доведенъ и до половины. Съ каждымъ протекшимъ днемъ сгущается тѣнь надъ нашей могилой и, видя это, червь ликуетъ, предвкушая новую добычу. Неужели же, дочери мои, нѣтъ болѣе полезнаго дѣла, которымъ мы могли бы наполнить быстро бѣгущіе часы нашей жизни?
   "Старшія сестры въ смущеніи опустили глаза, точно почувствовавъ справедливость упрека; только Алиса съ твердостью устремила свой кроткій взглядъ на монаха.
   "-- Наша дорогая матушка, миръ ея праху...-- начала молодая дѣвушка.
   "-- Аминь!-- торжественно произнесъ монахъ.
   "-- Наша дорогая матушка,-- продолжала Алиса дрожащимъ отъ волненія голосомъ,-- когда она была еще жива и мы затѣяли это большое вышиванье, говорила намъ бывало, что, когда ея съ нами не будетъ, мы должны его продолжать въ свободное отъ занятій время. Она говорила, что веселые, безмятежные часы, проведенные нами за этой работой, будутъ, быть можетъ, самыми счастливыми въ нашей жизни и что, если впослѣдствіи, когда каждая изъ насъ станетъ жить своей отдѣльной жизнью, когда намъ суждено будетъ ознакомиться съ ея заботами и горемъ, что если, прельщенныя ея блескомъ и искушеніями, мы когда-нибудь забудемъ обязанности, которыя на насъ налагаетъ любовь, связывающая дѣтей одной матери,-- одного взгляда на нашу общую дѣтскую работу будетъ достаточно, чтобы пробудить въ нашей душѣ прежнее чувство нѣжной взаимной любви.
   "-- Алиса права, святой отецъ,-- сказала старшая сестра съ гордостью, и съ этими словами снова принялась за свое прерванное занятіе. Ея примѣру послѣдовали и всѣ остальныя.
   "Передъ каждой изъ нихъ стояли довольно большія пяльцы съ вышивкой весьма сложнаго узора, но рисунокъ и краски были у всѣхъ одинаковые. Всѣ пять сестеръ, граціозно склонившись надъ пяльцами, снова принялись за работу, а монахъ, опустивъ голову на руки, молча смотрѣлъ на нихъ, медленно переводя взглядъ съ одной на другую.
   "-- Не лучше ли было бы,-- сказалъ онъ, наконецъ, -- отогнать отъ себя эти мысли и самую возможность опасности, посвятивъ свою жизнь на служеніе Богу въ какомъ-нибудь мирномъ убѣжищѣ? Дѣтство, отрочество, юность и старость смѣняютъ другъ друга съ быстротою мгновенія. Да и что такое въ сущности вся наша жизнь, какъ не короткій мигъ, приближающій насъ къ могилѣ? Не отвращайте же вашихъ лицъ отъ неизбѣжнаго конца и, съ твердостью глядя впередъ, бѣгите угара свѣтской жизни, одурманивающаго тѣхъ, кто ему предался. Монашеское покрывало, дочери мои, вотъ единственное ваше спасеніе!
   "-- Нѣтъ, нѣтъ, никогда!-- воскликнула Алиса.-- Никогда не измѣняйте свѣту, воздуху и вѣчно юной природѣ ради холодныхъ стѣнъ угрюмой кельи! Никогда, слышите ли, милыя сестры! Природа съ ея дарами есть благо уже сама по себѣ, и мы, какъ и все живущее на землѣ, можемъ смѣло пользоваться жизнью, никому не причиняя вреда. Всѣ мы, конечно, должны умереть, это наша общая горькая участь, но, по крайней мѣрѣ, умремъ окруженныя жизнью, и когда наше холодѣющее сердце замретъ въ груди на-вѣки, пусть драгія горячія сердца бьются около насъ; пусть въ нашемъ послѣднемъ взглядѣ запечатлѣется безпредѣльный сводъ неба, а не тѣсныя, голыя стѣны и желѣзные затворы монашеской кельи. Будемъ жить, мои милыя сестры, и умремъ въ этомъ веселомъ зеленомъ саду, и уже одно сознаніе, что мы избѣжитъ холодныхъ стѣнъ монастыря, будетъ счастьемъ для насъ.
   "Окончивъ эту страстную тираду, молодая дѣвушка залилась горячими слезами и спрятала свое личико на груди старшей сестры.
   "-- Успокойся, успокойся, Алиса,-- сказала та, цѣлуя склонившуюся къ ней прелестную головку.-- Монашеское покрывало никогда не омрачитъ твоего юнаго чела... Что вы на это скажете, сестры? Рѣшайтесь. Мы же съ Алисой уже приняли наше рѣшеніе.
   "Сестры заявили въ одинъ голосъ, что и ихъ рѣшеніе твердо принято разъ навсегда и что ни одна изъ нихъ никогда не пойдетъ въ монастырь.
   "-- Отецъ, вы слышали наше послѣднее слово?-- сказала старшая сестра, поднимаясь съ мѣста и съ достоинствомъ выпрямляясь во весь свой высокій ростъ.-- То самое завѣщаніе, которое обогатило монастырь св. Дѣвы Маріи и оставило насъ, сиротъ, подъ его святымъ покровительствомъ, не запрещаетъ намъ свободно избрать образъ жизни, нисколько не насилуя нашихъ желаній. Мы просимъ васъ не возобновлять болѣе этого разговора. Скоро уже полдень, сестры. Идемте домой, пора намъ заняться какимъ-нибудь дѣломъ до вечера.
   "Съ этими словами старшая сестра взяла за руку Алису и направилась къ дому; остальныя сестры послѣдовали за ними.
   "Монахъ, уже и раньше не разъ заводившій съ сестрами подобныя рѣчи, но никогда еще не встрѣчавшій такого рѣшительнаго отпора, шелъ за ними въ нѣкоторомъ отдаленіи, опустивъ глаза въ землю. Губы его шевелились, точно шептали молитву. Тогда сестры были уже у дверей дома, онъ ускорилъ шаги и окликнулъ ихъ:
   "-- Стойте!-- сказалъ монахъ и торжественно поднялъ къ небу правую руку, устремивъ взоръ, исполненный гнѣва, на Алису и ея старшую сестру.-- Стойте! Вы должны меня выслушать, должны узнать, что такое тѣ воспоминанія, которыми вы дорожите больше, чѣмъ вѣчностью, и которыя мы мечтаете воскресить этими игрушками. Вы должны были бы благодарить небо, если бы эти воспоминанія угасли въ вашихъ сердцахъ. Всякое земное воспоминаніе съ годами отравляется горькимъ разочарованіемъ, смертью, какою-либо тяжелою перемѣною или отчаяніемъ. Придетъ время, когда одного взгляда на эту глупую бездѣлушку будетъ довольно, чтобы растравить глубокую рану бъ вашихъ сердцахъ и нарушить вашъ душевный покой. И когда настанетъ этотъ часъ, а онъ непремѣнно настанетъ, откажитесь отъ свѣта, къ которому васъ теперь такъ влечетъ, и вы всегда найдете мирное убѣжище, отъ котораго теперь съ такимъ ужасомъ отворачиваетесь. Тогда холодная келья покажется вамъ теплѣе самой пылкой земной привязанности, потухающей отъ дыханія ненависти или горя; тамъ вы оплачете ваши юношескія грезы. Такова воля неба, не моя,-- добавилъ монахъ нѣсколько мягче, замѣтивъ выраженіе ужаса на лицахъ сестеръ.-- Да будетъ надъ вами благословеніе Пречистой Дѣвы, мои дочери!"
   "Съ этими словами онъ скрылся за калиткой, а сестры поспѣшно вошли въ домъ. Съ этого дня онѣ болѣе, не видали монаха.
   "Но какъ бы грозно ни говорили служители алтаря, природа не перестала улыбаться. На слѣдующее утро солнце свѣтило такъ же ярко, какъ и наканунѣ, и такъ же продолжало свѣтить во всѣ послѣдующіе дни. Сестры попрежнему гуляли, работали, или весело болтали въ своемъ мирномъ зеленомъ саду.
   "Между тѣмъ время шло; а вѣдь время идетъ иной разъ быстрѣе, чѣмъ въ сказкахъ, къ числу которыхъ, можетъ быть, принадлежитъ и этотъ разсказъ. Домъ пяти сестеръ стоялъ на старомъ своемъ мѣстѣ; тѣ же деревья бросали тѣнь на лужайку, и по прежнему жили здѣсь пять сестеръ; только теперь онѣ были, пожалуй, еще лучше, чѣмъ прежде. Все было ни прежнему, но все-таки въ домѣ произошли перемѣны. Теперь въ немъ раздавался иногда звонъ оружія и блѣдный лучъ мѣсяца сверкалъ, отражаясь на стальномъ шлемѣ. По временамъ запыхавшійся всадникъ останавливалъ у калитки сада своего взмыленнаго скакуна, и женская фигура спѣшила ему навстрѣчу, видимо сгорая отъ нетерпѣнія поскорѣе узнать привезенныя вѣсти. Въ одинъ прекрасный день блестящая кавалькада рыцарей и дамъ остановилась на ночь въ аббатствѣ и на утро тронулась въ обратный путь, увозя съ собою двухъ красавицъ-сестеръ. Затѣмъ всадники стали появляться рѣже и, повидимому, теперь все только съ грустными вѣстями; наконецъ, и совсѣмъ перестали являться, и только время отъ времени, послѣ заката солнца, какой-то поселянинъ, прихрамывая, подходилъ къ оградѣ сада и, стараясь оставаться незамѣченнымъ, передавалъ въ домъ какія-то таинственныя порученія. Однажды, въ глубокую полночь, въ аббатство прискакалъ гонецъ и на утро домъ сестеръ огласился рыданіями. Затѣмъ тамъ воцарилась мертвая тишина: рыцари и дамы, блестящіе всадники и ихъ кони, все исчезло, какъ сонъ.
   "Небо было покрыто тучами, зловѣщій отблескъ заходящаго солнца еще окрашивалъ красноватымъ свѣтомъ края облаковъ, когда изъ мрачнаго зданія аббатства вышла темная фигура монаха съ скрещенными на груди руками. Густой туманъ обвивалъ кусты и деревья. Прерывая по временамъ царившую весь этотъ день неестественную тишину, вѣтеръ жалобно завывалъ, точно предчувствуя близкія опустошенія, которыя принесетъ съ собой надвигающаяся буря. Летучія мыши, какъ привидѣнія, вынырнувъ изъ тумана, безшумно проносились въ тяжеломъ воздухѣ и утопали въ немъ. Земля кишѣла гадами, которые, инстинктомъ предчувствуя дождь, выползли изъ своихъ норъ.
   "Но теперь глаза монаха не были устремлены въ землю; теперь они смотрѣли впередъ, переходя съ предмета на предметъ, какъ будто эта унылая картина находила откликъ въ его душѣ.
   "И на этотъ разъ, какъ и тогда, онъ остановился у сада сестеръ и вошелъ въ калитку.
   "Но теперь онъ не услышалъ смѣха; взглядъ его не остановился на прелестныхъ фигурахъ красавицъ-сестеръ. Все кругомъ было тихо и мрачно. Обломанныя вѣтки деревьевъ висѣли почти до земли; лужайка заросла густою, высокой травой, которой, повидимому, уже давно, очень давно не касалась ничья нога,
   "Съ разсѣяннымъ видомъ и равнодушіемъ человѣка, привыкшаго ко всякимъ перемѣнамъ, монахъ шагалъ по направленію къ дому и черезъ нѣсколько минутъ очутился въ низкой полутемной комнатѣ, гдѣ сидѣли четыре сестры. Онѣ были въ глубокомъ траурѣ, и ихъ черныя платья еще рѣзче выставляли блѣдность ихъ лицъ, на которыя время и горе наложили свою неизгладимую печать. Онѣ были все еще прекрасны, но свѣжесть юности на ихъ щекахъ на-вѣки увяла.
   "Но гдѣ же была младшая сестра? Гдѣ была Алиса? На небесахъ!
   "Даже монахъ почувствовалъ нѣкоторое стѣсненіе въ груди при видѣ сестеръ, которыхъ онъ не видалъ столько лѣтъ. Онъ не могъ не замѣтить на ихъ поблѣднѣвшихъ лицахъ слѣдовъ, которые не могутъ быть проведены однимъ только временемъ. Онъ молча сѣлъ и просилъ ихъ продолжать разговоръ.
   "-- Всѣ онѣ здѣсь, у меня, милыя сестры,-- сказала старшая дрожащимъ голосомъ.-- Съ тѣхъ поръ я ни разу не рѣшалась взглянуть на нихъ; но теперь я упрекаю себя за эту слабость. Можетъ ли быть что-нибудь тягостное въ воспоминаніи о ней? Воспоминаніе о прошлыхъ счастливыхъ дняхъ, да это теперь наша единственная радость!
   "Съ этими словами она взглянула на монаха, встала съ мѣста и, выдвинувъ одинъ изъ ящиковъ шкапа, достала одну за другою пять рамъ съ давно оконченными вышивками. Лицо ея было совершенно спокойно, но руки сильно дрожали, когда она доставала послѣднюю. Когда же раздались горькія рыданія трехъ ея сестеръ, долго сдерживаемыя слезы хлынули изъ ея глазъ, и она простонала:
   "-- Да благословитъ ее Богъ!
   "Монахъ всталъ и подошелъ къ сестрамъ.
   "-- Вѣроятно, это послѣдняя вещь, которую она держала въ рукахъ передъ смертью?-- спросилъ онъ вполголоса.
   "-- Да,-- отвѣтила старшая сестра съ новымъ взрывомъ рыданій.
   "Монахъ обратился ко второй изъ сестеръ.
   "-- И тотъ прекрасный юноша, который впервые увидалъ тебя за этою же работой, и, какъ очарованный, глядѣлъ тебѣ въ очи съ любовью, давно покоится на равнинѣ, обагренной кровью. Остатки его нѣкогда блестящаго вооруженія, покрытые ржавчиной, теперь разбросаны но землѣ и такъ же мало отличаются отъ нея, какъ и его истлѣвшій остовъ.
   "Дѣвушка вмѣсто отвѣта съ рыданіемъ заломила руки.
   "-- Придворныя интриги,-- продолжалъ монахъ, обращаясь къ двумъ другимъ сестрамъ,-- оторвали васъ отъ вашего мирнаго пристанища и бросили въ водоворотъ свѣтской жизни. Тѣ же самыя интриги и тщеславіе надменныхъ гордецовъ были причиной того, что вы вернулись домой незамужними вдовами, опозоренными и отвергнутыми. Правду ли я говорю?
   "Одни рыданія были отвѣтомъ на эти слова.
   "-- Что пользы,-- продолжалъ монахъ съ жаромъ, и голосъ его звучалъ глубокимъ убѣжденіемъ,-- что пользы проливать слезы надъ бездушною вещью, воскрешающей въ вашихъ сердцахъ блѣдные призраки разбитыхъ юношескихъ надеждъ? Заройте имъ, закройте на-вѣки! Покайтесь! Покиньте надежды и мечты и пусть монастырь будетъ имъ могилой.
   "Сестры попросили три дня на размышленіе, и въ эту ночь онѣ впервые остановились на мысли, что, можетъ быть, монашеское покрывало было бы дѣйствительно самымъ подходящимъ саваномъ для ихъ погибшихъ надеждъ. Но настало утро, и хотя лужайки сада сестеръ заросли густою, высокой травой, хотя поникшія вѣтви деревьевъ попрежнему почти касались земли, для нихъ онъ былъ все прежнимъ райскимъ садомъ, въ которомъ онѣ бывало такъ часто сиживали въ тѣ времена, когда горе и разочарованіе были имъ извѣстны только по имени. Здѣсь, здѣсь всѣ тѣ уголки, всѣ тропинки, которыя такъ любила Алиса; а рядомъ, въ одномъ изъ придѣловъ собора, была и плита, подъ которою она покоилась вѣчнымъ сномъ.
   "Могли ли онѣ, помня, какъ трепетало ея юное сердечко при одной мысли о монастырской кельѣ, могли ли онѣ придти къ ней на могилу въ одѣяніи, отъ одного вида котораго содрогнулся бы, можетъ быть, ея прахъ? Могли ли онѣ, преклоняя колѣна у ея могилы, молиться горячей молитвой всему сонму ангеловъ, зная, что лицо одного изъ этихъ ангеловъ омрачается при видѣ ихъ печальныхъ одеждъ? Конечно, нѣтъ.
   "Испросивъ разрѣшеніе церкви, сестры обратились къ извѣстнѣйшимъ въ то время художникамъ съ заказомъ расписать для нихъ самыми лучшими красками пять оконныхъ стеколъ однимъ и тѣмъ же узоромъ. Узоръ этотъ былъ точною копіей съ узора ихъ прежней общей работы. Стекла были вставлены въ широкое окно собора, до той поры лишенное всякихъ украшеній, и когда свѣтило солнце, которое она нѣкогда такъ любила, знакомый рисунокъ отливалъ всѣми цвѣтами радуги и, пропуская цѣлый потокъ яркаго свѣта, игралъ на могильной плитѣ, согрѣвая вырѣзанное на ней имя "Алиса".
   "Многіе годы изо-дня-въ-день сестры безшумно появлялись у могильнаго камни и, преклонивъ колѣни, проводили здѣсь долгіе часы. Черезъ нѣсколько лѣтъ стали приходить уже не четыре, а только три сестры, потомъ двѣ, и, наконецъ, спустя еще много лѣтъ, здѣсь появлялась только одна женская фигура, согбенная подъ бременемъ годовъ. А потомъ насталъ день, когда и она не пришла, а на надгробной плитѣ появилось пятое имя.
   "Наконецъ стерся и самый камень, и былъ замѣненъ другимъ; не одно поколѣніе смѣнилось съ тѣхъ поръ. Время изгладило живыя краски рисунка; но яркій потокъ свѣта по прежнему льется въ окно на забытую могилу, отъ которой не осталось больше и слѣда, и по сей день, показывая путешественнику Іоркскій соборъ, ему указываютъ на старинное окно, которое зовется окномъ "Пяти Сестеръ".
   -- Печальная исторіи,-- сказалъ веселый пассажиръ, опоражнивая свои стаканъ.
   -- Исторія, взятая изъ жизни, а жизнь вся состоитъ изъ печалей,-- отвѣчалъ разсказчикъ любезно,-- хотя въ голосѣ его звучали торжественныя, грустныя ноты.
   -- Конечно, въ каждой картинѣ есть тѣни, но если поближе къ ней присмотрѣться, увидишь и свѣтъ,-- возразилъ на это веселый джентльменъ.-- Вотъ хотя бы и въ вашемъ разсказѣ: вѣдь младшая сестра была веселая дѣвушка.
   -- За то какъ рано она умерла!-- замѣтилъ разсказчикъ.
   -- Но, можетъ быть, она бы умерла еще раньше, если бы ея жизнь была, не такъ счастлива,-- произнесъ съ чувствомъ веселый джентльменъ.-- И неужели вы думаете, что ея сестры, которыя такъ нѣжно любили ее, были бы менѣе огорчены ея смертью, если бы она была несчастна при жизни? По моему, если что можетъ смягчить первое острое горе тяжелой утраты, такъ это сознаніе, что тотъ, кого мы оплакиваемъ, былъ счастливъ и всѣми любимъ здѣсь, на землѣ, и слѣдовательно приготовился къ иной, болѣе счастливой и чистой жизни. Неужели же солнце свѣтило бы такъ ярко, если бы оно встрѣчало только печальныя лица?
   -- Можетъ быть, вы отчасти и правы,-- замѣтилъ разсказчика
   -- Можетъ быть!-- воскликнулъ веселый пассажиры -- Да развѣ въ этомъ можно сомнѣваться? Возьмите какое хотите горе, и вы всегда найдете немало связанныхъ съ нимъ отрадныхъ воспоминаній. Конечно, воспоминаніе объ утраченной радости -- тяжелая вещь...
   -- И очень,-- перебилъ разсказчика
   -- Разумѣется. Воспоминаніе о невозвратно утраченномь счастіи тяжело, но и въ немъ кроется доля какой-то грустной сладости. Къ сожалѣнію, воспоминанія прошлаго всегда связаны для насъ съ чѣмъ-нибудь печальнымъ, съ чѣмъ-нибудь, что мы оплакиваемъ или въ чемъ горько каемся. Но я твердо убѣжденъ, что въ жизни самаго несчастнаго человѣка, если только онъ оглянется назадъ, найдется столько свѣтлыхъ лучей, что я не вѣрю въ возможность существованія такого человѣка (за исключеніемъ вполнѣ отчаявшагося), который согласился бы выпить стаканъ воды изъ Леты, если бы это было въ его власти.
   -- Можетъ быть, вы и правы,-- сказалъ опять сѣдой джентльменъ послѣ короткаго размышленія.-- Да, мнѣ кажется, что вы правы.
   -- Еще бы! Что бы тамъ ни говорили философы, въ жизни добро всегда возьметъ перевѣсъ надъ зломъ. Если наши привязанности несутъ съ собою заботы и горе, онѣ же служатъ источникомъ нашего утѣшенія и всѣхъ нашихъ радостей и, вѣрьте мнѣ, какъ бы мы ни были несчастны, онѣ являются самымъ прочнымъ и крѣпкимъ звеномъ, связывающимъ насъ съ ихъ лучшимъ міромъ.-- Однако, довольно! Теперь я разскажу вамъ исторію совершенно иного рода.
   Помолчавъ съ минуту, веселый пассажиръ снова розлилъ пуншъ по стаканамъ и, бросивъ лукавый взглядъ на безпокойную леди, видимо боявшуюся, какъ бы онъ не сталъ разсказывать что-нибудь неприличное, началъ такъ:
   "Повѣсть о баронѣ Грогцвигѣ".
   "Молодой баронъ фонъ-Кельдветутъ изъ Грогцвига, въ Германіи, былъ именно таковъ, какимъ подобаетъ быть всякому молодому барону. Мнѣ не зачѣмъ упоминать о томъ, что жилъ онъ въ замкѣ, такъ какъ это само собою разумѣется, точно также нѣтъ надобности говорить, что онъ жилъ въ старомъ замкѣ, потому что кто же изъ нѣмецкихъ бавоновъ жилъ когда-нибудь въ новомъ замкѣ? Насчетъ этого почтеннаго зданія ходило немало страшныхъ и таинственныхъ разсказовъ, въ которыхъ не послѣднее мѣсто занимали разсказы о томъ, что, когда дуетъ вѣтеръ, онъ завываетъ въ трубахъ замка и реветъ въ сосѣднемъ лѣсу; а когда лунный свѣтъ проникаетъ въ узкія бойницы, онъ освѣщаетъ только тѣ части галереи и залъ, на которыя попадаетъ, оставляя неосвѣщенными всѣ другія мѣста. Ходили слухи, будто бы одинъ изъ предковъ барона, сильно нуждаясь въ деньгахъ, закололъ однажды кинжаломъ одного заблудившагося джентльмена, справлявшагося у него о дорогѣ. Таинственныя явленія, происходившія въ замкѣ, приписывались именно этому обстоятельству. Я же съ своей стороны твердо убѣжденъ, что все это были однѣ только росказни, ибо предокъ барона, человѣкъ весьма почтенный, впослѣдствіи очень раскаивался въ своемъ необдуманномъ поступкѣ и, захвативъ силой большой запасъ камня и строевого лѣсу, принадлежавшій его сосѣду, слабѣйшему барону, выстроилъ въ видѣ искупленія капеллу, заручившись такимъ образомъ форменнымъ удостовѣреніемъ въ уплатѣ своего долга небесамъ.
   "Разъ я заговорилъ о предкахъ барона, я считаю своею обязанностью упомянуть о тѣхъ генеалогическихъ правахъ на общее уваженіе, какими онъ пользовался. Къ сожалѣнію, я не могу опредѣлять съ точностью, сколько именно предковъ насчитывалъ баронъ, но навѣрное знаю, что онъ ихъ насчитывалъ больше, чѣмъ кто бы то ни было изъ дворянъ того времени, и сожалѣю объ одномъ, что онъ не живетъ въ ниши времена, ибо въ этомъ случаѣ онъ насчитывалъ бы ихъ еще больше. Ужасно несправедливо, въ сущности, поступила судьба съ великими людьми прошлыхъ столѣтій, произведя ихъ такъ рано на свѣтъ, потому что человѣкъ, родившійся три-четыре вѣка тому назадъ, естественно не можетъ разсчитывать имѣть такое же количество предковъ, какъ человѣкъ, родившійся въ наши дни. Этотъ послѣдній, кто бы онъ ни былъ, будь онъ башмачникъ или даже еще того хуже, конечно, будетъ имѣть болѣе длинный рядъ предковъ, чѣмъ самый знатный изъ дворянъ старыхъ временъ, а это, по моему, большая несправедливость.
   "Однако, вернемся къ нашему барону фонъ-Кельдветуту Грогцвигу. Это былъ красивый, статный мужчина, черноволосый, съ огромными усами. Онъ охотился въ зеленомъ камзолѣ тончайшаго сукна, въ желтыхъ ботфортахъ, съ рогомъ черезъ плечо, какъ въ наши дни ихъ носятъ кондукторы дилижансовъ. Стоило ему бывало затрубить въ рогъ, какъ двадцать четыре дворянина менѣе знатнаго рода, всѣ въ зеленыхъ камзолахъ, только немного погрубѣе, и въ желтыхъ ботфортахъ, только съ подошвами немного потолще, являлись къ его услугамъ, и вся кавалькада, вооруженная пиками, вродѣ тѣхъ, изь которыхъ нынче дѣлаются ограды въ садахъ, скакала галопомъ поохотиться на кабана или поднять медвѣдя, причемъ въ послѣднемъ случаѣ баронъ сперва убивалъ звѣря, а затѣмъ мазалъ себѣ его саломъ усы.
   "Весело жилось барону Грогцвигу, но еще веселѣе -- его приближеннымъ. Каждую ночь они распивали рейнвейнъ, и пили до тѣхъ поръ, пока не сваливались подъ столы, но и здѣсь они не разставались съ бутылкой, а еще требовали себѣ трубки. Никогда ни у кого не было такихъ бравыхъ, храбрыхъ, веселыхъ молодцовъ, какіе были въ буйной свитѣ барона Грогцвига.
   "Однако, застольныя удовольствія или, вѣрнѣе, удовольствія подъ столомъ, требуютъ нѣкотораго разнообразія, особенно когда за столомъ ежедневно собираются одни и тѣ же двадцать пять собесѣдниковъ, когда они обсуждаютъ одни и тѣ же вопросы и ведутъ одни и тѣ же разговоры. Заскучалъ, наконецъ, и баронъ, и ему захотѣлось разнообразія. Началъ онъ ссориться со своими товарищами, причемъ каждое послѣобѣда колотилъ двоихъ, троихъ изъ нихъ. Сначала это его занимало, но черезъ недѣлю-другую надоѣло и это развлеченіе, и баронъ принялся ломать себѣ голову, придумывая, чѣмъ бы ему позабавиться.
   "Въ одинъ прекрасный вечеръ, послѣ цѣлаго дня, проведеннаго на охотѣ, гдѣ онъ перещеголялъ чуть ли не самаго Немврода, убивъ однимъ медвѣдемъ больше обыкновеннаго и приказавъ съ тріумфомъ доставить его въ замокъ, баронъ фонъ-Кельдветутъ сидѣлъ мрачный, какъ ночь, во главѣ своего стола, сердито уставившись на закончены и потолокъ обѣденной залы. Онъ уже выпилъ чуть ли что не боченокъ вина, но чѣмъ больше онъ пилъ, тѣмъ становился мрачнѣе. Джентльмены, удостоившіеся въ этотъ день опасной чести быть сосѣдями барона но правую и лѣвую его руку, старались во всемъ слѣдовать примѣру хозяина и, осушая стаканъ за стаканомъ, бросали другъ на друга мрачные взгляды.
   "-- Быть по сему! Пью здоровье баронессы Грогцингской,-- вдругъ крикнулъ баронъ во все горло и изо всей силы ударилъ кулакомъ но столу, а лѣвой рукой молодецки закрутилъ усъ.
   "Двадцать четыре джентльмена въ зеленыхъ камзолахъ поблѣднѣли, какъ смерть, причемъ только одни ихъ носы не измѣнили своего обычнаго багроваго цвѣта.
   "-- Пью здоровье баронессы Грогцвигской, слышите вы?-- повторилъ баронъ еще громче, грозно оглядывая присутствующихъ.
   "-- Здоровье баронессы Грогцингской!-- подхватили хоромъ зеленые камзолы, и двадцать четыре глотки разомъ осушили двадцать четыре кубка такого стараго и крѣпкаго рейнскаго, что двадцать четыре языка разомъ облизнули сорокъ восемь причмокнувшихъ губъ, и столько же глазъ зажмурилось отъ удовольствія.
   "-- Здоровье единственной дочери барона Швилленгаузена,-- сказалъ Кельдветутъ. снисходительно поясняя предложенный тостъ.-- Завтра же, до захода солнца, мы отправимся просить у стараго барона руки его прекрасной дочери, и горе ему, если онъ мнѣ откажетъ, я отрѣжу ему носъ!
   "Слова эти были встрѣчены хриплымъ крикомъ всей банды, причемъ каждый изъ молодцовъ тронулъ сперва эфесъ своей шпаги, а затѣмъ кончикъ своего носа съ самымъ зловѣщимъ выраженіемъ лица.
   "Какая трогательная вещь нѣжная дочерняя привязанность! Если бы дочь барона фонъ-Швилленгузена объявила отцу, что сердце ея уже занято или бросилась бы къ его ногамъ и омочила имъ горючими слезами, или упала бы въ обморокъ, умоляя отца о пощадѣ, можно было бы прозакладывать сто противъ одного, что Швилленгаузенскому замку тутъ бы пришелъ и конецъ или, вѣрнѣе, конецъ пришелъ бы не только замку, но и барону. Но юная дѣвица выказала удивительную твердость духа, и когда на слѣдующее утро отъ Кельдветута прибыль посолъ, она скромно удалилась въ свою комнату и стала выглядывать въ окошко въ ожиданіи прибытія самого претендента и его свиты. Едва она увидѣла красиваго всадника съ огромными усами и убѣдилась, что онъ-то и былъ ея нареченнымъ, какъ бросилась къ отцу и объявила, что ради его спокойствія она готова принести себя въ жертву. Почтенный баронъ прижалъ дочь къ груди и уронилъ слезу умиленія.
   "Въ этотъ день въ Швилленгаузейскомъ замкѣ шелъ пиръ на весь міръю Двадцать четыре зеленыхъ камзола изъ свиты Кельдветута обмѣнялись клятвой въ вѣчной дружбѣ съ дюжиною такихъ же зеленыхъ камзоловъ изъ свиты фонъ-Швилленгаузена и поклялись старому барону, что будутъ пить его вино до тѣхъ поръ, пока цвѣта ихъ лицъ и носовъ не придутъ въ полную взаимную гармонію. На прощанье новые друзья нѣжно потрепали другъ друга по спинѣ, и баронъ фонъ-Кельдветуть со своею свитою весело поскакалъ домой.
   "Цѣлыхъ шесть недѣль у кабановъ и медвѣдей былъ праздникъ. Фамиліи Кельдветутовъ и Швилленгаузеновъ пировали, празднуя свое соединеніе. Копья ржавѣли, и даже баронскій рогъ охрипъ отъ долгаго бездѣйствія.
   "Счастливое это было время для двадцати четырехъ зеленыхъ камзоловъ; но, увы, счастье перемѣнчиво, и скоро ихъ блаженству насталъ конецъ!
   "-- Милый мой...-- сказала баронесса.
   "-- Душенька...-- сказалъ баронъ,
   "-- Эти несносные, скверные крикуны...
   "-- О комъ вы говорите, сударыня?-- спросилъ баронъ съ удивленіемъ.
   "Тутъ баронесса, стоявшая въ ту минуту съ мужемъ у окна, указала ему во дворъ, гдѣ ни о чемъ не подозрѣвавшіе зеленью камзолы распивали прощальную чарку передъ охотой на кабана.
   "-- Это моя почетная свита, сударыня,-- сказалъ баронъ.
   "-- Выгони ихъ, мой милый!-- нѣжно шепнула баронесса.
   "-- Выгнать!-- воскликнулъ баронъ внѣ себя отъ изумленія.
   "-- Если ты меня любишь, мой милый,-- отвѣтила баронесса еще нѣжней.
   "-- Чорта съ два!-- завопилъ баронъ.
   "Тутъ баронесса громко вскрикнула и упала безъ чувствъ къ его ногамъ.
   "Что было дѣлать барону? Онъ крикнулъ горничную баронессы, погналъ гонца за докторомъ; потомъ, какъ бѣшенный, бросился во дворъ, поколотилъ двухъ зеленыхъ, которые больше другихъ привыкли къ колотушкамъ, и проклялъ всѣхъ остальныхъ, послалъ ихъ къ... но все равно куда. Я, къ сожалѣнію, не знаю нѣмецкаго языка, иначе я вложилъ бы въ уста барона болѣе мягкое выраженіе.
   "Не сумѣю объяснить, какія средства пускаютъ въ ходъ иныя жены, чтобы держать мужей подъ башмакомъ, но, конечно, на этотъ счетъ у меня, можетъ быть, свое мнѣніе, а именно: по моему не слѣдуетъ выбирать въ члены парламента женатыхъ людей, такъ какъ навѣрно трое изъ четверыхъ подадутъ голоса не но своему убѣжденію, а согласно убѣжденіямъ своихъ супругъ (если только у дамъ могутъ быть убѣжденія). Въ настоящую же минуту я долженъ сказать, что баронесса Кельдветутъ вскорѣ пріобрѣла огромное вліяніе на своего мужа, и мало-по-малу, шагъ за шагомъ, день за днемъ, годъ за годомъ, баронъ сталъ уступать то въ томъ, то въ другомъ спорномъ вопросѣ, сталъ отказываться то отъ одной, то отъ другой изъ старыхъ привычекъ. Такимъ образомъ, въ самомъ расцвѣтѣ силъ, годамъ къ сорока восьми или около того, баронъ окончательно отказался отъ пировъ и кутежей, отъ охоты и старыхъ пріятелей, словомъ, отъ всего, къ чему онъ привыкъ и что когда-то любилъ. Храбрый, свирѣпый левъ быль укрощенъ своею собственной женою и обращенъ въ комнатную собачку въ своемъ собственномъ Грогцвигскомъ замкѣ.
   "Но тутъ еще не конецъ злоключеніямъ барона. Около года спустя послѣ свадьбы баронесса подарила мужа прехорошенькимъ маленькимъ барончикомъ, и въ честь появленія его на свѣтъ былъ сожженъ роскошный фейерверкъ и выпита не одна дюжина бутылокъ вина. Ровно черезъ годъ послѣ этого появилась на свѣтъ хорошенькая маленькая баронесса; еще черезъ годъ -- опять барончикъ, и т. д., изъ году въ годъ то барончикъ, то баронесса поочереди (а въ одинъ годъ такъ даже разомъ барончикъ съ баронессой). Такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока баронъ не оказался отцомъ небольшого семейства изъ двѣнадцати душъ. Ежегодно къ ожидаемому торжественному событію въ замокъ Кельдветутъ являлась почтенная баронесса фонъ-Швилленгаузснъ въ сильнѣйшемъ волненіи за свою дорогую дочь, баронессу фонъ-Кельдветутъ, и хотя всѣмъ и каждому было извѣстію, что почтенная леди рѣшительно ни въ чемъ не прилагала руки для благосостоянія своей дочери, она считала своею непремѣнною обязанностью находиться въ самомъ разстроенномъ состояніи чувствъ во все время своего пребыванія въ Грогцвигскомъ замкѣ и коротала долгіе часы досуга, то читая нотаціи зятю по поводу его хозяйства, то оплакивая горькую участь своей несчастной дочери. Если же иной разъ баронъ Грогцвигъ не выдерживалъ и въ минуту досады, набравшись храбрости, замѣчалъ, что, по его мнѣнію, жена его была ничуть не несчастнѣе женъ другихъ храбрыхъ бароновъ, баронесса фонъ-Швилленгаузенъ призывала всѣхъ въ свидѣтели, что страданія ея дочери не трогаютъ никого, кромѣ нея одной, бѣдной матери,-- воззваніе, на которое у ея родныхъ и друзей быль всегда готовъ одинъ отвѣтъ, что, конечно, она, баронесса, гораздо чувствительнѣе своего зятя и что другую такую безчувственную скотину, какъ баронъ Грогцвигъ, трудно сыскать.
   "Бѣдный баронъ переносилъ все это, пока могъ; когда же не стало больше его силъ, онъ сдѣлался мраченъ и даже потерялъ сонъ и аппетитъ. Но впереди его ожидала еще болѣе горькая напасть, и, когда она пришла, баронъ окончательно впалъ въ черную меланхолію.
   "Времена перемѣнились. Дѣла барона шли плохо; онъ задолжалъ и запутался. Грогцвигскіе сундуки давно отощали, хотя семейство Швилленгаузеновъ считало ихъ неистощимыми, и какъ разъ въ ту минуту, когда баронесса собиралась подарить своего мужа тринадцатымъ отпрыскомъ его фамилію, баронъ Кельдветутъ сдѣлалъ открытіе, что его карманы пусты.
   "Что теперь дѣлать?-- подумалъ баронъ.-- Остается одно -- покончить съ собой".
   "Счастливая мысль! Баронъ достаетъ изъ буфета старый охотничій ножъ, точитъ его о саногь и приставляетъ къ горлу.
   "-- Гм... да онъ еще, кажется, не довольно остеръ,-- сказалъ онъ, опуская руку.
   "Баронъ поточилъ ножъ еще немного и снова приставилъ его къ горлу, но на этотъ разъ его остановилъ страшнѣйшій дѣтскій визгъ, раздавшійся изъ дѣтской маленькихъ барончиковъ и баронессъ, расположенной въ башнѣ съ желѣзными рѣшетками въ окнахъ для предотвращенія паденія въ ровъ.
   "-- Если бы я былъ холостымъ,-- сказалъ баронъ со вздохомъ;-- я бы уже разъ пятьдесятъ могъ перерѣзать себѣ горло безъ всякой помѣхи. Эй, кто тамъ есть! Подайте, мнѣ бутылку вина и самую большую трубку въ маленькую комнату со сводами, что около залы.
   "Одинъ изъ слугъ, расторопный малый, тотчасъ бросился исполнять приказаніе и не больше какъ черезъ полчаса или черезъ часъ объявили барону, что все готово. Баронъ всталъ и направился въ комнату со сводами. Здѣсь полированныя панели стѣнъ отражали яркое пламя камина; на столѣ стояли бутылки и лежала трубка, и все это придавало комнатѣ удивительно уютный видъ.
   "-- Оставь лампу,-- сказалъ баронъ.
   "-- Не угодно ли еще чего вашей милости?-- спросилъ слуга
   "-- Пошелъ вонъ!-- былъ отвѣтъ. Слуга вышелъ, а баронъ заперъ за нимъ дверь на засовъ.
   "-- Теперь выкурю послѣднюю трубочку, да и прости-прощай!-- сказалъ баронъ, потомъ положилъ ножъ на столъ такимъ образомъ, чтобы онъ былъ подъ рукой, отхлебнулъ изрядный глотокъ вина, и, откинувшись на спинку кресла, вытянулъ ноги къ огню и принялся за свою трубку.
   "Баронъ задумался о разныхъ разностяхъ: о своихъ теперешнихъ бѣдахъ, о прежней холостой жизни, о зеленыхъ дворянчикахъ, которые давно разсѣялись по бѣлу свѣту и о которыхъ онъ съ тѣхъ поръ ничего не слыхалъ, за исключеніемъ только двоихъ, которымъ, по несчастной случайности, отрубили головы, да еще четверыхъ, допившихся до бѣлой горячки. Далеко унеслись мысли барона; онъ видѣлъ себя на охотѣ, скачущимъ за кабанами и за медвѣдями... какъ вдругъ, опорожнивъ свой стаканъ, онъ случайно поднялъ глаза и, къ своему удивленію, замѣтилъ, что онъ не одинъ.
   "Да, онъ былъ не одинъ. Противъ него, по другую сторону камина, скрестивъ на груди руки, сидѣла страшная, отвратительная человѣческая фигура. Налитые кровью глаза этого человѣка далеко ушли въ орбиты, непомѣрно длинное лицо, сильно смахивавшее на лицо трупа, обрамляли всклоченныя пряди черныхъ, какъ смоль, волосъ. Фигура была закутана въ широкій темносиній плащъ, и, приглядѣвшись поближе, баронъ увидѣлъ, что вдоль борта плаща вмѣсто застежекъ красовались ручки отъ гроба; на ногахъ незнакомца, охватывая ихъ точно броней, были башмаки съ застежками изъ металлическихъ украшеній, какія дѣлаютъ на гробахъ, а на голову былъ накинутъ короткій черный капюшонъ, сшитый изъ погребальнаго покрова. Странный гость не обращалъ, по видимому, никакого вниманія на барона и сидѣлъ, пристально глядя въ огонь.
   "-- Эй!-- крикнулъ баронъ, топнувъ ногой, чтобы привлечь на себя его вниманіе.
   "-- Что тебѣ надо?-- откликнулся незнакомецъ, скосивъ глаза на барона, но не мѣняя своего положенія.
   "-- Это мнѣ нравится!-- сказалъ баронъ, нисколько не испугавшійся ни глухого голоса незнакомца, ни устремленнаго на него тусклаго взгляда.-- Кажется, это я могъ бы спросить тебя, чего тебѣ здѣсь надо? Какъ ты сюда попалъ?
   "-- Черезъ дверь,-- отвѣчалъ незнакомецъ.
   "-- Кто ты такой?
   "-- Человѣкъ.
   "-- Не вѣрю.
   "-- Не вѣрь.
   "-- Да я и не подумаю,-- отрѣзалъ баронъ.
   "Незнакомецъ съ минуту молча смотрѣлъ на барона и, наконецъ, сказалъ фамильярно:
   "-- Вижу, что тебя не проведешь. Дѣйствительно, я не человѣкъ.
   "-- Такъ кто же ты?-- спросилъ баронъ.
   "-- Духъ.
   "-- Вотъ чего бы я никогда не подумалъ,-- сказалъ баронъ презрительно.
   "-- Я духъ отчаянія и самоубійства,-- сказалъ призракъ.-- Теперь ты знаешь, кто я.
   "Съ этими словами онъ повернулся къ барону, точно собираясь вступить съ нимъ въ разговоръ. Но что больше всего поразило его собесѣдника, такъ это то, что, когда онъ откинулъ свой плащъ, у него оказался воткнутымъ въ груди большой колъ, проходившій насквозь, въ спину. Призракъ съ усиліемъ выдернулъ этотъ колъ и положилъ возлѣ себя на столъ съ такимъ спокойнымъ видомъ, точно это была тросточка для гулянья.
   "-- Ну-съ,-- началъ призракъ, поглядывая на охотничій ножъ,-- готовъ ли ты?
   "-- Не совсѣмъ,-- отвѣтилъ баронъ,-- вотъ докурю сперва трубку.
   "-- Въ такомъ случаѣ нельзя ли поторопиться?-- сказалъ призракъ.
   "-- Да ты, какъ видно, спѣшишь,-- замѣтилъ баронъ.
   "-- Еще бы! У меня полонъ ротъ дѣла, и въ Англіи, и во Франціи; все мое время на расхватъ.
   "-- Ты пьешь?-- спросилъ баронъ, дотронувшись до бутылки копцомъ своей трубки.
   "-- Изъ десяти разъ девять, и ужь тогда я напиваюсь до положенія ризъ,-- отвѣчалъ призракъ холоднымъ тономъ.
   "-- Никогда не пьешь умѣренно?-- спросилъ баронъ.
   "-- Нѣтъ, никогда, потому что такое питье порождаетъ веселость,-- отвѣтилъ съ содроганіемъ призракъ.
   "Баронъ съ минуту пристально смотрѣлъ на своего новаго пріятеля, который казался ему очень страннымъ, и наконецъ спросилъ, принимаетъ ли тотъ активное участіе въ событіяхъ, свидѣтелемъ которыхъ ему приходится бывать.
   "-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ призракъ уклончиво,-- но я всегда присутствую при нихъ.
   -- Вѣроятно, затѣмъ, чтобы судить о вѣрности удара?-- освѣдомился баронъ.
   "-- Именно,-- подтвердилъ призракъ, поигрывая коломъ и разглядывая его заостренный конецъ -- Однако, нельзя ли тебѣ поторопиться? Меня ждетъ еще одинъ молодой джентльменъ, у котораго оказалось слишкомъ много денегъ и свободнаго времени.
   "-- И онъ хочетъ наложить на себя руки оттого, что у него слишкомъ много денегъ! воскликнулъ со смѣхомъ баронъ.-- Ха, ха, ха, вотъ такъ идея. (Баронъ смѣялся впервые послѣ многихъ, многихъ дней).
   "-- Пожалуйста не смѣйся, перестань!-- пробормоталъ призракъ въ сильномъ смятеніи.
   "-- Это почему?-- спросилъ баронъ.
   "-- Потому что я не выношу смѣха, ужъ лучше вздыхай -- мнѣ это будетъ гораздо пріятнѣе.
   "При этимъ словахъ баронъ невольно вздрогнулъ, и призракъ, мгновенно оправившись отъ смущенія, съ самымъ любезнымъ видомъ подалъ ему охотничій ножъ.
   "-- Престранная, право, фантазія наложить на себя руки, потому что карманъ слишкомъ туго набитъ,-- пробормоталъ баронъ, разсѣянно пробуя пальцемъ остріе оружія.
   "-- Ничуть не болѣе странная, чѣмъ идея наложить на себя руки, потому что онъ пусть,-- быстро сказалъ странный гость.
   "Случайно ли сдѣлалъ призракъ этотъ промахъ, или онъ думалъ, что рѣшеніе барона настолько непоколебимо, что при немъ можно говорить все, не стѣсняясь, этого ужъ я не сумѣю вамъ объяснить. Знаю только, что оружіе вдругъ замерло въ рукѣ барона, а глаза его широко раскрылись, какъ будто его осѣнила какая-то новая мысль.-- А вѣдь и впрямь на свѣтѣ нѣтъ непоправимыхъ вещей,-- сказалъ баронъ Кельдветутъ.
   "-- Кромѣ пустыхъ сундуковъ!-- прокричалъ духъ.
   "-- Ну, что жъ, если они опустѣли, это еще не значитъ, что они всегда останутся пусты,-- сказалъ баронъ.
   "-- И сварливой жены!-- выкрикнулъ духъ еще пронзительнѣе.
   "-- Эка бѣда! Жену можно и усмирить,-- отвѣтилъ баронъ.
   "-- А тринадцать штукъ ребятишекъ!-- завопилъ духъ.
   "-- Не всѣ же они выйдутъ негодяями,-- сказалъ баронъ.
   "Почувствовавъ себя разбитымъ на всѣхъ пунктахъ, духъ пришелъ въ страшную ярость; однако, онъ попытался обратить дѣло въ шутку и сказалъ, что будетъ очень благодаренъ барону, когда тотъ перестанетъ шутить.
   "-- Я и не думаю шутить; напротивъ, я говорю совершенно серьезно,-- возразилъ ему баронъ.
   "-- Прекрасно, прекрасно, очень радъ это слышать, сказалъ духъ со свирѣпымъ взглядомъ,-- потому что, говорю не преувеличивая, шутка для меня смерть. Однако, рѣшайся покидай-ка скорѣе этотъ злополучный міръ!
   "-- Не знаю,-- сказалъ баронъ, играя ножемъ, нашъ міръ можно назвать дѣйствительно злополучнымъ, но, я, судя по твоей наружности, не думаю, чтобы и твой былъ много лучше, а это невольно наводитъ меня на мысль, что въ сущности у меня нѣтъ ни малѣйшей гарантіи, что я хорошо поступаю, рѣшаясь покинуть нашъ міръ. Какъ это я раньше объ этомъ не подумалъ!-- воскликнулъ баронъ, вскочивъ съ мѣста.
   "-- Торопись!0- неистовствовалъ духъ, скрежеща зубами.
   "-- Убирайся!-- крикнулъ баронъ.-- Конецъ моимъ мученіямъ, теперь ужъ я не буду такимъ дуракомъ! Опять буду дышать чистымъ воздухомъ, опять стану охотиться на медвѣдей. Если же Швилленгаузены вздумаютъ вмѣшаться въ мои дѣла, я серьезно поговорю съ баронессой, а старухѣ проломлю голову.
   "Съ этими словами баронъ упалъ въ кресло и такъ громко захохоталъ, что задрожали стѣны.
   "Призракъ отступилъ шага на два, поглядѣлъ на барона остановившимся отъ ужаса взглядомъ и только, когда смолкъ его хохотъ, онъ схватилъ колъ, съ силою воткнулъ его въ грудь и со страшнымъ воемъ исчезъ.
   "Съ этого дня Кельдветутъ никогда его больше не видѣлъ. Разъ принявъ твердое рѣшеніе жить, баронъ сумѣлъ образумить свою жену и тещу и умеръ много лѣтъ спустя если не богатымъ, то, насколько мнѣ извѣстно, вполнѣ счастливымъ человѣкомъ, оставивъ послѣ себя многочисленное семейство, прекрасно воспитанное подъ его личнымъ рисоводствомъ по всѣмъ правиламъ охоты на кабановъ и медвѣдей.
   "И вотъ мой совѣтъ всѣмъ тѣмъ, кому случится придти въ уныніе отъ подобныхъ причинъ (какъ это часто бываетъ на свѣтѣ): не поддаваться отчаянію, а прежде тщательно обсудить вопросъ со всѣхъ сторонъ, разсматривая хорошія его стороны въ увеличительное стекло; если же и послѣ этого останется искушеніе покончить съ жизнью, совѣтую сперва выкурить трубочку, выпить бутылку винца, а за симъ послѣдовать похвальному примѣру барона Грогцвига".
   -- Съ вашего позволенія, лэди и джентльмены, карета готова!-- сказалъ новый кучеръ дилижанса, просовывая голову въ двери.
   Это извѣстіе заставило общество наскоро покончить съ пуншемъ и предотвратило споры, которые могли бы возникнуть по поводу послѣдняго разсказа. Мистеръ Сквирсъ таинственно отозвалъ сѣдовласаго джентльмена къ сторонкѣ и съ большимъ интересомъ принялся его разспрашивать о чемъ-то, касавшемся, повидимому, пяти іоркскихъ сестеръ; на самомъ же дѣлѣ онъ просто желалъ получить свѣдѣнія насчетъ того, какую плату въ тѣ времена взимали іоркширскіе монастыри со своихъ пансіонеровъ.
   Дилижансъ снова пустился въ путь. Къ утру Николай уснулъ, и когда онъ проснулся, то, къ своему сожалѣнію, увидѣлъ, что пока онъ спалъ и сѣдой джентльменъ и веселый пассажиръ оба вышли. День прошелъ очень скучно, и около шести часовъ вечера Николай, мистеръ Сквирсъ, мальчуганы и ихъ общій багажъ были высажены въ нивой гостиницѣ "Короля Георга" въ Грета-Бриджѣ.
   

ГЛАВА VII.
Мистеръ и мистриссъ Сквирсъ у себя дома.

   Благополучно высадившись и оставивъ Николая съ мальчиками и ихъ багажемъ посреди дороги наслаждаться зрѣлищемъ перепряжки лошадей въ дилижансѣ, мистеръ Сквирсъ направился въ трактиръ, чтобы "поразмять себѣ ноги".
   Черезъ нѣсколько минутъ онъ вернулся, сдѣлавъ достаточный моціонъ, если судить по его покраснѣвшему носу и легкой икотѣ; въ ту же минуту изъ воротъ трактира выѣхали старый ободранный кабріолетъ и телѣга съ двумя ребятишками на козлахъ.
   -- Дѣти съ багажемъ размѣстятся въ телѣгѣ,-- распорядился мистеръ Сквирсъ, потирая руки,-- а мы съ молодымъ человѣкомъ сядемъ въ кабріолетъ. Садитесь, Никкльби!
   Николай повиновался. Послѣ довольно продолжительныхъ усилій мистеру Сквирсу удалось принудить лошадь къ столь же похвальному повиновенію, и кабріолетъ тронулся въ путь, предоставивъ телѣгу съ дѣтьми ихъ собственной горькой участи.
   -- Не озябли ли вы, Никкльби?-- освѣдомился мистеръ Сквирсъ послѣ довольно длинной паузы.
   -- Признаюсь, сэръ, немного-таки есть.
   -- Я не обвиняю васъ за это,-- замѣтилъ снисходительно Сквирсъ,-- путешествіе довольно таки длинное для такой погоды.
   -- Далеко ли еще до Дотбойсъ-Голла?-- спросилъ Николай.
   -- Около трехъ миль,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Но вамъ не зачѣмъ величать его Голломъ.
   Николай сконфуженно закашлялся, точно онъ хотѣлъ что-то спросить, но слова застряли у него въ горлѣ.
   -- Дѣло въ томъ, что это вовсе не Голлъ, замѣтилъ Сквирсъ лаконически.
   -- Неужели!-- воскликнулъ Николай, ошеломленный такою откровенностью.
   -- Да. Мы зовемъ его Голломъ въ Лондонѣ, потому что это лучше звучитъ,-- продолжалъ Сквирсъ,-- но здѣсь его никто не знаетъ подъ этимъ именемъ. Надѣюсь, каждому разрѣшается называть свой домъ хоть острогомъ, если ему такъ нравится; на сколько мнѣ извѣстно, на этотъ счетъ не имѣется никакихъ парламентскихъ запрещеній.
   -- Кажется, не имѣется, сэръ,-- согласился Николай.
   Мистеръ Сквирсъ бросилъ украдкой бѣглый взглядъ на своего собесѣдника и, убѣдившись, что тотъ о чемъ-то задумался и видимо не расположенъ продолжать разговоръ, удовольствовался тѣмъ, что всю остальную дорогу вплоть до самаго дома изо всѣхъ силъ хлесталъ лошадь.
   -- Эй, кто тамъ есть, отворяйте!-- крикнулъ онъ, когда они подъѣхали къ дому.-- Да что ты тамъ копаешься? Говорятъ тебѣ, бери лошадь!
   Пока школьный учитель выражалъ такимъ образомъ свое нетерпѣніе, Николай имѣлъ время разсмотрѣть наружный видь школы. Это было длинное, мрачное одноэтажное зданіе съ кое-какими службами во дворѣ, съ гумномъ и конюшней, примыкавшими къ дому. Минуту спустя послышался лязгъ отодвигаемыхъ засововъ, и въ воротахъ показалась длинная, тощая фигура юноши съ фонаремъ въ рукахъ.
   -- Это ты, Смайкъ?-- окликнулъ его Сквирсъ.
   -- Да., сэръ,-- отвѣчалъ юноша.
   -- Какого чорта ты тамъ копался?
   -- Простите, сэръ, я немного задремалъ у огня,-- проговорилъ Смайкъ смиренно.
   -- У огня? Это еще что. Гдѣ огонь? Какой тамъ огонь?-- закричалъ Сквирсъ пронзительнымъ голосомъ.
   -- Въ кухнѣ, сэръ. Барыня сказала, что, такъ какъ я не сплю, я могу побыть въ кухнѣ.
   -- Твоя барыня -- дура!-- отрѣзалъ Сквирсъ.--Ужъ, конечно, ты быль бы исправнѣе, если бы дождался на холодѣ. Держу пари, что такъ!
   Тѣмъ временемъ мистеръ Сквирсъ вылѣзъ изъ кабріолета и, настрого приказавъ Смайку присмотрѣть за лошадью и ни въ какомъ случаѣ не давать ей овса до утра, попросилъ Николая порождать на крыльцѣ, пока онъ обойдетъ кругомъ и отопретъ дверь.
   Тяжелое предчувствіе, весь этотъ день преслѣдовавшее Николая, овладѣло имъ съ новой силой, когда онъ остался одинъ. Грустная мысль, что онъ такъ далеко отъ своихъ и что при самой настоятельной необходимости онъ не можетъ добраться до нихъ иначе какъ пѣшкомъ, представилась ему теперь въ самомъ мрачномъ свѣтѣ; когда же взоръ его упалъ на находившійся передъ нимъ угрюмый домъ, погруженный во мракъ, и на окружающую безотрадную пустыню, покрытую снѣгомъ, его охватило такое уныніе, какого онъ еще никогда не испытывалъ.
   -- Вотъ и я! Гдѣ вы тамъ, Никкльби!-- сказалъ Сквирсъ, просовывая голову въ дверь.
   -- Здѣсь, сэръ.
   -- Входите же, входите скорѣй, вѣтеръ такъ и задуваетъ въ эту проклятую дверь, того и гляди съ ногъ сшибетъ.
   Николай тяжело вздохнулъ и вошелъ въ домъ. Затворивъ дверь и заложивъ ее на болты, мистеръ Сквирсъ ввелъ Николая въ небольшую пріемную, обставленную весьма скудно: нѣсколько стульевъ и два стола составляли всю ея меблировку. Одну изъ стѣнъ украшала огромная, совершенно потемнѣвшая карта; на одномъ изъ столовъ виднѣлись кое-какія приготовленія въ ужину, на другомъ были разбросаны въ живописномъ безпорядкѣ руководство для наставниковъ, грамматика Муррея, съ полдюжины объявленій и измазанное письмо, адресованное мистеру Вакфорду Сквирсу, эсквайру.
   Не прошло и минуты, какъ въ комнату ворвалась какая-то дама и, обхвативъ обѣими руками мистера Сквирса за шею, чмокнула его въ щеку такъ звонко, что этотъ звукъ можно было принять за звонокъ почтальона. Дама была широкоплечая и костлявая, чуть ли не цѣлой головой выше мистера Сквирса. На ней была грязная бумазейная кофточка; на головѣ, поверхъ папильотокъ, красовался такой же грязный, какъ и кофточка, ночной чепецъ, а поверхъ чепца подвязанный подъ подобородкомъ желтый шатокъ.
   -- Какъ поживаешь, милашка мой Сквирси?-- воскликнула дама игривымъ тономъ, но совершенно хриплымъ голосомъ.
   -- Чудесно, душенька, чудесно,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Ну, что какъ наши коровы?
   -- Живехоньки всѣ до одной.
   -- А свиньи?
   -- По обыкновенію веселы и довольны.
   -- Слава Богу!-- сказалъ Сквирсъ, разстегивая пальто.-- Мальчики тоже здоровы, надѣюсь?
   -- Что имъ дѣлается,-- пробурчала мистриссъ Сквирсъ.-- Всѣ здоровы, вотъ только у маленькаго Питчера горячка.
   -- Что ты?-- воскликнулъ Сквирсъ.-- Этакій противный мальчишка, вѣчно подхватитъ какую-нибудь гадость!
   -- Да и подхватитъ-то всегда что-нибудь заразительное,-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- А все его отвратительное упрямство, могу тебя увѣрить. Ужь когда-нибудь я его проучу, недаромъ столько времени собираюсь.
   -- И отлично сдѣлаешь душечка,-- замѣтилъ Сквирсъ.-- Вотъ мы посмотримъ, не поможетъ ли ему хорошая порка.
   Во время этого разговора Николай, чувствуя всю неловкость своею положенія, въ смущеніи стоялъ посреди комнаты, не зная, уйти ему или остаться. Наконецъ, мистеръ Сквирсъ вывелъ его изъ затрудненія, обратившись къ своей женѣ со словами:
   -- Это мой новый помощникъ, душечка.
   -- А-а!-- протянула мистриссъ Сквирсъ, небрежно кивнувъ Николаю и холодно оглядывая его съ ногъ до головы.
   -- Сегодня онъ съ нами поужинаетъ и уже съ завтрашняго дня приступитъ къ исполненію своихъ обязанностей.-- Я думаю, его можно будетъ пристроить на ночь гдѣ-нибудь здѣсь?
   -- Дѣлать нечего, надо что-нибудь придумать,-- отвѣчала леди. Надѣюсь, сэръ, вамъ безразлично гдѣ спать?
   -- О, я неприхотливъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Ваше счастье,-- замѣтила мистриссъ Сквирсъ.
   Это замѣчаніе вызвало взрывъ самаго веселаго хохота со стороны мистера Сквирса, который, кажется, очень удивился, что Николай не послѣдовалъ его примѣру.
   Пока супруги вели оживленный разговоръ о результатахъ поѣздки мистера Сквирса и послѣдній сообщалъ своей дражайшей половинѣ, кто изъ родителей ему заплатилъ и кто просилъ отсрочки, въ комнату вошла маленькая служанка и поставила на столъ блюдо холодной говядины и іоркширскій пирогъ. Слѣдомъ за служанкою шелъ Смайкъ съ кружкой эля въ рукахъ. Какъ разъ въ эту минуту мистеръ Сквирсъ опоражнивалъ свои карманы, выгружая изъ нихъ привезенные имъ съ собой документы и письма, адресованныя воспитанникамъ. Смайкъ уставился на эти письма взглядомъ, исполненнымъ такой страстной надежды и вмѣстѣ съ тѣмъ такого безнадежнаго отчаянія, что у Николая невольно сжалось сердце, такъ краснорѣчиво говорилъ этотъ взглядъ о долгихъ годахъ тяжелыхъ страданій.
   Это заставило его внимательно взглянуть на бѣднаго юношу, и первое, что его поразило, былъ необыкновенный, странный костюмъ Смайка. Хотя на видъ ему нельзя было дать менѣе восемнадцати, девятнадцати лѣтъ, причемъ онъ былъ даже довольно высокъ для своего возраста, на немъ была коротенькая курточка, какія обыкновенно носятъ самыя маленькія дѣти. Благодаря сію тщедушному, хилому сложенію, курточка была ему не слишкомъ узка, но зато страшно коротка, особенно рукава. Должно быть для того, чтобы обувь юноши не находилась ві, разладѣ съ остальнымъ одѣяніемъ, ноги его были облечены въ огромные сапоги съ отворотами, видимо принадлежавшіе когда-то какому-нибудь дюжему фермеру, но теперь до того стоптанные и рваные, что едва ли на нихъ позарился бы даже нищій. Богъ вѣсть, давно ли здѣсь жилъ этотъ бѣдняга, но, вѣроятно, онъ все еще носилъ свое прежнее бѣлье, съ которымъ явился сюда, такъ какъ его худую шею обрамляла изорванная въ клочки оборочка дѣтской рубашонки, высовывавшаяся мѣстами изъ подъ шейнаго платка, какіе носятъ взрослые мужчины. Къ тому же несчастный былъ хромъ, и пока онъ озабоченно вертѣлся вокругъ стола, дѣлая видъ, что онъ чѣмъ-то занятъ и бросая исподтишка на письма полные отчаянія взгляды, Николай съ глубокимъ участіемъ слѣдилъ за всѣми его движеніями.
   -- Ты чего здѣсь толчешься, Смайкъ!-- прикрикнула на него мистриссъ Сквирсъ.-- И безъ тебя все будетъ сдѣлано, ступай!
   -- А, ты все еще здѣсь,-- сказалъ Сквирсъ, взглянувъ на юношу.
   -- Да, сэръ,-- отвѣтилъ Смайкъ, стиснувъ руки, какъ бы затѣмъ, чтобы унять ихъ нервную дрожь.-- Нѣтъ ли у васъ...
   -- Чего?-- спросилъ Сквирсъ.
   -- Не имѣете ли вы... не слышали ли чего-нибудь обо мнѣ?
   -- Ни чорта лысаго!-- отвѣтилъ грубо Сквирсъ.
   Смайкъ потупилъ глаза и, прикрывъ лицо рукою, двинулся къ двери.
   -- Ничего нѣтъ,-- отрѣзалъ Сквирсъ ему вслѣдъ,-- и никогда не будетъ. Ловкая штука, нечего сказать! Сколько лѣтъ ты сидишь на моей шеѣ, и ни откуда ни фартинга! А за справками куда сунешься? Славный подарокъ, что и говорить! Корми теперь тебя, огромнаго балбеса, даже безъ надежды хоть когда-нибудь за это получить ломаный грошъ.
   Смайкъ приложилъ руку ко лбу, словно усиливаясь что-то припомнить, уставился на вопрошавшаго, безсмысленно улыбаясь, и, ковыляя, вышелъ изъ комнаты.
   -- Знаешь ли, Сквирсъ,-- сказала школьному учителю его супруга, когда за Смайкомь затворилась дверь,-- мнѣ иногда начинаетъ казаться, что этотъ парень превращается въ настоящаго идіота.
   -- Надѣюсь, что ты ошибаешься, душенька,-- отвѣчалъ на это школьный учитель,-- онъ расторопный малый и во всякомъ случаѣ отрабатываетъ намъ свои харчи. Впрочемъ, что бы томъ ни случилось, работать-то онъ всегда будетъ въ силахъ... Однако, мы и забыли объ ужинѣ, а я страшно голоденъ, усталъ, какъ собака, и хочу поскорѣе лечь въ постель.
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ принялся жадно уничтожать единственный бывшій на столѣ бифштексъ. Николай тоже придвинулъ себѣ стулъ къ столу, хотя аппетитъ у него совершенно пропалъ.
   -- Ну, что, Сквирси, какъ ты находишь бифштексъ?-- освѣдомилась мистриссъ Сквирсъ.
   -- Сочный и нѣжный, точно ягнятина,-- отвѣтилъ тотъ.-- Хочешь кусочекъ?
   -- Спасибо, я сыта, ничего не хочу. А вотъ что, душенька, чѣмъ бы намъ угостить молодого человѣка?
   -- Всѣмъ, чего онъ пожелаетъ изъ того, что есть на столѣ,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ въ припадкѣ несвойственнаго ему великодушія.
   -- Чего вамъ угодно, мистеръ Кнюкльбай?-- спросила мистриссъ Сквирсъ.
   -- Кусочекъ пирога, если позволите,--отвѣтилъ Николай.-- Только самый маленькій, потому что я совсѣмъ не голоденъ.
   -- О, въ такомъ случаѣ жаль начинать пирогъ,-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- Не хотите ли, я вамъ отрѣжу кусочекъ холодной говядины?
   -- Все, что вамъ будетъ угодно,-- проговорилъ разсѣянно Николай.-- Мнѣ, право, все равно.
   Этотъ отвѣтъ пришелся видимо по душѣ мистриссъ Сквирсъ, потому что, подмигнувъ мужу въ знакъ своего удовольствія по поводу того, что молодой человѣкъ знаетъ свое мѣсто, она сейчасъ же вознаградила его за эту похвальную скромность, отрѣзавъ ему кусочекъ мяса собственными прелестными ручками.
   -- Элю, Сквирсъ?-- спросила почтенная леди, подмигивая и подмаргивая, чтобы дать понять мужу, что вопросъ этотъ относится собственно не къ нему, а къ Николаю, т. е. слѣдуетъ ли дескать предложить ему элю?
   -- Разумѣется,-- отвѣчалъ Сквирсъ, въ свою очередь пуская въ ходъ телеграфическіе знаки.-- Наливай.
   Такимъ образомъ Николай получилъ цѣлый стаканъ элю и осушилъ его, погруженный въ раздумье, въ счастливомъ невѣдѣніи происходившихъ переговоровъ.
   -- Превосходный бифштексъ,-- сказалъ Сквирсъ, покончивъ съ ѣдой и откладывая ножъ и вилку.
   -- Мясо перваго сорта,-- отозвалась почтенная леди,-- я сама его брала для...
   -- Для кого?.. Надѣюсь, не для...-- съ испугомъ перебилъ ее Сквирсъ.
   -- Нѣтъ, не для нихъ, разумѣется, нѣтъ,-- поспѣшила успокоить его мистриссъ Сквирсъ,-- нарочно для тебя, къ твоему возвращенію. Боже мой, да неужто ты думаешь, что я могла бы такъ опростоволоситься?
   -- Клянусь честью, милочка, я не понялъ, что ты хотѣла сказать,-- проговорилъ Сквирсъ, все еще блѣдный отъ испуга.
   -- Успокойся, успокойся, дружокъ,-- со смѣхомъ сказала супруга,-- ты думаешь, что я такая дура! Вотъ было бы мило!
   Эта послѣдняя часть разговора можетъ показаться не совсѣмъ понятной. Дѣло въ томъ, что между сосѣдями мистера Сквирса ходили слухи, будто бы этотъ почтенный педагогъ былъ такимъ ярымъ врагомъ дурного обращенія съ животными, что не разъ покупалъ для стола своихъ воспитанниковъ мясо скота, умершаго естественною смертью. Очень возможно, что теперь ему пришло въ голову, не съѣлъ ли онъ чего изъ запасовъ, предназначавшихся для этихъ молоденькихъ джентльменовъ.
   Ужинъ былъ конченъ и убранъ служанкой, худенькой дѣвушкой, глядѣвшей голодными глазами на уносимыя блюда. Послѣ ужина мистриссъ Сквирсъ вышла, чтобы запереть на замокъ кладовую и спрятать посохраннѣе вещи пяти новичковъ, которые только-что прибыли и до того замерзли, что походили больше на ледяныя сосульки, чѣмъ на живыхъ людей. Затѣмъ дѣтей накормили легкимъ ужиномъ, состоявшимъ изъ одного супа, и уложили вповалку на узенькую постель, чтобъ имъ было теплѣе, предоставивъ имъ мечтать на свободѣ о болѣе существенной пищѣ и теплой комнатѣ, что, по всей вѣроятности, они и исполнили.
   Тѣмъ временемъ мистеръ Сквирсъ принялся готовить себѣ грогъ: въ огромный стаканъ съ водкой онъ подбавилъ ровно такое количество воды, въ которомъ могъ бы растаять сахаръ, между тѣмъ какъ его драгоцѣнная половина поднесла Николаю крохотный стаканчикъ смѣси, представлявшій лишь слабую тѣнь того горячительнаго напитка, которымъ угощался ея супругъ. Затѣмъ мужъ и жена придвинулись поближе къ огню и протянули ноги на рѣшетку камина и начали о чемъ-то таинственно перешептываться, а Николай, взявъ со стола руководство для наставниковъ, сталъ пробѣгать въ отдѣлѣ смѣси интересные анекдоты и просматривать картинки, такъ же мало сознавая, гдѣ онъ и что дѣлаетъ, какъ если бы онъ былъ въ магнетическомъ снѣ.
   Наконецъ, мистеръ Сквирсъ началъ зѣвать и объявилъ, что пора идти спать. Тогда мистриссъ Сквирсъ вдвоемъ со служанкой притащили въ комнату тощій соломенный тюфякъ и пару простынь и устроили постель Николаю.
   -- Завтра мы помѣстимъ васъ, какъ слѣдуетъ, въ спальнѣ,-- сказалъ ему мистеръ Сквирсъ.-- Постойте-ка; кто теперь спитъ въ постели Брукса, душенька?
   -- Въ постели Брукса?-- протянула мистриссъ Сквирсъ, что-то соображая.-- Тамъ спитъ Дасеннингсъ, потомъ еще маленькій Бодлеръ, Грсимартъ и этотъ, какъ его?.. Ы все забываю.
   -- Знаю, знаю,-- перебилъ Сквирсъ.-- Значитъ полный комплектъ.
   "Чего ужъ полнѣе",-- подумалъ Николай
   -- Не бѣда! Я знаю, мѣстечко гдѣ-нибудь да найдется,-- добавилъ Сквирсъ,-- только въ настоящую минуту я не могу хорошенько припомнить гдѣ. Завтра по-утру мы это все уладимъ. Покойной ночи, Никкльби. Не забудьте же: къ семи часамъ вы должны быть готовы.
   -- Я буду готовъ, сэръ. Покойной ночи.
   -- Я самъ приду вамъ показать, гдѣ у насъ колодезь,-- сказать Сквирсъ.-- Что касается мыла, то вы всегда найдете кусокъ къ кухнѣ на окнѣ; вы одинъ будете пользоваться этимъ кускомъ.
   Николай только вытаращилъ глаза къ отвѣтъ на это заявленье, но ничего не сказалъ. Мистеръ Сквирсъ направился было къ двери, но съ полдороги вернулся.
   -- Не знаю, какъ намъ завтра быть съ полотенцемъ,-- заговорилъ онъ опять.-- Ну, да не бѣда, одинъ разъ какъ-нибудь обойдетесь, а тамъ мистриссъ Сквирсъ все уладитъ. Смотри же, душенька, не забудь,-- обратился онъ къ супругѣ.
   -- Не забуду. Смотрите, и вы не забудьте, молодой человѣкъ, встать пораньше, чтобы умыться первымъ. Конечно, это ваше неотъемлемое право, какъ наставника; но эти дрянные мальчишки вѣчно норовятъ воспользоваться чужымь мыломъ.
   Тутъ мистеръ Сквирсъ подмигнулъ мистриссъ Сквирсъ на бутылку, вѣроятно, боясь, какъ бы Николай не вздумалъ приложиться къ ней ночью. Почтенная леди поспѣшно схватила ее въ свои объятія, и супруги вышли изъ комнаты.
   Оставшись одинъ. Николай нѣсколько разъ въ волненіи прошелся по комнатѣ. Успокоившись немного, онъ сѣлъ и сталъ думать, что ему предпринять. Рѣшеніе его было скоро принято: что бы съ нимъ ни случилось, онъ вынесетъ все ради матери и сестры, чтобы не подать дядѣ повода бросить ихъ къ ихъ безпомощномъ положеніи. Твердая рѣшимость всегда хорошо дѣйствуетъ на наше расположеніе духа. Николай оживился; недавняго его унынія какъ не бывало, и вотъ до чего довѣрчива юность: онъ начиналъ уже надѣяться, что его дѣла въ Дотбойсъ-Голлѣ пойдутъ не такъ плохо, какъ это ему показалось съ перваго взгляда.
   Совершенно воспрянувъ духомъ, онъ сказалъ себѣ, что утро вечера мудренѣе, и приготовился уже ложиться въ постель, какъ вдругъ изъ кармана у него выпало запечатанное письмо. Второпяхъ, во время прощанія въ Лондонѣ, онъ было о немъ совсѣмъ позабылъ, а съ тѣхъ поръ оно ему ни разу не попадалось на глаза; но теперь ему разомъ пришло на память таинственное поведеніе Ньюмэна Ногса.
   -- Боже мой, какой необыкновенный почеркъ!-- сказалъ Николай, взглянувъ на конвертъ.
   Письмо было адресовано на его имя и написано на грязнѣйшемъ лоскуткѣ бумаги дрожащимъ, неразборчивымъ почеркомъ. Послѣ долгихъ напрасныхъ стараній Николаю удалось прочесть слѣдующее:
   "Мой милый юноша! Я хорошо знаю свѣтъ. Вашъ отецъ его вовсе не зналъ, иначе онъ не оказалъ бы мнѣ услуги, за которую я не имѣлъ даже надежды когда-нибудь ему отплатить. Не знаете свѣта и вы, иначе вы бы никогда не рѣшились на это путешествіе.
   "Если вамъ когда-нибудь понадобится пріютъ въ Лондонѣ (не сердитесь на меня за это предположеніе; было время, когда и я былъ твердо убѣжденъ, что никогда не буду нуждаться въ пріютѣ), вы можете узнать мой адресъ въ трактирѣ "Корона", Гольденъ-Скверъ, уголъ Сильворъ-Стрита и Сентъ-Джемской улицы, дверь на обѣ улицы. Можете явиться хоть ночью. Было время, когда никто не устыдился бы... Впрочемъ, это все уже прошло
   "Простите за безграмотность. Я скоро забуду, какъ и платье-то порядочное носить. Я позабылъ всѣ свои старыя привычки, а съ ними вмѣстѣ и орѳографію.

Ньюмэнъ Ногсъ".

   "Р. S. Если будете проходить мимо Бернардъ-Кастля, вы найдете прекрасный эль въ харчевнѣ "Королевская Голова". Скажите, что вы меня знаете, и я увѣренъ, что тамъ это вамъ не повредитъ. Можете сказать обо мнѣ: "мистеръ Ногсъ",-- вѣдь и и былъ нѣкогда джентльменомъ. Конечно, былъ".
   Быть можетъ, не стоило бы и упоминать о столь незначительномъ обстоятельствѣ, но когда Николай сложилъ письмо и сунулъ въ карманъ, глаза его были подернуты влагой, которая очень походила на слезы.
   

ГЛАВА VIII.
Внутренніе порядки Дотбойсъ-Голла

   Путешествіе въ двѣсти слишкомъ миль по жестокому холоду -- лучшее средство превратить самое твердое ложе въ мягкій пуховикъ. Очень возможно, что это лучшее средство и для того, чтобы навѣять на человѣка сладкіе сны, по крайней мѣрѣ, тѣ сны, что витали надъ жесткимъ ложемъ Николая, нашептывали ему самыя пріятныя вещи. Онъ быстро сдѣлалъ свою карьеру и видѣлъ себя обладателемъ огромнаго состоянія въ ту минуту, когда слабый лучъ свѣта упалъ ему прямо въ глаза и онъ услышалъ голосъ, который съ трудомъ призналъ за голосъ мистера Сквирса, кричавшій, что пора подниматься.
   -- Семь часовъ пробило, Никкльби,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Развѣ уже утро?-- спросилъ Николай и сѣлъ на постели.
   -- Давно, и какое холодное! Живо, живо на ноги, Никкльби!
   Не ожидая дальнѣйшихъ поощреній, Николай въ ту же минуту былъ на ногахъ и приступилъ къ одѣванію при свѣтѣ свѣчи, которую держалъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Какая досада, помпа замерзла,-- сказалъ этотъ джентльменъ.
   -- Неужто!-- проговорило Николай равнодушно, ничуть не заинтересованный этимъ извѣстіемъ.
   -- Замерзла, проклятая,-- продолжалъ Сквирсъ,-- поэтому вамъ не придется сегодня умыться.
   -- Не придется умыться!-- воскликнулъ Николай.
   -- Очень просто, не придется, да и все тутъ -- отрѣзалъ Сквирсъ.-- Можете удовольствоваться обтираніемъ, пока удастся проломить ледъ и вытащить ведро воды для мальчиковъ. Чего вы на меня такъ уставились? Одѣвайтесь.
   Николай, безъ дальнѣйшихъ разговоровъ, принялся натягивать на себя платье. Тѣмъ временемъ Сквирсъ отворилъ ставни и потушилъ свѣчу. Въ эту минуту за дверьми раздался голосъ его дражайшей половины, спрашивавшей, можно ли ей войти.
   -- Войди, войди, душенька,-- сказали Сквирсъ.
   Мистриссъ Сквирсъ вошла въ комнату въ той самой грязной ночной кофтѣ, которая такъ соблазнительно обрисовывала ея станъ наканунѣ. Единственнымъ прибавленіемъ къ ея вчерашнему туалету служила старая касторовая шляпка, которую она весьма находчиво и безцеремонно напялила поверхъ вчерашняго ночного чепца.
   -- Проклятая ложка запропастилась, нигдѣ ее не найти,-- сказала почтенная леди, открывая буфетъ.
   -- Стоитъ ли, душенька, волноваться изъ-за такихъ пустяковъ,-- замѣтилъ Сквирсъ успокоительнымъ тономъ.
   -- Хороши пустяки!-- отозвалась съ досадой мистриссъ Сквирсъ.-- Развѣ ты забылъ, что сегодня день раздачи лекарства?
   -- Ты права, душенька, совсѣмъ изъ головы вонъ. Видите ли, Никкльби, отъ времени до времени мы очищаемъ кровь нашимъ мальчикамъ.
   -- Мы не очищаемъ ровно ничего,-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- Пожалуйста не заберите себѣ въ голову, молодой человѣкъ, что мы покупаемъ сѣрный цвѣтъ и патоку съ какой-нибудь добродѣтельной цѣлью, вродѣ той, о которой онъ тамъ говоритъ. Если вы это думаете, то очень ошибаетесь.
   -- Милая моя,-- остановилъ ее нахмурившись Сквирсъ.-- Ты ужъ слишкомъ того...
   -- Глупости! Коль скоро молодой человѣкъ пріѣхалъ къ намъ учить дѣтей, лучше, чтобы онъ сразу узналъ, что мы не намѣрены строить изъ себя дураковъ ради этихъ мальчишекъ, и если мы даемъ имъ сѣрный цвѣтъ съ патокой, то только потому, что надо же ихъ лечить, иначе они будутъ болѣть, а это намъ убытокъ, и кромѣ того лекарство портитъ имъ аппетитъ и во всякомъ случаѣ обходится дешевле обѣдовъ и завтраковъ. Такимъ образомъ выходитъ полезно для обѣихъ сторонъ,-- чего же лучше!
   Окончивъ эту тираду, мистриссъ Сквирсъ просунула голову въ буфетъ въ поискахъ за пропавшей ложкой, въ чемъ ей сейчасъ же принялся помогать мистеръ Сквирсъ. Между супругами завязался оживленныя разговоръ; но такъ какъ дверцы буфета заглушали ихъ голоса, то изъ всего этого разговора Николай могъ разобрать только одно -- что мистеръ Сквирсъ находилъ, что его супруга сдѣлала большую оплошность, а мистриссъ Сквирсъ въ отвѣтъ обозвала его дуракомъ.
   Послѣ довольно долгихъ, но безслѣдныхъ поисковъ позвали Смайка. Получивъ въ видѣ поощренія затрещину отъ мистера Сквирсъ и подзатыльникъ отъ мистриссъ Сквирсъ,-- испытанныя средства, служившія, очевидно, къ проясненію его интеллектуальныхъ способностей,-- Смайкъ высказалъ довольно основательное предположеніе, не скрывается ли ложка въ карманѣ мистриссъ Сквирсъ. Догадка эта не замедлила подтвердиться. Но такъ какъ мистриссъ Сквирсъ прежде всего запротестовала, увѣряя, что ложки у нея въ карманѣ ни въ какомъ случаѣ быть не можетъ, то единственная выгода, какую Смайкъ извлекъ изъ своей смѣтливости, была новая затрещина за то, что онъ осмѣливается противорѣчивъ хозяйкѣ, и обѣщаніе, что въ слѣдующій разъ за такую непочтительность ему предстоитъ хорошая порка.
   -- Золото, а не женщина, Никкльби,-- сказалъ Сквирсъ, когда его почтенная половина, какъ вихрь, вылетѣла изъ комнаты, вытолкнувъ впередъ злосчастнаго юношу.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ? замѣтилъ Николай.
   -- Другой такой не найти,--продолжалъ Сквирсъ съ убѣжденіемъ,-- обыщи хоть весь свѣтъ. Я не знаю другой ей подобной. Эта женщина всегда одинакова, всегда живая, бодрая, дѣятельная и экономная, какъ вы видите это теперь.
   Николай невольно вздохнулъ при мысли о предстоявшей ему пріятной перспективѣ домашней жизни; но, къ счастью, Сквирсъ былъ въ эту минуту такъ занятъ своими собственными размышленіями, что не замѣтилъ его предательскаго вздоха.
   -- Когда я бываю въ Лондонѣ, я всѣмъ всегда говорю, что мистриссъ Сквирсъ замѣняетъ нашимъ воспитанникамъ родную мать,-- продолжалъ онъ.-- Но въ сущности она дѣлаетъ для нихъ больше, чѣмъ мать -- въ десять разъ больше. Она для нихъ дѣлаетъ то, Никкльби, чего ни одна мать никогда не сдѣлала бы для родного сына.
   -- Я въ этомъ вполнѣ убѣжденъ, сэръ,-- сказалъ Николай.
   Надо замѣтить, что мистеръ и мистриссъ Сквирсъ смотрѣли на своихъ питомцевъ, какъ на естественныхъ своихъ враговъ, другими словами -- высасывали изъ нихъ все, что только могли. Въ этомъ супруги сходились вполнѣ и дѣйствовали съ замѣчательнымъ единодушіемъ. Вся разница между образомъ дѣйствій того и другой заключалась лишь въ томъ, что мистриссъ Сквирсъ безстрашно вела открытую войну, тогда какъ мистеръ Сквирсъ даже дома прикрывалъ свои поступки обычнымъ для него лицемѣріемъ, разсчитывая, по всей вѣроятности, что если бы когда-нибудь для него и насталъ день расплаты, ему удастся убѣдить даже себя самого, что онъ всегда былъ человѣкомъ добрѣйшей души.
   -- Однако, пора и въ школу,-- сказалъ Сквирсъ, прерывая нить размышленій своего помощника,-- время приниматься за дѣло. Не поможете ли вы мнѣ, Никкльби, надѣть мое школьное платье?
   Николай послушно помогъ своему патрону натянуть затасканную бумазейную куртку, которую тотъ снялъ съ гвоздя въ корридорѣ, и Сквирсъ, вооружившись тростью, двинулся къ дверямъ зданія, расположеннаго въ глубинѣ двора.
   -- Вотъ наша лавочка, Никкльби!-- сказалъ школьный учитель, распахнувъ дверь.
   Зрѣлище, представшее глазамъ Николая, было такъ необычайно, столько предметовъ разомъ бросалось въ глаза, приковывая вниманіе, что въ первую минуту молодой человѣкъ былъ совершенно ошеломленъ и стоялъ, ничего не видя передъ собой. Однако, мало-по-малу, онъ разглядѣлъ, что все школьное помѣщеніе заключалось въ одной грязной и голой комнатѣ, освѣщавшейся двумя окнами, въ которыхъ изъ десяти стеколъ уцѣлѣло одно, всѣ же остальныя были залѣплены вырванными листами изъ старыхъ тетрадокъ. Посрединѣ стояло два длинныхъ поломанныхъ старыхъ стола, изрѣзанныхъ ножами и залитыхъ чернилами, и двѣ, три скамьи, отдѣльная каѳедра для мистера Сквирса и другая для его помощника. Потолка не было вовсе; вмѣсто него, какъ это бываетъ въ сараяхъ, надъ головою тянулись стропила и балки, поддерживавшія крышу; стѣны были до того перепачканы и засалены, что невозможно было рѣшить, красили ли ихъ или бѣлили ли когда-нибудь.
   Но ученики -- молодые дворянчики -- что это былъ за ужасъ! Послѣдній лучъ надежды, еще теплившійся въ душѣ Николая послѣ принятаго имъ вчера благого рѣшенія, разомъ угасъ при взглядѣ на эту картину. Блѣдныя, изнуренныя лица, костлявыя сгорбленныя спины, дѣти, имѣющія видъ стариковъ, калѣки на костыляхъ, съ искривленными членами, закованными въ желѣзо, жалкіе карлики-горбуны и не менѣе жалкія, тощія фигуры на такихъ тонкихъ ногахъ, что трудно было себѣ представить, какъ они могутъ поддерживать тяжесть длиннаго согбеннаго тѣла, вотъ что увидѣлъ Николай. Гноящіеся глаза, заячьи губы, кривыя ноги, увѣчья всѣхъ сортовъ свидѣтельствовали лучше всякихъ словъ о неестественномъ отвращеніи родителей къ собственной крови и плоти, о юной жизни, загубленной съ младенческихъ лѣтъ, о жизни, представляющей рядъ тяжкихъ страданій съ одной стороны, жестокости и небрежности -- съ другой.
   Были тутъ дѣтскія личики, которыя могли бы быть привлекательными, если бы не отпечатокъ горя и голода, лежавшій на нихъ. Были мальчики съ потухшимъ, неподвижнымъ взоромъ, дѣтская красота которыхъ безвременно увяла и осталась одна слабость и безпомощность. Были другіе, съ печатью порока на лицѣ, съ бѣгающими глазами или наглымъ взглядомъ преступниковъ; были, наконецъ, невинныя крошки, расплачивавшіяся за грѣхи своихъ родителей, оплакивавшія своихъ наемныхъ кормилицъ, одинокіе даже здѣсь, среди общаго одиночества. Вступать въ жизнь съ ожесточеннымъ сердцемъ, изъ котораго было вырвано съ корнемъ всякое доброе, нѣжное чувство, въ которомъ все юное и прекрасное было задавлено въ зародышѣ, въ которомъ не осталось мѣста ни для чего, кромѣ все разгоравшейся ненависти. Боже, какой адъ сулило въ будущемъ такое начало!
   Но какъ ни потрясающа, была эта картина, въ ней были такія смѣшныя подробности, что у всякаго менѣе чувствительнаго наблюдателя онѣ способны были вызвать улыбку. На одной изъ учительскихъ каѳедръ возвышалась фигура мистриссъ Сквирсъ надъ огромной миской патоки съ сѣрой -- лакомое блюдо, которое она щедрой рукой раздавала поочередно всѣмъ мальчуганамъ, употребляя для этого огромную деревянную ложку, предназначавшуюся ея творцомъ, вѣроятно, для великановъ и страшно раздиравшую рты юнымъ джентльменамъ. Подъ страхомъ самаго строгаго наказанія каждый мальчикъ долженъ былъ проглотить порцію этого угощенія однимъ духомъ.
   Въ другомъ углу, прижавшись къ стѣнкѣ, стояло пятеро прибывшихъ вчера новичковъ; трое изъ нихъ были облачены въ широчайшіе кожанные панталоны, а двое остальныхъ въ старенькія, коротенькія и узкія брючки, облегавшія ихъ ноги точно купленный костюмъ. Неподалеку отъ этой группы возсѣдалъ единственный сынъ и наслѣдникъ мистера Сквирса, вылитый папенькинъ портретъ. Онъ изо всѣхъ силъ отбивался отъ Смайка, натягивавшаго на него новые сапожки, которые имѣли самое подозрительное сходство съ тѣми, что были вчера на ногахъ самаго младшаго изъ вновь прибывшихъ мальчугановъ. Это обстоятельство не ускользнуло, повидимому, и отъ наблюдательности ихъ бывшаго владѣльца, взиравшаго оторопѣлыми глазами на такое присвоеніе чужой собственности.
   По одну сторону каѳедры стояли шеренгой ожидавшіе своей очереди для пріема лекарства, причемъ ихъ лица далеко не говорили въ пользу предстоявшаго имъ удовольствія; по другую тянулась другая шеренга дѣтей, уже получившихъ свою порцію угощенія, и если судить по ихъ выразительнымъ гримасамъ, они едва ли остались имъ довольны. Вся эта ватага была одѣта въ самые пестрые, разнокалиберные костюмы, которые были бы очень смѣшны, если бы не прорѣхи и грязь и жалкій видь ихъ владѣльцевъ.
   -- Ну-съ!-- крикнулъ Сквирсъ и такъ громко ударилъ тростью по каѳедрѣ, что мальчики чуть не попадали отъ испуга.-- Кончена ли раздача?
   -- Послѣдній,-- сказала мистриссъ Сквирсъ и второпяхъ закатила этому послѣднему такую порцію лекарства, что пришлось стукнуть его ложкой по головѣ, чтобы привести въ чувство.-- Живо, Смайкъ, убирай!
   Смайкь со всѣхъ ногъ ринулся изъ комнаты съ миской въ рукахъ, а мистриссъ Сквирсъ, подозвавъ къ себѣ одного курчаваго мальчугана и вытеревъ объ его голову руки, поспѣшила слѣдомъ за Смайкомъ въ сосѣднее помѣщеніе, вродѣ прачешной, гдѣ надъ чуть тлѣвшимся огонькомъ висѣлъ огромный котелъ. Тутъ же на столѣ стоялъ цѣлый рядъ деревянныхъ чашекъ.
   Мистриссъ Сквирсъ, при содѣйствіи голодной служанки, разлила по чашкамъ бурое содержимое этого котла, которое носило громкое названіе супа, но гораздо больше смахивало на помои. Около каждой чашки лежало по небольшому ломтику чернаго хлѣба, и когда мальчуганы, съ помощью этихъ ломтиковъ, съѣли свой супъ, они закусили корочками, и завтракъ былъ конченъ. Мистеръ Сквирсъ прочелъ торжественнымъ тономъ: "Благодаримъ тя, Христо Боже нашъ, яко насытилъ еси насъ земныхъ Твоихъ благъ...", послѣ чего отправился въ свою очередь вкушать "блага" на свою половину.
   Николай съѣлъ цѣлую чашку супа, руководствуясь, вѣроятно, тѣмъ же самымъ основаніемъ, какимъ говорятъ, руководствуются дикари, когда глотаютъ глину и землю, не имѣя другой пищи, т. е. во избѣжаніе весьма непріятнаго ощущенія голода. Закусивъ хлѣбомъ съ масломъ, полагавшимся ему, какъ наставнику, онъ усѣлся къ сторонкѣ въ ожиданіи начала школьныхъ занятій. Онъ не могъ не замѣтить необыкновенной тишины и унынія, царившихъ во время рекреаціи. Не было тутъ ни обычнаго школьнаго крика и гама, ни шумныхъ игръ, ни веселаго смѣха. Дѣти сидѣли съежившись на скамейкахъ, какъ будто боялись пошевелиться. Единственный ребенокъ, проявлявшія нѣкоторое поползновеніе къ движенію, былъ юный Сквирсъ, но такъ какъ изобрѣтенное имъ занятіе состояло въ томъ, что онъ отдавливалъ ноги товарищамъ своими новыми сапогами, то рѣзвость его едва ли можно было назвать пріятной для окружающихъ.
   Послѣ получасовой рекреаціи явился мистеръ Сквирсъ; мальчики сейчасъ же сѣли по мѣстамъ и взялись за книжки, впрочемъ, этимъ послѣднимъ преимуществомъ, т. е. книгами, пользовались только немногіе счастливцы, ибо одна книжка приходилась среднимъ счетомъ на восьмерыхъ. Мистеръ Сквирсъ взошелъ на каѳедру, просидѣлъ нѣсколько минутъ съ такимъ глубокомысленнымъ видомъ, точно онъ постигъ всю книжную премудрость и, если бы захотѣлъ, могъ бы пересказать на память всѣ учебники отъ слова до слова, и затѣмъ вызвалъ къ доскѣ первый классъ. Согласно этому приказанію передъ каѳедрой выстроилось съ полдюжины воспитанниковъ, болѣе похожихъ на вороньи пугала, чѣмъ на дѣтей, до такой степени были изодраны ихъ колѣни и локти. Одинъ изъ нихъ положилъ передъ ученымъ наставникомъ грязную истрепанную книжонку.
   -- Это нашъ первый классъ грамоты и философіи, Никкльби,-- сказалъ Сквирсъ, дѣлая Николаю знакъ подойти.-- Прежде, чѣмъ передать его вамъ, я самъ займусь съ ними латынью. Ну-съ, гдѣ же нашъ первый ученикъ?
   -- Съ вашего позволенія, сэръ, онъ моетъ окна въ маленькой гостиной,-- отвѣчалъ временно занимающій мѣсто главы философскаго класса.
   -- Моетъ окно? Прекрасно, -- замѣтилъ Сквирсъ.-- Мы придерживаемся практической методы преподаванія, Никкльби; это самая раціональная изъ всѣхъ педагогическихъ системъ. М-ы-т-ь -- мыть. Глаголъ дѣйствительный, означающій чистить, очищать. О-к-ок, н-о-но -- окно. Имя существительное означаетъ отверсне для пропуска свѣта. Когда дѣти ознакомятся съ этими понятіями теоретически, они ихъ изучаютъ на практикѣ. Мы дѣйствуемъ, основываясь на томъ же принципѣ, на основаніи котораго при изученіи географіи употребляется глобусъ. Ндѣ второй ученикъ?
   -- Онъ полетъ садъ, сэръ -- отвѣтилъ тоненькій голосокъ.
   -- Прекрасно,-- сказалъ Сквирсъ, ничуть не смущаясь.-- Полетъ садъ. Б-о-бо, т-а-та, н-и-ни, к-а-ка, ботаника. Имя существительное, означающее науку, которая знакомитъ насъ съ растеніями. Когда ботаника ознакомитъ ребенка съ растеніями, онъ идетъ изучать ихъ на практикѣ. Вотъ наша система, Никкльби. Что вы о ней думаете?
   -- Во всякомъ случаѣ система, приносящая пользу.
   -- Еще бы!-- подхватилъ Сквирсъ, не замѣчая насмѣшки въ словахъ своего помощника.-- Номеръ третій, что такое лошадь?
   -- Животное, сэръ,-- отвѣтилъ мальчикъ,
   -- Именно,-- подтвердилъ Сквирсъ.-- Неправда ли, Никкльби?
   -- Мнѣ кажется, сэръ, въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія.
   -- Никакого. Лошадь -- четвероногое, а четвероногое по-латыни значитъ животное, какъ это извѣстно всякому, кто знакомъ съ латинской грамматикой, иначе къ чему бы намъ служило знакомство съ грамматиками?
   -- Разумѣется, ни къ чему,-- согласился разсѣянный Николай.
   -- А такъ какъ теперь ты основательно знакомъ съ понятіемъ "лошадь",-- продолжалъ Сквирсъ, обращаясь къ мальчугану,-- то ступай и вычисти мою лошадь; да смотри, вычисти хорошенько, не то самъ получишь знатную чистку. Остальные отправляйтесь таскать воду, пока васъ не позовутъ, потому что завтра стирка и надо наполнить котлы.
   Съ этими словами Сквирсъ распустилъ первый классъ изучать на практикѣ философію и бросилъ на Николая насмѣшливый взглядъ, въ которомъ, однако, сквозило сомнѣніе, какъ будто онъ былъ не вполнѣ увѣренъ, что о немъ подумаетъ его помощникъ.
   -- Вотъ какова, Никкльби, принятая нами система,-- сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія.
   Николай пожалъ едва замѣтно плечами и отвѣчалъ, что онъ это видитъ.
   -- Система прекрасная, могу васъ увѣрить,-- продолжалъ Сквирсъ.-- Однако, теперь потрудитесь заняться чтеніемъ съ остальными; пора и вамъ приниматься за дѣло; здѣсь у насъ не принято сидѣть сложа руки.
   Послѣднюю часть своей рѣчи мистеръ Сквирсъ произнесъ неожиданно строгимъ тономъ, какъ будто вдругъ спохватившись, что онъ позволилъ себѣ слишкомъ большую фамильярность съ помощникомъ. Впрочемъ, можетъ быть, ему просто не понравилось, что Николай не разсыпался въ восторженныхъ похвалахъ его системѣ и заведенію.
   По приказанію школьнаго учителя, остальные четырнадцать мальчугановъ выстроились полукругомъ передъ каѳедрой новаго наставника, и минуту спустя Николай уже слушалъ скучное, монотонное чтеніе съ запинками на каждомъ словѣ. Читалась одна изъ тѣхъ въ высшей степени поучительныхъ исторій, какія можно встрѣтить только въ старинныхъ букваряхъ.
   Въ этомъ интересномъ занятіи медленно проползло утро. Ровно въ часъ воспитанники отправились на кухню, гдѣ, испортивъ имъ весьма предусмотрительно аппетитъ какою-то картофельною бурдою, имъ подали кусокъ твердой, какъ дерево, солонины, причемъ Николаю было дано милостивое разрѣшеніе съѣсть свою порцію на собственной каѳедрѣ Послѣ обѣда наступила новая часовая рекреація, во время которой дѣти попрежнему сидѣли на скамьяхъ, съежившись и дрожа отъ холода.
   У мистера Сквирса былъ обычай собирать воспитанниковъ послѣ каждой поѣздки въ столицу и читать имъ нѣчто вродѣ отчета о томъ, кого изъ ихъ друзей и родныхъ онъ видѣлъ, какія узналъ отъ нихъ новости, кому изъ дѣтей привезъ письма, съ кого получилъ плату сполна, кто у него остался въ долгу и т. д. Эта торжественная процедура происходила всегда послѣ обѣда на другой деньпо возвращеніи почтеннаго педагога. Очень можетъ быть, что, заставляя дѣтей такимъ образомъ томиться неизвѣстностью цѣлое утро, мистеръ Сквирсъ руководствовался желаніемъ развить въ нихъ стойкость характера, хотя тутъ могло дѣйствовать и другое соображеніе, а именно, разсчетъ на то, что спиртные напитки, потреблявшіеся имъ послѣ ранняго обѣда, должны укрѣпить въ немъ самомъ суровость и непреклонность. Какъ бы то ни было, дѣти, отозванныя отъ исполненія своихъ обязанностей,- кто изъ сада, кто изъ конюшни, кто съ чернаго двора, кто изъ сарая,-- были въ полномъ составѣ, когда вошелъ мистеръ Сквирсъ съ пачкой какихъ-то бумагъ, за нимъ слѣдовала мистриссъ Сквирсъ съ двумя тростями въ рукѣ.
   -- Первому, кто скажетъ хоть слово, я спущу всю шкуру со спины,-- торжественно провозгласилъ мистеръ Сквирсъ, водворяя тишину.
   Эти слова не замедлили произвести желаемое дѣйствіе: въ тотъ же мигъ воцарилось гробовое молчаніе, среди котораго мистеръ Сквирсъ продолжали:
   -- Мальчики, я былъ въ Лондонѣ и вернулся въ нѣдра своего семейства и къ вамъ такимъ же здоровымъ и бодрымъ, какимъ былъ, какъ мы разставались.-- Слова эти, согласно установившемуся обычаю, были встрѣчены троекратнымъ "ура". Но какое это было ура! Оно скорѣе походило на вопль отчаянія, чѣмъ на дѣтскій радостный крикъ.
   -- Я видѣлъ кое-кого изъ родныхъ нѣкоторыхъ воспитанниковъ,-- прибавилъ Сквирсъ, перелистывая свои бумаги,-- и они такъ довольны уходомъ за своими дѣтьми, что ни подъ какимъ видомъ не желаютъ брать ихъ отсюда. Весьма пріятный оборотъ дѣла для обѣихъ сторонъ.
   При этихъ словахъ двѣ-три дѣтскихъ рученки украдкой смахнули слезу, но такъ какъ у очень немногихъ мальчугановъ были родители, то большинство осталось вполнѣ равнодушно къ сообщенному извѣстію.
   -- Были у меня на этотъ разъ непріятности,-- продолжалъ Сквирсъ, и лицо его разомъ приняло свирѣпое выраженіе.-- Отецъ Больдера остался мнѣ долженъ два фунта. Больдеръ! Гдѣ онъ?
   -- Вотъ онъ, сэръ,-- услужливо отвѣтило хоромъ десятка два голосовъ. Дѣти бываютъ иногда удивительно похожи на взрослыхъ.
   -- Поди сюда, Больдеръ,-- сказалъ Сквирсъ.
   Болѣзненный на видъ мальчикъ, съ руками, покрытыми струпьями, всталъ со своего мѣста, подошелъ къ каѳедрѣ и устремилъ на Сквирса умояющій взглядъ; личико его помертвѣло -- такъ сильно колотилось сердце у него въ груди.
   -- Больдеръ,-- началъ Сквирсъ, растягивая слова, чтобы выиграть время, потому что онъ не зналъ, къ чему ему придраться.-- Больдеръ, если твой отецъ воображаетъ, что... Это что такое, сэръ?
   Съ этими словами онъ схватилъ мальчика за рукавъ и съ ужасомъ и отвращеніемъ уставился на его руки.
   -- Каккъ вы это назовете, сэръ?-- повторилъ школьный учитель, отвѣшивая мальчику удары своей тростью, вѣроятно, чтобы ускорить отвѣтъ.
   -- Это не моя вина, сэръ, право же, не моя,-- со слезами пробормоталъ мальчуганъ.-- Они сами вскакиваютъ, должно быть, отъ черной работы или ужь я и самъ не знаю отчего; только я тутъ не виноватъ, нисколько не виноватъ.
   -- Больдеръ,-- сказалъ Сквирсъ, засучивая рукава и поплевавъ на ладонь правой руки, чтобы крѣпче захватить трость,-- ты неисправимый маленькій негодяй, и такъ какъ послѣдняя порка не привела ли къ чему, попробуемъ, что скажетъ новая.
   Не обращая вниманія на раздирающіе крики о пощадѣ, мистеръ Сквирсъ накинулся на мальчугана и билъ его до тѣхъ поръ, пока не выбился изъ силъ.
   -- Вотъ тебѣ, негодяй,-- сказалъ онъ, наконецъ, бросая трость.-- Теперь чешись, сколько влѣзетъ, благо есть что почесать... Это еще, что за крикъ? Замолчишь ли ты, наконецъ? Вышвырни его, Смайкъ.
   Несчастный Смайкъ, зная по опыту, что значитъ замедлить повиновеніемъ, въ одинъ мигъ выпроводилъ злополучную жертву за дверь, а мистеръ Сквирсъ снова взобрался на каѳедру съ помощью мистриссъ Сквирсъ, занимавшей мѣсто рядомъ съ супругомъ.
   -- Ну-съ, посмотримъ, чья теперь очередь. Письмо для Бобби. Бобби, встань!
   Еще одинъ мальчикъ поднялся съ мѣста и пристально уставился на письмо, которое школьный учитель пробѣгалъ про себя
   -- Гм... гм!.. Бабушка Бобби приказала долго жить,-- сказалъ Сквирсъ,-- а его дядя Джонъ запилъ. Вотъ и всѣ новости которыя ему сообщаетъ сестра; она еще присылаетъ ему восемь пенсовъ, которые какъ разъ и пойдутъ за разбитое имъ стекло.-- Мистриссъ Сквирсъ, душенька, потрудитесь спрятать деньги.
   Почтенная леди съ самымъ озабоченнымъ видомъ сунула себѣ въ карманъ восемь пенсовъ, а Сквирсъ, какъ ни въ чемъ не бывало, перешелъ къ слѣдующему по-очереди ученику.
   Съ мѣста поднялся третій мальчикъ, между тѣмъ какъ мистеръ Сквирсъ пробѣгалъ второе письмо, точно также какъ и предыдущее, про себя.
   -- Тетка Греймарша съ материнской стороны,-- сказалъ онъ, ознакомившись съ содержаніемъ письма,-- въ восторгѣ слышать, что ея племянникъ доволенъ и счастливъ, и шлетъ свой почтительный привѣтъ мистриссъ Сквирсъ, которую называетъ ангеломъ. Она находитъ также, что и мистеръ Сквирсъ слишкомъ добръ для этого ужаснаго свѣта, но надѣется, что дни его будутъ продолжены ради благого дѣла, которому онъ себя посвятилъ Она бы охотно прислала двѣ пары носковъ, о которыхъ ее проситъ племянникъ, но такъ какъ въ настоящую минуту сама сидитъ безъ денегъ, то посылаетъ книгу священнаго содержанія и совѣтуетъ надѣяться на Провидѣніе. Но главное, она увѣрена, что онъ во всемь будетъ безпрекословно повиноваться мистеру и мистриссъ Сквирсъ -- своимъ единственнымъ друзьямъ,-- будетъ всѣмъ сердцемъ любить мастера Сквирса и, какъ подобаетъ истинному христіанину, не станетъ смѣяться надъ тѣмъ, что онъ и другія дѣти спитъ впятеромъ на одной постели. Прекрасное письмо,-- заключилъ Сквирсъ, складывая его.-- Письмо, преисполненное самаго горячаго чувства! Замѣчательное письмо!
   Въ нѣкоторомъ смыслѣ письмо было дѣйствительно замѣчательно, особенно если вѣрить близкимъ друзьямъ тетки Греймарша, утверждавшимъ, будто бы эта самая тетка приходилась маленькому Греймаршу гораздо болѣе близкою родственницею, а именно матерью. Тѣмъ не менѣе Сквирсъ ни словомъ не намекнулъ на это обстоятельство (да и было бы безнравственно упоминать объ этомъ при дѣтяхъ) и продолжалъ перекличку. Слѣдующимъ былъ вызванъ "Моббсъ". Греймаршъ сѣлъ на свое мѣсто и поднялся Моббсъ.
   -- Мачиха Моббса,-- началъ опять Свирсъ,-- слегла въ постель отъ горя, такъ какъ до нея дошли слухи, что пасынокъ ея отказывается ѣсть сало; и съ тѣхъ поръ она никакъ не можетъ поправиться. Хотѣла бы она знать, пишетъ она, какого еще ему нужно рожна, если онъ воротитъ свой носъ отъ похлебки изъ коровьей печенки, которую благословилъ въ передобѣденной молитвѣ его добрый наставникъ? Она узнала объ этомъ изъ газетъ, такъ какъ мистеръ Сквирсъ слишкомъ благороденъ и добръ, чтобы сѣять раздоръ между родственниками, и это ее до такой степени огорчило, что Моббсъ и представить себѣ не можетъ. Она въ отчаяніи, что онъ выказалъ такую строптивость (ибо строптивость есть великій грѣхъ и порокъ) и надѣется, что мистеръ Сквирсъ не откажется наставить его на путь истины хотя бы съ помощью розги. Вслѣдствіе всего вышесказаннаго мачиха Моббса прекращаетъ высылку его еженедѣльныхъ полупенсовиковъ, а купленый для него ножъ съ двумя лезвіями и пробочникомъ отсылаетъ миссіонерамъ.
   -- Строптивость,-- произнесъ мистеръ Сквирсъ послѣ минуты зловѣщаго молчанія, поплевавъ въ то же время на ладонь правой руки,-- строптивость есть порокъ, который слѣдуетъ искоренять. Дѣти должны быть всегда веселы и довольны. Поди сюда, Моббсъ!
   Моббсъ медленно двинулся къ каѳедрѣ, заранѣе, приставивъ къ глазамъ кулаки. Предчувствіе его не обмануло, и онъ вскорѣ, по примѣру перваго мальчугана, былъ съ громкимъ ревомъ выпровожденъ за дверь.
   Затѣмъ мистеръ Сквирсъ пробѣжалъ еще цѣлую кипу писемъ самаго разнообразнаго вида и содержанія. Въ иныхъ были деньги, которыя немедленно передавались на попеченіе мистриссъ Сквирсъ, въ другихъ заключались кое-какія мелкія принадлежности туалета, вродѣ ночныхъ колпаковъ и тому надобныхъ вещицъ; но всѣ онѣ, но увѣренію почтенной хозяйки, оказывались или слишкомъ малы, или слишкомъ велики для тѣхъ, кому предназначались, и, что еще удивительнѣе, всѣ приходились "какъ вылитые" юному Сквирсу, который, по всей вѣроятности, обладалъ весьма растяжимыми членами. Особенно эластичною оказалась его голова: колпаки и шапки всевозможныхъ размѣровъ приходились на нее, "точно по ней были сшиты".
   По окончаніи торжественной процедуры чтенія писемъ мистеръ Сквирсъ прочелъ еще нѣсколько весьма поучительныхъ новацій и затѣмъ удалился, причемъ всѣ они должны были остаться въ той же классной, гдѣ теперь стало еще холоднѣе и куда въ сумеркахъ имъ подали ужинъ, состоявшій изъ хлѣба съ сыромъ.
   Въ одномъ углу комнаты, неподалеку отъ каѳедры мистера Сквирса, чуть-чуть тлѣлъ огонекъ на крошечномъ очагѣ; къ нему-то и пристроился Николай въ самомъ безнадежномъ, подавленномъ настроеніи духа. Только теперь онъ вполнѣ созналъ свое положеніе, и имъ овладѣло такое уныніе, что, кажется, если бы сейчасъ пришла къ нему смерть, онъ бы обрадовался ей, какъ избавительницѣ. Жестокость, невольнымъ свидѣтелемъ которой ему пришлось быть, звѣрство и грубость Сквирса даже въ лучшія его минуты, весь этотъ грязный вертепъ со всѣми его ужасами, все вмѣстѣ повергла его въ безвыходное отчаяніе. Когда-же онъ вспоминалъ, что находится здѣсь въ качествѣ наставника и помощника (не все ли равно, какое несчастное стеченіе обстоятельствъ загнало его сюда), а слѣдовательно, какъ бы соучастника въ системѣ, приводившей его въ весьма естественный ужасъ и возмущавшей его до глубины души, онъ почувствовалъ глубокое презрѣніе къ самому себѣ; одну минуту ему даже стало казаться, что настоящее его положеніе покрываетъ его такимъ неизгладимымъ позоромъ, который во-вѣки вѣковъ не позволитъ ему взглянуть въ глаза честнымъ людямъ.
   Тѣмъ не менѣе, въ настоящемъ, рѣшеніе, принятое имъ вчера ночью, оставалось неизмѣннымъ. Онъ уже написалъ матери и сестрѣ, сообщая имъ о своемъ благополучномъ прибытіи и упоминая вскользъ о Дотбойсъ-Голлѣ, да и то въ самомъ веселомъ тонѣ. Въ концѣ письма онъ выражалъ надежду принести здѣсь кое-какую пользу. Что бы съ нимъ ни случилось, онъ ради матери и сестры ни подъ какимъ видомъ не хотѣлъ возбуждать противъ себя гнѣва дяди.
   Но у него была еще одна забота, которая мучила его даже больше, чѣмъ сознаніе его собственнаго положенія. Это была забота о будущности Кетъ. Дядя обманулъ его; кто же могъ поручиться, что онъ не поступитъ точно такъ же и съ его сестрой и не поставитъ ее въ такія условія, при которыхъ ея молодость и красота послужитъ ей на погибель? Для человѣка въ положеніи Николая, связаннаго по рукамъ и ногамъ, это была ужасная мысль. Однако, онъ утѣшилъ себя тѣмъ, что Кэтъ была не одна: съ ней были ея мать и маленькая портретистка, которая если и не отличалась особеннымъ умомъ, зато не мало пожила на свѣтѣ и должна была хоть сколько-нибудь знать жизнь и людей. Николай всячески старался себя убѣдить, что Ральфъ Никкльби такъ дурно отнесся къ нему, потому что возненавидѣлъ его съ перваго взгляда; а такъ какъ теперь у него было полное основаніе отвѣчать Ральфу тѣмъ же, то онъ безъ труда увѣрилъ себя, что все дѣло тутъ было только въ личной ненависти, не распространявшейся на его мать и сестру.
   Въ то время, какъ Николай сидѣлъ такимъ образомъ, углубившись въ свои мысли, онъ другъ почувствовалъ на себѣ чей-то взглядъ и, поднявъ голову, встрѣтился глазами со Смайкомъ. Сидя на корточкахъ передъ очагомъ, Смайкгь разрывалъ руками золу, вытаскивалъ оттуда кусочки неперегорѣвшаго угля и бросая ихъ въ огонь. Онъ оставилъ было на минуту свое занятіе, чтобы украдкой взглянуть на Николая, но замѣтивъ, что тотъ поймалъ его взглядъ, стремительно откинулся назадъ.
   -- Не бойся меня,-- сказалъ Николай.-- Ты озябъ?
   -- Н-н-нѣтъ.
   -- Отчего же ты такъ дрожишь?
   -- Я не озябъ,-- отвѣтилъ съ живостью Смайкъ.-- Я привыкъ къ холоду.
   Въ каждомъ словѣ, въ каждомъ движеніи несчастнаго было столько робости и забитости, что Николай невольно прошепталъ: "Бѣдняжка!" Если бы онъ ударилъ Смайка, тотъ принялъ бы это, какъ должное и только поспѣшилъ бы уйти, не сказавь ни слова. Теперь же онъ разразился слезами.
   -- Боже мой, Господи!-- воскликнулъ онъ, закрывая лицо своими потрескавшимися мозолистыми руками.-- Сердце мое разорвется, навѣрное разорвется!
   -- Полно, полно!-- сказалъ Николай, положивъ руку ему на плечо.-- Будь мужчиной. Вѣдь мы съ тобой почти что сверстники. Богъ поможетъ тебѣ, не плачь!
   -- Боже мой, Боже мой!-- рыдалъ Смайкъ.-- Кто мнѣ поможетъ! Сколько лѣтъ, ахъ, сколько лѣтъ уже прошло съ тѣхъ поръ, какъ я былъ такимъ же крошкой, меньше, чѣмъ самый маленькій изъ тѣхъ, что томятся здѣсь! А теперь, гдѣ они всѣ?
   -- О комъ ты говоришь, скажи мнѣ?-- спросилъ Николай, чтобы какъ-нибудь успокоить бѣдное полупомѣшанное существо.
   -- Мои друзья,-- отвѣтилъ несчастный,-- мои... мои... Ахъ, сколько я выстрадалъ, сколько выстрадалъ!
   -- Надежда всегда остается,-- возразилъ Николай, не зная, что и сказать ему въ утѣшеніе.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- твердилъ Смайкъ,-- для меня нѣтъ надежды. Помните вы того мальчика, который умеръ здѣсь?
   -- Ты знаешь, что меня здѣсь не было въ то время,-- сказалъ Николай мягко,- но все равно, говори, что ты хотѣлъ сказать?
   -- Вотъ видите ли,-- началъ бѣдняга, придвигаясь къ нему поближе,-- я былъ съ нимъ въ ту ночь, и когда все въ домѣ затихло, онъ пересталъ кричать и звать своихъ, какъ дѣлалъ это раньше. Теперь онъ видѣлъ ихъ возлѣ себя, видѣлъ своихъ близкихъ и улыбался имъ, и говорилъ съ ними, и даже протянулъ руки, чтобы ихъ обнять, да такъ и умеръ. Вы меня слушаете?
   -- Да, да, разумѣется,-- сказалъ Николай.
   -- Кто же мнѣ улыбнется, когда я буду умирать?-- воскликнулъ несчастный съ новымъ приступомъ дрожи.-- Кто будетъ со мною разговаривать въ эти долгія ночи! Мои близкіе не могутъ придти; да если бы и пришли, я бы только ихъ испугался, потому что я ихъ не знаю и никогда не узнаю. Страхъ и страданіе, страхъ и страданіе,-- вотъ моя участь до самой могилы. Нѣтъ, нѣтъ, для меня нѣтъ надежды!
   Въ эту минуту раздался звонокь, призывавшій ко сну. Эти звуки разомъ вернули бѣднаго идіота въ состояніе прежняго отупѣнія, и онъ, крадучись, тихонько выскользнулъ изъ комнаты, словно боясь, чтобы его не замѣтили. Черезъ нѣсколько минутъ Николай поднялся съ мѣста и съ тяжелымъ сердцемъ побрелъ вслѣдъ за дѣтьми -- конечно, не на покой, какой ужъ тамъ покой,-- въ грязный и душный дортуаръ.
   

ГЛАВА IX.
О миссъ Сквирсъ, мистриссъ Сквирсъ, мистерѣ Сквирсъ, мастерѣ Сквирсъ, и о многихъ другихъ лицахъ и предметахъ, такъ же близко касающихся Сквирсовъ какъ и Николая Никкльби.

   Когда мистеръ Сквирсъ вышелъ изъ классной, онъ, какъ уже было сказано, удалился на свою половину, помѣщавшуюся не тамъ, гдѣ Николай ужиналъ по пріѣздѣ, а въ другой задней части дома. Здѣсь онъ нашелъ свою почтенную супругу, любезнаго сына и прелестную дочь наслаждающимися семейной бесѣдой, Мистриссъ Сквирсъ, какъ и подобаетъ матери семейства, была занята штопаньемъ чулковъ, а ея милыя дѣти, юная леди и джентльменъ, рѣшали возникшій между нами споръ помощью тумаковъ, которыми они обмѣнивались черезъ столъ.
   Заслышавъ звуки приближающихся шаговъ почтеннаго родителя, милыя дѣти мигомъ перенесла поле битвы подъ столь, гдѣ и продолжали молча угощать другъ друга пинками.
   Здѣсь кстати будетъ познакомить читателя съ миссъ Фанни Сквирсъ, которой въ описываемую эпоху шелъ двадцать третій годъ. Если только вообще справедливо мнѣніе, что въ этомъ возрастѣ дѣвицы обладаютъ особенною привлекательностью, то у насъ нѣтъ никакого основанія предполагать, чтобъ миссъ Сквирсъ представляла исключеніе изъ общаго правила. Ростомъ она была не въ мать, а въ отца; отъ матери она унаслѣдовала рѣзкій, крикливый голосъ, а отъ отца нѣкоторую особенность въ устройствѣ праваго глаза, благодаря которой иногда казалось, что у нея его совсѣмъ не было.
   Миссъ Сквирсъ гостила пять дней но сосѣдству у своей подруги и только сегодня вернулась подъ родительскій кровъ. Этому обстоятельству и слѣдуетъ приписать тотъ фактъ, что она ничего не слыхала о Николаѣ, пока о немъ не заговорилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Ну, что же ты о немъ думаешь, душенька?-- спросилъ Сквирсъ, придвигая свой стулъ поближе къ супругѣ.
   -- О чемъ? переспросила мистрисъ Сквирсъ, которая, по собственному ея сознанію, "благодаря Бога никогда не училась грамматикѣ".
   -- О молодомъ человѣкѣ, нашемъ новомъ помощникѣ; о комъ же больше?
   -- Ахъ, такъ вотъ ты о комъ, объ этомъ Никкльби!-- проворчала мистриссъ Сквирсь съ раздраженіемъ.-- Терпѣть его не могу.
   -- За что же, душенька?-- освѣдомился супругъ.
   -- А тебѣ-то что!-- отрѣзала мистриссъ Сквирсъ.-- Ненавижу, и все тутъ, кажется, довольно.
   -- Вполнѣ достаточно, по крайней мѣрѣ, для него; даже, можетъ быть, больше, чѣмъ нужно, насколько я могу судить,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ успокоительнымъ тономъ.-- Я спросилъ такъ себѣ, просто изъ любопытства.
   -- Ну, что жъ, если это тебѣ такъ интересно, пожалуй, я объясню.-- Я его ненавижу за то, что онъ высокомѣрный гордецъ, настоящій курносый павлинъ!
   Когда мистриссъ Сквирсъ бывала чѣмъ-нибудь взволнована, она имѣла обыкновеніе выражаться весьма образно, пуская въ ходъ иногда самые неподходящіе эпитеты и сравненія и понимая ихъ фигурально, какъ, напримѣръ, слово "павлинъ". Что же касается намека на носъ Николая, то и его слѣдовало понимать въ переносномъ смыслѣ, дающемъ слушателю огромный просторъ для полета фантазіи. Поистинѣ курносый павлинъ -- птица, совершенно неизвѣстная въ орнитологіи,-- былъ бы находкой.
   -- Гмь!..-- произнесъ Сквирсъ, пытаясь кротостью смягчить разгнѣванную супругу.-- Но зато онъ намъ очень дешево обошелся, необыкновенно дешево, душенька.
   -- Ничуть не дешево,-- отрѣзала мистриссъ Сквирсъ.
   -- Всего пять фунтовъ въ годъ,-- осмѣлился напомнить мужъ
   -- Что жъ изъ того, когда онъ намъ вовсе не нуженъ?
   -- Но онъ не только нуженъ, онъ намъ необходимъ,-- проворчалъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Какъ чорту ладанъ,-- оборвала его мистриссъ Сквирсъ.-- Нѣтъ, ужъ ты лучше замолчи. Развѣ ты не могъ напечатать въ твоихъ объявленіяхъ: "Въ заведеніи мистера Вакфорда Сквирса имѣются превосходные учителя" и не имѣть ихъ ни одного? Всѣ это дѣлаютъ. Нѣтъ, право, съ тобой говорить, можно потерять всякое терпѣніе.
   -- Такъ вотъ ты какъ!-- сказалъ Сквирсъ строгимъ тономъ.-- Въ такомъ случаѣ я васъ попрошу меня выслушать, мистриссъ Сквирсъ. Вопросъ о помощникѣ касается меня одного, и я буду поступать въ этомъ случаѣ, какъ мнѣ заблагоразсудится. Въ Вестъ-Индіи надзирателю надъ невольниками всегда дается помощникъ на случай бѣгства или возмущенія его чернокожихъ подданныхъ; я хочу имѣть помощника съ тою же цѣлью для моихъ бѣлыхъ невольниковъ, и буду имѣть его до тѣхъ поръ, пока можно будетъ передать дѣло въ руки маленькаго Вакфорда.
   -- Значитъ, когда я выросту, я буду директоромъ школы, папаша?-- воскликнулъ юный Вакфордъ, забывая въ своемъ восхищеніи, что онъ только-что готовился поднести сестрѣ самый артистическій тумакъ изъ своего репертуара.
   -- Непремѣнно, сынокъ,-- отвѣчалъ родитель прочувствованнымъ тономъ.
   -- Ахъ, какъ я радъ! Вотъ когда я имъ задамъ!-- закричалъ милый ребенокъ, схвативъ въ руки отцовскую трость.-- Ужъ повизжатъ же они у меня!
   Это была счастливѣйшая минута въ жизни мистера Сквирса. Никогда онъ не гордился до такой степени своимъ единственнымъ сыномъ, какъ теперь, когда это прелестное дитя, въ порывѣ юношескаго пыла, высказалось въ столь многообѣщающемъ для своей будущности смыслѣ. Счастливый отецъ сунулъ пенни въ руку сына и выразилъ свои чувства взрывомъ самаго веселаго хохота къ которому присоединилась и его почтенная супруга. Такимъ образомъ невинный дѣтскій лепетъ послужилъ къ полному примиренію родителей и придалъ дальнѣйшему разговору самый оживленный характеръ.
   -- А все-таки онъ препротивная обезьяна, только и знаетъ, что любоваться собой, вотъ мое о немъ мнѣніе,-- сказала мистриссъ Сквирсъ, возвратаясь къ прежней темѣ.
   -- А если бы даже и такъ?-- отозвался на это Сквирсъ.-- Что жъ, пусть себѣ задираетъ носъ въ своемъ классѣ. Онъ, кажется, не очень-то любитъ учить ребятъ; такъ надо же ему чѣмъ-нибудь утѣшаться.
   -- Правда твоя, пусть себѣ важничаетъ на доброе здоровье; а если мы не собьемъ съ него спеси, это будетъ не моя вина.
   Помощникъ учителя какой-то іоркширской школы и гордость вотъ ужъ дѣйствительно два понятія, совершенно несовмѣстимыя! Всякій новый учитель въ школѣ мистера Сквирса самъ по себѣ былъ бы уже интересной диковинкой; но новый учитель, да еще гордый вдобавокъ, это было нѣчто, превосходившее все, что только могла нарисовать самая богатая фантазія.
   Не было, слѣдовательно, ничего удивительнаго въ томъ, что миссъ Сквирсъ, никогда не интересовавшаяся школой и ея дѣлами, вдругъ полюбопытствовала узнать, кто собственно такой быль этотъ важный, гордый Кнюкльби?
   -- Никкльби, поправилъ Сквирсъ, складывая фамилію Николая по слогамъ согласно своей оригинальной методѣ.-- Твоя мать вѣчно все. перепутаетъ.
   -- Что же изъ того?-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- Зато я вижу вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ и этого для меня вполнѣ достаточно. Не даромъ я за нимъ наблюдала, когда ты нынче наказывалъ маленькаго Больдера. Онъ быль мраченъ, какъ туча, и была минута, когда я ждала, что онъ вотъ-вотъ бросится на тебяж Онъ такъ и не замѣтилъ, что я не спускаю съ него глазъ.
   -- Это пустяки, папаша,-- заговорила опять миссъ Сквирсъ въ ту минуту, когда глава семейства хотѣлъ что-то возразить.-- Лучше скажите мнѣ, кто онъ?
   -- Да что ужъ тамъ! Твой отецъ забралъ себѣ въ голову глупую мысль, будто онъ сынъ какого-то разорившагося и недавно умершаго джентльмена,-- отвѣтила за мужа мистриссъ Сквирсъ.
   -- Сынъ джентльмена?
   -- Ну, да; но, конечно, я не вѣрю ни одному слову изъ всей этой исторіи. Если же онъ и впрямь сынъ джентльмена, то во всякомъ случаѣ беззаконный.
   Мистриссъ Сквирсъ хотѣла сказать "незаконный"; она часто дѣлала въ разговорѣ подобнаго рода ошибки и при этомъ всегда увѣряла въ свое оправданіе, что лѣтъ черезъ сто ли о комъ изъ нихъ и помину не будетъ, такъ не все ли равно, какъ сказать, такъ или этакъ. Ту же самую философскую истину она имѣла обыкновеніе преподносить въ утѣшеніе дѣтямъ, наказаннымъ не въ примѣръ прочимъ особенно строго.
   -- Чепуха, ничего подобнаго,-- сказалъ Сквикрсъ въ отвѣтъ на замѣчаніе своей супруги.-- Его отецъ былъ женатъ на его матери за долго до его рожденія; мать его жива и по сей день. Да если бы даже и такъ, намъ-то что за дѣло? Залучивъ его къ себѣ, мы сдѣлали прекрасную аферу, и если, вдобавокъ къ своимъ главнымъ обязанностямъ, онъ еще кое-чему выучитъ мальчиковъ, я не буду ничего имѣть противъ.
   -- А все-таки я утверждаю, что онъ -- зло,-- проговорила таинственно мистриссъ Сквирсъ.
   -- Если онъ тебѣ не нравится, душенька, то я не знаю, кто можетъ дать ему понять это лучше, чѣмъ ты. Тебѣ вѣдь нечего съ нимъ стѣсняться.
   -- Да я и не намѣрена стѣсняться, увѣряю тебя.
   -- И прекрасно. А если онъ дѣйствительно такой гордецъ, какимъ кажется, тѣмъ лучше, потому что, я думаю, въ цѣлой Англіи не найдется женщины, которая сумѣла бы такъ ловко посбить человѣку спеси, какъ ты, моя любовь.
   Польщенная этимъ комплиментомъ, мистриссъ Сквирсъ засмѣялась и сказала, что дѣйствительно въ продолженіе своей жизни ей удалось-таки сломить одну-двѣ гордыхъ головы. Но съ ея стороны это была только похвальная скромность, такъ какъ она, совмѣстно со своимъ почтеннымъ супругомъ, проломила за свою жизнь не одну, а гораздо больше головъ.
   Всѣ эти разговоры, которые еще долго велись на ту же тему, миссъ Сквирсъ слушала очень внимательно. Когда же почтенное семейство разошлось, наконецъ, по своимъ спальнямъ, сія юная дѣвица принялась подробно разспрашивать голодную служанку о манерахъ и наружности Николая. Дѣвушка разсыпалась въ самыхъ восторженныхъ похвалахъ его прекраснымъ чернымъ глазамъ, улыбкѣ и въ особенности его стройнымъ ногамъ. Эта послѣдняя подробность весьма естественно вызывала особенное ея восхищеніе, такъ какъ во всемъ Дотбойсъ-Голлѣ не было ни одной пары сколько-нибудь неискалѣченныхъ ногъ. Изъ всего сказаннаго миссъ Сквирсъ не преминула вывести заключеніе, что новый помощникъ былъ замѣчательный человѣкъ или, по ея собственному выраженію, "что-нибудь совсѣмъ необыкновенное". И миссъ Сквирсъ тотчасъ же рѣшила, что завтра она во что бы то ни стало увидитъ Николая.
   Имѣя въ виду эту цѣль, юная леди на другой день воспользовалась удобнымъ случаемъ, когда отецъ ея ушелъ со двора, а мать вышла зачѣмъ-то на кухню, и направилась прямехонько въ классную комнату подъ предлогомъ, что ей надо очинить перо. Войдя, миссъ Сквирсъ притворилась, что она не подозрѣвала о существованіи Николая: вспыхнувъ до ушей, она изобразила всѣмъ своимъ видомъ крайнее смущеніе и пробормотала:
   -- Простите, я думала, что здѣсь папаша... Мнѣ нужно было... Ахъ, Боже мой, какое неловкое положеніе!
   -- Мистеръ Сквирсъ вышелъ,-- сказалъ Николай, который, повидимому ничуть не смутился этимъ неожиданнымъ появленіемъ.
   -- Не знаете ли, сэръ, скоро ли онъ вернется?-- спросила миссъ Сквирсъ въ восхитительномъ замѣшательствѣ.
   -- Кажется, онъ говорилъ черезъ часъ,-- отвѣчалъ Николай вѣжливо, но ничѣмъ не выражая восторженнаго изумленія передъ чарами миссъ Сквирсъ.
   -- Боже мой, какая досада!-- воскликнула юная леди.-- Благодарю васъ. Простите, что я васъ обезпокоила... мнѣ, право, очень жаль. Если бы я не думала, что папаша здѣсь, я бы никогда не рѣшилась... Мнѣ очень совѣстно... Вамъ можетъ это показаться страннымъ...-- бормотала она, снова вспыхивая и поглядывая то на перо, которое держала въ рукѣ, то на Николая, возсѣдавшаго на своей каѳедрѣ.
   -- Если вамъ угодно только это,-- сказалъ Николай, указывая на перо и невольно улыбаясь напускному смущенію дочери своего патрона,--то, кажется, я могу вамъ служитъ вмѣсто вашего батюшки.
   Миссъ Сквирсъ бросила несмѣлый взглядъ на дверь, какъ будто спрашивая себя, прилично ли ей будетъ подойти къ незнакомому молодому человѣку; но затѣмъ, оглянувшись на парты и какъ бы почерпнувъ мужество въ сознаніи присутствія въ комнатѣ сорока мальчиковъ, порхнула къ каѳедрѣ и протянула Николаю перо граціознымъ жестомъ, исполненнымъ самой очаровательной смѣси робости и рѣшимости.
   -- Какъ прикажете очинить, твердо или мягко?-- съ улыбкой спросилъ Николай, едва удерживаясь, чтобы не захохотать.
   -- Какъ онъ мило улыбается!-- прошептала миссъ Сквирсъ.
   -- Что вы сказали? Я не разслышалъ,-- спросилъ Николай.
   -- Ахъ, Боже мои, простите, я совсѣмъ не о томъ думала,--, отвѣчала миссъ Сквирсъ.-- Прошу васъ, очините мягко, какъ можно помягче.
   Съ этими словами прелестная дѣва вздохнула, какъ будто желая доказать этимъ вздохомъ всю мягкость своего собственнаго сердца.
   Согласно полученной имъ инструкціи, Николай очинилъ перо и передалъ миссъ Сквирсъ, которая тутъ-же нечаянно уронила его на полъ. Въ одну и ту же минуту они оба нагнулись и при этомъ стукнулись лбами. Мальчики громко разсмѣялись, по всей вѣроятности, въ первый и послѣдній разъ за все ихъ пребываніе въ Дотбойсъ-Голлѣ.
   -- Простите мою неловкость,-- сказалъ Николай, распахивая дверь передъ юной дѣвицей.
   -- Вы тутъ рѣшительно не причемъ, сэръ,-- отвѣтила миссъ Сквирсъ,-- это моя вина. Я такъ неосторожна... и... и... мое почтеніе!..
   -- Прощайте,-- сказалъ Николай.-- Въ слѣдующій разъ постараюсь не быть такимъ медвѣдемъ... Что вы дѣлаете? Вы испортите перо, если будете обкусывать кончикъ.
   -- Да, да, вы правы; но я такъ смущена, что и сама не знаю, что дѣлаю... Еще разъ простите за безпокойство.
   -- Какое же безпокойство, помилуйте!-- и Николай затворилъ за ней дверь.
   "Въ жизнь свою не видѣла... такихъ красивыхъ ногъ!" -- думала миссъ Сквирсъ, возвращаясь въ свою комнату.
   Свершилось! Миссъ Сквирсъ влюбилась въ Николая Никкльби.
   Чтобы объяснить необыкновенную быстроту, съ какого эта молодая дѣвица почувствовала себя влюбленною, необходимо сказать, что подруга, у которой она недавно гостила, восемнадцатилѣтняя дочь мельника, была помолвлена за сына хлѣбнаго торговца изъ сосѣдняго города, а миссъ Сквирсъ съ дочерью мельника, какъ настоящія нѣжныя подруги, года два тому назадъ обмѣнялись торжественной клятвой, что та изъ нихъ, которой первой сдѣлаютъ предложеніе, прежде чѣмъ разгласить о своей тайнѣ свѣту, подѣлится ею съ подругой. Въ точности исполняя данное слово, дочь мельника, выслушавъ отъ хлѣбнаго торговца формальное предложеніе руки и сердца, пустилась бѣгомъ къ Сквирсамъ, и такъ какъ событіе это случилось ровно въ двадцать пять минутъ одиннадцатаго по голландскимъ часамъ, висѣвшимъ у нихъ на кухнѣ, то ровно въ одиннадцать, минута въ минуту, она, какъ вихрь, ворвалась со своею новостью въ спальню миссъ Сквирсъ. А такъ какъ миссъ Сквирсъ была пятью годами старше дочери мельника и ей уже перевалило за двадцать (подробность тоже немаловажная въ такого рода вопросѣ), она естественно сгорала желаніемъ какъ можно скорѣе отплатить подругѣ тою же монетой. Но потому ли, что на ея вкусъ трудно было угодить, или потому, что она сама мало кому нравилась, только миссъ Сквирсъ ни разу еще не представлялось случая привести въ исполненіе свою завѣтную мечту -- открыть свое сердце подругѣ, по той простой причинѣ, что у нея не было тайны, которою она могла бы подѣлиться. Вотъ почему не успѣла миссъ Сквирсъ придти въ свою комнату послѣ вышеизложеннаго разговора своего съ Николаемъ, какъ въ ту же минуту надѣла шляпу и шаль и со всѣхъ ногъ побѣжала въ домъ мельника. Послѣ долгихъ торжественныхъ клятвъ со стороны дочери мельника, что она никому ни слова не скажетъ, миссъ Сквирсъ открылась ей, что и она скоро будетъ невѣстой одного джентльмена (настоящаго джентльмена изъ хорошей фамиліи, а не какого-нибудь хлѣбнаго торговца), который только-что появился въ Дотбойсъ-Голлѣ самымъ таинственнымъ образомъ и занялъ мѣсто помощника ея отца при самыхъ замѣчательныхъ обстоятельствахъ. Словомъ, изъ безконечныхъ намековъ миссъ Сквирсъ не трудно было вывести заключеніе, что Николай, прослышавъ о прелестяхъ дочери мистера Сквирса, явился въ его домъ съ твердой рѣшимостью добиться ея любви и жениться на ней.
   -- Ну, развѣ не необыкновенное происшествіе?-- воскликнула, по окончаніи разсказа миссъ Сквирсъ, особенно упирая на прилагательное.
   -- Удивительное,-- согласилась подруга.-- Но что же, однако, онъ тебѣ говорилъ?
   -- Ахъ, милочка, не все ли равно!-- сказала миссъ Сквирсъ.-- Если-бъ ты только видѣла его взглядъ и улыбку! Я никогда въ жизни не встрѣчала ничего подобнаго.
   -- Смотрѣлъ ли онъ на тебя вотъ этакъ?-- спросила дочь мельника, стараясь въ точности скопировать нѣжный взглядъ, какимъ на нее обыкновенно смотрѣлъ сынъ торговца хлѣбомъ.
   -- Точь въ точь, только гораздо нѣжнѣй,-- отвѣчала миссъ Сквирсъ.
   -- Въ такомъ случаѣ можешь быть увѣрена, что онъ скоро сдѣлаетъ формальное предложеніе,-- проговорила съ убѣжденіемъ дочь мельника.
   Такъ какъ у миссъ Сквирсъ были на этотъ счетъ кое-какія сомнѣнія, то она была въ восторгѣ выслушать такое увѣреніе отъ, столь компетентнаго въ этомъ вопросѣ судьи. Изъ дальнѣйшаго разговора подругъ скоро выяснилось, что между поведеніемъ Николая и поведеніемъ хлѣбнаго торговца было огромное сходство, и послѣ того, какъ этотъ фактъ былъ окончательно установленъ, миссъ Сквирсъ до того разоткровенничалась, что разсказала множество подробностей своего разговора съ Николаемъ, подробностей, хотя и не существовавшихъ въ дѣйствительности, но до того многозначительныхъ, что онѣ несомнѣнно доказывали самыя рѣшительныя намѣренія съ его стороны. Затѣмъ миссъ Сквирсъ съ волненіемъ повѣдала подругѣ, что ея родители сильно настроены противъ избранника ея сердца. На это обстоятельство миссъ Сквирсъ особенно упирала потому, что помолвка дочери мельника съ хлѣбнымъ торговцемъ состоялась съ разрѣшенія ея родителей и слѣдовательно не носила романическаго характера.
   -- Ахъ, какъ бы мнѣ хотѣлось его видѣть!-- воскликнула подруга.
   -- Ты непремѣнно увидишь его, Тильда. Я бы считала себя неблагодарною тварью, если бы отказала тебѣ въ такомъ пустякѣ. На-дняхъ мамаша отправляется въ Лондонъ за новыми учениками; когда она уѣдетъ, я позову васъ съ Джономъ на чай и познакомлю съ нимъ.
   Это былъ восхитительный планъ, и, обсудивъ его во всѣхъ подробностяхъ, подруги разстались.
   Случилось, что отъѣздъ мистриссъ Сквирсъ,-- она должна была ѣхать за двумя новыми учениками, а также и затѣмъ, чтобы уладить счеты съ кое-кѣмъ изъ родителей, за которыми числились маленькія недоимки,-- былъ назначенъ на другой день, и на слѣдующее утро мистриссъ Сквирсъ, взгромоздившись на имперіялъ дилижанса, остановившагося въ Грета-Бриджѣ мѣнять лошадей, укатила вмѣстѣ со своимъ узелкомъ съ сандвичами, изъ котораго торчало горлышко какой-то бутылки, облаченная въ бѣлый плащъ огромныхъ размѣровъ, долженствовавшій служить ей защитой отъ ночной сырости. Во всѣхъ такихъ случаяхъ, то есть во время отлучекъ мистриссъ Сквирсъ, мистеръ Сквирсъ имѣлъ обыкновеніе ѣздить каждый вечеръ въ сосѣдній городокъ по неотложнымъ дѣламъ, какъ онъ говорилъ; въ дѣйствительности же просто затѣмъ, чтобы просидѣть часовъ до одиннадцати въ излюбленной своей тавернѣ. Такъ какъ вечеринка, проектируемая миссъ Сквирсъ, не только не мѣшала его собственнымъ планамъ, но даже могла служить ему заручкой молчанія дочери, то онъ сейчасъ же выразилъ свое полное согласіе на нее и даже охотно взялся передать Николаю, что въ пять часовъ его ждутъ въ гостиную къ чаю.
   Можно себѣ представить, какое волненіе испытывала миссъ Сквирсъ и какъ это волненіе возростало по мѣрѣ приближенія назначеннаго часа. Разумѣется, она не забыла нарядиться на славу для этого случая. Ея волосы (которые, къ слову сказать, имѣли ярко-красный оттѣнокъ и которые она носила остриженными) были круто завиты и разложены въ пять правильныхъ рядовъ, доходившихъ до самой макушки, причемъ локоны спускались на лобъ и прикрывали подозрительный глазъ. Не говорю уже о голубомъ кушакѣ, живописно развѣвавшемся у нея за спиной, о вышитомъ фартукѣ, длинныхъ перчаткахъ и зеленомъ газовомъ шарфѣ, граціозно накинутомъ на одно плечо и небрежно спущенномъ съ другого. Много тутъ было и другихъ ухищреній, изъ коихъ каждое было стрѣлою, долженствовавшею поразить Николая въ самое сердце. Едва миссъ Сквирсъ, окончивъ свой туалетъ, успѣла вдоволь собой налюбоваться, какъ явилась ея пріятельница съ какимъ-то плоскимъ сверткомъ въ сѣрой бумагѣ подъ мышкой. Въ сверткѣ оказались всевозможныя мелкія украшенія, которыя гостья, ни на минуту не переставая болтать, тутъ же нацѣпила всѣ на себя. Послѣ того, какъ миссъ Сквирсъ осмотрѣла прическу подруги, а та въ свою очередь прическу миссъ Сквирсъ, причемъ ею были внесены кое-какія поправки, вродѣ случайнаго локона за ушкомъ, обѣ дѣвицы, еще разъ тщательно оглядѣвъ свои туалеты, спустились внизъ въ полномъ парадѣ, совершенно готовыя къ пріему гостей.
   -- Гдѣ же Джонъ, Тильда?-- спросила миссъ Сквирсъ.
   -- Побѣжалъ домой почиститься,-- отвѣчала миссъ Тильда.-- Онъ сейчасъ будетъ здѣсь.
   -- Ахъ, если бы ты знала, какъ у меня бьется сердце!
   -- Да, да я это знаю по опыту.
   -- Но, ты понимаешь, Тильда, я къ этому не привыкла,-- сказала миссъ Сквирсъ, прижимая руку къ лѣвой сторонѣ кушака.
   -- Ничего, привыкнешь, милочка.
   Пока подруги болтали такимъ образомъ, голодная служанка внесла и уставила на столѣ чайныя принадлежности, и вскорѣ послѣ того послышался стукъ въ дверь.
   -- Это онъ!-- воскликнула миссъ Сквирсъ.-- О, Тильда!
   -- Тс!..-- шепнула Тильда.-- Гм... гм... Скажи же: "Войдите".
   -- Войдите,-- пролепетала миссъ Сквирсъ слабымъ голосомъ, и въ комнату вошелъ Николай.
   -- Добрый вечеръ,-- сказалъ онъ, не подозрѣвая объ одержанной имъ побѣдѣ.-- Мистеръ Сквирсъ передалъ мнѣ...
   -- Да, да,-- перебила миссъ Сквирсъ.-- Папаша не будетъ нить съ нами чай; надѣюсь, вы не въ претензіи?-- добавила она игриво.
   Николай вытаращилъ глаза отъ удивленія, но такъ какъ чувства миссъ Сквирсъ были для него тайной, то зарядъ ея пропалъ даромъ. Когда же молодого человѣка представили подругѣ миссъ Сквирсъ, онъ поклонился ей такъ мило и непринужденно, что эта юная дѣвица пришла въ восхищеніе.
   -- Мы ждемъ еще одного джентльмена,-- сказала миссъ Сквирсъ, приподнимая крышку чайника и заглядывая, настоялся ли чай.
   Николаю было до такой степени безразлично, ждутъ ли онѣ одного или двадцать джентльменовъ, что онъ пропустилъ это извѣстіе мимо ушей. А такъ какъ вдобавокъ онъ былъ въ самомъ уныломъ настроеніи духа и не имѣлъ ни малѣйшей причины желать понравиться своимъ собесѣдницамъ, вмѣсто отвѣта онъ только вздохнулъ и сталъ смотрѣть въ окно.
   Случилось, что подруга миссъ Сквирсъ была въ эту минуту въ игривомъ настроеніи. Она замѣтила вздохъ Николая, и ей вздумалось подшутить надъ влюбленными.
   -- Если это мое присутствіе наводитъ на васъ такое уныніе,-- сказала она,-- то вообразите, что меня здѣсь нѣтъ, я не обижусь.
   -- Тильда, какъ тебѣ не стыдно!-- воскликнула миссъ Сквирсъ, вспыхивая до самыхъ корней своихъ рыжихъ локоновъ, и затѣмъ дѣвицы съ хихиканьемъ и гримасами прикрылись платочками, бросая исподтишка лукавые взгляды на Николая.
   Въ первую минуту онъ остолбенѣлъ отъ такого сюрприза, но вслѣдъ затѣмъ его одолѣлъ припадокъ неудержимаго смѣха. Его заставляли смѣяться отчасти дикая мысль, что его могли заподозрить въ нѣжной склонности съ миссъ Сквирсъ, отчасти ужимки обѣихъ дѣвицъ. "Ну, что жъ,-- подумалъ онъ,-- разъ я уже здѣсь и по той или другой причинѣ меня желаютъ видѣть любезнымъ, я не стану смотрѣть волкомъ, а постараюсь поддѣлаться подъ общій тонъ компаніи".
   Намъ стыдно въ этомъ сознаться, но такова ужъ видно живость юношескаго характера: не успѣлъ Николай принять это рѣшеніе, какъ позабылъ всѣ свои бѣды. Отвѣсивъ любезный поклонъ къ сторону миссъ Сквирсъ и ея подруги, онъ придвинулъ себѣ стулъ къ чайному столу и расположился бесѣдовать съ такою непринужденностью, съ какою, вѣроятно, никогда ни одинъ помощникъ не держалъ себя въ домѣ патрона.
   Дѣвицы были въ полномъ восторгѣ отъ такой неожиданной метаморфозы. Въ эту минуту явился и ожидаемый женихъ съ прилизанными волосами, еще мокрыми отъ недавняго омовенья. Бѣлоснѣжная рубаха съ такимъ широкимъ воротникомъ, точно она перешла къ нему но наслѣдству отъ какого-нибудь предка великана, и бѣлый жилетъ такихъ же размѣровъ служили главными украшеніями его особы.
   -- Наконецъ-то и ты, Джонъ,-- сказала миссъ Матильда Прайсъ,-- это было имя дочери мельника.
   -- Я самый,-- отвѣчалъ Джонъ съ улыбкой, которой не могли скрыть даже его огромные воротнички.
   -- Виновата,-- перебила миссъ Сквирсъ, спѣша исполнитъ роль любезной хозяйки.-- Мистеръ Никкльби, мистеръ Джонъ Броуди.
   -- Вашъ слуга, сэръ,-- сказалъ Джонъ, дѣтина футовъ шести ростомъ, съ физіономіей и фигурой соотвѣтствующихъ размѣровъ.
   -- Очень радъ съ вами познакомиться, сэръ,-- отвѣтили Николай, производя въ то же время страшнѣйшія опустошенія на тарелкѣ съ тартинками.
   Мистеръ Броуди былъ далеко неразговорчивымъ джентльменомъ; поэтому, пославъ нѣсколько улыбокъ по адресу всѣхъ присутствующихъ и воздавъ такимъ образомъ должную дань почтенія всему обществу, онъ послалъ еще одну улыбку въ пространство и принялся за угощеніе.
   -- А старуха-то, видно, провалилась?-- освѣдомился мистеръ Броуди съ набитымъ ртомъ.
   Миссъ Сквирсъ кивнула головой.
   Мистеръ Броуди еще разъ улыбнулся чуть что не до ушей; очевидно, мысль о томъ, что старуха провалилась, казалась ему очень забавной и содѣйствовала его аппетиту, ибо онъ напустился на тартинки съ удвоенной энергіей. Любо было глядѣть, какъ они вдвоемъ съ Николаемъ взапуски опустошали стоявшее между ними блюдо.
   -- Небось, ни были бы радехоньки, пріятель, если бы вамъ каждый день давали хлѣбъ съ масломъ?-- произнесъ неожиданно мистеръ Броуди, пристально поглядѣвъ на Николая и отрываясь на минуту отъ опустѣвшаго блюда.
   Николай вспыхнулъ и закусилъ губы, но сдѣлалъ видъ, что не разслышалъ.
   -- Сдается, въ этомъ домѣ не очень-то разъѣшься, продолжалъ Броуди съ громкимъ хохотомъ.-- Если вы пробудете здѣсь подольше, такъ отъ васъ останутся кожа да кости. Ха-ха-ха!
   -- Должно быть, вы большой шутникъ, сэръ,-- съ досадой сказалъ Николай.
   -- Ничуть не бывало,-- отвѣчалъ Броуди.-- Я въ серьезъ говорю. Вашъ предшественникъ такъ тотъ высохъ, какъ щепка.
   Воспоминаніе о худобѣ бывшаго помощника мистера Сквирса доставило мистеру Броуди такое огромное удовольствіе, что онъ опять расхохотался чуть не до слезъ.
   -- Не знаю, мистеръ Броуди, хватитъ ли у васъ такта, чтобы понять, что ваши замѣчанія оскорбительны,-- не выдержалъ, наконецъ, Николай,-- но во всякомъ случаѣ я бы попросилъ...
   -- Джонъ, если ты скажешь хоть слово,-- закричала миссъ Прайсъ, закрывая ручкою ротъ жениху, собиравшемуся было что-то возразить, если ты скажешь хоть полслова, я тебѣ этого никогда не прощу и никогда не стану съ тобой разговаривать.
   -- Ну, хорошо, хорошо, моя милочка,-- сказалъ хлѣбный торговецъ, звонко чмокнувъ въ щечку невѣсту.-- Пусть себѣ говоритъ на здоровье, я буду молчать.
   Теперь пришелъ чередъ миссъ Сквирсъ постараться успокоить Николая, что она и исполнила со всѣми признаками величайшаго ужаса и волненія. Результатомъ такого двойного вмѣшательства было дружеское рукопожатіе, которымъ Джонъ Броуди и Николай обмѣнялись черезъ столъ. Эта церемонія была такъ торжественна, что растроганная миссъ Сквирсъ залилась слезами.
   -- Что съ тобой, Фанни?-- спросила миссъ Прайсъ.
   -- Ничего... О, ничего, Тильда,-- отвѣчала, рыдая, Фанни.
   -- Развѣ была какая-нибудь опасность. Неправда ли, нѣтъ, мистеръ Никкльби?
   -- Рѣшительно никакой, сущіе пустяки.
   -- Къ тому же, теперь всѣ помирились,-- замѣтила миссъ Прайсъ и шепнула Николаю:-- скажите ей что-нибудь полюбезнѣе, чтобы она скорѣе оправилась. Знаете, мы съ Джономъ можемъ выйти на минуточку въ кухню, хотите?
   -- Ради Бога, не надо!-- воскликнулъ Николай, страшно испуганный этимъ предложеніемъ.-- Зачѣмъ вамъ выходить?
   -- А, такъ вотъ вы какой,-- протянула миссъ Прайсъ и, слегка кивнувъ въ сторону хозяйки, добавила презрительнымъ тономъ:-- Значитъ, это только забава!
   -- Что вы хотите сказать? У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія забавляться, тѣмъ болѣе здѣсь. Я, право, не понимаю...
   -- И я также,-- отрѣзала миссъ Прайсъ.-- А только всѣ мужчины всегда были, есть и будутъ вѣтренниками, это-то я хорошо знаю.
   -- Вѣтренниками!-- повторилъ съ изумленіемъ Николай.-- Ужъ не вообразили ли вы...
   -- Я ровно ничего не воображала,-- проговорила насмѣшливо миссъ Прайсъ.-- Взглянули бы лучше на нее, какъ она нынче мило и къ лицу одѣта; ну, право, она сегодня почти что хорошенькая. Какъ вамъ не стыдно!
   -- Да мнѣ-то какое дѣло, что она "мило и къ лицу одѣта", позвольте васъ спросить, милая барышня?-- сказалъ Николай.
   -- Не смѣйте называть меня "милой барышней", слышите,-- воскликнула миссъ Прайсъ строгимъ тономъ, но улыбаясь, потому что миссъ Прайсъ была не только хорошенькая, но и большая кокетка, а такъ какъ Николай былъ интересный молодой человѣкъ и притомъ она считала его почти что чужимъ женихомъ, то и находила, что для нея не будетъ зазорно, если онъ немножко за нею приволокнется.
   -- Не смѣйте же, слышите?-- повторила она.-- Иначе Фанни все свалитъ на меня... Однако, не сыграть ли намъ въ карты?-- добавила она громко и отошла отъ Николая къ своему толстому іоркшишрцу.
   Всѣ намеки миссъ Прайсъ пропали даромъ для Николая, потому что не интересовали его. Миссъ Сквирсъ казалась ему очень безобразной, а миссъ Прайсъ довольно миленькой дѣвушкой, вотъ и все. Впрочемъ, у него даже не было времени размышлять, потому что полъ передъ каминомъ былъ уже выметенъ, свѣчи зажжены и надо было садиться за карты.
   -- Насъ четверо, Тильда,-- сказала миссъ Сквирсъ, нѣжно поглядывая на Николая,-- не сыграть ли намъ partie fixe?
   -- Что вы на это скажете, мистеръ Никкльби?-- спросила миссъ Прайсъ.
   -- Съ большимъ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ Николай и съ этими словами, не подозрѣвая, что онъ наноситъ кровную обиду миссъ Сквирсъ, смѣшалъ въ одну общую кучу свои марки съ марками, предназначавшимися для миссъ Прайсъ и нарѣзанными изъ объявленій о Дотбойсъ-Годлѣ.
   -- Мистеръ Броуди, будьте моимъ партнеромъ,-- сказала истерически миссъ Сквирсъ.
   Толстый іоркширецъ кивнулъ головой, видимо пораженный такою дерзостью помощника, а миссъ Сквирсъ бросила негодующій взглядъ на свою подругу и нервно разсмѣялась.
   Николай сдавалъ и сдалъ себѣ превосходныя карты.
   -- Мы сегодня выиграемъ,-- сказалъ онъ.
   -- Тильда уже и такъ выиграла то, что она и не ожидала: неправда ли, милочка?-- съязвила миссъ Сквирсъ.
   -- Ничуть; всего двадцать фишекъ, душа моя,-- отвѣтила миссъ Прайсъ, дѣлая видъ, что понимаетъ эти слова въ буквальномъ ихъ смыслѣ.
   -- Какая же ты нынче недогадливая!-- воскликнула миссъ Сквирсъ.
   -- Такая же, какъ всегда. А вотъ ты, сегодня не въ духѣ.
   -- Я? Нисколько!-- пробормотала миссъ Сквирсъ, закусивъ губы и дрожа отъ ревности.
   -- Тѣмъ лучше! Пошла бы ты, душечка, завилась, а то у тебя волосы совсѣмъ развились.
   -- Пожалуйста не обращай на меня вниманія,-- прошипѣла миссъ Сквирсъ,-- лучше смотри за своимъ партнеромъ.
   -- Благодарю васъ, что вы ей объ этомъ напомнили,-- сказалъ Николай.-- Конечно, это будетъ гораздо лучше.
   При этихъ словахъ іоркширецъ яростно потеръ и сжалъ руку въ кулакъ, какъ будто собирался пересчитать кой-кому ребра, а миссъ Сквирсъ съ такимъ негодованіемъ закачала головой, что локоны ея запрыгали, какъ живые, и вѣтромъ отъ ихъ движенія чуть не задуло свѣчу.
   -- Однако, какое мнѣ нынче счастье,-- замѣтила игриво миссъ Прайсъ, послѣ того, какъ было сыграно нѣсколько партій.-- А все вы, мистеръ Никкльби! Право, я бы хотѣла имѣть васъ всегда своимъ партнеромъ.
   -- А я васъ.
   -- Чего добраго, у васъ будетъ дурная жена; вы вѣдь знаете поговорку: кто счастливъ въ игрѣ...
   -- Не думаю, чтобы у меня была дурная жена, если только ваше желаніе сбудется,-- отвѣчалъ Николай.
   Стоило посмотрѣть, съ какимъ негодованіемъ миссъ Сквирсъ затрясла головой и какъ яростно хлѣбный торговецъ сталъ тереть себѣ носъ при этихъ словахъ. Положительно стоило заплатить большія деньги, чтобы посмотрѣть на эту картину! А тутъ еще миссъ Прайсъ, злорадно поддразнивающая подругу, и Николай, не подозрѣвавшій въ простотѣ душевной, что онъ причиняетъ людямъ непріятность.
   -- Однако, мы съ вами, кажется, совсѣмъ завладѣли разговоромъ,-- сказалъ Николай, сдавая новую игру и добродушно оглядываясь на присутствующихъ.
   -- Вы разговариваете съ такимъ увлеченіемъ, что жаль вамъ мѣшать, неправда ли, мистеръ Броуди? Хи! хи! хи!-- залилась миссъ Сквирсъ натянутымъ смѣхомъ
   -- Что жь дѣлать, намъ поневолѣ приходится бесѣдовать между собой, когда вы оба молчите,-- сказалъ Николай.
   -- Мы бы охотно съ вами поговорили, если бы вы хоть обмолвились словечкомъ,-- добавила миссъ Прайсъ.
   -- Очень тебѣ благодарна за вниманіе, милая Тильда,-- произнесла миссъ Сквирсъ величественнымъ тономъ.
   -- Или, если не хотите говорить съ нами, поговорили бы между собою,-- продолжала миссъ Прайсъ поддразнивать подругу.-- Джонъ, отчего ты молчишь? Скажи что-нибудь.
   -- Сказать что-нибудь?-- повторилъ въ недоумѣніи іоркширецъ.
   -- Ну, да, конечно! Ужь лучше хотъ что-нибудь говорить, чѣмъ молчать, какъ рыба.
   -- Ну, хорошо же, изволь, я скажу!-- заревѣлъ вдругъ іоркширецъ и изо всей силы хлопнулъ но столу кулакомъ.-- Чтобы чортъ меня побралъ съ мясомъ и костями, если я хоть минуту останусь здѣсь дольше! Собирайся домой, сейчасъ собирайся! А этому долговязому франту скажи отъ меня: пусть его глядитъ въ оба, не то я ему голову проломлю въ слѣдующій разъ, если онъ станетъ мнѣ поперекъ дороги!
   -- Господи, что это значитъ?-- воскликнула миссъ Прайсъ, притворяясь въ высшей степени изумленною.
   -- Собирайся, говорятъ тебѣ, собирайся!-- повторилъ Джонъ строго.
   Тутъ миссъ Сквирсъ разразилась цѣлымъ потокомъ слезъ столько же отъ того, что самолюбіе ея было сильно уязвлено, сколько и отъ того, что у нея чесались руки расцарапать чью-нибудь физіономію своими прелестными ноготками.
   Этотъ взрывъ подготовлялся въ продолженіе цѣлаго вечера, и почти всѣ присутствующіе отчасти были виноваты, что онъ разразился. Виновата была миссъ Сквирсъ потому, что слишкомъ страстно желала очутиться въ положеніи обрученной невѣсты и дѣйствовала слишкомъ рьяно, не имѣя къ тому достаточныхъ основаній Виновата была миссъ Прайсъ, потому что ея поступками руководили три побудительныя причины: во-первыхъ, ей было пріятно наказать подругу за то, что та слишкомъ передъ нею кичилась своимъ происхожденіемъ, хотя сама была тоже не Богъ знаетъ какого именитаго рода; во-вторыхъ, ея самолюбію льстило ухаживаніе такого интереснаго молодого человѣка, какъ Николай, и въ третьихъ, ей хотѣлось показать своему жениху, какой опасности онъ подвергается, откладывая свадьбу на неопредѣленное время. Виноватъ быль отчасти и Николай, потому что слишкомъ поддался своему веселому настроенію и увлекся желаніемъ отклонить отъ себя подозрѣніе въ нѣжныхъ чувствахъ къ миссъ Сквирсъ. Итакъ, наступившій кризисъ былъ лишь естественнымъ послѣдствіемъ неудачно сложившихся обстоятельствъ, ибо молодыя дѣвицы будутъ вѣчно стремиться поскорѣе выскочить замужъ и, въ погонѣ за женихами забывая все и вся, будутъ всегда пользоваться всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы выставить себя въ самомъ привлекательномъ свѣтѣ. Все это такъ было, есть и будетъ отъ сотворенія и до скончанія міра.
   -- Ну, вотъ, теперь Фанни плачетъ!-- воскликнула миссъ Прайсъ, приходя еще въ большее изумленіе.-- Да изъ-за чего же?
   -- О, еще бы! Вы, конечно, не знаете миссъ! Прошу васъ не безпокоиться изъ-за такихъ пустяковъ,-- сказала миссъ Сквирсъ, разомъ мѣняя тонъ и превращаясь въ великосвѣтскую даму.
   -- Даю тебѣ слово, не знаю и ровно ничего не понимаю!
   -- Такъ я сейчасъ и повѣрила вашему слову, сударыня! Держите карманъ!-- отрѣзала миссъ Сквирсъ, на этотъ разъ превращаясь изъ великосвѣтской дамы въ торговку.
   -- Однако, вы ужасно вѣжливы, мэмъ,-- сказала миссъ Прайсъ.
   -- Да ужь не у васъ я стану учиться хорошимъ манерамъ!-- огрызнулась миссъ Сквирсъ.
   -- Не стоитъ и хлопотать; все равно отъ этого вы не станете лучше.
   Тутъ миссъ Сквирсъ покраснѣла и возблагодарила Бога за то, что она не такая нахалка, какъ нѣкоторыя другія. Миссъ Прайсъ въ свою очередь поздравила себя съ тѣмъ, что она не такъ завистлива, какъ кое-кто изъ ея знакомыхъ. На то миссъ Сквирсъ сдѣлала общее замѣчаніе, касающееся опасности водить знакомство съ людьми низкаго происхожденія,-- замѣчаніе, съ которымъ миссъ Прайсъ вполнѣ согласилась, говоря, что давно уже убѣдилась въ этомъ на опытѣ.
   -- Тильда,-- воскликнула съ достоинствомъ миссъ Сквирсъ,-- я презираю васъ!
   -- Не меньше, чѣмъ я васъ,-- отвѣтила дочь мельника, завязывай ленты своей шляпки дрожащими пальцами.-- Теперь, какъ только мы уйдемъ, вы выплачете себѣ глаза, я это прекрасно знаю.
   -- Плевать мнѣ на твои слова! Шипи, сколько хочешь, змѣя.
   -- Спасибо за любезность,-- отвѣтила дочь мельника, вѣжливо присѣдая.-- Покойной ночи, пріятныхъ сновъ!
   Съ этимъ прощальнымъ привѣтствіемъ миссъ Прайсъ выплыла изъ комнаты въ сопровожденіи іоркширца, подарившаго Николая напослѣдокъ свирѣпымъ взглядомъ, какимъ обыкновенно обмѣниваются на сценѣ герои мелодрамъ, когда хотятъ дать другъ другу понятъ, что они еще встрѣтятся.
   Предсказаніе миссъ Прайсъ сбылось. Не успѣли гости выйти изъ комнаты, какъ миссъ Сквирсъ залилась цѣлымъ потокомъ слезъ, сопровождавшихся безсвязными возгласами и причитаніями. Ошеломленный Николай съ минуту стоялъ неподвижно, въ нерѣшимости, какъ ему поступить. Но такъ какъ онъ чувствовалъ, что слезы миссъ Сквирсъ кончатся тѣмъ, что она или бросится цѣловать его, или расцарапаетъ ему физіономію,-- и ни та, ни другая перспектива нисколько ему не улыбались, то онъ и счелъ наиболѣе благоразумнымъ безшумно удалиться, пока прелестная дѣва рыдала, уткнувшись въ платокъ.
   "Вотъ они, печальныя послѣдствія моей проклятой способности примѣняться ко всякому обществу, куда бы ни занесла меня судьба,-- думалъ онъ, пробираясь въ темнотѣ въ свою спальню.-- Если бы я велъ себя иначе, какъ оно мнѣ и подобало, ничего подобнаго никогда бы не случилось". Онъ прислушался, но все кругомъ было тихо. "И дернуло же меня такъ глупо развеселиться! Чему я обрадовался? Теперь я ихъ всѣхъ перессорилъ и нажилъ себѣ двухъ лишнихъ враговъ, хоть, видитъ Богъ, у меня ихъ и такъ слишкомъ достаточно. Что жъ, по дѣломъ вору и мука. И какъ я могъ хоть на минуту забыть весь ужасъ, который меня окружаетъ!"
   Съ этими словами онъ кое-какъ пробрался среди тѣсныхъ рядовъ тяжело дышавшихъ во снѣ мальчиковъ и бросился на свое убогое ложе.
   

ГЛАВА X.
Какъ мистеръ Ральфъ Никкльби пристроилъ племянницу и невѣстку.

   На другое утро послѣ того, какъ Николай уѣхалъ въ Іоркширъ, Кетъ Никкльби сидѣла на полиняломъ креслѣ, стоявшемъ посреди комнаты миссъ Ла-Криви на покрытыхъ пылью подмосткахъ, давая этой леди обѣщанный сеансъ для своего портрета, надъ которымъ маленькая портретистка въ настоящую минуту, работала. Для вящшаго совершенства своего произведенія миссъ Ла-Криви велѣла внести въ комнату витрину съ наружной двери, намѣреваясь придать слишкомъ блѣдному, по ея мнѣнію, личику миссъ Никльби тотъ нѣжно-розовый оттѣнокъ свѣжей лососины, который ей такъ прекрасно удался на помѣщенномъ въ витринѣ миніатюрѣ юнаго офицера и который считался всѣми друзьями и патронами миссъ Ла-Криви новымъ открытіемъ въ живописи, да и дѣйствительно былъ таковымъ.
   -- Кажется, мнѣ удалось, наконецъ, его схватить,-- сказалъ миссъ Ла-Криви.-- Да, да, это тотъ самый оттѣнокъ! Вотъ увидите, это будетъ лучшій портретъ изъ всѣхъ, какіе мнѣ приходилось писать.
   -- Но если онъ и будетъ хорошъ, такъ только благодаря вашему искусству,-- съ улыбкой замѣтила Кетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, милочка, съ этимъ я не согласна,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Оригиналъ-то у жъ очень хорошъ, могу васъ увѣрить, хотя разумѣется, и отъ искусства зависитъ кое-что.
   -- И даже очень многое,-- поправила Кетъ.
   -- Да, да, душа моя, конечно, вы правы,-- хотя на этотъ разъ, должна вамъ признаться, искусство тутъ не причемъ. А какая это трудная вещь -- искусство, если бы вы знали!
   -- Еще бы, я нисколько въ этомъ не сомнѣваюсь,-- согласилась Кетъ, очень довольная, что можетъ сказать хоть что-нибудь пріятное своему доброму другу.
   -- Вы не можете представитъ себѣ, какъ трудно портреты писать! Изволь-ка одному во что бы то ни стало оттѣнить глаза, другому выправь носъ, третьему увеличь лобъ или спрячь зубы. Вы и понятія не имѣете, какая это задача написать даже самый маленькій миніатюръ.
   -- Но зато этотъ трудъ хорошо оплачивается,-- замѣтила Кетъ.
   -- Гдѣ тамъ! А какой требовательный и несговорчивый народъ эти заказчики, кабы вы знали! Изъ десятерыхъ девяти вы не угодите. Одинъ говоритъ: "Охъ, зачѣмъ вы сдѣлали меня такимъ серьезнымъ, миссъ Ла-Криви", другой: "Ахъ, зачѣмъ вы сдѣлали меня такимъ улыбающимся", а того не знаютъ, что въ томъ-то и заключается секретъ хорошаго портрета, чтобы выраженіе лица было или улыбающееся, или серьезное,-- иначе, какой же это портретъ?
   -- Вотъ какъ! А я этого не знала,-- смѣясь, сказала Кетъ.
   -- Разумѣется, милочка. Да развѣ не то же самое мы видимъ и въ жизни? Взгляните на портреты въ королевской академіи! Всѣ это превосходные поясные портреты, и на всѣхъ вы найдете одно и то же: если это джентльменъ, онъ непремѣнно въ черномъ бархатномъ платьѣ, опирается одного рукой на круглый мраморный столикъ или на консоль, и выраженіе лица имѣетъ самое серьезное; если дама, она держитъ въ рукѣ зонтикъ, а то играетъ съ собачками или съ дѣтьми -- аксесуары тутъ не дѣлаютъ разницы -- а выраженіе лица у нея улыбающееся. Дѣло въ томъ,-- добавила миссъ Ла-Криви, понижая голосъ до конфиденціальнаго шепота,-- что портретной живописи существуетъ только два стиля серьезный и легкій; въ серьезномъ мы всегда пишемъ людей должностныхъ или вообще чѣмъ-нибудь извѣстныхъ, за исключеніемъ иной разъ актеровъ; въ легкомъ стилѣ мы пишемъ дамъ и джентльменовъ, которые не имѣютъ опредѣленнаго положенія и потому не придаютъ особеннаго значенія тому, будутъ ли они имѣть умный видъ на портретѣ.
   Всѣ эти интересныя подробности были новостью для Кетъ и, повидимому, очень ее забавляли. Между тѣмъ миссъ Ла-Криви продолжала работать, болтая безъ умолку.
   -- Однако, какъ много у васъ офицеровъ,-- сказала Кетъ, оглядывая стѣны комнаты въ одинъ изъ немногихъ промежутковъ общаго молчанія.
   -- Много, чего?-- переспросила миссъ Ла-Криви, отрываясь отъ работы.-- Ахъ, это вы о характерныхъ портретахъ! Только это вовсе не офицеры, милочка.
   -- Нѣтъ?
   -- Господь съ вами!-- Конечно, нѣтъ. Это просто клерки и тому подобный народъ. Они берутъ на прокатъ красный мундиръ и приносятъ его съ собой подъ мышкой, въ узелкѣ. Нѣкоторые живописцы,-- продолжала миссъ Ла-Криви,-- держатъ даже мундиры у себя на дому и берутъ за это по семи шиллинговъ шести пенсовъ лишку съ портрета, считая въ той же цѣнѣ и карминъ. Но я этого не дѣлаю, потому, что нахожу такой способъ наживы незаконнымъ.
   Съ этими словами миссъ Ла-Криви съ достоинствомъ выпрямила свою маленькую фигурку, видимо гордясь тѣмъ, что она не прибѣгаетъ къ такому постыдному способу заманиванья публики. Минуту спустя она уже снова работала съ удвоенной энергіей, лишь изрѣдка приподнимая голову, чтобы съ неописуемымъ восхищеніемъ взглянуть на какой-нибудь только что сдѣланый ею мазокъ, или предупредить миссъ Никкльби, что сейчасъ она будетъ отдѣлывать ту или другую часть ея лица.
   -- Вамъ, моя милочка, я говорю это просто такъ, по привычкѣ,-- замѣтила она въ поясненіе; -- но, говоря вообще, мы имѣемъ обыкновеніе предупреждать заказчика, что именно мы пишемъ; это дѣлается для того, чтобы онъ придалъ желаемое выраженіе той части лица, которая отдѣлывается въ данный моментъ.
   -- А когда вы ждете вашего дядю, душа моя?-- неожиданно освѣдомилась миссъ Ла-Криви, прерывая довольно долгое молчаніе, длившееся ровно полторы минуты.
   -- Право, не знаю; я ждала ею все это время,-- отвѣтила Кетъ,-- надѣюсь, однако, что онъ скоро явится, потому что неопредѣленность нашего положенія очень мучительна.
   -- Я думаю, онъ очень богатъ, неправда ли?-- спросила миссъ Ла-Криви.
   -- Говорятъ, очень богатъ. Я не знаю навѣрно, но думаю, что это такъ.
   -- Еще бы! Когда человѣкъ смотритъ медвѣдемъ, вы можете быть увѣрены, что у него прикопленъ кругленькій капиталецъ,-- замѣтила миссъ Ла-Криви, въ которой знаніе свѣта страннымъ образомъ уживалось съ изумительною наивностью.
   -- Да, это правда, у него грубыя манеры,-- сказала Кетъ.
   -- Грубыя!-- воскликнула миссъ Ла-Криви.-- Да, въ сравненіи съ нимъ дикобразъ -- настоящій пуховикъ! Въ жизнь свою не видала такой грубой скотины.
   -- Мнѣ кажется, что у него только такая манера, робко замѣтила Кетъ.-- Я слышала, будто у него было какое-то разочарованіе въ молодости; можетъ быть, это и сдѣлало его такимъ суровымъ. Мнѣ не хотѣлось бы дурно думать о немъ, пока у меня нѣтъ для этого достаточно вѣскихъ причинъ.
   -- Конечно, это хорошо и благородно съ вашей стороны, душа моя,-- отвѣтила маленькая портретистка,-- и сохрани меня Богъ вооружать васъ противъ вашего дяди. Но знаете, мнѣ кажется, онъ смѣло могъ бы, ни въ чемъ себя не стѣсняя, назначить небольшую пенсію вамъ и вашей мамѣ; такая пенсія дала бы вамъ возможность прожить, пока вы выйдете замужъ, и обезпечила бы вашу маму на старости. Что для него значила бы какая-нибудь сотня фунтовъ въ годъ, неправда ли?
   -- Не знаю, что бы это значило для него,-- сказала съ жаромъ Кетъ,-- но я бы скорѣе согласилась умереть, чѣмъ принять отъ него эту помощь.
   -- Что вы говорите! воскликнула миссъ Ла-Кривіт.
   -- Зависѣть отъ него, да это отравило бы всю мою жизнь. Нѣтъ, я сочла бы менѣе унизительнымъ для себя протянуть руку за подаяніемъ!
   -- Вотъ какъ,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- И вы говорите это о своемъ родственникѣ, котораго только что защищали! Знаете, милочка, это по меньшей мѣрѣ странно.
   -- Можетъ быть, это и странно,-- отвѣчала Кетъ немного спокойнѣе,-- да, разумѣется, это должно казаться страннымъ. Но я... я хотѣла только сказать, что во мнѣ до такой степени живо воспоминаніе о недавней счастливой порѣ, что для меня невыносима мысль принять денежную помощь не только отъ дяди, но отъ кого бы то ни было.
   Миссъ Ла-Криви бросила украдкой подозрительный взглядъ на свою юную подругу, какъ будто сильно сомнѣвалась въ томъ, что ея слова не относятся исключительно къ дядѣ; но такъ какъ Кетъ казалась очень взволнованной, она ни слова ей не сказала.
   -- Единственное одолженіе, о которомъ я его прошу и которое я приму съ благодарностью, если онъ только согласится это сдѣлать,-- продолжала Котъ, и въ голосѣ ея послышались слезы,-- его дать мнѣ рекомендацію, только рекомендацію, чтобы я была въ состояніи зарабатывать себѣ хлѣбъ и не разставаться съ мамой. Въ будущемъ все будетъ зависѣть отъ успѣховъ моего дорогого брата; теперь же, если дядя поможетъ мнѣ достать работу и Николай будетъ здоровъ и доволенъ, больше ничего мнѣ не надо.
   Когда Кетъ замолчала, за ширмой, отгораживавшей входную дверь, послышался шорохъ и кто-то постучалъ въ стѣну.
   -- Кто тамъ?-- Войдите,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   Посѣтитель не заставилъ повторять приглашеніе, и изъ-за ширмы появился мистеръ Ральфъ Никкльби собственною своею персоной.
   -- Вашъ слуга, леди,-- сказалъ Ральфъ, переводя подозрительный взглядъ съ хозяйки на гостью.-- Вы такъ громко разговаривали, что я едва достучался.
   Когда у этого пройдохи было что-нибудь особенно коварное на умѣ, онъ имѣлъ обыкновеніе зажмуриваться, такъ что глаза его совсѣмъ исчезали подъ густыми нависшими бровями, а въ слѣдующую затѣмъ минуту снова сверкали пронзительнымъ блескомь. Точно такой же маневръ онъ продѣлалъ и теперь, стараясь въ то же время скрыть улыбку, которая раздвигала его тонкія сжатыя губы и непріятно кривила углы рта. Кетъ и ея пріятельница тотчасъ догадались, что онъ слышалъ если не все, то большую часть ихъ разговора.
   -- Я зашелъ сюда но дорогѣ въ полной увѣренности, что найду тебя здѣсь,-- сказалъ онъ, обращаясь къ Кетъ, и, бросивъ презрительный взглядъ на работу миссъ Ла-Криви, прибавилъ:-- Это портретъ моей племянницы, мэмъ?
   -- Да, мистеръ Никкльби,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви самымъ спокойнымъ тономъ,-- и, если вы хотите знать мое мнѣніе, это будетъ прекрасный портретъ, хотя, можетъ быть, мнѣ и не слѣдовало бы этого говорить о своей собственной работѣ.
   -- Можете не утруждать себя понапрасну, сударыня, показывая его мнѣ,-- сказалъ Ральфъ, попятившись отъ портрета,-- все равно я ничего не смыслю въ живописи. Кажется, онъ уже почти конченъ?
   -- Не совсѣмъ.-- проговорила миссъ Ла-Криви, покусывая въ раздумьи ручку кисти и глядя на портретъ.-- Я думаю, въ два сеанса можно будетъ...
   -- Въ такомъ случаѣ пусть моя племянница дастъ вамъ эти два сеанса сейчасъ, такъ какъ завтра у не и уже не будетъ времени на подобныя глупости. Ей надо работать, сударыня; да-съ, работать, мы всѣ должны работать. Сдали ли вы уже свою квартиру наверху?
   -- Я еще не наклеивала билетика, сэръ.
   -- Такъ наклейте сейчасъ же. Мои родственницы пробудутъ у васъ только до конца недѣли; если же онѣ останется дольше, то знайте, что имъ будетъ нечѣмъ вамъ заплатить. Ну-съ, готова ли ты, моя милая? Идемъ, нечего тянуть попусту время.
   Съ этими словами мистеръ Ральфъ отворилъ дверь передъ Кетъ, пропустивъ ее впередъ съ самымъ ласковымъ видомъ, который былъ ему еще меньше къ лицу, чѣмъ его всегдашняя грубость, церемонно раскланялся съ миссъ Ла-Криви, заперъ за собой дверь и поднялся вслѣдъ за племянницей наверхъ. Мистриссъ Никкльби встрѣтила его въ высшей степени почтительно и любезно; но мистеръ Ральфъ остановилъ ея изліянія нетерпѣливымъ движеніемъ руки и тотчасъ же приступилъ къ изложенію цѣли своего визита.-- Я нашелъ вашей дочери мѣсто,-- сказалъ онъ.
   -- Неужели!-- воскликнула въ восторгѣ мистриссъ Никкльби.-- Такъ я и думала. Не дальше, какъ вчера за завтракомъ, я говорила Кетъ: "Не безпокойся, милочка, вотъ увидишь, дядя позаботится о тебѣ. Устроилъ же онъ Николая, да еще какъ живо! Устроитъ и тебя, будь увѣрена". Вотъ мои собственныя слова, насколько я помню. Что же ты не благодаришь дядю, милая Кетъ?..
   -- Прошу васъ, сударыня, дайте мнѣ кончить,-- прервалъ Ральфъ потокъ краснорѣчія своей невѣстки.
   -- Милая Кетъ, дай же дядѣ докончить, что онъ хотѣлъ намъ сказать,-- подхватила мистриссъ Никкльби.
   -- Я только этого и жду, мама,-- отвѣтила Кетъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, моя милая? Въ такомъ случаѣ не прерывай его, дай ему досказать,-- замѣтила мистриссъ Никкльби, строго нахмурившись и укоризненно качая головой.-- Время твоего дяди дорого, душа моя, и какъ бы горячо ты ни желала продлить удовольствіе видѣть его у себя въ качествѣ гостя, желаніе весьма естественно для такой близкой родственницы, какъ ты, особенно если принять въ разсчетъ, что мы такъ рѣдко его видимъ,-- мы не должны быть эгоистами и обязаны помнить всю важность дѣлъ, требующихъ его присутствія въ Сити.
   -- Очень вамъ благодаренъ за лестное обо мнѣ мнѣніе,-- отвѣтилъ Ральфъ съ чуть замѣтной усмѣшкой,-- и единственное, чему я съ своей стороны могу приписать такую безполезную трату словъ, это полнѣйшее незнакомство съ дѣлами,-- недостатокъ которыхъ я вообще замѣчаю въ вашей семьѣ.
   -- Боюсь, что въ этомъ вы правы, сэръ,-- сказала мистриссъ Никкльби со вздохомъ.-- Вашъ бѣдный братъ...
   -- Мой бѣдный братъ, сударыня, не имѣлъ ни малѣйшаго понятіи о дѣлахъ,-- рѣзко перебилъ ее Ральфъ,-- наврядъ ли даже имъ вполнѣ понималъ самый смыслъ слова "дѣло".
   -- Боюсь, что вы правы,-- повторила мистриссъ Никкльби, прижимая платокъ къ глазамъ,-- не знаю, что бы онъ дѣлалъ, если бы не я.
   Какъ странно созданъ человѣкъ! Удочка, такъ ловко закинутая Ральфомъ въ первое его посѣщеніе, все еще дѣйствовала: рыбка продолжала клевать. Безчисленныя мелкія личныя и житейскія неудобства, встрѣчавшіяся теперь въ жизни вдовы на каждомъ шагу, ежечасно напоминали ей о недавнемъ счастливомъ прошломъ, вызывая въ ея умѣ заманчивое видѣніе погибшей тысячи фунтовъ ея приданаго, пока, наконецъ, достойная леди не пришла къ твердому убѣжденію, что изъ всѣхъ кредиторовъ ея покойнаго мужа, она была самымъ обиженнымъ и наиболѣе достойнымъ сожалѣнія. А между тѣмъ она горячо любила мужа въ продолженіе многихъ лѣтъ и была эгоисткой не больше, чѣмъ каждый изъ насъ. Но таково ужъ, видно, дѣйствіе неожиданно обрушивающагося на человѣка несчастія. Приличный годовой доходъ, вѣроятно, очень скоро возвратилъ бы мистриссъ Никкльби къ человѣческому образу мыслей.
   -- Позднія сожалѣнія ни къ чему не ведутъ,-- сказалъ Ральфъ.-- Изъ всѣхъ безполезныхъ занятій, слезы о невозвратно погибшемъ -- самое безполезное.
   -- Вы правы,-- отвѣтила мистриссъ Никкльби, рыдая -- конечно, вы правы.
   -- Разъ ужъ вы такъ живо чувствуете на себѣ и на своемъ кошелькѣ печальныя послѣдствіи такого отношеніи къ дѣламъ,-- продолжалъ Ральфъ,-- и надѣюсь, что вы, по крайней мѣрѣ, постараетесь внушитъ вашимъ дѣтямъ всю необходимость помнитъ о дѣлахъ съ раннихъ лѣтъ.
   -- Конечно, сэръ,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Что можетъ быть ужаснѣе такого опыта? Кетъ, душа моя, въ слѣдующемъ же письмѣ непремѣнно напиши Николаю... или нѣтъ, лучше напомни мнѣ, я сама ему напишу.
   Ральфъ помолчалъ съ секунду и какъ будто убѣдившись, что теперь онъ можетъ положиться на мать, если бы даже дочь и вздумала возражать, объявилъ:
   -- Мѣсто для племянницы, о которомъ я говорилъ, это мѣсто швеи въ магазинѣ.
   -- Швеи!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.
   -- Ну, да, швеи у модистки,-- повторилъ Ральфъ.-- Я думаю, сударыня, что при вашей опытности и знаніи свѣта мнѣ нѣтъ надобности вамъ объяснять, что лондонскія модистки наживаютъ себѣ огромныя состоянія, держатъ собственныхъ лошадей и достигаютъ иногда высокаго положенія въ обществѣ.
   Какъ только мистриссъ Никкльби услышала слово "швея", въ умѣ ея возникло представленіе объ огромныхъ клеенчатыхъ черныхъ картонкахъ, какія она видѣла не разъ на лондонскихъ улицахъ: но по мѣрѣ того, какъ ея довѣрь говорилъ, клеенчатыя картонки постепенно уступали мѣсто блестящимъ видѣніямъ во образѣ вестъ-эндскихъ дворцовъ, собственныхъ элегантныхъ экипажей и солидной чековой книжки. Всѣ эти мысли смѣнялись въ головѣ мистриссъ Никкльби съ такой быстротой, что не успѣль еще Ральфъ замолчать, какъ она уже закивала головой и съ восторгомъ воскликнула:
   -- Да, да, это правда! Твой дядя говоритъ сущую правду, душа моя!-- прибавила она въ сторону дочери.-- Я сама помню, когда мы съ твоимъ бѣднымъ папа послѣ свадьбы въ первый разъ пріѣхали въ Лондонъ и я заказала себѣ прехорошенькую лѣтнюю соломенную шляпку для деревни, отдѣланную бѣлимъ и зеленымъ рюшемъ и подбитую зеленой тафтой, я помню, модистка привезла мнѣ ее въ экипажѣ. Еще я такъ удивилась, когда она подкатила къ дверямъ, хотя и не могу теперь хорошенько припомнить, былъ ли это собственный экипажъ или извозчикъ. Но я хорошо помню, что лошадь тутъ же упала и околѣла... еще твой бѣдный папа сказалъ тогда, что, вѣрно, она дней пять не нюхала овса.
   Этотъ интересный разсказъ, представлявшій столь убѣдительный примѣръ богатства лондонскихъ модистокъ, былъ принять слушателями довольно равнодушно. Кетъ о чемъ-то задумалась и стояла потупившись, а мистеръ Ральфъ, не стѣсняясь, выражалъ свое нетерпѣніе, постукивая пальцами о столь.
   -- Фамилія модистки Манталини,-- сказалъ онъ быстро, воспользовавшись первою минутою перерыва въ потокѣ краснорѣчія невѣстки.-- Госпожа Манталини. Я знаю ее лично. Она живетъ близъ Кэвендишъ-Сквэра, и если ваша дочь согласна принять это мѣсто, мы съ нею сейчасъ же отправимся туда, чтобы покончить дѣло.
   -- Развѣ ты ничего не имѣешь сказать дядѣ, моя милая?-- обратилась мистриссъ Никкльби къ Кетъ.
   -- Напротивъ, очень многое,-- отвѣтила та,-- но я не могу заставлять его терять время, выслушивая мою благодарность. Мы съ нимъ поговоримъ по дорогѣ.
   Съ этими словами Кетъ поспѣшила выйти подъ тѣмъ предлогомъ, что ей надо одѣться, но въ сущности, чтобы скрыть свое волненіе и выступившія на глазахъ ея слезы. Во время отсутствія дочери мистриссъ Никкльби, не переставая плакать, занимала своего деверя подробнымъ описаніемъ піанино розоваго дерева, котораго она была счастливой обладательницей еще въ столь недавнія времена, и восьми мягкихъ съ точеными ножками креселъ, обитыхъ зеленыхъ кретономъ, отлично гармонировавшимъ съ зелеными портьерами, пріобрѣтенными по два фунта пяти шиллинговъ за штуку и проданными за безцѣнокъ.
   Эти изліянія были прерваны появленіемъ Кетъ, уже совсѣмъ одѣтой. Тутъ Ральфъ, который положительно выходилъ изъ себя отъ нетерпѣнія и досады на болтливость невѣстки, безъ всякихъ церемоній вышелъ изъ комнаты, и минуту спустя они съ Кетъ очутились на улицѣ.
   -- Очень жаль, что мы теряли столько времени даромъ,-- сказалъ онъ и взялъ племянницу подъ руку.-- Идемъ, да смотря, постарайся хорошенько запомнить дорогу: тебѣ придется ходить по ней каждое утро.
   И онъ быстрымъ шагомъ повелъ Кетъ по направленію къ Кэвендишъ-Скверу.
   -- Я очень, очень вамъ благодарна, дядя,-- сказала молодая дѣвушка послѣ того, какъ они прошли нѣкоторое время молча.
   -- Очень радъ это слышать,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Надѣюсь, что ты добросовѣстно отнесешься къ своему дѣлу.
   -- Я сдѣлаю все, чтобы вамъ угодить. Конечно, я... я...
   -- Пожалуйста не вздумай плакать,-- проворчалъ Ральфъ.-- Я ненавижу слезы.
   -- Я знаю, что это очень глупо съ моей стороны...-- начала бѣдная Кетъ.
   -- Разумѣется глупо,-- прервалъ ее Ральфъ,-- и притомъ совсѣмъ лишнее.-- Чтобы этого больше не было, слышишь?
   Очень возможно, что такой способъ осушать слезы юной, неопытной дѣвушки, впервые вступавшей въ жизнь и въ совершенно чуждую ей среду незнакомыхъ людей, покажется страннымъ читателю, но тѣмъ не менѣе онъ произвелъ желаемое дѣйствіе. Кетъ сильно покраснѣла, нѣсколько секундъ учащенно дышала, затѣмъ овладѣла собою и твердо и рѣшительно зашагала впередъ.
   Интересный контрастъ представляла изъ себя эта парочка! Застѣнчивая провинціалка, со страхомъ пробирающаяся по люднымъ улицамъ столицы, уступая дорогу всѣмъ встрѣчнымъ, крѣпко ухватившись за руку своего спутника, какъ будто она боится потерять его въ толпѣ, и рядомъ мрачная, суровая фигура стараго дѣльца, прокладывающаго себѣ путь локтями съ самымъ рѣшительнымъ видомъ и обмѣнивающагося короткими поклонами съ знакомыми, которые оборачиваются, чтобы еще разъ взглянуть на его хорошенькую спутницу, и провожаютъ полнымъ удивленія взглядомъ странную пару. Этотъ контрастъ показался бы еще страннѣе тому, кто могъ бы заглянуть въ сердце молодой дѣвушки и въ сердце старика, бившіяся такъ близко одно отъ другого, кто оцѣнилъ бы голубиную кротость одного и подлую закоснѣлость другого, кто прочиталъ бы чистыя мысли дѣвушки и коварные замыслы старика, который никогда въ жизни не помышлялъ о днѣ разсчета. Но самое странное -- хотя такія вещи случаются на каждомъ шагу -- было то, что юное, горячее сердце трепетало и сжималось отъ страха и сомнѣній, тогда какъ сердце стараго дѣльца, не смущаемое ни надеждами, ни опасеніями, ни любовью и никакими человѣческими чувствами, отбивало удары ровно и спокойно, съ точностью вполнѣ исправнаго механизма.
   -- Дядя,-- сказала Кетъ, когда по ея разсчету они были уже близко къ цѣли своего путешествія,-- я должна спросить у васъ одну вещь: буду ли я жить дома?
   -- Дома? То есть, гдѣ же это?-- отвѣчалъ ей Ральфъ тоже вопросомъ.
   -- Съ мамой, конечно,-- сказала Кетъ выразительно.
   -- Собственно говоря, ты будешь жить въ мастерской,-- отвѣчалъ Ральфъ,-- такъ какъ здѣсь ты будешь обѣдать и проводить время съ утра до ночи, а иной разъ, можетъ быть, и до утра.
   -- А хотѣла сказать: гдѣ я буду ночевать, дяди?-- поправилась Кетъ.-- И не могу совсѣмъ разстаться съ мамой. Должно же у меня быть какое-нибудь мѣсто, которое я могла бы считать своимъ домомъ,-- то мѣсто, гдѣ будетъ жить мама. Можетъ быть, это будетъ очень скромный домъ...
   -- Можетъ быть,-- повторилъ Ральфъ съ раздраженіемъ и даже быстрѣе зашагалъ отъ досады, вызванной въ немъ этимъ замѣчаніемъ.-- Навѣрно, а не можетъ быть. Не сошла ли съ ума эта дѣвчонка?
   -- Простите, дядя, можетъ быть, я нечаянно употребила не то слово,-- пробормотала въ смущеніи Кетъ.
   -- Надѣюсь, что такъ,-- пробурчалъ Ральфъ.
   -- Но вы все-таки не отвѣтили мнѣ на вопросъ, дядя.
   -- Вотъ видишь ли, я такъ и предчувствовалъ, что услышу что-нибудь въ этомъ родѣ и -- хотя я лично рѣшительно этому не сочувствую -- уже придумалъ кое-что, чтобы успокоить твои тревоги. Ты будешь приходящей швеей; такимъ образомъ, ты можешь, если непремѣнно этого желаешь, ходить ночевать въ свой домъ очень скромный, разумѣется.
   Уже и это было большимъ утѣшеніемъ для Кетъ, и она не знала, какъ ей благодарить дядю. Ральфъ принялъ ея благодарность, какъ человѣкъ, сознающій, что онъ вполнѣ ее заслужилъ. Затѣмъ они продолжали свой путь, не говоря ни слова, пока не пришли къ тому дому, гдѣ обитала царица модъ. Надъ входною дверью изящнаго подъѣзда красовалась огромная мѣдная доска съ именемъ г-жи Манталини и обозначеніемъ ея профессіи. Въ нижнемъ этажѣ помѣщалась парфюмерная лавка. Квартира и магазинъ г-жи Манталини находились въ бель-этажѣ,-- о чемъ доводила до свѣдѣнія почтеннѣйшей публики цѣлая выставка элегантныхъ шляпокъ новѣйшихъ фасоновъ и богатыхъ дамскихъ нарядовъ, красовавшихся въ изящно задрапированныхъ окнахъ.
   Ливрейный лакей отворилъ дверь и на вопросъ Ральфа, дома ли г-жа Манталини, провелъ посѣтителей черезъ красивыя сѣни по широкой лѣстницѣ въ пріемную содержательницы моднаго магазина, состоявшую изъ двухъ огромныхъ гостиныхъ. Здѣсь была цѣлая коллекціи роскошныхъ дамскихъ платьевъ и богатыхъ матеріи; одни были накинуты искусными складками на подставки, другія небрежно брошены на мягкую софу или на коверъ, третьи ниспадали съ трюмо въ видѣ драпировки и вообще перемѣшивались въ живописномъ безпорядкѣ съ самою разнообразною роскошною мебелью, загромождавшею обѣ комнаты.
   Здѣсь имъ пришлось подождать нѣсколько дольше, чѣмъ это могло быть пріятно Ральфу Никкльби, съ презрѣніемъ поглядывавшему на окружавшую его роскошь. Наконецъ терпѣніе его истощилось, и онъ уже собирался позвонить, какъ вдругъ дверь пріотворилась и въ нее просунулась голова джентльмена, но, усмотрѣвъ, что въ комнатѣ кто-то есть, такъ же быстро исчезла, какъ и появилась.
   -- Эй, вы, кто тамъ есть! крикнулъ Ральфъ.
   На этотъ возгласъ голова опять появилась и, показавъ публикѣ цѣлый рядъ бѣлыхъ, какъ жемчугъ, зубовъ, произнесла мягкимъ баритономъ:
   -- Да это вы Никкльби, чортъ возьми!
   При этомъ въ дверяхъ показалась вся фигура джентльмена, владѣльца головы, который поспѣшилъ обмѣняться съ Ральфомъ самымъ дружескимъ рукопожатіемъ. Джентльменъ былъ въ богатомъ пестромъ халатѣ, жилетѣ и шароварахъ изъ одной и той же турецкой матеріи. На шеѣ у него красовался лиловый шелковый платочекъ, на ногахъ ярко-зеленыя туфли, а на груди болталась массивная золотая цѣпочка такой непомѣрной длины, что онъ могъ бы смѣло опоясаться ею. Сверхъ того этотъ счастливецъ былъ обладателемъ усовъ и великолѣпнѣйшихъ бакенбардъ цвѣта вороньяго крыла, тщательно завитыхъ и нафабренныхъ.
   -- Чортъ возьми, надѣюсь, вы явились не по мою душу?-- сказалъ джентльменъ, дружески похлопавъ мистера Ральфа по плечу.
   -- На этотъ разъ еще нѣтъ,-- отвѣтилъ саркастически Ральфъ.
   -- Ха-ха! Чортъ возьми!-- воскликнулъ джентльменъ и съ хохотомъ, граціозно повернувшись на пяткахъ, наткнулся на Кетъ Никкльби, стоившую нѣсколько позади дяди.
   -- Моя племянница,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Припоминаю!-- протянулъ джентльменъ, щелкнувъ себя по носу пальцемъ, вѣроятно, въ наказаніе за свою забывчивость.-- Чортъ возьми, теперь я припоминаю и цѣль нашего визита. Ступайте за мной, Никкльби; попрошу и насъ за мною, душенька. Ха-ха! Всѣ онѣ бѣгаютъ за мной. Никкльби, рѣшительно всѣ, чортъ возьми! Ха-ха-ха!
   Доказавъ этою игривою шуточкой свое веселое настроеніе духа, джентльменъ провелъ посѣтителей по лѣстницѣ въ верхнюю гостиную, которая, очевидно, принадлежала къ жилой половинѣ дома, но была обставлена такъ же богато, какъ и пріемныя магазина. Серебряный кофейникъ, забытый на столѣ, неубранная скорлупа отъ яицъ и недопитая чашка чаю свидѣтельствовали о томъ, что здѣсь только-что завтракали.
   -- Садитесь, миссъ,-- сказалъ джентльменъ, безцеремонно уставившись на миссъ Никкльби, чѣмъ привелъ ее въ немалое смущеніе, и затѣмъ одобрительно причмокнулъ губами.-- Проклятая лѣстница! Всякій разъ задохнешься, пока вскарабкаешься на нее. Чортъ бы побралъ эту дьявольскую гостиную подъ небесами! Знаете, Никкльби, кажется, я скоро перемѣню квартиру.
   -- Я совершенно въ этомъ увѣренъ,-- отвѣчалъ Ральфъ, глядя на него почти съ угрожающимъ видомъ.
   -- Какой же вы, однако, шутникъ, Никкльби!-- сказалъ джентльменъ, разсмѣявшись.-- Чортъ возьми! Вы рѣшительно ловче и хитрѣе всѣхъ старыхъ ростовщиковъ, съ какими мнѣ когда-либо приходилось имѣть дѣло.
   Отпустивъ Ральфу этотъ комплиментъ, джентльменъ позвонилъ и, въ ожиданіи слуги, снова уставился на миссъ Никкльби. Когда явился лакей, онъ приказалъ ему попросить барыню въ гостиную, послѣ чего опять принялся разглядывать Кетъ самымъ безцеремоннымъ образомъ,-- занятіе, которое, наконецъ, было прервано появленіемъ г-жи Манталини.
   Содержательница моднаго магазина оказалась видною, красивою дамой, хоть она и смотрѣла гораздо старше джентльмена въ турецкихъ шароварахъ, съ которымъ была обвѣнчана полгода тому назадъ. Настоящая фамилія ея супруга была Мантль; но ничего не могло быть легче, какъ передѣлать ее въ Манталини, что и сдѣлала, мистриссъ Мантль, основываясь на томъ восьми вѣрномъ соображеніи, что англійская фамилія служила бы помѣхой въ такомъ дѣлѣ, какъ профессія модистки. Г-жа Манталини вышла замужъ, плѣнившись бакенбардами своего нареченнаго -- единственный капиталъ, которымъ онъ обладалъ и на который прожилъ всѣ долгіе годы своей холостой жизни и, надо ему отдать справедливость, прожилъ весьма недурно. Послѣ многихъ неусыпныхъ трудовъ ему удалось пріумножить этотъ капиталъ прибавленіемъ къ нему пары восхитительныхъ усовъ, окончательно обезпечивавшихъ его будущность. Онъ принималъ самое дѣятельное участіе въ дѣлахъ магазина, заключавшееся въ томъ, что тратилъ женины деньги, а когда онѣ изсякали, отправлялся къ мистеру Ральфу Никкльби дисконтировать векселя заказчицъ,-- операція, которую тотъ производилъ весьма охотно, разумѣется, за приличное вознагражденіе.
   -- Чортъ возьми! Чего ты тамъ такъ долго возилась, радость моя?-- обратился г-нъ Манталини къ супругѣ.
   -- Но я даже не знала, мой другъ, что мистеръ Никкльби здѣсь,-- отвѣтила г-жа Манталини.
   -- Въ такомъ случаѣ, о, идолъ души моей, этотъ каналья лакеи становится совсѣмъ негодяемъ.
   -- Это ужъ твоя вина, милый другъ.
   -- Моя вина, отрада моего сердца?
   -- Конечно. Чего же отъ него ждать, если ты съ него не взыскиваешь, мой драгоцѣнный?
   -- Но развѣ "я" долженъ съ него взыскивать, услада моей души?
   -- Конечно, а то кто же, другъ мой?-- отвѣтила г-жа Манталини, мили надувъ губки.
   -- Не сердись, душенька, не сердись. Чортъ возьми! Сегодня же я такъ его вздую, что онъ у меня завопитъ, какъ оглашенный.-- Утѣшивъ супругу этимъ пріятнымъ обѣщаніемъ, г-нъ Манталини поцѣловалъ ее въ щечку, а она въ отвѣтъ на эту ласку ущипнула его за ухо. Послѣ этого обмѣна супружескихъ нѣжностей они обратились къ дѣламъ.
   -- Ну-съ, мэмъ,-- началъ Ральфъ, взиравшій на всю эту сцену съ нескрываемымъ презрѣніемъ,-- вотъ моя племянница, рекомендую.
   -- Такъ вотъ какая она у васъ, мистеръ Никльби!-- сказала г-жа Манталини, оглядывая Кетъ съ ногъ до головы и съ головы до ногъ.-- Говорите вы по-французски, моя милая?
   -- Да, мэмъ,-- отвѣтила Кетъ, не смѣя поднять глазъ, такъ какъ чувствовала на себѣ взглядъ противнаго джентельмена въ турецкомъ халатѣ.
   -- И говорите такъ же бойко, какъ эти бестіи француженки?-- въ свою очередь освѣдомился г-нъ Маиталини.
   Но миссъ Никкльби не удостоила его отвѣтомъ и, повернувшись къ нему спиной, сдѣлала видъ, что все ея вниманіе поглощено особой хозяйки.
   -- У меня въ магазинѣ работаетъ двадцать молодыхъ дѣвушекъ,-- сказала мадамъ.
   -- Такъ много, мэмъ!-- робко замѣтила Ксть.
   -- Да, и между ними есть премиленькія мордашки, вставилъ хозяинъ.
   -- Манталини!-- грозно прикрикнула на него супруга.
   -- Идолъ моихъ чувствъ?-- отозвался супругъ вопросительно.
   -- Вы хотите разбить мое, сердце!
   -- Боже меня сохрани! Я бы на это не согласился ни за двадцать тысячъ міровъ, населенныхъ... населенныхъ балеринами!-- воскликнулъ г-нъ Манталини въ порывѣ поэтическаго вдохновенія.
   -- Тѣмъ не менѣе ты непремѣнно меня убьешь, если будешь говорить такія ужасныя вещи. И наконецъ, что подумаетъ мистеръ Никкльби, слушая подобныя рѣчи?
   -- О, ровно ничего, мэмъ, ровно ничего!-- сказалъ Ральфъ.-- Мнѣ прекрасно извѣстенъ веселый характеръ вашего мужа, и я знаю, что ваши маленькія домашнія вспышки придаютъ только новую цѣну удовольствіямъ вашей семейной жизни. Не даромъ же гласитъ пословица: милые бранятся -- только тѣшатся. Пожалуйста не стѣсняйтесь, сударыня, продолжайте.
   Если бы можно было представить, что какая-нибудь массивная желѣзная дверь, поссорившись со своими ржавыми петлями, стала бы нарочно отворяться съ трудомъ, въ твердой рѣшимости стереть ихъ въ порошокъ своею тяжестью, то даже при такихъ условіяхъ ржавыя петли не издали бы такого рѣжущаго звука, какимъ были произнесены эти ироническія слова. Даже г-нъ Манталини это почувствовалъ и, испуганно обернувшись, воскликнулъ: Какъ вы дьявольски каркаете, мистеръ Никкльби!
   -- Пожалуйста не обращайте вниманія на слова Манталини,-- замѣтила хозяйка въ сторону миссъ Никкльби.
   -- Я и не обращаю,-- спокойно отвѣтила Кетъ.
   -- Мистеръ Манталини не имѣетъ никакого отношенія къ моимъ работницамъ,-- продолжала хозяйка, говоря съ Кеть, но глядя на мужа.-- Если онъ и видитъ нѣкоторыхъ изъ нихъ, то развѣ на улицѣ, когда онѣ уходятъ отсюда, или приходятъ въ назначенный часъ. Онъ даже не бываетъ у насъ въ мастерской,-- я строго за этимъ слѣжу... Сколько часовъ въ день вы работали на послѣднемъ мѣстѣ?
   -- Я еще нигдѣ не работала, мэмъ,-- отвѣтила Кетъ едва слышно.
   -- Тѣмъ больше ручательствъ, что она будетъ работать вполнѣ добросовѣстно,-- поспѣшилъ вставить Ральфъ, опасаясь, какъ бы наивное признаніе племянницы не испортило дѣла.
   -- Надѣюсь, что она будетъ работать,-- сказала Манталини.-- Наши рабочіе часы съ девяти до девяти, иногда позже -- когда работа спѣшная; но за лишніе часы полагается особая плата.
   Кетъ слегка поклонилась въ знакъ того, что она принимаетъ эти условія.
   -- Столъ, то есть чай и обѣдъ, отъ меня,-- продолжала г-жа Манталини.-- Плата отъ пяти до семи шиллинговъ въ недѣлю; но опредѣленно сказать не могу, пока не увижу, какъ вы работаете.
   Кетъ поклонилась.
   -- Если вы согласны, можете приходить съ понедѣльника. Только не опоздайте. Я предупрежу миссъ Нэгъ, старшую мастерицу, чтобы она дала самъ вначалѣ работу полегче. Кажется, больше ничего, мистеръ Никкльби?
   -- Больше ничего, мэмъ,-- отвѣтилъ Ральфъ, вставая
   -- Значитъ все,-- сказала хозяйка и, придя къ этому справедливому заключенію, выразительно покосилась на дверь; очевидно, ей необходимо было выйти, но она боялась оставить г-на Манталини безъ надзора. Ральфъ вывелъ ее изъ затрудненія, поспѣшивъ откланяться. Г-жа Манталини любезно пожурила его за то, что онъ такъ рѣдко къ нимъ заглядываетъ, а г-нъ Манталини, въ качествѣ радушнаго хозяина, проводилъ гостей вплоть до выходной двери, развязно болтая и въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ проклиная высокія лѣстницы, въ надеждѣ, что Кетъ хоть разъ обернется. Но надеждѣ его не суждено было сбыться.
   -- Ну, теперь ты пристроена, сказалъ Ральфъ, очутившись на улицѣ.
   Кетъ уже собиралась было снова благодарить, но онъ ее перебилъ:
   -- У меня было намѣреніе устроить твою мать въ одномъ хорошенькомъ мѣстечкѣ въ провинціи (дѣло въ томъ, что у Ральфа имѣлась въ распоряженіи одна ваканція въ богадѣльнѣ въ Корнваллисѣ, гдѣ мѣста очищались съ замѣчательной быстротою), но такъ какъ ты рѣшила не разставаться съ матерью, я придумалъ кое-что другое. Есть ли у нея деньги?
   -- Очень немного,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Что жъ, и на немногое, если быть бережливымъ, можно прожить долгое время, особенно при даровой квартирѣ. Вѣдь вы выѣзжаете съ теперешней вашей квартиры въ субботу?
   -- Да, такъ вы сказали намъ, дядя.
   -- Да. Одинъ изъ моихъ домовъ въ настоящую минуту не занятъ. Живите въ немъ, пока найдутся жильцы.
   -- Далеко это отсюда, сэръ?
   -- Порядочно далеко, въ другой части города, въ Истъ-Эндѣ. Въ субботу къ пяти часамъ я пришлю къ вамъ моего клерка; онъ поможетъ вамъ переѣхать. Прощай. Ты знаешь дорогу? Все прямо.
   Ральфъ холодно пожалъ руку племянницы и свернулъ въ концѣ Реджентъ-Стрита въ ближайшій переулокъ въ погонѣ за наживой, а Кетъ грустно побрела домой, по направленію къ Странду.
   

ГЛАВА XI.
Ньюмэнъ Ногсъ устраиваетъ мистриссъ и миссъ Никкльби въ ихъ новомъ жилищѣ.

   Итакъ, миссъ Никкльби шла домой, погруженная въ самыя грустныя мысли. Да и не мудренно. Событія этого утра способны были хоть кого навести на самое мрачное раздумье. Это былъ первый жизненный дебютъ бѣдной Кетъ, а поведеніе ея дяди было вовсе не такого рода, чтобы успокоить страхъ или уничтожить сомнѣнія неопытной дебютантки. Модный магазинъ г-жи Манталини тоже не произвелъ на нее хорошаго впечатлѣнія, и она смотрѣла впередъ на открывавшуюся передъ нею карьеру съ тяжелымъ предчувствіемъ и горькимъ разочарованіемъ въ сердцѣ. Если бы утѣшенія матери могли хоть отчасти успокоить ея взволнованную душу, она, конечно, ободрилась бы, такъ какъ на эти утѣшенія мистриссъ Никкльби не скупилась. Въ отсутствіе дочери мистриссъ Никльби припомнила еще два случая, когда модистки нажили огромное богатство, хотя и не могла съ увѣренностью утверждать, составили ли онѣ состояніе исключительно своимъ ремесломъ или у нихъ были деньги и раньше, или можетъ быть, имъ удалось удачно пристроиться за богатыхъ мужей. Какъ бы то ни было достойная леди пришла къ тому логическому выводу, что есть же на свѣтѣ люди, а въ томъ числѣ и модистки, которые сколачиваютъ себѣ капиталы, не имѣя гроша за душою, а слѣдовательно, никто не можетъ поручиться, что Кетъ не окажется одною изъ этихъ счастливицъ. Миссъ Ла-Криви, присутствовавшая на маленькомъ семейномъ совѣтѣ, осмѣлилась было выразить сомнѣніе насчетъ вѣроятности такой необыкновенной удачи для Кетъ, удачи, противорѣчивыми всѣмъ выводамъ обыденной жизни,-- но это возраженіе было въ конецъ разбито нѣжной мамашей, объявившей, что на этотъ счетъ у нея есть предчувствіе, Надо замѣтить, что эти предчувствія мистриссъ Никкльби проставляли родъ ясновидѣнія, которое она всегда пускала въ ходъ въ своихъ спорахъ съ покойнымъ мистеромъ Никкльби и, въ качествѣ неопровержимаго аргумента, изъ десяти разъ девять не оправдывались.
   -- Боюсь, что швейная работа вредна для здоровья,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Когда я только-что начинала заниматься портретною живописью, помню, ко мнѣ пришли съ заказомъ три молоденькія швеи, и всѣ три были необыкновенно блѣдны и имѣли нездоровый видъ.
   -- О, это далеко не общее правило!-- замѣтила мистриссъ Никкльби.-- Я тоже какъ сейчасъ помню: когда я собиралась заказывать мою пунцовую мантилью (онѣ въ то время были въ большой модѣ), мнѣ рекомендовали швею; такъ у той лицо было красное, какъ морковь, чуть ли не краснѣе этой самой мантильи.
   -- Можетъ быть, она пила?-- позволила себѣ замѣтить миссъ Ла-Криви.
   -- Ужь не знаю, пила ли она,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби обиженнымъ тономъ,-- только лицо у нея было просто багровое. Итакъ, ваше наблюденіе, какъ видите, ничего не доказываетъ.
   Такимъ образомъ почтенная матрона съ помощью самыхъ неопровержимыхъ доказательствъ разбила всѣ доводы, какіе были приведены противъ плана устройства будущности ея дочери, предложеннаго Ральфомъ. Счастливая женщина! Каковъ бы ни былъ проектъ, но если это былъ проектъ новоиспеченный она разрисовывала его въ своемъ воображеніи розовой краской, онъ забавлялъ ее, какъ забавляетъ ребенка пестрая игрушка.
   Когда вопросъ былъ разсмотрѣнъ по существу и окончательно рѣшенъ, Кетъ сообщила матери о намѣреніи дяди устроить ихъ въ одномъ изъ принадлежащихъ ему незанятыхъ домовъ въ Истъ-Эндѣ, и мистриссъ Никкльби ухватилась за этотъ планъ съ тѣмъ же дѣтскимъ восторгомъ, замѣтивъ, что она не можетъ себѣ представить ничего восхитительнѣе прогулки, въ теплые лѣтніе вечера, когда она будетъ ходить въ Вестъ-Эндъ навстрѣчу дочери, возвращающейся съ работы. Замѣчаніе весьма характерное дли мистриссъ Никкльби, точно такъ же, какъ ея забывчивость относительно того ничтожнаго обстоятельства, что въ году бываютъ не только "восхитительные лѣтніе вечера", но и дурная погода, и темныя ночи.
   -- Мнѣ будетъ очень, очень жаль съ вами разстаться, мой добрый другъ,-- сказала Кетъ добродушной маленькой портретисткѣ, которую за это время она успѣла отъ души полюбить.
   -- О, отъ меня не. такъ-то легко избавиться!-- отвѣчала миссъ Ла-Криви самымъ веселымъ тономъ, на какой она была способна въ эту минуту.-- Я часто буду къ вамъ забѣгать, провѣдывать, какъ вы обѣ поживаете, и если бы даже не только въ Лондонѣ, но въ цѣломъ мірѣ не нашлось души, которая принимала бы въ насъ участіе, помните, что на свѣтѣ живетъ бѣдная одинокая женщина, готовая молиться о васъ день и ночь.
   Съ этими словами маленькая старушка (у которой сердце было, пожалуй, вмѣстительнѣе, чѣмъ у двухъ добрыхъ геніевъ-хранителей Лондона, Гога и Магога, взятыхъ вмѣстѣ) принялась выдѣлывать такія уморительныя гримасы, что если бы она могла увѣковѣчить ихъ на слоновой кости или на полотнѣ, онѣ навѣрное составили бы ея карьеру, а потомъ забралась въ самый дальній уголокъ, чтобы "наплакаться всласть", какъ она выразилась.
   Но ни слезы, ни разговоры, ни надежды, ни опасенія ничто не могло предотвратить наступленія страшной субботы и появленія Ньюмэна Ногса. Пунктуальный, какъ часы, онъ въ назначенное время приковылялъ къ дверямъ дома, гдѣ жили Никкльби мать и дочь и, въ ожиданіи, чтобы часы на сосѣдней колокольнѣ пробили пять, наполнилъ сквозь замочную скважину всю квартиру маленькой портретистки запахомъ можжевеловой водки. Когда въ воздухѣ замеръ послѣдній ударъ колокола, возвѣстившій о наступленіи шестого часа дня, мистеръ Ногсъ постучался съ дверь.
   -- Отъ мистера Ральфа Никкльби,-- со свойственнымъ ему лаконизмомъ возвѣстилъ Ньюмэнъ и поднялся на лѣстницу.
   -- Мы сейчасъ будемъ готовы,-- сказала Кетъ.-- Вещей у насъ немного, но, я думаю, намъ все таки придется взять кэбъ.
   -- Сейчасъ приведу,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Зачѣмъ же вамъ безпокоиться?-- проговорила мистриссъ Никкльби.
   -- Я такъ хочу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не могу этого допустить.
   -- Но не можете и запретить.
   -- Не могу запретить?
   -- Разумѣется; я и то уже думалъ нанять для васъ кэбъ, когда шелъ сюда, да побоялся, что вы не готовы. Я много кой о чемъ думаю -- этого никто не можетъ мнѣ запретить.
   -- Конечно, конечно; вы правы, мистеръ Ногсъ. Наши мысли свободны, какъ воздухъ. Разумѣется, никто не можетъ запретить человѣку думать о чемъ ему угодно.
   -- Однако, есть люди, которые хотѣли бы запретить даже это, еслибъ могли,-- пробормоталъ Ньюмэнъ.
   -- Да, да, безъ сомнѣнія, мистеръ Ногсъ, есть люди... есть люди, которые... гм!... А какъ поживаетъ вашъ хозяинъ?
   Ньюмэнъ бросилъ многозначительный взглядъ на Кэтъ и отвѣчалъ, что хозяинъ здоровъ и шлетъ имъ свой привѣтъ, причемъ какъ-то особенно подчеркнулъ послѣднее слово.
   -- Ахъ, мы такъ много ему обязаны!-- вздохнула мистриссъ Никкльби.
   -- Обязаны! Такъ ему и передамъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   Тотъ, кто хоть разъ въ своей жизни видѣлъ Ньюмэна Ногса, едва ли могъ не узнать его при встрѣчѣ, и Кетъ, пораженная оригинальными манерами клерка своего дяди (хотя на этотъ разъ, несмотря на грубый лаконизмъ его рѣчи, въ ней проглядывала какая-то особенная почтительность), взглянувъ на него попристальнѣе, припомнила, что она уже гдѣ-то видѣла этого страннаго человѣка.
   -- Простите мое любопытство,-- сказала она. Не васъ ли я видѣла во дворѣ конторы дилижансовъ въ то утро, когда мой братъ уѣзжалъ въ Іоркширъ?
   Ньюмэнъ бросилъ бѣглый взглядъ на мистриссъ Никкльби и, нисколько не краснѣя, отвѣтилъ: "Нѣтъ!"
   -- Нѣтъ? Какъ странно!-- воскликнула Кетъ.-- А я готова была бы поручиться, что это были вы.
   -- Вы ошибаетесь; сегодня я выхожу въ первый разъ. Я три недѣли просидѣлъ дома -- у меня былъ припадокъ подагры.
   Ньюмэнъ былъ ничуть не похожъ на подагрика; но не успѣла Нетъ это подумать, какъ мистриссъ Никкльби обратилась къ ней съ просьбой поскорѣе запереть дверь, потому что мистеръ Ногсъ рискуетъ простудиться, и такимъ образомъ прервала нить ея размышленій. Затѣмъ эта почтенная леди высказала еще болѣе настоятельное требованіе, чтобы за кэбомъ была послана служанка, такъ какъ она, мистриссъ Никкльби, положительно боится, чтобы съ мистеромъ Ногсомъ не повторился припадокъ его недуга. Ньюмэну не оставалось ничего больше, какъ покориться. Итакъ, служанка привела кэбъ, и послѣ безконечныхъ слезныхъ объятій и поцѣлуевъ, причемъ фигурка миссъ Ла-Криви то и дѣло мелькала отъ окна кареты къ дверямъ и обратно, а ея желтый тюрбанъ не разъ приходилъ въ слишкомъ близкое для его безопасности соприкосновеніе съ прохожими на тротуарѣ, онъ (т. е. кэбь, а не желтый тюрбанъ) тронулся съ мѣста, увозя съ собою двухъ леди со всѣмъ ихъ имуществомъ и Ньюмэна Ногса, который взобрался на козлы, вопреки всѣмъ просьбамъ и доводамъ мистриссъ Никкльби, увѣрявшей, что онъ идетъ прямо на смерть.
   Экипажъ свернулъ по направленію къ Сити, спустился къ рѣкѣ и, послѣ безконечнаго странствованія по улицамъ, запруженнымъ въ этотъ часъ всевозможными экипажами, остановился передъ огромнымъ старымъ и мрачнымъ домомъ въ улицѣ Темзы. Окна и двери дома были до того грязны, что, казалось, онъ давнимъ давно стоитъ необитаемымъ. Ньюмэнъ отомкнулъ дверь ключомъ, который онъ вынулъ изъ своей шляпы, служившей ему, къ слову сказать, складочнымъ мѣстомъ, такъ какъ отъ кармановъ его не оставалось ничего, кромѣ дыръ. Въ эту шляпу онъ складывалъ всякую всячину, за исключеніемъ денегъ, которыхъ не пряталъ туда по той простой причинѣ, что ихъ у него не было. Затѣмъ онъ выгрузилъ изъ кэба вещи дамъ и повелъ ихъ въ домъ.
   Какой это былъ мрачный, унылый старый домъ! Внутри, гдѣ, можетъ быть, нѣкогда жизнь била ключомъ, было такъ же печально и мрачно, какъ снаружи. За домомь тянулась пристань, выходившая на Темзу. Здѣсь стояла пустая собачья конура, валялись обглоданныя кости, старые заржавленные обручи и доски отъ бочекъ, но нигдѣ ни признаковъ жизни. Яркая картина безмолвнаго разрушенія.
   -- Какой унылый, страшный домъ!-- сказала Кетъ.-- Право, невольно приходитъ въ голову, что на немъ лежитъ печать проклятія. Если бы я была суевѣрна, я бы. кажется, способна была вообразить, что въ этихъ старыхъ стѣнахъ совершилось какое-нибудь страшное преступленіе и что съ тѣхъ поръ онѣ прокляты Богомъ.
   -- Боже мой, Кетъ, можно ли говорить подобныя вещи!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.-- Ты меня до смерти напугаешь.
   -- Но вѣдь это только моя фантазія, мама,-- сказала Кетъ, пытаясь улыбнуться.
   -- Очень хорошо, моя милая; но я тебѣ совѣтую держать про себя твои глупыя фантазіи и не будоражить ими меня. Развѣ ты не могла подумать объ этомъ раньше?.. Впрочемъ, ты такъ беззаботна. Мы бы могли взять съ собой миссъ Ла-Криви или завести собаку,-- словомъ, могли бы что-нибудь придумать, но ты всегда такъ, совсѣмъ какъ твой бѣдный покойный отецъ. Если я не подумаю за васъ всѣхъ и не позабочусь...
   Это было обычное вступленіе мистриссъ Никкльби къ безконечнымъ жалобамъ, которыя не обращались ни къ кому въ частности, но продолжались обыкновенно до тѣхъ поръ, пока эта добрѣйшая леди окончательно не выбивалась изъ силъ.
   Между тѣмъ Ньюмэнъ, дѣлая видъ, что онъ ничего не слышитъ и не замѣчаетъ, повелъ дамъ въ первый этажъ, гдѣ въ двухъ комнатахъ были сдѣланы кое-какія попытки придать имъ болѣе жилой видъ. Въ одной стояло нѣсколько стульевъ, былъ разостланъ старый коверъ, имѣлся столъ, накрытый вылинявшею цвѣтною скатертью, и былъ приготовленъ каминъ, такъ что оставалось только затопить его. Въ другой стояла старинная кровать съ пологомъ и прочая необходимая мебель.
   -- Посмотри, душенька, какъ добръ и предупредителенъ твой дядя, сказала мистриссъ Никкльби, стараясь казаться довольной. Если бы не онъ, у насъ бы теперь ничего не было, кромѣ купленной нами вчера кровати.
   -- Да, это очень мило съ его стороны,-- отвѣтила Кетъ, оглядывая комнаты. Разумѣется, Ньюмэнъ Ногсь не сказалъ, что это онъ обшарилъ весь домъ съ подваловъ до чердака въ поискахъ за скудною обстановкою, за которую Кэтъ съ матерью заочно благодарили теперь Ральфа, не сказалъ, что это онъ на собственные кровные полпенни купилъ имъ молока къ чаю и заботливо поставилъ его на полку, что это онъ налилъ воды въ старый заржавленный котелокъ, собралъ на набережной дровъ и раздобылъ угля у сосѣдей. Онъ ничего не сказалъ, но одна мысль, что кто-нибудь могъ заподозрить Ральфа Никкльби въ подобной заботливости, до такой степени его поразила, что онъ громко захрустѣлъ всѣми десятью пальцами. Сначала эти странные звуки перепугали мистриссъ Никкльби, но, сообразивъ, что, по всей вѣроятности, они какимъ-нибудь образомъ связаны съ подагрою, она успокоилась и воздержалась отъ всякихъ замѣчаній.
   -- Мы не смѣемъ васъ больше задерживать,-- сказала Кетъ Ньюмэну Ногсу.
   -- Не могу ли я еще чѣмъ-нибудь вамъ служить?-- спросилъ онъ.
   -- Благодарю васъ, кажется, намъ больше ничего не нужно.
   -- Можетъ быть, мистеръ Ногсъ, не отказался бы выпить за наше здоровье? сказала мистриссъ Никкльби, принимаясь рыться въ своемъ ридикюлѣ въ поискахъ за мелкой монетой.
   -- Я боюсь, мама, какъ бы онъ не обидѣлся,-- проговорила Кетъ вполголоса, видя, какъ при словахъ ея матери Ньюмэнъ измѣнился въ лицѣ.
   Мистеръ Ногсъ отвѣсилъ молодой дѣвушкѣ низкій поклонъ, который приличествовалъ скорѣе джентльмену, чѣмъ такому оборванцу, какъ онъ, и, приложивъ руку къ груди, простоялъ съ минуту въ такой позѣ, какъ будто собирался что-то сказать. Однако, онъ ничего не сказалъ и съ новымъ поклономъ молча вышелъ изъ комнаты.
   Когда раздался стукъ захлопнувшейся тяжелой выходной двери, прокатившійся зловѣщимъ гуломъ по всему огромному, мрачному дому, Кетъ почувствовала искушеніе окликнуть Ногса и попросить его вернуться, но устыдилась своей слабости, сдержалась, и Ньюмэнъ безпрепятственно отправился домой.
   

ГЛАВА XII,
по которой читатель можетъ прослѣдить дальнѣйшія перипетіи любви миссъ Фанни Сквирсъ и узнать, какое дальнѣйшее теченіе приняла эта любовь.

   Къ счастью для миссъ Фанни Сквирсъ, ея доблестный папаша вернулся домой въ день знаменитой вечеринки слишкомъ, какъ говорится, нализавшись, чтобы замѣтить ясно выражавшіеся на лицѣ ея признаки сильнѣйшаго душевнаго разстройства. Такъ какъ мистеръ Сквирсъ, будучи на-веселѣ, бывалъ обыкновенно очень золъ и придирчивъ, то весьма возможно, что его гнѣвъ излился бы теперь на миссъ Фанни, если бы сія юная леди, съ похвальною предусмотрительностью, не удержала около себя одного изъ питомцевъ въ томъ разсчетѣ, что гнѣвъ достойнаго джентльмена обрушится на него. И дѣйствительно, облегчивъ свою душу затрещинами и пинками, мистеръ Сквирсъ милостиво позволилъ уговорить себя лечь въ постель, причемъ исполнилъ эту процедуру, не снимая сапогъ и не выпуская изъ объятій зонтика.
   Голодная служанка ожидала миссъ Сквирсъ въ ея комнатѣ, чтобы, по обыкновенію, завить ей волосы и оказать другія мелкія услуги при совершеніи ея туалета, а за-одно ужь наговорить ей столько лести, сколько она въ состояніи придумать за это короткое время, ибо миссъ Сквирсъ была такъ же лѣнива, пуста и тщеславна, какъ и всякая настоящая леди, и только слишкомъ большая разница въ общественномъ положеніи и рангѣ мѣшала ей носить это званіе.
   -- Какъ хорошо держатся ваши локоны, миссъ,-- сказала ей служанка,-- даже жалко расчесывать.
   -- Придержи свой языкъ!-- сердито прикрикнула на нее миссъ Сквирсъ.
   Тяжелый опытъ научилъ служанку не удивляться вспышкамъ гнѣва со стороны миссъ Сквирсъ. Имѣя нѣкоторое понятіе о ходѣ событій сегодняшняго вечера, она перемѣнила тактику и стала подъѣзжать съ другой стороны.
   -- Хоть вы меня убейте, а я не могу не сказать, что никогда не видала особы вульгарнѣе, чѣмъ была сегодня вечеромъ миссъ Прайсъ,-- проговорила она.
   Тутъ миссъ Сквирсъ вздохнула и стала вслушиваться.
   -- Я знаю, что съ моей стороны не хорошо такъ говорить,-- продолжала служанка, замѣтивъ, какое впечатлѣніе произвели ея слова.-- Миссъ Прайсъ все таки наша подруга, но она такъ безвкусно одѣвается и такъ старается обратить на себя вниманіе, что... О, зачѣмъ люди не могутъ видѣть сами себя!
   -- На что ты намекаешь, Фибь?-- спросила миссъ Сквирсъ, смотрясь въ свое маленькое зеркальце и видя въ немъ, какъ и большинство, не самое себя, а отраженіе прелестнаго образа, носившагося въ ея воображеніи.-- Чего ты такъ разболталась?
   -- Чего я разболталась, миссъ? Да вѣдь и кошка заговорила бы, увидавъ, какъ жеманится миссъ Прайсъ.
   -- Да, она жеманится,-- замѣтила разсѣянно миссъ Сквирсъ.
   -- И какъ паясничаетъ! А, вѣдь, кажется, нечѣмъ.
   -- Бѣдная Тильда!-- съ соболѣзнованіемъ вздохнула миссъ Сквирсъ.
   -- Бѣдняжка! А какъ она всѣмъ въ глаза лѣзетъ, и какъ это неделикатно съ ея стороны!-- продолжала служанка.
   -- Я не могу больше позволить тебѣ такъ говорить,-- сказала миссъ Сквирсъ.-- Родители Тильды люди простые и, если она не умѣетъ держать себя лучше, то это ихъ, а не ея вина.
   -- Все это хорошо, но знаете, миссъ,-- начала опять Феба (въ сокращеніи Фибъ),-- если бы она только брала примѣръ съ одной своей подруги, если бы она сознала свои недостатки и брала бы примѣръ съ насъ, миссъ, что за чудная молодая женщина вышла бы изъ нея!
   -- Фибъ,-- сказала миссъ Сквирсъ, придавая своему голосу выраженіе благородства,-- съ моей стороны даже непорядочно допускать такія сравненія; они заставляютъ смотрѣть на Тильду, какъ на грубую, невоспитанную особу, и я поступаю не по-дружески, продолжая слушать тебя; я вынуждена запретить тебѣ говорить объ этомъ предметѣ. Но въ то же время я должна замѣтить, что, если бы Тильда Прайсъ хотѣла брать примѣръ съ кого-нибудь... конечно, не съ меня...
   -- О, конечно, съ васъ, миссъ, только съ васъ,-- прервала ее Фибъ.
   -- Ну, пусть съ меня, если тебѣ этого такъ хочется,-- согласилась миссъ Сквирсъ,-- но я должна сказать, что, если бы она этого захотѣла, оно было бы лучше для нея же.
   -- Кажется, еще кое-кто такъ думаетъ, или я очень ошибаюсь,-- сказала дѣвочка таинственно.
   -- На кого ты намекаешь?-- спросила миссъ Сквирсъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, миссъ, ничего, только я знаю то, что знаю, вотъ и все.
   -- Фибъ, я требую, что бы ты объяснилась!-- воскликнула трагически миссъ Сквирсъ.-- Что это за темная тайна? Говори!
   -- Хорошо, если вы непремѣнно этого хотите. Джонъ Броуди думаетъ то же, что и вы, и если бы онъ не зашелъ такъ далеко, то былъ бы очень радъ отказаться отъ миссъ Прайсъ ради миссъ Сквирсъ.
   -- Боже милосердный,-- вскрикнула миссъ Сквирсъ, всплеснувъ руками, правда ли это?
   -- Правда, миссъ, сущая правда,-- отвѣчала лукавая Фибъ.
   -- Какое ужасное положеніе! Быть на шагъ отъ того, чтобы разрушить счастье моей единственной Тильды! Отчего это всѣ въ меня влюбляются, не спрашивая на то моего согласія, и покидаютъ ради меня предметъ своей прежней любви?
   -- Причина ясна, миссъ: они не могутъ не влюбляться въ васъ, они рады бы не влюбляться, да они въ этомъ не вольны, то не въ ихъ власти.
   -- Никогда больше не говори мнѣ объ этомъ,-- сказала строго миссъ Сквирсъ,-- слышишь ли, никогда. Тильда Прайсъ имѣетъ недостатки, много недостатковъ, но я желаю ей счастья и желаю, чтобы она вышла замужъ; мнѣ даже кажется, что этого требуетъ самый характеръ ея недостатковъ. Нѣтъ, Фибъ, я уступаю ей мистера Броуди. Мнѣ жаль его, бѣднягу, но я больше забочусь о Тильдѣ и надѣюсь, что она будетъ лучшей женой, чѣмъ можно отъ нея ожидать.
   Изливъ такимъ образомъ свои благородныя чувства, миссъ Сквирсъ легла въ постель.
   Зависть! Какое коротенькое слово и сколько оно заключаетъ въ себѣ противорѣчій и самыхъ разнородныхъ чувствъ! Оно выразительнѣе самаго многосложнаго слова. Миссъ Сквирсъ въ глубинѣ души сознавала не хуже своей несчастной служанки, что все, сказанное этой послѣдней, есть грубѣйшая, ничѣмъ не прикрытая лесть; но эта лесть давала ей возможность отомстить подругѣ, выразивъ состраданіе къ ея недостаткамъ, хотя бы только въ присутствіи все той же служанки, и доставляла ей такое же утѣшеніе, какъ если бы была сама истина. Болѣе того, мы уже такъ странно устроены, что, когда намъ это нужно, мы можемъ убѣдить себя въ чемъ угодно. Такъ и миссъ Сквирсъ, принявъ благородное рѣшеніе отказаться отъ Джона Броуди, тотчасъ же почувствовала все величіе и великодушіе своего поступка и стала смотрѣть на свою соперницу свысока, съ безмятежною кротостью ангела, и это, конечно, совершенно успокоило ея взволнованною душу. Такое счастливое состояніе духа настроило ее такъ миролюбиво, что, когда на другой день раздался стукъ въ наружную дверь и ей доложили о приходѣ миссъ Прайсъ, она сошла въ гостиную съ легкимъ сердцемъ, исполненнымъ христіанской любви и всепрощенія.
   -- Видишь, Фанни, я пришла къ тебѣ, несмотря на то, что вчера вечеромъ мы повздорили,-- начала дочь мельника.
   -- Я сожалѣю о твоихъ дурныхъ страстяхъ, Тильда, и не сержусь на тебя. Я стою выше этого.
   -- Ну, перестань дуться, Фанни; я пришла сообщить тебѣ кое-что, что навѣрно доставитъ тебѣ удовольствіе.
   -- Что же это можетъ быть, Тильда?-- спросила миссъ Сквирсъ, сжимая губы и принимая такой видъ, какъ будто ничто во вселенной: ни на землѣ, ни въ водѣ, ни въ воздухѣ, ни въ огнѣ, не могло доставить ей ни малѣйшаго удовольствія.
   -- Вотъ въ чемъ дѣло,-- продолжала миссъ Прайсъ, вчера, послѣ того, какъ мы съ тобой разстались, между мною и Джономъ произошла страшная ссора.
   -- Но въ этомъ нѣтъ ничего пріятнаго для меня,-- сказала миссъ Сквирсъ, и ехидная улыбочка скользнула по ея лицу.
   -- Я не такъ дурно думаю о тебѣ, чтобы предположить, что это могло доставить тебѣ удовольствіе. Дѣло вовсе не въ этомъ.
   -- А!-- произнесла миссъ Сквирсъ, снова принимая меланхолическій видъ.-- Такъ продолжай.
   -- Послѣ того, какъ мы наговорили другъ другу много непріятныхъ вещей и поклялись никогда больше не видѣться, мы все-таки пришли къ соглашенію, и сегодня утромъ Джонъ отправился въ церковь вписать въ книгу наши имена для оглашенія въ ближайшее воскресенье. Такимъ образомъ, черезъ три недѣли наша свадьба, и я пришла предупредить тебя объ этомъ, чтобы ты успѣла приготовить себѣ платье.
   Въ этомъ извѣстіи заключалось для миссъ Сквирсъ много желчи и меду. Желчью была близость свадьбы подруги, а очевидность того факта, что миссъ Прайсъ не имѣетъ серьезныхъ видовъ на Николая былъ медъ. Но въ общей сложности сладкаго было все-таки больше, чѣмъ горькаго, и миссъ Сквирсъ обѣщала, что ея платье будетъ готово къ назначенному сроку и выразила надежду, что Тильда будетъ счастлива въ супружествѣ, хотя она, Фанни, сильно сомнѣвается въ этомъ, такъ какъ ей хорошо извѣстно, какіе всѣ мужчины коварныя созданія, и что большинство несчастныхъ женъ раскаиваются вть томъ что вышли замужъ. Къ этимъ утѣшительнымъ сентенціямъ миссъ Сквирсъ присовокупила нѣсколько другихъ, въ такой же мѣрѣ способныхъ поднять и оживить бодрость духа у молодой особы, вступающей въ бракъ.
   -- А теперь, Фанни,-- сказала Тильда,-- я хочу поговорить съ тобой о молодомъ Никкльби.
   -- Онъ болѣе для меня не существуетъ; я слишкомъ презираю его!-- прервала ее миссъ Сквирсъ, обнаруживая всѣ признаки приближавшейся истерики.
   -- О, нѣтъ, ты этого не думаешь, я увѣрена,-- возразила подруга.-- Неужели, Фанни, ты не любишь его больше?
   Тутъ миссъ Сквирсъ, не давая прямого отвѣта на этотъ вопросъ, вдругъ залилась слезами досады и объявила, что она -- самое несчастное, обманутое, покинутое существо.
   -- Да,-- говорила она,-- я ненавижу весь свѣтъ и желала бы, чтобы всѣ умерли, рѣшительно всѣ!
   -- Боже мой!-- воскликнула миссъ Прайсъ, видя, какъ сильно оглядѣло ея подругой человѣконенавистничество и совершенно расчувствовавшись этимъ обстоятельствомъ.-- Но ты, конечно, говоришь это не серьезно?
   -- Совершенно серьезно,-- отвѣчала миссъ Сквирсъ, стискивая зубы и нервными движеніями пальцевъ завязывая и затягивая узлы на своемъ носовомъ платкѣ.-- Да я и сама хотѣла бы умереть вмѣстѣ со всѣми.
   -- О, черезъ пять минутъ ты заговоришь другое. Да и не лучше ли, въ самомъ дѣлѣ, смилостивиться надъ нимъ, чѣмъ причинить себѣ горе, поступая такъ, какъ ты поступаешь? Не лучше ли опять позволить поухаживать за собою? Вѣдь это куда веселѣе.
   -- Не знаю, что мнѣ и дѣлать!-- рыдала миссъ Сквирсъ.-- О, Тильда, какъ могла ты такъ постыдно, такъ безчестно со мной поступить! Я никогда не допустила бы мысли, что ты способна на такую низость.
   -- Что ты съ ума сошла, что ли!-- вскричала миссъ Прайсъ съ громкимъ смѣхомъ.-- Слушая тебя, можно подумать, что я по меньшей мѣрѣ убила человѣка.
   -- Да это почти такъ и есть,-- сказала съ горечью миссъ Сквирсъ.
   -- И все только оттого, что меня находятъ недурненькой,-- продолжала миссъ Прайсъ.-- Что дѣлать! Вѣдь наша наружность не нами создается, и если у меня она сносна, то я столько же въ этомъ виновата, какъ и тѣ, на которыхъ смотрѣть тошно.
   -- Придержи свой язычекъ,-- пронзительно взвизгнула миссъ Сквирсъ,-- а то я ударю тебя, о чемъ мнѣ, конечно, придется потомъ пожалѣть.
   Нужно ли говорить, что во время этого спора раздраженіе обѣихъ дѣвицъ дошло до послѣднихъ предѣловъ и, благодаря тому, что разговоръ былъ перенесено на личную почву, онъ грозилъ перейти въ весьма бурную сцену. Но какъ разъ въ тотъ моментъ, когда ссора, начавшаяся изъ-за пустяковъ, достигла своего апогея, обѣ спорщицы залились слезами, вскрикнули въ одинъ голосъ, что онѣ "никогда не ожидали ничего подобнаго", осыпали другъ друга упреками и въ концѣ концовъ, упавъ другъ другу въ объятія, поклялись въ вѣчной дружбѣ. Такого рода происшествія повторялись ровно пятьдесятъ два раза въ годъ.
   Естественно, что послѣ столь благополучнаго окончанія ссоры, рѣчь зашла о томъ, сколько и какіе наряды необходимы для миссъ Прайсъ, чтобы вступить на поприще счастливой брачной жизни. При этомъ миссъ Сквирсъ доказала ей, какъ по пальцамъ, необходимость обладанія нѣкоторыми вещами, которыхъ мельникъ не могъ или не хотѣлъ доставить своей дочери и не имѣть которыхъ, какъ полагала Фанни, было даже неприлично. Естественно также, что, пользуясь этимъ случаемъ, миссъ Сквирсъ незамѣтно перевела разговоръ на свой собственный гардеробъ и, не удовольствовавшись исчисленіемъ главныхъ его красотъ, повела подругу наверхъ, чтобы она самолично осмотрѣла его во всѣхъ его деталямъ. Когда всѣ сокровища, хранившіяся въ двухъ комодахъ и шкафу, были изучены до мельчайшихъ подробностей, миссъ Прайсъ заявила, что ей пора возвращаться домой. И такъ какъ миссъ Прайсъ пришла въ полный восторгъ отъ туалетовъ миссъ Сквирсъ, а видъ лиловаго шарфа даже лишилъ ее языка, то миссъ Сквирсъ естественно пришла въ прекраснѣйшее настроеніе духа и пошла провожать подругу, чтобы дольше насладиться ея обществомъ. Во время этой прогулки миссъ Сквирсъ начала превозносить достоинства своего папаши и, въ своемъ похвальномъ желаніи доказать превосходство своего семейства вообще, исчисляя его доходы, прибавила къ итогу съ правой стороны одинъ только ноликъ.
   Случилось, что время ихъ прогулки совпало съ рекреаціей, которая обыкновенно въ заведеніи мистера Сквирса давалась между "кормленіемъ звѣрей", какъ называлъ мистеръ Сквирсъ обѣдъ своихъ питомцевъ, со свойственнымъ ему юморомъ, и возобновленіемъ занятій, и была въ то же время тѣмъ часомъ дня, когда Николай, меланхолически прогуливаясь по деревнѣ, размышлялъ о своей несчастной судьбѣ. Миссъ Сквирсъ прекрасно знала эту привычку Николая, но сегодня, какъ нарочно, забыла о ней; поэтому, когда она увидѣла сего юнаго джентльмена, который шелъ къ нимъ навстрѣчу, она выказала всѣ признаки сильнѣйшаго удивленія, чтобы не сказать оцѣпенѣнія, и заявила подругѣ, что она сейчасъ упадетъ въ обморокъ.
   -- Хочешь, повернемъ назадъ или спрячемся въ этимь домикѣ?-- предложила миссъ Прайсъ.-- Онъ еще не успѣлъ насъ замѣтить
   -- О, нѣтъ, Тильда, мой долгъ довести дѣло до конца, и я это сдѣлаю.
   Высказавъ эти благородныя слова, миссъ Сквирсъ приняла видъ воплощеннаго самоотверженія и обнаружила нѣсколькими тяжкими вздохами удрученное состояніе своего сердца. Миссъ Тильда не позволила себѣ никакого возраженія, и дѣвицы пошли навстрѣчу Николаю. Онъ шелъ съ опущенными глазами и замѣтилъ ихъ только тогда, когда почти столкнулся съ ними, иначе онъ свернулъ бы въ сторону.
   -- Съ добрымъ утромъ,-- сказалъ Николай, кланяясь и проходя мимо.
   -- Онъ уходитъ!-- прошептала миссъ Сквирсъ.-- Тильда, я задыхаюсь!..
   -- Воротитесь, мистеръ Никкльби!-- закричала миссъ Прайсъ, преувеличенно испуганнымъ тономъ, не столько потому, что боялась за подругу, сколько подстрекаемая злостнымъ желаніемъ видѣть, какъ выпутается Николай изъ затруднительнаго положенія.-- Воротитесь, мистеръ Никкльби!
   Мистеръ Никкльби вернулся и съ величайшимъ смущеніемъ спросилъ, что угодно молодымъ леди.
   -- Мы не можемъ попусту терять времени,-- заговорила взволнованно миссъ Прайсъ.-- Поддержите ее съ другой стороны... Какъ ты себя чувствуешь, милочка?
   -- Лучше,-- вздохнула миссъ Прайсъ, опуская на плечо мистера Никкльби касторовую шляпку каштановаго цвѣта, украшенную зеленымъ вуалемъ.-- Какая глупая слабость!
   -- Не называй ея глупою,-- сказала миссъ Прайсъ. Глазенки ея такъ и прыгали: очень ужъ ее забавляло смущеніе Николая.-- У тебя нѣтъ причины стыдиться ея; скорѣе долженъ бы стыдиться тотъ, кто такъ гордъ, что проходитъ мимо какъ ни въ чемъ не бывало.
   -- Какъ видно, вы твердо рѣшились быть безпощадной ко мнѣ, хотя я говорилъ вамъ еще вчера вечеромъ, что не сознаю за собой ни малѣйшей вины,-- сказалъ Николай.
   -- Видишь, моя милая, онъ говоритъ, что не былъ виноватъ,-- лукаво подхватила миссъ Прайсъ.-- Можетъ быть, ты напрасно приревновала его и была съ нимъ слишкомъ рѣзка. Мнѣ кажется, что оправданія его вполнѣ удовлетворительны.
   -- Вы не хотите меня понять,-- сказалъ Николай,-- но все равно: я васъ прошу оставить эти шутки, такъ какъ у меня нѣтъ ни времени, ни желанія служитъ вамъ предметомъ забавы.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросила миссъ Прайсъ, притворяясь удивленной.
   -- Не спрашивай, Тильда, я прощаю его.
   -- Да пощадите же меня!-- закричалъ Николай, чувствуя, что касторовая шляпка снова склоняется къ нему на плечо.-- А вижу, что это гораздо серьезнѣе, чѣмъ я предполагалъ. Выслушайте меня!-- Съ этими словами онъ приподнялъ со своего плеча касторовую шляпку и съ величавшимъ удивленіемъ узрѣлъ исполненный нѣжнаго упрека взглядъ ея обладательницы. Тогда онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ назадъ, боясь, чтобы драгоцѣнная ноша не навалилась на него снова, и продолжалъ:-- Я, право, очень огорченъ, что имѣлъ несчастіе вчера вечеромъ послужить поводомъ къ вашей ссорѣ. Я горько упрекаю себя въ этомъ, но, могу васъ увѣрить, я не имѣлъ дурного умысла и сдѣлалъ это но легкомыслію.
   -- Ну, хорошо, но развѣ это все, что вы имѣете сказать?-- воскликнула миссъ Прайсъ, когда Николай замолчалъ.
   -- Нѣтъ, есть еще кое-что, что я хотѣлъ бы выяснить,-- пробормоталъ онъ съ полуулыбкой, взглянувъ на миссъ Сквирсъ,-- но я, право, не знаю, какъ и приступить къ этому объясненію, не рискуя показаться фатомъ. Во всякомъ случаѣ, позвольте спросить, не предполагаетъ ли миссъ, что я... ну, словомъ, не думаетъ ли она, что я влюбленъ въ нее?
   "О, какъ восхитительно это смущеніе",-- подумала миссъ Сквирсъ.-- "Наконецъ-то я довела его до объясненія въ любви".-- Отвѣть ему за меня, моя дорогая,-- шепнула она своей подругѣ.
   -- Думаетъ ли она, что вы въ нее влюблены?-- подхватила миссъ Прайсъ.-- Конечно, думаетъ, она увѣрена въ этомъ.
   -- Увѣрена!-- вскричалъ Николай съ такою энергіею, что, при нѣкоторомъ желаніи, это восклицаніе можно было принять за взрывъ чувствъ осчастливленнаго человѣка.
   -- Конечно,-- подтвердила миссъ Прайсъ.
   -- Тильда, если мистеръ Никкльби сомнѣвается,-- проворковала, краснѣя, миссъ Сквирсъ,-- то можетъ успокоиться: на его чувства отвѣчаютъ взаим...
   -- Постойте,-- съ живостью прервалъ Николай.-- Выслушайте меня. Это самая странная, самая грубая ошибка, самое невѣроятное и дикое заблужденіе, въ какое когда-либо впадалъ человѣкъ! Я видѣлъ эту особу не болѣе десяти разъ, но если бы я видѣлъ ее тысячу, десять тысячъ разъ, дѣло отъ этого нисколько не измѣнилось бы. У меня только одна надежда, одно желаніе, одна цѣль, говорю это не за тѣмъ, чтобы оскорбить ее, а чтобы показать свои настоящія чувства,-- одно стремленіе покинуть это проклятое мѣсто, никогда не возвращаться въ него, изгладить изъ своей памяти всякое воспоминаніе о немъ, а если это окажется невозможнымъ, то вспоминать о немъ съ глубокимъ отвращеніемъ.
   Послѣ этого, въ высшей степени недвусмысленнаго объясненія, сдѣланнаго со всею горячностью, какую только могла внушить человѣку злоба и негодованіе, Николай ушелъ, не ожидая отвѣта.
   Бѣдная миссъ Сквирсъ! Какое перо опишетъ досаду, гнѣвъ, ярость, вихрь горькихъ, жгучихъ мыслей, охватившихъ ее! Отвергнута! Отвергнута учителемъ, нанятымъ по газетному объявленію за ничтожную плату, пять фунтовъ въ годъ, да и то весьма сомнительныхъ! Отвергнута жалкимъ нищимъ! Унижена, и передъ кѣмъ! Передъ ничтожной восемнадцатилѣтней дѣвчонкой, дочерью мельника, которая черезъ три недѣли станетъ женою человѣка, до сумасшествія влюбленнаго въ нее и на колѣняхъ просившаго ея руки! При одной мысли о такомъ оскорбленіи миссъ Сквирсъ была готова лопнуть съ досады.
   Но среди ея терзаній ей оставалось одно большое утѣшеніе: теперь вѣдь было ясно, что она въ правѣ презирать и ненавидѣть Николая всѣми силами своей злобной душонки, какъ истинная представительница рода Сквирсовъ. Теперь ей можно будетъ каждый день, каждый часъ унижать гордость этого человѣка, утолять мимо мстительность мелкими обидами, оскорбленіями и мелочными придирками, которыя не могутъ не задѣть за живое самое безчувственное существо, а для такого гордеца, какъ Николай, будутъ невыносимы. Успокоивъ себя этими размышленіями, миссъ Сквирсъ, желая выйти съ честно изъ непріятнаго положенія, заявила своей подругѣ, что у мистера Никкльби очень странный и вспыльчивый характеръ, и что она, пожалуй, будетъ вынуждена ему отказать. На этомъ подруги разстались.
   Необходимо замѣтитъ, что, награждая Николая своею любовію или тѣмъ, что, за неимѣніемъ лучшаго, она называла любовно, миссъ Сквирсъ никакъ не ожидала съ его стороны такого отпора. Миссъ Сквирсъ разсуждала, исходя изъ слѣдующихъ посылокъ: во-первыхъ, она была прекрасна и привлекательна; во-вторыхъ, отецъ ея былъ хозяинъ, а Николай слуга; въ третьихъ, у мистера Сквирса были деньги, а у Николая ихъ не было. Можно ли было предположить, что, въ виду такихъ вѣскихъ аргументовъ, молодой человѣкъ не почувствуетъ себя польщеннымъ оказаннымъ ему предпочтеніемъ? Миссъ Сквирсъ не упустила также изъ вида ни тѣхъ многочисленныхъ выгодъ, какія онъ могъ извлечь изъ ея дружбы, если желалъ сдѣлать свое пребываніе въ ихъ домѣ елико возможно пріятнымъ, ни всѣхъ неудобствъ, которыя могли произойти для него отъ ихъ враждебныхъ отношеній. И въ самомъ дѣлѣ, мало ли нашлось бы молодыхъ людей, не столь щепетильныхъ, которые за мѣстѣ Николая поощряли бы эту безумную страсть хоть бы изъ разсчета? Николай же осмѣлился поступить какъ разъ наоборотъ, и ярости миссъ Сквирсъ не было предѣловъ.
   -- Я же ему покажу!-- говорила себѣ разгнѣванная дѣвица, войдя въ свою комнату и облегчивъ свое сердце нѣсколькими полновѣсными пощечинами, поднесенными Фебѣ.-- Пусть только мама возвратится, ужъ я натравлю ее на него.
   Впрочемъ, въ этомъ не было особенной необходимости, такъ какъ мистриссъ Сквирсъ была уже достаточно возбуждена противъ Николая. Тѣмъ не менѣе миссъ Фанни сдержала свое слово, и бѣдный Николай, помимо скверной пищи, грязнаго помѣщенія и картинъ гнусной скупости, которыя онъ былъ обреченъ постоянно созерцать, сдѣлался жертвой самаго недостойнаго обращеніи, какое только можетъ придумать гнусная хитрость и привести въ исполненіе алчность и злость. Но это еще не все. Противъ него была пущена въ ходъ особая система преслѣдованіи, которая надрывала ему сердце своимъ варварствомъ.
   Несчастный Смайкъ съ того вечера, какъ Николай его приласкалъ, слѣдовалъ за нимъ по пятамъ, какъ собака, желая ему помочь въ чемъ-нибудь, оказать какую-либо услугу. Онъ угадывалъ малѣйшія желанія Николая и исполнялъ ихъ со всѣмъ рвеніемъ, на какое только былъ способенъ. Бѣдняга быль счастливъ уже тѣмъ, что могъ быть вблизи Николая. Онъ просиживалъ возлѣ него по нѣскольку часовъ, любовно глядя ему въ глаза. Одного слова Николая было достаточно, чтобы это преждевременно состарѣвшееся лицо оживилось и на немъ блеснулъ лучъ радости. Теперь, когда у Смайка была цѣль въ жизни, онъ совершенно преобразился этого цѣлью было доказать свою привязанность единственному человѣку, который отнесся къ нему, какъ къ равному, хотя и былъ ему чужой.
   И на это-то несчастное существо обрушивались послѣдствія дурного расположенія духа хозяйки дома въ тѣхъ случаяхъ, когда его нельзя было выместить на Николаѣ. Трудъ быль ему нипочемъ, къ труду онъ привыкъ. Побоевъ, достававшихся ему безъ всякой причины, онъ тоже не боялся, онъ и ихъ переносилъ въ силу привычки, выработанной тяжелымъ опытомъ. Но какъ только замѣтили, что онъ сталъ привязываться къ Николаю, затрещины и пинки, пинки и затрещины -- утромъ, днемъ и вечеромъ -- сдѣлались его единственной пищей.
   Сквирсъ завидовалъ Николаю и не могъ простить ему вліянія на дѣтей, которое тотъ сумѣлъ пріобрѣсти въ такое короткое время. Семейство Сквирса ненавидѣло его, и Смайкъ былъ для всѣхъ козломъ отпущенія. Николай все это зналъ и скрежеталъ зубами всякій разъ, когда бывалъ свидѣтелемъ этой безпощадной, низкой травли.
   Онъ аккуратно распредѣлилъ учебныя занятія дѣтей. Какъ-то разъ вечеромъ, когда они готовили свои уроки, онъ прохаживался вдоль мрачнаго школьнаго зала, и сердце его усиленно билось при мысли, что его покровительство и доброе отношеніе къ несчастному юношѣ только ухудшили его горькое положеніе,
   Случайно онъ остановился въ темномъ углу, гдѣ сидѣлъ предметъ его грустныхъ размышленій. Бѣднякъ сидѣлъ, согнувшись надъ изодранной книгой, съ невысохшими слѣдами слезъ на лицѣ, и тщетно стараясь одолѣть свой урокъ. Для забитыхъ мозговъ девятнадцатилѣтняго юноши этотъ урокъ былъ верхомъ премудрости, хотя любой девяти лѣтній ребенокъ выучилъ бы его безъ труда. Но Смайкъ терпѣливо перечитывалъ страницу чуть ли не въ сотый разъ и не изъ школьнаго самолюбія (даже между учениками мистера Сквирса онъ считался самымъ тупоумнымъ и служилъ предметомъ вѣчныхъ насмѣшекъ), но изъ желанія угодить своему единственному другу.
   Николай положилъ ему руку на плечо.
   -- Я не могу выучить,-- сказалъ несчастный съ отчаяніемъ, сквозившимъ въ каждой чертѣ его лица,-- не могу!
   -- Зачѣмъ же ты сидишь надъ книгой?-- спросилъ Николай.
   Мальчикъ покачалъ головой, со вздохомъ закрылъ книгу, растерянно оглянулся вокругъ и опустилъ голову на руки. Онъ плакалъ.
   -- Ради Бога, не плачь, я не могу этого видѣть,-- сказалъ Николай взволнованнымъ голосомъ.
   -- Со мною обращаются еще хуже прежняго,-- проговорилъ Смайкъ, рыдая.
   -- Знаю, знаю.
   -- Безъ васъ я умеръ бы; они убили бы меня, навѣрно убили-бы.
   -- Съ тобою будутъ лучше обращаться, бѣдняга, когда я уѣду.
   -- Уѣдете!-- вскричалъ Смайкъ, заглядывай въ лицо своему другу.
   -- Успокойся. Да, когда я уѣду...
   -- Вы вправду уѣзжаете?-- прошепталъ съ живостью мальчикъ.
   -- Навѣрно не могу сказать,-- отвѣчалъ Николай,--я еще не рѣшилъ, но начинаю подумывать объ этомъ.
   -- Скажите мнѣ, вы навѣрно уѣдете, да?-- допрашивалъ Смайкъ умоляющимъ шепотомъ.
   -- Я буду вынужденъ это сдѣлать. Что въ, у меня впереди цѣлая жизнь.
   -- Скажите, на свѣтѣ вездѣ такъ же гадко, какъ здѣсь?
   -- Боже сохрани!-- отвѣчалъ Николай и, слѣдуя теченію своихъ мыслей, продолжалъ: -- Самый низменный, самый тяжелый трудъ -- счастье въ сравненіи съ здѣшнею жизнью.
   -- Мы съ вами встрѣтимся?-- спросилъ Смайкъ съ несвойственной ему словоохотливостью.
   -- Да,-- отвѣчалъ Николай, желая его успокоить.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я хочу знать навѣрное! Повторите мнѣ, что я встрѣчу васъ!
   -- Конечно, встрѣтишь,-- отвѣчалъ Николай съ тѣмъ же человѣколюбивымъ намѣреніемъ.-- И я приду къ тебѣ на помощь, поддержу тебя и не буду больше для тебя, какъ теперь, источникомъ бѣдствій.
   Тогда несчастный въ неописанномъ волненіи схватилъ обѣ руки молодого человѣка, крѣпко прижалъ ихъ къ груди, шепча какія-то безсвязныя, непонятныя слова. Но вдругъ, увидѣвъ входящаго Сквирса, онъ отскочилъ отъ Николая и скорчился въ сисемъ темномъ углу.
   

ГЛАВА XIII,
въ которой Николай нарушаетъ спокойствіе Дотбойсъ-Голла смѣлой и неожиданной выходкой, послѣдствія которой не лишены значенія.

   Первый тусклый свѣтъ холоднаго январскаго утра уже озарилъ окно дортуара, когда Николай, проснувшись, облокотился головой на руку и началъ разглядывать распростертыя кругомъ фигуры спящихъ, съ такимъ видомъ, какъ будто разыскивалъ кого-то между ними. Надо было обладать хорошимъ зрѣніемъ, чтобы разобрать въ этой толпѣ спящихъ дѣтей очертанія какого-нибудь отдѣльнаго субъекта.
   Всѣ они лежали плотными группами, покрытые грязной и рваной одеждой, подъ которой изрѣдка можно было различить чей-нибудь блѣдный профиль, казавшійся еще блѣднѣе при этомъ мрачномъ освѣщеніи. Кое-гдѣ изъ подъ лохмотьевъ высовывалась голая рука, неприкрытая худоба которой поражала взоръ наблюдателя. Нѣкоторые лежали на спинѣ, и блѣдность лицъ дѣлала ихъ болѣе похожими на трупы, чѣмъ на живыя существа. Многіе раскинулись или скорчились въ самыхъ фантастическихъ позахъ, совершенно несвойственныхъ человѣку, и принятыхъ, очевидно, въ инстинктивныхъ усиліяхъ занять положеніе, въ которомъ не такъ живо чувствовалась бы мучительная боль. Были, наконецъ, и такіе, которые спали тихо, съ улыбкой на устахъ (вѣроятно, этимъ снился родной домъ). Нерѣдко раздавались и тяжелые вздохи, нарушавшіе тишину и показывавшіе, что нѣкоторые уже проснулись, чтобы начать новый день, полный лишеній и горя. И по мѣрѣ того, какъ день вступалъ въ свои нрава, вмѣстѣ съ ночной темнотою исчезали улыбки, вызванныя ею на лица дѣтей.
   Николай смотрѣлъ на спящихъ съ видомъ человѣка, который хотя и привыкъ къ такимъ картинамъ, но все-таки не можетъ стряхнуть съ себя производимаго ими удручающаго впечатлѣнія, а затѣмъ сталъ вглядываться съ большимъ вниманіемъ, съ какимъ мы смотримъ, когда не находимъ на обычномъ мѣстѣ предмета, который ожидали увидѣть. Онъ еще продолжалъ свои поиски глазами, въ своемъ усердіи высунувшись на половину изъ кровати, когда съ лѣстницы раздался голосъ Сквирса.
   -- Эй, вы тамъ!-- кричалъ этотъ джентльменъ.-- Не намѣрены ли вы цѣлый день проваляться. Вставайте...
   -- Лѣнивыя собаки!-- добавила мистриссъ Сквирсъ, какъ бы скругляя фразу мужа и сопровождая эти слова такимъ звукомъ, который очень напоминалъ шнурованіе корсета.
   -- Мы сейчасъ сойдемъ, сэръ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Сейчасъ сойдемъ,-- передразнилъ его Сквирсъ.-- Живѣе у меня, не то смотрите, какъ бы я самъ не поднялъ кое-кого изъ васъ! Гдѣ Смайкъ?
   Николай, не отвѣчая, бросилъ вокругъ себя бѣглый взглядъ.
   -- Смайкъ!-- заоралъ Сквирсъ.
   -- Смайкъ, ты, кажется, хочешь, чтобы тебѣ проломили голову въ новомъ мѣстѣ?-- закричала въ униссонъ своему супругу почтенная дама.
   Но и на эти слова не послѣдовало отвѣта, только Николай открылъ глаза еще шире и еще разъ оглянулся кругомъ, какъ и большинство проснувшихся мальчиковъ.
   -- Чортъ бы побралъ этого негодяя!-- пробормоталъ Сквирсъ, колотя своей палкой но периламъ лѣстницы.-- Никкльби!
   -- Что вамъ угодно, сэръ?
   -- Пошлите ко мнѣ этого закоренѣлаго мерзавца. Да что вы тамъ, оглохли, что ли?
   -- Его здѣсь нѣтъ, сэръ,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Не врите, я знаю, что онъ тамъ.
   -- Его здѣсь нѣтъ,-- гнѣвно прокричалъ Николай,-- и если вы еще разъ повторите ваши слова...
   -- А вотъ я сейчасъ это увижу,-- крикнулъ Сквирсъ, перебирая его и проворно взбираясь на лѣстницу; -- ужъ я его, отыщу, ручаюсь вамъ въ этомъ.
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ влетѣлъ въ дортуаръ и, поднявъ трость, устремился къ тому мѣсту, гдѣ обыкновенно спалъ Смайкъ. Трость съ размаху ударилась объ полъ, не причинивъ вреда: на мѣстѣ Смайка не было никого.
   -- Что это значитъ?-- вскричалъ Сквирсъ, весь блѣдный отъ злости.-- Куда вы его дѣли?
   -- Я не видалъ его со вчерашняго вечера,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Ладно; вы напрасно стараетесь его выгородить. Ну, будетъ хитрить: говорите, гдѣ онъ?-- допрашивалъ Сквирсъ, страшно перетрусивъ, но стараясь казаться спокойнымъ.
   -- Я думаю, на днѣ ближайшаго пруда,-- сказалъ Николай, понижая голосъ и глядя прямо ему въ глаза.
   -- Чортъ возьми! Что вы хотите этимъ сказать?-- проговорилъ перепуганный Сквирсъ и, не дожидаясь отвѣта, обратился къ мальчикамъ съ вопросомъ, не знаютъ ли они чего-нибудь объ исчезнувшемъ товарищѣ.
   Глухой гулъ, пробѣжавшій въ толпѣ школьниковъ, какъ будто означалъ: "мы ничего не знаемъ", и только одинъ выкрикнулъ (вѣроятно, то, что думали всѣ): "Виноватъ, сэръ, я думаю, что Смайкъ удралъ совсѣмъ".
   -- Что?-- завопилъ Сквирсъ, быстро оборачиваясь въ сторону говорившаго.-- Кто это сказалъ?
   -- Томкинсъ, сэръ,-- отвѣчалъ хоръ голосовъ.
   Мистеръ Сквирсъ нырнулъ въ толпу и сейчасъ же извлекъ изъ нея крошечнаго мальчугана, въ ночномъ колпакѣ и въ рубашкѣ, смотрѣвшаго съ такимъ выраженіемъ, которое ясно показывало, что онъ недоумѣваетъ, похвалятъ его или высѣкутъ за его геніальный отвѣть. Его недоумѣніе скоро разрѣшилось.
   -- Такъ это вы, сэръ, полагаете, что Смайкъ удралъ?
   -- Виноватъ, сэръ. Да, я,-- отвѣчалъ мальчуганъ.
   -- А почему ты такъ думаете, сэръ?-- спросилъ Сквирсь, хватая мальчика и проворно поднимая ему рубашку.-- Какое основаніе вы имѣете думать, что одинъ изъ вашихъ товарищей сбѣжалъ изъ этого заведенія? А?
   Томкинсъ вмѣсто отвѣта испустилъ жалобный вопль, а мистеръ Сквирсъ принялся его колотить и колотилъ нещадно, пока онъ не выскользнулъ изъ его рукъ. Палачъ великодушно допустилъ его спастись бѣгствомъ, и ребенокъ поскорѣе забился въ дальній уголъ комнаты.
   -- Ну, кто еще изъ васъ думаетъ, что Смайкъ убѣжалъ -- мнѣ будетъ очень пріятно поговорить съ этимъ нахаломъ,-- сказалъ Сквирсъ.
   Естественно, что отвѣтомъ на эти слова было гробовое молчаніе. Николай оглядывалъ почтеннаго наставника съ глубокимъ отвращеніемъ.
   -- Вы, Никкльби, кажется, тоже полагаете, что онъ убѣжалъ?-- спросилъ Сквирсъ, взглянувъ на Николая.
   -- Да, я думаю, что это весьма вѣроятно,-- отвѣчалъ Николай, сохраняя полнѣйшее спокойствіе.
   -- Ага, вы такъ думаете? Вы думаете?.. Можетъ быть, вы даже навѣрное знаете?-- злобно усмѣхаясь сказалъ Сквирсъ,
   -- Навѣрное я ничего не знаю.
   -- А полагаю, онъ не предупреждалъ васъ о томъ, куда онъ идетъ?-- продолжалъ Сквирсъ съ тою же усмѣшкой.
   -- По счастью, да, не предупреждалъ, иначе мнѣ пришлось бы, по долгу службы, въ свою очередь, предупредить васъ.
   -- Что, безъ сомнѣнія, было бы вамъ чертовски непріятно,-- добавилъ Сквирсъ съ дерзкимъ вызовамъ.
   -- Совершенно вѣрно; вы прекрасно поняли моя чувства.
   Мистриссъ Сквирсъ слышала весь этотъ діалогъ, стоя внизу у лѣстницы; теперь терпѣніе ея лопнуло, и наскоро накинувъ ночную кофточку, она самолично поспѣшила на мѣсто дѣйствія.
   -- Въ чемъ тутъ дѣло?-- спросила эта леди, стремительно вбѣгая, между тѣмъ какъ мальчики бросились въ разсыпную, вѣроятно, чтобы избавить ее отъ труда прокладывать путь своими мускулистыми локтями.-- О чемъ ты съ нимъ разсуждаешь, Сквирсъ?
   -- Дѣло въ томъ, моя дорогая, что Смайкъ куда-то запропастился.
   -- Я это знаю и ни капли не удивляюсь. Если ты берешь себѣ въ помощники гордыхъ павлиновъ, которые учатъ этихъ щенковъ неповиновенію, чего же другого можно отъ нихъ ожидать?
   -- А теперь, молодой человѣкъ, будьте такъ добры, убирайтесь со своими мальчишками въ классъ и не извольте выходить оттуда безъ разрѣшенія, иначе мы съ вами поссоримся, а тогда прощайтесь съ вашей красотой, которою вы такъ сильно кичитесь.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- спросилъ Николай, улыбаясь.
   -- Да, въ самомъ дѣлѣ, господинъ щелкоперъ,-- закричала разъяренная дама.-- И знайте: я ни минуты не держала бы васъ въ домѣ, кабы моя воля.
   -- Точно такъ же, какъ и я васъ, если бы я былъ здѣсь хозяиномъ. Идемте, дѣти!
   -- Идемте, дѣти,-- повторила мистриссъ Сквирсъ, стараясь подражать голосу и манерѣ Николая.-- Идите за вашимъ учителемъ, дѣти, и берите примѣръ со Смайка, если только посмѣете. Вотъ вы увидите, много ли онъ выиграетъ своимъ побѣгомъ, увидите, когда его приведутъ. И повторяю: тотъ изъ васъ, кто заикнется и немъ хоть словомъ, получитъ порку вдвое сильнѣе, чѣмъ онъ самъ!
   -- Если я его поймаю, пусть будетъ счастливъ уже тѣмъ, что я не сдеру съ него кожи. Примите это къ свѣдѣнію вы всѣ!-- прибавилъ Сквирсъ.
   -- Если поймаешь!-- пренебрежительно замѣтила мистриссъ Сквирсъ.-- Да какъ ты можешь не поймать его, если только постараешься?.. Ну, вы, убирайтесь!
   Съ этими словами достойная леди принялась по-свойски выпроваживать мальчиковъ, причемъ произошло нѣкоторое замѣшательство, такъ какъ задніе ряды, въ своей поспѣшности удалиться со сцены, стали напирать на передніе, однако, минутъ черезъ пять комната очистилась, и супруги остались наединѣ.
   -- Его положительно нигдѣ нѣтъ,-- сказала мистриссъ Сквирсъ,-- хлѣвъ и конюшни заперты, такъ что онъ не можетъ быть тамъ. Его нѣтъ и внизу: горничная обыскала всѣ уголки. По всей вѣроятно, онъ пошелъ по большой дорогѣ, по направленію къ Іорку.
   -- Почему же непремѣнно по большой дорогѣ?-- спросилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Дуракъ! Вѣдь у него нѣтъ денегъ.
   -- У него во всю жизнь не было ни гроша, насколько мнѣ извѣстно,-- отвѣтилъ Сквирсъ.
   -- Навѣрное, а что онъ не взялъ съ собой ничего съѣстного, за это я отвѣчаю,-- добавила, смѣясь, мистриссъ Сквирсъ.
   -- Ха, ха, ха! смѣялся Сквирсъ вмѣстѣ съ супругой.
   -- Слѣдовательно, онъ долженъ будетъ просить милостыню, а гдѣ же можно дѣлать это успѣшнѣе, чѣмъ на большой дорогѣ?
   -- Правда, правда!-- закричалъ Сквирсъ, хлопая въ ладоши.
   -- Конечно, правда, но ты никогда не додумался бы до этого самъ. Теперь тебѣ остается только взять нашу телѣжку, а я займу кабріолетъ у Сваллоу. Мы поѣдемъ въ разныя стороны, будемъ по дорогѣ разспрашивать всѣхъ встрѣчныхъ, и если мы и тогда его не найдемъ, то можно будетъ сказать, что намъ удивительно не везетъ.
   Планъ достойной леди былъ одобренъ и безъ замедленія приведенъ въ исполненіе: позавтракавъ на скорую руку и собравъ въ деревнѣ необходимыя справки, подтвердившія догадку мистриссъ Сквирсъ, мистеръ Сквирсъ пустился въ путь въ своей телѣжкѣ, съ твердой рѣшимостью поймать и примѣрно наказать бѣглеца. Вслѣдъ за нимъ и мистриссъ Сквирсъ, укутанная въ бѣлый плащъ съ капюшономъ и завернутая въ безчисленное множество шалей и платковъ, взобралась въ кабріолетъ и поѣхала въ противоположную сторону, захвативъ съ собой, въ качествѣ тѣлохранителя и помощника, здоровеннаго работника, снабженнаго нѣсколькими концами толстой веревки и тяжелой дубиной. Такимъ образомъ, все было предусмотѣрно, и если бы въ концѣ концовъ бѣглецъ попался въ лапы своихъ преслѣдователей, то ужъ, конечно, о новомъ побѣгѣ не могло быть и рѣчи.
   Оставшись дома съ дѣтьми, Николай жестоко волновался. Онъ отлично понималъ, что чѣмъ бы ни кончилась попытка Смайка къ бѣгству, результаты ея будутъ неизбѣжно плачевны. Странствованіе по совершенно незнакомой мѣстности и сопряженныя съ нимъ лишенія, холодъ и голодъ, при той безпомощности, какою отличался бѣдный парень, могли повлечь за собою болѣзнь и даже смерть; другой же исходъ -- возвращеніе въ Дотбойсъ-Голлъ, подъ иго Сквирсовъ, былъ, пожалуй, хуже перваго. Терзаніи Николая еще усугублялись сознаніемъ, что Смайкъ предпринялъ свой побѣгъ въ надеждѣ на его, Николая, покровительство и поддержку и потому равнодушно отнесся къ тому, что можетъ его ожидать, если его вернутъ въ Дотбойсъ-Голлъ. И Николай сидѣлъ въ тревожномъ ожиданіи, грустный и задумчивый, строя тысячи самыхъ невѣроятныхъ предположеній о томъ, что будетъ со Смайкомъ. Такъ онъ промучился почти два дня: только на слѣдующій день Сквирсь возвратился, послѣ безуспѣшныхъ поисковъ, ни съ чѣмъ.
   -- Никакихъ извѣстій о негодяѣ, какъ въ воду канулъ!-- говорилъ школьный учитель, вылѣзая изъ телѣжки. По походкѣ его было замѣтно, что во время своего путешествія онъ, согласно своему обыкновенію, не разъ "разминалъ ноги".-- Но я долженъ буду, Никкльби, отвести на комъ-нибудь свою душу, если мистриссъ Сквирсъ не поймаетъ его! Помните это, я васъ предупреждаю.
   -- Утѣшить васъ не въ моей власти, сэръ, да, впрочемъ, для меня это безразлично,-- сказалъ Николай.
   -- Неужели? Ну, мы это увидимъ,-- проговорилъ съ угрозой Сквирсъ.
   -- Увидимъ.
   -- Мой пони сбился съ ногъ въ этой скачкѣ, и мнѣ пришлось нанять кэбъ; это удовольствіе обошлось мнѣ въ пятнадцать шиллинговъ, не считая другихъ издержекъ, въ которыя меня втравилъ этотъ негодяй. Кто же мнѣ заплатитъ, какъ вы думаете?
   Николай пожалъ плечами.
   -- А кто-то заплатитъ, могу васъ увѣрить,-- продолжалъ Сквирсъ, мѣняя свой обычный вкрадчивый тонъ на открыто враждебный.-- Здѣсь никому не нужны ваши плаксивые вздохи, господинъ нюня. Отправляйтесь-ка въ вашу берлогу. Пора вамъ спать! Маршъ!.. Эй, распрягайте тамъ!
   Николай закусилъ губы и невольно сжалъ кулаки; у него чесались руки отомстить за нанесенное ему оскорбленіе. Но, видя, что этотъ человѣкъ совершенно пьянъ и что поэтому ихъ ссора могла бы легко перейти въ недостойную драку, онъ ограничился тѣмъ, что бросилъ на своего тирана полный презрѣнія взглядъ и направился по лѣстницѣ наверхъ съ самымъ величественнымъ видомъ, какой только сумѣлъ принять. Нельзя не упомянуть еще объ одномъ обстоятельствѣ: молодого человѣка задѣло за живое поведеніе миссъ Сквирсъ, мастера Сквирса и служанки, которые слѣдили изъ укромнаго уголка за происходившей сценой, причемъ двое первыхъ перекидывались язвительными замѣчаніями насчетъ "голышей-проходимцевъ, Богъ знаетъ, что воображающихъ о себѣ", сопровождая свои остроты громкимъ смѣхомъ, въ которомъ принимала участіе и ничтожная изо ничтожныхъ служанокъ. Оскорбленный до глубины души, Николай поспѣшилъ улечься въ кровать, закрылся съ головой одѣяломъ и далъ себѣ слово расквитаться съ Сквирсомъ гораздо раньше, чѣмъ тотъ ожидаетъ.
   На слѣдующій день, едва проснувшись, Николай услыхалъ стукъ подъѣзжающаго экипажа. Черезъ минуту раздался голосъ мистриссъ Сквирсъ, отдававшей приказаніе поднести кому-то стаканчикъ водки, обстоятельство, ясно показывавшее, что произошло нѣчто изъ ряду вонъ выходящее. Николай долго не рѣшался подойти къ окну, но, наконецъ, подошелъ, взглянулъ во дворъ, и первое, что бросилось ему въ глаза, былъ Смайкъ, такой грязный и мокрый, съ такимъ истомленнымъ и жалкимъ лицомъ, что, если бы не его платье, вида вороньяго пугала, Николай усумнился бы, точно ли передъ нимъ находится Смайкъ.
   -- Снимите-ка его!-- крикнулъ Сквирсъ, насытившись созерцаніемъ преступника.-- Давайте его мнѣ!
   -- Осторожнѣе! Мы ему связали ноги подъ фартукомъ кабріолета и крѣпко привязали къ сидѣнью, чтобы онъ вторично не лишилъ насъ своего общества,-- кричала мистриссъ Сквирсъ, въ то время какъ мужъ помогалъ ей вылѣзать изъ экипажа.
   Дрожащими отъ восторга руками Сквирсъ развязалъ веревки, и полумертваго Смайка отнесли въ подвалъ, въ ожиданіи того момента, когда школьному учителю заблагоразсудится "наказать"' его въ присутствіи всего пансіона.
   Съ перваго взгляда можетъ показаться страннымъ, что Сквирсъ такъ усердствовалъ въ своихъ стараніяхъ поймать Смайка, который, по ихъ же словамъ, причинялъ имъ столько хлопотъ; по надо вспомнить, что этотъ самый Смайкъ несъ въ домѣ нелегкую службу, которая обходилась бы заведенію не меньше десяти-двѣнадцати шиллинговъ въ недѣлю, если бы не было этого дарового работника. Кромѣ того, здѣсь игралъ еще роль политическій принципъ Дотбойсъ-Голла, состоявшій въ томъ, что бѣглецы должны подвергаться строжайшему наказанію, такъ какъ въ противномъ случаѣ, не удерживаемые чувствомъ страха, всѣ мальчики, имѣющіе ноги и умѣющіе ими владѣть, не долго просидѣли бы въ пансіонѣ мистера Сквирса изъ одного желанія наслаждаться удовольствіями, предоставляемыми этимъ заведеніемъ.
   Извѣстіе о томъ, что Смайка поймали и препроводили обратно, передаваясь изъ устъ въ уста, очень скоро стало достояніемъ всей голодной компаніи мальчугановъ, и потому утро прошло въ лихорадочномъ ожиданіи. Но школьникамъ пришлось провести въ такомъ настроеніи не только утро, а большую часть дня, потому что Сквирсъ рѣшилъ прежде всего подкрѣпить свои силы обѣдомъ и закалить свое сердце усиленными возліяніями. Наконецъ, почувствовавъ себя достаточно подготовленнымъ, достойный педагогъ, въ сопровожденіи своей любезной супруги, появился въ школѣ съ воодушевленнымъ лицомъ, блистающимъ взглядомъ и съ длиннымъ, гибкимъ, просмоленнымъ хлыстомъ въ рукѣ, пріобрѣтеннымъ спеціально для сегодняшней экзекуціи.
   -- Всѣ ли мальчики здѣсь?-- спросилъ Сквирсъ громовымъ голосомъ.
   Всѣ мальчики были въ сборѣ, но никто не рѣшался отвѣтить. Сквирсъ оглядѣлъ скамейки, чтобы убѣдиться, всѣ ли налицо, и каждый, на кого онъ смотрѣлъ, опускалъ глаза и наклонялъ голову.
   -- Пусть каждый займетъ свое мѣсто, скомандовалъ Сквирсъ, ударивъ хлыстомъ по столу и съ мрачнымъ удовольствіемъ замѣчая всеобщій трепетъ, неизмѣнно слѣдовавшій за такимъ упражненіемъ.-- Никкльби, займите ваше мѣсто, сэръ.
   Многіе изъ мальчугановъ замѣтили, что на лицѣ ихъ молодого учителя появилось какое-то странное, необычайное выраженіе; но онъ взошелъ на каѳедру, не сказавъ ни одного слова. Сквирсъ бросилъ на него торжествующій взглядъ, съ видомъ деспота, сознающаго свою власть, посмотрѣлъ на воспитанниковъ и вышелъ изъ комнаты. Черезъ минуту онъ опять появился, волоча Смайка за шиворотъ или, вѣрнѣе, за то мѣсто, которое должно были бы находиться всего ближе къ вороту, если бы изодранная куртка мальчика могла похвастаться этимъ украшеніемъ.
   Во всякомъ другомъ мѣстѣ появленіе такого забитаго, приниженнаго и до полусмерти запутаннаго существа вызвало бы ропотъ ужаса и негодованія; по даже и здѣсь оно произвело эффектъ: всѣ мальчики безпокойно задвигались на скамьяхъ, а тѣ, кто былъ посмѣлѣе, украдкой переглянулись съ выраженіемъ жалости въ глазахъ. На ихъ счастье Сквирсъ этого не замѣтилъ, всецѣло поглощенный Смайкомъ, котораго онъ, по заведенному въ школѣ порядку, сталъ спрашивать, что онъ имѣетъ сказать въ свое оправданіе.
   -- Думаю, что ничего,-- заключилъ Сквирсъ свой допросъ, дьявольски улыбаясь.
   Смайкъ оглянулся кругомъ, и глаза его остановились на Николаѣ съ такимъ выраженіемъ, какъ будто онъ ожидалъ отъ него помощи. Но Николай упорно смотрѣлъ на свой пюпитръ.
   -- Ну, что же, ты такъ мнѣ ничего и не скажешь?-- спросилъ еще разъ Сквирсъ, размахивая правой рукой, чтобы испытать ея ловкость и силу. Мистриссъ Сквирсъ, душа моя, отойдите въ сторону, мнѣ нуженъ просторъ.
   -- Пощадите, сэръ!-- вскричалъ Смайкъ.
   -- Тебѣ нечего больше мнѣ сообщить?-- сказалъ Сквирсъ.-- Такъ изволь: обѣщаю тебѣ не совсѣмъ вышибить изъ тебя духъ, оставить тебя въ живыхъ.
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялась мистриссъ Сквирсъ.-- Вотъ это такъ шутка!
   -- Я быль вынужденъ къ этому,-- произнесъ Смайкъ прерывающимся голосомъ, озираясь вокругъ умоляющимъ взглядомъ.
   -- А! Такъ ты былъ вынужденъ, ты былъ вынужденъ! Такъ, пожалуй, во всемъ виноватъ я, а не ты.
   -- Противное, неблагодарное, подлое животное! Упрямый, глупый оселъ!-- выкрикивала мистриссъ Сквирсъ, захвативъ подъ мышку голову Смайка и сопровождая каждый эпитетъ полновѣсной пощечиной.-- Что ты хотѣлъ этимъ сказать?
   -- Стань къ сторонкѣ, моя милая, мы сейчасъ его выведемъ на чистую воду,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ.
   Мистриссъ Сквирсъ, совершенно выбившаяся изъ силъ послѣ своихъ упражненіи надъ Смайкомъ, повиновалась и Сквирсъ схватилъ свою жертву. Страшный ударъ обрушился на тщедушное тѣло мальчика. Тотъ скорчился весь точно въ судорогѣ и испустилъ жалобный крикъ. Рука почтеннаго педагога, державшая хлыстъ, опять поднялась и уже готовилась опять опуститься, какъ вдругъ Николай Никкльби вскочилъ съ своего мѣста и закричалъ такимъ голосомъ, что задрожали стѣны:
   -- Стойте!
   -- Кто крикнулъ: "стойте" -- заоралъ въ свою очередь Сквирсъ, яростно оборачиваясь
   -- Я.-- сказалъ Николай, выступая впередъ.-- Довольно, перестаньте!
   -- Довольно?-- злобно закричалъ Сквирсъ.
   -- Да!-- прогремѣлъ Николай.
   Оцѣпенѣвъ отъ изумленія передъ дерзостью своего помощника, Скирисъ выпустилъ Смайка и, отступивъ шага на два, вперилъ въ Николая помутившійся взглядъ, который былъ положительно страшенъ.
   -- Я сказалъ, что этого не должно быть, и этого больше не будетъ,-- повторилъ Николай, нисколько не смущаясь.
   Сквирсъ продолжалъ смотрѣть на него, вытаращивъ глаза, такъ какъ изумленіе лишило его языка.
   -- Вы не обратили вниманія на мое заступничество за бѣднаго мальчика; вы не отвѣтили мнѣ на письмо, въ которомъ я просилъ насъ простить его и ручался за то, что онъ не сдѣлаетъ другой попытки бѣжать; такъ пеняйте же на себя за мое теперешнее публичное вмѣшательство. Вы сами вызвали это!
   -- Пошелъ вонъ, оборвышъ!-- неистово заоралъ Сквирсъ, снова хватаясь за Смайка.
   -- Негодяй, дотронься только до него, попробуй! Я не могу смотрѣть спокойно на эту сцену, вся кровь кипитъ во мнѣ, и я чувствую въ себѣ достаточно силы, чтобы уложить на мѣстѣ десятерыхъ такихъ, какъ ты! Берегись, не то, клянусь небомъ, и не пощажу тебя!-- свирѣпо прокричалъ Николай.
   -- Прочь!-- закричалъ въ сваю очередь Сквирсъ, потрясая хлыстомъ.
   -- Я долженъ расквитаться съ тобою за цѣлый рядъ оскорбленій,-- продолжалъ Николай, весь красный отъ гнѣва.-- И знай: мое негодованіе за личныя оскорбленія ростетъ съ каждымъ днемъ при видѣ подлыхъ жестокостей, которыя ты практикуешь надъ беззащитными дѣтьми въ этой проклятой трущобѣ. Берегись же, потому что я за себя не ручаюсь: если ты выведешь меня изъ терпѣнія, тебѣ не сдобровать.
   Не успѣлъ онъ договорить, какъ Сквирсъ, въ порывѣ дикой ярости, съ крикомъ, похожимъ на рычаніе звѣря, подскочилъ къ нему, плюнулъ ему въ лицо и съ такою силой ударилъ его своимъ орудіемъ пытки, что черезъ нею щеку у него легла сине-багровая полоса. Не помня себя отъ бѣшенства и боли, охваченный гнѣвомъ, негодованіемъ и презрѣніемъ, Николай бросился на Сквирса, вырвалъ хлыстъ изъ его рукъ и, схвативъ его за горло, началъ наносить ему такіе удары, что негодяй взмолился о пощадѣ.
   Ни одинъ изъ мальчиковъ, за исключеніемъ мастера Сквирса, который пришелъ на выручку отцу, напавъ на врага съ тылу, не двинулся съ мѣста; но мистрисъ Сквирсъ гь громкимъ крикомъ о помощи бросилась къ мужу и, уцѣпившись за фалды его сюртука, старалась оттащить его отъ разсвирѣпѣвшаго противника. Въ то же время миссъ Сквирсъ, смотрѣвшая въ замочную скважину на всю эту сцену и меньше всего ожидавшая такой непріятной развязки, влетѣла въ комнату и, запустивъ помощнику въ голову цѣлымъ залпомъ чернильницъ, принялась тузить его но спинѣ, причемъ воспоминаніе объ ея отвергнутой любви удвоило тяжесть ея кулаковъ и безъ того не слишкомъ легкихъ: не даромъ же миссъ Сквирсъ унаслѣдовала ихъ отъ матери.
   Въ своемъ увлеченіи битвой Николай совершенно не ощущалъ этихъ ударовъ, но, наконецъ, изнемогая отъ усталости и волненія и чувствуя, что рука его уже отказывается служить, онъ сосредоточилъ весь остатокъ силъ въ послѣдней полудюжинѣ заключительныхъ ударовъ и оттолкнулъ отъ себя Сквирса. Онъ сдѣлалъ это такъ энергично, что мистриссъ Сквирсъ отъ неожиданнаго толчка перелетѣла черезъ скамью, а самъ Сквирсъ такъ сильно стукнулся головою о ту же скамью, что растянулся на полу и лежалъ, не подавая признаковъ жизни.
   Приведя дѣло къ такому благополучному концу и убѣдившись, что Сквирсъ только ошеломленъ, а не мертвъ (ибо у него были на этотъ счетъ кое-какія непріятныя сомнѣнія), Николай предоставилъ почтенному семейству приводить въ чувство своего главу, и преспокойно ушелъ, чтобы обдумать на досугѣ, что ему предпринять дальше. Выходя изъ комнаты, онъ искалъ глазами Смайка, но тотъ исчезъ.
   Послѣ недолгаго размышленія молодой человѣкъ положилъ въ свой кожаный сакъ-вояжь нѣсколько перемѣнъ бѣлья и платья и гордо вышелъ изъ главныхъ дверей Дотбойтсъ-Голла, не встрѣтивъ препятствій. Черезъ нѣсколько минутъ онъ очутился на дорогѣ къ Грета-Бриджу.
   Когда онъ успокоился настолько, что могъ отдать себѣ ясный отчетъ въ случившемся и хладнокровно обсудить настоящее положеніе дѣлъ, то убѣдился, что оно не представляетъ ничего утѣшительнаго. Въ карманѣ у него было только четыре шиллинга и пенсовъ, а до Лондона, куда онъ направлялся, было двѣсти пятьдесятъ миль. Онъ выбралъ Лондонъ цѣлью своего странствія по многимъ причинамъ, и больше всего потому, что ему хотѣлось знать, какія свѣдѣнія о происшествіи сегодняшняго дня дастъ мистеръ Сквирсъ его почтенному дядюшкѣ. Придя къ печальному заключенію, что сколько ни думай, прошлаго не воротишь и съ настоящимъ придется считаться, онъ поднялъ глаза и увидѣлъ, что навстрѣчу ему ѣдетъ всадникъ. Подъѣхавъ ближе, этотъ всадникъ, къ величайшему огорченію Николая, оказался мистеромъ Джономъ Броуди, сыномъ торговца хлѣбомъ. Джонъ Броуди былъ въ широкой парусинной курткѣ и въ высокихъ кожаныхъ штиблетахъ. Онъ подгонялъ свою лошадь толстою ясеневою палкой, повидимому, только что срѣзанною съ какого-нибудь рослаго дерева.
   "Я вовсе не расположенъ драться въ настоящій моментъ,-- подумалъ Николай,-- а между тѣмъ я, кажется, буду сейчасъ вынужденъ вступить въ объясненія съ этимъ молодчикомъ, да, пожалуй, придется еще отвѣдать той дубинки, которую я вижу у него въ рукѣ".
   Дѣйствительно, судя но всѣмъ признакамъ, таковы должны были бытъ послѣдствія ихъ встрѣчи. Джонъ Броуди, завидѣвъ Николая, сейчасъ же повернулъ свою лошадь къ пѣшеходной тропинкѣ и остановился въ ожиданіи врага. Когда Николай подошелъ, глаза его встрѣтились съ устремленнымъ на него въ упоръ промежъ ушей лошади весьма непріязненнымъ взглядомъ, не предвѣщавшимъ ничего хорошаго.
   -- Здравствуй, парень,-- сказалъ Джонъ.
   -- Здравствуйте,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Слава Богу, наконецъ-то мы встрѣтились,-- промолвилъ Джонъ, ударивъ палкой по стремени съ такою силой, что оно зазвенѣло.
   -- Да, наконецъ-то,-- выговорилъ съ нѣкоторой запинкой Николай.-- Послушайте,-- продолжалъ онъ послѣ минутной паузы, съ открытымъ, добродушнымъ видомъ,-- въ послѣдній разъ мы съ вами разстались не совсѣмъ дружелюбно, и я сознаю, что самъ былъ въ этомъ виноватъ; но у меня не было намѣренія васъ оскорбить; мало того, я былъ далекъ отъ мысли, что мое поведеніе можетъ быть обидно для васъ, и потомъ я очень сожалѣлъ о случившемся. Не хотите ли пожать мнѣ руку?
   -- Съ удовольствіемъ,-- вскричалъ добродушный іоркширецъ, наклоняясь съ сѣдла, чтобы отъ всего сердца пожать протянутую ему руку.-- Но что это съ вашимъ лицомъ? Оно у васъ совсѣмъ расквашено.
   -- Это слѣдъ отъ удара хлыстомъ,-- отвѣчалъ Николай, покраснѣть.-- Меня ударили, но я съ лихвой заплатилъ за этотъ ударъ.
   -- Вотъ какъ! Ну, это хорошо, это я люблю!-- вскричалъ Джонъ Броуди въ восторгѣ.
   -- Я не могъ поступить иначе, потому что...-- Николай немного запнулся, конфузясь своего признанія,-- потому что меня оскорбили.
   -- Вотъ ка-а-к-ъ,-- повторилъ Джонъ, на этотъ разъ съ соболѣзнованіемъ, и посмотрѣлъ на Николая, какъ долженъ смотрѣть гигантъ на пигмея.
   -- Да, онъ меня оскорбилъ, этотъ мерзавецъ Сквирсъ, но я его жестоко избилъ. Потому я и ухожу.
   -- Что-о?-- заоралъ Джонъ въ восторгѣ, да такъ зычно, что испуганная лошадь шарахнулась въ сторону.-- Прибилъ школьнаго учителя! Хо, хо, хо! Прибилъ школьнаго учителя? Никогда не слыхивалъ ничего подобнаго! Дайте-ка мнѣ еще разъ пожать вашу руку. Ай, да, молодчикъ, побилъ школьнаго учителя! Да я за одно это готовъ васъ полюбить
   Выразивъ такимъ образомъ свои восторженныя чувства, Джонъ Броуди захохоталъ такъ громко, что разбудилъ окрестное эхо, и долго хохоталъ, продолжая въ то же время дружески потрясать руку Николаю. Когда припадокъ его веселости миновалъ, онъ поинтересовался узнать, что намѣренъ предпринять его новый пріятель и, услыхавъ, что тотъ направляется въ Лондонъ, съ сомнѣніемъ покачалъ головой и спросилъ, знаетъ ли онъ, сколько берутъ дилижансы за этотъ длинный путь.
   -- Нѣтъ, не знаю,-- отвѣчалъ Николай,-- да для меня это безразлично, такъ какъ я иду пѣшкомъ.
   -- Пѣшкомъ въ Лондонъ?-- воскликнулъ изумленный Джонъ.
   -- Да, пѣшкомъ; и я былъ бы уже далеко, если бы не потерялъ времени на разговоры. Итакъ, прощайте!
   -- Погодите,-- сказалъ честный паренъ, сдерживая свою лошадь, которая рвалась впередъ.-- Скажите мнѣ прежде, сколько денегъ у васъ въ кошелькѣ?
   -- Немного,-- проговорилъ, краснѣя, Николай,-- но это не бѣда: я сумѣю обойтись. Знаете пословицу, по одежкѣ протягивай ножки!
   Джонъ Броуди не далъ никакого словеснаго отвѣта, но, запустивъ руку въ карманъ, вытащилъ оттуда кожаный, сильно потертый, но туго набитый кошелекъ и, протянувъ его Николаю, сталъ настаивать, чтобы тотъ отсчиталъ себѣ изъ него такую сумму, какая могла ему понадобиться на первое время.
   -- Не стѣсняйтесь, сударь, берите, сколько вамъ нужно на дорогу. Возвратите, когда будете въ состояніи, я увѣренъ, что возвратите,-- говорилъ онъ.
   Несмотря ни на какія упрашиванія, Николай не согласился взять болѣе одного соверена, съ чѣмъ мистеру Броуди пришлось въ Концѣ концовъ помириться, хотя добрый малый съ чисто іоркширской разсчетливостью долго объяснялъ Николаю, что если онъ не истратитъ всѣхъ денегъ, то излишекъ можетъ переслать обратно "съ оказіей" черезъ кого-нибудь изъ знакомыхъ, кто будетъ ѣхать въ эту сторону, и такимъ образомъ пересылка ничего не будетъ стоить.
   -- Возьмите-ка мой хлыстикъ, онъ вамъ пригодится въ дорогѣ,-- прибавилъ онъ, передавая Николаю свою ясеневую палку и еще разъ потрясая ему руку.-- Прощайте, счастливаго пути. Всего вамъ хорошаго. Побили школьнаго учителя! Вотъ такъ исторія! Съ тѣхъ поръ, какъ на свѣтѣ живу, не слыхивалъ о такой штукѣ!
   Съ этими словами Джонъ Броуди, чтобы не выслушивать изъявленій благодарности со стороны Николая,-- деликатность, которой трудно было ожидать отъ такого неотесаннаго парня,-- принялся громко хохотать и, пришпоривъ пятками свою лошадь, поскакалъ прочь. Онъ нѣсколько разъ оборачивался назадъ, чтобы сдѣлать рукой ободряющій жестъ своему новому другу. Николай простоялъ на одномъ мѣстѣ, глядя вслѣдъ удаляющемуся всаднику, пока тотъ вмѣстѣ съ лошадью не исчезъ за далекимъ холмомъ, и только тогда рѣшился продолжать свой путь.
   Онъ прошелъ въ этотъ день очень немного, такъ какъ вскорѣ стемнѣло, а покрывавшій землю толстый слой снѣга затруднилъ ходьбу. Притомъ онъ боялся сбиться съ дороги, что было очень легко въ такую темень, особенно для неопытнаго путешественника, совершенно незнакомаго съ мѣстностью. На эту ночь онъ остановился въ маленькой гостиницѣ для путешественниковъ низшаго класса, гдѣ за недорогую плату можно было получить ужинъ и ночлегъ. На слѣдующее утро онъ всталъ очень рано, а къ вечеру уже пришелъ въ Бороу-Бриджъ. Обходя городъ въ поискахъ какой-нибудь дешевой гостиницы, онъ наткнулся на пустой сарай, стоявшій шагахъ въ ста отъ дороги; забравшись въ самый уголъ этого сарая, гдѣ было потеплѣе, онъ вытянулъ свои усталыя ноги и вскорѣ заснулъ.
   Когда, проснувшись на другое утро и стараясь припомнить свой сонъ, въ которомъ, какъ и вообще въ его снахъ за послѣднее время, фигурировали разные эпизоды изъ его пребыванія въ Дотбойсъ-Голлѣ, онъ приподнялся съ своего ложа и протеръ глаза, взглядъ его съ неописаннымъ удивленіемъ остановился на странной фигурѣ, неподвижно лежавшей шагахъ въ пяти отъ него.
   -- Странно,-- пробормоталъ Николай.-- Неужели я еще сплю и вижу это во снѣ? Вѣдь я знаю, что этого не можетъ быть въ дѣйствительности, а между тѣмъ я навѣрно проснулся... Неужели это ты, Смайкъ?
   Фигура зашевелилась, приподнялась, бросилась къ Николаю и упала передъ нимъ на колѣни. Да, это быль Смайкъ.
   -- Зачѣмъ ты становишься передо мной на колѣни?-- сказалъ Николай, поднимая его.
   -- Позвольте мнѣ слѣдовать за вами... всюду, до конца земли... до могилы,-- отвѣчалъ Смайкъ, хватая его за руки и за платье.-- Позвольте, о, позвольте мнѣ остаться! Вы мое прибѣжище, мой единственный другъ! Умоляю васъ, позвольте мнѣ идти съ нами.
   -- Немногимъ можетъ помочь тебѣ твой единственный другъ,-- мягко сказалъ Николай.
   Оказалось, что Смайкъ шелъ за нимъ всю дорогу, ни на минуту не упуская его изъ виду. Когда Николай садился отдохнуть, онъ тоже останавливался гдѣ-нибудь поодаль, чтобы не попасться ему на глаза: бѣдняга боялся, чтобы его не прогнали. Онъ и теперь продолжалъ бы скрываться, но Николай проснулся раньше, чѣмъ онъ ожидалъ, и случайно увидѣлъ его.
   -- Бѣдняга,-- сказалъ Николай.-- Послала тебѣ судьба одного друга, но и тотъ ничего не можетъ сдѣлать для тебя: онъ такъ же бѣденъ и безпомощенъ, какъ ты.
   -- Можно мнѣ... можно мнѣ идти съ вами?-- робко спросилъ Смайкъ.-- Я буду вашимъ преданнымъ, неутомимымъ слугой, обѣщаю вамъ. Платья мнѣ не нужно, мое можетъ еще долго служить,-- прибавило несчастное созданіе, стараясь прикрыть свои лохмотья.-- Я только хочу быть съ вами.
   -- И ты будешь со мной! Все, что выпадетъ мнѣ въ удѣлъ въ этомъ мірѣ, всѣ мои радости и горе, мы съ тобой будемъ дѣлить пополамъ до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ насъ не отойдетъ въ другой, лучшій міръ. Идемъ!
   Съ этими словами Николай взвалилъ на плечи свой чемоданчикъ, взялъ въ одну руку палку, другую протянулъ своему восхищенному спутнику, и они вышли изъ стараго сарая.
   

ГЛАВА XII,
въ которой говорится, къ сожалѣнію, только о маленькихъ людяхъ, и которая, слѣдовательно, по необходимости носить отпечатокъ заурядности.

   И въ одномъ изъ кварталовъ Лондона, тамъ, гдѣ расположенъ Гольденъ-Скверъ, существуетъ одна очень старая, заброшенная, кривая улица, съ двумя неправильными рядами весьма жалкаго вида, домовъ, которые въ продолженіе долгихъ лѣтъ только повидимому и дѣлали, что разсматривали другъ друга черезъ дорогу и соскучились этимъ занятіемъ до тошноты. Даже трубы этихъ домовъ имѣютъ меланхолическій видъ, вѣроятно, оттого, что видятъ передъ собой точно такія же почернѣвшія, полуразвалившіяся трубы. Нѣкоторыя изъ тѣхъ, что повыше своихъ сосѣдокъ, покривились и склонились всею своею тяжестью надъ крышей, грозя, какъ бы въ отместку за пренебреженіе къ себѣ въ теченіе полувѣка, сокрушить въ своемъ паденіи жильцовъ верхнихъ этажей. Даже домашняя птица этихъ домовъ, расхаживая по дворамъ въ поискахъ за пищей, выступаетъ какою-то особенной вороватой походкою, свойственной только городскимъ курамъ и пѣтухамъ и по которой ихъ деревенскіе родичи, пожалуй, не признали бы ихъ за своихъ. Своими взъерошенными перьями, своимъ общипаннымъ, унылымъ и голоднымъ видомъ, эта домашняя птица вполнѣ подъ пару жилищамъ своихъ обиженныхъ судьбою владѣльцевъ. Такъ же какъ и дѣти изъ этихъ домовъ, выпущенныя на улицу безъ всякаго призора, она вынуждена добывать себѣ пропитаніе, роясь въ грязи. Когда эти несчастныя куры бродятъ по голой мостовой въ надеждѣ набрести на что-нибудь съѣстное, вы не услышите ихъ кудахтанья; только одинъ кохинхинскій пѣтухъ-ветеранъ, недавно купленный сосѣднимъ булочникомъ, проявляетъ признаки голоса, да и тотъ, благодаря плохому житью, совершенно охрипъ.
   Надо полагать, что прежніе обитатели этого квартала были богаче теперешнихъ, потому что дома эти очень велики; но въ настоящее время всѣ они были разбиты на множество квартиръ, которыя сдавались по-недѣльно, и у каждой двери было столько же звонковъ и дощечекъ съ именами, сколько комнатъ въ квартирѣ. По той же причинѣ и окна имѣли самый разнообразный видъ, какой только можно себѣ представить, благодаря украшавшими ихъ разнокалибернымъ занавѣскамъ. Корридоры буквально непроходимы, такъ они завалены всякимъ хламомъ, не говоря уже о кучѣ дѣтей, которыя здѣсь вѣчно толкутся, и стоящихъ во всѣхъ углахъ пивныхъ кружкахъ всякихъ возрастовъ и величинъ, отъ грудного младенца и полупинтовой кружки до дѣвочки-подростка и полуведернаго кувшина включительно.
   Въ окнѣ одного изъ такихъ дотовъ, весьма успѣшно соперничавшаго грязью со своими сосѣдями и представлявшаго собой настоящій рынокъ звонковъ, дѣтей и пивныхъ кружекъ, имѣвшаго вдобавокъ преимущество получать непосредственно наисвѣжѣйшій дымъ изъ трубы сосѣдней пивоварни виднѣлся билетикъ, возвѣщавшій о комнатѣ, отдающейся въ наемъ, но безъ указанія, въ какомъ этажѣ слѣдовало ее искать. А между тѣмъ, по наружнымъ признакамъ, представлявшимся взорамъ прохожаго, по фасаду дома, по разнымъ мелкимъ предметамъ, виднѣвшимся въ окнахъ, начиная съ кухонной тряпки, свѣсившейся изъ одного окна, и кончая цвѣточнымъ горшкомъ, украшавшимъ перила балкона, никто, даже самый шустрый школьникъ, однимъ духомъ рѣшающій самыя замысловатыя задачи, никто, ручаюсь вамъ, не догадался бы, гдѣ именно находится эта свободная комната. Ни одно изъ колѣнъ общей лѣстницы этого невзрачнаго дома не было затянуто ковромъ, но если бы кто-нибудь изъ любопытства возимѣлъ фантазію пройти ее до-верху, то, даже не заходя въ комнаты, онъ безъ труда убѣдился бы, что бѣдность прогрессируетъ здѣсь съ каждымъ этажомъ. Такъ, напримѣръ, первый этажъ, гдѣ мебель была видимо въ изобиліи, выставилъ на площадку столъ краснаго дерева, да, настоящаго краснаго дерева; его вносили въ квартиру, только когда въ этомъ оказывалась надобность. Во второмъ, на площадкѣ, въ качествѣ сверхкомплектныхъ статей меблировки, красовалась пара сосновыхъ стульевъ, изъ которыхъ одинъ былъ на трехъ ножкахъ, а другой съ продырявленнымъ сидѣньемъ. Въ слѣдующемъ этажѣ, если и попадалось что изъ домашнихъ вещей, такъ развѣ какое-нибудь источенное червями корыто; на площадкѣ чердака самыми драгоцѣнными предметами являлись безносый кувшинъ да разбитая баночка изъ подъ ваксы.
   На эту-то именно площадку взбирался плохо одѣтый, уже немолодой человѣкъ, съ рѣзкими чертами желчнаго худого лица, остановился у одной изъ дверей, съ трудомъ повернулъ въ заржавленномъ замкѣ ржавый ключъ и вошелъ въ комнату съ такимъ видомъ, съ какимъ входитъ только хозяинъ въ свое обиталище.
   На немъ былъ жесткій рыжій парикъ, который онъ снялъ вмѣстѣ со шляпой и повѣсилъ на гвоздь, замѣнивъ этотъ головной уборъ грязнымъ нитянымъ колпакомъ. Все это онъ продѣлалъ ощупью, впотьмахъ. Наконецъ, ему попался подъ руку огарокъ свѣчи; тогда онъ постучался въ перегородку, отдѣлявшую его каморку отъ сосѣдней, и спросилъ громкимъ голосомъ, нѣтъ ли огня у мистера Ногса. Отвѣтъ донесся глухо изъ-за оштукатуренной досчатой переборки; голосъ выходилъ точно изъ бочки, но тѣмъ не менѣе это былъ голосъ безусловно принадлежавшій мистеру Ногсу. Мистеръ Ногсъ отвѣтилъ въ утвердительномъ смыслѣ.
   -- Какая ужасная ночь, мистеръ Ногсъ,-- сказалъ человѣкъ въ колпакѣ, зажигая у него свой огарокъ.
   -- А что, дождь идетъ?
   -- Да, и какой еще! Я промокъ до костей,-- проворчалъ вошедшій.
   -- Намъ съ вами, мистеръ Кроуль, не такъ трудно промокнуть,-- замѣтилъ Ньюмэнъ, проводя рукою по обшлагу своего истасканнаго сюртука.
   -- Тѣмъ хуже для насъ,-- все такъ же ворчливо сказалъ мистеръ Кроуль (судя по его жесткому лицу, должно быть большой эгоистъ) и принялся раздувать еле тлѣвшій въ каминѣ огонь.
   Затѣмъ онъ выпилъ стаканъ водки, который предложилъ ему сосѣдъ, и освѣдомился, гдѣ хранится запасъ его угля.
   Мистеръ Ногсъ молча указалъ пальцемъ на нижній ящикъ шкапа. Мистеръ Кроуль открылъ ящикъ, взялъ въ руки лопаточку и ловкимъ движеніемъ захватилъ добрую половину всего запаса. Но мистеръ Ногсъ опять таки молча, съ невозмутимымъ видомъ сгребъ подъ-лопатки обратно въ свой складъ.
   -- Ужъ не становитесь ли вы скрягой подъ старость?-- спросилъ мистеръ Кроуль.
   Въ отвѣтъ на это Ногсъ указалъ на только-что опорожненный гостемъ стаканъ, считая это достаточно вѣскимъ аргументомъ противъ взводимаго на него обвиненія, и затѣмъ заявилъ, что онъ сейчасъ идетъ ужинать къ знакомымъ.
   -- Къ Кенвигзамъ?-- спросилъ Кроуль.
   Ньюмэнъ кивнулъ годовой.
   -- А мнѣ то что же дѣлать, скажите на милость? Я отказался провести у нихъ вечеръ на томъ основаніи, что и вы рѣшили не идти; я предпочелъ посидѣть сегодня у васъ, а теперь...
   -- Мнѣ пришлось согласиться: они очень звали меня,-- перебилъ его Ногсъ.
   -- Но я-то что буду дѣлать?-- настаивалъ Кроуль, всегда думавшій только о себѣ.-- Вы одинъ во всемъ виноваты, и потому я вотъ что сдѣлаю: я останусь у васъ и посижу передъ вашимъ каминомъ до вашего возвращенія.
   Ньюмэнъ бросилъ печальный взглядъ на свой скудный запасъ угля, но, не имѣя мужества сказать "нѣтъ" (онъ никогда во всю свою жизнь не умѣлъ во-время сказать этого слова ни себѣ, ни другимъ), поневолѣ согласился на этотъ блестящій проектъ мистера Кроуля, который и принялся сейчасъ же устраиваться у чужого камина со всѣмъ комфортомъ, какой только могла ему доставить убогая каморка сосѣда.
   Семейство Кенвигзовъ, о которомъ говорили Кроуль и Погсъ, проживало въ одномъ съ ними домѣ. Оно состояло изъ мужа, жены и нѣсколькихъ юныхъ отпрысковъ этой фамиліи. Мистеръ Кенвигзъ, по ремеслу токарь изъ слоновой кости, пользовался въ домѣ большимъ почетомъ, ибо онъ занималъ съ семействомъ весь первый этажъ, то есть цѣлыхъ двѣ комнаты. Кромѣ того, мистриссъ Кенвигзъ была настоящая леди и по манерамъ, и по родству: дядя ея былъ сборщикомъ водяныхъ пошлинъ, и мистриссъ Кенвигзъ то же всѣ уважали. Но это еще не все: двѣ старшія дѣвочки въ этой семьѣ два раза въ недѣлю ходили въ ближайшій танцклассъ, съ голубыми ленточками въ бѣлобрысыхъ косичкахъ и въ бѣлыхъ панталончикахъ съ широкой кружевной оборкой. Всѣ эти преимущества и многія другія въ томъ же родѣ дѣлали знакомство съ мистриссъ Кенвигзъ весьма желательнымъ и почетнымъ для всѣхъ жильцовъ того дома, гдѣ она жила. Мистриссъ Кенвигзъ была извѣстна всей улицѣ; о ней говорили даже въ трехъ или четырехъ домахъ за угломъ.
   Мистеръ Ногсъ былъ приглашенъ къ Кенвигзамъ, по случаю годовщины того счастливаго дня, когда англиканская церковь соединила мистера и мистриссъ Кенвигзъ брачными узами. Чтобы какъ слѣдуетъ отпраздновать этотъ знаменательный день, мистриссъ Кенвигзъ пригласила къ себѣ небольшой кружокъ интимныхъ друзей поиграть въ карты и поужинать, и для пущей торжественности облеклась въ новое, сшитое по послѣдней модѣ, необыкновенно яркое платье, буквально ослѣпившее своей красотой мистера Кенвигза, который тутъ же объявилъ, что восемь лѣтъ супружества и пять человѣкъ дѣтей кажутся ему сномъ, а сама мистриссъ Кенвигзъ на его взглядъ смотритъ теперь моложе и красивѣе, чѣмъ въ то незабвенное воскресенье, когда онъ впервые увидѣлъ ее и влюбился.
   Великолѣпіе наряда мистриссъ Кенвигзъ и благородство ея осанки и манеръ были изумительны; глядя на нее, можно было подымать, что у этой леди находятся въ услуженіи по крайней мѣрѣ двое -- поваръ и горничная, такъ что самой ей остается только приказывать. Но это только такъ казалось, на самомъ же дѣлѣ мистриссъ Кенвигзъ некогда было вздохнуть въ этотъ день, такъ много было ей хлопотъ съ приготовленіями къ званому вечеру. При ея деликатномъ сложеніи, она должна была бы не разъ упасть въ обморокъ, если бы ее не поддерживало желаніе не уронить своей славы образцовой хозяйки. Наконецъ, все было готово, тщательно прибрано, разставлено по мѣстамъ, и счастье видимо улыбалось мистриссъ Кенвигзъ: самъ сборщикъ водяныхъ пошлинъ обѣщалъ придти.
   Общество было подобрано восхитительно. Во-первыхъ, здѣсь были мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ съ ихъ четырьмя юными отпрысками, которые сегодня должны были ужинать съ большими, отчасти потому, что они имѣли право на это преимущество въ такой исключительный день, отчасти потому, что было бы неудобно -- чтобы не сказать болѣе -- ложиться въ постель при гостяхъ. Затѣмъ здѣсь была молодая леди, которая шила новое платье мистриссъ Кенвигзъ и которая, что было очень удобно, жила въ томъ же домѣ, во второмъ этажѣ, на заднемъ дворѣ, и потому могла на время вечеринки уступить свою кровать грудному младенцу Кенвигзовъ; эта же самая обязательная леди пріискала дѣвочку, которая согласилась поняньчить его. Какъ бы въ pendant къ молодой леди былъ приглашенъ молодой человѣкъ, знавшій мистера Кенвигза еще холостякомъ и пользовавшійся большою благосклонностью дамъ, благодаря установившейся за нимъ репутаціи ловеласа. Были здѣсь еще молодые мужъ и жена, которыхъ мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ знали въ первый періодъ ихъ взаимной любви; была сестра мистриссъ Кенвигзъ, слившая красавицей; былъ еще одинъ молодой человѣкъ, который, какъ говорили, питалъ благородныя намѣренія относительно вышеупомянутой красавицы; былъ мистеръ Ногсъ, состоявшій на положеніи почетнаго гостя, потому что нѣкогда его считали джентльменомъ. Были, наконецъ, еще двѣ гостьи: пожилая леди изъ подвальнаго этажа, и другая -- молодая, въ которой все общество единодушно признавало героиню вечера, разумѣется, послѣ сборщика пошлинъ, такъ какъ она была дочерью пожарнаго при театрѣ и служила фигуранткою въ пантомимѣ; сверхъ того она такъ удивительно пѣла и декламировала, что вызывала потоки слезъ изъ глазъ мистриссъ Кенвигзъ. Все было бы какъ нельзя болѣе прилично и хорошо, и хозяйка отъ всей души наслаждалась бы удовольствіемъ принимать у себя такое изысканное общество, если бы не пожилая леди изъ подвальнаго этажа или, вѣрнѣе, если бы не ея непристойный костюмь; эта особа, съ полнымъ презрѣніемъ къ своимъ шестидесяти годамъ и къ своему объему, вырядилась въ легкое муслиновое платье декольтэ съ короткими рукавами и въ лайковыя перчатки. Этотъ нарядъ глубоко возмутилъ мистриссъ Кенвигзъ, и она по секрету сообщила каждому изъ гостей, что она сію минуту попросила бы даму изъ подвальнаго этажа сократиться, если бы, къ сожалѣнію, на очагѣ этой дамы не готовился ужинъ которымъ должно было завершиться сегодняшнее торжество.
   -- Дорогая моя,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, обращаясь къ женѣ,-- пора бы сѣсть и за карты.
   -- Кенвигзъ, другъ мой, я удивляюсь тебѣ! Развѣ мы можемъ начать безъ моего дяди?-- возразила жена.
   -- Ахъ, я и забылъ! Конечно, безъ него никакъ нельзя.
   -- Вы не можете себѣ представить, до чего онъ обидчивъ,-- пояснила мистриссъ Кенвигзъ, обращаясь къ замужней леди,-- если бы сѣли играть безъ него, онъ вычеркнулъ бы мое имя изъ своего завѣщанія.
   -- Неужели?
   -- Могу васъ увѣрить. Онъ вѣдь большой чудакъ, но въ то же время лучшій человѣкъ въ мірѣ.
   -- Съ удивительно мягкимъ сердцемъ,-- прибавилъ Кенвигзъ.-- Я думаю, что сердце его разрывается отъ горя каждый разъ, когда онъ лишаетъ воды неисправнымъ плательщиковъ,-- пошутилъ холостякъ, старинный другъ мистера Кенвигза.
   -- Джорджъ,-- произнесъ съ важностью мистеръ Кенвигзъ,-- пожалуйста перестань.
   -- Я только пошутилъ,-- отвѣтилъ сконфуженно холостякъ.
   -- Джорджъ,-- возгласилъ мистеръ Кенвигзъ все такъ же торжественно,-- шутка хорошая, даже очень хорошая вещь, но когда она оскорбляетъ нѣжнѣйшія чувства мистриссъ Кенвигзъ, я протестую. Человѣкъ, занимающій общественный постъ, всегда подвергается насмѣшкамъ, таковъ ужъ свѣтъ, и виноватъ въ этомъ не онъ, а высокое положеніе, которое онъ занимаетъ. Родственникъ мистриссъ Кенвигзъ,-- человѣкъ съ оффиціальнымъ положеніемъ, и онъ несетъ это бремя съ достоинствомъ. Но даже, отбросивъ въ сторону чувства мистриссъ Кенвигзъ (если только можно ее обойти въ данномъ вопросѣ), ты долженъ бы принять къ свѣдѣнію и мои чувства, такъ какъ, женившись на мистриссъ Кенвигзъ, я сталъ родственникомъ сборщика водяныхъ пошлинъ и не могу отнестись равнодушно къ тому, что о немъ говорятъ. На основаніи всего вышесказаннаго я не могу, не долженъ позволять такъ отзываться о немъ въ моемъ...-- мистеръ Кенвигзъ хотѣлъ сказать "домѣ", но спохватился, что это будетъ не вполнѣ точное выраженіе и, чтобы округлить фразу, докончилъ:-- въ нанимаемыхъ мною аппартаментахъ!
   Эта блестящая рѣчь, такъ рельефно выставлявшая деликатныя чувства обоихъ супруговъ, внушила всѣмъ присутствующимъ глубокое почтеніе къ благородной особѣ сборщика пошлинъ.
   Не успѣлъ мистеръ Кенвигзъ замолчать, какъ раздался звонокъ.
   -- Это онъ!-- въ величайшемъ волненіи прошепталъ мистеръ Кенвигзъ.-- Морлина, душа моя, бѣги навстрѣчу дядѣ и обними его, какъ только отворишь ему дверь. Гм... господа, будемъ же говорить, что же вы замолчали?
   Повинуясь приглашенію мистера. Кенвигза, всѣ гости заговорили разомъ, дѣлая видъ, что они нисколько не смущены. Въ ту же минуту въ комнату вошелъ старый джентльменъ очень маленькаго роста, въ платьѣ мышинаго цвѣта и въ такихъ же штиблетахъ. Лицо его было до того неподвижно, что казалось выточеннымъ изъ дерева. Онъ шелъ слѣдомъ за миссъ Морлиной Кенвигзъ. Не мѣшаетъ сказать, къ свѣдѣнію читателя, что не совсѣмъ христіанское имя "Морлина" было изобрѣтено самою мистриссъ Кенвигзъ задолго до рожденія этой интересной дѣвицы, на тотъ случаи, если ея первенецъ окажется дѣвочкой, какъ оно и случилось.
   -- О, дядя, я такъ счастлива, что вижу васъ!-- сказала мистриссъ Кенвигзъ, расцѣловавъ сборщика въ обѣ щеки,-- такъ счастлива!
   -- Желаю тебѣ, моя милая, еще много разъ встрѣтить этотъ день,-- любезно отвѣчалъ сборщикъ.
   Тутъ глазамъ всѣхъ присутствующихъ предстала интересная картина: посреди комнаты стоитъ сборщикъ водяныхъ пошлинъ, безъ пера и чернильницы, безъ реестровой книги,-- сборщикъ пошлинъ безъ двойного стука въ дверь, который такъ пугаетъ, безъ страшныхъ словъ и крика,-- сборщикъ пошлинъ, цѣлующій, да положительно цѣлующій прелестную женщину, сборщикъ, позабывшій о такихъ непріятныхъ вещахъ, какъ таксы, взысканія, повѣстки о явкѣ въ судъ и заявленія о томъ, что онъ былъ дважды вынужденъ повторить свой визитъ. Поистинѣ было умилительно видѣть, какими восхищенными глазами смотрѣло на него все общество; всѣ замерли на мѣстѣ, поглощенные созерцаніемъ его персоны, въ избыткѣ удовольствія оттого, что они встрѣчаютъ въ сборщикѣ пошлинъ столько человѣчности.
   -- Гдѣ вамъ угодно сѣсть, дядюшка?-- спросила мистриссъ Кенвигзъ, сіяя гордостью за своего именитаго родственника.
   -- Гдѣ прикажешь, моя дорогая; ты знаешь, я неприхотливъ.
   -- Онъ неприхотливъ! Какая скромность! Что за удивительный сборщикъ. Да, право, будь онъ какимъ-нибудь писакой, однимъ изъ тѣхъ людей, которые должны знать свое мѣсто, онъ и тогда не могъ бы быть скромнѣе.
   -- Мистеръ Лилливикъ,-- сказалъ Кенвигзъ, обращаясь къ своему важному гостю,-- друзья мои, здѣсь присутствующіе, сгораютъ желаніемъ быть вамъ представленными.
   -- Очень радъ.
   -- Мистеръ и мистриссъ Кутлеръ -- мистеръ Лилливикъ.
   -- Очень пріятно познакомиться,-- проговорилъ мистеръ Кутлеръ,-- мнѣ часто приходилось слышать о васъ.
   И это не было фразой, какія принято говорить изъ вѣжливости; проживая въ одномъ изъ домовъ, находящихся въ вѣдѣніи мистера Лилливика, мистеръ Кутлеръ, конечно, часто слышалъ о немъ, тѣмъ болѣе, что мистеръ Лилливикъ отличался особеннымъ усердіемъ во взысканіи недоимокъ.
   -- Мистеръ Джорджъ, вы, вѣроятно, его знаете, мистеръ Лилливикъ; леди изъ подвальнаго этажа -- мистеръ Лилливикъ; мистеръ Сньюксъ -- мистеръ Лилливикъ; миссъ Гринъ -- мистеръ Лилливикъ; мистеръ Лилливикъ -- миссъ Петоукеръ изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра. Счастливъ тѣмъ, что могу познакомить двухъ извѣстныхъ общественныхъ дѣятелей... Мистриссъ Кенвигзъ, моя милая, приготовь же карты и марки!
   Мистриссъ Кенвигзъ исполнила желаніе мужа съ помощью Ньюмэна Ногса, котораго, по его просьбѣ, избавили отъ церемоніи представленія. Кенвигзы считали себя обязанными исполнять этотъ его маленькій капризъ въ благодарность за безпрестанно повторявшіяся вещественныя доказательства вниманія къ ихъ дѣтямъ съ его стороны. О немъ только шепнули сборщику на ушко, что это разорившійся джентльменъ. Большая часть гостей усѣлась за зеленый столъ и углубилась въ игру, между тѣмъ какъ Ньюмэнъ, мистриссъ Кенвигзъ и миссъ Петоукеръ изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра накрывали къ ужину.
   Въ то время, какъ дамы съ мистеромъ Ногсомъ занимались этимъ важнымъ дѣломъ, мистеръ Лилливикъ также не терялъ времени даромъ. Онъ игралъ въ карты не ради забавы и потому весьма пристально наблюдалъ за всѣми перипетіями игры; а такъ какъ сборщику водяныхъ пошлинъ зѣвать не приходится, то никому, вѣроятно, не покажется страннымъ, что этотъ почтенный старый джентльменъ не чувствовалъ угрызеній совѣсти, присвоивая себѣ чужія деньги и пользуясь разсѣянностью другихъ игроковъ. Но вотъ что гораздо удивительнѣе: продѣлывая все это, онъ въ то же время такъ добродушно улыбался и такъ мягко говорилъ съ проигравшими, что они были очарованы его любезностью и каждый въ душѣ находилъ, что за такія доблести его слѣдуетъ сдѣлать канцлеромъ казначейства.
   Послѣ большихъ хлопотъ съ сервировкой стола, причемъ не обошлось безъ шлепковъ и щелчковъ по адресу маленькихъ дѣвицъ Кенвигзъ, изъ коихъ двухъ главныхъ бунтовщицъ пришлось даже выгнать изъ комнаты -- скатерть была изящно расположена и столъ въ изобиліи уставленъ яствами. Тутъ были: двѣ пулярдки, большой окорокъ и яблочный тортъ, не говоря уже о картофелѣ и всевозможныхъ овощахъ. Видъ этихъ лакомствъ привелъ достойнаго мистера Лилливика въ такое хорошее настроеніе духа, что онъ начисто обыгралъ своихъ партнеровъ въ послѣдней игрѣ и, отпустивъ нѣсколько подходящихъ къ случаю остротъ, немедленно сгребъ со стола всѣ ставки къ неописанному удовольствію остальныхъ игроковъ, восхищенныхъ его веселымъ характеромъ.
   Ужинъ прошелъ оживленно и быстро. Мирный ходъ событій нарушался только частыми требованіями чистыхъ вилокъ и ножей, такъ что бѣдная мистриссъ Кенвигзъ не разъ пожалѣла въ душѣ, что въ обществѣ не придерживаются мудраго пансіонскаго правила, гласящаго, что каждый пансіонеръ долженъ имѣть свои собственные ножъ, вилку и ложку. Нельзя не согласиться, что примѣненіе такого правила было бы очень пріятно для многихъ семействъ, особенно для Кенвигзовъ, хозяйство которыхъ не изобиловало серебромъ. Но было бы, конечно, еще удобнѣе и пріятнѣе, если бы, примѣняя пансіонское правило во всей его чистотѣ, каждый довольствовался однимъ приборомъ, а не мѣнялъ бы его послѣ всякаго блюда изъ совершенно излишней щепетильности.
   Когда все съѣдобное было съѣдено и лишняя посуда исчезла со стола съ ужасающей быстротой и оглушительнымъ звономъ, на немъ немедленно появились горячая и холодная вода, спиртные напитки, на которые Ньюмэнъ взиралъ блестящими отъ жадности глазами. Мистеръ Лилливикъ расположился въ большомъ креслѣ у камина: четыре дѣвицы Кенвигзъ усѣлись тутъ же на скамеечку, всѣ четверо лицомъ къ огню, а бѣлобрысыми косичками къ публикѣ. Увидѣвъ эту картину, мистриссъ Кенвигзъ, подъ наплывомъ материнскихъ чувствъ, склонила голову на лѣвое плечо мистера Кенвигза и залилась слезами.
   -- Онѣ такъ милы!-- прорыдала она.
   -- Конечно, конечно, онѣ восхитительны, и ваша материнская гордость совершенно понятна; но овладѣйте собою, вамъ вредно такъ волноваться,-- сказали хоромъ дамы.
   -- Я не могу... я плачу противъ воли,-- продолжала всхлипывать мистриссъ Кенвигзъ.-- Онѣ слишкомъ прекрасны для этого міра! Онѣ не будутъ жить, онѣ слишкомъ прекрасны!
   Услышавъ это печальное предсказаніе, обрекавшее ихъ на смерть къ нѣжномъ возрастѣ, всѣ четыре малютки испустили раздирающій крикъ и, уткнувшись головами въ материнскія колѣни, продѣлали форменною истерику, потрясая въ воздухѣ четырью парами бѣлобрысыхъ косичекъ, причемъ мистриссъ Кенвигзъ поочередно прижимала ихъ къ сердцу, проявляя въ своемъ отчаяніи столько трагизма, благодаря своей позѣ и жестамъ, что миссъ Петоукеръ могла бы смѣло взять ихъ за образецъ для первой же пантомимы въ Дрюрилэнскомъ театрѣ, въ которой она будетъ участвовать.
   Въ концѣ концовъ расчувствовавшаяся мать, уступивъ увѣщаніямъ всего общества, успокоилась; угомонились и юныя дѣвицы, которыхъ теперь разсадили въ одиночку между гостями, дабы видъ ихъ неописанной красоты, сконцентрированной въ одну картину, не умилилъ опять до слезъ нѣжнѣйшую изъ матерей. Принявъ эту благоразумную мѣру предосторожности, всѣ леди и джентльмены принялись въ одинъ голосъ пророчить малюткамъ долгую жизнь, завѣряя мистриссъ Кенвигзъ всѣмъ святымъ, что опасенія ея лишены всякаго основанія. Да, по правдѣ сказать, они и не ошибались, ибо красота юныхъ Кенвигзовъ была въ лучшемъ случаѣ подъ сомнѣніемъ.
   -- Сегодня ровно восемь лѣтъ!-- возгласилъ мистеръ Кенвигзъ послѣ небольшой паузы, послѣдовавшей за водвореніемъ тишины и порядка.
   -- Трудно повѣрить!-- подхватили всѣ хоромъ
   -- Я была тогда моложе!-- пролепетала, улыбаясь, мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ сборщикъ.
   -- Конечно, нѣтъ,-- подхватила вся компанія.
   -- Мнѣ кажется, я еще вижу передъ собой мою племянницу въ то знаменательное послѣ обѣда, когда она призналась матери въ сердечной склонности къ Кенвигзу. "Мать моя,-- сказала она,-- я люблю его",-- произнесъ мистеръ Лилливикъ, торжественно оглядывая присутствующихъ.
   -- Я сказала "боготворю", дядюшка,-- поправила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Ты сказала "люблю", моя милая,-- возразилъ съ твердостью сборщикъ.
   -- Вѣроятно, вы правы, дядюшка,-- покорно согласилась мистриссъ Кенвигзъ,-- но мнѣ помнится, я сказала: "боготворю".
   -- Ты сказала "люблю",-- повторилъ мистеръ Лилливикъ строгимъ тономъ.-- Итакъ, она сказала: "мать моя, я люблю его". "Что я слышу!" -- вскричала ея мать и упала въ сильнѣйшихъ конвульсіяхъ.
   Всеобщее "ахъ" было отвѣтомъ на этотъ потрясающій разсказъ.
   -- Въ сильнѣйшихъ конвульсіяхъ,-- съ важнымъ видомъ повторилъ сборщикъ.-- Надѣюсь, Кенвигзъ меня извинитъ, если я скажу въ присутствіи его друзей, что его низкое общественное положеніе служило серьезнымъ препятствіемъ къ этому браку, такъ какъ мы, родственники невѣсты, боялись запятнать честь нашей фамиліи такимъ родствомъ. Вы не забыли этого, Кенвигзъ?
   -- Конечно, нѣтъ!-- отвѣтилъ съ восторгомъ этотъ джентльменъ, въ высшей степени польщенный словами сборщика пошлинъ, такъ какъ они доказывали все недоступное величіе семейства, изъ котораго происходила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Я тоже раздѣлялъ это мнѣніе,-- продолжалъ мистеръ Лилливинъ,-- я не одобрялъ этого брака, и, мнѣ кажется, это было вполнѣ естественно.
   Шепотъ одобренія, пробѣжавшій по комнатѣ, показалъ, что такія чувства не только естественны, но заслуживаютъ величайшей похвалы въ человѣкѣ, занимающемъ такой ноетъ, какой занималъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Впослѣдствіи, когда они поженились, и, слѣдовательно, поправить дѣло было нельзя, я измѣнилъ свое мнѣніе и первый объвилъ, что Кенвигзъ достоинъ того, чтобы мы признали его членомъ нашей фамиліи. Семейство согласилось на эту уступку, и я съ гордостью могу сказать, что онъ оказался человѣкомъ хорошаго поведенія, открытаго характера, честнымъ и надежнымъ. Кенвигзъ, вашу руку!
   -- Горжусь такою честью, сэръ.
   -- И я также, Кенвигзъ.
   -- Я прожилъ съ вашей племянницей очень счастливо,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Если бы это было не такъ, вы одинъ были бы виноваты,-- отвѣчалъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Морлина Кенвигзъ, поцѣлуй дорогого дядюшку,-- вскричала мистриссъ Кенвигзъ въ величайшемъ волненіи.
   Юная леди исполнила это требованіе, а за ней и остальныя три, приподнявшись на носочки, повторивъ церемонію лобызанія со сборщикомъ пошлинъ, и не только съ нимъ, но и со всей почтенной компаніей.
   -- Дорогая мистриссъ Кенвигзъ, пока мистеръ Ногсъ будетъ разливать пуншъ, чтобы пить за ваше здоровье, пусть Морлина протанцуетъ передъ мистеромъ Лилливикомъ тотъ танецъ... вы знаете...-- сказала миссъ Петоукеръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, душа моя; дядѣ это покажется скучнымъ,-- возразила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Какъ можно!... Неправда ли, сэръ, вамъ будетъ интересно взглянуть, какъ танцуетъ Морлина?
   -- Да, я думаю, должно быть, интересно -- отвѣчалъ сборщикъ пошлинъ, косясь украдкой на дымящійся пуншъ.
   -- Хорошо, Морлина протанцуетъ, но съ условіемъ, что затѣмъ миссъ Петоукеръ прочтетъ отрывокъ изъ "Похоронъ убійцы",-- сказала мистриссъ Кенигзъ.
   Общество встрѣтило это предложеніе усиленными апплодисментами и нетерпѣливымъ топаньемъ ногъ. Предметъ этихъ овацій граціозно раскланялся на всѣ стороны и, обращаясь къ хозяйкѣ, укоризненно произнесъ:
   -- Вы знаете, что я не люблю декламировать въ частныхъ домахъ.
   -- Но въ моемъ домѣ это не можетъ вамъ быть непріятно,-- замѣтила мистриссъ Кенвигзъ,-- мы здѣсь въ такомъ интимномъ кружкѣ, что вы можете себя чувствовать, какъ дома; и кромѣ того, сегодня такой день...
   -- Я не могу устоять противъ такого довода и всѣми силами постараюсь доставить удовольствіе обществу,-- поспѣшно прервала ее миссъ Петоукеръ.
   Надо замѣтить, что мистриссъ Кенвигзъ съ помощью миссъ Петоукеръ заранѣе начертала программу развлеченій этого вечера, въ которую входилъ и танецъ Морлины и маленькое препирательство изъ-за декламаціи миссъ Петоукеръ было подготовлено также заранѣе для того, чтобы все вышло естественнѣе.
   Итакъ, общество приготовилось любоваться. Миссъ Петоукеръ начала напѣвать какой-то веселый мотивъ, и прелестная миссъ Морлина, натеревъ предварительно мѣломъ подошвы своихъ башмаковъ такъ тщательно, точно собиралась пройтись по канату, пустилась плясать. Она исполнила свой танецъ, прекрасно сопровождая его граціозными движеніями рукъ, и заслужила всеобщее одобреніе.
   -- Еслибъ у меня былъ... былъ... ребенокъ, то есть не обыкновенный ребенокъ, а такой геній, какъ эта малютка, я бы отдала его въ балетъ,-- проговорила, краснѣя, миссъ Петоукеръ.
   Мистриссъ Кенвигзъ вздохнула и бросила томный взглядъ на мистера Кенвигза; мистеръ Кенвигзъ покачалъ годовою и сказалъ, что онъ имѣетъ свои сомнѣнія на этотъ счетъ.
   -- Кенвигзъ боится,-- замѣтила супруга этого джентльмена.
   -- Чего же? Надѣюсь, не того, что она можетъ не имѣть успѣха?-- спросила миссъ Петоукеръ.
   -- О, нѣтъ! Но если изъ нея выйдетъ такая красавица, какою она обѣщаетъ быть, то знаете... всѣ эти молодые повѣсы -- графы и маркизы...-- и мистриссъ Кенвигзъ умолкла, не договоривъ.
   -- Правильное замѣчаніе,-- сказалъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Но, знаете, если у нея будетъ чувство собственнаго достоинства, тогда...-- попыталась возразить миссъ Петоукеръ.
   -- О, за это-то я ручаюсь!-- перебила мистриссъ Кенвигзъ и взглянула на мужа.
   -- Я знаю только, что я... конечно, это не общее правило... но я лично никогда не подвергалась непріятностямъ этого рода,-- сказала миссъ Петоукеръ.
   Тутъ мистеръ Кенвигзъ, со своею обычной галантностью, не допускавшей его вступать въ пререканія съ дамой, объявилъ, что, если такъ, то онъ серьезно подымаетъ объ этомъ. Когда такимъ образомъ вопросъ о поступленіи миссъ Морлины въ балетъ былъ исчерпанъ, миссъ Петоукеръ стала готовиться къ исполненію "Похоронъ убійцы". Для этого она первымъ дѣломъ распустила волосы и затѣмъ стала въ позу въ глубинѣ комнаты. Неподалеку отъ нея, въ одномъ изъ угловъ, поставили на стражѣ холостяка, чтобы онъ могъ подбѣжать къ ней и принять ее въ объятія, когда она скажетъ: "я испускаю послѣдній вздохъ", и начнетъ умирать въ припадкѣ сумасшествія. Какъ только все было готово, декламація началась. Сумасшедшій убійца въ исполненіи миссъ Петоукеръ былъ до того реаленъ и свирѣпъ, что малютки Кенвигзы перепугались чуть не до судорогъ и долго катались въ истерикѣ.
   Еще не успѣло улечься волненіе общества, потрясеннаго декламаціей миссъ Петоукеръ, и не успѣлъ Ньюмэнъ Ногсъ (который, къ слову сказать, въ первый разъ за много лѣтъ не былъ пьянъ въ такой поздній часъ ночи) раскрыть ротъ пошире, чтобы возвѣстить во всеуслышаніе о томъ, что пуншъ готовъ, какъ послышался торопливый стукъ въ дверь, послѣдствіемъ котораго былъ прежде всего пронзительный крикъ мистриссъ Кенвигзъ, вообразившей, что ея грудной младенецъ свалился съ кровати.
   -- Кто тамъ?-- вскричалъ встревоженный мистеръ Кенвигзъ
   -- Не боитесь, это только я,-- сказалъ Кроуль, просовывая въ дверь свой ночной колпакъ.-- Съ маленькимъ ничего не случилось; я заглянулъ къ нему въ комнату по дорогѣ сюда, онъ преспокойно спитъ, также какъ и его нянька, и я не думаю, чтобы свѣча могла поджечь пологъ, конечно, если не подуетъ сквозной вѣтеръ... Дѣло въ томъ, что кто-то спрашиваетъ мистера Ногса.
   -- Меня?-- спросилъ изумленный Ньюмэнъ.
   -- Да, довольно таки странное время для визита,-- сказалъ Кроуль, которому вовсе не улыбалась мысль покинуть свое мѣсто у гостепріимнаго очага Ньюмэна.-- Да и посѣтители весьма странные: грязные, мокрые... Ужъ не попросить ли ихъ убраться?
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Гости ко мнѣ?-- закричалъ Ньюмэнъ, вскакивая.-- Сколько же ихъ?
   -- Двое,-- отвѣчалъ Кроуль.
   -- Меня спрашиваютъ, вы говорите? Назвали по фамиліи?
   -- Да, но фамиліи; такъ и сказали: мистеръ Ньюмэнъ Ногсъ. Чего же яснѣе?
   Ньюмэнъ, подумавъ съ минуту, пробормоталъ, что онъ сейчасъ вернется, и убѣжалъ. Дѣйствительно, черезъ нѣсколько минуть онъ вернулся: какъ полоумный, онъ влетѣлъ въ комнату и, схвативъ со стола зажженную свѣчу и стаканъ горячаго пунша, безъ всякихъ объясненій стремглавъ опять выбѣжалъ вонь.
   -- Что тамъ такое? Что съ нимъ случилось?-- воскликнулъ Кенвигзъ, распахивая дверь на лѣстницу.-- Ну-ка, не шумятъ ли тамъ наверху?
   Гости переглянулись въ величайшемъ недоумѣніи, толпою подбѣжали къ дверямъ и. вытянувъ шеи, стали съ любопытствомъ прислушиваться.
   

ГЛАВА XV
знакомитъ читателя съ причиною вторженія нежданныхъ гостей, описаннаго въ предыдущей главѣ, и еще съ нѣкоторыми событіями, которыя необходимо довести до его свѣдѣнія.

   Ньюмэнъ Ногсъ стремительно поднимался по лѣстницѣ, держа въ рукѣ стаканъ еще кипящаго пунша, который онъ такъ безцеремонно выхватилъ со стола, изъ подъ самаго носа сборщика водяныхъ пошлинъ, съ видимымъ наслажденіемъ созерцавшаго его аппетитное содержимое въ самый моментъ похищенія. Ньюмэнъ принесъ свою добычу къ себѣ на чердакъ, гдѣ сидѣли Николай и Смайкъ положительно неузнаваемые отъ грязи, измокшіе, съ клочками обуви на растертыхъ до крови ногахъ, до послѣдней степени измученные и обезсиленные непривычно долгой и тяжелой ходьбой.
   Ньюмэнъ прежде всего нѣжно, но настойчиво приступилъ къ Николаю и заставилъ его проглотить половину всего пунша, до того горячаго, что обжигало губы, а остальное влилъ въ ротъ Смайку, который никогда въ жизни не пилъ ничего крѣпче пресловутаго лекарства Дотбойсъ-Голла и теперь, глотая живительную влагу, выражалъ свое удивленіе и восторгъ самыми разнообразными гримасами, одна смѣшнѣе другой, а съ послѣдними глоткомъ поднялъ глаза къ небу, и на лицѣ его выразилось полнѣйшее блаженство.
   -- Вы совсѣмъ промокли,-- сказалъ Ньюмэнъ, быстро проводя рукою по платью, которое только-что сбросилъ съ себя Николай,-- а я... мнѣ даже нечего дать вамъ на смѣну,-- прибавилъ онъ печально переводя взглядъ на свою собственную одежду.
   -- У меня въ чемоданѣ есть другое сухое платье, которое еще можетъ мнѣ служить,-- сказалъ Николай.-- Но только не смотрите на меня такъ жалобно, мистеръ Ногсъ, а то вы заставите меня пожалѣть, что я, зная ваши скудныя средства, рѣшился просить у васъ помощи и убѣжища на сегодняшнюю ночь.
   Но, увидѣвъ, что волненіе Ньюмэна только усилилось отъ этихъ словъ, Николай крѣпко пожалъ руку своему другу и сталъ его увѣрять, что никогда не только не рѣшился бы явиться къ нему, но даже не далъ бы знать ему о своемъ прибытіи въ Лондонъ, если бы не былъ глубоко убѣжденъ въ искреннемъ его расположеніи. Только тогда лицо Ньюмэна прояснилось, и онъ сталь весело устраивать гостей въ своемъ жилищѣ, прочемъ суетился и хлопоталъ гораздо больше, чѣмъ того требовали обстоятельства.
   Дѣло въ томъ, что средства Ньюмэна далеко не соотвѣтствовали его гостепріимству, и потому приготовленія были по необходимости весьма несложнаго свойства; но какъ ни были они просты, все-таки не обошлось безъ хлопотъ и бѣготни но лѣстницѣ. По счастью, Николай очень экономно тратилъ свои деньги во время пути, и теперь въ кошелькѣ у него оставалось достаточно, чтобы купить на ужинъ хлѣба, сыру и немного холодной говядины, которые вскорѣ и появились на столѣ въ сообществѣ бутылки съ водкой и кружки портера, Такимъ образомъ не угрожала пока ни ему, ни его спутнику голодная смерть. Ньюмэну не пришлось потратить много времени на устройство для своихъ гостей единственной постели, находившейся въ его распоряженіи. Но прежде всего онъ настоялъ, чтобы Николай перемѣнилъ платье, а Смайкъ надѣлъ его собственный единственный сюртукъ, который, разумѣется, никто не могъ запретить ему снять, хотя оба гостя сильно противъ этого протестовали. Путешественники съ наслажденіемъ принялись за скромный ужинъ, и даже тому изъ нихъ, который привыкъ къ болѣе изысканнымъ блюдамъ, казалось, что онъ никогда не ѣдалъ ничего вкуснѣе стоявшаго передъ нимъ скуднаго угощенія.
   Послѣ ужина всѣ трое подошли къ камину, въ которомъ Ньюмэнъ развелъ яркій огонь, т. е. насколько это было возможно послѣ опустошенія, произведеннаго Кроулемъ въ его угольномъ складѣ, и Николай, которому до этой минуты Ньюмэнъ буквально не давалъ раскрыть рта, требуя, чтобы онъ прежде поѣлъ и отдохнулъ, теперь засыпалъ его вопросами о матери и сестрѣ.
   -- Живутъ помаленьку,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ съ обычнымъ своимъ лаконизмомъ.
   -- Все тамъ же, въ Сити?
   -- Да.
   -- И сестра продолжаетъ заниматься тѣмъ дѣломъ, которое такъ ей понравилось, судя по ея письму?-- допрашивалъ Николай.
   Ньюмэнъ открылъ глаза шире обыкновеннаго и, разинувъ ротъ, вмѣсто отвѣта, помоталъ головой. Знакомые Ньюмэна принимали эту его мимику за отрицательную или утвердительную, смотря по тому, въ какомъ направленіи двигалась при этомъ его голова. А такъ какъ въ данномъ случаѣ онъ моталъ головой вертикально, то Николай былъ въ правѣ заключить, что отвѣть послѣдовалъ утвердительный.
   -- Послушайте,-- сказалъ Николай, положивъ руку ему на плечо,-- прежде чѣмъ пытаться увидѣться съ ними, я пришелъ къ вамъ посовѣтоваться, такъ какъ боялся, что, уступивъ своему горячему желанію видѣть ихъ, я причиню имъ зло, которое потомъ не въ силахъ буду поправить. Какія вѣсти получилъ дядя изъ Іоркшира?
   Ньюмэнъ нѣсколько разъ открывалъ рогъ, какъ человѣкъ, который хочетъ, но не можетъ заговорить, и, наконецъ, со странной улыбкой устремилъ на Николая неподвижный взглядъ.
   -- Что ему сообщили?-- покраснѣвъ, живо спросилъ Николай.-- Я готовъ выслушать все, что только могутъ придумать самыя низкія злость и коварство. Зачѣмъ скрывать отъ меня? Все равно, рано или поздно я все узнаю. Зачѣмъ вы тратите такъ много времени, избѣгая мнѣ отвѣчать, когда достаточно было бы нѣсколькихъ минутъ, чтобъ познакомить меня съ положеніемъ дѣлъ? Именемъ всего святаго прошу васъ сказать мнѣ все разомъ.
   -- Завтра утромъ, слышите ли, завтра утромъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Какой же смыслъ имѣетъ эта отсрочка?
   -- Вы будете сегодня лучше спать.
   -- Напротивъ, я буду хуже спать,-- нетерпѣливо перебилъ Николай.-- Спать! Несмотря на то, что я совсѣмъ разбитъ отъ усталости и волненія и сильно нуждаюсь въ отдыхѣ, всю ночь и не сомкну глазъ, если вы теперь не скажете мнѣ всей правды.
   -- Сказать вамъ все, говорите вы?-- нерѣшительно промолвилъ Ньюмэнъ.
   -- Да, сказать. Правда, то, что вы мнѣ разскажете, можетъ задѣть мое самолюбіе, уязвить мою гордость, но душевнаго мира моего не нарушитъ, потому что я сознаю, что былъ правъ. Если бы та недостойная сцена снова разыгралась на моихъ глазахъ, я поступилъ бы точно также, какъ и теперь, и какія бы послѣдствія ни повлекло за собой мое поведеніе, я никогда въ немъ не раскаюсь, хоть бы мнѣ пришлось умирать съ голоду или просить на улицахъ милостыни. Бѣдность и страданія все-таки во сто разъ лучше низости и подлости, а молчать было бы въ этомъ случаѣ подлостью съ моей стороны. Если бы я равнодушно смотрѣлъ на совершавшееся передо мною, я теперь презиралъ бы себя, я сознавалъ бы, что не имѣю правъ на уваженіе порядочныхъ людей. О, гнусный негодяй!
   Съ этимъ сердечнымъ привѣтствіемъ по адресу отсутствующаго Сквирса, Николай, едва сдерживая свой гнѣвъ, подробно разсказалъ Ньюмэну все происшедшее въ Дотбойсъ-Голлѣ и въ заключеніе сталъ его опять умолять не затягивать попусту времени и не скрывать правды. Мистеръ Ногсъ сдался, наконецъ, на его увѣщанія. Онъ вытащилъ изъ своего стараго чемодана листокъ бумаги, исписанный неразборчивымъ почеркомъ (писавшій, какъ видно, очень торопился), и, выражая самыми нелѣпыми жестами свое нежеланіе посвящать Николая въ это дѣло, разразился, наконецъ, слѣдующими словами:
   -- Дорогой юноша! Никогда не слѣдуетъ такъ увлекаться... вы понимаете.... Такъ поступать невыгодно, и если вы хотите имѣть положеніе въ свѣтѣ, вы не должны принимать сторону каждой жертвы дурного обращенія, потому что... Нѣтъ, чортъ возьми, я горжусь вами за вашъ смѣлый поступокъ и будь я на вашемъ мѣстѣ, я сдѣлалъ бы то же самое!
   Тутъ мистеръ Ногсъ, вопреки своему миролюбивому настроенію, хватилъ кулакомъ по столу съ такой силой, точно передъ нимъ былъ не столъ, а спина и бокъ Вакфорда Сквирса. И, выразивъ такимъ образомъ полнѣйшее противорѣчіе своимъ же собственнымъ словамъ, онъ махнулъ рукой на свою попытку убѣдить Николая воздерживаться отъ столь рѣзкаго проявленія своихъ чувствъ и прямо перешелъ къ дѣлу:
   -- Вотъ письмо, которое вашъ дядя получилъ третьяго дня,-- сказалъ онъ.-- Въ его отсутствіе, я на-скоро снялъ копію. Хотите, я прочту?
   -- Пожалуйста,-- отвѣтилъ Николай, и Ньюмэнъ Ногсъ прочелъ слѣдующее:

"Дотбойсъ-Голлъ. Четвергъ утромъ.

   "Сэръ! Папа поручилъ мнѣ написать вамъ: такъ какъ доктора сомнѣваются, чтобы когда-нибудь онъ снова могъ владѣть ногами, а потому не можетъ взять пера въ руки.
   "У насъ весь домъ вверхъ дномъ. У папа на лицѣ столько синяковъ, зеленыхъ, желтыхъ, что оно точно пестрая маска, не считая того, что двѣ скамейки были залиты его кровью. Пришлось перетащить его въ кухню, гдѣ онъ и теперь лежитъ. Можете послѣ этого представитъ себѣ, до чего его исколотили.
   "Когда вашъ племянникъ, котораго вы рекомендовали намъ въ помощники, такое сдѣлалъ съ папенькой кинулся на него, топталъ его ногами, онъ произносилъ такія слова, что я не хочу повторять ихъ здѣсь, чтобы не запачкать своего пера. И еще онъ съ отвратительною свирѣпостью схватилъ за плечи мама, швырнулъ ее объ полъ и всадилъ ей въ голову черепаховый гребень на нѣсколько дюймовъ, еще бы капельку глубже, и гребешокъ прокололь бы ей черепъ. У насъ есть свидѣтельство отъ доктора, что если бы черепаховый гребень вонзился въ маменькинъ мозгъ, она бы умерла на мѣстѣ.
   "Мы съ братомъ также стали жертвами его лютости и такъ страдаемъ, что можно навѣрное сказать, что мы повреждены внутри, тѣмъ болѣе, что никакихъ наружныхъ увѣчій на насъ не нашли.
   "Даже теперь, когда я пишу эти строки, я испускаю громкіе крики; мой братъ тоже кричитъ, такъ что я не могу заставить себя быть внимательной, а потому, надѣюсь, вы извините меня за ошибки.
   "Чудовище, утоливъ свою жажду крови, скрылось неизвѣстно куда, сманивъ за собой одного въ конецъ испорченнаго негодяя-мальчишку, котораго оно всегда само же подстрекало къ возмущенію. Еще вашъ племянникъ стибрилъ кольцо съ гранатомъ, принадлежащее мама. Такъ какъ констэбли ихъ не поймали, то вѣрно они съ кольцомъ поѣхали въ дилижансѣ. Папа проситъ васъ, когда вы ихъ увидите, прислать намъ кольцо, а вора и убійцу лучше отпустите, потому что, если мы подадимъ на него въ судъ теперь, его только сошлютъ, а если со временемъ онъ самъ попадется, его сейчасъ же повѣсятъ, а это избавитъ насъ отъ лишнихъ хлопотъ и будетъ намъ очень пріятно. Въ надеждѣ на отвѣтъ по вашему усмотрѣнію, остаюсь ваша покорная слуга.

Фанни Сквирсъ.

   P. S. О его глупости сожалѣю, а самого -- презираю".
   Когда это краснорѣчивое посланіе было прочтено, въ комнатѣ воцарилось гробовое молчаніе. Ньюмэнъ Ногсъ, складывая письмо, съ глубокимъ сожалѣніемъ смотрѣлъ на сидѣвшаго тутъ же "въ конецъ испорченнаго негодяя", хотя и гримасничалъ, стараясь скрыть свои чувства. Что касается самого Смайка, то изъ всего письма онъ понялъ только одно, что онъ былъ главнымъ виновникомъ гнусной клеветы, обрушившейся на голову Николая, и, въ сознаніи этой своей вины передъ своимъ благодѣтелемъ, сидѣлъ печальный и безмолвный, съ тяжелымъ сердцемъ и убитымъ лицомъ.
   -- Мистеръ Ногсъ,-- сказалъ Николай послѣ краткаго размышленія, я долженъ идти, и немедленно.
   -- Идти!-- вскричалъ Ньюмэнъ.
   -- Да, идти въ Гольденъ-Скверъ. Тѣ, кто меня знаетъ, конечно, не повѣрятъ исторіи о кольцѣ, но мистеръ Ральфъ Никкльби, если это ему выгодно или удобно, можетъ сдѣлать видъ, что объ вѣритъ, и потому для меня же самого необходимо, чтобы истина выяснилась какъ можно скорѣй. Да и помимо этого, я долженъ поговорить съ нимъ по душѣ.
   -- Подождите, не надо спѣшить,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Я не желаю ждать,-- отвѣтилъ Николай упрямо и взялся за ручку двери.
   -- Постойте, дайте мнѣ договорить!-- закричалъ Ньюмэнъ, заслоняя дорогу своему пылкому молодому другу.-- Ральфа здѣсь нѣтъ, онъ уѣхалъ изъ города. Онъ пробудетъ въ отлучкѣ не менѣе трехъ дней, и я знаю навѣрное, что онъ не отвѣтитъ на это письмо, пока не возвратится.
   -- Вы въ этомъ увѣрены?-- спросилъ Николай съ возрастающимъ раздраженіемъ, бѣгая большими шагами по комнатѣ.
   -- Совершенно. Онъ едва успѣлъ прочесть письмо, какъ за нимъ пріѣхали, и о томъ, что здѣсь написано, знаетъ только онъ да мы.
   -- Навѣрное? Моя мать и сестра ничего не знаютъ? Если онѣ знаютъ... я долженъ къ нимъ идти... я долженъ ихъ видѣть. Разскажите мнѣ, какъ къ нимъ пройти.
   -- Послушайтесь моего совѣта,-- сказалъ Ньюмэнъ, который въ своей тревогѣ за друга сталъ говоритъ, какъ всѣ люди, связно и понятно,-- не пытайтесь видѣть ихъ до тѣхъ поръ, пока онъ не пріѣдетъ. Я хорошо знаю этого человѣка. Не подавайте ему вида, что вы съ кѣмъ-нибудь разговаривали объ этомъ дѣлѣ. Когда онъ вернется, идите прямо къ нему и говорите съ нимъ такъ смѣло, какъ вамъ только заблагоразсудится. Такой хитрецъ, какъ онъ, всегда пронюхаетъ правду, несмотря ни на какія письма, вы можете быть въ этомъ увѣрены.
   -- Вы правы, вы знаете его лучше, чѣмъ я, а въ вашемъ расположеніи ко мнѣ я не сомнѣваюсь,-- сказалъ Николай, пораздумавъ.-- Хорошо, я не буду спѣшитъ.
   Мистеръ Ногсъ, который во время вышеописаннаго разговора стоялъ, прислонившись спиною ко двери, готовый въ случаѣ надобности силою удержать Николая, теперь сѣлъ на свое мѣсто съ видомъ полнаго удовлетворенія. Въ эту минуту вода въ котелкѣ закипѣла, и Ньюмэнъ сталъ готовить грогъ. Наливъ до краевъ единственный свой стаканъ, онъ подалъ его Николаю, а потомъ наполнилъ выщербленную кружку тою же смѣсью для себя и для Смайка. Они распили ее пополамъ къ обоюдному удовольствію и въ полномъ согласіи, а Николай, опустивъ голову на руки, погрузился въ глубокое раздумье.
   Между тѣмъ собравшееся внизу общество, находившееся въ продолженіе довольно долгаго времени въ состояніи напряженнаго ожиданія, не слыша, къ величайшему своему огорченію, въ квартирѣ Ньюмэна Ногса ни криковъ, ни шума, которые могли бы послужить предлогомъ для того, чтобъ подняться къ нему, возвратилось въ комнаты Кенвигзовъ и принялось строить самыя неправдоподобныя догадки о томъ, что могло быть причиной внезапнаго исчезновенія и долгаго отсутствія мистера Ногса.
   Я догадываюсь,-- начала мистриссъ Кенвигзъ,-- вѣроятно, къ нему прибылъ гонецъ съ извѣстіемъ, что ему возвращено его состояніе.
   -- А вѣдь и правда, это очень возможно,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ,-- и въ такомъ случаѣ, я думаю, было бы не лишнимъ послать къ нему спросить, не желаетъ ли онъ еще пунша.
   -- Кенвигзъ, вы меня удивляете!-- произнесъ громкимъ голосомъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Чѣмъ, сэръ?-- смиренно спросилъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Вашимъ послѣднимъ предложеніемъ, сэръ!-- вскричалъ обозленный мистеръ Лилливикъ.-- Вѣдь мистеръ Ногсъ уже взялъ себѣ пуншу, не такъ ли? И тотъ способъ, которымъ пуншъ былъ взятъ -- вѣрнѣе нахожу похищенъ -- въ высшей степени... если можно такъ выразиться... въ высшей степени непочтительнымъ по отношенію ко всему обществу -- скандальнымъ, совершенно скандальнымъ. Можетъ быть, въ этомъ домѣ такое обращеніе съ людьми считается очень вѣжливымъ, но я... я не привыкъ къ нему и, признаюсь вамъ, Кенвигзъ, удивляюсь ему. Передъ джентльменовъ стоитъ стаканъ нуншу, который онъ уже готовится поднести къ губамъ, и вдругъ другой джентльменъ хватаетъ и уноситъ этотъ пуншъ, не сказавъ даже при этомъ: "съ вашего позволенія" или "извините". Можетъ быть, такое обращеніе считается изысканнымъ, но я лично долженъ сказать, что не понимаю его, а потому не желаю переносить. Въ моихъ привычкахъ, Кенвигзъ, всегда говоритъ то, что я думаю, и въ данномъ случаѣ я сказалъ только то, что я думалъ. Однако, мнѣ пора домой; уже прошелъ тотъ часъ, въ который я обыкновенно ложусь спать.
   Какое ужасное происшествіе! Оскорбленный сборщикъ сидѣлъ и молчалъ въ продолженіе нѣсколькихъ минуть и вотъ, наконецъ, гнѣвъ его разразился во всей своей силѣ. Оскорбленъ и кто же? Великій человѣкъ, богатый родственникъ холостякъ, который можетъ сдѣлать Морлину своей наслѣдницей, который можетъ обезпечить будущность младшаго малютки. Благое небо, чѣмъ все это кончится!
   -- Я очень сожалѣю, сэръ, что такъ вышло,-- проговорилъ униженно мистеръ Кенвигзъ.
   -- Не говорите мнѣ о вашемъ сожалѣніи; если бы оно было искренно, вы осадили бы во-время этого наглеца.-- возразилъ мистеръ Лилливикъ ядовито.
   Все общество было парализовано этой, такъ неожиданно разыгравшейся семейной драмой. Подвальный этажъ стоялъ разинувъ ротъ о вытаращивъ на сборщика изумленные глаза. Остальные гости тоже оцѣпенѣли при видѣ гнѣва великаго человѣка.
   Мистеръ Кенвигзъ, всегда неловкій въ такихъ щекотливыхъ дѣлахъ, только подлилъ масла въ огонь, сказавъ въ видахъ примиренія:-- Я былъ далекъ отъ мысли, сэръ, чтобы такое ничтожное обстоятельство, какъ исчезновеніе стакана съ пуншемъ, могло васъ вывести изъ себя.
   -- Когда я выходилъ изъ себя? Что вы хотите этимъ сказать?-- Вѣдь это, наконецъ, просто дерзость, мистеръ Кенвигзъ!-- воскликнулъ сборщикъ, окончательно взбѣленившись.-- Морлина, дитя, дай мнѣ мою шляпу.
   -- О, мистеръ Лилливикъ, не уходите!-- проговорила миссъ Петоукеръ съ обворожительной улыбкой.
   Но мистеръ Лилливикъ остался равнодушенъ къ чарамъ сирены и упрямо повторялъ: "Морлина, мою шляпу!". Когда этотъ возгласъ раздался въ четвертый разъ, мистриссъ Кенвигзъ упала на стулъ и залилась такими горькими слезами, которыя могли бы тронуть не то что сердце сборщика водяныхъ пошлинъ, а гранитный утесъ. Въ то же самое время четыре маленькія дѣвочки, получивъ предварительно кое-какія таинственныя инструкціи свыше, вцѣпились въ коротенькія брюки дядюшки и хотя весьма неправильнымъ, но чрезвычайно милымъ дѣтскимъ языкомъ, пришептывая и картавя, принялись умолять его остаться.
   -- Зачѣмъ мнѣ оставаться, дорогіе мои? Здѣсь никто во мнѣ не нуждается,-- сказалъ въ отвѣтъ сборщикъ пошлинъ.
   -- О, дядя! Не говорите такихъ жестокихъ словъ, если не хотите меня убить,-- прорыдала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Я знаю, нѣкоторые изъ присутствующихъ навѣрное приписываютъ мнѣ это желаніе,-- отвѣтилъ мистеръ Лилливикъ, бросая злобный взглядъ на Кенвигза.-- Я вышелъ изъ себя, вамъ это понравится?
   -- Я не могу переносить, чтобы онъ такъ смотрѣлъ на моего мужа! Семейныя ссоры такъ ужасны! О!-- рыдала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Мистеръ Лилливикъ,-- произнесъ бѣдный Кенвигзъ,-- надѣюсь, что вы уважите чувства вашей племянницы и согласитесь помириться со мной.
   Черты сборщика пошлинъ разгладились, и, сдаваясь на увѣщанія всего общества, поддержавшаго просьбу хозяина, онъ положилъ шляпу и протянулъ ему руку.
   -- Теперь, Кенвигзъ, позвольте вамъ сказать слѣдующее: если бы даже мы разстались врагами, мой гнѣвъ не повліялъ бы на тѣ нѣсколько фунтовъ, которые я намѣренъ завѣщать вашимъ дѣтямъ. Судите же сами, насколько я вышелъ изъ себя,-- произнесъ торжественно сборщикъ.
   -- Морлина Кенвигзъ,-- закричала мать этой юной дѣвицы въ приливѣ родственныхъ чувствъ,-- стань на колѣни передъ дядей и умоляй его никогда не забывать тебя! Онъ ангелъ, а не человѣкъ, это я всегда говорила!
   Миссъ Морлина, какъ настоящая послушная дочь, бросилась къ дѣду, съ явнымъ измѣреніемъ выразить свои вѣрноподданническія чувства вышеуказаннымъ способомъ, но мистеръ Лилливикъ и не допустилъ до этого, и принявъ ее въ свои объятія, нѣжно поцѣловалъ. Тогда умиленная мистриссъ Кенвигзъ принялась осыпать поцѣлуями великодушнаго сборщика пошлины. Шепотъ одобренія пронесся по толпѣ гостей, бывшихъ свидѣтелями этой потрясающей сцены.
   Такимъ образомъ достойный джентльменъ снова сдѣлался героемъ вечера и душой общества, словомъ, занялъ свое прежнее высокое мѣсто льва, съ котораго временно спустился, вслѣдствіе разыгравшихся въ маленькомъ обществѣ страстей. Говорятъ, что четвероногіе львы бываютъ кровожадны только тогда, когда они голодны, о двуногихъ же львахъ можно сказать, что они свирѣпы лишь до тѣхъ поръ, пока не насытятъ своего тщеславія. Мистеръ Лилливикъ вознесся теперь во мнѣніи общества до недосягаемой высоты, во-первыхъ, потому, что онъ доказалъ свое могущество, заставивъ смириться мистера Кенвигза, во-вторыхъ, потому, что онъ намекнулъ на свое богатство, сообщивъ о своихъ намѣреніяхъ относительно завѣщанія. Кромѣ того, престижъ его увеличился еще тѣмъ, что онъ выказалъ свою добродѣтель и великодушное сердце. И такъ, мистеръ Лилливикъ остался въ выигрышѣ во всѣхъ отношеніяхъ, и въ довершеніе всего получилъ огромную порцію пунша, гораздо больше той, которую такъ дерзко похитилъ у него Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Прошу прощенья, господа, что снова врываюсь къ вамъ,-- сказалъ Кроуль, появившись на порогѣ въ эту счастливую минуту,-- но дѣло очень странное, не правда ли? Вѣдь Ногсъ живетъ въ этомъ домѣ уже лѣтъ пять, если не больше, и никто изъ насъ не запомнитъ, чтобы у него когда-нибудь бывали гости.
   -- Конечно, время для визита выбрано довольно странное,-- согласился сборщикъ пошлинъ,-- да и поведеніе мистера Ногса весьма загадочно, чтобы не сказать больше.
   -- Я съ вами совершенно согласенъ,-- произнесъ Кроуль,-- и даже долженъ прибавить, что, насколько я могу судить, эти два столь неожиданно появившіеся архангела сбѣжали изъ какого-нибудь подозрительнаго мѣста.
   -- Почему вы такъ думаете?-- спросилъ сборщикъ съ аппломбомъ человѣка, который уполномоченъ говорить отъ лица всего общества.-- Я надѣюсь, у васъ нѣтъ основанія предполагать, что эта парочка улизнула, не заплативъ причитающихся съ нея пошлинъ?
   Мистеръ Кроуль состроилъ презрительную мину и уже собирался разразиться громовою рѣчью противъ всякихъ пошлинъ и налоговъ, но во-время удержался, услыхавъ свирѣпый шепотъ Кенвигза и увидавъ кивки и подмигиванья его дражайшей половины.
   -- Дѣло, видите ли, въ томъ,-- сказалъ Кроуль, который все это время подслушивалъ у дверей Ньюмэна Ногса,-- дѣло въ томъ, что я слышалъ кое-что изъ ихъ разговора,-- они говорили такъ громко, что услышалъ бы и глухой. И вотъ, изъ того, что я могъ разобрать, я убѣдился, что они откуда-то бѣжали. Я не хочу путать мистриссъ Кенвигзъ, но мнѣ кажется., что эти молодцы сбѣжали или изъ тюрьмы, или изъ больницы, и чего добраго принесли съ собой заразу какой-нибудь тифозной горячки, или чего-нибудь въ этомъ родѣ, а вѣдь это можетъ быть опасно для дѣтей.
   Предположеніе мистера Кроуля произвело такое потрясающее дѣйствіе на мистриссъ Кенвигзъ, что понадобилась вся нѣжная заботливость миссъ Петоукеръ изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра, чтобы привести эту леди въ состояніи относительнаго спокойствія. Нельзя также упомянуть объ удивительномъ присутствіи духа мистера Кенвигза, который поднесъ флакончикъ съ нюхательною солью такъ близко къ носу супруги, что въ результатѣ никто не взялся бы рѣшить, чѣмъ были вызваны слезы, заструившіяся по лицу этой чадолюбивой матери, ея взволнованными чувствами, или дѣйствіемъ флакончика съ солью.
   Дамы выразили свою симпатію испугу мистриссъ Кенвигзъ, всѣ вмѣстѣ и каждая въ отдѣльности, заключивъ свои соболѣзнованія хоровымъ припѣвомъ, въ которомъ можно было разобрать нѣсколько прочувствованныхъ фразъ въ родѣ слѣдующихъ: "Бѣдняжечка!" -- "Будь я на ее мѣстѣ, я поступила точно такъ же".-- "Друзья мои, какое испытаніе!" -- или "Только мать можетъ понять эти чувства".
   Среди всей этой сумятицы было ясно только одно: -- неизбѣжность опасности. Мистеръ Кенвигзъ приготовился подняться наверхъ къ мистеру Ногсу для объясненій и пропустилъ уже предварительно стаканчикъ пуншу, чтобы установить въ себѣ непоколебимую твердость духа, какъ вдругъ вниманіе всего общества было отвлечено новымъ неожиданнымъ происшествіемъ, гораздо ужаснѣе перваго.
   Да, весь предыдущій переполохъ былъ ничто въ сравненіи съ тѣмъ содомомъ, какой поднялся теперь. Сверху послышался крикъ, немедленно перешедшій въ пронзительные вопли; повидимому, вопли неслись изъ задней комнаты второго этажа, гдѣ въ это время покоился юный наслѣдникъ Кенвигзовъ. Заслышавъ эти дикіе звуки, мистриссъ Кенвигзъ тотчасъ же сообразила, что въ кроватку малютки забралась бѣшеная кошка и высасываетъ изъ него кровь, а крики испускаетъ маленькая нянька, которая спала и только-что проснулась. Посудите же сами, какъ велики были смятеніе и испугъ всей компаніи, когда мистриссъ Кенвигзъ, высказавъ это ужасное предположеніе, отчаянно заломила руки и бросилась къ дверямъ.
   -- Мистеръ Кенвигзъ, узнайте, что тамъ такое, скорѣе,-- кричала сестра мистриссъ Кенвигзъ, вцѣпившись въ нее, чтобы остановить ея порывы.-- Да не барахтайся такъ, душенька, я то я буду не въ силахъ тебя удержать.
   -- Мой мальчикъ! Мой милый, милый, милый мальчикъ!-- вопила мистриссъ Кенвигзъ, причемъ каждый "милый" выходило ровно на одинъ тонъ выше предыдущаго. Мое единственное сокровище, мой прелестный невинный Лилливикъ! О, пустите меня къ нему, пустит-и-и-и-те!
   Подгоняемый этими отчаянными воплями и плачемъ четырехъ малютокъ, мистеръ Кенвигзъ мчался по лѣстницѣ въ ту комнату, откуда доносились крики; въ дверяхъ онъ столкнулся съ Николаемъ, который, держа ребенка на рукахъ, бѣжалъ внизъ такъ стремительно, что любящій отецъ отъ полученнаго имъ при столкновеніи толчка отлетѣлъ ступенекъ на шесть назадъ и растянулся на ближайшей площадкѣ, прежде чѣмъ успѣлъ открыть ротъ, чтобы спросить, въ чемъ дѣло.
   -- Не бойтесь,-- закричалъ Николай, вбѣгая къ Кенвигзамъ.-- Вотъ онъ; успокойтесь, ничего не случилось!-- Съ этими и многими другими успокоительными фразами въ томъ же родѣ онъ передалъ мистриссъ Кенвигзъ ребенка (котораго въ своей поспѣшности держалъ вверхъ ногами), а самъ побѣжалъ помогать мистеру Кенвигзу. Онъ засталъ мистера Кенвигза уже въ сидячемъ положеніи; достойный джентльменъ изо всѣхъ силъ теръ себѣ лобъ, хлопалъ глазами и, видимо, еще не совсѣмъ оправился отъ своего паденія.
   Успокоенное такимъ счастливынъ исходомъ трагическаго происшествіи, общество стало понемногу приходить въ себя. Надо, однако, замѣтить, что послѣдствіемъ овладѣвшей имъ временно паники было нѣсколько необъяснимо странныхъ недоразумѣй или ошибокъ; такъ, напримѣръ, холостой другъ мистера Кенвигза довольно долго держалъ въ объятіяхъ сестру мистриссъ Кенвигзъ, очевидно, принимая ее за самое мистриссъ Кенвигзъ, а почтенный мистеръ Лилливикъ до того растерялся, что (это замѣтили многія) принялся цѣловать за дверьми миссъ Петоукеръ, да съ такимъ невозмутимымъ хладнокровіемъ, какъ будто это было совершенно въ порядкѣ вещей.
   -- Видите, ничего не случилось,-- сказалъ опять Николай, возвращаясь и подходя къ мистриссъ Кенвигзъ.-- Дѣвочка, сторожившая ребенка, должно быть очень устала; она заснула и подожгла себѣ волосы свѣчкой.
   -- Ахъ, ты, негодная тварь!-- закричала мистриссъ Кенвигзъ, потрясая указательнымъ перстомъ передъ самымъ носомъ тринадцатилѣтней преступницы съ опаленными волосами и перепуганнымъ лицомъ, подоспѣвшей какъ ралъ въ эту минуту.
   -- Услышавъ крики,-- продолжалъ Николай,-- я побѣжалъ туда и поспѣлъ какъ разъ во-время, чтобы не дагь загорѣться ничему другому. Вы можете сами убѣдиться, что ребенокъ не пострадалъ; я нарочно вынулх его изъ кровати и принесъ сюда, чтобы успокоить васъ.
   Послѣ этого краткаго объясненія несчастный ребенокъ, бывшій крестникомъ сборщика пошлинъ и потому отзывавшійся на соединенное имя Лилливикъ-Кенвигзъ, сталъ переходить съ рукъ на руки, причемъ буквально чуть не задохся отъ ласкъ, но былъ приведенъ въ чувство материнскими обьятіями, отъ которыхъ онъ заревѣлъ самымъ отчаяннымъ образомъ. Естественно, что послѣ этого всеобщее вниманіе сосредоточилось на нянькѣ, имѣвшей дерзость поджечь себѣ волосы. Получивъ достаточное количество щипковъ и щелчковъ отъ самыхъ энергичныхъ изъ дамъ, сія зловредная дѣвица была милостиво отпущена домой, но девятипенсовикъ, полагавшійся ей за трудъ, остался въ пользу семейства Кенвигзовъ.
   -- Какъ мнѣ благодарить васъ? воскликнула мистриссъ Кенвигзъ, обращаясь къ спасителю юнаго Лилливика.-- Я, право, не нахожу словъ.
   -- Пожалуйста, не благодарите меня, я не сдѣлалъ ничего такого, что заслуживало бы какой-нибудь особенной благодарности,-- отвѣчать Николай.
   -- Онъ бы сгорѣлъ за живо, если бы вы не подоспѣли на помощь,-- произнесла съ улыбкой миссъ Петоукеръ.
   -- Не думаю; здѣсь столько народу, что кто-нибудь услышалъ бы крики прежде, чѣмъ случилось бы что-нибудь серьезное.
   -- Но всякомъ случаѣ мы должны выпить за ваше здоровье,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, указывая на столъ, уставленный бутылками.
   -- Въ моемъ отсутствіи сколько угодно,-- отвѣтилъ Николай, улыбаясь,-- но, что касается меня, я, право, не въ силахъ: я совершилъ такое утомительное путешествіе, что совсѣмъ не гожусь въ собесѣдники. Я только мѣшалъ бы вашему удовольствію и, пожалуй, заснулъ бы за столомъ. Съ вашего позволенія, я отправлюсь опять къ моему другу, мистеру Ногсу, который уже вернулся къ себѣ, убѣдившись, что ничего важнаго не случилось. Спокойной ночи!
   Извинившись передъ обществомъ въ такихъ выраженіяхъ и получивъ въ награду за свою учтивость самыя любезныя улыбки со стороны мистриссъ Кенвигзъ и всѣхъ остальныхъ дамъ, Николай удалился, оставивъ по себѣ самое хорошее впечатлѣніе.
   -- Какой восхитительный молодой человѣкъ!-- воскликнула мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Вполнѣ джентльменъ,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ.-- Неправда ли, мистеръ Лилливикъ?
   -- Да,-- пробурчалъ сборщикъ пошлинъ, съ сомнѣніемъ пожимая плечами.
   -- Я полагаю, вы не замѣтили ничего предосудительнаго съ его поведеніи, дядя,-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Нѣтъ, моя дорогая, о, нѣтъ; я не думаю, чтобы онъ былъ способенъ... но во всякомъ случаѣ дѣло не въ томъ... желаю тебѣ всего лучшаго, моя милая; надѣюсь, что ты вѣришь моему расположенію къ тебѣ. Пью здоровье милаго малютки!
   -- Вашего тезки,-- сладко улыбаясь, докончила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Я надѣюсь, что онъ будетъ съ честью носить свое имя,-- подхватилъ мистеръ Кенвигзъ, желая окончательно задобрить сборщика пошлинъ.-- Надѣюсь, что онъ никогда не заставить своего крестнаго краснѣть за него, и будетъ достойнымъ представителемъ рода Лилливиковъ, имя которыхъ онъ носитъ. Я долженъ сказать (и мистриссъ Кенвигзъ навѣрно раздѣляетъ мои чувства)... я долженъ сказать слѣдующее: я смотрю на тотъ фактъ, что мой единственный сынъ носитъ имя Лилливика, какъ на одно изъ величайшихъ благъ моего существованія.
   -- Какъ на величайшее благо, Кенвигзъ,-- шепнула ему жена.
   -- Да, какъ на величайшее благо,-- понравился мистеръ Кенвигзъ.-- Конечно, я еще не заслужилъ этого блага, но со временемъ надѣюсь заслужить.
   Всѣ эти изліянія были со стороны Кенвигзовъ ловкой дипломатической тактикой, дававшей понять сборщику пошлинъ, что его считаютъ источникомъ благосостоянія и будущаго значенія маленькаго Лилливика. Добрый джентльменъ вполнѣ оцѣнилъ всю деликатность этого маневра и тутъ же, не сходя съ мѣста, предложилъ тостъ за здоровье неизвѣстнаго юноши, проявившаго въ этотъ вечеръ столько мужества и присутствія духа.
   -- Этотъ юноша производитъ впечатлѣніе очень милаго молодого человѣка, я не боюсь въ этомъ сознаться, и обладаетъ хорошими манерами, которыя, вѣроятно, находятся въ полной гармоніи съ его внутренними качествами,-- произнесъ въ заключеніе мистеръ Лилливикъ, снисходя такимъ образомъ до уступки, которую общество должно было цѣнить.
   -- Онъ очень интересный молодой человѣкъ и прекрасно держитъ себя,-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Конечно,-- подтвердила миссъ Петоукеръ.-- Въ его манерахъ есть что-то... ахъ, Боже мой, опять забыла это слово!..
   -- Какое?-- спросилъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Ахъ, какъ его?.. Боже ты мой, какая я безнамятная!-- продолжала миссъ Петоукеръ.-- Ну, какъ это называется, когда молодые лорды обрываютъ звонки, колотятъ полицейскихъ, нанимаютъ извозчиковъ, не имѣя чѣмъ заплатить, и вообще дѣлаютъ вещи въ такомъ родѣ? Какъ называютъ такія повадки?
   -- Аристократическими,-- сказалъ сборщикъ наудачу.
   -- Да, да, вотъ именно: въ немъ есть что-то аристократическое, неправда ли?
   Присутствующіе джентльмены съ улыбкой переглянулись, какъ бы желая сказать: "о вкусахъ не спорятъ", но дамы рѣшили, въ одинъ голосъ, что въ Николаѣ дѣйствительно есть что-то аристократическое, и такъ какъ никто этого не оспаривалъ, то мнѣніе дамъ восторжествовало.
   Къ этому времени пуншъ былъ выпитъ, и маленькіе Кенвигзы, уже нѣсколько времени распяливавшіе свои глазенки маленькими пальчиками, начали, наконецъ, плакать и настоятельно требовать, чтобы ихъ уложили въ постельку. Сборщикъ посмотрѣлъ на часы и объявилъ къ общему свѣдѣнію, что уже два часа ночи. Одни изъ гостей, удивились, другіе ужаснулись, шляпы и шляпки появились изъ подъ столовъ и были розданы владѣльцамъ. Затѣмъ пошли нескончаемыя рукопожатія и горячія увѣренія со стороны гостей, что никогда въ жизни имъ не случалось проводить такою восхитительнаго вечера: они думали, что теперь половина одиннадцатаго, никакъ не больше; они очень желали бы, чтобъ мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ справляли годовщину своей свадьбы каждую недѣлю; они удивляются умѣнью мистриссъ Кенвигзъ вести домъ и хозяйство. Однимъ словомъ, хозяевамъ пришлось выслушать много очень пріятныхъ вещей. На всѣ эти лестныя замѣчанія они отвѣчали самыми краснорѣчивыми изъявленіями благодарности всѣмъ леди и джентльменамъ въ отдѣльности за то, что тѣ почтили своимъ присутствіемъ ихъ вечеръ, и выразили надежду, что милымъ гостямъ было хоть вполовину такъ весело, какъ они старались это показать.
   Что касается Николая, то онъ заснулъ въ блаженномъ невѣдѣніи о томъ, какое пріятное впечатлѣніе онъ произвелъ на все общество. Онъ давно уже спалъ, а мистеръ Ньюмэнъ Ногсъ и Смайкъ все еще сидѣли у стола, осушая стоявшую передъ ними бутылку. Оба они такъ усердствовали, что подъ конецъ вечера Ньюмэнъ, если бы его спросили, затруднился бы отвѣтить, трезвъ ли онъ самъ и случалось ли ему когда-нибудь имѣть собесѣдникомъ такого пьянаго джентльмена, какъ его новый знакомый.
   

ГЛАВА XVI.
Николай ищетъ новаго мѣста, но, потерпѣвъ неудачу, поступаетъ учителемъ въ одинъ частный домъ.

   На слѣдующее утро Николай прежде всего позаботился о томъ, чтобы пріискать себѣ квартиру, гдѣ бы онъ могъ помѣститься со Смайкомъ и ждать у моря погоды, такъ какъ ему было совѣстно пользоваться долѣе гостепріимствомъ Ньюмэна Ногса, который ради удобства своего молодого друга готовь былъ ночевать хоть на лѣстницѣ.
   Собравъ необходимыя справки о квартирѣ, отдававшейся въ наемъ, какъ гласилъ билетикъ, прикленный на окнѣ подвальнаго этажа, Николай узналъ, что она состоитъ изъ одной комнаты во второмъ этажѣ, расположенной подъ самой крышей, что изъ оконъ ея открывается восхитительный видъ на сосѣднія черепичныя кровли и дымовыя трубы и что сдается она по-недѣльно. Сдать же ее на наивыгоднѣйшихъ по возможности условіяхъ было поручено домовладѣльцемъ одному изъ жильцовъ подвальнаго этажа, который въ то же время обязался присматривать за пустыми квартирами этого дома и слѣдить, чтобы жильцы не удирали изъ занятыхъ, не заплативъ денегъ. Въ благодарность за всѣ эти услуги жилецъ подвала былъ освобожденъ отъ платы за квартиру,-- предосторожность въ высшей степени похвальная, такъ какъ въ противномъ случаѣ онъ и самъ сбѣжалъ бы вмѣстѣ съ остальными.
   Обитателемъ этои-то комнаты и сдѣлался Николай. Онъ взялъ напрокатъ въ сосѣднемъ магазинѣ подержанной мебели пять -- шесть необходимыхъ вещей и заплатилъ за недѣлю впередъ изъ денегъ, вырученныхъ за кое-какое ненужное платье, которое они со Смайкомъ рѣшили продать. Черезъ часъ онъ былъ уже дома, опустившись на одинъ изъ немногихъ стульевъ, украшавшихъ его новое жилище, принялся строить планы будущаго, которое было такъ же темно и печально, какъ видъ изъ его окна. Но чѣмъ больше онъ думалъ, тѣмъ безотраднѣе казалось ему его положеніе; наконецъ, не придумавъ ничего утѣшительнаго, онъ рѣшилъ пойти прогуляться, въ надеждѣ, что это хоть немного его ободритъ. Итакъ, захвативъ свою шляпу, онъ вышелъ и принялся бродить ко улицамъ вмѣстѣ съ наводнявшей ихъ суетливой толпой, предоставивъ Смайку хозяйничать въ ихъ квартирѣ и доставивъ этимъ неизрѣченное удовольствіе бѣдному парню, который разставлялъ и переставлялъ ихъ скудную мебель съ такимъ дѣтскимъ восторгомъ, точно украшалъ роскошный дворецъ.
   Когда человѣкъ занятъ мыслью о своихъ личныхъ дѣлахъ, то, если даже онъ попадетъ въ толпу, гдѣ никто не интересуется имъ, гдѣ его личность совершенно теряется и гдѣ, казалось бы, онъ долженъ забыть о себѣ, видя свое ничтожество въ этой массѣ людей, его заботы все таки продолжаютъ всецѣло поглощать его вниманіе и мучить его. Скверное положеніе личныхъ его дѣлъ было единственной мыслью, занимавшею умъ Николая, и напрасно старался онъ заглушить ее быстрой ходьбой. Онъ пробовалъ разсѣяться, заставляя себя думать о людяхъ, шедшихъ рядомъ съ нимъ, пытаясь представить себѣ ихъ чувства, ихъ радости и страданія; но черезъ нѣсколько секундъ ловилъ себя на томъ, что онъ сопоставляетъ и сравниваетъ ихъ положеніе со своимъ и мысль его опять возвращалась въ свое старое русло.
   Погруженый въ такія размышленія, онъ безцѣльно бродилъ по самымъ бойкимъ улицамъ Лондона и вдругъ, случайно, поднявъ глаза, увидѣлъ большую небесно-голубую вывѣску, на которой было написано золотыми буквами: "Главное справочное бюро: доставляетъ мѣста и занятія всякаго рода". Контора выходила фасадомъ на улицу, но окно ея было завѣшено толстою шторой и въ дверяхъ не было стеколъ. Но за оконнымъ стекломъ висѣлъ въ видѣ приманки длинный рядъ рукописныхъ объявленій о всевозможныхъ мѣстахъ, начиная съ мѣста секретаря и кончая разсыльнымъ.
   Николай инстинктивно остановился передъ этимъ храмомъ надежды и пробѣжалъ выведенные крупными буквами заголовки объявленій, представлявшіе полный перечень всевозможныхъ карьеръ. Удовлетворивъ свое любопытство, онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, потомъ воротился, опять пошелъ впередъ и, наконецъ, послѣ минутнаго колебанія храбро открылъ дверь и вошелъ въ святилище.
   Это была маленькая комнатка. Полъ былъ обитъ клеенкой. Въ одномъ изъ угловъ стояла высокая конторка, отгороженная рѣшеткой, а за конторкой возсѣдалъ долговязый юноша съ хитрыми глазами и острымъ выдающимся подбородкомъ. Этотъ юноша и былъ авторомъ вывѣшенныхъ въ окнѣ объявленіи. Передъ нимъ лежала развернутая конторская книга; пальцы его правой руки были засунуты между листами книги, а глаза устремлены на толстую старую леди въ высокомъ чепцѣ, бывшую, очевидно, хозяйкой учрежденія. Толстая леди грѣлась у камина, а клеркъ, повидимому, ждалъ только ея приказанія, чтобы разыскать въ лежавшей передъ нимъ книгѣ съ ржавыми застежками какую она потребуетъ запись.
   Николай еще на улицѣ прочелъ въ объявленіи, что съ "десяти часовъ утра до четырехъ дня ежедневно желающіе могутъ найти въ конторѣ служанокъ, ищущихъ мѣстъ", и поэтому сразу догадался, что привело сюда шестерыхъ здоровыхъ, плечистыхъ женщинъ, сидѣвшихъ рядомъ на скамьѣ вдоль стѣны, съ аттестатами и зонтиками въ рукахъ; лица у этихъ женщинъ были печальныя и тревожныя -- очевидно, онѣ ждали нанимателей. Но Николай не могъ понять, какихъ мѣстъ искали двѣ щеголихи, разговариваніія съ толстой старухой у камина. Сказавъ клерку, что онъ подождетъ своей очереди, нашъ герой усѣлся въ углу. Старуха, прекратившая было разговоръ при его появленіи, теперь заговорила опять.
   -- Кухарка, Томъ!-- сказала она вытягивая ноги на рѣшетку камина.
   -- Кухарка,-- повторилъ Томъ и сталъ быстро перелистывать книгу.-- Есть!
   -- Выбери два мѣстечка, да получше.
   -- Пожалуйста, молодой человѣкъ, подыщите мнѣ такое, чтобы было поменьше работы,-- прибавила одна изъ щеголихъ, миловидная женщина въ модныхъ ботинкахъ.
   -- Мистриссъ Меркеръ,-- прочелъ Томъ въ записяхъ,-- Руссель-плэсъ, Руссель-скверъ. Жалованья восемнадцать гиней, кромѣ чаю, сахару. Семейство изъ двухъ лицъ; живутъ очень скромно. Пять душъ женской прислуги. Мужской прислуги нѣтъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, это не подходить. Поищите-ка другое, молодой человѣкъ,-- жеманилась франтиха.
   -- Мистриссъ Врайметъ, Плизюнтъ-плэсъ, Финсбери,-- читалъ клеркъ.-- Жалованья двѣнадцать гиней; чай и сахаръ не отъ хозяевъ. Семейство очень строгихъ правилъ...
   -- Можете не продолжать,-- прервала нетерпѣливо дѣвица.
   -- Три человѣка мужской прислуги также строгихъ правилъ,-- докончилъ тѣмъ не менѣе клеркъ съ особеннымъ удареніемъ.
   -- Вы говорите три?-- переспросила внезапно заинтересовавшись дѣвица.
   -- Три человѣка мужской прислуги строгихъ правилъ,-- повторилъ Томь.-- Кромѣ того: кухарка, горничная и нянька. Каждое воскресенье всѣ три прислуги женскаго пола обязаны посѣщать въ сопровожденіи трехъ лакеевъ молитвенныя собранія конгрегаціи диссидентокъ, три раза въ теченіе дня. Если кухарка окажется въ правилахъ нравственности тверже лакея, который будетъ ея кавалеромъ, она обязуется его поучать; если лакеи тверже кухарки, то поучать долженъ онъ.
   -- Я желаю получить адресъ этого мѣста,-- сказала кліентка.-- Навѣрно не знаю, но возможно, что оно мнѣ подойдетъ.
   -- Вотъ еще одно,-- объявилъ Томъ, переворачивая страницу.-- Семейство Галланбайля, члена парламента, ищетъ кухарку. Жалованья пятнадцать гиней, чай, сахаръ. Кухаркѣ разрѣшается принимать двоюродныхъ братьевъ, если это люди богобоязненные. Примѣчаніе. По воскресеньямъ для прислуги холодный обѣдъ. Мистеръ Галланбайль строго соблюдаетъ законъ о воскресныхъ дняхъ и потому въ эти дни горячихъ блюдъ не полагается никому въ домѣ; являются исключеніямъ только мистеръ и мистриссъ Галланбайль, стяжавшіе себѣ это право благочестивыми дѣлами. Въ воскресные дни мистеръ Галланбайль обѣдаетъ позже обыкновеннаго, съ нарочной цѣлью не допустить кухарку до грѣха усиленно заняться своимъ туалетомъ.
   -- Что-то мнѣ кажется, какъ будто послѣднее мѣсто похуже,-- сказала служанка, пошептавшись со своею пріятельницею.-- Нѣтъ, вы ужь лучше дайте мнѣ адресъ того... другого, оно болѣе подходящее; а если тамъ не сговорюсь, то ужь придется слова навѣдаться къ вамъ.
   Томъ далъ требуемый адресъ, и расфранченная дѣвица, уплативъ толстой старухѣ установленный гонораръ, вышла въ сопровождѣніи своей товарки.
   Не успѣлъ Николай открыть рта, чтобы попросить молодого человѣка отыскать букву С и перечислить ему всѣ записанныя у нихъ вакантныя мѣста секретарей, какъ увидѣлъ входившую новую посѣтительницу, наружность которой такъ поразила и заинтересовала его, что онъ тотчасъ же уступилъ ей свою очередь, а самъ сталъ въ сторонѣ.
   Вошедшей дѣвушкѣ можно было дать не болѣе восемнадцати лѣтъ; она была очень тонка, невысокаго роста, но удивительно стройна. Она скромно подошла къ конторкѣ и спросила вполголоса, нѣтъ ли свободнаго мѣста гувернантки или компаінонки къ какой-нибудь леди. При этомъ она на минуту приподняла вуаль, и Николай увидѣлъ личико необыкновенной красоты, хотя и омраченное облакомъ печали. Обворожительное личико казалось тѣмъ болѣе грустнымъ, что дѣвушка была еще очень молода. Ей дали адресъ; она заплатила, что слѣдовало, за справку и легкой поступью направилась къ двери.
   Она была одѣта очень опрятно, но въ то же время просто -- такъ просто, что если бы ея костюмъ облекалъ другую, менѣе изящную фигуру, онъ казался бы жалкой тряпкой. Ее сопровождала толстая служанка съ краснымъ лицомъ и выпученными глазами, грязная, съ голыми руками, высовывавшимися изъ подъ накинутаго на плечи платка, до того перемазаннаго, точно его только-что вытащили изъ водосточной канавы; даже лицо этой женщины было плохо отмыто отъ слѣдовъ угля и сажи. Однимъ словомъ, судя по всѣмъ признакамъ, ее можно было причислить къ разряду тѣхъ служанокъ, которыя сидѣли на скамьѣ и съ пятерыми она сейчасъ же начала перемигиваться и обмѣниваться какими-то знаками въ родѣ тѣхъ кабалистическихъ знаковъ, по которымъ масоны сразу узнаютъ другъ друга.
   Служанка вышла вслѣдъ за своей госпожой, и прежде, чѣмъ Николай успѣлъ опомниться отъ удивленія и восторга, онѣ уже исчезли. Не поручусь, что онъ не кинулся бы слѣдомъ за ними (въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго, хотя благоразумные люди, быть можетъ, и но одобрили бы такого нелѣпаго поступка), если бы его не удержало любопытство: ему хотѣлось дослушать разговоръ, завязавшійся между толстой старухой и клеркомъ:
   -- Когда она опять зайдетъ къ намъ, Томъ?-- спросила хозяйка.
   -- Завтра утромъ,-- отвѣчалъ Томъ, очинивая перо.
   -- Куда ты ее направилъ.
   -- Къ мистриссъ Кларкъ.
   -- Сладкое житье ожидаетъ ее, если она возьметъ это мѣстечко,-- сказала толстуха, доставая понюшку табаку изъ оловянной табакерки.
   Томъ не далъ словеснаго отвѣта, но, подперевъ языкомъ щеку, указалъ кончикомъ пера на Николая, обращая этимъ жестомъ вниманіе старухи на то обстоятельство, что въ комнатѣ присутствуетъ постороннее лицо. Тогда она сейчасъ же обратилась къ Николаю съ обычной фразой:
   -- Чѣмъ можемъ мы служить вамъ, сэръ?
   Не тратя лишнихъ словъ, Николай спросилъ, не найдется ли у нихъ мѣста секретаря или переписчика при какомъ-нибудь джентльменѣ.
   -- Какъ не найтись! Навѣрное цѣлая дюжина, не такъ ли, Томъ?
   -- Полагаю, что такъ,-- отвѣчалъ этотъ юноша, фамильярно подмигивая Николаю и думая, вѣроятно, осчастливить его этимъ знакомъ вниманія. Но неблагодарный Николай съ отвращеніемъ отвернулся.
   Когда мистеръ Томъ справился по реестровой книгѣ, то оказалось, что вмѣсто дюжины мѣстъ, которыя предлагала хозяйка, есть только одно -- у мистера Григсбюри, знаменитаго члена парламента, проживавшаго въ Манчестерскомъ подворьѣ въ Вестминстерѣ. Мистеру Григсбюри нуженъ былъ молодой человѣкъ, который сумѣлъ бы привести въ порядокъ его бумаги и велъ бы его корреспонденцію, и Николай оказывался именно такимъ молодымъ человѣкомъ, какой былъ нуженъ мистеру Григсбюри.
   -- Я ничего не знаю о размѣрѣ вознагражденія,-- сказала толстуха:-- онъ предпочитаетъ условливаться непосредственно съ нанимающимся, но полагаю, что плата недурна, такъ какъ вѣдь онъ членъ парламента.
   Николай по своей неопытности не оцѣнилъ всей силы послѣдняго аргумента, который поэтому не особенно подѣйствовалъ ка него въ ободряющемъ смыслѣ; но онъ предпочелъ не вступать въ пререканія по этому пункту и, порѣшивъ немедленно сходить къ мистеру Григсбюри попытать счастья, спросилъ его адресъ.
   -- Я не знаю номера дома,-- отвѣчалъ Томъ,-- но Манчестерское подворье не очень велико, и самое большое, неудобство, какое можетъ вамъ представиться, это то, что вы будете стучаться во всѣ двери направо и налѣво, пока разыщите его. А что, неправда ли, хорошенькая дѣвочка?
   -- Какая дѣвочка?-- строго спросилъ Николай.
   -- Ну, ладно, вы отлично знаете, о комъ я говорю. Неправда ли, прехорошенькая,-- продолжалъ шепотомъ Томъ, наклоняясь къ уху Николая, потомъ прищурилъ одинъ глазъ и мотнулъ въ воздухѣ подбородкомъ.-- Развѣ вы ее не замѣтили? Толкуйте, чего добраго, вы еще скажете, что не желали бы быть на моемъ мѣстѣ завтра утромъ, когда она явится сюда?
   Николай взглягулъ на него такимъ взглядомъ, точно имѣлъ намѣреніе хватить его по башкѣ шнуровой книгой за то, что тотъ осмѣливается восхищаться прекрасной незнакомкой, но воздержался и, принявъ высокомѣрный видъ, вышелъ изъ конторы. Въ своемъ негодованіи, онъ позабылъ о законахъ рыцарства, которые не только дозволяли каждому рыцарю выслушивать всякія похвалы и любезности по адресу дамы его сердца, но даже вмѣняли ему въ обязанность слоняться по всему свѣту и раскраивать головы всѣмъ прозаическимъ, положительнымъ людямъ, не соглашавшимся превозносить до небесъ всякою прославленную красотку на томъ основаніи, что они, молъ, никогда ея не видали. И подѣломъ прозаическимъ людямъ: развѣ это можетъ служить отговоркой?
   Ломая голову надъ вопросомъ, какихъ горестей и напастей могла быть жертвою его незнакомка, Николай на время позабылъ о своихъ собственныхъ бѣдахъ. Долго блуждалъ онъ по улицамъ, нѣсколько разъ возвращался и разспрашивалъ, какъ ему идти, пока, наконецъ, добрался до цѣли своего странствія.
   Въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ древняго Вестминстерскаго аббатства, но еще въ чертѣ Сити, есть одинъ тѣсный, грязный кварталъ, служащій своего рода аббатствомъ современнымъ членамъ парламента, конечно, изъ самыхъ захудалыхъ. Здѣсь всего одна улица съ двумя рядами невзрачныхъ домовъ, сдающихся по комнатамъ. Во время парламентскихъ каникулъ во всѣхъ окнахъ этихъ безобразныхъ домовъ красуются бѣлые билетики, и на нихъ, точь-въ-точь, какъ и на лицахъ парламентскихъ дѣятелей послѣдней сессіи, бывшихъ обитателей комнатъ, о которыхъ возвѣщаютъ билетики, къ какой бы партіи ни принадлежали эти господа, къ министерской или оппозиціонной, можно прочесть: "Отдается въ наемъ". Съ концомъ парламентскихъ каникулъ исчезаютъ и билетики съ оконъ, а дома наполняются законодателями; куда ни плюнь, попадешь въ законодателя: онъ и въ подвальномъ, и въ первомъ, и во второмъ, и въ третьемъ эіажѣ, и на чердакѣ. Словомъ, повсюду, во всѣхъ щеляхъ -- законодатели. Въ ихъ кабинетахъ и пріемныхъ отъ разныхъ депутацій и делегацій дымъ идетъ коромысломъ. Отъ покрытыхъ плѣсенью парламентскихъ актовъ и петицій воздухъ въ туманную погоду бываетъ такъ тяжелъ, что почтальоны, заходя сюда, чуть не надаютъ въ обморокъ отъ испареній, бьющихъ имъ въ носъ. Тутъ можно увидѣть жалкія фигуры оборванцевъ, выискивающихъ удобнаго случая отправить неоплаченное письмо, и блуждающихъ, точно тѣни умершихъ писцовъ по чистилищу. Это-то и есть Манчестерское подворье. Тутъ во всякій часъ ночи можно услышать щелканье ключа въ заржавленномъ замкѣ и стукъ захлопнувшейся двери. Иной разъ порывъ вѣтра, пробѣгая по водѣ, омывающей стѣны здѣшнихъ домовъ, и по длинному ряду комнатъ, донесетъ до васъ пискливый голосокъ какого нибудь юнаго депутата, который зубритъ свою рѣчь, приготовленную для завтрашняго засѣданія. Днемъ же здѣсь раздаются то завывающіе звуки органа, то хрипъ и бренчанье всевозможныхъ шарманокъ. Манчестерское подворье напоминаетъ бутылку отъ портера съ ея узкимъ и короткимъ горлышкомъ или вершу, которою ловятъ угрей: оно имѣетъ одинъ только выходъ. Такимъ образомъ Манчестерское подворье можетъ служить эмблемой, изображающей карьеру его постояльцевъ: пробравшись въ парламентъ съ невѣроятными усиліями, помощью всякихъ ухищреній, они очень скоро убѣждаются, что изъ него, какъ изъ Манчестерскаго подворья, одинъ только выходъ -- назадъ, и счастье ихъ, если они сумѣютъ вернуться назадъ такими же ограниченными, небогатыми и неизвѣстными людьми, какими были раньше
   Проникнувъ въ Манчестерское подворье съ адресомъ великаго Григсбюри въ рукахъ, Николай увидѣлъ толпу людей, входившихъ въ одинъ изъ самыхъ грязныхъ домовъ неподалеку отъ воротъ подворья и, дождавшись, пока всѣ вошли, спросилъ слугу, отворявшаго дверь, не здѣсь ли живетъ мистеръ Григсбюри.
   Этотъ слуга былъ худой, невзрачный малый съ такимъ болѣзненнымъ, блѣднымъ лицомъ, точно все свое дѣтство онъ провелъ въ подвалѣ,-- да, по всей вѣроятности, такъ оно и было.
   -- Мистеръ Григсбюри?-- переспросилъ онъ.-- Да, здѣсь. Совершенно вѣрно. Пойдите.
   Николай не заставилъ себя просить и вошелъ, а слуга, заперевъ за нимъ дверь, моментально исчезъ. Все это было очень странно, но еще страннѣе было то, что и корридорь, и узкая лѣстница, затемнявшая и безъ того темную прихожую, были биткомъ набиты людьми. Судя по серьезнымъ, торжественнымъ лицамъ этихъ людей, можно было заключить, что они пребывали въ ожиданіи чего-то очень важнаго, имѣющаго совершиться. Глубокое молчаніе только изрѣдка нарушалось осторожнымъ шепотомъ: одинъ говорилъ другому на ухо нѣсколько словъ, или иной разъ цѣлая кучка людей перешептывалась, что-то обсуждая, и затѣмъ одни утвердительно кивали другъ другу, другіе ожесточенію качали головой въ знакъ отрицанія, и становилось яснымъ, что эти люди, твердо рѣшились добиваться задуманнаго и ни передъ чѣмъ но отступать.
   Николай прождалъ нѣсколько минутъ, но загадка не объяснялась. Наконецъ, ему стало невтерпежъ, и онъ уже собирался спросить своего сосѣда, что все это означаетъ, какъ вдругъ наверху послышалось какое-то движеніе и чей-то голосъ прокричалъ: "Господа, прошу васъ, войдите". Въ отвѣтъ на это, всѣ, бывшіе на лѣстницѣ, вмѣсто того, чтобы войти ринулись внизъ и стали необыкновенно любезно предлагать джентльменамъ, стоявшимъ ближе къ выходной двери, чтобы они вошли первыми; но тѣ, въ свою очередь, съ не менѣе утонченною вѣжливостью заявили, что они отказываются отъ этой чести. Однако, многимъ изъ нихъ пришлось удостоиться ея помимо своей воли, такъ какъ хлынувшая сверху толпа вытѣснила изъ корридора на лѣстницу съ полдюжины джентльменовъ, въ томъ числѣ и Николая, и, подхвативъ ихъ, внесла на площадку, а затѣмъ въ кабинетъ мистера Григсбюри. Они влетѣли, какъ бомбы, а толпа, тѣснившая ихъ, мигомъ наполнила комнату, отрѣзавъ имъ отступленіе.
   -- Милости просимъ, джентльмены; очень радъ васъ видѣть,-- началъ мистеръ Григсбюри. Для человѣка, принимающаго желанныхъ гостей, мистеръ Григсбюри имѣлъ слишкомъ пасмурный видъ, такъ что трудно было повѣрить искренности его любезнаго пріема. Но, можетъ быть, недовольное выраженіе его лица являлось лишь естественнымъ послѣдствіемъ привычки государственнаго мужа, члена парламента, скрывать свои настоящія чувства подъ личиною серьезности. Мистеръ Григсбюри былъ плотный, видный мужчина съ большой головой, зычнымъ голосомъ, величественными манерами и необыкновеннымъ умѣньемъ говорить съ многозначительнымъ видомъ ничего незначущія вещи; короче сказать, онъ обладалъ всѣми качествами, необходимыми для члена парламента.
   -- Ну, джентльмены, вы, кажется, недовольны моимъ поведеніемъ, какъ я это вижу изъ газетъ,-- сказалъ мистеръ Григсбюри, бросая большую кипу бумагъ въ корзинку, стоявшую у его ногъ, и, развалившись въ креслѣ, оперся локтями о ручки.
   -- Да, недовольны, мистеръ Григсбюри,-- сердито отвѣтилъ краснолицый джентльменъ, продираясь впередъ и становясь передъ мистеромъ Григсбюри.
   -- Не обманываютъ ли меня мои глаза? Неужели передо мной мой старый другъ Пекстиль?-- возгласилъ мистеръ Григсбюри, удивленно смотря на оратора.
   -- Да, это я, и никто другой,-- отвѣчалъ краснолицый джентльменъ.
   -- Вашу руку, мой благородный другъ. Пекстиль, мой дорогой, мнѣ очень жаль, что я вижу васъ здѣсь.
   -- Мнѣ тоже очень жаль, что я здѣсь, но ваше поведеніе, мистеръ Григсбюри, заставило насъ, вашихъ избирателей, отправить къ вамъ депутацію.
   -- Мое поведеніе, Пекстиль,-- началъ мистеръ Григсбюри, оглядывая депутацію величественнымъ и въ то же время ласково-снисходительнымъ взоромъ,-- мое поведеніе всегда вытекало и будетъ вытекать изъ моего искренняго и горячаго желанія служить истиннымъ интересамъ нашей обширной и благословенной страны. Бросаю ли я взглядъ за свою родину или на чужбину, взираю ли на мирныхъ тружениковъ-поселянъ родного нашего острова, на его рѣки, усѣянныя пароходами, на дороги, изрѣзанныя по всѣмъ направленіямъ рельсами, на его улицы со снующими по нимъ въ безчисленномъ множествѣ общественными, извозчичьими и собственными экипажами, на раскинутое надъ всѣмъ этимъ небесное пространство, гдѣ парятъ аэростаты такой силы и размѣровъ, что подобныхъ имъ не существуетъ ни у одной націи въ мірѣ,-- словомъ, окидываю ли я взоромъ стогны своей отчизны или простираю его дальше, на необозримыя пространства чуждыхъ земель, завоеванныя британской настойчивостью и британскою доблестью,-- я въ умиленіи складываю руки, поднимаю глаза къ разстилающемуся надо мной небосклону и восклицаю: "Благодарю тебя, Боже, за то, что я сынъ Великой Британіи!
   Прошло то время, когда такая исполненная высокаго энтузіазма рѣчь вызвала бы горячіе крики восторга и взрывы рукоплесканій;-- теперь она была принята съ ледяною холодностью. Общее впечатлѣніе было, по видимому, таково, что мистеръ Григсбюри, набросавъ программу своей парламентской дѣятельности въ слишкомъ общихъ чертахъ, умолчалъ о подробностяхъ, которыя собственно и могли бы пролить на нее свѣтъ. Одинъ изъ джентльменовъ, стоявшій на заднемъ ряду, не постѣснялся даже заявить во всеуслышаніе, что, по его мнѣнію, вся эта рѣчь "отдастъ шарлатанствомъ".
   -- Значеніе слова "шарлатанство" мнѣ неизвѣстно,-- произнесъ мистеръ Григсбюри, услышавъ эту фразу,-- но если этимъ словомъ желали сказать, что я слишкомъ горячо и преувеличенно превозношу свое отечество, я нахожу замѣчаніе справедливымъ. Да, я горжусь нашей свободной, благословенной страной; я какъ бы освобождаюсь отъ моей бренной оболочки, глаза мои блестятъ, грудь высоко вздымается, сердце трепещетъ, кровь кипитъ, когда я думаю о славѣ и величіи Британіи!
   -- Мы намѣрены предложить вамъ нѣсколько вопросовъ, сэръ,-- холодно вставилъ мистеръ Пекстиль.
   -- Сколько угодно, джентльмены, мое время принадлежитъ вамъ и моей странѣ... и моей странѣ.
   Получивъ это милостивое разрѣшеніе, мистеръ Пекстиль надѣлъ очки и вытащилъ изъ кармана исписанный листъ бумаги; вслѣдъ за нимъ и остальные члены депутаціи вооружились такими же листами, чтобы слѣдить за чтеніемъ мистерПекстиля и въ случаѣ надобности, поправлять его.
   Когда эти приготовленія окончились, мистеръ Пекстиль началъ читать.
   -- Запросъ нумеръ первый, сэръ. Вспомните, что вы давали намъ передъ избраніемъ вашимъ въ члены парламента обязательства немедленно упразднить въ палатѣ общинъ безобразный обычай кашлять и чихать во время засѣданій? И какія же мѣры были приняты вами въ этомъ направленіи, когда въ первомъ же засѣданіи настоящей сессіи публика кашляла и чихала, пока вы говорили вашу рѣчь? Далѣе: развѣ вы не обѣщали поражать правительство изумленіемъ и припирать его къ стѣнѣ? А на самомъ дѣлѣ поражали ли вы его и припирали ли къ стѣнѣ?
   -- Очень хорошо, любезный другъ Пекстиль. Перейдемъ теперь къ запросу нумеръ второй,-- сказалъ мистеръ Григсбюри.
   -- Какъ, развѣ вы не намѣрены давать объясненій на первый запросъ?
   -- Конечно, нѣтъ
   Члены депутаціи обмѣнялись полнымъ негодованія взглядомъ, затѣмъ перенесли этотъ взглядъ на мистера Григсбюри. "Дорогой другъ" Пекстиль въ свою очередь устремилъ поверхъ очковъ уничтожающій взоръ на мистера Григсбюри и затѣмъ продолжалъ:
   -- Запросъ номеръ второй. Не обѣщали ли вы, сэръ, равнымъ образомъ всегда поддерживать своихъ единомышленниковъ? А между тѣмъ, что вы сдѣлали третьяго дня? Вы покинули одного изъ нихъ, подавъ свой голосъ за противную партію только изъ-за того, что жена главы той партіи пригласила вашу жену къ себѣ на вечеринку.
   -- Продолжайте,-- сказалъ мистеръ Григсбюри.
   -- Неужели у васъ не найдется возраженій и на это?-- спросилъ ораторъ.
   -- Никакихъ,-- отрѣзалъ мистеръ Григсбюри.
   Депутація, видѣвшая его до сихъ поръ только на засѣданіяхъ палаты и на митингахъ передъ выборами, была поражена его выдержкой. Она его но узнавала. Какъ, неужели это тотъ самый человѣкъ, который во время выборовъ стлалъ такъ мягко и говорилъ такъ сладко, а теперь сталъ горьче желчи и тверже камня. О, какъ время мѣняетъ людей!
   -- Запросъ нумеръ третій и послѣдній,-- выразительно произнесъ мистеръ Пекстиль.-- Не вы ли, сэръ, торжественно обѣщали всѣмъ вашимъ избирателямъ оспаривать и опровергать все, что бы ни предлагалось, вносить расколъ въ палату по всѣмъ представляемымъ на обсужденіе вопросамъ, оставаться при особомъ мнѣніи всегда и во всемъ, требовать занесенія въ протоколъ всего, что будетъ вамъ не по вкусу, однимъ словомъ, по вашему же собственному выраженію, которое твердо запечатлѣлось въ нашей памяти, лѣзть изъ кожи, чтобы всѣмъ насолить? Исполнили ли вы хоть часть обѣщаннаго?
   Закончивъ чтеніе этихъ столь ясно и краснорѣчиво изложенныхъ вопросныхъ пунктовъ, мистеръ Пекстиль сложилъ бумагу и опустивъ ее въ карманъ; то же продѣлали и остальные члены депутаціи.
   Мистеръ Григсбюри подумалъ немного, высморкался, усѣлся поглубже въ креслѣ, потомъ опять выдвинулся впередъ, положилъ локти на столъ, соединилъ большіе и указательные пальцы въ треугольникъ, дотронулся вершиной этого треугольника до кончика своего носа и (тутъ онъ не могъ удержать игривой улыбки) сказалъ:-- Я отрицаю все!
   При этомъ неожиданномъ отвѣтѣ ропотъ негодованія пронесся по комнатѣ, и тотъ самый джентльменъ, который выразилъ свое мнѣніе о рѣчи мистера Григсбюри словомъ "шарлатанство", проворчали съ такимъ же лаконизмомъ:
   -- Отставка, отставка!--это зловѣщее слово было подхвачено всей толпой и тотчасъ же перешло въ общее требованіе заволновавшихся избирателей
   -- Сэръ,-- началъ мистеръ Пекстиль съ церемоннымъ поклономъ,-- товарищи меня уполномочили выразить вамъ нашу общую надежду, что, въ уваженіе къ просьбѣ значительнаго большинства вашихъ избирателей, вы подадите въ отставку, предоставивъ ваше мѣсто другому кандидату, котораго они найдутъ болѣе достойнымъ ихъ довѣрія.
   Выслушавъ это заявленіе, мистеръ Григсбюри совершенно спокойно принялся читать свой отвѣтъ, составленный имъ весьма предусмотрительно заранѣе въ видѣ письма, нѣсколько копій съ котораго были приготовлены для разсылки въ редакціи газетъ:

"Дорогой другъ Пекстиль!

   "Послѣ благоденствія нашего многолюбезнаго острова, нашего счастливаго и великаго отечества, свободнаго и могущественнаго, обладающаго, по моему глубокому убѣжденію, безграничными матеріальными и нравственными силами, послѣ благоденствія нашей отчизны, повторяю, самое драгоцѣнное для меня благо,-- моя личная благородная независимость, составляющая главный предметъ гордости истиннаго англичанина, и самое горячее мое желаніе -- оставить ее безупречной и незапятнанной въ наслѣдіе моимъ дѣтямъ. Итакъ, не личныя побужденія, а высшія конституціонныя соображенія государственной важности, распространяться о которыхъ я не стану, такъ какъ считаю ихъ выше пониманія тѣхъ, кто не углублялся, какъ я, въ сложный механизмъ политики, не позволяютъ мнѣ оставить мой постъ въ парламентѣ, и я не оставлю его.
   "Покорнѣйше прошу васъ передать моимъ избирателямъ мое глубочайшее почтеніе, а съ нимъ и мое рѣшеніе.

"Съ искреннимъ уваженіемъ остаюсь вашъ и пр.".

   -- Это значитъ, что вы, несмотря ни на что, не желаете подавать въ отставку?-- спросилъ ораторъ депутаціи.
   Мистеръ Григсбюри улыбнулся и покачалъ головой, подтверждая этимъ свой отказъ.
   -- Такъ прощайте,-- сказалъ мистеръ Пекстиль грознымъ голосомъ.
   -- Да хранитъ васъ Господь!-- отвѣтилъ на это мистеръ Григсбюри.
   И члены депутаціи, ворча и бранясь, отретировались къ двери и стали выходить такъ быстро, какъ только позволяла имъ узкая лѣстница.
   Когда всѣ до послѣдняго вышли изъ комнаты, мистеръ Григсбюри весело потеръ руки и громко расхохотался, какъ человѣкъ, которому удалось ловко поддѣть другого на удочку. Въ опьянѣніи удовлетвореннаго самолюбія онъ не замѣчалъ Николая, стоявшаго въ глубинѣ комнаты, въ тѣни оконныхъ занавѣсокъ, пока сей молодой человѣкъ, боясь быть нескромнымъ, услышавъ противъ воли какой-нибудь монологъ, не предназначавшійся для публики, не кашлянулъ два-три раза, чтобы привлечь на себя вниманіе члена парламента.
   -- Кто тамъ?-- съ живостью спросилъ мистеръ Григсбюри.
   Николай вышелъ впередъ и поклонился.
   -- Что вы тутъ дѣлаете, сэръ? Вы подсматриваете за мной въ моей частной жизни! Вы, сэръ, домашній шпіонъ! Вы уже слышали отвѣты мои депутаціи, и я прошу васъ присоединиться къ остальнымъ ея членамъ.
   -- Я давно сдѣлалъ бы это, если бы былъ членомъ депутаціи, но я вовсе не депутатъ,-- сказалъ Николай.
   -- Такъ скажите же, сэръ, какимъ образомъ вы попали сюда?-- спросилъ мистеръ Григсбюри.-- И, наконецъ, какого чорта вамъ здѣсь нужно?
   -- Мнѣ дали вашъ адресъ въ справочной конторѣ. Такъ какъ вы нуждаетесь въ секретарѣ, то я пришелъ предложить вамъ свои услуги.
   -- И, являясь сюда, вы не имѣли другихъ цѣлей?-- продолжалъ выспрашивать мистеръ Григсбюри, подозрительно глядя за молодого человѣка.
   Николай отвѣчалъ, что другихъ цѣлей онъ не имѣлъ.
   -- А нѣтъ ли у васъ чего-нибудь общаго съ какою-нибудь подлой газетой? И не втерлись ли вы сюда для того, чтобы подсмотрѣть и подслушать все, что здѣсь происходило, а затѣмъ и разнести по газетамъ.
   -- Нѣтъ,-- спокойно и вѣжливо отвѣчалъ Николай,-- я, къ сожалѣнію, долженъ признаться, что въ настоящее время не несу никакихъ обязанностей, такъ какъ не имѣю мѣста.
   -- А! Такъ какимъ же образомъ вы ко мнѣ вошли?-- спросилъ мистеръ Григсбюри.
   Николай разсказывалъ, какъ толпа увлекла его за собой и втащила въ кабинетъ.
   -- Если такъ, садитесь,-- сказалъ мистеръ Григсбюри.
   Николай сѣлъ. Мистеръ Григсбюри долго его разглядывалъ, точно хотѣлъ удостовѣриться, подходитъ ли его внѣшность для секретарскаго мѣста, и, наконецъ, рѣшился спросить:
   -- Такъ вы желаете быть моимъ секретаремъ?
   -- Да, я желалъ бы занять эту должность.
   -- Хорошо; но я съ своей стороны желалъ бы знать, что вы умѣете дѣлать.
   -- Я полагаю,-- отвѣчалъ съ улыбкой Николай,-- что сумѣю управиться съ той работой, какую обыкновенно дѣлаютъ секретари.
   -- Въ чемъ же, по вашему, состоитъ эта работа?
   -- Въ чемъ состоитъ?
   -- Ну, да, въ чемъ?-- повторилъ мистеръ Григсбюри, склонивъ голову на плечо и насмѣшливо глядя на Николая.
   -- Кругъ обязанностей личнаго секретаря довольно трудно опредѣлить,-- проговорилъ въ раздумьи Николай,-- прежде всего въ него входитъ корреспонденція.
   -- Хорошо!
   -- Затѣмъ приведеніе въ порядокъ всякихъ документовъ.
   -- Очень хорошо!
   -- А также, можетъ быть, писанье подъ диктовку, и еще,-- прибавилъ Николай, чуть-чуть улыбаясь,-- переписка для газетъ вашихъ рѣчей, когда онѣ будутъ имѣть особенное, общественное значеніе.
   -- Конечно. Ну, а еще что?
   -- Не припомню, право, въ настоящую минуту другихъ обязанностей секретаря,-- сказалъ Николай, немного подумавъ,-- кромѣ одной главной: стараться быть полезнымъ и пріятнымъ своему принципалу, сохраняя въ то же время свое собственное достоинство, и отнюдь не нарушать обязательства, налагаемаго на него самимъ названіемъ должности: "секретарь'".
   Мистеръ Григсбюри нѣсколько времени смотрѣлъ въ упоръ на Николая, потомъ бросилъ подозрительный взглядъ вокругъ комнаты и, наконецъ, сказалъ ему, понизивъ голосъ:
   -- Совершенно вѣрно, мистеръ... какъ васъ зовутъ?
   -- Никкльби.
   -- Совершенно вѣрно, мистеръ Никкльби, и прекрасно изложено, по крайней мѣрѣ, то, что вы сказали о секретарскихъ обязанностяхъ до сихъ поръ. Но есть еще кое-что, чего никогда не долженъ упускать изъ виду секретарь члена парламента. Мой секретарь долженъ меня заряжать.
   -- Виноватъ, сэръ,-- сказалъ Николай, думая, что ослышался.
   -- Заряжать,-- повторилъ мистеръ Григсбюри.
   -- Вторично прошу извиненія, что перебиваю васъ, сэръ, но я не совсѣмъ понимаю, что вы хотите этимъ сказать.
   -- Что я хочу сказать? Да это ясно, какъ день,-- проговорилъ съ важностью мистеръ Григсбюри.-- Во первыхъ, мой секретарь долженъ основательно знать иностранную политику, то есть насколько ее можно знать изъ газетъ. Затѣмъ онъ долженъ слѣдить за всѣми публичными митингами, за передовыми статьями, за отчетами о дѣятельности разныхъ обществъ и отмѣчать все, наиболѣе выдающееся, чѣмъ можно было бы при случаѣ украсить небольшой спичъ по поводу какой-нибудь петиціи или чего-нибудь въ такомъ родѣ. Вы меня поняли?
   -- Кажется, сэръ.
   -- Затѣмъ еще мой секретарь обязательно долженъ ежедневно просматривать какъ утреннія, такъ и вечернія газеты и обращать особенное вниманіе на такія статьи, какъ, напримѣръ, "Таинственное исчезновеніе и предполагаемое самоубійство мальчишки-подмастерья", и вообще на такія замѣтки, по поводу которыхъ я могъ бы обратиться съ запросомъ къ министру внутреннихъ дѣлъ. Кромѣ того, мой секретарь долженъ написать какъ мой запросъ, такъ и отвѣтъ министра, насколько я припомню его (конечно, вклеивъ въ послѣдній маленькій комплиментъ моему свѣтлому взгляду на вещи и моей независимости) и отослать рукопись франкированнымъ письмомъ въ одну изъ мѣстныхъ газетъ съ коротенькимъ предисловіемъ въ полдюжины строкъ, въ которомъ говорилось бы, что въ парламентѣ я одинъ изъ полезнѣйшихъ членовъ, такъ какъ всегда горячо стою за правду, ежечасно помятую о тяжелой отвѣтственности, лежащей на мнѣ, работаю, не покладая рукъ, и такъ далѣе. Понимаете теперь, въ чемъ дѣло?
   Николай молча поклонился.
   -- Сверхъ того,-- продолжалъ мистеръ Григсбюри,-- я желаю, чтобы мой секретарь просматривалъ росписи доходовъ и расходовъ, тарифы, отчеты, и изъ цифровыхъ данныхъ выводилъ бы итоги, на основаніи которыхъ я могъ бы, не боясь быть уличеннымъ въ незнаніи предмета, трактовать о пагубномъ вліяніи налога на строевой лѣсъ, о плачевномъ состояніи нашихъ финансовъ и прочая, и прочая. Недурно будетъ также, если онъ подготовитъ мнѣ нѣсколько аргументовъ, опираясь на которые я могъ бы говорить о вредныхъ послѣдствіяхъ возвращенія къ золотой валютѣ и о конверсіи бумагъ, затрогивая при этомъ мимоходомъ и друте вопросы: о вывозѣ за-границу драгоцѣнныхъ металловъ, о банковыхъ билетахъ, о политикѣ иностранныхъ государствъ -- вообще такіе вопросы, въ которыхъ никто ровно ничего не понимаетъ и, слѣдовательно, никто не въ претензіи, когда вы разсуждаете о нихъ вкривь и вкось, лишь бы ваша рѣчь текла плавно. Достаточно ли это ясно для васъ?
   -- Я думаю, что совершенно васъ понимаю,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Что касается вопросовъ, стоящихъ внѣ политики,-- горячо продолжалъ мистеръ Григсбюри,-- и основательной разработки которыхъ никто не въ правѣ требовать отъ меня, члена парламента, человѣка, занятаго серьезнымъ дѣломъ, то я могу посвящать имъ себя лишь настолько, чтобы не упускать изъ вида главнаго обстоятельства, а именно -- не допускать низшіе классы подняться въ своемъ благосостояніи до уровня высшихъ, иначе что же станется съ нашими привиллегіями? Ну-съ, такъ вотъ я и желалъ бы, чтобы мой секретарь составилъ мнѣ по этимъ вопросамъ маленькую коллекцію эффектныхъ рѣчей въ патріотическомъ духѣ. Если бы, напримѣръ, у какой-нибудь партіи явилась глупѣйшая мысль внести въ палату биль объ авторскихъ правахъ разныхъ бумагомарателей, я защищалъ бы такой тезисъ: ни подъ какимъ видомъ нельзя воздвигать непреодолимыхъ препятствій для прегражденія литературѣ доступа въ народъ. Вы понимаете, что я хочу сказать? Все, что создастся деньгами или, такъ сказать, дѣлами рукъ человѣческихъ, можетъ быть достояніемъ отдѣльнаго лица или семьи, но творенія ума человѣческаго, порождаемыя божественнымъ внушеніемъ, должны быть достояніемъ народа въ самомъ обширномъ смыслѣ этого слова. И если въ тотъ день, когда я буду это говорить, мнѣ случится быть въ добродушномъ настроеніи духа, я буду, пожалуй, не прочь пересыпать свою рѣчь шуточками насчеть потомства, напримѣръ. Тогда я скажу, что люди, пишущіе для потомства, должны считать себя вполнѣ удовлетворенными благодарностью потомства и не желать другой награды. Эти шуточки могутъ даже позабавить палату и ужь во всякомъ случаѣ не повредятъ мнѣ, такъ какъ вѣдь потомству но будетъ никакого дѣла ни до меня, ни до моихъ шутокъ. Неправда ли?
   -- Совершенная правда,-- сказалъ Николай.
   -- Особенно важно помнить, что распространяться о народѣ вообще очень полезно, конечно, въ тѣхъ случаяхъ, когда отъ того не страдаютъ наши интересы. Этотъ пріемъ имѣетъ чудодѣйственную силу во время выборовъ. Надъ авторами же можете издѣваться, сколько душѣ угодно; большинство изъ нихъ живетъ въ "меблированныхъ", недвижимой собственности -- ни-ни, а по тому и безъ права голоса. Вотъ вамъ кратій обзоръ нсего того, что входитъ въ кругъ вашихъ главныхъ обязанностей. Само собою разумѣется, что сюда же относится обязанность каждый вечеръ посѣщать галереи палаты, чтобы заряжать меня сызнова, если я что-нибудь позабуду. Необходимо также, чтобы въ дни большихъ преній о какомъ-нибудь важномъ вопросѣ вы садились въ первомъ ряду на хорахъ, чтобы пускать сосѣдямъ фразы вродѣ: "Посмотрите на джентльмена, что сидитъ противъ насъ, вонъ тотъ: теперь онъ поднесъ правою руку къ лицу, а лѣвою держится за столбикъ перилъ. Это мистеръ Григсбюри, знаменитый Григсбюри!" При этомъ не лишнее будетъ состряпать тутъ же, но вдохновенію минуты, маленькое хвалебное слово въ честь знаменитой особы. Относительно же гонорара,-- рѣзко оборвалъ мистеръ Григсбюри свое словоизверженіе, такъ какъ онъ почти задыхался,-- скажу слѣдующее: я могу теперь же назначить кругленькую цифру во избѣжаніе всякихъ недоразумѣній, хотя она будетъ и выше того, что я имѣю обыкновеніе предлагать. Гонораръ будетъ пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю.
   Сдѣлавъ это блестящее предложеніе, мистеръ Григсбюри откинулся въ кресло съ видомъ человѣка, который понимаетъ, что онъ поступилъ безразсудно, но говоритъ себѣ: "Дѣлать нечего, назадъ не сыграешь".
   -- Пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю -- это немного,-- замѣтилъ рѣзко Николай.
   -- Немного? Пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю? Вы говорите немного, молодой человѣкъ?-- кричалъ мистеръ Григсбюри.-- Пятнадцать шиллинговъ въ недѣ...
   -- Не подумайте, прошу васъ,-- прервалъ его Николай,-- что я хочу торговаться. Я не стыжусь признаться, что какъ ни скромна эта сумма, она для меня въ настоящую минуту очень заманчива. Но обязанности и отвѣтственность, налагаемыя вами на вашего секретаря, далеко не соотвѣтствуютъ вознагражденію и кажутся мнѣ настолько тяжелыми, что я боюсь принять ихъ на себя
   -- Такъ это отказъ,-- сэръ?-- спросилъ мистеръ Григебюри, протягивая руку къ звонку.
   -- Боюсь, сэръ, что при всей моей доброй волѣ эта работа будетъ мнѣ не подъ силу.
   -- Такъ вы бы прямо сказали, что не хотите принять мѣста потому, что пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю слишкомъ мало для васъ,-- сказалъ мистеръ Григебюри и позвонилъ.-- Такъ вы рѣшительно отказываетесь, сэръ?
   -- Я не могу поступить иначе
   -- Матью, проводи!-- крикнулъ Григебюри, обращаясь къ вошедшему слугѣ.
   -- Мнѣ очень досадно, что я напрасно побезпокоилъ васъ, сэръ,-- замѣтилъ Николай.
   -- И мнѣ тоже,-- отвѣчалъ мистеръ Григебюри, поворачиваясь къ нему спиной.-- Матью, проводи!
   -- Прощайте, сэръ.
   -- Матью, проводи!-- прокричалъ мистеръ Григсбюри еще разъ.
   Лакей сдѣлалъ знакъ Николаю слѣдовать за нимъ, безцеремонно прошелъ впередъ мимо него, не спѣша сошелъ съ лѣстницы, отворилъ дверь и выпустилъ его на улицу. Николай направился домой, задумчивый и печальный.
   Въ его отсутствіи Смайкъ позаботился приготовить обѣдъ изъ остатковъ вчерашняго ужина и съ нетерпѣніемъ поджидалъ своего друга, но утреннія похожденія Николая видимо не способствовали развитію его аппетита, и онъ не дотрагивался до обѣда. Въ глубокомъ раздумьи сидѣлъ онъ за столомъ, и бѣдный парень напрасно хлопоталъ, накладывая ему на тарелку кусочки повкуснѣе. Въ это время въ комнату заглянулъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Уже возвратились?
   -- Да, возвратился,-- отвѣчалъ Николай;-- усталъ до смерти, и что хуже всего, могъ бы и дома просидѣть съ такимъ же успѣхомъ
   -- Нельзя же разсчитывать надѣлать много дѣлъ въ одно утро,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Можетъ быть; но я большой сангвиникъ и потому разсчитывалъ сдѣлать многое, а между тѣмъ не сдѣлалъ ничего и теперь въ отчаяніи.
   И онъ передалъ Ньюмэну все, что случилось съ нимъ въ это утро.
   -- Если бы я только могъ добыть какую-нибудь работу, хоть самую ничтожную, до возвращенія Ральфа Никкльби, чтобы имѣть право прямо смотрѣть ему въ глаза, мнѣ было бы легче. Видитъ Богъ, я не гнушаюсь никакою работой; напротивъ, я прихожу въ отчаяніе отъ того, что лежу на боку, ничего не дѣлая, какъ безполезное животное.
   -- Я не знаю,-- проговорилъ нерѣшительно Ньюмэнъ,-- не знаю, можно ли даже предложить вамъ такую бездѣлицу... хотя тогда у васъ было бы чѣмъ заплатить за квартиру и даже немного осталось бы... Но, нѣтъ, нѣтъ, вамъ нельзя этого предлагать,-- даже надѣяться нельзя, чтобы вы согласились...
   -- Чего это нельзя мнѣ предлагать? О чемъ вы говорите?-- спросилъ Николай, поднимая глаза на своего друга.-- Укажите мнѣ въ этой многолюдной пустынѣ, именуемой Лондономъ, какой-нибудь честный способъ добывать деньги, хотя бы въ такихъ скромныхъ размѣрахъ, чтобы имѣть возможность платить за эту жалкую конуру, и вы увидите, побоюсь ли я работы? На какую только работу я не соглашусь! О, повѣрьте, мнѣ, мой другъ, я слишкомъ настрадался и привередничать не стану; я понюхалъ житейскаго опыта, и этотъ опытъ посбилъ съ меня спеси. И готовъ взять на себя какое хотите дѣло, но разумѣется,-- прибавилъ Николай, немного помолчавъ,-- разумѣется, за исключеніемъ всего того, чего мнѣ не позволили бы сдѣлать моя честность и самоуваженіе. По моему, нѣтъ никакой разницы между несчастьемъ служить пособникомъ подлой жестокости какого-нибудь звѣря-педагога и положеніемъ раба низкаго и ограниченнаго мерзавца, будь онъ хоть сто разъ членомъ парламента.
   -- Право, я ужь и самъ не знаю, слѣдуетъ ли говорить вамъ о томъ, что мнѣ сообщили сегодня утромъ?-- промолвилъ нехотя Ньюмэнъ.
   -- А имѣетъ это какую-нибудь связь съ вопросомъ о моемъ заработкѣ?
   -- Да.
   -- Въ такомъ случаѣ говорите, мой дорогой другъ. Ради Бога, говорите! Подумайте о моемъ печальномъ положеніи, и такъ какъ я обѣщаю вамъ не предпринимать ничего, не посовѣтовавшись съ вами, то помогите мнѣ и вы въ моей бѣдѣ, если можете.
   Тронутый этой мольбой, Ньюмэнъ сдался. Запинаясь и заикаясь на каждомъ словѣ, часто повторяясь и путаясь, онъ разсказалъ, что по-утру мистриссъ Кенвигзъ затащила его къ себѣ и битый часъ разспрашивала о Николаѣ, объ его общественномъ положеніи, приключеніяхъ, родословной; освѣдомлялась, давно ли они познакомились. Онъ, Ньюмэнъ, долго увиливалъ отъ опредѣленныхъ отвѣтовъ, но, наконецъ, припертый къ стѣнѣ, былъ вынужденъ сказать кое-что. Онъ сообщилъ мистриссъ Кенвигзъ, что Николай носитъ званіе учителя и обладаетъ огромными научными свѣдѣніями, въ настоящее время лишился мѣста въ силу несчастнаго стеченія обстоятельствъ, о которомъ ему, Ньюмэну, не дозволено распространяться. Въ концѣ концовъ онъ назвалъ Николая вымышленной фамиліей -- Джонсономъ. Тогда мистриссъ Кенвигзъ подъ вліяніемъ невѣдомо какихъ чувствъ -- благодарности, тщеславія, материнской любви или всѣхъ этихъ чувствъ вмѣстѣ взятыхъ, вступила въ какіе-то таинственные переговоры съ мистеромъ Кенвигзомъ, и результатомъ этихъ переговоровъ было то, что она объявила мистеру Ногсу, что если мистеръ Джонсонь возмется обучить ея четырехъ малютокъ французскому языку такъ основательно, чтобы онѣ заговорили, какъ парижанки, то она готова платить ему за трудъ пять шиллинговъ въ недѣлю звонкой монетой Соединеннаго Британскаго Королевства. Такимъ образомъ на каждую миссъ Кенвигзъ приходилось по шиллингу, и сверхъ того одинъ оказывался лишній, до тѣхъ поръ, пока младенецъ Кенвигзъ будетъ въ состояніи изучать грамматику.
   "-- А это будетъ скоро, или я очень ошибаюсь,-- заключила мистриссъ Кенвигзъ свое блестящее предложеніе;-- вѣдь у меня такія умныя дѣти, какихъ еще и на свѣтѣ не бывало, мистеръ Ногсъ".
   -- Вотъ и все,-- заключилъ Ньюмэнъ свой разсказъ.-- Но, конечно, для васъ это слишкомъ ничтожно. Я увѣренъ, что вы не согласитесь, но все-таки...
   -- Не соглашусь!-- воскликнулъ съ живостью Николай,-- Какъ бы не такъ! Да я уже согласенъ, конечно, согласенъ. Передайте, мой другъ, этой милой женщинѣ, что я готовъ приняться за дѣло, когда ей будетъ угодно.
   Ньюмэнъ радостно побѣжалъ внизъ извѣстить мистриссъ Кенвигзъ, что его другъ принимаетъ ея предложеніе, и тотчасъ вернулся съ приглашеніемъ Николаю пожаловать въ бель-этажъ на урокъ, когда ему вздумается. Онъ разсказалъ при этомъ, какъ мистриссъ Кенвигзъ немедленно послала купить подержанную французскую грамматику съ діалогами, которую она давно уже намѣтила у букиниста на углу въ ларѣ его шестипенсовыхъ книжекъ, и какъ всѣ Кенвигзы, въ упоеніи отъ возможности сдѣлать еще шагъ, чтобы упрочить за собою право на званіе "благородныхъ", жаждутъ начать урокъ какъ можно скорѣй.
   Намъ могутъ сказать, что Николай, судя по его образу дѣйствій, не обладалъ тѣмъ, что называется "чувствомъ собственнаго достоинства", какъ принято понимать это слово. Разумѣется, если бы ему нанесли оскорбленіе, онъ не смолчалъ бы; несомнѣнно и то, что онъ всегда вступился бы за обиженнаго, вступился бы такъ же смѣло и горячо, какъ рыцарь старыхъ временъ, бросавшійся съ копьемъ на перевѣсъ на защиту угнетенной невинности; но ему не хватало той холодной надменности и того высокомѣрнаго эгоизма, которые, по мнѣнію свѣта, являются отличительными признаками человѣка съ чувствомъ собственнаго достоинства. Мы позволимъ себѣ, однако, замѣтить, что на нашъ взглядъ такіе господа могутъ быть только обузой для семьи, вмѣсто того, чтобы служить ей опорой. Мы имѣемъ удовольствіе быть знакомыми съ нѣсколькими представителями этого типа, которые, считая для себя унизительными всякое занятіе, всецѣло посвящаютъ свое время заботѣ о своихъ усахъ и искусству принимать грозный видъ. Мы готовы вѣрить, что усы и грозный видъ -- пріобрѣтенія сами по себѣ очень цѣнныя и весьма желательныя для многихъ, но было бы много пріятнѣе, если бы обладатели того и другого существовали на свой собственный счетъ, а не на счетъ людей съ не столь развитымъ чувствомъ собственнаго достоинства.
   Не обладая чувствомъ собственнаго достоинства въ общепринятомъ смыслѣ этого слова, Николай считалъ гораздо болѣе унизительнымъ проживать на счетъ Ньюмэна Ногса, чѣмъ учить маленькихъ Кенвигзовъ французскому языку за пять шиллинговъ въ недѣлю, и потому съ восторгомъ ухватился за это предложеніе и поспѣшилъ представиться жильцамъ бель-этажа.
   Мистриссъ Кенвигзъ приняла его съ очаровательною, хотя и нѣсколько утрированною любезностью, краснорѣчиво свидѣтельствовавшею о ея намѣреніи оказать молодому человѣку покровительство и поддержку.
   Николай засталъ у Кенвигзовъ гостей -- мистера Лилливикъ и миссъ Петоукеръ. Четыре дѣвочки Кенвигзъ оказались также налицо. Онѣ сидѣли рядышкомъ на учебной скамьѣ, а въ высокомъ дѣтскомъ креслицѣ возсѣдалъ младенецъ и игралъ какою-то отрепанной игрушкой, вродѣ лошадки съ оторванной головой или попросту деревяшки въ видѣ раскрашеннаго утюга на четырехъ кривыхъ ногахъ, усѣяннаго красными облатками по чернильному фону.
   -- Какъ поживаете, мистеръ Джонсонъ?-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.-- Дядя, мистеръ Джонсонъ!
   -- Здравствуйте, сэръ,-- довольно сухо привѣтствовалъ гостя мистеръ Лилливикъ. Теперь, когда ему было извѣстно званіе Николая, онъ находилъ, что скомпрометировалъ себя наканунѣ, оказавъ ему гораздо больше вниманія, чѣмъ полагается домашнему учителю со стороны сборщика водяныхъ пошлинъ.
   -- Дядя, мистеръ Джонсонъ приглашенъ въ качествѣ учителя къ нашимъ дѣтямъ,-- сказала мистрисъ Кенвигзъ.
   -- Ты уже говорила мнѣ объ этомъ, моя милая.
   -- Но я надѣюсь,-- продолжала мистриссъ Кенвигзъ, принимая величественный видъ,-- надѣюсь, что мои дѣти не возгордятся, а только сочтутъ это лишнимъ поводомъ возблагодарить свою счастливою звѣзду, поставившую ихъ выше другихъ,-- дѣтей низкаго званія... Ты слышишь, Морлина?
   -- Слышу, мама.
   -- И, когда вы пойдете въ гости или гулять, я надѣюсь, вы не станете хвастать и зазнаваться передъ другими дѣтьми. Вы можете только сказать: -- "Къ намъ ходитъ учитель давать уроки французскаго языка, но мы этимъ не гордимся, потому что мама говоритъ, что гордость -- большой грѣхъ". Слышите, Морлина?
   -- Да, мама
   -- Итакъ, дѣти, не забывайте моихъ наставленій. Дядя, не хотите ли, чтобъ мистеръ Джонсонъ теперь же приступилъ къ занятіямъ?
   -- Я готовь слушать, душа моя, если мистеръ Джонсонъ готовъ начать свои занятія,-- отвѣчалъ сборщикъ, принимая видъ стараго критика.-- Какого вы мнѣнія о французскомъ языкѣ, сэръ?
   -- Виноватъ, что вы подъ этимъ подразумѣваете?-- спросилъ Николай.
   -- Какъ вы думаете: это хорошій, умный, красивый языкъ?-- продолжалъ допрашивать сборщикъ.
   -- Да, по моему, это хорошій языкъ, потому что въ немъ есть названіе для каждаго предмета; а такъ какъ на немъ можно вести разговоры о всякихъ предметахъ и притомъ въ очень изящной формѣ, то я нахожу, что это умный и красивый языкъ.
   -- Вы такъ думаете? проговорилъ съ сомнѣніемъ мистеръ Лилливикъ. Ну, а думаете ли вы также, что это веселый языкъ?
   -- Да, думаю,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Въ такомъ случаѣ, онъ, видно, очень измѣнился; въ мое время онъ не былъ такимъ.
   -- Развѣ въ ваше время это былъ печальный языкъ?-- спросилъ Николай, едва сдерживая улыбку.
   -- Очень печальный,-- произнесъ наставительно мистеръ Лилливикъ.-- Я говорю о времени послѣдней войны. Можетъ быть, теперь онъ и веселый языкъ, я не спорю, такъ какъ не люблю спорить съ людьми, но вамъ скажу одно: я слышалъ, какъ говорили между собою плѣнные французы (а вѣдь они были уроженцы Франціи и значитъ должны были знать свой языкъ), и увѣряю васъ, жалко было смотрѣть на нихъ, такъ печально они говорили. А я слышалъ ихъ разъ пятьдесятъ, сэръ, да, по крайней мѣрѣ, пятьдесятъ разъ.
   Мистеръ Лилливикъ пришелъ въ такое раздраженіе, что мистриссъ Кенвигзъ принялась знаками умолять Николая не возражать, а миссъ Петоукеръ призвала на помощь всѣ свои чары, чтобы смягчить гнѣвъ почтеннаго стараго джентльмена. Эволюціи ея возымѣли свое дѣйствіе, и сборщикъ соблаговолилъ заговорить.
   -- А какъ по-французски вода?-- спросилъ онъ.
   -- L'eau.
   -- А!-- протянулъ мистеръ Лилливикъ, трагически покачавъ головой.-- Ну, что же, развѣ я не правъ? Ло! Хорошъ языкъ, нечего сказать! И говорить-то не стоитъ о такомъ языкѣ.
   -- Я полагаю, дядя, что дѣти могутъ начинать, какъ вы думаете?-- спросила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Конечно, моя дорогая, пусть начинаютъ; я вовсе не желаю мѣшать ихъ занятіямъ,-- отвѣчалъ съ надутымъ видомъ сборщикъ.
   Пользуясь этимъ милостивымъ разрѣшеніемъ, четыре миссъ Кенвигзъ усѣлись рядкомъ по старшинству, имѣя во главѣ Морлину, причемъ ихъ льняныя косички расположились по одной прямой, а Николай взялъ книгу и началъ давать имъ предварительныя объясненія. Миссъ Петоукеръ и мистриссъ Кенвигзъ созерцали эту сцену въ безмолвномъ восхищеніи, и только изрѣдка раздавался умиленный шепотъ лучшей изъ матерей, увѣрявшей свою пріятельницу, что "вотъ посмотрите, Морлина, черезъ минуту будетъ все знать наизусть". Что касается мистера Лилливика, то онъ сидѣлъ надувшись, какъ мышь на крупу, и очень внимательно слѣдилъ за ходомъ урока, выжидая случая возобновить свои нападки на ненавистный французскій языкъ.
   

ГЛАВА XVII
описываетъ дальнѣйшія событія въ жизни миссъ Никкльби.

   Съ тяжелымъ сердцемъ и грустными предчувствіями, которыхъ никакія усилія воли не могли подавить, выходила изъ Сити Кетъ Никкльби утромъ того дня, когда должны были начаться ея занятія у госпожи Нанталины. Городскіе часы показывали только три четверти восьмого, когда она уже пробиралась одна по шумнымъ улицамъ Лондона, направляясь хъ Вестъ-Энду.
   Много блѣдныхъ, болѣзненныхъ дѣвушекъ, назначеніе которыхъ въ жизни -- терпѣливо трудиться, соперничая въ этомъ съ скромнымъ шелковичнымъ червемъ, надъ производствомъ дорогихъ нарядовъ, украшающихъ богатыхъ и безпечныхъ франтихъ, много такихъ дѣвушекъ проходитъ въ этотъ ранній часъ по улицамъ столицы, направляясь къ мѣсту своего дневного труда, наскоро, словно крадучись, урывая немногіе глотки свѣжаго воздуха и ловя на ходу рѣдкій солнечный лучъ, который долженъ скрасить ихъ монотонное существованіе въ теченіе долгихъ, томительныхъ часовъ, составляющихъ ихъ рабочій день. Подходя къ моднымъ кварталамъ, Кетъ все чаще и чаще встрѣчала дѣвушекъ этого класса, спѣшившихъ, какъ и сама она, къ своей тяжелой работѣ, и по ихъ нездоровому виду, по ихъ усталой, слабой походкѣ все больше и больше убѣждалась, что предчувствія ея были основательны.
   Она пришла къ госпожѣ Манталини за нѣсколько минутъ до назначеннаго часа. Походивъ передъ домомъ въ надеждѣ, не подойдетъ ли кто-нибудь изъ ея будущихъ сотоварокъ и не избавитъ ли ее отъ непріятной необходимости объяснять прислугѣ цѣль своего посѣщенія, она, наконецъ, робко постучалась у подъѣзда. Ей отворили не скоро; отворилъ заспанный лакей, который успѣлъ кое-какъ застегнуть свою полосатую куртку, спускаясь но лѣстницѣ, и теперь подвязывалъ передникъ.
   -- Дома госпожа Манталини?-- спросила Кетъ дрожащимъ голосомъ.
   -- Трудненько не застать ее въ такую пору, миссъ,-- отвѣчалъ лакей такимъ тономъ, что лучше бы онъ прямо сказалъ: "моя милая".
   -- Могу я ее видѣть?
   -- Видѣть?-- протянулъ лакей съ удивленіемъ, придерживая дверь, выпучивъ глаза на посѣтительницу и широко ухмыляясь.-- Разумѣется, нѣтъ.
   -- Она сама назначила мнѣ придти сегодня,-- пролепетала Кетъ.-- Я... я буду здѣсь работать.
   -- А, такъ вамъ слѣдовало звонить вотъ сюда, въ мастерскую,-- сказалъ лакей, дотрогиваясь до ручки звонка.-- Впрочемъ, постойте, я забылъ... Миссъ Никкльби, такъ ваша фамилія?
   -- Да.
   -- Такъ проходите наверхъ: госпожа Манталини васъ ждетъ. Вотъ сюда. Осторожнѣе... не споткнитесь объ эти вещи на полу.
   Съ такимъ предостереженіемъ, относившимся къ безпорядочной кучѣ всевозможныхъ предметовъ домашняго хозяйства: подносовъ со стаканами, лампъ, пустыхъ бутылокъ и пирамидъ изъ стульевъ, загромождавшихъ всю прихожую и достаточно ясно свидѣтельствовавшихъ о томъ, что наканунѣ здѣсь происходила пирушка, лакей прослѣдовалъ во второй этажъ и ввелъ Кетъ въ маленькую комнатку, имѣвшую сообщеніе съ той, гдѣ она въ первый разъ видѣла хозяйку магазина.
   -- Подождите здѣсь, я ей сейчасъ доложу.
   Высказавъ это обѣщаніе съ большой снисходительностью, лакея удалился и оставилъ Кетъ одну.
   Комната не проставляла нечего особенно интереснаго. Изъ всей ея обстановки больше всего бросался въ глаза писанный масляными красками поясной портретъ г-на Манталини, котораго художникъ изобразили въ небрежно-граціозной позѣ, съ запущенной въ волосы пятерней, что выставляло въ очень выгодномъ свѣтѣ брилліантовый перстень на его мизинцѣ, свадебный подарокъ госпожи Манталини. Но если нечѣмъ было развлечься въ этой комнатѣ, за то въ смежной слышались голоса, и такъ какъ бесѣдующіе говорили очень громко, а переборка была очень тонка, то Кетъ не могла не распознать, что голоса эти принадлежали г-ну и г-жѣ Манталини.
   -- Душа моя,-- говорилъ г-нъ Манталини,-- если ты будешь такъ жестоко, такъ дьявольски оскорбительно ревновать, ты будешь очень несчастна, ужасно, чертовски несчастна!
   Засимъ послышался такой звукъ, какъ будто г-нъ Манталини прихлебывалъ свои кофе.
   -- Я и такъ несчастна,-- отвѣчала г-жа Манталини, очевидно, сквозь слезы.
   -- А все оттого, что ты злая, ничѣмъ не довольная, чертовски неблагодарная маленькая фея,-- сказалъ г-нъ Манталини.
   -- Вовсе нѣтъ,-- проговорила г-жа Манталини съ рыданіемъ.
   -- Не приходи въ дурное расположеніе духа, мой ангелъ,-- продолжалъ г-нъ Манталини, разбивая яйцо.-- У насъ такая миленькая, такая дьявольски обворожительная мордашка, что ей совсѣмъ не слѣдуетъ дуться; она тогда теряетъ нею свою привлекательность и становится сердитой и отталкивающей, какъ у какой-нибудь противной, страшной старухи-колдуньи.
   -- Меня не всегда можно умаслить такимъ способомъ,-- сказала съ досадой г-жа Манталини.
   -- Такъ мы умаслимъ ее другимъ способомъ, такимъ, какой ей больше по вкусу. А не желаетъ, такъ и совсѣмъ не станемъ умасливать,-- отозвался г-нъ Манталини, не вынимая изо рта чайной ложечки, которою онъ кушалъ яйцо.
   -- Тебѣ легко говорить,-- замѣтила г-жа Манталини.
   -- Не очень-то легко, когда ѣшь яйцо въ смятку и желтокъ течетъ у тебя по жилету, потому что для какого хочешь жилета, кромѣ желтаго, яичный желтокъ -- аксессуаръ совсѣмъ неподходящій.
   -- Ты волочился за ней цѣлый вечеръ,-- сказала г-жа Манталини, видимо желая направить разговоръ къ тому пункту, съ котораго онъ начался.
   -- Нѣтъ, жизнь моя, это неправда.
   -- Правда, правда! Я весь вечеръ смотрѣла на тебя.
   -- Ахъ, мои милые, плутовскіе, блестящіе глазки! Такъ вы весь вечеръ смотрѣли на меня!-- воскликнулъ томнымъ голосомъ г-нъ Манталини въ порывѣ восторга.-- О, сатана и всѣ черти!
   -- И я опять повторяю,-- продолжала, не слушая его, г-жа Манталини,-- что ты не долженъ вальсировать ни съ кѣмъ, кромѣ жены. Я не могу этого выносить, Манталини, я отравлюсь!
   -- Она отравится! Она будетъ жестоко страдать! О, нѣтъ!-- воскликнулъ съ пафосомъ г-нъ Манталини, который, судя но звуку его голоса, пересѣлъ на другое мѣсто, поближе къ женѣ.-- Нѣтъ, нѣтъ, она не отравится, потому что мужъ у нея красавецъ мужчина и могъ бы жениться на двухъ графиняхъ и на богатой вдовѣ.
   -- На двухъ?-- переспросила госпожа.-- Ты раньше говорилъ на одной.
   -- На двухъ, какъ честный человѣкъ! На двухъ настоящихъ графиняхъ, красавицахъ и богачкахъ, разрази меня Богъ!
   -- Такъ отчего же ты не женился?-- спросила г-жа Манталини игриво.
   -- Отчего? А развѣ я не встрѣтилъ на одномъ утреннемъ концертѣ прелестную маленькую волшебницу, самую обворожительную въ цѣломъ мірѣ? Теперь эта волшебница -- моя жена; такъ пускай же всѣ графини и вдовы на свѣтѣ провалятся ко всѣмъ...
   Г-нъ Манталини не кончилъ этой фразы и влѣпилъ въ щечку супругѣ звонкій поцѣлуй, который та возвратила, послѣ чего поцѣлуи уже не прекращались, продолжаясь въ перемежку съ ѣдой.
   -- Ну, а какъ насчетъ капиталовъ, сокровище моей жизни,-- сказалъ г-нъ Манталини, когда завтракъ и нѣжности кончились,-- много ли у насъ налицо?
   -- Очень немного,-- отвѣчала супруга.
   -- Надо добыть, ангелъ мой. Возьмемъ за бока старикашку Никкльсби: пусть дастъ намъ подъ вексель.
   -- Да зачѣмъ тебѣ деньги? У тебя теперь все, кажется, есть,-- улещала его г-жа Манталини.
   -- Душа души моей,-- отвѣчалъ на это супругъ,-- у Скребса продается такая лошадь, что грѣхъ и преступленіе ее упустить. Задаромъ отдаютъ, свѣтъ моихъ очей!
   -- Задаромъ? Вотъ это хорошо!-- воскликнула супруга
   -- Положительно задаромъ. За сто гиней -- съ гривой, съ ногами, чолкой и хвостомъ. Лошадь красоты неземной, неописанной. Я махну на ней въ паркъ, обгоню экипажи отвергнутыхъ графинь. Старая колотовка-вдова упадетъ въ обморокъ съ досады и горя, а двѣ другія скажутъ: "Онъ женился,-- для насъ онъ погибъ. О, проклятіе!" Онѣ адски возненавидятъ другъ друга и пожелаютъ, чтобы ты умерла. Ха, ха!.. Ловкая махинація, чортъ побери!
   Благоразуміе г-жи Манталини, если оно у нея было, не могло устоять передъ такой заманчивой картиной ея торжества. Позвенѣвъ въ карманѣ ключами, она объявила, что пойдетъ посмотрѣть, не найдется ли чего у нея въ конторкѣ, затѣмъ встала со стула, отворила дверь и вошла въ ту комнату, гдѣ была Кетъ.
   -- Ахъ, Боже мой, вы здѣсь, дитя мое! Какъ вы сюда попали?-- воскликнула съ удивленіемъ г-жа Манталини, попятившись назадъ.
   -- Дитя? закричалъ г-нъ Манталини, вбѣгая вслѣдъ за женой.-- Какимъ образомъ?.. А, гм... чортъ возьми! Мое почтенье, миссъ.
   -- Я здѣсь давно жду,-- проговорила Кетъ, обращаясь къ хозяйкѣ.-- Должно быть, слуга забылъ обо мнѣ доложить.
   -- Манталини, ты долженъ приструнить этого человѣка,-- сказала г-жа Манталини своему мужу.-- Онъ вѣчно все забываетъ.
   -- Я оторву ему носъ за то, что онъ оставляетъ скучать одну такую красоточку,-- объявилъ супругъ рѣшительнымъ тономъ.
   -- Манталини, ты забываешься!-- сказала жена.
   -- Себя я забываю, душенька,-- это возможно, но тебя -- никогда!-- отвѣчалъ г-нъ Манталини, цѣлуя у нея руку и гримасничая въ сторону миссъ Никкльби, которая поскорѣе отвернулась.
   Умиротворенная этимъ комплиментомъ, хозяйка магазина достала изъ конторки какія-то бумаги и вручила ихъ мужу, который принялъ этотъ даръ съ нескрываемымъ восторгомъ. Затѣмъ она попросила Кетъ слѣдовать за ней, и, послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ со стороны г-на Манталини обратить на себя вниманіе молодой дѣвушки, обѣ дамы вышли, оставивъ интереснаго джентльмена валяться на диванѣ съ ногами выше головы и съ газетой въ рукахъ.
   Спустившись съ лѣстницы и пройдя корридоромъ, г-жа Манталини вошла въ большую комнату въ задней части дома. Десятка два молодыхъ женщинъ сидѣло здѣсь за работой. Онѣ шили, кроили, тачали, подметывали и исполняли множество другихъ мелкихъ работъ, извѣстныхъ только знатокамъ портняжнаго искусства. Комната была душная, съ окномъ въ потолкѣ, такая глухая и тихая комната, какую только можетъ пожелать хозяйка магазина для своихъ мастерицъ.
   Г-жа Манталини громко позвала: "миссъ Нэгъ!", и къ ней сейчасъ же подбѣжала низенькаго роста особа, съ суетливыми манерами, расфранченная въ пухъ и прахъ и исполненная сознанія своей важности. Остальныя дамы въ комнатѣ перестали на время работать и принялись шептаться, обмѣниваясь критическими замѣчаніями насчетъ новоприбывшей -- фасона ея платья и добротности матеріи, изъ которой оно было сшито, фигуры ея, цвѣта лица и общаго вида,-- проявляя такимъ образомъ ту самую степень благовоспитанности, какую можно наблюдать среди представителей высшаго круга въ бальной залѣ
   -- Миссъ Нэгъ, это та молодая особа, о которой я вамъ говорила,-- сказала г-жа Манталини.
   Миссъ Нэгъ состроила почтительную улыбку, выслушивая свою госпожу, весьма искусно преобразила ее въ благосклонно-снисходительную, какъ только повернулась къ Кетъ, и сказала, что хотя съ новенькими всегда много хлопотъ, но она надѣется, что молодая особа приложитъ всѣ старанія быть полезной, и на основаніи этой надежды она, миссъ Нэгъ, готова заранѣе подарить ее своей дружбой.
   -- Я думаю, на первое время будетъ лучше всего приставить миссъ Никкльби къ магазину: пусть она помогаетъ вамъ принимать посѣтительницъ и примѣривать платья,-- сказала г-жа Манталини.-- Она едва ли можетъ быть пока полезна здѣсь, въ мастерской, а тамъ ей наружность...
   -- Будетъ прекрасно гармонировать съ моей,-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Вы совершенно правы, г-жа Манталини, и я могла заранѣе предсказать, что вы не замедлите объ этомъ догадаться. У васъ во всемъ такая гибель вкуса, что я просто понять не могу. Я часто говорю это нашимъ дѣвицамъ,-- когда и гдѣ вы успѣли научиться всему, что вы знаете. Гм... Да, да, миссъ Никкльби совсѣмъ мнѣ подъ пару, только волосы у меня немного темнѣе, да гм... нога, я думаю, будетъ поменьше. Надѣюсь, миссъ Никкльби не посѣтуетъ на меня за это послѣднее заявленіе, когда узнаетъ, что наша семья славилась маленькими ногами съ тѣхъ самыхъ поръ гм... да, вѣроятно, съ тѣхъ поръ, какъ въ нашей семьѣ есть вообще ноги. У меня былъ дядя, г-жа Манталини (онъ жилъ въ Чельтенгамѣ,-- имѣлъ тамъ превосходную табачную лавку, и дѣла его процвѣтали), гм... Такъ у него были такія крошечныя ноги,-- ну, словомъ, не больше тѣхъ, что придѣлываются къ деревяшкамъ дли калѣкъ, и при томъ стройныя ноги, г-жи Манталини, удивительно стройныя.
   -- Должно быть немного смахивающія на копыта,-- замѣтила хозяйка.
   -- Ахъ, какъ это похоже на васъ!-- воскликнула въ восторгѣ миссъ Нэгъ.-- Ха, ха, ха! На копыта! Замѣчательно остроумно! Я и то постоянно твержу нашимъ дѣвицамъ: "Положительно, mesdames, что бы тамъ ни говорили, а я всегда скажу: никогда и нигдѣ не встрѣчала я такого остроумія гм... А я видала на своемъ вѣку немало остроумныхъ людей. Когда былъ живъ мой братъ (я завѣдывала хозяйствомъ у него въ домѣ, миссъ Никкльби), такъ у насъ разъ въ недѣлю по вечерамъ собиралась молодежь, три или четыре молодыхъ человѣка, славившихся своимъ остроуміемъ въ тѣ времена... И все таки я всегда повторяю дѣвицамъ (да вотъ, еще сегодня поутру я это говорилъ миссъ Симмондсъ): "Никогда и нигдѣ не встрѣчала я такого необыкновеннаго остроумія гм.. у г-жи Манталини. Она остритъ такъ тонко, такъ язвительно и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ добродушно, что для меня навсегда останется тайной, гдѣ и какимъ образомъ она этому научилась".
   Миссъ Нэгъ умолкла, чтобы перевести духъ, и пока она молчитъ, мы позволимъ себѣ сдѣлать на ея счетъ одни замѣчаніе -- не но поводу ея поразительнаго краснорѣчія и не менѣе рѣдкой почтительности по отношенію къ г-жи Манталини,-- о, нѣтъ! То и другое слишкомъ очевидно и не требуетъ комментарій. Мы скажемъ только, что миссъ Нэгъ, пускаясь говорить, имѣла привычку прерывать потоки своего краснорѣчія звонкимъ, пронзительнымъ "гм", значеніе котораго въ ея устахъ истолковывалось ея знакомыми различно. Одни изъ нихъ говорили, что миссъ Нэгъ имѣетъ слабость къ гиперболамъ и вводитъ въ свою рѣчь это словечко, когда какая-нибудь новая гипербола нарождается въ ея мозгу. Другіе полагали, что она прибѣгаетъ къ нему, когда ей не хватаетъ словъ, просто затѣмъ, чтобы выиграть время и не дать себя перебить. Можно, пожалуй, прибавить, что миссъ Нэгъ претендовала на молодость, хотя давно оставила ее за плечами, что она была пуста и тщеславна и принадлежала къ числу тѣхъ людей, которымъ можно вѣрить, пока они на глазахъ.
   -- Вы потрудитесь объяснить миссъ Никкльби, въ чемъ будутъ состоять ея обязанности,-- сказала ей г-жа Манталини.-- Итакъ, я оставляю ее съ вами. Не забудьте же, миссъ Нэгъ, что я вамъ говорила.
   Миссъ Нэгъ, конечно, отвѣтила, что забыть хоть одно слово, слетѣвшее съ устъ г-жи Манталини, физически и нравственно невозможно, послѣ чего хозяйка заведенія, удостоивъ своихъ помощницъ общимъ благосклоннымъ пожеланіемъ добраго утра, величественно выплыла изъ комнаты.
   -- Очаровательная женщина,-- неправда ли, миссъ Никкльби?-- сказала ей вслѣдъ миссъ Нэгъ, съ улыбкой потирая руки.
   -- Не знаю, я ее мало видѣла -- отвѣчала. Кетъ.
   -- А видѣли вы г-на Манталини9
   -- Да, два раза.
   -- Неправда ли, интересный мужчина?
   -- Мнѣ, признаюсь, онъ совсѣмъ не показался интереснымъ.
   -- Да что вы, моя милая!-- воскликнула миссъ Нэгъ, воздѣвая въ изумленіи руки.-- Помилуйте, да гдѣ же вашъ вкусъ? Такой красавецъ, высокій, статный! Съ такими удивительными бакенбардами и зубами! Гы... Нѣтъ, положительно вы меня удивляете!
   -- Можетъ быть, я слишкомъ глупа и не умѣю его оцѣнить,-- проговорила Кетъ, снимая съ себя шляпку,-- но такъ какъ мое мнѣніе и немъ не можетъ представлять большого интереса ни для него, ни для другихъ, то я жалѣю, что составила его, и, вѣроятно, не скоро его измѣню.
   -- Развѣ вы не находите его красивымъ?-- спросила Кетъ одна изъ молодыхъ дѣвицъ.
   -- Быть можетъ, онъ и красивъ, но я этого не вижу,-- отвѣчала Кетъ.
   -- А какія у него чудныя лошади и какъ онъ ими правитъ!-- вставила другая дѣвица.
   -- Очень возможно, но я не видѣла его лошадей.
   -- Не видѣли?-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Вотъ то-то и есть! Какъ же вы позволяете себѣ сулить о джентльменѣ, не имѣя понятія, какой у него выѣздъ?
   Въ этомъ замѣчаніи старой модистки было столько пошло-условнаго даже на неопытный взглядъ дѣвочки-провниціалки, что Кетъ, которой и помимо этого хотѣлось перемѣнить разговоръ, воздержалась отъ дальнѣйшихъ возраженіи, и поле битвы осталось за миссъ Нэгъ.
   Послѣ короткой паузы, во время которой дѣвицы успѣли разсмотрѣть Кетъ во всѣхъ подробностяхъ и сравнить свои наблюденія, одна изъ нихъ услужливо предложила помочь ей снять шаль, и когда шаль была снята, спросила, не находитъ ли она, что черный костюмъ во многихъ отношеніяхъ неудобенъ.
   -- Да, это правда,-- отвѣчала Кетъ съ горькимъ вздохомъ.
   -- Черное такъ марко и черезчуръ грѣетъ,-- прибавила та же мастерица, оправляя платье на Кетъ.
   Кетъ могла бы отвѣтить, что траурный черный костюмъ не всегда грѣетъ, что зачастую онъ холодить больше всякаго другого, что онъ не только леденитъ сердце того, кто его носитъ, но распространяетъ свое холодное вліяніе на самыхъ близкихъ нашихъ друзей, замораживаетъ всѣ источники доброты и участія, губитъ въ зародышѣ обѣщанія, расточавшіяся когда-то такъ щедро, и создастъ вокругъ насъ безотрадную пустыню. Немногимъ изъ людей, потерявшихъ друга или близкаго родного, кѣмъ держалась вся ихъ жизнь, не довелось больно почувствовать расхолаживающее дѣйствіе своего траура. Кетъ давно его чувствовала, а въ эту минуту почувствовала особенно живо и не могла удержаться отъ слезъ.
   -- Мнѣ очень жаль, что я васъ разстроила своими глупыми словами,-- сказала ей та же дѣвушка.-- Я сболтнула, не подумавши. Вы вѣрно въ траурѣ по какомъ-нибудь близкомъ родственникѣ?
   -- По отцѣ,-- отвѣтила Кетъ.
   -- По комъ, миссъ Симмондсъ?-- спросила во всеуслышаніе миссъ Нэгъ.
   -- По отцѣ,-- отвѣчала дѣвушка тихо.
   -- А, по отцѣ,-- протянула миссъ Нэгъ, не давая себѣ ни малѣйшаго труда понизить свой голосъ.-- И долго онъ хворалъ, миссъ Симмондсъ?
   -- Тсъ, тише! Я не знаю,-- отвѣчала та.
   -- Наша бѣда стряслась неожиданно,-- проговорила Кетъ, отвернувшись,-- иначе я, вѣроятно, успѣла бы теперь къ ней привыкнуть и могла бы спокойнѣе о ней говорить.
   Согласно установившемуся въ мастерской г-жи Манталини неизмѣнному правилу стараться вывѣдать всю подноготную о каждой вновь поступающей мастерицѣ, молодыя особы, составлявшія ея штатъ, сгорали желаніемъ знать, кто такая Кетъ, оттуда она, и что ее заставило поступить швеей въ магазинъ. Но, несмотря на то, что наружность ея и волненіе должны были только подстрекнуть естественное ихъ любопытство, довольно имъ было замѣтить, что ихъ распросы заставляютъ ее только страдать, чтобы всякія проявленія этого любопытства прекратились, и миссъ Нэгъ, уразумѣвъ полную безнадежность дальнѣйшихъ попытокъ получить болѣе обстоятельныя свѣдѣнія о "новенькой" въ данную минуту, неохотно скомандовала дѣвицамъ, чтобы онѣ перестали болтать и принимались за работу.
   Послѣ этого работа продолжалась въ глубокомъ молчаніи до половины второго, когда на кухнѣ подали завтракъ -- жареную баранину съ картофелемъ. Позавтракавъ, мастерицы вымыли руки (то и другое служило для нихъ единственнымъ отдыхомъ въ теченіе дня), засѣли опять за работу и работали, не разгибая спины, пока грохотъ экипажей на улицѣ и громкій стукъ дверныхъ мостковъ у сосѣднихъ домовъ не возмѣстили, что болѣе счастливые члены общества тоже начали свой рабочій день.
   Одинъ изъ этихъ ударовъ дверныхъ молотковъ, рѣзкій стукъ въ дверь квартиры г-жи Манталини,-- доложилъ о прибытіи одной знатной или, вѣрнѣе, богатой дамы, ибо у насъ, кажется, еще не перестали дѣлать различіе между богатствомъ и знатностью. Дама пріѣхала съ дочерью примѣрить платья, давно уже заказанныя къ придворному балу, и Кетъ отрядили ассистентомъ къ миссъ Нэгъ, которая должна была принимать посѣтительницъ подъ верховнымъ надзоромъ самой г-жи Манталини.
   Роль Кетъ въ торжественной процедурѣ примѣриванья была очень скромна: она должна была держать различныя статьи туалета и подавать ихъ по мѣрѣ надобности миссъ Нэгъ. Иногда ей приказывали завязать какой-нибудь шнурокъ или застегнуть крючокъ. Казалось бы, она могла съ полнымъ основаніемъ разсчитывать, что именно, благодаря второстепенности ея обязанностей въ данномъ случаѣ сварливость и заносчивость заказчицъ не могутъ коснуться ея. Но какъ на грѣхъ случилось, что маменька и дочка были не въ духѣ, отъ нихъ досталось всѣмъ на орѣхи, и бѣдная дѣвушка получила сполна свою долю обидъ. Она была неловка, руки у нея оказались холодныя, грязныя, грубыя. Все-то она дѣлала шиворотъ-на-выворотъ; онѣ удивлялись, какъ можетъ г-жа Манталини держать такихъ помощницъ, убѣдительно просили отрядить къ нимъ кого-нибудь другого, когда онѣ пріѣдутъ въ слѣдующій разъ, и такъ далѣе.
   Случай весьма обыкновенный, о которомъ не стоило бы и говорить, еслибъ онъ не имѣлъ довольно грустныхъ послѣдствій для Кетъ. Много горькихъ слезъ пролила она, когда дамы уѣхали: въ первый разъ она почувствовала, что родъ занятій можетъ унижать человѣка. Правда, ее и раньше путала перспектива тяжелаго труда изо дня въ день, но зарабатывать свой хлѣбъ не казалось ей унизительнымъ, пока не приходилось имѣть дѣла съ дерзостью и высокомѣріемъ высшихъ. Философія научила бы ее, это все униженіе было на сторонѣ тѣхъ, кто могъ упасть такъ низко, чтобы не стыдиться проявлять свои дурныя страсти безъ всякой причины, но по молодости лѣтъ она не могла утѣшаться такой философіей, и законная ея гордость была уязвлена. Низшимъ классамъ нерѣдко ставятъ въ упрекъ, что они хотятъ быть выше своего положенія. Не объясняются ли подобныя жалобы тѣмъ простымъ фактомъ, что представители высшихъ классовъ часто бываютъ ниже своего положенія?
   Время шло тѣмъ же порядкомъ до девяти часовъ вечера, когда кончились занятія въ мастерской. Измученная и обезкураженная всѣмъ, что она пережила въ этотъ день, Кетъ почти выбѣжала изъ душной комнаты, гдѣ она чувствовала себя, какъ въ тюрьмѣ. На углу улицы ее ждала мать, и онѣ вмѣстѣ отправились домой. Бѣдной дѣвушкъ было тѣмъ тяжелѣе, что она должна была скрывать свои чувства и притворяться, что раздѣляетъ сангвиническія упованія своей спутницы.
   -- Знаешь, Кетъ, о чемъ я думала весь день?-- говорила мистриссъ Никкльби.-- Я думала, какую великолѣпную аферу сдѣлаетъ г-жа Манталини, если возьметъ тебя въ компаньонки по своему магазину. И въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго. Я даже знаю такой случаи. Помнишь миссъ Браундокъ, свояченицу двоюроднаго брата твоего бѣднаго отца? Такъ вотъ она попала въ компаньонки къ содержательницѣ одной школы въ Гаммерсмитѣ и нажила большое состояніе въ самое короткое время. Вотъ только не припомню хорошенько, какая это миссъ Браундокъ: не та-ли, что выиграла десять тысячъ фунтовъ въ лоттерею? Кажется, что та... Ну, да, навѣрно та, теперь я припоминаю. "Манталини и Никкльби", какъ это хорошо звучитъ!.. А если Николаю, дастъ Богъ, тоже посчастливится въ жизни, такъ можетъ случиться, что на одной съ вами улицѣ будетъ проживать докторъ философіи Никкльби, директоръ Вестминстерской коллегіи.
   -- Милый Николай!-- прошептала Кетъ, доставая изъ ридикюля письмо отъ брата изъ Дотбойсъ-Голла.-- Я позабыла всѣ наши невзгоды, мама, когда прочла его веселое письмо. Такъ радостно думать, что ему хорошо, что онъ доволенъ и счастливъ! Что бы ни пришлось намъ еще вытерпѣть въ будущемъ, эта мысль будетъ всегда служить намъ утѣшеніемъ.
   Бѣдная Кетъ! Она не подозрѣвала, какъ шатко было ея утѣшеніе и какъ скоро ей предстояло съ нимъ разстаться.
   

ГЛАВА XVIII.
Миссъ Нэгъ обожаетъ Кетъ цѣлыхъ три дня и затѣмъ рѣшается возненавидѣть ее на вѣчныя времена. Причины, побудившія миссъ Нэгъ придти къ такому рѣшенію.

   Жизнь труженика, жизнь мелкихъ заботъ и мелкихъ страданій, представляя живой интересъ только для того, кто обреченъ ее вести, не трогаетъ людей, которые хотя и не лишены пониманія и чувства, но чье состраданіе бережется какъ святыня и нуждается въ сильныхъ возбуждающихъ, чтобы себя проявить.
   Среди глашатаевъ милосердія немало такихъ, которые требуютъ не меньшаго возбужденія въ своей сферѣ дѣятельности, чѣмъ эпикурейцы въ своей. Вотъ почему мы ежедневно видимъ, что болѣзненное состраданіе изливается на чуждые намъ, далекіе предметы, тогда какъ законный спросъ на то же самое состраданіе, наличность котораго, казалось бы, не должна была ускользнуть отъ вниманія даже самаго ненаблюдательнаго, но нравственно здороваго человѣка, остается неудовлетвореннымъ на каждомъ шагу. Короче говоря, милосердію нужна своя поэзія, какъ нужна она романисту и драматургу. Воришка въ бумазейной курткѣ -- вульгарный объектъ, надъ которымъ человѣку съ утонченными чувствами не стоитъ ни на минуту задумываться; но надѣньте вы на него зеленый бархатный колетъ и шляпу съ перомъ, перенесите театръ его подвиговъ изъ густо населеннаго города въ горное ущелье, и онъ окажется воплощенной поэзіей, героемъ романическихъ приключеній. То же самое и съ величайшей изъ человѣческихъ добродѣтелей, про которую можно сказать, что она порождаетъ, если не заключаетъ въ себѣ, всѣ другія, когда ее поддерживаютъ и упражняютъ, какъ слѣдуетъ. Ей тоже нуженъ поэтическій ореолъ, и чѣмъ меньше будетъ въ этой поэзіи живой, реальной жизни, жизни тяжелой борьбы и труда, тѣмъ лучше.
   Жизнь, на которую была обречена бѣдная Кетъ Никкльби въ силу описанныхъ нами выше непредвидѣнныхъ обстоятельству была тяжелая, но не интересная жизнь. Скучная работа, нездоровое помѣщеніе, физическая усталость -- вотъ чѣмъ исчерпывалось ея содержаніе, и потому, боясь убить въ моихъ поэтически-сострадательныхъ читателяхъ всякій интересъ къ моей героинѣ, я не стану утруждать ихъ вниманіе пространнымъ и обстоятельнымъ описаніемъ заведенія, въ стѣнахъ котораго проходила ея жизнь, а лучше выведу на сцену ее самое.
   -- Знаете, г-жа Манталини,-- говорила миссъ Нэгъ въ тотъ самый вечеръ, когда Кетъ уныло возвращалась домой послѣ своего перваго рабочаго дня въ магазинѣ,-- знаете, эта миссъ Никкльби весьма приличная особа, въ высшей степени приличная, гм... положительно такъ. И вашей проницательности дѣлаетъ величайшую честь, что вы назначили мнѣ въ помощницы такую прекрасною, такую гм... скромную молодую особу. Видала я, какъ ведутъ себя иныя молодыя женщины, когда имъ представится случай показать себя передъ высшими. Уму непостижимо, что онѣ себѣ позволяютъ иногда! Впрочемъ, Богъ съ ними,-- дѣло не въ нихъ. Я хотѣла только сказать, что вы всегда правы, г-жа Манталини, всегда, и я постоянно твержу нашимъ дѣвицамъ: "Просто не постигаю, какъ это г-жа Манталини устраиваетъ, чтобы никогда не ошибаться, когда всѣ другіе такъ часто ошибаются".
   -- Насколько мнѣ извѣстно, миссъ Никкльби не сдѣлала сегодня ничего особенно замѣчательнаго, кромѣ того, что вывела изъ терпѣнія одну изъ нашихъ лучшихъ заказчицъ,-- замѣтила въ отвѣть г-жа Манталини.
   -- Да, но мы должны это поставить на счетъ ея неопытности -- возразила миссъ Нэгъ.
   -- И молодости?-- коварно вставила г-жа Манталини.
   -- Ну, нѣтъ, объ этомъ я не говорю,-- отвѣчала, краснѣя, миссъ Нэгъ.-- Если бы вы принимали въ разсчетъ молодость вашихъ помощницъ, вы бы не...
   -- Я не имѣла бы такой превосходной закройщицы, хотите вы сказать?-- докончила хозяйка.
   -- Нѣтъ, вы положительно несравненны, г-жа Манталини!-- воскликнула въ восторгѣ миссъ Нэгъ.-- Вы читаете мысли. Человѣкъ еще и рта не раскрылъ, а вы уже знаете, что онъ хочетъ сказать. Прелестно! Ха, ха, ха!
   Внутренно хохоча надъ своей помощницей, г-жа Манталини взглянула на нее съ притворно равнодушнымъ видомъ и сказала:
   -- Не знаю, но на мой вкусъ, по крайней мѣрѣ, миссъ Никкльби поразительно неловкая дѣвушка.
   -- Бѣдняжка! Она въ этомъ не виновата,-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Будь тутъ ея вина, мы могли бы надѣяться излечить ее отъ этого недостатка, но на свое несчастіе она уродилась такой, и знаете, г-жа Манталини -- какъ говорилъ человѣкъ, продававшій слѣпую лошадь,-- мы должны уважать чужую бѣду.
   -- Ея дядя мнѣ говорилъ, что ее считаютъ хорошенькой,-- продолжала г-жа Манталини.-- Я этого не вижу; по моему, у нея самое обыкновенное лицо.
   -- Самое обыкновенное лицо и никакой ловкости!-- подхватила миссъ Нэгъ съ сіяющей улыбкой. Но все равно, я все-таки скажу, г-жа Манталини, что полюбила бѣдною дѣвочку, и будь она вдвое безобразнѣе и вдвое менѣе ловка, чѣмъ она есть, это заставило бы меня только быть къ ней вдвое добрѣе, вотъ и все.
   Дѣло обстояло не совсѣмъ такъ. Миссъ Нэгъ ощутила зарождающуюся нѣжность къ Кетъ Никкльби лишь съ той минусы, какъ ей довелось быть свидѣтельницей "провала" молодой дѣвушки передъ важными дамами, а вышеприведенный короткій діалогъ съ хозяйкой заведенія раздулъ эту нѣжность до ужасающихъ размѣровъ,-- фактъ тѣмъ болѣе замѣчательный, что когда миссъ Нэгъ впервые окинула лицо и фигуру Кетъ критическимъ окомъ, ее охватило предчувствіе, что онѣ никогда не сойдутся.
   -- Да, я полюбила ее,-- повторила миссъ Нэгъ, любуясь своимъ отраженіемъ въ ближайшемъ зеркалѣ,-- полюбила отъ всего сердца, по совѣсти говорю.
   Дружеская преданность миссъ Нэгъ была такого безкорыстнаго характера и стояла настолько выше такихъ мелкихъ человѣческихъ слабостей, какъ лесть или злорадство, что на другой же день Кетъ Никкльби была заботливо выведена изъ заблужденія насчетъ своей способности чему-нибудь научиться, если такое заблужденіе у нея было. Доброжелательная миссъ Нэгъ заявила ей съ самой трогательной откровенностью, что, какъ по всему видно, она навсегда останется "безрукой", но, что, впрочемъ, это отнюдь не должно ее безпокоить, ибо она, миссъ Нэгъ, приложитъ съ своей стороны усиленныя старанія оставлять ее повозможности "въ сторонѣ", такъ что ей останется только помнить о томъ, чтобы не слишкомъ выставляться впередъ и не обращать на себя вниманія посѣтителей. Это послѣднее предложеніе до такой степени согласовалось съ самымъ задушевнымъ желаніемъ робкой дѣвушки, что она съ полнѣйшей готовностью обѣщала послѣдовать совѣту добрѣйшей дѣвственницы, даже не спросивъ и не задумавшись надъ тѣмъ, какія побужденія руководили ею.
   -- Я принимаю въ васъ горячее участіе, душечка,-- говорила миссъ Нэгъ,-- участіе почти родной сестры. Мнѣ даже самой это странно, увѣряю васъ.
   Оно было дѣйствительно странно: горячее участіе миссъ Нэгъ къ Кетъ Никкльби должно было быть по всѣмъ правиламъ участіемъ старой тетки или бабушки, а ужъ никакъ не сестры; къ такому заключенію, по крайней мѣрѣ, естественно приводила огромная разница ихъ лѣтъ. Но миссъ Нэгъ носила платья самаго молодого фасона: можетъ быть, чувства ея тоже пріобрѣли юношескій видъ
   -- Господь съ вами, милочка, какая вы сегодня безрукая!-- сказала миссъ Нэгъ въ концѣ второго дня поступленія Кетъ въ магазинъ, награждая ее поцѣлуемъ.
   -- Боюсь, что обязательная откровенность, съ какою вы высказали мнѣ ваше мнѣніе, не исправила меня, хоть и заставила живѣе почувствовать мои недостатки,-- проговорила Кетъ со вздохомъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нисколько не исправила,-- подхватила миссъ Нэгъ въ приливѣ добродушной веселости.-- Но лучше вамъ съ самаго начала знать правду, чтобы не разочаровываться потомъ. Въ какую сторону вамъ идти, моя милая?
   -- Мнѣ въ Сити.
   -- Въ Сити?-- протянула миссъ Нэгъ, весьма благосклонно поглядывая на себя въ зеркало, передъ которымъ она подвязывала шляпку.-- Богъ мой, да неужели вы живете въ Сити?
   -- Развѣ это такая рѣдкость, чтобы кто-нибудь жилъ въ Сити?-- спросила Кетъ, чуть-чуть улыбаясь.
   -- Я не повѣрю, чтобы тамъ можно было прожить три дня подрядъ при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, особенно молодой дѣвушкѣ.
   -- Люди со скромными средствами... т. е. бѣдные люди, хотѣла я сказать,-- поспѣшно поправилась Кетъ, боясь показаться заносчивой,-- бѣдные люди должны жить тамъ, гдѣ позволяетъ имъ жить ихъ карманъ.
   -- О, да, это правда, совершенная правда!-- сказала съ чувствомъ миссъ Нэгъ, подкрѣпляя свои слова выразительнымъ вздохомъ и соболѣзнующимъ покачиваніемъ головы: весьма распространенная мелкая монета сочувствія къ ближнему, которую въ хорошемъ обществѣ всегда пускаютъ въ оборотъ въ такихъ случаяхъ.-- Вотъ то же самое я часто говорю своему брату въ отвѣть на его опасенія, не слишкомъ ли сыро спать нашей прислугѣ на кухнѣ и не оттого ли она у насъ постоянно хвораетъ (наши кухарки дѣйствительно вѣчно хвораютъ и уходятъ отъ насъ одна за другой); я говорю ему: "Повѣрь мнѣ, люди этого класса рады спать и не въ такомъ помѣщеніи. Господь Богъ даетъ каждому крестъ по плечу". Неправда ли, какая отрадная мысль?
   -- Очень отрадная,-- согласилась Кетъ.
   -- Я пройду съ вами часть дороги, голубчикъ,-- продолжала миссъ Нэгъ,-- на дворѣ ужъ стемнѣло, а наша послѣдняя кухарка слегла въ больницу только на прошлой недѣлѣ (у нея открылся антоновъ огонь на лицѣ), и я буду рада имѣть васъ своей спутницей.
   Кетъ охотно отказалась бы отъ этого лестнаго общества, но миссъ Нэгъ, взглянувъ еще разъ въ зеркало, чтобы убѣдиться, хорошо ли сидитъ на ней шляпка, и оставшись вполнѣ довольна собой, взяла ее подъ руку съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, какъ твердо она сознаетъ оказываемое ею снисхожденіе, и онѣ очутились на улицѣ, прежде чѣмъ Кетъ успѣла раскрыть ротъ.
   -- Должно быть, мама... моя мать уже поджидаетъ меня на углу,-- проговорила молодая дѣвушка нерѣшительно.
   -- О, вы пожалуйста не стѣсняйтесь, дорогая моя,-- отвѣчала на это миссъ Нэгъ съ благосклонной улыбкой.-- Я увѣрена, что ваша матушка -- почтенная старушка, и буду гм... буду очень рада познакомиться съ ней.
   Такъ какъ бѣдная мистриссъ Никкльби дѣйствительно оказалась на yrлу улицы, гдѣ она давно уже успѣла окоченѣть въ ожиданіи Кетъ, послѣдней не оставалось другого выбора, какъ познакомить ее съ миссъ Нэгъ, которая приняла это весьма снисходительно, изобразивъ при семъ удобномъ случаѣ своими манерами плохую копію одной изъ дамь полусвѣта, недавно посѣтившей магазинъ. Затѣмъ всѣ три пошли рядышкомъ, взявшись подъ руку какъ нельзя болѣе дружелюбно. Миссъ Нэгъ, конечно, шествовала посрединѣ.
   -- Не можете себѣ представить, мистриссъ Никкльби, до чего я полюбила вашу дочь,-- сказала миссъ Нэгъ послѣ того, какъ они прошли нѣсколько шаговъ въ торжественномъ молчаніи.
   -- Я очень рада это слышать,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби,-- хотя для меня нѣтъ въ этомъ ничего новаго. Кетъ нравится рѣшительно всѣмъ.
   -- Гм...-- сдѣлала миссъ Нэгъ выразительно.
   -- Вы ее еще больше полюбите, когда узнаете ближе,-- продолжала мистриссъ Никкльби.-- Для меня въ моихъ несчастіяхъ большое утѣшеніе имѣть такую дочь. Въ ней нѣтъ ни гордости, ни тщеславія, а между тѣмъ по ея воспитанію можно было бы ей извинить, если бы даже она и была немножко тщеславна. Ахъ, миссъ Нэгъ, вы знаете, что значитъ потерять мужа!
   Такъ какъ миссъ Нэгъ не знала, что значитъ имѣть мужа, она естественно не могла знать, что значило его потерять; поэтому она отвѣтила нѣсколько торопливо:
   -- Да, это правда,-- и отвѣтила такимъ тономъ, который долженъ былъ означать: "Вы, можетъ быть, воображаете, что я стремлюсь выйти замужъ? Ну, нѣтъ, не на такую напали! Пусть ужъ другія выходятъ замужъ, а я не такъ глупа".
   -- Я убѣждена, что Кетъ уже успѣла сдѣлать успѣхи въ эти два дня,-- сказала съ гордостью мистриссъ Никкльби, взглянувъ на свою дочь.
   -- О, разумѣется,-- подтвердила миссъ Нэгъ.
   -- И навѣрное съ каждымъ днемъ она будетъ работать все лучше.
   -- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь, поддакнула опять миссъ Нэгъ, прижимая къ себѣ локоть Кетъ, чтобы подчеркнуть для нея свою шутку.
   -- Она всегда была способной дѣвочкой,-- продолжала бѣдная мистриссъ Никкльби, оживляясь,-- всегда, съ ранняго дѣтства. Я помню, когда ей было только два съ половиной года, я помню, какъ одинъ джентльменъ, который часто бывало у насъ въ домѣ... Мистеръ Ваткинсъ, Кетъ, ты его знаешь, тотъ самый, за котораго поручился твой бѣдный папа и который потомъ бѣжалъ въ Америку и прислалъ намъ оттуда пару коньковъ при письмѣ, такомъ миломъ, прочувствованномъ письмѣ, что бѣдный папа плакалъ надъ нимъ цѣлую недѣлю. Помнишь ты это письмо? Онъ еще писалъ тогда, какъ онъ жалѣетъ, что не можетъ возвратить свой долгъ, пятьдесятъ фунтовъ, такъ какъ весь его капиталъ помѣщенъ на проценты и состояніе его быстро растетъ, но, что онъ не забылъ своей крестницы и очень проситъ насъ купить ей (т. е. тебѣ) коралловый уборъ въ серебряной оправѣ, а что будетъ стоить -- приписать къ его старому счету. Помнишь? Неужели не помнишь? Какая же ты, однако, безпамятная! Еще онъ такъ трогательно вспоминалъ въ этомъ письмѣ про старый портвейнъ, который у насъ всегда подавали къ столу, когда онъ приходилъ. Онъ выпивалъ его бывало по полторы бутылки за-разъ. Ну, что, теперь вспомнила, Кетъ?
   -- Да, да, мама. Но что же этотъ господинъ?
   -- Такъ этотъ мистеръ Ваткинсъ, моя милая -- продолжала мистриссъ Никкльби медленно и раздѣльно, какъ будто усиливаясь припомнить фактъ государственной важности,-- этотъ мистеръ Ваткинсъ... Надо вамъ сказать, миссъ Нэгъ, что онъ совсѣмъ не родня тому Ваткинсу, что держалъ въ нашей деревнѣ трактиръ "Стараго Вепря". Вотъ, кстати, не помню я хорошенько, былъ ли это "Старый Вепрь" или "Георгъ Третій", но что-нибудь изъ двухъ, я навѣрное не знаю... да, впрочемъ, это все равно... Такъ мистеръ Ваткинсъ говорилъ, моя милая, когда тебѣ было только два съ половиной года, что никогда въ жизни онъ не видѣлъ такого удивительнаго ребенка, какъ ты. Вы, можетъ быть, не вѣрите, миссъ Нэгъ, но, право, онъ это говорилъ, а дѣтей онъ совсѣмъ не любилъ и кривить душой ему тоже не было никакой надобности. Я хорошо знаю, что это говорилъ именно онъ, потому что, какъ сейчасъ помню, вслѣдъ затѣмъ, какъ онъ это сказалъ, онъ попросилъ въ займы у твоего бѣднаго папа двадцать фунтовъ.
   Приведя это убѣдительное и въ высшей степени нелицепріятное показаніе въ пользу геніальности своей дочери, мистриссъ Никкльби остановилась перевести духъ, и миссъ Нэгъ, видя, что разговоръ переходитъ на семейныя доблести, не теряя времени, выступила на сцену съ маленькихъ анекдотомъ изъ собственныхъ семейныхъ воспоминаній.
   -- Ахъ, мистриссъ Никкльби, лучше и не говорите мнѣ о займахъ, а то вы меня сведете съ ума,-- начала миссъ Нэгъ.-- Моя мама, гм... была красавица, очаровательное существо, какое только можно вообразить, съ дивнымъ, изящнѣйшей, гм... изящнѣйшей формы носомъ, когда-либо украшавшимъ человѣческое лицо (тутъ миссъ Нэгъ съ большою нѣжностью потерла свой собственный носъ)... Да, такъ моя мама была одною изъ прелестнѣйшихъ во всѣхъ отношеніяхъ женщинъ, но у нея была одна слабость -- давать деньги въ займы, и съ теченіемъ времени эта слабость приняла такіе размѣры, что она раздала, гм... раздала нѣсколько тысячъ фунтовъ, однимъ словомъ, все наше маленькое состояніе. Но что всего хуже, мистриссъ Никкльби, такъ это то, что, проживи мы съ братомъ до, гм... до второго пришествія, я увѣрена, что и тогда намъ не получить назадъ этихъ денегъ. Вотъ что хуже всего.
   Безпрепятственно завершивъ этотъ подвигъ изобрѣтательности, миссъ Нэгъ пустилась вспоминать и другіе столь же занимательные, сколько достовѣрные, анекдоты. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ запрудить этотъ обильный потокъ воспоминаній мистриссъ Никкльби покорилась, наконецъ, своей участи и тихонько поплыла по теченію, довольствуясь тѣмъ, что пополняла его слабой струйкой собственнаго своего краснорѣчія Такимъ образомъ дамы шли рядкомъ, вполнѣ довольныя собой и другъ другомъ, и тараторили взапуски, съ тою только разницей, что миссъ Нэгъ все время обращалась къ Кетъ и говорила очень громко, а рѣчь мистриссъ Никкльби лилась однообразно журчащимъ ручейкомъ, причемъ эта добрѣйшая душа была счастлива уже тѣмъ, что она говоритъ, и очень мало заботилась знать, слушаютъ ее или нѣтъ.
   Такъ шли онѣ въ завидномъ согласіи, пока не дошли до того дома, гдѣ жилъ братъ миссъ Нэгъ. Братъ миссъ Нэгъ держалъ магазинъ канцелярскихъ принадлежностей и маленькую библіотеку въ одномъ изъ переулковъ близъ Тоттсигамъ-Кортъ-Года и выдавалъ на прочтеніе по-суточно, по-недѣльно, по-мѣсячно и даже на годъ самоновѣйшіе изъ старыхъ романовъ, заглавія которыхъ, выписанныя четкимъ почеркомъ на листѣ картона, красовались надъ дверьми библіотеки. Случилось, что какъ разъ въ тотъ моментъ, когда наши дамы подходили къ этому дому, миссъ Нэгъ была на самой серединѣ своего повѣствованія о двадцать второмъ предложеніи руки и сердца, полученномъ ею въ свое время отъ одного джентльмена съ огромнымъ состояніемъ; поэтому она стала упрашивать своихъ спутницъ зайти къ ней отужинать. Тѣ согласились и всѣ три вошли въ лавку.
   -- Не уходи, Мортимеръ,-- сказала миссъ Нэгъ своему брату.-- Это только одна изъ нашихъ дѣвицъ со своей матушкой: мистриссъ и миссъ Никкльби.
   -- Ага!-- сказалъ мистеръ Мортимеръ Нэгъ.
   Выпустивъ это восклицаніе съ необыкновенно глубокомысленнымъ видомъ, мистеръ Нэгъ не спѣша взялъ щипцы, снялъ съ двухъ свѣчей, стоявшихъ на прилавкѣ, потомъ съ двухъ другихъ на окнѣ, потомъ полѣзъ въ свой жилетный карманъ, досталъ табакерку и понюхалъ табаку.
   Въ разсѣянной манерѣ, съ какою онъ все это продѣлалъ, было что-то чрезвычайно выразительное, какъ будто не отъ міра сего. А такъ какъ самъ мистеръ Нэгъ былъ джентльменъ высокій, худощавый, въ очкахъ, съ торжественно грустнымъ лицомъ, и волосъ на головѣ имѣлъ гораздо меньше, чѣмъ полагается вообще имѣть джентльмену на пятомъ десяткѣ, то мистриссъ Никкльби рѣшила, что онъ литераторъ, о чемъ и не преминула сообщить шепотомъ своей дочери.
   -- Одиннадцатый часъ,-- сказалъ мистеръ Нэгъ, взглянувъ на часы.-- Томасъ, запирай магазинъ!
   Томасъ былъ маленькій мальчикъ не выше половины окна, а въ "магазинѣ" могло, пожалуй, помѣститься два извозчичьихъ кэба.
   -- Ага,-- сказалъ еще разъ мистеръ Нэгъ и, тяжко вздохнувъ, поставилъ на полку книжку, которую читалъ.-- Ну, что же, сестра, я думаю, ужинъ готовъ?
   Съ новымъ мучительнымъ вздохомъ онъ взялъ съ прилавка свѣчу и, предшествуя дамамъ, направился похороннымъ шагомъ въ свою пріемную, гдѣ накрывала ужинъ поденщица, нанятая; на время болѣзни кухарки и получавшая въ день по восемнадцати пенсовъ, которые вычитались изъ жалованья послѣдней.
   -- Мистриссъ Блоксонъ,-- обратилась къ ней миссъ Нэгъ укоризненнымъ тономъ,-- сколько разъ я васъ просила не входить въ комнату въ шляпкѣ!
   -- Ну, ужь извините, миссъ Нэгъ, а мнѣ не до того, чтобы помнить о шляпкахъ,-- огрызнулась поденщица, мгновенно вломившись въ амбицію.-- Въ вашемъ домѣ такая грязь, что и безъ того полонъ ротъ дѣла, а если вамъ не нравится моя шляпка, такъ я васъ попрошу искать кого-нибудь другую на мое мѣсто. Я ужь и то надорвалась на вашей работѣ, а получаю гроши. Пусть меня повѣсятъ, если я лгу!
   -- А васъ я попрошу избавить меня отъ вашихъ замѣчаній,-- сказала миссъ Нэгъ, дѣлая удареніе на мѣстоимѣніи личномъ.-- Разведенъ на кухнѣ огонь для воды?
   -- Нѣтъ, миссъ Нэгъ, огонь не разведенъ. Не разведенъ огонь, лгать не хочу
   -- Отчего же вы не позаботились развести?
   -- Оттого, что уголь весь вышелъ. Кабы я умѣла дѣлать уголь, я бы надѣлала, но я не умѣю. Такъ прямо и говорю вамъ, миссъ Нэгъ,-- не умѣю.
   -- Женщина, придержи свой языкъ!-- неожиданно возгласилъ мистеръ Мортимеръ Нэгъ, врываясь, какъ бомба, въ вышеописанный діалогъ.
   -- Съ вашего позволенія, мистеръ Нэгъ,-- сейчасъ же накинулась на него поденщица,-- я и сама рада-радешенька не разговаривать въ этомъ домѣ. Да я, впрочемъ, и то, кажется, говорю только тогда, когда со мной заговариваютъ. Что же до того, сэръ, что вы называли меня женщиной, такъ желала бы и знать, кѣмъ вы назовете себя?
   -- Презрѣнное существо!-- воскликнулъ мистеръ Нэгъ, ударивъ себя по лбу.
   -- Меня очень радуетъ, что вы знаете себѣ цѣну и зовете себя настоящимъ именемъ, сэръ,-- отрѣзала на это мистриссъ Блоксонъ,-- а такъ какъ дома у меня двое младенцевъ-близнецовъ, которымъ только третьяго дня пошла восьмая недѣля, а мой маленькій Чарли въ прошлый понедѣльникъ упалъ съ лѣстницы и вывихнулъ себѣ руку, то я вамъ буду очень обязана, если завтра къ десяти часамъ утра вы пришлете мнѣ на домъ девять шиллинговъ, которые мнѣ слѣдуютъ съ васъ за эту недѣлю.
   Съ этими прощальными словами разобиженная матрона весьма развязно вышла изъ комнаты, оставивъ дверь настежь, и въ тотъ же мигъ мистеръ Нэгъ выскочилъ въ свой магазинъ, оглашая воздухъ громкими стонами.
   -- Что съ нимъ такое?-- вскрикнула мистриссъ Никкльби встревоженная этими звуками.
   -- Не боленъ ли онъ?-- спросила и Кетъ, тоже испугавшись
   -- Тсъ... это очень грустная исторія,-- отвѣчала шепотомъ миссъ Нэгъ.-- Онъ былъ когда то страстно влюбленъ въ гм... въ госпожу Манталини.
   -- Не можетъ быть!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.
   -- Да, увѣряю васъ. Страсть его поощряли, и онъ быль увѣренъ, что женится на ней. Вы себѣ представить не можете, мистриссъ Никкльби, какое у него чувствительное сердце, какъ впрочемъ, гм... какъ и у всей нашей семьи. Обманутая надежда была для него смертельнымъ ударомъ. Онъ очень талантливый человѣкъ, чрезвычайно талантливый. Читаетъ, гм... читаетъ каждый выходяшій въ свѣтъ романъ, т. е., конечно, каждый романъ гм... изъ великосвѣтской жизни. Ну, и вотъ, читая эти романы онъ находилъ въ нихъ такъ много общаго со своей собственно несчастной судьбой и такое, огромное сходство между собой и их героями (потому что. конечно, онъ сознаетъ свое превосходство какъ и вся наша семья, и это очень естественно), что, наконецъ, онъ началъ презирать весь міръ и сдѣлался геніемъ. Я увѣрена, что въ эту самую минуту онъ пишетъ новый романъ.
   -- Новый романъ?-- повторила Кетъ, чувствуя, что надо что-нибудь сказать, такъ какъ миссъ Нэгъ сдѣлала паузу.
   -- Да, новый романъ въ трехъ томахъ, въ осьмую долю листа,-- подтвердила миссъ Нэгъ съ торжествомъ.-- Правда, Мортимеръ имѣетъ большое преимущество передъ другими романистами, такъ какъ въ своихъ описаніяхъ великосвѣтской жизни онъ можетъ пользоваться моей опытностью, потому что, конечно, немногіе изъ авторовъ, описывающихъ большой свѣтъ, имѣютъ возможность знать его такъ близко, какъ я. Но знаете, онъ такъ поглощенъ жизнью высшаго общества, что малѣйшее напоминаніе о будничной житейской прозѣ, какъ, напримѣръ, сейчасъ исторія съ этой женщиной, выводитъ его изъ себя.. А все-таки я всегда скажу: по-моему, разочарованіе, постигшее его въ молодости, было ему очень полезно. Не узнай онъ но опыту, что такое обманутая надежда, онъ не могъ бы описывать обманутыхъ надеждъ и тому подобныхъ вещей, и не случись съ нимъ того, что случилось, я думаю, его геній никогда бы не развернулъ вполнѣ своихъ крыльевъ.
   Невозможно предугадать, какъ далеко зашла бы сообщительность миссъ Нэгъ при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ, но, такъ какъ, съ одной стороны, мрачный геній былъ въ двухъ шагахъ и могъ ее услышать, а съ другой -- надо было кому-нибудь развести огонь къ ужину, то изліянія ея на этомъ прекратились. Если судить по тому, какихъ трудовъ стоило миссъ Нэгъ добыть горячей воды, ея послѣдняя кухарка едва ли знала въ этомъ домѣ какой-нибудь огонь, кромѣ антонова. Какъ бы то ни было, въ концѣ концовъ грогъ быль приготовленъ. Подкрѣпившись предварительно холодной бараниной и сыромъ, гости помогли хозяевамъ распить этотъ грогъ и распрощались. По дорогѣ домой Кетъ развлекалась тѣмъ, что представляла себѣ мистера Мортимера Нэга такимъ, какъ онѣ оставили его, уходя, витающимъ въ заоблачномъ царствѣ среди своихъ книжныхъ полокъ, а мистриссъ Никкльби обсуждала сама съ собой важный вопросъ о томъ, какое имя въ окончательномъ результатѣ присвоитъ себѣ фирма госпожи Ман алини: будетъ-ли она называться "Манталини, Нэгъ и Никкльби" или "Манталини, Никкльби и Нэгъ".
   На такомъ градусѣ стояла дружба миссъ Нэгъ съ моей героиней цѣлыхъ три дня, къ немалому изумленію всѣхъ молодыхъ дѣвицъ, работавшихъ въ мастерской, ибо никогда до сихъ поръ они не замѣчали за миссъ Нэгъ такого постоянства въ этомъ направленіи. Но на четвертый день эта дружба подучила ударъ, внезапный и смертельный. Вотъ какъ это вышло
   Случилось, что одинъ очень старый и очень знатный лордъ, собиравшійся жениться на очень молоденькой, но далеко не знатной дѣвушкѣ, заѣхалъ въ магазинъ съ невѣстой и ея сестрой, чтобы присутствовать при церемоніи примѣрки двухъ шляпокъ, только наканунѣ заказанныхъ къ свадьбѣ. Госпожа Манталини доложила пронзительнымъ дискантомъ объ этомъ событіи въ трубу, проведенную въ мастерскую, и миссъ Нэгъ бросилась наверхъ о шляпкой на каждой рукѣ.
   Она явилась въ магазинъ, задыхаясь отъ скораго бѣга, обворожительная въ своей стремительной поспѣшности, долженствовавшей свидѣтельствовать объ ея рвеніи и усердіи къ дѣлу. Какъ только шляпки были надѣты, съ Нэгъ и съ г-жою Манталини сдѣлались судороги отъ восторга.
   -- Восхитительно! Въ высшей степени элегантно!-- говорила г-жа Манталини.
   -- Я не видала ничего изящнѣе во всю свою жизнь!-- вторила ей миссъ Нэгъ.
   Старый лордъ -- очень старый лордъ, въ скобкахъ сказать -- ничего не говорилъ, а только шамкалъ и хихикалъ въ телячьемъ восторгѣ, не столько отъ шляпокъ и ихъ обладательницъ, сколько отъ сознанія, какой онъ молодецъ, что подцѣпилъ себѣ такую хорошенькую жену. Что же касается самой юной дѣвицы (которая была дѣвицей очень бойкой), то, замѣтивъ, что старый лордъ пришелъ въ такое игривое настроеніе, она принялась гоняться за нимъ по всей комнатѣ, загнала его за трюмо и тамъ поцѣловала. Г-жа Манталини и другая молодая дѣвица, какъ и подобало, скромно отвернулись въ сторонку, но миссъ Нэгъ, подстрекаемая любопытствомъ, на свое несчастье не утерпѣла, заглянула за трюмо и встрѣтилась глазами съ бойкой молодой дѣвицей какъ разъ въ тотъ моментъ, когда та поцѣловала стараго лорда. Молодая дѣвица надула губки, пробормотала что-то такое о "дерзкихъ старухахъ", сердито посмотрѣла на миссъ Нэгъ и презрительно улыбнулась.-- Г-жа Манталини!-- позвала она минуту спустя
   -- Къ вашимъ услугамъ, сударыня.
   -- Будьте добры, пошлите за той хорошенькой дѣвушкой, которую мы видѣли у васъ вчера.
   -- Да, да, пожалуйста!-- сказала и сестра невѣсты.
   -- Ничто на свѣтѣ меня такъ не раздражаетъ, какъ видѣть вередъ собой уродливыя старыя лица. Терпѣть не могу имѣть дѣло со старухами,-- продолжала нареченная милорда, томно раскинувшись на софѣ.-- Пожалуйста, г-жа Манталини, посылайте за той хорошенькой дѣвушкой всякій разъ, какъ я къ вамъ пріѣзжаю.
   -- Да, да, непремѣнно посылайте за ней, за хорошенькой и молоденькой,-- подхватилъ старый лордъ.
   -- О ней всѣ кричатъ,-- прибавила тѣмъ же небрежно томнымъ голосомъ бойкая дѣвица,-- и милордъ непремѣнно долженъ ее видѣть, такъ какъ онъ большой поклонникъ красоты.
   -- Да, ею всѣ восхищаются,-- сказала г-жа Манталини.-- Миссъ Нэгъ, пошлите сюда миссъ Никкльби, а сами можете не возвращаться.
   -- Виновата, г-жа Манталини, я не разслышала послѣднихъ вашихъ словъ,-- пробормотала миссъ Нэгъ, вся дрожа.
   -- Я сказала: можете не возвращаться,-- повторила хозяйка сухо.
   Миссъ Нэгъ скрылась, не прибавивъ больше ни слова, и минуты черезъ двѣ вмѣсто нея явилась Кетъ. Она помогла дѣвицамъ снять новыя шляпки и надѣть старыя, краснѣя до ушей отъ сознанія, что старый лордъ и обѣ его дамы все время не спускаютъ съ нея глазъ.
   -- Какъ вы краснѣете, милочка! сказала ей избранница милорда.
   -- Она у насъ новенькая. Вотъ недѣльки черезъ двѣ попривыкнетъ, тогда перестанетъ краснѣть,-- пояснила г-жа Манталини съ благосклонной улыбкой.
   -- Должно быть, это вы, милордъ, смутили ее вашими неотразимыми взглядами,-- сказала невѣста.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, только не я! Я женюсь и начинаю новую жизнь. Да, да, новую жизнь, ха, ха, ха!
   Весьма утѣшительно было слышать, что старичокъ вознамѣрился начать новую жизнь, ибо для всякаго было очевидно, что старой ему ненадолго хватитъ. Отъ одного только усилія, съ какимъ онъ хохоталъ, желая изобразить игривую веселость, его схватилъ жестокій приступъ кашля, и прошло нѣсколько минутъ прежде, чѣмъ онъ пересталъ задыхаться и могъ выговорить, что на его взглядъ эта дѣвочка "слишкомъ хороша для модистки".
   -- Надѣюсь милордъ, вы не считаете красоту помѣхой въ нашемъ дѣлѣ,-- проговорила, жантильничая, г-жа Манталини.
   -- О, нѣтъ, конечно, нѣтъ, иначе вы давно бы перемѣнили профессію,-- отвѣтилъ ей галантно старый лордъ.
   -- Ахъ, вы, противный ловеласъ!-- сказала ему бойкая молодая дѣвица, ткнувъ его зонтикомь въ бокъ.-- Я не хочу, чтобы вы такъ говорили. Какъ вы смѣете!
   За этимъ игривымъ вопросомъ послѣдовалъ новый тычекъ въ бокъ, а за нимъ другой и третій. Наконецъ, старый лордъ ухватился за зонтикъ и ни за что не хотѣлъ его выпускать; это заставило другую дѣвицу придти на выручку сестрѣ, и въ результатѣ зрителямъ предстала премиленькая картина разыгравшейся молодежи.
   -- Такъ вы потрудитесь, г-жа Манталини, распорядиться насчетъ тѣхъ небольшихъ передѣлокъ въ моей шляпкѣ, на которыя я вамъ указала,-- проговорила бойкая дѣвица, прощаясь.-- Ну-съ, господинъ ловеласъ, какъ вамъ угодно, вы выйдете первымъ. Я ни за что не оставлю васъ одного съ этой хорошенькой дѣвушкой. Я васъ слишкомъ хорошо знаю Душечка Дженъ, пропусти его впередъ, а мы пойдемъ сзади: его ни на секунду нельзя спускать съ глазъ.
   Видимо польщенный такимъ подозрѣніемъ, старый лордъ, проходя, запустилъ уморительный взглядъ по адресу Кетъ и, получивъ новый пинокъ зонтикомъ за свою шаловливость, проковылялъ на своихъ дрожащихъ ногахъ на подъѣздъ, гдѣ его блистательную особу подхватили подъ руки два дюжихъ лакея и усадили въ карету.
   -- Фу, старый уродъ!-- сказала г-жа Манталини.-- Неужели ему не вспоминается катафалкъ, когда онъ садится въ свою карету? Ну, моя милая, уберите-ка всѣ эти вещи.
   Кетъ, которая, во все продолженіе вышеописанной сцены, стояла, скромно потупившись, была очень рада, что ее, наконецъ, отпустили, и весело сбѣжала во владѣнія миссъ Нэгъ.
   Но за время ея короткаго отсутствія положеніе дѣлъ въ маленькомъ царствѣ радикально измѣнилось. Вмѣсто того, чтобы возсѣдать на обычномъ своемъ мѣстѣ съ соблюденіемъ всего своего величественнаго достоинства, какъ это подобало замѣстительницѣ главы заведенія, миссъ Нэгъ лежала ничкомъ на большомъ ящикѣ изъ подъ платьевъ и заливалась слезами, а присутствіе подлѣ нея трехъ или четырехъ суетящихся дѣвицъ съ уксусомъ, оленьими рогомъ и другими возстановительными средствами въ рукахъ уже само по себѣ, даже помимо нѣкотораго разстройства ея головного убора и букляшекъ на лбу, достаточно убѣдительно свидѣтельствовало о томъ, что она только-что очнулась отъ жесточайшаго обморока.
   -- Господи! Что случилось?-- вскрикнула Кетъ, поспѣшно подбѣгая къ интересной группѣ.
   Этотъ вопросъ вызвалъ сильнѣйшее симптомы приближающагося новаго обморока. Дѣвицы засуетились еще пуще съ оленьимъ рогомъ и уксусомъ, подарили Кетъ уничтожающимъ взглядомъ и громко зашептали хоромъ:
   -- Какъ ей не стыдно!
   -- Да что такое, въ чемъ дѣло?-- допрашивала бѣдная Кетъ.-- Разскажите мнѣ, что случилось.
   -- Что случилось!-- завопила миссъ Нэгъ, внезапно выпрямляясь, къ немалому смятенію обступившихъ ее дѣвицъ.-- И вы еще спрашиваете! Стыдитесь, безсовѣстная!
   -- Богъ съ вами, съ ума вы сошли!-- воскликнула Кетъ, ошеломленная порывистой искренностью, съ какою ужасное прилагательное вылетѣло изъ стиснутыхъ зубовъ миссъ Нэгъ.-- Чѣмъ я васъ обидѣла?
   -- Она обидѣла меня!-- повторила миссъ Нэгъ съ горькимъ сарказмомъ.-- Она, эта дѣвчонка, ничтожество, выскочка! Ха-ха-ха!
   По хохоту миссъ Нэгъ было очевидно, что въ вопросѣ Кетъ она усмотрѣла нѣчто чрезвычайно забавное, а такъ какъ миссъ Нэгъ, въ качествѣ ближайшаго начальства, давала тонъ дѣвицамъ, онѣ не замедлили въ свою очередь поднять громкій хохотъ. Затѣмъ вся компанія закивала головами я перемигнулась, давая понять, какъ тонко она оцѣнила всю соль отвѣта миссъ Нэгъ.
   -- Вотъ она, госпожа, вотъ паша красавица, полюбуйтесь!-- продолжала миссъ Нэгъ, вскакивая со своего ящика и церемонно, съ низкими реверансами, представляя Кетъ восхищеннымъ зрительницамъ этой комедіи.-- Всѣ о ней прокричали! Всѣ восхищаются ея красотой, всѣ... У, наглое творенье!
   Дойдя до этого патетическаго мѣста своей рѣчи, миссъ Нэгъ добродѣтельно содрогнулась,-- движеніе, которое немедленно передалось всѣмъ дѣвицамъ,-- затѣмъ дико захохотала и, наконецъ, ударилась въ слезы.
   -- Пятнадцать лѣтъ,-- вопила миссъ Нэгъ, жалостно рыдая,-- пятнадцать лѣтъ я была славой и украшеніемъ этой комнаты и всего заведенія! И, благодареніе Богу (тутъ она замѣчательно энергично топнула сперва правой, потомъ лѣвой ногой), никогда за все время не приходилось мнѣ сталкиваться съ интригами и происками мерзкихъ дѣвчонокъ, которыя всѣхъ насъ позорятъ своимъ поведеніемъ и заставляютъ краснѣть за себя. Тѣмъ больнѣе я это чувствую теперь, хоть и презираю такіе поступки.
   Тутъ миссъ Нэгъ опять приготовилась упасть въ обморокъ, а молодыя дѣвицы удвоили свою заботливость и принялись доказывать ей, что она должна быть выше подобныхъ вещей. По крайней мѣрѣ, онѣ съ своей стороны презираютъ такой образъ дѣйствій и полагаютъ, что его даже не слѣдуетъ замѣчать, въ доказательство чего всѣ четыре закричали въ одинъ голосъ:
   -- Это позоръ -- такъ поступать, и до такой степени насъ возмущаетъ, что мы просто не знаемь, куда дѣваться отъ злости.
   -- Вотъ до чего я дожила!-- взвизгнула миссъ Нэгъ, неожиданно приходя въ неистовство и пытаясь оторвать одну изъ своихъ фальшивыхъ букляшекъ.-- Меня называютъ старухой и уродомъ!
   -- Ахъ, нѣтъ, не говорите этого, пожалуйста не говорите!-- раздался дружный хоръ.
   -- Развѣ я заслужила, чтобы меня называли старухой?-- не унималась миссъ Нэгъ, барахтаясь въ рукахъ своихъ утѣшительницъ.
   -- Не думайте объ этомъ, дорогая!-- отвѣтствовалъ хоръ.
   -- Я ненавижу ее, ненавижу и презираю! Пусть никогда больше не смѣетъ со мной заговаривать! Пусть и съ ней не говоритъ никто изъ тѣхъ, кто считаетъ себя моимъ другомъ! Лукавая, безстыжая дѣвчонка! Проныра!
   Уничтоживъ такимъ образомъ предметъ своей ярости, миссъ Нэгъ еще разъ взвизгнула, потомъ три раза икнула, всхлипнула разъ десять, потомъ осовѣла и впала въ столбнякъ, потомъ вздрогнула, очнулась, поправила свою наколку и объявила, что теперь ей совсѣмъ хорошо.
   Бѣдная Кетъ смотрѣла сперва на эти фокусы въ полнѣйшемъ недоумѣніи. Она то краснѣла, то блѣднѣла, и нѣсколько разъ порывалась заговорить. Но когда ей окончательно выяснились истинные мотивы такой внезапной перемѣны къ ней со стороны миссъ Нэгъ, она отошла въ другой уголъ и слушала спокойно, не удостоивая отвѣчать.
   Однако, хоть молодая дѣвушка гордо воротилась на свое мѣсто и повернулась спиной къ кучкѣ сателлитовъ, вертѣвшихся въ другомъ концѣ комнаты вокругъ своей планеты, она пролила втихомолку такія горькія слезы, что миссъ Нэгъ возрадовалась бы въ сердцѣ своемъ, если бы могла ихъ видѣть.
   

ГЛАВА XIX,
въ которой описывается обѣдъ у мистера Ральфа Никкльби и повѣствуется о томъ, какъ вели себя его гости до обѣда, за обѣдомъ и послѣ обѣда.

   Озлобленіе миссъ Нэгъ противъ Кетъ не только не смягчалось, но росло съ каждымъ днемъ. Въ такой же пропорціи возрастало и благородное негодованіе всѣхъ приспѣшницъ старой дѣвы противъ той же особы, вспыхивая съ новой силой всякій разъ, какъ миссъ Никкльби требовали наверхъ въ магазинъ. Такимъ образомъ, не трудно понять, что жизнь молодой дѣвушки въ эту первую недѣлю пребыванія ея въ мастерской была далеко но сладка.
   Она встрѣтила вечеръ субботы, какъ встрѣчаетъ узникъ короткій часъ отсрочки своей медленной, мучительной пытки; она чувствовала, что если бы ей заплатили за эту недѣлю работы втрое больше, чѣмъ она получала, теперь, то и тогда ея недѣльный заработокъ былъ бы купленъ слишкомъ дорогою цѣлой.
   Мистриссъ Никкльби по обыкновенію поджидала дочь на углу улицы. Подходя къ этому углу, Кетъ очень удивилась, увидѣвъ, что мать ея бесѣдуетъ съ мистеромъ Ральфомъ Никкльби, но удивленіе ея только удвоилось, когда она узнала, о чемъ они говорятъ, а главное, когда она замѣтила, какъ необыкновенно вдругъ смягчилось обращеніе ея дяди.
   -- Здравствуй, душенька. А мы только-что о тебѣ говорили,-- сказалъ онъ ей, когда она подошла.
   Кетъ вся съежилась подъ его холоднымъ, пристальнымъ взглядомъ, сама не зная отчего.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- проговорила она робко.
   -- Да, мы только сейчасъ говорили о тебѣ,-- повторилъ Ральфъ.-- Я шелъ къ тебѣ въ мастерскую,-- я такъ и думалъ, что застану тебя еще тамъ,-- да вотъ встрѣтился съ твоей матерью. Мы съ ней заговорились о семейныхъ дѣлахъ, и время пролетѣло такъ быстро...
   -- Да, да, неправда ли, братецъ?-- подхватила мистриссъ Никкльби, не замѣчая насмѣшливаго тона послѣднихъ его словъ.-- Но, знаете, минуту назадъ я бы не повѣрила, если бы мнѣ сказали что моя дочь... Кетъ, дорогая моя, завтра въ половинѣ седьмого ты обѣдаешь у твоего дяди.
   Торжествуя, что ей удалось первой сообщить Кетъ эту чрезвычайную новость, мистриссъ Никкльби вся засіяла улыбками и многозначительно закивала головой, дабы сильнѣе запечатлѣть всю ея грандіозность въ умѣ изумленной Кетъ, и затѣмъ, безъ всякой передышки, перескочила подъ острымъ угломъ къ обсужденію имѣвшихся въ ихъ распоряженіи рессурсовъ по части туалета.
   -- Постой, моя милая, дай мнѣ сообразить,-- тараторила добрѣйшая дама.-- Твое черное шелковое платье вполнѣ подойдетъ. На плечи ты накинешь тотъ хорошенькій газовый шарфъ,-- ты его знаешь,-- надѣнешь черные шелковые чулки, а на голову приколешь простенькій бантикъ. Боже мой,-- перебила себя мистриссъ Никкльби, круто сворачивая въ сторону,-- вотъ если бы теперь у меня были эти несчастные аметисты! Ты должна ихъ помнить, Кетъ, моя милочка. Помнишь, какъ красиво они блестѣли при свѣчахъ? Но твой папа, твой бѣдный папа... Ахъ, какъ мнѣ больно было разставаться съ этимъ уборомъ и какъ жестоко было съ его стороны довести насъ до необходимости такой жертвы!
   Удрученная мучительнымъ воспоминаніемъ, м-риссъ Никкльби грустно покачала головой и поднесла къ глазамъ платокъ.
   -- Напрасно вы такъ волнуетесь, мама,-- сказала ей Кетъ.-- мнѣ не нужны эти аметисты, право, не. нужны. Забудьте, что они когда-нибудь у васъ были.
   -- Господи, Кетъ, какой ты ребенокъ! Ну, можно ли такъ говорить?-- остановила ее съ сердцемъ мистриссъ Никкльби.-- Вы только подумайте, братецъ: двѣ дюжины чайныхъ серебряныхъ ложекъ, два соусника, четыре солонки, вотъ эти аметисты -- полный приборъ: ожерелье, брошка и серги -- все ухнуло въ одинъ день! А я-то, сколько разъ я чуть что не на колѣняхъ молила моего бѣднаго мужа: "Николай, да сдѣлай же что-нибудь! Распорядись какъ-нибудь, мой дружокъ!" Я убѣждена, что каждый, кто видѣлъ насъ въ то время, подтвердитъ, что я твердила это по пятидесяти разъ на дню. Кетъ, ну. скажи, развѣ неправда? Развѣ не пользовалась я каждымъ удобнымъ случаемъ напоминать объ этомъ твоему бѣдному папа?
   -- Да, да, мама, совершенная правда.
   И надо отдать справедливость мистриссъ Никкльби (да и всѣмъ замужнимъ дамамъ съ нею вмѣстѣ), что она не упускала случаевъ вдалбливать въ голову своему бѣдному мужу полезныя правила житейской мудрости вродѣ вышеприведеннаго, золотыя правила, грѣшащія лишь однимъ недостаткомъ, неуловимой туманностью формы, въ которую они обыкновенно бываютъ облечены.
   -- Да, еслибъ моимъ совѣтамъ слѣдовали съ самаго начала!-- окончила съ жаромъ мистриссъ Никкльби.-- Знаю только одно: я исполнила свой долгъ, и это будетъ мнѣ всегда утѣшеніемъ..
   Успокоивъ себя этой мыслью, достойная леди подняла глаза къ небу, вздохнула и приняла видъ кроткой покорности судьбѣ, давая этимъ понять, что хоть она и сознаетъ себя невинно пострадавшей жертвой, но не желаетъ докучать своимъ слушателямъ, называя по имени то, что и такъ всякому ясно.
   -- Вернемся, однако, къ началу нашего разговора,-- сказалъ Ральфъ, улыбнувшись. Его улыбка, какъ и всѣ другія внѣшнія проявленія его чувствъ, была какая-то крадущаяся, подлая, какъ будто она не смѣла открыто показаться на лицѣ, а пряталась гдѣ-то подъ кожей.-- Завтра у меня соберется нѣсколько... нѣсколько человѣкъ мужчинъ, съ которыми я веду дѣла, и твоя мать, Кетъ, обѣщала, что въ этотъ день ты побудешь у меня за хозяйку. Я рѣдко принимаю гостей, но мнѣ необходимо было пригласить этихъ людей по нѣкоторымъ соображеніямъ чисто дѣлового характера. Въ коммерческихъ дѣлахъ, видишь ли, часто имѣетъ значеніе даже такой пустякъ, какъ званый обѣдъ. Такъ ты согласна оказать мнѣ эту услугу?
   -- Согласна ли!-- вскричала мистриссъ Никкльби.-- Кетъ, душенька, что же ты...
   -- Позвольте,-- перебилъ ее Ральфъ, дѣлая ей знакъ замолчать,-- я говорилъ съ племянницей.
   -- Конечно, дядя, я буду очень рада быть вамъ полезной,-- отвѣчала Кетъ.-- Боюсь только, что вы найдете меня очень неловкой и ненаходчивой хозяйкой.
   -- О, это не бѣда,-- сказалъ Ральфъ.-- Такъ пріѣзжай же пораньше. Впрочемъ, это какъ тебѣ будетъ угодно. Возьми карету, я заплачу. А пока прощай, да хранитъ тебя Богъ!
   Это доброе пожеланіе, казалось, застряло у него въ горлѣ, какъ будто заблудилось въ незнакомомъ мѣстѣ и не могло найти выхода. Но такъ или иначе, а оно таки вышло на свѣтъ Божій Раздѣлавшись съ нимъ, Ральфъ пожалъ руку обѣимъ своимъ родственницамъ и, не прибавивъ больше ни слова, ушелъ.
   -- Какая выразительная физіономія у твоего дяди!-- сказала мистриссъ Никкльби, пораженная какою-то особенностью въ лицѣ Ральфа въ ту минуту, когда онъ уходилъ.-- Между нимъ и его бѣднымъ братомъ нѣтъ ни малѣйшаго сходства.
   -- Ахъ, мама, да развѣ можно ихъ сравнивать! проговорила Кетъ съ упрекомъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, ни малѣйшаго сходства,-- повторила задумчиво мистриссъ Никкльби.-- Но лицо все-таки замѣчательно благородное.
   Почтенная матрона высказала свое замѣчаніе такимъ торжественнымъ тономъ, точно оно было нивѣсть какимъ образцомъ человѣческой проницательности. Да и въ самомъ дѣлѣ оно стоило того, чтобы быть помѣщеннымъ въ ряду самыхъ блестящихъ открытій нашего вѣка. Кетъ быстро взглянула на мать и сейчасъ же потупилась.
   -- Ради всего святого, Кетъ, что съ тобой приключилось? Отчего ты такъ упорно молчишь?-- спросила мистриссъ Никкльби послѣ того, какъ онѣ прошли часть дороги въ молчаніи.
   -- Я думаю, мама,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Думаешь?.. Да, правда, намъ съ тобой есть о чемъ подумать. Дядя тебя полюбилъ -- это ясно, и если тебѣ свалится теперь съ неба большое счастье, я этому нисколько не удивлюсь. Больше я ничего не скажу.
   И мистриссъ Никкльби пустилась разсказывать анекдоты о молодыхъ дѣвушкахъ, которыя находили у себя въ ридикюляхъ тысячефунтовые билеты, подложенные туда ихъ эксцентрическими дядюшками, и которыя случайно встрѣчали у дядюшекъ привлекательныхъ молодыхъ джентльменовъ съ огромнымъ состояніемъ и выходили за нихъ замужъ послѣ непродолжительнаго, но пылкаго ухаживанія съ ихъ стороны. Сначала Кетъ слушала равнодушно, потомъ это начало ее забавлять, но по мѣрѣ того, какъ онѣ приближались къ своему дому, радушное настроеніе матери передавалось и ей, и наконецъ ей самой стало казаться, что будущее какъ будто проясняется и что для нихъ еще могутъ настать лучшіе дни. Такъ дѣйствуетъ надежда -- даръ небесъ, ниспосланный въ утѣшеніе бѣднымъ смертнымъ. Какъ тончайшій эфиръ, проникаетъ она всѣ наши чувства, хорошія и дурныя; она неизбѣжна, какъ смерть, и заразительнѣе всякой болѣзни.
   Слабое зимнее солнце (а зимнее солнце въ лондонскомъ Сиги свѣтитъ очень слабо) какъ будто улыбнулось и засвѣтило ярче, заглянувъ въ тусклыя окна пустынной комнаты одного большого стараго дома и увидавъ тамъ небывалое зрѣлище. Въ темномъ углу, гдѣ годами лежала запыленная груда товаровъ, служа пристанищемъ мышамъ и сердито косясь на деревянныя панели, лежала безмолвной, безжизненной массой, изо дня въ день, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда, отзываясь за грохотъ катившихся по улицѣ тяжелыхъ повозокъ, она содрогалась во всемь своемъ составѣ, наполняя трепетомъ трусливыя сердчишки своихъ обитателей, заставляя ярче разгораться ихъ быстрые глазки, а ихъ самихъ чутко прислушиваться и замирать на мѣстѣ, притаивъ дыханіе,-- въ этомъ темномъ углу были теперь заботливо и аккуратно разложены разныя статьи параднаго туалета Кетъ, приготовленнаго къ торжественному дню званаго обѣда. Каждая вещь носила какой-то неуловимый отпечатокъ граціознаго образа своей владѣлицы, потому что платье принимаетъ обликъ того, кто его носитъ, или, можетъ быть, такъ намъ кажется по ассоціаціи идей. На томъ мѣстѣ, гдѣ когда-то стояли мѣшки съ заплѣсневѣлой мукой, лежало теперь черное шелковое платье, прехорошенькое, очень изящное платьице. Изъ подъ маленькихъ башмачковъ съ граціозно вывернутыми наружу носочками еще виднѣлся слѣдъ стоявшей тутъ прежде старой заржавленной гири, а груда порыжѣлыхъ кожъ, сама того не зная, уступила мѣсто той самой парѣ черныхъ шелковыхъ чулковъ, которая составляла предметъ особенной заботливости мистриссъ Никкльби. Крысы и мыши и всѣ прочіе мелкіе гады давно передохли отъ голода или перебрались въ другіе, болѣе привольные края, а вмѣсто нихъ появились перчатки, ленточки, шарфы, шпильки и разныя другія ухищренія моды, придуманныя на пагубу рода людского и въ своемъ родѣ зловредныя не менѣе крысъ и мышей. А среди всей этой роскоши двигалась сама Кетъ, составляя далеко не послѣднее изъ непривычныхъ украшеній, такъ пріятно оживившихъ этотъ угрюмый старый домъ.
   Въ надлежащее или въ ненадлежащее время, какъ будетъ угодно читателю, ибо нетерпѣніе мистриссъ Никкльби опередило всѣ часы въ околоткѣ, Кетъ была одѣта съ головы до ногъ вплоть до послѣдней ленточки, ровно за полтора часа до той минуты, когда можно было только начинать думать объ одѣваньѣ,-- въ надлежащее время туалетъ ея былъ законченъ, и когда насталъ, наконецъ, вожделѣнный часъ отъѣзда, разносчикъ молока привелъ съ ближайшей биржи извозчика, и Кетъ, послѣ продолжительнаго и нѣжнаго прощанья съ матерью и многократныхъ просьбъ поклониться отъ нея миссъ Ла-Криви, которую мистриссъ Никкльби ждала къ вечернему чаю, усѣлась въ экипажъ и отъѣхала со всею торжественной пышностью, съ какою только можно отъѣхать въ извозчичьемъ кэбѣ. Экипажъ, кучеръ и лошади грохотали и бренчали по мостовой, подпрыгивали и прищелкивали, ругались и спотыкались на перебой, но, наконецъ, пріѣхали таки въ Гольдень-Скверъ.
   Кучеръ возвѣстилъ о своемъ прибытіи оглушительнымъ стукомъ въ дверь дома, которая, впрочемъ, отворилась задолго до того, какъ онъ кончилъ стучать, отворилась такъ быстро, точно за ней стоялъ кто-нибудь на часахъ, положивъ руку на щеколду. Кетъ, не ожидавшая увидѣть ничего слишкомъ необычайнаго, кромѣ развѣ Ньюмэна Ногса въ темной рубашкѣ, очень удивилась, когда передъ нею предсталъ человѣкъ въ роскошной ливреѣ и когда въ передней ее встрѣтили еще двое такихъ же франтовъ. Однако, она не ошиблась домомъ, въ этомъ не могло быть сомнѣній, такъ какъ на дощечкѣ стояла фамилія Ральфа; поэтому она положила руку на учтиво подставленный ей расшитый галунами рукавъ и поднялась наверхъ. Здѣсь ее провели во вторую гостиную и оставили одну.
   Если ее удивило появленіе въ домѣ дяди ливрейныхъ лакеевъ, то изумленіе ея не знало границъ теперь, когда она увидѣла себя въ богатѣйшей и роскошнѣйшей обстановкѣ, какую только могла себѣ вообразить. Мягкіе, красивые ковры, великолѣпныя картины, дорогія зеркала, куда ни взглянешь -- изящныя бездѣлушки, поражающія своимъ обиліемъ, блескомъ и красотой. Даже лѣстница сверху до низу, до самаго подъѣзда, была уставлена дорогими вещами. Весь домъ былъ до такой степени набитъ драгоцѣнностями, что, казалось, стоить прибавить еще хоть каплю въ эту полную чашу, и богатство ея польется на улицу.
   Но вотъ молодая дѣвушка услышала стукъ въ парадную дверь, потомъ еще и еще, и послѣ" каждаго новаго стука въ сосѣдней комнатѣ раздавался голосъ новаго вошедшаго гостя. Сначала между другими голосами легко было различить голосъ Ральфа, но мало-по-малу все слилось въ одинъ общій гулъ, и Кетъ могла только разобрать, что въ комнатѣ было нѣсколько человѣкъ мужчинъ съ далеко не музыкальными голосами, что говорили они очень громко, еще громче смѣялись и божились чаще, чѣмъ это казалось ей безусловно необходимымъ. Впрочемъ, послѣднее было, конечно, дѣломъ вкуса. Наконецъ дверь отворилась, и появился Ральфъ съ своимъ лукавымъ лицомъ, разставшійся на этотъ разъ съ высокими сапогами и облеченный по всѣмъ правиламъ этикета въ черные шелковые чулки и башмаки съ пряжками.
   -- Я не могъ придти къ тебѣ раньше: мнѣ надо было встрѣтить гостей,-- сказалъ онъ вполголоса, кивая на дверь,-- А теперь я пришелъ за тобой.
   -- Постойте, дядя,-- прошептала Кетъ, немного волнуясь, какъ это бываетъ даже съ болѣе свѣтскими людьми, когда имъ предстоитъ войти въ комнату, гдѣ уже собралось незнакомое имъ общество.-- Скажите, есть тамъ дамы?
   -- Нѣтъ, у меня нѣтъ знакомыхъ дамъ,-- отвѣчалъ Ральфъ лаконично.
   -- Я должна сейчасъ идти?-- спросила Кетъ, слегка отодвигаясь отъ него.
   Ральфъ пожалъ плечами.
   -- Какъ хочешь,-- проговорилъ онъ.-- Тамъ всѣ уже собрались и сію минуту подаютъ обѣдать.
   Кетъ очень хотѣлось выпросить себѣ хоть нѣсколько минутъ отсрочки, но, вспомнивъ, что дядя заплатилъ за ея экипажъ и, пожалуй, сочтетъ, что ему возвратили долгъ не сполна, если она позволитъ себѣ такое, промедленіе, она позволила ему взять ея руку и покорно пошла за нимъ.
   Въ первой гостиной было семь или восемь человѣкъ джентльменовъ, стоявшихъ кружкомъ у огня. Они говорили такъ громко, что не слыхали, какъ вошли дядя съ племянницей. Ральфъ тронулъ за рукавъ одного изъ этихъ господъ и своимъ всегдашнимъ рѣзкимъ голосомъ, но съ какимъ-то особеннымъ, торжественнымъ выраженіемъ, видимо желая привлечь вниманіе всей компаніи, сказалъ:
   -- Лордъ Верисофтъ, моя племянница, миссъ Никкльби.
   Группа съ удивленіемъ разступилась; джентльменъ, къ которому обращался Ральфъ, обернулся, и Кетъ увидѣла передъ собой изящнѣйшаго покроя свѣтлую фрачною пару, не уступающею ей по качеству пару бакенбардъ, безукоризненный проборъ и молодое лицо.
   -- Э, чортъ возьми, что я вижу!-- произнесъ джентльменъ.
   Съ этими словами онъ вставилъ въ глаза монокль и обратилъ изумленный взглядъ на миссъ Никкльби.
   -- Моя племянница, милордъ,-- повторилъ Ральфъ.
   -- Такъ значитъ уши не обманули меня, и это не восковая фигура,-- сказалъ его сіятельство.-- Мое почтенье, миссъ. Я счастливъ познакомиться съ вами.
   Тутъ онъ повернулся къ другому джентльмену, такому же щеголю, какъ и онъ самъ (тотъ стоялъ спиною къ огню, положивъ оба локтя на каминъ), и сказалъ ему громкимъ шепотомъ, что "дѣвочка дьявольски мила".
   -- Представьте меня, Никкльби,-- проговорилъ этотъ второй джентльменъ. Онъ былъ постарше милорда, пошире въ плечахъ, покраснѣе въ лицѣ и, судя по всѣмъ признакамъ, болѣе искушенъ жизненнымъ опытомъ.
   -- Сэръ Мельбери Гокъ,-- назвалъ его Ральфъ.
   -- Другими словами, миссъ Никкльби, первѣйшій пройдоха во всей нашей компаніи,-- пояснилъ лордъ Верисофтъ.
   -- Никкльби, и меня не забудьте!-- прокричалъ востроносый джентльменъ, сидѣвшій на низенькомъ креслѣ съ газетой въ рукахъ.
   -- Мистеръ Пайкъ,-- сказалъ Ральфъ.
   -- И меня, Никкльби!-- раздался изъ-за локтя сэра Мельбери грубый голосъ, принадлежавшій джентльмену съ лоснящимся лицомъ и прилизанной головой.
   -- Мистеръ Плекъ,-- сказалъ Ральфъ.
   Затѣмъ онъ повернулся къ джентльмену съ журавлиной шеей и пѣтушиными ножками и представилъ его подъ именемъ высокороднаго мистера Снобба, а послѣ него указалъ племянницѣ на сѣдого старика, сидѣвшаго за столомъ, назвавъ его полковникомъ Чаусеромъ. Полковникъ разговаривалъ еще съ какимъ-то джентльменомъ, который былъ, должно быть, неважной персоной, такъ какъ его не потрудились представить.
   Съ первыхъ же минутъ молодую дѣвушку больно уязвили два факта, отъ которыхъ кровь бросилась ей въ лицо: во-первыхъ, то нескрываемое презрѣніе, съ какимъ всѣ гости относились къ ея дядѣ, во-вторыхъ, наглая безцеремонность ихъ обращенія съ нею самой. Не нужно было большой сообразительности, чтобы попить, что второе явленіе неминуемо вытекало изъ перваго. И въ этомъ случаѣ мистеръ Ральфъ Никкльби плохо разсчиталъ свои карты. Оно, конечно, молоденькія провинціалки бываютъ вообще мало знакомы со свѣтскими приличіями; несомнѣнно и то, что такая провинціалочка можетъ быть наивна отъ природы. Но если Господь Богъ надѣлилъ дѣвушку тонкимъ внутреннимъ чутьемъ, она сумѣетъ отличить, что прилично и что неприлично, не хуже любой свѣтской львицы, прошедшей школу двѣнадцати лондонскихъ сезоновъ, а, можетъ быть, даже и лучше, потому что не разъ бывали и такіе случаи, что процессъ прохожденія этой школы только притуплялъ истинное чувство приличія.
   Покончивъ съ церемоніей представленія, Ральфъ подвелъ свою переконфуженную племянницу къ креслу и, заботливо усаживая ее, зорко оглянулся вокругъ, какъ будто хотѣлъ удостовѣриться, какой эффектъ произвело ея появленіе на гостей.
   -- Вотъ такъ пріятный сюрпризъ, Никкльби, могу сказать,-- проговорилъ лордъ Верисофтъ и, вынувъ монокль изъ праваго глаза, которымъ онъ до сихъ поръ разглядывалъ Кетъ, онъ вставилъ его въ лѣвый и обернулся къ Ральфу.
   -- Сюрпризъ, предназначавшійся для васъ, лордъ Фредерикъ,-- сказалъ мистеръ Илекъ.
   -- Идея недурная,-- продолжалъ его сіятельство,-- до такой степени недурная, что почти заслуживаетъ надбавки двухъ процентовъ.
   -- Поймайте-ка его на словѣ, Никкльби!-- закричалъ сэръ Мельбери Рокъ хриплымъ басомъ.-- Прикиньте эти два процента къ прежнимъ двадцати пяти или сколько ихъ тамъ, а мнѣ за совѣтъ половину.
   Въ видахъ украшенія своей рѣчи сэръ Мельбери закончилъ ее грубымъ хохотомъ и трехэтажной божбой, въ которой фигурировала особа мистера Никкльби, что до слезъ разсмѣшило господъ Пайка и Плека.
   Не успѣли они нахохотаться этой миленькой шуткѣ, какъ новая выходка того же изобрѣтательнаго джентльмена повергла ихъ въ новый экстазъ. Лакей явился съ докладомъ, что поданъ обѣдъ, и въ тотъ же мигъ сэръ Мельбери, ловко перебивъ дорогу лорду Верисофту, который собирался было вести Кетъ къ столу, подбѣжалъ къ ней, схватилъ ея руку и продѣлъ подъ свою до самаго локтя.
   -- Ну, нѣтъ, чортъ возьми! Знаете, Верисофтъ, по пословицѣ: давши слово, держись. Мы съ миссъ Никкльби еще десять минутъ тому назадъ условились взглядами, что пойдемъ къ столу вмѣстѣ.
   -- Ха, ха, ха!-- расхохотался высокородный мистеръ Сноббъ.-- Чудесно! Восхитительно!
   Польщенный этимъ комплиментомъ, сэръ Мельбери счелъ своимъ долгомъ продолжать въ томъ же духѣ. Шутовски подмигнувъ своимъ пріятелямъ, онъ повелъ Кетъ въ столовую такъ фамильярно, что ея гордое сердечко закипѣло гнѣвомъ, который она едва могла подавить. Ея горячее негодованіе нисколько не смягчилось, когда она увидѣла себя сидящей во главѣ стола между сэромь Мельбери Рокомъ и лордомъ Верисофтомъ.
   -- А вы таки пробрались въ наше сосѣдство?-- сказалъ сэръ Мельбери его сіятельству, когда тотъ усѣлся подлѣ нихъ.
   -- Конечно. Чѣмъ же я хуже васъ?-- отвѣчалъ милордъ, не спуская глазъ съ своей сосѣдки.
   -- Вы лучше займитесь вашимъ обѣдомъ, а насъ съ миссъ Никкльби оставьте въ покоѣ. Все равно вы найдете въ насъ очень невнимательныхъ собесѣдниковъ, заранѣе вамъ говорю.
   -- Никкльби, я прошу вашего заступничества!-- закричалъ лордъ Верисофтъ.
   -- Въ чемъ дѣло, милордъ?-- отозвался Ральфъ съ другого конца стола, гдѣ онъ сидѣлъ въ обществѣ господъ Пайка и Плека.
   -- Да вотъ этотъ нахалъ Гокъ совсѣмъ завладѣлъ вашей племянницей.
   -- Развѣ для васъ это новость, милордъ?-- проговорилъ съ усмѣшечкой Ральфъ.-- Вѣдь онъ всегда беретъ себѣ львиную долю во всемъ, что вы считаете своей собственностью.
   -- Вы правы, ей-ей!-- подхватилъ молодой человѣкъ.-- Пусть чортъ меня возьметъ, если я знаю, кто изъ насъ двоихъ хозяинъ у меня въ домѣ, онъ или я.
   -- Я-то знаю, положимъ,-- пробурчалъ Ральфъ.
   -- Ужь не дать ли мнѣ ему отступного? Хотите шиллингъ, Гокъ?-- пошутилъ юный лордъ.
   -- А, ну, васъ къ чорту съ вашимъ шиллингомъ!-- огрызнулся сэръ Мельбери.-- Вотъ погодите, когда вы доберетесь до вашего послѣдняго шиллинга, тогда я его живо слизну, а пока спѣшить незачѣмъ, все равно я васъ не выпущу, до тѣхъ поръ.
   Взрывъ хохота привѣтствовалъ эту милую шутку, подкладкой которой служила голая правда. Громче всѣхъ хохотали господа Пайкъ и Плекъ, бывшіе, очевидно, постоянными прихвостнями сэра Мельбери Гока. Не трудно была видѣть, что большинство членовъ этой компаніи самымъ безсовѣстнымъ образомъ залѣзало въ карманъ несчастнаго молодого лорда, который, при всей своей безхарактерности и недалекомъ умѣ, казался все-таки порядочнѣе ихъ всѣхъ. Сэръ Мельбери Гокъ славился своимъ умѣньемъ разорять при помощи своихъ креатуръ такихъ сынковъ богатыхъ и знатныхъ семействъ; онъ быль великимъ артистомъ въ этой благородной и изящной профессіи. Со всею смѣлою самобытностью истиннаго генія онъ усвоилъ себѣ совершенно новый въ этомъ дѣлѣ пріемъ, противоположный общепринятому. Упрочивъ за собой вліяніе надъ тѣмъ, кого онъ намѣтилъ, этотъ геніальнѣйшій дипломатъ, вмѣсто того, чтобы поддакивать и во всемъ потакать своей жертвѣ, какъ оно водится въ такихъ случаяхъ, начиналъ ею командовать и изощрялъ надъ нею свое остроуміе открыто, ничѣмъ не стѣсняясь. Такимъ образомъ жертвы сэра Мельбери были вдвойнѣ его жертвами: искусно опустошая ихъ карманы, онъ въ то же время обращалъ ихъ въ шутовъ и помощью разныхъ ловкихъ маневровъ заставлялъ продѣлывать всевозможныя глупыя шутки на потѣху почтеннѣйшей публикѣ.
   Обѣдъ, какъ и домъ, былъ въ полномъ смыслѣ роскошный и поражалъ обиліемъ и разнообразіемъ блюдъ. Гости отдали ему должную дань, но больше всѣхъ отличались Пайкъ съ Плекомъ. Они накладывали себѣ съ каждаго блюда, подливали изъ каждой бутылки съ постоянствомъ и сноровкой, поистинѣ изумительными. Но что было всего замѣчательнѣе, такъ это то, что, несмотря на такую затрату энергіи, и тотъ и другой сохранили свѣжесть силъ до конца и, когда появился дессертъ, набросились на него съ такой жадностью, какъ будто передъ тѣмъ имѣли дѣло не съ плотнымъ обѣдомъ, а съ легкой закуской, которая только раздразнила ихъ аппетитъ.
   -- Ну, господа, я долженъ сказать,-- проговорилъ лордъ Фредерикъ, посасывая свой портвейнъ послѣ дессерта,-- я долженъ вамъ сказать, что если цѣлью этого обѣда было обдѣлать хорошенькій гешефтъ съ векселями, такъ чортъ меня побери, если это не самый остроумный способъ наживаться, какой я только знаю! по крайней мѣрѣ, я лично готовъ за такіе обѣды хоть каждый день подписывать векселя.
   -- Успѣете еще надавать векселей въ свое время, не плачьте,-- сказалъ ему сэръ Мельбери. -- Спросите Никкльби, онъ вамъ скажетъ, правду ли я говорю.
   -- Какъ вы думаете, Никкльби, хорошій изъ меня выйдеть кліентъ?-- обратился къ нему молодой человѣкъ.
   -- Это зависитъ отъ обстоятельствъ, милордъ,-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Сирѣчь отъ положенія финансовъ вашего сіятельства и отъ конскихъ скачекъ,-- пояснилъ полковникъ Чоусеръ и посмотрѣлъ при этомъ на господь Пайка и Плека, видимо ожидая, что они засмѣются его остротѣ.
   Но эти достойные джентльмены подрядились смѣяться только въ пользу сэра Мельбери и на этотъ разъ сидѣли серьезные и мрачные, какъ факельщики на похоронахъ. Въ довершеніе скандала сэръ Мельбери, считавшій всякую чужую попытку сострить беззаконнымъ нарушеніемъ присвоенныхъ имъ привилегій, твердо посмотрѣлъ на дерзкаго въ свой монокль, давая этимъ понять, что онъ до крайности изумленъ его нахальнымъ поступкомъ, и затѣмъ во всеуслышаніе высказалъ свое мнѣніе о "возмутительныхъ вольностяхъ, какія позволяютъ себѣ иные господа". Лордъ Фредерикъ принялъ къ свѣдѣнію этотъ намекъ и, вставивъ въ глазъ свой монокль, въ свою очередь смѣрилъ бѣдную жертву такимъ взглядомъ, какъ будто передъ нимъ былъ какой-нибудь заморскій рѣдкій звѣрь, впервые появившійся въ звѣринцѣ. Само собою разумѣется, что господа Пайкъ и Плекъ не преминули запустить уничтожающій взглядъ на того, кого заклеймилъ своимъ презрѣніемъ сэръ Мельбери Гокъ, и такимъ образомъ несчастному полковнику, чтобы скрыть свое смущеніе, не оставалось ничего больше, какъ приподнять стаканъ съ портвейномъ въ уровень со своимъ правымъ глазомъ и сдѣлать видъ, что онъ съ живѣйшимъ интересомъ изучаетъ цвѣтъ вина.
   Все это время Кетъ сидѣла молча, боясь шевельнуться, не рѣшаясь даже поднять глазъ, чтобы какъ-нибудь не встрѣтить восхищеннаго взора лорда Верисофта или, что еще хуже, нахальнаго взгляда его друга. Впрочемъ, сэръ Мельбери былъ такъ обязателенъ, что постарался и самъ обратить на нее вниманіе всего общества.
   -- Господа,-- сказалъ онъ громогласно,-- миссъ Никкльби удивляется, отчего никто не объясняется ей въ любви.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, я...-- начала было Кетъ, быстро взглянувъ на него, и сейчасъ же умолкла, почувствовавъ, что лучше было молчать.
   -- Кто хочетъ пари на пятьдесятъ фунтовъ,-- продолжалъ сэръ Мельбери,-- что миссъ Никкльби не рѣшится сказать, глядя мнѣ прямо въ глаза, что она этого не думала?
   -- Держу,-- закричалъ высокородный балбесъ.-- Срокъ -- десять минуть.
   -- Идетъ,-- согласился сэръ Мельбери.
   Обѣ стороны выложили деньги за столъ. На мистера Снобба, возложили двойную обязанность -- быть общимъ кассиромъ и отсчитывать минуты по часамъ.
   -- Пожалуйста,-- заговорила въ отчаяніи Кетъ, увидѣвъ эти приготовленія,-- пожалуйста не дѣлайте меня предметомъ пари. Дядя, я право, не могу...
   -- Отчего же, душа моя?-- возразилъ на это Ральфъ, хотя его скрипучій голосъ звучалъ какъ-то особенно глухо, какъ будто онъ говорилъ противъ воли и предпочелъ бы, чтобъ не было рѣчи ни о какихъ пари.-- Это минутное дѣло, тутъ нѣтъ ничего предосудительнаго, и если джентльмены непремѣнно желаютъ...
   -- Я не желаю,-- сказали сэръ Мельбери съ громкимъ смѣхомъ,-- т. е. я не желаю, чтобы миссъ Никкльби меня опровергла, потому что я тогда проиграю, но я буду все таки радъ видѣть ея ясные глазки, тѣмъ болѣе, что она еще ни разу не удостоила взглянуть на меня, а предпочитаетъ смотрѣть на столъ.
   -- Да, это правда,-- подхватила, молодой лордъ.-- Миссъ Никкльби, съ вашей стороны очень дурно предпочитать намъ какой-то глупый столъ.
   -- Жестоко, просто жестоко,-- сказалъ мистеръ Пайкъ.
   -- Безчеловѣчно жестоко!-- подержалъ его мистеръ Плекъ.
   -- Пускай я лучше проиграю,-- продолжалъ мэръ Мельбери,-- за удовольствіе полюбоваться глазками миссъ Никкльби можно заплатить и вдвое дороже.
   -- Не вдвое, а втрое,-- поправилъ мистеръ Пайкъ.
   -- Больше чѣмъ втрое!-- подхватилъ мистеръ Плекъ.
   -- Ну, что, Сноббь, какъ время?-- спросилъ сэръ Мельбсри.
   -- Прошло четыре минуты.
   -- Браво!
   -- Миссъ Никкльби, неужели вы не сдѣлаете маленькаго усилія надъ собой ради меня?-- спросилъ лордъ Верисофтъ послѣ небольшой паузы.
   -- Напрасно трудитесь, милый другъ,-- сказалъ ему сэръ Мельбери.-- Мы съ миссъ Никкльби понимаемъ другъ друга: она за меня, и это только доказываетъ ея хорошій вкусъ. Вы проиграли, пріятель... Сколько времени, Сноббъ?
   -- Восемь минутъ.
   -- Выкладывайте денежки, дружище: вамъ скоро придется передать ихъ ни принадлежности.
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялся мистеръ Пайкъ.
   Мистеръ Плекъ, неизмѣнно выводившій втору и старавшійся при случаѣ перекричать своего собрата по профессіи, захохоталъ на всю комнату.
   Бѣдная дѣвушка была такъ переконфужена и взволнована, что почти не сознавала., что дѣлаетъ. Она было рѣшила молчать на все, что бы ни говорилось кругомъ, но, испугавшись, какъ бы ея молчаніе не было перетолковано въ пользу сэра Мельбери Гока, какъ оправдывающее его грубую и пошлую похвальбу, она подняла глаза и взглянула ему въ лицо. Въ глазахъ, встрѣтившихъ ея взглядъ, было что-то до такой степени отвратительное, наглое и отталкивающее, что она была не въ силахъ вымолвить хоть слово. Она вскочила съ мѣста и выбѣжала изъ комнаты. Ей стоило страшныхъ усилій не разрыдаться при всѣхъ; за то,-- очутившись одна наверху, она дала волю слезамъ.
   -- Я выигралъ,-- сказалъ сэръ Мельбери Гокъ, пряча деньги въ карманъ.-- А все таки молодецъ-дѣвочка! Выпьемъ за ея здоровье.
   Нѣтъ надобности говорить, что Пайкъ и компанія поддержали тостъ съ большимъ жаромъ, дополнивъ его остроумными шуточками по поводу блестящей побѣды, одержанной сэромъ Мельбери. А пока вниманіе гостей было занято двумя героями вышеописанной сцены, Ральфъ, которому, повидимому, дышалось вольнѣе съ той минуты, какъ его племянница скрылась, слѣдилъ глазами волка за каждымъ ихъ движеніемъ. Когда графины стали обходить въ круговую и разговоры за столомъ сдѣлались еще свободнѣе и шумнѣе, онъ откинулся на спинку стула и сталъ переводить съ одного лица на другое пытливый, зоркій взглядъ, который, казалось, читалъ въ сердцахъ этихъ людей, обнажалъ каждую ихъ праздную мысль, каждое пошлое чувство, доставляя злорадное наслажденіе наблюдателю.
   Тѣмъ временемъ Кетъ, предоставленная себѣ, мало-по-малу оправилась. Служанка ей сказала, что дядя просилъ ее не уѣзжать, не повидавшись съ нимъ. Отъ нея же она узнала, что приказано подавать кофе въ столовую, и очень обрадовалась этому извѣстію. Увѣренность, что она больше не увидитъ всѣхъ этихъ ненавистныхъ людей, помогла ей окончательно успокоиться. Она взяла со стола книгу и расположилась читать.
   Минутами, когда въ столовой отворялась дверь и оттуда вырывался дикій гамъ происходившей тамъ оргіи, она вздрагивала я чутко настораживалась, прислушиваясь, не приближаются ли голоса, а раза дна, когда ей почудились шаги на лѣстницѣ, она даже вскочила въ ужасѣ при одной мысли, что кто-нибудь изъ членовъ веселой компаніи можетъ случайно забрести къ ней. Но время шло а страхи ея не оправдывались. Тогда она заставила себя сосредоточить все вниманіе на книгѣ и мало-по-малу такъ заинтересовалась ея содержаніемъ, что позабыла, гдѣ она, и вся ушла въ чтеніе.
   Вдругъ она вздрогнула въ испугѣ: надъ самимъ ея ухомъ грубый мужской голосъ произнесъ ея имя. Книга выпала у нея изъ рукъ. Рядомъ съ нею, развалившись на оттоманкѣ, сидѣлъ сэръ Мельбери Гокъ, совершенно пьяный и потому еще болѣе отвратительный (ибо дурного человѣка вино не дѣлаетъ лучше).
   -- Какое восхитительное прилежаніе!-- сказалъ сей рыцарь безъ страха и упрека.-- Скажите по совѣсти, вы въ самомъ дѣлѣ читали или только хотѣли показать свои рѣсницы?
   Кэтъ съ безпокойствомъ оглянулась на дверь и промолчала.
   -- Вотъ уже пять минутъ, какъ я на нихъ гляжу,-- продолжалъ сэръ Мельбери.-- Клянусь душой, мнѣ безукоризненно хороши. Ахъ, зачѣмъ я заговорилъ и испортилъ такую прелестную картину!
   -- Сдѣлайте милость, сэръ, замолчите,-- сказала Кетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, и не просите!-- отвѣчалъ сэръ Мельбери и, сложивъ свой цилиндръ, онъ оперся на него локтемъ и придвинулся къ ней еще близко.-- Я не могу молчать, клянусь жизнью! А вамъ, миссъ Никкльби, грѣшно такъ обращаться съ преданнымъ вашимъ рабомъ. Это адски жестоко съ вашей стороны, адски жестоко!
   -- Поймите, сэръ,-- заговорила Кетъ, дрожа, но съ негодованіемъ въ голосѣ,-- поймите, что ваше поведеніе оскорбляетъ меня, внушаетъ мнѣ отвращеніе. Если въ васъ есть хоть искра порядочности, вы уйдете отъ меня.
   -- Послушайте, моя красавица, ну, зачѣмъ вы напускаете на себя этотъ неприступный видъ? Вамъ это совсѣмъ не къ лицу. Будьте естественнѣе, миссъ Никкльби, будьте естественнѣе, дорогая моя!
   Кетъ быстро встала и хотѣла бѣжать, но сэръ Мельбери схватилъ ее за платье и удержалъ.
   -- Пустите меня!-- закричала она, задыхаясь отъ гнѣва.-- Слышите, сейчасъ же пустите!
   -- Сядьте, сядьте,-- бормоталъ сэръ Мельбери,-- мнѣ надо съ вами поговорить.
   -- Сію минуту отпустите мое платье, вамъ говорятъ!
   -- Ни за что въ мірѣ!
   Съ этими словами сэръ Мельбери нагнулся съ очевиднымъ намѣреніемъ насильно усадить ее подлѣ себя, по молодая дѣвушка изо всѣхъ силѣ рванулась впередъ, онъ потерялъ равновѣсіе и растянулся на полу. Тогда она бросилась вонъ изъ комнаты и въ дверяхъ наткнулась на Ральфа.
   -- Что это значитъ?-- спросилъ онъ съ удивленіемъ.
   -- Это значитъ, сэръ,-- отвѣчала Кэтъ, едва выговаривая слова отъ волненія,-- это значитъ, что подъ вашей кровлей, гдѣ беззащитная дѣвушка, дочь вашего покойнаго брата, могла бы, кажется, разсчитывать найти покровительство, она подвергается такимъ оскорбленіямъ, что вамъ должно быть стыдно смотрѣть ей съ лицо. Пропустите меня!
   Кажется, Ральфу было и въ самомъ дѣлѣ стыдно въ эту минуту; по крайней мѣрѣ, его всего покоробило, когда онъ встрѣтилъ горящій, негодующій взглядъ молодой дѣвушки. Тѣмъ не менѣе онъ не исполнилъ ея требованія: онъ не далъ ей уйти, а взять ее за руку, подвелъ къ кушеткѣ, стоявшей у противуположной стѣны, и усадилъ; потомъ подошелъ къ сэру Мельбери, который уже успѣлъ подняться на ноги, и указалъ ему на дверь.
   -- Ступайте вонъ, сэръ!-- прошипѣлъ онъ такимъ голосомъ, которому позавидовалъ бы самъ сатана.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ сэръ Мельбери съ сердцемъ.
   У Ральфа жилы на лбу надулись, какъ веревки, и задергались мускулы вокругъ рта; онъ не даль гнѣву осилить себя, онъ Только презрительно усмѣхнулся и снова указалъ на дверь.
   -- Вы вѣрно не узнали меня, безумный старикъ?-- проговорилъ сэръ Мельбери надменно.
   -- Нѣтъ, узналъ.
   Великосвѣтскій прощалыга съежился подъ твердымъ взглядомъ другого, болѣе опытнаго стараго грѣшника, и, бормоча себѣ подъ носъ, направился къ двери. Вдругъ онъ остановился, какъ будто его озарила какая-то новая мысль, и повернулся къ Ральфу.
   -- Чортъ возьми, теперь я понимаю,-- сказалъ онъ.-- Вы ожидали увидѣть милорда. Я перебилъ ему дорогу,-- не такъ ли?
   Ральфъ опять усмѣхнулся, но ничего не отвѣтилъ.
   -- А вспомните-ка, кто привелъ его къ вамъ?-- продолжалъ сэръ Мельбери.-- Любопытно знать, какимъ образомъ вы ухитрились бы безъ меня его поймать въ свои сѣти.
   -- Сѣть моя велика и полна,-- сказалъ Ральфъ.-- Берегитесь, Какъ бы она не захватила попутно еще одну рыбы.
   -- За деньги вы готовы продать свое тѣло и душу, если бы уже не продали ея чорту. Вы думаете, я не догадываюсь, зачѣмъ очутилась здѣсь ваша хорошенькая племянница? Она должна была служить приманкой пьяному мальчишкѣ, что сидитъ тамъ, внизу. Неужели вы станете отрицать?
   Весь этотъ бурный діалогъ велся вполголоса, и все таки при послѣднихъ словахъ сэра Мельбери Ральфь невольно оглянулся на Кетъ, какъ будто хотѣлъ удостовѣриться, не измѣнила ли она своего положенія и не можетъ ли слышать ихъ. Сэръ Мельбери сейчасъ же смекнулъ, въ чемъ это преимущество и воспользовался имъ.
   -- Неужели вы посмѣете утверждать, что это не такъ,-- продолжалъ онъ,-- что застань вы его вмѣсто меня, вы не оказались бы немного болѣе слѣпы и глухи и не постарались бы сдержать свой благородный гнѣвъ? Скажите по совѣсти, Никкльби, развѣ не такъ?
   -- Я вамъ вотъ что скажу,-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Если приглашая ее сегодня къ себѣ, я и имѣлъ свой разсчетъ...
   -- Ага, вотъ это настоящее слово,-- перебилъ его сэръ Мельбери со смѣхомъ.-- Вотъ когда вы опять становитесь самимъ собой.
   -- Если я и имѣлъ тутъ свой разсчетъ,-- продолжалъ Ральфъ отчетливо и твердо, какъ человѣкъ, рѣшившійся не сказать ничего лишняго,-- (потому что, конечно, я разсчитывалъ, что она произведетъ впечатлѣніе на глупаго мальчишку, котораго вы забрали въ свои лапы и такъ успѣшно ведете по пути къ разоренію), я зналъ, зная его, что онъ никогда не позволитъ себѣ оскорбить ея дѣвичью гордость, что если онъ когда и прорвется какой-нибудь мальчишеской выходкой ни своей простотѣ, его все таки всегда можно заставить уважать доброе имя молоденькой дѣвушки, хотя бы даже племянницы ростовщика. Но если я и надѣялся легче обойти его этой приманкой, я отнюдь не имѣлъ въ виду подвергать дѣвушку всѣмъ послѣдствіямъ грубой распущенности такого закоснѣлаго развратника, какъ вы!
   -- Тѣмъ болѣе, что этимъ вы ничего не выгадывали въ свою пользу,-- докончилъ язвительно сэръ Мельбери.
   -- Именно.
   Говоря это, Ральфъ повернулъ прочь отъ двери и посмотрѣлъ на своею оппонента черезъ плечо. Глаза ихъ встрѣтились, и каждый изъ этихъ двухъ негодяевъ почувствовалъ, что другой видитъ его насквозь. Сэръ Мельбери пожалъ плечами и вышелъ изъ комнаты.
   Его пріятель заперъ за нимъ дверь и безпокойно оглянулся на кушетку, гдѣ Кетъ сидѣла не шевелясь, въ той самой позѣ, какъ онъ ее оставилъ. Уронивъ голову на подушку и закрывъ лицо руками, она, повидимому, все еще плакала мучительными слезами оскорбленной гордости и стыда.
   Ральфъ преспокойно вошелъ бы въ домъ своего неисправнаго должника и отдалъ бы его въ руки подлежащихъ властей, хотя бы бѣдняка пришлось оторвать отъ постели умирающаго ребенка. Онъ сдѣлалъ бы это безъ малѣйшаго угрызенія совѣсти, потому что такіе поступки въ порядкѣ вещей и неисправный должникъ являлся бы нарушителемъ единственнаго кодекса нравственности, который Ральфъ признавалъ. Но теперь передъ нимъ было юное существо, виноватое только тѣмъ, что оно явилось на свѣтъ,-- молодая дѣвушка, которая терпѣливо подчинялась всѣмъ его требованіямъ, всячески старалась ему угодить, а главное, не была должна ему ни копѣйки, и ему было неловко и безпокойно на душѣ.
   Онъ опустился на стулъ на нѣкоторомъ разстояніи отъ нея, потомъ пересѣлъ поближе, потомъ еще ближе, и, наконецъ, сѣлъ на кушетку подлѣ нея и положилъ руку ей на плечо.
   -- Ну, полно, милая, не плачъ, успокойся,-- проговорилъ онъ, когда она оттолкнула его руку, зарыдавъ еще пуще.-- Ну, полно, перестань. Не думай больше объ этомъ.
   -- Отпустите меня домой, ради Бога,-- рыдала Кетъ.-- Я не хочу здѣсь оставаться. Отпустите меня домой!
   -- Да, да, ты поѣдешь, только сперва осуши свои глазки и успокойся. Дай-ка я подниму тебѣ голову. Вотъ такъ. Ну, перестань же плакать!
   -- Ахъ, дядя, что я вамъ сдѣлала?-- всплеснувъ руками, вскрикнула Кетъ.-- За что, за что вы такъ со мной поступили! Если бы я васъ обидѣла словомъ, дѣломъ или хоть мыслью, такъ и тогда нашъ поступокъ со мной былъ бы величайшей жестокостью и оскорбленіемъ памяти того, кого вы навѣрное когда-нибудь любили; но теперь...
   -- Погоди одну минутку, выслушай меня,-- перебилъ ее Ральфъ, не на шутку встревоженный силой ея горя.-- Я не зналъ, что такъ выйдетъ; невозможно было это предвидѣть. Я сдѣлалъ, все, что могъ... Встань, пройдемся немного по комнатѣ. Здѣсь душно и жарко отъ лампъ, оттого тебѣ и стало нехорошо. Возьми себя въ руки и увидишь, сейчасъ будетъ легче.
   -- Я все сдѣлаю, что вы хотите, только отправьте меня домой.
   -- Хорошо, хорошо, вѣдь я уже сказалъ. Но прежде перестань волноваться и успокойся совсѣмъ. Нельзя же ѣхать въ такомъ видѣ! Ты напугаешь мать, а я не хочу, чтобы кто-нибудь, кромѣ насъ съ тобой, зналъ о томъ, что здѣсь случилось... Повернемъ теперь въ другую сторону. Ну, вотъ, ты ужь и теперь смотришь бодрѣе.
   И, успокоивая дѣвушку, какъ умѣлъ, Ральфъ ходилъ съ ней не комнатѣ и буквально дрожалъ, чувствуя на своей рукѣ легкое прикосновеніе ея пальчиковъ.
   Точно такъ же, подъ руку, свелъ онъ ее съ лѣстницы, когда счелъ возможнымъ позволить ей ѣхать домой; самъ помогъ ей одѣться, накинулъ и оправилъ на ней шаль, вѣроятно, въ первый разъ въ жизни, самъ проводилъ ее въ переднюю и даже на подъѣздъ и собственноручно усадилъ въ карету.
   Дверца кареты со стукомъ захлопнулась. Отъ этого толчка у Кетъ изъ косы выскочилъ гребень и подкатился къ ногамъ Ральфа. Онъ поднялъ его и подалъ ей. Въ эту минуту свѣтъ отъ сосѣдняго фонаря упалъ на ея лицо. Видъ этого лица съ выбившейся на лобъ прядкой волосъ, со слѣдами еще не высохшихъ слезъ на пылающихъ щекахъ, со скорбнымъ взглядомъ большихъ темныхъ глазъ, разбудилъ заглохшія воспоминанія въ груди старика. Ему показалось, что онъ видитъ лицо своего умершаго брата: точь въ точь такимъ взглядомъ смотрѣлъ и тотъ всегда въ минуты дѣтскаго горя. Одинъ изъ такихъ случаевъ воскресъ въ памяти Ральфа съ мельчайшими подробностями и такъ отчетливо, какъ будто это было вчера.
   И Ральфъ Никкльби, всю свою жизнь остававшійся глухимъ къ голосу крови, Ральфъ Никкльби, закованный въ стальною броню равнодушіе къ чужому страданію, зашатался подъ этимъ дѣтски-жалобнымъ взглядомъ и воротился въ свой домъ съ такимъ чувствомъ, какъ будто видѣлъ призракъ.
   

ГЛАВА XX,
въ которой Николай встрѣчается, наконецъ, съ дядей, высказываетъ ему свои чувства съ большой откровенностью и принимаетъ рѣшеніе.

   Раннимъ утромъ въ понедѣльникъ, на другой день послѣ званаго обѣда у Ральфа, маленькая миссъ Ла-Криви торопливо пробиралась но улицамъ Вестъ-Энда съ важнымъ порученіемъ. Миссъ Никкльби просила ее передать госпожѣ Манталини, что она нездорова и не можетъ придти на работу въ этотъ день, но надѣется завтра же вернуться къ своимъ обязанностямъ. Семеня ножками но тротуару, мнѣсъ Ла-Криви перебирала въ умѣ всѣ извѣстные ей изящные обороты рѣчи, выбирая изъ нихъ самые лучшіе для изложенія своей миссіи, и въ то же время ломала голову надъ вопросомъ, чѣмъ могло быть вызвано внезапное нездоровье ея молоденькой пріятельницы.
   "Понять не могу, что бы это значило,-- разсуждала сама съ собой миссъ Ла-Криви.-- Вчера вечеромъ глаза у нея были положительно красны. Она сказала: голова болитъ; отъ головной боли глаза не краснѣютъ. Она навѣрное плакала".
   Придя къ такому выводу, на которомъ, собственно говоря, она окончательно остановилась еще наканунѣ, миссъ Ла-Криви принялась или, вѣрнѣе, продолжала раскидывать умомъ (ибо она не прекращала этого занятія чуть что не всю ночь напролетъ), стараясь отгадать, какая новая непріятность могла такъ разогорчить ея друга.
   "Просто придумать ничего не могу,-- говорила себѣ маленькая портретистка,-- ровнешенько ничего, развѣ что не погрѣшилъ ли тугъ этотъ старый медвѣдь? Можетъ быть, рѣзко съ ней обошелся... Навѣрное такъ. О, грубая скотина!"
   И, облегчивъ свою душу этимъ откровеннымъ изложеніемъ своего мнѣнія, хоть оно и было выпущено въ пустое пространство, миссъ Ла-Криви побѣжала дальше. Явившись къ госпожѣ Манталини и узнавъ, что сія предержащая власть еще не вставала съ постели, она потребовала аудіенціи у намѣстницы, и передъ нею предстала миссъ Нэгъ.
   -- Что касается меня лично.-- отвѣчала миссъ Нэгъ, когда порученіе было ей передано со всѣми надлежащими украшеніями и фигурами рѣчи,-- что касается меня лично, то я готова хоть и совсѣмъ освободить миссъ Никкльби отъ ея обязанностей въ мастерской.
   -- О, неужели?-- протянула миссъ Ла-Криви, уязвленная въ самое сердце.-- Но дѣло, видите ли, въ томъ, что вы въ мастерской не хозяйка и, слѣдовательно, ваше мнѣніе въ этомъ случаѣ едва ли можетъ имѣть большой вѣсь.
   -- Совершенно вѣрно, сударыня,-- сказала миссъ Нэгъ.-- Позвольте узнать, имѣете вы ко мнѣ еще какія-нибудь порученія?
   -- Нѣтъ, сударыня, не имѣю,-- отвѣчала миссъ Ла-Криви.
   -- Въ такомъ случаѣ прощайте,-- сказала миссъ Нэгъ.
   -- Прощайте,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Позвольте васъ поблагодарить за вашу изысканную вѣжливость, которая такъ краснорѣчиво свидѣтельствуетъ о вашей благовоспитанности.
   Закончивъ такимъ образомъ все интересное свиданіе, въ продолженіе котораго обѣ дамы дрожали съ головы до ногъ и говорили необыкновенно мягкимъ тономъ,-- вѣрнѣйшіе признаки того, что онѣ были на волосокъ отъ отчаянной ссоры, миссъ Ла-Криви выскочила въ прихожую и изъ прихожей на улицу.
   "Кто это такая, хотѣла бы я знать?-- бормотала добрая старушка, приходя понемногу въ себя.-- Могу сказать, премилая особа! Хотѣла бы я, чтобы она заказала мнѣ свой портретъ: ужь я бы ее расписала!"
   И, вполнѣ довольная тѣмъ, что она такъ ловко отбрила миссъ Нэгъ, миссъ Ла-Криви разсмѣялась отъ всего сердца и отправилась домой завтракать къ самомъ веселомъ расположеніи духа.
   Таково было одно изъ преимуществъ постояннаго одиночества, которымъ могла похвастаться миссъ Ла-Криви. Эта живая, дѣятельная, добродушная маленькая женщина жила такъ долго одна, что привыкла обходиться во всемъ собственными своими рессурсами. Она сама съ собой разговаривала, была повѣренной собственныхъ тайнъ, иронизировала и язвила про себя тѣхъ, кто ее оскорблялъ, и въ результатѣ оставалась довольна собой и никому не дѣлала зла. Отъ ея злословія не страдало ничье доброе имя, ни одна живая душа не чувствовала себя хуже оттого, что она позволяла себѣ эту невинную месть. Принадлежа къ числу тѣхъ людей (а такихъ очень много), которые по своимъ стѣсненнымъ обстоятельствамъ не могутъ заводить знакомствъ въ томъ кругу, гдѣ бы желали, но не желаютъ имѣть ихъ тамъ, гдѣ могли бы имѣть, и для которыхъ, благодаря этому, Лондонъ такая же пустыня, какъ сирійскія степи, скромная маленькая портретистка много лѣтъ вела одинокую, монотонную жизнь, но никогда не жаловалась на судьбу и, пока она случайно не сошлась съ семьей Никкльби, заинтересовавшись обрушившимися на нее бѣдами, у нея не было друзей, хотя душа ея была полна горячей любви къ человѣчеству. На свѣтѣ много горячихъ сердецъ, о существованіи которыхъ никто не подозрѣваете потому что обладателямъ ихъ приходится поневолѣ замыкаться въ себя, какъ приходилось это дѣлать бѣдной миссъ Ла-Криви.
   Впрочемъ, рѣчь теперь не объ этомъ, а о томъ, что дѣлала миссъ Ла-Криви, воротившись домой. Воротившись домой, она сѣла завтракать, но едва успѣла она нагнуться надъ своей первой чашкой чаю, съ наслажденіемъ втягивая въ себя ея ароматъ, какъ къ ней вошла служанка съ докладомъ, что ее спрашиваетъ какой-то джентльменъ. Вообразивъ по своему обыкновенію, что это долженъ быть новый заказчикъ, прельстившійся ея витриной у наружныхъ дверей, старушка пришла въ неописанное отчаяніе оттого, что онъ сейчасъ войдетъ и застанетъ въ гостиной чайный приборъ.
   -- Ганна, убирай посуду, скорѣе! Бери подносъ и бѣги съ нимъ въ спальню... куда-нибудь!-- заторопилась она -- Ахъ, Боже мой, и какъ нарочно я запоздала съ чаемъ именно сегодня! Цѣлыя три недѣли изо дня въ день была готова ровно къ половинѣ девятаго, и вѣдь хотя бы одна душа заглянула!
   -- Вы напрасно такъ хлопочете, миссъ Ла-Криви -- это только я,-- послышался голосъ, который старушка сейчасъ же узнала.-- Я нарочно велѣлъ Ганнѣ не называть моей фамиліи: мнѣ хотѣлось сдѣлать вамъ сюрпризъ.
   -- Мистеръ Николай!-- вскрикнула съ удивленіемъ миссъ Ла-Криви, кидаясь къ нему.
   -- Я вижу, вы не забыли меня,-- проговорилъ Николай, протягивая ей руку.
   -- Какъ можно! Встрѣться мы съ вами на улицѣ въ огромной толпѣ, я васъ и то бы узнала,-- сказала миссъ Ла-Криви, радостно улыбаясь -- Ганна, еще чашку и блюдце. Только вотъ что, молодой человѣкъ, я попрошу васъ не повторять тѣхъ вольностей, какія вы позволили себѣ со мной въ день вашего отъѣзда.
   -- А если я повторю, вы не очень разсердитесь?-- спросилъ Николай.
   -- Не очень?! А вотъ попробуйте, такъ увидите.
   Какъ и подобало галантному юношѣ, Николай немедленно поймалъ на словѣ миссъ Ла-Криви, поцѣловавъ ее въ щеку, при чемъ она слегка взвизгнула и ударила его по лицу. Впрочемъ, по правдѣ говоря, ударъ былъ не изъ слишкомъ жестокихъ.
   -- Въ первый разъ вижу такого нахала,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   -- Да вѣдь вы сами велѣли мнѣ попробовать,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Я говорила въ ироническомъ смыслѣ.
   -- А, это другая статья. Но вамъ слѣдовало предупредить меня, что вы говорите въ ироническомъ смыслѣ.
   -- А сами небось не могли догадаться?... Однако, знаете, теперь, когда, я къ вамъ присмотрѣлась, я вижу, что вы похудѣли и поблѣднѣли, и лицо у васъ какое-то измученное. Скажите правду, отчего вы уѣхали изъ Іоркшира?
   Миссъ Ла-Криви не могла продолжать отъ волненія. Въ ея голосѣ, когда она задала этотъ вопросъ, было столько живого участія, что Николай былъ тронутъ до слезъ. Онъ отвѣтилъ не сразу.
   -- Неудивительно, что я измѣнился,-- сказалъ онъ наконецъ.-- Я много выстрадалъ и тѣломъ, и душой, съ того дня, какъ уѣхалъ изъ Лондона. Кромѣ того я очень нуждался и бѣдствовалъ.
   -- Боже праведный, что вы говорите, мистеръ Николай!
   -- Ничего такого, чѣмъ бы стоило огорчаться,-- промолвилъ Николай чуть-чуть повеселѣй.-- И я пришелъ къ вамъ не затѣмъ, чтобы жаловаться на свою судьбу, а по гораздо болѣе серьезному дѣлу. Прежде всего надо вамъ знать, что я желаю видѣться съ дядей.
   -- На это я вамъ скажу только одно: я не завидую вашему вкусу. Доведись мнѣ посидѣть въ одной комнатѣ не то что съ нимъ, а только съ его сапогами, я и то была бы не въ своей тарелкѣ по меньшей мѣрѣ двѣ недѣли.
   -- Пожалуй, что по существу мы съ вами сходимся во мнѣніяхъ,-- сказалъ Николай.-- Но дѣло не въ томъ: я хочу видѣть его, чтобы оправдать себя передъ нимъ, а ему бросить въ лицо обвиненіе въ вѣроломствѣ.
   -- А, это другое дѣло. Во всякомъ случаѣ я не выплачу глазъ, если узнаю, что съ нимъ отъ злости сдѣлался ударь. Прости мнѣ, Господи, что я такъ говорю,-- прибавила въ скобкахъ миссъ Ла-Криви.-- Такъ какъ же намѣрены вы устроить это свиданіе?
   -- Я уже заходилъ къ нему сегодня поутру,-- отвѣчалъ Николай.-- Онъ возвратился въ городъ еще въ субботу, но я не зналъ объ его пріѣздѣ до вчерашняго дня.
   -- И что же, видѣлись вы съ нимъ?
   -- Нѣтъ, его не было дома.
   -- Гмъ... любопытно, за какимъ дѣломъ онъ выходилъ.-- Должно быть, съ благотворительной цѣлью,-- съязвила миссъ Ла-Криви.
   -- Изъ того, что мнѣ передалъ одинъ мой пріятель, близко знакомый съ дѣлами и планами дяди,-- продолжалъ Николай,-- я, кажется, могу заключить съ нѣкоторымъ основаніемъ, что онъ намѣренъ явиться сегодня къ моей матери, чтобы преподнести еи и сестрѣ свою версію недавнихъ моихъ приключеній. Я встрѣчусь съ нимъ тамъ.
   -- Отлично!-- одобрила довольнымъ голосомъ миссъ Ла-Криви.-- А впрочемъ,-- прибавила она, помолчавъ,-- объ этомъ надо хорошенько подумать: вѣдь тутъ не одни вы, тутъ заинтересованы и другіе.
   -- Я не забылъ о нихъ,-- сказалъ Николай. Но для меня это вопросъ чести, и ничто не удержитъ меня.
   -- Вамъ лучше знать, замѣтила миссъ Ла-Криви.
   -- Да, конечно, въ этомъ случаѣ я одинъ долженъ рѣшать, какъ мнѣ дѣйствовать. Все, о чемъ я хотѣлъ васъ просить, это подготовить ихъ къ моему появленію. Онѣ думаютъ, что я далеко, и могутъ испугаться, если я явлюсь неожиданно. Поэтому, если вы выберете часокъ,-- чтобы сходить къ нимъ сказать, что вы видѣли меня и что черезъ четверть часа я буду у нихъ, вы окажете мнѣ большую услугу.
   -- Желала бы я имѣть возможность оказать вамъ или вашимъ услугу поважнѣе,-- сказала миссъ Ла-Криви,-- но, къ сожалѣнію, возможность быть полезной рѣдко идетъ рука объ руку съ желаніемъ, какъ и желаніе съ возможностью, я полагаю.
   И, не переставая болтать скороговоркой въ такомъ духѣ, миссъ Ла-Криви живой рукой покончила съ завтракомъ, замкнула чайную шкатулку, спрятала ключъ подъ рѣшетку камина, надѣла шляпку, взяла подъ руку Николая и отправилась прямо въ Сити. Николай разстался съ ней у дверей дома, гдѣ жила его мать, повторивъ, что онъ явится черезъ четверть часа.
   Случилось, что Ральфъ Никкльби, который по нѣкоторымъ своимъ соображеніямъ рѣшилъ наконецъ, что наступило время познакомить мать и сестру Николая съ его возмутительнымъ поведеніемъ, вмѣсто того, чтобы зайти сначала въ другую часть города по дѣламъ (какъ онъ предполагалъ раньше и какъ сказалъ Ньюмэну Ногсу), отправился прямо изъ дому къ невѣсткѣ. Поэтому, когда миссъ Ла-Криви (проникнувъ въ квартиру мистриссъ Никкльби безъ доклада вслѣдъ за поденщицей, явившейся на уборку) вошла въ гостиную, она застала мать и дочь въ слезахъ, а Ральфа на самомъ концѣ его повѣствованія о преступленіяхъ Николая. Кетъ сдѣлала ей знакъ не уходить, и миссъ Ла-Криви молча сѣла.
   "Ага, голубчикъ, ты уже здѣсь!-- сказала себѣ маленькая женщина.-- Такъ ладно же: я ничего не скажу имъ про Николая, пусть явится неожиданно. Увидимъ, какой эффектъ это произведетъ на тебя!"
   -- Извѣстія, какъ видите, весьма утѣшительныя,-- сказалъ въ заключеніе своей рѣчи Ральфъ, складывай письмо миссъ Сквирсъ.-- Вопреки моему внутреннему убѣжденію, ибо я зналъ, что изъ него не будетъ проку, я рекомендовалъ его человѣку, подъ покровительствомъ котораго онъ могъ бы, если бы велъ себя хорошо, прожить спокойно и въ довольствѣ многіе годы. Я хлопоталъ о немъ, устроилъ его судьбу, и что же въ результатѣ? Онъ натворилъ такихъ бѣдъ, что теперь настоящее ему мѣсто на скамьѣ подсудимыхъ.
   -- Я никогда этому не повѣрю,-- сказала съ негодованіемъ Кетъ,-- никогда! Это какой-нибудь подлый заговоръ, низкая ложь, вся нелѣпость которой сразу бросается въ глаза.
   -- Нѣтъ, моя милая, сплести такую ложь невозможно, и ты напрасно обижаешь почтеннаго человѣка. Ты вспомни: онъ избить, твой братъ пропалъ безъ вѣсти; съ нимъ вмѣстѣ скрылся изъ школы этотъ мальчишка... Припомни, припомни!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не можетъ быть! Николай воръ?! ни за что не повѣрю! Мама, какъ можете вы выслушивать такія обвиненія и молчать?
   Бѣдняжка мистриссъ Никкльби, никогда не отличавшаяся большимъ здравымъ смысломъ, а за послѣднее время потерявшая всякую способность соображать, благодаря обрушившимся на нее бѣдамъ, не нашла лучшаго отвѣта на этотъ горячный упрекъ, какъ выкрикнуть сквозь рыданія изъ-за платка, которымъ она закрывала себѣ ротъ, что она "никогда бы этому не повѣрила" -- заявленіе весьма тонкаго свойства, такъ какъ оно предоставляло слушателямъ догадаться, что въ настоящую минуту она вѣрила всему безусловно.
   -- Если онъ когда-нибудь попадется мнѣ на пути,-- продолжалъ Ральфъ,-- то, строго говоря, я буду обязанъ предать его въ руки правосудія. Это мой священный долгъ, какъ гражданина и честнаго человѣка. Но я этого не сдѣлаю,-- прибавилъ онъ съ удареніемъ, бросая исподтишка пытливый взглядъ на Кетъ.-- Я долженъ щадить чувства его сестры... и матери, конечно,-- докончилъ онъ, какъ будто спохватившись и уже гораздо болѣе вяло.
   Кетъ отлично поняла, что это было сказано съ задней мыслью: ея дядѣ хотѣлось задобрить ее и тѣмъ заставить молчать о происшествіяхъ вчерашняго вечера. Она невольно взглянула на него, но онъ уже отвелъ глаза въ сторону и, казалось, даже не замѣчалъ ея присутствія въ комнатѣ.
   -- Все до послѣднихъ мелочей подтверждаетъ достовѣрность этихъ вѣстей, если бы даже была какая-нибудь возможность сомнѣваться,-- заговорилъ онъ опять послѣ долгаго молчанія, прерываемаго только рыданіями мистриссъ Никкльби.-- Невинный человѣкъ не бѣгаетъ отъ людей, не прячется по закоулкамъ, какъ какой-нибудь бѣглый арестантъ, стоящій внѣ закона. Невинный человѣкъ ее станетъ сманивать за собой какихъ-то мальчишекъ безъ роду и племени и шнырять съ ними по дорогамъ, точно атаманъ разбойничьей шайки. Какъ вы назовете такой образъ дѣйствій? Что это по вашему: насиліе, буйство, воровство?
   -- Все ложь! раздался вдругъ гнѣвный голосъ. Дверь съ трескомъ распахнулась, и на порогѣ показался Николай.
   Въ первую минуту удивленія, а можетъ быть, и испуга, застигнутый врасплохъ этимъ неожиданнымъ появленіемъ, Ральфъ вскочилъ съ мѣста и подался назадъ. Но секунду спустя онъ уже стоялъ совершенно спокойно, скрестивъ руки, и свирѣпо смотрѣлъ на племянника изъ подъ нахмуренныхъ бровей. Кетъ и миссъ Ла-Криви бросились между ними, чтобы предупредить возможность насиліи со стороны Николая, отъ котораго, судя но его разъяренному виду, можно было всего ожидать.
   -- Николай, дорогой мой,-- лепетала сестра прерывающимся голосомъ, цѣпляясь за него,-- успокойся, подумай...
   -- Подумать, Кетъ?-- повторилъ онъ горько и, въ порывѣ обуревавшаго его гнѣва, забывшись, такъ крѣпко сжалъ ей руку, что она чуть не вскрикнула отъ боли. Да знаешь ли, когда я передумываю обо всемъ, что случилось, я готовъ убить этого человѣка! Надо имѣть желѣзную силу воли, чтобы, зная все, спокойно смотрѣть на него.
   -- Скажите лучше: мѣдный лобъ,-- поправилъ Ральфъ хладнокровію.-- Только молокососъ съ мѣднымъ лбомъ можетъ дойти до такой наглости.
   -- Ахъ, Боже мой, Боже мой!-- рыдала мистриссъ Никкльби.-- Можно ли было когда-нибудь ожидать, что на насъ обрушится такая бѣда!
   -- Кто здѣсь говоритъ въ такомъ тонѣ, какъ будто я своимъ поведеніемъ опозорилъ семью?-- спросилъ Николай, озираясь.
   -- Ваша мать, сэръ,-- отвѣчалъ Ральфъ, указывая на нее.
   -- Это "вы" отравили ее своимъ ядомъ,-- рѣзко сказалъ Николай.-- Подъ видомъ благодѣянія, потому что надо же было вамъ заслужить чѣмъ-нибудь благодарность, которую она такъ щедро вамъ расточала, вы навлекли на мою голову всѣ бѣды, какія только можно вообразить. Нѣтъ такой обиды, такого оскорбленія, котораго я не перенесъ бы, благодаря вамъ. Вы запихали меня въ вертепъ, гдѣ безчинствуетъ самая подлая жестокость, достойная васъ, гдѣ безвременно гибнутъ юныя силы подъ гнетомъ страданій, гдѣ дѣти, не знавшія дѣтства, превращаются въ стариковъ и молодая радость блекнетъ, не успѣвая расцвѣсть. Призываю Бога въ свидѣтели, что все это я видѣлъ своими глазами и что онъ знаетъ это!-- закончилъ пылко Николай, обводя взглядомъ присутствующихъ.
   -- Такъ оправдайся же во взведенной на тебя клеветѣ,-- сказала ему Кетъ.-- Собери все свое терпѣніе, постарайся говорить хладнокровно, не давай твоимъ врагамъ никакихъ преимуществъ передъ тобой. Разскажи намъ, что такое ты сдѣлалъ, и докажи, что они сказали неправду.
   -- Въ чемъ они... въ чемъ онъ меня обвиняетъ?-- спроси ль Николай.
   -- Во-первыхъ, въ томъ, что вы позволили себѣ насиліе надъ нашимъ начальникомъ и были на волосокъ отъ того, чтобы попасть на скамью подсудимыхъ за убійство,-- отвѣчалъ ему Ральфъ.-- Я говорю напрямикъ, молодой человѣкъ, хоть, можетъ быть, это вамъ и не по шерсти.
   -- Я хотѣлъ только снасти несчастнаго юношу отъ подлаго мучительства тирана,-- заговорилъ Николай.-- Заступаясь за него, я дѣйствительно прибилъ того негодяя. Я считаю, что онъ понесъ справедливое наказаніе, и надѣюсь, онъ долго его не забудетъ, хотя и заслуживалъ большаго. Если бы передо мной опять разыгралась эта сцена, я сдѣлалъ бы то же, только теперь ему досталась бы больнѣе: я оставилъ бы на немъ такія отмѣтины, что онѣ не сошли бы у него до могилы.
   -- Слышите?-- проговорилъ Ральфь съ торжествомъ, поворачиваясь къ мистриссъ Никкльби.-- Вотъ его раскаяніе!
   -- О, Господи! Я не знаю, что мнѣ и думать!-- прорыдала почтенная леди.
   -- Мама, умоляю васъ, не говорите ничего, подождите!-- сказала ей Кетъ. Николай, дорогой мой, я не знаю, какъ тебѣ и сказать... Ты самъ долженъ знать, на что способны подлость и злость... Тебя обвиняютъ въ томъ, что... Однимъ словомъ, у нихъ пропало кольцо, и они осмѣлились сказать, что ты...
   Николай не далъ ей договорить.
   -- Эта женщина,-- началъ онъ надменно,-- жена негодяя, отъ котораго исходятъ всѣ обвиненія, подбросила это кольцо, грошовую вещь, въ мой чемоданъ утромъ того дни, когда я отъ нихъ уѣзжалъ. То есть я думаю, что это было такъ, потому что въ то утро она входила въ спальню, гдѣ стоялъ мой чемоданъ (она тамъ расправлялась съ однимъ несчастнымъ ребенкомъ). А въ дорогѣ мнѣ понадобилось открыть чемоданъ, и я нашелъ это кольцо. Я сейчасъ же отправилъ его по принадлежности съ обратнымъ дилижансомъ, и теперь они уже получили его.
   -- Я знала, я знала!-- вскрикнула радостно Кетъ и посмотрѣла на дядю.-- А теперь, мой родной, объясни намъ, какъ было дѣло съ этимъ юношей, который, какъ они говорятъ, уѣхалъ съ тобой.
   -- Этотъ юноша, жалкое, безпомощное существо, превратившееся почти въ идіота, благодаря ихъ звѣрскому обращенію, этотъ юноша и теперь со мной.
   -- Слышите?-- сказалъ опять Ральфъ и опять повернулся къ мистриссъ Никкльби.-- Всѣ доказательства налицо: онъ самъ во всемъ сознается. Намѣрены вы отдать обратно этого юношу, сэръ?
   -- Нѣтъ, не намѣренъ.
   -- Не намѣрены?-- переспросилъ Ральфъ съ злой усмѣшкой.
   -- Нѣтъ,-- повторилъ Николай,-- во всякомъ случаѣ не тому, у кого я его встрѣтилъ. Я дорого бы даль, чтобы найти отца этого несчастнаго. Можетъ быть, мнѣ удалось бы подѣйствовать на его совѣсть, если бы даже онъ оказался глухъ къ голосу крови.
   -- Что жь, въ добрый часъ!-- сказалъ Ральфъ.-- А теперь, сэръ, не угодно ли вамъ будетъ выслушать меня?
   -- Можете говорить все, что хотите; ни ваши слова, ни ваши угрозы не могутъ имѣть значенія для меня,-- отвѣчалъ Николай обнимая сестру.
   -- Прекрасно, сэръ, но, можетъ быть, другіе примутъ мои слова не такъ равнодушно, какъ вы; можетъ быть, они найдутъ, что меня стоитъ выслушать и подумать намъ тѣмъ, что я скажу. Я обращаюсь къ вашей матери, сэръ, какъ къ женщинѣ, знающей свѣтъ.
   -- Ахъ, чего бы я ни дала, чтобы совсѣмъ его не знать!-- прорыдала мистриссъ Никкльби.
   По правдѣ говоря, добрѣйшей дамѣ не было никакой надобности такъ сокрушаться по этому поводу, ибо ея знаніе свѣта было по меньшей мѣрѣ сомнительно. Такого мнѣнія былъ должно быть и Ральфъ, ибо на ея горестный возгласъ онъ улыбнулся. Затѣмъ, переводя суровый взглядъ своихъ стальныхъ глазъ съ нея на Николая и обратно, онъ выразилъ свои чувства въ слѣдующихъ словахъ:
   -- Я ничего не скажу о томъ, что я уже сдѣлалъ и что намѣренъ былъ сдѣлать для васъ и для племянницы. Я не давалъ никакихъ обѣщаній и предоставляю вамъ выводить на этотъ счетъ свои заключенія. Теперь же вамъ говорю (не въ видѣ угрозы, а только въ предупрежденіе всякихъ недоразумѣній между нами): этотъ упрямый, своевольный, распущенный мальчишка никогда не получитъ отъ меня ни гроша. Я не дамъ ему корки хлѣба, не протяну руки, чтобы снасти его отъ висѣлицы, которая его ожидаетъ. Я не хочу съ нимъ встрѣчаться, не хочу слышать его имени. Никогда я не помогу ни ему, ни тѣмъ, кто будетъ ему помогать. Съ полнымъ сознаніемъ того, что онъ дѣлаетъ, этотъ эгоистъ и лѣнтяй бросилъ прекрасное мѣсто и явился сюда, чтобы повиснуть камнемъ на шеѣ у матери, которая сама голодаетъ, и жить на скудный заработокъ сестры. Мнѣ жаль покинуть васъ въ нуждѣ и еще больше жаль вашу дочь, но я не могу поощрять такую низость и жестокость, и такъ какъ вы, конечно, не согласитесь отрсчься отъ сына, мнѣ остается только сказать:-- мы съ вами больше не увидимся.
   Если бы Ральфъ не сознавалъ и не чувствовалъ до сихъ поръ, какъ больно онъ умѣетъ язвить тѣхъ, кого ненавидитъ, довольно было ему взглянуть на Николая, чтобы убѣдиться, какъ силенъ ядъ его рѣчей. А онъ взглядывалъ на него поминутно, пока говорилъ. При всемъ сознаніи своей невинности молодой человѣкъ не могъ оставаться равнодушнымъ къ подобнымъ рѣчамъ. Каждый искусный намекъ, каждая разсчитанная насмѣшка дальновиднаго старика уязвляли его въ самое сердце, и, видя его блѣдное лицо, его дрожащія губы, Ральфъ поздравлялъ себя мысленно съ умѣньемъ выбирать тѣ стрѣлы сарказма, которыя глубже всего проникаютъ въ юную, пылкую душу.
   -- Я ничѣмъ не могу тутъ помочь!-- проговорила мистриссъ Никкльби со слезами.-- Я знаю, что вы были къ намъ добры и хотѣли многое сдѣлать для моей милой дочери. И я вполнѣ увѣрена, что вы бы это сдѣлали. Съ вашей стороны было такъ мило пригласить ее въ гости и все такое... и, разумѣется, ваша дружба была бы для нея большимъ благополучіемъ, да и для меня тоже. Но вы понимаете, братецъ, не могу же я отречься отъ сына, если даже онъ виноватъ. Это невозможная вещь, я не въ силахъ этого сдѣлать... Итакъ, милая моя Кетъ, намъ съ тобою придется просить милостыни. Что же, я постараюсь это перенести, я ко всему готова.
   Выразивъ свое горе въ этихъ и многихъ другихъ нелѣпыхъ словахъ, которыя никакая земная сила, кромѣ самой мистриссъ Никкльби, не могла бы связать воедино, достойная леди принялась ломать руки, и слезы ея полились обильнымъ потокомъ.
   -- Мама, зачѣмъ вы говорите: "если Николай виноватъ?" -- сказала съ негодованіемъ Кетъ.-- Вы вѣдь знаете, что онъ не виноватъ.
   -- Ничего я не знаю, дорогая моя, не знаю, что мнѣ и думать! Николай такъ кричитъ, а дядя твой говоритъ такъ спокойно и вразумительно, что я только его и понимаю, а что говоритъ Николай -- не могу разобрать. Но все равно, забудемъ объ этомъ... Мы съ тобой переѣдемъ жить въ рабочій домъ, въ убѣжище для вдовъ и сиротъ или въ пріютъ Магдалины, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   И, смѣшавъ такимъ образомъ въ одну кучу всѣ извѣстныя ей богоугодныя заведенія, мистриссъ Никкльби дала опять волю слезамъ.
   -- Постойте, вамъ незачѣмъ уходитъ,-- сказалъ Николай Ральфу, когда тотъ повернулъ было къ двери.-- Я сію минуту избавлю васъ отъ своего присутствія, и пройдетъ очень много времени, прежде чѣмъ моя тѣнь снова омрачитъ этотъ порогъ.
   -- Николай, не говори такъ!-- воскликнула Кетъ, бросаясь къ брату на шею.-- Дорогой мой, ты разрываешь мнѣ сердце!.. Мама, скажите ему что-нибудь, убѣдите его!.. Ты не слушай, что она говоритъ, Николай. Она этого не думаетъ, развѣ ты не знаешь ея?.. Дядя, кто-нибудь, ради самаго Бога, остановите его!
   -- Послушай, Кетъ, дорогая моя,-- нѣжно заговорилъ Николай,-- я никогда не думалъ остаться жить у васъ, и ты дурного мнѣнія обо мнѣ, если могла это предположить. Теперь я уѣду отъ васъ нѣсколькими часами раньше, чѣмъ предполагалъ, только я всего. Мы и въ разлукѣ не забудемъ другъ друга, а потомъ настанутъ лучшіе дни, и мы больше никогда не будемъ разставаться... Не малодушествуй, Кетъ, и не дѣлай меня малодушнымъ, когда онъ смотритъ на насъ,-- прибавилъ онъ шепотомъ.
   -- Не буду, не буду,-- отвѣчала Кетъ съ жаромъ,-- только не уѣзжай отъ насъ. Вспомни, какіе счастливые дни мы проводили съ тобой, пока надъ нами не стряслась эта бѣда -- смерть отца; вспомни, какъ хорошо намъ жилось дома и какое тяжелое время мы переживаемъ теперь! Вспомни, что у насъ нѣтъ покровителя, что насъ некому защитить отъ обидъ и всяческой неправды, которую несетъ съ собою бѣдность... Нѣтъ, нѣтъ, ты не покинешь насъ однѣхъ на произволъ судьбы, безъ всякой поддержки!
   -- У васъ будетъ поддержка, когда я уѣду,-- стремительно перебилъ Николай.-- Какой я вамъ покровитель? Я не принесу вамъ ничего, кромѣ горя, нужды и лишеній. Моя родная мать видитъ это, и ея любовь и страхъ за тебя указываютъ мнѣ путь, который я долженъ избрать. Да пребудутъ съ тобой всѣ добрые ангелы, дорогая моя, и да охранять они тебя до той поры, когда я получу возможность ввести тебя въ свой домъ, гдѣ для насъ воскреснутъ счастье и радость, которыхъ мы теперь лишены, и гдѣ мы будемъ воспоминать, какъ о давно прошедшемъ, о теперешнихъ нашихъ невзгодахъ... Не удерживай же меня, мнѣ надо идти. Ну, полно, не плачь. Прощай, моя родная!
   Удерживавшія его руки разжались, и Кетъ лишилась чувствъ. Николай смотрѣлъ на нее нѣсколько секундъ, не выпуская ея изъ объятій, потомъ бережно усадилъ въ кресло и передалъ на попеченіе доброй миссъ Ла-Криви.
   -- Мнѣ нѣтъ надобности васъ просить принять въ нихъ участіе: я знаю ваше сердце и знаю, что вы ихъ не покинете,-- сказалъ объ, крѣпко стиснувъ ей руку.
   Потомъ онъ подошелъ къ Ральфу, который стоялъ, не шевелясь, въ той самой позѣ, какъ и въ началѣ свиданія, и сказалъ ему тихимъ голосомъ, чтобы никто не могъ слышать:
   -- Знайте, сэръ, что бы вы ни сдѣлали, мнѣ будетъ все извѣстно; я буду слѣдить за каждымъ вашимъ шагомъ. Согласно вашему желанію я оставляю ихъ на васъ, но помните: рано или поздно придетъ день нашего съ вами разсчета, и плохо вамъ будетъ тогда, если вы ихъ обидите.
   Въ лицѣ Ральфа не дрогнулъ ни одинъ мускулъ, такъ что невозможно было сказать, слышалъ ли онъ хоть слово изъ прощальной рѣчи племянника и даже замѣтилъ ли, когда тотъ замолчалъ. Впрочемъ, онъ все равно не успѣлъ бы отвѣтить, такъ быстро исчезъ Николай, исчезъ въ тотъ самый моментъ, когда мистриссъ Никкльби пришла къ рѣшенію удержать его силой, если это окажется нужнымъ.
   Шагая ускореннымъ шагомъ къ своему скромному жилищу, какъ будто онъ старался попадать въ темпъ бурному вихрю осаждавшихъ его мыслей, Николай началъ сомнѣваться, хорошо ли онъ поступилъ, и ему почти захотѣлось вернуться. Но что отъ этого выиграютъ его мать и сестра? Положимъ, что онъ остался бы съ ними. Но даже если ему посчастливится найти заработокъ, то и тогда, разсоривъ ихъ съ Ральфомъ, онъ только ухудшитъ ихъ положеніе въ настоящемъ и можетъ повредить имъ въ будущемъ: вѣдь говорила же его мать что-то такое о необыкновенной добротѣ дядюшки по отношенію къ Кетъ, и Кетъ этого не отрицала. "Нѣтъ, не пойду я къ нимъ,-- сказалъ себѣ Николай,-- я правильно поступилъ".
   Но не прошелъ онъ и пятисотъ шаговъ, какъ въ головѣ его промелькнулъ новый рядъ мыслей. Онъ надвинулъ на глаза шляпу и замедлилъ шаги подъ гнетомъ овладѣвшихъ имъ тяжелыхъ сомнѣній и горькаго чувства обиды. Не сознавать за собой никакой вины и быть до такой степени одинокимъ на свѣтѣ, разстаться противъ воли съ единственными людьми, которыхъ любишь, и быть изгнаннымъ изъ родного дома, точно преступникъ, когда какихъ-нибудь полгода назадъ тебя окружали заботами и любовью, смотрѣли на тебя, какъ на опору и надежду семьи,-- это очень тяжело! Не заслужилъ онъ такой обиды. Да, не заслужилъ, и это все-таки утѣшеніе. И бѣдный юноша опять ободрился, чтобы опять упасть духомъ сообразно тому, какой оттѣнокъ принимали его быстро смѣнявшіяся мысли.
   Переходя такимъ образомъ отъ надежды къ отчаянію, какъ это бываетъ со всякимъ изъ насъ въ трудныя минуты жизни, онъ, наконецъ, добрался до своей бѣдной квартирки. Поддерживавшее его до сихъ поръ нервное возбужденіе оставило его и настала реакція. Онъ бросился на постель, отвернулся лицомъ къ стѣнѣ и даль полною волю душившимъ его слезамъ.
   Онъ не слыхалъ, какъ стукнула дверь и не зналъ, что Смайкъ пошелъ въ комнату, пока, случайно поднявъ голову, не увидѣлъ, что тотъ стоитъ въ противоположномъ углу и смотритъ на него съ глубокой тревогой. Замѣтивъ, что за нимъ наблюдаютъ, Смайкъ сейчасъ же отвелъ глаза въ сторону и сдѣлалъ видъ, что онъ занятъ приготовленіями къ обѣду.
   -- Ну, что же, Смайкъ,-- заговорилъ Николай такъ весело, какъ только могъ,-- разскажи, какія знакомства ты сегодня завелъ, какія чудеса открылъ въ предѣлахъ нашего околотка?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Смайкъ, грустно покачавъ головой,-- сегодня мы поговоримъ о другомъ.
   -- Какъ хочешь.-- сказалъ ласково Николай.-- О чемъ же мы будемъ съ тобой говорить?
   -- Вотъ о чемъ. И знаю, что вы несчастны. Я принесъ вамъ съ собой заботы и горе. Я долженъ былъ это предвидѣть и не соглашаться ѣхать съ вами, но мнѣ въ то время не пришло это въ голову, иначе я бы остался. Вы, вы человѣкъ небогатый, вамъ и на себя не хватаетъ, и я здѣсь лишній. Вы съ каждымъ днемъ худѣете,-- продолжалъ бѣдный парень, робко положивъ руку на плечо Николаю,-- щеки у васъ поблѣднѣли, глаза ввалились. Я не могу васъ видѣть такимъ и не могу отдѣлаться отъ мысли, что я для васъ -- обуза. Я хотѣлъ было сегодня уйти, да вспомнилъ ваше доброе лицо и... не хватило духу. Не могу я съ вами разстаться, ни слова не сказавъ вамъ на прощанье.
   Бѣдняга не могъ продолжать: голосъ ему измѣнилъ и изъ глазъ брызнули слезы.
   Николай нѣжно обнялъ его.
   -- Если когда-нибудь между нами будетъ произнесено слова разлуки, знай, Смайкъ, не я его произнесу,--сказалъ онъ горячо.-- Я не пущу тебя ни за какія блага въ мірѣ. Ты моя единственная опора и отрада. Мысль о тебѣ поддерживала меня въ моихъ сегодняшнихъ передрягахъ и будетъ поддерживать всегда, хотя бы меня ожидали впереди испытанія во сто разъ горше. Дай мнѣ твою руку, мое сердце прилѣпилось къ тебѣ. Дня черезъ три мы вдвоемъ уѣдемъ изъ этого города. Я бѣденъ, ты говоришь? Ну, что же, пусть бѣдность давитъ меня, ты мнѣ ее облегчишь; будемъ бѣдствовать вмѣстѣ.
   

ГЛАВА XXI.
Г-жа Манталини оказывается въ затруднительномъ положеніи, а миссъ Никкльби -- внѣ всякаго положенія.

   Волненія, которыя пережила Кетъ Никкльби въ день обѣда у Ральфа, не прошли для нея даромъ: она захворала и цѣлыхъ три дня была не въ состояніи отправлять свои обязанности въ мастерской. Но на четвертый день она въ урочный часъ вышла изъ дому и направилась нетвердой походила къ храму модъ, въ которомъ безраздѣльно царила г-жа Манталини.
   Злостныя чувства миссъ Нэгъ за этотъ промежутокъ времени не утратили, очевидно, ни капли своего яда: дѣвицы продолжали все такъ же добросовѣстно сторониться товарки, попавшей въ опалу къ начальницѣ, и когда пять минутъ спустя появилась сама эта примѣрная леди, она не дала себѣ ни малѣйшаго труда скрыть то неудовольствіе, какое доставило ей возвращеніе Нэгъ.
   -- Это ни на что не похоже!-- заявила миссъ Нэгъ своимъ сателлитамъ, когда тѣ обступили ее съ предложеніемъ своихъ услугъ помочь ей раздѣться.-- Я думала, у нѣкоторыхъ особь хватитъ такта удалиться со сцены, разъ онѣ знаютъ, какъ непріятно ихъ присутствіе порядочнымъ людямъ. Но я ошиблась. Что дѣлать? Таковъ ужъ видно грѣшный нашъ свѣтъ.
   Пустивъ этотъ язвительный комментарій по адресу свѣта тѣмъ тономъ, какимъ мы обыкновенно критикуемъ свѣтъ, когда сердимся, т. е. какъ бы давая понять, что она отнюдь не считаетъ себя принадлежащей къ нему, миссъ Нэгъ заключила свою рѣчь тяжелымъ вздохомъ, долженствовавшимъ выражать ея соболѣзнованіе по поводу порочности человѣчества.
   Приспѣшницы миссъ Нэгъ не замедлили ее поддержать, вздохнувъ дружнымъ хоромъ, и эта добродушная дама только-что собралась угостить ихъ дальнѣйшими размышленіями на ту же. поучительную тему, когда въ мастерской раздался черезъ трубу голосъ г-жи Манталини. Она требовала наверхъ миссъ Никсьби, для магазина -- высшее отличіе, лишившее на время миссъ Нэгъ способности рѣчи, такъ что она могла только кусать себѣ губы и яростно трясти головой.
   -- Здравствуйте, дитя мое,-- сказала г-жа Манталини, когда Кетъ вошла въ магазинъ.-- Вы теперь совсѣмъ поправились?
   -- Да, благодарю васъ, теперь я чувствую себя хорошо,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Какъ бы я желала имѣть право сказать то же!-- проговорила г-жа Манталини, опускаясь на стулъ съ утомленнымъ видомъ.
   -- Вы больны? Мнѣ очень жаль это слышать.
   -- Не то чтобы больна, но измучена, дитя мое, измучена въ конецъ.
   -- Это еще грустнѣе,-- сказала Кетъ мягко.-- Душевныя страданія хуже болѣзни.
   -- Ахъ, и не говорите! Такъ тяжело бываетъ подчасъ!-- подхватила съ раздраженіемъ г-жа Манталини, потирая себѣ носъ.-- Однако, принимайтесь за дѣло, дитя. Приведите въ порядокъ витрину.
   Пока Кетъ недоумѣвала про себя, что бы могли означать эти симптомы необычнаго раздраженія, которые проявляла г-жа Манталини, дверь изъ сосѣдней комнаты пріотворилась, и въ ней показались сперва бакенбарды г-на Манталини, потомъ его голова, и наконецъ послышался медовый голосъ:
   -- Здѣсь свѣтъ очей моихъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчали ему.
   -- О, зачѣмъ онъ такъ говоритъ, когда я вижу его!-- воскликнулъ г-нъ Манталини.-- Вонъ онъ цвѣтетъ и красуется въ переднемъ углу, точно прелестная роза въ цвѣточномъ горшкѣ... Можно ея милому котику войти и поговорить съ ней?
   -- Конечно, нельзя,-- отрѣзала г-жа Манталини,-- ты вѣдь знаешь, что я никогда не пускаю тебя въ эту комнату. Уходи!
   Но милый котикъ, ободренный, по всей вѣроятности, смягчившимся тономъ супруги, осмѣлился не послушаться и, прокравшись въ комнату, ни цыпочкахъ направился къ ней, посылая ей по дорогѣ воздушные поцѣлуи.
   -- Но зачѣмъ же мы сердимся? Зачѣмъ эта обворожительная гримаска искажаетъ наше хорошенькое личико?-- сказалъ г-нъ Манталини, обнимая "свѣтъ своихъ очей" за талію лѣвой рукой, а правой притягивая его къ себѣ.
   -- Я не могу тебя выносить!-- проговорила жена.
   -- Не можешь... какъ ты сказала? Не можешь меня выносить?-- подхватилъ г-нъ Манталини.-- Вздоръ, вздоръ, ты этого не думаешь, никогда не повѣрю! Еще не родилась та женщина, которая рѣшилась бы это сказать, глядя мнѣ въ лицо.
   Говоря это, онъ погладилъ себѣ подбородокъ и бросилъ нѣжный взглядъ въ ближайшее зеркало.
   -- Меня сводитъ съ ума твое мотовство,-- сказала жена тихимъ голосомъ.
   -- А отчего оно? Отъ радости, что я захватилъ такой призъ,-- эту плѣнительную, очаровательную, умопомрачительную маленькую Венеру, это прелестное существо.
   -- Ты не хочешь понять, въ какое положеніе ты поставилъ меня,-- продолжала укорять его г-жа Манталини.
   -- Не волнуйся, радость моя,-- успокаивалъ ее супругъ.-- Ничего дурного съ нами не случится, не можетъ случиться. Все уладится, деньги придутъ въ свое время, а не достанемъ къ сроку, старикашка Никкльби опять раскошелится, не то я сверну ему шею. Пусть-ка попробуетъ огорчить мою маленькую...
   -- Тише,-- перебила его жена,-- развѣ ты не видишь?
   Г-нъ Манталини, который, въ своемъ нетерпѣніи поскорѣе задобрить жену, не замѣчалъ до сихъ поръ, или притворялся, что не замѣчаетъ миссъ Никкльби, принялъ къ свѣдѣнію этотъ намекъ и, приложивъ палецъ къ губамъ, понизилъ голосъ до шепота. Шептались они очень долго. Насколько можно было разслышать, г-жа Манталини упоминала о какихъ-то долгахъ, которые супругъ ея сдѣлалъ еще до свадьбы, и о непредвиденныхъ требованіяхъ уплаты этихъ долговъ; говорила также о нѣкоторыхъ пріятныхъ слабостяхъ того же джентльмена., какъ-то: праздность, картежная игра, мотовство и страсть къ лошадямъ. На каждое изъ этихъ обвиненій г-нъ Манталини отвѣчалъ однимъ или двумя поцѣлуями, смотря по степени важности обвиненія. Въ окончательномъ результатѣ г-жа Манталини осталась вполнѣ довольна своимъ "котикомъ", и они очень мирно отправились наверхъ завтракать.
   Тѣмъ временемъ Кетъ продолжала свое дѣло. Безшумно двигаясь по магазину, она приводила въ порядокъ разныя модныя вещи, стараясь разложить ихъ какъ можно красивѣе и со вкусомъ. Вдругъ она вздрогнула: въ комнатѣ раздался чей-то незнакомый голосъ. Она оглянулась и испугалась еще больше, увидѣвъ, что въ дверь просовываются бѣлая шляпа, красный галстухъ, широкое красное лицо, большая голова и половина зеленаго пальто.
   -- Не пугайтесь, миссъ,-- сказалъ обладатель всѣхъ этихъ предметовъ.-- Позвольте узнать, здѣсь ли квартируетъ модистка?
   -- Здѣсь,-- отвѣтила ошеломленная Кетъ.-- Что вамъ угодно?
   Незнакомецъ вмѣсто отвѣта оглянулся назадъ, поманилъ кого-то невидимаго, скрывавшагося, очевидно, за дверью, и очень развязно вошелъ. Слѣдомъ за нимъ протиснулся въ комнату низенькій человѣкъ въ коричневомъ, до-нельзя поношенномъ платьѣ и внесъ съ собой смѣшанный ароматъ перегорѣлаго табаку и свѣжаго луку. Этотъ послѣдній джентльменъ былъ весь покрытъ пухомъ, а башмаки его, чулки и брюки, отъ пятокъ до нижнихъ пуговицъ жилета включительно, были усѣяны брызгами грязи, благопріобрѣтенной, очевидно, недѣли двѣ назадъ, еще до наступленія хорошей погоды.
   Весьма естественнымъ предположеніемъ Кетъ при видѣ этихъ представительныхъ джентльменовъ было то, что они явились съ цѣлью противузаконнаго захвата наиболѣе удобоносимыхъ изъ тѣхъ статей наличнаго имущества магазина, которыя придутся имъ больше по вкусу. Она была до такой степени въ этомъ увѣрена, что, даже не пытаясь скрыть своихъ опасеній, сдѣлала движеніе къ дверямъ. Но человѣкъ въ зеленомъ пальто очень вѣжливо притворилъ дверь у нея передъ носомъ и прислонился къ ней спиной.
   -- Подождите минутку,-- сказалъ онъ.-- Мы пришли но дѣлу, и дѣло наше не изъ пріятныхъ. Гдѣ вашъ хозяинъ?
   -- Мой, кто?-- переспросила Кетъ, дрожа отъ страха. "Мало ли что можетъ означать на воровскомъ нарѣчіи слово хозяинъ", подумала она.
   -- Г-нъ Манталини,-- пояснилъ незнакомецъ.-- Онъ дома?
   -- Онъ, кажется, наверху,-- отвѣчала Кетъ, немного успокоенная этимъ вопросомъ.-- Вамъ его нужно?
   -- Мнѣ-то не особенно его нужно, а вотъ ему такъ будетъ, пожалуй, полезно поговорить со мной во избѣжаніе непріятныхъ хлопотъ. Вы потрудитесь только передать ему эту карточку и сказать, что я здѣсь, больше ничего.
   Съ этими словами незнакомецъ вручилъ Кетъ толстую квадратную карточку и, повернувшись къ своему пріятелю, замѣтилъ все съ тѣмъ же развязнымъ видомъ: "А комнаты недурны", съ чѣмъ тотъ вполнѣ согласился, прибавивъ въ видѣ поясненія, что "въ этакихъ палатахъ маленькій мальчишка можетъ спокойно рости и вырасти въ высокаго мужчину, не рискуя стукнуться головой о потолокъ".
   Кетъ дала звонокъ, на который должна была явиться г-жа Манталини, потомъ взглянула на карточку и увидѣла на ней фамилію Скэли и еще какія-то слова. Но прочесть ихъ она не успѣла, такъ какъ вниманіе ея было отвлечено самимъ мистеромъ Скэли. Подойдя къ одному изъ бывшихъ въ комнатѣ высокихъ трюмо, онъ стукнулъ своей палкой въ самую середину стекла такъ хладнокровно, какъ будто это было не стекло, а желѣзо.
   -- А хорошая это посудина, Тиксъ,-- сказалъ онъ своему компаньону.
   -- Еще бы,-- поддержалъ его мистеръ Тиксь, оставляя слѣды всѣхъ пяти пальцевъ и въ томъ числѣ двойной отпечатокъ большого на кускѣ шелковой матеріи небосно-голубого цвѣта, которую онъ щупалъ -- Да и эта вещица, я думаю, немалыхъ денегъ стоитъ.
   Съ шелковой матеріи мистеръ Таксъ перенесъ свое восхищеніе на разныя элегантныя статьи дамскаго туалета, а мистеръ Скэли тѣмъ временемъ, стоя передъ трюмо, поправилъ на досугѣ галстухъ и за симъ перешелъ къ подробному изученію прыщика на своемъ подбородкѣ. Онъ былъ еще поглощенъ этимъ глубокомысленнымъ занятіемъ, когда въ магазинъ вошла г-жа Манталини, вырвавшееся у нея восклицаніе удивленія заставило его обернуться.
   -- А, это должно быть хозяйка?-- спросилъ онъ.
   -- Да, это г-жа Манталини,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Въ такомъ случаѣ получите.
   Мистеръ Скэли вытащилъ изъ кармана какой-то документъ и развернулъ его, не торопясь.
   -- Это исполнительный листъ. Угодно будетъ вамъ заплатить? Если нѣтъ, позвольте намъ обойти вашу мастерскую и составить опись инвентаря.
   Бѣдная г-жа Манталини заломила въ отчаяніи руки, потомъ позвонила и послала за мужемъ, а потомъ упала въ кресло и въ обморокъ одновременно. Впрочемъ, это послѣднее обстоятельство нисколько не смутило двухъ джентльменовъ, состоявшихъ при исполненіи своихъ обязанностей. Мистеръ Скэли прислонился къ подставкѣ, на которой было растопырено бальное платье, такъ что казалось, будто плечи его выходятъ изъ открытаго лифа, точно плечи той дамы, для которой оно предназначалось, и, сдвинувъ на бокъ шляпу, почесывалъ въ головѣ съ полнѣйшимъ равнодушіемъ, а пріятель его, мистеръ Тиксъ, пользуясь случаемъ для генеральной рекогносцировки магазина передъ тѣмъ, какъ приступить къ дѣлу вплотную, стоялъ со своей книгой подъ мышкой и со шляпой въ рукѣ, поглощенный мысленной оцѣнкой всѣхъ предметовъ, находившихся въ нолѣ его зрѣнія.
   Таково было положеніе дѣлъ, когда въ магазинъ влетѣлъ г-нъ Манталини. А такъ какъ сей любопытный экземпляръ во дни своей юности имѣлъ довольно частыя сношенія съ братіей мистера Скэли и такъ какъ, кромѣ того, настоящій прискорбный инцидентъ былъ для него далеко не сюрпризомъ, то онъ только пожалъ плечами, засунулъ обѣ руки до самаго дна обоихъ кармановъ, приподнялъ брови, посвисталъ, обругался и, усѣвшись верхомъ на стулъ, покорился судьбѣ спокойно и съ достоинствомъ.
   -- Какъ велика сумма иска?-- было его первымъ вопросомъ.
   -- Тысяча пятьсотъ двадцать семь фунтовъ четыре шиллинга и девять съ половиной пенсовъ,-- отвѣчалъ мистеръ Скэли, не шевельнувъ бровью.
   -- Къ чорту полпенса,-- нетерпѣливо буркнулъ г. Манталини.
   -- Со всѣмъ нашимъ удовольствіемъ,-- любезно согласился мистеръ Скэли,-- не только полпенса, но и всѣ десять, если желаете.
   -- Для насъ не составитъ разницы, если туда же пойдутъ и остальные тысяча пятьсотъ двадцать семь фунтовъ,-- замѣтилъ мистеръ Тиксъ.
   -- Ни малѣйшей,-- подтвердилъ мистеръ Скэли и послѣ нѣкоторой паузы продолжалъ: -- Ну-съ, такъ какъ же прикажете намъ поступить? Прежде всего надо знать, какъ обстоитъ у васъ дѣло, большой или маленькій крахъ?.. Полное крушеніе? Такъ. Очень хорошо. Въ такомъ случаѣ, мистеръ Томъ Тиксъ, эсквайръ, потрудитесь увѣдомить вашу прелестную супругу и потомство, что слѣдующія три ночи вы не ночуете дома по причинѣ вступленія во владѣніе здѣшнимъ имуществомъ... Но зачѣмъ такъ убивается эта дама?-- проговорилъ вдругъ мистеръ Скэли, взглянувъ на рыдавшую г-жу Манталини.-- Вѣдь за добрую половину того, что здѣсь есть, не заплачено, развѣ это не утѣшеніе для нея?
   И, не переставая сыпать такими ободряющаго свойства сентенціями, предназначенными спеціально для трудныхъ случаевъ жизни и представлявшими удивительно пріятное сочетаніе шутливости тона съ поучительностью содержанія, мистеръ Скэли приступилъ къ описи, въ каковомъ щекотливомъ дѣлѣ ему оказали существенную поддержку необыкновенный тактъ и опытность мистера Тикса, старьевщика.
   -- Счастье моей жизни,-- сказалъ г-нъ Манталини, подходя къ женѣ съ покаяннымъ лицомъ,-- выслушай меня! Удѣли мнѣ минутку вниманія.
   -- Не говори со мной,-- отвѣчала, рыдая, жена.-- Ты меня разорилъ, неужели тебѣ еще мало?
   Г-нъ Манталини, очевидно, хорошо разсчиталъ планъ своихъ дѣйствій. Едва коснулись его слуха эти суровыя и горькія слова, какъ онъ отскочилъ назадъ, изобразилъ на своемъ лицѣ жестокую душевную муку и стремглавъ побѣжалъ вонъ. Вслѣдъ затѣмъ наверху, въ уборной, съ трескомъ захлопнулась дверь.
   -- Миссъ Никкльби,-- закричала г-жа Манталини, услышавъ этотъ стукъ,-- миссъ Никкльби, скорѣе, ради бога! Онъ убьетъ себя! Я была сурова къ нему, а онъ не выноситъ этого отъ меня О, Альфредъ, дорогой мой Альфредъ!
   И она бросилась наверхъ. Кетъ побѣжала за ней, потому что хоть она и не вполнѣ раздѣляла опасенія любящей жены, но все-таки была немножко испугана. Когда обѣ дамы вбѣжали въ уборную (дверь ея оказалась незапертой, къ слову сказать), ихъ взорамъ предсталъ г-нъ Маталини съ растрепанной гривой волосъ, съ развѣвающимися бакенбардами, съ аккуратно откинутымъ назадъ разстегнутымъ воротомъ рубахи и съ столовымъ ножомъ, который онъ точилъ на ремнѣ.
   -- Помѣшали!-- завопилъ, увидавъ жену, г-нъ Манталини. Въ тотъ же мигъ столовый ножъ исчезъ въ карманѣ его халата, а глаза его дико выкатились.
   -- Альфредъ, прости меня!-- зарыдала жена, обхвативъ его руками за шею.-- Я не хотѣла этого сказать, право, но хотѣла!
   -- Разорена, погибла!-- кричалъ г-нъ Манталини.-- Погублена мной она, это чистѣйшее и лучшее изъ созданій, когда-либо услаждавшихъ горькую жизнь пропащаго забулдыги! О, проклятіе! Оставьте меня! Я отправлю себя на тотъ свѣтъ, туда мнѣ и дорога!
   Дойдя до этого кризиса въ своихъ взбудораженныхъ чувствахъ, г-нъ Манталини хотѣль было выхватить ножъ изъ кармана, но жена удержала его руку. Тогда онъ сдѣлалъ попытку разбить себѣ голову объ стѣну, позаботившись предварительно отойти отъ стѣны по меньшей мѣрѣ на шесть шаговъ.
   -- Успокойся, мой ангелъ!-- говорила г-жа Манталини.-- Никто не виноватъ; тутъ столько же моей вины, какъ и твоей. Не горюй, все уладится, проживемъ какъ-нибудь. Ну, успокойся же. Альфредъ, успокойся!
   Господинъ Манталини считалъ неудобнымъ успокоиться такъ скоро, но тѣмъ не менѣе, потребовавъ нѣсколько разъ яду и высказавъ настоятельное желаніе, чтобы какая-нибудь добрая душа размозжила ему голову пулей, онъ началъ сдаваться: его бурное горе смягчилось и онъ патетически зарыдалъ. Въ такомъ размягченномъ состояніи духа сей интересный джентльменъ естественно не сталъ сопротивляться, когда у него пожелали отобрать ножъ (отъ котораго, по правдѣ сказать, онъ даже радъ былъ отдѣлаться, какъ отъ инструмента не совсѣмъ-то удобнаго и довольно опаснаго для ношенія въ карманѣ), и въ концѣ-концовъ позволилъ своей дражайшей половинѣ увести себя изъ комнаты.
   Часа черезъ три послѣ этого мастерицамъ было объявлено, что онѣ распускаются по домамъ впредь до дальнѣйшихъ распоряженій, а два дня спустя фамилія Манталини появилась въ спискѣ банкротовъ. Въ тотъ же день утромъ миссъ Никкльби полнила по почтѣ увѣдомленіе, что отнынѣ магазинъ переходитъ въ вѣдѣніе миссъ Нэгъ и что ея, миссъ Никкльби, услуги болѣе не нужны. Какъ только это извѣстіе дошло до свѣдѣнія мистриссъ Никкльби, эта добрѣйшая душа объявила, что она всегда ожидала такого конца, и сослалась на многое множество ей одной извѣстныхъ случаевъ, когда она предсказывала то самое, что совершилось теперь.
   -- И я опять повторяю,-- сказала въ заключеніе мистриссъ Никкльби, которая не только никогда не повторяла, но и не говорила этого раньше (что, впрочемъ, едва ли нужно и пояснять),-- я опять повторяю тебѣ, Кетъ, что ремесло портнихи и модистки -- послѣднее, на которомъ могъ остановиться твой выборъ. Говорю это не въ видѣ упрека тебѣ, моя милая, но если бы ты тогда же спросила совѣта у матери...
   -- Да, да, это правда,-- проговорила Кетъ мягко, перебивая ее.-- Но что же вы теперь мнѣ посовѣтуете, мама?
   -- Что посовѣтую? Да неужели, мой другъ, тебѣ не ясно, что изъ всѣхъ существующихъ въ мірѣ профессій самая подходящая для молодой дѣвушки въ твоемъ положеніи -- профессія компаньонки? Поступить компаньонкой къ какой-нибудь богатой, благовоспитанной леди, что можетъ быть лучше этого? Твое воспитаніе, манеры, наружность -- все даетъ тебѣ право разсчитывать на этомъ поприщѣ видную роль. Помнишь, что разсказывалъ твой бѣдный папа объ одной молодой дѣвушкѣ? Или ты не слыхала? Она была дочь пожилой дамы, квартировавшей въ одномъ домѣ съ папа, когда онъ былъ холостымъ. Какъ бишь ихъ фамилія?... Никакъ не припомню. Знаю только, что начинается на Б., а кончается на Г... Не Вотерсъ, ли? Нѣтъ, не Вотерсъ, да оно и не подходитъ... Ну, все равно. Такъ вотъ эта самая молодая леди поступила компаньонкой къ одной замужней дамѣ. Та вскорѣ умерла и мужъ женился на ней, т. е. на компаньонкѣ, а потомъ у нея родился прелестнѣйшій мальчишка, поразившій докторовъ своимъ цвѣтущимъ здоровьемъ, и все это въ какихъ-нибудь полтора года.
   Кетъ очень хорошо понимала, что этотъ потокъ воспоминаній, доказывавшихъ съ такою поразительной ясностью все великолѣпіе перспективъ, ожидавшихъ молодую дѣвушку на поприщѣ компаньонки, былъ вызванъ какимъ-нибудь дѣйствительнымъ или воображаемымъ открытіемъ, которое сдѣлала ея мать въ этой области. Поэтому она терпѣливо дождалась, пока не изсякли всѣ разсказы и анекдоты, имѣвшіе и не имѣвшіе отношенія къ обсуждаемому вопросу, и, наконецъ, позволила себѣ спросить, какое это было открытіе. Тутъ-то вся правда и вышла наружу. Оказалось, что мистриссъ Никкльби получила утромъ изъ сосѣдней таверны черезъ мальчишку, носившаго ей портеръ, вчерашнюю великосвѣтскую газету, и въ этой вчерашней газетѣ было объявленіе, гласившее на чистѣйшемъ и самомъ правильномъ англійскомъ языкѣ, что нѣкая замужняя леди ищетъ компаньонку, молодую особу благороднаго происхожденія, и что фамилію и адресъ этой леди можно узнать въ такой-то библіотекѣ, въ Вестъ-Эндѣ.
   -- По моему, стоитъ во всякомъ случаѣ попытаться,-- сказала мистриссъ Никкльби, прочитавъ объявленіе и откладывая въ сторону газету.-- Надѣюсь, твой дядя не будетъ ничего имѣть противъ.
   Кетъ чувствовала себя такою пришибленною послѣ первыхъ грубыхъ толчковъ, которыми дала ей себя знать ея новая самостоятельная жизнь, и такъ мало интересовалась въ данный моментъ своей будущностью, что не возражала. Мистеръ Ральфь Никкльби въ свою очередь не только не сдѣлалъ никакихъ возраженій, но вполнѣ одобрилъ предложенный планъ. Услыхавъ о внезапномъ банкротствѣ госпожи Манталини, онъ не выразилъ большого удивленія. Да и странно было бы, если бъ онъ удивился, такъ какъ главнымъ виновникомъ этого банкротства былъ въ сущности онъ самъ. Такимъ образомъ фамилія и адресъ таинственной фешенебельной леди, ищущей компаньонки, были безотлагательно добыты, и въ тотъ же день миссъ Никкльби съ матерые отправились въ Кадоганъ-Плэсъ, Слоонъ-Стритъ, разыскивать мистриссъ Вититтерли.
   Кадоганъ-Плжсъ -- это тонкая нить, соединяющая двѣ рѣзкія крайности, связующее звено между аристократическими тротуарами Бельгрэвъ-Сквера и варварскими мостовыми Чельси. Кадоганъ-Плэсъ помѣщается въ улицѣ Слоонъ, но не составляетъ неотъемлемой ея части. Онъ смотритъ свысока на Слоонъ-Стритъ, игнорируетъ Бромптонъ и въ недоумѣніи раскрываетъ глаза, когда ему называютъ Нью-Редъ. Кадогань-Плэсь тянется за большимъ свѣтомъ. Не то чтобы онъ претендовалъ на полное равенство съ своими именитыми сосѣдями Бельгрэвъ-Скверомь и Гросвенорь-Плэсомъ, нѣтъ! По отношенію къ этимъ важнымъ господамъ онъ является скорѣе чѣмъ-то вродѣ незаконныхъ дѣтей великихъ міра сего, которыя любятъ хвастать своею родней, хотя родня ихъ и не признаетъ.. Подражая по мѣрѣ силъ и возможности всѣмъ свычаямъ и обычаямъ высшаго общества, Кадоганъ-Плэсъ принадлежитъ въ дѣйствительности къ среднему классу. Короче говоря, Кадоганъ-Плэсъ сидитъ на двухъ стульяхъ. Какъ проводникъ электричества, онъ поддаетъ всему, что съ нимъ соприкасается, толчекъ, полученный извнѣ, чванство своимъ происхожденіемъ и знаніемъ, все то, чего нѣтъ въ немъ самомъ и что онъ заимствуетъ изъ выше лежащаго источника. Какъ связка, соединяющая Сіамскихъ близнецовъ, онъ содержитъ въ себѣ частицу жизни двухъ отдѣльныхъ существъ, не принадлежа ни одному изъ нихъ.
   На этой-то сомнительной почвѣ растила корни мистриссъ Вититтерли, и въ дверь дома мистриссъ Вититтерли Кетъ Никкльби стучалась дрожащей рукой въ описываемый нами день. Дверь отворилъ высокій лакей съ обсыпанной мукой или вымазанной мѣломъ, или выкрашенной въ бѣлую краску головой, ибо то, что было у него на головѣ, было мало похоже на пудру. Получивъ визитную карточку Нетъ, высокій лакей передалъ ее маленькому пажу, такому маленькому, что все количество пуговицъ, считающееся необходимымъ для костюма пажа, не помѣщалось на немь въ обыкновенномъ порядкѣ и потому было разсажено въ четыре ряда. Сей юный джентльменъ понесъ карточку наверхъ на подносѣ, а посѣтительницъ въ ожиданіи его возвращенія пригласили въ столовую, аппартаментъ довольно неопрятнаго вида, и такъ удобно обставленный, что онъ казался приспособленнымъ для любого употребленія, только не для ѣды и питья.
   По обыкновенному порядку вещей и согласно всѣмъ достовѣрнымъ описаніямъ жизни высшаго свѣта, какія мы находимъ въ романахъ, мистриссъ Вититтерли должна была бы принять посѣтительницъ въ своемъ будуарѣ; но потому ли, что въ будуарѣ ьь этотъ моментъ брился мистеръ Вититтерли, или по другой какой-нибудь причинѣ, только мистриссъ Вититтерли на этотъ разъ дала аудіенцію въ гостиной. Въ этой гостиной было все, чему полагается быть въ гостиныхъ хорошихъ домовъ, и все самаго хорошаго тона, начиная съ блѣдно-розовыхъ драпировокъ на окнахъ и накидокъ на диванахъ и креслахъ, долженствовавшихъ выставлять въ наивыгоднѣйшемъ свѣтѣ цвѣтъ лица мистриссъ Вититтерли, и кончая маленькой собачонкой, кусавшей за ноги чужихъ для развлеченія мистриссъ Вититтерли, и вышеупомянутымъ пажомь, подававшимъ шоколадъ для подкрѣпленія силъ мистриссъ Вититтерли.
   Лицо мистриссъ Вититтерли отличалось интересною блѣдностью, и вообще видъ былъ у ней какой-то кисло-сладкіій; и сама она, и мебель ея, и весь домъ казались какъ будто полинялыми. Она сидѣла на диванѣ въ такой безыскусственной позѣ, что ее можно было принять за танцовщицу, которая совсѣмъ приготовилась выбѣжать на сцену и присѣла на минутку въ ожиданіи поднятіи занавѣса.
   -- Альфонсъ, подай стулья.
   Пажъ подалъ стулья.
   -- Теперь можешь идти.
   Альфонсъ вышелъ, и если когда-нибудь Альфонсъ былъ, какъ двѣ капли воды, похожъ на самаго зауряднаго Билля, такъ это былъ этотъ Альфонсъ.
   -- Я прочла ваше объявленіе, мэмъ,-- заговорила Кетъ послѣ нѣсколькихъ секундъ неловкаго молчанія,-- и рѣшилась зайти...
   -- Ахь, да, я дѣйствительно послала въ газету объявленіе съ однимъ изъ моихъ слугъ,-- перебила ее мистриссъ Вититтерли.-- Да, да, это мое объявленіе.
   -- Я думала,-- продолжала Кетъ скромно,-- я думала, что, можетъ быть... то есть если вы еще не сдѣлали окончательнаго выбора... что вы во всякомъ случаѣ не посѣтуете на меня за мое обращеніе къ вамъ.
   -- О, нѣтъ, конечно, нѣтъ,-- протянула мистриссъ Вититтерли
   -- Но, разумѣется, если вашъ выборъ уже сдѣланъ...
   -- О, нѣтъ, на меня не такъ легко угодить... Я, право, не знаю, что вамъ сказать. Служили вы когда-нибудь въ компаньонкахъ?
   Мистрисъ Никкльби, выжидавшая только случая вступить въ разговоръ, не дала Кетъ открыть рта.
   -- Нѣтъ, мэмь, у чужихъ людей она не служила, но много лѣтъ она служила компаньонкой мнѣ, своей матери,-- отвѣтила весьма дипломатически эта достойная леди.
   -- А-а, понимаю,-- проговорила мистриссъ Вититтерли.
   -- Надо вамъ сказать, мэмъ, что мы не всегда были бѣдны,-- продолжала мистриссъ Никкльби.-- Было время, когда я и не воображала, что моей дочери придется жить въ чужихъ людяхъ, потому что ея бѣдный покойный отець былъ джентльменъ съ независимыми средствами и остался бы имъ по сей день, если бы больше слушался моихъ совѣтовъ. Я всегда ему говорила...
   -- Мама!-- остановила ее Кетъ тихимъ голосомъ.
   -- Не мѣшай мнѣ, Кетъ! Надѣюсь, я могу говорить, что хочу. Я хотѣла только объяснить этой леди...
   -- Мнѣ кажется, это лишнее, мама.
   И несмотря ни на какія подмигиванія и подмаргиванія, которыми мистриссъ Никкльби старалась дать понять, что она скажетъ сейчасъ нѣчто такое, что сразу рѣшить дѣло въ ихъ пользу, Кетъ удержала позицію за собой, бросивъ на мать выразительный взглядъ, и мистриссъ Никкльби принуждена была закупорить фонтанъ своего краснорѣчія, не давъ ему излиться.
   -- Что вы умѣете дѣлать?-- спросила мистриссъ Вититтерли, закрывая глаза.
   Краснѣя, Кетъ принялась перечислять главнѣйшіе свои таланты, а мистриссъ Никкльби откладывала ихъ на пальцахъ одинъ за другимъ. По счастью, ихъ итоги сошлись, такъ что мистриссъ Никкльби не представилось новаго повода заговорить.
   -- Хорошій у васъ характеръ?-- задала новый вопросъ мистриссъ Вититтерли, открывая и сейчасъ же опять закрывая глаза.
   -- Кажется,-- отвѣчала Кетъ.
   -- А рекомендація? Я требую солидныхъ рекомендацій.
   Кетъ отвѣчала, что рекомендація у нея есть, и положила на столъ визитную карточку Ральфа.
   -- Будьте добры, придвиньтесь поближе: я хочу на васъ взглянуть,-- сказала мистриссъ Вититтерли.-- Я такъ близорука, что съ этого разстоянія почти не различаю вашего лица.
   Кетъ не безъ замѣшательства исполнила это требованіе, и мистриссъ Вититтерли, поднявъ на нее томный взоръ, произвела ей форменный смотръ, длившійся минуты двѣ или три.
   -- Мнѣ нравится ваша наружность,-- объявила она наконецъ и позвонила.-- Альфонсъ, скажи барину, что я прошу его придти.
   Пажъ скрылся и спустя нѣкоторое время, въ теченіе котораго въ гостиной не было произнесено ни единаго звука, появился опять, предшествуя джентльмену лѣтъ сорока, съ внушительной осанкой, съ плебейскимъ лицомъ и съ необыкновенно бѣлобрысыми волосами. Подойдя къ дивану, на которомъ сидѣла мистриссъ Вититтерли, джентльменъ этотъ нагнулся къ ней; они пошептались, и затѣмъ онъ сказалъ, повернувшись къ Кетъ:
   -- А, да, компаньонка. Надо вамъ замѣтить, миссъ, что для насъ съ женой это очень важный вопросъ. Мистриссъ Вититтерли -- натура въ высшей степени впечатлительная, эѳирное, хрупкое существо, оранжерейное растеніе, экзотическій цвѣтокъ.
   -- Ахъ, Генри, мой другъ!-- вставила мистриссъ Вититтерли.
   -- Не возражай, дорогая моя, это сущая правда. Одно дуновеніе -- фью! (тутъ мистеръ Вититтерли сдунулъ воображаемую пушинку) -- и ты улетѣла.
   Интересная леди вздохнула.
   -- Твое тѣло не можетъ вмѣстить твоей великой души,-- продолжалъ мистеръ Вититтерли.-- Твой интеллектъ истощаетъ твои послѣднія силы -- это говорятъ всѣ доктора. Каждый изъ нихъ считаетъ за честь быть приглашеннымъ къ тебѣ, ты и сама это знаешь. Что твердятъ они всѣ въ одинъ голосъ? "Милѣйшій мой докторъ,-- говорю я какъ то сэру Темли Сисффину (это было вотъ здѣсь, въ этой самой комнатѣ, въ послѣдній разъ, когда онъ навѣщалъ тебя),-- милѣйшій мой докторъ, чѣмъ больна моя жена? Скажите мнѣ правду, у меня достанетъ силъ перенести самое худшее. Что это за болѣзнь нервы?" И онъ мнѣ отвѣтилъ: "Любезный другъ, гордитесь этой женщиной, берегите ее, какъ зѣницу ока. Она -- украшеніе общества и сокровище для васъ. Болѣзнь ея -- ея душа. Душа паритъ, расширяется, рвется въ высь; кровь закипаетъ, пульсъ ускоряется, возбужденіе ростстъ..." Ахъ!-- Тутъ мистеръ Вититтерли, чуть-чуть не сбившій шляпки съ мистриссъ Никкльби,-- такъ онъ размахивалъ руками въ пылу своего увлеченія разсказомъ,-- торопливо полѣзъ въ карманъ за платкомъ и высморкался съ такимъ трескомъ, точно у него вмѣсто носа была большая духовая труба.
   -- Ну, полно, Генри, ты преувеличиваешь мою физическую немощь,-- проговорила мистриссъ Вититтерли съ слабой улыбкой.
   -- Нѣтъ, Джулія, нѣтъ, не преувеличиваю,-- отвѣчалъ мистеръ Вититтерли.-- Общество, въ которомъ ты вращаешься (должна вращаться по своему положенію, по своимь родственнымъ связямъ, по своимъ дарованіямъ и уму),-- это вихрь, непрерывный круговоротъ самыхъ возбуждающихъ впечатлѣній, разрушающихъ твой организмъ. Богъ мой, я никогда не забуду бала во время выборовъ въ Эксетерѣ, когда ты танцовала съ племянникомъ баронета. Это было нѣчто неслыханное, умопомрачительное! За человѣка было страшно!
   -- Да, я всегда плачусь потомъ за такіе тріумфы,-- сказала мистриссъ Вититтерли.
   -- Вотъ потому-то,-- подхватилъ нѣжный супругъ,-- потому-то тебѣ и необходимо имѣть такую компаньонку, которая соединяла бы мягкость манеръ съ величайшей деликатностью чувствъ, способность самаго горячаго сочувствія съ спокойнымъ, ровнымъ характеромъ.
   Тутъ мужъ и жена, говорившіе не столько другъ для друга, сколько въ назиданіе посѣтительницамъ, замолчали и посмотрѣли на ту и на другую съ такимъ выраженіемъ какъ будто хотѣли сказать: "Ну, что, какого вы теперь о насъ мнѣнія?" Затѣмъ мистеръ Вититтерли заговориль опять, обращаясь къ мистриссъ Никкльби:
   -- Толпы самыхъ блестящихъ джентльменовъ и дамъ, сливки высшаго общества добиваются чести знакомства мистриссъ Вититтерли. Она всегда окружена поклонниками, всѣ смотрятъ ей въ глаза. Отъ впечатлѣній нѣтъ отбою, и все ее волнуетъ: опера, драма, изящныя искусства, балы...
   -- Знать, мой другъ,-- подсказала мистриссъ Вититтерли.
   -- И знать, разумѣется, военная и иная. Мистриссъ Вититтерли составляетъ и высказываетъ массу самыхъ разнообразныхъ мнѣній о самыхъ разнообразныхъ предметахъ. Если бы кое-кому изъ нашихъ общественныхъ дѣятелей было извѣстно настоящее, неприкрашенное мнѣніе о нихъ мистриссъ Вититтерли, я думаю, они не держали бы головы такъ высоко, какъ держатъ теперь.
   -- Ахъ, Генри, перестань, это, наконецъ, неловко!
   -- Я не называю именъ, моя дорогая, я никого не задѣваю,-- проговорилъ съ важностью мистеръ Вититтерли. Я упомянулъ объ этомъ только, чтобы показать, что ты не принадлежишь къ числу обыкновенныхъ людей, что твое тѣло и душа находятся въ непрестанной взаимной борьбѣ и что ты требуешь величайшихъ заботъ и самыхъ нѣжныхъ попеченій. Ну, хорошо, довольно объ этомъ. Теперь я желалъ бы выслушать спокойно и безпристрастно, какими качествами для столь отвѣтственной должности обладаетъ эта молодая особа.
   Согласно этому требованію таланты Кетъ были перечислены сызнова. Ей пришлось выдержать цѣлый перекрестный допросъ. Въ концѣ концовъ остановились на томъ, что черезъ два дня, то есть по наведеніи необходимыхъ справокъ, миссъ Никкльби получитъ окончательный отвѣтъ на имя дяди, послѣ чего посѣтительницы распрощались и вышли. Маленькій пажъ проводилъ ихъ по лѣстницѣ до первой площадки, гдѣ его смѣнилъ высокій лакей, который и довелъ ихъ въ сохранности до подъѣзда.
   -- Эти Вититтерли занимаютъ высокое положеніе въ свѣтѣ, это ясно,-- сказала мистриссъ Никкльби, когда онѣ съ Кетъ вышли на улицу.-- Какая образованная дама мистриссъ Вититтерли!
   -- Вы находите, мама?-- только и отвѣтила Кетъ.
   -- Кто же можетъ не видѣть этого, моя милая? Только она ужъ очень блѣдна и смотритъ истощенной. Надѣюсь, она будетъ беречься, а то я, право, боюсь за нее.
   Такія мысли естественно привели проницательную мистриссъ Никкльби къ кое-какимъ выкладкамъ приватнаго свойства. Предметомъ этихъ выкладокъ была, во-первыхъ, вѣроятная продолжительность жизни мистриссъ Вититтерли и, во-вторыхъ, шансы за то, что въ случаѣ ея смерти безутѣшный вдовецъ предложитъ руку и сердце ея, мистриссъ Никкльби, дочери. Такимъ образомъ не дошли онѣ еще до дому, какъ достойная леди уже освободила душу мистриссъ Вититтерли отъ сковывающей ее земной оболочки, выдала Кетъ за вдовца, совершивъ обрядъ бракосочетанія въ Вановеръ-Скверѣ, въ церкви Св. Георгія, и пышно отпраздновала свадьбу, оставивъ нерѣшеннымъ только одинъ второстепенный вопросъ, а именно: въ которомъ изъ покоевъ аристократическаго дома на Кадоганъ-Плэсъ будетъ воздвигнута великолѣпная французская кровать краснаго дерева для тещи,-- въ одной изъ заднихъ комнатъ второго этажа или въ парадной спальнѣ третьяго. Долго колебалась она между этими двумя аппартаментами, не зная, которому отдать предпочтеніе, и, наконецъ, разрубила гордіевъ узелъ, порѣшивъ предоставить этотъ вопросъ на благоусмотрѣніе зятя.
   Справки о компаньонкѣ была наведены. Отвѣтъ мистриссъ Вититтерли (нельзя сказать, чтобы къ удовольствію Кетъ) оказался благопріятнымъ, и къ концу той же недѣли сама Кетъ и вся ея движимость переѣхали въ аристократическій домъ мистриссъ Вититтерли, гдѣ мы ихъ пока и оставимъ.
   

ГЛАВА XXII
Николай, въ сопровожденіи Смайка, отправляется искать счастья и встрѣчаетъ мистера Винцента Кромльса, а кто такой мистеръ Кромльсъ обнаружится изъ этой же главы.

   Когда Николай расплатился за квартиру и за свою скудную меблировку, которую онъ браль на прокатъ, весь его капиталъ, основной и оборотный, запасный и наличный, не превышалъ двадцати шиллинговъ и нѣсколькихъ пенсовъ. И, несмотря на то, онъ съ легкимъ сердцемъ привѣтствовалъ утро дня, въ который долженъ былъ покинуть Лондонъ, и выскочилъ изъ постели, исполненный той бодрости душевной, которая по счастью есть удѣлъ юности, иначе міръ никогда не видѣлъ бы стариковъ.
   Было холодное, печальное, туманное утро, какія бываютъ ранней весной. Изрѣдка какія-то темныя тѣни сновали по улицамъ, задернутымъ мглой, изрѣдка сквозь сѣрую завѣсу тумана вырисовывались тяжелыя очертанія кареты ночного извозчика, возвращавшагося домой; медленно приближалась она, съ грохотомъ проѣзжала мимо, разсыпая съ крыши тонкимъ слоемъ покрывавшій ее бѣлый иней, и снова терялась во мглѣ. Изрѣдка слышалось шарканье стоптанныхъ башмаковъ, доносились откуда-то унылые возгласы трубочиста, который пробирался на свою раннюю работу, не попадая зубъ на зубъ отъ холода. Шаги ночного сторожа мѣрно звучали вдали: неспѣшно ходилъ онъ отъ угла до угла, проклиная длинные часы, все еще отдѣлявшіе его отъ сладкаго отдыха. Изрѣдка грохотали тяжелыя повозки и фуры, стучали, подпрыгивая, болѣе легкіе экипажи, отвозившіе продавцовъ и покупателей во всѣ концы города на рынки. Изрѣдка раздавался безуспѣшный стукъ дверныхъ молотковъ у тѣхъ домовъ, гдѣ посѣтители не могли добудиться хозяевъ. Всѣ эти звуки доходили до васъ, но всѣ они заглушались туманомъ, и ухо улавливало ихъ такъ же смутно, какъ глазъ очертанія предметовъ. Туманъ и мракъ сгущались съ наступленіемъ дня, и у кого хватало мужества подняться на минутку съ постели и выглянуть изъ-за занавѣски на улицу, тотъ сейчасъ же нырялъ опять подъ одѣяло и поскорѣе засыпалъ.
   Но, прежде чѣмъ вполнѣ обнаружились всѣ эти признаки приближенія дня въ нашей суетливой столицѣ, Николай былъ уже въ Сити и стоялъ подъ окнами дома, гдѣ жила его мать. Домъ былъ печальный и мрачный, но для него онъ былъ полонъ свѣта и жизни: здѣсь, въ этихъ старыхъ стѣнахъ, билось во всякомъ случаѣ одно сердце, чувствовавшее съ нимъ заодно, сердце, въ которомъ текла та же горячая кровь, что и въ его собственныхъ жилахъ, закипавшая отъ всякаго оскорбленія, отъ всякой обиды.
   Онъ перешелъ черезъ улицу и поднялъ глаза къ окну той комнаты, гдѣ, какъ онъ зналъ, спала его сестра. Окно было задернуто занавѣской. "Бѣдная дѣвочка! Она и не подозрѣваетъ, кто тутъ стоитъ, такъ близко отъ нея!" -- подумалъ Николай, и на одну минуту ему стало почти досадно, что она не видитъ его и ничего не скажетъ ему на прощанье. Но тутъ же, поймавъ себя на этой малодушной мысли, онъ прошепталъ:-- "Боже мой, какой я, однако, мальчишка!"
   Онъ прошелъ нѣсколько шаговъ и вернулся на прежнее мѣсто.
   "Нѣтъ, лучше такъ, какъ оно есть,-- сказалъ онъ себѣ.-- Когда мы разставались въ прошлый разъ, я могъ тысячу разъ съ ними проститься, если бы хотѣлъ, но тогда я рѣшилъ избавить ихъ отъ тягостной минуты прощанья. Отчего же не сдѣлать такъ и теперь?"
   Тутъ ему вдругъ показалось, что занавѣска на окнѣ чуть-чуть шевельнулась; у него мелькнула мысль, что Кетъ у окна, и по одному изъ странныхъ противорѣчій чувства, свойственныхъ всѣмъ намъ, онъ невольно попятился подъ арку воротъ, чтобы Кетъ не могла его видѣть. Онъ улыбнулся своей слабости, сказалъ: "Храни ихъ Господь!" и пошелъ прочь легкимъ шагомъ.
   Смайкъ съ Ньюмэномъ давно уже поджидали его въ старой квартирѣ. Ньюмэнъ истратилъ свое дневное жалованье на ромъ и молоко для подкрѣпленія силъ путешественниковъ. Вещи увязали въ узелъ, Смайкъ взвалилъ его на плечи, и всѣ трое вышли изъ дому, ибо, по настоянію Ньюмэна, у нихъ еще съ вечера было условлено, что онъ проводитъ ихъ часть дороги.
   -- Ну, куда же теперь?-- спросилъ Ньюмэнъ уныло.
   -- Сначала въ Кингстонъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- А потомъ? Оттого вы не хотите сказать мнѣ, куда вы идете?
   -- Оттого, что я и самъ еще не знаю, добрый мой другъ,-- сказалъ Николай, положивъ руку ему на плечо,-- а еслибъ и зналъ, такъ вѣдь у меня нѣтъ пока никакого опредѣленнаго плана, у я могу сто разъ перемѣнить мѣсто, прежде чѣмъ вы успѣете мнѣ написать.
   -- А я такъ боюсь, что у васъ есть вполнѣ сложившійся планъ, только вы скрываете его отъ меня,-- проговорилъ подозрительно Ньюмэнъ.
   -- Если есть, такъ значитъ онъ запрятанъ такъ глубоко, что я и самъ еще не добрался до него. Будьте покойны: на чемъ бы я ни порѣшилъ, я скоро вамъ напишу.
   -- Вы не забудете?
   -- Конечно, нѣтъ: у меня не такъ много друзей, чтобы я рисковалъ запутаться въ счетѣ и позабыть лучшаго изъ нихъ.
   Въ такихъ разговорахъ они прошли часа два, но могли бы пройти и два дня, если бы Николай не сѣлъ, наконецъ, на камень у дороги и не объявилъ рѣшительнымъ тономъ, что онъ не сдѣлаетъ ни шагу дальше, пока Ньюмэнъ не вернется назадъ. Безуспѣшно поторговавшись въ надеждѣ выторговать въ свою пользу сперва полмили, потомъ хоть четверть, Ньюмэнъ долженъ быль покориться и, послѣ долгаго сердечнаго прощанья, направилъ свои стопы къ Гольденъ-Скверу, поминутно оборачиваясь, чтобы помахать шляпой двумъ путникамъ даже тогда, когда они превратились въ двѣ темныя, чуть видныя точки.
   -- Ну, Смайкъ, теперь слушай,-- сказалъ Николай, когда они остались вдвоемъ и бодро зашагали впередъ,-- мы идемъ въ Портсмутъ.
   Смайкъ кивнулъ головой и улыбнулся, по не обнаружилъ никакихъ признаковъ волненія: въ Портсмутъ они шли или въ Портъ-Рояль,-- ему было все равно, пока они шли вмѣстѣ.
   -- У меня нѣтъ большой опытности въ житейскихъ дѣлахъ,-- продолжалъ Николай;-- но Портсмутъ -- приморскій городъ, и если мы не достанемъ другой работы, мнѣ кажется, мы всегда можемъ поступить на корабль. За мной молодость и энергія; я вездѣ могу быть полезнымъ работникомъ, да и ты тоже.
   -- Надѣюсь,-- отозвался Смайкъ. Когда я жилъ въ... ну, да вы знаете, о какомъ мѣстѣ я говорю...
   -- Знаю, можешь не называть.
   -- Ну, такъ вотъ, когда я жилъ тамъ,-- продолжалъ Смайкъ, и глаза его заблестѣли въ предвкушеніи удовольствія похвастаться своими талантами,-- я и корову доилъ, и лошадь чистилъ не хуже другихъ.
   -- Ага,-- сказалъ Николай совершенно серьезно.-- Только видишь ли, Смайкъ, едва ли на корабляхъ держатъ лошадей и коровъ, а если и везутъ когда-нибудь лошадь, такъ ее тамъ не очень-то чистятъ. Но вѣдь ты можешь научиться и другой работѣ, было бы только желаніе.
   -- О, желаніе у меня есть!-- воскликнулъ Смайкъ, опять просіявъ.
   -- Я это знаю. Ну, а если ты не справишься съ новой работой, я буду работать за двоихъ.
   -- Мы сегодня пройдемъ всю дорогу?-- спросилъ Смайкъ, помолчало.
   -- Ну, нѣтъ, это было бы непосильнымъ трудомъ даже для твоихъ длинныхъ ногъ,-- проговорилъ Николай съ добродушной улыбкой.-- Нѣтъ, видишь-ли, что я тебѣ скажу, что мнѣ пришло на мысль. Въ тридцати съ чѣмъ-то и и я ихъ отъ Лондона есть городокъ Годальмнигъ -- я по картѣ смотрѣлъ,-- такъ я думаю тамъ переночевать. А завтра двинемся дальше: у насъ слишкомъ мало денегъ, чтобы долго оставаться въ пути. Дай мнѣ, однако, твой узелъ, я понесу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, и не просите, не дамъ,-- и Смайкъ отскочилъ отъ него.
   -- Отчего же?
   -- Дайте мнѣ хоть что-нибудь сдѣлать для васъ. Вы никогда не хотите доставить мнѣ случай вамъ отслужить за все. Вы и не знаете, что я постоянно день и ночь о томъ только и думаю, какъ бы вамъ угодить.
   -- Глупый ты мальчикъ!-- сказалъ Николай.-- Конечно, я отлично это знаю и вижу, иначе я быль бы слѣпой, безчувственный скотъ... Послушай, Смайкъ, я хочу спросить у тебя одну вещь, кстати теперь мы одни,-- прибавилъ онъ и пристально посмотрѣлъ ему въ глаза,-- скажи мнѣ: хорошая у тебя память?
   Смайкъ грустно покачалъ головой
   -- Не знаю,-- отвѣчалъ онъ,-- когда-то, кажется, была хороша, но теперь все отъ меня ушло, все пропало.
   -- А отчего ты думаешь, что прежде она была хороша?-- спросилъ Николай съ такой живостью, какъ будто этотъ отвѣтъ давалъ ему въ руки нить, по которой онъ могъ добраться до интересовавшаго его пункта.
   -- Потому что ребенкомъ я все помнилъ,-- отвѣчалъ Смайкъ,-- но это было давно, очень давно, по крайней мѣрѣ, мнѣ такъ кажется. Въ томъ мѣстѣ, откуда вы меня увели, у меня всегда голова шла крутомъ, мысли путались и я ничего не могъ припомнить, иногда даже не понималъ, что мнѣ говорятъ. А... постойте... кажется, я...
   -- Ты вѣрно забылъ, о чемъ мы съ тобой говорили?-- спросилъ Николай, тронувъ его за плечо.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ юноша съ блуждающимъ взглядомъ.-- Я только вспоминалъ, какъ...-- и онъ невольно содрогнулся.
   -- Не думай больше объ этомъ отвратительномъ мѣстѣ: то, что тамъ было, прошло и никогда не вернется,-- сказалъ Николай, заглядывая въ глаза своему бѣдному другу, въ эти глаза, быстро принимавшіе въ эту минуту безсмысленное, перепуганное выраженіе, когда-то привычное имъ, да и теперь еще часто возвращавшееся.-- Опиши мнѣ лучше тотъ день, когда ты въ первый разъ пріѣхалъ въ Іоркширъ.
   -- А?
   -- Вѣдь это было раньше, чѣмъ ты началъ терять память,-- проговорилъ спокойно Николай.-- Ну, разскажи, какая была погода въ тотъ день: жарко было или холодно?
   -- Сыро, очень сыро. Шелъ сильный дождь. Я и потомъ бывало, какъ только идетъ сильный дождь, всегда вспоминаю тотъ вечеръ и плачу, а они столпятся вокругъ меня и смѣются, что я плачу изъ-за дождя. "Точно маленькій'", говорятъ, а это еще больше напомнитъ мнѣ то время, и я еще пуще заплачу. Иной разъ меня даже дрожь пробирала, такъ живо я видѣлъ себя, какимъ я былъ тогда, когда въ первый разъ вошелъ въ этотъ домъ.
   -- Какимъ былъ тогда,-- повторилъ Николай съ притворной безпечностью.-- А какимъ-же ты тогда былъ?
   -- Совсѣмъ маленькій мальчикъ, такой маленькій, что уже ради одного этого они могли бы меня пожалѣть.
   -- Какъ же ты пріѣхалъ, одинъ?
   -- Я не одинъ пріѣхалъ, о, нѣтъ!
   -- А съ кѣмъ-же?
   -- Съ какимъ-то человѣкомъ. Худой такой и смуглый. Я слышалъ, какъ о немъ говорили въ школѣ, да я и самъ его помнилъ. Я былъ радъ избавиться отъ него: я его боялся, но ихъ я еще больше боялся, съ ними мнѣ было еще хуже.
   -- Взгляни на меня,-- сказалъ Николай, чтобы заставить его сосредоточить вниманіе.-- Вотъ такъ, не отворачивайся. Не припоминаешь ли ты какой-нибудь женщины, доброй женщины, которая няньчила бы тебя маленькаго, цѣловала бы тебя, называла "дитя мое"?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ бѣдный мальчикъ, качая головой,-- нѣтъ, не припомню.
   -- Ну, а не помнишь ли какого-нибудь дома, другого дома, не того, что въ Іоркишрѣ?
   -- Нѣтъ,-- проговорилъ юноша грустно,-- дома не помню, а комнату да. Помню, я спалъ въ этой комнатѣ -- большой и пустынной, гдѣ-то подъ крышей, съ подъемной дверью въ потолкѣ. Часто по ночамъ я съ головой закрывался одѣяломъ, чтобы не видѣть этой двери, потому что она пугала меня: я все спрашивалъ себя, что можетъ быть тамъ, за дверью... Я былъ вѣдь тогда крошечный мальчикъ и спалъ совсѣмъ одинъ. Помню еще, тамъ были часы; они стояли въ углу. Это я хорошо помню. Я никогда не забывалъ этой комнаты, она мнѣ и теперь часто снится. Какъ только я вижу страшный сонъ, такъ непремѣнно вижу и ее. Я вижу въ ней людей и картины, которыхъ никогда не видалъ раньше, но комната остается всегда одна и та же, она не мѣняется.
   -- Не отдашь ли ты мнѣ твой узелъ теперь?-- спросилъ Николай, круто перемѣнивъ разговоръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не отдамъ... ну, что же, идемте!
   И Смайкъ ускорилъ шаги, очевидно, воображая, что все это время они стояли на мѣстѣ. Николай внимательно за нимъ наблюдалъ и каждое слово изъ ихъ разговора запечатлѣлось въ его памяти.
   Было уже около часу пополудни, и хотя густая дымка тумана еще заволакивала городъ, оставшійся позади, какъ будто дыханіе обитавшихъ въ немъ дѣльцовъ, притягиваемое этимъ царствомъ барышей и наживы, сперлось надъ нимъ и не хотѣло улетѣть вверхъ, въ спокойное, ясное небо,-- открытый видъ впереди былъ свѣтелъ и прекрасенъ. Мѣстами, въ низинахъ, еще держались клочья тумана, которые солнце не успѣло разогнать, но и они таяли понемногу, и съ высоты холмовъ, куда теперь поднялись путешественники, весело было смотрѣть, какъ эта тяжелая сѣрая масса свѣтлѣетъ и расплывается подъ животворнымъ дѣйствіемъ его теплыхъ лучей. Прекрасное, щедрое солнце лило свой свѣтъ на рѣчныя воды и на зеленыя пастбища такъ же обильно, какъ лѣтомъ, но оставляло нашимъ путникамъ всю бодрящую свѣжесть ранней весны. Земля, казалось, имъ, ходитъ у нихъ подъ ногами, колокольчики стадъ раздавались веселой музыкой въ ихъ ушахъ, и согрѣтые движеніемъ, окрыленные надеждой, они быстро и бодро шли впередъ.
   День подходилъ къ вечеру. Яркія краски блѣднѣли и принимали болѣе нѣжные тоны, точно молодыя надежды, увядающія подъ пятою всесокрушающаго времени, или юношескія черты, на которыя постепенно нисходитъ спокойная ясность зрѣлыхъ лѣтъ. Но и теперь, въ своемъ тихомъ угасаніи, онѣ были не менѣе хороши, чѣмъ при полномъ блескѣ полудня, ибо каждой порѣ дня, каждому возрасту природа даритъ свою особую красоту. Съ утра до вечера, отъ колыбели до могилы мы видимъ лишь сплошной рядъ переходовъ, такихъ тонкихъ и постепенныхъ, что едва можемъ ихъ прослѣдить.
   Путешественники добрались, наконецъ, до Годальминга, заняли двѣ постели въ скромной гостиницѣ и заснули крѣпкимъ сномъ. Поутру поднялись рано, хотя и не такъ рано, какъ солнце, и сейчасъ же тронулись въ путь, если и не съ такими свѣжими силами, какъ наканунѣ, то во всякомъ случаѣ съ достаточнымъ запасомъ бодрости и надежды въ душѣ.
   Путь оказался труднѣе вчерашняго, такъ какъ имъ пришлось все время подниматься въ гору по крутымъ откосамъ холмовъ, а въ дорогѣ, какъ и въ жизни, спускаться подъ гору гораздо легче, чѣмъ подниматься. По они все таки шли, не унывая, настойчиво превозмогая всѣ трудности, а на свѣтѣ нѣтъ такой высокой горы, которую не могла бы одолѣть настойчивость человѣка.
   Они поднялись на вершину "Чортовой Чаши", и Николай прочелъ вслухъ надпись на камнѣ, который быль нарочно поставленъ въ этомъ дикомъ мѣстѣ. Смайкъ слушалъ съ жаднымъ любопытствомъ. Надпись повѣствуетъ объ одномъ убійствѣ, совершенномъ здѣсь ночью очень давно. Итакъ, трава, на которой они стоили, была нѣкогда пропитана кровью; кровь убитаго человѣка стекала капля по каплѣ въ глубокую котловину, которая дала названіе этому мѣсту. "Да, никогда, я думаю, "Чортова Чаша" не наполнялась болѣе подходящимъ напиткомъ", подумалъ Николай, заглянувъ въ бездонную яму.
   Прежнимъ бодрымъ шагомъ пошли они дальше и, наконецъ, вступили въ широкую равнину. Но то была не плоская, ровная, скучная равнина: холмы, пригорки и горы разнообразили ея зеленѣющую гладь. Здѣсь, почти отвѣсно вздымалась къ небу вершина неимовѣрной крутизны, доступная развѣ однѣмъ только овцамъ да козамъ, что паслись по ея склонамъ; тамъ возвышался зеленый холмъ, такой отлогій и круглый, такихъ нѣжныхъ очертаній, такъ незамѣтно переходившій въ равнину, что трудно было сказать, гдѣ онъ начинается и гдѣ ему конецъ. Холмъ громоздился на холмѣ, бугры и пригорки, волнистые и угловатые, гладкіе и неровные, изящные и неуклюжіе, разбросанные какъ попало, безъ всякой системы, загораживали видъ со всѣхъ сторонъ. Порой съ внезапнымъ шумомъ неизвѣстно откуда, словно изъ подъ земли, поднималась стая воронъ, кружилась съ рѣзкимъ карканьемъ надъ вершиной ближайшаго холма, какъ будто не рѣшаясь, куда направить свои полетъ, потомъ на мигъ застывала въ воздухѣ, распластавъ крылья, и вдругъ стремительно бросалась въ какой-нибудь узкій проходъ между двухъ горъ и исчезала въ долинѣ.
   Но вотъ мало-по-малу холмы начали разступаться, видъ все расширялся, и наконецъ путники вышли опять на широкую, открытую поляну. Теперь они были близко къ цѣли своего странствія, и это сознаніе придало имъ новую бодрость. Но путь былъ все таки трудный, шли они долго, и Смайкъ очень усталъ. Сумерки почти смѣнились ночью, когда они дошли къ дверямъ придорожной харчевни. Оказалось, что до Портсмута остается еще двѣнадцать миль.
   -- Двѣнадцать миль,-- проговорилъ Николай, опираясь обѣими руками на свою палку и съ сомнѣніемъ поглядывая на Смайка.
   -- Двѣнадцать добрыхъ миль,-- повторилъ трактирщикъ.
   -- Дорога хорошая?-- спросилъ Николай.
   -- Нѣтъ, очень скверная,-- отвѣчалъ трактирщикъ и, разумѣется, въ качествѣ трактирщика, онъ не могъ отвѣтить иначе.
   -- Не знаю, право, какъ намъ быть,-- произнесъ Николай нерѣшительно.-- Слѣдовало бы идти.
   -- Я бы не пошелъ, будь я на вашемъ мѣстѣ,-- замѣтилъ трактирщикъ.-- Говорю это не съ тѣмъ, чтобы заманивать васъ къ себѣ.
   -- Не пошли бы,-- повторилъ Николай, все еще колеблясь.
   -- Нѣтъ. Развѣ что со свѣжими силами.
   Съ этими словами трактирщикъ поддернулъ свой фартукъ, заложилъ руки въ карманы, отошелъ шага на два отъ двери и поглядѣлъ вдоль темной дороги съ притворно равнодушнымъ видомъ.
   Николай взглянулъ на измученное лицо Смайка, и это заставило его рѣшиться. Откинувъ въ сторону всякія колебанія, онъ объявилъ, что остается.
   Хозяинъ привелъ ихъ въ кухню, и такъ какъ тамъ пылалъ яркій огонь, замѣтилъ, что на дворѣ очень холодно. Еслибъ огонь горѣлъ слабо, онъ сказалъ бы, что на дворѣ очень жарко.
   -- Что вы намъ подадите на ужинъ?-- былъ естественный вопросъ гостя.
   -- А что прикажете подать?-- быль не менѣе естественный отвѣтъ хозяина.
   Николай заикнулся было о холодной говядинѣ, но холодный говядины не было,-- осторожно намекнулъ на яичницу, но яицъ тоже не было,-- попыталъ счастья на бараньихъ котлетахъ, но сказалось, что о баранинѣ и слыхомъ не слыхать на три мили въ окружности; за то на прошлой недѣлѣ ея было столько, что некуда было дѣвать, и послѣзавтра ожидается огромный подвозъ.
   -- Въ такомъ случаѣ мнѣ остается предоставить вамъ выборъ, какъ я и хотѣлъ сдѣлать сначала,-- сказалъ Николай.
   -- Такъ я вамъ вотъ что скажу,-- отвѣчалъ на это хозяинъ.-- Въ залѣ у насъ сидитъ одинъ джентльменъ: заказалъ къ девяти горячій мясной пуддингъ съ картофелемъ. Ему не съѣсть всего, и я почти увѣренъ, что вамъ можно будетъ поужинать съ нимъ. Я сейчасъ къ нему сбѣгаю, спрошу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу,-- сказалъ Николай, удерживая его.-- Я... дѣло въ томъ... впрочемъ, отчего не сказать прямо? Мы путешественники очень скромные, какъ вы и сами можете видѣть; мы сдѣлали всю дорогу пѣшкомъ. Вашему джентльмену, пожалуй, не понравится наше общество; это болѣе чѣмъ вѣроятно, а я, хоть, видъ у меня и непрезентабельный, я слишкомъ гордъ, чтобы навязываться.
   -- Господь съ вами!-- воскликнулъ хозяинъ.-- Да вѣдь это только мистеръ Кромльсъ! Онъ совсѣмъ не взыскателенъ.
   -- Да,-- проговорилъ Николай, на котораго, ужъ если говорить правду, перспектива горячаго пуддинга произвела довольно-таки сильное впечатлѣніе.
   -- Меньше, чѣмъ кто-нибудь,-- сказалъ хозяинъ.-- Я знаю, вы ему понравитесь. Да вотъ, мы это сейчасъ увидимъ. Подойдите минутку.
   И, не дожидаясь больше разрѣшенія, онъ побѣжалъ въ залу. Впрочемъ, Николай и не пытался его удержать, благоразумно разсудивъ, что ужинъ при существующихъ обстоятельствахъ слишкомъ серьезный вопросъ, которымъ шутить нельзя. Хозяинъ очень скоро вернулся, торжествующій и взволнованный.
   -- Дѣло выгорѣло,-- сказалъ онъ.-- Я это заранѣе зналъ. Идите. Вы тамъ увидите такое, что не пожалѣете, зачѣмъ пошли. Господи, и откуда у нихъ что берется!
   Что означалъ этотъ восторженный возгласъ осталось неизвѣстнымъ: разспрашивать было некогда, ибо хозяинъ уже распахнулъ двери залы, куда и вступили Николай со Смайкомъ,-- послѣдній съ узломъ на плечахъ, который онъ несъ такъ бережно, точно это былъ мѣшокъ съ золотомъ.
   Николай приготовился увидѣть что-нибудь необычайное, но все же не до такой степени, какъ то, что онъ увидѣлъ. Въ глубинѣ комнаты, противъ дверей, два мальчика-подростка, одинъ очень высокій, другой очень низенькій, одѣтые оба матросами (т. е. тѣми фантастическими матросами, какихъ мы видимъ только на сценѣ), въ широкихъ кушакахъ, въ башмакахъ съ пряжками, въ парикахъ съ косичками и съ полнымъ наборомъ огнестрѣльнаго и холоднаго оружія, дрались на шпагахъ, на тѣхъ коротенькихъ шпагахъ съ широкими лезвіями и соломенными рукоятками, какія употребляются во всѣхъ второстепенныхъ театрахъ, изображая "кровопролитную битву", какъ пишется въ афишахъ. Низенькій матросъ одолѣвалъ высокаго, которому приходилось совсѣмъ плохо, а какой-то человѣкъ, большого роста, толстый и плечистый, примостившись на кончикѣ стола, наблюдалъ за сраженіемъ, патетически взывая къ обоимъ бойцамъ, чтобъ они выбивали побольше искръ изъ своихъ шпагъ, если хотятъ, чтобы пьеса имѣла успѣхъ.
   -- Мистеръ Винцентъ Кромльсъ,-- заговорилъ трактирщикъ чрезвычайно почтительно,-- вотъ тотъ молодой джентльменъ: я привелъ его.
   Мистеръ Винцентъ Кромльсъ удостоилъ Николая поклономъ, представлявшимъ нѣчто среднее между изысканнымъ привѣтствіемъ римскаго императора и пріятельскимъ кивкомъ пьянаго собутыльника, затѣмъ приказалъ хозяину удалиться и притворить дверь.
   -- Картина, не правда ли?-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, сдѣлавъ знакъ Николаю, чтобы онъ не мѣшалъ.-- Маленькій побѣждаетъ: если большой не попроситъ, пощады, черезъ секунду онъ превратится въ трупъ. Ну-ка, ребята, сначала!
   Воины разошлись и сшиблись опять съ удвоеннымъ азартомъ. Отъ шпагъ дождемъ сыпались искры, къ великому удовольствію мистера Кромльса, видимо считавшаго эту статью особенно важной. Бой длился нѣкоторое время, не приводя къ рѣшительнымъ результатамъ; съ обѣихъ сторонъ было уже отпущено сотни по двѣ ударовъ. Наконецъ, низенькій упалъ на одно колѣно, но оказалось, что это ему нипочемъ: онъ и въ этой позѣ дѣйствовало съ такимъ же успѣхомъ при помощи своей лѣвой руки и продолжалъ отчаянно сражаться, пока высокій не вышибъ у него шпаги. Казалось бы, что при такихъ критическихъ обстоятельствахъ низенькому остается только сдаться и попросить пощады, по вмѣсто этого онъ неожиданно выхватилъ изъ-за пояса большой пистолетъ и наставилъ его прямо въ лицо врагу. Ошеломленный такою находчивостью (на которую онъ никакъ не разсчитывалъ), высокій зазѣвался, а низенькій, пользуясь этимъ, поднялъ свою шпагу, и битва загорѣлась вновь. Опять посыпались удары, самые разнообразные, фантастическіе, не виданные даже въ настоящихъ сраженіяхъ: удары лѣвой рукой, удары изъ подъ колѣна, черезъ правое плечо и черезъ лѣвое. А когда низенькій со всего маху хватилъ высокаго по ногамъ и, будь это въ настоящемъ бою, непремѣнно отсѣкъ бы ихъ начисто, высокій перескочилъ черезъ шпагу низенькаго, послѣ чего, дабы уравновѣсить шансы, а можетъ быть, для симметріи, въ свою очередь, хватилъ того по ногамъ, и тогда низенькій перескочилъ черезъ его шпагу. Долго еще стучали клинки и поддергивались "невыразимые" (за отсутствіемъ подтяжекъ въ матросскихъ костюмахъ). Наконецъ, низенькій (изображавшій, очевидно, положительный типъ, ибо онъ всегда одерживалъ верхъ), собравъ всѣ свои силы, сдѣлалъ послѣдній отчаянный натискъ и схватился съ высокимъ не на животъ, а на смерть. Послѣ безуспѣшной борьбы высокій упалъ и испустилъ духъ въ жестокихъ мученіяхъ, а низенькій наступилъ ему ногою на грудь и проткнулъ его шпагой.
   -- Ну, дѣти мои, если вы хорошо постараетесь, вы заработаете не одинъ "бисъ" этой сценой,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- А теперь переодѣньтесь и отдохните.
   Отпустивъ двухъ бойцовъ этими милостивыми словами, мистеръ Кромльсъ повернулся къ Николаю. Оказалось, что физіономія мистера Кромльса по своимъ размѣрамъ вполнѣ соотвѣтствовала его корпуленціи. Другими его особенностями, бросившимися въ глаза Николаю, были: очень толстая нижняя губа., очень хриплый голосъ (должно быть вслѣдствіе привычки постоянно кричать) и очень черные волосы, остриженные до самаго тѣла съ тою цѣлью (какъ узналъ впослѣдствіи Николай), чтобы удобнѣе было надѣвать всякіе парики.
   -- Ну, что же сэръ, какого вы мнѣнія объ этой маленькой сценкѣ?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Прекрасно, превосходно!-- отвѣчалъ Николай.
   -- Не часто вы увидите такихъ молодцовъ, какъ вы думаете?
   Николай согласился, но позволилъ себѣ замѣтить, что было бы лучше, еслибъ бойцы были больше подъ стать другъ другу.
   -- Больше подъ стать?-- воскликнулъ съ удивленіемъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Т. е. подъ ростъ, хотѣлъ я сказать,-- пояснилъ Николай.
   -- Подъ ростъ? Христосъ съ вами! Да вѣдь на нашихъ поединкахъ въ томъ-то вся и суть, чтобы одинъ былъ фута на два выше другого. Какъ же иначе вы заинтересуете публику?... Нѣтъ, въ нашихъ сраженіяхъ необходимо, чтобы или маленькій дрался съ большимъ, или чтобы пятеро нападало на одного. Но для послѣдняго эффекта въ нашей труппѣ слишкомъ мало людей.
   -- Понимаю, сказалъ Николай.-- Прошу извинить, мнѣ не пришло это въ голову.
   -- Да, да, въ этомъ вся суть,-- повторилъ мистеръ Кромльсъ.-- Послѣ завтрака я открываю въ Портсмутѣ театральный сезонъ. Если будете въ Портсмутѣ, загляните въ театръ: любопытно, что-то вы скажете.
   Николай обѣщалъ непремѣнно побывать въ портсмутскомъ театрѣ, если представится случай, и, придвинувъ свой стулъ поближе къ огню вступилъ въ разговоръ съ антрепренеромъ. Мистеръ Кромльсъ былъ очень разговорчивъ и со общителенъ, но столько, быть можетъ, благодаря врожденной наклонности къ изліяніямъ, сколько по милости водки съ водой, которую онъ потягивалъ весьма основательно, и огромныхъ понюшекъ табаку, извлекаемыхъ имъ изъ сѣраго бумажнаго свертка, оттопыривавшаго его жилетный карманъ. Съ полнѣйшей откровенностью, не утаивъ ни одной подробности, онъ разсказалъ всѣ свои планы, всѣ дѣла и съ любовью распространился о достоинствахъ своей труппы и о талантахъ членовъ своей семьи, къ числу которыхъ принадлежали и два благородныхъ бойца съ короткими шпагами. Николай вскорѣ узналъ, что на завтра въ Портсмутѣ назначенъ съѣздъ прикосновенныхъ къ театру дамъ и джентльменовъ. Туда же направился (не на весь сезонъ, а только на нѣсколько спектаклей) и отецъ съ сыновьями, закончивъ съ блистательнымъ успѣхомъ сбой ангажементъ въ Гильдфордѣ.
   -- А вы тоже въ Портсмутъ?-- спросилъ въ заключеніе мистеръ Кромльсъ.
   -- Д-да,-- отвѣчалъ Николай неохотно.
   -- Городъ вамъ знакомь?-- продолжалъ допрашивать антрепренеръ, считавшій, очевидно, что онъ имѣетъ право на такую же откровенность со стороны своего собесѣдника, какую высказалъ самъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Никогда тамъ не бывали?
   -- Никогда.
   Мистеръ Винцентъ Кромльсъ прокашлялся сухимъ, короткимъ кашлемъ, желая этимъ сказать: "хочешь скрытничать -- твое дѣло", послѣ чего досталъ изъ бумажнаго свертка и отправилъ къ себѣ въ носъ такое количество понюшекъ, что Николай только подивился, куда все это проваливается.
   Бесѣдуя съ Николаемъ, мистеръ Кромльсъ въ то же время съ большимъ любопытствомъ посматривалъ на Смайка, наружность котораго видимо поразило его съ перваго же взгляда. Смайкъ успѣлъ заснуть и теперь клевалъ носомъ, сидя на своемъ стулъ.
   -- Извините... можетъ быть, мое замѣчаніе вамъ не понравится,-- заговорилъ мистеръ Кромльсъ, нагибаясь къ Николаю, и докончилъ вполголоса:-- Какая сценическая наружность у вашего друга!
   -- Бѣдняга!-- сказалъ Николай, улыбнувшись.-- Хотѣлъ бы я, чтобы онъ былъ немного потолще и не имѣлъ такого замореннаго вида.
   -- Потолще!-- вскричалъ въ ужасѣ антрепренеръ.-- Да вѣдь это испортило бы всю музыку!
   -- Вы думаете?
   -- Еще бы! Да знаете ли вы, продолжалъ конфиденціальнымъ тономъ мистеръ Кромльсъ, выразительно ударивъ себя по колѣнкѣ,-- выйди онъ на сцену сейчасъ, какъ онъ есть, безъ всякимъ подушекъ, даже безъ гримировки,-- выйди онъ въ роли умирающаго съ голоду нищаго,-- это будетъ такой эффектъ, о какомъ и не слыхали никогда въ здѣшнихъ мѣстахъ. Мазните ему на кончикъ носа капельку румянь, и изъ него выйдетъ такой аптекарь въ "Ромео и Джульеттѣ", что чудо! Весь театръ задрожитъ отъ апплодисментовъ, какъ только онъ просунетъ голову въ дверь, ближайшую отъ рампы, направо.
   -- Вы смотрите на него съ профессіональной точки зрѣнія,-- сказалъ со смѣхомъ Николай.
   -- Понятно,-- подхватилъ антрепренеръ.-- Я никогда не встрѣчалъ человѣка, болѣе подходящаго къ этому амплуа, съ тѣхъ поръ, какъ состою членомъ нашей профессіи, а я, слава Богу, выступалъ на подмосткахъ еще полуторагодовалымъ ребенкомъ въ роляхъ толстыхъ дѣтей.
   Одновременное появленіе пуддинга и двухъ младшихъ мистеровъ Кромльсовъ придало разговору другой оборотъ, или, вѣрнѣе, положило ему конецъ на нѣкоторое время. Два юные джентльмена работали ножами и вилками почти-что не хуже, чѣмъ шпагами, а такъ какъ и остальная компанія чувствовала себя не менѣе ихъ склонной къ питанію, то пока управлялись съ ужиномъ, было не до разговоровъ.
   Не успѣли два юные Кромльса проглотить по послѣднему съѣдобному куску пуддинга, какъ по многимъ признакамъ, которыхъ они не сумѣли скрыть, по ихъ полу-подавленнымъ зѣвкамъ и потягиваньямъ, для всѣхъ сдѣлалось очевиднымъ, что они томятся желаніемъ отправиться на боковую. То же желаніи, только еще болѣе откровенно, обнаружилъ и Смайкъ, который еще за ужиномъ нѣсколько разъ засыпалъ съ непрожеваннымъ кускомъ во рту. Въ виду такихъ осложненій Николай предложилъ было разойтись, но мистеръ Кромльсъ объявилъ, что онъ не хочетъ и слышать объ этомъ: онъ разсчитывалъ имѣть удовольствіе угостить своего новаго знакомаго пуншемъ, и если тотъ откажется, онъ, Кромльсъ, будетъ считать себя глубоко оскорбленнымъ.
   -- Пусть ихъ идутъ,-- закончилъ мистеръ Кромльсъ,-- а мы съ вами примостимся у огонька и поболтаемъ.
   Николаю не очень хотѣлось спать (сказать по правдѣ, онъ былъ для этого слишкомъ озабоченъ), поэтому, подумавъ немного, онъ принялъ приглашеніе и, обмѣнявшись рукопожатіемъ съ юными Кромльсами, между тѣмъ какъ ихъ родитель съ своей стороны трогательно прощался съ Смайкомъ, подсѣлъ къ камину насупротивъ этого джентльмена и расположился принять дѣятельное участіе въ опустошеніи пуншевой чаши. Вскорѣ явился на сцену и пуншъ, горячій, дымящійся и такой аппетитный, что весело было смотрѣть на него и еще веселѣе вдыхать его ароматъ.
   Но, несмотря на пуншъ, несмотря на веселую болтовню мистера Кромльса, который разсказывалъ анекдотъ за анекдотомъ и уничтожалъ табакъ въ невѣроятномъ количествѣ, втягивая его въ себя и носомъ, въ видѣ понюшекъ, и ртомъ, черезъ длинную трубку, Николаю было невесело. Мысли его витали въ прошломъ, вокругъ его прежняго дома, а когда онѣ останавливались на теперешнемъ его положеніи, невѣрность будущаго набрасывала на нихъ свою черную тѣнь, которой но могли разорвать всѣ его усилія. Вниманіе не слушалось воли и не хотѣло сосредоточиться на разсказахъ антрепренера. Николай слышалъ его голосъ, но не слышалъ словъ, и когда мистеръ Винцентъ Кромльсъ заключилъ какую-то длинную исторію своихъ похожденій громкимъ, продолжительныя ь смѣхомъ и вопросомъ, какъ поступилъ бы онъ, Николай, при такихъ обстоятельствахъ, молодой человѣкъ былъ принужденъ извиниться и смиренно сознаться, что онъ по имѣетъ ни малѣйшаго представленія, о чемъ сейчасъ говорилось.
   -- Да, да, я и самъ это замѣтилъ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Вы что-то не въ своей тарелкѣ. Въ чемъ дѣло?
   Николай не могъ не улыбнуться безцеремонности этого вопроса, но, не считая нужнымъ таиться, признался, что его мучитъ сомнѣніе, удастся ли одинъ его планъ, ради котораго онъ и забрался въ эти края.
   -- Какой же это планъ?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Найти заработокъ, который далъ бы возможность просуществовать мнѣ и моему бѣдному товарищу,-- отвѣчалъ Николай.-- Вотъ вамъ вся правда. Вы навѣрное давно ее угадали, но все равно: заслуга добровольнаго признанія останется все-таки за мной.
   -- Почему же вы выбрали Портсмутъ предпочтительно передъ другими мѣстами?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ растапливая сургучъ, которымъ былъ залѣпленъ чубукъ его трубки, и сызнова расправляя его мизинцемъ.
   -- Тамъ въ гавани всегда есть корабли. Я попытаюсь поступить матросомъ на корабль. Мѣсто не важное, но будутъ хоть готовыя харчи.
   -- Знаю я эти харчи: солонина, скверный ромъ, гороховый пуддингъ, да сухари изъ осѣвковъ,-- процѣдилъ мистеръ Кромльсъ, затянувшись изъ своей трубки, чтобы не дать ей погаснуть, и возвращаясь къ своему занятію починки чубука.
   -- Бываетъ и хуже,-- сказалъ Николай.-- Надѣюсь, что я выдержу не хуже всякаго другого молодого малаго моихъ лѣтъ и моихъ скромныхъ привычекъ.
   -- Да, кто попалъ матросомъ на корабль, тому надо запастись выносливостью. Но вы не попадете.
   -- Почему?
   -- Потому что ни одинъ шкиперъ, ни одинъ штурманъ не захочетъ стравливать свою солонину на васъ, когда онъ всегда можетъ взять опытнаго моряка. Вѣдь тамъ такихъ моряковъ -- что устрицъ на уличныхъ лоткахъ, хоть прудъ ими пруди.
   -- То-есть какъ, я не понимаю?-- проговорилъ Николай, испуганный и этимъ предсказаніемъ, и убѣжденнымъ тономъ, какимъ оно было высказано.-- Вѣдь люди не родятся моряками. Морскому дѣлу, какъ и всему на свѣтѣ, выучиваются.
   Мистеръ Кромльсъ покачалъ головой.
   -- Выучиваются, но не въ ваши годы и не такіе бѣлоручки, какъ вы.
   Наступило молчаніе. У Николая вытянулось лицо. Онъ не шевелился я уныло смотрѣлъ на огонь.
   -- Не придумаете ли вы какой-нибудь другой профессіи, болѣе подходящей и выгодной для молодого человѣка съ вашимъ воспитаніемъ и наружностью?-- спросилъ наконецъ антрепренеръ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай, безнадежно покачавъ головой.
   -- Ну, такъ я вамъ ее назову.-- Мистеръ Кромльсъ швырнулъ трубку въ огонь и прокричалъ во все горло:-- Сцена!
   -- Сцена?-- повторилъ Николай почти такъ же громко.
   -- Да, сцена, лицедѣйство. Я самъ всю жизнь играю, жена моя играетъ, дѣти играютъ. Была у меня собака, которая всю жизнь прожила и умерла на сценѣ. А теперь лицедѣйствуетъ мой пони въ "Тамерланѣ". Скажите, слово, и я сейчасъ же ангажирую васъ и вашего друга. Мнѣ нужны новые актеры.
   -- Но я ничего не смыслю въ этомъ дѣлѣ,-- проговорилъ Николай, съ трудомъ переводя духъ, такъ его поразило это неожиданное предложеніе.-- Я игралъ только въ дѣтствѣ, когда учился въ школѣ, а съ тѣхъ поръ никогда.
   -- Ничего не значитъ: вы созваны для сцены. Въ вашей походкѣ, въ манерахъ -- высокая комедія, въ глазахъ -- трагедія, въ смѣхѣ -- веселый фарсъ. Изъ васъ выйдетъ такой заправскій актеръ, какъ будто вы съ самыхъ пеленокъ не видѣли ничего, кромѣ декорацій да рампы.
   Николай вспомнилъ, какъ мало денегъ останется у него въ карманѣ послѣ разсчета съ трактирщикомъ, и началъ колебаться.
   -- Вы будете полезны намъ во всѣхъ отношеніяхъ,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Подумайте, какія великолѣпныя рекламы для расклейки по стѣнамъ можетъ сочинять человѣкъ съ вашимъ образованіемъ!
   -- Н-да, съ этой статьей я, пожалуй, управлюсь,-- сказалъ Николай.
   -- Разумѣется! "Подробности смотри въ маленькихъ ручныхъ афишахъ" -- какъ заманчиво это звучитъ! А каждую такую подробность можно размазать на полъ-тома... А пьесы? По мѣрѣ надобности вы будете писать намъ и пьесы, да! Наше дѣло такое: намъ нужно, чтобы были заняты всѣ силы труппы, а изъ готовыхъ вещей не всегда найдешь такіе, чтобъ она отвѣчала этому условію.
   -- Ну, насчетъ послѣдняго пункта я не слишкомъ-то на себя полагаюсь,-- замѣтилъ Николай.-- Впрочемъ, можетъ быть, иной разъ, въ счастливую минуту, и удастся состряпать что-нибудь подходящее.
   -- Да вотъ намъ какъ разъ нужна новая мелодрама для перваго спектакля. Позвольте... Прежде всего: какіе имѣемъ мы рессурсы въ этомъ театрѣ? Великолѣпный сельскій пейзажъ, совершенно новый, это разъ. Затѣмъ: настоящій насосъ и двѣ большія бадьи. Вотъ вы и введете ихъ въ вашу пьесу.
   -- Какъ! Насосъ и бадьи?
   -- Ну, да. Я ихъ купилъ очень дешево, на распродажѣ. Они произведутъ фуроръ. Въ Лондонѣ всегда такъ дѣлается: пріобрѣтаются костюмы, бутафорскія вещи, и по нимъ пишется пьеса. Большинство лондонскихъ театровъ держатъ даже авторовъ для этой цѣли.
   -- Да что вы!-- воскликнулъ съ удивленіемъ Николай.
   -- Конечно. Самая обыкновенная вещь. А какъ красиво выйдетъ на афишахъ: "Настоящій насосъ", "Двѣ большія бадьи"... "Эффектъ небывалый"... и все въ отдѣльную строку... А не смекаете ли вы случаемъ по живописной части?
   -- Нѣтъ, живопись не принадлежитъ къ числу моихъ талантовъ.
   -- Ну, дѣлать нечего: на нѣтъ и суда нѣтъ. А то мы могли бы выпустить чудесныя афиши. Большая иллюстрація въ концѣ: полныя декораціи послѣдняго акта съ насосомъ и бадьями въ глубинѣ сцены. Но разъ вы не живописецъ, нечего и толковать; обойдемся и такъ.
   -- А сколько всего и буду получать-за свой трудъ?-- спросилъ Николай, помолчавъ.-- Проживемъ мы съ товарищемъ на нашъ заработокъ?
   -- Проживете ли? Господь съ вами! Да вы заживете по-царски! Считая все гуртомъ: актерское жалованье на двоихъ, да авторскій трудъ, вы будете зарабатывать... да, такъ: около фунта въ недѣлю.
   -- Вы не шутите?
   -- Нисколько. А если дѣла пойдутъ хорошо, ваши доходы удвоятся.
   Николай пожалъ плечами, не смѣя вѣрить. Но что предстояло ему впереди? Нищенская сума. И если бы даже у него хватило физическихъ и нравственныхъ силъ, чтобы стойко переносить всѣ крайности жестокой нужды, всѣ лишенія и черную работу, которыя его ожидали, имѣлъ ли онъ право подвергать имъ своего безпомощнаго друга? Затѣмъ ли вырвалъ онъ его изъ Дотбойса, чтобы обречь на такую же. горькую жизнь, какъ и та, какую его заставляли вести въ этомъ вертепѣ? Легко было ему считать пустяками семьдесятъ миль путешествія, пока онѣ были впереди, пока онѣ еще не разлучили его съ близкими сердцу и пока въ одномъ съ нимъ городѣ жилъ человѣкъ, который такъ возмутительно съ нимъ обошелся, который разбудилъ въ его душѣ всю горечь и злобу, на какія она была только способна. Но теперь эти семьдесятъ миль пугали его. Что, если онъ уйдетъ въ дальнее плаваніе, а мать его и сестра умрутъ въ это время?
   Откинувъ въ сторону всякія колебанія, онъ объявилъ мистеру Кромльсу, что принимаетъ его предложеніе, и они ударили по рукамъ.
   

ГЛАВА XXIII
описываетъ труппу мистера Винцента Кромльса и трактуетъ о его дѣлахъ, домашнихъ и театральныхъ.

   Такъ какъ у мистера Кромльса на конюшнѣ харчевни стояло страннаго вида четвероногое, которое онъ называлъ "своимъ нови", а въ сараѣ -- колымага, окрещенная имъ же "четырехколеснымъ фаэтономъ", то на другой дезь Николай могъ продолжать свое путешествіе съ такими удобствами, на которыя онъ никакъ не разсчитывалъ. Они съ антрепренеромъ заняли переднія мѣста, а на заднее сидѣнье запихали двухъ юныхъ Кромльсовъ со Смайкомъ и съ большой плетеной корзиной, въ которой, подъ защитой толстой клеенки на случай дождя, покоились шпаги, пистолеты, парики съ косичками, матросскіе костюмы и другіе профессіональные аттрибуты вышеназванныхъ молодыхъ джентльменовъ.
   Пони поспѣшалъ весьма медленно и, вѣроятно, благодаря своему сценическому воспитанію, обнаруживалъ отъ времени до времени непреодолимое поползновеніе растянуться на дорогѣ. Однако, мистеръ Кромльсъ, усиленно дѣйствуя кнутомъ и вожжами, благополучно поддерживалъ его на ногахъ, а когда этихъ средствъ оказывалось недостаточно, и животное рѣшительно останавливалось, мастеръ Кромльсъ старшій вылѣзалъ изъ колымаги и давалъ ему пинка. Съ помощью такихъ неотразимыхъ аргументовъ лошадку удавалось иногда убѣдить пробѣжать шаговъ двадцать, и такимъ образомъ по весьма мѣткому замѣчанію мистера Кромльса, компанія "какъ-никакъ, а подвигалась впередъ" къ удовольствію всѣхъ заинтересованныхъ сторонъ.
   -- Она все-таки славная лошадка, ее надо знать,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, оборачиваясь къ Николаю.
   Можетъ быть, лошадка была и "славная" для тѣхъ, кто зналъ ее близко, но ея косматая, растрепанная шерсть имѣла безспорно непривлекательный видъ. Поэтому Николай ограничился замѣчаніемъ, что "конечно, короткое знакомство въ такихъ случаяхъ много значитъ".
   -- А сколько концовъ она отмахивала за свою жизнь!-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ, ловко смазавъ пони кнутомъ по уху ради стараго знакомства.-- Она сдѣлалась членомъ нашей семьи. Мать ея тоже была на сценѣ.
   -- Неужели?
   -- Да. Четырнадцать слишкомъ лѣтъ онъ играла въ циркѣ: ѣла яблочные пироги, стрѣляла изъ пистолета, ложилась спать въ ночномъ колпакѣ, однимъ словомъ, исполняла главныя роли во всѣхъ пантомимахъ. А отецъ ея былъ танцовщикомъ.
   -- Отличался талантомъ?
   -- Нельзя сказать, онъ былъ изъ заурядныхъ пони. Дѣло, видите ли, въ томъ, что въ началѣ своей карьеры онъ ходилъ въ упряжи, работалъ поденно, и никогда уже не могъ отстать отъ своихъ старыхъ привычекъ.. Въ мелодраммахъ онъ былъ недуренъ, но глупъ, очень глупъ. Когда подруга его околѣла, онъ пристрастился къ портвейну.
   -- Къ портвейну?-- удивился Николай.
   -- Да. Онъ пилъ портвейнъ на сценѣ въ компаніи съ клоуномъ, но онъ былъ очень жаденъ, и вотъ въ одинъ прекрасный вечеръ онъ откусилъ кусокъ стекла отъ стакана, когда ему подавали вино, подавился и, такъ сказать, палъ жертвой своихъ вульгарныхъ наклонностей.
   Между тѣмъ потомокъ злосчастнаго животнаго требовалъ все большаго и большаго вниманіи со стороны мистера Кромльса, и такъ какъ этому почтенному джентльмену было недосугъ разговаривать, то Николай могъ на свободѣ предаваться своимъ мыслямъ.
   Наконецъ пріѣхали въ Портсмутъ. У подъемнаго моста мистеръ Кромльсъ остановилъ лошадь и сказалъ Николаю:
   -- Мы съ вами сойдемъ здѣсь, а мальчики завезутъ мой багажъ къ намъ на квартиру, а потомъ отведутъ лошадь въ конюшню. Пусть они захватятъ за одно и ваши вещи: онѣ могутъ покамѣстъ полежать у меня.
   Поблагодаривъ мистера Кромльса за его обязательное предложеніе, Николай соскочилъ на землю, взялъ подъ руку Смайка, и всѣ трое двинулись по главной улицѣ къ театру. Молодой человѣкъ чувствовалъ себя очень неловко и непокойно отъ сознанія, что черезъ нѣсколько минутъ онъ вступитъ въ новый, незнакомый ему міръ.
   Проходя по улицамъ, онъ видѣлъ на стѣнахъ и въ окнахъ лавокъ очень много афишъ, на которыхъ имена мистера Винцента Кромльса, мистриссъ Кромльсъ, мастера Кромльса старшаго, мастера П. Кромльса, и миссъ Кромльсъ были пропечатаны огромными буквами, а всѣ остальныя -- маленькими. Но вотъ, наконецъ, они вошли въ какія-то двери, откуда на нихъ пахнуло запахомъ апельсинныхъ корокъ и ламповаго масла съ примѣсью опилокъ, прошли ощупью по темному корридору, спустились куда-то внизъ по ступенькамъ, пролавировали по лабиринту изъ полотняныхъ рамъ и горшковъ съ краской и вступили на подмостки Портсмутскаго театра.
   -- Вотъ и пришли!-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.
   На сценѣ было не очень свѣтло, но Николай все-таки разсмотрѣлъ, что онъ стоитъ у первой кулисы, что подъ ногами у него грязный полъ, а кругомъ голыя стѣны, пыльныя декораціи, заплѣсневѣлыя облака и грубо размалеванный занавѣсъ. Онъ заглянулъ въ зрительный залъ: потолокъ, партеръ, ложи, галерея, мѣста для оркестра, драпировки и всевозможные орнаменты,-- все смотрѣло грубымъ, холоднымъ, печальнымъ и жалкимъ.
   -- Такъ это-то театръ!-- шепнулъ ему на- ухо Смайкъ.-- А я воображалъ, что въ немъ такъ свѣтло и красиво, что можно ослѣпнуть отъ блеска.
   -- Да, такой онъ и есть, только не днемъ, Смайкъ, не днемъ,-- отвѣчалъ Николай, пораженный и самъ почти не менѣе Смайка.
   Голосъ антрепренера, призывавшій его откуда-то изъ мрака прервалъ его наблюденія. На противуположномъ концѣ сцены, куда они со Смайкомъ теперь перешли, за маленькимъ овальнымь столомъ краснаго дерева на расшатанныхъ ножкахъ, сидѣла видная, дородная женщина лѣтъ сорока, сорока пяти, въ полипялой шелковой накидкѣ и съ непокрытой головой; шляпка, которою она держала за ленты, болталась у нея на рукѣ. Волосы (необыкновенно обильные) спускались ей на уши двумя крупными фестонами.
   Антрепренеръ подвелъ Николая къ этой леди и сказалъ ему:
   -- Мистеръ Джонсонъ (Николай взялъ это имя своимъ театральнымъ псевдонимомъ, вспомнивъ, что Ньюмэнъ Ногсъ окрестилъ его такъ, когда знакомилъ съ мистриссъ Кенвигзъ) -- мистеръ Джонсонъ, позвольте васъ представить: мистриссъ Винцентъ Кромльсъ.
   -- Очень рада познакомиться, сэръ,-- произнесла мистриссъ Кромльсъ гробовымъ голосомъ,-- тѣмъ болѣе, что въ вашемъ лицѣ я имѣю счастье привѣтствовать будущаго члена нашего братства.
   Съ этими словами дородная лэди пожала- Николаю руку. Онъ хоть и видѣлъ, что рука была большая, но никакъ не ожидалъ того богатырскаго рукопожатія, какимъ его удостоили.
   -- А это другой молодой человѣкъ?-- продолжала лэди, оставляя Николая и ступивъ нѣсколько шаговъ въ сторону Смайка, какъ это дѣлаютъ трагическія актрисы, когда играютъ королевъ.-- Милости просимъ въ нашу труппу. Мы рады и вамъ.
   -- Неправда ли, душенька, онъ намъ подойдетъ?-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, поднося къ носу понюшку.
   -- Онъ безподобенъ,-- объявила леди.-- Истинное пріобрѣтеніе для театра.
   Не успѣла мистриссъ Кромльсъ отмаршировать къ своему столу, какъ изъ какого-то невидимаго убѣжища на сцену выпорхнула дѣвочка въ грязной бѣлой юбочкѣ, въ коротенькихъ панталончикахъ, стянутыхъ у колѣнъ, въ открытыхъ башмакахъ съ перепутками, въ бѣломъ спенсерѣ съ зеленымъ шарфомъ черезъ плечо, въ розовой газовой шляпкѣ и въ папильоткахъ. Она сдѣлала пируэтъ, похлопала ножкой о ножку, опять сдѣлала пируэтъ, потомъ вдругъ воззрилась въ противоположную стѣну, вскрикнула, понеслась впередъ, круто остановилась въ шести дюймахъ отъ рампы и замерла въ прекрасной позѣ ужаса. Изъ-за кулисы, одной могучей глиссадой, вынырнулъ оборванный джентльменъ въ стоптанныхъ туфляхъ изъ бундовой кожи и сталъ передъ дѣвой, потрясая палкой и скрежеща зубами.
   -- Они репетируютъ "Индѣйца-дикаря и красавицу",-- сказала мистриссъ Кромльсъ.
   -- Маленькій балетъ-интермедія,-- пояснялъ мистеръ Кромльсъ.-- Чудесно, продолжайте... Мистеръ Джонсонъ, будьте добры сюда, къ сторонкѣ, вотъ такъ. Ну!
   Мистеръ Кромльсъ хлопнулъ въ ладоши. По этому сигналу дикарь разсвирѣпѣлъ и сдѣлалъ глиссаду къ красавицѣ, но красавица ловко увернулась, сдѣлавъ шесть пируэтовъ, и закончила послѣдній, ставъ прямо на носки. На дикаря это видимо произвело впечатлѣніе, ибо, показавъ еще нѣсколько образчиковъ своей свирѣпости и погонявшись за дѣвой по сценѣ, онъ началъ утихать и, наконецъ, приложивъ къ носу большой палецъ правой руки, остальными побарабанилъ себя по щекѣ, давая этимъ понять, что онъ сраженъ красотою юной пэри. Дѣйствуя подъ вліяніемъ обуявшей его страсти, онъ принялся колотить себя въ грудь и обнаруживать многіе другіе симптомы безумной любви. Благодаря ли тому обстоятельству, что всѣ эти проявленія были довольно прозаичнаго свойства, или по другой неизвѣстной причинѣ, только красавица вдругъ заснула, заснула, какъ убитая, на дерновой скамьѣ. Замѣтивъ это, дикарь нагнулся къ ней, оттопыривъ лѣвое ухо ладонью лѣвой руки, прислушался къ ея дыханію и выразительно закивалъ во всѣ стороны, давая знать тѣмъ, кого это могло интересовать, что она не притворяется, а дѣйствительно спитъ. Затѣмъ, будучи предоставленъ собственнымъ рессурсамъ, дикарь со скуки принялся танцовать въ одиночку. Въ тотъ самый моментъ, когда, онъ додѣлывалъ послѣднее па, красавица проснулась, протерла глаза, вскочила со скамьи и проплясала соло, да какое! Дикарь въ экстазѣ пожиралъ ее глазами, а когда она кончила, онъ сорвалъ съ ближайшаго дерева какую-то ботаническую рѣдкость, смахивавшую на маленькій кочанъ маринованной капусты, и преподнесъ ее прекрасной дѣвѣ. Сначала она не хотѣла брать, но дикарь пролилъ потоки слезъ, и она умилостивилась. Дикарь подпрыгнулъ отъ радости, а красавица отъ восторга передъ упоительнымъ ароматомъ маринованной капусты. Затѣмъ оба они пустились въ плясъ уже вмѣстѣ. Наконецъ дикарь опустился на одно колѣно, подставивъ своей дамѣ другое, на которое она вскочила одной ножкой, закончивъ такимъ образомъ балетъ и оставивъ зрителей въ пріятной неизвѣстности, выйдетъ ли она замужъ за дикаря или возвратится къ родителямъ.
   -- Прекрасно! Превосходно!-- воскликнулъ мистеръ Кромльсъ.-- Браво!
   -- Бра-во!-- закричалъ и Николай, рѣшившись видѣть все въ розовомъ свѣтѣ.
   -- Вотъ, сэръ, имѣю честь представить,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, подводя къ нему балерину,-- миссъ Нинетта Кромльсъ.
   -- Ваша дочь?
   -- Моя дочь, моя дочь, сэръ; общій идолъ публики во всѣхъ мѣстахъ, которыя мы посѣтили. Благодаря этой дѣвочкѣ, сэръ, мы получали самыя лестныя письма отъ знати и дворянства почти всѣхъ городовъ Англіи.
   -- Меня это ничуть не удивляетъ,-- сказалъ Николай,-- она у васъ геній-самородокъ, это ясно.
   -- Она...-- мистеръ Кромльсъ захдебнулся: никакой языкъ не могъ выразить всѣхъ совершенствъ дитяти-феномена.-- Я вамъ одно скажу, сэръ,-- продолжалъ онъ, помолчавъ,-- талантъ этого ребенка выше всего, что только можно себѣ вообразить. Ее надо видѣть, сэръ, ее надо видѣть, чтобы оцѣнить по достоинству, да!.. Ступай къ мамѣ, милочка!
   -- Могу я спросить, сколько ей лѣтъ?
   -- Можете, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ, глядя твердымъ взглядомъ прямо въ глаза своему собесѣднику, какъ это дѣлаемъ всѣ мы, когда сомнѣваемся, что намъ повѣрятъ на слово.-- Ей десять лѣтъ отъ роду.
   -- Только десять?
   -- Ни однимъ днемъ больше.
   -- Ахъ, Боже мой! Это просто невѣроятно!-- сказалъ Николай.
   Дѣйствительно, оно было не совсѣмъ вѣроятно, ибо дитя-феноменъ, несмотря на свой маленькій ростъ, имѣло довольно старообразную физіономію и сверхъ того оставалось все въ томъ же возрастѣ... какъ бы мнѣ не солгать?.. ну, если не на память древнѣйшихъ старожиловъ тѣхъ мѣстъ, то во всякомъ случаѣ добрыхъ пять лѣтъ. Надо, впрочемъ, замѣтить, что съ ранняго дѣтства миссъ Нинетту укладывали спать очень поздно и поили джиномъ въ неограниченномъ количествѣ съ спеціальной цѣлью помѣшать ей рости, и весьма вѣроятно, что такая система воспитанія развила въ дитяти-феноменѣ эти добавочныя феноменальныя явленія.
   Еще въ началѣ вышеописаннаго краткаго діалога на сценѣ появился джентльменъ, игравшій дикаря, но теперь на ногахъ у него были обыкновенные башмаки, а туфли изъ буйволовой кожи онъ держалъ въ рукѣ. Все это время онъ стоялъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ разговаривающихъ съ очевиднымъ желаніемъ вступить въ разговоръ. Находя, должно быть, что теперь насталъ для этого самый удобный моментъ, онъ сказалъ, обращаясь къ Николаю и кивая на миссъ Кромльсъ:
   -- Каковъ талантъ, сэръ?
   Николай согласился, что талантъ удивительный.
   -- Ахъ,-- вздохнулъ дикарь съ протяжнымъ свистомъ, выпуская воздухъ сквозь стиснутые зубы,-- не мѣсто ей здѣсь, не мѣсто!
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ антрепренеръ.
   -- Не мѣсто ей въ провинціи!-- продолжалъ дикарь съ жаромъ.-- Слишкомъ она хороша для провинціальной публики. Ей выступать въ большихъ лондонскихъ театрахъ и больше нигдѣ. И я вамъ прямо скажу: она давно была бы тамъ, если бы не зависть и не происки извѣстныхъ намъ лицъ... Мистеръ Кромльсъ, не будете ли вы такъ добры познакомить меня съ...
   -- Мистеръ Фолэръ,-- сказалъ антрепренеръ, представляя его Николаю.
   -- Счастливъ честью вашего знакомства, сэръ,-- мистеръ Фолэръ прикоснулся указательными пальцемъ къ полямъ своей шляпы и пожалъ руку своему новому знакомому.-- Если не ошибаюсь, сэръ, вы тоже вступаете въ наши ряды?
   -- Да, неопытнымъ новобранцемъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Видали вы когда-нибудь такую кривляку?-- прошепталъ мистеръ Фолэръ ему на ухо и отвелъ его въ сторону, пользуясь тѣмъ, что мистеръ Кромльсъ заговорилъ съ женой.
   -- Какую?
   Мистеръ Фолэръ состроилъ шутовскую гримасу, одну изъ многочисленной коллекціи, составлявшей его репертуарѣ, и показалъ пальцемъ себѣ черезъ плечо.
   -- Вы говорите о дитяти-феноменѣ?
   -- Я говорю о дитяти-чурбанѣ, сэръ,-- поправилъ мистеръ Фолэръ.-- Дѣвчонка самыхъ заурядныхъ способностей изъ любого пріюта пропляшетъ лучше ея. Она должна благодарить свою счастливую звѣзду, что родилась дочерью антрепренера.
   -- А васъ это, повидимому, очень волнуетъ,-- замѣтилъ Николай, улыбнувшись.
   -- Волнуетъ, да, клянусь Юпитеромъ, да и не можетъ не волновать,-- сказалъ мистеръ Фолэръ, продѣвая руку подъ локоть собесѣдника и принимаясь ходить съ нимъ по сценѣ.-- Хоть кого ожесточитъ такая несправедливость. Развѣ можно спокойно смотрѣть, какъ какую-то глупую дѣвчонку выпускаютъ всякій вечеръ въ лучшихъ роляхъ, навязываютъ публикѣ, въ ущербъ интересамъ всей труппы, а другихъ, болѣе достойныхъ, обходятъ? Не странно ли, не дико ли, что семейная гордость можетъ до такой степени ослѣплять человѣка, что онъ не понимаетъ даже своихъ собственныхъ выгодъ?.. Да вотъ вамъ фактъ: въ прошломъ мѣсяцѣ, когда мы играли въ Соутгемптонѣ, на одно представленіе явилось въ театръ на цѣлыхъ пятнадцать шиллинговъ шесть пенсовъ лишней публики, чтобы посмотрѣть меня въ "Пляскѣ горцевъ". И что же? Съ того дня меня ни разу не выпустили въ "Пляскѣ горцевъ", ни одного разу, а дитя-феноменъ каждый вечеръ ломалась передъ пустымъ театромъ и скалила зубы изъ-за своей гирлянды пяти съ половиной человѣкамъ въ партерѣ да двумъ мальчишкамъ въ райкѣ.
   -- Судя по тому образчику вашего искусства., который я сейчасъ видѣлъ, вы должны быть однимъ изъ самыхъ цѣнныхъ членовъ труппы,-- сказалъ Николай.
   -- Н-да, могу сказать, и мы не лыкомъ шиты,-- отвѣчалъ мистеръ Фолэръ, похлопавъ туфлю объ туфлю, чтобы выбить изъ нихъ пыль.-- Пожалуй, что у меня даже нѣтъ соперниковъ въ моемъ ремеслѣ. Но когда не получаешь ничего, кромѣ щелчковъ самолюбію -- опускаются крылья: это все равно, что вмѣсто мѣла подбить подошвы свинцомъ или танцовать въ кандалахъ, не видя даже благодарности за свой трудъ... Эы, дружище, какъ поживаешь?
   Особа, къ которой относилось это воззваніе, оказалась смуглолицымъ, или вѣрнѣе, желтолицымъ джентльменомъ съ длинной гривой черныхъ волосъ и явными признаками жесткой бороды и усовъ (хотя онъ былъ гладко выбритъ) того же мрачнаго оттѣнка. Ему было, вѣроятно, не болѣе тридцати лѣтъ, но на первый взглядъ онъ казался много старше,-- такое у него было блѣдное, измятое лицо отъ постояннаго употребленія бѣлилъ и румянъ. Костюмъ его состоялъ изъ клѣтчатой рубашки, зеленаго сюртука -- поношеннаго, но съ новыми мѣдными пуговицами, зеленаго съ краснымъ полосатаго галстуха и широкихъ синихъ пангалонъ. Дешевая ясеневая палка, которую онъ держалъ въ рукѣ, служила ему, повидимому, не столько въ качествѣ палки, сколько для дополненія костюма, ибо онъ описывалъ ею въ воздухѣ круги, держа ее за нижній конецъ, за исключеніемъ тѣмъ моментовъ, когда, она изображала рапиру и когда ея обладатель становился въ позицію и дѣлалъ ею выпадъ по направленію одной изъ боковыхъ кулисъ или какого-нибудь другого неодушевленнаго, а то и одушевленнаго предмета, который подвертывался ему по пути и могъ служить мишенью.
   -- А, Томми! Ну, что, братъ, какія у насъ новости?-- спросилъ смуглолицый, дѣлая выпадъ въ грудь своему пріятелю, который ловко отпарировалъ его ударъ своей туфлей.
   -- Да никакихъ. Вотъ только новый дебютантъ проявился,-- отвѣчалъ мистеръ Фолэръ, взглянувъ на Николая.
   -- Такъ познакомь же насъ, Томми, не пренебрегай этикетомъ,-- сказалъ смуглолицый, укоризненно смазавъ друга, палкой по шляпѣ.
   -- Мистеръ Джонсонъ,-- сказалъ герои пантомимы,-- позвольте вамъ представить: мистеръ Ленвиль. Исполняетъ первыя роли въ трагедіяхъ.
   -- За исключеніемъ тѣхъ случаевъ, слѣдовало бы тебѣ прибавить, Томми, когда. Старая Колода, заберетъ себѣ въ голову, что она можетъ сдѣлать это сама,-- замѣтилъ мистеръ Ленвиль.-- Вы вѣдь знаете, сэръ, кто такой Старая Колода?
   -- Нѣтъ, не знаю,-- отвѣчалъ Николай
   -- Мы окрестили такъ Кромльса за его тяжеловѣсную игру. Однако, господа, мнѣ некогда точить съ вами лясы. На завтра у меня роль въ двѣнадцать листовъ, а я еще и не заглядывалъ въ нее. Хорошо, что у меня такая чертовски быстрая память.
   Утѣшивъ себя такимъ соображеніемъ, мистеръ Ленвиль вытащилъ изъ кармана засаленный, измятый манускриптъ, проткнулъ пріятеля еще разокъ своей воображаемой рапирой и принялся расхаживать по сценѣ, бормоча себѣ подъ носъ свою роль и подчеркивая самыя сильныя мѣста соотвѣтствующими жестами по внушенію своей фантазіи.
   Тѣмъ временемъ на сценѣ собралась почти вся труппа. Кромѣ мистера Ленвиля и пріятеля его Томми здѣсь были налицо: близорукій молодой джентльменъ мозгляваго вида, игравшій несчастныхъ любовниковъ, а въ случаѣ надобности дѣйствовавшій за тенора въ дивертисментахъ и съ нимъ (они вошли подъ руку) комическій пейзанъ,-- круглолицый человѣчекъ съ вздернутымъ носомъ, широкимъ ртомъ и выпученными глазами. Немного подальше, разсыпаясь въ любезностяхъ передъ Феноменомъ, стояль полупьяненькій старичокъ, актеръ на роли благородныхъ отцовъ, дошедшій до послѣднихъ предѣловъ нищеты, судя по костюму. Былъ и драгой пожилой джентльменъ, чуть-чуть по представительнѣе перваго, игравшій комическихъ стариковъ -- тѣхъ чудаковъ самодуровъ, у которыхъ всегда бываетъ племянникъ офицеръ и они вѣчно гоняются за нимъ съ толстой палкой, принуждая его жениться на богатой наслѣдницѣ. Этотъ оказывалъ особенное вниманіе мистриссъ Кромльсъ. Затѣмъ былъ еще какой-то странный субъектъ въ мохнатомъ плащѣ, шагавшій вдоль рампы, помахивая тросточкой и декламируя вполголоса, но съ большимъ жаромъ, для увеселенія воображаемой публики. Онъ былъ не такъ молодъ, какъ было бы желательно; выражаясь точнѣе, онъ находился въ порѣ отцвѣтанія, но преувеличенно фатоватая изысканность манеръ обличала въ немъ героя комедіи-буффъ. Было еще три или четыре молодыхъ человѣка съ густыми бровями и провалившимися щеками, очевидно, второстепенные персонажи, такъ какъ они стояли отдѣльной кучкой въ углу, смѣясь и разговаривая между собой, и никто не обращалъ на нихъ вниманія.
   Дамы составили отдѣльный кружокъ за вышеупомянутымъ овальнымъ столомъ на расшатанныхъ ножкахъ. Тутъ была миссъ Сневелличи, выступавшая во всѣхъ родахъ сценическаго искусства и во всевозможныхъ роляхъ, начиная съ характерныхъ танцевъ кончая леди Макбетъ, и неизбѣжно появлявшаяся на сценѣ въ свой бенефисъ въ шелковыхъ панталончикахъ небеснаго цвѣта. Она поглядывала на Николая изъ глубины своей соломенной шляпки, больше похожей на опрокинутую корзинку, притворяясь, что поглощена интереснымъ разговоромъ со своей товаркой миссъ Ледрукъ, которая принесла съ собой работу и въ свою очередь удивительно естественно дѣлала видъ, что собираетъ оборочку. Затѣмъ была миссъ Бельвони, не претендовавшая на первыя роли: она играла все больше пажей въ бѣломъ атласѣ и обыкновенно стояла въ глубинѣ сцены, граціозно отставивъ одну ногу и созерцая публику, или ходила по пятамъ за мистеромъ Кромльсомъ въ трагедіяхъ. Теперь она занималась тѣмъ, что старательно называла на палецъ одинъ изъ локончиковъ хорошенькой миссъ Бравасса, той самой миссъ Бравасса, чье изображеніе было когда-то отлитографировано подмастерьемъ одного гравера и съ тѣхъ поръ всякій разъ, какъ афиши возвѣщали ея годовой бенефисъ, вывѣшивалось для продажи въ безчисленномъ множествѣ оттисковъ на окнахъ кондитерской, зеленной, въ библіотекѣ и въ театральной кассѣ. Была еще мистриссъ Ленвиль въ воздушной шляпкѣ съ вуалью, которою она во время оно покорила сердце мистера Ленвиля. Была миссъ Газниги въ небрежно накинутомъ на шею боа изъ поддѣльнаго горностая, концами котораго она игриво колотила по рукамъ мистера Кромльса-младшаго. Была, наконецъ, мистриссъ Грудденъ -- "полезность" въ коричневомъ салопѣ и касторовой шляпѣ, помогавшая мистриссъ Кромльсъ по хозяйству, собиравшая деньги при входѣ въ театръ, одѣвавшая дамъ, подметавшая партеръ, дѣйствовавшая за суфлера въ послѣдней картинѣ пятаго акта, когда вся труппа высыпала на сцену, исполнявшая въ критическихъ случаяхъ всякую роль, даже не заглянувъ въ пьесу, и фигурировавшая на афишахъ подъ всевозможными именами, смотря по тому, какое въ данный моментъ казалось эффектнѣе мистеру Кромльсу.
   Всѣ эти подробности мистеръ Фолэръ весьма обязательно сообщилъ Николаю, послѣ чего покинулъ его и присоединился къ товарищамъ, предоставивъ мистеру Кромльсу завершить церемонію представленія, что тотъ и исполнилъ, всенародно провозгласивъ новаго актера восьмымъ чудомъ по таланту и сценической подготовкѣ.
   -- Извините, пожалуйста,-- сказала миссъ Сневелличи, граціозно скользнувъ къ Николаю;-- играли вы когда-нибудь въ Кентербери?
   -- Никогда,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Я тамъ встрѣчала одного джентльмена, тоже артиста, поразительно похожаго на васъ. Въ первую минуту я даже приняла васъ за него. Правда, впрочемъ, я видѣла его всего на нѣсколько секундъ, потому что какъ разъ въ тотъ день, когда онъ пріѣхалъ, я вышла изъ труппы.
   -- Я вижу васъ въ первый разъ,-- сказалъ Николай.-- Я убѣжденъ, что не встрѣчалъ васъ раньше,-- прибавилъ онъ галантно,-- если бы мы встрѣчались, я не могъ бы объ этомъ забыть.
   -- Вы слишкомъ любезны,-- пролепетала миссъ Сневелличи, мило склоняя головку.-- А знаете,-- продолжала она,-- теперь, присмотрѣвшись къ вамъ поближе, я вижу, что у того джентльмэна были совсѣмъ не такіе глаза... Неправда ли, вы считаете меня дурочкой, что я замѣчаю такіе пустяки?
   -- Вовсе нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Ваше вниманіе въ какомъ бы то ни было смыслѣ не можетъ не льстить моему самолюбію.
   -- Ахъ, эти мужчины, такой тщеславный народъ!-- воскликнула миссъ Сневелличи, послѣ что она очаровательно смутилась, достала платочекъ изъ полинялаго атласнаго ридикюльчика съ золоченой застежкой и позвала миссъ Ледрукъ:-- Ледъ, душечка, поди сюда на минутку!
   -- Что тамъ такое?-- откликнулась миссъ Ледрукъ.
   -- Вѣдь это не тотъ!
   -- Не тотъ -- кто? Не понимаю.
   -- Да нѣтъ, ты знаешь. Ну, помнишь?.. Кентербери... Поди сюда. Я хочу тебѣ что-то сказать.
   Но такъ какъ миссъ Ледрукъ не пожелала подойти къ миссъ Сневелличи, миссъ Сневелличи не оставалось ничего больше, какъ подойти къ миссъ Ледрукъ, что она и исполнила обворожительно, въ припрыжку, какъ птичка. Подруги стали шептаться. Миссъ Ледрукъ, очевидно, дразнила миссъ Сневелличи новыми актеромъ, ибо, пошептавшись и похихикавъ нѣсколько минутъ, миссъ Сневелличи больно нахлопала по рукамъ миссъ Ледрукъ и удалилась въ пріятномъ замѣшательствѣ.
   -- Леди и джентльмэны,-- возгласилъ мистеръ Кромльсъ, все это время что-то писавшій на клочкѣ бумаги, завтра къ десяти утра прошу на репетицію, пойдетъ "Смертельная борьба". Въ процессіи участвуютъ всѣ. Пьеса игранная, поэтому довольно будетъ одной репетиціи. Итакъ, къ десяти часамъ всѣ. Прошу не опаздывать.
   -- Къ десяти часамъ всѣ,-- повторила громогласно мистриссъ Грудденъ, обводя взглядомъ артистовъ.
   -- Въ понедѣльникъ утромъ читаемъ новую пьесу,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Она еще не написана, но каждый получитъ въ ней хорошую роль: объ этомъ позаботится авторъ -- мистеръ Джонсонъ.
   -- Какъ!-- закричалъ Николай.-- Да я еще не...
   -- Въ понедѣльникъ утромъ, господа!-- заоралъ мистеръ Кромльсъ во все горло, стараясь заглушить возраженія несчастнаго автора.-- Можете расходиться, леди и джентльмены.
   Мистеру Кромльсу не понадобилось повторять этого разрѣшенія: лэди и джентльмэны поднялись со своихъ мѣстъ, и черезъ нѣсколько секундъ театръ опустѣлъ. Остались только самъ Кромльсъ съ семействомъ, Николай да Смайкъ.
   -- Послушайте, мистеръ Кромльсъ,-- сказалъ Николай, отводя его въ сторону,-- къ понедѣльнику пьеса не будетъ готова,
   -- Вздоръ, вздоръ!-- отвѣчалъ мастеръ Кромльсъ.
   -- Но, увѣряю васъ, я не могу,-- доказывалъ Николай.-- Moему творчеству никогда не предъявляли такихъ требованій. У меня ничего не выйдетъ, или выйдетъ такая...
   -- Какое тутъ къ чорту творчество и зачѣмъ вы его приплели?-- закричалъ антрепренеръ.
   -- Да какъ же безъ этого, сэръ?..
   -- Да такъ же, милѣйшій мой, очень просто, перебилъ мистеръ Кромльсъ съ нескрываемой досадой.-- Знаете вы французскій языкъ?
   -- Знаю.
   -- Ну, вотъ и чудесно.-- Мистеръ Кромльсъ выдвинулъ ящикъ стола, досталъ оттуда свернутую трубкой толстую тетрадь и подалъ ее Николаю.-- Вотъ вамъ. Переводите на англійскій языкъ и поставьте свое имя на заглавной страницѣ... Чортъ возьми,-- проворчалъ мистеръ Кромльсъ,-- сколько разъ я давалъ себѣ слово брать только такихъ актеровъ, которые знаютъ французскій языкъ. Тогда всѣ могли бы разучивать роли по подлиннику и играть прямо по-англійски безъ всякихъ хлопотъ. И расходовъ лишнихъ не было бы.
   Николай улыбнулся и сунулъ тетрадь въ карманъ.
   -- А какъ вы рѣшили съ квартирой? Гдѣ намѣрены поселиться?-- спросилъ его мистеръ Кромльсъ.
   Николай подумалъ, что на первую недѣлю онъ былъ бы очень не прочь поселиться хоть въ партерѣ театра, но отвѣтилъ только, что онъ еще не рѣшилъ этого вопроса.
   -- Въ такомъ случаѣ пойдемъ пока ко мнѣ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ,-- вмѣстѣ пообѣдаемъ, а послѣ обѣда вы поищите квартиру: мальчики пойдутъ съ вами и покажутъ, въ какой части города надо смотрѣть.
   Приглашеніе было принято. Мистриссъ Кромльсъ взяла подъ руку съ одной стороны мужа, съ другой Николая, и они торжественно вышли на улицу. Смайкъ и юные Кромльсы съ Феноменомъ отправились домой по короткой дорогѣ, а мистриссъ Грудденъ остались въ кассѣ театра подкрѣпляться припасеннымъ заранѣе вчерашнимъ рагу и кружкой дешеваго портера.
   Мистриссъ Кромльсъ выступала по тротуару, точно шла на казнь, поддерживаемая сознаніемъ своей невинности и тою геройскою твердостью духа, какую дастъ только добродѣтель. Напротивъ того, мистеръ Кромльсъ всѣмъ своимъ видомъ, походкой и осанкой являлъ жестокаго тирана. Впрочемъ, и тотъ и другая въ одинаковой мѣрѣ привлекали на себя вниманіе прохожихъ, и когда до нихъ доносился громкій шепотъ: "Вонъ мистеръ и мистриссъ Кромльсъ!" или когда какой-нибудь мальчишка забѣгалъ впередъ, чтобы заглянуть имъ въ лицо, строгое выраженіе на лицахъ обоихъ замѣтно смягчалось: то была популярность, и они это чувствовали.
   Мистеръ Кромльсъ проживалъ въ улицѣ Сентъ-Томасъ у нѣкоего Бульфа, лоцмана по ремеслу. Подъѣздъ и оконныя рамы дома мистера Бульфа были расписаны зеленой шлюпочной краской, въ гостиной на каминѣ хранился мизинецъ утопленника и много другихъ морскихъ рѣдкостей всѣхъ трехъ царствъ природы. На наружныхъ дверяхъ красовались сверкающій мѣдный дверной молотокъ, такая же ослѣпительная мѣдная дощечка и не уступающая ей по блеску ручка отъ звонка, а на заднемъ дворѣ возвышалась корабельная мачта съ флюгеромъ на верхушкѣ.
   -- Прошу покорно,-- сказала мистриссъ Кромльсъ, оборачиваясь къ Николаю въ дверяхъ гостиной перваго этажа съ венеціанскимъ окномъ.
   Николай поблагодарилъ учтивымъ поклономъ и ощутилъ самую чистосердечную радость при видѣ накрытаго къ обѣду стола.
   -- У насъ сегодня баранина подъ луковымъ соусомъ, больше ничего нѣтъ,-- продолжала мистриссъ Кромльсъ своимъ замогильнымъ голосомъ -- но, чѣмъ, богаты, тѣмъ и рады: вы доставите намъ истинное удовольствіе, раздѣливъ съ нами этотъ скромный обѣдъ.
   -- Благодарю васъ, я окажу ему должную честь,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Винцентъ, который часъ?-- спросила мистриссъ Кромльсь.
   -- Часъ обѣденный; прошло даже пять минутъ лишнихъ.
   Мистриссъ Кромльсъ позвонила.
   -- Подавайте баранину.
   Бѣлый рабъ, прислуживавшій жильцамъ мистера Бульфа, исчезъ и немного погодя торжественно появился съ блюдомъ въ рукахъ. Хозяинъ, хозяйка и Николай съ Феноменомъ усѣлись за накрытый столъ, а Смайкъ и два юные Кромльса помѣстились за особымъ столикомъ на диванѣ.
   -- Скажите, какова здѣшняя публика?-- обратился Николай къ мистеру Кромльсу.-- Любители театра?
   -- О, нѣтъ, далеко нѣтъ,-- отвѣчалъ этотъ джентльмэнъ, качая головой.
   -- Я отъ души ихъ жалѣю,-- сказала мистриссъ Кромльсъ.
   -- А тоже,-- сказалъ Николай -- Не находить удовольствія въ сценическихъ представленіяхъ, когда дѣло ведется, какъ слѣдуетъ -- значитъ не имѣть вкуса.
   -- У нихъ нѣтъ вкуса, сэръ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Да, потъ, чего вамъ лучше? Въ прошломъ году, въ бенефисъ Феномена, когда она выступила въ трехъ наипопулярнѣйшихъ изъ всѣхъ своихъ ролей, да еще въ "Феѣ-Дикобразѣ" -- балетѣ, написанномъ нарочно для нея, въ театръ явилось публики ну, какъ вы думаете, на сколько? На четыре фунта двѣнадцать шиллинговъ итого!
   -- Не можетъ быть!-- воскликнулъ Николай.
   -- И прибавь еще, папа, изъ нихъ на два фунта въ кредитъ,-- докончила дитя-феноменъ.
   -- И изъ нихъ на два фунта въ кредитъ,-- повторилъ мистеръ Кромльсъ.-- Да что тамъ? Сама мистриссъ Кромльсъ не одинъ разъ играла почти передъ пустымъ театромъ.
   -- Но зато, Винцентъ, нельзя не сказать: здѣсь публика чуткая, хоть и мало посѣщаетъ театръ,-- замѣтила жена.
   -- Всякая публика будетъ чутка, когда видитъ хорошую игру, настоящую хорошую игру,-- проговорилъ съ удареніемъ мужъ.-- Въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго.
   -- А вы, сударыня, я слышалъ, даете уроки драматическаго искусства?-- спросилъ Николай.
   -- Да, даю.
   -- Я думаю, здѣсь не находится желающихъ учиться?
   -- Прежде были. Дочь одного здѣшняго подрядчика, поставщика провизіи на суда, брала у меня уроки, но потомъ оказалось, что она немного помѣшана. Она и тогда уже была сумасшедшая, когда обратилась ко мнѣ. Очень странно, что помѣшанной могла придти такая идея.
   Николай былъ не вполнѣ увѣренъ, раздѣляетъ ли онъ это мнѣніе, и потому счелъ за лучшее промолчать.
   -- Ну, теперь поговоримъ о дѣлахъ,-- сказалъ антрененеръ, когда обѣдъ кончился.-- Не желайте ли на первый разъ выступить въ какой-нибудь маленькой пьескѣ вдвоемъ съ Феноменомъ?
   -- Вы очень добры,-- проговорилъ Николай торопливо,-- но не лучше ли будетъ для дебюта выступить съ кѣмъ-нибудь, болѣе подходящимъ мнѣ по росту? Вѣдь я могу сконфузиться, растеряться... мнѣ кажется, я буду чувствовать себя свободнѣе со взрослыми людьми.
   -- Да, правда, пожалуй, что и такъ,-- согласился антрепренеръ.-- Ну, хорошо. А съ Феноменомъ вы сыграете потомъ, когда попривыкните къ сценѣ.
   -- Конечно,-- подтвердилъ Николай, отъ всей души надѣясь, что еще не скоро придетъ тотъ моментъ, когда онъ удостоится этой чести.
   -- Такъ вотъ что мы сдѣлаемъ,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Покончивъ съ вашей пьесой, вы займетесь ролью Ромео... Да кстати: не забудьте же про насосъ и про бадьи... Джульетта -- миссъ Сневелличи, старуха Грудденъ -- кормилица... Да, такъ, это выйдетъ хорошо... Ну, а послѣ Ромео, принимайтесь за Корсара, а тамъ за Бассіо и Іеремію Диддлера. Вы живо одолѣете всѣ эти роли: всѣ онѣ въ одномъ духѣ -- мимика, жестикуляція -- все. Стоитъ только справиться съ одной, и дѣло въ шляпѣ.
   Надѣливъ новоиспеченнаго актера этими отрывочными указаніями, мистеръ Кромльсъ сунулъ въ его дрожащія руки нѣсколько книжонокъ, отдалъ приказъ своему старшему сыну идти съ нимъ и помочь ему найти квартиру, затѣмъ пожалъ ему руку и пожелалъ добраго вечера.
   Въ Портсмутѣ нѣтъ недостатка въ удобныхъ меблированныхъ комнатахъ; не мало найдется тамъ и такихъ, которыя вполнѣ отвѣчаютъ требованіямъ людей со скудными финансами. Но для Николая первыя оказывались черезчуръ хороши, а послѣднія черезчуръ плохи, и молодые люди обошли такое множество домовъ безъ всякаго результата, что Николай начиналъ уже серьезно подумывать, не попросить ли ему разрѣшенія переночевать эту ночь въ театрѣ.
   Наконецъ имъ посчастливилось найти то, что было нужно,-- двѣ маленькія, но приличныя комнатки по сходной цѣнѣ. Комнатки помѣщались на очень грязной улицѣ, рядомъ съ доками, въ третьемъ этажѣ, вѣрнѣе на чердакѣ, надъ табачной лавкой, хозяинъ которой и отдавалъ ихъ въ наймы. Николай остановился на этой квартирѣ, счастливый уже тѣмъ, что съ него не потребовали платы впередъ.
   -- Ну, Смайкъ, давай раскладывать нашу движимость,-- сказалъ онъ, выпроводивъ мастера Кромльса.-- Престранно начались наши похожденія, и одинъ Богъ знаетъ, чѣмъ они кончатся, но я такъ усталъ за эти три дня, что не хочу ни о чемъ думать сегодня: утро вечера мудренѣе.
   

ГЛАВА XXIV.
Большой бенефисъ миссъ Сневелличи и первый дебютъ Николая.

   На другой день Николай поднялся очень рано, но, несмотря на ранній часъ, только-что началъ онъ одѣваться, какъ услыхалъ на лѣстницѣ чьи-то приближающіеся шаги, и вслѣдъ затѣмъ два голоса закричали ему черезъ дверь:
   -- Го, то, коллега, вставайте,-- кричалъ мистеръ Фолэръ.
   -- Принимайте гостей,-- гудѣлъ мистеръ Ленвиль густымъ басомъ.
   "Чортъ бы побралъ этихъ прощалыгъ! Навѣрно завтракать пришли",-- подумалъ Николай и прокричалъ:-- Сейчасъ отворю, подождите минутку!
   Джентльмены попросили его не торопиться и, чтобы какъ-нибудь скоротать время, принялись фехтовать на палкахъ на узкомъ пространствѣ лѣстничной площадки къ неописанному смятенію всѣхъ нижнихъ жильцовъ.
   -- Входите,-- сказалъ Николай, покончивъ свой туалетъ и появляясь на порогѣ.-- Ради неба и ада! Зачѣмъ вы поднимаете на лѣстницѣ такой гвалтъ?
   -- Премиленькая у васъ эта коробочка,-- сказалъ мистеръ Ленвиль, входя въ первую комнату и снявъ предварительно шляпу, такъ какъ иначе онъ не могъ бы пройти,-- чертовски уютная.
   -- Черезчуръ даже уютная для человѣка мало-мальски требовательнаго относительно помѣщенія,-- проговорилъ Николай.-- Я не спорю, большое удобство, когда, сидя у себя въ комнатѣ, можешь достать рукой до потолка и взять любую вещь изъ любого угла, не вставая съ мѣста, но, къ сожалѣнію, это удобство покупается цѣною простора.
   -- Для холостого человѣка комната ничуть не мала,-- замѣтилъ мистеръ Ленвиль.-- Кстати, мистеръ Джонсонъ, мнѣ это напомнило... Надѣюсь, что моя жена получитъ въ вашей пьесѣ хорошую роль.
   -- Позвольте... вчера вечеромъ я просмотрѣлъ оригиналъ... Да, кажется, ея роль изъ замѣтныхъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Ну, а мнѣ, коллега, что вы намѣрены дать?-- спросилъ мистеръ Ленвиль, помѣшавъ своей палкой въ потухающемъ каминѣ и затѣмъ обтеревъ ее о полу своего сюртука.-- Что-нибудь жестокое, съ рыканьемъ и скрежетомъ зубовъ?
   -- Вы выгоняете изъ дому жену и ребенка и въ припадкѣ гнѣва и ревности закалываете кинжаломъ въ библіотекѣ вашего старшаго сына.
   -- Да неужто?-- воскликнулъ мистеръ Ленвиль.-- Закалываю сына? Вотъ это дѣло!
   -- Затѣмъ въ теченіе четырехъ дѣйствій васъ терзаютъ угрызенія совѣсти и, наконецъ, въ пятомъ вы рѣшаетесь покончить съ собой. Но вотъ въ тотъ моментъ, когда вы подносите къ виску пистолетъ, часы бьютъ... десять.
   -- Ага, понимаю! Чудесно! Очень хорошо!
   -- Вы останавливаетесь,-- вспоминаете, что въ дѣтствѣ вы тоже слышали, какъ часы били десять... Вы роняете пистолетъ,-- воспоминанія сильнѣе васъ... Вы заливаетесь слезами и съ этой минуты становитесь добродѣтельнымъ гражданиномъ.
   -- Великолѣпно,-- сказалъ мистеръ Ленвиль.-- Карта козырная, безъ проигрыша. Спустите занавѣсъ послѣ такой сцены, конечно, если она разыграна натурально, и успѣхъ обезпеченъ.
   -- А припасли вы что-нибудь хорошенькое для меня?-- освѣдомился въ свою очередь мистеръ Фолэръ.
   -- Для васъ?.. Постоите, дайте вспомнить... Да, такъ! Вы играете вѣрнаго и преданнаго слугу; васъ выгоняютъ вмѣстѣ съ женой и ребенкомъ.
   -- Вѣчно я въ парѣ съ проклятымъ Феноменомъ,-- вздохнулъ мистеръ Фолэръ.-- Ну, а потомъ мы, навѣрно, поселяемся въ шалашѣ; я наотрѣзъ отказываюсь брать свое жалованье и развожу сентименты, вѣдь такъ?
   -- М... м... да, въ такомъ родѣ,-- подтвердилъ Николай.
   -- Такъ ужъ вы какъ хотите, а устройте, по крайней мѣрѣ, чтобы я танцовалъ,-- объявилъ мистеръ Фолэръ рѣшительнымъ тономъ.-- Вамъ все равно придется вклеить какой-нибудь танецъ для Феномена, такъ ужъ вставляйте прямо pas dés deux для сбереженія времени.
   -- Конечно, конечно, ничего не можетъ быть легче,-- подхватилъ мистеръ Ленвиль, замѣтивъ, какъ перевернулось лицо у юнаго драматурга.
   -- Честное слово, я не вижу, какъ это сдѣлать,-- пробормоталъ Николай.
   -- Да неужели? Вы меня удивляете! Это такъ просто. Я вамъ сейчасъ объясню. Вы поселяете покинутую жену, ребенка и вѣрнаго слугу въ дешевыхъ квартирахъ, не такъ ли? Очень хорошо. Ну-съ дальше. Огорченная леди надаетъ въ кресло и закрываетъ лицо носовымъ платкомъ. "О чемъ ты плачешь, мама?-- вопрошаетъ дитя.-- Не плачь, милая мама, а то и я заплачу!" -- "И я", говоритъ вѣрный слуга, утирая глаза рукавомъ.-- "Что бы намъ сдѣлать такое, дорогая мама, чтобы развеселить тебя?" говоритъ тогда дитя.-- "О, чего бы мы не сдѣлали для васъ, госпожа!" -- восклицаетъ вѣрный слуга.-- "Ахъ, Пьеръ!-- говоритъ на это огорченная леди.-- Если бы я могла отогнать мои горькія мысли!" -- "Попытайтесь, дорогая госпожа, ободритесь, постарайтесь развеселиться",-- говоритъ вѣрный слуга.-- "Я постараюсь,-- говоритъ леди.-- Я должна научиться страдать терпѣливо... Мой вѣрный другъ, не припомнишь ли ты тотъ хорошенькій танецъ, который ты такъ часто танцовалъ съ этимъ милымъ ангеломъ въ былые счастливые дни? Онъ всегда успокаивалъ мою душу. О, дай мнѣ увидѣть его еще разъ передъ смертью!" -- Передъ смертью -- знакъ начинать для оркестра. Бумъ, бумъ, трала-ла,-- и pas des deux готово. Ничего не можетъ быть натуральнѣе. Томми, вѣрно я говорю?
   -- Вѣрно,-- подтвердилъ мистеръ Фолэръ -- А дальше: воспоминанія осиливаютъ огорченную леди; къ концу пляски она лишается чувствъ. Картина. Занавѣсъ падаетъ.
   Намотавъ себѣ на усъ эти и многія другія наставленія, явившіяся результатомъ личнаго опыта двухъ артистовъ, Николай угостилъ ихъ самымъ лучшимъ завтракомъ, какой только былъ доступенъ его кошельку, и, отдѣлавшись, наконецъ, отъ гостей, засѣлъ за работу, какъ нельзя болѣе довольный, что она оказывалась значительно легче, чѣмъ онъ воображалъ. Весь день онъ просидѣлъ, не разгибая спины, и только къ вечеру поднялся изъ-за стола, чтобы идти въ театръ, куда Смайкъ отправился раньше съ другимъ джентльменомъ изъ труппы, съ которымъ они должны были изображать вдвоемъ народный мятежъ.
   Въ театрѣ вся закулисная публика до такой степени преобразилась, что Николай съ трудомъ узнавалъ въ лицо своихъ новыхъ знакомцевъ. Фальшивые волосы, поддѣльный румянецъ, поддѣльныя икры, поддѣльная мускулатура дѣлали изъ нихъ совершенно другихъ людей. Мистеръ Ленвиль превратился въ цвѣтущаго воина съ безукоризненно пропорціональной фигурой. Мистеръ Кромльсъ въ шотландскаго изгнанника съ величественной осанкой и цѣлымъ каскадомъ черныхъ кудрей, поэтично оттѣнявшихъ его широкую физіономію. Одинъ изъ двухъ старичковъ былъ теперь жестокій тюремщикъ, другой почтенный патріархъ. Комическій пейзанъ выступалъ въ образѣ солдата необычайной храбрости, но съ оттѣнкомъ юмора. Изъ двухъ юныхъ Кромльсовъ вышли два превосходные владѣтельные принца, не уступавшіе другъ другу ни въ блескѣ костюмовъ, ни въ изяществѣ манеръ, а изъ несчастнаго любовника -- несчастный узникъ, томящійся въ оковахъ. Для третьяго акта былъ уже готовъ за кулисами роскошный банкетъ: двѣ картонныя вазы, тарелки съ бисквитами, пустая черная бутылка и судокъ. Однимъ словомъ, все было великолѣпно и устроено на самую широкую ногу.
   Николай стоялъ спиной къ занавѣсу, то созерцая декораціи перваго дѣйствія, изображавшія готическій портикъ аршина въ полтора вышиной, черезъ который мистеръ Кромльсъ долженъ быль выйти на сцену въ первомъ явленіи, то прислушиваясь, какъ въ райкѣ какіе-то два молодца щелкали орѣхи, и спрашивая себя неужели они будутъ единственными представителями публики, передъ которой господамъ артистамъ придется сегодня играть, когда изъ-за кулисъ вышелъ антрепренеръ собственной персоной и съ любезнымъ видомъ подошелъ къ нему.
   -- Ходили вы въ партеръ?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Нѣтъ еще,-- отвѣчалъ Николай.-- Я пойду потомъ посмотрѣть пьесу.
   -- Билеты разбираются недурно,-- замѣтилъ мистеръ Кромльсъ.-- Взяли четыре кресла въ переднемъ ряду посрединѣ и цѣлую боковую ложу у сцены.
   -- Вотъ какъ! Вѣроятно, семейство?
   -- Да, да, семейство. И знаете, это просто трогательно, не могу не разсказать. Въ этомъ семействѣ шестеро дѣтей, и всякій разъ, какъ играетъ Феноменъ, всѣ они непремѣнно въ театрѣ.
   Трудно было бы для всякаго семейства, съ дѣтьми и безъ дѣтей, попасть въ театръ въ такой вечеръ, когда дѣвица-феноменъ не играла, по той простой причинѣ, что не было такого вечера, когда она не выступала бы въ одной или двухъ, а то и въ трехъ роляхъ. Но Николай, симпатизируя чувствамъ отца, воздержался отъ всякихъ намековъ на это ничтожное обстоятельство, и мистеръ Кромльсъ продолжалъ свои изліянія безъ помѣхи.
   -- Шестеро дѣтей, да папа съ мамой восемь; тетка девятая, гувернантка десятая, да дѣдушка съ бабушкой,-- всего двѣнадцать душъ. Да тринадцатый лакей, который стоитъ у нихъ въ коридорѣ съ мѣшкомъ апельсиновъ и кувшиномъ сахарной воды и смотритъ представленіе даромъ сквозь маленькое окошечко въ дверяхъ ложи. За все про все -- гинея. Согласитесь, недорого? Брать ложу для нихъ прямой разсчстъ.
   -- Не понимаю, зачѣмъ вы пускаете въ ложи столько народу,-- замѣтилъ Николай.
   -- Нельзя не пускать, ничего не подѣлаешь. Въ провинціи всегда такъ: явилось въ ложу шесть человѣкъ дѣтей,-- вы такъ ужъ и ждите, что явится шестеро взрослыхъ, чтобы держать ихъ на колѣняхъ. Въ семейныхъ ложахъ всегда двойной комплектъ зрителей,-- на то онѣ и семейныя... Грудденъ, позвоните въ оркестръ: пора имъ начинать.
   Названная полезная леди немедленно исполнила приказаніе, и вслѣдъ затѣмъ послышалось пиликанье трехъ настраиваемыхъ скрипокъ. Эта процедура продолжалась ровно до того момента, когда по самому широкому разсчету, терпѣніе публики должно было истощиться. Но второму звонку, возвѣщавшему музыкантамъ, чтобы они начинали въ серьезъ, она внезапно прекратилась, и оркестръ заигралъ какія-то популярныя аріи съ варіаціями, неожиданными не только для слушателей, но и для самихъ артистовъ.
   Если Николай былъ пораженъ необыкновенной перемѣной къ лучшему, которую онъ нашелъ въ представителяхъ мужского персонала труппы, то какже должна была подѣйствовать на него метаморфоза дамъ. Когда изъ укромнаго уголка актерской ложи онъ увидалъ миссъ Сневелличи во всемъ великолѣпіи бѣлой кисеи и золотыхъ каемокъ, мистриссъ Кромлъсь во всемъ трогательномъ величіи супруги изгнанника, миссъ Бравасса во всей невинной простотѣ наперсницы и друга миссъ Сневелличи, и миссъ Бельбони въ бѣломъ атласномъ костюмѣ вездѣсущаго пажа, который клянется въ вѣрности всѣмъ дѣйствующимъ лицамъ и готовъ жить и умереть за каждаго изъ нихъ, не справляясь, нужно это имъ или не нужно, его безпредѣльный восторгъ могъ выразиться только громкими апплодисментами да самымъ усиленнымъ вниманіемъ къ тому, то происходило на сценѣ.
   Интрига пьесы была въ высшей степени интересна. Дѣйствіе не принадлежало никакой опредѣленной эпохѣ, не имѣло отношенія ни къ какой опредѣленной странѣ или народу. Въ этомъ-то, надо полагать, и заключалась главная прелесть интриги, ибо вы не имѣли никакихъ предварительныхъ данныхъ, по которымъ можно было бы составить хотя бы самую отдаленную догадку о томъ, что изъ всего этого выйдетъ. Какой-то изгнанникъ, весьма успѣшно гдѣ-то что-то совершившій, съ тріумфомь возвращается на родину подъ пиликанье скрипокъ и при громкихъ кликахъ народа. Его встрѣчаетъ жена -- дама съ не женскимъ складомъ ума, очень много разглагольствующая о костяхъ своего покойнаго родителя, которыя, повидимому, остались непогребенными, но по какой причинѣ, по странной ли фантазіи самого стараго джентльмена или по непростительной небрежности его родственниковъ, остается невыясненнымъ. Жена изгнанника имѣетъ какое-то отношеніе къ нѣкоему патріарху, проживающему въ древнемъ замкѣ, гдѣ-то очень далеко отъ тѣхъ мѣстъ, а патріархъ этотъ, отецъ многихъ изъ дѣйствующихъ лицъ, но онъ самъ хорошенько не знаетъ, какихъ именно, и никакъ не можетъ рѣшить, своихъ или чужихъ дѣтей онъ воспиталъ въ своемъ замкѣ. Впрочемъ, онъ больше склоняется къ послѣднему мнѣнію и, испытывая сердечный разладъ, облегчаетъ свою дугу торжественнымъ пиромъ. На этомъ пиру появляется какой-то неизвѣстный въ плащѣ, въ которомъ рѣшительно никто (кромѣ публики) не узнаетъ изгнанника и возглашаетъ зловѣщимъ басомъ: "Берегитесь!" Зачѣмъ онъ явился на пиръ -- неизвѣстно. Чтобы стащить серебряныя ложки? Очень можетъ быть. Затѣмъ слѣдуетъ рядъ пріятныхъ маленькихъ сюрпризовъ въ видѣ любовныхъ пассажей между несчастнымъ узникомъ и миссъ Сневелличи съ одной стороны, и храбрымъ солдатомъ съ оттѣнкомъ юмора и миссъ Бравасса -- съ другой. Кромѣ того, мистеръ Ленвиль, передъ отправленіемъ въ свои разбойничьи экспедиціи, разыгрываетъ нѣсколько сильно трагическихъ сценъ въ темнотѣ. Но всѣ его козни разбиваются о храбрость и ловкость солдата съ оттѣнкомъ юмора (который въ теченіе всей пьесы подслушиваетъ рѣшительно все, что говорится за кулисами и на сценѣ), и о неустрашимость, миссъ Сневелличи, которая облачается въ узкія панталоны и отправляется въ тюрьму къ своему узнику, вооружившись корзинкой съ провизіей и потайнымъ фонаремъ. Въ пятомъ актѣ какимъ-то образомъ открывается, что патріархъ -- тотъ самый человѣкъ, который такъ непочтительно обошелся съ костями покойнаго тестя-изгнанника, по каковой причинѣ жена изгнанника отправляется въ замокъ, съ твердымъ намѣреніемъ убить патріарха и немедленно по прибытіи прячется за дверь въ темной комнатѣ. Движимыя какими-то таинственными побужденіями, извѣстными имъ однимъ, всѣ дѣйствующія лица одно за другимъ стекаются въ эту самую комнату, гдѣ долго бродятъ ощупью въ темнотѣ, натыкаются другъ на друга, хватаютъ другъ друга за платье, принимая одного за другого, и вообще совершаютъ по недоразумѣнію разныя глупости. Все это подаетъ поводъ къ большой суматохѣ, къ стрѣльбѣ изъ пистолетовъ съ лишеніемъ жизни, и кончается факельнымъ освѣщеніемъ. Тутъ патріархъ выступаетъ впередъ и, замѣтивъ "въ сторону" съ многозначительнымъ видомъ, что теперь онъ, наконецъ, знаетъ всю подноготную о своихъ дѣтяхъ и все имъ разскажетъ, когда они вернутся подъ родительскій кровъ, торжественно возвѣщаетъ, что, по его мнѣнію, насталъ самый благопріятный моментъ, чтобы обвѣнчать молодую чету, послѣ чего, не откладывая въ долгій ящикъ, онъ соединяетъ руки любовниковъ съ полнаго согласія и одобренія пажа. Будучи единственнымъ изъ непричастныхъ дѣлу лицъ, оставшихся въ живыхъ, неутомимый пажъ указываетъ своей шляпой на картонныя облака, а правой рукой въ землю, призывая такимъ образомъ благословеніе неба на живыхъ и умершихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ подавая знакъ опустить занавѣсъ, который и опускается подъ громъ апплодисментовъ.
   -- Ну, что вы о насъ скажете?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ Николая, когда тотъ пришелъ за кулисы. Мистеръ Кромльсъ быль весь въ поту и очень красенъ; наши изгнанники -- молодцы кричать, дѣло извѣстное.
   -- Но моему, сошло превосходно,-- отвѣчалъ Николай.-- Особенно хороша была миссъ Сневелличи.
   -- Эта дѣвушка -- геній, великій талантъ!-- восторженно подхватилъ мистеръ Кромльсъ.-- А кстати,-- прибавилъ онъ вдругъ,-- я, знаете, ли, думаю поставить вашу пьесу въ ея бенефисъ. Поклонники ея таланта, здѣшніе меценаты, навѣрно захотятъ ее поддержать.
   -- Понимаю,-- сказалъ Николай.
   -- Ну, а при такихъ условіяхъ можно съ увѣренностью сказать, что пьеса не провалится. А если бы даже сборъ оказался меньше, чѣмъ мы разсчитываемъ, такъ вѣдь весь рискъ будетъ на ея сторонѣ, не на нашей.
   -- Не на вашей, хотите вы сказать,-- поправилъ Николай.
   -- Да вѣдь я, кажется, такъ и сказалъ. Развѣ нѣтъ?-- отозвался мистеръ Кромльсъ.-- Такъ въ будущій понедѣльникъ я назначаю ея бенефисъ. Что вы на это скажете? Вы успѣете и съ пьесой покончить, и разучить вашу роль перваго любовника задолго до этого срока.
   -- Ну, задолго ли -- это трудно сказать, но къ сроку, можетъ быть, и справлюсь кое-какъ.
   -- Чудесно. Значитъ это дѣло рѣшенное. А теперь у меня будетъ къ вамъ еще одна просьба. Въ такихъ случаяхъ,-- я говорю о бенефисахъ,-- въ такихъ случаяхъ у насъ всегда пускается въ ходъ... Какъ бы это выразиться?..-- У насъ, такъ сказать, подводятся своего рода подкопы.
   -- Подъ меценатовъ, вѣроятно?
   -- Подъ меценатовъ. А Сневелличи, надо вамъ сказать, имѣла въ Портсмутѣ столько бенефисовъ, что ей необходима какая-нибудь новая приманка, иначе публика не пойдетъ. Ей данъ былъ бенефисъ, когда умерла ея мачиха, потомъ другой, когда, умеръ ея дядя, и такъ далѣе. А у насъ съ мистриссъ Кромльсъ были бенефисы въ годовщину рожденія Феномена, въ день нашей серебряной свадьбы и по случаю другихъ семейныхъ торжествъ, такъ что, откровенно признаться, теперь намъ трудно разсчитывать имѣть хорошій сборъ. Такъ вотъ, мистеръ Джонсонъ, я и хотѣлъ васъ спросить, не согласитесь ли вы съ своей стороны помочь бѣдной бенефиціанткѣ?
   Съ этими словами мистеръ Кромльсъ усѣлся на турецкій барабанъ и, щедро угостивъ свой носъ табакомъ, взглянулъ прямо въ лицо своему собесѣднику.
   -- Чѣмъ же я могу ей помочь?-- спросилъ Николай.
   -- Не удѣлите ли вы часокъ завтра утромъ и не съѣздите ли вмѣстѣ съ ней къ кое-кому изъ этихъ самыхъ меценатовъ,-- закончилъ антрепренеръ вкрадчивымъ голосомъ.
   -- Охъ, нѣтъ, только не это! Ради Бога, увольте! Право, я никакъ не могу,-- отвѣчалъ весьма рѣшительно Николай.
   -- Феноменъ будетъ также сопутствовать ей,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Миссъ Сневелличи сама меня объ этомъ просила, и я, не задумываясь, далъ свое разрѣшеніе. Въ такихъ посѣщеніяхъ нѣтъ ничего неприличнаго, это вездѣ принято. Да и сама миссъ Сневелличи,-- воплощенная порядочность. А вы оказали бы ей большую услугу:-- джентльменъ изъ Лондона, авторъ новой пьесы, исполняющій въ ней первою роль, впервые выступающій на сценѣ... успѣхъ былъ бы обезпеченъ.
   -- Мнѣ очень жаль обмануть чьи бы то ни было ожиданія, а тѣмъ болѣе дамы,-- отвѣчалъ Николай,-- но, увѣряю васъ, я не могу принять участія въ такихъ, какъ вы выражаетесь, подкопахъ.
   -- Винцентъ, что говоритъ мистеръ Джонсонъ?-- раздался вдругъ чей-то голосъ надъ самымъ его ухомъ, и, оглянувшись назадъ, онъ увидѣлъ, что за спиной у него стоятъ мистриссъ Кромльсъ и миссъ Сневелличи.
   -- Онъ отказывается, душенька,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ, взглянувъ на Николая.
   -- Отказывается? Быть не можетъ,-- воскликнула мистриссъ Кромльсъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, надѣюсь, что нѣтъ,-- подхватила миссъ Сневелличи.-- Не хочу вѣрить, чтобы вы могли быть такъ жестоки! Какъ же это?.. Что я теперь буду дѣлать? Я такъ на васъ разсчитывала...
   -- Не волнуйтесь, дорогая моя, мистеръ Джонсонъ согласится,-- сказала мистриссъ Кромльсъ.-- Я слишкомъ хорошаго о немъ мнѣнія, чтобы сомнѣваться въ этомъ. Любезность къ женщинѣ, гуманность, всѣ его лучшія чувства будутъ краснорѣчивыми адвокатами вашихъ интересовъ.
   -- Къ которымъ не можетъ оставаться равнодушнымъ даже антрепренеръ,-- заявилъ, улыбаясь, мистеръ Кромльсъ.
   -- Ни антрепренеръ, ни жена его,-- добавила мистриссъ Кромльсъ своимъ трагическимъ голосомъ.-- Ну, полно, полно, мистеръ Джонсонъ, не упрямьтесь, соглашайтесь скорѣй.
   Николай не устоялъ передъ такимъ воззваніемъ къ его лучшимъ чувствамъ.
   -- Упрямство не въ моемъ характерѣ,-- отвѣчалъ онъ.-- Всегда тяжело отказывать человѣку, конечно, если отъ васъ не требуютъ чего-нибудь дурного, нечестнаго. Меня же въ настоящемъ случаѣ удерживаетъ только гордость. Но такъ какъ никто меня здѣсь не знаетъ и я никого не знаю, извольте, я сдаюсь.
   Миссъ Сневелличи мгновенно просіяла улыбками и румянцемъ и разсыпалась въ изъявленіяхъ благодарности,-- излишняя роскошь, на которую не поскупились и мистеръ Кромльсъ съ супругой. Условились, что на другое утро къ одиннадцати часамъ Николай зайдетъ къ миссъ Сневелличи къ ней на квартиру, и затѣмъ распрощались. Николай вернулся домой къ своему сочинительству, миссъ Сневелличи отправилась въ уборную переодѣваться къ водевилю, а безкорыстный антрепренеръ и жена его принялись вычислять вѣроятный доходъ отъ предстоящаго бенефиса, изъ котораго на ихъ долю причиталось двѣ трети чистой прибыли по контракту.
   На другой день, въ назначенный часъ, Николай явился въ Ломбардъ-Стритъ, въ домъ портного, гдѣ квартировала миссъ Сневелличи. Въ узенькомъ корридорѣ его обдало запахомъ горячихъ утюговъ, и дочь портного, отворившая ему дверь, находилась, по видимому, въ томъ взволнованномъ состояніи чувствъ, какимъ обыкновенно сопровождается каждая стирка въ скромныхъ семействахъ.
   -- Здѣсь живетъ миссъ Сневелличи?-- спросилъ Николай.
   Дочь портного отвѣтила въ утвердительномъ смыслѣ.
   -- Будьте добры ей сказать, что пришелъ мистеръ Джонсонъ.
   -- Ахъ, это вы! Пожалуйте наверхъ,-- проговорила, улыбаясь, молодая особа.
   Николай послѣдовалъ за ней и минуту спустя очутился въ маленькій комнаткѣ перваго этажа, служившій, очевидно, пріемной. Судя по звукамъ, глухо доносившимся изъ сосѣдней комнаты сквозь запертую дверь и сильно напоминавшимъ бренчанье посуды, приходилось заключить, что въ настоящій моментъ миссъ Сневелличи кушаетъ свой завтракъ въ постели.
   -- Потрудитесь обождать: она сейчасъ выйдетъ,-- сказала дочь портного, вынырнувъ обратно изъ таинственной комнаты, куда она не надолго исчезла и гдѣ на это время бренчанье прекратилось, смѣнившись перешептываньемъ.
   Съ этими словами молодая дѣвица подняла штору на окнѣ и, къ полной увѣренности, что такимъ способомъ она отвлекла вниманіе гостя отъ комнаты къ улицѣ, сорвала съ рѣшетки камина какія-то сушившіяся на ней принадлежности туалета, очень похожія на чулки, и выскочила въ корридоръ.
   Такъ какъ на улицѣ было мало интереснаго, то Николай принялся оглядывать комнату съ любопытствомъ, какимъ онъ едва ли удостоилъ бы ее въ другое время и при другихъ обстоятельствахъ. На диванѣ валялись: старая гитара, нѣсколько листовъ замасленныхъ нотъ, куча папильотокъ въ перемежку съ измятыми афишами и пара грязныхъ бѣлыхъ атласныхъ башмаковъ съ большими голубыми бантами. Черезъ спинку стула быль перекинутъ недошитый бѣлый кисейный передничекъ съ кармашками, отороченными красными ленточками,-- изъ тѣхъ передничковъ, какіе носятъ горничныя на сценѣ и въ какихъ именно по этой причинѣ вы больше ихъ нигдѣ не увидите. Въ углу стояла миніатюрная пара высокихъ сапогъ, въ которыхъ миссъ Сневелдичи обыкновенно играла жокеевъ, а рядомъ, на стулѣ, лежала аккуратно сложенная часть одежды, имѣвшая весьма подозрительное сходство съ коротенькими штанишками, неразлучными спутниками жокейскихъ сапогъ.
   Но изъ всѣхъ любопытнымъ вещей, наполнявшихъ комнату, всего любопытнѣе былъ, можетъ быть, раскрытый альбомъ, разложенный посреди книжонокъ съ театральными пьесами, разбросанныхъ по столу въ живописномъ безпорядкѣ. Альбомъ былъ наполненъ тщательно подклеенными вырѣзками изъ разныхъ провинціальныхъ газетъ съ критическими замѣтками по поводу игры миссъ Сневелличи. Въ числѣ этихъ замѣтокъ было одно произведеніе поэтической фантазіи, начинавшееся такъ:
   
   "Скажи намъ, богъ любви, о, для того ли
   Ты создалъ Сневелличи -- фею фей,
   Чтобы улыбкой, глазъ игрой насъ чаровать,
   Чтобы насъ, бѣдныхъ заставлять страдать?
   Божественную создалъ ты, о, для того ли,
   Скажи скорѣй намъ, богъ любви!"
   
   О лестныхъ отзывахъ въ прозѣ и говорить нечего, ихъ было тутъ безъ счету и во всевозможныхъ родахъ, какъ, напримѣрь: "Изъ объявленія, помѣщеннаго въ другомъ столбцѣ сегодняшняго номера нашей газеты, мы узнаемъ, что въ среду назначенъ бенефисъ нашей высокоталантливой артистки -- обворожительной миссъ Сневелличи. По случаю этого торжества она предлагаетъ намъ такую программу спектакля, которая способна расшевелить самаго безнадежнаго мизантропа. Вѣря и надѣясь, что наши сограждане не утратили того тонкаго чутья въ оцѣнкѣ общественныхъ заслугъ на поприщѣ искусства, какимъ они издавна славятся, мы смѣло предсказываемъ очаровательной артисткѣ самый блестящій пріемъ".
   "Нашимъ корреспондентамъ.-- Д. С. жестоко заблуждается, высказывая предположеніе, будто наша высокодаровитая и прекрасная собою артистка миссъ Сневелличи, ежедневно плѣняющая всѣ сердца въ нашемъ маленькомъ, но хорошенькомъ и уютномъ театрѣ,-- не та молодая особа, къ которой не такъ давно обратился съ лестнымъ предложеніемъ руки и сердца одинъ молодой джентльменъ, владѣлецъ несмѣтныхъ капиталовъ и богатаго помѣстья въ ста миляхъ отъ славнаго города Іорка. Напротивъ, мы имѣемъ всѣ основанія утверждать, что миссъ Сневелличи именно эта особа.
   Считаемъ своимъ долгомъ прибавить, что поведеніе ея въ этой таинственной и романической исторіи дѣлаетъ столько же чести ея уму и сердцу, сколько сценическія ея тріумфы -- ея блестящему дарованію".
   Старательно подобранный ассортиментъ такихъ вырѣзокъ, да еще толстая кипа бенефисныхъ афишъ съ ихъ неизмѣннымъ приглашеніемъ "приходить пораньше", пропечатаннымъ въ концѣ крупнымъ шрифтомъ, составляли главное содержаніе альбома миссъ Сневелличи.
   Николай успѣлъ пересмотрѣть чуть ли не всѣ эти вырѣзки и былъ поглощенъ обстоятельнымъ и меланхолическимъ описаніемъ ряда событій, завершившихся весьма печальнымъ случаемъ съ миссъ Сневелличи, поскользнувшейся объ апельсинную корку и свихнувшей себѣ ножку въ ступнѣ, которую (корку, а не ножку) бросилъ на сцену въ Винчестерѣ какой-то "звѣрь въ человѣческомъ образѣ", какъ выражалась газета, когда сама молодая леди въ полномъ парадѣ (въ визитномъ платьѣ и корзинообразной шляпкѣ) впорхнула въ комнату и разсыпалась передъ гостемъ въ извиненіяхъ, что заставила его ждать.
   -- Но вы представьте себѣ,-- продолжала миссъ Сневелличи,-- моя милочка Ледъ (товарка моя, вы ее знаете, она живетъ у меня) сегодня ночью такъ захворала, что я уже думала, она умретъ у меня на рукахъ.
   -- Что жъ, такой участи можно только позавидовать,-- замѣтилъ Николай.-- Впрочемъ, я все-таки жалѣю, что миссъ Ледрукх захворала.
   -- Какой вы льстецъ!-- пролепетала миссъ Сневелличи, застегая перчатку въ величайшемъ смущеніи.
   -- Если отдавать должное вашимъ совершенствамъ значитъ льстить,-- отвѣчалъ любезно Николай, положивъ руку на раскрытый альбомъ,-- то здѣсь вы имѣете несравненно лучшіе образчики лести.
   -- Жестокій насмѣшникъ! Какъ вы смѣли это прочесть! Мнѣ теперь стыдно смотрѣть вамъ въ глаза, положительно стыдно!-- И схвативъ со стола свой альбомъ, миссъ Сневелличи сунула его въ шкапъ.-- Ахъ, ужъ эта Ледъ, такая неряха, никогда ничего не приберетъ!
   -- А я думалъ, вы нарочно оставили его здѣсь по своей добротѣ, чтобы дать мнѣ возможность прочесть,-- сказалъ Николай.-- И, надо признаться, оно было очень похоже на то.
   -- Сохрани Боже!-- воскликнула миссъ Сневелличи.-- Да я не показала бы его вамъ ни за какія сокровища въ мірѣ! Но Ледъ такая разиня, никогда нельзя знать, на что она способна.
   На этомъ интересномъ мѣстѣ разговоръ былъ прерванъ появленіемъ дѣвицы-феномена, которая до сихъ поръ скромненько сидѣла въ спальнѣ, а теперь показалась въ дверяхъ, воздушная и легкая, какъ всегда, держа въ рукахъ очень маленькій зеленый зонтикъ съ очень широкой оборкой, но безъ ручки. Уговорившись о порядкѣ предстоящихъ визитовъ, всѣ трое вышли на улицу.
   Дѣвица-феноменъ оказалась довольно безпокойной спутницей. съ ней поминутно случались разныя несчастія. Сперва она потеряла правый башмакъ, потомъ лѣвый; затѣмъ сдѣлала открытіе, что одна половина ея коротенькихъ бѣлыхъ панталончиковъ виситъ ниже другой, а когда всѣ эти маленькіе недочеты были исправлены, ея зеленый зонтикъ какимъ-то образомъ упалъ за рѣшетку палисадника, мимо котораго они проходили, и Николаю стоило большихъ усилій выудить его оттуда. Но миссъ Нинетта была дочь антрепренера, и бранить ее не полагалось; поэтому Николай призвалъ на помощь все свое добродушіе и продолжалъ шествовать по улицѣ, какъ ни въ чемъ не бывало, между миссъ Сневелличи (которую онъ велъ подъ руку) съ одной стороны и несноснымъ феноменомъ съ другой.
   Первый домъ, къ которому они направили свои стопы, стоялъ на возвышеніи, былъ украшенъ широкой террасой и имѣлъ весьма респектабельный видъ. На скромный звонокъ миссъ Сневелличи показался ливрейный лакей, и когда его спросили, принимаетъ ли мистриссъ Кордль, онъ вытаращилъ глаза, осклабился до самыхъ ушей и отвѣчалъ, что не знаетъ, но можетъ справиться. Проводивъ посѣтителей въ гостиную, онъ заставилъ ихъ прождать ровно столько времени, сколько понадобилось двумъ горничнымъ, чтобы заглянуть туда подъ благовидными предлогами и посмотрѣть на актеровъ; затѣмъ всѣ трое постояли еще въ корридорѣ, сравнили свои наблюденія, пошушукались, похихикали, послѣ чего ливренный джентльменъ отправился, наконецъ, наверхъ съ карточкой миссъ Сневелличи.
   Мистриссъ Кордль, надо замѣтить, слыла большимъ знатокомъ литературы и сценическаго искусства; люди, болѣе насъ компетентные въ этой области, находили, что въ своихъ сужденіяхъ о сценѣ и талантахъ она проявляетъ поистинѣ столичные вкусы. О мистерѣ Кордль и говорить нечего: онъ былъ авторомъ брошюры въ шестьдесятъ четыре страницы, въ восьмою долю листа, посвященной, говоря вообще, характеристикѣ покойнаго мужа кормилицы въ "Ромео и Джульетѣ", а въ частности изслѣдованію вопроса, дѣйствительно ли этотъ джентльменъ быль при жизни такимъ весельчакомъ, какъ отзывалась о немъ вдова, или въ ней говорило лишь естественное пристрастіе любящей женщины. Въ той же брошюрѣ мистеръ Кордль доказалъ, какъ по пальцамъ, что смыслъ любой изъ пьесъ Шекспира можетъ быть совершенно измѣненъ, если переставить въ ней знаки препинанія. Излишне послѣ этого прибавлять, что мистеръ Кордль былъ великій критикъ и въ высшей степени оригинальный мыслитель.
   -- А, миссъ Сневелличи! Какъ вы поживаете?-- сказала мистриссъ Кордль, входя въ гостиную.
   Миссъ Сневелличи граціозно присѣла и выразила надежду, что мистриссъ и мистеръ Кордль (который въ эту минуту вошелъ) находятся въ вожделѣнномъ здоровьѣ. Мистриссъ Кордль была въ утреннемъ капотѣ и въ маленькомъ чепчикѣ, сидѣвшемъ на самой макушкѣ ея головы. Фигуру мистера Кордля облекалъ широкій халатъ; онъ вошелъ, приставилъ ко лбу указательный палецъ правой руки, какъ на портретахъ Стерна, съ которымъ (какъ его кто-то увѣрилъ) онъ имѣлъ поразительное сходство.
   -- Я рѣшилась зайти къ вамъ, мэмъ, чтобы спросить, не пожелаете ли вы записаться на мой бенефисъ,-- сказала миссъ Сневелличи, протягивая хозяйкѣ свой подписной листъ.
   -- Ужь и не знаю, право, что вамъ сказать,-- отвѣчала мистриссъ Кордль.-- Нашъ театръ, какъ кажется, пережилъ эпоху своей славы... присядьте, миссъ Сневеличчи; зачѣмъ вы стоите?.. Драма умерла, навѣки умерла.
   -- Да, какъ художественное воплощеніе грезъ поэта, какъ реализація работы человѣческаго ума, позлащающая для насъ лучезарнымъ свѣтомъ минуты мечтаній и открывающая волшебный новый міръ нашему умственному взору, драма умерла, погибла безвозвратно,-- докончилъ мистеръ Кордль.
   -- Гдѣ тотъ писатель изъ нынѣ живущихъ, который сумѣлъ бы изобразить тѣ тонкіе оттѣнки со всею ихъ перемѣнчивой, призматической игрой, какими блещетъ характеръ Гамлета?-- продолжала мистриссъ Кордль.
   -- Да, гдѣ онъ, этотъ писатель? Этотъ драматургъ, вѣрнѣй сказать,-- подхватилъ мистеръ Кордль, дѣлая маленькое ограниченіе въ свою пользу, какъ критика.-- Современный Гамлетъ -- какая нелѣпость! Гамлетъ умеръ и похороненъ.
   Удрученные этими мрачными мыслями, хозяинъ и хозяйка вздохнули и на нѣкоторое время погрузились въ безмолвіе. Наконецъ мистриссъ Кордль повернулась къ миссъ Сневелличи и спросила, какую пьесу она думаетъ поставить въ свой бенефись.
   -- Пьеса новая, у насъ ее еще не играли,-- отвѣчала миссъ Сневелличи.-- Ея авторъ, вотъ этотъ молодой человѣкъ, мистеръ Джонсонъ. Онъ и самъ въ ней играетъ; это будетъ его первый дебютъ.
   -- Надѣюсь, сэръ, вы соблюли единства?-- освѣдомился мистеръ Кордль.
   -- Пьеса заимствована съ французскаго,-- отвѣчалъ Николай.-- Въ ней очень много дѣйствія, живыхъ разговоровъ, ярко очерченныхъ характеровъ...
   -- О, все это ни къ чему безъ строгаго соблюденія третъ единствъ. Единства -- первое условіе драмы.
   -- Могу я спросить,-- проговорилъ Николай, отложивъ въ сторону почтительность, какою онъ былъ обязанъ великому критику, и поддаваясь природному своему чувству юмора,-- могу я спроситъ, что вы разумѣете подъ словомъ единства?
   Мистеръ Кордль откашлялся, подумалъ.-- Единства, сэръ,-- заговорилъ онъ наконецъ,-- это полнота, это, такъ сказать, универсальное единеніе мѣста и времени, фундаментальная солидность и прочность построенія, если смѣю такъ выразиться. Вотъ какъ я понимаю три драматическія единства, насколько я имѣлъ случай ихъ изучить, а я много читалъ по этому предмету и многе о немъ размышлялъ. Такъ, напримѣръ,-- продолжалъ мистеръ Кордль, поворачиваясь къ Феномену,-- слѣдя за игрой этого ребенка, я нахожу единообразіе чувства, ширину захвата мысли, тонкіе переходы свѣта и тѣней, теплоту колорита, полноту тона, гармонію, блескъ, артистическое, развитіе оригинальныхъ концепцій, словомъ, все то, чего я напрасно ищу въ исполненіи взрослыхъ артистовъ. Не знаю, понятно ли я выразилъ мою мысль?
   -- Вполнѣ,-- отозвался Николай.
   -- Гм... да... Такъ вотъ мое опредѣленіе трехъ драматическихъ единствъ.-- Тутъ м-ръ Кордль умолкъ и подтянулъ свой галстухъ.
   Мистриссъ Кордлъ съ большимъ одобреніемъ выслушала это вразумительное толкованіе, и когда супругъ ея кончилъ, спросила его, что онъ думаетъ насчетъ подписки на бенефисъ.
   -- Не знаю, душенька, право, не знаю,-- отвѣчалъ мистеръ Кордлъ.-- Во всякомъ случаѣ прежде, чѣмъ мы проставимъ наши имена на этомъ листкѣ, необходимо выяснить, что за качество исполненія мы отнюдь не ручаемся: на этотъ счетъ не должно быть недоразумѣній. Да будетъ всѣмъ извѣстно, что мы не даемъ нашей санкціи на постановку этой пьесы въ томъ видѣ, какъ она пойдетъ, но дѣлаемъ лишь уступку изъ простого вниманія къ миссъ Сневелличи. Разъ этотъ пунктъ будетъ выясненъ, я готовъ записаться; я даже нахожу, что мы обязаны оказать покровительство пришедшему въ упадокъ искусству, хотя бы ради лицъ, прикосновенныхъ къ нему... Миссъ Сневелличи, не найдется ли у васъ сдачи съ полукроны?-- закончилъ мистеръ Кордль, извлекая изъ кармана четыре монеты названной цѣнности.
   Миссъ Сневелличи обшарила всѣ уголки розоваго ридикюльчика, но не нашла ни пенни. Николай пробормоталъ какую-то штуку насчетъ всѣмъ извѣстнаго безденежья драматурговъ и счелъ за лучшее не шарить у себя въ карманахъ.
   -- Позвольте,-- проговорилъ мистеръ Кордль,-- дважды четыре восемь (въ скобкахъ сказать, миссъ Сневелличи: четыре шиллинга за мѣсто въ ложѣ, очень большая цѣна при современномъ состояніи драмы, очень большая цѣна)... Да, такъ вамъ слѣдуетъ восемь шиллинговъ. Вотъ, получите три полукроны; это составитъ семь шиллинговъ шесть пенсовъ, но я надѣюсь, изъ-за шести пенсовъ мы съ вами не поссоримся?
   Бѣдненькая миссъ Сневелличи приняла три полу кроны, не жалѣя поклоновъ и любезныхъ улыбокъ, и мистриссъ Кордль, присовокупивъ съ своей стороны нѣсколько дополнительныхъ наставленій, какъ-то: чтобы мѣста были оставлены впереди, чтобы съ креселъ хорошенько вытерли пыль, чтобы билеты были присланы немедленно по напечатаніи и не имѣли грязнаго вида, позвонила въ знакъ того, что аудіенція кончена.
   -- Какіе чудаки!-- сказалъ Николай, когда они вышли на улицу.
   -- Повѣрите ли, я считаю себя еще счастливой, что они удовольствовались шестью пенсами, а не отжилили всѣхъ денегъ,-- проговорила миссъ Сневелличи, взявъ его подъ руку.-- Вотъ посмотрите: если вы будете имѣть успѣхъ, эти господа станутъ всѣмъ говорить, что они вамъ покровительствовали, а если васъ освищутъ, тогда окажется, что они предвидѣли это съ самаго начала.
   Въ слѣдующемъ домѣ артистовъ ждалъ великолѣпный пріемъ, ибо здѣсь проживали тѣ самыя шестеро дѣтей, горячихъ поклонниковъ таланта Феномена, о которыхъ говорилъ Николаю антрепренеръ. Всѣхъ ихъ позвали изъ дѣтской, чтобы дать имъ насладиться лицезрѣніемъ юной дѣвицы вблизи, и всѣ шестеро, немедленно окруживъ ее, принялись совать пальцы ей въ глаза, наступать на ноги и вообще оказывать маленькіе знаки вниманія, свойственные ихъ нѣжному возрасту.
   -- Я непремѣнно уговорю мистера Борума взять ложу,-- сказала хозяйка, радушно поздоровавшись съ гостями.-- Я возьму только двухъ старшихъ дѣтей, а остальныя мѣста займутъ молодые люди, ваши поклонники, миссъ Сневелличи... Августъ, не приставай къ маленькой барышнѣ. Сейчасъ оставь ее въ покоѣ, скверный мальчишка!
   Послѣднее воззваніе относилось къ толстощекому юному джентльмену, щипавшему Феномена сзади, должно быть съ цѣлью удоствовѣриться, изъ какого матеріала онъ сдѣланъ.
   -- Вы, я думаю, очень устали,-- продолжала мамаша, обращаясь къ миссъ Сневелличи.-- Я ни за что васъ не выпущу, пока вы не выпьете вина. Фу, Шарлотта, какъ тебѣ не стыдно!.. Миссъ Лэнъ, посмотрите, что дѣлаютъ дѣти!
   Миссъ Лэнъ была гувернантка, и это обращеніе къ ней пришлось очень кстати, будучи вызвано неприличнымъ поведеніемъ меньшей миссъ Борумъ, которая стянула подъ шумокъ уже извѣстный читателю зеленый зонтикъ безъ ручки и теперь преспокойно направлялась съ нимъ въ дѣтскую, между тѣмъ, какъ растерявшійся Феноменъ безпомощно смотрѣлъ ей вслѣдъ.
   -- Скажите, гдѣ вы научились такъ хорошо играть?-- проговорила добродушная мистриссъ Борумъ, снова поворачиваясь къ миссъ Сневелличи.-- Мнѣ кажется, это такъ трудно. (Эмма, не таращи глаза!). Въ одной пьесѣ смѣяться, въ другой -- плакать, и все это такъ натурально, просто понять не могу!
   -- Я очень рада, что вы такого лестнаго мнѣнія о моей игрѣ,-- отвѣчала миссъ Сневелличи.-- Намъ, артистамъ, такъ всегда пріятно нравиться публикѣ.
   -- Да развѣ ваша игра можетъ не нравиться?-- воскликнули мистриссъ Борумъ.-- Еслибъ я могла, я ходила бы въ театръ два раза въ недѣлю, я обожаю театръ. Только иногда вы играете слишкомъ ужъ жалостно. Не можете себѣ представить, въ какое, состояніе вы меня приводите иной разъ! Я плачу, плачу и не, могу остановиться... Ахъ, Боже мой, миссъ Лэнъ, зачѣмъ вы позволяете имъ такъ мучить этого бѣднаго ребенка!
   И въ самомъ дѣлѣ, дѣвицѣ-феномену приходилось совсѣмъ плохо: два здоровые мальчугана, вѣроятно, въ видахъ испытанія силы, тянули ее за руки въ разныя стороны, рискуя разорвать пополамъ. Но, къ счастію, при этомъ новомъ напоминаніи миссъ Лэнъ (которая была слишкомъ поглощена созерцаніемъ взрослыхъ актеровъ, чтобы обращать надлежащее вниманіе на дѣтей) пришла ей на выручку, и вскорѣ послѣ того, подкрѣпившись рюмкой вина, Феноменъ вышелъ на улицу вмѣстѣ со своими спутниками, не потерпѣвъ серьезнаго урона; только бѣлая юбочка и панталончики порядкомъ измялись, да розовая газовая шляпка превратилась въ лепешку.
   Тяжелое выдалось утро для нашихъ артистовъ. Пришлось обойти очень мною домовъ, и въ каждомъ имъ предъявляли новыя требованія. Однимъ хотѣлось трагедіи, другимъ -- комедіи. Одни не одобряли танцевъ въ дивертисментѣ, другіе не признавали ничего другого. Одни находили пѣніе куплетовъ низменнымъ развлеченіемъ; другіе выражали надежду, что на этотъ разъ куплетамъ будетъ отведено больше мѣста въ программѣ. Одни не хотѣли обѣщать, что будутъ въ театрѣ, потому что такое-то семейство не могло этого обѣщать; другіе наотрѣзъ отказывались ѣхать, потому что такіе-то должны были быть непремѣнно. Наконецъ, кое-какъ дѣло было доведено до конца. Помощью всякихъ уступокъ,-- пообѣщавъ однимъ выпустить такой-то номеръ, другимъ -- вставить другой, миссъ Сневелличи обязалась дать публикѣ такую программу спектакля, которая, если и не отличалась другими достоинствами, была во всякомъ случаѣ достаточно обширна (не считая четырехъ большихъ пьесъ въ нее входило очень много куплетовъ, нѣсколько характерныхъ танцевъ и два примѣрныхъ сраженія въ концѣ дивертисмента). Артисты вернулись домой въ полномъ изнеможеніи послѣ дневныхъ трудовъ.
   Николай засѣлъ опять за пьесу и скоро кончилъ ее; потомъ принялся зубрить свою роль со всѣмъ усердіемъ актера-новичка и на первой же репетиціи -- какъ признала въ одинъ голосъ вся труппа, сыгралъ ее превосходно. Наконецъ, великій день наступилъ. Съ утра отрядили глашатая съ колокольчикомъ возвѣстить уличной публикѣ о предстоящемъ вечернемъ спектаклѣ. Афиши въ три фута длиной и девять дюймовъ шириной полетѣли во всѣ стороны: онѣ просовывались подъ рѣшетки всѣхъ палисадниковъ, затыкались за деревянные молотки всѣхъ домовъ, вывѣшивались въ окнахъ всѣхъ лавокъ. Не забыли расклеить ихъ и по стѣнамъ, хотя послѣдняя мѣра была выполнена не совсѣмъ успѣшно, ибо безграмотный джентльменъ, на котораго была возложена эта обязанность за нездоровьемъ профессіональнаго разносчика афишъ, однѣ изъ нихъ наклеилъ криво, а остальныя вверхъ ногами.
   Въ половинѣ шестого у входа въ раекъ толпились четыре человѣка. Въ три четверти шестого эта цифра возрасла до двѣнадцати. Въ шесть ровно звонки въ дверь театра сдѣлались оглушительны, и когда мистеръ Кромльсъ-старшій отворилъ ее, ему пришлось спасаться бѣгствомъ, чтобы сохранить свою жизнь. Мистриссъ Груденъ, засѣдавшая въ кассѣ, собрала пятнадцать шиллинговъ въ эти первыя десять минутъ.
   Такая же суматоха царила и за кулисами. Миссъ Сневелличи отъ волненія такъ вспотѣла, что румяна не хотѣли держаться у нея на лицѣ. Мистриссъ Кромльсъ была въ такой ажитаціи, что наполовину перезабыла свою роль. У миссъ Бравасса отъ жары и волненія развились локоны. Самъ мистеръ Кромльсъ утратилъ всякое присутствіе духа: онъ поминутно заглядывалъ въ дырочку, продѣланную въ занавѣси господами актерами, и бѣжалъ за кулисы возвѣститъ, что въ партерѣ появился еще одинъ человѣкъ.
   Но вотъ оркестръ замолкъ, поднялся занавѣсъ, и началась новая пьеса. Первое явленіе, гдѣ нѣтъ на сценѣ никого изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ, прошло довольно спокойно; но во второмъ, когда появилась покинутая жена, миссъ Сневелличи, въ сопровожденіи Феномена въ роли ребенка,-- какая буря апплодисментовъ огласила театръ! Въ ложѣ Борумовъ всѣ поднялись, какъ одинъ человѣкъ, замахали шляпами, носовыми платками и кричали "браво" безъ конца. Мистриссъ Борумъ и гувернантка бросали на сцену вѣнки, изъ коихъ часть попала на рампу, а одинъ увѣнчалъ лысину какого-то толстаго господина въ партерѣ, который былъ, впрочемъ, такъ поглощенъ происходившимъ на сценѣ, что даже не замѣтилъ, какая ему выпала честь. Портной съ семействомъ, занимавшій ложу верхняго яруса, такъ неистово топоталъ ногами, что оставалось только удивляться, какъ онъ не провалился на головы сидѣвшимъ ниже ихъ. Даже мальчишка, разносившій зрителямъ инбирное пиво, былъ такъ очарованъ волшебнымъ видѣніемъ на сценѣ, что застылъ на мѣстѣ въ среднемъ проходѣ партера съ разинутымъ ртомъ, а молодой офицерикъ, про котораго говорили, что онъ питаетъ нѣжную страсть къ миссъ Сневелличи, поскорѣе вставилъ въ глазъ свой монокль, чтобы скрыть предательскую слезу. Ниже и ниже присѣдала миссъ Сневелличи, громче и громче ревѣла буря апплодисментовъ. И только тогда, когда Феноменъ, подобравъ изъ рампы полуобгорѣлый, дымящійся вѣнокъ, водрузилъ его на голову бенефиціантки задомъ на передъ, эта буря, достигнувъ своего апогея, мгновенно утихла и прерванное представленіе могло продолжаться.
   Но надо было слышать, какъ хлопали Николаю въ его патетической сценѣ съ мистриссъ Кромльсъ! Когда въ отвѣтъ на издѣвательства мистриссъ Кромльсъ (недостойной его матери), назвавшей его "дерзкимъ мальчишкой", онъ бросилъ ей въ лицо: "Я васъ презираю!", надо было слышать, какимъ взрывомъ аплодисментовъ встрѣтила публика эти слова! А когда онъ поссорился съ другимъ актеромъ изъ-за молодой леди и, показавъ шкатулку съ пистолетами, объявилъ, что если онъ, другой актеръ, джентльменъ, онъ будетъ съ нимъ драться, не выходя изъ этой гостиной, пока вся ея мебель не обагрится кровью одного или обоихъ соперниковъ. Боже мой, что было тогда! И ложи, и партеръ, и раекъ слились въ одномъ неистовомъ ревѣ. А потомъ, когда онъ обозвалъ свою мать скверными словами за то, что она хотѣла присвоить имущество молодой леди, и это такъ растрогало почтенную матрону, что она сейчасъ же смягчилась, а сынъ расчувствовался и, опустившись на одно колѣно, попросилъ у нея благословенія, какъ зарыдали дамы, Царь Небесный! А когда въ пятомъ актѣ онъ спрятался за занавѣску въ темной комнатѣ, и злодѣй-родственникъ, жаждавшій его крови, принялся тыкать своей обнаженной шпагой во всѣ углы, кромѣ того, гдѣ у всѣхъ на виду торчали ноги жертвы, какой теперь ужасъ охватилъ весь зрительный залъ! Лицо Николая, фигура, походка, каждое его движеніе, каждое слово, были предметомъ восторженныхъ похвалъ. Всякій разъ, какъ онъ открывалъ ротъ, чтобы заговорить, въ партерѣ поднимался громъ апплодисментовъ. И когда, наконецъ, въ послѣдней сценѣ съ насосомъ мистриссъ Грудденъ зажгла бенгальскій огонь, и всѣ незанятые члены труппы высыпали на сцену и попадали въ разныхъ мѣстахъ, принявъ живописныя позы (не потому, чтобы это было необходимо по пьесѣ, а просто, чтобы закончить "картиной"), толпа зрителей, которая къ этому времени значительно возрасла, разразилась такимъ воплемъ энтузіазма, какого не слыхали въ стѣнахъ портсмутскаго театра Богъ знаетъ сколько лѣтъ.
   Короче говоря, и новая пьеса, и новый актеръ вышли изъ испытанія съ блестящимъ успѣхомъ, и когда въ концѣ спектакля вызвали миссъ Сневелличи, ее вывелъ подъ руку Николай и раздѣлилъ ея торжество.
   

ГЛАВА XXV
повѣствуетъ объ одной молодой лэди изъ Лондона, вступающей въ труппу, о пожиломъ поклонникѣ, состоящемъ въ ея свитѣ, и церемоніи, которою завершился ихъ пріѣздъ.

   Въ виду несомнѣннаго успѣха новой пьесы было объявлено, что она будетъ идти каждый вечеръ впредь до дальнѣйшаго извѣщенія, и число пустыхъ вечеровъ, то есть такихъ, когда театръ былъ закрытъ, съ трехъ въ недѣлю сократилось до двухъ. Но это были не единственные признаки необычайнаго успѣха пьесы и актеровъ. Не дальше, какъ на той же недѣлѣ, въ субботу, Николаю былъ доставленъ черезъ неутомимую мистриссъ Грудденъ цѣлый капиталъ въ тридцать шиллинговъ, не говоря уже о той великой чести, которой онъ удостоился помимо этой вещественной награды, получивъ въ презентъ экземпляръ брошюры самого мистера Кордля съ автографомъ этого джентльмена на заглавномъ листѣ, автографомъ, который уже и самъ по себѣ представлялъ неоцѣненное сокровище, да еще при запискѣ, наполненной изъявленіями высокаго одобренія знаменитаго автора брошюры и заканчивавшейся, лестнымъ предложеніемъ (тѣмъ болѣе лестнымъ, что оно ничѣмъ не было вызвано) читать молодому артисту Шекспира по утрамъ, по три часа ежедневно, все время, пока онъ пробудетъ въ Портсмутѣ.
   Въ одно прекрасное утро мистеръ Кромльсъ подошелъ къ Николаю съ сіяющимъ лицомъ и сказалъ:
   -- А знаете, Джонсонъ, я пріобрѣлъ еще новинку.
   Какую?-- спросилъ Николай. Новаго пони для представленій?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, за лошадей мы принимаемся только тогда, когда истощатся всѣ другіе рессурсы. А думаю, въ этотъ сезонъ намъ не понадобится никакого пони. Нѣтъ, нѣтъ, это не пони!
   -- Такъ кто же? Не новый ли феноменъ? Можетъ быть, мальчикъ-феноменъ?
   -- На свѣтѣ только одинъ феноменъ, да и тотъ дѣвочка,-- замѣтилъ внушительно мистеръ Кромльсъ.
   -- Правда ваша, я и забылъ. Прошу извинить... Ну, въ такомъ случаѣ я рѣшительно отказываюсь отгадать.
   -- А что бы вы сказали, напримѣръ, насчетъ новой актрисы изъ Лондона?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.-- Миссъ такая-то изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра.
   -- Я сказалъ бы, что на афишахъ это выйдетъ очень эффектно,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Вѣрно! И если бы вы прибавили, что она выйдетъ эффектно на сценѣ, вы были бы недалеки отъ истины... Взгляните-ка сюда. Что вы объ этомъ думаете?
   Съ этими словами мистеръ Кромльсъ развернулъ передъ глазами собесѣдника сперва красную, потомъ синюю, потомъ желтую афишу. На всѣхъ трехъ въ заголовкѣ было изображеніе огромными буквами: "Первый дебютъ несравненной миссъ Петоукеръ, артистки королевскаго Дрюрилэнскаго театра".
   -- Ахъ, Боже мой, да я ее знаю!-- сказалъ Николай.
   Мистеръ Кромльсъ торжественно сложилъ афиши и отвѣчалъ:
   -- Значитъ вы знаете все, что только можетъ вмѣстить душа молодой женщины по части таланта, таланта извѣстнаго рода, хочу я сказать, извѣстнаго рода, "Кровопійца" умретъ съ этой дѣвушкой,-- прибавилъ мистеръ Кромльсъ пророческимъ тономъ -- Другой такой сильфиды я не знаю. Стоять на одной ногѣ и играть на тамбуринѣ колѣномъ другой, да, только у сильфиды это можетъ выйти красиво.
   -- Когда же она пріѣзжаетъ?-- спросилъ Николай.
   -- Мы ждемъ ее сегодня. Она старинная подруга мистриссъ Кромльсъ. Мистриссъ Кромльсъ всегда ее понимала и съ самаго начала предсказывала ей блестящею будущность. Всѣмъ, что эта дѣвушка знаетъ, она обязана мистрссъ Кромльсъ. Вѣдь первая-то "Кровопійца" и была мистриссъ Кромльсъ.
   -- Неужели?
   -- Ну, да. Только ей пришлось скоро отказаться.
   -- Нервы разстраивались?-- спросилъ Николай.
   -- Не столько у нея, сколько у публики,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ.-- Это было нѣчто ужасное, потрясающее. Никто не могъ выдержать... О, вы еще не знаете мистриссъ Кромльсъ.
   Николай отважился было намекнуть, что, кажется, знаетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, далеко не знаете, далеко!-- твердо сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Я самъ ея не знаю -- это фактъ. Отечество узнаетъ ее вполнѣ только послѣ ея смерти. Каждый годъ эта удивительная женщина даетъ новыя доказательства своего таланта. Взгляните вы на нее; вѣдь это мать шестерыхъ дѣтей, изъ коихъ трое живы и всѣ трое на сценѣ.
   -- Поразительно!-- сказалъ Николай.
   -- Поистинѣ поразительно,-- подтвердилъ мистеръ Кромльсъ, торжественно качая головой и угощая свой носъ табакомъ въ избыткѣ самодовольства.-- Даю вамъ слово артиста: я и не подозрѣвалъ, какъ она танцуетъ до ея послѣдняго бенефиса, когда въ дивертисментѣ она исполнила характерный танецъ съ веревочкой. А въ тотъ день она еще играла Джульетту и Эленъ Макгрегоръ... Довольно вамъ сказать,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ конфиденціальнымъ тономъ стараго друга, придвигаясь къ своему собесѣднику,-- что въ первый разъ, когда я увидѣлъ эту замѣчательную женщину, она стояла вверхъ ногами на толстомъ концѣ копья, среди пылающихъ костровъ.
   -- Вы меня поражаете!-- сказалъ Николай.
   -- А она какъ меня поразила!-- подхватилъ мистеръ Кромльсъ съ совершенно серьезнымъ лицомъ.-- Богъ ты мой! Эта грація въ соединеніи съ достоинствомъ! Я влюбился въ нее съ той же минуты.
   Неожиданное появленіе интереснаго предмета этихъ похвалъ положило донецъ изліяніямъ мистера Кромльса. А вслѣдъ затѣмъ явился мастеръ Перси Кромльсъ и подалъ матери письмо, только что принесенное съ почты. Взглянувъ на конвертъ, мистриссъ Кромльсъ вскрикнула: "Отъ Генріетты Петоукеръ!" и сейчасъ же углубилась въ чтеніе.
   -- Ну, что...-- началъ было нерѣшительно мистеръ Кромльсъ.
   -- Ничего, все хорошо,-- отвѣчала супруга, предупреждая вовросъ.-- Какъ я рада, что ея дѣла складываются такъ удачно!
   -- Да, это превосходнѣйшая комбинація, можно смѣло сказать,-- замѣтилъ мистеръ Кромльсъ, и всѣ трое, мужъ, жена и сынъ, принялись хохотать.
   Предоставши почтенное семейство этому пріятному времяпрепровожденію, Николай пошелъ домой, недоумѣвая, что это за забавная тайна связана съ именемъ миссъ Петоукеръ, и представляя себѣ, какъ удивится эта леди, когда узнаетъ о неожиданномъ его вступленіи на поприще искусства, котораго сама она была такимъ блестящимъ украшеніемъ.
   Однако, въ этомъ послѣднемъ предположеніи Николай ошибался. Порадѣлъ ли въ его пользу мистеръ Винцентъ Кормльсъ или миссъ Петоукеръ имѣла свои причины отнестись къ нему особенно любезно, только встрѣча ихъ въ театрѣ на другой день скорѣе носила характеръ свиданія двухъ старыхъ друзей, не видавшихся съ дѣтства, чѣмъ обыкновенной встрѣчи людей, всѣ отношенія которыхъ ограничивались случайнымъ знакомствомъ. Но это еще не все: миссъ Петоукеръ шепнула ему на ушко, что, говоря о немъ съ семействомъ антрепренера, она нарочно умолчала о Кенвигзахъ и сказала, что познакомилась съ нимъ въ самомъ избранномъ и фешенебельномъ кругу. Замѣтивъ же, что мистеръ Джонсонъ принялъ это извѣстіе съ непритворнымъ изумленіемъ, она поспѣшила прибавить, бросивъ на него нѣжный взглядъ, что разсчитываетъ на его доброту и вскорѣ намѣрена ее испытать.
   Въ тотъ же вечеръ Николай удостоился чести играть съ миссъ Петоукеръ въ водевилѣ и не могъ не замѣтить, что оказаннымъ ей горячимъ пріемомъ она была больше всего обязана необыкновенному постоянству, съ какимъ поддерживалъ ее нѣкій зонтикъ, сидѣвшій въ ложѣ верхняго яруса. Замѣтилъ онъ также, что очаровательная артистка частенько посылала нѣжные взгляды въ ту сторону, гдѣ усердствовалъ зонтикъ, и что послѣ каждаго такого взгляда зонтикъ начиналъ выходить изъ себя. А одинъ разъ ему мелькнула рядомъ съ зонтикомъ оригинальнаго фасона шляпа и даже показалось, что эта шляпа была ему какъ будто знакома, но, будучи занятъ своей ролью, онъ не обратилъ вниманія на это обстоятельство, и оно совершенно улетучилось изъ его памяти къ тому времени, когда онъ вернулся домой.
   Только-что они со Смайкомъ сѣли ужинать, какъ въ дверь къ нимъ постучалась хозяйка и сказала, что какой-то джентльменъ желаетъ видѣть мистера Джонсона.
   -- Пусть войдетъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Должно быть, это кто-нибудь изъ нашей голодной братіи, Смайкъ.
   Его сожитель посмотрѣлъ на холодную говядину, безмолвно соображая, много ли останется отъ нея на завтрашній день, и положилъ обратно кусокъ, который только-что было отрѣзалъ, чтобы хоть сколько-нибудь ослабить опустошительное дѣйствіе предстоящаго набѣга на блюдо.
   -- Это кто-нибудь такой, кто не бывалъ у насъ раньше, потому что онъ спотыкается на каждомъ поворотѣ лѣстницы,-- сказалъ Николай..-- Входите, входите... Батюшки! Вотъ чудеса! Мистеръ Лилливикъ!
   Да, это былъ сборщикъ водяныхъ пошлинъ, и никто другой. Глядя въ упоръ на хозяина своимъ стекляннымъ взглядомъ, онъ, съ деревяннымъ лицомъ, торжественно пожалъ ему руку и опустился на стулъ у камина.
   -- Какими судьбами?-- спросилъ его Николай.-- Когда вы пріѣхали?
   -- Сегодня утромъ,-- отвѣчалъ мистеръ Лилливикъ.
   -- А, значитъ это вы были сейчасъ въ театрѣ и вашъ зон...
   -- Вотъ этотъ,-- сказалъ мистеръ Лилливикъ, выдвигая впередъ большой зеленый зонтикъ съ погнутымъ наконечникомъ.-- Ну, что, какъ вы нашли сегодняшній спектакль?
   -- По моему, сошло недурно, т. е. насколько можно судить объ этомъ со сцены,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Недурно?-- воскликнулъ съ негодованіемъ мистеръ Лилливикъ.-- А я вамъ говорю: восхитительно!
   Онъ нагнулся впередъ, чтобы придать больше эффекта послѣднему слову, затѣмъ выпрямился, нахмурился и нѣсколько разъ кивнулъ головой.
   -- Восхитительно, да! Это было нѣчто волшебное, неслыханное, умопомрачительное!
   Тутъ мистеръ Лилливикъ опять выпрямился, опять нахмурился и закивалъ головой.
   -- Да, она способная актриса,-- проговорилъ Николай, немного удивленный такими яростными проявленіями восторга.
   -- Она божество!-- отрѣзалъ мистеръ Лилливикъ, и вышеупомянутый зеленый зонтикъ застучалъ въ полъ характернымъ стукомъ сборщика пошлинъ.-- Знавалъ я и раньше превосходныхъ актрисъ. Помню, мнѣ приходилось захаживать въ одинъ домъ, гдѣ жила одна божественная актриса. Она прожила въ моемъ округѣ больше четырехъ лѣтъ. Я заходилъ къ ней по службѣ -- за деньгами, и частенько таки заходилъ понапрасну... Много я ихъ видалъ на своемъ вѣку, но никогда, никогда изъ всѣхъ божественныхъ женщинъ, зовись онѣ актрисами или нѣтъ, я не видалъ ни одной божественнѣе Генріетты Петоукеръ.
   Николаю стоило большого труда удержаться отъ смѣха. Боясь открыть ротъ, чтобы не расхохотаться, онъ только кивалъ головой въ тактъ кивкамъ мистера Лилливика и упорно молчалъ.
   -- Позвольте мнѣ переговорить съ вами наединѣ,-- сказалъ вдругъ мистеръ Лилливикъ.
   Николай весело взглянулъ на Смайка. Тотъ понялъ намекъ и исчезъ.
   -- Знаете, что я вамъ скажу, мистеръ Никкльби?-- началъ сборщикъ пошлинъ, когда они остались одни.-- Холостякъ -- несчастное существо.
   -- Вы находите?-- спросилъ Николай.
   -- Положительно такъ. Я прожилъ на свѣтѣ безъ малаго шестьдесятъ лѣтъ и, кажется, могу объ этомъ судить.
   "Могъ бы, конечно, но можешь ли, это другой вопросъ",-- подумалъ Николай.
   -- Стоитъ холостяку подкопить немного деньжонокъ на старость, чтобы всѣ его сестры и братья, племянники и племянницы начали точить на нихъ зубы,-- продолжалъ мистеръ Лилливикъ.-- И даже тогда, когда въ качествѣ лица, занимающаго видное мѣсто на государственной службѣ, онъ является представителемъ фамиліи или, такъ сказать, главнымъ воднымъ резервуаромъ, отъ котораго расходятся всѣ другія, болѣе мелкія развѣтвленія, даже тогда о ни желаютъ ему смерти и готовы заплакать, видя его живымъ и здоровымъ, потому что имъ не терпится завладѣть его добромъ. Развѣ неправду я говорю?
   -- Совершенную правду,-- подтвердилъ Николай.
   -- Одинъ изъ главныхъ доводовъ противъ женитьбы -- расходы,-- продолжалъ мистеръ Лилливикъ.--Только это и удерживало меня, а то Богъ ты мой (тутъ онъ прищелкнулъ пальцами для пущаго эффекта), да я пятьдесятъ разъ могъ бы жениться!
   -- И на красивыхъ женщинахъ?-- спросилъ Николай.
   -- На красивыхъ женщинахъ, сэръ. Ну, разумѣется, не на такихъ красавицахъ, какъ Генріетта Петоукоръ, ибо ей нѣтъ равныхъ; но все же на такихъ, какія встрѣчаются не на каждомъ шагу,-- смѣю васъ увѣрить... Теперь представьте себѣ, что человѣкъ, вмѣсто того, чтобы взять состояніе за женой, можетъ пріобрѣсти въ женѣ цѣлое богатство. Что вы на это скажете?
   -- Скажу, что онъ счастливый человѣкъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Вотъ то же самое и я говорю!-- подхватилъ сборщикъ пошлинъ, благосклонно похлопавъ его зонтикомъ по виску.-- Генріетта Петоукеръ, высоко даровита и Генріетта Петоукеръ, носитъ въ себѣ цѣлый кладъ, и я намѣренъ...
   -- Сдѣлать изъ нея мистриссъ Лилливикъ,-- докончилъ Николай.
   -- Нѣтъ, сэръ, не мистриссъ Лилливикъ. Актрисы сохраняютъ свои дѣвичьи фамиліи, такъ ужь ведется на свѣтѣ. Но я намѣренъ жениться на ней, и не дальше, какъ послѣзавтра.
   -- Поздравляю васъ, сэръ.
   -- Благодарю васъ,-- проговорилъ сборщикъ пошлинъ, торжественно застегивая свой жилетъ на всѣ пуговицы.-- Я, конечно, буду брать ея жалованье, да и знаете, я думаю, въ концѣ концовъ издержки будутъ не такъ велики; одному ли прожить, или двоимъ, почти все равно. Это все таки утѣшеніе.
   -- Развѣ вамъ нужны утѣшенія въ такую минуту?-- спросилъ Николай.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, разумѣется, не нужны,-- произнесъ мистеръ Лилливикъ взволнованнымъ голосомъ и покачалъ головой.
   -- Я одного не понимаю, мистеръ Лилливикъ,-- сказалъ Николай,-- зачѣмъ вы оба пріѣхали сюда, если собираетесь жениться?
   -- Я вамъ сейчасъ объясню: затѣмъ-то я вѣдь и пришелъ. Мы, видите ли, думаемъ, что лучше будетъ обвѣнчаться потихоньку отъ семьи.
   -- Отъ какой семьи?
   -- Ну, разумѣется, отъ Кенвигзовъ. Если только племянница моя и всѣ ея чада провѣдаютъ о моихъ планахъ, я знаю, начнутся истерики, обмороки; всѣ они въ меня вцѣпятся и не отстанутъ, пока я не поклянусь всѣмъ святымъ никогда не жениться. А то еще, упаси Богъ, добудутъ медицинское свидѣтельство, что я лишился разсудка, да засадятъ меня въ сумасшедшій домъ. Отъ нихъ вѣдь все станется,-- закончилъ сборщикъ пошлинъ, весь дрожа.
   -- Да, это правда, они будутъ васъ ревновать,-- сказалъ Николай.
   -- Такъ вотъ, во избѣжаніе такихъ непріятностей, мы съ Генріеттой Петоукеръ и условились, что она подъ предлогомъ ангажемента отправится сюда, къ своимъ стариннымъ знакомымъ Кромльсамъ, а я днемъ раньше выѣду въ Гильдфордъ, встрѣчу ее тамъ въ конторѣ дилижансовъ, а изъ Гильдфорда мы поѣдемъ ужъ вмѣстѣ. Затѣмъ, боясь, чтобы вы какъ-нибудь не проболтались о насъ въ вашихъ письмахъ къ мистеру Ногсу, мы сочли за лучшее посвятить васъ въ нашъ секретъ. Свадьбу мы справляемъ у Кромльсовъ. Приходите и вы въ церковь ли, или прямо къ завтраку, какъ хотите; мы будемъ очень вамъ рады. Пышности не будетъ никакой, я не люблю лишнихъ издержекъ,-- прибавилъ сборщикъ пошлинъ, спѣша, предупредить недоразумѣнія, могущія возникнуть на этотъ счетъ.-- Кофе съ сухариками, можетъ быть, шримсы или что-нибудь въ этомъ родѣ. Вообще легкая закуска, и только.
   -- Понимаю,-- сказалъ Николай.-- А непремѣнно приду,-- почту за особенное удовольствіе. А гдѣ остановилась ваша невѣста? У Кромльсовъ?
   -- Нѣтъ, у нихъ слишкомъ тѣсно. Она остановилась у одной своей знакомой, которая живетъ съ своей товаркой; онѣ тоже актрисы.
   -- Ахъ, должно быть, это миссъ Сневелличи.
   -- Да, она.
   -- И вѣрно онѣ будутъ подружками невѣсты?
   -- Въ томъ-то и горе,-- проговорилъ мистеръ Лилливикъ съ неподвижнымъ лицомъ,-- всѣхъ подружекъ будетъ четыре. Боюсь, что онѣ устроютъ изъ этого цѣлый спектакль.
   -- О, нѣтъ,-- пробормоталъ Николай, пытаясь довольно неудачно сдѣлать видъ, что онъ кашляетъ, а не смѣется.-- Но кто же остальныя двѣ? Миссъ Сневелличи, миссъ Ледрукъ, затѣмъ...
   -- Феноменъ,-- простоналъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Ха, ха, ха,-- расхохотался Николай.-- Простите я и самъ не знаю, чему я смѣюсь... Да, такъ, Феноменъ,-- это будетъ очень мило. Ну, а кто же четвертая?
   -- Какая-то молодая особа, тоже подруга Генріетты Петоукеръ,-- отвѣчалъ мистеръ Лилливикъ, вставая.-- Итакъ, мистеръ Никкльби, я надѣюсь, что вы сохраните нашъ секретъ.
   -- Можете на меня положиться... Не хотите ли чего-нибудь выпить или закусить?
   -- Благодарю васъ, у меня нѣтъ аппетита. Какъ вы полагаете, сэръ: жизнь женатаго человѣка -- пріятная жизнь?
   -- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Да, да, конечно. Навѣрное такъ. Навѣрное такъ... Покойной ночи.
   И мистеръ Лилливикъ, проявивъ въ теченіе этого короткаго свиданія самую поразительную смѣсь разнородныхъ движеній человѣческой души чистосердечія и подозрительности, пылкой стремительности и скаредности, самомнѣнія и малодушія, повернулся налѣво кругомъ и вышелъ, предоставивъ Николая хохотать на свободѣ, пока не надоѣстъ.
   Не останавливаясь надъ разрѣшеніемъ вопроса, дологъ или коротокъ долженъ былъ показаться слѣдующій день Николаю, мы скажемъ только, что для лицъ, болѣе его заинтересованныхъ въ предстоящей церемоніи, онъ пролетѣлъ очень быстро. Когда поутру миссъ Петоукеръ проснулась въ комнатѣ миссъ Сневелличи, сна объявила, что ничто, ничто не заставитъ ее повѣрить, чтобы дѣйствительно уже наступилъ тотъ день, который долженъ быль ознаменовать великую перемѣну въ ея жизни.
   -- Я не могу этому вѣрить, не могу,-- говорила миссъ Петоукеръ.-- Сегодня вѣнчаться?-- Нѣтъ, нѣтъ, это ужасно! Я не перенесу этого испытанія, не перенесу, лучше и не говорите!
   Услышавъ такія слова, миссъ Сневелличи и миссъ Ледрукъ (очень хорошо знавшія, въ скобкахъ сказать, что ихъ прекрасная подруга мечтала выйти замужъ уже нѣсколько лѣтъ и что въ теченіе всего этого періода времени она съ великой радостью подвергла бы себя жестокому испытанію, нынѣ ее ожидавшему, еслибъ нашелся достойный джентльменъ, который съ своей стороны былъ бы не прочь пойти на такой рискъ), принялись ее утѣшать, внушая ей твердость духа. Она должна гордиться, говорили онѣ, что можетъ озарить прощальнымъ свѣтомъ любви закатѣ жизни такого почтеннаго человѣка. Женщина должна терпѣть и покоряться въ такихъ случаяхъ: это необходимо для счастья всего человѣчества; и хотя онѣ лично полагаютъ истинное счастье исключительно въ одиночествѣ и ни подъ какимъ видомъ,-- нѣтъ, нѣтъ, ни за какія блага въ мірѣ -- не хотѣли бы промѣнять его на жизнь вдвоемъ, но если когда-нибудь пробьетъ ихъ часъ, сознаніе долга въ нихъ, слава Богу, настолько сильно, что онѣ и не подумаютъ роптать, но съ кротостью и смиреніемъ покорятся судьбѣ, которую указало женщинѣ само Привидѣніе, предназначивъ ей быть радостью и высшей наградой ея братьевъ по человѣчеству -- мужчинъ.
   -- Конечно, для меня было бы жестокимъ ударомъ порвать всѣ старыя связи, отрѣшиться отъ своего прошлаго или, какъ это тамъ говорится, но я покорилась бы, дорогая моя, покорилась бы, увѣряю тебя,-- сказала миссъ Сневелличи.
   -- Я тоже, поддержала ее миссъ Ледрукъ.-- Я протянула бы шею въ брачное ярмо, но не позволила бы себѣ возставать. Много сердецъ разбила я въ своей жизни и теперь каюсь: ужасно имѣть на совѣсти такія воспоминанія.
   -- Это правда,-- сказала миссъ Сневелличи.-- Однако, Ледъ, моя милочка, пора намъ ее одѣвать, а то мы опоздаемъ.
   Благочестивыя разсужденія подругъ, а можетъ быть, и страхъ опоздать, помогли бѣдной невѣстѣ выдержать церемонію облаченія, а затѣмъ крѣпкій чай въ перемежку съ водкой содѣйствовали укрѣпленію ея ослабѣвшихъ ножекъ, иначе она не могла бы шагу ступить.
   -- Ну, что, моя радость, какъ ты теперь себя чувствуешь?-- спросила ее миссъ Сневелличи.
   -- О, Лилливикъ!-- воскликнула невѣста.-- Еслибъ ты зналъ, что я переношу ради тебя!
   -- Онъ знаетъ, голубушка, знаетъ и никогда не забудетъ,-- пыталась успокоить ее миссъ Ледрукъ.
   -- Ты говоришь не забудетъ?-- истерически вскрикнула миссъ Петоукеръ, проявляя дѣйствительно недюжинный сценическій талантъ.-- Не забудетъ? Ты въ самомъ дѣлѣ такъ думаешь? Ты увѣрена, что онъ всегда будетъ помнить, всегда, всегда, всегда?..
   Неизвѣстно, чѣмъ бы кончилось это изліяніе патетическихъ чувствъ, если бы какъ разъ въ эту минуту миссъ Сневелличи не возвѣстила о прибытіи экипажа. Это извѣстіе до такой степени поразило невѣсту своей неожиданностью, что, позабывъ объ угрожающихъ симптомахъ близкой истерики, проявляемыхъ ею до сихъ поръ въ быстро возрастающей прогрессіи, она подбѣжала къ зеркалу,-- оправила платье и очень спокойно объявила, что готова принести себя въ жертву.
   Подъ руки довели ее до кареты, усадили и всю дорогу, до самой квартиры антрепренера, поддерживали въ ней "остатки жизни" (по выраженію миссъ Сневелличи) нюхательными солями, водкой и другими возбуждающими не менѣе деликатнаго свойства. Какъ только они вышли изъ кареты, два юные Кромльса съ кокардами на шляпахъ и въ великолѣпнѣйшихъ жилетахъ, какіе только имѣлись въ театральномъ гардеробѣ, распахнули передъ ними дверь. Соединенными усиліями этихъ молодыхъ джентльменовъ, двухъ подружекъ и кучера, миссъ Петоукеръ, въ состояніи полнѣйшаго изнеможенія, была доставлена наконецъ въ первый этажъ, гдѣ и упала въ обморокъ съ блистательнымъ эффектомъ какъ только увидѣла вышедшаго къ ней навстрѣчу жениха.
   -- Генріетта Петоукеръ, дорогая моя, ободритесь!-- сказалъ онъ ей.
   Миссъ Петоукеръ ухватилась за руку сборщика пошлинъ, но волненіе не давало ей говорить.
   -- Неужели я такъ страшенъ, Генріетта Петоукерь?-- возопилъ растерявшійся сборщикъ.
   -- О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Но, друзья... дорогіе друзья моей юности... разстаться съ ними... это ужасно!
   Изливъ въ такихъ выраженіяхъ свои скорбныя чувства, миссъ Петоукеръ принялась перечислять поименно друзей своей юности и взывать къ тѣмъ изъ нихъ, которые были налицо, чтобы они пришли и приняли ее въ свои объятія. Покончивъ съ этой церемоніей, она вспомнила, что мистриссъ Кромльсъ была ей больше, чѣмъ мать, мистеръ Кромльсъ -- больше, чѣмъ отецъ, а Кромльсы младшіе и миссъ Нинетта -- больше, чѣмъ братья и сестра. А такъ какъ каждое изъ этихъ воспоминаній сопровождалось опять таки довольно продолжительными объятіями, то въ общемъ процедура заняла много времени, и въ церковь пришлось скакать во весь опоръ, чтобы поспѣть во-время.
   Кортежъ состоялъ изъ двухъ экипажей. Въ одномъ сидѣли миссъ Бравасса (четвертая подружка), мистриссъ Кромльсъ, женихъ и мистеръ Фолэръ, приглашенный шаферомъ; въ другомъ -- невѣста, мистеръ Кромльсъ, миссъ Гневелличи, миссъ Ледрукъ и Феноменъ. Туалеты дамъ были великолѣпны. Подружки невѣсты были сплошь утыканы искусственными цвѣтами, въ особенности Феноменъ, исчезавшій въ нихъ почти безъ остатка и имѣвшій видъ какой-то ходячей бесѣдки. Миссъ Ледрукъ, отличавшаяся романическимъ складомъ ума, украсила свою грудь миніатюромъ неизвѣстнаго пѣхотнаго офицера, который незадолго передъ тѣмъ пріобрѣла на распродажѣ по дешевымъ цѣнамъ. На остальныхъ дамахъ сверкали поддѣльные брилліанты, по красотѣ почти не уступавшіе настоящимъ. За то мистриссъ Кромльсъ поражала суровой простотой и величіемъ высокаго трагизма.
   Но, кажется, никто изъ всей компаніи не сумѣлъ придать своей внѣшности такого внушительнаго и соотвѣтствующаго обстоятельствамъ характера, какъ мистеръ Кромльсъ. Согласно счастливой и оригинальной идеѣ, его осѣнившей, этотъ джентльменъ, выступавшій въ роли посаженаго отца невѣсты, превосходно "провелъ" эту роль, нарядившись въ театральный парикъ, въ табачнаго цвѣта камзолъ во вкусѣ прошлаго столѣтія, въ сѣрые шелковые чулки и башмаки съ пряжками. Имѣя въ виду прежде всего естественность сценическаго исполненія, онъ рѣшилъ, что ему необходимо растрогаться, вслѣдствіе чего, какъ только свадебный кортежъ вступилъ въ предѣлы храма, послѣдній огласился такими раздирательными воплями любящаго "отца", что церковный сторожъ поспѣшилъ пригласить его въ ризницу и предложилъ ему стаканъ воды передъ началомъ вѣнчанья.
   Торжественное шествіе свадебной процессіи къ боковому придѣлу было великолѣпно. Невѣста съ четырьмя подружками образовали отдѣльную группу прекрасно скомпанованную и прорепетированную. За ними слѣдовалъ сборщикъ пошлинъ, а за нимъ его шаферъ, передразнивая его походку и движенія къ неописанному удовольствію своихъ коллегъ, собравшихся на хорахъ. Мистеръ Кромльсъ ковылялъ разслабленной поступью старца, удрученнаго горемъ. Мистриссъ Кромльсъ выступала всѣмъ извѣстнымъ шагомъ трагическихъ королевъ: шагъ впередъ правой ногой,-- остановка; шагъ впередъ лѣвой ногой,-- остановка, и такъ далѣе. Однимъ словомъ, по полнотѣ ансамбля картина не оставляла желать ничего лучшаго.
   Брачная церемонія кончилась очень скоро, свидѣтели расписались въ книгѣ (причемъ мистеръ Кромльсъ счелъ необходимымъ осѣдлать свой носъ парой огромныхъ очковъ, протеревъ ихъ предварительно огромнымъ фуляромъ), и затѣмъ всѣ отправились завтракать въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Николай дожидался ихъ въ квартирѣ антрепренера.
   -- Ну, господа, завтракъ поданъ. Пожалуйте за столъ!-- возгласилъ мистеръ Кромльсъ, помогавшій мистриссъ Грудденъ въ послѣднихъ приготовленіяхъ къ пиршеству, которое, къ слову сказать, было устроено на болѣе широкую ногу, чѣмъ это могло быть пріятно сборщику пошлинъ.
   Второго приглашенія не понадобилось. Толкаясь и оттирая другъ другъ, хозяева и гости ринулись къ столу и, не теряя даромъ времени, напали на ѣду. Прелестная невѣста краснѣла очень сильно, когда на нее смотрѣли, и ѣла очень много, когда на нее не смотрѣли, а интересный женихъ работалъ ножомъ и вилкой съ такимъ звѣрскимъ видомъ холодной рѣшимости, какъ будто задался задачей какъ можно меньше оставить Кромльсамь разъ ужъ его заставили заплатить за всѣ эти вкусныя вещи.
   -- А что, сэръ, живо окрутили, неправда ли?-- спросилъ мистеръ Фолэръ, нагибаясь къ нему черезъ столь.
   -- Какъ окрутили? Я васъ не понимаю,-- отозвался мистеръ Лилливикъ.
   -- Да такъ: скрѣпили брачный союзъ, связали мужа и жену неразрывными узами, или какъ тамъ это зовется. Исторія не длинная, вы, я думаю, и опомниться не успѣли.
   -- Да, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Лилливикъ, вспыхнувъ отъ гнѣва,-- исторія не длинная, но что же изъ этого?
   -- О, ровно ничего. Повѣситься вѣдь тоже не долго, какъ вы полагаете? Ха, ха, ха!
   Мистеръ Лилливикъ положилъ ножъ и вилку и обвелъ честную компанію негодующимъ взоромъ.
   -- Повѣситься?-- переспросилъ онъ въ недоумѣніи.
   Воцарилось гробовое молчаніе. Никакое перо не опишетъ величественной фигуры мистера Лилливика въ его оскорбленномъ достоинствѣ.
   -- Повѣситься?-- повторилъ еще разъ разгнѣванный женихъ.-- Да развѣ можно въ порядочномъ обществѣ проводить параллель между бракомъ и...
   -- И тамъ, и здѣсь петля, изъ которой не выкрутишься,-- отважился намекнуть мистеръ Фолэръ, немного опѣшивъ.
   -- Петля? Какая петля?-- заревѣлъ мистеръ Лилливикъ.-- Кто смѣетъ, говоря со мной, соединять въ одно понятіе петлю и Генріетту Пето...
   -- Лилливикъ,-- поправилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- И Генріетту Лилливикъ,-- повторилъ сборщикъ пошлинъ.-- Въ этомъ домѣ, въ присутствіи почтенныхъ хозяевъ, выростившихъ талантливую и добродѣтельную семью -- семью феноменовъ и не знаю кого тамъ еще,-- на радость себѣ и другимъ,-- въ этомъ домѣ говорить о какихъ-то петляхъ! Да что же это такое, наконецъ.
   -- Фолэръ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, считая приличнымъ растрогаться при этомъ лестномъ намекѣ на него и его дражайшую половину,-- Фолэръ, вы меня удивляете!
   -- Господи, да за что вы всѣ на меня напали!-- оправдывался несчастный актеръ.-- Что я такого сдѣлалъ?
   -- Что вы сдѣлали, сэръ?-- закричалъ мистеръ Лилливикъ.-- Вы пытались подорвать общественные устои...
   -- И осмѣять лучшія и нѣжнѣйшія изъ человѣческихъ чувствъ,-- добавилъ Кромльсъ, возвращаясь къ своей роли отца.
   -- И набросить тѣнь презрѣнія на самыя прочныя и священныя соціальныя узы,-- докончилъ сборщикъ пошлинъ.-- Петли! Точно меня схватили за шиворотъ или поймали за ногу въ силокъ и женили насильно, а не самъ я женился по собственной своей свободной волѣ и гордясь своимъ поступкомъ!
   -- Я вовсе не хотѣлъ сказать, что васъ схватили за шиворотъ или поймали за ногу въ силокъ,--проговорилъ сконфуженный актеръ.-- Я очень жалѣю, что такъ вышло.
   -- Вы и должны жалѣть, сэръ,-- отрѣзалъ мистеръ Лилливикъ.-- Очень радъ, что у васъ хватило совѣсти почувствовать свою вину.
   Такъ какъ послѣ такого отвѣта ссору можно было считать поконченной, а другого зрѣлища, которое могло бы занять вниманіе общества, не предвидѣлось, то мистриссъ Лилливикъ сочла этотъ моментъ самымъ подходящимъ, чтобы удариться въ слезы. Понадобилась помощь всѣхъ четырехъ подружекъ, которая и была оказана безъ промедленія, хотя и не безъ нѣкоторой кутерьмы, ибо комната была очень маленькая, а скатерть на столѣ очень длинная, и при первомъ же движеніи переполошившихся дѣвицъ тарелки полетѣли на полъ. Но мистриссъ Лилливикъ, не взирая ни на что, рѣшительно отказывалась успокоиться, пока воюющія стороны не дадутъ ей торжественной клятвы, что споръ ихъ не будетъ имѣть дальнѣйшихъ послѣдствій. Поломавшись, сколько слѣдовало по правиламъ приличій, противники исполнили ея требованіе. Съ этой минуты мистеръ Фолэръ погрузился въ гробовое молчаніе и довольствовался тѣмъ, что щипалъ за ногу Николая всякій разъ, какъ сборщикъ пошлинъ раскрывалъ ротъ, выражая этимъ способомъ свое презрѣніе къ оратору и къ тому, что тотъ говорилъ.
   Было произнесено много рѣчей. Говорилъ Николай, говорилъ мистеръ Кромльсъ, говорилъ новобрачный. Два спича принадлежали юнымъ Кромльсамъ, отвѣчавшимъ на тостъ, который пили въ ихъ честь, а одинъ -- Феномену, говорившему отъ лица подружекъ невѣсты, причемъ мистриссъ Кромльсъ умилилась до слезъ. Было и пѣніе. Пѣли миссъ Ледрукъ и миссъ Бравасса. Пѣли бы, по всей вѣроятности, и другіе, еслибъ извозчикъ, дожидавшійся у крыльца, чтобы везти счастливую чету на пристань, откуда она предполагала отплыть на пароходѣ въ Райдъ, не прислалъ съ лакеемъ свой категорическій ультиматумъ: или ѣхать сейчасъ же, или доплатить ему восемнадцать пенсовъ сверхъ условленной платы.
   Эта жестокая угроза произвела магическое дѣйствіе. Мистеръ Лилливикъ съ супругой стали собираться. Послѣ самаго патетическаго прощанья они отправились въ Райдъ, гдѣ намѣрены были провести въ уединеніи слѣдующіе два дня и куда, по заранѣе состоявшемуся соглашенію, имъ сопутствовалъ Феноменъ, избранный изъ числа подружекъ по нарочитой просьбѣ мистера Лилливика на томъ основаніи, что пароходный кассиръ, введенный въ заблужденіе малымъ ростомъ этой дѣвицы, долженъ былъ выдать ей полъ-билета.
   Такъ какъ въ этотъ день не было спектакля, то мистеръ Кромльсъ объявилъ, что онъ намѣренъ сидѣть, пока не будетъ выпито все, что оставалось на столѣ по части питія; но Николай, который долженъ былъ на другой день въ первый разъ выступить къ роли Ромео, успѣлъ ускользнуть потихоньку, воспользовавшись кратковременной суматохой, вызванной неожиданнымъ проявленіемъ сильныхъ симптомовъ нетрезвости въ поведеніи мистриссъ Грудденъ.
   Дезертируя такимъ образомъ изъ веселой компаніи, Николай руководствовался не только личными вкусами, но и безпокойствомъ за Смайка, который долженъ былъ играть аптекаря въ "Ромео и Джульеттѣ" и до сихъ поръ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о своей роли, кромѣ общаго представленія, что аптекарь долженъ быть голоденъ, но за то это и понятіе -- вѣроятно, по старой памяти -- онъ усвоилъ замѣчательно быстро.
   -- Не знаю, право, Смайкъ, что намъ съ тобой дѣлать,-- сказалъ Николай, положивъ книгу, по которой онъ экзаменовалъ новоиспеченнаго актера.-- Боюсь, мой другъ, что тебѣ не выучить роли.
   -- Кажется, что такъ,-- проговорилъ Смайкъ, грустно покачавъ головой.-- Вотъ если бы вы... Но нѣтъ! Вамъ будетъ слишкомъ много хлопотъ...
   -- Что такое? Говори. Не думай обо мнѣ.
   -- Если вы бы попробовали учить меня со словъ,-- заговорили бы мнѣ мою роль по кусочкамъ, по нѣскольку разъ каждое мѣсто,-- можетъ быть, тогда я и запомнилъ бы что-нибудь.
   -- Ты думаешь? Чудесно! Непремѣнно попробуемъ. Посмотримъ, кому первому надоѣстъ. Только не мнѣ, Смайкь, повѣрь... Ну, начинаемъ: "Кто громко такъ зоветъ меня?"
   -- Кто громко такъ зоветъ меня?-- сказалъ Смайкъ.
   -- Кто громко такъ зоветъ меня?-- повторилъ Николай.
   -- Кто громко такъ зоветъ меня?-- прокричалъ Смайкъ.
   Долго спрашивали и переспрашивали они другъ друга, кто ихъ такъ громко зоветъ. Когда Смайкъ выучилъ это наизусть, Николай перешелъ къ слѣдующей фразѣ; потомъ они стали долбить двѣ за-разъ, потомъ перешли къ третьей, и такъ далѣе, пока, наконецъ, уже къ полночи, бѣдный Смайкъ, къ своей неописанной радости, убѣдился, что онъ запомнилъ таки кое-что.
   На другой день они спозаранку принялись опять за работу, и Смайкъ, ободренный своими вчерашними успѣхами, заучивалъ гораздо быстрѣе и говорилъ смѣлѣе. Какъ только онъ достаточно овладѣлъ своей ролью, чтобы не затрудняться въ словахъ, Николай показалъ ему, какъ онъ долженъ выйти на сцену, придерживая обѣими руками желудокъ и потирая его отъ времени до времени согласно установившимся въ публикѣ понятіямъ, по которымъ такой пріемъ у актера долженъ означать, что ему хочется ѣсть. Не ограничившись утренней репетиціей и наскоро пообѣдавъ, они проработали весь день вплоть до той минуты, когда пора было идти въ театръ.
   Никогда ни одинъ учитель не имѣлъ болѣе старательнаго, болѣе кроткаго и послушнаго ученика. Никогда ни одинъ ученикъ не имѣлъ болѣе неутомимаго, болѣе терпѣливаго и внимательнаго учителя.
   Какъ только они одѣлись къ спектаклю, Николай возобновилъ свои уроки, пользуясь каждой свободной минутой, когда онъ не былъ на сценѣ. Труды его увѣнчались успѣхомъ. Ромео-Николаю былъ оказанъ самый горячій пріемъ, а Смайкъ былъ провозглашенъ единогласно и публикой, и актерами, царемъ всѣхъ аптекарей, когда-либо выступавшихъ въ "Ромео и Джульеттѣ".
   

ГЛАВА XXVI.
Душевному спокойствію миссъ Никкльби угрожаетъ опасность.

   Мѣсто -- роскошная анфилада комнатъ въ Редженъ-Стритѣ, время три часа пополудни для жалкихъ тружениковъ, влачащихъ скучное бремя жизни, и первый утренній часъ для беззаботныхъ счастливцевъ, срывающихъ цвѣты удовольствія; дѣйствующія лица -- лордъ Фредерикъ Верисофтъ и его пріятель сэръ Мельбери Гокъ.
   Оба элегантные джентльмена покоятся на кушеткахъ, небрежно развалившись. Между ними стоитъ накрытый столъ, а на столѣ сервированъ завтракъ, блистающій изысканностью и обиліемъ яствъ, къ которымъ никто еще не прикасался. По комнатѣ разбросаны газеты, но и онѣ, какъ и завтракъ, остаются нетронутыми, и не потому, чтобы о нихъ заставила забыть оживленная бесѣда. Достойные друзья еще не обмѣнялись ни словомъ, и тишина въ комнатѣ нарушается только тогда, когда который-нибудь изъ нихъ заворочается на своемъ ложѣ, отыскивая болѣе удобнаго изголовья для своей отуманенной головы, и у него вырвется нетерпѣливый возгласъ. Въ такія минуты его безпокойное состояніе какъ будто передается его компаньону.
   Уже однихъ этихъ признаковъ вполнѣ достаточно, чтобы приблизительно опредѣлить размѣры кутежа, происходившаго наканунѣ, если бы даже не было другихъ указаній на веселыя забавы, въ которыхъ прошла эта ночь. Два билліардныхъ шара, измазанные мѣломъ, двѣ искалѣченныя шляпы, бутылка изъ подъ шампанскаго съ обмотанной вокругъ горлышка грязной перчаткой, чтобы ловчѣе было пускать ее въ ходъ въ качествѣ наступательнаго оружія, сломанная трость, футляръ отъ картъ безъ крышки, пустой кошелекъ, разорванная часовая цѣпочка, пригоршня серебра, перемѣшаннаго съ окурками и пепломъ отъ сигаръ, и многіе другіе слѣды дебоша краснорѣчиво свидѣтельствовали о характерѣ джентльменскихъ забавъ, имѣвшихъ здѣсь мѣсто.
   Лордъ Верисофтъ заговорилъ первымъ. Спустивъ съ кушетки свою обутую въ туфлю ногу, онъ зѣвнулъ во весь ротъ, не безъ труда принялъ сидячее положеніе, обратилъ усталый, сонный взглядъ на пріятеля и окликнулъ его вялымъ голосомъ.
   -- Чего вамъ?-- отозвался сэръ Мельбери, поворачиваясь.
   -- Неужели мы такъ пролежимъ здѣсь весь день?-- спросилъ милордъ.
   -- Мы, кажется, больше ни на что не способны, по крайней мѣрѣ, сейчасъ,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери.-- У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія двигаться.
   -- Двигаться!-- воскликнулъ лордъ Фредерикъ.-- Да, у меня такое ощущеніе, что я не то что двигаться, а, кажется, съ великимъ удовольствіемъ умеръ бы сію минуту.
   -- Такъ отчего же вы не умираете?
   Съ этими словами сэръ Мельбери отвернулся къ стѣнѣ, очевидно, задавшись задачей во что бы то ни стало уснуть.
   Его подающій надежды другъ и ученикъ придвинулъ стулъ къ столу и попробовалъ ѣсть, но убѣдившись, что это ему не подъ силу, лѣниво всталъ, дотащился до окна, постоялъ, потомъ походилъ изъ угла въ уголъ, не отнимая руки отъ своего горячаго лба, и, наконецъ, бросился опять на кушетку и еще разъ окликнулъ пріятеля.
   -- Ахъ, чортъ! Чего вамъ отъ меня нужно?-- простоналъ сэръ Мельбери и сѣлъ.
   Но хотя это было сказано достаточно брюзгливо, сэръ Мельбери, должно быть, почувствовалъ, что отмалчиваться больше нельзя. Онъ потянулся, зѣвнулъ, опять потянулся, перевелъ плечами, объявилъ, что, въ комнатѣ "адскій холодъ", наконецъ, придвинулся къ столу, чтобы въ свою очередь произвести экспериментъ надъ завтракомъ, и не замедлилъ оказать въ этомъ дѣлѣ несравненно большіе успѣхи, чѣмъ его менѣе обтерпѣвшійся другъ.
   -- А какъ вы полагаете;-- заговорилъ сэръ Мельбери съ кускомъ жаркого на вилкѣ, который онъ подносилъ ко рту,-- какъ вы полагаете, не побесѣдовать ли намъ еще немножко объ этой красоточкѣ?
   -- О какой?-- спросилъ лордъ Фредерикъ.
   -- Зачѣмъ вы прикидываетесь простакомъ? Ну, разумѣется, о миссъ Никкльби.
   -- Вы обѣщали мнѣ разыскать ее,-- сказалъ лордъ Фредерикъ.
   -- Обѣщалъ, но теперь передумалъ. Вы не хотите мнѣ довѣриться, такъ и ищите ее сами.
   -- Но послушайте...-- началъ было милордъ.
   -- Повторяю, ищите ее сами,-- перебилъ его сэръ Мельбери.-- Вы не бойтесь, черной работы я на насъ не свалю, я знаю, что безъ меня вамъ не видать этой дѣвочки. Нѣтъ, нѣтъ. Вы найдете ее, а я наведу васъ на слѣдъ.
   -- Ахъ, вы, разбойникъ! Я вижу, вы настоящій, вѣрный другъ!-- воскликнулъ молодой лордъ, на котораго это обѣщаніе произвело дѣйствіе живой воды.
   -- Гакъ слушайте же,-- продолжалъ сэръ Мельбери,-- на этотъ обѣдъ ее пригласили въ качествѣ приманки для васъ.
   -- Не можетъ быть! Кой чортъ...
   -- Въ качествѣ приманки для васъ,-- повторилъ сэръ Мельбери -- Старикъ Никкльби самъ мнѣ сказалъ.
   -- Ахъ, онъ старая лисица!-- закричалъ милордъ.-- Вѣдь этакій архиплутъ!
   -- Еще бы! Онъ знаетъ, что дѣвочка смазливенькая...
   -- Смазливенькая!-- повторилъ съ негодованіемъ юный лордъ. Красавица, картинка, классическая статуя, вотъ она что, клянусь своей душой.
   -- Ну, ладно, статуя, такъ статуя,--проговорилъ сэръ Мельбери, пожимая плечами съ напускнымъ или искреннимъ равнодушіемъ,-- объ этомъ ему лучше знать. Это, конечно, дѣло вкуса, и если мы съ вами не сходимся во вкусахъ, тѣмъ выгоднѣе для насъ.
   -- Толкуйте! Однако, въ тотъ день вы такъ за ней волочились, что не давали мнѣ слова ей сказать.
   -- Ну, да, одинъ разъ, и довольно съ меня: хорошенькаго понемножку. Съ бабами слишкомъ много хлопотъ... Ну, вы, конечно, другая статья, и если вы намѣрены серьезно приволокнуться за племянницей, скажите только дядюшкѣ, что вы желаете знать, гдѣ и съ кѣмъ она живетъ, иначе вы ему больше не кліентъ, и онъ мигомъ доставитъ вамъ нужныя свѣдѣнія, будьте покойны.
   -- Отчего вы мнѣ раньше этого не сказали?-- спросилъ лордъ Фридерикъ.-- Или вамъ пріятно было видѣть, какъ я томлюсь, изнываю, горю на медленномъ огнѣ?
   -- Во-первыхъ, я этого не видѣлъ, а во-вторыхъ, не зналъ, что ваши чувства такъ серьезны,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери беззаботно.
   Но настоящая подкладка этого дѣла была такова. Въ тотъ промежутокъ времени, который прошелъ со дня обѣда у Ральфа Никкльби, сэръ Мельбери Гокъ всякими правдами и неправдами старался разузнать, гдѣ скрывается Кетъ, такъ внезапно тогда появившаяся и исчезнувшая безъ слѣда. Понятно, однако, что безъ содѣйствія Ральфа, съ которымъ они разстались въ тотъ день почти-что въ ссорѣ и съ тѣхъ поръ не видались, всѣ его старанія должны были оказаться безплодными; вотъ почему онъ и рѣшилъ теперь повѣдать молодому лорду о признаніи, вырвавшемся тогда у старика. Къ этому рѣшенію онъ пришелъ по многимъ соображеніямъ. Немаловажную роль играло здѣсь желаніе быть увѣреннымъ, что все, что будетъ извѣстно его слабодушному другу, будетъ извѣстно и ему самому; но желаніе снова увидѣть племянницу ростовщика и употребитъ все свое искусство, чтобы смирить ея гордость и отомстить ей за презрѣніе къ нему, было, разумѣется, главнымъ. Тактика была ловкая во всѣхъ отношеніяхъ; къ какимъ бы ни привела она результатамъ относительно Кетъ, сэръ Мельбери Рокъ оставался во всякомъ случаѣ въ барышахъ. Уже одинъ тотъ фактъ, что онъ вытянулъ отъ Ральфа настоящую цѣль, которую старикъ имѣлъ въ виду, вводя племянницу въ подобное общество, и съ такою безкорыстною откровенностью разсказалъ о немъ своему другу, не могъ не поднять его фондовъ въ глазахъ этого друга и, слѣдовательно, значительно облегчалъ перемѣщеніе звонкой монеты (и безъ того совершавшееся очень легко) изъ кармана лорда Фредерика Верисофта въ карманъ сэра Мельбери Гока.
   Такъ разсуждалъ сэръ Мельбери, и результатомъ такой логики было то, что вскорѣ послѣ вышеописаннаго разговора два друга отправились къ Ральфу Никкльби, чтобы привести въ исполненіе одинъ планъ дѣйствій, измышленный сэромъ Мельбери номинально въ интересахъ его молодого пріятеля а въ сущности для достиженія его собственныхъ цѣлей.
   Они застали Ральфа дома и одного. Когда всѣ трое вошли въ гостиную, у хозяина, очевидно, мелькнуло воспоминаніе о происходившей здѣсь сценѣ. Онъ бросилъ на сэра Мельбери наблюдательный взглядъ, на который тотъ, впрочемъ, отвѣтилъ только безпечной улыбкой.
   Переговоривъ о денежныхъ дѣлахъ (что заняло очень немного времени), молодой лордъ, слѣдуя наставленіямъ своего друга, не безъ замѣшательства заявилъ Ральфу, что онъ желаетъ побесѣдовать съ нимъ наединѣ.
   -- Наединѣ? Ого,-- воскликнулъ сэръ Мельбери, притворяясь удивленнымъ.-- Ну, ладно, бесѣдуйте, я пройду въ сосѣднюю комнату. Только пожалуйста поскорѣе, мнѣ будетъ скучно ждать.
   Съ этими словами онъ взялъ свою шляпу и, напѣвая, какой-то романсъ, исчезъ за дверью во вторую гостиную, притворивъ ее за собой.
   -- И къ вашимъ услугамъ, милордъ,-- сказалъ Ральфъ -- Въ чемъ дѣло?
   -- Никкльби,-- заговорилъ его кліентъ, разваливаясь на диванѣ, на которомъ они оба сидѣли, чтобы быть поближе къ уху старика,-- Никкльби, какая красоточка ваша племянница!
   -- Вы находите,-- отозвался Ральфъ равнодушно.-- Гм... да, очень возможно. Я не даю себѣ труда задумываться о такихъ вещахъ.
   -- Ну, полно, вы отлично знаете, что она чертовски красива. Вы должны это знать, не отпирайтесь.
   -- Да, кажется, ее находятъ хорошенькой. Впрочемъ, я и самъ это вижу. А если бы не видѣлъ, такъ вы, милордъ, такой авторитетъ во всемъ, у васъ такая гибель вкуса, что я, конечно, повѣрилъ бы вамъ на слово.
   Никто, кромѣ молодого дурака, къ которому были обращены эти слова, не остался бы глухимъ къ язвительному тону, какимъ они были сказаны, или слѣпымъ къ исполненному презрѣнія взгляду, сопровождавшему ихъ. Но лордъ Фредерикъ Верисофтъ былъ глухъ и слѣпъ, и принялъ комплементъ за чистую монету.
   -- Что жь, Никкльби,-- сказалъ онъ,-- пожалуй, вы правы, хоть, можетъ быть, и преувеличиваете немножко. Но дѣло не къ томъ. Я хочу знать, гдѣ живетъ эта красавица: мнѣ хочется взглянуть на нее еще разокъ.
   -- Я долженъ вамъ сказать, милордъ...-- началъ было Ральфъ.
   -- Не говорите такъ громко!-- перебилъ его тотъ, удивительно искусно разыгрывая главную часть навязанной ему роли.-- Я не хочу, чтобы Гокъ насъ слышалъ.
   -- Ага! Вѣрно вы знаете, что онъ вашъ соперникъ?-- проговорилъ Ральфъ, пронизывая его взглядомъ.
   -- Да, онъ вѣчно торчитъ у меня на дорогѣ, но на этотъ разъ я намѣренъ забѣжать впередъ. Ха, ха, ха! Воображаю, Никкльби, какъ онъ злится за то, что мы съ вами говоримъ по секрету... Ну-съ, такъ гдѣ же она живетъ?... Говорите. Больше я ничего у васъ не прошу.
   "Клюетъ рыбка, клюетъ" -- подумалъ Ральфъ.
   -- Ну, что же вы молчите?-- настаивалъ милордъ.-- Я спрашиваю, гдѣ она живетъ?
   -- Послушайте, милордъ,-- проговорилъ Ральфъ, потирая руки съ сосредоточеннымъ видомъ,-- прежде, чѣмъ я вамъ отвѣчу на этотъ вопросъ, мнѣ надо хорошенько подумать.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не надо. О чемъ тутъ думать? Говорите сейчасъ.
   -- Если я вамъ скажу, изъ этого не выйдетъ добра. Она -- дѣвушка скромная, выросла въ порядочной, честной семьѣ. Бѣдняжка хороша собой -- это правда, и беззащитна... Бѣдная, бѣдная дѣвочка!-- Преподнося этотъ краткій очеркъ положенія Кетъ, Ральфъ говорилъ съ такимъ видомъ, какъ будто думалъ вслухъ, самъ того не замѣчая, но острый, проницательный взглядъ, какимъ онъ при этомъ смотрѣлъ на своего собесѣдника, лучше всякихъ словъ доказывалъ, что онъ лжетъ.
   -- Говорятъ вамъ, я хочу только взглянуть на нее,-- сказалъ съ нетерпѣніемъ милордъ.-- Надѣюсь, хорошенькая женщина не растаетъ оттого, что на нее посмотрятъ лишній разъ. Ну, говорите же, гдѣ она живетъ?.. Послушайте, Никкльби, вы на мнѣ наживаетесь,-- вамъ это лучше, чѣмъ кому-нибудь знать. Такъ я даю вамъ слово, что никогда и ни съ кѣмъ, кромѣ васъ, не буду имѣть дѣлъ, если вы мнѣ скажете, о чемъ я васъ прошу.
   -- Ну, хорошо, милордъ,-- сказалъ, наконецъ, Ральфъ съ видомъ жертвы, которую принуждаютъ къ уступкѣ,-- такъ какъ вы даете мнѣ такое обѣщаніе, мнѣ же съ своей стороны пріятно оказать вамъ услугу, тѣмъ болѣе, что, основываясь на вашихъ словахъ, я не вижу въ вашей просьбѣ ничего дурного,-- извольте, я вамъ скажу. Но предупреждаю: то, что вы отъ меня услышите, вы должны хранить въ строжайшей тайнѣ.
   Онъ показалъ пальцемъ на дверь въ сосѣднюю комнату и выразительно кивнулъ головой.
   Молодой лордъ притворился, что онъ совершенно признаетъ необходимость такой предосторожности. Тогда Ральфъ сказалъ ему адресъ племянницы, разсказалъ, въ какой семьѣ и въ качествѣ чего она живетъ, и прибавилъ, что, но слухамъ, это люди очень тщеславные, что они ищутъ аристократическихъ знакомствъ и что, слѣдовательно, милорду будетъ очень легко попасть къ нимъ въ домъ, если онъ пожелаетъ.
   -- Вѣдь вы хотите видѣть ее, а для этого вамъ стоитъ только познакомиться въ этомъ домѣ,-- закончилъ Ральфъ.
   Лордъ Фредерикъ долго благодарилъ его, пожимая его грубую, мозолистую руку, наконецъ, вспомнилъ, что совѣщаніе ихъ слишкомъ затянулось, и крикнулъ сэру Мельбери, что онъ можетъ войти.
   -- А я ужь думалъ, вы тутъ заснули,-- сказалъ сэръ Мельбери, появляясь въ дверяхъ съ надутымъ лицомъ.
   -- Простите, что я заставилъ васъ ждать,-- отвѣчалъ милордъ,-- но Никкльби говорилъ такія удивительно забавныя вещи, что я совсѣмъ заслушался и позабылъ о времени.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, милордъ шутитъ,-- это я его заслушался, а не онъ меня,-- сказалъ Ральфъ.-- Вы вѣдь знаете, какъ остроуменъ, какъ элегантно остроуменъ бываетъ иногда лордъ Фредерикъ... Осторожнѣе, милордъ, здѣсь ступенька. Сэръ Мельбери, пропустите милорда.
   Такъ суетился Ральфъ, провожая съ лѣстницы своихъ гостей, разсыпаясь въ любезностяхъ, съ низкими поклонами, но съ холодной саркастической усмѣшкой, не сходившей съ его лица, и чуть замѣтное подергиванье въ уголкахъ его рта было единственнымъ отвѣтомъ на восхищенный взглядъ, которымъ сэръ Мельбери Гокъ какъ будто поздравлялъ его съ тѣмъ, что онъ былъ такимъ законченнымъ плутомъ.
   За нѣсколько секундъ передъ тѣмъ въ передней позвонили, и въ тотъ моментъ, когда хозяинъ и гости спускались внизъ, Ньюмэнъ Ногсъ вышелъ отворить. По заведенному въ домѣ Ральфа порядку Ньюмэнъ долженъ былъ или молча пропустить посѣтителя или пригласить его въ отдѣльную комнату, пока джентльмены уйдутъ. Но на этотъ разъ мистеръ Ногсъ но какой-то, одному ему извѣстной, причинѣ позволилъ себѣ отступить отъ установленныхъ правилъ: храбро взглянувъ на приближавшееся почтенное тріо, онъ доложилъ громко и внятно:
   -- Мистриссъ Никкльби.
   -- Мистрисъ Никкльби?-- вскрикнулъ съ удивленіемъ сэръ Мельбери Гокъ.
   Молодой его другъ быстро обернулся и выпучилъ на него глаза.
   Это была дѣйствительно вышееченная доброжелательная леди, прилетѣвшая къ мистеру Никкльби съ извѣстіемъ, что находятся желающіе нанять его домъ въ Сити.
   -- Мы не знаете этой дамы,-- сказалъ Ральфъ сэру Мельбери.-- Пройдите въ контору, моя... моя милая. Я сейчасъ къ вамъ приду.
   -- Не знаю этой дамы -- говорите вы?-- повторилъ сэръ Мельбери, подходя къ удивленной матронѣ.-- Да неужели это мать миссъ Никкльби,-- обворожительнаго существа, съ которымъ я имѣлъ счастье встрѣтиться въ этомъ домѣ, когда обѣдалъ здѣсь въ послѣдній разъ?... Но нѣтъ, не можетъ быть!.. Тѣ же черты, это правда, та же неизъяснимая прелесть выраже... Но нѣтъ! Эта леди черезчуръ молода.
   -- Братецъ, вы можете сказать джентльмену, если это его интересуетъ, что Кетъ Никкльби дѣйствительно моя дочь,-- проговорила мистриссъ Никкльби, отвѣчая на комплементъ граціознымъ наклоненіемъ головы.
   -- Слышите, милордъ,-- ея дочь!-- воскликнулъ сэръ Мельбери, оборачиваясь къ своему другу.-- Дочь этой леди!
   "Милордъ -- ого!" -- подумала мистриссъ Никкльби.
   -- Такъ вотъ она -- та женщина, которой мы обязаны такимъ счастьемъ,-- продолжалъ разливаться сэръ Мельбери.-- Она -- мать прелестной миссъ Никкльби... Милордъ, замѣчаете вы это необыкновенное сходство?.. Никкльби, да представьте же насъ.
   Ральфъ долженъ былъ, скрѣпя сердце, продѣлать церемонію представленія.
   -- Клянусь жизнью, я въ восторгѣ отъ такой чести,-- сказалъ лордъ Фредерикъ, выступая впередъ.-- Сударыня, позвольте пожать вашу ручку.
   Мистриссъ Никкльби такъ растерялась отъ этилъ неожиданныхъ любезностей и такъ сердилась на себя, зачѣмъ она не надѣла новой шляпки, что не могла придумать отвѣта и продолжала присѣдать и улыбаться въ величайшемъ смущеніи.
   -- Какъ... какъ поживаетъ миссъ Никкльби?-- спросилъ милордъ. Надѣюсь, здорова?
   -- Благодарю васъ, милордъ, теперь она здорова,-- отвѣчала почтенная леди, приходя понемногу въ себя,-- совершенно здорова. Ей нездоровилось нѣсколько дней послѣ того, какъ она обѣдала здѣсь, и и почти увѣрена, что она простудилась на извозчикѣ, когда возвращалась домой. Извозчичьи кареты, милордъ,-- это такая ужасная вещь! Лучше ужь пѣшкомъ ходить во всякую погоду, чѣмъ ѣздить на извозчикахъ, право., потому что хоть я и слыхала, будто извозчику грозитъ пожизненная ссылка, если въ его экипажѣ окажется разбитое стекло, но они такой безпечный народъ, что у нихъ вѣчно разбитыя окна въ каретахъ. Одинъ разъ я цѣлыхъ шесть недѣль промучилась флюсомъ изъ-за того, что проѣхалась въ такой каретѣ... Кажется мнѣ, что это была карета, прибавила мистриссъ Никкльби, немного подумавъ,-- впрочемъ, я не увѣрена, можетъ быть, эта была коляска съ фордэкомъ. Только я хорошо помню, что она было темно-зеленаго цвѣта, съ номеромъ въ нѣсколько цифръ, который начинался нулемъ и оканчивался девятью... т. е. нѣтъ, начинался девятью и оканчивался нулемъ, хотѣла я сказать. И, конечно, если бы тогда же навести справки на биржѣ, можно было бы навѣрно узнать, была ли это карета или коляска съ фордэкомъ, но карета или коляска, а только въ ней было разбито окно, и и шесть недѣль проходила съ распухшей щекой -- это фактъ. Я даже думаю, что это была та самая коляска, въ которой мнѣ случилось ѣхать еще разъ послѣ того. И представьте, милордъ, фордэкь былъ не плотно закрытъ. Мы бы такъ этого и не знали если бы кучеръ не потребовалъ съ насъ за это лишній шиллингъ, увѣряя, что это мы его открыли и должны заплатить штрафъ по закону. Не знаю, есть ли такой законъ или нѣтъ, можетъ быть, и былъ въ то время, по, но моему, это постыдный законъ. Я, конечно, плохой судья въ этихъ вещахъ, но я всегда скажу, что хлѣбный законъ ничто въ сравненіи съ этимъ.
   Тутъ мистриссъ Никкльби, истощивъ свои разговорные рсссурсы, круто застопорила, повторивъ слабымъ голосомъ, что Кетъ совершенно здорова.
   -- И знаете, милордъ,-- прибавила она, помолчавъ,-- я даже нахожу, что у нея теперь такой здоровый видъ, какого не было съ самаго ея дѣтства, съ тѣхъ поръ, какъ она перенесла коклюшъ, скарлатину и корь, одно за другимъ.
   -- Мнѣ это письмо?-- сердито перебилъ ее Ральфъ, указывая ка маленькій конвертъ, который она держала въ рукахъ.
   -- Вамъ, братецъ. Я нарочно пришла изъ дому, чтобы передать его вамъ.
   -- Какъ, вы прошли пѣшкомъ всю дорогу?-- подхватилъ сэръ Meльбери Рокъ, ловя на лету этотъ случай разузнать, гдѣ она живетъ.-- Но вѣдь это ужасное разстояніе! Далеко ли, по вашему, отъ васъ до этого дома?
   -- Далеко ли?.. Постойте, сейчасъ я вамъ скажу. Да не менѣе мили, считая отъ нашего подъѣзда до Ольдъ-Бэли.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы ошибаетесь, не такъ много.
   -- Никакъ не менѣе мили, могу васъ увѣрить. Спросите хоть милорда.
   -- Да, не менѣе мили, я тоже такъ думаю,-- подтвердилъ лордъ Фредерикъ съ торжественнымъ видомъ.
   -- Конечно, не меньше, если не больше,-- подхватила мистриссъ Никльби.-- Да, вотъ считайте сами. Весь Ньюгетъ Стритъ изъ конца въ конецъ, потомъ Чипсандъ, Ломбардъ-Стритъ Грэсчерчъ-Стритъ и Темзъ-Стритъ до самой Спигвиффинской верфи. Ну, какъ же не миля?
   -- Ваша правда, я сразу не сообразилъ,-- согласился сэръ Мельбери.-- Но неужели вы и назадъ пойдете пѣшкомъ?
   -- О, нѣтъ, я сяду въ омнибусъ. Пока былъ живъ мой бѣдный Николай, я никогда не ѣздила, въ омнибусахъ, но при теперешнихъ моихъ обстоятельствахъ... вы сами знаете, братецъ...
   -- Да, да, нетерпѣливо перебилъ ее Ральфъ,-- все это такъ, но я совѣтовалъ бы вамъ возвращаться домой, пока не стемнѣло.
   -- Вы правы, братецъ, благодарю васъ. Я и сама уже думала, что мнѣ пора проститься.
   -- Можетъ быть, войдете на минутку... отдохнуть?-- спросилъ Ральфъ, не имѣвшій привычки угощать своихъ гостей, когда этимъ не достигалось какой-нибудь прямой или косвенной выгоды.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, пора домой,-- проговорила мистриссъ Никкльби, взглянувъ на часы.
   -- Лордъ Фредерикъ, намъ по дорогѣ съ мистриссъ Никкльби,-- сказалъ сэръ Мельбери.-- Проводимте ее до омнибуса.
   -- Конечно, конечно. Съ большимъ удовольствіемъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, не безпокойтесь! Я, право, не могу этого допустить,-- протестовала мистриссъ Никкльби.
   Но сэръ Мельбери Гокъ и милордъ, повидимому, твердо рѣшили довести свою любезность до конца и, распростившись съ Ральфомъ, который, очевидно, находилъ (и не безъ основанія), что онъ будетъ менѣе смѣшонъ, если останется простымъ зрителемъ этой сцены и воздержится отъ дѣятельнаго участія въ ней, вышли изъ дома вмѣстѣ со своей дамой. Выступая по улицѣ между такими двумя кавалерами, добрѣйшая леди не слышала земли подъ собой: она была въ полномъ экстазѣ и отъ вниманія этихъ двухъ титулованныхъ особъ, оказаннаго ей лично, и отъ пріятной увѣренности, что теперь ея дочери остается только выбирать между двумя блестящими партіями. А пока она уносилась мыслью въ ослѣпительное будущее, ожидавшее ея дочь, сэръ Мельбери Гокъ и его пріятель обмѣнивались многозначительными взглядами поверхъ ея шляпки,-- той самой старой шляпки, по поводу которой бѣдняжка такъ сокрушалась, зачѣмъ не оставила ее дома,-- и разсыпались въ восторженныхъ, но почтительныхъ комплиментахъ многочисленнымъ совершенствамъ миссъ Никкльби.
   -- Какимъ утѣшеніемъ, какою отрадой, какимъ благословеніемъ Божіимъ должна быть для васъ эта прелестная дѣвушка!-- говорилъ сэръ Мельбери, вкладывая въ свой голосъ всю теплоту чувства, какую только способенъ былъ выразить этотъ голосъ.
   -- Вы не ошиблись, сэръ,-- съ готовностью откликнулась почтенная матрона.-- Она у меня любящая дочь, добрѣйшее, кроткое существо. И какъ умна!
   -- Да, это видно съ перваго взгляда,-- подтвердилъ лордъ Фредерикъ авторитетнымъ тономъ эксперта въ этой области.
   -- Она и въ самомъ дѣлѣ очень умна, увѣряю васъ. Еще въ школѣ (она училась въ Девонширѣ, милордъ) всѣ въ одинъ голосъ признавали ее самой умной изъ пансіонерокъ. А тамъ было очень много умныхъ дѣвушекъ, могу васъ увѣрить. Двадцать пять воспитанницъ по пятнадцати гиней въ годъ за каждую, не считая экстренныхъ расходовъ,-- это что-нибудь да значитъ. Тамъ были двѣ миссъ Даудльсъ -- изящныя, благовоспитанныя, очаровательныя дѣвушки изъ прекрасной семьи... Ахъ, Боже мой,-- продолжала мистриссъ Никкльби, захлебываясь отъ избытка чувствъ,-- я никогда не забуду, какъ она радовала меня и своего бѣднаго отца, когда была въ школѣ, никогда не забуду! Какія восхитительныя письма писала она намъ каждые полгода! Буквально въ каждомъ письмѣ говорилось, что она первая ученица во всемъ заведеніи и дѣлаетъ такіе успѣхи, какъ никто. Я и теперь не могу объ этомъ вспомнить безъ слезъ. Всѣ эти письма дѣвочки писали сами, только учитель чистописанія потомъ разсматривалъ ихъ въ лупу и подправлялъ слегка серебрянымъ перомъ... т. е. по крайней мѣрѣ, я такъ думаю, что онѣ писали сами, хотя Кетъ и увѣряла впослѣдствіи, что она не узнаетъ своего почерка. Но я доподлинно знаю, что всѣ онѣ списывали съ одного образца, общаго для всѣхъ, что было, разумѣется, очень полезно и хорошо, и значитъ навѣрное писали сами.
   Въ такихъ воспоминаніяхъ прошелъ незамѣтно и для разсказчицы, и для слушателей весь скучный путь до станціи омнибусовъ. Изысканная вѣжливость новыхъ знакомыхъ мистриссъ Никкльби не допустила ихъ разстаться съ ней, пока они не усадили ее въ карсту, и когда она уже сидѣла на мѣстѣ, они сняли шляпы -- "совсѣмъ сняли, обнаживъ головы", какъ неоднократно и очень торжественно завѣряла впослѣдствіи мистриссъ Никкльби, разсказывая этотъ случай, и посылали ей воздушные поцѣлуи своими желтыми перчатками, пока не скрылись изъ виду.
   Мистриссъ Никкльби забилась въ самый дальній уголь омнибуса, закрыла глаза и отдалась пріятнымъ размышленіямъ. Кетъ ни словомъ не обмолвилась ей о томъ, что она встрѣчала этихъ джентльменовъ. "Это только доказываетъ, что она неравнодушна къ одному изъ нихъ",-- разсуждала почтенная дама. Но вотъ вопросъ къ которому? Милордъ моложе, и титулъ у него болѣе громкій, но Кетъ не такая дѣвушка, чтобы подобныя соображенія могли вліять на нее. "Я, разумѣется, не стану стѣснять ея чувства,-- говорила себѣ мистриссъ Никкльби,-- но на мой взглядъ не можетъ быть никакого сравненія между милордомъ и сэромъ Мельбери. Сэръ Мельбери -- законченный джентльменъ. Какія манеры! Какая предупредительность, привѣтливость въ обращеніи! Да и красавецъ собой. О, этотъ постоитъ за себя! Разкѣ онъ можетъ не нравиться?.. Да, да, надѣюсь, что это сэръ Мельбери, иначе быть не можетъ". Затѣмъ ея мысли перенеслись въ прошлое: сколько разъ она бывало предсказывала, что хоть ея Кетъ и безприданница, а сдѣлаетъ лучшую партію, чѣмъ любая богатая дѣвушка. И, представляя себѣ со всею живостью материнской фантазіи всю красоту и привлекательность бѣдной дѣвочки, такъ бодро вступавшей въ новую жизнь, исполненную труда и лишеній, бѣдная женщина не выдержала: сердце ея переполнилось и слезы потекли по щекамъ.
   Тѣмъ временемъ Ральфъ шагалъ по своей конторѣ, встревоженный и смущенный. Сказать, что Ральфь любилъ кого-нибудь или былъ къ кому нибудь привязанъ, хотя бы въ самомъ узкомъ, будничномъ значеніи этихъ словъ, было бы смѣшно и нелѣпо. А между тѣмъ, когда онъ вспоминалъ о племянницѣ, въ душу его закрадывалось странное чувство, очень близкое къ участію и жалости. Сквозь черную пелену равнодушія и ненависти, застилавшую для его глазъ человѣческій родъ, когда онъ думалъ о ней, пробивался лучъ свѣта, слабый, блѣдный лучъ, даже въ лучшія минуты еле мерцавшій, но все таки пробивался, рисуя ему образъ этой скромной дѣвочки такимъ свѣтлымъ и чистымъ, какимъ не являлось для него ни одно живое существо.
   "Досадно, что я ему сказалъ,-- думалъ Ральфъ.-- А между тѣмъ необходимо было чѣмъ-нибудь придержать этого мальчишку. Онъ мнѣ нуженъ, пока съ него можно тянуть деньги. Продать дѣвушку... Толкнуть ее на путь соблазна, гдѣ она можетъ подвергнуться оскорбленіямъ въ видѣ пошлыхъ и грубыхъ рѣчей... Но зато онъ доставляетъ мнѣ хорошій доходъ: двѣ тысячи фунтовъ за короткое время -- это не шутка... Э, все вздоръ! Чего я раскисъ? Да развѣ лучше поступаютъ тѣ матери, которыя сбываютъ съ рукъ своихъ дочерей?"
   Онъ сѣлъ и сталъ откладывать на пальцахъ шансы въ пользу Кетъ и противъ нея.
   "Коли бы я не навелъ ихъ на слѣдъ,-- говорилъ онъ себѣ,-- это сдѣлала бы ея глупая мать, и не дальше, какъ сегодня. Весь вопросъ въ томъ, какова окажется сама дѣвочка. Если она останется вѣрна себѣ, какъ этого можно ожидать, судя по тому, что я видѣлъ, ей не грозитъ никакой бѣды. Посердится немножко, поплачетъ изъ оскорбленнаго самолюбія, ей это даже полезно.... Да, да,-- сказалъ онъ громко, запирая своей несгораемый шкапъ,-- пусть испытаетъ судьбу, пусть испытаетъ судьбу!"
   

ГЛАВА XXVII.
Мистриссъ Никкльби знакомится съ господами Пайкомъ и Плекомъ и убѣждается въ ихъ безграничномъ расположеніи и участіи къ ней.

   Давно уже мистриссъ Никкльби не чувствовала себя такой счастливой и гордой, какъ вечеромъ того дня, когда, возвратившись отъ Ральфа, она могла предаться на свободѣ пріятнымъ мечтамъ, не покидавшимъ ее всю дорогу. "Леди Мельбери Гокъ, леди Мельбери Гокъ!" на этомъ вертѣлись всѣ ея мысли. "Въ прошедшій вторникъ, въ церкви св. Георгія въ Ганноверъ-Скверѣ, его высокопреподобіемъ епископомъ Лапдафскимъ было совершено бракосочетаніе сэра Мельбери Гока изъ Мельбери Кастля въ Сѣверномъ Валлисѣ, съ Катериной, единственной дочерью покойнаго Николая Никкльби, эсквайра, изъ Девоншира". "Какъ хорошо это звучитъ, честное слово!" -- восклицала мысленно мистриссъ Никкльби.
   Продѣлавъ церемонію вѣнчанія со всѣми сопутствующими ей празднествами къ своему полному сердечному удовольствію, эта сангвиническая мамаша принялась рисовать въ своемъ воображеніи длинный рядъ почестей и отличіи, ожидавшихъ ея Кетъ въ той блестящей новой сферѣ жизни, куда она попадетъ. Разумѣется, сна будетъ представлена ко двору. Въ годовщину ея рожденія, девятнадцатаго іюля ("въ десять минутъ четвертаго утра, потому что помню, я еще спросила тогда, который часъ," -- подумала въ скобкахъ мистриссъ Никкльби), сэръ Мельбери задастъ своимъ арендаторамъ парадный обѣтъ и въ ознаменованіе торжественнаго дня возвратитъ имъ три съ половивной процента изъ прошлогодней ренты, о чемъ будетъ подробно напечатано въ великосвѣтскихъ газетахъ къ удовольствію и безграничному восхищенію всѣхъ ихъ читателей. Портретъ Кетъ появится по меньшей мѣрѣ въ шести альманахахъ, и на оборотной его сторонѣ будетъ выведено изящнымъ курсивомъ: "Стихотвореніе къ портрету леди Мельбери Гокъ. Сэра Дингльби Даббора". А можетъ случиться и такъ, что который-нибудь изъ этихъ альманаховъ, съ болѣе широкими задачами, чѣмъ его собратья, помѣститъ еще и портретъ матери леди Мельбери Гокъ съ приложеніемъ стихотворенія отца сэра Дингльби Даббера. Мало ли чего не бываетъ на свѣтѣ! Въ журналахъ появляются иногда даже менѣе интересные портреты. И какъ только его мысль осѣнила добрѣйшую леди, лицо ея безсознательно приняло то полусонное, кисло-сладкое выраженіе, которое называется томнымъ и, будучи присуще всѣмъ подобнымъ портретамъ, быть можетъ, и объясняетъ загадку ихъ обаятельнаго дѣйствія на публику.
   Въ такихъ фантастическихъ тріумфахъ прошелъ для мистриссъ Никкльби весь вечеръ того дня, когда она случайно познакомилась съ титулованными пріятелями Ральфа, и сновидѣнія не менѣе пророческаго и многообѣщающаго свойства услаждали ея сонъ всю эту ночь. Садясь на другой день за свой скромный обѣдъ, она была занята все тѣми же мечтами (быть можетъ, слегка поблѣднѣвшими при свѣтѣ дня), когда молодая дѣвица, состоявшая при ней въ качествѣ не то компаньонки, не то помощницы по хозяйству, влетѣла въ комнату въ необыкновенной ажитаціи и возвѣстила, что какіе-то два джентльмена желаютъ видѣть мистриссъ Никкльби,-- стоятъ въ передней и просятъ позволенія войти.
   -- Господи, помилуй!-- воскликнула мистриссъ Никкльби, торопливо оправляя на себѣ чепецъ и воротничекъ.-- Что, если это... Ахъ, Боже мой! И все это время они стоятъ въ передней!.. Глупая! Что же ты не пригласила ихъ въ гостиную? Бѣги скорѣй, скажи, что просятъ пожаловать.
   Пока дѣвушка бѣгала внизъ, мистриссъ Никкльби на скорую руку убирала со стола посуду и все, что напоминало объ ѣдѣ. Не успѣла она запереть будетъ и усѣсться на диванъ съ такимъ спокойнымъ лицомъ, какое только сумѣла состроить, какъ въ комнату вошли два джентльмена, совершенно ей незнакомые.
   -- Мое почтенье, сударыня!-- сказалъ одинъ, дѣлая удареніе за второмъ словѣ.
   -- Мое почтенье, сударыня!-- повторилъ другой, перенося удареніе на первое слово разнообразія ради.
   Мистриссъ Никкльби сдѣлала книксенъ, улыбнулась, опять сдѣлала книксенъ и, потирая въ смущеніи руки, замѣтила, что она не имѣетъ, кажется, чести...
   -- Насъ знать?-- докончилъ первый джентльменъ.-- О, вся потеря на нашей сторонѣ, мистриссъ Никкльби, повѣрьте! Вѣдь еся потеря на нашей сторонѣ, неправда ли, Пайкъ?
   -- На нашей, Плекъ,-- подтвердилъ другой жентдьмснь.
   -- Мы часто сожалѣли объ этомъ,-- продолжалъ первый.-- Вѣдь сожалѣли, Пайкъ?
   -- Сожалѣли, Плекъ,-- сказалъ второй.
   -- Но зато теперь мы обрѣли, наконецъ, счастье, о которомъ такъ долго мечтали, по которомъ томились и вздыхали. Мечтали мы объ этомъ счастьѣ, Пайкъ, или не мечтали?
   -- Мечтали, Плекъ, ты и самъ это знаешь,-- проговорилъ мистеръ Пайкъ съ укоризной.
   -- Слышите, сударыня, что онъ говоритъ,-- подхватилъ мистеръ Плекъ, поворачиваясь къ хозяйкѣ.-- Слышите вы это нелицепріятное свидѣтельство моего друга Пайка?.. Кстати, это мнѣ напомнило... Формальности, формальности, ими нельзя пренебрегать въ цивилизованномъ обществѣ. Позвольте вамъ представить: Пайкъ... мистриссъ Никкльби.
   Мистеръ Пайкъ приложилъ руку къ сердцу и отвѣсилъ глубокій поклонъ.
   -- Долженъ ли и я въ свою очередь представиться вамъ,-- продолжалъ мистеръ Плекъ,-- и самъ назвать свое имя, или долженъ просить моего друга Пайка (который, будучи формально представленъ, можетъ выполнить эту обязанность съ большимъ правомъ)... просить его удостовѣрить передъ вами, что мое имя дѣйствительно Плекъ? Долженъ ли я испрашивать чести вашего знакомства единственно на основаніи того глубокаго участія, которое я принимаю въ вашей семьѣ, или же для меня будетъ выгоднѣе обратиться къ вамъ въ качествѣ друга сэра Мельбери Гока,-- всѣ эти вопросы, мистриссъ Никкльби, я предоставляю рѣшить вамъ самимъ.
   -- Друзья сэра Мельбери Гока не нуждаются въ рекомендаціяхъ, чтобы пріобрѣсти мое расположеніе,-- отвѣчала благосклонно мистриссъ Никкльби.
   -- Какъ я счастливъ это слышать!-- воскликнулъ мистеръ Плекъ, придвигая стулъ вплотную къ мѣсту хозяйки и садясь.-- Вы не повѣрите, какъ для меня отрадно сознаніе, что дорогой мой другъ сэръ Мельбери такъ высоко стоитъ въ вашемъ мнѣніи. Позвольте мнѣ, мистриссъ Никкльби, сказать вамъ только одно: когда сэръ Мельбери узнаетъ объ этомъ, онъ будетъ счастливѣйшимъ изъ смертныхъ,-- положительно такъ... Пайкъ, садись.
   -- Мое доброе мнѣніе не можетъ имѣть большого значенія дли такого человѣка, какъ сэръ Мельбери,-- проговорила бѣдненькая мистриссъ Никкльби въ полной увѣренности, что она отвѣчаетъ необыкновенно дипломатично.
   -- Не можетъ имѣть значенія -- ваше мнѣніе?-- повторилъ въ изумленіи мистеръ Плекъ.-- Пайкъ, какое значеніе для нашего друга имѣетъ мнѣніе мистриссъ Никкльби?
   -- Какое значеніе?-- повторилъ, какъ эхо, Пайкъ.
   -- Ну, да, какое? Огромное, не такъ ли?
   -- Огромное,-- подтвердилъ Пайкъ.
   -- Мистриссъ Никкльби не можетъ не знать, какое глубокое впечатлѣніе произвела ея очаровательная дочь на...
   -- Плекъ, воздержись!-- остановилъ его пріятель.
   -- Пайкъ правъ,-- пробормоталъ мистеръ Плекъ послѣ многозначительной паузы -- Я сболтнулъ не подумавши. Пайкъ совершенно правъ. Благодарю, дружище.
   "Боже ты мой, какая деликатность!-- подумала мистриссъ Никкльби.-- Никогда въ жизни ничего подобнаго не встрѣчала".
   Мистеръ Плекъ немного поломался, притворяясь, что онъ находится въ величайшемъ замѣшательствѣ, и затѣмъ возобновилъ разговоръ покорнѣйшей просьбой забыть нечаянно сорвавшіяся у него съ языка необдуманныя слова и объяснить ихъ его безразсудной стремительностью. Единственная милость, о которой онъ позволялъ себѣ просить это, чтобы не сомнѣвались въ его искренности и добрыхъ намѣреніяхъ.
   -- Потому что, когда я вижу,-- сказалъ въ заключеніе мистеръ Плекъ,-- когда я вижу съ одной стороны такую красоту и неотразимую грацію, а съ другой такую пылкую преданность, я... Извини меня, Пайкъ, я не имѣлъ намѣренія снова поднимать эту тему... Перемѣнимте разговоръ, господа.
   -- Мы обѣщали сэру Мельбери и лорду Фредерику,-- началъ Пайкъ,-- зайти къ вамъ освѣдомиться, не простудились ли вы вчера?
   -- О, нѣтъ, нисколько -- поспѣшила отвѣтить мистриссъ Никкльби.-- Передайте милорду и сэру Мельбери мою благодарность за вниманіе ко мнѣ и скажите имъ, что вчерашній вечеръ прошелъ для меня вполнѣ благополучно, вполнѣ. И это тѣмъ болѣе странно, что я вообще очень подвержена простудѣ. Помню, одинъ разъ я схватила такой насморкъ... Кажется, это было въ тысяча восемьсотъ семнадцатомъ году... Позвольте: четыре да пять -- девять... Да, такъ въ семнадцатомъ году... Такъ я схватила тогда такой страшный насморкъ, что думала, никогда отъ него не отдѣлаюсь, серьезно вамъ говорю. И представьте, меня вылечили однимъ очень простымъ средствомъ... Не знаю, случалось ли вамъ слышать о немъ, мистеръ Плекъ.-- Вы берете ведро горячей воды, такой горячей, чтобы только можно было терпѣть, размѣшиваете въ немъ фунтъ соли и на шесть пенсовъ отрубей самыхъ лучшихъ, затѣмъ ставите ведро передъ собой, засовываете въ него голову и сидите такъ по двадцати минутъ каждый вечеръ передъ тѣмъ, какъ ложиться въ постель. Я, кажется, сказала: голову.-- Не голову, а ноги. Это замѣчательное средство, удивительно помогаетъ. Какъ сейчасъ помню; я начала имъ лечиться на второй день Рождества, а къ половинѣ апрѣля насморкъ совершенно прошелъ. Вамъ это покажется чудомъ, когда я скажу, что начался онъ у меня съ сентября.
   -- Какое ужасное приключеніе!-- воскликнулъ мистеръ Пайкъ.
   -- Ужасное!-- повторилъ мистеръ Плекъ.
   -- Но стоитъ выслушать о немъ ужь ради того, чтобъ узнать, что мистриссъ Никкльби въ концѣ концовъ выздоровѣла,-- неправда ли, Плекъ?
   -- Да, благодаря этому обстоятельству, разсказъ получаетъ захватывающій интересъ.
   -- Однако, Плекъ,-- сказалъ вдругъ Пайкъ, какъ будто спохватившись,-- мы такъ увлеклись интересной бесѣдой, что и забыли о нашемъ порученіи.-- Мы явились къ вамъ но порученію, мистриссъ Никкльби..
   -- По порученію?-- повторила въ пріятномъ изумленіи добрѣйшая дама, уму которой мгновенно и въ самыхъ яркихъ краскахъ представилось формальное предложеніе руки и сердца по адресу Кетъ.
   -- Отъ сэра Мельбери,-- докончилъ Пайкъ и прибавилъ помолчавъ:-- Я думаю, вы здѣсь очень скучаете?
   -- Скучаю иногда, сознаюсь,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби.
   -- Такъ вотъ, сэръ Мельбери Гокъ просилъ насъ передать вамъ его глубокое почтеніе и нижайшую просьбу удостоить вашимъ присутствіемъ его ложу на сегодняшній спектакль.
   -- Ахъ, Боже мой! Но я нигдѣ не бываю.
   -- Тѣмъ болѣе причинъ, дорогая мистриссъ Никкльби, чтобы вы позволили себѣ это маленькое развлеченіе. Пайкъ, проси мистриссъ Никкльби.
   -- Прошу васъ, согласитесь,-- сказалъ Пайкъ.
   -- Вы должны согласиться,-- упрашивалъ Плекъ.
   -- Вы очень добры,-- заговорила нерѣшительно мистриссъ Никкльби,-- но...
   -- Пожалуйста никакихъ "но",-- любезно перебилъ ее Плекъ,-- въ нашемъ словарѣ не допускается такихъ словъ. Въ ложѣ будутъ вашъ деверь, лордъ Фредерикъ, сэръ Мельбери, Пайкъ. Объ отказѣ не можетъ быть и рѣчи. Сэръ Мельбери пришлетъ за вами экипажъ въ сорокъ минутъ седьмого, минута въ минуту. Вы не будете такъ жестоки, не лишите всѣхъ насъ удовольствія, мистриссъ Никкльби...
   -- Вы такъ любезно настаиваете, что я, право, не знаю, что и сказать,-- проговорила достойная леди.
   -- Не говорите ничего, ни слова, ни звука, дорогая мистриссъ Никкльби!-- И мистеръ Плекъ продолжалъ, понизивъ голосъ:-- Мнѣ хочется сказать вамъ на ушко одну вещь. Правда, я измѣняю данному слову, но это вздоръ и, увѣряю васъ, меня въ этомъ можно извинить, хотя, если бы мой другъ Пайкъ насъ подслушалъ, онъ надралъ бы мнѣ уши, повѣрьте, что такъ,-- вотъ до чего развито чувство чести въ этомъ человѣкѣ!
   Мистриссъ Никкльби бросила боязливый взглядъ на рыцаря Пайка, который въ эту минуту отошелъ къ окну, и мистеръ Плекъ продолжалъ, сжимая ей руку:
   -- Ваша дочь одержала побѣду, съ котярой я могу васъ поздравить. Сэръ Мельбери Гокъ -- ея преданный рабъ. Кха... гм.
   Тутъ мистеръ Пайкъ вдругъ схватилъ съ камина какую-то небольшую вещицу и возгласилъ театральнымъ тономъ:
   -- Ахъ, что это, что я вижу!
   -- Что же ты видишь, мой другъ?-- спросилъ его Плекъ.
   -- Это лицо, эти черты, это божественное выраженіе!-- ломался мистеръ Пайкъ, падая на стулъ съ таинственной вещицей въ рукахъ, которая оказалась портретомъ миніатюръ.-- Исполненіе слабо, несовершенно, но это то же выраженіе, тѣ же черты, то же лицо.
   -- Я узнаю его даже отсюда,-- подхватилъ мистеръ Плекъ въ экстазѣ восторга.-- Неправда ли, сударыни, это слабое подобіе...
   -- Это портретъ моей дочери,-- заявила съ гордостью мистриссъ Никкльби.
   Это былъ дѣйствительно портретъ миссъ Никкльби, который маленькая миссъ Ла-Криви принесла имъ показать за два дня передъ тѣмъ.
   Какъ только мистеръ Пайкъ убѣдился, что его догадка насчетъ портрета вѣрна, онъ принялся изливаться въ превыспреннихъ панегирикахъ божественному оригиналу, осыпая портретъ поцѣлуями въ пылу энтузіазма. А мистеръ Плекъ прижималъ къ сердцу руку мистриссъ Никкльби и въ свою очередь поздравлялъ ее съ такой дочерью такъ искренно и горячо, что на глазахъ у него выступили слезы. Бѣдняжка мистриссъ Никкльби сначала слушала съ снисходительнымъ самодовольствомъ, но подъ конецъ совсѣмъ размякла при видѣ такихъ доказательствъ вниманія и преданности къ ея семьѣ. Впрочемъ, не только она, но даже служанка случайно заглянувшая въ дверь, застыла на мѣстѣ въ нѣмомъ изумленіи передъ дикими восторгами двухъ друзей дома.
   Мало-по-малу, однако, восторги ихъ поостыли. Тогда мистриссъ Никкльби принялась занимать ихъ пространными ламентаціями то поводу постигшаго ее разоренія. Весьма картинно и обстоятельно описала она свой старый деревенскій домъ: не пропустила ни одной комнаты до кладовой включительно, припомнила насколько ступенекъ надо было спуститься, чтобы попасть въ садъ, въ которую сторону повернуть, чтобы войти въ гостиную, и пересчитала весь кухонный инвентарь до послѣдней кастрюли. Воспоминаніе о кухнѣ естественно привело ее въ погребъ, гдѣ она окончательно заблудилась между боченками, бутылками и, вѣроятно, блуждала бы очень долго, если бы названія этихъ полезныхъ предметовъ изъ хозяйственной утвари не напомнили мистеру Пайку по весьма понятной ассоціаціи идей, что ему "чертовски хочется пить".
   -- Знаете что,-- сказалъ этотъ достойный джентльменъ,-- если бы вы послали въ таверну ззять порцію джина съ водой, я бы положительно выпилъ.
   И когда джинъ появился, мистеръ Пайкъ положительно выпилъ, и пилъ съ большимъ удовольствіемъ. Мистеръ Плекъ ему помогалъ, а мистриссъ Никкльби смотрѣла и восхищалась той невзыскательной простотой, съ какою эти свѣтскіе франты удостоили снизойти до простой оловянной кружки изъ ближайшей таверны. Мигтриссъ Никкльби не знала, что это чудо объясняется очень просто. Она не знала, что господамъ въ родѣ Пайка и Плека, промышляющимъ себѣ обѣдъ собственной изворотливостью или, вѣрнѣе, глупостью своихъ ближнихъ, случается попадать во всякія передѣлки и что въ крутыя для нихъ времена они не брезгаютъ самыми простыми и примитивными способами для удовлетворенія своихъ аппетитовъ.
   -- Итакъ, въ сорокъ минутъ седьмого экипажъ будетъ здѣсь,-- сказалъ мистеръ Пайкъ, вставая.-- Позвольте... еще одинъ взглядъ на милыя черты. Да, вотъ оно это прелестное личико! Все то же, неизмѣнно прекрасно. (Поразительный фактъ, въ скобкахъ сказать, принимая въ разсчетъ, что дѣло шло о портретѣ). Ахъ, Плекъ, Плекъ!
   Мистеръ Плекъ вмѣсто отвѣта съ большимъ чувствомъ поцѣловалъ руку у мистриссъ Никкльби. Мистеръ Пайкъ сдѣлалъ то же, послѣ чего оба стремительно вышли.
   Мистриссъ Никкльби имѣла вообще слабость считать себя особой довольно проницательной и дальновидной, но никогда не была она такъ довольна своею дальновидностью, какъ въ этотъ день. Еще наканунѣ она все отгадала. Она никогда не видѣла сэра Мельбери въ обществѣ Кетъ, ни разу до вчерашняго дня не слышала его имени, а между тѣмъ не сообразила ли она съ самаго начала, въ чемъ тутъ секретъ? И она попала въ самую точку,-- теперь на этотъ счетъ не можетъ быть сомнѣній. Какое торжество! Не говоря уже объ оказанномъ ей лично лестномъ вниманіи, которое и само по себѣ могло служить достаточнымъ доказательствомъ, развѣ не выдалъ тайны сэра Мельбери его ближайшій другъ, отъ котораго у него навѣрно нѣтъ секретовъ? "Я просто влюблена въ этого милѣйшаго мистера Плека,-- положительно влюблена", -- рѣшила мистриссъ Никкльби.
   Но среди всего этого благополучія, такъ неожиданно свалившагося на почтенную даму, ее безпокоило одно обстоятельство, а именно: у нея не было никого, передъ кѣмъ она могла бы излиться. Она было совсѣмъ ужъ рѣшилась идти къ миссъ Ла-Криви и разсказать ей все, но тутъ же подумала: "Не знаю только, ловко ли это будетъ? Миссъ Ла-Криви, конечно, хорошая женщина, но не своему положенію въ свѣтѣ она настолько ниже сэра Мельбери, что, я боюсь, намъ неприлично брать ее въ повѣренныя. Бѣдняжка!" И, на основаніи этого важнаго соображенія, добрѣйшая душа окончательно отказалась отъ мысли довѣрить свою тайну маленькой портретисткѣ и удовольствовалась тѣмъ, что запустила нѣсколько весьма таинственныхъ и туманныхъ намековъ насчетъ будущаго своего величія по адресу служанки, которая и выслушала ихъ съ достодолжнымъ почтеніемъ.
   Ровно въ назначенный часъ явился обѣщанный экипажъ, и не какая нибудь извозчичья карета, а собственный экипажъ съ лакеемъ на запяткахъ, отличавшимся такими толстыми икрами, что, если онѣ были и не совсѣмъ соразмѣрны съ объемомъ туловища, зато независимо отъ него, какъ абстрактныя икры, могли быть смѣло выставлены въ королевской академіи въ качествѣ модели. Весело было смотрѣть, съ какимъ эффектомъ толстоногій лакей подсадилъ мистриссъ Никкльби въ экипажъ, захлопнулъ за ней дверцу и вскочилъ на запятки. А такъ какъ добрѣйшая лэди оставалась въ полномъ невѣдѣніи того грустнаго факта, что этотъ джентльменъ, приложивъ къ носу золотой набалдашникъ своей длинной трости, весьма непочтительно подмигивалъ на нее кучеру поверхъ ея же собственной головы, то и возсѣдала на своемъ мѣстѣ, гордо выпрямившись, исполненная сознанія своей важности.
   У театра та же торжественная церемонія: опять прыжокъ лакея съ запятокъ, опять хлопанье дверцы и высаживанье. Въ довершеніе тріумфа мистриссъ Никкльби господа Пайкъ и Плекъ дожидались на подъѣздѣ, чтобы проводить ее въ ложу, а мистеръ Пайкъ простеръ свою вѣжливость до того, что набросился на какого-то старика съ фонаремъ, случайно подвернувшагося ему по дорогѣ, и посулилъ "расквасить" ему носъ къ неописанному ужасу мистриссъ Никкльби, заключившей -- скорѣе по чрезмѣрному возбужденію мистера Пайка, чѣмъ на основаніи какого-либо предшествующаго знакомства съ этимологіей слова "расквасить",-- что дѣло не обойдется безъ кровопролитія. По-счастью, впрочемъ, мистеръ Пайкъ ограничился только угрозой, и они добрались до ложи безъ дальнѣйшихъ приключеній, если не считать выраженнаго тѣмъ же воинственнымъ джентльменомъ желанія "задать взбучку" помощницѣ капельдинерши за то, что она перепутала номеръ ихъ ложи.
   Не успѣли усадить мистриссъ Никкльби въ кресло за занавѣску, какъ явились сэръ Мельбери и лордъ Фредерикъ въ безукоризненно изящныхъ костюмахъ: отъ верхушки шляпы до кончиковъ перчатокъ, и отъ кончиковъ перчатокъ до носковъ сапогъ оба являли изъ себя истыхъ дэнди. Сэръ Мельбери какъ будто еще больше осипъ со вчерашняго дня, а лордъ Фредерикъ смотрѣлъ какимъ-то соннымъ. По этимъ признакамъ, а также и по тому, что оба они были не совсѣмъ тверды на ногахъ, мистриссъ Никкльби вполнѣ правильно заключила, что они только-что пообѣдали.
   -- А мы, сейчасъ.... пили сейчасъ за здоровье вашей прелестной дочери, мистриссъ Никкльби,-- шепнулъ ей сэръ Мельбери, усаживаясь у нея за спиной.
   "Ого, недаромъ говорятъ: въ винѣ правда!" -- подумала проницательная дама и сказала:-- Вы очень любезны, сэръ Мельбери.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, клянусь честью, вся любезность за вами. Съ вашей стороны было такъ мило пріѣхать.
   -- А съ вашей -- меня пригласить, не такъ ли, сэръ Мельбери?-- отвѣчала мистрисъ Никкльби, мотнувъ головой съ необыкновенно тонкимъ видомъ.
   -- Я такъ жаждалъ познакомиться съ вами,-- сказалъ на это сэръ Мельбери,-- такъ старался заслужить наше доброе мнѣніе, мнѣ такъ хотѣлось, чтобы между нами установилось взаимное пониманіе, гармонія душъ, что, оказывая вамъ эту любезность, я дѣйствовалъ въ своихъ интересахъ. Говорю это прямо, потому что не хочу, чтобы вы заблуждались на мой счетъ. Я страшный эгоистъ, клянусь честью!
   -- Ахъ, нѣтъ, сэръ Мельбери, я вамъ не вѣрю!-- протянула томно почтенная леди.-- Съ такимъ открытымъ и благороднымъ лицомъ нельзя быть эгоистомъ.
   -- Однако жъ вы удивительно наблюдательны,-- замѣтилъ сэръ Мельбери.
   -- Вотъ ужъ нѣтъ! Я никогда ничего не замѣчаю,-- проговорила мистриссъ Никкльби такимъ тономъ, который предоставлялъ ея собесѣднику догадываться, что эта дама, напротивъ, замѣчаетъ очень и очень многое.
   -- Я васъ просто боюсь,-- продолжалъ баронетъ.-- Господа, честное слово, я боюсь мистриссъ Никкльби, такъ она проницательна,-- прибавилъ онъ, оглянувшись на своихъ спутниковъ.
   Пайкъ и Плекъ покачали головой съ таинственнымъ видомъ и объявили въ одинъ голосъ, что они давно это замѣтили. Мистриссъ Никкльби хихикнула въ пріятномъ конфузѣ, сэръ Мельбери засмѣялся, а Пайкъ и Плекъ захохотали во все горло.
   -- Но гдѣ же мой деверь, сэръ Мельбери?-- спохватилась вдругъ мистриссъ Никкльби.-- Безъ него я бы ни за что не согласилась пріѣхать. Надѣюсь, онъ придетъ?
   -- Пайкъ,-- промямлилъ сэръ Мельбери, доставая зубочистку, небрежно откидываясь на спинку кресла и показывая всѣмъ своимь видомъ, что ему лѣнь придумывать отвѣтъ,-- Пайкъ, гдѣ Ральфъ Никкльби?
   -- Плекъ,-- сказалъ Пайкъ, подражая движеніямъ баронета и сваливая на пріятеля обязанность соврать,-- Плекъ, гдѣ Ральфъ Никкльби?
   Мистеръ Плекъ собирался что-то отвѣтить, когда въ сосѣдней ложѣ послышались шорохъ платьевъ и говоръ входившихъ. Это отвлекло вниманіе джентльменовъ: всѣ четверо многозначительно переглянулись. Сэръ Мельбери вдругъ насторожился, прислушался и началъ шепотомъ умолять своихъ друзей "ради Бога, не шумѣть".
   -- Что такое? Въ чемъ дѣло?-- спросила мистриссъ Никкльби.
   -- Тише!-- прошепталъ сэръ Мельбери, сдѣлавъ ей знакъ замолчать.-- Лордъ Фредерикъ, узнаете вы этотъ голосъ?
   -- Пусть чортъ меня возьметъ, если это не голосъ миссъ Никкльби,-- отвѣчалъ милордъ.
   -- Не можетъ быть!-- проговорила мамаша и, заглянувъ за занавѣску, вскрикнула:-- А вѣдь и въ самомъ дѣлѣ она! Кетъ, милочка, здравствуй!
   -- Мама, вы здѣсь? Да неужели это вы?
   -- Какъ видишь, мой другъ.
   -- Но какимъ образомъ? Съ кѣмъ?..-- начала было Кетъ и вдругъ попятилась, увидѣвъ человѣка, посылавшаго ей воздушные поцѣлуи и улыбавшагося изъ-за спины ея матери.
   -- Съ кѣмъ? Отгадай!-- сказала почтенная дама, кланяясь мистриссъ Вититтерли, и докончила, слегка возвысивъ голосъ въ назиданіе этой лэди:-- Съ мистеромъ Пайкомъ и Плекомъ, съ сэромъ Мельбери Гокомъ и лордомъ Верисофтомъ.
   "Господи, какъ она попала въ эту компанію!" пронеслось въ головѣ Кетъ.
   Неожиданность была такъ ошеломляюща, такъ грубо напомнила бѣдной дѣвушкѣ все, что произошло на обѣдѣ у Ральфа, что она страшно поблѣднѣла. Эти симптомы волненія не ускользнули отъ мистриссъ Никкльби, и проницательная дама не замедлила приписать ихъ страстной любви. Но какъ ни была она польщена этимъ открытіемъ, дѣлавшимъ такую честь ея сообразительности, это не помѣшало ея материнскому сердцу встревожиться за Кетъ. Она проворно вышла изъ своей ложи и постучалась въ сосѣднюю. Мистриссъ Вититтерли, которая, сами собою разумѣется, не могла остаться равнодушной къ представлявшейся ей возможности познакомиться съ лордомъ и баронетомъ, сейчасъ же сдѣлала мужу знакъ отворить. Такимъ образомъ не прошло и минуты, какъ компанія мистриссъ Никкльби наводнила сосѣднюю ложу вплоть до дверей, такъ что господамъ Пайку и Плеку осталось только мѣстечко, чтобы просунуть головы.
   -- Дорогая моя дѣвочка,-- сказала мистриссъ Никкльби, нѣжно цѣлуя дочь,-- какая ты била сейчасъ блѣдная! Ты меня просто перепугала!
   -- Вамъ вѣрно показалось, мама, или, можетъ быть, это... отъ лампъ,-- отвѣчала Кетъ, испуганно озираясь и видя, что никакія объясненія здѣсь невозможны.
   -- Развѣ ты не видишь сэра Мельбери, моя милая?
   Кетъ слегка поклонилась, закусила губы и отвернулась къ сценѣ. Но отдѣлаться отъ сэра Мельбери было не такъ-то легко. Онъ выступилъ впередъ съ протянутой рукой, и такъ какъ мистриссъ Никкльби услужливо оповѣстила дочь объ этомъ обстоятельствѣ, той не оставалось ничего больше, какъ подать ему руку. Сэръ Мельбери удержалъ ее, въ своей и разсыпался въ пространныхъ комплиментахъ, а Кетъ все это время вспоминала, что произошло между ними, и справедливо возмущалась этой новой дерзостью, только усугублявшій оскорбленіе, уже нанесенное ей этимъ человѣкомъ. Затѣмъ послѣдовали поклоны и привѣтствія, во-первыхъ, со стороны лорда Верисофта, во-вторыхъ, со стороны Пайка и Плека, и, наконецъ, въ довершеніе обиды, молодой дѣвушкѣ пришлось; по требованію мистриссъ Вититтерли, исполнить церемонію представленія, назвавъ по именамъ всѣхъ этихъ ненавистныхъ людей, внушавшихъ ей такое омерзеніе.
   -- Мистриссъ Вититтерли въ восхищеніи,-- заговорилъ, потирая руки, супругъ этой дамы,-- въ восхищеніи, милордъ, я въ этомъ увѣренъ, что ей представился случай завязать такое лестное знакомство, и я надѣюсь, милордъ, оно не остановится на этомъ. Джулія, дорогая моя, только ты пожалуйста не волнуйся, я тебя очень объ этомъ прошу. Мистриссъ Вититтерли, надо вамъ замѣтитъ, сэръ Мельбери, натура въ высшей степени увлекающаяся. Слабое пламя свѣчи, пушокъ на кожицѣ персика, пыль на крылышкахъ бабочки, вотъ что такое мистриссъ Вититтерли. Дуньте на нее, и ея нѣтъ: она погасла, растаяла, какъ дымъ.
   Сэръ Мельбери, казалось, подумалъ, что было бы очень недурно, если бы прекрасная леди и въ самомъ дѣлѣ растаяла, какъ дымъ. Тѣмъ не менѣе онъ сказалъ, что удовольствіе отъ завязавшагося знакомства было во всякомъ случаѣ обоюдное. Лордъ Фредерикъ не замедлилъ прибавить: "Конечно, обоюдное", и, разумѣется, Пайкъ съ Плекомъ поспѣшили заявить изъ дверей: "Въ высшей степени обоюдное, чтобы не сказать больше".
   -- Я такъ люблю драму, милордъ!-- пролепетала мистриссъ Вититтерли съ томной улыбкой.
   -- Да-а, это очень интере-есно,-- промямлилъ милордъ.
   -- Я всегда бываю больна послѣ Шекспира, На другой день послѣ спектакля я еле жива. Должно быть реакція отъ такихъ впечатлѣніи бываетъ слишкомъ сильна... Ахъ, Шекспиръ, это такой восторгъ!
   -- Да-а, умный былъ человѣкъ,-- замѣтилъ милордъ.
   -- И знаете, милордъ,-- продолжала мистриссъ Вититтерли послѣ довольно продолжительной паузы,-- я замѣтила, что его пьесы стали дѣйствовать на меня гораздо сильнѣе съ тѣхъ поръ, какъ я побывала въ этомъ миломъ, убогомъ маленькомъ домикѣ, гдѣ онъ родился. Были вы тамъ когда-нибудь?
   -- Ни разу.
   -- О, такъ вы непремѣнно должны туда съѣздить, непремѣнно, милордъ,-- проговорила мистриссъ Вититтерли изнемогающимъ голосомъ.-- Сама не знаю отчего, но когда посѣтишь это священное мѣсто, когда напишешь свое имя въ книгѣ для посѣтителей, какой-то неземной восторгъ охватываетъ тебя: чувствуешь, какъ въ тебѣ загорается огонь вдохновенія.
   -- Да, да, я непремѣнно тамъ побываю,-- сказалъ лордъ Фредерикъ.
   -- Джулія, жизнь моя,-- вмѣшался тутъ мистеръ Вититтерли,-- ты вводишь въ заблужденіе милорда, неумышленно, но все-таки вводишь его въ заблужденіе. Это твоя поэтически натура, другъ мой, твоя эѳирная душа, твое горячее воображеніе вдохновляютъ тебя, а вовсе не мѣсто. Мѣсто самое обыкновенное, и оно тутъ не при чемъ.
   -- А мнѣ такъ кажется, что и мѣсто играетъ здѣсь роль,-- сказала вдругъ мистрисъ Никкльби, до этой минуты молчавшая,-- по крайней мѣрѣ, я помню, когда я ѣздила въ Стратфордъ съ моимъ бѣднымъ покойнымъ мистеромъ Никкльби (это было вскорѣ послѣ нашей свадьбы)... мы ѣхали изъ Бирмингама въ почтовой каретѣ... Кажется, въ почтовой, или я ошибаюсь? прибавила почтенная дама, помолчавъ, и затѣмъ продолжала:-- Да, навѣрное такъ, потому что, помню, я еще замѣтила тогда, что у кучера надъ лѣвымъ глазомъ былъ зеленый щитокъ... Такъ вотъ пріѣхали мы въ Стратфордъ, осмотрѣли могилу Шекспира и домикъ, гдѣ онъ родился, воротились въ гостиницу, и представьте, всю эту ночь мнѣ снился человѣкъ изъ гипса во весь ростъ и въ натуральную величину, весь въ черномъ и въ отложныхъ воротничкахъ, подвязанныхъ шнуркомъ съ двумя кисточками. Онъ стоялъ, прислонившись къ столбу, глубоко о чемъ-то задумавшись. А когда поутру я проснулась и разсказала свой сонъ мистеру Никкльби, онъ сказалъ, что мнѣ снился Шекспиръ, какимъ онъ былъ при жизни. Неправда ли, странно?.. Стратфордъ... Стратфордъ...-- продолжала мистриссъ Никкльби, что-то соображая.-- Да, такъ, это было навѣрно въ Стратфордѣ, потому что, помню, я ожидала тогда моего старшаго сына Николая и въ то самое утро страшно перепугалась мальчишки итальянца, продававшаго картины. Удивительное еще счастье, мэмъ,-- зашептала вдругъ эта невинная леди, нагибаясь къ мистриссъ Вититтерли, удивительное счастье, что изъ моего сына не вышло Шекспира. Подумайте, какая это была бы ужасная вещь!
   Когда мистриссъ Никкльби привела свой интересный анекдотъ къ вожделѣнному концу, Пайкъ и Плекъ предложили, чтобы половина общества перешла въ сосѣднюю ложу и, какъ всегда, усердствуя въ интересахъ своего патрона, вели свою тактику такъ искусно, что Кетъ, несмотря на всѣ свои протесты, принуждена была взять руку сэра Мельбери Гока и идти съ нимъ. Ихъ сопровождали мать ея съ мистеромъ Плекомъ, но достойная леди, возмнивъ себя дипломаткой, приложила всѣ старанія, чтобы ни разу не взглянуть въ сторону дочери, и весь вечеръ была, повидимому, поглощена остроумной бесѣдой мистера Плека, который, въ качествѣ спеціально для этой цѣли приставленнаго къ ней часового, въ свою очередь не зѣвалъ и пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ занять ея вниманіе.
   Лордъ Фредерикъ остался въ другой ложѣ забавлять разговоромъ мистриссъ Вититтерли, а ассистентомъ къ нему назначили Пайка, который долженъ былъ выручать его сіятельство въ критическіе моменты. Что же до мистера Виттитерли, то онъ былъ слишкомъ занятъ, чтобы принимать участіе въ ихъ бесѣдѣ: надо же ему было оповѣстить своихъ знакомыхъ, бывшихъ въ театрѣ, что дескать "тѣ два джентльмена, которыхъ вы видите во второмъ ярусѣ, въ ложѣ мистриссъ Вититтерли, высокородный лордъ Фредерикъ Верисофтъ и его ближайшій другъ и пріятель, блестящій сэръ Мельбери Гокъ", извѣстіе, воспламенившее кипучей злобой и завистью сердца многихъ почтенныхъ матронъ и заставившее позеленѣть отъ отчаянія шестнадцать незамужнихъ ихъ дочерей.
   Спекталь, наконецъ, кончился, но Кетъ опять таки должна была позволить сэру Мельбери свести ее съ лѣстницы, и опять господа Пайкъ и Плекъ маневрировали такъ удачно, что безъ всякихъ замѣтныхъ стараній съ чьей бы то ни было стороны бѣдная дѣвушка съ своимь кавалеромъ очутились не только послѣдними, но и довольно далеко отъ остальныхъ.
   -- Куда вы спѣшите?-- сказалъ сэръ Мельбери, видя что Кетъ порывается впередъ и пытается высвободить свою руку.
   Она ничего не отвѣтила, но не убавила шагу.
   -- А, если такъ...-- проговорилъ сэръ Мельбери хладнокровно и безъ дальнѣйшихъ церемоній остановился, прижимая къ себѣ ея руку.
   -- Прошу васъ не задерживать меня, сэръ!-- сказала Кетъ гнѣвно.
   -- Отчего же?... Послушайте, моя милочка, ну, зачѣмъ вы притворяетесь недовольной?
   -- Притворяюсь!-- воскликнула съ негодованіемъ истъ.-- Какъ вы еще смѣете послѣ всего, что случилось, заговаривать со мной, обращаться ко мнѣ, показываться мнѣ на глаза?
   -- А знаете, миссъ Никкльби, въ гнѣвѣ вы еще прелестнѣе,-- объявилъ сэръ Мельбери, нагибаясь, чтобы лучше видѣть ея лицо.
   -- Я ненавижу васъ, презираю отъ всего сердца!-- проговорила въ отчаяніи бѣдная дѣвушка.-- Если вамъ доставляетъ удовольствіе внушать отвращеніе, вы... Пустите меня къ нимъ, сейчасъ же пустите! Если вы не выпустите меня сію же минуту, я отброшу въ сторону всѣ благоразумныя соображенія, удерживавшія меня до сихъ поръ, и приму такія мѣры, которыя будутъ чувствительны даже для васъ.
   Сэръ Мелъбори улыбнулся и, продолжая смотрѣть ей въ лицо и прижимать ея руку, двинулся къ выходу.
   -- Если ни уваженіе къ моему полу, ни мое беззащитное положеніе не могутъ заставить васъ отказаться отъ этого грубаго, безчеловѣчнаго преслѣдованія,-- продолжала Кетъ, въ своемъ волненіи почти не сознавая, что она говоритъ,-- то у меня есть брать, который заставитъ васъ дорого поплатиться.
   -- Клянусь жизнью, такъ она еще краше!-- сказалъ сэръ Мельбери невозмутимо, какъ будто разсуждалъ самъ съ собой, и тихонько обнялъ ее за талію.-- Положительно она мнѣ больше нравится, когда сердится, какъ теперь, чѣмъ когда молчитъ, скромно опустивъ глазки.
   Кетъ не помнила, какъ она добралась до сѣней, гдѣ ее ожидала остальная компанія. Ни на кого не глядя, она вырвалась отъ своего спутника, быстро прошла на подъѣздъ, вскочила въ экипажи и, забившись въ уголъ, залилась слезами.
   Пайкъ и Плекъ, памятуя свою обязанность, постарались отвлечь вниманіе общества отъ инцидента съ Кетъ. Выскочивъ на подъѣздъ, они принялись выкрикивать экипажи, задирать разныхъ господъ изъ публики, стоявшихъ по близости, и въ этой суматохѣ благополучію усадили перепуганную мистриссъ Никкльби въ ея экипажъ. Отдѣлавшись отъ этой дамы, они перенесли свою любезность на мистриссъ Вититтерли и заставили ее забыть о молодой дѣвушкѣ, оглушивъ почти до потери сознанія. Наконецъ, оба экипажа отъѣхали, оставивъ четырехъ достойныхъ друзей подъ портикомъ театра. Тогда всѣ четверо переглянулись и принялись хохотать.
   -- Ну, что, не говорилъ я вамъ? Не говорилъ я, что стоитъ намъ подкупить служанку этихъ людей и разузнать, куда они вечеромъ ѣдутъ, и мы завоюемъ позицію?-- сказалъ сэръ Мельбери, обращаясь къ своему высокородному другу.-- Все вышло, какъ по писанному: мой лакей оборудовалъ дѣло со служанкой, мы подмазались къ маменькѣ и теперь домъ этихъ господъ открытъ для насъ во всякое время. И все обдѣлано въ однѣ сутки!
   -- Да,-- проговорилъ милордъ,-- но я долженъ былъ весь вечеръ просидѣть со старухой.
   -- Нѣтъ, вы только послушайте его!-- воскликнулъ сэръ Мельбери, поворачиваясь къ своимъ клевретамъ.-- Послушайте, что говоритъ этотъ неблагодарный ворчунъ! Право, я, кажется, дамъ торжественную клятву, никогда больше не помогать ему въ его замыслахъ. Ну, не позорно ли это съ его стороны?
   Пайкъ спросилъ Плека, а Плекъ спросилъ Пайка, не позорно ли это, но ни тотъ, ни другой не отвѣтилъ.
   -- А развѣ я неправду сказалъ?-- оправдывался лордъ Фредерикъ.-- Развѣ не правда, что я весь вечеръ просидѣлъ со старухой?
   -- Конечно, правда, но какъ же было сдѣлать иначе?-- возразилъ съ негодованіемъ сэръ Мельбери.-- Какимъ образомъ, скажите на милость, удалось бы намъ добыть это приглашеніе въ домъ для всѣхъ огуломъ,-- являться, когда вздумается, уходить, когда надоѣстъ, сидѣть, сколько хочешь, и дѣлать, что хочешь -- если бы вы, высокородный лордъ, не полюбезничали съ хозяйкой, съ этой дурой изъ дуръ? Неужели вы думаете, что я вожусь съ этой дѣвочкой ради себя? Не прожужжалъ ли я ей уши, расхваливая васъ? Не переносилъ ли я весь вечеръ, какъ терпѣливый оселъ, ея гримасы и дерзости ради васъ? Да за кого, наконецъ, вы меня принимаете? Развѣ я для всякаго это сдѣлаю? И неужели за всѣ мои старанія я не заслуживаю ни капли благодарности?
   -- Вы чертовски добрый малый, Гокъ,-- проговорилъ бѣдный простофиля, пожимая руку пріятелю.-- Клянусь жизнью, вы чертовски добрый товарищъ.
   -- Такъ какъ же по вашему? Правильно я поступилъ?
   -- Правильно.
   -- Какъ подобаетъ добродушному, глупому, преданному псу, каковъ я и есть, не такъ ли?
   -- Да, вы поступили, какъ другъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я удовлетворенъ,-- сказалъ сэръ Мельбери.-- А теперь пойдемъ раскитаемся съ французикомъ и съ нѣмецкимъ барономъ, которые такъ ловко обчистили наши карманы вчерашнюю ночь.
   Съ этими словами безкорыстный джентльменъ взялъ подъ руку своего друга, и они пошли, причемъ сэръ Мельбери не преминулъ оглянуться назадъ и подмигнуть съ презрительной улыбкой господамъ Пайку и Плеку, а тѣ зажали рты платками въ знакъ своего безмолвнаго восхищенія такою ловкой тактикой и послѣдовали за своимъ патрономъ и его жертвой на почтительномъ разстояніи.
   

ГЛАВА XXVIII.
Миссъ Никкльби, доведенная до отчаянія преслѣдованіями сэра Мельбери Гока и непріятными осложненіями, изъ нихъ вытекающими, прибѣгаетъ за покровительствомъ къ дядѣ, какъ къ послѣднему рессурсу.

   Утро приноситъ съ собой размышленіе. Но какія несходныя теченія мысли пробудило наступившее утро въ душѣ людей, такъ неожиданно столкнувшихся въ описанный вечеръ, благодаря услужливымъ стараніямъ господъ Пайка и Плека!
   Размышленія сэра Мельбери Гока (если можно примѣнить это слово къ низкимъ помысламъ развратника, разсчетливаго и коварнаго, чьи радости, сожалѣнія, страданія и удовольствія были всегда и исключительно для себя и за себя,-- безпутнаго кутилы, растерявшаго весь свой умственный багажъ, кромѣ способности позорить природу человѣка, внѣшній обликъ которой онъ носилъ) сосредоточивались на Кетъ. Сэръ Мельбери говорилъ себѣ; что она безспорно красавица, что человѣку съ его ловкостью ничего не стоитъ преодолѣть ея дикость и что, продолжая свое преслѣдованіе и добившись побѣды, онъ покроетъ славой въ глазахъ свѣта свое и безъ того громкое имя.
   Дабы это послѣднее соображеніе (игравшее для сэра Мельбери огромную роль) не показалось страннымъ инымъ простакамъ, мы позволимъ себѣ имъ напомнить, что для большинства людей понятіе о свѣтѣ сводится къ понятію объ отдѣльномъ кружкѣ, въ которомъ проходитъ ихъ жизнь, и что все ихъ честолюбіе, вся жажда одобренія заключены въ тѣсныя рамки этого небольшого мірка. Мірокъ сэра Мельбери былъ населень развратниками, и въ своихъ поступкахъ онъ сообразовался съ мнѣніемъ этихъ людей.
   Несправедливые поступки, случаи насилія, послѣдствія жестокаго деспотизма и самаго дикаго ханжества ежедневно повторяются на нашихъ глазахъ. У насъ принято трубить о каждомъ такомъ происшествіи; мы изумляемся, становимся втупикъ передъ дерзостью главныхъ героевъ, бросающихъ вызовъ мнѣнію свѣта. Какое заблужденіе! Потому только, что эти люди такъ дорожатъ мнѣніемъ своего собственнаго тѣснаго кружка,-- потому только и совершаются подобныя вещи, поражающія изумленіемъ насъ, представителей другого, чуждаго имъ міра.
   Размышленія мистриссъ Никкльби были проникнуты чувствомъ гордости и самодовольства. Подъ вліяніемъ своей пріятной иллюзіи она, какъ только встала, усѣлась за письмо къ Кетъ. Въ краснорѣчивомъ посланіи выражала она полнѣйшее свое одобреніе ея превосходному выбору, превозносила сэра Мельбери до небесъ и для вящшаго успокоенія своей дочери прибавляла, что именно такого зятя выбрала бы она, мистриссъ Никкльби, если бы ей предоставили выбирать между всѣми мужчинами, живущими на землѣ. Затѣмъ добрѣйшая леди, оговорившись предварительно въ томъ смыслѣ, что, дескать, не даромъ же прожила она такъ долго на свѣтѣ и ей ли не знать всѣхъ его обычаевъ, преподавала нѣсколько совѣтовъ, очень тонкаго свойства, насчетъ отношеній молодыхъ дѣвицъ къ ихъ вздыхателямъ, подкрѣпивъ житейскую мудрость этихъ совѣтовъ примѣрами изъ личнаго своего опыта. Наипаче всего рекомендовала она строгую сдержанность, но только какъ качество, похвальное само по себѣ, но и какъ тактику, существенно способствующую укрѣпленію страсти поклонника. "Никогда во всю свою жизнь, дорогая моя,-- прибавляла мистриссъ Никклъби,-- не радовалась я такъ, какъ вчера, когда убѣдилась, что твой здравый смыслъ уже подсказалъ тебѣ эту истину". Въ заключеніе почтенная матрона дѣлала нѣсколько искусныхъ намековъ на ту неизреченную радость, какую доставило ей сознаніе, что дочь ея въ значительной мѣрѣ унаслѣдовала тонкій материнскій умъ и осторожность въ поступкахъ (которые, надо надѣяться, разовьются со временемъ до полнаго своего объема), и этимъ заканчивала свое длинное и неудобочитаемое письмо.
   Бѣдняжка Кетъ совсѣмъ опѣшила, получивъ эти мелко исписанныя вдоль и поперекъ четыре страницы поздравленій и пожеланій по поводу того, что всю эту ночь не дало ей сомкнуть глазъ, изъ-за чего она все утро проплакала въ своей комнатѣ. Но худшимъ изъ всѣхъ испытаній была для нея необходимость состроить веселое лицо и идти развлекать мистриссъ Вититтерли, которая, будучи утомлена и не въ духѣ послѣ пріятныхъ волненій вчерашняго вечера, естественно разсчитывала найти въ своей компаньонкѣ пріятную собесѣдницу (иначе за что же та получала жалованье и полное содержаніе въ ея домѣ?). За то мистеръ Вититтерли ходилъ весь день какъ въ угарѣ, съ восторгомъ вспоминая, что настоящій лордъ жалъ ему руку, что настоящій лордь принялъ его приглашеніе и скоро посѣтить его домъ. А самъ милордъ въ это время, не страдая недугомъ преувеличенной склонности къ размышленіями, услаждалъ себя бесѣдой съ господами Пайкомъ и Плекомъ, усердно поддерживавшими свое остроуміе дорого стоящими возліяніями за счетъ милорда.
   Было четыре часа пополудни по вульгарному времени, которое показываютъ солнце и часы. Мистриссъ Вититтерли по своему обыкновенію возлежала въ гостиной на кушеткѣ, а Кетъ читала ей вслухъ новый трехтомный романъ подъ заглавіемъ: "Леди Флабелла", только что принесенный изъ библіотеки неизмѣннымъ Альфонсомъ. И, надо правду сказать, для дамы, изнемогающей подъ бременемъ земной оболочки, какою была мистриссъ Вититерли, это произведеніе было какъ нельзя болѣе подходящимъ, ибо съ начала до конца въ немъ не было ни одной строчки, которая могла бы взволновать живого человѣка хоть малѣйшимъ намекомъ на чувства или мысль.
   Кетъ читала:
   "-- Cherizette,-- сказала леди Флабелла, скользнувъ своими крошечными ножками въ голубыя атласныя туфельки, тѣ самыя, которыя наканунѣ послужили невинной причиной полушутливой, полусерьезной ссоры между нею и молодымъ поклонникомъ Бефильеромъ въ "salon de danse" герцога де-Менсефениль,-- Cherizette, ma chère donnez moi de l`eau de-Cologne, s'il vous plaît, mon enfant.
   "-- Мерси, благодарю,-- сказала леди Флабелда, когда вѣтреная, но преданная Шеризетта опрыскала душистой жидкостью тончайшій батистовый mouchoir своей госпожи, обшитый богатѣйшими кружевами и разукрашенный по угламъ вензелями леди Флабеллы и пышнымъ гербомъ ея благородной семьи.-- Мерси, довольно.
   "Леди Флабелла еще вдыхала упоительный ароматъ, прижимая платокъ къ своему изящному, но проникнутому всей глубиной мысли и чувства, точеному носику, когда дверь будуара (искусно замаскированная роскошнымъ драпри изъ шелковаго штофа цвѣта итальянскаго неба) распахнулась, и два valets-de-chambre, въ великолѣпныхъ персиковыхъ съ золотомъ ливреяхъ, безшумно вошли въ комнату въ сопровожденіи пажа въ шелковыхъ чулкахъ. Лакеи съ низкимъ поклономъ остановились на почтительномъ разстояніи, между тѣмъ какъ пажъ приблизился къ своей прелестной госпожѣ и, преклонивъ одно колѣно, подалъ ей на золотомъ подносѣ съ тонкой рѣзьбой раздушенное billet.
   "Леди Флабелла, въ волненіи, котораго она не въ силахъ была подавить, поспѣшно сломала душистую печать и сорвала конвертъ. Да, такъ, она не ошиблась: письмо было отъ него, отъ Бефильера, молодого, стройнаго красавца, отъ "ея" Бефильера".
   -- Прелестно!-- прервала Кетъ ея госпожа, на которую находилъ иногда литературный стихъ.-- Да, это настоящая поэзія! Прочтите еще разъ это описаніе, миссъ Никкльби.
   Кетъ прочла.
   -- Очень, очень мило!-- произнесла мистриссъ Вититтерли съ томнымъ вздохомъ.-- Такъ нѣжно, мягко, ласкаетъ слухъ, убаюкиваетъ, неправда ли?
   -- Да, убаюкиваетъ,-- согласилась Кетъ кротко.
   -- Закройте книгу, сегодня я не могу больше слушать. Мнѣ жаль нарушать впечатлѣніе этого прелестнаго описанія. Закройте книгу, миссъ Никкльби.
   Кетъ очень охотно повиновалась. Въ тотъ моментъ, когда она встала, чтобы положить книгу, мистриссъ Вититтерли лѣниво навела на нее свой лорнетъ и спросила:
   -- Отчего вы такъ блѣдны?
   -- Должно быть, это послѣ театра,-- пробормотала Кетъ.-- Вчера при разъѣздѣ была такая суматоха... Я испугалась.
   -- Какъ это странно!-- воскликнула мистриссъ Вититтерли съ удивленіемъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, не странно ли, какъ подумаешь, чтобы какая-то компаньонка могла чего-нибудь пугаться, чѣмъ-нибудь волноваться? Это было почти то же, какъ если бы волновалась паровая машина или другой какой-нибудь механическій аппаратъ.
   -- Разскажите, дитя мое, какъ вы познакомились съ лордомъ Фредерикомъ и съ тремя другими милыми молодыми людьми?-- спросила мистриссъ Вититтерли, продолжая изучать въ лорнетъ лицо своей компаньонки.
   -- Я ихъ встрѣтила у дяди,-- отвѣчала Кетъ, чувствуя, къ неописанной своей досадѣ, что она густо краснѣетъ, но не въ силахъ подавить гнѣвнаго волненія, заставлявшаго кровь бросаться ей въ лицо всякій разъ, какъ она вспоминала о ненавистномъ ей человѣкѣ.
   -- Давно вы съ ними знакомы?
   -- Нѣтъ, недавно.
   -- Я была очень рада случаю завязать это знакомство и очень благодарна за него вашей почтенной матушкѣ,-- продолжала мистриссъ Вититтерли высокомѣрнымъ тономъ.-- И представьте, какое замѣчательное совпаденіе: одни наши знакомые какъ разъ собирались представить намъ милорда на этихъ дняхъ.
   Это было сказано съ нарочитой цѣлью намекнуть миссъ Никкльби, чтобы она не слишкомъ зазнавалась честью болѣе ранняго знакомства съ четырьмя знатными джентльменами (ибо Пайкъ съ Влекомъ тоже попали въ ихъ число), которыхъ мистриссъ Вититтерли до сихъ поръ не знала. Но такъ какъ Кетъ была совершенно равнодушна къ этому важному факту, то намекъ ея госпожи пропалъ даромъ.
   -- Они просили позволенія бывать у насъ. Я, разумѣется, разрѣшила.
   -- Вы ждете ихъ сегодня?-- рѣшилась спросить Кетъ.
   Отвѣтъ мистриссъ Вититтерли оказался, заглушеннымъ неистовымъ стукомъ въ парадную дверь, и не успѣлъ угомониться дверной молотокъ, какъ къ дому подкатилъ щегольскій кабріолетъ и изъ него выскочили сэръ Мельбери Гокъ и лордъ Фредерикъ.
   -- Они пріѣхали!-- вскрикнула Кетъ, вскакивая и бросаясь къ двери.
   -- Миссъ Никкльби!-- закричала ей вслѣдъ мистриссъ Вититерли не своимъ голосомъ. Компаньонка осмѣливается уходитъ, не испросивъ ея разрѣшенія, она была ошеломлена такой дерзостью.-- Миссъ Никкльби, прошу васъ остаться.
   -- Благодарю васъ, но...-- начала было Кетъ.
   -- Ради всего святого не заставляйте меня такъ много говорить, это меня волнуетъ,-- перебила ее рѣзко ея госпожа,-- Покорно васъ прошу, миссъ Никкльби, останьтесь!
   Напрасно Кетъ протестовала, говоря, что ей нездоровится. Шаги гостей раздавались уже на лѣстницѣ. Она опустилась на стулъ, и въ эту самую минуту сомнительный пажъ ворвался въ комнату и доложилъ однимъ духомъ: "Мистеръ Пайкъ, мистеръ Плекъ, лордъ Фредерикъ Верисофтъ и сэръ Мельбери Рокъ".
   -- Удивительный случай, неслыханный!-- говорилъ Плекъ, привѣтствуя дамъ съ самой дружелюбной фамильярностью.-- Не успѣли мы съ Пайкомъ постучаться, смотримъ: подкатываютъ лордъ Фредерикъ съ сэромъ Мельбери. Удивительный случай!
   -- Въ одинъ и тотъ же моментъ!-- подхватилъ мистеръ Пайкъ.
   -- Въ какомъ бы порядкѣ вы ни пріѣхали, благо пріѣхали. Очень рада васъ видѣть,-- сказала мисгрнесъ Вититтерли, которая, пролежавъ три съ половиной года на одной и той же кушеткѣ, успѣла выработать цѣлую серію граціозныхъ позъ и теперь принимала самыя эффектныя изъ нихъ на удивленіе зрителей.
   -- А какъ здоровье миссъ Никкльби?-- спросилъ сэръ Мельбери, подходя къ Кетъ. Онъ сказалъ это очень тихо, но мистриссх Вититтерли разслышала.
   -- Да вотъ все жалуется, что вчерашній шумъ при разъѣздѣ очень ее напугалъ,-- поспѣшила отвѣтить за Кетъ эта свѣтская леди.-- Я, признаюсь, нисколько этому не удивляюсь: мои нервы тоже совершенно разбиты.
   -- А между тѣмъ,-- проговорилъ сэръ Мельбери, поворачиваясь къ ней,-- между тѣмъ на видъ вы...
   -- Цвѣтете,-- докончилъ мистеръ Пайкъ, приходя на помощь своему патрону. М-ръ Плекъ, разумѣется повторилъ то же самое.
   -- Сэръ Мельбери, кажется, большой льстецъ, неправда ли, милордъ?-- сказала мистрисъ Вититтерли, обращаясь къ юному джентльмену, который въ эту минуту молча сосалъ набалдашникъ своей трости и пялилъ глаза на Кетъ.
   -- Чортъ знаетъ какой льстецъ!-- отвѣчалъ милордъ и, разрѣшившись этимъ глубокомысленнымъ замѣчаніемъ, углубился въ прежнее занятіе.
   -- Да и миссъ Никкльби далеко не смотритъ больной,-- продолжалъ сэръ Мельбери, переводя на молодую дѣвушку свой наглый взглядъ.-- Она всегда прекрасна, но сегодня въ особенности: сегодня на ея щечкахъ какъ будто играетъ отраженія вашего прелестнаго румянца, мэмъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, глядя на яркую краску, которая залила лицо бѣдной дѣвочки при этихъ словахъ, можно было подумать, что мистриссъ Вититтерли уступила ей часть искусственныхъ розъ, украшавшихъ ея собственное лицо. Мистриссъ Вититтерли согласилась, хотя и не съ большою готовностью, что Кетъ сегодня дѣйствительно авантажна, а про себя подумала, что сэръ Мельбери Гокъ далеко не такой симпатичный мужчина, какимъ показался ей съ перваго взгляда. Оно и понятно: нѣтъ собесѣдника пріятнѣе искуснаго льстеца, пока мы сами служимъ предметомъ его лести, но вкусъ его становится для насъ сомнительнымъ, какъ только онъ начинаетъ говорить комплименты другимъ.
   -- Пайкъ!-- сказалъ наблюдательный мистеръ Плекъ, замѣтивъ, какой эффектъ произвели на хозяйку похвалы по адресу миссъ Никкльби.
   -- Что тебѣ, Плекъ?-- откликнулся Пайкъ.
   -- Скажи по совѣсти: кого напоминаетъ тебѣ профиль мистриссъ Вититтерли?
   -- Право, не знаю... Ахъ, да! Ну, конечно...
   -- Герцогиню Б., хотѣлъ ты сказать?-- подхватилъ мистеръ Плекъ съ таинственнымъ видомъ.
   -- Графиню Б.,-- поправилъ Пайкъ, и чуть замѣтная усмѣшка скользнула по его лицу.-- Изъ двухъ сестеръ красавицей считается графиня, а не герцогиня.
   -- Правда твоя, графиню Б. Но какое сходство!
   -- Поразительное!-- подтвердилъ мистеръ Пайкъ.
   Ботъ до чего дожила мистриссъ Вититтерли! Два компетентные, безпристрастные судьи провозгласили ее литымъ портретомъ графини! Вотъ что значитъ попасть въ хорошее общество! Она могла бы двадцать лѣтъ прозябать среди представителей своего вульгарнаго круга и ни разу не услышать этого. Да и могло ли быть иначе? Что могутъ знать "тѣ" люди о графиняхъ?
   Между тѣмъ два достойные джентльмена по жадности, съ какою мистриссъ Вититтерли проглотила закинутую ей приманку, довольно вѣрно заключили о размѣрахъ ея аппетита къ лести и принялись отпускать ей этотъ товаръ въ самыхъ неумѣренныхъ дозахъ, доставляя такимъ образомъ сэру Мельбери Гоку полную возможность осаждать Кетъ своими любезными разспросами, на которые она понсволѣ должна была отвѣчать. А лордъ Фредерикъ тѣмъ временемъ, благо ему не мѣшали, съ наслажденіемъ сосаль себѣ свою трость и, вѣроятно, не придумалъ бы другого занятія до самаго конца визита, если бы не мистеръ Вититтерли, который въ это время вернулся домой и сейчасъ же завладѣлъ своимъ именитымъ гостемъ.
   -- Милордъ, я польщенъ, восхищенъ, очарованъ, я гордъ, какъ король!-- говорилъ мистеръ Вититтерли.-- Сидите, милордъ, сидите, пожалуйста не безпокойтесь Я гордъ, поистинѣ гордъ!
   Нельзя сказать, чтобы такія рѣчи мистера Вититтерли были по душѣ его дражайшей половинѣ, ибо хоть и сама она была готова подскочить до потолка отъ гордости и восторга, ихъ знатные гости отнюдь не должны были объ этомъ догадываться. Напротивъ, она всячески старалась дать имъ понять, что не видитъ въ ихъ посѣщеніи ничего особеннаго, что принимать у себя въ домѣ лордовъ и баронетовъ ей вовсе не въ диковину. Но мистеръ Вититтерли не могъ сдержать своихъ чувствъ.
   -- Это такая честь, такая честь!-- разливался онъ.-- Джулія, душа моя, завтра ты за это поплатишься.
   -- Какимъ образомъ?-- удивился лордъ Фредерикъ.
   -- Реакція, милордъ, реакція. Такое страшное напряженіе всей нервной системы не проходитъ даромъ. Слабость, апатія, уныніе, полное изнеможеніе -- вотъ его результаты. Милордъ, скажу вамъ только одно: если бы сэръ Темли Снеффинъ увидѣлъ это хрупкое существо въ настоящій моментъ, онъ не далъ бы за ея жизнь ни... вотъ этого.
   И для пущей наглядности своего аргумента мистеръ Вититерли взялъ изъ табакерки щепотку табаку и развѣялъ ее по воздуху, какъ эмблему непрочности.
   -- Да, сэръ Темли Снеффинъ не поручился бы и понюшкой табаку за существованіе мистриссъ Вититтерли въ этотъ моментъ,-- повторилъ мистеръ Вититтерли, оглянувшись на присутствующихъ съ торжественно-серьезнымъ лицомъ, и въ тонѣ, какимъ онъ это сказалъ, слышался сдержанный восторгъ, какъ будто имѣть жену въ такомъ безнадежномъ состояніи здоровья было высочайшимъ отличіемъ, о какомъ только можетъ мечтать человѣкъ.
   Мистриссъ Вититтерли вздохнула и посмотрѣла на гостей съ такимъ выраженіемъ, точно хотѣла сказать: "Хоть я и раздѣляю это мнѣніе, но хвастаться своими заслугами не стану".
   -- Мистриссъ Вититтерли -- любимая паціентка сэра Темли Снеффина,-- продолжалъ супругъ.-- Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что она первая изъ больныхъ, на которой было испробовано извѣстное новое средство, то самое, что, говорятъ, убило цѣлую семью въ Кенсингтонъ-Грэвелѣ. Вѣрно ли я говорю, милая Джулія? Вѣдь ты первая принимала это лекарство?
   -- Кажется, что такъ,-- протянула мистриссъ Вититтерли слабымъ голосомъ.
   Въ эту минуту неутомимый мистеръ Пайкъ по нѣкоторымъ признакамъ замѣтилъ, что его знатный покровитель находится въ затрудненіи, какъ ему поддержать этотъ разговоръ, и поспѣшилъ его выручить, освѣдомившись съ большимъ интересомъ, вкусное ли это лекарство.
   -- Нѣтъ, сэръ, даже этимъ оно не можетъ похвастаться,-- отвѣчалъ мистеръ Вититтерли.
   -- Ахъ, Боже! Значитъ мистриссъ Вититтерли настоящая мученица!-- воскликнулъ съ восхищеніемъ Пайкъ, отвѣшивая ей низкій поклонъ.
   -- Я и сама это думаю,-- проговорила мистриссъ Вититтерли, улыбаясь
   -- И, конечно, ты мученица, дорогая моя!-- подхватилъ супругъ такимъ тономъ, какъ будто говорилъ: "Я не чванюсь нашими съ тобой привилегіями, нѣтъ! Но я ихъ сознаю".-- Пусть мнѣ покажутъ, милордъ,-- прибавилъ мистеръ Вититтерли, круто поворачиваясь къ своему аристократическому гостю,-- пусть мнѣ покажутъ другую такую мученицу, какъ мистриссъ Вититтерли, мученицу или мученика, все равно, пусть мнѣ ихъ покажутъ, и... я буду очень радъ на нихъ посмотрѣть, больше я ничего не скажу.
   Пайкъ и Плекъ не преминули замѣтить, что быть мученицей въ высшей степени поэтично, и такъ какъ визитъ затянулся уже достаточно долго, они стали прощаться по знаку своего патрона. За ними всталъ и самъ сэръ Мельбери, а за нимъ лордъ Фредерикъ. Послѣдовалъ обмѣнъ дружескихъ привѣтствій, изліяній, изъявленій удовольствія по поводу столь удачно завязавшагося знакомства; затѣмъ гости откланялись и вышли, сопутствуемые горячими увѣреніями хозяевъ, что во всякое время дня и ночи они почтутъ за особенную честь принять ихъ подъ своего кровлей.
   О томъ, что гости стали являться изо дня въ день во всякое время: сегодня обѣдали, завтра ужинали, потомъ опять обѣдали, приходили и уходили, когда хотѣли, посѣщали со своими новыми знакомыми общественныя мѣста, случайно встрѣчались съ ними на гуляньяхъ,-- о томъ, что вездѣ и всегда сэръ Мельбери неотступно преслѣдовалъ Кетъ своими ухаживаньями, что сломить ея гордость сдѣлалось цѣлью всѣхъ его стремленій, потому что онъ чувствовалъ, что въ случаѣ неуспѣха его репутація ловеласа пошатнется хотя бы въ глазахъ двухъ его клевретовъ, и не могъ съ этимъ примириться,-- о томъ, что бѣдная дѣвушка не знала ни минуты покоя, если не считать тѣхъ часовъ, когда она могла остаться одна въ своей комнатѣ и плакать, вспоминая все, что ей пришлось вытерпѣть въ теченіе дня,-- объ этомъ едва ли нужно говорить. Все это были лишь естественныя послѣдствія хитроумнаго плана, измышленнаго сэромъ Мельбери и приводимаго въ исполненіе его пособниками Пайкомъ и Плекомъ.
   Такъ продолжалось двѣ недѣли. Само собой разумѣется, что довольно было бы и одного дня, даже для самаго недальнозоркаго человѣка, чтобы убѣдиться, что лордъ Фредерикъ Вернеофтъ и сэръ Мельбери Гокъ со всѣми ихъ титулами отнюдь не принадлежатъ къ числу пріятныхъ собесѣдниковъ и по своимъ привычкамъ, манерамъ, вкусамъ и тону разговора и ни коимъ образомъ не могутъ разсчитывать блистать въ дамскомъ обществѣ. Но мистриссъ Вититтерли вполнѣ довольствовались титулами: грубость въ ея глазахъ становилась юморомъ, вульгарность превращалась въ очаровательную эксцентричность, наглость -- въ милую непринужденность, составляющею завидное преимущество тѣхъ, кто имѣетъ счастье принадлежать къ большому свѣту.
   Если хозяйка дома придавала такую окраску поведенію своихъ новыхъ друзей, какъ могла бороться противъ нихъ компаньонка? Если къ хозяйкѣ дома они относились безъ всякой сдержанности, насколько же свободнѣе должны были обращаться они съ бѣдной наемницей? Но это было для Кетъ еще не худшее изъ золъ. Но мѣрѣ того, какъ ненавистный сэръ Мельбери все откровеннѣе ухаживалъ за ней, мистриссъ Вититтерли все больше и больше завидовала ея красотѣ. Если бы послѣдствіемъ этой зависти было изгнаніе ея изъ гостиной въ тѣ часы, когда бывали гости, Кетъ почла бы себя счастливой тѣмъ, что возбудила это чувство. Но на свое несчастье она обладала врожденной граціей, истиннымъ достоинствомъ манеръ и тѣми безчисленными неуловимыми женскими чарами, которыя больше всего заставляютъ насъ цѣнить женское общество, и драгоцѣнныя всегда и вездѣ, эти качества оказывались тѣмъ цѣннѣе въ домѣ, хозяйка котораго была ничего не больше, какъ говорящая кукла. И въ результатѣ вышло то, что Кетъ очутилась между двухъ огней: съ одной стороны она должна была неизбѣжно присутствовать въ гостиной, когда тамъ сидѣлъ сэръ Мельбери съ пріятелями, съ другой,-- и именно поэтому,-- когда они уходили, ей приходилось выносить капризы и придирки мистриссъ Вититтерли. Бѣдняжка была глубоко несчастна.
   Мистриссъ Вититтерли старательно скрывала настоящія свои чувства, никогда ни словомъ не обмолвилась объ ухаживаньяхъ сэра Мельбери, и когда ей случалось быть особенно не въ духѣ, она, по обычаю всѣхъ дамъ, приписывала это обстоятельство разстройству нервовъ. Но, когда она открыла, что и лордъ Фредерикъ увлекается Кетъ и что сама она, мистриссъ Вититтерли, оказывается какою-то послѣдней спицей въ колесницѣ,-- когда это ужасное открытіе стало постепенно ей выясняться, окончательно укрѣпилось въ ней, ею овладѣло добродѣтельное, въ высокой степени справедливое негодованіе, и она рѣшила, что обязана, какъ замужняя женщина и блюстительница нравовъ, безотлагательно поговорить объ этомъ съ "молодой особой".
   Согласно этому рѣшенію, она на другой же день повела аттаку, воспользовавшись перерывомъ въ чтеніи романа.
   -- Миссъ Никкльби, мнѣ надо серьезно съ вами поговорить,-- начала она.-- Я очень жалѣю, что мнѣ приходится прибѣгать къ такимъ мѣрамъ,-- очень жалѣю, увѣряю васъ, но вы не оставляете мнѣ выбора, миссъ Никкльби.
   Тутъ мистриссъ Вититтерли мотнула головой -- не гнѣвно, а только добродѣтельно,-- и съ нѣкоторыми признаками подступающаго волненія замѣтила, что, кажется, у нея опять начинается сердцебіеніе.
   -- Ваше поведеніе, миссъ Никкльби, мнѣ очень не нравится,-- продолжала она, помолчавъ.-- Я отъ всего сердца желаю вамъ добра, но могу васъ увѣрить, вы плохо кончите, если будете такъ продолжать.
   -- Сударыня!-- произнесла Кетъ съ гордымъ достоинствомъ.
   -- Не говорите со мной такимъ тономъ, не раздражайте меня!-- оборвала ее мистриссъ Вититтерли, въ свою очередь не выдерживая спокойнаго тона.-- Иначе я буду принуждена позвонить.
   Кетъ посмотрѣла на нее, но промолчала.
   -- Не воображайте пожалуйста, что, если вы будете смотрѣть на меня такимъ образомъ, я не скажу того, что хотѣла и что считаю своимъ священнымъ долгомъ сказать. Да, напрасно вы стрѣляете въ меня взглядами,-- прибавила мистриссъ Вититтерли съ внезапнымъ приступомъ злости,-- я не сэръ Мельбери, не лордъ Верисофть и даже не Пайкъ.
   Кетъ снова взглянула на нее, но сейчасъ же отвела глаза и, облокотившись на столъ, прикрыла ихъ рукой.
   -- Если бы подобная вещь случилась, когда я была молодой дѣвушкой,-- продолжала мистриссъ Вититтерли (должно быть, это было бы очень давно, къ слову сказать),-- никто бы этому не повѣрилъ.
   -- Еще бы!-- сказала Кетъ.-- Никто не повѣрилъ бы, не зная, сколько мнѣ пришлось выстрадать за послѣднее время.
   -- Пожалуйста не толкуйте мнѣ о вашихъ страданіяхъ!-- закричала мистриссъ Вититтерли такимъ пронзительнымъ голосомъ, что оставалось только удивляться, откуда онъ берется у такой слабой больной.-- А главное, не смѣйте мнѣ возражать! Я не привыкла, чтобы мнѣ возражали, и не потерплю этого, слышите?-- и она замолчала, съ явной непослѣдовательностью ожидая отвѣта.
   -- Слышу, сударыня,-- отвѣчала Кетъ,-- слышу и удивляюсь.
   -- Я всегда считала васъ благовоспитанной молодой особой, конечно, принимая во вниманіе ваше общественное положеніе. А такъ какъ вы отличаетесь хорошимъ здоровьемъ, опрятно одѣваетесь, и тактъ далѣе, я приняла въ васъ участіе и продолжаю принимать, считая это своимъ долгомъ по отношенію къ этой почтенной старушкѣ -- вашей матери. По всѣмъ этимъ причинамъ, миссъ Никкльби, я должна вамъ сказать разъ и навсегда (и попрошу васъ хорошенько запомнить), что я требую, чтобы вы измѣнили ваше слишкомъ смѣлое обращеніе съ джентльменами, посѣщающими мой домъ. Ыы ведете себя недостойно,-- заключила мистриссъ Вититтерли, опуская свои цѣломудренныя вѣжды,-- недостойно и неприлично!
   -- Боже мой, не ужасно ли, не жестоко ли, что я должна выслушивать подобныя вещи,-- взмолилась Кетъ, всплеснувъ руками. Мало того, что я терзаюсь день и ночь, мало того, что я почти упала въ своемъ собственномъ уваженіи, такъ мнѣ стыдно встрѣчаться съ этими людьми,-- но я должна еще спокойно выслушивать такія несправедливыя, ни на чемъ не основанныя обвиненія!
   -- Прошу васъ помнить, миссъ Никкльби, что, употребляя такія выраженія, какъ "несправедливый" и "ни на чемъ не основанный", вы косвеннымъ образомъ обвиняете меня во лжи.
   -- Да, я и прямо скажу: вы говорите неправду,-- промолвила Кетъ съ глубокимъ негодованіемъ.-- Отъ своего ли лица вы высказываете ваше негодованіе, или по наущенію другихъ, мнѣ это все равно. И я всегда скажу: это грубая, низкая, наглая ложь. Возможно ли, чтобы живой человѣкъ... чтобы женщина была свидѣтельницей всѣхъ этихъ гнусностей и не видѣла, какъ унижаютъ другую женщину при ней! Возможно ли, сударыня, чтобы, постоянно видя меня въ обществѣ этихъ людей, вы не замѣтили всей оскорбительной дерзости ихъ взглядовъ! Неужели вы до сихъ поръ не догадывались, что эти негодяи втерлись въ вашъ домъ съ задней мыслью, что въ своемъ неуваженіи къ вамъ, котораго они даже не старались скрывать, въ своемъ полнѣйшемъ пренебреженіи ко всякимъ приличіямъ, не говоря уже о порядочности, они преслѣдовали одну цѣль -- поймать въ свои сѣти одинокую, беззащитную дѣвушку? Казалось бы, даже безъ этого унизительнаго признанія я могла бы разсчитывать найти сочувствіе и поддержку въ женщинѣ, которая настолько старше меня. Неужели я ихъ не нашла? Не могу, не хочу этому вѣрить!
   Если бы бѣдняжка Кетъ обладала хоть небольшимъ знаніемъ свѣта, она поборола бы свое волненіе и постаралась бы воздержаться отъ такихъ неблагоразумныхъ рѣчей. Эффектъ ея словъ былъ именно такой, какого и слѣдовало ожидать и какой былъ бы заранѣе предсказанъ всякимъ опытнымъ человѣкомъ. Мистриссъ Вититтерли съ примѣрнымъ спокойствіемъ приняла обвиненіе въ неправдивости, съ геройскимъ мужествомъ выслушала разсказъ о страданіяхъ Кетъ, но при одномъ намекѣ на явное неуваженіе къ ней джентльменовъ она обнаружила сильнѣйшее волненіе, а когда за этимъ ударомъ послѣдовалъ другой въ видѣ заявленія о разницѣ ихъ лѣтъ, она упала навзничь на кушетку и принялась неистово визжать.
   -- Что такое? Что случилось,-- закричалъ, врываясь въ комнату мистеръ Вититтерли.-- Боже мой, что я вижу! Джулія, радость моя, очнись, открой глазки!
   Но Джулія упорно закрывала глазки и вопила все громче и громче. Мистеръ Вититтерли позвонилъ въ колокольчикъ и принялся выдѣлывать вокругъ кушетки какой-то дикій танецъ, не переставая взывать, чтобы послали за сэромъ Темли Снеффиномъ, и требовать объясненій случившагося.
   -- Бѣги за сэромъ Темли!-- кричалъ мистеръ Вититтерли на ухо пажу, подступая къ нему съ кулаками.-- Я это зналъ, миссъ Никкльби,-- прибавилъ онъ, поворачиваясь къ Кетъ съ выраженіемъ грустнаго торжества.-- Я предвидѣлъ, что это общество сведетъ ее въ могилу. Она небесная душа въ слабой земной оболочкѣ. Могла ли она это выдержать?
   Съ этими словами онъ поднялъ съ кушетки распростертую земную оболочку своей интересной супруги и понесъ ее въ спальню, чтобъ уложить въ постель.
   Кетъ дождалась сэра Темли Снеффина, и какъ только, навѣстивь свою паціентку, онъ явился съ отчетомъ, что "по неизреченной благости Провидѣнія" больная уснула, она поспѣшно надѣла шляпку и шаль и, предупредивъ прислугу, что вернется часа черезъ два, отправилась къ дядѣ.
   Для Ральфа Никкльби это былъ необычайно удачный, замѣчательно прибыльный день. Заложивъ руки за спину, онъ расхаживалъ по своему маленькому кабинету, прикидывая въ умѣ, какую сумму барыша уже принесли и должны были принесшему въ будущемъ сегодняшнія операціи, и ротъ его самъ собой раздвигался въ жестокую усмѣшку, а твердыя линіи складокъ, образовавшихся при этомъ вокругъ его губъ, и хитрый взглядъ, свѣтлыхъ глазъ какъ будто говорили, что если есть такая уловка или тактика, которыя могутъ увеличить барыши, онѣ будутъ пущены въ ходъ для этой цѣли.
   -- Прекрасно, очень хорошо,-- говорилъ Ральфъ, вспоминая, очевидно, о какомъ-то происшествіи, случившемся въ тотъ день.-- Онъ презираетъ ростовщика, презираетъ?.. Ладно, посмотримъ, кто кого одолѣетъ!... "Честность лучшая политика?"- Гм... время покажетъ, вѣрно ли это.
   Онъ постоялъ немного и опять зашагалъ.
   -- Подумаешь! Кичится своей честностью, безупречностью своей репутаціи,-- продолжалъ онъ, усмѣхаясь.-- Намѣренъ бороться ими противъ могущества денегъ! Деньги -- сорь, говоритъ онъ. Что за тупоголовый болванъ! Если деньги -- соръ, такъ я ужь... Кто тамъ?
   -- Я,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ Ногсъ, заглядывая въ дверь.-- Ваша племянница.
   -- Ну, что же она?-- спросилъ отрывисто Ральфъ
   -- Она здѣсь.
   -- Здѣсь?
   Ньюмэнъ мотнулъ головой въ сторону своей каморки, давая этимъ понять, что молодая леди дожидается тамъ.
   -- Что же ей нужно?-- освѣдомился Ральфъ,
   -- Не знаю. Прикажите спросить?
   -- Нѣтъ. Попросите ее сюда. Впрочемъ, постойте.-- Онъ торопливо отставилъ въ дальній уголъ денежный ящикъ съ висячимъ замкомъ, стоявшій на столѣ, и положилъ на его мѣсто пустой кошелекъ.-- Ну, вотъ, теперь можетъ войти.
   Угрюмо усмѣхнувшись на этотъ маневръ, Ньюмэнъ позвалъ молодую дѣвушку, подалъ ей стулъ и не спѣша заковылялъ къ себѣ, оглядываясь исподтишка на Ральфа.
   -- Ну, что, моя... милая,-- проговорилъ Ральфъ достаточно грубо, но все таки и въ голосѣ его, и въ манерѣ было что-то такое, похожее на ласку и никогда не прорывавшееся, когда онъ говорилъ съ другими.-- Ну, что, какія у тебя дѣла?
   Кетъ подняла глаза, полные слезъ, сдѣлала усиліе побороть свое волненіе, хотѣла заговорить, и не могла. Она поникла головой и молчала. Ральфъ почувствоваль, что она плачетъ, хоть и не видѣлъ ея лица.
   "Я догадываюсь, о чемъ она плачетъ,-- думалъ онъ, глядя на нее.-- Ну, что же, и поплачетъ -- не велика бѣда!-- старался онъ себя успокоить, потому что, какъ это ни странно, но горе хорошенькой племянницы не на шутку взволновало его.-- Поплачетъ и утѣшится; за то она получила полезный, превосходный урокъ".
   -- Ну, говори же, въ чемъ дѣло?-- сказалъ онъ, наконецъ, придвигая къ ней стулъ и садясь.
   Неожиданная твердость, съ какою Кетъ на него посмотрѣла, и увѣренность ея тона, когда она заговорила, поразили его.
   -- Дѣло, которое привело меня къ вамъ, такого рода, что, когда вы о немъ узнаете, вы должны сгорѣть со стыда. Да, вамъ должно быть такъ же стыдно слушать меня, какъ мнѣ -- говорить. Дядя, мнѣ нанесли жестокою обиду, меня унизили, оскорбили ваши друзья.
   -- Друзья?-- повторилъ Ральфъ сурово.-- Ты ошибаешься, дѣвочка, у меня нѣтъ друзей.
   -- Ну, такъ тѣ люди, которыхъ я у васъ встрѣтила,-- быстро поправилась Кетъ.-- Если они вамъ не друзья, если вы знали, что это за люди, тѣмъ хуже для васъ, тѣмъ вамъ должно быть стыднѣе, что вы ввели меня въ ихъ общество. Если бы, подвергая меня тому, что мнѣ пришлось вынести въ вашемъ домѣ, вы сдѣлали это по невѣдѣнію, потому что слишкомъ довѣряли вашимъ гостямъ, вы имѣли оправданіе, но если еы сознавали, что дѣлаете, а я теперь совершенно въ этомъ увѣрена, вы поступили низко и жестоко.
   Ральфъ невольно попятился, пораженный такою смѣлостью рѣчи, и грозно посмотрѣлъ на племянницу. Но она выдержала его взглядъ гордо и стойко, и никогда, кажется, ея блѣдное, горѣвшее гнѣвомъ лицо не было такъ благородно-прекрасно.
   Что-то такое въ этихъ горящихъ глазахъ напомнило Ральфу Николая въ минуту ихъ послѣдней встрѣчи, и онъ рѣзко сказалъ:
   -- Я вижу и въ тебѣ есть кровь братца.
   -- Надѣюсь!-- отвѣчала Кетъ -- Этимъ я могу только гордиться... Дядя, я еще молода; нужда, заботы и горе заставили меня было смириться, но сегодня меня вывели изъ терпѣнія, и будь что будетъ, я больше не стану... я не хочу, какъ дочь вашего брата, выносить подобныя оскорбленія.
   -- Какія оскорбленія?
   -- Вспомните, что произошло здѣсь, на вашихъ глазахъ, и вы не станете спрашивать, отвѣчала Кетъ, густо краснѣя.-- Дядя, вы должны... я увѣрена, что вы это сдѣлаете... вы должны вырвать меня изъ низкой, позорной компаніи, въ которую я попала. Милый дядя,-- продолжала она, быстро къ нему нагибаясь и положивъ руку ему на плечо,-- я не хотѣла быть дерзкой. Простите меня, если вамъ показалось, что я была рѣзка, но вы не знаете, что я выстрадала, вы не знаете! Конечно, вы и не можете знать, что чувствуетъ молодая дѣвушка въ такихъ случаяхъ, я не въ правѣ на это разсчитывать; но когда я вамъ скажу, что я глубоко несчастна, что сердце мое разрывается отъ отчаянія, вы мнѣ навѣрно поможете. Да, да, я въ этомъ увѣрена!
   Съ минуту Ральфъ молча смотрѣлъ на нее, потомъ отвернулся и сталъ нервно постукивать объ полъ ногой.
   -- Я ждала день за днемъ,-- продолжала Кетъ, близко нагнувшись къ нему и робко взявъ его за руку,-- я надѣялась, что это гадкое преслѣдованіе, наконецъ, прекратится. День за днемъ я боролась съ собой; чувствуя себя глубоко несчастной, я должна была притворяться веселой. Подлѣ меня не было ни друга, ни совѣтчика -- никого, кто бы могъ меня защитить. Мама воображаетъ, что это почтенные люди, богатые, знатные, а я... Развѣ могу я разбить ея иллюзіи, когда она счастлива ими, когда въ нихъ ея единственная отрада? Госпожа, къ которой вы меня помѣстили, не такая особа, чтобы ей можно было довѣриться въ такомъ щекотливомъ дѣлѣ. И вотъ, я пришла къ вамъ. Вы -- единственный въ этомъ городѣ близкій мнѣ человѣкъ, единственный мой другъ почти что въ цѣломъ мірѣ. Помогите же мнѣ, дядя, умоляю васъ!
   -- Чѣмъ я могу помочь тебѣ, дитя?-- проговорилъ Ральфъ, вставая и принимаясь ходить по комнатѣ въ прежней позѣ.
   -- Я знаю,-- продолжала Кетъ съ удареніемъ,-- что вы имѣете вліяніе на одного изъ этихъ господъ. Довольно одного вашего слова, чтобы заставить ихъ отказаться отъ этого безчеловѣчнаго преслѣдованія.
   -- Нѣтъ,-- отрѣзалъ Ральфъ, оборачиваясь,-- т. е., можетъ быть, слова моего и довольно, но я не могу его сказать.
   -- Не можете?
   -- Не могу,-- и онъ круто остановился передъ ней, крѣпко стиснувъ руки за спиной.
   Кетъ подалась назадъ и посмотрѣла на него большими глазами, какъ будто сомнѣваясь, хорошо ли она разслышала.
   -- У насъ общія дѣла,-- продолжалъ Ральфъ, глядя на нее холоднымъ взглядомъ и перекачиваясь съ каблуковъ на носки,-- у насъ общія дѣла, и мнѣ нельзя съ ними ссориться. Да и, наконецъ, на что ты жалуешься? У всѣхъ насъ есть свои испытанія, и это одно изъ посланныхъ тебѣ. Многія дѣвушки гордились бы, имѣя у своихъ ногъ такихъ блестящихъ молодыхъ людей.
   -- Гордились бы!-- воскликнула съ негодованіемъ Кетъ.
   -- Я не говорю,-- поспѣшно перебилъ ее Ральфъ, выразительно поднимая указательный палецъ,-- я не говорю, что ты не въ правѣ ихъ презирать. Напротивъ, оцѣнивъ этихъ людей по достоинству, ты только доказала, что въ тебѣ есть здравый смыслъ. Впрочемъ, я съ самаго начала предвидѣлъ, что такъ будетъ. И презирай ихъ себѣ на здоровье. Но зачѣмъ тебѣ бѣгать отъ нихъ? Тебѣ ничто не грозитъ. Молодой лордъ ходитъ за тобой но пятамъ, нашептываетъ тебѣ въ уши свои дурацкія нѣжности,-- что жь за бѣда? Его страсть для тебя оскорбительна?.. Вѣрно. Но вѣдь она скоро пройдетъ. Въ одинъ прекрасный день появится на его горизонтѣ другая новинка, и тебя оставятъ въ покоѣ. А пока...
   -- А пока,-- перебила Кетъ со всею гнѣвной горячностью оскорбленной гордости,-- а пока я буду позорить свой полъ и служить игрушкой другому? Пока я буду предметомъ осужденія для всѣхъ порядочныхъ женщинъ и презрѣнія для всѣхъ честныхъ мужчинъ? Буду все ниже и ниже падать въ собственномъ уваженіи и во мнѣніи окружающихъ? Да? Но этого не будетъ, слышите, не будетъ! Пусть лучше вся моя молодость пройдетъ въ самой тяжелой работѣ, пусть непосильный трудъ высосетъ всю мою кровь, но этого не будетъ! Вы ошиблись во мнѣ... Не бойтесь: я оправдаю вашу рекомендацію. Вы помѣстили меня въ этотъ домъ, и я не уйду до истеченія срока контракта. Но знайте: больше я не увижу этихъ людей. А когда кончится срокъ моего обязательства передъ этой семьей, я скроюсь отъ нихъ и отъ васъ, возьму къ себѣ маму, стану работать изо всѣхъ силъ, но за то, по крайней мѣрѣ, сохраню миръ душевный, и, надѣюсь, Богъ не оставитъ меня!..
   Она махнула рукой и вышла изъ комнаты. Ральфъ смотрѣлъ ей вслѣдъ не шевелясь, какъ околдованный.
   Каково же было изумленіе Кетъ, когда, притворивъ дверь, она увидѣла прямо передъ собой Ньюмэна Ногса. Вытянувшись, какъ палка, онъ стоялъ въ маленькой нишѣ, прижавшись къ стѣнѣ, точно воронье пугало или чучело Гай Фокса. Молодая дѣвушка чуть не вскрикнула отъ испуга, но Ньюмэнъ приложилъ палецъ къ губамъ, и у нея хватило присутствія духа сдержаться.
   -- Ничего, ничего, успокойтесь, не плачьте,-- шепталъ онъ ей, выползая изъ своей норы и пробираясь за ней на цыпочкахъ въ переднюю. Онъ утѣшалъ ее, а у самого катились но щекамъ крупныя слезы.
   -- Я это, впрочемь, понимаю,-- продолжалъ бѣдняга, вытаскивая изъ кармана что-то, очень похожее на старую пыльною тряпку и утирая глаза молодой дѣвушкѣ, точно нѣжная нянька ребенку.-- Вамъ надобно было выплакаться. Ну, ничего, поплачьте, это хорошо, это даже полезно. Вотъ было бы не хорошо, если бы вы расплакались при немъ! Это было бы очень досадно. Да, да. Ха, ха, ха! Такъ-то. Бѣдняжка вы, бѣдняжка!
   И, не переставая сыпать такими безсвязными восклицаніями, Ньюмэнъ утеръ себѣ глаза вышеупомянутой грязной тряпкой, затѣмъ проковылялъ къ двери и отворилъ ее передъ Кетъ.
   -- Ну, будетъ, теперь ужь больше не плачьте,-- шепнулъ онъ ей.-- Вы меня скоро увидите. Ха, ха! И еще кого-то, да! Хо, хо, хо!
   -- Да благословитъ васъ Богъ,-- сказала ему Кетъ, выходя.
   -- И васъ также,-- отозвался Ньюмэнъ, пріотворяя дверь, которую онъ уже успѣлъ запереть.-- Ха, ха, ха!
   Онъ еще разъ высунулся, весело кивнулъ, засмѣялся, потомъ заперъ дверь на ключъ, грустно покачалъ головой и заплакалъ.
   Ральфъ долго стоялъ въ той самой позѣ, какъ оставила его Кетъ. Услышавъ стукъ запирающейся двери, онъ повелъ плечами, прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ, сначала ускореннымъ шагомъ, потомъ все тише и тише, постепенно приходя въ себя, и, наконецъ, сѣлъ за свой столъ.
   Много неразгаданныхъ загадокъ представляетъ натура человѣка. Мы видимъ противорѣчіе, но не можемъ его объяснить. Вспоминая свой образъ дѣйствій относительно бѣдной, неопытной дѣвочки, такъ простодушно довѣрившейся ему, Ральфъ не испытывалъ угрызеній. Онъ нисколько не удивился, узнавъ о поведеніи своихъ негодяевъ-кліентовъ: они дѣйствовали именно такъ, какъ онъ ожидалъ, желалъ и разсчитывалъ, именно такъ, какъ было для него всего выгоднѣе. А между тѣмъ онъ ненавидѣлъ ихъ за это, ненавидѣлъ до глубины души. Лица обоихъ кутилъ встали передъ нимъ, какъ живыя; онъ свирѣпо нахмурился, стиснулъ зубы и проскрежеталъ, грозя имъ кулакомъ:
   -- О, вы мнѣ за это заплатите! Вы мнѣ заплатите за это!
   Онъ обратился за утѣшеніемъ къ своимъ счетнымъ книгамъ. А пока старый ростовщикъ сидѣлъ, нагнувшись надъ своимъ столомъ, за дверью его кабинета происходилъ интересный спектакль, который не мало удивилъ бы его, если бы онъ могъ его видѣть.
   Ньюмэнъ Ногсъ былъ единственнымъ актеромъ. Онъ стоялъ лицомъ къ двери, въ двухъ шагахъ отъ нея; обшлага его рукавовъ были отвернуты, а кулаки усердно работали, нанося очень ловкіе и мѣткіе удары въ пустое пространство.
   Съ перваго взгляда вы, пожалуй, объяснили бы эти странныя манипуляціи просто, какъ мѣру предосторожности противъ вредныхъ послѣдствій сидячаго образа жизни, имѣющую своей единственной цѣлью развитіе легкихъ и ручныхъ мышцъ. Но неподдѣльное увлеченіе, съ какимъ все это продѣлывалось, злорадное торжество, написанное на лицѣ Ньюмэна Ногса, обливавшемся потомъ, изумительное постоянство, съ какимъ онъ направлялъ свои удары въ одну и ту же панель, футовъ на пять надъ поломъ, и неослабная энергія этихъ ударовъ не оставляли во внимательномъ наблюдателѣ ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что мистеръ Ногсъ, въ своемъ воображеніи выколачивалъ душу изъ бреннаго тѣла своего почтеннаго принципала мистера Ральфа Никкльби.
   

ГЛАВА XXIX
трактуетъ о личныхъ дѣлахъ Николая и о внутреннихъ раздорахъ въ труппѣ мистера Кромльса.

   Неожиданно благосклонный пріемъ, встрѣтившій труппу мистера Кромльса въ Портсмутѣ, привелъ его къ рѣшенію продлить свое пребываніе въ этомъ городѣ на двѣ недѣли сверхъ первоначально назначеннаго срока. За это время Николай исполнилъ множество самыхъ разнообразныхъ ролей и привлекалъ въ театръ такую массу никогда до тѣхъ поръ не бывавшей тамъ публики, что антрепренеръ рѣшилъ, наконецъ, дать ему бенефисъ, считая такую спекуляцію не безвыгодной и для себя. Его условія были приняты Николаемъ; бенефисъ состоялся, и въ результатѣ молодой человѣкъ оказался собственникомъ капитала въ двадцать фунтовъ стерлинговъ.
   Первымъ его дѣломъ, какъ только онъ получилъ эти деньги, было отправить свой долгъ честному Джону Броуди, такъ обязательно выручившему его въ критическую минуту, конечно, съ приложеніемъ письма, въ которомъ онъ выражалъ ему свое уваженіе, глубокую признательность, и высказывалъ самыя сердечныя пожеланія счастья въ супружествѣ. Половину всѣхъ денегъ онъ отослалъ Ньюмэну Ногсу съ просьбой передать ихъ Кетъ по секрету и сказать ей, что братъ попрежнему горячо ее любитъ и помнитъ о ней. О родѣ своихъ занятій онъ не заикался ни словомъ, а только просилъ Ньюмэна адресовать ему письма въ Портсмутъ до истребованія на имя Джонсона и умолялъ подробно писать ему какъ живется его матери и сестрѣ и какими благодѣяніями успѣлъ осыпать ихъ Ральфъ за этотъ промежутокъ времени.
   -- О чемъ вы грустите?-- спросилъ Смайкъ Николая вечеромъ того дня, когда было отправлено это письмо.
   -- Грущу? Съ чего ты взялъ?-- отвѣчалъ Николай съ напускною веселостью. Онъ зналъ, что если сознается въ своихъ печальныхъ мысляхъ Смайку, бѣдняга промучится всю ночь.-- Я, знаешь, думалъ о своей сестрѣ
   -- О сестрѣ?
   -- Да.
   -- Похожа она на васъ?-- спросилъ Смайкъ.
   -- Говорятъ, что похожа; только она гораздо красивѣе меня,-- отвѣчалъ, смѣясь, Николай.
   Смайкъ задумался, сложивъ передъ собой руки и не сводя глазъ со своего покровителя.
   -- Значитъ она очень красива,-- вымолвилъ онъ.
   -- Ахъ, ты, чудакъ!-- засмѣялся Николай.-- Вѣдь кто тебя не знаетъ, какъ знаю я, сказали бы, пожалуй, что ты придворный льстецъ.
   -- Я даже не знаю, что это такое,-- отвѣчалъ Смайкъ просто и спросилъ:-- Увижу я когда-нибудь вашу сестру?
   -- Конечно, увидишь. Когда-нибудь мы будемъ жить всѣ вмѣстѣ, когда разбогатѣемъ, Смайкъ.
   -- Объясните мнѣ, отчего это вамъ, такому доброму, такому заботливому ко всѣмъ (по крайней мѣрѣ, ко мнѣ), отчего намъ такъ трудно живется? Отчего никто не позаботится о васъ? Я не могу этого понять.
   -- Это, видишь ли, длинная исторія, мой другъ, и я боюсь, что ты ея не поймешь,-- отвѣчалъ Николай.-- У меня есть врагъ. Понимаешь ты, что такое врагъ?
   -- О, да, понимаю.
   -- Ну, такъ вотъ изъ-за него всѣ мои бѣды. Онъ богатъ и разсчеты съ нимъ не такъ легки, какъ съ твоимъ старымъ врагомъ Сквирсомъ. Онъ мнѣ приходится дядей, но онъ дрянной человѣкъ и сдѣлалъ мнѣ много зла.
   -- Да?-- и Смайкъ нагнулся впередъ съ расширенными глазами.-- Какъ его зовутъ? Скажите мнѣ его имя.
   -- Ральфъ. Ральфъ Никкльби.
   -- Ральфъ Никкльби,-- повторилъ Смайкъ.-- О, я запомню это имя,-- и онъ принялся твердить его наизусть.
   Громкій стукъ въ дверь прервалъ его въ этомъ занятіи, и, прежде чѣмъ онъ успѣлъ отворить, въ комнату заглянула голова мистера Фолэра.
   Голову мистера Фолэра украшала обыкновенно круглая шляпа съ очень высокой тульей и узенькими, загнутыми кнерху полями. На этотъ разъ она была надѣта на бекрень и задомъ напередъ по той причинѣ, что задній ея фасъ былъ новѣе. На шеѣ мистера Фолэра красовался огненнаго цвѣта вязаный шарфъ, концы котораго выглядывали изъ подъ потертаго фрака съ толкучки, очень узкаго и застегнутаго на всѣ пуговицы. Въ одной рукѣ онъ держалъ грязнѣйшую перчатку и дешевую тросточку съ стекляннымъ набалдашникомъ. Однимъ словомъ, общій видъ всей фигуры былъ непривычно щеголеватый и обличалъ такое вниманіе къ своему туалету, какое было вообще не въ правилахъ мистера Фолэра.
   -- Добрый вечеръ, сэръ,-- сказалъ мистеръ Фолэръ и, снявъ свою высокую шляпу, взъерошилъ пальцами волосы.-- Я къ вамъ съ порученіемъ. Гм...
   -- Съ какимъ и отъ кого?-- спросилъ Николай.-- Вы сегодня что-то необыкновенно таинственны, сэръ.
   -- Остороженъ, хотите вы сказать,-- поправилъ мистеръ Фолэръ,-- осторожность, это возможно. Не я въ этомъ виноватъ, мистеръ Джонсонъ, а мое положеніе. Мое положеніе, какъ друга обѣихъ сторонъ, обязываетъ меня быть осторожнымъ.
   Мистеръ Фолэръ помолчалъ, выразительно посмотрѣлъ на своего собесѣдника, затѣмъ нырнулъ въ глубину вышереченной шляпы, вытащилъ оттуда маленькій пакетикъ въ коричневой оберточной бумагѣ, сложенный какъ-то необыкновенно хитро, развернулъ бумагу, вынулъ письмо (которое упаковали такъ старательно, очевидно, затѣмъ, чтобы не запачкать) и подалъ его Николаю, со словами:-- Вотъ, не угодно ли прочесть.
   Несказанно удивленный такою таинственностью, Николай взялъ письмо и сломалъ печать, но, прежде чѣмъ углубиться въ чтеніе, еще разъ взглянулъ на мистера Фолэра. Тотъ сидѣлъ, устремивъ глаза въ потолокъ, наморщивъ лобъ и крѣпко сжавъ губы съ очевиднымъ сознаніемъ важности своей миссіи.
   Письмо было адресовано коротко и ясно: "Фолэру, эсквайру, для передачи Джонсону, эсквайру". Содержаніе его было не менѣе лаконическое, и удивленіе Николая нисколько не уменьшилось, когда онъ его прочелъ:
   "Мистеръ Ленвиль свидѣтельствуетъ свое почтеніе мистеру Джонсону и будетъ считать себя весьма обязаннымъ, если мистеръ Джонсонъ соблаговолитъ назначить часъ завтра утромъ, когда ему всею удобнѣе явиться въ театръ и тѣмъ доставить мистеру Ленвилю случай выдрать его за носъ въ присутствіи всей труппы.
   "Мистеръ Ленвиль покорно проситъ мистера Джонсона не увиливать отъ этой встрѣчи, такъ какъ онъ пригласилъ кое-кого изъ товарищей полюбоваться означенной церемоніей и ни въ какомъ случаѣ не желаетъ обмануть ихъ ожиданій.

Портсмутъ, вечеръ вторника".

   При всей дерзости этого вызова, взбѣсившей Николая, въ немъ было что-то до такой степени смѣхотворно-нелѣпое, что молодой человѣкъ былъ принужденъ закусить губы, чтобы не расхохотаться, и перечелъ письмо два или три раза, прежде чѣмъ смогъ напустить на себя достаточно суровый и внушительный видъ, чтобы съ надлежащимъ достоинствомъ отвѣтить послу изъ враждебнаго лагеря, который, къ слову сказать, сидѣлъ все въ той же позѣ, вперивъ очи въ потолокъ и ни на іоту не измѣнивъ выраженія своей физіономіи.
   -- Извѣстно вамъ содержаніе этого письма?-- спросилъ, наконецъ, Николай.
   -- Извѣстно,-- отвѣчалъ мистеръ Фолэръ, взглянувъ на него и сейчасъ же опять переводя глаза на потолокъ.
   -- Какъ же вы посмѣли явиться съ нимъ ко мнѣ?-- и, разорвавъ письмо на мелкіе кусочки, Николай швырнулъ ими въ лицо своему гостю.-- Вы вѣрно не боитесь, что васъ спустятъ съ лѣстницы?
   Мистеръ Фолэръ повернулъ къ нему голову, украшенную въ эту минуту двумя-тремя клочками отъ письма, и, сохраняя невозмутимое достоинство, отвѣтилъ лаконически:-- Нѣтъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- сказалъ Николай и, схвативъ шляпу съ высокой тульей, швырнулъ ее къ двери,-- въ такомъ случаѣ, сэръ, я вамъ совѣтую безотлагательно послѣдовать за этой принадлежностью вашего туалета, иначе ваша самоувѣренность можетъ черезъ пять секундъ получить очень непріятный щелчокъ.
   -- Перестаньте, Джонсонъ. Что за глупыя шутки!-- заговорилъ мистеръ Фолэръ, внезапно утрачивая все свое достоинство.-- Джентльменскій гардеробъ -- не игра.
   -- Выйдите вонъ,-- сказалъ Николай.-- Какъ вы могли себѣ позволить явиться ко мнѣ съ такимъ порученіемъ, негодяй!
   -- Ну, полно, полно, будетъ вамъ кипятиться,-- говорилъ мистеръ Фолэръ, разматывая свой шарфъ.
   -- Убирайтесь вонъ!-- закричалъ Николай, подступая къ нему.
   -- Да успокойтесь же, вамъ говорятъ,-- отвѣчалъ какъ и въ чемъ ни бывало мистеръ Фолэръ. махая рукой.-- Вѣдь я вамъ не врагъ, я принесъ это письмо ради шутки.
   -- Совѣтую вамъ на будущее время осторожнѣе выбирать ваши шутки,-- сказалъ Николай.-- Намекать на чужіе носы не всегда безопасно, и смотрите, какъ бы отъ такого намека не пострадалъ когда-нибудь вашъ собственный носъ... Ну, а писавшій письмо тоже шутилъ, позвольте васъ спросить?
   -- Въ томъ-то и дѣло, что нѣтъ,-- отвѣчалъ актеръ.-- Письмо написано въ серьезъ, отъ всей души.
   Николай не могъ не улыбнуться. И въ самомъ дѣлѣ, стоявшая передъ нимъ комическая фигура, меньше всего способная возбуждать гнѣвъ въ какой бы то ни было моментъ, была особенно смѣшна въ эту минуту. Стоя однимъ колѣномъ на полу, мистеръ Фолэръ вертѣлъ на рукѣ свою знаменитую шляпу и, изобразивъ на лицѣ послѣднюю степень испуга, смотрѣлъ, не испортился ли на ней ворсъ,-- украшеніе, съ которымъ, судя по всѣмъ признакамъ, она разсталась много мѣсяцевъ тому назадъ.
   -- Хорошо, сэръ,-- сказалъ Николай и не выдержалъ -- засмѣялся.-- Потрудитесь объясниться.
   -- Да, да, я вамъ сейчасъ все разскажу,-- проговорилъ мистеръ Фолэръ съ полнѣйшимъ хладнокровіемъ, опускаясь на стулъ.-- Вотъ видите ли: съ тѣхъ поръ, какъ вы къ намъ пріѣхали Ленвиль перешелъ на вторыя роли; ему уже не дѣлали больше пріемовъ, какъ раньше, и онъ долженъ былъ выходить на сцену, какъ всякій обыкновенный актеръ.
   -- Что вы называете "пріемами"?-- спросилъ Николай
   -- Клянусь Юпитеромъ, Джонсонъ, вы -- пастушокъ аркадскій, да и только!-- воскликнулъ мистеръ Фолэръ.-- Пріемъ -- это апплодисменты публики при выходѣ актера на сцену. Кто жъ этого не знаетъ?.. Такъ вотъ онъ выходилъ вечеръ за вечеромъ, не получая ни хлопка, тогда какъ васъ вызывали но два, а то и по три раза. Наконецъ, онъ вышелъ изъ терпѣнія и вчера вечеромъ совсѣмъ было рѣшился, играя Тибальта, взять настоящую шпагу да и царапнуть васъ -- не то чтобы на смерть, но все-таки такъ, чтобы вы провалялись въ постели мѣсяца два.
   -- Очень обязательно съ его стороны,-- замѣтилъ Николай.
   -- Что дѣлать! Обстоятельства сильнѣе насъ; его артистическая слава была поставлена на карту,-- проговорилъ мистеръ Фолэръ совершенно серьезно.-- Но у него не хватило гражданскаго мужества, и онъ придумалъ другой способъ отомстить вамъ и въ то же время пріобрѣсти популярность, ибо въ этомъ вся суть. Слава, слава, кому ты не дорога?.. И знаете, если бы онъ царапнулъ васъ своей шпагой, это доставило бы ему (мистеръ Фолэръ умолкъ, что-то вычисляя).. Да, такъ, это доставило бы ему отъ восьми до десяти шиллинговъ въ недѣлю. Весь городъ побѣжалъ бы смотрѣть актера, который чуть не убилъ человѣка. Я не удивился бы, если бы послѣ этого онъ получилъ ангажементъ въ Лондонъ. Но это не выгорѣло. Ему пришлось искать другого средства добыть себѣ популярность, и онъ придумалъ это. Идея, право, недурная. Если бы вы струсили и дали бы ему выдрать васъ за носъ, онъ тиснулъ бы объ этомъ въ газеты; если бы подали на него въ судъ объ этомъ тоже пропечатали бы, и о немъ говорили бы не меньше, чѣмъ о васъ. Понимаете?
   -- Какъ не понять, но представьте себѣ, что не онъ, а я выдралъ бы его за носъ. Что тогда? Это тоже подвинуло бы его карьеру?
   -- Ну, нѣтъ, не думаю,--сознался мистеръ Фолэръ, почесывая въ затылкѣ,-- въ этомъ не было бы ничего романическаго, и такая слава мало почетна. Но сказать вамъ по правдѣ, на это онъ не разсчитывалъ: на языкъ вы не рѣзки, у женщинъ популярны, и намъ не приходило въ голову, что вы можете ощетиниться. Впрочемъ, онъ и тогда сумѣлъ бы вывернуться: у него есть такая лазейка.
   -- Да? Ну, хорошо, мы завтра это увидимъ,-- сказалъ Николай.-- А пока можете передать ему нашъ разговоръ въ такой редакціи, въ какой найдете нужнымъ. Прощайте.
   Мистеръ Фолэръ былъ извѣстенъ между своими товарищами за человѣка, отнюдь не страдающаго излишней щепетильностью и любившаго при случаѣ подставить ножку своему ближнему. Поэтому Николай ни на минуту не сомнѣвался, что во всей этой исторіи онъ-то и быль главнымъ героемъ, что трагикъ написалъ письмо по его наущенію, и даже, что, исполняя свое порученіе, мистеръ Фолэръ былъ бы не прочь взять очень высокую ноту, если бы его не огорошили отпоромъ, котораго онъ никакъ не ожидалъ. Но сердиться на этого шута во всякомъ случаѣ не стоило, и, разставаясь съ нимъ, Николай ограничился деликатнымъ намекомъ, что если онъ вздумаетъ еще разъ явиться къ нему съ подобнымъ порученіемъ, онъ рискуетъ быть жестоко избитымъ. Мистеръ Фолэръ въ свою очередь принялъ это предостереженіе весьма благодушно и отправился на совѣщаніе со своимъ другомъ, твердо рѣшившись передать ему свой разговоръ съ Николаемъ въ такомъ видѣ, чтобы по возможности довести до конца свою остроумную шутку.
   Должно быть онъ сообщилъ кому слѣдовало, что Николай позорнѣйшимъ образомъ струсилъ, потому что, когда на другой день сей молодой джентльменъ съ чистой совѣстью и легкимъ сердцемъ явился въ театръ въ обыкновенный свой часъ, вся труппа была уже въ сборѣ. Судя по взволнованнымъ лицамъ, было очевидно, что всѣ находятся въ ожиданіи чего-то имѣющаго совершиться, а мистеръ Ленвиль, съ свирѣпѣйшимъ лицомъ, какое только было въ его репертуарѣ, величественно возсѣдалъ на. столѣ и демонстративно свисталъ.
   Дамы были на сторонѣ Николая, а мужчины (завидовавшіе ему) -- на сторонѣ воинственнаго трагика, вокругъ котораго они и столпились теперь небольшой плотной кучкой. Дамы же со страхомъ и трепетомъ смотрѣли на нихъ съ почтительной дистанціи. Когда Николай остановился поздороваться съ дамами, мистеръ Ленвиль захохоталъ сардоническимъ смѣхомъ и сдѣлалъ какое-то общее замѣчаніе, повидимому, по естественной исторіи, такъ какъ было упомянуто что-то такое о щенкахъ.
   -- А, и вы здѣсь?-- сказалъ Николай, спокойно оборачиваясь.
   -- Гнусный рабъ!-- возгласилъ мистеръ Ленвиль, потрясая правой рукой и подступая къ нему театральнымъ аллюромъ. Но, замѣтивъ, что Николай совсѣмъ не смотритъ такимъ перепуганнымъ, какъ этого можно было ожидать, онъ опѣшилъ и остановился въ такой неловкой позѣ, что дамы покатились со смѣху.
   -- Недостойный предметъ моего гнѣва и презрѣнія, вызываю тебя на бой!
   Выслушавъ эту тираду, Николай, совершенно неожиданно для мистера Ленвиля, засмѣялся. Расхохотались и дамы, желая его поддержать. Тогда оскорбленный трагикъ улыбнулся самой горькой изъ своихъ профессіональныхъ улыбокъ и высказалъ имъ свое откровенное мнѣніе, обозвавъ ихъ "ломаками".
   -- Но онѣ не защитятъ тебя,-- завопилъ онъ опять, смѣривъ Николая "двойнымъ" презрительнымъ взглядомъ: снизу вверхъ, отъ носковъ сапогъ до макушки, и сверху внизъ, отъ макушки до носковъ сапогъ. На сценѣ, какъ это всякій знаетъ, такой двойной уничтожающій взглядъ обозначаетъ вызовъ.-- Они не защитятъ тебя, мальчишка!
   Съ этими словами мистеръ Ленвиль скрестилъ на груди руки и въ назиданіе Николаю изобразилъ на своемъ лицѣ то самое выраженіе, съ какимъ онъ обыкновенно смотрѣлъ на тирановъ-королей, когда они говорили: "Заточить его въ самую мрачную изъ темницъ нашего подземелья"! Въ соединеніи съ легкимъ звономъ оковъ это выраженіе, какъ извѣстно, производило большой эффектъ въ свое время.
   Но, къ удивленію, на противника мистера Ленвиля оно не только не подѣйствовало (должно быть за отсутствіемъ оковъ на ораторѣ), но даже какъ будто усилило его веселое расположеніе духа. Въ виду такого оборота дѣла два или три джентльмена изъ числа лицъ, приглашенныхъ съ тѣмъ, чтобы полюбоваться, какъ Николая отдерутъ за носъ, пришли въ нетерпѣніе и стали ворчать, что "ужь коли дѣлать дѣло, такъ нечего мямлить и заставлять людей понапрасну дожидаться, а то лучше, прямо сказать, чтобъ расходились по домамъ". Подстрекаемый такими рѣчами, трагикъ отвернулъ обшлагъ своего праваго рукава, готовясь исполнить обѣщанное, и торжественно направился къ Николаю. Тотъ даль ему подойти на приличное разстояніе и затѣмъ, сохраняя полнѣйшее хладнокровіе, однимъ ударомъ сбилъ его съ ногъ.
   Не успѣлъ еще оглушительный трагикъ отдѣлить отъ пола своей побѣдной головы, какъ супруга его (находившаяся, какъ уже извѣстно читателю, въ интересномъ положеніи) выскочила изъ группы дамъ и съ пронзительнымъ крикомъ ринулась на мертвое тѣло.
   -- Видишь ты это, чудовище? Видишь ты это?-- возопилъ мистеръ Ленвиль, принимая сидячее положеніе и указывая на распростертую фигуру, уцѣпившуюся за него.
   -- Довольно праздной болтовни!-- сказалъ Николай, тряхнувъ головой.-- Извольте сейчасъ же извиниться за дерзкое письмо, которое вы мнѣ написали.
   -- Никогда!-- вскричалъ мистеръ Ленвиль.
   -- Да, да, извинись непремѣнно!-- взвизгнула жена.-- Ради меня, ради нашего ребенка, Ленвиль, забудь всѣ условныя формы, или ты увидишь у своихъ ногъ мой бездыханный трупъ!
   -- Я тронутъ!-- произнесъ мистеръ Ленвиль, озираясь на зрителей, и, вывернувъ руку ладонью наружу, провелъ ею по глазамъ.-- Природа человѣческая слаба. Узы любви сильны. Любящій мужъ и отецъ,-- будущій отецъ,-- уступаетъ. Я извиняюсь!
   -- Смиренно и покорно,-- докончилъ Николай.
   -- Смиренно и покорно,-- повторилъ за нимъ трагикъ, бросая на него свирѣпый взглядъ.-- Но только,-- прибавилъ онъ себѣ въ утѣшеніе,-- только ради нея, ибо настанетъ день, когда...
   -- Хорошо,-- перебилъ его Николай.-- Когда настанетъ этотъ день (который, я надѣюсь, благополучно окончится для мистриссъ Ленвиль), когда вы станете отцомъ, вы возьмете назадъ свое извиненіе. Согласенъ. А пока, сэръ, зарубите себѣ на носу, что зависть до добра не доводитъ. Совѣтую вамъ на будущее время поменьше ей поддаваться и, пускаясь въ воинственныя предпріятія, хорошенько разузнавать напередъ, какого характера вашъ противникъ.
   Преподавъ этотъ прощальный совѣтъ, Николай поднялъ ясеневую палку, которую мистеръ Ленвиль уронилъ при паденіи, сломалъ ее пополамъ, швырнулъ ему обломки и вышелъ.
   Въ тотъ вечеръ Николай удостоился особенно почетной встрѣчи со стороны всей труппы. Люди, которые еще по утру злорадствовали на его счетъ, теперь искали случая побесѣдовать съ нимъ наединѣ и съ большимъ чувствомъ высказывали ему свое удовольствіе по поводу того, что онъ такъ хорошо проучилъ несноснаго Ленвиля, котораго всѣ они (замѣчательное совпаденіе!) давно уже собирались наказать по заслугамъ и щадили только изъ жалости. Однимъ словомъ, если судить по этому неизмѣнному заключенію каждаго изъ упомянутыхъ изліяній, свѣтъ никогда еще не видалъ такихъ сострадательныхъ и добрыхъ людей, какъ представители мужского персонала труппы мистера Кромльса.
   Николай принялъ свой тріумфъ, какъ и успѣхъ свой на сценическомъ поприщѣ, скромно и просто. Униженный мистеръ Ленвиль сдѣлалъ послѣднюю попытку къ отмщенію, подославъ въ раекъ какого-то мальчишку съ наказомъ освистать актера Джонсона; но мальчишка палъ жертвой общественнаго негодованія и мгновенно, безъ всякаго участія съ своей стороны, вылетѣлъ на улицу, даже не получивъ обратно денегъ, взятыхъ съ него за билетъ.
   -- Ну, что, Смайкъ, нѣтъ ли намъ писемъ?-- спросилъ Николай, когда кончилась первая пьеса и онъ переодѣвался, чтобы идти домой.
   -- Есть,-- отвѣчалъ Смайкъ.-- Вотъ, возьмите. Я только-что былъ на почтѣ.
   -- Отъ Ньюмэна Ногса: это его іероглифы,-- сказалъ Николай, взглянувъ на конвертъ.-- Нелегко разбирать его почеркъ. Ну, что-то онъ пишетъ? Посмотримъ.
   Пробившись около получаса, онъ добрался, наконецъ, до смысла письма. Нельзя сказать, чтобы оно было успокоительнаго свойства. Ньюмэнъ возвращалъ обратно присланные ему десять фунтовъ, объясняя, что, по наведеннымъ имъ справкамъ ни мистриссъ Никкльби, ни Кетъ не нуждались въ деньгахъ въ настоящую минуту, а что можетъ придти время, когда онѣ понадобится самому Николаю. Затѣмъ онъ просилъ его не пугаться того, что онъ имѣетъ ему сообщить. Ничего дурного пока не случилось,-- мать и сестра его здоровы; но обстоятельства могутъ сложиться такимъ образомъ, что Кетъ понадобится покровительство брата, и если это случится, онъ, Ньюмэнъ, увѣдомитъ его съ ближайшей почтой.
   Николай перечелъ это мѣсто письма нѣсколько разъ, и чѣмъ больше вдумывался въ его смыслъ, тѣмъ больше начиналъ бояться, что тутъ кроется какое-нибудь предательство со стороны Ральфа. Сильно подмывало его бросить все. и мчаться въ Лондонъ, не откладывая, но, пораздумавъ, онъ сообразилъ, что если бы была надобность въ такихъ рѣшительныхъ мѣрахъ, Ньюмэнъ такъ бы и написалъ.
   "Во всякомъ случаѣ надо предупредить здѣсь, что я могу внезапно уѣхать,-- сказалъ онъ себѣ.-- Я сдѣлаю это сейчасъ же", и съ этой мыслью онъ захватилъ свою шляпу и побѣжалъ въ фойе.
   -- Ну, что, мистеръ Джонсонъ,-- встрѣтила его мистриссъ Кромльсъ, возсѣдавшая тамъ въ полномъ костюмѣ королевы, держа въ своихъ материнскихъ объятіяхъ феномена, уже совсѣмъ одѣтаго для пантомимы съ дикаремъ,-- на будущей недѣлѣ въ Райдъ, потомъ въ Винчестеръ, а тамъ...
   -- Едва ли намъ придется путешествовать вмѣстѣ,-- перебилъ ее Николай.-- Я имѣю основанія опасаться, что долженъ буду проститься съ вами въ скоромъ времени.
   -- Проститься!-- воскликнула мистриссъ Кромльсъ, горестно воздавая руки.
   -- Проститься?-- пролепетала миссъ Сневелличи и такъ страшно задрожала въ своемъ костюмѣ пажа, что принуждена была оперѣться о плечо королевы.
   -- Неужели онъ уѣзжаетъ?-- завопила мистриссъ Грудденъ, бросаясь къ мистриссъ Кромльсъ.-- Вздоръ, вздоръ! Что за фантазія!
   Феноменъ, отличавшійся чувствительной натурой и впечатлительнымъ темпераментомъ, поднялъ неистовый вой, а миссъ Бельвони и миссъ Бравасса тихонько заплакали. Даже мужчины не остались равнодушны къ потрясающей вѣсти: разговоры прекратились, и со всѣхъ сторонъ раздавалось: "Слышите?-- Онъ уѣзжаетъ!", что, впрочемъ, не помѣшало многимъ изъ нихъ (и, странное дѣло, именно тѣмъ, кто горячѣе всѣмъ поздравлялъ Николая съ побѣдой) перемигнуться съ такимъ видомъ, который ясно говорилъ, что они не слишкомъ-то горюютъ о разлукѣ со своимъ счастливымъ соперникомъ. А честный мистеръ Фолэрь, уже одѣтый для выхода дикаремъ, даже прямо высказалъ это мнѣніе своему пріятелю-демону, съ которымъ онъ распивалъ пиво въ углу.
   Не вдаваясь ни въ какія объясненія, Николай только подтвердилъ, что, къ сожалѣнію, ему дѣйствительно придется, кажется, уѣхать, хотя навѣрно онъ пока не знаетъ, и, воспользовавшись первой удобной минутой, простился и пошелъ домой, чтобы еще разъ перечесть письмо Ньюмэна и поразмыслить на досугѣ.
   Какимъ пустымъ и мелкимъ казалось ему въ эту безсонную ночь все, что наполняло его время и мысли въ послѣднія недѣли! Теперь въ его душѣ была одна мысль о сестрѣ. Быть можетъ, ей грозитъ бѣда; быть можетъ, въ эту самую минуту она въ отчаяніи призываетъ его и -- напрасно!
   

ГЛАВА XXX.
Въ честь Николая задаются банкеты. Онъ принужденъ внезапно покинуть мистера Винцента Кромльса и своихъ товарищей по сценѣ.

   Какъ только мистеръ Кромльсъ узналъ о публичномъ заявленіи Николая, что, можетъ быть, въ скоромъ времени ему придется выйти изъ труппы, онъ проявилъ всѣ признаки глубокаго огорченія. Въ своемъ отчаяніи онъ даже намекнулъ Николаю, что тотъ можетъ разсчитывать не только на прибавку жалованья въ близкомъ будущемъ, но и на увеличеніе своего авторскаго гонорара. Однако, ему пришлось убѣдиться, что никакіе его подходы тутъ не помогутъ, и рѣшеніе молодого человѣка останется неизмѣннымъ (ибо Николай въ концѣ концовъ рѣшилъ во всякомъ случаѣ, даже не ожидая дальнѣйшихъ извѣстій отъ Ньюмэна, съѣздить въ Лондонъ и удостовѣриться своими глазами, въ какомъ положеніи находится дѣла Кетъ). А, убѣдившись въ этомъ, мистеръ Кромльсъ успокоился на томъ, что началъ вычислять шансы за и противъ скораго возвращенія Николая и принялъ быстрыя и энергическія мѣры, чтобы до его отъѣзда выжать изъ него все, что возможно.
   -- Позвольте,-- говорилъ мистеръ Кромльсъ, стаскивая съ себя парикъ изгнанника въ видахъ охлажденія крови для наилучшаго разсмотрѣнія предстоящей ему задачи.-- Позвольте, сегодня у насъ среда. Завтра утромъ мы первымъ дѣломъ расклеимъ афиши съ анонсомъ, что въ вечернемъ спектаклѣ имѣетъ быть послѣдній вашъ выходъ.
   -- Но вѣдь онъ будетъ, можетъ быть, не послѣднимъ,-- замѣтилъ Николай.-- Мнѣ не хотѣлось бы ставить васъ въ затрудненіе, и если меня не вызовутъ въ Лондонъ, я не уйду до конца недѣли.
   -- Тѣмъ лучше. Тогда мы возвѣстимъ послѣдній вашъ выходъ, во-первыхъ, въ четвергъ, затѣмъ въ пятницу -- по желанію публики, и наконецъ, въ субботу -- уступая настоятельнымъ просьбамъ многихъ вліятельныхъ лицъ, нашихъ меценатовъ, которымъ не удалось получить мѣстъ на прежнія представленія. Это доставитъ намъ три весьма приличныхъ сбора.
   -- Мнѣ значитъ предстоитъ три послѣднихъ выхода?-- проговорилъ Николай, улыбаясь.
   -- Да,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ и продолжалъ, почесывая голову съ видимой досадой,-- три выхода... Оно, конечно, маловато и противъ всякихъ правилъ, но дѣлать нечего: помочь горю нельзя, значитъ и толковать не о чемъ. Желательно было бы, по крайней мѣрѣ, угостить публику какой-нибудь новинкой. Не можете ли вы, напримѣръ, пропѣть верхомъ на пони комическую пѣсенку?
   -- Нѣтъ, рѣшительно не могу,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Жаль! Эта штука доставляла намъ сборы,-- проговорилъ мистеръ Кромльсъ съ разочарованнымъ видомъ -- Ну, а что вы скажете насчетъ фейерверка?
   -- Скажу, что это будетъ дорого стоить,-- отвѣтилъ сухо Николай.
   -- Пустяки -- не больше восемнадцати пенсовъ. Вы станете на верхнюю ступеньку нашей эстрады для трона, ступенькой ниже Феноменъ -- въ позѣ. На заднемъ планѣ транспарантъ съ надписью: "Прощайте", а по бокамъ девять воиновъ съ фалшвейерами -- по фалшвейеру въ каждой рукѣ. Всѣ восемнадцать огней загораются разомъ... Великолѣпно! Очень внушительно съ передняго фаса.
   Но такъ какъ Николай не только не проникся великолѣпіемъ предложеннаго эффекта, но даже отнесся къ нему весьма непочтительно, расхохотавшись отъ всего сердца, проектъ мистера Кромльса погибъ въ самомъ зародышѣ. Мистеръ Кромльсъ угрюмо замѣтилъ, что видно придется удовольствоваться обыкновеннымъ дивертисментомъ съ характерными танцами и примѣрнымъ сраженіемъ, и на этомъ покончилъ.
   Имѣя въ виду выпустить афиши какъ можно раньше, онъ сейчасъ же скрылся въ сосѣднюю уборную, гдѣ мистриссъ Кромльсъ въ эту минуту мѣняла пышныя одежды мелодраматической королевы на обыкновенный костюмъ матроны девятнадцатаго столѣтія. Съ помощью этой леди и многосторонней мистриссъ Грудденъ (которая по части составленія афишъ была истиннымъ геніемъ, не имѣя себѣ равныхъ въ умѣньѣ распредѣлять восклицательные знаки и, благодаря многолѣтнему опыту, всегда безошибочно зная, на какой строкѣ крупный шрифтъ выйдетъ всего эффектнѣе) -- съ помощью этихъ двухъ дамъ мистеръ Кромльсъ принялся за дѣло немедленно и весьма серьезно.
   -- Уфъ, слава Богу!-- вздохнулъ съ облегченіемъ Николай, откидываясь на спинку суфлерскаго стула по окончаніи интермедіи, во время которой онъ давалъ мимическія указанія Смайку, изображавшему тощаго портного съ краснымъ носомъ, въ вязаномъ ночномъ колпакѣ, въ сюртукѣ съ оторванной полой, торчащимъ изъ кармана маленькимъ носовымъ платкомъ съ огромной дырой и другими отличительными признаками портныхъ на подмосткахъ.-- Ахъ, хоть бы поскорѣе покончить со всѣмъ этимъ!
   -- Неужели вамъ нисколько не жаль съ нами разстаться, мистеръ Джонсонъ?-- произнесъ вдругъ за нимъ женскій голосъ тономъ жалобной укоризны.
   -- Простите, я не хотѣлъ быть невѣжливымъ,-- сказалъ Николай, оглянувшись и узнавъ въ говорившей миссъ Сневелличи.-- Я не сказалъ бы этого, если бы зналъ, что вы меня слышите.
   -- Какой симпатичный этотъ мистеръ Дигби!-- продолжала, желая замятъ разговоръ, миссъ Сневелличи, когда, портной, съ окончаніемъ пьесы, исчезъ за противоположной кулисой при громкихъ апплодисментахъ зрителей. Дигби, надо замѣтить, былъ театральный псевдонимъ Смайка).
   -- А вотъ я сейчасъ его обрадую: передамъ ему, что вы о немъ говорили,-- пошутилъ Николай.
   -- Ахъ, вы злой мальчикъ!-- мило засмѣялась миссъ Сневелличи.-- Впрочемъ, если онъ и узнаетъ, что я о немъ думаю, мнѣ это все равно. Вотъ если бы кто-то другой былъ на его мѣстѣ, тогда...
   Тутъ она умолкла, видимо ожидая естественнаго въ такихъ случаяхъ вопроса, но такъ какъ вопроса не послѣдовало (Николай думалъ о другомъ и ничего не слышалъ), то, помолчавъ, она продолжала:
   -- Какой, должно быть, вы добрый! Просиживать ради другого цѣлые вечера, несмотря ни на какую усталость, это большое самопожертвованіе. Вы столько съ нимъ бьетесь, такъ о немъ заботитесь, и все это съ такою готовностью, такъ охотно, точно это приноситъ вамъ ни вѣсть какіе барыши!
   -- Онъ стоитъ всѣхъ моихъ заботъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Что бы я ни сдѣлалъ для него, все будетъ мало. Это такая любящая, добрая душа, онъ такъ глубоко признателенъ за малѣйшее вниманіе, что рѣдко встрѣтишь другого такого.
   -- Только онъ странный какой-то, неправда ли?-- замѣтила миссъ Сневелличи.
   -- Да, странный, и да проститъ Всевышній тѣмъ, кто его сдѣлалъ такимъ!-- проговорилъ Николай, грустно покачавъ головой.
   -- Онъ чертовски скрытный малый,-- сказалъ, вступая въ разговоръ, мистеръ Фолэръ, подошедшій за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ -- Ничего-то изъ него не вытянешь.
   -- А что вы хотѣли бы вытянуть изъ него?-- рѣзко спросилъ Николай, оборачиваясь.
   -- Охъ, да какой же вы порохъ, Джонсонъ!-- отозвался на это мистеръ Фолэръ совершенно спокойно и, нагнувшись поправить каблукъ своего балетнаго башмака, продолжалъ:-- Мнѣ кажется, весьма естественно съ нашей стороны желать разузнать, что онъ за птица и что дѣлалъ раньше, чѣмъ пріѣхалъ, сюда.
   -- Бѣдняга! Я думаю, всякій сразу видитъ, что онъ за человѣкъ, и едва ли такое- обиженное Богомъ созданіе можетъ для кого-нибудь представлять интересъ.
   -- Вотъ въ томъ-то и загвоздка,-- пробормоталъ актеръ, любуясь отраженіемъ своей физіономіи въ рефлекторѣ лампы.
   -- Какая загвоздка?
   -- Какъ какая? Кто онъ такой, откуда, и какимъ образомъ могло случиться, что вы двое, до такой степени непохожіе другъ на друга, такъ сблизились и подружились?-- отвѣчалъ мистеръ Фолэръ, съ удовольствіемъ пользуясь случаемъ сказать непріятную вещь.-- Всѣ только объ этомъ и говорятъ.
   -- Кто жъ это "всѣ"? Закулисная публика?-- спросилъ презрительно Николай.
   -- И закулисная, и другая. Вы знаете, Ленвиль говоритъ...
   -- Я думалъ, что надолго зажалъ ротъ мистеру Ленвилю, перебилъ Николай, краснѣя.
   -- Очень возможно,-- согласился неуязвимый мистеръ Фолэръ.-- Значитъ онъ говорилъ это прежде, чѣмъ вы зажали ему ротъ. Онъ говорилъ, мто вы совсѣмъ не новичекъ въ нашемъ дѣлѣ, а заправскій актеръ, что только по милости какой-то тайны, замѣшавшейся въ вашу жизнь, вы снизошли до провинціальной труппы, и что Кромльсъ покрываетъ васъ ради своихъ выгодъ. Впрочемъ, Ленвиль того мнѣнія, что въ вашей тайнѣ нѣтъ ничего особеннаго, кромѣ того, что вы, вѣроятно, попались въ какомъ-нибудь мошенничествѣ и бѣжали, чтобы спастись отъ наказанія.
   -- Вотъ какъ!-- вымолвилъ Николай, силясь улыбнуться.
   -- Да. Онъ говоритъ и многое другое,-- прибавилъ мистеръ Фолэръ.-- Я передаю вамъ, какъ другъ обѣихъ сторонъ, и подъ строжайшимъ секретомъ. Надо вамъ сказать, что я не раздѣляю его мнѣнія... А Дигби онъ считаетъ не столько дуракомъ, сколько плутомъ. Да и старикъ Флеггерсь, знаете, тотъ, что дѣлаетъ у насъ всю черную работу, старики Флеггерсъ говорилъ, что въ прошлый сезонъ, когда онъ служилъ разсыльнымъ при Ковентъ-Гарденскомъ театрѣ, ему постоянно попадался около извозчичьей биржи одинъ карманщикъ, похожій на Дигби, какъ двѣ капли воды, хотя, конечно (какъ справедливо прибавляетъ Флеггерсь), это можетъ быть быль вовсе не Дигби, а только его братъ или какой-нибудь близкій родственникъ.
   -- Вотъ какъ!-- повторилъ Николай прежнимъ тономъ.
   -- Да, такъ вотъ что про васъ говорятъ,-- закончилъ мистеръ Фолэръ съ невозмутимымъ спокойствіемъ -- И рѣшилъ, что лучше вамъ все разсказать, чтобы вы знали... А вотъ, наконецъ, и Феноменъ, чортъ бы его побралъ! Ахъ, ты мерзкая дѣвчонка! Поддѣлка ты дешевая! Ажъ я бы тебя!.. Я готовъ, моя милочка, къ вашимъ услугамъ... У, шарлатанка проклятая!.. Мистриссъ Грудденъ, звоните: публика жаждетъ видѣть свою фаворитку.
   Высказавъ вслухъ тѣ изъ приведенныхъ сентенцій, которыя имѣли лестный смыслъ для ничего не подозрѣвавшаго Феномена, а остальныя выпустивъ "въ сторону" по адресу Николая, мистеръ Фолэръ проводилъ глазами взвивавшійся занавѣсъ, отвѣтилъ язвительной усмѣшкой на пріемъ, оказанный публикой миссъ Нинеттѣ въ роли героини уже извѣстнаго читателю балета, и, отступивъ шага на два, дабы появиться съ большимъ эффектомъ, испустилъ предварительный вой и, скрежеща зубами и потрясая томагаукомъ, блистательно исполнялъ свой выходъ въ качествѣ индѣйскаго дикаря.
   "Такъ вотъ какія сказки о насъ сочиняютъ!" -- подумалъ Николай. "Совершилъ ты хоть самый возмутительный проступокъ противъ общественной нравственности, въ добрый часъ! Но, Боже сохрани, если ты добился успѣха на какомъ бы то ни было поприщѣ! Этого преступленія тебѣ никогда не простятъ".
   -- Надѣюсь, мистеръ Джонсонъ, васъ не трогаетъ то, что тутъ наболталъ этотъ злой человѣкъ?-- проговорила миссъ Сневелличи самымъ медовымъ своимъ голоскомъ.
   -- Конечно, нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Если бы я здѣсь оставался, я, можетъ быть, еще и подумалъ бы, не проучить ли этикъ господъ за ихъ сплетни. Но я уѣзжаю, такъ пусть ихъ чешутъ языки на здоровье!.. Но вотъ идетъ и другая жертва ихъ злоязычія,-- прибавилъ онъ, увидѣвъ подходившаго Смайка.-- Намъ съ нимъ пора домой. Позвольте съ вами проститься, миссъ Сневелличи.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, ни подъ какимъ видомъ,-- сказала съ живостью эта леди.-- Я ни за что васъ не выпущу. Вы оба пойдете къ намъ со мной и познакомитесь съ моей мамой. Она только сегодня пріѣхала въ Портсмутъ и страстно жаждетъ васъ видѣть. Душечка Ледъ, убѣди мистера Джонсона.
   -- Да что ты, что ты!-- воскликнула миссъ Ледрукъ.-- Ужъ если "ты" не можешь его убѣдить...
   Она больше ничего не сказала, но игриво разсмѣявшись, дала ясно понять, что никто не убѣдитъ мистера Джонсона, если этого не можетъ сдѣлать миссъ Сневелличи.
   -- Мистеръ и мистриссъ Лилливикъ живутъ въ одномъ домѣ съ нами и въ настоящую минуту сидятъ у насъ,-- продолжала миссъ Сневелличи.-- Неужели и это васъ не прельститъ?
   -- Имѣя ваше приглашеніе, я не нуждаюсь ни въ какихъ постороннихъ приманкахъ,-- галантно отвѣтилъ Николай.
   -- Не льстите пожалуйста!--пробормотала миссъ Сневелличи, мило надувъ губки.
   -- Каковъ вѣрный рыцарь!-- воскликнула миссъ Ледрукъ.
   На это миссъ Сневелличи сказала, что миссъ Ледрукъ "сумасбродная голова", а миссъ Ледрукъ спросила миссъ Сневелличи: "Отчего же ты такъ покраснѣла?", послѣ чего миссъ Сневелличи отхлопала по рукамъ миссъ Ледрукъ, а миссъ Ледрукъ -- миссъ Сневелличи.
   -- Однако, господа, намъ надо идти,-- сказала миссъ Ледрукъ,-- а то бѣдняжка мистриссъ Сневелличи подумаетъ, что вы похитили ея дочь, мистеръ Джонсонъ, и выйдетъ цѣлая трагедія.
   -- Ахъ, Ледъ, ну, можно ли такое говорить!-- пролепетала въ пріятномъ смущеніи миссъ Сневелличи.
   Миссъ Ледрукъ ничего не отвѣтила, но, подхвативъ подъ руку Смайка, пошла съ нимъ впередъ, предоставивъ своей подругѣ и Николаю слѣдовать за ними или не слѣдовать, какъ имъ заблагоразсудится. А такъ какъ Николай при существующихъ обстоятельствахъ не слишкомъ жаждалъ этого tête-à-tête съ прелестной миссъ Сневелличи, то и разсудилъ за благо послѣдовать за ними немедленно.
   Дорогой не было недостатка въ темахъ для разговора, благодаря корзиночкѣ, которую несла домой миссъ Сневелличи и картонкѣ, которую несла миссъ Ледрукъ. И въ корзиночкѣ, и въ картонкѣ заключались тѣ мелкія принадлежности театральныхъ дамскихъ костюмовъ, которыя обыкновенно приносятся въ театръ по мѣрѣ надобности. Николай настаивалъ, чтобы ему позволили нести корзинку, а миссъ Сневелличи непремѣнно хотѣла нести ее сама. Это повело къ шутливой борьбѣ между ними, и Николай, улучивъ моментъ, завладѣлъ корзиночкой, а кстати и картонкой. Затѣмъ онъ сказалъ: "Мнѣ до смерти хочется знать, что въ этой корзинкѣ" и сдѣлалъ попытку заглянуть въ нее, а миссъ Сневелличи завизжала и объявила, что если только онъ увидитъ, что въ корзинкѣ, она упадетъ въ обморокъ. За этимъ заявленіемъ естественно послѣдовала со стороны Николая другая попытка -- заглянуть въ картонку, а со стороны миссъ Ледрукъ горячій протестъ, сопровождавшійся визгомъ. Засимъ обѣ дамы поклялись, что онѣ не сдѣлаютъ ни шагу, пока Николай не дастъ имъ слова не заглядывать ни въ корзинку, ни въ картонку. Поспоривъ сколько слѣдовало, Николай пообѣщалъ умѣрить свое любопытство, и компанія двинулась дальше въ самомъ веселомъ настроеніи духа: дамы хихикали и визжали, не умолкая, и поминутно твердили, что никогда, никогда не встрѣчали онѣ такого коварнаго человѣка.
   Сокращая свой путь шутками и смѣхомъ, они и не замѣтили, какъ дошли до дома портного. Въ гостиной миссъ Сневелличи оказалось цѣлое общество. Кромѣ мистера Лилливика съ супругой и мама миссъ Сневелличи здѣсь былъ и ея папа. Папа миссъ Сневелличи былъ очень интересный господинъ, съ орлинымъ носомъ, съ необыкновенно бѣлымъ лбомъ, курчавыми черными волосами, немного выдающимися верхними скулами и вообще весьма красивымъ лицомъ, только слегка прыщеватымъ, какъ будто отъ пьянства. Онъ имѣлъ широкія плечи, а на плечахъ потертый синій сюртукъ, застегнутый до подбородка, и былъ, что называется, молодецъ-мужчина. Какъ только этотъ папа увидѣлъ Николая, онъ засунулъ два пальца правой руки за среднія пуговицы своего синяго сюртука, и лѣвой граціозно подбоченился, какъ будто говоря: "Вотъ онъ -- я! Посмотримъ, что-то вы мнѣ скажете, молодой человѣкъ".
   Вотъ каковъ былъ и вотъ какъ встрѣтилъ гостей папа миссъ Сневелличи. Онъ подвизался на театральномъ поприщѣ съ десятилѣтняго возраста, когда изображалъ чертенятъ въ святочныхъ пантомимахъ, умѣлъ немножко пѣть, немножко танцовать, немножко фехтовать, немножко лицедѣйствовать, словомъ, всего понемножку, но только понемножку. Онъ фигурировалъ во всѣхъ столичныхъ театрахъ то въ балетѣ, то въ хорѣ; по причинѣ своей представительной фигуры игралъ гостей-генераловъ и нобльмэновъ безъ рѣчей, выходилъ въ щегольскомъ костюмѣ на сцену подъ руку съ какой-нибудь grande dame въ коротенькой юбочкѣ, и выходилъ всегда съ такимъ видомъ, что при его появленіи въ партерѣ зачастую раздавалось "браво!", потому что его принимали за одно изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ. Таковъ-то былъ папа миссъ Сневелличи. Завистники взводили на него обвиненіе, будто онъ иногда поколачивалъ мама миссъ Сневелличи. А мама миссъ Сневелличи, до сихъ поръ еще служившая танцовщицей, отличалась тоненькой, аккуратной фигуркой и остатками былой красоты, и въ настоящую минуту сидѣла (какъ и танцовала въ послѣднее время) на заднемъ планѣ сцены, по той причинѣ, что для полнаго театральнаго освѣщенія она уже устарѣла.
   Николая представили почтенной четѣ но всѣмъ правиламъ этикета. Когда эта церемонія была кончена, папа миссъ Сневелличи (отъ котораго, къ слову сказать, несло ромомъ) торжественно заявилъ, что онъ весьма счастливъ познакомиться съ такимъ высоко даровитымъ актеромъ.
   -- Вы стяжали лавры на сценическомъ поприщѣ,-- прибавилъ онъ благосклонно.-- Я не запомню такого тріумфа, какъ вашъ, съ тѣхъ поръ, какъ дебютировалъ въ Кобургѣ мои другъ мистеръ Главормелли. Видали вы его на сценѣ, сэръ?
   -- Нѣтъ, не случалось,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Какъ, вы никогда не видѣли моего друга Главормелли?! Такъ значить вы не видѣли настоящаго артиста. Если бы онъ былъ живъ...
   -- А, такъ онъ умеръ?
   -- Да, сэръ, онъ умеръ, но похороненъ не въ Вестминстерскомъ аббатствѣ, къ стыду своихъ современниковъ. Онъ былъ... Ну, да, теперь все равно, кто онъ былъ. Онъ ушелъ въ страну, откуда не возвращается ни одинъ путникъ. Надѣюсь, что его оцѣнятъ тамъ!
   Высказавшись такимъ образомъ, папа миссъ Сневедличи потеръ кончикъ носа ярко-желтымъ фуляромъ, давая понять почтенной компаніи, что воспоминанія осилили его.
   -- Давно мы съ вами не видались, мистеръ Лилливикъ,-- сказалъ Николай, подсаживаясь къ этому джентльмену.--Какъ вы поживаете?
   -- Прекрасно, сэръ, какъ лучше и быть нельзя,-- отвѣчалъ сборщикъ пошлинъ.-- Ничто, я вамъ скажу, не сравнится съ жизнью женатаго человѣка.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- засмѣялся Николай.
   -- Повѣрьте, что такъ,-- подтвердилъ торжественно мистеръ Лилливикъ.-- Какъ вы ее находите сегодня?-- спросилъ онъ шепотомъ, отводя своего собесѣдника въ уголъ.
   -- Прелестной, какъ всегда,-- отвѣчалъ Николай, взглянувъ на бывшую миссъ Петоукеръ.
   -- Въ ней есть что-то такое... невыразимое, чего я больше ни въ комъ не встрѣчалъ,-- шепталъ восторженно сборщикъ.-- Да вотъ хоть сейчасъ, взгляните вы на нее! Взгляните, какъ она беретъ этотъ чайникъ и ставитъ его на столъ. Ну, что, развѣ не очарованіе?
   -- Вы счастливецъ,-- сказалъ Николай.
   -- Ха, ха, ха! Нѣтъ, по правдѣ, вы это дѣйствительно думаете?.. Ну, что жъ, можетъ быть, можетъ быть, я думаю, вы правы... Одно скажу, будь я молодымъ человѣкомъ, я и тогда не могъ бы ничего лучшаго придумать. Вы сами не сдѣлали бы лучшаго выбора. А что, вѣдь, не сдѣлали бы, признайтесь?
   И, желая хорошенько закрѣпить свое мнѣніе, мистеръ Лилливикъ подтолкнулъ Николая локтемъ въ бокъ, захихикалъ, закашлялся и весь побагровѣлъ отъ усилій подавить обуревавшую его веселость.
   Тѣмъ временемъ подъ верховнымъ надзоромъ всѣхъ дамъ были составлены вмѣстѣ два стола (одинъ высокій и узенькій, драгой широкій и низкій) и накрыта скатерть. На одномъ концѣ этого сооруженія появились устрицы, на другомъ сосиськи, а посрединѣ щипцы для свѣчей и печеный картофель, который, впрочемъ, переѣзжалъ съ мѣста на мѣсто по мѣрѣ надобности. Изъ спальни принесли два недостававшіе стула. Миссъ Сневелличи сѣла во главѣ стола, мистеръ Лилливикъ -- противъ нея, а Николай удостоился троякой чести не только сидѣть подлѣ миссъ Сневелличи, но имѣть своей сосѣдкой справа мама Сневелличи, а своимъ визави папа Сневелличи. Короче говоря, онъ былъ героемъ вечера, и когда скатерть убрали и на столѣ задымилось нѣчто весьма похожее на пуншъ, папа Сневелличи всталъ во весь ростъ и предложилъ тостъ за дорогого гостя въ краснорѣчивомъ спичѣ, заключавшемъ такіе трогательные намеки на его скорый отъѣздъ, что миссъ Сневелличи расплакалась и принуждена была удалиться.
   -- Не обращайте на нее вниманія, говорите между собой, какъ будто ничего не случилось,-- зашептала миссъ Ледрукъ, выглядывая изъ спальни, куда она исчезла вслѣдъ за подругой.-- Когда она вернется, скажите, что все это съ ней отъ усталости.
   Произнося свою рѣчь, миссъ Ледрукъ такъ таинственно кивала, хмурилась и подмаргивала, что, когда она снова скрылась, притворивъ за собой дверь, за столомъ воцарилось гробовое молчаніе. Папа Сневелличи такъ страшно нахохлился, что сдѣлался вдвое больше натуральной своей величины, затѣмъ обвелъ присутствующихъ грознымъ взглядомъ, многозначительно остановивъ его на Николаѣ, и принялся опоражнивать стаканъ за стаканомъ, за каковымъ занятіемъ и застали его дамы, когда всей гурьбой явились въ столовую, подталкивая впередъ миссъ Сневелличи.
   -- Пожалуйста не пугайтесь, мистеръ Сневелличи,-- сказала мистриссъ Лилливикъ.-- У нея разстроены нервы: это просто отъ усталости. Она съ утра была такая.
   -- Отъ усталости? Только отъ усталости?-- переспросилъ съ удареніемъ папа Сневелличи.
   -- О, да! Ради Бога не кричите и не волнуйте ее! воскликнули хоромъ всѣ дамы.
   Спокойно выслушать такой отвѣтъ было нельзя: это уронило бы достоинство мистера Сневелличи, какъ человѣка и отца. Поэтому, не говоря худого слова, онъ набросился на несчастную мистриссъ Сневелличи и потребовалъ, чтобы она объяснила, какой чортъ ее дернулъ такъ дерзко отвѣтить ему.
   -- Ахъ, Господи, мой другъ...-- забормотала перепуганная мама Сневелличи.
   -- Не смѣйте называть меня своимъ другомъ, сударыня!-- оборвалъ ее папа Сневеличи.
   -- Папа, перестаньте!-- взмолилось миссъ Сневелличи.
   -- Что значитъ "перестаньте"? Что ты хочешь сказать, душа моя?
   -- Не говорите такимъ тономъ.
   -- А почему? Желалъ бы я знать, кто смѣетъ запретить мнѣ говорить тѣмъ или другимъ тономъ?
   -- Никто, папа, конечно. Да никто и не думаетъ вамъ запрещать.
   -- А еслибъ и думали, такъ остались бы съ носомъ,-- отрѣзалъ папа Сневелличи.-- Я не стыжусь своихъ поступковъ. Меня зовутъ Сневелличи. Кому я нуженъ, тотъ можетъ найти меня въ Бродъ-Кортѣ, Бау-Стритъ, въ тѣ дни, когда я въ Лондонѣ. А не застали дома, могутъ справиться обо мнѣ въ кассѣ театра. Въ театрѣ-то меня, кажется, достаточно знаютъ, чортъ побери! Кто не видалъ моего портрета въ табачной лавочкѣ за угломъ? Обо мнѣ писали въ газетахъ. Моя извѣстность началась не со вчерашняго дня. "Не говорите такимъ тономъ" -- скажите пожалуйста!.. Такъ знайте же: когда я увижу, что мужчина -- все равно, кто бы онъ ни былъ,-- играетъ чувствами моей дочери, я словъ тратить не стану. Я и безъ словъ сумѣю его удивить. Да, вотъ какъ я дѣйствую въ такихъ случаяхъ!
   Съ послѣднимъ словомъ папа Сневелличи три раза стукнулъ правымъ кулакомъ іго ладони лѣвой руки, при помощи большого пальца и мизинца, показалъ носъ своему неизвѣстному оскорбителю и залпомъ проглотилъ полный стаканъ пунша.
   -- Вотъ какъ я дѣйствую въ такихъ случаяхъ!-- повторилъ онъ внушительно.
   У всѣхъ знаменитыхъ людей есть свои слабости. Мистеръ Сневелличи -- если говорить правду,-- любилъ подвыпить, или -- ужъ если говорить всю правду -- онъ рѣдко когда быль не пьянъ. У него было три стадіи опьяненія: стадія маніи величія, стадія воинственнаго азарта и стадія влюбленности. Находясь при исполненіи своихъ профессіональныхъ обязанностей, онъ никогда не переступалъ за предѣлы первой стадіи, въ частномъ же кругу проявлялъ послѣдовательно всѣ три и притомъ съ такою быстротой переходовъ, что нерѣдко ставилъ втупикь людей, не имѣвшихъ чести знать его близко.
   Такъ было и теперь. Не успѣлъ мистеръ Сневелличи проглотить послѣдній стаканъ пунша, какъ, въ блаженномъ забвеніи только-что обнаруженныхъ имъ симптомовъ сварливости, подарилъ присутствовавшихъ лучезарной улыбкой и съ большимъ одушевленіемъ возгласилъ:
   -- Господа, тостъ за дамъ, храни ихъ Господь! Люблю я ихъ,-- прибавилъ мистеръ Сневелличи, обводя столъ маслянымъ взглядомъ.-- Люблю всѣхъ то одной!
   -- Ну, нѣтъ, сэръ, не всѣхъ,-- кротко поправилъ его мистеръ Лилливикъ.
   -- Всѣхъ, сэръ рѣшительно всѣхъ!-- повторилъ твердо пара Сневелличи.
   -- Но вѣдь здѣсь присутствуютъ, какъ вамъ извѣстно, и замужнія дамы,-- замѣтилъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Я и ихъ люблю, сэръ,-- заявилъ хладнокровно папа Сневелличи.
   Сборщикъ пошлинъ воззрился на присутствующихъ съ выраженіемъ серьезнаго недоумѣнія на лицѣ, какъ будто говоря: "Что за безпардонный субъектъ!" и видимо немного удивился, не замѣчая въ поведеніи своей подруги ни малѣйшихъ слѣдовъ негодованія или гнѣва.
   -- Долгъ платежомъ красенъ,-- продолжалъ между тѣмъ папа Сневелличи,-- я ихъ люблю, а онѣ любятъ меня.
   Казалось бы, довольно и одного такого признанія, обличававшаго полнѣйшее неуваженіе ко всякимъ нравственнымъ обязательствамъ. Такъ нѣтъ же! Мистеръ Сневелличи... Ну, какъ бы вы думали, что онъ сдѣлалъ? Онъ подмигнулъ открыто, ничѣмъ и никѣмъ не стѣсняясь, подмигнулъ правымъ глазомъ Генріеттѣ Лилливикь.
   Въ агоніи своего негодующаго изумленія сборщикъ пошлинъ приросъ къ своему стулу. Если бы подмигнули Генріеттѣ Петуокеръ, такъ и то было бы верхомъ неприличія; но подмигнуть Генріеттѣ Лилливикъ!.. А пока мистеръ Лилливикь, весь обливаясь холоднымъ готомъ, размышлялъ объ этой возмутительной выходкѣ, спрашивая себя, не во снѣ ли онъ все это видитъ, мистеръ Сневелличи повторилъ свое оскорбленіе. Да, онъ еще разъ подмигнулъ супругѣ сборщика пошлинъ. Мало того: онъ кивнулъ ей, показавъ на свой полный стаканъ, давая понять, что пьетъ ея здоровье, и, осушивъ его однимъ духомъ, послалъ ей... послалъ ей воздушный поцѣлуй! Мистеръ Лилливикъ вскочилъ со стула, шагнулъ къ тому концу стола., гдѣ сидѣлъ папа Сневелличи, и навалился на него, буквально навалился, какъ куль. Мистеръ Лилливикъ былъ человѣкъ съ вѣсомъ; естественно поэтому, что, когда онъ навалился на м-ра Сневелличи, м-ръ Сневелличи свалился подъ столъ. М-ръ Лилливикъ послѣдовалъ за нимъ, а дамы завизжали.
   -- Что съ ними такое? Съ ума они сошли?-- закричалъ Николай, въ свою очередь, ныряя подъ столъ, и, вытащивъ за ноги сборщика пошлинъ, онъ посадилъ его на стулъ, сложивъ пополамъ, точно чучело, набитое соломой..-- Ну, чего вы такъ распѣтушились? Какая муха васъ укусила?-- кричалъ онъ, задыхаясь.
   Покамѣстъ Николай возился со сборщикомъ пошлинъ, Смайкь оказалъ ту же услугу мистеру Сневелличи, который уже не могъ говорить и только смотрѣлъ на своего недавняго противника пьяными глазами.
   -- Молодой человѣкъ, взгляните сюда,-- говорилъ мистеръ Лилливикъ Николаю, показывая на свою удивленную жену.-- Передъ вами соединеніе чистоты и изящества. И такую-то женщину оскорбляютъ, топчутъ въ грязь ея чувства!
   -- Господи, что онъ такое говоритъ!-- воскликнула мистриссъ Лилливикъ въ отвѣть на вопросительный знакъ Николая.-- Никто мнѣ не сказалъ ни одного обиднаго слова.
   -- Не сказалъ -- это правда. Но развѣ я не видѣлъ, какъ онъ...
   У мистера Лилливика не поворачивался языкъ выговорить ужасное слово; поэтому онъ изобразилъ однимъ глазомъ, что сдѣлалъ мистеръ Сневелличи.
   -- Ну, такъ что жъ?-- сказала мистриссъ Лилливикъ. Неужели же, по твоему, никто не смѣетъ даже смотрѣть на меня? Стоило выходить замужъ, чтобы потомъ подчиняться всякимъ фантазіямъ!
   -- Ты серьезно такъ думаешь?-- спросилъ въ отчаяніи бѣдный супругъ.
   -- Серьезно ли!-- повторила супруга съ презрѣніемъ.-- Да ты долженъ на колѣняхъ просить у всѣхъ прощенія за свою глупую выходку,-- вотъ что я думаю!
   -- Просить прощенія, душенька!-- пролепеталъ опѣшившій сборщикъ.
   -- Да, и прежде всѣхъ у меня.-- Полагаю, мнѣ лучше знать, что прилично и что неприлично по отношенію ко мнѣ.
   -- Конечно, конечно!-- подхватили дамы хоромъ.-- Неужто вы воображаете, что мы первыя не подняли бы голоса, если бы видѣли въ этомъ что-нибудь неприличное?
   -- Неужто вы воображаете, сэръ, что онѣ не знаютъ приличій,-- заговорилъ тутъ папа Сневелличи, вступаясь за дамскую честь и, подтянувъ свои воротнички, онъ пробормоталъ что-то такое о подзатыльникахъ, по которымъ плачетъ чья-то голова, и о томъ, что, къ сожалѣнію, джентльмену приходится иногда сдерживать свои чувства изъ уваженія къ сѣдинамъ.
   Высказавшись въ такомъ духѣ, папа Сневелличи сурово и твердо посмотрѣлъ на мистера Лилливика, затѣмъ, не спѣша, поднялся съ мѣста и перецѣловавъ по порядку всѣхъ дамъ, начиная съ мистриссъ Лилливикъ.
   Несчастный сборщикъ жалобно взглянулъ на жену, точно хотѣлъ удостовѣриться, осталась ли въ Генріеттѣ Лилливикъ хоть какая-нибудь черточка Генріетты Петоукеръ, но, убѣдившись, что ничего не осталось, покорно вздохнулъ, униженно попросилъ извиненія у всей честной компаніи и сѣлъ на свое мѣсто съ такимъ разогорченнымъ, съ такимъ убитымъ и безнадежнымъ видомъ, что, несмотря на всю его мелочность, на все его себялюбіе и чванство, нельзя было безъ жалости смотрѣть на него.
   Между тѣмъ папа Сневелличи, опьяненный своимъ тріумфомъ послѣ такихъ неопровержимыхъ доказательствъ своей популярности у прекраснаго пола, сдѣлался вдругъ необыкновенно сообщителенъ, чтобъ не сказать назойливъ. Онъ распѣвалъ пѣсню за пѣсней, одну длиннѣе другой, хотя никто его объ этомъ не просилъ, а въ промежуткахъ угощалъ общество своими воспоминаніями о пышныхъ красавицахъ, питавшихъ къ нему нѣжную страсть. Многихъ изъ этихъ красавицъ онъ даже называлъ по именамъ и пилъ за ихъ здоровье, не упустивъ при этомъ случая поставить на видъ почтеннѣйшей публикѣ, что не будь онъ такъ безкорыстенъ, онъ разъѣзжалъ бы теперь въ собственной каретѣ четверней. Воспоминанія папа Сневелличи не причиняли, повидимому, особенныхъ терзаній мама Сневелличи, которая въ это время съ увлеченіемъ расписывала Николаю многочисленныя совершенства и таланты своей дочери. Надо, впрочемъ, замѣтить, что молодая дѣвица и сама съ усердіемъ радѣла въ свою пользу, расточая передъ молодымъ человѣкомъ самыя неотразимыя изъ своихъ чаръ, которымъ еще больше надбавляли цѣны искусные маневры миссъ Ледрукъ. Но къ удивленію, ничто не дѣйствовало на безчувственнаго Николая: памятуя непріятный прецедентъ съ миссъ Сквирсъ, онъ такъ строго слѣдилъ за собой и такъ упорно не поддавался никакимъ обольщеніямъ, что, когда онъ ушелъ, три дамы въ одинъ голосъ провозгласили его чудовищемъ безсердечности.
   На другой день въ свое время появились афиши и возвѣстили публикѣ всѣми красками радуги и буквами всевозможныхъ фасоновъ и величинъ, что вечеромъ мистеръ Джонсонъ будетъ имѣть честь въ послѣдній разъ выступить передъ портсмутской публикой и что желающихъ посѣтить представленіе просятъ заранѣе запасаться билетами, такъ какъ въ противномъ случаѣ они рискуютъ остаться безъ мѣстъ (фактъ замѣчательный въ исторіи театра, хотя и давно всѣми дознанный: если вы хотите привлечь публику въ вашъ театръ, вамъ слѣдуетъ сперва увѣрить ее, что ей ни за что туда не попасть, иначе всѣ ваши старанія останутся безплодны) .
   Явившись вечеромъ въ театръ, Николай не могъ сначала понять, отчего на лицахъ всѣхъ актеровъ написано какое-то особенное, непривычное волненіе. Но, прежде чѣмъ онъ успѣлъ спросить о причинѣ этого факта, недоумѣніе его разрѣшилось: къ нему подошелъ Кромльсъ и сообщилъ ему взволнованнымъ голосомъ, что въ средней ложѣ перваго яруса сидитъ антрепренеръ изъ Лондона.
   -- Это все Феноменъ, повѣрьте, что такъ; я ни на минуту не сомнѣваюсь, что мы этимъ обязаны славѣ Феномена,-- говорилъ мистеръ Кромльсъ, подтащивъ Николая къ маленькой дырочкѣ въ занавѣсѣ, чтобы онъ посмотрѣлъ на лондонскаго гостя.-- Смотрите, вонъ онъ, въ длинномъ пальто и безъ воротничковъ... Этой дѣвочкѣ дадутъ десять фунтовъ въ недѣлю, Джонсонъ, ни фартингомь меньше, или Лондонъ ея не увидитъ. И если они хотятъ имѣть ее у себя, они должны будутъ ангажировать и мистриссъ Кромльсъ. Двадцать фунтовъ въ недѣлю имъ двумъ. Или нѣтъ, лучше скажемъ такъ: если прикинуть еще меня съ двумя мальчиками, такъ тридцать фунтовъ въ недѣлю на все семейство огуломъ. Дешевле я не спущу. Пусть берутъ насъ всѣхъ. Они должны на это пойти, если никто изъ насъ не согласится разстаться съ остальными. Въ Лондонѣ многіе актеры такъ дѣлаютъ: предлагаютъ гуртомъ всю семью, и это всегда удается... Такъ значить тридцать фунтовъ въ недѣлю. Это дешево, Джонсонъ, чортъ знаетъ какъ дешево!
   Николай согласился, что дѣйствительно очень дешево, и мистеръ Кромльсъ, угостивъ свой носъ двумя огромными понюшками въ видахъ успокоенія своихъ взволнованныхъ чувствъ, побѣжалъ сказать мистриссъ Кромльсъ, что онъ окончательно порѣшилъ, на какихъ условіяхъ они могутъ принять ангажементъ въ Лондонъ, и что онъ не спуститъ ни единаго фартинга.
   Когда всѣ актеры одѣлись для сцены и занавѣсъ поднялся, волненіе, вызванное присутствіемъ въ театрѣ лондонскаго антрепренера, достигло своего апогея. Каждому было доподлинно извѣстно, что этотъ господинъ пріѣхалъ спеціально затѣмъ, чтобы посмотрѣть его или ея игру, и всѣ томились ожиданіемъ и трепетали. Тѣ, кто не выходилъ въ первыхъ явленіяхъ, столпились за боковыми кулисами и вытягивали шеи, стараясь хоть однимъ глазкомъ увидѣть важнаго гостя. Другіе, забрались въ маленькія актерскія ложи и смотрѣли на него съ этой позиціи. Одинъ разъ замѣтили, какъ лондонскій антрепренеръ улыбнулся. Онъ улыбнулся оттого, что комическій пейзанъ сдѣлалъ видъ, будто онъ поймалъ муху, въ тотъ самый моментъ, когда мистриссъ Кромльсъ произносила самый эффектный свой монологъ. "Хорошо, голубчикъ, очень хорошо,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, подступая съ кулаками къ комическому пейзану, когда тотъ вышелъ за кулисы.-- Но знайте: мнѣ вы больше не нужны. Чтобы къ субботѣ васъ не было въ моей труппѣ!"
   Не меньше занималъ столичный гость и актеровъ, бывшихъ на сценѣ. Для нихъ не существовало зрителей, кромѣ одного, всѣ они играли для лондонскаго антрепренера. Когда мистеръ Ленвиль, въ порывѣ справедливаго гнѣва, обозвалъ короля "безбожнымъ злодѣемъ" и затѣмъ, закусивъ свою правую перчатку, сказалъ въ сторону: "Однако, я долженъ скрывать свои чувства", то вмѣсто того, чтобы вперить мрачный взоръ въ доску пола, ближайшую къ рампѣ, какъ это полагается въ такихъ случаяхъ, онъ воззрился на лондонскаго антрепренера. Когда миссъ Бравасса пѣла любовною пѣсню своему возлюбленному, который въ это время, согласно обычаю, стоялъ передъ ней, держа обѣ руки наготовѣ для дружескихъ рукопожатій между куплетами, они смотрѣли не одинъ на другого, а на лондонскаго антрепренера. Мистеръ Кромльсъ, умирая въ жестокихъ мученіяхъ, умиралъ исключительно для него, и когда явились два стража, чтобы убрать его хладѣющій трупъ, всѣ видѣли, какъ онъ открылъ глаза и посмотрѣлъ на лондонскаго антрепренера. Наконецъ, кто-то сдѣлалъ открытіе, что лондонскій антрепренеръ заснулъ; вскорѣ послѣ того замѣтили, какъ онъ проснулся и вышелъ изъ театра. Тогда вся труппа напала на несчастнаго комика, крича, что его шутовство было единственной причиной такого скандала, а мистеръ Кромльсъ повторилъ, что онъ не намѣренъ держать его дольше и покорнѣнеше просить его, не откладывая, искать себѣ другого мѣста.
   Для Николая вся эта исторія съ антрепренеромъ послужила нѣкоторымъ развлеченіемъ. Мало интересуясь мнѣніемъ великаго человѣка, онъ радовался только одному, что тотъ ушелъ прежде, чѣмъ насталъ его чередъ выходить на сцену. Онъ игралъ въ двухъ послѣднихъ дѣйствіяхъ, провелъ свою роль вполнѣ добросовѣстно и, удостоившись "неслыханно благосклоннаго пріема и небывалыхъ апплодисментовъ отъ признательной публики" (какъ возвѣстили на другой день афиши, отпечатанныя часа за два до начала спектакля), взялъ подъ руку Смайка и пошелъ домой спать.
   На утро пришло письмо отъ Ньюмэна Ногса, очень коротенькое все перемазанное чернилами и очень таинственное. Ньюмэнъ писалъ, чтобы Николай немедленно, не теряя ни минуты, возвращался въ Лондонъ; если возможно, чтобы къ вечеру онъ былъ ужо тамъ.
   -- Я буду тамъ сегодня же,-- сказалъ Николай.-- Богъ мнѣ свидѣтель, что я сидѣлъ здѣсь не по своей охотѣ. Я думалъ, что такъ будетъ лучше. Боюсь, что я напрасно медлилъ. Что тамъ такое случилось?.. Смайкъ, другъ мой, возьми мой кошелекъ. Уложи поскорѣй наши вещи, да расплатись съ мелкими долгами, мы, можетъ быть, еще поспѣемъ къ первому дилижансу. Я только сбѣгаю предупредить, что мы уѣзжаемъ, и сейчасъ же вернусь.
   Онъ захватилъ свою шляпу и пустился бѣгомъ къ квартирѣ мистера Кромльса. Здѣсь онъ принялся такъ усердно колотить молоткомъ въ дверь, что взбудоражилъ весь домъ. Мистеръ Кромльсъ, еще покоившійся сладкимъ сномъ, сталъ торопливо одѣваться, а мистеръ Бульфъ, лоцманъ, наполовину вынулъ изо рта свою первую утреннюю трубку, такъ онъ былъ пораженъ.
   Какъ только Николаю отперли дверь, онъ безъ всякихъ церемоній кинулся на лѣстницу и ворвался въ гостиную перваго этажа, гдѣ еще были спущены шторы. Два младшіе Кромльса, какъ угорѣлые, вскочили со своей походной постели-дивана и стали натягивать платье, въ полной увѣренности, что на дворѣ еще ночь и что въ сосѣднемъ домѣ пожаръ.
   Николай такъ и не успѣлъ ихъ разувѣрить, потому что въ эту минуту появился самъ антрепренеръ, которому онъ и объяснилъ въ короткихъ словахъ, что произошли обстоятельства, требующія немедленнаго присутствія его въ Лондонѣ.
   -- Итакъ, прощайте, прощайте,-- и, пожавъ руку мистеру Кромльсу, онъ выскочилъ въ дверь.
   Онъ былъ уже на серединѣ лѣстницы, когда мистеръ Кромльсъ пришелъ, наконецъ, въ себя. Выбѣжавъ на площадку, онъ прокричалъ ему вслѣдъ что-то такое объ афишахъ.
   -- Я ничѣмъ не могу тутъ помочь,-- отвѣчалъ Николай.-- Удержите мой заработокъ за эту недѣлю въ возмѣщеніе вашихъ убытковъ, а если этого мало, скажите, сколько вы считаете за мной. Только скорѣе, скорѣе!
   -- Нѣтъ, этого хватитъ, не безпокойтесь,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Но нельзя ли намъ устроиться такъ, чтобы дать публикѣ хоть еще одинъ послѣдній вашъ выходъ?
   -- Я не могу откладывать ни на минуту,-- проговорилъ съ нетерпѣніемъ Николай.
   -- Такъ не зайдете ли, по крайней мѣрѣ, проститься съ мистриссъ Кромльсъ?-- приставалъ антрепренеръ уже на подъѣздѣ.
   -- Еслибъ отъ этого зависѣло двадцать лишнихъ лѣтъ мое жизни, я и тогда не сталъ бы медлить,-- отвѣчалъ Николай.-- Прощайте. Дайте пожать вашу руку. Благодарю васъ отъ всего сердца за все... Ахъ, зачѣмъ я такъ долго здѣсь проболтался!
   Въ безсильной досадѣ на себя онъ топнулъ ногой и, вырвавъ свою руку изъ рукъ антрепренера, помчался по улицѣ.
   -- Обидно, очень обидно,-- пробормоталъ мистеръ Кромльсъ, устремивъ задумчивый взоръ на тотъ уголъ, за которымъ онъ скрылся.-- Еслибъ онъ дѣйствовалъ на сценѣ такъ, какъ сейчасъ, какую кучу денегъ онъ могъ бы заработать! Сцена -- его призваніе, это ясно. Онъ былъ бы мнѣ очень полезенъ. Но это безшабашная голова, онъ самъ не знаетъ, въ чемъ его счастье. Ахъ, молодость, молодость, какъ ты безразсудно отважна!
   Мистеръ Кромльсъ былъ въ философскомъ настроеніи духа и, вѣроятно, разглагольствовалъ бы еще долго, если бы рука его не потянулась машинально къ жилетному карману, гдѣ онъ обыкновенно держалъ свой пакетикъ съ нюхательнымъ табакомъ. Отсутствіе кармана на томъ мѣстѣ, гдѣ мистеръ Кромльсъ привыкъ его находить, мгновенно заставило его вспомнить тотъ фактъ, что на немъ нѣтъ жилета. Окинувъ быстрымъ взглядомъ свой костюмъ и замѣтивъ его черезчуръ откровенную простоту, онъ поскорѣе захлопнулъ дверь подъѣзда и удалился наверхъ поспѣшными шагами.
   Смайкъ не терялъ времени въ отсутствіе Николая и, благодаря его стараніямъ, все было готово къ отъѣзду. Они позавтракали на скорую руку и черезъ полчаса уже явились въ контору дилижансовъ, едва переводя духъ отъ скорой ходьбы, такъ они боялись опоздать. Но такъ какъ до отхода дилижанса оставалось еще нѣсколько минутъ, то Николай, взявъ билеты, слеталъ въ ближайшую лавку готоваго платья и купилъ Смайку пальто. Пальто было такихъ размѣровъ, что пришлось бы впору хорошему крестьянскому парню изъ самыхъ плечистыхъ, но лавочникъ побожился (и, пожалуй, не безъ основанія), что оно придется на всякаго, и Николай покорно выложилъ деньги. Впрочемъ, будь это пальто вдвое шире, онъ и тогда взялъ бы его въ своемъ нетерпѣніи.
   Захвативъ свою покупку, онъ бросился къ дилижансу, который стоялъ уже на улицѣ, готовясь тронуться въ путъ. Каково же было его удивленіе, когда, собираясь садиться, онъ вдругъ почувствовалъ себя въ чьихъ-то крѣпкихъ объятіяхъ. Отъ неожиданности онъ едва устоялъ на ногахъ, и нельзя сказать, чтобы удивленіе его уменьшилось, когда онъ услышалъ голосъ мистера Кромльса, восклицавшій: "Вотъ онъ, мой другъ, мои дорогой другъ!"
   -- Постойте! Пустите!-- кричалъ Николай, барахтаясь въ рукахъ антрепренера.-- Да успокойтесь же! Чего васъ забираетъ!
   Но мистеръ Кромльсъ вмѣсто отвѣта прижалъ его къ груди еще крѣпче, восклицая: "Прощай, мой благородный юноша, мой рыцарь съ львинымъ сердцемъ!"
   Дѣло въ томъ, что мистеръ Кромльсъ, никогда не упускавшій случая заявить о себѣ публикѣ, какъ о первоклассномъ артистѣ, явился провожать Николая съ нарочитой цѣлью разыграть съ нимъ всенародно сцену прощанія, и, дабы сильнѣе запечатлѣть ее въ умахъ зрителей, онъ въ настоящую минуту осыпалъ молодого человѣка (къ великому негодованію послѣдняго) цѣлымъ градомъ актерскихъ поцѣлуевъ,-- процедура, которая, какъ это всякій знаетъ, производится при помощи очень простого пріема, а именно: цѣлующій кладетъ подбородокъ на шею предмету своей нѣжности и смотритъ ему черезъ плечо. Мистеръ Кромльсъ исполнилъ эту процедуру въ высоко мелодраматическомъ стилѣ, выкрикивая въ то же время самыя раздирательныя прощальныя привѣтствія изъ пьесъ, какія только могъ припомнить. Но этимъ дѣло не ограничилось: мистеръ Кромльсъ-старшій продѣлалъ ту же церемонію со Смайкомъ, а мистеръ Перси Кромльсъ въ это время, съ эффектно переброшеннымъ черезъ плечо старенькимъ камлотовымъ плащомъ, стоялъ подлѣ въ позѣ конвойнаго офицера, который дожидается конца прощанья двухъ преступниковъ, чтобы препроводить ихъ на эшафотъ.
   Зрители этой сцены громко смѣялись. Какъ только Николаю удалось вырваться изъ дружескихъ объятій, онъ тоже засмѣялся, не видя лучшаго выхода изъ своего положенія, затѣмъ освободилъ ошеломленнаго Смайка, вскарабкался за нимъ на крышу дилижанса, послалъ оттуда воздушный поцѣлуй для передачи отсутствующей мистриссъ Кромльсъ, и они покатили.
   

ГЛАВА XXXI
о Ральфѣ Никкльби, Ньюмэнѣ Ногсѣ и о нѣкоторыхъ мудрыхъ предосторожностяхъ, результатъ которыхъ выяснится изъ послѣдующей главы.

   Въ блаженномъ невѣдѣніи того непріятнаго факта, что племянникъ его мчится во всю прыть четверки добрыхъ коней, приближаясь къ сферѣ его дѣятельности, и что каждая проходящая минута уменьшаетъ разстояніе между ними, Ральфъ Никкльби сидѣлъ у себя въ кабинетѣ за обычными своими занятіями. Повидимому, онъ спокойно просматривалъ свою счетную книгу, а между тѣмъ, помимо его воли, мысли его безпрестанно возвращались къ вчерашнему его свиданію съ племянницей. И всякій разъ, какъ онъ ловилъ себя на этомъ, у него вырывался возгласъ досады, и онъ съ удвоеннымъ прилежаніемъ углублялся въ счетную книгу. Но опять и опять, наперекоръ всѣмъ его усиліямъ сосредоточиться, тянулась все та же цѣпь мыслей, путая его вычисленія и безнадежно отвлекая его вниманіе отъ цифръ, на которыя онъ смотрѣлъ. Наконецъ, онъ положилъ перо и откинулся на спинку кресла съ такимъ видомъ, какъ будто рѣшился дать волю этимъ назойливымъ мыслямъ, въ надеждѣ, что легче отъ нихъ отдѣлается, передумавъ ихъ до конца.
   "Я не такой человѣкъ, чтобы поддаться обаянію хорошенькаго личика,-- пробормоталъ онъ сурово,-- осклабленный, голый черепъ скрывается подъ хорошенькимъ личикомъ, и такіе люди, какъ я, которые смотрятъ въ корень вещей, сидятъ черепъ, а не его изящную оболочку. А между тѣмъ я почти полюбилъ эту дѣвочку, т. е. полюбилъ бы, если бы ея не испортили воспитаніемъ. Слишкомъ ужь она обидчива и горда. Если бы мать ея умерла, а молокососа братца повѣсили, мой домъ былъ бы ея домомъ. Да, еслибъ тѣ двое могли куда-нибудь сгинуть!... Я отъ души имъ этого желаю".
   Несмотря на смертельную ненависть, наполнявшую душу Ральфа, когда онъ вспоминалъ о Николаѣ, несмотря на безпощадное презрѣніе, какимъ онъ о клеймилъ бѣдную мистриссъ Никкльби, несмотря даже на всю низость его поведенія относительно Кетъ въ прошломъ, настоящемъ и, вѣроятно, въ будущемъ, если бы это оказалось въ его интересахъ, въ его мысляхъ, какъ это ни странно, было въ тотъ моментъ что-то мягкое, человѣчное. Онъ думалъ о томъ, чѣмъ могъ бы быть его домъ, если бы въ немъ жила Кетъ. Онъ мысленно сажалъ ее передъ собой, смотрѣлъ на нее, слушалъ ея голосъ. Онъ снова чувствовалъ на своей рукѣ нѣжное прикосновеніе ея дрожащей ручки. Онъ наполнялъ свои роскошныя комнаты разными принадлежностями женскаго рукодѣлія, тѣми безчисленными мелкими вещицами, которыя говорятъ о присутствіи женщины въ домѣ. Потомъ онъ представилъ себѣ свой холодный домашній очагъ, унылое безмолвіе своей великолѣпной квартиры, и довольно было одного такого проблеска человѣческихъ желаній, чтобы этотъ богачъ почувствовалъ себя одинокимъ, заброшеннымъ и несчастнымъ. На одинъ мигъ золото потеряло въ его глазахъ свое обаяніе: онъ понялъ, что есть сокровища сердца, которымъ нѣтъ цѣны, которыхъ не закупишь никакимъ золотомъ.
   Немногое нужно, чтобы прогнать такія мысли изъ головы такого человѣка. Машинально обративъ разсѣянный взглядъ на окно конторы своего клерка, Ральфъ вдругъ почувствовалъ, что онъ служитъ предметомъ очень внимательныхъ наблюденій. Близко пригнувшись къ окну, почти касаясь стекла своимъ краснымъ носомъ, Ньюмэнъ Ногсъ дѣлалъ видъ, что онъ очиниваетъ перо обломкомъ ржаваго ножа, а самъ во всѣ глаза смотрѣлъ на своего принципала, и на лицѣ его было написано жадное любопытство.
   Ральфъ перемѣнилъ положеніе и нагнулся надъ книгой, притворяясь, что онъ углубился въ счеты. Лицо Ньюмэна скрылось, и вмѣстѣ съ нимъ исчезли безъ слѣда тяжелыя мысли, осаждавшія Ральфа за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ.
   Немного погодя онъ позвонилъ. Ньюмэнъ моментально явился на зовъ, и Ральфъ украдкой взглянулъ на него, какъ будто боялся прочесть по его лицу, что онъ знаетъ его недавнія мысли.
   Но физіономія Ньюмэна не выражала ровно ничего. Если возможно представить себѣ человѣка зрячаго и даже съ широко раскрытые глазами, но которые никуда не смотрятъ и ничего не видятъ, то Ньюмэнъ казался такимъ человѣкомъ теперь, когда Ральфъ Никкльби смотрѣлъ на него.
   -- Что вамъ надо?-- проворчалъ Ральфъ.
   Въ глазахъ клерка блеснула искорка пониманія. Онъ опустилъ ихъ на своего принципала и сказалъ:
   -- Я думалъ, вы звонили, и съ этимъ лаконическимъ отвѣтомъ повернулся и заковылялъ было прочь.
   -- Постойте!-- крикнулъ Ральфъ.
   Ньюмэнъ остановился, но не обнаружилъ ни малѣйшаго замѣшательства.
   -- Я звонилъ.
   -- Я зналъ, что вы звонили.
   -- Такъ зачѣмъ же вы уходите?
   -- Я думалъ вы позвонили, чтобы сказать мнѣ, что не звонили. Вы это часто дѣлаете.
   -- Какъ вы смѣете шпіонить за мной? Какъ вы смѣете таращить на меня глаза, негодяй? прокричалъ Ральфъ.
   -- Таращить глаза, на васъ!? Ха, ха, ха!
   Это было единственное объясненіе, какое удостоилъ дать Ньюмэнъ Ногсь.
   -- Берегитесь, сэръ! Серьезно вамъ говорю: перестаньте выкидывать ваши дурацкія пьяныя штуки,-- сказалъ Ральфъ, глядя на него твердымъ взглядомъ.-- Видите этотъ пакетъ?
   -- Слава Богу, онъ довольно великъ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ
   -- Снесите его въ Сити, къ Крессу, Бредъ-Стритъ. Оставите тамъ, отвѣта не нужно.. Ну, живо!
   Ньюмэнъ угрюмо мотнулъ годовой, скрылся изъ комнаты на нѣсколько секундъ и возвратился со шляпой. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ засунуть въ шляпу пакетъ (размѣромъ около двухъ футовъ), онъ взялъ его подъ мышку, очень старательно натянулъ на руки свои перчатки безъ пальцевъ, не сводя все это время глазъ съ Ральфа Никкльби, затѣмъ надѣлъ и поправилъ на головѣ свою шляпу съ такой осторожностью, какъ будто это былъ самый дорогой головной уборъ изъ моднаго магазина, и наконецъ отправился исполнять порученіе.
   Исполнилъ онъ его очень проворно, завернувъ въ кабачокъ только на одну минутку, да и то, можно сказать, по дорогѣ, такъ какъ вошелъ онъ въ одну дверь, а вышелъ въ другую. Но на обратномъ пути, подходя къ Странду, онъ вдругъ замедлилъ шаги съ нерѣшительнымъ видомъ человѣка, который колеблется, въ какую сторону ему идти. Наконецъ, онъ видимо остановился на какомъ-то рѣшеніи: свернувъ въ переулокъ, онъ бодро зашагалъ къ намѣченной цѣли и, подойдя къ дому, гдѣ жила миссъ Ла-Криви, тихонько постучался въ дверь.
   Должно быть оригинальная наружность посѣтителя произвела не слишкомъ благопріятное впечатлѣніе на служанку, отворившую ему дверь, потому что, увидѣвъ его, она сейчасъ же опять ее притворила, оставивъ только узкую щель, чрезъ которую и спросила, что ему нужно. Но Ньюмэнъ отвѣтилъ только односложнымъ "Ногсъ", какъ будто это было кабалистическое слово, передъ которымъ должны отлетать всѣ запоры, быстро прошмыгнулъ въ прихожую и, прежде чѣмъ ошеломленная служанка успѣла опомниться, стоялъ у дверей мастерской миссъ Ла-Криви.
   -- Войдите!-- отозвалась миссъ Ла-Криви на его скромный стукъ.-- Господи!-- вскрикнула она, когда онъ показался на порогѣ.-- Что вамъ здѣсь нужно, сэръ!
   -- Вы меня не узнали,-- проговорилъ Ньюмэнъ съ поклономъ -- Меня это удивляетъ. Что меня не узнаютъ люди, знавшіе меня въ мои лучшіе дни, это вполнѣ естественно; но изъ тѣхъ, кто въ первый разъ видитъ меня теперь, рѣдко кто меня забываетъ.
   Онъ посмотрѣлъ на свое убогое платье, на свою параличную руку и покачалъ головой.
   -- Я васъ дѣйствительно не узнала, представьте!-- сказала миссъ Ла-Крини, вставая навстрѣчу гостю.-- И мнѣ очень стыдно, что я могла васъ забыть, потому что вы добрый, хорошій человѣкъ, мистеръ Ногсъ. Садитесь и разскажите мнѣ о миссъ Никкльби. Бѣдная дѣвочка! Я ее уже нѣсколько недѣль не видала.
   -- Какъ такъ?-- удивился Ньюмэнъ.
   -- Вотъ видите ли, мистеръ Ногсъ, я уѣзжала изъ Лондона въ первый разъ за пятнадцать лѣтъ.
   -- Да, пятнадцать лѣтъ срокъ не маленькій,-- побормоталъ Ньюмэнъ печально.
   -- Очень долгій срокъ, когда оглянешься назадъ, на протекшіе годы, но когда живешь изо дня въ день спокойно и тихо, работаешь себѣ помаленьку, такъ время, слава Богу, проходитъ не скучно и одиночество не очень тяготитъ... У меня есть братъ, мистеръ Ногсъ,-- сказала помолчавъ, миссъ Ла-Криви,-- единственный родственникъ, какой остался у меня на землѣ, и всѣ эти годы мы съ нимъ ни разу не видались. Не то чтобы мы были въ ссорѣ,-- о, нѣтъ! Но его отдали учиться въ провинцію, тамъ онъ и остался. Потомъ онъ женился. Ну, понятно, явились новыя привязанности, новые интересы, и отъ забылъ меня, старуху. Не подумайте, что я жалуюсь, избави меня Богъ! Я всегда себѣ говорила: "Это такъ естественно! Бѣднягѣ Джону приходится пробивать себѣ дорогу, у него есть жена есть съ кѣмъ дѣлиться радостью и горемъ; есть дѣти, наполняющія его: жизнь. Зачѣмъ я ему? Христосъ съ ними, лишь бы были довольны и счастливы. Богъ дастъ, наступить день, когда мы всѣ свидимся тамъ, гдѣ нѣтъ разлуки" Но вы представьте себѣ, мистеръ Ногсъ,-- продолжала, маленькая портретистка, всплеснувъ руками и вся просіявъ,--въ одинъ прекрасный день пріѣзжаетъ въ Лондонъ этотъ самый мой братъ и что бы вы думали?-- вѣдь не успокоился пока не разыскалъ меня! Былъ здѣсь, сидѣлъ на этомъ самомъ креслѣ и плакалъ, какъ дитя, отъ радости, что видитъ меня. Упрашивалъ сейчасъ же ѣхать съ нимъ въ деревню, въ его собственный домъ (великолѣпный домъ, мистеръ Ногсъ, съ огромнымъ садомъ, съ землей... Ужъ и не знаю, сколько тамъ земли, поля очень большія, за столомъ прислуживаетъ лакей въ ливреѣ; коровы, лошади, свиньи, чего, чего только нѣтъ)!. И вѣдь уговорилъ: я ѣздила къ нему и пробыла тамъ цѣлый мѣсяцъ. Просилъ остаться совсѣмъ,-- да, совсѣмъ, навсегда! И жена просила, и дѣти. У него четверо дѣтокъ; старшую дѣвочку -- ей теперь восемь лѣтъ, они назвали -- повѣрите ли?-- назвали моимъ именемъ, въ мою честь. Никогда я не была такъ счастлива, никогда во всю мою жизнь!
   Добрая старушка закрылась платкомъ и заплакала навзрыдъ: въ первый разъ ей представился случай облегчить свое переполненное сердце, и она не могла удержаться.
   -- Однако, что жь это я!-- воскликнула она черезъ секунду и, вытеревъ слезы рѣшительнымъ жестомъ, проворно, спрятала платокъ въ карманъ.-- Простите, мистеръ Ногсъ. А просто старая дура. Мнѣ не слѣдовало объ этомъ заговаривать; впрочемъ, я только потому и заговорила, что хотѣла вамъ объяснить, отчего я такъ давно не видалась съ миссъ Никкльби.
   -- А со старухой вы тоже не видались?-- спросилъ Ньюмэнъ.
   -- Вы говорите о мистриссъ Никкльби? Такъ знаете, что я вамъ скажу, мистеръ Ногсъ: если вы хотите сохранить ея расположеніе, никогда не называйте ее старухой. Я сильно подозрѣваю, что это придется ей не по вкусу. Вы спрашиваете, видѣлись ли мы съ ней? Да, я заходила къ ней третьяго дня, но она витала въ эмпиряхъ, не знаю ужь, по какому случаю, и напустила на себя такую важность и таинственность, что не было возможности добиться отъ нея толку. Ну, а я, признаться сказать, не люблю такихъ фокусовъ. Я и подумала: "Что жъ, я тоже умѣю быть важной, когда захочу". Я думала, что она потомъ успокоится и вспомнитъ обо мнѣ, но она такъ и не была у меня.
   -- А миссъ Никкльби?
   -- Въ мое отсутствіе она была два раза. Но я боялась, что, можетъ быть, ей будетъ непріятно, если я приду къ ней въ домъ этихъ важныхъ господъ, какъ бишь ихъ тамъ зовутъ?-- Я и рѣшила подождать еще, а если не придетъ, написать ей.
   -- Ахъ, Боже мой!-- пробормоталъ Ньюмэнь, хрустнувъ пальцами.
   -- А теперь я жду, что вы о нихъ разскажете,-- продолжала миссъ Ла-Криви.-- Какъ поживаетъ старый Кащей изъ Гольденъ-Сквера? Навѣрно хорошо: такимъ людямъ всегда хорошо живется. Я спрашиваю, конечно, не о здоровьѣ его, а вообще... что онъ дѣлаетъ, какъ себя ведетъ?
   -- Какъ подлая собака, будь онъ проклятъ!-- выпалилъ Ньюмэнъ, хлопнувъ объ полъ свою драгоцѣнную шляпу.
   -- Богъ съ вами, мистеръ Ногсъ, какъ вы меня испугали!-- вскрикнула миссъ Ла-Криви, блѣднѣя.
   -- Вчера вечеромъ я еле удержался, чтобы не раскваситъ ему физіономіи,-- говорилъ Ньюмэнъ, нервно шагая но комнатѣ и грозя кулакомъ портрету Каннинга, висѣвшему надъ каминомъ.-- Да, я былъ близокъ къ этому. Я принужденъ былъ засунуть руки въ карманы, чтобы не давать имъ воли. Но все равно: когда-нибудь я не удержусь и отдую его, я знаю, что такъ будетъ. И я давно бы это сдѣлалъ, если бы не боялся повредить другимъ. Но онъ отъ меня не уйдетъ! Я не умру, не раздѣлавшись съ нимъ, какъ онъ того стоитъ! Запрусь съ нимъ на замокъ въ его собственномъ кабинетѣ и изобью его, какъ собаку!
   -- Мистеръ Ногсъ, перестаньте, а то я закричу, право, закричу!-- пролепетала перепуганная миссъ Ла-Криви.
   Но Ньюмэнъ метался изъ угла въ уголъ, бормоча:
   -- Ну, да ладно! Сегодня онъ пріѣдетъ: я ему написалъ. Тотъ-то вѣдь не знаетъ, что мнѣ все извѣстно, ему и въ лобъ не влетаетъ! У, старая лиса! Онъ думаетъ, что на него нѣтъ управы. Посмотримъ, посмотримъ! Я ему покажу! Я укорочу его, каналью, да, я, Ньюмэнъ Ногсъ! Хо, хо!
   Ньюмэнъ дошелъ до той степени бѣшенства, когда человѣку, что называется, уже нѣтъ удержу. Не переставая бѣгать но комнатѣ, онъ выдѣлывалъ руками самыя эксцентрическія движенія, какія только можно вообразить: то наносилъ воображаемые удары миніатюрамъ, висѣвшимъ по стѣнамъ, то какъ будто затѣмъ, чтобы усилить иллюзію, барабанилъ кулаками по собственной головѣ, и вообще такъ бѣсновался, что, наконецъ, въ полномъ изнеможеніи, задыхаясь, повалился на стулъ.
   -- Ну, вотъ, теперь мнѣ легче, и я вамъ все разскажу,-- выговорилъ онъ, подбирая съ полу свою шляпу.
   Не скоро успокоилась миссъ Ла-Криви, напуганная почти до безчувствія такими необычайными проявленіями гнѣва; но, когда она успокоилась, Ньюмэнъ добросовѣстно разсказалъ ей все, что произошло между Кетъ и ея дядей во время послѣдней ихъ встрѣчи, разсказалъ и о своихъ прежнихъ подозрѣніяхъ на этотъ счетъ и о поводахъ для такихъ подозрѣній, и въ заключеніе сообщилъ, что и онъ съ своей стороны принялъ рѣшительныя мѣры, секретно написавъ Николаю.
   Хоть чувства миссъ Ла-Криви и не проявились въ такой оригинальной формѣ, какъ у Ньюмэна, но по своей силѣ и глубинѣ негодованіе ея было едва ли слабѣе. Если бы Ральфъ Никкльби какимъ-нибудь случаемъ очутился между ними въ этотъ моментъ, трудно сказать, въ комъ изъ двоихъ онъ встрѣтилъ бы болѣе опаснаго врага, въ Ньюмэнѣ Ногсѣ или въ миссъ Ла-Криви.
   -- Да проститъ меня Богъ за такія слова,-- сказала миссъ Ла-Криви, открывая по своей привычкѣ этотъ предохранительный клапанъ, прежде чѣмъ выпустить пары своего гнѣва,-- но, право, я, кажется, съ наслажденіемъ проткнула бы его вотъ этимъ.
   Оружіе, которое она держала въ рукѣ, было не изъ самыхъ страшныхъ: это былъ просто-на-просто небольшой черный карандашикъ. Но, замѣтивъ свою ошибку, добрая душа поспѣшила замѣнить его перламутровыми ножикомъ для фруктъ и, въ доказательство неумолимости своихъ отчаянныхъ намѣреній, нанесла имъ въ пространство такой жестокій ударъ, что отъ него, пожалуй, осталась бы царапина на коркѣ хлѣба.
   -- Завтра ея уже не будетъ въ этомъ домѣ,-- сказалъ Ньюмэнъ.-- Это все таки утѣшеніе.
   -- Не будетъ!-- воскликнула съ негодованіемъ миссъ Ла-Криви.-- Да ей не слѣдовало тамъ оставаться и одного дня!
   -- Да, знай мы все. Но мы не знали, Да и помимо этого никто вѣдь не въ правѣ мѣшаться въ ея дѣла, кромѣ матери и брата. Мать ея слабая, очень слабая женщина, бѣдняжка, а молодой человѣкъ сегодня будетъ здѣсь,
   -- Сегодня? Ахъ, Боже мой!-- вскрикнула миссъ Ла-Криви.-- Но послушайте, мистеръ Ногсъ, онъ сдѣлаетъ что-нибудь отчаянное, если вы скажете ему все сразу.
   Ньюмэнъ, который принялся было радостно потирать руки въ предвкушеніи скораго пріѣзда Николая, пріостановился въ этомъ занятіи и задумался.
   -- Повѣрьте, что такъ будетъ,-- продолжала съ жаромъ миссъ Ла-Криви.-- Если вы выпалите ему всю правду, не подготовивъ его, онъ совершитъ какой-нибудь отчаянный поступокъ, исколотитъ... можетъ быть, убьетъ дядю или кого-нибудь изъ тѣхъ господъ и навлечетъ бѣду на свою голову. А намъ-то всѣмъ развѣ легко это будетъ?
   -- Объ этомъ я не подумалъ,-- пробормоталъ Ньюмэнъ въ смущеніи. Лицо у него вытягивалось все больше и больше.-- Я хотѣлъ было просить васъ пріютить его сестру, если это понадобится, но теперь...
   -- Теперь гораздо важнѣе уладить то, о о чемъ я вамъ сейчасъ говорила,-- перебила его миссъ Ла-Криви.-- Что я всегда приму его сестру, въ этомъ вы могли быть заранѣе увѣрены, но нельзя даже, предвидѣть, что можетъ случиться съ нимъ, если вы не примете мѣръ предосторожности.
   -- Что что я могу сдѣлать?-- вскричалъ Ньюмэнъ, неистово царапая свою голову въ тщетныхъ усиліяхъ найти выходъ изъ затрудненія. Если онъ мнѣ скажетъ, что перестрѣляетъ ихъ всѣхъ, я долженъ буду отвѣтить: "И подѣломъ. Стрѣляйте".
   Миссъ Ла-Криви вскрикнула отъ испуга, услыхавъ такія рѣчи, и сейчасъ же потребовала, чтобы Ньюмэнъ далъ ей торжественное обѣщаніе, что онъ не только не станетъ подзадоривать Николая, но всѣми силами постарается смягчить его гнѣвъ. Ньюмэнъ сдѣлалъ эту уступку, хотя и неохотно. Затѣмъ они стали совѣщаться, какъ будетъ лучше и надежнѣе ознакомить его съ обстоятельствами, сдѣлавшими необходимыми его присутствіе въ Лондонѣ.
   -- Надо, чтобы онъ успѣлъ остыть, прежде чѣмъ будетъ имѣть возможность что-либо предпринять, это главное,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Не говорите ему ничего до поздняго вечера, вотъ и все.
   -- Но онъ пріѣдетъ около семи часовъ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ -- Не могу же я молчать на всѣ его разспросы.
   -- Тогда вотъ что мы сдѣлаемъ, мистеръ Ногсъ: уходите вы изъ дому и не возвращайтесь до полуночи. А ему потомъ скажете, что васъ задержали дѣла.
   -- Но, не заставъ меня дома, онъ явится къ вамъ.
   -- Вѣроятно. Но онъ и меня не застанетъ. Какъ только вы уйдете, я отправлюсь прямо въ Сити къ мистриссъ Никкльби и уведу ее въ театръ, такъ что ему не отъ кого будетъ даже узнать гдѣ живетъ его сестра.
   Этотъ планъ дѣйствій казался самымъ надежнымъ и удобоисполнимымъ, и по зрѣломъ обсужденіи они остановились на немъ. Выслушавъ отъ заботливой миссъ Ла-Криви еще нѣсколько дополнительныхъ предосторожностей и заклинаній, Ньюмэнъ простился съ ней и поплелся къ Гольденъ-Скверу, вспоминая дорогой свой разговоръ съ доброй старушкой и перебирая въ умѣ всѣ возможныя и невозможныя случайности, которыя могли разстроить ихъ планъ.
   

ГЛАВА XXXII
посвящена главнымъ образомъ одному интересному разговору и не менѣе интереснымъ послѣдствіямъ, къ которымъ онъ привелъ.

   -- Наконецъ-то Лондонъ!-- вскричалъ Николай, сбрасывая съ себя плащъ и принимаясь будитъ Смайка, который спалъ сладкимъ сномъ.-- Я уже думалъ, что мы никогда не пріѣдемъ.
   -- Гм... кажстя, вы не можете пожаловаться, чтобы васъ тихо везли,-- замѣтилъ кучеръ, оглядываясь на него съ недовольнымъ лицомъ.
   -- Да, да, я это знаю, но мнѣ очень хотѣлось поскорѣе пріѣхать; должно быть, оттого дорога и показалась мнѣ такой длинной.
   -- Да, ужь если съ такой животиной, какъ мои кони, дорога показалась вамъ длинной, значитъ, вамъ очень хотѣлось пріѣхать.
   И, разрѣшившись этой сентенціей, кучеръ для вящшей вразумительности своихъ словъ размахнулся бичемъ и смазалъ по икрамъ мальчишку, бѣжавшаго по дорогѣ.
   Дилижансъ покатился по шумнымъ, многочисленнымъ, суетливымъ улицамъ Лондона между двухъ длинныхъ рядовъ ярко свѣтящихся фонарей. Тамъ и сямъ, затмѣвая огни фонарей, падали на дорогу разноцвѣтные лучи изъ оконъ аптекъ, вырывались цѣлые снопы свѣта изъ оконъ магазиновъ, гдѣ за стекломъ сверкали драгоцѣнные каменья, переливались всѣми цвѣтами радуги, шелъ и бархатъ, манили взоръ самыя тонкія лакомства, и всевозможные предметы роскоши, смѣняя другъ друга и поражая своимъ блескомъ и обиліемъ.
   Безконечной лентой тянулись пѣшеходы, тѣснясь и толкая другъ друга, стремись все впередъ и впередъ и какъ будто даже не замѣчая всѣхъ богатствъ, разсыпанныхъ кругомъ. Экипажи всѣхъ фасоновъ и величинъ двигались одной сплошной массой, точно рѣка, усиливая общій гамъ своимъ несмолкаемымъ грохотомъ.
   Любопытно было наблюдать съ имперіала несущагося дилижанса эту быструю смѣну безконечно разнообразныхъ предметовъ: словно какая-то дикая процессія призраковъ мчалась вамъ навстрѣчу. Товары со всѣхъ концовъ свѣта, склады роскошныхъ нарядовъ, горы всего, что только можетъ раззадорить пресыщенный аппетитъ и придать новый вкусъ никогда не прекращающимся, пріѣвшимся пирамъ: посуда чеканнаго золота и серебра, изящнѣйшихъ формъ вазы, блюда и кубки, ружья, шпаги, пистолеты и другія патентованныя орудія истребленія, кресла на колесахъ, костыли и всевозможные приборы для калѣкъ, приданое для новорожденныхъ, лекарства для больныхъ, гробы для умершихъ, кладбища для погребенныхъ,-- все это смѣшалось, перепуталось и, мелькая мимо, какъ будто отплясывало дикій танецъ тѣхъ фантастическихъ фигуръ, что изображены на извѣстной картинѣ стараго голландскаго живописца, и съ тою же суровою моралью для равнодушной, безпечной толпы.
   Да и въ самой этой толпѣ было не мало такого, что придавало глубокій, новый смыслъ всей панорамѣ. Яркій свѣтъ, вырывавшійся изъ оконъ ювелира, выставляя во всемъ блескѣ разложенныя въ и ихъ сокровища, озарялъ развѣвающіеся лохмотья уличныхъ пѣвцовъ. Бѣдныя, изможденныя лица склонялись надъ вкусными яствами, соблазнительно выглядывавшими изъ-за витринъ; голодные глаза смотрѣли на все это изобиліе, охраняемое лишь тонкой пластинкой стекла, которая была для нихъ желѣзной стѣной. Полуголыя, дрожащія фигуры останавливались передъ китайскими шелками и затканными золотомъ индійскими тканями. Въ квартирѣ гробовщика праздновались крестины. Траурный гербъ, вывѣшенный на стѣнѣ роскошнаго дома богача, пріостановилъ работу ремонтировавшихъ его штукатуровъ. Жизнь и смерть шли рука объ руку. Богатство и бѣдность стояли бокъ о бокъ. Обжорство и голодъ равняли всѣхъ, укладывая въ могилу.
   Да, то былъ Лондонъ. Въ этомъ убѣдилась даже неугомонная старуха-провинціалка, попутчица Николая, которая еще за двѣ мили до Кингстона высунулась въ окно дилижанса и кричала, кондуктору, что навѣрно они уже давно проѣхали Лондонъ и онъ забылъ ее высадить.
   Николай взялъ номеръ для себя и для Смайка въ той гостиницѣ, гдѣ останавливался дилижансъ, и, не медля ни минуты, отправился на квартиру Ньюмэна Ногса. Онъ едва владѣлъ собой отъ нетерпѣнія и тревоги, возраставшихъ въ немъ съ каждой секундой.
   Въ каморкѣ Ньюмэна топился каминъ и горѣла свѣча. Полъ былъ чисто выметенъ, въ комнатѣ прибрано, на столѣ стоялъ ужинъ. Все было такъ мило и уютно, какъ только можетъ бытъ въ такой убогой клѣтушкѣ; все говорило о нѣжной заботливости, о вниманіи хозяина къ дорогимъ гостямъ, но самого хозяина, не было.
   -- Не знаете ли, когда мистеръ Ногсъ вернется домой?-- спросилъ Николай жилица-сосѣда, постучавшись къ нему.
   -- А, мистеръ Джонсонъ!-- сказалъ Кроуль, выползая изъ своей комнаты.-- Добро пожаловать, сэръ. Какой у васъ свѣжій видъ! Вотъ никогда бы не повѣрилъ...
   -- Простите,-- перебилъ его Николай,-- пожалуйста отвѣтьте на мой вопросъ: мнѣ очень нужно знать, когда, вернется мистеръ Ногсъ.
   -- О, у него какое-то сложное дѣло; онъ вернется не раньше двѣнадцати часовъ. Ему, знаете, очень не хотѣлось идти, но что будешь дѣлать! Онъ, впрочемъ, просилъ вамъ передать, чтобы вы не дожидались его съ ужиномъ и вообще располагались, какъ дома, а мнѣ велѣлъ васъ развлекать, что я и исполню со всѣмъ моимъ удовольствіемъ.
   И, въ доказательство своей полной готовности сдѣлалъ все отъ него зависящее, чтобы гости не скучали, мистеръ Кроуль подсѣлъ къ накрытому столу, наложилъ себѣ полную тарелку говядины и принялся жевать, приглашая Николая и Смайка послѣдовать его примѣру.
   Но Николай былъ такъ огорченъ своей неудачей и такъ волновался, что и подумать не могъ объ ѣдѣ. Онъ усадилъ Смайка за столъ, а самъ ушелъ, не слушая мистера Кроуля (который убѣждалъ его съ полнымъ ртомъ, что было бы гораздо лучше, еслибь онъ остался поужинать) и строго наказавъ Смайку задержать Ньюмэна, когда тотъ вернется.
   Какъ и предвидѣла миссъ Ла-Криви, Николай отправился прямо къ ней. Не заставъ ее дома, онъ сначала колебался, идти ли ему къ матери: ему очень не хотѣлось быть причиной размолвки между нею и Ральфомъ. Но увѣренность, что Ньюмэнъ не вытребовалъ бы его въ Лондонъ, если бы не было серьезныхъ причинъ, дѣлавшихъ необходимымъ его присутствіе дома, заставила его рѣшиться. Онъ повернулъ въ восточную часть города и зашагалъ скорымъ шагомъ.
   -- Мистриссъ Никкльби нѣтъ дома,-- сказала ему служанка,-- и она вернется не раньше полуночи, а можетъ быть, и позже. Миссъ Никкльби, кажется, здорова, но теперь она не живетъ дома и рѣдко бываетъ у насъ.-- Служанка не могла сказать, гдѣ живетъ Кетъ, но навѣрно знала, что не у г-жи Манталини.
   Съ бьющимся сердцемъ, страшась готовой на него обрушиться невѣдомой бѣды, Николаѣ воротился къ Ньюмэну. Тотъ еще не приходилъ. Нечего было и ждать его раньше двѣнадцати часовъ. Нельзя ли послать за нимъ, попросить его придти хоть на минутку, или доставить ему записку, на которую онъ могъ бы отвѣтить на словахъ?- Но и это оказывалось неисполнимымъ. Ньюмэнъ былъ не въ Гольденъ-Скаерѣ; вѣроятно, его отправили съ порученіемъ куда-нибудь далеко.
   Николай старался успокоиться, заставить себя ожидать терпѣливо, но у него такъ расходились нервы, что ему не сидѣлось. Ему хотѣлось двигаться, что-нибудь дѣлать, и казалось, что онъ теряетъ даромъ время, оставаясь на мѣстѣ. Мысль эта нелѣпая, онъ это самъ понималъ, но не могъ ее побороть. Наконецъ, онъ вскочилъ, надѣлъ шляпу и вышелъ.
   На этотъ разъ онъ повернулъ къ Вестъ-Энду и принялся колесить на улицамъ ускореннымъ шагомъ, волнуемый всевозможными опасеніями и предчувствіями, съ которыми онъ не могъ совладать. Онъ зашелъ въ Гайдъ-Паркъ, безлюдный и безмолвны и въ эту пору дня, и зашагалъ еще быстрѣе, точно надѣясь оставить позади свои мысли. Но здѣсь, гдѣ посторонніе предметы не развлекали его вниманія, эти мысли преслѣдовали его еще неотступнѣе, и надъ всѣми преобладала одна: должно быть бѣда, постигшая его семью, такъ ужасна, что ему боятся о ней сообщить. Снова и снова вставалъ передъ нимъ все тотъ же вопросъ: что же такое, наконецъ, могло случиться? Онъ ходилъ до изнеможеніи, но ни на іоту не подвинулся въ рѣшеніи этого вопроса, и когда онъ вышелъ изъ парка, его недоумѣніе и тревога только возрасли.
   Онъ почти ничего не ѣлъ съ ранняго утра и теперь, послѣ усиленной ходьбы, совсѣмъ ослабѣлъ. Когда, повернувъ назадъ, къ квартирѣ Ньюмэна, онъ, еле волоча ноги, тащился по одной изъ тѣхъ улицъ, что проходятъ между Паркъ-Лэномъ и Бондъ-Стритомъ, ему попался по дорогѣ богатый ресторанъ. Онъ машинально остановился. "Должно быть здѣсь очень высокія цѣны,-- подумалъ онъ,-- но стаканъ вина съ бисквитомъ не разорятъ даже меня. Развѣ зайти? Или не стоитъ?"
   Онъ прошелъ было мимо, но потомъ взглянулъ на длинный рядъ фонарей, тянувшійся впереди, подумалъ, какъ долго еще придется идти, и оттого ли, что онъ это подумалъ, оттого ли, что онъ былъ въ томъ настроеніи, когда человѣкъ всего легче поддается первому побужденію, или оттого, что его тянуло къ этому ресторану какое-то страпное, безотчетное чувство, которое онъ затруднился бы опредѣлить,-- онъ повернулся назадъ и вошелъ.
   Залъ ресторана былъ обставленъ роскошно. На стѣнахъ -- богатѣйшіе французскіе обои съ золоченымъ карнизомъ изящнаго рисунка, на полу -- великолѣпный коверъ. Два большихъ зеркала -- одно надъ каминомъ, другое, отъ потолка до самаго пола, на противоположной стѣнѣ, повторяли ли Безконечности эту красивую обстановку, удесятеряя общій эффектъ. За отдѣльнымъ столомъ, у камина, сидѣла шумная компанія изъ четырехъ человѣкъ; кромѣ нихъ было еще только двое обѣдавшихъ,-- оба пожилые люди, сидѣвшіе порознь.
   Все это Николай охватилъ однимъ взглядомъ, какъ это бываетъ со всякимъ изъ насъ, когда мы попадаемъ въ новое мѣсто. Выбравъ свободный столикъ но сосѣдству съ четырьмя молодыми людьми, онъ сѣлъ спиною къ нимъ и, въ ожиданіи минуты, когда ему можно будетъ спросить себѣ вина, т. е. когда трактирный слуга и одинъ изъ пожилыхъ джентльменовъ разрѣшатъ спорный вопросъ о цѣнѣ какой-то закуски, проставленной на карточкѣ неправильно по мнѣнію джентльмена, взялъ газету и сталъ читать, хотя почти засыпалъ отъ усталости.
   Но не прочелъ онъ и двадцати строкъ, какъ вздрогнулъ и очнулся, пораженный: онъ услышалъ имя сестры. "Маленькая Кетъ Никкльби" -- таковы были слова, долетѣвшія до него. Онъ поднялъ голову и увидѣлъ въ зеркалѣ, висѣвшемъ напротивъ, что двое изъ членовъ веселой компаніи встали изъ-за стола и стоятъ передъ каминомъ. "Это сказалъ одинъ изъ нихъ", подумалъ Николай. Съ негодованіемъ онъ ждалъ не услышитъ ли продолженія, ибо тонъ первыхъ словъ былъ далеко непочтительный, да и наружность субъекта, которому, какъ онъ предполагалъ, принадлежали эти слона, была наружность пошлаго фата.
   Господинъ этотъ стоялъ спиной къ камину (и позу его, и лицо Николай видѣлъ въ зеркалѣ, не оборачиваясь къ нему) и разговаривалъ съ другимъ джентльменомъ, значительно моложе его. Тотъ былъ къ шляпѣ, стоялъ лицомъ къ огню, противъ зеркала, и поправлялъ воротнички. Они говорили шепотомъ, разражаясь по временамъ громкимъ смѣхомъ, но Николай, какъ ни прислушивался, не могъ больше уловить ничего похожаго на слова, которыя привлекли его вниманіе.
   Наконецъ оба собесѣдника, усѣлись на свои мѣста. Компанія приказала подать себѣ вина, и сдѣлалась еще шумливѣе въ проявленіяхъ своего веселья. Но до Николая не долетало больше ни одного знакомаго имени, и онъ началъ уже приходить къ убѣжденію, что то, что ему послышалось, было просто созданіемъ его возбужденной фантазіи, превратившей какія-нибудь другія, сходныя но звуку, слова въ милое имя, наполнявшее всѣ его мысли.
   "Но замѣчательная вещь, что мнѣ послышалась такая длинная фраза,-- подумалъ онъ.-- Если бы еще Кетъ или Кетъ Никкльби, а то маленькая Кетъ Никкльби. Очень странно!"
   Нить его мыслей оборвалась, потому что въ эту минуту ему подали вино. Онъ выпилъ залпомъ полный стаканъ и взялся опять за газету. Вдругъ знакомый голосъ прокричалъ у него за спиной.
   -- За здоровье маленькой Никкльби!
   -- Я не ошибся,-- пробормоталъ Николай, роняя газету.-- И это сказалъ тотъ самый господинъ, про котораго я раньше подумалъ.
   -- Справедливое возраженіе, что за нее нельзя пить подонками, было принято,-- продолжалъ тотъ же голосъ.-- Итакъ, первые бокалы изъ новой бутылки въ ея честь. Здоровье Кетъ Никкльби, господа!
   -- Здоровье Кетъ Никкльби!-- подхватили остальные трое, и бокалы въ одинъ мигъ опустѣли.
   Больно почувствовавъ всю небрежную легкость тона, которымъ было названо имя его сестры, и безцеремонную наглость этихъ господъ, осмѣлившихся произносить его въ публичномъ мѣстѣ, Николай буквально закипѣлъ гнѣвомъ. Но онъ обуздалъ себя нечеловѣческимъ усиліемъ воли и даже не повернулъ головы.
   -- Злая дѣвчонка!-- говорилъ между тѣмъ тотъ же голосъ.-- Настоящая Никкльби, достойная племянница своего дядюшки Ральфа. Разыгрываетъ недотрогу, чтобы набить себѣ цѣну, совершенно какъ онъ! Ральфу вѣдь то же надо покланяться, прежде чѣмъ добьешься чего-нибудь отъ него. Правда, деньги покажутся тогда вдвое милѣе, но зато и условія будутъ вдвойнѣ тяжелы, потому что ты потерялъ терпѣніе, а онъ нѣтъ. Адски ловкая тактика, что и говорить!
   -- Адски ловкая тактика.!-- повторили два голоса изъ троихъ.
   Въ этотъ моментъ два пожилые господина, сидѣвшіе за отдѣльными столиками, одинъ за другимъ поднялись уходить. Пока они выходили, Николай сидѣлъ какъ на горячихъ угольяхъ отъ страха, что они не дадутъ ему разслышать что будетъ сказано дальше. Но, на его счастье, разговоръ оборвался на минуту; зато какъ только старики ушли, онъ возобновился съ еще большей непринужденностью.
   -- Боюсь, ужъ не приревновала ли ее старуха и не заперла ли подъ замокъ. Клянусь Богомъ, оно похоже на то,-- сказалъ самый младшій изъ четырехъ собесѣдниковъ.
   -- Ну, что же? Если онѣ поссорятся и малютка переѣдетъ жить къ матери, тѣмъ лучше для насъ,-- отвѣчалъ на это первый.-- Съ той-то я сдѣлаю все, что захочу. Она вѣритъ каждому моему слову.
   -- А вѣдь и правда, чортъ возьми!-- подхватилъ молодой.-- Ха, ха, ха! Старая дура.
   Два голоса, все время звучавшіе въ унисонъ, подхватили этотъ хохотъ, и всѣ четверо принялись издѣваться надъ мистриссъ Никкльби. Николай весь вспыхнулъ отъ ярости, но и на этотъ разъ сдержался: онъ твердо рѣшилъ дослушать до конца.
   Нѣтъ надобности повторять, что онъ услышалъ. Услышалъ онъ довольно. По мѣрѣ того, какъ вино развязывало языки, онъ узнавалъ, какого сорта господа сидятъ передъ нимъ, узналъ, какіе замыслы имѣютъ они на его сестру, узналъ всю низость поведенія Ральфа и почему понадобилось его, Николая, присутствіе въ Лондонѣ. Онъ услышалъ все это и еще кое-что. Онъ слышалъ, какъ издѣвались надъ страданіями его сестры, надъ ея добродѣтелью, приписывая ея скромность низкимъ разсчетамъ. Онъ слышалъ, какъ нечистыя уста грязнили ея имя, какъ ее дѣлали предметомъ вольныхъ рѣчей, пошлыхъ пари и разныхъ непристойныхъ шутокъ.
   Человѣкъ, заговорившій первымъ, давалъ тонъ разговору, вѣрнѣе сказать, онъ говорилъ почти одинъ; остальные только подзадоривали его, вставляя изрѣдка свои замѣчанія. Къ нему-то и обратился Николай, когда овладѣлъ собою настолько, что могъ подойти къ этимъ нахаламъ и заговорить.
   -- Позвольте мнѣ сказать вамъ нѣсколько словъ,-- началъ онъ. Слова съ трудомъ выходили изъ пересохшаго горла.
   -- Мнѣ?-- переспросилъ съ удивленіемъ сэръ Мельбери Гокъ, окидывая его презрительнымъ взглядомъ.
   -- Да, вамъ,-- отвѣчалъ Николай, едва выговаривая, до такой степени душилъ его гнѣвъ
   -- Таинственный незнакомецъ, честное слово! воскликнулъ сэръ Мельбери, оглянувшись на своихъ собутыльниковъ и поднося къ губамъ бокалъ.
   -- Согласны вы выслушать меня или не согласны?-- спросилъ сурово Николай.
   Сэръ Мельбери приподнялъ голову отъ бокала и небрежно попросилъ его изложить свое дѣло, или отойти отъ стола.
   Николай досталъ изъ кармана свою визитную карточку и бросилъ ему.
   -- Вотъ, сэръ, эта карточка объяснитъ вамъ, что мнѣ отъ васъ нужно,-- сказалъ онъ.
   Выраженіе удивленія и нѣкотораго замѣшательства промелькнуло на лицѣ сэра Мельбери, когда онъ прочелъ фамилію Николая, но онъ сейчасъ же овладѣлъ собой и, перебросивъ карточку сидѣвшему напротивъ лорду Верисофту, взялъ зубочистку изъ стоявшаго передъ нимъ стакана, и какъ и и въ чемъ не бывало принялся ковырять въ зубахъ.
   -- Скажете вы мнѣ ваше имя и адресъ?-- спросилъ Николай, блѣднѣя по мѣрѣ тою, какъ разгорался его гнѣвъ.
   -- Нѣтъ, не скажу,-- отвѣчали ему.
   -- Если между вами есть порядочный человѣкъ, господа,-- сказалъ тогда Николай, обводя взглядомъ присутствующихъ и съ трудомъ шевеля своими побѣлѣвшими губами,-- онъ скажетъ мнѣ, какъ зовутъ этого господина и гдѣ онъ живетъ.
   Ему отвѣтило гробовое молчаніе.
   -- Я братъ молодой леди, о которой здѣсь говорилось,-- продолжалъ онъ,-- и я объявляю во всеуслышаніе, что этотъ господинъ -- низкій лжецъ и трусъ. Если у него есть другъ между вами, пусть онъ ему посовѣтуетъ не позорить себя этими подлыми попытками скрыть свое имя. Онѣ безполезны: я не отстану отъ него, пока не узнаю.
   Сэръ Мельбери бросилъ на него презрительный взглядъ и сказалъ, обращаясь къ пріятелямъ:
   -- Пускай себѣ болтаетъ на здоровье! Я не даю объясненій людямъ его званія. Пускай говоритъ хоть всю ночь и благодаритъ свою хорошенькую сестру, если ему не проломятъ головы за его дерзость.
   -- Вы негодяй безъ чести и совѣсти, и я разславлю васъ на весь свѣтъ!-- прокричалъ Николай.-- Я узнаю, кто вы; я прослѣжу васъ до вашей квартиры, ходите по улицамъ хоть до утра!
   Рука сэра Мельбери невольно сжала графинъ, и одну минуту казалось, что онъ вотъ-вотъ запуститъ имъ въ голову своего обидчика. Но онъ только налилъ вина въ свой бокалъ и язвительно разсмѣялся
   Николай отошелъ, сѣлъ лицомъ къ ихъ столу и, кликну въ слугу, сталъ съ нимъ расплачиваться.
   -- Знаете вы, какъ фамилія этого господина?-- спросилъ онъ его, не понижая голоса и показывая пальцемъ на сэра Мельбери.
   Сэръ Мельбери опять захохоталъ, и два голоса, неизмѣнно ему вторившіе, поддержали его и на этотъ разъ, хотя гораздо слабѣе.
   -- Какъ ихъ фамилія, сэръ?-- откликнулся лакеи, мигомъ смекнувъ, въ чемъ его выгода., и вкладывая въ тонъ своего отвѣта ровно такую дозу непочтительности, какую могъ себѣ позволить, не рискуя получить по физіономіи.-- Нѣтъ, сэръ, не знаю.
   -- Эй, вы!-- крикнулъ ему сэръ Мельбери, когда онъ отошелъ.-- Знаете вы, какъ фамилія этого господина?
   -- Нѣтъ, сэръ, не знаю.
   -- Такъ вотъ она,-- можете прочесть,-- и сэръ Мельбери швырнулъ лакею карточку Николая.-- А когда запомните, бросьте въ печку этотъ кусокъ картона.
   Лакей осклабился, взглянулъ съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ на Николая и весьма дипломатично разрѣшилъ щекотливый вопросъ объ участи карточки, засунувъ ее за зеркало надъ каминомъ. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ скромно удалился.
   Николай скрестилъ руки, закусилъ губы и сидѣлъ, не шевелясь, но достаточно ясно показывая всѣмъ своимъ видомъ, что онъ твердо рѣшился привести въ исполненіе свою угрозу прослѣдить сэра Мельбери до его жилища.
   По тону голоса, какимъ заговорилъ со своимъ пріятелемъ младшій изъ членовъ компаніи, было очевидно, что онъ не одобряетъ его образа дѣйствій и уговариваетъ его уступить требованію Николая. Но сэръ Мельбери, бывшій порядочно навеселѣ. повидимому, заупрямился. Онъ очень скоро заставилъ замолкать своего слабодушнаго молодого друга и затѣмъ, такъ, по крайней мѣрѣ, показалось Николаю, хотя словъ онъ не. слышалъ, потребовалъ, чтобы его оставили одного, желая, вѣроятно, избавиться отъ дружескихъ наставленій. И дѣйствительно, немного погодя молодой человѣкъ и двое другихъ, говорившихъ всегда въ одинъ голосъ, встали изъ-за стола и ушли, оставивъ своего пріятеля вдвоемъ съ Николаемъ.
   Легко себѣ представить, какимъ черепашьимъ шагомъ должны были ползти минуты для человѣка въ положеніи Николая. Нельзя также сказать, чтобы монотонное тиканье стѣнныхъ часовъ и пронзительный звонъ колокольчика, отбивавшаго въ нихъ четверти, сокращали для него эти минуты. Тѣмъ не менѣе онъ терпѣливо высиживалъ свое, а противъ него, на прежнемъ своемъ мѣстѣ, сидѣлъ, развалясь, сэръ Мельбери Гокъ. Протянувъ ноги на подушку сосѣдняго стула и небрежно бросивъ на колѣни платокъ, онъ допивалъ свой кларетъ съ невозмутимо равнодушнымъ видомъ.
   Такъ просидѣли они въ полномъ молчаніи около часу. Николай сказалъ бы, что прошло по меньшей мѣрѣ три часа, если бы не слышалъ, что колокольчикъ прозвонилъ только четыре раза. Раза два онъ въ гнѣвномъ нетерпѣніи поднималъ голову, но сэръ Мельбери сидѣлъ въ той же позѣ, изрѣдка поднося къ губамъ свой бокалъ и обводя стѣны разсѣяннымъ взглядомъ, какъ будто и не замѣчалъ, что передъ нимъ сидитъ живой человѣкъ.
   Наконецъ онъ зѣвнулъ, потянулся и всталъ, потомъ спокойно подошелъ къ зеркалу, оглянулъ себя съ головы до ногъ, повернулся и удостоилъ Николая долгимъ презрительнымъ взглядомъ. Николай отъ всего сердца отвѣтилъ ему тѣмъ же. Сэръ Мельбери пожалъ плечами, чуть-чуть улыбнулся, позвонилъ и приказалъ вошедшему лакею подать ему пальто. Лакей исполнилъ приказаніе и услужило распахнувъ дверь.
   -- Можете идти,-- сказалъ ему сэръ Мельбери, и опять они съ Николаемъ остались одни.
   Сэръ Мельбери, безпечно посвистывая, сдѣлалъ нѣсколько турокъ по комнатѣ, остановился у стола допить свой послѣдній бокалъ, который онъ налилъ за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, потомъ еще разъ прошелся, надѣлъ свою шляпу, поправилъ ее передъ зеркаломъ, натянулъ перчатки и, наконецъ, не спѣша, направился къ выходу. Николай, въ которомъ все клокотало отъ ярости, сорвался съ мѣста и бросился слѣдомъ за нимъ, и не успѣла захлопнуться за сэромъ Мельбери наружная дверь, какъ оба уже стояли на улицѣ рядомъ.
   У подъѣзда ожидалъ кабріолетъ. Увидѣвъ сэра Мельбери, грумъ отстегнулъ фартукъ и взялъ лошадь подъ уздцы.
   -- Скажете вы мнѣ, кто вы такой?-- спросилъ Николай сдержаннымъ голосомъ.
   -- Нѣтъ, не скажу,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери рѣзко, подкрѣпляя свой отказъ грубымъ ругательствомъ.
   -- Если вы разсчитываете на быстроту ногъ вашей лошади, вы ошибаетесь въ разсчетѣ,-- сказалъ Николай.-- Я поѣду съ вами. Клянусь Богомъ, я васъ не выпущу! Повисну на подножкѣ, а не отстану отъ васъ!
   -- Попробуйте, и васъ отстегаютъ кнутомъ,-- былъ хладнокровный отвѣтъ.
   -- Вы подлецъ!-- сказалъ Николай.
   -- А вы, должно быть, уличный мальчишка, судя по вашимъ манерамъ.
   -- Я сынъ джентльмена, равный вамъ по рожденію и воспитанію, а во всемъ остальномъ я стою выше васъ. Повторяю вамъ: миссъ Никкльби моя сестра. Отвѣтите вы мнѣ или нѣтъ за ваше недостойное, скотское поведеніе?
   -- Противнику, равному мнѣ, отвѣчу; вамъ, нѣтъ!-- отвѣчалъ сэръ Мельбери, взявшись за вожжи, и вскочилъ въ экипажъ.-- Прочь съ дороги, собака! Вилльямъ, пусти лошадь!
   -- Не совѣтую вамъ рисковать!-- закричалъ Николай, вскакивая за нимъ на подножку и хватаясь за вожжи.-- Помните, ему теперь не сдержать лошади. Вы не уѣдете! Вы не уѣдете, клянусь, пока не скажете, мнѣ, кто вы такой!
   Грумъ не зналъ, что ему дѣлать: породистая, горячая лошадь рвалась впередъ съ такой силой, что онъ едва ее сдерживалъ.
   -- Пусти, тебѣ говорятъ!-- прогремѣлъ его баринъ.
   Слуга повиновался. Лошадь взвилась на дыбы и понеслась такъ стремительно, что, казалось, она разобьетъ вдребезги экипажъ. Но Николай, потерявъ всякое сознаніе опасности, да и всего на свѣтѣ, кромѣ бушевавшей въ немъ язрости, стоялъ на подножкѣ и не выпускалъ изъ рукъ вожжей.
   -- Отпустите вы вожжи?
   -- Скажете вы мнѣ, кто вы?
   -- Нѣтъ!
   -- Нѣтъ!
   Съ послѣднимъ словомь Николая сэръ Мельбери перехватилъ за середину свой длинный хлыстъ и принялся неистово колотить его по головѣ и по плечамъ. Все это произошло гораздо быстрѣе, чѣмъ можно передать словами. Николай сталь защищаться, и хлыстъ сломался во время борьбы. Николаю удалось завладѣть его тяжелой рукояткой; онъ размахнулся и раскроилъ своему противнику лицо отъ глаза до подбородка. Онъ видѣлъ кровавый рубецъ, почувствовалъ, что лошадь понеслась бѣшенымъ галопомъ, въ глазахъ у него заплясали тысячи искръ; его съ силой отбросило въ сторону, и онъ рухнулся на земь.
   У него кружилась голова, во всемъ тѣлѣ чувствовалась слабость, но онъ сейчасъ же, хотъ и съ трудомъ, поднялся на ноги. Его заставили очнуться громкіе крики. Но улицѣ бѣжалъ народъ, крича переднимъ, чтобъ очищали дорогу. Взглянувъ впередъ, онъ увидѣлъ, что люди въ испугѣ кидаются въ стороны, что кабріолетъ мчится но тротуару съ ужасающей быстротой, потомъ услышалъ крикъ, паденіе чего-то тяжелаго, звонъ разбитаго стекла... Затѣмъ толпа сомкнулась, и больше онъ уже ничего не видѣлъ и не слышалъ.
   О немъ теперь забыли: общее вниманіе было поглощено человѣкомъ, сидѣвшимъ въ экипажѣ. Основательно разсудивъ, что въ его положеніи было бы безуміемъ напоминать о себѣ, онъ свернулъ въ ближайшій переулокъ и поспѣшно направился къ извозничьей биржѣ Онъ почувствовалъ, что шатается, какъ пьяный, и рѣшилъ взять извозчика, и тутъ только замѣтилъ, что по лицу его и по груди течетъ кровь.
   

ГЛАВА XXXIII,
въ которой мистеръ Ральфъ Никкльби весьма быстрымъ и дѣйствительнымъ способомъ избавляется отъ всякихъ сношеній со своею роднею.

   Смайкъ и Ньюмэнь Ногсъ (который, въ своемъ нетерпѣніи, воротился домой задолго до условленнаго срока) сидѣли у огня, поджидая Николая и съ безпокойствомъ прислушиваясь къ каждымъ новымъ шагамъ, раздававшимся на лѣстницѣ, и къ малѣйшему шороху въ домѣ. Прошло много времени; становилось поздно. Николай обѣщалъ вернуться черезъ часъ, и продолжительное его отсутствіе начинало не на шутку тревожить обоихъ друзей, какъ объ этомъ краснорѣчиво свидѣтельствовали растерянные взгляды, которые они бросали другъ на друга при каждомъ новомъ разочарованіи.
   Наконецъ они услышали, что къ крыльцу подъѣхалъ экипажъ, и Ньюмэнъ выбѣжалъ со свѣчей, чтобы посвѣтить Николаю на лѣстницѣ. Увидавъ его въ томъ состояніи, въ какомъ мы оставили его въ концѣ предыдущей главы, Ньюмэнъ замеръ на мѣстѣ въ изумленіи и ужасѣ.
   -- Не пугайтесь,-- сказалъ ему Николай, проталкивая его назадъ въ комнату.-- Дайте мнѣ только воды; я умоюсь и опять стану самимъ собой. Никакой бѣды не случилось.
   -- Никакой бѣды?-- повторилъ растерянно Ньюмэнъ, проводя руками по спинѣ и плечамъ Николая, какъ будто хотѣлъ убѣдиться, что тотъ не переломалъ себѣ костей.-- Но что же случилось?
   -- Я все знаю,-- перебилъ его Николай.-- Часть я слышалъ, остальное угадалъ. Но, прежде чѣмъ я отмою хоть одно изъ этихъ пятенъ, вы должны разсказать мнѣ все подробно. Вы видите, я спокоенъ. Рѣшеніе мое принято... Ну, добрый другъ, говорите же напрямикъ. Время палліативныхъ мѣръ миновало: ничто теперь не подниметъ въ моихъ глазахъ Ральфа Никкльби.
   -- У васъ все платье изорвано, вы хромаете, и я увѣренъ, что вамъ очень больно,-- сказалъ Ньюмэнъ.-- Позвольте мнѣ сперва осмотрѣть ваши ушибы.
   -- Никакихъ ушибовъ нѣтъ; немного трудно двигаться, но это скоро пройдетъ,-- проговорилъ Николай, съ трудомъ опускаясь на стулъ.-- Но если бы даже я переломалъ себѣ всѣ кости и сохранилъ бы сознаніе, я и тогда не отдался бы вамъ въ руки, пока не услышалъ бы отъ васъ того, что я имѣю право знать... Ну, говорите же,-- и онъ протянулъ руку Ногсу.-- Помните, вы какъ-то мнѣ разсказывали, что у васъ была сестра, что она умерла давно, прежде еще чѣмъ васъ постигло несчастье. Подумайте о ней, Ньюмэнъ, и разскажите мнѣ все.
   -- Да, да, я разскажу, я разскажу вамъ всю правду.
   И Ньюмэнъ сталъ разсказывать. Слушая его, Николай только кивалъ головой въ тѣхъ мѣстахъ разсказа, которыя подтверждали то, что онъ уже зналъ, но онъ ни разу не обернулся и не отвелъ глазъ отъ огня.
   Окончивъ свой разсказъ, Ньюмэнъ сталъ опять настаивать, чтобы молодой его другъ раздѣлся и позволилъ себя осмотрѣть, Послѣ нѣкотораго сопротивленія, Николай, наконецъ, согласился, и пока его растирали уксусомъ, масломъ и другими цѣлебными снадобьями, добытыми у сосѣдей-жильцовь, онъ въ свою очередь разсказалъ, какимъ образомъ онъ получилъ свои увѣчья. Должно быть этотъ разсказъ произвелъ сильное впечатлѣніе на горячее воображеніе Ньюмэна Ногса, потому что, когда Николай дошелъ до описанія самаго критическаго момента ссоры, растираніе приняло такой энергичный характеръ, что разсказчикъ почувствовалъ жестокую боль. Впрочемъ, онъ постарался не обнаружить своихъ ощущеній, такъ какъ было совершенно очевидно, что въ эту минуту мистеръ Ногсъ орудуетъ надъ сэромъ Мельбери Гокомъ, совершенно упуская изъ вида настоящаго своего паціента.
   Терпѣливо выдержавъ свою пытку, Николай уговорился съ Ньюмэномъ, что завтра же утромъ, пока онъ. Николай, будетъ занятъ другими дѣлами, Ньюмэнь устроитъ немедленное переселеніе его матери изъ теперешней ея резиденціи, отрядивъ къ ней предварительно миссъ Ла-Криви съ инструкціей сообщить ей обо всемъ. Затѣмъ онъ завернулся въ длинный плащъ Смайка и отправился въ гостиницу ночевать. Здѣсь онъ написалъ записку Ральфу, которую Ньюмэнъ долженъ былъ доставить ему на другой день, и только послѣ этого отдался отдыху, въ которомъ онъ такъ сильно нуждался.
   Говорятъ, пьяному море по колѣно: пьяный можетъ свалиться хоть въ пропасть и потомъ, когда разсудокъ возвратится къ нему, даже не почувствовать особенной боли отъ ушибовъ. То же, я думаю, можно сказать и обо всякомъ состояніи сильнаго возбужденія, какими бы причинами оно ни вызывалось. Несомнѣнно одно: если Николай, проснувшись на другое утро, и испытывалъ боль, это не помѣшало ему вскочить съ постели, какъ только часы пробили семь, вскочить такъ бодро и легко, какъ будто съ нимъ ничего не случилось.
   Завернувъ на минуту въ комнату Смайка сказать ему, что Ньюмэнъ Ногсъ скоро придетъ, онъ вышелъ на улицу, кликнулъ извозчичій кэбъ и поѣхалъ къ мистриссъ Вититтерли, адресъ которой онъ узналъ наканунѣ отъ Ньюмэна.
   Было безъ четверти восемь, когда они пріѣхали на Кадоганскую площадь. Николай начиналъ уже побаиваться, что, пожалуй, въ такой ранній часъ весь домъ еще спитъ, но успокоился, увидѣвъ служанку, подметавшую крыльцо. Служанка передала его съ рукъ на руки знакомому намъ пажу, появившемуся на ея зовъ съ растрепанными волосами и съ опухшимъ отъ сна, лоснящимся лицомъ, какъ оно и подобаетъ пажу, только-что поднявшемуся съ постели.
   Отъ этого юнаго джентльмена Николай узналъ, что миссъ Никкльби совершаетъ свою утреннюю прогулку въ саду передъ домомъ. На вопросъ, можно ли ее видѣть, пажъ съ унылой безнадежностью отвѣчалъ: "Кажется, нѣтъ", но, принявъ возбуждающее въ видѣ серебрянаго шиллинга, внезапно ощутилъ приливъ жизненныхъ силъ и прибавилъ: "Впрочемъ, кажется, можно".
   -- Передайте миссъ Никкльби, что пріѣхалъ ея братъ и что ему нужно видѣть ее какъ можно скорѣе,-- сказалъ ему Николай.
   Серебряныя пуговицы исчезли съ быстротой, совершенно имъ несвойственной, а Николай зашагалъ по комнатѣ въ томъ лихорадочномъ волненіи, когда даже минутная отсрочка кажется нестерпимой. Вскорѣ онъ услышалъ такъ хорошо ему знакомые легкіе шаги, и прежде чѣмъ онъ успѣлъ шевельнуться, Кетъ упала къ нему на грудь, заливаясь слезами.
   -- Дорогая моя дѣвочка, какая ты блѣдная!-- говорилъ Николай, цѣлуя ее.
   -- Ахъ, братъ, еслибъ ты зналъ! Я такъ здѣсь несчастна!-- рыдала бѣдная Кетъ.-- Не оставляй меня здѣсь, мой родной, а то я умру.
   -- Ни здѣсь и нигдѣ я тебя не оставлю, нигдѣ больше, моя Кетъ,-- отвѣчалъ Николай, прижимая ее къ сердцу. Онъ не могъ удержаться отъ слезъ.-- Окажи мнѣ, что я дѣйствовалъ, какъ считалъ лучшимъ. Скажи мнѣ, что мы разстались потому, что я боялся навлечь на тебя лишнее горе, что эта разлука и для меня, какъ для тебя, была испытаніемъ и что, если я поступилъ дурно,-- я сдѣлалъ это безъ умысла, по незнанію свѣта.
   -- Зачѣмъ говорить то, что мы и безъ того хорошо знаемъ?-- отвѣчала Кетъ, стараясь успокоить его.-- Николай, дорогой мой, не плачь! Ну, можно ли такъ поддаваться отчаянію!
   -- Для меня такой горькой упрекъ знать, что ты здѣсь вытерпѣла, видѣть, какъ ты измѣнилась, ты, такая кроткая и терпѣливая... О, Боже,-- вскрикнулъ вдругъ Николай, и тонъ его разомъ измѣнился,-- у меня вся кровь кипитъ, когда я думаю объ этомъ! Ты уѣдешь отсюда сейчасъ же со мной. Я не оставилъ бы тебя здѣсь и на вчерашнюю ночь, знай я раньше обо всемъ... Съ кѣмъ я долженъ переговорить, прежде чѣмъ мы уѣдемъ?
   Этотъ вопросъ пришелся очень кстати, ибо какъ разъ въ этотъ моментъ въ комнату вошелъ мистеръ Вититтерли. Кетъ представила ему брата, и тотъ сейчасъ же объяснилъ цѣль своего посѣщенія, прибавивъ, что не можетъ задать ни минуты.
   -- Срокъ условія на первую четверть года еще не истекъ,-- сказалъ мистеръ Вититтерли торжественнымъ тономъ человѣка, сознающаго за собой всѣ права,--слѣдовательно...
   -- Слѣдовательно,-- перебилъ его Николай,-- сестра должна потерять свое жалованье за эту четверть. Надѣюсь, сэръ, вы извините такую крайнюю поспѣшность: обстоятельства мои такъ сложились, что я долженъ немедленно взять отъ васъ сестру; я не могу терять ни минуты. За вещами ея, если позволите, я пришлю потомъ.
   Мистеръ Вититтерли поклонился, не сдѣлавъ никакихъ возраженій. Все дѣло было въ томъ, что онъ не только не огорчился внезапнымъ отъѣздомъ молодой дѣвушки, но скорѣе даже обрадовался ему, такъ какъ сэръ Темли Снеффинъ высказалъ свое медицинское мнѣніе въ томъ смыслѣ, что характеръ компаньонки не совсѣмъ-то подходитъ къ нѣжной организаціи мистриссъ Вититтерли.
   -- Что касается незначительной суммы, причитающейся миссъ Никкльби изъ ея жалованья,-- началъ мистеръ Вититтерли,-- то я (тутъ рѣчь его была прервана внезапнымъ, приступомъ кашля)... то я буду считать себя ея должникомъ.
   Мистеръ Вититтерли, надо замѣтить, очень любилъ считать себя должникомъ по маленькимъ счетамъ и обыкновенно оставался имъ навсегда. У всякаго изъ насъ есть свои пріятныя особенности, и такова была особенность мистера Вититтерли.
   -- Сдѣлайте милость,-- отвѣчалъ ему Николай. И наскоро, еще разъ извинившись за сестру, онъ усадилъ ее въ экипажъ и приказалъ кучеру ѣхать въ Сити какъ можно скорѣе.
   Оми поѣхали со всей быстротой, на какую только способенъ извозчичій кэбъ, но такъ какъ лошади имѣли постоянное свое мѣстожительство въ Уайтчапелѣ, гдѣ и получали обыкновенно свой завтракъ (въ тѣ дни, когда онѣ вообще завтракали), то путешествіе совершилось значительно быстрѣе, чѣмъ можно было ожидать.
   Подъѣхавъ къ дому, Николай послалъ Кетъ впередъ, боясь, какъ бы неожиданное его появленіе не напугало мать, и когда, по его разсчетамъ, путь былъ достаточно расчищенъ, явился къ ней самолично со всею подобающей почтительностью. Ньюмэнъ, очевидно, не терялъ времени даромъ, ибо у подъѣзда стояла повозка и изъ дома уже выносили вещи.
   Но мистриссъ Никкльби, въ скобкахъ сказать, была не такого сорта особа, чтобы съ нею можно было бесѣдовать впопыхахъ или, вѣрнѣе, чтобы ей можно было растолковать въ короткихъ словахъ главную суть какого-нибудь важнаго и щекотливаго дѣла. Несмотря на то, что почтенная дама въ теченіе цѣлаго часа подвергалась процедурѣ подготовительныхъ разговоровъ со стороны миссъ Ла-Криви, несмотря на то, что Николай и сестра его говорили съ нею теперь самымъ вразумительнымъ языкомъ, она продолжала пребывать въ состояніи, близкомъ къ столбняку, и никакими способами нельзя было заставить ее понять необходимость столь поспѣшныхъ дѣйствій.
   -- Николай, мой другъ, отчего ты не спросишь своего дядю, какія у него намѣренія на нашъ счетъ?-- говорила достойная леди.
   -- Мама, милая, время для переговоровъ прошло,-- отвѣчалъ Николай.-- Намъ остается одинъ выходъ: отвернуться отъ этого человѣка съ презрѣніемъ и негодованіемъ, какихъ онъ заслуживаетъ. Этого требуютъ ваша честь и доброе имя; послѣ того, что мы узнали о его низкихъ поступкахъ, вы ни одного часу не можете оставаться подъ кровлей, которою обязаны ему.
   -- Конечно, онъ -- грубое животное, чудовище, я и сама это знаю,-- проговорила мистриссъ Никкльби, горько рыдая.-- И кровля-то его самая жалкая, стѣны голыя, и давно бы пора ихъ покрасить. Потолокъ я и то оштукатурила на свой счетъ; мнѣ обошлось это восемнадцать пенсовъ, и всѣ они цѣликомъ пошли теперь въ карманъ твоего дяди, и я страшно жалѣю объ этой издержкѣ... Никогда бы этому не повѣрила, никогда!
   -- И я не повѣрилъ бы, мама, да и никто,-- сказалъ Николай.
   -- Это просто ужасно! Подумать только, что этотъ сэръ Мельбери Гокъ оказался такимъ отпѣтымъ негодяемъ, какъ увѣряетъ миссъ Ла-Криви, когда я каждый день поздравляла себя съ такимъ зятемъ, когда я мечтала, какъ будетъ хорошо, когда онъ породнится съ нами и поможетъ тебѣ своей протекціей получить выгодное мѣсто на государственной службѣ. Я знаю, при дворѣ есть очень хорошія мѣста; знакомый одной нашей пріятельницы (миссъ Кропли въ Эксетерѣ, ты должна ее помнить, милая Кетъ)... такъ онъ служитъ на такомъ мѣстѣ, и главная его обязанность (я это навѣрное знаю) носить шелковые чулки и парикъ ввидѣ чернаго мѣшечка или кармана, Господи, подумать только, что все этимъ кончилось! Нѣтъ, я не могу,-- это убьетъ меня!
   И, выразивъ такимъ образомъ свое горе, мистриссъ Никкльби дала волю слезамъ. Такъ какъ Николай съ сестрой должны были присматривать за переноской своей скудной мебели, то миссъ Ла-Криви, всецѣло посвятившая себя утѣшенію почтенной матроны, замѣтила ей очень мягко и ласково, что будетъ лучше, если она сдѣлаетъ усиліе надъ собой и развеселится.
   -- Хорошо вамъ говорить, миссъ Ла-Криви,-- отрѣзала мистриссъ Никкльби съ запальчивостью, довольно естественной въ ея критическомъ положеніи,-- хорошо вамъ говорить -- развеселиться! Но еслибъ у васъ было столько причинъ веселиться, какъ у меня, хотѣла бы я посмотрѣть на васъ тогда, очень хотѣла бы!... Ну, что я скажу мистеру Пайку и мистеру Плеку -- этимъ двумъ изящнѣйшимъ, самымъ безукоризизеннымъ джентльменамъ, какихъ я когда-либо знала? Что я имъ скажу? Вѣдь если я скажу имъ: "Я узнала, что вашъ пріятель, сэръ Мельбери негодяй и подлецъ", они разсмѣются мнѣ въ глаза.
   -- Не придется имъ больше смѣяться надъ нами, ручаюсь вамъ, мама,-- сказалъ Николай, подходя.-- Идемте, карета ждетъ у крыльца. Поѣдемте пока на нашу старую квартиру, гдѣ мы во всякомъ случаѣ можемъ пробыть до понедѣльника.
   -- Гдѣ все готово для васъ и гдѣ вамъ всегда рады,-- прибавила миссъ Ла-Криви.-- Идемте же. И я съ вами.
   Но мистриссъ Никкльби не такъ-то легко было сдвинуть. Сначала у нея явилась неотложная надобность сходить наверхъ взглянуть, не оставили ли чего-нибудь изъ вещей, потомъ сбѣгать внизъ удостовѣриться, все ли уложили въ повозку, потомъ, когда ее уже сажали въ карету, передъ нею промелькнуло странное видѣніе: кофейникъ, забытый въ кухнѣ на плитѣ, а когда дверца кареты захлопнулась, ее одолѣло мрачное воспоминаніе о зеленомъ зонтикѣ, оставшемся наверху за какою-то невѣдомой дверью. Наконецъ, Николай, въ полномъ отчаяніи, приказалъ кучеру трогать. Мистриссъ Никкльби отъ неожиданнаго толчка уронила шиллингъ въ солому, покрывавшую полъ кареты; это обстоятельство, по счастью, отвлекло ея вниманіе, а когда она объ этомъ спохватилась, было уже поздно вспоминать про забытыя вещи.
   Благополучно переправивъ всѣ пожитки въ повозку, отпустивъ служанку и затворивъ дверь на ключъ, Николай вскочилъ въ кабріолетъ и приказалъ везти себя въ одинъ переулокъ по сосѣдству съ Гольденъ-Скверомъ, гдѣ они съ Ногсомъ условились сойтись. Все это было сдѣлано такъ проворно, что ровно въ половинѣ десятаго Николай уже стоялъ на условленномъ мѣстѣ.
   -- Вотъ вамъ письмо къ Ральфу, а вотъ и ключъ,-- сказалъ онъ Ногсу.-- Сегодня вечеромъ, когда придете къ намъ, ни слова о вчерашнемъ происшествіи. Дурныя вѣсти разносятся быстро: онѣ и такъ дойдутъ до нихъ слишкомъ скоро. Не слыхали ли вы, онъ сильно расшибся?
   Ньюмэнъ покачалъ головой.
   -- Я самъ объ этомъ справлюсь сейчасъ-же,-- сказалъ Николай
   -- Лучше бы вамъ отдохнуть,-- замѣтилъ Ньюмэнъ.-- Вы нездоровы; у васъ, кажется, жаръ.
   Николай махнулъ рукой съ безпечнымъ видомъ и, скрывая нездоровье, которое онъ дѣйствительно чувствовалъ теперь, когда поддерживавшее его волненіе улеглось, торопливо простился со своимъ другомъ.
   Ньюмэну было не болѣе трехъ минутъ ходьбы до Гольденъ-Сквера, но въ эти три минуты онъ разъ двадцать вынималъ илъ шляпы письмо Николая и клалъ его обратно. Адресъ, печать, лицевая и задняя стороны конверта, даже бока его были поперемѣнно предметами восхищенія мистера Ногса. Въ заключеніе онъ вытянулъ передъ собой письмо на всю длину руки, чтобы полюбоваться общимъ его видомъ, потомъ положилъ его въ шляпу и сталъ потирать руки въ полномъ восторгѣ отъ возложеннаго на него порученія.
   Явившись въ контору, онъ повѣсилъ шляпу на колышекъ, положилъ письмо и ключъ на свой столъ и сталъ нетерпѣливо поджидать Ральфа. Черезъ нѣсколько минутъ на лѣстницѣ послышалось хорошо знакомое ему поскрипыванье тяжелыхъ сапогъ и зазвенѣлъ колокольчикъ.
   -- Принесли почту?
   -- Нѣтъ.
   -- А другихъ писемъ не было?
   -- Только одно,-- и Ньюмэнъ положилъ письмо на конторку, не сводя глазъ съ хозяина.
   -- А это что такое?-- спросилъ Ральфъ, увидѣвъ ключъ.
   -- Это оставили вмѣстѣ съ письмомъ; принесъ какой-то мальчишка съ четверть часа тому назадъ.
   Ральфъ посмотрѣлъ на адресъ, сорвалъ конвертъ и прочелъ слѣдующее:
   "Теперь я васъ знаю. Всѣ упреки, какими я могъ бы васъ осыпать, не принесли бы вамъ и тысячной доли того стыда, какой должны пробудить эти слова даже въ вашей зачерствѣлой душѣ.
   "Вдова вашего брата и ея сирота-дочь съ презрѣніемъ отвергаютъ вашъ кровъ и бѣгутъ отъ васъ съ отвращеніемъ и проклятіемъ. Ваши родные отрекаются отъ васъ, считая величайшимъ для себя позоромъ даже то, что они носятъ одно съ вами имя, что между вами и ими существуетъ кровная связь.
   "Вы -- старый человѣкъ; день расплаты близокъ для васъ, и не мнѣ васъ карать. Пусть воспоминанія прожитой жизни до могилы терзаютъ ваше лживое сердце и да упадетъ на вашъ смертный одръ ихъ черная тѣнь!"
   Ральфъ Никкльби два раза перечиталъ письмо, и лобъ его грозно нахмурился. Бумажка выскользнула изъ его рукъ и упала на полъ, но онъ продолжалъ сжимать пальцы, какъ будто все еще держалъ ее; онъ глубоко задумался.
   Вдругъ онъ вскочилъ со стула, поднялъ письмо, скомкалъ и сунулъ въ кармамъ; потомъ свирѣпо повернулся къ Ньюмэну Ногсу какъ будто хотѣлъ спросить, зачѣмъ онъ тутъ торчитъ. Но Ньюмэнъ стоялъ къ нему спиной и водилъ обломкомъ пера по строкамъ таблицы процентовъ, висѣвшей на стѣнѣ, совершенно, повидимому, углубленный въ это занятіе и глухой для всѣхъ другихъ впечатлѣній.
   

ГЛАВА XXXIV.
Мистера Ральфа Никкльби посѣщаютъ лица, съ которыми читатель уже знакомъ.

   -- Чортъ васъ возьми! Какъ долго вы заставили меня трезвонить въ этотъ проклятый разбитый колокольчикъ! Клянусь душой, одинъ этотъ звонъ способенъ довести до судорогъ самаго здороваго человѣка,-- говорилъ г-нъ Манталини Ньюмэну Ногсу, обтирая сапоги о скобку на крыльцѣ конторы Ральфа Никкльби.
   -- Я слышалъ только одинъ звонокъ,-- отвѣчалъ ему Ногсъ.
   -- Ну, такъ вы глухи, какъ столбъ, какъ тетеря, какъ сто самыхъ глупыхъ тетерь!
   Г-нъ Манталини тѣмъ временемъ успѣлъ проникнуть въ переднюю и безъ дальнѣйшихъ церемоній направился было по корридору прямо въ святилище Ральфа, но Ньюмэнъ заступилъ ему дорогу и, намекнувъ довольно прозрачно, что мистеръ Никкльби не любитъ, когда его безпокоятъ безъ надобности, освѣдомился, спѣшное ли дѣло у кліента.
   -- Чертовски спѣшное и притомъ деликатнаго свойства,-- сказалъ г-нъ Манталини.-- Требуется превратить нѣсколько клочковъ грязной бумаги въ хорошенькія, блестящія, звонкія, круглыя штучки.
   Ньюмэнъ многозначительно хрюкнулъ и, взявъ протянутую ему визитную карточку, заковылялъ въ контору хозяина. Просунувъ голову въ дверь, онъ увидѣлъ, что Ральфъ сидитъ въ той же задумчивой позѣ, какъ тогда, когда онъ только-что прочелъ письмо племянника, и, повидимому, перечитываетъ это письмо, такъ какъ онъ держалъ его раскрытымъ передъ глазами. Но эта картина мелькнула Ньюмэну только на мигъ. Услышавъ шумъ, Ральфъ, круто обернулся и рѣзко спросилъ:
   -- Зачѣмъ вы врываетесь ко мнѣ?
   Ньюмэнъ сталъ было объяснять причину, но тутъ "причина" ввалилась въ комнату собственной персоной. Схвативъ жесткую руку Ральфа и нѣжно сжимая ее въ обѣихъ своихъ, г-нъ Манталини началъ божиться, что никогда еще не видалъ его такимъ здоровымъ и бодрымъ.
   -- Вы положительно цвѣтете, мой милый, будь я анаѳема!-- восклицалъ г-нъ Манталини, садясь безъ приглашенія и расправляя свои бакенбарды.-- Вы смотрите просто юношей, рѣзвымъ мальчишкой, чортъ меня побери!
   -- Мы одни,-- рѣзко перебилъ Ральфъ его изліянія.-- Что вамъ отъ меня нужно?
   -- Ахъ, онъ, шутникъ,-- захохоталъ г-нъ Манталини, показывая всѣ свои зубы.-- Что мнѣ отъ него нужно! Каковъ? Ха, ха! Великолѣпно!.. Что мнѣ нужно? Скажите, пожалуйста! Дьявольски ловко спросилъ!
   -- Что вамъ отъ меня нужно, я спрашиваю?-- повторилъ Ральфъ сурово.
   -- Что нужно? Вексель учесть, разрази меня Богъ.
   Г-нъ Манталини осклабился и безпечно качнулъ головой.
   -- Деньги нынче рѣдки,-- замѣтилъ Ральфъ.
   -- Рѣдки, чортъ возьми, иначе я бы въ нихъ не нуждался, -- подтвердилъ г-нъ Манталини.
   -- Времена трудныя, не знаешь кому вѣрить,-- продолжалъ Ральфь.-- Я собственно не расположенъ трактовать о дѣлахъ въ настоящую минуту, да, сказать по правдѣ, и не имѣю надобности расширять свои операціи, но вы такой старинный знакомый... Сколько у васъ векселей?
   -- Два.
   -- На какую сумму?
   -- Пустяки, всего семьдесятъ пять фунтовъ.
   -- А сроки?
   -- Два мѣсяца четыре дня.
   -- Такъ и быть, я сдѣлаю это для васъ, помните, только для васъ, немногимъ я согласился бы оказать такую услугу.-- Тутъ Ральфъ немного подумалъ и прибавилъ:-- за учетъ вы заплатите мнѣ двадцать пять фунтовъ.
   При этомъ блестящемъ предложеніи у г-на Манталини вытянулось лицо. "Ахъ, чортъ!" вырвалось у него.
   -- Пятьдесятъ фунтовъ вамъ все-таки останется. Чего же вы хотѣли?-- замѣтилъ Ральфь.-- Дайте-ка мнѣ взглянуть на подписи.
   -- Вы чертовски прижимисты, Никкльби,-- убѣждалъ г-нъ Манталини.
   -- Покажите мнѣ подписи,-- повторилъ Ральфь нетерпѣливо и протянулъ руку къ векселямъ.-- Гм... да, дѣло не совсѣмъ вѣрное, но рискнуть можно... Согласны вы на мои условія? Берете вы деньги? Помните, ваши векселя мнѣ не нужны, я даже предпочелъ бы не брать.
   -- Послушайте, Никкльби, не можете ли вы...
   -- Нѣтъ, не могу,-- отрѣзалъ Ральфь, перебивая его.-- Берете деньги, такъ берите и давайте сюда векселя. Никакихъ отсрочекъ, ни какихъ вывертовъ вродѣ воображаемыхъ походовъ въ Сити для воображаемыхъ переговоровъ съ другими дѣльцами, никогда не существовавшими. Ну, что жь, берете деньги?
   Съ этими словами онъ отодвинулъ бумаги, лежавшія передъ нимъ на столѣ, толкнулъ, какъ будто въ разсѣянности, свой денежный ящикъ и зазвенѣлъ деньгами. Этотъ звукъ рѣшилъ дѣло. Услышавъ его, г-въ Манталини сейчасъ же заключилъ сдѣлку, и Ральфъ выложилъ деньги на столъ.
   Не успѣлъ г-нъ Манталини собрать ихъ и спрятать въ карманъ, какъ въ передней опять позвонили, и вслѣдъ затѣмъ Ньюмэнь ввелъ въ комнату, какъ вы думаете, кого?-- самое г-жу Манталини. Увидѣвъ супругу, г-нъ Манталини обнаружилъ явные признаки душевнаго разстройства и сгребъ деньги въ карманъ съ поразительной быстротой.
   -- А, вы здѣсь,-- сказала г-жа Манталини, мотнувъ головой.
   -- Да, я здѣсь, душенька, здѣсь, моя жизнь,-- отвѣчалъ нѣжный супругъ, бросаясь на колѣни и съ игривостью котенка перехватывая на полдорогѣ укатившійся соверенъ.-- Здѣсь я, ангелъ души моей, въ царствѣ золотого тельца, какъ видишь, подбираю презрѣнный металлъ.
   -- Мнѣ стыдно за васъ,-- проговорила съ негодованіемъ г-жа Манталини.
   -- За меня, моя радость? О, какъ мило она говоритъ! Какъ восхитительно шутитъ! Она вѣдь знаетъ, что не можетъ стыдиться за своего душеночка, за свое любимое дѣтище!
   Каковы бы ни были обстоятельства, разрѣшившіяся такимъ результатомъ, достовѣрно одно, что на этотъ разъ "душеночекь" плохо разсчиталъ свои шансы, положившись такъ довѣрчиво на неизмѣнную любовь своей дражайшей половины. Вмѣсто отвѣта г-жа Манталини только окинула его презрительнымъ взглядомъ и, повернувшись къ Ральфу, стала извиняться за свое вторженіе.
   -- И въ этомъ виновато недостойное, ни съ чѣмъ не сообразное поведеніе г-на Манталини,-- заключила она.
   -- Мое поведеніе?! О, что я слышу, роза моя, моя эссенція ананаса!
   -- Ваше,-- подтвердила жена.-- Но я этого не потерплю. Я не намѣрена сдѣлаться нищей изъ-за чужого мотовства и безпутства. Пусть мистеръ Никкльби выслушаетъ, какъ я рѣшила съ вами поступить.
   -- Прошу васъ, сударыня, избавить меня отъ роли посредника,-- сказалъ Ральфъ.-- Улаживайте ваши дѣла между собой, какъ знаете.
   -- Нѣтъ, я прошу, какъ милости, выслушайте меня. Я хочу въ вашемъ присутствіи объявить ему мое неизмѣнное рѣшеніе, неизмѣнное, сэръ,-- повторила г-жа Манталини въ сторону мужа бросая на него гнѣвный взглядъ.
   -- Она зоветъ меня "сэръ"!-- завопилъ г-нъ Манталини.-- Меня, который дрожитъ надъ ней, который сгораетъ къ ней адской любовью! Меня, котораго она опутала своими чарами, околдовала, какъ гремучая змѣя, прелестная, невинная змѣйка съ ангельскимъ взоромъ! О, каково это для моихъ чувствъ!... Нѣтъ, все для меня кончено, она ввергнула меня въ адъ!
   -- Не вамъ бы говорить о чувствахъ, сэръ,-- торжественно произнесла г-жа Манталини, опускаясь на стулъ и поворачиваясь спиной къ мужу.-- Моихъ чувствъ вы не щадите.
   -- Не щажу твоихъ чувствъ, душа души моей?!
   -- Конечно, нѣтъ.
   И не взирая ни на какіе подходы супруга, г-жа Манталини настойчиво твердила "нѣтъ", такъ настойчиво, рѣшительно и сердито, что г-нъ Манталини опѣшилъ.
   -- Его безпутство приводитъ меня въ отчаяніе, мистеръ Никкльби,-- продолжала она, обращаясь къ Ральфу, который стоялъ, заложивъ руки за спину, съ усмѣшкой самаго откровеннаго презрѣнія созерцалъ интересную чету,-- его мотовство превзошло, наконецъ, всякія границы.
   -- Вотъ ужь никогда бы этому же повѣрилъ,-- произнесъ саркастически Ральфъ.
   -- А между тѣмъ, мистеръ Никкльби, это такъ, могу васъ увѣрить. Но его милости я несчастнѣйшая женщина въ мірѣ. Я живу въ безпрерывномъ страхѣ и вѣчно въ тискахъ. Но даже и это еще не самое худшее,-- прибавила огорченная леди, утирая слезы,-- сегодня онъ вытащилъ у меня изъ конторки цѣнныя бумаги, даже не спросивъ моего разрѣшенія.
   Г-нъ Манталини испустилъ слабый стонъ и застегнулъ на всѣ пуговицы свой жилетный карманъ.
   -- Со времени постигшаго насъ несчастія,-- продолжала г-жа Манталини,-- я принуждена выплачивать значительную сумму миссъ Нэгъ за фирму, и, увѣряю васъ, у меня нѣтъ средствъ потакать его расточительности. Такъ какъ я увѣрена, мистеръ Никкльби, что онъ явился къ вамъ съ единственной цѣлью обратить въ деньги бумаги, о которыхъ я говорила, и такъ какъ вы уже не разъ выручали насъ въ трудныхъ случаяхъ жизни и близко знаете наши дѣла, то я хочу, чтобы вы выслушали рѣшеніе, къ которому онъ заставилъ меня придти своими поступками.
   Г-нъ Манталини опять застоналъ и, вставивъ въ правый глазъ соверенъ на подобіе монокля, лѣвымъ подмигнулъ Ральфу за спиной у жены. Продѣлавъ этотъ фокусъ съ замѣчательнымъ мастерствомъ, онъ отправилъ соверенъ въ жилетный карманъ и застоналъ, на этотъ разъ раздирательнымъ стономъ кающаго грѣшника.
   -- Я рѣшила,-- начала опять г-жа Манталшш, замѣтивъ признаки нетсрпѣпія на лицѣ Ральфа,-- я рѣшила посадить его на жалованье.
   -- Что ты сказала, моя радость?-- воскликнулъ г-нъ Манталини, притворяясь, что не разслышалъ.
   -- А я,-- повторила г-жа Манталини въ сторону Ральфа, благоразумно воздерживаясь смотрѣть на супруга, дабы многочисленныя его чары не поколебали ея рѣшенія,-- я рѣшила выдавать ему опредѣленное жалованье, и я нахожу, что, получая сто двадцать фунтовъ въ годъ карманныхъ денегъ на одежду и прочіе мелкіе расходы, онъ долженъ почитать себя счастливымъ.
   Г-нъ Манталини съ большимъ достоинствомъ ждалъ цифры предполагаемой стипендіи, но какъ только эта цифра коснулась его ушей, онъ хлопнулъ объ полъ свою шляпу и трость, выхватилъ носовой платокъ, и его оскорбленныя чувства вылились въ патетическихъ вопляхъ.
   -- Адъ и всѣ черти! Это ужасно!-- восклицалъ сквозь рыданія г-въ Манталини, то срываясь со стула, то опять падая на него къ великому ущербу для нервовъ своей половины.-- Но нѣтъ, я не могу этому вѣрить! Это дьявольское навожденіе, проклятый, страшный сонъ! Это не дѣйствительность, нѣтъ!
   И, успокоивъ себя этой мыслью, очаровательный джентльменъ зажмурилъ глаза и сталъ терпѣливо дожидаться минуты, когда ему можно будетъ проснуться.
   -- Весьма благоразумное рѣшеніе, сударыня,-- замѣтилъ Ральфъ съ ядовитой усмѣшкой,-- если только вашъ супругъ подчинится ему. Впрочемъ, мы въ этомъ не можемъ сомнѣваться.
   -- О, небо!-- простоналъ господинъ Манталини, раскрывая глаза.-- Это ужасная дѣйствительность, это не сонъ! Вотъ она здѣсь, сидитъ передо мной. Это они, они, обворожительные контуры ея тѣла! Я не могу ошибиться: на свѣтѣ нѣтъ другихъ, ннъ подобныхъ. У двухъ графинь не было и намека на контуры, и у вдовы чортъ знаетъ какіе, ни на что не похожіе. О, зачѣмъ она такъ убійственно хороша, что я не могу сердиться на нее даже въ эту минуту!
   -- Ты самъ, Альфредъ, вынудилъ меня къ такой рѣшительной мѣрѣ,-- проговорила госпожа Манталини все еще съ укоризной, но замѣтно смягчившись.
   -- Я негодяй, я подлецъ!-- вскричалъ супругъ, хлопнувъ себя по головѣ кулакомъ.-- Я знаю, что я сдѣлаю: я размѣняю соверенъ на полупенсы, набью карманы мѣдяками и утоплюсь въ Темзѣ. По даже тогда, въ послѣднюю минуту, въ сердцѣ моемъ не будетъ гнѣва противъ ней, о, нѣтъ!! Прощаясь со свѣтомъ, я опущу въ почтовый ящикъ письмо, изъ котораго она узнаетъ, гдѣ искать мое тѣло. Она будетъ прелестная вдова. Я буду трупъ. Не одна красавица поплачетъ обо мнѣ, а она будетъ хохотать демоническимъ смѣхомъ.
   -- Альфредъ, какой ты жестокій, жестокій уродъ!-- произнесла госпожа Манталини, рыдая передъ этой ужасной картиной.
   -- Она зоветъ меня жестокимъ, меня, меня, который ради нея готовъ превратиться въ противный, мокрый, скользкій трупъ!
   -- Ты отлично знаешь, что у меня разрывается сердце, даже когда я только слышу такія слова.
   -- Но посуди сама, могу ли я жить подъ гнетомъ твоего недовѣрія. Не разрѣзалъ ли я свое сердце на тысячу... на десять тысячъ... чортъ знаетъ на сколько самыхъ мелкихъ кусочковъ и не отдалъ ли я ихъ всѣ до послѣдняго въ жертву все той же чертовски неотразимой волшебницѣ? Какъ же я буду жить, подозрѣваемый ею?... Нѣтъ, будь я проклятъ, не могу, не могу!
   -- Я назначила тебѣ вполнѣ приличную сумму, Альфредъ; спроси хоть мистера Никкльби, если мнѣ не вѣришь,-- урезонивала его госпожа Манталини.
   -- Не надо мнѣ никакихъ суммъ,-- возразилъ на это безутѣшный супругъ,-- не надо мнѣ проклятаго жалованья. Я буду трупъ.
   Услыхавъ это повтореніе зловѣщей угрозы, госпожа Манталини принялась ломать руки и умолять Ральфа Никкльби о вмѣшательствѣ, и, наконецъ, послѣ цѣлыхъ потоковъ слезъ, послѣ нѣсколькихъ попытокъ со стороны господина Манталини выскочить въ дверь съ тѣмъ, чтобы прямымъ трактомъ изъ конторы отправиться въ Темзу, этого джентльмена убѣдили, хоть и съ великимъ трудомъ, дать торжественное обѣщаніе, что онъ не будетъ трупомъ. Уладивъ между собой этотъ важный пунктъ, супруги принялись сызнова обсуждать вопросъ о жалованьѣ, причемъ господинъ Манталини не преминулъ дать понять, что онъ готовъ и можетъ жить на хлѣбѣ и водѣ, ходить въ лохмотьяхъ, и даже съ особеннымъ удовольствіемъ, но не можетъ существовать подъ гнетомъ недовѣрія къ его особѣ предмета его преданной и безкорыстной любви. Это заявленіе вызвало новыя слезы изъ прекрасныхъ глазъ, которые только-что было раскрылись на кое-какія слабости неотразимаго джентльмена и уже готовы были закрыться опять. Результатомъ всѣхъ этихъ переговоровъ было то, что дальнѣйшее обсужденіе щекотливаго вопроса было отложено до болѣе удобнаго времени (хоть госпожа Манталини и не сдалась окончательно), а Ральфу стало ясно, что господинъ Манталини выгадалъ себѣ новую отсрочку, что часъ его паденія еще не пришелъ и что до поры до времени онъ будетъ продолжать свое безпечальное житіе.
   "Но этотъ часъ скоро придетъ,-- думалъ Ральфъ.-- Всякая любовь... что это, я, кажется, заговорилъ языкомъ молокососовъ обоего пола. Э, да все равно... Всякая любовь когда-нибудь умираетъ. Впрочемъ, пожалуй, такая любовь, имѣющая своимъ источникомъ преклоненіе передъ смазливой рожей вотъ эдакаго павіана, живетъ, всего дольше, полому что она болѣе слѣпа и питается тщеславіемъ. Ну, пусть себѣ живетъ, чѣмъ дольше, тѣмъ лучше. Пусть дураки прожигаютъ жизнь да возятъ побольше зерна на мою мельницу".
   Пока эти пріятныя размышленія занимали Ральфа Никкльби, нѣжные супруги, въ полной увѣренности, что на нихъ не смотрятъ, обмѣнивались невинными ласками.
   -- Дружокъ мой, ты вѣдь кончилъ свои переговоры съ мистеромъ Никкльби?-- сказала г-жа Манталини.-- Пора намъ съ нимъ проститься; мы и безъ того задержали его слишкомъ долго.
   На это господинъ Манталини отвѣтилъ, во-первыхъ, пантомимой -- шутливо щелкнувъ по носу супругу, во-вторыхъ, словесно -- объявивъ, что онъ больше ничего не имѣетъ сказать мистеру Никкльби.
   -- Впрочемъ, нѣтъ, чортъ возьми, имѣю,-- прибавилъ онъ вдругъ и торопливо отвелъ Ральфа въ уголъ.-- Послушайте, Никкльби, вотъ такъ исторія вышла съ вашимъ пріятелемъ! Я говорю о сэрѣ Мельбери. Неслыханное, экстраординарное происшествіе, будь я анаѳема!
   -- О чемъ вы толкуете?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Какъ, развѣ вы не знаете?
   -- Я знаю изъ газетъ, что вчера вечеромъ онъ вывалился изъ кабріолета и расшибся настолько серьезно, что жизнь его въ опасности,-- отвѣчалъ Ральфъ съ полнѣйшимъ хладнокровіемъ,-- но я не вижу въ этомъ ничего необыкновеннаго. Такія случайности -- не рѣдкость, когда человѣкъ живетъ во всю и рискуетъ править лошадьми послѣ обѣда.
   -- Фью-у!-- протяжно засвисталъ господинъ Манталини.-- Такъ значитъ вы не знаете, какъ было дѣло?
   -- Очевидно, не знаю, если только оно было не такъ, какъ я предполагалъ,-- и Ральфъ равнодушно пожалъ плечами, давая понять своему собесѣднику, что онъ ничуть не любопытствуетъ узнать, какъ именно оно было.
   -- Вы меня поражаете, чортъ васъ возьми!-- воскликнулъ господинъ Манталини.
   Ральфъ снова пожалъ плечами, намекая этому джентльмену, что поразить подобнаго ему субъекта не особенно трудно, и бросилъ безнадежный взглядъ на Ньюмэна Ногса, лицо котораго уже не въ первый разъ появлялось за стеклянной дверью конторы. Эти періодическія появленія входили въ кругъ обязанностей мистера Ногса: когда въ контору приходили неважные посѣтители, онъ долженъ быть отъ времени до времени дѣлать видъ, будто ему послышалось, что хозяинъ вызываетъ его звонкомъ для проводовъ господъ кліентовъ; это былъ тонкій намекъ, что гостямъ пора уходить.
   -- Такъ вы не знаете,-- заговорилъ опять господинъ Манталини, хватая Ральфа за пуговицу,-- что это была совсѣмъ не случайность, а дьявольское, злодѣйское покушеніе на жизнь человѣка, и что совершилъ его вашъ племянникъ?
   -- Что?!-- заревѣлъ Ральфъ, сжимая кулаки и блѣднѣя.
   -- Проклятіе на вашу голову, Никкльби! Да вы такой же дикій звѣрь, какъ этотъ мальчишка!-- проговорилъ Манталини, перепуганный такими проявленіями злобы.
   -- Продолжайте!-- кричалъ Ральфъ.-- Говорите, что вамъ извѣстно? Откуда эти слухи? Кто вамъ сказалъ? Да говорите же, наконецъ!
   -- Вы сущій сатана, Никкльби, клянусь жизнью!-- пробормоталъ господинъ Манталини, отступая подъ защиту жены.-- Ну, можно ли такъ страшно злиться, такъ рычать, рвать и метать? Вы до смерти напугали моего милаго ангела, да и у меня душа ушла въ пятки.
   -- Вздоръ!-- перебилъ его Ральфъ, стараясь улыбнуться.-- У меня такая манера.
   -- Чертовски непріятная манера, прямо изъ сумасшедшаго дома,-- замѣтилъ господинъ Манталини, поднимая съ полу свою трость.
   Ральфъ снова заставилъ себя улыбнуться и повторилъ свои вопросъ насчетъ того, откуда господинъ Манталини почерпнулъ свою новость.
   -- Отъ Пайка. Чертовски пріятная собака этотъ Пайкъ. Продувная шельма, но пресимпатичная, и притомъ настоящій джентльменъ.
   -- Что же онъ вамъ сказалъ?-- спросилъ Ральфъ, хмуря брови.
   -- Дѣло было такъ: вашъ племянникъ встрѣтился съ нимъ въ кофейной, напалъ на него съ яростью демона, гнался за нимъ до самаго кабріолета, разбилъ ему физіономію, чертовски красивую физіономію въ натуральномъ ея видѣ, и поклялся, что онъ поѣдетъ съ нимъ -- верхомъ ли на лошади, или повиснувъ у нея на хвостѣ. Ну, лошадь испугалась, понесла; они вывалились изъ экипажа и...
   -- И этотъ мальчишка убитъ?-- перебилъ Ральфъ съ засверкавшими глазами.-- Убитъ онъ? Умеръ? Да?
   Манталини покачалъ головой.
   -- А, такъ онъ живъ!-- проговорилъ Ральфъ, отворачиваясь.-- Постоите,-- прибавилъ онъ вдругъ, оживляясь,-- можетъ быть, онъ сломалъ руку или ногу, вывихнулъ плечо, перебилъ ключицу или переломалъ себѣ ребра? Шея его еще нужна для петли, которой ему не миновать, но, можетъ быть, онъ получилъ тяжелое увѣчье и будетъ долго хворать? Такъ или нѣтъ?-- говорите! Навѣрно вы слышали что-нибудь.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Манталини,-- онъ благополучно отдѣлался, если только его не разнесло на такіе мелкіе кусочки, что они разлетѣлись по вѣтру. Извѣстно, впрочемъ, что онъ всталъ, какъ встрепанный, и пошелъ себѣ преспокойно прочь, какъ... какъ не знаю кто,-- заключилъ г-нъ Манталини, не придумавъ подходящаго сравненія.
   -- А изъ-за чего... изъ-за чего они поссорились?-- спросилъ Ральфъ, помолчавъ.
   -- Ахъ, вы, хитрая бестія!-- съ восхищеніемъ воскликнулъ г-нъ Манталини.-- Въ жизнь свою не видалъ такой лукавой, изворотливой старой лисы! Вѣдь какъ ловко прикинулся простакомъ, будто и въ самомъ дѣлѣ не знаетъ, что все вышло изъ-за этой хорошенькой, быстроглазой племянницы, этой прелестнѣйшей, обворожительнѣйшей...
   -- Альфредъ!-- произнесла строгимъ тономъ г-жа Манталини.
   -- Она всегда права,-- подхватилъ г-нъ Манталини въ примирительномъ духѣ,-- и когда она говоритъ, что пора уходить, значить пора. Сейчасъ мы пойдемъ, и когда она будетъ проходить по улицамъ со своимъ милымъ тюльпаномъ, всѣ женщины будутъ съ занистью шептать: "Какой чертовски красивый мужъ у этой леди!", а всѣ мужчины скажутъ съ восторгомъ: "Какая у у него чертовски красивая жена!" И тѣ, и другіе, будутъ правы, разрази меня Богъ!
   Разрѣшившись этими замѣчаніями и еще многими другими не менѣе вразумительнаго свойства, г-нъ Манталини поцѣловалъ кончики пальцевъ своей правой перчатки, послалъ этотъ поцѣлуй Ральфу и, продѣвъ себѣ подъ локоть ручку своей дамы, мелкими шажками направился къ выходу.
   Когда они вышли, Ральфъ опустился въ кресло, бормоча:
   -- Итакъ, этотъ дьяволъ опять на свободѣ! Онъ, кажется, затѣмъ и рожденъ, чтобы быть у меня бѣльмомъ на глазу. Какъ-то разъ онъ сказалъ мнѣ, что рано или поздно настанетъ день, когда мы съ нимъ сведемъ свои счеты. Такъ я же постараюсь, чтобъ онъ оказался пророкомъ, я постараюсь, чтобъ этотъ день скоро насталъ!
   Въ дверь неожиданно просунулась голова Ньюмэна Ногса.
   -- Вы дома?
   -- Нѣтъ,-- пробурчалъ Ральфъ.
   Голова скрылась, но вслѣдъ затѣмъ показалась опять.
   -- Вы совершенно увѣрены, что васъ ни для кого нѣтъ дома?
   -- Идіотъ!-- заревѣлъ Ральфъ.-- Что вы хотите сказать?
   -- Да только то, что онъ ждетъ почти съ той минуты, какъ явились тѣ двое, и могъ слышать вашъ голосъ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ, спокойно потирая руки.
   -- Кто ждетъ?-- прокричалъ Ральфъ, доведенный до послѣдней степени бѣшенства и этимъ извѣстіемъ, и дерзкимъ хладнокровіемъ своего клерка.
   Неожиданное появленіе третьяго лица -- того, о которомъ шла рѣчь,-- сдѣлало отвѣтъ совершенно излишнимъ. Наставивъ свой единственный глазъ на Ральфа Никкльби, вошедшій принялся раболѣпно раскланиваться. Покончивъ съ этой процедурой, онъ опустился въ кресло (причемъ его коротенькія черныя брюки поддернулись и открыли раструбы его веллингтоновскихъ сапогъ) и сложилъ руки на колѣняхъ.
   -- Вотъ такъ сюрпризъ!-- воскликнулъ Ральфъ, чуть-чуть улыбаясь и внимательно разглядывая посѣтителя.-- А я было и не узналъ васъ, мистеръ Сквирсъ.
   -- Ахъ, сэръ, не мудрено, что вы меня не узнали!-- вздохнулъ этотъ достойный джентльменъ.-- Вы и представить себѣ не можете, что я перенесъ!.. Послушайте, любезный,-- прибавилъ онъ вдругъ, обращаясь къ Ньюмэну Ногсу,-- снимите мальчика съ высокой тубаретки въ задней конторкѣ и пришлите его сюда... А, да онъ и самъ слѣзъ! Мой сынъ, сэръ, юный Вакфордъ. Какъ вы его находите? Неправда ли, недурной образчики воспитаніи и питанія въ Дотбойсъ-Голлѣ? Смотрите-ка, сколько сала! Такъ вотъ, кажется, и выскочитъ изъ платья. Всѣ швы на немъ расползаются, всѣ пуговицы готовы отлетѣть. Вотъ это я называю тѣломъ!-- восклицалъ Сквирсъ, ворочая мальчика во всѣ стороны и тыкая пальцемъ въ самыя мясистыя его части, къ великому неудовольствію своего сына и наслѣдника.-- Вотъ это я называю солидностью! Вотъ это я называю здоровьемъ! Смотрите, не ущипнешь!
   Какъ ни завидно могло быть состояніе здоровья мастера Сквирса, особа его во всякомъ случаѣ не представляла такой необыкновенной степени компактности, какъ утверждалъ его родитель, ибо, какъ только послѣдній, протянувъ большой и указательный пальцы, ущипнулъ его въ подтвержденіе своихъ словъ, мальчуганъ испустилъ самый непритворный крикъ боли и принялся тереть больное мѣсто.
   -- На этотъ разъ его таки проняло,-- замѣтилъ Сквирсъ, слегка разочарованный,-- но это потому, что мы рано завтракали и онъ успѣлъ опять проголодаться. А попробуйте-ка ущипнуть его, когда онъ пообѣдаетъ, ни за что не ущипнете. Да вотъ чего вамъ лучше? Взгляните, вы на эти слезы, сэръ,-- продолжалъ Сквирсъ съ торжествомъ, показывая на мастера Вакфорда, утиравшаго глаза обшлагомъ рукава,-- вѣдь это растопленное сало, а не слезы.
   -- Да, мальчуганъ хоть куда, здоровый мальчуганъ,-- замѣтилъ Ральфъ, видимо желавшій по какимъ-то своимъ соображеніямъ задобрить школьнаго учителя.-- Ну, а сами-то вы какъ поживаете? Что подѣлываетъ мистриссъ Сквирсъ?
   -- Мистриссъ Сквирсъ, сэръ,-- отвѣчалъ владѣлецъ Дотбойса,-- печется о малыхъ сихъ, какъ всегда. Она имъ лучше родной матери, да и для всѣхъ, кто ее знаетъ, она истинное утѣшеніе, радость и счастье. На прошлой недѣлѣ одинъ мальчишка объѣлся (вы знаете у нихъ у всѣхъ есть эта манера), ну, захворалъ, сдѣлался у него нарывъ на спинѣ, пришлось разрѣзать. Такъ надо было видѣть, какъ она орудовала перочиннымъ ножомъ!.. Да,-- произнесъ мистеръ Сквирсъ съ глубокимъ вздохомъ и въ избыткѣ чувствъ закачалъ головой,-- эта женщина -- драгоцѣнный членъ общества.
   Достойный джентльменъ забылся на нѣсколько секундъ въ созерцаніи чего-то, видимаго ему одному. Быть можетъ, то были мирныя поля Дотбойса близъ Грета-Бриджа въ Іоркширѣ, къ которымъ естественно перенеслась его мысль отъ воспоминанія о совершенствахъ его супруги. Наконецъ, онъ поднялъ голову и посмотрѣлъ на Ральфа, какъ будто ожидая, не скажетъ ли тотъ чего-нибудь.
   -- А какъ вы себя чувствуете послѣ побоища?-- спросилъ его Ральфъ.-- Вполнѣ ли оправились? Вамъ, кажется, сильно досталось отъ этого негодяя?
   -- Только-что оправился, если это еще можно сказать обо мнѣ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Еслибъ вы знали, сэръ, что это было! Я представлялъ одинъ сплошной синякъ отсюда до сихъ поръ,-- и мистеръ Сквирсъ показалъ рукой себѣ на макушку и потомъ на носки своихъ сапогъ.-- Уксусъ и папье-фаярь, папье-фаярь и уксусъ съ утра до вечера и съ вечера до утра. Я думаю, за время моей болѣзни на меня пошло, по крайней мѣрѣ, полпуда папье-фаяра, если не больше. Когда я лежалъ, какъ колода, на кухнѣ, облѣпленный съ головы до ногъ, меня можно было принять за большой бумажный мѣшокъ, биткомъ набитый стонами... Громко я стоналъ, Вакфордъ, скажи правду?-- обратился онъ вдругъ къ своему сыну.
   -- Громко,-- отвѣчалъ мальчикъ.
   -- Ну, а дѣти жалѣли меня, видя отчаянное мое положеніе?-- продолжалъ допрашивать мистеръ Сквирсъ, приходя въ сентиментальное настроеніе.
   -- Нѣтъ, радо...
   -- Что?-- завопилъ Сквирсъ, подскочивъ.
   -- Жалѣли,-- поправился его сынъ.
   -- То-то,-- проговорилъ нѣжный родитель, отвѣшивая ему звонкою затрещину.-- А ты лучше вынь-ка руки изъ кармановъ и не заикайся, когда тебя спрашиваютъ. Да, не ревите, сэръ! Помните, вы въ гостяхъ. Не смѣй ревѣть, слышишь? А то я убѣгу изъ дому и никогда не вернусь. Несчастныя, покинутыя родителями дѣти, оставшіяся на моемъ попеченіи, лишатся своего лучшаго друга, и что съ ними будетъ тогда?
   -- Скажите, во время болѣзни вамъ приходилось обращаться къ врачу?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Конечно, сэръ. И кабы вы знали, какой длинный счетъ прислалъ мнѣ аптекарь! Впрочемъ, я ему заплатилъ.
   Ральфъ приподнялъ брови,-- мимика, которая одинаково могла означать и изумленіе, и сочувствіе. Собесѣднику предоставлялось понимать ее, какъ онъ найдетъ удобнѣе для себя.
   -- Все заплатилъ, до гроша,-- повторилъ Сквирсъ. Очевидно, онъ слишкомъ хорошо зналъ человѣка, съ которымъ имѣлъ дѣло, и понималъ, что никакимъ лганьемъ его не разжалобишь и не вытянешь изъ него денегъ, потому что закончилъ напрямикъ:-- Но мой карманъ ничуть не пострадалъ отъ этого.
   -- Не пострадалъ?
   -- Ни на полпенни. Дѣло въ томъ, что у насъ не полагается сверхсмѣтныхъ расходовъ на пансіонеровъ; мы беремъ съ нихъ только за леченіе, да и то лишь тогда, когда есть что взять,-- понимаете?
   -- Понимаю,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Прекрасно. Такъ вотъ, когда мнѣ прислали счетъ изъ аптеки, мы и устроили такую штуку: отобрали пятерыхъ мальчишекъ, у которыхъ еще не было скарлатины (конечно, это были дѣти людей состоятельныхъ, все больше лавочниковъ), и одного изъ нихъ послали въ деревню, въ домъ, гдѣ была скарлатина. Натурально, онъ заразился. Тогда мы помѣстили его въ одну комнату съ четырьмя остальными, и тѣ тоже заболѣли. Докторъ навѣщалъ ихъ всѣхъ гуртомъ, а я приписалъ свой счетецъ къ ихъ счету, раздѣлилъ всю сумму на пять частей, и родители заплатили. За, ха, ха!
   -- Превосходная комбинація,-- замѣтилъ Ральфъ, поглядывая исподлобья на почтеннаго педагога.
   -- На томъ стоимъ!-- подхватилъ Сквирсъ.-- Мы всегда такъ дѣлаемъ. Я помню, когда мистриссъ Сквирсъ произвела на свѣтъ вотъ этого самаго Вакфорда, мы привили коклюшъ шестерымъ и включили въ ихъ счетъ издержки на леченье жены, а заодно ужь и жалованье кормилицѣ за мѣсяцъ. Ха, ха, ха!
   Ральфъ никогда не смѣялся, но теперь онъ произвелъ ближайшее подобіе смѣха, на какое былъ только способенъ и, выждавъ, чтобы мистеръ Сквирсъ до-сыта насладился своею педаготической изобрѣтательностью, освѣдомился, что привело его въ городъ.
   -- Да, тамъ... одно судебное дѣло, прахъ его побери!-- отвѣчалъ Сквирсъ, почесывая въ затылкѣ.-- Подали на меня жалобу за яко бы небрежное отношеніе къ дѣтямъ, такъ это, кажется, зовется у нихъ. Не знаю, чего имъ еще нужно. Этотъ мальчишка былъ на такомъ подножномъ корму, что лучше и желать нельзя, могу васъ увѣрить.
   Ральфъ поднялъ брови, очевидно, не вполнѣ понимая.
   -- Ну, да, на подножномъ корму,-- повторилъ Сквирсъ, возвысивъ голосъ въ твердомъ убѣжденіи, что только глухой можетъ не понять такой простой вещи.-- У насъ это заведенный порядокъ. Какъ только мальчишка началъ хирѣть, потерялъ аппетитъ, мы сажаемъ его на діету, попросту говоря, выгоняемъ каждый день часа на два въ чужой огородъ и предоставляемъ ему наѣдаться рѣпой и морковью. И, увѣряю васъ, нѣтъ во всемъ нашемъ графствѣ лучшаго огорода, чѣмъ тотъ, на которомъ пасся этотъ скверный мальчишка; и вотъ подите же, ухитрился простудиться, заболѣлъ, несвареніе желудка и чортъ знаетъ, что еще, а опекуны и подай на меня въ судъ. Вотъ до чего доходитъ человѣческая неблагодарность, сэръ,-- и мистеръ Сквирсъ задвигался на стулѣ съ видомъ оскорбленной добродѣтели.
   -- Н-да, казусный случай,-- промычалъ Ральфъ.
   -- Именно казусный, именно! Не найдется, я думаю, человѣка. который такъ обожалъ бы дѣтей, какъ я. Въ настоящую минуту у меня въ Дотбойсь-Голлѣ на восемьсотъ фунтовъ въ годъ этой мелюзги. Я съ радостью набралъ бы и на тысячу шестсотъ, кабы дали, и, повѣрьте, любовь моя къ нимъ ни на волосъ не уменьшилась бы: какъ и теперь, я любилъ бы каждаго ровно на двадцать фунтовъ, ни больше, ни меньше.
   -- А гдѣ вы остановились? Все въ той-же гостиницѣ?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Да, въ "Сарациновой Головѣ", и проживемъ тамъ до конца учебнаго полугодія, пока я соберу деньги за ребятъ. А кстати, можетъ и новые навернуться, я крѣпко на это надѣюсь. Я нарочно прихватилъ съ собой Вакфорда, буду показывать его родителямъ и опекунамъ. О немъ будетъ и въ объявленіи упомянуто... Нѣтъ, вы только взгляните на этого мальчика, онъ тоже нашъ питомецъ. Вѣдь это чудо! Высокій образчикъ хорошаго питанія! Восторгъ что такое!
   -- Мнѣ надо сказать вамъ два слова,-- выпалилъ вдругъ Ральфъ, который давно уже и слушалъ, и говорилъ механически, думая о чемъ-то своемъ.
   -- Хоть десять, сэръ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Вакфордъ, пойди поиграй въ задней конторѣ, только не очень шали, а то похудѣешь, а мнѣ это совсѣмъ не съ руки... Мистеръ Никкльби, не найдется ли у васъ двухъ пенсовъ?-- сказалъ почтенный педагогъ, побрякивая ключами въ карманѣ и пробормотавъ что-то такое о томъ, что у него только крупное серебро.
   -- Кажется, найдется,-- проговорилъ Ральфъ съ разстановкой и, порывшись въ ящикѣ стола, вытащилъ пенни, полпенни и два фартинга.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ Сквирсъ и отдалъ деньги сыну.-- Вотъ тебѣ. Купи себѣ пирожное (писецъ мистера Никкльби покажетъ тебѣ гдѣ), да смотри, бери, которое побольше... Отъ тѣста у него кожа лоснится,-- прибавилъ нѣжный папаша въ сторону Ральфа, запирая дверь за мистеромъ Вакфордомъ,-- и родители принимаютъ это за признакъ здоровья.
   Подчеркнувъ это поясненіе лукаво смѣющимся взглядомъ своего единственнаго глаза, мистеръ Сквирсъ передвинулъ свой стулъ такимъ образомъ, чтобы онъ пришелся противъ кресла Ральфа, и сѣлъ.
   -- Теперь выслушайте меня,-- сказалъ Ральфъ, нагибаясь къ нему.
   Сквирсъ кивнулъ головой.
   -- Я не считаю васъ дуракомъ,-- началъ Ральфъ,-- и думаю, что вы неспособны забывать и прощать. Могли ли бы вы, напримѣръ, простить совершенное надь вами насиліе и вызванный имъ скандалъ?
   -- Чорта съ два,-- проворчалъ Сквирсъ.
   -- Или упустить случай съ лихвой отплатить врагу, если бы вамъ представился такой случай?
   -- Доставьте мнѣ этотъ случай и увидите,-- сказалъ Сквирсъ.
   -- Не такого ли рода было то дѣло, которое привело васъ ко мнѣ?-- спросилъ Ральфъ и посмотрѣлъ въ упоръ на школьнаго учителя.
   -- Н-нѣтъ, не совсѣмъ,-- отвѣчалъ тотъ.-- Я, видите ли, надѣялся, не сочтете ли вы возможнымъ возмѣстить... Правда, вы уже прислали мнѣ небольшую сумму, но...
   -- Можете не продолжать,-- перебилъ его Ральфъ.
   Настала длинная пауза. Наконецъ, Ральфъ, все. это время что-то соображавшій, прервалъ молчаніе, спросивъ:
   -- Кто такой этотъ мальчикъ, котораго онъ увелъ тогда съ собой?
   Сквирсъ назвалъ.
   -- Большой онъ или маленькій, здоровый или болѣзненный, изъ смирныхъ или волченокъ?
   -- Гм... маленькимъ его нельзя назвать,-- отвѣчалъ Сквирсъ нерѣшительно,-- т. е. для ребенка, понимаете.
   -- Другими словами, онъ уже не цебенокь. Такъ, что ли?
   -- Ну, да,-- подхватилъ Сквирсъ съ готовностью, какъ будто этотъ вопросъ развязалъ ему языкъ,-- ему лѣтъ девятнадцать. Но кто его не знаетъ, не дастъ ему этихъ лѣтъ, потому что онъ немножко того (тутъ мистеръ Сквирсъ дотронулся пальцемъ до своего лба)... какъ бы это сказать?... Не всѣ дома; сколько ни стучись, толку не будетъ.
   -- Должно быть, вы это говорите по опыту, а?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Отчасти,-- отвѣчалъ Сквирсъ, улыбаясь.
   -- Когда вы увѣдомляли меня о полученіи денегъ, вы писали мнѣ также, что покровители этого мальчика давно куда-то скрылись, не оставивъ вамъ никакой руководящей нити, но которой можно было бы добраться, кто онъ. Правда ли это?
   -- Къ несчастью, правда,-- отвѣчалъ Сквирсъ, становясь все развязнѣе и фамильярнѣе по мѣрѣ того, какъ Ральфъ увлекался своими разспросами.-- Четырнадцать лѣтъ прошло съ того дня (у меня въ книгѣ записано), какъ какой-то неизвѣстный человѣкъ привезъ его ко мнѣ. Это было осенью, вечеромъ. Мнѣ заплатили за первую четверть впередъ пять фунтовъ, пять шиллинговъ, а ребенка оставили у меня. Ему могло быть въ то время лѣтъ пять, шесть,-- не болѣе.
   -- Не знаете ли вы о немъ еще чего-нибудь?
   -- Къ сожалѣнію, очень немногое. Въ теченіе шести или семи лѣтъ за него вносили деньги, потомъ присылки прекратились. Тотъ человѣкъ оставилъ мнѣ свой лондонскій адресъ, но, когда, не получая больше денегъ, я обратился по этому адресу, то, какъ и слѣдовало ожидать, оказалось, что его тамъ никто не знаетъ. Такъ этотъ ребенокъ и остался у меня. И держалъ его изъ... изъ...
   -- Изъ состраданія,-- подсказалъ насмѣшливо Ральфъ.
   -- Изъ состраданія,-- повторилъ Сквирсъ, потирая колѣни.-- И вотъ теперь, т. е. именно тогда, когда онъ по своему началъ быть мнѣ полезенъ, явился этотъ негодяй Никкльби и сманилъ его за собой. Но во всей этой исторіи всего досаднѣе то,-- продолжалъ достойный джентльменъ, понижая голосъ и придвигаясь со стуломъ поближе къ собесѣднику,-- что въ послѣднее время о немъ справлялись -- не у меня, а окольнымъ путемъ, у нашихъ односельчанъ. Такимъ образомъ, какъ разъ въ тотъ моментъ, когда я могъ бы вернуть свои расходы на него за всѣ эти годы, а можетъ быть -- какъ знать?-- такія вещи случались въ нашемъ ремеслѣ,-- можетъ бытъ, получить еще малую толику въ презентъ за то, что я сплавилъ бы его въ работники на какую-нибудь дальнюю ферму или услалъ бы въ море матросомъ, такъ, чтобы онъ никогда уже не могъ опозорить своихъ родныхъ (предполагая, что онъ незаконный, какъ и многіе изъ нашихъ питомцевъ), въ этотъ самый моментъ, чортъ возьми, мошенникъ Никкльби хватаетъ его за шиворотъ и уводитъ отъ меня. Помилуйте! Да вѣдь это разбои, дневной грабежъ! Этому названія нѣтъ!
   -- Погодите,-- проговорилъ Ральфъ, положивъ руку на плечо педагога,-- скоро мы съ нимъ сквитаемся.
   -- О, да, я съ своей стороны постараюсь, и даже буду радъ, если онъ останется моимъ должникомъ; пустъ тогда расплачивается, какъ умѣетъ. Хотѣлъ бы я, чтобъ онъ попался въ лапы къ мистриссъ Сквирсъ. У-у! Она убила бы его, мистеръ Никкльби, убила бы, какъ козявку.
   -- Мы съ вами еще потолкуемъ объ этомъ,-- сказалъ Ральфъ.-- Мнѣ надо подумать. За него нужно браться умѣючи... поразить его въ самое чувствительное мѣсто... задѣть его привязанности... Этотъ мальчикъ, кажется, годится... Еслибъ можно было нанести ему ударъ съ этой стороны...
   -- Бейте его, съ какой угодно стороны, только бейте покрѣпче, это главное,-- перебилъ Сквирсъ. А засимъ позвольте мнѣ проститься... Эй, любезный, подайте-ка шляпу моего мальчика; она виситъ на колышкѣ, за дверью; да снимите его съ табуретки.
   Проревѣвъ это приказаніе по адресу Ньюмэна Ногса, мистеръ Сквирсъ послѣдовалъ въ заднюю конторку и съ отеческой заботливостью собственноручно напялилъ шляпу на голову своего дѣтища. А Ньюмэнъ тѣмъ временемъ, съ перомъ за ухомъ, прямой и неподвижный, какъ палка, сидѣлъ на своемъ табуретѣ и во всѣ глаза смотрѣлъ то на отца, то на сына.
   -- Чудесный мальчуганъ, неправда, ли?-- сказалъ ему Сквирсъ, слегка склоняя голову на бокъ и отступая къ конторкѣ для надлежащей оцѣнки великолѣпныхъ размѣровъ юнаго Вакфорда.
   -- Чудесный,-- подтвердилъ Ньюмэнъ.
   -- Настоящій пышка, а?-- продолжалъ восхищаться нѣжный папаша.-- Толстъ за двадцатерыхъ мальчишекъ его лѣтъ.
   Ньюмэнъ неожиданно придвинулъ свое лицо къ лицу Сквирса.
   -- Да, за двадцатерыхъ, нѣтъ, больше!-- прошипѣлъ онъ.-- Онъ растолстѣлъ насчетъ остальныхъ. Онъ обобралъ все ихъ мясо, помогай имъ Богъ! Ха, ха! О, Господи!
   И, разрѣшившись этой безсвязной тирадой, мистеръ Ногсъ опять принялъ къ своей конторкѣ, и рука его забѣгала по бумагѣ съ изумительной быстротой.
   -- Что такое? Что хочетъ сказать этотъ человѣкъ?-- закричалъ Сквирсъ, краснѣя.-- Онъ вѣрно пьянъ?
   Ньюмэнъ молчалъ.
   -- Или помѣшанъ?!
   Но Ньюмэнъ ничѣмъ не обнаруживалъ, что сознаетъ присутствіе въ комнатѣ постороннихъ лицъ. Такимъ образомъ мистеру Сквирсу оставалось только успокоить себя прощальнымъ заявленіемъ, что "этотъ человѣкъ и пьянъ и помѣшанъ", и выйти изъ конторы вмѣстѣ со своимъ многообѣщающимъ сыномъ.
   Пропорціонально тому, какъ въ душѣ Ральфа, вопреки его волѣ, возникала привязанность къ Кетъ, возрастала и ненависть его къ Николаю. Оттого ли, что онъ испытывалъ потребность искупить такую слабость влеченія къ одному человѣку усиленной ненавистью къ другому, или по другой неизвѣстной причинѣ, но только таковы были въ данный моментъ его чувства. И теперь, сознавая, что ему перестали вѣрить и отвергли его, сознавая, что его выставили передъ Кетъ въ самомъ отталкивающемъ свѣтѣ, что ее научили ненавидѣть его и презирать, считать позоромъ его дружбу, бояться его прикосновенія, какъ заразы, сознавая все это и зная, что главной пружиной во всемъ былъ все тотъ же бѣдный родственникъ, дерзкій мальчишка, который осадилъ его съ первой же встрѣчи, который потомъ открыто смѣялся надъ нимъ и обрывалъ его на каждомъ шагу, этотъ холодный человѣкъ, сдержанный даже въ злобѣ, доходилъ до такой степени ярости, что не было, кажется, вещи, на которую онъ не отважился бы, лишь бы удовлетворить эту ярость, если бы только у него нашлось для этого средство.
   Но, къ счастью, такого средства у него пока не находилось, и хотя Ральфь Никкльби весь день размышлялъ на эту тему, хотя весь день, на-ряду съ привычными мыслями о текущихъ дѣлахъ, одинъ уголокъ его мозга непрерывно работалъ надъ ней, ночь застала его все на той же точкѣ его размышленій, нисколько не подвинувшимся въ своихъ планахъ мести.
   "Когда братъ мой былъ въ его возрастѣ, между нами начали впервые проводить параллель, и всегда не въ мою пользу,-- говорилъ себѣ Ральфъ.-- Онъ былъ открытаго нрава, щедрый, великодушный, веселый, я -- себѣ на умѣ, лукавый проныра съ холодной, вялой кровью, неспособный ни на какую страсть, кромѣ страсти къ деньгамъ, ни на какое увлеченіе, кромѣ жажды къ наживѣ. Такъ говорили о насъ. Я это живо припомнилъ, какъ только увидалъ этого щенка, а теперь никогда уже не забуду".
   Погруженный въ свои мысли., онъ машинально разрывалъ письмо Николая на мельчайшіе атомы, потомъ смахнулъ всю кучу со стола, и бумажки закружились миніатюрнымъ снѣжнымъ вихремъ. Ральфъ посмотрѣлъ на нихъ и горько улыбнулся.
   "Вотъ совершенно такъ обступаютъ человѣка воспоминанія, стоитъ только отдать себя имъ во власть. Богъ знаетъ, откуда они выползаютъ!.. Но прочь воспоминанія! Есть люди, которые стараются увѣрить себя, что они презираютъ могущество денегъ: такъ покажемъ же имъ, что значатъ деньги и что они могутъ сдѣлать!"
   И, приведя себя этой мыслью въ сравнительно спокойное настроеніе духа, болѣе благопріятное для сна, Ральфъ Никкльби отправился въ свою спальню.
   

ГЛАВА XXXV.
Смайкъ знакомится съ мистриссъ Никкльби и Кетъ. Николай также заводитъ новыя знакомства. Для семьи настаютъ, повидимому, ясные дни.

   Устроивъ мать и сестру въ квартирѣ добродушной портретистки и удостовѣрившись, что жизни сэра Мельбери Гока не угрожаетъ никакой опасности, Николай вспомнилъ о Смайкѣ, который, позавтракавъ съ Ньюмэномъ Ногсомъ, остался въ его каморкѣ въ довольно уныломъ и тревожномъ состояніи духа ждать дальнѣйшихъ извѣстій о своемъ покровителѣ.
   "Такъ какъ теперь, куда бы ни забросила насъ судьба и что бы ни ждало насъ впереди, онъ всегда будетъ членомъ нашей семьи, то надо представить его имъ обѣимъ но всѣмъ правиламъ вѣжливости,-- размышлялъ Николай.-- А думаю, онѣ примутъ его ласково, если не ради его самого (хотя, я надѣюсь, что онъ имъ понравится), то во всякомъ случаѣ ради меня".
   Николай говорилъ "онѣ", но опасенія его сосредоточивались только на одной особѣ. Въ Кетъ онъ не сомнѣвался, но онъ хорошо зналъ особенности характера своей матери и былъ далеко не увѣренъ, что Смайкъ попадетъ въ милость къ мистриссъ Никкльби.
   "Впрочемъ, она, навѣрно, полюбитъ его, когда узнаетъ, какое это доброе, преданное существо,-- думалъ Николай уже по дорогѣ къ Смайку,-- а она это скоро узнаетъ, слѣдовательно, искусъ его будетъ недологъ".
   -- А я уже боялся, что вы опять попали въ бѣду,-- говорилъ Смайкъ, съ восторгомъ встрѣчая друга,-- Время тянулось такъ долго, что я начиналъ думать, ужъ не пропали ли вы совсѣмъ.
   -- Пропалъ? Ну, нѣтъ, будь покоенъ, ты не отдѣлаешься отъ меня такъ легко,-- весело сказалъ Николай.-- Я еще не одинъ разъ выплыву на поверхность, и чѣмъ сильнѣе будетъ толчекъ, погрузившій меня въ глубину, тѣмъ быстрѣе я вынырну. Но слушай, Смайкъ, я пришелъ за тобой. Идемъ домой!
   -- Домой?-- пролепеталъ Смайкъ, робѣя и невольно попятившись.
   -- Ну, да, домой,-- и Николай взялъ его за руку.-- Идемъ же!
   -- Домой!.. Когда-то я такъ объ этомъ мечтахъ, мечталъ много лѣтъ, дни и ночи. Я томился, страдалъ, изнывалъ отъ тоски, а теперь...
   -- А теперь?-- повторилъ Николай, заглядывая ему въ лицо ласковымъ взглядомъ.-- Что же теперь, дружище?
   -- Теперь я не хочу домой. Теперь я хочу только никогда не разставаться съ вами. Я не промѣняю васъ ни на какой домъ, кромѣ... кромѣ одного. Я не доживу до старости, но если, умирая, я буду знать, что ваша рука закроетъ мнѣ глаза, что когда-нибудь, въ теплый лѣтній день, когда все въ природѣ живетъ и радуется, вы придете ко мнѣ на могилу и улыбнетесь мнѣ вашей доброй улыбкой, я уйду въ этотъ домъ спокойно, почти безъ сожалѣній.
   -- Зачѣмъ думать о такихъ грустныхъ вещахъ, мой мальчикъ, если, какъ ты самъ говоришь, тебѣ хорошо живется со мной?
   -- Затѣмъ, что я не такой, какъ другіе, лучше мнѣ умереть,-- проговорилъ Смайкъ печально.-- Если меня забудутъ, я этого не узнаю. На кладбищѣ всѣ равны, а здѣсь, на землѣ, у меня нѣтъ ровни. Я -- жалкое существо, обиженное природой, но я это понимаю.
   -- Ты глупенькій мальчикъ и большой фантазеръ,-- сказалъ ему весело Николай.-- Что, дождался?.. Ну, полно, развеселись. Нельзя являться въ дамское общество съ такимъ постнымъ лицомъ. Что о тебѣ подумаетъ моя хорошенькая сестренка, о которой ты такъ часто разспрашивалъ меня?.. Ну, идемъ же, Смайкъ. Въ Іоркширѣ ты былъ такой свѣтскій, я просто не узнаю тебя. Стыдись! Стыдись!
   Смайкъ, наконецъ, улыбнулся.
   -- Когда я говорю "домой",-- продолжалъ Николай,-- я разумѣю мой домъ, который сталъ теперь и твоимъ. Если бы слово "домъ" въ моемъ представленіи означало опредѣленное пространство земли, ограниченное четырьмя стѣнами и крышей, видитъ Богъ, я затруднился бы сказать, гдѣ именно находится мой домъ. Но, говоря о своемъ домѣ, я разумѣю любое мѣсто на свѣтѣ, гдѣ, за неимѣніемъ лучшаго, живутъ въ данный моментъ тѣ, кого я люблю, и будь это мѣсто сараемъ или цыганской палаткой, я и тогда буду звать его тѣмъ же милымъ именемъ. А пока скажу тебѣ одно: теперешній мой домъ не поразитъ тебя ни великолѣпіемъ, ни грандіозными размѣрами, такъ что ты напрасно боишься.
   Съ этими словами Николай подхватилъ подъ руку своего друга и, не переставая болтать въ томъ же духѣ, потащилъ его къ миссъ Ла-Криви, обращая по дорогѣ его вниманіе на всевозможныя интересныя вещи, чтобы не дать ему времени задуматься.
   -- Кетъ,-- сказалъ Николай, входя въ комнату, гдѣ сестра его сидѣла одна,-- вотъ мой товарищъ по путешествію и вѣрный другъ, о которомъ я столько разъ тебѣ говорилъ.
   Съ первой же минуты Смайкъ страшно переконфузился и готовъ былъ провалиться сквозь землю отъ страха, но когда Кетъ подошла къ нему, такая простая и милая, когда она ласково протянула ему руку и заговорила своимъ нѣжнымъ голосомъ о томъ, какъ ей хотѣлось съ нимъ познакомиться послѣ всего, что она слышала о немъ отъ брата, и какъ она благодарна ему за дружескую поддержку, которую онъ оказывалъ Николаю въ трудные дня, бѣдный юноша совсѣмъ растерялся и не зналъ, смѣяться ему или плакать. Кое-какъ, прерывающимся голосомъ, онъ отвѣтилъ ей, однако, что Николай -- единственный его другъ и что онъ, Смайкъ, готовъ положить за него жизнь. Когда же Кетъ, съ отличавшимъ ее тонкимъ чутьемъ, сдѣлала видъ, что не замѣчаетъ его замѣшательства, онъ быстро оправился и очень скоро почувствовалъ себя какъ дома.
   Затѣмъ явилась миссъ Ла-Криви, и ей представили гостя. Миссъ Ла-Криви была тоже очень мила и необыкновенно много болтала, сначала не со Смайкомъ, котораго это могло только смутить еще больше, а съ Николаемъ и его сестрой. Но потомъ она стала изрѣдка обращаться и къ Смайку: спросила его, знаетъ ли онъ толкъ въ живописи и похожъ ли на его взглядъ ея портретъ, тотъ, что виситъ въ углу, на стѣнѣ, спросила, не находитъ ли онъ, что портретъ много выигралъ бы, если бы она изобразила себя десятью годами моложе, и не склоняется ли онъ вообще къ тому мнѣнію, что молодыя дѣвушки лучше старыхъ не только на портретахъ, но и въ натурѣ. Всѣ эти и тому подобныя шутливые вопросы предлагались такъ добродушно и весело, что Смайкъ невольно подумалъ, что никогда еще онъ не видѣлъ такой милой старушки. Положительно она была даже лучше мистриссъ Грудденъ изъ труппы мистера Винцента Кромльса, хотя и та была славная, а болтала, пожалуй, еще больше и ужъ во всякомъ случаѣ громче, чѣмъ эта.
   Но вотъ дверь опять отворилась, и въ комнату вошла дама въ траурѣ. Николай нѣжно поцѣловалъ эту даму, назвавъ ее "мамой", и подвелъ ее къ Смайку, который всталъ при ея появленіи.
   -- Мама, вы всегда были добрая, вы никогда не отказывались придти на помощь несчастному,-- сказало Николай,-- и я увѣренъ, что вы полюбите его.
   -- Каждый изъ твоихъ друзей, мой милый,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби, пронизывая своего новаго знакомаго испытающимъ взоромъ и вкладывая въ свой поклонъ больше величія, чѣмъ того, повидимому, требовали обстоятельства,-- каждый изъ твоихъ друзей имѣетъ права на мою дружбу (что, разумѣется, вполнѣ естественно и въ порядкѣ вещей), и само собой, что для меня большое удовольствіе познакомиться съ человѣкомъ, въ которомъ ты принимаешь участіе. Въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія, ни малѣйшаго, смѣшно даже и спорить объ этомъ. Но въ то же время, мой другъ, и не могу не сказать, какъ я часто говорила и твоему милому, бѣдному отцу, когда онъ приводилъ своихъ знакомыхъ къ обѣду, а въ домѣ нечего было ѣсть, я не могу не сказать: господа, придите вы днемъ раньше (впрочемъ, нѣтъ, годомъ раньше, такъ будетъ вѣрнѣе въ данномъ случаѣ), мы лучше бы васъ угостили.
   Сдѣлавъ это заявленіе, мистриссъ Никкльби повернулась къ дочери и освѣдомились у нея громкимъ шепотомъ, будетъ ли этотъ господинъ ночевать у нихъ.
   -- Потому что, моя милочка, если онъ останется ночевать, я положительно не придумаю, куда мы его положимъ, положительно не придумаю,-- прибавила почтенная дама.
   Кетъ граціозно къ ней наклонилась и, не обнаруживая никакихъ признаковъ досады, шепнула ей на ухо нѣсколько словъ.
   -- Ахъ, Кетъ, моя милая, какъ ты меня щекочешь,-- вскрикнула мистриссъ Никкльби, отпрянувъ назадъ.-- Ну, да, голубушка, я это понимаю не хуже тебя; напрасно ты мнѣ говоришь. То же самое я уже сказала Николаю и повторяю: я очень рада... Ахъ, Николай, а, ты и не сказалъ мнѣ, какъ зовутъ твоего друга,-- прибавила она, поворачиваясь къ гостю уже не съ такимъ замороженнымъ видомъ, какой она было напустила на себя ради перваго знакомства.
   -- Его зовутъ Смайкъ, мама,-- отвѣчалъ Николай.
   Никто не предвидѣлъ, какой эффектъ произведетъ это извѣстіе. Не успѣло имя Смайкъ коснуться ушей мистриссъ Никкльби, какъ она упала на стулъ и залилась слезами.
   -- Что такое? Въ чемъ дѣло?-- закричалъ Николай, бросаясь къ ней.
   -- Смайкъ, это такъ похоже на Пайкъ,-- рыдала мистриссъ Никкльби,-- звучитъ совершенно, какъ Пайкъ... Охъ, не говорите со мной, я сейчасъ оправлюсь!
   Продѣлавъ всѣ симптомы медленнаго удушенія во всѣхъ его фазахъ, отпивъ съ полъ-ложечки воды изъ полнаго стакана, а остальное выливъ на себя, мистриссъ Никкльби въ самомъ дѣлѣ оправилась и, слабо улыбнувшись, объявила, что она и сама понимаетъ, какое это ребячество и какъ она глупа.
   -- Это у насъ семейная слабость, такъ что меня нельзя особенно винить.-- прибавила достойная леди.-- Твоя бабушка, Кетъ, была совершенно такая же, какъ двѣ капли воды. Малѣйшее волненіе, малѣйшая неожиданность, и она мгновенно падала въ обморокъ. Въ ранней молодости, когда она не была еще замужемъ, съ нею былъ такой случай (она часто разсказывала мнѣ о немъ). Какъ-то разъ идетъ она по Оксфордской улицѣ, заворачиваетъ за уголъ, и вдругъ натыкается на собственнаго своего куафера, который бѣжалъ со всѣхъ ногъ, спасаясь, словно какъ отъ медвѣдя. И, повѣришь ли, довольно было такой неожиданной встрѣчи, чтобы она свалилась безъ чувствъ. Впрочемъ, постой...-- мистриссъ Никкльби пріостановилась, что-то соображая,-- я не увѣрена, такъ ли я сказала. Ужъ и не знаю хорошенько, кто отъ кого убѣгалъ, парикмахеръ ли отъ медвѣдя, или медвѣдь отъ парикмахера... Рѣшительно не могу вспомнить. Знаю только, что парикмахеръ быль очень красивый мужчина и по манерамъ настоящій джентльмэнъ. Впрочемъ, это не идетъ къ дѣлу.
   Какъ только мистриссъ Никкльби увлеклась своими воспоминаніями, расположеніе ея духа замѣтно улучшилось и мало-помалу она перешла къ другимъ анекдотамъ, замѣчательнымъ, какъ и первый, именно тѣмъ, что всѣ они "не шли къ дѣлу".
   -- Николай, вѣдь мистеръ Смайкъ, кажется, изъ Іоркшира?-- спросила мистриссъ Никкльби, когда они отобѣдали и послѣ того, какъ она нѣкоторое время молчала.
   -- Да, мама,-- отвѣчалъ Николай.-- А вы, я вижу, не забыли его печальной исторіи.
   -- Конечно, нѣтъ. Развѣ ее можно забыть?.. Да, печальная, поистинѣ печальная исторія... А не случалось ли вамъ когда-нибудь, мистеръ Смайкъ, обѣдать у Гримбльсовъ, изъ Гримбль-Голла? Это тоже въ Іоркширѣ, гдѣ-то въ сѣверной его части. Большой гордецъ, этотъ сэръ Томасъ Гримблъ. У него шесть взрослыхъ дочерей, прелестныя дѣвушки, и лучшій паркъ во всемъ графствѣ.
   -- Ахъ, мама, неужто вы воображаете, что іоркширская знать удостаиваетъ своими приглашеніями несчастныхъ отверженцевъ какой-то жалкой школы?-- сказалъ Николай.
   -- Не понимало, мой другъ, что ты видишь въ этомъ такого необыкновеннаго,-- возразила мистриссъ Никкльби.-- Я знаю, что когда я была въ школѣ, мнѣ приходилось, по крайней мѣрѣ, четыре раза въ году бывать у Гоукинсовъ въ Таунтонъ-Вэлѣ, а Гоукинсы въ свойствѣ съ Гримблями, только гораздо ихъ богаче, такъ что, какъ видишь, такія вещи случаются иногда.
   Сразивъ Николая этимъ блестящимъ примѣромъ, мистриссъ Никкльби торжественно умолкла. Но когда она опять заговорила, на нее вдругъ напалъ припадокъ забывчивости на имена и непреодолимое поползновеніе называть Смайка мистеромъ Сламмонсомъ, что она объяснила замѣчательнымъ сходствомъ этихъ двухъ именъ, такъ какъ оба начинались на С и въ обоихъ была буква М. Но если этотъ пунктъ могъ еще оставаться подъ сомнѣніемъ, зато не было никакого сомнѣнія въ томъ, что мистриссъ Никкльби нашла въ Смайкѣ превосходнаго слушателя. Это послѣднее обстоятельство много способствовало взаимному сближенію хозяйки и гостя, и въ результатѣ мистриссъ Никкльби выразила свое высокое одобреніе манерамъ и характеру Смайка.
   Маленькій кружокъ прожилъ въ самыхъ пріятныхъ и мирныхъ отношеніяхъ до утра понедѣльника. Въ этотъ день Николай за время удалился, чтобы серьезно обдумать положеніе своихъ дѣлъ и по возможности рѣшить, что ему предпринять, чтобы быть въ состояніи поддерживать существованіе тѣхъ, кто находился въ такой полной зависимости отъ его изобрѣтательности и энергіи.
   Не одинъ разъ онъ вспомнилъ о мистерѣ Кромльсѣ, но хотя Кетъ и знала исторію его сближенія съ этимъ джентльмэномъ, мать не имѣла о ней никакого понятія, и Николай предвидѣлъ тысячу возраженій съ ея стороны, когда она узнаетъ, что онъ рѣшилъ зарабатывать свой хлѣбъ на подмосткахъ. Но были и болѣе серьезныя причины, мѣшавшія ему вернуться на сцену. Независимо отъ того соображенія, что заработокъ, который могла дать ему сцена, былъ скуденъ и невѣренъ, независимо отъ внутренняго его убѣжденія, что онъ никогда не можетъ разсчитывать выдвинуться на этомъ поприщѣ, хотя бы даже въ качествѣ провинціальнаго актера, онъ понималъ, что было немыслимо таскать за собою сестру изъ города въ городъ, изъ одного графства въ другое, отрѣзавъ ее отъ всякаго общества, кромѣ общества людей, съ которыми ему понсволѣ придется якшаться почти безъ возможности выбора. "Нѣтъ, это не годится,-- сказалъ себѣ Николай, покачавъ головой,-- надо придумать что-нибудь другое".
   Но гораздо легче было придти къ такому рѣшенію, чѣмъ осуществить его на дѣлѣ. Что могъ придумать юноша, у котораго все знаніе свѣта сводилось къ его короткому личному опыту, юноша, надѣленный изрядной дозой стремительности и дерзкой отваги, съ его скуднымъ запасомъ денегъ и еще болѣе скуднымъ запасомъ друзей? "Э, была не была! Попытаю я еще разъ счастья въ справочной конторѣ",-- рѣшилъ Николай.
   Быстро шагая по улицѣ, онъ самъ смѣялся надъ собой, ибо за какую-нибудь минуту передъ тѣмъ онъ мысленно бранилъ себя за эту самую стремительность. Но хоть онъ и смѣялся надъ собой, это не заставило его отказаться отъ принятаго рѣшенія, и онъ бодро шелъ впередъ, рисуя себѣ, но мѣрѣ приближенія къ цѣли, всѣ возможные и невозможные случаи пристроиться и считая себя (вѣроятно, не безъ основанія) большимъ счастливцемъ въ томъ смыслѣ, что природа надѣлила его такимъ сангвиническимъ, живымъ темпераментомъ.
   Контора нисколько не измѣнилась съ тѣхъ поръ, какъ онъ былъ тамъ въ послѣдній разъ; даже въ окнѣ, за двумя-тремя исключеніями, красовались тѣ самыя объявленія, какія онъ видѣлъ и раньше: все тѣ же безупречные хозяева и хозяйки, ищущіе добродѣтельныхъ слугъ; все тѣ же добродѣтельные слуги, жаждущіе попасть къ безупречнымъ хозяевамъ; все тѣ же великолѣпныя помѣстья, въ высокой степени выгодныя для помѣщенія капиталовъ; все тѣ же несмѣтные капиталы, предлагаемые для вклада къ помѣстья,-- короче говоря, все тѣ же разнообразныя предложенія для людей, стремящихся разбогатѣть. И если до сихъ поръ не находилось желающихъ воспользоваться такими заманчивыми предложеніями, это служило лишь поразительными доказательствомъ высокаго преуспѣянія націи.
   Пока Николай стоялъ передъ окномъ, просматривая объявленія, у того же окна остановился какой-то пожилой джентльмэнъ. Перебѣгая взглядомъ по строкамъ объявленій, въ надеждѣ, не встрѣтится ли что-нибудь подходящее, Николай мелькомъ увидѣлъ фигуру этого джентльмэна и невольно отвелъ глаза отъ окна, чтобы хорошенько его разсмотрѣть.
   Это былъ плотный старикъ въ длиннополомъ синемъ пальто свободнаго покроя и безъ особенныхъ претензій на талію. Его крѣпкія ноги были облечены въ суконныя брюки и высокія штиблеты, а голову прикрывала низенькая широкополая бѣлая шляпа, какія носятъ богатые прасолы. Пальто было застегнуто до самаго подбородка, и этотъ двойной, съ ямочки мы, подбородокъ покоился на складкахъ бѣлаго галстуха, не изъ тѣхъ высокихъ, туго накрахмаленныхъ, апоплексическихъ галстуховъ, какіе выдумала современная мода, а просторнаго, старомоднаго, мягкаго бѣлаго галстуха, въ которомъ можно лечь спать, выспаться и проснуться не почувствовавъ себя ни на волосъ хуже. Но что больше всего поразило Николая, такъ это взглядъ стараго джентльмэна: ни у кого еще онъ не видѣлъ такого живого, яснаго, честнаго, веселаго взгляда. А старикъ стоялъ себѣ, поглядывая на окно, заложивъ одну руку за бортъ своего пальто, а другою перебирая старомодную золотую цѣпочку отъ часовъ. Голова его слегка склонилась на бокъ, а шляпа сидѣла и совсѣмъ на боку (впрочемъ, это была, очевидно, случайность, а не обыкновенная его манера носить головной уборъ); при этомъ въ уголкахъ его рта играла такая пріятная улыбка и все его веселое старческое лицо дышало такою смѣсью простодушія и лукаваго юмора, доброты и здраваго смысла, что Николай готовъ былъ простоять тутъ до вечера, любуясь имъ и позабывъ, что на свѣтѣ существуютъ такія непріятныя вещи, какъ злость, сварливость и кислыя лица.
   Но ему скоро пришлось отказаться отъ этого удовольствія, ибо хотя старикъ и не замѣчалъ, что онъ служитъ предметомъ наблюденій, онъ случайно перехватилъ взглядъ Николая, и молодой человѣкъ, боясь показаться назойливымъ, поскорѣе отвелъ глаза. Но незнакомецъ продолжалъ стоять, просматривая объявленія, и Николай не могъ удержаться, чтобы не взглянуть на него еще разъ. Положительно было что-то притягивающее въ оригинальной, чтобы не сказать чудаковатой наружности этого старика, и Николай съ наслажденіемъ смотрѣлъ на него. А разъ это было такъ, то неудивительно, что старый джентльмэнъ неоднократно ловилъ его на мѣстѣ преступленія. И всякій разъ Николай конфузился и краснѣлъ. Ужъ если говорить всю правду, у него давно мелькала мысль: "А что, если этотъ старикъ ищетъ для себя писца или секретаря?", и, сознавая за собой такую мысль, онъ боялся, что ее могутъ прочесть.
   Вся эта комическая сцена заняла гораздо меньше времени, чѣмъ мнѣ понадобилось, чтобы описать ее. Въ ту минуту, когда незнакомецъ собирался уже отойти, Николай опять поймалъ его взглядъ и, окончательно растерявшись, пробормоталъ какое-то извиненіе.
   -- Не безпокойтесь, пожалуйста не безпокойтесь, я ничуть не обидѣлся,-- сказалъ пожилой джентльмэнъ.
   Это было сказано такъ чистосердечно, голосъ говорившаго до такой степени соотвѣтствовалъ всему его облику и въ тонѣ было столько радушія, что Николай совсѣмъ расхрабрился.
   -- Сколько тутъ блестящихъ предложеній, сэръ!-- проговорилъ онъ съ полуулыбкой, показавъ рукой на окно.
   -- Да, многіе изъ алчущихъ и жаждущихъ заработка возлагали надежды на эти бумажки,--отозвался старый джентльмэнъ.-- Бѣдные люди!
   Съ этими словами онъ пошелъ бы прочь, но, замѣтивъ, что Николай хочетъ что-то казать, добродушно убавилъ шагу, видимо желая его ободрить. Послѣ минутнаго колебанія (какъ это часто бываетъ съ людьми, когда, случайно встрѣтившись на улицѣ и обмѣнявшись поклономъ, они не знаютъ, остановиться ли и заговорить или разойтись) Николай очутился возлѣ старика.
   -- Вы, кажется, хотѣли что-то сказать, молодой человѣкъ?..
   -- Да... впрочемъ, ничего особеннаго. Я начиналъ было надѣяться... т. е. я было подумалъ, хочу я сказать, что, можетъ быть, просматривая эти объявленія, вы имѣли въ виду какую-нибудь опредѣленную цѣль.
   -- Да? Какую же цѣль имѣлъ я въ виду, какую?-- спросилъ незнакомецъ, лукаво поглядывая на молодого человѣка.-- Ужъ не подумали ли вы, что я ищу занятій? Не это ли вы подумали, а?
   Николай покачалъ головой.
   -- Ха, ха, ха!-- расхохотался пожилой джентльменъ, потирая руки такъ энергично, какъ будто мылъ ихъ мыломъ.-- Впрочемъ, мысль во всякомъ случаѣ весьма естественная, когда видишь человѣка, который пялитъ глаза на объявленія. То же самое я подымалъ о васъ, честное слово!
   -- Что же, вы были недалеки отъ истины, сэръ,-- сказалъ Николай.
   -- Да, ну?-- воскликнулъ пожилой джентльменъ, оглядывая его съ головы до ногъ.-- Ну нѣтъ. Не можетъ бытъ. Чтобы благовоспитанный человѣкъ могъ дойти до такой крайности... Нѣтъ, нѣтъ, не вѣрю!
   Николай поклонился и, пожелавъ ему добраго утра, повернулся и пошелъ было прочь.
   -- Постойте!-- окликнулъ его незнакомецъ и, сдѣлавъ ему знакъ слѣдовать за собой, свернулъ въ переулокъ, гдѣ было удобнѣе разговаривать.-- Скажите правду, вы не шутили?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Ваше доброе лицо и ласковое обращеніе, такъ непохожія на то, что мнѣ доводилось видѣть раньше, вырвали у меня признаніе, какого я ни за что не сдѣлалъ бы незнакомому человѣку въ этой лондонской пустынѣ.
   -- Пустыня? Да., да, дѣйствительно пустыня... Пустыней была она когда-то и для меня,-- проговорилъ старикъ, оживляясь.-- Я пришелъ сюда босикомъ и никогда не забывалъ этого, благодареніе Богу. Онъ обнажилъ голову, и лицо его приняло торжественное выраженіе. Но объясните мнѣ толкомъ, въ чемъ дѣло. Какъ... какъ вы до этого дошли? Тутъ онъ положилъ руку на плечо Николаю, и они пошли рядомъ.-- Должно быть, вы... Что это?-- воскликнулъ онъ вдругъ, дотрагиваясь пальцемъ до рукава его чернаго платья.-- Вы въ траурѣ. По комъ?
   -- По отцѣ,-- отвѣтилъ Николай.
   -- А-а... Да, да,-- быстро заговорилъ пожилой джентльменъ,-- лишиться отца -- тяжелая это вещь для юноши, очень тяжелая... Есть мать?
   Николай только вздохнулъ.
   -- Можетъ быть, братья, сестры?
   -- Одна сестра.
   -- Бѣдняжка, бѣдняжка!.. Учились вы гдѣ-нибудь?-- продолжалъ старикъ, съ жалостью заглядывая въ лицо своему юному спутнику.
   -- Да, я получилъ порядочное образованіе,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Вотъ это хорошо. Образованіе -- великая вещь, великая вещь! Я не получилъ никакого и тѣмъ больше цѣню его въ другихъ... Да, это хорошо, что вы учились, очень хорошо... Ну, разскажите же мнѣ еще что-нибудь о себѣ. Разскажите мнѣ все. Я не изъ празднаго любопытства... нѣтъ, нѣтъ, не бойтесь!
   Въ манерѣ, съ какою были сказаны эти слова, было столько искренняго участія и такое полное пренебреженіе къ условнымъ преградамъ между людьми, что Николай не могъ устоять. Нѣтъ ничего заразительнѣе откровенности для человѣка съ здоровой душой, и Николай мгновенно заразился. Откинувъ всякую сдержанность, онъ разсказалъ свою недлинную исторію въ ея главныхъ чертахъ, опустивъ только имена и стараясь какъ можно меньше распространяться о поступкѣ дяди съ Кетъ. Старикъ выслушалъ его очень внимательно и, когда онъ кончилъ, взялъ его подъ руку и сказалъ съ жаромъ:
   -- Ни слова больше, ни слова! Идемте со мной. Не будемъ терять времени.
   Онъ потащилъ Николая назадъ, на Оксфордскую улицу,-- остановилъ омнибусъ, который шелъ въ Сити, втолкнулъ въ него молодого человѣка, а потомъ сѣлъ и самъ.
   Такъ какъ онъ былъ, повидимому, въ сильнѣйшей ажитаціи и всякій разъ, какъ Николай пробовалъ заговорить, останавливалъ его своимъ: "Ни слова больше, мой милый, ни слова, ни подъ какимъ видомъ!", то молодой человѣкъ счелъ за лучшее замолчать. Такъ они и доѣхали до Сити, не обмѣнявшись ни словомъ, и чѣмъ дальше они ѣхали, тѣмъ больше Николай терялся въ догадкахъ, спрашивая себя, чѣмъ же кончится его приключеніе.
   Когда они поровнялись съ банкомъ, пожилой джентльменъ выскочилъ съ замѣчательной живостью, снова подхватилъ подъ руку Николая и повлекъ его сначала вдоль Треднидлъ-Стрита, а потомъ какими-то переулками направо, пока они не вышли, наконецъ, на тихій и тѣнистый маленькій скверъ. Здѣсь незнакомецъ направилъ свои стопы къ одному дому, самому старинному и чистенькому изъ всѣхъ. На дверяхъ этого дома стояла надпись: "Братья Чирибль", и Николай, заглянувъ мимоходомъ на адресы тюковъ, лежавшихъ во дворѣ, рѣшилъ, что братья Чирибль ведутъ торговлю съ Германіей.
   Пройдя черезъ складочный магазинъ, являвшій всѣ признаки полнѣйшаго процвѣтанія фирмы, мистеръ Чирибль (Николай догадался, что это былъ самъ хозяинъ, по тѣмъ почтительнымъ поклонамъ, какими встрѣчали его всѣ приказчики, мимо которыхъ спи проходили) -- мистеръ Чирибль привелъ своего спутника въ маленькую контору, перегороженную стеклянной переборкой и напоминавшую стеклянную шкатулку. Здѣсь, на высокомъ табуретѣ сидѣлъ круглолицый, толстенькій, старенькій клеркъ въ серебряныхъ очкахъ и съ напудренной головой, такой чистенькій и прилизанный, точно его посадили въ эту стекляную шкатулку, какъ только она была сдѣлана, накрыли крышкой, да такъ и не выпускали съ тѣхъ поръ.
   -- Тимъ, мои братъ у себя?-- спросилъ этого клерка мистеръ Чирибль такимъ же ласковымъ голосомъ, какимъ онъ говорилъ и съ Николаемъ.
   -- У себя, сэръ,-- отвѣчалъ толстенькій клеркъ, обращая свои очки на принципала, а глаза на Николая.-- Съ нимъ сидитъ мистеръ Триммерсъ.
   -- А-а! А зачѣмъ онъ пришелъ не знаете, Тимъ?
   -- Онъ собираетъ подписку въ пользу вдовы и дѣтей одного рабочаго, убитаго въ Остъ-Индскихъ докахъ сегодня по-утру. Попалъ подъ бочку съ сахаромъ, сжръ, до смерти задавило.
   -- Хорошій человѣкъ мистеръ Триммерсъ, добрая душа!-- проговорилъ съ жаромъ мистеръ Чирибль.-- Я очень обязанъ мистеру Триммерсу. Это одинъ изъ нашихъ лучшихъ друзей. Благодаря ему, мы узнаемъ много такого, чего никогда не узнали бы безъ него. Я очень, очень обязанъ мистеру Триммерсу. И мистеръ Чирибль принялся потирать руки отъ полноты чувствъ.
   Какъ разъ въ эту минуту за стекляной перегородкой показался самъ мистеръ Триммерсъ, уже уходившій. Мистеръ Чирибль бросился ему навстрѣчу и схватилъ его за руку.
   -- Спасибо вамъ, Триммерсъ, тысячу разъ спасибо! Вы настоящій другъ, настоящій другъ, честное слово!-- говорилъ мистеръ Чирибль, увлекая его въ уголъ, чтобы ихъ не могли слышать.-- Много ли дѣтей осталось послѣ этого человѣка и сколько пожертвовалъ братъ Нэдъ?
   -- Шестеро дѣтей,-- отвѣчалъ Триммерсъ.-- Вашъ братъ подписался на двадцать фунтовъ.
   -- Братъ Нэдъ молодчина, да и вы тоже, Триммерсъ. Тутъ мистеръ Чирибль схватилъ его за обѣ руки и принялся немилосердно трясти ихъ. Запишите и отъ моего имени двадцать фунтовъ... Впрочемъ, постойте на минутку. Не будемъ выставляться впередъ. Запишите десять фунтовъ отъ меня и десять отъ Тима Линкинвотера. Тимъ, чекъ на двадцать фунтовъ мистеру Триммерсу. Благослови васъ Богъ, Триммерсъ. Заходите какъ-нибудь на недѣлѣ отобѣдать съ нами. Вы найдете за столомъ готовый приборъ, вы вѣдь знаете, какъ мы вамъ рады всегда. Прощайте, милѣйшій... Тимъ, что же чекъ отъ Линкинвотера?.. Задавило бочкой... шестеро ребятъ!.. Ахъ, Боже мой, Боже!
   И, не переставая болтать въ этомъ духѣ, чтобы не дать времени своему пріятелю что-нибудь возразить противъ размѣровъ его пожертвованія, мистеръ Чирибль подвелъ Николая, удивленнаго и растроганнаго всѣмъ, что онъ тутъ видѣлъ и слышалъ, къ полуотворенной двери въ сосѣднюю комнату.
   -- Братецъ Нэдъ,-- сказалъ мистеръ Чирибль, легонько постучавшись и нагибаясь, чтобы прислушаться,-- ты занятъ, мой другъ? Можешь удѣлить мнѣ минутку?
   -- Братецъ Чарльзъ,-- отвѣчалъ изъ-за двери чей-то голосъ, до такой степени похожій на голосъ только-что говорившаго, что Николай вздрогнулъ отъ неожиданности,-- братецъ Чарльзъ, развѣ можно объ этомъ спрашивать? Входи, конечно, входи!
   И они вошли. Каково же было удивленіе Николая, когда навстрѣчу имъ поднялся другой пожилой джентльменъ, совершенный двойникь мистера Чарльза: то же лицо, та же фигура, такіе же сюртукъ, жилетъ и галстухъ, такія же брюки и штиблеты и даже такая точно бѣлая шляпа, только эта шляпа висѣла на стѣнѣ.
   Пока братья обмѣнивались горячимъ рукопожатіемъ, причемъ у обоихъ лица сіяли самой искренней братской любовью (которая такъ восхитительна въ дѣтяхъ, а въ старикахъ невыразимо трогаетъ посторонняго зрителя), Николай замѣтилъ, что второй старичокъ былъ повыше и потолще брата; это, да еще нѣкоторая медлительность въ походкѣ и движеніяхъ, вотъ и все различіе между ними, какое можно было уловить. Никто, я думаю, не усумнился бы ни на минуту, что эти братья -- близнецы.
   -- Братецъ Нэдъ,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ Чирибль, притворяя за собой дверь,-- вотъ это мой молодой другъ, которому надо помочь. Мы прежде наведемъ о немъ справки (это необходимо сдѣлать ради обѣихъ сторонъ) и если то, что онъ разсказывалъ мнѣ о себѣ, подтвердится, въ чемъ я совершенно увѣренъ, мы поможемъ ему, мы поможемъ ему, братецъ Нэдъ.
   -- Разъ ты находишь это нужнымъ, мой другъ, то и довольно,-- отвѣчалъ братецъ Нэдъ.-- И если ты такъ увѣренъ въ этомъ молодомъ человѣкѣ, то, по моему, не нужно никакихъ справокъ. Мы поможемъ ему. Въ чемъ онъ нуждается? Что можно для него сдѣлать?.. Гдѣ же Тимъ Линкинвотеръ? Пусть придетъ сюда.
   Надо замѣтить, что оба брата говорили быстро и съ азартомъ; при этомъ у обоихъ не хватало однихъ и тѣхъ же зубовъ, вслѣдствіе чего они пришепетывали совершенно на одинъ ладъ.
   -- Я позову Тима Линкливотера,-- повторилъ братецъ Нэдъ.
   -- Постой, постой!-- проговорилъ братецъ Чарльзъ, отводя его въ сторону.-- У меня есть одинъ планъ, мой милый, чудеснѣйшій планъ. Нашъ Тимъ старѣется, братецъ Нэдъ, а Тимъ былъ намъ вѣрнымъ слугой, и мнѣ кажется, что маленькая пенсія, которую мы выдаемъ его матери и сестрѣ, и скромный памятникъ, поставленный нами его бѣдному покойному брату,-- недостаточная награда за его вѣрную службу.
   -- Конечно, нѣтъ, конечно, нѣтъ!-- подхватилъ братецъ Нэдъ.-- Мы далеко не вознаградили всѣхъ его услугъ.
   -- Что, если бы мы могли облегчить его трудъ,-- продолжалъ пріятель Николая,-- уговорить его ѣздить на дачу, ну, хоть три раза въ недѣлю, подышать чистымъ воздухомъ? Онъ могъ бы и ночевать тамъ; это легко устроить: надо только, чтобы его занятія начинались часомъ позднѣе. Если бы намъ удалось это обдѣлать, вѣдь нашъ старикъ Тимъ, пожалуй, помолодѣлъ бы опять, а онъ года на три постарше насъ съ тобой.. Ты только представь, себѣ, братецъ, старикъ Тимъ -- опять юноша! А, Боже мой, я помню его совсѣмъ маленькимъ мальчикомъ! И ты тоже? Ха, ха, ха! Бѣдный Тимъ! Бѣдный Тимъ!
   Добряки весело смѣялись, вспоминая мальчика Тима, и у обоихъ стояли слезы въ глазахъ.
   -- Но прежде выслушай, братецъ Нэдъ, что я тебѣ разскажу о моемь молодомъ другѣ,-- продолжалъ мистеръ Чарльзъ.-- Садись и слушай,-- и онъ торопливо поставилъ два стула по бокамъ Николая.-- Лучше я самъ тебѣ разскажу, а то молодой человѣкъ изъ скромности будетъ конфузиться. Онъ образованный юноша, Надъ, и мнѣ кажется, не слѣдуетъ заставлять его повторять всю свою исторію сначала, какъ будто мы сомнѣваемся въ немъ. Нѣтъ, это не годится, нѣтъ, нѣтъ!
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- повторилъ другой братъ серьезно, кивая головой.--Ты правъ, мой другъ, ты правъ.
   -- Онъ поправитъ меня, если я ошибусь,-- продолжалъ пріятель Николая. Но какъ бы я ни разсказалъ, я знаю, братецъ Нэдъ, мой разсказъ глубоко тебя тронетъ; онъ напомнитъ тебѣ тѣ времена, когда мы съ тобой были безпріютными мальчиками и зарабатывали наши первые гроши въ этомъ огромномъ городѣ.
   Близнецы молча пожали другъ другу руку, и мистеръ Чарльзъ съ отличавшей его простотой, разсказалъ то, что онъ слышалъ отъ Николая. Послѣдовавшіе за этимъ переговоры были довольно продолжительны, а когда они кончились, въ сосѣдней комнатѣ между мистеромъ Нэдомъ и Тимомъ Линкинвотеромъ началось другое совѣщаніе секретнаго характера и почти такое же длинное. Николай былъ такъ растроганъ (надѣюсь, мы не уронимъ его въ глазахъ читателя, сознавшись въ этомъ фактѣ), что послѣ своей бесѣды съ двумя братьями рыдалъ, какъ дитя, и могъ только махать рукой въ отвѣтъ на новыя доказательства ихъ доброты и участія.
   Наконецъ, явились братецъ Нэдъ и Тимъ Линкинвотеръ. Тимъ сейчасъ же подошелъ къ Николаю и шепнулъ ему на ухо нѣсколько словъ (Тимъ былъ вообще человѣкъ немногорѣчивый). Теперь онъ сказалъ ему только, что уже записалъ его адресъ и зайдетъ къ нему сегодня же вечеромъ въ восемь часовъ. Покончивъ съ этимъ дѣломъ. Тимъ протеръ и надѣлъ свои очки, приготовляясь выслушать то, что еще имѣли сообщить ему братья.
   -- Тимъ,-- началъ братецъ Чарльзъ,-- вы вѣрно уже догадались, что мы намѣрены взять этого молодого джентльмена въ контору.
   Тутъ братецъ Надъ замѣтилъ, что Тимъ уже все знаетъ и вполнѣ одобряетъ такое рѣшеніе, а Тимъ кивнулъ головой въ подтвержденіе этихъ словъ, выпрямился и принялъ такой важный видъ, что сталъ казаться еще толще. Затѣмъ наступило гробовое молчаніе.
   -- Только ужь какъ хотите я не намѣренъ являться въ контору часомъ позднѣе,-- выпалилъ вдругъ Тимъ самымъ рѣшительнымъ тономъ.-- Не хочу я дышать чистымъ воздухомъ и не намѣренъ ночевать на дачѣ. И ни на какую дачу я не поѣду. Очень нужна мнѣ ваша дача! Вотъ выдумали!
   -- Чортъ бы побралъ ваше упрямство, Тимъ Линкинвотеръ,-- сказалъ братецъ Чарльзъ, поглядывая на своего стараго клерка безъ малѣйшей искорки гнѣва, съ сіяющимъ, добрымъ лицомъ.-- Чортъ бы побралъ ваше упрямство, Тимъ! Ну, что вы хотите этимъ доказать?
   -- Въ маѣ минетъ сорокъ четыре года,-- продолжалъ Тимъ, выводя перомъ въ воздухѣ какія-то вычисленія и подчеркивай ихъ воображаемой линіей, прежде чѣмъ подвести итогъ,-- въ маѣ минетъ сорокъ четыре года съ той поры, когда я въ первый разъ засѣлъ за книги братьевъ Чирибль. Всѣ эти годы каждое утро (кромѣ воскресныхъ дней) ровно въ девять часовъ я отпиралъ несгораемый шкапъ и каждый вечеръ въ половинѣ одиннадцатаго (кромѣ тѣхъ дней, когда получалась иностранная почта и когда я кончалъ въ сорокъ минутъ двѣнадцатаго) я обходилъ весь домъ со свѣчей и смотрѣлъ, хорошо ли заперты двери и погашены ли огни. Всѣ эти годы и спалъ въ задней комнатѣ верхняго этажа, ни одной ночи не ночевалъ въ другомъ мѣстѣ. Тамъ у меня, на окнѣ, посрединѣ, стоитъ все тотъ же ящикъ съ резедой и все тѣ же четыре цвѣточныхъ горшка, по два съ каждаго боку, которые я привезъ съ собой, когда переѣхалъ сюда. Нѣтъ въ цѣломъ мірѣ, я это всегда говорилъ я всегда повторю, нѣтъ въ цѣломъ мірѣ другого такого сквера, какъ нашъ. Я знаю, что нѣтъ,-- повторилъ Тимъ съ внезапнымъ приливомъ энергіи и строго оглянулся кругомъ.-- Для дѣла ли, для развлеченія ли, въ зимнюю или въ лѣтнюю пору, онъ одинаково хорошъ; ничего подобнаго вы нигдѣ не найдете. Нѣтъ во всей Англіи родника съ такой чистой водой, какъ нашъ насосъ, что во дворѣ у ворогъ. Нѣтъ во всей Англіи такого великолѣпнаго вида, какъ видъ изъ моего окна. У меня еще усы не выросли, когда я любовался имъ изо дня въ день, и, надѣюсь, могу объ этомъ судить. Сорокъ четыре года я жилъ въ этой комнатѣ,-- прибавилъ Тикъ дрогнувшимъ голосомъ,-- и если это не представитъ никакихъ особенныхъ неудобствъ, если это не нарушитъ хода дѣлъ фирмы, я прошу, чтобы мнѣ позволили и умереть въ ней.
   -- Чортъ возьми, Тимъ Линкинвотеръ! Какъ вы смѣете говорить о смерти!-- закричали близнецы, громко сморкаясь.
   -- Вотъ только это я и хотѣлъ вамъ сказать, мистеръ Эдвинъ и мистеръ Чарльзъ,-- проговорилъ Тимъ, выпрямляясь съ еще болѣе внушительнымъ видомъ.-- Я знаю, вы давно замышляете посадить меня на пенсію: вы не въ первый разъ заводите объ этомъ рѣчь; но, съ вашего позволенія, пусть это будетъ и въ послѣдній. Покончимъ съ этимъ вопросомъ разъ навсегда.
   Съ этими словами Тимъ Линкинвотеръ торжественно вышелъ изъ комнаты и заперся въ своей стеклянной шкатулкѣ съ видомъ человѣка, который сказалъ свое слово и твердо рѣшился не датъ себя обойти.
   Братья переглянулись и сконфуженно закашлялись, не находя словъ.
   -- Такъ нельзя, братецъ Нэдъ,-- заговорилъ, наконецъ, мистеръ Чарльзъ съ большимъ жаромъ,-- надо съ нимъ что-нибудь сдѣлать, нечего смотрѣть на него! Его щепетильность становится просто нестерпима. Возьмемъ его въ компаньоны, Нэдъ, и если онъ не подчинится добромъ, дѣлать нечего, будемъ дѣйствовать силой.
   -- Вѣрно, мой другъ, совершенно вѣрно,-- подтвердилъ братецъ Нэдъ, кивая головой съ такимъ видомъ, какъ будто онъ давно уже рѣшилъ этотъ вопросъ.-- Если онъ не послушается резоновъ мы все таки сдѣлаемъ по своему на зло ему! Надо же, наконецъ, заставить его признать нашъ авторитетъ. Мы поссоримся съ нимъ, братецъ Чарльзъ, коли на то пошло.
   -- А что жъ, и поссоримся. Если нужно, мы сумѣемъ поссориться съ старикомъ Тимомъ... Однако, Нэдъ, мы задерживаемъ нашего молодого друга, а дома его ждутъ матушка и сестра, можетъ быть, безпокоятся о немъ. Итакъ, молодой человѣкъ, простимся пока и... тише, тише, осторожнѣе, тутъ сундукъ стоятъ... Нѣтъ, нѣтъ, ничего, ничего, ничего!.. Ступайте себѣ съ Богомъ... Тутъ поворотъ, осторожнѣе, и...
   Продолжая сыпать этими и тому подобными безсвязными фразами, чтобы остановить изліянія Николая, братья проводили его до наружныхъ дверей, разъ двадцать пожавъ ему руку по дорогѣ и притворяясь весьма неудачно (бѣдняки были плохими актерами), что они не замѣчаютъ обуревавшихъ его чувствъ.
   А сердце юноши было до такой степени переполнено радостью и признательностью, что онъ не сразу отважился выйти на улицу; ему нужно было сначала успокоиться. И когда, наконецъ, постоявъ въ темномъ углу подъ воротами и овладѣвъ собой, онъ вышелъ, ему мелькнули въ окно лица двухъ близнецовъ, заглядывавшихъ исподтишка въ стекляную шкатулку, очевидно, въ нерѣшимости, повести ли имъ немедленно свою аттаку на непреклоннаго Тима или отложить ее до болѣе удобнаго времени.
   Мы не станемъ описывать того изумленія и восторга, какими были встрѣчены вышеизложенныя событія въ квартиркѣ миссъ Ла-Криви; не будемъ передавать, что тамъ говорилось и дѣлалось, какія мысли, надежды, ожиданія и пророчества были высказаны по этому поводу, ибо это только затянуло бы нашъ разсказъ, мало подвинувъ къ цѣли. Достаточно будетъ сказать, что мистеръ Тимъ Линкнивотеръ явился аккуратно въ назначенный часъ, что при всѣхъ своихъ странностяхъ и при томъ, отличавшемъ его, ревнивомъ отношеніи къ интересамъ хозяевъ, которое, казалось бы, должно было побудить его возстать противъ слишкомъ широкой ихъ щедрости, онъ представилъ имъ самый благопріятный отчетъ о семьѣ Николая и что на другой же день Николай былъ назначенъ на вакантную должность въ конторѣ братьевъ Чирибль съ годовымъ окладомъ въ 120 фунтовъ стерлинговъ.
   -- А что, если бы отдать имъ въ наймы нашъ домикъ въ Нау?-- говорилъ въ тотъ же день мистеръ Чарльзъ своему брату.-- Онъ все равно стоитъ пустой, и мы могли бы взять съ нихъ дешевле обыкновенной цѣны. Какъ ты объ этомъ полагаешь, братецъ Нэдъ?
   -- Зачѣмъ дешевле? Пусть даромъ берутъ,-- отвѣчалъ братецъ Нэдъ -- Мы богатые люди, и стыдно намъ брать деньги при такихъ обстоятельствахъ. Гдѣ же Тимь Линкинвотеръ?.. Рѣшено, братецъ Чарльзъ, мы отдадимь имъ домикъ безплатно.
   -- А не лучше ли будетъ назначить пока хоть небольшою плату, братецъ?-- возразилъ мягко другой.-- Эти помогло бы имъ, знаешь, сохранить привычку къ умѣренности и избавило бы ихъ отъ тяжелаго чувства сознавать себя облагодѣгельетвованными. Ну, скажемъ пятнадцать, двадцать фунтовъ, и если деньги будутъ выплачиваться аккуратно, мы всегда можемъ возмѣстить имъ эту издержку какимъ-нибудь другимъ путемъ. Я могу, напримѣръ, ссудить имъ малую толику на меблировку по секрету отъ тебя, а ты по секрету отъ меня тоже дашь кое-что, и если молодой человѣкъ будетъ работать исправно (а онъ будетъ, я въ этомъ ни на минуту не сомнѣваюсь), ссуда всегда можетъ превратиться въ подарокъ. Не будемъ спѣшить, братецъ Нэдъ: полегоньку, шагъ за шагомъ, такъ-то лучше. Не надо слишкомъ насѣдать на нихъ съ одолженіями, а? Что ты на это скажешь, мой другъ?
   Разумѣется, братецъ Нэдъ скрѣпилъ это предложеніе, и не только словомъ, но и дѣломъ. Не прошло и недѣли, какъ Николай окончательно водворился на новомъ мѣстѣ въ конторѣ, а мистрисъ Никкльби съ Кетъ -- въ своей новой квартиркѣ,-- всѣ трое радостные, счастливые, полные новыхъ надеждъ и новыхъ плановъ на будущее.
   Вся эта первая недѣля новоселья была недѣлей сюрпризовъ и открытій для семьи. Каждый вечеръ, когда Николай возвращался домой, тамъ оказывалось что-нибудь новое: то виноградный кустъ, неизвѣстно кѣмъ посаженный, то невѣдомо откуда взявшійся котелъ для воды, то ключъ отъ пріемной, какимъ-то таинственнымъ образомъ очутившійся въ пустой кадкѣ. Сегодня въ одной комнатѣ появились вдругъ кисейныя занавѣски, завтра въ другой -- какая-нибудь изящная штора, и все это дѣлалось точно по щучьему велѣнью, неизвѣстно, какъ и когда. Потомъ пріѣхала въ омнибусѣ миссъ Ла-Криви и объявила, что будетъ имъ помогать и прогоститъ денька два. И она въ самомъ дѣлѣ помогала: бѣгала по всему дому съ засученными рукавами, поминутно теряла очень маленькій бумажный свертокъ съ гвоздями и очень большой молотокъ, падала со всѣхъ лѣстницъ и больно ушибалась. Много хлопотала и мистриссъ Никкльби, безъ умолку болтавшая и дѣлавшая иногда кое-что, но не часто. Больше всѣхъ работали Кетъ, вездѣ поспѣвавшая, хоть ея и не было слышно, и Смайкъ, превратившій садикъ въ настоящее чудо красоты и вкуса. А Николай всѣмъ помогалъ понемножку и всѣхъ подбодрялъ. И опять въ семьѣ поселились миръ и веселье, и каждое скромное удовольствіе, каждый часъ общихъ семейныхъ собраній носилъ тотъ отпечатокъ глубокой радости, какой придаютъ имъ только миновавшія разлука и горе.
   Короче говоря, бѣдняки Никкльби были дружны и счастливы, а богачъ Никкльби -- одинокъ и несчастенъ.
   

ГЛАВА XXXVI
приватная и конфиденціальная, ибо касается семейныхъ дѣлъ. О томъ, какъ мистеръ Кенвигзъ испыталъ жестокое потрясеніе и какъ мистриссъ Кенвигзъ блистательно перенесла свою болѣзнь.

   Было часовъ семь вечера, и въ узкихъ улицахъ по сосѣдству съ Гольденъ-Скверомъ уже начинало смеркаться, когда мистеръ Кенвигзъ послалъ купить пару лайковыхъ бѣлыхъ перчатокъ (изъ самыхъ дешевыхъ сортовъ, по четырнадцати пенсовъ за пару) и, выбравъ ту перчатку, которая была покрѣпче и которая, къ слову сказать, оказывалась на правую руку, вышелъ на крыльцо съ торжественнымъ и взволнованнымъ видомъ и принялся старательно обертывать ею шишечку деревяннаго молотка. Выполнивъ эту задачу съ большимъ знаніемъ дѣла, мистеръ Кенвигзъ затворилъ дверь и перешелъ черезъ улицу, чтобы полюбоваться эффектомъ своей работы съ противоположной стороны. Убѣдившись, что она исполнена блистательно, онъ вернулся на крыльцо и, крикнувъ Морлинѣ сквозь замочную скважину, чтобы она отперла ему дверь, скрылся въ домѣ и больше не показывался.
   Собственно говоря, если разсматривать вопросъ съ отвлеченной точки зрѣнія, не было, по видимому, никакихъ резонныхъ причинъ трудиться именно надъ этимъ двернымъ молоткомъ, и мистеръ Кепвигзъ могъ бы съ такимъ же успѣхомь обернуть лайкой любой изъ многихъ дверныхъ молотковъ, украшавшихъ резиденціи джентльменовъ на десять миль въ окружности, ибо для большаго удобства многочисленныхъ жильцовъ того дома, въ которомъ проживалъ мистеръ Кенвігзъ, наружная его дверь всегда стояла настежь, и никто не пользовался двернымъ молоткомъ. И въ первомъ, и во второмъ, и въ третьемъ этажѣ имѣлось по отдѣльному звонку. Антресоли въ звонкѣ не нуждались, потому что туда никто не заглядывалъ, а кому было нужно въ пріемную, тотъ могъ прямо войти. Что же касается кухни, то и туда былъ особый ходъ: стоило только спуститься въ подвальный этажъ со двора. Такимъ образомъ съ точки зрѣнія необходимости или пользы фактъ обертыванія дверного молотка оставался совершенно необъяснимымъ.
   Но въ основаніи человѣческихъ дѣйствій не всегда лежитъ принципъ утилитаризма, какъ объ этомъ свидѣтельствуетъ настоящій примѣръ. Въ цивилизованномъ мірѣ существуютъ извѣстныя формы приличія, извѣстные обряды, которые должны соблюдаться, иначе человѣчество вернется къ первобытному варварству. Ни одна дама изъ порядочнаго круга никогда еще не рожала -- вѣрнѣе сказать, ни одни роды въ порядочномъ домѣ никогда еще не обходились безъ сопутствующаго имъ символа -- дверного молотка, обернутаго лайкой. Мистриссъ Кенвигзъ была дама съ нѣкоторыми притязаніями на принадлежность къ хорошему кругу, и мистриссъ Кенвигзъ родила: вотъ почему мистеръ Кенвигзъ обертывалъ лайковой бѣлой перчаткой безмолвствующій дверной молотокъ своей резиденціи.
   "Ужь и не знаю, право, хорошенько, какъ будетъ приличнѣе поступить въ этомъ случаѣ,-- разсуждалъ самъ съ собой мистеръ Кенвигзъ, подтягивая воротничокъ своей рубашки и медленно поднимаясь по лѣстницѣ,-- слѣдовало бы, кажется, напечатать объявленіе въ газетахъ, такъ какъ родился мальчикъ".
   Размышляя о своевременности такой мѣры и о томъ, какую сенсацію она произведетъ въ околоткѣ, мистеръ Кенвигзъ направился въ гостиную, гдѣ сушились передъ огнемъ миніатюрныя принадлежности дѣтскаго туалета и гдѣ домашній докторъ, мистеръ Лемби, няньчилъ младенца, не новаго младенца, а прежняго, любимца семьи.
   -- Чудесный родился у васъ мальчуганъ, мистеръ Кенвигзъ,-- замѣтилъ докторъ Лемби.
   Вы это серьезно находите, сэръ?-- спросилъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Чудесный мальчуганъ! Въ жизнь свою не видалъ такого здороваго ребенка.
   Какую пріятную пищу для размышленій даетъ намъ тотъ фактъ, что каждый ребенокъ, явившийся на свѣтъ, оказывается лучше своего предшественника, и какимъ убѣдительнымъ отвѣтомъ можетъ онъ служить для опроверженія всѣхъ пессимистовъ, оплакивающихъ постепенное вырожденіе человѣческой расы!
   -- Въ жизнь свою не видалъ такого прекраснаго ребенка,-- повторилъ докторъ Лемби.
   -- Морлина была тоже чудеснымъ ребенкомъ,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, почуявъ въ этомъ замѣчаніи косвенный намекъ, задѣвавшій семейную честь.
   -- Всѣ они у васъ были хорошія дѣтки,-- проговорилъ докторъ Лемби съ задумчивымъ видомъ, продолжая ублажать младенца. Соображалъ ли онъ въ ту минуту, не включитъ ли ему и эту статью въ свой счетъ за леченье родильницы, объ этомъ лучше знать ему самому.
   Пока длился вышеописанный короткій діалогъ, миссъ Морлина, какъ старшая въ родѣ и естественная замѣстительница матери на время ея нездоровья, разсыпала направо и налѣво шлепки и тычки по адресу трехъ младшихъ миссъ Кенвигзъ -- проявленіе сестриной любви и заботливости, вызвавшее слезы на глаза мистера Кенвигза и заставившее его торжественно объявить, что по своей понятливости и поступкамъ, эта дѣвочка -- настоящая женщина.
   -- Она будетъ сокровищемъ для человѣка, который на ней женится,-- прибавилъ "въ сторону" мистеръ Кенвигзъ.-- Мнѣ кажется, мистеръ Лемби, что она сдѣлаетъ блестящую партію.
   -- Я этому нисколько не удивлюсь,-- отозвался докторъ Лемби.
   -- Видѣли вы когда-нибудь, сэръ, какъ она пляшетъ?-- спросилъ мистеръ Кенвигзъ.
   Докторъ покачалъ головой.
   -- Ну, значитъ вы не знаете, на что она способна,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, и было слышно по его тону, что онъ отъ всего сердца жалѣетъ бѣднаго доктора.
   Все это время между гостиной и смежной комнатой ни на секунду не прекращалось какое-то шмыганье; дверь отворялась и опять тихонько затворялась разъ двадцать въ минуту (что, вѣроятно, было необходимо для спокойствія мистриссъ Кенвигзъ), и новорожденнаго выносили напоказъ постоянно прибывавшимъ новымъ депутаціямъ отъ избраннаго кружка друзей женскаго пола, толпившимся въ корридорѣ и на крыльцѣ для обсужденія знаменитаго событія во всѣхъ его деталяхъ. Да, что на крыльцѣ! Волненіе захватило всю улицу. У дверей чуть ли не каждаго дома дамы стояли группами (иныя въ томъ самомъ интересномъ положеніи, въ какомъ недавно показывалась въ публикѣ мистриссъ Кенвигзъ) и дѣлились впечатлѣніями своего личнаго опыта при подобныхъ обстоятельствахъ. Двѣ-три изъ нихъ пожинали заслуженные лавры за то, что еще третьяго дня предсказали день и часъ, когда совершится это событіе; другія повѣствовали о томъ, какъ онѣ сію же минуту догадались, въ чемъ дѣло, лишь только увидѣли, что мистеръ Кенвигзъ бѣжитъ по улицѣ сломя голову, блѣдный какъ смерть. Но всѣ соглашались въ двухъ пунктахъ: во-первыхъ, что со стороны мистриссъ Кенвигзъ было въ высшей степени похвально поступить такъ, какъ она поступила, и во-вторыхъ, что никогда не были и не будетъ такого ученаго и искуснаго акушера, какъ докторъ Лемби.
   А докторъ Лемби, среди всего этого Содома, возсѣдалъ, какъ уже было сказано, въ гостиной перваго этажа, няньчилъ младенца, котораго ему кто-то подсунулъ, и бесѣдовалъ съ мистеромъ Кенвигзомъ. Это былъ плотный джентльменъ, грубоватаго вида, въ такихъ измятыхъ воротничкахъ, что не стоитъ и нихъ и говорить, и съ небритой бородой, ибо докторъ Лемби быль популяренъ, а населеніе околотка плодовито, и за послѣдніе сорокъ восемь часовъ не менѣе трехъ дверныхъ молотковъ было обернуто лайкой одинъ за другимъ.
   -- И такъ, мистеръ Кенвигзъ, у васъ теперь шестеро, считая съ послѣднимъ,-- сказалъ докторъ Лемби.-- Со временемъ у васъ будетъ большая семья.
   -- Я нахожу, что и шестерыхъ почти что достаточно, сэръ,-- замѣтилъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Вздоръ, вздоръ. Далеко не достаточно. И въ половину недостаточно, сэръ.
   Сдѣлавъ это замѣчаніе, докторъ засмѣялся, но его смѣхъ быль лишь слабымъ намекомъ на смѣхъ въ сравненіи съ хохотомъ одной замужней леди, пріятельницы мистриссъ Кенвигзъ, которая только-что появилась изъ комнаты больной, чтобы представить послѣдній бюллетень о состояніи ея здоровья и заодно ужъ подкрѣпиться глоточками водки съ водой, и которую докторская шутка видимо поразила, какъ нѣчто необыкновенное въ своемъ родѣ.
   -- Впрочемъ, и то сказать, мои дѣти до нѣкоторой степени застрахованы отъ превратностей судьбы,-- проговорилъ мистеръ Кенвигзъ, сажая къ себѣ на колѣни свою вторую дочь,-- у нихъ есть кое-какія надежды.
   -- О, въ самомъ дѣлѣ,-- отозвался докторъ Лемби.
   -- И даже очень большія, насколько я знаю,-- вставила замужняя леди.
   -- Изволите ли видѣть, сударыня,-- проговорилъ мистеръ Кенвигзъ,-- не мнѣ распространяться о томъ, большія онѣ или маленькія. Мнѣ неприлично хвастать знатностью семьи, съ которою я имѣю честь находиться въ родствѣ, но въ то же время я не могу не сказать, что родня мистриссъ Кенвигзъ...-- Тутъ мистеръ Кенвигзъ неожидано оборвалъ свою рѣчь.-- Однимъ словомъ,-- продолжалъ онъ громкимъ голосомъ, минуту спустя,-- дѣти мои могутъ получить по сто фунтовъ на брата, если не больше. Можетъ быть, больше, но ужъ по сто фунтовъ навѣрное.
   -- Что жь, состояніе очень и очень недурное,-- замѣтила замужняя лэди.
   -- У мистриссъ Кенвигзъ есть родственники,-- продолжалъ мистеръ Кенвигзъ, захвативъ понюшку изъ докторской табакерки, послѣ чего страшнѣйшимъ образомъ расчихался, ибо онъ не привыкъ нюхать табакъ,-- у мистриссъ Кенвигзъ есть родственники, которые могли бы оставить по сто фунтовъ десяти человѣкамъ и не стали бы отъ этого ни на волосъ бѣднѣе.
   -- А, я знаю, на кого вы намекаете,-- сказала замужнія леди, кивая головой.
   -- Я не называю именъ и не назову,-- заявилъ мистеръ Кенвигзъ съ торжественнымъ видомъ.-- Многіе изъ моихъ друзей встрѣчали въ этой самой комнатѣ одного родственника мистриссъ Кенвигзъ, который... который сдѣлаетъ честь любому обществу. Больше я ничего не скажу.
   -- Я знаю,-- я встрѣчала его,-- объявила замужняя леди, бросая многозначительный взглядъ на доктора Лемби.
   -- Само собою разумѣется, что моимъ родительскимъ чувствамъ не можетъ не льстить, когда я вижу, что такой человѣкъ ласкаетъ моихъ дѣтей,-- продолжалъ мистеръ Кенвигзъ.-- Естественно, что и человѣческимъ моимъ чувствамъ льститъ знакомство съ такимъ человѣкомъ. Естественно, что и какъ мужу, мнѣ будетъ лестно ознакомить такого человѣка съ совершившимся семейнымъ событіемъ.
   Изложивъ свои чувства въ этихъ краснорѣчивыхъ словахъ, мистеръ Кенвигзъ поправилъ бѣлобрысую косичку своей второй дочери и приказалъ ей быть умницей и слушаться сестры Морлины.
   -- Эта дѣвочка съ каждымъ днемъ становится все больше похожа на мать,-- сказалъ докторъ Лемби, внезапно преисполняясь энтузіазмомъ передъ достоинствами Морлины.
   -- Вотъ именно!-- подхватила замужняя леди.-- Я это всегда говорю и всегда говорила. Она вылитый портретъ матери.
   И, направивъ такимъ образомъ общее вниманіе на упомянутую молодую дѣвицу, почтенная матрона воспользовалась случаемъ пропустить еще глоточекъ водки съ водой, и довольно продолжительный, надо признаться.
   -- Да, есть сходство,-- проговорилъ мистеръ Кенвигзъ по нѣкоторомъ размышленіи.-- Но еслибъ вы видѣла мистриссъ Кенвигзъ до замужества! О, Боже мой, что это была за женщина!
   Докторъ Ломби торжественно покачалъ головой, какъ будто говоря: "Могу себѣ представить!"
   -- Толкуютъ о феяхъ. Что тамъ всѣ ваши феи въ сравненіи съ ней!-- восклицалъ между тѣмъ мистеръ Кенвигзъ.-- Что за легкость! Что за грація! Никогда я не видалъ ничего подобнаго, ничего! И какія манеры -- игривыя и вмѣстѣ съ тѣмъ безукоризненно скромныя...
   -- А фигура! Мало кто это знаетъ,-- продолжалъ мистеръ Кенвигзъ, понижая голосъ,-- но въ свое время у нея была такая фигура, что съ нея списали "Британію" -- ту, что на вывѣскѣ у Голлоуенскихъ воротъ.
   -- Да, даже теперь -- взгляните вы на нее,-- подхватила замужняя леди,-- ну, развѣ можно сказать, что это мать шестерыхъ дѣтей?
   -- Невозможно!-- подтвердилъ докторъ Лемби.
   -- Ее скорѣе можно принять за одну изъ ея собственныхъ дочерей,-- кипятилась замужняя леди.
   -- Совершенно вѣрно, за одну изъ ея собственныхъ дочерей,-- согласился докторъ Лемби.
   Мистеръ Кенвигзъ только-что собирался сдѣлать еще какое-то замѣчаніе -- вѣроятно, въ подкрѣпленіе послѣдняго мнѣнія,-- какъ вдругъ другая замужняя леди, явившаяся поразвлечь больную своимъ разговоромъ и кстати оказать должное вниманіе всему, что было въ домѣ по части ѣды и питья, просунула голову въ дверь и возвѣстила, что она только-что ходила внизъ отворять на звонокъ и что тамъ какой-то джентльменъ желаетъ видѣть мистера Кенвигза по "совершенно частному дѣлу".
   Неясные, образы знатныхъ родственниковъ замелькали передъ умственнымъ взоромъ мистера Кенвигза при этомъ извѣстіи, и подъ пріятнымъ впечатлѣніемъ этихъ видѣній онъ отправилъ Морлину съ наказомъ провести джентльмена прямо въ гостиную, а самъ сталъ противъ двери, чтобы увидѣть гостя, какъ только тотъ взойдетъ наверхъ.
   -- Какъ! Да это мистеръ Джонсонъ!-- воскликнулъ мистеръ Кенвигзъ съ разочарованіемъ въ голосѣ.-- Здравствуйте, сэръ. Какъ поживаете?
   Николай пожалъ ему руку, перецѣловалъ всѣхъ своихъ бывшихъ ученицъ, сдалъ на попеченіе Морлины большой свертокъ съ игрушками, раскланялся съ докторомъ и съ двумя замужними леди и съ такимъ участіемъ освѣдомился о здоровьѣ мистриссъ Кенвигзъ, что до глубины души растрогалъ няньку, которая только-что появилась изъ сосѣдней комнаты съ маленькой кастрюлькой въ рукахъ, чтобы разогрѣть какую-то таинственную смѣсь на рѣшеткѣ камина.
   -- Тысячу разъ прошу у васъ прощенія, что явился такъ некстати,-- сказалъ Николай,-- но я ничего не подозрѣвалъ, пока мнѣ не отворили дверь, а такъ какъ въ настоящее время я очень занятъ, то, боясь, что не скоро выберу минуту зайти въ другой разъ, я и рѣшилъ все-таки войти, хоть и не въ пору.
   -- Совершенно въ пору, сэръ, какъ нельзя болѣе въ пору,-- проговорилъ мистеръ Кенвигзъ.-- Положеніе мистриссъ Кенвигзъ, надѣюсь, не можетъ служить препятствіемъ для дружеской бесѣды между вами и мной.
   -- Вы очень любезны, сэръ,-- сказалъ Николай.
   Въ этотъ моментъ третья замужняя леди вбѣжала съ извѣстіемъ, что младенецъ взялъ грудь и "кушаетъ, какъ ангелъ". Услыхавъ это, двѣ первыя замужнія леди стремглавъ ринулись въ спальню, чтобы не пропустить этого интереснаго зрѣлища.
   -- Я къ вамъ по дѣлу,-- заговорилъ опять Николай.-- Передъ отъѣздомъ изъ провинціи, гдѣ я жилъ послѣднее время, я взялся передать вамъ одну новость.
   -- Вотъ какъ! Какую-же?-- спросилъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Но до сихъ поръ не могъ выбрать времени исполнить свое обѣщаніе, хотя я въ Лондонѣ уже нѣсколько дней,-- докончилъ Николай.
   -- Это не бѣда, сэръ. Надѣюсь, что ваша новость не станетъ хуже отъ того, что она немножко поостыла... Новость изъ провинціи, гмъ?-- проговорилъ мистеръ Кенвигзъ, что-то соображая.-- Это любопытно. Я никого не знаю въ провинціи.
   -- А миссъ Петоукеръ?-- подсказалъ Николай.
   -- Ахъ, такъ это отъ нея!.. Да, да, про нее-то я и забылъ. Что жь, мистриссъ Кенвигзъ будетъ очень рада узнать, какъ ей живется. Генріетта Петоукеръ -- да!.. Какія, однако, странныя вещи случаются иногда. Бѣдь надо же было встрѣтиться вамъ въ провинціи съ Генріеттой Петоукеръ... Ну, что же она здорова?
   Услыхавъ имя своей старой пріятельницы, всѣ четыре миссъ Кенвигзъ столпились вокругъ Николая, вытаращивъ глаза, разинувъ рты и развѣсивъ уши. На лицѣ мистера Кенвигза было тоже написано любопытство, но только одно любопытство,-- ни тревоги, ни подозрѣній.
   -- Моя новость касается семейныхъ дѣлъ,-- проговорилъ Николай нерѣшительно.
   -- О, это все равно. Говорите, здѣсь все свои,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, взглянувъ на доктора Лемби, которыя, неосмотрительно принявъ на свое попеченіе маленькаго Лилливика, не находилъ теперь желающихъ освободить его отъ этой драгоцѣнной ноши.
   Николай прокашлялся раза два и былъ видимо въ затрудненіи, съ чего ему начать.
   -- Генріетта Петоукеръ, кажется, въ Портсмутѣ,-- замѣтилъ мистеръ Кенвигзъ, желая ему помочь.
   -- Да,-- отвѣчалъ Николай.-- И мистеръ Лилливикъ въ Портсмутѣ.
   Мистеръ Кенвигзъ поблѣднѣлъ, но сейчасъ же оправился и сказалъ, что дѣйствительно это довольно странное совпаденіе.
   -- Порученіе мое отъ него,-- сказалъ Николай.
   Мистеръ Кенвигзъ видимо ожидалъ. Дѣло ясное: мистеру Лилливику было извѣстно, что племянница его въ интересномъ положеніи, и вотъ теперь онъ передаетъ черезъ молодого человѣка, чтобы ему подробно написали о состояніи ея здоровья. Такъ, такъ, другого объясненія и быть не можетъ. Какъ это мило съ его стороны и какъ похоже на него!
   -- Онъ шлетъ вамъ свой поклонъ и сердечныя пожеланія,-- продолжалъ Николай.
   -- Большое спасибо ему за память.-- Это вашъ дѣдъ Лилливикъ, мои милыя,-- снисходительно пояснилъ дѣтямъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Сердечныя пожеланія,-- повторилъ Николай и докончилъ:-- Онъ извиняется, что не собрался написать вамъ, и просилъ меня передать на словахъ, что онъ женился на миссъ Петоукеръ.
   Мистеръ Кенвигзъ вскочилъ съ окаменѣлымъ лицомъ, схватилъ свою второю дочь за ея бѣлобрысую косичку и прижалъ къ глазамъ носовой платокъ. Морлина упала въ дѣтское креслице и вытянулась, какъ мертвецъ -- совершенно такъ, какъ это дѣлала ея мать, когда падала въ обморокъ, а двѣ меньшія миссъ Кенвигзъ подняли неистовый вой.
   -- Дѣти мои! Мои бѣдныя, обманутыя дѣти!-- завопилъ мистеръ Кенвигзъ и въ приливѣ отчаянія такъ сильно потянулъ за бѣлобрысую косичку своей второй дочери, что приподнялъ ее на цыпочки и продержалъ въ такомъ положеніи нѣсколько секундъ.-- Животное! Измѣнникъ! Подлецъ!
   -- Чего онъ такъ раскричался, провалъ его возьми!-- взвизгнула нянька, сердито оборачиваясь.-- Взбѣсился онъ что ли, что поднимаетъ здѣсь такой шумъ?
   -- Молчи, женщина!-- свирѣпо закричалъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Не замолчу! Сами вы молчите, безсовѣстный человѣкъ! Какъ вамъ не жаль родного ребенка!
   -- Не жаль!-- проревѣлъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Тѣмъ хуже для васъ. Чудовище, людоѣдъ вы, а не отецъ!
   -- Пусть умираетъ!-- вопилъ мистеръ Кенвигзъ, увлекаясь потокомъ своего гнѣва.-- Пусть умираетъ! У него нѣтъ больше надеждъ, онъ ничего не получитъ. Не надо намъ дѣтей!-- прибавилъ онъ вдругъ съ жесткой холодностью.-- Возьмите ихъ, уберите, отвезите въ воспитательный домъ.
   Выговоривъ эти роковыя слова, мистеръ Кенвигзъ опустился на стулъ и бросилъ вызывающій взглядъ на няньку, а та кинулась со всѣхъ ногъ въ сосѣднюю комнату и сейчасъ же возвратилась оттуда съ цѣлымъ полкомъ матронъ, крича, что мистеръ Кенвигзъ, должно быть, помѣшался, потому что онъ кощунствуетъ и проклинаетъ родныхъ своихъ дѣтей.
   Факты были, безспорно, не въ пользу мистера Кенвигза. Отъ усилій, которыя ему приходилось дѣлать, чтобы говорить достаточно энергично и въ то же время пониженнымъ тономъ (ибо въ его разсчеты отнюдь не входило довести свои ламентаціи до ушей мистриссъ Кенвигзъ), онъ весь посинѣлъ; къ тому же волненіе по случаю семейнаго торжества, а еще больше усиленныя по количеству и самыя разнообразныя по качеству возліянія, которыми оно было отпраздновано, немало способствовали тому, что черты лица почтеннаго джентльмена раздались въ ширину. Но когда Николай и докторъ Лемби, остававшіеся до сихъ поръ пассивными зрителями происходившаго, въ полной увѣренности, что мистеръ Кенвигзъ говоритъ не серьезно, объяснили матронамъ ближайшую причину его состоянія, негодованіе послѣднихъ смѣнилось жалостью, и онѣ принялись умолять его съ большимъ чувствомъ, чтобы онъ легъ отдохнуть.
   -- Боже мой, Боже мой, какъ я носился съ этимъ человѣкомъ!-- говорилъ съ сокрушеніемъ мистеръ Кенвигзъ, жалобно озираясь вокругъ.-- Сколько устрицъ онъ съѣлъ въ этомъ домѣ! Сколько пива выпилъ, и не сосчитать!
   -- Да, это тяжело, очень тяжело, я знаю,-- сказала на это одна изъ матронъ,-- но подумайте немножко о вашей милой женѣ.
   -- Да, да, подумайте, что она перенесла не дальше, какъ сегодня!-- подхватили всѣ хоромъ.-- Возьмите себя въ руки и будьте мужчиной.
   -- Сколько подарковъ онъ отъ меня получилъ!-- продолжалъ мистеръ Кенвигзъ, возвращаясь къ своему горю.-- Сколько трубокъ, сколько табакерокъ я ему передавалъ, не говоря уже о резиновыхъ галошахъ въ шесть шиллинговъ шесть пенсовъ...
   -- Ужасно, ужасно! Страшно и подумать!-- закричали матроны.-- Но будьте покойны, когда-нибудь все это зачтется ему.
   Мистеръ Кенвигзъ окинулъ дамъ мрачнымъ взоромъ, какъ будто хотѣлъ имъ сказать, что онъ предпочелъ бы, чтобы все это зачлось ему самому, но ничего не сказалъ и, опустивъ голову на руку, впалъ въ забытье.
   Тогда матроны стали опять доказывать, что бѣднаго джентльмена необходимо уложить въ постель. Онъ выспится и завтра встанетъ, какъ ни въ чемъ не бывало, говорили онѣ. Онѣ знаютъ по опыту, какъ волнуются и страдаютъ иные мужья, когда съ ихъ женами случается то, что случилось съ мистриссъ Кенвигзъ въ этотъ день. И мистеру Кенвигзу рѣшительно нечего стыдиться; напротивъ, такія чувства дѣлаютъ ему величайшую честь, ибо доказываютъ, что у него доброе сердце. А одна дама сообщила въ pendant къ настоящему случаю, что ея мужъ всегда теряетъ голову при подобныхъ обстоятельствахъ, и одинъ разъ (когда родился ея маленькій Джонни) онъ цѣлую недѣлю не приходилъ въ себя и все время такъ жалобно кричалъ: "Мальчикъ или дѣвочка? Мальчикъ или дѣвочка?", что всѣ присутствующіе плакали навзрыдъ.
   Наконецъ, Морлина (которая совсѣмъ забыла, что она упала въ обморокъ, когда увидѣла, что на нее не обращаютъ вниманія) торжественно возвѣстила, что комната для ея огорченнаго родителя готова, и мистеръ Кенвигзъ, чуть не задушивъ предварительно въ своихъ родительскихъ объятіяхъ всѣхъ четырехъ своихъ дщерей, поднялся на ноги и, принявъ руку доктора съ одной стороны, а съ другой поддерживаемый Николаемъ, прослѣдовало наверхъ въ отдѣльную комнату, уступленную добрыми сосѣдями ради такого необычайнаго случая.
   Удостовѣрившись по его храпу, что онъ заснулъ крѣпкимъ сномъ, и оказавъ свое верховное содѣйствіе въ распредѣленіи новыхъ игрушекъ, къ полному удовольствію четырехъ миссъ Кенвигзъ, Николай распростился и ушелъ. Почтенныя матроны тоже разошлись понемногу, за исключеніемъ человѣкъ шести или восьми ближайшихъ друзей дома, объявившихъ, что онѣ останутся ночевать. Послѣдній вышедшій бюллетень возвѣстилъ, что мистриссъ Кенвигзъ чувствуетъ себя какъ нельзя лучше. Огни въ домѣ погасли одинъ за другимъ, и вся семья отправилась на покой.
   

ГЛАВА XXXVII.
Николай завоевываетъ возрастающее благоволѣніе братьевъ Чирибль и мистера Тома Линкинвотера. Близнецы задаютъ банкетъ по случаю годовщины великаго дня, и Николай, вернувшись домой съ этого банкета, выслушиваетъ таинственное и весьма важное сообщеніе изъ устъ мистриссъ Никкльби.

   Если маленькій скверикъ передъ конторой братьевъ Чирибль и не оправдывалъ тѣхъ сангвиническихъ ожиданій, какія могли бы зародиться у посторонняго человѣка на основаніи горячихъ дифирамбовъ, расточаемыхъ этому мѣсту Тимомъ Линкинвотеромъ, это былъ тѣмъ не менѣе завидный уголокъ, принимая во вниманіе, что помѣщался онъ въ самомъ центрѣ суетливаго Лондона,-- уголокъ, занимавшій почетное мѣсто въ признательной памяти многихъ серьезныхъ людей, проживавшихъ съ нимъ по сосѣдству, хотя воспоминанія этихъ людей относились не къ такой давней эпохѣ и привязанность ихъ къ маленькому скверику была далеко не такъ глубока, какъ воспоминанія и привязанность Тима. Да не подумаютъ тѣ изъ обитателей нашей столицы, чьи глаза привыкли къ аристократической внушительности Гровеноръ-Сквера, къ неприступной суровости Фицрой-Сквера, напоминающаго вдовствующую герцогиню, или къ усыпаннымъ гравіемъ дорожкамъ и садовымъ скамейкамъ Россель-Сквера, да не подумаютъ они, что привязанность къ Сити-Скверу нашего знакомца Тима Линкинвотера и другихъ, менѣе восторженныхъ почитателей этой мѣстности, возникла и поддерживалась какими-нибудь соображеніями освѣжающаго свойства, вродѣ представленія о листьяхъ, хотя бы самыхъ грязныхъ, или о травѣ, хотя бы самой тощей. Сити-Скверъ не имѣетъ ни ограды въ видѣ живой изгороди и никакой вообще растительности, кромѣ чахоточной травки, пробивающейся у подножія стоящаго тамъ посрединѣ фонарнаго столба. Это тихій, укромный, малолюдный уголокъ, наводящій на грустныя мысли, благопріятствующій созерцанію и помогающій терпѣливо коротать время въ ожиданіи условленнаго часа свиданія. И здѣсь всегда можно встрѣтить такихъ ожидающихъ: цѣлыми часами бродятъ они вдоль которой-нибудь изъ сторонъ сквера, пробуждая окрестное эхо монотоннымъ стукомъ своихъ шаговъ по истертымъ камнямъ тротуара и пересчитывая сначала окна, а тамъ и кирпичи высокихъ, молчаливыхъ домовъ, его обступающихъ. Зимой снѣгъ лежитъ здѣсь еще долго послѣ того, какъ на людныхъ улицахъ его и слѣда не осталось.
   Лѣтнее солнце относится къ скверику съ нѣкоторымъ почтеніемъ и, кидая ему мимоходомъ нѣсколько веселыхъ лучей, приберегаетъ свои блескъ и зной для болѣе шумныхъ и менѣе внушительныхъ мѣстъ. Вы почти можете слышать тиканье собственныхъ вашихъ часовъ, когда останавливаетесь отдохнуть въ прохладной тѣни этого уголка, такая здѣсь тишина; ни человѣческаго говора, ни жужжанья насѣкомыхъ, только гулъ отъ экипажей доносится сюда изъ другихъ улицъ. Вонъ на углу стоитъ посыльный, лѣниво прислонившись къ столбу; ему тепло, по не жарко, хотя день нестерпимо знойный. Легкій вѣтерокъ играетъ его бѣлымъ передникомъ; голова его все ниже склоняется на грудь, глаза мигаютъ чаще и чаще. Даже посыльный не въ силахъ противостоять снотворному вліянію этого мѣста и мало-по-малу засыпаетъ. Но вдругъ, пріоткрывъ на секунду глаза, онъ вздрагиваетъ, пятится назадъ и смотритъ передъ собой растеряннымъ взглядомъ. Что это? Услышалъ онъ шарманку? Увидѣлъ привидѣніе? Нѣтъ. Его поразило еще болѣе необычайное зрѣлище: бабочка залетѣла на скверъ, настоящая, живая бабочка нечаянно отбилась отъ душистыхъ цвѣтовъ и порхаетъ надъ желѣзными головками пыльныхъ прутиковъ ограды.
   Но если въ непосредственномъ сосѣдствѣ съ конторой братьевъ Чириблъ было мало предметовъ, которые могли бы привлечь на себя вниманіе и разсѣять мысли юнаго клерка, зато въ самой конторѣ было очень много такого, что забавляло его и возбуждало его интересъ. Не было здѣсь, кажемся, ни одной вещи, одушевленной или неодушевленной, которая не носила бы на себѣ хоть слабаго отпечатка щепетильной аккуратности и методичности мистера Тима Линкинвотера. Пунктуальный, какъ конторскіе часы (которые онъ признавалъ лучшимъ хронометромъ въ Лондонѣ послѣ часовъ на колокольнѣ какой-то старой, никѣмъ не виданной церкви гдѣ-то по сосѣдству, ибо Тимъ рѣшительно не вѣрилъ въ точность часовъ конногвардейскихъ казармъ, считая ее выдумкой завистливыхъ вестъ-эндцевъ), пунктуальный, какъ эти часы, старый клеркъ продѣлывалъ всѣ свои мелкія дневныя дѣла, прибиралъ мелкія вещи въ своей стекляной шкатулкѣ, всегда по одной и той же неизмѣнной системѣ, исполняя все это въ такомъ совершенствѣ, что будь его каморка настоящимъ стекляннымъ футляромъ, предназначеннымъ для храненія какихъ-нибудь рѣдкостей, она и тогда не могла бы содержаться въ большемъ порядкѣ. Бумага, перья, чернила, линейка, сургучъ, облатки, катушка съ бичевкой, спичечница, шляпа Тима, безукоризненно сложенныя перчатки Тима, его пальто (до смѣшного напоминавшее его самого съ задняго фасада, когда оно висѣло на стѣнѣ) -- всему было отведено свое мѣсто, свой постоянный кусочекъ пространства. Не было во всемъ мірѣ такого точнаго, непогрѣшимаго инструмента (за исключеніемъ часовъ), какъ маленькій термометръ, висѣвшій за дверью конторы. Не было во всемъ мірѣ другой птицы такихъ методичныхъ, степенно-дѣловитыхъ привычекъ, какъ слѣпой черный дроздъ, дремавшій цѣлыми днями въ большой удобной клѣткѣ и потерявшій голосъ отъ старости задолго до того, какъ Тимъ его купилъ. Во всей анекдотической литературѣ вы не нашли бы, я думаю, болѣе многосложнаго разсказа, чѣмъ разсказъ Тима о токъ, какъ онъ пріобрѣлъ эту птицу, какъ, увидавъ ее умиравшей отъ голода и сжалившись надъ ея страданіями, онъ купилъ ее съ человѣколюбивой цѣлью дать ей спокойно окончить ея злополучную жизнь; какъ онъ далъ ей три дня сроку, чтобы поправиться или умереть; какъ не прошло и половины этого времени, и птица начала оживать; какъ къ ней вернулся аппетитъ, и она съ каждымъ днемъ поправлялась, набиралась силъ, пока не сдѣлалась такой, "какъ вы ее видите, сэръ!" -- заканчивалъ Тимъ, бросая гордый взглядъ на клѣтку. Тутъ онъ испускалъ мелодическій свистъ и говорилъ: "Дикъ!", и Дикъ, подававшій передъ тѣмъ такъ мало признаковъ жизни, что его можно было принять за деревянное изображеніе или за чучело дрозда довольно скверной работы, въ три прыжка приближался къ краю клѣтки и, просунувъ свой клювъ между прутьями, тянулся къ хозяину своей слѣпой головой. Трудно было рѣшить въ такія минуты, кто изъ двухъ былъ счастливѣе -- птица или Тимъ.
   Но это было не все. Доброта двухъ братьевъ отражалась и на предметахъ, и на людяхъ. Всѣ сторожа и приказчики склада были такіе здоровяки, такіе веселые ребята, что на нихъ пріятно было смотрѣть. Среди объявленій о прибывшихъ грузовыхъ корабляхъ и росписаній пароходныхъ рейсовъ, украшавшихъ стѣны конторы, можно было видѣть подписные листы отъ разныхъ благотворительныхъ учрежденій, планы новыхъ богадѣленъ и больницъ. Надъ каминомъ, на острастку злоумышленникамъ, висѣли двѣ шпаги и мушкетонъ; но мушкетонъ давно заржавѣлъ и расшатался въ суставахъ, а шпаги затупились и были безъ острія. Во всякомъ другомъ мѣстѣ выставка на показъ такихъ страшныхъ предметовъ въ такомъ убогомъ состояніи вызвала бы улыбку, но когда вы смотрѣли на нихъ здѣсь, вамъ казалось, что даже это смертоносное оружіе поддалось господствующему вліянію и сдѣлалось эмблемой доброты и терпимости.
   Такія мысли пробѣгали въ умѣ Николая въ утро того дня, когда онъ въ первый разъ занялъ свободный табуретъ въ конторѣ братьевъ Чирибль и могъ осмотрѣться на свободѣ, чего онъ не имѣлъ случая сдѣлать раньше. Должно быть эти мысли подѣйствовали на его энергію возбуждающимъ образомъ, потому что въ теченіе двухъ послѣдующихъ недѣль всѣ его свободные часы по утрамъ и по вечерамъ были цѣликомъ посвящены изученію тайнъ бухгалтеріи и всѣхъ прочихъ формъ счетоводства. Надо замѣтить, что весь его школьный запасъ знаній по этому предмету ограничивался смутнымъ воспоминаніемъ объ ариѳметический тетради, въ которой красовались два-три длинные столбца цифръ, а пониже, на случай родительской инспекціи, изображеніе, жирнаго лебедя съ изящнымъ росчеркомъ собственной работы учителя чистописанія. Но теперь онъ приложилъ къ своимъ занятіямъ столько труда и настойчивости, что уже къ концу второй недѣли могъ доложить о своихъ успѣхахъ мистеру Линкинвотеру и со спокойной совѣстью взять съ него обѣщаніе, что съ этого дня ему, Николаю Никкльби, будетъ дозволено пріобщиться къ болѣе серьезнымъ дѣлалъ фирмы.
   Любопытное зрѣлище представлялъ Тимъ Линкинвотеръ, когда онъ, не спѣша, досталъ толстую счетную книгу и разложилъ ее на конторкѣ. Стоило посмотрѣть, какъ онъ поворачивалъ ее во всѣ стороны, съ какой любовью сдувалъ онъ пыль и съ корешка, и съ боковъ, какъ онъ потомъ раскрывалъ ее на разныхъ страницахъ и какъ глаза его не то съ гордостью, не то съ грустью скользили по красивымъ чистенькимъ записямъ.
   -- Сорокъ четыре года минетъ въ маѣ,-- проговорилъ задумчиво Тимъ.-- Сколько новыхъ книгъ начато и закончено въ это время. Сорокъ четыре года, легко ли сказать!-- и онъ захлопнулъ книгу.
   -- Ну, что же, давайте сюда,-- сказалъ Николай.-- Мнѣ просто не терпится поскорѣе начать.
   Тимъ Линкинвотеръ покачалъ головой съ кроткой укоризной. Мистеръ Никкльби недостаточно проникся серьезностью предстоящаго ему дѣла. Что, если онъ ошибется? Описка, помарка,-- какъ тогда быть? Молодежь слишкомъ отважна и, очертя голову, кидается на всякую новинку. Трудно даже и представить себѣ, на что она способна...
   Не взявъ даже предосторожности усѣсться какъ слѣдуетъ на своемъ табуретѣ, а продолжая стоять въ небрежной позѣ и улыбаясь,-- положительно улыбаясь, на этотъ счетъ не могло быть недоразумѣнія, мистеръ Линкинвотеръ очень часто впослѣдствіи приводилъ этотъ фактъ, Николай обмакнулъ перо въ стоявшую передъ нимъ чернильницу и нырнулъ головой впередъ въ самую глубину счетной книги братьевъ Чирибль.
   Тимъ Линкинвотеръ поблѣднѣлъ и, перевалившись всѣмъ корпусомъ къ Николаю на двухъ переднихъ ножкахъ своего табурета, затаивъ дыханіе, смотрѣлъ ему черезъ плечо. Братецъ Чарльзъ и братецъ Нэдъ вошли въ эту минуту въ контору. Тимъ Линкинвотеръ, не оборачиваясь, нетерпѣливо замахалъ имъ рукой, давая знать, что здѣсь необходима полная тишина, и продолжалъ напряженно слѣдить за кончикомъ неопытнаго пера.
   Братья смотрѣли на эту сцену съ улыбающимися лицами, но Тимъ Линкинвотеръ не улыбался, не шевелился и ждалъ, что будетъ. Но вотъ онъ медленно перевелъ духъ и, сохраняя свою летящую позу на наклоненномъ табуретѣ, взглянулъ на мистера Чарльза, тихонько показалъ ему перомъ на Николая и кивнуть головой съ серьезнымъ и рѣшительнымъ видомъ, что долженствовало означать: "Тутъ выйдетъ толкъ".
   Братецъ Чарльзъ кивнулъ ему въ отвѣтъ и обмѣнялся съ братцемъ Нэдомъ смѣющимся взглядомъ, но въ ту минуту, Николай, которому понадобилась какая-то справка на другой страницѣ, пересталъ писать, и Тимъ Линкинвотеръ не въ силахъ сдерживать болѣе свое восхищеніе, соскочилъ съ табурета и схватилъ его за руку.
   -- Молодецъ! Сдѣлалъ, добился!-- кричалъ Тимъ, оглядываясь на своихъ патроновъ и съ торжествомъ мотая головой.-- Его прописныя "В" и "Д" совсѣмъ какъ мои; на маленькихъ "і" онъ ставитъ точки и перечеркиваетъ каждое "t". Нѣтъ во всемъ Лондонѣ такого молодого человѣка, какъ онъ,-- продолжалъ Тимъ въ экстазѣ, похлопывая Николая по спинѣ,-- положительно нѣтъ! Въ Сити еще не родилось ему равнаго, нѣтъ, нѣтъ, и не спорьте со мной, все равно не повѣрю!
   И, бросивъ эту перчатку британской столицѣ, Тимъ Линкинвотеръ такъ энергично стукнулъ куткомъ по конторкѣ, что старый дроздъ свалился отъ толчка со своей жердочки и въ избыткѣ изумленія испустилъ слабый пискъ.
   -- Хорошо сказано, Тимъ, хорошо сказано!-- закричалъ братецъ Чарльзъ, легонько хлопая въ ладоши. Онъ былъ почти въ такомъ же восторгѣ, какъ и самъ Тимъ.-- Я зналъ, что нашъ молодой другъ постарается, и былъ увѣренъ, что онъ добьется успѣха. Не говорилъ ли я тебѣ, братецъ Нэдъ?
   -- Говорилъ, мой другъ, конечно, говорилъ, и ты былъ совершенно правъ,-- отвѣчалъ братецъ Нэдъ.-- Тимъ Линкинвотеръ не помнитъ себя отъ восторга и онъ имѣетъ на то резонныя основанія, да! Тимъ у насъ молодчина. Тимъ Линкинвотеръ, сэръ! Вы у насъ молодчина.
   -- Да какъ же не восторгаться? Какъ тутъ не радоваться?-- подхватилъ Тимъ, пропуская мимо ушей комплиментъ по своему адресу и переводя свои очки отъ счетной книги на братьевъ.-- Неужели вы думаете, что я былъ спокоенъ за будущее? Развѣ не мучила меня мысль, что станется съ этими книгами, когда я умру? Развѣ не приходило мнѣ въ голову тысячу разъ, что все здѣсь пойдетъ вкривь и вкось, когда меня не будетъ на свѣтѣ? Но теперь,-- продолжалъ Тимъ, торжественно вытягивая руку и тыча указательнымъ пальцемъ въ сторону Николая,-- теперь, когда я поучу его еще немножко, я буду спокоенъ. Теперь, хоть я и умру, дѣло пойдетъ своимъ чередомъ, какъ оно шло и при мнѣ, нисколько не хуже, и я закрою глаза, счастливый сознаніемъ, что никогда не было и не будетъ такихъ счетныхъ книгъ, никогда и нигдѣ, какъ книги братьевъ Чирибль.
   Выразивъ такимъ образомъ свои чувства, мистеръ Линкинвотеръ презрительно фыркнулъ, вызывая на бой и Лондонъ, и Вестминстеръ, послѣ чего повернулся опять къ своей конторкѣ, перенесъ цифру 76 -- послѣднюю въ подсчитанномъ столбцѣ, на другую страницу и преспокойно принялся за работу.
   -- Тимъ Линкинвотеръ, сэръ, дайте пожать вашу руку,-- сказалъ ему братецъ Чарльзъ.-- Сегодня день вашего рожденья. Какъ вы смѣете говорить о постороннихъ вещахъ, даже не выслушавъ нашихъ поздравленій и сердечнаго пожеланія, чтобы этотъ день возвращался еще много разъ, принося вамъ счастье и радость. Храни васъ Богъ, Тимъ, храни васъ Богъ на многіе годы!
   -- А замѣчаешь ты, братецъ Чарльзъ,-- сказалъ братецъ Нэдъ, захвативъ свободную руку Тима въ обѣ свои;-- замѣчаешь ты, что Тимъ Линкинвотеръ съ прошлаго года помолодѣлъ на десять лѣтъ?
   -- Я тебѣ вотъ что скажу, братецъ Нэдъ,-- отвѣчалъ на это другой;-- я подозрѣваю, что Тимъ Линкинвотеръ родился столѣтнимъ старикомъ и постепенно превращается въ юношу, и потому то съ каждой новой годовщиной своего рожденія онъ молодѣетъ.
   -- Вѣрно, братецъ Чарльзъ, вѣрно,-- подтвердилъ братець Нэдъ,-- положительно молодѣетъ.
   -- Помните, Тимъ, сегоднямъ: обѣдаемъ не въ два, а въ половинѣ шестого,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ,-- вы вѣдь знаете, мы всегда отступаемъ отъ общаго правила въ этотъ день... Мистерѣ Никкльби, вы тоже обѣдаете у насъ... Тимъ Линкинвотеръ, отдайте намъ съ братомъ вашу табакерку на память о нашемъ вѣрномъ и преданномъ другѣ, а взамѣнъ возьмите вотъ эту, какъ слабое доказательство нашего уваженія и дружбы. Только не открывайте ее теперь, откроете, когда будете ложиться въ постель. И никогда ни слова объ этомъ, а то я убью вашего дрозда. Его, разбойника, давно бы надо посадить въ золоченую клѣтку, если бы это могло сдѣлать его и его хозяина хоть на волосъ счастливѣе... Ну, братецъ Нэдъ, идемъ, мой другъ, я готовъ... Такъ Линкинвотеръ, сэръ, въ половинѣ шестого тащите съ собой мистера Никкльби... Идемъ, братецъ Нэдъ.
   И, болтая такимъ образомъ, чтобы предотвратить всякую возможность изъявленій благодарности, близнецы взялись подъ руку и вышли изъ конторы мелкими шажками, оставивъ Тима Линкинвотера обладателемъ дорогой золотой табакерки и вложеннаго въ нее банковаго билета, въ десять разъ превышавшаго ея стоимость.
   Въ четверть шестого минута въ минуту (какъ это велось изъ года въ годъ) явилась сестра Тима Линкинвотера, и, Боже, Ты мой, сколько было волненій изъ-за чепца сестры Тима! Чепецъ быль отправленъ съ мальчишкой изъ дома, гдѣ квартировало семейство, съ которымъ жила сестра Тима, и еще не прибылъ на мѣсто, несмотря на то, что его положили въ картонку, а картонку увязали въ носовой платокъ и надѣли на руку мальчишкѣ, несмотря на то, что подробный адресъ мѣста его назначенія былъ четко выведенъ на оборотѣ стараго письма, и мальчишкѣ наказано подъ страхомъ всевозможныхъ каръ, всю жестокость которыхъ едва ли могъ даже измѣрить умъ человѣческій, доставить картонку съ всевозможной поспѣшностью, отнюдь не задерживаясь по дорогѣ. Сестра Тима Линкинвотера охала и вздыхала, ключница сочувственно вторила ей, и обѣ поминутно высовывались въ окно посмотрѣть, не идетъ ли мальчишка, хотя видѣть, какъ онъ "идетъ", онѣ не могли, потому что онъ долженъ былъ появиться изъ-за угла, а до угла было ровно пять шаговъ. Вдругъ въ тотъ моментъ, когда его меньше всего ожидали, и съ совершенно другой стороны, показался мальчишка съ картонкой на рукѣ. Онъ несъ ее подозрительно бережно, пыхтѣлъ, отдувался и былъ красенъ, какъ ракъ, точно послѣ недавняго моціона. Въ этомъ не было, впрочемъ, ничего удивительнаго, ибо мальчишка и въ самомъ дѣлѣ совершилъ моціонъ: онъ началъ съ того, что прокатился на задкѣ кареты, ѣхавшей въ Кембервель, а потомъ зазѣвался на Петрушку и такъ увлекся его игрой, что проводилъ его до самаго дома. Чепецъ оказался, однако, цѣль и невредимъ, что было большимъ утѣшеніемъ, и мальчишку не понадобилось распекать, что было также очень пріятно. Итакъ, мальчишка побѣжалъ домой, очень довольный, а сестра Тима Линкинвотера сошла внизъ и предстала обществу въ полномъ парадѣ ровно черезъ пять минутъ послѣ того, какъ на собственныхъ непогрѣшимыхъ часахъ Тима Линкинвотера пробило половину шестого.
   Собравшееся общество состояло изъ братьевъ Чирибль, Тима Линкинвотера, румянаго сѣдого старичка, пріятеля Тима, выслужившаго пенсію банковскаго клерка, и Николая, котораго торжественно представили сестрѣ Тима. Такъ какъ теперь всѣ были въ сборѣ, то братецъ Нэдъ позвонилъ и приказалъ "подавать". Минуту спустя лакей доложилъ: "Кушать подано". Тогда братець Нэдъ подалъ руку сестрѣ Тима и повелъ ее въ сосѣднюю комнату, гдѣ былъ накрытъ парадный обѣденный столъ. Разсѣлись по чинамъ: братецъ Нэдъ, какъ старшій, во главѣ стола, братецъ Чарльзъ противъ него, сестра Тима по лѣвую руку хозяина, самъ Тимъ ко правую, а за кресломъ братца Нэда сталъ дворецкій, древній старикъ апоплексическаго вида на коротенькихъ ножкахъ, и, округливъ правую руку, дабы съ должнымъ эффектомъ снять крышку съ миски, когда это понадобится, выпрямился и замеръ на мѣстѣ.
   -- За эти и прочія земныя блага, братецъ Чарльзъ...-- началъ Нэдъ.
   -- Отъ всего сердца возблагодаримъ нашего Создателя, братецъ Нэдъ,-- докончилъ Чарльзъ.
   Съ послѣднимъ словомъ братца Чарльза дворецкій сорвалъ крышку съ суповой миски и изъ состоянія полнѣйшей неподвижности мигомъ перешелъ къ стремительной дѣятельности.
   Разговоры не прекращались ни на секунду, и нечего было бояться, что они оборвутся, ибо добродушная веселость двухъ милыхъ старичковъ-хозяевъ способна была мертваго оживить. Послѣ перваго бокала шампанскаго сестра Тима Линкинвотера завела очень длинный и обстоятельный разсказъ о дѣтствѣ Тима, озаботившись предварительно довести до всеобщаго свѣдѣнія, что она значительно моложе своего брата и знаетъ передаваемые факты лишь по преданіямъ, сохранившимся въ ихъ семьѣ. Когда исторія дѣтства Тима была доведена до конца, братецъ Нэдъ разсказалъ, какъ ровно тридцать пять лѣтъ тому назадъ Тима Линкинвотера едва заподозрили въ полученіи любовнаго письма и какъ около того же времени въ конторѣ ходили темные слухи, будто его видѣли гуляющимъ по Чипсайду съ дѣвицей среднихъ лѣтъ, но необыкновенной красоты. Этотъ разсказъ былъ встрѣченъ дружнымъ взрывомъ смѣха. Всѣ стали кричать, что Тимъ покраснѣлъ, но когда у него потребовали объясненій, онъ самымъ рѣшительнымъ образомъ отвергъ взводимое на него обвиненіе, прибавивъ, однако: "А если бы и такъ, какая въ этомъ бѣда?" Послѣднее заявленіе до слезъ разсмѣшило отставного банковскаго клерка и, нахохотавшись до-сыта, онъ объявилъ, что въ жизнь свою не слыхалъ болѣе удачнаго отвѣта и что Тимъ Линкинвотеръ можетъ говорить хоть до скончанія вѣка, но лучше этого ему ничего не сказать.
   Затѣмъ насталъ чередъ одной маленькой семейной церемоніи, всегда совершавшейся въ этотъ день и сдѣлавшей глубокое впечатлѣніе на Николая. Когда убрали скатерть и графины съ виномъ обошли въ круговую, вдругъ воцарилось общее молчаніе, и на лицахъ двухъ братьевъ показалось выраженіе не то чтобы печали, а какой-то тихой грусти, которую странно было видѣть за этими, пиршественнымъ столомъ. Пораженный этой внезапной перемѣной, Николай только что успѣлъ задать себѣ вопросъ, что она могла значитъ, когда близнецы поднялись оба разомъ, а сидѣвшій во главѣ стола, наклонившись къ другому, заговорилъ тихимъ голосомъ:
   -- Братецъ Чарльзъ, милый другъ мой, съ сегодняшнимъ днемъ для насъ связано еще одно воспоминаніе, воспоминаніе, о событіи котораго мы не должны и не можемъ забыть Этотъ день, подарившій міръ честнѣйшимъ и превосходнѣйшимъ изъ людей, унесь съ собой самую добрую, самую лучшую женщину, нашу милую мать. Дорого бы я далъ, чтобы она могла видѣть насъ теперь, во дни нашего благоденствія, чтобы она могла раздѣлить его съ нами и порадоваться сознаніемъ, что мы любимъ ее мертвую такъ же горячо, какъ любили живую въ тѣ дни, когда мы были бѣдными мальчиками. Но видно Богъ этого не судилъ... Дорогой братъ, вѣчная память нашей милой матери!
   -- Боже мой, дико подумать,-- говорилъ себѣ Николай,-- что есть на свѣтѣ десятки людей не выше этихъ двухъ стариковъ по своему положенію въ обществѣ, людей, которые знаютъ все это и въ тысячу разъ больше и все таки не рѣшатся пригласить ихъ къ обѣду только оттого, что они ѣдятъ съ ножа и никогда не ходили въ школу.
   Но морализировать было не время: веселье опять пошло своимъ чередомъ. Вскорѣ графинъ съ портвейномъ почти опустѣлъ. Тогда братецъ Нэдъ позвонилъ, и н.а его звонокъ мгновенно явился апоплексическій дворецкій.
   -- Давидъ,-- сказалъ ему Нэдъ.
   -- Сэръ! откликнулся дворецкій.
   -- Бутылочку двойного алмазнаго, Давидъ, чтобы выпить здоровье мистера Линкинвотера.
   Въ одно мгновеніе ока, съ ловкостью фокусника, которая поразила восхищеніемъ всю компанію, какъ поражала изъ года въ годъ въ теченіе многихъ и многихъ лѣтъ, апоплексическій дворецкій выхватилъ изъ подъ фалды своего фрака бутылку, уже совсѣмъ готовую, съ воткнутымъ въ нее пробочникомъ, и съ трескомъ откупорилъ ее. Затѣмъ, съ достоинствомъ, исполненнымъ сознанія своего искусства, онъ поставилъ бутылку передъ хозяиномъ и тутъ же положилъ пробку.
   -- Ага!-- сказалъ братецъ Нэдъ, внимательно изслѣдуя пробку, послѣ чего не спѣша наполнилъ свою рюмку, между тѣмъ какъ старикъ дворецкій поглядывалъ кругомъ благосклонно-снисходительнымъ взоромъ, какъ будто онъ-то и былъ настоящимъ хозяиномъ всѣхъ этихъ благъ и милостиво угощалъ ими честную компанію.-- Хорошее винцо у насъ, Давидъ, а?
   -- Еще бы, сэръ!-- отозвался Давидъ.-- Нелегко достать стаканчикъ такого вина, какъ наше двойное алмазное, и мистеръ Линкинвотеръ это знаетъ. Это вино, джентльмены, мы поставили въ погребъ вскорѣ послѣ того, какъ мистеръ Линкинвотеръ поступилъ къ намъ въ контору.
   -- Ну, нѣтъ, Давидъ, вы ошибаетесь,-- замѣтилъ братецъ Чарльзъ.
   -- У меня въ книгахъ записано, сэръ, съ вашего позволенія,-- отвѣчалъ на это Давидъ спокойнымъ тономъ человѣка, сознающаго, что факты за него.-- Мистеръ Линкинвотеръ пробылъ у насъ не больше двадцати лѣтъ, когда мы получили эту партію двойного алмазнаго.
   -- Давидъ совершенно правъ, братецъ Чарльзъ, совершенно правъ,-- сказалъ братецъ Нэдъ.-- А что, Давидъ, люди пришли?
   -- Ждутъ за дверями, сэръ,-- отвѣчалъ дворецкій.
   -- Зовите ихъ сюда, Давидъ, зовите ихъ сюда!
   Выслушавъ приказаніе, старикъ дворецкій поставилъ передъ хозяиномъ подносъ къ съ чистыми рюмками и отворилъ дверь. Въ комнату вошли тѣ самые веселые сторожа и приказчики склада, которыхъ Николай видѣлъ раньше внизу. Всѣхъ ихъ было четверо. Они вошли, низко кланяясь, краснѣя и улыбаясь, а за ними въ арьергардѣ выступали ключница, кухарка и горничная.
   -- Семь человѣкъ, да Давидъ восьмой,-- проговорилъ братецъ Нэдъ, наполняя соотвѣтствующее число рюмокъ двойнымъ алмазнымъ.-- Ну, дѣти мои, пейте за здоровье нашего лучшаго друга мистера Тима Линкинвотера, да пожелайте ему еще много лѣтъ праздновать этотъ счастливый день какъ ради него самого, такъ и ради его старыхъ хозяевъ, для которыхъ онъ -- неоцѣненное сокровище. Тимъ Линкинвотеръ, сэръ, ваше здоровье! Чортъ васъ возьми, Тимъ Линкинвотеръ, храни васъ Господь!
   Высказавъ эти два противорѣчивыя пожеланія, братецъ Нэдъ угостилъ Тима такимъ тумакомъ въ спину, что на одинъ мигъ у того сдѣлался почти такой же апоплексическій видъ, какъ у дворецкаго. Затѣмъ онъ высоко поднялъ свою рюмку и однимъ духомъ проглотилъ ея содержимое.
   Не успѣли выпить этотъ тостъ со всѣмъ почетомъ, подобающимъ герою дня, какъ самый плотный и веселый изъ сторожей протискался впередъ, явивъ передъ присутствующими свою взволнованную красную физіономію, потянулъ за свой единственный, спускавшійся ему на лобъ клокъ сѣдыхъ волосъ, въ видѣ привѣтствія всей компаніи и, старательно обтирая ладони рукъ о синій бумажный платокъ, разрѣшился слѣдующимъ спичемъ:
   -- Разъ въ годъ намъ дозволяется, джентльмены, говорить отъ полноты сердца и, съ вашего позволенія, мы воспользуемся этимъ теперь, потому что нынѣйшній день, такой день, какого не скоро дождешься, а извѣстная пословица говоритъ: "Не сули синицу въ небѣ, дай журавля въ руки"... т. е. наоборотъ, но все равно: это не мѣняетъ смысла, и... (Молчаніе. Дворецкій недостаточно тронутъ). Однимъ словомъ, мы хотимъ только сказать, что никогда не было на свѣтѣ (ораторъ смотритъ на дворецкаго)... такихъ добрыхъ (смотритъ на кухарку)... такихъ благородныхъ... великодушныхъ (смотритъ на всѣхъ, но никого не видитъ)... такихъ превосходныхъ хозяевъ, какъ тѣ, которые сегодня насъ угощаютъ. И мы пришли поблагодарить ихъ за всю ихъ доброту, которая... которая разливается на все окружающее, и дай имъ, Господи, всякаго счастья, много лѣтъ здравствовать и умереть спокойно!
   Когда только этотъ спичъ былъ доведенъ до конца (и трудно было бы придумать болѣе подходящій къ случаю спичъ, хотя въ смыслѣ краснорѣчія онъ оставлялъ желать очень многаго), весь штатъ подчиненныхъ, подъ командой апоплексическаго дворецкаго, три раза прокричалъ негромкое "ура", что, впрочемъ, было исполнено, къ великому негодованію этого джентльмена, далеко не по правиламъ, ибо женщины, съ отличающимъ ихъ упорствомъ и съ полнѣйшимъ пренебреженіемъ къ такту, кричали сами по себѣ, слишкомъ часто и очень пронзительно. Покончивъ съ этой церемоніей, домочадцы откланялись и ушли. Вслѣдъ затѣмъ удалилась и сестра Тима Линкинвотера. Въ свое время мужчины переселились въ гостиную, и графины съ виномъ смѣнились чаемъ, кофе и игрой въ карты.
   Въ половинѣ одиннадцатаго -- для Сити-Сквера часъ очень поздній,-- появился подносъ съ сладкимъ печеньемъ и чашей пунша. Заложенный на прочный фундаментъ двойного алмазнаго и другихъ возбуждающихъ, этотъ пуншъ оказалъ на Тима Линкинвотера престранное дѣйствіе. Взявъ подъ руку Николая, Тимъ отвелъ его въ сторону и сообщилъ ему по секрету, что все разсказанное за обѣдомъ про дѣвицу среднихъ лѣтъ -- совершенная правда, что она была дѣйствительно необыкновенно красива, нисколько не хуже, чѣмъ про нсе говорили, если не лучше, но что она черезчуръ спѣшила измѣнить свое положеніе одинокой леди и вслѣдствіе этого, пока Тимъ ухаживалъ за ней и размышлялъ, мѣнять ли ему свое положеніе, вышла замужъ за другого. "Сказать по правдѣ, я самъ виноватъ,-- прибавилъ Тимъ въ заключеніе.-- У меня въ комнатѣ есть гравюра; когда-нибудь и вамъ покажу. Я купилъ ее вскорѣ послѣ того, какъ мы разошлись, заплатилъ двадцать пять шиллинговъ. Вы никому не говорите, но это такое сходство, поразительное, хотя и случайное. Только портретъ можетъ быть такъ необыкновенно похожъ".
   Такъ прошло время до половины двѣнадцатаго, и въ половинѣ двѣнадцатаго сестра Тима Линкинвотера объявила, что ей давно пора быть дома. Послали за каретой. Братецъ Нэдъ собственноручно усадилъ ее съ большими церемоніями, а братецъ Чарльзъ даль подробнѣйшія приказанія кучеру, какъ и куда везти леди, строго наказалъ везти "осторожно" и заплатилъ ему еще шиллингъ сверхъ уговора; затѣмъ, дабы вѣрнѣе поощрить его рвеніе, онъ влилъ въ него стаканъ водки такой сверхъестественной крѣпости, что кучеръ едва не задохся, и, наконецъ, чуть не вышибъ изъ него послѣдній духъ въ своихъ стараніяхъ привести его въ чувство.
   Когда сестру Тима Линкинвотера окончательно водворили въ каретѣ и карета покатилась, Николай и пріятель Тима тоже распрощались и ушли, предоставивъ почтенныхъ хозяевъ сладкому отдыху.
   Николаю было довольно далеко идти, на городскихъ часахъ давно пробило полночь, когда онъ добрался до дому. Оказалось, что мать его и Смайкъ не спятъ, поджидая его. Обыкновенно они ложились гораздо раньше и теперь ждали его уже часа два. Но время прошло для обоихъ незамѣтно: мистриссъ Никкльби занимала Смайка пространной генеалогіей своей семьи съ материнской стороны, дополняя свой разсказъ біографическими свѣдѣніями о наиболѣе выдающихся ея членахъ, а Смайкъ слушалъ и спрашивалъ себя, откуда у мистриссъ Никкльби все это берется, изъ книгъ ли вычитано или она говоритъ изъ своей головы, и такимъ образомъ они бесѣдовали очень пріятно.
   Николай не могъ лечь спать, не поговоривъ о добротѣ, необыкновенной щедрости и другихъ совершенствахъ братьевъ Чирибль и не разсказавъ, какимъ успѣхомъ увѣнчался его двухнедѣльный трудъ въ этотъ день. Но не успѣлъ онъ сказать и десяти словъ, какъ мистриссъ Никкльби съ какими-то таинственными гримасами и подмигиваньями объявила, что мистеръ Смайкъ, навѣрно, страшно усталъ и она положительно настаиваетъ, чтобъ онъ немедленно шелъ спать.
   -- Премилый юноша,-- сказалъ мистриссъ Никкльби, когда Смайкъ послушно всталъ, пожелалъ имъ доброй ночи и вышелъ.-- Ужь ты извини меня, Николай, что я его выпроводила, но, право, я не могу дѣлать этого при постороннихъ. Согласись, что не совсѣмъ прилично совершать свой ночной туалетъ при чужомъ молодомъ человѣкѣ, хотя, правду сказать, я не вижу, что можетъ быть дурного въ ночномъ чепцѣ. Вотъ, только что онъ къ лицу не идетъ, хотя иные находятъ, что, напротивъ, очень идетъ, да и почему бы не такъ, въ самомъ дѣлѣ, если онъ хорошо сидитъ и оборочки мелко сплоены? Конечно, отъ этого многое зависитъ.
   И, сдѣлавъ это предисловіе, мистриссъ Никкльби достала свой ночной чепецъ изъ толстаго молитвенника, гдѣ онъ былъ заложенъ между страницами, надѣла его и принялась завязывать, не переставая все это время болтать со свойственной ей непослѣдовательностью.
   -- Что бы тамъ ни говорили, а я всегда скажу, что ночные чепцы -- очень удобная вещь,-- продолжала она;-- и я знаю, ты бы со мной согласился, мой другъ, еслибъ у твоего ночного колпака были завязки и ты носилъ бы его по-людски, а не сажалъ бы на макушку, какъ пріютскіе мальчики свои шапочки. И ты очень ошибаешься, если думаешь, что заботится о своемъ ночномъ колпакѣ смѣшно или недостойно мужчины. Я часто слыхала отъ твоего бѣднаго отца и отъ его преподобія мистера... какъ бишь его... помнишь?-- того, что служилъ въ старой церкви съ такой уморительной маленькой колокольней, съ которой еще сорвало флюгеръ разъ ночью, ровно за недѣлю до твоего рожденія... Такъ я часто слыхала отъ нихъ, что молодежь въ коллегіяхъ чрезвычайно щепетильна насчетъ своихъ ночныхъ колнаковь и что въ Оксфордѣ ночные колпаки даже славятся своею прочностью и фасономъ; ни одинъ молодой человѣкъ не ляжетъ тамъ спать безъ ночного колпака, а ужь я думаю, никто не скажетъ, что оксфордцы нѣженки или не понимаютъ приличій.
   Николай засмѣялся и, не вдаваясь въ обсужденіе вопроса, уже вполнѣ исчерпаннаго, перешелъ опять къ пріятнымъ впечатлѣніямъ маленькаго семейнаго праздника, съ котораго онъ только что вернулся. А такъ какъ мистриссъ Никкльби внезапно заинтересовалась этимъ предметомъ и засыпала его вопросами о томъ, что подавалось къ обѣду и какъ подавалось, и было ли что-нибудь недожарено или пережарено, и кто были гости, и что говорили "Чирибли" на то, что имъ сказалъ Николай, то молодой человѣкъ описалъ банкетъ со всѣми подробностями, не позабывъ и утреннихъ событій.
   -- Должно быть, я большой эгоистъ,-- сказалъ онъ въ заключеніе.-- Несмотря на поздній часъ, я почти жалѣю, что Кетъ уже спитъ и не можетъ слышать всего этого. Пока я шелъ домой, я все мечталъ, какъ я разскажу ей обо всемъ.
   -- О, Кетъ давно спитъ. Уже часа два, какъ она ушла къ себѣ,-- проговорила мистриссъ Никкльби, придвигаясь со стуломъ поближе къ камину и вытягивая ноги на рѣшетку, какъ будто она располагалась надолго.-- Это я уговорила ее не дожидаться тебя и очень рада, что она послушалась; мнѣ необходимо, мой другъ, сказать тебѣ нѣсколько словъ по секрету. Естественно, что въ такихъ случаяхъ я прежде всего вспоминаю о тебѣ. Такъ, знаешь, пріятно и утѣшительно имѣть взрослаго сына, съ которымъ можно посовѣтоваться, которому можно довѣриться во всемъ. Я даже не знаю, зачѣмъ и имѣть взрослыхъ сыновей, если нельзя быть съ ними вполнѣ откровенной.
   Николай уже открылъ было ротъ, собираясь сладко зѣвнуть, но, услыхавъ такія рѣчи, навострилъ уши и внимательно посмотрѣлъ на мать.
   -- Кстати о сыновьяхъ,-- продолжала мистриссъ Никкльби.-- Это мнѣ напомнило... Когда мы жили въ Доулингѣ, по сосѣдству съ нами жила одна леди... Кажется, ея фамилія была Роджерсъ... Впрочемъ, я не увѣрена, Роджерсъ или Морфи... Но если не Морфи, такъ ужь навѣрно Роджерсъ...
   -- Такъ это о ней, мама, вы хотѣли мнѣ разсказать?-- спросилъ спокойно Николай.
   -- О ней? Господи, Николай, какъ можешь ты говорить такія нелѣпости!-- воскликнула съ негодованіемъ мистриссъ Никкльби.-- Ты совершенно какъ твой бѣдный отецъ, точь въ точь его манера: вѣчно витаешь въ облакахъ, ни на минуту не можешь сосредоточить свои мысли на одномъ предметѣ... Какъ сейчасъ его вижу,-- продолжала мистриссъ Никкльби, утирая слезы.-- Бывало, толкуешь ему о дѣлахъ, а онъ смотритъ такимъ взглядомъ, точно въ головѣ у него все перепуталось. Кто увидалъ бы насъ въ такую минуту, непремѣнно подумалъ бы, что я только сбиваю его съ толку, а не объясняю ему сути дѣла, честное слово, подумалъ бы.
   -- Мнѣ очень жаль, мама, что я унаслѣдовалъ эту несчастную медленность соображенія,-- проговорилъ Николай мягко,-- но я постараюсь васъ понять, если вы перейдете прямо къ дѣлу.
   -- Бѣдный твой папа!-- вздохнула мистриссъ Никкльби, отдаваясь воспоминаніямъ.-- Онъ никогда не могъ во-время догадаться, чего я отъ него хотѣла.
   Почтенная дама была безспорно права, ибо покойный мистеръ Никкльби такъ и скончался, не догадавшись, чего отъ него хотѣли. впрочемъ, и для самой мистриссъ Никкльби это оставалось загадкой, чѣмъ до нѣкоторой степени и объясняется странный фактъ его непонятливости. Утеревъ слезы, мистриссъ Никкльби продолжала:
   -- Но все это не имѣетъ отношенія... ни малѣйшаго отношенія къ джентльмену изъ сосѣдняго дома.
   -- Мнѣ кажется, что и джентльменъ изъ сосѣдняго дома имѣетъ очень мало отношенія къ намъ,-- замѣтилъ Николай.
   -- Что онъ джентльменъ -- въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія,-- подхватила мистриссъ Никкльби,-- у него и манеры джентльмена, и наружность, хоть онъ и носитъ короткія брюки и сѣрые шерстяные чулки. Быть можетъ, это эксцентричность, а можетъ быть и то, что онъ гордится своими ногами. И я не вижу, почему ему не гордиться. Принцъ-регентъ гордился своими ногами и Даніэль Ламбертъ тоже: оба они были полные люди и естественно имѣли красивыя икры. А миссъ Биффинъ развѣ не гордилась своими икрами?... Впрочемъ, нѣтъ,-- поправилась мистриссъ Никкльби,-- не икрами, а подъемомъ. Но это не мѣняетъ дѣла.
   Николай смотрѣлъ во всѣ глаза, совершенно пораженный такимъ переходомъ. Но мистриссъ Никкльби, очевидно, разсчитывала на такой эффектъ своихъ словъ.
   -- Ты удивляешься, мой другъ,-- сказала она,-- и я вполнѣ тебя понимаю. Я и сама была поражена. Меня это ослѣпило, какъ молніей, оледенило кровь въ моихъ жилахъ. Его садъ примыкаетъ къ нашему заднимъ концомъ, и понятно, я много разъ его видѣла, когда онъ сидѣлъ въ своей бесѣдкѣ изъ красныхъ бобовъ или работалъ въ парникѣ на грядкахъ. Я замѣчала, что онъ какъ-то пристально смотритъ, но не обращала на это вниманія; мы только что сюда переѣхали, и естественно, что ему могло быть любопытно, какія мы изъ себя. Но когда онъ началъ бросать огурцы черезъ нашу стѣну...
   -- Бросать огурцы?-- повторилъ въ полномъ недоумѣніи Николай.
   -- Да, мой другъ,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби серьезнѣйшимъ тономъ,-- огурцы и даже тыквы.
   -- Ахъ, онъ нахалъ,-- вскрикнулъ Николай, вспыхнувъ,-- какъ онъ смѣетъ!
   -- Не думаю, мой милый, чтобъ онъ хотѣлъ быть дерзкимъ,-- проговорила мистриссъ Никкльби.
   -- Какъ, швырять огурцами и тыквами въ голову людямъ, когда тѣ мирно гуляютъ у себя въ сяду! И по вашему это не дерзость? Но послушайте, мама...
   Николай вдругъ умолкъ: изъ подъ оборочекъ ночного чепца мистриссъ Никкльби ему мелькнуло выраженіе спокойнаго торжества, смягченнаго скромной застѣнчивостью, и это его поразило.
   -- Онъ, вѣроятно, человѣкъ слабый, безразсудный, съ слишкомъ пылкой душой,-- продолжала мистриссъ Никкльби,-- и, безъ сомнѣнія, достоинъ порицанія... т. е., по крайней мѣрѣ, я думаю, что другіе осудили бы его. Но я не считаю себя въ правѣ высказывать въ этомъ случаѣ какое-нибудь мнѣніе, тѣмъ болѣе, что я всегда защищала твоего бѣднаго отца, когда онъ ухаживалъ за мной и его за это осуждали. И ужь, конечно, этотъ джентльменъ выбралъ очень странный способъ для проявленія своихъ чувствъ, хотя въ то же время вниманіе его... т. е. въ теперешнихъ его предѣлахъ... не можетъ не льстить самолюбію до извѣстной степени, разумѣется. И хотя, имѣя взрослую дочь, особенно такую милую дѣвочку, какъ Кетъ, я никогда не позволю себѣ мечтать о замужествѣ...
   -- Надѣюсь, мама, такая мысль ни на минуту не приходила вамъ въ голову?-- перебилъ Николай.
   -- Ахъ, Боже мой, мой другъ, не то ли самое я и говорю, т. е. вѣрнѣе сказала бы, еслибъ ты далъ мнѣ договорить ко конца?-- произнесла съ раздраженіемъ его мать.-- Конечно, я никогда не останавливалась на этой мысли, и я изумлена, поражена, что ты можешь считать меня способной на такую вещь. Я только хотѣла спросить, какія, по твоему, слѣдуетъ принять мѣры, чтобы отклонить эти авансы учтиво и деликатно, не слишкомъ оскорбляя его чувства и не доводя его до отчаянія. Ну, представь ты себѣ, что вдругъ онъ возьметъ да и сдѣлаетъ что-нибудь надъ собой!-- воскликнула почтенная дама, захлебнувшись отъ тайнаго удовольствія при этой мысли.-- Да вѣдь послѣ этого я никогда не буду знать ни минуты покоя!
   Несмотря на всю свою досаду. Николай едва удержался отъ улыбки, когда отвѣтилъ ей:
   -- Неужто, мама, вы серьезно думаете, что даже самый жестокій отказъ можетъ возымѣть такое страшное дѣйствіе?
   -- Не знаю, мой другъ, честное слово не знаю,-- проговорила мистриссъ Никкльби.-- Но вотъ тебѣ фактъ: третьяго дня я прочитала въ газетахъ (это было перепечатано изъ французскихъ газетъ) о случаѣ съ однимъ башмачникомъ, который изъ ревности... Онъ, видишь ли, былъ золъ на одну молодую дѣвушку изъ сосѣдней деревни за то, что она не согласилась запереться съ нимъ въ его каморкѣ, гдѣ-то въ третьемъ этажѣ, и уморить себя угаромъ... Ну, такъ вотъ, онъ пошелъ и спрятался въ лѣсу съ наточеннымъ ножомъ и, когда она проходила мимо съ другими дѣвушками, бросился на нихъ, убилъ сперва себя, потомъ всѣхъ ея товарокъ, а потомъ ее... т. е. нѣтъ! сначала всѣхъ ея товарокъ, потомъ ее, а потомъ уже себя. Ну, развѣ не ужасный случай?.. Не знаю отчего,-- прибавила мистриссъ Никкльби послѣ минутной паузы,-- но, судя по газетамъ, во Франціи во всѣхъ такихъ происшествіяхъ непремѣнно замѣшанъ башмачникъ. Чѣмъ это объяснить, какъ ты думаешь? Можетъ быть, кожевенный товаръ играетъ тутъ какую-нибудь роль?
   -- Но вѣдь этотъ человѣкъ не башмачникъ, мама. Что же онъ такое сказалъ вамъ? Что сдѣлалъ?-- спросилъ Николай, еле сдерживая себя въ границахъ терпѣнія, но сохраняя почти такой же невозмутимый видъ, какъ и сама мистриссъ Никкльби -- Какъ вамъ извѣстно, у насъ не существуетъ языка овощей, по которому огурецъ означалъ бы формальное признаніе въ любви.
   -- Другъ мой,-- произнесла мистриссъ Никкльби, качая головой и устремивъ задумчивый взоръ на рѣшетку камина,-- онъ и дѣлалъ, и говорилъ очень многое.
   -- Да не ошибаетесь ли вы, мама?
   -- Ошибаюсь? Господи, Николай, неужели ты думаешь, что я не могу отличить, когда человѣкъ серьезно влюбленъ?
   -- Ну, хорошо, хорошо,-- пробормоталъ Николай.
   -- Всякій разъ, какъ я подхожу къ окну,-- продолжала мистриссъ Никкльби,-- онъ посылаетъ мнѣ воздушный поцѣлуй, а другую руку прижимаетъ къ сердцу. Конечно, все это очень глупо, и я знаю, ты осудишь его, но онъ это дѣлаетъ такъ почтительно... въ высшей степени почтительно, увѣряю тебя... и нѣжно, очень нѣжно. Съ этой стороны ему вполнѣ можно вѣрить, никакихъ сомнѣній на этотъ счетъ не можетъ быть... Ну, потомъ эти подарки, которые сыплются на насъ каждый день, и очень хорошіе подарки, очень хорошіе. Одинъ огурецъ мы съѣли вчера за обѣдомъ, а остальные я думаю посолить на зиму... А вчера вечеромъ,-- прибавила мистриссъ Никкльби съ возрастающимъ замѣшательствомъ,-- онъ тихонько окликнулъ меня со стѣны, когда я гуляла въ саду, предлагалъ бѣжать съ нимъ и обвѣнчаться. Голосъ у него чистый, какъ колокольчикъ, замѣчательно музыкальный голосъ, но я, конечно, не слушала его... Итакъ, Николай, мой дружокъ, теперь весь вопросъ въ томъ, что мнѣ дѣлать?
   -- Кетъ знаетъ объ этомъ?-- спросилъ Николай.
   -- Нѣтъ, я ей ни слова не говорила.
   -- Ну, такъ и не говорите, ради Бога не говорите, потому что это очень ее огорчитъ,-- сказалъ Николай, вставая.-- Что же до того, какъ вы должны поступить, милая мама, сдѣлайте то, что вамъ подскажутъ ваше чувство и умъ и уваженіе къ памяти моего отца. Есть тысячи способовъ показать этому господину, что вамъ непріятно его назойливое и неумѣстное волокитство. Если, испробовавъ рѣшительныя мѣры, вы увидите, что онъ продолжаетъ свое, я живо положу конецъ его приставаньямъ. Но мнѣ не хотѣлось йы вмѣшиваться безъ особенной надобности: смѣшно придавать значеніе такой нелѣпой исторіи. Попробуйте прежде отстоять себя сами. Каждая женщина это умѣетъ, особенно женщина въ вашемъ возрастѣ и положеніи, да еще при такомъ пустячномъ затрудненіи, что о немъ и говорить-то не стоить. Я не хочу васъ осидѣть, показавъ, что принимаю его близко къ сердцу. Вѣдь этакій нелѣпый старый идіотъ!
   Съ этими словами Николай поцѣловалъ мать, пожелалъ ей доброй ночи, и они разошлись по своимъ комнатамъ.
   Надо отдать справедливость мистриссъ Никкльби: привязанность къ дѣтямъ не допустила бы ее серьезно задуматься о вторичномъ замужествѣ, если бы даже воспоминанія о покойномъ лужѣ настолько въ ней ослабѣли, что у нея явилось бы поползновеніе къ такимъ мыслямъ. Но если въ ея натурѣ не было злости и мало настоящаго эгоизма., зато голова у нея была слабая и тщеславная, и то, что по ней, въ ея годы, еще вздыхаютъ, и вздыхаютъ напрасно, до такой степени льстило ея самолюбію, что она была не въ силахъ отвергнуть страсть незнакомаго джентльмена такъ легко и безповоротно, какъ этого требовалъ Николай.
   "Рѣшительно не вижу, почему его ухаживанія смѣшны, назойливы и неумѣстны,-- разсуждала сама съ собой мистриссъ Никкльби, оставшись одна въ своей комнатѣ.-- Что они безнадежны -- это безспорно, но почему онъ долженъ быть нелѣпымъ старимъ идіотомъ, признаюсь, не вижу, не понимаю. Вѣдь онъ не знаетъ, что для него нѣтъ надежды! Бѣдняга! Его надо жалѣть, вотъ это такъ, это я понимаю".
   Закончивъ такимъ образомъ нить своихъ размышленій, мистриссъ Никкльби посмотрѣлась въ свое туалетное зеркальце, потомъ отступила на нѣсколько шаговъ, стараясь припомнить, кто это такой бывало говорилъ, что, когда ея Николаю минетъ двадцать одинъ годъ, онъ будетъ казаться не сыномъ ея, а младшимъ братомъ. Но, будучи не въ состояніи вызвать въ своей памяти этотъ авторитетъ, она погасила свѣчу и подняла штору, чтобы впустить въ комнату утренній свѣтъ, уже разливавшійся по землѣ.
   -- Трудно что-нибудь различить при такомъ свѣтѣ,-- прошептала почтенная дама, заглядывая въ садъ,-- да и глаза у меня довольно плохи, я вѣдь съ дѣтства была близорука, но, честное слово, мнѣ кажется, что на стѣнѣ, между битымъ стекломъ, опять торчитъ большая тыква.
   

ГЛАВА XXXVIII
сообщаетъ читателю о нѣкоторыхъ подробностяхъ визита соболѣзнованія, могущаго имѣть важныя послѣдствія, и о неожиданной встрѣчѣ Смайка съ однимъ старымъ другомъ, который приглашаетъ его къ себѣ, не принимая никакихъ отговорокъ.

   Ничего не подозрѣвая о продѣлкахъ влюбленнаго сосѣда и о томъ впечатлѣніи, какое онѣ производили на чувствительное сердце ея мамаши, Кетъ Никкльби чувствовала себя счастливою и совершенно спокойной, чего съ него давно уже не бывало. Живя теперь вмѣстѣ съ нѣжно любимымъ братомъ, съ которымъ она была такъ неожиданно и жестоко разлучена, избавленная отъ нахальныхъ преслѣдователей, воспоминаніе о которыхъ и до сихъ поръ еще вызывало краску стыда на ея лицѣ и заставляло усиленно биться ея сердце, она точно переродилась: къ ней возвратилась ея прежняя веселость, походка ея стала опять легка и эластична, на поблѣднѣвшихъ щекахъ заигралъ нѣжный румянецъ, однимъ словомъ, Кетъ Никкльби никогда не было такъ цвѣтуща и хороша, какъ теперь.
   Таковъ былъ результатъ наблюденій и размышленія миссъ Ла-Криви, которымъ она предалась, какъ только привела въ порядокъ коттеджъ, гдѣ ей пришлось произвести энергичную чистку, по ея образному выраженію, "отъ головы печной трубы, до пятокъ наружныхъ дверей", и какъ только эта неугомонная маленькая женщина могла, наконецъ, перенести свои мысли и дѣятельность на его обитателей.
   -- Знаете ли вы,-- говорила она,-- что у меня не было ни одной минутки свободной съ тѣхъ поръ, какъ я здѣсь, и что съ утра до поздней ночи моя голова была занята, какъ у слесаря, буравчиками, молотками, гвоздями да клещами.
   -- Такъ что вамъ некогда было подумать о себѣ,-- сказала Кетъ съ улыбкой.
   -- Да, я была бы большой дурой, если бы думала о себѣ, когда на свѣтѣ столько предметовъ не въ примѣръ болѣе пріятныхъ для размышленій. Кстати, я вамъ скажу: есть кое-кто, о комъ я много думаю это время; знаете, я нахожу большую перемѣну въ одномъ изъ членовъ вашей семьи, да, очень большею.
   -- Въ комъ это?-- спросила Кетъ съ тревогой.-- Надѣюсь, не въ...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, рѣчь вовсе не о вашемъ братѣ,-- перебила ее миссъ Ла-Криви,-- успокойтесь, дорогая, вашъ братъ такой же, какимъ я знала его съ перваго дня нашего знакомства: воплощенная нѣжность, умъ, доброта, хотя при случаѣ сумѣетъ и коготки показать; онъ-то не измѣнился; но Смайкъ, бѣдный мальчикъ, рѣшительно не хочетъ, чтобы къ имени его пристегивали мистеръ, потому я зову его просто Смайкомъ... Этотъ бѣдняжка Смайкъ страшно измѣнился въ это короткое время.
   -- Въ чемъ же?-- спросила Кетъ.-- Я не вижу въ немъ перемѣны. Развѣ, по вашему, его здоровье...
   -- Нѣтъ, здоровье его какъ будто получше... хотя и за это нельзя поручиться,-- произнесла миссъ Ла-Криви, послѣ нѣкотораго раздумья,-- его здоровье вообще очень хрупко, и если бы вы имѣли такой нехорошій видъ, какъ онъ, у меня изныло бы сердце. О, я не о здоровьѣ его хотѣла говорить.
   -- Такъ въ чемъ же?
   -- Право, я и сама не знаю,-- продолжала миссъ Ла-Криви,-- но, когда я наблюдаю за нимъ, я не могу безъ слезъ глядѣть на него. Конечно, вы скажете, что это не важно, такъ какъ у меня глаза на мокромъ мѣстѣ и мнѣ ничего не стоитъ заплакать, ни мнѣ кажется, что на этотъ разъ мои слезы вызываются уважительной причиной. А замѣчаю, что съ тѣхъ поръ, какъ онъ здѣсь, онъ сталъ сознавать всю несостоятельность своихъ умственнымъ способностей. Онъ страдаетъ отъ сознанія, что не можетъ уразумѣть самыхъ простыхъ вещей. Я зорко наблюдала за нимъ въ вашемъ отсутствіи, милочка, когда онъ забивался въ уголъ съ такимъ убитымъ лицомъ, что я готова была разрыдаться, глядя на него. И когда онъ выходилъ изъ комнаты, все существо ею выражало что-то до такой степени безнадежное, безысходное, что буквально сердце надрывалось отъ жалости. А вѣдь не болѣе трехъ недѣль тому назадъ это былъ юноша живой, беззаботный, веселый; теперь же, хоть онъ и остался прежнимъ любящимъ, кроткимъ созданіемъ, я его не узнаю: это другой человѣкъ.
   -- Бѣдный Смайкъ -- проговорила Кетъ.-- Будемъ надѣяться, что это скоро пройдетъ.
   -- Я также надѣюсь, что пройдетъ, и искренно желаю этого для него,-- отвѣчала маленькая женщина съ несвойственной ей серьезностью.-- Ну, вотъ,-- прибавила она вслѣдъ затѣмъ, возвращаясь къ своему обычному шутливому тону,-- теперь я сказала (все, что хотѣла сказать; вы, можетъ быть, найдете все это слишкомъ длиннымъ и скажете, что я была неправа, затѣявъ этотъ разговоръ; но дѣло сдѣлано, не вернешь. А пока я все-таки постараюсь развеселить его хорошенько; сегодня же, когда онъ пойдетъ провожать меня въ Страндъ, а путь туда предлинный, я буду говорить, трещать безъ умолку, и ужъ разсмѣшу его чѣмъ-нибудь. Итакъ, я увѣрена, что, чѣмъ раньше онъ уйдетъ отсюда, тѣмъ лучше для него, да и для меня тоже, такъ какъ можетъ случиться, что моя служанка начнетъ безъ меня точить лясы съ какимъ-нибудь кумомъ, а тотъ въ это время всю квартиру ограбитъ. Положимъ, немного ему перепадетъ, только столы да стулья; вотъ развѣ польстится еще на мои миніатюры. Молодецъ будетъ воръ, если сумѣетъ извлечь изъ нихъ пользу, такъ какъ я, признаюсь чистосердечно, не очень-то въ этомъ успѣваю.
   Болтая такимъ образомъ, миссъ Ла-Криви надѣла огромную шляпку съ широкими приплюснутыми полями, въ которой ея маленькая головка совсѣмъ потонула, и завернула свою фигурку въ огромную шаль, стянувъ ее у ворота и заколовъ большою булавкой, послѣ чего объявила, что теперь омнибусъ можетъ подъѣхать хоть сейчасъ, такъ какъ она уже готова.
   Но ей предстояло еще проститься съ мистриссъ Никкльби, а это было дѣло нелегкое: почтенная леди еще далеко не успѣла выложить всѣ свои воспоминанія, болѣе или менѣе примѣнимыя къ настоящему случаю, какъ омнибусъ былъ уже у воротъ. Тутъ бѣдная миссъ Ла-Криви совсѣмъ засуетилась, но чѣмъ больше она суетилась, тѣмъ меньше оставалось надежды не опоздать; такъ, напримѣръ, желая дать тайкомъ восемнадцать пенсовъ служанкѣ, она выронила изъ своего ручного мѣшечка цѣлую кучу мелкихъ монетъ, которыя немедленно раскатились по всѣмъ угламъ корридора, и немало времени ушло, прежде чѣмъ онѣ были водворены на свое мѣсто. Затѣмъ, конечно, нужно было вторично расцѣловаться съ мистриссъ Никкльби и съ Кетъ, да еще найти запропастившуюся куда-то корзиночку и пакетикъ въ сѣрой бумагѣ, а омнибусъ тѣмъ временемъ, по выраженію миссъ Ла-Криви, "злился какъ чортъ, и ругался" и, наконецъ, сдѣлалъ видъ, что онъ двигается въ путь. Тогда миссъ Ла-Криви стрѣлою пустилась впередъ и кое-какъ вскарабкалась въ омнибусъ, извиняясь направо и налѣво передъ пассажирами въ томъ, что задержала ихъ всѣхъ и увѣряя, что это произошло по уважительнымъ причинамъ. Пока она разыскивала себѣ удобное мѣстечко, кондукторъ втолкнулъ за нею Смайка и крикнулъ кучеру, что все готово; колымага покачнулась, сдвинулась съ мѣста и загромыхала, точно цѣлая дюжина телѣгъ.
   Пусть дилижансъ продолжаетъ свой путь подъ верховнымъ надзоромъ кондуктора, граціозно покачивающагося на своемъ маленькомъ заднемъ сидѣньѣ съ душистой сигарой въ зубахъ, пусть останавливается или ѣдетъ, тащится или мчится по благоусмотрѣнію этого почтеннаго джентльмэна, а мы тѣмъ временемъ наведемъ справки, что сталось съ сэромъ Мельбери Гокомъ послѣ его тяжелаго паденія изъ кабріолета во время ссоры съ Николаемъ.
   Весь разбитый, со сломанной ногой, со шрамами и синяками на лицѣ, поблѣднѣвшій отъ страданій и лихорадки, сэръ Мельбери лежалъ на спинѣ, пригвожденный къ постели приговоромъ докторовъ, по крайней мѣрѣ, на нѣсколько недѣль. Въ сосѣдней комнатѣ мистеръ Пайкъ и мистеръ Плекъ, сидя за столомъ, попивали вино и вели вполголоса бесѣду, прерывая ее изрѣдка сдержаннымъ смѣхомъ. Молодой лордъ -- единственный изъ членовъ этого общества, еще не безвозвратно погибшій, такъ какъ въ сущности онъ обладалъ добрымъ сердцемъ,-- сидѣлъ возлѣ своего ментора съ сигарой во рту и читалъ ему при свѣтѣ лампы разныя новости изъ газеты, которыя, по его мнѣнію, могли занять или развлечь больного.
   -- Проклятыя собаки! Ничѣмъ, видно, не заткнешь ихъ широкія глотки,-- проговорилъ сэръ Мельбери, нетерпѣливо поворачивая голову къ сосѣдней комнатѣ. Услыхавъ это восклицаніе, господа Пайкъ и Плекъ мгновенно присмирѣли и вслѣдъ затѣмъ, перемигнувшись, какъ бы вознаграждая себя за предписанное имъ молчаніе, наполнили свои стаканы до краевъ.
   -- Проклятіе!-- проворчалъ сквозь зубы больной, безпокойно ворочаясь въ постели.-- Неужели не довольно того, что я лежу, прикованный къ постели, въ этой мрачной комнатѣ, на жесткомъ матрацѣ, что я страдаю отъ жестокихъ болей? Неужели я долженъ терпѣть еще и эту пытку? Который часъ?
   -- Половина девятаго,-- отвѣтилъ его другъ.
   -- Придвиньте-ка столъ да сразимся въ карты. Партію въ пикетъ... Ну!
   Странно было видѣть этого человѣка, которому страданія и слабость не позволяли никакого иного движенія, кромѣ поворота головы, зорко наблюдающимъ за своимъ партнеромъ и за развитіемъ игры; какъ горячо, съ какимъ интересомъ и въ то же время какъ разсчетливо и хладнокровно онъ игралъ! Онъ былъ въ двадцать разъ искуснѣе и ловче своего противника, который не могъ его одолѣть даже тогда, когда ему шла карта, что, впрочемъ, случалось очень рѣдко. Сэръ Мельбери выигрывалъ партію за партіей и когда, наконецъ, милордъ бросилъ карты, отказываясь продолжать игру, онъ протянулъ свою исхудалую руку и сгребъ со стола всѣ ставки съ торжествующимъ возгласомъ и хриплымъ, хотя далеко не такимъ громкими смѣхомъ, какимъ мѣсяцъ тому назадъ онъ оглашалъ столовую Ральфа Никкльби.
   Въ эту минуту вошелъ лакей и доложилъ, что мистеръ Ральфъ Никкльби внизу и спрашиваетъ, какъ здоровье больного.
   -- Лучше,-- сказалъ сэръ Мельбери нетерпѣливо.
   -- Мистеръ Никкльби желаетъ знать, сэръ...
   -- Говорятъ тебѣ лучше,-- закричалъ сэръ Мельбери, стукнувъ кулакомъ по столу.
   Лакеи постоялъ въ нерѣшительности съ минуту, потомъ робко заявилъ, что мистеръ Никкльби проситъ позволенія навѣстить сэра Мельбери Рока, если это его не стѣснить.
   -- Да, конечно, стѣснитъ, я не могу его видѣть, я никого не могу видѣть,-- закричалъ сэръ Мельбери съ сердцемъ,-- ты это знаешь, болванъ!
   -- Виноватъ, сэръ, но мистеръ Никкльби такъ настаивалъ...
   Дѣло въ томъ, что Ральфъ Никкльби далъ лакею на чай, и тотъ, разсчитывая на будущія блага, старался теперь ему услужить и мѣшкалъ у двери.
   -- Можетъ быть, онъ сказалъ, что желаетъ видѣть меня по дѣлу?-- спросилъ сэръ Мельбери послѣ нѣкотораго размышленія.
   -- Нѣтъ, сэръ, мистеръ Никкльби только сказалъ, что онъ желалъ бы васъ видѣть и поговорить съ вами наединѣ.
   -- Пусть войдетъ... Погоди!-- крикнулъ слугѣ сэръ Мельбери, проводя рукою по своему изуродованному лицу.-- Возьми лампу и поставь ее у меня за спиной на подставку; отодвинь этотъ столъ и поставь стулъ на его мѣсто... вотъ такъ... немного подальше. Теперь хорошо.
   Слуга, очевидно, сообразившій, что руководило его господиномъ, когда онъ отдавалъ эти приказанія, исполнилъ ихъ безпрекословно и вышелъ изъ комнаты. Лордь Фредерикъ Верисофтъ прошелъ въ смежную комнату, замѣтивъ вскользь, что онъ скоро вернется, и затворилъ за собой дверь.
   На лѣстницѣ послышались осторожные шаги, и Ральфъ Никкльби, со шляпой въ рукѣ, почтительно изогнувъ станъ и вперивъ глаза въ лицо своего достойнаго кліента, смиренно вошелъ въ комнату.
   -- Ну, Никкльби,-- произнесъ сэръ Мельбери, указывая ему на стулъ возлѣ своей постели и махнувъ рукой съ притворно-беззаботнымъ видомъ,-- со мной случилось скверное происшествіе, какъ видите.
   -- Вижу, вижу,-- отвѣчалъ Ральфь съ тѣмъ же испытующимъ взглядомъ.-- Скверное происшествіе, конечно, скверное! Я, право, не узналъ бы васъ, сэръ Мельбери. Конечно, конечно, это очень непріятная исторія.
   Манеры Ральфа были исполнены глубокой почтительности; говорилъ онъ такъ тихо, какъ только можетъ говорить человѣкъ въ комнатѣ больного, котораго онъ любитъ и къ которому онъ относится съ величайшимъ участіемъ. Но пока сэръ Мельбери лежалъ, отвернувшись къ стѣнѣ, выраженіе лица Ральфа представляло полный контрастъ съ его вкрадчивыми манерами и тономъ. Стоя въ своей обычной позѣ онъ спокойно глядѣлъ на распростертое передъ нимъ неподвижное тѣло и вся та часть его лица, на которую не падала тѣнь отъ насупленныхъ бровей, подергивалась саркастической улыбкой.
   -- Садитесь,-- сказалъ сэръ Мельбери, съ усиліемъ поворачиваясь къ нему.-- Что это вы выпучили на меня глаза, точно я пугало какое?
   Въ ту минуту, какъ сэръ Мельбери повернулся къ нему, Ральфъ отступилъ назадъ съ видомъ человѣка, который не въ силахъ побороть свое изумленіе, и опустился на стулъ съ прекрасно разыграннымъ смущеніемъ.
   -- Я каждый день заходилъ узнавать о вашемъ здоровьѣ, а первое время даже но два раза съ день. Сегодня же я рѣшился просить вашего позволенія лично справиться о вашемъ состояніи, полагая, что въ память нашего стараго знакомства и совмѣстныхъ дѣлъ, доставившихъ намъ обоюдное удовольствіе и пользу вы не откажете мнѣ въ немъ. Скажите, вы сильно пострадали?-- продолжалъ Ральфъ, наклоняясь ближе къ больному, и снова дьявольская улыбка промелькнула по его лицу, какъ только тотъ закрылъ глаза.
   -- Да, гораздо сильнѣе, чѣмъ это нужно для меня, но меньше того, что могло бы порадовать нѣкоторыхъ негодяевъ изъ нашихъ общихъ знакомыхъ, задававшихся цѣлью меня извести,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери, перебросивъ по одѣялу нервнымъ движеніемъ руку.
   Ральфъ пожалъ плечами, желая этимъ выразить, что онъ не понимаетъ раздраженія, съ которымъ все это говорилось; вообще всѣми своими жестами и словами онъ видимо хотѣлъ разозлить сэра Мельбери и совершенно въ этомъ успѣлъ. Еле сдерживая свое бѣшенство, сэръ Мельбери обратился къ нему со словами:
   -- А какія это наши совмѣстныя дѣла привели васъ сюда?
   -- Такъ, пустяки,-- отвѣчалъ Ральфъ,-- нѣсколько векселей милорда, которые слѣдовало бы возобновить; но мы подождемъ вашего выздоровленія. Я пришелъ... собственно затѣмъ,-- продолжалъ онъ, понижая голосъ и еще болѣе отчеканивая слова,-- чтобы высказать вамъ, какъ глубоко я сожалѣю, что этотъ мальчишка, мой родственникъ, хотя и отвергнутый мною, такъ безпощадно васъ наказалъ.
   -- Наказалъ!-- прервалъ его сэръ Мельбери
   - Я сознаю, что наказаніе было слишкомъ жестоко,-- продолжалъ Ральфъ, умышленно не понимая тона этого восклицанія,-- и тѣмъ съ большимъ нетерпѣніемъ я желалъ видѣть васъ, чтобы сказать, что я отказываюсь отъ этого негодяя, не признаю его своимъ родственникомъ и вполнѣ предоставляю его заслуженной карѣ, отъ кого бы она ни исходила -- отъ васъ, или отъ другого лица. Если вы пожелаете свернуть ему шею, то, повѣрьте, я вамъ не стану мѣшать.
   -- А, такъ сказка, которую про меня сочинили, стала, какъ видно, достояніемъ всего города?-- проговорилъ сэръ Мельбери, сжавъ кулаки и заскрежетавъ зубами.
   -- Да, теперь у насъ только и разговору, что о васъ,-- отвѣчалъ Ральфъ,-- нѣтъ клуба, нѣтъ игорнаго дома, куда бы ни дошелъ слухъ о вашемъ несчастіи. Мнѣ даже говорили,-- продолжалъ онъ, пристально глядя въ лицо сэру Мельбери,-- будто объ этомъ происшествіи сложили пѣсенку; самъ я ея не слыхалъ,-- я не занимаюсь такими пустяками, но мнѣ сказали, что она даже напечатана въ какой-то частной типографіи и разошлась по городу въ огромномъ количествѣ экземпляровъ.
   -- Все ложь,-- воскликнулъ сэръ Мельбери,-- чистѣйшая ложь! Моя кобыла испугаласъ, вотъ и все.
   -- Ну, вотъ и говорятъ, что это онъ ее испугалъ,-- возразилъ Ральфъ все такъ же хладнокровно и безстрастно,-- говорятъ даже, что онъ и васъ напугалъ, но я увѣренъ, что это ужъ совсѣмъ выдумка и противъ этого смѣло спорю со всѣми. Я не горячка, стульевъ не ломаю, но я не могу равнодушно слушать такія вещи о васъ.
   Какъ только сэръ Мельбери подавилъ свое бѣшенство настолько, что былъ въ состояніи связно произносить слова, Ральфъ наклонился къ нему и приставилъ къ уху ладонь, чтобы яснѣе слышать; при этомъ лицо его сохраняло все то же безстрастное, стереотипное выраженіе, точно каждая черта этого лица была вылита изъ бронзы.
   -- Дайте мнѣ только встать съ этой проклятой постели,-- сказалъ сэръ Мельбери, причемъ хватилъ себя кулакомъ по больной ногѣ, но даже и не замѣтилъ этого въ пылу азарта,-- дайте мнѣ встать, и я такъ отомщу ему, клянусь небомъ, какъ никогда никто не мстилъ! Благодаря только дурацкому случаю онъ успѣлъ полоснуть меня по лицу и уложить недѣли на двѣ; я же такъ его изувѣчу, что онъ не оправится до могилы. Я отрѣжу ему носъ и уши, исполосую его хлыстомъ, искалѣчу на всю жизнь, и это еще не все: я втопчу его недотрогу сестрицу, этотъ нѣжный цвѣтокъ, образецъ чистоты, эту угнетенную невинность, я втопчу ее въ...
   Потому ли, что даже на Ральфа эти гнусныя угрозы произвели нѣкоторое дѣйствіе, заставивъ прилить кровь къ его лицу, или же сэръ Мельбери самъ спохватился, сообразивъ, что какимъ бы ни былъ негодяемъ этотъ ростовщикъ, могло быть все таки такое время въ его дѣтствѣ, когда онъ нѣжно обнималъ своего брата, отца Кетъ, но только онъ замолчалъ, удовольствовавшись тѣмъ, что погрозилъ кулакомъ отсутствующему врагу и подтвердилъ страшной клятвой свое обѣщаніе отомстить.
   Ральфъ въ это время пронизывалъ взглядомъ искаженное лицо больного и, наконецъ, прервалъ молчаніе:
   -- Безспорно, очень обидно для человѣка съ репутаціей моднаго льва, неотразимаго ловеласа, слывущаго столько лѣтъ героемъ многихъ приключеній, получить такой урокъ отъ какого-то шелопая-мальчишки!
   Въ отвѣтъ на это сэръ Мельбери метнулъ яростный взглядъ, но зарядъ его пропалъ даромъ. Ральфъ, сидѣлъ, потупивъ глаза, и лицо его не выражало ничего особеннаго, онъ казался только задумчивымъ.
   -- Тщедушный мальчишка противъ человѣка, который могъ бы одной своей тяжестью расплюснуть его въ лепешку, не говоря уже о ловкости, съ которой онъ... Я, кажется, не ошибаюсь,-- продолжалъ Ральфъ, поднимая глаза на своего собесѣдника,-- вы вѣдь были когда-то главою общества боксеровъ, не правда ли?
   Больной сдѣлалъ нетерпѣливый жестъ рукою, но Ральфъ счелъ болѣе удобнымъ принять этоіъ жестъ за утвердительный отвѣтъ.
   -- Ага, такъ я и думалъ. Хотя это было гораздо раньше, чѣмъ мы съ вами познакомились, но все равно, я быль увѣренъ, что не ошибаюсь. Положимъ, тотъ молодецъ, должно быть, ловокъ и сидень, но что же это значитъ въ сравненіи съ вашими преимуществами? Простая удача, ничего больше! Этимъ собакамъ всегда валитъ счастье.
   -- Пусть хорошенько запасется счастьемъ для слѣдующей нашей встрѣчи,-- сказалъ сэръ Мельбери,-- потому что я разыщу его, укройся онъ отъ меня хоть на край свѣта.
   -- О,-- съ живостью перебилъ его Ральфъ,-- онъ и не думаетъ бѣжать, онъ ждетъ васъ преспокойно здѣсь, въ Лондонѣ, и разгуливаетъ по городу среди бѣлаго дня, какъ будто ищетъ встрѣчи съ вами
   При этихъ словахъ лицо Ральфа омрачилось, и, движимый чувствамъ ненасытимой ненависти къ восторжествовавшему Николаю, онъ прибавилъ:
   -- Жаль, что мы живемъ не въ такой странѣ, гдѣ можно было бы убивать, ничѣмъ не рискуя, а то я хорошо заплатилъ бы тому, кто прикололъ бы его и бросилъ на съѣденіе псамъ!
   Преподнеся своему удивленному кліенту этотъ маленькій образчикъ нѣжнѣйшихъ родственныхъ чувствъ, Ральфъ взялся было за шляпу, собираясь уходить, но въ эту минуту въ комнату вошелъ лордъ Верисофтъ.
   -- Что значитъ, чортъ возьми, этотъ шумъ? Чего вы здѣсь такъ раскудахтались, вы и Никкльби?-- спросилъ милордъ.-- Я никогда не слыхалъ такого гама: все время "го, го, го", да "га, га, га, га!" точно собаки съ разныхъ дворовъ.
   -- Это сэръ Мельбери изволитъ гнѣваться, милордъ,-- отвѣтилъ Ральфъ, поворачивая голову въ сторону больного.
   -- Не изъ-за денегъ, полагаю? Вѣдь дѣла идутъ не хуже прежняго, неправда ли, Никкльби?
   -- Конечно, нѣтъ, милордъ; на этой точкѣ мы съ сэромъ Мельбери всегда сходимся; но тутъ ему пришлось вспомнить подробности одного...
   Но Ральфу не суждено было кончить фразу, такъ какъ сэръ Мельбери взялъ на себя этотъ трудъ, разразившись цѣлымъ потокомъ ругательствъ и проклятіи противъ Николая, не менѣе свирѣпыхъ, чѣмъ прежде.
   Ральфъ, обладавшій рѣдкою наблюдательностью, былъ пораженъ тѣмъ фактомъ, что лордъ Фредерикъ Верисофтъ, спокойно покручивавшій усы въ началѣ этой тирады, къ концу ея сталъ очень омраченъ. Ральфъ еще болѣе изумился, когда, послѣ филиппики сэра Мельбери, молодой лордъ сухо и даже строго заявилъ, что не желаетъ, чтобы этотъ разговоръ когда-либо еще возобновлялся въ его присутствіи.
   -- Помните, Гокъ,-- прибавилъ онъ съ несвойственной ему энергіей,-- я никогда не буду съ вами за одно въ этомъ дѣлѣ и, если только мнѣ это удастся, никогда не допущу васъ до гнусной расправы съ этимъ молодымъ челозѣкомъ.
   -- Гнусной?-- вскричалъ его пріятель.
   -- Да,-- повторилъ милордъ, глядя на него въ упоръ.-- Если бы даже вы тотчасъ сказали ему свою фамилію и вручили ему свою карточку, а затѣмъ нашли бы, что его общественное положеніе или запятнанное имя не дозволяютъ вамъ драться съ нимъ, то и тогда это было бы совсѣмъ некрасиво и даже мерзко, по совѣсти говоря; но поступивъ такъ, какъ вы поступили, вы сдѣлали то, что теперь вся вина падаетъ на васъ одного. Я тоже сознаю себя виноватымъ, что не вмѣшался въ дѣло, и очень въ этомъ раскаиваюсь. Все же, что произошло потомъ, чистѣйшая случайность; ничего заранѣе обдуманнаго, преднамѣреннаго не было съ его сторона, и во всякомъ случаѣ вашей вины тутъ гораздо больше. Повѣрьте же мнѣ, Гокъ, что онъ не долженъ быть и не будетъ въ отвѣтѣ!
   Повторивъ такъ настоятельно свою угрозу, молодой лордъ повернулся на каблукѣ и направился къ двери, но, прежде чѣмъ выйти, онъ обернулся и еще съ большимъ жаромъ сказалъ:
   -- Я убѣдился теперь, да, увѣряю васъ моей честью, я совершенно убѣжденъ, что сестра этого молодого человѣка, такъ же добродѣтельна, такъ же скромна и невинна, какъ и прекрасна. Что же касается ея брата, я могу только сказать, что онъ поступилъ, какъ и слѣдовало поступить брату и человѣку съ благороднымъ сердцемъ. Отъ всей души желалъ бы имѣть право сказать то же о каждомъ изъ насъ.
   Съ этими словами лордъ Фредерикъ Верисофтъ вышелъ изъ комнаты, оставивъ сэра Мельбери и Ральфа Никкльби въ не совсѣмъ пріятномъ изумленіи.
   -- И это вашъ ученикъ?-- проговорилъ Ральфъ вкрадчивымъ тономъ.-- Право, можно подумать, что это отрокъ, только что вышедшій изъ подъ ферулы сельскаго священника.
   -- Это юношескій задоръ ничего больше; эти юнцы вообще непостоянный народъ. Нужно будетъ призаняться имъ,-- возразилъ сэръ Мельбери, кусая губы; затѣмъ, указывая на дверь, прибавилъ:-- Предоставьте его мнѣ!
   Ральфъ Никкльби обмѣнялся со своимъ пріятелемъ сочувственнымъ взглядомъ. Непріятное изумленіе, испытанное обоими достойными джентльменами по одному и тому же поводу, сразу подогрѣло ихъ взаимную короткость. Затѣмъ мистеръ Ральфъ въ глубокимъ раздумьи медленнымъ шагомъ отправился домой.
   Во время вышеописанной сцены, но задолго до ея развязки, омнибусъ, который везъ миссъ Ла-Криви, облегчилъ себя отъ нѣкоторой части своего груза, высадии;ъ ее вмѣстѣ съ ея тѣлохранителемъ у дверей ея дома. Маленькая портретистка ни за что ни свѣтѣ не соглашалась отпустить Стайка, пока онъ не подкрѣпить себя глоткомъ вина съ бисквитомъ. А такъ какъ Смайкъ не только не выказалъ ни малѣйшаго отвращенія ни къ вину, ни къ бисквиту, но даже, напротивъ, нашелъ, что то и другое будетъ весьма пріятнымъ угощеніемъ передъ предстоящимъ ему длиннымъ путешествіями до Баустрита, то и оказалось, что онъ замѣшкался у миссъ Ла-Криви и возвращаться ему пришлось уже въ сумеркахъ.
   Правда, для него не предвидѣлось опасности сбиться съ пути, такъ какъ ему предстояло идти все но прямому направленію, той самой дорогой, но которой онъ почти каждый день ходилъ съ Николаемъ въ городъ и возвращался домой одинъ. Поэтому миссъ Ла-Криви отпустила его совершенно спокойно, пожавъ ему руку на прощанье и снабдивъ тысячью поклоновъ для передачи мистриссъ и миссъ Никкльби.
   Дойдя до Ледгетъ-Гилля, Смайкъ свернулъ немного въ сторону, уступая своему любопытству, тянувшему его взглянуть на Ньюгэтъ. Онъ простоялъ нѣсколько минутъ, внимательно и съ нѣкоторымъ ужасомъ разсматривая мрачныя стѣны тюрьмы, затѣмъ повернулъ на старую дорогу и быстро зашагалъ черезъ Сити. Впрочемъ, отъ времени до времени онъ останавливался передъ окнами магазиновъ поглазѣть на выставку разныхъ красивыхъ вещицъ, потомъ опять шелъ и опять останавливался, разиня ротъ, привлеченный видомъ какой-нибудь диковинки, словомъ, велъ себя точь-въ-точь такъ, какъ ведетъ себя всякій провинціалъ, попадающій въ столицу.
   У оконъ одного ювелира онъ простоялъ особенно долго, съ восхищеніемъ разглядывая блестящія украшенія и отъ души сожалѣя, что онъ не можетъ купить ни одной изъ этихъ хорошенькихъ бездѣлушекъ для своихъ домашнихъ. Представляя себѣ, какое это было счастье видѣть ихъ восторгъ передъ такимъ подаркомъ, онъ унесся за тридевять земель отъ дѣйствительности, какъ вдругъ мечтанія его были прерваны боемъ городскихъ часовъ: пробило три четверти девятаго. Тутъ онъ опомнился и пустился домой съ всѣхъ ногъ. На первомъ перекресткѣ, когда онъ переходилъ черезъ улицу, кто-то съ такой силой налетѣлъ на него, что ему пришлось ухватиться за фонарный столбъ, чтобы не упасть. Въ ту же минуту какой-то мальчишка схватилъ его за ногу обѣими руками и у самаго его уха прозвенѣлъ дѣтскій голосокъ: "Сюда, папаша, ко мнѣ! Это онъ, ура!"
   Этотъ голосъ былъ слишкомъ хорошо знакомъ Смайку; онъ съ отчаяніемъ взглянулъ на вцѣпившагося въ ногу субъекта, весь вздрогнулъ и поднялъ глаза: передъ нимъ стоялъ мистеръ Сквирсъ Зацѣпивъ крючкомъ своего зонтика за воротъ его куртки, достойный педагогъ всею своею тяжестью навалился на другой его конецъ, чтобы не упустить жертвы. Возгласъ же торжества исходилъ изъ устъ мастера Вакфорда, все еще продолжавшаго со стойкостью бульдога цѣпляться за свою добычу, несмотря на достававшіеся ему пинки.
   Бѣдному Смайку достаточно было одного взгляда, чтобы сознать весь безысходный ужасъ своего положенія: послѣднія средства къ защитѣ были у него отняты, и это безсиліе сковало ему уста.
   -- Какова удача!-- воскликнулъ мистеръ Сквирсъ, притягивая къ себѣ зонтикомъ Смайка, точно веревку съ ведромъ изъ колодца, и только нащупавъ рукой его воротъ, рѣшился освободить его отъ крючка.
   -- Поистинѣ необыкновенная удача, могу сказать! Вакфордъ, дитя мое, кликни карету.
   -- Карету, папаша?-- переспросилъ съ удивленіемъ мастеръ Вакфордъ.
   -- Да, сударь, карету,-- повторилъ школьный учитель, наслаждаясь выраженіемъ ужаса на лицѣ Смайка.-- Къ чорту экономію! Отвеземъ его въ каретѣ.
   -- Что онъ такое сдѣлалъ?-- спросилъ одинъ изъ каменщиковъ, носившихъ но близости кирпичи, котораго Сквирсъ чуть не сшибъ съ ногъ во время нападенія на Смайка.
   -- Что сдѣлалъ? Да всякихъ скверностей натворилъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, глядя на своего бывшаго воспитанника съ выраженіемъ свирѣпаго злорадства.-- Во-первыхъ, онъ бѣглый; во-вторыхъ, онъ принималъ участіе въ кровожадномъ нападеніи на своего покровителя,-- словомъ, нѣтъ такого преступленія, котораго бы онъ ни совершилъ. О, Господи, какая рѣдкая удача!
   Каменщикъ посмотрѣлъ на Смайка, какъ бы ожидая услышать отъ него что-нибудь въ свою защиту, но бѣдный юноша, и всегда-то туго соображавшій, теперь окончательно растерялся и не могъ вымолвить ни слова. Въ это время подъѣхала карета. Мастеръ Вакфордъ вошелъ въ нее первымъ, Сквирсъ втолкнулъ за нимъ свою жертву, затѣмъ вошелъ самъ и поднялъ оба стекла. Кучеръ взобрался на козлы, и лошади тронули легкой рысцой; такимъ образомъ всѣ дѣйствующія Лица удалились со сцены, предоставивъ двумъ каменщикамъ, торговкѣ яблоками и мальчугану, возвращавшемуся изъ школы для вечернихъ занятій, единственнымъ ея свидѣтелямъ, судить и рядить о случившемся.
   Мистеръ Сквирсъ усѣлся на передней скамейкѣ кареты противъ несчастнаго Смайка и, упершись руками въ колѣни, долго минутъ съ пять, глядѣлъ ему въ глаза въ нѣмомъ упоеніи, какъ бы предвкушая свое будущее торжество; затѣмъ онъ испустилъ злобный крикъ и принялся хлестать своего бывшаго питомца то по правой, то по лѣвой щекѣ.
   -- Итакъ, это не сонъ!-- говорилъ школьный учитель.-- Нѣтъ, не сонъ. Это его плоть и кровь, я не ошибаюсь, я осязаю его своими руками.
   И вслѣдъ за этими словами, желая вѣроятно, внести нѣкоторое разнообразіе въ свои упражненія, онъ преподнесъ своей жертвѣ нѣсколько ударовъ по уху, сопровождая ихъ долгимъ, оглушительнымъ смѣхомъ.
   -- Я думаю, дитя мое, что твоя мать съ ума сойдетъ отъ радости, когда узнаетъ о нашей поимкѣ,-- сказалъ Сквирсъ, обращаясь къ сыну.
   -- О, да, я увѣренъ,-- отвѣтилъ юный Сквирсъ.
   -- Подумать только, какъ все это ловко вышло. Мы заворачиваемъ за уголъ и сталкиваемся съ нимъ носомъ къ носу, да еще въ самый удобный моментъ, когдя я могъ зацѣпить его своимъ зонтикомъ, точно рыбу крючкомъ удочки. Ха, ха, ха!
   -- А я-то, папаша, развѣ не ловко поддѣлъ его, ухвативъ за ногу?-- воскликнулъ многообѣщающій отрокъ.
   -- Правда, правда, мой мальчикъ, ты велъ себя молодцомъ,-- сказалъ Сквирсъ, любовно погладивъ сына по головѣ,-- И въ награду за такое примѣрное поведеніе ты получишь самые хорошенькіе жилетъ и куртку, какіе только окажутся въ гардеробѣ слѣдующихъ нашихъ новичковъ. Такъ продолжай же поступать, какъ началъ; бери во всемъ примѣръ съ отца, и вѣрь мнѣ, что послѣ смерти ты попадешь прямехонько въ рай, и никто не остановитъ тебя у его воротъ ненужными разспросами.
   При этомъ мистеръ Сквирсъ еще разъ погладилъ сына по головкѣ, а за одно ужъ смазалъ и Смайка, только посильнѣе, спросивъ его съ насмѣшкой, какъ онъ себя чувствуетъ.
   -- Мнѣ надо домой,-- проговорилъ Скайкъ, растерянно озираясь.
   -- Да, да, та можешь быть увѣренъ, что вернешься домой. Не безпокойся объ этомъ, я тебѣ ручаюсь, что ты вернешься, и очень скоро. Скоро ты водворишься въ мирномъ селеніи Дотбойсъ, въ Іоркширѣ, примѣрно черезъ недѣльку, мой юный другъ, и если ты еще разъ удерешь оттуда, я не стану удерживать тебя. А куда ты дѣвалъ свое платье, въ которомъ ты сбѣжалъ неблагодарный разбойникъ?-- строго вопросилъ мистеръ Сквирсъ.
   Смайкъ бросилъ взглядъ на опрятный, приличный костюмъ, подаренный ему Николаемъ, и въ отчаяніи заломилъ руки.
   -- Да знаешь ли ты, негодяй, что я могъ бы повѣсить тебя противъ Ольдъ-Бэйля за покражу вещей? Извѣстно ли тебѣ, что за кражу чужой собственности стоимостью свыше пяти фунтовъ человѣка можно вздернуть на висѣлицу? А во сколько ты цѣнишь то платье, которое ты унесъ на себѣ? Знаешь ли ты, что только одинъ велнигтоновскій сапогъ, въ который была обута твоя правая нога, стоилъ двадцать восемь шиллинговъ, когда онъ быль новый, а цѣна башмаку, украшавшему твою лѣвую ногу, была тоже не меньше шести, семи шиллинговъ! Пойми же, какъ велико твое счастье, что ты попалъ въ руки ко мнѣ, олицетворенію милосердія! Благодари свою счастливую звѣзду за то, что я, а не другой, снабдилъ тогда тебя этими вещами.
   Каждому, кто хоть немного зналъ мистера Сквирса, могла показаться не совсѣмъ правдоподобной эта его характеристика, своей особы, но если бы и оставались еще сомнѣнія на этотъ счетъ, стоило только взглянуть на почтеннаго педагога, какъ онъ вслѣдъ за словами пустилъ въ ходъ свой зонтикъ и принялся долбить его желѣзной ручкой по головѣ и по плечамъ бѣднаго юноши, и всякая иллюзія о милосердіи достойнаго джентльмена исчезла бы навсегда.
   -- Чортъ побери,-- сказалъ Сквирсъ, прерывая свои упражненія, чтобы дать отдохнуть рукѣ,-- не помню, чтобы мнѣ когда-нибудь раньше приходилось колотить своихъ воспитанниковъ въ каретѣ, и признаюсь, это не совсѣмъ удобно; впрочемъ, какъ оригинальная новинка это даже нравится мнѣ.
   А бѣдный Смайкъ! Сначала онъ пытался защищаться отъ сыпавшихся на кего ударовъ, но подъ конецъ забился въ уголъ кареты, уперся локтями въ колѣни и безсильно опустилъ голову и руки. Онъ былъ такъ ошеломленъ, такъ разбитъ, что не допускалъ и мысли о возможности укрыться отъ всемогущаго Сквирса, точно такъ же, какъ и въ тѣ безконечно тяжкія времена, еще до пріѣзда Николая въ Іоркширъ, когда онъ былъ всегда одинъ, лишенный дружескаго совѣта и поддержки.
   Ему казалось, что путешествіе ихъ никогда не кончится. Экипажъ проѣхалъ уже цѣлый рядъ улицъ и все еще продолжалъ катиться. Но вотъ мистеръ Сквирсъ сталъ чаще и чаще высовываться изъ окна и давать какія-то указанія кучеру, и, проѣхавъ такимъ образомъ съ немалыми затрудненіями еще нѣсколько глухихъ и, судя по плохой дорогѣ, вновь застроенныхъ улицъ, мистеръ Сквирсъ вдругъ навалился изъ всей силы на проведенный къ кучеру шнурокъ и гаркнулъ ему:
   -- Стой!
   -- Гдѣ же видано, чтобы такъ дергать за руку человѣка, точно наровятъ ее оторвать,-- сказалъ обозлившись кучерь.
   -- Вотъ здѣсь! Второй изъ четырехъ одноэтажныхъ домиковъ съ зелеными ставнями; на дверіи мѣдная дощечка съ именемъ Сноули.
   -- Развѣ нельзя сказать всего этого, не оторвавъ мнѣ руки?-- спросилъ кучеръ.
   -- Молчать!-- заоралъ Сквирсъ.-- Еще одно слово, и я потащу тебя въ судъ за разбитое окно въ твоей каретѣ. Стой!
   Карета остановилась у дверей мистера Сноули. Если читатель припомнитъ, мистеръ Сноули былъ тотъ самый джентльменъ съ лицемѣрнымъ, лоснящимся лицомъ, который поручилъ отеческимъ заботамъ мистера Сквирса двухъ сыновей своей жены, о чемъ мы говорили въ четвертой главѣ. Домъ его стоялъ въ самой крайней чертѣ новыхъ строеній у Сомерсъ-Тоуна, и мистеръ Сквирсъ, въ виду болѣе продолжительнаго въ этотъ разъ пребыванія своего въ столицѣ, нанялъ у него комнату, такъ какъ "Сарацинова Голова" наотрѣзъ отказалась содержать мастера Вакфорда (принимая во вниманіе размѣры его аппетита) за меньшую плату, чѣмъ какая полагалась со всякаго взрослаго жильца.
   -- Вотъ и мы!-- воскликнулъ Сквирсъ, вталкивая Смайка въ маленькую гостиную, гдѣ мистеръ Сноули съ супругой расположились поужинать омаромъ.-- Вотъ онъ, бродяга, измѣнникъ, бунтовщикъ, чудовище неблагодарности!
   -- Какъ? Такъ это тотъ самый мальчишка, что удралъ отъ васъ?-- подхватилъ мистеръ Сноули, широко раскрывая глаза и уронивъ руки на столъ, причемъ вилка и ножикъ остались торчащими въ воздухѣ.
   -- Тотъ самый,-- отвѣчалъ Сквирсъ, поднося кулакъ къ носу Смайка. Онъ отнялъ кулакъ, потомъ опять подставилъ, и продѣлалъ эту эволюцію нѣсколько разъ съ самымъ свирѣпымъ лицомъ.-- Если бы не присутствіе дамы, я бы ему показалъ... Но ничего, надо потерпѣть, это отъ него не уйдетъ.
   И мистеръ Сквирсъ принялся подробно разсказывать, гдѣ, когда и какимъ образомъ онъ успѣлъ поймать бѣглеца.
   -- Въ этомъ виденъ перстъ Божій,-- смиренно заявилъ мистеръ Сноули, опуская глаза въ полъ и воздѣвая къ потолку вилку съ торчащимъ на ней кускомъ омара.
   -- Ясно, что Провидѣніе противъ него,-- сказалъ Сквирсъ, почесывая кончикъ носа,-- иначе и быть не могло: по всей справедливости этого нужно было ожидать.
   -- Жестокія сердца и дурныя дѣла всегда бываютъ наказаны,-- произнесъ мистеръ Сноули.
   -- Всегда. Примѣровъ тому очень много,-- отозвался Сквирсъ, вынимая изъ кармана портфель съ письмами и дѣловыми бумагами, чтобы провѣрить, не оставилъ ли онъ паче чаянія чего-нибудь на полѣ сраженія.
   Успокоившись на этотъ счетъ, онъ продолжалъ:
   -- Знаете, мистриссъ Сноули, вѣдь я облагодѣтельствовалъ этого мальчишку, я его кормилъ, поилъ, одѣвалъ, обувалъ. Я былъ его другомъ, наставникомъ его во всѣхъ наукахъ: въ классическихъ, въ коммерческихъ, въ математическихъ, въ философическихъ и въ тригонометрическихъ. Мой сынъ Вакфордъ, мой собственный и единственный сынъ былъ ему братомъ. Мистриссъ Сквирсъ была ему матсрью, бабушкой, теткой, могу сказать -- даже дядькой, ну, словомъ, всѣмъ. Она никогда никого такъ не баловала, за исключеніемъ вашихъ прелестныхъ очаровательныхъ малютокъ, какъ баловала этого мальчишку. И что же? Какая награда за все это? Мы изливали на него млеко нашей нѣжности и ласки, а теперь, когда я обращаю на него свои взоры, я чувствую, какъ это млеко свертывается и скисается въ моемь сердцѣ.
   -- Это очень возможно, сэръ, я васъ вполнѣ понимаю,-- изрекла мистриссъ Сноули.
   -- Но гдѣ же онъ пропадалъ все это время?-- спросилъ мистеръ Сноули.-- Ужъ не у того ли...
   -- Ахъ, да,-- прервалъ его Сквирсъ и, обернувшись къ Смайку, сказалъ:-- Говори, ты все это время жилъ у этого дьявола Никкльби?
   Но ни угрозы, ни пинки, ни тычки не могли заставить Смайка отвѣтить на этотъ вопросъ. Онъ твердо рѣшился лучше погибнуть въ той ужасной тюрьмѣ, куда ему предстояло вернуться, чѣмъ произнести хоть слово, которое могло бы причинить непріятность его единственному, лучшему другу. Онъ помнилъ, какъ Николай во время ихъ путешествія въ Лондонъ наказывалъ ему хранить въ тайнѣ все прошлое, и у него явилась смутная идея, что его благодѣтель совершилъ страшное преступленіе, взявъ его съ собой,-- преступленіе, за которое, если оно откроется, онъ понесетъ тяжелую кару. Эта-то мысль и была главной причиной его теперешняго ужаснаго состоянія, близкаго къ столбняку.
   Таковы были помыслы или, лучше сказать, безсвязные обрывки представленій, бродившіе въ разстроенномъ мозгу Смайка, овладѣвшіе его душой и сдѣлавшіе его глухимъ къ убѣдительному краснорѣчію Сквирса, къ его угрозамъ и побоямъ. Видя, что всѣ его увѣщанія остаются гласомъ вопіющаго въ пустынѣ Сквирсъ отвелъ Смайка въ маленькую каморку наверху, гдѣ онъ долженъ былъ провести ночь; затѣмъ, какъ человѣкъ предусмотрительный, достойный педагогъ забралъ обувь и платье своего плѣнника, предполагая въ немъ достаточный запасъ энергіи, чтобы попытаться сбѣжать, и, заперевъ за собой дверь на ключъ, удалился, оставивъ узника одного со своими думами.
   Какими словами передать, какъ тяжки были эти думы и какъ тяжело было на сердцѣ у несчастнаго юноши, когда онъ вернулся къ своимъ воспоминаніямъ о домѣ, который онъ только-что покинулъ, и о дорогихъ друзьяхъ, оставленныхъ въ немъ! Всѣ эти грезы лишь смутно мелькали въ его мозгу среди тяжелаго оцѣпенѣнія его духовныхъ силъ, не имѣвшихъ возможности развиться въ той гнетущей, удушливой атмосферѣ, въ которой прошло его грустное дѣтство. Сколько долгихъ годовъ пройдено безъ радости безъ просвѣта. И чуткія струны сердца, такъ легко отзывавшіяся на любовь и на ласку, заржавѣли, порвались и не давали больше ни малѣйшаго отклика на слова любви и счастія, которыя оно нѣкогда слышало. Какъ долженъ былъ быть мраченъ тотъ день, когда еле забрезжившій проблескъ свѣта въ мозгу этого обездоленнаго существа померкъ навсегда въ долгомъ сумракѣ ночи, еще болѣе безпросвѣтной и мрачной!
   А между тѣмъ струны этого сердца еще. могли бы зазвучать, любимые голоса могли бы пробудить отъ сна эту душу. Но звуки этихъ голосовъ не доходили до него! И теперь, когда онъ ощупью добрался до своего жесткаго ложа, онъ былъ опять тѣмъ же забитымъ, убогимъ существомъ безъ воли и сознанія, какимъ его Николай въ Дотбойсъ-Голлѣ.
   

ГЛАВА XXXIX,
въ которой описывается еще одна, но гораздо болѣе счастливая встрѣча Смайка съ другимъ его старымъ пріятелемъ.

   Ночь, исполненная терзаній для несчастнаго Смайка, прошла, уступивъ мѣсто ясному, безоблачному лѣтнему утру. Только-что прибывшій съ сѣвера дилижансъ шумно прокатилъ по улицамъ Илингтона, еще погруженнымъ въ сладкій сонъ, возвѣщая о своемъ приближеніи громкимъ звукомъ кондукторскаго рожка, и съ грохотомъ остановился у дверей почтовой конторы.
   На имперіалѣ сидѣлъ всего одинъ пассажиръ, рослый, дюжій деревенскій парень съ веселымъ прямодушнымъ лицомъ. Глаза его были устремлены на виднѣвшійся вдалекѣ куполъ собора Св. Павла; онъ былъ до такой степени погруженъ въ созерцаніе этого чуда, что совершенно не замѣчалъ происходившей вокругъ него суматохи при выгрузкѣ чемодановъ и кульковь изъ кареты. Изъ этого состоянія оцѣпенѣнія его вывелъ громкій стукъ опускаемаго стекла въ окнѣ дилижанса; онъ обернулся и встрѣтился глазами съ хорошенькимъ женскимъ личикомъ, высунувшимся изъ этого окна.
   -- Гляди-ка, дѣвушка,-- крикнулъ парень, указывая пальцемъ на предметъ своего восторга,-- вотъ это церковь Св. Павла. Вишь, какая большущая.
   -- Ахъ, Господи, Джонъ, я никогда бы не повѣрила, что она такъ высока. Экая громадина!
   -- И вправду громадина. Какъ это вы вѣрно сказали, мистриссъ Броуди,-- добродушно согласился толстякъ, грузно слѣзая съ имперіала и путаясь въ своемъ широкомъ балахонѣ.-- А вотъ этотъ домина, что стоитъ прямо передъ тобой черезъ улицу, ты какъ полагаешь, что это такое? Небось, и въ годъ не догадаться, а это только почтамтъ. Ха, ха, ха! Почтамтъ, и больше ничего! Ну, какъ тутъ не брать имъ за письма вдвое дороже, чѣмъ слѣдуетъ? Ужъ ежели почтамтъ тикая громадина, то хотѣлъ бы я поглядѣть, каковъ-то будетъ дохъ, гдѣ живетъ самъ лондонскій лордъ-мэръ?
   Съ этими словами Джонъ Броуди (такъ какъ это былъ онъ) пріотворилъ дверцу дилижанса, просунулъ голову внутрь и, ласково потрепавъ по щечкѣ мистриссъ Броуди, урожденную миссъ Прайсъ, залился веселымъ хохотомъ.
   -- Чортъ возьми, прости меня, Господи, да никакъ она опять заснула!
   -- Да она проспала всю ночь и весь вчерашнія день, просыпаясь только изрѣдка на нѣсколько минутъ. Впрочемъ, я предпочла бы, чтобы она все время прохрапѣла, такая она была злющая. когда просыпалась!-- объяснила миловидная подруга Джона Броуди.
   Эти слова относились къ храпѣвшей въ углу кареты фигурѣ, на которой было навьючено столько кофтъ и платковъ, что трудно было бы опредѣлить ея ноль, если бы его не выдавала касторовая шляпка каштановаго цвѣта съ зеленой вуалью; эта шляпка, благодаря толчкамь и частымъ соприкосновеніямъ со стѣнкой кареты на протяженіи двухсотъ пятидесяти миль, при непробудномъ снѣ ея обладательницы, приняла такой смѣшной измятый видъ, что очень легко привела въ движеніе мускулы толстаго румянаго лица Джона Броуди, всегда готоваго смѣяться.
   -- Эй, вы, проснитесь-ка, пора,-- закричалъ Джонъ, дергая за концы зеленой вуали,-- мы пріѣхали!
   Спящая фигура нѣсколько разъ отмахивалась, пробовала снова запрятаться въ уголъ кареты, издавала нетерпѣливыя восклицанія, но въ концѣ концовъ, не безъ усилій, приняла сидячее положеніе, и изъ подъ безформенной, скомканной каштановой шляпки выглянуло обрамленное голубыми папильотками прелестное личико миссъ Фанни Сквирсъ.
   -- Ахъ, Тильда,-- запищала миссъ Сквирсъ,-- всю эту проклятую ночь ты меня толкала ногами.
   -- Каково! Да какъ же могло это быть, когда ты, не стѣсняясь, заняла своей персоной почти всю карету?-- возразила, смѣясь, ея подруга.
   -- Послушай, Тильда,-- заговорила съ апломбомъ миссъ Сквирсъ,-- прошу тебя не спорить. Когда я говорю, что ты меня толкала, значитъ толкала, и не старайся убѣдить меня въ противномъ. Очень можетъ быть, что ты это дѣлала безсознательно, вѣдь ты такъ крѣпко спала; я же глазъ не сомкнула всю ночь и потому, надѣюсь, мнѣ можно скорѣе повѣрить.
   Отчитавъ такимъ образомъ любимую подругу, миссъ Сквирсъ принялась оправлять свою шляпку, по совершенно безуспѣшно, ибо никакія силы природы, ни даже полный переворотъ во вселенной, не могли ей вернуть мало-мальски благообразнаго вида. Тѣмъ не менѣе миссъ Сквирсъ видимо нашла свои костюмъ доста, точно изящнымъ и, стряхнувъ крошки бисквитовъ, запрятавшіяся въ складкахъ ея платья, величественно вышла изъ кареты, опираясь на руку Джона Броуди.
   -- Эй, ты,-- крикнулъ Джонъ кучеру кэба, которому онъ приказалъ подъѣхать, упрятавъ въ него своихъ дамъ и багажъ,-- вези насъ прямешенько въ "Сарину Голову".
   -- Куда?-- спросилъ кучеръ.
   -- Что вы, мистеръ Броуди! Развѣ можно такъ перевирать названія! Въ "Сарацинову Голову", извозчикъ!
   -- Ну, вотъ, вотъ, именно такъ, вѣдь это почти то же самое. Теперь ты знаешь, парень, куда насъ везти!
   -- Теперь-то знаю,-- отвѣчалъ кучеръ сердито, захлопнувъ дверцу кэба.
   -- Право, Тильда, вѣдь этакъ насъ могутъ принять здѣсь Богъ знаетъ за кого,-- заговорила миссъ Сквирсъ тономъ упрека.
   -- А пусть ихъ принимаютъ, за кого хотятъ,-- отвѣчалъ ей Джонъ Броуди;-- вѣдь мы пріѣхали въ Лондонъ только затѣмъ, чтобы повеселиться, неправда ли?
   -- Разумѣется, мистеръ Броуди,-- согласилась миссъ Сквирсъ съ кислой миной.
   -- Такъ значитъ не о чемъ и тужить. Обвѣнчались мы всего четыре дня назадъ,-- вы сами знаете, смерть моего старика позадержала нашу свадьбу,-- и наша теперешняя поѣздка -- поѣздка свадебная, развѣ не такъ? Женихъ, невѣста и дружка невѣсты -- дѣйствующія лица въ полномъ составѣ, и если теперь еще не настоящая пора повеселиться, такъ когда же, спрашивается, будетъ пора?
   И, чтобы доказать, что пора эта дѣйствительно настала, мистеръ Броуди влѣпилъ два звонкихъ поцѣлуя въ щечки своей молодой женушки, рискуя цѣлостью своей физіономіи, урвалъ такой же поцѣлуй у миссъ Сквирсъ, несмотря на то, что она энергически защищала свою скромность, отмахиваясь отъ него кулаками и царапая ему лицо. И, только благодаря тому, что карета остановилась у подъѣзда "Сарацинской Головы", онъ успѣлъ выйти побѣдителемъ изъ борьбы съ возмущенной дѣвственницей.
   Пріѣзжіе тотчасъ разошлись по своимъ комнатамъ, чтобы хорошенько отдохнуть послѣ утомительнаго длиннаго пути, но въ полдень вся компанія собралась къ столу въ отдѣльную комнату, гдѣ все было приготовлено стараніями Джона: обильный, вкусный завтракъ въ хорошенькой комнаткѣ второго этажа, изъ оконъ которой открывался прелестный видъ на рядъ конюшенъ.
   Вотъ когда стоило взглянуть на миссъ Сквирсъ, освободившуюся отъ своей каштановой шляпки, зеленой вуали и голубыхъ папильотокъ и представшую взорамъ публики во всей своей дѣвственной красѣ -- въ бѣломъ кисейномъ платьѣ, въ спенсерѣ того же цвѣта и въ шляпкѣ съ распушившейся алой искусственной розой. Ея роскошные волосы были такъ круто завиты въ локоны, что имъ, казалось, не страшны были ни буря, ни дожди. Поля и шляпки были утыканы бутонами розъ, настолько схожими по своему изяществу съ алой розой, что ихъ можно было принять за ея отпрыски. Широкій поясъ, превосходно гармонировавшій съ семействомъ алыхъ розъ, обрисовывалъ ея гибкій станъ и въ то же время весьма искусно скрывалъ недостатки ея черезчуръ урѣзаннаго сзади корсажа. На рукахъ у нея красовались коралловые браслеты, которые были бы чудно хороши, если бы между зернами коралловъ не виднѣлось такъ много чернаго шнурка. Ея лилейную шейку охватывало коралловое ожерелье, заканчивавшееся премиленькимъ сердоликовымъ одинокимъ сердечкомъ, эмблемой ея собственнаго, еще свободнаго сердца. Кто могъ бы спокойно созерцать нѣмую, но выразительную прелесть всей этой красоты, взывающей къ лучшимъ чувствамъ нашей природы? Одного такого созерцанія было довольно, чтобы согрѣть хладѣющую душу старика и опалить огнемъ нѣжную юность.
   Даже лакей, прислуживавшій за столомъ, не остался безчувственнымъ къ чарамъ миссъ Сквирсъ (вѣдь и лакеямъ доступны человѣческія чувства): онъ умильно поглядывалъ на юную леди, подавая ей гренки къ чаю.
   -- Не знаете ли вы, здѣсь мой папа?-- спросила съ важностью миссъ Сквирсъ.
   -- Что прикажете, миссъ?
   -- Здѣсь мой папа?-- повторила миссъ Сквирсъ.
   -- Гдѣ это здѣсь?
   -- Въ этомъ домѣ. Мой папа, мистеръ Вакфордъ Сквирсъ, всегда останавливается въ этомъ домѣ. У васъ ли онъ теперь?
   -- Я что-то не слыхаль о джентльменѣ съ этимъ именемъ,-- отвѣчалъ лакей,-- можетъ быть, впрочемъ, онъ въ обѣденной комнатѣ. Я пойду узнаю.
   -- Нѣтъ, каково? Онъ говоритъ можетъ быть!-- Миссъ Сквирсъ всю дорогу до самаго Лондона мечтала о томъ, какъ она поразитъ своихъ деревенскихъ друзей почетнымъ пріемомъ, какой ей окажутъ въ "Сарациновой Головѣ", и какъ она покажетъ имъ, какимъ уваженіемъ пользуется здѣсь имя ея отца; а тутъ вдругъ ей отвѣчаютъ, что даже не знаютъ навѣрное, здѣсь ли ея родитель, что, можетъ быть, и здѣсь!
   -- Какъ будто папа -- первый встрѣчный,-- говорила съ негодованіемъ миссъ Сквирсъ.
   -- Ну-ка, молодецъ, поди да разузнай хорошенько,-- сказалъ Джонъ Броуди лакею,-- да кс:тати прихвати для насъ еще одинъ паштетикъ, слышишь? Чортъ ихъ подери,-- проворчалъ Джонъ, взглянувъ на пустое блюдо, когда лакей удалился,-- и это они называютъ паштетомъ! Три голубенка, одна капелька начинки, а корочка такая тоненькая, что когда возьмешь въ ротъ кусочекъ, то и не разберешь, попала ли она тебѣ въ ротъ или нѣтъ, или ты ее уже проглотилъ. Надобно чортъ знаетъ сколько ихъ съѣсть, чтобы почувствовать, что позавтракалъ!
   Въ короткій промежутокъ времени, пока лакей отсутствовалъ, Джонъ Броуди успѣлъ обработать всю ветчину и изрядный величины кусокъ ростбифа; затѣмъ лакей вернулся съ паштетомъ и съ извѣстіемъ, что хотя мистеръ Сквирсъ на этотъ разъ остановился не у нихъ, но заходитъ къ нимъ каждый день, и что, какъ только онъ явится сегодня, его проводятъ наверхъ. Отрапортовавъ, что было нужно, лакей удалился, но почти сейчасъ же вернулся въ сопровожденіи мистера Сквирса и его наслѣдника.
   -- Вотъ такъ сюрпризъ! Кто бы могъ этого ожидать?-- сказалъ мистеръ Сквирсъ Джону Броуди, подмигивая на его жену, послѣ того, какъ поздоровался со всей компаніей и выслушалъ разныя домашнія новости.
   -- Неправда ли, папа, нельзя было ожидать увидѣть меня здѣсь?-- подхватила съ досадой миссъ Сквирсъ.-- А все потому, что Тильда успѣла-таки выйти замужъ.
   -- А я вотъ прикатилъ въ Лондонъ, чтобъ поглазѣть на этотъ городокъ, господинъ учитель!-- вмѣшался Джонъ, дѣлая послѣднее отчаянное нападеніе на паштетъ.
   -- Нынче ужь мода такая, и всѣ молодые люди, женясь, слѣдуютъ ей,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Всякія безразсудныя траты имъ нипочемъ! А между тѣмъ насколько было бы благоразумнѣе припрятывать всякую лишнюю копѣйку, хотя бы на воспитаніе дѣтей. Вѣдь не успѣешь оглянуться, какъ они уже явились на свѣтъ; я самъ это испыталъ, потому я такъ говорю.
   -- Не хотите ли кусочекъ чего-нибудь?-- спросилъ Джонъ.
   -- Благодарю васъ, я не хочу, но если вы угостите Вакфорда, я буду вамъ очень благодаренъ. Нѣтъ, нѣтъ, ему прибора не нужно; онъ возьметъ себѣ прямо съ блюда, а то вѣдь лакей, того и гляди, поставитъ и его порцію на счетъ, и тогда плати за него. А ты, дитя мое, какъ только лакей войдетъ, сунь свой кусокъ въ карманъ и повернись лицомъ къ окну, будто любуешься мѣстностью, слышишь?
   -- Не бойтесь, папаша, не попадусь,-- отвѣтило милое дитя.
   -- Ну, моя милая,-- продолжалъ Сквирсъ, обращаясь къ дочери,-- теперь твоя очередь найти себѣ мужа. Кажется, пора!
   -- О, мнѣ нечего торопиться,-- отвѣтила съ явнымъ раздраженіемъ миссъ Сквирсъ.
   -- Неужели, Фанни?-- воскликнула ея подруга не безъ ехидства.
   -- Конечно, Тильда, мнѣ рѣшительно не къ чему торопиться,-- повторила миссъ Сквирсъ, энергично мотнувъ головой.-- Я могу ждать.
   -- Какъ видно, и поклонники твои думаютъ то же,-- продолжала язвить мистриссъ Броуди.
   -- Ну, ужь въ этомъ-то я нисколько не виновата,-- отрѣзала миссъ Сквирсъ.
   -- Я знаю,-- отвѣчала подруга,-- это совершенно вѣрно.
   Саркастическій тонъ этого отвѣта могъ вызвать язвительное возраженіе со стороны миссъ Сквирсъ, желчный нравъ которой далеко не смягчился послѣ испытанныхъ сю во время путешествія утомленія и тряски и по всѣмъ правиламъ долженъ былъ проявиться особенно рѣзко въ эту минуту, когда воспоминаніе о недавнихъ неудавшихся ея разсчетахъ на Джона Броуди стало опять такъ непріятно свѣжо. И, конечно, ея возраженіи повлекло бы за собою другое, не менѣе колкое,-- словомъ, Богъ вѣсть, къ чему бы привело все это, если бы, по счастью, разговоръ не былъ прерванъ какъ разъ во-время замѣчаніемъ мистера Сквирса.
   -- Пари держу, что вы не догадаетесь, кого мы поймали сегодня, Вакфордъ и я,-- сказалъ онъ.
   -- Неужели, папаша, мистера...-- Миссъ Сквирсъ была не въ силахъ договорить, но мистриссъ Броуди пришла ей на помошь, докончивъ за нее:-- "Никкльби".
   -- Нѣтъ, не его,-- сказалъ Сквирсъ,-- но вродѣ этого
   -- Неужели Смайка?-- воскликнула миссъ Сквирсъ, всплеснувъ руками.
   -- Именно. Я поймалъ Смайка и теперь ужь крѣпко держу.
   -- Какъ,-- вскричалъ Джонъ Броуди, оттолкнувъ свою тарелку,-- вы въ самомъ дѣлѣ поймали этого бѣднягу... этого мерзавца,-- поспѣшилъ онъ поправиться.-- Куда, же вы его дѣвали?
   -- Онъ у меня на квартирѣ, чортъ возьми! Сидитъ подъ двойнымъ замкомъ, въ каморкѣ второго этажа,-- отвѣчалъ Сквирсъ.
   -- Неужто? Сидитъ взаперти, въ вашей собственной квартирѣ? Ну, молодецъ же школьный учитель! Я думаю, въ цѣлой Англіи нѣтъ ему подобнаго. Вотъ уморилъ меня, ей Богу! Дайте же мнѣ пожать вашу руку. Каково! Заперъ въ своей собственной квартирѣ! Да вы не лжете?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Сквирсъ, покачнувшись на стулѣ отъ поднесеннаго ему дюжимъ іоркширщемъ привѣтствія въ видѣ дружескаго толчка въ бокъ.-- Благодарю васъ за участіе, только, пожалуйста довольно. Я вѣрю, что вы дурного умысла не имѣли, но мнѣ все-таки больно... Такъ что же вы скажете объ этомъ? Неправда ли, какъ ловко все вышло?
   -- Ловко ли?-- захохоталъ Джонъ во все горло.-- Такъ ловко, что я просто остолбенѣлъ отъ восторга передъ вашей находчивостью.
   -- А зналъ, что удивлю всѣхъ васъ,-- сказалъ Сквирсъ, потирая руки.-- А славно была разыграна штука: хлопъ и готово!
   -- Какъ это все произошло? Разскажите по порядку,-- попросилъ Джонъ, придвигая свой стулъ поближе къ мистеру Сквирсу,-- выкладывайте-ка скорѣе все до-чиста.
   Трудненько было удовлетворить нетерпѣнію Джона Броуди, немилосердно торопившаго разсказъ; но все-таки Сквирсъ довольно живо и съ увлеченіемъ нарисовалъ картину похищенія Смайка, разсказавъ со всѣми подробностями, какимъ образомъ тотъ очутился въ его рукахъ, и только возгласы восторга и удивленія со стороны слушателей давали ему изрѣдка возможность передохнуть во время этого интереснаго повѣствованія.
   -- Теперь ужъ не бойтесь, онъ больше не улизнетъ отъ меня,-- прибавилъ въ заключеніе Сквирсъ съ хитрымъ видомъ,-- я принялъ свои предосторожности: на завтра я оставилъ за собою три мѣста на имперіалѣ; онъ будетъ сидѣть между мною и Вакфордомъ. А здѣсь я поручаю своему довѣренному устроить мои денежныя дѣла и навербовать мнѣ новыхъ пансіонеровъ. Какъ видите, я хорошо сдѣлалъ, что зашелъ сюда сегодня, иначе вы уже не застали бы насъ. Да и теперь, вѣроятно, мы больше не увидимся до моего отъѣзда, развѣ только вы пожелаете выпить у меня чаю вечеркомъ.
   -- Мы явимся непремѣнно,-- сказалъ Джонъ, потрясая руку учителю съ особеннымъ жаромъ.-- Сегодня вечеромъ вы насъ увидите у себя, хотя бы для этого намъ пришлось проѣхать двадцать миль.
   -- Такъ въ самомъ дѣлѣ придете?-- спросилъ Сквирсъ, никакъ не ожидавшій, чтобы его приглашеніе было принято съ такою готовностью, иначе онъ очень и очень подумалъ бы прежде, чѣмъ сдѣлать его.
   Вмѣсто отвѣта Джонъ Броуди еще разъ потрясъ ему руку, объяснивъ при этомъ, что они вовсе не намѣревались осматривать городъ въ первый же день по пріѣздѣ, а потому прибудутъ къ мистеру Сквирсу ровно въ шесть часовъ. Когда такимъ образомъ этотъ вопросъ былъ оконченъ къ обоюдному удовольствію, мистеръ Сквирсъ съ сыномъ удалились.
   Все остальное время до самаго вечера Джонъ Броуди выказывалъ признаки необыкновеннаго возбужденія: то онъ вдругъ разражался неистовымъ хохотомъ, то хваталъ свою шляпу и бомбой вылеталъ во дворъ, гдѣ на свободѣ передъ конюшнями и изливалъ свое веселье. Ему не сидѣлось на мѣстѣ: точно одурѣлый, онъ метался со двора въ комнату и обратно, хлопалъ въ ладони, прищелкивалъ пальцами, выдѣлывалъ ногами какія-то комическія па ихъ деревенскихъ танцевъ; словомъ, велъ себя такъ необычайно, что миссъ Сквирсъ заподозрила, не спятилъ онъ съ ума, и тотчасъ же сообщила подругѣ свои подозрѣнія, умоляя ее не предаваться отчаянію. Но мистриссъ Броуди не выразила ни малѣйшей тревоги и заявила, что она уже не разъ видѣла своего супруга въ такомъ состояніи и знаетъ по опыту, что все это можетъ окончиться лишь маленькимъ нездоровьемъ безъ всякихъ серьезныхъ послѣдствій, а потому его нужно оставить въ покоѣ.
   Предсказанныя мистриссъ Броуди послѣдствія веселаго настроенія ея мужа не замедлили сказаться. Въ тотъ же вечеръ, сидя въ гостиной мистера Сноули, Джонъ Броуди внезапно почувствовалъ себя очень дурно и назвалъ все сидѣвшее тутъ общество за исключеніемъ своей превосходнѣйшей половины, которая заявила съ полнымъ присутствіемъ духа, что если только мистеръ Сквирсъ позволитъ воспользоваться его постелью на часъ или на два, чтобы можно было уложить больного и на время оставить его однаго, его нездоровье пройдетъ очень скоро. Всѣ согласились въ одинъ голосъ, что надо испробовать это безобидное средство, прежде чѣмъ посылать за врачемъ. И Джона повели по лѣстницѣ наверхъ, поддерживая подъ руки. Дѣло это было нелегкое, такъ какъ грузное тѣло Джона, черезъ каждыя три ступеньки сползало на двѣ внизъ. Но наконецъ, его таки водворили на постели и оставили на попеченіе жены. Черезъ нѣсколько минутъ она вернулась въ общій залъ съ пріятною вѣстью, что больной спитъ, какъ сурокъ.
   А Джонъ въ это время сидѣлъ на кровати красный, какъ ракъ, заткнувъ себѣ ротъ подушкой, чтобы заглушить душившій его смѣхъ. Когда же ему, наконецъ, удалось справиться съ собой, онъ снялъ башмаки и проскользнулъ къ сосѣдней каморкѣ, гдѣ содержался плѣнникъ Сквирса; повернувъ ключъ, торчавшій въ замкѣ двери, онъ ринулся въ комнату, зажалъ ротъ Смайку своею широкой ладонью, прежде чѣмъ тотъ успѣлъ издать какой-либо звукъ, и шепнулъ ему:
   -- Узнаешь ли ты меня, паренекъ? Я Броуди, тотъ самый, кого ты повстрѣчалъ послѣ трепки, заданной школьному учителю!
   -- Да, да, узнаю. Помогите мнѣ, ради Бога!-- воскликнулъ Смайкъ.
   -- Помочь тебѣ?-- проговорилъ іоркширецъ, снова зажимая ему ротъ.-- Да развѣ тебѣ понадобились бы чья-нибудь помощь, если бы ты не былъ самымь большимъ изъ болвановъ, которыхъ терпитъ земля? Чего ради ты сюда забрался?
   -- Это онъ меня притащилъ, право, онъ.
   -- Онъ притащилъ! А ты не могъ раскваситъ ему башку? А не то бросился бы на землю, началъ бы лягаться, да заоралъ бы на весь кварталъ, чтобы прибѣжала полиція. Да будь я твоихъ лѣтъ, я отдубасилъ бы дюжину такихъ, какъ онъ!.. Впрочемъ, куда тебѣ бѣднягѣ такому, забитому, слабому существу!-- прибавилъ Джонъ съ состраданіемъ.-- Да проститъ мнѣ Господь, что я браню такого горемыку.
   Смайкъ открылъ было ротъ, собираясь что-то сказать, но Броуди остановилъ его:
   -- Одѣвайся потихоньку, да молчи, пока я не разрѣшу тебѣ говорить.
   Сдѣлавъ это предостереженіе, Джонъ мотнулъ головой съ рѣшительнымъ видомъ, вынулъ изъ кармана отвертку, отвинтилъ замокъ у двери такъ быстро и ловко, точно только этимъ и занимался всю свою жизнь, и положилъ его вмѣстѣ съ инструментомъ на полъ возлѣ двери.
   -- Видишь ты это? Пусть думаютъ, что это твоя работа, а теперь, проваливай!
   Смайкъ глядѣлъ на него, разинувъ ротъ и, очевидно, ничего не понимая.
   -- Говорятъ тебѣ, убирайся, да проворнѣй! Знаешь ли, по крайней мѣрѣ, гдѣ ты живешь?.. Да? Ну, ладно. А платье это твое или нѣтъ?
   -- Да, это мое платье,-- отвѣчалъ Смайкъ, когда іоркширецъ втолкнулъ его въ сосѣднюю комнату и указалъ ему на сапоги и платье, лежавшее на стулѣ.
   -- Одѣвайся, да поживѣе,-- сказалъ Джонъ, помогая ему для большей быстроты всунуть правую руку въ лѣвый рукавъ, а полы платья напяливая ему на шею.-- Ну, теперь ступай за мной, а какъ выйдешь на подъѣздъ, бери вправо, чтобы не проходить мимо оконъ, не то тебя могутъ увидѣть.
   -- Но... вѣдь онъ можетъ услышать, когда я буду затворять за собой дверь,-- возразилъ Смайкъ, дрожа всѣмъ тѣломъ при одной мысли о возможности такого несчастья.
   -- А для чего, чортъ возьми, ты станешь затворять дверь? Ахъ, ты, дурень! Или ты боишься, чтобы учитель не схватилъ насморка?
   -- Н.. нѣтъ,-- произнесъ Смайкъ, у котораго зубъ на зубъ не попадалъ отъ страха,-- но вѣдь онъ уже поймалъ меня разъ. И теперь поймаетъ, я увѣренъ, что поймаетъ.
   -- Поймаетъ, поймаетъ,-- передразнилъ съ нетерпѣніемъ Джонъ.-- Говорятъ тебѣ, не поймаетъ. Я не хочу ссориться съ нимъ, мы вѣдь сосѣди, а потому надо обставить дѣло такъ, какъ будто ты самъ удралъ, безъ моей помощи. Но если онъ выйдетъ изъ гостиной раньше, чѣмъ ты успѣешь дать тягу, ему не сдобровать! Я сумѣю отстоять тебя. Если же онъ скоро замѣтитъ твой побѣгъ, я его направлю на ложный слѣдъ, надую его, на этотъ счетъ ты можешь быть покоенъ. Впрочемъ, если у тебя хватитъ смекалки, ты очутишься дома раньше, чѣмъ они разнюхаютъ, что ты далъ стрекача. Идемъ!
   Изъ всей этой тирады Смайкъ понялъ одно, что Джонъ не дастъ его въ обиду. Онъ уже пошелъ было за нимъ нетвердыми шагами, когда тотъ шепнулъ ему:
   -- Скажи своему молодому мистеру, что я уже женатъ на Матильдѣ Прайсъ и что онъ найдетъ насъ въ "Сарациновой Головѣ". Ревновать я не стану. Чортъ возьми, я готовъ лопнуть со смѣху, когда вспомню про тотъ вечеръ.
   А въ настоящую минуту воспоминать объ этомъ было не безопасно, и Джонъ уже почувствовалъ приступъ смѣха, подавить который ему стоило невѣроятныхъ усиліи. Затѣмъ онъ, крадучись, сошелъ съ лѣстницы, таща за собою Смайка. Въ передней онъ сталъ у двери гостиной, чтобы загородить собою выходъ каждому, кто вздумалъ бы появиться оттуда., и подалъ знакъ Смайку, чтобы тотъ уходилъ. Очутившись на свободѣ, бѣдный юноша не заставилъ долго себя просить: онъ осторожно отворилъ дверь, бросилъ на своего спасителя исполненный страха и благодарности взглядъ и, переступивъ за порогъ, взялъ направо и опрометью пустился бѣжать.
   Нѣсколько минутъ Джонъ Броуди простоялъ на своемъ посту. Удостовѣрившись, что разговоръ въ гостиной не смолкаетъ, онъ осторожно пробрался наверхъ, на площадку, гдѣ и прокараулилъ еще около часу, перевѣсившись черезъ перила и чутко прислушиваясь. Только вполнѣ убѣдившись, что все въ домѣ спокойно, онъ снова легъ въ постель подъ одѣяло и далъ волю обуревавшему его хохоту.
   Если кто-нибудь могъ видѣть, какъ колыхалось подъ одѣяломъ огромное тѣло іоркширца, какъ по временамъ изъ подъ него показывались его красное лицо и круглая голова, точно голова гиппопотама, вынырнувшаго на поверхность воды подышать воздухомъ, и какъ эта голова снова скрывалась въ припадкѣ конвульсивнаго смѣха, тотъ и самъ расхохотался бы вмѣстѣ съ Джономъ Броуди.
   

ГЛАВА XL.
Николай влюбляется и выбираетъ себѣ посредника, старанія котораго увѣнчиваются полнымъ успѣхомъ, за исключеніемъ одного незначительнаго обстоятельства.

   Вырвавшись изъ когтей своего стариннаго мучителя, Смайкъ не нуждался ни въ какихъ понуканіяхъ, чтобы призвать на помощь всю свою силу и энергію. Не теряя ни минуты на. выборъ дороги, не размышляя о томъ, приближается онъ къ своему дому или удаляется отъ него, бѣдняга пустился бѣжать и бѣжалъ съ поразительный для него быстротой и неутомимостью. Страхъ окрылялъ его, и ему чудилось, что столь хорошо ему знакомый голосъ Сквирса присоединяется къ крикамъ разсвирѣпѣвшихъ преслѣдователей, которыхъ рисовало разстроенное воображеніе бѣднаго мальчика. Они гнались за нимъ по пятамъ, то оставая, то вновь нагоняя его, смотря по тому, начиналъ ли онъ надѣяться или бояться. Еще долго послѣ того, какъ онъ убѣдился, что всѣ эти звуки были лишь порожденіемъ его разгоряченной фантазіи, онъ продолжалъ свой изступленный бѣгъ, который не могли остановить ни усталость, ни слабость. Покрытый пылью и измученный, онъ остановился и оглянулся только тогда, когда ночная тѣнь, упавшая на безмолвную загородную дорогу, и звѣздное небо, разстилавшееся надъ нимъ, напомнили ему о быстромъ полетѣ времени и вернули его къ сознанію дѣйствительности.
   Тишина и спокойствіе, царили кругомъ. Только громадное зарево, вдали окрашивавшее багровымъ цвѣтомъ одинъ край темнаго неба, показывало близость большого города. По обѣ стороны дороги тянулись пустынныя поля, раздѣленныя рвами и изгородями, черезъ которыя онъ перескакивать и перелѣзалъ въ своемъ поспѣшномъ бѣгствѣ. Было поздно. Смайкь былъ увѣренъ, что его слѣдовъ нельзя было увидѣть въ такой темнотѣ и что, если ему оставалась надежда спастись и вернуться домой, онъ могъ сдѣлать это только теперь, подъ покровомъ надвигающейся ночи. При всемъ своемъ убожествѣ и несмотря на то, что въ данную минуту его ослѣпилъ страхъ, онъ понемногу сообразилъ все это. Прежде всего ему пришла въ голову ребяческая мысль сдѣлать обходъ въ десять или двѣнадцать миль, чтобы только миновать Лондонъ, потому что онъ боялся, что, проходя по лондонскимъ улицамъ, онъ можетъ встрѣтиться со своимъ врагомъ; но, уступая болѣе здравымъ соображеніямъ, онъ повернулъ обратно и направился въ Лондонъ по большой дорогѣ почти такъ же быстро, какъ и тогда, когда бѣжалъ изъ временнаго мѣстопребыванія мистера Сквирса.
   Въ тотъ часъ, когда онъ вошелъ въ западную часть города, почти всѣ магазины были уже закрыты. Толпы гуляющихъ, высыпавшихъ на улуцу послѣ знойнаго дня освѣжиться и подышать воздухомъ, уже разошлись и вернулись къ своимъ пенатамъ; оставалось только нѣсколько человѣкъ фланеровъ, да и тѣ уже расходились по домамъ. Но народу было все-таки еще достаточно для того, чтобы указывать путь бѣглецу, и въ концѣ концовъ онъ очутился у дверей дома, гдѣ обиталъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   Весь этотъ вечеръ Ньюмэнъ искалъ по всѣмъ улицамъ, переулкамъ и закоулкамъ столицы того, кто теперь стучался въ его дверь, въ то время какъ Николай производилъ свои не менѣе неудачные поиски въ другой части города. Грустный и утомленный сидѣлъ Ньюмэнъ за своимъ скуднымъ ужиномъ, когда до ушей его донесся робкій стукъ въ наружную дверь. Состояніе напряженнаго ожиданія заставляло его чутко прислушиваться къ малѣйшему шороху; услыхавъ этотъ стукъ, онъ стремглавъ сбѣжалъ съ лѣстницы и увидѣлъ, наконецъ, желаннаго гостя. Съ радостнымъ крикомъ, не говоря ни слога, втащилъ онъ его къ себѣ на чердакъ, заперъ дверь на ключъ, приготовивъ большую кружку джину пополамъ съ водой и, приставивъ ее къ губамъ Смайка, какъ приставляютъ ложку микстуры къ губамъ больного ребенка, лаконически приказалъ ему выпить все до капли.
   Ньюмэнъ сильно смутился, увидѣвъ, что Смайкъ только помочилъ губы въ драгоцѣнной микстурѣ его приготовленія. Тяжело вздохнувъ о такой слабости своего друга, онъ поднялъ уже кружку, чтобы приложиться къ ней самому, когда Смайкъ заговорилъ. Рука Ньюмэна остановилась на полдорогѣ и онъ застыль въ недоумѣніи, съ кружкой около рта.
   Смѣшно было смотрѣть, какъ жестикулировалъ мистеръ Ногсъ и какъ мѣнялось его лицо, пока Смайкъ разсказывалъ исторію своихъ злоключеній. Прежде всего онъ вытеръ губы обратной стороной руки -- подготовительная церемонія для того, чтобы опорожнить кружку,-- но когда Смайкъ произнесъ имя Сквирса, онъ отдернулъ кружку это рта и засунулъ ее куда-то подъ мышку, выпучивъ глаза въ припадкѣ удивленія. Когда дѣло дошло до побоевъ въ каретѣ, онъ поставилъ кружку на столъ и, не въ силахъ совладать со своимъ волненіемъ, принялся бѣгать по комнатѣ своей ковыляющей походкой, время отъ времени останавливаясь, чтобы прислушаться внимательнѣе. Когда на сцену явился Джонъ Броуди, онъ медленно опустился на кресло, сталъ потирать себѣ колѣни, дѣйствуя руками все быстрѣе и быстрѣе по мѣрѣ того, какъ возрасталъ интересъ разсказа, и наконецъ залился громкимъ хохотомъ. Затѣмъ онъ спросилъ съ большимъ интересомъ, есть ли основаніи подозрѣвать, что Джонъ Броуди подрался со Сквирсомъ!
   -- Нѣтъ, едва ли,-- отвѣчалъ Смайкъ.-- Я думаю, что онъ замѣтилъ мое изчезновеніе, когда я былъ уже далеко.
   Ньюмэнъ съ видомъ самаго искренняго огорченія почесалъ себѣ голову, поднесъ къ губамъ кружку и принялся смаковать ея содержимое, кровожадно улыбаясь изъ-за ея краевъ.
   -- Вы останетесь здѣсь... вы устали, измучились... А я пойду къ нимъ сообщить о вашемъ возвращеніи. Вы причинили имъ не. мало безпокойства. Мистеръ Николай...
   -- Да благословитъ его Богъ!
   -- Аминь. Мистеръ Николай, говорю я, не имѣлъ ни минутки спокойной весь день, точно такъ же какъ старая леди и миссъ Никкльби.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Неужели и она думала обо мнѣ? Неужели думала? она, она! Не говорите мнѣ этого, если это неправда!
   -- Конечно, правда. Она такъ же добра, какъ и прекрасна собой,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Да, да, вы правы!-- съ восторгомъ подхватилъ Смайкъ.
   -- Такъ граціозна, такъ мила!
   -- Да, да!
   -- Такъ простодушна, такъ благородна!
   Ньюмэнъ въ своемъ энтузіазмѣ собирался продолжать въ томъ же духѣ, какъ вдругъ, случайно бросилъ взглядъ на своего собесѣдника, онъ увидѣлъ, что тотъ закрылъ лицо руками и крупныя слезы текутъ у него между пальцевъ.
   А за минуту передъ тѣмъ эти самые глаза, теперь орошенные слезами, сіяли какимъ-то необыкновеннымъ, особеннымъ блескомъ и всѣ черты этого лица совершенно преобразились подъ вліяніемъ горячаго чувства.
   -- Да, да,-- пробормоталъ Ньюмэнъ съ видомъ человѣка, пораженнаго неожиданнымъ открытіемъ.-- Я такъ и думалъ, что это случится... Съ такимъ характеромъ, какъ у него, это было неизбѣжно. Бѣдняга!.. Да, да, онъ и самъ это чувствуетъ... такъ должно было быть... Это напоминаетъ ему его несчастья... О, я хорошо это знаю... гмъ...
   Ворчливый тонъ, какимъ Ньюмэнъ бормоталъ эти безсвязныя рѣчи, ясно показывалъ, что ему были вовсе не по душѣ тѣ чувства, которыя внушили ихъ ему. Нѣсколько минутъ онъ просидѣлъ въ глубокомъ раздумьи, глядя на Смайка съ такимъ безпокойствомъ и жалостью, что было очевидно, какъ тонко онъ понимаетъ его и какъ горячо сочувствуетъ его горю.
   Въ концѣ концовъ онъ повторилъ свое предложеніе, чтобы Смайкъ остался у него ночевать, а что тѣмъ временемъ онъ, Ногсъ, отправится въ коттеджъ, чтобы успокоить все семейство на его счетъ. Но Смайкъ не хотѣлъ и слышать объ этомъ, желая какъ можно скорѣе увидѣть своихъ друзей, и потому они вышли вмѣстѣ. На дворѣ была уже поздняя ночь, и Смайкъ, утомленныя своимъ длиннымъ походомъ, съ трудомъ ковылялъ за своимъ спутникомъ. Солнце уже съ часъ какъ появилось на горизонтѣ, когда они достигли, наконецъ, цѣли своего пути.
   Николай всю ночь не смыкалъ глазъ, измышляя самые невѣроятные способы къ отысканію своего пропавшаго друга. Услышавъ знакомые голоса, онъ мигомъ выскочилъ изъ кровати и радостно привѣтствовалъ прибывшихъ гостей. Всѣ трое такъ громко говорили, высказывая свое негодованіе по адресу Сквирса и поздравляя другъ друга съ счастливымъ исходомъ дѣла, что скоро всѣ обитатели коттеджа были на ногахъ, и Смайкъ получилъ самый радушный пріемъ не только отъ Кетъ, но и отъ самой мистриссъ Никкльби, не замедлившей увѣрить его въ своей неизмѣнной дружбѣ и вѣчномъ покровительствѣ. При этомъ достойная леди была такъ любезна, что разсказала для увеселенія общества вообще, для собственнаго развлеченія въ частности, одну интересную исторію, которую она читала въ какой-то книгѣ, но въ какой именно, не могла припомнить. Дѣло въ ней шло о какомъ-то удивительномъ побѣгѣ изъ тюрьмы, названіе которой разсказчица тоже забыла. Побѣгъ былъ совершенъ офицеромъ, имя котораго совершенно улетучилось изъ ея памяти, и офицеръ этотъ совершилъ преступленіе, о которомъ у нея осталось лишь весьма смутное воспоминаніе.
   Сперва Николай заподозрилъ участіе своего дядюшки въ этой смѣлой попыткѣ похищенія Смайка, которая чуть было не кончилась полной удачей. Но по зрѣломъ размышленіи онъ рѣшилъ, что вся честь этого подвига должна быть приписана самому мистеру Сквирсу. Чтобы окончательно утвердиться въ своемъ предположеніи, онъ положилъ сходить къ Джону Броуди и хорошенько разузнать отъ него всѣ детали, а пока отправился на мѣсто своихъ обычныхъ занятій, строя по дорогѣ тысячи плановъ, основанныхъ на самыхъ строгихъ законахъ и имѣющихъ цѣлью наказать содержателя іоркширскаго пансіона, какъ онъ того стоилъ. Но, къ сожалѣнію, всѣ эти планы были совершенно невыполнимы.
   -- Славное нынче утро, мистеръ Линкинвотеръ! Какъ хорошо быть въ деревнѣ!-- сказалъ Николай, входя въ комнату.
   -- А, что вы мнѣ толкуете про деревню? Посмотрите-ка лучше, готова погода въ Лондонѣ, э?-- отвѣчалъ Тимъ.
   -- Но это не мѣшаетъ ей быть еще лучше за городомъ.
   -- Лучше!-- вскричалъ съ негодованіемъ Тимъ Линкинвотеръ.-- Посмотрѣли бы вы изъ окна моей спальни!
   -- Посмотрѣли бы вы изъ моего окна,-- улыбаясь, возразилъ Николай.
   -- Ба, ба, не говорите мнѣ объ этомъ! Деревня! (Бау-Стритъ казался Тиму настоящей деревней). Глупости! Въ деревнѣ, это правда, вы можете всегда достать свѣжія яйца и цвѣты. Но вѣдь и я могу каждое утро до завтрака купить свѣжихъ яицъ на Леденгольскомъ рынкѣ. Что же касается цвѣтовъ, то поднимитесь только по лѣстницѣ, и вы услышите запахъ моей резеды. Или посмотрите на махровую гвоздику на окнѣ чердака въ номерѣ шестомъ, на дворѣ.
   -- Махровая гвоздика въ номерѣ шестомъ, на дворѣ?
   -- Да, тамъ, хоть она и цвѣтетъ въ разбитомъ горшкѣ. Тамъ цвѣли еще желтые гіацинты въ... во вы будете смѣяться.
   -- Смѣяться? Надъ чѣмъ?
   -- Надъ тѣмъ, что они цвѣли въ банкахъ изъ подъ ваксы.
   -- Я не нахожу въ этомъ ничего смѣшного.
   Тимъ серьезно посмотрѣлъ на Николая; повидимому, тонъ по слѣднихъ словъ такъ его ободрилъ, что онъ собирался пуститься въ откровенности по поводу гвоздики и гіацинтовъ. Затѣмъ онъ засунулъ за ухо перо, которое только что очинилъ, щелкнулъ ножичкомъ, закрывая его, и сказалъ:
   -- Видите ли, мистеръ Никкльби, эти цвѣты принадлежатъ одному бѣдному больному и горбатому мальчику; они составляютъ единственное развлеченіе и отраду его печальнаго существованія. Постойте, сколько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ я впервые увидѣлъ этого ребенка ковыляющимъ на костыляхъ?-- въ раздумай продолжалъ Тимъ.-- Да, да, это было не такъ давно. Для другого было бы даже очень недавно, но для него... для него это большой срокъ. Знаете, ужасно грустно смотрѣть на ребенка, который отрѣзанъ своимъ недугомъ отъ веселыхъ товарищей и можетъ только глазами слѣдить за ихъ играми. Сколько разъ, когда я смотрѣло на него, у меня ныло сердце, и слезы просились изъ глазъ!
   -- Это потому, что у васъ доброе сердце: только добрый, отзывчивый человѣкъ можетъ отрываться даже отъ своихъ занятій и дѣлать такія наблюденія... Такъ вы сказали....
   -- Что эти цвѣты принадлежатъ бѣдному больному мальчику, вотъ и все. Когда погода хороша, онъ кое-какъ поднимается съ кровати, садится у окна и цѣлый день смотритъ на свои цвѣты и ухаживаетъ за ними. Раньше мы съ нимъ только кланялись другъ другу, а потомъ начали разговаривать. Прежде, когда я здоровался съ нимъ и спрашивалъ, какъ онъ себя чувствуетъ, онъ, бывало, старался улыбнуться и говорилъ: "Лучше". Теперь онъ только киваетъ головой и еще ниже наклоняется къ своимъ цвѣтамъ. Какъ должно быть скучно цѣлые мѣсяцы, цѣлые годы смотрѣть на водосточныя трубы, на сосѣднія крыши да на пробѣгающія облака! Къ счастью, онъ терпѣливъ.
   -- Развѣ при немъ нѣтъ никого, кто бы присматривалъ за нимъ и развлекалъ бы его?-- спросилъ Николай.
   -- Кажется, съ нимъ живетъ его отецъ; бываютъ и еще какіе-то люди, но, по видимому, никто не интересуется бѣднымъ калѣкой. Я часто спрашивалъ его, не могу ли я сдѣлать для него что-нибудь, но онъ всегда отвѣчаетъ: "Ничего". Голосъ его такъ ослабѣлъ, что его почти не слышно, но по движенію губъ я вижу, что отвѣтъ его всегда одинъ и тотъ же. Теперь, такъ какъ онъ уже можетъ вставать, его кровать придвинули къ окну, онъ лежитъ весь день, глядитъ то на небо, то на цвѣты, поливаетъ и переставляетъ ихъ своими худенькими ручками. Вечеромъ, видя свѣтъ въ моей комнатѣ, онъ отдергиваетъ у себя занавѣску и не спускаетъ ея, покамѣстъ я не погашу свѣчи. Мнѣ кажется, ему пріятно знать, что я тутъ, недалеко отъ него, и часто я просиживаю у окна часъ или два лишнихъ, чтобы онъ видѣлъ, что я еще не сплю. Иногда и ночью я встаю, чтобы взглянутъ на окно его комнаты, озаренное тусклымъ, печальнымъ свѣтомъ ночника, и стараюсь угадать, спитъ онъ или нѣтъ.
   -- Но скоро наступитъ та ночь, когда онъ заснетъ непробуднымъ сномъ,-- продолжалъ Тимъ помолчавъ.-- Несмотря на то, что я ни разу даже не пожалъ его руку, я буду жалѣть о немъ, какъ о старомъ другѣ. И неужели послѣ всего этого вы можете думать, что въ вашей деревнѣ найдется хоть одинъ цвѣтокъ, который былъ бы мнѣ такъ дорогъ, какъ его цвѣты? Неужели вы можете думать, что мнѣ не было бы въ тысячу разъ легче видѣть увядшими какіе-нибудь роскошные цвѣты съ длиннѣйшими латинскими именами, чѣмъ увидѣть, какъ выбросятъ на чердакъ этотъ надтреснутый горшокъ, эти банки изъ подъ ваксы?..
   -- Деревня!-- вскричалъ Тимъ съ непередаваемымъ презрѣніемъ. Да знаете ли вы, что только въ Лондонѣ можетъ быть такой дворъ, какъ тотъ, на который выходятъ окна моей спальни?
   Съ этими словами Тимъ отвернулся, какъ будто желая заняться своими счетами, а на самомъ дѣлѣ лишь для того, чтобы скрыть слезы, которыя онъ и поспѣшилъ утереть въ ту минуту, когда думалъ, что Николай не видитъ его.
   Быть можетъ, ариѳметическія вычисленія, которыми занимался Тимъ въ это утро, были особенно трудны, а можетъ быть, и то, что грустныя воспоминанія смутили его душевный покой, но только когда Николай вернулся въ контору, исполнивъ нѣкоторыя порученія братьевъ Чирибль, и спросилъ его, есть ли кто-нибудь чужой у мистера Чарльза, Тимъ отвѣтилъ ему тотчасъ же и безъ малѣйшаго колебанія, что въ кабинетѣ нѣтъ никого, кромѣ мистера Чарльза, хотя десять минутъ тому назадъ онъ видѣлъ своими глазами, какъ въ кабинетъ пошли двѣ особы; а Тимъ гордился тѣмъ, что никогда въ своей жизни онъ не позволялъ безпокоить братьевъ Чирибль, если они были заняты дѣломъ.
   -- Я только передамъ ему это письмо,-- сказалъ Николай, и, подойдя къ кабинету, постучался.
   Никакого отвѣта.
   Вторичный стукъ въ дверь, и опять нѣтъ отвѣта.
   "Должно быть, онъ вышелъ,-- подумалъ Николай.-- Такъ я положу письмо къ нему на столъ".
   И, отворивъ дверь, онъ вошелъ въ кабинетъ, но тотчасъ же отступилъ, увидѣвъ, къ своему великому изумленію и смущенію, очень странную сцену. Какая-то молодая дѣвушка стояла на колѣняхъ у ногъ мистера Чирибля, умолявшаго ее встать и обращавшагося къ другой женщинѣ, повидимому, служанкѣ молодой леди, съ просьбой помочь ему ее поднять.
   Николай пробормоталъ нѣсколько безсвязныхъ извиненій и собирался удалиться, какъ вдругъ молодая леди слегка повернула голову въ его сторону, и онъ увидѣлъ лицо прелестной незнакомки, которую онъ встрѣтилъ въ справочномъ бюро въ первое свое посѣщеніе. Въ служанкѣ же онъ узналъ ту самую дѣвушку, которая тогда сопровождала ее. Очарованный красотой молодой леди и пораженный такой неожиданной встрѣчей, онъ остановился и стоялъ, какъ столбъ, въ такомъ замѣшательствѣ, что лишился на минуту употребленія языка и всякой способности двигаться.
   -- Моя дорогая, успокойтесь! Не говорите больше, милочка!-- кричалъ братъ Чарльзъ въ сильнѣйшемъ волненіи.-- Успокойтесь же ради Бога... Ни слова больше, заклинаю васъ! Умоляю васъ, встаньте. Мы... мы... не одни.
   Съ этими словами онъ поднялъ молодую дѣвушку, которая, шатаясь, сдѣлала нѣсколько шаговъ и безъ чувствъ упала на стулъ.
   -- Ей дурно, сэръ!-- закричалъ Николай, бросаясь къ ней.
   -- Бѣдное дитя, бѣдное дитя!.. Гдѣ братецъ Нэдъ? Надъ, дорогой мой, или сюда скорѣе!
   -- Братъ Чарльзъ, мой дорогой другъ, въ чемъ дѣло? Что тутъ такое?-- сказалъ, входя въ комнату, братъ Надъ.
   -- Тс... ради Бога ни слова, братъ Нэдъ! Позвони ключницу, мой другъ... Позови Тима Линкинвотера! Тимъ Линкинвотеръ, сэръ!.. Мистеръ Никкльби, дорогой мой, уйдите, оставьте насъ однихъ!
   -- Кажется, ей теперь лучше,-- сказалъ Николай, который такъ усердно ухаживалъ за больной, что не разслышалъ обращенной къ нему просьбы.
   -- Бѣдная птичка!-- вскричалъ братъ Чарльзъ, нѣжно прижимая руку молодой леди и поддерживая ея голову другою рукой.-- Братъ Нэдъ, мой дорогой, я знаю, что тебя должна была удивить такая сцена въ нашемъ дѣловомъ кабинетѣ, но...-- Но тутъ братъ Чарльзъ вспомнилъ о присутствіи Николая и, многозначительно пожимая ему руки, еще разъ настоятельно попросилъ его выйти изъ комнаты и поскорѣе прислать Тима Линкиввотера.
   Николай медленно удалился и по дорогѣ въ контору встрѣтилъ старую ключницу и Тима Линкинвотера, бѣжавшихъ по корридору и натыкавшихся другъ на друга въ своей чрезмѣрной поспѣшности угодить братьямъ Чирибль. Не слушая Николая, Тимь Линкинвотеръ стремительно вбѣжалъ въ кабинетъ, и Николай услыхалъ, какъ щелкнулъ замокъ.
   У него было достаточно времени размышлять о случившемся, такъ какъ отсутствіе Тима Линкинвотера продолжалось около часа. Все это время онъ думалъ о молодой дѣвушкѣ, объ ея удивительной красотѣ, о томъ, какія обстоятельства привели ее къ братьямъ Чирибль, и о тайнѣ, которая окружала все это дѣло непроницаемымъ покровомъ. Но чѣмъ больше онъ думалъ, тѣмъ больше самыхъ невѣроятныхъ предположеній толпилось въ его головѣ и тѣмъ больше ему хотѣлось знать, кто была эта прелестная дѣвушка. "Я бы узналъ ее изъ десяти тысячъ",-- говорилъ себѣ Николай. И онъ расхаживалъ взадъ и впередъ по конторѣ, видя передъ собою это лицо и фигуру, такъ живо запечатлѣвшіяся въ его памяти; въ его мозгу не было ни одной мысли, которая такъ или иначе не относилась бы къ прекрасной незнакомкѣ.
   Наконецъ вошелъ Тимъ Линкинвотеръ такой же хладонокровный какъ всегда, съ бумагами въ рукахъ, съ перомъ въ зубахъ, однимъ словомъ, съ такимъ видомъ, какъ будто не случилось ничего необыкновеннаго.
   -- Оправилась она?-- съ жаромъ спросилъ Николай.
   -- Кто?-- откликнулся Тимъ Линкинвотеръ.
   -- Какъ кто?-- вскричалъ Николай.-- Конечно, эта молодая дѣвушка, тамъ въ кабинетѣ.
   -- Сколько будетъ три тысячи двѣсти тридцать восемь, помноженныя на четыреста двадцать семь, мистеръ Никкльби?-- спросилъ Тимъ какъ ни въ чемъ не бывало, взявъ въ руку перо.
   -- Сейчасъ,-- сказалъ Николай.-- Только отвѣтьте мнѣ на мой вопросъ; я васъ спросилъ...
   -- Ахъ, да, эта барышня...-- пробурчалъ Тимъ Линкинвотеръ, надѣвая очки.-- Да, да, ей совсѣмъ хорошо.
   -- Совсѣмъ хорошо? Навѣрное?
   -- Совсѣмъ хорошо,-- повторилъ съ важностью Тимъ.
   -- Она можетъ вернуться къ себѣ?
   -- Она уже ушла.
   -- Ушла?!
   -- Да.
   -- Надѣюсь, ей недалеко идти?-- сказалъ Николай съ любопытствомъ вглядываясь въ Тима и стараясь прочесть правду но его глазамъ.
   -- Я тоже надѣюсь,-- отвѣчалъ невозмутимый Тимъ.
   Николай рискнулъ задать еще нѣсколько вопросовъ, но вскорѣ понялъ, что Тимъ Линкинвотеръ имѣлъ свои причины не отвѣчать на нихъ и не давать никакихъ разъясненій по поводу прекрасной незнакомки, возбудившей такой горячій интересъ въ душѣ его юнаго друга.
   Не отчаиваясь въ успѣхѣ послѣ этой первой неудачи, Николай на слѣдующее утро возобновилъ свой разговоръ, пользуясь тѣмъ обстоятельствомъ, что мистеръ Линкинвотеръ былъ въ очень разговорчивомъ и сообщительномъ настроеніи духа. Но, какъ только міъ вернулся къ занимавшему его предмету, Тимъ впалъ въ безнадежное молчаніе и, соблаговоливъ дать нѣсколько односложныхъ отвѣтовъ на первые вопросы, кончилъ тѣмъ, что совершенно пересталъ отвѣчать, ограничиваясь лишь ровно ничего не выражающими пожатіями плечъ да движеніями головы, которыя только разжигали любопытство, мучившее молодого человѣка.
   Разбитому на всѣхъ пунктахъ Николаю оставалась только одна надежда -- дожидаться слѣдующаго визита молодой дѣвушки и постараться прослѣдить ее на обратномъ пути. Но и въ этомъ онъ, наконецъ, отчаялся.
   День проходилъ за днемъ, а она не являлась. Напрасно разсматривалъ онъ адреса всѣхъ писемъ, приходившихъ въ контору: ни одно изъ нихъ не могло быть написано ею. Два или три раза ему давали порученія, входившія въ кругъ обязанностей Тима Линкинвотера и для исполненія которыхъ онъ долженъ былъ уходить изъ конторы. Это послѣднее обстоятельство заставляло его предполагать, что молодая дѣвушка приходила въ его отсутствіе. Но ничто не подтверждало его подозрѣній, а со стороны Тима нельзя было ожидать никакого признанія, ни одного неосторожнаго слова, которое хоть отчасти раскрыло бы тайну.
   Препятствія и тайны хоть и не необходимы для поддержанія любви, но часто бываютъ могущественными помощниками бога любви. "Съ глазъ долой -- изъ сердца вонъ", говоритъ пословица; можетъ быть, она и справедлива по отношенію къ дружбѣ, хотя, по правдѣ говоря, непрочная дружба не всегда нуждается въ такомъ пособникѣ, какъ отсутствіе предмета ея, чтобы оправдать свою скоротечность; напротивъ, весьма часто такое отсутствіе даже поддерживаетъ иллюзію дружбы, какъ поддерживаютъ въ насъ иллюзію фальшивые каменья, играющіе издали роль настоящихъ. Но любовь питается представленіями пылкой фантазіи; у нея прекрасная память, и поддерживать ее очень нетрудно: она живетъ немногимъ, почти ничѣмъ. И какъ часто только при условія разлуки и непобѣдимыхъ препятствій она достигаетъ самого роскошнаго своего расцвѣта! Примѣромъ можетъ служить Николай, который, благодаря единственно своимъ собственнымъ мечтамъ о молодой незнакомкѣ, мечтамъ постояннымъ, не прерывавшимся ни на одинъ часъ, ни на одну минуту дня и ночи, пришелъ къ убѣжденію, что онъ безумно влюбленъ и что въ цѣломъ мірѣ не было любви болѣе злосчастной, болѣе безнадежной.
   Какъ бы то ни было, но онъ тщетно страдалъ и терзался, хотя и продѣлывалъ все это точно по росписанію, не уступая, пожалуй, даже лучшимъ спеціалистамъ въ этой области. Какъ ему надо было дѣйствовать дальше? Взять въ повѣренные Кетъ? Но отъ этого его удерживало то весьма простое соображеніе, что ему нечего было ей повѣрять, такъ какъ онъ никогда ни однимъ словомъ не обмѣнялся съ предметомъ своего обожанія, не успѣлъ даже надолго остановить на ней взглядъ, а видѣлъ ее только мимолетно два раза, когда она появлялась и исчезала, какъ свѣтъ молніи или (какъ говорилъ самъ себѣ Николай въ своихъ вѣчныхъ мечтаніяхъ объ этомъ интересномъ предметѣ) какъ видѣніе молодости и красоты, слишкомъ ослѣпительное для того, чтобы оно могло длиться. Несомнѣнно пока было одно: его любовь и преданность оставались невознагражденными, такъ какъ молодая дѣвушка больше не появлялась. Любовь его становилась безнадежной, и какая это была любовь! Она обогатила бы собою добрую дюжину сердецъ современныхъ джентльменовъ. Николая же она дѣлала съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе меланхоличнымъ и мрачнымъ.
   Такъ обстояли дѣла, когда банкротство одного изъ корреспондентовъ братьевъ Чирибль въ Германіи заставило Тима Линкинвотера и Николая удвоить свое рвеніе на службѣ патронамъ, т. е. заняться провѣркою длинныхъ и весьма запутанныхъ счетовъ за довольно долгое время. Чтобы скорѣе покончить съ этой работой, Тимъ Линкинвотеръ придумалъ средство: въ теченіе двухъ или трехъ недѣль заниматься въ конторѣ до десяти часовъ вечера. Николай съ радостью принялъ это предложеніе, такъ какъ ничто не могло охладитъ его усердія въ соблюденіи интересовъ патроновъ, ни даже его романическая любовь, хотя, говоря вообще, можно принять за аксіому, что любовь не вяжется съ дѣлами. Съ перваго же дня этихъ вечернихъ занятій начались посѣщенія -- не самой молодой незнакомки, а ея служанки, которая являлась въ контору въ девять часовъ, просиживала нѣкоторое время, запершись въ кабинетѣ съ братцемъ Чарльзомъ, и уходила, чтобы въ слѣдующіе затѣмъ дни повторять то же самое въ тотъ же часъ. Эти ежедневныя посѣщенія возбудили любопытство Николая до послѣднихъ предѣловъ возможности; онъ испытывалъ положительно муки Тантала, и наконецъ, отчаявшись когда-либо проникнуть въ глубину этой тайны безъ чужой помощи (ибо онъ не хотѣлъ дѣйствовать въ ущербъ своему долгу), онъ повѣдалъ о своей любви Ньюмэну Ногсу, умоляя его прослѣдить за служанкой молодой дѣвушки до ея дома, разспросить ее объ имени, условіяхъ жизни и занятіяхъ ея госпожи, конечно, не возбуждая ея подозрѣній, и вообще собрать на этотъ счетъ всѣ свѣдѣнія, какія только удастся, и донести ему все подробно и въ кратчайшій срокъ.
   Судите сами, какъ возгордился Ньюмэнъ Ногсъ оказаннымъ ему довѣріемъ! Въ тотъ же вечеръ, гораздо ранѣе назначеннаго часа, онъ явился въ скверъ, выбралъ тамъ мѣстечко за фонтаномъ, надвинулъ на глаза шляпу и сталъ оглядывать проходящихъ съ такимъ таинственнымъ видомъ, что не могъ не возбуждать подозрѣній. Двѣ, три кухарки, пришедшихъ съ ведрами за водой, и нѣсколько мальчишекъ, остановившихся налиться у крана, окаменѣли отъ ужаса, увидѣвъ Ньюмэна Ногса, глядѣвшаго на нихъ изъ за фонтана съ такимъ выраженіемъ лица, точно онъ быль сказочнымъ чудовищемъ, почуявшимъ человѣческое мясо.
   Посланница прекрасной незнакомки не заставила долго себя ждать; въ обычный часъ она вошла въ домъ и вскорѣ вышла оттуда. Николай назначилъ Ньюмэну два свиданія: одно, въ случаѣ неуспѣха ихъ плана на завтра; другое на послѣзавтра, чѣмъ бы ни кончились похожденія мистера Ногса. Мѣстомъ для этихъ свиданій былъ выбранъ извѣстный имъ обоимъ трактиръ, стоявшій на полдорогѣ между Сити и Гольденъ-Скверомъ. Въ первый срокъ Николай напрасно прождалъ своего повѣреннаго, но на другой день пришелъ позже него и былъ встрѣченъ съ отверстыми объятіями.
   -- Все идетъ хорошо,-- тихонько сообщилъ ему Ньюмэнъ.-- Садитесь только, садитесь, мой молодой другъ, и я вамъ разскажу кое-что.
   Николай придвинулъ себѣ стулъ, сѣлъ и торопливо спросилъ, что новаго.
   -- Новаго? О, много, очень много,-- проговорилъ съ восхищеніемъ Ньюмэнъ.-- Не безпокойтесь, все идетъ хорошо. Съ чего только начать? Главное будьте покойны и не робѣйте... Все идетъ отлично.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- живо спросилъ Николай.
   -- Ужъ если я сказалъ, значитъ правда.
   -- Ну, хорошо. Такъ что же случилось? Прежде всего ея имя. Какъ ея имя, мой другъ?
   -- Бобстеръ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ.
   -- Бобстеръ?-- повторилъ Николай съ разочарованіемъ, почти съ негодованіемъ въ голосѣ.
   -- Именно; я отлично запомнилъ эту фамилію: Бобстеръ, оно такъ похоже на "лобстеръ" {Lobster -- морской ракъ.}.
   -- Бобстеръ!-- еще разъ произнесъ Николай, но уже болѣе увѣреннымъ тономъ.-- Быть не можетъ! Конечно, вы ошиблись; это, безъ сомнѣнія, имя ея служанки.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ, качая головой съ совершенно убѣжденнымъ видомъ.-- Миссъ Сесиль Бобстеръ, вотъ какъ ее зовутъ.
   -- Сесиль Бебстеръ! Ну, это другое дѣло,-- проговорилъ Николай и принялся повторять на всѣ лады эти два слова.-- Сесиль очень хорошенькое имя.
   -- Очень хорошенькое. Да и молодая дѣвушка недурна.
   -- Какая дѣвушка?-- спросилъ Николай.
   -- Миссъ Сесиль Бобстеръ.
   -- Да гдѣ же вы ее видѣли?
   -- Не тревожьтесь, милый юноша,-- отвѣчалъ Ногсъ, потрепавъ Николая по плечу.-- Я ее видѣлъ, и вы ее увидите, я всѣ уже устроилъ.
   -- Дорогой мой Ньюмэнъ!-- воскликнулъ Николай, крѣпко нажимая ему руки.-- Вы не шутите, надѣюсь?
   -- Нисколько,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ,-- я говорю совершенно серьезно. Все вѣрно до послѣдняго слова. Вы увидите ее завтра вечеромъ. Она согласилась выслушать васъ, я ее убѣдилъ. Эта дѣвушка -- олицетвореніе доброты, кротости, привѣтливости и красоты.
   -- О, я былъ въ этомъ увѣренъ,-- сказалъ Николай.-- Это она: я тотчасъ узналъ ее но вашему описанію,-- и при этомъ онъ такъ сильно сжалъ руку Ньюмэна, что тотъ чуть не вскрикнулъ отъ боли.
   -- Потише пожалуйста,-- замѣтилъ мистеръ Ногсъ.
   -- Гдѣ она живетъ? Что вы о ней знаете? Есть ли у нея отецъ, мать, братья или сестры? Что они сказали вамъ?-- выкрикивалъ Николай въ полномъ азартѣ.-- Какъ вы добились свиданія съ нею? И очень ли она была удивлена? Сказали ли вы ей, какъ пламенно желаю я говорить съ нею? Сказали ли, гдѣ я ее увидѣлъ въ первый разъ? Разсказали ли, когда, съ какихъ поръ и сколько разъ я думалъ о ней и что ея чудный образъ являлся мнѣ въ самыя горькія минуты, какъ отблескъ лучшаго міра? Да говорите же, Ньюмэнъ, говорите!
   Бѣдный Ногсъ буквально задыхался отъ этого бурнаго потока вопросовъ, не дававшаго ему ни минуты передышки. На каждымъ новымъ вопросомъ онъ дѣлалъ какія-то спазматическія движенія на своемъ стулѣ и не сводилъ съ Николая неподвижнаго взгляда, исполненнаго самаго комическаго замѣшательства.
   -- Нѣтъ,-- вымолвилъ онъ наконецъ,-- я ей ничего объ этомъ не говорилъ.
   -- Не говорили... о чемъ?
   -- Обь отраженіи... объ отблескѣ лучшаго міра. Я даже не говорилъ ей, кто вы такой и гдѣ вы видѣли ее въ первый разы Но зато я ей сказалъ, что вы любите ее до сумасшествія.
   -- И вы сказали совершенную правду, Ньюмэнъ!-- воскликнулъ Николай съ присущей ему пылкостью.-- Богу извѣстно, что это правда.
   -- Я сказалъ ей еще, что вы уже давно втайнѣ питаете эту страсть.
   -- Да, да, и это сущая истина. И что же она вамъ отвѣтила?
   -- Она только покраснѣла.
   -- Такъ и должно было быть,-- сказалъ Николая, вполнѣ удовлетворенный всѣмъ, что онъ слышалъ.
   Тутъ Ньюмэнъ сталъ разсказывать дальше. Онъ разсказалъ, что дѣвушка единственная дочь въ семьѣ, что матери у нея нѣтъ, живетъ она съ отцомъ и согласилась на свиданіе съ Николаемъ только по неотступной просьбѣ, своей служанки, которая, повидимому, имѣетъ на нее большое вліяніе. Да и самъ онъ, Ньюмэнъ, долженъ былъ пустить въ ходъ все свое краснорѣчіе, чтобы убѣдить ее согласиться, причемъ у нихъ было рѣшено, что она только выслушаетъ признаніе Николая, не принимая на себя никакихъ обязательствъ по отношенію къ нему и ничего не обѣщай. Что же касается ея таинственныхъ сношеній съ братьями Чирибль, то Ньюмэнъ ничего не могъ выяснить въ этомъ вопросѣ; онъ даже не сдѣлалъ ни одного намека на этотъ счетъ ни въ предварительномъ разговорѣ своемъ со служанкой, ни потомъ, во время свиданія съ самой молодой лэди. Онъ ограничился лишь сообщеніемъ, что ему было поручено прослѣдить за служанкой до ея дома, но не сказалъ откуда. Впрочемъ, изъ нѣкоторыхъ намековъ служанки онъ заключилъ, что жизнь бѣдной дѣвушки была очень незавидна и печальна подъ ферулой отца, человѣка грубаго, съ тяжелымъ характеромъ. Этому-то обстоятельству, по мнѣнію Ньюмэна, и нужно было приписать какъ визиты дѣвушки къ братьямъ Чирибль. которыхъ она, вѣроятно, желала заинтересовать въ судьбѣ отца и своей собственной, и покровительства которыхъ она искала, такъ и данное ею (хотя и послѣ долгихъ колебаній) согласіе на свиданіе съ Николаемъ. Ньюмэнъ находилъ, что таковъ быль логическій выводъ, вытекавшій естественнымъ образомъ изъ этой посылки. И въ самомъ дѣлѣ, развѣ желаніе дѣвушки измѣнить свою незавидную долю, поставить себя въ лучшія условія, не являлось совершенно естественнымъ?
   Каждый пойметъ, что Ньюмэнъ по своему характеру былъ неспособенъ выложить всѣ эти свѣдѣнія сразу, безъ передышки. Чтобы вытянуть изъ него всѣ подробность, понадобилось не мало вопросовъ. При этомъ Николай узналъ, между прочимъ, что мистеръ Ногсъ собственнымъ умомъ дошелъ до сознанія, что его поношенный костюмъ не могъ внушить довѣрія къ нему, какъ къ посланнику, а потому не замедлилъ объяснить болѣе чѣмъ скромный видъ своей внѣшности необходимостью переодѣться для выполненія такого деликатнаго порученія. На вопросъ своего друга, откуда взялась у него прыть, чтобы такъ далеко зайти къ своемъ усердіи -- просить у дѣвушки свиданія,-- Ногсъ отвѣтилъ, что, такъ какъ молодая особа, судя по всѣмъ признакамъ, не могла имѣть ничего противъ такой комбинаціи, то онъ и рѣшился, какъ истинный рыцарь, сослужить службу и ей, и своему другу, воспользовавшись этимъ драгоцѣннымъ случаемъ дать ему возможность двинуть впередъ его дѣло. Послѣ безчисленнаго множества вопросовъ и отвѣтовъ въ вышеописанномъ родѣ, повторенныхъ болѣе двадцати разъ, пріятели разстались, условившись сойтись на слѣдующій день въ половинѣ одиннадцатаго вечера и вмѣстѣ отправиться на свиданіе, назначенное на одиннадцать часовъ.
   "Надо признаться, что на свѣтѣ бываютъ очень странные вещи,-- думалъ Николай, возвращаясь домой -- Никогда не помышлялъ, никогда и думать не смѣлъ, что такъ скоро увижу ее, до того мнѣ это казалось невозможнымъ. Мои притязанія и мечты не шли далѣе того, чтобъ узнать хоть какія-нибудь подробности объ особѣ, поглощающей всѣ мои мысли, увидѣть ее мелькомъ на улицѣ, пройти мимо ея дома, наконецъ, встрѣтиться когда-нибудь на ея пути и лелѣять надежду, что, можетъ быть, настанетъ день, когда я осмѣлюсь заговорить съ лей о своей любви. Вотъ все, о чемъ я мечталъ, и вдругъ... Нѣтъ, нѣтъ я былъ бы безумцемъ, если бы смѣлъ жаловаться на сисю судьбу"-.
   А между тѣмъ въ его душѣ было недовольство, даже, пожалуй, больше, чѣмъ просто недовольство, въ ней бы какъ будто разочарованіе. Ему было досадно и обидно, что дѣвушка такъ легко уступила. "Если бы она меня знала, тогда другое дѣло,-- размышлялъ онъ,-- а то согласилась на просьбу перваго встрѣчнаго. Не совсѣмъ-то это пріятно!" Но черезъ минуту онъ уже обвинялъ себя и не могъ себѣ простить своихъ постыдныхъ подозрѣній. Какъ могъ я заподозритъ въ чемъ-нибудь дурномъ это очаровательное созданіе!-- говорилъ онъ себѣ.-- И наконецъ, развѣ уваженіе къ ней братьевъ Чирибль не являлось достаточной гарантіей ея чистоты и безупречности всѣхъ ея дѣйствій? Однако, я, видимо, совсѣмъ потерялъ голову. Эта дѣвушка -- сама тайна". Такое заключеніе было такъ же мало утѣшительно, какъ и предъидущія его размышленія на эту же тему: оно открыло передъ нимъ новое поле фантастическихъ догадокъ, въ которыхъ онъ увязалъ на каждомъ шагу. Въ этомъ тяжеломъ состояніи сомнѣнія, смѣнявшагося то отчаяніемъ, то надеждой, онъ пробылъ весь вечеръ и весь слѣдующій день до той минуты, когда пробило, наконецъ, десять часовъ и онъ вспомнилъ о назначенномъ свиданіи.
   Онъ одѣлся особенно старательно. Впрочемъ, не только онъ, но даже Ньюмэнъ Ногсъ привелъ себя въ порядокъ: платье его на этотъ разъ могло похвастаться почти что полнымъ комплектомъ пуговицъ, и булавки на мѣстахъ отсутствующихъ были воткнуты довольно аккуратно. Шляпу свою, съ носовымъ платкомъ внутри, онъ надѣлъ даже весьма кокетливо, нѣсколько на бокъ, и если бы не выглядывавшій сзади въ видѣ хвостика измятый кончикъ платка, его головной уборъ былъ бы положительно эффектенъ. Честь изобрѣтенія этого невиннаго украшенія никакъ нельзя было приписать мистеру Ногсу, который даже не замѣчалъ его, ибо волненіе по новолу предстоящей экспедиціи дѣлало его совершенно нечувствительнымъ ко всему, что ея не касалось.
   Друзья шли довольно быстрымъ шагомъ и, пройдя нѣсколько улицъ въ глубокомъ молчаніи, свернули, наконецъ, въ уединенную, глухую улицу близъ Эджверской дороги.
   -- Номеръ двѣнадцатый,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- А!-- откликнулся Николай, оглядывая улицу.
   -- Хорошенькая улица,-- замѣтилъ Ньюмэнъ.
   -- Да, невеселая.
   На это замѣчаніе Ньюмэнъ ничего не отвѣтилъ, но вдругъ остановился, какъ вкопанный, и велѣлъ Николаю прислониться спиною къ рѣшеткѣ одного подвальнаго этажа, рекомендуя ему не двигаться съ мѣста, пока онъ, Ньюмэнъ, не вернется къ нему, сдѣлавъ нѣкоторою предварительную рекогносцировку. Послѣ этого онъ заковылялъ по улицѣ, безпрестанно оглядываясь на Николая, чтобы удостовѣриться, насколько тотъ послушенъ его приказанію Дойдя до одного дома, приблизительно двѣнадцатаго отъ угла улицы, гдѣ стоялъ Николай, онъ поднялся по ступенькамъ крыльца и исчезъ.
   Черезъ минуту онъ снова появился и зашагалъ были къ Николаю, но на полдорогѣ остановился и поманилъ его къ себѣ.
   -- Ну, что?-- спросилъ Николай, подходя къ нему на цвѣточкахъ.
   -- Все идетъ хорошо,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ въ восторгѣ,-- васъ ждутъ. Никого нѣтъ дома, это намъ очень на-руку. Ха, ха!
   Послѣ этихъ ободряющихъ словъ онъ прошмыгнулъ мимо двери, гдѣ на мѣдной дощечкѣ Николай успѣлъ прочесть выбитое крупными буквами: "Бобстеръ" и, остановившись у незапертой рѣшетчатой калитки съ чернаго хода, сдѣлалъ знакъ своему другу спускаться куда-то внизъ слѣдомъ за нимъ.
   -- Куда это вы ведете меня, чортъ возьми?-- спросилъ Николай, отступая.-- Неужели мы идемъ къ нимъ на кухню, точно собираемся воровать тарелки и ложки?
   -- Тс!-- остановилъ его шепотомъ Ньюмэнъ.-- Старый Бобстеръ свирѣпъ, какъ турокъ. Онъ всѣхъ убьетъ и приколотитъ молодую дѣвицу, а ей и безъ того часто перепадаетъ.
   -- Какъ?-- вскричалъ взбѣшенный Николай.-- Неужели вы хотите сказать, что на свѣтѣ есть злодѣй, который способенъ поднять руку на такую прелестную...
   Онъ не успѣлъ докончить этого комплимента, потому что Ньюмэнъ якобы нечаянно толкнулъ его въ спину, и онъ чуть было не полетѣлъ съ лѣстницы кувыркомъ. Николай понялъ, что самое благоразумное было принять къ свѣдѣнію этотъ тонкій намекъ и сталь молча спускаться; но физіономія его не выражала въ это время ни радужныхъ надеждъ, ни восторга влюбленнаго человѣка. За нимъ спускался Ньюмэнъ, который давно бы уже летѣлъ головой внизъ, если бы этому не воспрепятствовалъ Николай, взявъ его за руку. Спустившись съ лѣстницы, они пошли по каменному полу узкаго и темнаго, какъ труба, корридора, который довелъ ихъ до какого-то чулана или, пожалуй, погреба, гдѣ они и остановились, поглощенные полнѣйшимъ мракомъ.
   -- Что же это такое?-- спросилъ въ недоумѣніи Николай.-- Надѣюсь, наше похожденіе еще не кончено?
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- поспѣшилъ отвѣтить Ньюмэнъ,-- черезъ минуту онѣ явятся. Все идетъ прекрасно.
   -- Очень радъ слышать, что вы такъ увѣренно говорите объ этомъ; признаюсь, меня беретъ сомнѣніе.
   Они не обмѣнялись больше ни словомъ. Николай слышалъ только громкое дыханіе Ньюмэна Ногса и видѣлъ, казалось ему, его носъ, блестѣвшій въ окружавшей ихъ непроницаемой темнотѣ. Вдругъ до него донеслись звуки осторожныхъ шаговъ, и вслѣдъ затѣмъ женскій голосъ спросилъ, здѣсь ли джентльменъ.
   -- Да,-- отвѣчалъ Николай, оборачиваясь въ ту сторону, откуда слышался голосъ.-- Кто тамъ?
   -- О, пока только я, сэръ,-- отвѣчалъ голосъ.-- Теперь, сударыня, вы можете войти.
   Вдали показался свѣтъ; вошла служанка со свѣчею въ рукѣ, а за нею ея молодая госпожа, робко остановившаяся на порогѣ.
   При видѣ этой дѣвушки, Николай вздрогнулъ и окаменѣлъ на мѣстѣ; онъ былъ блѣденъ и сердце его сильно билось. Почти въ ту же минуту послышался страшный стукъ молотка въ парадную дверь, заставившій Ньюмэна Ногса съ поразительной для него ловкостью спрыгнуть съ пивного боченка, на которомъ онъ возсѣдалъ, изображая Бахуса новѣйшихъ временъ. Поблѣднѣвъ, какъ полотно, онъ крикнулъ:-- Вебстеръ, чортъ возьми! и заметался по комнатѣ.
   Молодая дѣвица пронзительно вскрикнула, служанка заломила руки; Николай переводилъ недоумѣвающій взглядъ съ одной на другую; Ньюмэнъ носился изъ одного угла кухни въ другой, засовывая руки во всѣ карманы, находившіеся въ его обладаніи, и, не зная, что предпринять, всѣ ихъ выворачивалъ на изнанку. Весь этотъ переполохъ длился не болѣе минуты, но это была минута самой ужасной сумятицы, какую только можно вообразить.
   -- Уходите, ради Бога! Богъ наказываетъ насъ за нашъ проступокъ... Уходите, или я безвозвратно погибла!-- кричала молодая дѣвица.
   -- Позвольте мнѣ сказать вамъ два слова,-- воскликнулъ Николай,-- только два слова, чтобы объяснить, какъ произошло это злополучное недоразумѣніе.
   Но это было все равно, что взывать къ стихіямъ: молодая дѣвица, съ блуждающими отъ ужаса глазами, уже поднималась по лѣстницѣ во всю прыть своихъ ногъ. Николай хотѣлъ послѣдовать за нею, но Ньюмэнъ уцѣпился за его воротникъ и увлекъ его въ корридоръ, черезъ который они вошли.
   -- Пустите меня, Ньюмэнъ, чортъ васъ побери!-- кричалъ Николай.-- Я долженъ говорить съ нею, я хочу этого, наконецъ! Я не сдѣлаю шагу изъ этого дома, не объяснивъ ей...
   -- Но подумайте объ ея репутаціи... ея счастьѣ... объ этомъ злодѣѣ...-- говорилъ Ньюмэнъ скороговоркой, обхвативъ его обѣими руками и толкая впередъ.-- Дайте имъ только время впустить старика и запереть за нимъ дверь, и мы сейчасъ же выйдемъ отсюда тѣмъ самымъ путемъ, какимъ и вошли. Сюда, вотъ такъ!
   Побѣжденный краснорѣчіемъ Ньюмэна, мольбами и слезами служанки, а главное, все еще продолжавшимся оглушительнымъ стукомъ дверного молотка, Николай уступилъ, и въ ту самую минуту, когда Бобстеръ входилъ въ парадную дверь, они съ Ньюмэномъ вышли черезъ черный ходъ. Оба бросились бѣжать со всѣхъ ногъ и долго бѣжали, не говоря ни слова; наконецъ остановились и поглядѣли другъ на друга глазами, полными недоумѣнія и страха.
   -- Не бойтесь ничего,-- заговорилъ Ньюмэнъ, едва отдышавшись послѣ своего бѣга,-- не бойтесь, не отчаивайтесь; все идетъ хорошо: вѣдь не всегда же будетъ такая неудача. Никто не могъ этого предвидѣть; я же съ своей стороны сдѣлалъ все, что могъ.
   -- Конечно, конечно,-- сказалъ Николай, взявъ его за руку.-- Вы поступили, какъ самый лучшій, вѣрный другъ. Но послушайте, Ньюмэнъ (замѣтьте, я нисколько не отчаиваюсь и нисколько не менѣе благодаренъ вамъ за ваше усердіе)... Но только, другъ мой, вы ошиблись, дѣвушка не та.
   -- Какъ!-- воскликнулъ Ньюмэнъ.-- Такъ служанка меня обманула?
   -- Ньюмэнъ, Ньюмэнъ,-- сказалъ Николай, положивъ руку на плечо своему другу,-- вы ошиблись служанкой, вотъ и все.
   Ньюмэнъ въ своемъ изумленіи такъ широко разинулъ ротъ и такъ страшно вытаращилъ глаза на Николая, точно его обухомъ пришибло по головѣ.
   -- Не принимайте этого такъ близко къ сердцу,-- сказалъ Николай. Ничего ужаснаго не случилось: маленькая ошибка, которая не имѣетъ значенія для меня. Вы видите, я совершенно спокоенъ. Просто вы выслѣдили эту служанку вмѣсто другой.
   И дѣйствительно, все вышло очень просто. Произошло ли это отъ того, что Ньюмэнъ Ногсъ, вслѣдствіе неудобной позы, въ которой ему пришлось стоять, прячась за фонтаномъ, все время косилъ глаза, выглядывая сбоку, и утомивъ этимъ усиліемъ свое зрѣніе, ошибся направленіемъ, или отъ того, что, улучивъ свободную минутку, онъ сбѣгалъ подкрѣпиться двумя-тремя глотками освѣжительной влаги, болѣе существенной, чѣмъ та, что лилась подлѣ него изъ фонтана, объясняйте, какъ хотите; но что онъ ошибся -- это фактъ. Николай воротился домой, съ улыбкой вспоминая все случившееся, и сейчасъ же принялся опять грезить объ очаровательной незнакомкѣ, сдѣлавшейся для него теперь еще болѣе таинственной, еще болѣе плѣнительной и недоступной.
   

ГЛАВА XLI
содержитъ нѣсколько интересныхъ эпизодовъ изъ романа мистриссъ Никкльби и ея сосѣда, джентльмена въ коротенькихъ брюкахъ.

   Со времени вышеприведеннаго интереснаго разговора съ сыномъ мистриссъ Никкльби стала выказывать необычайное вниманіе къ своему туалету, ежедневно дополняя свое траурное, вполнѣ подходящее къ ея возрасту платье, составлявшее ея обычный костюмъ, то тѣми, то другими украшеніями, которыя сами по себѣ были довольно невиннаго свойства, но взятыя въ совокупности, и въ особенности принимая въ разсчетъ ихъ цѣль, наводили на нѣкоторыя размышленія. Простое черное платье мистриссъ Никкльби приняло положительно элегантный видъ, благодаря ея новой, кокетливой манерѣ носить это платье, и вся ея внѣшность получила другой, нѣсколько легкомысленный характеръ, при помощи нѣсколькихъ побрякушекъ, искусно размѣщенныхъ опытной рукой. Правда, эти побрякушки были не новыя и стоили очень недорого; все это были остатки прежняго величія, ускользнувшіе отъ общаго разгрома, спокойно лежавшіе, до сихъ поръ въ темномъ уголкѣ какого-нибудь сундука или ящика и извлеченные на свѣтъ Божій единственно для того, чтобы украсить собою трауръ мистриссъ Никкльби, которая такимъ образомъ обратила эту эмблему уваженія къ памяти мертвецовъ въ опасное орудіе убійственныхъ замысловъ противъ живыхъ.
   Быть можетъ, эту перемѣну въ привычкахъ мистриссъ Никкльби слѣдовало приписать заговорившему въ ней возвышенному чувству долга и вообще самымъ благороднымъ побужденіямъ души. Быть можетъ, эта леди въ концѣ концовъ упрекала себя за свое малодушіе, за то, что она слишкомъ поддавалась своему горю, и почувствовала необходимость на собственной своей особѣ показать своей дочери, которая была новичкомъ въ искусствѣ покорять сердца, какое огромное значеніе для этой спеціальности имѣетъ элегантность костюма. Наконецъ, и помимо материнскихъ обязанностей и отвѣтственности, эту перемѣну можно было объяснить самымъ безкорыстнымъ милосердіемъ. Сосѣдній джентльменъ былъ униженъ Николаемъ, грубо обозвавшимъ его идіотомъ и болваномъ, а такъ какъ это нареканіе противъ умственныхъ способностей сосѣда косвеннымъ образомъ задѣвало и самое мистриссъ Никкльби, то понятно, что, въ качествѣ доброй христіанки, она должна была возстать противъ такой вопіющей несправедливости и доказать, что онъ не былъ ни тѣмъ, ни другимъ. А какія же средства могла она употребить для столь высокой и благородной цѣли, какъ не тѣ самыя, которыя она и пустила въ ходъ? Не доказала ли она всему міру, что поступки стараго джентльмена были какъ нельзя болѣе понятны и раціональны и являлись лишь естественнымъ результатомъ дѣйствія ея зрѣлыхъ прелестей, которыя она имѣла неосторожность открыть взорамъ человѣка съ слишкомъ пылкимъ сердцемъ.
   "Ахъ, какъ строга молодежь!-- думала мистриссъ Никкльби, качая головой.-- Если бы Николай только зналъ, что перенесъ его бѣдный отецъ до нашего брака, когда я еще открыто выказывала ему свою ненависть, онъ былъ бы снисходительнѣе. Забуду ли я когда-нибудь то утро, когда я только презрительно взглянула на него, когда онъ предложилъ мнѣ понести мой зонтикъ, или тотъ вечеръ, когда я дулась на него ужь не помню за что? Еще очень счастливо вышло, что онъ не. эмигрировалъ въ Америку съ горя; но я увѣрена, что моя жестокость заставляла его не разъ думать объ этомъ".
   И въ самомъ дѣлѣ, кто знаетъ, не благоразумней ли поступилъ бы покойникъ, если бы эмигрировалъ холостякомъ? На этомъ вопросѣ мистриссъ Никкльби не имѣла возможности остановиться, такъ какъ въ комнату вошла Кетъ съ рабочимъ ящичкомъ въ рукахъ и прервала нить ея размышленій, ибо малѣйшаго обстоятельства бывало всегда съ избыткомъ достаточно для того, чтобы мысли мистриссъ Никкльби приняли другой оборотъ.
   -- Кетъ, дорогая моя, не знаю почему, но такой хорошій, теплый лѣтній день, какъ сегодняшній, когда кругомъ поютъ птицы, всегда напоминаетъ мнѣ жаренаго молочнаго поросенка подъ луковымъ соусомъ à la franèaise,-- сказала мистриссъ Никкльби.
   -- Что за странная ассоціація идей, неправда ли, мама?
   -- Честное слово, дорогая моя, я и сама не знаю, отчего это такъ выходитъ,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби.-- Оно дѣйствительно странно. Жареный поросенокъ... погоди-ка. Пять недѣль спустя послѣ твоего рожденія у насъ подавали жаркое... Впрочемъ, это не могъ быть поросенокъ, потому что я отлично помню, что была подана цѣлая пара, а ужь, конечно, ни твоему бѣдному отцу, ни мнѣ не могло придти въ голову заказать на второе двухъ поросятъ. Кажется, это были куропатки. Жареный поросенокъ... просто не постигаю! Да у насъ ихъ и совсѣмъ никогда не подавали, я только теперь это вспомнила: вѣдь твой папа не выносилъ даже ихъ вида въ лавкахъ; онъ говорилъ, бывало, что они напоминаютъ ему маленькихъ дѣтей, только у поросятъ цвѣтъ кожи гораздо нѣжнѣе. А онъ ненавидѣлъ маленькихъ дѣтей: страхъ передъ возможностью увеличенія семейства внушалъ ему непобѣдимое отвращеніе къ нимъ. Но, однако, съ чего же мнѣ вдругъ вспомнился поросенокъ? А, знаю! Однажды мы обѣдали у мистриссъ Бивэнъ (знаешь, на большой улицѣ, около того угла, гдѣ жилъ каретникъ и гдѣ еще одинъ пьяница упалъ въ окно подвальнаго этажа пустого дома, за недѣлю до того, какъ онъ былъ нанятъ, и новый квартирантъ нашелъ его у себя), вотъ тамъ-то и подавали жаренаго поросенка. Да, да, конечно, это было такъ, теперь я все вспомнила. Еще тамъ была какая-то птичка, распѣвавшая во все время обѣда... Впрочемъ, это была не птичка, а попугай, и онъ не пѣлъ, а такъ отчаянно бранился, что страшно было слушать... Кажется, это было такъ. Ну, да, конечно. Какъ ты думаешь, моя дорогая?
   -- А думаю, что въ этомъ нельзя и сомнѣваться, мама,-- сказала Кетъ съ доброй улыбкой.
   -- Нѣтъ, кромѣ шутокъ, скажи мнѣ, Кетъ, что ты объ этомъ думаешь?-- произнесла мистриссъ Никкльби съ такимъ серьезнымъ видомъ, какъ будто рѣчь шла о какомъ-нибудь необыкновенно важномъ вопросѣ.-- Если ты со мной не согласна, скажи прямо: никогда не надо хитрить, въ особенности же когда дѣло идетъ о такой серьезной и рѣдкостной вещи, какъ подобная ассоціація идей.
   Кетъ не могла удержаться отъ смѣха и поскорѣе признала себя вполнѣ убѣжденной доводами своей собесѣдницы, боясь, что та будетъ еще долго продолжать этотъ не слишкомъ-то занимательный разговоръ. Затѣмъ, чтобы окончательно отвлечь мысли своей матери отъ злополучнаго поросенка, она предложила ей отправиться съ работою въ садъ подышать воздухомъ и насладиться прекрасной погодой. Мистриссъ Никльби не заставила себя просить; онѣ отправились въ бесѣдку, и такимъ образомъ поросенокъ до поры до времени былъ забытъ.
   -- Никогда въ жизни не видѣла такого добраго существа, какъ этотъ Смайкъ,-- сказала, усаживаясь, мистриссъ Никкльби.-- Его нельзя достаточно отблагодарить за вси его труды и хлопоты для насъ. Какъ мило онъ устроилъ этотъ садикъ, эту бесѣдку! Сколько цвѣтовъ насадилъ вокругъ нея!.. Но, знаешь, дорогая Кетъ, я предпочла бы, чтобы онъ не сыпалъ весь песокъ съ твоей стороны и не оставлялъ бы съ моей голую землю.
   -- Дорогая мама, пожалуйста перемѣнимтесь мѣстами, мнѣ совершенно все равно, гдѣ сидѣть,-- быстро сказала Кетъ.
   -- Ни за что, моя милая! Я буду сидѣть на своемъ мѣстѣ... Что это такое? Взгляни!
   Кетъ вопросительно взглянула на мать, не понимая, въ чемъ дѣло.
   -- Посмотри-ка, онъ откуда-то досталъ тѣ цвѣты, про которые я какъ-то разъ сказала, что очень ихъ люблю, и спрашивала тебя, любишь ли ты ихъ. Впрочемъ, нѣтъ, я ошибаюсь: это ты говорила, что любишь эти цвѣты, и спрашивала меня, люблю ли ихъ я. Хотя, конечно, это безразлично... А, такъ вотъ они, эти цвѣты! Я нахожу такое вниманіе очень милымъ съ его стороны. Однако,-- добавила она, озираясь,-- я ихъ не вижу подлѣ моего мѣста... Отчего бы это? А, понимаю! Они лучше растетъ на пескѣ. Навѣрное такъ. Оттого-то онъ и песокъ весь высыпалъ на твою сторону. И ты можешь быть увѣрена, Кетъ, что если онъ посадилъ цвѣты съ твоего боку, то сдѣлалъ это потому, что тамъ всегда солнышко. Это очень умно съ его стороны; я бы никогда объ этомъ не подумала.
   -- Мама,-- сказала Кетъ, склонивъ голову къ работѣ, такъ что лица ея совсѣмъ не было видно,-- скажите, до вашего замужества...
   -- Боже мой, дорогая Кетъ, съ чего это тебѣ вздумалось спросить меня о томъ времени, когда я еще не была замужемъ? Вѣдь я говорю теперь о Смайкѣ, о его любезности и вниманіи ко мнѣ. Можно подумать, что ты вовсе не интересуешься садомъ.
   -- Ахъ, мама, вы прекрасно знаете, что я имъ интересуюсь,-- сказала Кетъ, поднимая голову.
   -- Въ такомъ случаѣ почему же ты не хочешь замѣчать чистоты и порядка, въ которыхъ онъ содержится? Право, Кетъ, я нахожу это очень смѣшнымъ.
   -- Но, мама,-- тихо возразила Кетъ,-- увѣряю васъ, что я все прекрасно замѣчаю. Бѣдный малый!
   -- Но ты никогда о немъ не говоришь, вотъ все, что я могу сказать,-- закончила мистриссъ Никкльби, и такъ какъ эта добрая женщина не любила подолгу останавливаться на одномъ предметѣ, то и теперь сейчасъ же попалась на удочку, закинутую ей дочерью, и спросила ее, что она хотѣла ей только-что сказать?
   -- Что я хотѣла вамъ сказать, мама?-- спросила съ удивленіемъ Кетъ, уже успѣвшая забыть о своей неудавшейся попыткѣ перемѣнить разговоръ.
   -- Боже мой, моя милая, что съ тобой? Ты спишь или съ ума сошла? Вѣдь ты же сама спросила меня сейчасъ что-то о томъ времени, когда я не была еще замужемъ.
   -- А, да, помню! Я хотѣла спросить, много ли было у васъ поклонниковъ до замужества?
   -- Поклонниковъ, милочка?-- воскликнула мистриссъ Никкльби съ торжествующей улыбкой.-- Да никакъ не менѣе дюжины.
   -- Неужели, мама?-- проговорила Кетъ спокойнымъ и не выражавшимъ слишкомъ большаго удовольствія голосомъ.
   -- Конечно, моя дорогая, никакъ не меньше дюжины, если даже не считать твоего бѣднаго отца и того молодого джентльмена, съ которымъ я встрѣчалась въ танцовальной школѣ и который постоянно присылалъ мнѣ золотые часы и браслеты, завернутые въ золотую бумагу. Впрочемъ, я всегда отсылала ихъ обратно. Потомъ еще онъ имѣлъ несчастіе отправиться въ Ботани-Бэй на военномъ кораблѣ, т. е. на кораблѣ для ссыльныхъ; оттуда убѣжалъ въ лѣсъ и сталъ охотиться на овецъ (не понимаю только, откуда тамъ взялись овцы). Тогда его присудили къ повѣшанію, но онъ какъ-то нечаянно самъ покончилъ съ собой, и правительство помиловало его. Кромѣ того, за мной ухаживали: молодой Люкингъ,-- тутъ мистриссъ Никкльби загнула мизинецъ на лѣвой рукѣ и продолжала, загибая по пальцу при упоминаніи о каждой новой побѣдѣ,-- Моглей, Тинсларкъ, Коббери, Смисферъ...
   Достойная леди только-что собиралась загнуть мизинецъ на правой рукѣ, когда громогласное: "Кха, гм!", выходившее, казалось, изъ-за стѣны сосѣдняго сада, заставило вздрогнуть и ее, и ея дочь.
   -- Мама, что это такое?-- прошептала Кетъ.
   -- Право, не знаю, что и подумать... Вѣроятно, это тотъ джентльменъ, что живетъ по сосѣдству. Понять не могу, что бы это могло значить...-- проговорила мистриссъ Никкльби въ сильнѣйшемъ смущеніи.
   -- Кха, гм!-- прокричалъ тотъ же голосъ. Было ясно, что кашляющій старается совсѣмъ не о томъ, чтобы прочистить горло, какъ это обыкновенно бываетъ при кашлѣ, а просто желаетъ разбудить окрестное эхо. Это былъ какой-то звѣриный ревъ, который долженъ быль стоить неимовѣрныхъ усилій тому, кто его издавалъ.
   -- Теперь я понимаю, въ чемъ дѣло, дорогая моя,-- сказала мистриссъ Никкльби, положивъ руку на руку дочери.-- Не бойся, это относится не къ тебѣ, и никто не желаетъ пугать насъ. Надо всегда отдавать справедливость людямъ, Кетъ; я по крайней мѣрѣ, считаю это своею обязанностью.
   Съ этими словами мистриссъ Никкльби покачала головой и стала гладить руку дочери съ многозначительнымъ видомъ, изъ чего оставалось только заключить, что она могла бы многое разсказать, еслибъ хотѣла, но что, слава Богу, она умѣетъ хранитъ тайны.
   -- Мама, что вы хотите этимъ сказать?-- спросила пораженная Кетъ.
   -- Не волнуйся, дорогая,-- промолвила мистриссъ Никкльби, поглядывая на стѣнку сада.-- Вѣдь ты видишь, я не волнуюсь, а ужъ если кому-нибудь извинительно волноваться теперь, такъ это мнѣ, т. е., конечно, принимая во вниманіе всѣ обстоятельства дѣла. Но я совсѣмъ не волнуюсь, ни капельки.
   -- Мнѣ кажется, мама, что кто-то старается привлечь наше вниманіе.
   -- Да, дѣйствительно, кто-то хотѣлъ привлечь наше вниманіе, вниманіе одной изъ насъ, по крайней мѣрѣ... гм! Но тебѣ нечего тревожиться этимъ.
   Ничего не понимавшая Кетъ уже хотѣла было попросить болѣе состоятельныхъ объясненіи, какъ вдругъ за стѣной въ томъ же направленіи, какъ и раньше, раздался шумъ какой-то свалки, затѣмъ неистовый крикъ, похожій на военный кличъ дикарей и изданный надтреснутымъ голосомъ. Послѣ этого послышалось какъ будто шарканье ногъ по песку, и не успѣла затихнуть вся эта возня, какъ въ воздухѣ взвился огромный огурецъ и, описавъ дугу, упалъ прямо къ ногамъ мистриссъ Никкльби.
   За этимъ страннымъ феноменомъ послѣдовалъ другой такихъ же размѣровъ; затѣмъ изъ-за стѣны вылетѣла великолѣпная тыква ужасающей величины и тоже упала въ садъ; за тыквой посыпался цѣлый градъ огурцовъ, и весь этотъ растительный фейерверкъ увѣнчался изящнымъ букетомъ изъ луку, редиски и другой мелкой зелени, падавшей изъ-за стѣны и катившейся во всѣхъ направленіяхъ.
   Перепуганная Кетъ поднялась со стула и взяла за руку мать съ тѣмъ, чтобы бѣжать съ нею домой. Но, странное дѣло, она почувствовала, что мистриссъ Никкльби упирается и вовсе не торопится слѣдовать за ней. Когда же она взглянула въ ту сторону, куда были устремлены взоры мистриссъ Никкльби, то испугалась еще пуще: надъ стѣной, отдѣлявшей ихъ садъ отъ сосѣдняго, постепенно поднимался старый черный бархатный колпакъ такъ, какъ будто его обладатель медленно карабкался вверхъ но лѣстницѣ. Еще одинъ шагъ, и изъ-за стѣны вмѣстѣ съ колпакомъ появилось толстое старческое лицо, украшенное парою сѣрыхъ широко-раскрытыхъ сумасшедшихъ глазъ.
   -- Мама,-- закричала Кетъ въ ужасѣ,-- не теряйте ни минуты, идемъ домой, умоляю васъ!
   -- Кетъ, дорогая моя, какое ты дитя!-- произнесла мистриссъ Никкльби, удерживая ее,-- Мнѣ стыдно за тебя! Какъ будешь ты устраивать свои дѣла въ дальнѣйшей жизни, если ты такъ малодушна?.. Что вамъ угодно, сэръ?-- строго вопросила она вслѣдъ затѣмъ, поворачиваясь къ нескромному незнакомцу, хотя на лицѣ ея противъ воли показалась улыбка.-- Какъ вы смѣете заглядывать бъ нашъ садъ?
   -- Царица души моей, осуши этотъ бокалъ!-- отвѣчалъ незнакомецъ, съ мольбой простирая къ ней руки.
   -- Не говорите глупостей, сэръ!.. Кеть, душечка, пожалуйста не вертись.
   -- Почему же вы не хотите сдѣлать хоть одинъ глотокъ изъ этого бокала?-- умильно продолжалъ незнакомецъ, склонивъ голову на правое плечо и прижавъ руку къ сердцу.-- Одинъ глоточекъ, умоляю васъ!
   -- Я никогда не соглашусь на подобный поступокъ, сэръ. Пожалуйста уходите,-- отвѣчала съ достоинствомъ мистриссъ Никкльби.
   -- Отчего это всегда такъ бываетъ,-- продолжалъ старый джентльменъ, поднимаясь еще одной ступенькой выше и облокачиваясь на стѣнку съ такимъ развязнымъ видомъ, какъ будто онъ смотрѣлъ изъ собственнаго окна,-- отчего это всегда такъ бываетъ, что красота и ледяное сердце идутъ рука объ руку и даже такая почтительная страсть, какъ моя, не можетъ растопить этого льда?-- Тутъ онъ улыбнулся, поцѣловалъ кончики пальцевъ своей правой руки и отвѣсилъ нѣсколько низкихъ поклоновъ, долженствовавшихъ выразить его глубокое уваженіе къ его собесѣдницѣ.-- Или, можетъ быть, въ этомъ виноваты пчелы, которыя осенью вовсе не задыхаются отъ сѣрныхъ паровъ, какъ мы это думаемъ, а улетаютъ въ Варварійскія владѣнія, чтобы навѣвать на плѣнныхъ мавровъ сладкіе сны своимъ монотоннымъ жужжаньемъ? Или, можетъ быть,-- продолжалъ онъ таинственнымъ шепотомъ,-- это происходитъ оттого, то недавно видѣли Чэрингъ-Кросскую статую, гуляющей въ пиджакѣ подъ руку съ Ольдгетскимъ насосомъ передъ зданіемъ Биржи?
   -- Мама, слышите, что онъ говоритъ?-- прошептала Кетъ.
   -- Тсс... душечка!-- остановила ее тоже шепотомъ мистриссъ Никкльби.-- Этотъ джентльменъ очень вѣжливъ, и мнѣ кажется, онъ только-что цитировалъ намъ изъ какого-то поэта. Пожалуйста не щиплись такъ больно; вся моя рука уже покрыта синяками... Уходите, сэръ, прошу васъ.
   -- Уйти? Совсѣмъ уйти?-- томно произнесъ джентльменъ.
   -- Конечно. У васъ не можетъ быть здѣсь никакихъ дѣлъ. Этотъ садъ -- частный, вы, кажется, должны бы это знать.
   -- Я и такъ знаю,-- возразилъ старый джентльменъ, прикладывая палецъ къ носу съ самой непозволительной фамильярностью.-- Я знаю, что это очарованное, священное мѣсто, гдѣ небесная красота (новый воздушный поцѣлуй и поклоны) разливаетъ свои чары на сосѣдніе сады и поля, способствуя тѣмъ самымъ раннему созрѣванію плодовъ и хлѣбовъ. Я это знаю, я все знаю! Но позвольте мнѣ, о, прекрасная, позвольте задать вамъ одинъ вопросъ, покамѣстъ не возвратилась еще находящаяся въ отпуску у конно-гвардейцевъ планета Венера, которая такъ завидуетъ вашимъ прелестямъ, что навѣрное вернулась бы назадъ, чтобы прервать наше свиданіе, узнай она только о немъ.
   -- Кетъ,-- сказала мистриссъ Никкльби, поворачиваясь къ дочери,-- я, право, затрудняюсь, что ему отвѣчать, а вѣдь ты сама знаешь, надо быть всегда вѣжливой.
   -- Дорогая мама,-- сказала Кетъ, вся дрожа,-- не отвѣчайте ни слова, а лучше побѣжимъ домой и запремся, пока не придетъ Николай.
   Мистриссъ Никкльби отнеслась къ этому унизительному предложенію весьма величественно, чтобы не сказать съ полнымъ презрѣніемъ, и, повернувшись лицомъ къ старику, съ глупѣйшимъ видомъ смотрѣвшему на нихъ во время ихъ переговоровъ, сказала:
   -- Если вы будете вести себя, сэръ, какъ подобаетъ джентльмену, на что я, кажется, могу надѣяться, судя по вашимъ словамъ и... и наружности (вылитый портретъ твоего дѣдушки, Кетъ, въ его лучшіе годы), то можете предложить вашъ вопросъ: я на него отвѣчу.
   Если превосходный родитель мистриссъ Никкльби дѣйствительно походилъ въ лучшую пору своей жизни на сосѣда, выглядывавшаго теперь съ верхушки стѣны, то надо сознаться, что объ былъ по меньшей мѣрѣ чудаковатъ. И, вѣроятно, такого же мнѣнія была Кетъ, которая принялась очень внимательно разглядывать сей живой портретъ своего дѣдушки какъ разъ въ ту минуту, когда онъ снялъ свой черный бархатный колпакъ, открывъ почтеннѣйшей публикѣ свою въ конецъ облысѣвшую голову, и предпринялъ цѣлый рядъ присѣданій, сопровождая ихъ воздушными поцѣлуями. Обезсилѣвъ, наконецъ, отъ этихъ утомительныхъ упражненій, онъ снова накрылся, нахлобучивъ свой колпакъ до самыхъ бровей, и, принявъ прежнее положеніе, заговорилъ:
   -- Вотъ въ чемъ вопросъ...
   Онъ прервалъ начатую фразу, чтобы оглядѣться кругомъ и убѣдиться, что никто не подслушиваетъ. Успокоившись на этотъ счетъ, онъ легонько похлопалъ себя по носу указательнымъ пальцемъ съ прехитрымъ лицомъ, видимо довольный собою за свою предусмотрительность; затѣмъ подтянулъ воротникъ и весьма таинственнымъ тономъ, но довольно громко продолжалъ;
   -- Не принцесса ли вы?
   -- Вы насмѣхаетесь надо мною, сэръ,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби, дѣлая видъ, что направляется домой.
   -- Нисколько. Прошу васъ, признавайтесь, вы принцесса?-- допрашивалъ старый джентльменъ.
   -- Вамъ хорошо извѣстно, что нѣтъ,-- отвѣчали ему.
   -- Такъ, быть можетъ, вы приходитесь родственницей архіепископу Кентеберійскому?-- спросилъ онъ съ любопытствомъ.-- Или не родня ли вы римскому папѣ или, наконецъ, президенту Синей палаты? Вы меня извините, если я путаю, но мнѣ сказали, будто вы доводитесь племянницей шоссейному комитету и невѣсткой лорду-мэру и муниципальному совѣту, чѣмъ, естественно, и объясняется ваше родство съ этими тремя именитыми особами.
   -- Сэръ,-- отвѣчала съ живостью мистриссъ Никкльби,-- если бы мой сынъ Николай узналъ, кто осмѣливается распускать про меня подобные нелѣпые слухи, то, я увѣрена, онъ заставилъ бы молчать этого наглеца. Что за идея,-- продолжала мистриссъ Никкльби, гордо выпрямляясь,-- племянница шоссейнаго комитета!
   -- Мама, ради Бога, уйдемъ!-- шептала Кетъ.
   -- Мама, ради Бога! -- сердито передразнила ее мать.-- Что за глупости, Кетъ! Всегда-то ты такъ! Если бы меня приняли за племянницу какого-нибудь карманнаго воришки, тебѣ было бы все равно, но ты возмущаешься, когда меня называютъ родственницей римскаго папы. Впрочемъ, я давно уже знаю, что мною всѣ пренебрегаютъ, и не разсчитываю ни на чье вниманіе,-- и мистриссъ Никкльби заплакала.
   -- Что я вижу, слезы!-- завопилъ старикъ и съ такимъ азартомъ подскочилъ на своей лѣсенкѣ, что сорвался на двѣ или на три ступеньки внизъ и проѣхался подбородкомъ по стѣнѣ.-- Подбирайте, ловите эти хрустальныя капли!.. Закупорьте ихъ въ бутылку! Припечатайте печатью купидона!.. Надпишите: "Первый сортъ"... поставьте на четырнадцатую полку... заприте на засовъ, чтобы онѣ не испарились!
   Отдавъ всѣ эти приказанія такимъ повелительнымъ тономъ, какъ будто у него была по меньшей мѣрѣ дюжина слугъ, готовыхъ броситься ихъ исполнять, онъ снялъ свой бархатный колпакъ, затѣмъ надѣлъ его такимъ образомъ, что закрылъ себѣ правый глазъ и три четверти носа, и въ заключеніе подбоченился и такъ грозно посмотрѣлъ на порхавшаго въ вѣтвяхъ ближайшаго дерева воробья, что птичка испугалась и улетѣла. Тогда старикъ, сунувъ въ карманъ свой колпакъ, съ торжествующимъ видомъ и самымъ почтительнымъ тономъ обратился къ мистриссъ Никкльби.
   -- Прекрасная леди,-- началъ онъ,-- умоляю васъ, простите меня великодушно, если я ошибся насчетъ вашего родства и семейныхъ связей. Если я и предположилъ, что вы сродни иностраннымъ царскимъ фамиліямъ или отечественнымъ именитымъ особамъ, то, повѣрьте, это случилось только потому, что вы обладаете такими манерами, такимъ королевскимъ достоинствомъ и осанкой, что сама муза трагедіи не могла бы соперничать съ вами даже тогда, когда она играетъ на шарманкѣ передъ Остъ-Индской компаніей. Какъ видите, сударыня, я уже не юноша, и хотя такія красавицы, какъ вы, никогда не старятся, я все же осмѣливаюсь полагать, что мы созданы другъ для друга.
   -- Видишь, Кетъ, мой дружокъ? Развѣ не правду я тебѣ говорила?-- пролепетала мистриссъ Никкльби, стыдливо отвращая взоры отъ старика.
   -- Сударыня, я обладатель земель, огромныхъ стадъ овецъ, пароходовъ, рыбныхъ промысловъ,-- затараторилъ онъ опять, махнувъ правой рукой не безъ граціи и такъ небрежно, какъ будто ставилъ ни во что такую благосклонность къ нему судьбы.-- Кромѣ того, у меня есть китоловныя суда въ Ледовитомъ океанѣ и нѣсколько устричныхъ отмелей въ Тихомъ океанѣ. Если вы потрудитесь пойти въ государственный банкъ и снять шляпу съ верзилы швейцара, что стоитъ тамъ въ передней, вы найдете къ подкладкѣ ея мою визитную карточку, завернутую въ кусочекъ голубой бумаги. Мою трость вы можете видѣть у капеллана нижней палаты, которому строго запрещено брать деньги за показъ. Я окруженъ врагами,-- продолжалъ онъ, осматриваясь по сторонамъ и понижая голосъ,-- они не. оставятъ меня въ покоѣ, пока не ограбятъ до-чиста. Но если вы отдадите мнѣ вашу руку и сердце, то вы можете призвать на помощь лорда-канцлера или даже, въ случаѣ необходимости, отрядъ полицейскихъ. Стоитъ только послать мою зубочистку главнокомандующему, и онъ очиститъ мой домъ отъ враговъ ко дню нашей свадьбы. А тамъ -- любовь, счастье, блаженство... Блаженство, счастье, любовь!.. Будьте моею! Будьте моею!
   Повторяя эти слова съ удивительнымъ энтузіазмомъ, старичекъ опять напялилъ свой колпакъ, затѣмъ воззрился на небо и сдѣлалъ нѣсколько непонятныхъ намековъ насчетъ воздушнаго шара, котораго онъ ждетъ и который неизвѣстно почему запоздалъ.
   -- Будьте моею, будьте моею!-- закричалъ онъ въ заключеніе.
   -- Кетъ, дорогая моя,-- сказала мистриссъ Никкльби,-- я чувствую, что я не въ силахъ говорить, но для нашего общаго блага необходимо отвѣтить ему.
   -- Вы въ этомъ увѣрены, мама?-- спросила Кетъ съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ.
   -- Пожалуйста позволь мнѣ самой судить о томъ, что меня касается,-- отвѣтила язвительно мистриссъ Никкльби.
   -- Будьте моею, будьте моею!-- неистовствовалъ между тѣмъ старый джентльменъ.
   -- Сэръ, конечно, я имѣю право вовсе не говорить постороннему человѣку, пріятно ли мнѣ его предложеніе,-- начала мистриссъ Никкльби, потупивъ глаза въ землю.-- Но обстоятельства, при которыхъ мнѣ сдѣлано это предложеніе, такъ необыкновенны, что, я думаю, мнѣ позволительно и даже въ нѣкоторомъ родѣ извинительно (обычный припѣвъ мистриссъ Никкльби) выказать, какъ я польщена, что я могу внушать такія чувства.
   -- Будьте моею, будьте моею!-- кричалъ старичекъ, не слушая ея.-- Гогъ и Магогъ, Гогъ и Магогъ! Будьте моею, будьте моею!
   -- Будетъ достаточно, если я скажу вамъ, сэръ (ибо, я думаю, вы согласитесь принять мои слова за окончательный отвѣтъ и удалиться),-- продолжала съ совершенной серьезностью мистриссъ Никкльби,-- достаточно будетъ сказать, что я вдова и что я посвятила дѣтямъ всю свою жизнь. Быть можетъ, вы, какъ и многіе другіе, не подозрѣвали, что у меня есть дѣти. Я знаю, многіе находятъ, что, глядя на меня, невозможно повѣрить, чтобы у меня могли быть взрослыя дѣти, но тѣмъ не менѣе это фактъ: у меня двое взрослыхъ дѣтей. Намъ очень и очень пріятно имѣть васъ сосѣдомъ, но никакія другія отношенія, кромѣ отношеній добрыхъ сосѣдей, между нами невозможны. Что же касается того, достаточно ли я молода, чтобы выйти замужъ вторично, я скажу только: можетъ быть, да, а можетъ быть, нѣтъ. Но я ни за что на свѣтѣ не стану и думать объ этомъ. Я обѣщала себѣ не выходить замужъ вторично и не выйду. Вотъ отвѣтъ, который я давно обдумала и который буду всегда повторять.
   Вся эта длинная рѣчь была произнесетъ въ видѣ монолога въ пространство, хотя предназначалась отчасти для джентльмена, отчасти для Кетъ. Эффектъ ея былъ самый неожиданный. Выслушавъ отъ предмета своей пылкой любви роковой отвѣтъ, губившій всѣ его надежды, несчастный вздыхатель вмѣсто того, чтобы придти въ отчаяніе, какъ этого можно было ожидать, проявилъ самое неучтивое невниманіе. Какъ только мистриссъ Никкльби умолкла, онъ, къ величайшему ужасу этой леди и ея дочери, началъ раздѣваться, причемъ вскочилъ на верхушку стѣны и обнаружилъ все великолѣпіе своихъ коротенькихъ "невыразимыхъ" и сѣрыхъ вязаныхъ чулокъ. Въ заключеніе онъ принялся балансировать на одной ногѣ, бормоча съ новымъ воодушевленіемъ свой излюбленный возгласъ: "Будьте моею!"
   Только-что онъ собрался было вывести на послѣдней нотѣ длинную трель съ фіоритурами, какъ на стѣнѣ появилась чья-то грязная большая рука; осторожнымъ, но быстрымъ движеніемъ, какъ будто обладатель ея хотѣлъ поймать муху, эта рука подобралась къ ногамъ стараго джентльмена и схватила его за одну ногу; непосредственно послѣ этого другая рука, парная съ первой, поймала его за другую ногу.
   Арестованный такимъ образомъ старичекъ попробовалъ было поднять сперва одну, потомъ другую ногу, но эта задача оказалась ему не подъ силу. Тогда, заблагоразсудивъ оставить свои ноги въ ихъ прежнемъ положеніи, онъ заглянулъ по ту сторону стѣны и громко расхохотался.
   -- А, такъ это вы?-- сказалъ онъ.
   -- Да, я,-- отвѣчалъ грубый голосъ.
   -- Какъ здоровье татарскаго императора?
   -- Какъ обыкновенно, ни хуже, ни лучше.
   -- А молодой китайскій принцъ все еще не помирился со своимъ тестемъ, великимъ зеленщикомъ?-- продолжалъ разспрашивать старикъ съ большимъ интересомъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчали ему,-- онъ говоритъ, что никогда на это не согласится.
   -- Если такъ, то мнѣ, пожалуй, лучше сойти?
   -- Конечно, лучше.
   Одна изъ рукъ, державшихъ ноги стараго джентльмена, скрылась изъ виду. Онъ усѣлся на стѣнку въ самой непринужденной позѣ и принялся любезно улыбаться мистрисссъ Никкльби, собираясь что-то сказать, но вдругъ исчезъ такъ неожиданно и съ такой быстротой, точно его сдернули за ногу.
   Обрадованная этимъ исчезновеніемъ, Кетъ только-что хотѣла заговорить съ матерью, какъ вдругъ на стѣнѣ опять показались грязныя руки, а за ними и обладатель ихъ, толстый, коренастый человѣкъ, поднявшійся по лѣсенкѣ на то самое, мѣсто, гдѣ передъ тѣмъ сидѣлъ влюбленный сосѣдъ.
   -- Прошу прощенья,-- сказалъ этотъ человѣкъ, улыбаясь и притрагиваясь рукой къ полямъ своей шляпы.-- Я хотѣлъ васъ спросить, не объяснялся ли онъ въ любви которой-нибудь изъ васъ?
   -- Да,-- отвѣтила Кетъ.
   -- Ага, такъ я и зналъ! Старый грѣховодникъ! Только о томъ и думаетъ, какъ бы приволокнуться за кѣмъ-нибудь,-- сказалъ человѣкъ, вытаскивая изъ шляпы платокъ и вытирая имъ себѣ лицо.
   -- Кажется, нечего и спрашивать, не сумасшедшій ли онъ,-- сказала Кетъ.
   -- Чего ужъ тутъ спрашивать! Сразу видно,-- отозвался человѣкъ, засовывая платокъ на прежнее мѣсто и надѣвая шляпу.
   -- А что, давно онъ въ такомъ положеніи?
   -- Порядкомъ таки.
   -- И нѣтъ надежды на выздоровленіе?-- спросила Кетъ съ участіемъ.
   -- Ни малѣйшей, да и оставалось бы только пожалѣть, если бы была,-- отвѣчалъ человѣкъ, сторожъ изъ сумасшедшаго дома, какъ, вѣроятно, уже догадался читатель.-- На что ему умъ? Это былъ самый жестокій, самый грубый, самый мерзкій негодяй, какой только когда-либо бременилъ собой землю.
   -- Неужели?
   -- Клянусь святымъ Георгіемъ!-- продолжалъ сторожъ, такъ энергично тряхнувъ головой, что ему пришлось наморщить лобъ, чтобы не дать упасть своей шляпѣ.-- Я никогда не видалъ такого мерзавца, и мой товарищъ говоритъ то же. Своею жестокостью онъ уложилъ въ гробъ свою бѣдную жену, вышвырнулъ на улицу родныхъ своихъ дѣтей, и вотъ, наконецъ, слава Богу, сошелъ съ ума отъ злости, отъ жадности, отъ пьянства и распутства. Иначе онъ, конечно, свелъ бы многихъ съ ума. Надежда для него, для такого негодяя! Здѣсь на землѣ и безъ того такъ мало надежды, что, держу пари на полкроны, она приберегается для людей почище его!
   Высказавъ такимъ образомъ свое мнѣніе, сторожъ еще разъ потрясъ головой, какъ бы говоря, что онъ ни подъ какимъ видомъ не допуститъ себя до снисхожденія въ такихъ случаяхъ; затѣмъ снова притронулся къ полямъ своей шляпы и съ разгнѣваннымъ видомъ (относившимся, впрочемъ, не къ дамамъ) удалился, унося съ собой лѣстницу.
   Во время этого разговора мистриссъ Никкльби смотрѣла на сторожа строгимъ и презрительнымъ взоромъ. Когда онъ ушелъ, она глубоко вздохнула, крѣпко сжала губы и съ сомнѣніемъ покачала головой.
   -- Несчастный!-- сказала Кетъ, вспоминая о сумасшедшемъ.
   -- Да, поистинѣ несчастный! Какой позоръ, что подобныя несправедливости допускаются въ цивилизованной странѣ!
   -- Да какъ же поступать въ такихъ случаяхъ, мама? Людскія болѣзни...
   -- Болѣзни!-- подхватила мистриссъ Никкльби.-- Какъ, неужели ты такъ простодушна, что вѣришь сумасшествію этого джентльмена?
   -- Да развѣ можно въ этомъ сомнѣваться, мама? Стоитъ только взглянуть на него!
   -- Такъ я тебѣ скажу, Кетъ, что я не понимаю, какъ ты можешь быть такъ легковѣрна. Онъ совсѣмъ не сумасшедшій и никогда имъ не былъ. Эти люди составили заговоръ, чтобы ограбить его. Вѣдь ты слышала, онъ самъ это говорилъ. Я не спорю: онъ держитъ себя нѣсколько оригинально, быть можетъ, даже легкомысленно, но онъ не сумасшедшій. Развѣ можетъ сумасшедшій изъясняться такъ поэтично и почтительно, дѣлая предложеніе женщинѣ, говорить такъ обдуманно и спокойно, вмѣсто того, чтобы броситься на колѣни передъ какой-нибудь дѣвчонкой, какъ поступилъ бы въ этомъ случаѣ всякій дѣйствительно сумасшедшій? Нѣтъ, нѣтъ, въ его сумасшествіи слишкомъ много сознательности, повѣрь мнѣ, дорогая Кетъ.
   

ГЛАВА XLII
поясняетъ ту житейскую истину, что нѣтъ такихъ закадычныхъ друзей, которые въ концѣ концовъ не разошлись бы.

   Цѣлый день асфальтовая мостовая Сноу-Гилля пеклась подъ палящимъ солнцемъ, и головы двухъ близнецовъ-сарациновъ, изображавшихъ названіе и вывѣску трактира, входную дверь котораго онѣ украшали, глядѣли дажіе свирѣпѣе обыкновеннаго (по крайней мѣрѣ, такое впечатлѣніе получалось измученными, еле волочившими ноги прохожими). Должно быть сарациновъ раздражало то, что имъ приходилось париться подъ знойными лучами солнца въ то время, какъ въ одной изъ самыхъ маленькихъ гостиныхъ трактира, открытое окно которой вбирало въ себя испаренія, выходившія изъ конюшенъ отъ потныхъ лошадей, стоялъ чисто накрытый чайный столъ, старательно уставленный блюдами со всѣми сортами жаренаго и варенаго мяса. Тутъ были: языкъ, паштетъ изъ голубей, холодное жаркое, кружки съ элемъ, дичь и множество другихъ яствъ въ томъ же родѣ, которыя въ нашихъ городахъ съ извращенными вкусами подаются развѣ только на пикникахъ да на званыхъ завтракахъ и обѣдахъ.
   Мистеръ Джонъ Броуди, заложивъ руки въ карманы, все время сновалъ вокругъ этихъ лакомыхъ блюдъ, частенько останавливаясь, но только на минуту, чтобы прогнать съ сахарницы назойливую муху носовымъ платкомъ, взятымъ у жены, или зачерпнуть чайной ложечкой и попробовать сливокъ, или отломить корочку хлѣба и отрѣзать кусочекъ говядины, который онъ тотчасъ же посылалъ себѣ въ ротъ и проглатывалъ разомъ, какъ пилюлю. Наконецъ, мистеръ Броуди взглянулъ на часы и объявилъ патетическимъ тономъ, что онъ больше не въ состояніи ждать ни минуты.
   -- Тильда!-- обратился онъ къ женѣ, лежавшей тутъ же на софѣ и дремавшей.
   -- Что такое, Джонъ?
   -- "Что такое Джонъ",-- передразнилъ супругъ.-- Признайся, душечка, ты голодна?
   -- Не очень.
   -- "Не очень",-- опять передразнилъ ее Джонъ, вперивъ глаза въ потолокъ.-- Можно ли говорить "не очень", когда мы отобѣдали въ три часа и съ тѣхъ поръ только перекусили пирожками, способными только раздразнить аппетитъ, а ужъ никакъ не утолить голодъ. "Не очень!"
   -- Сэръ, къ вамъ пришелъ какой-то джентльменъ,-- доложилъ слуга, просовывая голову въ дверь.
   -- Что тамъ такое? Что онъ принесъ?-- спросилъ Джонъ, очевидно, думая, что ему присылаютъ посылку или письмо.
   -- Къ вамъ пришелъ джентльменъ, сэрь; онъ ничего не принесъ.
   -- Чортъ возьми, да о чемъ же тутъ докладывать, малый? Пусть войдетъ!
   -- Онъ спрашиваетъ, дома ли вы?
   -- Дома ли я? Я очень желалъ бы быть дома,-- кричалъ Джонъ,-- дома я уже часа два какъ отпилъ бы чай. Вѣдь я говорилъ кому-то изъ васъ, что если джентьменъ меня спроситъ, вести его прямо сюда поскорѣе, а то мы умираемъ съ голоду. Ну ка, подавай его сюда!
   -- А, это вы, такъ я и думалъ! Вашу руку, мистеръ Никкльби. Могу сказать по совѣсти, что сегодня одинъ изъ самыхъ лучшихъ дней моей жизни. Ну, какъ вы поживаете? Впрочемъ, дѣло не въ этомъ! Я очень радъ васъ видѣть.
   Искреннее желаніе какъ можно радушнѣе привѣтствовать гостя помогло Джону Броуди забыть на минуту свой голодъ. Онъ безпрестанно жалъ руку Николаю и при этомъ каждый разъ такъ сильно хлопалъ его по ладони, точно въ этихъ-то хлопкахъ и заключалось самое убѣдительное доказательство сердечной искренности его пріема.
   -- Ну, да, конечно, это она,-- сказалъ Джонъ, замѣтивъ, что Николай смотритъ на его жену,-- она самая и есть, и надѣюсь, что мы больше не поссоримся изъ-за нея. Мнѣ и теперь смѣшно, какъ вспомню объ этомъ... Однако, не хотите ли перекусить чего-нибудь? Получайте, дружище. "Очи всѣхъ на Тя, Господи, уповаютъ, и Ты"...
   Я съ своей стороны не сомнѣваюсь, что эта молитва была произнесена правильно и доведена до конца, но для слушателей этотъ конецъ былъ совершенно потерянъ, ибо Джонъ принялся такъ усердно работать ножемъ, вилкой и челюстями, что не могъ уже издавать членораздѣльныхъ звуковъ.
   -- Мистеръ Броуди,-- сказалъ Николай, придвигая стулъ его молодой женѣ,-- надѣюсь, вы позволите мнѣ воспользоваться стариннымъ обычаемъ, и съ вашего разрѣшенія я...
   -- Да, да, пожалуйста берите побольше, прошу васъ, а если блюдо опустѣетъ, то только крикните слугу, и онъ подастъ еще.
   Не пытаясь выяснить это недоразумѣніе, Николай безъ дальнѣйшихъ церемоній поцѣловалъ молодую женщину, которая при этомъ раскраснѣлась, какъ роза, и подвелъ ее къ столу.
   -- Ну, ладно,-- сказалъ Джонъ, никакъ не ожидавшій такого пассажа,-- я уже говорилъ вамъ -- будьте, какъ дома.
   -- Очень радъ,-- отвѣчалъ Николай,-- только съ однимъ условіемъ.
   -- Съ какимъ?
   -- Съ тѣмъ, что вы пригласите меня въ кумовья въ первый же разъ какъ вамъ встрѣтится надобность въ кумѣ.
   -- Что-о?-- заоралъ Джонъ, откладывая въ сторону ножъ и вилку.-- Въ кумовья?! Ха, ха, ха! Тильда, слышишь? Онъ хочетъ быть нашимъ кумомъ! Вотъ такъ выпалилъ!.. Нечего сказать, молодецъ! Когда намъ встрѣтится надобность въ кумѣ. Ха, ха, ха!
   Казалось, ни одного человѣка въ мірѣ никакая шутка не могла бы такъ разсмѣшить, какъ разсмѣшила эта шутка Джона Броуди. Онъ то закатывался громкимъ хохотомъ, то, стараясь удержаться стоналъ и визжалъ, продолжая при этомъ набивать себѣ ротъ кусками жаркого; онъ давился ими, кашлялъ и просилъ дать ему хорошаго тумака въ шею, чтобы спасти его отъ опасности задохнуться, весь красный, вѣрнѣе даже синій, онъ топалъ ногами и чуть не въ сотый разъ заливался неудержимымъ смѣхомъ. Кончилось тѣмъ, что онъ до полусмерти напугалъ жену своимъ видомъ и только тогда угомонился. Слезы градомъ лились у него изъ глазъ, но это не мѣшало ему повторять слабымъ голосомъ: "Кумъ! Каково, Тильда, онъ кумъ!"
   -- Помните вы тотъ вечеръ, когда мы съ вами въ первый разъ пили чай вмѣстѣ?-- спросилъ Николай.
   -- Еще бы не помнить,-- отвѣчалъ Джонь.
   -- Какой онъ былъ страшный въ тотъ вечеръ! Настоящій тигрь! Неправда ли, мистриссъ Броуди?-- сказалъ Николай.
   -- А вы бы посмотрѣли на него, мистеръ Никкльби, каковъ онъ былъ, когда мы возвращались домой! Вотъ когда онъ быль тигромъ. Никогда въ жизни не видѣла ничего страшнѣе!
   -- Ну, пожалуйста! Нечего строить изъ себя угнетенную жертву,-- проговорилъ Джонъ, ухмыляясь.-- Совсѣмъ ты не такая робкая пташка.
   -- Это совершенная правда,-- согласилась Тильда,-- и я тогда почти рѣшилась никогда больше не заговаривать съ тобой.
   -- Почти,-- повторилъ посмѣиваясь Джонъ,-- почти рѣшилась! А сама всю дорогу подговаривалась да поддѣлывалась ко мнѣ. Я ей: "Зачѣмъ ты позволяешь этому молокососу ухаживать за тобой?" (это я про васъ), а она мнѣ: "Право, ты ошибаешься, милый" и при этомъ пожимаетъ мнѣ руку. "Такъ вправду ошибаюсь?" -- "Разумѣется", и еще сильнѣе жметъ мнѣ руку.
   -- Боже мой, Джонъ, какъ не стыдно тебѣ болтать такой вздоръ!-- воскликнула молодая женщина, краснѣя до корней волосъ, и, желая остановить этотъ потокъ нескромныхъ воспоминаній, прибавила: -- Мнѣ и въ голову не приходило ничего подобнаго.
   -- Ужъ не знаю, приходило ли тебѣ это въ голову или нѣтъ (хотя увѣренъ, что происходило), но знаю, что ты все это продѣлала,-- возразилъ Джонъ.-- "Да, да,-- говорилъ я ей,-- ты непостоянная, вѣтренная кокетка".-- "Нѣтъ, неправда, я не вѣтреница, Джонъ".-- "Не смѣй мнѣ возражать послѣ того, что произошло у тебя съ нихъ.-- "Съ учителемъ-то?" -- "Да, съ нимъ".-- "Послушай, Джонъ,-- тутъ она заговорила мнѣ въ самое ухо и при этомъ все крѣпче да крѣпче пожимаетъ мнѣ руку,-- послушай, неужели ты думаешь, что я могла бы промѣнять такого красавца, какъ ты, на какого-то жиденькаго ферта-мальчишку?" Такъ и сказала про васъ, ха, ха, ха! "Ну, такъ назначай день свадьбы,-- сказалъ я тогда,-- и забудемъ всѣ наши ссоры". Ха, ха, ха!
   Николай отъ души хохоталъ, слушая этотъ разсказъ, особенно надъ прозвищемъ жиденькаго ферта-мальчишки, которымъ его окрестила Тильда, хотя это и не очень-то льстило его самолюбію Но онъ хотѣлъ успокоить волненіе сконфуженной молодой женщины, оправданій которой за общимъ смѣхомъ совсѣмъ не было слышно. Веселость Николая ее ободрила, она продолжала протестовать противъ приписываемыхъ ей словъ и поступковъ, но при этомъ сама такъ искренно смѣялась, что заставила Николая окончательно повѣрить всему, что разсказывалъ Джонъ.
   -- Всего только второй разъ я сижу съ вами за однимъ столомъ и только третій разъ мы встрѣчаемся, а между тѣмъ я чувствую себя съ вами, какъ со старыми друзьями,-- сказалъ Николай.
   -- Точно такъ же, какъ и я съ вами,-- отвѣчали на это Джонъ.
   -- И я тоже,-- прибавила его супруга.
   -- Да, только это совсѣмъ не то же самое. У меня есть на то особенныя причины, а именно -- благодарность. Если бы не ваша доброта, мой другъ, доброта, на которую я не имѣлъ права разсчитывать, не знаю, что было бы со мною теперь и какъ бы я выпутался изъ бѣды.
   -- Давайте-ка лучше поговоримъ о другомъ,-- проворчалъ, насупившись, Джонъ,-- а это прескучная матерія, право!
   -- Въ такомъ случаѣ,-- съ улыбкой продолжалъ Николай,-- я вамъ спою другую пѣсню, хоть и на тотъ же ладъ. Я уже выразилъ вамъ въ своемъ письмѣ мою признательность за то участіе, которое вы выказали моему бѣдному Смайку, доставивъ ему возможность бѣжать. Вѣдь вы рисковали навлечь на себя кучу непріятностей. Никогда не сумѣю вамъ высказать, какъ глубоко мы благодарны вамъ, онъ, я и другіе, которыхъ вы не знаете.
   -- А воображаю, какъ горячо поблагодарили бы меня тѣ "другіе", которыхъ я знаю, догадайся только они, что я помогъ Смайку бѣжать!-- вскричалъ іоркширецъ, вскакивая со стула.
   -- Ахъ, а я-то какъ на горячихъ угольяхъ сидѣла весь вечеръ,-- сказала мистриссъ Броуди.
   -- А какъ вамъ кажется, подозрѣваютъ они о вашемъ участіи въ этомъ дѣлѣ?-- спросилъ Николай.
   -- Ничего подобнаго имъ и въ умъ не приходитъ,-- отвѣтилъ толстякъ, осклабляясь до ушей.-- Я себѣ преотлично вылеживался на кровати учителя, и никто ко мнѣ не заглянулъ. "Ладно,-- думаю себѣ,-- мальчишка вѣдь давно ушелъ, и если онъ до сихъ поръ еще не успѣлъ прибѣжать домой, такъ значитъ никогда не успѣетъ. Теперь можешь пожаловать, милый другъ,-- я готовъ" -- вы понимаете, это я про учителя, про Сквирса.
   -- Понимаю, понимаю,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Ну, вотъ, наконецъ, онъ явился; слышу, дверь внизу хлопъ и кто-то ощупью лѣзетъ. А я себѣ думаю: "Ползи полегче, успѣешь еще". Вотъ онъ къ дверямъ каморки и ну поворачивать ключъ -- разъ другой, третій... "Валяй до завтрашняго утра,-- думаю я,-- вѣдь замокъ-то на полу лежитъ". Тутъ онъ сталъ кричать: "Эй, вы тамъ! Гей!" Кричи, кричи на здоровье, голубчикъ, все разно никого не разбудишь. "Эй, ты, смотри, лучше не раздражай меня! (это онъ-то кричитъ). Отвори, Смайкъ, тебѣ говорятъ, не то всѣ ребра пересчитаю" -- и опять молчокъ. Вдругъ, какъ гаркнетъ: "Эй, свѣчку!" Тутъ принесли свѣчку, и можете себѣ представить, какая пошла чертовщина! "Удралъ!" кричитъ, какъ оглашенный, весь красный отъ злости. Меня спрашиваетъ: "Вы ничего не слыхали?" -- "Какъ же,-- говорю,-- слышалъ сейчасъ, какъ хлопнула наружная дверь и кто-то побѣжалъ налѣво" (указываю ему въ другую сторону, конечно). "Помогите мнѣ изловить его!" -- "Помогу, съ моимъ удовольствіемъ", отвѣчаю я, и мы пускаемся съ нимъ въ путь. Ха! ха! ха!
   -- И далеко вы забѣжали?-- спросилъ Николай.
   -- Далеко ли? Да не близко. Я его порядкомъ таки проманежилъ. И посмотрѣли бы вы на него въ это время! Безъ шапки, волосы развѣваются, то и дѣло попадаетъ ногой въ лужи, спотыкается и попадаетъ въ канаву; при этомъ реветъ, какъ бѣшеная корова, а своимъ кривымъ глазомъ все смотритъ, не видать ли гдѣ бѣглеца; фалдочки фрака разлетаются въ разныя стороны, весь въ грязи вымазанъ, даже рожа. Я думалъ, что пластомъ лягу на землю и лопну со смѣху.
   При одномъ воспоминаніи объ этой картинѣ Джонъ и въ самомъ дѣлѣ покатывается со смѣху и заразилъ своимъ весельемъ обоихъ слушателей, такъ что получилось дружное тріо, хохотавшее до изнеможенія нѣсколько минутъ.
   -- Скверный человѣкъ, этотъ вашъ учитель,-- сказалъ наконецъ Джонъ, утирая слезы,-- прескверный человѣкъ.
   -- Я не могу равнодушно слышать о немъ,-- добавила жена.
   -- Какъ такъ?-- возразилъ Джонъ.-- Да вѣдь я тебѣ же обязанъ этимъ знакомствомъ. Безъ тебя я и не зналъ бы никогда, что это за штукарь.
   -- Но вѣдь подумай, Джонъ, не могла же я отвернуться отъ Фанни Сквирсъ, моей старой подруги, развѣ неправда?-- спросила мистриссъ Броуди.
   -- Ну, да, конечно, я и самъ такъ думаю,-- отвѣчалъ Джонъ,-- Всегда надо жить дружно съ сосѣдями: худой миръ лучше доброй ссоры, и ссоры надо избѣгать. Что вы объ этомъ думаете, мистеръ Никкльби?
   -- Разумѣется, то же, что и вы,-- отвѣчалъ Никкльби.-- А скажите-ка правду, вы такъ же думали и тогда, когда я встрѣтилъ васъ верхомъ послѣ этого бурнаго вечера?
   -- Безъ сомнѣнія,-- сказалъ Джонъ.-- Я никогда не мѣняя своихъ убѣжденій.
   -- И вы совершенно нравы. Вы поступаете, какъ честный человѣкъ, хотя не совсѣмъ, какъ іоркширецъ, если только правда, что всѣ іоркширцы такіе хвастаки, какими ихъ считаютъ. Кстати, въ своемъ письмѣ вы, кажется, упоминали, что миссъ Сквирсъ пріѣхала съ вами?
   -- Да,-- сказалъ Джонъ.-- Она была дружкой у Тильды, и препотѣшная она дружка, доложу вамъ; вотъ ужъ не похоже на то, чтобы она скоро нашла себѣ жениха, совсѣмъ не похоже.
   -- Замолчи, Джонъ!-- перебила его жена, которая хоть и сочувствовала шуткѣ мужа о старыхъ дѣлахъ, но, какъ получившая отъ судьбы все желаемое, считала неудобнымъ насмѣхаться.
   -- Счастливчикъ будетъ ея благовѣрный,-- продолжалъ между тѣмъ Джонъ, весело подмигивая Николаю, онъ будетъ имѣть полное право похвастать, что въ сорочкѣ родился, заполучивъ такой призъ.
   -- Видите ли, мистеръ Никкльби, сказала Тильда, прерывая его,-- потому-то именно, что она здѣсь съ нами, Джонъ и пригласилъ васъ на сегодняшній вечеръ, зная, что сегодня ея не будетъ дома, думая, что послѣ всего случившагося вамъ не особенно будетъ пріятно встрѣтиться съ ней.
   -- Безъ всякаго сомнѣнія. Вы совершенно правы,-- перебилъ ее Николай.
   -- Въ особенности,-- продолжала мистриссъ Броуди, лукаво на него поглядывая,-- въ особенности, принимая во вниманіе всѣ то, что намъ извѣстно о вашихъ похожденіяхъ.
   -- О моихъ похожденіяхъ? Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ Николай, покачавъ головой.-- Мнѣ ничего о нихъ не извѣстно, и я усматриваю въ этомъ намекѣ только злую шутку съ вашей стороны.
   -- И повѣрьте, что вы угадали,-- подхватилъ Джонъ, проводя своей огромной ручищей по мягкимъ кудрямъ жены, которыми онъ видимо гордился.-- Она всегда была лукава, какъ...
   -- Какъ кто?-- перебила Тильда.
   -- Какъ женщина, вотъ тебѣ!-- выпалилъ Джонъ.-- Ничего лукавѣе я не знаю.
   -- Вы, кажется, хотѣли что-то сказать о миссъ Сквирсъ,-- вмѣшался Николай, чтобы скорѣе положить конецъ маленькимъ супружескимъ вольностямъ, грозившимъ перейти въ большія любезности, что поставило бы присутствующее при нихъ третье лицо въ неловкое и даже отчасти затруднительное положеніе.
   -- Ахъ, да!-- заговорила Тильда.-- Да перестань же, Джонъ.. Онъ назначилъ вамъ сегодняшній вечеръ для свиданія съ нами потому, что Фанни рѣшила пойти пить чай къ отцу, а чтобы быть увѣреннымъ, что мы будемъ одни и они намъ не помѣшаютъ, Джонъ предложилъ зайти за нею попозже.
   -- Отлично все устроилось; мнѣ только жаль, что это стоило вамъ столькихъ хлопотъ,-- сказалъ Николай.
   -- Какія же хлопоты, полноте,-- отвѣчала мистриссъ Броуди.-- Вѣдь мы съ Джономъ ужасно рады насъ видѣть. А знаете ли, мистеръ Никкльби,-- прибавила она съ самой лукавой улыбкой, -- повидимому, Фанни Сквирсъ была къ вамъ очень неравнодушна.
   -- Весьма благодаренъ ей за вниманіе,-- отвѣчалъ Николай,-- но даю вамъ слово, что я никогда и въ помышленіи не имѣлъ нарушать покой ея дѣвственнаго сердца.
   -- Что вы мнѣ разсказываете!-- продолжала мистриссъ Броуди.-- Этого быть не можетъ. Серьезно, вѣдь Фанни сама очень прозрачно мнѣ намекнула, что вы объяснились съ нею и что въ скоромъ времени ваша помолвка торжественно огласится.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сударыня?-- послышался вдругъ крикливый женскій голосъ.-- Неужели миссъ Фанни дала вамъ понять, что я... я... соглашусь стать женою вора, убійцы, пролившаго кровь моего папа? Какъ вы могли... какъ вы смѣли допустить даже мысль, что я неравнодушна къ человѣку, котораго я презираю, какъ комъ грязи съ моихъ башмаковъ, котораго я не удостоила бы своимъ прикосновеніемъ даже черезъ посредство кухонныхъ щипцовъ изъ страха запачкаться объ него! Какъ вы осмѣлились это подумать, сударыня! Какъ вы осмѣлились, о, низкая, гнусная Тильда!
   Эти упреки вылетали изъ устъ миссъ Сквирсъ, самолично распахнувшей дверь и представшей передъ удивленными супругами Броуди и Николаемъ во всемъ очарованіи своей красоты и уже описаннаго наряда, хотя въ значительной мѣрѣ утратившаго свою первобытную свѣжесть и бѣлизну. За нею выступала великолѣпная пара Вакфордовъ -- отецъ съ сыномъ.
   -- Такъ вотъ награда,-- продолжала миссъ Сквирсъ, сдѣлавшаяся необыкновенно краснорѣчивою въ своемъ гнѣвѣ,-- такъ вотъ награда за все мое терпѣніе, за мою дружбу къ этой лицемѣркѣ, къ этой змѣѣ, къ этой... сиренѣ! (Миссъ Сквирсъ долго подыскивала этотъ послѣдній эпитетъ и, наконецъ, разрѣшилась имъ съ побѣдоноснымъ видомъ, точно изрекла нѣчто безапелляціонное, не допускающее возраженій). Такъ вотъ награда за ту снисходительность, съ какою я перенесла ей вѣроломство, ея низменныя чувства, лживость, кокетство, которое она пускала въ ходъ, чтобы поймать себѣ жениха, не брезгуя никѣмъ, кокетство, которое заставляло меня краснѣть за... за мой...
   -- Полъ,-- подхватилъ мистеръ Сквирсъ съ злорадной улыбкой.
   -- За мой полъ,-- повторила миссъ Сквирсъ.-- Но, къ счастью, за которое я благословляю свою звѣзду, моя мама тоже принадлежитъ къ этому полу.
   -- Право, браво!-- одобрилъ мистеръ Сквирсъ и вслѣдъ затѣмъ прибавилъ шепотомъ:-- Дорого бы я далъ, чтобы она очутилась здѣсь, среди насъ: ужъ прописала бы она всѣмъ нмь хорошую взбучку.
   -- Такъ вотъ награда,-- заговорила опять миссъ Сквирсъ, приподнявъ голову и затѣять величественно опуская ее, должно быть для того, чтобы ея пронзительный взоръ пришелся прямо въ полъ,-- награда за ту благосклонность, съ какою я отнеслась къ ней, вытащивъ ее изъ грязи, поднявъ ее до себя и унизившись сама до покровительства ей.
   -- Довольно, довольно!--закричала мистриссъ Броуди, выступая впередъ, несмотря на всѣ усилія мужа ее удержать.-- Не говори такого вздору!
   -- Какъ? Развѣ я не осчастливила васъ, сударыня, своимъ покровительствомъ?
   -- Нисколько,-- отвѣтила мистриссъ Броуди.
   -- Стыдитесь! Вы должны были бы краснѣть за себя... но что я говорю? Вы потеряли способность краснѣть: въ васъ нѣтъ ничего, кромѣ дерзости и нахальства.
   -- Однако, послушайте,--вмѣшался Джонъ Броуди, котораго начинали раздражать эти нападки на его жену,-- потише, прошу васъ, потише!
   -- А что касается васъ, мистеръ Броуди,-- оборвала его миссъ Сквирсъ,-- то васъ я жалѣю; я ничего къ вамъ не питаю, кромѣ глубокаго сожалѣнія.
   -- Неужели?-- спросилъ иронически Джонъ.
   -- Да,-- подтвердила миссъ Сквирсъ, поглядывая на своего дорогого папа,-- и несмотря на то, что я препотѣшная дружка и что не похоже на то, чтобы я скоро нашла жениха, и что счастливчикъ же онъ будетъ, заполучивъ такой призъ, и все-таки повторяю, что ничего къ вамъ не питаю, кромѣ жалости.
   Послѣ этихъ словъ миссъ Сквирсъ еще разъ искоса взглянула на своего достопочтеннаго родители, ища у него одобренія, и взглядъ его отвѣтилъ ей: "Такъ имъ и надо, голубчикамъ, пусть-ка проглотятъ все это!"
   -- Мнѣ напередъ извѣстно, что васъ ждетъ въ будущемъ,-- продолжала разгоряченная дѣва, потрясая остатками своихъ локоновъ,-- я вижу ясно открывающуюся передъ вами перспективу, и будь вы моимъ смертельнымъ врагомъ я и тогда не могла бы пожелать вамъ ничего хуже того, что вамъ предстоитъ.
   -- Такъ какъ ты сегодня, очевидно, расположена къ пожеланіямъ, то не пожелаешь ли ужь за одно стать его женою вмѣсто меня?-- спросила мистриссъ Броуди кроткимъ тономъ.
   -- Ахъ, какъ вы остроумны, сударыня!-- произнесла миссъ Сквирсъ, низко ей присѣдая.-- Вы почти такъ же остроумны, какъ и хитры. Вѣдь сознайтесь, что нужна была не малая доза хитрости, чтобы такъ хорошо все подстроить: отправить меня пить чай къ папа и чесать языкъ на мои счетъ, не ожидая моего возвращенія раньше, чѣмъ за мною придутъ. Жаль только, что вы не сумѣли догадаться, что васъ перехитрятъ.
   -- Можешь оставить со мною твой величественный тонъ,-- сказала бывшая миссъ Прайсъ, принимая и сама покровительственный видъ почтенной матроны,-- онъ нисколько не пугаетъ меня.
   -- А ты пожалуйста не важничай со мною,-- отвѣчала миссъ Сквирсъ,-- я этого не позволю. Такъ вотъ награда!..
   -- Опять пошла со своею наградой!-- заговорилъ съ нетерпѣніемъ Джонъ.-- Довольно объ этомъ, Фанни, поймите, наконецъ, чортъ возьми, что это именно и есть та награда, которую ты заслужили, и перестаньте надоѣдать всѣмъ и каждому вопросами о ней.
   -- Вашего совѣта никто не спрашивалъ, но тѣмъ по менѣе я вамъ премного благодарна за него, мистриссъ Броуди,-- произнесла миссъ Сквирсъ съ тонкой учтивостью,-- только ужь будьте такъ любезны, не называйте меня уменьшительнымъ именемъ; хоть я и глубоко васъ жалѣю, но это еще не причина, чтобы такъ фамильярничать со мной, Тильда!-- обратилась она къ мистриссъ Броуди съ такою злостью, что іоркширецъ подскочилъ на мѣстѣ -- Отъ васъ я отказываюсь навсегда, покидаю, игнорирую васъ, и если бы для спасенія отъ смерти моего родного ребенка нужно было назвать его Тильдой, я и тогда не сдѣлала бы этого,-- докончила торжественно миссъ Сквирсъ.
   -- Ну, объ этомъ еще раненько говорить,-- замѣтилъ Джонъ,-- полагаю, что впереди еще много времени, чтобы подобрать имя ребенку.
   -- Джонъ,-- остановила его жена,-- не дразни ее, ради Бога!
   -- Дразнить? Меня? Скажите пожалуйста!-- вскричала миссъ Сквирсъ задорнымъ тономь.-- "Не дразни ее!" Какова заботливость! Ха-ха!
   -- Ты сама знаешь, Фанни,-- сказала мистриссъ Броуди,-- что человѣкъ, подслушивающій подъ дверью, всегда можетъ разсчитывать услышать кое-что нелестное для себя. Во всякомъ случаѣ я не считаю себя виноватой. При этомъ могу сказать тебѣ еще слѣдующее (вѣрь или не вѣрь, мнѣ все равно): я такъ часто расхваливала тебя за глаза, что на этотъ разъ ты могла бы извинить меня за отступленіе. Одинъ разокъ вѣдь не въ счетъ.
   -- Прекрасно, сударыня!-- завопила миссъ Сквирсъ почти истерически, отпуская новый реверансъ.-- Весьма признательна за вашу доброту; ужъ не на колѣняхъ ли мнѣ умолять насъ избавить меня впредь отъ нея?
   -- Кажется, я никогда не отзывалась о тебѣ дурно, та даже и теперь,-- возразила мистриссъ Броуди.-- Во всякомъ случаѣ, согласись, что все, что я сказала, сущая правда; мнѣ очень не пріятно, что такъ случилось, и я прошу тебя меня извинить. Вспомни, сколько разъ ты говорила обо мнѣ гораздо худшее, и я всегда прощала тебѣ; надѣюсь, что ты точно такъ же отнесешься ко мнѣ.
   Миссъ Сквирсъ не дала прямого отвѣта, она только съ презрѣніемъ вздернула носъ, смѣрила гордымъ взглядомъ свою бывшую подругу и прошептала въ пространство, ни къ кому не обращаясь:
   -- Кокетка, лицемѣрка, змѣя!
   Эти слова, прерывающійся голосъ, запекшіяся губы и многіе другіе признаки краснорѣчиво свидѣтельствовали о томъ, что чувства, клокотавшія въ груди миссъ Сквирсъ и съ трудомъ ею сдерживаемыя, ждали только удобнаго момента, чтобы излиться огненой лавой и испепелить свою жертву.
   Пока шли эти переговоры, маленькій Вакфордъ, видя, что на его особу не обращаютъ вниманія, и поддаваясь своей врожденной слабости къ съѣстному, придвинулся потихоньку къ столу и произвелъ атаку на блюда. Сперва онъ удовольствовался лишь легкой рекогносцировкой, т. е. осторожно макалъ пальцы во всѣ подливки и облизывалъ ихъ съ наслажденіемъ, проводилъ по маслу кусочками хлѣба и отправлялъ ихъ къ себѣ въ рогъ, таскалъ сахаръ по кусочкамъ и незамѣтно опускалъ къ карманъ, продѣлывая все это съ видомъ человѣка, углубившагося въ свои мысли. Но когда онъ убѣдился, что всѣ эти маленькія вольности сходятъ ему съ рукъ, онъ началъ дѣйствовать серьезнѣй и, заложивъ фундаментъ нѣсколькими изрядными порціями холодныхъ закусокъ, перенесъ все свое вниманіе на пирогъ, къ которому и прилипъ окончательно.
   Сквирсъ-отецъ отлично видѣлъ всѣ эти манипуляціи, но такъ какъ общество было занято болѣе интереснымъ предметомъ, онъ смотрѣлъ на нихъ довольно спокойно и даже радовался, что его сынъ и наслѣдникъ упитываетъ свое тѣло на счетъ ихъ общаго врага. Но когда настала маленькая пауза въ спорѣ, достойный педагогъ, испугавшись, какъ бы мастера Вакфорда не поймали на мѣстѣ преступленія, сдѣлалъ видъ, что онъ и самъ только-что обратилъ вниманіе на его поведеніе и преподнесъ юному джентльмену такую увѣсистую оплеуху, что всѣ чашки и блюдца на столѣ за прыгали.
   -- Какъ,-- завопилъ Сквирсъ,-- ѣсть объѣдки со стола врага въ твоего отца! Да понимаешь ли ты, чудовище, что это отрава!
   -- Оставьте его, пусть кушаетъ на здоровье, это не принесетъ ему вреда,-- сказалъ Джонъ, радуясь, что, наконецъ, ему приходится имѣть дѣло съ мужчиной.-- Я былъ бы радъ накормить всю ватагу вашихъ учениковъ; я съ удовольствіемъ наполнилъ бы ихъ пустые желудки, хотя бы мнѣ для этого пришлось поставить ребромъ послѣдній мой грошъ.
   На эти слова Джона Броуди Сквирсъ бросилъ ему одинъ изъ самыхъ злобныхъ взглядовъ, на какіе онъ только быль способенъ и погрозилъ ему кулакомъ.
   -- Послушай, школьный учитель, ты у меня смотри, безъ глупостей.-- сказалъ Джонъ,-- а то, какъ я поднесу тебѣ свой кулакъ, ты живо ухватишься за землю.
   -- Теперь я увѣренъ, что это вы помогли бѣжать Смайку,-- сказалъ Сквирсъ.-- Вы и никто другой.
   -- Да, я, отвѣчалъ Джонъ, возвышая голосъ.-- Что же изъ этого? Я ему помогъ. Ну, а дальше?
   -- Слышишь ли, дочь моя, онъ самъ сознается, что способствовалъ побѣгу этого мерзавца,-- обратился къ дочери Сквирсъ.-- Надѣюсь, ты слышала, что онъ ему помогъ?
   -- Помогалъ! Помогалъ!-- закричалъ Джонъ, теряя терпѣніе.-- Ну, да, помогалъ и еще помогу десять, двадцать разъ помогу, если понадобится спасать отъ тебя несчастныхъ малышей. И я скажу тебѣ, коли ужь на то пошло, что ты старый негодяй и разбойникъ! И счастье твое, что ты старъ, а то я бы тебя здорово отлупилъ за то, что ты осмѣлился разсказывать честному человѣку, какъ ты исколотилъ того бѣднягу въ каретѣ.
   -- Честный человѣкъ!-- злобно расхохотался Сквирсъ.
   -- Да, честный,-- возразилъ Джонъ тверда,-- и я горжусь тѣмъ, что мнѣ не за что себя упрекать, развѣ только за знакомство съ тобой.
   -- Оскорбленіе,-- сказалъ Сквирсъ съ торжествомъ,-- оскорбленіе, которое могутъ засвидѣтельствовать два лица. Вакфордъ, слава Богу, имѣетъ понятіе о присягѣ. Итакъ, мы васъ поймали: вы мнѣ отвѣтите за слово негодяй. (Тутъ школьный учитель вынулъ свою записную книжку и что-то отмѣтилъ въ ней карандашомъ). Отлично, теперь я и за двадцать фунтовъ не уступлю того, что принесетъ мнѣ это словцо въ будущую сессію.
   -- Сессія! Что ты тамъ болтаешь о сессіи? Кажись, не впервой іоркширскіе школьные учителя попадаются въ этихъ сессіяхъ. Но совѣтую тебѣ даже и упоминать-то о нихъ: это для тебя же будетъ невыгодно.
   Сквирсъ позеленѣлъ отъ злости, но ничего не сказалъ. Онъ только сдѣлалъ угрожающій жестъ головой, затѣмъ подалъ руку дочери, дернулъ за фалды Вакфорда и забилъ отступленіе въ сторону двери.
   -- Что же касается васъ, сэръ,-- обратился онъ вдругъ къ Николаю, который воздержался отъ всякаго участія въ ссорѣ, считая себя удовлетвореннымъ тою расправой, которую онъ уже учинилъ въ Дотбойсъ-Голлѣ,-- что касается васъ, то и вы скоро услышите обо мнѣ. А, вы похищаете дѣтей, отлично! Только смотрите, какъ бы отцы этихъ дѣтей не вытребовали ихъ обратно и не отдали бы снова въ мое полное распоряженіе, не испугавшись васъ.
   -- Я этого не боюсь,-- отвѣчань Николай, пожимая плечами и съ презрѣніемъ повернувъ ему спину.
   -- Не боюсь, повторилъ Сквирсъ съ дьявольской улыбкой.-- Увидимъ!
   -- Я навсегда покидаю вмѣстѣ съ папа это общество, да, навсегда,-- произнесла миссъ Сквирсъ, обводя присутствующихъ исполненнымъ презрѣнія взоромъ.-- Я считаю позоромъ дышать однимъ воздухомъ съ подобными людьми. Бѣдный мистеръ Броуди! Ха, ха, ха! Онъ поистинѣ жалокъ. Козелъ отпущенія! Ха, ха, ха! Низкая, вѣроломная Тильда!
   Послѣ этого новаго взрыва великолѣпнаго негодованія миссъ Сквирсъ покинула комнату, выдержавъ до конца свою исполненную достоинства роль, и только изъ корридора донеслись ея рыданія и вопли.
   Джонъ Броуди продолжалъ стоять у стола, разинувъ ротъ и переводя растерянный взглядъ съ жены на Николая и обратно, пока рука его случайно не нащупала кружки съ элемъ, которую онъ и поднесъ къ губамъ машинально. Въ продолженія нѣсколькихъ секундъ лица его не было видно за кружкой; потомъ онъ оторвался отъ нея, передохнулъ, подалъ ее Николаю и позвонилъ.
   -- Эй, молодчикъ,-- заговорилъ онъ уже веселымъ голосомъ,-- убери-ка все это, да скажи, чтобы намъ приготовили къ ужину свѣжее блюдо, побольше. Подать въ девять часовъ. Принеси также грогу, коньяку и пару туфель, самыхъ большихъ, какія найдутся, да попроворнѣе, чортъ возьми! Ну,-- прибавилъ онъ, потирая руки,-- мнѣ теперь некуда идти и никого не надо провожать, а потому, женушка, мы сызнова начнемъ нашъ вечеръ и проведемъ его, какъ подобаетъ добрымъ супругамъ.
   

ГЛАВА XLIII
является въ роли церемоніймейстера, чтобы представить обществу нѣкоторыя личности.

   Поздно вечеромъ, когда буря давно уступила мѣсто мирной тишинѣ, а объ ужинѣ не были больше и помину не оставалось только переварить его во благовременіи (причемъ мы считаемъ своимъ долгомъ замѣтить, что эта работа, благодаря совершенному спокойствію, веселому разговору и умѣренному употребленію грога и коньяка, совершалась такъ правильно, какъ только могли этого пожелать ученые физіологи, научающіе анатомію и всѣ функціи человѣческаго организма)... Итакъ, поздно вечеромъ наши трое или, вѣрнѣе сказать, двое друзей, такъ какъ мистеръ и мистриссъ Броуди и по церковнымъ, и по гражданскимъ законамъ, составляли одно неразывное цѣлое, были потревожены звуками гнѣвныхъ, угрожающихъ голосовъ, кричавшихъ внизу у лѣстницы. Вскорѣ ссора приняла такіе солидные размѣры и сопровождалась до того свирѣпыми и кровожадными выраженіями, что, кажется, если бы голова одного изъ близнецовъ-сарациновъ свалилась на плечи какому-нибудь живому свирѣпому и неукротимому сарацину, гвалтъ и тогда не могъ бы быть сильнѣе.
   Вмѣсто того, чтобы послѣ первыхъ бурныхъ взрывовъ перейти въ глухой гулъ голосовъ или недовольное ворчанье, какъ это обыкновенно бываетъ при всякихъ перебранкахъ и ссорахъ въ трактирахъ, въ законодательныхъ и другихъ общественныхъ собраніяхъ, этотъ гвалтъ все усиливался, и хотя вопли вылетали, казалось, только изъ одной пары легкихъ, но эта пара легкихъ такъ выразительно и съ такою энергіей выкрикивала слова: "подлецъ, негодяй, нахалъ" и еще много другихъ громкихъ эпитетовъ, въ такой же мѣрѣ лестныхъ для того, къ кому они относились, что цѣлый хоръ изъ дюжины голосовъ при обыкновенныхъ обстоятельствахъ не произвелъ бы столько шума и гама.
   -- Да что тамъ такое случилось?-- спросилъ Николай, бросившись къ двери.
   Джонъ Броуди сунулся было слѣдомъ за нимъ, какъ вдругъ мистриссъ Броуди, поблѣднѣвъ, въ изнеможеніи прислонилась къ спинкѣ своего стула и упавшимъ голосомъ заявила супругу, чтобы объ принялъ во вниманіе, что если его особа подвергнется въ этой исторіи хоть малѣйшей опасности, съ ея, мистриссъ Броуди, стороны немедленно послѣдуетъ истерика, которая можетъ повести къ гораздо болѣе серьезнымъ результатамъ, чѣмъ онъ думаетъ.
   Джона Броуди видимо смутила послѣдняя часть заявленія жены, хотя въ то же время его физіономія засіяла гордостью и счастьемъ. Но, будучи не въ силахъ оставаться спокойнымъ, когда такъ близко отъ него шла горячая свалка, онъ рѣшился на компромиссъ: подхвативъ жену подъ руку, онъ быстро спустился съ лѣстницы вслѣдъ за Николаемъ, который былъ уже внизу.
   Мѣстомъ дѣйствія разыгравшейся ссоры былъ корридоръ гостиницы при входѣ въ общую залу, и здѣсь-то собралось все населеніе и гости этого учрежденія, прислуга, постоянные посѣтители, даже нѣсколько кучеровъ и конюховъ. Вся эта публика обступила какого-то молодого человѣка, бывшаго, суди по наружности, двумя-тремя годами старше Николая. Молодой человѣкъ, очевидно, не удовольствовался однѣми угрозами и въ своемъ негодованіи зашелъ гораздо дальше, такъ какъ стоялъ онъ въ однихъ чулкахъ, а туфли его лежали въ противоположномъ углу корридора, у самаго носа другого субъекта, распростертаго на полу во весь ростъ. Должно быть, сперва этотъ субъектъ былъ препровожденъ туда хорошимъ пинкомъ, поднесеннымъ по всѣмъ правиламъ искусства, а затѣмъ уже въ голову ему полетѣли и туфли.
   Завсегдатаи гостиницы, лакеи, кучера и конюхи, не говоря уже о молоденькой конторщицѣ, выглядывавшей изъ полуотворенной двери буфета, всѣ, какъ это можно было заключить по выраженію лицъ, покачиваніямъ головой, подмигиваніямъ и восклицаніямъ, были сильно расположены дѣйствовать противъ джентльмена въ чулкахъ. Николай тотчасъ сообразилъ положеніе дѣла и, видя молодого человѣка своихъ лѣтъ, совсѣмъ не похоже то на обыкновеннаго забіяку, въ такомъ затруднительномъ положеніи, естественно уступилъ благородному порыву первой минуты (которымъ такъ часто руководствуется въ своихъ поступкахъ молодежь) и рѣшился принять его сторону противъ всѣхъ. Очертя голову бросился онъ въ самую середину интересной группы, освѣдомляясь рѣзкимъ тономъ, быть можетъ, болѣе рѣзкимъ, чѣмъ того требовало благоразуміе при данныхъ обстоятельствахъ, изъ-за чего произошелъ этотъ шумъ.
   -- Ура!-- воскликнулъ одинъ изъ конюховъ.-- Мѣсто переодѣтому принцу!
   -- Господа, дорогу наслѣднику эѳіопскаго короля!-- кричалъ другой.
   Не обращая вниманія на эти шутки, которыя всегда принимаются толпою съ полнымъ одобреніемъ, если онѣ направлены противъ прилично одѣтаго человѣка, Николай окинулъ присутствующихъ спокойно презрительнымъ взглядомъ, затѣмъ обратился къ молодому джентльмену, успѣвшему тѣмъ временемъ разыскать и надѣть свои туфли, и съ самымъ рыцарскимъ видомъ повторилъ свой вопросъ.
   -- Совершенные пустяки!-- отвѣчалъ тотъ.
   Тутъ среди зрителей поднялся ропотъ, а самые смѣлые закричали: "Какъ пустяки?" -- "Скажите на милость, онъ называетъ это пустяками".-- "Хороши пустяки!" "Счастливчикъ, этотъ господинъ, если находитъ пустяками такую потасовку!" Истощивъ весь свой запасъ ироническихъ замѣчаній, нѣсколько человѣкъ принялись толкать Николая и другого джентльмена, главнаго участника скандала, то какъ будто нечаянно, натыкаясь и падая на нихъ, то наступая имъ на ноги.
   Но такъ какъ къ подобной игрѣ число участвующихъ необязательно ограничивать опредѣленной цифрой, какъ въ нѣкоторыхъ другихъ, напримѣръ, въ карточныхъ играхъ, то Джонъ Броуди также присоединился къ играющимъ, къ величайшему ужасу своей жены. Онъ бросился въ толпу, работая кулаками направо и налѣво, причемъ смахнулъ локтемъ шапку съ головы здоровеннаго конюха, который особенно враждебно отнесся къ Николаю. Это вмѣшательство тотчасъ дало всему дѣлу другой оборотъ: многіе смѣльчаки попятились назадъ и остановились на почтительномъ разстояніи, охая отъ боли и проклиная тяжелыя лапы деревенщины, отдавившей имъ ноги.
   -- Пускай только попробуетъ еще разъ,-- произнесъ джентльменъ, лежавшій до сихъ поръ на полу, поднимаясь на ноги, но совсѣмъ не для того, чтобы мстить своему обидчику, какъ это можно было предположить, а изъ боязни, чтобы Броуди какъ-нибудь нечаянно не наступилъ на него.
   -- Да, я только предлагаю ему еще разъ попробовать!
   -- Ну, а ты только попробуй повторить свои слова, и я разобью объ твою башку всѣ стаканы, что стоятъ вонь на томъ столѣ, за тобой,-- сказалъ молодой джентльменъ.
   При этихъ словахъ одинъ изъ лакеевъ, который все это время истиралъ руки отъ удовольствія, глядя на драку, и оставался спокойнымъ, пока рѣчь шла о битвѣ головъ, всполошился и началъ упрашивать зрителей сходить за полиціей, такъ какъ тутъ пахнетъ смертоубійствомъ и онъ одинъ отвѣчаетъ за посуду и хрусталь заведенія.
   -- Не стоитъ безпокоиться звать полицію,-- сказалъ молодой человѣкъ,-- я остаюсь здѣсь на всю ночь, и меня могутъ привлечь къ отвѣтственности завтра утромъ, если пожелаютъ.
   -- За что вы ударили его?-- спросилъ одинъ изъ присутствующихъ.
   -- Да, да, скажите, за что?-- подхватило еще нѣсколько голосовъ.
   Молодой человѣкъ, бывшій, видимо не особенно популярнымъ среди этого общества, холодно оглядѣлся кругомъ и обратился къ Николаю:
   -- Вы сейчасъ спрашивали меня, что тутъ произошло. Извольте, я вамъ объясню. Вотъ этотъ господинъ, котораго я только что отдѣлалъ, сидѣлъ и пилъ со своимъ пріятелемъ въ общей залѣ, когда я вошелъ туда, собираясь тоже посидѣть съ полчаса передъ сномъ. Я, видите ли, рѣшилъ провести ночь въ гостиницѣ, чтобы не потревожить своихъ домашнихъ въ этотъ поздній часъ, такъ какъ они меня ждутъ только завтра. Господинъ этотъ въ самыхъ дерзкихъ и оскорбительныхъ выраженіяхъ заговорилъ объ одной особѣ, которую я имѣю честь знать и которую я тотчасъ узналъ по его описанію, такъ какъ онъ говорилъ громко и я разслышалъ каждое слово. Тогда я вѣжливо замѣтилъ ему, что онъ ошибается въ своихъ догадкахъ, а такъ какъ эти догадки были оскорбительнаго свойства, то я прошу его замолчать. Онъ исполнилъ въ ту же минуту мое требованіе, но, выходя изъ залы со своимъ пріятелемъ, возобновилъ этотъ разговоръ и говорилъ съ еще большимъ нахальствомъ. Тутъ ужъ я не выдержалъ, бросился на него, чтобы ускорить его выходъ изъ залы, и ударомъ кулака привелъ его въ то положеніе, въ которомъ вы его застали. А такъ какъ я нахожу, что знаю лучше всякаго другого, какъ мнѣ слѣдуетъ поступать,-- прибавилъ молодой человѣкъ, видимо еще не остывшій послѣ ссоры,-- то предлагаю каждому желающему выступить на защиту потерпѣвшаго: я не отказываюсь драться!
   Настроеніе Николая было въ это время именно таково, что и самая ссора эта, и поводъ къ ней, и развязка должны были заслужить его полное одобреніе. Ежеминутно преслѣдуемый воспоминаніемъ о своей прелестной незнакомкѣ, онъ чувствовалъ, что поступилъ бы точно такъ же, если бы какой-нибудь нахалъ вздумалъ въ его присутствіи оскорбительно отозваться о ней. И подъ впечатлѣніемъ этихъ мыслей, онъ горячо принялъ сторону молодого человѣка, объявивъ, что тотъ поступилъ прекрасно и достоинъ уваженія каждаго порядочнаго человѣка. Къ этому мнѣнію тотчасъ же присоединился и Джонъ Броуди; хоть онъ и не понималъ хорошенько, въ чемъ именно состояла заслуга молодого джентльмена въ чулкахъ, но тѣмъ не менѣе сталъ выражать ему свои симпатіи такъ же горячо, какъ и Николай.
   -- Пусть теперь побережетъ свои косточки,-- говорилъ между тѣмъ побѣжденный, съ котораго въ эту минуту лакея удалялъ при помощи щетки слѣды паденія на пыльный полъ корридора.-- Онъ мнѣ отвѣтитъ за то, что ударилъ меня здорово живешь. Гдѣ это видано, чтобы человѣкъ не смѣлъ найти дѣвушку хорошенькой, не могъ похвалить ее безъ того, чтобы его не искалѣчили за это?
   Это размышленіе вслухъ вызвало большое сочувствіе со стороны молоденькой конторщицы, которая, стоя передъ зеркаломъ и оправляя свой чепецъ, заявила, что "только еще этого недоставало", что "если станутъ наказывать людей за такіе невинные и естественные поступки, то битыхъ скоро окажется гораздо больше, чѣмъ тѣхъ, которые бьютъ" и что она "совершенно по понимаетъ поведенія джентльмена. Таково ея мнѣніе".
   -- Прелесть моя,-- сказалъ молодой человѣкъ, наклонившись къ ней, и прошепталъ еи что-то на ухо.
   -- Это ровно ничего не значитъ, сэръ,-- возразила сухо дѣвица, хотя въ то же время, отворачиваясь, не могла удержать улыбки (за что мистриссъ Броуди, стоявшая у лѣстницы, бросила на нее презрительный взглядъ и сейчасъ же позвала мужа).
   -- Но выслушайте же меня,-- продолжалъ вполголоса молодой человѣкъ.-- Если бы находить красивое красивымъ считалось преступленіемъ, я былъ бы въ эту минуту величайшимъ преступникомъ въ мірѣ, такъ какъ я не могу устоять передъ хорошенькимъ личикомъ; оно успокоиваетъ меня, заставляетъ мгновенно стихать мой гнѣвъ. Вы могли уже замѣтить дѣйствіе вашей красоты на меня.
   -- Все это очень хорошо,-- возразила дѣвица, покачавъ головой,-- но...
   -- И знаю, что очень хорошо,-- подхватилъ молодой человѣкъ, не спуская восхищенныхъ глазъ съ хорошенькаго личика конторщицы,-- именно это самое я и говорилъ вамъ сію минуту Но я хочу только сказать, что о красотѣ надо говорить съ уваженіемъ, какое и подобаетъ оказывать столь драгоцѣнному дару небесъ, а этотъ франтъ не знаетъ даже, какъ...
   Молодая дѣвица прервала этотъ разговоръ, крикнувъ лакею довольно пронзительнымъ голосомъ, что не мѣшало бы побитому джентльмену удалиться изъ корридора и не загораживать дороги другимъ.
   Лакей немедленно передалъ инструкцію конторщицы конюхамъ, а тѣ въ свою очередь, рѣзко измѣнивъ тонъ по отношенію къ несчастной жертвѣ, въ одинъ мигъ вышвырнули ее за дверь, точно какой-нибудь тюкъ.
   -- Я почти увѣренъ, что встрѣчалъ уже гдѣ-то этого франта,-- сказалъ Николай.
   -- Неужели?-- спросилъ его новый знакомый.
   -- Готовъ побиться объ закладъ, что встрѣчалъ,-- продолжалъ Николай, что-то припоминая.-- А, вспомнилъ! Вѣдь это писецъ изъ справочной конторы въ Весть-Эндѣ. То-то мнѣ и показалось знакомымъ его лицо!
   И въ самомъ дѣлѣ это былъ Томъ, писецъ изъ справочной конторы, съ богомерзкимъ лицомъ.
   "Какъ странно!" думалъ Николай, припоминая всѣ тѣ случайности, которыя часто, когда онъ менѣе всего этого ожидалъ, наводили его на мысль объ этой конторѣ.
   -- Премного обязанъ вамъ за ваше участіе и поддержку именно въ ту минуту, когда я такъ въ нихъ нуждался,-- сказалъ, засмѣявшись, молодой человѣкъ, подавая Николаю свою визитную карточку.-- Будьте любезны сообщить мнѣ, гдѣ и когда я могу принести вамъ спою благодарность.
   Отвѣчая на эти вѣжливыя слова, Николай нечаянно бросилъ взглядъ на поданную ему карточку и съ удивленіемъ воскликнулъ:
   -- Мистеръ Фрэнкъ Чирибль! Ужъ не племянникъ ли вы братьевъ Чирибль, тотъ самый, котораго ждутъ завтра?
   -- Хоть я и не имѣю обыкновенія величать себя племянникомъ торговаго дома братьевъ Чирибль,-- отвѣчалъ, смѣясь, мистеръ Фрэнкъ,-- но я дѣйствительно племянникъ этихъ двухъ превосходнѣйшихъ братьевъ, представителей извѣстной торговой фирмы, и горжусь этимъ. А, вы, сэръ, ужь не тотъ ли вы мистеръ Никкльби, о которомъ я такъ много слышалъ? Вотъ ужь никакъ не ожидалъ такимъ образомъ но знакомиться съ вами, но смѣю васъ увѣрить, что, какъ ни странна наша встрѣча, я искренно ей радъ.
   Николай отвѣтилъ любезностью на любезность, и молодые люди дружески пожали другъ другу руку. Затѣмъ Николай представилъ своему новому знакомому Джона Броуди, который все еще не могъ опомниться отъ восхищенія передъ молодымъ человѣкомъ, сумѣвшимъ такъ ловко заставить хорошенькую конторщицу перемѣнить фронтъ. Фрэнкъ быль представленъ и мистриссъ Броуди, послѣ чего всѣ четверо отправились наверхъ, гдѣ и провели еще съ полчаса въ разговорахъ, къ обоюдному удовольствію. Нужно отдать справедливость мистриссъ Броуди: сна смѣло начала разговоръ съ заявленія, что изъ всѣхъ нахалокъ, какихъ она когда-либо встрѣчала, "это конторщица" была, но ея мнѣнію, самой безобразной, самой легкомысленной и нахальной.
   Мистеръ Фрэнкъ (какъ это доказываетъ только что описанная сцена потасовки въ корридорѣ гостиницы) былъ очень вспыльчивый молодой человѣкъ, что, конечно, не диво и часто встрѣчается въ людяхъ; но это не мѣшало ему быть веселымъ и пріятнымъ собесѣдникомъ. Наружностью онъ очень напоминалъ двухъ превосходныхъ братьевъ, которыхъ Николай такъ любилъ. Какъ и они, онъ былъ простъ въ обращеніи, въ немъ было также много искренности и добродушія, а эти черты всегда привлекаютъ людей. Кромѣ того, онъ былъ довольно красивъ, неглупъ, живого характера. Черезъ нѣсколько минуть онъ такъ освоился со всѣми странностями Джона Броуди, точно они были знакомы между собой съ самаго дѣтства. Неудивительно поэтому, что, когда пришло время расходиться но домамъ, мистеръ Фрэнкъ оставилъ по себѣ самое благопріятное впечатлѣніе не только въ достойномъ дѣтищѣ Іоркшира и его женѣ, но и въ Николаѣ, который, обдумывая все случившееся по дорогѣ домой, пришелъ къ заключенію, что онъ сдѣлалъ сегодня весьма пріятное и желательное пріобрѣтеніе въ лицѣ своего новаго знакомца.
   "Но что всего страннѣе, такъ это моя встрѣча съ этимъ клеркомъ изъ справочной конторы,-- думалъ онъ.-- Мнѣ кажется, неправдоподобно, чтобы племянникъ былъ знакомъ съ тою очаровательной дѣвушкой. Я помню, Тимъ Линкинвотеръ, говоря мнѣ о томъ, что мистеръ Фрэнкъ возвращается домой, чтобы сдѣлаться компаньономъ нашей фирмы, разсказывалъ также, что онъ провелъ четыре года въ Германіи, управляя дѣлами фирмы, а послѣдніе шесть мѣсяцевъ -- въ сѣверной Англіи, гдѣ быль занятъ устройствомъ ея агентства; итого четыре съ половиною года его не было здѣсь. Она же не можетъ быть старше семнадцати, восемнадцати лѣтъ; слѣдовательно, она была ребенкомъ, когда онъ уѣхалъ изъ Лондона. Онъ не могъ ея знать; вѣроятно, даже не видалъ никогда. Онъ не можетъ дать мнѣ никакихъ свѣдѣній о ной. И во всякомъ случаѣ,-- добавилъ онъ въ отвѣтъ на преслѣдовавшую его тайную мысль,-- не можетъ быть, чтобы онъ былъ ея первою любовью,-- это очевидно".
   Нужно ли вѣрить, что эгоизмъ -- необходимый элементъ той человѣческой страсти, которую называютъ любовью? Не лучше ли, не спокойнѣе ли увѣровать въ тѣ прекрасныя сказки, которыя разсказываютъ намъ объ этомъ чувствѣ поэты? Конечно, намъ извѣстны примѣры, когда мужчины и женщины съ великодушіемъ, приносящимъ имъ большую честь, отказывались отъ предмета своей любви въ пользу своихъ соперниковъ и соперницъ, но, къ сожалѣнію, при этомъ всегда бывало доказано, что такое великодушіе было вынужденнымъ и что эти благородные мужчины и женщины съ достоинствомъ отказывались отъ того, что имъ было все равно недоступно. Такъ точно простой солдатъ, не принося большой жертвы, можетъ дать обѣтъ никогда не носить ордена Подвязки, или бѣдный сельскій священникъ, будь онъ хоть семи пядей во лбу и необычайно благочестивъ, но если у него нѣтъ длинной родословной (я не говорю, конечно, о его собственныхъ дѣтяхъ, которыя по своему количеству нерѣдко представляютъ собою весьма и весьма длинную вѣтвь родословнаго дерева), можетъ навсегда отказаться отъ епископской митры, которой ему и безъ того никогда не видать.
   Николай Никкльби упрекалъ бы себя въ низости, если бы въ душѣ его зародилось желаніе извлечь изъ своей встрѣчи съ Фрэнкомъ какую-нибудь выгоду для себя въ смыслѣ пріобрѣтенія еще большаго довѣрія со стороны братьевъ Чирибль, и въ тоже время онъ погрузился въ другіе разсчеты самаго эгоистическаго свойства.
   Что если этотъ племянникъ станетъ его соперникомъ? Онъ на всѣ лады переворачивалъ этотъ вопросъ въ своемъ умѣ и придавалъ ему такую важность, точно отъ разрѣшенія его зависѣло все остальное; онъ безпрестанно возвращался къ нему и негодовалъ при одной мысли, что на свѣтѣ могъ быть другой человѣкъ, осмѣлившійся увлечься дѣвушкой, съ которой самъ онъ никогда во всю жизнь не сказалъ ни слова.
   Несомнѣнно, что Николай не только отдавалъ должное своему новому знакомому, но даже былъ способенъ преувеличить его достоинства, хотя имѣть таковыя въ глазахъ любимой имъ, Николаемъ, дѣвушки, онъ считалъ со стороны своего воображаемаго соперника личнымъ для себя оскорбленіемъ, охотно, впрочемъ, разрѣшая ему обладать всевозможными хорошими качествами и въ какой угодно мѣрѣ въ глазахъ всѣхъ другихъ. Какъ видите, въ этомъ было много истиннаго эгоизма. А между тѣмъ Николай былъ искренняя, благородная натура, и мало нашлось бы людей съ менѣе своекорыстными мыслями и побужденіями. Но мы не имѣемъ никакихъ основаній предполагать, чтобы мысли и чувства Николая, влюбленнаго, какимъ мы его видимъ теперь, не походили на мысли и чувства всѣхъ другихъ людей, находящихся въ этомъ состояніи духа, которое поэты воспѣваютъ, какъ необыкновенно возвышенное.
   Впрочемъ, Николай не терялъ времени на анализъ своихъ мыслей и чувствъ, а продолжалъ всю дорогу и потомъ всю ночь думать и грезить все объ одномъ и томъ же. Придя въ концѣ концовъ къ убѣжденію, что Фрэнкъ не зналъ его таинственной незнакомки, а поэтому не могъ и ухаживать за ней, онъ въ то же время сообразилъ, что и его шансы не велики, такъ какъ онъ, можетъ быть никогда въ жизни не встрѣтится больше съ любимою дѣвушкой. На этой гипотезѣ онъ началъ строить самыя зловѣщія предположенія, одно печальнѣе другого, предположенія, передъ которыми блѣднѣлъ и стушевывался даже призракъ его соперника Фрэнка. То были муки Тантала, не дававшія ему покоя даже во снѣ.
   Что бы ни говорили поэты и романисты, но никто еще не наблюдалъ такихъ случаевъ, на основаніи которыхъ можно было бы установить, какъ фактъ, что солнце можетъ хоть на одинъ часъ замедлить или поспѣшить своимъ восходомъ или закатомъ въ угоду какому-нибудь пылкому влюбленному. Солнце твердо знаетъ свои общественныя обязанности и, подчиняясь росписанію Гринвичской обсерваторіи встаетъ неизмѣнно по календарю, никогда не позволяя себѣ поддаваться какимъ-либо личнымъ соображеніямъ. Такимъ образомъ утро для Николая настало въ свое время при обычной обстановкѣ: контора открыта, ежедневное теченіе дѣлъ ничѣмъ не нарушается; единственнымъ выходящимъ изъ ряду событіемъ въ будничной конторской рутинѣ явился пріѣздъ мистера Франка Чирибля, удостоившагося самыхъ радушныхъ привѣтствій и сіяющихъ улыбокъ со стороны своихъ достойныхъ дядюшекъ и болѣе серьезнаго, хотя и не менѣе сердечнаго пріема со стороны Тима Линкинвотера.
   -- Подумайте только, какъ странно это вышло, что мистеръ Фрэнкъ и мистеръ Никкльби встрѣтились вчера вечеромъ!-- сказалъ Тимъ Линкинвотеръ, медленно сходя со своего табурета, становясь спиной къ конторкѣ, что онъ дѣлалъ всегда, когда собирался сообщить что-либо важное, и обводя глазами присутствующихъ.-- Въ этой вчерашней встрѣчѣ нашихъ двухъ молодыхъ людей я усматриваю замѣчательное совпаденіе. И пусть кто-нибудь осмѣлится мнѣ сказать, что такое удивительное совпаденіе можетъ случиться еще гдѣ-нибудь, кромѣ Лондона!
   -- Не могу судить объ этомъ,-- отвѣчалъ Фрэнкъ,-- но...
   -- Не можете объ этомъ судить, мистеръ Фрэнкъ?-- возразилъ упрямо Тимъ, не дослушавъ его.-- Да въ этомъ нѣтъ и надобности. Скажите лучше, есть ли гдѣ еще въ мірѣ такое мѣсто, и гдѣ? Въ Европѣ? Безъ сомнѣнія, нѣтъ. Въ Азіи? Еще меньше. Въ Африкѣ? Ничуть не бывало. Вы скажете въ Америкѣ? Но вы солжете, если скажете это, потому что вы отлично знаете, что нѣтъ. Ну, такъ говорите же, гдѣ это мѣсто? Гдѣ?-- вопрошалъ Тимъ, скрестивъ на груди руки.
   -- Я не имѣлъ намѣренія оспаривать этотъ пунктъ,-- отвѣчалъ смѣясь молодой Чирибль.-- Я никогда не позволилъ бы себѣ совершить такую ересь. Я хотѣлъ только сказать, когда вы перебили меня, что я очень благодаренъ этому совпаденію, вотъ и все.
   -- О, если вы не оспариваете этого пункта,-- сказалъ Тимъ, сразу умягчаясь,-- это иная статья. Но, говоря откровенно, я былъ бы радъ, если бы вы его оспаривали, вы или кто-либо другой. Я уничтожилъ бы васъ и всякаго другого своими аргументами, безапелляціонными аргументами,-- добавилъ Тимъ, слегка похлопывая своими очками по указательному пальцу своей лѣвой руки.
   Но такъ какъ не нашлось никого, кто пожелалъ бы принять на себя защиту четырехъ частей свѣта противъ Тима или, вѣрнѣе сказать, кто пожелалъ бы отъ Тима получить позорнѣйшій "матъ" (ибо такова была неизбѣжная участь смѣльчака, который дерзнулъ бы на такую защиту), то Тимъ прекратилъ свою аргументацію въ виду ея безполезности и взобрался опять на свой табуретъ.
   -- Братъ Нэдъ,-- сказалъ Чарльзъ Чирибль, дружески похлопавъ по плечу Тима,-- мы должны чувствовать себя счастливыми, имѣя помощниками такихъ двухъ молодыхъ людей, какъ нашъ племянникъ Фрэнкъ и мистеръ Никкльби; они послужатъ нимъ источникомъ истиннаго удовольствія.
   -- Разумѣется, Чарльзъ, разумѣется,-- отвѣчалъ брать Нэдъ.
   -- Что касается Тима,-- прибавилъ Чарльзъ,-- то о немъ не стоитъ говорить: онъ мальчикъ, дитя, ничего еще не выражающее своей особой; Тима нечего принимать въ разсчетъ. Ну, что вы объ этомъ думаете, мистеръ Тимъ, гадкій вы повѣса?
   -- Я думаю, что ревную васъ къ вашимъ любимчикамъ и буду искать другого мѣста: прошу васъ принять это къ свѣдѣнію.
   Тимъ нашелъ свою остроту такою необыкновенно забавною, что, положивъ перо на чернильницу и сойдя или, вѣрнѣе, скатившись со своего насѣста (совершенно противъ своего обыкновенія совершилъ все методически и спокойно), разразился громкимъ хохотомъ и при этомъ такъ страшно затрясъ головой, что пудра съ его волосъ столбомъ понеслась по всей конторѣ. Братья Чирибль, конечно, не отстали отъ Тима и искренно хохотали при одной мысли о возможности такой добровольной разлуки. Фрэнкъ и Николай присоединились къ старикамъ и хохотали еще громче, отчасти, можетъ быть потому, что старались скрыть свое волненіе, вызванное этимъ маленькимъ инцидентомъ. Да, правду сказать, и трое старыхъ друзей были очень растроганы, хотя и силились замаскировать свои чувства громкимъ смѣхомъ. И этотъ взрывъ чистосердечнаго, простодушнаго веселья доставилъ всѣмъ троимъ гораздо больше удовольствія, чѣмъ могло бы найти его избранное общество въ самой тонкой и ѣдкой острогѣ, отпущенной на счетъ какого-нибудь отсутствующаго пріятеля.
   -- Мистеръ Никкльби,-- обратился братъ Чарльзъ къ Николаю, отводя его въ сторону и ласконо пожимая ему руку,-- я въ большомъ нетерпѣніи узнать, хорошо ли и удобно ли вы устроились, дорогой мой, въ вашемъ коттеджѣ. Мы сочли бы себя неблагородными относительно тѣхъ, кто намъ служить, если бы допустили ихъ испытывать неудобства и лишенія, оградить ихъ отъ которыхъ въ нашей власти. Я бы также очень желалъ познакомиться съ вашей матушкой и сестрой, мистеръ Никкльби, и воспользоваться случаемъ, увѣрить ихъ, что тѣ маленькія услуги, которыя мы всегда счастливы имъ оказать, съ лихвою вознаграждаются вашимъ рвеніемъ въ исполненіи вашихъ служебныхъ обязанностей. Пожалуйста, ни слова, дорогой мой, прошу васъ. Завтра, вѣдь, воскресенье, такъ завтра же я позволю себѣ явиться къ вамъ къ вечернему чаю, надѣясь застать васъ дома. Если же ваши дамы найдутъ почему-нибудь неудобнымъ этотъ день или часъ для моего визита, то я приду въ другой разъ, когда ты назначите: для меня всѣ дни будутъ удобны. Такъ, значитъ, и рѣшимъ. Братъ Нэдъ, дружокъ, мнѣ нужно сказать тебѣ два слова.
   Братья-близнецы рука объ руку вышли изъ конторы. Въ этомъ послѣднемъ, какъ и во всѣхъ другихъ проявленіяхъ особеннаго вниманія, оказаннаго ему въ этотъ день его принципалами по случаю пріѣзда ихъ племянника, Николай видѣлъ только новое доказательство того лестнаго для него расположенія, которымъ онъ и раньше пользовался у этихъ превосходныхъ старичковъ, и деликатная доброта ихъ вызывала въ его сердцѣ чувство глубокой благодарности и любви.
   Вѣсть о томъ, что на слѣдующій день у нихъ будетъ гость (да еще какой!), пробудила въ душѣ мистриссъ Никкльби весьма разнородныя чувства -- радость и сожалѣніе. Правда, съ одной стороны предстоящій визитъ высокаго гостя предвѣщалъ ей близкій возвратъ въ "хорошее" общество и связанное съ этимъ почти забытое удовольствіе утреннихъ визитовъ, вечеринокъ съ "чашкою чая" и т. п.; но, съ драгой,-- она не могла вспомнить безъ горечи о своемъ блаженной памяти серебряномъ чайникѣ съ ручкой изъ слоновой кости и такомъ же молочникѣ, которые нѣкогда были предметомъ ея гордости и покоились изъ года въ годъ на самой верхней полкѣ шкапа, всегда обернутые въ замшу для сохранности. Эти двѣ вещи представлялись ея опечаленному воображенію такъ живо, точно стояли у нея передъ глазами.
   -- Какъ бы мнѣ хотѣлось знать, кто купилъ мой прелестный ящичекъ на распродажѣ нашихъ вещей,-- сказала мистриссъ Никкльби, печально качая головой.-- Онъ всегда стоялъ у меня въ лѣвомъ углу, подлѣ маринованнаго лука. Ты помнишь этотъ ящичекъ, Кетъ?
   -- Отлично помню, мама.
   -- А мнѣ что-то плохо этому вѣрится, когда я вижу, съ какимъ равнодушіемъ ты объ этомъ говоришь,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби строгимъ тономъ.-- Во всѣхъ нашихъ потеряхъ, Кетъ, есть одна сторона, которая, признаюсь, для меня тяжелѣе самыхъ потерь: это -- возмутительное равнодушіе и безпощадная холодность, съ какими относятся къ нимъ окружающіе. Я говорю это совершенно искренно, Кетъ,-- и мистриссъ Никкльби потерла себѣ носъ съ обиженнымъ видомъ.
   -- Дорогая мама,-- сказала Кетъ, нѣжно обвивая рукою ея шею,-- зачѣмъ вы говорите то, чего, конечно, не думаете? Не могу я повѣрить, что вамъ непріятно видѣть меня веселою и счастливою! Я опятъ съ вами и Николаемъ; мы живемъ вмѣстѣ, а для меня это гораздо дороже какихъ-то жалкихъ бездѣлушекъ, отсутствія которыхъ мы и не чувствуемъ. Я видѣла горе и нужду, которыя влечетъ за собою смерть главы семьи; я испытала горечь одиночества въ чужомъ домѣ, разлуку съ близкими, милыми сердцу въ тяжелую пору настигшей насъ бѣдности, въ то время, когда единственнымъ для насъ утѣшеніемъ въ безысходномъ горѣ была бы совмѣстная жизнь; я пережила все это. Какъ же вы можете удивляться тому, что я считаю нашу теперешнюю жизнь покойною и счастливою и, видя васъ, моихъ любимыхъ, подлѣ себя, не имѣю другихъ желаній, не питаю никакихъ сожалѣній? Правда, было время, и не очень давно, когда мнѣ вспоминались довольство и утѣхи нашей прежней жизни, и я жалѣла о нихъ, жалѣла, можетъ быть, чаще, чѣмъ вы думаете; но я притворялась, что не останавливаюсь на такихъ мысляхъ, въ надеждѣ, что этимъ я заставлю и васъ меньше сожалѣть объ утраченномъ. О, нѣтъ, мама, я не безсердечна! Богъ свидѣтель, что если бы я была такою, я была бы счастливѣе. Мама дорогая,-- прибавила Кетъ съ возрастающимъ волненіемъ,-- я всегда чувствую разницу между этимъ домомъ и тѣмъ, гдѣ мы провели столько счастливыхъ лѣтъ, одну только разницу, въ темъ, что лучшее, благороднѣйшее сердце, когда-либо страдавшее въ этомъ мірѣ, покинуло насъ и перешло въ иной лучшій міръ.
   -- Кэтъ! Мое дорогое дитя!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.-- Я много разъ вспоминала его ласковыя, нѣжныя слова передъ смерью,-- продолжала Кетъ.-- Въ послѣдній вечеръ, уходя на ночь къ себѣ, онъ проходилъ мимо моей комнаты, заглянулъ ко мнѣ и сказалъ: "Да хранитъ тебя Господь, малютка!" Какъ онъ былъ блѣденъ, мама! Я знаю, онъ умеръ отъ разрыва сердца: навѣрно горе убило его. Я была тогда такъ молода, что и не думала объ этомъ.
   Тутъ бѣдная дѣвушка не могла больше сдерживаться и дала волю слезамъ. Припавъ къ матери, она плакала, какъ малый ребенокъ, и слезы облегчили ея сердце.
   Тутъ кстати будетъ замѣтить къ чести человѣческой природы, что, когда наше сердце размягчено, когда его преисполняетъ сознаніе счастія и чувство любви, мы охотно отдаемся воспоминаніямъ о дорогихъ умершихъ. Какъ не допустить послѣ этого, что наши лучшія мысли и чувства играютъ роль волшебнаго талисмана, который надѣляетъ нашу душу способностью поддерживать таинственное общеніе съ душами тѣхъ, кого вы горячо любили на землѣ. Увы! Какъ часто приходится этимъ терпѣливымъ ангеламъ витать надъ нами въ тщетномъ ожиданіи того магическаго слова, которымъ мы всегда можемъ ихъ призвать къ себѣ, которое намъ такъ легко произнести и которое такъ рѣдко приходить намъ на умъ и на уста, что, наконецъ, совсѣмъ забывается.
   Бѣдная мистриссъ Никкльби, привыкшая говорить безъ разбору все, что приходило ей въ голову, не подозрѣвала, что дочь ея могла питать такія чувства и мысли, тѣмъ болѣе, что ни самыя тяжкія испытанія, ни несправедливые упреки никогда не приводили ее къ такому признанію. Но теперь, когда жизнь ихъ при покой, мирной обстановкѣ, стала радостна и свѣтла, и подъ вліяніемъ счастливаго воспоминанія о прошломъ настолько овладѣли душою Кетъ, что она была не въ силахъ таить ихъ долѣе,-- теперь мистриссъ Никкльби поняла, какъ часто она бывала несправедлива къ дочери. Разговоръ этотъ взволновалъ и ее; она обняла Кетъ, и въ сердцѣ ея шевельнулось чувство, похожее на раскаяніе.
   Легко себѣ представить, какая кутерьма происходила въ домѣ Никкльби въ тотъ вечеръ, когда дѣлались приготовленія къ пріему важнаго гостя. Огромный букетъ, пріобрѣтенный у сосѣдняго садовника, былъ раздѣленъ на многое множество маленькихъ, и мистриссъ Никкльби уже готовилась, со свойственнымъ ей отсутствіемъ вкуса, разукрасить ими стѣны гостиной, по Кетъ спасла семейную честь, предложивъ матери избавить ее отъ лишняго труда, и убрала комнаты сама изящно и просто. Маленькій коттеджъ никогда еще не смотрѣлъ такимъ прелестнымъ и наряднымъ, какъ въ это утро яркаго солнечнаго дня; но ни гордость Смайка, любовавшагося своимъ садикомъ, ни гордость мистриссъ Никкльби, одобрительно оглядывавшей свою меблировку, ни даже гордость Кегь, молодой хозяйки, собственноручно убравшей домъ, не могли сравниться съ гордостью Николая, когда онъ глядѣлъ на сестру. И въ самомъ дѣлѣ, самый аристократическій и богатый замокъ Англіи могъ бы гордиться этимъ прелестнымъ личикомъ и изящной фигурой, если бы они служили его украшеніемъ.
   Около шести часовъ вечера мистриссъ Никкльби была повергнута въ жесточайшее смятеніе давно ожидаемымъ стукомъ въ наружную дверь, и съ приближеніемъ по корридору шаговъ двухъ парь ногъ это волненіе все росло и росло. Бѣдная женщина внѣ себя отъ волненія, тономъ пророчицы возвѣстила, что "это двое господъ Чирибль,-- "она увѣрена въ томъ... И дѣйствительно, то были двое Чириблей, но только не братья, а мистеръ Чарльзъ Чирибль и его племянникъ мистеръ Фрэнкъ. Мистеръ Фрэнкъ началъ съ того, что извинился за свой непрошенный визитъ; на это мистриссъ Никкльби съ подобающей любезностью и граціей отвѣтила, что отъ всего сердца извиняетъ его поступокъ, тѣмъ болѣе, что она сосчитала свои серебряныя ложки и оказалось, что ихъ не только хватитъ на всю компанію, но даже одна останется лишней.
   Такимъ образомъ появленіе неожиданнаго гостя никого не смутило; и только одна Кетъ сначала довольно часто краснѣла отъ смущенія. Старый джентльменъ былъ такъ простъ и любезенъ, а молодой такъ удачно вторилъ ему въ этомъ, что не было и слѣда той натянутости, которая всегда портитъ первое знакомство, и которой Кетъ со страхомъ ждала "отъ этого оффиціальнаго визита", какъ она выражалась.
   За чайнымъ столомъ бесѣда стала еще непринужденнѣе: говорили о самыхъ разнообразныхъ предметахъ, сыпались шутки и остроты. Такъ, напримѣръ, старый мистеръ Чирибль возвѣстилъ обществу, что одинъ молодой джентльменъ изъ присутствующихъ, во время своей поѣздки по Германіи былъ сильно заподозрѣнъ въ сердечномъ увлеченіи нѣкоей дѣвицей, дочерью одного нѣмецкаго бургомистра, а молодой Чирибль съ пылкимъ негодованіемъ отвергъ это обвиненіе, что доставляло мистриссъ Никкльби удобный случай замѣтить со свойственною ей тонкостью, что именно эта горячность защиты и служитъ доказательствомъ того, что въ обвиненіи таится доля правды. Послѣ этого молодой джентльменъ сталъ умолять стараго джентльмена сознаться, что тотъ только пошутилъ, что старый джентльменъ и исполнилъ, заставивъ, однако, молодого довольно долго просить. Молодой мистеръ Чирибль такъ упорно отстаивалъ себя въ этомъ вопросѣ, что даже "весь покраснѣлъ", какъ выражалась впослѣдствіи мистриссъ Никкльби, всоминая эту сцену; сна особенно охотно повторяла это свое замѣчаніе, такъ какъ находила, что, говоря о своихъ побѣдахъ, молодые люди вообще далеко не отличаются скромностью и что при подобныхъ разсказахъ стыдливый румянецъ рѣдко покрываетъ ихъ лица; но за то похожденія свои они раскрашиваютъ по собственному усмотрѣнію, вопреки всякому уваженію къ истинѣ.
   Послѣ чая все общество отправилось въ садъ, и такъ какъ вечерь былъ чудный, рѣшили выйти въ поле, гдѣ и гуляли до глубокихъ сумерекъ. Всѣмъ казалось, что время летитъ слишкомъ быстро. Авангардъ составляли Кетъ подъ руку съ братомъ и мистеръ Фрэнкъ, съ которымъ она весело болтала. Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ нихъ слѣдовала мистриссъ Никкльби съ братомъ Чарльзомъ. Бѣдная леди была такъ растрогана добротою стараго джентльмена, который горячо расхваливалъ Николая и восхищался Кетъ, что неудержимый потокъ ея обычныхъ изліяній на этотъ разъ совершенно изсякъ или, по крайней мѣрѣ, держался въ границахъ благоразумія.
   Смайкъ, которому никогда въ жизни не приходилось быть предметомъ вниманія общества, переходилъ отъ одной группы къ другой, смотря по тому, кто къ нему обращался. А обращались къ нему безпрерывно: то мистеръ Чарльзъ заговаривалъ съ нимъ, положивъ ему руку на плечо, то Николай, съ улыбкой обернувшись къ нему, дѣлалъ ему знакъ подойти къ нимъ и поболтать со старымъ другомъ, такъ хорошо понимавшимъ его и обладавшимъ удивительною способностью, точно по волшебству, разглаживать морщины на его лбу и вызывать улыбку на его грустное, безвременно увядшее лицо.
   Несомнѣнно, что гордость одинъ пять семи смертныхъ грѣховъ, но несомнѣнно и то, что изъ числа ихъ должна быть исключена материнская гордость, ибо она имѣетъ своимъ источникомъ двѣ добродѣтели: надежду и вѣру. Такою именно гордостью было преисполнено сердце мистриссъ Никкльби весь этотъ вечеръ, и когда гуляющіе направились наконецъ, къ дому, лицо бѣдной женщины еще носило слѣды слезъ, самыхъ сладкихъ и счастливыхъ, какія она пролила за всю свою жизнь.
   Послѣ скромнаго ужина, за которымъ общее настроеніе тихой радости, казалось, исходило отъ хозяйки, гости стали прощаться. При этомъ произошелъ маленькій инцидентъ, подавшій поводъ къ веселому смѣху: мистеръ Фрэнкъ Чирибль во второй разъ пожалъ руку Кетъ, позабывъ, что онъ уже съ нею простился. Въ этой ошибкѣ дядя Чарльзъ усмотрѣлъ новое неопровержимое доказательство того, что племянникъ его поглощенъ своей страстью къ нѣмецкой дѣвицѣ, и общество встрѣтило его шутку дружнымъ хохотомъ. Счастливые люди легко заражаются весельемъ.
   Однимъ словомъ, весь этотъ день былъ для нашихъ друзей днемъ безоблачнаго, свѣтлаго счастья. На долю каждаго изъ насъ выпадаютъ подобные дни (желаю моимъ читателямъ почаще видѣть ихъ въ своей жизни), и мы впослѣдствіи вспоминаемъ о нихъ съ большимъ удовольствіемъ. Такъ вспомнили и объ этомъ днѣ участники его тихаго веселья, для которыхъ онъ составилъ эпоху въ жизни.
   Однако, и въ этотъ счастливый день не всѣ веселились: исключеніемъ былъ только одинъ человѣкъ и, къ сожалѣнію, именно тотъ, кто больше всѣхъ нуждался въ счастьѣ, потому что никогда не зналъ его.
   Это былъ тотъ, кто, войдя въ свою комнату въ ночной тишинѣ, опустился на колѣни съ горячей молитвой, которой его научилъ единственный и первый въ его жизни другъ. Съ этой молитвой онъ простеръ руки къ Творцу и паль ницъ съ сердцемъ, исполненнымъ отчаянія и горя.
   

ГЛАВА XLIV,
изъ которой читатель узнаетъ, какъ мистеръ Ральфъ Никкльби разрываетъ со старымъ знакомствомъ и убѣждается, что шутка, даже между мужемъ и женою, можетъ иногда зайти слишкомъ далеко.

   Есть люди, единственная цѣль существованія которыхъ нажива. Прекрасно понимая всю подлость тѣхъ средствъ, которыя они ежедневно пускаютъ въ ходъ, добиваясь своей цѣли, эти люди все-таки стараются обмануть даже самихъ себя, прикрываясь личиною высокой добродѣтели; они качаютъ головами, вздыхаютъ и оплакиваютъ испорченность свѣта. Величайшіе изъ негодяевъ, нога которыхъ когда-либо попирала землю или, вѣрнѣе, которые когда-либо пресмыкались по землѣ (потому что о такихъ людяхъ только и можно сказать, что они пресмыкаются, какъ самые гнусные гады), имѣютъ иногда дерзость вести свой дневникъ, аккуратно занося въ него всѣ свои дѣянія и помыслы каждаго дня, т. е., другими словами, представляютъ небу правильныя записи дебета и кредита, по которымъ балансъ всегда оказывается на ихъ сторонѣ. Руководитъ ли ими въ этомъ случаѣ лишь извинительное пристрастіе къ изложенію своихъ мыслей на бумагѣ (единственное, можетъ быть, безкорыстное чувство у такого рода людей), или они и въ самомъ дѣлѣ думаютъ обмануть само небо и овладѣть сокровищемъ на томъ свѣтѣ тѣми же средствами, какими они достигаютъ этого здѣсь, на землѣ, дѣло не въ этомъ, а въ томъ, что существованіе подобныхъ людей фактъ столъ же несомнѣнный, какъ и то, что такого рода дневники (какъ это доказали нѣкоторыя автобіографіи, открывшіе міру много интереснаго) приносятъ свою долю пользы хотя бы уже тѣмъ, что сохраняютъ время и трудъ того ангела, которому поручено вести отчетность человѣческой жизни.
   Ральфъ Никкльби не принадлежалъ къ числу людей этого сорта. Суровый, скрытный, непреклонный, не знающій жалости, онъ не признавалъ въ жизни ничего, кромѣ удовлетворенія двухъ страстей:-- первая изъ нихъ была алчность, составлявшая главную отличительную черту его характера, вторая -- человѣконенавистничество. Считая себя прототипомъ всего человѣчества, онъ даже не давалъ себѣ труда скрывать отъ свѣта истинный свой характеръ и, ничуть не заботясь о такъ называемомъ "общественномь мнѣніи", ростилъ и лелѣялъ въ своей душѣ каждый нарождающійся въ ней злой помыселъ. Единственное правило, которое Ральфъ Никкльби признавалъ обязательнымъ, было: "познай самого себя". И надо отдать ему справедливость, онъ позналъ себя въ совершенствѣ. А такъ какъ онъ считалъ аксіомой, что люди сдѣланы изъ одного и того же тѣста, то и ненавидѣлъ человѣчество вообще, ибо, хотя на свѣтѣ едва ли найдется такой человѣкъ, который ненавидѣлъ бы себя, люди вообще склонны, сами того не сознавая, судить другихъ по себѣ; оттого-то мизантропы, ненавидящіе и презирающіе своихъ ближнихъ, и не могутъ обыкновенно назваться лучшими и наиболѣе привлекательными образчиками человѣчества.
   Однако, философскія разсужденія не составляютъ въ данную минуту нашей задачи, не имѣя прямого отношенія къ Ральфу и его приключеніямъ. Итакъ, вернемся къ мистеру Никкльби, стоявшему въ своей конторѣ и смотрѣвшему сердитымъ взглядомъ на Ньюмэна Ногса, который въ эту минуту только-что стащилъ свои перчатки безъ пальцевъ и, разложивъ ихъ на ладони лѣвой руки, тщательно расправлялъ на нихъ каждую морщинку передъ тѣмъ, какъ скатать ихъ въ клубочекъ, продѣлывая все это съ такимъ озабоченнымъ видомъ, точно для него не существовало на свѣтѣ ничего интереснѣе этой торжественной процедуры.
   -- Уѣхалъ изъ Лондона!-- сердито повторилъ Ральфъ.-- Быть не можетъ. Это ошибка. Ступайте, справьтесь вторично.
   -- Тутъ нѣтъ ни малѣйшей ошибки,-- отвѣтила Ньюмэнъ.-- Онъ уѣхалъ, навѣрно уѣхалъ.
   -- Да, что же онъ, наконецъ, послѣ этого, баба или ребенокъ?-- пробормоталъ Ральфъ съ гнѣвнымъ жестомъ.
   -- Этого я не знаю,-- сказалъ Ньюмэнъ,-- а только онъ уѣхалъ.
   Казалось, слово "уѣхалъ" доставляло Ньюмэну Ногсу тѣмъ большее наслажденіе, чѣмъ больше оно раздражало мистера Никлльби. Онъ произносилъ его съ особеннымъ выраженіемъ, упирая на каждый слогъ и растягивая, насколько это дозволили приличія. Выговоривъ его къ третій разъ, онъ, казалось, съ особымъ удовольствіемъ повторялъ его еще про себя.
   -- Куда же онъ уѣхалъ?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Во Францію,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.-- Боялись вторичнаго приступа болѣзни. Рожистое воспаленіе на головѣ, говорятъ, вещь опасная. Доктора предписали ему перемѣну климата и онъ уѣхалъ.
   -- А лордъ Фредерикъ?
   -- Тоже уѣхалъ. Оба уѣхали.
   -- А тотъ-то хорошъ! Уѣхалъ и увезъ съ собою полученную пощечину!-- воскликнулъ Ральфъ, какъ бы говоря самъ съ собой.-- Спряталъ въ карманъ всю обиду и жажду мести, даже не попытавшись получить удовлетвореніе!
   -- Онъ очень боленъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Боленъ!-- повторилъ съ презрѣніемъ Ральфъ.-- Да, если бы я умиралъ, такъ это было бы для меня только лишней причиной потребовать удовлетворенія немедленно. Хорошъ гусь, что и говорить! Боленъ! Скажите пожалуйста! Бѣдный сэръ Мельбери,-- онъ, видите ли, боленъ!
   Выразивъ такимъ образомъ свое негодованіе и досаду, Ральфъ сдѣлалъ Ньюмэну нетерпѣливый знакъ выйти, послѣ чего бросился въ кресло и съ гнѣвомъ топнулъ ногой.
   -- Это просто колдовство, да и только!-- пробормоталъ онъ сквозь зубы.-- Всѣ обстоятельства, какъ нарочно, складываются благопріятно для этого мальчишки. Послѣ этого попробуйте спорить съ судьбою! Что значатъ даже деньги въ сравненіи съ такимъ дьявольскимъ счастьемъ!
   Ральфъ съ досадой сунулъ руки въ карманы, но, очевидно, въ ту же минуту въ головѣ его мелькнула какая-то утѣшительная мысль, потому что физіономія его нѣсколько прояснилась, и хотя брови были попрежнему сердито нахмурены и на лбу обозначалась глубокая морщина, но ни то, ни другое уже не выражало гнѣва, а скорѣе показывало, что Ральфъ усиленно что-то обдумываетъ.
   -- Какъ бы то ни было, рано или поздно Гокъ долженъ вернуться,-- пробормоталъ онъ,-- и если только я его знаю (а мнѣ ли его не знать?), время не смягчитъ его злобы и ненависти. Теперешній его образъ жизни -- одиночество, скука, больничный режимъ, какая ужъ это жизнь для человѣка съ его привычками? Ни выпивки, ни картежной игры, ничего, что составляетъ для него всю соль бытія. Нѣтъ, наврядъ ли онъ забудетъ обиду, не такой человѣкъ! Да и немногіе были бы способны забыть на его мѣстѣ
   Ральфъ улыбнулся, покачалъ головой, съ минуту подумалъ, опять улыбнулся, рѣшительнымъ движеніемъ поднялся съ кресла и позвонилъ.
   -- Не заходилъ ли сюда мистеръ Сквирсъ?-- спросилъ онъ у явившагося на звонокъ Ньюмэна.
   -- Былъ вчера вечеромъ,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ,-- и оставался у васъ, когда я ушелъ.
   -- Развѣ тебя объ этомъ скрашиваютъ, болванъ?-- воскликнулъ съ гнѣвомъ Ральфъ.-- Не заходилъ ли онъ сегодня? Не былъ ли утромъ?
   -- Нѣтъ!-- во все горло гаркнулъ въ отвѣтъ Ньюмэнъ.
   -- Если онъ придетъ прежде, чѣмъ я вернусь, онъ долженъ зайти часовъ въ девять, пусть подождетъ. И тотъ, другой, который съ нимъ будетъ... если съ нимъ кто-нибудь будетъ,-- поправился Ральфъ,-- пусть тоже подождетъ.
   -- Значитъ оба, чтобы подождали?-- спросилъ Ньюмэнъ.
   -- Да что вы оглохли, что ли?-- сердито буркнулъ Ральфъ, бросая на Ньюмэна яростный взглядъ.-- Лучше помогли бы мнѣ натянутъ пальто, чѣмъ повторять за мною слова, какъ попугай.
   -- Хотѣлъ бы я быть попугаемъ,-- мрачно проворчалъ Ногсъ.
   -- Хотѣлъ бы и я, чтобы вы имъ были; по крайней мѣрѣ, я давно могъ бы свернуть вамъ шею,-- отрѣзалъ Ральфъ, застегивая пальто.
   Ньюмэнъ ни слова не отвѣтилъ на эту любезность, но, поправляя сзади пальто своего принципала, взглянулъ ему черезъ плечо съ такимъ видомъ, точно у него у самого руки чесались свернуть ему если не шею, то носъ. Встрѣтившись глазами съ Ральфомъ, онъ мигомъ отдернулъ руки, которыя въ забывчивости чуть было не протянулись дальше, чѣмъ слѣдовало, и съ изумительнымъ рвеніемъ принялся потирать свой собственный носъ.
   Не удостоивъ дальнѣйшемъ вниманіемъ своего чудака-клерка, Ральфъ ограничился приказаніемъ ничего не переврать и, захвативъ перчатки и шляпу, вышелъ.
   Удивительно странное и смѣшанное было знакомство у мистера Ральфа, если судить по сегодняшнимъ его визитамъ. То онъ заходилъ въ богатые собственные дома-особняки, то посѣщалъ самыя жалкія лачуги; но всюду его влекла одна цѣль -- деньги. Въ домахъ богачей лицо его, казалось, было талисманомъ для слугъ и швейцаровъ, доставлявшихъ ему немедленный доступъ туда, гдѣ въ то же самое время получали отказъ люди, пріѣзжавшіе въ собственныхъ великолѣпныхъ экипажахъ, тогда какъ Ральфъ скромно ходилъ пѣшкомъ. Здѣсь Ральфъ былъ сама любезность и предупредительность; шаговъ его почти не было слышно на пушистыхъ коврахъ, голосъ звучалъ мягко и такъ тихо, что его едва ли могъ разслышать кто-нибудь, кромѣ того, къ кому онъ обращался. Зато въ домахъ бѣдняковъ, лачугахъ, это былъ совсѣмъ другой человѣкъ; начиная съ прихожей, раздавался тяжелый стукъ его каблуковъ; голосъ его, когда онъ требовалъ денегъ, былъ рѣзокъ и громокъ; ничѣмъ не стѣсняясь, здѣсь онъ грозилъ и грубо бранился. Былъ, наконецъ, у мистера Ральфа и еще кругъ знакомыхъ, гдѣ онъ былъ опять новымъ человѣкомъ. Это были стряпчіе сомнительной репутаціи, доставлявшіе ему новую практику и извлекавшіе выгоду изъ его старыхъ счетовъ съ кліентами. Съ ними Ральфъ быль фамильяренъ и шутливъ, весело болталъ о новостяхъ дня и остроумно подсмѣивался надъ банкротствами и денежными затрудненіями вообще, столь выгодными для его ремесла. Словомъ, во всѣхъ этихъ разнообразныхъ видахъ трудно было бы признать одного и того же человѣки, если бы не огромный кожаный бумажникъ, туго набитый банковыми билетами и векселями, который онъ извлекалъ изъ кармана повсюду, куда при ходилъ, да не одна и та же жалоба на ту же самую тему (жалоба, разнообразившаяся развѣ только въ тонѣ да въ способахъ выраженія), что вотъ, дескать, всѣ считаютъ его богачомъ, а какой онъ богачъ? Можетъ быть, онъ быль бы дѣйствительно человѣкомъ не бѣднымъ, но разъ ты вынулъ деньги изъ кармана, только ты ихъ и видѣлъ: надо проститься и съ капиталомъ, и съ процентами, а между тѣмъ жить становится все труднѣй и труднѣй, даже живя такъ, какъ живетъ онъ, Ральфъ, то есть перебиваясь со дня на день.
   Быль уже почти вечеръ, когда Ральфъ окончилъ свои визиты въ Пимлико (съ единственнымъ перерывомъ для скромнаго обѣда въ дешевой тавернѣ) и тронулся въ обратный путь черезъ Сентъ-Джэмскій паркъ.
   Очевидно, въ головѣ его зрѣлъ какой-то серьезный планъ: это доказывали его нахмуренныя брови и крѣпко сжатыя губы, не говоря уже о необыкновенной разсѣянности, благодаря которой онъ не видѣлъ, что вокругъ него дѣлается. Въ этотъ день разсѣянность его была поистинѣ необыкновенна. Ральфъ Никкльби, всегда хвалившійся тѣмъ, что ничто не ускользнетъ отъ его взгляда, даже не замѣтилъ, что за нимъ по пятамъ слѣдуетъ какая-то подозрительная фигура, что эта фигура то осторожно крадется, сзади, то обгоняетъ его, то двигается почти рядомъ, не спуская съ него остраго, пронзительнаго взгляда, болѣе похожаго на тогъ неподвижный взглядъ, который смотритъ на насъ съ полотна художника или который преслѣдуетъ насъ въ страшномъ снѣ, чѣмъ на обыкновенный наблюдательный взглядъ живого человѣка.
   Между тѣмъ небо давно уже покрылось темными тучами, а налетѣвшій теперь шквалъ съ ливнемъ заставилъ Ральфа искать убѣжища подъ однимъ изъ деревьевъ парка. Онъ стоялъ, прислонившись спиною къ стволу, скрестивъ руки и погрузился въ свои размышленія, когда вдругъ, случайно поднявъ глаза, встрѣтилъ устремленный на него пристальный взглядъ человѣка, выглядывавшаго изъ-за другого дерева. Вѣроятно, на лицѣ Ральфа мелькнуло въ эту минуту какое-нибудь особенно знакомое этому человѣку выраженіе, потому что онъ тотчасъ же шагнулъ къ нему и назвалъ его по имени.
   Въ первый моментъ Ральфъ въ изумленіи невольно отступилъ шага на два и оглядѣлъ незнакомца съ ногъ до головы. Передъ нимъ стоялъ худощавый, болѣзненный, смуглый, сгорбленный человѣкъ приблизительно его лѣтъ, съ рѣзкимъ, непріятнымъ лицомъ, которому черныя, какъ смоль, брови, составлявшія рѣзкій контрастъ съ совершенно сѣдой головой, придавали еще болѣе отталкивающее выраженіе; онъ былъ одѣтъ въ грязные лохмотья какого-то необыкновеннаго покроя; во всей его наружности и въ манерахъ проглядывала какая-то неописуемая смѣсь приниженности и наглости,--вотъ все, что въ первую минуту бросилось въ глаза Ральфу. Но когда онъ хорошенько вглядѣлся въ стоявшаго передъ нимъ оборванца, въ этомъ непріятномъ смугломъ лицѣ ему мелькнули какія-то неуловимыя, какъ будто гдѣ-то уже видѣнныя черты, которыя постепенно, словно какимъ-то оптическимъ обманомъ, превращались для него во что-то знакомое, давно забытое и похороненное.
   Замѣтивъ, что его узнали, оборванецъ сдѣлалъ Ральфу знакъ занять его прежнее мѣсто подъ деревомъ, такъ какъ онъ, самъ того не замѣчая, стоялъ на дождѣ, и заговорилъ слабымъ, охрипшимъ голосомъ:
   -- Врядъ ли вы бы признали меня но голосу, мистеръ Никльби?
   -- Да, хотя въ немъ осталось что-то прежнее,-- отвѣтилъ Ральфъ, не спуская съ него суроваго взгляда.
   -- Мало прежняго осталось во мнѣ за эти восемь лѣтъ,-- замѣтилъ оборванецъ.
   -- Еще вполнѣ достаточно,-- сказалъ Ральфъ, небрежно отворачиваясь,-- болѣе чѣмъ достаточно.
   -- Если бы я еще сомнѣвался, что это вы, мистеръ Никкльби,-- проговорилъ оборванецъ,-- вашъ пріемъ и ваше обращеніе убѣдили бы меня въ этомъ.
   -- Развѣ вы ждали другого пріема?-- рѣзко спросилъ Ральфъ.
   -- Конечно, нѣтъ!-- отвѣтилъ оборванецъ.
   -- Да и не могли ждать,-- отрѣзалъ Ральфъ.-- Почему значитъ и удивляться.
   -- Мистеръ Никкльби,-- снова началъ оборванецъ, приступая къ дѣлу послѣ минутнаго молчанія, во время котораго онъ, казалось боролся съ желаніемъ отвѣтить дерзостью.-- Мистеръ Никкльби, согласны ли вы выслушать то, что я имѣю вамъ сообщить?
   -- Волей-неволей я долженъ переждать этотъ ливень,-- отвѣтилъ Ральфъ, выглядывая изъ подъ дерева, не уменьшился ли дождь,-- и если вы будете говорить, я, конечно, не стану зажимать себѣ уши, хотя едва ли ваши слова окажутъ на. меня какое-либо дѣйствіе.
   -- Было время, когда я пользовался вашимъ довѣріемъ...-- началъ было оборванецъ. Ральфъ взглянулъ на него, и на губахъ его показалась презрительная улыбка.
   -- По крайней мѣрѣ, настолько, насколько вы могли оказать довѣріе кому бы то ни было.
   -- Такъ-то лучше,-- замѣтилъ Ральфъ, скрестивъ руки.-- Это нѣсколько мѣняетъ дѣло.
   -- Не придирайтесь къ словамъ, мистеръ Никкльби, прошу васъ, хотя бы изъ милосердія.
   -- Какъ вы сказали?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Изъ милосердія,-- повторилъ оборванецъ.-- Я въ крайности, я голоденъ, сэръ. И если перемѣна, которую вы во мнѣ видите, которую вы не можете не видѣть, потому что я и самъ ее вижу, хотя она произошла постепенно, не внушаетъ вамъ состраданія, можетъ быть, вы сжалитесь, когда я вамъ скажу, что у меня нѣтъ хлѣба; не того "насущнаго хлѣба", о которомъ говорится въ молитвѣ Господней и подъ которымъ въ такихъ мѣстахъ, какъ наша столица, подразумѣвается царская роскошь для богачей и ровно столько самаго необходимаго для бѣдняковъ, чтобы не умереть съ голода; нѣтъ, я говорю о хлѣбѣ въ буквальномъ смыслѣ этого слова, о черствой коркѣ, которая спасла бы меня отъ смерти. Можетъ быть, если остальное не трогаетъ васъ, васъ тронетъ хоть это.
   -- Если это обычная формула, къ которой вы прибѣгаете для того, чтобы попрошайничать,-- сказалъ Ральфъ,-- то вы прекрасно изучили вашу роль, надо вамъ отдать справедливость. Но, какъ человѣкъ, знающій свѣтъ, я бы вамъ посовѣтовалъ взять тономъ пониже, сэръ, тономъ пониже, иначе вы рискуете умереть съ голоду.
   Пока Ральфъ говорилъ, онъ стоялъ, крѣпко стиснувъ руки, склонивъ голову на бокъ такъ низко, что подбородокъ почти касался груди, и съ мрачнымъ, суровымъ лицомъ смотрѣлъ на своего собесѣдника. Въ эту минуту вся его фигура олицетворяла собою непреклонность.
   -- Я только со вчерашняго дня въ Лондонѣ,-- сказалъ старикъ, бросая взглядъ на. свое запыленное рубище, и изорванную обувь.
   -- Для васъ было бы лучше, если бы это былъ послѣдній день вашего здѣсь пребыванія,-- отвѣтилъ Ральфъ.
   -- Оба эти дня я искалъ васъ повсюду, гдѣ могъ разсчитывать васъ видѣть, мистеръ Никкльби,-- смиренно продолжалъ старикъ,-- и вотъ сегодня, наконецъ, встрѣчаю, когда уже почти потерялъ надежду.
   Онъ ждалъ отвѣта, но Ральфъ молчалъ, и онъ продолжалъ: -- Я жалкій, несчастный отверженецъ; мнѣ почти шестьдесятъ лѣтъ, а я одинокъ и безпомощенъ, какъ шестилѣтній ребенокъ.
   -- Мнѣ тоже шестьдесятъ лѣтъ,-- отвѣтилъ Ральфъ,-- но я не могу пожаловаться, чтобы я былъ безпомощенъ. Работайте. Зарабатывайте вашъ хлѣбъ, вмѣсто того, чтобы разглагольствовать о "хлѣбѣ насущномъ" и клянчить.
   -- Работать? Какъ? Гдѣ? Дайте мнѣ эту возможность!-- воскликнулъ оборванецъ.-- Дайте, и я вѣчно буду вамъ благодаренъ.
   -- Я уже сдѣлалъ это однажды,-- отвѣтилъ Ральфъ холодно,-- и едва ли есть надобность спрашивать, соглашусь ли я сдѣлать это еще разъ.
   -- Прошло двадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ мы съ вами встрѣтились,-- сказалъ старикъ, понижая голосъ.-- Помните? Я потребовалъ у васъ своей доли барышей за одно дѣло, которое я вамъ доставилъ, и такъ какъ я стоялъ на своемъ, вы засадили меня въ тюрьму за старый долгъ въ десять фунтовъ и сколько-то шиллинговъ, считая наросшіе проценты по пятидесяти на сто.
   -- Да, что-то какъ будто припоминаю,-- отвѣтилъ Ральфъ небрежно.-- Что же дальше?
   -- Это не послужило причиною къ разрыву между нами,-- продолжалъ старикъ.-- Я покорился, сидя за своею рѣшеткой; а такъ какъ въ то время вы еще не успѣли окончательно зачерствѣть, вы охотно взяли къ себѣ писцомъ человѣка, который былъ не особенно требователенъ и который, къ тому же, могъ быть вамъ полезенъ.
   -- Скажите лучше, что вы чуть не на колѣняхъ умоляли меня взять васъ, и я согласился,-- перебилъ его Ральфъ.-- Конечно, я поступилъ очень великодушно. Впрочемъ, отчасти вы, можетъ быть, были мнѣ и нужны. Теперь я забылъ. Я даже думаю, что именно такъ оно и было, иначе вамъ едва ли удалось бы меня упросить. Вы оказались человѣкомъ полезнымъ, не особенно деликатнымъ, нѣжнымъ и щепетильнымъ, именно тѣмъ, чего я искалъ.
   -- Еще бы! Зато вы и высосали изъ меня все, что могли. Но я все-таки служилъ вамъ вѣрой и правдой, несмотря на то, что вы обращались со мной, какъ съ собакой. Надѣюсь, вы не станете этого отрицать?
   Ральфъ промолчалъ.
   -- Не станете, не такъ ли?-- повторилъ старикъ свой вопросъ.
   -- Вы получали жалованье за вашу работу,-- отвѣтилъ Ральфъ,-- слѣдовательно, мы съ вами были квиты; никто изъ насъ ничѣмъ не былъ обязанъ одинъ другому.
   -- Тогда, можетъ быть, но потомъ?-- пробормоталъ старикъ.
   -- Ни тогда, ни потомъ, если не считать тѣхъ десяти фунтовъ, которые вы мнѣ остались должны и о которыхъ сейчасъ сами мнѣ напомнили,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Но это еще не все!-- съ живостью воскликнулъ старикъ.-- Нѣтъ, не все, замѣтьте это. Повѣрьте, что я не забылъ нашихъ старыхъ счетовъ. Частью благодаря именно этому обстоятельству, частью въ надеждѣ кое-что заработать со временемъ, я воспользовался выгодами своего положенія у васъ и овладѣлъ тайной, которая васъ близко касается, за которую вы, можетъ быть, отдали бы половину вашего состоянія, но которую только одинъ я могу вамъ открыть. Вскорѣ послѣ того я ушелъ отъ васъ,-- помните?-- вслѣдствіе небольшого столкновенія съ законами, которое вамъ, богачамъ, ежедневно сходитъ съ рукъ даромъ, и былъ приговоренъ къ семилѣтней ссылкѣ. Я вернулся тѣмъ, что вы видите. Ну-съ, мистеръ Никкльби,-- добавилъ старикъ съ какою-то странною смѣсью смиренія и сознанія своей власти,-- теперь посмотримъ, что вы намѣрены для меня сдѣлать или, попросту говоря, сколько вы мнѣ дадите за мою тайну? Я не могу быть особенно требовательнымъ, но я долженъ жить, а для того, чтобы жить, мнѣ надо ѣсть и пить. На вашей сторонѣ деньги, на моей -- голодъ. Вы можете заключить выгодную сдѣлку.
   -- Вы кончили?-- спросилъ Ральфъ, не спуская пристальнаго взгляда со своего собесѣдника, причемъ ни одинъ мускулъ не шевельнулся на его лицѣ.
   -- Это зависитъ отъ васъ, мистеръ Никкльби, теперь это вполнѣ зависитъ отъ васъ,-- былъ отвѣть.
   -- Въ такомъ случаѣ выслушайте меня, мистеръ... Не знаю, какимъ именемъ прикажете васъ назвать.
   -- Зовите меня прежнимъ именемъ, если хотите.
   -- Въ такомъ случаѣ выслушайте меня, мистеръ Брукеръ,-- сказалъ Ральфъ съ возрастающимъ гнѣвомъ,-- и знайте, что это мои послѣднія слова. А всегда считалъ васъ величайшимъ негодяемъ и трусомъ; но, вѣроятно, каторжныя работы съ ядромъ на ногѣ и нѣсколько менѣе обильная пища, чѣмъ та, какую вы имѣли у меня, когда, по вашимъ словамъ, съ вами "обращались, какъ съ собакой", окончательно отбили у васъ послѣднее соображеніе, иначе вы бы, конечно, не осмѣлились явиться докучать мнѣ подобною ерундой. Вообразитъ, что я у него въ рукахъ! Что жъ носитесь съ вашей тайной, или разгласите ее хоть на весь свѣтъ, это ваше дѣло, вамъ никто не мѣшаетъ.
   -- Смысла нѣтъ, къ чему бы это мнѣ послужило?-- возразилъ Брукеръ.
   -- Къ чему?-- повторилъ Ральфъ.-- Да, вѣроятно, къ тому же, къ чему ваша сказка привела и со мной. Я буду говорить съ вами откровенно: я человѣкъ дѣловой и знаю свои дѣла, какъ свои пять пальцевъ. Я знаю людей и люди меня знаютъ. Что бы ни удалось вамъ пронюхать, подсмотрѣть или подслушать, когда вы у меня служили, все это свѣту не только извѣстно, но давно имъ преувеличено во сто кратъ. Вы не можете повѣдать обо мнѣ людямъ ничего, что бы ихъ удивило, развѣ только вамъ пришла бы фантазія расточать похвалы моему великодушію и добротѣ; но въ такомъ случаѣ васъ сочли бы лжецомъ. Тѣмъ не менѣе мои дѣла идутъ помаленьку, и довѣріе ко мнѣ моихъ кліентовъ ничуть не уменьшается. Каждый день мнѣ приходится выслушивать брань и угрозы, но мое дѣло отъ этого не страдаетъ и я ничуть не становлюсь бѣднѣй.
   -- Но я и не думаю ни бранить васъ, ни угрожать вамъ,-- проговорилъ старикъ.-- Я только хотѣлъ открыть вамъ тайну, важную для васъ, которая можетъ умереть со мною и вы никогда ея не узнаете.
   -- Я веду свои дѣла аккуратно и знаю счетъ каждой своей копѣйкѣ,-- сказалъ Ральфъ.-- Я вообще внимательно слѣжу за людьми, съ которыми имѣю дѣло, а за вами слѣдилъ особенно зорко. Если при всей моей бдительности вы ухитрились украсть у меня какую-то тайну, можете ею владѣть безраздѣльно, я вамъ ее дарю.
   -- Послушайте, сэръ, дороги вамъ тѣ, кто носитъ ваше имя?-- началъ оборванецъ взволнованнымъ голосомъ.-- Если да...
   -- Нѣтъ!-- перебилъ его Ральфъ, выведенный изъ себя его настойчивостью и воспоминаніемъ о Николаѣ, которое въ немъ вызвалъ этотъ вопросъ.-- Нѣтъ, не дороги. Если бы вы обратились ко мнѣ, какъ обыкновенный нищій, можетъ быть, я бы еще и пожертвовалъ вамъ шесть пенсовъ въ память о томъ, какимъ вы были нѣкогда ловкимъ плутомъ, но такъ какъ вы вздумали такъ глупо обойти человѣка, котораго должны были бы лучше знать, я не дамъ вамъ и полу пенса, хотя бы вы издыхали отъ голода. Да смотри, заруби себѣ на носу, негодяй,-- добавилъ Ральфъ съ угрожающимъ жестомъ,-- если мы опять встрѣтимся, и ты осмѣлишься не только меня узнать, но протянуть ко мнѣ руку за подаяніемъ, ты опять очутишься тамъ же, откуда пришелъ. Тогда въ свободное отъ каторжныхъ работъ время можешь на досугѣ мечтать о той власти, которую ты надо мной пріобрѣлъ своей тайной. Больше ты не услышишь отъ меня ни слова. А теперь убирайся!
   Бросивъ презрительный взглядъ на оборванца, который въ свою очередь молча смотрѣлъ на него, Ральфъ повернулся и пошелъ своимъ обычнымъ твердымъ, рѣшительнымъ шагомъ, ни разу не обернувшись взглянуть, хотя бы изъ любопытства, что дѣлаетъ его собесѣдникъ. А тотъ остался стоять на томъ же мѣстѣ и глядѣлъ вслѣдъ удаляющейся суровой фигурѣ, пока она не скрылась изъ вида, мотомъ, поплотнѣе завернувшись къ свои лохмотья и придерживая ихъ рукой, на груди, медленно заковылялъ вдоль тротуара, протягивая руку то къ тому, то къ другому изъ прохожихъ.
   Нимало не взволнованный только-что описанной сценой, Ральфъ какъ ни въ чемъ не бывало пробирался по улицамъ; миновавъ паркъ и оставивъ Гольденъ-Скверь вправо, онъ прошелъ нѣсколько улицъ Вестъ-Энда и, наконецъ, очутился въ той, гдѣ помѣщался магазинъ г-жи Манталини. Имя этой очаровательной леди исчезло съ блестящей дверной дощечки, на которой теперь значилась фамилія миссъ Нэгъ; но шляпки и платья попрежнему красовались въ окнахъ нижняго этажа, чуть виднѣясь при свѣтѣ лѣтнихъ сумерекъ, и вообще весь наружный видъ дома ничуть не измѣнился, кромѣ, впрочемъ, весьма существенной перемѣны фамиліи хозяйки магазина.
   -- Гм...-- пробормоталъ Ральфъ, поглаживая подбородокъ и съ видомъ знатока оглядывая домъ сверху до низу.-- Ничего себѣ, кажется, живутъ припѣваючи. Ну, да недолго имъ распѣвать! Лишь бы мнѣ не упустить удобной минуты, и я заработаю тутъ недурно. Необходимо будетъ хорошенько за ними слѣдить.
   Онъ съ видимымъ удовольствіемъ покачалъ головой и уже собирался было двинуться дальше, когда его чуткое ухо уловило смѣшанный гулъ голосовъ и какую-то странную бѣготню на лѣстницѣ того самаго дома, который въ эту минуту былъ предметомъ его наблюденій. Пока онъ стоялъ въ нерѣшимости, не зная, позвонить ему или лучше сперва послушать, что будетъ дальше, дверь распахнулась и на порогѣ показалась служанка г-жи Манталини съ развевающимися отъ быстраго бѣга голубыми лентами на чепцѣ.
   -- Стой! Стой! Куда ты?-- крикнулъ ей Ральфъ.-- Что случилось?.. Это я. Развѣ вы не слыхали моего звонка?
   -- Ахъ, это вы, мистеръ Никкльби!-- проговорила дѣвушка, едва переводя духъ.-- Ради Бога скорѣе идите наверхъ. Баринъ... съ бариномъ опять то же.
   -- Что значитъ то же? Что ты хочешь этимъ сказать?-- рѣзко спросилъ Ральфъ.
   -- Я такъ и знала, что его до этого доведутъ,-- отвѣтила дѣвушка.-- Я давно это предсказывала!
   -- Куда ты, куда ты, безумная?-- сказалъ Ральфъ, хватая ее за руку.-- Назадъ! Какъ ты смѣешь разносить сплетни по сосѣдямъ и подрывать кредитъ твоей барыни? Ступай за мной, слышишь?
   И Ральфъ безъ дальнѣйшихъ церемоній втащилъ или, вѣрнѣе, втолкнулъ дѣвушку въ дверь, которую и заперъ за собою; затѣмъ, подталкивая ее по лѣстницѣ впередъ, самъ пошелъ за нею слѣдомъ.
   Руководствуясь смѣшаннымъ говоромъ нѣсколькихъ голосовъ, Ральфъ, въ нетерпѣніи шагая черезъ двѣ ступеньки, опередилъ дѣвушку и распахнулъ двери гостиной, гдѣ его глазамъ предстало поразительное зрѣлище.
   Здѣсь были въ сборѣ всѣ работницы мастерской,-- кто въ шляпкѣ, кто въ накидкѣ, кто въ одномъ платьѣ, но всѣ были въ страшномъ смятеніи. Однѣ окружили г-жу Манталини, полулежавшую на стулѣ въ слезахъ, другія -- миссъ Нэгъ, сидѣвшую на другомъ стулѣ, тоже въ слезахъ; третьи толпились около г-на Манталини, представлявшаго изъ себя главную фигуру картины. Г-нъ Манталини лежалъ, вытянувшись во весь ростъ, на полу; его плечи и голову поддерживалъ лакей, огромный дѣтина, который, казалось, не зналъ, что ему съ ними дѣлать. Глаза г-на Манталини были закрыты, лицо блѣдно, волосы въ живописномъ безпорядкѣ, усы и баки растрепаны; правой рукой онъ крѣпко сжималъ какую-то склянку, лѣвой -- чайную ложку. Все его тѣло было совершенно неподвижно. Тѣмъ не менѣе г-жа Манталини, вмѣсто того, чтобы оплакивать дорогой прахъ, рвала и метала, сидя на своемъ стулѣ среди оглушительнаго крика множества голосовъ, которые что-то говорили всѣ разомъ и, повидимому, окончательно ошеломили верзилу лакея.
   -- Что случилось?-- спроси ль Ральфъ, протискиваясь впередъ.
   За этимъ вопросомъ послѣдовалъ въ десять разъ болѣе оглушительный гвалтъ. Со всѣхъ сторонъ посыпались самые противорѣчивые отвѣты: "Онъ отравился!" -- "Неправда!" -- "Пошлите за докторомъ!" -- "Не нужно!" -- "Онъ умираетъ!" -- "И не думаетъ, притворяется!" сыпалось со всѣхъ сторонъ съ головокружительной быстротой. Но тутъ навстрѣчу Ральфу поднялась сама г-жа Манталини и -- таково женское любопытство,-- говоръ разомъ смолкъ, уступивъ мѣсто гробовому молчанію.
   -- Какой счастливой случайности я обязана тѣмъ, что вижу васъ, мистеръ Никкльби?-- сказала г-жа Манталини.
   Тутъ, съ того мѣста, гдѣ лежало тѣло распростертаго безъ чувствъ г-на Манталини, раздался глухой голосъ: "Жестокая обворожительница!" Но никто не обратилъ вниманія на эти слова, кромѣ лакея, который, заслышавъ странные звуки, выходившіе у него изъ подъ пальцевъ, со страха бросилъ голову своего господина, и она треснулась объ полъ съ глухимъ стукомъ; не сдѣлавъ ни малѣйшей попытки ее приподнять, лакей уставился на присутствующихъ съ такимъ довольнымъ видомъ, точно совершилъ нѣчто чрезвычайно похвальное.
   -- Какъ бы то ни было,-- продолжала г-жа Манталини, утирая глаза, и голосъ ея звучалъ негодованіемъ,-- я очень рада, что могу объявить вамъ и при другихъ, что съ этого дня я разъ и навсегда отказываюсь поощрять мотовство и порочныя наклонности этого человѣка. Довольно уже я была его жертвой, довольно онъ меня водилъ за носъ! Пусть потрудится обдумать, какъ ему устроиться на будущее время. Онъ можетъ тратить сколько ему угодно, куда и какъ угодно, только не изъ моего кармана. Совѣтую и вамъ, мистеръ Никкльби, не особенно ему довѣрять.
   Тутъ г-жа Манталини, не тронутая на патетическими мольбами супруга, ни проклятіями, сыпавшимися на голову аптекаря за то, что тотъ далъ слишкомъ слабый растворъ синильной кислоты, ни угрозою теперь взять двѣ склянки, чтобы разомъ покончить съ собой,-- приступила къ длинному перечню преступленій несчастнаго джентльмена, перечислила всѣ его обманы, безумныя траты, измѣны (вина, которую почтенная леди принимала, казалось, особенно близко къ сердцу) и закончила свою рѣчь горячимъ протестомъ противъ возможности предположенія, чтобы она могла послѣ этого сохранить хоть искру прежней любви къ этому недостойному человѣку, приводя въ доказательство своихъ измѣнившихся чувствъ то обстоятельство, что вотъ уже шестой разъ на этой недѣлѣ онъ покушался за свою жизнь и она пальцемъ не шевельнула, чтобы спасти его.
   -- Нѣтъ, я положительно требую развода,-- говорила г-жа Манталини, рыдая.-- Если онъ осмѣлится мнѣ отказать, я... и обращусь къ защитѣ закона, это мое право. Надѣюсь, по крайней мѣрѣ", что мой печальный примѣрь послужитъ хорошимъ урокомъ для всѣхъ молодыхъ дѣвицъ, здѣсь присутствующихъ.
   Миссъ Нэгъ, безспорно самая старшая изъ этихъ молодыхъ дѣвицъ, торжественно заявила, что для нея это несомнѣнно послужитъ урокомъ,-- заявленіе, къ которому дѣвицы присоединились дружнымъ хоромъ, за исключеніемъ двухъ-трехъ, видимо все еще сомнѣвавшихся, чтобы такіе усы и бакенбарды могли быть преступны.
   -- Зачѣмъ вы говорите подобныя вещи при свидѣтеляхъ?-- сказалъ вполголоса Ральфъ, обращаясь къ г-жѣ Манталини.-- Вѣдь вы сами знаете, что говорите не серьезно.
   -- Совершенно серьезно,-- отвѣтила громко г-жа Манталини, спасаясь подъ прикрытіе миссъ Нэгъ.
   -- Хорошо; но во всякомъ случаѣ вы должны прежде обдумать, основательно все обсудить,-- убѣждалъ ее Ральфъ, который имѣлъ свои причины интересоваться исходомъ этого дѣла.-- Извѣстно ли вамъ, что, какъ замужняя женщина, вы не имѣете собственности?
   -- Ни единаго гроша, моя душенька,-- подхватилъ г-нъ Манталини, приподнимаясь на локтѣ.
   -- Я это знаю,-- отвѣтила г-жа Манталини, качая головой.-- Да у меня все равно нѣтъ гроша за душой. Магазинъ, товаръ, долгъ и все, что въ немъ есть, принадлежитъ миссъ Нэгъ.
   -- Совершенно вѣрно, г-жа Манталини,-- отозвалась миссъ Нэгъ, съ которою бывшая ея хозяйка заранѣе вошла на этотъ счетъ въ соглашеніе.-- Совершены вѣрно, г-жа Манталини... гм!.. совершенно вѣрно. И, право, я никогда въ жизни не была такъ счастлива, что у меня хватило характера устоять противъ самыхъ выгодныхъ брачныхъ предложеній, никогда въ жизни я не радовалась этому такъ, какъ въ эту минуту, когда я сравниваю мое теперешнее положеніе съ вашею несчастною и незаслуженною участью, г-жа Манталини.
   -- Чортъ возьми, владычица моего сердца, и ты такъ-таки и спустишь ей эту наглость?-- воскликнулъ г-нъ Манталини, обращаясь къ женѣ.-- Такъ-таки и не выцарапаешь глаза этой завистливой старой дѣвѣ, осмѣливающейся посягать на твоего вѣрнаго раба?
   Но, увы, закатились красные дни г-на Манталини. Его медовыя рѣчи перестали дѣйствовать на его жену.
   -- Миссъ Нэгъ, сэръ,-- мой самый искренній другъ,-- съ достоинствомъ сказала г-жа, и, несмотря на то, что г-нъ Манталини принялся такъ страшно вращать глазами, что имъ положительно грозила опасность выскочить изъ орбитъ, достойная леди не обнаружила ни малѣйшихъ признаковъ состраданія или даже готовности смягчиться.
   Слѣдуетъ отдать справедливость миссъ Нэгъ: она немало способствовала такой перемѣнѣ въ чувствахъ г-жи Манталини. Убѣдившись на опытѣ, что фирма не только не можетъ преуспѣвать, но неизбѣжно обанкротится, если г-нъ Манталини будетъ продолжать расхищать ея кассу, миссъ Нэгъ, въ настоящее время лично заинтересованная въ процвѣтаніи магазина, приложила всѣ старанія, чтобы развѣдать подъ рукой о кое-какихъ частныхъ дѣлишкахъ почтеннаго джентльмена, которыя и представила его супругѣ въ такомъ освѣщеніи, что открыла ей глаза скорѣе и лучше, чѣмъ это были бы въ состояніи сдѣлать многолѣтнія и самыя мудрыя философскія разсужденія. Правда, такому блестящему успѣху плана миссъ Нэгъ не мало помогло случайно сдѣланное открытіе, касавшееся нѣкоей переписки весьма интимнаго свойства, въ которой г-жа Манталини именовалась "пошлой старушонкой".
   Однако, несмотря на всю свою твердость, г-жа Манталини рыдала навзрыдъ, когда, опираясь на плечо миссъ Нэгъ, она указала на дверь, выражая этимъ желаніе, чтобы ее увели, что молоденькія мастерицы и поспѣшили исполнить, окруживъ свою хозяйку съ самыми сочувственными лицами.
   -- Никкльби,-- воскликнулъ г-нъ Манталини, заливаясь словами,-- вы были свидѣтелемъ дьявольской жестокости по отношенію къ самому вѣрному, самому преданному рабу, какой только когда-либо былъ у очаровательной изъ женщинъ! Но я ей прощаю да, чортъ возьми, я ей прощаю!
   -- Слышите? Онъ мнѣ прощаетъ!-- подхватила съ гнѣвомъ г-жа Манталини, оборачиваясь съ порога на эти слова.
   -- Да, прощаю, Никкльби,-- продолжалъ г-нъ Манталини съ апломбомъ.-- Я знаю, вы поднимаете меня на смѣхъ, спѣтъ подниметъ меня на смѣхъ, женщины поднимутъ меня на смѣхъ. Всякій станетъ смѣяться мнѣ въ лицо, потѣшаться надо мной, скалить зубы. Всѣ скажутъ: "Она была дьявольски счастлива и не умѣла сцѣпить этого. Бѣдняжка, онъ былъ демонски красивъ, но слишкомъ слабъ, слишкомъ добръ! Онъ слишкомъ горячо ее любилъ и не могъ вынести ея гнѣва. Какое дьявольское несчастіе! Трудно себѣ представить что-либо болѣе ужасное!" Вотъ, что будутъ говорить обо мнѣ, но я все-таки прощаю ей, Никкльби!
   Закончивъ столь чувствительнымъ образомъ свою страстную тираду, г-нъ Манталини снова упалъ на полъ безъ всякихъ признаковъ жизни. Только когда женщины вышли изъ комнаты, онъ опять медленно принялъ сидячее положеніе и уставился на Ральфа съ ошеломленнымъ видомъ, все еще сжимая въ одной рукѣ склянку, а въ другой чайную ложку.
   -- Я бы вамъ посовѣтовалъ бросить ваши кривлянья и взяться за умъ: теперь вамъ надо обдумать, какъ и чѣмъ вы будете жить,-- сказалъ Ральфъ и хладнокровно взялся за шляпу.
   -- Чортъ возьми, Никкльби, неужто вы говорите серьезно?
   -- Я не имѣю привычки шутить, сэръ,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Добрый вечеръ.
   -- Но... но это невозможно, Никкльби!-- воскликнулъ г-нъ Манталини.
   -- Можетъ быть, я и ошибаюсь. Будемъ надѣяться, что это такъ. Вамъ лучше знать. Добрый вечеръ.
   И дѣлая видъ, что онъ не слышитъ несущейся ему вслѣдъ жалобной мольбы остаться и помочь другу совѣтомъ, Ральфъ вышелъ на улицу, оставивъ упавшаго духомъ г-на Манталини размышлять на свободѣ, какъ ему теперь быть.
   "Ого, скоро же вѣтеръ перемѣнился!-- сказалъ себѣ Ральфъ. Попался, голубчикъ! Не помогли тебѣ твои фокусы. Да, закатилось, сдается, ваше красное солнышко, сэръ!"
   Съ этими словами онъ наскоро сдѣлалъ какія-то помѣтки въ своей записной книжкѣ, гдѣ имя Манталини занимало довольно видное мѣсто, затѣмъ взглянувъ на часы и, убѣдившись, что было уже болѣе девяти, скорымъ шагомъ направился прямо къ дому.
   -- Ну, что, пришли? былъ первый вопросъ, съ которымъ они, обратился къ Ньюмэну.
   -- Ждутъ уже съ полчаса,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ, кивнувъ головой.
   -- Сквирсъ и съ нимъ другой, толстякъ?
   -- Да, оба у васъ въ кабинетѣ.
   -- Ладно. Приведите карету,-- коротко приказалъ Ральфъ.
   -- Карету? Какъ! Вы... вы поѣдете, сэръ?-- воскликнулъ Ньюмэнъ, заикаясь отъ изумленія.
   Ральфъ сердито повторилъ свое приказаніе, послѣ чего мистеръ Ногсъ (изумленіе котораго было вполнѣ извинительно, такъ какъ онъ ни разу въ жизни не видѣлъ Ральфа путешествующимъ иначе, какъ пѣшкомъ) поспѣшно бросился исполнить порученіе и минуту спустя доложилъ, что карета готова.
   Въ эту карету сѣли мистеръ Сквирсъ, Ральфъ и третій, толстякъ, котораго Ньюмэнъ никогда раньше не видѣлъ. Ньюмэнъ стоялъ у дверей, глядя, какъ они усаживаются по мѣстамъ, и нимало не интересовался знать, куда и зачѣмъ они ѣдутъ, пока случайно не услышалъ адреса, который далъ кучеру Ральфъ.
   Въ тотъ же мигъ онъ стрѣлою бросился въ контору за своей шляпой и минуту спустя уже со всѣхъ ногъ бѣжалъ за каретой, какъ будто хотѣлъ вскарабкаться на запятки. Однако, онъ ошибся въ разсчетѣ: карета была далеко впереди и вскорѣ завернула за уголъ, оставивъ запыхавшагося Ньюмэна въ довольно глупомъ положеніи посреди опустѣвшей улицы.
   "Впрочемъ, что пользы, если бы даже и ее и догналъ?-- сказалъ себѣ мистеръ Ногсъ, съ трудомъ переводя духъ.-- Все равно онъ бы увидѣлъ меня.... Поѣхалъ къ нимъ! Что бы это могло значить? Знай я объ этомъ раньше, я могъ бы ихъ предупредить. Отправился къ нимъ! Нѣтъ, тутъ что-нибудь да не такъ! Какая-нибудь каверза съ его стороны..."
   Размышленія его были прерваны сѣдымъ какъ лунь старикомъ, весьма замѣчательной, хотя нельзя сказать, чтобы симпатичной наружности, который попросилъ у него милостыни.
   Сначала Ньюмэнъ не обратилъ на него вниманія и пошелъ было своей дорогой, но старикъ, слѣдуя за нимъ по пятамъ, такъ разжалобилъ его своимъ грустнымъ разсказомъ, что Ньюмэнъ (хотя онъ былъ послѣднимъ, къ кому можно было бы обратиться за помощью, такъ какъ у него у самаго ничего не было) снялъ шляпу и принялся въ ней шаритъ въ поискахъ за полу пенсомъ, который, когда онъ у него заводился, лежалъ обыкновенно за подкладкой шляпы, завязанный въ утолокъ носового платка.
   Пока Ньюмэнъ торопливо развязывалъ узелъ зубами, оборванецъ сказалъ ему одну вещь, которая заинтересовала его. Мало-по-малу они разговорились, и кончилось тѣмъ, что оба пошли рядомъ. Оборванецъ что-то съ волненіемъ разсказывалъ, а Ньюмэнъ его внимательно слушалъ.
   

ГЛАВА XLV,
изъ которой читатель узнаетъ поразительныя вещи.

   -- Послушайте, Никкльби, такъ какъ мы завтра вечеромъ уѣзжаемъ изъ Лондона и такъ какъ я никогда въ жизни не проводилъ такихъ счастливыхъ часовъ, не выпьемъ ли мы съ вами еще по стаканчику за нашу будущую радостную встрѣчу?
   Такъ говорилъ Джонъ Броуди, весело потирая руки и глядя на Николая съ блаженно и улыбкой на своей сіяющей физіономіи.
   Джонъ говорилъ это въ тотъ самый вечеръ, о которомъ шла рѣчь въ предыдущей главѣ; мѣстомъ дѣйствіи былъ уже знакомый читателю коттеджъ, гдѣ собралось веселое общество, состоявшее изъ Николая, мистриссъ Никкльби, мистриссъ Броуди, Кетъ и Смайка.
   Всѣ были веселы и оживлены. Мистриссъ Никкльби, знавшая отъ сына, какъ много онъ былъ обязанъ честному іоркширцу, послѣ довольно продолжительнаго колебанія дала, наконецъ, свое согласіе на выраженное Николаемъ желаніе пригласить мистера и мистриссъ Броуди на чашку чаю. Согласіе это было дано, и для этого надо было преодолѣть цѣлый рядъ препятствій и затрудненій, проистекавшихъ главнымъ образомъ изъ того обстоятельства, что мистриссъ Никкльби не успѣла "первая сдѣлать визита" мистриссъ Броуди. Хотя мистриссъ Никкльби и увѣряла очень часто и съ большимъ жаромъ (какъ это дѣлаютъ очень многіе), что въ ней нѣтъ ни капли высокомѣрія и тщеславія, тѣмъ не менѣе она была большою сторонницей такъ называемыхъ свѣтскихъ приличій и возводила ихъ чуть что не въ законъ. Такъ и теперь: она рѣшительно заявила, что, пока онѣ съ мистриссъ Броуди не обмѣняются визитами, она, мистриссъ Никкльби, не должна признавать даже самаго факта существованія мистриссъ Броуди, и вообще выразила полное недоумѣніе но поводу того, какъ ей выйти изъ столь затруднительнаго и щекотливаго положенія.
   -- Вотъ, видишь ли, мой другъ, мнѣ было необходимо первой сдѣлать ей визитъ,-- сказала мистриссъ Никкльби сыну, когда былъ поднятъ этотъ вопросъ.-- Дѣло въ томъ, что я должна была выразить ей вниманіе, показать молодой женщинѣ, что я желаю быть съ ними знакомой.... Знаешь, я вотъ что придумала,-- добавила мистриссъ Никкльби послѣ небольшого раздумья,-- тутъ есть одинъ очень порядочный на видъ молодой человѣкъ, кондукторъ омнибуса, который ходитъ мимо... Мы съ Кетъ давно уже его замѣтили. Помнишь, Кетъ? У него еще такая лоснящаяся шляпа и бородавка на носу, точь въ точь лакей изъ какого-нибудь богатаго дома.
   -- Развѣ лакеи изъ богатыхъ домовъ непремѣнно должны быть съ бородавками на носу, мамочка?-- спросилъ Николай.
   -- Не говори глупостей, Николай,-- отвѣтила съ сердцемъ почтенная леди.-- Ты отлично знаешь, что я хочу сказать. Конечно, я говорю не о бородавкѣ, а о шляпѣ, которая придаетъ ему видъ слуги изъ порядочной семьи. Хотя и предположеніе о бородавкѣ вовсе не такъ ужь смѣшно, какъ тебѣ кажется. Помню, у насъ тоже былъ разъ лакей, и даже не съ бородавкой на носу, а съ огромнѣйшимъ зобомъ; онъ еще потребовалъ прибавки жалованья, потому что изъ-за этого зоба у него была куча расходовъ... Однако, что бишь я хотѣла сказать? Да, вспомнила. Мнѣ кажется, лучшее, что я могу сдѣлать, это послать съ этимъ молодымъ человѣкомъ (я знаю, за бутылку портера онъ охотно возьмется исполнить мое порученіе)... послать съ нимъ поклонъ и мою визитную карточку въ гостиницу "Двухголоваго Сарацина". Если его примутъ тамъ за лакея, тѣмъ лучше. Тогда мистриссъ Броуди останется только прислать въ свою очередь свою карточку, хотя бы съ посыльнымъ (онъ могъ бы просто забросить ее намъ мимоходомь), и дѣлу конецъ.
   -- Видите ли, мамочка,-- возразилъ Николай,-- я не думаю, чтобы у такихъ простыхъ, непритязательныхъ людей, какъ Броуди, водились визитныя карточки.
   -- Что же ты мнѣ этого раньше не сказалъ, мой другъ?-- произнесла мистриссъ Никкльби съ нѣкоторой обидой.-- Это совершенно мѣняетъ дѣло. Если у нихъ нѣтъ визитныхъ карточекъ, я больше ничего не имѣю сказать. Я увѣрена, что они добрые и вполнѣ порядочные люди. Конечно, я буду очень рада, если они придутъ къ намъ на чашку чаю, и, разумѣется, съ своей стороны сдѣлаю все, чтобы быть съ ними любезной.
   Когда вопросъ былъ такимъ образомъ рѣшенъ въ благопріятномъ смыслѣ и мистриссъ Никкльби приведена въ снисходительно-покровительственное настроеніе духа, подобающее дамѣ ея лѣтъ и съ ея положеніемъ въ свѣтѣ, супругамъ Броуди было послано приглашеніе, которое они приняли очень охотно. А такъ какъ, явившись въ коттеджъ, оба они были чрезвычайно почтительны съ хозяйкой, повидимому, вполнѣ понимая раздѣляющее ихъ огромное разстояніе, и непритворно восхищались всѣмъ въ домѣ, то почтенная леди пользовалась въ этотъ вечеръ каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы шепнутъ на ухо Кетъ, что, кажется, "эти Броуди" очень милые люди и притомъ прекрасно воспитанные.
   Такъ вотъ какъ случилось, что Джонъ Броуди послѣ ужина, часовъ въ одиннадцать, когда оніи сидѣли въ гостиной, объявилъ, что никогда въ жизни онъ не проводилъ такихъ счастливыхъ часовъ, какъ сегодня.
   Мистриссъ Броуди была, повидимому, въ такомъ же восхищеніи, какъ и ея мужъ. Юная дама, пышная красота которой не только ни чуть не теряла по сравненію съ нѣжною прелестью Кетъ, по, напротивъ, какъ бы еще ярче выдѣлялась, оттѣняя послѣднюю, юная дама была положительно въ восторгѣ отъ простого, очаровательнаго обращенія молоденькой леди и отъ обворожительной любезности ея матери. Что касается Кетъ, то она дѣйствительно выказала удивительное искусство наводить разговоръ на такіе предметы, въ области которыхъ деревенская красавица, вначалѣ нѣсколько робѣвшая въ чужомъ обществѣ, чувствовала себя, какъ дома. При всемъ желаніи мы не можемъ сказать того же о мистриссъ Никкльби. Но если эта добрая женщина и уступала дочери въ умѣньѣ выбирать темы для разговора, если она и давала понять своимъ гостямъ, по выраженію самой мистриссъ Броуди, что "далеко кулику до Петрова дня", зато она была съ ними въ высшей степени предупредительна., всячески старалась, чтобы они не скучали. А что она дѣйствительно принимала живое участіе въ молодой парочкѣ, лучшимъ тому доказательствомъ служила длинная лекція по домоводству, которую она весьма обязательно прочла въ поученіе мистриссъ Броуди, иллюстрируя теоретическую ея часть многочисленными примѣрами изъ собственной хозяйственной практики, хотя, надо сознаться, что почтенная леди, взваливъ домашнее хозяйство цѣликомъ на плечи Кегь, принимала въ немъ какъ въ теоріи, такъ и на практикѣ столько же участія, какъ любая изъ фигуръ двѣнадцати апостоловъ, украшающихъ соборъ Святого Павла.
   -- Какой, однако, добрый, милый, веселый человѣкъ мистеръ Броуди,-- сказала Кетъ, обращаясь къ молодой женщинѣ.-- Право, мнѣ кажется съ нимъ можно забыть какое угодно горе.
   -- Да, да, Кетъ, ты совершенно права, подтвердила мистриссъ Никкльби.-- Должно быть, онъ прекраснѣйшій, добрѣйшій человѣкъ. Я должна вамъ сказать, мистриссъ Броуди, что я всегда буду рада видѣть васъ обоихъ у себя запросто, безъ всякихъ церемоній. Мы и сегодня не затѣвали никакой возни, не дѣлали никакихъ приготовленій,-- продолжала достойная леди такимъ тономъ, который давалъ чувствовать, что она сумѣла бы показать товаръ лицомъ, если бы только захотѣла.-- Я ни за что на это не соглашалась, такъ и сказала Кетъ: "Это было бы глупо и безтактно, мой другъ,-- сказала я ей,-- потому что только поставило бы мистриссъ Броуди въ неловкое положеніе".
   -- Очень вамъ признательна, мэмъ, за ваше вниманіе,-- сказала мистриссъ Броуди съ полной искренностью. Однако, скоро одиннадцать часовъ, Джонъ, поздно, мы засидѣлись.
   -- Поздно!-- воскликнула мистриссъ Никкльби съ легкимъ смѣхомъ, закончивъ его короткимъ покашливаніемъ, долженствовавшимъ означать недоумѣніе передъ такимъ незнаніемъ обычаевъ свѣта.-- Что же это за поздно? Мы привыкли ложиться гораздо позднѣе. Полночь, часъ, два, три часа ночи, такъ и то не въ диковинку. Балы, обѣды, карточные вечера такъ и чередовались въ томъ кругу, гдѣ мы прежде вращались. Да, свѣтскую-таки жизнь мы тогда вели, что и говорить! Право, теперь я и сама часто диву даюсь, какъ это мы только выдерживали! Ужасное это, въ сущности, зло, имѣть такое огромное знакомство, и я совѣтовала бы молодымъ парочкамъ стараться противостоять подобнаго рода искушенію; хотя, сказать и то, не всякая молодая чета и подвергается-то такимъ искушеніямъ и это, по моему, огромное счастье. Было у насъ, напримѣръ, одно знакомое семейство; они жили близъ большой дороги, правда, впрочемъ, не у самой дороги, а нѣсколько въ сторонѣ, у заставы, въ томъ мѣстѣ, гдѣ еще помнишь ли, Кетъ?-- плимутскій дилижансъ переѣхалъ осла... Такъ вотъ удивительные были люди! Неподражаемые мастера на всевозможныя затѣи! Чего-чего только они не придумывали! И фейерверки, и шампанское, и разноцвѣтные фонари, словомъ, всевозможные тонкости по части ѣды и питья, все, что только можетъ себѣ вообразить самый избалованный гастрономъ. Да, удивительные были люди эти Пельтирогусы. Помнишь ты Пельтирогусовъ, Кетъ?
   Видя, что, ради спокойствія гостей, необходимо какъ можно скорѣе остановить потокъ краснорѣчія мистриссъ Никкльби, Кетъ поспѣшила отвѣтить, что она прекрасно помнитъ Пельтирогусовъ, и затѣмъ, обратившись къ мистеру Броуди, напомнила ему, что онъ еще въ началѣ вечера обѣщалъ имъ спѣть іоркширскую пѣсенку. Кетъ сказала, что она съ нетерпѣніемъ ждетъ исполненія этого обѣщанія, такъ какъ увѣрена, что его пѣніе доставитъ большое удовольствіе ея матери.
   Мистриссъ Никкльби любезно поддержала просьбу дочери, разсчитывая, что ей и тутъ удастся блеснуть своимъ вкусомъ и знаніемъ музыки, послѣ чего Джонъ Броуди принялся припоминать слова какой-то общеизвѣстной у нихъ на сѣверѣ народной пѣсни, то и дѣло прибѣгая за помощью къ своей молоденькой женѣ Припомнивъ, наконецъ, всѣ слова, онъ поправился на своемъ стулѣ, воздѣлъ глаза къ потолку и, остановивъ ихъ на одной изъ сидѣвшихъ тамъ мухъ (хотя рѣшительно неизвѣстно, почему онъ оказалъ ей предпочтеніе передъ другими), во все горло запѣлъ о нѣжныхъ чувствахъ пастушка, сгорающаго отъ любви и отчаянія.
   Какъ только кончилась первая строфа пѣсни, послышался громкій стукъ въ наружную дверь, какъ будто тотъ, кто тамъ былъ, выжидалъ только удобнаго моыешта, чтобы его услышали. Стукъ раздался такъ неожиданно и такъ громко, что всѣ три дамы вздрогнули, а Джонъ замолчалъ.
   -- Должно быть, это ошибка,-- спокойно сказалъ Николай.-- Къ намъ никто не можетъ такъ поздно придти.
   На это мистриссъ Никкльби высказала цѣлый рядъ предположеній: можетъ быть, въ конторѣ братьевъ Чирибль приключился пожаръ, или, можетъ быть, они прислали за Николаемъ, чтобы пригласить его въ компаньоны фирмы (что было, конечно, весьма вѣроятно, если принять въ разсчетъ время дня, выбранное для этой цѣли), а, можетъ быть, мистеръ Линкинвотеръ обокралъ кассу и бѣжалъ, или миссъ Ла-Криви заболѣла, или наконецъ...
   Но тутъ предположенія почтенной дамы были прерваны изумленнымъ возгласомъ Кетъ и появленіемъ въ дверяхъ мистера Ральфа Никкльби.
   -- Стойте!-- воскликнулъ Ральфъ, видя, что Николай вскочилъ, а Кетъ бросилась къ нему и схватила его за руку.-- Выслушайте меня прежде, чѣмъ заговорить этотъ мальчишка.
   Николай, который и самъ въ эту минуту былъ не въ состояніи вымолвить хоть слово, только закусилъ губы и сдѣлалъ грозный жестъ головой. Кетъ ближе прижалась къ нему, Смайкъ спрятался за ихъ спины, а Джонъ Броуди, который слышалъ о Ральфѣ и тотчасъ его узналъ, всталъ между нимъ и своимъ молодымъ другомъ, точно хотѣлъ помѣшать имъ приблизиться другъ къ другу.
   -- Не слушайте его, выслушайте прежде меня,-- проговорилъ Ральфъ.
   -- Въ такомъ случаѣ говорите, что вы имѣете сказать намъ, сэръ,-- отрѣзалъ Джонъ,-- да смотрите не выводите насъ изъ терпѣнія; и всякое дѣло лучше кончать миролюбиво.
   -- Я васъ сейчасъ же узналъ по вашимъ рѣчамъ,-- сказалъ Ральфъ,-- а его,-- добавилъ онъ, указывая на Смайка,-- по наружности.
   -- Джонъ, не смѣйте съ нимъ говорить,-- закричалъ опомнившійся наконецъ Николай.-- Я не хочу, чтобы онъ оставался здѣсь хоть минуту. Я не хочу его слушать, не хочу знать, не хочу дышать однимъ воздухомъ съ нимъ. Его присутствіе здѣсь есть оскорбленіе моей сестрѣ, стыдъ и позоръ для всѣхъ насъ. Я его здѣсь оставаться не допущу.
   -- Стой! Куда ты?-- сказалъ Джонъ, хладнокровно положивъ на грудь Николаю свою огромную лапу.
   -- Пусть онъ сейчасъ убирается!-- кричалъ Николай, отбиваясь отъ своего друга.-- Я пальцемъ его не трону, только чтобы онъ сейчасъ же уходилъ. Я не хочу, чтобы онъ здѣсь оставался Я, наконецъ, у себя дома, Джонъ! Я не дитя! Онъ сведетъ меня съ ума, если будетъ стоять здѣсь и какъ ни въ чемъ не бывало смотрѣть въ глаза людямъ, которые, знаютъ, какой онъ негодяй!
   Джонъ Броуди молча выслушалъ бѣшенные возгласы Николая продолжая держать его изо всѣхъ силъ, и, когда онъ замолчалъ, сказалъ спокойно:
   -- Мы должны его выслушать, это необходимо. Я подозрѣваю, что онъ явился сюда не спроста. А это что тамъ за фигура за дверью? Ну-ка, покажись-ка, пріятель! Чего же ты оробѣлъ, милый другъ? Эй, вы, старичекъ почтенный, прикажите учителю пожаловать къ намъ.
   Эти слова заставили мистера Сквирса, скрывавшагося за дверью въ ожиданіи удобной минуты для эффектнаго выхода, показаться въ дверяхъ съ такимъ смущеннымъ и растеряннымъ видомъ, что Джонъ Броуди покатился отъ хохота и даже Кетъ, несмотря на всю тревогу и страхъ, вызванные въ ея душѣ этой сценой, чуть-чуть не разсмѣялась, хотя въ глазахъ ея стояли слезы.
   -- Кончили вы смѣяться, сэръ?-- спросилъ наконецъ Ральфъ.
   -- На этотъ разъ, кажется, кончилъ,-- отвѣтилъ Джонъ.
   -- Пожалуйста не стѣсняйтесь, я могу и подождать.
   И дѣйствительно, дождавшись, пока водворялась полная тишина, Ральфъ заговорилъ, обращаясь къ мистриссъ Никкльби, но не спуская глазъ съ Кетъ, какъ будто онъ хотѣлъ видѣть, какое впечатлѣніе произведутъ на нее его слова.
   -- Теперь, мэмъ, я попросилъ бы васъ меня выслушать. Не думаю, чтобы вы раздѣляли мнѣніе, только-что высказанное вашимъ сыномъ въ его краснорѣчивой тирадѣ; но я знаю, что если бы даже вы и хотѣли, вы не могли бы заставить его молчать, такъ какъ вы теперь вполнѣ въ его власти и не имѣете собственной воли; я знаю, что ни ваши мнѣнія, ни совѣты, ни желанія,-- ничто (хотя и то, и другое, и третье должно бы быть дорого для него но естественному порядку вещей, потому что къ чему бы иначе служила вся наша опытность?), ничто не имѣетъ для него никакой силы и не принимается имъ въ разсчетъ.
   Въ отвѣтъ на эти слова мистриссъ Никкльби только вздохнула и съ сокрушеніемъ покачала головой, какъ будто признавая всю ихъ справедливость.
   -- Итакъ, зная, что вы не можете одобрять его дерзкаго со мной обращенія, я обращаюсь къ вамъ,сударыня, и только къ вамъ одной,-- продолжалъ Ральфъ.-- Частью также но этой причинѣ я позволилъ себѣ явиться сюда. А явился я къ вамъ потому, что не желалъ, чтобы мое имя было обезчещено поступками въ конецъ испорченнаго мальчишки, отъ котораго я былъ вынужденъ отказаться и который, въ своемъ ребяческомъ самомнѣніи, вообразилъ -- ха! ха!-- что онъ отказывается отъ меня. По, кромѣ того, мною руководило и чувство человѣколюбія. Я пришелъ,-- сказалъ Ральфъ, оглядывая присутствующихъ съ злобной, торжествующей улыбкой, и продолжалъ, растягивая слова, какъ будто они доставляли ему особенное, наслажденіе:-- я пришелъ, чтобы возвратить отцу его ребенка. Да, сэръ,-- прибавилъ онъ, обращаясь на этотъ разъ уже прямо къ Николаю и наблюдая съ злораднымъ любопытствомъ, какъ при послѣднихъ словахъ тотъ измѣнился въ лицѣ,-- я пришелъ, чтобы возвратитъ отцу сто ребенка... его сына... его бѣднаго заблудшаго сына, котораго вы подбили бѣжать съ низкою цѣлью обобрать его, воспользоваться тѣми грошами, которые со временемъ онъ долженъ получить отъ отца.
   -- Вы сами знаете, что вы лжете,-- сказалъ съ презрѣніемъ Николай.
   -- Я знаю, что каждое мое слово -- истина. Здѣсь со мною и отецъ,-- отрѣзалъ Райьфъ.
   -- Да, здѣсь!-- произнесъ язвительно Сквирсъ, выступая впередъ.-- Здѣсь! Слышите вы? Не предупреждалъ ли я васъ, чтобы бы были осторжнѣй,-- что отецъ можетъ явиться и потребовать его у васъ? Такъ оно и вышло. А такъ какъ отецъ его мой близкій другъ, то онъ и возвратитъ его мнѣ. Ну-съ, что вы на это скажете? Ну-ка, что скажете? Стоила ли игра свѣчъ, какъ по вашему?
   -- Я думаю, у васъ еще не сошли знаки побоевъ, которые я вамъ оставилъ на память,-- спокойно отвѣтилъ ему Николай съ презрительнымъ взглядомъ.-- Можете болтать языкомъ, сколько хотите; вѣроятно, вамъ еще долго придется говорить, пока эти знаки исчезнутъ.
   Почтенный педагогъ, къ которому были обращены эти слова, окинулъ столъ быстрымъ взглядомъ, словно отыскивая на немъ кружку или бутылку, чтобы запустить ими въ голову Николаю.
   Но, если у него и было это намѣреніе, Ральфъ помѣшалъ ему привести его въ исполненіе; слегка дотронувшись до локтя мистера Сквирса, онъ попросилъ его передать отцу Смайка, что теперь онъ можетъ войти и потребовать сына.
   Эта просьба, очевидно, пришлась мистеру Сквирсу какъ нельзя болѣе по душѣ, такъ какъ онъ со всѣхъ ногъ бросился ее исполнять и минуту спустя воротился въ сопровожденіи какого-то толстяка съ лоснящимся отъ жира лицомъ. Это былъ ни кто другой, какъ нашъ знакомецъ Сноули. Прошмыгнувъ мимо мистера Сквирса, онъ бросился къ Смайку и заключилъ его въ родительскія объятія такъ неловко, что голова бѣдняги очутилась у него подъ мышкой; другую руку съ широкополой шляпой онъ, въ знакъ своей горячей признательности небу, воздѣлъ къ потолку съ восклицаніемъ: "Боже мой! думалъ ли я, когда видѣлъ его въ послѣдній разъ, что меня ждетъ эта радостная встрѣча? Думалъ ли, что судьба подаритъ меня такимъ счастьемъ!"
   -- Успокойтесь, сэръ,-- сказалъ Ральфъ тономъ величайшаго участія,-- теперь онъ снова съ вами.
   -- Со мною! О, Боже со мной! Опять со мной!-- восклицалъ Сноули, какъ будто все еще не могъ повѣрить своему счастью.
   -- Да, это онъ, конечно онъ, моя плоть и кровь, кровь и плоть.
   -- Плоти-то только, кажись, маловато,-- замѣтилъ Джонъ Броуди.
   Но мистеръ Сноули слишкомъ увлекся изліяніемъ своихъ отеческихъ чувствъ, чтобы обратитъ вниманіе на замѣчаніе, Джона. Какъ бы затѣмъ, чтобы окончательно убѣдиться, что это дѣйствительно его сынъ, онъ снова сунулъ голову Смайка подъ мышку и больше уже не выпускалъ.
   -- Что же это было такое,-- продолжалъ мистеръ Сноули,-- что сразу внушило мнѣ къ нему горячее участіе, когда этотъ почтенный наставникъ юношества привелъ его ко мнѣ въ домъ? Что заставило меня сгорать желаніемъ построже наказать его за то, что онъ осмѣлился бѣжать отъ своего лучшаго друга, пастыря и второго отца?
   -- Родительскій инстинктъ, сэръ,-- поспѣшилъ отозваться Сквирсъ.
   -- Да, родительскій инстинктъ,-- повторилъ Сноули,-- возвышеннѣйшее изъ чувствъ, воодушевлявшее нѣкогда древнихъ римлянъ и грековъ, воодушевляющее и понынѣ все живущее на землѣ, даже птицъ въ воздухѣ, за исключеніемъ развѣ кроликовъ да котовъ, пожирающихъ иногда своихъ дѣтенышей. Мое сердце такъ рвалось къ нему неудержимо. Я могъ бы, не знаю, что я могъ бы съ нимъ сдѣлать въ своемъ справедливомъ родительскомъ гнѣвѣ.
   -- Вотъ оно что значитъ природное-то влеченіе, сэръ,-- замѣтилъ Сквирсъ.-- Да, великая это вещь -- природа.
   -- Святая вещь, сэръ,-- отозвался въ свою очередь Сноули.
   -- Вы правы,-- сказалъ Сквирсъ съ легкимъ вздохомъ.-- Хотѣлъ бы я знать, что было бы со всѣми нами, если бы не природа. Да, природа великая вещь, которая постигается скорѣе сердцемъ, нежели разумомъ. О, какая это благословенная вещь -- мать природа!
   Во время этого философскаго діалога всѣ присутствующіе стояли пораженные изумленіемъ. Ошеломленный Николай переводилъ взглядъ со Сноули на Сквирса и со Сквирса на Ральфа съ смѣшаннымъ чувствомъ отвращенія, недовѣрія и тревоги. Между тѣмъ Смайкъ, воспользовавшись удобной минутой, вырвался изъ объятій своего любящаго отца и, бросившись къ Николаю, сталъ его умолять въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ не отдавать его никому и позволить ему жить и умереть возлѣ него.
   -- Если вы дѣйствительно отецъ этого несчастнаго мальчика,-- сказалъ Николай,-- вы не рѣшитесь снова отдать его въ тотъ вертепъ, откуда я его вырвалъ.
   -- Онъ опять за свое!-- закричалъ Сквирсъ.-- Опять затѣваетъ скандалъ! Такъ знайте же, сэръ, вы не стоите пули и пороха, я иначе раздѣлаюсь съ вами!
   -- Подождите,-- вмѣшался Ральфъ, видя, что Сноули собирается говорить.-- Нечего попусту тратить слова съ сумасброднымъ мальчишкой. Будемъ кончать наше дѣло. Это вашъ сынъ, сэръ, на что у васъ имѣются доказательства. Вы, мистеръ Сквирсъ, можете удостовѣрить, что это тотъ самый мальчикъ, который жилъ у васъ подъ именемъ Смайка,-- не такъ ли?
   -- Еще бы! Конечно, тотъ самый. Можетъ ли тутъ быть какое-либо сомнѣніе?-- отвѣчалъ Сквирсъ.
   -- Прекрасно,-- продолжалъ Ральфъ,-- слѣдовательно, дѣло можно покончить въ немногихъ словахъ. У васъ былъ сынъ отъ первой жены, мистеръ Сноули?
   -- Былъ. Вотъ онъ,-- отвѣчалъ Сноули.
   -- Сейчасъ мы это докажемъ,-- сказалъ Ральфъ.-- Вы съ женой разошлись, и мальчикъ остался при ней, когда ему было около года. Года черезъ два вы получили письмо отъ жены, въ которомъ она вамъ сообщала, что сынъ вашъ умеръ, и вы повѣрили этому извѣстію.
   -- Да,-- отвѣтилъ Сноули.-- За то какая же была для меня радость...
   -- Будьте благоразумны, сэръ, прошу васъ,-- остановилъ его Ральфъ.-- Мы заняты дѣломъ, а къ дѣлу никогда не слѣдуетъ примѣшивать чувства. Жена ваша скончалась года полтора тому назадъ въ какомъ-то глухомъ мѣстечкѣ, гдѣ она служила экономкой въ одномъ семействѣ, не такъ ли?
   -- Совершенно вѣрно,-- отвѣтилъ Сноули.
   -- Чувствуя приближеніе смерти, она вамъ написала письмо, въ которомъ дѣлала признаніе, касающееся вашего сына. Письмо это было адресовано на ваше имя, но безъ обозначенія мѣста жительства, и послѣ долгихъ странствованій, наконецъ, попало къ вамъ совершенно случайно нѣсколько дней тому назадъ.
   -- Вѣрно до послѣдняго слова,-- замѣтилъ Сноули.
   -- Въ этомъ письмѣ ваша жена сознавалась вамъ въ томъ, что смерть сына была вымысломъ, къ которому она прибѣгала изъ желанія чѣмъ-нибудь вамъ досадить, ибо такова была, повидимому, принятая вами обоими система въ вашихъ супружескихъ отношеніяхъ; она сообщила вамъ, что мальчикъ живъ, но слабъ разсудкомъ, что она отдала его черезъ вѣрнаго человѣка въ одну дешевую іоркширскую школу, что въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ она аккуратно вносила за него плату, но что затѣмъ, вслѣдствіе измѣнившихся обстоятельствъ, перестала платить за него и, наконецъ, уѣхавъ куда-то далеко, постепенно совсѣмъ его забросила,
   Сноули горестно покачалъ головой и вытеръ совершенно сухіе глаза.
   -- Это была школа мистера Сквирса,-- продолжалъ Ральфъ,-- мальчикъ былъ ему отданъ подъ именемъ Смайка; числа и записи въ вашихъ документахъ сходятся съ таковыми же въ книгахъ мистера Сквирса. Въ настоящее время мистеръ Сквирсъ остановился у васъ, такъ какъ два другихъ вашихъ сына находятся также у него въ школѣ; вы сообщили ему о своемъ открытіи; онъ привелъ васъ ко мнѣ, какъ къ человѣку, рекомендовавшему ему похитителя его ребенка, а я привелъ васъ обоихъ сюда. Вѣрно ли все это?
   -- Вы говорите, какъ книга, сэръ, каждое ваше слово есть истина,-- отвѣтилъ мистеръ Сноули.
   -- Вотъ ваша записная книжка, сэръ,-- продолжалъ Ральфъ, извлекая изъ кармана пальто кипу какихъ-то бумагъ,-- вотъ ваше брачное свидѣтельство, метрическое свидѣтельство вашего сына; вотъ два письма вашей жены и еще кое-какіе документы, которые могутъ удостовѣрить ваши права. Всѣ ли они тутъ, взгляните?
   -- Всѣ, сэръ, всѣ до единаго.
   -- И вы ничего не будете имѣть противъ того, чтобы эти люди взглянули на нихъ и могли бы такимъ образомъ убѣдиться въ законности вашихъ правь, послѣ чего они, конечно, не откажутся немедленно вернуть вамъ вашего сына. Этого ли вы хотите и такъ ли я понялъ васъ, сэръ?
   -- Вы высказали лучше меня самого, сэръ, то, что я думалъ.
   -- Вотъ документы,-- сказалъ Ральфъ, бросая на столъ записною книжку и двѣ-три бумаги.-- Можете осмотрѣть; но такъ какъ все это подлинные документы, сэръ, я бы вамъ посовѣтовалъ глядѣть въ оба, чтобы что-нибудь не исчезло.
   Съ этими словами Ральфъ сѣлъ, хотя никто ему этого не предлагалъ, плотно сжалъ губы, на которыхъ до этой минуты змѣилась злобная усмѣшка, и, скрестивъ руки, въ первый разъ взглянулъ прямо въ глаза Николаю.
   Выведенный изъ себя послѣднимъ оскорбительнымъ намекомъ дяди, Николай окинулъ его гнѣвнымъ взглядомъ, но сейчасъ же сдержался и принялся разсматривать документы при помощи Джона Броуди. Въ нихъ не оказалось ничего подозрительнаго. Свидѣтельства о бракѣ и рожденіи были за надлежащими подписями несомнѣнно выданы на основаніи записей, взятыхъ изъ приходскихъ книгъ; первое письмо имѣло такой видъ, точно оно было написано много лѣтъ тому назадъ; почеркъ второго письма былъ тотъ же, что и въ первомъ, съ тою лишь разницей, что здѣсь это былъ неровный и дрожащій почеркъ умирающей, писавшей ослабѣвшее рукой; однимъ словомъ, всѣ бумаги были въ полномъ порядкѣ и не внушали никакихъ подозрѣній.
   -- Неужели же это правда, Николай?-- шепнула Кегь, съ тревогой слѣдившая за разборомъ бумагъ изъ-за плеча брата.-- Неужели придется этому повѣрить?
   -- Боюсь, что такъ,-- отвѣтилъ Николай.-- Что вы объ этомъ думаете, Джонъ?
   Джонъ почесалъ въ затылкѣ и покачалъ головой, но ничего не сказалъ.
   -- Замѣтьте, мэмъ,-- сказалъ Ральфъ, обращаясь къ мистриссъ Никкльби,-- что такъ какъ этотъ юноша несовершеннолѣтній и при томъ слабъ разсудкомъ, то мы могли бы явиться сегодня во всеоружіи закона, въ сопровожденіи полиціи. И повѣрьте, что если я этого не сдѣлалъ, то только изъ уваженія къ вамъ и къ вашей дочери.
   -- Вы уже въ достаточной мѣрѣ доказали ей свое уваженіе,-- сказалъ Николай, прижимая къ себѣ сестру.
   -- Благодарю васъ, сэръ; ваша оцѣнка -- лучшая для меня похвала,-- отвѣтилъ Ральфъ.
   -- Ну, что же мы стоимъ, господа?-- сказалъ Сквирсъ.-- Пожалуй, извозчичьи лошади совсѣмъ распростудятся, если мы ихъ продержимъ еще; одна и то уже такъ чихаетъ, что поднялся вѣтеръ и распахнуло наружную дверь. Какъ же мы размѣстимся? Поѣдетъ ли съ нами мастеръ Сноули теперь же?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- взмолился Смайкъ, отступая и цѣпляясь за Николая.-- Нѣтъ, ради Бога, не отпускайте меня! Я не хочу отъ васъ уходить. Нѣтъ, ни за что!
   -- Какъ это жестоко!-- воскликнулъ Сноули, бросая на своихъ друзей умоляющій о сочувствіи взглядъ -- Для того ли родители производятъ на свѣтъ дѣтей?
   -- Такъ неужто по вашему вотъ для этого?-- хладнокровно возразилъ Джонъ Броуди, указывая на Сквирса.
   -- Не ваше дѣло!-- отрѣзалъ этотъ почтенный джентльменъ, щелкнувъ себя по носу самымъ вызывающимъ образомъ.
   -- Правда твоя, учитель,-- сказалъ Джонъ.-- ни мнѣ и никому нѣтъ до этого дѣла, отъ того только и могутъ существовать такіе люди, какъ ты... Куда ты лѣзешь, однако? Лучше не тронь, братъ, его, пожалѣешь! Джонъ Броуди не замедлилъ подкрѣпить дѣйствіемъ эту угрозу и съ такой силой толкнулъ въ грудь мистера Сквирса, протянувшаго было руку къ Смайку, что тотъ не удержалъ равновѣсія и повалился на Ральфа, который въ свою очередь чуть было не свалился со стула.
   Это случайное обстоятельство послужило какъ бы сигналомъ къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Среди невообразимаго шума, умоляющихъ воплей Смайка, испуганныхъ криковъ женщинъ и гнѣвныхъ возгласовъ мужчинъ сдѣлана была попытка силою овладѣть Смайкомъ; но въ тотъ моментъ, когда Сквирсъ уже взялъ его за плечо, собираясь вести за собой, Николай (который до этой минуты все еще былъ въ нерѣшимости) схватилъ за шиворотъ достойнаго педагога и встряхнулъ такъ энергично, что у того защелкали зубы, затѣмъ вѣжливо проводилъ его къ выходу, вытолкнулъ въ корридоръ и захлопнулъ за нимъ дверь.
   -- Теперь я попрошу и васъ послѣдовать за вашимъ другомъ,-- сказалъ Николай, обращаясь къ двумъ другимъ.
   -- Отдайте мнѣ моего сына!-- закричалъ Сноули.
   -- Вашъ сынъ можетъ самъ выбирать,-- отвѣтилъ Николай.-- Онъ хочетъ остаться и останется.
   -- Значитъ, вы его рѣшительно не отдадите?-- спросилъ Сноули.
   -- Если бы онъ былъ крыса или собака, я и тогда не отдалъ бы его противъ его воли въ жертву тѣмъ жестокостямъ, на которыя вы его обрекаете,-- сказалъ Николай.
   -- Ударьте, ударьте его подсвѣчникомъ, Никкльби!-- крикнулъ Сквирсъ въ замочною скважину.-- Да не. забудьте захватить съ собой мою шляпу, пока она цѣла!
   -- Я очень сожалѣю о случившемся, могу васъ увѣрить,-- сказала мистриссъ Никкльби, которая до этой минуты стояла съ мистриссъ Броуди въ сторонѣ, ломая руки и заливаясь слезами, тогда какъ Кетъ блѣдная, но спокойная, не отходила отъ брата.-- Я очень сожалѣю обо всемъ случившемся. Но, право, я и сама не знаю, какъ будетъ лучше въ этомъ случаѣ поступить. Я думаю и надѣюсь, что Николай тутъ лучшій судья. Содержать чужихъ дѣтей, конечно, очень накладно, хотя молодой мастеръ Сноули чрезвычайно услужливъ и всячески старается быть намъ полезнымъ. Но развѣ нельзя было бы уладить это дѣло миролюбиво? Если-бы, напримѣръ, мистеръ Сноули-отецъ обязался выплачивать извѣстную сумму за его столъ и одежду, право, можно было бы все прекрасно устроить. Мы могли бы раза два въ недѣлю имѣть за обѣдомъ рыбу, или пуддингъ, или сладкій пирогъ, или что-нибудь въ этомъ родѣ, и такимъ образомъ дѣло уладилось бы къ обоюдному удовольствію.
   Но этому геніальному компромиссу, предложенному среди горькихъ вздоховъ и слезъ, не суждено было ничего уладить, такъ какъ никто не, обратилъ на него вниманія. Такимъ образомъ бѣдная мистриссъ Никкльби принуждена была обратиться къ мистриссъ Броуди, своей единственной слушательницѣ, которой и разъяснила всѣ выгоды подобнаго плана и всѣ несчастныя послѣдствія, проистекающія въ тѣхъ случаяхъ, когда никто не хочетъ слушать ея совѣтовъ.
   -- А вы, сэръ, вы безсовѣстный, неблагодарный, безсердечный мальчишка!-- сказалъ Сноули, обращаясь къ перепуганному Смайку.-- Ты отталкиваешь мою любовь, когда мое сердце стремится къ тебѣ. Поѣдешь ты со мной? Поѣдешь ли, наконецъ?-- Да или нѣтъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнулъ Смайкъ въ ужасѣ.
   -- Онъ никогда никого не любилъ!-- заоралъ Сквирсъ въ замочную скважину.-- Онъ никогда не любилъ ни меня, ни Вакфорда, этого воплощеннаго ангела. Какъ же вы хотите, чтобы онъ полюбилъ отца? Онъ никогда его не любилъ и никогда не полюбитъ. Онъ даже не знаетъ, что такое отецъ, не понимаетъ этого, испорченный, безсердечный мальчишка!
   Мистеръ Сноули съ минуту горестно смотрѣлъ на Смайка; затѣмъ одной рукой закрылъ лицо, а другую со шляпой снова воздѣлъ къ потолку въ знакъ своего глубокаго огорченія черною неблагодарностью сына; наконецъ, вытеръ глаза рукавомъ, поднялъ съ полу шляпу мистера Сквирса и, сунувъ ее подъ мышку, вышелъ изъ комнаты медленными, невѣрными шагами человѣка, убитаго горемъ.
   -- Кажется, сэръ, на этотъ разъ мечты ваши разбиты,-- сказалъ Ральфъ Николаю, останавливаясь въ дверяхъ.-- Воздушный замокъ, которымъ вы себя тѣшили, разлетѣлся, какъ дымъ. Тотъ, кого вы считали несчастнымъ преслѣдуемымъ наслѣдникомъ знатнаго рода, оказался просто-на-просто жалкимъ слабоумнымъ ребенкомъ самаго обыкновеннаго небогатаго торговца. Увидимъ, что-то вы теперь запоете.
   -- Что жъ, и увидите,-- отвѣтилъ Николай, указывая ему на дверь
   -- Повѣрьте, я и не разсчитывалъ, что вы тотчасъ сдадитесь,-- добавилъ Ральфъ.-- Вы слишкомъ для этого горды и упрямы и слишкомъ дорожите вашей репутаціей великодушнаго, благороднаго рыцаря. Но скоро ваша рѣшимость разсыплется прахомъ. Вы узнаете на собственной шкурѣ, что такое долгій, разорительный судебный процессъ; вы познакомитесь съ муками ожиданія, съ томительными, тревожными днями и безсонными ночами и повѣрьте, что, несмотря на все ваше самомнѣніе, ваше высокомѣріе будетъ сокрушено. Когда же вы превратите въ адъ этотъ домъ, когда вы станете вымещать вашу злобу и огорченія на этомъ несчастномъ (это непремѣнно такъ будетъ, я знаю васъ) и на тѣхъ, кто теперь видитъ въ васъ героя, рыцаря безъ страха и упрека, тогда мы сведемъ съ вами наши старые счеты и посмотримъ, кто изъ насъ двухъ останется въ выигрышѣ и кто окажется болѣе благороднымъ даже во мнѣніи свѣта.
   Съ этими словами Ральфъ вышелъ. Но мистеръ Сквирсъ, слышавшій послѣднюю часть его рѣчи и терзаемый безсильною злобой, не могъ устоять противъ искушенія излить ее хоть какимъ-нибудь способомъ. Появившись въ дверяхъ, съ нечеловѣческой гримасой на своемъ отвратительномъ лицѣ, онъ выкинулъ какое-то нелѣпое антраша, долженствовавшее выразить его торжество но поводу скораго пораженія и погибели Николая.
   Исполнивъ этотъ воинственный танецъ, въ которомъ немалую роль играли его короткія панталоны и огромные сапоги, мистеръ Сквирсъ послѣдовалъ за своими друзьями, предоставивъ семейству Никкльби размышлять на досугѣ обо всемъ случившемся.
   

ГЛАВА XLVI,
проливающая нѣкоторый свѣтъ на предметъ любви Николая.

   Пусть читатель самъ судитъ, хорошо это или дурно.
   Хорошенько поразмысливъ о томъ затруднительномъ положенія, въ которомъ онъ очутился, Николай рѣшилъ, не теряя времени, поговорить обо всемъ откровенно съ братьями Чирибль. Воспользовавшись первымъ представившимся ему удобнымъ случаемъ, т. е. вечеромъ на слѣдующій же день, когда они съ мистеромъ Чарльзомъ остались наединѣ, онъ разсказалъ ему грустную исторію Смайка и скромно, но твердо выразилъ надежду, что, принимая во вниманіе обстоятельства дѣла, мистеръ Чарльзъ войдетъ въ его положеніе и пойметъ, что онъ былъ поставленъ въ необходимость стать между отцомъ и сыномъ, хотя ненависть и отвращеніе Смайка къ отцу придаютъ дѣлу такой видъ, будто бы онъ, Николай, вооружаетъ сына противъ отца, то есть фигурируетъ въ такой роли, которую онъ первый счелъ бы унизительной для себя.
   -- Онъ такъ боится и такъ ненавидитъ этого человѣка,-- сказалъ въ заключеніе Николай,-- что, право, мнѣ и самому подчасъ не вѣрится, чтобы онъ былъ его сыномъ. Природа не вложила въ его сердце ни капли нѣжнаго чувства къ отцу, а вѣдь природа не можетъ ошибаться.
   -- Вотъ видите ли, мои милѣйшій,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ,-- вы впадаете въ этомъ случаѣ въ общее большинству изъ насъ заблужденіе, приписывая природѣ вещи, которыя не имѣютъ къ ней ни малѣйшаго отношенія и за которыя она отнюдь не отвѣтственна. Говоря о природѣ, люди представляютъ себѣ нѣчто отвлеченное, совершенно упуская изъ вида, что такое природа въ дѣйствительности. Взять хотя бы этого бѣднаго мальчика, который никогда не зналъ нѣжной родительской ласки, вся жизнь котораго одно сплошное страданіе. Ему приводятъ совершенно чужого для него человѣка и говоритъ, что это его отецъ, и что же? Человѣкъ этотъ съ первою же момента ихъ встрѣчи высказываетъ намѣреніе положить конецъ его кратковременному счастію, разлучить его съ его единственнымъ другомъ, съ вами, и предоставить прежней горькой участи. По моему, если бы природа въ этомъ случаѣ внушила ему инстинктивное влеченіе къ отцу и оттолкуда бы его отъ васъ, она поступила бы глупо и несправедливо.
   Николай быль въ восторгѣ отъ горячности, съ какою говорилъ мистеръ Чарльзъ, но, разсчитывая заставить его окончательно высказаться по этому поводу, промолчалъ.
   -- Въ томъ или иномъ видѣ эта ошибка встрѣчается на каждомъ шагу,-- продолжалъ мистеръ Чарльзъ.-- Родители, никогда не выказывавшіе ни малѣйшей любви къ дѣтямъ, жалуются на недостатокъ привязанности къ себѣ со стороны дѣтей; дѣти, не исполняющія своего сыновняго или дочерняго долга, жалуются на недостатокъ родительской любви. Моралисты, видя, что тѣ и другіе несчастны вслѣдствіе отсутствія взаимной живой и дѣятельной любви, произносятъ громовыя рѣчи противъ тѣхъ и другихъ и вопіютъ о томъ, что попраны священныя узы природы. А между тѣмъ, милѣйшій мой, естественныя привязанности -- это прекраснѣйшее изъ чувствъ, вложенныхъ въ насъ Всемогущимъ, какъ и все прекрасное, что Имъ создано на землѣ, требуютъ заботы и ухода. Лишенныя того и другого, они непремѣнно заглохнутъ или уступятъ мѣсто другимъ чувствамъ, и мы не должны этому удивляться. Развѣ не заглушается сорною травою и бурьяномъ самое прелестное растеніе, оставленное безъ призора? Да, какъ было бы хорошо, если бы люди побольше думали о своемъ долгѣ, если бы они тверже помнили обязанности, которыя на нихъ налагаетъ природа, вмѣсто того, чтобы судить и рядить о ней вкривь и вкось.
   Тутъ мистеръ Чарльзъ, который сильно горячился во время своей рѣчи, умолкъ на минуту и затѣмъ уже спокойнѣе продолжалъ:
   -- Вѣроятно, мой милый, вы удивились, что я такъ спокойно отнесся къ тому, что вы мнѣ сообщили. Причина очень проста: вашъ дядя былъ у меня поутру.
   Николай вспыхнулъ и невольно попятился.
   -- Да, онъ былъ здѣсь,-- повторилъ въ волненія мистеръ Чарльзъ, стукнувъ кулакомъ по конторкѣ,-- здѣсь, въ этой самой комнатѣ. Онъ остался глухъ къ доводамъ разсудка и къ чувству справедливости. Зато и отпѣлъ же его Нэдъ! Будь камень на его мѣстѣ, кажется, и тотъ заплакалъ бы.
   -- Онъ приходилъ, чтобы...-- началъ было Николай.
   -- Чтобы принести на васъ жалобу,-- докончилъ мистеръ Чарльзъ,-- чтобы отравить нашъ слухъ клеветой и злословіемъ. Но это ему не удалось: вмѣсто того ему самому пришлось выслушать отъ насъ горькую истину. Вы еще не знаете брата Нэда, дорогой мистеръ Никкльби; Нэдъ -- это настоящій левъ по своему безстрашію, точно такъ же, какъ и Тимъ Линкинвотеръ. Мы позвали Тима для храбрости, ну, и задалъ же онъ ему, сэръ, хорошую баню!
   -- Какъ и чѣмъ мнѣ васъ отблагодарить за вашу доброту, сэръ?-- сказалъ Николай.
   -- Ни слова больше объ этомъ, мой милый, это будетъ лучшая благодарность,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ.-- Должна же, наконецъ, быть правда на землѣ, по крайней мѣрѣ, мы съ братомъ сдѣлаемъ все, что въ нашей власти, чтобы не дать въ обиду ни васъ, ни вашу семью. Ни одинъ волосъ не долженъ упасть съ вашей головы, насколько это зависитъ отъ васъ, и никто изъ васъ не пострадаетъ: ни этотъ бѣдный мальчикъ, ни наша матушка, ни ваша сестра. Такъ мы ему и сказали -- Нэдъ, я и Тимъ Линкинвотеръ. Да, такъ-таки и сказали. Видѣлъ я и этого отца, сэръ, если только онъ дѣйствительно его отецъ, хотя я не вижу причины въ этомъ сомнѣваться. Величайшій онъ долженъ быть лицемѣрь и мерзавецъ, я вамъ доложу, мистеръ Никкльби. Такъ я ему и сказалъ: "вы лицемѣръ, сэръ!" Да, такъ и сказалъ: "Вы лицемѣръ", говорю. И я очень радъ, что откровенно высказалъ ему свое мнѣніе, очень радъ!
   Мистеръ Чарльзъ до такой степени опять разгорячился и кипѣлъ такимъ негодованіемъ, что Николай рѣшился было попытаться еще разъ высказать ему свою благодарность; но едва онъ открылъ ротъ, какъ почтенный джентльменъ взялъ его за руку и, любезно указавъ ему на стулъ, попросилъ сѣсть.
   -- Будемъ считать этотъ вопросъ исчерпаннымъ,-- сказалъ онъ, вытирая лицо платкомъ.-- Прошу васъ, больше ни слова объ этомъ. Я хочу поговорить съ вами еще объ одномъ дѣлѣ, секретномъ дѣлѣ, мистеръ Никкльби; поэтому мы оба должны успокоиться, оба должны успокоиться, сэръ.
   Мистеръ Чирибль прошелся по комнатѣ раза два или три, затѣмъ придвинулъ свой стулъ поближе къ Николаю, сѣлъ и сказалъ:
   -- Дѣло въ томъ, что я намѣренъ дать вамъ одно секретное и весьма щекотливое порученіе.
   -- Конечно, вамъ не трудно было бы найти для этого человѣка болѣе опытнаго и ловкаго, сэръ,-- отвѣтилъ Николай,-- но не думаю, чтобы кто-нибудь другой взялся за ваше порученіе съ большимъ желаніемъ вамъ услужить.
   -- Я въ этомъ увѣренъ, вполнѣ увѣренъ,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ.-- И вы это увидите, кода я вамъ скажу, что мое порученіе касается молодой леди.
   -- Молодой леди!-- воскликнулъ Николай, съ дрожью волненія ожидая, что будетъ дальше.
   -- Да, молодой и очень хорошенькой леди,-- серьезно докончилъ мистеръ Чирибль.
   -- Продолжайте, я васъ слушаю, сэръ,-- сказалъ Николай.
   -- Нотъ видите ли, я обдумываю, какъ бы пояснѣе изложить мое дѣло,-- проговорилъ мистеръ Чирибль не то съ грустью, не то со смущеніемъ, какъ показалось его юному другу.-- Помните, бы какъ-то разъ случайно встрѣтили у меня молодую дѣвушку... ей еще сдѣлалось дурно тогда... Можетъ быть, вы забыли?..
   -- О, нѣтъ!-- воскликнулъ съ живостью Николай.-- Я... я прекрасно помню.
   -- О ней-то и идетъ теперь рѣчь, сэръ,-- сказалъ мистеръ Чирибль.
   Какъ у попугая въ извѣстномъ анекдотѣ, у Николая отнялся языкъ, хотя мысли вихремъ кружились въ его головѣ.
   -- Это дочь одной дамы,-- продолжалъ мистеръ Чирибль,-- которую я зналъ молодой и прекрасной (я и самъ былъ тогда немножко помоложе) и которую,-- теперь вамъ, можетъ быть, покажется это страннымъ -- которую я нѣжно любилъ. Намъ, навѣрно, смѣшно слышать это признаніе отъ такого сѣдовласаго старика, ну, что жъ, я не обижусь. Будь я молодъ, вѣроятно, я бы и самъ посмѣялся на вашемъ мѣстѣ.
   -- Но у меня и въ головѣ не было ничего подобнаго, увѣряю васъ, сэръ,-- сказалъ Николай.
   -- Братъ Нэдъ,-- продолжалъ мистеръ Чарльзъ,-- былъ женихомъ ея сестры, но невѣста его умерла. Вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ умерла и она. Она вышла замужъ по любви и, Богъ мнѣ свидѣтель, я отъ всей души хотѣлъ бы имѣть право сказать, что она была счастлива.
   Мистеръ Чарльзъ на минуту умолкъ; Николай тоже молчалъ, щадя его чувства.
   -- Если бы мои добрыя пожеланія (конечно, ради нея) могли что-нибудь сдѣлать и для ея мужа, его жизнь была бы также счастливой мирной жизнью,-- спокойно продолжалъ старикъ.-- Но этого не случилось: ни онъ, ни она не были счастливы. Вскорѣ послѣ свадьбы дѣла ихъ сильно разстроились, и на нихъ посыпался цѣлый рядъ всякихъ огорченій и неудачъ. За годъ до смерти она вынуждена была обратиться за помощью къ своему старому другу... Ахъ, какъ она измѣнилась, какъ страшно измѣнилась! Это былъ человѣкъ совершенно разбитый и нравственно, и физически. Мужъ отбиралъ у нея до полушки все, что я ей давалъ; онъ зналъ, что за одинъ часъ ея спокойствія я готовъ бросать деньги на вѣтеръ хоть пригоршнями. Мало того: часто онъ заставлялъ ее приходить за прибавкой и, обирая ее такимъ образомъ для своихъ прихотей, дѣлалъ изъ этихъ ея визитовъ ко мнѣ предметъ своихъ язвительныхъ упрековъ и жестокихъ насмѣшекъ надъ нею же. Онъ давно знаегъ, говорилъ онъ, что она раскаялась въ своемъ выборѣ, что и вышла-то она за него единственно изъ тщеславія и по разсчету (въ то время, когда она за него выходила, онъ былъ великосвѣтскимъ щеголемъ съ большими связями и красавцемъ). Однимъ словомъ, онъ всячески старался самымъ несправедливымъ, самымъ безсовѣстнымъ образомъ свалить на нее всю вину въ своемъ разореніи и погибели. Въ то время молодая леди, о которой идетъ рѣчь, была еще ребенкомъ. А никогда не видѣлъ ея до того раза, когда вы встрѣтили ее здѣсь; но мой племянникъ Фрэнкъ...
   Николай вздрогнулъ и, безсвязно извинившись въ отвѣть на удивленный взглядъ старика, просилъ его продолжать.
   -- Что бишь я сказалъ? Да... мой племянникъ Фрэнкъ случайно познакомился съ нею дня черезъ два послѣ своего возвращенія въ Англію, но вскорѣ потерялъ ее изъ вида. Ея отецъ въ настоящее время человѣкъ совершенно больной; онъ скрывается отъ кредиторовъ, живетъ въ глухомъ предмѣстьѣ, въ страшной нищетѣ, со дня на день ожидая смерти, и бѣдная дѣвушка, почти дитя (ужъ, конечно, если кто достоинъ лучшей участи, такъ это она, прости мнѣ, Господи, такія слова: всѣ мы всегда забиваемъ, что пути Господни неисповѣдимы...), бѣдная дѣвушка съ твердостью выноситъ всѣ испытанія и лишенія, всѣ униженія, выпавшія на ея долю, самое тяжелое, что только можетъ быть для такого юнаго, нѣжнаго существа, выноситъ все это ради отца. Она содержитъ его своими трудами. Единственнымъ ея другомъ за всѣ эти годы,-- продолжалъ мистеръ Чарльзъ,-- единственной повѣренной ея заботъ и горя была простая женщина, которая служила у нихъ прежде кухаркою, а теперь живетъ одной прислугой, ко которая по своей честности, вѣрности и нѣжному сердцу была бы, пожалуй, достойна стать женою самого Тима Линкинвотера, да, сэръ, женою самого Тима!
   Сказавъ это похвальное слово бѣдной служанкѣ съ неописуемымъ жаромъ, мистеръ Чарльзъ откинулся на спинку стула и уже гораздо спокойнѣе продолжалъ свой разсказъ.
   Вотъ его содержаніе въ главныхъ чертахъ. Съ благородною гордостью отказавшись отъ предложеній денежной помощи со стороны родныхъ своей покойной матери, такъ какъ первымъ условіемъ такой помощи они ставили разлуку ея съ негодяемъ отцомъ, молодая дѣвушка очутилась совсѣмъ одна, безъ поддержки, безъ друзей, къ которымъ она могла бы обратиться хоть за совѣтомъ. Инстинктивная деликатность не позволяла ей обратиться и къ тому вѣрному, благородному человѣку, котораго ея отець ненавидѣлъ и которому за всю егю доброту и великодушіе отплатилъ черною неблагодарностью и злословіемъ. Такимъ образомъ, одинокая, всѣми покинутая, она зарабатывала хлѣбъ для себя и отца, и кое-какъ перебивалась. Среди самой горькой нужды она съ твердостью исполняла свой долгъ, не тяготясь вѣчными капризами больного отца, ни на что не жалуясь, не падая духомъ, хотя у нея не было ни утѣшительныхъ воспоминаній прошлаго, ни надежды на будущее; она трудилась, какъ невольница, не сожалѣя о той жизни, отъ которой сама отказалась, и безропотно перенося горькую долю, которую добровольно себѣ избрала. Всѣ ея знанія и таланты, пріобрѣтенные ею въ болѣе счастливые годы, были пущены въ ходъ съ единственной цѣлью прокормить себя и отца. Два долгихъ года работала она цѣлые дни, а часто и ночи напролетъ, то иголкой, то перомъ, то кистью. Одно время она была приходящей учительницей и въ качествѣ таковой подвергалась всѣмъ капризамъ, всѣмъ оскорбленіямъ, которыми женщины (хотя бы у нихъ самихъ были дочери) такъ часто осыпаютъ другихъ женщинъ, когда эти послѣднія въ какомъ-нибудь отношеніи зависятъ отъ нихъ. Онѣ какъ будто стараются выместить то превосходство въ знаніяхъ и развитіи, котораго въ девяносто девяти случаяхъ изъ ста не могутъ не признать, заставляя выносить самыя тяжелыя униженія своихъ бѣдныхъ наемницъ, стоящихъ неизмѣримо выше ихъ самихъ, униженія, которымъ любой шалопай постыдился бы подвергать своего грума. Два долгихъ года работала дѣвушка, не покладая рукъ, и, наконецъ, убѣдившись, что она все равно никогда не достигнетъ безъ чужой помощи единственной цѣли своей жизни -- доставить сносное существованіе отцу, бѣдняжка, побѣжденная неудачами и все возрастающей нуждой, принуждена была обратиться къ старому другу своей матери и смиренно раскрыть ему свое сердце.
   -- Будь я нищій,-- закончилъ мистеръ Чарльзъ свой разсказъ съ загорѣвшимся взглядомъ,-- благодаря Бога, я богатъ,-- но будь я нищій, я отказался бы отъ послѣдней корки хлѣба, чтобы помочь ей; я думаю, и всякій на моемъ мѣстѣ поступилъ бы точно также. Но даже въ моемъ теперешнемъ положеніи эта задача далеко не легкая. Если бы не ея отецъ, ничего не могло бы быть проще; мы взяли бы ее къ себѣ, и она была бы для насъ съ Нэдомъ счастьемъ и радостью, солнечнымъ лучемъ въ нашемъ долгѣ; она стала бы нашею сестрою, нашимъ ребенкомъ. Но отецъ ея живъ. Помочь ему нѣтъ ни малѣйшей возможности; тысячи попытокъ были сдѣланы въ этомъ направленіи, но всѣ онѣ не привели ни къ чему.
   -- Неужели ее нельзя убѣдить...-- началъ было Николай и умолкъ, спохватившись, что онъ можетъ выдать себя.
   -- Оставить его?-- докончилъ за него мистеръ Чарльзъ.-- Но кто же возьметъ это на себя? Кто рѣшится вооружать дочь противъ отца? Впрочемъ, были и такія попытки, правда, не съ моей стороны; ей предлагали переѣхать отъ отца съ тѣмъ, что она можетъ даже видѣться съ нимъ, но она и на это не согласилась.
   -- Но крайней мѣрѣ, добръ ли онъ къ ней?-- спросилъ Николай.-- Цѣнитъ ли то, что оно для него дѣлаетъ?
   -- Доброта,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ,-- настоящая доброта, способная на самопожертвованіе, не въ его характерѣ. Но, кажется, онъ къ ней нѣженъ и добръ, насколько онъ вообще можетъ быть добрымъ. Ея мать была довѣрчивымъ, любящимъ созданіемъ и, несмотря на то, что онъ жестоко ее оскорблялъ чуть-что не съ первыхъ же дней послѣ свадьбы, она любила его всю жизнь и, умирая, поручила заботу о немъ своей дочери. И дочь никогда этого не забудетъ, повѣрьте.
   -- Не можете ли хоть вы повліять на него?-- спросилъ Николай.
   -- Я, мой милый? Да я послѣдній человѣкъ на свѣтѣ, который могъ бы на него повліять. Онъ такъ мнѣ завидуетъ и такъ меня ненавидитъ, что если бы онъ только узналъ, что его дочь была у меня и все мнѣ разсказала, онъ сдѣлалъ бы ей жизнь невыносимой, онъ измучилъ бы ее своими упреками; хотя въ то же время,-- вотъ какой это черствый, безсердечный эгоистъ!-- знай онъ даже, что каждый ея грошъ идетъ отъ меня, онъ не отказалъ бы себѣ ни въ одной прихоти, пока у нея есть хоть пенни въ карманѣ.
   -- Какой негодяй! Какой безсовѣстный негодяй!-- воскликнулъ съ негодованіемъ Николай.
   -- Къ чему такія рѣзкія выраженія?-- сказалъ мистеръ Чарльзъ мягко.-- Постараемся лучше помочь ей, примѣняясь къ существующему положенію дѣлъ. Даже ту ничтожную помощь, которую мнѣ удалось уговорить ее принять отъ меня, я долженъ былъ, по ея же усиленной просьбѣ, раздѣлить на самыя мелкія суммы, которыя она и беретъ по мѣрѣ надобности, потому что, если онъ только узнаетъ, что у нея есть кредиты онъ станетъ тратить деньги безъ зазрѣнія совѣсти, расшвыривать ихъ направо и налѣво. Бѣдняжка принуждена ходить сюда тайкомъ за этими деньгами, одна, почти ночью; но дольше это не можетъ такъ продолжаться, мистеръ Никкльби, я не могу этого допустить.
   Тутъ Николай узналъ, что добрые старички давно уже ломали свои старыя головы, стараясь придумать, какъ бы получше и поделикатнѣе помочь бѣдной дѣвушкѣ и притомъ устроить такъ, чтобы отецъ не подозрѣвалъ, откуда идетъ эта помощь, и наконецъ придумали: они рѣшили сдѣлать видъ, будто покупаетъ ея работы, предложить ей за нихъ довольно высокую плату и постоянно снабжать ее новыми заказами, но для этой цѣли имъ нуженъ былъ помощникъ, который могъ бы вести необходимые переговоры, и послѣ долгаго размышленія ихъ выборъ остановился на Николаѣ.
   -- Онъ лично знаетъ насъ съ Нэдомъ,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ,-- слѣдовательно, мы для этого не годимся. Фрэнкъ славный малый, чудесный малый, но мы боимся, что онъ слишкомъ безпеченъ и вѣтренъ для такого деликатнаго порученія. Онъ еще, чего добраго, возьметъ да и влюбится (потому что дѣвушка прехорошенькая, вылитый портретъ матери), влюбится очертя голову, ничего не обдумавъ, и, пожалуй, сдѣлаетъ бѣдняжку несчастной, тогда какъ единственная наша цѣль съ Нэдомъ -- это помочь ей и по возможности устроить ея счастье. Онъ уже и такъ съ первой же встрѣчи необыкновенно какъ заинтересовался ея судьбою. И если только вѣрны дошедшіе до насъ слухи, изъ-за нея-то онъ и поднялъ этотъ скандалъ, который послужилъ причиной вашего съ нимъ знакомства.
   Николай пробормоталъ что-то вродѣ того, что онъ давно это подозрѣвалъ, и объясняя, почему эта мысль пришла ему въ голову, разсказалъ, гдѣ и когда онъ въ первый разъ встрѣтилъ молодую дѣвушку.
   -- Вотъ видите, Фрэнкъ положительно для этого не годится,-- продолжалъ мистеръ Чарльзъ.-- О Тимѣ Линкинвотерѣ ужъ я и не говорю, потому что Тимъ такой вертопрахъ, что за него никогда нельзя быть спокойнымъ: сейчасъ вспыхнетъ, какъ порохъ, и, вѣроятно, первый же его визитъ къ нимъ окончился бы дракою съ отцомь. Вы не знаете, сэръ, какой ужасный человѣкъ этотъ Тимъ, когда что-нибудь задѣнетъ его за живое. Въ такихъ случаяхъ онъ бываетъ просто страшенъ, положительно страшенъ. Итакъ, мы рѣшили довѣриться вамъ, потому что въ васъ мы нашли (то есть я нашелъ, хотя это совершенно одно и то же, такъ какъ мы съ Нэдомъ, собственно говоря, два сапога -- пара рѣшительно во всемъ; впрочемъ, за однимъ исключеніемъ, а именно: что онъ лучшій человѣкъ въ мірѣ, какого никогда не было и не будетъ...) Итакъ, мы въ васъ нашли честность, вѣрность и деликатность, словомъ, всѣ качества, необходимыя для этого дѣла. Вы именно тотъ человѣкъ, какого намъ нужно.
   -- А молодая леди, сэръ... развѣ она тоже участвуетъ въ этомъ невинномъ обманѣ?-- спросилъ Николай, въ своемъ смущеніи самъ хорошенько не сознавая, что онъ говоритъ.
   -- Какъ же,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ,-- то есть, по крайней мѣрѣ, она знаетъ, что мы васъ пришлемъ; но она не должна знать, какое употребленіе мы будемъ дѣлать изъ купленныхъ у нея вещей. Можетъ быть даже, еслибы вы дѣйствовали достаточно искусно, а это было бы превосходно, вамъ удалось бы увѣрить ее, что мы имѣемъ нѣкоторую выгоду, перепродавая ея произведенія въ другія руки. Какъ вы бь этомъ полагаете, а?
   Этотъ наивный проектъ привелъ въ такой восторгъ мистера Чарльза,-- возможность убѣдить молодую дѣвушку, что она ничѣмъ ему не обязана, представлялась ему такой восхитительной, что у Николая не хватило духу выразить свое сомнѣніе но этому поводу.
   Между тѣмъ въ продолженіе всего разговора у Николая вертѣлось на языкѣ сказать мистеру Чарльзу, что тѣ самыя причины, которыя онъ считаетъ препятствіемъ для того, чтобы поручить это дѣло мистеру Фрэнку, въ одинаковой мѣрѣ и съ одинаковымъ основаніемъ могутъ быть примѣнены и къ нему самому; двадцать разъ у него готово было вырваться признаніе, двадцать разъ онъ готовъ былъ просить мистера Чарьза избавить его отъ этого порученія. Но всякій разъ, какое-то смутное чувство останавливало его, подсказывало ему, что лучше не выдавать своей тайны. "Зачѣмъ я буду ставить имъ затрудненія въ ихъ великодушномъ намѣреніи?-- разсуждалъ Николай.-- Что же изъ того, если бы я даже серьезно полюбилъ эту прелестную дѣвушку. Да вѣдь я быль бы просто пустоголовымъ болваномъ, если бы усмотрѣлъ въ этомъ опасность для нея влюбиться въ меня. Къ тому же, развѣ я не увѣренъ въ себѣ? Развѣ моя собственная честь не подскажетъ мнѣ въ нужный моментъ, что я долженъ въ самомъ зародышѣ задушить въ себѣ это чувство? Мистеръ Чарльзъ имѣетъ полное право требовать отъ меня какой угодно услуги; неужели же я откажусь исполнить такую пустую его просьбу изъ-за какимъ-то личныхъ соображеніи?" На всѣ эти вопросы какой-то внутренній голосъ въ душѣ его властно отвѣчаль: "нѣтъ!" и въ концѣ концовъ Николай убѣдилъ себя, что онъ великій мученикъ долга, жертвующій собою въ интересахъ своего благодѣтеля, а между тѣмъ, если бы онъ только поглубже заглянулъ въ свое сердце, онъ не замедлилъ бы убѣдиться, что онъ былъ просто-на-просто не въ силахъ устоять противъ искушенія исполнить этотъ воображаемый долгъ. Но такова ужь, видно, человѣческая натура: стоить намъ чего-нибудь горячо пожелать и самая наша слабость передъ овладѣвшимъ нами желаніемъ превращается въ нашихъ глазахъ чуть что не въ геройскую доблесть.
   Между тѣмъ мистеръ Чарльзъ, не подозрѣвая, что происходило въ душѣ его юнаго друга, вручилъ ему деньги и далъ подробныя указанія насчетъ предстоящаго визита, который былъ назначенъ на слѣдующее утро. Когда все касающееся дѣловой стороны порученія было обстоятельно оговорено, мистеръ Чарльзъ еще разъ повторилъ свою просьбу держать его въ строжайшемъ секретѣ, послѣ чего Николай простился и, сильно озабоченный, отправился прямо домой.
   Домъ, адресъ котораго ему далъ мистеръ Чарльзъ, помѣщался въ ряду невзрачныхъ и неопрятныхъ съ виду домовъ, расположенныхъ въ предѣлахъ владѣній "Королевской тюрьмы" и въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ обелиска на площади Святого Георга. Этотъ кварталъ, составляющій, такъ сказать, тюремную собственность, но пользующійся сравнительной свободой, примыкаетъ къ тюрьмѣ и состоитъ изъ десятка улицъ, гдѣ дозволено имѣть резиденцію должникамъ, располагающимъ средствами для уплаты довольно значительной взятки (отъ которой, въ скобкахъ сказать, кредиторамъ нѣтъ никакой пользы). Это заботливое распоряженіе было измышлено тѣми самыми мудрыми законодателями, которые предоставили должникамъ, не имѣющимъ средствъ, полную свободу умирать въ тюрьмахъ отъ голода и холода, ибо для неоплатныхъ должниковъ не полагается ни топлива, ни пищи, ни одежды, тогда какъ послѣдній воръ и разбойникъ, позорящій человѣчество своими тяжкими преступленіями, всѣмъ этимъ вполнѣ обезпеченъ. Много существуетъ забавныхъ понятій о нынѣ дѣйствующихъ законахъ, но, по моему, нѣтъ ни одного остроумнѣе и смѣшнѣе той фикціи, будто всѣ люди равны передъ закономъ и будто бы благодѣянія суда "скораго и праваго" одинаково доступны для всѣхъ, безъ всякаго отношенія къ тому, набиты или пусты ихъ карманы.
   Не ломая головы надъ такого рода вопросами, Николай, по указанію мистера Чарльза, направилъ свои шаги къ вышеупомянутому ряду домовъ и, наконецъ, приблизился къ нимъ съ трепещущимъ сердцемъ, пройдя грязными, пыльнымъ предмѣстьемъ, характерную принадлежность котораго составляли театры маріонетокъ, устричныя, пивныя и зеленныя лавки, заѣзжіе дворы и лавченки старьевщиковъ, встрѣчавшіяся здѣсь на каждомъ шагу. Вдоль всего передняго фасада домовъ тянулся рядъ палисадниковъ, совершенно заброшенныхъ и служившихъ, повидимому, лишь хранилищемъ для пыли, которую вѣтеръ, вырвавшись изъ-за угла, крутилъ, поднималъ и столбомъ несъ по улицѣ. Отворивъ висѣвшую на одной петлѣ исковерканную желѣзную калитку одного изъ такихъ палисадниковъ, которая была пріоткрыта и не то зазывала прохожаго, не то не пускала его войти, Николай дрожащею рукою постучался во входную дверь.
   Наружный видъ дома не имѣлъ въ себѣ ничего привлекательнаго. Тусклыя окна, грязныя, рваныя шторы и пыльныя кисейныя занавѣски на обвислыхъ шнуркахъ, протянутыя поперекъ нижнихъ стеколъ -- вотъ первое, что бросалось въ глаза наблюдателю. Когда де дверь отворилась, то внутренность дома оказалась вполнѣ соотвѣтствующею его наружному виду. Вверхъ по лѣстницѣ тянулась выцвѣтшая, затоптанная грязными ногами дорожка, полъ прихожей былъ затянутъ старой засаленной клеенкой; въ довѣршеніе ко всѣмъ этимъ прелестямъ, въ ближайшей комнатѣ съ настежь растворенной дверью какой-то джентльменъ (вѣроятно, одинъ изъ полу-свободныхъ, полу-подневольныхъ обитателей квартала) нещадно курилъ свою трубку, хотя было еще раннее утро, а черезъ другую открытую дверь виднѣлась фигура хозяйки, старательно смазывавшей скипидаромъ изломанную деревянную кровать, которой, по всей вѣроятности, предназначалось служить ложемъ новому жильцу, имѣвшему счастье попасть сюда на квартиру.
   У Николая было достаточно времени для этихъ наблюденій, пока мальчуганъ, служившій у жильцовъ на посылкахъ и только-что вернувшійся домой, нагруженный покупками, прогремѣлъ по черной лѣстницѣ въ кухню, откуда глухо, точно изъ погреба, раздался его голосъ, вызывавшій служанку миссъ Брэй. Минуту спустя служанка появилась въ прихожей. Николай освѣдомился у нея, дома ли молодая леди,-- вопросъ весьма естественный, но который тѣмъ не менѣе повергъ вопрошавшаго въ величайшее смущеніе и былъ сдѣланъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ. Дѣвушка вмѣсто отвѣта попросила его слѣдовать за собою.
   Николай поднялся за нею во второй этажъ и очутился въ небольшой комнатѣ, выходившей на улицу, гдѣ у окна, за небольшимъ столомъ съ разбросанными на немъ рисовальными принадлежностями, сидѣла прелестная молодая дѣвушка, такъ сильно занимавшая его мысли. Теперь, когда онъ зналъ ея исторію, она показалась ему вдвое прекраснѣе, чѣмъ прежде.
   Но что больше всего тронуло Николая, такъ это изящный тонкій вкусъ -- ея вкусъ, который всюду проглядывалъ въ этой бѣдно обставленной комнатѣ. Тутъ были и цвѣты, и декоративныя растенія, и клѣтка съ птицами, были даже арфа и старое піанино. Сколькихъ жертвъ, можетъ быть, стоило ей сохранить эти два послѣднія звена цѣпи, связывавшей ее съ тѣмъ, что она нѣкогда называла своимъ домомъ! Каждая дешевая бездѣлушка, вышедшая, быть можетъ, изъ подъ ея собственныхъ пальчиковъ, каждая вещица, которую она смастерила шутя, въ свободное, отъ работы время, была исполнена той очаровательной прелести, которою бываетъ проникнуто всякое издѣліе любящихъ женскихъ рукъ. Сколько во всемъ этомъ было видно терпѣнія и нѣжной заботливости! Николаю казалось, что эта бѣдная комнатка вся наполнена небеснымъ свѣтомъ, что это прелестное, слабое созданіе, какъ яркій лучъ, озаряетъ все окружающее, что каждый предметъ, къ которому она прикасалась, окруженъ сіяющимъ ореоломъ вродѣ тѣхъ, какими древніе художники увѣнчивали лики безгрѣшныхъ ангеловъ.
   А между тѣмъ Николай былъ во владѣніяхъ "Королевской тюрьмы". Если бы все это происходило въ Италіи, подъ яснымъ безоблачнымъ небомъ, на какой-нибудь живописной терассѣ, такая иллюзія была бы, пожалуй, понятна., но въ Лондонѣ, въ кварталѣ, примыкающемъ къ тюрьмѣ!... Впрочемъ, не то же ли самое небо растилается надъ всѣмъ міромъ и, покрыто ли оно облаками, или сіяетъ лазурью, не одно ли и то же скрывается за нимъ отъ нашихъ взоровъ? Итакъ, быть можетъ, Николай быль и правъ, глядя на эту убогую комнатку такими глазами.
   Пусть, однако, читатель не думаетъ, что молодой человѣкъ разсмотрѣлъ все окружающее съ перваго взгляда; напротивъ, сначала онъ даже не замѣтилъ присутствія въ комнатѣ больного старика. Старикъ сидѣлъ въ креслѣ, обложенный подушками, и только тогда, когда онъ нетерпѣливо задвигался на своемъ мѣстѣ, Николай, наконецъ, увидѣлъ его.
   Ему было лѣтъ пятьдесятъ, по онъ былъ такъ худъ и такъ истощенъ, что ему можно было дать вдвое больше. Лицо его носило слѣды былой красоты, но бурныя страсти наложили на него свой неизгладимый отпечатокъ, не оставишь мѣста тому выраженію старческой кротости, которое дѣлаетъ привлекательными самыя некрасивыя лица. У него былъ острый, блуждающій взглядъ, исхудалое тѣло походило скорѣе на скелетъ, чѣмъ на тѣло живого человѣка, но въ большихъ, глубоко-запавшихъ глазахъ горѣлъ прежній огонь, и онъ какъ-то весь оживился, когда, нетерпѣливо стукнувъ объ полъ палкой, которая, вѣроятно, служила ему для передвиженій, окликнулъ дочь по имени.
   -- Мадлена, это кто? Что ему надо? Зачѣмъ онъ здѣсь? Что это значитъ?
   -- Мнѣ кажется...-- начала было въ смущеніи дѣвушка, слегка склонивъ голову въ отвѣтъ на поклонъ Николая.
   -- Тебѣ вѣчно что-нибудь кажется,-- перебилъ ее отецъ съ раздраженіемъ.-- Я тебя спрашиваю, что это значитъ?
   Между тѣмъ Николай уже настолько оправился, что поспѣшилъ самъ разъяснить причину своего визита. Онъ сказалъ (какъ это было заранѣе условлено), что присланъ съ заказомъ, что его просили заказать два вѣера и бархатную покрышку для оттоманки. Вещи должны быть самыхъ изящныхъ рисунковъ, прибавилъ онъ, и, сколько бы времени ни заняла эта работа, она будетъ оплачена по хорошей цѣнѣ. Въ заключеніе онъ сказалъ, что ему поручено заплатить за два прежнихъ заказа и съ этими словами, подойдя къ столу, за которымъ работала молодая дѣвушка, положилъ на него конвертъ съ банковымъ билетомъ.
   -- Провѣрь деньги, Мадлена,-- сказалъ старикъ.-- Вскрой конвертъ и провѣрь деньги, душа моя.
   -- Въ этомъ нѣтъ никакой надобности, папа; я знаю, что счетъ вѣренъ.
   -- Дай сюда конвертъ!-- закричалъ старикъ, вытянувъ руку и нетерпѣливо перебирая своими костлявыми пальцами.-- Дай, тебѣ говорятъ! Ахъ, какъ ты безпечна, Мадлена! Знаю! Какъ можно такъ увѣренно говорить о такого рода вещахъ! Пять фунтовъ... вѣрно ли?
   -- Совершенно вѣрно,-- сказала Мадлена, такъ низко наклонившись къ отцу и такъ заботливо оправляя подушки, что Николай не могъ видѣть ея лица. Но когда она выпрямилась ему показалось, что въ глазахъ ея стояли слезы.
   -- Позвони, позвони,-- продолжалъ старикъ, съ лихорадочною торопливостью протягивая къ звонку свою худую руку съ зажатымъ въ ней банковымъ билетомъ: эта рука такъ дрожала, что билетъ шуршалъ. Пусть пойдетъ размѣнять, да прикажи ей купить газету, винограду и бутылку того вина, что у меня было на прошлой недѣлѣ... Кажется, мнѣ еще что-то было нужно,-- вѣчно половину перезабудешь; впрочемъ, она можетъ сходить еще разъ. Пусть сперва сдѣлаетъ это... Что же ты, душа моя! Позвони же, Мадлена! Ахъ, какъ ты невыносимо копаешься!
   "Онъ помнилъ только то, что нужно ему, а не "ей"!-- невольно подумалъ Николай и, вѣроятно, эта мысль выразилась у него на лицѣ, потому что больной, сердито къ нему повернувшись, грубо сказалъ:
   -- Вы что же здѣсь торчите? Должно быть, ждете росписки?
   -- О, это совершенно лишнее!-- отвѣтилъ Николай сгоряча.
   -- То есть какъ лишнее? Что вы хотите этимъ сказать, сэръ?-- рѣзко спросилъ старикъ.-- Ужъ не воображаете ли вы, что вашими несчастными пятью фунтами вы оказываете намъ благодѣяніе, тогда какъ это не болѣе какъ обыкновенная торговая сдѣлка? Вы берете товаръ и даете за него деньги. Чортъ возьми, сэръ, если вы не умѣете цѣнить трудъ и время, это еще не даетъ вамъ права думать, что вы бросаете ваши деньги даромъ! Да знаете ли вы, что вы говорите съ джентльменомъ, который въ свое время могъ бы купить пятьдесятъ такихъ шалопаевъ, какъ вы, со всѣми ихъ потрохами? Лишнее! Нѣтъ, вы объясните, что вы хотѣли этимъ сказать?
   -- Только то, что, какъ я надѣюсь, это не послѣдній мой заказъ этой леди и потому мнѣ не хотѣлось бы ее затруднять излишними формальностями,-- отвѣтилъ Николай.
   -- А я, съ вашего позволенія, сэръ, нахожу, что между нами не можетъ быть излишнихъ формальностей,-- отрѣзалъ старикъ,-- Моя дочь не нуждается ни въ чьихъ благодѣяніяхъ. Поэтому прошу васъ ограничить наши сношенія исключительно дѣловыми вопросами. Недоставало только, чтобы какой-то тамъ жалкій торгашъ оказывалъ любезности моей дочери! По чести, это было бы очень мило. Сейчасъ же напиши ему росписку, Мадлена, да смотри, душа моя, никогда не забывай этого дѣлать.
   Пока Мадлена писала росписку, Николай задумался о странномъ характерѣ этого старика, который, однако, несмотря на всѣ свои причуды, далеко не былъ рѣдкостью или исключеніемъ. Между тѣмъ больной въ изнеможеніи откинулся на подушки и застоналъ, словно отъ сильной боли, послѣ чего началъ жаловаться, что дѣвушка долго ходитъ и что всѣ точно сговорились его раздражать.
   -- Когда прикажете опять придти?-- спросилъ Николай, получивъ росписку.
   Этотъ вопросъ былъ обращенъ къ молодой дѣвушкѣ, но за нее отвѣтилъ отецъ.
   -- Когда вамъ скажутъ, сэръ,-- не раньше. Прошу не безпокоить насъ понапрасну. Мадлена, когда прикажешь ему придти?
   -- О, теперь нескоро, недѣли черезъ три, четыре! Пока я совершенно могу обойтись,-- сказала съ живостью молодая дѣвушка.
   -- То есть какъ же такъ обойтись?-- вполголоса замѣтилъ отецъ. Это три-то недѣли, Мадлена? Да вѣдь это цѣлая вѣчность!
   -- Дѣйствительно, это очень долгій срокъ, мэмъ,-- замѣтилъ Николай.
   -- Вы такъ думаете?-- сердито оборвалъ его старикъ.-- Если бы это была милостыня, сэръ, благодѣяніе тѣхъ, кого я ненавижу, то не только три, четыре недѣли, а даже три, четыре года не были бы для меня слишкомъ долгимъ срокомъ. Но такъ какъ я человѣкъ независимый и никому ничѣмъ не обязанъ,-- помните, сэръ, только поэтому,-- приходите черезъ недѣлю.
   Николай низко поклонился молодой дѣвушкѣ и вышелъ, размышляя о странныхъ понятіяхъ мистера Брэя насчетъ независимости, причемъ не могъ не пожелать въ душѣ, чтобы такихъ независимыхъ людей было какъ можно меньше.
   Спускаясь по лѣстницѣ, онъ услышалъ за собою легкіе шаги и, обернувшись, увидѣлъ молодую дѣвушку, которая въ смущеніи стояла, на площадкѣ, видимо не рѣшаясь его окликнуть. Ея затрудненіе проще всего было разрѣшить, вернувшись назадъ, что онъ и сдѣлалъ.
   -- Не знаю, хорошо ли я поступаю, заговаривая съ вами объ этомъ,-- поспѣшно сказала Мадлена,-- но я васъ очень прошу не говорить друзьямъ моей матери о томъ, что вы здѣсь нынче видѣли. Сегодня ему хуже; онъ очень страдалъ. Я прошу васъ объ этомъ, какъ объ особенномъ одолженіи, какъ о милости.
   -- Вамъ стоитъ только высказать желаніе, и я готовъ умереть, чтобы исполнить его,-- отвѣтилъ Николай съ жаромъ.
   -- Не слишкомъ ли это сильно сказано, сэръ?
   -- Я говорю только то, что чувствую и что думаю,-- проговорилъ Николай дрожащимъ отъ волненія голосомъ.-- Повѣрьте мнѣ, что это правда. Я вообще не привыкъ притворяться; тѣмъ меньше я способенъ притворяться съ вами. Съ тѣхъ поръ, какъ я узналъ исторію вашихъ страданій, я чувствую то, что долженъ почувствовать на моемъ мѣстѣ не только человѣкъ, но даже ангелъ -- я... я... за васъ я готовъ умереть!
   Молодая дѣвушка отвернулась, чтобы скрыть слезы.
   -- Простите,-- съ жаромъ продолжалъ Николай,-- простите, если я сказалъ что-нибудь лишней, если я хотя бы неумышленно употребилъ во зло оказанное мнѣ вами довѣріе. Но я не могъ уйти, не высказавъ вамъ того, что я чувствую. Вѣрьте, что съ этой минуты я вашъ вѣрный слуга,-- слуга самый преданный и самый смиренный, какимъ я обязанъ быть уже изъ одной признательности къ моему благодѣтелю, пославшему меня сюда. И если бы въ моихъ словахъ скрывался какой-нибудь иной смыслъ, кромѣ того, который должно имъ придавать глубокое къ вамъ уваженіе, повѣрьте, я былъ бы негодяемъ -- и вполнѣ заслуженно -- не только въ глазахъ тѣхъ, кто меня къ вамъ послалъ, но и въ своихъ собственныхъ глазахъ.
   Мадлена сдѣлала знакъ, чтобы онъ уходилъ, но ничего не сказала, а такъ какъ Николай отъ волненія и самъ не могъ больше вымолвить ни слова, онъ молча вышелъ на улицу. Такъ окончилось первое его свиданіе съ Мадленой.
   

ГЛАВА XLVII,
у мистера Ральфа Никкльби происходитъ тайное совѣщаніе съ однимъ старымъ другомъ, съ которымъ они сообща обсуждаютъ проектъ, обѣщающій большую наживу имъ обоимъ.

   -- Три четверти третьяго,-- пробормоталъ Ньюмэнъ Ногсъ, прислушиваясь къ звону часовъ на сосѣдней колокольнѣ,-- а я обѣдаю въ два. Нѣтъ, это онъ нарочно, положительно нарочно дѣлаетъ мнѣ на зло! Это такъ на него похоже.
   Этотъ монологъ Ньюмэнъ Ногсъ произнесъ, взгромоздившись на верхушку высокаго табурета, въ своей каморкѣ и, по обыкновенію, его воркотня относилась къ Ральфу Никкльби.
   -- Я убѣжденъ, что у него ни къ чему больше нѣтъ аппетита, кромѣ фунтовъ, шиллинговъ и пенсовъ -- продолжалъ мистеръ Ногсъ,-- но зато до нихъ онъ жаденъ, какъ волкъ. Хорошо было бы, если бы его можно было заставить проглотить по одной монеткѣ всѣхъ англійскихъ образцовъ! Пенни еще куда ни шло пожалуй, проскочилъ бы, зато ужъ крона -- ха, ха!
   Нарисованная пылкимъ воображеніемъ мистера Ногса восхитительная картина съ изображеніемъ Ральфа, глотающаго шестишиллинговую монету, привела его въ такой восторгъ, что, пріотворивъ свою конторку, онъ осторожно извлекъ оттуда плоскую бутылочку, извѣстную подъ названіемъ "карманнаго пистолета", встряхнулъ ее надъ самымъ своимъ ухомъ и, съ блаженной улыбкой прислушавшись къ услаждающему сердце бульканью, отпилъ изъ нея изрядный глотокъ, послѣ чего лицо его приняло еще болѣе блаженное выраженіе. Тщательно заткнувъ бутылочку пробкой, мистеръ Ногсъ съ наслажденіемъ причмокнулъ губами, но, такъ какъ пріятный вкусъ живительной влаги весьма скоро испарился, онъ снова принялся за свою воркотню.
   -- Теперь должно быть безъ пяти минутъ три, никакъ не меньше,-- сердито пробурчалъ онъ,-- а завтракалъ я въ восемь, да и какъ завтракалъ-то, одна только слава. А обѣдать долженъ былъ въ два. Вѣдь у меня могло быть жаркое къ обѣду, которое, окончательно пережарилось бы теперь. Правда, у меня его нѣтъ, но онъ-то почемъ это знаетъ? "Ждите меня! Дождитесь моего возвращенія!" и это изо дня въ день. А вамъ-то, сэръ, зачѣмъ всегда нужда выходить въ мое обѣденное время, позвольте спросить? Или вы не обязаны знать, что это еще хуже раздражаетъ человѣка? Какъ по вашему?
   Хотя слова эти были сказаны громко, они были обращены въ пустое пространство. Тѣмъ не менѣе уже одно то, что обида была высказана вслухъ, произвело на Ньюмэна такое сильное впечатлѣніе, что, схвативъ свою шляпу, онъ яростно напялилъ ее на голову и, съ неменьшимъ азартомъ натянувъ на руки свои неизносимыя перчатки, рѣшительно объявилъ, что, чтобы тамъ ни случилось, онъ сейчасъ же уходитъ обѣдать.
   Это рѣшеніе было немедленно приведено въ исполненіе; но въ ту минуту, когда мистеръ Ногсъ былъ уже въ корридорѣ, звукъ поворачивающагося въ наружной двери клоча заставилъ его поспѣшно забить отступленіе.
   -- Пришелъ,-- пробормоталъ Ньюмэнъ,-- да еще и не одинъ. Теперь небось скажетъ: "Подождите, пока проводите джентльмэна". Дудки, братъ! Такъ я и сталъ тебя дожидаться.
   Съ этими словами онъ юркнулъ въ большой пустой шкапъ съ двумя дверцами и осторожно притворилъ ихъ за собою въ надеждѣ благополучно проскользнуть оттуда на улицу, когда Ральфъ войдетъ въ свой кабинетъ.
   -- Ногсъ!-- крикнулъ Ральфъ.-- Эй, Ногсъ! Куда онъ запропастился?
   Ногсъ притаился въ своемъ шкапу и молчалъ.
   -- Ушелъ таки негодяй обѣдать,-- пробормоталъ Ральфъ.-- Уфъ!.. Грайдъ, идите сюда! Конторщикъ мой вышелъ, а у меня въ комнатѣ солнце такъ и жаритъ въ окна. Здѣсь прохладнѣе, если вы, впрочемъ, не боитесь простудиться.
   -- Ничуть, мистеръ Никкльби, ничуть. Для меня вполнѣ безразлично, гдѣ ни сидѣть. Да, здѣсь прелестно, право, прелестно!
   Это говорилъ худой, сгорбленный, весь съежившійся, какъ сморчокъ, старикашка лѣтъ семидесяти или семидесяти пяти. На немъ былъ сѣрый сюртукъ сх очень тугимъ воротникомъ, старомодный жилетъ изъ черной шелковой рубчатой матеріи и коротенькія панталоны, выказывавшія все безобразіе его тонкихъ, какъ спички, кривыхъ ногъ. Единственными украшеніями этого наряда служили: стальная цѣпочка съ висѣвшими на ней массивными золотыми печатями вмѣсто брелокъ и черная лента, которой были связаны сзади сѣдые волосы старика по старинной модѣ. У него были выдающіеся и заостренные носъ и подбородокъ; запавшія отъ недостатка зубовъ щеки и губы; желтое, какъ лимонъ, сморщенное лицо, слегка окрашенное на щекахъ мелкими синими жилками; вмѣсто бороды -- рѣдкіе пучки сѣдыхъ волосъ и такія же сѣдыя клочковатыя брови, неоспоримо доказывавшія бѣдность той почвы, на которой они росли. Во всей наружности и въ манерахъ этого человѣка была какая-то кошачья вкрадчивость, а главнымъ выраженіемъ его лица, сосредоточивавшимся въ маленькихъ, подмигивающихъ глазкахъ, были лукавство, алчность и сластолюбіе.
   Таковъ былъ Артуръ Грайдъ, старый пріятель Ральфа. Въ лицѣ его не было морщинки, а въ платьѣ -- складочки, отъ которыхъ не вѣяло бы самымъ отвратительнымъ скряжничествомъ, которыя не говорили бы о его принадлежности къ той самой профессіи, къ какой принадлежалъ и Ральфъ Никкльби. Таковъ былъ Артурь Грайдъ, сидѣвшій въ настоящую минуту на стулѣ противъ Ральфа, который, спокойно скрестивъ на груди руки, смотрѣлъ на него сверху внизъ со своего высокаго табурета, ломая голову надъ вопросомъ, зачѣмъ къ нему могла явиться эта старая лиса.
   -- Ну, какъ вы поживаете?-- началъ Грайдъ съ такимъ видомъ, точно его чрезвычайно какъ интересовало здоровье Ральфа.-- Я такъ давно, такъ давно васъ не видѣлъ!
   -- Ну, не такъ, чтобы ужь очень давно,-- отвѣтилъ Ральфъ съ лукавой улыбкой, доказывавшей, что онъ прекрасно понимаетъ, что его другъ явился вовсе не затѣмъ, чтобы справиться насчетъ его здоровья.
   -- Вы удивительно счастливо поймали меня нынче; только что я подхожу къ двери, а вы какъ разъ выходите изъ-за угла.
   -- Да, мнѣ вообще везетъ,-- замѣтилъ Грайдъ.
   -- И очень, если вѣрить слухамъ,-- сказалъ Ральфъ сухо.-- А гласъ народа, говорятъ, гласъ Божій.
   Въ отвѣтъ на это старый плутъ какъ-то странно зашевелилъ побородкомъ и улыбнулся, но промолчалъ. Молчалъ и Ральфъ; казалось, оба подстерегаютъ удобную минуту, чтобы напасть другъ на друга врасплохъ.
   -- Ну, Грайдъ, откуда нынче вѣтеръ дуетъ?-- сказалъ, наконецъ, Ральфъ.
   -- Ахъ, какой вы, однако, ужасный человѣкъ, мистеръ Никкильби!-- воскликнулъ старикъ, видимо довольный, что Ральфъ заговорилъ первый.-- Какой ужасный человѣкъ! Такъ-таки вотъ и берете быка за рога!
   -- Это только такъ кажется по сравненію съ вами, потому что вы вѣчно ходите вокругъ да около,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Можетъ быть, ваша метода и лучше, но у меня на это не хватаетъ терпѣнія.
   -- Что вы! Гдѣ ужь мнѣ съ вами тягаться, мистеръ Никкльби,-- прошамкалъ старикъ.-- Вы геній, сущій геній! Вы видите человѣка насквозь!
   -- Да, настолько, чтобы сумѣть держать ухо востро, когда люди, подобные вамъ, начинаютъ льстить и заигрывать,-- отрѣзалъ Ральфъ.-- Вспомните, я не разъ былъ свидѣтелемъ, какъ вы охаживали людей. Я не забылъ, къ чему приводятъ ваши любезности.
   -- Хи, хи, хи!-- закатился Артуръ тоненькимъ смѣхомъ.-- Еще бы "вы" забыли! Развѣ возможно? Зато вы и не имѣете соперниковъ въ своей профессіи. Удивительно это, однако, пріятная вещь, что вы помните добрыя старыя времена, право!
   -- Ну-съ, и такъ, я опять спрашиваю, откуда вѣтеръ подулъ?-- сказалъ Ральфъ совершенно спокойно.-- Въ чемъ дѣло?
   -- Нѣтъ, вы только взгляните на этого человѣка!-- воскликнулъ Грайдъ въ восторгѣ.-- Вѣчно у него дѣла на умѣ, даже въ разговорѣ со старымъ пріятелемъ. Ахъ, какой это человѣкъ, какой человѣкъ!
   -- Что собственно вамъ понадобилось отъ стараго пріятеля, вотъ что мнѣ хотѣлось бы знать,-- сказалъ Ральфъ, не слушая его.-- А вамъ несомнѣнно отъ него чего-нибудь нужно, иначе вы врядъ ли вспомнили бы о немъ.
   -- Ахъ, какой человѣкъ! Вѣчно-то онъ всѣхъ подозрѣваетъ, даже меня, своего стараго друга,-- снова забарабанилъ Артуръ, всплеснувъ руками,-- Что за человѣкъ! Ха, ха, ха! Что это за человѣкъ! Развѣ можно сыскать другого ему подобнаго? Это гигантъ, гигантъ да и только, среди насъ, бѣдныхъ пигмеевъ!
   Ральфъ со спокойной улыбкой смотрѣлъ на всѣ эти кривлянья старой лисы, между тѣмъ какъ у Ньюмэна въ его шкапу сердце замирало, потому что онъ видѣлъ, что надо было проститься съ надеждой пообѣдать.
   -- Надо ужь видно, сдѣлать ему удовольствіе,-- сказалъ наконецъ Артуръ,-- все равно, онъ все выпытаетъ, онъ у насъ на это мастеръ. Онъ хочетъ тотчасъ же приступить къ дѣлу, не теряя времени даромъ. Что жъ, пожалуй, онъ правъ. Время, говорятъ, деньги, время -- деньги.
   -- Мнѣ кажется, это изреченіе придумалъ кто-нибудь изъ нашей братіи,-- замѣтилъ Ральфъ.-- Время -- деньги... Да! И даже немалыя для тѣхъ, кто деретъ жидовскіе проценты. Еще бы, разумѣется, деньги. Знаемъ и мы кое-кого, для кого время -- цѣлое состояніе.
   Въ отвѣтъ на эту шутку Грайдъ опять всплеснулъ руками и покачалъ головой со своимъ обычнымъ припѣвомъ: "Ахъ, что это за человѣкъ, что за человѣкъ!", послѣ чего придвинулъ свой стулъ поближе къ Ральфу и, заглядывая снизу вверхъ въ его безстрастное лицо, произнесъ:
   -- Ну, а что бы вы мнѣ сказали, если бы я объявилъ вамъ, что... что я... что я задумалъ жениться?
   -- Сказалъ бы,-- отвѣтилъ Ральфъ, спокойно глядя на него сверху внизъ,-- сказалъ бы, что по той или другой причинѣ вы желаете меня провести, что было бы, впрочемъ, не первой и не послѣдней вашей попыткой въ этомъ родѣ, и нисколько не удивило бы меня. Да вы и сами знаете, что я не поддамся такому обману.
   -- Но я вамъ говорю это совершенно серьезно,-- сказалъ Грайдъ.
   -- И я такъ же серьезно вамъ повторяю то, что только что говорилъ,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Постойте! Взгляните-ка на меня! а вѣдь и впрямь у васъ въ глазахъ бѣгаютъ какіе-то чертенята... Что бы это значило?
   -- Повѣрьте, я не сталъ бы васъ морочить; я знаю, что это безполезно,-- пищалъ Грайдъ въ какомъ-то экстазѣ.-- Я былъ бы безумцемъ, если бы затѣялъ подобную вещь. Что бы я, "я" сталъ обманывать мистера Никкльби! Чтобы пигмей вздумалъ бороться съ гигантомъ! Нѣтъ, я опять-таки совершенно серьезно васъ спрашиваю, ха, ха, ха, что вы скажете, если я объявляю вамъ, что надумалъ жениться?
   -- На какой-нибудь старой вѣдьмѣ, конечно,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- съ живостью перебилъ его Артуръ, съ восхищеніемъ потирая руки.-- Вотъ ужь не отгадали, опять не отгадали. Ошиблись, еще разъ ошиблись, мистеръ Никкльби! На прелестной, свѣженькой, молоденькой девятнадцатилѣтней дѣвушкѣ, съ черными глазками, съ длинными, какъ стрѣлы, рѣсницами, свѣжими, румяными губками, которыя манятъ васъ къ поцѣлуямъ; съ блестящими локонами, которые такъ и тянетъ погладить; съ такою тонкою таліей, что ее можно обхватить двумя пальцами; крохотной ножкой, которая какъ будто вовсе не касается земли, когда ходитъ! Вотъ какая у меня будетъ жена, сэръ! А что, вѣдь недурно?
   -- Знаете, это какъ будто похоже на правду,-- проговорилъ Ральфъ, выслушавъ съ презрительною улыбкой восторженную рѣчь стараго сластолюбца.-- А какъ ея имя?
   -- Ахъ, что это за человѣкъ, что за человѣкъ!-- завизжалъ опять старый Грайдъ.-- Онъ уже догадывается, что мнѣ нужна его помощь; онъ уже знаетъ, что это принесетъ и ему самому немалую выгоду. Все-то онъ видитъ, все знаетъ!.. Ея имя... А что, никто насъ здѣсь не подслушаетъ?
   -- Какой же чортъ насъ можетъ подслушать?-- отвѣтилъ Ральфъ съ досадой.
   -- Это я такъ только подумалъ: не можетъ ли кто-нибудь случаемъ проходить по лѣстницѣ и остановиться,-- сказалъ мистеръ Грайдъ, выглядывая за дверь и тщательно ее притворяя,-- или не можетъ ли вернуться вашъ клеркъ и полюбопытствовать. А этого народа страсть къ подслушиванью, и мнѣ бы очень не хотѣлось, чтобы мистеръ Ногсъ...
   -- Чортъ бы его побралъ, этого Ногса!-- рѣзко перебилъ его Ральфъ. Говорите, въ чемъ дѣло, разъ уже начали.
   -- Я вполнѣ присоединяюсь къ вашему пожеланію относительно мистера Ногса, могу васъ увѣрить,-- сказалъ Грайдъ.-- А зовутъ ее...
   -- Ну-съ, кончите ли вы, наконецъ, чертъ васъ возьми!-- воскликнулъ Ральфъ, выведеный изъ себя безконечными прелюдіями своего собесѣдника.
   -- Зовутъ ее Мадлена Брэй.
   Каковы бы ни были причины, заставлявшія Артура Грайда подозрѣвать, что это имя произведетъ впечатлѣніе на Ральфа, и каковъ бы ни быль въ дѣйствительности произведенный имъ эффектъ, Ральфъ не выразилъ ни малѣйшаго изумленія. Спокойно повторилъ нѣсколько разъ это имя, какъ будто что-то припоминая, онъ, наконецъ, сказалъ:
   -- Брэй, Брэй... Но нѣтъ, не можетъ же это быть тотъ молодой Брэй, который... Конечно, нѣтъ, у того никогда не было дочери.
   -- Какъ, вы не помните Брэя?-- воскликнулъ Грайдъ.
   -- Нѣтъ, положительно не припоминаю,-- задумчиво отвѣтилъ Ральфъ.
   -- Не помните Вальтера Брэя? Этого свѣтскаго шалопая, который еще такъ дурно обращался со своей хорошенькой женой.
   -- Если вы думаете подобной характеристикой напомнить мнѣ какое-нибудь опредѣленное лицо,-- замѣтилъ Ральфъ, пожимая плечами,-- то можно сказать навѣрняка, что я его смѣшаю съ девяносто девятью шалопаями изъ той сотни, которую я зналъ.
   -- Тю-тю! Да вѣдь это тотъ самый Брэй, который проживаетъ во владѣніяхъ Королевской тюрьмы,-- сказалъ Грайдъ.-- Не могли же вы забыть этого Брэя. Вѣдь у насъ у обоихъ были съ нимъ дѣла. Онъ еще и посейчасъ остался вамъ долженъ.
   -- Ахъ, вотъ вы о комъ! Да, да, теперь припоминаю. Такъ это о его дочери вы говорите?
   Какъ ни натураленъ былъ тонъ этихъ словъ, но естественность тона не провела бы во всякое другое время такую хитрую старую лису, какъ Артуръ Грайдъ. Онъ тотчасъ сообразилъ бы, что Ральфъ просто-на-просто желаетъ заставить его проговориться, но въ эту минуту Грайдъ самъ былъ до того увлеченъ своими планами, что вполнѣ повѣрилъ другу и, какъ дуракъ, попался въ разставленную ему ловушку.
   -- Такъ я и зналъ, что вы не могли совсѣмъ его забыть, стоило вамъ только напомнить.
   -- Вы были правы,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Впрочемъ, вышло это лишь потому, что старикашка Артуръ Грайдъ и женитьба -- двѣ вещи совершенно несовмѣстимыя. Старикашка Грайдъ и черные глазки съ длинными рѣсницами, розовыя, свѣжія губки, манящія къ поцѣлую, локоны, которые такъ и тянетъ погладить, талія, какъ у стрекозы, и ножка, которая не ходитъ, а летаетъ да вѣдь все это вмѣстѣ выходитъ просто чудовищно! Но старикашка Грайдъ, который женится на дочери несостоятельнаго должника, проживающаго въ предѣлахъ Королевской Тюрьмы,-- это уже нѣчто окончательно непостижимое. Послушайте, милый другъ, если вамъ дѣйствительно нужна моя помощь (а она вамъ нужна иначе вы не стали бы и откровенничать со мной), говорите все безъ утайки. А главное, не припутывайте вы ни къ селу, ни къ городу какую-то тамъ мою выгоду въ дѣлѣ, гдѣ вся выгода, очевидно, на вашей сторонѣ, и, вѣроятно, немалая, потому что иначе вы не стали бы и огородъ городить.
   Не только въ словахъ Ральфа, но и въ тонѣ его и во взглядѣ было столько ядовитой насмѣшки, что даже остывшая кровь стараго ростовщика закипѣла и окрасила его щеки. Тѣмъ не менѣе онъ сдержался и отвѣтилъ обидчику только покачиваніемъ головы да своимъ неизмѣннымъ: "Ахъ, что это за человѣкъ, что за человѣкъ!", какъ будто ему доставляло огромное удовольствіе служить посмѣшищемъ для друга. Однако, замѣтивъ по выраженію лица Ральфа, что дольше тянуть разсказъ можетъ быть и опасно, онъ немедленно принялъ серьезный тонъ и приступилъ къ изложенію сути дѣла.
   Во-первыхъ, онъ сообщилъ Ральфу, что Мадлена Брэй живетъ исключительно для отца, покоряясь каждому его желанію и капризу, такъ какъ онъ у нея единственный близкій человѣкъ на землѣ. На это Ральфъ замѣтилъ, что онъ уже слышалъ что-то въ этомъ родѣ и что, вѣроятно, дѣвушка не знаетъ свѣта, потому что иначе она не была бы такой дурой.
   Во-вторыхъ, мистеръ Грайдъ сдѣлалъ краткую характеристику самого Брэя, сказавъ, что если онъ и любитъ дочь, насколько вообще такой человѣкъ способенъ любить, то во всякомъ случаѣ больше всѣхъ любитъ себя. На это Ральфъ отвѣтилъ, что это весьма естественно и понятно и слѣдовательно здѣсь рѣшительно почему удивляться.
   Въ третьихъ, наконецъ, Артурь повѣдалъ своему другу, что дѣвушка -- восхитительное созданіе и что онъ искренно желалъ бы взять ее въ жены. Это призваніе Ральфъ даже и не удостоилъ отвѣтомъ, если не считать улыбки и взгляда, которыми онъ подарилъ сидѣвшаго передъ нимъ стараго сморчка,-- улыбки и взгляда, надо сознаться, весьма выразительныхъ.
   -- А теперь приступимъ къ плану кампаніи, на которомъ я остановился,-- сказалъ Грайдъ.-- Я сообщилъ о немъ вамъ, но еще ни словомъ не заикался ея отцу. Но вы уже догадались и объ этомъ? Ахъ, что это за человѣкъ, что за человѣкъ! Огонь, сущій огонь!
   -- А съ огнемъ не играютъ, помните это,-- сказалъ Ральфъ въ нетерпѣніи.
   -- На все-то у него готовъ отвѣтъ!-- воскликнулъ Грайдъ съ восхищеніемъ, всплеснувъ руками и закативъ глаза подъ лобъ.-- Ничѣмъ, ничѣмъ его не удивишь! Ахъ, какое это счастье имѣть такой умъ, да еще въ соединеніи съ такимъ капиталомъ. И затѣмъ, разомъ измѣнивъ тонъ, онъ добавилъ:-- За послѣдніе шесть мѣсяцевъ я нѣсколько разъ былъ у Брэя. Тутъ-то я и у видѣлъ ее. Ахъ, что это за прелесть, что за красота! Впрочемъ, это не относится къ дѣлу... Какъ вамъ извѣстно, я представилъ на него ко взысканію вексель въ семьсотъ фунтовъ; за это онъ и сидитъ.
   -- Вы такъ говорите, точно вы его единственный кредиторъ,-- сказалъ Ральфь, вынимая изъ кармана записную книжку.-- У меня вѣдь тоже на него вексель на девятьсотъ семьдесятъ пять фунтовъ четыре шиллинга три пенса.
   -- Насъ только двое, мистеръ Никкльби,-- съ живостью сказалъ Грайдъ.-- Только двое, вы да я. Больше вѣдь никто не рискнулъ тратиться и платить за его содержаніе; всѣ остальные кредиторы надѣются, что мы съ вами и вдвоемъ его удержимъ. Мы оба попались въ одну и ту же ловушку, да еще какъ попались-то! Я было думалъ, что совсѣмъ разорюсь. Вѣдь дернула же меня нелегкая дать ему деньги подъ вексель за подписью только одного поручителя! Положимъ, одно его имя чего стоило! Одно это имя было почти то же, что деньги... И надо же было случиться, чтобы какъ разъ въ то время, когда я хотѣлъ подать ко взысканію, онъ умеръ и, какъ оказалось, совершенно разореннымъ. Ахъ, я и теперь безъ ужаса не могу вспомнить объ этой потерѣ!
   -- Да будетъ ужъ вамъ причитать,-- сказалъ Ральфь Никкльби.-- Сколько бы вы ни плакались, все равно васъ никто не услышитъ.
   -- А все же никогда, знаете, не мѣшаетъ практиковаться, все равно слышатъ ли васъ, или нѣтъ,-- отвѣчалъ Артуръ, захихикавъ.-- Практика, говорятъ, ведетъ къ совершенствованію... И такъ, если предложу себя Брэю въ зятья съ обязательствомъ, что въ ту минуту, когда его дочь станетъ моею женою, онъ не только будетъ свободенъ отъ всякихъ долговъ, но еще получитъ приличную пенсію, которая дастъ ему возможность жить за-границей, какъ и подобаетъ настоящему джентльмену (долго онъ не протянетъ; я спрашивалъ его доктора, тотъ говоритъ, что у него порокъ сердца, и что онъ долженъ умереть очень скоро)... такъ если бы, говорю я, ему представить въ должномъ свѣтѣ всѣ преимущества такого условія, какъ вы думаете, будетъ онъ въ состояніи устоять? А если онъ не устоитъ противъ меня, неужели вы думаете, что она устоитъ противъ него? Неужели вы скажете, что она не дастъ своего согласія стать мистриссъ Артуръ Грайдъ прелестною, восхитительною мистриссъ Артуръ Грайдъ, стать ею черезъ недѣлю, черезъ мѣсяцъ, черезъ день, если бы я этого потребовалъ?
   -- Ну-съ, еще что? Вы еще не все сказали?-- спросилъ Ральфъ, покачивая головой. Его спокойный, насмѣшливый тонъ составлялъ рѣзкій контрастъ съ восторженнымъ визгомъ его собесѣдника.-- Не затѣмъ же вы явились ко мнѣ, чтобы подѣлиться вашею радостью.
   -- О, Боже, какъ вы всегда любите расхолодить человѣка! воскликнулъ Артуръ и подвинулъ свой стулъ еще ближе къ Ральфу.-- Конечно, не за тѣмъ, я этого и не говорю! Я пришелъ, чтобы спросить васъ, сколько бы взяли съ меня за вашу часть долга, если бы у насъ съ Брэемъ дѣло наладилось? Пять шиллинговъ за фунтъ достаточно будетъ?.. Шесть шиллинговъ восемь пенсовъ... Ну, десять, хотите? Я готовъ даже на десять для такого стараго друга, какъ вы; вѣдь мы съ вами всегда были друзьями; знаю, что и вы не захотите обидѣть меня. Ну, что же, но рукамъ, что ли?
   -- Вы еще не все выложили. Говорите, что дальше,-- сказалъ Ральфъ еще безстрастнѣе прежняго.
   -- Да, да, но вы сами не даете мнѣ договоритъ,-- отвѣчалъ Грайдъ.-- Мнѣ нуженъ въ этомъ дѣлѣ помощникъ, человѣкъ, который могъ говорить убѣдительно, упросить, уломать, въ случаѣ надобности настоять на своемъ, а лучше васъ этого никто не сумѣетъ сдѣлать. Я для этого не гожусь, потому что я человѣкъ нервный и робкій. Надѣюсь, что если вы получите кругленькую сумму взамѣнъ долга, который вы считали безнадежнымъ, вы не откажетесь оказать мнѣ эту дружескую услугу. Не такъ ли?
   -- Да, но и это еще не все,-- сказали Ральфъ.-- Договаривайте.
   -- Теперь все, рѣшительно все, клянусь Богомъ!-- распинался Грайдъ.
   -- А я вамъ говорю, что не все; я знаю, что говорю.
   -- Ахъ,-- воскликнулъ Грайдъ, какъ будто озаренный внезапно какою-то новою мыслью,-- это вы о томъ, что касается меня и моихъ плановъ! Да, да, вы нравы... Но стоитъ ли объ этомъ говорить?
   -- Мнѣ кажется, это было бы лучше,-- отвѣтилъ сухо Ральфъ.
   -- Мнѣ просто не хотѣлось васъ безпокоить, такъ какъ я думалъ, что васъ можетъ интересовать только то, что касается вашего личнаго участія въ этомъ дѣлѣ,-- отвѣчалъ Артуръ.-- Но, конечно, съ вашей стороны очень мило интересоваться мною и моими дѣлами, очень мило, и я вамъ несказанно благодаренъ!.. Такъ вотъ видите ли, въ чемъ дѣло: предположимъ, что я имѣю нѣкоторыя свѣдѣнія насчетъ небольшого капитала, такъ себѣ бездѣлица, сущіе пустяки,-- капитала, который по закону долженъ достаться этой прелестной молодой дѣвушкѣ, о которомъ никто ничего не знаетъ и не подозрѣваетъ и который легко перейдетъ въ полное владѣніе ея мужа, если онъ освѣдомленъ по этому вопросу такъ, какъ, напримѣръ, я. Впрочемъ, весь этотъ капиталъ такая мелочь, которая...
   -- Которая совершенно мѣняетъ все дѣло,-- рѣзко перебилъ его Ральфъ.-- Теперь дайте мнѣ хорошенько подумать, и я вамъ сейчасъ скажу, на какихъ условіяхъ я возьмусь вамъ помочь въ вашемъ предпріятіи.
   -- Только не будьте жестоки, Никкльби!-- воскликнулъ Артуръ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, съ мольбой простирая руки къ своему другу.-- Не будьте жестоки! И все-то состояніе такая бездѣлица, что не стоитъ и говорить. Берите десять шиллинговъ, и дѣлу конецъ. Это много, страшно много, но вы были со мною такъ милы... Берите десять, и по рукамъ. Согласны?
   Не обращая никакого вниманія на эти мольбы, Ральфъ нѣсколько минутъ сидѣлъ нахмуривъ брови и задумчиво глядя на своего собесѣдника; наконецъ, какъ будто придя къ какому-то рѣшенію, онъ прервалъ молчаніе и, надо отдать ему справедливость, безъ всякихъ безполезныхъ предисловій прямо при ступилъ къ дѣлу.
   -- Если вы женитесь на этой дѣвушкѣ безъ моей помощи,-- казалъ онъ,-- я получу съ васъ весь мой долгъ сполна, потому что только при этомъ условіи вы можете освободить старика. И такъ, я долженъ получить всю сумму полностью, ибо ясно, какъ день, что иначе я не только ничего не выигрываю, но даже проигрываю, принимая участіе въ этомъ дѣлѣ. Это пунктъ первый предъявленныхъ мною условій. Пунктъ второй: за мои хлопоты по устройству вашего счастія я получаю пятьсотъ фунтовъ. Это очень немного, принимая въ разсчетъ, что розовыя губки, прелестныя локоны и все прочее остается въ вашемъ полномъ владѣніи. Пунктъ третій и послѣдній: я требую, чтобы мнѣ была немедленно выдана росписка въ томъ, что вы обязуетесь уплатить обѣ эти суммы въ день вашего бракосочетанія съ миссъ Мадленой Брэй. Вы только-что сами говорили, что я умѣю настоять на своемъ. Ну, такъ вотъ я настаиваю на этомъ; я предлагаю вамъ условія и знайте, ничего не спущу. Соглашайтесь или нѣтъ, ваше дѣло. Во всякомъ случаѣ, если вы женитесь, я ничего не теряю, потому что получаю свой долгъ сполна.
   Ральфъ оставался глухимъ ко всѣмъ доводамъ, ко всѣмъ мольбамъ Грайда хоть что-нибудь уступить. Повидимому, онъ даже не хотѣлъ больше говорить объ этомъ предметѣ, и въ то время, какъ старый Артуръ ужасался чудовищности его требованій и торговался, какъ жидъ, постепенно надбавляя и надбавляя цѣну, онъ сидѣлъ, не поднимая на него глазъ и углубившись въ какія-то записи своей карманной книжки. Убѣдившись, наконецъ, что его другъ все равно останется непреклоннымъ, Артуръ Грайдъ скрѣпя сердце согласился на всѣ его требованія, и достойные друзья немедленно принялись писать обязательство по всѣмъ правиламъ, на форменномъ бланкѣ (которые у Ральфа для такихъ случаевъ всегда имѣлись въ запасѣ), причемъ Грайдъ съ своей стороны поставилъ условіемъ, что мистеръ Никкльби сейчасъ же отправится съ ними къ мистеру Брэю и, если къ тому представится случай, начнетъ съ нимъ переговоры.
   Такимъ образомъ оба джентльмена вскорѣ ушли, и какъ только за ними захлопнулась дверь, Ньюмэнъ Ногсъ, съ бутылкой въ рукахъ, выползъ изъ шкафа, откуда онъ не разъ, съ рискомъ быть пойманнымъ, высовывалъ свой красный носъ въ тѣхъ мѣстахъ разговора, которыя интересовали его особенно сильно.
   -- Теперь у меня пропалъ аппетитъ,-- сказалъ Ньюмэнъ, засовывая бутылку въ карманъ.-- Накормили до отвала, можно сказать.
   Высказавъ это замѣчаніе самымъ горестнымъ тономъ, Ньюмэнъ въ одинъ прыжокъ очутился у двери и тѣмъ же способомъ вернулся на прежнее мѣсто.
   -- Не знаю, кто эта дѣвушка и что она изъ себя представляетъ,--продолжалъ онъ,-- но мнѣ такъ ее жаль, что просто все сердце обливается кровью, когда я думаю о ней. А между тѣмъ, чѣмъ я могу ей помочь? Чѣмъ могу помочь сотнѣ людей, противъ которыхъ ежедневно замышляются козни? Но то, что я слышалъ сейчасъ, это ужъ такая гадость, какую трудно себѣ и представить. И зачѣмъ я это узналъ? Только напрасно буду терзаться. Хотя и то взять: хуже отъ этого никому не будетъ, кромѣ меня самого. Грайдъ и Никкльби! Вотъ такъ парочка! Ахъ, негодяи, негодяи, негодяи!
   Каждое повтореніе этого слова сопровождалось ударомъ кулака по злополучной шляпѣ мистера Ногса. За третьимъ разомъ Ньюмэнъ, у котораго, надо замѣтить, мысли нѣсколько путались вслѣдствіе того, что, сидя въ своемъ заключеніи, онъ довольно таки часто прикладывался къ бутылкѣ, отправился искать утѣшенія въ вареной говядинѣ съ зеленью, которая его ждала въ сосѣднемъ трактирѣ.
   Между тѣмъ заговорщики направились къ тому самому дому, гдѣ нѣсколько дней тому назадъ мы видѣли Николая. Освѣдомившись, дома ли мистеръ Брэй, и получивъ отвѣтъ, что мистеръ Брэй дома и принимаетъ, а миссъ Брэй куда-то вышла, друзья поспѣшили войти и, послѣ весьма искуснаго подхода, мистеръ Ральфъ изложилъ цѣль ихъ визита.
   -- Вы должны ему простить прошлую его вину передъ вами, мистеръ Брэй,-- сказалъ Ральфъ, обращаясь къ больному, который все еще не могъ придти въ себя отъ изумленія и, откинувшись на спинку кресла, переводилъ ошеломленный взглядъ съ него на Грайда.-- Да и чѣмъ онъ въ сущности виноватъ, что имѣлъ несчастіе стать причиной вашего заточенія? Къ тому же виноваты въ этомъ мы оба. Людямъ надо чѣмъ-нибудь жить; вы человѣкъ бывалый и должны видѣть вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ. Теперь мы предлагаемъ вамъ вознагражденіе, лучшее, какое только въ нашей власти. Что я говорю вознагражденіе! Мы дѣлаемъ вамъ блестящее предложеніе, за которое съ радостью уцѣпились бы многіе титулованные отцы. У мистера Артура Грайда княжеское состояніе. Подумайте, какое это для васъ будетъ счастье!
   -- Моя дочь, сэръ,-- отвѣтилъ Брэй высокомѣрно,-- моя дочь при ея воспитаніи будетъ богатой наградой для всякаго, кто на ней женится, каково бы ни было его состояніе.
   -- Это именно то, что я вамъ говорилъ,-- сказалъ коварный Ральфъ, обращаясь къ своему другу.-- Именно то, что облегчаетъ все дѣло. Ни одна изъ сторонъ не будетъ ничѣмъ обязана другой. У васъ деньги, у миссъ Мадлены молодость и красота. У нея молодость, у васъ деньги. У нея нѣтъ денегъ, у васъ нѣтъ молодости. Одно другого стоитъ, вы квиты, чего же лучше?
   -- Браки, говорятъ, устраиваются на небесахъ,-- добавилъ Грайдъ, отвратительно осклабившись въ сторону своего будущаго тестя.-- Слѣдовательно, если этотъ бракъ состоится, онъ предопредѣленъ свыше.
   -- Подумайте, мистеръ Брэй,-- поспѣшилъ дополнить Ральфъ болѣе практическими соображеніями доводы своего зарапортовавшагося друга.-- Обдумайте хорошенько всѣ послѣдствія, которыя можетъ повести за собою вашъ отказъ.
   -- Развѣ я могу отказать или вообще такъ или иначе рѣшить этотъ вопросъ?-- съ раздраженіемъ перебилъ его Брей, сознавая въ душѣ, что въ сущности то или другое рѣшеніе зависитъ именно отъ него.-- Это дѣло моей дочери, никакъ не мое. Вы сами это знаете.
   -- Конечно, конечно,-- отвѣтилъ Ральфъ наставительно,-- но на вашей сторонѣ право дать ей совѣтъ, привести тотъ или другой доводъ въ пользу моего друга, наконецъ, намекнуть, что таково ваше желаніе.
   -- Намекнуть!-- воскликнулъ больной, въ которомъ поперемѣнно говорили то гордость, то жалость къ дочери, но который прежде всего и при всякихъ обстоятельствахъ оставался черствымъ эгоистомъ.-- Стану я еще церемониться съ ней! Или вы полагаете, какъ и друзья ея матери, будь они прокляты, что то, что она для меня дѣлаетъ, не есть ея прямой дочерній долгъ? Или вы думаете, что моя болѣзнь и мои несчастія служатъ достаточною причиною для того, чтобы мы съ нею помѣнялись ролями и она бы приказывала, а я повиновался! Намекнуть! Этого только недоставало! Можетъ быть, видя меня здѣсь прикованнымъ къ этому креслу, вы воображаете, что я несчастный, выжившій изъ ума старикашка, неспособный ничего разсудить и настоять на томъ, что я найду полезнымъ для своей дочери?.. Нѣтъ, надѣюсь, на это-то у меня еще хватитъ и разсудка, и власти!
   -- Простите, но вы не такъ меня поняли,-- перебилъ его Ральфъ, который прекрасно зналъ, съ кѣмъ онъ имѣетъ дѣло, и дѣйствовалъ навѣрняка.-- Вы меня не дослушали, я именно хотѣлъ сказать, что стоитъ вамъ только намекнуть и для вашей дочери это будетъ равносильно приказанію.
   -- Еще бы, надѣюсь, что такъ!-- отрѣзалъ Брэй надменно.-- Не знаю, случалось ли вамъ слышать о томъ, какъ я въ свое время согнулъ въ бараній рогъ всю семью ея матери, хотя на ихъ сторонѣ была власть, а на моей ничего, кромѣ настойчивой воли.
   -- Простите, сэръ, но вы опять таки меня не дослушали,-- сказалъ Ральфъ самымъ мягкимъ тономъ, на какой онъ только былъ способенъ.-- Вы созданы для того, чтобы блистать въ обществѣ; у васъ впереди еще много лѣтъ жизни, т. е. конечно, если вы будете жить гдѣ-нибудь въ тепломъ климатѣ, подъ яркимъ голубымъ небомъ, если будете окружены тѣми удобствами, къ которымъ вы привыкли. Свѣтская жизнь -- ваша стихія, вы это доказали. Свобода и общество, вотъ что вамъ нужно. Климатъ Франціи и годовой доходъ, который дозволялъ бы вамъ жить ни въ чемъ не нуждаясь, возродили бы васъ и продлили бы вашу жизнь. Было время, когда слава о вашихъ похожденіяхъ гремѣла въ нашей столицѣ; это время могло бы вернуться и, пользуясь добытымъ опытомъ, вы могли бы прекрасно устроиться на чужой счетъ, вмѣсто того, чтобы давать людямъ наживаться на счетъ вашего кармана. Возьмемъ теперь обратную сторону медали. Что мы видимъ? Я не знаю, гдѣ здѣсь ближайшее кладбище, но гдѣ бы оно ни было, васъ ждетъ могила на немъ; вся разница только въ томъ, когда будетъ начертано на надгробной плитѣ ваше имя: черезъ два года или, быть можетъ, черезъ двадцать.
   Мистеръ Брэй сидѣлъ, облокотившись на ручку кресла и прикрывъ рукой глаза.
   -- Я говорю съ вами откровенно,-- сказалъ Ральфъ, придвигаясь поближе къ нему,-- потому что вполнѣ вамъ сочувствую. Бракъ миссъ Мадлены и моего друга Грайда въ моихъ интересахъ, такъ какъ, если онъ состоится, я получу свой долгъ или хоть нѣкоторую его часть. Я этого и не скрываю. Но имѣйте въ виду, что и для васъ этотъ шагъ представляетъ много выгодъ. Конечно, сначала ваша дочь будетъ плакать, приходить въ отчаяніе, говорить, что онъ слишкомъ старъ и что вы дѣлаете ее несчастной. Но развѣ можно назвать счастливой ея теперешнюю жизнь?
   Жесты и мимика больного свидѣтельствовали о томъ, что онъ внимательно слушаетъ Ральфа, который въ свою очередь зорко наблюдалъ, какое впечатлѣніе производятъ на него его слова..
   -- Повторяю, можно ли назвать счастливой ея теперешнюю жизнь?-- продолжалъ коварный старикъ.-- Что ждетъ ее въ будущемъ? Умри вы сегодня, ея друзья, конечно, позаботятся о ней и такъ или иначе устроятъ ея судьбу. Но развѣ не ужасна для васъ одна эта мысль? Вѣдь ея друзья -- ваши враги.
   -- Еще бы!-- вырвалось у Брэя въ неудержимомъ приливѣ злобнаго чувства.
   -- Вотъ видите! И, конечно, это весьма естественное чувство съ вашей стороны,-- спокойно продолжалъ Ральфъ.-- Если ужь ея счастье должно непремѣнно зависѣть отъ чьей-нибудь смерти,-- добавилъ онъ вполголоса,-- такъ пусть ужъ лучше оно зависитъ отъ смерти мужа. Не допускайте, чтобы она ждала вашей смерти, какъ избавленія. И въ чемъ тутъ собственно могутъ быть препятствія? Я положительно не вижу. Въ чемъ? Въ томъ, что онъ старъ? А между тѣмъ, какъ часто случается, что знатные и богатые люди, у которыхъ нѣтъ вашихъ оправданій, которые пользуются всѣми благами жизни, какъ часто случается, что они выдаютъ своихъ дочерей за стариковъ или, что еще хуже, за безсердечныхъ молодыхъ шалопаевъ, единственно изъ тщеславія, изъ какихъ-нибудь семейныхъ разсчетовъ, или, наконецъ, просто съ цѣлью заручиться мѣстомъ въ парламентѣ! Нѣтъ, сэръ, конечно, вы, и только вы, лучшій судья въ этомъ дѣлѣ; вы опытнѣе ея, и она же будетъ вамъ потомъ всю жизнь благодарна.
   -- Тсъ! Молчите!-- воскликнулъ Брэй, срываясь съ мѣста и закрывая Ральфу ротъ дрожащею рукой.-- Я слышу ея шаги!
   Это быстрое движеніе было какъ бы внезапнымъ проблескомъ пробудившейся совѣсти. Въ этотъ мигъ жестокій замыселъ, обнаженный отъ прикрывавшей его казуистики, представился Брэю во всемъ его ужасающемъ, чудовищномъ безобразіи. Въ слѣдующую минуту больной, блѣдный, какъ полотно, и дрожащій, снова упалъ въ свое кресло. Артуръ схватился за шляпу и въ смущеніи мялъ ее и коверкалъ въ рукахъ, не смѣя поднять глазъ на вошедшую дѣвушку, появленіе которой смутило даже самого Ральфа, испытывавшаго въ эту минуту то, что должна, вѣроятно, испытывать побитая собака.
   Но впечатлѣніе было настолько же скоропреходяще, какъ и неожиданно. Первымъ пришелъ въ себя Ральфъ, замѣтивъ, что Мадлена при видѣ отца страшно перепугалась. Онъ сталъ упрашивать ее успокоиться, доказывая, что не было никакой опасности въ его положеніи.
   -- Самый обыкновенный припадокъ,-- сказалъ онъ, глядя на Брэя. Вотъ видите, все уже прошло.
   Самое черствое сердце не могло, казалось бы, не смягчиться при видѣ этой прелестной юной дѣвушки, которую за минуту передъ тѣмъ сговаривались погубить, когда она, обхвативъ отца обѣими руками за шею, осыпала его самыми нѣжными ласкательными именами, какія когда-либо приходилось слышать отцу. Однако, Ральфъ оставался совершенно равнодушенъ къ этому зрѣлищу, а Грайдъ, хоть онъ и пожиралъ молодую дѣвушку своими гноящимися, мигающими глазами, видѣлъ только ея внѣшнюю красоту, нимало не заботясь о чистой красотѣ ея души, о той красотѣ, которая одна только и можетъ внушить то, что называется настоящей любовью.
   -- Все прошло, Мадлена, не бойся,-- сказалъ больной, тихонько отстраняя отъ себя дочь.
   -- Но вѣдь у тебя и вчера былъ припадокъ. Ахъ, какъ это ужасно! Ты такъ страдаешь! Не могу ли я что-нибудь для тебя сдѣлать?
   -- Пока ничего не надо. Вотъ два джентльмена, Мадлена; одного изъ нихъ ты уже раньше встрѣчала. Она увѣряетъ,-- добавилъ Брэй, обращаясь къ Артуру,-- будто мнѣ всегда бываетъ хуже послѣ вашихъ визитовъ. Весьма естественно, что она это думаетъ; она знаетъ, какую роль вы играли до сихъ поръ въ моей жизни. Впрочемъ, какъ знать, можетъ быть, она еще перемѣнитъ свое мнѣніе. Дѣвушки, говорятъ, очень часто мѣняютъ его... Ты очень устала, душа моя?
   -- Нисколько, право, ничуть.
   -- Устала, не отговаривайся, я вижу. Ты слишкомъ много работаешь.
   -- А я все мечтаю, какъ бы побольше было работы.
   -- Я это знаю, но ты и такъ надрываешь свое здоровье. Эта проклятая жизнь, вѣчный каторжный трудъ тебѣ не подъ силу. Я давно это вижу, моя бѣдняжка.
   Съ этими словами мистеръ Брэй притянулъ къ себѣ дочь и нѣжно поцѣловалъ ее въ щечку. Между тѣмъ Ральфъ, внимательно за нимъ наблюдавшій, направился къ выходу, сдѣлавъ знакъ Грайду слѣдовать за собой.
   -- Итакъ, мы съ вами еще увидимся, сэръ?-- сказалъ Ральфъ на прощанье мистеру Брэю.
   -- Да, да, непремѣнно,-- съ живостью отвѣчалъ тотъ, отстраняя отъ себя дочь.-- Приходите черезъ недѣлю; я прошу у васъ недѣлю на размышленіе.
   -- Недѣля сроку, считая съ этого дня,-- сказалъ Ральфъ, обращаясь къ своему другу.-- Доброе утро, миссъ Мадлена; цѣлую ваши ручки.
   -- Дайте мнѣ вашу руку,-- сказалъ мистеръ Брэй, протягивая руку въ отвѣтъ на поклонъ Артура.-- А знаю теперь, что вы желаете мнѣ добра. Я въ этомъ убѣдился. Въ сущности вы нисколько не виноваты, что я вамъ долженъ.
   -- Боже мой, какъ бы я былъ счастливъ, если бы прелестная леди позволила мнѣ только притронуться къ кончикамъ ея пальчиковъ!-- сказалъ въ смущеніи Грайдъ, нерѣшительно переми.уяясь на мѣстѣ.
   -- Мадлена, душа моя, протяни и ты ему руку.
   Дѣвушка съ ужасомъ попятилась было передъ этимъ страшилищемъ, но въ слѣдующую минуту переломила себя и протянула ему свою ручку, которую, впрочемъ, сейчасъ же отдернула, такъ какъ Грайдъ хотѣлъ поднести ее къ губамъ. Движеніе это было такъ быстро, что Грайдъ съ разгону поцѣловалъ собственные свои пальцы и съ расплывшейся по лицу его влюбленной улыбкой вышелъ на улицу вслѣдъ за своижъ другомъ.
   -- Ну съ, что же вы скажете? Что скажетъ великанъ пигмею?-- спросилъ Артуръ, семеня своими кривыми ножками слѣдомъ за Рольфомъ.
   -- Мы лучше послушаемъ, что скажетъ пигмей великану?-- отвѣтилъ Ральфъ, поднимая брови и глядя на своего спутника съ высоты своего величія.
   -- Онъ не знаетъ, что и сказать,-- промолвилъ Грайдъ.-- Онъ и надѣется, и боится. А вѣдь какая прелесть дѣвочка, какая прелесть!
   -- Признаться, я не знаю толку въ красотѣ,-- пробурчалъ Ральфъ.
   -- Зато я знаю, я знаю,-- сказалъ Грайдъ, съ восхищеніемъ потирая руки.-- Ахъ, какіе у нея были глазки, когда она обнимала отца! Какія рѣсницы! А какъ она нѣжно на меня посмотрѣла, вы замѣтили?
   -- Ну, кажется, не очень-то нѣжно, это ужъ вы прихвастнули,-- отвѣтилъ Ральфъ.
   -- Вы говорите нѣтъ? Неужели вы думаете, что дѣло не сладится?-- воскликнулъ Грайдъ съ тревогой.-- Какъ вы думаете? Скажите мнѣ, скажите мнѣ ваше мнѣніе откровенно.
   Ральфъ бросилъ на него презрительный взглядъ и процѣдилъ сквозь зубы:
   -- Замѣтили ли вы, какъ онъ сказалъ ей, что она слишкомъ утомляется и надрываетъ свое здоровье?
   -- Да, да. Что же изъ этого?
   -- Неужто вы думаете, что она привыкла къ такимъ нѣжнымъ заботамъ съ его стороны? Эта жизнь, видите ли, ее убиваетъ! Еще бы! Такъ онъ постарается ее измѣнить.
   -- Вы думаете?-- спросилъ съ живостью Грайдъ, вперивъ тревожный взглядъ въ безстрастное лицо своего собесѣдника.
   -- Не думаю, а увѣренъ,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Теперь онъ будетъ стараться обмануть не только насъ, но и себя самого. Будетъ себя убѣждать, что онъ дѣйствуетъ для ея пользы, а не для собственной выгоды, и въ своей новой роли добродѣтельнаго отца будетъ такъ заботливъ и нѣженъ, что даже дочь не узнаетъ его. Я даже сегодня замѣтилъ у нея на глазахъ слезы, такъ она была тронута его заботой и лаской. Скоро, скоро этимъ глазкамъ придется проливать ручьи слезъ, только совершенно по другой причинѣ. Да, теперь, я увѣренъ, мы можемъ совершенно спокойно ждать недѣлю.
   

ГЛАВА XLVIII.
Бенефисъ мистера Винцента Кромльса и рѣшительно послѣднее появленіе его на сценѣ.

   Съ стѣсненнымъ сердцемъ, удрученный невеселыми думами, направлялся Николай въ контору братьевъ Чирибль. Напрасныя надежды, которыми онъ себя тѣшилъ, пріятныя мечты, поглощавшія его душу и имѣвшія своимъ постояннымъ предметомъ милый образъ Мадлены Брэй,-- все разлетѣлось, какъ дымъ, не оставивъ и слѣдовъ прежней блестящей иллюзіи.
   Заподозрить, что разоблаченіе тайны, окружавшей для него Мадлену Брэй до сихъ поръ, охладило пылъ Николая и погасило пламя его любви, значило бы незаслуженно оскорбить его честную натуру и показать незнаніе его благороднаго характера. Если раньше онъ питалъ къ ней тѣ чувства, которыя естественно зарождаются у молодого человѣка подъ вліяніемъ красоты, то теперь онъ испытывалъ нѣчто несравненно болѣе глубокое и сильное. Но преклоненіе передъ ея чистой и невинной душой, уваженіе къ ея одиночеству и безпомощности, естественное сочувствіе страданіямъ молодой и прекрасной дѣвушки и удивленіе передъ такимъ возвышеннымъ и благороднымъ характеромъ, ставили Мадлену Брэй въ его глазахъ недосягаемо высоко; любовь его росла, усиливая его терзанія, ибо все, казалось, говорило ему, что эта любовь безнадежна.
   "Я сдержу свое слово и исполню все, что обѣщалъ,-- сказалъ себѣ съ твердостью Николай.-- Мое порученіе довольно необыкновеннаго свойства, но я исполню свою двойную обязанность съ безукоризненной аккуратностью. Я долженъ отодвинуть на задній планъ свои сокровенныя чувства, я долженъ принести себя въ жертву".
   Но эти "сокровенныя чувства" тѣмъ не менѣе давали и себѣ знать, и Николай, самъ того не сознавая, поощрялъ ихъ и раздувалъ.
   Онъ разсудилъ (если только въ этомъ состояніи онъ могъ разсуждать), что пострадаетъ только его личное спокойствіе, если, повинуясь долгу, онъ сохранитъ эти чувства про себя, и что онъ по меньшей мѣрѣ въ правѣ лелѣять ихъ, вознаграждая себя этимъ за свое самоотверженіе.
   Такія мысли, въ соединеніи съ тѣмъ, что онъ пережилъ въ это утро, и съ ожиданіемъ близкаго свиданія, дѣлали его печальнымъ и разсѣяннымъ. Тимъ Линкинвотеръ, обезпокоенный его унылымъ настроеніемъ, заподозрилъ даже, не сдѣлалъ ли онъ какой-нибудь ошибки въ книгахъ, которая бременитъ его душу, и заклиналъ его ради всего святого лучше признаться чистосердечно и исправить свой промахъ, хотя бы пришлось и подчистить, чѣмъ отравлять себѣ жизнь тяжелыми и горькими упреками совѣсти.
   Но на всѣ эти дружескія увѣщанія Тима Линкинвотера, къ которымъ присоединился и мистеръ Фрэнкъ, не менѣе искренно желавшій успокоить совѣсть Николая, молодой человѣкъ увѣрялъ, что никогда въ жизни ему не было такъ весело, какъ сегодня. Однако, это не мѣшало ему въ теченіе всего дня и въ особенности вечеромъ возвращаться мысленно все къ тому же вопросу, обдумывать его со всѣхъ сторонъ и приходить къ тѣмъ заключеніямъ.
   Бываетъ иногда такое неопредѣленное, необъяснимое, мечтательное настроеніе, когда человѣкъ способенъ безцѣльно слоняться по улицамъ, читать съ величайшимъ вниманіемъ объявленія, не понимая въ нихъ ни слова, останавливаться передъ окнами магазиновъ и смотрѣть во всѣ глаза на выставленныя вещи, не замѣчая ихъ.
   Такъ точно и Николай, возвращаясь домой, поймалъ себя на томъ, что онъ стоитъ передъ афишей, вывѣшенной на дверяхъ какого-то маленькаго театра и внимательно читаетъ фамиліи актеровъ и актрисъ, обѣщавшихъ украсить своимъ участіемъ въ спектаклѣ какой-то бенефисъ. Судя по той серьезности, съ какою Николай читалъ эту афишу, можно было подумать, что онъ заинтересовался одной изъ самыхъ глубокомысленныхъ страницъ книги судебъ или что онъ читаетъ приговоръ судьбы о своей собственной будущности.
   Опомнившись, объ улыбнулся своей странной разсѣянности и пошелъ было дальше, какъ вдругъ, случайно взглянувъ на заголовокъ афиши, увидѣлъ написаннсе крупными, широко-разставлеленными буквами объявленіе: "Рѣшительно послѣднее представленіе мистера Винцента Кромлься, знаменитаго провинціальнаго актера".
   -- Вотъ странный случай!-- проговорилъ Николай, снова повернувшись къ афишѣ.-- Нѣтъ, это невозможно!
   Однако, это было такъ. Первая строка возвѣщала о первомъ представленіи новой мелодрамы; вторая -- о постановкѣ старой мелодрамы въ шестой разъ. Въ третьей заключалось сообщеніе о томъ, что знаменитый африканскій шпагоглотатель, чтобы доставить удовольствіе лондонской публикѣ, согласился остаться еще на недѣлю; четвертая доводила до свѣдѣнія проходящихъ, что мистеръ Снайтль Тильберри, оправившись отъ тяжелой болѣзни, не позволявшей ему выступать на сценѣ, нынѣ вновь появляется; въ пятой сообщалось о громадномъ успѣхѣ, который долженъ увѣнчать каждое изъ поименованныхъ представленій; въ шестой было сказано, что на сегодня назначенъ рѣшительно послѣдній спектакль мистера Винцента Кромльса.
   "Это онъ и никто другой!-- рѣшилъ Николай.-- На свѣтѣ не можетъ быть двухъ Винцентовъ Кромльсовъ".
   Чтобы окончательно въ этомъ убѣдиться, онъ принялся перечитывать афишу. Тамъ значилось, что въ первый пьесѣ роль Роберта, сына какого-то барона, исполнитъ мистеръ Кромльсъ младшій, а роль племянника барона -- Сноларто -- мастеръ Перси Кромльсъ, и что оба они играютъ въ послѣдній разъ. Сверхъ того, въ одну изъ пьесъ былъ вставленъ балетъ, и соло съ кастаньетами; въ этомъ балетѣ долженъ быль выступить "феноменъ", и тоже въ послѣдній разъ. Сомнѣній не могло быть больше: вполнѣ увѣренный, что въ лицѣ знаменитаго провинціальнаго актера мистера Кромльса онъ обрѣтетъ своего стараго знакомаго, Николай отправилъ къ нему за кулисы клочекъ бумаги на которомъ написалъ свое театральное имя "Джонсонъ", и вскорѣ, конвоируемый какимъ-то разбойникомъ съ необыкновеннымъ поясомъ и въ огромныхъ рукавицахъ очутился передъ своимъ бывшимъ принципаломъ.
   Мистеръ Кромльсъ искренно ему обрадовался; онъ поспѣшно отошелъ отъ маленькаго зеркала, передъ которымъ гримировался, и съ наклеенною въ видѣ остраго фіестона правою бровью, держа въ одной рукѣ лѣвую бровь, а въ другой -- накладныя икры, горячо обнялъ его. Затѣмъ онъ прежде всего объявилъ, что мистриссъ Кромльсъ будетъ очень рада проститься съ нимъ передъ отъѣздомъ.
   -- Вѣдь вы всегда были ея слабостью, съ перваго знакомства,-- прибавилъ мистеръ Кромльсъ.-- Съ того самаго раза, какъ вы у насъ обѣдали въ день вашего пріѣзда, я сказалъ себѣ: "За этого молодца нечего бояться. Человѣкъ, который понравился мистриссъ Кромльсъ, можетъ быть увѣренъ, что его карьера обезпечена". Ахъ, Джонсонъ, что это за женщина!
   -- Я очень ей благодаренъ за ея доброе отношеніе ко мнѣ,-- отвѣчалъ Николай.-- Но, куда же вы ѣдете, что собираетесь со мной прощаться?
   -- Развѣ вы не читали объ этомъ въ газетахъ?-- спросилъ съ нѣкоторой гордостью мистеръ Кромльсъ.
   -- Нѣтъ, не читалъ.
   -- Вы меня удивляете,-- проговорилъ антрепренеръ.-- Это было въ отдѣлѣ "разныхъ извѣстій". У меня, кажется, была съ собой вырѣзка; куда это я ее дѣвалъ?.. А? Вотъ, она!
   И мистеръ Кромльсъ вытащилъ изъ кармана своихъ домашнихъ панталонъ, висѣвшихъ въ эту минуту на вѣшалкѣ среди платья прочихъ артистовъ, небольшую, въ ладонь величиною, газетную вырѣзку и подалъ ее Николаю.
   "Мистеръ Винцентъ Кромльсъ, давно уже зарекомендовавшій себя въ провинціи, какъ опытный антрепренеръ и талантливый артистъ, отправляется въ скоромъ времени въ артистическое путешествіе за Атлантическій океанъ. Утверждаютъ, что мистера Кромльса будетъ сопровождать его супруга и все уважаемое семейство. Мы не знаемъ артиста, который могъ бы сравняться съ мистеромъ Кромльсомъ по силѣ таланта въ характерныхъ роляхъ, и не знаемъ человѣка, который по своимъ личнымъ качествамъ заслуживалъ бы такого полнаго уваженія своихъ друзей. Кромльсъ можетъ быть увѣренъ въ успѣхѣ".
   -- Вотъ еще небольшая замѣточка,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, передавая Николаю измятый клочокъ газетной бумаги еще меньшихъ размѣровъ.
   Николай прочелъ вслухъ слѣдующее:
   "Провинціальному антрепренеру и артисту Кромльсу должно быть сорокъ три, сорокъ четыре года; говорятъ, онъ пруссакъ, но это невѣрно: онъ родомъ изъ Уэльса".
   -- Вотъ странная замѣтка,-- проговорилъ Николай.
   -- Очень странная,-- подтвердилъ мистеръ Кромльсъ, потирая себѣ носъ и поглядывая на Николая съ напускнымъ равнодушіемъ.-- Не понимаю, кто могъ это написать. Только не я!
   Не сводя глазъ съ молодого человѣка, мистеръ Кромльсъ глубокомысленно покачалъ головой и, старательно сложивъ обѣ газетныя вырѣзки, спряталъ ихъ обратно въ карманъ, замѣтивъ при этомъ, что онъ рѣшительно не понимаетъ, кто доставилъ въ газеты всѣ эти свѣдѣнія.
   -- Эта новость меня поражаетъ!-- вскричалъ Николай -- Вы ѣдете въ Америку! Прежде вы никогда объ этомъ не думали.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Кромльсъ.-- Но видите ли, мистеръ Джонсонъ, мистриссъ Кромльсъ (что за необыкновенная женщина!..-- тутъ онъ понизилъ голосъ и зашепталъ что-то на ухо Николаю.
   -- Ага,-- сказалъ Николай улыбаясь,-- въ виду, значитъ, появленія въ семьѣ новаго члена?
   -- Седьмого,-- докончилъ торжественно мистеръ Кромльсъ.-- Я думалъ, что Феноменъ будетъ послѣднимъ, но теперь предвидится продолженіе. О, это замѣчательная женщина, Джонсонъ!
   -- Въ такомъ случаѣ поздравляю васъ,-- сказалъ Николай;-- надѣюсь, что у васъ будетъ два феномена вмѣсто одного.
   -- Да, это будетъ необыкновенное дитя, или я сильно ошибаюсь,-- подтвердилъ мистеръ Кромльсъ.-- Таланты первыхъ троихъ проявились въ серьезной пантомимѣ и примѣрныхъ сраженіяхъ; въ этомъ ребенкѣ мнѣ хотѣлось бы имѣть перваго любовника; я слышалъ, что въ Америкѣ большой спросъ на актеровь съ такимъ амплуа. Мы, впрочемъ, будемъ очень рады всякому новому таланту. Быть можетъ, онъ окажется хорошимъ канатнымъ плясуномъ или еще чѣмъ-нибудь въ этомъ родѣ. по всей вѣроятности, онъ унаслѣдуетъ хоть одинъ изъ талантовъ своей матери, Джонсонъ, а ея таланты неисчислимы. Но какого бы рода ни оказался его талантъ, вы можете быть увѣрены, что онъ не заглохнетъ въ нашихъ рукахъ.
   Произнеся эту торжественную тираду, мистеръ Кромльсъ налѣпилъ себѣ другую бровь, привязалъ накладныя икры къ ногамъ и натянулъ сверхъ нихъ чулки тѣлеснаго цвѣта, очень потертыя на колѣняхъ оттого, что ихъ хозяину приходилось ползать по полу, выражая, по требованію пьесы, различныя сильныя чувства. Бывшій принципалъ Николая не любилъ терять времени даромъ: совершая свой туалетъ, объ повѣдалъ молодому человѣку что получитъ порядочный кушъ за свою поѣздку въ Америку, такъ какъ ему удалось заключить очень выгодный контрактъ съ однимъ американскимъ театромъ, и что они съ мистриссъ Кромльсъ, не надѣясь жить вѣчно (ибо они не безсмертны, если не принимать въ разсчетъ безсмертія ихъ славы), намѣрены остаться тамъ навсегда. Они разсчитываютъ купить тамъ небольшое имѣньице и провести въ немъ остатокъ жизни, а послѣ смерти оставить его дѣтямъ. Николай выразилъ одобреніе этому плану, послѣ чего разговоръ перешелъ на общихъ знакомыхъ, судьбою коровыхъ нашъ герой сильно интересовался и о которыхъ мистеръ Кромльсъ могъ сообщить ему много новаго. Миссъ Сневелличи вышла замужъ по любви за молодого, очень богатаго свѣчного торговца, взявшаго подрядъ на освѣщеніе театра, а бѣдный мистеръ Лилливикъ только попискивалъ подъ башмакомъ мистриссъ Лилливикъ, своего очаровательнаго и полновластнаго домашняго тирана.
   Въ отвѣть на эти изліянія Николай сообщилъ мистеру Кромльсу свое настоящее имя, откровенно описаль положеніе своимъ дѣлъ, повѣдалъ свои планы на будущее и разсказалъ въ общихъ чертахъ о тѣхъ обстоятельствахъ, которыя повлекли за собою ихъ первое знакомство. Поздравивъ Николая отъ всего сердца со столь счастливой перемѣной въ его судьбѣ, мистеръ Кромльсъ въ свою очередь сообщилъ ему, что завтра утромъ они всею семьей отправляются въ Ливерпуль, гдѣ уже стоитъ готовое къ отплытію изъ Англіи судно, такъ что, присовокупилъ мистеръ Кромльсъ, если Николай желаетъ проститься съ мистриссъ Кромльсъ, было бы недурно, если бы онъ принялъ участіе въ прощальномъ ужинѣ, который нынче вечеромъ даютъ товарищи ему и его семьѣ въ сосѣдней тавернѣ. Распорядителемъ этого торжества избранъ мистеръ Снаптль Тишберри, а честь быть его помощникомъ выпала на долю африканскаго шпагоглотателя.
   Между тѣмъ въ уборной сдѣлалось очень душно и людно съ появленіемъ четырехъ джентльменовъ, только что поубивавшихъ другъ друга на сценѣ согласно ходу пьесы; поэтому Николай, который охотно принялъ приглашеніе и далъ обѣщаніе вернуться къ концу спектакля, поспѣшилъ выйти на улицу. Здѣсь, послѣ душной атмосферы ярко освѣщеннаго театра, пропитанной смѣшаннымъ запахомъ газа, апельсинныхъ корокъ и порохового дыма, онъ съ наслажденіемъ вдохнулъ всею грудью свѣжій воздухъ мягкаго лѣтняго вечера.
   Николай воспользовался имѣвшимся въ его распоряженіи временемъ, чтобы купить серебряную табакерку, которую хотѣлъ преподнести на память мистеру Кромльсу. Для мистриссъ Кромльсъ онъ купилъ хорошенькія сережки, для Феномена цѣпочку къ часамъ, для двухъ остальныхъ юныхъ отпрысковъ семейства Кромльсъ -- по блестящей булавкѣ въ галстухъ. Покончивъ со своими покупками, онъ снова направился къ театру и, несмотря на то, что его отсутствіе, какъ ему казалось, продолжалось очень недолго, нашелъ его опустѣвшимъ и темнымъ. Занавѣсъ уже былъ поднятъ на ночь, и мистеръ Кромльсъ, поджидая его, расхаживалъ по сценѣ.
   -- Тишберри долго насъ не задержитъ,-- сказалъ Кромльсъ.-- Онъ исполнялъ въ послѣдней пьесѣ роль вѣрнаго негра и пробылъ на сценѣ до самаго конца послѣдняго акта, а послѣ этой роли всегда требуется нѣсколько больше времени для переодѣванья.
   -- Пренепріятная, должно быть, роль,-- замѣтилъ Николай.
   -- Не скажу,-- отвѣтилъ мастеръ Кромльсъ.-- Краска отлично смывается, при томъ же гримъ накладывается только на лицо и на шею. Былъ у меня одно время трагикъ, который иначе не игралъ Отелло, какъ вымазавшись весь съ ногъ до головы; но теперь, къ сожалѣнію, такое добросовѣстное и сознательное отношеніе къ дѣлу большая рѣдкость, большая рѣдкость.
   Въ эту минуту появился мистеръ Снайтль Тишберри подъ руку съ африканскимъ шпагоглотателемъ, и когда мистеръ Кромльсъ представилъ его Николаю, онъ вѣжливо приподнялъ шляпу по крайней мѣрѣ на полъ-фута надъ головой и заявилъ, что онъ можетъ только гордиться подобнымъ знакомствомъ. Африканскій шпагоглотатель какъ наружностью, такъ и выговоромъ чрезвычайно смахивавшій на ирландца, съ буквальною точностью повторилъ учтивый поклонъ и слова своего друга.
   -- Я прочелъ нынче въ афишѣ, что вы недавно были больны, обратился Николай къ мистеру Тишберри.-- Надѣюсь, что сегодняшняя ваша роль не слишкомъ васъ утомила?
   Въ отвѣтъ на это мистеръ Тишберри съ самымъ мрачнымъ видомъ покачалъ головой, нѣсколько разъ выразительно ударилъ себя кулакомъ въ грудь и величественнымъ жестомъ завернулся въ свой плащъ со словами: "Что дѣлать, сэръ! Долгъ прежде всего... Однако, идемте, идемте!"
   Замѣчательная это вещь, что драматическіе артисты, изображая на сценѣ даже самые отчаянные моменты человѣческой жизни, когда отъ человѣка нельзя ожидать ничего, кромѣ полной простраціи его духа и тѣла, имѣютъ обыкновеніе откалывать такія колѣнца, которыя, несомнѣнно, требуютъ, не говоря уже о ловкости и смѣлости, извѣстной и довольно значительной мускульной силы. Такъ, напримѣръ, какой-нибудь смертельно раненый принцъ или разбойничій атаманъ при послѣднемъ издыханіи, истекая кровью, подъ звуки тихой, едва слышной музыки подползаетъ чуть ли не на четверенькахъ къ дверямъ ближайшаго коттеджа, чтобы просить о помощи, и при этомъ такъ удивительно извивается, съ такимъ азартомъ дергаетъ ногами, столько разъ стремительно вскакиваетъ и снова падаетъ, что его, по всей справедливости, можно скорѣе принять за фокусника-силача, чѣмъ за умирающаго человѣка. Должно быть это превратное представленіе о сценическихъ требованіяхъ въ изображеніи дѣйствительной жизни вошло въ плоть и кровь мистера Снайтля Тишберри, такъ какъ по дорогѣ изъ театра въ таверну, гдѣ ихъ ожидалъ ужинъ, онъ выдѣлывалъ самыя поразительныя гимнастическія упражненія къ не малому удивленію своихъ спутниковъ, желая убѣдить ихъ, по всей вѣроятности, въ серьезности своей недавней болѣзни и въ томъ опустошительномъ дѣйствіи, какое она произвела на его нервную систему.
   -- Боже мой! Вы ли это, мистеръ Джонсонъ? Какая неожиданная радость для меня!-- воскликнула мистриссъ Кромльсъ, увидѣвъ Николая.
   -- И для меня также,-- отвѣтилъ Николай.-- Я обязанъ единственно только счастливому случаю удовольствіемъ видѣть васъ, хотя, само собою разумѣется, я отдалъ бы много за подобное удовольствіе.
   -- Вотъ и еще кое-кто изъ вашихъ старыхъ знакомыхъ,-- сказала мистриссъ Кромльсъ, подталкивая впередъ Феномена, облеченнаго въ пышную голубую газовою юбочку и такія же панталоны.-- А вотъ еще одинъ, и еще,-- добавила она, выдвигая на этотъ разъ двухъ остальныхъ юныхъ Кромльсовъ.-- А какъ поживаетъ вашъ другъ, вашъ вѣрный Дигби?
   -- Дигби? Благодарю васъ, очень хорошо,-- сказалъ Николай, совершенно было позабывъ, что таковъ былъ театральный псевдонимъ Смайка,-- очень хорошо... Впрочемъ, что жь это я,-- добавилъ онъ, спохватившись.-- Напротивъ, ему худо, совсѣмъ худо.
   -- Что я слышу! возгласила мистриссъ Кромльсъ самымъ своимъ трагическимъ тономъ.
   -- Боюсь,-- продолжалъ Николай, покачивая головой и стараясь улыбнуться,-- боюсь, что теперь вашъ супругъ еще больше ужаснулся бы при видѣ его, чѣмъ въ первую ихъ встрѣчу.
   -- Что вы этимъ хотите сказать?-- воскликнула опять мистриссъ Кромльсъ съ тѣмъ выраженіемъ, которое публика всегда особенно цѣнила.-- Боже, чему должна я приписывать ваше волненіе?!
   -- Я хочу только сказать, что одинъ мой врагъ, злѣйшій врагъ, вздумалъ мстить мнѣ въ лицѣ моего друга и своими преслѣдованіями причиняетъ бѣдняжкѣ не мало страданіи и горя... Бростите меня, мистриссъ Кромльсъ,-- перебилъ самъ себя Николай, стараясь овладѣть собой,-- мнѣ вовсе не слѣдовало объ этомъ говорить, да я бы и не сказалъ, если бы вы были чужими для него людьми, если бы вы не знали его и не могли сочувствовать его невзгодамъ... Но все таки было бы лучше молчать; это просто маленькая забывчивость съ моей стороны.
   Бормоча свои безсвязныя извиненія, Николай поспѣшилъ разкланяться съ Феноменомъ и перемѣнить разговоръ, проклиная себя въ душѣ за свою неосмотрительность и съ досадой думая о томъ, что, вѣроятно, мистриссъ Кромльсъ не мало удивлена его смущеніемъ и тою стремительностью, съ какою онъ въ этой ихъ бесѣдѣ перескакиваетъ съ одного предмета на другой.
   Но мистриссъ Кромльсъ нисколько не удивилась и даже, повидимому, ничего не замѣтила. Такъ какъ въ эту минуту подали ужинъ, то она взяла подъ руку Николая и торжественно поплыла къ столу, гдѣ и помѣстилась по лѣвую руку мистера Снайтля Тишберри. Николаю выпала честь сидѣть по другую сторону почтенной матроны. Мистеръ Кромльсъ усѣлся по правую руку распорядителя, занимавшаго предсѣдательское мѣсто въ главѣ стола, а Феноменъ и юные Кромльсы размѣстились въ сосѣдствѣ его помощника, возсѣдавшаго на противоположномъ концѣ.
   Общество состояло изъ двадцати пяти, тридцати человѣкъ драматическихъ артистовъ, заключавшихъ или не заключавшихъ контракты съ лондонскими театрами, причемъ, однако, всѣ они были самыми близкими друзьями мистера и мистриссъ Кромльсъ. Мужчинъ и дамъ было приблизительно одинаковое количество, такъ какъ кавалеры приняли на себя всѣ расходы.
   Говоря вообще, публика была весьма изысканная, такъ какъ помимо театральныхъ свѣтилъ, сгруппировавшихся вокругъ своею солнца, мистера Снайтля Тишберри, тутъ присутствовалъ литераторъ, извѣстный тѣмъ, что въ свое время, онъ передѣлалъ въ драмы около двухъ сотенъ сорока семи романовъ при самомъ ихъ выходѣ въ свѣтъ (а нѣкоторые даже и раньше), чѣмъ и стяжалъ себѣ въ литературномъ мірѣ неувядаемую славу.
   Этотъ джентльменъ помѣстился рядомъ съ Николаемъ и тотчасъ же былъ ему представленъ съ другого конца стола африканскимъ шпагоглотателемъ, который отрекомендовалъ знаменитаго литератора, какъ своего друга, причемъ не преминулъ воспользоваться удобнымъ случаемъ, чтобы сказать похвальное слово въ честь столь образованнаго и славнаго мужа.
   -- Я очень радъ знакомству съ такимъ извѣстнымъ человѣкомъ, сэръ,-- любезно сказалъ Николай.
   -- Точно такъ же, какъ я, да, я увѣренъ, и всѣ мы -- вашему знакомству, сэръ,-- галантно отвѣтилъ литераторъ.-- Обоюдная честь, сэръ, какъ я имѣю обыкновеніе говорить, когда пишу мои драмы на сюжеты, заимствованные изъ романовъ. Случалось ли вамъ когда-нибудь слышать, сэръ, опредѣленіе понятія: слава?
   -- Случалось,-- съ улыбкой отвѣтилъ Николай,-- но я былъ бы не прочь выслушать ваше опредѣленіе.
   -- Когда я пишу драму, сэръ,-- сказалъ литераторъ,-- я, видите ли, доставляю этимъ славу автору, трудомъ котораго пользуюсь для своей передѣлки,
   -- Вотъ какъ!-- замѣтилъ Николай.
   -- Несомнѣнно, сэръ, по крайней мѣрѣ, таково мое опредѣленіе славы,-- сказалъ литераторъ.
   -- Слѣдовательно, по вашему Ричардъ Тюрпенъ, Томъ Кингъ и Джерри Эбершоу только способствовали славѣ тѣхъ авторовъ, которыхъ они такъ безсовѣстно обирали?-- спросилъ Николай
   -- Я не имѣю чести знать этихъ драматурговъ, сэръ.
   -- Впрочемъ, и то сказать, даже Шекспиръ пользовался для нѣкоторыхъ своихъ драмъ сюжетами, которые уже раньше появлялись въ печати,-- замѣтилъ Николай.
   -- Вы говорите о Виллѣ, сэръ?-- сказалъ литераторъ.-- Да, конечно, онъ это дѣлалъ такъ же, какъ и мы. Разумѣется, его нельзя назвать оригинальнымъ писателемъ. Онъ многое заимствовалъ, хотя то, что онъ бралъ, онъ передѣлывалъ очень недурно, надо отдать ему справедливость.
   -- Я хотѣлъ только сказать, что для нѣкоторыхъ своихъ вещей Шекспиръ пользовался сюжетами старинныхъ общеизвѣстныхъ легендъ,-- продолжалъ Николай;-- но мнѣ кажется, что нѣкоторые изъ современныхъ писателей идутъ въ этомъ направленіи куда дальше Шекспира...
   -- Вы правы, сэръ,-- перебилъ его литераторъ, небрежно откидываясь на спинку своего стула и вооружаясь зубочисткой.-- Человѣческій разумъ далеко ушелъ со временъ Шекспира; человѣкъ совершенствуется и будетъ совершенствоваться вѣчно.
   -- Вы не такъ меня поняли, сэръ,-- возразилъ Николай.-- Говоря, что наши современники ушли дальше Шекспира, я хотѣлъ этимъ сказать, что тогда какъ Шекспиръ, заимствуя для двоихъ пьесъ сюжеты старинныхъ легендъ, превращалъ съ помощью своего волшебнаго генія самыя обыкновенныя вещи въ перлъ созданія, въ великія произведенія искусства, которымъ суждено просвѣщать и облагораживать міръ, можетъ быть, еще въ продолженіе многихъ вѣковъ,-- вы копошитесь во тьмѣ, въ какомъ-то заколдованномъ кругу, зачастую выбирая сюжеты, которые совсѣмъ даже не пригодны для сцены, и унижаете все, къ чему бы вы ни прикоснулись. Вы чуть не силой вырываете изъ рукъ автора еще свѣжіе листки его неоконченнаго романа, урѣзываете и уродуете его, подгоняя къ силамъ актеровъ и обстановкѣ театровъ, для которыхъ вы пишете, придѣлываете къ нему развязку собственнаго изобрѣтенія, коверкаете, комкаете, искажаете и мысль, и все произведеніе автора, стоившее ему столькихъ мучительныхъ дней и безсонныхъ ночей, выхватываете у него чуть что не изъ подъ пера едва лишь набросанные сцены и діалоги и кончаете ихъ по своему усмотрѣнію, и все это часто попреки желанію автора, иногда даже безъ его вѣдома. Наконецъ, чтобы достойнымъ образомъ увѣнчать ваши подвиги, выдаете чужое дѣтище за свое: вы печатаете чужое произведеніе въ искалѣченномъ видѣ, поставивъ въ заголовкѣ свое имя и не преминувъ при этомъ, ради рекламы, переименовать сотни другихъ вашихъ кунстштюковъ на литературномъ поприщѣ, въ томъ же родѣ. Я бы хотѣлъ, чтобы вы указали мнѣ, въ чемъ собственно заключается разница между этимъ литературнымъ воровствомъ и искусствомъ таскать чужіе платки изъ кармановъ. Я съ своей стороны вижу ее только въ томъ, что наше законодательство, заботясь о неприкосновенности нашихъ платковъ, предоставляетъ намъ право самимъ заботиться объ огражденіи нашей личности отъ нежелательныхъ для насъ посягательствъ на нее, за исключеніемъ развѣ тѣхъ случаевъ, когда злоумышленникъ вздумаетъ посягнуть на самую нашу жизнь съ оружіемъ въ рукахъ.
   -- Но надо же, однако, людямъ чѣмъ-нибудь жить,-- замѣтилъ литераторъ, пожимая плечами.
   -- Тотъ же доводъ можетъ быть по всей справедливости приведенъ и тѣми авторами, которыхъ вы обираете,-- отвѣтилъ Николай.-- Впрочемъ, коль скоро вы становитесь на эту почву, я могу вамъ только сказать, что, будь я писателемъ, а вы -- современнымъ моднымъ драматургомъ, я охотнѣе согласился бы платить по вашимъ полугодовымъ счетамъ въ таверну, какъ бы ни были они велики, чѣмъ занять мѣсто въ томъ храмѣ славы, который вы считаете вашимъ, хотя бы мнѣ предлагали въ немъ первое мѣсто и славу на цѣлыхъ шестьсотъ поколѣній.
   Разговоръ угрожалъ принять весьма непріятный оборотъ, когда мистриссъ Кромльсъ, случайно вмѣшавшись въ него, предотвратила ссору, которая, казалось, уже готова была разгорѣться. Обратившись къ литератору, мистриссъ Кромльсъ любезно освѣдомилась, скоро ли онъ думаетъ окончить тѣ шесть драмъ, которыя онъ обязался написать по контракту и въ которыхъ долженъ былъ выступить передъ публикой несравненный въ своей области искусства африканскій шпагоглотатель. Литераторъ не менѣе любезно отвѣтилъ мистриссъ Кромльсъ, и между ними завязался оживленный разговоръ, который такъ заинтересовалъ литератора, что вскорѣ заставилъ его забыть непріятное впечатлѣніе недавняго ихъ спора съ Николаемъ.
   Когда ужинъ кончился и на столѣ появились пуншъ, вина и ликеры, разговоры между гостями, группировавшимися до сихъ поръ небольшими отдѣльными кучками человѣка по два, по три, постепенно смолкли, и всѣ присутствующіе начали то и дѣло бросать выжидательные взгляды на мистера Снайтля Тишберри, а самые храбрые даже стучали по столу чѣмъ попало и выражали свое нетерпѣніе громкими фразами вродѣ: "Что же вы, Тимъ! Или заснули?" -- "Проснитесь же, господинъ предсѣдатель!" -- "Все готово, мы ждемъ только вашего тоста, сэръ!" и такъ далѣе.
   На всѣ эти возгласы мистеръ Тишберри отвѣчалъ выразительными ударами въ грудь и тяжелыми вздохами, долженствовавшими служить доказательствомъ того печальнаго факта, что онъ все еще не оправился отъ своего нездоровья и чувствуетъ себя очень плохо (мистеръ Тишберри былъ хорошимъ практикомъ и понималъ, что человѣкъ не только на сценѣ, но и въ жизни никогда не долженъ упускать случая поломаться). Между тѣмъ мистеръ Кромльсъ, который прекрасно зналъ, что ожидаемый тостъ будетъ провозглашенъ въ его честь, небрежно откинулся на спинку своего стула, перекинулъ одну руку граціознымъ движеніемъ на спинку стула сосѣда, а другою по временамъ подносилъ къ губамъ свой стаканъ, отпивая изъ него пуншъ съ такимъ точно видомъ, съ какимъ онъ опоражнивалъ пустые картонные кубки на сценѣ.
   Наконецъ мистеръ Снайтль Тишберри поднялся съ мѣста, величественно выпрямился во весь свой ростъ, причемъ одну руку засунулъ за вырѣзъ жилета, а другою оперся на табакерку сосѣда, и въ самыхъ краснорѣчивыхъ и лестныхъ выраженіяхъ предложилъ выпить за здоровье его друга, мистера Винцента Кромльса. Этотъ маленькій спичъ, который, однако же, вышелъ довольно длиннымъ, былъ встрѣченъ всеобщимъ энтузіазмомъ. Онъ сопровождался самыми патетическими жестами со стороны оратора и окончился дружескимъ рукопожатіемъ, которымъ мистеръ Тишберри обмѣнялся съ мистеромъ и мистриссъ Кромльсъ. Затѣмъ послѣдовалъ маленькій благодарственный спичъ со стороны мистера Винцента Кромльса. Вслѣдъ за мистеромъ Кромльсомъ всталъ африканскій шпагоглотатель и предложилъ выпить здоровье мистриссъ Винцентъ Кромльсъ въ такихъ трогательныхъ выраженіяхъ, что среди дамъ послышались вздохи и даже сдержанныя рыданія. Мистриссъ Кромльсъ была растрогана до глубины души, но, несмотря на все свое волненіе, эта мужественная женщина сама отвѣтила на этотъ тостъ коротенькимъ, но также весьма трогательнымъ и краснорѣчивымъ благодарственнымъ спичемъ. Затѣмъ мистеръ Снайтль Тишберри счелъ своимъ долгомъ предложить тостъ въ честь юныхъ отпрысковъ четы Кромльсъ. На этотъ тостъ мистеръ Кромльсъ, въ качествѣ отца и старшаго представителя знаменитой фамиліи, отвѣтилъ вторымъ спичемъ, въ которомъ распространился насчетъ прекрасныхъ качествъ и необыкновенной талантливости своихъ дѣтей, закончивъ этотъ дифирамбъ обращеннымъ ко всѣмъ присутствующимъ леди и джентльменамъ пожеланіемъ, чтобы и у нихъ были столь же многообѣщающія дѣти. Торжественные рѣчи и тосты смѣнились музыкальными упражненіями и прочими развлеченіями въ томъ же духѣ. Посреди вечера мистеръ Кромльсъ предложилъ еще одинъ тостъ въ честь свѣтила драматическаго искусства и украшенія сцены, мистера Снайтля Тишберри, а нѣсколько времени спустя произнесъ вторичный тостъ, на этотъ разъ въ честь другого свѣтила въ своемъ родѣ, а именно, въ честь африканскаго шпагоглотателя, своего дорогого друга, какъ мистеръ Кромльсъ взялъ на себя смѣлость его назвать съ милостиваго разрѣшенія самой африканской знаменитости, которая, разумѣется, ничего не имѣла противъ того, чтобы называться другомъ мистера Кромльса. Затѣмъ настала минута выпить за здоровье литератора, но оказалось, что онъ уже и самъ такъ хорошо угостился за собственное свое здоровье, что давно уже скалъ крѣпкимъ сномъ гдѣ-то на лѣстницѣ. Такимъ образомъ это намѣреніе было отложено до слѣдующаго раза, и кавалеры начали провозглашать тосты въ честь всѣхъ присутствующихъ дамъ. Наконецъ, послѣ безконечнаго засѣданія за столомъ, мистеръ Снайтль Тишберри поднялся со своего предсѣдательскаго мѣста, и общество разошлось по домамъ послѣ долгихъ сердечныхъ объятій и поцѣлуевъ.
   Николай остался послѣднимъ, чтобы раздать приготовленные имъ подарки. Когда онъ распрощался со всѣмъ семействомъ и подошелъ къ мистеру Кромльсу, ему невольно бросилась въ глаза рѣзкая разница между ихъ теперешнимъ разставаньемъ и прежнимъ торжественно-театральнымъ прощаньемъ въ Портсмутѣ. Теперь мистеръ Кромлъсъ какъ будто совсѣмъ позабылъ, что онъ великій артистъ, и когда Николай протянулъ ему руку, онъ взялъ ее съ такимъ неподдѣльнымъ выраженіемъ грусти, что, будь онъ въ состояніи придать своему лицу это выраженіе на подмосткахъ въ надлежащій моментъ, одно это могло бы, пожалуй, доставить ему прочную славу актера для высокой комедіи. Николай горячо пожалъ руку своего взволнованнаго друга.
   -- А вѣдъ какая удачная компанія насъ тогда подобралась, Джонсонъ!-- сказалъ, совсѣмъ уже расчувствовавшись, бѣдный мистеръ Кромльсъ.-- Мы съ вами никогда не бранились. Я увѣренъ, что завтра я буду счастливъ однимъ воспоминаніемъ о нашей сегодняшней встрѣчѣ, хотя въ настоящую минуту я, право, кажется, желалъ бы, чтобы ея совсѣмъ не было.
   Желая развеселить своего друга, Николай уже собирался было отвѣтить ему какою-то шуткой, но остановился на полусловѣ, ошеломленный внезапнымъ появленіемъ мистриссъ Грудденъ, которая, отказавшись отъ ужина подъ тѣмъ предлогомъ, что ей надо завтра встать пораньше, теперь выпорхнула изъ сосѣдней комнаты въ какомъ-то необыкновенномъ бѣломъ костюмѣ и, бросившись на шею Николаю, горячо его расцѣловала.
   -- Какъ, неужели и вы тоже ѣдете?-- воскликнулъ Николай, такъ охотно покоряясь нѣжнымъ объятіямъ мистриссъ Грудденъ, какъ будто она была молодой и прелестнѣйшей женщиной въ мірѣ.
   -- Ѣду ли я? Да можно ли объ этомъ спрашивать?-- отвѣтила мистриссъ Грудденъ.-- Что же бы они дѣлали безъ меня? Имъ безъ меня обойтись невозможно.
   Николай выдержалъ вторичный приступъ материнскихъ ласкъ мистриссъ Грудденъ, и даже еще охотнѣе, чѣмъ въ первый разъ, если это возможно, и затѣмъ распростился съ мистеромъ Винцентомъ Кромльсомъ, стараясь въ утѣшеніе своему старому другу принять какъ можно болѣе веселый видъ. Съ этою цѣлью онъ еще разъ съ порога весело махнулъ ему шляпой.
   

ГЛАВА XLIX.
Повѣствующая о дальнѣйшихъ событіяхъ въ семьѣ Никкльби и о томъ, къ какому результату привело знакомство съ джентльменомъ въ коротенькихъ брюкахъ.

   Поглощенный все возрастающимъ интересомъ послѣднихъ событій, Николай проводилъ теперь все свое свободное время въ мечтахъ о Мадленѣ Брэй и, ревностно исполняя порученія мистера Чарльза, очень часто ее посѣщалъ, чувствуя, что опасность, грозившая его душевному спокойствію, съ каждымъ разомъ увеличивается, а принятое имъ твердое рѣшеніе колеблется и мужество его падаетъ. Между тѣмъ мистриссъ Никкльби съ Кетъ вели свой прежній тихій и уединенный образъ жизни. Ихъ миръ душевный нарушался только новыми періодическими попытками мистера Сноули вернуть себѣ своего названнаго сына, здоровье котораго, и всегда-то ненадежное, начинало съ нѣкоторыхъ поръ внушать имъ всѣмъ, не исключая и Николая, серьезныя опасенія.
   Нельзя сказать, чтобы Смайкъ былъ печаленъ или на что-нибудь жаловался; напротивъ, онъ, кажется, только и думалъ, какъ бы услужить своимъ друзьямъ, какъ бы успокоить ихъ тревогу своимъ веселымъ и довольнымъ видомъ. Но само собою разумѣется, что отъ ихъ взгляда не могли укрыться такіе страшные симптомы, какъ нездоровый блескъ глазъ и подозрительный яркій румянецъ, который теперь все чаще и чаще горѣлъ на впалыхъ щекахъ бѣднаго юноши.
   Несомнѣнно, это была та страшная болѣзнь, которая такъ безжалостно, такъ неуклонно сводитъ человѣка въ могилу, отмѣчая свою жертву неизгладимой печатью смерти за долго до рокового конца,-- та страшная болѣзнь, во время которой идетъ медленная, безмолвная, но ожесточенная борьба души съ тѣломъ съ ея неизмѣной ужасной развязкой, жестокая болѣзнь, въ которой день за днемъ, атомъ за атомомъ испаряется и улетучивается плоть человѣческая, тогда какъ душа, чувствуя приближеніе вѣчности, просвѣтляется, и больной начинаетъ смотрѣть на свое настоящее состояніе, какъ на неизбѣжный переходъ къ иной, лучшей жизни. Безпощадная, ужасная болѣзнь, въ которой жизнь и смерть такъ тѣсно сплетены между собою, что смерть какъ будто заимствуетъ у жизни самыя ея живыя, яркія краски, а жизнь облекается въ уродливыя и отталкивающія формы смерти,-- болѣзнь, передъ которой медицина безсильна, которая одинаково не щадитъ ни богача, ни послѣдняго нищаго, которая то идетъ впередъ гигантскими шагами, то производитъ свои опустошенія настолько постепенно, что они незамѣтны даже для глазъ самыхъ близкихъ больному людей, но которая всегда -- быстрѣе или медленнѣе -- приводитъ къ могилѣ.
   Давно уже Николая тревожили страшныя подозрѣнія, въ которыхъ онъ не хотѣлъ сознаться даже себѣ; но, наконецъ, онъ рѣшилъ свести своего друга къ извѣстному свѣтилу изъ медицинскаго міра. Выслушавъ и выстукавъ Смайка, свѣтило высказало свое мнѣніе, состоявшее въ томъ, что, несмотря на полное истощеніе организма, въ немъ не оказывается покамѣстъ симптомовъ, на основаніи которыхъ можно было бы подписать больному смертный приговоръ, а слѣдовательно пока нѣтъ причинъ и тревожиться, такъ какъ не существуетъ немедленной опасности, которая грозила бы его жизни.
   Между тѣмъ, такъ какъ здоровье Смайка было давно уже въ одномъ положеніи и состояніе его, повидимому, не ухудшалось, Николаю было не трудно объяснить себѣ его постоянное недомоганіе тѣла потрясеніями, которыя ему пришлось пережитъ, и еще легче -- утѣшить себя надеждою, что его другъ скоро поправится. Эту надежду раздѣляли съ нимъ мать и сестра, въ чемъ ихъ не мало поддерживалъ самъ больной, который не только не боялся за свое здоровье и не грустилъ, но на всѣ вопросы по этому поводу весело отвѣчалъ, что онъ чувствуетъ себя съ каждымъ днемъ лучше. Такимъ образомъ тревога за Смайка постепенно улеглась, и вскорѣ безмятежная жизнь семьи Никкльби снова пошла своимъ обычнымъ порядкомъ.
   Сколько разъ въ послѣдующіе годы вспоминалъ Николай это время, и мирныя картины тогдашней ихъ жизни вставали передъ нимъ, какъ живыя, воскрешая въ его воображеніи его молодость. Сколько разъ въ сумеркахъ лѣтняго вечера или зимой, у пылающаго камелька, возвращался онъ мысленно къ этой счастливой порѣ и съ тихой грустью перебиралъ въ умѣ мельчайшія подробности всѣхъ тогдашнихъ событій. Вспоминалась ему маленькая комнатка, гдѣ бывало по вечерамъ они собирались всѣ вмѣстѣ и строили самые радужные планы на будущее; вспоминалъ веселый голосокъ и звонкій смѣхъ Кетъ и какъ, бывало, если ея не было дома, они сидѣли молча, поджидая ея возвращенія и лишь изрѣдка обмѣниваясь замѣчаніями о томъ, какъ безъ нея скучно; вспоминалось ему, съ какимъ восторгомъ бѣдный Смайкъ бросался ей навстрѣчу изъ своего темнаго уголка, куда онъ имѣлъ обыкновеніе забиваться въ ея отсутствіе; вспоминалъ онъ и слезы, которыя въ такихъ случаяхъ всѣ они не разъ замѣчали на глазахъ бѣднаго юноши и причину которыхъ въ то время никто изъ нихъ не могъ себѣ объяснить. Всякая мелочь, какое нибудь ничего не значащее слово, взглядъ, незамѣченные въ то время, теперь, когда тогдашнія радости и печали миновали и были почти забыты, напоминали ему о себѣ съ такою отчетливостью, точно все это было вчера; картины отлетѣвшихъ дней, возрождались изъ подъ слоя изсушающей пыли протекшихъ годовъ, развертывались передъ нимъ яркія и свѣжія, какъ молодой ростокъ, пробивающійся изъ подъ земли.
   Но воспоминанія Николая не ограничивались Смайкомъ и членами семьи; не малую роль играли въ нихъ и другія лица, хотя, должны мы замѣтить, много произошло перемѣнъ и много воды утекло прежде, чѣмъ эти лица перестали принимать дѣятельное участіе въ жизни Николая и обратились для него въ одно воспоминаніе.
   Это небольшое отступленіе было необходимо для нашего разсказа, который отнынѣ снова принимаетъ свое естественное теченіе и будетъ подвигаться впередъ, не уклоняясь въ стороны, но твердо сохраняя намѣченное авторомъ направленіе.
   Убѣдившись въ томъ, что Николай вполнѣ достоинъ оказаннаго ему ими довѣрія, братья Чирибль чуть не ежедневно осыпали доказательствами своего расположенія не только лично его, но и всю его семью. Безчисленные маленькіе подарки, постоянно преподносившіеся мистриссъ Никкльби отъ имени стариковъ и выборъ которыхъ всегда доказывалъ ихъ вниманіе и нѣжную заботливость, не мало способствовали украшенію маленькаго коттеджа и придавали ему уютный видъю Этажерка Кетъ съ ея любимыми фарфоровыми вещицами превратилась въ цѣлую роскошную выставку. Что же касается общества, то и въ немъ у нихъ теперь не было недостатка. Если почему-либо не являлись съ обычнымъ воскреснымъ визитомъ или не приходили посидѣть вечеркомъ на недѣлѣ мистеръ Чарльзъ и мистеръ Надъ, вмѣстѣ или порознь, зато ужъ Тимъ Линкинвотеръ (который, къ слову сказать, едва ли могъ бы насчитать полдюжины знакомствъ, сдѣланныхъ имъ за всю свою жизнь, но который по какой-то необъяснимой причинѣ, повидимому, сильно привязался къ своимъ новымъ друзьямъ) не упускалъ случая забѣжать къ нимъ во время своихъ ежедневныхъ вечернихъ прогулокъ, чтобы "дать себѣ маленькій роздыхъ",-- по его собственному выраженію, не говоря уже о мистерѣ Фрэнкѣ Чириблѣ. Этотъ молодой человѣкъ, но какой-то необъяснимой случайности, не меньше трехъ разъ въ недѣлю бывалъ по сосѣдству маленькаго коттеджа, и, что было еще болѣе странно, всякій разъ по дѣламъ.
   -- Удивительно учтивый и внимательный молодой человѣкъ, этотъ мистеръ Фрэнкъ,-- сказала однажды вечеромъ мистриссъ Никкльби своей дочери, заводя обычный свой панегирикъ вышеупомянутому молодому человѣку, причемъ, надо замѣтить, Кетъ, къ которой въ такихъ случаяхъ обращалась почтенная леди, имѣла обыкновеніе отмалчиваться.
   -- Ты находишь, мама?-- отвѣтила она только.
   -- Боже мой, что это съ тобой, Кетъ!-- воскликнула мистриссъ Никкльби со своей обычной стремительностью -- Отчего ты такъ покраснѣла?
   -- И не думала! Вѣчно вы что-нибудь вообразите, мама!
   -- Хорошо воображеніе,-- продолжала почтенная леди.-- Ты только взгляни на себя: ты вся красная, какъ ракъ. Впрочемъ, это не чуть не относится къ дѣлу. О чемъ, бишь, я говорила? Да, о мистерѣ Фрэнкѣ. Положительно я въ жизнь свою не встрѣчала такого вѣжливаго, любезнаго человѣка.
   -- Вы шутите, мама,-- сказала Кетъ и до того раскраснѣлась, что теперь въ этомъ уже не было возможности усумниться.
   -- Шучу! Съ какой стати я буду шутить!-- отвѣтила мистриссъ Никкльби.-- Напротивъ, я говорю совершенно серьезно. Я не могу не сказать, что его удивительное вниманіе ко мнѣ очень мнѣ пріятно, тѣмъ болѣе, что теперь это такая рѣдкость между молодыми людьми -- вниманіе къ старшимъ. Въ наши дни это положительно поражаетъ.
   -- Ахъ, да, вы говорите о его вниманіи къ вамъ, мама!-- отозвалась съ живостью Кетъ.-- Да, это правда, онъ очень внимателенъ къ вамъ.
   -- Боже мой, Кетъ, какая ты, однако, чудачка!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.-- Какое мнѣ дѣло до того, любезенъ ли онъ съ другими; разъ я объ этомъ говрю, значитъ говорю о себѣ. Одного не могу ему простить и никогда не прощу это,-- что онъ вздумалъ влюбиться нѣмку.
   -- Но мама, вѣдь онъ самъ вамъ сказалъ, что это неправда,-- возразила Кетъ.-- Развѣ вы забыли? Это было еще въ первый разъ, когда онъ къ намъ пришелъ. Впрочемъ, не все ли равно въ сущности, въ кого онъ влюбленъ?-- добавила она равнодушно.-- Для насъ это не дѣлаетъ разницы, неправда ли, мама?
   -- Для тебя, можетъ быть, и не дѣлаетъ разницы,-- отвѣтила мистриссъ Никкльби съ большимъ чувствомъ,-- но для меня дѣлаетъ. По моему, англичанинъ долженъ всегда оставаться англичаниномъ. Терпѣть не могу всѣхъ этихъ полу-англичанъ, полу-Богъ знаетъ что... Ни рыба, ни мясо. Пусть только явится къ намъ, я такъ ему напрямикъ и скажу, что хотѣла бы видѣть его женатымъ на англичанкѣ. Посмотримъ, какъ-то онъ отвертится.
   -- Ради Бога... ради Бога, не дѣлайте этого, мама!-- воскликнула въ волненіи Кетъ.-- Сами разсудите, что онъ можетъ подумать!
   -- Что же тутъ думать, моя милочка? Рѣшительно не понимаю!-- возразила мистриссъ Никкльби, съ удивленіемъ вытаращивъ глаза.
   Прежде чѣмъ Кетъ успѣла что-нибудь отвѣтить, знакомый легкій стукь въ дверь возвѣстилъ о прибытіи миссъ Ла-Криви. Когда же на порогѣ появилась сама миссъ да-Криви собственною своей маленькой персоной, изъ головы мистриссъ Никкльби мгновенно выскочили всѣ неопровержимые аргументы, которыми она намѣрѣвалась разбить ни на чемъ не основанное возраженіе дочери, и съ устъ ея посыпались, какъ горохъ, вопросы и догадки относительно того, какими способами гостья добралась до ихъ коттеджа. Почтенная леди сгорала любопытствомъ узнать, доѣхала ли миссъ Ла-Криви съ тѣмъ дилижансомъ, у котораго кучеръ такой статный, черноглазый брюнетъ, или попала на другой съ рябымъ молодцомъ въ клеенчатой шляпѣ. Затѣмъ, не дожидаясь отвѣта, она освѣдомилась, нашелъ ли онъ, то есть кучеръ, дождевой зонтикъ, который она по забывчивости оставила на прошлой недѣлѣ въ дилижансѣ, хотя вопросъ, о которомъ изъ двухъ кучеровъ почтенная леди желала получить это свѣдѣніе, остался неразрѣшеннымъ, потому что непосредственно вслѣдъ за этимъ и опять таки не дождавшись отвѣта, она перешла къ предположенію о токъ, что, вѣроятно, дилижансъ остановился "у того большого дома на полъ-дорогѣ, конечно, если въ немъ не было полнаго комплекта пассажировъ, такъ какъ въ этомъ послѣднемъ случаѣ онъ всегда идетъ безъ остановокъ". Этотъ градъ хитроумныхъ догадокъ наконецъ, вопросомъ, не обогнала ли миссъ Ла-Криви Николая по пути.
   -- Нѣтъ, не замѣтила, отвѣтила маленькая портретистка,-- зато я встрѣтила этого прелестнаго старичка мистера Линкинвотера.
   -- Вѣроятно, онъ гуляетъ послѣ конторы по своему обыкновенію и по дорогѣ завернетъ къ намъ отдохнутъ,-- замѣтила мистриссъ Никкльби.
   -- Я тоже думаю, что онъ зайдетъ сюда, потому что съ нимъ мистеръ Фрэнкъ,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   -- Надѣюсь, это еще недостаточная причина, чтобы съ увѣренностью утверждать, что мистеръ Линкинвотеръ зайдетъ къ намъ,-- сказала Кетъ.
   -- Вы думаете, милочка?-- отозвалась миссъ Ла-Криви.-- На этотъ разъ я не согласна съ вами, и вотъ почему: по моимъ наблюденіямъ мистеръ Фрэнкъ очень плохой ходокъ для своихъ лѣтъ: онъ не можетъ дойдти до вашего дома, чтобы не зайти отдохнуть... Однако, гдѣ же мой юный другъ?-- добавила маленькая женщина, бросивъ сперва лукавый взглядъ на Кетъ и затѣмъ оглядывая комнату.-- Неужто онъ опять отъ меня убѣжалъ?
   -- Въ самомъ дѣлѣ, гдѣ Смайкъ?-- спросила мистриссъ Никкльби.-- Онъ только что быль тутъ.
   По наведеннымъ справкамъ оказалось, къ великому изумленію почтенной хозяйки дома, что Смайкъ, за минуту передъ тѣмъ и не помышлявшій о снѣ, отправился на покой.
   -- Право, такого чудака я еще, кажется, и не видывала!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.-- Въ прошлую среду, напримѣръ... Кажется, это было въ среду? Не помнишь ли ты, Кетъ, когда у насъ былъ въ послѣдній разъ мистеръ Фрэнкъ?.. Да, да, разумѣется, въ среду... Такъ вотъ тогда онъ точно такъ же, какъ теперь, совершенно неожиданно ушелъ спать, какъ только услышалъ, что кто-то пришелъ. Хотя нельзя сказать, чтобы онъ вообще дичился людей; напротивъ, онъ очень любитъ всѣхъ друзей Николая, а значитъ и мистера Фрэнка. Но что мнѣ показалось еще болѣе страннымъ, такъ это то, что онъ и не думалъ ложиться. Я въ этомъ совершенно убѣждена, такъ какъ когда, послѣ ухода гостей, я пошла къ себѣ въ спальню -- вѣдь наши комнаты рядомъ,-- я видѣла, что онъ даже не выставилъ за дверь своихъ башмаковъ, хотя въ комнатѣ у него не было свѣта... Богъ вѣсть, что онъ тамъ дѣлалъ у себя столько времени въ темнотѣ, плакалъ или мечталъ? Ужасный чудакъ,-- добавила мистриссъ Никкльби; -- чѣмъ больше я думаю о его странностяхъ, тѣмъ меньше могу ихъ себѣ объяснить!
   Такъ какъ на эту рѣчь не послѣдовало отвѣта и собесѣдницы мистриссъ Никкльби молчали, можетъ быть, просто потому, что не знали, что имъ сказать, а можетъ быть и потому, что не желали прерывать потока ея краснорѣчія,-- почтенная леди продолжала развивать нить своихъ догадокъ со своею всегдашнею находчивостью и на свой обычный безтолковый ладъ.
   -- Надѣюсь, по крайней мѣрѣ,-- посыпала мистриссъ Никкльби,--что всѣ эти странности не могутъ служить предвѣстниками спячки, какъ это случилось со Спящей Дѣвой изъ Тетбсри, съ Кокъ-Лэнскимъ Призракомъ и другими фантастическими существами въ томъ же родѣ... А знаете, одинъ изъ этихъ господъ несомнѣнно имѣлъ какое-то отношеніе къ нашей семьѣ. Я только всегда забываю (непремѣнно надо будетъ перечесть старыя письма), кто изъ нихъ двоихъ Кокъ-Лэнскій ли Призракъ учился съ моимъ прадѣдомъ въ одной школѣ, или Спящая Дѣва изъ Татбери съ моей прабабушкой? Да вы, вѣроятно, знаете это преданіе, миссъ Ла-Криви? Не помните ли,-- кто изъ нихъ не хотѣ ль слушать увѣщаній священника: Спящая Дѣва изъ Тетбери, или Кокъ-Лэнскій Призракъ?
   -- Кажется, Кокъ-Лэнскій Призракъ.
   -- Такъ, такъ, теперь помню!-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Значитъ его-то товарищемъ по школѣ и былъ мой прадѣдъ. И еще -- теперь я отлично это припоминаю,-- учителемъ у нихъ былъ диссентеръ; этому обстоятельству, вѣроятно, и слѣдуетъ приписать позднѣйшій неприличный поступокъ Кокъ-Лэнскаго Призрака со священникомъ. Еще бы! Подумать только: быть воспитателемъ призрака!.. Мнѣ кажется...
   Но дальнѣйшія разсужденія почтенной леди на эту благодарную тему были прерваны появленіемъ Тима и мистера Фрэнка, при видѣ которыхъ она забыла не только призраковъ, но и все на свѣтѣ, кромѣ своихъ обязанностей любезной хозяйки.
   -- Какая жалость, что Николая нѣтъ дома,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Зато ужъ ты, Кетъ, душа моя, должна быть любезна за двоихъ: и за себя, и за Николая.
   -- Если мнѣ дозволено будетъ выразить мое мнѣніе, то я скажу, что миссъ Никкльби лучше всего оставаться самою собой,-- замѣтилъ Фрэнкъ.
   -- Во всякомъ случаѣ она должна упросить васъ посидѣть подольше,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Мистеръ Линкинвотеръ рѣшительно обьявилъ, что зашелъ на минутку, но вамъ я положительно не могу позволить такъ рано уйти. Николай былъ бы просто въ отчаяніи. Что же ты, Кетъ, душа моя? Или забыла свои обязанности хозяйки!
   Повинуясь весьма выразительнымъ кивкамъ и подмигиваньямъ своей матери, Кетъ въ свою очередь стала просить гостей остаться. Но странная вещь, она обращалась исключительно къ Тиму Линкинвотеру и при этомъ была такъ смущена и такъ раскраснѣлась (хотя волненіе и румянецъ очень къ ней шли), что это замѣтила даже мистриссъ Никкльби. На счастье Кетъ, ея почтенная маменька не отличалась способностью задумываться надъ чѣмъ бы то ни было, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда она могла тутъ же во всеуслышаніе подѣлиться съ кѣмъ-нибудь своими наблюденіями; такъ и теперь она приписала смущеніе дочери тому обстоятельству, что гости застали ее не "въ парадѣ", какъ она выразилась, хотя въ то же время не могла не сознаться съ материнской гордостью, что простенькое домашнее платье было удивительно къ лицу ея Кетъ и что никогда, кажется, она еще не была такою хорошенькой, какъ сегодня. Объяснивъ себѣ такимъ образомъ странное поведеніе молодой дѣвушки относительно гостей, мистриссъ Никкльби совершенно успокоилась и осталась въ полномъ восторгѣ отъ своей наблюдательности и прозорливости.
   Между тѣмъ Николай не приходилъ, не показывался и Смайкъ. Но, если говорить правду, ни то, ни другое не мѣшало маленькому обществу быть въ самомъ пріятномъ расположеніи духа. Миссъ ла-Криви весело болтала съ Тимомъ, который въ этотъ вечеръ былъ въ особенномъ ударѣ: шутилъ, острилъ и даже ухаживалъ за дамами. Маленькая миссъ Да-Криви не уступала ему въ остроуміи и до тѣхъ поръ приставала къ нему, увѣряя, что онъ навѣки останется старымъ холостякомъ, пока Тимъ не объявилъ, что это зависитъ не отъ него и что онъ хоть сейчасъ готовъ жениться, если найдется подходящая невѣста, которая согласится за него выйти. Тогда миссъ Ла-Криви начала сватать ему одну свою знакомую, которая, по ея словамъ, была бы для него вполнѣ подходящей женой и у которой къ тому же былъ порядочный капиталецъ. Но это послѣднее обстоятельство не произвело, повидимому, на Тима ни малѣйшаго впечатлѣнія. По крайней мѣрѣ, онъ сказалъ, что не ищетъ приданаго и что для него гораздо важнѣе характеръ и душевныя качества его будущей благовѣрной, такъ какъ при его умѣренныхъ требованіяхъ, у него съ избыткомъ хватитъ и для него, и для жены того, что онъ имѣетъ. Это признаніе, доказывавшее безкорыстіе и благородство понятій мистера Тима, было встрѣчено самымъ искреннимъ восторгомъ какъ со стороны миссъ Ла-Криви, такъ и со стороны мистриссъ Никкльби, и Тимъ, вдохновившійся похвалами дамъ, высказалъ много другихъ своихъ взглядовъ, удостоившихся столь же лестнаго одобренія со стороны его собесѣдницъ. Въ этомъ шутливомъ разговорѣ слышалось что-то серьезное, хоть онъ и сопровождался остротами и самыми веселыми взрывами смѣха.
   Между тѣмъ Кетъ, всегда такая веселая и живая, была въ этотъ вечеръ какъ-то необыкновенно молчалива (можетъ быть, потому, что Тимъ и миссъ Ла-Криви взапуски болтали между собой и никому не давали вставить слова). Не принимая участія въ общемъ разговорѣ, молодая дѣвушка сидѣла въ сторонкѣ у окна, любуясь сгущавшимися сумерками лѣтняго вечера. Впрочемъ, красота вечера привлекала, казалось, и Фрэнка нисколько не меньше, чѣмъ Кетъ. Сперва онъ видимо томился, не зная, куда бы ему пристроиться, и, наконецъ, усѣлся, рядомъ съ ней. Несомнѣнно, есть много вещей, о которыхъ пріятно поболтать въ мягкомъ сумракѣ тихаго лѣтняго вечера: несомнѣнно и то, что въ такихъ случаяхъ легче всего говорится вполголоса, потому что малѣйшій звукъ, рѣзкій возгласъ, громко сказанное слово способны нарушить очарованіе этихъ чудныхъ минутъ. Разговоръ часто прерывается молчаніемъ; одно, два слова, и опять замолчали... Восхитительное, краснорѣчивое молчаніе, во время котораго головка отворачивается въ сторону, глаза опускаются; часы летятъ, какъ минуты; непріятно даже подумать о томъ, что вотъ сейчасъ въ комнату внесутъ свѣчи. И все это подъ вліяніемъ -- исключительно подъ вліяніемъ лѣтнихъ сумерекъ, какъ о томъ можетъ засвидѣтельствовать всякій, основываясь на собственномъ опытѣ. Итакъ, у мистриссъ Никкльби не было ни малѣйшаго основанія удивляться, когда подали свѣчи, что Кетъ была принуждена не только отвернуться отъ свѣта, но даже выйти изъ комнаты. Извѣстно, что послѣ долгаго пребываніи въ темнотѣ свѣтъ больно рѣжетъ глаза; слѣдовательно и въ данномъ случаѣ ничего не могло быть естественнѣе такого результата. Спросите молодежь: всякій молодой человѣкъ вамъ скажетъ, что такія явленія совершенно въ порядкѣ вещей. Да и старики знаютъ это; бѣда только въ томъ, что подъ старость люди многое забываютъ.
   Должно быть въ этотъ день почтенной леди такъ ужъ суждено было всему изумляться. Изумленіе ея было поистинѣ безпредѣльно, когда за ужиномъ у Кетъ не оказалось ни малѣйшаго аппетита. Сущность этого открытія заключала въ себѣ столь устрашающіе симптомы, что неизвѣстно, къ какимъ ораторскимъ пріемамъ прибѣгла бы мистриссъ Никкльби для выраженія своихъ опасеній, если бы всеобщее вниманіе не было привлечено въ эту минуту какимъ-то страннымъ, необъяснимымъ шорохомъ, доносившимся, по увѣренію блѣдной дрожащей отъ страха служанки, изъ каминной трубы сосѣдней комнаты, въ чемъ, впрочемъ вскорѣ убѣдились и всѣ присутствующіе.
   Когда окончательно былъ установленъ тотъ фактъ, что странные звуки -- какъ ни казалось это неправдоподобно,-- выходили дѣйствительно изъ трубы и притомъ имѣли такой характеръ, какъ будто кто-то тамъ не то карабкался, не то царапался, не то скребся, Фрэнкъ Чирибль схватилъ свѣчу, а Тимъ Линкинвотеръ вооружился щипцами, и оба собирались уже броситься на розыски таинственной причины непонятнаго феномена, когда мистриссъ Никкльби, каждую минуту готовая упасть въ обморокъ, объявила, что она ни въ какомъ случаѣ не останется одна въ комнатѣ безъ мужчинъ. Послѣ довольно продолжительныхъ препирательствъ было рѣшено отправиться на розыски всей компаніей, причемъ миссъ Ла-Криви должна была остаться сторожить служанку, такъ какъ та заявила, что боится идти, потому что страдала въ дѣтствѣ нервными припадками. Миссъ Ла-Криви взялась, въ случаѣ нужды, принять всѣ необходимыя медицинскія мѣры и если ничто не поможетъ, кликнуть на помощь.
   Еще у дверей таинственной комнаты всѣ были поражены неожиданно раздавшимся пѣніемъ. Не могло быть никакого сомнѣнія, что въ каминѣ поетъ человѣкъ и даже съ большимъ выраженіемъ, хотя грустный мотивъ извѣстнаго въ то время романса: "Сгубили меня твои очи!" доносился такъ глухо, точно невидимый пѣвецъ распѣвалъ, по крайней мѣрѣ, подъ полдюжиной толстыхъ перинъ. Войти въ комнату было дѣломъ одной минуты. Но каково же было изумленіе вошедшихъ, когда они увидѣли упирающіяся въ каминную рѣшетку ноги таинственнаго незнакомца, причемъ несчастный дѣлалъ, казалось, невѣроятныя усилія, чтобы вслѣдъ за ногами высвободить и остальныя части своего тѣла.
   Это необычайное зрѣлище на время совершенно парализовало энергію мистера Тима; но въ слѣдующій моментъ онъ ринулся къ камину и, ущипнувъ раза два незнакомца за икры щипцами -- впрочемъ, безъ всякаго видимаго результата -- принялся щелкать половинками своего оружія, словно готовясь къ новой, болѣе рѣшительной аттакѣ.
   -- Вѣроятно, это какой-нибудь пьяный,-- сказалъ Фрэнкъ,-- потому что воръ, конечно, не стать бы такъ громко докладывать о себѣ.
   Съ этими словами онъ приподнялъ свѣчу, чтобы лучше разсмотрѣть таинственные ноги, и уже собирался ухватиться за нихъ и безъ дальнѣйшихъ церемоній извлечь изъ трубы и самого невидимку, какъ вдругъ мистриссъ Никкльби, всплеснувъ руками, испустила пронзительный возгласъ не то ужаса, не то изумленія, и затѣмъ пожелала узнать, не обманываетъ ли ее зрѣніе, или она дѣйствительно видитъ на таинственныхъ ногахъ сѣрые шерстяные чулки и оторочки коротенькихъ брюкъ.
   -- Да, безъ сомнѣнія, брюки на немъ очень короткія,-- сказалъ Фрэнкъ, вглядываясь пристальнѣе въ торчавшія изъ камина ноги,-- и чулки дѣйствительно шерстяные и сѣрые. Развѣ вы его знаете, мэмъ?
   -- Кетъ, душа моя,-- сказала мистриссъ Никкльби ослабѣвшимъ голосомъ и опустившись на стулъ съ такимъ видомъ отчаянной рѣшимости, который говорилъ яснѣе всякихъ словъ, что, въ виду столь критическихъ обстоятельствъ, она не можетъ дольше скрываться.-- Кетъ, душа моя, объясни имъ, въ чемъ дѣло. Ты знаешь, милочка, что я никогда не поощряла его, что я никогда не подавала ему надежды, ни малѣйшей надежды. Правда, онъ всегда былъ учтивъ, чрезвычайно учтивъ, ты свидѣтельница. Тѣмъ не менѣе, если мнѣ въ собственномъ моемъ саду будутъ то и дѣло попадаться подъ ноги разныя овощи и плоды, которыхъ я не знаю даже и по названію, если джентльмены начнутъ лазить черезъ трубы ко мнѣ въ домъ, я не знаю, право, не знаю, что остается мнѣ дѣлать. Все это въ высшей степени непріятно! Никогда въ жизни я не подвергалась подобнымъ преслѣдованіямъ, никогда, даже когда твои бѣдный отецъ былъ моимъ женихомъ, хотя въ то время это было бы гораздо естественнѣе и понятнѣе. Впрочемъ, помню я одинъ случай, когда я была въ твоихъ лѣтахъ, одинъ молодой джентльменъ, нашъ сосѣдъ по мѣсту въ церкви, имѣлъ обыкновеніе каждое воскресенье во время службы вырѣзывать на передней скамьѣ крупнѣйшими буквами мое имя. Понятно, это могло только льстить моему самолюбію; но все-таки это тоже была своего рода дерзость, такъ какъ скамья стояла на самомъ видномъ мѣстѣ, и молодого джентльмена постоянно ловили на этомъ занятіи и не разъ выводили изъ церкви. Но, само собою разумѣется, это было ничто въ сравненіи съ тѣмъ затруднительнымъ положеніемъ, въ которое, я поставлена въ настоящую минуту. Теперешній казусъ въ двадцать разъ хуже. Ахъ, Кетъ,-- закончила мистриссъ Никкльби свою рѣчь, обливаясь слезами,-- право, мнѣ кажется, я лучше хотѣла бы быть уродомъ, страшилищемъ, чѣмъ подвергаться подобнымъ непріятностямъ!
   Фрэнкъ Чирибль и Тимъ Линкинвотеръ въ невыразимомъ удивленіи уставились сперва другъ на друга, потомъ на Кетъ, которая и сама чувствовала, что объясненіе необходимо, но была не въ состояніи вымолвить слово, потому что все еще не могла придти въ себя сперва отъ испуга при видѣ появленія неизвѣстно кому принадлежащихъ, болтающихся въ воздухѣ ногъ, затѣмъ отъ страха за ихъ владѣльца, рисковавшаго задохнуться въ трубѣ. Къ тому же она не на шутку опасалась, чтобы разъясненіе этого таинственнаго происшествія не поставило ея мать въ слишкомъ комическое положеніе.
   -- Ахъ, сколько онъ мнѣ причинилъ огорченій, вы не повѣрите!-- продолжала мистриссъ Никкльби, утирая глаза.-- Но, умоляю васъ, заклинаю всѣмъ святымъ, пощадите его! Слышите, чтобы ни одинъ волосъ не упалъ съ его головы!
   Но при существующихъ обстоятельствахъ опасенія мистриссъ Никкльби наврядъ ли имѣли какія-либо основанія, такъ какъ голова джентльмена все еще пребывала въ каминной трубѣ, которая была такъ узка, что не представлялось ни малѣйшей возможности добраться до его волосъ. Между тѣмъ таинственный незнакомецъ продолжалъ воспѣвать "сгубившія его очи"; но такъ какъ голосъ его съ каждой минутой замѣтно ослабѣвалъ, а ноги начали выдѣлывать въ воздухѣ пируэты, не оставлявшіе никакого сомнѣнія въ томъ, что ихъ владѣлецъ задыхается, мистеръ Фрэнкъ безъ дальнихъ разговоровъ схватилъ его за чулки и за короткія брюки и дернулъ внизъ съ такой энергіей, что джентльменъ очутился на полу гораздо скорѣе, чѣмъ ожидалъ этого самъ мистеръ Фрэнкъ.
   -- Да, да, это онъ!-- воскликнула Кетъ, какъ только голова страннаго гостя выскочила изъ трубы.-- Я знаю его. Пожалуйста не троньте его. Надѣюсь, онъ не ушибся? Пожалуйста взгляните, не ушибся ли онъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, онъ здравъ и невредимъ, увѣряю васъ,-- отвѣтилъ Фрэнкъ, выказывая удивительное вниманіе, почти нѣжность къ предмету заботливости молодой дѣвушки.
   -- Только не подпускайте его близко ко мнѣ,-- прибавила Кетъ, отодвигаясь подальше.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не пустимъ,-- отвѣчалъ Фрэнкъ.-- Смотрите, я его держу. Но не объясните ли вы намъ это таинственное появленіе? Или, можетъ быть, этотъ джентльменъ вашъ знакомый?
   -- Нѣтъ, конечно, нѣтъ,-- сказала Кетъ.-- Я думаю, хотя мама и несогласна со мной, что это сумасшедшій изъ сосѣдняго дома умалишенныхъ. Вѣроятно, онъ убѣжалъ и забрался сюда.
   -- Кетъ, ты меня удивляешь!-- возгласила мистриссъ Никкльби съ величайшимъ достоинствомъ.
   -- Ахъ, мамочка!-- возразила Кетъ тономъ нѣжнаго упрека.
   -- Ты меня удивляешь!-- повторила мистриссъ Никкльби.-- Честное слово, Кетъ, меня поражаетъ, какъ ты можешь раздѣлять взгляды жестокихъ гонителей этого несчастнаго джентльмена, когда тебѣ извѣстны ихъ происки, низкая цѣль которыхъ состоитъ въ томъ, чтобы завладѣть его состояніемъ. Было бы гораздо великодушнѣе съ твоей стороны, если бы ты, напротивъ, попросила мистера Линкинвотера и мистера Чирибля принять участіе въ его злосчастной судьбѣ и добиться для него справедливости. Очень дурно до такой степени поддаваться личнымъ симпатіямъ и антипатіямъ, очень, очень дурно! Что бы это было, если бы и я поддавалась имъ? Если кто-нибудь и можетъ считать себя въ этомъ случаѣ оскорбленнымъ, такъ ужъ, конечно, я, а не ты. И, разумѣется, я имѣю на это полное право. Но я никогда, никогда не позволила бы себѣ подобной несправедливости. Я увѣрена,-- продолжала мистриссъ Никкльби, гордо выпрямившись, я о въ то же время съ прелестнымъ смущеніемъ опуская глаза,-- я увѣрена, что этотъ джентльменъ пойметъ меня, когда я скажу, что мой отвѣтъ остается неизмѣннымъ и всегда останется такимъ, хотя я вполнѣ вѣрю искренности его чувствъ, поставившихъ меня въ настоящее затруднительное положеніе. Конечно, онъ пойметъ меня, когда я скажу, что прошу его удалиться отсюда, потому что въ противномъ случаѣ я должна буду все разсказать моему сыну Николаю. Я очень ему признательна, чрезвычайно признательна за его вниманіе, и такъ далѣе, но тѣмъ не менѣе я вынуждена просить его прекратить всякіе дальнѣйшіе разговоры объ этомъ предметѣ, такъ какъ мое рѣшеніе непреклонно.
   Во время этой торжественной рѣчи, почтенный джентльменъ, съ ногъ до головы выпачканный сажей, сидѣлъ на полу, величественно скрестивъ на груди руки и молча уставившись на присутствующихъ. Казалось, онъ не слышалъ ни одного слова изъ того, что говорила мистриссъ Никкльби; но когда она кончила, онъ тѣмъ не менѣе вѣжливо освѣдомился, все ли она высказала?
   -- Больше мнѣ нечего прибавить, сэръ,-- скромно отвѣтила достойная леди.-- Это мое послѣднее слово.
   -- Прекрасно,-- сказалъ джентльменъ, и заоралъ во все горло:-- Эй, человѣкъ, бутылку элю, пробочникъ и чистый стаканъ!
   Но такъ какъ никто и не подумалъ исполнить это приказаніе оригинальный джентльменъ, послѣ непродолжительнаго молчанія, потребовалъ еще болѣе повелительнымъ тономъ горячихъ сандвичей. Когда же и это требованіе осталось втунѣ, онъ объявилъ, что удовольствуется порціей отварной рыбы подъ соусомъ, послѣ чего разразился дикимъ, продолжительнымъ хохотомъ, за которымъ послѣдовало совсѣмъ уже невразумительное мычанье.
   Однако, несмотря на многозначительный взглядъ, которымъ обмѣнялись присутствующіе, мистриссъ Никкльби покачала головой съ такимъ видомъ, который ясно доказывалъ, что она не усматриваетъ ничего ненормальнаго въ поступкахъ джентльмена, приписывая ихъ исключительно его эксцентричности. Вѣроятно, почтенная леди и осталась такъ бы при своемъ убѣжденіи на всю жизнь, если бы послѣдовавшія затѣмъ обстоятельства не измѣнили радикально положенія дѣлъ.
   Случилось, какъ нарочно, что миссъ Ла-Криви, убѣдившись, что въ состояніи ея паціентки не предвидится ничего угрожающаго, и сгорая любопытствомъ взглянуть, что творится въ сосѣдней комнатѣ, появилась въ дверяхъ какъ разъ въ ту минуту, когда джентльменъ замычалъ. Случилось, какъ нарочно, что джентльменъ сейчасъ же замѣтилъ миссъ Ла-Криви. Въ тотъ же мигъ онъ былъ на ногахъ и принялся посылать ей такіе страстные воздушные поцѣлуи, что до смерти перепуганная маленькая портретистка поспѣшила укрыться за спину Тима.
   -- Ага!-- воскликнулъ джентльменъ, съ восторгомъ простирай къ ней руки и затѣмъ прижимая ихъ къ сердцу.-- Я опять ее вижу, опять ее вижу! Вотъ она, моя любовь, моя жизнь, моя прелесть, моя обожаемая невѣста! Наконецъ-то она пришла, наконецъ! Причемъ же тутъ газъ и штиблеты, хотѣлъ бы я знать?
   Съ минуту мистриссъ Никкльби казалась сильно смущенной этимъ воззваніемъ но, быстро оправившись, она принялась кивать, подмаргивать и подмигивать, давая понять почтеннѣйшей публикѣ, что все это она считаетъ простымъ недоразумѣніемъ, которое, конечно, но замедлитъ разъясниться.
   -- Наконецъ-то она пришла!-- взывалъ между тѣмъ джентльменъ, отчаянно жестикулируя руками.-- Наконецъ-то пришла! Чортъ возьми! Всѣ свои богатства я повергаю къ ея стопамъ и молю объ одномъ, чтобы она сдѣлала меня своимъ рабомъ, своимъ вѣрнымъ невольникомъ! Это можетъ съ нею сравниться въ красотѣ, граціи, очарованіи?! Что передъ нею царица Мадагаскарская, королева Брилліантовъ, сама мадамъ Ролланъ, на купаньяхъ въ Калидорѣ! Возьмите ихъ красоту, прибавьте къ ней всю прелесть трехъ грацій, девяти музъ и четырнадцати пирожницъ съ Оксфордской улицы, и вы не получите и вполовину столь очаровательной женщины, какъ она! Того, кто осмѣлится мнѣ возразить, я вызываю на бой!.. Ну, выходите, кто смѣетъ!
   Однимъ духомъ выпаливъ эту тираду, джентльменъ снова протянулъ руки къ миссъ Ла-Криви и замеръ въ созерцаніи ея прелестей. Это послѣднее обстоятельство доставило возможность мистриссъ Никкльби приступить къ объясненію, что она немедленно и исполнила.
   -- Конечно, ошибка, въ которую впалъ этотъ джентльменъ, принявъ другую за меня, является огромнымъ для меня облегченіемъ,-- начала почтенная леди, откашлявшись въ видѣ предисловія;-- да, поистинѣ это большое для меня облегченіе въ моемъ настоящемъ затруднительномъ положеніи. Хотя, признаюсь, никогда въ жизни еще не случалось со мной, чтобы меня смѣшивали съ кѣмъ-нибудь, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда меня принимали за Кетъ. Разумѣется, я и сама понимаю, что надо вовсе не имѣть глазъ, чтобы смѣшать меня съ моей дочерью, но, я надѣюсь, никто не станетъ винить въ этомъ меня, такъ какъ я-то тутъ ужъ ровно не при чемъ. Но я не могу допустить, рѣшительно не могу допустить, чтобы изъ-за меня кто-нибудь пострадалъ, тѣмъ болѣе почтенная женщина, которой я столькимъ обязана, а потому считаю своимъ священнымъ долгомъ выяснить этому джентльмену его ошибку и сказать ему, что это я -- та дама, которую ему какой-то нахалъ имѣлъ дерзость выдать за племянницу предсѣдателя "Общества мостовыхъ" и что я прошу его немедленно удалиться отсюда, хотя бы,-- добавила мистриссъ Никкльби, краснѣя и улыбаясь въ очаровательномъ смущеніи,-- хотя бы ради того, чтобы сдѣлать мнѣ удовольствіе.
   Естественно было предположить, что такое деликатное обращеніе къ чувствамъ джентльмена растрогаетъ его до глубины души и что онъ отвѣтитъ на него, по крайней мѣрѣ, какимъ-нибудь почтительнымъ комплиментомъ. Каковъ же былъ ужасъ бѣдной мистриссъ Никкльби, когда онъ, обращаясь прямо къ ней, заоралъ во все горло:
   -- Брысь, старая кошка! Пошла прочь!
   -- Ахъ, Боже мой!-- воскликнула мистриссъ Никкльби умирающимъ голосомъ.
   -- Пошла прочь!-- повторилъ джентльменъ.-- Пусинька, Кетти, Тетти, Гримми, Тебби или какъ тамъ тебя зовутъ, говорятъ тебѣ, брысь отсюда!
   Джентльменъ прошипѣлъ эти слова съ какимъ-то присвистомъ, послѣ чего, грозно размахивая руками, сталъ то подступать къ мистриссъ Никкльби, то отскакивать отъ нея, исполняя передъ ней весьма оригинальный дикій танецъ, вродѣ того, который въ базарные дни отплясываютъ мальчишки, загоняя на дорогу упрямыхъ свиней, барановъ и прочихъ домашнихъ животныхъ.
   Мистриссъ Никкльби вскрикнула и лишилась чувствъ.
   -- Я побуду съ мамой, это у нея сейчасъ пройдетъ,-- сказала Кетъ съ живостью,-- только уведите его поскорѣй, пожалуйста уведите!
   Фрэнкъ сильно сомнѣвался, удастся ли ему исполнить эту просьбу; но вдругъ ему пришла въ голову счастливая мысль. Онъ попросилъ миссъ Ла-Криви понемногу отступать въ сосѣднюю комнату, такъ, чтобы джентльменъ не терялъ ея изъ виду и могъ бы послѣдовать за ней. Этотъ маневръ удался на славу: джентльменъ ринулся вслѣдъ за миссъ Ла-Криви, причемъ его конвоировали съ одной стороны Тимъ, съ другой Фрэнкъ Чирибль.
   -- Кетъ,-- прошептала мистриссъ Никкльби, приходя въ себя, какъ только всѣ вышли изъ комнаты, -- ушелъ онъ!
   Кетъ отвѣтила утвердительно.
   -- Я никогда себѣ не прощу этого, Кетъ, никогда!-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Это я причина того, что несчастный рехнулся!
   -- Но при чемъ же тутъ вы, мамочка?-- воскликнула въ изумленіи Кетъ.
   -- Я, я его погубила!-- твердила мистриссъ Никкльби со спокойствіемъ отчаянія.-- Ты видѣла его тогда и теперь, какъ же ты можешь еще сомнѣваться?.. Я уже давно говорю твоему брату, Кетъ, что боюсь, какъ бы обманутая надежда не повліяла на него дурно. Ты только что видѣла этого несчастнаго. Если даже допустить, что въ его характерѣ и раньше были кое-какія странности, то все-таки ему нельзя было отказать ни въ умѣ, ни въ благородствѣ, ни въ деликатности. Вспомни только, какъ онъ велъ себя тогда въ саду. А теперь! Ты слышала, какую галиматью онъ несетъ, видѣла его ухаживанье за этой бѣдной маленькой старой дѣвой. Можно ли послѣ этого сомнѣваться, что онъ не въ своемъ умѣ?
   -- Да, я въ этомъ ни минуты не сомнѣвалась, мама.-- мягко замѣтила Кетъ.
   -- Теперь не сомнѣваюсь и я,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Но, если я я была невольной причиной его несчастія, у меня есть хоть то утѣшеніе, что мнѣ не въ чемъ себя упрекнуть. Я уже давно говорила Николаю; я говорила ему: "Николай, милый мой, мы должны быть съ нимъ какъ можно деликатнѣе". Но онъ, по обыкновенію, не обратилъ вниманія на мои слова. Конечно, этого никогда бы не случилось, если бы иначе взяться за дѣло. Но вы оба съ Николаемъ совершенно, какъ бывало, вашъ бѣдный отецъ: вамъ говори не говори, какъ объ стѣну горохъ!.. Какъ бы то ни было, я утѣшаюсь мыслью, что я тутъ не при чемъ, и этого съ меня довольно.
   Умывъ такимъ образомъ руки и снявъ съ себя всякую отвѣтственность за всѣ подобные инциденты въ своемъ прошломъ, настоящемъ и будущемъ, мистриссъ Никкльби кротко выразила надежду, что и у ея дѣтей въ такихъ случаяхъ никогда не будетъ причины въ чемъ-нибудь себя упрекнуть, послѣ чего приготовилась встрѣтить компанію, которая должна была вскорѣ вернуться, и, дѣйствительно, минуту спустя вернулась съ извѣстіемъ, что джентльменъ сданъ съ рукъ на руки сторожамъ, даже не замѣтившимъ его исчезновенія за мирной бесѣдой съ друзьями.
   Такимъ образомъ миръ и тишина были возстановлены, и по прошествіи восхитительнаго получаса (по собственному выраженію Фрэнка въ откровенной бесѣдѣ съ Тимомъ по дорогѣ домой) Тимъ, взглянувъ на часы, объявилъ, что пора расходиться по домамъ. Настоятельное предложеніе Фрэнка посторожить домъ до возвращенія Николая въ виду недавняго испуга, причиненнаго имъ неожиданнымъ вторженіемъ сумасшедшаго сосѣда, было такъ рѣшительно отклонено, что вѣжливому молодому человѣку не оставалось ничего больше, какъ ретироваться вмѣстѣ съ вѣрнымъ Тимомъ.
   Кетъ, оставшись одна, такъ глубоко о чемъ-то задумалась, что просидѣла около трехъ часовъ въ ожиданіи возвращенія Николая и была несказанно удивлена, когда узнала, сколько времени прошло послѣ ухода гостей.
   -- А я думала, что прошло не больше получаса,-- сказала она.
   -- Вѣрно ты была занята очень пріятными мыслями, Кетъ, если не замѣтила, какъ пролетѣло время,--сказалъ со смѣхомъ Николай.-- О чемъ же ты думала, милочка?
   Кетъ вся вспыхнула и, въ смущеніи перебирая что-то на столѣ, съ улыбкой взглянула на брата, но тотчасъ опустила глаза стараясь скрыть навернувшіяся слезы.
   -- Что съ тобой, Кетъ?-- воскликнулъ Николай, притягивая къ себѣ и нѣжно цѣлуя сестру.-- Взгляни-ка на меня, моя дѣвочка!... Или мнѣ это только такъ показалось?... Посмотри-ка, посмотри-ка на меня еще разъ, я хочу по глазамъ угадать твои мысли.
   Но эти слова, безъ всякаго намѣренія со стороны Николая, еще больше смутили бѣдную Кетъ. Замѣтивъ это, онъ поспѣшитъ перемѣнить разговоръ и принялся оживленно разспрашивать сестру, что дѣлалось безъ него дома. Но только тогда, когда они уже поднимались наверхъ въ свои спальни, ему удалось выпытать отъ нея (она всегда очень неохотно объ этомъ говорила), что Смайкъ не выходилъ къ гостямъ и цѣлый вечеръ просидѣлъ въ своей комнатѣ.
   -- Бѣдняга! Что же это съ нимъ?-- сказалъ Николай и тихонько постучался въ дверь Смайка -- Меня это начинаетъ не на шутку тревожить.
   Кетъ шла подъ руку съ братомъ. Въ отвѣтъ на стукъ Николая дверь такъ быстро распахнулась, что она не успѣла посторониться, и передъ ними на порогѣ появился Смайкъ. Повидимому, онъ и не думалъ еще ложиться; онъ былъ очень блѣденъ и казался грустнымъ.
   -- Развѣ ты еще не ложился?-- спросилъ его Николай.
   -- Нѣтъ еще,-- былъ отвѣтъ.
   -- Почему?-- продолжалъ допрашивать Николай, слегка удерживая Кетъ, сдѣлавшую было движеніе, чтобы высвободить отъ него свою руку.
   -- Спать не хотѣлось,-- сказалъ Смайкъ, пожимая протянутую ему руку друга.
   -- Вѣрно тебѣ нездоровится?-- спросилъ Николай.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, напротивъ, я прекрасно себя чувствую, увѣряю насъ,-- отвѣтилъ съ живостью Смайкъ.
   -- Зачѣмъ же въ такомъ случаѣ ты позволяешь этимъ припадкамъ меланхоліи овладѣвать тобой?-- замѣтилъ Николай мягко.-- Или отчего не скажешь намъ, по крайней мѣрѣ, причины твоей грусти? Прежде ты былъ откровеннѣе, Смайкъ.
   -- Вы правы, я и самъ это знаю,-- отвѣтилъ Смайкъ уныло.-- Когда-нибудь я вамъ все разскажу, только не теперь. Развѣ я не вижу, какъ всѣ вы добры ко мнѣ?.. Но я ничего не могу съ собой сдѣлать. Если бы вы знали, еслибъ знали, какъ мнѣ тяжело!
   Онъ еще разъ пожалъ руку Николаю и, поглядѣвъ съ минуту на брата и сестру съ такимъ выраженіемъ, какъ будто его до глубины души трогала ихъ дружба, вошелъ къ себѣ въ комнату и заперъ за собою дверь. Вскорѣ весь домъ былъ погруженъ въ мирный сонъ, за исключеніемъ одного только Смайка.
   

ГЛАВА L.
Катастрофа.

   Малыя Гечитонскія скачки были въ полномъ разгарѣ. Всюду веселье било ключемъ. Былъ превосходный яркій день. Солнце сіяло во всемъ своемъ великолѣпіи съ безоблачнаго неба. Пестрые флаги, развѣвавшіеся на козлахъ экипажей и на верхушкахъ палатокъ, отливали всѣми цвѣтами радуги; старые, заслуженные значки, неподвижно повисшіе въ воздухѣ, казались какъ будто обновленными и помолодѣвшими. Потускнѣвшая позолота сверкала на солнцѣ; старая пожелтѣвшая парусина тента, подъ которымъ публика укрывалась отъ зноя, сіяла снѣжною бѣлизною, и даже лохмотья нищихъ имѣли такой поэтическій видъ, что зритель, забывая чувство жалости, невольно любовался столь живописной нищетой.
   Это была одна изъ тѣхъ сценъ, полныхъ свѣта, жизни и движенія, которыя приводятъ васъ въ восторгъ. Когда зрѣніе утомлялось этимъ свѣтомъ и блескомъ, а слухъ -- несмолкаемыми криками и шумомъ, стоило только остановить взглядъ на любой группѣ людей, и глазъ отдыхалъ при видѣ ихъ оживленныхъ, сіяющихъ лицъ, а ухо успокоивалось въ общемъ, сливавшемся воедино веселомъ, радостномъ гулѣ. Загорѣлыя личики полуголыхъ цыганятъ придавали какую-то особую прелесть этой картинѣ. Пріятно было смотрѣть на курчавыя головки этихъ дѣтей, на ихъ смуглое, обоженное солнцемъ тѣло и знать, что они всю свою жизнь изо дня въ день проводятъ на воздухѣ, что это настоящія дѣти, живущія настоящею дѣтскою жизнью, что если подушка ихъ и бываетъ ной разъ сыра, то не отъ слезъ, а отъ небесной росы, что тѣло этихъ дѣвочекъ развивается свободно, не претерпѣвая бездѣльныхъ мукъ, на которыя чудовищныя, противоестественный обычай обрекаетъ ихъ полъ въ цивилизованныхъ расахъ, что если эти дѣти живутъ, перебиваясь со дня на день и не зная, будутъ ли они сыты завтра, зато надъ ихъ головами колышутся вѣтви деревьевъ, а не торчатъ рычаги тѣхъ страшныхъ машинъ, которыя дѣлаютъ изъ дѣтей стариковъ, прежде чѣмъ они узнаютъ, что такое дѣтство, которыя надѣляютъ ихъ всѣми старческими болѣзнями и немощами, но не даютъ имъ единственной привилегіи старости, надежды на близкое избавленіе въ смерти. Да, лучше было бы, еслибы розсказни нашихъ старушекъ-нянюшекъ были правдой, лучше было бы, если бы цыгане дѣйствительно воровали нашихъ дѣтей, хотя бы цѣлыми дюжинами.
   Скачка на большой призъ только что кончилась, и толпа, хлынувшая со всѣхъ сторонъ сплошною стѣною на оцѣпленную веревкой площадку, придала еще болѣе жизни и безъ того оживленной картинѣ. Одни торопливо проталкивались впередъ, чтобы хорошенько разсмотрѣть лошадь, взявшую призъ; другіе метались, какъ угорѣлые, разыскивая свои экипажи, кучера которыхъ тоже постарались пріискать себѣ мѣстечко получше. Тутъ кучка зрителей тѣснилась вокругъ стола, гдѣ шла оживленная игра въ кости, наблюдая, какъ обчищаютъ какого-то зеленаго новичка, тамъ подвизался другой аферистъ со своими переряженными помощниками. Одинъ изъ нихъ былъ одѣтъ солиднымъ джентльменомъ въ очкахъ, другой -- франтомъ въ щегольской шляпѣ и съ моноклемь, третій -- зажиточнымъ фермеромъ, съ перекинутымъ на руку планамъ и туго набитымъ кожанымъ портфелемъ подъ мышкой; остальные, съ огромными бичами въ рукахъ, изображали простаковъ-фермеровъ, пріѣхавшихъ на собственныхъ лошадяхъ полюбоваться интереснымъ зрѣлищемъ. Всѣ они громко болтали и непринужденно смѣялись, дѣлая видъ, что отъ души веселятся, но быстрый, тревожный взглядъ, которымъ они обмѣнивались при приближеніи каждаго новаго лица, какъ будто спрашивая другъ друга, не будетъ ли этотъ подходящимъ субъектомъ, яснѣе словъ свидѣтельствовалъ о томъ, кто были эти господа, не говоря уже объ ихъ воровскихъ рожахъ, которыя, несмотря на ихъ приличное платье и бѣлоснѣжныя манишки, такъ и кидались въ глаза. Въ одномъ мѣстѣ толпа, окружила тѣснымъ кольцомъ странствующаго акробата съ его шумнымъ оркестромъ; въ другомъ -- съ интересомъ слѣдили за исходомъ классической игры, извѣстной подъ названіемъ "боя быковъ". Чревовѣщатели вели безконечные діалоги со своими деревянными куклами; ворожеи выбивались изъ силъ, пытаясь угомонить своихъ не кстати расходившихся ребятишекъ, и всѣ эти и многіе другіе артисты соперничали между собою изъ-за того, кто стяжаетъ больше славы или, вѣрнѣе, кто привлечетъ большее вниманіе публики. Палатки съ прохладительными и иными напитками были набиты биткомъ; въ экипажахъ, гдѣ началась распаковка корзинъ съ провизіей, слышались звонъ стакановъ, стукъ вилокъ и ножей и хлопанье пробокъ. Глаза, и раньше блестѣвшіе оживленіемъ, начинали разгораться. Карманные воришки подсчитывали добытый ими въ потѣ лица заработокъ этого прибыльнаго дни. Вниманіе, еще недавно всецѣло прикованное къ скачкамъ, теперь разбѣгалось, останавливаясь на тысячѣ предметовъ. Куда ни взглянешь, всюду живописныя группы: смѣющіяся, веселыя лица, люди, оживленно болтающіе между собой, нищіе, просящіе милостыни, игроки, поглощенные игрой, пляшущіе, ряженые, и прочая, и прочая.
   Игорные дома-бараки больше всего бросались въ глаза своею роскошью, своими великолѣпными, пушистыми коврами или малиновыми полосатыми драпировками, своими цвѣтами и ливрейными лакеями. Тутъ былъ и "Клубъ Иностранцевъ", и "Сентъ-Джемскій", и "Атенеумъ", и "Гемптонскій" клубы, и множество другихъ съ самыми разнообразными названіями къ услугамъ любителей рулетки, ландскнехта и прочихъ азартныхъ игръ. Войдемъ и мы въ одинъ изъ этихъ бараковъ.
   Это самый большой изъ нихъ, по въ немъ всего три игорныхъ стола. Народу здѣсь столько, что приходится отвоевывать каждый свой шагъ. Жара стоитъ невыносимая, несмотря на то, что уголъ парусины, замѣняющій крышу, откинутъ, и обѣ двери (одна для входящей, другая для выходящей публики) растворены настежъ. За исключеніемъ лихорадочныхъ лицъ двухъ-трехъ человѣкъ, которые стоятъ у столовъ со свертками полукронъ и совереновъ, зажатыми въ лѣвой рукѣ, и ставятъ при каждомъ новомъ оборотѣ колеса новую ставку съ озабоченнымъ видомъ, свидѣтельствующимъ о томъ, что и сегодня, и вчера, и вообще всѣ дни своей жизни они были заняты исключительно однимъ этимъ дѣломъ, здѣсь нѣтъ почти ни одного сколько-нибудь замѣтнаго лица. Большинство публики составляетъ молодежь, явившаяся на скачки повеселиться. Очевидно, всѣ эти молодые люди забрели сюда просто изъ любопытства; если кто изъ нихъ и играетъ, то ставитъ самыя незначительныя суммы и притомъ съ полнымъ равнодушіемъ какъ къ выигрышу, такъ и къ проигрышу. Впрочемъ, есть тутъ два субъекта, которые, въ качествѣ яркихъ представителей извѣстнаго типа, заслуживаютъ нѣкоторое вниманіе.
   Одинъ изъ нихъ, человѣкъ лѣтъ пятидесяти шести или восьми, сидитъ на стулѣ у самаго входа, опираясь обѣими руками на набалдашникъ своей палки и подбородкомъ на руки. Это толстякъ огромнаго роста, одѣтый въ наглухо застегнутый зеленоватый камзолъ, который дѣлаетъ еще массивнѣе его и безъ того тяжеловѣсную фигуру. На немъ темныя короткія панталоны и штиблеты, бѣлый галстухъ на шеѣ, а на головѣ широкополая бѣлая шляпа. Среди непрерывнаго движенія и несмолкаемаго гула голосовъ онъ сидитъ молча и совершенно неподвижно, не видя снующаго мимо народа, ничего не слыша и не замѣчая, что происходитъ вокругъ него. Лишь иногда, да и то очень рѣдко, онъ киваетъ слегка головой кому-нибудь изъ проходящихъ или дѣлаетъ знакъ слугѣ, когда его требуютъ у того или другого стола; но въ слѣдующую затѣмъ минуту принимаетъ свое прежнее неподвижное положеніе. Быть можетъ, это просто какой-нибудь глухой старикашка, присѣвшій здѣсь отдохнуть, или человѣкъ, поджидающій своего замѣшкавшагося друга и думающій только о томъ, долго ли ему еще придется прождать? Быть можетъ, это безногій калѣка, прикованный къ одному мѣсту, или человѣкъ, накурившійся опіума? Публика, проходя мимо него, оборачивается, чтобы взглянуть на него, но онъ сидитъ, не поднимая глазъ и ни единымъ жестомъ не выражая, что онъ что-нибудь видитъ или слышитъ. Когда ему случается пошевелиться, это выходитъ такъ же странно, какъ если бы зашевелилось каменное изваяніе, на которое онъ и дѣйствительно походитъ, какъ двѣ капли воды. Тѣмъ не менѣе въ публикѣ нѣтъ ни одного человѣка, котораго бы не замѣтилъ этотъ субъектъ; ни одно движеніе, ни одно слово за игорными столами не ускользаетъ отъ его вниманія; онъ знаетъ въ лицо каждаго игрока, запоминаетъ, кто выигралъ и кто проигралъ. Этотъ субъектъ -- хозяинъ игорнаго дома.
   Другой -- крупье за столомъ у рулетки. Онъ кажется лѣтъ на десять моложе перваго. Это тоже здоровый коренастый дѣтина. Нижняя губа у него нѣсколько выдвинута впередъ,-- вѣроятно, вслѣдствіе привычки постоянно считать про себя; лицо его можно назвать скорѣе привлекательнымъ, чѣмъ непріятнымъ. Онъ стоитъ безъ сюртука, такъ какъ въ баракѣ невыносимо душно и жарко; на столѣ передъ нимъ лежитъ порядочная кучка золотыхъ кронъ и полу кронъ, и записная книжка съ карандашемъ. Здѣсь идетъ непрерывная игра. Человѣкъ двадцать ставятъ разомъ. На обязанности крупье лежитъ вертѣть колесо у рулетки, слѣдить за ставками и за проигрышами; онъ же уплачиваетъ выигрыши и снова вертитъ колесо, постоянно поддерживая вниманіе игроковъ. И все это онъ продѣлываетъ съ изумительною быстротою, точно и аккуратно, никогда не сбиваясь въ счетѣ, не переставая вертѣть колесо, безъ умолку нанизывая фразу за фразой, которыя онъ повторяетъ частью по привычкѣ, частью по необходимости (такъ какъ занимать публику болтовней входило въ кругъ его обязанностей) и которыми онъ сыплетъ цѣлый день съ одинаковыми интонаціями голоса и въ томъ же послѣдовательномъ порядкѣ.
   -- Парижская рулетка, джентльмены! Ставьте ставки по собственному усмотрѣнію, пока вертится колесо... Парижская рулетка, новая французская игра, джентльмэны, введенная мною въ Англіи! Парижская рулетка... Черное взяло... черное... Одну минутку, джентльмены, вы сейчасъ получите все сполна.... Два фунта вамъ, сэръ... полфунта вамъ... Вамъ три, вамъ одинъ... Вотъ, извольте! Я опять начинаю, джентльмены. Можете ставить все время, пока колесо вертится! Вся прелесть этой игры въ томъ именно и заключается, что вы можете удваивать и утраивать ваши ставки, джентльмены, все время, пока колесо вертятся... Черное, опять черное! Клянусь, никогда не видѣлъ ничего подобнаго въ жизни! Если бы кто-нибудь изъ джентльменовъ ставилъ все на черное, онъ выигралъ бы въ какія-нибудь пять минутъ сорокъ пять фунтовъ... Не угодно ли кому портвейну, джентльмены? У насъ есть прекрасный портвейнъ; есть также хересъ, сигары и превосходнѣйшее шампанское. Эй, человѣкъ, бутылку шампанскаго и десятокъ сигаръ!... Не стѣсняйтесь, господа, будьте какъ дома!... Да захвати чистыхъ стакановъ... Я начинаю. Колесо вертится, джентльмены. Вчера я проигралъ сто тридцать семь фунтовъ, джентльмены, въ одинъ оборотъ, клянусь честью!...
   "Какъ поживаете, сэръ?-- добавилъ онъ тѣмъ же тономъ, подмигивая знакомому.-- Не прикажете ли рюмку хересу?... Эй, человѣкъ, бутылку хересу и чистую рюмку!... Можетъ быть, еще кто-нибудь изъ джентльменовъ желаетъ попробовать поставить? Парижская рулетка, джентльмены! Ставьте ставки по собственному усмотрѣнію!... Парижская рулетка, новая игра, введенная мною въ Англіи! Я начинаю! Ставьте ставки, джентльмены!"
   Крупье былъ весь поглощенъ своими занятіями, когда въ баракъ вошла новая компанія, человѣкъ шесть франтовъ, которымъ онъ, не отрываясь отъ своего дѣла, отвѣсилъ почтительный поклонъ. Въ то же время, слегка подмигнувъ своему сосѣду, онъ незамѣтно указалъ на самаго высокаго изъ всей группы, передъ которымъ хозяинъ въ эту минуту снялъ шляпу. Это былъ сэръ Мельбери Гокъ въ сопровожденіи своего юнаго питомца и нѣсколькихъ человѣкъ щегольски одѣтыхъ дэнди весьма сомнительной репутаціи.
   Хозяинъ вполголоса пожелалъ сэру Мельбери добраго утра; въ отвѣтъ на это сэръ Мельбери, также вполголоса, послалъ его къ чорту и обернулся къ сопровождавшей его компаніи, продолжая начатый разговоръ.
   Было совершенно очевидно, что сэръ Мельбери раздраженъ, чувствуя себя предметомъ всеобщаго вниманія, такъ какъ онъ въ первый разъ показывался въ публикѣ послѣ прискорбнаго инцидента съ кабріолетомъ; не менѣе очевидно было и то, что онъ явился на скачки не столько съ намѣреніемъ развлечься, сколько съ цѣлью встрѣтить какъ можно больше знакомыхъ за разъ, чтобы, такъ сказать, однимъ ударомъ покончить съ непріятной исторіей. На лицѣ его все еще виднѣлся рубецъ, который онъ старался прикрыть перчаткой при встрѣчахъ съ знакомыми, чѣмъ, пожалуй, только еще больше привлекалъ на него ихъ вниманіе.
   -- А, это вы, Гокъ!-- обратился къ нему какой-то франтъ, одѣтый по послѣдней модѣ, въ какомъ-то необыкновенномъ галстухѣ и шляпѣ.-- Какъ поживаете, старина?
   Это быль соперникъ сэра Мельбери въ дѣлѣ воспитанія юной знати, человѣкъ котораго сэръ Мельбери ненавидѣлъ, какъ никого, и съ которымъ онъ меньше всего желалъ бы встрѣтиться въ эту минуту. Они обмѣнялись самымъ сердечнымъ рукопожатіемь.
   -- Ну, что, какъ теперь ваши дѣла, старина?
   -- Прекрасно,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери.
   -- Очень радъ,-- сказалъ франтъ.-- Доброе утро, лордъ Фредерикъ. Кажется, нашъ другъ нынче что-то не въ духѣ? Немного, какъ говорится, не въ своей тарелкѣ. Ха! Ха!
   Надо замѣтить, что у этого джентльмена, были необыкновенно бѣлые зубы, и потому, если даже въ его словахъ не было ничего смѣшного, онъ заканчивалъ каждою сбою фразу короткимъ смѣхомъ, выказывавшимъ въ полномъ блескѣ эти бѣлые зубы, которыми онъ такъ гордился.
   -- Кажется, онъ такой, какъ и всегда: я что-то не замѣтилъ, чтобы онъ быль не въ духѣ,-- отвѣтилъ небрежнымъ тономъ молодой лордъ.
   -- Клянусь честью, очень радъ это слышать,-- сказалъ франтъ.-- Давно ли вы вернулись изъ Брюсселя?
   -- Сегодня ночью,-- отвѣтилъ лордъ Фредерикъ.
   Между тѣмъ сэръ Мельбери повернулся къ одному изъ своей компаніи, дѣлая видъ, что не слышитъ этого разговора.
   -- По чести,-- продолжалъ франтъ, понижая голосъ, но не настолько, чтобы его не могли слышать,-- но чести, со стороны Гока большая смѣлость такъ скоро показываться въ публикѣ. Я говорю это по дружбѣ къ нему, изъ участія, и повторяю: это большая смѣлость. Онъ далъ пройти какъ разъ такому промежутку времени, чтобы возбудить всеобщее любопытство; надо было пропустить большій срокъ, если онъ хотѣлъ, чтобы непріятная исторія была забыта... Кстати вы, вѣроятно, знаете всѣ подробности? Почему вы не обличили газеты во лжи? Я вообще никогда не читаю газеты, но это время просматривалъ именно въ разсчетѣ найти...
   -- Совѣтую вамъ просмотрѣть ихъ завтра,-- перебилъ его сэръ Мельбери, круто къ нему оборачиваясь,-- или нѣтъ, послѣзавтра.
   -- По чести, милый другъ, я никогда не читаю газетъ,-- отвѣтилъ франтъ, пожимая плечами,-- но разъ вы мнѣ совѣтуете, непремѣнно прочту. Что же въ нихъ будетъ любопытнаго послѣзавтра, хотѣлъ бы я знать?
   -- До свиданья!-- сказалъ вмѣсто отвѣта сэръ Мельбери, поворачивая своему собесѣднику спину, и двинулся дальше, увлекая за собою своего юнаго друга. Очутившись снова въ толпѣ, друзья, взявшись подъ руку, продолжали небрежно болтать между собою.
   -- Я не доставлю ему удовольствія прочесть объ убійствѣ,-- съ проклятіемъ пробормоталъ сэръ Мельбери,-- но во всякомъ случаѣ онъ прочтетъ что-нибудь въ этомъ родѣ, если не объ убитомъ, то объ избитомъ.
   На это молодой лордъ ничего не отвѣтилъ, но въ его манерахъ и выраженіи лица проглядывало нѣчто такое, что заставило сэра Мельбери заговорить съ нимъ почти такимъ же свирѣпымъ тономъ, какъ если бы передъ нимъ былъ не другъ его, а самъ Николай.
   -- Сегодня я еще до восьми часовъ послалъ Дженкинса къ старому Никкльби. Молодчина старикъ! Онъ явился ко мнѣ раньше посланнаго и въ пять минутъ все мнѣ разсказалъ. Теперь я знаю, гдѣ найти эту собаку, знаю и часъ, и мѣсто. Впрочемъ, не стоитъ объ этомъ говорить; завтрашняго дня ждать не долго.
   -- А что же такое должно произойти завтра?-- спросилъ лордъ Фредерикъ со своей обычной небрежной манерой.
   Сэръ Мельбери не удостоилъ отвѣтомъ этотъ вопросъ и ограничился тѣмъ, что бросилъ свирѣпый взглядъ на своего спутника. Они молча продолжали прогулку; каждый былъ углубленъ въ свои мысли. Когда они выбрались изъ толпы, сэръ Мельбери вдругъ повернулъ въ сторону, какъ будто собираясь вернуться назадъ.
   -- Постойте минутку,-- сказалъ его спутникъ.-- Мнѣ надо серьезно съ вами поговорить. Пройдемтесь еще немного.
   -- Что это за таинственность?-- отвѣтилъ вопросомъ менторъ юнаго лорда, высвободивъ отъ него свою руку.
   -- Послушайте, Гокъ,-- началъ лордъ Фредерикъ,-- скажите мнѣ, я долженъ знать...
   -- Онъ долженъ знать!-- презрительно перебилъ сэръ Мельбери.-- Фу, фу! Какъ онъ нынче заговорилъ! Ну, что жъ, коль скоро вы должны знать, само собою разумѣется, я вамъ обязанъ отвѣтить. Онъ долженъ знать! Это мнѣ нравится!
   -- Ну, долженъ спросить, если вамъ это больше нравится,-- исправился лордъ Фредерикъ.-- Все равно, но я долженъ добиться отвѣта. То, что вы сейчасъ тамъ сказали, было сказано въ минуту раздраженія, или таково дѣйствительно ваше намѣреніе, обдуманное и безповоротное?
   -- Вы, вѣроятно, забыли, что произошло въ тотъ вечеръ, когда я очутился на улицѣ съ переломленной ногой?-- спросилъ въ свою очередь сэръ Мельбери съ дерзкой усмѣшкой.
   -- Напротивъ, прекрасно помню.
   -- Какого же еще другого отвѣта вы ждете, чортъ возьми!-- воскликнулъ сэръ Мельбери.-- Мнѣ кажется, этого вполнѣ съ васъ достаточно.
   Таково было вліяніе, которое сэръ Мельбери пріобрѣлъ надъ молодымъ лордомъ и такова привычка послѣдняго повиноваться, что на минуту онъ былъ совершенно сбитъ съ толку и не зналъ, продолжать ли ему начатый разговоръ. Однако, онъ тотчасъ поборолъ свое смущеніе и рѣшительно продолжалъ:
   -- Насколько я помню то, что произошло въ тотъ вечеръ, я тогда же выразилъ вамъ на этотъ счетъ свое мнѣніе и рѣшительно заявилъ, что не только съ моею помощью, но даже съ моего вѣдома вы не приведете въ исполненіе вашихъ угрозъ.
   -- Ужъ не думаете ли вы мнѣ помѣшать?-- спросилъ сэръ Мельбери со смѣхомъ.
   -- Непремѣнно помѣшаю, если буду имѣть возможность,-- послѣдовалъ быстрый отвѣть.
   -- Умно сдѣлали, что оговорились,-- замѣтилъ сэръ Мельбери,-- потому что эта оговорка по моему необходима. Смотрите лучше за своими дѣлами, пока никто васъ не проситъ путаться въ чужія.
   -- Но это дѣло я считаю своимъ!-- воскликнулъ лордъ Фредерикъ.-- Слышите ли -- своимъ! Съ этой минуты оно такое же мое, какъ и ваше дѣло. Довольно я уже скомпрометированъ и безъ того.
   -- Дѣлайте, что хотите и какъ хотите,--возразилъ сэръ Мельбери самымъ мягкимъ тономъ, какимъ только могъ.-- Но не мѣшайте и мнѣ, сэръ, вотъ и все. Никто никогда не смѣлъ путаться въ мои дѣла, и вамъ это лучше знать, чѣмъ кому бы то ни было. Я вижу, вы просто хотѣли дать мнѣ дружескій совѣтъ. Съ вашей стороны это очень мило, и я очень вамъ благодаренъ; но, къ сожалѣнію, вашъ совѣтъ мнѣ не нуженъ... А теперь не вернуться ли намъ къ экипажу? Не могу сказать, чтобы здѣсь было особенно занимательно, по крайней мѣрѣ, для меня. Если же мы съ вами станемъ продолжать этотъ разговоръ, мы еще чего добраго побранимся; а это будетъ плохимъ доказательствомъ благоразумія какъ съ вашей, такъ и съ коей стороны.
   Съ этими словами сэръ Мельбери зѣвнулъ и, не ожидая дальнѣйшихъ возраженій, повернулся и пошелъ.
   Такая метода обращенія съ молодымъ лордомъ доказывала только тактичность сэра Мельбери, а также близкое его знакомство съ характеромъ его юнаго воспитанника. Сэръ Мельбери понималъ, что если онъ не поддержитъ своего престижа въ глазахъ милорда и не сдѣлаетъ этого теперь же, сейчасъ, онъ долженъ будетъ навсегда проститься со своею властью надъ нимъ. Онъ понималъ также, что стоитъ только ему разсердиться, чтобы молодой лордъ въ свою очередь вышелъ изъ себя. Эта спокойная лаконическая манера, эта спокойная манера обрывать разговоръ, уже не разъ и раньше помогала сэру Мельбори упрочивать свое вліяніе надъ молодымъ лордомъ, когда этому вліянію грозила опасность пошатнуться, и теперь онъ, какъ всегда, былъ увѣренъ въ успѣхѣ.
   Тѣмъ не менѣе спокойный, безпечный тонъ, который онъ въ данномъ случаѣ считалъ нужнымъ принять, стоилъ ему немалыхъ усилій, и сэръ Мельбери тутъ же поклялся въ душѣ не только съ избыткомъ вымостить свою вынужденную сдержанность на Николаѣ, но такъ или иначе заставить дорого за нее поплатиться и самого милорда. До тѣхъ поръ, пока лордъ Фредерикъ былъ покорнымъ орудіемъ въ его рукахъ, онъ не питалъ къ нему никакихъ чувствъ, кромѣ презрѣнія; но теперь, когда молодой человѣкъ осмѣлился, не только выразить мнѣніе, противное его собственному, но даже, какъ казалось сэру Мельбери, осмѣлился заговорить съ нимъ тономъ превосходства, онъ положительно начиналъ его ненавидѣть. Сознавая свою полную зависимость отъ молодого лорда, зависимость въ буквальномъ и самомъ унизительномъ значеніи этого слова, сэръ Мельбери не могъ не чувствовать своего позора и, какъ это часто случается съ людьми, разъ уже возненавидѣвъ свою жертву, онъ ненавидѣлъ ее все сильнѣе у сильнѣе, пропорціонально тѣмъ оскорбленіямъ и обидамъ, которыя самъ же ей наносилъ. Если мы вспомнимъ теперь, какъ сэръ Мельбери Гокъ обдиралъ, надувалъ, грабилъ и дурачилъ своего друга на всѣ лады, намъ не покажется страннымъ, что, разъ зародившись въ его душѣ, эта ненависть разгорѣлась въ цѣлый пожаръ.
   Съ другой стороны, молодой лордъ, серьезно поразмысливъ, что съ нимъ не часто случалось, объ инцидентѣ съ Николаемъ и вызвавшихъ его обстоятельствахъ, пришелъ къ благородному и честному выводу. Грубость и нахальство, съ какими велъ себя сэръ Мельбери во всей этой исторіи, сдѣлали на него глубокое впечатлѣніе; къ тому же съ нѣкоторыхъ поръ у него явилось подозрѣніе, что у сэра Мельбери были свои собственные низкіе разсчеты, когда онъ подбивалъ его преслѣдовать миссъ Никкльби своею любовью. Лордъ Фредерикъ горѣлъ отъ стыда, вспоминая свое участіе въ этомъ дѣлѣ, и чувствовалъ себя глубоко оскорбленнымъ, сознавая, какую дурацкую роль ему пришлось разыграть. Во время ихъ добровольнаго изгнанія у него было достаточно времени на размышленіе при той уединенной жизни, какую они вели, и лордъ Фредерикъ думалъ обо всемъ случившемся такъ много, какъ только ему это позволяла его безпечная, лѣнивая натура. Нѣкоторыя мелкія обстоятельства еще укрѣпили его подозрѣнія, и въ настоящее время довольно было какого-нибудь пустяка, чтобы затаенный въ душѣ его гнѣвъ противъ сэра Мельбери вспылиулъ огнемъ и прорвался наружу. Этою послѣднею каплею, переполнившей чашу, былъ тотъ дерзкій, презрительный тонъ, которымъ съ нимъ говорилъ сэръ Мельбери во время ихъ объясненія, перваго и единственнаго со времени достопамятнаго приключенія съ Николаемъ.
   На этотъ разъ, однако, все обошлось благополучно. Сэръ Мельбери и лордъ Фредерикъ, затаивъ про себя свои чувства, нагнали остальную компанію. Молодого лорда продолжала преслѣдовать мысль объ угрозѣ сэра Мельбери относительно Николая, и онъ усиленно обдумывалъ, какъ и чѣмъ помѣшать ему привести ее въ исполненіе, а помѣшать этому онъ твердо рѣшился. Но этимъ дѣло не кончилось. Сэръ Мельбери, вообразивъ, что онъ снова усмирилъ своего питомца, какъ это и всегда бывало раньше, былъ не въ состояніи скрыть свое торжество и началъ, по своему обыкновенію, вышучивать его и высмѣивать. Тутъ были и мистеръ Плекъ съ мистеромъ Пайкомъ, и полковникъ Чаусерь, и нѣкоторые другіе джентльмены того же пошиба, которымъ сэру Мельбери хотѣлось доказать, что его вліяніе на милорда ничуть не уменьшилось. Сначала лордъ Фредерикъ удовольствовался тѣмъ, что принялъ въ душѣ твердое рѣшеніе такъ или иначе прервать всякія сношенія съ своимъ бывшимъ другомъ. Но мало-по-малу фамильярныя шутки, надъ которыми не болѣе часа назадъ онъ, можетъ быть, самъ бы только посмѣялся, начали его раздражать. Впрочемъ, отъ этого ему было мало пользы, такъ какъ у него не хватало ни остроумія, ни находчивости, чтобы срѣзать сэра Мельбери, какъ онъ того стоилъ. Такимъ образомъ и на этотъ разъ открытаго разрыва не произошло. Пріятели всей компаніей вернулись въ Лондонъ, и по дорогѣ господа Плекъ и Пайкъ не разъ высказывали свое наблюденіе, что никогда еще сэръ Мельбери не былъ такъ забавенъ и остроуменъ, какъ нынче.
   Они великолѣпно пообѣдали всѣ вмѣстѣ. Вино лилось рѣкой, какъ оно, впрочемъ, лилось весь этотъ день. Сэръ Мельбери пилъ, чтобы вознаградить себя за свою вынужденную сдержанность по отношенію къ милорду; лордъ. Фредерикъ -- чтобы залить свой гнѣвъ противъ друга; остальные пили потому, что вино было превосходное, а главное, не они за него платили. Было около полуночи, когда они встали изъ-за стола и, отуманенные винными парами, перешли въ игорный залъ.
   Здѣсь они застали другую такую же пьяную компанію. Возбужденіе игрой, жара, духота, яркое освѣщеніе,-- все, вмѣстѣ взятое, наврядъ ли могло способствовать успокоенію чувствъ. Въ этомъ бѣшеномъ вихрѣ рѣзкихъ звуковъ и смѣшанныхъ впечатлѣніи люди превращались въ какихъ-то бѣсноватыхъ. Въ эту минуту дикаго опьянѣнія никто не думалъ ни о проигрышъ, ни о грозящемъ ему разореніи, ни о завтрашнемъ днѣ. Потребовали еще вина. Стаканъ осушался за стаканомъ; пили безъ конца, лишь бы залить палящую жажду, смочить запекшіяся уста. Безумцы лили въ себя вино, и вино производило на нихъ то же дѣйствіе, какое производитъ масло, вылитое на пылающій костеръ. Крики и шумъ разростались; оргія достигала своего апогея. Стаканы разбивались объ полъ, выскальзывая изъ дрожащихъ рукъ, которыя были уже не въ силахъ поднести ихъ къ губамъ; со всѣхъ сторонъ сыпались проклятія, едва выговариваемыя коснѣющимъ языкомъ; игроки громко спорили и бранились; кто-то вскочилъ на столъ и размахивалъ бутылкой надъ головой съ опасностью пробить головы окружающимъ; кто танцовалъ, кто пѣлъ, кто рвалъ на куски и разбрасывалъ кругомъ карты. Всѣ были въ какомъ-то дикомъ экстазѣ, никто ничего не помнилъ. Вдругъ въ одномъ углу залы поднялся шумъ, который привлекъ на себя вниманіе. Оказалось, что два джентльмена схватили другъ друга за горло и отчаянно дерутся.
   Съ полдюжины безмолвствовавшихъ до сихъ поръ голосовъ стали звать на помощь, крича, что воюющихъ необходимо разнять. Нѣсколько человѣкъ, оказавшихся трезвыми и привыкшихъ къ такого рода сценамъ, бросились между двумя противниками и силою растащили ихъ въ разныя стороны.
   -- Пустите, пустите меня!-- кричалъ сэръ Мельбери прерывающимся, хриплымъ отъ бѣшенства голосомъ.-- Онъ далъ мнѣ пощечину. Слышите ли, онъ далъ мнѣ пощечину! Кто мнѣ здѣсь другъ? А, это вы, Вествудъ? Слышите, онъ ударилъ меня, онъ даль мнѣ пощечину!
   -- Слышу, слышу,-- отвѣтилъ одинъ изъ державшихъ его.-- Идемъ со мной; вамъ прежде всего надо проспаться!
   -- Оставьте меня! Пустите, вамъ говорятъ, чортъ васъ возьми!-- былъ отвѣтъ.-- Всѣ здѣсь свидѣтели, что онъ далъ мнѣ пощечину!
   -- Пойдемте; будетъ вамъ еще время уладить дѣло и завтра!-- сказалъ Вествудъ.
   -- Нѣтъ, я не хочу откладывать до завтра,-- кричалъ сэръ Мельбери.-- Я требую удовлетворенія сейчасъ же, здѣсь, на мѣстѣ!
   Сэръ Мельбери быль къ такомъ бѣшенствѣ, что его съ трудомъ можно было понять: онъ ломалъ руки, рвалъ на себѣ волосы и вырывался, пытаясь броситься на своего противника.
   -- Въ чемъ дѣло, милордъ?-- спросилъ кто-то изъ окружавшихъ молодого лорда.-- Ему надавали пощечинъ?
   -- Всего одну,-- отвѣтилъ лордъ Фредерикъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ.-- И далъ ему ее я. Я объявляю это во всеуслышаніе. Пощечину далъ ему я, и онъ знаетъ за что. Я принимаю его вызовъ. Капитанъ Адамсъ,-- добавилъ милордъ, оглядывая окружающихъ дикими, блуждающими глазами и обращаясь къ одному изъ тѣхъ, кто ихъ рознялъ,-- мнѣ надо вамъ сказать пару словъ.
   Тотъ, къ кому были обращены эти слова, взялъ молодого лорда подъ руку, и они отошли къ сторонкѣ; ихъ примѣру послѣдовали сэръ Мельбери и его другъ Вествудъ.
   Игорный домъ, гдѣ все это произошло, пользовался самой дурной репутаціей. Случись такой казусъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, вѣроятно, нашлись бы люди, сочувствующіе той или другой сторонѣ; вѣроятно, они постарались бы представить резоны, подѣйствовать убѣжденіями, и во всякомъ случаѣ не допустили бы до рѣшительнаго исхода, прежде чѣмъ поссорившіеся не протрезвится и не выспятся, короче говоря, пока обѣ стороны будутъ въ состояніи спокойно и разумно обсудить всѣ обстоятельства ссоры. Такъ было бы, можетъ быть, во всякомъ другомъ мѣстѣ, но не здѣсь. Прерванная въ своихъ занятіяхъ веселая компанія разошлась; одни съ самымъ глубокомысленнымъ видомъ, пошатываясь, разбрелись по домамъ; другіе вышли на улицу, шумно обсуждая случившееся; почтенные джентльмены, которые сдѣлали себѣ изъ игры ремесло, выходя, шутливо обмѣнивались замѣчаніями насчетъ того, что Гокъ, извѣстный стрѣлокъ; самые пьяные и шумные изъ всѣхъ давно храпѣли на диванахъ, ни о чемъ больше не помышляя.
   Между тѣмъ секунданты, теперь мы уже ихъ можемъ такъ называть, послѣ долгаго совѣщаніи каждый со своимъ другомъ удалились вдвоемъ въ сосѣднюю комнату. Оба были свѣтскіе люди, занимавшіе нѣкогда довольно высокое положеніе въ обществѣ; оба въ равной мѣрѣ развратные, оба по уши въ долгахъ, оба погрязшіе въ порокахъ, для которыхъ свѣтъ имѣетъ обыкновеніе подбирать болѣе мягкія и благозвучныя названія и для которыхъ онъ находитъ тысячи извиненій, оба съ одинаково неуязвимою личною честью и одинаково щепетильные по отношенію къ чести другихъ.
   Въ настоящую минуту оба они были очень довольны и веселы, такъ какъ ссора ихъ общихъ знакомыхъ обѣщала надѣлать немало шуму, что ни въ какомъ сучаѣ не могло повредить ихъ репутаціи.
   -- А вѣдь дѣло-то дрянь, Адамсъ,-- сказаль мистеръ Вествудъ, потягиваясь.
   -- Чего ужь хуже!-- отозвался капитанъ.-- Пощечина дана при свидѣтеляхъ, слѣдовательно, возможенъ одинъ только исходъ.
   -- Объ извиненіи не можетъ быть и рѣчи, я полагаю?-- замѣтили мистеръ Вествудъ.
   -- По крайней мѣрѣ съ нашей стороны ни въ какомъ случаѣ, сэръ, хотя бы мы съ вами толковали до второго пришествія,-- сказалъ капитанъ.-- Поводомъ къ ссорѣ, насколько я понялъ, послужила какая-то дѣвушка, о которой сэръ Мельбери отозвался не достаточно почтительно и за честь которой вступился лордъ Фредерикъ. Но, кажется, тутъ были и другія причины, давнишнія недоразумѣнія и взаимное неудовольствіе. Сэръ Мельбери былъ въ шутливомъ настроеніи духа; лордъ Фредерикъ вспылилъ и въ пылу ссоры ударилъ его, ударилъ при такихъ обстоятельствахъ, которыя могли только ухудшить положеніе дѣла. Если бы даже сэръ Мельбери взялъ назадъ свои слова, мнѣ кажется, лордъ Фредерикъ не пошелъ бы на мировую.
   -- Слѣдовательно, не о чемъ больше и толковать,-- сказалъ мистеръ Вествудъ.-- Намъ остается только назначить время и мѣсто. Конечно, это большая отвѣтственность, но ни вамъ, ни мнѣ честь не позволяетъ отказываться отъ участія въ этомъ дѣлѣ. Что вы имѣете возразить, если я предложу назначить поединокъ нынче на разсвѣтѣ?
   -- Не слишкомъ ли вы торопитесь?-- отвѣтилъ капитанъ, взглянувъ на часы.-- Впрочемъ, разъ дѣло непоправимо, нечего его и тянуть.
   -- Послѣ того, что произошло, вѣроятно, завтра же поднимутся толки; слѣдовательно, чѣмъ скорѣе все будетъ кончено, тѣмъ лучше, потому что намъ и самимъ надо во-время убраться изъ Лондона,-- сказалъ мистеръ Вествудъ.-- А что вы скажете насчетъ лужайки у рѣки, что противъ Твикенгема?
   Капитанъ ничего не имѣлъ противъ этого выбора.
   -- Въ такомъ случаѣ, не встрѣтиться ли намъ въ аллеѣ, которая ведетъ отъ Нотерсгема въ Гемъ-Гаузъ? Тамъ мы могли бы окончательно условиться насчетъ мѣста,-- предложилъ мистеръ Вествудъ.
   Капитанъ согласился и на это, послѣ чего, обсудивъ еще нѣкоторыя подробности столь же быстро и лаконично, секунданты разстались.
   -- У насъ остается ровно столько времени, милордъ.-- сказалъ капитанъ лорду Фредерику, когда всѣ приготовленія были кончены,-- чтобы заѣхать ко мнѣ на квартиру за пистолетами и затѣмъ добраться до мѣста. Съ нашего позволенія, я пошлю вашего грума за моимъ экипажемъ, потому что боюсь, какъ бы въ вашемъ насъ не узнали.
   Когда они вышли на улицу, на дворѣ разсвѣтало. Послѣ жаркой и душной атмосферы трактира, пропитанной копотью гаснущихъ лампъ, ихъ охватилъ прохладный свѣжій воздухъ, вмѣсто тусклаго, желтаго вечерняго освѣщенія розовый, мягкій утренній свѣтъ. Но разгоряченную голову, которую обвѣвалъ этотъ воздухъ, терзали мысли о даромъ загубленной, безцѣльно потраченной жизни. Для молодого лорда съ его пылающимъ отъ вина и гнѣва лицомъ и вздутыми на лбу жилами, съ его дикимъ, блуждающимъ взглядомъ и безпорядочно разбѣгающимися мыслями въ головѣ, этотъ мягкій, утренній свѣтъ былъ горькимъ упрекомъ, и онъ невольно въ ужасѣ отступалъ передъ сіяніемъ нарождающагося дня, какъ передъ страшнымъ призракомъ смерти.
   -- Вамъ холодно?-- спросилъ его капитанъ.-- Вы озябли?
   -- Немножко.
   -- Это всегда бываетъ, когда выйдешь на воздухъ изъ натопленной комнаты. Накиньте-ка мой плащъ. Вотъ такъ. Теперь живо согрѣетесь.
   Они сѣли въ экипажъ и покатили по самымъ тихимъ улицамъ столицы, чтобы по возможности не возбуждать подозрѣній; завернувъ на минуту къ капитану, они безпрепятственно выѣхали за городъ, на большую дорогу.
   Поля, деревья, сады и огороды смотрѣли необыкновенно свѣжими и привлекательными въ этотъ ранній часъ. Молодой лордъ, казалось ему, замѣтилъ всю эту красоту въ первый разъ въ жизни, хотя и раньше тысячу разъ видѣлъ ее. Природа дышала миромъ и тишиной, составлявшими рѣзкій контрастъ съ тою бурею, которая бушевала въ его груди; но по мѣрѣ того, какъ экипажъ подвигался впередъ, онъ чувствовалъ, какъ этотъ миръ постепенно обнималъ его душу. Онъ и раньше не испытывалъ ни малѣйшаго страха; но теперь, чѣмъ дольше онъ смотрѣлъ на встрѣчные предметы, тѣмъ все больше и больше угасалъ въ душѣ его гнѣвъ, и хотя въ настоящую минуту у него не оставалось и искры былыхъ иллюзій насчетъ его стараго друга, онъ предпочелъ бы лучше никогда его не знать, чѣмъ въ своей ссорѣ съ нимъ придти къ тому, что ему теперь предстояло.
   Прошлая ночь и день, и много другихъ дней и ночей проносились передъ его умственнымъ взоромъ въ какомъ-то безпорядочномъ, бѣшеномъ вихрѣ; онъ не могъ даже уловить послѣдовательности событій. Стукъ колесъ казался ему то какою-то дикою музыкой, въ которой по временамъ онъ различалъ обрывки знакомыхъ мелодій, то сливался въ епо ушахъ въ однообразный оглушительный гулъ бурнаго потока.
   Однако, когда его спутникъ пошутилъ надъ его молчаливостью, лордъ Фредерикъ началъ громко болтать и смѣяться. Но, когда экипажъ остановился, онъ былъ очень удивленъ, замѣтивъ, что куритъ сигару, и сколько ни припоминалъ, никакъ не могъ вспомнить, когда онъ ее закурилъ.
   Они остановились у самой аллеи и вышли изъ экипажа, оставивъ его на попеченіи слуги, продувного малаго, такого же ловкаго и опытнаго въ подобнаго рода дѣлахъ, какъ и его господинъ. Здѣсь ихъ уже ждали сэръ Мельбери со своимъ секундантомъ. Всѣ четверо двинулись въ глубокомъ молчаніи подъ сплетавшимися надъ ними вѣтвями огромныхъ вязовъ, образовавшихъ длинную зеленую аркаду, въ концѣ которой, какъ въ проломѣ старинныхъ развалинъ, виднѣлся клочекъ синяго неба.
   Остановившись на нѣсколько секундъ для окончательныхъ переговоровъ, они свернули направо, перерѣзали наискось небольшую лужайку, миновали Гокъ-Гаузъ, вышли въ открытое поле и стали. Секунданты отмѣрили разстояніе и, покончивъ съ прочими приготовленіями, разставили противниковъ по мѣстамъ. Тутъ сэръ Мельбери въ первый разъ взглянулъ на своего бывшаго друга. Молодой лордъ былъ блѣденъ, глаза его были налиты кровью, взглядъ блуждалъ, ничего не видя, его платье и волосы были въ безпорядкѣ. Но сэръ Мельбери не прочелъ на его лицѣ ничего, кромѣ ненависти и гнѣва. Прикрывъ глаза рукой, лордъ Фредерикъ съ минуту пристально смотрѣлъ на своего противника, затѣмъ взялъ поданное ему секундантомъ оружіе и, не глядя больше на сэра Мельбери, сталъ цѣлиться.
   Оба выстрѣла раздались почти одновременно. Въ тотъ же мигъ молодой лордъ конвульсивнымъ движеніемъ вздернулъ голову кверху и, взглянувъ на своего противника угасающимъ взглядомъ, безъ крика, безъ стона рухнулъ на землю.
   -- Убитъ!-- воскликнулъ Вествудъ, подбѣгая къ тѣлу вмѣстѣ съ другими секундантами и опускаясь передъ нимъ на колѣни.
   -- Что жь, онъ самъ этого хотѣлъ,-- сказалъ сэръ Мельбери,-- самъ, значитъ, и виноватъ. Я тугъ не при чемъ.
   -- Капитанъ Адамсъ,-- поспѣшно обратился Вествудъ, къ секунданту противника,-- вы свидѣтель, что всѣ правила были соблюдены. Гокъ, намъ нельзя терять времени. Надо сейчасъ же ѣхать въ Брайтонъ, а оттуда какъ можно скорѣе во Францію. Дѣло вышло дрянь, но оно можетъ быть еще хуже, если мы съ вами не поторопимся. Адамсъ, позаботьтесь и вы о своей безопасности; совѣтую вамъ поскорѣе выбираться изъ Лондона. Живые думаютъ о живыхъ. До свиданія!
   Съ этими словами онъ схватилъ сэра Мельбери за руку и потащилъ его за собой. Капитанъ Адамсъ остался на мѣстѣ, происшествія ровно столько времени, сколько ему понадобилось, чтобы убѣдиться, что дѣло непоправимо. Затѣмъ и онъ ушелъ въ туже сторону, какъ и первые двое, чтобы посовѣтоваться со своимъ слугой, какъ и куда убрать тѣло, и обсудить вдвоемъ подробности предстоящаго побѣга за-границу.
   Такъ погибъ лордъ Фредерикъ Верисофтъ отъ руки человѣка, котораго онъ облагодѣтельствовалъ, котораго считалъ своимъ лучшимъ другомъ и безъ котораго онъ, можетъ быть, прожилъ бы долго и счастливо и умеръ бы, окруженный лицами любимыхъ дѣтей.
   Солнце выплыло изъ-за горизонта во всемъ своемъ великолѣпіи; красавица Темза величественно катила свои волны вдоль береговъ; листья шептались, чуть-чуть шелестя въ прозрачномъ воздухѣ; съ каждаго дерева неслось веселое щебетаніе птицъ; пестрые мотыльки порхали на своихъ легкихъ крылышкахъ; всюду начиналась жизнь и движеніе. Только на притоптанной травѣ зеленой лужайки, гдѣ каждая былинка кишѣла незамѣтной жизнью миріадъ крошечныхъ существъ, лежалъ мертвецъ съ застывшимъ, неподвижнымъ лицомъ, обращеннымъ къ небу.
   

ГЛАВА LI.
Планъ, задуманный мистеромъ Ральфомъ Никкльби и его другомъ, близится къ благополучному концу, когда о немъ узнаетъ третье лицо, непосвященное въ ихъ тайну.

   Артуръ Грайдъ жилъ въ грязномъ, мрачномъ, уныломъ домѣ, который, казалось, состарился и пожелтѣлъ вмѣстѣ съ нимъ, такъ же заботливо укрывая въ своихъ стѣнахъ своего хозяина отъ дневного свѣта, какъ тотъ въ свою очередь укрывалъ въ своихъ сундукахъ деньги отъ нескромнаго взгляда. Безобразные, старые, неуклюжіе столы и стулья, такіе же жесткіе и непривлекательные, какъ сердце скупца, были тамъ выстроены вдоль голыхъ стѣнъ, въ строгомъ порядкѣ; такіе же неуклюжіе, еле живые отъ долгаго употребленія шкапы и комоды, вздрагивавшіе при каждомъ вашемъ движеніи, словно отъ постояннаго страха воронъ, ютились въ углахъ, какъ будто прячась отъ посторонняго взгляда. Огромные уродливые часы, со своими вытянутыми, какъ руки привидѣнія, стрѣлками и вытертымъ циферблатомъ, тикали на лѣстницѣ зловѣщимъ шепотомъ и отбивали четверти хриплымъ, дребезжащимъ звукомъ, похожимъ на голосъ умирающаго отъ голода старика.
   Нигдѣ не было ни дивана, ни кушетки, которые манили бы уютно примоститься у огонька. Были, правда, мягкія кресла и даже разныхъ фасоновъ; но одни изъ нихъ имѣли такой непривлекательный видъ со своими неестественно вытянутыми ручками, точно солдаты, стоящіе на караулѣ, а другія, съ непомѣрно высокими спинками, до такой степени исходили на выходцевъ съ того свѣта, что всякаго брала невольная дрожь при одной мысли о возможности расположиться на нихъ. Были, наконецъ, и такія, которыя окончательно не годились къ употребленію; они стояли, прислонившись къ стѣнѣ или къ своимъ сосѣдямъ, и всѣмъ своимъ жалкимъ видомъ говорили о своей непоправимой немощи и дряхлости. Громоздкія, высокія, какъ катафалки, кровати, были, казалось, воздвигнуты спеціально съ тою цѣлью, чтобы люди мучились на нихъ отъ безсонницы и грезили всякими ужасами. Ихъ вылинявшія, ветхія занавѣски волновались отъ каждаго дуновенія и нашептывали другъ другу страшныя сказки о притаившихся въ темныхъ углахъ грабителяхъ и разбойникахъ, которые выжидаютъ только удобной минуты, чтобы опустошить крѣпко запертые тяжеловѣсные сундуки.
   Въ одно прекрасное утро изъ самой унылой и мрачной комнаты этого унылаго и мрачнаго дома доносились слабые, дребезжащіе звуки разбитаго голоса стараго Грайда, напѣвавшаго конецъ давно забытой старинной пѣсенки:
   
   Та-ра-тамъ, тамъ-тамъ!
   Брось-ка на счастье
   Вслѣдъ мнѣ башмакъ!--
   
   выводилъ онъ тоненькимъ, пронзительнымъ голосомъ. А такъ какъ онъ только и зналъ, что эти три строфы, то, окончивъ послѣднюю, снова начивалъ съ первой. Пѣніе продолжалось до тѣхъ поръ, пока его не прервалъ приступъ сильнаго кашля, принудившій Грайда продолжать свое занятіе молча.
   Занятіе это состояло въ томъ, что онъ доставалъ одну за другой съ пыльныхъ полокъ источеннаго червями ветхаго шкапа различныя статьи гардероба, вѣрнѣе сказать, никуда негоднаго, стараго платья, которое, послѣ тщательнаго осмотра каждой штуки на свѣтъ, онъ еще тщательнѣе складывалъ и пріобщалъ къ той или другой изъ двухъ лежавшихъ передъ нимъ кучъ. При этомъ изъ шкапа извлекалось не болѣе какъ по одной штукѣ за-разъ и всякій разъ дверцы шкапа запирались на ключъ.
   -- Ага, фрачная пара табачнаго цвѣта,-- сказалъ Артуръ, разглядывая на свѣтъ лохмотья, которые дѣйствительно были когда-то табачнаго цвѣта.-- Посмотримъ, посмотримъ, идетъ ли мнѣ этотъ цвѣтъ... Надо подумать.
   Очевидно, результатъ его размышленій оказался неудовлетворителенъ, такъ какъ и эта пара, какъ и остальныя, была тщательно сложена и пріобщена къ одной изъ двухъ кучъ, послѣ чего Грайдъ снова вскарабкался на стулъ, чтобы достать слѣдующій по порядку костюмъ, напѣвая вполголоса:
   
   Она молода, добра и прекрасна
   И за счастье мое нисколько не страшно
   Нѣтъ, за счастье свое не страшусь!
   
   -- И вѣчно-то въ этихъ пѣсняхъ толкуютъ одно: "молода" да "молодость",-- пробормоталъ Артуръ.-- Впрочемъ, это вѣдь такъ только, просто для риѳмы; къ тому же и пѣсни-то не Богъ вѣсть какая, глупая деревенская пѣсня, которой я научился, когда былъ еще мальчишкой. Хотя и то сказать, молодость -- вещь... вещь недурная; и потомъ тутъ вѣдь говорится о невѣстѣ. Да, о невѣстѣ, хе, хе, хе. Что жь, "молодая невѣста" -- это недурно, право, недурно... Вѣдь и моя невѣста молода, совсѣмъ еще дѣвочка.
   Въ восторгѣ отъ своего открытія, онъ съ особеннымъ выраженіемъ повторилъ весь куплетъ, покачивая въ тактъ головой, и только когда допѣлъ до конца, снова принялся за свое прерванное занятіе.
   -- Бутылочная пара... Гм... Ахъ, какая это была прелесть, когда я купилъ ее у закладчика! И еще, помню, въ карманѣ -- хе, хе, хе!-- въ карманѣ жилета оказался потертый старый шиллингъ. Закладчикъ-то, старый дуракъ, его прозѣвалъ! А я такъ сразу замѣтилъ, какъ только взялъ пощупать доброту матеріала. Проворонилъ цѣлый шиллингъ, этакій ротозѣй! Пресчастливая была для меня эта бутылочная пара. Въ первый же день, какъ я ее надѣлъ, стараго лорда Мальфорда нашли сгорѣвшимъ въ постели, и то всѣмъ его обязательствамъ было уплачено полностью. Нѣтъ, я положительно намѣренъ вѣнчаться въ бутылочной парѣ. Пегъ! Эй, Пегъ Слайдерскью! Слышишь, я вѣнчаюсь въ бутылочной парѣ!
   На этотъ призывъ, послѣ того какъ онъ былъ повторенъ два или три раза, въ дверяхъ показалась крошечная, высохшая, необыкновенно безобразная, хромая и подслѣповатая старушенка; входя, она вытерла свое сморщенное, какъ печеное яблоко, лицо грязнымъ передникомъ и глухимъ, неестественно тихимъ голосомъ, какимъ обыкновенно говорятъ глухіе, сказала:
   -- Вы звали меня, или это били часы? Я нынче что-то совсѣмъ плохо стала слышать; никогда не разберу, часы ли бьютъ, бы ли тутъ возитесь, или мыши скребутся.
   -- Это я, Пегъ, я,-- сказалъ Артуръ, ударивъ себя въ грудь для вящшей вразумительности.
   -- Вы? Вотъ оно что! Чего же вамъ нужно?-- спросила Пегъ.
   -- Я надѣну подъ вѣнецъ мою бутылочную пару!-- прокричалъ Грайдъ во весь голосъ.
   -- Не слишкомъ ли она хороша для васъ, хозяинъ?-- сказала Пегъ, бросивъ на выбранное платье испытующій взглядъ.-- Не найдется ли у васъ чего-нибудь попроще?
   -- Ничего подходящаго,-- отвѣтилъ Артуръ.
   -- Какъ ничего подходящаго?-- отвѣчала Пегъ.-- На то вы и мужчина; можете идти подъ вѣнецъ въ вашей будничной парѣ.
   -- Это было бы совсѣмъ неприлично, Пегъ,-- замѣтилъ Грайдъ.
   -- Совсѣмъ что?-- спросила, не дослышавъ, Пегъ.
   -- Неприлично,-- повторилъ Грайдъ громче.
   -- Неприлично? Дли кого?-- рѣзко оборвала его Пегъ.-- Ужъ не для такого ли стараго хрыча?
   Артуръ Грайдъ пробормоталъ вмѣсто отвѣта не слишкомъ-то лестный комплиментъ по адресу своей экономки и затѣмъ прокричалъ ей въ самое ухо:
   -- Недостаточно нарядно. Мнѣ хотѣлось бы быть въ этотъ день понаряднѣе.
   -- Понаряднѣе! Вишь, что придумалъ!-- сказала Пегъ.-- А по моему, если только она дѣйствительно такая красивая, какъ вы говорите, такъ она на васъ и не взглянетъ, хозяинъ, можете быть въ этомъ увѣрены, все равно, вырядитесь ли вы въ бутылочный, въ сѣрый, въ голубой или въ желтый цвѣтъ.
   Высказавъ это утѣшительное замѣчаніе самымъ увѣреннымъ тономъ, Пегъ захватила въ охапку облюбованную хозяиномъ фрачную пару и, подмигивая своими подслѣповатыми главками, такъ страшно оскалила беззубый свой ротъ, что въ эту минуту ее скорѣе можно было принять за какое-то фантастическое чудовище, чѣмъ за живого человѣка.
   -- Кажется, ты сегодня не въ духѣ, Пегъ Слайдерскью?-- сказалъ Артуръ самымъ любезнымъ тономъ, обращаясь къ старухѣ.
   -- А съ чего мнѣ быть въ духѣ, хотѣла бы я знать?-- огрызнулась она.-- Скоро небось придется совсѣмъ убираться отсюда. Я не потерплю, чтобы мнѣ сѣли на шею,-- заранѣе васъ объ этомъ предупреждаю, хозяинъ. Пегъ Слайдерскью, слава Богу, никому еще до сихъ поръ не позволяла себя осѣдлать, и вамъ это лучше знать, чѣмъ кому бы то ни было. Не позволяла и не позволитъ; нѣтъ, нѣтъ, не то, что вы. А васъ она осѣдлаетъ -- это вѣрно, осѣдлаетъ и разоритъ. Да, разоритъ, хоть и къ бабушкѣ не ходи!
   -- О, Господи! Но почему же ты это думаешь, почему?-- воскликнулъ Грайдъ, перепуганный этимъ ироническимъ предсказаніемъ.-- Правда твоя, разорить меня дѣло нетрудное, но поэтому-то мы и должны быть экономнѣе, вдвое экономнѣе прежняго; вѣдь у насъ теперь будетъ лишній ротъ въ домѣ. Но только... но только она такая свѣженькая, Пегъ, что мнѣ было бы страшно жалко, если бы она подурнѣла.
   -- То-то я и говорю, какъ бы эта ея свѣжесть не оказалась у васъ вотъ гдѣ,-- отозвалась Пегъ, выразительнымъ жестомъ указывая на свою шею.
   -- Но ты не знаешь, Пегъ, она и сама можетъ зарабатывать деньги,-- сказалъ Артуръ, внимательно наблюдая, какое впечатлѣніе произведутъ эти слова на старуху. Она рисуетъ карандашами и красками, умѣетъ дѣлать разныя финтифлюшки для украшенія креселъ и стульевъ, вышивать туфли, плести цѣпочки изъ волосъ... Да мало ли чего она не умѣетъ! Я даже не могу всего и перечесть. Кромѣ того, она играетъ за роялѣ (а что еще важнѣе -- у нея есть собственный рояль) и поетъ, какъ птичка. Я не думаю, чтобы могло особенно дорого стоить прокормить ее и одѣть. Какъ по твоему, Пегъ?
   -- Можетъ быть, и не дорого, если она васъ не одурачитъ,-- отвѣтила Негъ.
   -- Одурачитъ меня!-- воскликнулъ Артуръ.-- Какъ бы не такъ! Повѣрь мнѣ, Пегъ, я не допущу, чтобы меня дурачила какая-нибудь хорошенькая мордашка.. Нѣтъ, нѣтъ, ни даже такая старая вѣдьма, какъ вы, миссъ Слайдерскъю,-- добавилъ онъ вполголоса.
   -- Что это вы тамъ бормочете себѣ подъ носъ?-- сказала Пегъ.-- Знаю я, ужъ навѣрно что-нибудь на мой счеть.
   -- Вотъ чертовка!-- пробормоталъ Граіідъ и потомъ прокричалъ, любезно осклабившись:-- Я только говорю, что вполнѣ на тебя полагаюсь!
   -- И отлично дѣлаете, хозяинъ. Положитесь на меня и можете быть покойны,-- отвѣтила Пегъ одобрительно.
   "Какъ бы не такъ, миссъ Пегъ Слайдерскью! Положись я только на васъ, такъ вы бы живо выпустили меня въ трубу", подумалъ Артуръ Грайдъ.
   Но онъ это только подумалъ, причемъ постарался какъ можно плотнѣе сжать губы, опасаясь, чтобы какое-нибудь невольное движеніе мускуловъ рта не выдало его мыслей, потому что ему казалось иногда, что старуха положительно ихъ читаетъ. Затѣмъ съ самой любезной улыбкой и насколько могъ громче онъ сказалъ:
   -- Это платье еще придется немного подштопать, Пегъ, и я думаю лучше было бы шелкомъ. Купи моточекъ. Да пришей новыя пуговицы... Знаешь что, Пегъ, эта идея, я думаю, и тебѣ придется по вкусу: почисти-ка, то старое блестящее ожерелье, что спрятано у меня наверху; я подарю его ей въ день нашей свадьбы, потому что, видишь ли, я ей еще ничего не дарилъ, а дѣвушки любить подарки. Я самъ его надѣну на ея прелестную шейку, а на другой день опять отберу. Хе-хе-хе! Такъ-таки просто возьму, запру подъ замокъ, и дѣлу конецъ. Кто же изъ насъ двоихъ останется въ дуракахъ? Ну-ка, Пегъ, говори: кто по твоему? Хе-хе-хе!
   Повидимому, этотъ планъ привелъ миссъ Слайдерскью въ полный восторгъ; по крайней мѣрѣ, она выразила свое удовольствіе лукавыми подмигиваніями и самыми нелѣпыми тѣлодвиженіями, которыя, однако же, ничего не прибавили къ ея очаровательной красотѣ. Съ радостнымъ хихиканьемъ заковыляла она къ выходу, но, какъ только очутилась за дверью, лицо ея исказилось злобной гримасой; когда же она стала медленно взбираться по лѣстницѣ, останавливаясь чуть не на каждой ступенькѣ, чтобы передохнуть, изъ ея беззубаго рта посыпался цѣлый градъ ругательствъ по адресу будущей мистриссъ Грайдъ.
   -- Право, мнѣ кажется иногда, что она вѣдьма,-- сказалъ Грайдъ, когда снова остался одинъ.-- Но у ней есть два неоцѣненныхъ достоинства: во-первыхъ, она глуха, какъ тетеря, во-вторыхъ, почти ничего не ѣстъ; слѣдовательно, содержаніе ея почти ничего не стоитъ, и подслушать она ничего не можетъ, хоть бы и хотѣла. Да, въ качествѣ экономки она положительно кладъ, хотя бы ужъ потому, что и вся-то ей цѣна мѣдный грошъ.
   Воздавъ должную дань достоинствамъ своей экономки въ столь остроумныхъ выраженіяхъ, Грайдъ снова принялся напѣвать свою пѣсенку и рыться въ тряпьѣ. Покончивъ съ выборомъ второй пары платья, долженствовавшей, какъ надо полагать, украшать его особу на другой день послѣ свадьбы, онъ тщательно сложилъ обратно въ шкапъ всю груду тряпья, хранившагося тамъ въ покоѣ долгіе годы.
   Раздавшійся у наружной двери звонокъ заставилъ его поспѣшить съ этимъ дѣломъ, послѣ чего шкапъ былъ снова запертъ за ключъ. Впрочемъ, Грайду не зачѣмъ было особенно торопиться, такъ какъ прелестная миссъ Пегъ никогда не слышала звонковъ и только тогда догадывалась, что звонитъ, когда взглядъ ея случайно обращался туда, гдѣ висѣлъ колокольчикъ, и она видѣла, что онъ шевелится. Впрочемъ, на этотъ разъ она довольно скоро появилась въ дверяхъ въ сопровожденіи мистера Ногса.
   -- А, это вы, мистеръ Ногсъ!-- воскликнулъ Грайдъ, потирая руки.-- Ну-съ, что у васъ новенькаго, мой милый другъ, мистеръ Ногсъ?
   Съ неподвижнымъ и безстрастнымъ лицомъ, вперивъ взглядъ куда-то въ пространство, Ньюмэнъ подалъ ему конвертъ, со словами:
   -- Записка отъ мистера Никкльби. Велѣно ждать отвѣта.
   -- Не угодно ли вамъ будетъ...
   Ньюмэнъ перевелъ взглядъ на Грайда и причмокнулъ губами.
   -- Не угодно ли вамъ будетъ присѣсть?
   -- Нѣтъ, благодарствуйте,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.
   Артуръ вскрылъ записку дрожащими руками и, наскоро ее пробѣжавъ, принялся перечитывать снова и снова. Онъ прочелъ ее разъ десять подрядъ, словно не могъ отъ нея оторваться. Наконецъ, Ньюмэнъ, видя, что этому не будетъ конца, рѣшился напомнить ему о себѣ.
   -- Какъ же съ отвѣтомъ?-- сказалъ онъ.-- Велѣли ждать отвѣта.
   -- Да, да,-- спохватился Артуръ.-- Я было совсѣмъ позабылъ.
   -- Оттого-то я вамъ и напомнилъ,-- замѣтилъ Ньюмэнъ.
   -- Да, да; очень вамъ благодаренъ, мистеръ Ногсъ, очень вамъ благодаренъ. Я сейчасъ напишу два слова. Я... я, видите ли, нѣсколько взволнованъ, мистеръ Ногсъ, такъ какъ извѣстіе...
   -- Вѣроятно, дурное,-- перебилъ его Ньюмэнъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, напротивъ, хорошее, очень хорошее, благодарствуйте. Извѣстіе превосходное. Присядьте пожалуйста. Я... я только принесу перо и чернила, и отвѣтъ будетъ въ минуту готовъ. Я васъ не задержу, мистеръ Ногсъ. Я знаю, какое вы сокровище для вашего хозяина, мистеръ Ногсъ. Онъ всегда отзывается о васъ въ такихъ выраженіяхъ... въ такихъ выраженіяхъ, мистеръ Ногсъ, что, ей-ей, вы сами удивились бы, если бы слышали. И я вполнѣ раздѣляю на этотъ счетъ его мнѣніе, вполнѣ раздѣляю, могу васъ увѣрить.
   -- Знаю я его и ваше мнѣніе: -- "Чортъ бы побралъ этого Ногса!" -- вотъ оно ваше мнѣніе,-- пробормоталъ Ньюмэнъ, когда Грайдъ вышелъ изъ комнаты.
   Въ эту минуту въ глаза ему бросилась записка, которая лежала у самыхъ дверей и которую Грайдъ, вѣроятно, обронилъ выходя. Подстрекаемый любопытствомъ узнать, насколько подвинулся планъ, который онъ случайно подслушалъ, сидя въ шкапу, Ньюмэнъ, поспѣшно оглянувшись, не видитъ ли его кто-нибудь, въ одинъ прыжокъ очутился у дверей, поднялъ записку и прочелъ слѣдующее:
   "Грайдъ! "Я видѣлся сегодня съ Брэемъ и, согласно вашей просьбѣ, предложилъ ему назначить свадьбу на послѣзавтра. Онъ ничего не имѣетъ противъ этого, точно такъ же, какъ и его дочь, у которой нѣтъ причины предпочитать одинъ день другому. Мы отправимся туда вмѣстѣ; поэтому будьте у меня ровно въ семь. Полагаю, что мнѣ незачемъ напоминать вамъ объ аккуратности".
   "Не совѣтую вамъ посѣщать вашу невѣсту въ эти дни. Вы уже и такъ слишкомъ часто бывали у нихъ въ послѣднее время. Думаю, что она не сгораетъ отъ нетерпѣнья видѣться съ вами, поэтому ваши визиты могутъ только вамъ повредить. Сдержите нашъ юношескій пылъ на сорокъ восемь часовъ и предоставьте остальное отцу. Онъ сдѣлаетъ все, что нужно, и сдѣлаетъ это гораздо лучше безъ вашего содѣйствія.

Вашъ слуга Ральфъ Никкльби".

   Заслышавъ приближающіеся шаги, Ньюмэнъ бросилъ записку на прежнее мѣсто и для прочности слегка прихлопнулъ ее ногой. Затѣмъ онъ въ одинъ мигъ вернулся на свое мѣсто и усѣлся на стулъ съ самымъ невиннымъ лицомъ. Въ дверяхъ показался Артуръ Грайдъ, тревожно озираясь по сторонамъ. Замѣтивъ записку, онъ поднялъ ее и сѣлъ къ столу писать отвѣтъ, причемъ бросилъ искоса испытующія взглядъ на Ньюмэна Ногса, который къ эту минуту такъ пристально смотрѣлъ на противуположную стѣну, что старикъ не на шутку перепугался.-- Что вы тамъ видите, мистеръ Ногсъ?-- спросилъ Грайдъ, стараясь прослѣдить за направленіемъ взгляда Ньюмэна,-- задача поистинѣ невыполнимая, ибо до сихъ поръ она не удавалась ни одному смертному.
   -- Ничего особеннаго, паутину. Пожалуйста не тревожьтесь,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.
   -- Паутину? Только-то и всего?
   -- Нѣтъ, и въ ней муху,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Да, паутины у насъ здѣсь дѣйствительно много,--замѣтилъ Грайдъ.
   -- И у насъ тоже,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.-- Да и запутавшіяся мухи найдутся.
   И, очень довольный своимъ удачнымъ отвѣтомъ, мистеръ Ногсъ, къ вящшему разстройству нервовъ Артура Грайда, такъ страшно затрещалъ всѣми суставами пальцевъ, что сильное воображеніе легко могло бы эти звуки принять за отдаленную ружейную перестрѣлку. Тѣмъ не менѣе Грайду удалось таки, наконецъ, справиться съ отвѣтомъ Ральфу, который онъ и вручилъ посланному со словами:
   -- Вотъ и отвѣтъ, мистеръ Ногсъ, передайте пожалуйста мистеру Ральфу.
   Ньюмэнъ кивнулъ головой, сунулъ записку въ шляпу и направился было къ двери, какъ вдругъ Грайдъ, который не помнилъ себя отъ восторга, окликнулъ его и, пріятно осклабившись, такъ, что его и безъ того сморщенное лицо все съежилось, какъ сморчокъ, и глаза совсѣмъ куда-то исчезли, сказалъ пронзительнымъ шепотомъ:
   -- Не хотите ли, не хотите ли, мистеръ Ногсъ, отвѣдать капельку, одну капельку чудеснѣйшей влаги?
   Выпить по-пріятельски съ Грайдомъ (даже если бы тотъ былъ на это способенъ) Ногсъ, конечно бы, отказался, предложи ему Грайдъ хоть райскій напитокъ; но ради того, чтобы чѣмъ-нибудь досадить старому скрягѣ и посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ, онъ съ готовностью принялъ его предложеніе.
   Бѣдному Грайду ничего болѣе не оставалось, какъ подойти къ буфету и отпереть его. Здѣсь на одной изъ полокъ, рядомъ съ высокими фламандскими бокалами, были выстроены въ линію самыя разнообразныя бутылки и фляжки, однѣ съ узкими и длинными горлышками, какъ у цапли, другія -- толстенькія и приземистыя на манеръ голландскихъ боченковъ. Грайдъ выбралъ одну многообѣщающую бутыль весьма внушительныхъ размѣровъ и прихватилъ пару до смѣшного крошечныхъ рюмокъ.
   -- Навѣрно, вы никогда ничего подобнаго не пивали,-- сказалъ онъ.-- Это такъ называемая eau-d'ог, золотая вода. Одно названіе чего стоитъ! Превосходное названіе. Золотая вода, вода изъ золота! Право, и пить-то ее даже какъ будто грѣшно!
   Видя, что стараго скрягу начинаетъ разбирать нерѣшительность (онъ уже принялся вертѣть пробочникомъ съ такимъ видомъ, что можно было опасаться, какъ бы и пробочникъ, и бутылка не очутились въ слѣдующій моментъ на своемъ старомъ мѣстѣ, въ шкапу), Ньюмэнъ взялъ одну рюмку и слегка позвонилъ ею о бутылку въ знакъ того, что онъ ждетъ обѣщаннаго угощенія. Тутъ уже Грайдъ принужденъ былъ, скрѣпя сердце, наполнить сперва рюмку Ногса (впрочемъ, онъ налилъ ему далеко не до краевъ), а затѣмъ свою.
   -- Стойте, подождите минутку!-- воскликнулъ Грайдъ, останавливая руку Ньюмэна, которую тотъ вмѣстѣ съ рюмкою несъ уже было къ губамъ.-- Я получилъ эту бутылку въ подарокъ лѣтъ двадцать тому назадъ, и когда мнѣ случается выпить изъ нея рюмку, другую, что бываетъ очень, очень не часто, я всегда это дѣлаю съ чувствомъ, съ толкомъ, съ разстановкой. И такъ, поразмысливъ, не разопьемъ ли мы съ вами тостъ, мистеръ Ногсъ, маленькій тостикъ?
   -- Нельзя ли только скорѣе?-- сказалъ Ньюмэнъ, бросая на свою рюмку полный нетерпѣнія взглядъ.-- Мистеръ Никкльби ждетъ отвѣта.
   -- Сейчасъ, сейчасъ, вы узнаете въ двухъ словахъ содержите тоста,-- пропищалъ старый Грайдъ.-- Я хочу вамъ предложить выпить, хе, хе, хе, выпить за здоровье лэди.
   -- Здоровье прекрасныхъ лэди!-- провозгласилъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, мистеръ Ногсъ,-- закричалъ Грайдъ, снова удерживая его руку,-- не прекрасныхъ, а прекрасной лэди.-- Сы удивлены, я знаю, знаю. Здоровье прекрасной Мадлены, вотъ мой тостъ, мистеръ Ногсъ. Здоровье прекрасной Мадлены!
   -- Здоровье Мадлены,-- повторилъ Ногсъ и мысленно добавилъ:-- "Да поможетъ ей Богъ!"
   Быстрота и равнодушіе, съ которыми Ньюмэнъ осушилъ свою рюмку, до того ошеломили Грайда, что онъ буквально оцѣпенѣлъ на своемъ стулѣ, вытаращивъ глаза и открывъ отъ изумленія ротъ. Между тѣмъ Ньюмэнъ, не обращая на него никакого вниманія, нахлобучилъ свою шляпу и преспокойно вышелъ изъ комнаты, предоставивъ радушному хозяину полную свободу наслаждаться своей порціей золотой воды, или вылить ее обратно въ бутылку. По дорогѣ онъ нанесъ несмываемое оскорбленіе достоинству миссъ Пегъ Слайдерскью: проходя мимо, онъ нечаянно толкнулъ ее и даже не извинился.
   Какъ только мистеръ Грайдъ и его экономка остались одни, они составили совѣтъ для обсужденія необходимыхъ приготовленій къ пріѣзду молодой. Но такъ какъ этотъ совѣть, какъ и всѣ совѣты вообще, отличался необыкновенною медлительностью къ своимъ словопреніяхъ и былъ способенъ нанести на уныніе всякаго живого человѣка, то мы лучше сдѣлаемъ, если послѣдуемъ за Ньюмэномъ Ногсомъ и соединимъ такимъ образомъ пріятное съ полезнымъ, потому что, по нѣкоторымъ обстоятельствамъ, послѣдовать за нимъ намъ необходимо, а необходимость, говорятъ, не признаетъ закона приличій.
   -- Однако, нельзя сказать, чтобы вы особенно торопились вернуться,-- сказалъ Ральфъ,-- какъ только Ньюмэнъ вошелъ къ нему въ комнату.
   -- Не моя вина, что онъ такъ долго копался,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.-- Я тутъ рѣшительно не при чемъ.
   -- Ладно, знаю я васъ!-- съ нетерпѣніемъ перебилъ его Ральфъ.-- Давайте, что тамъ у васъ есть... Или, можетъ быть, онъ прислалъ отвѣтъ на словахъ? Постойте, не уходите, мнѣ надо сказать вамъ два слова, сэръ.
   Ньюмэнъ подалъ записку и, отойдя къ сторонкѣ, съ самымъ невиннымъ видомъ ждалъ, пока Ральфъ распечаталъ ее и пробѣжалъ.
   -- Будетъ всенепремѣнно,-- пробормоталъ Ральфъ, разрывая записку.-- Чортъ бы его побралъ! Точно я и самъ этого не знаю. Очень нужно было писать!.. Послушайте, Ногсъ, съ кѣмъ это я васъ давеча встрѣтилъ на улицѣ?
   -- А кто его знаетъ, что это за субъектъ! Такъ, откуда-то навязался,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ.
   -- Я бы вамъ посовѣтовалъ, сэръ, хорошенько подумать, прежде чѣмъ отвѣчать,-- сказалъ Ральфь, сопровождая свои слова грознымъ взглядомъ.
   -- Говорятъ вамъ, я не знаю, кто онъ,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ, ничуть не смущаясь.-- Онъ былъ у васъ здѣсь раза три, да васъ не было дома. Въ четвертый разъ, вы сами его выгнали. Онъ говоритъ, что его фамилія Брукеръ.
   -- Знаю, что Брукеръ,-- сказалъ Ральфъ.-- Ну, а дальше?
   -- Дальше? Онъ все вертится здѣсь, около дома, и подстерегаетъ меня на улицѣ. Пристаетъ каждый вечеръ, чтобы я устроилъ ему свиданье съ вами. Увѣряетъ, будто разъ уже одинъ видѣлся съ вами на улицѣ. Говоритъ, что долженъ васъ видѣть наединѣ, потому что хочетъ вамъ сообщить что-то такое, что вамъ нужно знать.
   -- Что же вы ему отвѣтили?-- спросилъ Ральфъ, глядя на своего конторщика испытующимъ взглядомъ
   -- Отвѣтилъ, что это не мое дѣло; сказалъ, что онъ можетъ, если хочетъ, ловить васъ на улицѣ. Только онъ этого не желаетъ, говоритъ, что на улицѣ вы его прогоните, не станете и слушать. Онъ непремѣнно хочетъ видѣть васъ у васъ въ домѣ; увѣряетъ, что скажетъ вамъ что-то такое, что заставитъ васъ не только его выслушать, но и перемѣтить съ нимъ вашъ тонъ.
   -- Собака!-- пробормоталъ Ральфъ сквозь зубы.
   -- А тамъ, кто жъ его знаетъ, что онъ за человѣкъ,-- продолжалъ Ньюмэнъ.-- Я-то его въ первый разъ вижу, а вотъ онъ увѣряетъ, будто знаетъ васъ, а вы его.
   -- Какъ мнѣ не знать его, подлеца!-- пробурчалъ Ральфъ.
   -- То-то же,-- отрѣзалъ Ньюмэнъ,-- а ко мнѣ пристаете. Еще прицѣпитесь, зачѣмъ раньше вамъ не сказалъ. А мнѣ какая польза говорить? Мало ли что о васъ толкуютъ. Вамъ только скажи, и то ненарокомъ, если къ слову придется, такъ и то отъ васъ, кромѣ "осла" да "скотины" ничего не услышишь.
   Противъ этого рѣшительно нечего было возразить, такъ какъ это была совершенная правда; къ тому же Ньюмэнъ какимъ-то чутьемъ угадалъ вопросъ, который именно въ эту минуту вертѣлся на языкѣ у его патрона.
   -- Это закоснѣлый негодяй,-- сказалъ Ральфъ,-- бѣглый каторжникъ, который рано или поздно кончитъ висѣлицей; мерзавецъ, вздумавшій было меня провести. Это меня-то, меня, человѣка, который знаетъ его вдоль и поперекъ. Въ слѣдующій же разъ, какъ онъ пристанетъ къ вамъ, сдайте его съ рукъ на руки полисмэну, слышите? Объ остальномъ и уже самъ позабочусь. Пусть-ка его освѣжится въ тюрьмѣ, и я убѣжденъ, что онъ сдѣлается смиренъ, какъ овечка... Поняли вы меня?
   -- Отлично понялъ,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.
   -- Смотрите же, такъ и сдѣлайте, получите за это на чай,-- сказалъ Ральфъ.-- Можете идти.
   Немедленно воспользовавшись этимъ позволеніемъ, Ньюмэнъ отправился въ свою каморку, гдѣ и просидѣлъ весь день наединѣ со своими мыслями. Вечеромъ, освободившись отъ своихъ служебныхъ занятій, онъ со всѣхъ ногъ пустился въ Сити, гдѣ занялъ свою обычную позицію у помпы въ ожиданіи, когда Николай выйдетъ изъ своей конторы, потому что своего рода гордость не позволяла Ньюмэну явиться въ своихъ лохмотьяхъ въ контору братьевъ Чирибль въ качествѣ друга Николая.
   Ему не пришлось долго ждать; спустя нѣсколько минутъ онъ увидѣлъ, къ своей великой радости, приближающагося Николая, къ которому и поспѣшилъ навстрѣчу изъ своей засады. Николай съ своей стороны очень обрадовался, потому что уже довольно давно не видѣлъ его, и друзья обмѣнялись самымъ сердечнымъ рукопожатіемъ.
   -- Представьте, я только-что думалъ о васъ,-- сказалъ Николай.
   -- Вотъ какъ! Значитъ мы оба думали другъ о другѣ,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.-- Вѣдь и пришелъ-то я нынче нарочно, чтобы повидаться съ вами, такъ какъ, мнѣ кажется, я сдѣлалъ одно открытіе.
   -- Должно быть, очень важное?-- спросилъ Николай, невольно улыбаясь этому оригинальному сообщенію.
   -- Ужъ не знаю, важное ли, нѣтъ ли,-- сказалъ Ньюмэнъ,-- только дѣло въ томъ, что оно касается вашего дяди. Это, видите ли, тайна, которую мнѣ еще не удалось проникнуть вполнѣ, но у меня уже имѣются кое-какія, и весьма основательныя, подозрѣнія. Пока я вамъ еще ничего не скажу, чтобы не огорчать васъ напрасно.
   -- Чтобы не огорчать меня!-- воскликнулъ Николай.-- Значитъ это касается и меня?
   -- Мнѣ такъ кажется,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.-- По крайней мѣрѣ, у меня есть какое-то тайное предчувствіе, что это такъ. Дѣло въ томъ, что я встрѣтился съ однимъ человѣкомъ, который, очевидно, знаетъ объ этомъ больше, чѣмъ говоритъ. Но нѣкоторые его намеки меня сильно встревожили.-- да, могу сказать, встревожили очень сильно,-- повторилъ Ньюмэнъ,-- уставившись на Николая такимъ выразительный, взглядомъ, который былъ положительно способенъ возбудить тревогу, и принимаясь съ такой энергіей растирать себѣ носъ, что изъ краснаго онъ превратился въ багровый.
   Удивленный такою необыкновенною таинственностью своего друга, Николай всячески старался выпытать его секретъ, по всѣ его усилія оказались тщетными. Заставить Ньюмэна объясниться не было никакой возможности; на всѣ вопросы онъ продолжалъ твердить свое: что онъ сильно встревоженъ и что теперь ему надо держать ухо востро, потому что эта старая лиса, Ральфъ, уже пронюхалъ о встрѣчахъ его съ незнакомцемъ и сегодня даже чуть было не приперъ его къ стѣнѣ, да и приперъ бы, если бы онъ, Ньюмэнъ, давно уже ожидавшій чего-нибудь въ этомъ родѣ, не приготовился заранѣе и не нашелся, какъ и что ему отвѣтить.
   Вспомнивъ о слабости мистера Ногса, о которой его красный носъ краснорѣчиво возвѣщалъ каждому встрѣчному, Николай потащилъ его въ ближайшую таверну, чтобы по-пріятельски распить съ нимъ стаканчикъ, другой. Здѣсь друзья, какъ это часто бываетъ, принялись вспоминать свое первое знакомство, припомнили, какъ завязалась ихъ дружба, причемъ каждый приводилъ мельчайшія почему либо памятныя ему подробности; такимъ образомъ они договорились до приключенія съ миссъ Сесиль Бобстеръ.
   -- Кстати, почему вы до сихъ поръ не сказали мнѣ имени нашей молодой леди?-- спросилъ Ньюмэнъ.
   -- Ее зовутъ Мадлена, отвѣтилъ Николай.
   -- Какъ вы сказали?-- воскликнулъ Ньюмэнъ.-- Мадлена?! А дальше, дальше-то какъ? Ея фамилія?
   -- Брэй,-- отвѣтилъ Николай, удивляясь волненію своего друга.
   -- Она самая! Вотъ такъ штука! воскликнулъ Ньюмэнъ.-- Какъ же вы можете сидѣть, слоясь руки, и не попытаться спасти несчастную?
   -- Спасти? Какъ спасти? Отъ чего? Что вы хотите этимъ сказать?-- въ свою очередь во окликну ль Николай, срываясь съ мѣста.-- Спасти? Да вы рехнулись!
   -- Рехнулся кто-то изъ насъ, дѣйствительно, рехнулся; но только, кажется, не я, а вы и она. Или вы слѣпы и глухи? Или совсѣмъ ошалѣли и одурѣли, ужъ я и не знаю!-- восклицалъ Ньюмэнъ съ азартомъ.-- Развѣ вы не знаете, что черезъ день, благодаря стараніямъ вашего дядюшки Ральфа, бѣдняжку выдадутъ замужъ за такого же негодяя, какъ и онъ самъ, если еще не хуже? Да неужто вы и въ самомъ дѣлѣ не знаете, что еще одинъ день, и такъ же вѣрно, какъ то, что я здѣсь стою, она попадетъ въ когти къ самому дьяволу, къ старому хрычу-ростовщику?
   -- Что вы говорите? Господи, что вы говорите!-- въ страшномъ волненіи вскричалъ Николай.-- Что мнѣ дѣлать? Я одинъ, совершенно одинъ! Тѣхъ, кто могъ бы мнѣ протянуть руку помощи, здѣсь нѣтъ! Говорите... разскажите мнѣ все толкомъ, подробно!
   -- Я въ первый разъ услышалъ отъ васъ ея имя. Почему вы мнѣ не назвали ея раньше?-- оправдывался Ньюмэнъ въ полномъ отчаяніи.-- Почемъ же я зналъ? Все-таки у насъ тогда хоть было бы время подумать!
   -- Говорите скорѣе! Объясните мнѣ все! кричалъ Николай.
   Но не такъ-то легко было добиться отъ Ньюмэна толку. Убѣдившись, что необыкновенной пантомимѣ, къ которой въ своемъ волненіи прибѣгнулъ мистеръ Ногсъ и которая ровно ничего не объяснила, не предвидится конца, Николай силою усадилъ его на стулъ и продержалъ его такъ до тѣхъ поръ, пока не вывѣдалъ отъ него всѣхъ подробностей.
   Невозможно описать той бури негодованія, ужаса и гнѣва, которая поднялась въ душѣ нашего героя, когда онъ выслушалъ его разсказъ. Не успѣлъ Ньюмэнъ договорить, какъ бѣдный юноша, весь дрожа и блѣдный, какъ смерть, выбѣжалъ на улицу.
   -- Куда вы? Стойте!-- крикнулъ Ньюмэнъ, кидаясь за нимъ слѣдомъ.-- Онъ натворитъ бѣды! Еще убьетъ кого-нибудь чего добраго! Держите его, держите! Воръ! Воръ! Держите вора!
   

ГЛАВА LII.
Николай отчаивается спасти Мадлену Брэй, но, поразмысливъ, собирается съ духомъ и рѣшается сдѣлать попытку. Интересное событіе въ домашней жизни Кенвигзовъ и Лилливиковъ.

   Убѣдившись, что Ньюмэнъ твердо рѣшился его остановить, и опасаюсь, какъ бы какой-нибудь обязательный прохожій, привлеченный крикомъ "держи вора", не вздумалъ его задержать и не поставилъ бы его своей медвѣжьей услугой въ одно изъ тѣхъ затруднительныхъ положеній, изъ которыхъ человѣку бываетъ иной разъ очень не легко выпутаться, Николай пошелъ тише, чтобы дать Ньюмэну возможность поравняться съ нимъ, что тотъ вскорѣ и сдѣлалъ, но при этомъ такъ запыхался, что, кажется, продлись эта погоня еще нѣсколько минутъ, онъ не выдержалъ бы и у на ль отъ изнеможенія.
   -- Я ѣду къ Брэю,-- сказалъ Николай.-- Хочу съ нимъ поговорить, и если только въ этомъ человѣкѣ есть хоть капля человѣческихъ чувствъ, хоть искра любви къ дочери, я заставлю его отказаться отъ его чудовищнаго рѣшенія.
   -- Напрасный трудъ! Ничего изъ этого не выйдетъ,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ,-- ровно ничего не выйдетъ, могу васъ увѣрить.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- сказалъ Николай, снова ускоряя шаги,-- я сдѣлаю то, что хотѣлъ сдѣлать раньше: я сейчасъ пойду къ Ральфу Никкльби.
   -- Все равно вы его не увидите, потому что покамѣстъ вы дойдете, онъ уже будетъ въ постели,-- замѣтилъ Ньюмэнъ.
   -- Встанетъ, я его подниму,-- воскликнулъ Николай.
   -- Какъ бы не такъ!.. Успокойтесь, прежде всего успокоитесь,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Вы мой лучшій другъ, Ньюмэнъ,-- началъ Николай послѣ минутнаго молчанія, пожимая ему руку.-- Вы знаете, что мнѣ не привыкать стать ко всякаго рода напастямъ; но, во-первыхъ, тутъ дѣло идетъ не обо мнѣ, а во-вторыхъ, все это такъ ужасно, что я совсѣмъ потерялъ голову и не знаю, что мнѣ дѣлать.
   Дѣйствительно дѣло было, повидимому, вполнѣ безнадежно. Какую пользу можно было въ сущности извлечь изъ тѣхъ свѣдѣній, которыя случайно подслушалъ мистеръ Ногсъ, сидя въ своей засадѣ? Положительно никакой. Въ заговорѣ Ральфа Никкльби съ Грайдомъ не было ничего противузаконнаго, ничего такого, къ чему можно было бы придраться, чтобы воспрепятствовать этому чудовищному браку. Трудно было разсчитывать также убѣдитъ Брэя отказаться отъ своего рѣшенія, потому что, если онъ фактически и не зналъ о заговорѣ, то во всякомъ случаѣ долженъ былъ подозрѣвать о его существованіи. Что же касается вырвавшагося у Артура Грайда намека, относительно какого-то имущества Мадлены, то онъ былъ достаточно теменъ и самъ по себѣ, въ передачѣ же Ньюмэна Ногса, не вполіѣ его себѣ уяснившаго, благодаря близкому сообществу съ фляжкой, лежавшей въ его боковомъ карманѣ въ то время, когда онъ сидѣлъ въ своемъ шкапу, намекъ этотъ становился окутаннымъ положительно непроницаемымъ мракомъ.
   -- Надежды нѣтъ!-- съ отчаяніемъ воскликнулъ Николай.-- Ни луча ни откуда!
   -- Тѣмъ болѣе для васъ основаній не теряться, собраться съ мыслями, быть спокойнымъ и хладнокровнымъ,-- сказалъ Ньюмэнъ, выразительно упирая на каждое слово и съ тревогой поглядывая на своего друга.-- Гдѣ братья Чирибль?
   -- Оба уѣхали по дѣлу и вернутся не раньше какъ черезъ недѣлю.
   -- Нельзя ли ихъ какъ-нибудь извѣстить? Нельзя ли устроить, чтобы хоть одинъ изъ нихъ пріѣхалъ завтра?
   -- Невозможно,-- отвѣчалъ Николай.-- Они во Франціи. При самомъ благопріятномъ вѣтрѣ дорога туда и обратно возьметъ не меньше трехъ сутокъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, почему бы вамъ не обратиться къ ихъ племяннику или къ старому клерку?
   -- Что же они могутъ сдѣлать? То же самое, что и я. Къ тому же меня просили держать отъ нихъ въ секретѣ все, что касается этой дѣвушки. Имѣю ли я право употребить во зло оказанное мнѣ довѣріе, когда, какъ кажется, одно только чадо можетъ снасти несчастную?
   -- Подумайте, поищите средствъ!-- настаивалъ Ньюмэнъ.
   -- Ихъ нѣтъ,-- отвѣтилъ Николай съ полнымъ отчаяніемъ.-- Нѣтъ никакихъ, по крайней мѣрѣ, я не вижу. Отецъ и дочь оба дали согласіе. Она въ когтяхъ у этихъ дьяволовъ! Законъ, право, родительская власть, сила, деньги,-- все это на ихъ сторонѣ. Какая ужъ тутъ надежда снасти ее!
   -- Никогда не слѣдуетъ терять надежды!-- сказалъ Ньюмэнъ, похлопывая своего собесѣдника по плечу.-- Никогда, до самой смерти, мой мальчикъ. Надѣйтесь, и дастся вамъ. Понимаешь, Никъ? Надѣйся, и дастся. Надо все испробовать, все пустить въ ходъ, а не сидѣть сложа руки. По крайней мѣрѣ, будетъ хоть то утѣшеніе, что ты все сдѣлалъ, что могъ. А надежды все-таки терять нельзя, нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ! Надо надѣяться до конца!
   Такъ утѣшалъ Ньюмэнъ своего друга, и Николай дѣйствительно нуждался въ утѣшеніи. Неожиданность сообщеннаго ему ужаснаго извѣстія, короткій срокь, остававшійся для того, чтобы дѣйствовать, увѣренность въ томъ, что черезъ нѣсколько часовъ Мадлена Брэй будетъ не только потеряна для него, но и обречена на вѣчное несчастіе, можетъ быть, на преждевременную смерть, все это совсѣмъ ошеломило и сразило его. Всякая надежда на личное счастіе, надежда, которую онъ, несмотря ни на что, тайно лелѣялъ въ душѣ, разомъ угасла; всѣ его мечты были разбиты, сокрушены. Непобѣдимое очарованіе, которымъ въ его воображеніи была окружена любимая имъ дѣвушка, достигло теперь своего апогея и подбавляло только покой горечи къ его отчаянію. Щемящая жалость къ ней, къ ея беззащитной юности, и восторгъ передъ ея героизмомъ въ самопожертвованіи только усиливали его справедливое негодованіе и гнѣвъ, отъ котораго онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ и отъ котораго сердце его готово было разорваться на части.
   Но если мужество измѣнило Николаю, оно не измѣнило Ньюмэну Ногсу. Его слова, несмотря на странный тонъ, какимъ они говорились, и на сопровождавшія ихъ смѣшныя гримасы, дышали такимъ искреннимъ участіемъ, такимъ горячимъ сочувствіемъ, въ нихъ было столько энергіи, что твердость и рѣшимость Ногса невольно сообщились и Николаю, и, молча пройдя нѣсколько шаговъ, онъ сказалъ:
   -- Спасибо вамъ, Ньюмэнъ, за добрый совѣтъ; я имъ воспользуюсь, по крайней мѣрѣ, попытаюсь. Остается еще одинъ шагъ, который я могу и обязанъ сдѣлать, и я сдѣлаю его завтра.
   -- Нельзя ли узнать, что именно вы рѣшились предпринять?-- спросилъ съ тревогой Ногсъ.-- Надѣюсь, вы не станете угрожать Ральфу и не пойдете къ ей отцу?
   -- Нѣтъ, Ньюмэнъ, я хочу повидаться съ ней самой,-- отвѣтилъ Николай.-- Это единственное, что могли бы сдѣлать на моемъ мѣстѣ сами братья Чирибль, если бы Богу было угодно, чтобы они были здѣсь въ эту минуту. Я хочу поговорить съ ней, хочу пытаться представить ей въ истинномъ свѣтѣ весь ужасъ этого брака, на который она сама себя обрекаетъ, давая свое согласіе, быть можетъ, необдуманно и слишкомъ поспѣшно. Хочу попытаться уговорить ее, по крайней мѣрѣ, хоть отложить свадьбу. Можетъ быть, ей недостаетъ только добраго совѣта, чтобы опомниться и взять назадъ свое слово, и, какъ знать, можетъ быть, мнѣ-то и суждено удержать ее на краю пропасти, хотя, повидимому, спасти ее нельзя,-- слишкомъ поздно.
   -- Отлично, мой мальчикъ!-- одобрительно сказалъ Ньюмэнъ.-- Отлично! Это лучшее, что можно было придумать.
   -- И повѣрьте мнѣ, Ньюмэнъ,-- съ жаромъ продолжалъ Николай,-- что въ этомъ случаѣ мною руководятъ не эгоистическія соображенія, не жажда личнаго счастья, а только жалость къ несчастной дѣвушкѣ, негодованіе противъ этихъ злодѣевъ и отвращеніе къ ихъ чудовищному заговору. Будь у меня хоть двадцать соперниковъ и знай я, что она предпочтетъ мнѣ каждаго изъ двадцати, я поступилъ бы точно такъ же.
   -- Еще бы, я въ этомъ увѣренъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.-- Но куда же вы теперь-то спѣшите?
   -- Домой,-- отвѣтилъ Николай.-- Вы идете со мной, или будемъ прощаться?
   -- Я бы охотно прошелъ съ вами еще немного, если бы вы шли, какъ ходятъ всѣ люди, а не бѣжали бы, какъ угорѣлый!
   -- Простите, Ньюмэнъ,-- съ волненіемъ сказалъ Николай,-- но, право, если я пойду тише, я задохнусь. Завтра я вамъ все разскажу.
   Съ этими словами Николай, даже не простившись со своимъ другомъ, ускорилъ шаги и минуту спустя скрылся въ толпѣ.
   -- Ахъ, что это за горячка!-- пробормоталъ Ньюмэнъ, глядя ему вслѣдъ.-- Но за это-то я его и люблю. Впрочемъ, въ настоящемъ случаѣ его волненіе иполнѣ извинительно и понятно. Надѣяться! И я еще совѣтовалъ ему надѣяться! Какая ужъ тутъ надежда, когда бѣдняжка попала въ лапы такихъ дьяволовъ, какъ Грайдъ и Ральфъ Никкльби! Надежда перехитрить Ральфа... Ого!..
   Этотъ монологъ Ньюмэнъ закончилъ горькимъ смѣхомъ, послѣ чего повернулся и, грустно поникнувъ головой, побрелъ своей дорогой.
   Во всякое другое время эта дорога несомнѣнно привела бы его въ какую-нибудь дешевую таверну или кабачокъ, потому что такова была его дорога въ буквальномъ смыслѣ этого слова. Но въ настоящую минуту мистеръ Ногсъ былъ настолько огорченъ и потревоженъ, что отказался даже отъ этого утѣшенія; такимъ образомъ, углубившись въ свои грустныя размышленія, онъ направился прямо домой.
   Между тѣмъ случилось, что въ этотъ самый день, въ полдень, Морлина Кенвигзъ получила приглашеніе на пикникъ, назначенный на слѣдующій день. Огромное общество съ цѣлыми запасами холодныхъ закусокъ, шримсовъ, пива и грога, собиралось отправиться на пароходѣ отъ Вестминстерскаго моста на островъ Ильпи въ Твикенгемѣ, повеселиться и поплястать на открытомъ воздухѣ подъ звуки странствующаго оркестра, заранѣе приглашеннаго для этой цѣли. Пикникъ устраивалъ одинъ весьма извѣстный танцмейстеръ, онъ же нанялъ и пароходъ къ услугамъ своихъ многочисленныхъ ученицъ и учениковъ, которые, въ свою очередь, чтобы выразить свою благодарность уважаемому учителю, раскупили и роздали своимъ друзьямъ и знакомымъ небесно-голубые билеты, дававшіе ихъ счастливымъ обладателямъ право принять участіе въ предстоящемъ весельѣ. Одинъ изъ такихъ-то именно небесно-голубыхъ билетовъ и былъ въ это утро предложенъ мистриссъ Кенгвигзъ знакомой сосѣдкой, весьма чванной особой, вмѣстѣ съ приглашеніемъ захватить съ собою своихъ дочерей. Вотъ почему въ этотъ злополучный день мистриссъ Кенвигзъ, которая весьма основательно полагала свою фамильную честь въ томъ, чтобы, несмотря на неожиданность приглашенія, миссъ Морлина могла явиться на праздникъ во всемъ своемъ великолѣпіи, и которая, къ тому же, задалась цѣлью во что бы то ни стало доказать, во-первыхъ, этому важному танцмейстеру, что на свѣтѣ не онъ одинъ учитъ танцамъ, а что кромѣ него есть и другіе учителя, и, во-вторыхъ, всѣмъ, получившимъ приглашеніе, матерямъ и отцамъ, что не у нихъ однихъ благовоспитанныя дѣти, а что есть и другія, воспитанныя нисколько не хуже,-- вотъ почему, повторяемъ, мистриссъ Кенвигзъ въ этотъ злополучный день, подъ тяжестью столь неожиданно обрушившихся на нее хлопотъ, уже не разъ падала въ обморокъ, но, поддерживаемая твердой рѣшимостью отстоять свою фамильную честь или умереть, работала, не покладая рукъ, съ утра до той самой минуты, когда Ньюмэнъ Ногсъ вернулся домой.
   Но тутъ достойную матрону постигла большая непріятность. Углубившись въ плойку и глаженье, въ оборки и рюши (съ небольшими перерывами для неизбѣжныхъ въ такихъ случаяхъ обмороковъ и для того, чтобы придти въ себя и оправиться), мистриссъ Кенвигзъ какъ-то совершенно упустила изъ виду, что бѣлобрысые вихры миссъ Морлины выросли и торчали во всѣ стороны щеткой. Взглянувъ на нее и убѣдившись, что если голова ея дочери не побываетъ въ рукахъ искуснаго парикмахера, миссъ Морлина можетъ не только не восторжествовать надъ дочерьми прочихъ родителей, но окончательно посрамитъ семейную честь, мистриссъ Кенвигзъ пришла въ полное отчаяніе, такъ какъ парикмахеръ жилъ за три улицы, и, чтобы добраться къ нему, надо было пройти восемь весьма опасныхъ перекрестковъ, а слѣдовательно нечего было и думать пускать Морлину одну, даже въ томъ случаѣ, если бы дѣвочкѣ не было предосудительно ходить по улицамъ одной, въ чемъ мистриссъ Кенвигзъ сильно сомнѣвалась. Между тѣмъ мистеръ Кенвигзъ еще не вернулся со службы, и послать Морлину было рѣшительно не съ кѣмъ. Придя къ этому печальному выводу, мистриссъ Кенвигзъ совсѣмъ растерялась и, въ полномъ недоумѣніи, чѣмъ помочь горю, прежде всего отшлепала миссъ Морлину, какъ главную причину своего огорченія, а затѣмъ уже залилась слезами.
   -- Безсовѣстная, неблагодарная дѣвчонка!-- восклицала мистриссъ Кенвигзъ.-- И это за все, что я сегодня для тебя сдѣлала!
   -- Но чѣмъ же я-то виновата, мама, что они растутъ?-- отвѣтила Морлина, въ свою очередь заливаясь слезами.
   -- Замолчи, сейчасъ замолчи, дрянная дѣвчонка!-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.-- Не раздражай меня, по крайней мѣрѣ. Можетъ быть, я бы еще и рѣшилась отпустить тебя къ парикмахеру, да вѣдь знаю я тебя: ты сейчасъ улизнешь къ Лаурѣ Чопкинсъ (эта была дочь чванной сосѣдки) и все ей разболтаешь про свои завтрашній нарядъ. У тебя нѣтъ ни капельки самолюбія, и тебѣ ничего нельзя довѣрить, просто хоть не спускай тебя съ глазъ...
   Высказавъ столь неутѣшительное мнѣніе о характерѣ своей дочери, мистриссъ Кенвигзъ опять зарыдала и объявила, что она несчастнѣйшая женщина въ мірѣ. Тутъ ужъ и Морлина принялась голосить взапуски съ матерью, такъ что составился весьма трогательный дуэтъ.
   Вотъ въ какомъ положеніи были дѣла, когда за дверью послышались шаги Ньюмэна Ногса, взбиравшагося по лѣстницѣ къ себѣ наверхъ. Едва эти шаги коснулись слуха любящей матери, какъ въ душѣ ея воскресла надежда. Поспѣшно уничтоживъ на своемъ лицѣ слѣды недавняго волненія (насколько ихъ можно было уничтожитъ въ такой короткій срокъ), мистриссъ Кенвигзъ бросилась навстрѣчу Ньюмэну и, объяснивъ ему свое затрудненіе, попросила свести Морлину въ парикмахерскую.
   -- Я ни за что не стала бы васъ объ этомъ просить, мистеръ Ногсъ,--сказала бѣдная мать,-- если бы не знала, какъ вы добры и услужливы, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ! Я слабая женщина, мистеръ Ногсъ, но я никогда не позволила бы себѣ обратиться съ просьбой къ человѣку, отъ котораго рисковала бы получить отказъ, какъ не допустила бы, чтобы мои дѣти были унижены и оскорблены и чтобы неправда и зависть восторжествовали!
   Ньюмэнъ былъ слишкомъ добръ по натурѣ, чтобы отказаться исполнить такого рода просьбу, даже безъ всякихъ изліяній со стороны просящаго. Итакъ, не прошло и пяти минутъ, какъ онъ уже конвоировалъ миссъ Морлину въ парикмахерскую.
   Это не была парикмахерская въ буквальномъ смыслѣ этого слова; иначе говоря, невѣжественное простонародье называло ее на своемъ вульгарномъ нарѣчіи просто-на-просто цырульней, на томъ основаніи, что здѣсь не только стригли дѣтей и дѣлали изящныя дамскія прически, но еще завивали и брили бороды джентльменамъ. Тѣмъ не менѣе это была весьма приличная и даже, какъ говорили, перворазрядная парикмахерская, въ окнѣ которой, между прочими элегантными предметами выставки, красовалось два восковыхъ бюста -- прелестной блондинки и красавца брюнета, возбуждавшіе восхищеніе всего околотка. Нѣкоторыя дамы заходили въ своихъ предположеніяхъ даже такъ далеко, что утверждали, будто бы красавецъ брюнетъ былъ точнымъ слѣпкомъ съ самого молодого, интереснаго хозяина парикмахерской. Вѣроятность этого предположенія подтверждалась нѣкоторымъ сходствомъ прически живого и воскового джентльменовъ, которое дѣйствительно существовало: у обоихъ волоса необыкновенно лоснились, у обоихъ была одинаково тонкіе и ровные, какъ садовая дорожка, прямые проборы, съ цѣлою массою мелкихъ колечекъ по бокамъ. Однако, наиболѣе компетентные изъ особъ нѣжнаго пола относились скептически къ этому мнѣнію, ибо при всемъ ихъ желаніи отдать должное красивой наружности и статной фигурѣ молодого хозяина парикмахерской (а что въ такомъ желаніи у нихъ не было недостатка -- въ этомъ никто не могъ сомнѣваться), онѣ видѣли въ красавцѣ брюнетѣ на выставкѣ отвлеченный и законченный образецъ мужской красоты, который если и можетъ воплотиться, то развѣ лишь въ образѣ ангела или военнаго, да и то въ весьма рѣдкихъ случаяхъ, потому что такой идеальной красотѣ вообще не дано ласкать собою взоры смертнаго.
   Въ эту-то парикмахерскую благополучно отконвоировалъ Ньюмэнъ Ногсъ миссъ Морлину. Памятуя, что у миссъ Кенвигзъ три сестры съ такими же бѣлокурыми косичками, какъ и ея собственная, что составляло почти шестипенсовикъ въ мѣсяцъ отъ головы, молодой хозяинъ парикмахерской тотчасъ же устремился навстрѣчу юной леди и собственноручно занялся ея прической, покинувъ стараго джентльмена, которому, приступая къ бритью, онъ только что намылилъ подборокъ, и передавъ его въ руки подмастерья, не пользовавшагося вообще благосклонностью дамъ по причинѣ своей тучности и преклоннаго возраста.
   Въ эту минуту дверь парикмахерской распахнулась, и на порогѣ появилась здоровенная фигура рыжаго угольщика, человѣка весьма веселаго и добродушнаго съ вида. Поглаживая свой подбородокъ, дѣтина освѣдомился, скоро ли кто-нибудь освободится, чтобы побрить его.
   Подмастерье, къ которому былъ обращенъ этотъ вопросъ, бросилъ смущенный взглядъ на хозяина, тотъ смѣрилъ посѣтителя презрительнымъ взоромъ и сказалъ:
   -- Ошиблись дверью, пріятель; не туда затесались.
   -- Это почему?-- спросилъ угольщикъ.
   -- Потому что здѣсь брѣются только джентльмены.
   -- Какіе же джентльмены, когда на прошлой недѣлѣ я самъ видѣлъ въ окно, какъ вы брили моего знакомаго булочника,-- сказалъ угольщикъ.
   -- Надо же гдѣ-нибудь провести границу, пріятель -- развязно отвѣтилъ хозяинъ.--Мы остановились на булочникахъ. Стоитъ намъ только начать брить перваго встрѣчнаго, всѣ наши кліенты разбѣгутся, и тогда и намъ, и нашей лавочкѣ крышка. Такъ-то, сэръ! Можете побриться гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, здѣсь васъ никто не задерживаетъ.
   Угольщикъ вытаращилъ было глаза отъ удивленія и конфуза, по, тотчасъ же оправившись, весело подмигнулъ Ньюмэну Ногсу, котораго, повидимому, очень заняла вся эта сцена, окинулъ равнодушнымъ взглядомъ стекляпые шкапы, гдѣ красовались ряды банокъ съ разнообразными духами, номадами и прочими туалетными принадлежностями, затѣмъ, не торопясь, вынулъ изо рта трубку, свистнулъ, снова прихватить ее зубами и вышелъ.
   Между тѣмъ почтенный джстлъліэнъ съ намыленнымъ подбородкомъ сидѣлъ, меланхолически уткнувшись лицомъ въ стѣну, и, повидимому, не только не замѣтилъ инцидента съ угольщикомъ, но и вообще не замѣчалъ ничего, что вокругъ происходило. Казалось, онъ весь ушелъ въ свои размышленія, и размышленія эти были, должно быть, весьма печальнаго свойства, какъ о томъ свидѣтельствовали вырывавшіеся но временамъ изъ груди его тяжелые вздохи. Примѣрь, говорятъ, заразителенъ. Хозяинъ взялся за щипцы, подмастерье усердно скоблилъ бритвой подбородокъ стараго джентльмена, Ногсъ углубился въ листокъ воскресной газеты, и всѣ трое хранили гробовое молчаніе. Вдругъ пронзительный крикъ Морлины заставилъ Ногса поднять глаза, и каково же было его удивленіе, когда въ почтенной физіономіи повернувшагося къ нимъ стараго джентльмена онъ узналъ черты мистера Лилливика, сборщика водяныхъ пошлинъ.
   Да, это былъ несомнѣнно мистеръ Лилливикъ, но Боже, какъ страшно онъ измѣнился! Если на свѣтѣ когда-либо былъ человѣкъ, который считалъ позоромъ для себя явиться въ публикѣ иначе, какъ чисто-на-чисто выбритымъ, причесаннымъ и пріодѣтымъ, этимъ человѣкомъ былъ мистеръ Лилливикъ. Если на свѣтѣ когда-либо былъ человѣкъ, который умѣлъ носить свой санъ сборщика пошлинъ съ такимъ достоинствомъ, словно судьба цѣлаго міра заключалась въ его счетныхъ книгахъ, этимъ человѣкомъ былъ несомнѣнно мистеръ Лилливикъ. И что же это, этотъ самый мистеръ Лилливикъ сидѣлъ здѣсь, въ парикмахерской, съ остатками, по крайней мѣрѣ, двухнедѣльной бороды на намыленномъ подбородкѣ, съ разстегнутымъ воротомъ грязной рубахи, открывавшей чуть не всю его грудь, вмѣсто того, чтобы гордо подпирать его подбородокъ, сидѣль съ такимъ смущеннымъ, сконфуженнымъ и растеряннымъ видомъ, что будь на его мѣстѣ сорокъ человѣкъ несостоятельныхъ домохозяевъ, которымъ мистеръ Лилливикъ, въ качествѣ сборщика, закрылъ бы воду за невзносъ платы, они всѣ вкупѣ не могли бы выразить на своихъ лицахъ того стыда и смущенія, какіе выражало въ эту минуту лицо мистера Лилливика, сборщика водяныхъ пошлинъ.
   Ньюмэнъ Ногсъ назвалъ его по имени, и изъ груди мистера Лилливика вырвался вздохъ, который онъ постарался замаскирогать кашлемъ. Но вздохъ такъ и остался вздохомъ,
   -- Съ вами что-нибудь приключилось?-- спросилъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Онъ еще спрашиваетъ, когда источникъ моей жизни изсякъ и на днѣ души осталась лишь тина!-- воскликнулъ мистеръ Лилливикъ патетически.
   Не вполнѣ уяснивъ себѣ смыслъ этой рѣчи, но объясняя странный ея стиль близкимъ знакомствомъ мистера Лилливика съ театральнымъ міромъ, Ньюмэнъ собирался уже было задать ему новый вопросъ, но почтенный джентльменъ остановилъ его торжественнымъ мановеніемъ лѣвой руки, а правою въ тоже время не менѣе торжественно пожаль ему руку.
   -- Пусть сперва меня выбрѣютъ,-- сказалъ мистеръ Лилливикъ.-- Я буду готовь раньше Морлшіи... Вѣдь это Морлина, если не ошибаюсь?
   -- Она самая,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.
   -- У Кенвигзовъ, говорятъ, родился еще мальчикъ?-- снова спросилъ мистеръ Лилли винъ.
   Ньюмэнъ отвѣчалъ утвердительно.
   -- И хорошенькій мальчикъ?-- продолжалъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Н-не дурной,-- протянулъ Ньюмэнъ, нѣсколько смущенный этимъ вопросомъ.
   -- Сусанна Кенвигзъ, бывало, не разъ говорила, что, если у нея родится еще одинъ мальчикъ, она надѣется, что онъ будетъ похожъ на меня. Похожъ онъ на меня, мистеръ Ногсъ?
   Этотъ вопросъ еще больше смутилъ мистера Ногса, который, однако, сумѣлъ довольно ловко выпутаться изъ труднаго положенія, отвѣтивъ сборщику, что, вѣроятно, мальчикъ будетъ со временемъ очень похожъ на него.
   -- Очень радъ, это слышать,-- сказалъ мистеръ Лилливикъ,-- великое утѣшеніе знать передо смертью, что есть на свѣтѣ кто-нибудь, кто на тебя похожъ.
   -- Къ чему такія грустныя мысли, сэръ? Вы ничѣмъ не напоминаете умирающаго,-- замѣтилъ Ньюмэнъ.
   На это мистеръ Лилливикъ замогильнымъ голосомъ произнесъ:
   -- Погодите, пусть меня выбрѣютъ, тогда увидите,-- и смолкъ, снова отдавшись въ руки брившаго его подмастерья.
   Все это было положительно необыкновенно. Такъ, по крайней мѣрѣ, показалось миссъ Морлинѣ, которая въ продолженіе этого разговора не могла удержаться, чтобы разъ двадцать не повернуться въ сторону собесѣдниковъ съ рискомъ, что ей отстригутъ ухо. Между тѣмъ мистеръ Лилливикъ не только не удостаивалъ племянницу своимъ вниманіемъ, но, какъ показалось Ньюмэну, даже избѣгалъ ея взглядовъ, дѣлая видъ, что онъ занятъ собственными размышленіями, всякій разъ, какъ они на него обращались. Ньюмэнъ немало дивился такой странной перемѣнѣ въ наружности и обращенія сборщика пошлинъ; но, поразмысливъ хорошенько, какъ настоящій философъ, пришелъ къ убѣжденію, что рано или поздно все объяснится, а слѣдовательно, пока онъ можетъ и обождать, и на основаніи такого рѣшенія пересталъ обращать вниманіе не только на странности почтеннаго дментльмэна, но и на него самого.
   Наконецъ стрижка и завивка молодой леди были окончены, и мистеръ Лилливикъ, который давно уже былъ готовъ, всталъ и вышелъ слѣдомъ за Ньюмэномъ и его спутницей. На улицѣ онъ взялъ Ньюмэна подъ руку и молча пошелъ съ нимъ въ ногу, а такъ какъ едва ли кто могъ поспорить съ Ньюмэномъ въ умѣньи молчать, то оба въ глубокомъ безмолвіи прошли всю дорогу почти вплоть до дома Мирлины, у дверей котораго мистеръ Лилливикъ, наконецъ, произнесъ:
   -- Очень ли поразила Кенвигзовъ эта новость, мистеръ Ногсъ?
   -- Какая новость?-- въ свою очередь спросилъ Ньюмэнъ.
   -- Новость о моемъ... о моей...
   -- Свадьбѣ?-- подсказалъ Ньюмэнъ.
   -- О, Господи, Боже мой,-- вздохнулъ въ отвѣтъ мистеръ Лилливикъ, и на этотъ разъ даже не попытался замаскировать своего вздоха.
   -- Мама такъ плакала, такъ плакала, какъ узнала,-- вмѣшалась въ разговоръ миссъ Морлина,-- хотя мы долго старались скрыть это отъ нея. А папа даже заболѣлъ отъ горя; впрочемъ, теперь ему лучше. Я тоже была больна, но теперь здорова.
   -- Не поцѣлуешь ли ты своего стараго дядю, если онъ тебя объ этомъ попросить, Морлина?-- сказали мистеръ Лилливикъ нерѣшительно.
   -- Отчего же, съ удовольствіемъ,-- отвѣтила миссъ Морлина со стремительностью, достойной супруговъ Кенвигзъ вмѣстѣ взятыхъ.-- Васъ я съ удовольствіемъ поцѣлую, дядюшка, но только не тетушку. Я даже и не считаю ее своей тетушкой и никогда не стану такъ ее называть.
   Не успѣла миссъ Морлина выговорить эти слова, какъ мистеръ Лилливикъ схватилъ ее въ объятія и крѣпко поцѣловалъ, а такъ какъ въ эту минуту они были уже у дверей квартиры мистера Кенвигза (которыя, какъ мы уже упоминали, вѣчно стояли настежь), то мистеръ Лилливикъ, съ дѣвочкой на рукахъ, поднялся прямо въ столовую, гдѣ благополучно спустилъ миссъ Морлину на полъ. Супруги Кенвигзъ въ это время сидѣли за ужиномъ. При видѣ своего вѣроломнаго родственника мистриссъ Кенвигзъ поблѣднѣла и лишилась чувствъ, а мистеръ Кенвигзъ всталъ и величественно выпрямился во весь ростъ.
   -- Кенвигзъ, дайте мнѣ руку,-- сказалъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Сэръ,-- отвѣчалъ величественно мистеръ Кенвигзъ,-- было время, когда я съ гордостью пожималъ руку человѣку, котораго въ настоящую минуту вижу передъ собой. Было время,-- продолжалъ мистеръ Кенвигзъ, воодушевляясь,-- когда посѣщеніе этого человѣка вызывало не только въ моей груди, но и въ сердцѣ всѣхъ членовъ моей семьи чувства столь же горячія, сколько искреннія и естественныя. Но теперь, признаюсь, я смотрю на этого человѣка съ волненіемъ, описать которое у меня не находится словъ, и спрашиваю себя, гдѣ его честь, гдѣ былая мощь, гдѣ, наконецъ, его человѣческое достоинство?
   -- Сусанна Кенвигзъ,-- смиренно обратился мистеръ Лилливикъ къ своей племянницѣ,-- неужели и ты не скажешь мнѣ ни одного добраго слова?
   -- Она ничего не можетъ сказать вамъ, сэръ!-- отвѣтилъ за жену мистеръ Кенвигзъ, ударивъ по столу кулакомъ.-- Кормленіе здоровенькаго младенца и причиненное ей вами огорченіе до того ее извели, что теперь четырехъ пинтъ пива въ день едва хватаетъ, чтобы поддержать ея силы.
   -- Очень радъ слышать, что мальчикъ здоровенькій,-- замѣтилъ бѣдный мистеръ Лилливикъ прежнимъ смиреннымъ дономъ.-- Очень радъ, могу васъ увѣрить.
   Эти слова затронули самую чувствительную струну въ сердцахъ супруговъ Кенвигзъ. Мистриссъ Кенвигзъ разрыдалась, а мистеръ Кенвигзъ растрогался.
   -- Въ то время, когда мы ждали этого ребенка,-- началъ мистеръ Кенвигзъ взволнованнымъ голосомъ,-- постоянно говорилъ себѣ, что если это будетъ мальчикъ, какъ я надѣялся (потому что его дядя Лилливикъ неоднократно выражалъ желаніе, чтобы у него былъ племянникъ, а не племянница), я говорилъ себѣ: что скажеть его дядя Лилливикъ? И какъ онъ пожелаетъ, чтобы мы его назвали: Петромъ ли, Александромъ, Помпеемъ, Діогеномъ или какъ-нибудь иначе? И вотъ теперь, когда я гляжу на дорогого невиннаго малютку, который только и способенъ, что срывать своими крохотными рученками чепчикъ со своей головы, да задирать кверху ножонки, когда я смотрю на него и вижу, какъ онъ лежитъ у материнской груди и агукаетъ, засовывая кулачекъ себѣ въ ротъ, пока у него на глазкахъ не выступятъ слезы,-- когда я гляжу на этого бѣднаго невиннаго малютку и думаю, что его дядя Лилливикъ, который могъ бы его нѣжно любить, отвернулся отъ него, я чувствую, какъ въ моей груди закипаетъ злоба, описать которую нѣтъ словъ, и мнѣ начинаетъ казаться, что даже этотъ невинный ангелъ взываетъ ко мнѣ о мщеніи.
   Трогательная картина, нарисованная мистеромъ Кенвигзомъ, окончательно доконала мистриссъ Кенвигзъ. Захлебываясь слезами, она пыталась было что-то сказать, но всякій разъ ее безсвязную рѣчь прерывалъ новый взрывъ рыданій.
   -- Ахъ, дядюшка,-- вымолвила она наконецъ,-- какъ все это ужасно! Подумать только, что вы отказались отъ меня, отъ моихъ дорогихъ малютокъ и отъ Кенвигза, ихъ отца, вы, вы, который насъ всегда любилъ, кто всегда быль къ намъ такъ добръ! Да осмѣлься мнѣ кто-нибудь сказать, что это случится, я никогда бы ему не повѣрила, я отвѣтила бы презрѣніемъ на его слова! И это сдѣлали вы, въ честь котораго мы у подножія алтаря назвали нашего крошку Лилливикомъ! О, Боже мой, какъ все это ужасно!
   -- Развѣ мы его любили не вполнѣ безкорыстно? Развѣ мы думали о его деньгахъ, о его наслѣдствѣ?-- воскликнулъ патетически мистеръ Кенвигзъ.
   -- Всякому, кто осмѣлится даже намекнутъ на что-либо подобное, я въ глаза скажу, что это низкая клевета! воскликнула мистриссъ Кенвигзъ.
   -- И я такъ же,-- присовокупилъ мистеръ Кенвигзъ,-- и я скажу это всѣмъ и всегда.
   -- Я была оскорблена въ нѣжнѣйшихъ своихъ чувствахъ,-- продолжала мистриссъ Кенвигзъ,-- мое сердце разрывалось отъ горя, меня покинули чуть-ли не въ минуту моихъ родовъ; мой невинный малютка страдалъ и плакалъ дни и ночи; Морлина чуть окончательно не зачахла отъ обиды, и все это я простила и прощаю, потому что на васъ, дядюшка, я не могу сердиться. Но только никогда не просите, чтобы я приняла ее, слышите ли? Никогда! Я не хочу, не хочу, не хочу! Я не въ силахъ, не въ силахъ видѣться съ ней.
   -- Сусанна, душа моя, ради Бога, подумай о ребенкѣ!-- воскликнулъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Да, да я буду думать о ребенкѣ! О моемъ малюткѣ! О моемъ собственномъ невинномъ малюткѣ, котораго я буду любить, посмотри ни на что! О моемъ бѣдномъ, покинутомъ, отвергнутомъ ангелѣ!
   Тутъ волненіе мистриссъ Кенвигзъ приняло такіе угрожающіе размѣры, что мистеръ Кенвигзъ былъ принужденъ немедленно дать ей внутрь пріемъ розмарина, смочить ей уксусомъ виски, разорвать шнуровку ея лифа и четыре тесемки у юбокъ и оторвать прочь нѣсколько пуговицъ.
   Лишь только мистрисгъ Кенвигзъ немножко оправилась, Ньюмэнъ, бывшій молчаливымъ свидѣтелемъ всей этой сцены, такъ какъ мистеръ Лилливикъ сдѣлалъ ему умоляющій жестъ, чтобъ онъ не уходилъ, а мистеръ Кенвигзъ кивнулъ ему головой, что въ равной мѣрѣ можно было принялъ какъ за поклонъ, такъ и за просьбу остаться, Ньюмэнъ, какъ человѣкъ, имѣвшій на нее извѣстное вліяніе, принялся ее уговаривать и упрашивать успокоиться.
   -- Я никогда не стану просить ни тебя и никого изъ твоей семьи,-- произнесъ мистеръ Лилливикъ дрожащимъ голосомъ, воспользовавшись этой диверсіей,-- принять у себя мою... нѣтъ надобности говорить кого именно; ты сама знаешь, о комъ я говорю. Кенвигзъ и ты, Сусанна, знайте, что вчера исполнилась ровно недѣля, какъ она убѣжала отъ меня съ капитаномъ запаса.
   Мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ онѣмѣли отъ изумленія.
   -- Да, убѣжала, постыдно убѣжала съ капитаномъ запаса,-- повторилъ мистеръ Лилливикъ тверже.-- Съ негоднымъ, красноносымъ пьянчугой, котораго я пускалъ къ себѣ въ домъ единственно изъ состраданія. Въ этой комнатѣ,-- продолжалъ торжественно мистеръ Лилливикъ,-- я впервые увидалъ Генріетту Петоукеръ и въ этой же комнатѣ я навѣки отъ нея отрекаюсь.
   Это признаніе разомъ измѣнило положеніе дѣлъ. Мистриссъ Кенвигзъ бросилась на шею своему дядюшкѣ, горько упрекай себя за свою давешнюю суровость и восклицая, что если она страдала, то сколько же долженъ былъ выстрадать бѣдный мистеръ Лилливикъ. Мистеръ Кенвигзъ горячо пожалъ ему руку и поклялся ему въ вѣчной дружбѣ. Миссъ Кенвигзъ ужасалась при одномъ воспоминаніи, какую гадину, змѣю, крокодила, она отогрѣла на своей груди, подразумѣвая подъ всѣми этими лестными эпитетами никого другого, какъ миссъ Генріетту Петоукеръ. Мистеръ Кенвигзъ добавилъ къ этому, что надо быть дѣйствительно въ конецъ испорченной женщиной, чтобы, имѣя такъ долго передъ глазами такой образецъ добродѣтели, какъ мистриссъ Кенвигзъ, остаться къ нему глухой и слѣпой. Мистриссъ Кенвигзъ напомнила мистеру Кенвигзу, что онъ давно не переваривалъ миссъ Петоукеръ и не разъ удивлялся ослѣплѣнію своей жены по отношенію къ такой негодяйкѣ. Мистеръ Кенвигзъ припомнилъ, что у него дѣйствительно были кое-какія подозрѣнія насчетъ этой дѣвицы, но положительно отрицалъ, чтобы онъ когда-либо удивлялся, почему мистриссъ Кенвигзъ не раздѣляетъ ихъ, ибо кто же не знаетъ, что мистриссъ Кенвигзъ -- сама невинность, доброта и правда, тогда какъ Генріетта всегда была лживою, фальшивою лицемѣркой. Тутъ мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ въ одинъ голось заянили, что все, что ни случается, всегда случается къ лучшему, и со слезами стали умолять дядюшку не предаваться безплодному горю, а лучше искать утѣшенія въ обществѣ горячо любящихъ его родственниковъ, объятія и сердца которыхъ теперь для него навѣки открыты.
   -- Изъ любви къ тебѣ, Сусанна, и къ вамъ, Кенвигзъ,-- сказалъ мистеръ Лилливикъ,-- а отнюдь не изъ ненависти къ ней, потому что она не стоитъ даже этого, я намѣренъ завтра же записать на имя вашихъ дѣтей тѣ деньги, которыя обѣщалъ оставить имъ въ наслѣдство, съ тѣмъ, чтобы доли умершихъ переходили къ оставшимся въ живыхъ въ день ихъ совершеннолѣтія или свадьбы. Это будетъ сдѣлано завтра же, и, надѣюсь, мистеръ Ногсъ не откажется подписаться въ качествѣ одною изъ свидѣтелей. Я обѣщаю это при немъ, и онъ увидитъ, какъ я держу свое слово.
   Сраженные такимъ благородномъ и великодушнымъ поступкомъ, мистеръ Кенвигзъ, мистриссъ Кенвигзъ и миссъ Морлина Кенвигзъ подняли такой плачъ, что перебудили всѣхъ дѣтей, спавшихъ въ сосѣдней дѣтской. Перепуганныя малютки подняли въ свою очередь такой неистовый крикъ, что мистриссъ Кенвигзъ, совершенно обезумѣвъ, бросилась къ нимъ и принялась попарно вытаскивать ихъ изъ постелей, какъ они были въ ночныхъ рубашонкахъ и чепчикахъ, и попарно же ставить у ногъ мистера Лилливика, чтобы они могли сами поблагодарить и вымолить благословеніе Божіе на его голову.
   -- А теперь,-- сказалъ мистеръ Лилливикъ, когда эта раздирательная сцена пришла къ концу и дѣти снова были водворены по кроватямъ;-- теперь дайте мнѣ чего-нибудь поужинать. Все это произошло за двадцать миль отсюда. Я только нынче утромъ пріѣхалъ въ Лондонъ и съ самаго утра бродилъ по улицамъ, не рѣшаясь придти къ вамъ и сообщить вамъ эту новость. Я ли еще не угождалъ ей! Я ли ея не ублажалъ! Я давалъ ей волю во всемъ, рѣшительно во всемъ, и вотъ какъ она меня отблагодарила! Да еще захватила съ собой дюжину чайныхъ ложечекъ и двадцать четыре фунта золотомъ. Я было сначала и не хватился... Ахъ, какое это горе, какое горе! Право, мнѣ кажется иной разъ, что я уже никогда не буду въ состояніи ходить по домамъ съ требованіемъ уплаты пошлинъ. О, милые мои, пожалуйста, прошу васъ, не будемъ больше говорить объ этомъ! А вѣдь ложечки-то навѣрное стоили. Впрочемъ, довольно объ этомъ, довольно!
   Безсвязно бормоча свои жалобы, сборщикъ пошлинъ позволилъ усадить себя въ кресло, послѣ чего уже не стоило особеннаго труда упросить его поужинать, и къ тому времени, когда онъ выкурилъ свою первую трубку и осушилъ съ полдюжины стакановъ горячаго грога, на который мистриссъ Кенвигзъ пожертвовала цѣлую крону въ честь возвращенія блуднаго сына въ нѣдра любящей его семьи, почтенный джентльменъ, хоть онъ все еще былъ очень грустенъ, имѣлъ уже видъ человѣка, вполнѣ покорившагося судьбѣ и даже скорѣе довольнаго, чѣмъ убитаго всѣмъ случившимся.
   -- Когда я смотрю на этого человѣка,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, обхвативъ одной рукой мистриссъ Кенвигзъ, а другой поддерживая во рту свою трубку (отъ которой онъ то и дѣло кашлялъ и морщился, потому что далеко не былъ заправскимъ курильщикомъ) и не спуская глазъ съ Мерлины, взгромоздившейся на колѣни къ дядюшкѣ Лилливику,-- когда я смотрю на этого человѣка, какъ онъ сидитъ въ кругу любящей его семьи, и вижу, что его чувства снова приняли свое естественное и законное направленіе, я начинаю убѣждаться въ его возвышенномъ и благородномъ характерѣ, который вполнѣ соотвѣтствуетъ его высокому положенію въ обществѣ, мнѣ начинаетъ казаться, что я слышу голоса осчастливленныхъ имъ малютокъ, нашептывающихъ мнѣ, что это такое событіе, на которое взираетъ съ радостью самъ Господь!
   

ГЛАВА LIII,
повѣствующая о дальнѣйшихъ успѣхахъ плана, задуманнаго мистеромъ Ральфомъ Никкльби и мистеромъ Артуромъ Грайдомъ.

   Вооружившись твердою рѣшимостью, которая въ трудныя минуты жизни рождается иногда въ душѣ даже слабохарактернаго человѣка, Николай поднялся чуть свѣтъ послѣ мучительной ночи, проведенной безъ сна, и сталъ готовиться къ послѣдней попыткѣ, на которой покоилась его единственная шаткая надежда спасти любимую дѣвушку.
   Хотя многіе и утверждаютъ, будто для людей пылкихъ и дѣятельныхъ по натурѣ утро -- лучшее время, время, когда ихъ энергія проявляется съ наибольшею силою, нельзя, однако, сказать, чтобы утренніе часы вообще способствовали оживленію надеждъ или подъему духа. Напротивъ, въ критическія, трудныя минуты только долгое, усиленное размышленіе объ окружающихъ насъ затрудненіяхъ способно хоть немного примирить насъ съ ними ними; вѣрнѣе, не столько ослабить наши опасенія, сколько привести насъ къ сравнительному спокойствію духа, иногда даже къ смутной, но твердой вѣрѣ въ какую-то невѣдомую и необъяснимую помощь. Но когда поутру, по прошествіи того туманнаго періода полузабытья, который отдѣляетъ насъ отъ вчерашняго дня, человѣкъ начинаетъ перебирать въ своемъ умѣ на свѣжую голову звено за звеномъ ту цѣпь размышленій, на которыхъ зиждется его надежда, энтузіазмъ уступаетъ мѣсто холодному разсудку, и сомнѣніе и уныніе овладѣваютъ имъ съ новой силой. Какъ передъ странникомъ, который смотритъ впередъ, на предстоящій ему путь, при свѣтѣ дня выростаютъ неприступныя горы и бездонныя пропасти, доселѣ заботливо сокрытыя отъ его взора благодѣтельною ночью, такъ и передъ путникомъ на тернистомъ пути человѣческой жизни съ каждымъ лучемъ восходящаго солнца встаютъ новыя преграды, которыя ему надо преодолѣть, новыя препятствія, съ которыми ему приходится бороться. Передъ нимъ развертываются все новые и новые, еще вчера невѣдомые ему горизонты, и ему начинаетъ казаться, что яркій солнечный свѣтъ, озаряющій всю природу, освѣщаетъ на его пути одни лишь препятствія, отдѣляющія его отъ могилы.
   Таково было настроеніе Николая, когда, въ волненіи и тревогѣ, весьма естественной въ его положеніи онъ тихонько, чтобы никого не разбудить, вышелъ изъ дому, чувствуя, что ему не пролежать дольше въ постели. Ему казалось, что каждая пропущенная минута уменьшаетъ шансы его на успѣхъ; онъ горѣлъ нетерпѣніемъ какъ можно скорѣе приступить къ выполненію задуманнаго имъ плана; но, зная, что въ такой ранній часъ ему все равно не добиться свиданія съ Мадленой, онъ пошелъ бродить по Лондону, чтобы хоть какъ-нибудь убить безконечное время.
   Все, что онъ видѣлъ, шагая по просыпающимся улицамъ и разсѣянно приглядываясь къ ежеминутно возраставшему дневному движенію и шуму, служило для него только новымъ поводомъ къ унынію и отчаянію. Еще вчера этотъ бракъ прелестной молодой дѣвушки со старикомъ, отъявленнымъ негодяемъ, казался ему настолько чудовищнымъ, что онъ отказывался вѣрить ему, и чѣмъ больше думалъ объ этомъ, тѣмъ сильнѣе укрѣплялась въ душѣ его увѣренность, что что-нибудь должно случиться и спасти несчастную отъ погибели. Но теперь въ головѣ его роились другого рода мысли. Онъ думалъ о томъ неизбѣжномъ порядкѣ вещей, который совершаетъ свой кругъ неизмѣнно, изо дня въ день; онъ думалъ о молодости и красотѣ, которыя каждый день погибаютъ, тогда какъ самая отталкивающая и презрѣнная старость продолжаетъ жить и по своему наслаждаться жизнью; онъ думалъ о томъ, что самая подлая алчность процвѣтаетъ на свѣтѣ, тогда какъ сотни честныхъ, благородныхъ людей гибнутъ отъ горя и нищеты; онъ думалъ о томъ, какъ мало людей живетъ въ богатыхъ палатахъ и какія массы народа ютятся въ жалкихъ трущобахъ, осужденныя вставать и ложиться, жить и умирать, отцы, матери, дѣти, изъ поколѣнія въ поколѣніе -- съ мыслью о томъ, что имъ негдѣ преклонить свои головы, прожить всю жизнь, не встрѣчая живой души, которая пришла бы имъ на помощь; онъ думалъ о той массѣ дѣтей и женщинъ, которыя въ этомъ огромномъ городѣ раздѣлены на классы, занумерованы и внесены въ полицейскіе списки, какъ какіе-нибудь аристократическіе предки древней, знатной фамиліи въ геральдическія книги, и которые, не изъ пристрастія къ богатству и роскоши, но только ради того, чтобы поддерживать свое жалкое существованіе, обречены съ самой колыбели на свое позорное ремесло; онъ думалъ о томъ, какъ жестоко караютъ люди невѣжество, и о томъ, что никому и въ голову не приходитъ его искоренить; онъ думалъ о томъ, что тюрьмы открыты и висѣлицы готовы къ услугамъ тысячи несчастныхъ, которымъ мачиха-судьба судила сложить на нихъ головы, тогда какъ при другихъ обстоятельствахъ изъ этихъ преступниковъ, можетъ быть, вышли бы хорошіе, честные люди; онъ думалъ о тѣхъ отверженныхъ, которые были мертвы душой и воскресить которыхъ не было уже ни малѣйшей надежды, и о тѣхъ, кого, казалось, оградило само Провидѣніе, чтобы они не могли сбиться съ пути, какъ бы они ни были испорчены и порочны отъ природы, и кто съ презрѣніемъ взиралъ на своихъ обездоленныхъ собратьевъ; думалъ о томъ, что отъ этихъ послѣднихъ трудно было и ожидать чего-нибудь другого и что, напротивъ, имъ надо было больше удивляться, если они дѣлали что-нибудь хорошее, чѣмъ тѣмъ гордецамъ, баловнямъ судьбы, когда они поступали дурно; онъ думалъ о той безднѣ несправедливости, неправды и зла, въ которой утопаетъ міръ, что не мѣшаетъ ему, однако, совершать изъ года въ годъ обычный круговоротъ своего бытія, причемъ никому не приходитъ въ голову поискать средствъ избавить его отъ этихъ бѣдствій. Раздумывая обо всемъ этомъ и выдѣляя изъ всей массы зла и горя тотъ единичный случай, которымъ были всецѣло заняты его мысли, Николай не видѣлъ причины, почему онъ долженъ быть исключеніемъ изъ общаго правила, не видѣлъ достаточнаго основанія, почему и ему съ своей стороны не внести лепты въ общую сумму человѣческихъ страданій?
   Но молодость неспособна подолгу останавливаться на темныхъ сторонахъ картины жизни, она всегда выискиваетъ въ нихъ свѣтлыя точки. Размышляя о томъ, что ему предстояло, и припоминая свои вчерашніе планы, Николай мало-по-малу ободрился, и когда насталъ наконецъ давно желанный часъ, всѣ его помыслы сосредоточились на томъ, какъ бы употребить его съ большей пользой. Наскоро позавтракавъ и покончивъ съ самыми спѣшными дѣлами въ конторѣ, онъ направился къ дому Мадлены и скоро былъ у цѣли своего пути.
   По дорогѣ ему пришло въ голову, что легко можетъ случиться, что его не примутъ, хотя раньше этого никогда не бывало. Онъ сталъ обдумывать различныя средства добиться свиданія съ Мадленой, но, подойдя къ дому, увидѣлъ, что дверь оставлена отпертой, вѣроятно, благодаря чьей-нибудь забывчивости. Воспользовавшись этой удачей, онъ, не долго думая, поднялся по лѣстницѣ и постучался въ дверь комнаты, гдѣ его обыкновенно принимали Изнутри послышался голосъ: "войдите!" и онъ вошелъ.
   Брэй съ дочерью были одни. Николай не видѣлъ Мадлены всего три недѣли, но происшедшая въ ней за этотъ короткій срокъ перемѣна краснорѣчиво свидѣтельствовала о томъ, что она должна была выстрадать. Не найдется ни словъ, ни сравненій, чтобы дать понятіе о той прозрачной блѣдности, которая покрывала повернувшееся къ нему прелестное личико, казавшееся еще блѣднѣе отъ окаймлявшихъ его черныхъ волосъ. Въ устремленныхъ на молодого человѣка темныхъ глазахъ не было и слѣдовъ слезъ, но было какое-то странное, несвойственное имъ выраженіе, хотя онъ все-таки сейчасъ же узналъ этотъ кроткій и печальный взглядъ. Въ правильныхъ прекрасныхъ чертахъ этого лица, которое въ эту минуту показалось Николаю прелестнѣе, чѣмъ когда бы то ни было, сквозило что-то трогательное и покорное, хватавшее за сердце сильнѣе самыхъ бурныхъ проявленій отчаяннаго горя. Оно не было, какъ прежде, спокойно и ясно, но до ужаса неподвижно: очевидно, бѣдная дѣвушка старалась скрыть свои страданія отъ отца подъ маской равнодушія.
   Отецъ сидѣлъ противъ дочери, но не смотрѣлъ ей въ лицо, а только бросалъ на нее исподтишка безпокойные, тревожные взгляды, въ то же время о чемъ-то оживленно болтая. Рисовальныхъ принадлежностей не было на ихъ всегдашнемъ мѣстѣ, какъ и вообще не было въ комнатѣ никакихъ слѣдовъ ея обычныхъ занятій. Маленькія вазочки, которыя Николай всегда видѣлъ наполненными цвѣтами, теперь стояли пустыя; только въ одной или двухъ еще торчали стебельки съ поблекшими листками. Птичка въ клѣткѣ, забытая своей хозяйкой, молчала подъ покрываломъ, наброшеннымъ на нее съ вечера и до сихъ поръ не снятымъ.
   Бываютъ минуту, когда человѣкъ, подъ вліяніемъ душевнаго страданія, становится особенно воспріимчивъ ко всѣмъ впечатлѣніямъ и съ одного взгляда замѣчаетъ больше, чѣмъ замѣтилъ бы въ другое время послѣ долгихъ и внимательныхъ наблюденій. Такъ было и съ Николаемъ: онъ замѣтилъ все, до послѣднихъ мелочей, хотя не успѣлъ и оглянуться, какъ мистеръ Брэй нетерпѣливо окликалъ его:
   -- Что вамъ угодно, сэръ? Говорите скорѣе, потому что мы съ дочерью заняты дѣломъ поважнѣй вашихъ заказовъ. Объясните же пожалуйста, зачѣмъ вы пришли.
   Николаю не трудно было замѣтить, что живость и нетерпѣніе, съ которыми были сказаны эти слова, напускныя, и что въ душѣ мистеръ Брэй даже радъ этому перерыву, который могъ хоть немного разсѣять его дочь и отвлечь ея мысли на другіе предметы. Внимательно взглянувъ на старика въ то время, когда тотъ говорилъ, Николай увидѣлъ, что онъ смущенъ, что онъ вспыхнулъ и старается избѣжать его взгляда.
   Намѣреніе мистера Брэя развлечь Мадлену, обративъ ея вниманіе на посѣтителя -- если только у него дѣйствительно было это намѣреніе -- увѣнчалось успѣхомъ. Дѣвушка встала, сдѣлала нѣсколько шаговъ къ Николаю и протянула руку, по всей вѣроятности, за письмомъ.
   -- Мадлена, душа моя, этого еще недоставало!-- воскликнулъ съ досадой больной.
   -- Вѣроятно, миссъ Брэй думаетъ, что я принесъ ей свой долгъ?-- спросилъ Николай съ особеннымъ выраженіемъ, стараясь овладѣть вниманіемъ молодой дѣвушки Но дѣло въ томъ, что моего патрона въ настоящее время нѣтъ въ Англіи, иначе онъ, конечно, самъ бы ей написалъ. Надѣюсь, однако, что миссъ Брэй не откажетъ удѣлить мнѣ нѣсколько минутъ... всего нѣсколько минутъ времени. Мнѣ необходимо переговорить съ нею.
   -- И это все, зачѣмъ вы пришли сюда, сэръ?-- сказалъ Брэй.-- Если такъ, вы могли бы и вовсе не приходить. Я и не зналъ, душа моя, что они остались тебѣ должны.
   -- Кажется... кажется, что-то осталось за ними, но очень немного,-- въ смущеніи отвѣтила дѣвушка.
   -- Ужъ не воображаете ли вы, сэръ,-- сказалъ Брэй, рѣзкимъ движеніемъ поворачиваясь къ Николаю вмѣстѣ со своимъ кресломъ и глядя на него въ упоръ,-- ужъ не воображаете ли вы, что безъ вашихъ грошей мы умерли бы съ голоду?
   -- Никогда ничего подобнаго и въ мысляхъ не было,-- отвѣтила Николай.
   -- А я вамъ говорю, что не только было, всегда было, но вы и теперь думаете то же, и вы сами прекрасно это знаете!-- раздражительно воскликнулъ больной.-- Вы, можетъ быть, полагали, что я не знаю, какъ раздулись отъ чванства эти торгаши-толстосумы при одной мысли о той удачѣ, которая выпала на ихъ долю? Еще бы! Это ли еще не удача -- имѣть возможность подать... подать руку помощи джентльмену!
   -- Но вѣдь я имѣлъ дѣло не съ джентльменомъ, а съ леди, насколько я знаю, замѣтилъ Николай какъ могъ почтительнѣе и мягче.
   -- Все равно, съ дочерью джентльмена,-- возразилъ нетерпѣливо старикъ,-- это ничуть не мѣняетъ дѣла. Но, можетъ быть, вы принесли заказы? Новые заказы для моей дочери?
   Николай прекрасно понялъ, къ чему клонится этотъ вопросъ и почему въ немъ слышалось торжество; но, вспомнивъ, что ему необходимо выдержать роль до конца, молча досталъ изъ кармана небольшой свертокъ съ узорами для вышивокъ, который нарочно съ собой захватилъ на всякій случай.
   -- Такъ! Это вашъ новый заказъ, сэрь?
   -- Да, сэръ, если вы непремѣнно настаиваете на этомъ словѣ;-- сказалъ Никоаай.
   -- Въ такомъ случаѣ можете сказать вашему хозяину,-- продолжалъ Брэй, отталкивая отъ себя свертокъ презрительнымъ жестомъ,-- что моя дочь не намѣрена больше заниматься такою работой, что она не нуждается ни въ его покровительствѣ, ни въ состраданіи, ни въ тѣхъ жалкихъ грошахъ, которые онъ ей платилъ за работу и безъ которыхъ мы обойдемся легче, чѣмъ онъ воображаетъ. Скажите ему, что ту бездѣлицу, которую онъ остался намъ долженъ, онъ можетъ дать первому нищему, который будетъ проходить мимо его лавки, или записать себѣ на приходъ въ первый же разъ, когда онъ будетъ сводить свои счеты. Словомъ, скажите ему, что онъ можетъ убираться къ чорту,-- слышите, сэръ, къ чорту! Такъ и передайте ему отъ меня.
   "Вотъ оно, понятіе о независимости у человѣка, продающаго свою дочь, несмотря на ея слезы!" -- подумалъ Николай, но на этотъ разъ сдержался и промолчалъ.
   Старикъ былъ слишкомъ поглощенъ своимъ торжествомъ, чтобы обратить вниманіе на выраженіе глубокаго презрѣнія, промелькнувшее во взглядѣ молодого человѣка, несмотря на всю его рѣшимость побороть свои чувства.
   -- И такъ, сэръ, наше знакомство копчено,-- сказалъ Брэй, помолчавъ.-- Вы можете идти, васъ никто не удерживаетъ, если... если только у насъ не имѣется другихъ приказовъ... приказовъ или заказовъ, что въ сущности выходитъ одно и то же.
   -- Нѣтъ, заказовъ у меня больше не имѣется, сэръ,-- сказалъ Николай,-- и вы должны отдать мнѣ справедливость, должны признать, что, изъ уваженія къ вашему возрасту и болѣзненному состоянію, въ моихъ сношеніяхъ съ вами я ни разу не употребилъ этого слова, которое, будучи само по себѣ вполнѣ безобидно, могло быть истолковано желаніемъ съ моей стороны показать свою власть и подчеркнуть вашу зависимость. Нѣтъ, сэръ, заказовъ у меня нѣтъ, но у меня есть опасеніе, которое я во что бы то ни стало намѣренъ вамъ высказать, какъ бы вы ни приняли мои слова,-- опасеніе за эту молодую леди, вашу дочь, которую вы хотите поставить въ гораздо худшее положеніе, чѣмъ необходимость поддерживать васъ своимъ трудомъ, какъ бы ни былъ тяжелъ этотъ трудъ и какъ бы худо онъ ни оплачивался. Вотъ мое опасеніе, сэръ; оно основано на вашемъ собственномъ поведеніи со мною. Можете спросить свою совѣсть, насколько оно справедливо.
   -- Ради Бога, сэръ, вспомните, что вы говорите съ больнымъ!-- воскликнула Мадлена въ испугѣ, бросаясь между отцомъ и Николаемъ.
   -- Съ больнымъ!-- крикнулъ Брэй, задыхаясь отъ бѣшенства.-- Я боленъ, слышите ли?-- боленъ!.. Какой-то негодяй приказчикъ позволяетъ себѣ меня оскорблять, чуть-что не хватаетъ меня за бороду, а она его умоляетъ меня пощадить, потому что я боленъ.
   Съ нимъ сдѣлался такой жестокій припадокъ, что нѣсколько минутъ Николай опасался за его жизнь. Убѣдившись, наконецъ, что ему становится лучше, молодой человѣкъ поспѣшилъ выйти, но прежде далъ понять дѣвушкѣ знаками, что у него есть къ ней неотложное дѣло и что онъ будетъ ждать ее у дверей. Отсюда онъ могъ слышать, какъ больной постепенно приходилъ въ себя, причемъ, однако, ни разу не упомянулъ о только-что разыгравшейся сценѣ, какъ будто онъ совершенно о ней позабылъ, и какъ, наконецъ, онъ попросилъ дочь оставить его одного.
   "Неужели и эта послѣдняя надежда обманетъ меня?-- думалъ Николай.-- Неужели мнѣ не удастся ее убѣдить отложить свадьбу хоть на недѣлю!"
   Дверь отворилась и вошла Мадлена. Повидимому, она была сильно взволнована.
   -- Вѣроятно, у васъ есть ко мнѣ порученіе, сэръ,-- обратилась она къ Николаю.-- Не можете ли вы зайти въ другой разъ, напримѣръ, послѣзавтра, если это васъ не затруднитъ?
   -- Послѣзавтра будетъ поздно, слишкомъ поздно для того, что я долженъ вамъ высказать,-- сказалъ Николай;-- къ тому же васъ здѣсь уже не будетъ. Умоляю васъ, миссъ, если не ради тѣхъ, кто меня къ вамъ прислалъ, то ради васъ самихъ, ради собственнаго вашего благополучія, выслушайте меня!
   Мадлена сдѣлала было движеніе, собираясь уйти, но Николай робко ее удержалъ.-- Ради Бога выслушайте меня,-- повторилъ онъ съ волненіемъ.-- Молю васъ объ этомъ не своимъ именемъ, но именемъ того, кто принимаетъ въ васъ такое живое участіе и кто не знаетъ, въ какой вы опасности!
   Стоящая тутъ же служанка, у которой глаза были красны отъ слезъ, была такъ тронута этой горячей мольбой, что отворила дверь въ сосѣднюю комнату и, легонько втолкнувъ въ нее почти ничего не сознававшую Мадлену, сдѣлала Николаю знакъ войти.
   -- Прошу васъ, сэръ, оставьте меня,-- сказала Мадлена.
   -- Нѣтъ, я не могу, я не въ силахъ такъ васъ оставить,-- съ жаромъ сказалъ Николай.-- Я долженъ, я обязанъ высказаться! Здѣсь ли или тамъ, откуда мы только что вышли, но я выскажусь, хотя бы съ рискомъ повредить здоровью мистера Брэя. Я долженъ умолять васъ одуматься! Неужели вы не видите, въ какую страшную пропасть васъ толкаютъ?
   -- Что вы хотите этимъ сказать? Какая пропасть, и кто меня толкаетъ?-- воскликнула Мадлена, старясь сдѣлать видъ, что она оскорблена словами Николая.
   -- Я говорю о вашей свадьбѣ, которая назначена на завтра,-- отвѣтилъ Николай,-- и которую устроилъ бездушный негодяй, никогда не отступавшій ни передъ какимъ зломъ; я говорю о вашей свадьбѣ, исторія которой мнѣ извѣстна, можетъ быть, лучше, чѣмъ вамъ. Я знаю, какою васъ опутали сѣтью. Знаю тѣхъ, кто задумалъ этотъ чудовищный планъ. Васъ обманываютъ, продаютъ, понимаете ли?-- продаютъ за деньги, каждый грошъ которыхъ залитъ слезами, быть можетъ, даже запятнанъ кровью несчастныхъ людей, съ отчаянія наложившихъ на себя руки.
   -- Теперь вы исполнили свой долгъ, сэръ,-- сказала Мадлена;-- надѣюсь, что и мнѣ съ Божьей помощью, удастся исполнить свой.
   -- Скажите лучше -- съ помощью ада!-- воскликнулъ Николай.-- Потому что какъ же иначе можно назвать этихъ людей, хотя одинъ изъ нихъ и долженъ стать вашимъ мужемъ, какъ не...
   -- Замолчите, сэръ!-- закричала дѣвушка, удерживая невольною дрожь, вызванную въ ней однимъ намекомъ на Артура Грайда.-- Я не должна васъ слушать. Я сама рѣшилась на этотъ шагъ. Слышите ли, сама! Я добровольно дала согласіе, слѣдовательно, тутъ не можетъ быть и рѣчи ни о насиліи, ни о какомъ бы то ни было принужденіи. Такъ вы и передайте отъ меня моимъ дорогимъ, добрымъ друзьямъ,-- добавила Мадлена,-- передайте вмѣстѣ съ моею признательностью, которою я отчасти обязана и вамъ. А теперь, прошу васъ, оставьте меня.
   -- Нѣтъ, я васъ не оставлю, пока не упрошу, не умолю, если это нужно, на колѣняхъ, отложить вашу свадьбу на недѣлю, всего только на недѣлю! Я не оставлю васъ, пока вы не дадите мнѣ слово серьезно подумать о вашемъ рѣшеніи, чего, можетъ быть, въ вашемъ положеніи вы не въ состояніи были до сихъ поръ сдѣлать. Можетъ быть, вамъ не вполнѣ извѣстно, какъ низокъ и подлъ тотъ человѣкъ, которому вы отдаете себя; но вы не можете не знать, что онъ негодяй. Вѣдь вы его видѣли, вы говорили съ нимъ. Подумайте, ради Бога подумайте, пока еще не поздно, о той торжественной клятвѣ, которую вы должны будете произнести передъ лицомъ Бога и противъ которой не можетъ не возмущаться вашъ разумъ, вся ваша природа! Подумайте о томъ униженіи, которое васъ ждетъ и которое будетъ возрастать съ каждымъ днемъ по мѣрѣ того, какъ вы будете все ближе и ближе узнавать этого человѣка. Бѣгите, бѣгите отъ него, какъ отъ чумы! Терпите нужду, работайте, если это нужно, но бѣгите отъ него, потому что, повѣрьте, я говорю не на вѣтеръ, это мое глубокое убѣжденіе. Самая горькая бѣдность, самая ужасная нищета, если у васъ чиста совѣсть, будетъ счастьемъ въ сравненіи съ тою участью, которая вамъ предстоитъ, если вы станете женою этого человѣка!
   Еще въ самомъ началѣ этой рѣчи Мадлена закрыла лицо руками и дала волю слезамъ; но, когда Николай замолчалъ, она заговорила, и ея голосъ, сначала дрожавшій и обрывавшійся отъ волненія, становился все тверже и тверже.
   -- Не стану скрывать отъ васъ, сэръ, хотя, можетъ быть, это моя обязанность, что я много передумала и перестрадала за это время. Вы правы, я не люблю этого господина. Слишкомъ ужь велика между нами разница во всемъ, и въ лѣтахъ, и во вкусахъ, и въ характерѣ, и въ привычкахъ. Онъ это знаетъ и все таки желаетъ получить мою руку. А дала ему согласіе потому, что это единственное средство спасти моего отца, который умираетъ и непремѣнно умретъ при теперешнихъ условіяхъ нашей жизни. Эта единственная возможность продлить его жизнь, можетъ быть, на долгіе годы вернуть ему тѣ удобства, болѣе того, роскошь, къ которой онъ привыкъ, и, наконецъ, единственная возможность избавить великодушнаго, благороднаго друга отъ тяжелой обязанности помогать человѣку, котораго, съ сожалѣніемъ должна въ этомъ признаться, онъ не можетъ любить. Но не думайте обо мнѣ слишкомъ дурно; не подумайте, что я способна на обманъ и притворство! Это было бы слишкомъ ужасно. Если я не могу любить человѣка, который согласенъ заплатить такою дорогою цѣною за честь назвать меня своей женой, повѣрьте, я не стану увѣрять его въ своей любви; но я сумѣю исполнить добровольно взятыя мною на себя обязанности, все то, чего онъ въ правѣ отъ меня ожидать, и, конечно, я ихъ исполню. Онъ беретъ меня такою, какая я есть. Я дала ему слово и должна радоваться, а не плакать; должна быть счастлива, слышите, счастлива! И такъ оно и есть. Ваше участіе къ бѣдной, одинокой дѣвушкѣ и та деликатность, съ какою вы исполнили возложенное на васъ порученіе, заслуживаютъ горячей благодарности, и я благодарю васъ отъ всего сердца. Вы видите, я тронута до слезъ. Но я не разскаяваюсь въ своемъ рѣшеніи, нѣтъ! Я счастлива при одной мысли, что моя цѣль достигнута, что мой милый отецъ не будетъ больше страдать, и я знаю, что буду еще счастливѣе, вспоминая объ этомъ со временемъ, когда все будетъ кончено.
   -- Хорошо счастье, при одномъ воспоминаніи о которомъ вы не можете удержаться отъ слезъ!-- воскликнулъ Николай.-- Развѣ я не вижу, что вы сами ужасаетесь передъ картиной вашей будущей жизни? Подумайте! Отложите свадьбу на недѣлю!
   -- Именно о ней-то говорилъ отецъ, когда вы вошли,-- сказала Мадлена.-- Она теперь совершенно овладѣла собой, и голосъ ея звучалъ твердою рѣшимостью.-- Онъ говорилъ о томъ, что завтра его ждетъ свобода, и если бы вы видѣли, какъ онъ былъ счастливъ! Я уже давно, давно не видѣла его такимъ. Одна мысль о той перемѣнѣ, которая ему предстоитъ, о чудномъ воздухѣ, которымъ онъ будетъ дышать, о новыхъ мѣстахъ и впечатлѣніяхъ, вдохнула, кажется, новую жизнь въ это бѣдное, изможденное тѣло. Нѣтъ, разъ это зависитъ отъ меня, я не стану медлить ни минуты. Чѣмъ скорѣе сбудутся его мечты, тѣмъ лучше.
   -- Но развѣ вы не видите, что все это хитрость и ложь, что онъ притворяется, чтобы поддержать вашу рѣшимость?-- воскликнулъ Николай.
   -- Замолчите, я не стану васъ слушать!-- съ живостью перебила его Мадлена.-- Можетъ быть, я и такъ уже слушала васъ слишкомъ долго. То, что я сказала вамъ, сэръ, я сказала не вамъ, а человѣку, присланному ко мнѣ моимъ дорогимъ, великодушнымъ другомъ, которому, я надѣюсь, вы и передадите мои слова. Со временемъ, когда я успокоюсь и свыкнусь съ моей новой жизнью я ему напишу. Но пусть онъ не ждетъ моего письма слишкомъ скоро. А пока передайте ему мою благодарность и скажите, что я всегда буду молиться за него.
   Съ этими словами она поспѣшно направилась къ двери, но Николай бросился къ ней и, преградивъ ей дорогу, сталъ снова умолять ее одуматься.
   -- Вѣдь тогда ужь не будетъ возврата!-- воскликнулъ онъ въ порывѣ отчаянія.-- Не будетъ исхода! Всякое сожалѣніе будетъ тщетно и только прибавитъ вамъ горя. Что мнѣ еще сказать, чтобы заставить васъ понять, что вы себѣ готовите? Что сдѣлать, чтобы спасти васъ?
   -- Вы ничего не можете сдѣлать,-- едва слышно пробормотала она.-- Эта необходимость отвѣчать вамъ -- послѣднее и самое тяжелое испытаніе, которое мнѣ предстояло преодолѣть. Сжальтесь же надо мной, не мучьте меня понапрасну. Слышите, онъ зоветъ меня. Я... я не должно, я не хочу больше здѣсь оставаться.
   -- Но если бы оказалось, что во всемъ этомъ кроется обманъ,-- продолжалъ Николай торопливо, потому что хотѣлъ сказать еще очень многое и боялся, что не успѣетъ,-- обманъ, въ суть котораго я еще не могъ проникнуть, но до котораго рано или поздно я доберусь; если бы вы (сами того не зная) были богаты, настолько богаты, что могли бы осуществить всѣ ваши мечты, неужели вы и тогда не отказались бы отъ своего?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Это невозможно, вы бредите! Я не могу медлить, иначе онъ умретъ. Вотъ онъ опять зоветъ меня!
   -- Можетъ быть, это послѣдняя наша встрѣча,-- сказалъ Николай.-- Богъ мнѣ свидѣтель, что для меня это было бы лучше.
   -- И для меня, и для меня также!-- отвѣтила Мадлена, почти не сознавая, что она говоритъ.-- Придетъ время, когда одно воспоминаніе о сегодняшнемъ днѣ будетъ способно свести меня съ ума... Смотрите же, передайте имъ, что я спокойна и счастлива. Примите и вы мою благодарность, и да благословитъ васъ Богъ!
   Она ушла. Шатаясь, какъ пьяный, Николай выбѣжалъ на улицу, преслѣдуемый, какъ кошмаромъ, воспоминаніемъ о только что происшедшей сценѣ. Прошелъ день, и вечеромъ, собравшись нѣсколько съ мыслями, онъ снова вышелъ изъ дому.
   Въ этотъ вечоръ, послѣдній въ холостой жизни Артура Грайда, этотъ почтенный джентльменъ пребывалъ въ самомъ пріятномъ и сообщительномъ настроеніи духа. Бутылочнаго цвѣта фрачная пара лежала передъ нимъ въ полномъ порядкѣ, старательно вычищенная и приготовленная на завтра. Пегъ Слайдерскью сдала свой дневной отчетъ въ восемнадцать пенсовъ (больше она никогда не получала на руки за одинъ разъ, и отчетъ сдавался обыкновенно не чаще двухъ разъ въ день). Всѣ приготовленія къ завтрашнему торжеству были окончены; но Грайдъ, вмѣсто того, чтобы предаваться мечтамъ о близкомъ счастьѣ, предпочелъ присѣсть къ своей конторкѣ и заняться просмотромъ итоговъ въ огромной истрепанной книгѣ съ заржавленными застежками.
   -- Чудесно!-- сказалъ онъ своимъ дребезжащимъ голосомъ, опускаясь на колѣни передъ тяжеловѣснымъ сундукомъ, плотно привинченнымъ къ полу, и, запустивъ въ него руку по самое плечо, извлекъ оттуда другую толстую и засаленную книгу.-- Чудесная штука и притомъ единственная въ своемъ родѣ: цѣлая библіотека въ одномъ томѣ! Зато съ этимъ томомъ не сравнится ничто, что было когда-либо написано человѣкомъ. Чудесная книга! Главное, все въ ней вѣрно и реально, а что можетъ быть лучше этого? Такъ же вѣрно, какъ въ Англійскомъ банкѣ, и такъ же реально, какъ золото и серебро. Сочиненіе Артура Грайда. Хе! Хе! Хе! Да развѣ можетъ сравниться съ Артуромъ Грайдомъ кто-нибудь изъ вашихъ писакъ? Не думаю! Книга, написанная для собственнаго употребленія, настольная книга автора. Хе! Хе! Хе!
   Пробормотавъ себѣ подъ носъ этотъ монологъ, Артуръ бережно положилъ драгоцѣнную книгу на покрытую пылью конторку, надѣлъ очки и принялся ее перелистывать.
   -- Охъ, какая огромная сумма достанется мистеру Никльби!-- жалобно простоналъ онъ.-- Сумма долга -- девятьсотъ семьдесятъ фунтовъ, четыре шиллинга, три пенса, плюсъ вознагражденіе за хлопоты въ размѣрѣ пятисотъ фунтовъ, итого завтра въ полдень къ уплатѣ: тысяча четыреста семьдесятъ пять фунтовъ, четыре шиллинга, три пенса. Хотя съ другой стороны нельзя, конечно, сказать, чтобы эти деньги были брошены на вѣтеръ, если принять въ разсчетъ приданое, которое мнѣ принесетъ моя будущая прелестная женка. Весь вопросъ въ томъ, не могъ ли бы я уладить все это и самъ? Храбрость, говорятъ, города беретъ. И чего я, дуракъ, струсилъ? Почему самъ не говорилъ съ Брэемъ? И были бы у меня теперь въ экономіи тысяча четыреста семьдесятъ пять фунтовъ, четыре шиллинга и три пенса...
   Эти размышленія до такой степени разстроили стараго Грайда, что онъ бъ отчаяніи воздѣлъ руки къ небу и съ горькимъ вздохомъ объявилъ, что ему придется умереть въ рабочемъ домѣ. Однако, всесторонне обсудивъ обстоятельства дѣла и сообразивъ, что во всякомъ случаѣ долгъ Ральфу пришлось бы уплатить сполна или почти сполна, причемъ неизвѣстно еще, удалось ли бы ему своими силами добиться столь блестящаго результата, почтенный старецъ немного успокоился и снова принялся за просмотръ итоговъ, но уже болѣе утѣшительнаго свойства. Онъ пробѣгалъ ихъ вполголоса, тихонько шевеля губами, и вскорѣ окончательно въ нихъ углубился. Это интересное занятіе было прервано появленіемъ Пегъ Слайдерскью.
   -- А, это ты, Пегъ,-- сказалъ Грайдъ, отрываясь отъ своей книги.-- Что скажешь? Тебѣ что-нибудь нужно?
   -- Принесла вамъ показать курицу,-- отвѣтила Пегъ, протягивая руку съ блюдомъ, на которомъ лежала крохотная, тощая птица, настоящій феноменъ куриной породы.
   -- Славная штучка!-- сказалъ Артуръ, освѣдомившись о цѣнѣ и найдя ее вполнѣ пропорціональною величинѣ птицы.-- Если еще къ этому прибавить ломтикъ ветчины, соусъ изъ яичка, картофель, зелень, яблочный пирогъ, да кусочекъ сыру,-- у насъ будетъ царскій обѣдъ, миссъ Пегъ. Обѣдъ-то вѣдь всего на двоихъ: кромѣ насъ съ нею никого не будетъ; тебя я не считаю, Пегъ, потому что, само собой разумѣется, ты возьмешь себѣ, что останется.
   -- Смотрите только, чтобы потомъ не было брани за лишніе расходы,-- проворчала сердито миссъ Слайдерскью.
   -- Боюсь, что первую недѣлю расходы будутъ очень большіе,-- замѣтилъ со вздохомъ Артуръ. Ну, да мы это потомъ наверстаемъ. Я и вообще-то не отличаюсь особеннымъ аппетитомъ и убѣжденъ, что и ты, Пегъ, слишкомъ привязана, къ своему старому хозяину, чтобы вводить его въ излишніе расходы; неправда ли, Пегъ?
   -- Слишкомъ -- что?-- спросила Пегъ.
   -- Слишкомъ привязана къ своему старому хозяину, я говорю.
   -- Какой ужъ тутъ лишекъ! Хватило бы на обѣдъ,-- замѣтила Пегъ.
   -- О, Господи, вотъ глухая тетеря!-- воскликнулъ Артуръ.-- Я говорю: ты слишкомъ привязана ко мнѣ, чтобы вводить меня въ лишніе расходы!
   -- Лишніе! Еще чего придумаете! Говорятъ вамъ, я не знаю, какъ тутъ получше и обернуться то съ вашимъ обѣдомъ.
   -- Вотъ мученье! И вѣчно-то она не дослышитъ самаго главнаго!-- простоналъ ростовщикъ.-- Я говорю о расходахъ,-- о лишнихъ расходахъ, старая вѣдьма!
   Но такъ какъ послѣдній комплиментъ онъ пробормоталъ себѣ подъ носъ, то почтенная миссъ Слайдерскью ограничила свой отвѣтъ горькимъ вздохомъ, который былъ прерванъ колокольчикомъ, прозвенѣвшимъ у наружной двери.
   -- Звонятъ!-- сказалъ Грайдъ.
   -- Слышу, слышу; слава Богу, еще не оглохла!-- отвѣтила Пегъ.
   -- Такъ чего же ты не идешь?-- заоралъ Грайдъ во все горло.
   -- А куда мнѣ идти?-- Чѣмъ я вамъ помѣшала?-- обиженно отрѣзала Пегъ.
   Тогда Артуръ Грайдъ заоралъ еще громче: "звонятъ"! и для вящшей вразумительности прибѣгнулъ къ весьма выразительной пантомимѣ, долженствовавшей изобразить человѣка, который звонитъ у дверей. Только послѣ этого Пегъ, сердито пробормотавъ что-то такое о томъ, что лучше было бы съ этого и начать, чѣмъ битый часъ держать ее зря, когда на кухнѣ ее давно ждетъ полъ-пинты пива, поспѣшно заковыляла къ дверямъ.
   -- Тутъ что-то не такъ, миссъ Пегъ,-- пробормоталъ Артуръ вслѣдъ старухѣ.-- Я еще не знаю, въ чемъ дѣло, но вижу, что долго мы съ вами не уживемся. Съ нѣкоторыхъ поръ, какъ я замѣчаю, вы стали что-то слишкомъ дерзки, мэмъ. Если такъ будетъ продолжаться и дальше, миссъ Пегъ, намъ съ вами придется разстаться или, по-просту говоря, я васъ выгоню въ шею, что въ сущности одно и то же.
   Съ этими словами мистеръ Грайдъ перевернулъ страницу, которая, очевидно, оказалась весьма интересной, такъ какъ вскорѣ онъ до того углубился въ свою книгу, что позабылъ не только о Пегъ Слайдерскью, но и обо всемъ на свѣтѣ.
   Комната, въ которой сидѣлъ Артуръ Грайдъ, освѣщалась единственной тусклой, законченой лампой, прикрытой темнымъ абажуромъ и потому отбрасывавшей лишь небольшой кружокъ свѣта на конторку, а все остальное пространство оставлявшей въ тѣни. Лампу эту старый ростовщикъ придвинулъ къ себѣ такъ близко, что между нею и его лицомъ оставалось только мѣсто, чтобы просунуть книгу, и въ ту минуту, когда онъ сидѣлъ такимъ образомъ, упираясь обоими локтями на столъ и подперевъ ввалившіяся щеки руками, его безобразная физіономія какъ-то особенно рѣзко выдѣлялась изъ окружающаго мрака. Наконецъ онъ поднялъ глаза и, разсѣянно взглянувъ передъ собою въ пространство, чтобы сдѣлать въ умѣ какое-то вычисленіе, встрѣтился съ чыімъ-то, устремленнымъ на него, пристальнымъ взглядомъ.
   -- Воры! воры!-- пронзительно взвизгнулъ старикъ, вскакивая и прижимая къ груди свою драгоцѣнную книгу.-- Разбойники! Рѣжутъ!
   -- Что съ вами? Опомнитесь!-- сказалъ незнакомецъ, дѣлая шагъ въ его сторону.
   -- Караулъ!-- визжалъ несчастный, дрожа всѣмъ тѣломъ,-- Кто вы такой? Человѣкъ,-- или... или...
   -- За кого же вы меня принимаете, если не за человѣка?-- послѣдовалъ вопросъ.
   -- Да, да,-- пробормоталъ Грайдъ, прикрывая рукою глаза и взглядываясь въ темноту.-- Конечно, вы человѣкъ, теперь я это вижу. Воры! Грабятъ! Рѣжутъ!
   -- Что вы кричите? Перестаньте,-- сказалъ незнакомецъ, приближаясь.-- Развѣ вы не видите, что я не воръ?
   -- Кто же вы? Что вамъ отъ меня надо?-- пролепеталъ Грайдъ, нѣсколько успокоившись, но все еще отступая назадъ.-- Какъ ваше имя? Какъ вы здѣсь очутились?
   -- Вамъ нѣтъ надобности знать, кто я и какъ мое имя,-- былъ отвѣтъ.-- Очутился я здѣсь потому, что меня провела сюда ваша служанка. Я раза три окликалъ васъ, но вы такъ углубились въ свое занятіе, что я принужденъ былъ ждать, пока вы сами замѣтите меня. Что мнѣ надо,-- вы узнаете, когда оправитесь настолько, что будете въ состояніи понять то, что я вамъ намѣренъ сказать.
   Между тѣмъ мистеръ Грайдъ, отважившись попристальнѣе вглядѣться въ своего посѣтителя и убѣдившись, что передъ нимъ былъ еще очень молодой человѣкъ весьма привѣтливой наружности, почти совсѣмъ успокоился. Онъ сѣлъ на прежнее мѣсто и, безсвязно пробормотавъ въ извиненіе что-то такое насчетъ воровъ и нападеній, отъ которыхъ ему уже не разъ приходилось защищать свой домъ, что и было причиной его теперешней нервности, попросилъ посѣтителя присѣсть. Но тотъ отказался, что опять замѣтно взволновало хозяина.
   -- Господи, Боже мой, да чего же вы, наконецъ, такъ пугаетесь? Ужъ не воображаете ли вы, что я не сажусь, чтобы мнѣ было удобнѣе на васъ напасть?-- сказалъ Николай (это былъ онъ), замѣтивъ испуганный жестъ Грайда.-- Выслушайте меня. Вы женитесь, и на завтра назначена ваша свадьба, не такъ ли?
   -- Н-н-нѣтъ,-- прошепталъ Грайдъ.-- Кто вамъ сказалъ? Откуда вы узнали?
   -- Это для васъ безразлично; довольно съ васъ того, что и это знаю,-- отвѣтилъ Николай.-- Дѣвушка, которая дала вамъ слово быть вашей женой, васъ ненавидитъ и презираетъ. Одно ваше имя приводитъ ее въ трепетъ. Волкъ и ягненокъ, ястребъ и голубка были бы лучшею парою, чѣмъ вы съ ней. Теперь вы убѣдились, что я все знаю?
   Пораженный изумленіемъ, Грайдъ только смотрѣлъ на него, не будучи въ состояніи вымолвить слова.
   Николай помолчалъ, но видя, что Артуръ не собирается отвѣчать, продолжалъ:
   -- Вы женитесь на ней обманомъ. Я не хочу лгать: я еще не вполнѣ проникъ въ этотъ обманъ, но я навѣрное знаю, что у васъ есть сообщникъ, Ральфъ Никкльби, и что онъ заинтересованъ въ этомъ дѣлѣ, получитъ деньги. Если только человѣческая энергія не пустой звукъ, я разоблачу ваши козни и разоблачу ихъ прежде, чѣмъ вы умрете. Если деньги, ненависть и жажда мести могутъ тутъ что-нибудь сдѣлать, я выслѣжу васъ шагъ за нагомъ, и рано или поздно вы за это мнѣ жестоко поплатитесь. Мы уже напали на слѣдъ. Скоро ли вся ваша подлость всплыветъ наружу, вамъ лучше судить, потому что вамъ извѣстно то, чего мы до сихъ поръ еще не узнали.
   Николай снова пріостановился; но Артуръ молчалъ попрежнему, не спуская съ него злобнаго взгляда.
   -- Если бы вы были человѣкомъ, въ которомъ я могъ бы надѣяться пробудить чувство человѣколюбія и состраданія,-- продолжалъ Николай,-- я напомнилъ бы вамъ, какъ эта дѣвушка молода и прекрасна, какъ она одинока, безпомощна и невинна, какь самоотверженна по отношенію къ отцу; я напомнилъ бы вамъ, наконецъ, самое главное, то есть то, что считалъ бы для себя главнымъ всякій порядочный человѣкъ, а именно: ея собственное признаніе, что она насъ не любитъ. Но съ такимъ негодяемъ, какъ вы, это все равно ни къ чему бы не послужило; поэтому я становлюсь на ту почву, которая одна-только и можетъ имѣть значеніе въ вашихъ глазахъ, и спрашиваю, сколько чы возьмете отступного? Вспомните опасность, которая вамъ грозитъ. Теперь вы знаете, что въ моихъ рукахъ дѣйствительно есть кое-какія нити и что, слѣдовательно, съ Божьей помощью я въ концѣ концовъ могу васъ вывести на свѣжую воду. Взвѣсьте ожидающія васъ выгоды и тотъ рискъ, которому вы подвергаетесь, и назначьте мнѣ вашу цѣну.
   Губы стараго Артура зашевелились, но беззвучно, и, наконецъ, сложились въ гнусную улыбку.
   -- Можетъ быть, вы думаете, что васъ обманутъ, что вамъ не заплатятъ?-- продолжалъ Николай.-- Такъ знайте, что у миссъ Брэй есть богатые друзья, готовые, отдать за нее свою жизнь, не только деньги. Назначьте цѣну только за то, чтобы отложить эту свадьбу, и вы убѣдитесь, что получите обѣщанное полностью. Поняли вы меня?
   Въ началѣ этой рѣчи у Грайда мелькнуло было подозрѣніе, что его выдалъ Ральфъ; но по мѣрѣ того, какъ Николай говорилъ, онъ все больше и больше убѣждался, что откуда бы ни добылъ этотъ юноша свои свѣдѣнія, они не имѣли никакого отношенія къ Ральфу, такъ какъ было очевидно, что онъ дѣйствуетъ по собственной иниціативѣ. А что свѣдѣнія эти были не особенно обширны, Грайдъ ни на минуту не сомнѣвался. Единственный фактъ, доподлинно извѣстный незнакомцу, было его, Грайда, обязательство выплатить Ральфу долгъ за своего будущаго тестя, а въ этомъ свѣдѣніи не заключалось ничего удивительнаго для тѣхъ, кто зналъ обстоятельства Брэя; слѣдовательно, тутъ нечего было и скрывать, и даже самъ Ральфъ признался въ этомъ Брэю. Что же касается мошеннической продѣлки съ наслѣдствомъ Мадлены, то незнакомецъ зналъ о ней такъ мало, что съ его стороны могла быть просто случайная догадка не больше. Ко всякомъ случаѣ было очевидно, что ключа къ разгадкѣ тайны у него нѣтъ; слѣдовательно угроза его была пустымъ звукомъ, и Грайду нечего было бояться ея, пока онъ самъ не выдастъ своей тайны. Намека же незнакомца на богатыхъ друзей онъ и подавно не испугался, а на предложеніе отступного за отсрочку свадьбы не обратилъ никакого вниманія, въ полной увѣренности, что это не больше, какъ уловка, съ цѣлью оттянуть время. "Да если бы даже онъ дѣйствительно могъ мнѣ дать отступного,-- промелькнуло въ головѣ Грайда въ то время, когда, пораженный смѣлостью Николая, онъ смотрѣлъ на него, дрожа отъ злобы,-- я не взялъ бы ни гроша ради удовольствія оставить съ носомъ этого молокососа!"
   Постоянное общеніе и разговоры съ многочисленными кліентами такъ же сильно развили въ Грайдѣ привычку наблюдать за малѣйшими измѣненіями въ лицѣ собесѣдника, за каждымъ его словомъ, не давая ему въ то же время этого замѣтить, какъ способность къ быстрымъ, изумительно сложнымъ и вѣрнымъ умозаключеніямъ, которыя онъ выводилъ иногда изъ самыхъ незначительныхъ съ виду обстоятельствъ, часто изъ самыхъ противорѣчивыхъ посылокъ. Такъ было и теперь: онъ внимательно слѣдилъ за тѣмъ, что говорилъ Николай, и въ то же время взвѣшивая въ умѣ каждое его слово. Такъ что, когда молодой человѣкъ замолчалъ, коварный старикъ быль совершенно готовъ къ отпору, какъ будто размышлялъ объ этомъ вопросѣ, по крайней мѣрѣ, недѣлю.
   -- Понялъ ли я васъ? Какъ не понять!-- взвизгнулъ онъ, вскакивая, и, въ одинъ мигъ отдернувъ штору и распахнувъ окно, высунулся въ него съ крикомъ:-- Воры! Воры! Караулъ! Грабятъ!
   -- Что вы дѣлаете?-- воскликнулъ Николай, хватая его за руки.
   -- Какъ видите, зову на помощь! Всполошу всѣхъ сосѣдей, буду съ вами драться, бороться; расцарапаю вамъ въ кровь все лицо и покажу подъ присягой, что вы забрались ко мнѣ съ цѣлью ограбить меня, если вы сейчасъ же не уберетесь отсюда,-- отвѣтилъ Грайдъ, оборачиваясь къ своему собесѣднику съ злобной улыбкой.-- Клянусь вамъ, что я это сдѣлаю!
   -- Негодяй!-- крикнулъ Николай.
   -- А такъ вотъ вы какъ! Вы еще вздумали мнѣ угрожать!-- продолжалъ Грайдъ, котораго увѣренность въ своемъ торжествѣ и ревность превратили въ настоящаго дьявола.-- Такъ вы несчастный, отверженный любовникъ? Что жъ, злитесь себѣ на здоровье. Хе, хе, хе! Все равно, вамъ не видать ея, какъ своихъ ушей. Завтра же она будетъ моей женой, прелестною маленькой женкой. Или вы думаете, что она станетъ по васъ изнывать, выплачетъ но васъ свои ясные глазки? Впрочемъ, мнѣ все равно; пусть поплачетъ: слезы удивительно къ ней идутъ; право, когда она плачетъ, она мнѣ нравится еще больше.
   -- Негодяй!-- съ бѣшенствомъ повторилъ Николай.
   -- Уберетесь вы или нѣтъ? Еще минута, и я переполошу всю улицу, подниму такой крикъ, который могъ бы разбудить даже меня, когда я буду покоиться въ объятіяхъ прелестной Мадлены.
   -- Собака!-- проскрежеталъ Николай.-- Будь вы хоть немного моложе...
   -- Еще бы, будь я моложе, вамъ, конечно, не было бы такъ обидно,-- захихикалъ Грайдъ.-- Въ токъ-то и дѣло, что, несмотря на мою старость и безобразіе, Мадлена все таки будетъ моей, а не вашей.
   -- Выслушайте меня,-- сказалъ Николай,-- и благодарите вашего Бога, что я еще владѣю собой, что я не схватилъ васъ за шиворотъ и не вышвырнулъ на улицу, потому что это было бы вовсе не трудно. И не только никогда не былъ женихомъ этой дѣвушки, но между нами никогда не было сказано ни одного слова о любви; она едва ли даже знаетъ мое имя.
   -- Разспрошу, непремѣнно обо всемъ ее разспрошу. Пусть-ка разскажетъ, а я за это ее поцѣлую,-- сказалъ Грайдъ.-- Я увѣренъ, что она сознается мнѣ во всемъ и въ свою очередь меня поцѣлуетъ, прося прощенья за свой невинный прошлый романъ. И какъ же мы съ ней посмѣемся! Да и будетъ надъ чѣмъ! Бѣдняжка, какъ вѣдь подумаешь, былъ влюбленъ! И остался съ носомъ, потому что она дала слово другому.
   При этомъ оскорбительномъ вызовѣ лицо Николая приняло такое выраженіе, что Артуръ Грайдъ не на шутку перетрусилъ, какъ бы этому дикарю не пришло въ голову исполнить свою угрозу и выбросить его на улицу. Уцѣпившись за подоконникъ и высунувшись чуть не по поясъ въ окно, онъ завизжалъ на весь кварталъ "Караулъ!"
   Не считая нужнымъ дожидаться, къ чему приведетъ этотъ гвалтъ, Николай бросилъ на старикашку презрительный взглядъ и вышелъ изъ комнаты, а потомъ изъ дому. Убѣдившись, что незнакомецъ перешелъ на противоположною сторону улицы, Грайдъ моментально захлопнулъ окно, спустилъ штору и сѣлъ, чтобы перевести духъ.
   -- Если она когда-нибудь заупрямится или закапризничаетъ у меня теперь есть въ рукахъ прекрасное средство ее обуздать,-- сказалъ онъ себѣ, окончательно успокоившись.-- Она и не подозрѣваетъ, что я что-нибудь знаю о ней. Да, если за это умѣючи взяться, она у меня будетъ вотъ гдѣ,-- добавилъ онъ, прищелкивая по ногтю большого пальца выразительнымъ жестомъ.-- Хорошо, что никто не явился на мой крикъ; впрочемъ, кажется, я кричалъ не особенно громко... Нѣтъ, чортъ возьми, но какова дерзость! Ворваться въ домъ и напасть на человѣка чуть-что не съ можемъ! За то завтра, вотъ когда онъ будетъ кусать себѣ пальцы! Еще утопится, чего добраго, или перерѣжетъ себѣ глотку! Что жь, тутъ не было бы ничего живительнаго. Кажется, только одного этого недостаетъ для полноты моего счастія.
   Окончательно успокоивъ себя этимъ и тому подобными размышленіями насчетъ своего близкаго торжества, Артуръ Грайдъ захлопнулъ книгу и спряталъ ее въ сундукъ, а сундукъ снова съ величайшею тщательностью заперъ на ключъ, послѣ чего спустился въ кухню, чтобы отпустить на ночь Пегъ Слайдерскью и кстати выбранить ее за то, что она такъ неосторожно впускаетъ въ домъ перваго встрѣчнаго.
   Но такъ какъ ничего не подозрѣвавшая Пегъ никакъ не могла взять въ толкъ, чѣмъ собственно она провинилась, то Грайдъ велѣлъ ей взять свѣчу и свѣтить, пока онъ будетъ совершать свой ежедневный обходъ дома на ночь.
   -- Одинъ болтъ вверху,-- бормоталъ онъ, тщательно задвигая засовъ,-- другой внизу; цѣпь есть; задвижка, повернуть ключъ два раза... Теперь остается только положить его подъ подушку. Пусть-ка попробуетъ явиться теперь какой-нибудь нѣжный вздыхатель! Ему придется пожаловать ко мнѣ развѣ что сквозь замочную скважину. Ну, а теперь спать. Въ пять часовъ надо быть на ногахъ, Пегъ, потому что на завтра назначена моя свадьба!
   Съ этими словами старикашка игриво ущипнулъ миссъ Слайдерскью за подбородокъ и съ минуту былъ, повидимому, въ нерѣшимости, не отпраздновать ли ему послѣдній день своей свободной, холостой жизни поцѣлуемъ, который онъ, казалось, намѣревался напечатлѣть на увядшихъ устахъ миссъ Пегъ. Но, очевидно, одумавшись, онъ ограничился тѣмъ, что вторично ее ущипнулъ, на этотъ разъ за щеку, и, покончивъ съ соблазномъ такимъ сравнительно невиннымъ способомъ, направился въ свою спальню.
   

ГЛАВА LIV.
Исходъ заговора и его результаты.

   Наврядъ ли на свѣтѣ найдется много людей, которые были бы способны заспаться или вообще долго нѣжиться въ постели въ день своей свадьбы. Слыхалъ я, правда, легенду объ одномъ разсѣянномъ чудакѣ, который, проснувшись въ день своей свадьбы съ прелестною молодой дѣвушкою и позабывъ, какой это день, напустился будто бы на слугу, зачѣмъ тотъ приготовилъ ему его парадное платье. Существуетъ также и другое сказаніе о молодомъ джентльменѣ, влюбившимся въ свою родную бабушку, что, конечно, легло случиться только благодаря неполнотѣ и неточности нашихъ церковныхъ законовъ, не предусмотрѣвшихъ кары противъ столь противоестественнаго поступка. Но такъ какъ оба эти случая въ одинаковой мѣрѣ оригинальны и необычайны, я не думаю, чтобы они составляли общее правило и могли послужить достойнымъ подражанія примѣромъ для послѣдующихъ поколѣній.
   Артуръ Грайдъ облачился въ свой свадебный бутылочнаго цвѣта костюмъ, по крайней мѣрѣ, за часъ до того времени, когда мистриссъ Слайдерскью, стряхнувъ съ себя послѣдніе слѣды крѣпкаго сна, постучалась въ дверь его спальни. Онъ былъ давно уже внизу въ полномъ парадѣ и даже успѣлъ приложиться къ завѣтной бутылкѣ, прежде чѣмъ этотъ драгоцѣнный обломокъ древности осчастливилъ, наконецъ, своимъ присутствіемъ кухню.
   -- Вишь ты,-- сказала Пегъ, приступая къ исполненію своихъ домашнихъ обязанностей и сгребая огромную кучу золы съ заржавленной рѣшетки камина.-- И впрямь вѣдь женится! Смотри, что надумалъ! Захотѣлось кого-нибудь почище старой Пегъ: она, вишь, не умѣетъ заботиться о немъ. А сколько разъ, бывало, твердилъ, когда я голодала, холодала и ворчала на него за свое нищенское жалованье, сколько разъ онъ твердилъ: "Помни, Пегъ, помни одно: я холостякъ, безъ друзей и родни!" Безсовѣстный лгунъ! Надумалъ навязать мнѣ дѣвчонку, у которой молоко на губахъ не обсохло! Ужь если ему, дураку, приспичило жениться, взялъ бы женщину своихъ лѣтъ, которая знала бы его привычки. Онъ говорить, что молодая жена мнѣ не по вкусу. Посмотримъ, посмотримъ, голубчикъ, придется ли она еще по вкусу тебѣ самому. Это мы еще поглядимъ."
   Въ то время, какъ мистриссъ Слайдерскью, оскорбленная въ своемъ самолюбіи и надеждахъ, не стѣсняясь, выражала вслухъ свои чувства, Артуръ Грайдъ раздумывалъ, сидя въ гостиной, обо всемъ, что случилось вчера.
   "Просто ума не приложу, какъ онъ могъ все это пронюхать,-- думалъ Артуръ.-- Ужъ не проговорился ли я самъ ненарокомъ? Можетъ быть, сказалъ что-нибудь Брэю, а кто-нибудь и подслушалъ? Это очень возможно. Недаромъ мистеръ Никкльби всегда на меня сердится за мою глупую привычку начинать говорить, прежде чѣмъ я успѣю запереть за собой дверь. Но, конечно, этого-то я ему не скажу, не то онъ станетъ меня пилить и испортитъ мнѣ весь день".
   Вообще Ральфъ Никкльби пользовался въ своей средѣ репутаціей генія; на Артура же Грайда его суровый, мрачный характеръ и необыкновенная ловкость во всякаго рода дѣлахъ производили такое подавляющее впечатлѣніе, что онъ положительно трепеталъ передъ нимъ. Подлецъ въ душѣ и человѣкъ низкопоклонный отъ природы, Артуръ Грайдъ склонялся во прахъ передъ Ральфомъ Никкльби, и даже въ тѣхъ случаяхъ, когда интересы ихъ расходились, не только не смѣлъ ему возражать, но могъ лишь предъ нимъ пресмыкаться и говорилъ съ нимъ самымъ подобострастнымъ тономъ.
   Къ нему-то и направился теперь мистеръ Грайдъ, чтобы повѣдать со всѣми подробностями, какъ наканунѣ вечеромъ въ его квартиру ворвался какой-то молодой повѣса, котораго онъ въ первый разъ видѣлъ, и какъ этотъ франтъ пытался угрозами отели нить его отъ предполагаемой женитьбы. Однимъ словомъ, мистеръ Грайдъ разсказалъ Ральфу все, кромѣ того, что рѣшился отъ него утаить.
   -- Ну-съ, что же дальше?-- спросилъ Ральфъ, выслушавъ его.
   -- Только и всего!-- отвѣчалъ Грайдъ.
   -- Вы говорите, онъ старался васъ напугать,-- сказалъ Ральфъ,-- и вы, конечно, перепугались, не такъ ли?
   -- Нисколько; напротивъ, я самъ его напугалъ: я хотѣлъ уже полицію звать. Я былъ такъ взбѣшенъ, что совсѣмъ уже было рѣшился потребовать, чтобы его арестовали но обвиненію въ покушеніи на мое достояніе и на мою жизнь.
   -- Ого!-- сказалъ Ральфъ, бросивъ на своего собесѣдника презрительный взглядъ.-- Видно и въ насъ заговорила ревность!
   -- Полноте, какая же ревность!-- воскликнулъ Артуръ съ натянутымъ смѣхомъ, потирая въ смущеніи руки.
   -- Зачѣмъ же отнѣкиваться, дружище?-- замѣтилъ Ральфъ съ усмѣшкой.-- Вы ревнуете и, по всей вѣроятности, имѣете на это основательныя причины.
   -- Ничуть, могу васъ увѣрить. Какія же у меня могутъ быть причины ревновать!-- воскликнулъ Артуръ въ сильнѣйшемъ волненіи.-- Или вы думаете, что онѣ могутъ быть? Но въ такомъ случаѣ, какія же? Скажите, какія?
   -- Вотъ видите ли,-- продолжалъ Ральфъ,-- все дѣло въ томъ, что вы старикъ, и берете себѣ въ жены молодую дѣвушку противъ ея воли. Къ вамъ является красивый молодой человѣкъ... вѣдь, кажется, вы сказали, что онъ красивый?
   -- И не думалъ,-- пролепеталъ Артуръ Грайдъ.
   -- Неужто!-- отозвался Ральфъ.-- А мнѣ показалось, что сказали. Ну, ладно! Хорошъ ли онъ или нѣтъ, это не дѣлаетъ разницы. Къ вамъ является молодой человѣкъ, который всячески васъ оскорбляетъ и такъ таки напрямикъ заявляетъ, что ваша невѣста презираетъ васъ и ненавидитъ. Что жь изъ всего этого слѣдуетъ? Или вы полагаете, что въ этомъ поступкѣ имъ руководило чувство человѣколюбія, что ли?
   -- Но не любовь же къ моей невѣстѣ,-- перебилъ Грайдъ.-- Онъ самъ сказалъ, что между ними ни слова не было сказано о любви; это его собственныя слова.
   -- Вотъ какъ, его слова,-- повторилъ презрительно Ральфъ.-- Нѣтъ, знаете ли, что мнѣ въ немъ нравится, такъ это наивность, съ какою онъ самъ же дастъ вамъ совѣтъ хорошенько стеречь эту вашу... ну, какъ же назвать... вашу... вашу птичку въ золотой клѣткѣ, стеречь ее и беречь, какъ зеницу ока. Будьте осторожны, Грайдъ. Конечно, для васъ въ вашихъ лѣтахъ одержать побѣду надъ молодымъ соперникомъ огромное торжество; но берегитесь, берегитесь, дружище, держите ухо востро и, когда она станетъ вашей женою, позаботьтесь о томъ, чтобы ее уберечь.
   -- Ахъ, что это за человѣкъ, что за проницательный человѣкъ!-- воскликнулъ съ паѳосомъ Артуръ Грайдъ, несмотря на всѣ муки ревности дѣлая видъ, что онъ восхищено остроуміемъ Ральфа.-- Да, вы правы, нѣкоторая осторожность необходима,-- добавилъ онъ срывающимся отъ волненія голосомъ,-- надо будетъ просматривать за ней. Но вѣдь это не представляетъ особенной трудности, не такъ ли?
   -- Вы полагаете?-- отвѣтилъ Ральфъ съ усмѣшкой.-- Не знаю, кто возьмется сказать, насколько можно вообще уберечь женщину... Однако, намъ время трогаться въ путь. Или, быть можетъ, вы предпочтете сперва уплатить вашъ долгъ, чтобы не затруднять себя потомъ такими мелочами?
   -- Ахъ, что это за человѣкъ, что за человѣкъ! повторилъ
   Грайдъ, стараясь обратить дѣло въ шутку.
   -- Не понимаю, почему бы вамъ не расплатиться тотчасъ же,-- продолжалъ Ральфъ.-- Все равно въ такой короткій срокъ, считая съ этой минуты до полудня, вы не получите ни копѣйки процентовъ.
   -- Точно такъ же, какъ не получите ихъ и вы,-- отвѣтилъ Граіідь съ выраженіемъ такого лукавства, на какое онъ только былъ способенъ.
   -- Впрочемъ, у васъ, вѣроятно, нѣтъ съ собой денегъ,-- проговоривъ Ральфъ, принуждая себя улыбнуться.-- Конечно, если бы вы только знали, что вамъ напомнятъ о долгѣ, вы бы ихъ захватили съ собой, и т. д., потому что вы всегда готовы сдѣлать мнѣ удовольствіе. Нѣтъ, видно мы съ вами одинаково вѣримъ другъ другу... Готовы ли вы?
   Мистеръ Грайдъ, весело подмигивавшій и подмаргивавшій во время этой рѣчи Ральфа, отвѣчалъ утвердительно и, вынувъ изъ своей шляпы два огромныхъ бѣлыхъ банта, прикололъ одинъ себѣ на грудь, а другой съ большимъ трудомъ уломалъ надѣть Ральфа. Покончивъ съ этими приготовленіи мы, они вышли, сѣли въ карету, ожидавшую у подъѣзда по распоряженію Ральфа, и покатили къ дому несчастной невѣсты.
   Грайдъ, все болѣе и болѣе падавшій духомъ по мѣрѣ приближенія къ цѣли, былъ окончательно сраженъ царившею въ квартирѣ невѣсты мрачною, гробовой тишиной. Единственное человѣческое лицо, какое они здѣсь увидѣли, было лицо бѣдной дѣвушки служанки, носившее слѣды слезъ и безсонницы. Больше никто ихъ не встрѣтилъ, никто не выразилъ радости по поводу ихъ прибытія, и оба молча поднялись но лѣстницѣ въ гостиную, скорѣе какъ воры, чѣмъ какъ желанные гости.
   -- Можно подумать, что мы явились на похороны,-- замѣтилъ Ральфъ шутливо, но при этомъ почему-то невольно понизилъ голосъ.
   -- Хи, хи, хи! Какой вы, однако, шутникъ!-- захихикалъ въ смущеніи Грайдъ.
   -- Надо же кому-нибудь и пошутить, когда самъ-то женихъ носъ повѣсилъ,-- отвѣтилъ Ральфъ рѣзко.-- Встряхнитесь, дружище, не будьте такой мокрой курицей!
   -- Конечно, конечно... я постараюсь,-- подхватилъ Грайдъ.-- Но... но какъ вы думаете, сойдетъ она къ намъ?
   -- Непремѣнно, когда нельзя уже будетъ дольше откладывать,-- отвѣчалъ Ральфъ и взглянулъ на часы.-- Остается еще полчаса. Умѣрьте свое нетерпѣніе, милый другъ.
   -- Но я... я вовсе и не прихожу въ нетерпѣніе, съ чего вы это взяли?-- пробормоталъ мистеръ Грайдъ.-- Я ни за что, ни подъ какимъ видомъ, не хотѣлъ бы быть неделикатнымъ съ нею. Это послѣднія минуты, которыя принадлежатъ ей всецѣло, послѣднія минуты ея свободы. Скоро все ея время будетъ въ моемъ полномъ распоряженіи.
   Ральфъ бросилъ на своего друга проницательный взглядъ, ясно доказывавшій, что онъ какъ нельзя лучше понимаетъ причину столь деликатныхъ соображеній. Въ эту минуту на лѣстницѣ послышались шаги, и въ комнату вошелъ Брэй. Онъ шелъ на цыпочкахъ, махая руками, какъ будто въ домѣ былъ больной, котораго нельзя безпокоить.
   -- Тс!..-- прошепталъ онъ.-- Сегодня ночью ей было очень худо. Я уже думалъ было, что она умретъ отъ разрыва сердца, такъ она плакала. Она и теперь плачетъ, по все-таки одѣвается. Вообще сегодня она гораздо спокойнѣе.
   -- Скоро ли она будетъ готова?-- спросиль Ральфъ.
   -- Сейчасъ.
   -- И не станетъ насъ задерживать своими бабьими фокусами: слезами, обмороками и такъ далѣе?
   -- Я думаю, теперь на этотъ счетъ можно быть совершенно покойнымъ,-- отвѣчалъ Брэй.-- Сегодня утромъ я опять говорилъ съ ней по душѣ. Послушайте, подите-ка сюда, мнѣ надо вамъ что-то сказать.
   Съ этими словами онъ отвелъ Ральфа къ сторонкѣ и указалъ ему на Грайда, который сидѣлъ, забившись въ уголъ и нервно перебирая пуговицы своего сюртука, причемъ страхъ и волненіе еще рѣзче оттѣняли обычное отталкивающее выраженіе его отвратительнаго лица.
   -- Взгляните на него,-- прошепталъ Брэй въ сильнѣйшемъ волненіи,-- и скажите, развѣ это не ужасно, не жестоко съ нашей стороны?
   -- Что же тутъ такого ужаснаго?-- спокойно отозвался Ральфъ, дѣлая видъ, что не понимаетъ настоящаго смысла вопроса.
   -- Я говорю про этотъ бракъ,-- отвѣтилъ Брэй съ нетерпѣніемъ.-- Не стройте дурака. Вы сами отлично знаете, о чемъ я говорю.
   Ральфъ молча пожалъ плечами и приподнялъ брови съ видомъ человѣка, который удивляется неумѣстному волненію своего собесѣдника и могъ бы, если бы хотѣлъ, многое возразить, но считаетъ это безполезнымъ.
   -- Взгляните вы на него. Развѣ это не ужасно?-- повторилъ Брэй.
   -- Ничуть,-- отвѣтилъ Ральфъ, не сморгнувъ.
   -- А я говорю, что ужасно!-- еще разъ повторилъ Брэй, приходя все въ большее и большее раздраженіе.-- Я говорю, что это низко, подло, жестоко съ нашей стороны.
   Въ ту минуту, когда человѣкъ готовится сдѣлать низость, въ душѣ его часто вспыхиваютъ послѣдніе проблески жалости къ своей жертвѣ, которые нѣсколько поднимаютъ его въ собственномъ мнѣніи, особенно по сравненію съ нераскаянными соучастниками задуманнаго имъ подлаго поступка, если они у него есть. И этотъ самообманъ представляетъ для него во многихъ отношеніяхъ огромныя удобства. Къ чести Ральфа Никкльби надо сказать, что на такого рода сдѣлки съ совѣстью онъ былъ неспособенъ; тѣмъ не менѣе онъ отлично понималъ побужденія, которыя руководятъ людьми въ такихъ случаяхъ. Вотъ почему онъ не возражалъ Брэю и спокойно выслушивалъ оскорбительныя слова, которыми тотъ всячески старался его уязвить, съ какимъ-то особымъ наслажденіемъ повторяя: "Низко, подло, жестоко".
   -- Да развѣ вы не видите, какая это древняя, ни къ чорту негодная развалина?-- сказалъ Ральфъ, когда, наконецъ, Брэй замолчалъ.-- Если бы онъ былъ помоложе, этотъ бракъ, пожалуй, еще могъ бы назваться жестокостью, но теперь... Вотъ видите ли, мистеръ Брэй, я убѣжденъ, что онъ скоро умретъ, и она будетъ молодою богатой вдовой. Правда, теперь, выходя за него, миссъ Мадлена покоряется вашему желанію; зато тогда она можетъ сообразоваться съ влеченіями собственнаго сердца.
   -- Вы правы, вы правы,-- пробормоталъ Брэй, немного успокоенный, но все еще съ ожесточеніемъ скусывая свои ногти.-- Можетъ быть, мой совѣтъ въ этомъ случаѣ вовсе не такъ ужъ дуренъ, какъ это кажется съ перваго взгляда, не такъ ли? Послушайте, Никкльби, вы знаете свѣтъ, скажите мнѣ правду: неужели я и впрямь такой жестокій отецъ?
   -- Конечно, нѣтъ,-- отвѣтилъ Ральфъ съ апломбомъ.-- Я вамъ только вотъ что скажу: на протяженіи какихъ-нибудь пяти миль въ окружности найдутся сотни отцовъ, людей гораздо болѣе обезпеченныхъ, чѣмъ вы, даже богатыхъ и занимающихъ видное положеніе въ свѣтѣ, которые съ радостью отдали бы своихъ дочерей этому человѣку, хотя онъ гораздо больше похожъ на мумію или на обезьяну, чѣмъ на человѣческое существо.
   -- Вы правы, вы правы,-- повторилъ Брэй, съ жаромъ хватаясь за этотъ новый поводъ къ своему оправданію.-- То же самое я говорилъ ей не дальше, какъ сегодня утромъ.
   -- И хорошо сдѣлали, что сказали, потому что это непреложная истина,-- одобрилъ его Ральфъ.-- Хотя въ то же время я не могу не замѣтить, что если бы у меня была дочь и мое спокойствіе, удобства, здоровье, болѣе того, быть можетъ, моя жизнь зависѣли отъ ея согласія выйти за человѣка, котораго я для нея выбралъ, я убѣжденъ, что мнѣ бы не пришлось ее уговаривать и приводить разные резоны, чтобы понудить исполнить мое желаніе.
   Брэй бросилъ украдкой быстрый взглядъ на Ральфа, какъ бы желая удостовѣриться, серьезно ли онъ говоритъ. Затѣмъ онъ нѣсколько разъ одобрительно кивнулъ головой и сказалъ:
   -- Мнѣ надо на минуту наверхъ; я долженъ еще покончить мой туалетъ. Когда я буду готовъ, я приведу Мадлену... А знаете, какой мнѣ сегодня страшный сонъ приснился, я только сейчасъ о немъ вспомнилъ. Мнѣ снилось, что было утро Мадлениной свадьбы, и будто мы съ вами болтаемъ такъ же, какъ вотъ и теперь; затѣмъ, какъ и теперь, я поднимаюсь къ себѣ, чтобы одѣться, но въ ту минуту, когда я хочу взять Мадлену за руку, чтобы вести ее внизъ, я вдругъ падаю въ какую-то бездну, лечу съ невѣроятной высоты, какую воображеніе можетъ себѣ представить развѣ только во снѣ, и наконецъ чувствую, что я въ могилѣ.
   -- И вѣроятно, когда вы проснулись, оказалось, что вы лежите на спинѣ или свѣсили голову съ кровати. Впрочемъ, это часто бываетъ и при несвареніи желудка,-- сказалъ Ральфъ.-- Фу, мистеръ Брэй, какъ вамъ не стыдно! Берите примѣръ съ меня. Побольше работайте днемъ,-- теперь, когда у васъ въ жизни не будетъ больше ни заботъ, ни хлопотъ, это вещь вполнѣ достижимая.-- и вы очень скоро увидите, что не будете даже помнить что вамъ приснилось ночью.
   Ральфъ любезно проводилъ Брэя до самыхъ дверей и, когда они съ женихомъ остались одни, сказалъ:
   -- Помните мое слово, Грайдъ, недолго вамъ придется выплачивать ему пенсію. Дьявольское вамъ везетъ во всемъ счастье. Голову даю на отсѣченіе, что онъ въ весьма непродолжительномъ времени отправится на тотъ свѣтъ!
   Въ отвѣтъ на это пріятное для его слуха пророчество, Артуръ захихикалъ. Ральфъ бросился въ кресло, и оба стали ждать въ глубокомъ молчаніи. Съ кривой усмѣшкой на своемъ выразительномъ лицѣ Ральфъ думалъ о волненіи Брэя и о томъ, какъ легко было его успокоить, стоило только ему, Ральфу, умѣючи взяться за дѣло. Вдругъ его чуткаго уха коснулся легкій шелестъ женскаго платья и звуки мужскихъ шаговъ на лѣстницѣ.
   -- Проснитесь!-- крикнулъ онъ, нетерпѣливо топнувъ ногой.-- Слышите, Грайдъ? Встряхнитесь хоть немного. Они идутъ. Что дѣлать, надо побезпокоить свои старыя косточки. Живѣй! Да идите же имъ навстрѣчу! Вотъ олухъ!
   Грайдъ съ трудомъ поднялся съ мѣста и, заранѣе расшаркиваясь, сталъ возлѣ Ральфа. Дверь распахнулась, и на порогѣ появились, но не Брэй съ дочерью, а Николай подъ руку съ Кетъ.
   Если бы передъ Ральфомь Никкльби явился выходецъ съ того свѣта, онъ бы навѣрное не былъ такъ пораженъ, какъ въ эту минуту. Руки его безпомощно повисли, онъ невольно попятился и съ открытымъ ртомъ, съ лицомъ, блѣднымъ, какъ у мертвеца, уставился на брата и сестру въ безмолвной ярости. Выраженіе его глазъ было такъ страшно, а его всегда неподвижное, спокойное лицо такъ подергивалось, что въ немъ трудно было узнать человѣка, который минуту передъ тѣмъ казался непоколебимымъ, какъ скала..
   -- Это онъ, онъ самый!-- пробормоталъ Грайдъ, цѣпляясь за руку Ральфа.-- Тотъ самый, что ворвался ко мнѣ вчера.
   -- Вижу и знаю,-- прошепталъ Ральфъ.-- И какъ это я раньше не догадался! Всегда и вездѣ онъ у меня на дорогѣ!
   Страшная блѣдность, покрывавшая лицо Николая, его раздувающіяся ноздри и плотно сжатыя губы, показывали, какая буря бушевала въ его душѣ. Но онъ молчалъ и, нѣжно прижимая къ себѣ руку Кетъ, стоялъ, гордо выпрямившись и глядя прямо въ глаза своему дядѣ.
   Теперь, когда братъ и сестра стояли рядомъ, оба молодые, свѣжіе и красивые, всякаго должно было поразить ихъ необычайное сходство, которое гораздо меньше бросалось въ глаза, когда они бывали порознь. Лицо, фигура, мимика брата,-- все повторялось въ сестрѣ только въ смягченномъ видѣ, благодаря женственной граціи, которою было преисполнено все ея существо. Но что было еще удивительнѣе, такъ это какое-то неуловимое сходство обоихъ съ ихъ дядей, особенно поражавшее именно въ эту минуту, когда оба они, были, казалось, хороши, какъ никогда, а онъ отвратительнѣе, чѣмъ когда бы то ни было. Лица молодой парочки дышали твердой, непоколебимой рѣшимостью, на лицѣ Ральфа были написаны ужасъ и злоба, что придавало его всегдашнему суровому выраженію что-то еще болѣе отталкивающее, чѣмъ обыкновенно.
   -- Прочь отсюда, прочь!-- были первыя слова, которыя онъ былъ въ состояніи выговорить сквозь крѣпко стиснутые зубы.-- Что вамъ здѣсь надо, лжецъ, негодяй, воръ, подлецъ!
   -- Я здѣсь, чтобы спасти вашу жертву,-- сказалъ Николай тихимъ, сдержаннымъ голосомъ -- И негодяй здѣсь не я, а вы, и вы были имъ всю вашу жизнь; грабежъ -- тоже ваше ремесло, но сегодня вы выказали себя вдвойнѣ подлецомъ. Не думайте, что вы можете запугать меня бранью. Я пришелъ сюда и останусь здѣсь, пока не выполню своего долга.
   -- Прочь отсюда, дѣвчонка!-- воскликнулъ Ральфъ въ изступленіи, поворачиваясь къ Кетъ. Съ нимъ мы можемъ пустить въ дѣло силу, но мнѣ не хотѣлось бы быть грубымъ съ тобой. Уйди отсюда, что тебѣ здѣсь надо? Дай намъ расправиться съ этой собакой.
   -- Нѣтъ я не уйду,-- отвѣтила Кетъ дрожащимъ голосомъ и со сверкающими глазами.-- Вы не посмѣете его тронуть. Вы можете дѣйствовать силой со мной, вамъ это ничего но стоитъ: я только слабая дѣвушка, а развѣ васъ это остановитъ? Но, знайте, что, хотя тѣломъ я только слабая женщина, душа у меня тоже женская, и разъ я на что-нибудь рѣшилась, никто не въ состояніи заставить меня измѣнить мое рѣшеніе.
   -- А какое же ваше рѣшеніе, душенька, позвольте спросить?-- проговоритъ Ральфъ съ злобной насмѣшкой.
   -- Предложить кровъ и убѣжище несчастной дѣвушкѣ, которую вы поймали въ ловушку,-- отвѣтилъ Николай за сестру.-- И если одного вида человѣка, котораго вы ей навязали въ мужья, будетъ недостаточно, чтобы заставить ее принять этотъ кровъ, я надѣюсь, что это сдѣлаютъ слова нѣжнаго участія и мольбы такой же слабой женщины, какъ и она. Во всякомъ случаѣ мы попытаемся. Я, съ своей стороны, заявлю ея отцу, кѣмъ я присланъ сюда и отъ чьего имени дѣйствую, и, я думаю, что послѣ моего заявленія, дальнѣйшее упорство съ его стороны было бы верхомъ низости и самой подлой жестокости. Я здѣсь, чтобы видѣться съ нимъ и съ его дочерью; только съ этой цѣлью мы съ сестрой явились сюда, а никакъ не для того, чтобы препираться съ вами. Поэтому вы больше не услышите отъ меня ни слова.
   -- Вотъ какъ!-- сказалъ Ральфъ.-- Значитъ и вы, сударыня, продолжаете упорствовать въ своемъ рѣшеніи?
   Кетъ вся дрожала отъ негодованія, но сдержалась и промолчала.
   -- Ну, Грайдъ, теперь выслушайте "вы" меня,-- продолжалъ Ральфъ.-- Этотъ молодецъ,-- къ великому моему сожалѣнію, я долженъ сознаться, что онъ сынъ моего родного брата,-- этотъ молодецъ, говорю я, отъявленный негодяй, явившійся сюда съ гнуснымъ намѣреніемъ помѣшать торжественной церемоніи бракосочетанія, зная, какой отвѣтственности онъ за это подвергается, заслуживаетъ, чтобы его вытолкали въ шею, выбросили на улицу, какъ бродягу, каковъ онъ и есть. Замѣтьте себѣ, что, отправляясь сюда, онъ беретъ съ собою сестру въ видѣ прикрытія, разсчитывая, что въ ея присутствіи мы не рѣшимся расправиться съ нимъ, какъ онъ того стоитъ. И даже послѣ того, какъ я предупредилъ его, чѣмъ онъ рискуетъ, онъ продолжаетъ удерживать ее и цѣпляться за ея юбку, какъ мальчишка за юбку матери. Хорошъ молодецъ, что и говорить! Все ли вы слышали, что онъ здѣсь наговорилъ?
   -- Еще бы!-- отвѣчалъ Грайдъ,-- То же самое онъ мнѣ говорилъ и вчера, когда ворвался ко мнѣ въ домъ и когда я его... Хе, хе, хе!.. когда я его спустилъ съ лѣстницы и напугалъ чуть не до смерти. И онъ, "онъ" осмѣливается претендовать на руку миссъ Мадлены. О, Боже мой, да возможная ли это вещь? Или, можетъ быть, онъ имѣлъ въ виду только устроить выгодную сдѣлку? Можетъ быть, онъ желаетъ, чтобы мы заплатили его долги, омеблировали его квартиру, или выдали ему чекъ на бритье, когда у него отрастутъ усы! Хе, хе, хе!
   -- Въ послѣдній разъ тебя спрашиваю: ты рѣшительно остаешься?-- повторилъ Ральфъ свой вопросъ, снова обращаясь къ Кетъ.-- Ты вѣрно хочешь, чтобы тебя спустили съ лѣстницы, какъ какую-нибудь потаскушку? Ты молчишь? Ну, что жъ, за послѣдствія благодари своею братца. Грайдъ, ступайте, кликните сюда Брэя. Скажите, чтобы, пока что, онъ заперъ бы ее тамъ покрѣпче.
   -- Если вамъ дорога жизнь,-- ни съ мѣста!-- сказалъ Николай, загораживая дверь. Онъ и теперь говорилъ все тѣмъ же спокойнымъ, сдержаннымъ тономъ.
   -- Слушайте меня, а не его, и сейчасъ же зовите Брэя!-- повторилъ Ральфъ.
   -- Можете слушать кого угодно или хоть никого, но въ вашихъ же интересахъ -- не трогайтесь съ мѣста!
   -- Позовете вы Брэя?-- крикнулъ Ральфъ внѣ себя.
   -- Только троньтесь, и вы проститесь съ жизнью,-- сказалъ Николай.
   Грайдъ колебался. Но тутъ Ральфъ, окончательно потерявшій отъ бѣшенства голову, бросился къ двери и, желая отстранить Кетъ, грубо схватилъ ее за руку. Въ ту же минуту Николай, сверкая глазами, схватилъ его за горло. Вдругъ наверху раздался громкій стукъ, какъ будто что-то тяжелое рухнуло на полъ, и вслѣдъ затѣмъ послышался пронзительный, испуганный крикъ.
   Всѣ дѣйствующія лица только-что описанной сцены замерли на мѣстѣ, какъ вкопаныя. Крикъ повторился, еще и еще; на лѣстницѣ послышались торопливые шаги, и теперь уже явственно донеслось "Онъ умеръ, умеръ!"
   -- Слышите?-- крикнулъ Николай голосомъ, прерывавшимся отъ волненія, которое до сихъ порь онъ сдерживалъ всею силою своей воли.-- Слышите? Если это то, что я думаю, вы оба попались въ собственную ловушку.
   Съ этими словами онъ бросился вонъ изъ комнаты, избѣжалъ по лѣстницѣ, побѣжалъ по корридору, руководствуясь несмолкавшими криками, и, протискавшись сквозь толпу, которая уже набралась въ небольшую спальную, увидѣлъ распростертаго на полу мертваго Брэя, а возлѣ него обезумѣвшую Мадлену, обнимавшую его трупъ.
   -- Какъ это случилось?-- закричалъ Николай, обводя присутствующихъ блуждающимъ взглядомъ.
   Нѣсколько голосовъ наперерывъ поспѣшили отвѣтить, что видѣли въ полуоткрытую дверь Брэя, сидящаго въ креслѣ въ какой-то странной, неловкой позѣ; его окликнули, но онъ не отозвался; тогда подумали, что онъ уснулъ. Но, когда черезь нѣсколько времени пришли его будить и тронули за руку, онъ свалился съ кресла, и оказалось, что онъ уже мертвъ.
   -- Кто хозяинъ этого дома?-- поспѣшно спросилъ Николай.
   Ему указали на бывшую въ комнатѣ пожилую женщину.
   Опустившись на колѣни возлѣ Мадлены и осторожно стараясь высвободить ея руки изъ подъ окоченѣвшаго трупа, онъ обратился къ этой женщинѣ:
   -- Я присланъ сюда близкими друзьями этой лэди, что можетъ вамъ подтвердить ея служанка. Вотъ это моя сестра, которой вы можете довѣрить ее, такъ какъ я намѣренъ сейчасъ же увезти ее отсюда. Вотъ моя карточка съ адресомъ. Всѣ необходимыя распоряженія я беру на себя. Посторонитесь, господа, ради Бога посторонитесь, дайте ей воздуху!
   Ошеломленная случившимся, покорная рѣшительному тону Николая, толпа мгновенно повиновалась, и молодой человѣкъ, подхвативъ на руки безчувственную дѣвушку, вынесъ ее изъ комнаты и спустился съ нею въ гостиную, откуда только-что вышелъ. За нимъ послѣдовали Кетъ и служанка, которой онъ велѣлъ привести кэбъ, между тѣмъ какъ они съ Кетъ тщетно старались привести въ чувство Мадлену. Служанка такъ быстро исполнила приказаніе, что черезъ нѣсколько минутъ карета была у подъѣзда.
   Ральфъ съ Грайдомъ, пораженные страшнымъ событіемъ, разомъ разрушившимъ всѣ ихъ планы (если бы не это послѣднее обстоятельство, смерть Брэя едва ли произвела бы на нихъ особенно сильное впечатлѣніе) и совершенно ошеломленные рѣшительностью и быстротою, съ какими дѣйствовалъ Николай, смотрѣли, какъ во снѣ, на приготовленія къ отъѣзду, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что происходитъ передъ ними. И только, когда служанка доложила, что кэбъ у подъѣзда, Ральфъ прервалъ молчаніе, объявивъ, что онъ не допуститъ увезти Мадлену.
   -- Кто смѣлъ это сказать?-- воскликнулъ Николай, поднимаясь съ колѣнъ и съ вызовомъ глядя на Ральфа, но не выпуская изъ своихъ рукъ руки безчувственной дѣвушки.
   -- Я!-- прохрипѣлъ Ральфъ.
   -- Молчите! Молчите!-- крикнулъ перепуганный Грайдъ, хватая его за руку.-- Не перечьте ему; слушайте, что онъ скажетъ.
   -- Да, вы должны меня выслушать и выслушаете,-- съ волненіемъ сказалъ Николай.-- Вы оба получили то, что былъ вамъ долженъ покойный: уплативъ природѣ свой долгъ, онъ расквитался съ вами. Вексель, который долженъ былъ быть погашенъ сегодня въ полдень, теперь не болѣе какъ никуда негодный клочокъ бумаги. Всѣ ваши козни будутъ разоблачены передъ свѣтомъ: все стало извѣстно людямъ, и за все вы освѣтите Богу. Теперь вы никому болѣе не страшны!
   -- Этотъ человѣкъ,-- сказалъ Ральфъ глухимъ, едва внятнымъ голосомъ, указывая на Грайда,-- этотъ человѣкъ предъявляетъ свои законныя права на жену, и противъ нихъ вы безсильны.
   -- У него нѣтъ этихъ правъ -- и будь у него хоть сотня помощниковъ, онъ никогда ихъ не добьется,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Кто же этому помѣшаетъ?
   -- Я!
   -- По какому праву?-- спросилъ Ральфъ.-- Но какому праву, хотѣлъ бы я знать?
   -- Слушайте, я вамъ еще разъ все объясню, не выводите меня изъ терпѣнія,-- сказалъ Николай.-- Я дѣйствую именемъ тѣхъ, кому я служу и передъ кѣмъ вы меня такъ низко оклеветали. Они ея лучшіе друзья и отъ ихъ имени я здѣсь распоряжаюсь. Они уполномочили меня взять ее отсюда. Пропустите меня, дайте дорогу!
   -- Еще одно слово!..-- крикнулъ Ральфъ, задыхаясь отъ бѣшенства.
   -- Ни единаго!-- перебилъ его Николай.-- А вамъ совѣтую хорошенько запомнить то, что я теперь вамъ скажу. Для васъ все пропало, -- наступилъ конецъ вашему торжеству!
   -- Такъ будь же ты проклятъ,-- будь проклятъ и въ этомъ мірѣ, и въ будущемъ!
   -- Могутъ ли меня испугать вашъ проклятія? Что значить само благословеніе въ устахъ такого человѣка, какъ вы! Говорю вамъ, что всѣ ваши козни открыты, что всѣ ваши безсовѣстныя продѣлки разоблачены и что возмездіе близко. За каждымъ вашимъ шагомъ слѣдятъ. Я даже могу вамъ сказать, что не далѣе какъ сегодня предпріятіе, въ которое вы вложили десять тысячъ фунтовъ проклятыхъ денегъ, лопнуло и вмѣстѣ съ нимъ пропали эти деньги.
   -- Ты лжешь!-- крикнулъ Ральфъ, въ ужасѣ отступая.
   -- Нѣтъ, не лгу, и вы скоро въ этомъ убѣдитесь. Больше я не стану терять съ вами словъ. Посторонитесь! Кетъ, ступай первая. А вы не смѣйте тронуть пальцемъ ни ея, ни меня, ни этой женщины. Пропустите насъ!
   Трудно было сказать, умышленно или случайно, въ своемъ замѣшательствѣ, Артуръ Грайдъ загородилъ имъ дорогу; но въ слѣдующую минуту Николай съ такою силою отшвырнулъ его въ сторону, что онъ перелетѣлъ черезъ всю комнату и, ударившись о противоположную стѣну, растянулся пластомъ на полу. Тогда Николай, снова поднявъ на руки все еще безчувственную Мадлену, безпрепятственно вышелъ изъ комнаты: никто не сдѣлалъ больше ни одного движенія, чтобы остановить его. Въ своемъ возбужденіи онъ снесъ Мадлену внизъ, какъ перышко, даже не почувствовавъ ея тяжести, и, растолкавъ толпу, привлеченную къ дверямъ дома слухами о случившемся, съ рукъ на руки передалъ ее Кетъ и служанкѣ, ожидавшимъ его въ каретѣ. Затѣмъ онъ вскочилъ на козлы, и кэбъ покатился.
   

ГЛАВА LV,
повѣствующая о семейныхъ дѣлахъ, заботахъ, надеждахъ, разочарованіяхъ и огорченіяхъ.

   Несмотря на то, что Кетъ съ Николаемъ давно посвятили мистриссъ Никкльби во всѣ подробности исторіи Мадлены Брэй, насколько эти подробности были извѣстны имъ самимъ, несмотря на то, что они объяснили ей весьма обстоятельно, какая огромная отвѣтственность лежитъ на Николаѣ во всемъ этомъ дѣлѣ, и даже предупредили ее, что ей, можетъ быть, придется пріютить на нѣкоторое время молодую дѣвушку у себя (хотя возможность такого исхода была весьма гадательна), почтенная дама съ первой минуты какъ ей повѣдали тайну, и до конца пребывала въ самомъ несговорчивомъ, раздражительномъ настроеніи духа, не только не поддававшемся никакимъ увѣщаніямъ и доводамъ, но ухудшавшемся съ каждымъ новымъ разговоромъ объ этомъ предметѣ.
   -- Ахъ, Боже мой, Кетъ,-- возражала на всѣ доводы достойная леди,-- если ужъ братья Чирибль до такой степени возстаютъ противъ этого брака, то почему бы имъ не подать просьбы лорду-канцлеру о заступничествѣ? Почему не обратиться къ покровительству закона? Въ крайнемъ случаѣ можно было бы даже, для безопасности, помѣстить ее временно во Флитской тюрьмѣ. Мнѣ попадались въ газетахъ сотни подобныхъ примѣровъ. Или, если они дѣйствительно такъ ее любятъ, какъ говоритъ Николай, отчего бы имъ самимъ не жениться на ней, то есть, конечно, одному, а не обоимъ за-разъ? Наконецъ, даже предположивъ, что сами они не хотятъ на ней жениться, можно вѣдь и безъ этого обойтись. Во всякомъ случаѣ меня удивляетъ одно: съ какой стати Николай долженъ разыгрывать во всей этой исторіи роль какого-то дурака Донъ-Кихота?
   -- Мнѣ кажется, мамочка, вы не совсѣмъ понимаете, въ чемъ тутъ дѣло,-- кротко замѣчала ей Кетъ.
   -- Еще бы, гдѣ ужъ мнѣ понять! Во всякомъ случаѣ благодарю тебя, милочка, за комплиментъ,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби раздражительно.-- Хоть я и сама была замужемъ и не разъ видала на своемъ вѣку, какъ выходятъ замужъ другія, но развѣ такая дура, способна что-нибудь сообразить!
   -- Но я совсѣмъ не то хотѣла сказать,-- старалась успокоить ее Кетъ.-- Конечно, вы опытнѣе насъ, никто объ этомъ не споритъ; очень можетъ быть, что мы сами виноваты, не вполнѣ выяснивъ вамъ обстоятельства дѣла.
   -- Очень можетъ быть,-- съ живостью отвѣчала на это почтенная леди,-- весьма вѣроятно. Но я-то въ этомъ нисколько не виновата. Впрочемъ, въ настоящемъ случаѣ обстоятельства, мнѣ кажется, говорятъ сами за себя, и я беру на себя смѣлость замѣтить, что все понимаю, понимаю прекрасно, хотя, можетъ быть, вы съ Николаемъ и не вполнѣ этому вѣрите. Рѣшительно не возьму въ толкъ, изъ-за чего столько шуму? Ну, что за бѣда, что эта миссъ Мадлена собралась замужъ за человѣка старше ея? Твой бѣдный папа тоже былъ старше меня на цѣлыхъ четыре съ половиною года. А Дженъ Дейбобсъ... Помнишь Дейбобсовъ, что жили въ такомъ хорошенькомъ бѣленькомъ коттеджѣ, увитомъ плющемъ и другими вьющимися растеніями?.. Еще у нихъ была такая хорошенькая терраса, вся заросшая жимолостью и всякими кустами... Лѣтомъ, бывало, еще -- помнишь?-- къ вамъ въ чашки вѣчно падали уховертки и такъ страшно шевелили лапками, когда падали на спинку... А сколько тамъ было лягушекъ! Стоило ночью хоть шагъ ступить въ темноту, какъ отовсюду сверкали лягушечьи глазки; положительно онѣ сидѣли тамъ подъ каждымъ кустомъ, за каждой травинкой... Да, что бишь я говорила?.. Ахъ, да, такъ вотъ, мужъ Дженни Дейбобсъ былъ тоже чуть не вдвое старше ея и, сколько ни уговаривали, она таки вышла за него, и ужъ какъ же она его любила! Я никогда не видѣла ничего подобнаго. Однако, никто не поднималъ переполоха по поводу брака Дженъ, а мужъ ея оказался прекраснымъ, вполнѣ достойнымъ человѣкомъ. Просто ума не приложу, къ чему вся эта суматоха по поводу миссъ Мадлены?
   -- Но вѣдь ея женихъ совсѣмъ старикъ, мама, притомъ же она не любитъ его. Случай, который вы привели, не имѣетъ ничего общаго съ бракомъ Мадлены. Развѣ вы не видите разницы?
   На это мистриссъ Никкльби неизмѣнно отвѣчала одно, что, конечно, она глупа, выжила изъ ума. и нисколько въ этомъ не сомнѣвается, разъ ужъ собственныя ея дѣти съ утра до ночи ей объ этомъ толкуютъ. Разумѣется, она все-таки старше и, слѣдовательно, опытнѣе ихъ, но если даже и находятся чудаки, которые полагаютъ, что ея мнѣніе можетъ имѣть какой-нибудь вѣсъ, сама она совершенно увѣрена, что она неправа, потому что она всегда неправа и не можетъ быть правой, и ужъ лучше ей разъ навсегда рѣшиться не подвергать себя необходимости лишній разъ выслушивать эту истину. И во всѣхъ такихъ случаяхъ, несмотря ни на какіе подходы со стороны Кетъ, клонившіеся къ примиренію, мистриссъ Никкльби битый часъ повторяла одно и то же: что она рѣшительно не понимаетъ, зачѣмъ еще спрашивать ея мнѣнія, когда ея мнѣнія и совѣты ни для кого не имѣютъ значенія и т. д. въ томъ-же родѣ.
   Въ этомъ-то пріятномъ расположеніи духа, выражавшемся (въ тѣ часы, когда мистриссъ Никкльби рѣшалась выдержать характеръ и хранила молчаніе) многозначительными покачиваніями головы и горькими вздохами, переходившими въ отрывистый кашель, какъ только кто-нибудь ее спрашивалъ, что съ ней и о чемъ она такъ тяжко вздыхаетъ, почтенная дама пребывала вплоть до той самой минуты, когда Кетъ съ Николаемъ привезли безчувственную Мадлену къ себѣ. Но, выдержавъ такимъ образомъ характеръ и удовлетворивъ чувству собственнаго достоинства, мистриссъ Никкльби, въ сущности очень тронутая и заинтересованная романической исторіей хорошенькой молодой дѣвушки, оказала ей самый радушный пріемъ и проявила всю дѣятельность и распорядительность, на какія была только способна, причемъ, однако, не преминула поставить себѣ въ заслугу то участіе. которое ея сынъ принималъ во всей этой исторіи, заявивъ весьма выразительно, что дѣло могло обернуться и хуже, и намекая этими словами на то обстоятельство, что еслибъ на ея проницательность и совѣты, Богъ вѣсть, что бы еще изъ всего этого вышло.
   Отложивъ въ сторону вопросъ о томъ, насколько участіе мистриссъ Никкльби дѣйствительно помогло въ этомъ случаѣ, нельзя не согласиться, что почтенная леди имѣла полное основаніе быть довольной. Братья Чирибль, вернувшись, осыпали Николая такими восторженными похвалами и такъ радовались счастливому обороту дѣла, избавившему ихъ любимицу отъ угрожавшей ей страшной опасности, что мистриссъ Никкльби (какъ и сама она не разъ говорила дочери) могла теперь считать положеніе всей ихъ семьи окончательно упроченнымъ. Мистриссъ Никкльби даже увѣряла, будто бы Чарльзъ Чириблъ, въ первую минуту радости, самъ ей это сказалъ, или "почти это самое". Не объясняя себѣ хорошенько, что собственно могло означать это весьма неопредѣленное слово "почти", мистриссъ Никкльби тѣмъ не менѣе придавала ему огромное значеніе и, когда ей случалось упоминать объ этомъ въ своемъ разговорѣ съ Чарльзомъ Чириблемъ, всегда принимала самый многозначительный и таинственный видъ. Мало того, она уже мечтала о будущемъ богатствѣ и бывала при этомъ такъ счастлива, какъ будто бы ея смутныя мечты были совершившимся фактомъ и она уже утопала въ довольствѣ и роскоши.
   Неожиданный тяжелый ударъ, постигшій Мадлену, въ связи съ огорченіями и тревогами, которыя ей пришлось пережить за послѣднее время, окончательно подкосили ея силы. Какъ только она очнулась и вышла изъ того состоянія отупѣнія, въ которое, на ея же счастье, повергла ее неожиданная смерть отца, въ ней обнаружились признаки опасной, тяжелой болѣзни. Когда нервная система человѣка возбуждена, физическая его природа, какъ бы слаба она ни была, въ состояніи выдерживать тяжелую, утомительную борьбу со всякаго рода испытаніями, но какъ только причина, возбуждавшая нервы, устранена, овладѣвающая человѣкомъ слабость бываетъ прямо пропорціональна той силѣ, которая поддерживала его раньше. Такъ было и съ Мадленой. Болѣзнь ея такъ обострилась, что одно время опасались не только за ея разсудокъ, но и за жизнь.
   Ктю могъ бы, находясь въ положеніи Мадлены, остаться равнодушнымъ къ тому теплому участію, къ тѣмъ неусыпнымъ заботамъ, которыми окружила ее Кетъ во время ея медленнаго выздоровленія послѣ продолжительной опасной болѣзни? Кого бы не растрогали до глубины души такая нѣжность, такое вниманіе? На кого этотъ кроткій голосокъ, эти ловкія, осторожныя руки, эти легкіе, неслышные шаги, всѣ тѣ мелкія, но необходимыя услуги, которыя мы такъ цѣнимъ, когда бываемъ больны, и о которыхъ всегда такъ легко забываемъ, когда выздоравливаемъ, на кого, повторяю, все это могло произвести большее впечатлѣніе, чѣмъ на чистую, юную душу дѣвушки, способную на самоотверженную любовь, съ дѣтства не знавшую ни нѣжной материнской ласки, ни участія, и потому-то именно еще сильнѣе жаждавшую этой неизвѣданной ею отрады! Нечего, слѣдовательно, удивляться, что Кетъ и Мадлена вскорѣ такъ сильно привязались другъ къ другу, какъ будто были близки съ самаго дѣтства. Ничего нѣтъ удивительнаго и въ томъ, что Мадлена, выздоравливая, съ каждымъ часомъ все больше и больше раздѣляла взгляды Кетъ и восхищеніе, съ которымъ та говорила о братѣ, когда онѣ вдвоемъ вспоминали все случившееся, казавшееся теперь имъ обѣимъ чѣмъ-то очень далекимъ и туманнымъ, какъ сонъ. Не менѣе естественно и понятно и то, что преклоненіе Кетъ передъ братомъ начало вскорѣ находить живой откликъ въ душѣ Мадлены, что, постоянно видя передъ собою Кетъ, въ которой какъ бы повторялись всѣ мельчайшія черточки Николая, Мадлена скоро перестала ихъ раздѣлять въ своихъ мысляхъ и мало-по-малу, помимо признательности, которою она была обязана Николаю, перенесла на него часть того нѣжнаго чувства, которое питала къ Кетъ.
   -- Ну, что, какъ вы нынче себя чувствуете, милочка?-- говорила обыкновенно мистриссъ Никкльби, появляясь въ комнатѣ Мадлены съ такими предосторожностями, которыя поистинѣ могли скорѣе подѣйствовать на нервы больной, чѣмъ если бы въ комнату въѣхалъ галопомъ верхомъ на лошади здоровый солдатъ.
   -- Совсѣмъ хорошо, мамочка,-- спѣшила отвѣтить Кетъ, откидывая въ сторону работу и нѣжно поглаживая руку подруги.
   -- Можно ли такъ кричать, Кетъ!-- съ упрекомъ останавливала дочь почтенная леди, но дѣлала это такимъ зловѣщимъ шепотомъ, что онъ былъ способенъ оледенить кровь въ жилахъ самаго храбраго человѣка.
   Кетъ спокойно выслушивала упрекъ, а мистриссъ Никкльби приближалась къ кровати больной (причемъ подъ ея ногами трещали всѣ половицы, а сама она то и дѣло натыкалась на мебель) и говорила:
   -- Мой сынъ Николай только-что вернулся домой, и я по обыкновенію явилась къ вамъ, милочка, узнать о вашемъ здоровьѣ, изъ собственныхъ вашихъ устъ, потому что онъ, какъ и всегда, не хочетъ мнѣ вѣрить и не довольствуется моимъ показаніемъ.
   -- Сегодня онъ что-то запоздалъ, почти на полчаса,-- замѣчала иногда Мадлена.
   -- Однако, это удивительно, милочка! Честное слово, это просто меня поражаетъ!-- восклицала въ такихъ случаяхъ мистриссъ Никкльби тономъ величайшаго изумленія.-- Никогда ничего подобнаго не видала! Представьте, вѣдь мнѣ и въ голову не приходило, что онъ опоздалъ, то есть положительно и въ помышленіи не было. Мистеръ Никкльби, бывало, всегда говорилъ, и говорю о твоемъ бѣдномъ отцѣ, Кетъ, моя милочка,-- всегда говорилъ, что аппетитъ лучшее мѣрило времени Но вѣдь у васъ совсѣмъ нѣтъ аппетита, моя милая миссъ Брэй, а между тѣмъ чего бы я, кажется, не дала, чтобы онъ у насъ появился! Говорятъ, хотя я рѣшительно не вспомню теперь, отъ кого именно я это слышала, будто дюжина, другая омаровъ удивительно какъ способствуютъ возбужденію аппетита, хотя, мнѣ кажется, для того, чтобы съѣсть дюжину омаровъ... ахъ, что я говорю,-- я хотѣла сказать устрицъ, а не омаровъ... впрочемъ, это одно и то же... такъ для того, чтобы ихъ съѣсть, тоже вѣдь нуженъ аппетитъ... Что бишь я говорила?.. Да! Какими же судьбами вамъ могло придти въ голову, что Николай...
   -- Очень просто, мы только что о немъ говорили, мама,-- спѣшила отвѣтить Кетъ.
   -- Кажется, Кетъ, ты никогда не говоришь ни о чемъ больше, и, право, меня удивляетъ, какъ ты можешь быть такою неделикатной. Неужели такъ трудно найти какой-нибудь другой болѣе интересный предметъ для разговора? Развѣ ты не знаешь, какъ необходимо развлеченіе въ положеніи миссъ Брэй, а ты зарядила свое, и все, какъ попугай, твердишь одно и то же. Конечно, ты прекрасная сидѣлка, Кетъ, это отъ тебя никто не отниметъ, и, разумѣется, ты это дѣлаешь не нарочно, но я все-таки скажу: еслибъ не я, я, право, не знаю, чтобы это тутъ было. То же самое я каждый день твержу доктору, и онъ говоритъ, что удивляется, какъ я еще держусь на ногахъ, да я и сама удивляюсь, откуда у меня берется столько энергіи. Впрочемъ, какъ это ни трудно, но разъ я знаю, что все въ домѣ только мною и держится, я исполняю свой долгъ и нисколько не ставлю этого себѣ въ заслугу.
   Послѣ этихъ словъ мистриссъ Никкльби обыкновенно опускалась въ кресло и въ продолженіе, по крайней мѣрѣ, трехъ четвертей часа усиленно занимала больную, съ удивительною легкостью перескакивая съ предмета на предметъ. Затѣмъ она поднималась съ мѣста и уходила подъ предлогомъ, что ей надо еще поболтать съ Николаемъ: "Жалко оставлять его сидѣть одного за ужиномъ", говорила она. Сообщивъ своему сыну утѣшительное извѣстіе, что на ея взглядъ больной сегодня хуже, и, огорошивъ его этимъ вступленіемъ, почтенная леди продолжала его развлекать повѣствованіемъ о томъ, какая миссъ Брэй нынче вялая, грустная и апатичная, а все благодаря этой дурочкѣ Кетъ, которая ничѣмъ и развлечь-то не умѣетъ больную, кромѣ безконечныхъ разсказовъ о домашнихъ дѣлахъ да о немъ, Николаѣ.
   Порадовавъ сына этимъ пріятнымъ сообщеніемъ, мистриссъ Никкльби переходила непосредственно къ перечисленію всѣхъ дѣлъ, которыя она въ этотъ день передѣлала, причемъ иногда ей приходило въ голову задаться вопросомъ, что бы съ ними со всѣми было безъ нея, и эта мысль приводила достойную леди въ такое волненіе, что она ударялась въ слезы.
   Иногда Николай возвращался домой въ сопровожденіи Фрэнка Чирибля, который являлся въ качествѣ посланнаго отъ своихъ дядюшекъ узнать о состояніи здоровья Мадлены. Въ такихъ случаяхъ (а они представлялись нерѣдко) мистриссъ Никкльби держала себя съ удивительнымъ достоинствомъ, такъ какъ придавала визитамъ мистера Фрэнка особенное значеніе, заключая изъ нѣкоторыхъ данныхъ, не ускользнувшихъ отъ ея проницательности, что Фрэнкъ, хотя и являвшійся подъ предлогомъ горячаго участія дядюшекъ къ Мадленѣ, приходилъ не столько ради Мадлены, сколько ради Кетъ. Это предположеніе было тѣмъ болѣе вѣроятно, что братья Чирибль часто видѣлись съ докторомъ Мадлены, отъ котораго всегда могли получить гораздо болѣе точныя свѣдѣнія; притомъ же Николай каждое утро сообщалъ имъ самыя свѣжія новости о состояніи здоровья ихъ любимицы. Какое это было счастливое время для мистриссъ Никкльби! Никогда никто не обнаруживалъ при подобныхъ обстоятельствахъ такой находчивости, такого такта, такого величія при обращеніи, а главное такой таинственности; ни одинъ даже самый искусный полководецъ не измышлялъ такихъ геніальныхъ стратегическихъ плановъ, какіе измышляла мистриссъ Никкльби противъ Фрэнка, желая убѣдиться, насколько догадки ея основательны. Для выясненія замысловъ противника, мистриссъ Никкльби выдвинула впередъ всю свою тяжелую артиллерію, и какихъ только средствъ не пускала она въ ходъ, чтобы достигнуть желанной цѣли! То она бывала само радушіе и любезность, то становилась холодна, какъ ледъ, и какъ скала; то, казалось, готова была выложить всю душу передъ своей несчастной жертвой, то держала себя неприступно и величаво, какъ будто, вдругъ что-то подмѣтивъ и проникнувъ намѣренія юноши, рѣшилась, какъ истая спартанка, однимъ ударомъ разбить его надежды, которымъ не суждено было сбыться. Иногда, когда Николая не было дома, а Кетъ уходила наверхъ къ больной, и они съ Фрэнкомъ оставались одни, почтенная леди заводила рѣчь о томъ (облекая ее, разумѣется, въ форму прозрачныхъ намековъ), что она намѣрена послать свою дочь года на два, на три то во Францію, то въ Шотландію, для поправленія ея расшатавшагося за послѣднее время здоровья, то, наконецъ, даже предложить ей маленькую прогулку въ Америку, короче говоря, запрятать ее куда-нибудь въ такое мѣсто, которое грозило бы несчастному влюбленному долгой, тяжелой разлукой. Порой она увлекалась до того, что начинала издалека намекать на привязанность съ дѣтства, которую Кетъ будто бы питала къ сыну ихъ стараго друга и сосѣда Гораціо Бельтирогусу (этому джентльмену, надо замѣтить, было въ то время не болѣе четырехъ съ половиною лѣтъ); а затѣмъ говорила объ этомъ, какъ о вопросѣ давно рѣшенномъ обѣими семьями, прибавляя, что дѣло стало лишь за окончательнымъ отвѣтомъ Кетъ, послѣ чего остается только вести счастливую парочку подъ вѣнецъ ко всеобщему удовольствію и благополучію.
   Опьяненная успѣхомъ своихъ военныхъ маневровъ и гордая одержанною, какъ ей казалось, побѣдой, мистриссъ Никкльби рѣшилась воспользоваться первымъ удобнымъ случаемъ, когда они съ Николаемъ останутся одни, чтобы посвятить его въ тайну, занимавшую теперь всѣ ея помыслы. Задавшись этою цѣлью, она въ одинъ прекрасный вечеръ завела съ сыномъ разговоръ о мистерѣ Фрэнкѣ Чириблѣ и для начала разсыпалась въ похвалахъ необыкновенной благовоспитанности и любезности этого молодого джентльмена.
   -- Ваша правда, мама, онъ славный малый,-- сказалъ Николай.
   -- Притомъ же недуренъ собою,-- замѣтила мистриссъ Никкльби.
   -- И даже очень,-- согласился Николай.
   -- Но какого ты мнѣнія о его носѣ?-- продолжала мистриссъ Никкльби, стараясь заинтересовать своего собесѣдника разговоромъ.
   -- О носѣ, мама?-- повторилъ Николай.
   -- Ну, да! То есть я хочу сказать о стилѣ его носа? Какъ по твоему, къ какому стилю можно причислить его носъ? Къ римскому или къ греческому?
   -- Честное слово, мама,-- проговорилъ со смѣхомъ Николай,-- я затрудняюсь отвѣтомъ на этотъ вопросъ; но насколько я представляю себѣ лицо Фрэнка, мнѣ кажется, его носъ слѣдуетъ скорѣе всего отнести къ смѣшанному стилю, если можно такъ выразиться. Впрочемъ, я не совсѣмъ ясно себѣ его представляю, но, если вы хотите, я въ слѣдующій разъ непремѣнно его разсмотрю и тогда скажу вамъ свое мнѣніе.
   -- Премного меня обяжешь, мой милый,-- сказала мистриссъ Никкльби совершенно серьезно.
   -- Слушаю и непремѣнно исполню,-- проговорилъ Николай, принимаясь за книгу, которую читалъ передъ тѣмъ и отложилъ во время этой бесѣды.
   Нѣсколько минутъ мистриссъ Никкльби сидѣла молча, о чемъ-то задумавшись.
   -- А знаешь, онъ очень къ тебѣ привязанъ, мой другъ,-- сказала она, наконецъ, снова прерывая молчаніе.
   Николай опять захлопнулъ книгу и отвѣтилъ съ улыбкой, что, насколько онъ могъ замѣтить, его другъ выказываетъ гораздо больше довѣрія ей, мистриссъ Никкльби, чѣмъ ему.
   -- Гм... право, не знаю, кому онъ выказываетъ больше довѣрія,-- произнесла мистриссъ Никкльби съ таинственнымъ видомъ,-- но вѣрно одно, что онъ дѣйствительно нуждается въ человѣкѣ, которому онъ могъ бы довѣриться. Это фактъ.
   Поощренная любопытнымъ взглядомъ, который при этихъ словахъ бросилъ на нее сынъ, и гордая сознаніемъ, что она обладаетъ такой важной тайной, мистриссъ Никкльби съ оживленіемъ продолжала:
   -- Это просто удивительно, мой другъ, какъ ты до сихъ поръ ничего не замѣтилъ; впрочемъ, и то надо сказать, что только женщины способны подмѣчать подобныя вещи, особенно вначалѣ, мужчины же въ большинствѣ всегда все прозѣваютъ. Конечно, мнѣ не слѣдовало бы говорить, что я особенно проницательна въ такого рода дѣлахъ, но тѣмъ не менѣе это такъ. Близкіе въ этомъ случаѣ лучшіе судьи, и я полагаю, никто изъ моихъ близкихъ не откажетъ мнѣ въ этой способности. Впрочемъ, объ этомъ не стоитъ распространяться, такъ какъ въ настоящую минуту это не идетъ къ дѣлу.
   Николай снялъ нагаръ со свѣчи, засунулъ руки въ карманы и, откинувшись на спинку стула въ позѣ терпѣливаго ожиданія, приготовился слушать.
   -- Я считаю своею обязанностью, мой другъ,-- продолжала мистриссъ Никкльби,-- сообщить тебѣ все, что сама знаю, не только потому, что знать все, что происходитъ въ семьѣ, твое право, но еще и потому, что въ этомъ дѣлѣ ты много можешь помочь. Мало ли, что ты можешь сдѣлать! Ты можешь, напримѣръ, выйти прогуляться въ садъ, или посидѣть у себя, въ своей комнатѣ, или сдѣлать видъ, что ты уснулъ, или, наконецъ, подъ предлогомъ какого-нибудь дѣла, можешь совсѣмъ уйти изъ дому часика на два и увести съ собой Смайка. Все это, конечно, кажется со стороны сущими пустяками, и, я заранѣе знаю, ты станешь надо мной смѣяться, что я придаю всему этому слишкомъ много значенія; но увѣряю тебя, мой другъ, да ты и самъ въ этомъ убѣдишься со временемъ, когда придетъ твой чередъ влюбиться въ какую-нибудь молоденькую, хорошенькую дѣвушку (я увѣрена, что она будетъ хорошенькая, иначе ты, конечно, ея не полюбишь)... да, такъ я говорю, увѣряю тебя, что отъ этихъ пустяковъ, какими они, можетъ быть, теперь тебѣ кажутся, зависитъ гораздо больше, чѣмъ ты полагаешь. Если бы былъ живъ твой бѣдный папа, онъ могъ бы тебѣ подтвердить, какъ много иной разъ отъ нихъ зависитъ и какъ важно стараться не мѣшать влюбленнымъ. Само собою разумѣется, ты не долженъ дѣлать это замѣтно, но именно такъ, чтобы это имѣло видъ самой обыкновенной случайности. Не слѣдуетъ также неожиданно входить въ комнату; можно или кашлянуть, подходя къ дверямъ, или насвистывать что-нибудь, или напѣвать, словомъ, надо такъ или иначе предупредить о своемъ появленіи, потому что, вотъ видишь ли, хоть это воркованье влюбленныхъ не только не предосудительная, но вполнѣ естественная вещь, молодые люди всегда почему-то конфузятся, когда ихъ застанешь, напримѣръ, рядышкомъ на диванѣ или что-нибудь въ этомъ родѣ. Все это очень глупо, но это такъ.
   Съ каждымъ новымъ словомъ мистриссъ Никкльби изумленіе Николая все возрастало; но почтенную леди это обстоятельство нисколько не смущало. Напротивъ, оно какъ будто даже возвысило ее въ ея собственномъ мнѣніи, подтверждая ея необыкновенную проницательность и сноровку въ устройствѣ матримоніальныхъ дѣлъ. Поэтому, прервавъ на минуту потокъ своего краснорѣчія, чтобы съ довольной улыокой заявить, что она заранѣе знала, какъ удивитъ Николая, добрая женщина принялась выкладывать цѣлый коробъ самыхъ сложныхъ, запутанныхъ и, повидимому, совершенно не идущихъ къ дѣлу анекдотовъ, изъ коихъ, однако же, съ полною очевидностью явствовало, что мистеръ Фрэнкъ Чирибль былъ страстно влюбленъ въ Кетъ.
   -- Въ кого!-- воскликнулъ Николай.
   -- Въ Кетъ,-- невозмутимо повторила мистриссъ Никкльби.
   -- Какъ, въ нашу Кетъ? Въ сестру Кетъ?
   -- Боже мой, Николай, о какой же другой Кетъ можетъ быть рѣчь!-- отвѣтила съ досадой мистриссъ Никкльби.-- Въ комъ же другомъ, кромѣ твоей сестры, я могла бы принимать такое участіе?
   -- Нѣтъ, этого не можетъ быть, мама,-- сказалъ Николай,-- вы ошибаетесь!
   -- Ты полагаешь, мой другъ?-- произнесла мистриссъ Никкльби торжественнымъ тономъ.-- Пусть такъ. Поживемъ -- увидимъ.
   До этой минуты Николаю ни разу не приходила въ голову возможность чего-либо подобнаго тому, что сообщила теперь ему мать. Помимо того, что въ послѣднее время онъ быль сильно занятъ дѣлами и почти не бывалъ дома, его ревнивыя подозрѣнія давно уже были направлены совершенно въ другую сторону: онъ всецѣло приписывалъ частыя посѣщенія Фрэнка Чирибля присутствію въ ихъ домѣ Мадлены, въ которую онъ самъ быль влюбленъ. Даже теперь, хоть онъ и понималъ, что предположеніе его матери во всякомъ случаѣ не менѣе основательно, чѣмъ его собственное, и несмотря на то, что въ эту минуту ему вдругъ разомъ пришла на память тысяча мелкихъ случайностей, какъ будто даже подтверждавшихъ справедливость словъ мистриссъ Никкльби, онъ все еще не могъ вполнѣ повѣрить, что вниманіе Фрэнка къ его сестрѣ было чѣмъ-то особеннымъ, а не обыкновеннымъ вниманіемъ благовоспитаннаго молодого человѣка къ порядочны, да еще вдобавокъ молоденькой и хорошенькой дѣвушкѣ. Во всякомъ случаѣ онъ не могъ придти пока ни къ какому опредѣленному выводу, что и высказалъ матери.
   -- Вы совсѣмъ было меня всполошили, мама,-- сказалъ онъ послѣ минутнаго раздумья,-- но я надѣюсь, что вы ошибаетесь.
   -- Признаюсь, я не совсѣмъ понимаю, какъ ты можешь это думать, мой другъ,-- отвѣтила мистриссъ Никкльби,-- но во всякомъ случаѣ можешь быть вполнѣ увѣрена, что я не ошибаюсь.
   -- Ну, а что же Кетъ?-- спросилъ Николай.
   -- Вотъ видишь ли, мой другъ, этого вопроса я и сама еще не рѣшила,-- проговорила задумчиво мистриссъ Никкльби.-- Всь это время Кетъ проводитъ у постели Мадлены; онѣ такъ подружились, что меня это даже удивляетъ иной разъ; къ тому же, признаться, я и сама часто ее отсылаю, потому что считаю такой образъ дѣйствій лучшею тактикою въ подобнаго рода дѣлахъ. Никогда, знаешь, не слѣдуетъ подавать молодому человѣку слишкомъ много надежды съ перваго абцуга.
   Эти слова были сказаны тономъ такого дѣтскаго, радостнаго самодовольства, что Николай, отъ души пожалѣлъ о необходимости разрушить розовыя мечты своей матери. Тѣмъ не менѣе онъ чувствовалъ, что это его долгъ, который нельзя обойти.
   -- Да развѣ же вы не понимаете, мамочка,-- началъ онъ какъ только можно мягче,-- что если бы увлеченіе мистера Фрэнка оказалось серьезнымъ, съ нашей стороны было бы величайшей неблагодарностью, болѣе того, подлостью, если бы мы стали покровительствовать его страсти? Впрочемъ, мнѣ не зачѣмъ и спрашивать васъ, я увѣренъ, что вы и сами это поймете, если подумаете. Но позвольте мнѣ объяснить мою мысль. Вспомните, что мы бѣдны.
   Мистриссъ Никкльби грустно покачала головой и пробормотала сквозь слезы, что бѣдность еще не порокъ.
   -- Разумѣется, нѣтъ,-- сказалъ Николай,-- потому-то я и говорю, что у бѣдняковъ должна быть гордость, которая удерживала бы ихъ отъ неблаговидныхъ поступковъ, должно быть сильно развитое чувство самоуваженія, которымъ всякій бѣднякъ могъ бы похвастать не хуже любого монарха. Вспомните только, чѣмъ мы обязаны братьямъ Чирибль; вспомните, что они для насъ сдѣлали и сколько дѣлаютъ ежедневно съ такимъ благородствомъ и деликатностью, за которое, кажется, мало отдать всю нашу жизнь. Хороша была бы наша благодарность, если бы мы, зная объ увлеченіи ихъ племянника, единственнаго ихъ родственника, на котораго они смотрятъ, какъ на сына, и для устройства будущности котораго у нихъ, конечно, давно составленъ свой собственный планъ, соотвѣтствующій полученному имъ воспитанію и будущему огромному состоянію, хороши бы мы были, говорю я, если бы, видя, что онъ увлекается дѣвушкой безъ гроша за душой, да еще такой намъ близкой, какъ Кетъ, стали поощрять его чувства! Да вѣдь со стороны это имѣло бы совершенно такой видъ, точно мы заранѣе всѣ втроемъ составили планъ заманить его въ ловушку, имѣя въ виду самую подлую, корыстную цѣль. Подумайте объ этомъ, мама. Если бы этотъ бракъ состоялся, развѣ могли бы вы взглянуть въ глаза братьямъ Чирибль? Подумайте, какую скверную, какую неблаговидную роль мы бы сыграли во всемъ этомъ дѣлѣ.
   Бѣдная мистриссъ Никкльби давно уже горько плакала и теперь могла только возразить слабымъ голосомъ, что, конечно, мистеръ Фрэнкъ спросилъ бы сперва разрѣшенія своихъ родственниковъ на свой бракъ съ Кетъ.
   -- Разумѣется, это нѣсколько уменьшило бы его вину въ ихъ глазахъ,-- сказалъ Николай,-- но не нашу. Относительно насъ это ничуть не измѣнило бы дѣла. Между нами и нашими покровителями осталась бы все та же пропасть. Выгоды отъ этого брака, которыя окажутся на нашей сторонѣ, не могутъ не навести ихъ на мысль, что мы приложили тутъ руку. Впрочемъ, все-таки сдается, что посѣщенія Фрэнка мы можемъ съ полнымъ правомъ отнести на счетъ нашей гостьи,-- добавилъ Николай шутливо,-- по крайней мѣрѣ, я надѣюсь и вѣрю, что это такъ. Да, если бы даже и нѣтъ, я знаю Кетъ и увѣренъ въ ней и въ васъ также, мама, увѣренъ, что вы и сами поймете, какъ мы должны дѣйствовать, если хорошенько подумаете.
   Послѣ довольно долгихъ пререканій Николаю удалось добиться отъ мистриссъ Никкльби обѣщанія, что она обдумаетъ на досугѣ этотъ вопросъ, и если мистеръ Фрэнкъ не прекратитъ своихъ ухаживаній, не только не будетъ выказывать ему поощренія, но даже постарается отнять у него всякую надежду на успѣхъ. Николай рѣшилъ ни слова не говорить Кетъ о своемъ разговорѣ съ матерью, пока это не окажется безусловно необходимымъ, и удовольствоваться ролью посторонняго зрителя, пока собственныя наблюденія не убѣдятъ его въ справедливости подозрѣній матери. Это было весьма мудрое рѣшеніе, но приведенію его въ исполненіе помѣшало новое горе, обрушившееся на семью, и сопряженныя съ нимъ новыя хлопоты и тревоги.
   Болѣзнь Смайка приняла опасный оборотъ: онъ такъ ослабѣлъ, что съ трудомъ переходилъ изъ комнаты въ комнату, и до такой степени исхудалъ, что на него нельзя было смотрѣть безъ слезъ. Та же самая знаменитость изъ медицинскаго міра, съ которой Николай совѣтовался, когда Смайкъ только что заболѣлъ, объявила, что единственная надежда спасти юношу -- это немедленно увезти его изъ Лондона. По странной случайности докторъ рекомендовалъ именно ту часть Девоншира, гдѣ родился и выросъ Николай, причемъ, однако, счелъ нужнымъ предупредить, что тотъ, кто поѣдетъ съ больнымъ въ качествѣ провожатаго, долженъ быть готовъ къ самому худшему, такъ какъ больной настолько опасенъ, что, можетъ быть, ему уже не суждено вернуться назадъ.
   Братья Чирибль, которымъ исторія Смайка была давно извѣстна, отрядили Тима присутствовать при консультаціи, и въ то же утро Николай былъ приглашенъ въ ихъ кабинетъ.
   -- Дорогой сэръ, нельзя терять ни минуты,-- сказалъ ему мистеръ Чарльзъ.-- Нельзя дать умереть бѣдняжкѣ, не испробовавъ предварительно всѣхъ средствъ, которыя, можетъ быть, могуть спасти ему жизнь. Само собою разумѣется, что нельзя также отпустить его одного въ чужое для него мѣсто. Завтра же утромъ собирайте его въ дорогу и поѣзжайте съ нимъ. Позаботьтесь, чтобы онъ ни въ чемъ не терпѣлъ недостатка, и оставайтесь при немъ, пока не убѣдитесь, что состояніе его здоровья не представляетъ больше ни малѣйшей опасности. Было бы просто жестокостью разлучить васъ съ нимъ при такихъ обстоятельствахъ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста безъ возраженій, мой милый! Тимъ забѣжитъ къ вамъ сегодня же вечеромъ проститься. Братъ Нэдъ, мой другъ, мистеръ Никкльби желаетъ на прощанье пожать тебѣ руку; онъ ѣдетъ, но не надолго, конечно, не надолго; бѣдняжка Смайкъ скоро поправится... скоро поправится, и тогда мы пріищемъ для него подходящее мѣстечко гдѣ-нибудь въ деревнѣ и станемъ всѣ его навѣщать, всѣ будемъ навѣщать его иногда, не такъ ли, братъ Нэдъ? Вамъ нѣтъ еще причины отчаиваться, мой милый, ни малѣйшей причины. Неправда ли, Нэдъ?
   Я думаю, нѣтъ надобности говорить, что Тимъ Линкинвотеръ явился къ Николаю въ тотъ же вечеръ; излишне упоминать и о томъ, какое ему было дано порученіе со стороны братьевъ Чирибль. На слѣдующее же утро Николай со Смайкомъ тронулись въ путь.
   Кто, кромѣ Смайка, никогда не слыхавшаго отъ людей добраго слова, не видѣвшаго ласковаго взгляда ни отъ кого, кромѣ друзей, теперь его провожавшихъ, кто, кромѣ Смайка, мигъ бы передать словами ту гнетущую тоску, то страшное горе и отчаяніе, которыя отравили ему минуту этой послѣдней разлуки?
   -- Посмотри-ка, Смайкъ,-- воскликнулъ весело Николай, выглядывая въ окошко кареты,-- посмотри, вонъ они всѣ стоятъ на дорожкѣ! А вотъ и Кетъ, бѣдная Кетъ! Помнишь, какъ ты ее увѣрялъ, что будешь не въ состояніи съ ней проститься? Смотри, она тебѣ машетъ платкомъ! Неужели ты такъ и уѣдешь, не отвѣтивъ на ея привѣтствіе?
   -- Не могу!-- пролепеталъ Смайкъ съ дрожью въ голосѣ и, откинувшись на спинку сидѣнья, закрылся руками.-- Видите вы ее? Тамъ она еще?
   -- Да, да; вонъ она опять машетъ платкомъ. Я отвѣтилъ ей за тебя... Но вотъ ея уже не видно. О чемъ же ты такъ горько плачешь, мой милый? Вѣдь вы съ нею скоро увидитесь.
   Но тотъ, кого Николай старался ободрить своими словами, только сложилъ свои дрожащія руки умоляющимъ жестомъ и прошепталъ:
   -- На небѣ, можетъ быть! Это единственное, о чемъ я теперь молю Бога!
   Эти слова прозвучали, какъ послѣдній крикъ истерзанной души.
   

ГЛАВА LVI.
Потерпѣвъ пораженіе отъ племянника, Ральфъ Никкльби, пользуясь подвернувшимся случаемъ, составляетъ новый планъ мщенія, къ которому пріобщаетъ новаго испытаннаго союзника.

   Событія идутъ своимъ чередомъ, увлекая за собою историка. Событія нашего разсказа заставляютъ насъ вернуться къ тому моменту въ предпослѣдней главѣ, когда мы оставили Ральфа Никкльби и Артура Грайда въ домѣ, гдѣ смерть такъ внезапно водрузила свое мрачное черное знамя.
   По уходѣ племянника Ральфъ замеръ на мѣстѣ со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами и нѣсколько минутъ простоялъ неподвижно въ той самой позѣ, которую онъ принялъ, посылая свое послѣднее проклятіе вслѣдъ Николаю. Если бы не судорожно вздымающаяся грудь, его можно было бы принять въ этотъ моментъ за бронзовую статую. Наконецъ, какъ человѣкъ, пробуждающійся отъ глубокаго, тяжелаго сна и мало-по-малу расправляющй свои члены, онъ вздрогнулъ и потрясъ кулакомъ по направленію къ двери, въ которою вышелъ Николай, но сейчасъ-же, какъ бы устыдившись своей слабости, спряталъ руку за жилетъ и, обернувшись, посмотрѣлъ въ лицо Грайду, менѣе смѣлому, чѣмъ онъ, и не успѣвшему еще оправиться отъ удара.
   Этотъ негодный, жалкій трусъ, еще дрожалъ всѣмъ тѣломъ, его сѣдые, рѣдкіе волосы до сихъ порь еще стояли дыбомъ на его головѣ. Встрѣтивъ пристальный взглядъ Ральфа, онъ окончательно потерялся; шатаясь, поднялся на ноги и, закрывъ лицо руками, сталъ увѣрять, подвигаясь понемногу къ дверямъ, что онъ ни въ чемъ не виноватъ.
   -- Кто же васъ обвиняетъ, пріятель?-- отвѣтилъ Ральфъ глухимъ голосомъ.-- Кажется, никто.
   -- Вы такъ на меня смотрите, какъ будто я во всемъ виноватъ,-- пролепеталъ несчастный.
   -- Если ужь кого обвинять,-- пробормоталъ Ральфъ, силясь улыбнуться,-- такъ только его за то, что онъ не прожилъ часомъ дольше; проживи онъ еще одинъ часъ, для насъ съ вами и этого было бы вполнѣ достаточно. Да, ужь если кого обвинять, такъ только его.
   -- Но больше, неправда ли, никто не виноватъ?-- произнесъ Грайдъ, все еще заикаясь отъ страха.
   -- Никто, по крайней мѣрѣ, въ этой неудачѣ,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Но я не покончилъ еще счетовъ съ этимъ молокососомъ, который отбилъ у васъ невѣсту. Не подумайте, что за сегодняшнее бахвальство... нѣтъ, за это мы съ нимъ расквитались бы, не случись такого сюрприза.
   Спокойствіе, съ которымъ говорилъ Ральфъ, такъ мало гармонировало съ выраженіемъ его лица, было такъ неестественно и ужасно по сравненію съ его рѣзкимъ, скрипучимъ и отрывистымъ голосомъ (онъ дѣлалъ паузы почти на каждомъ словѣ, поминутно переводя духъ и напоминая захмелѣвшаго человѣка, старающагося объясниться членораздѣльными звуками), что, встань сейчасъ Брэй со своего смертнаго одра и явись несчастному Грайду, едва ли тотъ испугался бы больше, чѣмъ боялся теперь.
   -- Ну, а карета?-- спросилъ Ральфъ, послѣ долгой внутренней борьбы, вродѣ той, которую испытываетъ эпилептикъ, стараясь осилить наступающій припадокъ болѣзни -- Вѣдь мы пріѣхали въ каретѣ. Она еще здѣсь?
   Обрадованный возможностью не видѣть хоть минуту своего собесѣдника, Грайдъ, пользуясь этимъ предлогомъ, подошелъ къ окну, между тѣмъ какъ Ральфъ, отвернувшись сосредоточенно рвалъ на себѣ рубашку рукою, которую держалъ за жилетомъ, и бормоталъ хриплымъ шепотомъ:
   -- Десять тысячъ фунтовъ! Онъ сказалъ -- десять тысячъ! Какъ разъ та сумма, какую я выдалъ вчера подъ двѣ закладныя и которая съ завтрашняго дня должна была давать мнѣ громадный процентъ. Надо же было имъ обанкротиться! И кто же? Онъ, онъ первый приноситъ мнѣ эту вѣсть!.. Здѣсь ли наша карета?
   -- Здѣсь, здѣсь,-- поспѣшилъ отвѣтить Грайдъ испуганный тономъ, которымъ былъ заданъ этотъ вопросъ.-- Ахъ, Боже мой, какой вы горячка!
   -- Подите сюда,-- сказалъ Ральфъ, подзывая его къ себѣ.-- Никто не долженъ видѣть нашего волненія. Мы выйдемъ съ вами подъ руку.
   -- Ай, да вы такъ давите мнѣ руку, точно хотите сломать!-- крикнулъ Грайдъ.
   Ральфъ нетерпѣливымъ движеніемъ выпустилъ его руку, спустился внизъ своимъ обычнымъ твердымъ, рѣшительнымъ шагомъ и молча сѣлъ въ карету. Грайдъ послѣдовалъ за нимъ. Когда кучеръ спросилъ, куда ѣхать, Грайдъ вопросительно посмотрѣлъ на Ральфа; по тотъ хранилъ глубокое молчаніе, и, не дождавшись отвѣта, Грайдъ приказалъ ѣхать къ себѣ на квартиру.
   Всю дорогу Ральфъ просидѣлъ въ своемъ углу, скрестя руки и не проронивъ ни звука. Голова его была опущена на грудь, глаза закрыты, и только по непрерывному движенію густыхъ нависшихъ бровей можно было догадаться, что онъ не спитъ. Только когда карета остановилась, онъ поднялъ голову и, выглянувъ къ окно, спросилъ, куда они пріѣхали.
   -- Ко мнѣ,-- отвѣтилъ Грайдъ уныло, удрученный безмолвіемъ, царившимъ въ его домѣ.-- О, Боже мой, ко мнѣ несчастному!
   -- Я и не замѣтилъ, какъ мы доѣхали,-- сказалъ Ральфъ.-- Мнѣ хотѣлось бы выпить стаканъ холодной воды. У васъ найдется, надѣюсь?
   -- Найдется все, что вамъ будетъ угодно,-- отвѣтилъ Грайдь со вздохомъ.-- Стучаться не нужно. Кучеръ, позвоните!
   Кучеръ позвонилъ разъ, другой, третій; затѣмъ принялся колотить въ дверь изо всей мочи, но никто не показывался. Онъ заглянулъ въ замочную скважину,-- никого. Домъ былъ безмолвенъ, какъ могила.
   -- Что тамъ еще?-- спросилъ нетерпѣливо Ральфъ.
   -- Эта Пегъ скоро совсѣмъ оглохнетъ!-- отвѣтилъ Грайдъ, какъ могъ спокойнѣе, но взглядъ его выражалъ тревогу и страхъ.-- Послушайте, кучеръ, позвоните еще разъ, можетъ быть, она увидитъ, какъ качается колокольчикъ.
   Кучеръ принялся опять стучать и звонить. Наконецъ въ окнахъ начали появляться сосѣди, перекликаясь черезъ улицу и спрашивая другъ друга, ужъ не хватилъ ли служанку Грайда ударь? Вокругъ кареты начала собираться толпа, обмѣнивавшаяся вслухъ самыми смѣлыми предположеніями. Одни утверждали, что служанка мистера Грайда заснула, другіе -- что она заживо сгорѣла; третьи -- что она просто напилась до безчувствія; наконецъ, какой-то толстякъ высказалъ нескромную догадку, что, вѣроятно, она увидѣла что-нибудь съѣстное и, съ непривычки къ такому зрѣлищу, до того перепугалась, что съ нею приключилась падучая. Послѣднее предположеніе пришлось какъ нельзя болѣе по вкусу толпѣ: громкій хохотъ огласилъ воздухъ, и нѣсколько человѣкъ головорѣзовъ собирались уже было перелѣзть черезъ рѣшетку и выломать кухонную дверь, чтобы констатировать фактъ, но кое-какъ удалось удержать ихъ отъ этой смѣлой затѣи. Но этимъ дѣло не кончилось. Вся округа давно уже знала, что на этотъ день была назначена свадьба Артура, и потому вопросы и нескромныя шутки по адресу новобрачной сыпались со всѣхъ сторонъ. Большинству очень понравилась высказанная кѣмъ-то догадка, что молодая сидитъ въ каретѣ, переодѣтая мужчиной, и что Ральфь Никкльби и есть переодѣтая невѣста. Послышались веселыя шуточки по поводу того, что новобрачная явилась въ домъ мужа въ щюкахъ и сапогахъ. Поднялся хохотъ, крикъ, наконецъ, стали даже раздаваться свистки. Дѣлать нечего, Ральфу и Грайду пришлось укрыться въ сосѣднемъ домѣ. Тамъ они раздобыли лѣстницу, приставили ее къ стѣнѣ (которая на ихъ счастье была не высока) и спустились во дворъ дома Грайда здравы и невредимы.
   -- Знаете,-- сказалъ Артуръ Ральфу, очутившись у себя во дворѣ,-- я боюсь войти въ домъ. Вдругъ какъ ее убили, и она лежитъ теперь на полу съ разбитой головой?
   -- Допустимъ даже, что такъ, что же тутъ ужаснаго?-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Было бы отлично, если бы такія дѣла совершались почаще. Чего тутъ пугаться? Оставайтесь, если хотите. Я иду.
   Но прежде онъ накачалъ воды изъ пасоса, выпилъ нѣсколько глотковъ, освѣжилъ голову и лицо и, вернувъ себѣ свое обычное самообладаніе, вошелъ въ домъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Грайдъ вошелъ за нимъ слѣдомъ.
   Въ домѣ по обыкновенію царилъ полумракъ, и нигдѣ не было замѣтно никакой перемѣны; комнаты имѣли свой обыкновенный мрачный и неуютный видъ. Поломанная и рваная мебель стояла по мѣстамъ. Желѣзный маятникъ старыхъ, безобразныхъ, запыленныхъ часовъ, какъ всегда, громко тикалъ, заглушая всякіе звуки извнѣ. Хромоногіе комоды и шкапы попрежнему стояли, забившись въ темные углы отъ нескромныхъ взоровъ; шумъ шаговъ отдавался такимъ же, какъ и всегда, жалобнымъ эхомъ. Длинноногій паукъ, заслышавъ людскіе шаги, прекратилъ бѣготню по стѣнѣ и неподвижно повисъ на своей паутинѣ. Испуганный появленіемъ человѣка въ своихъ наслѣдственныхъ владѣніяхъ, онъ притворился мертвымъ, выжидая, чтобы непрошенные гости ушли.
   Пріятели осмотрѣли весь домъ отъ чердака до подвала,-- отворяли скрипучія двери, заглядывали въ каждую комнату,-- но нигдѣ не нашли слѣдовъ старой Пегъ.
   Наконецъ, утомившись безплодными поисками, они усѣлись въ комнатѣ, которую обыкновенно занималъ Грайдъ.
   -- Старая вѣдьма, по всей вѣроятности, вышла за какими-нибудь покупками къ свадьбѣ,-- сказалъ Ральфъ, собираясь уходить.-- Смотрите, я разрываю вашъ вексель: онъ теперь ни на что намъ не нуженъ.
   Между тѣмъ Грайдъ осматривалъ комнату. Вдругъ онъ съ громкимъ крикомъ упалъ на колѣни возлѣ большого сундука.
   -- Что тамъ еще?-- спросилъ съ досадою Ральфъ.
   -- Ограбили! Обокрали!-- кричалъ Грайдъ.
   -- Что украли? Деньги?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Хуже, гораздо хуже!
   -- Да что же, наконецъ?-- крикнулъ Ральфъ.
   -- Хуже, гораздо хуже!-- твердилъ Грайдъ, словно одержимый, роясь въ бумагахъ. Въ эту минуту онъ походилъ на дикаго звѣря, въ безсильной ярости роющаго землю когтями.-- Лучше бы она украла деньги... всѣ мои деньги... благо я дома ихъ не держу. Лучше бы она пустила меня по міру, чѣмъ сдѣлать то, что она сдѣлала!
   -- Да что же она, наконецъ, сдѣлала?-- воскликнулъ Ральфъ, выходя изъ себя.-- Что?.. Отвѣтите ли вы, чортъ васъ побери?
   Грайдъ не отвѣчалъ и продолжалъ рыться въ бумагахъ своими крючковатыми пальцами.
   -- У васъ пропалъ какой-нибудь документъ?-- бѣшено заоралъ Ральфъ, изо всей силы встряхивая его за шиворотъ.-- Что у васъ такое пропало? Что именно, я васъ спрашиваю?
   -- Да, документъ... бумага. Я погибъ! Пропала моя головушка! Я погибъ, погибъ! Она видѣла, какъ я читалъ его, недавно читалъ... я постоянно его перечитывалъ... она подсмотрѣла... подсмотрѣла, какъ я пряталъ въ шкатулку... Теперь шкатулки нѣтъ на мѣстѣ... она украла ее... Будь она проклята! Я пропалъ, пропалъ!
   -- Какія это были бумаги?-- крикнулъ Ральфъ, котораго осѣнила внезапная мысль, заставившая его вздрогнуть съ головы до ногъ.-- Глаза его сверкали, и онъ съ силой стиснулъ костлявую руку Грайда.-- Какія бумаги?
   -- Она и сама не знаетъ, какія, она по умѣетъ читать,-- продолжалъ кричать Грайдъ, не слушая Ральфа.-- Единственная для нея возможность выручить за нихъ деньги -- это хорошенько ихъ спрятать. Найдется кто-нибудь, кто ей прочтетъ ихъ и научитъ, что съ ними дѣлать. Она безнаказанно заработаетъ на нихъ вмѣстѣ ее своимъ сообщникомъ; мало того, поставитъ еще себѣ это въ заслугу, скажетъ, что нашла ихъ... что знала, что онѣ у меня... у нея въ рукахъ всѣ улики противъ меня... И въ концѣ концовъ я одинъ пострадаю... одинъ... я одинъ!
   -- Успокойтесь!-- сказалъ Ральфъ, еще крѣпче стискивая ему руку и устремивъ на него твердый, пристальный взглядъ, говорившій безъ словъ, что онъ нашелъ выходъ.-- Успокойтесь! Будьте же, наконецъ, разсудительны. Уйти далеко она не могла. Я сейчасъ позову полицію. Вы заявите, что у васъ украдено, и, вѣрьте мнѣ, ее живо схватятъ. Караулъ! На помощь!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- взвизгнулъ Грайдъ, зажимая Ральфу ротъ.-- Этого я не могу! Не смѣю!
   -- Караулъ! На помощь!-- продолжалъ кричать Ральфъ.
   -- Молчите! Ради Бога, молчите!-- кричалъ Грайдъ, топая ногами, словно помѣшанный.-- Да замолчите же, вамъ говорятъ! Я не могу, я не смѣю заявить объ этомъ полиціи!
   -- Какъ не смѣете? Что это значитъ?
   -- Не смѣю! Не смѣю!-- повторялъ Грайдъ, ломая руки.-- Тс... ни слова. Никому объ этомъ ни слова, иначе я погибъ! Какъ ни поверни, я погибъ. Я пойманъ! Меня упекутъ подъ судъ, сгноятъ живьемъ въ Ньюгетѣ!
   Долго еще несчастный, охваченный паническимъ ужасомъ, оглашалъ комнату криками, въ которыхъ какъ-то нелѣпо сливались страхъ, бѣшенство и отчаяніе. Но мало-по-малу эти крики перешли въ жалобный вой, только изрѣдка прорывавшійся дикимъ возгласомъ, когда Грайдъ, продолжавшій рыться въ бумагахъ, обнаруживалъ какую-нибудь новую пропажу. Ральфъ, извинившись передъ пріятелемъ, что долженъ покинуть его въ такомъ горѣ, ушелъ. Къ великому огорченію зѣвакъ, которые все еще чего-то поджидали на улицѣ, онъ сообщилъ имъ, что въ домѣ ничего особеннаго не случилось, затѣмъ сѣлъ въ кэбъ и отправился домой.
   Дома его ожидало письмо. Нѣкоторое время онъ смотрѣлъ на конвертъ, не рѣшаясь его распечатать, но, наконецъ, сломалъ печать и, когда прочелъ письмо, поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ.
   -- Худшее, чего я могъ ожидать, свершилось,-- пробормоталъ онъ,-- банкирскій домъ обанкротился. Теперь и все понимаю. Слухъ объ этомъ распространился въ Сити еще вчера, и вотъ откуда Чирибли узнали эту новость. Прекрасно, превосходно!
   Онъ въ страшномъ волненіи прошелся большими шагами по комнатѣ и снова остановился.
   -- Десять тысячъ фунтовъ! И вѣдь вложилъ-то я ихъ всего на день, на одинъ только день! Сколькихъ лѣтъ труда, сколькихъ мучительныхъ дней и безсонныхъ ночей стоили мнѣ эти десять тысячъ фунтовъ! Десять тысячъ! Сколько благосклонныхъ улыбокъ размалеванныхъ красавицъ, сколько заискивающихъ фразъ пустоголовыхъ мотовъ, проклинающихъ меня въ душѣ, достаюсь бы на мою долю за то время, пока я удвоилъ бы эти десять тысячъ фунтовъ! Какъ бы я душилъ, какъ прижималъ бы всѣхъ этихъ болвановъ! Сколько наслушался бы сладкихъ рѣчей, насмотрѣлся льстивыхъ улыбокъ! Сколько получилъ бы трогательныхъ, нѣжныхъ посланій, съ пылкими увѣреніями въ преданности!.. Послушать, что толкуютъ въ свѣтѣ, такъ можетъ показаться, будто люди, подобные мнѣ, пріобрѣтаютъ богатство цѣною притворства подлости, униженій и лести. А какъ посмотришь, униженіе и подлость оказываются совсѣмъ не на той сторонѣ. Какое море лести и лжи излилось бы на меня за мои десять тысячъ фунтовъ отъ тѣхъ проходимцевъ, которые, не будь я богатъ, отвернулись бы отъ меня съ презрѣніемъ, какъ ежедневно отворачиваются отъ людей, стоящихъ выше ихъ во всѣхъ отношеніяхъ, если у этихъ людей пусто въ карманѣ! И если бы даже я удвоилъ свой капиталъ, получилъ бы сто на сто, у меня и тогда не нашлось бы ни одного соверена, который не служилъ бы олицетвореніемъ десяти тысячъ подлыхъ обмановъ, совершенныхъ не кредиторомъ,-- нѣтъ, не вѣрьте этому,-- а должникомъ, честнымъ, великодушнымъ, довѣрчивымъ должникомъ, считающимъ позоромъ для себя отложить хоть полъ шиллинга на черный день изъ своего ежегоднаго дохода!
   Шагая по комнатѣ, Ральфъ продолжалъ свою филиппику на ту же тему, какъ будто хотѣлъ смягчить горечь своей потери этими общими разсужденіями о мелочности и пошлости людской. Но по мѣрѣ того, какъ воспоминаніе о постигшей его неудачѣ все ярче всплывало въ его душѣ, шаги его становились менѣе увѣрены и, наконецъ, бросившись въ кресло и такъ сильно сжавъ его ручки, что оно затрещало, онъ произнесъ:
   -- Было время, когда ничто не могло меня взволновать сильнѣе, чѣмъ потеря такой большой суммы, ничто! Что значили для меня всѣ эти браки, рожденія, смерти, которыми такъ интересуются люди (разумѣется, если они не были связаны для меня съ пріобрѣтеніемъ или потерею денегъ)! Но теперь, клянусь честью, я не такъ больно чувствую свою потерю, какъ то торжество, съ которымъ онъ мнѣ о ней сообщилъ! Если бы даже онъ былъ причиной этого краха,-- я, впрочемъ, почти увѣренъ, что такъ оно и есть,-- кажется, я и тогда не ненавидѣлъ бы его сильнѣе, чѣмъ теперь. Ахъ, кабы только мнѣ ему отомстить! Хотя бы не сразу, нѣтъ! Отомстить постепенно, но вѣрно! Кабы мнѣ только съ нимъ за все разсчитаться, я быль бы теперь совершенно спокоенъ.
   Долго еще раздумывалъ Ральфъ на эту тему и, наконецъ, принялъ рѣшеніе. Онъ написалъ письмо мистеру Сквирсу и приказалъ Ньюмэну снести его въ "Сарацинову Голову", узнать тамъ, пріѣхалъ ли Сквирсъ въ Лондонъ, и если пріѣхалъ, то дождаться отвѣта. Ногсъ вернулся съ извѣстіемъ, что мистеръ Сквирсъ пріѣхалъ нынче утромъ, что письмо застало его въ постели и что онъ приказалъ кланяться мистеру Никкльби и передать, что сейчасъ встанетъ и немедленно явится.
   Сквирсъ дѣйствительно не заставилъ себя долго ждать. Но какъ ни мало прошло времени между возвращеніемъ Ньюмэна и его появленемъ, Ральфъ успѣлъ подавить въ себѣ послѣдніе слѣды волненія и придать своему лицу его обычное, безстрастное выраженіе, которому онъ, быть можетъ, былъ въ значительной степени обязанъ своимъ огромнымъ вліяніемъ на людей не слишкомъ строгихъ нравственныхъ правилъ, а этимъ вліяніемъ, надо отдать ему справедливость, онъ умѣлъ-таки пользоваться для своей выгоды.
   -- Какъ поживаете, мистеръ Сквирсъ?-- сказалъ онъ, привѣтствуя гостя со своей обычной не то насмѣшливой, не то угрюмой улыбкой.-- Какъ поживаете?
   -- Полегоньку, сэръ,-- отвѣтилъ Сквирсъ.-- Помаленьку, да полегоньку, что можетъ быть лучше? Домашніе мои всѣ здоровы да и мальчуганы скрипятъ понемножку, только вотъ какая-то проклятая сыпь одолѣла и окончательно лишаетъ ихъ аппетита. Но вѣдь и погодка-то теперь какова! Какъ тутъ не болѣть? Я имъ это постоянно говорю всякій разъ, когда ихъ постигнетъ какое-нибудь испытаніе. Испытанія, сэръ,-- нашъ удѣлъ, удѣлъ смертныхъ. Сама смерть есть не что иное, какъ ниспосланное намъ испытаніе, сэръ. Въ этой юдоли скорбей и печали что ни шагъ, то новое испытаніе, и если мальчуганъ не хочетъ мириться съ испытаніями, выпавшими на его долю, если онъ докучаетъ вамъ своими жалобами, приходится волей-неволей учить его уму-разуму. Такъ сказано и въ писаніи, сэръ.
   -- Мистеръ Сквирсъ!-- рѣзко перебилъ Ральфъ его изліянія.
   -- Что прикажете, сэръ?
   -- Если позволите, мы оставимъ пока эти драгоцѣнныя поученія и перейдемъ къ дѣлу.
   -- Съ величайшимъ удовольствіемъ,-- отвѣтилъ Сквирсъ,-- но позвольте мнѣ прежде сказать...
   -- Нѣтъ, ужъ позвольте мнѣ первому сказать то, что я имѣю вамъ сообщить... Эй, Ногсъ, гдѣ вы тамъ?
   Ральфъ принужденъ былъ повторить свой окрикъ два или три раза, прежде чѣмъ появился Ньюмэнъ.
   -- Вотъ что: ступайте обѣдать сейчасъ. Слышите?
   -- Да вѣдь рано еще,-- замѣтилъ Ньюмэнъ недовольнымъ тономъ.
   -- Но моему, пора; значитъ, нечего разсуждать,-- сказалъ Ральфъ:
   -- У васъ что ни день, то новый чась для обѣда, это совсѣмъ не порядокъ, проворчалъ Ногсъ.
   -- Не бѣда. У васъ, кажется, не такъ ужъ много поваровъ и дворецкихъ, чтобы васъ особенно затруднило извиниться передъ ними за безпорядокъ,-- отрѣзалъ Ральфъ.-- Сказано: маршъ, ну, и ступайте!
   Это приказаніе было отдано тономъ, не допускающимъ возраженіи, но Ральфъ не удовольствовался приказаніемъ, а пошелъ въ каморку Ньюмэна подъ предлогомъ, что ему нужно тамъ взять кое-какія бумаги, и, удостовѣрившись, что тотъ ушель, заперъ за нимъ дверь на засовъ, чтобы онъ не могъ потихоньку отомкнуть дверь своимъ ключомъ.
   -- Я имѣю причины подозрѣвать этого молодца,-- сказалъ Ральфъ, вернувшись къ себѣ въ кабинетъ.-- Поэтому, до тѣхъ поръ, пока я найду наивѣрнѣйшее и удобнѣйшее средство отдѣлаться отъ него, я рѣшилъ за нимъ присматривать.
   -- Ну, отдѣлаться-то отъ него, кажется, не такъ трудно,-- замѣтилъ ухмыляясь Сквирсъ.
   -- Пожалуй. Во всякомъ случаѣ не труднѣе, чѣмъ отъ многихъ другихъ моихъ благожелателей, насколько мнѣ извѣстно... Ну-съ, итакъ, вы сказали...
   Безпечный тонъ послѣднихъ словъ Ральфа и его намекъ на то, что ему ничего не стоитъ отдѣлаться отъ Ньюмэна, какъ и отъ многихъ другихъ, очевидно, имѣли свою цѣль, которой и не преминули достигнуть. Послѣ нѣкотораго колебанія, Сквирсъ заговорилъ смиреннымъ тономъ:
   -- Я хотѣлъ только сказать, сэръ, что происшествіе съ этимъ неблагодарнымъ негодяемъ, сыномъ мистера Сноули, помимо того, что оно доставило мнѣ много хлопотъ и непріятностей, совершенно выбило меня изъ колеи, заставляя по цѣлымъ недѣлямъ не видѣться съ дѣтьми и женой. Конечно, мнѣ очень пріятно имѣть съ вами дѣло, и...
   -- Надѣюсь,-- замѣтилъ сухо Ральфъ.
   -- Еще бы! Конечно, весьма пріятно,--продолжалъ Сквирсъ, потирая колѣни.-- Хотя въ то же время нельзя не сознаться, что когда человѣку, какъ, напримѣръ, въ этомъ случаѣ мнѣ, приходится тащиться за двѣсти пятьдесятъ миль, чтобы получить исполнительный листъ, это выходитъ нѣсколько утомительно, не говоря уже о рискѣ.
   -- О какомъ рискѣ вы говорите, мистеръ Сквирсъ? Я что-то васъ не совсѣмъ понимаю,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Это я такъ только, къ слову,-- отвѣтилъ уклончиво Сквирсъ.
   -- А я васъ спрашиваю, въ чемъ вы видите рискъ?-- повторилъ Ральфъ настойчиво.
   -- Да я вовсе не жалуюсь, мистеръ Никкльби,-- поспѣшилъ извиниться мистеръ Сквирсъ.-- Но, честное слово, я никогда не сидѣлъ такого...
   -- Я васъ спрашиваю, въ чемъ вы видите рискъ?-- еще настойчивѣе перебилъ его Ральфъ.
   -- Въ чемъ рискъ?-- повторилъ Сквирсъ, усиленно растирая свои колѣни.-- Не стоитъ говорить объ этомъ. Есть вещи, о которыхъ лучше умалчивать. Вы сами знаете, о какомъ рискѣ я говорю.
   -- Сколько разъ я вамъ повторялъ и сколько разъ мнѣ придется вамъ повторять, что вы ничѣмъ не рискуете? Что вы подтвердили подъ присягою на судѣ и что вамъ придется еще показать? Что тогда-то и тогда-то въ вашемъ пансіонѣ содержался мальчикъ, по имени Смайкъ, что онъ пробылъ у васъ столько-то лѣтъ, исчезъ отъ васъ при такихъ-то и такихъ-то обстоятельствахъ, что теперь вы его нашли и можете удостовѣрить и доказать подлинность его личности. Развѣ все это не сущая правда сначала и до конца?
   -- Конечно, правда,-- согласился Сквирсъ.
   -- Такъ въ чемъ же вы видите рискъ? Сноули, тотъ дѣйствительно рискуетъ, онъ даетъ ложную присягу, а вѣдь ему я плачу меньше, чѣмъ вамъ.
   -- Да, надо признаться, Сноули въ этомъ дѣлѣ далъ-таки маху,-- замѣтилъ Сквирсъ.
   -- Далъ маху!-- съ досадой повторилъ Ральфъ.-- Далъ ли, не далъ ли маху, а посмотрите, какъ онъ отлично справляется съ дѣломъ, какъ умѣло, съ какимъ святымъ лицомъ даетъ показанія. А вы... вы всюду видите рискъ! Просто понять не могу, чего вы боитесь. Доказательства несомнѣнны: несомнѣнно у Сноули былъ другой сынъ, несомнѣнно, что Сноули былъ два раза женатъ, несомнѣнно, что первая его жена умерла! Не явится же она съ того свѣта и не покажетъ, что не она писала письмо. Самъ Сноули тоже не заявитъ, что Смайкъ не его сынъ, и что настоящій его сынъ давно съѣденъ червями! Такъ чѣмъ же вы рискуете? Сноули -- другое дѣло, онъ дѣйствительно совершаетъ преступленіе, но, я полагаю, ему не привыкать стать. Но вы-то, вы чѣмъ тутъ рискуете, Бога ради?
   -- Вы сами знаете чѣмъ,-- пробормоталъ Сквирсъ, безпокойно заерзавъ на стулѣ.-- Но разъ вы ставите вопросъ на такую почву, позвольте узнать, а вы-то сами ничѣмъ не рискуете?
   -- Я? Конечно, ничѣмъ. Я не замѣшанъ въ дѣлѣ, но вѣдь и вы не замѣшаны: ни мнѣ, ни вамъ ничто не грозитъ. Сноули понимаетъ, что въ собственныхъ своихъ интересахъ онъ долженъ твердо держаться данныхъ разъ показаній, иначе онъ рискуетъ своей головой, и только въ такомъ случаѣ и рискуетъ. И послѣ этого вы еще толкуете о какомъ-то вашемъ рискѣ!
   -- Да, толкую и буду толковать!-- проворчалъ Сквирсъ, безпокойно озираясь.-- Какъ же это иначе назвать? Или вы полагаете, что оказали мнѣ великое одолженіе тѣмъ, что приплели меня къ этому дѣлу?
   -- Называйте, какъ хотите,-- сказалъ Ральфъ съ раздраженіемъ въ голосѣ,-- но выслушайте меня! Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что этотъ планъ былъ прежде всего задуманъ съ той цѣлью, чтобы дать вамъ возможность отомстить негодяю, который вамъ насолилъ и вдобавокъ васъ же отколотилъ до полусмерти. Не вы ли только объ одномъ и мечтали, какъ бы снова заполучить въ свои руки того дохлаго мальчишку, чтобы этимъ способомъ, самымъ чувствительнымъ, по вашему мнѣнію, для вашего врага, заставить его поплатиться за весь тотъ вредъ и оскорбленія, которыя онъ вамъ нанесъ? Такъ это или нѣтъ, мистеръ Сквирсъ?
   -- Все это, конечно, до извѣстной степени вѣрно,-- отвѣтилъ Сквирсъ, почти побѣжденный аргументаціей Ральфа и его рѣзкимъ, увѣреннымъ тономъ.
   -- То есть, какъ это до извѣстной степени? Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Только то, что во всей этой затѣѣ, если не ошибаюсь, приписались въ разсчетъ столько же ваши интересы, сколько и мои,-- отвѣтилъ Сквирсъ.
   -- Неужели вы такъ наивны, чтобы воображать, что я сталь бы вамъ помогать, если бы у меня не было тутъ и своего разсчета?-- проговорилъ Ральфъ, не сморгнувъ.
   -- Конечно, нѣтъ, я отлично это понимаю,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Я только хотѣлъ поставить вопросъ ребромъ, чтобы между нами не осталось ничего недосказаннаго.
   -- Дѣло и безъ того ясно, какъ день,-- сказалъ Ральфъ.-- Но, съ другой стороны, имѣйте въ виду, что мы съ вами стоимъ далеко не въ одинаковыхъ условіяхъ: я плачу деньги за то, чтобы имѣть возможность отомстить, вы же мстите и въ то же время кладете деньги въ карманъ. Такимъ образомъ вы соединяете полезное съ пріятнымъ. Не скажу, конечно, чтобы при существующихъ обстоятельствахъ я отказался отъ такой постановки дѣла, если бы это было возможно. Во всякомъ случаѣ, кто же изъ насъ двоихъ въ выигрышѣ? Вы ли, имѣя возможность убить однимъ ударомъ двухъ зайцевъ (ибо въ крайнемъ случаѣ у васъ остается все-таки увѣренность если не въ успѣхѣ предпріятія, то хотъ въ заработкѣ, или я, для котораго несомнѣнно одно, что такъ или иначе мнѣ придется уплатить деньги независимо отъ того, буду ли я имѣть успѣхъ въ своихъ планахъ или нѣтъ?
   Такъ какъ Сквирсъ не могъ отвѣтить на этотъ вопросъ ничѣмъ, кромѣ пожатія плечъ да улыбки, Ральфъ посовѣтовалъ ему лучше молчать и быть благодарнымъ за выгоды, доставшіяся на его долю, и затѣмъ увѣренно продолжалъ свою рѣчь, перейдя къ описанію послѣднихъ событій.
   Во-первыхъ, онъ разсказалъ, какъ Николай помѣшалъ выполненію его плана относительно брака нѣкоей молодой леди и какъ, воспользовавшись внезапною смертью ея отца, онъ взялъ ее подъ свое покровительство и увезъ къ себѣ въ домъ.
   Во-вторыхъ, онъ сообщилъ Сквирсу, что эта молодая леди оказывается обладательницею значительнаго капитала, благодаря нѣкоему завѣщанію, документу, подлинности котораго во всякомь случаѣ нельзя заподозрить, который легко отличить отъ всякаго другого, такъ какъ онъ составленъ на имя молодой леди, и который еще легче добыть въ числѣ другихъ бумагъ, если только знать, гдѣ онъ хранится. Разъяснивъ своему собесѣднику, что разъ эта леди узнаетъ о существованіи подобнаго документа, ея мужъ (а что этимъ мужемъ будетъ никто другой, какъ Николай, Ральфъ въ этомъ нимало не сомнѣвался), ея мужъ сдѣлается богатымъ человѣкомъ и, слѣдовательно, еще болѣе опаснымъ врагомъ.
   Въ-третьихъ, онъ не скрылъ отъ Сквирса, что этотъ документъ вмѣстѣ съ другими бумагами похищенъ у одного лица, которое пріобрѣло ихъ также беззаконнымъ путемъ и потому не можетъ возбудить преслѣдованія за похищеніе, и что, наконецъ, онъ, Ральфъ, знаетъ похитителя.
   Все это мистеръ Сквирсъ выслушалъ съ величайшимъ вниманіемъ не проронивъ ни единаго звука. Полураскрывъ ротъ и вытаращивъ свой единственный глазъ, онъ слушалъ и недоумѣвалъ, чему онъ обязанъ такимъ довѣріемъ со стороны Ральфа и къ чему собственно клонится его рѣчь.
   -- А теперь,-- сказалъ Ральфъ, придвигаясь къ своему собесѣднику и положивъ ему руку на плечо,-- хорошенько выслушайте, что я задумалъ, и какъ мы приведемъ въ исполненіе мой планъ, когда онъ окончательно созрѣетъ. Кромѣ молодой леди и ея будущаго супруга никто не можетъ извлечь никакой пользы изъ завѣщанія, да и имъ-то самимъ оно можетъ принести выгоду только въ томъ случаѣ, если очутится въ ихъ рукахъ; это я доподлинно знаю. Такъ вотъ мнѣ нужно имѣть этотъ документъ. Тому, кто мнѣ его добудетъ, я заплачу пятьдесятъ фунтовъ золотомъ и сожгу бумагу на его глазахъ.
   Сквирсъ безсмысленно слѣдилъ взглядомъ за Ральфомъ, который съ послѣдними словами протянулъ руку къ камину, какъ бы и въ самомъ дѣлѣ сжигая бумагу.
   -- Такъ,-- проговорилъ онъ нерѣшительно,-- но на кого вы намекаете? Кто достанетъ вамъ документъ?
   -- Можетъ быть, и никто, такъ какъ для этого придется потрудиться. Но если кто и возьмется достать, такъ это вы.
   Сквирсъ былъ такъ искренно изумленъ этимъ неожиданнымъ заявленіемъ и такъ рѣшительно отказался отъ всякаго участія въ этомъ дѣлѣ, что всякій другой на мѣстѣ Ральфа не на шутку призадумался бы надъ возможностью осуществленія своего плана при такихъ условіяхъ, а, можетъ быть, счелъ бы за лучшее совсѣмъ отъ него отказаться. Но на Ральфа слова Сквирса не произвели ни малѣйшаго впечатлѣнія. Онъ далъ ему время высказаться и затѣмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ развивать свой планъ, особенно старательно упирая на тѣ его подробности, которыя могли показаться Сквирсу наиболѣе заманчивыми.
   Онъ обратилъ его вниманіе на возрастъ, на дряхлость и слабость мистриссъ Слайдерскью; на малую вѣроятность того, чтобы она могла имѣть сообщника, или даже вообще знакомыхъ, принимая въ разсчетъ ея замкнутую жизнь во все время продолжительнаго ея пребыванія въ домѣ Грайда; упомянулъ и о томъ, что едва ли эта покража являлась слѣдствіемъ заранѣе обдуманнаго плана, такъ какъ иначе старуха, конечно, не преминула бы прихватить приличную сумму денегъ; затѣмъ указалъ на затруднительное положеніе, въ какомъ она должна была, очутиться, съ кучей документовъ на рукахъ, цѣнности которыхъ она, конечно, не подозрѣвала и съ которыми не знала, что сдѣлать; наконецъ, высказалъ свою увѣренность въ томъ, что человѣку, близко знакомому съ положеніемъ дѣла, не представится никакого труда вкрасться въ довѣріе старухи и, дѣйствуя умѣло (въ случаѣ нужды можно будетъ даже пустить въ ходъ угрозы,-- замѣтилъ онъ вскользь), добиться того, что она добровольно отдастъ документъ. Добавивъ къ этому, что такъ какъ мистеръ Сквирсъ, собственно говоря, даже не живетъ въ Лондонѣ, и, слѣдовательно, его мимолетныя сношенія съ мистриссъ Слайдерскью не могутъ возбудить подозрѣній ни въ настоящее время, ни впослѣдствіи, мистеръ Никкльби вкратцѣ объяснилъ, что самому ему нельзя взяться за это дѣло, такъ какъ старуха знаетъ его лично. Кромѣ того онъ вставилъ въ свою рѣчь нѣсколько льстивыхъ замѣчаній насчетъ такта и опытности мистера Сквирса, которому, конечно, ничего не будетъ стоить провести такую старушенцію, какъ мистриссъ Слайдерскью. Въ придачу ко всѣмъ этимъ убѣдительнымъ доводамъ, лукавый старикъ со своимъ обычнымъ искусствомъ нарисовалъ яркую картину пораженія Николая, если имъ удастся устроить, что онъ женится на нищей, вмѣсто богатой наслѣдницы, какъ онъ теперь разсчитываетъ. Коснувшись затѣмъ мимоходомъ тѣхъ преимуществъ, которыя пріобрѣтаетъ мистеръ Сквирсъ въ его положеніи, заручившись дружбой такого человѣка, какъ онъ. Ральфъ перечислилъ всѣ услуги, оказанныя имъ Сквирсу, упирая въ особенности на показаніе, данное имъ нѣкогда на судѣ въ дѣлѣ по обвиненію Сквирса въ жестокомъ обращеніи съ однимъ болѣзненнымъ ребенкомъ, которое привело къ смерти послѣдняго. (Надо, впрочемъ, замѣтить, что эта смерть какъ нельзя лучше устраивала дѣла Ральфа и нѣкоторыхъ его кліентовъ, о чемъ онъ, конечно, ни словомъ не заикнулся). Въ заключеніе онъ далъ понять Сквирсу, что обѣщанная цифра награды можетъ быть увеличена до семидесяти и даже, въ случаѣ полнаго успѣха, до ста фунтовъ.
   По окончаніи этой длинной рѣчи мистеръ Сквирсъ помолчалъ, заложилъ ногу на ногу, потомъ принялъ опять прежнюю позу, почесалъ въ затылкѣ, потеръ себѣ глазъ, внимательно осмотрѣлъ свои руки, покусалъ ногти и, выказавъ вообще всѣми своими движеніями безпокойство и нерѣшительность, освѣдомился, не надбавитъ ли мистеръ Никкльби еще чего-нибудь сверхъ назначенной имъ сотни фунтовъ. Получивъ отрицательный отвѣтъ, онъ снова сталъ ерзать на стулѣ, затѣмъ, послѣ нѣкотораго раздумья, вновь и столь же безуспѣшно освѣдомился, не прибавитъ ли мистеръ Никкльби еще хоть полсотни и, наконецъ, сказалъ, что онъ всегда радъ услужить другу, что таковъ былъ искони его главный принципъ, а потому онъ согласенъ и принимаетъ условія.
   -- Только какъ же теперь разыскать эту старуху?-- спросилъ онъ.-- Вотъ въ чемъ загвоздка.
   -- Я и самъ пока не знаю,-- отвѣтилъ Ральфъ,-- но надо постараться. Мнѣ не разъ приходилось откапывать людей, которые имѣли возможность спрятаться надежнѣе, чѣмъ эта старуха. Мнѣ извѣстны въ Лондонѣ такія мѣстечки, гдѣ за одну, двѣ гинеи можно оборудовать и не такое дѣльце... Однако, звонятъ,-- вѣрно это явился мой клеркъ. Прощайте пока, да, чтобы не ходить ко мнѣ даромъ, ждите дальнѣйшихъ извѣстій.
   -- Ладно!-- сказалъ Сквирсъ.-- Кстати: если вамъ не удастся разыскать старуху, вы платите въ гостиницу по моему счету и оплачиваете потерянное мною время?
   -- Согласенъ,-- пробурчалъ Ральфъ.-- Больше, надѣюсь, вы ничего не имѣете мнѣ сказать?
   Сквирсъ покачалъ головой и взялъ шляпу. Ральфъ проводилъ его до дверей, нарочно выражая вслухъ свое удивленіе, чтобы Ньюмэнъ могъ его слышать, по поводу того, что дверь заперта на засовъ, какъ будто на дворѣ ночь. Впустивъ Ногса и выпустивъ Сквирса, онъ вернулся къ себѣ въ кабинетъ.
   -- Ну-съ, теперь, чтобы тамъ ни случилось, я спокоенъ и увѣренъ въ себѣ,-- проворчалъ онъ сквозь зубы.-- Дайте мнѣ только хоть немного вознаградить себя за понесенную потерю и неудачу; дайте мнѣ возможность лишить его того, что для него особенно дорого, больше мнѣ пока ничего не нужно. Это будетъ первымъ звеномъ той цѣпи, которую я на него наброшу, и ужъ, конечно, я постараюсь сковать ее мастерски.
   

ГЛАВА LVII,
изъ которой читатель узнаетъ, какъ помощникъ Ральфа Никльби приступаетъ къ дѣлу и насколько онъ въ немъ успѣваетъ.

   Былъ теплый, сырой, осенній вечеръ. Въ темной каморкѣ подъ самой крышей жалкой лачуги, стоявшей въ концѣ глухой улицы или, вѣрнѣе, глухого двора близъ Ламбета, сидѣлъ одинъ одинешенекъ человѣкъ, съ кривымъ глазомъ и въ такомъ странномъ костюмѣ, который можно объяснить или страшной нищетой его владѣльца или его желаніемъ замаскировать свою личность для какихъ-нибудь особенныхъ цѣлей. На немъ былъ длиннополый широкій сюртукъ, въ который онъ могъ бы свободно завернуться весь, съ головой, не рискуя порвать засаленной старой матеріи, притомъ съ рукавами чуть не вдвое длиннѣе рукъ. Въ этомъ оригинальномъ одѣяніи и въ такомъ странномъ, пользующемся сомнительною репутаціей, мѣстѣ, не имѣвшемъ ничего общаго съ родомъ занятій и привычной обстановкой мистера Сквирса, сама мистриссъ Сквирсъ, пожалуй, съ трудомъ бы узнала своего главу и повелителя, несмотря на всю проницательность этой почтенной леди и ея нѣжную привязанность къ мужу. А между тѣмъ это былъ именно мистеръ Сквирсъ. Онъ казался сильно не въ духѣ, несмотря на то, что черпалъ нѣкоторое утѣшеніе изъ бутылки темнаго стекла, стоявшей на столѣ у него подъ рукой. Взглядъ, которымъ онъ окидывалъ комнату, выражалъ вмѣстѣ съ глубокимъ отвращеніемъ къ окружавшей его обстановкѣ, воспоминаніе и сожалѣніе о другихъ мѣстахъ и лицахъ.
   Дѣйствительно, ни комната, по которой съ грустью блуждалъ взоръ мистера Сквирса, ни узкій переулокъ, куда могъ бы проникнуть этотъ взоръ, если бы мистеръ Сквирсъ потрудился подойти къ окну, не представляли изъ себя ничего привлекательнаго. Чердакъ, на которомъ онъ помѣщался, былъ грязенъ и почти пустъ; кровать и кое-какая необходимая мебель были ветхи и крайне невзрачны; улица -- темна и пустынна. Такъ какъ это была улица съ однимъ выходомъ, то по ней и всегда-то бродили лишь немногіе обыватели; теперь же, когда погода не только не благопріятствовала прогулкѣ, а, напротивъ, была именно такова, что, какъ говорится, добрый хозяинъ не выгналъ бы собаки на дворъ,-- единственными признаками жизни въ этомъ мѣстѣ и въ этотъ часъ былъ тусклый свѣтъ, пробивавшійся кое-гдѣ сквозь закоптѣлыя стекла, однообразный шумъ дождя, да нарушавшій кое-гдѣ тишину стукъ затворявшейся двери.
   Мистеръ Сквирсъ продолжалъ меланхолически оглядывать комнату, прислушиваясь къ монотонному шуму, доходившему съ улицы, разнообразившемуся лишь шуршаніемъ его собственнаго долгополаго сюртука, когда онъ протягивалъ руку къ бутылкѣ и затѣмъ подносилъ стаканъ къ губамъ. Вѣроятно, мистеръ Сквирсъ долго бы еще просидѣлъ такимъ образомъ, если бы сгустившаяся мало-по-малу темнота не напомнила ему, что пора снять со свѣчи. Нѣсколько развлеченный этимъ занятіемъ, онъ поднялъ къ потолку свой единственный глазъ и, разглядывая фантастическіе узоры, выведенные на немъ сыростью и дождемъ, проникавшимъ съ крыши, произнесъ слѣдующій монологъ:
   -- Ну и дѣла, нечего сказать, чортъ бы ихъ побралъ! Сколько уже времени, по крайней мѣрѣ, недѣль шесть я подстерегаю эту вѣдьму, эту воровку (мистеръ Сквирсъ не безъ запинки выговорилъ послѣдній эпитетъ), а между тѣмъ въ Дотбойсъ-Голлѣ, можетъ быть, творится чортъ знаетъ что. Ничего не можетъ быть хуже, какъ попасться въ лапы къ этой старой лисѣ -- Никкльби. Съ нимъ никогда не знаешь, какъ быть: заработаешь грошъ, а потеряешь, того и гляди, цѣлый фунтъ.
   Эти финансовыя соображенія напомнили мистеру Сквирсу, что въ данномъ случаѣ дѣло шло о цѣлой сотнѣ фунтовъ, которую онъ могъ нажить. Морщины на его челѣ мигомъ разгладились, и онъ весело осушилъ свой стаканъ.
   -- Я никогда не видѣлъ,-- продолжалъ мистеръ Сквирсъ свои размышленія вслухъ,-- никогда не знавалъ такой тонкой бестіи, какъ этотъ Никкльби. Попробуй-ка его раскусить, какъ бы не такъ! А самъ всякаго видитъ насквозь. Какъ говорится, прошелъ огонь, воду и мѣдныя трубы. Стоило посмотрѣть, какъ онъ изловчался и изворачивался, на какія пускался продѣлки и ухищренія, чего, чего только не дѣлалъ, чтобы разнюхать мѣсто, гдѣ обрѣтается прелестнѣйшая мистриссъ Пегъ и тѣмъ очистить дорогу для моихъ дѣйствій. Ни дать, ни взять ползучій змѣй, аспидъ да и только, и глаза-то у него и рожа, какъ у аспида, прости, Господи! Вотъ кто бы надѣлалъ дѣлъ, кабы былъ заодно съ нами. Впрочемъ, что я, арена нашей дѣятельности для него слишкомъ тѣсна: его геній сокрушилъ бы стѣны желѣзной темницы, преодолѣлъ бы всѣ препятствія, разрушилъ бы все на своемъ пути и воздвигъ бы себѣ памятникъ... Однако, довольно! Я еще обдумаю эту рѣчь и окончу при болѣе удобномъ случаѣ.
   Оборвавъ такимъ образомъ нить своихъ размышленій, мистеръ Сквирсъ снова налилъ и опорожнилъ стаканъ, затѣмъ извлекъ изъ кармана засаленное письмо и принялся читать его вслухъ съ видомъ человѣка, которому въ совершенствѣ было извѣстно содержаніе этого документа, но который хочетъ воскресить его въ своей памяти за неимѣніемъ лучшаго развлеченія.
   "Свиньи здоровы,-- читалъ мистеръ Сквирсъ,-- коровы то же, а мальчишки дерутся. Маленькій Спрутеръ сталъ щуриться; была ли у него раньше эта дурная привычка?" -- Постой, я ему покажу щуриться, дайте мнѣ только вернуться.-- "Гобби продолжаетъ сопѣть за обѣдомъ и увѣряетъ, что это оттого, что ему даютъ жесткое мясо".-- Ладно, ладно, мистеръ Гобби, ты у меня засопишь и безъ мяса!--"У Питчера опять сдѣлался тифъ".-- Вотъ еще бѣда съ этимъ мальчишкой!-- "Родители взяли его домой, и онъ умеръ у нихъ на другой день".-- Опять такая же штука. Чистое надувательство! Надо же было ему умереть какъ разъ передъ окончаніемъ четверти. Опять четвертная плата въ трубѣ! А все благодаря этой проклятой системѣ взноса заднимъ числомъ.-- "Пальмеръ-младшій продолжаетъ упорствовать въ своемъ желаніи уйти на небо".-- Просто недоумѣваю, что мнѣ съ нимъ дѣлать! Вѣчно у него на умѣ всякая чепуха! Эта фантазія ничуть не лучше той, когда онъ выразилъ желаніе быть осломъ, потому что тогда у него, по крайней мѣрѣ, не будетъ отца, который его ненавидитъ. И это называется шестилѣтній ребенокъ! Какая испорченность!
   Мистеръ Сквирсъ до такой степени огорчился такимъ проявленіемъ черствости въ столь юномъ существѣ, что съ досадой сунулъ письмо въ карманъ и попытался найти утѣшеніе въ разсужденіяхъ на тему нѣсколько иного свойства.
   -- Однако, долгонько таки засидѣлся я въ Лондонѣ! Шесть недѣль,-- да вѣдь это цѣлая вѣчность, особенно когда живешь въ такой дырѣ, въ которой порядочный человѣкъ не проживетъ и недѣли. Но съ другой стороны, сто фунтовъ равняются цѣлымъ пятерымъ мальчишкамъ, да и то если еще получишь съ нихъ полностью, не говоря уже о расходахъ на пищу и прочее. Притомъ же, надо взять въ разсчетъ, что я ничего не теряю, потому что жизнь здѣсь не стоитъ мнѣ ни гроша, а плата за дѣтей и безъ меня вносится аккуратно; насчетъ порядка въ домѣ мистриссъ Сквирсъ у меня дока. Потерянное время я тоже живо наверстаю; дня два, и расправѣ конецъ, и все войдетъ въ свою колею. Во всякомъ случаѣ сотня фунтовъ плата хорошая за два дня, хотя бы даже усиленной работы, которая потребуется, чтобы вернуть мальчишекъ къ прежней дисциплинѣ. Однако, пора, кажется, и къ старухѣ. Судя по тому, что она мнѣ сказала вчера, надо полагать, что сегодня мы съ ней или покончимъ дѣло ладкомъ или ужъ придется все бросить. Ну-ка, еще стаканчикъ! За успѣхъ! Мистриссъ Сквирсъ, ваше здоровье, моя милая!
   Подмигнувъ своимъ единственнымъ глазомъ такъ выразительно, какъ будто очаровательная леди, за здоровье которой онъ пилъ, присутствовала здѣсь самолично, мистеръ Сквирсъ такъ увлекся этой иллюзіей, что налилъ стаканъ до краевъ и осушилъ его залпомъ. А такъ какъ въ бутылкѣ заключался довольно крѣпкій напитокъ, и мистеръ Сквирсъ не разъ къ ней прикладывался въ этотъ вечеръ, то немудрено, что онъ пришелъ въ самое веселое настроеніе духа и въ эту минуту стоялъ вполнѣ на высотѣ предстоящей ему задачи.
   Читатель узнаетъ сейчасъ, въ чемъ она состояла. Пройдясь нѣсколько разъ по комнатѣ, чтобы размять свои ноги, Сквирсъ взялъ бутылку подъ мышку, прихватилъ стаканъ, потушилъ свѣчу, очевидно, не разсчитывая скоро вернуться, тихонько проскользнулъ въ дверь, пробрался на цыпочкахъ по корридору къ противоположнымъ дверямъ и легонько постучался.
   -- Впрочемъ, на кой чортъ я стучу? Вѣдь она все равно глуха, какъ тетеря,-- пробормоталъ онъ.-- Не думаю, чтобы я засталъ ее врасплохъ, а если бы и такъ, мнѣ что за дѣло!
   И Сквирсъ безъ дальнѣйшихъ церемоній тихонько пріотворилъ дверь. Удостовѣрившись, что въ каморкѣ, еще болѣе жалкой, чѣмъ его собственная, не было никого, кромѣ старухи, грѣвшейся у чуть тлѣющаго огонька (на дворѣ было очень холодно, несмотря на то, что стояла еще осень), онъ вошелъ и дружески потрепалъ ее по плечу со словами:
   -- Какъ поживаете, моя голубушка?
   -- Ахъ, это вы?-- сказала Пегъ.
   -- Конечно, я, кто же другой! Я -- мѣстоименіе личное перваго лица, единственнаго числа, именительнаго падежа. Подразумѣвается глаголъ "есмь" и существительное "Сквирсъ". Все вмѣстѣ означаетъ мое присутствіе здѣсь. Притяжательное мѣстоименіе мое будетъ мой въ мужескомъ родѣ, моя -- въ женскомъ, мое -- въ среднемъ, мои -- во множественномъ числѣ всѣхъ трехъ родовъ,-- отбарабанилъ Сквирсъ всѣ свои грамматическія познанія.-- Впрочемъ, я это или не я, ты все равно будешь въ проигрышѣ, старая колотовка, и въ этомъ вся суть.
   Послѣднія слова почтенный педагогъ произнесъ обыкновеннымъ голосомъ, такъ что Пегъ не могла ихъ разслышать. Затѣмъ, придвинувъ стулъ къ огню, онъ сѣлъ противъ своей собесѣдницы и, поставивъ на полъ бутылку со стаканомъ, опять прокричалъ ей въ самое ухо:
   -- Такъ какъ же вы поживаете, голубушка?
   -- Слышу, слышу,-- отвѣтила Пегъ съ очаровательной улыбкой.
   -- Вотъ я и исполнилъ свое обѣщаніе, какъ видѣніе, явился,-- прогремѣлъ Сквирсъ.
   -- Вотъ, вотъ, у насъ на моей родинѣ всѣ это говорятъ,-- радостно замѣтила Пегь.-- Только по моему масло куда лучше.
   -- Лучше чего?-- заоралъ Сквирсъ во все горло, а потомъ добавилъ потише не очень-то лестный комплиментъ по адресу старухи.
   -- Нѣтъ,-- отвѣтила Пегъ,-- разумѣется, нѣтъ.
   -- Вотъ, такъ тетеря, чистое наказаніе!-- проворчалъ Сквирсъ съ милой улыбкой, между тѣмъ какъ Пегъ, глядя на своего собесѣдника, заливалась добродушнымъ смѣхомъ въ восторгѣ отъ своихъ мѣткихъ отвѣтовъ.-- Видите вы эту штуку? Это бутылка.
   -- Вижу,-- отвѣтила Пегъ.
   -- Ну, слава Богу! А это видите?-- заоралъ Сквирсъ.
   -- Это стаканъ.
   Пегъ и тутъ поняла, потому что зрѣніе у нея было прекрасное.
   -- Смотрите же,-- сказалъ Сквирсъ, сопровождая свои слова соотвѣтствующей жестикуляціей.-- Видите, я наливаю изъ бутылки въ стаканъ, говорю: "За ваше здоровье, голубушка!" и пью. Теперь, какъ истый джентльменъ, споласкизаю стаканъ, жалъ только, что приходится выливать въ огонь драгоцѣнную влагу. Смотрите, какъ вспыхнуло! Затѣмъ вновь наполняю стаканъ и передаю его вамъ.
   -- Ваше здоровье!-- сказала Пегъ.
   -- Это небось поняла,-- проворчалъ Сквирсъ, наблюдая, съ какимъ проворствомъ мистриссъ Слайдерскью осушила стаканъ, послѣ чего чуть не задохлась отъ кашля.-- Теперь потолкуемъ. Ну, что, какъ доживаетъ вашъ ревматизмъ?-- снова прогремѣлъ онъ, стараясь придать своему крику шутливый оттѣнокъ.
   Мистриссъ Слайдерскью, съ улыбкой, сопровождавшейся выразительнымъ взглядомъ, который она бросила на своего собесѣдника и который долженствовалъ означать, что она совершенно очарована его наружностью, манерами и разговоромъ, отвѣтила, что теперь ей немного получше.
   -- Ну-съ, а откуда взялся ревматизмъ?-- продолжалъ шутить Сквирсъ, окончательно развеселившись послѣ послѣдняго стакана.-- Какъ вы полагаете, сударыня, откуда берется ревматизмъ и прочая дрянь, которая одолѣваетъ людей? Ну-ка!
   Мистриссъ Слайдерскью отвѣчала, что этого она не знаетъ, но что, вѣроятно, такъ ужъ отъ Бога положено, чтобы на свѣтѣ былъ ревматизмъ, отъ того онъ и бываетъ у людей.
   -- Корь, ревматизмъ, коклюшъ, лихорадка, тифъ, невралгія,-- затораторилъ мистеръ Сквирсъ,-- все это философія. Небесныя тѣла -- философія, земныя -- тоже философія. Всякое явленіе въ сферѣ небесной есть философія; всякое явленіе на землѣ -- философія. Иногда, впрочемъ, помимо философіи, замѣшивается и метафизика, но это случается рѣдко. Философія -- моя страсть. Когда кто-нибудь изъ родителей задастъ мнѣ вопросъ насчетъ классицизма или математики, я прежде всего съ достоинствомъ освѣдомляюсь, имѣю ли я дѣло съ философомъ, а такъ какъ отвѣтъ на этотъ вопросъ всегда слѣдуетъ отрицательный, то я и говорю: "Въ такомъ случаѣ, сэръ, я, къ сожалѣнію, не могу вамъ дать ни какихъ разъясненій". Естественно, что послѣ этого родитель отправляется во-свояси, сожалѣя въ душѣ, что онъ не философъ, и въ полной увѣренности, что онъ бесѣдовалъ съ философомъ.
   Наговоривъ еще много подобнаго вздору съ самымъ глубокомысленнымъ видомъ и все это время не спуская своего глаза съ мистриссъ Слайдерскью, которая не разслышала ни единаго слова, мистеръ Сквирсъ еще разъ отхлебнулъ изъ бутылки и передалъ ее Пегъ, оказавшей ей въ свою очередь должную честь.
   -- Пора, кажется, приступать къ дѣлу,-- сказалъ себѣ мистеръ Сквирсъ и продолжалъ громко:-- Знаете, миссисъ, вѣдь вы смотрите двадцатью годами моложе своихъ лѣтъ.
   Мистриссъ Слайдерскью засмѣялась отъ удовольствія.
   -- Я хочу сказать -- двадцатью годами моложе, чѣмъ вы себѣ дали въ тотъ день, какъ я впервые познакомился съ вами, помните?
   -- Еще бы не помнить,-- отвѣтила Пегъ.-- Вѣкъ буду помнить. Перепугали вы меня тогда чуть не до смерти.
   -- Неужто? Впрочемъ, какъ было и не испугаться, неожиданно увидѣвъ передъ собой незнакомца, который является къ вамъ и такъ таки прямо рекомендуется, заявляя, что онъ знаетъ, кто вы, зачѣмъ вы прячетесь, знаетъ, что вы стащили и, наконецъ, у кого?
   Пегъ кивнула головой въ знакъ согласія.
   -- Я. видите ли, какъ-то нюхомъ узнаю всѣ подобныя вещи,-- продолжалъ Сквирсъ.-- Каждое дѣльце этого рода никогда не обходится безъ моего благосклоннаго участія. Я, надо вамъ сказать, нѣчто въ родѣ юриста, весьма опытнаго въ такого рода дѣлахъ. Я всегда являюсь другомъ и повѣреннымъ мужчинъ, женщинъ, дѣтей безразлично,-- словомъ, всѣхъ тѣхъ, кто оказывается въ затруднительномъ положеніи, благодаря излишнему проворству своихъ рукъ.
   Мистеръ Сквирсъ намѣревался было продолжать этотъ перечень своихъ разнообразныхъ и рѣдкихъ достоинствъ (какъ это было условлено у нихъ съ Ральфомъ), черпая краснорѣчіе изъ стоявшей передъ нимъ бутылки, но мистриссъ Пегъ его перебила.
   -- Ха, ха, ха!-- вдругъ весело залилась эта почтенная леди, скрестивъ руки и покачивая головой.-- Такъ онъ, стало быть, не женился, нѣтъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣтилъ Сквирсъ,-- за это я вамъ ручаюсь.
   -- И молодой франтъ увезъ у него изъ подъ носу невѣсту!
   -- Изъ подъ самаго носа и вдобавокъ оттузилъ его на всѣ корки, перебилъ стекла въ квартирѣ и заставилъ его проглотить свадебный бантъ, такъ что тотъ чуть-чуть не подавился.
   -- А ну-ка, разскажите все сначала!-- воскликнула Пегъ въ полномъ упоеніи отъ неудачъ своего бывшаго хозяина, отчего ея безобразное лицо сдѣлалось еще болѣе отталкивающимъ, почти страшнымъ.-- Начните съ самаго начала; не пропускайте ни одной мелочи, какъ будто бы вы мнѣ раньше ничего не говорили. Ну-ка, ну-ка, съ той самой минуты, какъ онъ пошелъ къ своей красавицѣ!
   Продолжая подчивать мистриссъ Слайдерскью изъ бутылки, къ которой онъ и самъ не забывалъ прикладываться, чтобы прочистить голосъ, мистеръ Сквирсъ любезно передалъ ей во всѣхъ подробностяхъ исторію крушенія надеждъ Артура Грайда, уснащая свой разсказъ изобрѣтеніями собственной богатой фантазіи, которая съ самаго перваго дня ихъ знакомства такъ очаровала мистриссъ Слайдерскью, что при всей своей нелюдимости она сразу почувствовала къ нему непреодолимую симпатію. Пегъ слушала съ такимъ жаднымъ вниманіемъ, такъ неистово кивала головой отъ восторга, такъ энергично пожимала костлявыми плечами и вообще продѣлывала такія ужасныя гримасы, что даже Сквирсъ содрагался отъ страха и отвращенія, глядя на нее.
   -- Ага, попался старый козелъ, попался!-- бормотала она.-- И подѣломъ, другой разъ не надувай добрыхъ людей! Такъ тебѣ и надо, такъ и надо, теперь я поквиталась съ тобою!
   -- Не только поквитались, Сландерсъ,-- сказалъ ей Сквирсъ,-- но онъ остался даже вашимъ должникомъ. Вы поквитались бы съ нимъ въ томъ случаѣ, если бы ему удалось жениться; теперь же, когда ему наклеили носъ, вы можете считать, что отплатили ему сторицей. Кстати,-- прибавилъ онъ, передавая старухѣ стаканъ,-- вы, кажется, хотѣли спросить моего мнѣнія насчеть бумагъ, какія изъ нихъ сохранить, какія сжечь; такъ теперь я могу помочь вамъ въ нихъ разобраться.
   -- Время терпитъ,-- отвѣтила Пегъ, лукаво подмигивая.
   -- Какъ знаете, какъ знаете!-- Мнѣ все равно. Сами же вы меня просили. За услугу я съ васъ не возьму ни гроша, можете быть увѣрены. Ну, а затѣмъ, конечно, вамъ лучше знать, что дѣлать. Только и отчаянная же вы голова, я вамъ доложу.
   -- То есть, какъ это отчаянная?-- спросила Пегъ.
   -- Еще бы не отчаянная! Будь я на вашемъ мѣстѣ, да ни за что бы я не сталъ держать при себѣ бумагъ, изъ-за которыхъ меня могутъ вздернуть на висѣлицу, особенно, если бы я могъ заработать на нихъ деньжонокъ,-- отвѣтилъ ей Сквирсь.-- Я уничтожилъ бы тѣ, которыя не могутъ пригодиться, а остальныя бы хорошенько припряталъ. Впрочемъ, конечно, это дѣло ваше, вамъ и книги въ руки. Только я на вашемъ мѣстѣ поступилъ бы осторожнѣе, вотъ и все.
   -- Что же, ваша правда; пожалуй, взгляните на нихъ,-- сказала Пегъ.
   -- Зачѣмъ? Не хотите, не надо,-- проговорилъ обиженно Сквирсъ.-- Пожалуйста не подумайте, будто вы дѣлаете мнѣ этимъ какое-то одолженіе. Покажите ихъ кому-нибудь другому, и пусть онъ дастъ вамъ совѣтъ.
   Вѣроятно, мистеръ Сквирсъ долго бы еще ломался, если бы мистриссъ Слайдерскью, желая вернуть его расположеніе, не принялась проявлять свою любовь къ нему съ такимъ жаромъ, что онъ чуть не задохся въ ея объятіяхъ. Поспѣшивъ отдѣлаться съ возможной любезностью отъ этихъ сердечныхъ изліяній, являвшихся послѣдствіемъ скорѣе частаго общенія съ бутылкой, чѣмъ страстнаго темперамента Пегъ, Сквирсъ заявилъ, что онъ пошутилъ, и въ доказательство выразилъ готовность хоть сейчасъ приступить къ разборкѣ бумагъ, если это можетъ успокоить его добрую пріятельницу.
   -- Все равно вы уже встали, голубушка,-- сказалъ онъ, когда старуха поднялась за бумагами.-- Заприте-ка дверь, чтобы кто-нибудь не вошелъ.
   Пегъ заковыляла къ двери и заперла ее, потомъ направилась въ противоположный уголъ комнаты, открыла буфетъ, гдѣ былъ сваленъ внизу каменный уголь, и извлекла изъ подъ него небольшую шкатулку простого бѣлаго дерева. Поставивъ ее на полъ у ногъ Сквирса, она достала изъ подъ подушки ключикъ, который и передала этому джентльмену, слѣдившему, не спуская глазъ, за каждымъ ея движеніемъ. Не теряя времени, онъ отперъ шкатулку и, когда онъ поднялъ крышку, его восхищеннымъ взорамъ предсталъ цѣлый ворохъ бумагъ.
   -- Теперь,-- сказала Пегъ, опускаясь на колѣни тутъ же рядомъ и удерживая нетерпѣливую руку Сквирса, протянувшуюся уже было къ бумагамъ,-- теперь мы съ вами бросимъ въ огонь все ненужное и отберемъ то, что можетъ намъ пригодиться. А если найдемъ такіе документы, которые дадутъ намъ возможность помучить его, погубить, уничтожить, мы сбережемъ ихъ особенно тщательно. Это-то мнѣ и нужно; ради этого-то я и ушла отъ него.
   -- Я такъ и зналъ, что вы его не долюбливали,-- сказалъ Сквирсъ,-- и просто ума не приложу, отчего вы его не обчистили.
   -- Какъ не обчистила?
   -- Я хочу сказать; отчего вы его не обобрали, какъ слѣдуетъ, не прихватили за одно ужъ и денегъ,-- прокричалъ ей въ ухо Сквирсъ.-- Я убѣжденъ, что проклятая вѣдьма отлично все слышитъ, но нарочно заставляетъ меня надсаживать грудь, чтобы у меня отъ крика лопнула какая-нибудь жила и она могла бы потомъ разыгрывать роль сидѣлки у моего одра... Я говорю, отчего бы вамъ было не перехватить и денегъ? Слышите, голубушка, денегъ!
   -- Глупый вопросъ,-- отвѣтила Пегъ съ полнымъ презрѣніемъ.-- Если бы я взяла его деньги, онъ перевернулъ бы верхъ дномъ весь свѣтъ и ужъ нашелъ бы и ихъ, и меня, въ этомъ можете быть увѣрены. Чтобы Артуръ Грайдъ да не розыскалъ своихъ денегъ! Да онъ пополамъ разорвется, а ужъ выкопаетъ ихъ хоть изъ подъ земли. Нѣтъ, нѣтъ! Я вовсе не такъ глупа, какъ вамъ кажется. Я взяла только ящикъ, въ которомъ у него хранятся всѣ его тайны. Небось объ этой пропажѣ онъ не заявить, нѣтъ, хотя бы она ему стоила цѣлаго состоянія. Лукавый старый песъ! Сперва онъ морилъ меня голодомъ, а потомъ обманулъ! Если бы я могла, я разорвала бы его на клочки!
   -- Вполнѣ справедливо и весьма похвально!-- сказалъ Сквирсъ.-- Но теперь прежде всего надо бросить ящикъ въ огонь. Никогда не слѣдуетъ оставлять у себя подобныхъ уликъ; замѣтьте это себѣ хорошенько. Пока вы расколите его на части (это не трудно сдѣлать, потому что онъ совсѣмъ сгнилъ отъ старости) и сожжете до тла, я ознакомлюсь съ содержаніемъ бумагъ.
   Въ виду согласія Пегъ на этотъ планъ дѣйствій, Сквирсъ вывалилъ бумаги на полъ и передалъ ей пустой ящикъ, весьма основательно разсчитывая, что пока старуха будетъ съ нимъ возиться, ему будетъ легко, въ случаѣ надобности, отвлечь ея вниманіе и завладѣть нужной бумагой.
   -- Теперь расколите ящикъ и бросайте по кусочкамъ въ огонь, а я, пока что, займусь чтеніемъ.
   Съ этими словами Сквирсъ поставилъ на полъ свѣчу и съ едва сдерживаемою улыбкою радости приступилъ къ дѣлу.
   Если бы почтенная леди не была совершенно глуха, она бы услышала, запирая дверь, прерывистое дыханіе двоихъ человѣкъ, спрятавшихся за нею въ корридорѣ; а если бы эти люди не были увѣрены въ ея глухотѣ, они, конечно, или ворвались бы въ комнату или, воспользовавшись удобной минутой, постарались бы убраться по добру по здорову. Но, зная, съ кѣмъ они имѣютъ дѣло, они преспокойно притаились на мѣстѣ и затѣмъ, пользуясь тѣмъ, что дверь осталась незапертой за отсутствіемъ скобки для задвижки, тихонько отворили ее и осторожно пробрались въ комнату.
   Въ то время, какъ, затаивъ дыханіе, они подкрадывались на ципочкахъ все ближе и ближе, Сквирсъ со старой вѣдьмой, не подозрѣвая присутствія въ комнатѣ постороннихъ, продолжали спокойно заниматься своимъ дѣломъ: старуха, наклонивъ свое морщинистое лицо надъ рѣшеткою камина, изъ всѣхъ силъ раздувала огонь, а Сквирсъ, наклонившись къ свѣчѣ, озарявшей его кривую физіономію, усердно разбиралъ бумаги. Въ комнатѣ было почти темно, и только красноватое, плохо разгоравшееся пламя камина, вспыхивая по временамъ, озаряло зловѣщимъ свѣтомъ страшное лицо старой вѣдьмы, да слабый, тусклый свѣтъ падалъ на фигуру ея сообщника, рельефно выдѣлявшуюся въ полумракѣ. Они были поглощены своими занятіями, и ихъ радостныя, возбужденныя лица и быстрыя лихорадочныя движенія представляли рѣзкій контрастъ съ озабоченнымъ видомъ и осторожными, крадущимися шагами вошедшихъ, которые, пользуясь малѣйшимъ порохомъ, заглушавшимъ эти шаги, потихоньку, медленно, и безпрестанно останавливаясь, подходили все ближе и ближе къ Сквирсу. Если прибавить къ этому огромную мрачную комнату, голыя, сырыя стѣны и почти полный мракъ по угламъ, то получится такая картина, которая даже самаго спокойнаго наблюдателя способна была бы привести въ трепетъ и, вѣроятно, оставила бы въ его душѣ неизгладимое впечатлѣніе.
   Таинственные посѣтители были мистеръ Фрэнкъ Чирибль и Ньюмэнъ Ногсъ. Въ рукахъ у Ногса былъ заржавленный конецъ стараго кузнечнаго мѣха, который уже описывалъ въ воздухѣ кривую, готовясь обрушиться на голову мистера Сквирса, когда Фрэнкъ схватилъ его за руку и, невольно подавшись этимъ движеніемъ впередъ, очутился настолько близко за спиною учителя, что, немного нагнувшись, могъ прочесть все, то, что читалъ тотъ.
   Мистеръ Сквирсъ, не обладавшій блестящей эрудиціей, застрялъ, по видимому, на первомъ же документѣ, который, хоть онъ и былъ написанъ крупнымъ почеркомъ, оказался тѣмъ не менѣе не особенно удобочитаемымъ для неопытнаго человѣка. Сквирсъ пытался прочесть его справа налѣво и слѣва направо, наконецъ, повернулъ вверхъ ногами, но дѣло не подвигалось впередъ.
   -- Ха-ха-ха!-- залилась, какъ бѣсноватая, мистриссъ Пегъ, которая все еще стояла на колѣняхъ передъ каминомъ, подбрасывая въ него послѣдніе обломки ящика.-- Что же тамъ написано, а?
   -- Ничего особеннаго,-- отвѣтилъ Сквирсъ, швыряя ей непонятную для него бумагу.-- Просто, кажется, какой-то старый контрактъ, Бросайте его въ огонь.
   Приказаніе было тотчасъ же исполнено, послѣ чего мистриссъ Слайдерскью освѣдомилась, что заключалось въ слѣдующей бумагѣ.
   -- Тутъ связка расписокъ и просроченныхъ векселей шести или восьми молодыхъ джентльменовъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Но такъ какъ всѣ эти джентльмены -- члены парламента, то бумажонки эти ни на что не годны. Въ огонь ихъ тоже!
   Бумага тѣмъ же порядкомъ отправилась въ огонь, и Пегъ повторила свой прежній вопросъ.
   -- Это какъ будто бы договоръ о продажѣ права представительства въ приходѣ Нерчергъ. Сохраните эту бумагу, Слайдерсъ! Да, ради Бога, не потеряйте! Она намъ принесетъ большой доходъ, на будущемъ мартовскомъ аукціонѣ.
   -- Дальше что?-- спросила Пегъ.
   -- Судя по двумъ буквамъ въ концѣ, должно быть обязательство деревенскаго пастора уплатить полугодовое жалованье, то есть сорокъ фунтовъ за взятые двадцать. Припрячьте и эту бумагу, потому что, если онъ не заплатитъ, мы представимъ ее епископу. Мы вѣдь не лыкомъ шиты,-- знаемъ притчу о верблюдѣ и игольномъ ушкѣ: пасторъ, который не довольствуется положеннымъ ему окладомъ, ни подъ какимъ видомъ не попадаетъ на небо. Какъ это ни странно, однако, это такъ.
   -- Что вы тамъ еще откопали!
   -- Ничего,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Я такъ только смотрю...
   Ньюмэнъ еще разъ поднялъ свое оружіе, но Фрэнкъ быстрымъ, безшумнымъ движеніемъ снова удержалъ его руку.
   -- Ну-съ, векселя... надо сохранить.. Приказъ атторнея тоже... Два поручительства,-- смотрите, не потеряйте. Отсрочка платежа... въ огонь... А! вотъ оно -- Мадлена Брэй!.. Въ день своего бракосочетанія или совершеннолѣтія вышепоименованная Мадлена Брэй... На-те жгите и это!
   Съ этими словами, подсунувъ Пегъ, старый пергаментъ, который онъ держалъ на-готовѣ, Сквирсъ, пользуясь моментомъ, когда она повернулась къ огню, быстро опустилъ въ карманъ своего долгополаго сюртука документъ, въ которомъ ему бросилось въ глаза имя Мадлены, и огласилъ комнату торжествующимъ крикомъ:
   -- Онъ у меня! У меня! Ура! Нашелъ! Дѣло въ шляпѣ,-- наша взяла!
   Пегъ освѣдомилась, чему онъ такъ обрадовался, но отвѣта не получила. Руку Ньюмэна нельзя было болѣе удержать. Кузнечный мѣхъ всею своею тяжестью обрушился на голову мистера Сквирса, сбилъ его съ ногъ, и онъ безъ чувствъ покатился на полъ.
   

ГЛАВА LVIII,
въ которой заканчивается одинъ изъ эпизодовъ нашего разсказа.

   Въ виду крайней слабости Смайка, Николай чтобы облегчить ему трудность утомительнаго пути, рѣшилъ сдѣлать предстоявшую имъ дорогу въ два дня. Такимъ образомъ къ концу второго дня наши путешественники очутились въ нѣсколькихъ миляхъ отъ той деревушки, гдѣ протекли счастливѣйшіе дни жизни Николая. Знакомыя мѣста вызвали въ душѣ его самыя живыя воспоминанія, не лишенныя, впрочемъ, нѣкоторой доли грусти, такъ какъ въ душѣ его естественно воскресли при этомъ и тѣ печальныя обстоятельства, благодаря которымъ всей его семьѣ пришлось покинуть родной старый домъ и пуститься по бѣлу свѣту въ поиски за счастьемъ и за сочувствіемь совершенно чужихъ, постороннихъ людей.
   Конечно, Николай не нуждался въ подобныхъ воспоминаніяхъ (которыя, къ слову сказать, дѣйствуютъ смягчающимъ образомъ на самаго черстваго человѣка), чтобы быть нѣжнымъ и заботливымъ относительно Смайка. День и ночь онъ ухаживалъ за нимъ, какъ можетъ ухаживать только самая нѣжная мать, самоотверженно выполняя добровольно взятую имъ на себя обязанность сидѣлки подлѣ своего безпомощнаго, одинокаго друга, отъ котораго жизнь отлетала съ каждымъ днемъ. Онъ не оставлялъ его ни на минуту, былъ при немъ постоянно, стараясь его ободрить, развлечь, заботясь объ его удобствахъ, угадывая малѣйшее его желаніе, словомъ, дѣлая для несчастнаго все, что только было въ его власти.
   Николай нанялъ скромную квартирку на небольшой фермѣ, окруженной полями, вдоль и поперекъ знакомыми ему съ дѣтства, потому-что здѣсь онъ нѣкогда игралъ съ товарищами-ребятишками; здѣсь они со Смайкомъ и поселились.
   Вначалѣ Смайкъ былъ еще настолько бодръ, что могъ предпринимать небольшія прогулки, конечно, въ сопровожденіи Николая и опираясь на его руку. Во время этихъ прогулокъ бѣдняга всегда проявлялъ особенно живой интересъ къ тѣмъ мѣстамъ, которыя были больше всего знакомы его другу или съ которыми у того были связаны какія-нибудь особенныя воспоминанія. И Николай, желая сдѣлать удовольствіе Смайку и надѣясь отвлечь его такимъ образомъ отъ грустныхъ мыслей (ибо прогулки всегда служили послѣднему источникомъ разговоровъ даже долго спустя по возвращеніи домой), выбиралъ большею частью именно такія мѣста для ихъ ежедневныхъ экскурсій. Они выѣзжали обыкновенно въ маленькомъ кабріолетѣ, запряженномъ пони, и затѣмъ уже отправлялись пѣшкомъ куда-нибудь въ заранѣе намѣченное мѣстечко, гдѣ Смайкъ простаивалъ иногда по полчаса и больше, грустно глядя на разстилавшійся передъ нимъ живописный ландшафтъ, залитый лучами заходящаго солнца, какъ будто онъ прощался съ этими мирными, дорогими его сердцу мѣстами.
   Въ такія минуты Николай, нерѣдко увлекаясь и самъ своими воспоминаніями, показывалъ своему другу то какое-нибудь дерево, на которое онъ бывало карабкался, чтобы взглянуть на птенцовъ въ гнѣздѣ, то вѣтку, сидя на которой онъ окликалъ крошку Кетъ, которая ужасалась и ахала, видя, какъ высоко онъ забрался, чѣмъ сама того не сознавая, заставляла его карабкаться еще выше. Каждый день наши друзья непремѣнно проѣзжали мимо стараго дома, гдѣ протекло счастливое дѣтство брата и сестры и, проѣзжая, оба поднимали головы и глядѣли на маленькое окошко, сквозь которое солнечные лучи привѣтствовали и будили дѣтей лѣтнимъ утромъ,-- а то время было въ ихъ представленіи однимъ сплошнымъ лѣтнимъ утромъ. Взобравшись однажды на садовую ограду стараго дома и заглянувъ въ садъ, Николай узналъ розовый кустъ, который Кетъ получила въ подарокъ отъ своего обожателя-сверстника и собственноручно посадила подь заборомъ. Каждая дорожка, каждая изгородь были знакомы Николаю; здѣсь они съ Кетъ рвали полевые цвѣты для букетовъ. Каждый зеленый лужокъ, каждая тѣнистая тропинка напоминали ему о дѣтскихъ забавахъ и прогулкахъ вдвоемъ рука объ руку съ маленькой сестрой. Не было по близости ни единаго ручейка, не было ни одной рощицы или хижины, съ которыми не было бы связано какое-нибудь воспоминаніе дѣтства. Всѣ эти мелочи: одно какое-нибудь слово, улыбка, взглядъ, мимолетное огорченіе, дѣтскій страхъ, теперь такъ ярко и живо воскресали въ памяти Николая, какъ никогда не воскреснетъ въ болѣе зрѣломъ возрастѣ настоящее тяжелое горе, даже пережитое сравнительно недавно.
   Въ одну изъ такихъ прогулокъ они зашли на кладбище, гдѣ былъ похороненъ отецъ Николая.
   -- И это мѣсто мнѣ хорошо знакомо,-- грустно сказалъ Николай.-- Какъ часто мы съ Кетъ гуляли здѣсь, бывало, не подозрѣвая, что эта земля навсегда скроетъ отъ насъ дорогой для насъ прахъ. Въ то время мы даже не знали, что такое смерть. Насъ привлекала тишина этого уголка, и мы съ сестрой подолгу здѣсь сидѣли, шепотомъ разговаривая между собой. Какъ-то разъ Кетъ исчезла, и послѣ цѣлаго часа безплодныхъ поисковъ мы нашли ее уснувшей подъ тѣмъ самымъ деревомъ, которое теперь осѣняетъ могилу отца. Отецъ горячо любилъ Кетъ и, какъ сейчасъ помню, когда онъ поднялъ ее сонную на руки, онъ сказалъ, что хотѣлъ бы, чтобы его похоронили подъ деревомъ, гдѣ онъ нашелъ ее спящею. Теперь его желаніе сбылось.
   Ни Смайкъ, ни Николай не сказали больше объ этомъ ни слова, по вечеромъ, когда Николай по обыкновенію сидѣлъ возлѣ постели больного, тотъ вдругъ весь вздрогнулъ, словно очнувшись отъ тяжелаго сна, взялъ его за руку и со слезами сталъ просить исполнить одну его просьбу.
   -- Въ чемъ дѣло?-- нѣжно сказалъ ему Николай.-- Конечно, я все исполню, если только могу.
   -- Я знаю,-- отвѣтилъ Смайкъ.-- Обѣщайте же мнѣ, что, когда я умру, вы меня похороните близко, какъ можно ближе къ тому дереву, которое мы видѣли утромъ.
   Николай далъ торжественное обѣщаніе исполнить эту просьбу, а Смайкъ, не выпуская его руки, повернулся къ стѣнѣ, повидимому, собираясь уснуть. Но долго еще Николай слышалъ сдержанныя рыданія и чувствовалъ, какъ вздрагивала въ его рукахъ исхудалая рука его бѣднаго друга, пока, наконецъ, блгодѣтельный сонъ не сомкнулъ его усталыхъ глазъ.
   Вскорѣ Смайкъ настолько ослабѣлъ, что прогулки пѣшкомъ стали ему не подъ силу. Раза два Николай пробовалъ катать его въ экипажѣ, обложеннаго подушками, въ полулежачемъ положеніи, но этотъ опытъ каждый разъ кончался чѣмъ-то вродѣ обморока, что было очень опасно въ томъ положеніи, въ какомъ находился бѣдный больной. Теперь любимымъ мѣстомъ Смайка сдѣлалась кушетка, на которой онъ проводилъ цѣлые дни; когда же свѣтило солнышко и погода стояла тихая и теплая, Николай выносилъ кушетку въ садикъ и, заботливо укутавъ своего друга, устраивалъ его на ней поудобнѣе. Такимъ образомъ они проводили иногда цѣлые часы.
   Въ одинъ изъ такихъ дней случилось происшествіе, которое въ то время Николай всецѣло приписалъ больной фантазіи своего друга и въ подлинности котораго онъ имѣлъ случаи убѣдиться только впослѣдствіи.
   Однажды онъ по обыкновенію вынесъ Смайка въ садикъ (бѣдняжка, теперь его могъ бы снести даже ребенокъ!) и, уложивъ его на солнышкѣ, сѣлъ рядомъ съ нимъ. Всю предыдущую ночь Николай почти не спалъ и теперь, измученный физически и душевно, самъ не замѣтилъ, какъ задремалъ.
   Не прошло и пяти минутъ, какъ его разбудилъ страшный крикъ. Онъ въ ужасѣ вскочилъ на ноги, какъ это всегда бываетъ при пробужденіи отъ рѣзкаго звука, и къ своему удивленію увидѣлъ, что у Смайка хватило силъ приподняться и что онъ сидитъ на кушеткѣ, устремивъ впередъ блуждающій взглядъ. Больной дрожалъ всѣмъ тѣломъ, лобъ его былъ покрытъ каплями холоднаго пота; онъ въ ужасѣ звалъ на помощь.
   -- Боже мой, что случилось?-- воскликнулъ Николай, бросаясь къ нему.-- Успокойся, тебѣ вѣрно привидѣлся страшный сонъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- твердилъ Смайкъ, цѣпляясь за его руку.-- Держите меня крѣпче! Не выпускайте меня! Тамъ, тамъ... за деревомъ!
   Николай взглянулъ по указанному направленію (Смайкъ показывалъ на дерево, которое было какъ разъ сзади стула, съ котораго Николай только-что всталъ), но тамъ ничего не было.
   -- Тебѣ просто пригрезилось,-- сказалъ Николай, стараясь успокоить больного.
   -- Нѣтъ, не пригрезилось. Я видѣлъ его такъ же ясно, какъ вижу васъ,-- отвѣтилъ Смайкъ.--Держите меня крѣпче. Побожитесь, что вы не оставите меня ни на минуту!..
   -- Я здѣсь, съ тобой, и никуда не уйду,-- сказалъ Николай.-- Успокойся и лягъ,-- вотъ такъ! Я буду съ тобой! А теперь разскажи мнѣ, что тебя напугало?
   -- Помните,-- началъ шепотомъ Смайкъ, со страхомъ озираясь но сторонамъ,-- помните, я какъ-то разсказывалъ вамъ о томъ человѣкѣ, который привезъ меня въ школу?
   -- Помню, конечно.
   -- Ну, вотъ, я сейчасъ его видѣлъ вонъ тамъ, за тѣмъ деревомъ.. Онъ стоялъ и пристально смотрѣлъ на меня!
   -- Не можетъ быть, тебѣ навѣрно показалось,-- сказалъ Николай.-- Подумай только, если даже допустить, что онъ живъ и случайно забрелъ въ это уединенное мѣсто, такъ далеко отъ дороги, развѣ ты могъ бы его узнать?-- Вспомни, сколько лѣтъ ты его не видалъ.
   -- Я узналъ бы его всегда и вездѣ,-- отвѣчалъ Смайкъ.-- Теперь онъ стоялъ, опираясь на палку, и смотрѣлъ на меня точь-въ-точь такъ же, какъ и въ тотъ вечеръ, когда онъ навѣки запечатлѣлся у меня въ памяти. Его платье, насколько я могъ замѣтить, было въ лохмотьяхъ и все покрыто пылью, и какъ только я его увидѣлъ, мнѣ вспомнилась и та ночь, и его лицо, когда онъ уходилъ, оставляя меня въ школѣ, и та комната, и всѣ, кто въ ней былъ. Я разомъ все вспомнилъ, точно это было вчера. Когда онъ увидѣлъ, что и я его узналъ, онъ тоже, кажется, испугался. Я видѣлъ, какъ онъ вздрогнулъ и побѣжалъ. Не было дня, чтобы я не думалъ о немъ; не было ночи, чтобы я не видѣлъ его во снѣ; такимъ онъ являлся мнѣ, когда я былъ крошкой; такимъ я видѣлъ его всегда; такимъ же видѣлъ и сегодня.
   Николай всячески старался убѣдить Смайка, что все это было лишь обманомъ его воображенія, приводя въ доказательство тотъ фактъ, что человѣкъ, котораго онъ видѣлъ или думалъ, что видѣлъ сегодня, былъ какъ двѣ капли воды похожъ на того, которымъ онъ всегда грезилъ во снѣ; но всѣ старанія разубѣдить его были тщетны. Наконецъ Николаю удалось уговорить его остаться на нѣсколько минутъ съ хозяевами фермы, пока самъ онъ сбѣгаетъ навести справки, не встрѣчалъ ли кто-нибудь незнакомца. Николай заглянулъ за дерево, обыскалъ весь садъ, каждую лощинку, каждаго канавку по сосѣдству, гдѣ только могъ спрятаться человѣкъ, но всѣ его поиски были напрасны. Придя къ заключенію, что его первоначальная догадка была, по всей вѣроятности, справедлива, онъ вернулся и употребилъ всѣ усилія, чтобы успокоить Смайка, что ему, наконецъ, до нѣкоторой степени и удалось. Но убѣдить бѣднягу, что видѣніе было плодомъ его фантазіи, не было никакой возможности; попрежнему онъ стоялъ на своемъ, что онъ видѣлъ собственными глазами живого человѣка и никому не повѣритъ, что это было не такъ.
   Съ этого дня Николай убѣдился, что всякая надежда потеряна и что его бѣдный другъ, раздѣлявшій съ нимъ всѣ его невзгоды и радости, уходитъ отъ него навсегда. Смайкь не страдалъ; онъ угасалъ тихо, безъ борьбы и протеста. Онъ слабѣлъ съ каждымъ часомъ; теперь даже голосъ его былъ такъ слабъ, что часто было трудно разслышать слова. Жизнь въ немъ изсякала на глазъ, и Николай понималъ, что рѣшительная минута близка.
   Былъ тихій, ясный осенній день; кругомъ царила полная тишина; мягкій воздухъ вливался въ открытыя окна; не было слышно ни звука, кромѣ слабаго шелеста листьевъ. Николай сидѣлъ на своемъ обычномъ мѣстѣ у постели больного. Онъ чувствовалъ, что роковой мигъ насталъ Смайкъ лежалъ такъ тихо, что Николай по временамъ нагибался къ нему, прислушиваясь къ его чуть слышному дыханію, чтобы убѣдиться, что въ немъ еще теплится искра жизни, что его еще не объялъ вѣчный сонъ, отъ котораго уже нѣтъ пробужденія здѣсь, на землѣ.
   Вдругъ онъ встрѣтился съ открытыми, устремленными на него глазами больного и, нагнувшись къ нему поближе, увидѣлъ, что все лицо его озарено спокойной, ясной улыбкой.
   -- Вотъ и чудесно!-- сказалъ Николай -- Кажется, сонъ совсѣмъ тебя подкрѣпилъ.
   -- Ахъ, какой я видѣлъ чудный восхитительный сонъ, прошепталъ Смайкъ.
   -- Что же ты видѣлъ?-- спросилъ Николай.
   Умирающій повернулся къ нему, обнялъ его за шею и отвѣчалъ:
   -- Скоро, скоро я буду тамъ!
   Послѣ минутнаго молчанія онъ продолжалъ:
   -- Я не боюсь умереть. Напротивъ. Мнѣ кажется, что если бы я могъ теперь выздоровѣть, я бы самъ этого не захотѣлъ. Вы такъ часто говорили мнѣ, особенно въ послѣднее время, что мы еще встрѣтимся, и я такъ твердо этому вѣрю, что меня теперь не страшитъ даже разлука съ вами.
   Дрожащій голосъ, которымъ были произнесены эти слова и полные слезъ глаза умирающаго, выражали лучше самихъ словъ то, что онъ чувствовалъ, въ эту минуту, и Николай былъ такъ взволнованъ, что самъ еле удерживался, чтобы не разрыдаться.
   -- Ну, вотъ и хорошо, что ты успокоился,-- сказалъ, наконецъ, Николай послѣ довольно продолжительнаго молчанія.-- Я радъ за тебя, голубчикъ. Мнѣ бы такъ хотѣлось видѣть тебя спокойнымъ и счастливымъ.
   -- И долженъ вамъ сказать еще кое-что. Мнѣ не хотѣлось бы имѣть отъ васъ тайну. Теперь вы не разсердитесь на меня,-- я знаю.
   -- Сердиться на тебя!-- воскликнулъ Николай.
   -- Я увѣренъ, что не разсердитесь. Помните, вы какъ-то спрашивали меня, отчего я такъ измѣнился, сталъ такимъ мрачнымъ и грустнымъ? Хотите, теперь я вамъ скажу -- отчего?
   -- Если тебѣ тяжело, лучше не надо,-- отвѣчалъ Николай.-- Я спрашивалъ тебя потому, что думалъ, не могу ли я тебѣ помочь, а то бы я не спросилъ.
   -- Знаю,-- зналъ это и тогда.-- Умирающій еще ближе прижался къ своему другу... Простите меня, но я ничего не могъ съ собой сдѣлать... Вы сами знаете, что я охотно отдалъ бы жизнь за нее, а между тѣмъ мое сердце разрывалось на части, когда я видѣлъ... Я знаю, что онъ ее любитъ... О, Боже кому же это и знать, какъ не мнѣ!
   То, что Смайкъ говорилъ дальше, было сказано слабымъ, едва слышнымъ голосомъ, съ безпрестанными остановками, и изъ его словъ Николай впервые узналъ, что бѣдный юноша безнадежно любилъ его сестру Кетъ,-- любилъ со всею страстью сдержанной, скрытной натуры.
   Онъ гдѣ-что досталъ прядь ея волость и носилъ на груди, перевязанную ея старой лентой. Теперь онъ просилъ Николая снять съ него эту ленту, когда онъ умретъ, чтобы никто ея не взялъ изъ постороннихъ, а снова надѣть, когда онъ будетъ въ гробу, чтобы ея волосы остались съ нимъ и въ могилѣ.
   Николай на колѣняхъ торжественно поклялся исполнить эту просьбу точно такъ же, какъ и данное имъ прежде обѣщаніе похоронить Смайка на указанномъ имъ мѣстѣ. Послѣ этого друзья обнялись и поцѣловались.
   -- Теперь я счастливъ,-- прошепталъ умирающій и снова впалъ въ забытье.
   Онъ еще разъ пришелъ въ себя и взглянулъ на Николая съ тихой, спокойной улыбкой. Затѣмъ началъ бредить прекрасными садами, въ которыхъ онъ видѣлъ женщинъ, мужчинъ и дѣтей, окруженныхъ сіяніемъ, и со словами, что это рай, тихо отошелъ въ вѣчность.
   

ГЛАВА LIX.
Заговорщика осаждаютъ опасности и сомнѣнія, да и самый заговоръ начинаетъ колебаться.

   Ральфъ сидѣлъ одинъ въ комнатѣ, гдѣ онъ обыкновенно обѣдалъ и проводилъ вечера, когда не былъ занятъ дѣлами. Передъ нимъ стоялъ нетронутый завтракъ; рядомъ съ приборомъ лежали часы, и Ральфъ барабанилъ пальцами по столу въ тактъ ихъ тиканью. Давно уже прошелъ тотъ часъ, когда онъ имѣлъ обыкновеніе класть часы въ карманъ и спустившись съ лѣстницы размѣреннымъ шагомъ, выходить изъ дому но дѣламъ. Въ настоящую минуту онъ обращалъ такъ же мало вниманія на однообразное тиканье часовъ, какъ и на нетронутый завтракъ; онъ сидѣлъ, подперевъ голову рукою и мрачно уставившись въ полъ.
   Уже одно это отступленіе отъ давнишней, установившейся привычки въ такомъ пунктуальномъ и аккуратномъ въ дѣлахъ человѣкѣ, какимъ былъ Ральфъ, доказывало, что онъ чувствуетъ себя не по себѣ. Достаточно было взглянуть на его поблѣднѣвшее, осунувшееся лицо и блуждающій взглядъ его запавшихъ глазъ, чтобы убѣдиться, что онъ боленъ физически или нравственно и что болѣзнь эта не шуточная, коль скоро она могла произвести такую рѣзкую перемѣну въ этомъ желѣзномъ организмѣ. Но вотъ, наконецъ, онъ поднялъ голову и оглядѣлся вокругъ, какъ человѣкъ, внезапно пробудившійся отъ тяжелаго сна.
   -- Что это?-- сказалъ онъ.-- Что со мной? Точно какая-то тяжесть повисла надо мной, давитъ меня, и я не могу стряхнуть ее съ себя и опомниться... Кажется, я никогда не позволялъ себѣ распускаться, да и здоровъ я совершенно. Никогда я не былъ ни слабымъ, ни мнительнымъ... Что же такое со мной?
   Онъ потеръ себѣ лобъ.
   -- Вотъ уже сколько ночей я не знаю ни минуты покоя. Стоитъ мнѣ на секунду задремать, какъ меня осаждаютъ все тѣ же страшные сны, все тѣ же ненавистныя лица ненавистныхъ людей, преслѣдующихъ меня и наяву, сующихъ свой носъ во всякое мое дѣло. Когда же мнѣ не снится, а это теперь бываетъ со мной постоянно, меня гнететъ какой-то страшный кошмаръ. Я и самъ не отдаю себѣ отчета, что это такое, но, пожалуй, это еще ужаснѣе сновъ. Мнѣ надо, необходимо успокоиться. Одна ночь покойнаго сна, и я опять стану самимъ собой.
   Съ этими словами онъ нетерпѣливо оттолкнулъ столъ, какъ будто ему былъ непріятенъ самый видъ кушанья, и въ эту минуту замѣтилъ, что стрѣлка часовъ показываетъ почти полдень.
   -- Странно!-- пробормоталъ онъ.-- Скоро полдень, а Ногса всѣ нѣтъ! Опять небось, нализался, каналья! Право, несмотря на мою недавнюю потерю, я бы, кажется, охотно пожертвовалъ крупной суммой, чтобы онъ пырнулъ кого-нибудь ножомъ съ пьяныхъ глазъ, или попался въ грабежѣ, или обчистилъ бы кому-нибудь карманы, или вообще совершилъ бы какое-нибудь преступленіе, и его приговорили бы къ каторгѣ и тѣмъ избавили бы меня отъ его особы. А еще бы лучше, если бы можно было подстроитъ ему ловушку и заставить его обокрасть меня самого. Ужъ я, конечно, не далъ бы ему спуску и поступилъ бы съ нимъ по всей строгости закона. Я убѣжденъ, что онъ измѣнникъ и рано или поздно предастъ меня; вопросъ только въ томъ, гдѣ, когда и при какихъ обстоятельствахъ это случится?
   Подождавъ еще съ полчаса, Ральфъ послалъ служанку на квартиру Ньюмэна узнать, не боленъ ли онъ и почему не пришелъ. Служанка вернулась съ отвѣтомъ, что мистеръ Ногсъ не ночевалъ дома и что никто ничего не знаетъ о немъ.
   -- Но здѣсь, у дверей, васъ спрашиваетъ какой-то джентльменъ, сэръ,-- прибавила она;-- онъ говоритъ...
   -- Что тамъ еще?-- воскликнулъ гнѣвно Ральфъ, оборачиваясь.-- Развѣ я вамъ не говорилъ, что никого не принимаю въ этотъ часъ!
   -- Онъ говоритъ,-- заикаясь отъ испуга, продолжала служанка, что у него неотложное дѣло и что ему необходимо васъ видѣть. Я думала, что можетъ быть, это относительно...
   -- Относительно чего, чортъ возьми?-- перебилъ ее Ральфъ грознымъ тономъ.-- Кажется, и вы уже начинаете шпіонить за мной и путаться въ мои дѣла?
   -- Боже мой, нѣтъ, нѣтъ, и не думаю, сэръ! Просто я видѣла, что вы встревожены, и думала, что объ можетъ сообщить вамъ что-нибудь насчетъ мистера Ногса, вотъ и все, сэръ.
   -- Видѣла, что я встревоженъ!-- пробормоталъ Ральфъ.-- Нѣтъ, положительно у меня уже и въ домѣ завелись шпіоны... Гдѣ этотъ господинъ? Надѣюсь, вы не сказали ему, что я нынче не занимался дѣлами?
   Служанка отвѣтила, что провела джентльмена въ контору просила обождать, извинившись тѣмъ, что хозяинъ занятъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ Ральфъ.-- Я сейчасъ къ нему выйду, я вы ступайте въ кухню и сидите тамъ, понимаете?
   Довольная, что ее, наконецъ, отпустили, служанка моментально исчезла, а Ральфъ нѣсколько минутъ молча шагалъ по комнатѣ, чтобы успокоиться и придать своему лицу его обычное безстрастное выраженіе, послѣ чего спустился внизъ. Передъ дверью конторы онъ остановился еще на минуту, затѣмъ вошелъ и очутился лицомъ къ лицу съ мистеромъ Чарльзомъ Чириблемъ.
   Изъ всѣхъ людей на свѣтѣ это былъ послѣдній, котораго Ральфъ хотѣлъ бы видѣть теперь, когда онъ зналъ, что мистеръ Чарльзъ покровительствуетъ Николаю. Да, онъ предпочелъ бы въ эту минуту встрѣтиться съ самимъ чортомъ. Тѣмъ не менѣе эта неожиданная встрѣча произвела на него очень хорошее дѣйствіе: въ одинъ мигъ къ нему вернулась вся его энергія; въ душѣ его пробудились страсти, дремавшія долгіе годы, въ сердцѣ съ новою силою вспыхнули ярость и ненависть; онъ нахмурилъ брови, губы его искривились презрительной улыбкой; словомъ, это былъ опять тотъ Ральфъ Никкльби, котораго на свое несчастіе знали многіе и, разъ узнавъ, уже никогда не могли позабыть.
   -- Гм... Какая неожиданная честь, сэръ!-- сказалъ Ральфъ, останавливаясь въ дверяхъ.
   -- Столько же неожиданная, сколько и нежелательная, вы хотите сказать, не такъ ли?-- промолвилъ мистеръ Чирибль.
   -- Говорятъ, вы человѣкъ прямой и правдивый,-- отвѣтилъ ему Ральфъ.-- По крайней мѣрѣ, на этотъ разъ, сэръ, вы изволили сказать сущую правду. Эта честь для меня дѣйствительно нежелательна. Я думаю, мнѣ нѣтъ надобности распространяться дальше.
   -- Откровенно говоря, сэръ...-- началъ было мистеръ Чирибль.
   -- Откровенно говоря, сэръ,-- повторилъ за нимъ Ральфъ,-- я не хотѣлъ бы, чтобы наша бесѣда затянулась; поэтому я предложилъ бы вамъ лучше совсѣмъ ея не начинать. Я догадываюсь, о чемъ вы намѣреваетесь со мной говорить, я говорю вамъ прямо, что не желаю васъ слушать. Говорятъ, вы любите откровенность; и такъ, постараюсь быть откровеннымъ: вотъ дверь, сэръ,-- не угодно ли вамъ выйти? Наши дороги расходятся. Ступайте же съ миромъ своею дорогой и предоставьте мнѣ идти своей.
   -- Съ миромъ? Онъ говоритъ: съ миромъ,-- повторилъ мистеръ Чирибль, и въ голосѣ его слышалось скорѣе состраданіе, чѣмъ упрекъ.
   -- Не думаю, чтобы вы захотѣли оставаться въ моемъ домѣ противъ моего желанія, сэръ,-- сказалъ ему Ральфъ;-- и едва ли вы въ правѣ надѣяться переубѣдить человѣка, который не желаетъ васъ слушать, и говоритъ это прямо вамъ въ лицо.
   -- Послушайте, мистеръ Никкльби,-- отвѣтилъ мистеръ Чирибль попрежнему сдержаннымъ, но рѣшительнымъ тономъ.-- Я тоже явился сюда не по своему желанію. Я у васъ никогда не бывалъ, да, вѣроятно, никогда больше и не явлюсь. Вы не угадываете, о чемъ я хотѣлъ съ вами говорить, могу васъ увѣрить. Еслибъ вы это знали, вы бы иначе приняли меня.
   Ральфъ бросилъ на гостя подозрительный взглядъ, который тотъ выдержалъ совершенно спокойно, глядя на него въ упоръ своимъ яснымъ взоромъ.
   -- Прикажете продолжать?-- спросилъ мистеръ Чирибль.
   -- Пожалуйста, если это необходимо,-- отвѣтилъ рѣзко Ральфъ.-- Вотъ вамъ стѣны, конторка и стулья, все весьма внимательные слушатели, которые наврядъ ли станутъ васъ прерывать. Прошу не стѣсняться; будьте какъ дома. Можетъ быть, къ тому времени, какъ я вернусь съ прогулки, вы кончите и будете такъ добры уступить мнѣ мою квартиру.
   Съ этими словами онъ застегнулся, вышелъ въ прихожую и снялъ шляпу съ вѣшалки. Почтенный джентльменъ послѣдовалъ за хозяиномъ, но едва онъ открылъ ротъ, чтобы что-то сказать, Ральфъ нетерпѣливо его перебилъ:
   -- Ни слова, ни слова больше,-- слышите, сэръ! При всей вашей добродѣтели вы не ангелъ, чтобы врываться въ чужіе дома и заставлять выслушивать себя силой. Можете проповѣдовать стѣнамъ, если ужъ это вамъ непремѣнно угодно,-- я не стану васъ слушать!
   -- Конечно, видитъ Богъ, я не ангелъ,-- отвѣтилъ мистеръ Чирибль, кротко покачавъ головой;-- я только человѣкъ съ такими же слабостями и недостатками, какъ и всѣ люди. Тѣмъ не менѣе въ каждомъ изъ насъ есть одно качество, которое свойственно и ангеламъ, и каждый можетъ, если только желаетъ, при случаѣ его проявлять; это качество -- состраданіе. Оно то и привело меня къ вамъ. Позвольте же мнѣ объяснить вамъ въ чемъ дѣло.
   -- Я не знаю состраданія и не нуждаюсь въ немъ,-- проговорилъ Ральфъ съ презрительной улыбкой.-- Не ждите же отъ меня состраданія къ этому молодцу, который воспользовался вашимъ дѣтскимъ легковѣріемъ, сэръ. Знайте, я не пожалѣю его.
   -- Вашего состраданія къ нему!-- воскликнулъ съ жаромъ почтенный старикъ.-- Да это, вы -- вы, а не онъ, нуждается въ состраданіи. Хоть вы и не хотѣли выслушать меня, теперь вы все равно должны будете меня выслушать послѣ, когда будетъ ужъ поздно отвратить бѣду, противъ которой я васъ хотѣлъ предостеречь, и когда вамъ уже нельзя будетъ избѣжать встрѣчи со мной. Вашъ племянникъ хорошій малый, сэръ; прекрасный, честный малый. Не стану говорить, какой "вы" человѣкъ, мистеръ Никкльби; скажу только одно: мнѣ извѣстно, что вы сдѣлали, сэръ. Итакъ, когда вы отправитесь по дѣлу, которое вы недавно затѣяли, и когда вамъ встрѣтятся препятствія въ осуществленіи вашихъ замысловъ, приходите къ намъ: братъ Нэдъ и Тимъ Линкинвотеръ и я, мы вамъ объяснимъ. Но совѣтую не откладывать вашего визита въ долгій ящикъ, иначе будетъ поздно, и мы будемъ принуждены говорить съ вами съ меньшею деликатностью и большею суровостью, чѣмъ, можетъ бытъ, сами бы того желали. Да не забывайте, сэръ, что и сегодня я былъ у васъ единственно изъ состраданія и что мои намѣренія относительно васъ остаются пока неизмѣнны.
   Съ этими словами, произнесенными съ большимъ волненіемъ, мистеръ Чирибль надѣлъ свою широкополую шляпу, минуя Ральфа, направился къ двери и вышель на улицу. Ральфъ съ минуту, какъ въ столбнякѣ, смотрѣлъ ему вслѣдъ и, наконецъ, разразился презрительнымъ хохотомъ.
   -- Все это до такой степени дико,-- пробормоталъ онъ,-- что кажется мнѣ такимъ же кошмаромъ, какъ тотъ, что преслѣдуетъ меня послѣднее время. Изъ состраданія ко мнѣ! Фу, ты, Господи! Старый дуракъ, кажется окончательно спятилъ.
   Но, несмотря на гнѣвный тонъ этихъ словъ и звучавшее въ нихъ презрѣніе, чѣмъ больше думалъ Ральфъ о случившемся, тѣмъ больше ему становилось не по себѣ, тѣмъ сильнѣе его охватывала какая-то смутная тревога, которая все возрастала по мѣрѣ того, какъ время шло, а о Ньюмэнѣ Ногсѣ не было ни слуху, ни духу. Тщетно прождавъ почти до вечера, снѣдаемый злобой и предчувствіемъ бѣды, преслѣдуемый воспоминаніемъ объ угрозѣ, брошенной ему племянникомъ въ послѣднее ихъ свиданіе, угрозѣ, подтвержденіе которой онъ теперь отчасти уже находилъ въ событіяхъ послѣднихъ дней и въ собственныхъ своихъ опасеніяхъ, Ральфъ вышелъ изъ дому и, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что онъ дѣлаетъ, движимый какимъ-то неуловимымъ страхомъ, направилъ свои шаги къ квартирѣ Сноули. Дверь ему отворила сама мистриссъ Сноули и на вопросъ, дома ли ея мужъ, рѣзко отвѣтила:
   -- Нѣтъ, его нѣтъ дома, и я не знаю, когда онъ вернется.
   -- Вы меня знаете?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Какъ не знать! Къ сожалѣнію, должна признаться, я знаю васъ слишкомъ хорошо, точно такъ же, какъ и мой бѣдный мужъ.
   -- Передайте вашему мужу, что, подходя къ дому, я видѣлъ его сквозь занавѣску и что мнѣ необходимо переговорить съ нимъ о дѣлѣ,-- сказалъ Ральфъ.-- Слышите?
   -- Слышу, я не глухая,-- отвѣтила мистриссъ Сноули, не трогаясь съ мѣста.
   -- Я всегда зналъ, что эта женщина лицемѣрка, несмотря на всѣ ея цитаты изъ псалмовъ и Священнаго Писанія,-- сказалъ Ральфъ, шагнувъ впередъ и пытаясь обойти мистриссъ Сноули, стоявшую у него на дорогѣ,-- но я не зналъ, что она къ тому же и выпиваетъ.
   -- Стойте! Вы не войдете!-- воскликнула прекрасная половина мистера Сноули, загораживая дверь собственною довольно полновѣсною особой.-- Довольно вы уже наговорились съ нимъ о вашихъ дѣлахъ, вполнѣ достаточно. Я всегда ему предсказывала, что эти разговоры и знакомство съ вами не доведутъ его до добра. Вы съ учителемъ вмѣстѣ, или одинъ изъ васъ, ужь этого я хорошенько не знаю, смастерили письмо, помните это! Онъ тутъ рѣшительно не при чемъ. Заварили кашу, такъ и расхлебывайте сами, какъ знаете.
   -- Придержи свой языкъ, старая колотовка!-- сказалъ Ральфъ, со страхомъ оглядываясь.
   -- Я-то знаю, когда его надо придержать, мистеръ Никкльби,-- отрѣзала почтенная дама.-- А вотъ вы лучше бы сдѣлали, если бы приглядѣли, чтобы другіе не распускали своихъ языковъ, когда не слѣдуетъ.
   -- Послушай ты, чортова кукла, если ужь твой мужъ такой идіотъ, что посвящаетъ тебя во всѣ свои тайны, такъ хоть ты-то умѣй, по крайней мѣрѣ, молчать.
   -- Сдается мнѣ, что это тайны не столько его, сколько кого-то другого,-- отвѣтила мистриссъ Сноули.-- Нечего бросать на меня такіе грозные взгляды. Меня не такъ-то легко запугать, не на такую напали!
   -- Послушай, ты,-- продолжалъ Галъфъ сдавленнымъ отъ ярости голосомъ, изо всей силы сжимая ей руку,-- скажешь ты, наконецъ, своему мужу, что я знаю, что онъ дома, и что мнѣ необходимо его видѣть? Объяснишь ли мнѣ, что значитъ эта перемѣна въ обращеніи со мною?
   -- Нѣтъ, ничего не объясню и ему ничего не скажу,-- отвѣтила мистриссъ Сноули, вырывая у него руку.
   -- Значитъ, вы съ мужемъ не вѣрите мнѣ?
   -- Да, не вѣримъ!-- былъ отвѣтъ.
   Ральфъ занесъ уже руку, и было мгновеніе, когда онъ готовъ былъ ударить стоявшую передъ нимъ женщину, но онъ во-время сдержался и только грозно, кивнувъ головой, пробормоталъ зубы, что онъ это попомнитъ, затѣмъ хлопнулъ дверью и вышелъ на улицу.
   Отсюда онъ направился прямо въ гостиницу, гдѣ обыкновенно останавливался мистеръ Сквирсъ, надѣясь въ душѣ, что, исполнивъ такъ или иначе его порученіе, Сквирсъ теперь уже вернулся и успокоитъ его тревогу. Но въ гостиницѣ ему сказали, что мистеръ Сквирсъ ушелъ дней десять тому назадъ, оставивъ свои вещи и не уплативъ по счету; больше о немъ ни чего не могли сообщить.
   Терзаемый тысячью новыхъ догадокъ и опасеній и желая во что бы то ни стало убѣдиться, не подозрѣваетъ ли Сквирсъ чего-нибудь относительно Сноули и не причастенъ ли онъ самъ той перемѣнѣ въ обращеніи съ нимъ супруговъ, которую онъ замѣтилъ сегодня, Ральфъ рѣшился на очень смѣлый шагъ, а именно -- самому отправится въ Ламбетъ навести справки Сквирсѣ и, если можно, повидаться съ нимъ. Чувствуя, что оставаться дольше въ неизвѣстности онъ не въ силахъ, Ральфъ тотчасъ повернулъ по направленію къ Ламбету. Нѣсколько знакомый съ расположеніемъ дома, гдѣ квартировалъ Сквирсъ, по его же, Сквирса, описанію, онъ поднялся на лѣстницу и тихонько постучался въ дверь его комнаты.
   Онъ постучался разъ, другой, двѣнадцать разъ, и все таки не хотѣлъ вѣрить, что въ комнатѣ никого нѣтъ. Тогда онъ рѣшилъ, что Скинрсъ, должно быть, спитъ, и, приложивъ ухо къ замочной скважинѣ, какъ будто даже услыхалъ дыханіе спящаго. Но и потомъ, когда онъ окончательно убѣдился, что въ комнатѣ никого нѣтъ, онъ все таки не ушелъ, а сѣлъ на площадкѣ и терпѣливо сталъ ждать, стараясь увѣрить себя, что Сквирсъ куда-нибудь вышелъ и скоро вернется.
   Не разъ раздавались шаги по скрипучей старой лѣстницѣ; не разъ Ральфу казалось, что онъ узнаетъ шаги того, кого онъ ждалъ; не разъ онъ вскакивалъ въ полной увѣренности, что онъ сейчасъ встрѣтится со Сквирсомъ. Но онъ всякій разъ ошибался; всякій разъ это оказывался кто-нибудь изъ жильцовъ, входившихъ въ ту или другую сосѣднюю комнату, и при всякой новой ошибкѣ Ральфъ чувствовалъ себя все болѣе и болѣе несчастнымъ и одинокимъ.
   Наконецъ, убѣдившись, что ожиданіе ни къ чему не приведетъ, онъ сошелъ внизъ и спросилъ у одного изъ жильцовъ, не знаетъ ли онъ чего-нибудь о мистерѣ Сквирсѣ, разумѣется, назвавъ этого почтеннаго джентльмена вымышленнымъ именемъ, насчетъ котораго они условились между собою разъ навсегда. Жилецъ отослалъ его къ другому, другой къ третьему, и отъ него-то, наконецъ, Ральфъ узналъ, что наканунѣ поздно вечеромъ мистеръ Сквирсъ поспѣшно вышелъ изъ своей квартиры съ какими-то двумя господами, которые скоро вернулись, разыскивая старуху, жившую по той же лѣстницѣ, и что съ тѣхъ поръ онъ, жилецъ, ничего не слыхалъ о мистерѣ Сквирсѣ, потому что, хотя это странное исчезновеніе и обратило на себя его вниманіе въ то время, но онъ не разговаривалъ съ вернувшимися господами и вообще не считалъ нужнымъ наводить объ этомъ справки.
   Этотъ разсказъ натолкнулъ Ральфа на мысль, не была ли Пегъ Слайдерскью арестована по подозрѣнію въ воровствѣ, а вмѣстѣ съ нею и мистеръ Сквирсъ, который могъ случайно оказаться у нея въ это время и котораго въ такомъ случаѣ естественно могли заподозрить въ участіи. Если это было такъ, то Грайду должно быть все извѣстно. Поэтому Ральфъ, не теряя времени, направился прямо къ Грайду. Тревога, овладѣвшая имъ, возрастала съ каждой минутой, и теперь ему уже начинало казаться, что во всей этой исторіи кроются чьи-то козни, клонящіяся къ его разоренію и погибели.
   Добравшись до дома ростовщика, Ральфъ увидѣлъ, что всѣ его окна плотно заперты, рваныя занавѣски спущены и кругомъ царитъ унылая тишина. Но такъ какъ домъ Грайда всегда имѣлъ такой видъ, то Ральфъ и не придалъ значенія этому обстоятельству. Онъ постучался сперва тихонько, потомъ посильнѣе. Но сколько онъ ни стучался, дверь не отворялась. Тогда онъ торопливо набросалъ нѣсколько словъ на своей карточкѣ, и въ ту минуту, когда онъ нагнулся, чтобы просунуть ее въ щелку подъ дверь, надъ его головою послышался слабый стукъ отворявшейся рамы. Онъ поднялъ голову, взглянулъ наверхъ и увидѣлъ Грайда, осторожно выглядывавшаго изъ слухового окна. Какъ только Грайдъ узналъ своего гостя, голова его исчезла, но не настолько быстро, чтобъ Ральфъ не могъ его узнать и окликнуть.
   Ральфу пришлось окликнуть его два раза, и только тогда голова Грайда снова появилась въ окнѣ, выдѣляясь на темномъ его фонѣ своими рѣзки мы контурами и сѣдыми волосами, точно гипсовый бюстъ, украшающій фронтонъ дома.
   -- Тс... Чего вы тутъ кричите?-- зашипѣлъ онъ на Ральфа.-- Убирайтесь! Убирайтесь отсюда!
   -- Сойдите внизъ,-- слышите?-- сказалъ Ральфъ повелительно.
   -- У-би-райтесь!-- прошипѣлъ опять Грайдъ не то со страхомъ, не то съ нетерпѣнемъ, неистово мотая головой.-- Не кричите! Не стучите! Не привлекайте вниманія сосѣдей! Вамъ говорятъ, убирайтесь отсюда!
   -- Чортъ возьми! Я буду стучаться, пока не всполошу всю округу, если ты сейчасъ же не сойдешь ко мнѣ, старая собака!-- сказалъ Ральфъ сдержаннымъ, но полнымъ ярости голосомъ.
   -- Молчите, не говорите со мной! Вы меня погубите! Убирайтесь, убирайтесь отсюда!--твердилъ въ отчаяніи Грайдъ.
   -- Сойдите ко мнѣ, мнѣ необходимо васъ видѣть, слышите вы?.. Сойдете вы или нѣтъ?-- крикнулъ Ральфъ, выходя изъ себя.
   -- Нѣтъ!-- прошипѣлъ Грайдъ. Съ этими словами голова его скрылась, и Ральфъ слышалъ, какъ окно затворили такъ же тихо и осторожно, какъ отворили за минуту передъ тѣмъ.
   -- Что же это такое?-- пробормоталъ Ральфъ.-- Отчего всѣ эти люди, еще вчера пресмыкавшіеся передо мною, сегодня сторонятся отъ меня, какъ отъ чумы? Или ужь и впрямь всему конецъ, и для меня наступаетъ ночь, непробудная ночь? Нѣтъ, я долженъ, наконецъ, узнать, что все это значитъ, и узнаю! Теперь я чувствую въ себѣ больше силы и твердости, чѣмъ когда-либо во всю мою жизнь.
   И, повернувшись прочь отъ двери, въ которую онъ въ первую минуту гнѣва хотѣлъ было ломиться до тѣхъ поръ, пока Грайдъ не откроетъ ему, хотя бы побуждаемый страхомъ, Ральфъ быстро зашагалъ по направленію къ Сити. Было около шести часовъ вечера; улицы были запружены народомъ, и Ральфъ пробирался сквозь толпу своею обычною твердой, рѣшительной поступью. Наконецъ, онъ очутился передъ домомъ братьевъ Чирибль и, заглянувъ въ окно конторы, увидѣлъ, что Тимъ Линкинвотеръ сидитъ тамъ одинъ.
   -- Моя фамилія Никкльби,-- отрекомендовался Ральфъ.
   -- Знаю,-- отвѣтилъ Тимъ, поглядывая на посѣтителя поверхъ очковъ.
   -- Который изъ братьевъ вашей фирмы былъ у меня сегодня?
   -- Мистеръ Чарльзъ.
   -- Въ такомъ случаѣ скажите мистеру Чарльзу, что я хочу его видѣть.
   -- Увидите, сэръ,-- отвѣчалъ Тимъ, живо слѣзая со своей, табуретки;-- увидите не только мистера Чарльза, но и мистера Нэда.
   Тимъ остановился передъ Ральфомъ, сурово посмотрѣлъ на него, покачалъ головой не то съ упрекомъ, не то съ сокрушеніемъ, и исчезъ. Минуту спустя онъ вернулся, провелъ посѣтителя въ кабинетъ и, притворивъ за собою дверь, самъ сталъ тутъ же, въ сторонкѣ.
   -- Это вы были у меня нынче утромъ? Я хотѣлъ бы съ вами поговорить,-- сказалъ Ральфъ, указывая пальцемъ на мистера Чарльза.
   -- У меня нѣтъ секретовъ ни отъ брата Нэда, ни отъ Тима Линкнвотера,-- спокойно замѣтилъ мистеръ Чарльзъ.
   -- Но они могутъ быть у меня,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Послушайте, мистеръ Никкльби,-- вмѣшался въ разговоръ мистеръ Нэдъ,-- дѣло, по которому къ вамъ заходилъ братъ Чарльзъ, извѣстно не только намъ троимъ, но и многимъ другимъ лицамъ и, къ сожалѣнію, скоро станетъ извѣстнымъ всѣмъ. Братъ зашелъ къ вамъ сегодня единственно изъ чувства деликатности и изъ состраданія къ вамъ. Теперь мы находимъ, что дальнѣйшая деликатность ни къ чему не послужитъ; выслушайте, что мы имѣемъ вамъ сообщить, или мы совсѣмъ отказываемся отъ этого объясненія.
   -- Прекрасно, сэръ,-- проговорилъ Ральфъ, и губы его искривила улыбка, которой онъ тщетно старался придать презрительный оттѣнокъ.-- Я вижу, что вы такъ же туманно-краснорѣчивы, какъ вашъ братецъ, и, вѣроятно, вашъ клеркъ, который, если только онъ разсудительный человѣкъ, должно быть тоже понаторѣлъ въ этомъ искусствѣ, чтобы заслужить вашу милость. И такъ, прошу васъ, господа, приступайте, пожалуй, къ дѣлу, я готовь васъ слушать.
   -- Пожалуй! Это мнѣ нравится!-- воскликнулъ Тимъ, весь вспыхнувъ отъ гнѣва.-- Пожалуй, онъ готовъ слушать! И онъ осмѣливается это говорить братьямъ Чирибль?! Слышите вы эти то человѣка? Пожалуй, онъ такъ и быть готовь выслушать братьевъ Чирибль!
   -- Полно, полно, Тимъ, успокойтесь!-- заговорили въ одинъ голосъ мистеръ Чарльзъ и мистеръ Нэдъ.
   Тимъ покорно умолкъ, тщетно стараясь побороть негодованіе, которое такъ и сверкало сквозь его очки, да по временамъ, словно паръ изъ предохранительнаго клапана, вырывалось изъ его груди отрывистымъ истерическимъ смѣхомъ, что, видимо, каждый разъ сильно его облегчало.
   -- Такъ какъ никто не попросилъ меня сѣсть,-- сказалъ Ральфъ, оглядывая присутствующихъ,-- а я очень усталъ, то беру на себя смѣлость сѣсть безъ приглашенія. А теперь, съ вашего позволенія, джентльмены, я хотѣлъ бы узнать,-- я требую этого, это мое право,-- что вы можете сказать въ оправданіе того тона, который вы приняли со мной и вашего самовольнаго вмѣшательства въ мои дѣла, которое я имѣю сильное основаніе подозрѣвать. Говоря откровенно, хоть я и не придаю большого значенія тому, что принято называть общественнымъ мнѣніемъ, но не могу сказать, чтобы мнѣ доставляло удовольствіе служить предметовъ бабьихъ сплетенъ и пересудовъ. Попались ли вы сами впросакъ по глупой довѣрчивости или добровольно впутались не въ свое дѣло, для меня безразлично. Въ обоихъ случаяхъ вы едва ли можете ожидать благодарности и снисхожденія отъ такого человѣка, какъ я.
   Эта рѣчь была произнесена такимъ спокойнымъ и развязнымъ тономъ, что девять слушателей изъ десяти, не зная обстоятельствъ дѣла, навѣрно приняли бы Ральфа за человѣка, дѣйствительно оскорбленнаго. Онъ сидѣлъ, скрестивъ руки, и, если онъ былъ нѣсколько блѣднѣе обыкновеннаго, то все таки лицо его сохраняло свое обычное безпристрастное выраженіе и самъ онъ казался совершенно спокойнымъ, во всякомъ случаѣ гораздо спокойнѣе обоихъ братьевъ, не говоря уже о неугомонномъ увлекающемся Тимѣ. Повидимому, онъ приготовился къ самому худшему.
   -- Прекрасно, прекрасно, сэръ,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ.-- Нэдъ, мой милый, потрудись позвонить.
   -- Постой, Чарльзъ! Постой одну минутку!-- воскликнулъ Нэдъ.-- Мнѣ кажется, калъ для нашего дѣла, такъ и для мистера Никкльби было бы лучше, если бы мы могли его убѣдить выслушать спокойно. Мнѣ очень бы хотѣлось, чтобы онъ самъ наконецъ это понялъ.
   -- Ты правъ, ты совершенно правъ,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ.
   Ральфъ презрительно улыбнулся, но не сказалъ ни слова. Мистеръ Нэдъ позвонилъ, дверь отворилась, и въ комнатѣ послышалась чья-то ковыляющая походка. Ральфъ обернулся, увидѣлъ Ньюмэна Ногса, и все его самообладаніе мгновенно покинуло его.
   -- Прекрасное начало, что и говорить!-- воскликнулъ онъ съ горечью.-- Превосходное! И это называется быть прямыми, безукоризненно честными людьми! О, такихъ людей я всегда умѣлъ цѣнить но достоинству! Войти въ стачку съ прохвостомъ, который за стаканъ водки готовъ продать свою душу (если еще она у него есть), каждое слово котораго -- ложь! Кто же послѣ этого можетъ считать себя въ безопасности? Прекрасное, превосходное начало!
   -- Я хочу говоритъ!-- крикнулъ Ньюмэнъ, поднимаясь на цыпочки и выглядывая на Ральфа поверхъ головы Тима, который бросился было къ нему, пытаясь его удержать.-- Послушайте, сэръ, я вамъ говорю, мистеръ Никкльби: что вы хотѣли сказать, назвавъ меня "прохвостомъ"? Кто меня сдѣлалъ "прохвостомъ"? Если бы я способенъ былъ продать свою душу за стаканъ водки, какъ вы говорите, я бы скорѣе сдѣлался воромъ, грабителемъ сталъ вы взламывать двери, замки, сталъ бы таскать гроши изъ чашекъ слѣпыхъ нищихъ, чѣмъ оставаться вашимъ безсловеснымъ рабомъ, вашимъ вьючнымъ животнымъ! Если бы я умѣлъ лгать, я давно былъ бы вашимъ любимчикомъ!.. Лгать! Когда я вамъ лгалъ, когда изворачивался передъ вами? Нѣтъ, я служилъ вамъ вѣрой и правдой. Я долженъ былъ работать, какъ волъ, потому что вы знали, что я голышъ и что съ меня можно драть шкуру. Я наслушался отъ васъ столько ругани, сколько, можетъ быть, не довелось слышать послѣднему бродягѣ изъ рабочаго дома. Знайте же, что я терпѣлъ ее только потому, что презиралъ и васъ и вашу брань,-- да, презиралъ и презираю. Я поступилъ къ вамъ на службу только потому, что во мнѣ еще сохранилась искра гордости, потому, что, служа вамъ, я былъ, по крайней мѣрѣ, увѣренъ, что никто не увидитъ и не узнаетъ, какъ низко я палъ, потому, что никто лучше васъ не зналъ, что я, погибшій человѣкъ, не всегда былъ тѣмъ, во что я обратился, и что я могъ бы быть совсѣмъ другимъ человѣкомъ, если бы не былъ такимъ безумцемъ, чтобы попасть въ ваши лапы и въ лапы другихъ подобныхъ вамъ негодяевъ. Осмѣлитесь ли вы это отрицать?
   -- Полегче, мистеръ Ногсъ! Вспомните свое обѣщаніе!-- попытался было остановить его Тимъ.
   -- Нѣтъ, я хочу, наконецъ, высказаться!-- воскликнулъ Ньюмэнъ, оттолкнувъ Тима и вытянувъ впередъ руку, какъ бы для того, чтобы помѣшать ему встать между нимъ и Ральфомъ. Я выскажу все, что у меня лежитъ на душѣ. Выслушайте меня, мистеръ Никкльби! Нечего притворяться, что вы меня не боитесь. Все равно, это ни къ чему не поведетъ. Вы только что упомянули о какой-то стачкѣ. А кто, позвольте спросить, вошелъ въ стачку съ іоркширскимъ учителемъ? Кто услалъ изъ дому своего раба, чтобы онъ чего добраго, не подслушалъ вашего разговора, забывая, что именно эта-то предосторожность и возбудитъ его подозрѣніе, что она-то и заставитъ его слѣдить день и ночь не только за хозяиномъ, но и за его сообщникомъ-учителемъ? Кто вошелъ въ стачку съ негодяемъ-отцомъ, уговоривъ его продать свою дочь Артуру Грайду? Кто, наконецъ, сговорился съ самимъ Грайдомъ? Кто имѣлъ съ нимъ секретное совѣщаніе въ комнатѣ съ маленькимъ шкафомъ?
   До этой минуты Ральфъ еще владѣлъ собою кое-какъ, но при послѣднихъ словахъ своего клерка онъ невольно весь вздрогнулъ.
   -- Ага!-- воскликнулъ Ньюмэнъ съ торжествомъ.-- Теперь вы дрожите? А какъ вы полагаете, что заставило раба слѣдить за своимъ хозяиномъ? Что натолкнуло его на мысль, что онъ долженъ помѣшать злодѣянію, или онъ самъ будетъ такимъ же негодяемъ, какъ и вы, если не хуже? Что, какъ не ваша жестокость къ собственной крови и плоти? Что, какъ не ваши же козни противъ молодой дѣвушки, участь которой не могла не внушить состраданія даже такому отверженному пьянчужкѣ, какъ я? Только это и заставило жалкаго пьянчужку остаться у васъ на службѣ въ надеждѣ помочь ей, какъ онъ уже, благодаря Бога, не разъ помогалъ и другимъ; иначе онъ бы, конечно, давно съ вами раздѣлался по-свойски, хотя бы ему пришлось поплатиться за это собственной шкурой. Да, божусь, онъ бы давно съ вами раздѣлался! И замѣтьте теперь я явился сюда только по настоятельному требованію вотъ этихъ джентльменовъ, потому что, когда я пришелъ къ нимъ въ первый разъ (какъ видите, тутъ не можетъ быть и рѣчи о какой-нибудь стачкѣ съ ихъ стороны), я имъ все разсказалъ и, во имя справедливости, просилъ помочь мнѣ выслѣдить васъ и уличить, словомъ, докончить то, что уже было мною начато, я хотѣлъ,-- и тогда же имъ это сказалъ,-- явиться къ вамъ, когда все будетъ кончено, и высказать вамъ правду въ лицо! Ну, вотъ теперь я сказалъ все, что хотѣлъ; теперь пусть говорятъ другіе.
   Закончивъ такимъ образомъ свою рѣчь, во время которой онъ то садился, со вскакивалъ на ноги, и которая сопровождалась самой необыкновенной мимикой и жестикуляціей, что, въ связи съ оглядѣвшимъ имъ волненіемъ, заставляло его дрожать, какъ въ сильнѣйшемъ пароксизмѣ лихорадка, Ньюмэнъ вдругъ словно оцѣпенѣлъ и молча, неподвижно, какъ въ столбнякѣ, смотрѣлъ на Ральфа.
   Но Ральфъ только разъ, да и то мелькомъ, взглянулъ на него, когда, же Ньюмэнъ замолчалъ, онъ только махнулъ рукой въ его сторону и, топнувъ ногой, сказалъ прерывающимся голосомъ:
   -- Продолжайте, джентльмены, продолжайте! Вы видите я терпѣливъ. Но помните, что на свѣтѣ существуетъ законъ, помните это. Вы мнѣ за все отвѣтите. Итакъ, хорошенько обдумайте прежде ваши слова, потому что я потребую отъ васъ доказательствъ.
   -- Доказательства у насъ въ рукахъ,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ.-- Человѣкъ, но имени Сноули, вчера во всемъ сознался.
   -- Какое мнѣ дѣло до вашего Сноули? И какое отношеніе имѣетъ его сознаніе ко мнѣ и моимъ дѣламъ?-- сказалъ Ральфъ.
   На этотъ вопросъ, заданный невиннѣйшимъ тономъ глубоко оскорбленнаго человѣка, мистеръ Чарльзъ отвѣчалъ, что для того, чтобы выяснить всю тяжесть обвиненія, взводимаго на мистера Ральфа, необходимо прежде всего объяснить ему, въ чемъ именно его обвиняютъ, какія на то имѣются доказательства и откуда они добыты. Когда главный вопросъ былъ такимъ образомъ разрѣшенъ, брать Нэдъ, Тимъ Линкинвотеръ и Ньюмэнъ Ногсъ, въ величайшемъ волненіи заговорили всѣ разомъ, перебивая другъ друга, и изъ ихъ довольно продолжительнаго, шумнаго и сбивчиваго объясненія Ральфъ, наконецъ, уразумѣлъ слѣдующее.
   Оказалось, что одна особа, имени которой Ральфу не желали назвать, передала Ньюмэну, будто Смайкъ вовсе не сынъ Сноули. Свои слова эта особа обѣщала подтвердить подъ присягою на судѣ, если это понадобится. Это открытіе заставило братьевъ Чирибль усомниться, дѣйствительно ли права Сноули такъ законны и неоспоримы, какъ это можно было заключить изъ свидѣтельскихъ показаній и имѣвшихся налицо документовъ. Вмѣстѣ съ этимъ сомнѣніемъ естественно явилось подозрѣніе о существованіи какого-то заговора, а затѣмъ уже не трудно было прослѣдить его происхожденіе и причины, руководившія его виновниками: всѣмъ были извѣстны мстительность и алчность Сквирса и коварство Ральфа. Но такъ какъ подозрѣніе и увѣренность -- двѣ вещи разныя, то братья обратились къ одному юристу, извѣстному своею опытностью въ подобнаго рода дѣлахъ. Онъ-то и посовѣтовалъ имъ соблюдать до времени величайшую осторожность и постараться, если возможно, дѣйствуя черезъ Сноули (такъ какъ во всей этой исторіи онъ былъ очевидно, чьимъ-то орудіемъ), вывѣдать отъ него истину, заставить его спутаться въ показаніяхъ или пригрозивъ ему судомъ, или, наконецъ, пообѣщавъ полную личную безопасность, если онъ выдастъ главныхъ зачинщиковъ и ихъ планы. Дѣло велось весьма искусно, но Сноули оказался гораздо сообразительнѣе и опытнѣе, чѣмъ они думали, и, вѣроятно, такъ бы и не попался въ ловушку, если бы одно случайное обстоятельство не заставило его вчера во всемъ сознаться.
   Вотъ какъ это случилось. Когда Ньюмэнъ Ногсъ сообщилъ братьямъ Чирибль, что Сквирсъ вернулся въ Лондонъ и что у него съ Ральфомъ происходило тайное совѣщаніе (Ньюмэнъ разсказало имъ, какъ его услали изъ дому, чтобы онъ чего-нибудь не подслушалъ), они стали слѣдить за учителемъ въ надеждѣ открыть что-нибудь, что пролило бы новый свѣтъ на подозрѣваемый заговоръ.
   Но такъ какъ послѣ этого Ральфъ прервалъ всякія сношенія не только со Сквіфсомъ, но и со Сноули, они были увѣрены, что напали на ложный слѣдъ. За Сквирсомъ перестали слѣдить и, вѣроятно, такъ бы ничего и не узнали, если бы однажды вечеромъ Ньюмэнъ случайно не встрѣтилъ на улицѣ Ральфа со Сквирсомъ, о чемъ-то таинственно совѣщавшихся. Онъ пошелъ за ними слѣдомъ и къ своему великому изумленію, видѣлъ, какъ они зашли въ два, три завѣдомо воровскихъ притона -- нѣчто вродѣ игорныхъ домовъ, въ которыхъ, какъ ему было извѣстно, скрывалось нѣсколько человѣкъ несостоятельныхъ должниковъ, старыхъ знакомыхъ Ральфа. По справкамъ, наведеннымъ въ тотъ же вечеръ въ этихъ домахъ, оказалось, что они разыскивали здѣсь старуху, которая но примѣтамъ была поразительно похожа на мистриссъ Слайдерскью. Дѣло, повидимому, начинало принимать серьезный оборотъ. За учителемъ былъ снова установленъ бдительный надзоръ: обратились въ сыскную полицію; присланный оттуда агентъ поселился въ той же тавернѣ, гдѣ остановился и Сквирсъ. Этотъ агентъ вмѣстѣ съ Фрэнкомъ Чириблемь слѣдилъ за каждымъ шагомъ ничего не подозрѣвавшаго учителя до той самой минуты, когда тотъ переселился въ Ламбетъ. Какъ только мистеръ Сквирсъ здѣсь основался, полицейскій агентъ нанялъ комнату по той же улицѣ, въ домѣ насупротивъ, изъ окна которой ему не трудно было убѣдиться, что мистеръ Сквирсъ находится въ постоянныхъ сношеніяхъ съ мистриссъ Слайдерскью.
   Выяснивъ этотъ фактъ, обратились къ Артуру Грайду. О покражѣ у него въ домѣ уже давно было извѣстно изъ разсказовъ сосѣдей, знавшихъ о ней съ его собственныхъ словъ, вырвавшихся у него въ первую минуту огорченія и гнѣва. Но Грайдъ не только наотрѣзъ отказался сообщить на этотъ счетъ какія-либо свѣдѣнія, но, повидимому, до такой степени испугался одной мысли о возможности ареста старухи и какихъ бы то ни было показаній противъ нея, что съ тѣхъ поръ заперся у себя въ домѣ и прервалъ всякія сношенія съ внѣшнимъ міромъ. Это затрудненіе заставило братьевъ снова обратиться къ юристу, послѣ совѣщанія съ которыхъ они пришли къ заключенію, что не даромъ Грайдъ, Ральфъ и Сквирсъ такъ боялись огласки, что, очевидно, всѣ трое принимали какое-то участіе въ пропажѣ документовъ и что тутъ-то и кроется главная суть,-- все то, что могло бы разъяснить намеки, подслушанные Ньюмэномъ насчетъ Мадлены. Рѣшено было немедленно арестовать мистриссъ Слайдерскью, пока еще документы при ней, и, если представится какая-нибудь возможность, то съ нею вмѣстѣ и Сквирса. Достали приказъ объ арестѣ, и когда все было готово, учредили надзоръ за окнами мистера Сквирса. Когда Сквирсъ потушилъ свѣчу (что, какъ имъ было извѣстно, служило сигналомъ предстоящаго визита его къ мистриссъ Слайдерскью), Фрэнкъ Чирибль и Ньюмэнъ осторожно пробрались по лѣстницѣ къ двери ея комнаты, чтобы подслушать ихъ разговоръ и въ надлежащій моментъ, подать условный знакъ полицейскому агенту. Читатель уже знаетъ, что они услышали и что произошло дальше. Ошеломленный ударомъ, Сквирсъ былъ арестованъ, и у него нашли украденные документы; затѣмъ арестовали мистриссъ Слайдерскью. Извѣстіе объ ихъ арестѣ, конечно, безъ объясненія его причины, было тотчасъ же передано Сноули, который, выговоривъ для себя напередъ полную безопасность и неприкосновенность, сознался, что вся исторія Смайка была чистѣйшимъ вымысломъ, и съ головою выдалъ Ральфа. Что касается мистера Сквирса, то въ это утро онъ былъ на допросѣ, и такъ какъ онъ не могъ сколько-нибудь удовлетворительно объяснить ни своихъ сношеній съ мистриссъ Слайдерскью, ни того, какимъ образомъ украденные документы оказались у него въ карманѣ, было рѣшено, что черезъ недѣлю онъ, вмѣстѣ съ мистриссъ Слайдерскью, будетъ преданъ суду.
   Все это было изложено Ральфу со всѣми подробностями. Какое бы впечатлѣніе ни произвели на него эти свѣдѣнія, онъ, повидимому, оставался совершенно спокойнымъ, не выдавая ни однимъ движеніемъ, что онъ испуганъ или взволнованъ Онъ сидѣлъ неподвижно, пристально уставившись въ полъ и прикрывая ротъ рукой, и когда повѣствованіе было кончено, съ живостью поднялъ голову, какъ будто собираясь заговорить; но, замѣтивъ, что мистеръ Чарльзъ тоже хотѣлъ что-то сказать, онъ сейчасъ же принялъ прежнюю позу.
   -- Нынче утромъ я говорилъ вамъ, мистеръ Никкльби, что я пришелъ къ вамъ изъ состраданія,-- сказалъ почтенный старикъ, положивъ руку на плечо брата.-- Насколько вы замѣшаны во всемъ этомъ и насколько васъ могутъ скомпрометировать арестованныя лица,-- вамъ лучше знать. Какъ бы то ни было, дѣлу данъ ходъ, и законъ не милуетъ негодяевъ, злоумышлявшихъ противъ несчастнаго, беззащитнаго юноши. Ни я, ни Нэдъ, ничего не можемъ сдѣлать, чтобы спасти васъ отъ возможныхъ послѣдствій судебнаго разбирательства. Единственное, что еще въ нашей власти, это во время васъ предупредить и дать вамъ возможность скрыться. Намъ не хотѣлось бы, чтобы такой старый человѣкъ, какъ вы, понесъ возмездіе за свои дѣянія отъ руки ближайшаго своего родственника; не хотѣлось бы, чтобы и онъ, подобно вамъ, могъ забыть связывающія васъ узы родства. Поэтому мы всѣ просимъ васъ (я увѣренъ, что Надъ вполнѣ со мною согласенъ, такъ же какъ и Тимъ, хоть онъ и мраченъ, какъ туча), мы всѣ просимъ васъ оставить на время Лондонъ и искать убѣжища гдѣ-нибудь въ такомъ мѣстѣ, гдѣ вы были бы въ безопасности отъ всѣхъ послѣдствій этого дурного дѣла. Я увѣренъ, что со временемъ вы раскайтесь, сэръ, и вернетесь другимъ человѣкомъ.
   -- Неужели вы воображаете,-- воскликнулъ Ральфъ, срываясь съ мѣста,-- неужели вы воображаете, что со мною такъ легко сладить? Неужели вы думаете, что стоитъ вамъ только подкупить сотню сплетенъ, пустить по моимъ слѣдамъ сотню ищеекъ, сказать мнѣ сотню медовыхъ словъ, чтобы запугать меня и растрогать? Очень вамъ благодаренъ за то, что вы открыли мнѣ свои планы, по крайней мѣрѣ теперь я буду знать, какъ мнѣ дѣйствовать и чего держаться. Но вы ошиблись, жестоко ошиблись, не на такого напали, голубчики! Нѣтъ, дудки! Знайте же, я смѣюсь надъ вами и надъ вашими слащавыми рѣчами, я ненавижу васъ и презираю! Можете дѣлать со мной все, что хотите!
   Съ этими словами Ральфъ бросился къ двери и выбѣжалъ вонъ. Но впереди его поджидала новая, горшая бѣда.
   

ГЛАВА LX.
Опасность растетъ; дѣло близится къ развязкѣ.

   Вмѣсто того, чтобы идти домой, Ральфъ сѣлъ въ первый попавшійся кэбъ и велѣлъ себя вести въ полицейскую контору того участка, гдѣ былъ арестованъ Сквирсъ. Не доѣзжая конторы, онъ остановилъ кэбъ, отпустилъ кучера и остальной путь сдѣлалъ пѣшкомъ. Справившись объ учителѣ, онъ узналъ, что пришелъ какъ нельзя болѣе во время, такъ какъ ждали только кареты, за которою уже было послано, чтобы доставить мистера Сквирса въ тюрьму, какъ настоящаго джентльмена.
   Ральфъ попросилъ свиданія съ заключеннымъ, и его ввели въ пріемную, въ которой временно помѣстили мистера Сквирса, въ уваженіе къ его почтенному званію. Здѣсь, при тускломъ свѣтѣ оплывшей свѣчи, Ральфъ едва могъ различить въ дальнемъ углу распростертую фигуру спавшаго Сквирса. Рядомъ, на столикѣ, стоялъ пустой стаканъ, обстоятельство, которое вкупѣ съ сильнымъ запахомъ водки, распространявшимся отъ дыханія спящаго, яснѣе словъ свидѣтельствовало о томъ, что мистеръ Сквирсъ, какъ человѣкъ, подверженный человѣческимъ слабостямъ, прибѣгнулъ къ своему обычному утѣшенію, чтобы хотя на время обрѣсти забвеніе своей печальной участи.
   Не такъ-то легко было его разбудить, ибо онъ спалъ очень крѣпко. Мало-по-малу, однако, онъ пришелъ въ себя, поднялся на ноги и сѣлъ на скамью. Лицо его было блѣдно, носъ пылалъ, борода была всклокочена; запятнанный кровью, грязный носовой платокъ, перевязывавшій его голову и завязанный подъ подбородкомъ, еще усугублялъ эффектъ всей его заспанной, неряшливой фигуры. Онъ молча уставился на Ральфа, но наконецъ выразилъ свои чувства слѣдующей сильной и лаконической сентенціей:
   -- Полюбуйтесь; это дѣло вашихъ рукъ, пріятель!
   -- Что съ вашей головой?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Онъ еще спрашиваетъ! Да вѣдь это вашъ же прихвостень меня такъ отдѣлалъ,-- мрачно отвѣчалъ Сквирсъ и прибавилъ:-- Наконецъ-то вы соблаговолили показать свои ясныя очи!
   -- Отчего вы за мной не послали?-- сказалъ Ральфъ.-- Какъ я могъ придти, когда даже не зналъ ничего о случившемся?
   -- О, моя бѣдная семья!-- воскликнулъ мистеръ Сквирсъ, впадая въ патетическій тонъ; при этомъ онъ икнулъ и поднялъ глаза къ небу. О, моя бѣдная дочь, которая находится въ томъ впечатлительномъ возрастѣ, когда всякое горе способно пронзить сердце! Мой бѣдный сынъ, гордость и украшеніе всей округи! Какой ужасный для нихъ ударъ! Честь Сквирсовъ поругана, солнце померкло для нихъ и закатилось въ волнахъ океана!
   -- Вы пьяны и еще не проспались,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Если и пьянъ, такъ не на ваши деньги, пріятель,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ.-- Значитъ это васъ ничуть не касается.
   Подавивъ негодованіе, вызванное въ немъ этою неожиданною грубою выходкой, Ральфъ еще разъ спросилъ педагога, отчего тотъ за нимъ не послалъ.
   -- А какая мнѣ была корысть посылать за вами?-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Афишировать мое знакомство съ вами едва ли было бы для меня особенно выгодно. Теперь они все равно ни за какія деньги не выпустятъ меня изъ своихъ лапъ, пока не вытянутъ изъ меня того, что имъ надо, вонъ въ какую дыру засадили. А вы довольны и гуляете себѣ на свободѣ.
   -- Подождите денька два, три, будете гулять и вы,-- сказалъ Ральфъ самымъ развязнымъ тономъ, какимъ только могъ.-- Ничего они не могутъ вамъ сдѣлать, другъ мой.
   -- Надѣюсь, что нѣтъ, если я имъ откровенно повѣдаю, какъ я связался съ этой вѣдьмой, Слайдерскью,-- отвѣтилъ насмѣшливо Сквирсъ.-- Чтобы ей сдохнуть, проклятой, сдохнуть, воскреснуть, быть изрубленной на кусочки и повѣшенной въ антропологическомъ музеѣ, если я когда-нибудь скажу съ ней хотя слово! Нынче утромъ напудренный джентльменъ сказалъ мнѣ: "Заключенный,-- говорить, -- такъ какъ васъ застали въ обществѣ этой женщины, такъ какъ у васъ нашли краденый документъ, такъ какъ васъ съ нею поймали за преступнымъ истребленіемъ другихъ бумагъ и такъ какъ вы не можете дать удовлетворительныхъ объясненій, вы арестованы, пока будетъ произведено слѣдствіе и сняты допросы, что, вѣроятно, протянется около недѣли. До окончанія слѣдствія я ни подъ какимъ видомъ не могу васъ выпустить даже на поруки". Что жъ, думаю я себѣ, какое же я могу дать удовлетворительное объясненіе? Единственно, что мнѣ остается, это, показать объявленіе Дотбойсъ-Голла и сказать: "Сэръ, я Вакфордъ Сквирсъ, какъ здѣсь обозначено, человѣкъ съ незапятнанной репутаціей, пользующійся всеобщимъ уваженіемъ. Если я попалъ въ это грязное дѣло, это не моя вина, сэръ. У меня не было дурного намѣренія. Ничего дурного я не подозрѣвалъ, дѣйствуя по порученію друга, моего добраго друга, мистера Ральфа Никкльби изъ Гольденъ-Сквера. Пошлите за нимъ, пусть онъ самъ подтвердитъ вамъ это. Всему дѣлу голова онъ, а не я".
   -- Какой у васъ нашли документъ?-- спросилъ Ральфъ, уклоняясь до поры до времени отъ главнаго предмета разговора.
   -- Какой? А кто его знаетъ! Документъ на имя какой-то Мадлены,-- отвѣтилъ Сквирсъ.-- Завѣщаніе, вотъ все, что я знаю.
   -- Чье? Какого рода? Отъ какого года и числа? Его содержаніе въ главныхъ чертахъ?-- съ живостью спросилъ Ральфъ.
   -- Завѣщаніе въ ея пользу, вотъ все, что я знаю,-- повторилъ Сквирсъ.-- Да и вы знали бы не больше, если бы васъ съѣздили по головѣ, какъ меня. А все ваша проклятая подозрительность! Если бы вы уполномочили меня сжечь бумагу и удовольствовались бы моимъ словомъ, что она уничтожена, она не очутилась бы у меня въ карманѣ въ минуту моего ареста, потому что отъ нея остался бы одинъ пепелъ.
   -- Разбитъ, разбитъ на всѣхъ пунктахъ!-- пробормоталъ Ральфъ.
   -- О, Боже мой,-- вздохнулъ Сквирсъ, у котораго подъ вліяніемъ раны и выпитой водки начинали путаться мысли.-- Въ прелестной деревушкѣ Дотбойсъ, близъ Гретъ-Бриджа въ Іоркширѣ, принимаютъ мальчиковъ на полное содержаніе со столомъ, одеждой и стиркой, снабжаютъ ихъ книгами и всѣмъ необходимымъ до карманныхъ денегъ включительно; обучаютъ древнимъ и новѣйшимъ языкамъ, математикѣ, орѳографіи, геометріи, астрономіи, три-триго-тригонометріи, и пр., и пр., и пр. С-к-в-и-р-с-ъ, имя существительное, собственное, означаетъ воспитателя юношества, все вмѣстѣ всятое выходитъ Сквирсъ.
   Воспользовавшись минутнымъ забытьемъ своего собесѣдника, Ральфъ попытался собраться съ мыслями. Онъ понималъ, что единственная его надежда выйти сухимъ изъ воды -- это заставить учителя молчать, и думалъ, что этого можно будетъ достигнуть, если только удастся его убѣдить, что молчаніе необходимо для собственной его безопасности.
   -- Послушайте, повторяю вамъ еще разъ, что они ничего не могутъ вамъ сдѣлать,-- сказалъ онъ.-- Еще вы же впослѣдствіи можете возбудить противъ нихъ дѣло по обвиненію въ неправильномъ задержаніи вашей особы; пожалуй, даже извлечете изъ этого не малую выгоду. Мы ужъ постараемся сочинить для васъ исторію, которая поможетъ вамъ выпутаться. Все это сущіе пустяки; такія ли бываютъ положенія на свѣтѣ! Если бы понадобился залогъ хотя бы въ тысячу фунтовъ, онъ у васъ будетъ. Но вы ни подъ какимъ видомъ не должны сознаваться. Сегодня мысли у васъ не совсѣмъ ясны, иначе вы, конечно, сами бы поняли это; но все-таки вы не должны забывать одного, что ваше сознаніе все погубить.
   -- Вотъ какъ,-- сказалъ Сквирсъ, который все это время хитро поглядывалъ на Ральфа, склонивъ голову на бокъ, точно старая ворона,-- Вотъ какъ! Вы твердо увѣрены, что мое сознаніе погубитъ меня? Въ такомъ случаѣ, не потрудитесь ли съ своей стороны выслушать мое мнѣніе? Я вовсе не желаю, чтобы обо мнѣ или для меня выдумали какія-то исторіи, и самъ ихъ выдумывать не желаю. Если я увижу, что дѣло принимаетъ для меня плохой оборотъ, я приму свои мѣры, чтобы и вы не вышли изъ воды, не замочивъ своихъ ножекъ, можете быть въ этомъ увѣрены. Вы ни разу не предупредили меня, что здѣсь есть хоть какая-нибудь опасность. Иначе я бы, конечно, никогда не очутился въ ловушкѣ, и пожалуйста не воображайте, что я отнесусь къ этому такъ хладнокровно, какъ бы вамъ, вѣроятно, хотѣлось. Я позволялъ вамъ вертѣть мною, какъ пѣшкой, потому что у насъ съ вами были другія дѣла, и если бы захотѣли мнѣ отомстить, вы бы могли это сдѣлать точно такъ же, какъ иной разъ улаживали для меня кое-какія дѣлишки. Итакъ, если все пойдетъ хорошо, все останется шито-крыто; если же дѣло обернется не вполнѣ благополучно, тогда не взыщите: я скажу и сдѣлаю все, что найду для себя лучшимъ, ни у кого не спрашивая совѣта. Мой престижъ въ глазахъ моихъ воспитанниковъ погибъ, погибъ навѣки,-- добавилъ мистеръ Сквирсъ торжественнымъ тономъ.-- Образы мистриссъ Сквирсъ, моей дочери и моего сына Вакфорда, умирающихъ съ голода, денно и ночно стоятъ передъ моими глазами, и передъ этимъ видѣніемъ блѣднѣетъ и исчезаетъ все остальное. Изъ всѣхъ ариѳметическихъ чиселъ я, какъ мужъ и отецъ, помню теперь только одно -- единицу; все остальное для меня больше не существуетъ!
   Неизвѣстно, долго ли говорилъ бы еще мистеръ Сквирсъ и какъ далеко увлекло бы его краснорѣчіе, если бы въ эту минуту не появился полицейскій, который долженъ былъ его сопроводить, съ извѣстіемъ, что карета ждетъ у дверей. Мистеръ Сквирсъ съ достоинствомъ надѣлъ шляпу поверхъ платка, которымъ была повязана его голова, и, засунувъ одну руку въ карманъ, а другую фамильярно продѣвъ подъ руку своего провожатаго, торжественно прослѣдовалъ къ выходу.
   -- Такъ я и думалъ, когда узналъ, что онъ за мной не прислалъ,-- прошепталъ Ральфъ.-- Теперь я вполнѣ убѣдился, что этотъ негодяй твердо рѣшился меня выдать. Оли увидѣли, что меня травятъ, и теперь дрожатъ за собственную шкуру; тѣ, кто вчера еще пресмыкался передо мною въ прахѣ, теперь, какъ звѣри въ баснѣ, лягаютъ и топчутъ меня. Но они ошиблись, не на такого напали. Я имъ не сдамся, не отступлю ни на шагъ.
   Ральфъ вернулся домой и очень обрадовался, когда узналъ, что служанка заболѣла: это давало ему возможность остаться одному, потому что она жила въ двухъ шагахъ и онъ сейчасъ же отпустилъ ее домой. Какъ только она ушла, онъ тяжело опустился въ кресло и при свѣтѣ единственной свѣчи въ первый разъ сталъ обдумывать всѣ событія этого дня.
   Онъ не пилъ и не ѣлъ со вчерашняго дни и, помимо пережитыхъ имъ въ этотъ день тревогъ и волненій, чувствовалъ страшную усталость, потому что нѣсколько часовъ кряду безъ перерыва былъ на ногахъ. Теперь онъ испытывалъ полное изнеможеніе; тѣмъ не менѣе ѣсть онъ не могъ и удовольствовался тѣмъ, что залпомъ выпилъ стаканъ воды. Онъ сидѣлъ, опершись головой на руку; сна у него не было, мысли какъ-то не вязались, хотя онъ изо всѣхъ силъ старался думать; въ душѣ его было отчаяніе и пустота.
   Было около десяти часовъ вечера, когда у дверей раздался стукъ; но Ральфъ не шевельнулся, чувствуя себя не въ силахъ даже подняться. Стукъ повторился нѣсколько разъ, и только тогда, когда чей-то голосъ за дверью прокричалъ, что въ окнѣ виденъ свѣтъ, и попросилъ отворить, Ральфъ, наконецъ, поднялся на ноги, спустился съ лѣстницы и отворилъ дверь.
   -- Страшное извѣстіе, мистеръ Никкльби! Меня прислали за вами,-- сказалъ голосъ, который показался Ральфу знакомымъ. Онъ прикрылъ глаза рукою и, взглянувъ попристальнѣе, узналъ Тима Линкинвотера.
   -- Кто прислалъ?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Мистеръ Чарльзъ и Нэдъ Чирибли просятъ васъ пожаловать поскорѣй. У меня нанятъ кэбъ.
   -- Зачѣмъ я имъ нуженъ?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Не спрашивайте! Ради Бога ѣдемъ скорѣй!
   -- Продолженіе утренней мистификаціи!-- сказалъ Ральфъ, дѣлая такое движеніе, какъ будто онъ собирался запереть дверь.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнулъ Тимъ въ волненіи, хватая его за руку.-- Они должны вамъ сообщить нѣчто совершенно новое, страшную вѣсть, которая васъ близко касается, мистеръ Никкльби. Неужели вы думаете, что я бы говорилъ съ вами въ такомь тонѣ, что я былъ бы здѣсь въ такой часъ, если бы это не было необходимо?
   Ральфъ внимательно взглянулъ на говорившаго и, замѣтивъ его волненіе, вздрогнулъ и отступилъ, очевидно, въ нерѣшимости, что ему дѣлать.
   -- Вамъ лучше узнать эту новость теперь, чѣмъ послѣ,-- сказалъ Тимъ.-- Это можетъ имѣть для васъ огромное значеніе. Ради Бога ѣдемъ скорѣй!
   Можетъ быть, во всякое другое время Ральфъ, изъ обычнаго своего упорства и ненависти къ братьямъ Чирибль, не обратилъ бы вниманія даже и на болѣе настоятельную просьбу, но теперь его нерѣшительность длилась недолго. Въ слѣдующую минуту онъ былъ уже въ прихожей, взявъ свою шляпу, вышелъ, заперъ за собою дверь и, ни слова не говоря, сѣлъ въ карету.
   Тимъ впослѣдствіи часто вспоминалъ и разсказывалъ, что, когда Ральфъ Никкльби вошелъ за шляпой въ прихожую, гдѣ горѣла свѣча, онъ, Тимъ, видѣлъ своими глазами, какъ Ральфъ шатался и спотыкался, какъ пьяный. Вспоминалъ онъ также и то, что, когда Ральфь, садясь въ кэбъ, занесъ уже ногу на подножку, онъ обернулся, и лицо его было такъ блѣдно, а блуждающій взглядъ имѣлъ такое дикое выраженіе, что Тимъ испугался и у него мелькнула даже мысль, безопасно ли будетъ ѣхать вдвоемъ съ такимъ спутникомъ. Впослѣдствіе многіе высказывали предположеніе, не было ли въ ту минуту у Ральфа какого-нибудь предчувствія, хотя его волненіе было гораздо естественнѣе объяснить усталостью и тревогой, которыя ему пришлось въ тотъ день пережить.
   Всю дорогу Ральфъ и Тимъ хранили молчаніе. Когда кэбъ остановился у подъѣзда, Ральфъ, все также молча, вошелъ въ домъ вслѣдъ за своимъ провожатымъ. Тотъ провелъ его въ комнату, гдѣ его ждали братья. Ральфъ былъ до такой степени пораженъ, чтобы не сказать испуганъ, выраженіемъ глубокаго состраданія, которое онъ прочиталъ на лицахъ обоихъ братьевъ и стараго клерка, что долго былъ не въ состояніи вымолвить ни слова.
   Тѣмъ не менѣе онъ сѣлъ и, наконецъ, заставилъ себя выговорить прерывающимся отъ волненія голосомъ:
   -- Что... что еще ни имѣете мнѣ сообщить, кромѣ того, что я узналъ отъ васъ утромъ?
   Комната, въ которой они сидѣли, освѣщавшаяся единственной лампой, была узкимъ, длиннымъ стариннымъ покоемъ въ одно окно съ широкою амбразурой, задрапированной тяжелой портьерой. Ральфъ взглянулъ по направленію окна, и ему показалось, что онъ видитъ какую-то тѣнь, какъ будто человѣка, прячущагося за портьерой. Онъ убѣдился въ этомъ, замѣтивъ, что тѣнь шевелится, какъ будто избѣгая его взгляда,
   -- Кто тамъ стоитъ?-- спросилъ онъ.
   -- Человѣкъ, который часа два тому назадъ сообщилъ намъ извѣстіе, побудившее насъ послать за вами,-- отвѣтилъ братъ Чарльзъ.-- Не обращайте на него вниманія, сэръ; прошу васъ, не обращайте вниманія только на одну минуту.
   -- Опять загадка,-- сказалъ Ральфъ упавшимъ голосомъ.-- Ну-съ, что же вы имѣете мнѣ сказать, господа?
   Обратившись съ этимъ вопросомъ къ мистеру Чарльзу, онъ принужденъ былъ отвести взглядъ отъ окна; но, прежде чѣмъ кто-нибудь изъ братьевъ успѣлъ ему отвѣтить, онъ снова обернулся къ окну. Очевидно, присутствіе скрывающагося незнакомца тяготило его и было ему непріятно, потому что онъ безпрестанно оглядывался на него и, наконецъ, убѣдившись, вѣроятно, что въ томъ нервномъ состояніи, въ какомъ онъ находился, онъ все равно не въ силахъ принудить себя туда не смотрѣть, онъ повернулъ свои стулъ такъ, чтобы сидѣть лицомъ къ окну, пробормотавъ въ извиненіе, что свѣтъ отъ лампы рѣжетъ ему глаза.
   Между тѣмъ братья въ величайшемъ волненіи о чемъ-то совѣщались вполголоса. Ральфъ, въ ожиданіи, раза два поднималъ на нихъ глаза и наконецъ, сказалъ, дѣлая нечеловѣческое усиліе, чтобы казаться спокойнымъ:
   -- Ну, что же вы, наконецъ, имѣете мнѣ сообщить? Присылая за мной въ такое позднее время, вы, вѣроятно, имѣли для этого нешуточныя причины? Что случилось?-- И послѣ минутной паузы онъ добавилъ:-- Ужъ не умерла ли моя племянница?
   Этотъ вопросъ пришелся очень кстати; онъ развязалъ братьямъ языкъ. Мистеръ Чарльзъ съ живостью обернулся и сказалъ, что племянница мистера Ральфа, слава Богу, жива и здорова, но что дѣло дѣйствительно идетъ о смерти, о которой они принуждены ему сообщить.
   -- Не братецъ ли ея приказалъ долго жить?-- спросилъ Ральфъ, и глаза его радостно блеснули.-- Впрочемъ, нѣтъ, это было бы слишкомъ хорошо. Кажется, я бы даже этому не повѣрилъ.
   -- Стыдитесь, безсовѣстный, безсердечный ты человѣкъ!-- воскликнулъ съ негодованіемъ мистеръ Нэдъ.-- Приготовьтесь выслушать извѣстіе, которое, если только въ васъ есть хоть искра человѣческихъ чувствъ, заставитъ васъ содрогнуться. Что, если мы вамъ скажемъ, что несчастный юноша -- ребенокъ по годамъ, хотя онъ никогда не зналъ той нѣжной ласки, которая навсегда дѣлаетъ для насъ дѣтство счастливѣйшимъ временемъ нашей жизни,-- если мы вамъ скажемъ, что это доброе, кроткое, безобидное существо, не сдѣлавшее вамъ никакого вреда, никогда васъ ничѣмъ не оскорбившее, но на которое всею тяжестью обрушилась ваша злоба и ненависть къ племяннику, что этотъ бѣдняжка не выдержалъ вашихъ преслѣдованій, не выдержалъ лишеній и горя своей краткой по времени, но богатой страданіями жизни и отправился искать правды и суда у Того, Кому и вы въ свое время должны будете дать отвѣтъ?
   -- Если вы хотите этимъ сказать, что онъ умеръ,-- произнесъ Ральфъ,-- я прощаю вамъ все остальное. Если онъ дѣйствительно умеръ, я буду считать себя обязаннымъ вамъ всю мою жизнь. Онъ умеръ! Я вижу это по вашимъ лицамъ. Такъ вотъ она, ваша ужасная новость? Вѣсть, которою вы хотѣли меня сразить! Вы видите, какъ я тронутъ! Кто же изъ насъ торжествуетъ? Вы хорошо сдѣлали, что послали за мной. Я бы охотно прошелъ пѣшкомъ сотню миль но грязи, среди мрака и въ холодъ, чтобы услышать эту вѣсть.
   Но, несмотря на свою дикую радость, Ральфъ видѣлъ, къ своему удивленію, что лица обоихъ братьевъ, помимо написаннаго на нихъ ужаса и отвращенія, выражали глубокое состраданіе, какъ и раньше.
   -- Такъ это онъ сообщилъ вамъ это извѣстіе?-- продолжалъ Ральфъ, указывая на скрывавшагося въ амбразурѣ окна незнакомца.-- Должно быть, онъ нарочно остался здѣсь, чтобы полюбоваться эффектомъ своей новости, чтобы видѣть меня обезоруженнымъ и убитымъ! Ха, ха, ха! Ошибся въ разсчетѣ, голубчикъ! Долго еще я буду стоять у него на дорогѣ! А вамъ, господа, опять повторяю: вы еще узнаете этого молодца, этого бродягу и, можетъ быть, сами со временемъ пожалѣете, что встрѣтили его.
   -- Кажется, вы принимаете меня за своего племянника,-- произнесъ глухой голосъ.-- Было бы лучше и для васъ, и для меня, если бы это былъ онъ.
   Съ этими словами незнакомецъ всталъ и подошелъ къ Ральфу. Увидѣвъ его лицо, Ральфъ невольно попятился, такъ какъ передъ нимъ стоялъ не Николай, а Брукеръ.
   У Ральфа не было причинъ бояться этого человѣка; онъ и раньше никогда его не боялся; тѣмъ не менѣе лицо его, которое было блѣдно и раньше, покрылось теперь какимъ-то землистымъ оттѣнкомъ, и, несмотря на всѣ свои усилія, онъ не могъ сдержать дрожи, когда, взглянувъ на него, сказалъ:
   -- Что надо здѣсь этому негодяю? Развѣ вы не знаете, что это каторжникъ, воръ и грабитель?
   -- Кто бы онъ ни былъ, ради Бога выслушайте его, мистеръ Никкльби!-- воскликнули оба брата съ такимъ волненіемъ въ голосѣ, что Ральфъ невольно взглянулъ на Брукера пристальнѣе.
   -- Юноша, о которомъ только-что говорили эти джентльмены...
   -- Ну, что же дальше?-- сказалъ Ральфъ, продолжая упорно смотрѣть на говорившаго, точно онъ былъ не въ силахъ оторвать отъ него взглядъ.
   -- ...Котораго я видѣлъ въ постели мертвымъ и который теперь въ могилѣ...
   -- Который теперь въ могилѣ,-- повторилъ за нимъ Ральфъ, какъ въ бреду.
   Брукеръ взглянулъ на него и, торжественнымъ жестомъ вытянувъ руку, докончилъ:
   -- Онъ вашъ единственный сынъ. Это такъ же вѣрно, какъ то, что на небѣ есть Богъ!
   Среди воцарившагося гробового молчанія Ральфъ безсильно опустился на стулъ, сжимая виски обѣими руками. Минуту спустя онъ отнялъ руки, и никогда человѣческій взглядъ не видѣлъ такого ужаснаго, такого искаженнаго лица, лица призрака,-- какое было у него въ эту минуту. Опять онъ молча и неподвижно уставился на стоявшаго передъ нимъ Брукера.
   -- Джентльмены, я не прошу прощенія,-- продолжалъ Брукеръ,-- его нѣтъ для меня на землѣ, и если, разсказывая вамъ мою исторію, я упомянулъ о томъ безчеловѣчно жестокомъ обращеніи, которое мнѣ пришлось вынести и которое заставило меня совершить злодѣяніе, быть можетъ, противное моей натурѣ, я сдѣлалъ это только потому, что эти подробности составляютъ необходимую частью моего разсказа, а вовсе не съ цѣлью оправдываться. Я виноватъ и для меня нѣтъ оправданія!
   Онъ замолчалъ, собираясь съ мыслями. Затѣмъ, отвернувшись отъ Ральфа и обращаясь къ братьямъ, продолжалъ еще болѣе почтительнымъ и смиреннымъ тономъ:
   -- Лѣтъ двадцать, двадцать пять тому назадъ между людьми, имѣвшими дѣла съ этимъ человѣкомъ, былъ одинъ джентльменъ, большой кутила и страстный охотникъ. Онъ промоталъ все свое состояніе и принялся за деньги сестры. Оба они были сиротами, и дѣвушка жила въ домѣ брата, какъ хозяйка. Ужъ не знаю, для того ли, чтобы упрочить на нее свое вліяніе и окончательно овладѣть ея волей, или для чего другого, только онъ (тутъ разсказчикъ указалъ на Ральфа) часто бывалъ у нихъ въ Лейчестерѣ и даже гостилъ по нѣскольку дней. Правда, были у него съ хозяиномъ и дѣла (надо сказать, что обстоятельства послѣдняго были въ то время очень плохи); можетъ, онъ бывалъ у нихъ и за дѣломъ; какъ бы то ни было, онъ не остался въ накладѣ, дѣвушка была не особенно молода, но, говорятъ, очень хороша собой и съ состояніемъ. Съ теченіемъ времени онъ женился на ней. Та же самая жажда наживы, которая понудила его къ этому браку, заставила его держать свою женитьбу въ строгой тайнѣ, потому что въ завѣщаніи отца его жены былъ параграфъ, который гласилъ, что если дѣвушка выйдетъ замужъ безъ согласія брата, все ея состояніе, до замужества принадлежавшее ей безраздѣльно, переходитъ въ боковую линію. Братъ же не давалъ своего согласія, иначе какъ за изрядную сумму Мистеръ Никкльби не соглашался на такую крупную жертву, и такимъ образомъ они были принуждены держать свой бракъ въ секретѣ, въ ожиданіи, пока братецъ сломитъ себѣ шею въ пьяномъ видѣ или умретъ отъ бѣлой горячки. Но онъ не сдѣлалъ ни того, ни другого, а между тѣмъ у нихъ родился сынъ. Ребенка отдали кормилицѣ далеко отъ того мѣста, гдѣ жили мать и отецъ. Мать раза три украдкой навѣщала его; отецъ (которымъ въ то время жажда наживы овладѣла сильнѣе, чѣмъ когда бы то ни было, потому что зять его былъ очень боленъ -- день это дня ему становилось все хуже, и состояніе жены могло каждую минуту перейти въ его руки), отецъ, не желая возбуждать подозрѣній, совсѣмъ не видѣлъ ребенка. Между тѣмъ больной все тянулъ, да тянулъ. Жена мистера Никкльби не разъ требовала, чтобы онъ объявилъ объ ихъ бракѣ, но онъ каждый разъ ей въ этомъ отказывалъ. Теперь она жила отдѣльно отъ брата, въ одномъ заброшенномъ и мрачномъ загородномъ домѣ; она вела очень унылую жизнь и была лишена всякаго общества, если не считать общества пьяныхъ буяновъ-сосѣдей. Мужъ ея продолжалъ жить въ Лондонѣ и съ головой ушелъ въ свои дѣла. Вскорѣ между ними возникли несогласія; начались взаимныя обвиненія, и къ концу седьмого года ихъ женитьбы, когда оставалось всего нѣсколько недѣль до смерти брата, которая все устраивала, жена бросила мужа и сбѣжала съ какимъ-то молодымъ человѣкомъ.
   Разсказчикъ умолкъ; молчалъ и Ральфъ. Братья сдѣлали Брукеру знакъ продолжать.
   -- Тогда-то я и узналъ все это изъ его собственныхъ устъ. Въ то время это уже ни для кого не было тайной: и братъ, и многіе другіе знали объ ихъ бракѣ, но мнѣ онъ разсказалъ объ этомъ потому, что нуждался въ моихъ услугахъ. Онъ хотѣлъ поймать бѣглецовъ. Говорили, будто онъ разсчитывалъ извлечь выгоду изъ позора жены, но я думаю, что больше всего онъ хотѣлъ отомстить, потому что трудно сказать, что въ этомъ человѣкѣ сильнѣе, алчность или мстительность. Ему не удалось ихъ поймать, а черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ того жена его умерла. Не знаю, думалъ ли онъ, что можетъ привязаться къ ребенку, или просто не хотѣлъ, чтобы тотъ попалъ въ руки жены, только вскорѣ послѣ ея побѣга онъ поручилъ мнѣ взять его отъ кормилицы и привезти къ нему. Такъ я и сдѣлалъ.
   Тутъ Брукеръ понизилъ голосъ и, указывая на Ральфа, продолжалъ:
   -- Онъ дурно, жестоко обращался со мной (какъ-то недавно я встрѣтилъ его на улицѣ и напомнилъ ему это), я ненавидѣлъ его. Я привезъ ребенка и помѣстилъ въ его домѣ, на чердакѣ. Вслѣдствіе плохого ухода, мальчикъ былъ очень болѣзненный, и мнѣ пришлось позвать доктора, который сказалъ, что ему необходима перемѣна воздуха, иначе онъ умретъ. Кажется, тогда-то мнѣ въ первый разъ и пришло въ голову то, что я потомъ сдѣлалъ. Мистеръ Никкльби пробылъ въ отсутствіи шесть недѣль; когда онъ вернулся, я сказалъ ему, что ребенокъ умеръ и похороненъ. Я заранѣе придумалъ разсказъ со всѣми подробностями, чтобы онъ не могъ ни въ чемъ меня заподозрить. Потому ли, что смерть ребенка шла въ разрѣзъ какимъ-нибудь его планамъ, или ужъ таково естественное влеченіе природы, даже у такихъ людей, какъ этотъ, только онъ былъ дѣйствительно огорченъ, и это обстоятельство еще болѣе укрѣпило мою рѣшимость открыть ему со временемъ мою тайну, потребовавъ за это съ него хорошенькій кушъ. Какъ и многіе другіе, я не разъ слыхалъ о іоркширскихъ школахъ, принимающихъ дѣтей на полное содержаніе, и я свезъ мальчика въ одну изъ такихъ школъ, которую содержалъ нѣкто Сквирсъ. Тамъ я его и оставилъ подъ именемъ Смайка. Шесть лѣтъ я выплачивалъ за него по двадцати фунтовъ ежегодно, никому не заикаясь о своей тайнѣ. Съ отцомъ ребенка мы разстались въ ссорѣ; я ушелъ отъ него изъ-за его жостокаго обращенія. Затѣмъ я былъ сосланъ и пробылъ въ ссылкѣ около восьми лѣтъ. Когда, наконецъ, я вернулся, я отправился прямо въ Іоркширъ и въ тотъ же день вечеромъ навелъ справки о пансіонерахъ той школы, куда былъ отданъ Смайкъ; оказалось, что онъ бѣжалъ съ молодымъ джентльменомъ, который носилъ ту же фамилію, что и его отецъ. Я сейчасъ же отправился въ Лондонъ, разыскалъ его отца и, намекнувъ, что я могу открыть ему важную тайну, попросилъ у него немного денегъ, но онъ меня обругалъ и прогналъ. Тогда я свелъ знакомство съ его клеркомъ; я далъ ему мало-по-малу понять, что мнѣ извѣстно кое-что, что можетъ принести ему немалую выгоду, и наконецъ, разсказалъ все то, что вы уже знаете. Я сказалъ ему, что этотъ юноша вовсе не сынъ человѣка, который предъявляетъ на него отцовскія права. Въ продолженіе всего этого времени я не видалъ Смайка. Отъ своего новаго знакомаго я узналъ, что онъ боленъ и гдѣ онъ находится, и тотчасъ отправился его разыскивать, въ надеждѣ, что онъ узнаетъ меня и что это послужитъ лишнимъ доказательствомъ правдивости моихъ словъ. Я явился передъ нимъ неожиданно, и онъ узналъ меня прежде, чѣмъ я успѣлъ открыть ротъ. Еще бы ему было не узнать меня, бѣдняжкѣ! Божусь, что я бы узналъ его тотчасъ, встрѣться онъ мнѣ хоть въ Индіи. Все то же жалкое личико, какое у него было у крошки. Нѣсколько дней я провелъ въ нерѣшимости, что мнѣ дѣлать, и наконецъ явился къ молодому джентльмену, который за нимъ ходилъ; но онъ мнѣ сказалъ, что бѣдный мальчикъ умеръ. Этотъ джентльменъ знаетъ, что Смайкъ меня тотчасъ узналъ, и говорилъ, что онъ не разъ вспоминалъ, какъ я отвозилъ его въ школу и какъ мы съ нимъ жили на чердакѣ (это былъ чердакъ его отцовскаго дома). Мой разсказъ конченъ. Теперь я прошу, чтобы меня поставили на очную ставку съ содержателемъ школы. Я готовъ отвѣчать на какой угодно допросъ, готовъ присягнуть, что каждое мое слово правда. Великій грѣхъ взялъ я на душу!
   -- Несчастный, чѣмъ же вы теперь загладите свой грѣхъ?!-- воскликнули братья.
   -- Ничѣмъ, джентльмены, ничѣмъ! Что же я могу теперь сдѣлать, на что мнѣ надѣяться? Я старъ годами и еще старѣе горькимъ опытомъ жизни. Я знаю, что моя исповѣдь не принесетъ мнѣ ничего, кромѣ новыхъ страданій и новой заслуженной кары, и все-таки утверждаю, что каждое мое слово -- правда, и буду стоять на своемъ, что бы меня ни ожидало за это. Видно мнѣ суждено быть орудіемъ возмездія человѣку, который, преслѣдуя свои низкія цѣли, довелъ свое родное дитя до могилы. Что жъ, мой грѣхъ -- я и въ отвѣтѣ. Я слишкомъ поздно раскаялся; для меня нѣтъ надежды ни въ этомъ мірѣ, ни въ будущемъ!
   Не успѣлъ онъ договорить, какъ лампа, стоявшая на столѣ возлѣ Ральфа, грохнулась на полъ, и комната погрузилась во мракъ. Наступило минутное смятеніе, пока позвали слугу и потребовали свѣта; когда же въ комнату внесли зажженную лампу, Ральфа не оказалось.
   Братья Чирибль и Тимъ Линкинвотеръ нѣсколько минутъ обсуждали вопросъ, вернется онъ или нѣтъ; когда же, наконецъ, всѣ трое убѣдились, что онъ ушелъ совсѣмъ, то естественно возникъ новый вопросъ, не послать ли за нимъ. Припомнивъ, какое у него было странное лицо во время разсказа Брукера, добряки рѣшили, что онъ могъ заболѣть и что они обязаны послать о немъ справиться подъ какимъ-нибудь предлогомъ. Воспользовавшись присутствіемъ Брукера, о дальнѣйшей участи котораго они не успѣли переговорить съ Ральфомъ, братья, прежде чѣмъ идти спать, отправили къ Ральфу посланнаго узнать, какъ онъ пожелаетъ распорядиться съ Брукеромъ.
   

ГЛАВА LXI,
въ которой Николай и его сестра дѣйствуютъ такъ, какъ будто бы они задались цѣлью упасть въ добромъ мнѣніи всего свѣта, въ особенности тѣхъ, кого принято называть здравомыслящими людьми.

   На другой день послѣ исповѣди Брукера Николай вернулся домой. Радость свиданія его съ семьей была отчасти отравлена печальными воспоминаніями какъ съ той, такъ и съ другой стороны. Мать и сестра уже знали о случившемся изъ его писемъ, и, помимо того, что обѣ онѣ естественно раздѣляли его горе, онѣ и сами не могли не оплакивать смерти юноши, состраданіе къ одиночеству и несчастію котораго давно уже смѣнилось въ ихъ душѣ чувствомъ глубокой привязанности, благодаря душевной чистотѣ этого безобиднаго, кроткаго существа и горячей признательности его за всѣ ихъ заботы.
   -- Безусловно я потеряла въ немъ самаго лучшаго, самаго преданнаго, самаго услужливаго человѣка, какого я когда-либо знала,-- говорила мистриссъ Никкльби, рыдая и утирая слезы.-- Я потеряла человѣка, который относился ко мнѣ съ такой заботливостью, какъ никто, кромѣ, разумѣется, тебя, Николай, тебя, Кетъ, вашего бѣднаго отца и еще одной негодяйки няньки, которая, уходя, стащила у меня бѣлье и дюжину маленькихъ вилокъ. Я не знаю никого, кто былъ бы такъ уступчивъ во всемъ, такъ привязанъ къ своимъ друзьямъ, такъ вѣренъ имъ, такъ ровенъ въ обращеніи всегда и со всѣми. Какъ взгляну я теперь на этотъ садикъ, за которымъ онъ такъ заботливо ухаживалъ ради меня! Какъ войду я въ его комнату, полную этихъ милыхъ вещицъ, которыя онъ такъ искусно мастерилъ, и все для насъ! Многія изъ нихъ лежать еще неоконченныя. Думалъ ли онъ теперь, что ему такъ и не придется ихъ додѣлать!.. Нѣтъ, нѣтъ, я никогда не свыкнусь съ этою мыслью! Это такое для меня горе, такое ужасное горе! Ты, дорогой Николай, можешь, по крайней мѣрѣ, всю жизнь утѣшаться сознаніемъ, что ты всегда былъ добръ къ нему и заботился о немъ, какъ родной. Положимъ, и я буду всегда вспоминать, въ долгихъ мы съ нимъ были отличныхъ отношеніяхъ и какъ онъ любилъ меня, бѣдный мальчикъ! Твоя искренняя привязанность къ нему была вполнѣ естественна, и я понимаю, какой страшный ударъ для тебя его смерть: стоитъ только посмотрѣть на тебя, какъ ты измѣнился! Но никто, никто не пойметъ, что теперь испытываю я, никто не въ силахъ этого понять!
   Хотя мистриссъ Никкльби придавала, по обыкновенію, слишкомъ личный характеръ своему горю, она была дѣйствительно сильно огорчена смертью Смайка. Надо, однако, замѣтить, что эта смерть поразила не ее одну. Даже Кетъ, несмотря на усвоенную ею привычку сдерживать свои чувства въ заботахъ о другихъ, не могла на этотъ разъ скрыть свое горе. Маллена была огорчена не менѣе Кетъ, а бѣдная, милая миссъ Ла-Криви, которая часто забѣгала провѣдать ихъ всѣхъ въ отсутствіе Николай и съ самаго момента полученія печальнаго извѣстія всячески старалась развеселить ихъ и утѣшить, теперь, какъ только Николай показался на порогѣ, усѣлась на ступенькахъ лѣстницы и разразилась слезами, не слушая никакихъ утѣшеній.
   -- Мнѣ такъ больно,-- твердила бѣдная старушка,-- такъ больно видѣть, что онъ возвращается, одинъ! Бѣдняжка! Какъ онъ долженъ страдать! Можетъ быть, мнѣ бы не было такъ его жалко, если бы онъ относился къ этому легче; но посмотрите, съ какой геройской твердостью онъ переноситъ свое горе!
   -- Что же дѣлать?-- сказалъ Николай.-- Нельзя иначе.
   -- Конечно, конечно, вы правы, и да благословитъ васъ Богъ за всю вашу доброту къ тому бѣдняжкѣ! Но, простите мнѣ мою слабость, мнѣ кажется... можетъ быть, мнѣ бы и не слѣдовало этого говорить, можетъ быть, я сейчасъ раскаюсь въ томъ, что скажу, но мнѣ кажется, вы заслуживали лучшей награды за все, что вы сдѣлали.
   -- Какой же большей награды могъ я ожидать?-- мягко произнесъ Николай.-- Я видѣлъ его спокойнымъ и счастливымъ въ его послѣдніе часы, я былъ при немъ до самой его кончины... А какъ легко могло случиться, что я не могъ бы присутствовать при его послѣднихъ минутахъ, и какъ бы это мучило меня теперь!
   -- Вы правы,-- отвѣтила опять миссъ Ла-Криви, принимаясь снова рыдать,-- а я, неблагодарная, злая старая дура, я это знаю.
   Послѣ такого грустнаго признанія маленькая портретистка зарыдала горше прежняго; потомъ, желая успокоиться, она попробовала было улыбнуться, но попытка оказалась неудачной и единственнымъ ея результатомъ было то, что миссъ Ла-Криви кончила истерикой.
   Подождавъ, пока всѣ онѣ немного успокоились, Николай поднялся въ свою комнату, такъ какъ сильно нуждался въ отдыхѣ послѣ своего утомительнаго путешествія. Здѣсь онъ, не раздѣваясь, бросился на постель и сейчасъ же заснулъ, какъ убитый. Первое, что онъ увидѣлъ, проснувшись, была Кетъ. Она сидѣла возлѣ него и, какъ только онъ открылъ глаза, наклонилась и поцѣловала его.
   -- Какъ я рада, что ты, наконецъ, вернулся домой,-- были ея первыя слова.
   -- А если бы ты знала, какъ я радъ этому, Кетъ!
   -- Мы просто не могли дождаться тебя,-- сказала она, я и, мама и... и Мадлена.
   -- Ты, кажется, писала въ послѣднемъ письмѣ, что теперь она чувствуетъ себя хорошо?-- проговорилъ съ живостью Николай, вспыхнувъ до ушей.-- Не говорили ли братья Чирибль въ мое отсутствіе чего-нибудь насчетъ ея будущаго устройства?
   -- Ни слова,-- отвѣчала Кетъ.-- Я не могу подумать безъ ужаса о томъ, что намъ придется разстаться. Не думаю, чтобы и ты этого желалъ, неправда ли, Николай?
   Николай снова весь вспыхнулъ и пересѣлъ къ сестрѣ на маленькій диванчикъ у окна.
   -- Еще бы, голубушка, конечно, не желалъ бы, никому другому я не признался бы въ своихъ чувствахъ, но тебѣ, Кетъ, я скажу просто и прямо: я люблю ее.
   Глаза Кетъ радостно блеснули, и она уже собиралась что-то отвѣтить, но Николай положилъ ей руку на плечо и продолжалъ:
   -- Никому объ этомъ ни слова, особенно ей!
   -- Дорогой мой!
   -- Ей въ особенности, помни! Никогда не говори ей этого, слышишь ли, никогда! Я иногда утѣшаю себя мыслью, что, можетъ быть, настанетъ время, когда я буду считать себя въ правѣ сказать ей, какъ я ее люблю. Но это время такъ далеко, такъ страшно далеко! Много воды утечетъ до тѣхъ поръ, и если даже когда-нибудь эта минута настанетъ, я буду такъ мало похожъ на себя, буду тогда такъ далекъ отъ дней моей романической юности! Хотя въ одномъ я увѣренъ: я никогда не измѣнюсь по отношенію къ ней, моя любовь никогда не охладѣетъ. Конечно, я и самъ сознаю, что подобныя мечты не болѣе какъ химера и въ минуты такого сознанія пытаюсь заглушить въ себѣ надежду, превозмочь свою страсть, чтобы не терзаться напрасно и не горѣть на медленномъ огнѣ. Видишь ли, Кетъ, съ самаго моего отъѣзда отсюда я постоянно имѣлъ передъ глазами, въ лицѣ этого бѣднаго малаго, котораго мы лишились, еще одинъ примѣръ великодушія и доброты благородныхъ братьевъ. И я рѣшился, насколько могу, быть достойнымъ этой доброты. Если прежде я еще колебался, то теперь мое рѣшеніе неизмѣнно: я исполняю свой долгъ относительно ихъ, какъ бы онъ ни былъ тяжелъ; я не позволю себѣ даже пытаться заслужить взаимность Мадлены.
   -- Постой, Николай,-- сказала Кетъ, блѣднѣя,-- прежде чѣмъ ты скажешь еще что-нибудь, я тоже должна сдѣлать тебѣ одно признаніе. За этимъ я сюда и пришла, но у меня не хватало духа начать. Твои слова придаютъ мнѣ рѣшимости.-- Тутъ Кетъ не выдержала и залилась слезами. Стоило Николаю взглянуть на сестру, чтобы догадаться, что она собирается повѣдать ему. Между тѣмъ Кетъ пробовала опять заговорить, но ее душили слезы.
   -- Ну, полно, дурочка, перестань! Кетъ, Кетъ, не будь ребенкомъ! Мнѣ кажется, я знаю, что ты хочешь мнѣ разсказать. Насчетъ мистера Фрэнка, вѣдь правда?
   Кетъ припала головкой къ плечу брата и прошептала, рыдая.
   -- Да.
   -- Вѣрно, въ мое отсутствіе онъ сдѣлалъ тебѣ предложеніе. Не такъ ли?-- сказалъ Николай.-- Вотъ видишь, въ этомъ вовсе не такъ ужъ трудно признаться. Такъ онъ предлагалъ тебѣ руку?
   -- Да, и я отказала.
   -- Ну? И что же?
   -- Я сказала ему все, что ты когда-то говорилъ мамѣ и что она мнѣ потомъ передала, но я не могла скрыть отъ него, какъ не скрою и отъ тебя, что мнѣ было очень тяжело ему отказать. Впрочемъ, это все равно, я всетаки отказала наотрѣзъ и просила его больше не видѣться со мной.
   -- Молодецъ Кетъ!-- сказалъ Николай, нѣжно обнимая сестру.-- Я былъ увѣренъ, что иначе ты не можешь поступить.
   -- Онъ пытался поколебать мою рѣшимость,-- продолжала Кетъ,-- сказалъ, что несмотря на мой отказъ, онъ не только поговоритъ съ обоими стариками, но, какъ только ты вернешься, поговоритъ съ тобой. Боюсь,-- прибавила она уже менѣе твердымъ голосомъ,--боюсь, что я недостаточно ясно показала ему, какъ глубоко я тронута его любовью и какъ искренно желаю ему счастья въ будущемъ. Если тебѣ придется говорить съ нимъ, мнѣ бы хотѣлось... мнѣ бы очень хотѣлось, чтобы ты это ему объяснилъ.
   -- Одно меня удивляетъ, Кетъ,-- сказалъ Николай,-- какъ ты могла, принося сама эту жертву долгу чести и считая, что ты обязана ее принести, какъ ты могла думать, что я буду менѣе твердъ душою, чѣмъ ты?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я этого совсѣмъ не думала! Но ты совсѣмъ въ другомъ положеніи, и притомъ...
   -- Совершенно въ такомъ же,-- перебилъ ге Николай.-- Правда, Мадлена не родня старикамъ, но она связана съ ними не менѣе тѣсными узами, чѣмъ Фрэнкъ. И если они разсказали мнѣ ея исторію, значитъ вполнѣ довѣряли мнѣ и считали меня надежнымъ человѣкомъ. Ты видишь теперь, какъ низко было бы съ моей стороны воспользоваться обстоятельствами, которыя привели ее въ нашъ домъ или пустою услугой, которую мнѣ удалось ей оказать, и стараться завладѣть ея сердцемъ. Вѣдь если мнѣ это удастся, намѣреніе братьевъ усыновить ее рѣшится само собой, и они естественно заподозрятъ, что я построилъ свое счастіе на почвѣ ихъ состраданія къ молодой дѣвушкѣ, пойманной такимъ образомъ въ сѣти изъ гнуснаго разсчета, что я заставилъ служить своимъ интересамъ ея великодушіе и столь естественное въ ней чувство благодарности ко мнѣ, пользуясь самымъ безстыднымъ образомъ ея несчастіемъ, Нѣтъ, Кетъ, я тоже твердо рѣшился исполнить свой долгъ, и буду счастливъ дать братьямъ новое доказательство своей преданности и вѣчной признательности. Я уже и такъ обязанъ, имъ всѣмъ моимъ счастьемъ и не смѣю требовать большаго. Боюсь одного, но слишкомъ ли я долго медлилъ. Сегодня же я во всемъ признаюсь мистеру Чириблю и буду умолять его какъ можно скорѣе устроить Мадлену гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, чтобы она не оставалась у насъ.
   -- Сегодня же? Такъ, скоро?
   -- Я давно уже объ этомъ думаю, чего жь еще откладывать? Послѣдніе горестные дни навели меня на размышленія, живо пробудили во мнѣ угрызенія совѣсти и чувство долга: чего же я буду ждать?-- чтобы время расхолодило мои намѣренія, единственныя достойныя честнаго человѣка? Ужь, конечно, не ты мнѣ это посовѣтуешь, Кетъ? Не ты ли только что показала мнѣ собственнымъ примѣромъ, какъ слѣдуетъ исполнять свой долгъ?
   -- Да, но ты совсѣмъ другое дѣло. Кто знаетъ? Ты можешь разбогатѣть.
   -- Разбогатѣть!-- повторилъ Николай съ печальной улыбкой.-- Да, такъ же, какъ и состариться. Однако, довольно объ этомъ. Буду ли я богатъ или бѣденъ, старъ или молодъ, мы съ тобой всегда останемся другъ для друга тѣмъ, что мы теперь, и пусть это будетъ для насъ утѣшеніемъ. Хочешь, будемъ жить всегда вмѣстѣ? По крайней мѣрѣ, ни ты, ни я не будемъ чувствовать одиночества. И если мы никогда не измѣнимъ теперешнему нашему рѣшенію, подумай,-- вѣдь это свяжетъ насъ еще крѣпче. Право, мнѣ кажется, Кетъ, что мы вчера еще были дѣтьми, шалили и играли вмѣстѣ! Ну, вотъ, когда мы съ тобою состаримся и съ тихой грустью, не лишенною своей прелести, станемъ вспоминать наше теперешнее горе, намъ, можетъ быть, тоже будетъ казаться, что все это было только вчера. Какъ знать, когда мы станемъ съ тобой почтенными старичками, быть можетъ, всматриваясь въ даль протекшихъ годовъ, мы будемъ даже радоваться нашимъ теперешнимъ испытаніямъ, которыя упрочили нашу дружбу и направили нашу совмѣстную жизнь по тихому, спокойному руслу. Какъ знать, можетъ быть, тогда молодежь, такая вотъ, какъ теперь кы съ тобой, полюбитъ насъ, смутно отгадывая нашу исторію; можетъ быть, кто-нибудь изъ нихъ придетъ повѣрить на ушко старому холостяку и его старенькой сестрѣ свои сердечныя бури, въ которыхъ не сумѣетъ самъ разобраться по молодости лѣтъ.
   Эта картина ихъ будущей старости вызвала на губахъ Кетъ невольную улыбку. Въ то же время глаза ея были полны слезъ; но эти слезы уже утратили свою прежнюю горечь хотя продолжали еще катиться по ея щекамъ.
   -- Развѣ я неправъ, Кетъ?-- спросилъ Николай послѣ минутнаго молчанія.
   -- Конечно, правъ, голубчикъ, и я не могу выразить, какъ я рада, что поступила такъ, какъ ты находилъ справедливымъ.
   -- И ты не чувствуешь сожалѣнія?
   -- Н... н... нѣтъ,-- нерѣшительно отвѣтила Кетъ, вычерчивая по паркету какія-то фигуры своей маленькой ножкой.-- И не жалѣю, конечно, что поступила такъ, какъ повелѣваетъ долгъ, но мнѣ тяжело, что я не могла поступить иначе; по крайней мѣрѣ, норой мнѣ это бываетъ очень тяжело, и потомъ я... Да нѣтъ, не обращай нпиманія на мои слова, я сама не знаю, что говорю. Я просто глупая дѣвчонка, но я знаю, голубчикъ, ты простишь мнѣ мое невольное волненіе.
   Нечего, разумѣется, и говорить, что, имѣй Николай сейчасъ въ своемъ распоряженіи сто тысячъ фунтовъ, онъ, ни минуты не задумываясь, отдалъ бы все до послѣдняго фартинга, чтобы только сдѣлать счастливою эту дорогую для него дѣвушку, такую прелестную въ своемъ смущеніи, съ этими раскраснѣвшимися щечками, съ опущенными кроткими глазками. Но, къ несчастью, кромѣ запаса нѣжныхъ словъ, у него не было никакихъ средствъ утѣшить ее; зато онъ и говорилъ съ нею такъ нѣжно и съ такою любовью, что бѣдная Кетъ бросилась ему на шею, обѣщая больше не плакать.
   "Неужели нашелся бы человѣкъ,-- съ горечью размышлялъ Николай по дорогѣ къ братьямъ Чириблъ,-- который не пожертвовалъ бы всѣмъ своимъ состояніемъ за счастье обладать такимъ сердцемъ, какъ у моей Кетъ? Но, къ сожалѣнію, люди цѣнятъ деньги выше всего! У Фрэнка больше денегъ, чѣмъ ему нужно, но все его богатство не обогатитъ его такимъ сокровищемъ, какъ моя сестра. А между тѣмъ, во всѣхъ такъ называемыхъ неравныхъ бракахъ всегда считается, что приноситъ жертву тотъ, кто богаче, а другая сторона заключаетъ выгодную сдѣлку. Впрочемъ, я разсуждаю, какъ влюбленный, или, скорѣе, какъ оселъ, что, пожалуй, одно и то же".
   Продолжая расточать себѣ такого рода комплименты и стараясь такимъ образомъ согласить свои сокровенныя чувства съ долгомъ, который онъ на себя принялъ, Николай подвигался къ цѣли своего похода и, наконецъ, предсталъ передъ Тимомъ Линкинвотеромъ.
   -- А, мистеръ Никкльби!-- воскликнулъ Тимъ.-- Какъ поживаете? Здоровы, надѣюсь?
   -- Совершенно здоровъ, благодарю васъ,-- сказалъ Николай, протягивая ему обѣ руки.
   -- Однако, у насъ утомленный видъ, какъ я на васъ посмотрю... Нѣтъ, вы послушайте-ка его! (Рѣчь шла о старомъ дроздѣ Дикѣ). Вы знаете, онъ просто жить безъ васъ не можетъ; все это время былъ самъ не свой и теперь привѣтствуетъ ваше возвращеніе. Онъ положительно любитъ васъ теперь не меньше, чѣмъ меня.
   -- Въ такомъ случаѣ, онъ вовсе не такая умная тварь, какъ я о немъ думалъ; будь онъ уменъ, онъ не могъ бы ставить насъ съ вами на одну доску,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Нѣтъ, я вамъ серьезно скажу, хотите вѣрьте, хотите лѣтъ,-- продолжалъ Тимъ, принимая свою любимую позу и указывая на клѣтку кончикомъ пера,-- единственные люди на свѣтѣ, которыхъ онъ когда-либо удостаивалъ своего вниманія, это мистеръ Чарльзъ, мистеръ Нэдъ, вы да я.
   Тимъ замолчалъ, бросилъ украдкой тревожный взглядъ на Николая и, неожиданно встрѣтившись съ нимъ глазами, забормоталъ въ смущеніи:
   -- Такъ-то, сэръ, вы да я, вы да я.
   Тутъ онъ снова взглянулъ на Николая и крѣпко пожалъ ему руку со словами:
   -- Такъ-то, сэръ, вы да я.
   -- Простите меня, стараго эгоиста, я все болтаю о вещахъ, которыя не могутъ васъ интересовать въ настоящую минуту. Мнѣ бы очень хотѣлось знать что-нибудь о послѣднихъ минутахъ бѣднаго мальчика, но я не смѣю васъ разспрашивать. Скажите, вспоминалъ онъ передъ смертью братьевъ Чирибль?
   -- Еще бы, много разъ вспоминалъ!
   -- Я такъ и думалъ,-- сказалъ Тимъ, утирая глаза.-- Такъ я и думалъ.
   -- Онъ и о васъ вспоминалъ,-- прибавилъ Николай,-- все просилъ передать вамъ его поклонъ.
   -- Неужели!-- воскликнулъ Тимъ, и въ его голосѣ послышались слезы.-- Бѣдняжка, какъ жаль, что нельзя было похоронить его въ Лондонѣ! Во всемъ городѣ не найдется такого уютнаго мѣстечка, гдѣ было бы такъ пріятно покоиться вѣчнымъ сномъ, какъ маленькое кладбище по ту сторону нашего сквера. Кругомь банкирскіе дома, и въ хорошую погоду, куда ни ступи, вездѣ въ открытыя окна глядятъ на тебя банковыя книги и несгораемые шкафы... Такъ правда, онъ просилъ кланяться мнѣ? Никакъ не ожидалъ, чтобы онъ вспомнилъ обо мнѣ! Бѣдняжка, просилъ кланяться!
   Тимъ былъ такъ растроганъ этою маленькою подробностью, что съ минуту не могъ произнести ни слова. Воспользовавшись этимъ обстоятельствомъ, Николай проскользнулъ въ кабинетъ брата Чарльза.
   Не мало мужества и твердости нужно было Николаю, чтобы рѣшиться на это свиданіе. Но теплый пріемъ, оказанный ему старикомъ, его привѣтливый взоръ, простое, безъискусственное обращеніе и искреннее сочувствіе къ понесенной имъ утратѣ тронули его до глубины души и успокоили его внутреннюю борьбу.
   -- Полно, полно, мой милый,-- сказалъ добродушный старикъ,-- нельзя же такъ убиваться. Право, нельзя. Учитесь переносить горе съ твердостью и помните, что даже въ смерти можно найти кое-что утѣшительное. Съ каждымъ лишнимъ днемъ, который прожилъ бы несчастный, онъ все сильнѣе сознавалъ бы свою непригодность для жизни и становился бы все несчастнѣе. Все къ лучшему, дорогой мой; да, все, что ни дѣлается, дѣлается къ лучшему.
   -- Я и самъ это думалъ, сэръ,-- съ усиліемъ произнесъ Николай.-- Я и самъ это сознаю, могу васъ увѣрить.
   -- Вотъ и прекрасно,-- сказалъ мистеръ Чирибль, который, хоть онъ и утѣшалъ Николая, самъ былъ взволнованъ не менѣе стараго Тима,-- въ добрый часъ!.. Однако, гдѣ же Нэдъ?.. Мистеръ Тимъ Линкинвотеръ, гдѣ же братъ Нэдъ?
   -- Онъ ушелъ съ митеромъ Триммерсомъ, чтобы отвезти того несчастнаго въ больницу и поискать кого-нибудь, кто бы присмотрѣлъ за дѣтьми,-- отвѣтилъ Тимъ.
   -- Братъ Нэдъ, достойный, славный человѣкъ,-- сказалъ Чарльзъ, запирая дверь и возвращаясь къ Николаю.-- Онъ будетъ очень радъ васъ видѣть, дорогой сэръ. Не проходило дня, чтобы онъ не вспоминалъ о васъ.
   -- Откровенно говоря, я радъ, что засталъ васъ одного, сэръ,-- нерѣшительно сказалъ Николай,-- мнѣ хотѣлсь бы съ вами поговорить. Можете вы удѣлить мнѣ нѣсколько минутъ?
   -- Конечно, могу,-- отвѣтилъ мистеръ Чарльзъ, не безъ смущенія и тревоги взглянувъ на своего собесѣдника.-- Говорите, дорогой сэръ, я васъ слушаю.
   -- Право, не знаю, съ чего и начать,-- сказалъ Николай.-- Если человѣкъ, когда-либо имѣлъ основаніе питать къ другому человѣку нѣжнѣйшую привязанность, чувствовать себя кругомъ въ долгу передъ нимъ и испытывать по отношенію къ нему такую преданность, которая всякую самую тяжелую жертву обратила бы для него въ наслажденіе, вы видите передъ собой такого человѣка. Вѣрьте, что таковы мои чувства по отношенію къ вамъ.
   -- Я вѣрю,-- сказалъ старикъ,-- и счастливъ, что могу этому вѣрить. Никогда я въ этомъ не сомнѣвался, никогда не буду сомнѣваться, никогда, я увѣренъ.
   -- Ваши слова даютъ мнѣ силу продолжать,-- сказалъ Николай.-- Въ первый же разъ, какъ вы почтили меня вашимъ довѣріемъ и дали мнѣ порученіе къ миссъ Брэй, мнѣ слѣдовало вамъ признаться, что я видѣлъ ее раньше, что ея красота произвела на меня неизгладимое впечатлѣніе, что я даже дѣлалъ попытки, правда, безполезныя, увидѣть ее еще разъ, узнать ее ближе. Если я не сказалъ вамъ объ этомъ тогда же, то только потому, что надѣялся, впрочемъ, напрасно, какъ оказалось потомъ, побѣдитъ свою слабость и подчинить всякія личныя соображенія чувству долга по отношенію къ вамъ.
   -- Но вы и не измѣнили моему довѣрію, мистеръ Никкльби,-- сказалъ братъ Чарльзъ.-- Вы не воспользовались имъ ради своихъ личныхъ выгодъ. Я увѣренъ, что нѣтъ.
   -- Нѣтъ, не воспользовался,-- съ твердостью сказалъ Николай.-- Несмотря на возрастающую съ каждымъ днемъ трудность сдерживаться и владѣть собой, я не позволилъ себѣ ни одного слова, ни одного взгляда, которые могли бы быть вамъ непріятны и которыхъ я не позволилъ бы себѣ въ вашемъ присутствіи. Но я чувствую, что постоянное обращеніе съ этой прелестной дѣвушкой станетъ скоро роковымъ для меня и разобьетъ, наконецъ, рѣшимость, которой до сихъ поръ я еще не измѣнялъ. Однимъ словомъ, сэръ, я не могу положиться на себя и потому настоятельно прошу... умоляю васъ немедленно взять молодую леди изъ дома моей матери и сестры. Я знаю, что вы, да и всякій другой, но вы въ особенности, не можете смотрѣть за мою любовь къ ней, хотя бы и безмолвную, иначе какъ на верхъ самонадѣянности и дерзости, принимая во вниманіе огромное разстояніе, которое отдѣляетъ меня отъ миссъ Брэй, вашей протежэ и предмета особенной вашей симпатіи. Я это знаю. Но, съ другой стороны, кто могъ бы не полюбить ее, зная ее, зная исторію ея несчастій и твердость духа, съ какою она ихъ переноситъ? Только въ этомъ я и нахожу свое оправданіе, другого у меня нѣтъ. И такъ какъ я чувствую, что у меня не хватитъ силъ устоять противъ соблазна, заглушить въ своемъ сердцѣ любовь, пока предметъ этой любви будетъ постоянно со мной, мнѣ не остается ничего больше, какъ умолять васъ удалить отъ меня искушеніе и дать мнѣ возможность забыть все, если мнѣ это удастся.
   -- Мистеръ Никкльби, вы совершенно правы,-- сказалъ старикъ послѣ минутнаго молчанія,-- большаго отъ васъ нельзя было и требовать. Я самъ во всемъ виноватъ. Мнѣ слѣдовало помнить, что вы еще молоды, я долженъ былъ предвидѣть, что это можетъ случиться. Благодарю васъ, сэръ, очень вамъ благодаренъ. Я тотчасъ же возьму отъ васъ Мадлену.
   -- У меня есть къ вамъ еще одна просьба, дорогой сэръ. Мнѣ не хотѣлось бы, чтобы она вспоминала обо мнѣ иначе, какъ съ уваженіемъ, и потому прошу васъ скройте отъ нея признаніе, которое я только что вамъ сдѣлалъ.
   -- Можете быть покойны,-- отвѣтилъ мистеръ Чирибль.-- Ну-съ, больше вы ничего не имѣли мнѣ сообщить?
   -- Да, я еще не все сказалъ,-- отвѣчалъ Николай и твердо взглянулъ ему въ глаза.
   -- Остальное я уже знаю,-- перебилъ его мистеръ Чирибль, видимо довольной рѣшительностью этого отвѣта.-- Когда вы объ этомъ узнали?
   -- Сегодня утромъ, когда вернулся.
   -- И сочли нужнымъ тотчасъ же придти передать мнѣ то, что вы узнали, по всей вѣроятности, отъ сестры?
   -- Да, хотя признаюсь, мнѣ очень хотѣлось переговорить сначала съ самимъ мистеромъ Фрэнкомъ,-- сказалъ Николай.
   -- Франкъ былъ у меня вчера вечеромъ,-- отвѣтилъ старикъ.-- Вы честно поступили, мистеръ Никкльби,-- прекрасно поступили, еще ралъ благодарю васъ отъ всей души, сэръ.
   Николай попросилъ разрѣшенія сказать еще нѣсколько словъ по этому поводу. Онъ разсчитываетъ,-- сказалъ онъ,-- что чистосердечная его исповѣдь никоимъ образомъ не можетъ повести къ разрыву между Кетъ и Мадленой, успѣвшими за это время такъ горячо привязаться другъ къ другу, что такой разрывъ отозвался бы на нихъ крайне тяжело, а для него сталъ бы источникомъ вѣчнаго раскаянія, такъ какъ онъ чувствовалъ бы себя невольнымъ ни и о ни и ко въ ихъ горя. Онъ разсчитываетъ также, что со временемъ, когда все пройдетъ и забудется, онъ останется попрежнему другомъ мистера Фрэнка; онъ ручается, какъ отъ своего имени, такъ и отъ имени той, которая согласилась раздѣлить съ нимъ его скромную судьбу, что никогда ни одно слово, ни одно тягостное воспоминаніе о прошломъ не нарушитъ ихъ дружескихъ отношеніи. Затѣмъ онъ со всѣми подробностями передалъ свой утренній разговоръ съ Кетъ и говорилъ о ней съ такою нѣжностью и гордостью, такъ добродушно и весело разсказалъ объ обѣщаніи, которое они съ нею дали другъ другу, объ обѣщаніи задушить въ себѣ всякія личныя чувства и отнынѣ посвятить жизнь другъ другу, что, слушая его, нельзя было не растрогаться. Наконецъ, взволнованный до глубины души, взволнованный еще сильнѣе, чѣмъ онъ былъ до этого разговора, Николай высказалъ въ немногихъ простыхъ словахъ (которыя были, однако, краснорѣчивее всѣхъ пространныхъ разглагольствованій, какія только можно придумать на эту тему) свою преданность братьямъ Чирибль и твердую рѣшимость жить и умереть, служа имъ.
   Братъ Чарльзъ выслушалъ его въ глубокомъ молчаніи, повернувшись такъ, что Николай не могъ видѣть его лица. Тѣ немногія фразы, которыя онъ произнесъ, были сказаны не съ обычною его простотою и непринужденностью, въ нихъ слышались смущеніе и натянутость, которыя не были въ его привычкахъ. Въ виду этого Николай счелъ нужнымъ спросить, не оскорбилъ ли онъ его чѣмъ-нибудь.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы поступили очень хорошо; вы выполнили свой долгъ, и я отъ васъ этого ожидалъ,-- вотъ все, что сказалъ ему въ отвѣтъ мистеръ Чарльзъ. И когда Николай замолчалъ, онъ прибавилъ: -- Фрэнкъ поступилъ неосторожно и легкомысленно... крайне неосторожно, совсѣмъ какъ полоумный. И тотчасъ же приму свои мѣры. Но не будемъ больше объ этомъ говорить, все это очень для меня тяжело... Зайдите ко мнѣ черезъ полчаса, Мнѣ нужно сообщить вамъ удивительную новость, дорогой сэръ. Кстати, вашъ дядя просилъ насъ съ вами зайти къ нему сегодня послѣ обѣда.
   -- Зайти къ нему, съ вами!-- воскликнулъ Николай.
   -- Да, со мною. Смотрите же, черезъ полчаса будьте здѣсь, я вамъ все объясню.
   Николай явился въ назначенное время и тутъ только узналъ, что произошло наканунѣ и что уже извѣстно читателю, а также и о свиданіи, назначенномъ Ральфомъ братьямъ Чирибль. Свиданіе было назначено на тотъ же вечеръ, и потому, чтобы лучше понять дальнѣйшія событія, намъ слѣдуетъ вернуться къ тому моменту, когда Ральфъ вышелъ изъ дома братьевъ. Итакъ, оставимъ пока Николая, который успокоился немного, когда увидѣлъ, что братья стали относиться къ нему съ прежнею добротой, хотя въ то же время (онъ и самъ не могъ сказать, въ чемъ именно это проявлялось), въ ихъ обращеніи съ инчь все-таки чувствовалась какая-то неловкость, что-то тревожное, недосказанное, что заставляло его смущаться и тревожиться въ ожиданіи, чѣмъ все это разрѣшится.
   

ГЛАВА LXII.
Ральфъ назначаетъ послѣднее свиданіе и принимаетъ гостей.

   Выбравшись тайкомъ, какъ воръ, изъ дома братьевъ Чирибль, Ральфъ Никкльби очутился на улицѣ и, какъ слѣпой, ощупывающій дорогу, вытянувъ впередъ руки, вышелъ изъ Сити и побрелъ домой неувѣреннымъ шагомъ, безпрестанно оглядываясь, какъ человѣкъ, который боится погони или, вѣрнѣе, ждетъ, что вотъ-вотъ его остановятъ и потащатъ къ допросу.
   Ночь была темная; холодный, рѣзкій вѣтеръ бѣшено гналъ передъ собою тучи, быстро смѣнявшія другъ друга. Одна изъ этихъ тучъ, нависшая черною зловѣщею массою надъ головою Ральфа Никкльби, казалось, преслѣдовала его. Всѣ другія тучи летѣли и кружились въ общемъ вихрѣ, одна только печально тянулась сзади Ральфа и ползла за нимъ, какъ мрачная тѣнь. Ральфъ нѣсколько разъ оглядывался на нее и даже останавливался, чтобы пропустить ее впередъ; но едва пускался онъ снова въ путь, какъ она опять была сзади и надвигалась медленно и торжественно, какъ похоронная процессія.
   Ему надо было пройти мимо одного убогаго маленькаго кладбища, возвышавшагося только на нѣсколько футовъ надъ уровнемъ улицы, отъ которой оно отдѣлялось невысокой желѣзной рѣшеткой. Это было мрачное, нездоровое, печальное мѣсто, гдѣ каждая тощая травка, казалось, говорила, что она вскормлена прахомъ несчастныхъ людей, которые покоятся здѣсь, что она пустила корни въ могилы бѣдняковъ, погребенныхъ еще заживо въ сырыхъ подвалахъ и грязныхъ притонахъ, умирающихъ съ голода пьяницъ. Смѣло можно сказать, что эти несчастные, грудами наваленные другъ на друга, и отдѣленные отъ живыхъ лишь горстью земли да парою досокъ, лежатъ здѣсь въ такомъ же тѣсномъ сосѣдствѣ между собой, въ какомъ они прожили всю жизнь, передавая другъ другу нравственную и умственную заразу. Здѣсь мертвецы живутъ почти бокъ-о-бокъ съ живыми, въ нѣсколькихъ вершкахъ отъ толпы, которая топчетъ ихъ, проходя мимо. Здѣсь покоятся скромные люди, "наши любезные братья и сестры", какъ называлъ ихъ румяный священникъ, тропясь поскорѣе зарыть.
   Проходя мимо этого кладбища, Ральфъ вспомнилъ вдругъ, какъ ему пришлось однажды участвовать, въ качествѣ присяжнаго, въ одномъ судебномъ дѣлѣ, гдѣ шла рѣчь о человѣкѣ, перерѣзавшемъ себѣ горло. Онъ вспомнилъ, что его похоронили именно на этомъ кладбищѣ. Онъ не могъ мнѣ объяснить, почему именно теперь, въ первый разъ за всю свою жизнь, ему вспомнился этотъ покойникъ, когда столько разъ онъ проходилъ тутъ, не помышляя о немъ, нимало не интересуясь этимъ самоубійцей. Тѣмъ не менѣе онъ остановился, ухватился обѣими руками за желѣзную рѣшетку ограды и сталъ съ жадностью вглядываться въ темноту, разыскивая глазами могилу самоубійцы.
   Въ это время на противоположномъ концѣ улицы показалась толпа пьяныхъ, приближавшаяся съ пѣснями и криками. Тѣ, кто былъ потрезвѣе, уговаривали остальныхъ разойтись по домамъ, но это не дѣйствовало. Гуляки, что называется, разошлись во всю, и одинъ изъ нихъ, какой-то тщедушный хромоножка, началъ плясать съ такими уморительными ужимками, что вся ватага покатывалась со смѣху. Даже Ральфъ какъ будто заразился этимъ весельемъ и громко захохоталъ, чѣмъ обратилъ на себя вниманіе своего сосѣда: тотъ обернулся и заглянулъ ему въ лицо. Наконецъ, пьяная ватага прошла своею дорогою; Ральфъ остался одинъ и снова съ удвоеннымъ интересомъ началъ всматриваться въ мракъ, окутывающій кладбище. Вдругъ онъ припомнилъ, какъ на судѣ одинъ изъ свидѣтелей заявилъ, что видѣлъ самоубійцу за минуту до смерти и что тотъ былъ въ очень веселомъ настроеніи, когда они разставались. Онъ вспомнилъ также, что это обстоятельство крайне удивило тогда его и другихъ присяжныхъ.
   Въ то время, когда Ральфъ стоялъ такимъ образомъ у ограды, продолжая пристально всматриваться въ ряды могилъ, среди которыхъ онъ, конечно, не могъ узнать той, которую искалъ, передъ его умственнымъ взоромъ вдругъ словно выплыло лицо покойнаго съ его остановившимся, тусклымъ взглядомъ, и въ памяти его отчетливо, до мелочей, воскресла вся обстановка самоубійства, поскольку она выяснилась тогда на судѣ. Всѣ эти странныя воспоминанія доставляли ему какое-то необъяснимое удовольствіе. И даже, когда онъ отошелъ отъ рѣшетки и направился опять къ своему дому, лицо самоубійцы продолжало преслѣдовать его совершенно такъ же, какъ однажды въ дѣтствѣ (онъ хорошо это помнилъ) его преслѣдовала страшная фигура, которую онъ гдѣ-то видѣлъ нарисованною на дверяхъ. Но по мѣрѣ того, какъ онъ подходилъ къ дому, лицо покойника и связанныя съ нимъ воспоминанія начали понемногу тускнѣть, и Ральфъ задумался о печальномъ одиночествѣ, которое ожидало его дома.
   Чувство тоски охватывало его все сильнѣе и сильнѣе, такъ что, когда, наконецъ, онъ подошелъ къ своей квартирѣ, онъ долго не могъ рѣшиться повернуть ключъ и открыть дверь. Войдя въ прихожую, онъ невольно подумалъ, что, запирая за собой наружную дверь, онъ какъ бы ставитъ послѣднюю преграду между собой и людьми. Тѣмъ не менѣе онъ съ шумомъ захлопнулъ ее и заперъ на замокъ. Въ домѣ было темно, какъ въ могилѣ. Боже, какъ все здѣсь было печально, угрюмо и мрачно!
   Дрожа всѣмъ тѣломъ, Ральфъ поднялся въ ту комнату, въ которой читатель уже видѣлъ его одинъ разъ въ большомъ волненіи. Онъ обѣщалъ себѣ не вспоминать о томъ, что случилось, пока не вернется домой. Теперь онъ былъ дома: пора было основательно обо всемъ поразмыслить.
   Его сынъ, его единственный ребенокъ! Онъ ни на минуту въ этомъ не сомнѣвался; онъ зналъ, что это была правда, зналъ такъ же вѣрно, какъ будто самъ, своими глазами онъ видѣлъ, какъ все это происходило сначала и до конца. Единственный его сынъ умеръ! Умеръ на рукахъ Николая, окруженный его любовью, его заботами, считая его своимъ ангеломъ-хранителемъ. Вотъ что была для него всего обиднѣе, всего больнѣе!
   Всѣ отвернулись отъ него, всѣ его покинули какъ разъ въ тотъ моментъ, когда ему болѣе чѣмъ когда-нибудь нужна поддержка. Даже деньги его уже не имѣютъ силы надъ ними! Все выплыветъ теперь наружу и станетъ достояніемъ цѣлаго свѣта... А потомъ эта дуэль и смерть молодого лорда, бѣгство за-границу его коварнаго друга, ускользнувшаго отъ преслѣдованія, потеря десяти тысячъ фунтовъ, разоблаченіе его заговора съ Грайдомъ чуть не въ моментъ полнаго успѣха... Наконецъ, крушеніе всѣхъ другихъ его плановъ, неувѣренность въ собственной безопасности и какъ послѣдняя капля, переполнившая чашу, смерть его несчастнаго сына, проклинающаго въ послѣднюю минуту отца и благословляющаго Николая! Все рушилось разомъ и, казалось, готовилось раздавить его самого подъ развалинами.
   Онъ чувствовалъ и понималъ, что, если бы даже Брукеру не удалась его адская хитрость и онъ, Ральфъ, зналъ бы, что сынъ его живъ, и если бы даже этотъ сынъ выросъ на его глазахъ, онъ былъ бы, по всей вѣроятности, равнодушнымъ, суровымъ, жестокимъ отцомъ. Но въ то же время у него мелькала мысль, что, можетъ быть, тогда бы онъ и измѣнился, что, можетъ быть, присутствіе сына благодѣтельно подѣйствовало бы на него, смягчило бы его сердце, и оба они были бы счастливы. Ему даже начинало казаться, что именно эта предполагаемая смерть ребенка и бѣгство жены сдѣлали его тѣмъ суровымъ, черствымъ человѣкомъ, какимъ онъ быль теперь. Ему почти казалось, что было время, когда онъ былъ совершенно инымъ, и онъ старался убѣдить себя, что возненавидѣлъ Николая за его молодость и жизнерадостность, напоминавшія ему его счастливаго соперника, похитителя его жены, чести и надежды на счастье!
   Но этотъ мимолетный приливъ нѣжности, тихаго сожалѣнія о минувшемъ быль каплей въ бушующемъ морѣ его гнѣва и злобы. Его ненависть къ Николаю, возникшая инстинктивно, почти съ перваго взгляда, укрѣплялась на почвѣ его собственныхъ неудачъ, поддерживалась отвагой смѣльчака, идущаго напроломъ противъ всѣхъ его плановъ, раздавалась успѣхами этого смѣльчака и, наконецъ, достигла своего апогея, доводя его почти до безумія. И вотъ теперь оказывается, что этотъ самый Николай, котораго онъ такъ ненавидѣлъ, былъ якоремъ спасенія для его несчастнаго сына, для его родного ребенка, былъ его покровителемъ, его вѣрнымъ, любящимъ другомъ. Онъ окружалъ его лаской и любовью, которыхъ бѣдный ребенокъ не зналъ съ самаго дѣтства! Онъ научилъ его ненавидѣть отца, презирать самое его имя. Теперь онъ счастливъ воспоминаніемъ объ этомъ, счастливъ своимъ торжествомъ, тогда какъ его сердце, сердце Ральфа Никкльби, переполнено желчью и злобой! Одна мысль о привязанности его сына къ этому человѣку приводила его въ изступленіе. Стоило только ему представить своего сына на смертномъ одрѣ, окруженнаго заботами Николая, стоило только вообразить, какъ умирающій благодаритъ своего друга угасающимъ голосомъ и испускаетъ духъ на его рукахъ; стоило ему вспомнить на-ряду съ этимъ, какъ онъ мечталъ возвратить несчастнаго мальчика Сквирсу, погубить его, доконать его, своего сына, потому что считалъ и его своимъ смертельнымъ врагомъ, какъ друга Николая, стоило ему вспомнить все это, и онъ готовъ былъ рвать на себѣ волосы отъ бѣшенства. Онъ скрежеталъ зубами, размахивалъ руками, глядѣлъ вокругъ блуждающимъ взглядомъ, сверкавшимъ даже въ темнотѣ.
   -- Конечно!-- воскликнулъ онъ въ отчаяніи.-- Я разбитъ, уничтоженъ! Онъ правъ: настала ночь! Да неужто и впрямь нѣтъ средствъ вырвать у нихъ изъ рукъ побѣду? Презрѣть ихъ состраданіе, ихъ жестокую жалость? Неужели никто, даже дьяволъ мнѣ не поможетъ!
   Въ эту минуту образъ самоубійцы, вызванный его воображеніемъ незадолго передъ тѣмъ, когда онъ стоялъ у кладбища, вдругъ вновь ярко выплылъ передъ его глазами. Онъ ясно видѣлъ передъ собою трупъ съ накрытою чѣмъ-то бѣлымъ головою. совершенно такой, какимъ онъ былъ тогда. Вотъ и ноги, вытянутыя, окоченѣвшія, словно изъ мрамора, онъ хорошо ихъ помнилъ... Родные покойнаго, дрожащіе, блѣдные, являются засвидѣтельствовать передъ судомъ всѣ обстоятельства дѣла. Онъ снова слышитъ скорбный плачъ женщинъ, видятъ угрюмыхъ, молчаливыхъ мужчинъ... Разсказъ не длиненъ -- тоска и мракъ, борьба, отчаяніе, и, наконецъ, побѣда: одно движеніе руки этого, теперь бреннаго праха, и вся житейская сутолока, эта юдоль скорбей и печали, осталась далеко позади...
   Ральфъ молча постоялъ нѣсколько минутъ, затѣмъ вышелъ изъ комнаты и сталъ тихонько подниматься но скрипучей лѣстницѣ. Вотъ онъ на самомъ верху, на чердакѣ. Онъ вошелъ, захлопнулъ за собою дверь и остановился. Это былъ самый обыкновенный чердакъ, хотя тутъ стояла и старая, поломанная деревянная кровать, на которой когда-то спалъ его сынъ за неимѣніемъ лучшей. Ральфъ быстро отвернулся, чтобы не видѣть ея, и присѣлъ въ уголкѣ, какъ можно подальше.
   Слабый свѣтъ уличныхъ фонарей, проникавшій сюда сквозь ничѣмъ не завѣшанное окно, позволялъ составить себѣ смутное представленіе о внутренности этого помѣщенія, хотя и трудно было различить очертаніе отдѣльныхъ предметовъ -- валяющагося по угламъ разнаго хлама, старыхъ, обвязанныхъ веревками чемодановъ и сломанной мебели. Досчатый потолокъ шелъ наискось отъ одной стѣны къ другой; съ одной стороны онъ былъ довольно высокъ, съ другой, сходился съ поломъ. Туда-то, въ вышину и устремилъ Ральфъ свой взглядъ; нѣсколько секундъ онъ смотрѣлъ въ одну точку, какъ будто не могъ оторваться, затѣмъ всталъ, пододвинулъ къ тому мѣсту старый сундукъ, на которомъ сидѣлъ передъ тѣмъ, сталъ на него и нащупалъ руками толстый желѣзный крюкъ, крѣпко вбитый въ балку.
   Въ эту минуту раздался громкій стукъ у наружной двери. Послѣ минутной нерѣшимости Ральфъ отворилъ окно и спросилъ:
   -- Кто тутъ?
   -- Мнѣ надо видѣть мистера Никкльби,-- отвѣтилъ чей-то голосъ.
   -- Зачѣмъ?
   -- Я не могу разобрать, кто со мной говоритъ, кажется, не мистеръ Никкльби?-- спросили снизу.
   Дѣйствительно голосъ Ральфа трудно было узнать, тѣмъ не менѣе говорилъ именно онъ. Такъ онъ и сказалъ.
   Тутъ неизвѣстный посѣтитель сообщилъ, что его прислали братья Чирибль узнать, прикажетъ ли мистеръ Никкльби задержать человѣка, котораго онъ нынче видѣлъ у нихъ. Братья Чирибль просили извинить ихъ за причиненное безпокойство, такъ какъ теперь уже полночь, но они не хотѣли ничего предпринимать безъ вѣдома мистера Ральфа.
   -- Задержите его у себя до завтра,-- крикнулъ Ральфъ въ отвѣтъ,-- а завтра пусть приведутъ его сюда. Пусть и племянникъ мой тоже приходитъ... ну, разумѣется, и оба братца. Милости просимъ всю компанію!
   -- Въ которомъ часу прикажете приходить?-- спросилъ посланный.
   -- Когда хотите!-- прокричалъ съ бѣшенствомъ Ральфъ.-- Послѣ обѣда, что ли,-- для меня безразличію.
   Онъ подождалъ, пока смолкли шаги посланнаго и тогда, взглянувъ на небо, увидѣлъ или ему показалось, что онъ видитъ ту самую тучу, которая преслѣдовала его всю дорогу и теперь нависла надъ его домомъ.
   -- Я понимаю, въ чемъ дѣло!-- прошепталъ онъ.-- Всѣ эти безсонныя ночи, тяжелые сны, страхи, которыя я испытывалъ въ послѣднее время,-- чѣмъ они объясняются,-- вотъ ключъ къ загадкѣ! Ахъ, если бы человѣкъ могъ цѣною души достигнуть осуществленія своихъ завѣтныхъ желаній, съ какимъ наслажденіемъ я продалъ бы свою душу и не потребовалъ бы отсрочки!
   Вѣтеръ донесъ до него звонъ большого церковнаго колокола...
   -- Звони, звони погромче!-- крикнулъ Ральфъ дикимъ голосомъ.-- Морочь людей, лги имъ побольше своимъ желѣзнымъ языкомъ! Трезвонь по случаю радостныхъ событій, по случаю рожденій, которыхъ такъ страстно ждутъ наслѣдники, теряющіе при этомъ надежду на наслѣдство,-- по случаю бракосочетаній, которымъ можетъ порадоваться самъ дьяволъ! Гуди протяжнѣе по усопшему, который не успѣлъ еще улечься въ могилу, какъ наслѣдники уже расхитили все его достояніе! Сзывай на молитву святошъ-лицемѣровъ, а главное не забывай привѣствовать нарожденіе каждаго новаго года, сокращающаго существованіе этого проклятаго міра! Вотъ мнѣ такъ не нужны колокола, не нужно церковныхъ церемоній! Бросьте меня, когда я издохну, на навозную кучу, и пусть мой трупъ заразитъ окружающій воздухъ!
   Оглянувшись вокругъ дикимъ взглядомъ, въ которомъ сквозило бѣшенство и отчаяніе, онъ погрозилъ кулакомъ мрачному, грозному небу и захлопнулъ окно.
   Дождь и градъ стучатъ въ стекла. Вѣтеръ стонетъ и завываетъ съ трубѣ. Окопная рама трещитъ подъ напоромъ бури, какъ будто чья-то нетерпѣливая рука пытается открыть ее изнутри. Но нѣтъ, тамъ нѣтъ никого, кто могъ бы открыть эту раму: ей уже болѣе не суждено открываться.

-----

   -- Однако, что же это значитъ,-- сказалъ одинъ изъ прохожихъ.-- Джентльмены говорятъ, что вотъ уже два часа, какъ они стучатся къ нему и не могутъ достучаться.
   -- А между тѣмъ вчера онъ навѣрно вернулся домой, -- замѣтилъ другой,-- я самъ слышалъ, какъ онъ разговаривалъ изъ слухового окна съ кѣмъ-то стоявшимъ на улицѣ.
   Мало-по-малу собралась куча зѣвакъ. Услышавъ, что говорятъ объ окнѣ чердака, нѣкоторые перешли черезъ улицу, чтобы постараться заглянуть въ него. Вскорѣ убѣдились, что домъ запертъ и вообще пребываетъ совершенно въ такомъ же видѣ, въ какомъ наканунѣ его оставила служанка, уходя. Отсюда рядъ новыхъ догадокъ. Наконецъ двое-трое смѣльчаковъ проникли внутрь черезъ окно, остальная толпа осталась на улицѣ ждать результатовъ. Люди, отправившіеся на розыски, обошли весь первый этажъ, вездѣ отворили ставни и, видя, что все въ порядкѣ, а хозяевъ нѣтъ дома, колебались, продолжать ли имъ свои изслѣдованія. Но тутъ кто-то замѣтилъ, что они не были еще на чердакѣ, т. е. именно тамъ, гдѣ въ послѣдній разъ видѣли Ральфа, и всѣ сейчасъ же двинулись наверхъ, осторожно ступая но лѣстницѣ, такъ какъ могильная тишина, царившая въ домѣ, внушала имъ какой-то невольный, непонятный страхъ.
   На площадкѣ передъ дверью чердака всѣ въ нерѣшительности остановились и переглянулись между собой. Наконецъ тотъ, кто первый предложилъ зайти на чердакъ, тихонько толкнулъ дверь, просунулъ голову внутрь и сейчасъ же отскочилъ назадъ.
   -- Ужасно страшно,-- прошепталъ онъ,-- кажется, онъ спрятался за дверью. Посмотрите.
   Всѣ столпились въ дверяхъ, стараясь заглянуть, что тамъ такое, какъ вдругъ одинъ, оттолкнувъ остальныхъ, съ крикомъ бросился впередъ, выхвативъ ножъ изъ кармана и, перерѣзавъ веревку, снялъ трупъ. Ральфъ отвязалъ веревку съ одного изъ старыхъ чемодановъ, валявшихся на чердакѣ, и повѣсился на крюкѣ надъ люкомъ, въ томъ самомъ мѣстѣ, которое четырнадцать лѣтъ тому назадъ такъ часто приковывало къ себѣ полный безотчетнаго дѣтскаго ужаса взглядъ его бѣднаго, покинутаго маленькаго сына.
   

ГЛАВА LIIII.
Братья Чирибль дѣлаютъ различныя предложенія какъ отъ своего имени, такъ и отъ имени другихъ лицъ; мистеръ Тимъ Линкинвотеръ тоже дѣлаетъ предложеніе, но только отъ своего собственнаго лица.

   Прошло нѣсколько недѣль, и первое впечатлѣніе событій, описанныхъ въ послѣднихъ главахъ нашего разсказа, начало понемногу изглаживаться. Мадлена уѣхала изъ дома мистриссъ Никкльби; Фрэнкъ былъ въ отсутствіи; Николай и Кетъ изо всѣхъ силъ старались забыть свое сердечное горе и освоиться съ мыслью, что отнынѣ они будутъ жить другъ для друга и для матери. Одна мистриссъ Никкльби никакъ не могла примириться съ совершившимися фактами. Какъ бы то ни было, всѣ трое жили помаленьку, и все, казалось, вошло въ обычною колею, какъ вдругъ однажды вечеромъ къ нимъ явился мистеръ Линкинвотеръ съ приглашеніемъ отъ имени братьевъ Чирибль пожаловать на обѣдъ, назначенный на послѣзавтра. Приглашались не только мистриссъ Никкльби, Кетъ и Николай, но и миссъ Ла-Криви, имя которой Тимъ произнесъ особенно выразительно.
   -- Ну, мои милые,-- сказала мистриссъ Никкльби, выразивъ Тиму подобающую случаю благодарность, послѣ чего онъ удалился,-- что вы обо всемъ этомъ думаете?
   -- Что же тутъ можно думать?-- улыбаясь сказалъ Николай.-- Или вы находите въ этомъ что-нибудь особенное, мама?
   -- Я тебя спрашиваю, мой милый,-- произнесла почтенная леди многозначительнымъ таинственнымъ тономъ,-- что должно означать это приглашеніе на обѣдъ? Какая у нихъ можетъ быть цѣль?
   -- По моему, это приглашеніе означаетъ, что насъ хотятъ хорошенько накормить; ну, а цѣль... цѣль должно быть простая: доставить намъ удовольствіе,-- отвѣчалъ Николай.
   -- И таково дѣйствительно твое мнѣніе, мой милый?
   -- Какое же можетъ быть другое мнѣніе объ этомъ предметѣ, мама?
   -- Ну, такъ я скажу тебѣ вотъ что,-- продолжала мистриссъ Никкльби,-- можешь удивляться, сколько тебѣ угодно, но я убѣждена, что за этимъ обѣдомъ непремѣнно что-нибудь воспослѣдуетъ.
   -- Разумѣется; воспослѣдуетъ чай, а можетъ быть и ужинъ,-- казалъ Николай.
   -- Прошу тебя не говорить глупостей, мой милый,-- возразила съ достоинствомъ мистриссъ Никкльби.-- Подобнаго рода дешевое остроуміе вообще неумѣстно, а тебѣ и подавно совсѣмъ не пристало. Я хочу сказать, что Чирибли не стали бы насъ приглашать съ такими церемоніями, если бы имѣли въ виду только угостить насъ обѣдомъ. Ну, да ладно, подождемъ -- увидимъ. Я знаю, что бы я ни говорила, ни ты, ни Кетъ ничему не повѣрите сразу. Что же, подождемъ, подождемъ и увидимъ, чья правда, такъ-то безъ спора для всѣхъ будетъ лучше. По только смотрите, запомните хорошенько, что я теперь говорю, и не вздумайте потомъ увѣрять по своему обыкновенію, что я этого не говорила.
   Непосредственно вслѣдъ за этой тирадой, мистриссъ Никкльби, не перестававшая всѣ эти дни мечтать во снѣ и наяву о появленіи курьера, который долженъ объявить Николаю, что братья приглашаютъ его къ себѣ въ компаньоны, перешла къ обсужденію другой темы.
   -- Странно, ужасно странно, съ чего имъ вздумалось пригласить миссъ Ла-Криви,-- сказала она.-- Меня это положительно ставить втупикъ. Разумѣется, я очень,-- очень за нее рада и нимало не сомнѣваюсь, что она сумѣетъ держать себя прилично, какъ всегда. Мысль, что она будетъ принята въ такомъ обществѣ благодаря намъ, конечно, мнѣ чрезвычайно пріятна, потому что въ сущности она премилая старушка, и очень порядочная. А все-таки нужно будетъ дать ей дружескій совѣтъ не пришпиливать на голову этой уморительной ея наколки, а главное сократить но возможности число реверансовъ. Положимъ, я думаю, что отучить ее отъ этой привычки вѣчно присѣдать вещь невозможная, и разумѣется, если ужъ ей такъ нравится быть общимъ посмѣшищемъ, это ея дѣло и ничье больше. Человѣкъ никогда не видитъ, не можетъ видѣть собственныхъ недостатковъ.
   Эти серьезныя размышленія навели достойную леди на мысль, что ради такого торжественнаго случая ей и самой придется принарядиться, хотя бы для того, чтобы смягчить впечатлѣніе, которое произведетъ костюмъ миссъ Ла-Криви, и съ этою похвальной цѣлью она стала немедленно держать совѣтъ съ дочерью относительно прически, наколки, перчатокъ, которыя должны украсить ея особу въ высокоторжественный день,-- словомъ, занялась разрѣшеніемъ столь важныхъ и сложныхъ вопросовъ, что на время всякія другія темы разговора отошли у нея на задній планъ.
   Наконецъ, великій день наступилъ, и черезъ часъ послѣ завтрака мистриссъ Никкльби отдала себя въ распоряженіе Кетъ, съ помощью которой закончила свой туалетъ настолько скоро, что и у Кетъ осталось достаточно времени, чтобы принарядиться. Впрочемъ, много времени на это не понадобилось, такъ какъ нарядъ ея былъ очень простъ. Тѣмъ не менѣе она была въ немъ такъ прелестна, какъ никогда еще, кажется, не была. Вскорѣ явилась и миссъ Ла-Криви съ двумя картонками (у которыхъ, въ скобкахъ сказать, вывалилось дно, когда она выходила изъ омнибуса, и все, что въ нихъ было, очутилось на землѣ) и маленькимъ сверткомъ, тщательно упакованнымъ въ газету. Когда миссъ Ла-Криви, выходя изъ омнибуса, принялась собирать свою поклажу, оказалось, что на ея свертокъ имѣлъ неосторожность усѣсться какой-то джентльменъ; такимъ образомъ, пришлось довольно долго провозиться съ утюгомъ, пока содержимое свертка сдѣлалось снова годнымъ къ употребленію. Наконецъ, всѣ были готовы, въ томъ числѣ и Николай, и всѣ четверо поѣхали въ каретѣ, присланной за ними братьями Чирибль. Всю дорогу мистриссъ Никкльби ломала себѣ голову, стараясь отгадать, что подадутъ на обѣдъ, и приставала къ Николаю съ разспросами, не доносилось ли поутру въ контору какого-нибудь особенно аппетитнаго запаха съ кухни, напримѣръ, запаха вареной черепахи.
   Къ концу пути почтенная леди перешла къ воспоминаніямъ объ обѣдахъ, на которыхъ она присутствовала лѣтъ двадцать тому назадъ, не только припоминая во всѣхъ подробностяхъ меню всѣхъ этихъ обѣдовъ, но приводя самый точный перечень приглашенныхъ,-- перечень не слишкомъ интересный для ея слушателей, такъ какъ къ сожалѣнію, они не знали ни одного изъ этихъ господъ.
   Старикъ дворецкій привѣтствовалъ гостей съ глубокимъ почтеніемъ и, весело улыбаясь, провелъ ихъ въ гостиную, гдѣ братья встрѣтили ихъ такъ радушно и ласково, что мистриссъ Никкльби въ смущеніи чуть было не позабыла познакомить ихъ съ миссъ Ла-Криви. Кетъ была до глубины души тронута такимъ пріемомъ, потому что знала, что братьямъ извѣстно, что произошло между нею и Фрэнкомъ. Она не могла скрыть своего смущенія, и рука ея сильно дрожала на рукѣ мистера Чарльза, которую тотъ предложилъ ей, чтобы подвести ее къ креслу.
   -- Видѣлись вы съ Мадленой съ тѣхъ поръ, какъ она уѣхала отъ васъ?-- спросилъ ее мистеръ Чарльзъ.
   -- Нѣтъ еще, сэръ, ни разу.
   -- И ничего о ней не слыхали? Неужто такъ таки ровнешенько ничего?
   -- Я получила отъ нея письмо,-- только одно,-- тихо отвѣтила Кетъ.-- Я бы никогда не повѣрила, что она такъ скоро забудетъ меня.
   -- Бѣдное дитя!-- воскликнулъ старикъ, крѣпко пожимая ея руку и глядя на нее съ такою нѣжностью, какъ будто она была его дочерью.-- Что ты на это скажешь, братъ Нэдъ? Мадлена написала ей всего одинъ разъ, и миссъ Никкльби говоритъ, что никогда бы не повѣрила, что она можетъ такъ скоро ее забыть.
   -- Очень дурно, очень дурно со стороны Мадлены такъ поступать,-- отозвался братъ Нэдъ.
   Тутъ братья взглянули сперва на Кетъ, потомъ другъ на друга, обмѣнялись рукопожатіемъ и энергично кивнули головой съ такой миной, какъ будто поздравляли другъ друга съ чѣмъ-то, что доставляло имъ огромное удовольствіе.
   -- Пройдите-ка, миссъ, въ ту комнату, вонъ туда, въ ту дверь,-- сказалъ братъ Чарльзъ,-- посмотрите, нѣтъ ли тамъ для васъ письма отъ нея. Мнѣ кажется, я видѣлъ на столѣ какое-то письмо... Если найдете, прочтите; можете не торопиться, время терпитъ; мы обѣдаемъ еще не такъ скоро.
   Кетъ вышла; братъ Чарльзъ проводилъ глазами ея граціозную фигурку и обратился къ мистриссъ Никкльби:
   -- Мы взяли на себя смѣлость, сударыня, просить васъ пожаловать раньше обѣденнаго часа, потому что желали переговорить съ вами объ одномъ дѣлѣ. Нэдъ, дружище, возьми на себя передать мистриссъ Никкльби то, о чемъ мы съ тобой говорили. А вы, мистеръ Никкльби, будьте любезны пройти со мной въ кабинетъ.
   И, безъ дальнѣйшихъ объясненій, мистеръ Чарльзъ оставилъ Нэда съ мистриссъ Никкльби и миссъ Ла-Криви и увелъ съ собой Николая. Въ кабинетѣ Николай, къ величайшему своему удивленію, увидѣлъ Фрэнка, который, какъ онъ былъ увѣренъ, путешествуетъ за тридевять земель.
   -- Ну-съ, молодые люди, пожмите другъ другу руку,-- сказалъ мистеръ Чирибль.
   -- О, меня нечего объ этомъ просить!-- воскликнулъ Николай, протягивая руку.
   -- И меня также,-- сказалъ Фрэнкъ, крѣпко ее пожимая.
   Старикъ невольно подумалъ, что трудно было сыскать двухъ другихъ такихъ молодцовъ, какъ тѣ, на которыхъ онъ въ эту минуту смотрѣлъ съ восторгомъ. Нѣсколько секундъ онъ молча любовался ими и затѣмъ, присѣвъ къ своей конторкѣ, сказалъ:
   -- Мнѣ хотѣлось бы всегда видѣть васъ друзьями, добрыми, падежными друзьями, и, если бы не моя увѣренность въ прочности нашей дружбы, я не знаю, хватило ли бы у меня мужества сказать вамъ то, что я собираюсь сказать. Садись, Фрэнкъ, рядомъ со мной. Мистеръ Никкльби, а вы пожалуйте вотъ сюда, по другую сторону.
   Николай съ Фрэнкомъ сѣли по бокамъ брата Чарльза. Тогда онъ досталъ изъ конторки какую-то бумагу и развернулъ ее со словами:
   -- Вотъ копія съ завѣщанія дѣда Мадлены съ материнской стороны; этимъ завѣщаніемъ ей назначается двѣнадцать тысячъ фунтовъ, которые и будутъ ей выданы въ день ея совершеннолѣтія или свадьбы. Кажется, первоначально старикъ, разсердившись на Мадлену, единственную его родственницу, за то, что она не захотѣла бросить отца и переѣхать къ нему, завѣщалъ эту сумму (все его состояніе) какому-то благотворительному учрежденію. Но потомъ онъ, по всей вѣроятности, пожалѣлъ о своемъ рѣшеніи, потому что черезъ три недѣли написалъ новое завѣщаніе, вотъ это самое, что у меня теперь въ рукахъ. Послѣ его смерти это завѣщаніе мошенническимъ образомъ скрыли, такъ что первое, найденное въ его бумагахъ, было предъявлено въ судъ и утверждено. Какъ только этотъ документъ попалъ въ наши руки, мы съ братомъ Нэдомъ начали хлопотать въ пользу наслѣдницы. Наши хлопоты только-что закончились съ полнымъ успѣхомъ. Подлинность завѣщанія несомнѣнна; къ тому же намъ ждалось найти свидѣтелей, и деньги намъ вернули сегодня. Такимъ образомъ, права Мадлены на наслѣдство теперь возстановлены и, какъ я уже говорилъ, въ день ея совершеннолѣтія или въ томъ случаѣ, если бы она вздумала выйти замужъ, она становится обладательницей завѣщаннаго ей капитала. Вы меня поняли?
   Фрэнкъ отвѣтило утвердительно. Николай, боясь, чтобы голосъ не выдалъ его волненія, отвѣчалъ только безмолвнымъ наклоненіемъ головы.
   -- Ты, Фрэикь, взялъ на себя хлопоты по этому дѣлу,-- продолжалъ мистеръ Чарльзъ.-- Состояніе Мадлены, правда, невелико; но мы съ братомъ такъ любимъ ее, что, будь оно еще скромнѣе, мы предпочли бы, чтобы ты женился на ней, а не на другой, хотя бы втрое болѣе состоятельной дѣвушкѣ. Итакъ, ставлю тебѣ вопросъ открыто и прямо: хочешь ты жениться на Мадленѣ?
   -- Нѣтъ, сэръ. Когда я взялся вести ея дѣло, я уже и тогда зналъ, что она любить человѣка, который имѣетъ больше правъ на ея признательность и, если не ошибаюсь, на ея сердце, чѣмъ всякій другой. Его правъ никто не можетъ оспаривать. Боюсь быть слишкомъ торопливымъ въ своемъ сужденіи по этому вопросу, но...
   -- И всегда-то ты такъ, всегда!-- съ живостью воскликнулъ братъ Чарльзъ, совершенно забывая принятую имъ на себя роль строгаго судьи.-- Какъ только могъ ты подумать, что мы съ Нэдомъ хотимъ, чтобы ты женился по разсчету, когда ты можешь жениться по любви на прелестной, доброй, милой дѣвушкѣ, представляющей истинный образецъ всѣхъ совершенствъ! Какъ ты осмѣлился ухаживать за сестрой мистера Никкльби, ни словомъ не заикнувшись намъ о своихъ намѣреніяхъ, не уполномочивъ насъ просить для тебя ея руки?
   -- Но я не смѣлъ надѣяться...
   -- Не смѣлъ надѣяться! Тѣмъ больше было причинъ обратиться за помощью къ намъ, старикамъ! Мистеръ Никкльби, мнѣ очень пріятно вамъ заявить, что Фрэнкь, всегда слишкомъ поспѣшный въ своихъ сужденіяхъ, на этотъ разъ, однако, не ошибся, случайно, разумѣется. Онъ угадалъ: сердце Мадлены дѣйствительно занято. Дайте мнѣ вашу руку, сэръ. Да, оно занято, оно принадлежитъ вамъ, и я долженъ замѣтить, что лучшаго выбора она не могла сдѣлать. Вамъ же принадлежитъ теперь и ея состояніе, но въ ней самой вы найдете такое сокровище, которое но сравнится ни съ какими богатствами. Она выбрала васъ, мистеръ Никкльби, и мы, самые близкіе ея друзья, не могли бы посовѣтовать ей лучшаго выбора. Что касается Фрэнка, то и для него мы не пожелали бы ничего лучшаго. Онъ долженъ получить руку вашей сестры, хотя бы она отказала ему тысячу разъ, и онъ получить ее! Вы благородно поступили, сэръ, еще не зная нашего взгляда на этотъ вопросъ, но теперь, когда я высказался напрямикъ, вы должны дѣлать то, что вамъ говорятъ. Вы и ваша сестра -- дѣти хорошаго человѣка и джентльмена. Было время, сэръ, когда мы съ братомъ Нэдомъ отправились наудачу въ погоню за счастьемъ босоногими, полуголодными мальчишками. Чтожъ, развѣ съ тѣхъ поръ что-нибудь измѣнились, кромѣ того, что оба мы стали старше и занимаемъ болѣе видное положеніе въ свѣтѣ? Мы остались тѣми же простыми людьми и слава Богу, что это такъ... Ахъ, Нэдъ, Нэдъ, какой это счастливый день для насъ! Если бы была жива наша бѣдная мать, какъ бы она порадовалась за насъ, какъ гордилась бы своими дѣтьми!
   Мистеръ Нэдъ, вошедшій передъ тѣмъ въ комнату вмѣстѣ съ мистриссъ Никкльби, но не замѣченный молодыми людьми, горячо обнялъ брата.
   -- Позовите ко мнѣ крошку Кетъ,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ послѣ минутнаго молчанія.--Приведи ее, Нэдъ. Дайте мнѣ обнять ее, теперь я имѣю на это право. Давно уже, какъ только она вошла, у меня было сильное искушеніе сдѣлать это, но я не смѣлъ. А, дорогая птичка, что же, нашли вы письмо? Или, можетъ быть, вмѣсто письма разыскали самое Мадлену, давно поджидавшую васъ? Ну, что же, убѣдились вы, что она васъ забыла, васъ, свою сидѣлку, своего лучшаго друга? Подите, подите сюда, моя милочка, дайте мнѣ васъ обнять, мнѣ кажется, это будетъ самое лучшее, что я могу сдѣлать.
   -- Будетъ! Да будетъ же тебѣ, Чарльзъ!-- сказалъ братъ Нэдъ.-- Фрэнкъ чего добраго приревнуетъ, возьметъ да и перерѣжетъ тебѣ горло, не дождавшись обѣда, и выйдетъ очень не хорошо.
   -- Въ такомъ случаѣ, Нэдъ, пусть лучше онъ уведетъ ее, пусть уведетъ поскорѣй! Мадлена тамъ, въ сосѣдней комнатѣ. Ну, господа возлюбленные, маршъ отсюда! Можете поболтать на свободѣ, разумѣется, если хотите. Выведи ихъ всѣхъ вонъ, братецъ Нэдъ.
   Съ этими словами мистеръ Чарльзъ самъ принялся приводить въ исполненіе свое приказаніе и, обнявъ Кетъ за плечи, нѣжно вытолкалъ ее въ дверь, крѣпко поцѣловавъ на прощаніе. Фрэнкъ не заставилъ себя дважды просить, а Николая давно уже не было въ комнатѣ. Въ кабинетѣ остались только мистриссъ Никкльби и миссъ Ла-Криви, рыдавшія навзрыдъ, Чарльзъ, Нэдъ и Тимъ Линкинвотеръ, который радостно пожималъ руки направо и налѣво, весь сіяя счастливою улыбкой.
   -- Ну-съ, мистеръ Тимъ,-- сказалъ мистеръ Чарльзъ, который всегда высказывался и за себя, и за брата,-- кажется, теперь наша молодежь вполнѣ счастлива.
   -- Всегда-то вы такъ, сэръ!-- ворчливо отозвался Тимъ Линкинвотеръ.-- Хотѣли помучитъ ихъ хорошенько и ровно ничего изъ вашей затѣи не вышло. Не вы ли собирались прочитать отповѣдь мистеру Фрэнку и продержать мистера Никкльби чуть что не часъ у себя въ кабинетѣ, прежде чѣмъ сказать имъ ваше рѣшеніе.
   -- Ну, вотъ! Видѣли вы когда-нибудь такого безсовѣстнаго человѣка, какъ этотъ Тимъ? Я тебя спрашиваю, братъ Нэдъ, видѣлъ ли ты что-нибудь подобное? Теперь онъ меня же обвиняетъ въ поспѣшности, тогда какъ самъ же мучилъ насъ съ утра до ночи, умоляя позволить ему выдать имъ наши тайные замыслы, когда у насъ ничего еще не было подготовлено. Вотъ измѣнникъ!
   -- Ты правъ, Чарльзъ,-- сказалъ мистеръ Нэдъ,-- Тимъ старый измѣнникъ, и вѣрить ему опасно, я всегда это говорилъ. И знаешь, что я еще долженъ сказать про него: онъ еще слишкомъ молодъ и потому у него нѣтъ ни выдержки, ни характера. Разумѣется, дѣло это поправится, молодость съ годами пройдетъ, пройдетъ ея пылъ, и Богъ дастъ, онъ еще остепенится и успѣетъ сдѣлаться солиднымъ членомъ общества.
   Эти добродушныя шутки насчетъ почтеннаго Тима были такъ привычны двумъ братьямъ и такъ знакомы самому Тиму, что всѣ трое принялись отъ души хохотать и, вѣроятно, долго бы еще продолжали смѣяться, если бы братья не замѣтили, что мистриссъ Никкльби совершенно ошеломлена всѣмъ случившимся и положительно не въ состояніи больше собою владѣть. Чтобы какъ-нибудь успокоить волненіе почтенной леди, они подхватили ее подъ руки и увели подъ предлогомъ, что имъ нужно посовѣтоваться съ нею объ одномъ очень важномъ дѣлѣ.
   Тимъ Линкинвотеръ и миссъ Ла-Криви, какъ намъ уже извѣстно, встрѣчались не разъ, и эти встрѣчи доставляли имъ обоюдное удовольствіе. Какъ добрые друзья, они всегда находили темы для оживленныхъ разговоровъ; поэтому читатель, вѣроятно, не удивится, что Тимъ, видя рыдающую миссъ Ла-Криви, поспѣшилъ сдѣлать все возможное, чтобы утѣшить ее. А такъ какъ въ эту минуту миссъ Ла-Криви сидѣла у окна на большомъ старомодномъ диванѣ, на которомъ было вполнѣ достаточно мѣста для двоихъ, то весьма естественно, что Тимъ помѣстился рядышкомъ съ ней. И наконецъ, что могло быть естественнѣе того обстоятельства, что Тимъ, принарядившійся въ этотъ день но случаю званнаго обѣда, казался весьма интереснымъ?
   Итакъ, Тимъ усѣлся рядомъ съ миссъ Ла-Криви, закинувъ ногу на ногу (а ноги у него были очень маленькія и въ этотъ день особенно эффектно обрисовывались хорошо вычищенными ботинками и черными шелковыми чулками). Онъ закинулъ ногу на ногу такъ высоко, что носокъ его башмака приходился почти на одной линіи съ ухомъ его сосѣдки, и ласково сказалъ ей:
   -- Полноте, будетъ вамъ плакать.
   -- Не могу,-- отвѣтила, рыдая, миссъ Ла-Криви.
   -- Ну, пожалуйста, я васъ прошу!-- сказалъ Тимъ.
   -- Я такъ счастлива!-- сказала миссъ Ла-Криви и зарыдала еще пуще.
   -- Но если вы счастливы, надо смѣяться,-- весьма резонно замѣтилъ Тимъ.-- Ну, засмѣйтесь же, засмѣйтесь, прошу васъ!
   Не знаю, какимъ образомъ рука Тьма очутилась по другую сторону миссъ Ла-Криви, хотя, повидимому, дѣлать ей тамъ было положительно нечего. Однако, рука была тамъ -- это фактъ, потому что Тимъ больно ударился локтемъ о косякъ окна, приходившійся по другую сторону его собесѣдницы.
   -- Засмѣйтесь же,-- повторилъ Тимъ,-- а не то и я заплачу.
   -- Вамъ-то о чемъ плакать?-- сказала миссъ Ла-Криви, улыбаясь.
   -- Какъ о чемъ? Повѣрьте, я счастливъ не менѣе васъ, и буду дѣлать то же, что и вы,-- отвѣтилъ рѣшительно Тимъ.
   Положительно въ эту минуту не было на свѣтѣ другого такого непосѣды, какъ Тимь. Бѣдный локоть опять ударился о косякъ и опять на томъ самомъ мѣстѣ, такъ что, наконецъ, миссъ Ла-Криви спросила, не намѣревается ли Тимъ выбить стекло.
   -- Знаете, я заранѣе предвкушалъ то удовольствіе, которое самъ доставитъ сегодняшняя сцена,-- сказалъ Тимъ.
   -- Съ вашей стороны было очень любезно подумать обо мнѣ,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви.-- Вы не ошиблись: иногда въ жизни и наполовину не была такъ счастлива, какъ сегодня.
   Но почему же миссъ Ла-Криви и Тимъ Линкинвотеръ говорили все это шепотомъ? Въ томъ, что они говорили, не было кажется, секретовъ? И почему Тимъ такъ нѣжно смотрѣлъ на миссъ Ла-Криви, а миссъ Ла-Криви въ такомъ смущеніи разглядывала узоръ за коврѣ?
   -- Удивительно, знаете ли, пріятная вещь для пожилыхъ людей вродѣ насъ съ вами, всю жизнь прожившихъ одинокими, видѣть счастье молодежи, которую мы оба такъ любимъ,-- сказалъ Гимь,-- Удивительно пріятно чувствовать, сколько радости ждетъ ихъ теперь впереди!
   -- Еще бы!-- отъ всего сердца отозвалась добродушная маленькая портретистка.
   -- Но не находите ли вы, что за то теперь еще сильнѣе чувствуется одиночество, пустота какая-то, отчужденность отъ міра?.. Вы этого не испытываете?
   Миссъ Ла-Криви отвѣтила, что она не знаетъ. Но не странно ли, что она дала такой уклончивый отвѣтъ? Вѣдь должна же она была знать, чувствуетъ она что-нибудь подобное или нѣтъ.
   -- Знаете что,-- продолжалъ Тимъ,-- мнѣ кажется, сегодняшній день долженъ бы внушить намъ всѣмъ желаніе пережениться?.. Что вы на это скажете?
   -- Глупости!-- со смѣхомъ воскликнула миссъ Ла-Криви.-- Слишкомъ мы всѣ стары для этого!
   -- Ничуть!-- сказалъ Тимъ.-- Скорѣе мы слишкомъ стары для того, что бы оставаться одинокими. Старымъ одиночество особенно тяжко. Почему бы, напримѣръ, намъ съ вами не повѣнчаться? Развѣ лучше опять вамъ и мнѣ цѣлую зиму просидѣть въ одиночествѣ передъ своимъ камелькомъ, когда можно было бы сэкономить дровъ на цѣлую печку и притомъ развлекать другъ друга?
   -- Мистеръ Линкинвотеръ, вы шутите!
   -- И не думаю. И въ мысляхъ ничего подобнаго не было,-- сказалъ Тимъ.-- Ну, что же, по рукамъ что ли, голубушка?
   -- Да вѣдь насъ поднимутъ на смѣхъ!
   -- Ну, что жъ, и отлично,-- воскликнулъ радостно Тамъ.-- Оба мы съ вами народъ безобидный,-- сами будемъ смѣяться съ другими. Вспомните, сколько уже разъ, съ тѣхъ поръ какъ мы познакомились, мы съ вами отъ души хохотали!
   -- Положимъ это-то правда,-- замѣтила миссъ Ла-Криви, начиная, какъ показалось Тиму, понемножку сдаваться.
   -- Повѣрьте, то время, что я проводилъ съ вами, было для меня счастливѣйшимъ временемъ въ жизни, кромѣ, конечно, моихъ занятій у братьевъ Чирибль,-- продолжалъ Тимъ.-- Скажите же, отвѣтьте мнѣ, голубушка, согласны ли вы?
   -- Нѣтъ, нѣтъ! И думать объ этомъ нечего!-- воскликнула миссъ Ла-Криви. Что сказали бы братья Чирибль!
   -- Господи Боже мой! Да неужто вы полагаете, что даже въ такомъ дѣлѣ я н6 могу поступить по своему усмотрѣнію, не спрашивая ихъ совѣта?-- воскликнулъ Тимъ добродушно.-- Да и наконецъ зачѣмъ -- какъ вы думаете?-- они оставили насъ вдвоемъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Я не посмѣю послѣ этого взглянуть имъ въ глаза!-- воскликнула миссъ Ла-Криви,-- замѣтно сдаваясь:
   -- Послушайте,-- сказалъ Тимъ,-- право, изъ насъ выйдетъ отличная парочка. Мы поселимся въ старомъ домѣ, въ которомъ я живу вотъ уже сорокъ четыре года; вмѣстѣ будимъ ходить въ старую церковь, гдѣ до сихъ поръ я не пропустилъ ни одной воскресной службы. Вокругъ насъ будутъ всѣ наши старые друзья. Дикъ, наша улица, помпа, горшки съ цвѣтами, можетъ быть, дѣтки мистера Фрэнка и мистера Никкльби, которыя будуть насъ звать дѣдушкой и бабушкой. Давайте же ударимъ по рукамъ,-- составимъ счастливую парочку стариковъ, которые будутъ заботиться другъ о другѣ. А если кому-нибудь изъ насъ случится оглохнуть, ослѣпнуть, или котораго-нибудь разобьетъ параличъ, развѣ не пріятно будетъ сознаніе, что возлѣ тебя есть близкій человѣкъ, который и посидитъ возлѣ тебя, и развлечетъ и поболтаетъ съ тобой? Ну, что же, соглашайтесь, голубушка!
   Не прошло и пяти минуть послѣ этого прямого и честнаго предложенія, какъ маленькая миссъ Ла-Криви и Тимъ весело болтали, какъ будто они уже, по крайней мѣрѣ, лѣтъ двадцать были женаты и ни разу за это время не ссорились. А еще черезъ пять минутъ, когда миссъ Ла-Криви подошла къ зеркалу посмотрѣть, не красны ли у нея глаза, и кстати поправить прическу, Тимъ степеннымъ шагомъ направился въ гостиную, восклицая про себя: "Другой такой женщины не сыскать во всемъ Лондонѣ,-- ей-ей, не сыскать!"
   Между тѣмъ толстый дворецкій весь побагровѣлъ отъ волненія и положительно не зналъ, что ему дѣлать, видя, что обѣдъ все откладывается, да откладывается. Наконецъ, набравшись храбрости, онъ рѣшился оторвать Николая отъ его серьезныхъ занятій,-- какихъ?-- читатели и читательницы навѣрно догадаются сами. Николай проворно сбѣжалъ внизъ, гдѣ его ждалъ новый сюрпризъ. Въ корридорѣ онъ увидѣлъ впереди себя изящно одѣтаго во все черное незнакомца, который тоже направлялся въ столовую. Но такъ какъ незнакомецъ прихрамывалъ и потому шелъ очень медленно, Николай въ свою очередь замедлилъ шаги и шелъ за нимъ слѣдомъ, недоумѣвая, кто бы это могъ быть. Вдругъ незнакомецъ обернулся и протянулъ ему обѣ руки.
   -- Ньюмэнъ Ногсъ!-- воскликнулъ радостно Николай.
   -- Онъ самый! Вашъ вѣрный старый Ньюмэнъ. Славный мой мальчикъ, милый мой Никъ, желаю вамъ здоровья, радости, счастья, всего, всего, что только вы сами можете себѣ пожелать! Я такъ радъ, такъ радъ за васъ, милый мой мальчикъ, что готовь сейчасъ заплакать!
   -- Гдѣ вы пропадали? Что вы дѣлали все это время?-- сказалъ Николай.-- Сколько разъ я справлялся о васъ и всегда получалъ въ отвѣтъ, что скоро о васъ услышу.
   -- Знаю, знаю,-- отвѣтилъ Ньюмэнъ.-- Имъ не менѣе вашего хотѣлось скорѣе соединить насъ всѣхъ вмѣстѣ, и я имъ отчасти въ этомъ помогъ. Да вы на меня-то, на меня посмотрите, Никъ! Каковъ молодецъ?
   -- Вижу, вижу, но отъ меня вы бы никогда этого не приняли,-- сказалъ Николай, и голосъ его зазвучалъ нѣжнымъ упрекомъ.
   -- Въ то время я и самъ не зналъ, что еще гожусь на что-нибудь; я бы не посмѣлъ одѣться прилично, потому что это напомнило бы мнѣ давно прошедшія времена и сдѣлало бы меня окончательно несчастнымъ. Теперь я совсѣмъ другой человѣкъ. Теперь я, нѣтъ, не могу говорить, не смотрите на меня, милый мой мальчикъ. Вы не можете себѣ представить, что я теперь чувствую, да и никогда вамъ этого не узнать.
   Николай взялъ его подъ руку; они вошли въ столовую и сѣли рядомъ за столъ.
   Никогда, я думаю, съ самаго сотворенія міра не было такого обѣда. Быль тутъ, во-первыхъ, отставной банковскій клеркъ, закадычный другъ Тима, была и толстушка старая дѣва, сестра Тима. А сколько вниманія въ миссъ Ла-Криви со стороны сестры Тима! Какія забавныя шутки отпускалъ на счетъ Тима отставной банковскій клеркъ! Я уже не говорю о самомъ Тимѣ и о миссъ Ла-Криви, которые сами по себѣ составляли преуморительную парочку, способную развеселить даже мертваго. А посмотрѣли бы вы на мистриссъ Никкльби, какъ она была мила и вмѣстѣ съ тѣмъ величественна, на Кетъ и Мадлену, прелестныхъ, какъ никогда, съ ихъ безпрерывно вспыхивающимъ румянцемъ смущенія, на Николая и Фрэнка, влюбленныхъ и гордыхъ своими избранницами. Всѣ четверо сидѣли молча и тихо, замирая отъ счастья. Ньюмэнъ весь такъ и свѣтился, такъ и сіялъ восторгомъ. Братья Чирибль положительно утопали въ блаженствѣ, обмѣниваясь восхищенными взглядами, а старый дворецкій, стоя за стуломъ своего господина, по своему обыкновенію превратился въ каменное изваяніе, и только глаза его, когда онъ обводилъ взглядомъ столъ, блестѣли какою-то подозрительной влагой.
   Когда сгладилась маленькая натянутость, которая всегда портить начало подобныхъ обѣдовъ, и всѣ почувствовали себя свободнѣе, разговоръ сталъ общимъ, что еще болѣе способствовало всеобщему удовольствію. Братья были въ ударѣ и считали своею непремѣнною обязанностью сказать каждой изъ присутствовавшихъ леди какой-нибудь комплиментъ; это подало поводъ старому клерку наговорить такую кучу остроумныхъ вещей, что за нимъ немедленно установилась репутація интереснѣйшаго остряка.
   -- Голубушка Кетъ,-- сказала мистриссъ Никкльби, отводя дочь въ уголъ, какъ только встали изъ-за стола,-- скажи мнѣ правду: вѣдь это шутка то, что говорятъ про миссъ Ла-Криви и мистера Линкинвотера?
   -- Да нѣтъ же, мамочка, нисколько! Они серьезно хотятъ пожениться.
   -- Не можетъ быть! Я въ жизнь свою не видѣла ничего подобнаго!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.
   -- Что же тутъ удивительнаго, мамочка? Мистеръ Линкинвотеръ прекрасный человѣкъ и совсѣмъ не такой ужъ старикъ; для своихъ лѣтъ онъ очень хорошо сохранился,-- весьма резонно замѣтила Кетъ.
   -- Да я про него и не говорю,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Конечно, никто не скажетъ про него ничего дурного, кромѣ развѣ того, что онъ человѣкъ въ высшей степени легкомысленный и настоящая тряпка. Но я говорю про нее. Или ты скажешь, что и она сохранилась для своихъ лѣтъ? Предложить руку женщинѣ, которой... да ужъ которая навѣрно вдвое старше меня! И она имѣла дерзость принять предложеніе! Нѣтъ, воля твоя, Кетъ, послѣ этого она мнѣ просто противна.
   И мистриссъ Никкльби величественнымъ шагомъ отошла отъ дочери, покачивая головой съ самымъ многозначительнымъ видомъ. И во весь вечеръ, среди общаго веселья, въ которомъ и она принимала участіе, почтенная леди держала себя очень холодно по отношенію къ миссъ Ла-Криви, всячески стараясь дать понять маленькой портретисткѣ, насколько ея поведеніе кажется ей, мистриссъ Никкльби, предосудительнымъ во всѣхъ смыслахъ.
   

ГЛАВА LXIV,
въ которой читатель встрѣчаетъ своего стараго знакомаго въ весьма плачевномъ положеніи и узнаетъ о томъ, что Дотбойсъ-Голлъ больше не существуетъ.

   Николай принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которые не могутъ вполнѣ наслаждаться выпавшимъ на ихъ долю счастьемъ, пока не раздѣлять его съ друзьями, свидѣтелями и участниками ихъ прежней, далеко не столь радостной и счастливой жизни. Поглощенный своею любовью и самыми радужными надеждами, нашъ герой не забывалъ своего стараго друга Джона Броуди. Съ улыбкою вспоминалъ онъ свою первую встрѣчу съ Джономъ; воспоминаніе же о второмъ ихъ свиданіи вызывало на глаза его слезы. Образъ Смайка, едва поспѣвающаго за нимъ съ узелкомъ за плечами, тоже вставалъ передъ нимъ, какъ живой, и онъ слышалъ, казалось ему, простыя, теплыя слова утѣшенія, съ которыми обратился къ нимъ, прощаясь, честный іоркширецъ на лондонской дорогѣ.
   Нѣсколько разъ садились женихъ и невѣста вдвоемъ за письмо къ Джону, въ которомъ Николай хотѣлъ подробно повѣдать ему о перемѣнѣ въ своей судьбѣ и выразить свою горячую признательность и дружбу. Но, не знаю отчего, имъ никакъ не удавалось довести это письмо до конца. Напрасно садились они за работу съ самымъ искреннимъ намѣреніемъ выполнить ее добросовѣстно: какъ на грѣхъ, всегда какъ-то такъ случалось, что имъ нужно было безотлагательно переговорить о многихъ постороннихъ вещахъ. Когда же Николай рѣшался сдѣлать это одинъ, онъ всякій разъ приходилъ къ заключенію, что ему никогда не удастся передать на бумагѣ и половины того, что онъ долженъ высказать Джону, и онъ рвалъ листъ за листомъ, находя написанное слишкомъ пустымъ и ничтожнымъ въ сравненіи съ тѣмъ, что ему хотѣлось сказать. Наконецъ, утомясь этими безплодными попытками и терзаясь сознаніемъ своей неблагодарности и небрежности, Николай, по настоянію Мадлены, самъ рѣшилъ съѣздить въ Іоркширъ безъ всякаго предупрежденія и повидать мистера и мистриссъ Броуди.
   И вотъ, въ одинъ прекрасный день онъ отправился съ Кетъ въ контору "Сарациновой Головы" взятъ мѣсто до Гретъ-Бриджа въ дилижансѣ, отходившемъ на слѣдующее утро. Было около семи часокъ вечера. Выйдя изъ конторы, братъ и сестра направились въ западную часть города, чтобы сдѣлать кое-какія покупки для предстоящаго путешествія, а такъ какъ вечеръ былъ прелестный, они рѣшили въ одинъ конецъ пройти пѣшкомъ, и уже оттуда вернуться въ дилижансѣ. Заведеніе "Сарациновой Головы", откуда они только что вышли, навѣяло на нихъ столько воспоминаній, оба они были въ эту минуту такъ веселы и такъ счастливы; обоимъ такъ много нужно было сказать другъ другу, что только послѣ цѣлаго часа скитаній но лабиринту переулковъ между Севенъ-Дильсомъ и Сого, которые въ этомъ мѣстѣ не пересѣкаются ни одною большою улицей, Николай спохватился, что, кажется, они заблудились.
   Эта догадка скоро перешла въ увѣренность. Оглядѣвшись кругомъ, Николай убѣдился, что на улицѣ, но которой они шли, не имѣется никакихъ указаній, которыя помогли бы имъ выбраться на настоящую дорогу. Тогда онъ рѣшилъ повернуть назадъ и спросить въ какой-нибудь лавочкѣ, куда имъ надо держать путъ.
   Въ эту минуту они шли глухимъ переулкомъ, кругомъ не видно было ни души; нигдѣ ни одной открытой лавки. Наконецъ, слабый свѣтъ, выходившій изъ какого-то подвальнаго помѣщенія, привлекъ ихъ вниманіе. Николай собирался уже было спуститься и разспросить дорогу у обитателей подземелья, когда оттуда раздался крикливый женскій голосъ, кого-то ругавшій.
   -- Оставь,-- сказала Кетъ,-- ты слышишь, тутъ ссорятся. Уйдемъ поскорѣе!
   -- Постой, Кетъ; можетъ быть, все-таки что-нибудь удастся узнать,-- сказалъ Николай.
   -- Болванъ! Бездѣльникъ! Лѣнивый скотъ! -- кричала взбѣшенная женщина.-- Будешь ты катать бѣлье, я тебя спрашиваю?
   -- Душа моя, да что же я дѣлаю?-- отвѣчалъ мужской голосъ.-- И такъ цѣлый день верчу да верчу этотъ проклятый катокъ, точно кляча мельничное колесо. Вся жизнь моя проходить за этомъ адскомъ верчсньѣ.
   -- Вотъ какъ! Небось работать не нравится!-- кричала женщина.-- Такъ ступай въ солдаты, никто тебѣ не запрещаетъ!
   -- Въ солдаты?-- откликнулся голосъ мужчины.-- Въ солдаты! Да неужто и впрямь моя красавица, моя прелесть, хочетъ увидѣть меня въ красной курткѣ съ короткими фалдами, марширующимъ на парадѣ подъ звуки барабана? Неужто она допуститъ, чтобы мнѣ приказали стрѣлять изъ настоящаго ружья, чтобы мнѣ остригли волосы, обрили мои баки и заставили меня вращать глазами слѣва направо, какъ какого-нибудь болвана?
   -- Николай, узнаешь?-- прошептала Кетъ.-- Вѣдь это голосъ г-на Манталини.
   -- Да, кажется,-- сказалъ Николай.-- Спустись немного по ступенькамъ, да загляни, пока я буду спрашивать у него дорогу.
   Николай подвелъ сестру къ лѣстницѣ, а самъ спустился и заглянулъ внутрь маленькаго и низкаго подвала. Здѣсь, среди корзинъ съ бѣльемъ, стоялъ человѣкъ съ засученными рукавами, въ заплатанныхъ, нѣкогда щегольскихъ панталонахъ, въ пестромъ жилетѣ, съ роскошными усами и бакенбардами, хотя нѣсколько растрепанными и, вѣроятно, утратившими въ нѣкоторой степени свою прежнюю пышность. Этотъ человѣкъ былъ никто иной, какъ элегантный, обольстительный нѣкогда г-въ Манталини. Онъ всячески старался успокоить расходившеюся бойкую женщину, хозяйку прачешной, которая, однако, не была знакомой намъ законной супругой г-на Манталини. Въ то же время бывшій неотразимый красавецъ и щеголь изо всѣхъ силъ вертѣлъ рукоятку вала катка, который вращался съ оглушительнымъ трескомъ.
   -- Обманщикъ! Измѣнникъ!-- кричала хозяйка заведенія, подступая съ кулаками къ самой физіономіи г-на Манталини.
   -- Господи Боже мой! Ужъ и обманщикъ! Ну, полно, душенька, полно, моя красавица! Ну, полно же, успокойся!-- кротко произнесъ перепуганный г-нъ Манталини.
   -- Не успокоюсь, пока не выцарапаю тебѣ глаза,-- пронзительно взвизгнула женщина.
   -- Вотъ чортова вѣдьма!-- воскликнулъ выведенный изъ себя Манталини.
   -- Съ тобой ни на минуту нельзя быть покойной!-- кричала разъяренная леди.-- Вчера цѣлый день гдѣ-то шлялся. Знаю, голубчикъ, гдѣ, знаю! Мало тебѣ, что и заплатила два фунта четырнадцать шиллинговъ, чтобъ тебя выпустили изъ тюрьмы? Мало, что ты живешь здѣсь бариномъ? Тебѣ опять хочется приняться за старое, чтобы разбить мое сердце.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, никогда я не разобью твоего сердца! Ну, будь же умницей, успокойся! Даю тебѣ слово, что никогда не буду тебя больше мучить. Только прости, прости въ этотъ разъ!-- сказалъ г-нъ Манталини, бросивъ ручку катка и складывая руки умоляющимъ жестомъ.-- Ну, полно же, полно, моя красавица, давай помиримся! Я увѣренъ, что она сжалится надо мной, когда убѣдится, какъ я ее люблю; не будетъ больше ни щипать меня, ни царапать, а сдѣлается опять моей нѣжной, ласковой кошечкой, вѣдь сдѣлается, не такъ ли?
   Не особенно, повидимому, тронутая этой нѣжной тирадой, почтенная леди, какъ кажется, собиралась перейти къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ, когда Николай, окликнулъ ее громкимъ голосомъ и освѣдомился, какъ пройти къ Пикадилли.
   Г-нъ Манталини обернулся и увидѣлъ Кетъ. Не говоря ни слова, онъ однимъ прыжкомъ очутился на кровати, стоявшей за дверью, и нырнулъ съ головой подъ одѣяло, задрыгалъ ногами и закушеннымъ голосомъ завопилъ:
   -- Чортъ возьми! Да вѣдь это маленькая Никкльби! Заприте дверь, потушите свѣчу! Закройте, закройте меня! О, небо, умилосердись надо мной!
   Женщина съ недоумѣніемъ посмотрѣла на Николая, потомъ на г-на Манталини; очевидно, она никакъ не могла взять въ толкъ, отчего появленіе этого незнакомца произвело такое странное дѣйствіе на ея сожителя. Въ эту минуту г-нъ Манталини возымѣлъ несчастную мысль высунуть изъ подъ одѣяла кончикъ носа, чтобы посмотрѣть, не ушли ли нежданные гости. Но почтенная леди съ проворствомъ и ловкостью, свидѣтельствовавшими о продолжительной ея практикѣ въ такого рода дѣлахъ, въ одинъ мигъ опрокинула на него громадную корзину съ бѣльемъ, послѣ чего г-въ Манталини только сильнѣе задрыгалъ ногами въ воздухѣ, не дѣлая, однако, дальнѣйшихъ попытокъ къ освобожденію. Николай рѣшилъ, что теперь самый благопріятный моментъ улизнуть (онъ боялся, какъ бы потокъ гнѣва почтенной хозяйки не обратился на него), и, схвативъ за руку Кетъ, выскочилъ съ ною на улицу, предоставивъ несчастному г-ну Манталини выпутываться изъ затруднительнаго положенія.
   На слѣдующій день Николай отправился въ путь. Было холодное зимнее утро, напоминавшее ему то печальное время, когда онъ въ первый разъ ѣхалъ по той же дорогѣ, а вмѣстѣ съ этимъ ему невольно вспомнилось и то, сколько съ тѣхъ поръ перемѣнъ произошло въ его жизни. Онъ сидѣлъ на одномъ изъ внутреннихъ мѣстъ дилижанса и просидѣлъ почти всю дорогу одинъ. Пробуждаясь время отъ времени отъ одолѣвавшей его дремоты, онъ выглядывалъ въ окошко, всматривался въ мелькавшія мимо окрестности и узнавалъ тѣ мѣста, которыя нѣкогда проѣзжалъ во время своего перваго путешествія въ Дотбойсъ-Голлъ или мимо которыхъ проходилъ пѣшкомъ съ бѣднымъ Смайкомъ. Въ такія минуты ему начинало казаться, что все, что съ нимъ случилось потомъ, было сномъ, что они со Смайкомъ опять бредутъ въ Лондонъ по этой дорогѣ, размышляя о томъ, что передъ нимъ цѣлая жизнь, полная неизвѣстности.
   Къ довершенію иллюзіи ночью пошелъ снѣгъ, и когда, проѣзжая Стамфордъ и Гранатомъ, Николай увидѣлъ таверну, гдѣ онъ нѣкогда слышалъ разсказъ о славномъ баронѣ Грицвигѣ, ему показалось, что онъ былъ здѣсь не далѣе какъ вчера, и что бѣлые хлопья, покрывавшіе крыши, не успѣли растаять еще съ того времени. Отдавшись наплыву воспоминаній, онъ почти готовъ былъ повѣрить, что сидитъ опять на имперіалѣ дилижанса со Сквирсомъ и его мальчуганами. Онъ снова слышалъ ихъ голоса и теперь, какъ и тогда, чувствовалъ на сердцѣ гнетущую тоску по дому, хотя теперь къ ней примѣшивалось безотчетное чувство радости. Съ этими мыслями онъ заснулъ, увидѣлъ во снѣ Мадлену и забылъ обо всемъ на свѣтѣ.
   Добравшись до Гретъ-Бриджа позднимъ вечеромъ, онъ заночевалъ въ тавернѣ и на другой день чуть свѣтъ отправился разыскивать домъ Джона Броуди. Джонъ жилъ въ предмѣстьи, былъ уже, какъ оказалось по справкамъ, отцомъ семейства, и, такъ какъ въ городѣ всѣ его знали, Николаю не трудно было найти мальчугана, который согласился показать ему дорогу.
   Отпустивъ своего провожатаго у воротъ дома Джона, Николай, въ своемъ нетерпѣніи поскорѣе увидѣться съ другомъ, даже не остановился полюбоваться хорошенькимъ садикомъ, а прямо направился къ кухонному крылечку и постучался.
   -- Кто тамъ?-- крикнулъ изнутри знакомый голосъ.-- Что случилось? Горитъ гдѣ-нибудь, что ли? Этимъ вѣдь и домъ можно весь развалить!
   И вслѣдъ за этимъ на порогѣ показался Джонъ Броуди собственною своею персоной. Увидѣвъ Николая, онъ въ изумленіи вытаращилъ глаза, захлопалъ въ ладоши и радостно вскричалъ:
   -- Господи, да вѣдь это нашъ кумъ! Ей Богу, кумъ, Тилли! Нашу руку, дружите! Входите, входите, садитесь вотъ сюда къ огоньку! Тилли, Тилли, поди сюда! Смотри, мистеръ Никкльби! Молчите, пока мы съ вами не выпьемъ по чарочкѣ. Но, Боже мой, какъ же я радъ, какъ радъ видѣть васъ!
   Съ этими словами Джонъ потащилъ Николая въ кухню, усадилъ возлѣ пылающаго камелька, налилъ въ кружку изъ огромной бутыли добрую четверть пинты чего-то очень крѣпкаго, сунулъ кружку въ руки гостю, широко раскрылъ ротъ и, запрокинувъ голову, показалъ ему, какъ онъ долженъ проглотить эту порцію. Онъ стоялъ передъ Николаемъ, улыбаясь до ушей, и его широкое красное лицо сіяло самой искренней радостью, а громоздкая, неуклюжая фигура такъ и просилась на картину, изображающую какого-нибудь сказочнаго великана.
   -- А вѣдь я долженъ былъ въ сущности догадаться, что кромѣ васъ некому было такъ барабанить въ дверь,-- сказалъ Джонъ.-- Признавайтесь, вы также сильно колотили тогда школьнаго учителя? Помните? Ха, ха, ха!.. Кстати... Знаете вы, какіе здѣсь о немъ ходятъ слухи?
   -- Какъ!. И сюда уже дошли вѣсти?-- спросилъ Николай.
   -- Еще бы! У насъ объ этомъ говорятъ со вчерашняго вечера,-- сказалъ Джонь.-- Только някто вѣрить не хочетъ; очень ужъ это было бы хорошо.
   -- Нѣтъ, это правда. Несмотря на всѣ его уловки и увертки онъ таки приговоренъ къ семилѣтней ссылкѣ за утайку похищеннаго завѣщанія. Но, кромѣ того, ему придется еще отвѣчать за участіе въ заговорѣ.
   -- Въ заговорѣ?-- воскликнулъ Джонъ.-- Что-нибудь вродѣ Порохового? На манеръ Гай-Фокса?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, заговоръ касается отчасти его собственной школы. Я вамъ сейчасъ объясню, въ чемъ дѣло.
   -- Ладно, только сначала надо позавтракать,-- сказалъ Джонъ,-- потому что вы навѣрное голодны, да и я тоже. А гласное, при этомъ разсказѣ должна присутствовать Тилли. Она говоритъ, что между мужемъ и женой должно быть во всемъ взаимное довѣріе. Ха, ха, ха! Важная штука -- это взаимное довѣріе!
   Появленіе мистриссъ Броуди въ щегольскомъ чепчикѣ и съ извиненіями, что ее застали въ кухнѣ за приготовленіемъ завтрака, прервало разглагольствованія Джона, и всѣ усѣлись за столъ. Завтракъ состоялъ изъ громаднаго блюда поджаренныхъ гренковъ, свѣжихъ яицъ въ смятку, ветчины, іоркширскаго пирога и еще нѣсколькихъ холодныхъ блюдъ, которыя толстая служанка то-и-дѣло приносила изъ кладовой. Вообще завтракъ былъ какъ нельзя лучше приноровленъ къ погодѣ, и всѣ присутствующіе отдали ему должную честь. Но, наконецъ, и этотъ нескончаемый завтракъ былъ конченъ, и всѣ встали изъ-за стола. Тѣмъ временемъ въ парадной гостиной затопили каминъ; сюда-то и перешло все общество слушать разсказъ Николая.
   Николай разсказалъ все самымъ обстоятельнымъ образомъ, и никогда еще, кажется, ни одинъ разсказъ не вызывалъ такихъ разнообразныхъ ощущеній, какія пробудилъ этотъ разсказъ въ душѣ своихъ двухъ внимательныхъ слушателей. Джонъ мѣстами рычалъ и фыркалъ отъ гнѣва, мѣстами шумно выражалъ свой восторгъ. То онъ давалъ клятву съѣздить въ Лондонъ повидаться съ добрыми братьями Чирибль; то божился всѣми святыми, что на-дняхъ пошлетъ Тиму съ кондукторомъ обратнаго дилижанса такой окорокъ, какого въ Лондонѣ никто никогда и не нюхалъ. Пока Николай описывалъ наружность Мадлены, Джонъ сидѣлъ съ разинутымъ ртомъ, и то-и-дѣло подталкивая локтемъ мистриссъ Броуди, повторялъ громкимъ шепотомъ: "Вотъ-то должно быть красавица!" Когда же онъ услышалъ, что его молодой другъ пріѣхалъ со спеціальной цѣлью подѣлиться съ нимъ, Джономъ, своимъ счастьемъ и засвидѣтельствовать ему свою неизмѣнную дружбу, потому что никакъ не могъ выразить на бумагѣ все то, что ему хотѣлось сказать, когда Николай высказалъ увѣренность въ томъ, что его друзья пріѣдутъ взглянуть на житье-бытье мистера Броуди и его молодой жены, и что Мадлена усиленно проситъ ихъ обоихъ побывать у нея, Джонъ не могъ больше выдержать и, бросивъ на свою супругу негодующій взглядъ за то, что она осмѣливается смѣяться, закрылся рукавомъ и заревѣлъ, какъ теленокъ
   -- А знаете,-- заявилъ вдругъ Джонъ послѣ довольно продолжительнаго молчанія съ обѣихъ сторонъ,-- если эти вѣсти, я говорю объ учителѣ, если вѣсть о немъ дойдетъ до его пансіона, ни мистриссъ Сквирсъ, ни Фанни не сдобровать.
   -- Ахъ, Джонъ, это ужасно!-- воскликнула мистриссъ Броуди.
   -- Сколько бы ты не повторяла: "Ахъ, Джонъ!", это ничуть не поможетъ дѣлу,-- сказалъ почтенный іоркширецъ.-- Боюсь, не натворили бы мальчуганы бѣды. Едва разнесся этотъ слухъ о темъ, что учителя засадили, какъ нѣкоторые родители позабирали отъ нихъ своихъ дѣтей. Можно себѣ представить, какъ могутъ набѣдокурить оставшіеся, когда узнаютъ подробно обо всемъ, что случилось. Камня на камнѣ не оставятъ, ей-ей!
   Джонъ Броуди настолько серьезно встревожился, что рѣшилъ немедленно съѣздить верхомъ въ школу Сквирса и пригласилъ Николая съ собой. Но Николай отказался, опасаясь, какъ бы его присутствіе не подлило масла въ огонь.
   -- Ваша правда, дружище,-- отвѣтилъ ему Джонъ.-- Не знаю какъ я самъ объ этомъ не подумалъ.
   -- Завтра мнѣ необходимо вернуться домой,-- сказалъ Николай,-- но сегодня я разсчитывалъ пообѣдать у васъ, и если у мигтриссъ Броуди найдется лишняя постель...
   -- Хоть двѣ, если хотите!-- воскликнулъ Джонъ.-- Выбирайте любую. О ночлегѣ не безпокойтесь. Дайте мнѣ только вернуться, я духомъ смахаю, и мы проведемъ съ вами чудесный денечекъ!
   Тутъ Джонъ нѣжно поцѣловалъ жену, не менѣе нѣжно пожалъ руку Николаю, сѣлъ на лошадь и ускакалъ, предоставивъ женѣ заняться приготовленіями къ праздничному обѣду по случаю пріѣзда дорогого гостя, а Николаю -- пройтись по окрестностямъ и взглянуть на мѣста, съ которыми у него были связаны многочисленныя, но не слишкомъ-то пріятныя воспоминанія.
   Дисонъ доѣхалъ рысью до самого Дотбойсъ-Голла; здѣсь онъ привязалъ лошадь къ воротамъ и направился къ парадной двери, которая оказалась запертой изнутри на задвижку. Изъ-за двери несся неимовѣрный гвалтъ, причину котораго Джонъ сейчасъ же открылъ, заглянувъ въ замочную скважину.
   Извѣстіе о катастрофѣ, постигшей мистера Сквирса, дошло до обитателей Дотбойсъ-Голла, въ этомъ больше нельзя было сомнѣваться. Во, по всей вѣроятности, юные джентльмены услышали новость недавно, такъ какъ бунтъ, очевидно, только что разразился.
   Это былъ какъ разъ день пріема сѣры съ патокой, и мистриссъ Сквирсъ по обыкновенію вошла въ классъ съ миской и ложкой, въ сопровожденіи миссъ Фанни и юнаго Вакфорда, который въ отсутствіе отца присвоилъ себѣ нѣкоторыя изъ мелкихъ привилегій карательной власти, какъ-то: раіздаванье пинковъ своими подкованными башмаками, дранье за волосы и щипки въ самыя чувствительныя части тѣла; однимъ словомъ, этотъ многообѣщающій отрокъ старался по мѣрѣ силъ быть полезнымъ и пріятнымъ своей матери. Появленіе въ классѣ достойнаго тріо по заранѣе ли намѣченному бутовщиками плану, или по сошедшему на нихъ вдохновенію, послужило сигналомъ къ возстанію. Въ то время, какъ одинъ отрядъ инсургентовъ бросился къ двери и забаррикадировалъ ее, другой мигомъ очутился на столахъ и скамьяхъ. Самый сильный изъ мальчиковъ (новичокъ, еще не успѣвшій отощать съ голодухи), вооружившись палкой, храбро подступилъ къ мистриссъ Сквирсъ, сорвалъ у нея съ головы касторовую шляпу вмѣстѣ съ чепцомъ, напялилъ ихъ на себя, завладѣлъ знаменитой деревянной ложкой и приказалъ мигтриссъ Сквирсъ, грозя ей въ случаѣ ослушанія немедленной смертью, стать на колѣни и принять порцію ея излюбленнаго лскарства. И прежде чѣмъ несчастная леди успѣла опомниться и приготовиться къ отпору, на нее налетѣла цѣлая ватага маленькихъ палачей. Въ одинъ мигъ, съ громкими криками торжества ее поставили на колѣни и влили ей въ ротъ полную ложку отвратительнаго варева, которое въ этотъ день было, должно быть, особенно вкусно, такъ какъ бунтовщики успѣли передъ тѣмъ окунуть въ миску голову юнаго Вакфорда. Опьяненная этимъ первымъ успѣхомъ, толпа голодныхъ, изможденныхъ, озлобленныхъ мальчугановъ рѣшила перейти къ дальнѣйшимъ подвигамъ храбрости. Главный вожакъ и зачинщикъ настаивалъ на томъ, чтобы заставить мистриссъ Сквирсъ принять вторую дозу лекарства и еще разъ погрузитъ въ патоку голову мистера Вакфорда, а остальные мятежники яростно набросились на мистриссъ Сквирсъ; но въ эту минуту Джонъ Броуди вышибъ дверь ногою и подоспѣлъ на помощь несчастнымъ жертвамъ. Крики, брань, топотъ, свистки разомъ смолкли, и наступила мертвая тишина.
   -- Вотъ такъ молодцы!-- сказалъ Джонъ, оглядывая толпу мальчугановъ.-- Это что же? Что вы тутъ затѣяли, поросята?
   -- Сквирсъ сидитъ въ тюрьмѣ; мы рѣшили удрать!-- крикнулъ разомъ цѣлый хоръ голосовъ.-- Мы не хотимъ здѣсь оставаться!
   -- Никто отъ васъ и не требуетъ, чтобы вы оставались,-- отвѣтиль Джонъ.-- Съ Богомъ по домамъ! Но будьте мужчинами и не дѣлайте зла слабымъ женщинамъ.
   -- Ура!-- закричали ребята.
   -- Ура!-- повторилъ Джонъ.-- Ну, вотъ, и отлично, кричите ура, какъ настоящіе мужчины. Смотрите на меня, разъ два, три! Ура!
   -- Ура!-- пронзительно завопила толпа.
   -- Вотъ такъ, молодцы! Теперь еще разъ, да погромче!.. Ура!
   -- Ура!-- снова подхватили мальчуганы.
   -- Еще разъ! Ура-а!-- крикнулъ Джонъ.-- Да вы не бойтесь кричите во весь голосъ. Ну, теперь еще на закуску, а затѣмъ можете удирать, кто куда! Постойте, передохните немного. Слушайте, Сквирсъ упрятанъ въ тюрьму, школѣ капутъ! Вникните хорошенько въ эту новость и крикнемъ еще разъ отъ всего сердца, изо всей силы: У-р-р-р-а-а!
   Тутъ поднялся такой радостный вопль, какого, конечно, никогда не раздавалось въ стѣнахъ Дотбойсъ-Голла. Едва успѣлъ замереть послѣдній звукъ послѣдняго громового ура, какъ школа опустѣла; не осталось ни одного изъ мальчиковъ, за минуту передъ тѣмъ наполнявшихъ ее шумомъ и жизнью.
   -- Прекрасно, прекрасно, мистеръ Броуди! Очень похвально, нечего сказать!-- воскликнула миссъ Сквирсъ, вся красная отъ испуга, но еще больше отъ злости.-- Вы подстрекнули нашихъ пансіонеровъ разбѣжаться, но вы заплатите -- вы дорого за это заплатите, сэръ! Вы думаете, что если съ папашей случилось несчастье, если его одолѣли враги, то вы съ Тильдой можете безнаказанно насъ оскорблять. Но вы жестоко ошибаетесь, сэръ!
   -- Да нѣтъ же,-- перебилъ ее Джонъ,-- даю вамъ слово, у меня и въ мысляхъ ничего подобнаго не было. Вы могли бы быть лучшаго о насъ мнѣнія, Фанни. Я, съ своей стороны, очень радъ, что мнѣ удалось вырвать изъ ихъ рукъ бѣдную старуху, очень радъ, а оскорблять васъ я никогда и не думалъ. Надъ вами и безъ того стряслась бѣда, а я вообще не такой человѣкъ, чтобы оскорблять кого бы то ни было. А ужъ Тилли моя и подавно на это неспособна, ручаюсь вамъ въ томъ. Напротивъ, если вамъ понадобится дружеская помощь, чтобы убраться отсюда по добру по здорову... да вы не фыркайте, Фанни, я правду говорю... такъ вы смѣло можете обратиться къ намъ, и будьте увѣрены, что мы съ Тилли забудемъ старые счеты. Но вы пожалуйста не воображайте, что если я предлагаю вамъ нашу поддержку, я значитъ, раскаиваюсь въ томъ, что сдѣлалъ сейчасъ. Да нисколько! Слушайте: я еще разъ кричу: ура! И чортъ побери школьнаго учителя!-- Вотъ какъ!
   Въ теченіе нѣсколькихъ дней по окружностямъ Дотбойсъ-Годла бродили маленькіе бѣглецы, которыхъ, если вѣрить всеобщей молвѣ, тихонько кормили и поили супруги Броуди, снабжая ихъ сверхъ того кого шиллингомъ, кого шестипенсовикомъ на дорогу домой. Джонъ правда всегда открещивался отъ этихъ слуховъ, но съ такой веселой и лукавой миной, что и не вѣрившіе имъ раньше начинали сомнѣваться, а сомнѣвавшіеся выносили твердое убѣжденіе въ вѣрности всеобщей молвы.
   Нѣкоторые изъ мальчугановъ, самые забитые и робкіе, несмотря на всѣ муки, которыя имъ пришлось претерпѣть въ ихъ тюрьмѣ, несмотря на всѣ слезы, которыя они пролили тамъ, вернулись назадъ, за неимѣніемъ другого пріюта. Когда первый пылъ ихъ гнѣва прошелъ, они принялись оплакивать это послѣднее и единственное свое пристанище. Нѣкоторыхъ находили въ слезахъ подъ заборами, напуганныхъ, жалкихъ и одинокихъ. Одного подобрали съ клѣткой въ рукахъ, въ которой оказалась мертвая птичка. Онъ проблуждалъ съ ней около двадцати миль и окончательно упалъ духомъ, когда птица издохла. Такъ его и нашли съ клѣткой въ объятіяхъ гдѣ-то въ канавѣ. Другого накрыли во дворѣ Дотбойсъ-Голла спящимъ въ собачьей конурѣ. Собака лизала его блѣдное личико и скалила зубы, когда его хотѣли взять отъ нея. Всѣхъ такихъ безпріютныхъ подобрали,-- кто знаетъ?-- можетъ быть, только затѣмъ, чтобы вновь отдать на погибель. Съ теченіемъ времени даже сосѣдніе жители забыли о Дотбойсъ-Голлѣ и о школьномъ бунтѣ.
   

ГЛАВА LXV.
Заключеніе.

   По окончаніи своего траура Мадлена вышла за Николая. Въ тотъ же день и часъ Кетъ стала женою Фрэнка Чирибля. Всѣ было думали, что въ этотъ торжественный день сочетается бракомъ и третья счастливая парочка,-- Линкинвотеръ съ миссъ Ла-Криви, но они наотрѣзъ отказались, и только двѣ недѣли спустя отправились передъ завтракомъ въ церковь и, вернувшись домой со счастливыми лицами, объявили, что они повѣнчались.
   Капиталъ, который Николай получилъ въ приданое за женой, былъ вложенъ въ дѣло братьевъ Чирибль, къ которымъ и Фрэнкъ присоединился въ качествѣ компаньона. Черезъ нѣсколько лѣтъ фирма "братьевъ Чирибль" называлась уже фирмою "Чирибль и Никкльби", такъ что на этотъ разъ предсказаніе мистриссъ Никкльби вполнѣ оправдалось.
   Братья-близнецы удалились отъ дѣлъ. Можно ли сомнѣваться, что они были счастливы среди окружавшаго ихъ, ими же созданнаго, счастья?
   Тимъ Линкинвотеръ, послѣ долгихъ упрашиваній и пререканій съ патронами по поводу его упорнаго характера, рѣшился, наконецъ, вступить на паяхъ въ торговый домъ "Чирибль и Никкльби"; но онъ такъ и не согласился, чтобы его имя стояло на вывѣскѣ въ качествѣ имени третьяго компаньона, и продолжалъ самымъ пунктуальнымъ образомъ заниматься въ конторѣ.
   Онъ жилъ съ женой въ своей старой квартирѣ, гдѣ прожилъ сорокъ четыре года. Съ годами маленькая миссъ Ла-Криви ничуть не утратила ни доброты своей, ни живости, и друзья ея часто задавались вопросомъ, который изъ этихъ двухъ супруговъ былъ счастливѣе: Тимъ ли, грѣвшійся съ блаженною улыбкой въ креслѣ у камина, или его маленькая жена, всегда веселая, щебечущая, смѣющаяся и готовая всѣмъ услужить.
   Черный дроздъ Дикъ, старый другъ Тима, покинулъ контору и быль водворенъ въ тепломъ уголкѣ гостиной супруговъ. Надъ его клѣткой висѣли двѣ миніатюры -- произведенія искусства мистриссъ Линкинвотеръ; одна изображала самое хозяйку, другая Тима, и оба они привѣтливо улыбались навстрѣчу гостямъ. Голова Тима была напудрена, какъ щедро посыпанный сахаромъ крещенскій пирогъ, очки на носу казались просто живыми. По этимъ очкамъ каждый сразу узнавалъ мистера Тима, а, признавъ Тима, уже не трудно было вывести заключеніе, что портретъ, красовавшійся рядомъ, былъ портретъ его жены. Легко себѣ представить, какъ мистриссъ Линкинвотеръ гордилась этими своими произведеніями, по справедливости считая ихъ лучшими созданіями своей кисти. Тимъ восхищался ими не меньше жены, такъ какъ рѣшительно во всемъ былъ одного съ нею мнѣнія. Однимъ словомъ, если только на свѣтѣ существовала когда-нибудь счастливая парочка, то это были Тимъ Линкинвотеръ съ супругой.
   Такъ какъ Ральфъ умеръ безъ завѣщанія, то все состояніе по закону должно было перейти къ ненавистнымъ для него родственникамъ; но они не пожелали разбогатѣть, воспользовавшись добромъ, нажитымъ такими нечистыми путями, боясь, чтобы такое наслѣдство не принесло имъ несчастья. Они не предъявили своихъ нравъ, и все богатство Ральфа, сколоченное по грошамъ цѣною столькихъ подлостей и преступленій, безслѣдно исчезло въ кладовыхъ государственнаго казначейства.
   Артуръ Грайдъ попалъ подъ судъ за противозаконную утайку завѣщанія, которое онъ либо похитилъ самъ, либо, во всякомъ случаѣ, пріобрѣлъ какимъ-нибудь нечестнымъ путемъ. Однако, благодаря краснорѣчію защищавшаго его адвоката и нѣкоторой запутанности въ статьяхъ закона, подъ которыя подходило его преступленіе, былъ оправданъ. Но оправданіе принесло ему мало пользы, такъ какъ вскорѣ послѣ того домъ его ограбили воры, привлеченные слухами о его богатствѣ, а самого его нашли въ постели съ перерѣзаннымъ горломъ.
   Мистриссъ Слайдерскью переплыла океанъ почти одновременно съ мистеромъ Сквирсомъ и такъ и не вернулась изъ ссылки. Брукеръ умеръ раскаявшимся. Сэръ Мелъбери Гокъ прожилъ нѣсколько лѣтъ за-границей, окруженный роскошью и блескомъ и попрежнему пользуясь репутаціей салоннаго льва, но въ концѣ концовъ онъ вернулся на родину, гдѣ его посадили въ долговую тюрьму. Въ тюрьмѣ онъ и умеръ, весьма печально закончивъ свою блестящую карьеру.
   Первой заботой Николая, когда онъ сдѣлался богатымъ, извѣстнымъ негоціантомъ, было купить старый отцовскій домъ и пмѣніе. Съ теченіемъ времени, когда семья его увеличилась, онъ надстроилъ, расширилъ докъ и свои владѣнія, но старыя комнаты оставилъ неприкосновенными и не срубилъ ни одного стараго дерева; словомъ, не измѣнилъ ничего, что было для него связано съ воспоминаніями далекаго дѣтства.
   На разстояніи ружейнаго выстрѣла отъ дома Николая выросъ другой домъ, гдѣ жила Кетъ, окруженная шумной ватагой прелестныхъ дѣтей, глядѣвшихъ въ глаза матери, добиваясь ея нѣжной улыбки; одна изъ ея дочерей была такъ похожа на мать, что бабушкѣ всегда казалось, будто она видитъ передъ собою не внучку, а свою собственную крошку Кетъ, которая, къ слову сказать, нисколько не измѣнилась съ годами и была все такою же любящей дочерью и сестрою, какъ прежде, но только теперь она сдѣлалась еще любящей матерью и женой.
   Мистриссъ Никкльби жила то съ сыномъ, то съ дочерью, и довольно часто ѣздила съ ними въ Лондонъ, когда ихъ туда призывали дѣла. Она попрежнему строго оберегала свое достоинство и попрежнему обо всемъ безаппеляціонно судила и рядила, основывая свои сужденія на долголѣтнемъ опытѣ, особенно въ вопросѣ о воспитаніи дѣтей. Долго она не могла рѣшиться подарить своею прежнею благосклонностью бѣдную мистриссъ Линкинвотеръ, да и теперь еще многіе держатся того мнѣнія, что она никогда не проститъ ей вполнѣ ея прегрѣшенія.
   Въ маленькомъ коттеджѣ, почти рядомъ съ домомъ Николая, безвыѣздно живетъ зиму и лѣто тихій и кроткій сѣдой джентльменъ, присматривающій за всѣми дѣлами Николая, когда тотъ уѣзжаетъ. И нѣтъ для него большей радости, какъ собирать вокругъ себя дѣтей, въ присутствіи которыхъ онъ самъ становится ребенкомъ. Онъ забавляетъ ихъ, играетъ съ ними по цѣлымъ часамъ, и маленькій народъ положительно не можетъ обойтись безъ своего любимца Ньюмэна Ногса.
   Могила Смайка, покрытая яркимъ зеленымъ ковромъ, нисколько не страдаетъ отъ тяжести маленькихъ дѣтскихъ ножекъ, которыя ходятъ по ней. Цѣлую весну и лѣто на надгробной плитѣ красуются огромные букеты свѣжихъ цвѣтовъ, сорванныхъ дѣтскими ручками. И каждый разъ, когда ребятишки приходятъ мѣнять эти цвѣты, пока они не завяли, чтобы, какъ они вѣрятъ, сдѣлать пріятное тому, кто здѣсь мирно покоится, ихъ глазки наполняются слезами, и они тихонько шепчутся между собой о своемъ бѣдномъ умершемъ братцѣ.

КОНЕЦЪ

   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru