Диккенс Чарльз
Жизнь и приключения Николая Никльби

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА

КНИГА 13.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
къ журналу "ПРИРОДА и ЛЮДИ"
1909 г.

ЖИЗНЬ и ПРИКЛЮЧЕНІЯ НИКОЛАЯ НИКЛЬБИ.

Переводъ М. А. Шишмаревой.

ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
М. А. Орлова.

С-ПЕТЕРБУРГЪ.
Книгоиздательство П. П. Сойкина Стремянная, собств. д. No. 12.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   Глава I служить вступленіемъ къ остальному
   Глава II о мистерѣ Ральфѣ Никкльби это конторѣ и предпріятіяхъ, и о компаніи на акціяхъ огромной государственной важности.
   Глава III. Мистеръ Ральфъ Никкльби получаетъ печальныя вѣсти о братѣ, но стойко выноситъ ниспосланное ему испытаніе. Читатель узнаетъ, съ какимъ участіемъ онъ отнесся къ Николаю, который тутъ впервые появляется въ разсказѣ, и какъ великодушно предложилъ устроить его судьбу
   Глава IV. Николай и его дядя, не теряя драгоцѣннаго времени, дѣлаютъ визитъ мистеру Вакфорду Сквирсу, содержателю школы въ Іоркширѣ
   Глава V. Николай ѣдетъ въ Іоркширъ. Его прощанье съ родными, попутчики и приключенія въ пути
   Глава VI, въ которой послѣдствія происшествія, описаннаго въ предыдущей главѣ, даютъ двумъ джентльменамъ случай разсказать другъ другу весьма интересныя исторіи
   Глава VII. Мистеръ и мистриссъ Сквирсъ у себя дома
   Глава VIII. Внутренніе порядки Дотбойсъ-Голла
   Глава IX. О миссъ Сквирсъ, мистриссъ Сквирсъ, мистерѣ Сквирсъ, мастерѣ Сквирсъ, и о многихъ другихъ лицахъ и предметахъ, такъ же близко касающихся Сквирсовъ, какъ и Николая Никкльби
   Глава X. Какъ мистеръ Ральфъ Никкльби пристроилъ племянницу и невѣстку
   Глава XI. Ньюмэнъ Нотсъ устраиваетъ мистриссъ и миссъ Никкльби въ ихъ новомъ жилищѣ
   Глава XII, по которой читатель можетъ прослѣдить дальнѣйшія перипетіи любви миссъ Фанни Сквирсъ и узнать, какое дальнѣйшее теченіе припала эта любовь
   Глава XIII, въ которой Николай нарушаетъ спокойствіе Дотбойсъ-Голла смѣлой и неожиданной выходкой, послѣдствія которой не лишены значенія
   Глава XIV, въ которой говорится, къ сожалѣнію, только о маленькихъ людяхъ, и которая, слѣдовательно, по необходимости носитъ отпечатокъ заурядности
   Глава XV знакомитъ читателя съ причиною вторженія нежданныхъ гостей, описаннаго въ предыдущей глазѣ, и еще съ нѣкоторыми событіями, которыя необходимо довести до его свѣдѣнія
   Глава XVI. Николай ищетъ новаго мѣста, но, потерпѣвъ неудачу, поступаетъ учителемъ въ одинъ частный домъ
   Глава XVII описываетъ дальнѣйшія событія въ жизни миссъ Никкльби
   Глава XVIII. Миссъ Кэтъ обожаетъ Кетъ цѣлыхъ три дня и затѣмъ рѣшается возненавидѣть ее на вѣчныя времена. Причины, побудившія миссъ Кэтъ придти къ такому рѣшенію
   Глава XIX, въ которой описывается обѣдъ у мистера Ральфа Никкльби и повѣствуется о томъ, какъ вели себя его гости до обѣда, за обѣдомъ и послѣ обѣда
   Глава XX, въ которой Николай встрѣчается, наконецъ, съ дядей, высказываетъ ему свои чувства съ большой откровенностью и принимаетъ рѣшеніе
   Глава XXI. Г-жа Манталини оказывается въ затруднительномъ положеніи, а миссъ Никкльби -- внѣ всякаго положенія
   Глава XXII. Николай, въ сопровожденіи Смайка, отправляется искать счастья и встрѣчаетъ мистера Винцента Кромльса, а кто такой мистеръ Кромльсъ обнаружится изъ этой же главы
   Глава XXIII описываетъ труппу мистера Винцента Кромльса и трактуетъ о его дѣлахъ, домашнихъ и театральныхъ
   Глава XXIV. Большой бенефисъ миссъ Сневелличи и первый дебютъ Николая
   Глава XXV повѣствуетъ объ одной молодой леди изъ Лондона, вступающей въ труппу, о пожиломъ поклонникѣ, состоящемъ въ ея свитѣ, и церемоніи, которою завершился ихъ пріѣздъ
   Глава XXVI. Душевному спокойствію миссъ Никкльби угрожаетъ опасность
   Глава XXVII. Мистриссъ Никкльби знакомится съ господами Пайкомъ и Плекомъ и убѣждается въ ихъ безграничномъ расположеніи и участіи къ ней
   Глава XXVIII. Миссъ Никкльби, доведенная до отчаянія преслѣдованіями сэра Мельбери Гока и непріятными осложненіями, изъ нихъ вытекающими, прибѣгаетъ за покровительствомъ къ дядѣ, какъ къ послѣднему рессурсу
   Глава XXIX трактуетъ о личныхъ дѣлахъ Николая и о внутреннихъ раздорахъ въ труппѣ мистера Кромльса
   Глава XXX. Въ честь Николая задаются банкеты. Онъ принужденъ внезапно покинуть мистера Винцента Кромльса и своихъ товарищей по сценѣ
   Глава XXXI о Ральфѣ Никкльби, Ньюмэнѣ Ногсѣ и о нѣкоторыхъ мудрыхъ предосторожностяхъ, результатъ которыхъ выяснится изъ послѣдующей главы
   Глава XXXII посвящена главнымъ образомъ одному интересному разговору и не менѣе интереснымъ послѣдствіямъ, къ которымъ онъ привелъ
   Глава XXXIII, въ которой мистеръ Ральфъ Никкльби весьма быстрымъ и дѣйствительнымъ способомъ избавляется отъ всякихъ сношеній со своею роднею
   Глава XXXIV. Мистера Ральфа Никкльби посѣщаютъ лица, съ которыми читатель уже знакомъ
   Глава XXXV. Смайкъ знакомится съ мистриссъ Никкльби и Кетъ. Николай также заводить новыя знакомства. Для семьи настаютъ, повидимому, ясные дни
   Глава XXXVI приватная и конфиденціальная, ибо касается семейныхъ дѣлъ. О томъ, какъ мистеръ Кенвигзъ испыталъ жестокое потрясеніе и какъ мистриссъ Кенвигзъ блистательно перенесла свою болѣзнь
   Глава XXXVII. Николай завоевываетъ возрастающее благоволеніе братьевъ Чирибль и мистера Тима Линкинвотера. Близнецы задаютъ банкетъ по случаю годовщины великаго дня, и Николай, вернувшись домой съ этого банкета, выслушиваетъ таинственное и весьма важное сообщеніе изъ устъ мистриссъ Никкльби
   Глава XXXVIII сообщаетъ читателю о нѣкоторыхъ подробностяхъ визита соболѣзнованія, могущаго имѣть важныя послѣдствія, и о неожиданной встрѣчѣ Смайка съ однимъ старымъ другомъ, который приглашаетъ его къ себѣ, не принимая никакихъ отговорокъ.
   Глава XXXIX, въ которой описывается еще одна, но гораздо болѣе счастливая встрѣча Смайка съ другимъ его старымъ пріятелемъ
   Глава XL. Николай влюбляется и выбираетъ себѣ посредника, старанія котораго увѣнчиваются полнымъ успѣхомъ, за исключеніемъ одного незначительнаго обстоятельства
   Глава XLI содержитъ нѣсколько интересныхъ эпизодовъ изъ романа мистриссъ Никкльби и ея сосѣда, джентльмена въ коротенькихъ брюкахъ
   Глава XLII поясняетъ ту житейскую истину, что нѣтъ такихъ закадычныхъ друзей, которые въ концѣ концовъ не разошлись бы
   Глава XLIII является въ роли церемоніймейстера, чтобы представить обществу нѣкоторыя личности
   Глава XLIV, изъ которой питатель узнаетъ, какъ мистеръ Ральфъ Никкльби разрываетъ со старымъ знакомствомъ и убѣждается, что шутка, даже между мужемъ и женою, можетъ иногда зайти слишкомъ далеко
   Глава XLV, изъ которой читатель узнаетъ поразительныя вещи
   Глава XLVI, проливающая нѣкоторый свѣтъ на предметъ любви Николая. Пусть читатель самъ судить, хорошо это или дурно
   Глава XLVII. У мистера Ральфа Никкльби происходитъ тайное совѣщаніе съ однимъ старымъ другомъ, съ которымъ они сообща обсуждаютъ проектъ, обѣщающій большую наживу имъ обоимъ
   Глава XLVIII. Бенефисъ мистера Винцента Кромльса и рѣшительно послѣднее появленіе его на сценѣ
   Глава XLIX, повѣствующая о дальнѣйшихъ событіяхъ въ семьѣ Никкльби и о томъ, къ какому результату привело знакомство съ джентльменомъ въ коротенькихъ брюкахъ
   Глава L. Катастрофа
   Глава LI. Планъ, задуманный мистеромъ Ральфомъ Никкльби и его другомъ, близится къ благополучному концу, когда о немъ узнаетъ третье лицо, не посвященное въ ихъ тайну
   Глава LII. Николай отчаивается спасти Мадлену Брэй, но, поразмысливъ, собирается съ духомъ и рѣшается сдѣлать попытку. Интересное событіе въ домашней жизни Кеннигзовъ и Лилливиковъ.
   Глава LIII, повѣствующая о дальнѣйшихъ успѣхахъ плана, задуманнаго мистеромъ Ральфомъ Никкльби и мистеромъ Артуромъ Грайдомъ
   Глава LIV. Исходъ заговора и его результаты
   Глава LV, повѣствующая о семейныхъ дѣлахъ, заботахъ, надеждахъ, разочарованіяхъ и огорченіяхъ
   Глава LVI. Потерпѣвъ пораженіе отъ племянника, Ральфъ Никкльби, пользуясь подвернувшимся случаемъ, составляетъ новый планъ мщенія, къ которому пріобщаетъ новаго испытаннаго союзника
   Глaвa LVII, изъ которой читатель узнаетъ, какъ помощникъ Ральфа Никкльби приступаетъ къ дѣлу и насколько онъ въ немъ успѣваетъ
   Глава LVIII, въ которой заканчивается одинъ изъ эпизодовъ нашего разсказа ..
   Глава LIX. Заговорщика осаждаютъ опасности и сомнѣнія, и самый заговоръ начинаетъ колебаться
   Глава LX. Опасность растетъ; дѣло близится къ развязкѣ
   Глава LXI, въ которой Николай и его сестра дѣйствуютъ такъ, какъ будто бы они задались цѣлью упасть въ добромъ мнѣніи всего свѣта, въ особенности тѣхъ, кого принято называть здравомыслящими людьми
   Глава LXIL Ральфъ назначаетъ послѣднее свиданіе и принимаетъ гостей
   Глава LXIII. Братья Чирибль дѣлаютъ различныя предложенія какъ отъ своего имени, такъ и отъ имени другихъ лицъ; мистеръ Тимъ Линкинвотеръ тоже дѣлаетъ предложеніе, но только отъ своего собственнаго лица
   Глава LXIV, въ которой читатель встрѣчаетъ своего стараго знакомаго въ весьма плачевномъ положеніи и узнаетъ о томъ, что Дотбойсъ-Голлъ больше не существуетъ,
   Глава LXV. Заключеніе
   

ГЛАВА I
служитъ вступленіемъ къ остальному.

   Когда-то въ одномъ уединенномъ уголкѣ графства Девонширскаго жилъ нѣкій мистеръ Годфри Никкльби, почтенный джентльменъ среднихъ лѣтъ, спохватившійся немного поздно, что ему надо жениться. А такъ какъ онъ не былъ ни достаточно молодъ, ни достаточно богатъ, чтобы претендовать на руку богатой невѣсты, то и женился по любви на одной скромной леди, своей старой зазнобѣ, и леди вышла за него по той же самой причинѣ, по которой онъ женился на ней. Такъ иногда два игрока, не имѣя возможности играть въ карты на деньги, садятся за мирную партію единственно изъ любви къ искусству.
   Быть можетъ, иные злобствующе люди, съ пессимистическимъ взглядомъ на брачную жизнь, замѣтятъ мнѣ, что мою почтенную парочку было бы лучше сравнить съ двумя боксерами, которые, когда судьба имъ не благопріятствуетъ и фонды ихъ стоятъ низко, накидываются другъ на друга, какъ истые рыцари, изъ одного удовольствія подраться. И дѣйствительно, въ одномъ отношеніи это сравненіе было бы весьма подходящимъ: какъ два отважные бойца по окончаніи поединка обходятъ публику со шляпой въ рукѣ, разсчитывая, что, можетъ быть, великодушіе зрителей дастъ имъ возможность выпить и закусить, такъ точно и мистеръ Годфри Никкльби съ супругой, по истеченіи медоваго мѣсяца, уныло оглянулись вокругъ, въ надеждѣ, что, можетъ быть, случай, такъ или иначе, доставитъ имъ возможность увеличить ихъ средства къ жизни... А доходъ мистера Никкльби въ періодъ его женитьбы колебался между шестьюдесятью и восемьюдесятью фунтами стерлинговъ въ годъ.
   Боже мой, мало ли народу на свѣтѣ! Даже въ Лондонѣ, гдѣ въ то время проживалъ мистеръ Никкльби, едва ли кто-нибудь могъ пожаловаться на недостатокъ населенія. Просто удивляешься, когда видишь, какъ долго человѣкъ можетъ высматривать въ толпѣ и не найти ни одного дружескаго лица, а между тѣмъ это такъ. Мистеръ Никкльби смотрѣлъ и смотрѣлъ, пока глаза у него не заболѣли, какъ болѣло и сердце, но другъ не отыскивался. Когда же, утомленный этими безплодными поисками, онъ обращалъ свой взглядъ къ домашнему очагу, онъ и здѣсь не находилъ облегченія. Говорятъ, что взоръ живописца, ослѣпленный слишкомъ долгимъ созерцаніемъ яркихъ красокъ, отдыхаетъ на болѣе однообразныхъ темныхъ цвѣтахъ; но вокругъ мистера Никкльби все было такъ мрачно и темно, что, я думаю, онъ былъ бы радъ освѣжиться какъ разъ обратной стороной этого контраста.
   Наконецъ, черезъ пять лѣтъ, въ теченіе которыхъ мистриссъ Никкльби подарила своего мужа парою сыновей, и бѣдный джентльменъ, въ конецъ измученный заботами о пропитаніи своей возрастающей семьи, началъ серьезно подумывать, не пуститься ли ему на небольшою коммерческую спекуляцію, не застраховать ли свою жизнь въ слѣдующую четвертную получку и не свалиться ли затѣмъ случайно съ верхушки какой-нибудь башни. Въ одно прекрасное утро онъ получилъ по почтѣ письмо съ траурною каймою, извѣщавшее его, что его дядя, мистеръ Ральфъ Никкльби, скончался и завѣщалъ ему все свое состояніе, равнявшееся скромной суммѣ въ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ.
   Такъ какъ покойный при жизни никогда не подавалъ о себѣ вѣсти племяннику, если не считать серебряной ложки въ сафьяномъ футлярѣ, присланной старшему его сыну, окрещенному изъ благоразумной предусмотрительности въ честь дядюшки Ральфомъ,-- подарокъ, который въ виду того, что этой ложкой нечего было ѣсть, можно было принять за насмѣшку надъ тѣмъ обстоятельствомъ, что ребенокъ родился безъ этой полезной домашней утвари во рту. Мистеръ Годфри Никкльби вначалѣ отказывался вѣрить полученному имъ извѣстію. Однако, по наведеніи справокъ, оно вполнѣ подтвердилось. Первоначально почтенный джентльменъ дѣйствительно имѣлъ было намѣреніе оставить все свое состояніе королевскому человѣколюбивому обществу и даже сдѣлалъ завѣщаніе въ этомъ смыслѣ; но такъ какъ за нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ это полезное учрежденіе имѣло несчастіе спасти жизнь одному его бѣдному родственнику, которому онъ выплачивалъ пенсію въ размѣрѣ трехъ шиллинговъ и шести пенсовъ въ недѣлю, то мистеръ Гальфь, въ припадкѣ естественнаго раздраженія, измѣнилъ свою волю въ припискѣ къ завѣщанію, по которой оставлялъ все свое имущество племяннику своему Годфри Никкльби, причемъ въ спеціально предназначенномъ для этой цѣли параграфѣ упоминалъ о своемъ негодованіи не только противъ общества за спасеніе жизни его бѣдному родственнику, но и противъ бѣднаго родственника, допустившаго общество спасти ему жизнь.
   Часть этого скромнаго состоянія мистеръ Годфри Никкльби употребилъ на покупку небольшой фермы близъ Доулиша въ Девонширѣ, куда и удалился съ женой и дѣтьми, разсчитывая прожить на проценты съ оставшагося капитала и на доходы съ имѣнія, какіе только онъ въ состояніи будетъ извлечь изъ того и другого. Это настолько ему удалось, что, когда онъ умеръ (лѣтъ пятнадцать спустя послѣ того, какъ получилъ наслѣдство, и лѣтъ пять послѣ смерти жены), онъ оставилъ старшему своему сыну, Ральфу, три тысячи фунтовъ капитала, а младшему, Николаю, тысячу фунтовъ и ферму,-- самую крохотною земельную собственность, какую только можно себѣ вообразить.
   Братья воспитывались въ одной и той же школѣ въ Эксетерѣ и, каждую недѣлю пріѣзжая домой, часто слышали изъ материнскихъ устъ длинные разсказы о томъ, какія бѣдствія претерпѣлъ на своемъ вѣку ихъ отецъ и какимъ вліяніемъ пользовался ихъ богатый дѣдушка въ свое время. Эти разсказы производили на братьевъ совершенно различное дѣйствіе: у младшаго, мальчика тихаго и робкаго по характеру, они отбивали всякую охоту поближе познакомиться со свѣтомъ и еще больше развивали въ немъ природную его склонность къ мирной рутинѣ сельской жизни; старшій же, Ральфъ, вывелъ изъ нихъ два великихъ правила житейской морали: во-первыхъ, что богатство есть единственный вѣрный источникъ счастья и могущества; во-вторыхъ, что добиваться богатства дозволительно всѣми средствами, за которыя не караетъ законъ. "Вѣдь если деньги дѣда не приносили пользы, пока онъ былъ живъ, зато онѣ сдѣлали немало добра послѣ его смерти,-- разсуждалъ Ральфъ.-- Онѣ поставили на ноги отца, который ихъ сберегаетъ для меня, чего же лучше? Да и старику онѣ были, собственно говоря, далеко не лишнія: онъ наслаждался мыслью о нихъ всю свою жизнь, и всѣ его близкіе завидовали ему и ухаживали за нимъ". Такимъ образомъ мысленные монологи Ральфа всегда сводились къ одному заключенію, что нѣтъ на свѣтѣ ничего лучше денегъ.
   Не довольствуясь одними отвлеченными разсужденіями и не желая зарывать въ землю данный ему отъ Бога талантъ, этотъ многообѣщающій юноша еще со школьной скамьи началъ практиковать ростовщичество, конечно, въ ограниченныхъ размѣрахъ. Онъ небезвыгодно пускалъ въ оборотъ свой небольшой капиталъ изъ грифелей и костяшекъ и мало-по-малу расширилъ свои операціи до мѣдной монеты государственной чеканки включительно,-- спекуляціи, приносившей ему значительные барыши. Онъ не затруднялъ своихъ должниковъ ни сложными записями, ни отвлеченными математическими выкладками; всѣ его правила процентовъ сводились къ одному золотому правилу: два пенса за полпенни. Эта коротенькая формула значительно упрощала разсчеты, легко усвоивалась по своей необыкновенной простотѣ и удерживалась въ памяти лучше любого изъ ариѳметическихъ правилъ. Мы смѣло могли бы рекомендовать ее вниманію капиталистовъ, крупныхъ и мелкихъ, въ особенности маклеровъ и банкировъ; но, отдавая справедливость этимъ джентльменамъ, считаемъ своимъ долгомъ замѣтить, что многіе изъ нихъ пользуются ею уже давно и по сей день съ великимъ успѣхомъ.
   Не признавалъ юный Ральфъ Никкльби и тѣхъ запутанныхъ, кропотливыхъ вычисленій сроковъ платежей, которыя такъ затрудняютъ всякаго, кому приходилось высчитывать проценты. На этотъ счетъ у него было одно общее правило: капиталъ съ процентами долженъ уплачиваться наличными деньгами въ ближайшій срокъ получки должникомъ карманныхъ денегъ, т. е. въ ближайшую субботу. Такимъ образомъ, была ли сдѣлка заключена въ понедѣльникъ или въ пятницу, проценты оставались одинаковыми. "За одинъ день слѣдовало брать даже больше, чѣмъ за пять,-- весьма резонно разсуждалъ мистеръ Ральфъ,-- ибо въ первомъ случаѣ можно съ большою вѣроятностью предположить, что должникъ находится въ крайности, иначе онъ не сталъ бы занимать на такихъ невыгодныхъ для себя условіяхъ".
   Послѣ всего сказаннаго нами о молодомъ джентльменѣ, читатель, вѣроятно, проникся къ нему вполнѣ естественнымъ восхищеніемъ и, можетъ быть, даже думаетъ, что онъ-то и будетъ героемъ повѣствованія, которое мы собираемся начать. Чтобы разъ навсегда покончить съ этимъ недоразумѣніемъ, мы спѣшимъ вывести его изъ заблужденія, немедленно приступивъ къ началу разсказа.
   Со смертью отца Ральфъ Никкльби, котораго незадолго передъ тѣмъ пристроили къ мѣсту въ одинъ изъ торговыхъ лондонскихъ домовъ, отдался весь своей старой страсти къ наживѣ, и эта страсть такъ его поглотила, что въ теченіе многихъ лѣтъ онъ ни разу не вспомнилъ о братѣ. А если когда и случалось, что черную мглу, въ которой онъ жилъ (ибо страсть къ золоту создаетъ вокругъ человѣка именно мглу, болѣе разрушительную для всѣхъ его чувствъ, чѣмъ одуряющій дымъ отъ жаровни) -- если и случалось, что эту мглу прорѣзывало воспоминаніе о товарищѣ его дѣтскихъ игръ, это воспоминаніе наводило его на мысль, что если бы они съ братомъ были дружны, какъ прежде, тотъ попросилъ бы у него денегъ взаймы. И мистеръ Ральфъ Никкльби пожималъ плечами и говорилъ себѣ: пусть лучше все остается такъ, какъ оно есть.
   Между тѣмъ Николай жилъ въ отцовскомъ домѣ холостякомъ до тѣхъ поръ, пока, соскучившись этою одинокою жизнью, не женился на дочери сосѣда-помѣщика съ приданымъ въ тысячу фунтовъ. Эта достойная леди родила ему двоихъ дѣтей -- сына и дочь, и когда сыну пошелъ девятнадцатый годъ, а дочери минуло четырнадцать, мистеръ Никкльби оглянулся кругомъ, отыскивая какихъ-нибудь средствъ пополнитъ свой капиталъ, потерпѣвшій немалый уронъ вслѣдствіе прибавленія семьи и расходовъ по воспитанію дѣтей.
   -- Попробуй спекулировать,-- сказала мужу мистриссъ Никкльби.
   -- Спе-ку-ли-ровать, моя милая?-- переспросилъ мистеръ Никкльби съ видимымъ сомнѣніемъ.
   -- А отчего же бы и нѣтъ?
   -- Оттого, моя милая, что, если мы все потеряемъ,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби, который не отличался вообще ни краснорѣчіемъ, ни находчивостью,-- если мы все потеряемъ, намъ нечѣмъ будетъ жить.
   -- Глупости!-- сказала мистриссъ Никкльби.
   -- Я не совсѣмъ въ этомъ увѣренъ, моя милая,-- сказалъ мистеръ Никкльби.
   -- Но вѣдь нашъ Николай уже почти взрослый,-- продолжала почтенная леди,-- и пора подумать о томъ, чтобы поставить его на дорогу; да и у бѣдняжки Кетъ нѣтъ ни гроша за душой. Взгляни на брата, развѣ онъ былъ бы тѣмъ, что онъ есть, если бы не спекулировалъ?
   -- Это правда,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби,-- хорошо, моя милая. Да. Я попробую спекулировать.
   Спекуляція -- игра увлекательная; но новички въ этой игрѣ совсѣмъ или почти не умѣютъ разбираться въ своихъ картахъ: выигрышъ можетъ быть великъ, но и потери -- не меньше. Фортуна не улыбнулась мистеру Никкльби. Предпріятіе лопнуло; четыре компаньона купили себѣ виллы во Флоренціи; четыреста бѣдняковъ разорились, и въ ихъ числѣ самъ мистеръ Никкльби.
   -- Даже домъ, гдѣ я живу, могутъ у меня отнять не дальше какъ завтра,-- говорилъ бѣдняга со вздохомъ.-- Каждая мелочь изъ старой, давно привычной обстановки перейдетъ въ чужія руки.
   Эта послѣдняя мысль до того его огорчила, что онъ сейчасъ же слегъ въ постель, рѣшившись, повидимому, спасти отъ разгрома хоть эту необходимую принадлежность своей обстановки.
   -- Мужайтесь, сэръ!-- сказалъ ему аптекарь.
   -- Не слѣдуетъ такъ унывать,-- присовокупила сидѣлка.
   -- Такія вещи случаются ежедневно,-- замѣтилъ стряпчій.
   -- Грѣхъ возставать противъ воли Божіей,-- наставительно произнесъ священникъ.
   -- Великій грѣхъ, особенно семьянину,-- добавилъ сосѣдъ.
   Мистеръ Никкльби только покачалъ головой и попросилъ ихъ всѣхъ выйти изъ комнаты; потомъ поцѣловалъ дѣтей и жену и, поочередно прижавъ ихъ къ своему измученному сердцу, въ изнеможеніи упалъ на подушки. Всѣ окружающіе были увѣрены, что онъ рехнулся отъ горя, потому что послѣ этого онъ сталъ заговариваться: говорилъ о добротѣ и великодушіи своего брата и вспоминалъ то хорошее старое время, когда они были вмѣстѣ въ школѣ. Но этотъ бредъ скоро прошелъ; тогда мистеръ Никкльби, торжественно поручивъ свою семью Тому, Кто никогда не покидаетъ беззащитныхъ вдовъ и сиротъ, ласково имъ улыбнулся и, отвернувшись къ стѣнѣ сказалъ, что онъ хочетъ уснуть.
   

ГЛАВА II
о мистерѣ Ральфѣ Никкльби, его конторѣ и предпріятіяхъ, и о компаніи на акціяхъ огромной государственной важности.

   Мистеръ Ральфъ Никкльби, строго говоря, не былъ тѣмъ, что принято называть негоціантомъ; не былъ онъ ни банкиромъ, ни стряпчимъ, ни адвокатомъ, ни нотаріусомъ; не былъ онъ и купцомъ; однимъ словомъ, занятія его трудно было подвести подъ какую-нибудь опредѣленную рубрику, ибо ни къ одной изъ извѣстныхъ профессій онъ не принадлежалъ. Тѣмъ не менѣе, такъ какъ онъ занималъ большой домъ въ Гольденъ-Скверѣ, гдѣ, помимо большой мѣдной дощечки надъ входной дверью, имѣлась еще и другая, поменьше, на лѣвомъ косякѣ, надъ мѣдной моделью дѣтской руки, указующей путь, и такъ какъ на обѣихъ дощечкахъ стояла надпись: "Контора",-- то было вполнѣ очевидно, что мистеръ Ральфъ Никкльби велъ или во всякомъ случаѣ дѣлалъ видъ, что ведетъ какое-то дѣло. Если же фактъ этотъ нуждался еще въ подтвержденіи, то такимъ подтвержденіемъ могло служить ежедневное присутствіе въ "конторѣ", между половивою десятаго и пятью часами пополудни, блѣднолицаго человѣка въ потертомъ темномъ костюмѣ, сидѣвшаго въ каморкѣ, въ концѣ корридора, на необыкновенно твердомъ табуретѣ и всегда имѣвшаго перо за ухомъ, когда онъ выходилъ отворять на звонокъ.
   Хотя кое-кто изъ членовъ весьма почтенныхъ профессій и проживаетъ по близости къ Гольденъ-Скверу, однако нельзя сказать, чтобы это было особенно бойкое мѣсто. Это одинъ изъ тѣхъ скверовъ которые отживаютъ свой вѣкъ, пережили свои лучшіе дни и теперь почти сплошь сдаются подъ квартиры. Почти всѣ его первые и вторые этажи заняты меблированными комнатами, отдающимися въ наймы одинокимъ джентльменамъ, по большей части со столомъ. Мѣсто это служитъ главнымъ пристанищемъ для иностранцевъ. Смуглолицые люди, съ широкими перстнями на рукахъ, съ массивными золотыми цѣпочками на жилетахъ и съ густыми черными баками, имѣющіе обыкновеніе толпиться подъ колоннадою зданія Оперы, а во время опернаго сезона, между четырьмя и пятью часами, поджидать у театральной кассы раздачи даровыхъ билетовъ, проживаютъ по большей части въ Гольденъ-Скверѣ или его окрестностяхъ. Здѣсь же имѣютъ свою резиденцію двѣ или три скрипки и одинъ духовой инструментъ изъ Оперы. Квартиры здѣсь отличаются музыкальностью, и по вечерамъ звуки фортепіано и арфы носятся надъ головой мрачной статуи -- генія-хранителя маленькой группы чахлыхъ кустиковъ и деревьевъ, занимающихъ центръ сквера. Въ лѣтнія ночи всѣ окна стоятъ настежь, и прохожій можетъ видѣть на подоконникахъ смуглыхъ, усатыхъ людей, причемъ всѣ они неистово курятъ. Вечерняя тишина нарушается звуками грубыхъ мужскихъ голосовъ, выдѣлывающихъ рулады и трели; клубы ароматнаго табачнаго дыма наполняютъ воздухъ. Сигары и папиросы, кларнеты и флейты, віолончели и скрипки оспариваютъ первенство другъ у друга. Это царство табачнаго дыма и пѣсенъ. Странствующіе артисты чувствуютъ себя въ Гольденъ-Скверѣ какъ дома; уличные пѣвцы заливаются здѣсь непринужденнѣе и громче, чѣмъ во всякомъ другомъ изъ столичныхъ кварталовъ.
   Повидимому, эта мѣстность не совсѣмъ подходящая для дѣльца; тѣмъ не менѣе, мистеръ Ральфъ Никкльби прожилъ въ ней много лѣтъ и никогда не высказывалъ жалобъ по этому поводу. Онъ не зналъ никого изъ сосѣдей, и его никто здѣсь не зналъ, хотя за нимъ установилась репутація страшнаго богача. Купцы считали его чѣмъ-то въ родѣ юриста, другіе сосѣди -- агентомъ по торговымъ дѣламъ; и тѣ и другіе были настолько близки къ истинѣ, насколько могутъ быть вообще близки къ истинѣ догадки людей, когда они суютъ свой носъ въ чужія дѣла.
   Въ одно прекрасное утро мистеръ Ральфъ Никкльби, совершенно готовый къ выходу, сидѣлъ у себя въ кабинетѣ. На ночь была накидка бутылочнаго цвѣта поверхъ темно-снняго фрака; бѣлый жилетъ, темно-сѣрыя панталоны и высокіе "Веллингтоновскіе" сапоги. Уголокъ мелко сплоеннаго, туго накрахмаленнаго жабо старался изо всѣхъ силъ вынырнуть между его подбородкомъ и застегнутой верхней пуговицей накидки. Это послѣднее одѣяніе было не настолько длинно, чтобы скрыть массивную золотую цѣпочку изъ плоскихъ колечекъ, заканчивавшуюся съ одной стороны часами съ репетиціей, засунутыми въ карманъ панталонъ мистера Никкльби, а съ другой -- двумя ключиками: однимъ -- отъ часовъ, другимъ -- отъ нѣкоего патентованнаго, секретнаго замка. Голова его была слегка припудрена, какъ будто затѣмъ, чтобы придать его наружности болѣе благожелательный видъ; но если таково было намѣреніе мистера Ральфа, онъ лучше бы сдѣлалъ, если бы напудрилъ за одно и лицо, такъ какъ въ рѣзкихъ складкахъ рта и въ холодномъ взглядѣ его безпокойно бѣгающихъ глазъ было что-то до того злое и лицемѣрное, что при всемъ желаніи этого нельзя было скрыть. Какъ бы то ни было, въ настоящую минуту мистеръ Ральфъ сидѣлъ у себя въ кабинетѣ, а такъ какъ онъ былъ одинъ, то ни его пудра, ни глаза, ни рѣзкія складки у рта не могли производить ни дурного, ни хорошаго впечатлѣнія -- и слѣдовательно, намъ нѣтъ до нихъ пока ни малѣйшаго дѣла.
   Мистеръ Никкльби закрылъ лежавшую передъ нимъ на конторкѣ счетную книгу и, откинувшись на спинку стула, устремилъ разсѣянный взглядъ въ грязное окно. При нѣкоторыхъ лондонскихъ домахъ имѣются небольшіе клочки свободной земли, окруженные обыкновенно со всѣхъ четырехъ сторонъ высокими оштукатуренными стѣнами и цѣлымъ рядомъ дымовыхъ трубъ. Въ этихъ загончикахъ изъ года въ годъ прозябаетъ какое-нибудь чахлое дерево. Каждую осень, когда другія деревья теряютъ свои листья, этотъ жалкій представитель растительнаго царства дѣлаетъ безплодныя усилія выпустить два-три свѣжіе листка и затѣмъ замираетъ подъ слоемъ дыма и копоти до слѣдующаго года, когда онъ снова повторяетъ ту же попытку. Порой, въ особенно ясные и теплые дни, его чахлой зелени удается даже привлечь какого-нибудь калѣку воробья, который принимается чирикать на ея вѣткахъ. Есть люди, называющіе "садиками" эти мрачные внутренніе дворы, но изъ этого не слѣдуетъ выводить заключеніе, чтобы такіе садики кто-нибудь насаждалъ; происхожденіе ихъ вѣрнѣе будетъ приписать тому обстоятельству, что нѣкогда на мѣстѣ каждаго такого садика была мусорная яма. Никому никогда и въ голову не придетъ избрать такое мѣсто для прогулки или вообще такъ или иначе воспользоваться имъ для своего удовольствія. Изломанная корзина, съ полдюжины разбитыхъ бутылокъ и тому подобный хламъ валяется здѣсь, можетъ быть, съ того самаго дня, когда въ домъ перебрался первый жилецъ и, вѣроятно, будетъ валяться до той минуты, когда изъ него выѣдетъ послѣдній. Сырая солома, среди пробивающейся кое-гдѣ чахлой травки, будетъ здѣсь гнить до скончанія вѣка въ перемежку съ разбросанными кругомъ сломанными ящиками и разбитыми цвѣточными горшками, которые служатъ пріютомъ всякому сору и нечистотѣ.
   Такой именно "садикъ" разстилался передъ взорами мистера Ральфа Никкльби, пока онъ сидѣлъ, засунувъ руки въ карманы и уставившись въ запыленное окно. Взглядъ его былъ прикованъ къ искалѣченной кривой сосенкѣ, посаженной (вѣроятно, какимъ-нибудь прежнимъ жильцомъ) въ деревянную кадку, когда-то зеленую, а теперь наполовину сгнившую и разсохшуюся. Зрѣлище это не имѣло въ себѣ ничего привлекательнаго, но мистеръ Никкльби былъ погруженъ въ глубокую задумчивость и разглядывалъ жалкую сосенку съ такою добросовѣстностью и вниманіемъ, какимъ, быть можетъ, не удостоилъ бы въ другое время даже самое рѣдкое экзотическое растеніе. Наконецъ, взоръ его, оторвавшись отъ интересной каптины, скользнулъ влѣво, къ маленькому окошку, такому же грязному, какъ и то, въ которое онъ смотрѣлъ. Въ этомъ окнѣ, какъ въ туманѣ, вырисовывалось лицо его клерка. Клеркъ случайно поднялъ глаза на патрона, и мистеръ Ральфъ поманилъ его къ себѣ.
   Повинуясь приказанію, клеркъ сошелъ съ своего высокаго табурета (великолѣпно отполированнаго по милости этихъ постоянныхъ слѣзаній и влѣзаній) и минуту спустя стоялъ въ кабинетѣ мистера Никкльби. Это былъ высокій человѣкъ среднихъ лѣтъ, съ блѣднымъ, какъ у трупа, лицомъ, съ краснымъ носомъ, однимъ до странности неподвижнымъ, а другимъ косымъ глазомъ. Одѣтъ онъ былъ въ сильно потертый черный сюртукъ не по росту (если еще это одѣяніе можно было назвать сюртукомъ) и которому притомъ было отпущено такое мизерное количество пуговицъ, что оставалось только подивиться, какъ онъ держался на нихъ.
   -- Есть уже половина перваго, Ногсъ?-- спросилъ мистеръ Никкльби. Голосъ у него былъ рѣзкій и непріятный.
   -- Всего двадцать пятъ минутъ по...-- Ногсъ чуть было не сказалъ: "по трактирнымъ часамъ", но, во-время спохватившись, поправился:-- По мѣстному времени.
   -- Мои часы остановились,-- сказалъ мистеръ Никкльби,-- рѣшительно не знаю отчего.
   -- Не заведены?-- замѣтилъ мистеръ Ногсъ.
   -- Нѣтъ, я завелъ,-- сказалъ мистеръ Никкльби
   -- Значитъ испортились,-- рѣшилъ Ногсъ.
   -- Не думаю,-- сказалъ мистеръ Никкльби.
   -- Навѣрно, испортились,-- возразилъ Ногсъ.
   -- Можетъ быть,-- согласился мистеръ Никкльби, опуская часы въ карманъ.
   Ногсъ издалъ носомъ характерный звукъ въ родѣ хрюканья, что онъ имѣлъ обыкновеніе дѣлать въ заключеніе всѣхъ своихъ споровъ съ хозяиномъ, какъ бы давая этимъ понять, что онъ, Ногсъ, считаетъ себя побѣдителемъ; послѣ чего, сохраняя гробовое молчаніе, принялся медленно потирать себѣ руки и самымъ невозможнымъ образомъ выворачивать пальцы, пощелкивая ими въ суставахъ. Эта привычка мистера Ногса, къ которой онъ возвращался при каждомъ удобномъ случаѣ, въ соединеніи съ необыкновеннымъ маневромъ, продѣлываемымъ его здоровымъ глазомъ,-- вѣроятно, съ цѣлью привести себя въ соотвѣтствіе съ другимъ, который косилъ, причемъ для собесѣдника мистера Ногса сказывалось совершенно невозможнымъ опредѣлить направленіе его взгляда,-- была одною изъ его многочисленныхъ особенностей, прежде всего бросавшеюся въ глаза постороннему зрителю.
   -- Я иду нынче въ Лондонскую таверну,-- сказалъ мистеръ Никкльби.
   -- Публичное засѣданіе?-- освѣдомился Ногсъ.
   Мистеръ Никкльби кивнулъ головой.
   -- Я жду письма отъ стряпчаго по дѣлу о залогѣ имѣнія Рудльса. Письмо можетъ придти не ранѣе, какъ съ двухчасовою почтой. Около этого времени я буду въ Чарингъ-Кроссѣ; пойду по лѣвому тротуару. Если будутъ письма, захватите съ собой и выйдите мнѣ навстрѣчу.
   Теперь Ногсъ кивнулъ головой. Въ эту минуту у входной двери конторы зазвонилъ колокольчикъ. Мистеръ Никкльби поднялъ голову отъ бумагъ и взглянулъ на клерка; тотъ стоялъ передъ нимъ въ выжидательной позѣ.
   -- Звонятъ,-- сказалъ Ногсъ въ видѣ поясненія.-- Вы дома?
   -- Да.
   -- Для всѣхъ?
   -- Да.
   -- И для сборщика податей?
   -- Нѣтъ, пусть зайдетъ въ другой разъ.
   Ногсъ по своему обыкновенію хрюкнулъ, какъ будто говоря: "Такъ я и зналъ." Но такъ какъ въ эту минуту звонокъ опять зазвенѣлъ, онъ поспѣшилъ къ двери и минуту спустя вернулся съ докладомъ: "Мистеръ Бонни!" Слѣдомъ за нимъ въ комнату вошелъ очень блѣдный джентльменъ. Онъ видимо торопился; его волосы торчали во всѣ стороны, узенькій бѣлый галстухъ былъ повязанъ небрежно, и вообще онъ имѣлъ такой видъ, какъ будто его ночью подняли съ постели, и съ тѣхъ поръ онъ не успѣлъ одѣться какъ слѣдуетъ.
   -- Милѣйшій Никкльби,-- сказалъ гость, торопливо снимая бѣлую шляпу, которая была до того набита бумагами, что оставалось только удивляться, какъ она держалась у него на головѣ,-- время не терпитъ, у дверей насъ ждетъ кэбъ. Предсѣдательствуетъ сэръ Матью Пункеръ, и трое членовъ парламента дали слово быть непремѣнно. Двоихъ я видѣлъ поутру: они уже встали съ постели. Третій провелъ всю ночь въ Крокфордѣ и только что пошелъ домой переодѣться и выпить бутылку содовой воды. Но онъ обѣщалъ подоспѣть къ началу рѣчей. Онъ еще не совсѣмъ въ порядкѣ послѣ сегодняшней ночи; но это пустяки, въ такихъ случаяхъ онъ всегда говоритъ еще лучше.
   -- Кажется, дѣло-то не на шутку налаживается,-- замѣтилъ мистеръ Никкльби, сдержанныя манеры котораго составляли рѣзкій контрастъ съ живостью его гостя.
   -- Еще бы!-- воскликнулъ мистеръ Бонни.-- Развѣ могло быть иначе! Такая великолѣпнѣйшая идея, какъ "Союзная столичная компанія усовершенствованія производства горячаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку на домъ и нятимиліоннымъ капиталомъ въ пятьсотъ тысячъ акцій, по десяти фунтовъ стерлинговъ каждая". Да одно названіе въ одну недѣлю подниметъ наши акціи.
   -- Ну, а когда онѣ поднимутся?-- сказалъ мистеръ Ральфъ Никльби, улыбаясь.
   -- Когда онѣ поднимутся, тогда вы лучше всякаго другого будете знать, что съ ними дѣлать: не даромъ вы у насъ первый дѣлецъ. Небось, не упустите случая во время умыть себѣ руки,-- сказалъ мистеръ Бонни, фамильярно похлопывая своего собесѣдника по плечу.-- Кстати, милѣйшій, у васъ замѣчательный клеркъ.
   -- Да, бѣдняга!-- отвѣчалъ мистеръ Ральфъ, натягивая перчатки.-- Теперь онъ нищій, а было время, когда Ньюмэнъ Ногсъ держалъ своихъ лошадей и свору собакъ.
   -- Да что вы!-- замѣтилъ гость разсѣянно.
   -- Да,-- продолжалъ мистеръ Ральфъ,-- и даже не такъ давно. Но онъ спустилъ все до гроша; чортъ знаетъ, какъ помѣщалъ свои капиталы, занималъ на проценты, словомъ, глупо началъ и кончилъ сумой. Одно время онъ запилъ, его хватилъ параличъ, и онъ явился ко мнѣ за займомъ фунта стерлинговъ на томъ основаніи, что въ лучшіе его дни у насъ съ нимъ были...
   -- Общія дѣлишки,-- подхватилъ мистеръ Бонни, подмигнувъ.
   -- Именно,-- сказалъ Ральфъ.-- Конечно, я ему отказалъ.
   -- Еще бы!
   -- Но такъ какъ въ это время мнѣ нуженъ былъ клеркъ, чтобы отворять дверь, и такъ далѣе, то я и взялъ его, просто изъ милости, и съ тѣхъ поръ онъ у меня. Онъ, кажется, немного помѣшанъ,-- добавилъ мистеръ Никкльби, пытаясь состроить сострадательную мину,-- но нельзя сказать, чтобы онъ былъ мнѣ вполнѣ безполезенъ, бѣдняга. Нѣтъ, нѣтъ, этого я не скажу.
   Великодушный джентльменъ забылъ прибавить, что Ньюмэнъ Ногсъ, находясь въ крайности, служилъ ему за такую плату, за которую не сталъ бы служить и тринадцатилѣтній мальчишка. Забылъ упомянуть въ своемъ спѣшномъ разсказѣ еще и о томъ, что необыкновенная молчаливость клерка дѣлала его неоцѣнимымъ на такомъ мѣстѣ, гдѣ обдѣлывались дѣлишки, о которыхъ было совершенно излишне болтать. Но, можетъ быть, мистеръ Никкльби забылъ упомянуть объ этихъ ничтожныхъ фактахъ просто потому, что гость его очень спѣшилъ, и они вели разговоръ на ходу. Съ послѣднимъ словомъ мистера Никкльби оба сѣли въ кэбъ и поѣхали.
   Когда они выѣхали на Бишопгэтскую улицу, тамъ было большое движеніе. День былъ вѣтряный, и около полудюжины какихъ-то людей, съ трудомъ лавируя противъ вѣтра, суетливо сновали по улицѣ, согнувшись подъ тяжестью цѣлыхъ кипъ объявленій, на которыхъ было отпечатано огромными буквами, что ровно въ часъ дня имѣетъ быть публичный митингъ по случаю внесенія въ парламентъ петицій объ утвержденіи "Союзной столичной компаніи усовершенствованіи изготовленія сдобнаго хлъба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ и пятимилліоннымъ капиталомъ въ пятьсотъ тысячъ акцій, по десяти фунтовъ стерлинговъ каждая". Цифры были отпечатаны жирнымъ чернымъ шрифтомъ и сразу бросались въ глаза. Мистеръ Бонни, усердно работая локтями, проложилъ себѣ дорогу на лѣстницу, гдѣ разставленные на площадкахъ лакеи отвѣшивали ему низкіе поклоны, и, наконецъ, въ сопровожденіи мистера Никкльби, пробрался въ аппартаменты, расположенные за большой залой для публики. Во второй комнатѣ они застали цѣлое собраніе людей, съ виду дѣльцовъ, засѣдавшее за такимъ же дѣловымъ, по виду, столомъ.
   -- Вниманіе!-- закричалъ какой-то джентльменъ съ двойнымъ подбородкомъ при появленіи мистера Бонни.-- Посторонитесь, джентльмены, посторонитесь!
   Новоприбывшихъ встрѣтили весьма любезно. Мистеръ Бонни протолкался къ верхнему концу стола, снялъ шляпу, привелъ рукой по волосамъ и забарабанилъ молоточкомъ по столу, какъ пьяный извозчикъ. Послышались крики: "Слушайте, слушайте!", и присутствующіе одобрительно закивали, какъ будто говоря: "Какой молодецъ!" Въ эту минуту дверь съ трескомъ распахнулась, и вбѣжавшій впопыхахъ лакей доложилъ:
   -- Сэръ Матью Пупкеръ!
   Все собраніе поднялось на ноги; раздались рукоплесканія, превратившіяся въ цѣлую бурю, когда въ дверяхъ показался сэръ Матью Пупкеръ въ сопровожденіи двухъ настоящихъ, живыхъ членовъ парламента, одного -- ирландца, другого -- шотландца. Всѣ трое улыбались и раскланивались такъ мило, что казалось просто невѣроятнымъ, чтобы у кого-нибудь могло хватить духу подать свой голосъ противъ нихъ. Особенно милъ былъ сэръ Матью Пупкеръ. Онъ такъ усердно кивалъ своей маленькой кругленькой головкой, что украшавшій ее плоскій парикъ грозилъ каждую минуту свалиться.
   Когда, наконецъ, первое волненіе поулеглось, тѣ изъ джентльменовъ, которые имѣли честь быть настолько знакомыми съ сэромъ Матью Пупкеромъ и двумя другими членами парламента, что могли вступить съ ними въ разговоръ, окружили ихъ и такимъ образомъ образовали три группы, возлѣ которыхъ остальные джентльмены, не имѣвшіе счастья быть такъ близко знакомыми съ сэромъ Матью Пупкеромъ и двумя другими членами парламента, тѣснились, улыбаясь и потирая руки въ тщетной надеждѣ, что какой-нибудь счастливый случай обратитъ на нихъ благосклонное вниманіе великихъ людей. Тѣмъ временемъ сэръ Матью Пупкеръ и два другіе члена парламента сообщали каждый своему кружку слушателей, каковы взгляды правительства на подачу предполагаемой петиціи, причемъ весьма многозначительно останавливались на нѣкоторыхъ подробностяхъ, какъ, напримѣръ: что имъ сказало правительство по секрету въ послѣдній разъ, когда они обѣдали у него, и какъ, сказавъ это, оно имъ подмигнуло. А изъ всего этого ужъ не трудно было заключитъ, что если правительству были дороги чьи-нибудь интересы, такъ это интересы и преуспѣваніе "Союзной столичной компаніи усовершенствованія изготовленія сдобнаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ".
   Въ то время, какъ въ комнатѣ совѣщанія шли всѣ эти разговоры и между ораторами распредѣлялись рѣчи къ предстоящему митингу, публика въ залѣ глазѣла то на пустую эстраду, то на музыкальную галерею и на собравшихся въ ней дамъ. Въ этомъ развлеченіи прошло уже около двухъ часовъ, а такъ какъ даже самое пріятное развлеченіе, когда имъ злоупотребляютъ, въ концѣ концовъ надоѣстъ, то наиболѣе суровые умы начали выражать свое неудовольствіе топаньемъ, крикомъ и свистомъ. Естественно, что въ этихъ вокальныхъ упражненіяхъ всѣхъ больше отличались тѣ, кто явился раньше другихъ, кому, слѣдовательно, больше наскучило ждать и кто, придя раньше, быль по этой самой причинѣ ближе къ эстрадѣ и дальше отъ дежурной полиціи. Между тѣмъ полисмены, не имѣя ни малѣйшаго желанія протискиваться сквозь толпу, но обуреваемые весьма похвальнымъ стремленіямъ что-нибудь предпринять для пресѣченія безпорядковъ, принялись хватать за шиворотъ самыхъ смирныхъ, то есть тѣхъ, кто стоялъ ближе къ нимъ и къ дверямъ, разсыпая при этомъ направо и налѣво звонкіе удары своими дубинками на манеръ остроумнаго мистера Понча, чьему примѣру какъ въ способѣ ношенія оружія, такъ и въ употребленіи онаго, всегда съ такою точностью слѣдовали эти представители исполнительной власти.
   Уже во многихъ мѣстахъ шли жаркія схватки, какъ вдругъ громкіе крики за дверьми залы привлекли вниманіе не только публики, но даже воюющихъ сторонъ. Вслѣдъ затѣмъ изъ боковой двери показалась голова длинной процесіи, которая и потянулась къ эстрадѣ. Всѣ джентльмены были безъ шляпъ и шли, обернувшись лицомъ назадъ и потрясая воздухъ громогласнымъ "ура!". Причина этихъ радостныхъ возгласовъ объяснилась къ общему удовольствію, когда на эстрадѣ появился сэръ Матью Пупкеръ въ сопровожденіи двухъ другихъ членовъ парламента. Появленіе ихъ было встрѣчено рукоплесканіями и оглушительнымъ крикомъ. Всѣ трое раскланивались, стараясь высказать выразительными жестами, что никогда еще за все время своей общественной дѣятельности они не были такъ тронуты вниманіемъ публики, какъ въ эту минуту.
   Наконецъ, собраніе перестало кричать, но, когда сэръ Матью Пупкеръ былъ единогласно избранъ предсѣдателемъ, крики возобновились и длились не менѣе пяти минутъ. Когда тишина опять водворилась, сэръ Матью Пупкеръ выступилъ съ рѣчью, въ которой излилъ свои чувства по случаю этой великой минуты, объяснилъ, что въ эту великую минуту на нихъ устремлены глаза всего міра, высказалъ увѣренность, что видитъ передъ собой просвѣщеннѣйшихъ людей изъ числа своихъ согражданъ, намекнулъ на могущество и солидныя качества своихъ высокочтимыхъ друзей и товарищей, сидящихъ за нимъ, и въ заключеніе выяснилъ, какое огромное вліяніе должно оказать на матеріальныя средства, благополучіе, преуспѣяніе, гражданскія права, даже на самое существованіе свободной и великой націи такое учрежденіе, какъ "Союзная столичная компанія усовершенствованія изготовленія сдобнаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ".
   Затѣмъ поднялся мистеръ Бонни; онъ долженъ былъ прочесть первый пунктъ петиціи и изложить ея цѣли. Мистеръ Бонни провелъ по волосамъ правой рукой, небрежно уперся въ бокъ лѣвой, и, поручивъ свою шляпу попеченіямъ джентльмена съ двойнымъ подбородкомъ (служившаго господамъ ораторамъ чѣмъ-то вродѣ подставки для палокъ и шляпъ), приступилъ къ изложенію перваго пункта петиціи, который гласилъ: "Члены настоящаго собранія съ тревогой и страхомъ взираютъ на существующій порядокъ изготовленія сдобнаго хлѣба въ столицѣ и ея предмѣстьяхъ; сословье пекарей, въ теперешнемъ его видѣ, считаютъ не заслуживающимъ довѣрія публики, а всю систему изготовленія сдобнаго хлѣба не только безусловно вредною для здоровья и нравственности народа, но и наносящею явный ущербъ всему торговому и промышленному строю государства". Тутъ мистеръ Бонни произнесъ рѣчь, которая до слезъ растрогала дамъ и пробудила самое горячее сочувствіе въ груди всѣхъ присутствующихъ. Онъ посѣщалъ дома бѣдняковъ въ разныхъ кварталахъ столицы и нигдѣ не нашелъ ни намека на сдобный хлѣбъ, изъ чего можно съ полнымъ основаніемъ заключить, что многіе изъ этихъ несчастныхъ годами не видятъ въ глаза сдобнаго хлѣба. Онъ убѣдился, что въ средѣ пекарей сильно развиты пьянство и разгулъ,-- обстоятельство, которое онъ всецѣло приписываетъ развращающему вліянію ихъ профессіи въ томъ видѣ, въ какомъ она существуетъ теперь. Тѣ же пороки господствуютъ и среди бѣднѣйшаго класса народа, который, въ сущности, долженъ былъ бы быть главнымъ потребителемъ сдобнаго хлѣба. Это грустное явленіе легко объясняется тѣмъ, что несчастные, доведенные до отчаянія невозможностью подкрѣплять себя питательной пищей, поневолѣ ищутъ искусственнаго возбужденія въ спиртныхъ напиткахъ. Мистеръ Бонни брался доказать передъ палатой общинъ существованіе въ средѣ пекарей стачки, имѣющей цѣлью постоянное повышеніе цѣнъ на сдобный хлѣбъ и полную монополизацію его производства. Онъ брался доказать это въ присутствіи всего сословія пекарей точно такъ же, какъ и то, что въ средѣ этихъ людей, существуетъ особый способъ переговоровъ посредствомъ таинственныхъ знаковъ и словъ, какъ-то: "Гляди въ оба!", "Шатунъ идетъ", "Фергюсонъ", "Какъ здравствуетъ Морфи?" и т. д. Это-то печальное положеніе вещей и предполагаетъ исправить "Союзная компанія" помощью нижеизложенныхъ мѣръ. Во-первыхъ, воспрещенія подъ страхомъ тяжелой отвѣтственности всякой частной продажи сдобнаго хлѣба какъ оптовой, такъ и розничной; во-вторыхъ, снабженія публики вообще и бѣдныхъ на дому въ частности сдобнымъ хлѣбомъ самаго лучшаго качества и по умѣренной цѣнѣ, заботу объ изготовленіи котораго возьмутъ на себя члены компаніи. Эту именно цѣль имѣетъ въ виду уважаемый предсѣдатель собранія, извѣстный патріотъ сэръ Матью Пупкеръ, взявшійся провести въ парламентѣ упомянутый билль. Но ему необходима поддержка. Итакъ, каждый, кто желаетъ покрыть имя Англіи неувядаемымъ блескомъ и славой, обязанъ поддержать предлагаемый билль въ пользу "Союзной столичной компаніи усовершенствованія изготовленія сдобнаго хлѣба и сухарей, съ ручательствомъ за аккуратную доставку ихъ на домъ" -- компаніи, которая, какъ онъ смѣли можетъ заявить, располагаетъ пятью милліонами капитала въ пятьсотъ тысячъ акцій, по десяти фунтовъ стерлинговъ каждая.
   Мистеръ Ральфъ Никкльби поддержалъ мнѣніе мистера Бонни, а другой джентльменъ предложилъ внести въ петицію небольшую поправку, а именно: вездѣ, гдѣ стоятъ слова: "сдобный хлѣбъ", дополнить ихъ словами: "и сухари". Предложеніе было принято единогласно. Одинъ только голосъ въ толпѣ закричалъ было: "Нѣтъ!", но дерзкій былъ немедленно арестованъ и выведенъ изъ залы засѣданія.
   Второй пунктъ -- о своевременности полнаго упраздненія торговцевъ сдобнымъ хлѣбомъ (и сухарями) и вообще всего сословія изготовителей сдобнаго хлѣба (и сухарей) кто бы они ни были: мужчины или женщины, взрослые или дѣти, розничные или оптовые торговцы,-- былъ прочитанъ джентльменомъ, который по наружности смахивалъ на духовнаго и у котораго былъ такой видъ, точно его постигло огромное горе. Онх произнесъ такую прочувствованную рѣчь, что первый ораторъ былъ забытъ въ мгновеніе ока. Можно было услышать паденіе булавки,-- да что тамъ булавки!-- самаго легкаго перышка, когда онъ нарисовалъ яркими красками картину жестокаго обращенія хозяевъ-пекарей съ разносчиками-мальчишками. Одна эта причина, какъ весьма основательно замѣтилъ почтенный ораторъ, могла послужить достаточнымъ поводомъ къ возникновенію такого незамѣнимаго учрежденія, какъ вышеназванная компанія на акціяхъ. Оказывалось, что несчастныхъ дѣтей выгоняютъ на улицу даже по ночамъ и въ самое суровое время года; часами заставляютъ бродить въ темнотѣ подъ дождемъ, а иногда подъ снѣгомъ и градомъ, безъ пищи и теплой одежды. На это послѣднее обстоятельство почтенный ораторъ просилъ публику обратить особенное вниманіе, ибо въ то время, какъ горячій сдобный хлѣбъ заботливо обертывали теплыми одѣялами, бѣднымъ дѣтямъ, лишеннымъ необходимаго теплаго платья, предоставлялось бороться собственными средствами со стужей и ненастьемъ. (Какой позоръ!) Почтенный джентльменъ разсказалъ любопытный случай, какъ одинъ мальчишка-разносчикъ, подвергавшійся въ продолженіе пяти лѣтъ этому безчеловѣчному обращенію, сдѣлался наконецъ жертвой жестокой простуды, отъ которой онъ неминуемо погибъ бы, если бы его не спасла благодѣтельная испарина. Ораторъ былъ самъ очевидцемъ этого чудеснаго исцѣленія. Но онъ слыхалъ и о другомъ, еще болѣе возмутительномъ случаѣ, и не имѣетъ никакихъ основаній сомнѣваться въ вѣрности сообщеннаго ему факта: онъ слышалъ, что одного маленькаго разносчика-сироту переѣхала карета; ребенокъ былъ отправленъ въ больницу, гдѣ ему отняли ногу до колѣна, и съ тѣхъ поръ онъ занимается своимъ ремесломъ на костыляхъ. Боже правый, доколѣ мы будемъ испытывать Твое долготерпѣніе!
   Обсуждавшіеся вопросы были изложены членами собранія съ такимъ чувствомъ и знаніемъ дѣла, что завоевали всѣ симпатіи. Мужчины апплодировали, дамы рыдали такъ добросовѣстно, что ихъ носовые платки насквозь вымокли, и потомъ махали ими такъ долго, что они опять высохли. Въ публикѣ царило неописуемое волненіе, и мистеръ Никкльби шепнулъ своему другу, что теперь ихъ акціи поднялись, по крайней мѣрѣ, на двадцать пять процентовъ.
   Петиція о биллѣ была принята при громкихъ одобрительныхъ возгласахъ. Всѣ руки поднялись за петицію, поднялись бы и ноги,-- такъ великъ былъ общій энтузіазмъ,-- если бы такой фокусъ былъ хоть сколько-нибудь исполнимъ.
   Засѣданіе было объявлено закрытымъ; члены собранія разошлись при громѣ рукоплесканій, и мистеръ Никкльби съ другими директорами отправились въ буфетъ завтракать, что они аккуратно выполняли изо дня въ день въ половинѣ второго, хотя этотъ ихъ трудъ вознаграждался пока очень скромно, такъ какъ компанія была еще только въ зародышѣ: они опредѣлили себѣ за каждое посѣщеніе буфета всего по три гинеи на брата.
   

ГЛАВА III.
Мистеръ Ральфъ Никкльби получаетъ печальныя вѣсти о братѣ, но стойко выноситъ ниспосланное ему испытаніе. Читатель узнаетъ, съ какимъ участіемъ онъ отнесся къ Николаю, который тутъ впервые появляется въ разсказѣ, и какъ великодушно предложилъ устроить его судьбу.

   Покончивъ съ завтракомъ съ тою похвальной энергіей и проворствомъ, которыя такъ пріятно характеризуютъ всѣхъ дѣловыхъ людей, мистеръ Никкльби дружески распростился со своимъ товарищемъ и въ самомъ веселомъ расположеніи духа направилъ свои стопы къ западной части Лондона. Поравнявшись съ соборомъ св. Павла, онъ отошелъ въ сторону, подъ арку, чтобы поставить часы, и въ ту минуту, когда взоръ его былъ устремленъ на циферблатъ башенныхъ часовъ, а рука, вооруженная ключикомъ, собиралась поставить стрѣлку, передъ нимъ вдругъ, какъ изъ подъ земли, выросла человѣческая фигура. Это былъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Это вы, Ньюмэнъ?-- сказалъ мистеръ Никкльби, взглянувъ на него и продолжая свое занятіе.-- Принесли мнѣ письмо насчетъ этого залога? Я такъ и думалъ.
   -- Вы ошибаетесь,-- отвѣчалъ Ньюмэмъ.
   -- Какъ! И никто не заходилъ по этому дѣлу?-- спросилъ мистеръ Никкльби, въ своемъ удивленіи забывъ про часы.
   Ногсъ покачалъ головой.
   -- Значитъ такъ-таки рѣшительно ничего?-- освѣдомился мистеръ Никкльби.
   -- Не совсѣмъ. Кое-что есть.
   -- Что же именно?-- спросилъ хозяинъ сердито.
   -- Вотъ это,-- сказалъ Ньюмэнъ и не спѣша извлекъ изъ кармана запечатанный конвертъ.-- Почтовый штемпель -- Страндъ... черная печать... траурная кайма... адресъ написанъ женской рукой,-- конвертъ съ иниціалами K. Н.
   -- Черная печать?-- проговорилъ мистеръ Никкльби, взглянувъ на письмо.-- Да, кажется, и рука не совсѣмъ незнакомая... Знаете, меня нисколько не удивитъ, Ньюмэнъ, если въ этомъ письмѣ окажется извѣстіе о смерти моего брата.
   -- Я въ этомъ нимало не сомнѣваюсь,-- невозмутимо отвѣчалъ Ньюмэнъ.
   -- Это почему, сэръ?
   -- Да просто потому, что вы никогда ничему не удивляетесь,-- вотъ и все.
   Мистеръ Никкльби выхватилъ письмо изъ рукъ своего клерка и, бросивъ на него холодный взглядъ, распечаталъ конвертъ, затѣмъ пробѣжалъ письмо, сунулъ его въ карманъ, поставилъ стрѣлки и принялся заводить часы.
   -- Оказалось то самое, что я думалъ, Ньюмэнъ,-- заговорилъ мистеръ Никкльби, продолжая свое занятіе.-- Онъ умеръ. Вотъ неожиданность! Я бы никогда этому не повѣрилъ бы, право!
   Изливъ свою скорбь въ этихъ трогательныхъ выраженіяхъ, мистеръ Никкльби засунулъ часы въ жилетный карманъ, натянулъ потуже перчатки и, заложивъ руки за спину, медленно направилъ свои стопы прежнею дорогою къ западу.
   -- Остались дѣти?-- освѣдомился Ногсъ, слѣдуя за нимъ по пятамъ.
   -- Въ томъ-то и штука,-- сказалъ мистеръ Никкльби, какъ будто отвѣчая на собственныя свои мысли.-- Цѣлыхъ двое.
   -- Двое!-- повторилъ Ногсъ чуть слышно
   -- Да еще вдова на придачу,-- продолжалъ мистеръ Никкльби.-- И всѣ трое въ Лондонѣ, чортъ бы ихъ побраль! Всѣ трое здѣсь, Ньюмэнь.
   Ньюмэнъ шелъ немного позади своего патрона. При этихъ словахъ лицо его исказилось судорогой; но было ли это непроизвольнымъ движеніемъ парализованныхъ мускуловъ, выраженіемъ скорбя или затаеннаго смѣха -- едва ли кто-нибудь, кромѣ него самого, могъ бы отвѣтить на этотъ вопросъ. Говорятъ, лицо человѣка есть зеркало его души, истолкователь его мыслей; но лицо Ньюмэна Ногса представляло такую загадку, которую наврядъ ли взялся бы разрѣшить самый проницательный человѣкъ.
   -- Идите домой,-- сказалъ мистеръ Никкльби, пройдя нѣсколько шаговъ и оглянувшись на своего клерка, точно обращался къ собакѣ. И не успѣль онъ договорить, какъ Ньюмэнъ былъ на срединѣ улицы и минуту спустя исчезъ изъ вида, смѣшавшись съ толпой.
   -- Резонно, нечего сказать, очень резонно!-- бормоталъ между тѣмъ мистеръ Никкльби, продолжая свои путь.-- Братъ никогда ничего не сдѣлалъ для меня, да я никогда его объ этомъ и не просилъ; и вотъ, не успѣлъ онъ закрыть глаза, какъ меня уже почему-то считаютъ обязаннымъ опекать совершенно здоровую женщину и ея двухъ взрослыхъ дѣтей! Что они мнѣ! Я никогда ихъ не видалъ.
   Углубившись въ эти думы и тому подобныя размышленія, мистеръ Никкльби не замѣтилъ, какъ очутился на Страндѣ, гдѣ, справившись съ письмомъ относительно номера дома, который онъ искалъ, остановился у одного подъѣзда, приблизительно на серединѣ этой многолюдной улицы.
   Въ этомъ домѣ жилъ живописецъ-портретистъ, какъ о томъ свидѣтельствовала прибитая надъ дверью витрина въ широкой золоченой рамѣ. Подъ стекломъ, на черномъ бархатномъ фонѣ, красовались портреты двухъ флотскихъ мундировъ съ выглядывающими изъ нихъ лицами и неизбѣжнымъ аттрибутомъ каждаго -- подзорной трубой. Пониже помѣщался молодой военный въ пунцовомъ мундирѣ, а рядомъ литераторъ, съ очень высокимъ лбомъ, чернильницей, перомъ и шестью книгами на фонѣ полуспущенной портьеры. Здѣсь же имѣлось весьма трогательное изображеніе молодой леди, углубившейся въ чтеніе манускрипта въ дремучемъ лѣсу, и превосходный портретъ во весь ростъ сидящаго на стулѣ ребенка съ необыкновенно большой головой и взятыми въ раккурсѣ ногами, уменьшенными до размѣровъ двухъ ложечекъ для соли. Кромѣ вышеупомянутыхъ перловъ искусства, здѣсь было еще много головъ пожилыхъ леди и джентльменовъ, улыбающихся другъ другу то подъ лазуревымъ, то подъ свинцовымъ небомъ, и написанная красивымъ почеркомъ элегантная карточка съ тисненнымъ бордюромъ и съ обозначеніемъ цѣнъ.
   Мистеръ Никкльби взглянулъ на витрину съ величайшимъ презрѣніемъ и изо всей силы поднялъ и опустилъ дверной молотокъ; но ему пришлось три раза повторить этотъ маневръ, и только по третьему разу ему отворила дверь служанка съ необыкновенно грязнымъ лицомъ.
   -- Дома мистриссъ Никкльби?-- спросилъ Ральфъ со своей всегдашней рѣзкой манерой.
   -- Ея фамилія -- не Никкльби,-- отвѣтила дѣвушка.-- Вамъ вѣрно нужно миссъ Ла-Криви?
   Мистеръ Никкльби бросилъ уничтожающій взглядъ на дерзкую, осмѣлившуюся поправить его, и еще рѣзче спросилъ, что она хочетъ этимъ сказать. Дѣвушка только что собиралась отвѣтить, когда съ верхней площадки совершенно отвѣсной лѣстницы, виднѣвшейся въ глубинѣ прихожей, раздался женскій голосъ, освѣдомлявшійся, кого спрашиваютъ.
   -- Мистриссъ Никкльби,-- отвѣчалъ Ральфъ.
   -- Это второй этажъ, Ганна,-- произнесъ тотъ же голосъ.-- Какъ ты глупа! Дома второй этажъ?
   -- Минуту назадъ кто-то вышелъ; только, кажется, не второй этажъ, а антресоли,-- тѣ, что живутъ безъ прислуги,-- отвѣчала дѣвица.
   -- Ты лучше сдѣлаешь, если пойдешь узнать,-- сказала невидимка.-- Только сперва покажи джентльмену, гдѣ звонокъ, да попроси его не поднимать такого стука, когда онъ придетъ въ другой разъ. Объясни, что у насъ позволяется употреблять молотокъ только въ тѣхъ случаяхъ, когда испорченъ звонокъ, да и то довольно постучаться одинъ разъ.
   -- Ладно,-- сказалъ Ральфъ, вступая въ прихожую безъ дальнѣйшихъ церемоніи.-- Простите пожалуйста, но не вы ли будете миссъ Ла... забылъ, какъ дальше.
   -- Криви... Ла-Криви,-- отвѣчалъ голосъ, и надъ перилами лѣстницы показалась желтая наколка.
   -- Съ вашего позволенія, мэмъ, мнѣ хотѣлось бы сказать вамъ два слова,-- продолжалъ Ральфъ.
   Голосъ отвѣчалъ, что для этого джентльмену стоитъ только пойти; но мистеръ Никкльби уже поднимался по лѣстницѣ и минуту спустя стоялъ на площадкѣ передъ обладательницей желтой наколки, у которой въ pendant къ головному убору оказалось такое же желтое плсттье и почти такое же лицо. Миссъ Ла-Криви была весьма миніатюрная молодая леди лѣтъ пятидесяти; гостиная миссъ Ла-Криви оказалась осколкомъ съ позолоченной витрины у наружной двери, только болѣе обширныхъ размѣровъ и яснѣе опрятнаго вида.
   -- Гм!..-- прокашлялась миссъ Ла-Криви, прикрывъ изъ деликатности ротъ черной шелковой митенькой.-- Вамъ, вѣроятно, нуженъ портретъ? У васъ выразительная наружность, очень благодарная для портрета, сэръ. Позировали вы когда-нибудь?
   -- Какъ вижу, сударыня, вы ошибаетесь въ цѣли моего посѣщенія,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби со своею обычною рѣзкостью.-- У меня нѣтъ шальныхъ денегъ, чтобы бросать ихъ на портреты, да если бы и были, мнѣ, слава Богу, некому и портретовъ-то раздавать. Увидѣвъ васъ на лѣстницѣ, я просто рѣшилъ зайти поразспросить васъ насчетъ кое-кого изъ здѣшнихъ жильцовъ.
   Миссъ Ла-Криви вторично откашлялась на этотъ разъ, чтобы скрыть свое разочарованіе, и сказала:
   -- О, въ самомъ дѣлѣ!
   -- Изъ вашихъ словъ, обращенныхъ къ служанкѣ, я вывелъ заключеніе, что вы здѣсь хозяйка,-- продолжалъ мистеръ Никкльби.
   -- Да, она дѣйствительно снимаетъ всю квартиру,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви,-- но такъ какъ въ настоящее время второй этажъ не нуженъ, то она и сдаетъ его жильцамъ. Теперь тамъ живетъ одна пріѣзжая леди изъ провинціи съ двумя дѣтьми.
   -- Вдова?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Да.
   -- Бѣдная вдова, не такъ-ли?-- снова освѣдомился Ральфъ, выразительно подчеркивая это коротенькое, но многозначущее прилагательное.
   -- Къ сожалѣнію, она, кажется, дѣйствительно не богата,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви.
   -- Не кажется, а навѣрное, я это знаю, мэмъ. Не находите ли вы, что бѣдной вдовѣ не слѣдовало забираться въ такую квартиру?
   -- Вы правы,-- поспѣшила согласиться миссъ Ла-Криви, немало польщенная этимъ косвеннымъ комплиментомъ ея квартирѣ.-- Вы совершенно правы.
   -- Я близко знакомъ съ ея дѣлами, мэмъ,-- продолжалъ Ральфъ.-- Дѣло въ томъ, что я ей родственникъ, и я долженъ васъ предупредить, что вамъ лучше не держать у себя на квартирѣ эту семью.
   -- Надѣюсь, однако, что въ случаѣ несостоятельности этой леди по выполненію принятыхъ на себя денежныхъ обязательствъ,-- начала, покашливая, миссъ Ла-Криви,-- ея родственники не откажутся...
   -- Нѣтъ, откажутся,-- поспѣшно перебилъ ее Ральфъ.-- На нихъ не надѣйтесь.
   -- Если такъ, это мѣняетъ дѣло,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   -- Да, это такъ. А затѣмъ можете поступать по своему усмотрѣнію. Я имъ родственникъ, мэмъ, и, насколько мнѣ извѣстно, единственный родственникъ, потому-то я и счелъ своимъ долгомъ довести до вашего свѣдѣнія, что не беру на себя отвѣтственности за ихъ расточительность. На долго ли они у васъ наняли квартиру?
   -- Они взяли ее понедѣльно, и за первую недѣлю мистриссъ Никкльби заплатила впередъ.
   -- Въ такомъ случаѣ откажите имъ въ концѣ недѣли. Лучшее, что они могутъ сдѣлать, это вернуться туда, откуда пріѣхали; здѣсь имъ совсѣмъ не мѣсто.
   -- Конечно,-- проговорила миссъ Ла-Криви, нервно потирая руки.-- Если мистриссъ Никкльби нанимаетъ квартиру, не имѣя средствъ платить за нее, она поступаетъ недостойно порядочной дамы.
   -- Я съ вами вполнѣ согласенъ, мэмъ,-- сказалъ Ральфъ.
   -- И разумѣется, мнѣ... имъ... въ настоящемъ моемъ положеніи-беззащитной женщины,-- продолжала миссъ Ла-Криви,-- невозможно терять мой квартирный доходъ.
   -- Само собою разумѣется,-- подтвердилъ Ральфъ.
   -- А между тѣмъ,-- добавила миссъ Ла-Криви, въ душѣ которой природная доброта, очевидно, боролась съ разсчетливостью,-- между тѣмъ, я рѣшительно ничего не. могу сказать ни противъ самой леди, дамы очень пріятной и обходительной въ обращеніи, хотя въ настоящую минуту бѣдняжка, кажется, совсѣмъ убита горемъ, ни противъ ея дѣтей, прелестныхъ, прекрасно воспитанныхъ молодыхъ людей, могу васъ увѣрить.
   -- Очень радъ это слышать, сударыня, но это не мое дѣло,-- сказалъ Ральфь, круто поворачивая къ дверямъ, ибо эти панегирики нищимъ начинали его раздражать.-- Я исполнилъ свой долгъ и, можетъ быть, сдѣлалъ даже больше, чѣмъ былъ обязанъ сдѣлать. Никто вѣдь не скажетъ мнѣ за это спасибо.
   -- Могу васъ увѣрить, что я вамъ очень обязана, сэръ,-- сказала миссъ Ла-Криви очень любезно.-- Не будете ли вы такъ добры, взглянуть на эти миніатюры моей работы?
   -- Очень вамъ признателенъ, мэмъ,-- отвѣчалъ мистеръ Никкльби, поспѣшно ретируясь,-- но мнѣ еще надо зайти наверхъ, а время мнѣ дорого; право, никакъ не могу.
   -- Ну, такъ въ другой разъ, когда будете въ этихъ краяхъ, пожалуйста заходите, я буду очень счастлива. Не желаете ли, по крайней мѣрѣ, захватить съ собой росписаніе моихъ цѣнъ?.. Благодарю васъ. Добраго утра!
   -- Добраго утра, сударыня!-- и Ральфъ поскорѣе захлопнулъ дверь во избѣжаніе дальнѣйшихъ разговоровъ.-- Ну-съ, теперь къ невѣсткѣ! Уфъ!
   Вскарабкавшись на другую отвѣсную лѣстницу такого же остроумнаго устройства, мистеръ Ральфъ Никкльби остановился на верхней площадкѣ перевести духъ, и въ это время его нагнала служанка, которую предупредительная миссъ Ла-Криви послала, чтобы доложить о гостѣ жильцамъ. На этотъ разъ физіономія молодой дѣвицы носила явные слѣды безуспѣшныхъ попытокъ привести себя въ болѣе приличный видъ съ помощью фартука, который былъ еще грязнѣе лица.
   -- Какъ прикажете о васъ доложить?-- спросила, она.
   -- Никкльби,-- отвѣчалъ Ральфъ.
   -- Мистриссъ Никкльби, васъ спрашиваетъ мистеръ Никкльби,-- возвѣстила дѣвица, распахнувъ дверь.
   Навстрѣчу гостю поднялась дама въ глубокомъ траурѣ; но, будучи не въ силахъ сдѣлать шагу отъ охватившаго ее волненія, стояла, опираясь на руку худенькой, но очень хорошенькой дѣвушки лѣтъ семнадцати, которая сидѣла возлѣ нея. Тогда высокій юноша, года на два постарше молодой дѣвушки, вышелъ впередъ и привѣтствовалъ гостя, какъ своего дядю.
   -- А, такъ значитъ ты Николай?-- пробурчалъ Ральфъ, сурово сдвинувъ брови.
   -- Да, сэръ, это мое имя,-- отвѣчалъ юноша.
   -- Возьми же мою шляпу,-- сказалъ Ральфъ повелительно.-- Здравствуйте, сударыня, какъ поживаете? Не слѣдуетъ такъ поддаваться горю. Я никогда не поддаюсь.
   -- Но мое горе такъ ужасно, такъ необыкновенно ужасно!-- сказала мистриссъ Никкльби, прижимая къ глазамъ платокъ.
   -- Что же въ немъ необыкновеннаго?-- невозмутимо отвѣчалъ Ральфъ, растегивая пальто.-- Мужья и жены умираютъ каждый день.
   -- И братья тоже, не такъ ли, сэръ?-- сказалъ Николай, бросая на дядю негодующій взглядъ.
   -- Да, сэръ, а также дерзкіе мальчишки, у которыхъ еще молоко на губахъ не обсохло,-- отрѣзалъ дядя, опускаясь на стулъ.-- Вы, сударыня, не упомянули въ вашемъ письмѣ, отъ какой болѣзни умеръ мой братъ.
   -- Доктора не нашли у него никакой болѣзни,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби, заливаясь слезами.-- Но у насъ слишкомъ много причинъ подозрѣвать, что онъ умеръ отъ разбитаго сердца.
   -- Какой вздоръ! Я допускаю, что человѣкъ можетъ умереть, когда сломаетъ шею, ногу или руку, когда пробьетъ себѣ голову или даже разобьетъ носъ. Но умереть отъ разбитаго сердца -- какая нелѣпость! Впрочемъ, разбитое сердце нынче въ большой модѣ. Когда человѣкъ не можетъ расплатиться съ долгами, онъ умираетъ отъ разбитаго сердца, а его вдова начинаетъ считать себя жертвой.
   -- Есть, какъ кажется, люди, вполнѣ гарантированные отъ такой смерти по той простой причинѣ, что у нихъ нѣтъ сердца,-- спокойно замѣтилъ Николай.
   -- Позвольте узнать, сколько лѣтъ этому молодцу?-- спросилъ Ральфъ, отодвигаясь назадъ вмѣстѣ со стуломъ и смѣривъ племянника презрительнымъ взглядомъ.
   -- Ему скоро минетъ девятнадцать,-- отвѣчала вдова.
   -- Девятнадцать, это! А чѣмъ вы намѣрены зарабатывать хлѣбъ, сэръ?
   -- Во всякомъ случаѣ можете быть увѣрены, что я не разсчитываю жить на средства матери,-- отвѣчалъ съ негодованіемъ Николай.
   -- А если бы и разсчитывалъ, такъ не очень-то разгулялся бы на такія средства,-- отрѣзалъ дядя, насмѣшливо поглядывая на племянника.
   -- Можете быть покойны,-- проговорилъ Николай, вспыхнувъ отъ гнѣва,-- васъ я не буду просить увеличить ихъ.
   -- Николай, милый мой, успокойся!-- взмолилась мистриссъ Никкльби.
   -- Умоляю тебя, мой голубчикъ!-- пролепетала молодая дѣвушка.
   -- Придержите вашъ язычекъ, сэръ!-- сказалъ Ральфъ.-- Клянусь честью, прекрасное начало, мистриссъ Никкльби,-- прекрасное, что и говорить!
   Мистриссъ Никкльби, вмѣсто отвѣта, сдѣлала только сыну знакъ, краснорѣчиво молившій о молчаніи.
   Нѣсколько секундъ дядя и племянникъ, ни слова не говоря, смотрѣли другъ на друга. У старика было рѣзкое, суровое, отталкивающее лицо; у юноши красивое, открытое и привлекательное. Въ глазахъ старика сверкали лукавство и алчность; взглядъ юноши сіялъ умомъ и благородствомъ. Фигура его была немного слишкомъ тонка, но отличалась стройностью и силой, и помимо красоты и юношеской граціи, поражавшихъ въ немъ прежде всего, каждый его взглядъ, каждое движеніе говорили о пылкомъ молодомъ сердцѣ, удерживая въ извѣстныхъ границахъ даже этого старика.
   Какъ ни рѣзокъ можетъ быть такой контрастъ на посторонній глазъ, никто не чувствуетъ его сильнѣе и глубже, чѣмъ тотъ, кто съ горечью въ душѣ сознаетъ, насколько другой выше его. Сердце Ральфа наполнилось непримиримою злобой, и съ этой минуты онъ возненавидѣлъ Николая. Такъ, молча, смотрѣли они нѣсколько секундъ другъ на друга, но, наконецъ, Ральфъ не выдержалъ и отвелъ глаза, пробормотавъ съ презрѣніемъ: "Мальчишка!"
   Старики часто бросаютъ это слово, какъ упрекъ, въ лицо молодежи, должно бытъ, съ цѣлью обмануть людей, увѣривъ ихъ, что тѣ, кто его произноситъ, не хотѣли бы стать опять молодыми, хотя бы даже это было въ ихъ власти.
   -- Итакъ, сударыня,-- началъ рѣзко Ральфъ,-- вы мнѣ писали, что кредиторы васъ до-чиста обобрали и у васъ ничего не осталось?
   -- Ровно ничего,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби.
   -- И вы истратили послѣднія ваши деньги, чтобы пріѣхать въ Лондонъ посмотрѣть, не могу ли я чего-нибудь для васъ сдѣлать?
   -- Я надѣялась,-- прошептала въ смущеніи вдова,-- что вы пожелаете что-нибудь сдѣлать для дѣтей вашего брата. Его послѣдняя воля была, чтобы я обратилась къ вамъ.
   -- Это просто поразительно,-- пробормоталъ Ральфъ, принимаясь шагать изъ угла въ уголъ.-- Стоитъ только человѣку, у котораго нѣтъ ничего за душой, почувствовать приближеніе смерти, чтобы онъ счелъ себя въ правѣ разсчитывать на карманъ своего ближняго. Умѣетъ ли что-нибудь ваша дочь?
   -- Кетъ у насъ прекрасно воспитана,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби со слезами.-- Скажи дядѣ, милочка, насколько ты подвинулась во французскомъ языкѣ и прочихъ наукахъ.
   Бѣдная дѣвушка собиралась что-то сказать, но дядя безцеремонно ее перебилъ:
   -- Надо будетъ попытаться отдать ее въ обученіе какому-нибудь ремеслу. Надѣюсь, ваше нѣжное воспитаніе не будетъ служить препятствіемъ къ этому?
   -- Конечно, нѣтъ, дядя,-- отвѣчала дѣвушка со слезами.-- Я готова дѣлать все, что хотите, лишь бы заработать кусокъ хлѣба.
   -- Вотъ и прекрасно,-- сказалъ Ральфъ, немного смягченный красотою, а можетъ быть и кротостью племянницы (думайте, что хотите).-- Надо попробовать, а если тяжелая работа окажется тебѣ не подъ силу, можно будетъ перейти къ шитью платьевъ или какому-нибудь другому, болѣе легкому дѣлу. Ну-съ, а вы, сэръ, умѣете вы что-нибудь дѣлать?-- продолжалъ онъ, обращаюсь къ племяннику.
   -- Ничего,-- грубо отвѣчалъ Николай
   -- Такъ я и думалъ. Вотъ вамъ плоды воспитанія моего брата, сударыня.
   -- Николай только-что кончилъ свое образованіе, сказала мистриссъ Никкльби,-- лучшее, какое только могъ дать ему отецъ, который разсчитывалъ...
   -- Что сынъ его сдѣлаетъ со временемъ блестящую карьеру,-- перебилъ Ральфъ -- Старая исторія! Вѣчно на что-то надѣются и ничего не дѣлаютъ. Если бы мой братъ былъ человѣкомъ дѣла, человѣкомъ благоразумнымъ, вы были бы теперь богатой женщиной. Если бы онъ, не теряя времени, поставилъ сына на дорогу, какъ это сдѣлалъ мой отецъ со мной, хотя я быль въ ту пору года на полтора моложе этого молодца, онъ быль бы теперь вамъ опорой въ вашемъ бѣдственномъ положеніи, а не обузой. Но мой братъ былъ человѣкъ безпечный и безразсудный; вамъ это лучше, чѣмъ кому-нибудь знать, мистриссъ Никкльби.
   Это прямое обращеніе къ ея чувствамъ навело вдову на мысль, что, можетъ быть, она могла, бы болѣе выгодно распорядиться своею тысячью фунтовъ, и ей невольно пришло въ голову, какимъ подспорьемъ была бы теперь для нея такая сумма. Эти горестныя соображенія вызвали изъ глазъ ея новыя обильныя слезы, и въ припадкѣ отчаянія эта добрая, малодушная женщина принялась жаловаться на свою горькую долю и, рыдая, вспоминать, что она всегда была рабою своего бѣднаго мужа. Она всегда говорила ему, что могла бы сдѣлать лучшую партію (случаи къ тому представлялись не разъ). Что же касается денегъ, то при жизни мужа она даже не знала никогда, куда онѣ идутъ. Ужъ, конечно, если бы онъ больше ей довѣрялъ, они не очутились бы теперь въ такомъ положеніи. Такъ разглагольствовала мистриссъ Никкльби, изливаясь въ горькихъ сожалѣніяхъ, общихъ, вѣроятно, большинству замужнихъ дамъ не только во время вдовства, но часто и при жизни ихъ главы и повелителя, а можетъ быть, и въ оба эти періода. Въ заключеніе своей рѣчи мистриссъ Никкльби заявила, что вообще дорогой ея сердцу покойникъ никогда не слушался ея совѣтовъ, за исключеніемъ одного случая,-- что было столь же непреложною, сколько и горькою истиной, такъ какъ этотъ единственный случай послужилъ причиной ихъ общаго разоренія.
   Мистеръ Никкльби выслушалъ все это съ сдержанной улыбкой и, когда, наконецъ, вдова замолчала, принялся за свой допросъ съ того самаго мѣста, на которомъ его прервали ея изліянія.
   -- Хотите вы работать, сэръ?-- спросилъ онъ племянника, нахмурившись.
   -- Конечно, хочу,-- высокомѣрно отвѣчалъ Николай.
   -- Въ такомъ случаѣ взгляните сюда. Мнѣ это случайно бросилось въ глаза нынче утромъ; благодарите за это свою счастливую звѣзду.
   Послѣ такого вступленія мистеръ Ральфъ Никкльби вытащилъ изъ кармана газету и, просмотрѣвъ объявленія, прочелъ слѣдующее:
   -- Воспитаніе.-- Въ учебномъ заведеніи мистера Вакфорда Сквирса, въ Дотбойсъ-Голлѣ, близъ живописной деревеньки Дотбойсъ, у Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ, принимаются мальчики на полный пансіонъ со столомъ, одеждой, бѣльемъ, учебными пособіями и всѣмъ необходимымъ, до карманныхъ денегъ включительно. Основательное изученіе всѣхъ языковъ, живыхъ и мертвыхъ, математики, орѳографіи, геометріи, астрономіи, тригонометріи, употребленія глобуса, алгебры, фехтованія (по желанію), ариѳметики, фортификаціи и прочихъ отраслей классическаго образованія. Условія: годичная плата -- двадцать гиней. Накладныхъ расходовъ никакихъ. Отпусковъ и вакацій не полагается. Прекрасный столъ по всѣмъ правиламъ гигіены. Мистеръ Сквирсъ въ настоящее время въ Лондонѣ. Принимаетъ ежедневно съ часу до четырехъ. "Сарацинова Голова", Сноу-Гилль.-- N. В. Нуженъ опытный помощникъ, предпочтительно школьный учитель съ дипломомъ. Вознагражденіе -- пять фунтовъ въ годъ".
   -- Вотъ!-- сказалъ Ральфъ, складывая газету.-- Пусть беретъ это мѣсто, и его карьера сдѣлана.
   -- Но у него нѣтъ диплома,-- сказала мистриссъ Никкльби.
   -- Ну, безъ этого можно и обойтись.
   -- Да и вознагражденіе такъ ничтожно, и потомъ... это такъ далеко!-- пробормотала Кетъ.
   -- Молчи, Кетъ, моя милочка,-- остановила ее мать,-- дядя знаетъ, что для насъ лучше.
   -- Я уже сказалъ, пусть беретъ это мѣсто, и его карьера упрочена,-- повторилъ Ральфъ жестко.-- Впрочемъ, если мое предложеніе ему не по вкусу, пусть самъ поищетъ. Пускай-ка попробуетъ безъ денегъ, безъ друзей, безъ рекомендацій и практическихъ знаній найти себѣ въ Лондонѣ честный заработокъ съ вознагражденіемъ, котораго хватило бы хоть на сапоги, и если это ему удастся, я даю ему тысячу фунтовъ, т. е. я далъ бы,-- поспѣшилъ поправиться Ральфъ,-- если бы они у меня были.
   -- Бѣдный братъ!-- сказала молодая дѣвушка.-- Ахъ, дядя, неужели мы должны такъ скоро разстаться?
   -- Не надоѣдай дядѣ своими глупостями, моя милая,-- замѣтила мистриссъ Никкльби.-- Ты видишь, онъ о насъ же хлопочетъ... Дорогой Николай, что же ты ничего не скажешь дядѣ?
   -- Сейчасъ, сейчасъ, мама,-- отвѣчалъ Николай, который до сихъ поръ молчалъ, видимо о чемъ-то размышляя.-- Послушайте, сэръ, если мнѣ посчастливится получить это мѣсто, къ которому, кстати сказать, я такъ мало подготовленъ, что ожидаетъ ихъ,-- тѣхъ, кого я здѣсь оставлю?
   -- Я позабочусь о твоей матери и сестрѣ, отвѣчалъ Ральфъ,-- но замѣть, только въ томъ случаѣ, если ты возьмешь это мѣсто. Я берусь устроить ихъ такъ, чтобы онѣ могли жить, ни отъ кого не завися. Онѣ и недѣли не останутся здѣсь послѣ твоего отъѣзда, на этотъ счетъ будь покоенъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- воскликнулъ весело Николай, бросаясь къ дядѣ, чтобы пожать ему руку,-- я сдѣлаю все, что вамъ будетъ угодно. Идемъ, попытаемъ счастья у мистера Сквирса... А вдругъ онъ откажетъ?
   -- Ну, этого не бойся. Онъ съ радостью приметъ тебя по моей рекомендаціи. Ты только постарайся быть ему полезнымъ, и,-- какъ знать, можетъ быть, со временемъ ты станешь его компаньономъ. А если онъ умретъ, подумай только, карьера твоя сдѣлана.
   -- Да, да, вы правы!-- воскликнулъ въ восторгѣ бѣдный юноша, пылкое воображеніе и неопытность котораго уже рисовали ему тысячи волшебныхъ картинъ.-- А то вдругъ кто-нибудь изъ воспитанниковъ, какой-нибудь богатый лордъ такъ полюбитъ меня, что по окончаніи курса упроситъ своего отца позволить ему взять меня съ собой на континентъ въ качествѣ друга и наставника, а когда мы вернемся изъ нашего путешествія, доставитъ мнѣ выгодное мѣсто. А, дядя, вѣдь хорошо это будетъ?
   -- Еще бы!-- проговорилъ насмѣшливо Ральфъ.
   -- И какъ знать, можетъ быть, въ одно изъ своихъ посѣщеній (потому что онъ, конечно, будетъ меня навѣщать) онъ встрѣтится съ Кетъ (такъ какъ, разумѣется, Кетъ будетъ у меня хозяйкой) и они полюбятъ другъ друга и женятся. Вѣдь можетъ случиться? Неправда ли, дядя, какъ знать?
   -- Конечно, какъ знать!-- проворчалъ Ральфъ ехидно.
   -- И какъ мы тогда будемъ счастливы!-- воскликнулъ съ восхищеніемъ Николай.-- Что значитъ горе разлуки въ сравненіи съ радостью встрѣчи! Кетъ станетъ настоящей красавицей, и я буду такъ ею гордиться!.. А мамѣ-то какая радость, когда мы всѣ опять будемъ вмѣстѣ! Всѣ старыя невзгоды забыты и...
   Картина будущаго была такъ прекрасна, что Николай не выдержалъ, хотѣлъ было улыбнуться, и... зарыдалъ.
   Много слезъ пролила при мысли объ этой первой разлукѣ честная, простая семья, вскормленная глухой, тихой провинціей, незнакомая съ тѣмъ, что называютъ свѣтомъ (весьма условное выраженіе, подъ которымъ часто подразумеваются негодяи, живущіе въ свѣтѣ). Когда же первый взрывъ горя миновалъ, всѣ трое принялись обсуждать со всѣмъ пыломъ не искушенной опытомъ надежды ожидающую ихъ блестящую перспективу. Но мистеръ Ральфъ Никкльби скоро положилъ конецъ этимъ разглагольствованіямъ, напомнивъ, что если они будутъ даромъ терять время, то какой-нибудь болѣе счастливый соискатель перебьетъ Николаю дорогу къ счастью, которую имъ указала сама судьба въ видѣ газетнаго объявленія, и разрушитъ всѣ ихъ воздушные замки. Это своевременное напоминаніе мгновенно оказало свое дѣйствіе: разговоръ прекратился. Николай самымъ тщательнымъ образомъ списалъ адресъ мистера Сквирса, и дядя съ племянникомъ немедленно отправились на розыски этого достойнаго джентльмена. Николай уже успѣлъ убѣдить себя, что онъ былъ страшно несправедливъ къ своему родственнику, почувствовавъ къ нему необъяснимую антипатію съ перваго взгляда. Мистриссъ Никкльби съ своей стороны прилагала всѣ старанія увѣрить дочь, что дядя въ сущности гораздо добрѣе, чѣмъ кажется, и миссъ Никкльби съ подобающею почтительностью отвѣчала, что это очень возможно.
   Ужъ если говорить всю правду, на мнѣніе почтенной леди не мало повліялъ въ этомъ случаѣ косвенный комплиментъ деверя ея проницательности и уму (такъ, по крайней мѣрѣ, она истолковала себѣ его обращеніе къ ней за подтвержденіемъ нелестнаго его отзыва о ея мужѣ). Мистриссъ Никкльби нѣжно любила мужа и обожала дѣтей, но Ральфъ такъ искусно затронулъ одну изъ самыхъ чувствительныхъ струнъ человѣческаго сердца (а Ральфъ до тонкости понималъ всѣ его худшія стороны, хоть и не зналъ лучшихъ), что съ этой минуты достойная леди стала не на шутку считать себя интересной страдалицей, несчастной жертвой легкомыслія своего покойнаго мужа.
   

ГЛАВА IV.
Николай и его дядя, не теряя драгоцѣннаго времени, дѣлаютъ визитъ мистеру Вакфорду Сквирсу, содержателю школы въ Іоркширѣ.

   Сноу-Гилль! Что это за мѣсто? Вотъ вопросъ, занимающій, бытъ можетъ, не одного мирнаго обывателя глухихъ городовъ, мимо которыхъ идутъ сѣверные дилижансы, сверкая золотыми буквами таинственной надписи, выведенной по черному фону ихъ кузова и гласившій: "Сноу-Гилль". У каждаго изъ насъ бываетъ какое-нибудь, хоть смутное представленіе о мѣстѣ, названіе котораго ему часто приходится читать или слышать. Какая же масса фантастическихъ представленій должна соединяться съ этимъ коротенькимъ, такъ часто попадающимся на глаза, словомъ "Сноу-Гилль"! Да и само названіе такъ красиво звучитъ! А уже не говорю о Сноу-Гиллѣ вкупѣ съ "Сарациновой Головой",-- ассоціація идей, естественно вызывающая представленіе о чемъ-то суровомъ и страшномъ. Вамъ чудится безлюдная, пустынная поляна, гдѣ безпрепятственно разгуливаетъ ледяной вѣтеръ и злится зимняя вьюга, мрачное, страшное, дикое мѣсто, печальное даже днемъ, а ночью доброму христіанину лучше о немъ и не думать. Мѣсто, котораго бѣжитъ одинокій путникъ, гдѣ за каждымъ камнемъ притаился разбойникъ.
   Такое или почти такое представленіе о Сноу-Гиллѣ должно преобладать въ тѣхъ мирныхъ, глухихъ уголкахъ, мимо которыхъ проносится, какъ мрачный призракъ, дилижансъ "Сарациновой Головы", проносится каждый день и каждую ночь съ такою таинственной пунктуальностью, точно это и въ самомъ дѣлѣ призраки, презирающій въ своей стремительной скачкѣ всякую погоду.
   Дѣйствительность не вполнѣ соотвѣтствуетъ этому представленію, хотя это еще не причина, чтобы мы ее презирали. Здѣсь, къ сердцѣ Лондона, въ самомъ центрѣ его суетливой дѣятельности, среди кипучаго водоворота его жизни, преграждая путь мощнымъ волнамъ человѣческаго потока, приливающимъ сюда со всѣхъ сторонъ, высится Ньюгетъ; и на этой-то многолюдной улицѣ, на которую такъ хмуро смотрятъ его мрачныя стѣны, въ двухъ шагахъ отъ ея грязныхъ, полуразваливишхся трущобъ, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ въ наше время мирно торгуютъ похлебкой, рыбой и гнилыми плодами, умирали десятки людей. Подъ ревъ жадной до зрѣлищъ толпы, въ которомъ тонули даже грохотъ и гамъ огромной столицы, полные силъ здоровые люди, иногда по шести, по восьми человѣкъ за-разъ, сводили свои послѣдніе счеты съ жизнью и умирали страшной, насильственной смертью. Вокругъ нихъ жизнь била ключемъ; сотни любопытныхъ глазъ смотрѣли на нихъ отовсюду: изъ оконъ, съ крышъ, со стѣнъ, со столбовъ, и во всемъ этомъ морѣ людей, среди этихъ блѣдныхъ, отвернувшихся въ смущеніи человѣческихъ лицъ, послѣдній взглядъ несчастнаго, прощающагося съ жизнью, не встрѣчалъ ни одного, да, ни одного, на которомъ можно было бы подмѣтить хоть тѣнь участія или жалости.
   Неподалеку отъ тюрьмы и, слѣдовательно, близехонько отъ Смитфильда и многочисленныхъ конторъ шумнаго Сити, какъ разъ въ томъ концѣ Сноу-Гилля, гдѣ лошади омнибусовъ, отправляющихся въ восточную часть города, проявляютъ рѣшительное поползновеніе падать нарочно, а лошади извозчичьихъ кэбовъ, которые держатъ свой путь къ западу, нерѣдко падаютъ нечаянно, помѣщаются заѣзжій дворъ и гостиница "Сарациновой Головы". Ворота этого заведенія охраняются бюстами двухъ сарацинъ, и не такъ давно было время, когда золотая молодежь нашей столицы вмѣняла себѣ въ особенную честь сбрасывать ихъ на землю но ночамъ. Но съ нѣкоторыхъ поръ ихъ покой не нарушается болѣе, быть можетъ, потому, что шутники перенесли поле своихъ дѣйствій въ Сентъ-Джемскій кварталъ, отдавая весьма основательное предпочтеніе двернымъ молоткамъ, какъ предметамъ удобоносимымъ, и проволокамъ отъ звонковъ, которыя могутъ при случаѣ съ удобствомъ замѣнять зубочистки.
   По этой ли или по какой-нибудь другой причинѣ, только сарацины теперь стоятъ по мѣстамъ у воротъ и зорко стерегутъ входъ въ вышеупомянутое почтенное заведеніе. Съ фасада гостиницы, стоящей во дворѣ, на васъ смотритъ съ тою же сердитой подозрительностью третья сарацинова голова, а со всѣхъ дверецъ красныхъ дилижансовъ, выстроенныхъ правильной линіей въ рядъ, выглядываютъ тоже сарациновы головы, ростомъ поменьше, но видомъ близнецы трехъ первыхъ, такъ что общій стиль заведенія безспорно сарацинскій.
   Когда вы войдете во дворъ, вы увидите налѣво контору дилижансовъ, направо вздымающуюся къ небу колокольню церкви св. Сульпиція, а дальше, по обѣ стороны двора, длинныя галереи съ номерами. Прямо противъ воротъ вамъ бросится въ глаза высокое окно съ надписью огромными буквами "Кафе-Ресторанъ", и, если только вы пришли въ назначенный въ объявленіи часъ, вы увидите въ этомъ окнѣ мистера Вакфорда Скиврса.
   Нельзя сказать, чтобы наружность мистера Сквирса была особенно привлекательна. Во-первыхъ, у него былъ всего одинъ глазъ, тогда какъ общее мнѣніе, можетъ быть, и предвзятое, склоняется въ пользу двухъ. Единственный глазъ мистера Сквирса былъ, безъ сомнѣнія, полезенъ ему, но отнюдь не украшалъ его физіономіи, такъ какъ цвѣтомъ онъ былъ совершенно зеленый, а формой смахивалъ на вѣерообразное окно, какими принято увѣнчивать двери подъѣздовъ. Та сторона, гдѣ глазъ отсутствовалъ, была вся въ морщинахъ, что придавало лицу какое-то зловѣщее выраженіе, особенно когда оно улыбалось; улыбка дѣлала его просто отвратительнымъ. Волосы у мистера Сквирса были плоскіе и лоснящіеся, но спереди топорщились щеткой надъ низкимъ, скошеннымъ лбомъ. Вообще вся его внѣшность какъ нельзя болѣе гармонировала съ его противнымъ рѣзкимъ голосомъ и грубыми манерами. На видъ ему можно было дать лѣтъ за пятьдесятъ; росту онъ былъ ниже средняго; одѣтъ въ скромную черную пару и бѣлый галстухъ съ длинными концами; но такъ какъ рукава его сюртука были слишкомъ длинны, а панталоны черезчуръ коротки, то, глядя на него, вамъ невольно казалось, что въ этомъ платьѣ ему очень неловко и что онъ не можетъ придти въ себя отъ изумленія, передъ своимъ презентабельнымъ видомъ.
   Мистеръ Сквирсъ стоялъ передъ каминомъ въ одной изъ отдѣльныхъ комнатъ ресторана, снабженной, въ числѣ прочей мебели, тремя столами, изъ коихъ одинъ былъ такой, какіе имѣются во всѣхъ ресторанахъ, а два другіе -- самаго необыкновеннаго фасона, приноровленнаго къ угламъ и выступамъ переборки. На одномъ концѣ скамьи стоялъ крошечный деревянный сундучокъ, перевязанный обрывкомъ веревки, а на сундучкѣ кое-какъ лѣпился крошечный мальчикъ. Его коротенькія ноженки въ башмакахъ со шнуровкой и коротенькихъ плисовыхъ брючкахъ висѣли на воздухѣ. Упершись руками въ колѣни и приподнявъ плечи до самыхъ ушей, онъ исподтишка бросалъ на школьнаго учителя робкіе, испуганные взгляды.
   -- Половина четвертаго,-- пробормоталъ мистеръ Сквирсъ, отворачиваясь отъ окна и сердито поглядѣвъ на стѣнные часы.-- Никто нынче никто не придетъ.
   Это горестное предположеніе заставило мистера Сквирса взглянуть ни мальчика, чтобы удостовѣряться, не дѣлаетъ ли онъ чего-нибудь такого, за что его можно исколотить. Но такъ какъ мальчикъ ровно ничего не дѣлалъ, мистеръ Сквирсъ ограничился тѣмъ, что дернулъ его за ухо и приказалъ ему сидѣть смирно.
   -- Въ прошлый мой пріѣздъ,-- продолжалъ мистеръ Сквирсъ, возобновляя свои сѣтованія,-- я получилъ десятерыхъ ребятъ; десять разъ двадцать, итого двѣсти фунтовъ. Завтра утромъ въ восемь часовъ я долженъ ѣхать домой, а у меня ихъ всего на всего трое, немного, очень немного. Трижды два -- шесть, шестьдесятъ фунтовъ. И куда только запропастились эти мальчишки? О чемъ думаютъ ихъ родители? Не понимаю!
   Тутъ мальчутань на сундучкѣ громко чихнулъ.
   -- Что это, сэръ? Что это значитъ?-- прорычалъ школьный учитель, оборачиваясь.
   -- Ничего,-- отвѣчалъ мальчуганъ.
   -- Ничего?..
   Мальчуганъ такъ задрожалъ, что сундучекъ весь затрясся подъ нимъ.
   -- Простите, сэръ, я чихнулъ,-- пролепеталъ онъ.
   -- Чихнулъ, вотъ оно что! Такъ какъ же ты осмѣлился сказать "ничего?"
   За неимѣніемъ лучшаго отвѣта, мальчуганъ приставилъ къ глазамъ кулаки и заревѣлъ. Тогда мистерѣ Сквирсъ ударомъ въ одно ухо свалилъ его съ сундучка и ударомъ въ другое водворилъ на прежнее мѣсто.
   -- Погоди, сударикъ, дай намъ только добраться до Іоркшира; тамъ получишь отъ меня остальное. Перестанешь ли ты ревѣть, негодяй?
   -- Сей-часъ,-- прорыдалъ мальчуганъ, принимаясь изо всѣхъ силъ тереть себѣ лицо "Молитвой нищаго", отпечатанной на его коленкоровомъ носовомъ платкѣ.
   -- Такъ замолчи же, слышишь!
   Приказаніе сопровождалось соотвѣтствующимъ угрожающимъ жестомъ и взглядомъ. Мальчуганъ сталъ растирать лицо еще крѣпче, какъ будто это было единственнымъ средствомъ остановить слезы, послѣ чего затихъ, ни чѣмъ не обнаруживая своихъ чувствъ, кромѣ судорожныхъ всхлипываній, да рѣдкихъ полуподавленныхъ вздоховъ.
   -- Мистеръ Сквирсъ,-- сказалъ въ эту минуту лакей, заглядывая въ комнату,-- васъ спрашиваетъ какой-то джентльменъ.
   -- Попроси его сюда, Ричардъ,-- отозвался мистеръ Сквирсъ самымъ кроткимъ голосомъ.-- Спрячь свой платокъ въ карманъ, негодяя, а то я тебя убью, какъ только джентльменъ уйдетъ.
   Едва успѣлъ онъ прошипѣть эти слова свирѣпымъ шепотомъ, какъ джентльменъ вошелъ въ комнату. Мистеръ Сквирсъ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ его, и, углубившись въ очинку пера, принялся преподавать благодушныя наставленія своему юному питомцу:
   -- Что дѣлать, дитя мое,-- говорилъ мистеръ Сквирсъ,-- каждому человѣку судьба посылаетъ свои испытанія. Что значитъ твое дѣтское горе, отъ котораго твое юное сердечко готово разорваться на части, а глаза такъ распухли отъ слезъ? Да развѣ это горе? Ты плачешь, потому что тебя ждетъ разлука съ друзьями, а того, дитя, не подумаешь, что я замѣню тебѣ и друзей, и отца, а мистриссъ Сквирсъ -- нѣжную мать. Въ живописной деревушкѣ Дотбойсъ, близъ Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ, гдѣ дѣти принимаются на полный пансіонъ со столомъ, одеждою, стиркой и всѣмъ необходимымъ, отъ книгъ до карманныхъ денегъ включительно, ты будешь...
   -- Не вы ли мистеръ Сквирсъ, сэръ?-- произнесъ незнакомецъ, прерывая школьнаго учителя на этомъ интересномъ пересказѣ его объявленія.
   -- Онъ самый, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Сквирсъ, притворяясь очень удивленнымъ.
   -- Тотъ джентльменъ, что помѣстилъ объявленіе въ "Таймсѣ"?
   -- Да, и кромѣ того въ "Морнингъ-Постъ", въ "Кроникль", въ "Герольдѣ" и въ "Адвертизерѣ",-- объявленія объ учебномъ заведеніи Дотбойсъ-Голлъ въ живописной деревушкѣ Дотбойсъ, близъ Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ,-- добавилъ мистеръ Сквирсъ.-- Какъ видно, сэръ, вы явились по дѣлу, я вижу съ вами моихъ юныхъ друзей. Какъ поживаете, дѣтки? Какъ поживаете, сэръ?
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ погладилъ по головкѣ двухъ тщедушныхъ; худенькихъ мальчиковъ, сопровождавшихъ незнакомца, и умолкъ, ожидая дальнѣйшихъ объясненій.
   -- Я торгую масломъ и красками, сэръ. Фамилія моя Сноули,-- сказалъ незнакомецъ.
   Сквирсъ склонилъ голову, какъ будто говоря: "Прекрасная фамилія".
   -- Мистеръ Сквирсъ,-- продолжалъ незнакомецъ,-- я рѣшилъ отдать своихъ мальчиковъ въ вашу школу.
   -- Не мнѣ, конечно, это говорить, но я не могу не замѣтить, что это лучшее, что вы могли сдѣлать,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Гм... Годичная плата двадцать фунтовъ, если не ошибаюсь?
   -- Двадцать гиней,-- поправилъ школьный учитель съ предупредительной улыбкой.
   -- Фунтовъ, фунтовъ, сэръ! Пусть будетъ сорокъ фунтовъ за двоихъ, вѣдь я двоихъ отдаю,-- проговорилъ торжественно мистеръ Сноули.
   -- Не знаю, сэръ, едва ли можно будетъ это устроить,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ съ такимъ видомъ, какъ будто онъ быль пораженъ столь неслыханнымъ предложеніемъ.-- Позвольте... дайте подумать... Четырежды пять -- двадцать... удвоить сумму... затѣмъ вычесть... Хорошо, сэръ, я согласенъ; не стоитъ торговаться изъ-за какого-нибудь фунта. При случаѣ вы порекомендуете меня вашимъ знакомымъ, и мы будемъ квиты.
   -- Они у меня не большіе ѣдоки,-- сказалъ мистеръ Сноули.
   -- О, это вполнѣ безразлично! Въ нашемъ заведеніи дѣтскій аппетитъ не принимается въ разсчетъ.
   Это была непреложная истина: дѣтскій аппетитъ былъ послѣднимъ дѣломъ въ Дотбойсѣ.
   -- Все необходимое и полезное для здоровья, что только можетъ доставить Іоркширъ, всѣ высокія правила нравственности, какія только можетъ имъ внушить мистриссъ Сквирсъ, всѣ удобства, какихъ только можетъ пожелать ребенокъ, выросшій въ достаточной семьѣ, все это у нихъ будетъ, мистеръ Сноули.
   -- Я бы попросилъ васъ обратить особенное вниманіе на ихъ нравственность,-- сказалъ мистеръ Сноули.
   -- Очень радъ это слышать и смѣло могу сказать, сэръ, что ваши сыновья будутъ пить прямо изъ источника нравственности,-- отвѣчалъ Сквирсъ, гордо выпрямляясь.
   -- Говорятъ, вы сами человѣкъ нравственный,-- замѣтилъ мистеръ Сноули.
   -- Надѣюсь, сэръ.
   -- И я очень этому радъ,-- продолжалъ мистеръ Сноули.-- Я наводилъ о васъ справки, вы человѣкъ благочестивый.
   -- Да, мнѣ кажется, что обо мнѣ это можно сказать безъ натяжки,-- подтвердилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- И обо мнѣ тоже,-- добавилъ его собесѣдникъ.-- Я хотѣлъ бы сказать вамъ нѣсколько словъ наединѣ.
   -- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, любезно осклабившись.-- Мы оставимъ васъ однихъ на минутку, милыя дѣтки. Не хотите ли познакомиться съ вашимъ новымъ товарищемъ? Это одинъ изъ моихъ воспитанниковъ, сэръ. Его фамилія -- Белдингъ: онъ родомъ изъ Таунтона
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ мистеръ Сноули, взглянувъ на бѣднаго мальчугана съ такимъ любопытствомъ, какъ будто тотъ былъ какимъ-нибудь заморскимъ звѣремъ.
   -- Онъ ѣдетъ со мною завтра утромъ. Сундучекъ, на которомъ онъ сидитъ, это его багажъ. У насъ такое правило, сэры каждый воспитанникъ обязанъ привезти съ собой двѣ перемѣны платья, полдюжины рубахъ, шесть паръ носковъ, два ночныхъ колпака, пару носовыхъ платковъ, двѣ пары сапогъ, двѣ шляпы и бритву,-- объяснялъ мистеръ Сквирсъ, по дорогѣ къ сосѣднему кабинету.
   -- Бритву!-- воскликнулъ съ удивленіемъ мистеръ Сноули.-- Зачѣмъ же бритву?
   -- Чтобы бриться,-- отвѣчалъ выразительно Сквирсъ.
   Въ отвѣтѣ не было ничего особеннаго, по, должно быть, было что-нибудь въ манерѣ, съ какою были сказаны эти два слова, потому что съ минуту школьный учитель и его собесѣдникъ пристально смотрѣли другъ на друга и затѣмъ обмѣнялись многозначительной улыбкой. Сноули былъ тихенькій, прилизанный человѣчекъ съ плоскимъ лицомъ, въ темномъ одѣяніи и высокихъ черныхъ штиблетахъ; отъ всей его фигуры отдавало ханжествомъ,-- и тѣмъ страннѣе была его улыбка, ничѣмъ, повидимому, не вызванная.
   -- До какихъ же поръ держите вы дѣтей у себя въ школѣ?-- спросилъ онъ наконецъ.
   -- До тѣхъ поръ, пока за ребенка аккуратно вносится впередъ четвертная плата моему лондонскому агенту или пока онъ не убѣжитъ отъ насъ,-- отвѣтилъ Сквирсъ.-- Я буду говорить прямо,-- я вижу, мы поймемъ другъ друга. Кто эти мальчики? Незаконныя дѣти?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Сноули, стойко выдерживая испытующій взглядъ единственнаго глаза школьнаго учителя.
   -- Мнѣ пришло это въ голову потому,-- продолжалъ Сквирсъ, ничуть не смущаясь,-- что у насъ въ заведеніи много незаконныхъ дѣтей. Вотъ вамъ первый изъ нихъ -- этотъ мальчикъ.
   -- Тотъ, что на сундукѣ?
   Сквирсъ кивнулъ головой. Его собесѣдникъ еще разъ заглянулъ черезъ открытую дверь на маленькаго мальчика, сидѣвшаго на своемъ сундучкѣ, и отвернулся отъ него съ разочарованнымъ видомъ, какъ будто удивляясь, что мальчикъ былъ какъ мальчикъ и ничѣмъ не отличался отъ другихъ дѣтей.
   -- Онъ самый,-- сказалъ Сквирсъ.-- Однако, вы, кажется, хотѣли мнѣ что-то сообщить насчетъ вашихъ собственныхъ сыновей.
   -- Да. Дѣло въ томъ, что я имъ не отецъ, а отчимъ.
   -- А, вотъ оно что! Теперь все ясно. А я-то думаю, на кой чертъ вамъ понадобилось отсылать ихъ въ Іоркширъ. Ха-ха-ха! Теперь я понимаю!
   -- Я женатъ на ихъ матери,-- продолжалъ мистеръ Сноули.-- Держать дѣтей дома очень накладно, а у матери, видите ли, водится кое-какія деньжонки; вотъ я и боюсь, какъ бы она ихъ не истратила зря и не погубила бы ребятъ баловствомъ. Женщины, знаете ли, мистеръ Сквирсъ, бываютъ такъ безразсудны!
   -- Совершенно съ вами согласенъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, откидываясь на спинку стула и жестомъ руки приглашая собесѣдника продолжать.
   -- Вотъ почему,-- заключи ль свою рѣчь мистеръ Сноули,-- я и рѣшилъ отдать ихъ куда-нибудь подальше, въ школу, гдѣ не было бы всѣхъ этихъ праздниковъ, дурацкихъ отпусковъ домой два раза въ годъ, которые только сбиваютъ съ толку дѣтей,-- словомъ, гдѣ бы ихъ немножечко подтянули. Вы меня понимаете?
   -- Деньги впередъ, и по рукамъ, безъ разговоровъ,-- отвѣтилъ мистеръ Сквирсъ, выразительно кивнувъ головой.
   -- На этотъ счетъ будьте благонадежны,-- сказалъ его собесѣдникъ.-- А за нравственностью у васъ строгій надзоръ?
   -- Строгій, можете быть покойны.
   -- Писать домой слишкомъ часто, вѣроятно, не дозволяется?-- нерѣшительно освѣдомился отчимъ.
   -- Всего разъ въ годъ, къ Рождеству. Поздравленіе съ праздникомъ, причемъ дѣти сообщаютъ родителямъ, что они вполнѣ счастливы и надѣются, что ихъ никогда не возьмутъ домой.
   -- Прекрасно, большаго и не требуется,-- проговорилъ миморъ Сноули, потирая руки.
   -- Теперь, когда мы съ вами поняли другъ друга,-- сказалъ Сквирсъ, позвольте спросить васъ, считаете ли вы меня порядочнымъ, благонамѣреннымъ, вполнѣ добродѣтельнымъ человѣкомъ, и можете ли, рекомендуя меня въ качествѣ воспитателя юношества, поручиться за мою опытность, знанія, нравственность и религіозные принципы?
   -- Конечно, могу,-- отвѣчалъ мистеръ Сноули, какъ въ зеркалѣ, отражая на своемъ лицѣ улыбку школьнаго учителя.
   -- И конечно, не откажетесь подтвердить это всякому, кто обратится къ вамъ за рекомендаціей?
   -- Конечно, не откажусь.
   -- Меньшаго я отъ васъ и не ждалъ,-- воскликнулъ Сквирсъ въ восторгѣ и взялся за перо.-- Вотъ что значитъ имѣть дѣло съ умными людьми! Да, это я люблю!
   Школьный учитель записалъ адресъ мистера Сноули, послѣ чего ему пришлось исполнить еще болѣе пріятную обязанность, а именно -- росписаться, гдѣ слѣдуетъ, въ полученіи денегъ впередъ за первую четверть. Не успѣлъ онъ пересчитать и спрятать деньги, какъ за дверью послышался голосъ, опять спрашивали мистера Сквирса.
   -- Здѣсь,-- отозвался школьный учитель.-- Что надо?
   -- По дѣлу, сэръ,-- отвѣтилъ Ральфъ Никкльби, входя въ комнату въ сопровожденіи Николая.-- Ваше объявленіе было напечатано сегодня въ утреннихъ газетахъ?
   -- Мое, сэръ. Пожалуйста сюда,-- и Сквирсъ провелъ посѣтителей въ комнату, гдѣ топился каминъ.-- Не угодно ли присѣсть?
   -- И даже очень,-- отвѣчалъ Ральфъ, усаживаясь и поставивъ шляпу передъ собой на столѣ.-- Это мой племянникъ, сэръ, мистеръ Николай Никкльби.
   -- Очень радъ познакомиться,-- сказалъ Сквирсъ.
   Николай отвѣтилъ учтивымъ поклономъ, но очень удивился при видѣ директора Дотбойсъ-Голла; онъ представлялъ его себѣ совсѣмъ не такимъ.
   -- Не узнаете ли вы меня?-- спросилъ Ральфъ и пристально взглянулъ на Сквирса.
   -- Не вы ли вносили мнѣ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ небольшую сумму денегъ каждое полугодіе во время моихъ пріѣздовъ въ Лондонъ?-- въ свою очередь освѣдомился Сквирсъ.
   -- Да, я.
   -- За родителей воспитанника по фамиліи Доркеръ, который, къ несчастію...
   -- Умеръ въ Дотбойсъ-Голлѣ,-- докончилъ Ральфъ.
   -- Какъ же, какъ же, теперь я прекрасно васъ помню. Ахъ, сэръ! Мистриссъ Сквирсъ любила этого мальчика, какъ свое родное дитя. Ужъ какъ она за нимъ смотрѣла во время его болѣзни! Каждое утро и каждый вечеръ ему предлагали чай со свѣжими гренками... Только онъ ужъ ничего не могъ проглотить. А когда онъ умеръ, въ его комнатѣ всю ночь горѣла свѣча. Подъ голову ему положили нашъ лучшій словарь,-- ничего для него не жалѣли. Такъ пріятно чувствовать, знаете, что исполнилъ свой долгъ.
   Ральфъ улыбнулся улыбкой, которая скорѣе могла назваться гримасой, и окинулъ быстрымъ взглядомъ незнакомаго джентльмена и дѣтей.
   -- Это мои воспитанники, сэръ,-- пояснилъ Сквирсъ, указывая на мальчика, примостившагося на сундучкѣ, и на двухъ другихъ, стоявшихъ противъ него, причемъ всѣ трое безмолвно пялили глаза другъ на друга, выдѣлывая самыя ужасныя гримасы и необычайныя тѣлодвиженія, какъ это вообще въ обычаѣ у мальчиковъ при первомъ знакомствѣ.-- А этотъ джентльменъ, сэръ, отецъ одного изъ моихъ воспитанниковъ, былъ такъ добръ, что явился лично поблагодарить меня за систему воспитанія, принятую въ Дотбойсъ-Голлѣ, который, къ слову сказать, сэръ, расположенъ въ живописной деревенькѣ Дотбойсъ, близъ Грета-Бриджъ въ Іоркширѣ, гдѣ мальчики принимаются на полный пансіонъ со столомъ, одеждой, стиркой и всѣмъ необходимымъ, отъ книгъ до карманныхъ денегъ включительно...
   -- Да, да, это мы уже слышали,-- перебилъ съ нетерпѣніемъ Ральфъ.-- Все это стоитъ въ объявленіи.
   -- Вы правы, сэръ, все это стоитъ въ объявленіи,-- сказалъ Сквирсъ.
   -- И я не только считаю своею обязанностью, сэръ,-- вмѣшался мистеръ Сноули,-- но горжусь случаемъ удостовѣрить, что мистеръ Сквирсъ -- человѣкъ въ высшей степени порядочный, благородный, добродѣтельный...
   -- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь,-- прервалъ Ральфъ этотъ неожиданный потокъ краснорѣчія.-- Нисколько не сомнѣваюсь. Но не вернуться ли намъ къ нашему дѣлу?
   -- Отъ всего моего сердца, сэръ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- "Дѣло, прежде всего", вотъ слова, которыми начинается первая лекція въ нашемъ коммерческомъ отдѣленіи. Смотри, Беллингъ, хорошенько запомни эти слова, мой дружокъ.
   -- Да, сэръ,-- отвѣчалъ мастеръ Беллингъ.
   -- И вы думаете, онъ въ самомъ дѣлѣ запомнитъ?-- спросилъ Ральфъ.
   -- Беллингъ, повтори джентльмену, что я сказалъ.
   -- Дѣло... начала, мастеръ Беллингъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ Сквирсъ.-- Продолжай.
   -- Дѣло... повторилъ мастеръ Беллингъ.
   -- Прекрасно, очень хорошо. Ну, дальше!
   -- П...-- попытался было по своему добродушію подсказать Николай.
   -- Послѣ всего,-- выпалилъ мальчуганъ, услыхавъ первую букву.-- Дѣло -- послѣ всего!
   -- Прекрасно, сэръ, превосходно,-- сказалъ Сквирсъ, бросая убійственный взглядъ на преступника.-- Дай намъ только добраться домой, и мы съ тобой обдѣлаемъ одно дѣльце приватнаго свойства.
   -- А пока не перейти ли намъ къ нашему дѣлу?-- сказалъРальфъ.
   -- Я готовъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.
   -- Все дѣло можно объяснитъ и покончить съ двухъ словъ. Въ нашемъ объявленіи сказано, что вы ищете опытнаго помощника.
   -- Совершенно вѣрно.
   -- И! онъ вамъ дѣйствительно нуженъ?
   -- Конечно.
   -- Такъ вотъ онъ. Мой племянникъ Николай прямо со школьной скамьи; голова его основательно начинена всякой премудростью, но въ карманѣ хоть шаромъ покати, то есть именно такой человѣкъ, какого вамъ нужно.
   -- Боюсь,-- проговорилъ Сквирсъ, смущенный этимъ предложеніемъ отъ лица человѣка съ наружностью и манерами Николая.-- Боюсь, что вашъ племянникъ мнѣ не подойдетъ.
   -- Напротивъ, я убѣжденъ, что подойдетъ; мнѣ это лучше знать,-- сказалъ Ральфъ.-- Не пугайся, сударь, понапрасну; говорятъ тебѣ, не пройдетъ и недѣли, какъ ты будешь искушать премудрость съ молодыми лордами Дотбойсъ-Голла, если только этотъ джентльменъ не окажется упрямѣе, чѣмъ я привыкъ о немъ думать.
   -- Боюсь, сэръ,-- сказалъ Николай, обращаясь къ Сквирсу,-- что препятствіемъ служитъ моя молодость, а главное то, что у меня нѣтъ учительскаго диплома.
   -- Отсутствіе диплома дѣйствительно служитъ нѣкоторымъ препятствіемъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, стараясь казаться спокойнымъ, но сбитый съ толку какъ страннымъ контрастомъ между простодушіемъ племянника и житейскою опытностью дяди, такъ и непонятнымъ намекомъ на молодыхъ лордовъ, состоящихъ на его попеченіи.
   -- Слушайте, сэръ,-- сказалъ Ральфъ,-- я вамъ въ двѣ минуты все объясню.
   -- А буду вамъ очень признателенъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.
   -- Передъ вами мальчикъ, юноша, подростокъ, молодой человѣкъ, назовите, какъ хотите, но всякій видитъ, что ему не болѣе восемнадцати, девятнадцати лѣтъ.
   -- "Я" вижу,-- замѣтилъ школьный учитель.
   -- Я тоже,-- поддакнулъ мистеръ Сноули, считая нелишнимъ поддержать своего новаго друга.
   -- Отецъ его умеръ,-- продолжалъ Ральфъ,-- онъ совершенно не знаетъ жизни; средствъ у него никакихъ, и ему нужно работать. Я отрекомендовалъ ему ваше почтенное заведеніе, какъ средство составить карьеру, которое ему посылаетъ судьба, конечно, если онъ сумѣетъ воспользоваться обстоятельствами. Понимаете?
   -- Какъ не понять,-- отвѣчалъ Сквирсъ, отражая на своемъ лицѣ злорадную улыбку, съ какою дядя смотрѣлъ на своего простака-племянника.
   -- Еще бы, я это вполнѣ понимаю,-- воскликнулъ съ живостью Николай.
   -- Онъ это вполнѣ понимаетъ, замѣтьте,-- повторилъ Ральфъ тѣмъ же сухимъ, жесткимъ тономъ.-- Если изъ-за пустого каприза или вообще по своей винѣ онъ упуститъ такой прекрасный случай стать на ноги, я сочту, что впредь съ меня снимается всякая отвѣтственность за участь его матери и сестры. Взгляните на него и подумайте, насколько онъ можетъ быть вамъ полезенъ! Теперь весь вопросъ въ томъ, будетъ ли онъ для васъ въ настоящее время (принимая въ разсчетъ всѣ обстоятельства) полезнѣе десятка другихъ, которыхъ вы могли бы взять вмѣсто него? Правильно я разсуждаю?
   -- Совершенно,-- и Сквирсъ отвѣтилъ выразительнымъ кивкомъ на такой же кивокъ своего собесѣдника.
   -- Прекрасно. А теперь позвольте мнѣ сказать вамъ два слова. Два слова были сказаны а parte, и секунду спустя мистеръ Вакфордъ Сквирсъ объявилъ, что съ этой минуты мистеръ Николай Никкльби получаетъ званіе и вступаетъ въ отправленіе обязанностей старшаго помощника-наставника въ Дотбойсъ-Голлѣ.
   -- Этимъ вы обязаны рекомендаціи вашего дядюшки, мистеръ Никкльби, сказалъ Вакфордъ Сквирсъ.
   Обрадованный успѣхомъ, Николай горячо пожалъ руку дядѣ и быль почти готовь полюбить мистера Сквирса.
   "Наружность у него не привлекательна, это правда,-- подумалъ онъ, но что же изъ этого? Пэрсонъ былъ некрасивъ, да и докторъ Джонсонъ тоже: всѣ эти буквоѣды на одинъ ладъ".
   -- Завтра утромъ, ровно въ восемь, отходитъ нашъ дилижансъ, мистеръ Никкльби,-- сказалъ ему Сквирсъ.-- За четверть часа вы должны быть здѣсь.
   -- Безъ четверти восемь сочту своимъ долгомъ явиться, сэръ, отвѣтилъ Николай.
   -- За твою дорогу я заплатилъ,-- пробурчалъ Ральфъ,-- такъ что теперь вся твоя забота одѣться потеплѣе.
   Это было новое доказательство великодушія дяди. Николай быль такъ тронутъ такимъ неожиданнымъ проявленіемъ его доброты, что не находилъ словъ для выраженія своей признательности. Они не только распрощались со школьнымъ учителемъ, но уже выходили изъ воротъ "Сарациновой головы", а онъ все еще благодарилъ дядю.
   -- Я приду завтра посмотрѣть, какъ ты уѣдешь,-- сказалъ Ральфъ. Смотри, не раздумай!
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- отвѣчалъ Николай,-- я никогда не забуду вашей доброты.
   -- Хорошо сдѣлаешь. А теперь тебѣ лучше всего отправиться домой и уложиться. Какъ ты думаешь, найдешь ты дорогу, если сперва зайдешь въ Гольденъ-Скверъ?
   -- Конечно, я могу спросить.
   -- Въ такомъ случаѣ передай эти бумаги моему клерку,-- сказалъ Ральфъ, доставая изъ кармана небольшой пакетъ,-- да скажи, чтобы онъ меня подождалъ.
   Николай съ радостью взялся исполнить порученіе и, отъ всего сердца, пожелавъ дядѣ добраго вечера,-- пожеланіе, на которое этотъ добрѣйшій джентльменъ отвѣтилъ сердитымъ ворчаніемъ,-- торопливо зашагалъ по указанному направленію. Вскорѣ онъ благополучно добрался до Гольденъ-Сквера, и какъ разъ въ ту минуту, когда онъ подходилъ къ конторѣ Ральфа, мистеръ Ногсъ, забѣгавшій на минутку на двѣ въ сосѣдній трактиръ, воротился и отворялъ наружную дверь.
   -- Что это?-- спросилъ Ногсъ, указывая на пакетъ.
   -- Бумаги отъ дяди,-- отвѣчалъ Николай.-- Онъ просилъ, чтобы вы были такъ добры подождать его возвращенія.
   -- Отъ дяди?-- повторилъ съ удивленіемъ Ногсъ.
   -- Ну, да, отъ мистера Никкльби,-- сказалъ Николай въ поясненіе.
   -- Войдите.
   И, не прибавивъ больше ни слова, Ньюмэнъ повелъ Николая по корридору въ самый конецъ, гдѣ помѣщалась его каморка для занятій. Здѣсь онъ, все такъ же молча, подалъ ему стулъ, а самъ примостился на своемъ высокомъ табуретѣ насупротивъ и, свѣсивъ руки вдоль тѣла, принялся его разглядывать, точно съ обсерваціонной башни.
   -- Отвѣта не нужно,-- сказалъ Николай, положивъ пакетъ съ бумагами на столъ.
   Ньюмэнъ ничего не отвѣтилъ. Онъ только скрестилъ на груди руки, вытянулъ шею и еще внимательнѣе уставился на Николая, какъ будто изучалъ каждую черту его лица.
   -- Отвѣта не нужно,-- повторилъ Николай очень громко, думая, что Ньюмэнъ страдаетъ глухотой.
   Ньюмэнъ положилъ руки на колѣни и продолжалъ все такъ же безмолвно изучать лицо Николая.
   Все это было такъ странно, особенно со стороны совершенно незнакомаго человѣка, да и наружность этого человѣка была такъ необыкновенна, что Николай, всегда легко подмѣчавшій смѣшное, не могъ удержаться отъ улыбки, когда, обратившись къ мистеру Ногсу, спросилъ, не будетъ ли отъ него какихъ порученій.
   Вмѣсто отвѣта Ногсъ покачалъ головой и вздохнулъ. Тогда Николай всталъ, простился и повернулся, чтобы идти.
   Тутъ Ньюмэнъ Ногсъ совершилъ великій подвигъ; но какъ онъ на него рѣшился, имѣя дѣло съ человѣкомъ совершенно незнакомымъ,-- остается тайной и по сей день. Призвавъ на помощь всю свою храбрость, онъ глубоко перевелъ духъ и громко, отчетливо, ни разу не запнувшись, спросилъ, не будетъ ли джентльменъ такъ любезенъ объяснить, если это не секретъ, какіе планы относительно него имѣетъ его дядя? Николай не только не хотѣлъ дѣлать изъ этого секрета, но даже радъ былъ воспользоваться случаемъ поговорить о томъ, что въ данную минуту больше всего его занимало. Поэтому онъ снова опустился на стулъ и, все болѣе и болѣе увлекаясь по мѣрѣ того, какъ говорилъ, нарисовалъ въ яркихъ краскахъ картину благополучія, которое ожидаетъ его въ будущемъ, какъ помощника наставника въ такомъ кладезѣ учености, какъ Дотбойсъ-Голлѣ.
   -- Что съ вами? Вамъ дурно?-- воскликнулъ вдругъ Николай, обрывая свою рѣчь на полусловѣ при видѣ исказившагося лица своего собесѣдника и странныхъ манипуляцій, которыя тотъ продѣлывалъ руками. Засунувъ ихъ подъ табуретъ, онъ хрустѣлъ пальцами во всѣхъ суставахъ съ такой силой, точно хотѣлъ выломать себѣ кости.
   Ньюмэнъ ничего не отвѣтилъ; онъ только передернулъ плечами и продолжалъ хрустѣть пальцами. На лицѣ его застыла страшная улыбка, а остановившіеся глаза смотрѣли куда-то въ пространство поверхъ головы Николая.
   Въ первую минуту Николай испугался, вообразивъ, что съ этимъ чудакомъ сдѣлался столбнякъ; но, приглядѣвшись поближе, пришелъ къ заключенію, что онъ, должно быть, пьянъ, и счелъ за лучшее немедленно удалиться. Отворяя наружную дверь, онъ обернулся. Ньюмэнъ Ногсъ сидѣлъ въ прежней позѣ, уставившись въ пространство, и хрустѣлъ пальцами еще громче.
   

ГЛАВА V.
Николай ѣдетъ въ Іоркширъ. Его прощанье съ родными, попутчики и приключенія въ пути.

   Если бы слезы, проливаемыя въ чемоданы путешественниковъ, были талисманомъ отъ всякихъ бѣдъ и невзгодъ, можно было бы смѣло сказать, что путешествіе Николая Никкльби начиналось при самыхъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ. Дѣла передъ отъѣздомъ было такъ много, а времени такъ мало, столько надо было другъ другу сказать на прощанье, а на сердцѣ было такъ горько и тяжело, что слова не шли съ языка, и сборы къ предстоящему путешествію носили очень грустный характеръ. Мать и сестра заботливо припоминали то ту, то другую изъ необходимыхъ для путешественника вещей, отъ которыхъ Николай упорно отказывался, говоря, что онѣ могутъ понадобиться имъ самимъ, или даже, въ крайнемъ случаѣ, могутъ быть обращены въ деньги. Въ такихъ безобидныхъ спорахъ, въ которыхъ не было ничего, кромѣ самой горячей нѣжности съ обѣихъ сторонъ, прошелъ весь вечеръ наканунѣ отъѣзда, и каждый разъ, какъ такой споръ приходилъ къ концу, приближались къ концу и сборы, а Кетъ суетилась все больше и больше и дольше плакала втихомолку. Наконецъ, чемоданъ былъ закрытъ, и на столѣ появился ужинъ, болѣе роскошный, чѣмъ обыкновенно, ради такого особеннаго случая. Не даромъ же, имѣя въ виду этотъ ужинъ, Кетъ съ матерью въ тотъ день не обѣдали, увѣривъ Николая, что пообѣдали, когда его не было дома. Бѣдный малый чуть не давился кусками, притворяясь, что ѣстъ съ аппетитомъ, и нѣсколько разъ готовъ былъ разрыдаться, хотя пытался шутить и смѣяться. Долго сидѣли они за столомъ, оттягивая минуту разлуки, но когда, наконецъ, пришло таки время проститься, всѣ трое поняли, что напрасно они притворялись веселыми, стараясь обмануть другъ друга, и дали волю слезамъ.
   Николай проспалъ, какъ убитый, до шести часовъ утра и проснулся свѣжій и бодрый. Ему снился родной домъ,-- или то, что еще такъ недавно было его домомъ. Впрочемъ, это не дѣлаетъ разницы: слава Богу, мы хотя во снѣ видимъ былое, какимъ оно было, то, что прошло и больше никогда не вернется. Набросавъ карандашемъ нѣсколько прощальныхъ словъ матери и сестрѣ (онъ боялся послѣднихъ минутъ разставанья) и положивъ свою записку у дверей Кетъ вмѣстѣ съ половиной своего скуднаго капитала, Николай вскинулъ на плечи чемоданъ и осторожно сошелъ съ лѣстницы.
   -- Это ты, Ганна?-- услышалъ онъ голосъ миссъ Ла-Криви изъ-за двери, сквозь щель которой проникалъ слабый лучъ горѣвшей свѣчи.
   -- Нѣтъ, это я, миссъ Ла-Криви,-- откликнулся Николай и, спустивъ съ плечъ чемоданъ, заглянулъ въ дверь.
   -- Господи, какъ вы нынче рано поднялись, мистеръ Никкльби!-- воскликнула миссъ Ла-Криви, вскакивая съ мѣста и прикрывая руками свои папильотки.
   -- Не раньше васъ, однако,-- сказалъ Николай.
   -- Меня гонитъ съ постели вдохновеніе, мистеръ Никкльби. Я сижу и дожидаюсь разсвѣта, чтобы воплотить на холстѣ зародившуюся у меня идею.
   Миссъ Ла-Криви дѣйствительно поднялась спозаранку, чтобы подмалевать фантастическій носъ безобразному мальчишкѣ, чей портретъ предназначался въ подарокъ бабушкѣ, которая жила въ провинціи и отъ которой ожидалось наслѣдство въ томъ случаѣ, если бы на портретѣ внука она нашла фамильныя черты.
   -- Да, чтобы воспроизвести зародившуюся у меня идею,-- повторила миссъ Ла-Криви.-- И, знаете, я нахожу, что жить въ такомъ людномъ мѣстѣ, какъ Страндъ, большое удобство. Нужны ли намъ глаза или носъ для портрета, стоитъ только стать у окна и смотрѣть: рано ли поздно они у васъ будутъ.
   -- А долго приходится ждать, чтобы найти, напримѣръ, нужный носъ?-- съ улыбкой спросилъ Николай.
   -- О, это зависитъ главнымъ образомъ отъ того, что вамъ требуется. Вздернутыхъ и такъ называемыхъ римскихъ носовъ очень много, курносыхъ и приплюснутыхъ всѣхъ видовъ и сортовъ хоть отбавляй, особенно въ дни митинговъ въ Экссторъ-Голлѣ; но настоящіе орлиные носы къ сожалѣнію, очень рѣдки, и обыкновенно мы ихъ приставляемъ военнымъ и сановникамъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ!-- сказалъ Николай.-- Если только мнѣ попадется подходящій носъ во время моего путешествія, я постараюсь сдѣлать набросокъ спеціально для васъ, миссъ Ла-Криви.
   -- Неужто вы и впрямь ѣдете въ Іоркширъ, мистеръ Никкльби, да еще въ такой холодъ, среди зимы? Я вчера еще объ этомъ что-то слышала.
   -- Да, ѣду, миссъ Ла-Криви. Что дѣлать? Нужда заставитъ калачи ѣсть.
   -- Мнѣ очень жаль, что вы ѣдете; вотъ все, что я могу на это сказать; жаль и васъ самого, а еще больше вашу мать и сестру. Ваша сестра очень хорошенькая дѣвушка, мистеръ Никкльби. Тѣмъ болѣе причинъ желать, чтобы возлѣ нея былъ человѣкъ, который могъ бы защитить ее. Я ее упросила дать мнѣ нѣсколько сеансовъ для моей выставки. О, это будетъ прелестнѣйшій миніатюръ!
   Съ этими словами миссъ Ла-Криви взяла со стола небольшой портретъ на кости съ тщательно вырисованными на лицѣ небесно-голубыми жилками и принялась имъ любоваться съ такимъ самодовольствіемъ, что Николай невольно позавидовалъ ей.
   -- Если вы будете добры къ Кетъ, а я въ этомъ вполнѣ увѣренъ, я буду вамъ несказанно благодаренъ,-- сказалъ онъ, пожимая руку своей собесѣдницѣ.
   -- Можете на меня разсчитывать,-- отвѣтила добродушная леди.-- Да хранитъ васъ Богъ, мистеръ Никкльби, всего вамъ хорошаго!
   Николай очень мало зналъ жизнь, но какъ-то инстинктивно догадался, что если онъ теперь поцѣлуетъ миссъ Ла-Криви, это во всякомъ случаѣ не охладить ея добраго расположенія къ тѣмъ, кого онъ оставляетъ. И онъ поцѣловалъ ее нѣсколько разъ съ шутливой галантностью, и миссъ Ла-Криви выразила свое негодованіе только тѣмъ, что, поправивъ на головѣ свою желтую наколку, сказала: "Никогда ничего подобнаго я не слышала и не считала возможнымъ".
   Закончивъ такимъ образомъ это неожиданное свиданіе къ удовольствію обѣихъ сторонъ, Николай отправился въ путь. Вскорѣ онъ нашелъ человѣка, который взялся донести его чемоданъ, а такъ какъ часы на башнѣ показывали только семь, то онъ пошелъ потише. Теперь, безъ чемодана, ему было легче идти, зато на душѣ у него было навѣрно тяжелѣе, чѣмъ у носильщика, слѣдовавшаго за нимъ по пятамъ, несмотря на то, что у того была голая грудь, да и вообще такой растерзанный видъ, что, вѣроятно, онъ ночевалъ гдѣ-нибудь въ конюшнѣ, а завтракалъ у городского насоса.
   Не безъ любопытства оглядываясь но сторонамъ и подмѣчая въ каждой улицѣ, въ каждомъ домѣ пробуждающуюся жизнь и дѣятельныя приготовленіи къ наступающему дню, Николай невольно думалъ о томъ, какая масса людей всѣхъ сословій и состояніи находитъ себѣ кусокъ хлѣба въ Лондонѣ, между тѣмъ какъ онъ долженъ ѣхать за ними такъ далеко. Поглощенный этими грустными мыслями, онъ не замѣтилъ, какъ очутился въ Сноу-Гиллѣ передъ воротами "Сарациновой Головы". Отпустивъ носильщика и сдавъ свой чемоданъ на храненіе въ контору дилижансовъ, Николай направился въ ресторанъ на розыски мистера Сквирса.
   Онъ засталъ этого ученаго джентльмена за завтракомъ. Противъ него, по другую сторону стола, стояли, выстроившись въ рядъ, трое вчерашнихъ мальчугановъ и два новыхъ, которыхъ счастливая звѣзда мистера Сквирса послала ему уже послѣ вчерашняго его свиданія съ Николаемъ. На столѣ передъ почтеннымъ педагогомъ стояла чашка кофе, тарелка съ гренками и холодный ростбифъ. Но въ настоящаго минуту самъ онъ не завтракалъ, а приготовлялъ завтракъ для дѣтей.
   -- Послушай, любезный, развѣ тутъ молока на два пенса?-- спросилъ онъ, обращаясь къ слугѣ и заглядывая своимъ единственнымъ глазомъ въ огромную синюю кружку, которую онъ слегка наклонилъ, чтобы точнѣе опредѣлить количество ея содержимаго.
   -- Точно такъ, сэръ,-- отвѣчалъ слуга.
   -- Рѣдкая же, должно быть, вещь молоко у васъ въ Лондонѣ!-- сказалъ во вздохомъ мистеръ Сквирсъ.-- Пожалуйста, Вильямъ, долей кружку теплой водой.
   -- До краевъ, сэръ?-- освѣдомился слуга.-- Да вѣдь тутъ молокомъ-то и не попахнетъ!
   -- Тебя не спрашиваютъ!-- оборвалъ его Сквирсъ.-- Заказалъ ты мнѣ хлѣба и масла на троихъ?
   -- Сію минуту, сэръ.
   -- Это не къ спѣху, у насъ еще довольно времени впереди. Учитесь терпѣнію, дѣтки, и побѣждайте свою жадность къ ѣдѣ: жадность большой порокъ.-- Высказавъ это полезное правило нравственности, мистеръ Сквирсъ отправилъ въ ротъ огромный кусокъ ростбифа и въ эту минуту замѣтилъ Николая.
   -- Здраствуйте, мистеръ Никкльби. Присядьте. А "мы" здѣсь, какъ видите, завтракаемъ.
   Николай не видѣлъ, чтобы завтракалъ кто-нибудь, кромѣ мистера Сквирса, тѣмъ не менѣе онъ учтиво отвѣтилъ на привѣтствіе и постарался, насколько могъ, принять веселый видъ.
   -- А, Вильямъ, уже долилъ молоко?-- сказалъ Сквирсъ, увидѣвъ лакея.-- Хорошо. Не забудьте же хлѣбъ съ масломъ.
   При этомъ новомъ напоминаніи о хлѣбѣ и маслѣ всѣ пятеро мальчугановъ облизнулись отъ голода и проводили слугу жаднымъ взглядомъ.
   Между тѣмъ мистеръ Сквирсъ пробовалъ молоко.
   -- Вотъ такъ роскошь!-- сказалъ онъ, облизываясь.-- Подумайте, дѣти, сколько на улицахъ бѣдныхъ сиротъ, которыя съ радостью попробовали бы этотъ напитокъ. Ужасная это вещь -- голодъ, не правда ли, мистеръ Никкіьби?
   -- Ужасная, сэръ,-- подтвердилъ Николай.
   -- Когда я скажу: нумеръ первый,-- продолжалъ мистеръ Сквирсъ, придвигая кружку поближе къ дѣтямъ,-- первый слѣва, ближайшій къ окну, возьметъ кружку и отопьетъ глотокъ; когда я скажу второй, онъ передастъ ее слѣдующему и такъ далѣе, пока очередь не дойдетъ до пятаго. Готовы ли вы?
   -- Готовы, сэръ!-- прокричали мальчики хоромъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ Сквирсъ, преспокойно принимаясь за завтракъ,-- ждите команды. Учитесь терпѣнію, дѣтки, учитесь подавлять вожделѣнія своей плоти. Вотъ метода, съ помощью которой мы закаляемъ дѣтскій характеръ, мистеръ Никкльби,-- продолжалъ педагогъ, поворачиваясь къ Николаю съ набитымъ ртомъ и съ трудомъ пережевывая говядину и гренки.
   Николай что-то пробормоталъ въ отвѣтъ, онъ и самъ хорошенько не зналъ, что именно.
   Между тѣмъ мальчуганы, терзаемые мукой ожиданія, поглядывали то на кружку, то на хлѣбъ съ масломъ (появившійся тѣмъ временемъ на столѣ), то на огромные куски, которые отправлялъ себѣ въ ротъ ихъ наставникъ.
   -- Благодарю тебя, Христе Боже нашъ, яко насытилъ еси мя земныхъ своихъ благъ,-- произнесъ Сквирсъ, покончивъ съ завтракомъ.-- Нумеръ первый, начинай!
   Нумеръ первый набросился на молоко, какъ волченокъ: но едва успѣлъ онъ отхлебнуть ровно столько, чтобы еще пуще раздразнить аппетитъ, какъ мистеръ Сквирсъ отдалъ приказъ передать кружку второму, который въ свою очередь принужденъ былъ передать ее въ самый интересный моментъ слѣдующему, и такъ далѣе. Эта процедура повторялась въ томъ-же порядкѣ, пока, наконецъ, нумеръ пятый не осушилъ послѣднюю каплю.
   -- А теперь,-- сказалъ Сквирсъ, раздѣливъ три порціи намазаннаго масломъ хлѣба по числу ртовъ,-- теперь ѣшьте живѣй, времени остается немного; кондукторъ сейчасъ затрубитъ, и ужъ тогда не взыщите, всѣ по мѣстамъ!
   Не успѣлъ онъ договорить, какъ мальчики съ отчаянной торопливостью накинулись на ѣду; а школьный учитель (который послѣ завтрака пришелъ въ самое благодушнѣйшее настроеніе, съ улыбкой поглядывалъ на нихъ, ковыряя вилкой въ зубахъ. Но не прошло и минуты, какъ затрубилъ рожокъ.
   -- Такъ я и зналъ!-- воскликнулъ Сквирсъ, срываясь съ мѣста и поспѣшно извлекая изъ подъ стула небольшую корзинку.-- Скорѣе, дѣти! Складывайте сюда все, чего не доѣли; закусите по дорогѣ.
   Николай былъ совершенно ошеломленъ такимъ хозяйственнымъ распоряженіемъ, но ему некогда было раздумывать; надо было усадить мальчиковъ на имперіалъ дилижанса, помочь имъ перенести и размѣстить ихъ багажъ, и присмотрѣть, чтобы вещи мистера Сквирса были осторожно уложены въ ящикѣ подъ козлами, ибо, какъ оказалось, всѣ эти хлопоты входили въ кругъ обязанностей старшаго помощника наставника въ Дотбойсъ-Голлѣ. Въ самомъ разгарѣ этой возни, уже приходившей, впрочемъ, къ концу, въ Николаю подошелъ его дядя, мистеръ Ральфъ Никкльби.
   -- Вотъ вы гдѣ, сэръ! А я васъ ищу,-- сказалъ Ральфъ.-- Видѣлъ ты мать и сестру?
   -- Гдѣ онѣ?-- воскликнулъ Николай, съ живостью оборачиваясь.
   -- Да вотъ онѣ, пріѣхали тебя провожать. Должно быть у нихъ много лишнихъ денегъ въ карманѣ. Я пришелъ сюда и засталъ, какъ онѣ расплачивались съ извозчикомъ.
   -- Мы боялись опоздать; намъ такъ хотѣлось повидаться съ нимъ еще разъ передъ разлукой,-- сказала мистриссъ Никкльби и, не обращая вниманія на постороннихъ зрителей, толпившихся на дворѣ, крѣпко обняла сына.
   -- Конечно, сударыня, вы въ своемъ дѣлѣ лучшій судья,-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Я только сказалъ, что вы расплачивались съ извозчикомъ. Я никогда не плачу извозчикамъ по той простой причинѣ, что никогда ихъ не беру. Вотъ уже тридцать лѣтъ, какъ я не знаю, что значитъ ѣздить на извозчикѣ на свой счетъ, и надѣюсь, что не буду ѣздить еще тридцать лѣтъ, если только проживу такъ долго.
   -- Я никогда бы себѣ не простила, если бы не увидѣла его,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Бѣдный мой мальчикъ! Онъ ушелъ, даже не позавтракавъ, чтобы только не разстраивать насъ лишній разъ.
   -- Все это, разумѣется, весьма трогательно,-- сердито проворчалъ Ральфъ.-- Но я вамъ вотъ что скажу: когда "я" вступалъ въ жизнь, я довольствовался копѣечной булкой и кружкой молока, которые ежедневно покупалъ себѣ на завтракъ по дорогѣ въ Сити. Ушелъ безъ завтрака! Скажите, какія нѣжности!
   -- Послушайте, Никкльби,-- сказалъ Сквирсъ, подходя и застегивая на ходу пальто.-- Мнѣ кажется, вамъ лучше будетъ занять заднее мѣсто. Я боюсь, какъ бы который-нибудь изъ мальчиковъ не свалился: тогда пропали мои двадцать фунтовъ въ годъ.
   -- Голубчикъ Николай, кто этотъ грубый человѣкъ?-- шепнула Кетъ, слегка дотрогиваясь до руки брата.
   -- Эге!-- проворчалъ Ральфъ, у котораго былъ очень чуткій слухъ и который разслышалъ этотъ вопросъ.-- Не хочешь ли, моя милая, познакомиться съ мистеромъ Сквирсомъ?
   -- Это директоръ школы? Не можетъ быть! Вы шутите, дядя!-- воскликнула Кетъ, отступая.
   -- А мнѣ было послышалось, что ты хочешь съ нимъ познакомиться,-- отрѣзалъ Ральфъ со своею всегдашней саркастической, холодной манерой.-- Мистеръ Сквирсъ, это моя племянница, сестра Николая.
   -- Очень радъ съ вами познакомиться, миссъ,-- сказалъ Сквирсъ, приподнимая шляпу.-- Желалъ бы я, чтобы мистриссъ Сквирсъ надумала брать пансіонерокъ, а васъ пригласила бы наставницей. Впрочемъ, чего добраго, она стала бы меня ревновать. Ха-ха-ха!
   Если бы хозяинъ Дотбойсъ-Голла могъ знать, что дѣлалось въ эту минуту въ сердцѣ, его помощника, онъ открылъ бы, къ своему великому удивленію, что никогда во всю свою жизнь онъ не былъ такъ близокъ къ тому, чтобы получить звонкую оплеуху. Но видно Кетъ была догадливѣе мистера Сквирса, потому что она поспѣшила отвести брата въ сторону и тѣмъ избавила его патрона отъ непріятной возможности убѣдиться въ этомъ на практикѣ.
   -- Николай, кто этотъ человѣкъ?-- спросила Кетъ.-- И какого рода мѣсто тебя тамъ ожидаетъ?
   -- Я и самъ еще хорошенько не знаю, Кетъ,-- отвѣчалъ Николай, сжимая ея руку.-- Должно быть эти іоркширцы вообще народъ грубый и неотесанный,-- вотъ все, что я могу пока сказать.
   -- Да, по этотъ человѣкъ...-- начала было Кетъ.
   -- Онъ мой начальникъ, наниматель -- не знаю ужъ, какъ и назвать,-- поспѣшно перебилъ ее Николай,-- и я былъ оселъ, что принялъ близко къ сердцу его глупую шутку. Однако, онъ что-то поглядываетъ въ нашу сторону, должно быть, время садиться. Храни, тебя Господь, дорогая моя, до свиданья! Мама, не забывай, что, можетъ быть, мы скоро свидимся! Прощайте, дядя! Благодарю васъ отъ всего сердца за все, что вы для меня сдѣлали и что намѣрены сдѣлать... Я готовъ, сэръ!
   Послѣ этого поспѣшнаго прощанья Николай проворно взобрался на имперіалъ и послалъ рукою нѣжный привѣтъ матери и сестрѣ.
   Въ ту минуту, когда кучеръ съ кондукторомъ въ послѣдній разъ свѣряли пассажировъ съ числомъ взятыхъ билетовъ, когда носильщики вытягивали у путешественниковъ свои послѣдніе шестипенсовики, когда разносчики газетъ въ послѣдній разъ предлагали имъ утренніе номера, а лошади нетерпѣливо побрякивали сбруей передъ тѣмъ, какъ пуститься въ путь, Николай вдругъ почувствовалъ, что его кто-то тихонько потянулъ за ногу. Онъ взглянулъ внизъ и увидѣлъ Ньюмэна Ногса съ какимъ-то грязнѣйшимъ конвертомъ въ рукахъ.
   -- Что вы?-- спросилъ Николай.
   -- Тише!-- произнесъ Ногсъ, кивая на мистера Ральфа Никкльби, который въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ о чемъ-то озабоченно перешептывался со Сквирсомъ.--Возьмите, прочтите. Никто ничего не знаетъ. Отвѣта не нужно.
   -- Постойте, подождите!-- воскликнулъ Николай.
   -- Отвѣта не нужно,-- повторилъ Ногсъ.
   Николай сдѣлалъ было новую попытку его удержать, но Ньюмэнъ Ногсъ уже исчезъ.
   Минутная суматоха; дверца кареты съ шумомъ захлопнулась; дилижансъ качнуло на бокъ, пока тяжеловѣсный кучеръ и еще болѣе тяжеловѣсный кондукторъ карабкались на козлы. Наконецъ все въ порядкѣ. Трогай! Протрубилъ рожокъ. Еще одинъ, послѣдній взглядъ на милыя, грустныя лица внизу, на суровое лицо мистера Ральфа Никкльби,-- и дилижансъ уже подпрыгиваетъ по мостовой Смитфильда.
   Такъ какъ коротенькія ножки сидѣвшихъ на имперіалѣ пятерыхъ мальчугановъ не доставали до полу, вслѣдствіе чего имъ поминутно грозила опасность свалиться, то пока дилижансъ ѣхаль по мостовой, Николай долженъ былъ прилагать всю свою физическую и нравственную энергію, чтобы благополучно выполнить свою трудную задачу -- удерживать ихъ на мѣстахъ.
   Неудивительно, что онъ вздохнулъ съ облегченіемъ, когда дилижансъ остановился у трактира "Павлинъ" въ Ислингтонѣ. Еще большее облегченіе почувствовалъ онъ, когда на имперіалъ влѣзъ новый пассажиръ, пожилой джентльменъ съ добродушнымъ румянымъ лицомъ, и сказалъ, что онъ сядетъ на другой конецъ общей скамьи, чтобы помочь ему присматривать за дѣтьми.
   -- Если мы посадимъ этихъ малышей посрединѣ, они будутъ въ безопасности, если бы даже имъ вздумалось заснуть,-- сказалъ незнакомецъ.
   -- Если вы будете такъ добры, сэръ, то лучше намъ и не придумать,-- сказалъ Сквирсъ.-- Мистеръ Никкльби, посадите троихъ между собою и этимъ джентльменомъ, а Беллингъ и Сноули -- младшій сядутъ между мной и кондукторомъ. Трое ребятъ сойдутъ за двухъ взрослыхъ,-- добавилъ онъ въ видѣ поясненія, обращаясь къ незнакомцу.
   -- Противъ этого я ничего не имѣю возразить,-- отвѣчалъ краснощекій джентльменъ.-- У меня есть братъ, который, смѣло могу сказать, былъ бы очень доволенъ, если бы мясники и пекари всего королевства считали его шестерыхъ ребятишекъ за двоихъ
   -- У вашего брата шестеро малютокъ?-- спросилъ съ живостью Сквирсъ.
   -- Да, и все мальчики
   -- Мистеръ Никкльби подержите корзинку,-- проговорилъ Сквирсъ торопливо..-- Позвольте мнѣ, сэръ, вручить вамъ адресъ учебнаго заведенія, гдѣ всѣ шесть сыновей вашего брата могутъ получить воспитаніе,-- самое просвѣщенное, самое нравственное и гуманное,-- за двадцать гиней въ годъ съ человѣка, за двадцать гиней, сэръ!... или лучше скажемъ такъ, за всѣхъ гуртомъ сто фунтовъ.
   -- Такъ,-- сказалъ джентльменъ и, взглянувъ на поданную ему карточку, спросилъ:-- Вы-то и есть мистеръ Сквирсъ, о которомъ здѣсь говорится?
   -- Именно, сэръ,-- отвѣчалъ почтенный педагогъ.-- Меня зовутъ Вакфордъ Сквирсъ, и я не стыжусь въ этомъ признаться. Вотъ это мои воспитанники, сэръ, а это -- одинъ изъ моихъ помощниковъ, мистеръ Никкльби,-- сынъ джентльмена; прекрасно знаетъ математику, классическіе языки и коммерческія науки. Дѣло у насъ поставлено на широкую ногу. Мои воспитанники изучаютъ всевозможныя науки; за издержками, я не стою. Обращеніе съ дѣтьми чисто отеческое; стирка и все прочее включено въ эту же плату.
   -- По чести, преимущества удивительныя!-- проговорилъ незнакомецъ, поглядывая на Николая съ сдержанной улыбкой, но съ самымъ откровеннымъ удивленіемъ.
   -- Вы совершенно правы, сэръ,-- сказалъ Сквирсъ, засовывая руки въ карманы пальто преимущества удивительныя, но и мы съ своей стороны требуемъ взамѣнъ вѣрнаго обеспеченія. Я не соглашусь имѣть дѣло съ мальчишкой, который не въ состояніи мнѣ уплатить пяти фунтовъ пяти шиллинговъ за четверть впередъ,-- нѣтъ, ни подъ какимъ видомъ, хотя бы вы умоляли меня объ этомъ на колѣняхъ со слезами,.
   -- Это очень осмотрительно съ вашей стороны,-- замѣтилъ путешественникъ.
   -- Осмотрительность -- главная черта моего характера, сэръ,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Сноули младшій, если ты не перестанешь трястись и щелкать зубами, я тебя мигомъ согрѣю по своему.
   -- По мѣстамъ, джентльмены!-- крикнулъ кондукторъ, взбираясь на козлы.
   -- Готово у тебя, Дикъ?-- спросилъ его кучеръ,
   -- Готово! Ну, покатили!
   И въ самомъ дѣлѣ дилижансъ тронулся въ путь подъ громкіе звуки рожка и при спокойномъ одобреніи столпившихся знатоковъ лошадей и каретъ, въ особенности конюховъ, которые стояли, перекинувъ попоны черезъ плечо, и любовались дилижансомъ, пока онъ не скрылся изъ вида, а потомъ разошлись по конюшнямъ, расточая грубыя похвалы "шикарному выѣзду".
   Когда кондукторъ (дюжій іоркширецъ) натрубился въ свой рогъ до потери дыханія, онъ вложилъ его въ небольшой плетеный футляръ, приспособленный для этой цѣли у козелъ, послѣ чего, энергично поколотивъ себя по груди и плечамъ, объявилъ къ общему свѣдѣнію, что "сегодня страшно холодно". Затѣмъ онъ опросилъ всѣхъ пассажировъ, кто куда ѣдетъ и гдѣ кто слѣзаетъ. Получивъ удовлетворительные отвѣты на свои вопросы, онъ замѣтилъ, что вчерашній снѣгъ чертовски испортилъ дорогу, и наконецъ, "взялъ на себя смѣлость" освѣдомиться, нѣтъ ли "случаемъ" у кого изъ джентльменовъ табакерки? А такъ какъ табакерки ни у кого не оказалось, то онъ сообщилъ съ таинственнымъ видомъ, что слышалъ на прошлой недѣлѣ отъ одного доктора, ѣхавшаго въ Грантамъ, будто нюхать табакъ вредно для глазъ; но онъ, кондукторъ, этому не вѣритъ, такъ прямо и говоритъ, что не вѣритъ, потому что никому нельзя запретить имѣть свое мнѣніе. Не получивъ на это замѣчаніе никакихъ возраженій, онъ вытащилъ изъ шляпы пакетъ въ сѣрой бумагѣ, надѣлъ на носъ роговые очки и разъ шесть прочелъ вслухъ адреса на пакетѣ, послѣ чего положилъ пакетъ на прежнее мѣсто, снялъ очки и окинулъ всѣхъ присутствующихъ торжествующимъ взглядомъ; затѣмъ еще немного потрубилъ въ свой рожокъ и, наконецъ, исчерпавъ всѣ имѣвшіеся въ его распоряженіи рессурсы для развлеченія почтеннѣйшей публики, скрестилъ на груди руки (насколько это ему дозволяло безчисленное множество навѣшанныхъ на него одѣяній) и, устремивъ разсѣянный взоръ на мелькавшіе мимо знакомые предметы, погрузился въ безмолвіе. Если что и привлекало на себя его вниманіе, такъ это лошади да коровы, встрѣчавшіяся по дорогѣ, и которыхъ онъ окидывалъ критическимъ взглядомъ знатока.
   Погода была очень холодная; дулъ рѣдкій вѣтеръ и шелъ густой снѣгъ. Мистеръ Сквирсъ сходилъ на каждой остановкѣ "размять ноги", какъ онъ говорилъ, а такъ какъ всякій разъ онъ возвращался съ покраснѣвшимъ носомъ и сильною наклонностью ко сну, намъ остается заключить, что эти экскурсіи были ему чрезвычайно полезны. Питомцы мистера Сквирса (которые, для подкрѣпленія своихъ силъ должны были довольствоваться остатками завтрака и какимъ-то необыкновеннымъ питьемъ, находившимся на храненіи у мистера Сквирса и сильно смахивавшимъ на сухарную воду, попавшую по ошибкѣ въ бутылку изъ подъ водки) то засыпали, то просыпались, то плакали, то стучали зубами отъ холода, смотря по обстоятельствамъ и по настроенію духа. У Николая и у добродушнаго джентльмена нашлось много предметовъ для разговора, и среди оживленной бесѣды и возни съ ребятишками время для нихъ шло быстро, насколько это было возможно при такихъ неблагопріятныхъ условіяхъ.
   Такъ прошелъ день. Въ Итонъ Слокомбѣ путешественниковъ ждалъ обѣдъ, въ которомъ приняли участіе всѣ пассажиры купэ: четверо наружныхъ, одинъ, сидѣвшій внутри дилижанса, Николай, добродушный джентльменъ и мистеръ Сквирсъ. Пятерыхъ мальчугановъ посадили передъ огнемъ, чтобы они оттаяли, и вмѣсто обѣда дали имъ по тартинкѣ. Станціи черезъ двѣ зажгли фонари; здѣсь же поднялась невообразимая суматоха по случаю появленія новой пассажирки, взятой въ одной изъ придорожныхъ гостиницъ,-- весьма безпокойной леди съ огромнымъ количествомъ всевозможныхъ узелковъ и плащей. Къ немалой потѣхѣ наружныхъ пассажировъ эта леди громко жаловалась, что ея собственный экипажъ опоздалъ за нею пріѣхать, и умоляла кондуктора датъ ей клятвенное обѣщаніе, что онъ будетъ останавливать каждую зеленую карету, которая попадется имъ навстрѣчу, каковое обѣщаніе кондукторъ и далъ, ни на минуту не задумавшись, хотя на дворѣ не видно было ни зги и онъ сидѣлъ спиной къ дорогѣ. Но важная леди на этомъ не успокоилась. Уже усѣвшись въ карету, она замѣтила, что ей придется ѣхать наединѣ съ мужчиной, и потребовала, чтобы зажгли маленькую лампочку, которая была у нея въ ридикюлѣ, и только тогда лошади, наконецъ, тронулись крупною рысью и дилижансъ опять покатилъ.
   Между тѣмъ ночь становилась все темнѣе и повалилъ крупный снѣгъ. Не было слышно ни звука, кромѣ завыванія вѣтра, такъ какъ стукъ колесъ о лошадиныхъ копытъ заглушался снѣжнымъ ковромъ, покрывавшимъ землю и становившимся съ минуты на минуту все толще и толще. Когда дилижансъ въѣхалъ въ Стамфордъ, тамъ было такъ безлюдно, точно городъ весь вымеръ: только мрачныя громады старинныхъ церквей отчетливо обрисовывались, вздымаясь надъ побѣлѣвшей землей. Когда проѣхали еще двадцать миль, двое изъ наружныхъ пассажировъ предусмотрительно воспользовались остановкой въ Грантамѣ, чтобы переночевать въ лучшей изъ англійскихъ гостиницъ, въ "Королѣ Георгѣ". Оставшіеся закутались поплотнѣе въ шарфы и плащи и, когда городъ съ его тепломъ и свѣтомъ остался позади, они примостились, кто какъ могъ, на своемъ багажѣ, и, покорно вздохнувъ, приготовились къ новой борьбѣ съ холодной вьюгой, завывавшей въ открытомъ полѣ.
   Дилижансъ отъѣхалъ одну или двѣ станціи отъ Грантама, т. е. былъ приблизительно на полпути до Ньюворка, когда Николай, только-что было вздремнувшій, проснулся отъ сильнаго толчка, чуть не сбросившаго его со скамьи. Ухватившись за перила, онъ увидѣлъ, что дилижансъ сильно накренило на бокъ, но лошади продолжаютъ тащить его впередъ, и пока озадаченный этимъ обстоятельствомъ и оглушенный пронзительными криками дамы въ купэ, онъ колебался -- прыгнуть ли ему на землю, или остаться на мѣстѣ, дилижансъ тихонько повалился на бокъ и вывелъ его изъ затрудненія, выбросивъ на дорогу.
   

ГЛАВА VI,
въ которой послѣдствія происшествія, описаннаго въ предыдущей главѣ, даютъ двумъ джентльмэнамъ случай разсказать другъ другу весьма интересныя исторіи.

   -- Эй!-- крикнулъ кондукторъ, въ одну минуту очутившись на ногахъ и бросаясь къ передней лошади.-- Эй! Нѣтъ ли здѣсь кого-нибудь изъ джентльменовъ, кто бы мнѣ помогъ?... Да стой ты, проклятая кляча!
   -- Что случилось?-- спросилъ Николай, оглядываясь точно спросонокъ.
   -- Что случилось? Кажется, достаточно для сегодняшней ночи,-- отвѣтилъ кондукторъ.-- Проклятая кривоглазая бестія! Она нынче совсѣмъ ошалѣла! Тянула, тянула въ сторону, пока не перевернула кареты. Послушайте, помогите мнѣ кто-нибудь! Проклятая кляча! Кажется, у меня всѣ кости переломаны,
   -- Сейчасъ!-- отвѣчалъ Николай, поднимаясь на ноги.-- Я готовъ. Меня только ошеломило паденіемъ, вотъ и все.
   -- Держите ее, да покрѣпче, пока я перерѣжу постромки,-- сказалъ кондукторъ.-- Чортъ бы ее побралъ!.. Вотъ такъ! Чудесно, пріятель. Готово! Теперь пускайте. Небось, подлая животина мигомъ найдетъ свое стойло!
   Дѣйствительно, какъ только животныя почуяли себя на свободѣ, они повернули и пустились вскачь къ конюшнѣ. Она была не далѣе, какъ на разстояніи одной мили.
   -- Умѣете вы трубить?-- спросилъ кондукторъ, отцѣпляя каретный фонарь.
   -- Кажется, сумѣю,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Такъ возьмите рожокъ, вонъ онъ лежитъ на землѣ, и трубите такъ, чтобы можно было мертваго воскресить, пока я успокою тѣхъ, что вопятъ тамъ въ каретѣ. Иду, иду! Не надрывайтесь такъ, сударыня.
   Съ этими словами кондукторъ подошелъ къ каретѣ и началъ дергать дверцу, оказавшуюся наверху, между тѣмъ какъ Николай схватилъ рожокъ и разбудилъ окрестное эхо самыми невѣроятными звуками, когда-ибо поражавшими ухо смертнаго. Это музыкальное упражненіе не замедлило оказать должное дѣйствіе: оно не только привело въ себя ошеломленныхъ паденіемъ пассажировъ, но привлекло вниманіе окрестныхъ жителей. Вдали заблистали огни и показались движущіяся человѣческія фигуры; слѣдовательно можно было разсчитывать, что вскорѣ явится и ожидаемая помощь.
   И въ самомъ дѣлѣ, не успѣли еще пассажиры окончательно придти, въ себя, какъ прискакалъ верховой. Послѣ тщательно наведенныхъ справокъ оказалось: у дамы, изъ купэ, разбита лампочка, а у ея сосѣда голова; двое пассажировъ имперіала оказались съ подбитыми глазами, у третьяго, сидѣвшаго въ купэ, былъ расквашенъ носъ, а кучера контузило въ високъ. Мистеру Сквирсу чемоданомъ чуть не переломило реберъ. Остальные были здравы и невредимы, благодаря огромному сугробу снѣга, въ который они упали. Какъ только всѣ эти факты были установлены, дама изъ купэ стала выказывать поползновеніе упасть въ обморокъ; но послѣ того, какъ ее предупредили, что въ случаѣ такого несчастія джентльмены будутъ принуждены нести ее на плечахъ до ближайшей таверны, она сочла болѣе благоразумнымъ отправиться туда на собственныхъ ногахъ, какъ и всѣ остальные пассажиры.
   Наконецъ все общество добралось до желаннаго пристанища, оказавшагося лишеннымъ всякихъ удобствъ и состоящимъ изъ одной только общей залы, съ посыпаннымъ пескомъ поломъ и двумя, тремя скамьями. Тѣмъ не менѣе большая охапка дровъ и куча угля, подброшенная въ огонь, вскорѣ придали дѣлу иной оборотъ, и пока пріѣзжіе уничтожали съ помощью воды слѣды своего недавняго приключенія, комната обогрѣлась и освѣтилась, что представляло пріятный контрастъ съ мракомъ и холодомъ, царившими снаружи.
   -- Прекрасно, мистеръ Никкльби, вы сегодня отличились,-- сказалъ Сквирсъ, помѣстившійся въ самомъ тепломъ уголкѣ, у огня.-- Я сдѣлалъ бы то же самое, если бы подоспѣлъ во-время, но я очень радъ, что это сдѣлали вы. Вы поступили очень, очень хорошо.
   -- Такъ хорошо,-- замѣтилъ веселый пассажиръ, которому видимо не нравился покровительственный тонъ, принятый мистеромъ Сквирсомъ,-- что не удержи онъ лошадей, въ вашемъ черепѣ осталось бы гораздо меньше мозговъ, чѣмъ требуется для того, чтобы успѣшно преподавать въ школѣ.
   Это замѣчаніе напомнило всѣмъ присутствующимъ о поступкѣ Николая, и его засыпали комплиментами и изъявленіями благодарности.
   -- Конечно, я очень радъ, что отдѣлался такъ легко,-- сказалъ Сквирсъ,-- да и всякій бываетъ счастливъ, избѣгнувъ опасности; но если бы пострадалъ кто-нибудь изъ моихъ мальчугановъ, если бы хоть одного изъ этихъ малютокъ я былъ не въ состояніи сдать родителямъ здравымъ и невредимымъ, въ томъ видѣ, въ какомъ получилъ, что сталось бы со мной тогда? Нѣтъ, право, кажется, лучше было бы поплатиться собственной головой.
   -- Они всѣ братья, сэръ?-- освѣдомилась леди, охранявшая себя лампочкой.
   -- Въ нѣкоторомъ смыслѣ, мэмъ, такъ какъ всѣ они пользуются однимъ и тѣмъ же отеческимъ надзоромъ,-- отвѣчалъ Сквирсъ, засовывая руку въ карманъ за объявленіями.-- Мы съ мистриссъ Сквирсъ замѣняемъ имъ отца съ матерью... Мистеръ Никкльби, потрудитесь передать леди вотъ это объявленіе, а эти предложите джентльменамъ. Можетъ быть, въ числѣ ихъ знакомыхъ найдутся родители, которые пожелаютъ воспользоваться услугами нашего просвѣщеннаго заведенія.
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ, никогда не упускавшій случая выказать себя съ наивыгоднѣйшей стороны, засунулъ руки между колѣнъ и, изобразивъ на своемъ лицѣ самую добродушную мину, на какую былъ способенъ, устремилъ на своихъ воспитанниковъ исполненный кротости взглядъ, между тѣмъ какъ Николай, весь красный отъ стыда, раздавалъ присутствующимъ объявленія.
   -- Надѣюсь, мэмъ, что послѣднее приключеніе не причинило вамъ вреда?-- сказалъ веселый пассажиръ, обращаясь къ безпокойной леди съ благою цѣлью перемѣнить разговоръ.
   -- Тѣлеснаго никакого, сэръ,-- отвѣтила леди
   -- Надѣюсь, и душевнаго также?
   -- Этотъ предметъ разговора оскорбляетъ меня до глубины души,-- отвѣчала леди въ величайшемъ волненіи,-- я прошу васъ, сэръ, какъ джентльмена, не возвращаться къ нему больше.
   -- Боже мой, мэмъ,-- воскликнулъ веселый пассажиръ съ самой пріятной улыбкой,-- но я только хотѣлъ знать!
   -- Надѣюсь, я могу считать себя въ правѣ не отвѣчать на вопросы по этому поводу,-- сказала леди строго,-- въ противномъ случаѣ я буду принуждена обратиться къ покровительству остальныхъ джентльменовъ. Послушайте, хозяинъ, пошлите кого-нибудь изъ слугъ къ дверямъ, пусть посторожатъ, не проѣдетъ ли отъ Грантгэма зеленая карета, и сейчасъ же остановилъ ее:
   Это требованіе произвело видимое впечатлѣніе на всѣхъ обитателей харчевни; когда же для вящшаго вразумленія посланнаго мальчишки пожилая леди объяснила ему, что на козлахъ зеленой кареты будетъ кучеръ въ шляпѣ съ золотымъ галуномъ, а на запяткахъ -- лакей, по всей вѣроятности, въ шелковыхъ чулкахъ,-- сама хозяйка заведенія стала оказывать путешественницѣ усиленное вниманіе. Даже пассажиръ изъ купэ послѣ этого объясненія поспѣшилъ освѣдомиться съ величайшей учтивостью, имѣется ли въ той мѣстности хорошее общество. На этотъ вопросъ пожилая леди отвѣтила утвердительно и притомъ съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, что она принадлежитъ къ сливкамъ этого общества.
   Когда вся компанія размѣстилась, наконецъ, вокругъ огня и въ комнатѣ на нѣкоторое время воцарилось молчаніе, веселый пассажиръ сказалъ:-- Такъ какъ кондукторъ отправился верхомъ въ Грантгэмъ за другою каретой и такъ какъ едва ли онъ вернется ранѣе двухъ-трехъ часовъ, я предлагаю распить сообща пуншевою чашу. Что вы на это скажете, сэръ?
   Этотъ вопросъ относился къ пассажиру изъ общаго отдѣленія, у котораго была расшиблена голова. Это былъ человѣкъ благообразный, очень скромной наружности, одѣтый въ трауръ. На видъ ему можно было дать не больше сорока лѣтъ, но голова у него была уже сѣдая; должно быть, горе и забота преждевременно состарили его.
   Предложеніе веселаго пассажира видимо расположило сѣдого джентльмена въ его пользу, и онъ сеѣчасъ же выразилъ свое полное согласіе распить пуншъ.
   Когда пуншъ былъ готовъ, веселый пассажиръ принялъ на себя обязанность виночерпія и, раздавъ стаканы присутствующимъ, завелъ разговоръ о древностяхъ города Іорка, съ которымъ онъ, какъ и сѣдой джентльменъ, былъ, повидимому, близко знакомъ. Когда же этотъ предметъ разговора оказался исчерпаннымъ, онъ обратился, улыбаясь, въ сѣдому джентльмену съ просьбой что-нибудь пропѣть.
   -- При всемъ желаніи не могу,-- отвѣчалъ тотъ, въ свою очередь улыбаясь.
   -- Какая жалость!-- воскликнулъ веселый пассажиръ.-- Неужели изъ всѣхъ присутствующихъ не найдется никого, кто бы помогъ намъ своею пѣсенкой скоротать время?
   Пассажиры одинъ за другимъ отказались, отговариваясь, кто тѣмъ, что не умѣетъ пѣть, кто тѣмъ, что не поетъ безъ нотъ, или не помнитъ словъ и т. д.
   -- Въ такомъ случаѣ, можетъ быть, леди не- откажется доставить намъ удовольствіе,-- сказалъ президентъ собранія съ величайшей учтивостью, причемъ, однако, въ глазахъ его забѣгали насмѣшливыя искорки,-- и пропоетъ намъ какую-нибудь небольшую итальянскую арію изъ послѣдней оперы, представленной въ городѣ?
   Но леди не удостоила эту просьбу отвѣтомъ, а, презрительно вздернувъ голову, пробормотала что-то насчетъ своего удивленія по поводу того, что за ней до сихъ поръ не ѣдетъ зеленая карета. Тогда нѣкоторые изъ присутствующихъ обратились къ самому веселому пассажиру, прося его спѣть для развлеченія общества.
   -- Съ большимъ бы удовольствіемъ, если бы умѣлъ,-- отвѣчалъ онъ,-- такъ какъ я считаю, что въ томъ случаѣ, когда совершенно чужіе другъ другу люди бываютъ принуждены провести насколько часовъ въ тѣсномъ кругу, на обязанности каждаго лежитъ быть по возможности пріятнымъ для всего общества.
   -- Хорошо, если бы это правило всегда примѣнялось въ жизни,-- замѣтилъ сѣдой джентльменъ.
   -- Значитъ вы согласны со мной? Очень радъ,-- сказалъ веселый пассажиръ.-- Въ такомъ случаѣ, если вы не можете намъ пропѣть, вы, можетъ быть, не откажетесь что-нибудь разсказать?
   -- Я самъ только-что хотѣлъ просить васъ о толъ же.
   -- Съ удовольствіемъ, только послѣ васъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ съ улыбкой сѣдой джентльменъ.-- Будь по вашему. Боюсь только, что мой разсказъ окажется недостаточно веселъ дли развлеченія общества. Но это будетъ уже ваша вина, вы за нее и будете въ отвѣтѣ... Мы съ вами только-что говорили о Іоркскомъ монастырѣ. Мой разсказъ имѣетъ къ нему нѣкоторое отношеніе. Назовемъ его хотя бы: "Пять сестеръ изъ города Іорка".
   Послѣ горячихъ изъявленій всеобщаго одобренія (причемъ безпокойная леди не преминула воспользоваться случаемъ и пропустить подъ шумокъ стаканчикъ пунша) сѣдой джентльменъ началъ такъ:
   -- Много лѣтъ тому назадъ -- говорю "много", такъ какъ пятнадцатое столѣтіе насчитывало въ то время какихъ-нибудь два-три года своего существованія и на престолъ Англіи вступилъ Генрихъ IV,-- въ старинномъ городѣ Іоркѣ жили пять молодыхъ дѣвушекъ -- сестеръ, о которыхъ я и поведу свой разсказъ,
   "Всѣ пять были настоящія красавицы. Старшей въ то время шелъ двадцать третій годъ, вторая была годомъ моложе старшей, третья годомъ моложе второй, четвертая годомъ моложе третьей. Всѣ четыре были высокія, стройныя дѣвушки, съ черными блестящими глазами и черными, какъ смоль, волосами; каждое ихъ движеніе было исполнено благородства и граціи, и слава объ ихъ красотѣ гремѣла по всей округѣ.
   "Но какъ ни прекрасны были четыре старшія сестры, пятая, шестнадцатилѣтняя дѣвушка, далеко превосходила ихъ своей красотой! Самый нѣжный пушокъ созрѣвающаго плода, самыя чудныя краски прелестнѣйшаго цвѣтка не могли бы поспорить съ бѣлизной ея лилейнаго личика, съ ея розовыми, какъ сама розовыми щечками и яркими синими глазками. Роскошнѣйшая виноградная лоза теряла всю свою прелесть въ сравненіи съ прихотливыми локонами пышныхъ волосъ, обрамлявшихъ ея чело.
   "Ахъ, если бы въ нашей груди сердце могло всегда биться такъ радостно и легко, какъ оно бьется въ молодости,-- какой бы былъ рай на землѣ! Если бы, старѣясь и разрушаясь, человѣкъ могъ сохранять свое сердце молодымъ и нетронутымъ! Но, увы, невинность, которою мы наслаждаемся въ дѣтствѣ, мало-по-малу утрачивается и, наконецъ, совсѣмъ пропадаетъ въ тяжелой борьбѣ съ жизнью, часто ничего не оставляя въ нашей душѣ, кромѣ самой мрачной пустоты.
   "Сердце этой прелестной молодой дѣвушки было само веселье, сама радость. Нѣжная привязанность къ сестрамъ и горячая любовь ко всему прекрасному на землѣ -- вотъ единственныя чувства, съ которыми она была знакома. Ея звонкій голосъ и серебристый смѣхъ были чудною музыкой, оглашавшею домъ, котораго она была жизнью и свѣтомъ. Цвѣты, вырощенные ею въ саду, были ярче и лучше другихъ, птицы въ клѣткахъ начинали пѣть, заслышавъ издали ея голосъ, но, очарованныя его прелестью, пристыженный, умолкали. Прелестная Алиса!-- ее звали Алисой, могло ли что-либо живущее не поддаться твоему обаянію!
   "Въ наши дни вы бы тщетно стали искать того мѣста, гдѣ нѣкогда жили сестры, такъ какъ самое ихъ имя давно позабыто и старики антикваріи считаютъ ихъ исторію простымъ вымысломъ. Тѣмъ не менѣе іоркскія сестры жили на свѣтѣ. Онѣ жили въ старомъ деревянномъ домѣ -- старомъ даже въ тѣ времена,-- съ высокою остроконечною крышей и дубовыми балконами старинной рѣзной работы. Домъ стоялъ среди прелестнаго фруктоваго сада, обнесеннаго такою высокой стѣной, что искусный стрѣлокъ могъ бы, стоя на ней, легко попасть въ колокольню аббатства Св. Маріи. Въ то время старый монастырь процвѣталъ, и сестры, жившія въ его богатыхъ владѣніяхъ, ежегодно уплачивали извѣстную сумму монахамъ Бенедиктинскаго ордена, братству котораго принадлежалъ монастырь.
   "Было яркое, солнечное лѣтнее утро, когда черная фигура одного изъ монаховъ показалась въ воротахъ аббатства и направилась къ дому красавицъ-сестеръ. Надъ головой святого отца разстилалось синимъ куполомъ небо; земля подъ ногами его зеленѣла, какъ изумрудъ; рѣка сверкала на солнцѣ потокомъ алмазовъ; птицы въ рощѣ заливались на всѣ голоса; высоко въ небѣ, надъ волнующимся моремъ колосьевъ, лилась звонкая пѣсня жаворонка; воздухъ былъ наполненъ гуломъ и жужжаніемъ насѣкомыхъ. Казалось, все кругомъ радовалось и смѣялось, только одинъ святой отецъ шелъ, мрачно потупивъ глаза. Не тлѣнъ ли земная красота, да и самъ человѣкъ на землѣ? Что же могло быть общаго между ними и святымъ проповѣдникомъ?
   "И такъ, устремивъ глаза въ землю и глядя по сторонамъ лишь настолько,-- чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствіе по дорогѣ, монахъ медленно шагалъ впередъ, пока не подошелъ къ небольшой калиткѣ въ оградѣ виноградника сестеръ, въ которую и вошелъ, плотно притворивъ ее за собой.
   "Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, какъ до слуха его коснулись звуки свѣжихъ голосовъ и веселаго смѣха; онъ поднялъ голову нѣсколько выше, чѣмъ имѣлъ обыкновеніе это дѣлать, и увидѣлъ сестеръ. Всѣ пять сидѣли на зеленой лужайкѣ, Алиса посрединѣ. Всѣ пять прилежно занимались своею обычною работой -- вышиваньемъ.
   "-- Да благословитъ васъ Богъ, мои прекрасныя дочери!-- сказалъ монахъ. И дѣйствительно, онѣ были прекрасны... Даже святой отецъ не могъ не залюбоваться ими, какъ совершеннѣйшими изъ созданій Творца.
   "Сестры поклонились ему съ уваженіемъ, подобающимъ его сану, и старшая попросила его сѣсть, указавъ ему на дерновую скамью возлѣ себя. Но монахъ покачалъ головой и опустился на голый камень; такой поступокъ, очевидно, былъ угоднѣе небесамъ.
   "-- Вы все веселитесь, дѣти мои,-- сказалъ монахъ.
   "-- Вы знаете, какая хохотушка наша Алиса,-- отвѣчала старшая сестра, нѣжно поглаживая улыбающуюся дѣвушку но головкѣ.
   "-- О чемъ же мнѣ грустить, батюшка, когда все кругомъ такъ весело смѣется на солнышкѣ?-- добавила красавица Алиса, вся вспыхнувъ подъ устремленнымъ на нее строгимъ взглядомъ монаха.
   "Въ отвѣтъ на это тотъ только торжественно склонилъ голову, между тѣмъ какъ сестры молча продолжали свою работу.
   "-- Да, такъ-то безвозвратно уносится драгоцѣнное время,-- произнесъ, наконецъ, святой отецъ, снова обращаясь къ старшей сестрѣ. Незамѣтно уходятъ дни, которые вы тратите на подобные пустяки. Увы, съ какимъ легкомысліемъ расточаются драгоцѣнныя капли неизвѣстнаго потока, называемаго вѣчностью, которыя Господь отпустилъ намъ на нашу долю!
   "-- Святой отецъ,-- сказала старшая сестра, откладывая по примѣру остальныхъ свою работу,-- сегодня съ утра мы помолились Богу, роздали обычную милостыню бѣднымъ, которые ждали у нашихъ воротъ, посѣтили больныхъ, словомъ, исполнили всѣ наши утреннія обязанности. Что же дурного въ нашемъ теперешнемъ невинномъ занятіи?
   "-- Взгляните сюда,-- сказалъ монахъ, и съ этими словами взялъ изъ рукъ дѣвушки ея работу,-- взгляните сюда, на это замысловатое смѣшеніе красокъ, на эту безцѣльную работу, единственное назначеніе которой состоять вы томъ, чтобы служить суетнымъ украшеніемъ и тѣшить вашу глупую тщеславную гордость. Сколько дней вы уже убили на этотъ безсмысленный трудъ, а между тѣмъ онъ еще не доведенъ и до половины. Съ каждымъ протекшимъ днемъ сгущается тѣнь надъ нашей могилой и, видя это, червь ликуетъ, предвкушая новую добычу. Неужели же, дочери мои, нѣтъ болѣе полезнаго дѣла, которымъ мы могли бы наполнить быстро бѣгущіе часы нашей жизни?
   "Старшія сестры въ смущеніи опустили глаза, точно почувствовавъ справедливость упрека; только Алиса съ твердостью устремила свой кроткій взглядъ на монаха.
   "-- Наша дорогая матушка, миръ ея праху...-- начала молодая дѣвушка.
   "-- Аминь!-- торжественно произнесъ монахъ.
   "-- Наша дорогая матушка,-- продолжала Алиса дрожащимъ отъ волненія голосомъ,-- когда она была еще жива и мы затѣяли это большое вышиванье, говорила намъ бывало, что, когда ея съ нами не будетъ, мы должны его продолжать въ свободное отъ занятій время. Она говорила, что веселые, безмятежные часы, проведенные нами за этой работой, будутъ, быть можетъ, самыми счастливыми въ нашей жизни и что, если впослѣдствіи, когда каждая изъ насъ станетъ жить своей отдѣльной жизнью, когда намъ суждено будетъ ознакомиться съ ея заботами и горемъ, что если, прельщенныя ея блескомъ и искушеніями, мы когда-нибудь забудемъ обязанности, которыя на насъ налагаетъ любовь, связывающая дѣтей одной матери,-- одного взгляда на нашу общую дѣтскую работу будетъ достаточно, чтобы пробудить въ нашей душѣ прежнее чувство нѣжной взаимной любви.
   "-- Алиса права, святой отецъ,-- сказала старшая сестра съ гордостью, и съ этими словами снова принялась за свое прерванное занятіе. Ея примѣру послѣдовали и всѣ остальныя.
   "Передъ каждой изъ нихъ стояли довольно большія пяльцы съ вышивкой весьма сложнаго узора, но рисунокъ и краски были у всѣхъ одинаковые. Всѣ пять сестеръ, граціозно склонившись надъ пяльцами, снова принялись за работу, а монахъ, опустивъ голову на руки, молча смотрѣлъ на нихъ, медленно переводя взглядъ съ одной на другую.
   "-- Не лучше ли было бы,-- сказалъ онъ, наконецъ, -- отогнать отъ себя эти мысли и самую возможность опасности, посвятивъ свою жизнь на служеніе Богу въ какомъ-нибудь мирномъ убѣжищѣ? Дѣтство, отрочество, юность и старость смѣняютъ другъ друга съ быстротою мгновенія. Да и что такое въ сущности вся наша жизнь, какъ не короткій мигъ, приближающій насъ къ могилѣ? Не отвращайте же вашихъ лицъ отъ неизбѣжнаго конца и, съ твердостью глядя впередъ, бѣгите угара свѣтской жизни, одурманивающаго тѣхъ, кто ему предался. Монашеское покрывало, дочери мои, вотъ единственное ваше спасеніе!
   "-- Нѣтъ, нѣтъ, никогда!-- воскликнула Алиса.-- Никогда не измѣняйте свѣту, воздуху и вѣчно юной природѣ ради холодныхъ стѣнъ угрюмой кельи! Никогда, слышите ли, милыя сестры! Природа съ ея дарами есть благо уже сама по себѣ, и мы, какъ и все живущее на землѣ, можемъ смѣло пользоваться жизнью, никому не причиняя вреда. Всѣ мы, конечно, должны умереть, это наша общая горькая участь, но, по крайней мѣрѣ, умремъ окруженныя жизнью, и когда наше холодѣющее сердце замретъ въ груди на-вѣки, пусть драгія горячія сердца бьются около насъ; пусть въ нашемъ послѣднемъ взглядѣ запечатлѣется безпредѣльный сводъ неба, а не тѣсныя, голыя стѣны и желѣзные затворы монашеской кельи. Будемъ жить, мои милыя сестры, и умремъ въ этомъ веселомъ зеленомъ саду, и уже одно сознаніе, что мы избѣжитъ холодныхъ стѣнъ монастыря, будетъ счастьемъ для насъ.
   "Окончивъ эту страстную тираду, молодая дѣвушка залилась горячими слезами и спрятала свое личико на груди старшей сестры.
   "-- Успокойся, успокойся, Алиса,-- сказала та, цѣлуя склонившуюся къ ней прелестную головку.-- Монашеское покрывало никогда не омрачитъ твоего юнаго чела... Что вы на это скажете, сестры? Рѣшайтесь. Мы же съ Алисой уже приняли наше рѣшеніе.
   "Сестры заявили въ одинъ голосъ, что и ихъ рѣшеніе твердо принято разъ навсегда и что ни одна изъ нихъ никогда не пойдетъ въ монастырь.
   "-- Отецъ, вы слышали наше послѣднее слово?-- сказала старшая сестра, поднимаясь съ мѣста и съ достоинствомъ выпрямляясь во весь свой высокій ростъ.-- То самое завѣщаніе, которое обогатило монастырь св. Дѣвы Маріи и оставило насъ, сиротъ, подъ его святымъ покровительствомъ, не запрещаетъ намъ свободно избрать образъ жизни, нисколько не насилуя нашихъ желаній. Мы просимъ васъ не возобновлять болѣе этого разговора. Скоро уже полдень, сестры. Идемте домой, пора намъ заняться какимъ-нибудь дѣломъ до вечера.
   "Съ этими словами старшая сестра взяла за руку Алису и направилась къ дому; остальныя сестры послѣдовали за ними.
   "Монахъ, уже и раньше не разъ заводившій съ сестрами подобныя рѣчи, но никогда еще не встрѣчавшій такого рѣшительнаго отпора, шелъ за ними въ нѣкоторомъ отдаленіи, опустивъ глаза въ землю. Губы его шевелились, точно шептали молитву. Тогда сестры были уже у дверей дома, онъ ускорилъ шаги и окликнулъ ихъ:
   "-- Стойте!-- сказалъ монахъ и торжественно поднялъ къ небу правую руку, устремивъ взоръ, исполненный гнѣва, на Алису и ея старшую сестру.-- Стойте! Вы должны меня выслушать, должны узнать, что такое тѣ воспоминанія, которыми вы дорожите больше, чѣмъ вѣчностью, и которыя мы мечтаете воскресить этими игрушками. Вы должны были бы благодарить небо, если бы эти воспоминанія угасли въ вашихъ сердцахъ. Всякое земное воспоминаніе съ годами отравляется горькимъ разочарованіемъ, смертью, какою-либо тяжелою перемѣною или отчаяніемъ. Придетъ время, когда одного взгляда на эту глупую бездѣлушку будетъ довольно, чтобы растравить глубокую рану бъ вашихъ сердцахъ и нарушить вашъ душевный покой. И когда настанетъ этотъ часъ, а онъ непремѣнно настанетъ, откажитесь отъ свѣта, къ которому васъ теперь такъ влечетъ, и вы всегда найдете мирное убѣжище, отъ котораго теперь съ такимъ ужасомъ отворачиваетесь. Тогда холодная келья покажется вамъ теплѣе самой пылкой земной привязанности, потухающей отъ дыханія ненависти или горя; тамъ вы оплачете ваши юношескія грезы. Такова воля неба, не моя,-- добавилъ монахъ нѣсколько мягче, замѣтивъ выраженіе ужаса на лицахъ сестеръ.-- Да будетъ надъ вами благословеніе Пречистой Дѣвы, мои дочери!"
   "Съ этими словами онъ скрылся за калиткой, а сестры поспѣшно вошли въ домъ. Съ этого дня онѣ болѣе, не видали монаха.
   "Но какъ бы грозно ни говорили служители алтаря, природа не перестала улыбаться. На слѣдующее утро солнце свѣтило такъ же ярко, какъ и наканунѣ, и такъ же продолжало свѣтить во всѣ послѣдующіе дни. Сестры попрежнему гуляли, работали, или весело болтали въ своемъ мирномъ зеленомъ саду.
   "Между тѣмъ время шло; а вѣдь время идетъ иной разъ быстрѣе, чѣмъ въ сказкахъ, къ числу которыхъ, можетъ быть, принадлежитъ и этотъ разсказъ. Домъ пяти сестеръ стоялъ на старомъ своемъ мѣстѣ; тѣ же деревья бросали тѣнь на лужайку, и по прежнему жили здѣсь пять сестеръ; только теперь онѣ были, пожалуй, еще лучше, чѣмъ прежде. Все было ни прежнему, но все-таки въ домѣ произошли перемѣны. Теперь въ немъ раздавался иногда звонъ оружія и блѣдный лучъ мѣсяца сверкалъ, отражаясь на стальномъ шлемѣ. По временамъ запыхавшійся всадникъ останавливалъ у калитки сада своего взмыленнаго скакуна, и женская фигура спѣшила ему навстрѣчу, видимо сгорая отъ нетерпѣнія поскорѣе узнать привезенныя вѣсти. Въ одинъ прекрасный день блестящая кавалькада рыцарей и дамъ остановилась на ночь въ аббатствѣ и на утро тронулась въ обратный путь, увозя съ собою двухъ красавицъ-сестеръ. Затѣмъ всадники стали появляться рѣже и, повидимому, теперь все только съ грустными вѣстями; наконецъ, и совсѣмъ перестали являться, и только время отъ времени, послѣ заката солнца, какой-то поселянинъ, прихрамывая, подходилъ къ оградѣ сада и, стараясь оставаться незамѣченнымъ, передавалъ въ домъ какія-то таинственныя порученія. Однажды, въ глубокую полночь, въ аббатство прискакалъ гонецъ и на утро домъ сестеръ огласился рыданіями. Затѣмъ тамъ воцарилась мертвая тишина: рыцари и дамы, блестящіе всадники и ихъ кони, все исчезло, какъ сонъ.
   "Небо было покрыто тучами, зловѣщій отблескъ заходящаго солнца еще окрашивалъ красноватымъ свѣтомъ края облаковъ, когда изъ мрачнаго зданія аббатства вышла темная фигура монаха съ скрещенными на груди руками. Густой туманъ обвивалъ кусты и деревья. Прерывая по временамъ царившую весь этотъ день неестественную тишину, вѣтеръ жалобно завывалъ, точно предчувствуя близкія опустошенія, которыя принесетъ съ собой надвигающаяся буря. Летучія мыши, какъ привидѣнія, вынырнувъ изъ тумана, безшумно проносились въ тяжеломъ воздухѣ и утопали въ немъ. Земля кишѣла гадами, которые, инстинктомъ предчувствуя дождь, выползли изъ своихъ норъ.
   "Но теперь глаза монаха не были устремлены въ землю; теперь они смотрѣли впередъ, переходя съ предмета на предметъ, какъ будто эта унылая картина находила откликъ въ его душѣ.
   "И на этотъ разъ, какъ и тогда, онъ остановился у сада сестеръ и вошелъ въ калитку.
   "Но теперь онъ не услышалъ смѣха; взглядъ его не остановился на прелестныхъ фигурахъ красавицъ-сестеръ. Все кругомъ было тихо и мрачно. Обломанныя вѣтки деревьевъ висѣли почти до земли; лужайка заросла густою, высокой травой, которой, повидимому, уже давно, очень давно не касалась ничья нога,
   "Съ разсѣяннымъ видомъ и равнодушіемъ человѣка, привыкшаго ко всякимъ перемѣнамъ, монахъ шагалъ по направленію къ дому и черезъ нѣсколько минутъ очутился въ низкой полутемной комнатѣ, гдѣ сидѣли четыре сестры. Онѣ были въ глубокомъ траурѣ, и ихъ черныя платья еще рѣзче выставляли блѣдность ихъ лицъ, на которыя время и горе наложили свою неизгладимую печать. Онѣ были все еще прекрасны, но свѣжесть юности на ихъ щекахъ на-вѣки увяла.
   "Но гдѣ же была младшая сестра? Гдѣ была Алиса? На небесахъ!
   "Даже монахъ почувствовалъ нѣкоторое стѣсненіе въ груди при видѣ сестеръ, которыхъ онъ не видалъ столько лѣтъ. Онъ не могъ не замѣтить на ихъ поблѣднѣвшихъ лицахъ слѣдовъ, которые не могутъ быть проведены однимъ только временемъ. Онъ молча сѣлъ и просилъ ихъ продолжать разговоръ.
   "-- Всѣ онѣ здѣсь, у меня, милыя сестры,-- сказала старшая дрожащимъ голосомъ.-- Съ тѣхъ поръ я ни разу не рѣшалась взглянуть на нихъ; но теперь я упрекаю себя за эту слабость. Можетъ ли быть что-нибудь тягостное въ воспоминаніи о ней? Воспоминаніе о прошлыхъ счастливыхъ дняхъ, да это теперь наша единственная радость!
   "Съ этими словами она взглянула на монаха, встала съ мѣста и, выдвинувъ одинъ изъ ящиковъ шкапа, достала одну за другою пять рамъ съ давно оконченными вышивками. Лицо ея было совершенно спокойно, но руки сильно дрожали, когда она доставала послѣднюю. Когда же раздались горькія рыданія трехъ ея сестеръ, долго сдерживаемыя слезы хлынули изъ ея глазъ, и она простонала:
   "-- Да благословитъ ее Богъ!
   "Монахъ всталъ и подошелъ къ сестрамъ.
   "-- Вѣроятно, это послѣдняя вещь, которую она держала въ рукахъ передъ смертью?-- спросилъ онъ вполголоса.
   "-- Да,-- отвѣтила старшая сестра съ новымъ взрывомъ рыданій.
   "Монахъ обратился ко второй изъ сестеръ.
   "-- И тотъ прекрасный юноша, который впервые увидалъ тебя за этою же работой, и, какъ очарованный, глядѣлъ тебѣ въ очи съ любовью, давно покоится на равнинѣ, обагренной кровью. Остатки его нѣкогда блестящаго вооруженія, покрытые ржавчиной, теперь разбросаны но землѣ и такъ же мало отличаются отъ нея, какъ и его истлѣвшій остовъ.
   "Дѣвушка вмѣсто отвѣта съ рыданіемъ заломила руки.
   "-- Придворныя интриги,-- продолжалъ монахъ, обращаясь къ двумъ другимъ сестрамъ,-- оторвали васъ отъ вашего мирнаго пристанища и бросили въ водоворотъ свѣтской жизни. Тѣ же самыя интриги и тщеславіе надменныхъ гордецовъ были причиной того, что вы вернулись домой незамужними вдовами, опозоренными и отвергнутыми. Правду ли я говорю?
   "Одни рыданія были отвѣтомъ на эти слова.
   "-- Что пользы,-- продолжалъ монахъ съ жаромъ, и голосъ его звучалъ глубокимъ убѣжденіемъ,-- что пользы проливать слезы надъ бездушною вещью, воскрешающей въ вашихъ сердцахъ блѣдные призраки разбитыхъ юношескихъ надеждъ? Заройте имъ, закройте на-вѣки! Покайтесь! Покиньте надежды и мечты и пусть монастырь будетъ имъ могилой.
   "Сестры попросили три дня на размышленіе, и въ эту ночь онѣ впервые остановились на мысли, что, можетъ быть, монашеское покрывало было бы дѣйствительно самымъ подходящимъ саваномъ для ихъ погибшихъ надеждъ. Но настало утро, и хотя лужайки сада сестеръ заросли густою, высокой травой, хотя поникшія вѣтви деревьевъ попрежнему почти касались земли, для нихъ онъ былъ все прежнимъ райскимъ садомъ, въ которомъ онѣ бывало такъ часто сиживали въ тѣ времена, когда горе и разочарованіе были имъ извѣстны только по имени. Здѣсь, здѣсь всѣ тѣ уголки, всѣ тропинки, которыя такъ любила Алиса; а рядомъ, въ одномъ изъ придѣловъ собора, была и плита, подъ которою она покоилась вѣчнымъ сномъ.
   "Могли ли онѣ, помня, какъ трепетало ея юное сердечко при одной мысли о монастырской кельѣ, могли ли онѣ придти къ ней на могилу въ одѣяніи, отъ одного вида котораго содрогнулся бы, можетъ быть, ея прахъ? Могли ли онѣ, преклоняя колѣна у ея могилы, молиться горячей молитвой всему сонму ангеловъ, зная, что лицо одного изъ этихъ ангеловъ омрачается при видѣ ихъ печальныхъ одеждъ? Конечно, нѣтъ.
   "Испросивъ разрѣшеніе церкви, сестры обратились къ извѣстнѣйшимъ въ то время художникамъ съ заказомъ расписать для нихъ самыми лучшими красками пять оконныхъ стеколъ однимъ и тѣмъ же узоромъ. Узоръ этотъ былъ точною копіей съ узора ихъ прежней общей работы. Стекла были вставлены въ широкое окно собора, до той поры лишенное всякихъ украшеній, и когда свѣтило солнце, которое она нѣкогда такъ любила, знакомый рисунокъ отливалъ всѣми цвѣтами радуги и, пропуская цѣлый потокъ яркаго свѣта, игралъ на могильной плитѣ, согрѣвая вырѣзанное на ней имя "Алиса".
   "Многіе годы изо-дня-въ-день сестры безшумно появлялись у могильнаго камни и, преклонивъ колѣни, проводили здѣсь долгіе часы. Черезъ нѣсколько лѣтъ стали приходить уже не четыре, а только три сестры, потомъ двѣ, и, наконецъ, спустя еще много лѣтъ, здѣсь появлялась только одна женская фигура, согбенная подъ бременемъ годовъ. А потомъ насталъ день, когда и она не пришла, а на надгробной плитѣ появилось пятое имя.
   "Наконецъ стерся и самый камень, и былъ замѣненъ другимъ; не одно поколѣніе смѣнилось съ тѣхъ поръ. Время изгладило живыя краски рисунка; но яркій потокъ свѣта по прежнему льется въ окно на забытую могилу, отъ которой не осталось больше и слѣда, и по сей день, показывая путешественнику Іоркскій соборъ, ему указываютъ на старинное окно, которое зовется окномъ "Пяти Сестеръ".
   -- Печальная исторіи,-- сказалъ веселый пассажиръ, опоражнивая свои стаканъ.
   -- Исторія, взятая изъ жизни, а жизнь вся состоитъ изъ печалей,-- отвѣчалъ разсказчикъ любезно,-- хотя въ голосѣ его звучали торжественныя, грустныя ноты.
   -- Конечно, въ каждой картинѣ есть тѣни, но если поближе къ ней присмотрѣться, увидишь и свѣтъ,-- возразилъ на это веселый джентльменъ.-- Вотъ хотя бы и въ вашемъ разсказѣ: вѣдь младшая сестра была веселая дѣвушка.
   -- За то какъ рано она умерла!-- замѣтилъ разсказчикъ.
   -- Но, можетъ быть, она бы умерла еще раньше, если бы ея жизнь была, не такъ счастлива,-- произнесъ съ чувствомъ веселый джентльменъ.-- И неужели вы думаете, что ея сестры, которыя такъ нѣжно любили ее, были бы менѣе огорчены ея смертью, если бы она была несчастна при жизни? По моему, если что можетъ смягчить первое острое горе тяжелой утраты, такъ это сознаніе, что тотъ, кого мы оплакиваемъ, былъ счастливъ и всѣми любимъ здѣсь, на землѣ, и слѣдовательно приготовился къ иной, болѣе счастливой и чистой жизни. Неужели же солнце свѣтило бы такъ ярко, если бы оно встрѣчало только печальныя лица?
   -- Можетъ быть, вы отчасти и правы,-- замѣтилъ разсказчика
   -- Можетъ быть!-- воскликнулъ веселый пассажиры -- Да развѣ въ этомъ можно сомнѣваться? Возьмите какое хотите горе, и вы всегда найдете немало связанныхъ съ нимъ отрадныхъ воспоминаній. Конечно, воспоминаніе объ утраченной радости -- тяжелая вещь...
   -- И очень,-- перебилъ разсказчика
   -- Разумѣется. Воспоминаніе о невозвратно утраченномь счастіи тяжело, но и въ немъ кроется доля какой-то грустной сладости. Къ сожалѣнію, воспоминанія прошлаго всегда связаны для насъ съ чѣмъ-нибудь печальнымъ, съ чѣмъ-нибудь, что мы оплакиваемъ или въ чемъ горько каемся. Но я твердо убѣжденъ, что въ жизни самаго несчастнаго человѣка, если только онъ оглянется назадъ, найдется столько свѣтлыхъ лучей, что я не вѣрю въ возможность существованія такого человѣка (за исключеніемъ вполнѣ отчаявшагося), который согласился бы выпить стаканъ воды изъ Леты, если бы это было въ его власти.
   -- Можетъ быть, вы и правы,-- сказалъ опять сѣдой джентльменъ послѣ короткаго размышленія.-- Да, мнѣ кажется, что вы правы.
   -- Еще бы! Что бы тамъ ни говорили философы, въ жизни добро всегда возьметъ перевѣсъ надъ зломъ. Если наши привязанности несутъ съ собою заботы и горе, онѣ же служатъ источникомъ нашего утѣшенія и всѣхъ нашихъ радостей и, вѣрьте мнѣ, какъ бы мы ни были несчастны, онѣ являются самымъ прочнымъ и крѣпкимъ звеномъ, связывающимъ насъ съ ихъ лучшимъ міромъ.-- Однако, довольно! Теперь я разскажу вамъ исторію совершенно иного рода.
   Помолчавъ съ минуту, веселый пассажиръ снова розлилъ пуншъ по стаканамъ и, бросивъ лукавый взглядъ на безпокойную леди, видимо боявшуюся, какъ бы онъ не сталъ разсказывать что-нибудь неприличное, началъ такъ:
   "Повѣсть о баронѣ Грогцвигѣ".
   "Молодой баронъ фонъ-Кельдветутъ изъ Грогцвига, въ Германіи, былъ именно таковъ, какимъ подобаетъ быть всякому молодому барону. Мнѣ не зачѣмъ упоминать о томъ, что жилъ онъ въ замкѣ, такъ какъ это само собою разумѣется, точно также нѣтъ надобности говорить, что онъ жилъ въ старомъ замкѣ, потому что кто же изъ нѣмецкихъ бавоновъ жилъ когда-нибудь въ новомъ замкѣ? Насчетъ этого почтеннаго зданія ходило немало страшныхъ и таинственныхъ разсказовъ, въ которыхъ не послѣднее мѣсто занимали разсказы о томъ, что, когда дуетъ вѣтеръ, онъ завываетъ въ трубахъ замка и реветъ въ сосѣднемъ лѣсу; а когда лунный свѣтъ проникаетъ въ узкія бойницы, онъ освѣщаетъ только тѣ части галереи и залъ, на которыя попадаетъ, оставляя неосвѣщенными всѣ другія мѣста. Ходили слухи, будто бы одинъ изъ предковъ барона, сильно нуждаясь въ деньгахъ, закололъ однажды кинжаломъ одного заблудившагося джентльмена, справлявшагося у него о дорогѣ. Таинственныя явленія, происходившія въ замкѣ, приписывались именно этому обстоятельству. Я же съ своей стороны твердо убѣжденъ, что все это были однѣ только росказни, ибо предокъ барона, человѣкъ весьма почтенный, впослѣдствіи очень раскаивался въ своемъ необдуманномъ поступкѣ и, захвативъ силой большой запасъ камня и строевого лѣсу, принадлежавшій его сосѣду, слабѣйшему барону, выстроилъ въ видѣ искупленія капеллу, заручившись такимъ образомъ форменнымъ удостовѣреніемъ въ уплатѣ своего долга небесамъ.
   "Разъ я заговорилъ о предкахъ барона, я считаю своею обязанностью упомянуть о тѣхъ генеалогическихъ правахъ на общее уваженіе, какими онъ пользовался. Къ сожалѣнію, я не могу опредѣлять съ точностью, сколько именно предковъ насчитывалъ баронъ, но навѣрное знаю, что онъ ихъ насчитывалъ больше, чѣмъ кто бы то ни было изъ дворянъ того времени, и сожалѣю объ одномъ, что онъ не живетъ въ ниши времена, ибо въ этомъ случаѣ онъ насчитывалъ бы ихъ еще больше. Ужасно несправедливо, въ сущности, поступила судьба съ великими людьми прошлыхъ столѣтій, произведя ихъ такъ рано на свѣтъ, потому что человѣкъ, родившійся три-четыре вѣка тому назадъ, естественно не можетъ разсчитывать имѣть такое же количество предковъ, какъ человѣкъ, родившійся въ наши дни. Этотъ послѣдній, кто бы онъ ни былъ, будь онъ башмачникъ или даже еще того хуже, конечно, будетъ имѣть болѣе длинный рядъ предковъ, чѣмъ самый знатный изъ дворянъ старыхъ временъ, а это, по моему, большая несправедливость.
   "Однако, вернемся къ нашему барону фонъ-Кельдветуту Грогцвигу. Это былъ красивый, статный мужчина, черноволосый, съ огромными усами. Онъ охотился въ зеленомъ камзолѣ тончайшаго сукна, въ желтыхъ ботфортахъ, съ рогомъ черезъ плечо, какъ въ наши дни ихъ носятъ кондукторы дилижансовъ. Стоило ему бывало затрубить въ рогъ, какъ двадцать четыре дворянина менѣе знатнаго рода, всѣ въ зеленыхъ камзолахъ, только немного погрубѣе, и въ желтыхъ ботфортахъ, только съ подошвами немного потолще, являлись къ его услугамъ, и вся кавалькада, вооруженная пиками, вродѣ тѣхъ, изь которыхъ нынче дѣлаются ограды въ садахъ, скакала галопомъ поохотиться на кабана или поднять медвѣдя, причемъ въ послѣднемъ случаѣ баронъ сперва убивалъ звѣря, а затѣмъ мазалъ себѣ его саломъ усы.
   "Весело жилось барону Грогцвигу, но еще веселѣе -- его приближеннымъ. Каждую ночь они распивали рейнвейнъ, и пили до тѣхъ поръ, пока не сваливались подъ столы, но и здѣсь они не разставались съ бутылкой, а еще требовали себѣ трубки. Никогда ни у кого не было такихъ бравыхъ, храбрыхъ, веселыхъ молодцовъ, какіе были въ буйной свитѣ барона Грогцвига.
   "Однако, застольныя удовольствія или, вѣрнѣе, удовольствія подъ столомъ, требуютъ нѣкотораго разнообразія, особенно когда за столомъ ежедневно собираются одни и тѣ же двадцать пять собесѣдниковъ, когда они обсуждаютъ одни и тѣ же вопросы и ведутъ одни и тѣ же разговоры. Заскучалъ, наконецъ, и баронъ, и ему захотѣлось разнообразія. Началъ онъ ссориться со своими товарищами, причемъ каждое послѣобѣда колотилъ двоихъ, троихъ изъ нихъ. Сначала это его занимало, но черезъ недѣлю-другую надоѣло и это развлеченіе, и баронъ принялся ломать себѣ голову, придумывая, чѣмъ бы ему позабавиться.
   "Въ одинъ прекрасный вечеръ, послѣ цѣлаго дня, проведеннаго на охотѣ, гдѣ онъ перещеголялъ чуть ли не самаго Немврода, убивъ однимъ медвѣдемъ больше обыкновеннаго и приказавъ съ тріумфомъ доставить его въ замокъ, баронъ фонъ-Кельдветутъ сидѣлъ мрачный, какъ ночь, во главѣ своего стола, сердито уставившись на закончены и потолокъ обѣденной залы. Онъ уже выпилъ чуть ли что не боченокъ вина, но чѣмъ больше онъ пилъ, тѣмъ становился мрачнѣе. Джентльмены, удостоившіеся въ этотъ день опасной чести быть сосѣдями барона но правую и лѣвую его руку, старались во всемъ слѣдовать примѣру хозяина и, осушая стаканъ за стаканомъ, бросали другъ на друга мрачные взгляды.
   "-- Быть по сему! Пью здоровье баронессы Грогцингской,-- вдругъ крикнулъ баронъ во все горло и изо всей силы ударилъ кулакомъ но столу, а лѣвой рукой молодецки закрутилъ усъ.
   "Двадцать четыре джентльмена въ зеленыхъ камзолахъ поблѣднѣли, какъ смерть, причемъ только одни ихъ носы не измѣнили своего обычнаго багроваго цвѣта.
   "-- Пью здоровье баронессы Грогцвигской, слышите вы?-- повторилъ баронъ еще громче, грозно оглядывая присутствующихъ.
   "-- Здоровье баронессы Грогцингской!-- подхватили хоромъ зеленые камзолы, и двадцать четыре глотки разомъ осушили двадцать четыре кубка такого стараго и крѣпкаго рейнскаго, что двадцать четыре языка разомъ облизнули сорокъ восемь причмокнувшихъ губъ, и столько же глазъ зажмурилось отъ удовольствія.
   "-- Здоровье единственной дочери барона Швилленгаузена,-- сказалъ Кельдветутъ. снисходительно поясняя предложенный тостъ.-- Завтра же, до захода солнца, мы отправимся просить у стараго барона руки его прекрасной дочери, и горе ему, если онъ мнѣ откажетъ, я отрѣжу ему носъ!
   "Слова эти были встрѣчены хриплымъ крикомъ всей банды, причемъ каждый изъ молодцовъ тронулъ сперва эфесъ своей шпаги, а затѣмъ кончикъ своего носа съ самымъ зловѣщимъ выраженіемъ лица.
   "Какая трогательная вещь нѣжная дочерняя привязанность! Если бы дочь барона фонъ-Швилленгузена объявила отцу, что сердце ея уже занято или бросилась бы къ его ногамъ и омочила имъ горючими слезами, или упала бы въ обморокъ, умоляя отца о пощадѣ, можно было бы прозакладывать сто противъ одного, что Швилленгаузенскому замку тутъ бы пришелъ и конецъ или, вѣрнѣе, конецъ пришелъ бы не только замку, но и барону. Но юная дѣвица выказала удивительную твердость духа, и когда на слѣдующее утро отъ Кельдветута прибыль посолъ, она скромно удалилась въ свою комнату и стала выглядывать въ окошко въ ожиданіи прибытія самого претендента и его свиты. Едва она увидѣла красиваго всадника съ огромными усами и убѣдилась, что онъ-то и былъ ея нареченнымъ, какъ бросилась къ отцу и объявила, что ради его спокойствія она готова принести себя въ жертву. Почтенный баронъ прижалъ дочь къ груди и уронилъ слезу умиленія.
   "Въ этотъ день въ Швилленгаузейскомъ замкѣ шелъ пиръ на весь міръю Двадцать четыре зеленыхъ камзола изъ свиты Кельдветута обмѣнялись клятвой въ вѣчной дружбѣ съ дюжиною такихъ же зеленыхъ камзоловъ изъ свиты фонъ-Швилленгаузена и поклялись старому барону, что будутъ пить его вино до тѣхъ поръ, пока цвѣта ихъ лицъ и носовъ не придутъ въ полную взаимную гармонію. На прощанье новые друзья нѣжно потрепали другъ друга по спинѣ, и баронъ фонъ-Кельдветуть со своею свитою весело поскакалъ домой.
   "Цѣлыхъ шесть недѣль у кабановъ и медвѣдей былъ праздникъ. Фамиліи Кельдветутовъ и Швилленгаузеновъ пировали, празднуя свое соединеніе. Копья ржавѣли, и даже баронскій рогъ охрипъ отъ долгаго бездѣйствія.
   "Счастливое это было время для двадцати четырехъ зеленыхъ камзоловъ; но, увы, счастье перемѣнчиво, и скоро ихъ блаженству насталъ конецъ!
   "-- Милый мой...-- сказала баронесса.
   "-- Душенька...-- сказалъ баронъ,
   "-- Эти несносные, скверные крикуны...
   "-- О комъ вы говорите, сударыня?-- спросилъ баронъ съ удивленіемъ.
   "Тутъ баронесса, стоявшая въ ту минуту съ мужемъ у окна, указала ему во дворъ, гдѣ ни о чемъ не подозрѣвавшіе зеленью камзолы распивали прощальную чарку передъ охотой на кабана.
   "-- Это моя почетная свита, сударыня,-- сказалъ баронъ.
   "-- Выгони ихъ, мой милый!-- нѣжно шепнула баронесса.
   "-- Выгнать!-- воскликнулъ баронъ внѣ себя отъ изумленія.
   "-- Если ты меня любишь, мой милый,-- отвѣтила баронесса еще нѣжней.
   "-- Чорта съ два!-- завопилъ баронъ.
   "Тутъ баронесса громко вскрикнула и упала безъ чувствъ къ его ногамъ.
   "Что было дѣлать барону? Онъ крикнулъ горничную баронессы, погналъ гонца за докторомъ; потомъ, какъ бѣшенный, бросился во дворъ, поколотилъ двухъ зеленыхъ, которые больше другихъ привыкли къ колотушкамъ, и проклялъ всѣхъ остальныхъ, послалъ ихъ къ... но все равно куда. Я, къ сожалѣнію, не знаю нѣмецкаго языка, иначе я вложилъ бы въ уста барона болѣе мягкое выраженіе.
   "Не сумѣю объяснить, какія средства пускаютъ въ ходъ иныя жены, чтобы держать мужей подъ башмакомъ, но, конечно, на этотъ счетъ у меня, можетъ быть, свое мнѣніе, а именно: по моему не слѣдуетъ выбирать въ члены парламента женатыхъ людей, такъ какъ навѣрно трое изъ четверыхъ подадутъ голоса не но своему убѣжденію, а согласно убѣжденіямъ своихъ супругъ (если только у дамъ могутъ быть убѣжденія). Въ настоящую же минуту я долженъ сказать, что баронесса Кельдветутъ вскорѣ пріобрѣла огромное вліяніе на своего мужа, и мало-по-малу, шагъ за шагомъ, день за днемъ, годъ за годомъ, баронъ сталъ уступать то въ томъ, то въ другомъ спорномъ вопросѣ, сталъ отказываться то отъ одной, то отъ другой изъ старыхъ привычекъ. Такимъ образомъ, въ самомъ расцвѣтѣ силъ, годамъ къ сорока восьми или около того, баронъ окончательно отказался отъ пировъ и кутежей, отъ охоты и старыхъ пріятелей, словомъ, отъ всего, къ чему онъ привыкъ и что когда-то любилъ. Храбрый, свирѣпый левъ быль укрощенъ своею собственной женою и обращенъ въ комнатную собачку въ своемъ собственномъ Грогцвигскомъ замкѣ.
   "Но тутъ еще не конецъ злоключеніямъ барона. Около года спустя послѣ свадьбы баронесса подарила мужа прехорошенькимъ маленькимъ барончикомъ, и въ честь появленія его на свѣтъ былъ сожженъ роскошный фейерверкъ и выпита не одна дюжина бутылокъ вина. Ровно черезъ годъ послѣ этого появилась на свѣтъ хорошенькая маленькая баронесса; еще черезъ годъ -- опять барончикъ, и т. д., изъ году въ годъ то барончикъ, то баронесса поочереди (а въ одинъ годъ такъ даже разомъ барончикъ съ баронессой). Такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока баронъ не оказался отцомъ небольшого семейства изъ двѣнадцати душъ. Ежегодно къ ожидаемому торжественному событію въ замокъ Кельдветутъ являлась почтенная баронесса фонъ-Швилленгаузснъ въ сильнѣйшемъ волненіи за свою дорогую дочь, баронессу фонъ-Кельдветутъ, и хотя всѣмъ и каждому было извѣстію, что почтенная леди рѣшительно ни въ чемъ не прилагала руки для благосостоянія своей дочери, она считала своею непремѣнною обязанностью находиться въ самомъ разстроенномъ состояніи чувствъ во все время своего пребыванія въ Грогцвигскомъ замкѣ и коротала долгіе часы досуга, то читая нотаціи зятю по поводу его хозяйства, то оплакивая горькую участь своей несчастной дочери. Если же иной разъ баронъ Грогцвигъ не выдерживалъ и въ минуту досады, набравшись храбрости, замѣчалъ, что, по его мнѣнію, жена его была ничуть не несчастнѣе женъ другихъ храбрыхъ бароновъ, баронесса фонъ-Швилленгаузенъ призывала всѣхъ въ свидѣтели, что страданія ея дочери не трогаютъ никого, кромѣ нея одной, бѣдной матери,-- воззваніе, на которое у ея родныхъ и друзей быль всегда готовъ одинъ отвѣтъ, что, конечно, она, баронесса, гораздо чувствительнѣе своего зятя и что другую такую безчувственную скотину, какъ баронъ Грогцвигъ, трудно сыскать.
   "Бѣдный баронъ переносилъ все это, пока могъ; когда же не стало больше его силъ, онъ сдѣлался мраченъ и даже потерялъ сонъ и аппетитъ. Но впереди его ожидала еще болѣе горькая напасть, и, когда она пришла, баронъ окончательно впалъ въ черную меланхолію.
   "Времена перемѣнились. Дѣла барона шли плохо; онъ задолжалъ и запутался. Грогцвигскіе сундуки давно отощали, хотя семейство Швилленгаузеновъ считало ихъ неистощимыми, и какъ разъ въ ту минуту, когда баронесса собиралась подарить своего мужа тринадцатымъ отпрыскомъ его фамилію, баронъ Кельдветутъ сдѣлалъ открытіе, что его карманы пусты.
   "Что теперь дѣлать?-- подумалъ баронъ.-- Остается одно -- покончить съ собой".
   "Счастливая мысль! Баронъ достаетъ изъ буфета старый охотничій ножъ, точитъ его о саногь и приставляетъ къ горлу.
   "-- Гм... да онъ еще, кажется, не довольно остеръ,-- сказалъ онъ, опуская руку.
   "Баронъ поточилъ ножъ еще немного и снова приставилъ его къ горлу, но на этотъ разъ его остановилъ страшнѣйшій дѣтскій визгъ, раздавшійся изъ дѣтской маленькихъ барончиковъ и баронессъ, расположенной въ башнѣ съ желѣзными рѣшетками въ окнахъ для предотвращенія паденія въ ровъ.
   "-- Если бы я былъ холостымъ,-- сказалъ баронъ со вздохомъ;-- я бы уже разъ пятьдесятъ могъ перерѣзать себѣ горло безъ всякой помѣхи. Эй, кто тамъ есть! Подайте, мнѣ бутылку вина и самую большую трубку въ маленькую комнату со сводами, что около залы.
   "Одинъ изъ слугъ, расторопный малый, тотчасъ бросился исполнять приказаніе и не больше какъ черезъ полчаса или черезъ часъ объявили барону, что все готово. Баронъ всталъ и направился въ комнату со сводами. Здѣсь полированныя панели стѣнъ отражали яркое пламя камина; на столѣ стояли бутылки и лежала трубка, и все это придавало комнатѣ удивительно уютный видъ.
   "-- Оставь лампу,-- сказалъ баронъ.
   "-- Не угодно ли еще чего вашей милости?-- спросилъ слуга
   "-- Пошелъ вонъ!-- былъ отвѣтъ. Слуга вышелъ, а баронъ заперъ за нимъ дверь на засовъ.
   "-- Теперь выкурю послѣднюю трубочку, да и прости-прощай!-- сказалъ баронъ, потомъ положилъ ножъ на столъ такимъ образомъ, чтобы онъ былъ подъ рукой, отхлебнулъ изрядный глотокъ вина, и, откинувшись на спинку кресла, вытянулъ ноги къ огню и принялся за свою трубку.
   "Баронъ задумался о разныхъ разностяхъ: о своихъ теперешнихъ бѣдахъ, о прежней холостой жизни, о зеленыхъ дворянчикахъ, которые давно разсѣялись по бѣлу свѣту и о которыхъ онъ съ тѣхъ поръ ничего не слыхалъ, за исключеніемъ только двоихъ, которымъ, по несчастной случайности, отрубили головы, да еще четверыхъ, допившихся до бѣлой горячки. Далеко унеслись мысли барона; онъ видѣлъ себя на охотѣ, скачущимъ за кабанами и за медвѣдями... какъ вдругъ, опорожнивъ свой стаканъ, онъ случайно поднялъ глаза и, къ своему удивленію, замѣтилъ, что онъ не одинъ.
   "Да, онъ былъ не одинъ. Противъ него, по другую сторону камина, скрестивъ на груди руки, сидѣла страшная, отвратительная человѣческая фигура. Налитые кровью глаза этого человѣка далеко ушли въ орбиты, непомѣрно длинное лицо, сильно смахивавшее на лицо трупа, обрамляли всклоченныя пряди черныхъ, какъ смоль, волосъ. Фигура была закутана въ широкій темносиній плащъ, и, приглядѣвшись поближе, баронъ увидѣлъ, что вдоль борта плаща вмѣсто застежекъ красовались ручки отъ гроба; на ногахъ незнакомца, охватывая ихъ точно броней, были башмаки съ застежками изъ металлическихъ украшеній, какія дѣлаютъ на гробахъ, а на голову былъ накинутъ короткій черный капюшонъ, сшитый изъ погребальнаго покрова. Странный гость не обращалъ, по видимому, никакого вниманія на барона и сидѣлъ, пристально глядя въ огонь.
   "-- Эй!-- крикнулъ баронъ, топнувъ ногой, чтобы привлечь на себя его вниманіе.
   "-- Что тебѣ надо?-- откликнулся незнакомецъ, скосивъ глаза на барона, но не мѣняя своего положенія.
   "-- Это мнѣ нравится!-- сказалъ баронъ, нисколько не испугавшійся ни глухого голоса незнакомца, ни устремленнаго на него тусклаго взгляда.-- Кажется, это я могъ бы спросить тебя, чего тебѣ здѣсь надо? Какъ ты сюда попалъ?
   "-- Черезъ дверь,-- отвѣчалъ незнакомецъ.
   "-- Кто ты такой?
   "-- Человѣкъ.
   "-- Не вѣрю.
   "-- Не вѣрь.
   "-- Да я и не подумаю,-- отрѣзалъ баронъ.
   "Незнакомецъ съ минуту молча смотрѣлъ на барона и, наконецъ, сказалъ фамильярно:
   "-- Вижу, что тебя не проведешь. Дѣйствительно, я не человѣкъ.
   "-- Такъ кто же ты?-- спросилъ баронъ.
   "-- Духъ.
   "-- Вотъ чего бы я никогда не подумалъ,-- сказалъ баронъ презрительно.
   "-- Я духъ отчаянія и самоубійства,-- сказалъ призракъ.-- Теперь ты знаешь, кто я.
   "Съ этими словами онъ повернулся къ барону, точно собираясь вступить съ нимъ въ разговоръ. Но что больше всего поразило его собесѣдника, такъ это то, что, когда онъ откинулъ свой плащъ, у него оказался воткнутымъ въ груди большой колъ, проходившій насквозь, въ спину. Призракъ съ усиліемъ выдернулъ этотъ колъ и положилъ возлѣ себя на столъ съ такимъ спокойнымъ видомъ, точно это была тросточка для гулянья.
   "-- Ну-съ,-- началъ призракъ, поглядывая на охотничій ножъ,-- готовъ ли ты?
   "-- Не совсѣмъ,-- отвѣтилъ баронъ,-- вотъ докурю сперва трубку.
   "-- Въ такомъ случаѣ нельзя ли поторопиться?-- сказалъ призракъ.
   "-- Да ты, какъ видно, спѣшишь,-- замѣтилъ баронъ.
   "-- Еще бы! У меня полонъ ротъ дѣла, и въ Англіи, и во Франціи; все мое время на расхватъ.
   "-- Ты пьешь?-- спросилъ баронъ, дотронувшись до бутылки копцомъ своей трубки.
   "-- Изъ десяти разъ девять, и ужь тогда я напиваюсь до положенія ризъ,-- отвѣчалъ призракъ холоднымъ тономъ.
   "-- Никогда не пьешь умѣренно?-- спросилъ баронъ.
   "-- Нѣтъ, никогда, потому что такое питье порождаетъ веселость,-- отвѣтилъ съ содроганіемъ призракъ.
   "Баронъ съ минуту пристально смотрѣлъ на своего новаго пріятеля, который казался ему очень страннымъ, и наконецъ спросилъ, принимаетъ ли тотъ активное участіе въ событіяхъ, свидѣтелемъ которыхъ ему приходится бывать.
   "-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ призракъ уклончиво,-- но я всегда присутствую при нихъ.
   -- Вѣроятно, затѣмъ, чтобы судить о вѣрности удара?-- освѣдомился баронъ.
   "-- Именно,-- подтвердилъ призракъ, поигрывая коломъ и разглядывая его заостренный конецъ -- Однако, нельзя ли тебѣ поторопиться? Меня ждетъ еще одинъ молодой джентльменъ, у котораго оказалось слишкомъ много денегъ и свободнаго времени.
   "-- И онъ хочетъ наложить на себя руки оттого, что у него слишкомъ много денегъ! воскликнулъ со смѣхомъ баронъ.-- Ха, ха, ха, вотъ такъ идея. (Баронъ смѣялся впервые послѣ многихъ, многихъ дней).
   "-- Пожалуйста не смѣйся, перестань!-- пробормоталъ призракъ въ сильномъ смятеніи.
   "-- Это почему?-- спросилъ баронъ.
   "-- Потому что я не выношу смѣха, ужъ лучше вздыхай -- мнѣ это будетъ гораздо пріятнѣе.
   "При этимъ словахъ баронъ невольно вздрогнулъ, и призракъ, мгновенно оправившись отъ смущенія, съ самымъ любезнымъ видомъ подалъ ему охотничій ножъ.
   "-- Престранная, право, фантазія наложить на себя руки, потому что карманъ слишкомъ туго набитъ,-- пробормоталъ баронъ, разсѣянно пробуя пальцемъ остріе оружія.
   "-- Ничуть не болѣе странная, чѣмъ идея наложить на себя руки, потому что онъ пусть,-- быстро сказалъ странный гость.
   "Случайно ли сдѣлалъ призракъ этотъ промахъ, или онъ думалъ, что рѣшеніе барона настолько непоколебимо, что при немъ можно говорить все, не стѣсняясь, этого ужъ я не сумѣю вамъ объяснить. Знаю только, что оружіе вдругъ замерло въ рукѣ барона, а глаза его широко раскрылись, какъ будто его осѣнила какая-то новая мысль.-- А вѣдь и впрямь на свѣтѣ нѣтъ непоправимыхъ вещей,-- сказалъ баронъ Кельдветутъ.
   "-- Кромѣ пустыхъ сундуковъ!-- прокричалъ духъ.
   "-- Ну, что жъ, если они опустѣли, это еще не значитъ, что они всегда останутся пусты,-- сказалъ баронъ.
   "-- И сварливой жены!-- выкрикнулъ духъ еще пронзительнѣе.
   "-- Эка бѣда! Жену можно и усмирить,-- отвѣтилъ баронъ.
   "-- А тринадцать штукъ ребятишекъ!-- завопилъ духъ.
   "-- Не всѣ же они выйдутъ негодяями,-- сказалъ баронъ.
   "Почувствовавъ себя разбитымъ на всѣхъ пунктахъ, духъ пришелъ въ страшную ярость; однако, онъ попытался обратить дѣло въ шутку и сказалъ, что будетъ очень благодаренъ барону, когда тотъ перестанетъ шутить.
   "-- Я и не думаю шутить; напротивъ, я говорю совершенно серьезно,-- возразилъ ему баронъ.
   "-- Прекрасно, прекрасно, очень радъ это слышать, сказалъ духъ со свирѣпымъ взглядомъ,-- потому что, говорю не преувеличивая, шутка для меня смерть. Однако, рѣшайся покидай-ка скорѣе этотъ злополучный міръ!
   "-- Не знаю,-- сказалъ баронъ, играя ножемъ, нашъ міръ можно назвать дѣйствительно злополучнымъ, но, я, судя по твоей наружности, не думаю, чтобы и твой былъ много лучше, а это невольно наводитъ меня на мысль, что въ сущности у меня нѣтъ ни малѣйшей гарантіи, что я хорошо поступаю, рѣшаясь покинуть нашъ міръ. Какъ это я раньше объ этомъ не подумалъ!-- воскликнулъ баронъ, вскочивъ съ мѣста.
   "-- Торопись!0- неистовствовалъ духъ, скрежеща зубами.
   "-- Убирайся!-- крикнулъ баронъ.-- Конецъ моимъ мученіямъ, теперь ужъ я не буду такимъ дуракомъ! Опять буду дышать чистымъ воздухомъ, опять стану охотиться на медвѣдей. Если же Швилленгаузены вздумаютъ вмѣшаться въ мои дѣла, я серьезно поговорю съ баронессой, а старухѣ проломлю голову.
   "Съ этими словами баронъ упалъ въ кресло и такъ громко захохоталъ, что задрожали стѣны.
   "Призракъ отступилъ шага на два, поглядѣлъ на барона остановившимся отъ ужаса взглядомъ и только, когда смолкъ его хохотъ, онъ схватилъ колъ, съ силою воткнулъ его въ грудь и со страшнымъ воемъ исчезъ.
   "Съ этого дня Кельдветутъ никогда его больше не видѣлъ. Разъ принявъ твердое рѣшеніе жить, баронъ сумѣлъ образумить свою жену и тещу и умеръ много лѣтъ спустя если не богатымъ, то, насколько мнѣ извѣстно, вполнѣ счастливымъ человѣкомъ, оставивъ послѣ себя многочисленное семейство, прекрасно воспитанное подъ его личнымъ рисоводствомъ по всѣмъ правиламъ охоты на кабановъ и медвѣдей.
   "И вотъ мой совѣтъ всѣмъ тѣмъ, кому случится придти въ уныніе отъ подобныхъ причинъ (какъ это часто бываетъ на свѣтѣ): не поддаваться отчаянію, а прежде тщательно обсудить вопросъ со всѣхъ сторонъ, разсматривая хорошія его стороны въ увеличительное стекло; если же и послѣ этого останется искушеніе покончить съ жизнью, совѣтую сперва выкурить трубочку, выпить бутылку винца, а за симъ послѣдовать похвальному примѣру барона Грогцвига".
   -- Съ вашего позволенія, лэди и джентльмены, карета готова!-- сказалъ новый кучеръ дилижанса, просовывая голову въ двери.
   Это извѣстіе заставило общество наскоро покончить съ пуншемъ и предотвратило споры, которые могли бы возникнуть по поводу послѣдняго разсказа. Мистеръ Сквирсъ таинственно отозвалъ сѣдовласаго джентльмена къ сторонкѣ и съ большимъ интересомъ принялся его разспрашивать о чемъ-то, касавшемся, повидимому, пяти іоркскихъ сестеръ; на самомъ же дѣлѣ онъ просто желалъ получить свѣдѣнія насчетъ того, какую плату въ тѣ времена взимали іоркширскіе монастыри со своихъ пансіонеровъ.
   Дилижансъ снова пустился въ путь. Къ утру Николай уснулъ, и когда онъ проснулся, то, къ своему сожалѣнію, увидѣлъ, что пока онъ спалъ и сѣдой джентльменъ и веселый пассажиръ оба вышли. День прошелъ очень скучно, и около шести часовъ вечера Николай, мистеръ Сквирсъ, мальчуганы и ихъ общій багажъ были высажены въ нивой гостиницѣ "Короля Георга" въ Грета-Бриджѣ.
   

ГЛАВА VII.
Мистеръ и мистриссъ Сквирсъ у себя дома.

   Благополучно высадившись и оставивъ Николая съ мальчиками и ихъ багажемъ посреди дороги наслаждаться зрѣлищемъ перепряжки лошадей въ дилижансѣ, мистеръ Сквирсъ направился въ трактиръ, чтобы "поразмять себѣ ноги".
   Черезъ нѣсколько минутъ онъ вернулся, сдѣлавъ достаточный моціонъ, если судить по его покраснѣвшему носу и легкой икотѣ; въ ту же минуту изъ воротъ трактира выѣхали старый ободранный кабріолетъ и телѣга съ двумя ребятишками на козлахъ.
   -- Дѣти съ багажемъ размѣстятся въ телѣгѣ,-- распорядился мистеръ Сквирсъ, потирая руки,-- а мы съ молодымъ человѣкомъ сядемъ въ кабріолетъ. Садитесь, Никкльби!
   Николай повиновался. Послѣ довольно продолжительныхъ усилій мистеру Сквирсу удалось принудить лошадь къ столь же похвальному повиновенію, и кабріолетъ тронулся въ путь, предоставивъ телѣгу съ дѣтьми ихъ собственной горькой участи.
   -- Не озябли ли вы, Никкльби?-- освѣдомился мистеръ Сквирсъ послѣ довольно длинной паузы.
   -- Признаюсь, сэръ, немного-таки есть.
   -- Я не обвиняю васъ за это,-- замѣтилъ снисходительно Сквирсъ,-- путешествіе довольно таки длинное для такой погоды.
   -- Далеко ли еще до Дотбойсъ-Голла?-- спросилъ Николай.
   -- Около трехъ миль,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Но вамъ не зачѣмъ величать его Голломъ.
   Николай сконфуженно закашлялся, точно онъ хотѣлъ что-то спросить, но слова застряли у него въ горлѣ.
   -- Дѣло въ томъ, что это вовсе не Голлъ, замѣтилъ Сквирсъ лаконически.
   -- Неужели!-- воскликнулъ Николай, ошеломленный такою откровенностью.
   -- Да. Мы зовемъ его Голломъ въ Лондонѣ, потому что это лучше звучитъ,-- продолжалъ Сквирсъ,-- но здѣсь его никто не знаетъ подъ этимъ именемъ. Надѣюсь, каждому разрѣшается называть свой домъ хоть острогомъ, если ему такъ нравится; на сколько мнѣ извѣстно, на этотъ счетъ не имѣется никакихъ парламентскихъ запрещеній.
   -- Кажется, не имѣется, сэръ,-- согласился Николай.
   Мистеръ Сквирсъ бросилъ украдкой бѣглый взглядъ на своего собесѣдника и, убѣдившись, что тотъ о чемъ-то задумался и видимо не расположенъ продолжать разговоръ, удовольствовался тѣмъ, что всю остальную дорогу вплоть до самаго дома изо всѣхъ силъ хлесталъ лошадь.
   -- Эй, кто тамъ есть, отворяйте!-- крикнулъ онъ, когда они подъѣхали къ дому.-- Да что ты тамъ копаешься? Говорятъ тебѣ, бери лошадь!
   Пока школьный учитель выражалъ такимъ образомъ свое нетерпѣніе, Николай имѣлъ время разсмотрѣть наружный видь школы. Это было длинное, мрачное одноэтажное зданіе съ кое-какими службами во дворѣ, съ гумномъ и конюшней, примыкавшими къ дому. Минуту спустя послышался лязгъ отодвигаемыхъ засововъ, и въ воротахъ показалась длинная, тощая фигура юноши съ фонаремъ въ рукахъ.
   -- Это ты, Смайкъ?-- окликнулъ его Сквирсъ.
   -- Да., сэръ,-- отвѣчалъ юноша.
   -- Какого чорта ты тамъ копался?
   -- Простите, сэръ, я немного задремалъ у огня,-- проговорилъ Смайкъ смиренно.
   -- У огня? Это еще что. Гдѣ огонь? Какой тамъ огонь?-- закричалъ Сквирсъ пронзительнымъ голосомъ.
   -- Въ кухнѣ, сэръ. Барыня сказала, что, такъ какъ я не сплю, я могу побыть въ кухнѣ.
   -- Твоя барыня -- дура!-- отрѣзалъ Сквирсъ.--Ужъ, конечно, ты быль бы исправнѣе, если бы дождался на холодѣ. Держу пари, что такъ!
   Тѣмъ временемъ мистеръ Сквирсъ вылѣзъ изъ кабріолета и, настрого приказавъ Смайку присмотрѣть за лошадью и ни въ какомъ случаѣ не давать ей овса до утра, попросилъ Николая порождать на крыльцѣ, пока онъ обойдетъ кругомъ и отопретъ дверь.
   Тяжелое предчувствіе, весь этотъ день преслѣдовавшее Николая, овладѣло имъ съ новой силой, когда онъ остался одинъ. Грустная мысль, что онъ такъ далеко отъ своихъ и что при самой настоятельной необходимости онъ не можетъ добраться до нихъ иначе какъ пѣшкомъ, представилась ему теперь въ самомъ мрачномъ свѣтѣ; когда же взоръ его упалъ на находившійся передъ нимъ угрюмый домъ, погруженный во мракъ, и на окружающую безотрадную пустыню, покрытую снѣгомъ, его охватило такое уныніе, какого онъ еще никогда не испытывалъ.
   -- Вотъ и я! Гдѣ вы тамъ, Никкльби!-- сказалъ Сквирсъ, просовывая голову въ дверь.
   -- Здѣсь, сэръ.
   -- Входите же, входите скорѣй, вѣтеръ такъ и задуваетъ въ эту проклятую дверь, того и гляди съ ногъ сшибетъ.
   Николай тяжело вздохнулъ и вошелъ въ домъ. Затворивъ дверь и заложивъ ее на болты, мистеръ Сквирсъ ввелъ Николая въ небольшую пріемную, обставленную весьма скудно: нѣсколько стульевъ и два стола составляли всю ея меблировку. Одну изъ стѣнъ украшала огромная, совершенно потемнѣвшая карта; на одномъ изъ столовъ виднѣлись кое-какія приготовленія въ ужину, на другомъ были разбросаны въ живописномъ безпорядкѣ руководство для наставниковъ, грамматика Муррея, съ полдюжины объявленій и измазанное письмо, адресованное мистеру Вакфорду Сквирсу, эсквайру.
   Не прошло и минуты, какъ въ комнату ворвалась какая-то дама и, обхвативъ обѣими руками мистера Сквирса за шею, чмокнула его въ щеку такъ звонко, что этотъ звукъ можно было принять за звонокъ почтальона. Дама была широкоплечая и костлявая, чуть ли не цѣлой головой выше мистера Сквирса. На ней была грязная бумазейная кофточка; на головѣ, поверхъ папильотокъ, красовался такой же грязный, какъ и кофточка, ночной чепецъ, а поверхъ чепца подвязанный подъ подобородкомъ желтый шатокъ.
   -- Какъ поживаешь, милашка мой Сквирси?-- воскликнула дама игривымъ тономъ, но совершенно хриплымъ голосомъ.
   -- Чудесно, душенька, чудесно,-- отвѣчалъ Сквирсъ.-- Ну, что какъ наши коровы?
   -- Живехоньки всѣ до одной.
   -- А свиньи?
   -- По обыкновенію веселы и довольны.
   -- Слава Богу!-- сказалъ Сквирсъ, разстегивая пальто.-- Мальчики тоже здоровы, надѣюсь?
   -- Что имъ дѣлается,-- пробурчала мистриссъ Сквирсъ.-- Всѣ здоровы, вотъ только у маленькаго Питчера горячка.
   -- Что ты?-- воскликнулъ Сквирсъ.-- Этакій противный мальчишка, вѣчно подхватитъ какую-нибудь гадость!
   -- Да и подхватитъ-то всегда что-нибудь заразительное,-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- А все его отвратительное упрямство, могу тебя увѣрить. Ужь когда-нибудь я его проучу, недаромъ столько времени собираюсь.
   -- И отлично сдѣлаешь душечка,-- замѣтилъ Сквирсъ.-- Вотъ мы посмотримъ, не поможетъ ли ему хорошая порка.
   Во время этого разговора Николай, чувствуя всю неловкость своею положенія, въ смущеніи стоялъ посреди комнаты, не зная, уйти ему или остаться. Наконецъ, мистеръ Сквирсъ вывелъ его изъ затрудненія, обратившись къ своей женѣ со словами:
   -- Это мой новый помощникъ, душечка.
   -- А-а!-- протянула мистриссъ Сквирсъ, небрежно кивнувъ Николаю и холодно оглядывая его съ ногъ до головы.
   -- Сегодня онъ съ нами поужинаетъ и уже съ завтрашняго дня приступитъ къ исполненію своихъ обязанностей.-- Я думаю, его можно будетъ пристроить на ночь гдѣ-нибудь здѣсь?
   -- Дѣлать нечего, надо что-нибудь придумать,-- отвѣчала леди. Надѣюсь, сэръ, вамъ безразлично гдѣ спать?
   -- О, я неприхотливъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Ваше счастье,-- замѣтила мистриссъ Сквирсъ.
   Это замѣчаніе вызвало взрывъ самаго веселаго хохота со стороны мистера Сквирса, который, кажется, очень удивился, что Николай не послѣдовалъ его примѣру.
   Пока супруги вели оживленный разговоръ о результатахъ поѣздки мистера Сквирса и послѣдній сообщалъ своей дражайшей половинѣ, кто изъ родителей ему заплатилъ и кто просилъ отсрочки, въ комнату вошла маленькая служанка и поставила на столъ блюдо холодной говядины и іоркширскій пирогъ. Слѣдомъ за служанкою шелъ Смайкъ съ кружкой эля въ рукахъ. Какъ разъ въ эту минуту мистеръ Сквирсъ опоражнивалъ свои карманы, выгружая изъ нихъ привезенные имъ съ собой документы и письма, адресованныя воспитанникамъ. Смайкъ уставился на эти письма взглядомъ, исполненнымъ такой страстной надежды и вмѣстѣ съ тѣмъ такого безнадежнаго отчаянія, что у Николая невольно сжалось сердце, такъ краснорѣчиво говорилъ этотъ взглядъ о долгихъ годахъ тяжелыхъ страданій.
   Это заставило его внимательно взглянуть на бѣднаго юношу, и первое, что его поразило, былъ необыкновенный, странный костюмъ Смайка. Хотя на видъ ему нельзя было дать менѣе восемнадцати, девятнадцати лѣтъ, причемъ онъ былъ даже довольно высокъ для своего возраста, на немъ была коротенькая курточка, какія обыкновенно носятъ самыя маленькія дѣти. Благодаря сію тщедушному, хилому сложенію, курточка была ему не слишкомъ узка, но зато страшно коротка, особенно рукава. Должно быть для того, чтобы обувь юноши не находилась ві, разладѣ съ остальнымъ одѣяніемъ, ноги его были облечены въ огромные сапоги съ отворотами, видимо принадлежавшіе когда-то какому-нибудь дюжему фермеру, но теперь до того стоптанные и рваные, что едва ли на нихъ позарился бы даже нищій. Богъ вѣсть, давно ли здѣсь жилъ этотъ бѣдняга, но, вѣроятно, онъ все еще носилъ свое прежнее бѣлье, съ которымъ явился сюда, такъ какъ его худую шею обрамляла изорванная въ клочки оборочка дѣтской рубашонки, высовывавшаяся мѣстами изъ подъ шейнаго платка, какіе носятъ взрослые мужчины. Къ тому же несчастный былъ хромъ, и пока онъ озабоченно вертѣлся вокругъ стола, дѣлая видъ, что онъ чѣмъ-то занятъ и бросая исподтишка на письма полные отчаянія взгляды, Николай съ глубокимъ участіемъ слѣдилъ за всѣми его движеніями.
   -- Ты чего здѣсь толчешься, Смайкъ!-- прикрикнула на него мистриссъ Сквирсъ.-- И безъ тебя все будетъ сдѣлано, ступай!
   -- А, ты все еще здѣсь,-- сказалъ Сквирсъ, взглянувъ на юношу.
   -- Да, сэръ,-- отвѣтилъ Смайкъ, стиснувъ руки, какъ бы затѣмъ, чтобы унять ихъ нервную дрожь.-- Нѣтъ ли у васъ...
   -- Чего?-- спросилъ Сквирсъ.
   -- Не имѣете ли вы... не слышали ли чего-нибудь обо мнѣ?
   -- Ни чорта лысаго!-- отвѣтилъ грубо Сквирсъ.
   Смайкъ потупилъ глаза и, прикрывъ лицо рукою, двинулся къ двери.
   -- Ничего нѣтъ,-- отрѣзалъ Сквирсъ ему вслѣдъ,-- и никогда не будетъ. Ловкая штука, нечего сказать! Сколько лѣтъ ты сидишь на моей шеѣ, и ни откуда ни фартинга! А за справками куда сунешься? Славный подарокъ, что и говорить! Корми теперь тебя, огромнаго балбеса, даже безъ надежды хоть когда-нибудь за это получить ломаный грошъ.
   Смайкъ приложилъ руку ко лбу, словно усиливаясь что-то припомнить, уставился на вопрошавшаго, безсмысленно улыбаясь, и, ковыляя, вышелъ изъ комнаты.
   -- Знаешь ли, Сквирсъ,-- сказала школьному учителю его супруга, когда за Смайкомь затворилась дверь,-- мнѣ иногда начинаетъ казаться, что этотъ парень превращается въ настоящаго идіота.
   -- Надѣюсь, что ты ошибаешься, душенька,-- отвѣчалъ на это школьный учитель,-- онъ расторопный малый и во всякомъ случаѣ отрабатываетъ намъ свои харчи. Впрочемъ, что бы томъ ни случилось, работать-то онъ всегда будетъ въ силахъ... Однако, мы и забыли объ ужинѣ, а я страшно голоденъ, усталъ, какъ собака, и хочу поскорѣе лечь въ постель.
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ принялся жадно уничтожать единственный бывшій на столѣ бифштексъ. Николай тоже придвинулъ себѣ стулъ къ столу, хотя аппетитъ у него совершенно пропалъ.
   -- Ну, что, Сквирси, какъ ты находишь бифштексъ?-- освѣдомилась мистриссъ Сквирсъ.
   -- Сочный и нѣжный, точно ягнятина,-- отвѣтилъ тотъ.-- Хочешь кусочекъ?
   -- Спасибо, я сыта, ничего не хочу. А вотъ что, душенька, чѣмъ бы намъ угостить молодого человѣка?
   -- Всѣмъ, чего онъ пожелаетъ изъ того, что есть на столѣ,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ въ припадкѣ несвойственнаго ему великодушія.
   -- Чего вамъ угодно, мистеръ Кнюкльбай?-- спросила мистриссъ Сквирсъ.
   -- Кусочекъ пирога, если позволите,--отвѣтилъ Николай.-- Только самый маленькій, потому что я совсѣмъ не голоденъ.
   -- О, въ такомъ случаѣ жаль начинать пирогъ,-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- Не хотите ли, я вамъ отрѣжу кусочекъ холодной говядины?
   -- Все, что вамъ будетъ угодно,-- проговорилъ разсѣянно Николай.-- Мнѣ, право, все равно.
   Этотъ отвѣтъ пришелся видимо по душѣ мистриссъ Сквирсъ, потому что, подмигнувъ мужу въ знакъ своего удовольствія по поводу того, что молодой человѣкъ знаетъ свое мѣсто, она сейчасъ же вознаградила его за эту похвальную скромность, отрѣзавъ ему кусочекъ мяса собственными прелестными ручками.
   -- Элю, Сквирсъ?-- спросила почтенная леди, подмигивая и подмаргивая, чтобы дать понять мужу, что вопросъ этотъ относится собственно не къ нему, а къ Николаю, т. е. слѣдуетъ ли дескать предложить ему элю?
   -- Разумѣется,-- отвѣчалъ Сквирсъ, въ свою очередь пуская въ ходъ телеграфическіе знаки.-- Наливай.
   Такимъ образомъ Николай получилъ цѣлый стаканъ элю и осушилъ его, погруженный въ раздумье, въ счастливомъ невѣдѣніи происходившихъ переговоровъ.
   -- Превосходный бифштексъ,-- сказалъ Сквирсъ, покончивъ съ ѣдой и откладывая ножъ и вилку.
   -- Мясо перваго сорта,-- отозвалась почтенная леди,-- я сама его брала для...
   -- Для кого?.. Надѣюсь, не для...-- съ испугомъ перебилъ ее Сквирсъ.
   -- Нѣтъ, не для нихъ, разумѣется, нѣтъ,-- поспѣшила успокоить его мистриссъ Сквирсъ,-- нарочно для тебя, къ твоему возвращенію. Боже мой, да неужто ты думаешь, что я могла бы такъ опростоволоситься?
   -- Клянусь честью, милочка, я не понялъ, что ты хотѣла сказать,-- проговорилъ Сквирсъ, все еще блѣдный отъ испуга.
   -- Успокойся, успокойся, дружокъ,-- со смѣхомъ сказала супруга,-- ты думаешь, что я такая дура! Вотъ было бы мило!
   Эта послѣдняя часть разговора можетъ показаться не совсѣмъ понятной. Дѣло въ томъ, что между сосѣдями мистера Сквирса ходили слухи, будто бы этотъ почтенный педагогъ былъ такимъ ярымъ врагомъ дурного обращенія съ животными, что не разъ покупалъ для стола своихъ воспитанниковъ мясо скота, умершаго естественною смертью. Очень возможно, что теперь ему пришло въ голову, не съѣлъ ли онъ чего изъ запасовъ, предназначавшихся для этихъ молоденькихъ джентльменовъ.
   Ужинъ былъ конченъ и убранъ служанкой, худенькой дѣвушкой, глядѣвшей голодными глазами на уносимыя блюда. Послѣ ужина мистриссъ Сквирсъ вышла, чтобы запереть на замокъ кладовую и спрятать посохраннѣе вещи пяти новичковъ, которые только-что прибыли и до того замерзли, что походили больше на ледяныя сосульки, чѣмъ на живыхъ людей. Затѣмъ дѣтей накормили легкимъ ужиномъ, состоявшимъ изъ одного супа, и уложили вповалку на узенькую постель, чтобъ имъ было теплѣе, предоставивъ имъ мечтать на свободѣ о болѣе существенной пищѣ и теплой комнатѣ, что, по всей вѣроятности, они и исполнили.
   Тѣмъ временемъ мистеръ Сквирсъ принялся готовить себѣ грогъ: въ огромный стаканъ съ водкой онъ подбавилъ ровно такое количество воды, въ которомъ могъ бы растаять сахаръ, между тѣмъ какъ его драгоцѣнная половина поднесла Николаю крохотный стаканчикъ смѣси, представлявшій лишь слабую тѣнь того горячительнаго напитка, которымъ угощался ея супругъ. Затѣмъ мужъ и жена придвинулись поближе къ огню и протянули ноги на рѣшетку камина и начали о чемъ-то таинственно перешептываться, а Николай, взявъ со стола руководство для наставниковъ, сталъ пробѣгать въ отдѣлѣ смѣси интересные анекдоты и просматривать картинки, такъ же мало сознавая, гдѣ онъ и что дѣлаетъ, какъ если бы онъ былъ въ магнетическомъ снѣ.
   Наконецъ, мистеръ Сквирсъ началъ зѣвать и объявилъ, что пора идти спать. Тогда мистриссъ Сквирсъ вдвоемъ со служанкой притащили въ комнату тощій соломенный тюфякъ и пару простынь и устроили постель Николаю.
   -- Завтра мы помѣстимъ васъ, какъ слѣдуетъ, въ спальнѣ,-- сказалъ ему мистеръ Сквирсъ.-- Постойте-ка; кто теперь спитъ въ постели Брукса, душенька?
   -- Въ постели Брукса?-- протянула мистриссъ Сквирсъ, что-то соображая.-- Тамъ спитъ Дасеннингсъ, потомъ еще маленькій Бодлеръ, Грсимартъ и этотъ, какъ его?.. Ы все забываю.
   -- Знаю, знаю,-- перебилъ Сквирсъ.-- Значитъ полный комплектъ.
   "Чего ужъ полнѣе",-- подумалъ Николай
   -- Не бѣда! Я знаю, мѣстечко гдѣ-нибудь да найдется,-- добавилъ Сквирсъ,-- только въ настоящую минуту я не могу хорошенько припомнить гдѣ. Завтра по-утру мы это все уладимъ. Покойной ночи, Никкльби. Не забудьте же: къ семи часамъ вы должны быть готовы.
   -- Я буду готовъ, сэръ. Покойной ночи.
   -- Я самъ приду вамъ показать, гдѣ у насъ колодезь,-- сказать Сквирсъ.-- Что касается мыла, то вы всегда найдете кусокъ къ кухнѣ на окнѣ; вы одинъ будете пользоваться этимъ кускомъ.
   Николай только вытаращилъ глаза къ отвѣтъ на это заявленье, но ничего не сказалъ. Мистеръ Сквирсъ направился было къ двери, но съ полдороги вернулся.
   -- Не знаю, какъ намъ завтра быть съ полотенцемъ,-- заговорилъ онъ опять.-- Ну, да не бѣда, одинъ разъ какъ-нибудь обойдетесь, а тамъ мистриссъ Сквирсъ все уладитъ. Смотри же, душенька, не забудь,-- обратился онъ къ супругѣ.
   -- Не забуду. Смотрите, и вы не забудьте, молодой человѣкъ, встать пораньше, чтобы умыться первымъ. Конечно, это ваше неотъемлемое право, какъ наставника; но эти дрянные мальчишки вѣчно норовятъ воспользоваться чужымь мыломъ.
   Тутъ мистеръ Сквирсъ подмигнулъ мистриссъ Сквирсъ на бутылку, вѣроятно, боясь, какъ бы Николай не вздумалъ приложиться къ ней ночью. Почтенная леди поспѣшно схватила ее въ свои объятія, и супруги вышли изъ комнаты.
   Оставшись одинъ. Николай нѣсколько разъ въ волненіи прошелся по комнатѣ. Успокоившись немного, онъ сѣлъ и сталъ думать, что ему предпринять. Рѣшеніе его было скоро принято: что бы съ нимъ ни случилось, онъ вынесетъ все ради матери и сестры, чтобы не подать дядѣ повода бросить ихъ къ ихъ безпомощномъ положеніи. Твердая рѣшимость всегда хорошо дѣйствуетъ на наше расположеніе духа. Николай оживился; недавняго его унынія какъ не бывало, и вотъ до чего довѣрчива юность: онъ начиналъ уже надѣяться, что его дѣла въ Дотбойсъ-Голлѣ пойдутъ не такъ плохо, какъ это ему показалось съ перваго взгляда.
   Совершенно воспрянувъ духомъ, онъ сказалъ себѣ, что утро вечера мудренѣе, и приготовился уже ложиться въ постель, какъ вдругъ изъ кармана у него выпало запечатанное письмо. Второпяхъ, во время прощанія въ Лондонѣ, онъ было о немъ совсѣмъ позабылъ, а съ тѣхъ поръ оно ему ни разу не попадалось на глаза; но теперь ему разомъ пришло на память таинственное поведеніе Ньюмэна Ногса.
   -- Боже мой, какой необыкновенный почеркъ!-- сказалъ Николай, взглянувъ на конвертъ.
   Письмо было адресовано на его имя и написано на грязнѣйшемъ лоскуткѣ бумаги дрожащимъ, неразборчивымъ почеркомъ. Послѣ долгихъ напрасныхъ стараній Николаю удалось прочесть слѣдующее:
   "Мой милый юноша! Я хорошо знаю свѣтъ. Вашъ отецъ его вовсе не зналъ, иначе онъ не оказалъ бы мнѣ услуги, за которую я не имѣлъ даже надежды когда-нибудь ему отплатить. Не знаете свѣта и вы, иначе вы бы никогда не рѣшились на это путешествіе.
   "Если вамъ когда-нибудь понадобится пріютъ въ Лондонѣ (не сердитесь на меня за это предположеніе; было время, когда и я былъ твердо убѣжденъ, что никогда не буду нуждаться въ пріютѣ), вы можете узнать мой адресъ въ трактирѣ "Корона", Гольденъ-Скверъ, уголъ Сильворъ-Стрита и Сентъ-Джемской улицы, дверь на обѣ улицы. Можете явиться хоть ночью. Было время, когда никто не устыдился бы... Впрочемъ, это все уже прошло
   "Простите за безграмотность. Я скоро забуду, какъ и платье-то порядочное носить. Я позабылъ всѣ свои старыя привычки, а съ ними вмѣстѣ и орѳографію.

Ньюмэнъ Ногсъ".

   "Р. S. Если будете проходить мимо Бернардъ-Кастля, вы найдете прекрасный эль въ харчевнѣ "Королевская Голова". Скажите, что вы меня знаете, и я увѣренъ, что тамъ это вамъ не повредитъ. Можете сказать обо мнѣ: "мистеръ Ногсъ",-- вѣдь и и былъ нѣкогда джентльменомъ. Конечно, былъ".
   Быть можетъ, не стоило бы и упоминать о столь незначительномъ обстоятельствѣ, но когда Николай сложилъ письмо и сунулъ въ карманъ, глаза его были подернуты влагой, которая очень походила на слезы.
   

ГЛАВА VIII.
Внутренніе порядки Дотбойсъ-Голла

   Путешествіе въ двѣсти слишкомъ миль по жестокому холоду -- лучшее средство превратить самое твердое ложе въ мягкій пуховикъ. Очень возможно, что это лучшее средство и для того, чтобы навѣять на человѣка сладкіе сны, по крайней мѣрѣ, тѣ сны, что витали надъ жесткимъ ложемъ Николая, нашептывали ему самыя пріятныя вещи. Онъ быстро сдѣлалъ свою карьеру и видѣлъ себя обладателемъ огромнаго состоянія въ ту минуту, когда слабый лучъ свѣта упалъ ему прямо въ глаза и онъ услышалъ голосъ, который съ трудомъ призналъ за голосъ мистера Сквирса, кричавшій, что пора подниматься.
   -- Семь часовъ пробило, Никкльби,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Развѣ уже утро?-- спросилъ Николай и сѣлъ на постели.
   -- Давно, и какое холодное! Живо, живо на ноги, Никкльби!
   Не ожидая дальнѣйшихъ поощреній, Николай въ ту же минуту былъ на ногахъ и приступилъ къ одѣванію при свѣтѣ свѣчи, которую держалъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Какая досада, помпа замерзла,-- сказалъ этотъ джентльменъ.
   -- Неужто!-- проговорило Николай равнодушно, ничуть не заинтересованный этимъ извѣстіемъ.
   -- Замерзла, проклятая,-- продолжалъ Сквирсъ,-- поэтому вамъ не придется сегодня умыться.
   -- Не придется умыться!-- воскликнулъ Николай.
   -- Очень просто, не придется, да и все тутъ -- отрѣзалъ Сквирсъ.-- Можете удовольствоваться обтираніемъ, пока удастся проломить ледъ и вытащить ведро воды для мальчиковъ. Чего вы на меня такъ уставились? Одѣвайтесь.
   Николай, безъ дальнѣйшихъ разговоровъ, принялся натягивать на себя платье. Тѣмъ временемъ Сквирсъ отворилъ ставни и потушилъ свѣчу. Въ эту минуту за дверьми раздался голосъ его дражайшей половины, спрашивавшей, можно ли ей войти.
   -- Войди, войди, душенька,-- сказали Сквирсъ.
   Мистриссъ Сквирсъ вошла въ комнату въ той самой грязной ночной кофтѣ, которая такъ соблазнительно обрисовывала ея станъ наканунѣ. Единственнымъ прибавленіемъ къ ея вчерашнему туалету служила старая касторовая шляпка, которую она весьма находчиво и безцеремонно напялила поверхъ вчерашняго ночного чепца.
   -- Проклятая ложка запропастилась, нигдѣ ее не найти,-- сказала почтенная леди, открывая буфетъ.
   -- Стоитъ ли, душенька, волноваться изъ-за такихъ пустяковъ,-- замѣтилъ Сквирсъ успокоительнымъ тономъ.
   -- Хороши пустяки!-- отозвалась съ досадой мистриссъ Сквирсъ.-- Развѣ ты забылъ, что сегодня день раздачи лекарства?
   -- Ты права, душенька, совсѣмъ изъ головы вонъ. Видите ли, Никкльби, отъ времени до времени мы очищаемъ кровь нашимъ мальчикамъ.
   -- Мы не очищаемъ ровно ничего,-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- Пожалуйста не заберите себѣ въ голову, молодой человѣкъ, что мы покупаемъ сѣрный цвѣтъ и патоку съ какой-нибудь добродѣтельной цѣлью, вродѣ той, о которой онъ тамъ говоритъ. Если вы это думаете, то очень ошибаетесь.
   -- Милая моя,-- остановилъ ее нахмурившись Сквирсъ.-- Ты ужъ слишкомъ того...
   -- Глупости! Коль скоро молодой человѣкъ пріѣхалъ къ намъ учить дѣтей, лучше, чтобы онъ сразу узналъ, что мы не намѣрены строить изъ себя дураковъ ради этихъ мальчишекъ, и если мы даемъ имъ сѣрный цвѣтъ съ патокой, то только потому, что надо же ихъ лечить, иначе они будутъ болѣть, а это намъ убытокъ, и кромѣ того лекарство портитъ имъ аппетитъ и во всякомъ случаѣ обходится дешевле обѣдовъ и завтраковъ. Такимъ образомъ выходитъ полезно для обѣихъ сторонъ,-- чего же лучше!
   Окончивъ эту тираду, мистриссъ Сквирсъ просунула голову въ буфетъ въ поискахъ за пропавшей ложкой, въ чемъ ей сейчасъ же принялся помогать мистеръ Сквирсъ. Между супругами завязался оживленныя разговоръ; но такъ какъ дверцы буфета заглушали ихъ голоса, то изъ всего этого разговора Николай могъ разобрать только одно -- что мистеръ Сквирсъ находилъ, что его супруга сдѣлала большую оплошность, а мистриссъ Сквирсъ въ отвѣтъ обозвала его дуракомъ.
   Послѣ довольно долгихъ, но безслѣдныхъ поисковъ позвали Смайка. Получивъ въ видѣ поощренія затрещину отъ мистера Сквирсъ и подзатыльникъ отъ мистриссъ Сквирсъ,-- испытанныя средства, служившія, очевидно, къ проясненію его интеллектуальныхъ способностей,-- Смайкъ высказалъ довольно основательное предположеніе, не скрывается ли ложка въ карманѣ мистриссъ Сквирсъ. Догадка эта не замедлила подтвердиться. Но такъ какъ мистриссъ Сквирсъ прежде всего запротестовала, увѣряя, что ложки у нея въ карманѣ ни въ какомъ случаѣ быть не можетъ, то единственная выгода, какую Смайкъ извлекъ изъ своей смѣтливости, была новая затрещина за то, что онъ осмѣливается противорѣчивъ хозяйкѣ, и обѣщаніе, что въ слѣдующій разъ за такую непочтительность ему предстоитъ хорошая порка.
   -- Золото, а не женщина, Никкльби,-- сказалъ Сквирсъ, когда его почтенная половина, какъ вихрь, вылетѣла изъ комнаты, вытолкнувъ впередъ злосчастнаго юношу.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ? замѣтилъ Николай.
   -- Другой такой не найти,--продолжалъ Сквирсъ съ убѣжденіемъ,-- обыщи хоть весь свѣтъ. Я не знаю другой ей подобной. Эта женщина всегда одинакова, всегда живая, бодрая, дѣятельная и экономная, какъ вы видите это теперь.
   Николай невольно вздохнулъ при мысли о предстоявшей ему пріятной перспективѣ домашней жизни; но, къ счастью, Сквирсъ былъ въ эту минуту такъ занятъ своими собственными размышленіями, что не замѣтилъ его предательскаго вздоха.
   -- Когда я бываю въ Лондонѣ, я всѣмъ всегда говорю, что мистриссъ Сквирсъ замѣняетъ нашимъ воспитанникамъ родную мать,-- продолжалъ онъ.-- Но въ сущности она дѣлаетъ для нихъ больше, чѣмъ мать -- въ десять разъ больше. Она для нихъ дѣлаетъ то, Никкльби, чего ни одна мать никогда не сдѣлала бы для родного сына.
   -- Я въ этомъ вполнѣ убѣжденъ, сэръ,-- сказалъ Николай.
   Надо замѣтить, что мистеръ и мистриссъ Сквирсъ смотрѣли на своихъ питомцевъ, какъ на естественныхъ своихъ враговъ, другими словами -- высасывали изъ нихъ все, что только могли. Въ этомъ супруги сходились вполнѣ и дѣйствовали съ замѣчательнымъ единодушіемъ. Вся разница между образомъ дѣйствій того и другой заключалась лишь въ томъ, что мистриссъ Сквирсъ безстрашно вела открытую войну, тогда какъ мистеръ Сквирсъ даже дома прикрывалъ свои поступки обычнымъ для него лицемѣріемъ, разсчитывая, по всей вѣроятности, что если бы когда-нибудь для него и насталъ день расплаты, ему удастся убѣдить даже себя самого, что онъ всегда былъ человѣкомъ добрѣйшей души.
   -- Однако, пора и въ школу,-- сказалъ Сквирсъ, прерывая нить размышленій своего помощника,-- время приниматься за дѣло. Не поможете ли вы мнѣ, Никкльби, надѣть мое школьное платье?
   Николай послушно помогъ своему патрону натянуть затасканную бумазейную куртку, которую тотъ снялъ съ гвоздя въ корридорѣ, и Сквирсъ, вооружившись тростью, двинулся къ дверямъ зданія, расположеннаго въ глубинѣ двора.
   -- Вотъ наша лавочка, Никкльби!-- сказалъ школьный учитель, распахнувъ дверь.
   Зрѣлище, представшее глазамъ Николая, было такъ необычайно, столько предметовъ разомъ бросалось въ глаза, приковывая вниманіе, что въ первую минуту молодой человѣкъ былъ совершенно ошеломленъ и стоялъ, ничего не видя передъ собой. Однако, мало-по-малу, онъ разглядѣлъ, что все школьное помѣщеніе заключалось въ одной грязной и голой комнатѣ, освѣщавшейся двумя окнами, въ которыхъ изъ десяти стеколъ уцѣлѣло одно, всѣ же остальныя были залѣплены вырванными листами изъ старыхъ тетрадокъ. Посрединѣ стояло два длинныхъ поломанныхъ старыхъ стола, изрѣзанныхъ ножами и залитыхъ чернилами, и двѣ, три скамьи, отдѣльная каѳедра для мистера Сквирса и другая для его помощника. Потолка не было вовсе; вмѣсто него, какъ это бываетъ въ сараяхъ, надъ головою тянулись стропила и балки, поддерживавшія крышу; стѣны были до того перепачканы и засалены, что невозможно было рѣшить, красили ли ихъ или бѣлили ли когда-нибудь.
   Но ученики -- молодые дворянчики -- что это былъ за ужасъ! Послѣдній лучъ надежды, еще теплившійся въ душѣ Николая послѣ принятаго имъ вчера благого рѣшенія, разомъ угасъ при взглядѣ на эту картину. Блѣдныя, изнуренныя лица, костлявыя сгорбленныя спины, дѣти, имѣющія видъ стариковъ, калѣки на костыляхъ, съ искривленными членами, закованными въ желѣзо, жалкіе карлики-горбуны и не менѣе жалкія, тощія фигуры на такихъ тонкихъ ногахъ, что трудно было себѣ представить, какъ они могутъ поддерживать тяжесть длиннаго согбеннаго тѣла, вотъ что увидѣлъ Николай. Гноящіеся глаза, заячьи губы, кривыя ноги, увѣчья всѣхъ сортовъ свидѣтельствовали лучше всякихъ словъ о неестественномъ отвращеніи родителей къ собственной крови и плоти, о юной жизни, загубленной съ младенческихъ лѣтъ, о жизни, представляющей рядъ тяжкихъ страданій съ одной стороны, жестокости и небрежности -- съ другой.
   Были тутъ дѣтскія личики, которыя могли бы быть привлекательными, если бы не отпечатокъ горя и голода, лежавшій на нихъ. Были мальчики съ потухшимъ, неподвижнымъ взоромъ, дѣтская красота которыхъ безвременно увяла и осталась одна слабость и безпомощность. Были другіе, съ печатью порока на лицѣ, съ бѣгающими глазами или наглымъ взглядомъ преступниковъ; были, наконецъ, невинныя крошки, расплачивавшіяся за грѣхи своихъ родителей, оплакивавшія своихъ наемныхъ кормилицъ, одинокіе даже здѣсь, среди общаго одиночества. Вступать въ жизнь съ ожесточеннымъ сердцемъ, изъ котораго было вырвано съ корнемъ всякое доброе, нѣжное чувство, въ которомъ все юное и прекрасное было задавлено въ зародышѣ, въ которомъ не осталось мѣста ни для чего, кромѣ все разгоравшейся ненависти. Боже, какой адъ сулило въ будущемъ такое начало!
   Но какъ ни потрясающа, была эта картина, въ ней были такія смѣшныя подробности, что у всякаго менѣе чувствительнаго наблюдателя онѣ способны были вызвать улыбку. На одной изъ учительскихъ каѳедръ возвышалась фигура мистриссъ Сквирсъ надъ огромной миской патоки съ сѣрой -- лакомое блюдо, которое она щедрой рукой раздавала поочередно всѣмъ мальчуганамъ, употребляя для этого огромную деревянную ложку, предназначавшуюся ея творцомъ, вѣроятно, для великановъ и страшно раздиравшую рты юнымъ джентльменамъ. Подъ страхомъ самаго строгаго наказанія каждый мальчикъ долженъ былъ проглотить порцію этого угощенія однимъ духомъ.
   Въ другомъ углу, прижавшись къ стѣнкѣ, стояло пятеро прибывшихъ вчера новичковъ; трое изъ нихъ были облачены въ широчайшіе кожанные панталоны, а двое остальныхъ въ старенькія, коротенькія и узкія брючки, облегавшія ихъ ноги точно купленный костюмъ. Неподалеку отъ этой группы возсѣдалъ единственный сынъ и наслѣдникъ мистера Сквирса, вылитый папенькинъ портретъ. Онъ изо всѣхъ силъ отбивался отъ Смайка, натягивавшаго на него новые сапожки, которые имѣли самое подозрительное сходство съ тѣми, что были вчера на ногахъ самаго младшаго изъ вновь прибывшихъ мальчугановъ. Это обстоятельство не ускользнуло, повидимому, и отъ наблюдательности ихъ бывшаго владѣльца, взиравшаго оторопѣлыми глазами на такое присвоеніе чужой собственности.
   По одну сторону каѳедры стояли шеренгой ожидавшіе своей очереди для пріема лекарства, причемъ ихъ лица далеко не говорили въ пользу предстоявшаго имъ удовольствія; по другую тянулась другая шеренга дѣтей, уже получившихъ свою порцію угощенія, и если судить по ихъ выразительнымъ гримасамъ, они едва ли остались имъ довольны. Вся эта ватага была одѣта въ самые пестрые, разнокалиберные костюмы, которые были бы очень смѣшны, если бы не прорѣхи и грязь и жалкій видь ихъ владѣльцевъ.
   -- Ну-съ!-- крикнулъ Сквирсъ и такъ громко ударилъ тростью по каѳедрѣ, что мальчики чуть не попадали отъ испуга.-- Кончена ли раздача?
   -- Послѣдній,-- сказала мистриссъ Сквирсъ и второпяхъ закатила этому послѣднему такую порцію лекарства, что пришлось стукнуть его ложкой по головѣ, чтобы привести въ чувство.-- Живо, Смайкъ, убирай!
   Смайкь со всѣхъ ногъ ринулся изъ комнаты съ миской въ рукахъ, а мистриссъ Сквирсъ, подозвавъ къ себѣ одного курчаваго мальчугана и вытеревъ объ его голову руки, поспѣшила слѣдомъ за Смайкомъ въ сосѣднее помѣщеніе, вродѣ прачешной, гдѣ надъ чуть тлѣвшимся огонькомъ висѣлъ огромный котелъ. Тутъ же на столѣ стоялъ цѣлый рядъ деревянныхъ чашекъ.
   Мистриссъ Сквирсъ, при содѣйствіи голодной служанки, разлила по чашкамъ бурое содержимое этого котла, которое носило громкое названіе супа, но гораздо больше смахивало на помои. Около каждой чашки лежало по небольшому ломтику чернаго хлѣба, и когда мальчуганы, съ помощью этихъ ломтиковъ, съѣли свой супъ, они закусили корочками, и завтракъ былъ конченъ. Мистеръ Сквирсъ прочелъ торжественнымъ тономъ: "Благодаримъ тя, Христо Боже нашъ, яко насытилъ еси насъ земныхъ Твоихъ благъ...", послѣ чего отправился въ свою очередь вкушать "блага" на свою половину.
   Николай съѣлъ цѣлую чашку супа, руководствуясь, вѣроятно, тѣмъ же самымъ основаніемъ, какимъ говорятъ, руководствуются дикари, когда глотаютъ глину и землю, не имѣя другой пищи, т. е. во избѣжаніе весьма непріятнаго ощущенія голода. Закусивъ хлѣбомъ съ масломъ, полагавшимся ему, какъ наставнику, онъ усѣлся къ сторонкѣ въ ожиданіи начала школьныхъ занятій. Онъ не могъ не замѣтить необыкновенной тишины и унынія, царившихъ во время рекреаціи. Не было тутъ ни обычнаго школьнаго крика и гама, ни шумныхъ игръ, ни веселаго смѣха. Дѣти сидѣли съежившись на скамейкахъ, какъ будто боялись пошевелиться. Единственный ребенокъ, проявлявшія нѣкоторое поползновеніе къ движенію, былъ юный Сквирсъ, но такъ какъ изобрѣтенное имъ занятіе состояло въ томъ, что онъ отдавливалъ ноги товарищамъ своими новыми сапогами, то рѣзвость его едва ли можно было назвать пріятной для окружающихъ.
   Послѣ получасовой рекреаціи явился мистеръ Сквирсъ; мальчики сейчасъ же сѣли по мѣстамъ и взялись за книжки, впрочемъ, этимъ послѣднимъ преимуществомъ, т. е. книгами, пользовались только немногіе счастливцы, ибо одна книжка приходилась среднимъ счетомъ на восьмерыхъ. Мистеръ Сквирсъ взошелъ на каѳедру, просидѣлъ нѣсколько минутъ съ такимъ глубокомысленнымъ видомъ, точно онъ постигъ всю книжную премудрость и, если бы захотѣлъ, могъ бы пересказать на память всѣ учебники отъ слова до слова, и затѣмъ вызвалъ къ доскѣ первый классъ. Согласно этому приказанію передъ каѳедрой выстроилось съ полдюжины воспитанниковъ, болѣе похожихъ на вороньи пугала, чѣмъ на дѣтей, до такой степени были изодраны ихъ колѣни и локти. Одинъ изъ нихъ положилъ передъ ученымъ наставникомъ грязную истрепанную книжонку.
   -- Это нашъ первый классъ грамоты и философіи, Никкльби,-- сказалъ Сквирсъ, дѣлая Николаю знакъ подойти.-- Прежде, чѣмъ передать его вамъ, я самъ займусь съ ними латынью. Ну-съ, гдѣ же нашъ первый ученикъ?
   -- Съ вашего позволенія, сэръ, онъ моетъ окна въ маленькой гостиной,-- отвѣчалъ временно занимающій мѣсто главы философскаго класса.
   -- Моетъ окно? Прекрасно, -- замѣтилъ Сквирсъ.-- Мы придерживаемся практической методы преподаванія, Никкльби; это самая раціональная изъ всѣхъ педагогическихъ системъ. М-ы-т-ь -- мыть. Глаголъ дѣйствительный, означающій чистить, очищать. О-к-ок, н-о-но -- окно. Имя существительное означаетъ отверсне для пропуска свѣта. Когда дѣти ознакомятся съ этими понятіями теоретически, они ихъ изучаютъ на практикѣ. Мы дѣйствуемъ, основываясь на томъ же принципѣ, на основаніи котораго при изученіи географіи употребляется глобусъ. Ндѣ второй ученикъ?
   -- Онъ полетъ садъ, сэръ -- отвѣтилъ тоненькій голосокъ.
   -- Прекрасно,-- сказалъ Сквирсъ, ничуть не смущаясь.-- Полетъ садъ. Б-о-бо, т-а-та, н-и-ни, к-а-ка, ботаника. Имя существительное, означающее науку, которая знакомитъ насъ съ растеніями. Когда ботаника ознакомитъ ребенка съ растеніями, онъ идетъ изучать ихъ на практикѣ. Вотъ наша система, Никкльби. Что вы о ней думаете?
   -- Во всякомъ случаѣ система, приносящая пользу.
   -- Еще бы!-- подхватилъ Сквирсъ, не замѣчая насмѣшки въ словахъ своего помощника.-- Номеръ третій, что такое лошадь?
   -- Животное, сэръ,-- отвѣтилъ мальчикъ,
   -- Именно,-- подтвердилъ Сквирсъ.-- Неправда ли, Никкльби?
   -- Мнѣ кажется, сэръ, въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія.
   -- Никакого. Лошадь -- четвероногое, а четвероногое по-латыни значитъ животное, какъ это извѣстно всякому, кто знакомъ съ латинской грамматикой, иначе къ чему бы намъ служило знакомство съ грамматиками?
   -- Разумѣется, ни къ чему,-- согласился разсѣянный Николай.
   -- А такъ какъ теперь ты основательно знакомъ съ понятіемъ "лошадь",-- продолжалъ Сквирсъ, обращаясь къ мальчугану,-- то ступай и вычисти мою лошадь; да смотри, вычисти хорошенько, не то самъ получишь знатную чистку. Остальные отправляйтесь таскать воду, пока васъ не позовутъ, потому что завтра стирка и надо наполнить котлы.
   Съ этими словами Сквирсъ распустилъ первый классъ изучать на практикѣ философію и бросилъ на Николая насмѣшливый взглядъ, въ которомъ, однако, сквозило сомнѣніе, какъ будто онъ былъ не вполнѣ увѣренъ, что о немъ подумаетъ его помощникъ.
   -- Вотъ какова, Никкльби, принятая нами система,-- сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія.
   Николай пожалъ едва замѣтно плечами и отвѣчалъ, что онъ это видитъ.
   -- Система прекрасная, могу васъ увѣрить,-- продолжалъ Сквирсъ.-- Однако, теперь потрудитесь заняться чтеніемъ съ остальными; пора и вамъ приниматься за дѣло; здѣсь у насъ не принято сидѣть сложа руки.
   Послѣднюю часть своей рѣчи мистеръ Сквирсъ произнесъ неожиданно строгимъ тономъ, какъ будто вдругъ спохватившись, что онъ позволилъ себѣ слишкомъ большую фамильярность съ помощникомъ. Впрочемъ, можетъ быть, ему просто не понравилось, что Николай не разсыпался въ восторженныхъ похвалахъ его системѣ и заведенію.
   По приказанію школьнаго учителя, остальные четырнадцать мальчугановъ выстроились полукругомъ передъ каѳедрой новаго наставника, и минуту спустя Николай уже слушалъ скучное, монотонное чтеніе съ запинками на каждомъ словѣ. Читалась одна изъ тѣхъ въ высшей степени поучительныхъ исторій, какія можно встрѣтить только въ старинныхъ букваряхъ.
   Въ этомъ интересномъ занятіи медленно проползло утро. Ровно въ часъ воспитанники отправились на кухню, гдѣ, испортивъ имъ весьма предусмотрительно аппетитъ какою-то картофельною бурдою, имъ подали кусокъ твердой, какъ дерево, солонины, причемъ Николаю было дано милостивое разрѣшеніе съѣсть свою порцію на собственной каѳедрѣ Послѣ обѣда наступила новая часовая рекреація, во время которой дѣти попрежнему сидѣли на скамьяхъ, съежившись и дрожа отъ холода.
   У мистера Сквирса былъ обычай собирать воспитанниковъ послѣ каждой поѣздки въ столицу и читать имъ нѣчто вродѣ отчета о томъ, кого изъ ихъ друзей и родныхъ онъ видѣлъ, какія узналъ отъ нихъ новости, кому изъ дѣтей привезъ письма, съ кого получилъ плату сполна, кто у него остался въ долгу и т. д. Эта торжественная процедура происходила всегда послѣ обѣда на другой деньпо возвращеніи почтеннаго педагога. Очень можетъ быть, что, заставляя дѣтей такимъ образомъ томиться неизвѣстностью цѣлое утро, мистеръ Сквирсъ руководствовался желаніемъ развить въ нихъ стойкость характера, хотя тутъ могло дѣйствовать и другое соображеніе, а именно, разсчетъ на то, что спиртные напитки, потреблявшіеся имъ послѣ ранняго обѣда, должны укрѣпить въ немъ самомъ суровость и непреклонность. Какъ бы то ни было, дѣти, отозванныя отъ исполненія своихъ обязанностей,- кто изъ сада, кто изъ конюшни, кто съ чернаго двора, кто изъ сарая,-- были въ полномъ составѣ, когда вошелъ мистеръ Сквирсъ съ пачкой какихъ-то бумагъ, за нимъ слѣдовала мистриссъ Сквирсъ съ двумя тростями въ рукѣ.
   -- Первому, кто скажетъ хоть слово, я спущу всю шкуру со спины,-- торжественно провозгласилъ мистеръ Сквирсъ, водворяя тишину.
   Эти слова не замедлили произвести желаемое дѣйствіе: въ тотъ же мигъ воцарилось гробовое молчаніе, среди котораго мистеръ Сквирсъ продолжали:
   -- Мальчики, я былъ въ Лондонѣ и вернулся въ нѣдра своего семейства и къ вамъ такимъ же здоровымъ и бодрымъ, какимъ былъ, какъ мы разставались.-- Слова эти, согласно установившемуся обычаю, были встрѣчены троекратнымъ "ура". Но какое это было ура! Оно скорѣе походило на вопль отчаянія, чѣмъ на дѣтскій радостный крикъ.
   -- Я видѣлъ кое-кого изъ родныхъ нѣкоторыхъ воспитанниковъ,-- прибавилъ Сквирсъ, перелистывая свои бумаги,-- и они такъ довольны уходомъ за своими дѣтьми, что ни подъ какимъ видомъ не желаютъ брать ихъ отсюда. Весьма пріятный оборотъ дѣла для обѣихъ сторонъ.
   При этихъ словахъ двѣ-три дѣтскихъ рученки украдкой смахнули слезу, но такъ какъ у очень немногихъ мальчугановъ были родители, то большинство осталось вполнѣ равнодушно къ сообщенному извѣстію.
   -- Были у меня на этотъ разъ непріятности,-- продолжалъ Сквирсъ, и лицо его разомъ приняло свирѣпое выраженіе.-- Отецъ Больдера остался мнѣ долженъ два фунта. Больдеръ! Гдѣ онъ?
   -- Вотъ онъ, сэръ,-- услужливо отвѣтило хоромъ десятка два голосовъ. Дѣти бываютъ иногда удивительно похожи на взрослыхъ.
   -- Поди сюда, Больдеръ,-- сказалъ Сквирсъ.
   Болѣзненный на видъ мальчикъ, съ руками, покрытыми струпьями, всталъ со своего мѣста, подошелъ къ каѳедрѣ и устремилъ на Сквирса умояющій взглядъ; личико его помертвѣло -- такъ сильно колотилось сердце у него въ груди.
   -- Больдеръ,-- началъ Сквирсъ, растягивая слова, чтобы выиграть время, потому что онъ не зналъ, къ чему ему придраться.-- Больдеръ, если твой отецъ воображаетъ, что... Это что такое, сэръ?
   Съ этими словами онъ схватилъ мальчика за рукавъ и съ ужасомъ и отвращеніемъ уставился на его руки.
   -- Каккъ вы это назовете, сэръ?-- повторилъ школьный учитель, отвѣшивая мальчику удары своей тростью, вѣроятно, чтобы ускорить отвѣтъ.
   -- Это не моя вина, сэръ, право же, не моя,-- со слезами пробормоталъ мальчуганъ.-- Они сами вскакиваютъ, должно быть, отъ черной работы или ужь я и самъ не знаю отчего; только я тутъ не виноватъ, нисколько не виноватъ.
   -- Больдеръ,-- сказалъ Сквирсъ, засучивая рукава и поплевавъ на ладонь правой руки, чтобы крѣпче захватить трость,-- ты неисправимый маленькій негодяй, и такъ какъ послѣдняя порка не привела ли къ чему, попробуемъ, что скажетъ новая.
   Не обращая вниманія на раздирающіе крики о пощадѣ, мистеръ Сквирсъ накинулся на мальчугана и билъ его до тѣхъ поръ, пока не выбился изъ силъ.
   -- Вотъ тебѣ, негодяй,-- сказалъ онъ, наконецъ, бросая трость.-- Теперь чешись, сколько влѣзетъ, благо есть что почесать... Это еще, что за крикъ? Замолчишь ли ты, наконецъ? Вышвырни его, Смайкъ.
   Несчастный Смайкъ, зная по опыту, что значитъ замедлить повиновеніемъ, въ одинъ мигъ выпроводилъ злополучную жертву за дверь, а мистеръ Сквирсъ снова взобрался на каѳедру съ помощью мистриссъ Сквирсъ, занимавшей мѣсто рядомъ съ супругомъ.
   -- Ну-съ, посмотримъ, чья теперь очередь. Письмо для Бобби. Бобби, встань!
   Еще одинъ мальчикъ поднялся съ мѣста и пристально уставился на письмо, которое школьный учитель пробѣгалъ про себя
   -- Гм... гм!.. Бабушка Бобби приказала долго жить,-- сказалъ Сквирсъ,-- а его дядя Джонъ запилъ. Вотъ и всѣ новости которыя ему сообщаетъ сестра; она еще присылаетъ ему восемь пенсовъ, которые какъ разъ и пойдутъ за разбитое имъ стекло.-- Мистриссъ Сквирсъ, душенька, потрудитесь спрятать деньги.
   Почтенная леди съ самымъ озабоченнымъ видомъ сунула себѣ въ карманъ восемь пенсовъ, а Сквирсъ, какъ ни въ чемъ не бывало, перешелъ къ слѣдующему по-очереди ученику.
   Съ мѣста поднялся третій мальчикъ, между тѣмъ какъ мистеръ Сквирсъ пробѣгалъ второе письмо, точно также какъ и предыдущее, про себя.
   -- Тетка Греймарша съ материнской стороны,-- сказалъ онъ, ознакомившись съ содержаніемъ письма,-- въ восторгѣ слышать, что ея племянникъ доволенъ и счастливъ, и шлетъ свой почтительный привѣтъ мистриссъ Сквирсъ, которую называетъ ангеломъ. Она находитъ также, что и мистеръ Сквирсъ слишкомъ добръ для этого ужаснаго свѣта, но надѣется, что дни его будутъ продолжены ради благого дѣла, которому онъ себя посвятилъ Она бы охотно прислала двѣ пары носковъ, о которыхъ ее проситъ племянникъ, но такъ какъ въ настоящую минуту сама сидитъ безъ денегъ, то посылаетъ книгу священнаго содержанія и совѣтуетъ надѣяться на Провидѣніе. Но главное, она увѣрена, что онъ во всемь будетъ безпрекословно повиноваться мистеру и мистриссъ Сквирсъ -- своимъ единственнымъ друзьямъ,-- будетъ всѣмъ сердцемъ любить мастера Сквирса и, какъ подобаетъ истинному христіанину, не станетъ смѣяться надъ тѣмъ, что онъ и другія дѣти спитъ впятеромъ на одной постели. Прекрасное письмо,-- заключилъ Сквирсъ, складывая его.-- Письмо, преисполненное самаго горячаго чувства! Замѣчательное письмо!
   Въ нѣкоторомъ смыслѣ письмо было дѣйствительно замѣчательно, особенно если вѣрить близкимъ друзьямъ тетки Греймарша, утверждавшимъ, будто бы эта самая тетка приходилась маленькому Греймаршу гораздо болѣе близкою родственницею, а именно матерью. Тѣмъ не менѣе Сквирсъ ни словомъ не намекнулъ на это обстоятельство (да и было бы безнравственно упоминать объ этомъ при дѣтяхъ) и продолжалъ перекличку. Слѣдующимъ былъ вызванъ "Моббсъ". Греймаршъ сѣлъ на свое мѣсто и поднялся Моббсъ.
   -- Мачиха Моббса,-- началъ опять Свирсъ,-- слегла въ постель отъ горя, такъ какъ до нея дошли слухи, что пасынокъ ея отказывается ѣсть сало; и съ тѣхъ поръ она никакъ не можетъ поправиться. Хотѣла бы она знать, пишетъ она, какого еще ему нужно рожна, если онъ воротитъ свой носъ отъ похлебки изъ коровьей печенки, которую благословилъ въ передобѣденной молитвѣ его добрый наставникъ? Она узнала объ этомъ изъ газетъ, такъ какъ мистеръ Сквирсъ слишкомъ благороденъ и добръ, чтобы сѣять раздоръ между родственниками, и это ее до такой степени огорчило, что Моббсъ и представить себѣ не можетъ. Она въ отчаяніи, что онъ выказалъ такую строптивость (ибо строптивость есть великій грѣхъ и порокъ) и надѣется, что мистеръ Сквирсъ не откажется наставить его на путь истины хотя бы съ помощью розги. Вслѣдствіе всего вышесказаннаго мачиха Моббса прекращаетъ высылку его еженедѣльныхъ полупенсовиковъ, а купленый для него ножъ съ двумя лезвіями и пробочникомъ отсылаетъ миссіонерамъ.
   -- Строптивость,-- произнесъ мистеръ Сквирсъ послѣ минуты зловѣщаго молчанія, поплевавъ въ то же время на ладонь правой руки,-- строптивость есть порокъ, который слѣдуетъ искоренять. Дѣти должны быть всегда веселы и довольны. Поди сюда, Моббсъ!
   Моббсъ медленно двинулся къ каѳедрѣ, заранѣе, приставивъ къ глазамъ кулаки. Предчувствіе его не обмануло, и онъ вскорѣ, по примѣру перваго мальчугана, былъ съ громкимъ ревомъ выпровожденъ за дверь.
   Затѣмъ мистеръ Сквирсъ пробѣжалъ еще цѣлую кипу писемъ самаго разнообразнаго вида и содержанія. Въ иныхъ были деньги, которыя немедленно передавались на попеченіе мистриссъ Сквирсъ, въ другихъ заключались кое-какія мелкія принадлежности туалета, вродѣ ночныхъ колпаковъ и тому надобныхъ вещицъ; но всѣ онѣ, но увѣренію почтенной хозяйки, оказывались или слишкомъ малы, или слишкомъ велики для тѣхъ, кому предназначались, и, что еще удивительнѣе, всѣ приходились "какъ вылитые" юному Сквирсу, который, по всей вѣроятности, обладалъ весьма растяжимыми членами. Особенно эластичною оказалась его голова: колпаки и шапки всевозможныхъ размѣровъ приходились на нее, "точно по ней были сшиты".
   По окончаніи торжественной процедуры чтенія писемъ мистеръ Сквирсъ прочелъ еще нѣсколько весьма поучительныхъ новацій и затѣмъ удалился, причемъ всѣ они должны были остаться въ той же классной, гдѣ теперь стало еще холоднѣе и куда въ сумеркахъ имъ подали ужинъ, состоявшій изъ хлѣба съ сыромъ.
   Въ одномъ углу комнаты, неподалеку отъ каѳедры мистера Сквирса, чуть-чуть тлѣлъ огонекъ на крошечномъ очагѣ; къ нему-то и пристроился Николай въ самомъ безнадежномъ, подавленномъ настроеніи духа. Только теперь онъ вполнѣ созналъ свое положеніе, и имъ овладѣло такое уныніе, что, кажется, если бы сейчасъ пришла къ нему смерть, онъ бы обрадовался ей, какъ избавительницѣ. Жестокость, невольнымъ свидѣтелемъ которой ему пришлось быть, звѣрство и грубость Сквирса даже въ лучшія его минуты, весь этотъ грязный вертепъ со всѣми его ужасами, все вмѣстѣ повергла его въ безвыходное отчаяніе. Когда-же онъ вспоминалъ, что находится здѣсь въ качествѣ наставника и помощника (не все ли равно, какое несчастное стеченіе обстоятельствъ загнало его сюда), а слѣдовательно, какъ бы соучастника въ системѣ, приводившей его въ весьма естественный ужасъ и возмущавшей его до глубины души, онъ почувствовалъ глубокое презрѣніе къ самому себѣ; одну минуту ему даже стало казаться, что настоящее его положеніе покрываетъ его такимъ неизгладимымъ позоромъ, который во-вѣки вѣковъ не позволитъ ему взглянуть въ глаза честнымъ людямъ.
   Тѣмъ не менѣе, въ настоящемъ, рѣшеніе, принятое имъ вчера ночью, оставалось неизмѣннымъ. Онъ уже написалъ матери и сестрѣ, сообщая имъ о своемъ благополучномъ прибытіи и упоминая вскользъ о Дотбойсъ-Голлѣ, да и то въ самомъ веселомъ тонѣ. Въ концѣ письма онъ выражалъ надежду принести здѣсь кое-какую пользу. Что бы съ нимъ ни случилось, онъ ради матери и сестры ни подъ какимъ видомъ не хотѣлъ возбуждать противъ себя гнѣва дяди.
   Но у него была еще одна забота, которая мучила его даже больше, чѣмъ сознаніе его собственнаго положенія. Это была забота о будущности Кетъ. Дядя обманулъ его; кто же могъ поручиться, что онъ не поступитъ точно такъ же и съ его сестрой и не поставитъ ее въ такія условія, при которыхъ ея молодость и красота послужитъ ей на погибель? Для человѣка въ положеніи Николая, связаннаго по рукамъ и ногамъ, это была ужасная мысль. Однако, онъ утѣшилъ себя тѣмъ, что Кэтъ была не одна: съ ней были ея мать и маленькая портретистка, которая если и не отличалась особеннымъ умомъ, зато не мало пожила на свѣтѣ и должна была хоть сколько-нибудь знать жизнь и людей. Николай всячески старался себя убѣдить, что Ральфъ Никкльби такъ дурно отнесся къ нему, потому что возненавидѣлъ его съ перваго взгляда; а такъ какъ теперь у него было полное основаніе отвѣчать Ральфу тѣмъ же, то онъ безъ труда увѣрилъ себя, что все дѣло тутъ было только въ личной ненависти, не распространявшейся на его мать и сестру.
   Въ то время, какъ Николай сидѣлъ такимъ образомъ, углубившись въ свои мысли, онъ другъ почувствовалъ на себѣ чей-то взглядъ и, поднявъ голову, встрѣтился глазами со Смайкомъ. Сидя на корточкахъ передъ очагомъ, Смайкгь разрывалъ руками золу, вытаскивалъ оттуда кусочки неперегорѣвшаго угля и бросая ихъ въ огонь. Онъ оставилъ было на минуту свое занятіе, чтобы украдкой взглянуть на Николая, но замѣтивъ, что тотъ поймалъ его взглядъ, стремительно откинулся назадъ.
   -- Не бойся меня,-- сказалъ Николай.-- Ты озябъ?
   -- Н-н-нѣтъ.
   -- Отчего же ты такъ дрожишь?
   -- Я не озябъ,-- отвѣтилъ съ живостью Смайкъ.-- Я привыкъ къ холоду.
   Въ каждомъ словѣ, въ каждомъ движеніи несчастнаго было столько робости и забитости, что Николай невольно прошепталъ: "Бѣдняжка!" Если бы онъ ударилъ Смайка, тотъ принялъ бы это, какъ должное и только поспѣшилъ бы уйти, не сказавь ни слова. Теперь же онъ разразился слезами.
   -- Боже мой, Господи!-- воскликнулъ онъ, закрывая лицо своими потрескавшимися мозолистыми руками.-- Сердце мое разорвется, навѣрное разорвется!
   -- Полно, полно!-- сказалъ Николай, положивъ руку ему на плечо.-- Будь мужчиной. Вѣдь мы съ тобой почти что сверстники. Богъ поможетъ тебѣ, не плачь!
   -- Боже мой, Боже мой!-- рыдалъ Смайкъ.-- Кто мнѣ поможетъ! Сколько лѣтъ, ахъ, сколько лѣтъ уже прошло съ тѣхъ поръ, какъ я былъ такимъ же крошкой, меньше, чѣмъ самый маленькій изъ тѣхъ, что томятся здѣсь! А теперь, гдѣ они всѣ?
   -- О комъ ты говоришь, скажи мнѣ?-- спросилъ Николай, чтобы какъ-нибудь успокоить бѣдное полупомѣшанное существо.
   -- Мои друзья,-- отвѣтилъ несчастный,-- мои... мои... Ахъ, сколько я выстрадалъ, сколько выстрадалъ!
   -- Надежда всегда остается,-- возразилъ Николай, не зная, что и сказать ему въ утѣшеніе.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- твердилъ Смайкъ,-- для меня нѣтъ надежды. Помните вы того мальчика, который умеръ здѣсь?
   -- Ты знаешь, что меня здѣсь не было въ то время,-- сказалъ Николай мягко,- но все равно, говори, что ты хотѣлъ сказать?
   -- Вотъ видите ли,-- началъ бѣдняга, придвигаясь къ нему поближе,-- я былъ съ нимъ въ ту ночь, и когда все въ домѣ затихло, онъ пересталъ кричать и звать своихъ, какъ дѣлалъ это раньше. Теперь онъ видѣлъ ихъ возлѣ себя, видѣлъ своихъ близкихъ и улыбался имъ, и говорилъ съ ними, и даже протянулъ руки, чтобы ихъ обнять, да такъ и умеръ. Вы меня слушаете?
   -- Да, да, разумѣется,-- сказалъ Николай.
   -- Кто же мнѣ улыбнется, когда я буду умирать?-- воскликнулъ несчастный съ новымъ приступомъ дрожи.-- Кто будетъ со мною разговаривать въ эти долгія ночи! Мои близкіе не могутъ придти; да если бы и пришли, я бы только ихъ испугался, потому что я ихъ не знаю и никогда не узнаю. Страхъ и страданіе, страхъ и страданіе,-- вотъ моя участь до самой могилы. Нѣтъ, нѣтъ, для меня нѣтъ надежды!
   Въ эту минуту раздался звонокь, призывавшій ко сну. Эти звуки разомъ вернули бѣднаго идіота въ состояніе прежняго отупѣнія, и онъ, крадучись, тихонько выскользнулъ изъ комнаты, словно боясь, чтобы его не замѣтили. Черезъ нѣсколько минутъ Николай поднялся съ мѣста и съ тяжелымъ сердцемъ побрелъ вслѣдъ за дѣтьми -- конечно, не на покой, какой ужъ тамъ покой,-- въ грязный и душный дортуаръ.
   

ГЛАВА IX.
О миссъ Сквирсъ, мистриссъ Сквирсъ, мистерѣ Сквирсъ, мастерѣ Сквирсъ, и о многихъ другихъ лицахъ и предметахъ, такъ же близко касающихся Сквирсовъ какъ и Николая Никкльби.

   Когда мистеръ Сквирсъ вышелъ изъ классной, онъ, какъ уже было сказано, удалился на свою половину, помѣщавшуюся не тамъ, гдѣ Николай ужиналъ по пріѣздѣ, а въ другой задней части дома. Здѣсь онъ нашелъ свою почтенную супругу, любезнаго сына и прелестную дочь наслаждающимися семейной бесѣдой, Мистриссъ Сквирсъ, какъ и подобаетъ матери семейства, была занята штопаньемъ чулковъ, а ея милыя дѣти, юная леди и джентльменъ, рѣшали возникшій между нами споръ помощью тумаковъ, которыми они обмѣнивались черезъ столъ.
   Заслышавъ звуки приближающихся шаговъ почтеннаго родителя, милыя дѣти мигомъ перенесла поле битвы подъ столь, гдѣ и продолжали молча угощать другъ друга пинками.
   Здѣсь кстати будетъ познакомить читателя съ миссъ Фанни Сквирсъ, которой въ описываемую эпоху шелъ двадцать третій годъ. Если только вообще справедливо мнѣніе, что въ этомъ возрастѣ дѣвицы обладаютъ особенною привлекательностью, то у насъ нѣтъ никакого основанія предполагать, чтобъ миссъ Сквирсъ представляла исключеніе изъ общаго правила. Ростомъ она была не въ мать, а въ отца; отъ матери она унаслѣдовала рѣзкій, крикливый голосъ, а отъ отца нѣкоторую особенность въ устройствѣ праваго глаза, благодаря которой иногда казалось, что у нея его совсѣмъ не было.
   Миссъ Сквирсъ гостила пять дней но сосѣдству у своей подруги и только сегодня вернулась подъ родительскій кровъ. Этому обстоятельству и слѣдуетъ приписать тотъ фактъ, что она ничего не слыхала о Николаѣ, пока о немъ не заговорилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Ну, что же ты о немъ думаешь, душенька?-- спросилъ Сквирсъ, придвигая свой стулъ поближе къ супругѣ.
   -- О чемъ? переспросила мистрисъ Сквирсъ, которая, по собственному ея сознанію, "благодаря Бога никогда не училась грамматикѣ".
   -- О молодомъ человѣкѣ, нашемъ новомъ помощникѣ; о комъ же больше?
   -- Ахъ, такъ вотъ ты о комъ, объ этомъ Никкльби!-- проворчала мистриссъ Сквирсь съ раздраженіемъ.-- Терпѣть его не могу.
   -- За что же, душенька?-- освѣдомился супругъ.
   -- А тебѣ-то что!-- отрѣзала мистриссъ Сквирсъ.-- Ненавижу, и все тутъ, кажется, довольно.
   -- Вполнѣ достаточно, по крайней мѣрѣ, для него; даже, можетъ быть, больше, чѣмъ нужно, насколько я могу судить,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ успокоительнымъ тономъ.-- Я спросилъ такъ себѣ, просто изъ любопытства.
   -- Ну, что жъ, если это тебѣ такъ интересно, пожалуй, я объясню.-- Я его ненавижу за то, что онъ высокомѣрный гордецъ, настоящій курносый павлинъ!
   Когда мистриссъ Сквирсъ бывала чѣмъ-нибудь взволнована, она имѣла обыкновеніе выражаться весьма образно, пуская въ ходъ иногда самые неподходящіе эпитеты и сравненія и понимая ихъ фигурально, какъ, напримѣръ, слово "павлинъ". Что же касается намека на носъ Николая, то и его слѣдовало понимать въ переносномъ смыслѣ, дающемъ слушателю огромный просторъ для полета фантазіи. Поистинѣ курносый павлинъ -- птица, совершенно неизвѣстная въ орнитологіи,-- былъ бы находкой.
   -- Гмь!..-- произнесъ Сквирсъ, пытаясь кротостью смягчить разгнѣванную супругу.-- Но зато онъ намъ очень дешево обошелся, необыкновенно дешево, душенька.
   -- Ничуть не дешево,-- отрѣзала мистриссъ Сквирсъ.
   -- Всего пять фунтовъ въ годъ,-- осмѣлился напомнить мужъ
   -- Что жъ изъ того, когда онъ намъ вовсе не нуженъ?
   -- Но онъ не только нуженъ, онъ намъ необходимъ,-- проворчалъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Какъ чорту ладанъ,-- оборвала его мистриссъ Сквирсъ.-- Нѣтъ, ужъ ты лучше замолчи. Развѣ ты не могъ напечатать въ твоихъ объявленіяхъ: "Въ заведеніи мистера Вакфорда Сквирса имѣются превосходные учителя" и не имѣть ихъ ни одного? Всѣ это дѣлаютъ. Нѣтъ, право, съ тобой говорить, можно потерять всякое терпѣніе.
   -- Такъ вотъ ты какъ!-- сказалъ Сквирсъ строгимъ тономъ.-- Въ такомъ случаѣ я васъ попрошу меня выслушать, мистриссъ Сквирсъ. Вопросъ о помощникѣ касается меня одного, и я буду поступать въ этомъ случаѣ, какъ мнѣ заблагоразсудится. Въ Вестъ-Индіи надзирателю надъ невольниками всегда дается помощникъ на случай бѣгства или возмущенія его чернокожихъ подданныхъ; я хочу имѣть помощника съ тою же цѣлью для моихъ бѣлыхъ невольниковъ, и буду имѣть его до тѣхъ поръ, пока можно будетъ передать дѣло въ руки маленькаго Вакфорда.
   -- Значитъ, когда я выросту, я буду директоромъ школы, папаша?-- воскликнулъ юный Вакфордъ, забывая въ своемъ восхищеніи, что онъ только-что готовился поднести сестрѣ самый артистическій тумакъ изъ своего репертуара.
   -- Непремѣнно, сынокъ,-- отвѣчалъ родитель прочувствованнымъ тономъ.
   -- Ахъ, какъ я радъ! Вотъ когда я имъ задамъ!-- закричалъ милый ребенокъ, схвативъ въ руки отцовскую трость.-- Ужъ повизжатъ же они у меня!
   Это была счастливѣйшая минута въ жизни мистера Сквирса. Никогда онъ не гордился до такой степени своимъ единственнымъ сыномъ, какъ теперь, когда это прелестное дитя, въ порывѣ юношескаго пыла, высказалось въ столь многообѣщающемъ для своей будущности смыслѣ. Счастливый отецъ сунулъ пенни въ руку сына и выразилъ свои чувства взрывомъ самаго веселаго хохота къ которому присоединилась и его почтенная супруга. Такимъ образомъ невинный дѣтскій лепетъ послужилъ къ полному примиренію родителей и придалъ дальнѣйшему разговору самый оживленный характеръ.
   -- А все-таки онъ препротивная обезьяна, только и знаетъ, что любоваться собой, вотъ мое о немъ мнѣніе,-- сказала мистриссъ Сквирсъ, возвратаясь къ прежней темѣ.
   -- А если бы даже и такъ?-- отозвался на это Сквирсъ.-- Что жъ, пусть себѣ задираетъ носъ въ своемъ классѣ. Онъ, кажется, не очень-то любитъ учить ребятъ; такъ надо же ему чѣмъ-нибудь утѣшаться.
   -- Правда твоя, пусть себѣ важничаетъ на доброе здоровье; а если мы не собьемъ съ него спеси, это будетъ не моя вина.
   Помощникъ учителя какой-то іоркширской школы и гордость вотъ ужъ дѣйствительно два понятія, совершенно несовмѣстимыя! Всякій новый учитель въ школѣ мистера Сквирса самъ по себѣ былъ бы уже интересной диковинкой; но новый учитель, да еще гордый вдобавокъ, это было нѣчто, превосходившее все, что только могла нарисовать самая богатая фантазія.
   Не было, слѣдовательно, ничего удивительнаго въ томъ, что миссъ Сквирсъ, никогда не интересовавшаяся школой и ея дѣлами, вдругъ полюбопытствовала узнать, кто собственно такой быль этотъ важный, гордый Кнюкльби?
   -- Никкльби, поправилъ Сквирсъ, складывая фамилію Николая по слогамъ согласно своей оригинальной методѣ.-- Твоя мать вѣчно все. перепутаетъ.
   -- Что же изъ того?-- сказала мистриссъ Сквирсъ.-- Зато я вижу вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ и этого для меня вполнѣ достаточно. Не даромъ я за нимъ наблюдала, когда ты нынче наказывалъ маленькаго Больдера. Онъ быль мраченъ, какъ туча, и была минута, когда я ждала, что онъ вотъ-вотъ бросится на тебяж Онъ такъ и не замѣтилъ, что я не спускаю съ него глазъ.
   -- Это пустяки, папаша,-- заговорила опять миссъ Сквирсъ въ ту минуту, когда глава семейства хотѣлъ что-то возразить.-- Лучше скажите мнѣ, кто онъ?
   -- Да что ужъ тамъ! Твой отецъ забралъ себѣ въ голову глупую мысль, будто онъ сынъ какого-то разорившагося и недавно умершаго джентльмена,-- отвѣтила за мужа мистриссъ Сквирсъ.
   -- Сынъ джентльмена?
   -- Ну, да; но, конечно, я не вѣрю ни одному слову изъ всей этой исторіи. Если же онъ и впрямь сынъ джентльмена, то во всякомъ случаѣ беззаконный.
   Мистриссъ Сквирсъ хотѣла сказать "незаконный"; она часто дѣлала въ разговорѣ подобнаго рода ошибки и при этомъ всегда увѣряла въ свое оправданіе, что лѣтъ черезъ сто ли о комъ изъ нихъ и помину не будетъ, такъ не все ли равно, какъ сказать, такъ или этакъ. Ту же самую философскую истину она имѣла обыкновеніе преподносить въ утѣшеніе дѣтямъ, наказаннымъ не въ примѣръ прочимъ особенно строго.
   -- Чепуха, ничего подобнаго,-- сказалъ Сквикрсъ въ отвѣтъ на замѣчаніе своей супруги.-- Его отецъ былъ женатъ на его матери за долго до его рожденія; мать его жива и по сей день. Да если бы даже и такъ, намъ-то что за дѣло? Залучивъ его къ себѣ, мы сдѣлали прекрасную аферу, и если, вдобавокъ къ своимъ главнымъ обязанностямъ, онъ еще кое-чему выучитъ мальчиковъ, я не буду ничего имѣть противъ.
   -- А все-таки я утверждаю, что онъ -- зло,-- проговорила таинственно мистриссъ Сквирсъ.
   -- Если онъ тебѣ не нравится, душенька, то я не знаю, кто можетъ дать ему понять это лучше, чѣмъ ты. Тебѣ вѣдь нечего съ нимъ стѣсняться.
   -- Да я и не намѣрена стѣсняться, увѣряю тебя.
   -- И прекрасно. А если онъ дѣйствительно такой гордецъ, какимъ кажется, тѣмъ лучше, потому что, я думаю, въ цѣлой Англіи не найдется женщины, которая сумѣла бы такъ ловко посбить человѣку спеси, какъ ты, моя любовь.
   Польщенная этимъ комплиментомъ, мистриссъ Сквирсъ засмѣялась и сказала, что дѣйствительно въ продолженіе своей жизни ей удалось-таки сломить одну-двѣ гордыхъ головы. Но съ ея стороны это была только похвальная скромность, такъ какъ она, совмѣстно со своимъ почтеннымъ супругомъ, проломила за свою жизнь не одну, а гораздо больше головъ.
   Всѣ эти разговоры, которые еще долго велись на ту же тему, миссъ Сквирсъ слушала очень внимательно. Когда же почтенное семейство разошлось, наконецъ, по своимъ спальнямъ, сія юная дѣвица принялась подробно разспрашивать голодную служанку о манерахъ и наружности Николая. Дѣвушка разсыпалась въ самыхъ восторженныхъ похвалахъ его прекраснымъ чернымъ глазамъ, улыбкѣ и въ особенности его стройнымъ ногамъ. Эта послѣдняя подробность весьма естественно вызывала особенное ея восхищеніе, такъ какъ во всемъ Дотбойсъ-Голлѣ не было ни одной пары сколько-нибудь неискалѣченныхъ ногъ. Изъ всего сказаннаго миссъ Сквирсъ не преминула вывести заключеніе, что новый помощникъ былъ замѣчательный человѣкъ или, по ея собственному выраженію, "что-нибудь совсѣмъ необыкновенное". И миссъ Сквирсъ тотчасъ же рѣшила, что завтра она во что бы то ни стало увидитъ Николая.
   Имѣя въ виду эту цѣль, юная леди на другой день воспользовалась удобнымъ случаемъ, когда отецъ ея ушелъ со двора, а мать вышла зачѣмъ-то на кухню, и направилась прямехонько въ классную комнату подъ предлогомъ, что ей надо очинить перо. Войдя, миссъ Сквирсъ притворилась, что она не подозрѣвала о существованіи Николая: вспыхнувъ до ушей, она изобразила всѣмъ своимъ видомъ крайнее смущеніе и пробормотала:
   -- Простите, я думала, что здѣсь папаша... Мнѣ нужно было... Ахъ, Боже мой, какое неловкое положеніе!
   -- Мистеръ Сквирсъ вышелъ,-- сказалъ Николай, который, повидимому ничуть не смутился этимъ неожиданнымъ появленіемъ.
   -- Не знаете ли, сэръ, скоро ли онъ вернется?-- спросила миссъ Сквирсъ въ восхитительномъ замѣшательствѣ.
   -- Кажется, онъ говорилъ черезъ часъ,-- отвѣчалъ Николай вѣжливо, но ничѣмъ не выражая восторженнаго изумленія передъ чарами миссъ Сквирсъ.
   -- Боже мой, какая досада!-- воскликнула юная леди.-- Благодарю васъ. Простите, что я васъ обезпокоила... мнѣ, право, очень жаль. Если бы я не думала, что папаша здѣсь, я бы никогда не рѣшилась... Мнѣ очень совѣстно... Вамъ можетъ это показаться страннымъ...-- бормотала она, снова вспыхивая и поглядывая то на перо, которое держала въ рукѣ, то на Николая, возсѣдавшаго на своей каѳедрѣ.
   -- Если вамъ угодно только это,-- сказалъ Николай, указывая на перо и невольно улыбаясь напускному смущенію дочери своего патрона,--то, кажется, я могу вамъ служитъ вмѣсто вашего батюшки.
   Миссъ Сквирсъ бросила несмѣлый взглядъ на дверь, какъ будто спрашивая себя, прилично ли ей будетъ подойти къ незнакомому молодому человѣку; но затѣмъ, оглянувшись на парты и какъ бы почерпнувъ мужество въ сознаніи присутствія въ комнатѣ сорока мальчиковъ, порхнула къ каѳедрѣ и протянула Николаю перо граціознымъ жестомъ, исполненнымъ самой очаровательной смѣси робости и рѣшимости.
   -- Какъ прикажете очинить, твердо или мягко?-- съ улыбкой спросилъ Николай, едва удерживаясь, чтобы не захохотать.
   -- Какъ онъ мило улыбается!-- прошептала миссъ Сквирсъ.
   -- Что вы сказали? Я не разслышалъ,-- спросилъ Николай.
   -- Ахъ, Боже мои, простите, я совсѣмъ не о томъ думала,--, отвѣчала миссъ Сквирсъ.-- Прошу васъ, очините мягко, какъ можно помягче.
   Съ этими словами прелестная дѣва вздохнула, какъ будто желая доказать этимъ вздохомъ всю мягкость своего собственнаго сердца.
   Согласно полученной имъ инструкціи, Николай очинилъ перо и передалъ миссъ Сквирсъ, которая тутъ-же нечаянно уронила его на полъ. Въ одну и ту же минуту они оба нагнулись и при этомъ стукнулись лбами. Мальчики громко разсмѣялись, по всей вѣроятности, въ первый и послѣдній разъ за все ихъ пребываніе въ Дотбойсъ-Голлѣ.
   -- Простите мою неловкость,-- сказалъ Николай, распахивая дверь передъ юной дѣвицей.
   -- Вы тутъ рѣшительно не причемъ, сэръ,-- отвѣтила миссъ Сквирсъ,-- это моя вина. Я такъ неосторожна... и... и... мое почтеніе!..
   -- Прощайте,-- сказалъ Николай.-- Въ слѣдующій разъ постараюсь не быть такимъ медвѣдемъ... Что вы дѣлаете? Вы испортите перо, если будете обкусывать кончикъ.
   -- Да, да, вы правы; но я такъ смущена, что и сама не знаю, что дѣлаю... Еще разъ простите за безпокойство.
   -- Какое же безпокойство, помилуйте!-- и Николай затворилъ за ней дверь.
   "Въ жизнь свою не видѣла... такихъ красивыхъ ногъ!" -- думала миссъ Сквирсъ, возвращаясь въ свою комнату.
   Свершилось! Миссъ Сквирсъ влюбилась въ Николая Никкльби.
   Чтобы объяснить необыкновенную быстроту, съ какого эта молодая дѣвица почувствовала себя влюбленною, необходимо сказать, что подруга, у которой она недавно гостила, восемнадцатилѣтняя дочь мельника, была помолвлена за сына хлѣбнаго торговца изъ сосѣдняго города, а миссъ Сквирсъ съ дочерью мельника, какъ настоящія нѣжныя подруги, года два тому назадъ обмѣнялись торжественной клятвой, что та изъ нихъ, которой первой сдѣлаютъ предложеніе, прежде чѣмъ разгласить о своей тайнѣ свѣту, подѣлится ею съ подругой. Въ точности исполняя данное слово, дочь мельника, выслушавъ отъ хлѣбнаго торговца формальное предложеніе руки и сердца, пустилась бѣгомъ къ Сквирсамъ, и такъ какъ событіе это случилось ровно въ двадцать пять минутъ одиннадцатаго по голландскимъ часамъ, висѣвшимъ у нихъ на кухнѣ, то ровно въ одиннадцать, минута въ минуту, она, какъ вихрь, ворвалась со своею новостью въ спальню миссъ Сквирсъ. А такъ какъ миссъ Сквирсъ была пятью годами старше дочери мельника и ей уже перевалило за двадцать (подробность тоже немаловажная въ такого рода вопросѣ), она естественно сгорала желаніемъ какъ можно скорѣе отплатить подругѣ тою же монетой. Но потому ли, что на ея вкусъ трудно было угодить, или потому, что она сама мало кому нравилась, только миссъ Сквирсъ ни разу еще не представлялось случая привести въ исполненіе свою завѣтную мечту -- открыть свое сердце подругѣ, по той простой причинѣ, что у нея не было тайны, которою она могла бы подѣлиться. Вотъ почему не успѣла миссъ Сквирсъ придти въ свою комнату послѣ вышеизложеннаго разговора своего съ Николаемъ, какъ въ ту же минуту надѣла шляпу и шаль и со всѣхъ ногъ побѣжала въ домъ мельника. Послѣ долгихъ торжественныхъ клятвъ со стороны дочери мельника, что она никому ни слова не скажетъ, миссъ Сквирсъ открылась ей, что и она скоро будетъ невѣстой одного джентльмена (настоящаго джентльмена изъ хорошей фамиліи, а не какого-нибудь хлѣбнаго торговца), который только-что появился въ Дотбойсъ-Голлѣ самымъ таинственнымъ образомъ и занялъ мѣсто помощника ея отца при самыхъ замѣчательныхъ обстоятельствахъ. Словомъ, изъ безконечныхъ намековъ миссъ Сквирсъ не трудно было вывести заключеніе, что Николай, прослышавъ о прелестяхъ дочери мистера Сквирса, явился въ его домъ съ твердой рѣшимостью добиться ея любви и жениться на ней.
   -- Ну, развѣ не необыкновенное происшествіе?-- воскликнула, по окончаніи разсказа миссъ Сквирсъ, особенно упирая на прилагательное.
   -- Удивительное,-- согласилась подруга.-- Но что же, однако, онъ тебѣ говорилъ?
   -- Ахъ, милочка, не все ли равно!-- сказала миссъ Сквирсъ.-- Если-бъ ты только видѣла его взглядъ и улыбку! Я никогда въ жизни не встрѣчала ничего подобнаго.
   -- Смотрѣлъ ли онъ на тебя вотъ этакъ?-- спросила дочь мельника, стараясь въ точности скопировать нѣжный взглядъ, какимъ на нее обыкновенно смотрѣлъ сынъ торговца хлѣбомъ.
   -- Точь въ точь, только гораздо нѣжнѣй,-- отвѣчала миссъ Сквирсъ.
   -- Въ такомъ случаѣ можешь быть увѣрена, что онъ скоро сдѣлаетъ формальное предложеніе,-- проговорила съ убѣжденіемъ дочь мельника.
   Такъ какъ у миссъ Сквирсъ были на этотъ счетъ кое-какія сомнѣнія, то она была въ восторгѣ выслушать такое увѣреніе отъ, столь компетентнаго въ этомъ вопросѣ судьи. Изъ дальнѣйшаго разговора подругъ скоро выяснилось, что между поведеніемъ Николая и поведеніемъ хлѣбнаго торговца было огромное сходство, и послѣ того, какъ этотъ фактъ былъ окончательно установленъ, миссъ Сквирсъ до того разоткровенничалась, что разсказала множество подробностей своего разговора съ Николаемъ, подробностей, хотя и не существовавшихъ въ дѣйствительности, но до того многозначительныхъ, что онѣ несомнѣнно доказывали самыя рѣшительныя намѣренія съ его стороны. Затѣмъ миссъ Сквирсъ съ волненіемъ повѣдала подругѣ, что ея родители сильно настроены противъ избранника ея сердца. На это обстоятельство миссъ Сквирсъ особенно упирала потому, что помолвка дочери мельника съ хлѣбнымъ торговцемъ состоялась съ разрѣшенія ея родителей и слѣдовательно не носила романическаго характера.
   -- Ахъ, какъ бы мнѣ хотѣлось его видѣть!-- воскликнула подруга.
   -- Ты непремѣнно увидишь его, Тильда. Я бы считала себя неблагодарною тварью, если бы отказала тебѣ въ такомъ пустякѣ. На-дняхъ мамаша отправляется въ Лондонъ за новыми учениками; когда она уѣдетъ, я позову васъ съ Джономъ на чай и познакомлю съ нимъ.
   Это былъ восхитительный планъ, и, обсудивъ его во всѣхъ подробностяхъ, подруги разстались.
   Случилось, что отъѣздъ мистриссъ Сквирсъ,-- она должна была ѣхать за двумя новыми учениками, а также и затѣмъ, чтобы уладить счеты съ кое-кѣмъ изъ родителей, за которыми числились маленькія недоимки,-- былъ назначенъ на другой день, и на слѣдующее утро мистриссъ Сквирсъ, взгромоздившись на имперіялъ дилижанса, остановившагося въ Грета-Бриджѣ мѣнять лошадей, укатила вмѣстѣ со своимъ узелкомъ съ сандвичами, изъ котораго торчало горлышко какой-то бутылки, облаченная въ бѣлый плащъ огромныхъ размѣровъ, долженствовавшій служить ей защитой отъ ночной сырости. Во всѣхъ такихъ случаяхъ, то есть во время отлучекъ мистриссъ Сквирсъ, мистеръ Сквирсъ имѣлъ обыкновеніе ѣздить каждый вечеръ въ сосѣдній городокъ по неотложнымъ дѣламъ, какъ онъ говорилъ; въ дѣйствительности же просто затѣмъ, чтобы просидѣть часовъ до одиннадцати въ излюбленной своей тавернѣ. Такъ какъ вечеринка, проектируемая миссъ Сквирсъ, не только не мѣшала его собственнымъ планамъ, но даже могла служить ему заручкой молчанія дочери, то онъ сейчасъ же выразилъ свое полное согласіе на нее и даже охотно взялся передать Николаю, что въ пять часовъ его ждутъ въ гостиную къ чаю.
   Можно себѣ представить, какое волненіе испытывала миссъ Сквирсъ и какъ это волненіе возростало по мѣрѣ приближенія назначеннаго часа. Разумѣется, она не забыла нарядиться на славу для этого случая. Ея волосы (которые, къ слову сказать, имѣли ярко-красный оттѣнокъ и которые она носила остриженными) были круто завиты и разложены въ пять правильныхъ рядовъ, доходившихъ до самой макушки, причемъ локоны спускались на лобъ и прикрывали подозрительный глазъ. Не говорю уже о голубомъ кушакѣ, живописно развѣвавшемся у нея за спиной, о вышитомъ фартукѣ, длинныхъ перчаткахъ и зеленомъ газовомъ шарфѣ, граціозно накинутомъ на одно плечо и небрежно спущенномъ съ другого. Много тутъ было и другихъ ухищреній, изъ коихъ каждое было стрѣлою, долженствовавшею поразить Николая въ самое сердце. Едва миссъ Сквирсъ, окончивъ свой туалетъ, успѣла вдоволь собой налюбоваться, какъ явилась ея пріятельница съ какимъ-то плоскимъ сверткомъ въ сѣрой бумагѣ подъ мышкой. Въ сверткѣ оказались всевозможныя мелкія украшенія, которыя гостья, ни на минуту не переставая болтать, тутъ же нацѣпила всѣ на себя. Послѣ того, какъ миссъ Сквирсъ осмотрѣла прическу подруги, а та въ свою очередь прическу миссъ Сквирсъ, причемъ ею были внесены кое-какія поправки, вродѣ случайнаго локона за ушкомъ, обѣ дѣвицы, еще разъ тщательно оглядѣвъ свои туалеты, спустились внизъ въ полномъ парадѣ, совершенно готовыя къ пріему гостей.
   -- Гдѣ же Джонъ, Тильда?-- спросила миссъ Сквирсъ.
   -- Побѣжалъ домой почиститься,-- отвѣчала миссъ Тильда.-- Онъ сейчасъ будетъ здѣсь.
   -- Ахъ, если бы ты знала, какъ у меня бьется сердце!
   -- Да, да я это знаю по опыту.
   -- Но, ты понимаешь, Тильда, я къ этому не привыкла,-- сказала миссъ Сквирсъ, прижимая руку къ лѣвой сторонѣ кушака.
   -- Ничего, привыкнешь, милочка.
   Пока подруги болтали такимъ образомъ, голодная служанка внесла и уставила на столѣ чайныя принадлежности, и вскорѣ послѣ того послышался стукъ въ дверь.
   -- Это онъ!-- воскликнула миссъ Сквирсъ.-- О, Тильда!
   -- Тс!..-- шепнула Тильда.-- Гм... гм... Скажи же: "Войдите".
   -- Войдите,-- пролепетала миссъ Сквирсъ слабымъ голосомъ, и въ комнату вошелъ Николай.
   -- Добрый вечеръ,-- сказалъ онъ, не подозрѣвая объ одержанной имъ побѣдѣ.-- Мистеръ Сквирсъ передалъ мнѣ...
   -- Да, да,-- перебила миссъ Сквирсъ.-- Папаша не будетъ нить съ нами чай; надѣюсь, вы не въ претензіи?-- добавила она игриво.
   Николай вытаращилъ глаза отъ удивленія, но такъ какъ чувства миссъ Сквирсъ были для него тайной, то зарядъ ея пропалъ даромъ. Когда же молодого человѣка представили подругѣ миссъ Сквирсъ, онъ поклонился ей такъ мило и непринужденно, что эта юная дѣвица пришла въ восхищеніе.
   -- Мы ждемъ еще одного джентльмена,-- сказала миссъ Сквирсъ, приподнимая крышку чайника и заглядывая, настоялся ли чай.
   Николаю было до такой степени безразлично, ждутъ ли онѣ одного или двадцать джентльменовъ, что онъ пропустилъ это извѣстіе мимо ушей. А такъ какъ вдобавокъ онъ былъ въ самомъ уныломъ настроеніи духа и не имѣлъ ни малѣйшей причины желать понравиться своимъ собесѣдницамъ, вмѣсто отвѣта онъ только вздохнулъ и сталъ смотрѣть въ окно.
   Случилось, что подруга миссъ Сквирсъ была въ эту минуту въ игривомъ настроеніи. Она замѣтила вздохъ Николая, и ей вздумалось подшутить надъ влюбленными.
   -- Если это мое присутствіе наводитъ на васъ такое уныніе,-- сказала она,-- то вообразите, что меня здѣсь нѣтъ, я не обижусь.
   -- Тильда, какъ тебѣ не стыдно!-- воскликнула миссъ Сквирсъ, вспыхивая до самыхъ корней своихъ рыжихъ локоновъ, и затѣмъ дѣвицы съ хихиканьемъ и гримасами прикрылись платочками, бросая исподтишка лукавые взгляды на Николая.
   Въ первую минуту онъ остолбенѣлъ отъ такого сюрприза, но вслѣдъ затѣмъ его одолѣлъ припадокъ неудержимаго смѣха. Его заставляли смѣяться отчасти дикая мысль, что его могли заподозрить въ нѣжной склонности съ миссъ Сквирсъ, отчасти ужимки обѣихъ дѣвицъ. "Ну, что жъ,-- подумалъ онъ,-- разъ я уже здѣсь и по той или другой причинѣ меня желаютъ видѣть любезнымъ, я не стану смотрѣть волкомъ, а постараюсь поддѣлаться подъ общій тонъ компаніи".
   Намъ стыдно въ этомъ сознаться, но такова ужъ видно живость юношескаго характера: не успѣлъ Николай принять это рѣшеніе, какъ позабылъ всѣ свои бѣды. Отвѣсивъ любезный поклонъ къ сторону миссъ Сквирсъ и ея подруги, онъ придвинулъ себѣ стулъ къ чайному столу и расположился бесѣдовать съ такою непринужденностью, съ какою, вѣроятно, никогда ни одинъ помощникъ не держалъ себя въ домѣ патрона.
   Дѣвицы были въ полномъ восторгѣ отъ такой неожиданной метаморфозы. Въ эту минуту явился и ожидаемый женихъ съ прилизанными волосами, еще мокрыми отъ недавняго омовенья. Бѣлоснѣжная рубаха съ такимъ широкимъ воротникомъ, точно она перешла къ нему но наслѣдству отъ какого-нибудь предка великана, и бѣлый жилетъ такихъ же размѣровъ служили главными украшеніями его особы.
   -- Наконецъ-то и ты, Джонъ,-- сказала миссъ Матильда Прайсъ,-- это было имя дочери мельника.
   -- Я самый,-- отвѣчалъ Джонъ съ улыбкой, которой не могли скрыть даже его огромные воротнички.
   -- Виновата,-- перебила миссъ Сквирсъ, спѣша исполнитъ роль любезной хозяйки.-- Мистеръ Никкльби, мистеръ Джонъ Броуди.
   -- Вашъ слуга, сэръ,-- сказалъ Джонъ, дѣтина футовъ шести ростомъ, съ физіономіей и фигурой соотвѣтствующихъ размѣровъ.
   -- Очень радъ съ вами познакомиться, сэръ,-- отвѣтили Николай, производя въ то же время страшнѣйшія опустошенія на тарелкѣ съ тартинками.
   Мистеръ Броуди былъ далеко неразговорчивымъ джентльменомъ; поэтому, пославъ нѣсколько улыбокъ по адресу всѣхъ присутствующихъ и воздавъ такимъ образомъ должную дань почтенія всему обществу, онъ послалъ еще одну улыбку въ пространство и принялся за угощеніе.
   -- А старуха-то, видно, провалилась?-- освѣдомился мистеръ Броуди съ набитымъ ртомъ.
   Миссъ Сквирсъ кивнула головой.
   Мистеръ Броуди еще разъ улыбнулся чуть что не до ушей; очевидно, мысль о томъ, что старуха провалилась, казалась ему очень забавной и содѣйствовала его аппетиту, ибо онъ напустился на тартинки съ удвоенной энергіей. Любо было глядѣть, какъ они вдвоемъ съ Николаемъ взапуски опустошали стоявшее между ними блюдо.
   -- Небось, ни были бы радехоньки, пріятель, если бы вамъ каждый день давали хлѣбъ съ масломъ?-- произнесъ неожиданно мистеръ Броуди, пристально поглядѣвъ на Николая и отрываясь на минуту отъ опустѣвшаго блюда.
   Николай вспыхнулъ и закусилъ губы, но сдѣлалъ видъ, что не разслышалъ.
   -- Сдается, въ этомъ домѣ не очень-то разъѣшься, продолжалъ Броуди съ громкимъ хохотомъ.-- Если вы пробудете здѣсь подольше, такъ отъ васъ останутся кожа да кости. Ха-ха-ха!
   -- Должно быть, вы большой шутникъ, сэръ,-- съ досадой сказалъ Николай.
   -- Ничуть не бывало,-- отвѣчалъ Броуди.-- Я въ серьезъ говорю. Вашъ предшественникъ такъ тотъ высохъ, какъ щепка.
   Воспоминаніе о худобѣ бывшаго помощника мистера Сквирса доставило мистеру Броуди такое огромное удовольствіе, что онъ опять расхохотался чуть не до слезъ.
   -- Не знаю, мистеръ Броуди, хватитъ ли у васъ такта, чтобы понять, что ваши замѣчанія оскорбительны,-- не выдержалъ, наконецъ, Николай,-- но во всякомъ случаѣ я бы попросилъ...
   -- Джонъ, если ты скажешь хоть слово,-- закричала миссъ Прайсъ, закрывая ручкою ротъ жениху, собиравшемуся было что-то возразить, если ты скажешь хоть полслова, я тебѣ этого никогда не прощу и никогда не стану съ тобой разговаривать.
   -- Ну, хорошо, хорошо, моя милочка,-- сказалъ хлѣбный торговецъ, звонко чмокнувъ въ щечку невѣсту.-- Пусть себѣ говоритъ на здоровье, я буду молчать.
   Теперь пришелъ чередъ миссъ Сквирсъ постараться успокоить Николая, что она и исполнила со всѣми признаками величайшаго ужаса и волненія. Результатомъ такого двойного вмѣшательства было дружеское рукопожатіе, которымъ Джонъ Броуди и Николай обмѣнялись черезъ столъ. Эта церемонія была такъ торжественна, что растроганная миссъ Сквирсъ залилась слезами.
   -- Что съ тобой, Фанни?-- спросила миссъ Прайсъ.
   -- Ничего... О, ничего, Тильда,-- отвѣчала, рыдая, Фанни.
   -- Развѣ была какая-нибудь опасность. Неправда ли, нѣтъ, мистеръ Никкльби?
   -- Рѣшительно никакой, сущіе пустяки.
   -- Къ тому же, теперь всѣ помирились,-- замѣтила миссъ Прайсъ и шепнула Николаю:-- скажите ей что-нибудь полюбезнѣе, чтобы она скорѣе оправилась. Знаете, мы съ Джономъ можемъ выйти на минуточку въ кухню, хотите?
   -- Ради Бога, не надо!-- воскликнулъ Николай, страшно испуганный этимъ предложеніемъ.-- Зачѣмъ вамъ выходить?
   -- А, такъ вотъ вы какой,-- протянула миссъ Прайсъ и, слегка кивнувъ въ сторону хозяйки, добавила презрительнымъ тономъ:-- Значитъ, это только забава!
   -- Что вы хотите сказать? У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія забавляться, тѣмъ болѣе здѣсь. Я, право, не понимаю...
   -- И я также,-- отрѣзала миссъ Прайсъ.-- А только всѣ мужчины всегда были, есть и будутъ вѣтренниками, это-то я хорошо знаю.
   -- Вѣтренниками!-- повторилъ съ изумленіемъ Николай.-- Ужъ не вообразили ли вы...
   -- Я ровно ничего не воображала,-- проговорила насмѣшливо миссъ Прайсъ.-- Взглянули бы лучше на нее, какъ она нынче мило и къ лицу одѣта; ну, право, она сегодня почти что хорошенькая. Какъ вамъ не стыдно!
   -- Да мнѣ-то какое дѣло, что она "мило и къ лицу одѣта", позвольте васъ спросить, милая барышня?-- сказалъ Николай.
   -- Не смѣйте называть меня "милой барышней", слышите,-- воскликнула миссъ Прайсъ строгимъ тономъ, но улыбаясь, потому что миссъ Прайсъ была не только хорошенькая, но и большая кокетка, а такъ какъ Николай былъ интересный молодой человѣкъ и притомъ она считала его почти что чужимъ женихомъ, то и находила, что для нея не будетъ зазорно, если онъ немножко за нею приволокнется.
   -- Не смѣйте же, слышите?-- повторила она.-- Иначе Фанни все свалитъ на меня... Однако, не сыграть ли намъ въ карты?-- добавила она громко и отошла отъ Николая къ своему толстому іоркшишрцу.
   Всѣ намеки миссъ Прайсъ пропали даромъ для Николая, потому что не интересовали его. Миссъ Сквирсъ казалась ему очень безобразной, а миссъ Прайсъ довольно миленькой дѣвушкой, вотъ и все. Впрочемъ, у него даже не было времени размышлять, потому что полъ передъ каминомъ былъ уже выметенъ, свѣчи зажжены и надо было садиться за карты.
   -- Насъ четверо, Тильда,-- сказала миссъ Сквирсъ, нѣжно поглядывая на Николая,-- не сыграть ли намъ partie fixe?
   -- Что вы на это скажете, мистеръ Никкльби?-- спросила миссъ Прайсъ.
   -- Съ большимъ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ Николай и съ этими словами, не подозрѣвая, что онъ наноситъ кровную обиду миссъ Сквирсъ, смѣшалъ въ одну общую кучу свои марки съ марками, предназначавшимися для миссъ Прайсъ и нарѣзанными изъ объявленій о Дотбойсъ-Годлѣ.
   -- Мистеръ Броуди, будьте моимъ партнеромъ,-- сказала истерически миссъ Сквирсъ.
   Толстый іоркширецъ кивнулъ головой, видимо пораженный такою дерзостью помощника, а миссъ Сквирсъ бросила негодующій взглядъ на свою подругу и нервно разсмѣялась.
   Николай сдавалъ и сдалъ себѣ превосходныя карты.
   -- Мы сегодня выиграемъ,-- сказалъ онъ.
   -- Тильда уже и такъ выиграла то, что она и не ожидала: неправда ли, милочка?-- съязвила миссъ Сквирсъ.
   -- Ничуть; всего двадцать фишекъ, душа моя,-- отвѣтила миссъ Прайсъ, дѣлая видъ, что понимаетъ эти слова въ буквальномъ ихъ смыслѣ.
   -- Какая же ты нынче недогадливая!-- воскликнула миссъ Сквирсъ.
   -- Такая же, какъ всегда. А вотъ ты, сегодня не въ духѣ.
   -- Я? Нисколько!-- пробормотала миссъ Сквирсъ, закусивъ губы и дрожа отъ ревности.
   -- Тѣмъ лучше! Пошла бы ты, душечка, завилась, а то у тебя волосы совсѣмъ развились.
   -- Пожалуйста не обращай на меня вниманія,-- прошипѣла миссъ Сквирсъ,-- лучше смотри за своимъ партнеромъ.
   -- Благодарю васъ, что вы ей объ этомъ напомнили,-- сказалъ Николай.-- Конечно, это будетъ гораздо лучше.
   При этихъ словахъ іоркширецъ яростно потеръ и сжалъ руку въ кулакъ, какъ будто собирался пересчитать кой-кому ребра, а миссъ Сквирсъ съ такимъ негодованіемъ закачала головой, что локоны ея запрыгали, какъ живые, и вѣтромъ отъ ихъ движенія чуть не задуло свѣчу.
   -- Однако, какое мнѣ нынче счастье,-- замѣтила игриво миссъ Прайсъ, послѣ того, какъ было сыграно нѣсколько партій.-- А все вы, мистеръ Никкльби! Право, я бы хотѣла имѣть васъ всегда своимъ партнеромъ.
   -- А я васъ.
   -- Чего добраго, у васъ будетъ дурная жена; вы вѣдь знаете поговорку: кто счастливъ въ игрѣ...
   -- Не думаю, чтобы у меня была дурная жена, если только ваше желаніе сбудется,-- отвѣчалъ Николай.
   Стоило посмотрѣть, съ какимъ негодованіемъ миссъ Сквирсъ затрясла головой и какъ яростно хлѣбный торговецъ сталъ тереть себѣ носъ при этихъ словахъ. Положительно стоило заплатить большія деньги, чтобы посмотрѣть на эту картину! А тутъ еще миссъ Прайсъ, злорадно поддразнивающая подругу, и Николай, не подозрѣвавшій въ простотѣ душевной, что онъ причиняетъ людямъ непріятность.
   -- Однако, мы съ вами, кажется, совсѣмъ завладѣли разговоромъ,-- сказалъ Николай, сдавая новую игру и добродушно оглядываясь на присутствующихъ.
   -- Вы разговариваете съ такимъ увлеченіемъ, что жаль вамъ мѣшать, неправда ли, мистеръ Броуди? Хи! хи! хи!-- залилась миссъ Сквирсъ натянутымъ смѣхомъ
   -- Что жь дѣлать, намъ поневолѣ приходится бесѣдовать между собой, когда вы оба молчите,-- сказалъ Николай.
   -- Мы бы охотно съ вами поговорили, если бы вы хоть обмолвились словечкомъ,-- добавила миссъ Прайсъ.
   -- Очень тебѣ благодарна за вниманіе, милая Тильда,-- произнесла миссъ Сквирсъ величественнымъ тономъ.
   -- Или, если не хотите говорить съ нами, поговорили бы между собою,-- продолжала миссъ Прайсъ поддразнивать подругу.-- Джонъ, отчего ты молчишь? Скажи что-нибудь.
   -- Сказать что-нибудь?-- повторилъ въ недоумѣніи іоркширецъ.
   -- Ну, да, конечно! Ужь лучше хотъ что-нибудь говорить, чѣмъ молчать, какъ рыба.
   -- Ну, хорошо же, изволь, я скажу!-- заревѣлъ вдругъ іоркширецъ и изо всей силы хлопнулъ но столу кулакомъ.-- Чтобы чортъ меня побралъ съ мясомъ и костями, если я хоть минуту останусь здѣсь дольше! Собирайся домой, сейчасъ собирайся! А этому долговязому франту скажи отъ меня: пусть его глядитъ въ оба, не то я ему голову проломлю въ слѣдующій разъ, если онъ станетъ мнѣ поперекъ дороги!
   -- Господи, что это значитъ?-- воскликнула миссъ Прайсъ, притворяясь въ высшей степени изумленною.
   -- Собирайся, говорятъ тебѣ, собирайся!-- повторилъ Джонъ строго.
   Тутъ миссъ Сквирсъ разразилась цѣлымъ потокомъ слезъ столько же отъ того, что самолюбіе ея было сильно уязвлено, сколько и отъ того, что у нея чесались руки расцарапать чью-нибудь физіономію своими прелестными ноготками.
   Этотъ взрывъ подготовлялся въ продолженіе цѣлаго вечера, и почти всѣ присутствующіе отчасти были виноваты, что онъ разразился. Виновата была миссъ Сквирсъ потому, что слишкомъ страстно желала очутиться въ положеніи обрученной невѣсты и дѣйствовала слишкомъ рьяно, не имѣя къ тому достаточныхъ основаній Виновата была миссъ Прайсъ, потому что ея поступками руководили три побудительныя причины: во-первыхъ, ей было пріятно наказать подругу за то, что та слишкомъ передъ нею кичилась своимъ происхожденіемъ, хотя сама была тоже не Богъ знаетъ какого именитаго рода; во-вторыхъ, ея самолюбію льстило ухаживаніе такого интереснаго молодого человѣка, какъ Николай, и въ третьихъ, ей хотѣлось показать своему жениху, какой опасности онъ подвергается, откладывая свадьбу на неопредѣленное время. Виноватъ быль отчасти и Николай, потому что слишкомъ поддался своему веселому настроенію и увлекся желаніемъ отклонить отъ себя подозрѣніе въ нѣжныхъ чувствахъ къ миссъ Сквирсъ. Итакъ, наступившій кризисъ былъ лишь естественнымъ послѣдствіемъ неудачно сложившихся обстоятельствъ, ибо молодыя дѣвицы будутъ вѣчно стремиться поскорѣе выскочить замужъ и, въ погонѣ за женихами забывая все и вся, будутъ всегда пользоваться всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы выставить себя въ самомъ привлекательномъ свѣтѣ. Все это такъ было, есть и будетъ отъ сотворенія и до скончанія міра.
   -- Ну, вотъ, теперь Фанни плачетъ!-- воскликнула миссъ Прайсъ, приходя еще въ большее изумленіе.-- Да изъ-за чего же?
   -- О, еще бы! Вы, конечно, не знаете миссъ! Прошу васъ не безпокоиться изъ-за такихъ пустяковъ,-- сказала миссъ Сквирсъ, разомъ мѣняя тонъ и превращаясь въ великосвѣтскую даму.
   -- Даю тебѣ слово, не знаю и ровно ничего не понимаю!
   -- Такъ я сейчасъ и повѣрила вашему слову, сударыня! Держите карманъ!-- отрѣзала миссъ Сквирсъ, на этотъ разъ превращаясь изъ великосвѣтской дамы въ торговку.
   -- Однако, вы ужасно вѣжливы, мэмъ,-- сказала миссъ Прайсъ.
   -- Да ужь не у васъ я стану учиться хорошимъ манерамъ!-- огрызнулась миссъ Сквирсъ.
   -- Не стоитъ и хлопотать; все равно отъ этого вы не станете лучше.
   Тутъ миссъ Сквирсъ покраснѣла и возблагодарила Бога за то, что она не такая нахалка, какъ нѣкоторыя другія. Миссъ Прайсъ въ свою очередь поздравила себя съ тѣмъ, что она не такъ завистлива, какъ кое-кто изъ ея знакомыхъ. На то миссъ Сквирсъ сдѣлала общее замѣчаніе, касающееся опасности водить знакомство съ людьми низкаго происхожденія,-- замѣчаніе, съ которымъ миссъ Прайсъ вполнѣ согласилась, говоря, что давно уже убѣдилась въ этомъ на опытѣ.
   -- Тильда,-- воскликнула съ достоинствомъ миссъ Сквирсъ,-- я презираю васъ!
   -- Не меньше, чѣмъ я васъ,-- отвѣтила дочь мельника, завязывай ленты своей шляпки дрожащими пальцами.-- Теперь, какъ только мы уйдемъ, вы выплачете себѣ глаза, я это прекрасно знаю.
   -- Плевать мнѣ на твои слова! Шипи, сколько хочешь, змѣя.
   -- Спасибо за любезность,-- отвѣтила дочь мельника, вѣжливо присѣдая.-- Покойной ночи, пріятныхъ сновъ!
   Съ этимъ прощальнымъ привѣтствіемъ миссъ Прайсъ выплыла изъ комнаты въ сопровожденіи іоркширца, подарившаго Николая напослѣдокъ свирѣпымъ взглядомъ, какимъ обыкновенно обмѣниваются на сценѣ герои мелодрамъ, когда хотятъ дать другъ другу понятъ, что они еще встрѣтятся.
   Предсказаніе миссъ Прайсъ сбылось. Не успѣли гости выйти изъ комнаты, какъ миссъ Сквирсъ залилась цѣлымъ потокомъ слезъ, сопровождавшихся безсвязными возгласами и причитаніями. Ошеломленный Николай съ минуту стоялъ неподвижно, въ нерѣшимости, какъ ему поступить. Но такъ какъ онъ чувствовалъ, что слезы миссъ Сквирсъ кончатся тѣмъ, что она или бросится цѣловать его, или расцарапаетъ ему физіономію,-- и ни та, ни другая перспектива нисколько ему не улыбались, то онъ и счелъ наиболѣе благоразумнымъ безшумно удалиться, пока прелестная дѣва рыдала, уткнувшись въ платокъ.
   "Вотъ они, печальныя послѣдствія моей проклятой способности примѣняться ко всякому обществу, куда бы ни занесла меня судьба,-- думалъ онъ, пробираясь въ темнотѣ въ свою спальню.-- Если бы я велъ себя иначе, какъ оно мнѣ и подобало, ничего подобнаго никогда бы не случилось". Онъ прислушался, но все кругомъ было тихо. "И дернуло же меня такъ глупо развеселиться! Чему я обрадовался? Теперь я ихъ всѣхъ перессорилъ и нажилъ себѣ двухъ лишнихъ враговъ, хоть, видитъ Богъ, у меня ихъ и такъ слишкомъ достаточно. Что жъ, по дѣломъ вору и мука. И какъ я могъ хоть на минуту забыть весь ужасъ, который меня окружаетъ!"
   Съ этими словами онъ кое-какъ пробрался среди тѣсныхъ рядовъ тяжело дышавшихъ во снѣ мальчиковъ и бросился на свое убогое ложе.
   

ГЛАВА X.
Какъ мистеръ Ральфъ Никкльби пристроилъ племянницу и невѣстку.

   На другое утро послѣ того, какъ Николай уѣхалъ въ Іоркширъ, Кетъ Никкльби сидѣла на полиняломъ креслѣ, стоявшемъ посреди комнаты миссъ Ла-Криви на покрытыхъ пылью подмосткахъ, давая этой леди обѣщанный сеансъ для своего портрета, надъ которымъ маленькая портретистка въ настоящую минуту, работала. Для вящшаго совершенства своего произведенія миссъ Ла-Криви велѣла внести въ комнату витрину съ наружной двери, намѣреваясь придать слишкомъ блѣдному, по ея мнѣнію, личику миссъ Никльби тотъ нѣжно-розовый оттѣнокъ свѣжей лососины, который ей такъ прекрасно удался на помѣщенномъ въ витринѣ миніатюрѣ юнаго офицера и который считался всѣми друзьями и патронами миссъ Ла-Криви новымъ открытіемъ въ живописи, да и дѣйствительно былъ таковымъ.
   -- Кажется, мнѣ удалось, наконецъ, его схватить,-- сказалъ миссъ Ла-Криви.-- Да, да, это тотъ самый оттѣнокъ! Вотъ увидите, это будетъ лучшій портретъ изъ всѣхъ, какіе мнѣ приходилось писать.
   -- Но если онъ и будетъ хорошъ, такъ только благодаря вашему искусству,-- съ улыбкой замѣтила Кетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, милочка, съ этимъ я не согласна,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Оригиналъ-то у жъ очень хорошъ, могу васъ увѣрить, хотя разумѣется, и отъ искусства зависитъ кое-что.
   -- И даже очень многое,-- поправила Кетъ.
   -- Да, да, душа моя, конечно, вы правы,-- хотя на этотъ разъ, должна вамъ признаться, искусство тутъ не причемъ. А какая это трудная вещь -- искусство, если бы вы знали!
   -- Еще бы, я нисколько въ этомъ не сомнѣваюсь,-- согласилась Кетъ, очень довольная, что можетъ сказать хоть что-нибудь пріятное своему доброму другу.
   -- Вы не можете представитъ себѣ, какъ трудно портреты писать! Изволь-ка одному во что бы то ни стало оттѣнить глаза, другому выправь носъ, третьему увеличь лобъ или спрячь зубы. Вы и понятія не имѣете, какая это задача написать даже самый маленькій миніатюръ.
   -- Но зато этотъ трудъ хорошо оплачивается,-- замѣтила Кетъ.
   -- Гдѣ тамъ! А какой требовательный и несговорчивый народъ эти заказчики, кабы вы знали! Изъ десятерыхъ девяти вы не угодите. Одинъ говоритъ: "Охъ, зачѣмъ вы сдѣлали меня такимъ серьезнымъ, миссъ Ла-Криви", другой: "Ахъ, зачѣмъ вы сдѣлали меня такимъ улыбающимся", а того не знаютъ, что въ томъ-то и заключается секретъ хорошаго портрета, чтобы выраженіе лица было или улыбающееся, или серьезное,-- иначе, какой же это портретъ?
   -- Вотъ какъ! А я этого не знала,-- смѣясь, сказала Кетъ.
   -- Разумѣется, милочка. Да развѣ не то же самое мы видимъ и въ жизни? Взгляните на портреты въ королевской академіи! Всѣ это превосходные поясные портреты, и на всѣхъ вы найдете одно и то же: если это джентльменъ, онъ непремѣнно въ черномъ бархатномъ платьѣ, опирается одного рукой на круглый мраморный столикъ или на консоль, и выраженіе лица имѣетъ самое серьезное; если дама, она держитъ въ рукѣ зонтикъ, а то играетъ съ собачками или съ дѣтьми -- аксесуары тутъ не дѣлаютъ разницы -- а выраженіе лица у нея улыбающееся. Дѣло въ томъ,-- добавила миссъ Ла-Криви, понижая голосъ до конфиденціальнаго шепота,-- что портретной живописи существуетъ только два стиля серьезный и легкій; въ серьезномъ мы всегда пишемъ людей должностныхъ или вообще чѣмъ-нибудь извѣстныхъ, за исключеніемъ иной разъ актеровъ; въ легкомъ стилѣ мы пишемъ дамъ и джентльменовъ, которые не имѣютъ опредѣленнаго положенія и потому не придаютъ особеннаго значенія тому, будутъ ли они имѣть умный видъ на портретѣ.
   Всѣ эти интересныя подробности были новостью для Кетъ и, повидимому, очень ее забавляли. Между тѣмъ миссъ Ла-Криви продолжала работать, болтая безъ умолку.
   -- Однако, какъ много у васъ офицеровъ,-- сказала Кетъ, оглядывая стѣны комнаты въ одинъ изъ немногихъ промежутковъ общаго молчанія.
   -- Много, чего?-- переспросила миссъ Ла-Криви, отрываясь отъ работы.-- Ахъ, это вы о характерныхъ портретахъ! Только это вовсе не офицеры, милочка.
   -- Нѣтъ?
   -- Господь съ вами!-- Конечно, нѣтъ. Это просто клерки и тому подобный народъ. Они берутъ на прокатъ красный мундиръ и приносятъ его съ собой подъ мышкой, въ узелкѣ. Нѣкоторые живописцы,-- продолжала миссъ Ла-Криви,-- держатъ даже мундиры у себя на дому и берутъ за это по семи шиллинговъ шести пенсовъ лишку съ портрета, считая въ той же цѣнѣ и карминъ. Но я этого не дѣлаю, потому, что нахожу такой способъ наживы незаконнымъ.
   Съ этими словами миссъ Ла-Криви съ достоинствомъ выпрямила свою маленькую фигурку, видимо гордясь тѣмъ, что она не прибѣгаетъ къ такому постыдному способу заманиванья публики. Минуту спустя она уже снова работала съ удвоенной энергіей, лишь изрѣдка приподнимая голову, чтобы съ неописуемымъ восхищеніемъ взглянуть на какой-нибудь только что сдѣланый ею мазокъ, или предупредить миссъ Никкльби, что сейчасъ она будетъ отдѣлывать ту или другую часть ея лица.
   -- Вамъ, моя милочка, я говорю это просто такъ, по привычкѣ,-- замѣтила она въ поясненіе; -- но, говоря вообще, мы имѣемъ обыкновеніе предупреждать заказчика, что именно мы пишемъ; это дѣлается для того, чтобы онъ придалъ желаемое выраженіе той части лица, которая отдѣлывается въ данный моментъ.
   -- А когда вы ждете вашего дядю, душа моя?-- неожиданно освѣдомилась миссъ Ла-Криви, прерывая довольно долгое молчаніе, длившееся ровно полторы минуты.
   -- Право, не знаю; я ждала ею все это время,-- отвѣтила Кетъ,-- надѣюсь, однако, что онъ скоро явится, потому что неопредѣленность нашего положенія очень мучительна.
   -- Я думаю, онъ очень богатъ, неправда ли?-- спросила миссъ Ла-Криви.
   -- Говорятъ, очень богатъ. Я не знаю навѣрно, но думаю, что это такъ.
   -- Еще бы! Когда человѣкъ смотритъ медвѣдемъ, вы можете быть увѣрены, что у него прикопленъ кругленькій капиталецъ,-- замѣтила миссъ Ла-Криви, въ которой знаніе свѣта страннымъ образомъ уживалось съ изумительною наивностью.
   -- Да, это правда, у него грубыя манеры,-- сказала Кетъ.
   -- Грубыя!-- воскликнула миссъ Ла-Криви.-- Да, въ сравненіи съ нимъ дикобразъ -- настоящій пуховикъ! Въ жизнь свою не видала такой грубой скотины.
   -- Мнѣ кажется, что у него только такая манера, робко замѣтила Кетъ.-- Я слышала, будто у него было какое-то разочарованіе въ молодости; можетъ быть, это и сдѣлало его такимъ суровымъ. Мнѣ не хотѣлось бы дурно думать о немъ, пока у меня нѣтъ для этого достаточно вѣскихъ причинъ.
   -- Конечно, это хорошо и благородно съ вашей стороны, душа моя,-- отвѣтила маленькая портретистка,-- и сохрани меня Богъ вооружать васъ противъ вашего дяди. Но знаете, мнѣ кажется, онъ смѣло могъ бы, ни въ чемъ себя не стѣсняя, назначить небольшую пенсію вамъ и вашей мамѣ; такая пенсія дала бы вамъ возможность прожить, пока вы выйдете замужъ, и обезпечила бы вашу маму на старости. Что для него значила бы какая-нибудь сотня фунтовъ въ годъ, неправда ли?
   -- Не знаю, что бы это значило для него,-- сказала съ жаромъ Кетъ,-- но я бы скорѣе согласилась умереть, чѣмъ принять отъ него эту помощь.
   -- Что вы говорите! воскликнула миссъ Ла-Кривіт.
   -- Зависѣть отъ него, да это отравило бы всю мою жизнь. Нѣтъ, я сочла бы менѣе унизительнымъ для себя протянуть руку за подаяніемъ!
   -- Вотъ какъ,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- И вы говорите это о своемъ родственникѣ, котораго только что защищали! Знаете, милочка, это по меньшей мѣрѣ странно.
   -- Можетъ быть, это и странно,-- отвѣчала Кетъ немного спокойнѣе,-- да, разумѣется, это должно казаться страннымъ. Но я... я хотѣла только сказать, что во мнѣ до такой степени живо воспоминаніе о недавней счастливой порѣ, что для меня невыносима мысль принять денежную помощь не только отъ дяди, но отъ кого бы то ни было.
   Миссъ Ла-Криви бросила украдкой подозрительный взглядъ на свою юную подругу, какъ будто сильно сомнѣвалась въ томъ, что ея слова не относятся исключительно къ дядѣ; но такъ какъ Кетъ казалась очень взволнованной, она ни слова ей не сказала.
   -- Единственное одолженіе, о которомъ я его прошу и которое я приму съ благодарностью, если онъ только согласится это сдѣлать,-- продолжала Котъ, и въ голосѣ ея послышались слезы,-- его дать мнѣ рекомендацію, только рекомендацію, чтобы я была въ состояніи зарабатывать себѣ хлѣбъ и не разставаться съ мамой. Въ будущемъ все будетъ зависѣть отъ успѣховъ моего дорогого брата; теперь же, если дядя поможетъ мнѣ достать работу и Николай будетъ здоровъ и доволенъ, больше ничего мнѣ не надо.
   Когда Кетъ замолчала, за ширмой, отгораживавшей входную дверь, послышался шорохъ и кто-то постучалъ въ стѣну.
   -- Кто тамъ?-- Войдите,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   Посѣтитель не заставилъ повторять приглашеніе, и изъ-за ширмы появился мистеръ Ральфъ Никкльби собственною своею персоной.
   -- Вашъ слуга, леди,-- сказалъ Ральфъ, переводя подозрительный взглядъ съ хозяйки на гостью.-- Вы такъ громко разговаривали, что я едва достучался.
   Когда у этого пройдохи было что-нибудь особенно коварное на умѣ, онъ имѣлъ обыкновеніе зажмуриваться, такъ что глаза его совсѣмъ исчезали подъ густыми нависшими бровями, а въ слѣдующую затѣмъ минуту снова сверкали пронзительнымъ блескомь. Точно такой же маневръ онъ продѣлалъ и теперь, стараясь въ то же время скрыть улыбку, которая раздвигала его тонкія сжатыя губы и непріятно кривила углы рта. Кетъ и ея пріятельница тотчасъ догадались, что онъ слышалъ если не все, то большую часть ихъ разговора.
   -- Я зашелъ сюда но дорогѣ въ полной увѣренности, что найду тебя здѣсь,-- сказалъ онъ, обращаясь къ Кетъ, и, бросивъ презрительный взглядъ на работу миссъ Ла-Криви, прибавилъ:-- Это портретъ моей племянницы, мэмъ?
   -- Да, мистеръ Никкльби,-- отвѣтила миссъ Ла-Криви самымъ спокойнымъ тономъ,-- и, если вы хотите знать мое мнѣніе, это будетъ прекрасный портретъ, хотя, можетъ быть, мнѣ и не слѣдовало бы этого говорить о своей собственной работѣ.
   -- Можете не утруждать себя понапрасну, сударыня, показывая его мнѣ,-- сказалъ Ральфъ, попятившись отъ портрета,-- все равно я ничего не смыслю въ живописи. Кажется, онъ уже почти конченъ?
   -- Не совсѣмъ.-- проговорила миссъ Ла-Криви, покусывая въ раздумьи ручку кисти и глядя на портретъ.-- Я думаю, въ два сеанса можно будетъ...
   -- Въ такомъ случаѣ пусть моя племянница дастъ вамъ эти два сеанса сейчасъ, такъ какъ завтра у не и уже не будетъ времени на подобныя глупости. Ей надо работать, сударыня; да-съ, работать, мы всѣ должны работать. Сдали ли вы уже свою квартиру наверху?
   -- Я еще не наклеивала билетика, сэръ.
   -- Такъ наклейте сейчасъ же. Мои родственницы пробудутъ у васъ только до конца недѣли; если же онѣ останется дольше, то знайте, что имъ будетъ нечѣмъ вамъ заплатить. Ну-съ, готова ли ты, моя милая? Идемъ, нечего тянуть попусту время.
   Съ этими словами мистеръ Ральфъ отворилъ дверь передъ Кетъ, пропустивъ ее впередъ съ самымъ ласковымъ видомъ, который былъ ему еще меньше къ лицу, чѣмъ его всегдашняя грубость, церемонно раскланялся съ миссъ Ла-Криви, заперъ за собой дверь и поднялся вслѣдъ за племянницей наверхъ. Мистриссъ Никкльби встрѣтила его въ высшей степени почтительно и любезно; но мистеръ Ральфъ остановилъ ея изліянія нетерпѣливымъ движеніемъ руки и тотчасъ же приступилъ къ изложенію цѣли своего визита.-- Я нашелъ вашей дочери мѣсто,-- сказалъ онъ.
   -- Неужели!-- воскликнула въ восторгѣ мистриссъ Никкльби.-- Такъ я и думала. Не дальше, какъ вчера за завтракомъ, я говорила Кетъ: "Не безпокойся, милочка, вотъ увидишь, дядя позаботится о тебѣ. Устроилъ же онъ Николая, да еще какъ живо! Устроитъ и тебя, будь увѣрена". Вотъ мои собственныя слова, насколько я помню. Что же ты не благодаришь дядю, милая Кетъ?..
   -- Прошу васъ, сударыня, дайте мнѣ кончить,-- прервалъ Ральфъ потокъ краснорѣчія своей невѣстки.
   -- Милая Кетъ, дай же дядѣ докончить, что онъ хотѣлъ намъ сказать,-- подхватила мистриссъ Никкльби.
   -- Я только этого и жду, мама,-- отвѣтила Кетъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, моя милая? Въ такомъ случаѣ не прерывай его, дай ему досказать,-- замѣтила мистриссъ Никкльби, строго нахмурившись и укоризненно качая головой.-- Время твоего дяди дорого, душа моя, и какъ бы горячо ты ни желала продлить удовольствіе видѣть его у себя въ качествѣ гостя, желаніе весьма естественно для такой близкой родственницы, какъ ты, особенно если принять въ разсчетъ, что мы такъ рѣдко его видимъ,-- мы не должны быть эгоистами и обязаны помнить всю важность дѣлъ, требующихъ его присутствія въ Сити.
   -- Очень вамъ благодаренъ за лестное обо мнѣ мнѣніе,-- отвѣтилъ Ральфъ съ чуть замѣтной усмѣшкой,-- и единственное, чему я съ своей стороны могу приписать такую безполезную трату словъ, это полнѣйшее незнакомство съ дѣлами,-- недостатокъ которыхъ я вообще замѣчаю въ вашей семьѣ.
   -- Боюсь, что въ этомъ вы правы, сэръ,-- сказала мистриссъ Никкльби со вздохомъ.-- Вашъ бѣдный братъ...
   -- Мой бѣдный братъ, сударыня, не имѣлъ ни малѣйшаго понятіи о дѣлахъ,-- рѣзко перебилъ ее Ральфъ,-- наврядъ ли даже имъ вполнѣ понималъ самый смыслъ слова "дѣло".
   -- Боюсь, что вы правы,-- повторила мистриссъ Никкльби, прижимая платокъ къ глазамъ,-- не знаю, что бы онъ дѣлалъ, если бы не я.
   Какъ странно созданъ человѣкъ! Удочка, такъ ловко закинутая Ральфомъ въ первое его посѣщеніе, все еще дѣйствовала: рыбка продолжала клевать. Безчисленныя мелкія личныя и житейскія неудобства, встрѣчавшіяся теперь въ жизни вдовы на каждомъ шагу, ежечасно напоминали ей о недавнемъ счастливомъ прошломъ, вызывая въ ея умѣ заманчивое видѣніе погибшей тысячи фунтовъ ея приданаго, пока, наконецъ, достойная леди не пришла къ твердому убѣжденію, что изъ всѣхъ кредиторовъ ея покойнаго мужа, она была самымъ обиженнымъ и наиболѣе достойнымъ сожалѣнія. А между тѣмъ она горячо любила мужа въ продолженіе многихъ лѣтъ и была эгоисткой не больше, чѣмъ каждый изъ насъ. Но таково ужъ, видно, дѣйствіе неожиданно обрушивающагося на человѣка несчастія. Приличный годовой доходъ, вѣроятно, очень скоро возвратилъ бы мистриссъ Никкльби къ человѣческому образу мыслей.
   -- Позднія сожалѣнія ни къ чему не ведутъ,-- сказалъ Ральфъ.-- Изъ всѣхъ безполезныхъ занятій, слезы о невозвратно погибшемъ -- самое безполезное.
   -- Вы правы,-- отвѣтила мистриссъ Никкльби, рыдая -- конечно, вы правы.
   -- Разъ ужъ вы такъ живо чувствуете на себѣ и на своемъ кошелькѣ печальныя послѣдствіи такого отношеніи къ дѣламъ,-- продолжалъ Ральфъ,-- и надѣюсь, что вы, по крайней мѣрѣ, постараетесь внушитъ вашимъ дѣтямъ всю необходимость помнитъ о дѣлахъ съ раннихъ лѣтъ.
   -- Конечно, сэръ,-- сказала мистриссъ Никкльби.-- Что можетъ быть ужаснѣе такого опыта? Кетъ, душа моя, въ слѣдующемъ же письмѣ непремѣнно напиши Николаю... или нѣтъ, лучше напомни мнѣ, я сама ему напишу.
   Ральфъ помолчалъ съ секунду и какъ будто убѣдившись, что теперь онъ можетъ положиться на мать, если бы даже дочь и вздумала возражать, объявилъ:
   -- Мѣсто для племянницы, о которомъ я говорилъ, это мѣсто швеи въ магазинѣ.
   -- Швеи!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.
   -- Ну, да, швеи у модистки,-- повторилъ Ральфъ.-- Я думаю, сударыня, что при вашей опытности и знаніи свѣта мнѣ нѣтъ надобности вамъ объяснять, что лондонскія модистки наживаютъ себѣ огромныя состоянія, держатъ собственныхъ лошадей и достигаютъ иногда высокаго положенія въ обществѣ.
   Какъ только мистриссъ Никкльби услышала слово "швея", въ умѣ ея возникло представленіе объ огромныхъ клеенчатыхъ черныхъ картонкахъ, какія она видѣла не разъ на лондонскихъ улицахъ: но по мѣрѣ того, какъ ея довѣрь говорилъ, клеенчатыя картонки постепенно уступали мѣсто блестящимъ видѣніямъ во образѣ вестъ-эндскихъ дворцовъ, собственныхъ элегантныхъ экипажей и солидной чековой книжки. Всѣ эти мысли смѣнялись въ головѣ мистриссъ Никкльби съ такой быстротой, что не успѣль еще Ральфъ замолчать, какъ она уже закивала головой и съ восторгомъ воскликнула:
   -- Да, да, это правда! Твой дядя говоритъ сущую правду, душа моя!-- прибавила она въ сторону дочери.-- Я сама помню, когда мы съ твоимъ бѣднымъ папа послѣ свадьбы въ первый разъ пріѣхали въ Лондонъ и я заказала себѣ прехорошенькую лѣтнюю соломенную шляпку для деревни, отдѣланную бѣлимъ и зеленымъ рюшемъ и подбитую зеленой тафтой, я помню, модистка привезла мнѣ ее въ экипажѣ. Еще я такъ удивилась, когда она подкатила къ дверямъ, хотя и не могу теперь хорошенько припомнить, былъ ли это собственный экипажъ или извозчикъ. Но я хорошо помню, что лошадь тутъ же упала и околѣла... еще твой бѣдный папа сказалъ тогда, что, вѣрно, она дней пять не нюхала овса.
   Этотъ интересный разсказъ, представлявшій столь убѣдительный примѣръ богатства лондонскихъ модистокъ, былъ принять слушателями довольно равнодушно. Кетъ о чемъ-то задумалась и стояла потупившись, а мистеръ Ральфъ, не стѣсняясь, выражалъ свое нетерпѣніе, постукивая пальцами о столь.
   -- Фамилія модистки Манталини,-- сказалъ онъ быстро, воспользовавшись первою минутою перерыва въ потокѣ краснорѣчія невѣстки.-- Госпожа Манталини. Я знаю ее лично. Она живетъ близъ Кэвендишъ-Сквэра, и если ваша дочь согласна принять это мѣсто, мы съ нею сейчасъ же отправимся туда, чтобы покончить дѣло.
   -- Развѣ ты ничего не имѣешь сказать дядѣ, моя милая?-- обратилась мистриссъ Никкльби къ Кетъ.
   -- Напротивъ, очень многое,-- отвѣтила та,-- но я не могу заставлять его терять время, выслушивая мою благодарность. Мы съ нимъ поговоримъ по дорогѣ.
   Съ этими словами Кетъ поспѣшила выйти подъ тѣмъ предлогомъ, что ей надо одѣться, но въ сущности, чтобы скрыть свое волненіе и выступившія на глазахъ ея слезы. Во время отсутствія дочери мистриссъ Никкльби, не переставая плакать, занимала своего деверя подробнымъ описаніемъ піанино розоваго дерева, котораго она была счастливой обладательницей еще въ столь недавнія времена, и восьми мягкихъ съ точеными ножками креселъ, обитыхъ зеленыхъ кретономъ, отлично гармонировавшимъ съ зелеными портьерами, пріобрѣтенными по два фунта пяти шиллинговъ за штуку и проданными за безцѣнокъ.
   Эти изліянія были прерваны появленіемъ Кетъ, уже совсѣмъ одѣтой. Тутъ Ральфъ, который положительно выходилъ изъ себя отъ нетерпѣнія и досады на болтливость невѣстки, безъ всякихъ церемоній вышелъ изъ комнаты, и минуту спустя они съ Кетъ очутились на улицѣ.
   -- Очень жаль, что мы теряли столько времени даромъ,-- сказалъ онъ и взялъ племянницу подъ руку.-- Идемъ, да смотря, постарайся хорошенько запомнить дорогу: тебѣ придется ходить по ней каждое утро.
   И онъ быстрымъ шагомъ повелъ Кетъ по направленію къ Кэвендишъ-Скверу.
   -- Я очень, очень вамъ благодарна, дядя,-- сказала молодая дѣвушка послѣ того, какъ они прошли нѣкоторое время молча.
   -- Очень радъ это слышать,-- отвѣтилъ Ральфъ.-- Надѣюсь, что ты добросовѣстно отнесешься къ своему дѣлу.
   -- Я сдѣлаю все, чтобы вамъ угодить. Конечно, я... я...
   -- Пожалуйста не вздумай плакать,-- проворчалъ Ральфъ.-- Я ненавижу слезы.
   -- Я знаю, что это очень глупо съ моей стороны...-- начала бѣдная Кетъ.
   -- Разумѣется глупо,-- прервалъ ее Ральфъ,-- и притомъ совсѣмъ лишнее.-- Чтобы этого больше не было, слышишь?
   Очень возможно, что такой способъ осушать слезы юной, неопытной дѣвушки, впервые вступавшей въ жизнь и въ совершенно чуждую ей среду незнакомыхъ людей, покажется страннымъ читателю, но тѣмъ не менѣе онъ произвелъ желаемое дѣйствіе. Кетъ сильно покраснѣла, нѣсколько секундъ учащенно дышала, затѣмъ овладѣла собою и твердо и рѣшительно зашагала впередъ.
   Интересный контрастъ представляла изъ себя эта парочка! Застѣнчивая провинціалка, со страхомъ пробирающаяся по люднымъ улицамъ столицы, уступая дорогу всѣмъ встрѣчнымъ, крѣпко ухватившись за руку своего спутника, какъ будто она боится потерять его въ толпѣ, и рядомъ мрачная, суровая фигура стараго дѣльца, прокладывающаго себѣ путь локтями съ самымъ рѣшительнымъ видомъ и обмѣнивающагося короткими поклонами съ знакомыми, которые оборачиваются, чтобы еще разъ взглянуть на его хорошенькую спутницу, и провожаютъ полнымъ удивленія взглядомъ странную пару. Этотъ контрастъ показался бы еще страннѣе тому, кто могъ бы заглянуть въ сердце молодой дѣвушки и въ сердце старика, бившіяся такъ близко одно отъ другого, кто оцѣнилъ бы голубиную кротость одного и подлую закоснѣлость другого, кто прочиталъ бы чистыя мысли дѣвушки и коварные замыслы старика, который никогда въ жизни не помышлялъ о днѣ разсчета. Но самое странное -- хотя такія вещи случаются на каждомъ шагу -- было то, что юное, горячее сердце трепетало и сжималось отъ страха и сомнѣній, тогда какъ сердце стараго дѣльца, не смущаемое ни надеждами, ни опасеніями, ни любовью и никакими человѣческими чувствами, отбивало удары ровно и спокойно, съ точностью вполнѣ исправнаго механизма.
   -- Дядя,-- сказала Кетъ, когда по ея разсчету они были уже близко къ цѣли своего путешествія,-- я должна спросить у васъ одну вещь: буду ли я жить дома?
   -- Дома? То есть, гдѣ же это?-- отвѣчалъ ей Ральфъ тоже вопросомъ.
   -- Съ мамой, конечно,-- сказала Кетъ выразительно.
   -- Собственно говоря, ты будешь жить въ мастерской,-- отвѣчалъ Ральфъ,-- такъ какъ здѣсь ты будешь обѣдать и проводить время съ утра до ночи, а иной разъ, можетъ быть, и до утра.
   -- А хотѣла сказать: гдѣ я буду ночевать, дяди?-- поправилась Кетъ.-- И не могу совсѣмъ разстаться съ мамой. Должно же у меня быть какое-нибудь мѣсто, которое я могла бы считать своимъ домомъ,-- то мѣсто, гдѣ будетъ жить мама. Можетъ быть, это будетъ очень скромный домъ...
   -- Можетъ быть,-- повторилъ Ральфъ съ раздраженіемъ и даже быстрѣе зашагалъ отъ досады, вызванной въ немъ этимъ замѣчаніемъ.-- Навѣрно, а не можетъ быть. Не сошла ли съ ума эта дѣвчонка?
   -- Простите, дядя, можетъ быть, я нечаянно употребила не то слово,-- пробормотала въ смущеніи Кетъ.
   -- Надѣюсь, что такъ,-- пробурчалъ Ральфъ.
   -- Но вы все-таки не отвѣтили мнѣ на вопросъ, дядя.
   -- Вотъ видишь ли, я такъ и предчувствовалъ, что услышу что-нибудь въ этомъ родѣ и -- хотя я лично рѣшительно этому не сочувствую -- уже придумалъ кое-что, чтобы успокоить твои тревоги. Ты будешь приходящей швеей; такимъ образомъ, ты можешь, если непремѣнно этого желаешь, ходить ночевать въ свой домъ очень скромный, разумѣется.
   Уже и это было большимъ утѣшеніемъ для Кетъ, и она не знала, какъ ей благодарить дядю. Ральфъ принялъ ея благодарность, какъ человѣкъ, сознающій, что онъ вполнѣ ее заслужилъ. Затѣмъ они продолжали свой путь, не говоря ни слова, пока не пришли къ тому дому, гдѣ обитала царица модъ. Надъ входною дверью изящнаго подъѣзда красовалась огромная мѣдная доска съ именемъ г-жи Манталини и обозначеніемъ ея профессіи. Въ нижнемъ этажѣ помѣщалась парфюмерная лавка. Квартира и магазинъ г-жи Манталини находились въ бель-этажѣ,-- о чемъ доводила до свѣдѣнія почтеннѣйшей публики цѣлая выставка элегантныхъ шляпокъ новѣйшихъ фасоновъ и богатыхъ дамскихъ нарядовъ, красовавшихся въ изящно задрапированныхъ окнахъ.
   Ливрейный лакей отворилъ дверь и на вопросъ Ральфа, дома ли г-жа Манталини, провелъ посѣтителей черезъ красивыя сѣни по широкой лѣстницѣ въ пріемную содержательницы моднаго магазина, состоявшую изъ двухъ огромныхъ гостиныхъ. Здѣсь была цѣлая коллекціи роскошныхъ дамскихъ платьевъ и богатыхъ матеріи; одни были накинуты искусными складками на подставки, другія небрежно брошены на мягкую софу или на коверъ, третьи ниспадали съ трюмо въ видѣ драпировки и вообще перемѣшивались въ живописномъ безпорядкѣ съ самою разнообразною роскошною мебелью, загромождавшею обѣ комнаты.
   Здѣсь имъ пришлось подождать нѣсколько дольше, чѣмъ это могло быть пріятно Ральфу Никкльби, съ презрѣніемъ поглядывавшему на окружавшую его роскошь. Наконецъ терпѣніе его истощилось, и онъ уже собирался позвонить, какъ вдругъ дверь пріотворилась и въ нее просунулась голова джентльмена, но, усмотрѣвъ, что въ комнатѣ кто-то есть, такъ же быстро исчезла, какъ и появилась.
   -- Эй, вы, кто тамъ есть! крикнулъ Ральфъ.
   На этотъ возгласъ голова опять появилась и, показавъ публикѣ цѣлый рядъ бѣлыхъ, какъ жемчугъ, зубовъ, произнесла мягкимъ баритономъ:
   -- Да это вы Никкльби, чортъ возьми!
   При этомъ въ дверяхъ показалась вся фигура джентльмена, владѣльца головы, который поспѣшилъ обмѣняться съ Ральфомъ самымъ дружескимъ рукопожатіемъ. Джентльменъ былъ въ богатомъ пестромъ халатѣ, жилетѣ и шароварахъ изъ одной и той же турецкой матеріи. На шеѣ у него красовался лиловый шелковый платочекъ, на ногахъ ярко-зеленыя туфли, а на груди болталась массивная золотая цѣпочка такой непомѣрной длины, что онъ могъ бы смѣло опоясаться ею. Сверхъ того этотъ счастливецъ былъ обладателемъ усовъ и великолѣпнѣйшихъ бакенбардъ цвѣта вороньяго крыла, тщательно завитыхъ и нафабренныхъ.
   -- Чортъ возьми, надѣюсь, вы явились не по мою душу?-- сказалъ джентльменъ, дружески похлопавъ мистера Ральфа по плечу.
   -- На этотъ разъ еще нѣтъ,-- отвѣтилъ саркастически Ральфъ.
   -- Ха-ха! Чортъ возьми!-- воскликнулъ джентльменъ и съ хохотомъ, граціозно повернувшись на пяткахъ, наткнулся на Кетъ Никкльби, стоившую нѣсколько позади дяди.
   -- Моя племянница,-- сказалъ Ральфъ.
   -- Припоминаю!-- протянулъ джентльменъ, щелкнувъ себя по носу пальцемъ, вѣроятно, въ наказаніе за свою забывчивость.-- Чортъ возьми, теперь я припоминаю и цѣль нашего визита. Ступайте за мной, Никкльби; попрошу и насъ за мною, душенька. Ха-ха! Всѣ онѣ бѣгаютъ за мной. Никкльби, рѣшительно всѣ, чортъ возьми! Ха-ха-ха!
   Доказавъ этою игривою шуточкой свое веселое настроеніе духа, джентльменъ провелъ посѣтителей по лѣстницѣ въ верхнюю гостиную, которая, очевидно, принадлежала къ жилой половинѣ дома, но была обставлена такъ же богато, какъ и пріемныя магазина. Серебряный кофейникъ, забытый на столѣ, неубранная скорлупа отъ яицъ и недопитая чашка чаю свидѣтельствовали о томъ, что здѣсь только-что завтракали.
   -- Садитесь, миссъ,-- сказалъ джентльменъ, безцеремонно уставившись на миссъ Никкльби, чѣмъ привелъ ее въ немалое смущеніе, и затѣмъ одобрительно причмокнулъ губами.-- Проклятая лѣстница! Всякій разъ задохнешься, пока вскарабкаешься на нее. Чортъ бы побралъ эту дьявольскую гостиную подъ небесами! Знаете, Никкльби, кажется, я скоро перемѣню квартиру.
   -- Я совершенно въ этомъ увѣренъ,-- отвѣчалъ Ральфъ, глядя на него почти съ угрожающимъ видомъ.
   -- Какой же вы, однако, шутникъ, Никкльби!-- сказалъ джентльменъ, разсмѣявшись.-- Чортъ возьми! Вы рѣшительно ловче и хитрѣе всѣхъ старыхъ ростовщиковъ, съ какими мнѣ когда-либо приходилось имѣть дѣло.
   Отпустивъ Ральфу этотъ комплиментъ, джентльменъ позвонилъ и, въ ожиданіи слуги, снова уставился на миссъ Никкльби. Когда явился лакей, онъ приказалъ ему попросить барыню въ гостиную, послѣ чего опять принялся разглядывать Кетъ самымъ безцеремоннымъ образомъ,-- занятіе, которое, наконецъ, было прервано появленіемъ г-жи Манталини.
   Содержательница моднаго магазина оказалась видною, красивою дамой, хоть она и смотрѣла гораздо старше джентльмена въ турецкихъ шароварахъ, съ которымъ была обвѣнчана полгода тому назадъ. Настоящая фамилія ея супруга была Мантль; но ничего не могло быть легче, какъ передѣлать ее въ Манталини, что и сдѣлала, мистриссъ Мантль, основываясь на томъ восьми вѣрномъ соображеніи, что англійская фамилія служила бы помѣхой въ такомъ дѣлѣ, какъ профессія модистки. Г-жа Манталини вышла замужъ, плѣнившись бакенбардами своего нареченнаго -- единственный капиталъ, которымъ онъ обладалъ и на который прожилъ всѣ долгіе годы своей холостой жизни и, надо ему отдать справедливость, прожилъ весьма недурно. Послѣ многихъ неусыпныхъ трудовъ ему удалось пріумножить этотъ капиталъ прибавленіемъ къ нему пары восхитительныхъ усовъ, окончательно обезпечивавшихъ его будущность. Онъ принималъ самое дѣятельное участіе въ дѣлахъ магазина, заключавшееся въ томъ, что тратилъ женины деньги, а когда онѣ изсякали, отправлялся къ мистеру Ральфу Никкльби дисконтировать векселя заказчицъ,-- операція, которую тотъ производилъ весьма охотно, разумѣется, за приличное вознагражденіе.
   -- Чортъ возьми! Чего ты тамъ такъ долго возилась, радость моя?-- обратился г-нъ Манталини къ супругѣ.
   -- Но я даже не знала, мой другъ, что мистеръ Никкльби здѣсь,-- отвѣтила г-жа Манталини.
   -- Въ такомъ случаѣ, о, идолъ души моей, этотъ каналья лакеи становится совсѣмъ негодяемъ.
   -- Это ужъ твоя вина, милый другъ.
   -- Моя вина, отрада моего сердца?
   -- Конечно. Чего же отъ него ждать, если ты съ него не взыскиваешь, мой драгоцѣнный?
   -- Но развѣ "я" долженъ съ него взыскивать, услада моей души?
   -- Конечно, а то кто же, другъ мой?-- отвѣтила г-жа Манталини, мили надувъ губки.
   -- Не сердись, душенька, не сердись. Чортъ возьми! Сегодня же я такъ его вздую, что онъ у меня завопитъ, какъ оглашенный.-- Утѣшивъ супругу этимъ пріятнымъ обѣщаніемъ, г-нъ Манталини поцѣловалъ ее въ щечку, а она въ отвѣтъ на эту ласку ущипнула его за ухо. Послѣ этого обмѣна супружескихъ нѣжностей они обратились къ дѣламъ.
   -- Ну-съ, мэмъ,-- началъ Ральфъ, взиравшій на всю эту сцену съ нескрываемымъ презрѣніемъ,-- вотъ моя племянница, рекомендую.
   -- Такъ вотъ какая она у васъ, мистеръ Никльби!-- сказала г-жа Манталини, оглядывая Кетъ съ ногъ до головы и съ головы до ногъ.-- Говорите вы по-французски, моя милая?
   -- Да, мэмъ,-- отвѣтила Кетъ, не смѣя поднять глазъ, такъ какъ чувствовала на себѣ взглядъ противнаго джентельмена въ турецкомъ халатѣ.
   -- И говорите такъ же бойко, какъ эти бестіи француженки?-- въ свою очередь освѣдомился г-нъ Маиталини.
   Но миссъ Никкльби не удостоила его отвѣтомъ и, повернувшись къ нему спиной, сдѣлала видъ, что все ея вниманіе поглощено особой хозяйки.
   -- У меня въ магазинѣ работаетъ двадцать молодыхъ дѣвушекъ,-- сказала мадамъ.
   -- Такъ много, мэмъ!-- робко замѣтила Ксть.
   -- Да, и между ними есть премиленькія мордашки, вставилъ хозяинъ.
   -- Манталини!-- грозно прикрикнула на него супруга.
   -- Идолъ моихъ чувствъ?-- отозвался супругъ вопросительно.
   -- Вы хотите разбить мое, сердце!
   -- Боже меня сохрани! Я бы на это не согласился ни за двадцать тысячъ міровъ, населенныхъ... населенныхъ балеринами!-- воскликнулъ г-нъ Манталини въ порывѣ поэтическаго вдохновенія.
   -- Тѣмъ не менѣе ты непремѣнно меня убьешь, если будешь говорить такія ужасныя вещи. И наконецъ, что подумаетъ мистеръ Никкльби, слушая подобныя рѣчи?
   -- О, ровно ничего, мэмъ, ровно ничего!-- сказалъ Ральфъ.-- Мнѣ прекрасно извѣстенъ веселый характеръ вашего мужа, и я знаю, что ваши маленькія домашнія вспышки придаютъ только новую цѣну удовольствіямъ вашей семейной жизни. Не даромъ же гласитъ пословица: милые бранятся -- только тѣшатся. Пожалуйста не стѣсняйтесь, сударыня, продолжайте.
   Если бы можно было представить, что какая-нибудь массивная желѣзная дверь, поссорившись со своими ржавыми петлями, стала бы нарочно отворяться съ трудомъ, въ твердой рѣшимости стереть ихъ въ порошокъ своею тяжестью, то даже при такихъ условіяхъ ржавыя петли не издали бы такого рѣжущаго звука, какимъ были произнесены эти ироническія слова. Даже г-нъ Манталини это почувствовалъ и, испуганно обернувшись, воскликнулъ: Какъ вы дьявольски каркаете, мистеръ Никкльби!
   -- Пожалуйста не обращайте вниманія на слова Манталини,-- замѣтила хозяйка въ сторону миссъ Никкльби.
   -- Я и не обращаю,-- спокойно отвѣтила Кетъ.
   -- Мистеръ Манталини не имѣетъ никакого отношенія къ моимъ работницамъ,-- продолжала хозяйка, говоря съ Кеть, но глядя на мужа.-- Если онъ и видитъ нѣкоторыхъ изъ нихъ, то развѣ на улицѣ, когда онѣ уходятъ отсюда, или приходятъ въ назначенный часъ. Онъ даже не бываетъ у насъ въ мастерской,-- я строго за этимъ слѣжу... Сколько часовъ въ день вы работали на послѣднемъ мѣстѣ?
   -- Я еще нигдѣ не работала, мэмъ,-- отвѣтила Кетъ едва слышно.
   -- Тѣмъ больше ручательствъ, что она будетъ работать вполнѣ добросовѣстно,-- поспѣшилъ вставить Ральфъ, опасаясь, какъ бы наивное признаніе племянницы не испортило дѣла.
   -- Надѣюсь, что она будетъ работать,-- сказала Манталини.-- Наши рабочіе часы съ девяти до девяти, иногда позже -- когда работа спѣшная; но за лишніе часы полагается особая плата.
   Кетъ слегка поклонилась въ знакъ того, что она принимаетъ эти условія.
   -- Столъ, то есть чай и обѣдъ, отъ меня,-- продолжала г-жа Манталини.-- Плата отъ пяти до семи шиллинговъ въ недѣлю; но опредѣленно сказать не могу, пока не увижу, какъ вы работаете.
   Кетъ поклонилась.
   -- Если вы согласны, можете приходить съ понедѣльника. Только не опоздайте. Я предупрежу миссъ Нэгъ, старшую мастерицу, чтобы она дала самъ вначалѣ работу полегче. Кажется, больше ничего, мистеръ Никкльби?
   -- Больше ничего, мэмъ,-- отвѣтилъ Ральфъ, вставая
   -- Значитъ все,-- сказала хозяйка и, придя къ этому справедливому заключенію, выразительно покосилась на дверь; очевидно, ей необходимо было выйти, но она боялась оставить г-на Манталини безъ надзора. Ральфъ вывелъ ее изъ затрудненія, поспѣшивъ откланяться. Г-жа Манталини любезно пожурила его за то, что онъ такъ рѣдко къ нимъ заглядываетъ, а г-нъ Манталини, въ качествѣ радушнаго хозяина, проводилъ гостей вплоть до выходной двери, развязно болтая и въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ проклиная высокія лѣстницы, въ надеждѣ, что Кетъ хоть разъ обернется. Но надеждѣ его не суждено было сбыться.
   -- Ну, теперь ты пристроена, сказалъ Ральфъ, очутившись на улицѣ.
   Кетъ уже собиралась было снова благодарить, но онъ ее перебилъ:
   -- У меня было намѣреніе устроить твою мать въ одномъ хорошенькомъ мѣстечкѣ въ провинціи (дѣло въ томъ, что у Ральфа имѣлась въ распоряженіи одна ваканція въ богадѣльнѣ въ Корнваллисѣ, гдѣ мѣста очищались съ замѣчательной быстротою), но такъ какъ ты рѣшила не разставаться съ матерью, я придумалъ кое-что другое. Есть ли у нея деньги?
   -- Очень немного,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Что жъ, и на немногое, если быть бережливымъ, можно прожить долгое время, особенно при даровой квартирѣ. Вѣдь вы выѣзжаете съ теперешней вашей квартиры въ субботу?
   -- Да, такъ вы сказали намъ, дядя.
   -- Да. Одинъ изъ моихъ домовъ въ настоящую минуту не занятъ. Живите въ немъ, пока найдутся жильцы.
   -- Далеко это отсюда, сэръ?
   -- Порядочно далеко, въ другой части города, въ Истъ-Эндѣ. Въ субботу къ пяти часамъ я пришлю къ вамъ моего клерка; онъ поможетъ вамъ переѣхать. Прощай. Ты знаешь дорогу? Все прямо.
   Ральфъ холодно пожалъ руку племянницы и свернулъ въ концѣ Реджентъ-Стрита въ ближайшій переулокъ въ погонѣ за наживой, а Кетъ грустно побрела домой, по направленію къ Странду.
   

ГЛАВА XI.
Ньюмэнъ Ногсъ устраиваетъ мистриссъ и миссъ Никкльби въ ихъ новомъ жилищѣ.

   Итакъ, миссъ Никкльби шла домой, погруженная въ самыя грустныя мысли. Да и не мудренно. Событія этого утра способны были хоть кого навести на самое мрачное раздумье. Это былъ первый жизненный дебютъ бѣдной Кетъ, а поведеніе ея дяди было вовсе не такого рода, чтобы успокоить страхъ или уничтожить сомнѣнія неопытной дебютантки. Модный магазинъ г-жи Манталини тоже не произвелъ на нее хорошаго впечатлѣнія, и она смотрѣла впередъ на открывавшуюся передъ нею карьеру съ тяжелымъ предчувствіемъ и горькимъ разочарованіемъ въ сердцѣ. Если бы утѣшенія матери могли хоть отчасти успокоить ея взволнованную душу, она, конечно, ободрилась бы, такъ какъ на эти утѣшенія мистриссъ Никкльби не скупилась. Въ отсутствіе дочери мистриссъ Никльби припомнила еще два случая, когда модистки нажили огромное богатство, хотя и не могла съ увѣренностью утверждать, составили ли онѣ состояніе исключительно своимъ ремесломъ или у нихъ были деньги и раньше, или можетъ быть, имъ удалось удачно пристроиться за богатыхъ мужей. Какъ бы то ни было достойная леди пришла къ тому логическому выводу, что есть же на свѣтѣ люди, а въ томъ числѣ и модистки, которые сколачиваютъ себѣ капиталы, не имѣя гроша за душою, а слѣдовательно, никто не можетъ поручиться, что Кетъ не окажется одною изъ этихъ счастливицъ. Миссъ Ла-Криви, присутствовавшая на маленькомъ семейномъ совѣтѣ, осмѣлилась было выразить сомнѣніе насчетъ вѣроятности такой необыкновенной удачи для Кетъ, удачи, противорѣчивыми всѣмъ выводамъ обыденной жизни,-- но это возраженіе было въ конецъ разбито нѣжной мамашей, объявившей, что на этотъ счетъ у нея есть предчувствіе, Надо замѣтить, что эти предчувствія мистриссъ Никкльби проставляли родъ ясновидѣнія, которое она всегда пускала въ ходъ въ своихъ спорахъ съ покойнымъ мистеромъ Никкльби и, въ качествѣ неопровержимаго аргумента, изъ десяти разъ девять не оправдывались.
   -- Боюсь, что швейная работа вредна для здоровья,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Когда я только-что начинала заниматься портретною живописью, помню, ко мнѣ пришли съ заказомъ три молоденькія швеи, и всѣ три были необыкновенно блѣдны и имѣли нездоровый видъ.
   -- О, это далеко не общее правило!-- замѣтила мистриссъ Никкльби.-- Я тоже какъ сейчасъ помню: когда я собиралась заказывать мою пунцовую мантилью (онѣ въ то время были въ большой модѣ), мнѣ рекомендовали швею; такъ у той лицо было красное, какъ морковь, чуть ли не краснѣе этой самой мантильи.
   -- Можетъ быть, она пила?-- позволила себѣ замѣтить миссъ Ла-Криви.
   -- Ужь не знаю, пила ли она,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби обиженнымъ тономъ,-- только лицо у нея было просто багровое. Итакъ, ваше наблюденіе, какъ видите, ничего не доказываетъ.
   Такимъ образомъ почтенная матрона съ помощью самыхъ неопровержимыхъ доказательствъ разбила всѣ доводы, какіе были приведены противъ плана устройства будущности ея дочери, предложеннаго Ральфомъ. Счастливая женщина! Каковъ бы ни былъ проектъ, но если это былъ проектъ новоиспеченный она разрисовывала его въ своемъ воображеніи розовой краской, онъ забавлялъ ее, какъ забавляетъ ребенка пестрая игрушка.
   Когда вопросъ былъ разсмотрѣнъ по существу и окончательно рѣшенъ, Кетъ сообщила матери о намѣреніи дяди устроить ихъ въ одномъ изъ принадлежащихъ ему незанятыхъ домовъ въ Истъ-Эндѣ, и мистриссъ Никкльби ухватилась за этотъ планъ съ тѣмъ же дѣтскимъ восторгомъ, замѣтивъ, что она не можетъ себѣ представить ничего восхитительнѣе прогулки, въ теплые лѣтніе вечера, когда она будетъ ходить въ Вестъ-Эндъ навстрѣчу дочери, возвращающейся съ работы. Замѣчаніе весьма характерное дли мистриссъ Никкльби, точно такъ же, какъ ея забывчивость относительно того ничтожнаго обстоятельства, что въ году бываютъ не только "восхитительные лѣтніе вечера", но и дурная погода, и темныя ночи.
   -- Мнѣ будетъ очень, очень жаль съ вами разстаться, мой добрый другъ,-- сказала Кетъ добродушной маленькой портретисткѣ, которую за это время она успѣла отъ души полюбить.
   -- О, отъ меня не. такъ-то легко избавиться!-- отвѣчала миссъ Ла-Криви самымъ веселымъ тономъ, на какой она была способна въ эту минуту.-- Я часто буду къ вамъ забѣгать, провѣдывать, какъ вы обѣ поживаете, и если бы даже не только въ Лондонѣ, но въ цѣломъ мірѣ не нашлось души, которая принимала бы въ насъ участіе, помните, что на свѣтѣ живетъ бѣдная одинокая женщина, готовая молиться о васъ день и ночь.
   Съ этими словами маленькая старушка (у которой сердце было, пожалуй, вмѣстительнѣе, чѣмъ у двухъ добрыхъ геніевъ-хранителей Лондона, Гога и Магога, взятыхъ вмѣстѣ) принялась выдѣлывать такія уморительныя гримасы, что если бы она могла увѣковѣчить ихъ на слоновой кости или на полотнѣ, онѣ навѣрное составили бы ея карьеру, а потомъ забралась въ самый дальній уголокъ, чтобы "наплакаться всласть", какъ она выразилась.
   Но ни слезы, ни разговоры, ни надежды, ни опасенія ничто не могло предотвратить наступленія страшной субботы и появленія Ньюмэна Ногса. Пунктуальный, какъ часы, онъ въ назначенное время приковылялъ къ дверямъ дома, гдѣ жили Никкльби мать и дочь и, въ ожиданіи, чтобы часы на сосѣдней колокольнѣ пробили пять, наполнилъ сквозь замочную скважину всю квартиру маленькой портретистки запахомъ можжевеловой водки. Когда въ воздухѣ замеръ послѣдній ударъ колокола, возвѣстившій о наступленіи шестого часа дня, мистеръ Ногсъ постучался съ дверь.
   -- Отъ мистера Ральфа Никкльби,-- со свойственнымъ ему лаконизмомъ возвѣстилъ Ньюмэнъ и поднялся на лѣстницу.
   -- Мы сейчасъ будемъ готовы,-- сказала Кетъ.-- Вещей у насъ немного, но, я думаю, намъ все таки придется взять кэбъ.
   -- Сейчасъ приведу,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Зачѣмъ же вамъ безпокоиться?-- проговорила мистриссъ Никкльби.
   -- Я такъ хочу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не могу этого допустить.
   -- Но не можете и запретить.
   -- Не могу запретить?
   -- Разумѣется; я и то уже думалъ нанять для васъ кэбъ, когда шелъ сюда, да побоялся, что вы не готовы. Я много кой о чемъ думаю -- этого никто не можетъ мнѣ запретить.
   -- Конечно, конечно; вы правы, мистеръ Ногсъ. Наши мысли свободны, какъ воздухъ. Разумѣется, никто не можетъ запретить человѣку думать о чемъ ему угодно.
   -- Однако, есть люди, которые хотѣли бы запретить даже это, еслибъ могли,-- пробормоталъ Ньюмэнъ.
   -- Да, да, безъ сомнѣнія, мистеръ Ногсъ, есть люди... есть люди, которые... гм!... А какъ поживаетъ вашъ хозяинъ?
   Ньюмэнъ бросилъ многозначительный взглядъ на Кэтъ и отвѣчалъ, что хозяинъ здоровъ и шлетъ имъ свой привѣтъ, причемъ какъ-то особенно подчеркнулъ послѣднее слово.
   -- Ахъ, мы такъ много ему обязаны!-- вздохнула мистриссъ Никкльби.
   -- Обязаны! Такъ ему и передамъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   Тотъ, кто хоть разъ въ своей жизни видѣлъ Ньюмэна Ногса, едва ли могъ не узнать его при встрѣчѣ, и Кетъ, пораженная оригинальными манерами клерка своего дяди (хотя на этотъ разъ, несмотря на грубый лаконизмъ его рѣчи, въ ней проглядывала какая-то особенная почтительность), взглянувъ на него попристальнѣе, припомнила, что она уже гдѣ-то видѣла этого страннаго человѣка.
   -- Простите мое любопытство,-- сказала она. Не васъ ли я видѣла во дворѣ конторы дилижансовъ въ то утро, когда мой братъ уѣзжалъ въ Іоркширъ?
   Ньюмэнъ бросилъ бѣглый взглядъ на мистриссъ Никкльби и, нисколько не краснѣя, отвѣтилъ: "Нѣтъ!"
   -- Нѣтъ? Какъ странно!-- воскликнула Кетъ.-- А я готова была бы поручиться, что это были вы.
   -- Вы ошибаетесь; сегодня я выхожу въ первый разъ. Я три недѣли просидѣлъ дома -- у меня былъ припадокъ подагры.
   Ньюмэнъ былъ ничуть не похожъ на подагрика; но не успѣла Нетъ это подумать, какъ мистриссъ Никкльби обратилась къ ней съ просьбой поскорѣе запереть дверь, потому что мистеръ Ногсъ рискуетъ простудиться, и такимъ образомъ прервала нить ея размышленій. Затѣмъ эта почтенная леди высказала еще болѣе настоятельное требованіе, чтобы за кэбомъ была послана служанка, такъ какъ она, мистриссъ Никкльби, положительно боится, чтобы съ мистеромъ Ногсомъ не повторился припадокъ его недуга. Ньюмэну не оставалось ничего больше, какъ покориться. Итакъ, служанка привела кэбъ, и послѣ безконечныхъ слезныхъ объятій и поцѣлуевъ, причемъ фигурка миссъ Ла-Криви то и дѣло мелькала отъ окна кареты къ дверямъ и обратно, а ея желтый тюрбанъ не разъ приходилъ въ слишкомъ близкое для его безопасности соприкосновеніе съ прохожими на тротуарѣ, онъ (т. е. кэбь, а не желтый тюрбанъ) тронулся съ мѣста, увозя съ собою двухъ леди со всѣмъ ихъ имуществомъ и Ньюмэна Ногса, который взобрался на козлы, вопреки всѣмъ просьбамъ и доводамъ мистриссъ Никкльби, увѣрявшей, что онъ идетъ прямо на смерть.
   Экипажъ свернулъ по направленію къ Сити, спустился къ рѣкѣ и, послѣ безконечнаго странствованія по улицамъ, запруженнымъ въ этотъ часъ всевозможными экипажами, остановился передъ огромнымъ старымъ и мрачнымъ домомъ въ улицѣ Темзы. Окна и двери дома были до того грязны, что, казалось, онъ давнимъ давно стоитъ необитаемымъ. Ньюмэнъ отомкнулъ дверь ключомъ, который онъ вынулъ изъ своей шляпы, служившей ему, къ слову сказать, складочнымъ мѣстомъ, такъ какъ отъ кармановъ его не оставалось ничего, кромѣ дыръ. Въ эту шляпу онъ складывалъ всякую всячину, за исключеніемъ денегъ, которыхъ не пряталъ туда по той простой причинѣ, что ихъ у него не было. Затѣмъ онъ выгрузилъ изъ кэба вещи дамъ и повелъ ихъ въ домъ.
   Какой это былъ мрачный, унылый старый домъ! Внутри, гдѣ, можетъ быть, нѣкогда жизнь била ключомъ, было такъ же печально и мрачно, какъ снаружи. За домомь тянулась пристань, выходившая на Темзу. Здѣсь стояла пустая собачья конура, валялись обглоданныя кости, старые заржавленные обручи и доски отъ бочекъ, но нигдѣ ни признаковъ жизни. Яркая картина безмолвнаго разрушенія.
   -- Какой унылый, страшный домъ!-- сказала Кетъ.-- Право, невольно приходитъ въ голову, что на немъ лежитъ печать проклятія. Если бы я была суевѣрна, я бы. кажется, способна была вообразить, что въ этихъ старыхъ стѣнахъ совершилось какое-нибудь страшное преступленіе и что съ тѣхъ поръ онѣ прокляты Богомъ.
   -- Боже мой, Кетъ, можно ли говорить подобныя вещи!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.-- Ты меня до смерти напугаешь.
   -- Но вѣдь это только моя фантазія, мама,-- сказала Кетъ, пытаясь улыбнуться.
   -- Очень хорошо, моя милая; но я тебѣ совѣтую держать про себя твои глупыя фантазіи и не будоражить ими меня. Развѣ ты не могла подумать объ этомъ раньше?.. Впрочемъ, ты такъ беззаботна. Мы бы могли взять съ собой миссъ Ла-Криви или завести собаку,-- словомъ, могли бы что-нибудь придумать, но ты всегда такъ, совсѣмъ какъ твой бѣдный покойный отецъ. Если я не подумаю за васъ всѣхъ и не позабочусь...
   Это было обычное вступленіе мистриссъ Никкльби къ безконечнымъ жалобамъ, которыя не обращались ни къ кому въ частности, но продолжались обыкновенно до тѣхъ поръ, пока эта добрѣйшая леди окончательно не выбивалась изъ силъ.
   Между тѣмъ Ньюмэнъ, дѣлая видъ, что онъ ничего не слышитъ и не замѣчаетъ, повелъ дамъ въ первый этажъ, гдѣ въ двухъ комнатахъ были сдѣланы кое-какія попытки придать имъ болѣе жилой видъ. Въ одной стояло нѣсколько стульевъ, былъ разостланъ старый коверъ, имѣлся столъ, накрытый вылинявшею цвѣтною скатертью, и былъ приготовленъ каминъ, такъ что оставалось только затопить его. Въ другой стояла старинная кровать съ пологомъ и прочая необходимая мебель.
   -- Посмотри, душенька, какъ добръ и предупредителенъ твой дядя, сказала мистриссъ Никкльби, стараясь казаться довольной. Если бы не онъ, у насъ бы теперь ничего не было, кромѣ купленной нами вчера кровати.
   -- Да, это очень мило съ его стороны,-- отвѣтила Кетъ, оглядывая комнаты. Разумѣется, Ньюмэнъ Ногсь не сказалъ, что это онъ обшарилъ весь домъ съ подваловъ до чердака въ поискахъ за скудною обстановкою, за которую Кэтъ съ матерью заочно благодарили теперь Ральфа, не сказалъ, что это онъ на собственные кровные полпенни купилъ имъ молока къ чаю и заботливо поставилъ его на полку, что это онъ налилъ воды въ старый заржавленный котелокъ, собралъ на набережной дровъ и раздобылъ угля у сосѣдей. Онъ ничего не сказалъ, но одна мысль, что кто-нибудь могъ заподозрить Ральфа Никкльби въ подобной заботливости, до такой степени его поразила, что онъ громко захрустѣлъ всѣми десятью пальцами. Сначала эти странные звуки перепугали мистриссъ Никкльби, но, сообразивъ, что, по всей вѣроятности, они какимъ-нибудь образомъ связаны съ подагрою, она успокоилась и воздержалась отъ всякихъ замѣчаній.
   -- Мы не смѣемъ васъ больше задерживать,-- сказала Кетъ Ньюмэну Ногсу.
   -- Не могу ли я еще чѣмъ-нибудь вамъ служить?-- спросилъ онъ.
   -- Благодарю васъ, кажется, намъ больше ничего не нужно.
   -- Можетъ быть, мистеръ Ногсъ, не отказался бы выпить за наше здоровье? сказала мистриссъ Никкльби, принимаясь рыться въ своемъ ридикюлѣ въ поискахъ за мелкой монетой.
   -- Я боюсь, мама, какъ бы онъ не обидѣлся,-- проговорила Кетъ вполголоса, видя, какъ при словахъ ея матери Ньюмэнъ измѣнился въ лицѣ.
   Мистеръ Ногсъ отвѣсилъ молодой дѣвушкѣ низкій поклонъ, который приличествовалъ скорѣе джентльмену, чѣмъ такому оборванцу, какъ онъ, и, приложивъ руку къ груди, простоялъ съ минуту въ такой позѣ, какъ будто собирался что-то сказать. Однако, онъ ничего не сказалъ и съ новымъ поклономъ молча вышелъ изъ комнаты.
   Когда раздался стукъ захлопнувшейся тяжелой выходной двери, прокатившійся зловѣщимъ гуломъ по всему огромному, мрачному дому, Кетъ почувствовала искушеніе окликнуть Ногса и попросить его вернуться, но устыдилась своей слабости, сдержалась, и Ньюмэнъ безпрепятственно отправился домой.
   

ГЛАВА XII,
по которой читатель можетъ прослѣдить дальнѣйшія перипетіи любви миссъ Фанни Сквирсъ и узнать, какое дальнѣйшее теченіе приняла эта любовь.

   Къ счастью для миссъ Фанни Сквирсъ, ея доблестный папаша вернулся домой въ день знаменитой вечеринки слишкомъ, какъ говорится, нализавшись, чтобы замѣтить ясно выражавшіеся на лицѣ ея признаки сильнѣйшаго душевнаго разстройства. Такъ какъ мистеръ Сквирсъ, будучи на-веселѣ, бывалъ обыкновенно очень золъ и придирчивъ, то весьма возможно, что его гнѣвъ излился бы теперь на миссъ Фанни, если бы сія юная леди, съ похвальною предусмотрительностью, не удержала около себя одного изъ питомцевъ въ томъ разсчетѣ, что гнѣвъ достойнаго джентльмена обрушится на него. И дѣйствительно, облегчивъ свою душу затрещинами и пинками, мистеръ Сквирсъ милостиво позволилъ уговорить себя лечь въ постель, причемъ исполнилъ эту процедуру, не снимая сапогъ и не выпуская изъ объятій зонтика.
   Голодная служанка ожидала миссъ Сквирсъ въ ея комнатѣ, чтобы, по обыкновенію, завить ей волосы и оказать другія мелкія услуги при совершеніи ея туалета, а за-одно ужь наговорить ей столько лести, сколько она въ состояніи придумать за это короткое время, ибо миссъ Сквирсъ была такъ же лѣнива, пуста и тщеславна, какъ и всякая настоящая леди, и только слишкомъ большая разница въ общественномъ положеніи и рангѣ мѣшала ей носить это званіе.
   -- Какъ хорошо держатся ваши локоны, миссъ,-- сказала ей служанка,-- даже жалко расчесывать.
   -- Придержи свой языкъ!-- сердито прикрикнула на нее миссъ Сквирсъ.
   Тяжелый опытъ научилъ служанку не удивляться вспышкамъ гнѣва со стороны миссъ Сквирсъ. Имѣя нѣкоторое понятіе о ходѣ событій сегодняшняго вечера, она перемѣнила тактику и стала подъѣзжать съ другой стороны.
   -- Хоть вы меня убейте, а я не могу не сказать, что никогда не видала особы вульгарнѣе, чѣмъ была сегодня вечеромъ миссъ Прайсъ,-- проговорила она.
   Тутъ миссъ Сквирсъ вздохнула и стала вслушиваться.
   -- Я знаю, что съ моей стороны не хорошо такъ говорить,-- продолжала служанка, замѣтивъ, какое впечатлѣніе произвели ея слова.-- Миссъ Прайсъ все таки наша подруга, но она такъ безвкусно одѣвается и такъ старается обратить на себя вниманіе, что... О, зачѣмъ люди не могутъ видѣть сами себя!
   -- На что ты намекаешь, Фибь?-- спросила миссъ Сквирсъ, смотрясь въ свое маленькое зеркальце и видя въ немъ, какъ и большинство, не самое себя, а отраженіе прелестнаго образа, носившагося въ ея воображеніи.-- Чего ты такъ разболталась?
   -- Чего я разболталась, миссъ? Да вѣдь и кошка заговорила бы, увидавъ, какъ жеманится миссъ Прайсъ.
   -- Да, она жеманится,-- замѣтила разсѣянно миссъ Сквирсъ.
   -- И какъ паясничаетъ! А, вѣдь, кажется, нечѣмъ.
   -- Бѣдная Тильда!-- съ соболѣзнованіемъ вздохнула миссъ Сквирсъ.
   -- Бѣдняжка! А какъ она всѣмъ въ глаза лѣзетъ, и какъ это неделикатно съ ея стороны!-- продолжала служанка.
   -- Я не могу больше позволить тебѣ такъ говорить,-- сказала миссъ Сквирсъ.-- Родители Тильды люди простые и, если она не умѣетъ держать себя лучше, то это ихъ, а не ея вина.
   -- Все это хорошо, но знаете, миссъ,-- начала опять Феба (въ сокращеніи Фибъ),-- если бы она только брала примѣръ съ одной своей подруги, если бы она сознала свои недостатки и брала бы примѣръ съ насъ, миссъ, что за чудная молодая женщина вышла бы изъ нея!
   -- Фибъ,-- сказала миссъ Сквирсъ, придавая своему голосу выраженіе благородства,-- съ моей стороны даже непорядочно допускать такія сравненія; они заставляютъ смотрѣть на Тильду, какъ на грубую, невоспитанную особу, и я поступаю не по-дружески, продолжая слушать тебя; я вынуждена запретить тебѣ говорить объ этомъ предметѣ. Но въ то же время я должна замѣтить, что, если бы Тильда Прайсъ хотѣла брать примѣръ съ кого-нибудь... конечно, не съ меня...
   -- О, конечно, съ васъ, миссъ, только съ васъ,-- прервала ее Фибъ.
   -- Ну, пусть съ меня, если тебѣ этого такъ хочется,-- согласилась миссъ Сквирсъ,-- но я должна сказать, что, если бы она этого захотѣла, оно было бы лучше для нея же.
   -- Кажется, еще кое-кто такъ думаетъ, или я очень ошибаюсь,-- сказала дѣвочка таинственно.
   -- На кого ты намекаешь?-- спросила миссъ Сквирсъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, миссъ, ничего, только я знаю то, что знаю, вотъ и все.
   -- Фибъ, я требую, что бы ты объяснилась!-- воскликнула трагически миссъ Сквирсъ.-- Что это за темная тайна? Говори!
   -- Хорошо, если вы непремѣнно этого хотите. Джонъ Броуди думаетъ то же, что и вы, и если бы онъ не зашелъ такъ далеко, то былъ бы очень радъ отказаться отъ миссъ Прайсъ ради миссъ Сквирсъ.
   -- Боже милосердный,-- вскрикнула миссъ Сквирсъ, всплеснувъ руками, правда ли это?
   -- Правда, миссъ, сущая правда,-- отвѣчала лукавая Фибъ.
   -- Какое ужасное положеніе! Быть на шагъ отъ того, чтобы разрушить счастье моей единственной Тильды! Отчего это всѣ въ меня влюбляются, не спрашивая на то моего согласія, и покидаютъ ради меня предметъ своей прежней любви?
   -- Причина ясна, миссъ: они не могутъ не влюбляться въ васъ, они рады бы не влюбляться, да они въ этомъ не вольны, то не въ ихъ власти.
   -- Никогда больше не говори мнѣ объ этомъ,-- сказала строго миссъ Сквирсъ,-- слышишь ли, никогда. Тильда Прайсъ имѣетъ недостатки, много недостатковъ, но я желаю ей счастья и желаю, чтобы она вышла замужъ; мнѣ даже кажется, что этого требуетъ самый характеръ ея недостатковъ. Нѣтъ, Фибъ, я уступаю ей мистера Броуди. Мнѣ жаль его, бѣднягу, но я больше забочусь о Тильдѣ и надѣюсь, что она будетъ лучшей женой, чѣмъ можно отъ нея ожидать.
   Изливъ такимъ образомъ свои благородныя чувства, миссъ Сквирсъ легла въ постель.
   Зависть! Какое коротенькое слово и сколько оно заключаетъ въ себѣ противорѣчій и самыхъ разнородныхъ чувствъ! Оно выразительнѣе самаго многосложнаго слова. Миссъ Сквирсъ въ глубинѣ души сознавала не хуже своей несчастной служанки, что все, сказанное этой послѣдней, есть грубѣйшая, ничѣмъ не прикрытая лесть; но эта лесть давала ей возможность отомстить подругѣ, выразивъ состраданіе къ ея недостаткамъ, хотя бы только въ присутствіи все той же служанки, и доставляла ей такое же утѣшеніе, какъ если бы была сама истина. Болѣе того, мы уже такъ странно устроены, что, когда намъ это нужно, мы можемъ убѣдить себя въ чемъ угодно. Такъ и миссъ Сквирсъ, принявъ благородное рѣшеніе отказаться отъ Джона Броуди, тотчасъ же почувствовала все величіе и великодушіе своего поступка и стала смотрѣть на свою соперницу свысока, съ безмятежною кротостью ангела, и это, конечно, совершенно успокоило ея взволнованною душу. Такое счастливое состояніе духа настроило ее такъ миролюбиво, что, когда на другой день раздался стукъ въ наружную дверь и ей доложили о приходѣ миссъ Прайсъ, она сошла въ гостиную съ легкимъ сердцемъ, исполненнымъ христіанской любви и всепрощенія.
   -- Видишь, Фанни, я пришла къ тебѣ, несмотря на то, что вчера вечеромъ мы повздорили,-- начала дочь мельника.
   -- Я сожалѣю о твоихъ дурныхъ страстяхъ, Тильда, и не сержусь на тебя. Я стою выше этого.
   -- Ну, перестань дуться, Фанни; я пришла сообщить тебѣ кое-что, что навѣрно доставитъ тебѣ удовольствіе.
   -- Что же это можетъ быть, Тильда?-- спросила миссъ Сквирсъ, сжимая губы и принимая такой видъ, какъ будто ничто во вселенной: ни на землѣ, ни въ водѣ, ни въ воздухѣ, ни въ огнѣ, не могло доставить ей ни малѣйшаго удовольствія.
   -- Вотъ въ чемъ дѣло,-- продолжала миссъ Прайсъ, вчера, послѣ того, какъ мы съ тобой разстались, между мною и Джономъ произошла страшная ссора.
   -- Но въ этомъ нѣтъ ничего пріятнаго для меня,-- сказала миссъ Сквирсъ, и ехидная улыбочка скользнула по ея лицу.
   -- Я не такъ дурно думаю о тебѣ, чтобы предположить, что это могло доставить тебѣ удовольствіе. Дѣло вовсе не въ этомъ.
   -- А!-- произнесла миссъ Сквирсъ, снова принимая меланхолическій видъ.-- Такъ продолжай.
   -- Послѣ того, какъ мы наговорили другъ другу много непріятныхъ вещей и поклялись никогда больше не видѣться, мы все-таки пришли къ соглашенію, и сегодня утромъ Джонъ отправился въ церковь вписать въ книгу наши имена для оглашенія въ ближайшее воскресенье. Такимъ образомъ, черезъ три недѣли наша свадьба, и я пришла предупредить тебя объ этомъ, чтобы ты успѣла приготовить себѣ платье.
   Въ этомъ извѣстіи заключалось для миссъ Сквирсъ много желчи и меду. Желчью была близость свадьбы подруги, а очевидность того факта, что миссъ Прайсъ не имѣетъ серьезныхъ видовъ на Николая былъ медъ. Но въ общей сложности сладкаго было все-таки больше, чѣмъ горькаго, и миссъ Сквирсъ обѣщала, что ея платье будетъ готово къ назначенному сроку и выразила надежду, что Тильда будетъ счастлива въ супружествѣ, хотя она, Фанни, сильно сомнѣвается въ этомъ, такъ какъ ей хорошо извѣстно, какіе всѣ мужчины коварныя созданія, и что большинство несчастныхъ женъ раскаиваются вть томъ что вышли замужъ. Къ этимъ утѣшительнымъ сентенціямъ миссъ Сквирсъ присовокупила нѣсколько другихъ, въ такой же мѣрѣ способныхъ поднять и оживить бодрость духа у молодой особы, вступающей въ бракъ.
   -- А теперь, Фанни,-- сказала Тильда,-- я хочу поговорить съ тобой о молодомъ Никкльби.
   -- Онъ болѣе для меня не существуетъ; я слишкомъ презираю его!-- прервала ее миссъ Сквирсъ, обнаруживая всѣ признаки приближавшейся истерики.
   -- О, нѣтъ, ты этого не думаешь, я увѣрена,-- возразила подруга.-- Неужели, Фанни, ты не любишь его больше?
   Тутъ миссъ Сквирсъ, не давая прямого отвѣта на этотъ вопросъ, вдругъ залилась слезами досады и объявила, что она -- самое несчастное, обманутое, покинутое существо.
   -- Да,-- говорила она,-- я ненавижу весь свѣтъ и желала бы, чтобы всѣ умерли, рѣшительно всѣ!
   -- Боже мой!-- воскликнула миссъ Прайсъ, видя, какъ сильно оглядѣло ея подругой человѣконенавистничество и совершенно расчувствовавшись этимъ обстоятельствомъ.-- Но ты, конечно, говоришь это не серьезно?
   -- Совершенно серьезно,-- отвѣчала миссъ Сквирсъ, стискивая зубы и нервными движеніями пальцевъ завязывая и затягивая узлы на своемъ носовомъ платкѣ.-- Да я и сама хотѣла бы умереть вмѣстѣ со всѣми.
   -- О, черезъ пять минутъ ты заговоришь другое. Да и не лучше ли, въ самомъ дѣлѣ, смилостивиться надъ нимъ, чѣмъ причинить себѣ горе, поступая такъ, какъ ты поступаешь? Не лучше ли опять позволить поухаживать за собою? Вѣдь это куда веселѣе.
   -- Не знаю, что мнѣ и дѣлать!-- рыдала миссъ Сквирсъ.-- О, Тильда, какъ могла ты такъ постыдно, такъ безчестно со мной поступить! Я никогда не допустила бы мысли, что ты способна на такую низость.
   -- Что ты съ ума сошла, что ли!-- вскричала миссъ Прайсъ съ громкимъ смѣхомъ.-- Слушая тебя, можно подумать, что я по меньшей мѣрѣ убила человѣка.
   -- Да это почти такъ и есть,-- сказала съ горечью миссъ Сквирсъ.
   -- И все только оттого, что меня находятъ недурненькой,-- продолжала миссъ Прайсъ.-- Что дѣлать! Вѣдь наша наружность не нами создается, и если у меня она сносна, то я столько же въ этомъ виновата, какъ и тѣ, на которыхъ смотрѣть тошно.
   -- Придержи свой язычекъ,-- пронзительно взвизгнула миссъ Сквирсъ,-- а то я ударю тебя, о чемъ мнѣ, конечно, придется потомъ пожалѣть.
   Нужно ли говорить, что во время этого спора раздраженіе обѣихъ дѣвицъ дошло до послѣднихъ предѣловъ и, благодаря тому, что разговоръ былъ перенесено на личную почву, онъ грозилъ перейти въ весьма бурную сцену. Но какъ разъ въ тотъ моментъ, когда ссора, начавшаяся изъ-за пустяковъ, достигла своего апогея, обѣ спорщицы залились слезами, вскрикнули въ одинъ голосъ, что онѣ "никогда не ожидали ничего подобнаго", осыпали другъ друга упреками и въ концѣ концовъ, упавъ другъ другу въ объятія, поклялись въ вѣчной дружбѣ. Такого рода происшествія повторялись ровно пятьдесятъ два раза въ годъ.
   Естественно, что послѣ столь благополучнаго окончанія ссоры, рѣчь зашла о томъ, сколько и какіе наряды необходимы для миссъ Прайсъ, чтобы вступить на поприще счастливой брачной жизни. При этомъ миссъ Сквирсъ доказала ей, какъ по пальцамъ, необходимость обладанія нѣкоторыми вещами, которыхъ мельникъ не могъ или не хотѣлъ доставить своей дочери и не имѣть которыхъ, какъ полагала Фанни, было даже неприлично. Естественно также, что, пользуясь этимъ случаемъ, миссъ Сквирсъ незамѣтно перевела разговоръ на свой собственный гардеробъ и, не удовольствовавшись исчисленіемъ главныхъ его красотъ, повела подругу наверхъ, чтобы она самолично осмотрѣла его во всѣхъ его деталямъ. Когда всѣ сокровища, хранившіяся въ двухъ комодахъ и шкафу, были изучены до мельчайшихъ подробностей, миссъ Прайсъ заявила, что ей пора возвращаться домой. И такъ какъ миссъ Прайсъ пришла въ полный восторгъ отъ туалетовъ миссъ Сквирсъ, а видъ лиловаго шарфа даже лишилъ ее языка, то миссъ Сквирсъ естественно пришла въ прекраснѣйшее настроеніе духа и пошла провожать подругу, чтобы дольше насладиться ея обществомъ. Во время этой прогулки миссъ Сквирсъ начала превозносить достоинства своего папаши и, въ своемъ похвальномъ желаніи доказать превосходство своего семейства вообще, исчисляя его доходы, прибавила къ итогу съ правой стороны одинъ только ноликъ.
   Случилось, что время ихъ прогулки совпало съ рекреаціей, которая обыкновенно въ заведеніи мистера Сквирса давалась между "кормленіемъ звѣрей", какъ называлъ мистеръ Сквирсъ обѣдъ своихъ питомцевъ, со свойственнымъ ему юморомъ, и возобновленіемъ занятій, и была въ то же время тѣмъ часомъ дня, когда Николай, меланхолически прогуливаясь по деревнѣ, размышлялъ о своей несчастной судьбѣ. Миссъ Сквирсъ прекрасно знала эту привычку Николая, но сегодня, какъ нарочно, забыла о ней; поэтому, когда она увидѣла сего юнаго джентльмена, который шелъ къ нимъ навстрѣчу, она выказала всѣ признаки сильнѣйшаго удивленія, чтобы не сказать оцѣпенѣнія, и заявила подругѣ, что она сейчасъ упадетъ въ обморокъ.
   -- Хочешь, повернемъ назадъ или спрячемся въ этимь домикѣ?-- предложила миссъ Прайсъ.-- Онъ еще не успѣлъ насъ замѣтить
   -- О, нѣтъ, Тильда, мой долгъ довести дѣло до конца, и я это сдѣлаю.
   Высказавъ эти благородныя слова, миссъ Сквирсъ приняла видъ воплощеннаго самоотверженія и обнаружила нѣсколькими тяжкими вздохами удрученное состояніе своего сердца. Миссъ Тильда не позволила себѣ никакого возраженія, и дѣвицы пошли навстрѣчу Николаю. Онъ шелъ съ опущенными глазами и замѣтилъ ихъ только тогда, когда почти столкнулся съ ними, иначе онъ свернулъ бы въ сторону.
   -- Съ добрымъ утромъ,-- сказалъ Николай, кланяясь и проходя мимо.
   -- Онъ уходитъ!-- прошептала миссъ Сквирсъ.-- Тильда, я задыхаюсь!..
   -- Воротитесь, мистеръ Никкльби!-- закричала миссъ Прайсъ, преувеличенно испуганнымъ тономъ, не столько потому, что боялась за подругу, сколько подстрекаемая злостнымъ желаніемъ видѣть, какъ выпутается Николай изъ затруднительнаго положенія.-- Воротитесь, мистеръ Никкльби!
   Мистеръ Никкльби вернулся и съ величайшимъ смущеніемъ спросилъ, что угодно молодымъ леди.
   -- Мы не можемъ попусту терять времени,-- заговорила взволнованно миссъ Прайсъ.-- Поддержите ее съ другой стороны... Какъ ты себя чувствуешь, милочка?
   -- Лучше,-- вздохнула миссъ Прайсъ, опуская на плечо мистера Никкльби касторовую шляпку каштановаго цвѣта, украшенную зеленымъ вуалемъ.-- Какая глупая слабость!
   -- Не называй ея глупою,-- сказала миссъ Прайсъ. Глазенки ея такъ и прыгали: очень ужъ ее забавляло смущеніе Николая.-- У тебя нѣтъ причины стыдиться ея; скорѣе долженъ бы стыдиться тотъ, кто такъ гордъ, что проходитъ мимо какъ ни въ чемъ не бывало.
   -- Какъ видно, вы твердо рѣшились быть безпощадной ко мнѣ, хотя я говорилъ вамъ еще вчера вечеромъ, что не сознаю за собой ни малѣйшей вины,-- сказалъ Николай.
   -- Видишь, моя милая, онъ говоритъ, что не былъ виноватъ,-- лукаво подхватила миссъ Прайсъ.-- Можетъ быть, ты напрасно приревновала его и была съ нимъ слишкомъ рѣзка. Мнѣ кажется, что оправданія его вполнѣ удовлетворительны.
   -- Вы не хотите меня понять,-- сказалъ Николай,-- но все равно: я васъ прошу оставить эти шутки, такъ какъ у меня нѣтъ ни времени, ни желанія служитъ вамъ предметомъ забавы.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросила миссъ Прайсъ, притворяясь удивленной.
   -- Не спрашивай, Тильда, я прощаю его.
   -- Да пощадите же меня!-- закричалъ Николай, чувствуя, что касторовая шляпка снова склоняется къ нему на плечо.-- А вижу, что это гораздо серьезнѣе, чѣмъ я предполагалъ. Выслушайте меня!-- Съ этими словами онъ приподнялъ со своего плеча касторовую шляпку и съ величавшимъ удивленіемъ узрѣлъ исполненный нѣжнаго упрека взглядъ ея обладательницы. Тогда онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ назадъ, боясь, чтобы драгоцѣнная ноша не навалилась на него снова, и продолжалъ:-- Я, право, очень огорченъ, что имѣлъ несчастіе вчера вечеромъ послужить поводомъ къ вашей ссорѣ. Я горько упрекаю себя въ этомъ, но, могу васъ увѣрить, я не имѣлъ дурного умысла и сдѣлалъ это но легкомыслію.
   -- Ну, хорошо, но развѣ это все, что вы имѣете сказать?-- воскликнула миссъ Прайсъ, когда Николай замолчалъ.
   -- Нѣтъ, есть еще кое-что, что я хотѣлъ бы выяснить,-- пробормоталъ онъ съ полуулыбкой, взглянувъ на миссъ Сквирсъ,-- но я, право, не знаю, какъ и приступить къ этому объясненію, не рискуя показаться фатомъ. Во всякомъ случаѣ, позвольте спросить, не предполагаетъ ли миссъ, что я... ну, словомъ, не думаетъ ли она, что я влюбленъ въ нее?
   "О, какъ восхитительно это смущеніе",-- подумала миссъ Сквирсъ.-- "Наконецъ-то я довела его до объясненія въ любви".-- Отвѣть ему за меня, моя дорогая,-- шепнула она своей подругѣ.
   -- Думаетъ ли она, что вы въ нее влюблены?-- подхватила миссъ Прайсъ.-- Конечно, думаетъ, она увѣрена въ этомъ.
   -- Увѣрена!-- вскричалъ Николай съ такою энергіею, что, при нѣкоторомъ желаніи, это восклицаніе можно было принять за взрывъ чувствъ осчастливленнаго человѣка.
   -- Конечно,-- подтвердила миссъ Прайсъ.
   -- Тильда, если мистеръ Никкльби сомнѣвается,-- проворковала, краснѣя, миссъ Сквирсъ,-- то можетъ успокоиться: на его чувства отвѣчаютъ взаим...
   -- Постойте,-- съ живостью прервалъ Николай.-- Выслушайте меня. Это самая странная, самая грубая ошибка, самое невѣроятное и дикое заблужденіе, въ какое когда-либо впадалъ человѣкъ! Я видѣлъ эту особу не болѣе десяти разъ, но если бы я видѣлъ ее тысячу, десять тысячъ разъ, дѣло отъ этого нисколько не измѣнилось бы. У меня только одна надежда, одно желаніе, одна цѣль, говорю это не за тѣмъ, чтобы оскорбить ее, а чтобы показать свои настоящія чувства,-- одно стремленіе покинуть это проклятое мѣсто, никогда не возвращаться въ него, изгладить изъ своей памяти всякое воспоминаніе о немъ, а если это окажется невозможнымъ, то вспоминать о немъ съ глубокимъ отвращеніемъ.
   Послѣ этого, въ высшей степени недвусмысленнаго объясненія, сдѣланнаго со всею горячностью, какую только могла внушить человѣку злоба и негодованіе, Николай ушелъ, не ожидая отвѣта.
   Бѣдная миссъ Сквирсъ! Какое перо опишетъ досаду, гнѣвъ, ярость, вихрь горькихъ, жгучихъ мыслей, охватившихъ ее! Отвергнута! Отвергнута учителемъ, нанятымъ по газетному объявленію за ничтожную плату, пять фунтовъ въ годъ, да и то весьма сомнительныхъ! Отвергнута жалкимъ нищимъ! Унижена, и передъ кѣмъ! Передъ ничтожной восемнадцатилѣтней дѣвчонкой, дочерью мельника, которая черезъ три недѣли станетъ женою человѣка, до сумасшествія влюбленнаго въ нее и на колѣняхъ просившаго ея руки! При одной мысли о такомъ оскорбленіи миссъ Сквирсъ была готова лопнуть съ досады.
   Но среди ея терзаній ей оставалось одно большое утѣшеніе: теперь вѣдь было ясно, что она въ правѣ презирать и ненавидѣть Николая всѣми силами своей злобной душонки, какъ истинная представительница рода Сквирсовъ. Теперь ей можно будетъ каждый день, каждый часъ унижать гордость этого человѣка, утолять мимо мстительность мелкими обидами, оскорбленіями и мелочными придирками, которыя не могутъ не задѣть за живое самое безчувственное существо, а для такого гордеца, какъ Николай, будутъ невыносимы. Успокоивъ себя этими размышленіями, миссъ Сквирсъ, желая выйти съ честно изъ непріятнаго положенія, заявила своей подругѣ, что у мистера Никкльби очень странный и вспыльчивый характеръ, и что она, пожалуй, будетъ вынуждена ему отказать. На этомъ подруги разстались.
   Необходимо замѣтитъ, что, награждая Николая своею любовію или тѣмъ, что, за неимѣніемъ лучшаго, она называла любовно, миссъ Сквирсъ никакъ не ожидала съ его стороны такого отпора. Миссъ Сквирсъ разсуждала, исходя изъ слѣдующихъ посылокъ: во-первыхъ, она была прекрасна и привлекательна; во-вторыхъ, отецъ ея былъ хозяинъ, а Николай слуга; въ третьихъ, у мистера Сквирса были деньги, а у Николая ихъ не было. Можно ли было предположить, что, въ виду такихъ вѣскихъ аргументовъ, молодой человѣкъ не почувствуетъ себя польщеннымъ оказаннымъ ему предпочтеніемъ? Миссъ Сквирсъ не упустила также изъ вида ни тѣхъ многочисленныхъ выгодъ, какія онъ могъ извлечь изъ ея дружбы, если желалъ сдѣлать свое пребываніе въ ихъ домѣ елико возможно пріятнымъ, ни всѣхъ неудобствъ, которыя могли произойти для него отъ ихъ враждебныхъ отношеній. И въ самомъ дѣлѣ, мало ли нашлось бы молодыхъ людей, не столь щепетильныхъ, которые за мѣстѣ Николая поощряли бы эту безумную страсть хоть бы изъ разсчета? Николай же осмѣлился поступить какъ разъ наоборотъ, и ярости миссъ Сквирсъ не было предѣловъ.
   -- Я же ему покажу!-- говорила себѣ разгнѣванная дѣвица, войдя въ свою комнату и облегчивъ свое сердце нѣсколькими полновѣсными пощечинами, поднесенными Фебѣ.-- Пусть только мама возвратится, ужъ я натравлю ее на него.
   Впрочемъ, въ этомъ не было особенной необходимости, такъ какъ мистриссъ Сквирсъ была уже достаточно возбуждена противъ Николая. Тѣмъ не менѣе миссъ Фанни сдержала свое слово, и бѣдный Николай, помимо скверной пищи, грязнаго помѣщенія и картинъ гнусной скупости, которыя онъ былъ обреченъ постоянно созерцать, сдѣлался жертвой самаго недостойнаго обращеніи, какое только можетъ придумать гнусная хитрость и привести въ исполненіе алчность и злость. Но это еще не все. Противъ него была пущена въ ходъ особая система преслѣдованіи, которая надрывала ему сердце своимъ варварствомъ.
   Несчастный Смайкъ съ того вечера, какъ Николай его приласкалъ, слѣдовалъ за нимъ по пятамъ, какъ собака, желая ему помочь въ чемъ-нибудь, оказать какую-либо услугу. Онъ угадывалъ малѣйшія желанія Николая и исполнялъ ихъ со всѣмъ рвеніемъ, на какое только былъ способенъ. Бѣдняга быль счастливъ уже тѣмъ, что могъ быть вблизи Николая. Онъ просиживалъ возлѣ него по нѣскольку часовъ, любовно глядя ему въ глаза. Одного слова Николая было достаточно, чтобы это преждевременно состарѣвшееся лицо оживилось и на немъ блеснулъ лучъ радости. Теперь, когда у Смайка была цѣль въ жизни, онъ совершенно преобразился этого цѣлью было доказать свою привязанность единственному человѣку, который отнесся къ нему, какъ къ равному, хотя и былъ ему чужой.
   И на это-то несчастное существо обрушивались послѣдствія дурного расположенія духа хозяйки дома въ тѣхъ случаяхъ, когда его нельзя было выместить на Николаѣ. Трудъ быль ему нипочемъ, къ труду онъ привыкъ. Побоевъ, достававшихся ему безъ всякой причины, онъ тоже не боялся, онъ и ихъ переносилъ въ силу привычки, выработанной тяжелымъ опытомъ. Но какъ только замѣтили, что онъ сталъ привязываться къ Николаю, затрещины и пинки, пинки и затрещины -- утромъ, днемъ и вечеромъ -- сдѣлались его единственной пищей.
   Сквирсъ завидовалъ Николаю и не могъ простить ему вліянія на дѣтей, которое тотъ сумѣлъ пріобрѣсти въ такое короткое время. Семейство Сквирса ненавидѣло его, и Смайкъ былъ для всѣхъ козломъ отпущенія. Николай все это зналъ и скрежеталъ зубами всякій разъ, когда бывалъ свидѣтелемъ этой безпощадной, низкой травли.
   Онъ аккуратно распредѣлилъ учебныя занятія дѣтей. Какъ-то разъ вечеромъ, когда они готовили свои уроки, онъ прохаживался вдоль мрачнаго школьнаго зала, и сердце его усиленно билось при мысли, что его покровительство и доброе отношеніе къ несчастному юношѣ только ухудшили его горькое положеніе,
   Случайно онъ остановился въ темномъ углу, гдѣ сидѣлъ предметъ его грустныхъ размышленій. Бѣднякъ сидѣлъ, согнувшись надъ изодранной книгой, съ невысохшими слѣдами слезъ на лицѣ, и тщетно стараясь одолѣть свой урокъ. Для забитыхъ мозговъ девятнадцатилѣтняго юноши этотъ урокъ былъ верхомъ премудрости, хотя любой девяти лѣтній ребенокъ выучилъ бы его безъ труда. Но Смайкъ терпѣливо перечитывалъ страницу чуть ли не въ сотый разъ и не изъ школьнаго самолюбія (даже между учениками мистера Сквирса онъ считался самымъ тупоумнымъ и служилъ предметомъ вѣчныхъ насмѣшекъ), но изъ желанія угодить своему единственному другу.
   Николай положилъ ему руку на плечо.
   -- Я не могу выучить,-- сказалъ несчастный съ отчаяніемъ, сквозившимъ въ каждой чертѣ его лица,-- не могу!
   -- Зачѣмъ же ты сидишь надъ книгой?-- спросилъ Николай.
   Мальчикъ покачалъ головой, со вздохомъ закрылъ книгу, растерянно оглянулся вокругъ и опустилъ голову на руки. Онъ плакалъ.
   -- Ради Бога, не плачь, я не могу этого видѣть,-- сказалъ Николай взволнованнымъ голосомъ.
   -- Со мною обращаются еще хуже прежняго,-- проговорилъ Смайкъ, рыдая.
   -- Знаю, знаю.
   -- Безъ васъ я умеръ бы; они убили бы меня, навѣрно убили-бы.
   -- Съ тобою будутъ лучше обращаться, бѣдняга, когда я уѣду.
   -- Уѣдете!-- вскричалъ Смайкъ, заглядывай въ лицо своему другу.
   -- Успокойся. Да, когда я уѣду...
   -- Вы вправду уѣзжаете?-- прошепталъ съ живостью мальчикъ.
   -- Навѣрно не могу сказать,-- отвѣчалъ Николай,--я еще не рѣшилъ, но начинаю подумывать объ этомъ.
   -- Скажите мнѣ, вы навѣрно уѣдете, да?-- допрашивалъ Смайкъ умоляющимъ шепотомъ.
   -- Я буду вынужденъ это сдѣлать. Что въ, у меня впереди цѣлая жизнь.
   -- Скажите, на свѣтѣ вездѣ такъ же гадко, какъ здѣсь?
   -- Боже сохрани!-- отвѣчалъ Николай и, слѣдуя теченію своихъ мыслей, продолжалъ: -- Самый низменный, самый тяжелый трудъ -- счастье въ сравненіи съ здѣшнею жизнью.
   -- Мы съ вами встрѣтимся?-- спросилъ Смайкъ съ несвойственной ему словоохотливостью.
   -- Да,-- отвѣчалъ Николай, желая его успокоить.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я хочу знать навѣрное! Повторите мнѣ, что я встрѣчу васъ!
   -- Конечно, встрѣтишь,-- отвѣчалъ Николай съ тѣмъ же человѣколюбивымъ намѣреніемъ.-- И я приду къ тебѣ на помощь, поддержу тебя и не буду больше для тебя, какъ теперь, источникомъ бѣдствій.
   Тогда несчастный въ неописанномъ волненіи схватилъ обѣ руки молодого человѣка, крѣпко прижалъ ихъ къ груди, шепча какія-то безсвязныя, непонятныя слова. Но вдругъ, увидѣвъ входящаго Сквирса, онъ отскочилъ отъ Николая и скорчился въ сисемъ темномъ углу.
   

ГЛАВА XIII,
въ которой Николай нарушаетъ спокойствіе Дотбойсъ-Голла смѣлой и неожиданной выходкой, послѣдствія которой не лишены значенія.

   Первый тусклый свѣтъ холоднаго январскаго утра уже озарилъ окно дортуара, когда Николай, проснувшись, облокотился головой на руку и началъ разглядывать распростертыя кругомъ фигуры спящихъ, съ такимъ видомъ, какъ будто разыскивалъ кого-то между ними. Надо было обладать хорошимъ зрѣніемъ, чтобы разобрать въ этой толпѣ спящихъ дѣтей очертанія какого-нибудь отдѣльнаго субъекта.
   Всѣ они лежали плотными группами, покрытые грязной и рваной одеждой, подъ которой изрѣдка можно было различить чей-нибудь блѣдный профиль, казавшійся еще блѣднѣе при этомъ мрачномъ освѣщеніи. Кое-гдѣ изъ подъ лохмотьевъ высовывалась голая рука, неприкрытая худоба которой поражала взоръ наблюдателя. Нѣкоторые лежали на спинѣ, и блѣдность лицъ дѣлала ихъ болѣе похожими на трупы, чѣмъ на живыя существа. Многіе раскинулись или скорчились въ самыхъ фантастическихъ позахъ, совершенно несвойственныхъ человѣку, и принятыхъ, очевидно, въ инстинктивныхъ усиліяхъ занять положеніе, въ которомъ не такъ живо чувствовалась бы мучительная боль. Были, наконецъ, и такіе, которые спали тихо, съ улыбкой на устахъ (вѣроятно, этимъ снился родной домъ). Нерѣдко раздавались и тяжелые вздохи, нарушавшіе тишину и показывавшіе, что нѣкоторые уже проснулись, чтобы начать новый день, полный лишеній и горя. И по мѣрѣ того, какъ день вступалъ въ свои нрава, вмѣстѣ съ ночной темнотою исчезали улыбки, вызванныя ею на лица дѣтей.
   Николай смотрѣлъ на спящихъ съ видомъ человѣка, который хотя и привыкъ къ такимъ картинамъ, но все-таки не можетъ стряхнуть съ себя производимаго ими удручающаго впечатлѣнія, а затѣмъ сталъ вглядываться съ большимъ вниманіемъ, съ какимъ мы смотримъ, когда не находимъ на обычномъ мѣстѣ предмета, который ожидали увидѣть. Онъ еще продолжалъ свои поиски глазами, въ своемъ усердіи высунувшись на половину изъ кровати, когда съ лѣстницы раздался голосъ Сквирса.
   -- Эй, вы тамъ!-- кричалъ этотъ джентльменъ.-- Не намѣрены ли вы цѣлый день проваляться. Вставайте...
   -- Лѣнивыя собаки!-- добавила мистриссъ Сквирсъ, какъ бы скругляя фразу мужа и сопровождая эти слова такимъ звукомъ, который очень напоминалъ шнурованіе корсета.
   -- Мы сейчасъ сойдемъ, сэръ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Сейчасъ сойдемъ,-- передразнилъ его Сквирсъ.-- Живѣе у меня, не то смотрите, какъ бы я самъ не поднялъ кое-кого изъ васъ! Гдѣ Смайкъ?
   Николай, не отвѣчая, бросилъ вокругъ себя бѣглый взглядъ.
   -- Смайкъ!-- заоралъ Сквирсъ.
   -- Смайкъ, ты, кажется, хочешь, чтобы тебѣ проломили голову въ новомъ мѣстѣ?-- закричала въ униссонъ своему супругу почтенная дама.
   Но и на эти слова не послѣдовало отвѣта, только Николай открылъ глаза еще шире и еще разъ оглянулся кругомъ, какъ и большинство проснувшихся мальчиковъ.
   -- Чортъ бы побралъ этого негодяя!-- пробормоталъ Сквирсъ, колотя своей палкой но периламъ лѣстницы.-- Никкльби!
   -- Что вамъ угодно, сэръ?
   -- Пошлите ко мнѣ этого закоренѣлаго мерзавца. Да что вы тамъ, оглохли, что ли?
   -- Его здѣсь нѣтъ, сэръ,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Не врите, я знаю, что онъ тамъ.
   -- Его здѣсь нѣтъ,-- гнѣвно прокричалъ Николай,-- и если вы еще разъ повторите ваши слова...
   -- А вотъ я сейчасъ это увижу,-- крикнулъ Сквирсъ, перебирая его и проворно взбираясь на лѣстницу; -- ужъ я его, отыщу, ручаюсь вамъ въ этомъ.
   Съ этими словами мистеръ Сквирсъ влетѣлъ въ дортуаръ и, поднявъ трость, устремился къ тому мѣсту, гдѣ обыкновенно спалъ Смайкъ. Трость съ размаху ударилась объ полъ, не причинивъ вреда: на мѣстѣ Смайка не было никого.
   -- Что это значитъ?-- вскричалъ Сквирсъ, весь блѣдный отъ злости.-- Куда вы его дѣли?
   -- Я не видалъ его со вчерашняго вечера,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Ладно; вы напрасно стараетесь его выгородить. Ну, будетъ хитрить: говорите, гдѣ онъ?-- допрашивалъ Сквирсъ, страшно перетрусивъ, но стараясь казаться спокойнымъ.
   -- Я думаю, на днѣ ближайшаго пруда,-- сказалъ Николай, понижая голосъ и глядя прямо ему въ глаза.
   -- Чортъ возьми! Что вы хотите этимъ сказать?-- проговорилъ перепуганный Сквирсъ и, не дожидаясь отвѣта, обратился къ мальчикамъ съ вопросомъ, не знаютъ ли они чего-нибудь объ исчезнувшемъ товарищѣ.
   Глухой гулъ, пробѣжавшій въ толпѣ школьниковъ, какъ будто означалъ: "мы ничего не знаемъ", и только одинъ выкрикнулъ (вѣроятно, то, что думали всѣ): "Виноватъ, сэръ, я думаю, что Смайкъ удралъ совсѣмъ".
   -- Что?-- завопилъ Сквирсъ, быстро оборачиваясь въ сторону говорившаго.-- Кто это сказалъ?
   -- Томкинсъ, сэръ,-- отвѣчалъ хоръ голосовъ.
   Мистеръ Сквирсъ нырнулъ въ толпу и сейчасъ же извлекъ изъ нея крошечнаго мальчугана, въ ночномъ колпакѣ и въ рубашкѣ, смотрѣвшаго съ такимъ выраженіемъ, которое ясно показывало, что онъ недоумѣваетъ, похвалятъ его или высѣкутъ за его геніальный отвѣть. Его недоумѣніе скоро разрѣшилось.
   -- Такъ это вы, сэръ, полагаете, что Смайкъ удралъ?
   -- Виноватъ, сэръ. Да, я,-- отвѣчалъ мальчуганъ.
   -- А почему ты такъ думаете, сэръ?-- спросилъ Сквирсь, хватая мальчика и проворно поднимая ему рубашку.-- Какое основаніе вы имѣете думать, что одинъ изъ вашихъ товарищей сбѣжалъ изъ этого заведенія? А?
   Томкинсъ вмѣсто отвѣта испустилъ жалобный вопль, а мистеръ Сквирсъ принялся его колотить и колотилъ нещадно, пока онъ не выскользнулъ изъ его рукъ. Палачъ великодушно допустилъ его спастись бѣгствомъ, и ребенокъ поскорѣе забился въ дальній уголъ комнаты.
   -- Ну, кто еще изъ васъ думаетъ, что Смайкъ убѣжалъ -- мнѣ будетъ очень пріятно поговорить съ этимъ нахаломъ,-- сказалъ Сквирсъ.
   Естественно, что отвѣтомъ на эти слова было гробовое молчаніе. Николай оглядывалъ почтеннаго наставника съ глубокимъ отвращеніемъ.
   -- Вы, Никкльби, кажется, тоже полагаете, что онъ убѣжалъ?-- спросилъ Сквирсъ, взглянувъ на Николая.
   -- Да, я думаю, что это весьма вѣроятно,-- отвѣчалъ Николай, сохраняя полнѣйшее спокойствіе.
   -- Ага, вы такъ думаете? Вы думаете?.. Можетъ быть, вы даже навѣрное знаете?-- злобно усмѣхаясь сказалъ Сквирсъ,
   -- Навѣрное я ничего не знаю.
   -- А полагаю, онъ не предупреждалъ васъ о томъ, куда онъ идетъ?-- продолжалъ Сквирсъ съ тою же усмѣшкой.
   -- По счастью, да, не предупреждалъ, иначе мнѣ пришлось бы, по долгу службы, въ свою очередь, предупредить васъ.
   -- Что, безъ сомнѣнія, было бы вамъ чертовски непріятно,-- добавилъ Сквирсъ съ дерзкимъ вызовамъ.
   -- Совершенно вѣрно; вы прекрасно поняли моя чувства.
   Мистриссъ Сквирсъ слышала весь этотъ діалогъ, стоя внизу у лѣстницы; теперь терпѣніе ея лопнуло, и наскоро накинувъ ночную кофточку, она самолично поспѣшила на мѣсто дѣйствія.
   -- Въ чемъ тутъ дѣло?-- спросила эта леди, стремительно вбѣгая, между тѣмъ какъ мальчики бросились въ разсыпную, вѣроятно, чтобы избавить ее отъ труда прокладывать путь своими мускулистыми локтями.-- О чемъ ты съ нимъ разсуждаешь, Сквирсъ?
   -- Дѣло въ томъ, моя дорогая, что Смайкъ куда-то запропастился.
   -- Я это знаю и ни капли не удивляюсь. Если ты берешь себѣ въ помощники гордыхъ павлиновъ, которые учатъ этихъ щенковъ неповиновенію, чего же другого можно отъ нихъ ожидать?
   -- А теперь, молодой человѣкъ, будьте такъ добры, убирайтесь со своими мальчишками въ классъ и не извольте выходить оттуда безъ разрѣшенія, иначе мы съ вами поссоримся, а тогда прощайтесь съ вашей красотой, которою вы такъ сильно кичитесь.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- спросилъ Николай, улыбаясь.
   -- Да, въ самомъ дѣлѣ, господинъ щелкоперъ,-- закричала разъяренная дама.-- И знайте: я ни минуты не держала бы васъ въ домѣ, кабы моя воля.
   -- Точно такъ же, какъ и я васъ, если бы я былъ здѣсь хозяиномъ. Идемте, дѣти!
   -- Идемте, дѣти,-- повторила мистриссъ Сквирсъ, стараясь подражать голосу и манерѣ Николая.-- Идите за вашимъ учителемъ, дѣти, и берите примѣръ со Смайка, если только посмѣете. Вотъ вы увидите, много ли онъ выиграетъ своимъ побѣгомъ, увидите, когда его приведутъ. И повторяю: тотъ изъ васъ, кто заикнется и немъ хоть словомъ, получитъ порку вдвое сильнѣе, чѣмъ онъ самъ!
   -- Если я его поймаю, пусть будетъ счастливъ уже тѣмъ, что я не сдеру съ него кожи. Примите это къ свѣдѣнію вы всѣ!-- прибавилъ Сквирсъ.
   -- Если поймаешь!-- пренебрежительно замѣтила мистриссъ Сквирсъ.-- Да какъ ты можешь не поймать его, если только постараешься?.. Ну, вы, убирайтесь!
   Съ этими словами достойная леди принялась по-свойски выпроваживать мальчиковъ, причемъ произошло нѣкоторое замѣшательство, такъ какъ задніе ряды, въ своей поспѣшности удалиться со сцены, стали напирать на передніе, однако, минутъ черезъ пять комната очистилась, и супруги остались наединѣ.
   -- Его положительно нигдѣ нѣтъ,-- сказала мистриссъ Сквирсъ,-- хлѣвъ и конюшни заперты, такъ что онъ не можетъ быть тамъ. Его нѣтъ и внизу: горничная обыскала всѣ уголки. По всей вѣроятно, онъ пошелъ по большой дорогѣ, по направленію къ Іорку.
   -- Почему же непремѣнно по большой дорогѣ?-- спросилъ мистеръ Сквирсъ.
   -- Дуракъ! Вѣдь у него нѣтъ денегъ.
   -- У него во всю жизнь не было ни гроша, насколько мнѣ извѣстно,-- отвѣтилъ Сквирсъ.
   -- Навѣрное, а что онъ не взялъ съ собой ничего съѣстного, за это я отвѣчаю,-- добавила, смѣясь, мистриссъ Сквирсъ.
   -- Ха, ха, ха! смѣялся Сквирсъ вмѣстѣ съ супругой.
   -- Слѣдовательно, онъ долженъ будетъ просить милостыню, а гдѣ же можно дѣлать это успѣшнѣе, чѣмъ на большой дорогѣ?
   -- Правда, правда!-- закричалъ Сквирсъ, хлопая въ ладоши.
   -- Конечно, правда, но ты никогда не додумался бы до этого самъ. Теперь тебѣ остается только взять нашу телѣжку, а я займу кабріолетъ у Сваллоу. Мы поѣдемъ въ разныя стороны, будемъ по дорогѣ разспрашивать всѣхъ встрѣчныхъ, и если мы и тогда его не найдемъ, то можно будетъ сказать, что намъ удивительно не везетъ.
   Планъ достойной леди былъ одобренъ и безъ замедленія приведенъ въ исполненіе: позавтракавъ на скорую руку и собравъ въ деревнѣ необходимыя справки, подтвердившія догадку мистриссъ Сквирсъ, мистеръ Сквирсъ пустился въ путь въ своей телѣжкѣ, съ твердой рѣшимостью поймать и примѣрно наказать бѣглеца. Вслѣдъ за нимъ и мистриссъ Сквирсъ, укутанная въ бѣлый плащъ съ капюшономъ и завернутая въ безчисленное множество шалей и платковъ, взобралась въ кабріолетъ и поѣхала въ противоположную сторону, захвативъ съ собой, въ качествѣ тѣлохранителя и помощника, здоровеннаго работника, снабженнаго нѣсколькими концами толстой веревки и тяжелой дубиной. Такимъ образомъ, все было предусмотѣрно, и если бы въ концѣ концовъ бѣглецъ попался въ лапы своихъ преслѣдователей, то ужъ, конечно, о новомъ побѣгѣ не могло быть и рѣчи.
   Оставшись дома съ дѣтьми, Николай жестоко волновался. Онъ отлично понималъ, что чѣмъ бы ни кончилась попытка Смайка къ бѣгству, результаты ея будутъ неизбѣжно плачевны. Странствованіе по совершенно незнакомой мѣстности и сопряженныя съ нимъ лишенія, холодъ и голодъ, при той безпомощности, какою отличался бѣдный парень, могли повлечь за собою болѣзнь и даже смерть; другой же исходъ -- возвращеніе въ Дотбойсъ-Голлъ, подъ иго Сквирсовъ, былъ, пожалуй, хуже перваго. Терзаніи Николая еще усугублялись сознаніемъ, что Смайкъ предпринялъ свой побѣгъ въ надеждѣ на его, Николая, покровительство и поддержку и потому равнодушно отнесся къ тому, что можетъ его ожидать, если его вернутъ въ Дотбойсъ-Голлъ. И Николай сидѣлъ въ тревожномъ ожиданіи, грустный и задумчивый, строя тысячи самыхъ невѣроятныхъ предположеній о томъ, что будетъ со Смайкомъ. Такъ онъ промучился почти два дня: только на слѣдующій день Сквирсь возвратился, послѣ безуспѣшныхъ поисковъ, ни съ чѣмъ.
   -- Никакихъ извѣстій о негодяѣ, какъ въ воду канулъ!-- говорилъ школьный учитель, вылѣзая изъ телѣжки. По походкѣ его было замѣтно, что во время своего путешествія онъ, согласно своему обыкновенію, не разъ "разминалъ ноги".-- Но я долженъ буду, Никкльби, отвести на комъ-нибудь свою душу, если мистриссъ Сквирсъ не поймаетъ его! Помните это, я васъ предупреждаю.
   -- Утѣшить васъ не въ моей власти, сэръ, да, впрочемъ, для меня это безразлично,-- сказалъ Николай.
   -- Неужели? Ну, мы это увидимъ,-- проговорилъ съ угрозой Сквирсъ.
   -- Увидимъ.
   -- Мой пони сбился съ ногъ въ этой скачкѣ, и мнѣ пришлось нанять кэбъ; это удовольствіе обошлось мнѣ въ пятнадцать шиллинговъ, не считая другихъ издержекъ, въ которыя меня втравилъ этотъ негодяй. Кто же мнѣ заплатитъ, какъ вы думаете?
   Николай пожалъ плечами.
   -- А кто-то заплатитъ, могу васъ увѣрить,-- продолжалъ Сквирсъ, мѣняя свой обычный вкрадчивый тонъ на открыто враждебный.-- Здѣсь никому не нужны ваши плаксивые вздохи, господинъ нюня. Отправляйтесь-ка въ вашу берлогу. Пора вамъ спать! Маршъ!.. Эй, распрягайте тамъ!
   Николай закусилъ губы и невольно сжалъ кулаки; у него чесались руки отомстить за нанесенное ему оскорбленіе. Но, видя, что этотъ человѣкъ совершенно пьянъ и что поэтому ихъ ссора могла бы легко перейти въ недостойную драку, онъ ограничился тѣмъ, что бросилъ на своего тирана полный презрѣнія взглядъ и направился по лѣстницѣ наверхъ съ самымъ величественнымъ видомъ, какой только сумѣлъ принять. Нельзя не упомянуть еще объ одномъ обстоятельствѣ: молодого человѣка задѣло за живое поведеніе миссъ Сквирсъ, мастера Сквирса и служанки, которые слѣдили изъ укромнаго уголка за происходившей сценой, причемъ двое первыхъ перекидывались язвительными замѣчаніями насчетъ "голышей-проходимцевъ, Богъ знаетъ, что воображающихъ о себѣ", сопровождая свои остроты громкимъ смѣхомъ, въ которомъ принимала участіе и ничтожная изо ничтожныхъ служанокъ. Оскорбленный до глубины души, Николай поспѣшилъ улечься въ кровать, закрылся съ головой одѣяломъ и далъ себѣ слово расквитаться съ Сквирсомъ гораздо раньше, чѣмъ тотъ ожидаетъ.
   На слѣдующій день, едва проснувшись, Николай услыхалъ стукъ подъѣзжающаго экипажа. Черезъ минуту раздался голосъ мистриссъ Сквирсъ, отдававшей приказаніе поднести кому-то стаканчикъ водки, обстоятельство, ясно показывавшее, что произошло нѣчто изъ ряду вонъ выходящее. Николай долго не рѣшался подойти къ окну, но, наконецъ, подошелъ, взглянулъ во дворъ, и первое, что бросилось ему въ глаза, былъ Смайкъ, такой грязный и мокрый, съ такимъ истомленнымъ и жалкимъ лицомъ, что, если бы не его платье, вида вороньяго пугала, Николай усумнился бы, точно ли передъ нимъ находится Смайкъ.
   -- Снимите-ка его!-- крикнулъ Сквирсъ, насытившись созерцаніемъ преступника.-- Давайте его мнѣ!
   -- Осторожнѣе! Мы ему связали ноги подъ фартукомъ кабріолета и крѣпко привязали къ сидѣнью, чтобы онъ вторично не лишилъ насъ своего общества,-- кричала мистриссъ Сквирсъ, въ то время какъ мужъ помогалъ ей вылѣзать изъ экипажа.
   Дрожащими отъ восторга руками Сквирсъ развязалъ веревки, и полумертваго Смайка отнесли въ подвалъ, въ ожиданіи того момента, когда школьному учителю заблагоразсудится "наказать"' его въ присутствіи всего пансіона.
   Съ перваго взгляда можетъ показаться страннымъ, что Сквирсъ такъ усердствовалъ въ своихъ стараніяхъ поймать Смайка, который, по ихъ же словамъ, причинялъ имъ столько хлопотъ; по надо вспомнить, что этотъ самый Смайкъ несъ въ домѣ нелегкую службу, которая обходилась бы заведенію не меньше десяти-двѣнадцати шиллинговъ въ недѣлю, если бы не было этого дарового работника. Кромѣ того, здѣсь игралъ еще роль политическій принципъ Дотбойсъ-Голла, состоявшій въ томъ, что бѣглецы должны подвергаться строжайшему наказанію, такъ какъ въ противномъ случаѣ, не удерживаемые чувствомъ страха, всѣ мальчики, имѣющіе ноги и умѣющіе ими владѣть, не долго просидѣли бы въ пансіонѣ мистера Сквирса изъ одного желанія наслаждаться удовольствіями, предоставляемыми этимъ заведеніемъ.
   Извѣстіе о томъ, что Смайка поймали и препроводили обратно, передаваясь изъ устъ въ уста, очень скоро стало достояніемъ всей голодной компаніи мальчугановъ, и потому утро прошло въ лихорадочномъ ожиданіи. Но школьникамъ пришлось провести въ такомъ настроеніи не только утро, а большую часть дня, потому что Сквирсъ рѣшилъ прежде всего подкрѣпить свои силы обѣдомъ и закалить свое сердце усиленными возліяніями. Наконецъ, почувствовавъ себя достаточно подготовленнымъ, достойный педагогъ, въ сопровожденіи своей любезной супруги, появился въ школѣ съ воодушевленнымъ лицомъ, блистающимъ взглядомъ и съ длиннымъ, гибкимъ, просмоленнымъ хлыстомъ въ рукѣ, пріобрѣтеннымъ спеціально для сегодняшней экзекуціи.
   -- Всѣ ли мальчики здѣсь?-- спросилъ Сквирсъ громовымъ голосомъ.
   Всѣ мальчики были въ сборѣ, но никто не рѣшался отвѣтить. Сквирсъ оглядѣлъ скамейки, чтобы убѣдиться, всѣ ли налицо, и каждый, на кого онъ смотрѣлъ, опускалъ глаза и наклонялъ голову.
   -- Пусть каждый займетъ свое мѣсто, скомандовалъ Сквирсъ, ударивъ хлыстомъ по столу и съ мрачнымъ удовольствіемъ замѣчая всеобщій трепетъ, неизмѣнно слѣдовавшій за такимъ упражненіемъ.-- Никкльби, займите ваше мѣсто, сэръ.
   Многіе изъ мальчугановъ замѣтили, что на лицѣ ихъ молодого учителя появилось какое-то странное, необычайное выраженіе; но онъ взошелъ на каѳедру, не сказавъ ни одного слова. Сквирсъ бросилъ на него торжествующій взглядъ, съ видомъ деспота, сознающаго свою власть, посмотрѣлъ на воспитанниковъ и вышелъ изъ комнаты. Черезъ минуту онъ опять появился, волоча Смайка за шиворотъ или, вѣрнѣе, за то мѣсто, которое должно были бы находиться всего ближе къ вороту, если бы изодранная куртка мальчика могла похвастаться этимъ украшеніемъ.
   Во всякомъ другомъ мѣстѣ появленіе такого забитаго, приниженнаго и до полусмерти запутаннаго существа вызвало бы ропотъ ужаса и негодованія; по даже и здѣсь оно произвело эффектъ: всѣ мальчики безпокойно задвигались на скамьяхъ, а тѣ, кто былъ посмѣлѣе, украдкой переглянулись съ выраженіемъ жалости въ глазахъ. На ихъ счастье Сквирсъ этого не замѣтилъ, всецѣло поглощенный Смайкомъ, котораго онъ, по заведенному въ школѣ порядку, сталъ спрашивать, что онъ имѣетъ сказать въ свое оправданіе.
   -- Думаю, что ничего,-- заключилъ Сквирсъ свой допросъ, дьявольски улыбаясь.
   Смайкъ оглянулся кругомъ, и глаза его остановились на Николаѣ съ такимъ выраженіемъ, какъ будто онъ ожидалъ отъ него помощи. Но Николай упорно смотрѣлъ на свой пюпитръ.
   -- Ну, что же, ты такъ мнѣ ничего и не скажешь?-- спросилъ еще разъ Сквирсъ, размахивая правой рукой, чтобы испытать ея ловкость и силу. Мистриссъ Сквирсъ, душа моя, отойдите въ сторону, мнѣ нуженъ просторъ.
   -- Пощадите, сэръ!-- вскричалъ Смайкъ.
   -- Тебѣ нечего больше мнѣ сообщить?-- сказалъ Сквирсъ.-- Такъ изволь: обѣщаю тебѣ не совсѣмъ вышибить изъ тебя духъ, оставить тебя въ живыхъ.
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялась мистриссъ Сквирсъ.-- Вотъ это такъ шутка!
   -- Я быль вынужденъ къ этому,-- произнесъ Смайкъ прерывающимся голосомъ, озираясь вокругъ умоляющимъ взглядомъ.
   -- А! Такъ ты былъ вынужденъ, ты былъ вынужденъ! Такъ, пожалуй, во всемъ виноватъ я, а не ты.
   -- Противное, неблагодарное, подлое животное! Упрямый, глупый оселъ!-- выкрикивала мистриссъ Сквирсъ, захвативъ подъ мышку голову Смайка и сопровождая каждый эпитетъ полновѣсной пощечиной.-- Что ты хотѣлъ этимъ сказать?
   -- Стань къ сторонкѣ, моя милая, мы сейчасъ его выведемъ на чистую воду,-- сказалъ мистеръ Сквирсъ.
   Мистриссъ Сквирсъ, совершенно выбившаяся изъ силъ послѣ своихъ упражненіи надъ Смайкомъ, повиновалась и Сквирсъ схватилъ свою жертву. Страшный ударъ обрушился на тщедушное тѣло мальчика. Тотъ скорчился весь точно въ судорогѣ и испустилъ жалобный крикъ. Рука почтеннаго педагога, державшая хлыстъ, опять поднялась и уже готовилась опять опуститься, какъ вдругъ Николай Никкльби вскочилъ съ своего мѣста и закричалъ такимъ голосомъ, что задрожали стѣны:
   -- Стойте!
   -- Кто крикнулъ: "стойте" -- заоралъ въ свою очередь Сквирсъ, яростно оборачиваясь
   -- Я.-- сказалъ Николай, выступая впередъ.-- Довольно, перестаньте!
   -- Довольно?-- злобно закричалъ Сквирсъ.
   -- Да!-- прогремѣлъ Николай.
   Оцѣпенѣвъ отъ изумленія передъ дерзостью своего помощника, Скирисъ выпустилъ Смайка и, отступивъ шага на два, вперилъ въ Николая помутившійся взглядъ, который былъ положительно страшенъ.
   -- Я сказалъ, что этого не должно быть, и этого больше не будетъ,-- повторилъ Николай, нисколько не смущаясь.
   Сквирсъ продолжалъ смотрѣть на него, вытаращивъ глаза, такъ какъ изумленіе лишило его языка.
   -- Вы не обратили вниманія на мое заступничество за бѣднаго мальчика; вы не отвѣтили мнѣ на письмо, въ которомъ я просилъ насъ простить его и ручался за то, что онъ не сдѣлаетъ другой попытки бѣжать; такъ пеняйте же на себя за мое теперешнее публичное вмѣшательство. Вы сами вызвали это!
   -- Пошелъ вонъ, оборвышъ!-- неистово заоралъ Сквирсъ, снова хватаясь за Смайка.
   -- Негодяй, дотронься только до него, попробуй! Я не могу смотрѣть спокойно на эту сцену, вся кровь кипитъ во мнѣ, и я чувствую въ себѣ достаточно силы, чтобы уложить на мѣстѣ десятерыхъ такихъ, какъ ты! Берегись, не то, клянусь небомъ, и не пощажу тебя!-- свирѣпо прокричалъ Николай.
   -- Прочь!-- закричалъ въ сваю очередь Сквирсъ, потрясая хлыстомъ.
   -- Я долженъ расквитаться съ тобою за цѣлый рядъ оскорбленій,-- продолжалъ Николай, весь красный отъ гнѣва.-- И знай: мое негодованіе за личныя оскорбленія ростетъ съ каждымъ днемъ при видѣ подлыхъ жестокостей, которыя ты практикуешь надъ беззащитными дѣтьми въ этой проклятой трущобѣ. Берегись же, потому что я за себя не ручаюсь: если ты выведешь меня изъ терпѣнія, тебѣ не сдобровать.
   Не успѣлъ онъ договорить, какъ Сквирсъ, въ порывѣ дикой ярости, съ крикомъ, похожимъ на рычаніе звѣря, подскочилъ къ нему, плюнулъ ему въ лицо и съ такою силой ударилъ его своимъ орудіемъ пытки, что черезъ нею щеку у него легла сине-багровая полоса. Не помня себя отъ бѣшенства и боли, охваченный гнѣвомъ, негодованіемъ и презрѣніемъ, Николай бросился на Сквирса, вырвалъ хлыстъ изъ его рукъ и, схвативъ его за горло, началъ наносить ему такіе удары, что негодяй взмолился о пощадѣ.
   Ни одинъ изъ мальчиковъ, за исключеніемъ мастера Сквирса, который пришелъ на выручку отцу, напавъ на врага съ тылу, не двинулся съ мѣста; но мистрисъ Сквирсъ гь громкимъ крикомъ о помощи бросилась къ мужу и, уцѣпившись за фалды его сюртука, старалась оттащить его отъ разсвирѣпѣвшаго противника. Въ то же время миссъ Сквирсъ, смотрѣвшая въ замочную скважину на всю эту сцену и меньше всего ожидавшая такой непріятной развязки, влетѣла въ комнату и, запустивъ помощнику въ голову цѣлымъ залпомъ чернильницъ, принялась тузить его но спинѣ, причемъ воспоминаніе объ ея отвергнутой любви удвоило тяжесть ея кулаковъ и безъ того не слишкомъ легкихъ: не даромъ же миссъ Сквирсъ унаслѣдовала ихъ отъ матери.
   Въ своемъ увлеченіи битвой Николай совершенно не ощущалъ этихъ ударовъ, но, наконецъ, изнемогая отъ усталости и волненія и чувствуя, что рука его уже отказывается служить, онъ сосредоточилъ весь остатокъ силъ въ послѣдней полудюжинѣ заключительныхъ ударовъ и оттолкнулъ отъ себя Сквирса. Онъ сдѣлалъ это такъ энергично, что мистриссъ Сквирсъ отъ неожиданнаго толчка перелетѣла черезъ скамью, а самъ Сквирсъ такъ сильно стукнулся головою о ту же скамью, что растянулся на полу и лежалъ, не подавая признаковъ жизни.
   Приведя дѣло къ такому благополучному концу и убѣдившись, что Сквирсъ только ошеломленъ, а не мертвъ (ибо у него были на этотъ счетъ кое-какія непріятныя сомнѣнія), Николай предоставилъ почтенному семейству приводить въ чувство своего главу, и преспокойно ушелъ, чтобы обдумать на досугѣ, что ему предпринять дальше. Выходя изъ комнаты, онъ искалъ глазами Смайка, но тотъ исчезъ.
   Послѣ недолгаго размышленія молодой человѣкъ положилъ въ свой кожаный сакъ-вояжь нѣсколько перемѣнъ бѣлья и платья и гордо вышелъ изъ главныхъ дверей Дотбойтсъ-Голла, не встрѣтивъ препятствій. Черезъ нѣсколько минутъ онъ очутился на дорогѣ къ Грета-Бриджу.
   Когда онъ успокоился настолько, что могъ отдать себѣ ясный отчетъ въ случившемся и хладнокровно обсудить настоящее положеніе дѣлъ, то убѣдился, что оно не представляетъ ничего утѣшительнаго. Въ карманѣ у него было только четыре шиллинга и пенсовъ, а до Лондона, куда онъ направлялся, было двѣсти пятьдесятъ миль. Онъ выбралъ Лондонъ цѣлью своего странствія по многимъ причинамъ, и больше всего потому, что ему хотѣлось знать, какія свѣдѣнія о происшествіи сегодняшняго дня дастъ мистеръ Сквирсъ его почтенному дядюшкѣ. Придя къ печальному заключенію, что сколько ни думай, прошлаго не воротишь и съ настоящимъ придется считаться, онъ поднялъ глаза и увидѣлъ, что навстрѣчу ему ѣдетъ всадникъ. Подъѣхавъ ближе, этотъ всадникъ, къ величайшему огорченію Николая, оказался мистеромъ Джономъ Броуди, сыномъ торговца хлѣбомъ. Джонъ Броуди былъ въ широкой парусинной курткѣ и въ высокихъ кожаныхъ штиблетахъ. Онъ подгонялъ свою лошадь толстою ясеневою палкой, повидимому, только что срѣзанною съ какого-нибудь рослаго дерева.
   "Я вовсе не расположенъ драться въ настоящій моментъ,-- подумалъ Николай,-- а между тѣмъ я, кажется, буду сейчасъ вынужденъ вступить въ объясненія съ этимъ молодчикомъ, да, пожалуй, придется еще отвѣдать той дубинки, которую я вижу у него въ рукѣ".
   Дѣйствительно, судя но всѣмъ признакамъ, таковы должны были бытъ послѣдствія ихъ встрѣчи. Джонъ Броуди, завидѣвъ Николая, сейчасъ же повернулъ свою лошадь къ пѣшеходной тропинкѣ и остановился въ ожиданіи врага. Когда Николай подошелъ, глаза его встрѣтились съ устремленнымъ на него въ упоръ промежъ ушей лошади весьма непріязненнымъ взглядомъ, не предвѣщавшимъ ничего хорошаго.
   -- Здравствуй, парень,-- сказалъ Джонъ.
   -- Здравствуйте,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Слава Богу, наконецъ-то мы встрѣтились,-- промолвилъ Джонъ, ударивъ палкой по стремени съ такою силой, что оно зазвенѣло.
   -- Да, наконецъ-то,-- выговорилъ съ нѣкоторой запинкой Николай.-- Послушайте,-- продолжалъ онъ послѣ минутной паузы, съ открытымъ, добродушнымъ видомъ,-- въ послѣдній разъ мы съ вами разстались не совсѣмъ дружелюбно, и я сознаю, что самъ былъ въ этомъ виноватъ; но у меня не было намѣренія васъ оскорбить; мало того, я былъ далекъ отъ мысли, что мое поведеніе можетъ быть обидно для васъ, и потомъ я очень сожалѣлъ о случившемся. Не хотите ли пожать мнѣ руку?
   -- Съ удовольствіемъ,-- вскричалъ добродушный іоркширецъ, наклоняясь съ сѣдла, чтобы отъ всего сердца пожать протянутую ему руку.-- Но что это съ вашимъ лицомъ? Оно у васъ совсѣмъ расквашено.
   -- Это слѣдъ отъ удара хлыстомъ,-- отвѣчалъ Николай, покраснѣть.-- Меня ударили, но я съ лихвой заплатилъ за этотъ ударъ.
   -- Вотъ какъ! Ну, это хорошо, это я люблю!-- вскричалъ Джонъ Броуди въ восторгѣ.
   -- Я не могъ поступить иначе, потому что...-- Николай немного запнулся, конфузясь своего признанія,-- потому что меня оскорбили.
   -- Вотъ ка-а-к-ъ,-- повторилъ Джонъ, на этотъ разъ съ соболѣзнованіемъ, и посмотрѣлъ на Николая, какъ долженъ смотрѣть гигантъ на пигмея.
   -- Да, онъ меня оскорбилъ, этотъ мерзавецъ Сквирсъ, но я его жестоко избилъ. Потому я и ухожу.
   -- Что-о?-- заоралъ Джонъ въ восторгѣ, да такъ зычно, что испуганная лошадь шарахнулась въ сторону.-- Прибилъ школьнаго учителя! Хо, хо, хо! Прибилъ школьнаго учителя? Никогда не слыхивалъ ничего подобнаго! Дайте-ка мнѣ еще разъ пожать вашу руку. Ай, да, молодчикъ, побилъ школьнаго учителя! Да я за одно это готовъ васъ полюбить
   Выразивъ такимъ образомъ свои восторженныя чувства, Джонъ Броуди захохоталъ такъ громко, что разбудилъ окрестное эхо, и долго хохоталъ, продолжая въ то же время дружески потрясать руку Николаю. Когда припадокъ его веселости миновалъ, онъ поинтересовался узнать, что намѣренъ предпринять его новый пріятель и, услыхавъ, что тотъ направляется въ Лондонъ, съ сомнѣніемъ покачалъ головой и спросилъ, знаетъ ли онъ, сколько берутъ дилижансы за этотъ длинный путь.
   -- Нѣтъ, не знаю,-- отвѣчалъ Николай,-- да для меня это безразлично, такъ какъ я иду пѣшкомъ.
   -- Пѣшкомъ въ Лондонъ?-- воскликнулъ изумленный Джонъ.
   -- Да, пѣшкомъ; и я былъ бы уже далеко, если бы не потерялъ времени на разговоры. Итакъ, прощайте!
   -- Погодите,-- сказалъ честный паренъ, сдерживая свою лошадь, которая рвалась впередъ.-- Скажите мнѣ прежде, сколько денегъ у васъ въ кошелькѣ?
   -- Немного,-- проговорилъ, краснѣя, Николай,-- но это не бѣда: я сумѣю обойтись. Знаете пословицу, по одежкѣ протягивай ножки!
   Джонъ Броуди не далъ никакого словеснаго отвѣта, но, запустивъ руку въ карманъ, вытащилъ оттуда кожаный, сильно потертый, но туго набитый кошелекъ и, протянувъ его Николаю, сталъ настаивать, чтобы тотъ отсчиталъ себѣ изъ него такую сумму, какая могла ему понадобиться на первое время.
   -- Не стѣсняйтесь, сударь, берите, сколько вамъ нужно на дорогу. Возвратите, когда будете въ состояніи, я увѣренъ, что возвратите,-- говорилъ онъ.
   Несмотря ни на какія упрашиванія, Николай не согласился взять болѣе одного соверена, съ чѣмъ мистеру Броуди пришлось въ Концѣ концовъ помириться, хотя добрый малый съ чисто іоркширской разсчетливостью долго объяснялъ Николаю, что если онъ не истратитъ всѣхъ денегъ, то излишекъ можетъ переслать обратно "съ оказіей" черезъ кого-нибудь изъ знакомыхъ, кто будетъ ѣхать въ эту сторону, и такимъ образомъ пересылка ничего не будетъ стоить.
   -- Возьмите-ка мой хлыстикъ, онъ вамъ пригодится въ дорогѣ,-- прибавилъ онъ, передавая Николаю свою ясеневую палку и еще разъ потрясая ему руку.-- Прощайте, счастливаго пути. Всего вамъ хорошаго. Побили школьнаго учителя! Вотъ такъ исторія! Съ тѣхъ поръ, какъ на свѣтѣ живу, не слыхивалъ о такой штукѣ!
   Съ этими словами Джонъ Броуди, чтобы не выслушивать изъявленій благодарности со стороны Николая,-- деликатность, которой трудно было ожидать отъ такого неотесаннаго парня,-- принялся громко хохотать и, пришпоривъ пятками свою лошадь, поскакалъ прочь. Онъ нѣсколько разъ оборачивался назадъ, чтобы сдѣлать рукой ободряющій жестъ своему новому другу. Николай простоялъ на одномъ мѣстѣ, глядя вслѣдъ удаляющемуся всаднику, пока тотъ вмѣстѣ съ лошадью не исчезъ за далекимъ холмомъ, и только тогда рѣшился продолжать свой путь.
   Онъ прошелъ въ этотъ день очень немного, такъ какъ вскорѣ стемнѣло, а покрывавшій землю толстый слой снѣга затруднилъ ходьбу. Притомъ онъ боялся сбиться съ дороги, что было очень легко въ такую темень, особенно для неопытнаго путешественника, совершенно незнакомаго съ мѣстностью. На эту ночь онъ остановился въ маленькой гостиницѣ для путешественниковъ низшаго класса, гдѣ за недорогую плату можно было получить ужинъ и ночлегъ. На слѣдующее утро онъ всталъ очень рано, а къ вечеру уже пришелъ въ Бороу-Бриджъ. Обходя городъ въ поискахъ какой-нибудь дешевой гостиницы, онъ наткнулся на пустой сарай, стоявшій шагахъ въ ста отъ дороги; забравшись въ самый уголъ этого сарая, гдѣ было потеплѣе, онъ вытянулъ свои усталыя ноги и вскорѣ заснулъ.
   Когда, проснувшись на другое утро и стараясь припомнить свой сонъ, въ которомъ, какъ и вообще въ его снахъ за послѣднее время, фигурировали разные эпизоды изъ его пребыванія въ Дотбойсъ-Голлѣ, онъ приподнялся съ своего ложа и протеръ глаза, взглядъ его съ неописаннымъ удивленіемъ остановился на странной фигурѣ, неподвижно лежавшей шагахъ въ пяти отъ него.
   -- Странно,-- пробормоталъ Николай.-- Неужели я еще сплю и вижу это во снѣ? Вѣдь я знаю, что этого не можетъ быть въ дѣйствительности, а между тѣмъ я навѣрно проснулся... Неужели это ты, Смайкъ?
   Фигура зашевелилась, приподнялась, бросилась къ Николаю и упала передъ нимъ на колѣни. Да, это быль Смайкъ.
   -- Зачѣмъ ты становишься передо мной на колѣни?-- сказалъ Николай, поднимая его.
   -- Позвольте мнѣ слѣдовать за вами... всюду, до конца земли... до могилы,-- отвѣчалъ Смайкъ, хватая его за руки и за платье.-- Позвольте, о, позвольте мнѣ остаться! Вы мое прибѣжище, мой единственный другъ! Умоляю васъ, позвольте мнѣ идти съ нами.
   -- Немногимъ можетъ помочь тебѣ твой единственный другъ,-- мягко сказалъ Николай.
   Оказалось, что Смайкъ шелъ за нимъ всю дорогу, ни на минуту не упуская его изъ виду. Когда Николай садился отдохнуть, онъ тоже останавливался гдѣ-нибудь поодаль, чтобы не попасться ему на глаза: бѣдняга боялся, чтобы его не прогнали. Онъ и теперь продолжалъ бы скрываться, но Николай проснулся раньше, чѣмъ онъ ожидалъ, и случайно увидѣлъ его.
   -- Бѣдняга,-- сказалъ Николай.-- Послала тебѣ судьба одного друга, но и тотъ ничего не можетъ сдѣлать для тебя: онъ такъ же бѣденъ и безпомощенъ, какъ ты.
   -- Можно мнѣ... можно мнѣ идти съ вами?-- робко спросилъ Смайкъ.-- Я буду вашимъ преданнымъ, неутомимымъ слугой, обѣщаю вамъ. Платья мнѣ не нужно, мое можетъ еще долго служить,-- прибавило несчастное созданіе, стараясь прикрыть свои лохмотья.-- Я только хочу быть съ вами.
   -- И ты будешь со мной! Все, что выпадетъ мнѣ въ удѣлъ въ этомъ мірѣ, всѣ мои радости и горе, мы съ тобой будемъ дѣлить пополамъ до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ насъ не отойдетъ въ другой, лучшій міръ. Идемъ!
   Съ этими словами Николай взвалилъ на плечи свой чемоданчикъ, взялъ въ одну руку палку, другую протянулъ своему восхищенному спутнику, и они вышли изъ стараго сарая.
   

ГЛАВА XII,
въ которой говорится, къ сожалѣнію, только о маленькихъ людяхъ, и которая, слѣдовательно, по необходимости носить отпечатокъ заурядности.

   И въ одномъ изъ кварталовъ Лондона, тамъ, гдѣ расположенъ Гольденъ-Скверъ, существуетъ одна очень старая, заброшенная, кривая улица, съ двумя неправильными рядами весьма жалкаго вида, домовъ, которые въ продолженіе долгихъ лѣтъ только повидимому и дѣлали, что разсматривали другъ друга черезъ дорогу и соскучились этимъ занятіемъ до тошноты. Даже трубы этихъ домовъ имѣютъ меланхолическій видъ, вѣроятно, оттого, что видятъ передъ собой точно такія же почернѣвшія, полуразвалившіяся трубы. Нѣкоторыя изъ тѣхъ, что повыше своихъ сосѣдокъ, покривились и склонились всею своею тяжестью надъ крышей, грозя, какъ бы въ отместку за пренебреженіе къ себѣ въ теченіе полувѣка, сокрушить въ своемъ паденіи жильцовъ верхнихъ этажей. Даже домашняя птица этихъ домовъ, расхаживая по дворамъ въ поискахъ за пищей, выступаетъ какою-то особенной вороватой походкою, свойственной только городскимъ курамъ и пѣтухамъ и по которой ихъ деревенскіе родичи, пожалуй, не признали бы ихъ за своихъ. Своими взъерошенными перьями, своимъ общипаннымъ, унылымъ и голоднымъ видомъ, эта домашняя птица вполнѣ подъ пару жилищамъ своихъ обиженныхъ судьбою владѣльцевъ. Такъ же какъ и дѣти изъ этихъ домовъ, выпущенныя на улицу безъ всякаго призора, она вынуждена добывать себѣ пропитаніе, роясь въ грязи. Когда эти несчастныя куры бродятъ по голой мостовой въ надеждѣ набрести на что-нибудь съѣстное, вы не услышите ихъ кудахтанья; только одинъ кохинхинскій пѣтухъ-ветеранъ, недавно купленный сосѣднимъ булочникомъ, проявляетъ признаки голоса, да и тотъ, благодаря плохому житью, совершенно охрипъ.
   Надо полагать, что прежніе обитатели этого квартала были богаче теперешнихъ, потому что дома эти очень велики; но въ настоящее время всѣ они были разбиты на множество квартиръ, которыя сдавались по-недѣльно, и у каждой двери было столько же звонковъ и дощечекъ съ именами, сколько комнатъ въ квартирѣ. По той же причинѣ и окна имѣли самый разнообразный видъ, какой только можно себѣ представить, благодаря украшавшими ихъ разнокалибернымъ занавѣскамъ. Корридоры буквально непроходимы, такъ они завалены всякимъ хламомъ, не говоря уже о кучѣ дѣтей, которыя здѣсь вѣчно толкутся, и стоящихъ во всѣхъ углахъ пивныхъ кружкахъ всякихъ возрастовъ и величинъ, отъ грудного младенца и полупинтовой кружки до дѣвочки-подростка и полуведернаго кувшина включительно.
   Въ окнѣ одного изъ такихъ дотовъ, весьма успѣшно соперничавшаго грязью со своими сосѣдями и представлявшаго собой настоящій рынокъ звонковъ, дѣтей и пивныхъ кружекъ, имѣвшаго вдобавокъ преимущество получать непосредственно наисвѣжѣйшій дымъ изъ трубы сосѣдней пивоварни виднѣлся билетикъ, возвѣщавшій о комнатѣ, отдающейся въ наемъ, но безъ указанія, въ какомъ этажѣ слѣдовало ее искать. А между тѣмъ, по наружнымъ признакамъ, представлявшимся взорамъ прохожаго, по фасаду дома, по разнымъ мелкимъ предметамъ, виднѣвшимся въ окнахъ, начиная съ кухонной тряпки, свѣсившейся изъ одного окна, и кончая цвѣточнымъ горшкомъ, украшавшимъ перила балкона, никто, даже самый шустрый школьникъ, однимъ духомъ рѣшающій самыя замысловатыя задачи, никто, ручаюсь вамъ, не догадался бы, гдѣ именно находится эта свободная комната. Ни одно изъ колѣнъ общей лѣстницы этого невзрачнаго дома не было затянуто ковромъ, но если бы кто-нибудь изъ любопытства возимѣлъ фантазію пройти ее до-верху, то, даже не заходя въ комнаты, онъ безъ труда убѣдился бы, что бѣдность прогрессируетъ здѣсь съ каждымъ этажомъ. Такъ, напримѣръ, первый этажъ, гдѣ мебель была видимо въ изобиліи, выставилъ на площадку столъ краснаго дерева, да, настоящаго краснаго дерева; его вносили въ квартиру, только когда въ этомъ оказывалась надобность. Во второмъ, на площадкѣ, въ качествѣ сверхкомплектныхъ статей меблировки, красовалась пара сосновыхъ стульевъ, изъ которыхъ одинъ былъ на трехъ ножкахъ, а другой съ продырявленнымъ сидѣньемъ. Въ слѣдующемъ этажѣ, если и попадалось что изъ домашнихъ вещей, такъ развѣ какое-нибудь источенное червями корыто; на площадкѣ чердака самыми драгоцѣнными предметами являлись безносый кувшинъ да разбитая баночка изъ подъ ваксы.
   На эту-то именно площадку взбирался плохо одѣтый, уже немолодой человѣкъ, съ рѣзкими чертами желчнаго худого лица, остановился у одной изъ дверей, съ трудомъ повернулъ въ заржавленномъ замкѣ ржавый ключъ и вошелъ въ комнату съ такимъ видомъ, съ какимъ входитъ только хозяинъ въ свое обиталище.
   На немъ былъ жесткій рыжій парикъ, который онъ снялъ вмѣстѣ со шляпой и повѣсилъ на гвоздь, замѣнивъ этотъ головной уборъ грязнымъ нитянымъ колпакомъ. Все это онъ продѣлалъ ощупью, впотьмахъ. Наконецъ, ему попался подъ руку огарокъ свѣчи; тогда онъ постучался въ перегородку, отдѣлявшую его каморку отъ сосѣдней, и спросилъ громкимъ голосомъ, нѣтъ ли огня у мистера Ногса. Отвѣтъ донесся глухо изъ-за оштукатуренной досчатой переборки; голосъ выходилъ точно изъ бочки, но тѣмъ не менѣе это былъ голосъ безусловно принадлежавшій мистеру Ногсу. Мистеръ Ногсъ отвѣтилъ въ утвердительномъ смыслѣ.
   -- Какая ужасная ночь, мистеръ Ногсъ,-- сказалъ человѣкъ въ колпакѣ, зажигая у него свой огарокъ.
   -- А что, дождь идетъ?
   -- Да, и какой еще! Я промокъ до костей,-- проворчалъ вошедшій.
   -- Намъ съ вами, мистеръ Кроуль, не такъ трудно промокнуть,-- замѣтилъ Ньюмэнъ, проводя рукою по обшлагу своего истасканнаго сюртука.
   -- Тѣмъ хуже для насъ,-- все такъ же ворчливо сказалъ мистеръ Кроуль (судя по его жесткому лицу, должно быть большой эгоистъ) и принялся раздувать еле тлѣвшій въ каминѣ огонь.
   Затѣмъ онъ выпилъ стаканъ водки, который предложилъ ему сосѣдъ, и освѣдомился, гдѣ хранится запасъ его угля.
   Мистеръ Ногсъ молча указалъ пальцемъ на нижній ящикъ шкапа. Мистеръ Кроуль открылъ ящикъ, взялъ въ руки лопаточку и ловкимъ движеніемъ захватилъ добрую половину всего запаса. Но мистеръ Ногсъ опять таки молча, съ невозмутимымъ видомъ сгребъ подъ-лопатки обратно въ свой складъ.
   -- Ужъ не становитесь ли вы скрягой подъ старость?-- спросилъ мистеръ Кроуль.
   Въ отвѣтъ на это Ногсъ указалъ на только-что опорожненный гостемъ стаканъ, считая это достаточно вѣскимъ аргументомъ противъ взводимаго на него обвиненія, и затѣмъ заявилъ, что онъ сейчасъ идетъ ужинать къ знакомымъ.
   -- Къ Кенвигзамъ?-- спросилъ Кроуль.
   Ньюмэнъ кивнулъ годовой.
   -- А мнѣ то что же дѣлать, скажите на милость? Я отказался провести у нихъ вечеръ на томъ основаніи, что и вы рѣшили не идти; я предпочелъ посидѣть сегодня у васъ, а теперь...
   -- Мнѣ пришлось согласиться: они очень звали меня,-- перебилъ его Ногсъ.
   -- Но я-то что буду дѣлать?-- настаивалъ Кроуль, всегда думавшій только о себѣ.-- Вы одинъ во всемъ виноваты, и потому я вотъ что сдѣлаю: я останусь у васъ и посижу передъ вашимъ каминомъ до вашего возвращенія.
   Ньюмэнъ бросилъ печальный взглядъ на свой скудный запасъ угля, но, не имѣя мужества сказать "нѣтъ" (онъ никогда во всю свою жизнь не умѣлъ во-время сказать этого слова ни себѣ, ни другимъ), поневолѣ согласился на этотъ блестящій проектъ мистера Кроуля, который и принялся сейчасъ же устраиваться у чужого камина со всѣмъ комфортомъ, какой только могла ему доставить убогая каморка сосѣда.
   Семейство Кенвигзовъ, о которомъ говорили Кроуль и Погсъ, проживало въ одномъ съ ними домѣ. Оно состояло изъ мужа, жены и нѣсколькихъ юныхъ отпрысковъ этой фамиліи. Мистеръ Кенвигзъ, по ремеслу токарь изъ слоновой кости, пользовался въ домѣ большимъ почетомъ, ибо онъ занималъ съ семействомъ весь первый этажъ, то есть цѣлыхъ двѣ комнаты. Кромѣ того, мистриссъ Кенвигзъ была настоящая леди и по манерамъ, и по родству: дядя ея былъ сборщикомъ водяныхъ пошлинъ, и мистриссъ Кенвигзъ то же всѣ уважали. Но это еще не все: двѣ старшія дѣвочки въ этой семьѣ два раза въ недѣлю ходили въ ближайшій танцклассъ, съ голубыми ленточками въ бѣлобрысыхъ косичкахъ и въ бѣлыхъ панталончикахъ съ широкой кружевной оборкой. Всѣ эти преимущества и многія другія въ томъ же родѣ дѣлали знакомство съ мистриссъ Кенвигзъ весьма желательнымъ и почетнымъ для всѣхъ жильцовъ того дома, гдѣ она жила. Мистриссъ Кенвигзъ была извѣстна всей улицѣ; о ней говорили даже въ трехъ или четырехъ домахъ за угломъ.
   Мистеръ Ногсъ былъ приглашенъ къ Кенвигзамъ, по случаю годовщины того счастливаго дня, когда англиканская церковь соединила мистера и мистриссъ Кенвигзъ брачными узами. Чтобы какъ слѣдуетъ отпраздновать этотъ знаменательный день, мистриссъ Кенвигзъ пригласила къ себѣ небольшой кружокъ интимныхъ друзей поиграть въ карты и поужинать, и для пущей торжественности облеклась въ новое, сшитое по послѣдней модѣ, необыкновенно яркое платье, буквально ослѣпившее своей красотой мистера Кенвигза, который тутъ же объявилъ, что восемь лѣтъ супружества и пять человѣкъ дѣтей кажутся ему сномъ, а сама мистриссъ Кенвигзъ на его взглядъ смотритъ теперь моложе и красивѣе, чѣмъ въ то незабвенное воскресенье, когда онъ впервые увидѣлъ ее и влюбился.
   Великолѣпіе наряда мистриссъ Кенвигзъ и благородство ея осанки и манеръ были изумительны; глядя на нее, можно было подымать, что у этой леди находятся въ услуженіи по крайней мѣрѣ двое -- поваръ и горничная, такъ что самой ей остается только приказывать. Но это только такъ казалось, на самомъ же дѣлѣ мистриссъ Кенвигзъ некогда было вздохнуть въ этотъ день, такъ много было ей хлопотъ съ приготовленіями къ званому вечеру. При ея деликатномъ сложеніи, она должна была бы не разъ упасть въ обморокъ, если бы ее не поддерживало желаніе не уронить своей славы образцовой хозяйки. Наконецъ, все было готово, тщательно прибрано, разставлено по мѣстамъ, и счастье видимо улыбалось мистриссъ Кенвигзъ: самъ сборщикъ водяныхъ пошлинъ обѣщалъ придти.
   Общество было подобрано восхитительно. Во-первыхъ, здѣсь были мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ съ ихъ четырьмя юными отпрысками, которые сегодня должны были ужинать съ большими, отчасти потому, что они имѣли право на это преимущество въ такой исключительный день, отчасти потому, что было бы неудобно -- чтобы не сказать болѣе -- ложиться въ постель при гостяхъ. Затѣмъ здѣсь была молодая леди, которая шила новое платье мистриссъ Кенвигзъ и которая, что было очень удобно, жила въ томъ же домѣ, во второмъ этажѣ, на заднемъ дворѣ, и потому могла на время вечеринки уступить свою кровать грудному младенцу Кенвигзовъ; эта же самая обязательная леди пріискала дѣвочку, которая согласилась поняньчить его. Какъ бы въ pendant къ молодой леди былъ приглашенъ молодой человѣкъ, знавшій мистера Кенвигза еще холостякомъ и пользовавшійся большою благосклонностью дамъ, благодаря установившейся за нимъ репутаціи ловеласа. Были здѣсь еще молодые мужъ и жена, которыхъ мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ знали въ первый періодъ ихъ взаимной любви; была сестра мистриссъ Кенвигзъ, слившая красавицей; былъ еще одинъ молодой человѣкъ, который, какъ говорили, питалъ благородныя намѣренія относительно вышеупомянутой красавицы; былъ мистеръ Ногсъ, состоявшій на положеніи почетнаго гостя, потому что нѣкогда его считали джентльменомъ. Были, наконецъ, еще двѣ гостьи: пожилая леди изъ подвальнаго этажа, и другая -- молодая, въ которой все общество единодушно признавало героиню вечера, разумѣется, послѣ сборщика пошлинъ, такъ какъ она была дочерью пожарнаго при театрѣ и служила фигуранткою въ пантомимѣ; сверхъ того она такъ удивительно пѣла и декламировала, что вызывала потоки слезъ изъ глазъ мистриссъ Кенвигзъ. Все было бы какъ нельзя болѣе прилично и хорошо, и хозяйка отъ всей души наслаждалась бы удовольствіемъ принимать у себя такое изысканное общество, если бы не пожилая леди изъ подвальнаго этажа или, вѣрнѣе, если бы не ея непристойный костюмь; эта особа, съ полнымъ презрѣніемъ къ своимъ шестидесяти годамъ и къ своему объему, вырядилась въ легкое муслиновое платье декольтэ съ короткими рукавами и въ лайковыя перчатки. Этотъ нарядъ глубоко возмутилъ мистриссъ Кенвигзъ, и она по секрету сообщила каждому изъ гостей, что она сію минуту попросила бы даму изъ подвальнаго этажа сократиться, если бы, къ сожалѣнію, на очагѣ этой дамы не готовился ужинъ которымъ должно было завершиться сегодняшнее торжество.
   -- Дорогая моя,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, обращаясь къ женѣ,-- пора бы сѣсть и за карты.
   -- Кенвигзъ, другъ мой, я удивляюсь тебѣ! Развѣ мы можемъ начать безъ моего дяди?-- возразила жена.
   -- Ахъ, я и забылъ! Конечно, безъ него никакъ нельзя.
   -- Вы не можете себѣ представить, до чего онъ обидчивъ,-- пояснила мистриссъ Кенвигзъ, обращаясь къ замужней леди,-- если бы сѣли играть безъ него, онъ вычеркнулъ бы мое имя изъ своего завѣщанія.
   -- Неужели?
   -- Могу васъ увѣрить. Онъ вѣдь большой чудакъ, но въ то же время лучшій человѣкъ въ мірѣ.
   -- Съ удивительно мягкимъ сердцемъ,-- прибавилъ Кенвигзъ.-- Я думаю, что сердце его разрывается отъ горя каждый разъ, когда онъ лишаетъ воды неисправнымъ плательщиковъ,-- пошутилъ холостякъ, старинный другъ мистера Кенвигза.
   -- Джорджъ,-- произнесъ съ важностью мистеръ Кенвигзъ,-- пожалуйста перестань.
   -- Я только пошутилъ,-- отвѣтилъ сконфуженно холостякъ.
   -- Джорджъ,-- возгласилъ мистеръ Кенвигзъ все такъ же торжественно,-- шутка хорошая, даже очень хорошая вещь, но когда она оскорбляетъ нѣжнѣйшія чувства мистриссъ Кенвигзъ, я протестую. Человѣкъ, занимающій общественный постъ, всегда подвергается насмѣшкамъ, таковъ ужъ свѣтъ, и виноватъ въ этомъ не онъ, а высокое положеніе, которое онъ занимаетъ. Родственникъ мистриссъ Кенвигзъ,-- человѣкъ съ оффиціальнымъ положеніемъ, и онъ несетъ это бремя съ достоинствомъ. Но даже, отбросивъ въ сторону чувства мистриссъ Кенвигзъ (если только можно ее обойти въ данномъ вопросѣ), ты долженъ бы принять къ свѣдѣнію и мои чувства, такъ какъ, женившись на мистриссъ Кенвигзъ, я сталъ родственникомъ сборщика водяныхъ пошлинъ и не могу отнестись равнодушно къ тому, что о немъ говорятъ. На основаніи всего вышесказаннаго я не могу, не долженъ позволять такъ отзываться о немъ въ моемъ...-- мистеръ Кенвигзъ хотѣлъ сказать "домѣ", но спохватился, что это будетъ не вполнѣ точное выраженіе и, чтобы округлить фразу, докончилъ:-- въ нанимаемыхъ мною аппартаментахъ!
   Эта блестящая рѣчь, такъ рельефно выставлявшая деликатныя чувства обоихъ супруговъ, внушила всѣмъ присутствующимъ глубокое почтеніе къ благородной особѣ сборщика пошлинъ.
   Не успѣлъ мистеръ Кенвигзъ замолчать, какъ раздался звонокъ.
   -- Это онъ!-- въ величайшемъ волненіи прошепталъ мистеръ Кенвигзъ.-- Морлина, душа моя, бѣги навстрѣчу дядѣ и обними его, какъ только отворишь ему дверь. Гм... господа, будемъ же говорить, что же вы замолчали?
   Повинуясь приглашенію мистера. Кенвигза, всѣ гости заговорили разомъ, дѣлая видъ, что они нисколько не смущены. Въ ту же минуту въ комнату вошелъ старый джентльменъ очень маленькаго роста, въ платьѣ мышинаго цвѣта и въ такихъ же штиблетахъ. Лицо его было до того неподвижно, что казалось выточеннымъ изъ дерева. Онъ шелъ слѣдомъ за миссъ Морлиной Кенвигзъ. Не мѣшаетъ сказать, къ свѣдѣнію читателя, что не совсѣмъ христіанское имя "Морлина" было изобрѣтено самою мистриссъ Кенвигзъ задолго до рожденія этой интересной дѣвицы, на тотъ случаи, если ея первенецъ окажется дѣвочкой, какъ оно и случилось.
   -- О, дядя, я такъ счастлива, что вижу васъ!-- сказала мистриссъ Кенвигзъ, расцѣловавъ сборщика въ обѣ щеки,-- такъ счастлива!
   -- Желаю тебѣ, моя милая, еще много разъ встрѣтить этотъ день,-- любезно отвѣчалъ сборщикъ.
   Тутъ глазамъ всѣхъ присутствующихъ предстала интересная картина: посреди комнаты стоитъ сборщикъ водяныхъ пошлинъ, безъ пера и чернильницы, безъ реестровой книги,-- сборщикъ пошлинъ безъ двойного стука въ дверь, который такъ пугаетъ, безъ страшныхъ словъ и крика,-- сборщикъ пошлинъ, цѣлующій, да положительно цѣлующій прелестную женщину, сборщикъ, позабывшій о такихъ непріятныхъ вещахъ, какъ таксы, взысканія, повѣстки о явкѣ въ судъ и заявленія о томъ, что онъ былъ дважды вынужденъ повторить свой визитъ. Поистинѣ было умилительно видѣть, какими восхищенными глазами смотрѣло на него все общество; всѣ замерли на мѣстѣ, поглощенные созерцаніемъ его персоны, въ избыткѣ удовольствія оттого, что они встрѣчаютъ въ сборщикѣ пошлинъ столько человѣчности.
   -- Гдѣ вамъ угодно сѣсть, дядюшка?-- спросила мистриссъ Кенвигзъ, сіяя гордостью за своего именитаго родственника.
   -- Гдѣ прикажешь, моя дорогая; ты знаешь, я неприхотливъ.
   -- Онъ неприхотливъ! Какая скромность! Что за удивительный сборщикъ. Да, право, будь онъ какимъ-нибудь писакой, однимъ изъ тѣхъ людей, которые должны знать свое мѣсто, онъ и тогда не могъ бы быть скромнѣе.
   -- Мистеръ Лилливикъ,-- сказалъ Кенвигзъ, обращаясь къ своему важному гостю,-- друзья мои, здѣсь присутствующіе, сгораютъ желаніемъ быть вамъ представленными.
   -- Очень радъ.
   -- Мистеръ и мистриссъ Кутлеръ -- мистеръ Лилливикъ.
   -- Очень пріятно познакомиться,-- проговорилъ мистеръ Кутлеръ,-- мнѣ часто приходилось слышать о васъ.
   И это не было фразой, какія принято говорить изъ вѣжливости; проживая въ одномъ изъ домовъ, находящихся въ вѣдѣніи мистера Лилливика, мистеръ Кутлеръ, конечно, часто слышалъ о немъ, тѣмъ болѣе, что мистеръ Лилливикъ отличался особеннымъ усердіемъ во взысканіи недоимокъ.
   -- Мистеръ Джорджъ, вы, вѣроятно, его знаете, мистеръ Лилливикъ; леди изъ подвальнаго этажа -- мистеръ Лилливикъ; мистеръ Сньюксъ -- мистеръ Лилливикъ; миссъ Гринъ -- мистеръ Лилливикъ; мистеръ Лилливикъ -- миссъ Петоукеръ изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра. Счастливъ тѣмъ, что могу познакомить двухъ извѣстныхъ общественныхъ дѣятелей... Мистриссъ Кенвигзъ, моя милая, приготовь же карты и марки!
   Мистриссъ Кенвигзъ исполнила желаніе мужа съ помощью Ньюмэна Ногса, котораго, по его просьбѣ, избавили отъ церемоніи представленія. Кенвигзы считали себя обязанными исполнять этотъ его маленькій капризъ въ благодарность за безпрестанно повторявшіяся вещественныя доказательства вниманія къ ихъ дѣтямъ съ его стороны. О немъ только шепнули сборщику на ушко, что это разорившійся джентльменъ. Большая часть гостей усѣлась за зеленый столъ и углубилась въ игру, между тѣмъ какъ Ньюмэнъ, мистриссъ Кенвигзъ и миссъ Петоукеръ изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра накрывали къ ужину.
   Въ то время, какъ дамы съ мистеромъ Ногсомъ занимались этимъ важнымъ дѣломъ, мистеръ Лилливикъ также не терялъ времени даромъ. Онъ игралъ въ карты не ради забавы и потому весьма пристально наблюдалъ за всѣми перипетіями игры; а такъ какъ сборщику водяныхъ пошлинъ зѣвать не приходится, то никому, вѣроятно, не покажется страннымъ, что этотъ почтенный старый джентльменъ не чувствовалъ угрызеній совѣсти, присвоивая себѣ чужія деньги и пользуясь разсѣянностью другихъ игроковъ. Но вотъ что гораздо удивительнѣе: продѣлывая все это, онъ въ то же время такъ добродушно улыбался и такъ мягко говорилъ съ проигравшими, что они были очарованы его любезностью и каждый въ душѣ находилъ, что за такія доблести его слѣдуетъ сдѣлать канцлеромъ казначейства.
   Послѣ большихъ хлопотъ съ сервировкой стола, причемъ не обошлось безъ шлепковъ и щелчковъ по адресу маленькихъ дѣвицъ Кенвигзъ, изъ коихъ двухъ главныхъ бунтовщицъ пришлось даже выгнать изъ комнаты -- скатерть была изящно расположена и столъ въ изобиліи уставленъ яствами. Тутъ были: двѣ пулярдки, большой окорокъ и яблочный тортъ, не говоря уже о картофелѣ и всевозможныхъ овощахъ. Видъ этихъ лакомствъ привелъ достойнаго мистера Лилливика въ такое хорошее настроеніе духа, что онъ начисто обыгралъ своихъ партнеровъ въ послѣдней игрѣ и, отпустивъ нѣсколько подходящихъ къ случаю остротъ, немедленно сгребъ со стола всѣ ставки къ неописанному удовольствію остальныхъ игроковъ, восхищенныхъ его веселымъ характеромъ.
   Ужинъ прошелъ оживленно и быстро. Мирный ходъ событій нарушался только частыми требованіями чистыхъ вилокъ и ножей, такъ что бѣдная мистриссъ Кенвигзъ не разъ пожалѣла въ душѣ, что въ обществѣ не придерживаются мудраго пансіонскаго правила, гласящаго, что каждый пансіонеръ долженъ имѣть свои собственные ножъ, вилку и ложку. Нельзя не согласиться, что примѣненіе такого правила было бы очень пріятно для многихъ семействъ, особенно для Кенвигзовъ, хозяйство которыхъ не изобиловало серебромъ. Но было бы, конечно, еще удобнѣе и пріятнѣе, если бы, примѣняя пансіонское правило во всей его чистотѣ, каждый довольствовался однимъ приборомъ, а не мѣнялъ бы его послѣ всякаго блюда изъ совершенно излишней щепетильности.
   Когда все съѣдобное было съѣдено и лишняя посуда исчезла со стола съ ужасающей быстротой и оглушительнымъ звономъ, на немъ немедленно появились горячая и холодная вода, спиртные напитки, на которые Ньюмэнъ взиралъ блестящими отъ жадности глазами. Мистеръ Лилливикъ расположился въ большомъ креслѣ у камина: четыре дѣвицы Кенвигзъ усѣлись тутъ же на скамеечку, всѣ четверо лицомъ къ огню, а бѣлобрысыми косичками къ публикѣ. Увидѣвъ эту картину, мистриссъ Кенвигзъ, подъ наплывомъ материнскихъ чувствъ, склонила голову на лѣвое плечо мистера Кенвигза и залилась слезами.
   -- Онѣ такъ милы!-- прорыдала она.
   -- Конечно, конечно, онѣ восхитительны, и ваша материнская гордость совершенно понятна; но овладѣйте собою, вамъ вредно такъ волноваться,-- сказали хоромъ дамы.
   -- Я не могу... я плачу противъ воли,-- продолжала всхлипывать мистриссъ Кенвигзъ.-- Онѣ слишкомъ прекрасны для этого міра! Онѣ не будутъ жить, онѣ слишкомъ прекрасны!
   Услышавъ это печальное предсказаніе, обрекавшее ихъ на смерть къ нѣжномъ возрастѣ, всѣ четыре малютки испустили раздирающій крикъ и, уткнувшись головами въ материнскія колѣни, продѣлали форменною истерику, потрясая въ воздухѣ четырью парами бѣлобрысыхъ косичекъ, причемъ мистриссъ Кенвигзъ поочередно прижимала ихъ къ сердцу, проявляя въ своемъ отчаяніи столько трагизма, благодаря своей позѣ и жестамъ, что миссъ Петоукеръ могла бы смѣло взять ихъ за образецъ для первой же пантомимы въ Дрюрилэнскомъ театрѣ, въ которой она будетъ участвовать.
   Въ концѣ концовъ расчувствовавшаяся мать, уступивъ увѣщаніямъ всего общества, успокоилась; угомонились и юныя дѣвицы, которыхъ теперь разсадили въ одиночку между гостями, дабы видъ ихъ неописанной красоты, сконцентрированной въ одну картину, не умилилъ опять до слезъ нѣжнѣйшую изъ матерей. Принявъ эту благоразумную мѣру предосторожности, всѣ леди и джентльмены принялись въ одинъ голосъ пророчить малюткамъ долгую жизнь, завѣряя мистриссъ Кенвигзъ всѣмъ святымъ, что опасенія ея лишены всякаго основанія. Да, по правдѣ сказать, они и не ошибались, ибо красота юныхъ Кенвигзовъ была въ лучшемъ случаѣ подъ сомнѣніемъ.
   -- Сегодня ровно восемь лѣтъ!-- возгласилъ мистеръ Кенвигзъ послѣ небольшой паузы, послѣдовавшей за водвореніемъ тишины и порядка.
   -- Трудно повѣрить!-- подхватили всѣ хоромъ
   -- Я была тогда моложе!-- пролепетала, улыбаясь, мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ сборщикъ.
   -- Конечно, нѣтъ,-- подхватила вся компанія.
   -- Мнѣ кажется, я еще вижу передъ собой мою племянницу въ то знаменательное послѣ обѣда, когда она призналась матери въ сердечной склонности къ Кенвигзу. "Мать моя,-- сказала она,-- я люблю его",-- произнесъ мистеръ Лилливикъ, торжественно оглядывая присутствующихъ.
   -- Я сказала "боготворю", дядюшка,-- поправила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Ты сказала "люблю", моя милая,-- возразилъ съ твердостью сборщикъ.
   -- Вѣроятно, вы правы, дядюшка,-- покорно согласилась мистриссъ Кенвигзъ,-- но мнѣ помнится, я сказала: "боготворю".
   -- Ты сказала "люблю",-- повторилъ мистеръ Лилливикъ строгимъ тономъ.-- Итакъ, она сказала: "мать моя, я люблю его". "Что я слышу!" -- вскричала ея мать и упала въ сильнѣйшихъ конвульсіяхъ.
   Всеобщее "ахъ" было отвѣтомъ на этотъ потрясающій разсказъ.
   -- Въ сильнѣйшихъ конвульсіяхъ,-- съ важнымъ видомъ повторилъ сборщикъ.-- Надѣюсь, Кенвигзъ меня извинитъ, если я скажу въ присутствіи его друзей, что его низкое общественное положеніе служило серьезнымъ препятствіемъ къ этому браку, такъ какъ мы, родственники невѣсты, боялись запятнать честь нашей фамиліи такимъ родствомъ. Вы не забыли этого, Кенвигзъ?
   -- Конечно, нѣтъ!-- отвѣтилъ съ восторгомъ этотъ джентльменъ, въ высшей степени польщенный словами сборщика пошлинъ, такъ какъ они доказывали все недоступное величіе семейства, изъ котораго происходила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Я тоже раздѣлялъ это мнѣніе,-- продолжалъ мистеръ Лилливинъ,-- я не одобрялъ этого брака, и, мнѣ кажется, это было вполнѣ естественно.
   Шепотъ одобренія, пробѣжавшій по комнатѣ, показалъ, что такія чувства не только естественны, но заслуживаютъ величайшей похвалы въ человѣкѣ, занимающемъ такой ноетъ, какой занималъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Впослѣдствіи, когда они поженились, и, слѣдовательно, поправить дѣло было нельзя, я измѣнилъ свое мнѣніе и первый объвилъ, что Кенвигзъ достоинъ того, чтобы мы признали его членомъ нашей фамиліи. Семейство согласилось на эту уступку, и я съ гордостью могу сказать, что онъ оказался человѣкомъ хорошаго поведенія, открытаго характера, честнымъ и надежнымъ. Кенвигзъ, вашу руку!
   -- Горжусь такою честью, сэръ.
   -- И я также, Кенвигзъ.
   -- Я прожилъ съ вашей племянницей очень счастливо,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Если бы это было не такъ, вы одинъ были бы виноваты,-- отвѣчалъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Морлина Кенвигзъ, поцѣлуй дорогого дядюшку,-- вскричала мистриссъ Кенвигзъ въ величайшемъ волненіи.
   Юная леди исполнила это требованіе, а за ней и остальныя три, приподнявшись на носочки, повторивъ церемонію лобызанія со сборщикомъ пошлинъ, и не только съ нимъ, но и со всей почтенной компаніей.
   -- Дорогая мистриссъ Кенвигзъ, пока мистеръ Ногсъ будетъ разливать пуншъ, чтобы пить за ваше здоровье, пусть Морлина протанцуетъ передъ мистеромъ Лилливикомъ тотъ танецъ... вы знаете...-- сказала миссъ Петоукеръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, душа моя; дядѣ это покажется скучнымъ,-- возразила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Какъ можно!... Неправда ли, сэръ, вамъ будетъ интересно взглянуть, какъ танцуетъ Морлина?
   -- Да, я думаю, должно быть, интересно -- отвѣчалъ сборщикъ пошлинъ, косясь украдкой на дымящійся пуншъ.
   -- Хорошо, Морлина протанцуетъ, но съ условіемъ, что затѣмъ миссъ Петоукеръ прочтетъ отрывокъ изъ "Похоронъ убійцы",-- сказала мистриссъ Кенигзъ.
   Общество встрѣтило это предложеніе усиленными апплодисментами и нетерпѣливымъ топаньемъ ногъ. Предметъ этихъ овацій граціозно раскланялся на всѣ стороны и, обращаясь къ хозяйкѣ, укоризненно произнесъ:
   -- Вы знаете, что я не люблю декламировать въ частныхъ домахъ.
   -- Но въ моемъ домѣ это не можетъ вамъ быть непріятно,-- замѣтила мистриссъ Кенвигзъ,-- мы здѣсь въ такомъ интимномъ кружкѣ, что вы можете себя чувствовать, какъ дома; и кромѣ того, сегодня такой день...
   -- Я не могу устоять противъ такого довода и всѣми силами постараюсь доставить удовольствіе обществу,-- поспѣшно прервала ее миссъ Петоукеръ.
   Надо замѣтить, что мистриссъ Кенвигзъ съ помощью миссъ Петоукеръ заранѣе начертала программу развлеченій этого вечера, въ которую входилъ и танецъ Морлины и маленькое препирательство изъ-за декламаціи миссъ Петоукеръ было подготовлено также заранѣе для того, чтобы все вышло естественнѣе.
   Итакъ, общество приготовилось любоваться. Миссъ Петоукеръ начала напѣвать какой-то веселый мотивъ, и прелестная миссъ Морлина, натеревъ предварительно мѣломъ подошвы своихъ башмаковъ такъ тщательно, точно собиралась пройтись по канату, пустилась плясать. Она исполнила свой танецъ, прекрасно сопровождая его граціозными движеніями рукъ, и заслужила всеобщее одобреніе.
   -- Еслибъ у меня былъ... былъ... ребенокъ, то есть не обыкновенный ребенокъ, а такой геній, какъ эта малютка, я бы отдала его въ балетъ,-- проговорила, краснѣя, миссъ Петоукеръ.
   Мистриссъ Кенвигзъ вздохнула и бросила томный взглядъ на мистера Кенвигза; мистеръ Кенвигзъ покачалъ годовою и сказалъ, что онъ имѣетъ свои сомнѣнія на этотъ счетъ.
   -- Кенвигзъ боится,-- замѣтила супруга этого джентльмена.
   -- Чего же? Надѣюсь, не того, что она можетъ не имѣть успѣха?-- спросила миссъ Петоукеръ.
   -- О, нѣтъ! Но если изъ нея выйдетъ такая красавица, какою она обѣщаетъ быть, то знаете... всѣ эти молодые повѣсы -- графы и маркизы...-- и мистриссъ Кенвигзъ умолкла, не договоривъ.
   -- Правильное замѣчаніе,-- сказалъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Но, знаете, если у нея будетъ чувство собственнаго достоинства, тогда...-- попыталась возразить миссъ Петоукеръ.
   -- О, за это-то я ручаюсь!-- перебила мистриссъ Кенвигзъ и взглянула на мужа.
   -- Я знаю только, что я... конечно, это не общее правило... но я лично никогда не подвергалась непріятностямъ этого рода,-- сказала миссъ Петоукеръ.
   Тутъ мистеръ Кенвигзъ, со своею обычной галантностью, не допускавшей его вступать въ пререканія съ дамой, объявилъ, что, если такъ, то онъ серьезно подымаетъ объ этомъ. Когда такимъ образомъ вопросъ о поступленіи миссъ Морлины въ балетъ былъ исчерпанъ, миссъ Петоукеръ стала готовиться къ исполненію "Похоронъ убійцы". Для этого она первымъ дѣломъ распустила волосы и затѣмъ стала въ позу въ глубинѣ комнаты. Неподалеку отъ нея, въ одномъ изъ угловъ, поставили на стражѣ холостяка, чтобы онъ могъ подбѣжать къ ней и принять ее въ объятія, когда она скажетъ: "я испускаю послѣдній вздохъ", и начнетъ умирать въ припадкѣ сумасшествія. Какъ только все было готово, декламація началась. Сумасшедшій убійца въ исполненіи миссъ Петоукеръ былъ до того реаленъ и свирѣпъ, что малютки Кенвигзы перепугались чуть не до судорогъ и долго катались въ истерикѣ.
   Еще не успѣло улечься волненіе общества, потрясеннаго декламаціей миссъ Петоукеръ, и не успѣлъ Ньюмэнъ Ногсъ (который, къ слову сказать, въ первый разъ за много лѣтъ не былъ пьянъ въ такой поздній часъ ночи) раскрыть ротъ пошире, чтобы возвѣстить во всеуслышаніе о томъ, что пуншъ готовъ, какъ послышался торопливый стукъ въ дверь, послѣдствіемъ котораго былъ прежде всего пронзительный крикъ мистриссъ Кенвигзъ, вообразившей, что ея грудной младенецъ свалился съ кровати.
   -- Кто тамъ?-- вскричалъ встревоженный мистеръ Кенвигзъ
   -- Не боитесь, это только я,-- сказалъ Кроуль, просовывая въ дверь свой ночной колпакъ.-- Съ маленькимъ ничего не случилось; я заглянулъ къ нему въ комнату по дорогѣ сюда, онъ преспокойно спитъ, также какъ и его нянька, и я не думаю, чтобы свѣча могла поджечь пологъ, конечно, если не подуетъ сквозной вѣтеръ... Дѣло въ томъ, что кто-то спрашиваетъ мистера Ногса.
   -- Меня?-- спросилъ изумленный Ньюмэнъ.
   -- Да, довольно таки странное время для визита,-- сказалъ Кроуль, которому вовсе не улыбалась мысль покинуть свое мѣсто у гостепріимнаго очага Ньюмэна.-- Да и посѣтители весьма странные: грязные, мокрые... Ужъ не попросить ли ихъ убраться?
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Гости ко мнѣ?-- закричалъ Ньюмэнъ, вскакивая.-- Сколько же ихъ?
   -- Двое,-- отвѣчалъ Кроуль.
   -- Меня спрашиваютъ, вы говорите? Назвали по фамиліи?
   -- Да, но фамиліи; такъ и сказали: мистеръ Ньюмэнъ Ногсъ. Чего же яснѣе?
   Ньюмэнъ, подумавъ съ минуту, пробормоталъ, что онъ сейчасъ вернется, и убѣжалъ. Дѣйствительно, черезъ нѣсколько минуть онъ вернулся: какъ полоумный, онъ влетѣлъ въ комнату и, схвативъ со стола зажженную свѣчу и стаканъ горячаго пунша, безъ всякихъ объясненій стремглавъ опять выбѣжалъ вонь.
   -- Что тамъ такое? Что съ нимъ случилось?-- воскликнулъ Кенвигзъ, распахивая дверь на лѣстницу.-- Ну-ка, не шумятъ ли тамъ наверху?
   Гости переглянулись въ величайшемъ недоумѣніи, толпою подбѣжали къ дверямъ и. вытянувъ шеи, стали съ любопытствомъ прислушиваться.
   

ГЛАВА XV
знакомитъ читателя съ причиною вторженія нежданныхъ гостей, описаннаго въ предыдущей главѣ, и еще съ нѣкоторыми событіями, которыя необходимо довести до его свѣдѣнія.

   Ньюмэнъ Ногсъ стремительно поднимался по лѣстницѣ, держа въ рукѣ стаканъ еще кипящаго пунша, который онъ такъ безцеремонно выхватилъ со стола, изъ подъ самаго носа сборщика водяныхъ пошлинъ, съ видимымъ наслажденіемъ созерцавшаго его аппетитное содержимое въ самый моментъ похищенія. Ньюмэнъ принесъ свою добычу къ себѣ на чердакъ, гдѣ сидѣли Николай и Смайкъ положительно неузнаваемые отъ грязи, измокшіе, съ клочками обуви на растертыхъ до крови ногахъ, до послѣдней степени измученные и обезсиленные непривычно долгой и тяжелой ходьбой.
   Ньюмэнъ прежде всего нѣжно, но настойчиво приступилъ къ Николаю и заставилъ его проглотить половину всего пунша, до того горячаго, что обжигало губы, а остальное влилъ въ ротъ Смайку, который никогда въ жизни не пилъ ничего крѣпче пресловутаго лекарства Дотбойсъ-Голла и теперь, глотая живительную влагу, выражалъ свое удивленіе и восторгъ самыми разнообразными гримасами, одна смѣшнѣе другой, а съ послѣдними глоткомъ поднялъ глаза къ небу, и на лицѣ его выразилось полнѣйшее блаженство.
   -- Вы совсѣмъ промокли,-- сказалъ Ньюмэнъ, быстро проводя рукою по платью, которое только-что сбросилъ съ себя Николай,-- а я... мнѣ даже нечего дать вамъ на смѣну,-- прибавилъ онъ печально переводя взглядъ на свою собственную одежду.
   -- У меня въ чемоданѣ есть другое сухое платье, которое еще можетъ мнѣ служить,-- сказалъ Николай.-- Но только не смотрите на меня такъ жалобно, мистеръ Ногсъ, а то вы заставите меня пожалѣть, что я, зная ваши скудныя средства, рѣшился просить у васъ помощи и убѣжища на сегодняшнюю ночь.
   Но, увидѣвъ, что волненіе Ньюмэна только усилилось отъ этихъ словъ, Николай крѣпко пожалъ руку своему другу и сталъ его увѣрять, что никогда не только не рѣшился бы явиться къ нему, но даже не далъ бы знать ему о своемъ прибытіи въ Лондонъ, если бы не былъ глубоко убѣжденъ въ искреннемъ его расположеніи. Только тогда лицо Ньюмэна прояснилось, и онъ сталь весело устраивать гостей въ своемъ жилищѣ, прочемъ суетился и хлопоталъ гораздо больше, чѣмъ того требовали обстоятельства.
   Дѣло въ томъ, что средства Ньюмэна далеко не соотвѣтствовали его гостепріимству, и потому приготовленія были по необходимости весьма несложнаго свойства; но какъ ни были они просты, все-таки не обошлось безъ хлопотъ и бѣготни но лѣстницѣ. По счастью, Николай очень экономно тратилъ свои деньги во время пути, и теперь въ кошелькѣ у него оставалось достаточно, чтобы купить на ужинъ хлѣба, сыру и немного холодной говядины, которые вскорѣ и появились на столѣ въ сообществѣ бутылки съ водкой и кружки портера, Такимъ образомъ не угрожала пока ни ему, ни его спутнику голодная смерть. Ньюмэну не пришлось потратить много времени на устройство для своихъ гостей единственной постели, находившейся въ его распоряженіи. Но прежде всего онъ настоялъ, чтобы Николай перемѣнилъ платье, а Смайкъ надѣлъ его собственный единственный сюртукъ, который, разумѣется, никто не могъ запретить ему снять, хотя оба гостя сильно противъ этого протестовали. Путешественники съ наслажденіемъ принялись за скромный ужинъ, и даже тому изъ нихъ, который привыкъ къ болѣе изысканнымъ блюдамъ, казалось, что онъ никогда не ѣдалъ ничего вкуснѣе стоявшаго передъ нимъ скуднаго угощенія.
   Послѣ ужина всѣ трое подошли къ камину, въ которомъ Ньюмэнъ развелъ яркій огонь, т. е. насколько это было возможно послѣ опустошенія, произведеннаго Кроулемъ въ его угольномъ складѣ, и Николай, которому до этой минуты Ньюмэнъ буквально не давалъ раскрыть рта, требуя, чтобы онъ прежде поѣлъ и отдохнулъ, теперь засыпалъ его вопросами о матери и сестрѣ.
   -- Живутъ помаленьку,-- отвѣчалъ Ньюмэнъ съ обычнымъ своимъ лаконизмомъ.
   -- Все тамъ же, въ Сити?
   -- Да.
   -- И сестра продолжаетъ заниматься тѣмъ дѣломъ, которое такъ ей понравилось, судя по ея письму?-- допрашивалъ Николай.
   Ньюмэнъ открылъ глаза шире обыкновеннаго и, разинувъ ротъ, вмѣсто отвѣта, помоталъ головой. Знакомые Ньюмэна принимали эту его мимику за отрицательную или утвердительную, смотря по тому, въ какомъ направленіи двигалась при этомъ его голова. А такъ какъ въ данномъ случаѣ онъ моталъ головой вертикально, то Николай былъ въ правѣ заключить, что отвѣть послѣдовалъ утвердительный.
   -- Послушайте,-- сказалъ Николай, положивъ руку ему на плечо,-- прежде чѣмъ пытаться увидѣться съ ними, я пришелъ къ вамъ посовѣтоваться, такъ какъ боялся, что, уступивъ своему горячему желанію видѣть ихъ, я причиню имъ зло, которое потомъ не въ силахъ буду поправить. Какія вѣсти получилъ дядя изъ Іоркшира?
   Ньюмэнъ нѣсколько разъ открывалъ рогъ, какъ человѣкъ, который хочетъ, но не можетъ заговорить, и, наконецъ, со странной улыбкой устремилъ на Николая неподвижный взглядъ.
   -- Что ему сообщили?-- покраснѣвъ, живо спросилъ Николай.-- Я готовъ выслушать все, что только могутъ придумать самыя низкія злость и коварство. Зачѣмъ скрывать отъ меня? Все равно, рано или поздно я все узнаю. Зачѣмъ вы тратите такъ много времени, избѣгая мнѣ отвѣчать, когда достаточно было бы нѣсколькихъ минутъ, чтобъ познакомить меня съ положеніемъ дѣлъ? Именемъ всего святаго прошу васъ сказать мнѣ все разомъ.
   -- Завтра утромъ, слышите ли, завтра утромъ,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Какой же смыслъ имѣетъ эта отсрочка?
   -- Вы будете сегодня лучше спать.
   -- Напротивъ, я буду хуже спать,-- нетерпѣливо перебилъ Николай.-- Спать! Несмотря на то, что я совсѣмъ разбитъ отъ усталости и волненія и сильно нуждаюсь въ отдыхѣ, всю ночь и не сомкну глазъ, если вы теперь не скажете мнѣ всей правды.
   -- Сказать вамъ все, говорите вы?-- нерѣшительно промолвилъ Ньюмэнъ.
   -- Да, сказать. Правда, то, что вы мнѣ разскажете, можетъ задѣть мое самолюбіе, уязвить мою гордость, но душевнаго мира моего не нарушитъ, потому что я сознаю, что былъ правъ. Если бы та недостойная сцена снова разыгралась на моихъ глазахъ, я поступилъ бы точно также, какъ и теперь, и какія бы послѣдствія ни повлекло за собой мое поведеніе, я никогда въ немъ не раскаюсь, хоть бы мнѣ пришлось умирать съ голоду или просить на улицахъ милостыни. Бѣдность и страданія все-таки во сто разъ лучше низости и подлости, а молчать было бы въ этомъ случаѣ подлостью съ моей стороны. Если бы я равнодушно смотрѣлъ на совершавшееся передо мною, я теперь презиралъ бы себя, я сознавалъ бы, что не имѣю правъ на уваженіе порядочныхъ людей. О, гнусный негодяй!
   Съ этимъ сердечнымъ привѣтствіемъ по адресу отсутствующаго Сквирса, Николай, едва сдерживая свой гнѣвъ, подробно разсказалъ Ньюмэну все происшедшее въ Дотбойсъ-Голлѣ и въ заключеніе сталъ его опять умолять не затягивать попусту времени и не скрывать правды. Мистеръ Ногсъ сдался, наконецъ, на его увѣщанія. Онъ вытащилъ изъ своего стараго чемодана листокъ бумаги, исписанный неразборчивымъ почеркомъ (писавшій, какъ видно, очень торопился), и, выражая самыми нелѣпыми жестами свое нежеланіе посвящать Николая въ это дѣло, разразился, наконецъ, слѣдующими словами:
   -- Дорогой юноша! Никогда не слѣдуетъ такъ увлекаться... вы понимаете.... Такъ поступать невыгодно, и если вы хотите имѣть положеніе въ свѣтѣ, вы не должны принимать сторону каждой жертвы дурного обращенія, потому что... Нѣтъ, чортъ возьми, я горжусь вами за вашъ смѣлый поступокъ и будь я на вашемъ мѣстѣ, я сдѣлалъ бы то же самое!
   Тутъ мистеръ Ногсъ, вопреки своему миролюбивому настроенію, хватилъ кулакомъ по столу съ такой силой, точно передъ нимъ былъ не столъ, а спина и бокъ Вакфорда Сквирса. И, выразивъ такимъ образомъ полнѣйшее противорѣчіе своимъ же собственнымъ словамъ, онъ махнулъ рукой на свою попытку убѣдить Николая воздерживаться отъ столь рѣзкаго проявленія своихъ чувствъ и прямо перешелъ къ дѣлу:
   -- Вотъ письмо, которое вашъ дядя получилъ третьяго дня,-- сказалъ онъ.-- Въ его отсутствіе, я на-скоро снялъ копію. Хотите, я прочту?
   -- Пожалуйста,-- отвѣтилъ Николай, и Ньюмэнъ Ногсъ прочелъ слѣдующее:

"Дотбойсъ-Голлъ. Четвергъ утромъ.

   "Сэръ! Папа поручилъ мнѣ написать вамъ: такъ какъ доктора сомнѣваются, чтобы когда-нибудь онъ снова могъ владѣть ногами, а потому не можетъ взять пера въ руки.
   "У насъ весь домъ вверхъ дномъ. У папа на лицѣ столько синяковъ, зеленыхъ, желтыхъ, что оно точно пестрая маска, не считая того, что двѣ скамейки были залиты его кровью. Пришлось перетащить его въ кухню, гдѣ онъ и теперь лежитъ. Можете послѣ этого представитъ себѣ, до чего его исколотили.
   "Когда вашъ племянникъ, котораго вы рекомендовали намъ въ помощники, такое сдѣлалъ съ папенькой кинулся на него, топталъ его ногами, онъ произносилъ такія слова, что я не хочу повторять ихъ здѣсь, чтобы не запачкать своего пера. И еще онъ съ отвратительною свирѣпостью схватилъ за плечи мама, швырнулъ ее объ полъ и всадилъ ей въ голову черепаховый гребень на нѣсколько дюймовъ, еще бы капельку глубже, и гребешокъ прокололь бы ей черепъ. У насъ есть свидѣтельство отъ доктора, что если бы черепаховый гребень вонзился въ маменькинъ мозгъ, она бы умерла на мѣстѣ.
   "Мы съ братомъ также стали жертвами его лютости и такъ страдаемъ, что можно навѣрное сказать, что мы повреждены внутри, тѣмъ болѣе, что никакихъ наружныхъ увѣчій на насъ не нашли.
   "Даже теперь, когда я пишу эти строки, я испускаю громкіе крики; мой братъ тоже кричитъ, такъ что я не могу заставить себя быть внимательной, а потому, надѣюсь, вы извините меня за ошибки.
   "Чудовище, утоливъ свою жажду крови, скрылось неизвѣстно куда, сманивъ за собой одного въ конецъ испорченнаго негодяя-мальчишку, котораго оно всегда само же подстрекало къ возмущенію. Еще вашъ племянникъ стибрилъ кольцо съ гранатомъ, принадлежащее мама. Такъ какъ констэбли ихъ не поймали, то вѣрно они съ кольцомъ поѣхали въ дилижансѣ. Папа проситъ васъ, когда вы ихъ увидите, прислать намъ кольцо, а вора и убійцу лучше отпустите, потому что, если мы подадимъ на него въ судъ теперь, его только сошлютъ, а если со временемъ онъ самъ попадется, его сейчасъ же повѣсятъ, а это избавитъ насъ отъ лишнихъ хлопотъ и будетъ намъ очень пріятно. Въ надеждѣ на отвѣтъ по вашему усмотрѣнію, остаюсь ваша покорная слуга.

Фанни Сквирсъ.

   P. S. О его глупости сожалѣю, а самого -- презираю".
   Когда это краснорѣчивое посланіе было прочтено, въ комнатѣ воцарилось гробовое молчаніе. Ньюмэнъ Ногсъ, складывая письмо, съ глубокимъ сожалѣніемъ смотрѣлъ на сидѣвшаго тутъ же "въ конецъ испорченнаго негодяя", хотя и гримасничалъ, стараясь скрыть свои чувства. Что касается самого Смайка, то изъ всего письма онъ понялъ только одно, что онъ былъ главнымъ виновникомъ гнусной клеветы, обрушившейся на голову Николая, и, въ сознаніи этой своей вины передъ своимъ благодѣтелемъ, сидѣлъ печальный и безмолвный, съ тяжелымъ сердцемъ и убитымъ лицомъ.
   -- Мистеръ Ногсъ,-- сказалъ Николай послѣ краткаго размышленія, я долженъ идти, и немедленно.
   -- Идти!-- вскричалъ Ньюмэнъ.
   -- Да, идти въ Гольденъ-Скверъ. Тѣ, кто меня знаетъ, конечно, не повѣрятъ исторіи о кольцѣ, но мистеръ Ральфъ Никкльби, если это ему выгодно или удобно, можетъ сдѣлать видъ, что объ вѣритъ, и потому для меня же самого необходимо, чтобы истина выяснилась какъ можно скорѣй. Да и помимо этого, я долженъ поговорить съ нимъ по душѣ.
   -- Подождите, не надо спѣшить,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Я не желаю ждать,-- отвѣтилъ Николай упрямо и взялся за ручку двери.
   -- Постойте, дайте мнѣ договорить!-- закричалъ Ньюмэнъ, заслоняя дорогу своему пылкому молодому другу.-- Ральфа здѣсь нѣтъ, онъ уѣхалъ изъ города. Онъ пробудетъ въ отлучкѣ не менѣе трехъ дней, и я знаю навѣрное, что онъ не отвѣтитъ на это письмо, пока не возвратится.
   -- Вы въ этомъ увѣрены?-- спросилъ Николай съ возрастающимъ раздраженіемъ, бѣгая большими шагами по комнатѣ.
   -- Совершенно. Онъ едва успѣлъ прочесть письмо, какъ за нимъ пріѣхали, и о томъ, что здѣсь написано, знаетъ только онъ да мы.
   -- Навѣрное? Моя мать и сестра ничего не знаютъ? Если онѣ знаютъ... я долженъ къ нимъ идти... я долженъ ихъ видѣть. Разскажите мнѣ, какъ къ нимъ пройти.
   -- Послушайтесь моего совѣта,-- сказалъ Ньюмэнъ, который въ своей тревогѣ за друга сталъ говоритъ, какъ всѣ люди, связно и понятно,-- не пытайтесь видѣть ихъ до тѣхъ поръ, пока онъ не пріѣдетъ. Я хорошо знаю этого человѣка. Не подавайте ему вида, что вы съ кѣмъ-нибудь разговаривали объ этомъ дѣлѣ. Когда онъ вернется, идите прямо къ нему и говорите съ нимъ такъ смѣло, какъ вамъ только заблагоразсудится. Такой хитрецъ, какъ онъ, всегда пронюхаетъ правду, несмотря ни на какія письма, вы можете быть въ этомъ увѣрены.
   -- Вы правы, вы знаете его лучше, чѣмъ я, а въ вашемъ расположеніи ко мнѣ я не сомнѣваюсь,-- сказалъ Николай, пораздумавъ.-- Хорошо, я не буду спѣшитъ.
   Мистеръ Ногсъ, который во время вышеописаннаго разговора стоялъ, прислонившись спиною ко двери, готовый въ случаѣ надобности силою удержать Николая, теперь сѣлъ на свое мѣсто съ видомъ полнаго удовлетворенія. Въ эту минуту вода въ котелкѣ закипѣла, и Ньюмэнъ сталъ готовить грогъ. Наливъ до краевъ единственный свой стаканъ, онъ подалъ его Николаю, а потомъ наполнилъ выщербленную кружку тою же смѣсью для себя и для Смайка. Они распили ее пополамъ къ обоюдному удовольствію и въ полномъ согласіи, а Николай, опустивъ голову на руки, погрузился въ глубокое раздумье.
   Между тѣмъ собравшееся внизу общество, находившееся въ продолженіе довольно долгаго времени въ состояніи напряженнаго ожиданія, не слыша, къ величайшему своему огорченію, въ квартирѣ Ньюмэна Ногса ни криковъ, ни шума, которые могли бы послужить предлогомъ для того, чтобъ подняться къ нему, возвратилось въ комнаты Кенвигзовъ и принялось строить самыя неправдоподобныя догадки о томъ, что могло быть причиной внезапнаго исчезновенія и долгаго отсутствія мистера Ногса.
   Я догадываюсь,-- начала мистриссъ Кенвигзъ,-- вѣроятно, къ нему прибылъ гонецъ съ извѣстіемъ, что ему возвращено его состояніе.
   -- А вѣдь и правда, это очень возможно,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ,-- и въ такомъ случаѣ, я думаю, было бы не лишнимъ послать къ нему спросить, не желаетъ ли онъ еще пунша.
   -- Кенвигзъ, вы меня удивляете!-- произнесъ громкимъ голосомъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Чѣмъ, сэръ?-- смиренно спросилъ мистеръ Кенвигзъ.
   -- Вашимъ послѣднимъ предложеніемъ, сэръ!-- вскричалъ обозленный мистеръ Лилливикъ.-- Вѣдь мистеръ Ногсъ уже взялъ себѣ пуншу, не такъ ли? И тотъ способъ, которымъ пуншъ былъ взятъ -- вѣрнѣе нахожу похищенъ -- въ высшей степени... если можно такъ выразиться... въ высшей степени непочтительнымъ по отношенію ко всему обществу -- скандальнымъ, совершенно скандальнымъ. Можетъ быть, въ этомъ домѣ такое обращеніе съ людьми считается очень вѣжливымъ, но я... я не привыкъ къ нему и, признаюсь вамъ, Кенвигзъ, удивляюсь ему. Передъ джентльменовъ стоитъ стаканъ нуншу, который онъ уже готовится поднести къ губамъ, и вдругъ другой джентльменъ хватаетъ и уноситъ этотъ пуншъ, не сказавъ даже при этомъ: "съ вашего позволенія" или "извините". Можетъ быть, такое обращеніе считается изысканнымъ, но я лично долженъ сказать, что не понимаю его, а потому не желаю переносить. Въ моихъ привычкахъ, Кенвигзъ, всегда говоритъ то, что я думаю, и въ данномъ случаѣ я сказалъ только то, что я думалъ. Однако, мнѣ пора домой; уже прошелъ тотъ часъ, въ который я обыкновенно ложусь спать.
   Какое ужасное происшествіе! Оскорбленный сборщикъ сидѣлъ и молчалъ въ продолженіе нѣсколькихъ минуть и вотъ, наконецъ, гнѣвъ его разразился во всей своей силѣ. Оскорбленъ и кто же? Великій человѣкъ, богатый родственникъ холостякъ, который можетъ сдѣлать Морлину своей наслѣдницей, который можетъ обезпечить будущность младшаго малютки. Благое небо, чѣмъ все это кончится!
   -- Я очень сожалѣю, сэръ, что такъ вышло,-- проговорилъ униженно мистеръ Кенвигзъ.
   -- Не говорите мнѣ о вашемъ сожалѣніи; если бы оно было искренно, вы осадили бы во-время этого наглеца.-- возразилъ мистеръ Лилливикъ ядовито.
   Все общество было парализовано этой, такъ неожиданно разыгравшейся семейной драмой. Подвальный этажъ стоялъ разинувъ ротъ о вытаращивъ на сборщика изумленные глаза. Остальные гости тоже оцѣпенѣли при видѣ гнѣва великаго человѣка.
   Мистеръ Кенвигзъ, всегда неловкій въ такихъ щекотливыхъ дѣлахъ, только подлилъ масла въ огонь, сказавъ въ видахъ примиренія:-- Я былъ далекъ отъ мысли, сэръ, чтобы такое ничтожное обстоятельство, какъ исчезновеніе стакана съ пуншемъ, могло васъ вывести изъ себя.
   -- Когда я выходилъ изъ себя? Что вы хотите этимъ сказать?-- Вѣдь это, наконецъ, просто дерзость, мистеръ Кенвигзъ!-- воскликнулъ сборщикъ, окончательно взбѣленившись.-- Морлина, дитя, дай мнѣ мою шляпу.
   -- О, мистеръ Лилливикъ, не уходите!-- проговорила миссъ Петоукеръ съ обворожительной улыбкой.
   Но мистеръ Лилливикъ остался равнодушенъ къ чарамъ сирены и упрямо повторялъ: "Морлина, мою шляпу!". Когда этотъ возгласъ раздался въ четвертый разъ, мистриссъ Кенвигзъ упала на стулъ и залилась такими горькими слезами, которыя могли бы тронуть не то что сердце сборщика водяныхъ пошлинъ, а гранитный утесъ. Въ то же самое время четыре маленькія дѣвочки, получивъ предварительно кое-какія таинственныя инструкціи свыше, вцѣпились въ коротенькія брюки дядюшки и хотя весьма неправильнымъ, но чрезвычайно милымъ дѣтскимъ языкомъ, пришептывая и картавя, принялись умолять его остаться.
   -- Зачѣмъ мнѣ оставаться, дорогіе мои? Здѣсь никто во мнѣ не нуждается,-- сказалъ въ отвѣтъ сборщикъ пошлинъ.
   -- О, дядя! Не говорите такихъ жестокихъ словъ, если не хотите меня убить,-- прорыдала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Я знаю, нѣкоторые изъ присутствующихъ навѣрное приписываютъ мнѣ это желаніе,-- отвѣтилъ мистеръ Лилливикъ, бросая злобный взглядъ на Кенвигза.-- Я вышелъ изъ себя, вамъ это понравится?
   -- Я не могу переносить, чтобы онъ такъ смотрѣлъ на моего мужа! Семейныя ссоры такъ ужасны! О!-- рыдала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Мистеръ Лилливикъ,-- произнесъ бѣдный Кенвигзъ,-- надѣюсь, что вы уважите чувства вашей племянницы и согласитесь помириться со мной.
   Черты сборщика пошлинъ разгладились, и, сдаваясь на увѣщанія всего общества, поддержавшаго просьбу хозяина, онъ положилъ шляпу и протянулъ ему руку.
   -- Теперь, Кенвигзъ, позвольте вамъ сказать слѣдующее: если бы даже мы разстались врагами, мой гнѣвъ не повліялъ бы на тѣ нѣсколько фунтовъ, которые я намѣренъ завѣщать вашимъ дѣтямъ. Судите же сами, насколько я вышелъ изъ себя,-- произнесъ торжественно сборщикъ.
   -- Морлина Кенвигзъ,-- закричала мать этой юной дѣвицы въ приливѣ родственныхъ чувствъ,-- стань на колѣни передъ дядей и умоляй его никогда не забывать тебя! Онъ ангелъ, а не человѣкъ, это я всегда говорила!
   Миссъ Морлина, какъ настоящая послушная дочь, бросилась къ дѣду, съ явнымъ измѣреніемъ выразить свои вѣрноподданническія чувства вышеуказаннымъ способомъ, но мистеръ Лилливикъ и не допустилъ до этого, и принявъ ее въ свои объятія, нѣжно поцѣловалъ. Тогда умиленная мистриссъ Кенвигзъ принялась осыпать поцѣлуями великодушнаго сборщика пошлины. Шепотъ одобренія пронесся по толпѣ гостей, бывшихъ свидѣтелями этой потрясающей сцены.
   Такимъ образомъ достойный джентльменъ снова сдѣлался героемъ вечера и душой общества, словомъ, занялъ свое прежнее высокое мѣсто льва, съ котораго временно спустился, вслѣдствіе разыгравшихся въ маленькомъ обществѣ страстей. Говорятъ, что четвероногіе львы бываютъ кровожадны только тогда, когда они голодны, о двуногихъ же львахъ можно сказать, что они свирѣпы лишь до тѣхъ поръ, пока не насытятъ своего тщеславія. Мистеръ Лилливикъ вознесся теперь во мнѣніи общества до недосягаемой высоты, во-первыхъ, потому, что онъ доказалъ свое могущество, заставивъ смириться мистера Кенвигза, во-вторыхъ, потому, что онъ намекнулъ на свое богатство, сообщивъ о своихъ намѣреніяхъ относительно завѣщанія. Кромѣ того, престижъ его увеличился еще тѣмъ, что онъ выказалъ свою добродѣтель и великодушное сердце. И такъ, мистеръ Лилливикъ остался въ выигрышѣ во всѣхъ отношеніяхъ, и въ довершеніе всего получилъ огромную порцію пунша, гораздо больше той, которую такъ дерзко похитилъ у него Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Прошу прощенья, господа, что снова врываюсь къ вамъ,-- сказалъ Кроуль, появившись на порогѣ въ эту счастливую минуту,-- но дѣло очень странное, не правда ли? Вѣдь Ногсъ живетъ въ этомъ домѣ уже лѣтъ пять, если не больше, и никто изъ насъ не запомнитъ, чтобы у него когда-нибудь бывали гости.
   -- Конечно, время для визита выбрано довольно странное,-- согласился сборщикъ пошлинъ,-- да и поведеніе мистера Ногса весьма загадочно, чтобы не сказать больше.
   -- Я съ вами совершенно согласенъ,-- произнесъ Кроуль,-- и даже долженъ прибавить, что, насколько я могу судить, эти два столь неожиданно появившіеся архангела сбѣжали изъ какого-нибудь подозрительнаго мѣста.
   -- Почему вы такъ думаете?-- спросилъ сборщикъ съ аппломбомъ человѣка, который уполномоченъ говорить отъ лица всего общества.-- Я надѣюсь, у васъ нѣтъ основанія предполагать, что эта парочка улизнула, не заплативъ причитающихся съ нея пошлинъ?
   Мистеръ Кроуль состроилъ презрительную мину и уже собирался разразиться громовою рѣчью противъ всякихъ пошлинъ и налоговъ, но во-время удержался, услыхавъ свирѣпый шепотъ Кенвигза и увидавъ кивки и подмигиванья его дражайшей половины.
   -- Дѣло, видите ли, въ томъ,-- сказалъ Кроуль, который все это время подслушивалъ у дверей Ньюмэна Ногса,-- дѣло въ томъ, что я слышалъ кое-что изъ ихъ разговора,-- они говорили такъ громко, что услышалъ бы и глухой. И вотъ, изъ того, что я могъ разобрать, я убѣдился, что они откуда-то бѣжали. Я не хочу путать мистриссъ Кенвигзъ, но мнѣ кажется., что эти молодцы сбѣжали или изъ тюрьмы, или изъ больницы, и чего добраго принесли съ собой заразу какой-нибудь тифозной горячки, или чего-нибудь въ этомъ родѣ, а вѣдь это можетъ быть опасно для дѣтей.
   Предположеніе мистера Кроуля произвело такое потрясающее дѣйствіе на мистриссъ Кенвигзъ, что понадобилась вся нѣжная заботливость миссъ Петоукеръ изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра, чтобы привести эту леди въ состояніи относительнаго спокойствія. Нельзя также упомянуть объ удивительномъ присутствіи духа мистера Кенвигза, который поднесъ флакончикъ съ нюхательною солью такъ близко къ носу супруги, что въ результатѣ никто не взялся бы рѣшить, чѣмъ были вызваны слезы, заструившіяся по лицу этой чадолюбивой матери, ея взволнованными чувствами, или дѣйствіемъ флакончика съ солью.
   Дамы выразили свою симпатію испугу мистриссъ Кенвигзъ, всѣ вмѣстѣ и каждая въ отдѣльности, заключивъ свои соболѣзнованія хоровымъ припѣвомъ, въ которомъ можно было разобрать нѣсколько прочувствованныхъ фразъ въ родѣ слѣдующихъ: "Бѣдняжечка!" -- "Будь я на ее мѣстѣ, я поступила точно такъ же".-- "Друзья мои, какое испытаніе!" -- или "Только мать можетъ понять эти чувства".
   Среди всей этой сумятицы было ясно только одно: -- неизбѣжность опасности. Мистеръ Кенвигзъ приготовился подняться наверхъ къ мистеру Ногсу для объясненій и пропустилъ уже предварительно стаканчикъ пуншу, чтобы установить въ себѣ непоколебимую твердость духа, какъ вдругъ вниманіе всего общества было отвлечено новымъ неожиданнымъ происшествіемъ, гораздо ужаснѣе перваго.
   Да, весь предыдущій переполохъ былъ ничто въ сравненіи съ тѣмъ содомомъ, какой поднялся теперь. Сверху послышался крикъ, немедленно перешедшій въ пронзительные вопли; повидимому, вопли неслись изъ задней комнаты второго этажа, гдѣ въ это время покоился юный наслѣдникъ Кенвигзовъ. Заслышавъ эти дикіе звуки, мистриссъ Кенвигзъ тотчасъ же сообразила, что въ кроватку малютки забралась бѣшеная кошка и высасываетъ изъ него кровь, а крики испускаетъ маленькая нянька, которая спала и только-что проснулась. Посудите же сами, какъ велики были смятеніе и испугъ всей компаніи, когда мистриссъ Кенвигзъ, высказавъ это ужасное предположеніе, отчаянно заломила руки и бросилась къ дверямъ.
   -- Мистеръ Кенвигзъ, узнайте, что тамъ такое, скорѣе,-- кричала сестра мистриссъ Кенвигзъ, вцѣпившись въ нее, чтобы остановить ея порывы.-- Да не барахтайся такъ, душенька, я то я буду не въ силахъ тебя удержать.
   -- Мой мальчикъ! Мой милый, милый, милый мальчикъ!-- вопила мистриссъ Кенвигзъ, причемъ каждый "милый" выходило ровно на одинъ тонъ выше предыдущаго. Мое единственное сокровище, мой прелестный невинный Лилливикъ! О, пустите меня къ нему, пустит-и-и-и-те!
   Подгоняемый этими отчаянными воплями и плачемъ четырехъ малютокъ, мистеръ Кенвигзъ мчался по лѣстницѣ въ ту комнату, откуда доносились крики; въ дверяхъ онъ столкнулся съ Николаемъ, который, держа ребенка на рукахъ, бѣжалъ внизъ такъ стремительно, что любящій отецъ отъ полученнаго имъ при столкновеніи толчка отлетѣлъ ступенекъ на шесть назадъ и растянулся на ближайшей площадкѣ, прежде чѣмъ успѣлъ открыть ротъ, чтобы спросить, въ чемъ дѣло.
   -- Не бойтесь,-- закричалъ Николай, вбѣгая къ Кенвигзамъ.-- Вотъ онъ; успокойтесь, ничего не случилось!-- Съ этими и многими другими успокоительными фразами въ томъ же родѣ онъ передалъ мистриссъ Кенвигзъ ребенка (котораго въ своей поспѣшности держалъ вверхъ ногами), а самъ побѣжалъ помогать мистеру Кенвигзу. Онъ засталъ мистера Кенвигза уже въ сидячемъ положеніи; достойный джентльменъ изо всѣхъ силъ теръ себѣ лобъ, хлопалъ глазами и, видимо, еще не совсѣмъ оправился отъ своего паденія.
   Успокоенное такимъ счастливынъ исходомъ трагическаго происшествіи, общество стало понемногу приходить въ себя. Надо, однако, замѣтить, что послѣдствіемъ овладѣвшей имъ временно паники было нѣсколько необъяснимо странныхъ недоразумѣй или ошибокъ; такъ, напримѣръ, холостой другъ мистера Кенвигза довольно долго держалъ въ объятіяхъ сестру мистриссъ Кенвигзъ, очевидно, принимая ее за самое мистриссъ Кенвигзъ, а почтенный мистеръ Лилливикъ до того растерялся, что (это замѣтили многія) принялся цѣловать за дверьми миссъ Петоукеръ, да съ такимъ невозмутимымъ хладнокровіемъ, какъ будто это было совершенно въ порядкѣ вещей.
   -- Видите, ничего не случилось,-- сказалъ опять Николай, возвращаясь и подходя къ мистриссъ Кенвигзъ.-- Дѣвочка, сторожившая ребенка, должно быть очень устала; она заснула и подожгла себѣ волосы свѣчкой.
   -- Ахъ, ты, негодная тварь!-- закричала мистриссъ Кенвигзъ, потрясая указательнымъ перстомъ передъ самымъ носомъ тринадцатилѣтней преступницы съ опаленными волосами и перепуганнымъ лицомъ, подоспѣвшей какъ ралъ въ эту минуту.
   -- Услышавъ крики,-- продолжалъ Николай,-- я побѣжалъ туда и поспѣлъ какъ разъ во-время, чтобы не дагь загорѣться ничему другому. Вы можете сами убѣдиться, что ребенокъ не пострадалъ; я нарочно вынулх его изъ кровати и принесъ сюда, чтобы успокоить васъ.
   Послѣ этого краткаго объясненія несчастный ребенокъ, бывшій крестникомъ сборщика пошлинъ и потому отзывавшійся на соединенное имя Лилливикъ-Кенвигзъ, сталъ переходить съ рукъ на руки, причемъ буквально чуть не задохся отъ ласкъ, но былъ приведенъ въ чувство материнскими обьятіями, отъ которыхъ онъ заревѣлъ самымъ отчаяннымъ образомъ. Естественно, что послѣ этого всеобщее вниманіе сосредоточилось на нянькѣ, имѣвшей дерзость поджечь себѣ волосы. Получивъ достаточное количество щипковъ и щелчковъ отъ самыхъ энергичныхъ изъ дамъ, сія зловредная дѣвица была милостиво отпущена домой, но девятипенсовикъ, полагавшійся ей за трудъ, остался въ пользу семейства Кенвигзовъ.
   -- Какъ мнѣ благодарить васъ? воскликнула мистриссъ Кенвигзъ, обращаясь къ спасителю юнаго Лилливика.-- Я, право, не нахожу словъ.
   -- Пожалуйста, не благодарите меня, я не сдѣлалъ ничего такого, что заслуживало бы какой-нибудь особенной благодарности,-- отвѣчать Николай.
   -- Онъ бы сгорѣлъ за живо, если бы вы не подоспѣли на помощь,-- произнесла съ улыбкой миссъ Петоукеръ.
   -- Не думаю; здѣсь столько народу, что кто-нибудь услышалъ бы крики прежде, чѣмъ случилось бы что-нибудь серьезное.
   -- Но всякомъ случаѣ мы должны выпить за ваше здоровье,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ, указывая на столъ, уставленный бутылками.
   -- Въ моемъ отсутствіи сколько угодно,-- отвѣтилъ Николай, улыбаясь,-- но, что касается меня, я, право, не въ силахъ: я совершилъ такое утомительное путешествіе, что совсѣмъ не гожусь въ собесѣдники. Я только мѣшалъ бы вашему удовольствію и, пожалуй, заснулъ бы за столомъ. Съ вашего позволенія, я отправлюсь опять къ моему другу, мистеру Ногсу, который уже вернулся къ себѣ, убѣдившись, что ничего важнаго не случилось. Спокойной ночи!
   Извинившись передъ обществомъ въ такихъ выраженіяхъ и получивъ въ награду за свою учтивость самыя любезныя улыбки со стороны мистриссъ Кенвигзъ и всѣхъ остальныхъ дамъ, Николай удалился, оставивъ по себѣ самое хорошее впечатлѣніе.
   -- Какой восхитительный молодой человѣкъ!-- воскликнула мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Вполнѣ джентльменъ,-- сказалъ мистеръ Кенвигзъ.-- Неправда ли, мистеръ Лилливикъ?
   -- Да,-- пробурчалъ сборщикъ пошлинъ, съ сомнѣніемъ пожимая плечами.
   -- Я полагаю, вы не замѣтили ничего предосудительнаго съ его поведеніи, дядя,-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Нѣтъ, моя дорогая, о, нѣтъ; я не думаю, чтобы онъ былъ способенъ... но во всякомъ случаѣ дѣло не въ томъ... желаю тебѣ всего лучшаго, моя милая; надѣюсь, что ты вѣришь моему расположенію къ тебѣ. Пью здоровье милаго малютки!
   -- Вашего тезки,-- сладко улыбаясь, докончила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Я надѣюсь, что онъ будетъ съ честью носить свое имя,-- подхватилъ мистеръ Кенвигзъ, желая окончательно задобрить сборщика пошлинъ.-- Надѣюсь, что онъ никогда не заставить своего крестнаго краснѣть за него, и будетъ достойнымъ представителемъ рода Лилливиковъ, имя которыхъ онъ носитъ. Я долженъ сказать (и мистриссъ Кенвигзъ навѣрно раздѣляетъ мои чувства)... я долженъ сказать слѣдующее: я смотрю на тотъ фактъ, что мой единственный сынъ носитъ имя Лилливика, какъ на одно изъ величайшихъ благъ моего существованія.
   -- Какъ на величайшее благо, Кенвигзъ,-- шепнула ему жена.
   -- Да, какъ на величайшее благо,-- понравился мистеръ Кенвигзъ.-- Конечно, я еще не заслужилъ этого блага, но со временемъ надѣюсь заслужить.
   Всѣ эти изліянія были со стороны Кенвигзовъ ловкой дипломатической тактикой, дававшей понять сборщику пошлинъ, что его считаютъ источникомъ благосостоянія и будущаго значенія маленькаго Лилливика. Добрый джентльменъ вполнѣ оцѣнилъ всю деликатность этого маневра и тутъ же, не сходя съ мѣста, предложилъ тостъ за здоровье неизвѣстнаго юноши, проявившаго въ этотъ вечеръ столько мужества и присутствія духа.
   -- Этотъ юноша производитъ впечатлѣніе очень милаго молодого человѣка, я не боюсь въ этомъ сознаться, и обладаетъ хорошими манерами, которыя, вѣроятно, находятся въ полной гармоніи съ его внутренними качествами,-- произнесъ въ заключеніе мистеръ Лилливикъ, снисходя такимъ образомъ до уступки, которую общество должно было цѣнить.
   -- Онъ очень интересный молодой человѣкъ и прекрасно держитъ себя,-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Конечно,-- подтвердила миссъ Петоукеръ.-- Въ его манерахъ есть что-то... ахъ, Боже мой, опять забыла это слово!..
   -- Какое?-- спросилъ мистеръ Лилливикъ.
   -- Ахъ, какъ его?.. Боже ты мой, какая я безнамятная!-- продолжала миссъ Петоукеръ.-- Ну, какъ это называется, когда молодые лорды обрываютъ звонки, колотятъ полицейскихъ, нанимаютъ извозчиковъ, не имѣя чѣмъ заплатить, и вообще дѣлаютъ вещи въ такомъ родѣ? Какъ называютъ такія повадки?
   -- Аристократическими,-- сказалъ сборщикъ наудачу.
   -- Да, да, вотъ именно: въ немъ есть что-то аристократическое, неправда ли?
   Присутствующіе джентльмены съ улыбкой переглянулись, какъ бы желая сказать: "о вкусахъ не спорятъ", но дамы рѣшили, въ одинъ голосъ, что въ Николаѣ дѣйствительно есть что-то аристократическое, и такъ какъ никто этого не оспаривалъ, то мнѣніе дамъ восторжествовало.
   Къ этому времени пуншъ былъ выпитъ, и маленькіе Кенвигзы, уже нѣсколько времени распяливавшіе свои глазенки маленькими пальчиками, начали, наконецъ, плакать и настоятельно требовать, чтобы ихъ уложили въ постельку. Сборщикъ посмотрѣлъ на часы и объявилъ къ общему свѣдѣнію, что уже два часа ночи. Одни изъ гостей, удивились, другіе ужаснулись, шляпы и шляпки появились изъ подъ столовъ и были розданы владѣльцамъ. Затѣмъ пошли нескончаемыя рукопожатія и горячія увѣренія со стороны гостей, что никогда въ жизни имъ не случалось проводить такою восхитительнаго вечера: они думали, что теперь половина одиннадцатаго, никакъ не больше; они очень желали бы, чтобъ мистеръ и мистриссъ Кенвигзъ справляли годовщину своей свадьбы каждую недѣлю; они удивляются умѣнью мистриссъ Кенвигзъ вести домъ и хозяйство. Однимъ словомъ, хозяевамъ пришлось выслушать много очень пріятныхъ вещей. На всѣ эти лестныя замѣчанія они отвѣчали самыми краснорѣчивыми изъявленіями благодарности всѣмъ леди и джентльменамъ въ отдѣльности за то, что тѣ почтили своимъ присутствіемъ ихъ вечеръ, и выразили надежду, что милымъ гостямъ было хоть вполовину такъ весело, какъ они старались это показать.
   Что касается Николая, то онъ заснулъ въ блаженномъ невѣдѣніи о томъ, какое пріятное впечатлѣніе онъ произвелъ на все общество. Онъ давно уже спалъ, а мистеръ Ньюмэнъ Ногсъ и Смайкъ все еще сидѣли у стола, осушая стоявшую передъ ними бутылку. Оба они такъ усердствовали, что подъ конецъ вечера Ньюмэнъ, если бы его спросили, затруднился бы отвѣтить, трезвъ ли онъ самъ и случалось ли ему когда-нибудь имѣть собесѣдникомъ такого пьянаго джентльмена, какъ его новый знакомый.
   

ГЛАВА XVI.
Николай ищетъ новаго мѣста, но, потерпѣвъ неудачу, поступаетъ учителемъ въ одинъ частный домъ.

   На слѣдующее утро Николай прежде всего позаботился о томъ, чтобы пріискать себѣ квартиру, гдѣ бы онъ могъ помѣститься со Смайкомъ и ждать у моря погоды, такъ какъ ему было совѣстно пользоваться долѣе гостепріимствомъ Ньюмэна Ногса, который ради удобства своего молодого друга готовь былъ ночевать хоть на лѣстницѣ.
   Собравъ необходимыя справки о квартирѣ, отдававшейся въ наемъ, какъ гласилъ билетикъ, прикленный на окнѣ подвальнаго этажа, Николай узналъ, что она состоитъ изъ одной комнаты во второмъ этажѣ, расположенной подъ самой крышей, что изъ оконъ ея открывается восхитительный видъ на сосѣднія черепичныя кровли и дымовыя трубы и что сдается она по-недѣльно. Сдать же ее на наивыгоднѣйшихъ по возможности условіяхъ было поручено домовладѣльцемъ одному изъ жильцовъ подвальнаго этажа, который въ то же время обязался присматривать за пустыми квартирами этого дома и слѣдить, чтобы жильцы не удирали изъ занятыхъ, не заплативъ денегъ. Въ благодарность за всѣ эти услуги жилецъ подвала былъ освобожденъ отъ платы за квартиру,-- предосторожность въ высшей степени похвальная, такъ какъ въ противномъ случаѣ онъ и самъ сбѣжалъ бы вмѣстѣ съ остальными.
   Обитателемъ этои-то комнаты и сдѣлался Николай. Онъ взялъ напрокатъ въ сосѣднемъ магазинѣ подержанной мебели пять -- шесть необходимыхъ вещей и заплатилъ за недѣлю впередъ изъ денегъ, вырученныхъ за кое-какое ненужное платье, которое они со Смайкомъ рѣшили продать. Черезъ часъ онъ былъ уже дома, опустившись на одинъ изъ немногихъ стульевъ, украшавшихъ его новое жилище, принялся строить планы будущаго, которое было такъ же темно и печально, какъ видъ изъ его окна. Но чѣмъ больше онъ думалъ, тѣмъ безотраднѣе казалось ему его положеніе; наконецъ, не придумавъ ничего утѣшительнаго, онъ рѣшилъ пойти прогуляться, въ надеждѣ, что это хоть немного его ободритъ. Итакъ, захвативъ свою шляпу, онъ вышелъ и принялся бродить ко улицамъ вмѣстѣ съ наводнявшей ихъ суетливой толпой, предоставивъ Смайку хозяйничать въ ихъ квартирѣ и доставивъ этимъ неизрѣченное удовольствіе бѣдному парню, который разставлялъ и переставлялъ ихъ скудную мебель съ такимъ дѣтскимъ восторгомъ, точно украшалъ роскошный дворецъ.
   Когда человѣкъ занятъ мыслью о своихъ личныхъ дѣлахъ, то, если даже онъ попадетъ въ толпу, гдѣ никто не интересуется имъ, гдѣ его личность совершенно теряется и гдѣ, казалось бы, онъ долженъ забыть о себѣ, видя свое ничтожество въ этой массѣ людей, его заботы все таки продолжаютъ всецѣло поглощать его вниманіе и мучить его. Скверное положеніе личныхъ его дѣлъ было единственной мыслью, занимавшею умъ Николая, и напрасно старался онъ заглушить ее быстрой ходьбой. Онъ пробовалъ разсѣяться, заставляя себя думать о людяхъ, шедшихъ рядомъ съ нимъ, пытаясь представить себѣ ихъ чувства, ихъ радости и страданія; но черезъ нѣсколько секундъ ловилъ себя на томъ, что онъ сопоставляетъ и сравниваетъ ихъ положеніе со своимъ и мысль его опять возвращалась въ свое старое русло.
   Погруженый въ такія размышленія, онъ безцѣльно бродилъ по самымъ бойкимъ улицамъ Лондона и вдругъ, случайно, поднявъ глаза, увидѣлъ большую небесно-голубую вывѣску, на которой было написано золотыми буквами: "Главное справочное бюро: доставляетъ мѣста и занятія всякаго рода". Контора выходила фасадомъ на улицу, но окно ея было завѣшено толстою шторой и въ дверяхъ не было стеколъ. Но за оконнымъ стекломъ висѣлъ въ видѣ приманки длинный рядъ рукописныхъ объявленій о всевозможныхъ мѣстахъ, начиная съ мѣста секретаря и кончая разсыльнымъ.
   Николай инстинктивно остановился передъ этимъ храмомъ надежды и пробѣжалъ выведенные крупными буквами заголовки объявленій, представлявшіе полный перечень всевозможныхъ карьеръ. Удовлетворивъ свое любопытство, онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, потомъ воротился, опять пошелъ впередъ и, наконецъ, послѣ минутнаго колебанія храбро открылъ дверь и вошелъ въ святилище.
   Это была маленькая комнатка. Полъ былъ обитъ клеенкой. Въ одномъ изъ угловъ стояла высокая конторка, отгороженная рѣшеткой, а за конторкой возсѣдалъ долговязый юноша съ хитрыми глазами и острымъ выдающимся подбородкомъ. Этотъ юноша и былъ авторомъ вывѣшенныхъ въ окнѣ объявленіи. Передъ нимъ лежала развернутая конторская книга; пальцы его правой руки были засунуты между листами книги, а глаза устремлены на толстую старую леди въ высокомъ чепцѣ, бывшую, очевидно, хозяйкой учрежденія. Толстая леди грѣлась у камина, а клеркъ, повидимому, ждалъ только ея приказанія, чтобы разыскать въ лежавшей передъ нимъ книгѣ съ ржавыми застежками какую она потребуетъ запись.
   Николай еще на улицѣ прочелъ въ объявленіи, что съ "десяти часовъ утра до четырехъ дня ежедневно желающіе могутъ найти въ конторѣ служанокъ, ищущихъ мѣстъ", и поэтому сразу догадался, что привело сюда шестерыхъ здоровыхъ, плечистыхъ женщинъ, сидѣвшихъ рядомъ на скамьѣ вдоль стѣны, съ аттестатами и зонтиками въ рукахъ; лица у этихъ женщинъ были печальныя и тревожныя -- очевидно, онѣ ждали нанимателей. Но Николай не могъ понять, какихъ мѣстъ искали двѣ щеголихи, разговариваніія съ толстой старухой у камина. Сказавъ клерку, что онъ подождетъ своей очереди, нашъ герой усѣлся въ углу. Старуха, прекратившая было разговоръ при его появленіи, теперь заговорила опять.
   -- Кухарка, Томъ!-- сказала она вытягивая ноги на рѣшетку камина.
   -- Кухарка,-- повторилъ Томъ и сталъ быстро перелистывать книгу.-- Есть!
   -- Выбери два мѣстечка, да получше.
   -- Пожалуйста, молодой человѣкъ, подыщите мнѣ такое, чтобы было поменьше работы,-- прибавила одна изъ щеголихъ, миловидная женщина въ модныхъ ботинкахъ.
   -- Мистриссъ Меркеръ,-- прочелъ Томъ въ записяхъ,-- Руссель-плэсъ, Руссель-скверъ. Жалованья восемнадцать гиней, кромѣ чаю, сахару. Семейство изъ двухъ лицъ; живутъ очень скромно. Пять душъ женской прислуги. Мужской прислуги нѣтъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, это не подходить. Поищите-ка другое, молодой человѣкъ,-- жеманилась франтиха.
   -- Мистриссъ Врайметъ, Плизюнтъ-плэсъ, Финсбери,-- читалъ клеркъ.-- Жалованья двѣнадцать гиней; чай и сахаръ не отъ хозяевъ. Семейство очень строгихъ правилъ...
   -- Можете не продолжать,-- прервала нетерпѣливо дѣвица.
   -- Три человѣка мужской прислуги также строгихъ правилъ,-- докончилъ тѣмъ не менѣе клеркъ съ особеннымъ удареніемъ.
   -- Вы говорите три?-- переспросила внезапно заинтересовавшись дѣвица.
   -- Три человѣка мужской прислуги строгихъ правилъ,-- повторилъ Томь.-- Кромѣ того: кухарка, горничная и нянька. Каждое воскресенье всѣ три прислуги женскаго пола обязаны посѣщать въ сопровожденіи трехъ лакеевъ молитвенныя собранія конгрегаціи диссидентокъ, три раза въ теченіе дня. Если кухарка окажется въ правилахъ нравственности тверже лакея, который будетъ ея кавалеромъ, она обязуется его поучать; если лакеи тверже кухарки, то поучать долженъ онъ.
   -- Я желаю получить адресъ этого мѣста,-- сказала кліентка.-- Навѣрно не знаю, но возможно, что оно мнѣ подойдетъ.
   -- Вотъ еще одно,-- объявилъ Томъ, переворачивая страницу.-- Семейство Галланбайля, члена парламента, ищетъ кухарку. Жалованья пятнадцать гиней, чай, сахаръ. Кухаркѣ разрѣшается принимать двоюродныхъ братьевъ, если это люди богобоязненные. Примѣчаніе. По воскресеньямъ для прислуги холодный обѣдъ. Мистеръ Галланбайль строго соблюдаетъ законъ о воскресныхъ дняхъ и потому въ эти дни горячихъ блюдъ не полагается никому въ домѣ; являются исключеніямъ только мистеръ и мистриссъ Галланбайль, стяжавшіе себѣ это право благочестивыми дѣлами. Въ воскресные дни мистеръ Галланбайль обѣдаетъ позже обыкновеннаго, съ нарочной цѣлью не допустить кухарку до грѣха усиленно заняться своимъ туалетомъ.
   -- Что-то мнѣ кажется, какъ будто послѣднее мѣсто похуже,-- сказала служанка, пошептавшись со своею пріятельницею.-- Нѣтъ, вы ужь лучше дайте мнѣ адресъ того... другого, оно болѣе подходящее; а если тамъ не сговорюсь, то ужь придется слова навѣдаться къ вамъ.
   Томъ далъ требуемый адресъ, и расфранченная дѣвица, уплативъ толстой старухѣ установленный гонораръ, вышла въ сопровождѣніи своей товарки.
   Не успѣлъ Николай открыть рта, чтобы попросить молодого человѣка отыскать букву С и перечислить ему всѣ записанныя у нихъ вакантныя мѣста секретарей, какъ увидѣлъ входившую новую посѣтительницу, наружность которой такъ поразила и заинтересовала его, что онъ тотчасъ же уступилъ ей свою очередь, а самъ сталъ въ сторонѣ.
   Вошедшей дѣвушкѣ можно было дать не болѣе восемнадцати лѣтъ; она была очень тонка, невысокаго роста, но удивительно стройна. Она скромно подошла къ конторкѣ и спросила вполголоса, нѣтъ ли свободнаго мѣста гувернантки или компаінонки къ какой-нибудь леди. При этомъ она на минуту приподняла вуаль, и Николай увидѣлъ личико необыкновенной красоты, хотя и омраченное облакомъ печали. Обворожительное личико казалось тѣмъ болѣе грустнымъ, что дѣвушка была еще очень молода. Ей дали адресъ; она заплатила, что слѣдовало, за справку и легкой поступью направилась къ двери.
   Она была одѣта очень опрятно, но въ то же время просто -- такъ просто, что если бы ея костюмъ облекалъ другую, менѣе изящную фигуру, онъ казался бы жалкой тряпкой. Ее сопровождала толстая служанка съ краснымъ лицомъ и выпученными глазами, грязная, съ голыми руками, высовывавшимися изъ подъ накинутаго на плечи платка, до того перемазаннаго, точно его только-что вытащили изъ водосточной канавы; даже лицо этой женщины было плохо отмыто отъ слѣдовъ угля и сажи. Однимъ словомъ, судя по всѣмъ признакамъ, ее можно было причислить къ разряду тѣхъ служанокъ, которыя сидѣли на скамьѣ и съ пятерыми она сейчасъ же начала перемигиваться и обмѣниваться какими-то знаками въ родѣ тѣхъ кабалистическихъ знаковъ, по которымъ масоны сразу узнаютъ другъ друга.
   Служанка вышла вслѣдъ за своей госпожой, и прежде, чѣмъ Николай успѣлъ опомниться отъ удивленія и восторга, онѣ уже исчезли. Не поручусь, что онъ не кинулся бы слѣдомъ за ними (въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго, хотя благоразумные люди, быть можетъ, и но одобрили бы такого нелѣпаго поступка), если бы его не удержало любопытство: ему хотѣлось дослушать разговоръ, завязавшійся между толстой старухой и клеркомъ:
   -- Когда она опять зайдетъ къ намъ, Томъ?-- спросила хозяйка.
   -- Завтра утромъ,-- отвѣчалъ Томъ, очинивая перо.
   -- Куда ты ее направилъ.
   -- Къ мистриссъ Кларкъ.
   -- Сладкое житье ожидаетъ ее, если она возьметъ это мѣстечко,-- сказала толстуха, доставая понюшку табаку изъ оловянной табакерки.
   Томъ не далъ словеснаго отвѣта, но, подперевъ языкомъ щеку, указалъ кончикомъ пера на Николая, обращая этимъ жестомъ вниманіе старухи на то обстоятельство, что въ комнатѣ присутствуетъ постороннее лицо. Тогда она сейчасъ же обратилась къ Николаю съ обычной фразой:
   -- Чѣмъ можемъ мы служить вамъ, сэръ?
   Не тратя лишнихъ словъ, Николай спросилъ, не найдется ли у нихъ мѣста секретаря или переписчика при какомъ-нибудь джентльменѣ.
   -- Какъ не найтись! Навѣрное цѣлая дюжина, не такъ ли, Томъ?
   -- Полагаю, что такъ,-- отвѣчалъ этотъ юноша, фамильярно подмигивая Николаю и думая, вѣроятно, осчастливить его этимъ знакомъ вниманія. Но неблагодарный Николай съ отвращеніемъ отвернулся.
   Когда мистеръ Томъ справился по реестровой книгѣ, то оказалось, что вмѣсто дюжины мѣстъ, которыя предлагала хозяйка, есть только одно -- у мистера Григсбюри, знаменитаго члена парламента, проживавшаго въ Манчестерскомъ подворьѣ въ Вестминстерѣ. Мистеру Григсбюри нуженъ былъ молодой человѣкъ, который сумѣлъ бы привести въ порядокъ его бумаги и велъ бы его корреспонденцію, и Николай оказывался именно такимъ молодымъ человѣкомъ, какой былъ нуженъ мистеру Григсбюри.
   -- Я ничего не знаю о размѣрѣ вознагражденія,-- сказала толстуха:-- онъ предпочитаетъ условливаться непосредственно съ нанимающимся, но полагаю, что плата недурна, такъ какъ вѣдь онъ членъ парламента.
   Николай по своей неопытности не оцѣнилъ всей силы послѣдняго аргумента, который поэтому не особенно подѣйствовалъ ка него въ ободряющемъ смыслѣ; но онъ предпочелъ не вступать въ пререканія по этому пункту и, порѣшивъ немедленно сходить къ мистеру Григсбюри попытать счастья, спросилъ его адресъ.
   -- Я не знаю номера дома,-- отвѣчалъ Томъ,-- но Манчестерское подворье не очень велико, и самое большое, неудобство, какое можетъ вамъ представиться, это то, что вы будете стучаться во всѣ двери направо и налѣво, пока разыщите его. А что, неправда ли, хорошенькая дѣвочка?
   -- Какая дѣвочка?-- строго спросилъ Николай.
   -- Ну, ладно, вы отлично знаете, о комъ я говорю. Неправда ли, прехорошенькая,-- продолжалъ шепотомъ Томъ, наклоняясь къ уху Николая, потомъ прищурилъ одинъ глазъ и мотнулъ въ воздухѣ подбородкомъ.-- Развѣ вы ее не замѣтили? Толкуйте, чего добраго, вы еще скажете, что не желали бы быть на моемъ мѣстѣ завтра утромъ, когда она явится сюда?
   Николай взглягулъ на него такимъ взглядомъ, точно имѣлъ намѣреніе хватить его по башкѣ шнуровой книгой за то, что тотъ осмѣливается восхищаться прекрасной незнакомкой, но воздержался и, принявъ высокомѣрный видъ, вышелъ изъ конторы. Въ своемъ негодованіи, онъ позабылъ о законахъ рыцарства, которые не только дозволяли каждому рыцарю выслушивать всякія похвалы и любезности по адресу дамы его сердца, но даже вмѣняли ему въ обязанность слоняться по всему свѣту и раскраивать головы всѣмъ прозаическимъ, положительнымъ людямъ, не соглашавшимся превозносить до небесъ всякою прославленную красотку на томъ основаніи, что они, молъ, никогда ея не видали. И подѣломъ прозаическимъ людямъ: развѣ это можетъ служить отговоркой?
   Ломая голову надъ вопросомъ, какихъ горестей и напастей могла быть жертвою его незнакомка, Николай на время позабылъ о своихъ собственныхъ бѣдахъ. Долго блуждалъ онъ по улицамъ, нѣсколько разъ возвращался и разспрашивалъ, какъ ему идти, пока, наконецъ, добрался до цѣли своего странствія.
   Въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ древняго Вестминстерскаго аббатства, но еще въ чертѣ Сити, есть одинъ тѣсный, грязный кварталъ, служащій своего рода аббатствомъ современнымъ членамъ парламента, конечно, изъ самыхъ захудалыхъ. Здѣсь всего одна улица съ двумя рядами невзрачныхъ домовъ, сдающихся по комнатамъ. Во время парламентскихъ каникулъ во всѣхъ окнахъ этихъ безобразныхъ домовъ красуются бѣлые билетики, и на нихъ, точь-въ-точь, какъ и на лицахъ парламентскихъ дѣятелей послѣдней сессіи, бывшихъ обитателей комнатъ, о которыхъ возвѣщаютъ билетики, къ какой бы партіи ни принадлежали эти господа, къ министерской или оппозиціонной, можно прочесть: "Отдается въ наемъ". Съ концомъ парламентскихъ каникулъ исчезаютъ и билетики съ оконъ, а дома наполняются законодателями; куда ни плюнь, попадешь въ законодателя: онъ и въ подвальномъ, и въ первомъ, и во второмъ, и въ третьемъ эіажѣ, и на чердакѣ. Словомъ, повсюду, во всѣхъ щеляхъ -- законодатели. Въ ихъ кабинетахъ и пріемныхъ отъ разныхъ депутацій и делегацій дымъ идетъ коромысломъ. Отъ покрытыхъ плѣсенью парламентскихъ актовъ и петицій воздухъ въ туманную погоду бываетъ такъ тяжелъ, что почтальоны, заходя сюда, чуть не надаютъ въ обморокъ отъ испареній, бьющихъ имъ въ носъ. Тутъ можно увидѣть жалкія фигуры оборванцевъ, выискивающихъ удобнаго случая отправить неоплаченное письмо, и блуждающихъ, точно тѣни умершихъ писцовъ по чистилищу. Это-то и есть Манчестерское подворье. Тутъ во всякій часъ ночи можно услышать щелканье ключа въ заржавленномъ замкѣ и стукъ захлопнувшейся двери. Иной разъ порывъ вѣтра, пробѣгая по водѣ, омывающей стѣны здѣшнихъ домовъ, и по длинному ряду комнатъ, донесетъ до васъ пискливый голосокъ какого нибудь юнаго депутата, который зубритъ свою рѣчь, приготовленную для завтрашняго засѣданія. Днемъ же здѣсь раздаются то завывающіе звуки органа, то хрипъ и бренчанье всевозможныхъ шарманокъ. Манчестерское подворье напоминаетъ бутылку отъ портера съ ея узкимъ и короткимъ горлышкомъ или вершу, которою ловятъ угрей: оно имѣетъ одинъ только выходъ. Такимъ образомъ Манчестерское подворье можетъ служить эмблемой, изображающей карьеру его постояльцевъ: пробравшись въ парламентъ съ невѣроятными усиліями, помощью всякихъ ухищреній, они очень скоро убѣждаются, что изъ него, какъ изъ Манчестерскаго подворья, одинъ только выходъ -- назадъ, и счастье ихъ, если они сумѣютъ вернуться назадъ такими же ограниченными, небогатыми и неизвѣстными людьми, какими были раньше
   Проникнувъ въ Манчестерское подворье съ адресомъ великаго Григсбюри въ рукахъ, Николай увидѣлъ толпу людей, входившихъ въ одинъ изъ самыхъ грязныхъ домовъ неподалеку отъ воротъ подворья и, дождавшись, пока всѣ вошли, спросилъ слугу, отворявшаго дверь, не здѣсь ли живетъ мистеръ Григсбюри.
   Этотъ слуга былъ худой, невзрачный малый съ такимъ болѣзненнымъ, блѣднымъ лицомъ, точно все свое дѣтство онъ провелъ въ подвалѣ,-- да, по всей вѣроятности, такъ оно и было.
   -- Мистеръ Григсбюри?-- переспросилъ онъ.-- Да, здѣсь. Совершенно вѣрно. Пойдите.
   Николай не заставилъ себя просить и вошелъ, а слуга, заперевъ за нимъ дверь, моментально исчезъ. Все это было очень странно, но еще страннѣе было то, что и корридорь, и узкая лѣстница, затемнявшая и безъ того темную прихожую, были биткомъ набиты людьми. Судя по серьезнымъ, торжественнымъ лицамъ этихъ людей, можно было заключить, что они пребывали въ ожиданіи чего-то очень важнаго, имѣющаго совершиться. Глубокое молчаніе только изрѣдка нарушалось осторожнымъ шепотомъ: одинъ говорилъ другому на ухо нѣсколько словъ, или иной разъ цѣлая кучка людей перешептывалась, что-то обсуждая, и затѣмъ одни утвердительно кивали другъ другу, другіе ожесточенію качали головой въ знакъ отрицанія, и становилось яснымъ, что эти люди, твердо рѣшились добиваться задуманнаго и ни передъ чѣмъ но отступать.
   Николай прождалъ нѣсколько минутъ, но загадка не объяснялась. Наконецъ, ему стало невтерпежъ, и онъ уже собирался спросить своего сосѣда, что все это означаетъ, какъ вдругъ наверху послышалось какое-то движеніе и чей-то голосъ прокричалъ: "Господа, прошу васъ, войдите". Въ отвѣтъ на это, всѣ, бывшіе на лѣстницѣ, вмѣсто того, чтобы войти ринулись внизъ и стали необыкновенно любезно предлагать джентльменамъ, стоявшимъ ближе къ выходной двери, чтобы они вошли первыми; но тѣ, въ свою очередь, съ не менѣе утонченною вѣжливостью заявили, что они отказываются отъ этой чести. Однако, многимъ изъ нихъ пришлось удостоиться ея помимо своей воли, такъ какъ хлынувшая сверху толпа вытѣснила изъ корридора на лѣстницу съ полдюжины джентльменовъ, въ томъ числѣ и Николая, и, подхвативъ ихъ, внесла на площадку, а затѣмъ въ кабинетъ мистера Григсбюри. Они влетѣли, какъ бомбы, а толпа, тѣснившая ихъ, мигомъ наполнила комнату, отрѣзавъ имъ отступленіе.
   -- Милости просимъ, джентльмены; очень радъ васъ видѣть,-- началъ мистеръ Григсбюри. Для человѣка, принимающаго желанныхъ гостей, мистеръ Григсбюри имѣлъ слишкомъ пасмурный видъ, такъ что трудно было повѣрить искренности его любезнаго пріема. Но, можетъ быть, недовольное выраженіе его лица являлось лишь естественнымъ послѣдствіемъ привычки государственнаго мужа, члена парламента, скрывать свои настоящія чувства подъ личиною серьезности. Мистеръ Григсбюри былъ плотный, видный мужчина съ большой головой, зычнымъ голосомъ, величественными манерами и необыкновеннымъ умѣньемъ говорить съ многозначительнымъ видомъ ничего незначущія вещи; короче сказать, онъ обладалъ всѣми качествами, необходимыми для члена парламента.
   -- Ну, джентльмены, вы, кажется, недовольны моимъ поведеніемъ, какъ я это вижу изъ газетъ,-- сказалъ мистеръ Григсбюри, бросая большую кипу бумагъ въ корзинку, стоявшую у его ногъ, и, развалившись въ креслѣ, оперся локтями о ручки.
   -- Да, недовольны, мистеръ Григсбюри,-- сердито отвѣтилъ краснолицый джентльменъ, продираясь впередъ и становясь передъ мистеромъ Григсбюри.
   -- Не обманываютъ ли меня мои глаза? Неужели передо мной мой старый другъ Пекстиль?-- возгласилъ мистеръ Григсбюри, удивленно смотря на оратора.
   -- Да, это я, и никто другой,-- отвѣчалъ краснолицый джентльменъ.
   -- Вашу руку, мой благородный другъ. Пекстиль, мой дорогой, мнѣ очень жаль, что я вижу васъ здѣсь.
   -- Мнѣ тоже очень жаль, что я здѣсь, но ваше поведеніе, мистеръ Григсбюри, заставило насъ, вашихъ избирателей, отправить къ вамъ депутацію.
   -- Мое поведеніе, Пекстиль,-- началъ мистеръ Григсбюри, оглядывая депутацію величественнымъ и въ то же время ласково-снисходительнымъ взоромъ,-- мое поведеніе всегда вытекало и будетъ вытекать изъ моего искренняго и горячаго желанія служить истиннымъ интересамъ нашей обширной и благословенной страны. Бросаю ли я взглядъ за свою родину или на чужбину, взираю ли на мирныхъ тружениковъ-поселянъ родного нашего острова, на его рѣки, усѣянныя пароходами, на дороги, изрѣзанныя по всѣмъ направленіямъ рельсами, на его улицы со снующими по нимъ въ безчисленномъ множествѣ общественными, извозчичьими и собственными экипажами, на раскинутое надъ всѣмъ этимъ небесное пространство, гдѣ парятъ аэростаты такой силы и размѣровъ, что подобныхъ имъ не существуетъ ни у одной націи въ мірѣ,-- словомъ, окидываю ли я взоромъ стогны своей отчизны или простираю его дальше, на необозримыя пространства чуждыхъ земель, завоеванныя британской настойчивостью и британскою доблестью,-- я въ умиленіи складываю руки, поднимаю глаза къ разстилающемуся надо мной небосклону и восклицаю: "Благодарю тебя, Боже, за то, что я сынъ Великой Британіи!
   Прошло то время, когда такая исполненная высокаго энтузіазма рѣчь вызвала бы горячіе крики восторга и взрывы рукоплесканій;-- теперь она была принята съ ледяною холодностью. Общее впечатлѣніе было, по видимому, таково, что мистеръ Григсбюри, набросавъ программу своей парламентской дѣятельности въ слишкомъ общихъ чертахъ, умолчалъ о подробностяхъ, которыя собственно и могли бы пролить на нее свѣтъ. Одинъ изъ джентльменовъ, стоявшій на заднемъ ряду, не постѣснялся даже заявить во всеуслышаніе, что, по его мнѣнію, вся эта рѣчь "отдастъ шарлатанствомъ".
   -- Значеніе слова "шарлатанство" мнѣ неизвѣстно,-- произнесъ мистеръ Григсбюри, услышавъ эту фразу,-- но если этимъ словомъ желали сказать, что я слишкомъ горячо и преувеличенно превозношу свое отечество, я нахожу замѣчаніе справедливымъ. Да, я горжусь нашей свободной, благословенной страной; я какъ бы освобождаюсь отъ моей бренной оболочки, глаза мои блестятъ, грудь высоко вздымается, сердце трепещетъ, кровь кипитъ, когда я думаю о славѣ и величіи Британіи!
   -- Мы намѣрены предложить вамъ нѣсколько вопросовъ, сэръ,-- холодно вставилъ мистеръ Пекстиль.
   -- Сколько угодно, джентльмены, мое время принадлежитъ вамъ и моей странѣ... и моей странѣ.
   Получивъ это милостивое разрѣшеніе, мистеръ Пекстиль надѣлъ очки и вытащилъ изъ кармана исписанный листъ бумаги; вслѣдъ за нимъ и остальные члены депутаціи вооружились такими же листами, чтобы слѣдить за чтеніемъ мистерПекстиля и въ случаѣ надобности, поправлять его.
   Когда эти приготовленія окончились, мистеръ Пекстиль началъ читать.
   -- Запросъ нумеръ первый, сэръ. Вспомните, что вы давали намъ передъ избраніемъ вашимъ въ члены парламента обязательства немедленно упразднить въ палатѣ общинъ безобразный обычай кашлять и чихать во время засѣданій? И какія же мѣры были приняты вами въ этомъ направленіи, когда въ первомъ же засѣданіи настоящей сессіи публика кашляла и чихала, пока вы говорили вашу рѣчь? Далѣе: развѣ вы не обѣщали поражать правительство изумленіемъ и припирать его къ стѣнѣ? А на самомъ дѣлѣ поражали ли вы его и припирали ли къ стѣнѣ?
   -- Очень хорошо, любезный другъ Пекстиль. Перейдемъ теперь къ запросу нумеръ второй,-- сказалъ мистеръ Григсбюри.
   -- Какъ, развѣ вы не намѣрены давать объясненій на первый запросъ?
   -- Конечно, нѣтъ
   Члены депутаціи обмѣнялись полнымъ негодованія взглядомъ, затѣмъ перенесли этотъ взглядъ на мистера Григсбюри. "Дорогой другъ" Пекстиль въ свою очередь устремилъ поверхъ очковъ уничтожающій взоръ на мистера Григсбюри и затѣмъ продолжалъ:
   -- Запросъ номеръ второй. Не обѣщали ли вы, сэръ, равнымъ образомъ всегда поддерживать своихъ единомышленниковъ? А между тѣмъ, что вы сдѣлали третьяго дня? Вы покинули одного изъ нихъ, подавъ свой голосъ за противную партію только изъ-за того, что жена главы той партіи пригласила вашу жену къ себѣ на вечеринку.
   -- Продолжайте,-- сказалъ мистеръ Григсбюри.
   -- Неужели у васъ не найдется возраженій и на это?-- спросилъ ораторъ.
   -- Никакихъ,-- отрѣзалъ мистеръ Григсбюри.
   Депутація, видѣвшая его до сихъ поръ только на засѣданіяхъ палаты и на митингахъ передъ выборами, была поражена его выдержкой. Она его но узнавала. Какъ, неужели это тотъ самый человѣкъ, который во время выборовъ стлалъ такъ мягко и говорилъ такъ сладко, а теперь сталъ горьче желчи и тверже камня. О, какъ время мѣняетъ людей!
   -- Запросъ нумеръ третій и послѣдній,-- выразительно произнесъ мистеръ Пекстиль.-- Не вы ли, сэръ, торжественно обѣщали всѣмъ вашимъ избирателямъ оспаривать и опровергать все, что бы ни предлагалось, вносить расколъ въ палату по всѣмъ представляемымъ на обсужденіе вопросамъ, оставаться при особомъ мнѣніи всегда и во всемъ, требовать занесенія въ протоколъ всего, что будетъ вамъ не по вкусу, однимъ словомъ, по вашему же собственному выраженію, которое твердо запечатлѣлось въ нашей памяти, лѣзть изъ кожи, чтобы всѣмъ насолить? Исполнили ли вы хоть часть обѣщаннаго?
   Закончивъ чтеніе этихъ столь ясно и краснорѣчиво изложенныхъ вопросныхъ пунктовъ, мистеръ Пекстиль сложилъ бумагу и опустивъ ее въ карманъ; то же продѣлали и остальные члены депутаціи.
   Мистеръ Григсбюри подумалъ немного, высморкался, усѣлся поглубже въ креслѣ, потомъ опять выдвинулся впередъ, положилъ локти на столъ, соединилъ большіе и указательные пальцы въ треугольникъ, дотронулся вершиной этого треугольника до кончика своего носа и (тутъ онъ не могъ удержать игривой улыбки) сказалъ:-- Я отрицаю все!
   При этомъ неожиданномъ отвѣтѣ ропотъ негодованія пронесся по комнатѣ, и тотъ самый джентльменъ, который выразилъ свое мнѣніе о рѣчи мистера Григсбюри словомъ "шарлатанство", проворчали съ такимъ же лаконизмомъ:
   -- Отставка, отставка!--это зловѣщее слово было подхвачено всей толпой и тотчасъ же перешло въ общее требованіе заволновавшихся избирателей
   -- Сэръ,-- началъ мистеръ Пекстиль съ церемоннымъ поклономъ,-- товарищи меня уполномочили выразить вамъ нашу общую надежду, что, въ уваженіе къ просьбѣ значительнаго большинства вашихъ избирателей, вы подадите въ отставку, предоставивъ ваше мѣсто другому кандидату, котораго они найдутъ болѣе достойнымъ ихъ довѣрія.
   Выслушавъ это заявленіе, мистеръ Григсбюри совершенно спокойно принялся читать свой отвѣтъ, составленный имъ весьма предусмотрительно заранѣе въ видѣ письма, нѣсколько копій съ котораго были приготовлены для разсылки въ редакціи газетъ:

"Дорогой другъ Пекстиль!

   "Послѣ благоденствія нашего многолюбезнаго острова, нашего счастливаго и великаго отечества, свободнаго и могущественнаго, обладающаго, по моему глубокому убѣжденію, безграничными матеріальными и нравственными силами, послѣ благоденствія нашей отчизны, повторяю, самое драгоцѣнное для меня благо,-- моя личная благородная независимость, составляющая главный предметъ гордости истиннаго англичанина, и самое горячее мое желаніе -- оставить ее безупречной и незапятнанной въ наслѣдіе моимъ дѣтямъ. Итакъ, не личныя побужденія, а высшія конституціонныя соображенія государственной важности, распространяться о которыхъ я не стану, такъ какъ считаю ихъ выше пониманія тѣхъ, кто не углублялся, какъ я, въ сложный механизмъ политики, не позволяютъ мнѣ оставить мой постъ въ парламентѣ, и я не оставлю его.
   "Покорнѣйше прошу васъ передать моимъ избирателямъ мое глубочайшее почтеніе, а съ нимъ и мое рѣшеніе.

"Съ искреннимъ уваженіемъ остаюсь вашъ и пр.".

   -- Это значитъ, что вы, несмотря ни на что, не желаете подавать въ отставку?-- спросилъ ораторъ депутаціи.
   Мистеръ Григсбюри улыбнулся и покачалъ головой, подтверждая этимъ свой отказъ.
   -- Такъ прощайте,-- сказалъ мистеръ Пекстиль грознымъ голосомъ.
   -- Да хранитъ васъ Господь!-- отвѣтилъ на это мистеръ Григсбюри.
   И члены депутаціи, ворча и бранясь, отретировались къ двери и стали выходить такъ быстро, какъ только позволяла имъ узкая лѣстница.
   Когда всѣ до послѣдняго вышли изъ комнаты, мистеръ Григсбюри весело потеръ руки и громко расхохотался, какъ человѣкъ, которому удалось ловко поддѣть другого на удочку. Въ опьянѣніи удовлетвореннаго самолюбія онъ не замѣчалъ Николая, стоявшаго въ глубинѣ комнаты, въ тѣни оконныхъ занавѣсокъ, пока сей молодой человѣкъ, боясь быть нескромнымъ, услышавъ противъ воли какой-нибудь монологъ, не предназначавшійся для публики, не кашлянулъ два-три раза, чтобы привлечь на себя вниманіе члена парламента.
   -- Кто тамъ?-- съ живостью спросилъ мистеръ Григсбюри.
   Николай вышелъ впередъ и поклонился.
   -- Что вы тутъ дѣлаете, сэръ? Вы подсматриваете за мной въ моей частной жизни! Вы, сэръ, домашній шпіонъ! Вы уже слышали отвѣты мои депутаціи, и я прошу васъ присоединиться къ остальнымъ ея членамъ.
   -- Я давно сдѣлалъ бы это, если бы былъ членомъ депутаціи, но я вовсе не депутатъ,-- сказалъ Николай.
   -- Такъ скажите же, сэръ, какимъ образомъ вы попали сюда?-- спросилъ мистеръ Григсбюри.-- И, наконецъ, какого чорта вамъ здѣсь нужно?
   -- Мнѣ дали вашъ адресъ въ справочной конторѣ. Такъ какъ вы нуждаетесь въ секретарѣ, то я пришелъ предложить вамъ свои услуги.
   -- И, являясь сюда, вы не имѣли другихъ цѣлей?-- продолжалъ выспрашивать мистеръ Григсбюри, подозрительно глядя за молодого человѣка.
   Николай отвѣчалъ, что другихъ цѣлей онъ не имѣлъ.
   -- А нѣтъ ли у васъ чего-нибудь общаго съ какою-нибудь подлой газетой? И не втерлись ли вы сюда для того, чтобы подсмотрѣть и подслушать все, что здѣсь происходило, а затѣмъ и разнести по газетамъ.
   -- Нѣтъ,-- спокойно и вѣжливо отвѣчалъ Николай,-- я, къ сожалѣнію, долженъ признаться, что въ настоящее время не несу никакихъ обязанностей, такъ какъ не имѣю мѣста.
   -- А! Такъ какимъ же образомъ вы ко мнѣ вошли?-- спросилъ мистеръ Григсбюри.
   Николай разсказывалъ, какъ толпа увлекла его за собой и втащила въ кабинетъ.
   -- Если такъ, садитесь,-- сказалъ мистеръ Григсбюри.
   Николай сѣлъ. Мистеръ Григсбюри долго его разглядывалъ, точно хотѣлъ удостовѣриться, подходитъ ли его внѣшность для секретарскаго мѣста, и, наконецъ, рѣшился спросить:
   -- Такъ вы желаете быть моимъ секретаремъ?
   -- Да, я желалъ бы занять эту должность.
   -- Хорошо; но я съ своей стороны желалъ бы знать, что вы умѣете дѣлать.
   -- Я полагаю,-- отвѣчалъ съ улыбкой Николай,-- что сумѣю управиться съ той работой, какую обыкновенно дѣлаютъ секретари.
   -- Въ чемъ же, по вашему, состоитъ эта работа?
   -- Въ чемъ состоитъ?
   -- Ну, да, въ чемъ?-- повторилъ мистеръ Григсбюри, склонивъ голову на плечо и насмѣшливо глядя на Николая.
   -- Кругъ обязанностей личнаго секретаря довольно трудно опредѣлить,-- проговорилъ въ раздумьи Николай,-- прежде всего въ него входитъ корреспонденція.
   -- Хорошо!
   -- Затѣмъ приведеніе въ порядокъ всякихъ документовъ.
   -- Очень хорошо!
   -- А также, можетъ быть, писанье подъ диктовку, и еще,-- прибавилъ Николай, чуть-чуть улыбаясь,-- переписка для газетъ вашихъ рѣчей, когда онѣ будутъ имѣть особенное, общественное значеніе.
   -- Конечно. Ну, а еще что?
   -- Не припомню, право, въ настоящую минуту другихъ обязанностей секретаря,-- сказалъ Николай, немного подумавъ,-- кромѣ одной главной: стараться быть полезнымъ и пріятнымъ своему принципалу, сохраняя въ то же время свое собственное достоинство, и отнюдь не нарушать обязательства, налагаемаго на него самимъ названіемъ должности: "секретарь'".
   Мистеръ Григсбюри нѣсколько времени смотрѣлъ въ упоръ на Николая, потомъ бросилъ подозрительный взглядъ вокругъ комнаты и, наконецъ, сказалъ ему, понизивъ голосъ:
   -- Совершенно вѣрно, мистеръ... какъ васъ зовутъ?
   -- Никкльби.
   -- Совершенно вѣрно, мистеръ Никкльби, и прекрасно изложено, по крайней мѣрѣ, то, что вы сказали о секретарскихъ обязанностяхъ до сихъ поръ. Но есть еще кое-что, чего никогда не долженъ упускать изъ виду секретарь члена парламента. Мой секретарь долженъ меня заряжать.
   -- Виноватъ, сэръ,-- сказалъ Николай, думая, что ослышался.
   -- Заряжать,-- повторилъ мистеръ Григсбюри.
   -- Вторично прошу извиненія, что перебиваю васъ, сэръ, но я не совсѣмъ понимаю, что вы хотите этимъ сказать.
   -- Что я хочу сказать? Да это ясно, какъ день,-- проговорилъ съ важностью мистеръ Григсбюри.-- Во первыхъ, мой секретарь долженъ основательно знать иностранную политику, то есть насколько ее можно знать изъ газетъ. Затѣмъ онъ долженъ слѣдить за всѣми публичными митингами, за передовыми статьями, за отчетами о дѣятельности разныхъ обществъ и отмѣчать все, наиболѣе выдающееся, чѣмъ можно было бы при случаѣ украсить небольшой спичъ по поводу какой-нибудь петиціи или чего-нибудь въ такомъ родѣ. Вы меня поняли?
   -- Кажется, сэръ.
   -- Затѣмъ еще мой секретарь обязательно долженъ ежедневно просматривать какъ утреннія, такъ и вечернія газеты и обращать особенное вниманіе на такія статьи, какъ, напримѣръ, "Таинственное исчезновеніе и предполагаемое самоубійство мальчишки-подмастерья", и вообще на такія замѣтки, по поводу которыхъ я могъ бы обратиться съ запросомъ къ министру внутреннихъ дѣлъ. Кромѣ того, мой секретарь долженъ написать какъ мой запросъ, такъ и отвѣтъ министра, насколько я припомню его (конечно, вклеивъ въ послѣдній маленькій комплиментъ моему свѣтлому взгляду на вещи и моей независимости) и отослать рукопись франкированнымъ письмомъ въ одну изъ мѣстныхъ газетъ съ коротенькимъ предисловіемъ въ полдюжины строкъ, въ которомъ говорилось бы, что въ парламентѣ я одинъ изъ полезнѣйшихъ членовъ, такъ какъ всегда горячо стою за правду, ежечасно помятую о тяжелой отвѣтственности, лежащей на мнѣ, работаю, не покладая рукъ, и такъ далѣе. Понимаете теперь, въ чемъ дѣло?
   Николай молча поклонился.
   -- Сверхъ того,-- продолжалъ мистеръ Григсбюри,-- я желаю, чтобы мой секретарь просматривалъ росписи доходовъ и расходовъ, тарифы, отчеты, и изъ цифровыхъ данныхъ выводилъ бы итоги, на основаніи которыхъ я могъ бы, не боясь быть уличеннымъ въ незнаніи предмета, трактовать о пагубномъ вліяніи налога на строевой лѣсъ, о плачевномъ состояніи нашихъ финансовъ и прочая, и прочая. Недурно будетъ также, если онъ подготовитъ мнѣ нѣсколько аргументовъ, опираясь на которые я могъ бы говорить о вредныхъ послѣдствіяхъ возвращенія къ золотой валютѣ и о конверсіи бумагъ, затрогивая при этомъ мимоходомъ и друте вопросы: о вывозѣ за-границу драгоцѣнныхъ металловъ, о банковыхъ билетахъ, о политикѣ иностранныхъ государствъ -- вообще такіе вопросы, въ которыхъ никто ровно ничего не понимаетъ и, слѣдовательно, никто не въ претензіи, когда вы разсуждаете о нихъ вкривь и вкось, лишь бы ваша рѣчь текла плавно. Достаточно ли это ясно для васъ?
   -- Я думаю, что совершенно васъ понимаю,-- отвѣтилъ Николай.
   -- Что касается вопросовъ, стоящихъ внѣ политики,-- горячо продолжалъ мистеръ Григсбюри,-- и основательной разработки которыхъ никто не въ правѣ требовать отъ меня, члена парламента, человѣка, занятаго серьезнымъ дѣломъ, то я могу посвящать имъ себя лишь настолько, чтобы не упускать изъ вида главнаго обстоятельства, а именно -- не допускать низшіе классы подняться въ своемъ благосостояніи до уровня высшихъ, иначе что же станется съ нашими привиллегіями? Ну-съ, такъ вотъ я и желалъ бы, чтобы мой секретарь составилъ мнѣ по этимъ вопросамъ маленькую коллекцію эффектныхъ рѣчей въ патріотическомъ духѣ. Если бы, напримѣръ, у какой-нибудь партіи явилась глупѣйшая мысль внести въ палату биль объ авторскихъ правахъ разныхъ бумагомарателей, я защищалъ бы такой тезисъ: ни подъ какимъ видомъ нельзя воздвигать непреодолимыхъ препятствій для прегражденія литературѣ доступа въ народъ. Вы понимаете, что я хочу сказать? Все, что создастся деньгами или, такъ сказать, дѣлами рукъ человѣческихъ, можетъ быть достояніемъ отдѣльнаго лица или семьи, но творенія ума человѣческаго, порождаемыя божественнымъ внушеніемъ, должны быть достояніемъ народа въ самомъ обширномъ смыслѣ этого слова. И если въ тотъ день, когда я буду это говорить, мнѣ случится быть въ добродушномъ настроеніи духа, я буду, пожалуй, не прочь пересыпать свою рѣчь шуточками насчеть потомства, напримѣръ. Тогда я скажу, что люди, пишущіе для потомства, должны считать себя вполнѣ удовлетворенными благодарностью потомства и не желать другой награды. Эти шуточки могутъ даже позабавить палату и ужь во всякомъ случаѣ не повредятъ мнѣ, такъ какъ вѣдь потомству но будетъ никакого дѣла ни до меня, ни до моихъ шутокъ. Неправда ли?
   -- Совершенная правда,-- сказалъ Николай.
   -- Особенно важно помнить, что распространяться о народѣ вообще очень полезно, конечно, въ тѣхъ случаяхъ, когда отъ того не страдаютъ наши интересы. Этотъ пріемъ имѣетъ чудодѣйственную силу во время выборовъ. Надъ авторами же можете издѣваться, сколько душѣ угодно; большинство изъ нихъ живетъ въ "меблированныхъ", недвижимой собственности -- ни-ни, а по тому и безъ права голоса. Вотъ вамъ кратій обзоръ нсего того, что входитъ въ кругъ вашихъ главныхъ обязанностей. Само собою разумѣется, что сюда же относится обязанность каждый вечеръ посѣщать галереи палаты, чтобы заряжать меня сызнова, если я что-нибудь позабуду. Необходимо также, чтобы въ дни большихъ преній о какомъ-нибудь важномъ вопросѣ вы садились въ первомъ ряду на хорахъ, чтобы пускать сосѣдямъ фразы вродѣ: "Посмотрите на джентльмена, что сидитъ противъ насъ, вонъ тотъ: теперь онъ поднесъ правою руку къ лицу, а лѣвою держится за столбикъ перилъ. Это мистеръ Григсбюри, знаменитый Григсбюри!" При этомъ не лишнее будетъ состряпать тутъ же, но вдохновенію минуты, маленькое хвалебное слово въ честь знаменитой особы. Относительно же гонорара,-- рѣзко оборвалъ мистеръ Григсбюри свое словоизверженіе, такъ какъ онъ почти задыхался,-- скажу слѣдующее: я могу теперь же назначить кругленькую цифру во избѣжаніе всякихъ недоразумѣній, хотя она будетъ и выше того, что я имѣю обыкновеніе предлагать. Гонораръ будетъ пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю.
   Сдѣлавъ это блестящее предложеніе, мистеръ Григсбюри откинулся въ кресло съ видомъ человѣка, который понимаетъ, что онъ поступилъ безразсудно, но говоритъ себѣ: "Дѣлать нечего, назадъ не сыграешь".
   -- Пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю -- это немного,-- замѣтилъ рѣзко Николай.
   -- Немного? Пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю? Вы говорите немного, молодой человѣкъ?-- кричалъ мистеръ Григсбюри.-- Пятнадцать шиллинговъ въ недѣ...
   -- Не подумайте, прошу васъ,-- прервалъ его Николай,-- что я хочу торговаться. Я не стыжусь признаться, что какъ ни скромна эта сумма, она для меня въ настоящую минуту очень заманчива. Но обязанности и отвѣтственность, налагаемыя вами на вашего секретаря, далеко не соотвѣтствуютъ вознагражденію и кажутся мнѣ настолько тяжелыми, что я боюсь принять ихъ на себя
   -- Такъ это отказъ,-- сэръ?-- спросилъ мистеръ Григебюри, протягивая руку къ звонку.
   -- Боюсь, сэръ, что при всей моей доброй волѣ эта работа будетъ мнѣ не подъ силу.
   -- Такъ вы бы прямо сказали, что не хотите принять мѣста потому, что пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю слишкомъ мало для васъ,-- сказалъ мистеръ Григебюри и позвонилъ.-- Такъ вы рѣшительно отказываетесь, сэръ?
   -- Я не могу поступить иначе
   -- Матью, проводи!-- крикнулъ Григебюри, обращаясь къ вошедшему слугѣ.
   -- Мнѣ очень досадно, что я напрасно побезпокоилъ васъ, сэръ,-- замѣтилъ Николай.
   -- И мнѣ тоже,-- отвѣчалъ мистеръ Григебюри, поворачиваясь къ нему спиной.-- Матью, проводи!
   -- Прощайте, сэръ.
   -- Матью, проводи!-- прокричалъ мистеръ Григсбюри еще разъ.
   Лакей сдѣлалъ знакъ Николаю слѣдовать за нимъ, безцеремонно прошелъ впередъ мимо него, не спѣша сошелъ съ лѣстницы, отворилъ дверь и выпустилъ его на улицу. Николай направился домой, задумчивый и печальный.
   Въ его отсутствіи Смайкъ позаботился приготовить обѣдъ изъ остатковъ вчерашняго ужина и съ нетерпѣніемъ поджидалъ своего друга, но утреннія похожденія Николая видимо не способствовали развитію его аппетита, и онъ не дотрагивался до обѣда. Въ глубокомъ раздумьи сидѣлъ онъ за столомъ, и бѣдный парень напрасно хлопоталъ, накладывая ему на тарелку кусочки повкуснѣе. Въ это время въ комнату заглянулъ Ньюмэнъ Ногсъ.
   -- Уже возвратились?
   -- Да, возвратился,-- отвѣчалъ Николай;-- усталъ до смерти, и что хуже всего, могъ бы и дома просидѣть съ такимъ же успѣхомъ
   -- Нельзя же разсчитывать надѣлать много дѣлъ въ одно утро,-- сказалъ Ньюмэнъ.
   -- Можетъ быть; но я большой сангвиникъ и потому разсчитывалъ сдѣлать многое, а между тѣмъ не сдѣлалъ ничего и теперь въ отчаяніи.
   И онъ передалъ Ньюмэну все, что случилось съ нимъ въ это утро.
   -- Если бы я только могъ добыть какую-нибудь работу, хоть самую ничтожную, до возвращенія Ральфа Никкльби, чтобы имѣть право прямо смотрѣть ему въ глаза, мнѣ было бы легче. Видитъ Богъ, я не гнушаюсь никакою работой; напротивъ, я прихожу въ отчаяніе отъ того, что лежу на боку, ничего не дѣлая, какъ безполезное животное.
   -- Я не знаю,-- проговорилъ нерѣшительно Ньюмэнъ,-- не знаю, можно ли даже предложить вамъ такую бездѣлицу... хотя тогда у васъ было бы чѣмъ заплатить за квартиру и даже немного осталось бы... Но, нѣтъ, нѣтъ, вамъ нельзя этого предлагать,-- даже надѣяться нельзя, чтобы вы согласились...
   -- Чего это нельзя мнѣ предлагать? О чемъ вы говорите?-- спросилъ Николай, поднимая глаза на своего друга.-- Укажите мнѣ въ этой многолюдной пустынѣ, именуемой Лондономъ, какой-нибудь честный способъ добывать деньги, хотя бы въ такихъ скромныхъ размѣрахъ, чтобы имѣть возможность платить за эту жалкую конуру, и вы увидите, побоюсь ли я работы? На какую только работу я не соглашусь! О, повѣрьте, мнѣ, мой другъ, я слишкомъ настрадался и привередничать не стану; я понюхалъ житейскаго опыта, и этотъ опытъ посбилъ съ меня спеси. И готовъ взять на себя какое хотите дѣло, но разумѣется,-- прибавилъ Николай, немного помолчавъ,-- разумѣется, за исключеніемъ всего того, чего мнѣ не позволили бы сдѣлать моя честность и самоуваженіе. По моему, нѣтъ никакой разницы между несчастьемъ служить пособникомъ подлой жестокости какого-нибудь звѣря-педагога и положеніемъ раба низкаго и ограниченнаго мерзавца, будь онъ хоть сто разъ членомъ парламента.
   -- Право, я ужь и самъ не знаю, слѣдуетъ ли говорить вамъ о томъ, что мнѣ сообщили сегодня утромъ?-- промолвилъ нехотя Ньюмэнъ.
   -- А имѣетъ это какую-нибудь связь съ вопросомъ о моемъ заработкѣ?
   -- Да.
   -- Въ такомъ случаѣ говорите, мой дорогой другъ. Ради Бога, говорите! Подумайте о моемъ печальномъ положеніи, и такъ какъ я обѣщаю вамъ не предпринимать ничего, не посовѣтовавшись съ вами, то помогите мнѣ и вы въ моей бѣдѣ, если можете.
   Тронутый этой мольбой, Ньюмэнъ сдался. Запинаясь и заикаясь на каждомъ словѣ, часто повторяясь и путаясь, онъ разсказалъ, что по-утру мистриссъ Кенвигзъ затащила его къ себѣ и битый часъ разспрашивала о Николаѣ, объ его общественномъ положеніи, приключеніяхъ, родословной; освѣдомлялась, давно ли они познакомились. Онъ, Ньюмэнъ, долго увиливалъ отъ опредѣленныхъ отвѣтовъ, но, наконецъ, припертый къ стѣнѣ, былъ вынужденъ сказать кое-что. Онъ сообщилъ мистриссъ Кенвигзъ, что Николай носитъ званіе учителя и обладаетъ огромными научными свѣдѣніями, въ настоящее время лишился мѣста въ силу несчастнаго стеченія обстоятельствъ, о которомъ ему, Ньюмэну, не дозволено распространяться. Въ концѣ концовъ онъ назвалъ Николая вымышленной фамиліей -- Джонсономъ. Тогда мистриссъ Кенвигзъ подъ вліяніемъ невѣдомо какихъ чувствъ -- благодарности, тщеславія, материнской любви или всѣхъ этихъ чувствъ вмѣстѣ взятыхъ, вступила въ какіе-то таинственные переговоры съ мистеромъ Кенвигзомъ, и результатомъ этихъ переговоровъ было то, что она объявила мистеру Ногсу, что если мистеръ Джонсонь возмется обучить ея четырехъ малютокъ французскому языку такъ основательно, чтобы онѣ заговорили, какъ парижанки, то она готова платить ему за трудъ пять шиллинговъ въ недѣлю звонкой монетой Соединеннаго Британскаго Королевства. Такимъ образомъ на каждую миссъ Кенвигзъ приходилось по шиллингу, и сверхъ того одинъ оказывался лишній, до тѣхъ поръ, пока младенецъ Кенвигзъ будетъ въ состояніи изучать грамматику.
   "-- А это будетъ скоро, или я очень ошибаюсь,-- заключила мистриссъ Кенвигзъ свое блестящее предложеніе;-- вѣдь у меня такія умныя дѣти, какихъ еще и на свѣтѣ не бывало, мистеръ Ногсъ".
   -- Вотъ и все,-- заключилъ Ньюмэнъ свой разсказъ.-- Но, конечно, для васъ это слишкомъ ничтожно. Я увѣренъ, что вы не согласитесь, но все-таки...
   -- Не соглашусь!-- воскликнулъ съ живостью Николай,-- Какъ бы не такъ! Да я уже согласенъ, конечно, согласенъ. Передайте, мой другъ, этой милой женщинѣ, что я готовъ приняться за дѣло, когда ей будетъ угодно.
   Ньюмэнъ радостно побѣжалъ внизъ извѣстить мистриссъ Кенвигзъ, что его другъ принимаетъ ея предложеніе, и тотчасъ вернулся съ приглашеніемъ Николаю пожаловать въ бель-этажъ на урокъ, когда ему вздумается. Онъ разсказалъ при этомъ, какъ мистриссъ Кенвигзъ немедленно послала купить подержанную французскую грамматику съ діалогами, которую она давно уже намѣтила у букиниста на углу въ ларѣ его шестипенсовыхъ книжекъ, и какъ всѣ Кенвигзы, въ упоеніи отъ возможности сдѣлать еще шагъ, чтобы упрочить за собою право на званіе "благородныхъ", жаждутъ начать урокъ какъ можно скорѣй.
   Намъ могутъ сказать, что Николай, судя по его образу дѣйствій, не обладалъ тѣмъ, что называется "чувствомъ собственнаго достоинства", какъ принято понимать это слово. Разумѣется, если бы ему нанесли оскорбленіе, онъ не смолчалъ бы; несомнѣнно и то, что онъ всегда вступился бы за обиженнаго, вступился бы такъ же смѣло и горячо, какъ рыцарь старыхъ временъ, бросавшійся съ копьемъ на перевѣсъ на защиту угнетенной невинности; но ему не хватало той холодной надменности и того высокомѣрнаго эгоизма, которые, по мнѣнію свѣта, являются отличительными признаками человѣка съ чувствомъ собственнаго достоинства. Мы позволимъ себѣ, однако, замѣтить, что на нашъ взглядъ такіе господа могутъ быть только обузой для семьи, вмѣсто того, чтобы служить ей опорой. Мы имѣемъ удовольствіе быть знакомыми съ нѣсколькими представителями этого типа, которые, считая для себя унизительными всякое занятіе, всецѣло посвящаютъ свое время заботѣ о своихъ усахъ и искусству принимать грозный видъ. Мы готовы вѣрить, что усы и грозный видъ -- пріобрѣтенія сами по себѣ очень цѣнныя и весьма желательныя для многихъ, но было бы много пріятнѣе, если бы обладатели того и другого существовали на свой собственный счетъ, а не на счетъ людей съ не столь развитымъ чувствомъ собственнаго достоинства.
   Не обладая чувствомъ собственнаго достоинства въ общепринятомъ смыслѣ этого слова, Николай считалъ гораздо болѣе унизительнымъ проживать на счетъ Ньюмэна Ногса, чѣмъ учить маленькихъ Кенвигзовъ французскому языку за пять шиллинговъ въ недѣлю, и потому съ восторгомъ ухватился за это предложеніе и поспѣшилъ представиться жильцамъ бель-этажа.
   Мистриссъ Кенвигзъ приняла его съ очаровательною, хотя и нѣсколько утрированною любезностью, краснорѣчиво свидѣтельствовавшею о ея намѣреніи оказать молодому человѣку покровительство и поддержку.
   Николай засталъ у Кенвигзовъ гостей -- мистера Лилливикъ и миссъ Петоукеръ. Четыре дѣвочки Кенвигзъ оказались также налицо. Онѣ сидѣли рядышкомъ на учебной скамьѣ, а въ высокомъ дѣтскомъ креслицѣ возсѣдалъ младенецъ и игралъ какою-то отрепанной игрушкой, вродѣ лошадки съ оторванной головой или попросту деревяшки въ видѣ раскрашеннаго утюга на четырехъ кривыхъ ногахъ, усѣяннаго красными облатками по чернильному фону.
   -- Какъ поживаете, мистеръ Джонсонъ?-- сказала мистриссъ Кенвигзъ.-- Дядя, мистеръ Джонсонъ!
   -- Здравствуйте, сэръ,-- довольно сухо привѣтствовалъ гостя мистеръ Лилливикъ. Теперь, когда ему было извѣстно званіе Николая, онъ находилъ, что скомпрометировалъ себя наканунѣ, оказавъ ему гораздо больше вниманія, чѣмъ полагается домашнему учителю со стороны сборщика водяныхъ пошлинъ.
   -- Дядя, мистеръ Джонсонъ приглашенъ въ качествѣ учителя къ нашимъ дѣтямъ,-- сказала мистрисъ Кенвигзъ.
   -- Ты уже говорила мнѣ объ этомъ, моя милая.
   -- Но я надѣюсь,-- продолжала мистриссъ Кенвигзъ, принимая величественный видъ,-- надѣюсь, что мои дѣти не возгордятся, а только сочтутъ это лишнимъ поводомъ возблагодарить свою счастливою звѣзду, поставившую ихъ выше другихъ,-- дѣтей низкаго званія... Ты слышишь, Морлина?
   -- Слышу, мама.
   -- И, когда вы пойдете въ гости или гулять, я надѣюсь, вы не станете хвастать и зазнаваться передъ другими дѣтьми. Вы можете только сказать: -- "Къ намъ ходитъ учитель давать уроки французскаго языка, но мы этимъ не гордимся, потому что мама говоритъ, что гордость -- большой грѣхъ". Слышите, Морлина?
   -- Да, мама
   -- Итакъ, дѣти, не забывайте моихъ наставленій. Дядя, не хотите ли, чтобъ мистеръ Джонсонъ теперь же приступилъ къ занятіямъ?
   -- Я готовь слушать, душа моя, если мистеръ Джонсонъ готовъ начать свои занятія,-- отвѣчалъ сборщикъ, принимая видъ стараго критика.-- Какого вы мнѣнія о французскомъ языкѣ, сэръ?
   -- Виноватъ, что вы подъ этимъ подразумѣваете?-- спросилъ Николай.
   -- Какъ вы думаете: это хорошій, умный, красивый языкъ?-- продолжалъ допрашивать сборщикъ.
   -- Да, по моему, это хорошій языкъ, потому что въ немъ есть названіе для каждаго предмета; а такъ какъ на немъ можно вести разговоры о всякихъ предметахъ и притомъ въ очень изящной формѣ, то я нахожу, что это умный и красивый языкъ.
   -- Вы такъ думаете? проговорилъ съ сомнѣніемъ мистеръ Лилливикъ. Ну, а думаете ли вы также, что это веселый языкъ?
   -- Да, думаю,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Въ такомъ случаѣ, онъ, видно, очень измѣнился; въ мое время онъ не былъ такимъ.
   -- Развѣ въ ваше время это былъ печальный языкъ?-- спросилъ Николай, едва сдерживая улыбку.
   -- Очень печальный,-- произнесъ наставительно мистеръ Лилливикъ.-- Я говорю о времени послѣдней войны. Можетъ быть, теперь онъ и веселый языкъ, я не спорю, такъ какъ не люблю спорить съ людьми, но вамъ скажу одно: я слышалъ, какъ говорили между собою плѣнные французы (а вѣдь они были уроженцы Франціи и значитъ должны были знать свой языкъ), и увѣряю васъ, жалко было смотрѣть на нихъ, такъ печально они говорили. А я слышалъ ихъ разъ пятьдесятъ, сэръ, да, по крайней мѣрѣ, пятьдесятъ разъ.
   Мистеръ Лилливикъ пришелъ въ такое раздраженіе, что мистриссъ Кенвигзъ принялась знаками умолять Николая не возражать, а миссъ Петоукеръ призвала на помощь всѣ свои чары, чтобы смягчить гнѣвъ почтеннаго стараго джентльмена. Эволюціи ея возымѣли свое дѣйствіе, и сборщикъ соблаговолилъ заговорить.
   -- А какъ по-французски вода?-- спросилъ онъ.
   -- L'eau.
   -- А!-- протянулъ мистеръ Лилливикъ, трагически покачавъ головой.-- Ну, что же, развѣ я не правъ? Ло! Хорошъ языкъ, нечего сказать! И говорить-то не стоитъ о такомъ языкѣ.
   -- Я полагаю, дядя, что дѣти могутъ начинать, какъ вы думаете?-- спросила мистриссъ Кенвигзъ.
   -- Конечно, моя дорогая, пусть начинаютъ; я вовсе не желаю мѣшать ихъ занятіямъ,-- отвѣчалъ съ надутымъ видомъ сборщикъ.
   Пользуясь этимъ милостивымъ разрѣшеніемъ, четыре миссъ Кенвигзъ усѣлись рядкомъ по старшинству, имѣя во главѣ Морлину, причемъ ихъ льняныя косички расположились по одной прямой, а Николай взялъ книгу и началъ давать имъ предварительныя объясненія. Миссъ Петоукеръ и мистриссъ Кенвигзъ созерцали эту сцену въ безмолвномъ восхищеніи, и только изрѣдка раздавался умиленный шепотъ лучшей изъ матерей, увѣрявшей свою пріятельницу, что "вотъ посмотрите, Морлина, черезъ минуту будетъ все знать наизусть". Что касается мистера Лилливика, то онъ сидѣлъ надувшись, какъ мышь на крупу, и очень внимательно слѣдилъ за ходомъ урока, выжидая случая возобновить свои нападки на ненавистный французскій языкъ.
   

ГЛАВА XVII
описываетъ дальнѣйшія событія въ жизни миссъ Никкльби.

   Съ тяжелымъ сердцемъ и грустными предчувствіями, которыхъ никакія усилія воли не могли подавить, выходила изъ Сити Кетъ Никкльби утромъ того дня, когда должны были начаться ея занятія у госпожи Нанталины. Городскіе часы показывали только три четверти восьмого, когда она уже пробиралась одна по шумнымъ улицамъ Лондона, направляясь хъ Вестъ-Энду.
   Много блѣдныхъ, болѣзненныхъ дѣвушекъ, назначеніе которыхъ въ жизни -- терпѣливо трудиться, соперничая въ этомъ съ скромнымъ шелковичнымъ червемъ, надъ производствомъ дорогихъ нарядовъ, украшающихъ богатыхъ и безпечныхъ франтихъ, много такихъ дѣвушекъ проходитъ въ этотъ ранній часъ по улицамъ столицы, направляясь къ мѣсту своего дневного труда, наскоро, словно крадучись, урывая немногіе глотки свѣжаго воздуха и ловя на ходу рѣдкій солнечный лучъ, который долженъ скрасить ихъ монотонное существованіе въ теченіе долгихъ, томительныхъ часовъ, составляющихъ ихъ рабочій день. Подходя къ моднымъ кварталамъ, Кетъ все чаще и чаще встрѣчала дѣвушекъ этого класса, спѣшившихъ, какъ и сама она, къ своей тяжелой работѣ, и по ихъ нездоровому виду, по ихъ усталой, слабой походкѣ все больше и больше убѣждалась, что предчувствія ея были основательны.
   Она пришла къ госпожѣ Манталини за нѣсколько минутъ до назначеннаго часа. Походивъ передъ домомъ въ надеждѣ, не подойдетъ ли кто-нибудь изъ ея будущихъ сотоварокъ и не избавитъ ли ее отъ непріятной необходимости объяснять прислугѣ цѣль своего посѣщенія, она, наконецъ, робко постучалась у подъѣзда. Ей отворили не скоро; отворилъ заспанный лакей, который успѣлъ кое-какъ застегнуть свою полосатую куртку, спускаясь но лѣстницѣ, и теперь подвязывалъ передникъ.
   -- Дома госпожа Манталини?-- спросила Кетъ дрожащимъ голосомъ.
   -- Трудненько не застать ее въ такую пору, миссъ,-- отвѣчалъ лакей такимъ тономъ, что лучше бы онъ прямо сказалъ: "моя милая".
   -- Могу я ее видѣть?
   -- Видѣть?-- протянулъ лакей съ удивленіемъ, придерживая дверь, выпучивъ глаза на посѣтительницу и широко ухмыляясь.-- Разумѣется, нѣтъ.
   -- Она сама назначила мнѣ придти сегодня,-- пролепетала Кетъ.-- Я... я буду здѣсь работать.
   -- А, такъ вамъ слѣдовало звонить вотъ сюда, въ мастерскую,-- сказалъ лакей, дотрогиваясь до ручки звонка.-- Впрочемъ, постойте, я забылъ... Миссъ Никкльби, такъ ваша фамилія?
   -- Да.
   -- Такъ проходите наверхъ: госпожа Манталини васъ ждетъ. Вотъ сюда. Осторожнѣе... не споткнитесь объ эти вещи на полу.
   Съ такимъ предостереженіемъ, относившимся къ безпорядочной кучѣ всевозможныхъ предметовъ домашняго хозяйства: подносовъ со стаканами, лампъ, пустыхъ бутылокъ и пирамидъ изъ стульевъ, загромождавшихъ всю прихожую и достаточно ясно свидѣтельствовавшихъ о томъ, что наканунѣ здѣсь происходила пирушка, лакей прослѣдовалъ во второй этажъ и ввелъ Кетъ въ маленькую комнатку, имѣвшую сообщеніе съ той, гдѣ она въ первый разъ видѣла хозяйку магазина.
   -- Подождите здѣсь, я ей сейчасъ доложу.
   Высказавъ это обѣщаніе съ большой снисходительностью, лакея удалился и оставилъ Кетъ одну.
   Комната не проставляла нечего особенно интереснаго. Изъ всей ея обстановки больше всего бросался въ глаза писанный масляными красками поясной портретъ г-на Манталини, котораго художникъ изобразили въ небрежно-граціозной позѣ, съ запущенной въ волосы пятерней, что выставляло въ очень выгодномъ свѣтѣ брилліантовый перстень на его мизинцѣ, свадебный подарокъ госпожи Манталини. Но если нечѣмъ было развлечься въ этой комнатѣ, за то въ смежной слышались голоса, и такъ какъ бесѣдующіе говорили очень громко, а переборка была очень тонка, то Кетъ не могла не распознать, что голоса эти принадлежали г-ну и г-жѣ Манталини.
   -- Душа моя,-- говорилъ г-нъ Манталини,-- если ты будешь такъ жестоко, такъ дьявольски оскорбительно ревновать, ты будешь очень несчастна, ужасно, чертовски несчастна!
   Засимъ послышался такой звукъ, какъ будто г-нъ Манталини прихлебывалъ свои кофе.
   -- Я и такъ несчастна,-- отвѣчала г-жа Манталини, очевидно, сквозь слезы.
   -- А все оттого, что ты злая, ничѣмъ не довольная, чертовски неблагодарная маленькая фея,-- сказалъ г-нъ Манталини.
   -- Вовсе нѣтъ,-- проговорила г-жа Манталини съ рыданіемъ.
   -- Не приходи въ дурное расположеніе духа, мой ангелъ,-- продолжалъ г-нъ Манталини, разбивая яйцо.-- У насъ такая миленькая, такая дьявольски обворожительная мордашка, что ей совсѣмъ не слѣдуетъ дуться; она тогда теряетъ нею свою привлекательность и становится сердитой и отталкивающей, какъ у какой-нибудь противной, страшной старухи-колдуньи.
   -- Меня не всегда можно умаслить такимъ способомъ,-- сказала съ досадой г-жа Манталини.
   -- Такъ мы умаслимъ ее другимъ способомъ, такимъ, какой ей больше по вкусу. А не желаетъ, такъ и совсѣмъ не станемъ умасливать,-- отозвался г-нъ Манталини, не вынимая изо рта чайной ложечки, которою онъ кушалъ яйцо.
   -- Тебѣ легко говорить,-- замѣтила г-жа Манталини.
   -- Не очень-то легко, когда ѣшь яйцо въ смятку и желтокъ течетъ у тебя по жилету, потому что для какого хочешь жилета, кромѣ желтаго, яичный желтокъ -- аксессуаръ совсѣмъ неподходящій.
   -- Ты волочился за ней цѣлый вечеръ,-- сказала г-жа Манталини, видимо желая направить разговоръ къ тому пункту, съ котораго онъ начался.
   -- Нѣтъ, жизнь моя, это неправда.
   -- Правда, правда! Я весь вечеръ смотрѣла на тебя.
   -- Ахъ, мои милые, плутовскіе, блестящіе глазки! Такъ вы весь вечеръ смотрѣли на меня!-- воскликнулъ томнымъ голосомъ г-нъ Манталини въ порывѣ восторга.-- О, сатана и всѣ черти!
   -- И я опять повторяю,-- продолжала, не слушая его, г-жа Манталини,-- что ты не долженъ вальсировать ни съ кѣмъ, кромѣ жены. Я не могу этого выносить, Манталини, я отравлюсь!
   -- Она отравится! Она будетъ жестоко страдать! О, нѣтъ!-- воскликнулъ съ пафосомъ г-нъ Манталини, который, судя но звуку его голоса, пересѣлъ на другое мѣсто, поближе къ женѣ.-- Нѣтъ, нѣтъ, она не отравится, потому что мужъ у нея красавецъ мужчина и могъ бы жениться на двухъ графиняхъ и на богатой вдовѣ.
   -- На двухъ?-- переспросила госпожа.-- Ты раньше говорилъ на одной.
   -- На двухъ, какъ честный человѣкъ! На двухъ настоящихъ графиняхъ, красавицахъ и богачкахъ, разрази меня Богъ!
   -- Такъ отчего же ты не женился?-- спросила г-жа Манталини игриво.
   -- Отчего? А развѣ я не встрѣтилъ на одномъ утреннемъ концертѣ прелестную маленькую волшебницу, самую обворожительную въ цѣломъ мірѣ? Теперь эта волшебница -- моя жена; такъ пускай же всѣ графини и вдовы на свѣтѣ провалятся ко всѣмъ...
   Г-нъ Манталини не кончилъ этой фразы и влѣпилъ въ щечку супругѣ звонкій поцѣлуй, который та возвратила, послѣ чего поцѣлуи уже не прекращались, продолжаясь въ перемежку съ ѣдой.
   -- Ну, а какъ насчетъ капиталовъ, сокровище моей жизни,-- сказалъ г-нъ Манталини, когда завтракъ и нѣжности кончились,-- много ли у насъ налицо?
   -- Очень немного,-- отвѣчала супруга.
   -- Надо добыть, ангелъ мой. Возьмемъ за бока старикашку Никкльсби: пусть дастъ намъ подъ вексель.
   -- Да зачѣмъ тебѣ деньги? У тебя теперь все, кажется, есть,-- улещала его г-жа Манталини.
   -- Душа души моей,-- отвѣчалъ на это супругъ,-- у Скребса продается такая лошадь, что грѣхъ и преступленіе ее упустить. Задаромъ отдаютъ, свѣтъ моихъ очей!
   -- Задаромъ? Вотъ это хорошо!-- воскликнула супруга
   -- Положительно задаромъ. За сто гиней -- съ гривой, съ ногами, чолкой и хвостомъ. Лошадь красоты неземной, неописанной. Я махну на ней въ паркъ, обгоню экипажи отвергнутыхъ графинь. Старая колотовка-вдова упадетъ въ обморокъ съ досады и горя, а двѣ другія скажутъ: "Онъ женился,-- для насъ онъ погибъ. О, проклятіе!" Онѣ адски возненавидятъ другъ друга и пожелаютъ, чтобы ты умерла. Ха, ха!.. Ловкая махинація, чортъ побери!
   Благоразуміе г-жи Манталини, если оно у нея было, не могло устоять передъ такой заманчивой картиной ея торжества. Позвенѣвъ въ карманѣ ключами, она объявила, что пойдетъ посмотрѣть, не найдется ли чего у нея въ конторкѣ, затѣмъ встала со стула, отворила дверь и вошла въ ту комнату, гдѣ была Кетъ.
   -- Ахъ, Боже мой, вы здѣсь, дитя мое! Какъ вы сюда попали?-- воскликнула съ удивленіемъ г-жа Манталини, попятившись назадъ.
   -- Дитя? закричалъ г-нъ Манталини, вбѣгая вслѣдъ за женой.-- Какимъ образомъ?.. А, гм... чортъ возьми! Мое почтенье, миссъ.
   -- Я здѣсь давно жду,-- проговорила Кетъ, обращаясь къ хозяйкѣ.-- Должно быть, слуга забылъ обо мнѣ доложить.
   -- Манталини, ты долженъ приструнить этого человѣка,-- сказала г-жа Манталини своему мужу.-- Онъ вѣчно все забываетъ.
   -- Я оторву ему носъ за то, что онъ оставляетъ скучать одну такую красоточку,-- объявилъ супругъ рѣшительнымъ тономъ.
   -- Манталини, ты забываешься!-- сказала жена.
   -- Себя я забываю, душенька,-- это возможно, но тебя -- никогда!-- отвѣчалъ г-нъ Манталини, цѣлуя у нея руку и гримасничая въ сторону миссъ Никкльби, которая поскорѣе отвернулась.
   Умиротворенная этимъ комплиментомъ, хозяйка магазина достала изъ конторки какія-то бумаги и вручила ихъ мужу, который принялъ этотъ даръ съ нескрываемымъ восторгомъ. Затѣмъ она попросила Кетъ слѣдовать за ней, и, послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ со стороны г-на Манталини обратить на себя вниманіе молодой дѣвушки, обѣ дамы вышли, оставивъ интереснаго джентльмена валяться на диванѣ съ ногами выше головы и съ газетой въ рукахъ.
   Спустившись съ лѣстницы и пройдя корридоромъ, г-жа Манталини вошла въ большую комнату въ задней части дома. Десятка два молодыхъ женщинъ сидѣло здѣсь за работой. Онѣ шили, кроили, тачали, подметывали и исполняли множество другихъ мелкихъ работъ, извѣстныхъ только знатокамъ портняжнаго искусства. Комната была душная, съ окномъ въ потолкѣ, такая глухая и тихая комната, какую только можетъ пожелать хозяйка магазина для своихъ мастерицъ.
   Г-жа Манталини громко позвала: "миссъ Нэгъ!", и къ ней сейчасъ же подбѣжала низенькаго роста особа, съ суетливыми манерами, расфранченная въ пухъ и прахъ и исполненная сознанія своей важности. Остальныя дамы въ комнатѣ перестали на время работать и принялись шептаться, обмѣниваясь критическими замѣчаніями насчетъ новоприбывшей -- фасона ея платья и добротности матеріи, изъ которой оно было сшито, фигуры ея, цвѣта лица и общаго вида,-- проявляя такимъ образомъ ту самую степень благовоспитанности, какую можно наблюдать среди представителей высшаго круга въ бальной залѣ
   -- Миссъ Нэгъ, это та молодая особа, о которой я вамъ говорила,-- сказала г-жа Манталини.
   Миссъ Нэгъ состроила почтительную улыбку, выслушивая свою госпожу, весьма искусно преобразила ее въ благосклонно-снисходительную, какъ только повернулась къ Кетъ, и сказала, что хотя съ новенькими всегда много хлопотъ, но она надѣется, что молодая особа приложитъ всѣ старанія быть полезной, и на основаніи этой надежды она, миссъ Нэгъ, готова заранѣе подарить ее своей дружбой.
   -- Я думаю, на первое время будетъ лучше всего приставить миссъ Никкльби къ магазину: пусть она помогаетъ вамъ принимать посѣтительницъ и примѣривать платья,-- сказала г-жа Манталини.-- Она едва ли можетъ быть пока полезна здѣсь, въ мастерской, а тамъ ей наружность...
   -- Будетъ прекрасно гармонировать съ моей,-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Вы совершенно правы, г-жа Манталини, и я могла заранѣе предсказать, что вы не замедлите объ этомъ догадаться. У васъ во всемъ такая гибель вкуса, что я просто понять не могу. Я часто говорю это нашимъ дѣвицамъ,-- когда и гдѣ вы успѣли научиться всему, что вы знаете. Гм... Да, да, миссъ Никкльби совсѣмъ мнѣ подъ пару, только волосы у меня немного темнѣе, да гм... нога, я думаю, будетъ поменьше. Надѣюсь, миссъ Никкльби не посѣтуетъ на меня за это послѣднее заявленіе, когда узнаетъ, что наша семья славилась маленькими ногами съ тѣхъ самыхъ поръ гм... да, вѣроятно, съ тѣхъ поръ, какъ въ нашей семьѣ есть вообще ноги. У меня былъ дядя, г-жа Манталини (онъ жилъ въ Чельтенгамѣ,-- имѣлъ тамъ превосходную табачную лавку, и дѣла его процвѣтали), гм... Такъ у него были такія крошечныя ноги,-- ну, словомъ, не больше тѣхъ, что придѣлываются къ деревяшкамъ дли калѣкъ, и при томъ стройныя ноги, г-жи Манталини, удивительно стройныя.
   -- Должно быть немного смахивающія на копыта,-- замѣтила хозяйка.
   -- Ахъ, какъ это похоже на васъ!-- воскликнула въ восторгѣ миссъ Нэгъ.-- Ха, ха, ха! На копыта! Замѣчательно остроумно! Я и то постоянно твержу нашимъ дѣвицамъ: "Положительно, mesdames, что бы тамъ ни говорили, а я всегда скажу: никогда и нигдѣ не встрѣчала я такого остроумія гм... А я видала на своемъ вѣку немало остроумныхъ людей. Когда былъ живъ мой братъ (я завѣдывала хозяйствомъ у него въ домѣ, миссъ Никкльби), такъ у насъ разъ въ недѣлю по вечерамъ собиралась молодежь, три или четыре молодыхъ человѣка, славившихся своимъ остроуміемъ въ тѣ времена... И все таки я всегда повторяю дѣвицамъ (да вотъ, еще сегодня поутру я это говорилъ миссъ Симмондсъ): "Никогда и нигдѣ не встрѣчала я такого необыкновеннаго остроумія гм.. у г-жи Манталини. Она остритъ такъ тонко, такъ язвительно и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ добродушно, что для меня навсегда останется тайной, гдѣ и какимъ образомъ она этому научилась".
   Миссъ Нэгъ умолкла, чтобы перевести духъ, и пока она молчитъ, мы позволимъ себѣ сдѣлать на ея счетъ одни замѣчаніе -- не но поводу ея поразительнаго краснорѣчія и не менѣе рѣдкой почтительности по отношенію къ г-жи Манталини,-- о, нѣтъ! То и другое слишкомъ очевидно и не требуетъ комментарій. Мы скажемъ только, что миссъ Нэгъ, пускаясь говорить, имѣла привычку прерывать потоки своего краснорѣчія звонкимъ, пронзительнымъ "гм", значеніе котораго въ ея устахъ истолковывалось ея знакомыми различно. Одни изъ нихъ говорили, что миссъ Нэгъ имѣетъ слабость къ гиперболамъ и вводитъ въ свою рѣчь это словечко, когда какая-нибудь новая гипербола нарождается въ ея мозгу. Другіе полагали, что она прибѣгаетъ къ нему, когда ей не хватаетъ словъ, просто затѣмъ, чтобы выиграть время и не дать себя перебить. Можно, пожалуй, прибавить, что миссъ Нэгъ претендовала на молодость, хотя давно оставила ее за плечами, что она была пуста и тщеславна и принадлежала къ числу тѣхъ людей, которымъ можно вѣрить, пока они на глазахъ.
   -- Вы потрудитесь объяснить миссъ Никкльби, въ чемъ будутъ состоять ея обязанности,-- сказала ей г-жа Манталини.-- Итакъ, я оставляю ее съ вами. Не забудьте же, миссъ Нэгъ, что я вамъ говорила.
   Миссъ Нэгъ, конечно, отвѣтила, что забыть хоть одно слово, слетѣвшее съ устъ г-жи Манталини, физически и нравственно невозможно, послѣ чего хозяйка заведенія, удостоивъ своихъ помощницъ общимъ благосклоннымъ пожеланіемъ добраго утра, величественно выплыла изъ комнаты.
   -- Очаровательная женщина,-- неправда ли, миссъ Никкльби?-- сказала ей вслѣдъ миссъ Нэгъ, съ улыбкой потирая руки.
   -- Не знаю, я ее мало видѣла -- отвѣчала. Кетъ.
   -- А видѣли вы г-на Манталини9
   -- Да, два раза.
   -- Неправда ли, интересный мужчина?
   -- Мнѣ, признаюсь, онъ совсѣмъ не показался интереснымъ.
   -- Да что вы, моя милая!-- воскликнула миссъ Нэгъ, воздѣвая въ изумленіи руки.-- Помилуйте, да гдѣ же вашъ вкусъ? Такой красавецъ, высокій, статный! Съ такими удивительными бакенбардами и зубами! Гы... Нѣтъ, положительно вы меня удивляете!
   -- Можетъ быть, я слишкомъ глупа и не умѣю его оцѣнить,-- проговорила Кетъ, снимая съ себя шляпку,-- но такъ какъ мое мнѣніе и немъ не можетъ представлять большого интереса ни для него, ни для другихъ, то я жалѣю, что составила его, и, вѣроятно, не скоро его измѣню.
   -- Развѣ вы не находите его красивымъ?-- спросила Кетъ одна изъ молодыхъ дѣвицъ.
   -- Быть можетъ, онъ и красивъ, но я этого не вижу,-- отвѣчала Кетъ.
   -- А какія у него чудныя лошади и какъ онъ ими правитъ!-- вставила другая дѣвица.
   -- Очень возможно, но я не видѣла его лошадей.
   -- Не видѣли?-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Вотъ то-то и есть! Какъ же вы позволяете себѣ сулить о джентльменѣ, не имѣя понятія, какой у него выѣздъ?
   Въ этомъ замѣчаніи старой модистки было столько пошло-условнаго даже на неопытный взглядъ дѣвочки-провниціалки, что Кетъ, которой и помимо этого хотѣлось перемѣнить разговоръ, воздержалась отъ дальнѣйшихъ возраженіи, и поле битвы осталось за миссъ Нэгъ.
   Послѣ короткой паузы, во время которой дѣвицы успѣли разсмотрѣть Кетъ во всѣхъ подробностяхъ и сравнить свои наблюденія, одна изъ нихъ услужливо предложила помочь ей снять шаль, и когда шаль была снята, спросила, не находитъ ли она, что черный костюмъ во многихъ отношеніяхъ неудобенъ.
   -- Да, это правда,-- отвѣчала Кетъ съ горькимъ вздохомъ.
   -- Черное такъ марко и черезчуръ грѣетъ,-- прибавила та же мастерица, оправляя платье на Кетъ.
   Кетъ могла бы отвѣтить, что траурный черный костюмъ не всегда грѣетъ, что зачастую онъ холодить больше всякаго другого, что онъ не только леденитъ сердце того, кто его носитъ, но распространяетъ свое холодное вліяніе на самыхъ близкихъ нашихъ друзей, замораживаетъ всѣ источники доброты и участія, губитъ въ зародышѣ обѣщанія, расточавшіяся когда-то такъ щедро, и создастъ вокругъ насъ безотрадную пустыню. Немногимъ изъ людей, потерявшихъ друга или близкаго родного, кѣмъ держалась вся ихъ жизнь, не довелось больно почувствовать расхолаживающее дѣйствіе своего траура. Кетъ давно его чувствовала, а въ эту минуту почувствовала особенно живо и не могла удержаться отъ слезъ.
   -- Мнѣ очень жаль, что я васъ разстроила своими глупыми словами,-- сказала ей та же дѣвушка.-- Я сболтнула, не подумавши. Вы вѣрно въ траурѣ по какомъ-нибудь близкомъ родственникѣ?
   -- По отцѣ,-- отвѣтила Кетъ.
   -- По комъ, миссъ Симмондсъ?-- спросила во всеуслышаніе миссъ Нэгъ.
   -- По отцѣ,-- отвѣчала дѣвушка тихо.
   -- А, по отцѣ,-- протянула миссъ Нэгъ, не давая себѣ ни малѣйшаго труда понизить свой голосъ.-- И долго онъ хворалъ, миссъ Симмондсъ?
   -- Тсъ, тише! Я не знаю,-- отвѣчала та.
   -- Наша бѣда стряслась неожиданно,-- проговорила Кетъ, отвернувшись,-- иначе я, вѣроятно, успѣла бы теперь къ ней привыкнуть и могла бы спокойнѣе о ней говорить.
   Согласно установившемуся въ мастерской г-жи Манталини неизмѣнному правилу стараться вывѣдать всю подноготную о каждой вновь поступающей мастерицѣ, молодыя особы, составлявшія ея штатъ, сгорали желаніемъ знать, кто такая Кетъ, оттуда она, и что ее заставило поступить швеей въ магазинъ. Но, несмотря на то, что наружность ея и волненіе должны были только подстрекнуть естественное ихъ любопытство, довольно имъ было замѣтить, что ихъ распросы заставляютъ ее только страдать, чтобы всякія проявленія этого любопытства прекратились, и миссъ Нэгъ, уразумѣвъ полную безнадежность дальнѣйшихъ попытокъ получить болѣе обстоятельныя свѣдѣнія о "новенькой" въ данную минуту, неохотно скомандовала дѣвицамъ, чтобы онѣ перестали болтать и принимались за работу.
   Послѣ этого работа продолжалась въ глубокомъ молчаніи до половины второго, когда на кухнѣ подали завтракъ -- жареную баранину съ картофелемъ. Позавтракавъ, мастерицы вымыли руки (то и другое служило для нихъ единственнымъ отдыхомъ въ теченіе дня), засѣли опять за работу и работали, не разгибая спины, пока грохотъ экипажей на улицѣ и громкій стукъ дверныхъ мостковъ у сосѣднихъ домовъ не возмѣстили, что болѣе счастливые члены общества тоже начали свой рабочій день.
   Одинъ изъ этихъ ударовъ дверныхъ молотковъ, рѣзкій стукъ въ дверь квартиры г-жи Манталини,-- доложилъ о прибытіи одной знатной или, вѣрнѣе, богатой дамы, ибо у насъ, кажется, еще не перестали дѣлать различіе между богатствомъ и знатностью. Дама пріѣхала съ дочерью примѣрить платья, давно уже заказанныя къ придворному балу, и Кетъ отрядили ассистентомъ къ миссъ Нэгъ, которая должна была принимать посѣтительницъ подъ верховнымъ надзоромъ самой г-жи Манталини.
   Роль Кетъ въ торжественной процедурѣ примѣриванья была очень скромна: она должна была держать различныя статьи туалета и подавать ихъ по мѣрѣ надобности миссъ Нэгъ. Иногда ей приказывали завязать какой-нибудь шнурокъ или застегнуть крючокъ. Казалось бы, она могла съ полнымъ основаніемъ разсчитывать, что именно, благодаря второстепенности ея обязанностей въ данномъ случаѣ сварливость и заносчивость заказчицъ не могутъ коснуться ея. Но какъ на грѣхъ случилось, что маменька и дочка были не въ духѣ, отъ нихъ досталось всѣмъ на орѣхи, и бѣдная дѣвушка получила сполна свою долю обидъ. Она была неловка, руки у нея оказались холодныя, грязныя, грубыя. Все-то она дѣлала шиворотъ-на-выворотъ; онѣ удивлялись, какъ можетъ г-жа Манталини держать такихъ помощницъ, убѣдительно просили отрядить къ нимъ кого-нибудь другого, когда онѣ пріѣдутъ въ слѣдующій разъ, и такъ далѣе.
   Случай весьма обыкновенный, о которомъ не стоило бы и говорить, еслибъ онъ не имѣлъ довольно грустныхъ послѣдствій для Кетъ. Много горькихъ слезъ пролила она, когда дамы уѣхали: въ первый разъ она почувствовала, что родъ занятій можетъ унижать человѣка. Правда, ее и раньше путала перспектива тяжелаго труда изо дня въ день, но зарабатывать свой хлѣбъ не казалось ей унизительнымъ, пока не приходилось имѣть дѣла съ дерзостью и высокомѣріемъ высшихъ. Философія научила бы ее, это все униженіе было на сторонѣ тѣхъ, кто могъ упасть такъ низко, чтобы не стыдиться проявлять свои дурныя страсти безъ всякой причины, но по молодости лѣтъ она не могла утѣшаться такой философіей, и законная ея гордость была уязвлена. Низшимъ классамъ нерѣдко ставятъ въ упрекъ, что они хотятъ быть выше своего положенія. Не объясняются ли подобныя жалобы тѣмъ простымъ фактомъ, что представители высшихъ классовъ часто бываютъ ниже своего положенія?
   Время шло тѣмъ же порядкомъ до девяти часовъ вечера, когда кончились занятія въ мастерской. Измученная и обезкураженная всѣмъ, что она пережила въ этотъ день, Кетъ почти выбѣжала изъ душной комнаты, гдѣ она чувствовала себя, какъ въ тюрьмѣ. На углу улицы ее ждала мать, и онѣ вмѣстѣ отправились домой. Бѣдной дѣвушкъ было тѣмъ тяжелѣе, что она должна была скрывать свои чувства и притворяться, что раздѣляетъ сангвиническія упованія своей спутницы.
   -- Знаешь, Кетъ, о чемъ я думала весь день?-- говорила мистриссъ Никкльби.-- Я думала, какую великолѣпную аферу сдѣлаетъ г-жа Манталини, если возьметъ тебя въ компаньонки по своему магазину. И въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго. Я даже знаю такой случаи. Помнишь миссъ Браундокъ, свояченицу двоюроднаго брата твоего бѣднаго отца? Такъ вотъ она попала въ компаньонки къ содержательницѣ одной школы въ Гаммерсмитѣ и нажила большое состояніе въ самое короткое время. Вотъ только не припомню хорошенько, какая это миссъ Браундокъ: не та-ли, что выиграла десять тысячъ фунтовъ въ лоттерею? Кажется, что та... Ну, да, навѣрно та, теперь я припоминаю. "Манталини и Никкльби", какъ это хорошо звучитъ!.. А если Николаю, дастъ Богъ, тоже посчастливится въ жизни, такъ можетъ случиться, что на одной съ вами улицѣ будетъ проживать докторъ философіи Никкльби, директоръ Вестминстерской коллегіи.
   -- Милый Николай!-- прошептала Кетъ, доставая изъ ридикюля письмо отъ брата изъ Дотбойсъ-Голла.-- Я позабыла всѣ наши невзгоды, мама, когда прочла его веселое письмо. Такъ радостно думать, что ему хорошо, что онъ доволенъ и счастливъ! Что бы ни пришлось намъ еще вытерпѣть въ будущемъ, эта мысль будетъ всегда служить намъ утѣшеніемъ.
   Бѣдная Кетъ! Она не подозрѣвала, какъ шатко было ея утѣшеніе и какъ скоро ей предстояло съ нимъ разстаться.
   

ГЛАВА XVIII.
Миссъ Нэгъ обожаетъ Кетъ цѣлыхъ три дня и затѣмъ рѣшается возненавидѣть ее на вѣчныя времена. Причины, побудившія миссъ Нэгъ придти къ такому рѣшенію.

   Жизнь труженика, жизнь мелкихъ заботъ и мелкихъ страданій, представляя живой интересъ только для того, кто обреченъ ее вести, не трогаетъ людей, которые хотя и не лишены пониманія и чувства, но чье состраданіе бережется какъ святыня и нуждается въ сильныхъ возбуждающихъ, чтобы себя проявить.
   Среди глашатаевъ милосердія немало такихъ, которые требуютъ не меньшаго возбужденія въ своей сферѣ дѣятельности, чѣмъ эпикурейцы въ своей. Вотъ почему мы ежедневно видимъ, что болѣзненное состраданіе изливается на чуждые намъ, далекіе предметы, тогда какъ законный спросъ на то же самое состраданіе, наличность котораго, казалось бы, не должна была ускользнуть отъ вниманія даже самаго ненаблюдательнаго, но нравственно здороваго человѣка, остается неудовлетвореннымъ на каждомъ шагу. Короче говоря, милосердію нужна своя поэзія, какъ нужна она романисту и драматургу. Воришка въ бумазейной курткѣ -- вульгарный объектъ, надъ которымъ человѣку съ утонченными чувствами не стоитъ ни на минуту задумываться; но надѣньте вы на него зеленый бархатный колетъ и шляпу съ перомъ, перенесите театръ его подвиговъ изъ густо населеннаго города въ горное ущелье, и онъ окажется воплощенной поэзіей, героемъ романическихъ приключеній. То же самое и съ величайшей изъ человѣческихъ добродѣтелей, про которую можно сказать, что она порождаетъ, если не заключаетъ въ себѣ, всѣ другія, когда ее поддерживаютъ и упражняютъ, какъ слѣдуетъ. Ей тоже нуженъ поэтическій ореолъ, и чѣмъ меньше будетъ въ этой поэзіи живой, реальной жизни, жизни тяжелой борьбы и труда, тѣмъ лучше.
   Жизнь, на которую была обречена бѣдная Кетъ Никкльби въ силу описанныхъ нами выше непредвидѣнныхъ обстоятельству была тяжелая, но не интересная жизнь. Скучная работа, нездоровое помѣщеніе, физическая усталость -- вотъ чѣмъ исчерпывалось ея содержаніе, и потому, боясь убить въ моихъ поэтически-сострадательныхъ читателяхъ всякій интересъ къ моей героинѣ, я не стану утруждать ихъ вниманіе пространнымъ и обстоятельнымъ описаніемъ заведенія, въ стѣнахъ котораго проходила ея жизнь, а лучше выведу на сцену ее самое.
   -- Знаете, г-жа Манталини,-- говорила миссъ Нэгъ въ тотъ самый вечеръ, когда Кетъ уныло возвращалась домой послѣ своего перваго рабочаго дня въ магазинѣ,-- знаете, эта миссъ Никкльби весьма приличная особа, въ высшей степени приличная, гм... положительно такъ. И вашей проницательности дѣлаетъ величайшую честь, что вы назначили мнѣ въ помощницы такую прекрасною, такую гм... скромную молодую особу. Видала я, какъ ведутъ себя иныя молодыя женщины, когда имъ представится случай показать себя передъ высшими. Уму непостижимо, что онѣ себѣ позволяютъ иногда! Впрочемъ, Богъ съ ними,-- дѣло не въ нихъ. Я хотѣла только сказать, что вы всегда правы, г-жа Манталини, всегда, и я постоянно твержу нашимъ дѣвицамъ: "Просто не постигаю, какъ это г-жа Манталини устраиваетъ, чтобы никогда не ошибаться, когда всѣ другіе такъ часто ошибаются".
   -- Насколько мнѣ извѣстно, миссъ Никкльби не сдѣлала сегодня ничего особенно замѣчательнаго, кромѣ того, что вывела изъ терпѣнія одну изъ нашихъ лучшихъ заказчицъ,-- замѣтила въ отвѣть г-жа Манталини.
   -- Да, но мы должны это поставить на счетъ ея неопытности -- возразила миссъ Нэгъ.
   -- И молодости?-- коварно вставила г-жа Манталини.
   -- Ну, нѣтъ, объ этомъ я не говорю,-- отвѣчала, краснѣя, миссъ Нэгъ.-- Если бы вы принимали въ разсчетъ молодость вашихъ помощницъ, вы бы не...
   -- Я не имѣла бы такой превосходной закройщицы, хотите вы сказать?-- докончила хозяйка.
   -- Нѣтъ, вы положительно несравненны, г-жа Манталини!-- воскликнула въ восторгѣ миссъ Нэгъ.-- Вы читаете мысли. Человѣкъ еще и рта не раскрылъ, а вы уже знаете, что онъ хочетъ сказать. Прелестно! Ха, ха, ха!
   Внутренно хохоча надъ своей помощницей, г-жа Манталини взглянула на нее съ притворно равнодушнымъ видомъ и сказала:
   -- Не знаю, но на мой вкусъ, по крайней мѣрѣ, миссъ Никкльби поразительно неловкая дѣвушка.
   -- Бѣдняжка! Она въ этомъ не виновата,-- подхватила миссъ Нэгъ.-- Будь тутъ ея вина, мы могли бы надѣяться излечить ее отъ этого недостатка, но на свое несчастіе она уродилась такой, и знаете, г-жа Манталини -- какъ говорилъ человѣкъ, продававшій слѣпую лошадь,-- мы должны уважать чужую бѣду.
   -- Ея дядя мнѣ говорилъ, что ее считаютъ хорошенькой,-- продолжала г-жа Манталини.-- Я этого не вижу; по моему, у нея самое обыкновенное лицо.
   -- Самое обыкновенное лицо и никакой ловкости!-- подхватила миссъ Нэгъ съ сіяющей улыбкой. Но все равно, я все-таки скажу, г-жа Манталини, что полюбила бѣдною дѣвочку, и будь она вдвое безобразнѣе и вдвое менѣе ловка, чѣмъ она есть, это заставило бы меня только быть къ ней вдвое добрѣе, вотъ и все.
   Дѣло обстояло не совсѣмъ такъ. Миссъ Нэгъ ощутила зарождающуюся нѣжность къ Кетъ Никкльби лишь съ той минусы, какъ ей довелось быть свидѣтельницей "провала" молодой дѣвушки передъ важными дамами, а вышеприведенный короткій діалогъ съ хозяйкой заведенія раздулъ эту нѣжность до ужасающихъ размѣровъ,-- фактъ тѣмъ болѣе замѣчательный, что когда миссъ Нэгъ впервые окинула лицо и фигуру Кетъ критическимъ окомъ, ее охватило предчувствіе, что онѣ никогда не сойдутся.
   -- Да, я полюбила ее,-- повторила миссъ Нэгъ, любуясь своимъ отраженіемъ въ ближайшемъ зеркалѣ,-- полюбила отъ всего сердца, по совѣсти говорю.
   Дружеская преданность миссъ Нэгъ была такого безкорыстнаго характера и стояла настолько выше такихъ мелкихъ человѣческихъ слабостей, какъ лесть или злорадство, что на другой же день Кетъ Никкльби была заботливо выведена изъ заблужденія насчетъ своей способности чему-нибудь научиться, если такое заблужденіе у нея было. Доброжелательная миссъ Нэгъ заявила ей съ самой трогательной откровенностью, что, какъ по всему видно, она навсегда останется "безрукой", но, что, впрочемъ, это отнюдь не должно ее безпокоить, ибо она, миссъ Нэгъ, приложитъ съ своей стороны усиленныя старанія оставлять ее повозможности "въ сторонѣ", такъ что ей останется только помнить о томъ, чтобы не слишкомъ выставляться впередъ и не обращать на себя вниманія посѣтителей. Это послѣднее предложеніе до такой степени согласовалось съ самымъ задушевнымъ желаніемъ робкой дѣвушки, что она съ полнѣйшей готовностью обѣщала послѣдовать совѣту добрѣйшей дѣвственницы, даже не спросивъ и не задумавшись надъ тѣмъ, какія побужденія руководили ею.
   -- Я принимаю въ васъ горячее участіе, душечка,-- говорила миссъ Нэгъ,-- участіе почти родной сестры. Мнѣ даже самой это странно, увѣряю васъ.
   Оно было дѣйствительно странно: горячее участіе миссъ Нэгъ къ Кетъ Никкльби должно было быть по всѣмъ правиламъ участіемъ старой тетки или бабушки, а ужъ никакъ не сестры; къ такому заключенію, по крайней мѣрѣ, естественно приводила огромная разница ихъ лѣтъ. Но миссъ Нэгъ носила платья самаго молодого фасона: можетъ быть, чувства ея тоже пріобрѣли юношескій видъ
   -- Господь съ вами, милочка, какая вы сегодня безрукая!-- сказала миссъ Нэгъ въ концѣ второго дня поступленія Кетъ въ магазинъ, награждая ее поцѣлуемъ.
   -- Боюсь, что обязательная откровенность, съ какою вы высказали мнѣ ваше мнѣніе, не исправила меня, хоть и заставила живѣе почувствовать мои недостатки,-- проговорила Кетъ со вздохомъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нисколько не исправила,-- подхватила миссъ Нэгъ въ приливѣ добродушной веселости.-- Но лучше вамъ съ самаго начала знать правду, чтобы не разочаровываться потомъ. Въ какую сторону вамъ идти, моя милая?
   -- Мнѣ въ Сити.
   -- Въ Сити?-- протянула миссъ Нэгъ, весьма благосклонно поглядывая на себя въ зеркало, передъ которымъ она подвязывала шляпку.-- Богъ мой, да неужели вы живете въ Сити?
   -- Развѣ это такая рѣдкость, чтобы кто-нибудь жилъ въ Сити?-- спросила Кетъ, чуть-чуть улыбаясь.
   -- Я не повѣрю, чтобы тамъ можно было прожить три дня подрядъ при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, особенно молодой дѣвушкѣ.
   -- Люди со скромными средствами... т. е. бѣдные люди, хотѣла я сказать,-- поспѣшно поправилась Кетъ, боясь показаться заносчивой,-- бѣдные люди должны жить тамъ, гдѣ позволяетъ имъ жить ихъ карманъ.
   -- О, да, это правда, совершенная правда!-- сказала съ чувствомъ миссъ Нэгъ, подкрѣпляя свои слова выразительнымъ вздохомъ и соболѣзнующимъ покачиваніемъ головы: весьма распространенная мелкая монета сочувствія къ ближнему, которую въ хорошемъ обществѣ всегда пускаютъ въ оборотъ въ такихъ случаяхъ.-- Вотъ то же самое я часто говорю своему брату въ отвѣть на его опасенія, не слишкомъ ли сыро спать нашей прислугѣ на кухнѣ и не оттого ли она у насъ постоянно хвораетъ (наши кухарки дѣйствительно вѣчно хвораютъ и уходятъ отъ насъ одна за другой); я говорю ему: "Повѣрь мнѣ, люди этого класса рады спать и не въ такомъ помѣщеніи. Господь Богъ даетъ каждому крестъ по плечу". Неправда ли, какая отрадная мысль?
   -- Очень отрадная,-- согласилась Кетъ.
   -- Я пройду съ вами часть дороги, голубчикъ,-- продолжала миссъ Нэгъ,-- на дворѣ ужъ стемнѣло, а наша послѣдняя кухарка слегла въ больницу только на прошлой недѣлѣ (у нея открылся антоновъ огонь на лицѣ), и я буду рада имѣть васъ своей спутницей.
   Кетъ охотно отказалась бы отъ этого лестнаго общества, но миссъ Нэгъ, взглянувъ еще разъ въ зеркало, чтобы убѣдиться, хорошо ли сидитъ на ней шляпка, и оставшись вполнѣ довольна собой, взяла ее подъ руку съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, какъ твердо она сознаетъ оказываемое ею снисхожденіе, и онѣ очутились на улицѣ, прежде чѣмъ Кетъ успѣла раскрыть ротъ.
   -- Должно быть, мама... моя мать уже поджидаетъ меня на углу,-- проговорила молодая дѣвушка нерѣшительно.
   -- О, вы пожалуйста не стѣсняйтесь, дорогая моя,-- отвѣчала на это миссъ Нэгъ съ благосклонной улыбкой.-- Я увѣрена, что ваша матушка -- почтенная старушка, и буду гм... буду очень рада познакомиться съ ней.
   Такъ какъ бѣдная мистриссъ Никкльби дѣйствительно оказалась на yrлу улицы, гдѣ она давно уже успѣла окоченѣть въ ожиданіи Кетъ, послѣдней не оставалось другого выбора, какъ познакомить ее съ миссъ Нэгъ, которая приняла это весьма снисходительно, изобразивъ при семъ удобномъ случаѣ своими манерами плохую копію одной изъ дамь полусвѣта, недавно посѣтившей магазинъ. Затѣмъ всѣ три пошли рядышкомъ, взявшись подъ руку какъ нельзя болѣе дружелюбно. Миссъ Нэгъ, конечно, шествовала посрединѣ.
   -- Не можете себѣ представить, мистриссъ Никкльби, до чего я полюбила вашу дочь,-- сказала миссъ Нэгъ послѣ того, какъ они прошли нѣсколько шаговъ въ торжественномъ молчаніи.
   -- Я очень рада это слышать,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби,-- хотя для меня нѣтъ въ этомъ ничего новаго. Кетъ нравится рѣшительно всѣмъ.
   -- Гм...-- сдѣлала миссъ Нэгъ выразительно.
   -- Вы ее еще больше полюбите, когда узнаете ближе,-- продолжала мистриссъ Никкльби.-- Для меня въ моихъ несчастіяхъ большое утѣшеніе имѣть такую дочь. Въ ней нѣтъ ни гордости, ни тщеславія, а между тѣмъ по ея воспитанію можно было бы ей извинить, если бы даже она и была немножко тщеславна. Ахъ, миссъ Нэгъ, вы знаете, что значитъ потерять мужа!
   Такъ какъ миссъ Нэгъ не знала, что значитъ имѣть мужа, она естественно не могла знать, что значило его потерять; поэтому она отвѣтила нѣсколько торопливо:
   -- Да, это правда,-- и отвѣтила такимъ тономъ, который долженъ былъ означать: "Вы, можетъ быть, воображаете, что я стремлюсь выйти замужъ? Ну, нѣтъ, не на такую напали! Пусть ужъ другія выходятъ замужъ, а я не такъ глупа".
   -- Я убѣждена, что Кетъ уже успѣла сдѣлать успѣхи въ эти два дня,-- сказала съ гордостью мистриссъ Никкльби, взглянувъ на свою дочь.
   -- О, разумѣется,-- подтвердила миссъ Нэгъ.
   -- И навѣрное съ каждымъ днемъ она будетъ работать все лучше.
   -- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь, поддакнула опять миссъ Нэгъ, прижимая къ себѣ локоть Кетъ, чтобы подчеркнуть для нея свою шутку.
   -- Она всегда была способной дѣвочкой,-- продолжала бѣдная мистриссъ Никкльби, оживляясь,-- всегда, съ ранняго дѣтства. Я помню, когда ей было только два съ половиной года, я помню, какъ одинъ джентльменъ, который часто бывало у насъ въ домѣ... Мистеръ Ваткинсъ, Кетъ, ты его знаешь, тотъ самый, за котораго поручился твой бѣдный папа и который потомъ бѣжалъ въ Америку и прислалъ намъ оттуда пару коньковъ при письмѣ, такомъ миломъ, прочувствованномъ письмѣ, что бѣдный папа плакалъ надъ нимъ цѣлую недѣлю. Помнишь ты это письмо? Онъ еще писалъ тогда, какъ онъ жалѣетъ, что не можетъ возвратить свой долгъ, пятьдесятъ фунтовъ, такъ какъ весь его капиталъ помѣщенъ на проценты и состояніе его быстро растетъ, но, что онъ не забылъ своей крестницы и очень проситъ насъ купить ей (т. е. тебѣ) коралловый уборъ въ серебряной оправѣ, а что будетъ стоить -- приписать къ его старому счету. Помнишь? Неужели не помнишь? Какая же ты, однако, безпамятная! Еще онъ такъ трогательно вспоминалъ въ этомъ письмѣ про старый портвейнъ, который у насъ всегда подавали къ столу, когда онъ приходилъ. Онъ выпивалъ его бывало по полторы бутылки за-разъ. Ну, что, теперь вспомнила, Кетъ?
   -- Да, да, мама. Но что же этотъ господинъ?
   -- Такъ этотъ мистеръ Ваткинсъ, моя милая -- продолжала мистриссъ Никкльби медленно и раздѣльно, какъ будто усиливаясь припомнить фактъ государственной важности,-- этотъ мистеръ Ваткинсъ... Надо вамъ сказать, миссъ Нэгъ, что онъ совсѣмъ не родня тому Ваткинсу, что держалъ въ нашей деревнѣ трактиръ "Стараго Вепря". Вотъ, кстати, не помню я хорошенько, былъ ли это "Старый Вепрь" или "Георгъ Третій", но что-нибудь изъ двухъ, я навѣрное не знаю... да, впрочемъ, это все равно... Такъ мистеръ Ваткинсъ говорилъ, моя милая, когда тебѣ было только два съ половиной года, что никогда въ жизни онъ не видѣлъ такого удивительнаго ребенка, какъ ты. Вы, можетъ быть, не вѣрите, миссъ Нэгъ, но, право, онъ это говорилъ, а дѣтей онъ совсѣмъ не любилъ и кривить душой ему тоже не было никакой надобности. Я хорошо знаю, что это говорилъ именно онъ, потому что, какъ сейчасъ помню, вслѣдъ затѣмъ, какъ онъ это сказалъ, онъ попросилъ въ займы у твоего бѣднаго папа двадцать фунтовъ.
   Приведя это убѣдительное и въ высшей степени нелицепріятное показаніе въ пользу геніальности своей дочери, мистриссъ Никкльби остановилась перевести духъ, и миссъ Нэгъ, видя, что разговоръ переходитъ на семейныя доблести, не теряя времени, выступила на сцену съ маленькихъ анекдотомъ изъ собственныхъ семейныхъ воспоминаній.
   -- Ахъ, мистриссъ Никкльби, лучше и не говорите мнѣ о займахъ, а то вы меня сведете съ ума,-- начала миссъ Нэгъ.-- Моя мама, гм... была красавица, очаровательное существо, какое только можно вообразить, съ дивнымъ, изящнѣйшей, гм... изящнѣйшей формы носомъ, когда-либо украшавшимъ человѣческое лицо (тутъ миссъ Нэгъ съ большою нѣжностью потерла свой собственный носъ)... Да, такъ моя мама была одною изъ прелестнѣйшихъ во всѣхъ отношеніяхъ женщинъ, но у нея была одна слабость -- давать деньги въ займы, и съ теченіемъ времени эта слабость приняла такіе размѣры, что она раздала, гм... раздала нѣсколько тысячъ фунтовъ, однимъ словомъ, все наше маленькое состояніе. Но что всего хуже, мистриссъ Никкльби, такъ это то, что, проживи мы съ братомъ до, гм... до второго пришествія, я увѣрена, что и тогда намъ не получить назадъ этихъ денегъ. Вотъ что хуже всего.
   Безпрепятственно завершивъ этотъ подвигъ изобрѣтательности, миссъ Нэгъ пустилась вспоминать и другіе столь же занимательные, сколько достовѣрные, анекдоты. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ запрудить этотъ обильный потокъ воспоминаній мистриссъ Никкльби покорилась, наконецъ, своей участи и тихонько поплыла по теченію, довольствуясь тѣмъ, что пополняла его слабой струйкой собственнаго своего краснорѣчія Такимъ образомъ дамы шли рядкомъ, вполнѣ довольныя собой и другъ другомъ, и тараторили взапуски, съ тою только разницей, что миссъ Нэгъ все время обращалась къ Кетъ и говорила очень громко, а рѣчь мистриссъ Никкльби лилась однообразно журчащимъ ручейкомъ, причемъ эта добрѣйшая душа была счастлива уже тѣмъ, что она говоритъ, и очень мало заботилась знать, слушаютъ ее или нѣтъ.
   Такъ шли онѣ въ завидномъ согласіи, пока не дошли до того дома, гдѣ жилъ братъ миссъ Нэгъ. Братъ миссъ Нэгъ держалъ магазинъ канцелярскихъ принадлежностей и маленькую библіотеку въ одномъ изъ переулковъ близъ Тоттсигамъ-Кортъ-Года и выдавалъ на прочтеніе по-суточно, по-недѣльно, по-мѣсячно и даже на годъ самоновѣйшіе изъ старыхъ романовъ, заглавія которыхъ, выписанныя четкимъ почеркомъ на листѣ картона, красовались надъ дверьми библіотеки. Случилось, что какъ разъ въ тотъ моментъ, когда наши дамы подходили къ этому дому, миссъ Нэгъ была на самой серединѣ своего повѣствованія о двадцать второмъ предложеніи руки и сердца, полученномъ ею въ свое время отъ одного джентльмена съ огромнымъ состояніемъ; поэтому она стала упрашивать своихъ спутницъ зайти къ ней отужинать. Тѣ согласились и всѣ три вошли въ лавку.
   -- Не уходи, Мортимеръ,-- сказала миссъ Нэгъ своему брату.-- Это только одна изъ нашихъ дѣвицъ со своей матушкой: мистриссъ и миссъ Никкльби.
   -- Ага!-- сказалъ мистеръ Мортимеръ Нэгъ.
   Выпустивъ это восклицаніе съ необыкновенно глубокомысленнымъ видомъ, мистеръ Нэгъ не спѣша взялъ щипцы, снялъ съ двухъ свѣчей, стоявшихъ на прилавкѣ, потомъ съ двухъ другихъ на окнѣ, потомъ полѣзъ въ свой жилетный карманъ, досталъ табакерку и понюхалъ табаку.
   Въ разсѣянной манерѣ, съ какою онъ все это продѣлалъ, было что-то чрезвычайно выразительное, какъ будто не отъ міра сего. А такъ какъ самъ мистеръ Нэгъ былъ джентльменъ высокій, худощавый, въ очкахъ, съ торжественно грустнымъ лицомъ, и волосъ на головѣ имѣлъ гораздо меньше, чѣмъ полагается вообще имѣть джентльмену на пятомъ десяткѣ, то мистриссъ Никкльби рѣшила, что онъ литераторъ, о чемъ и не преминула сообщить шепотомъ своей дочери.
   -- Одиннадцатый часъ,-- сказалъ мистеръ Нэгъ, взглянувъ на часы.-- Томасъ, запирай магазинъ!
   Томасъ былъ маленькій мальчикъ не выше половины окна, а въ "магазинѣ" могло, пожалуй, помѣститься два извозчичьихъ кэба.
   -- Ага,-- сказалъ еще разъ мистеръ Нэгъ и, тяжко вздохнувъ, поставилъ на полку книжку, которую читалъ.-- Ну, что же, сестра, я думаю, ужинъ готовъ?
   Съ новымъ мучительнымъ вздохомъ онъ взялъ съ прилавка свѣчу и, предшествуя дамамъ, направился похороннымъ шагомъ въ свою пріемную, гдѣ накрывала ужинъ поденщица, нанятая; на время болѣзни кухарки и получавшая въ день по восемнадцати пенсовъ, которые вычитались изъ жалованья послѣдней.
   -- Мистриссъ Блоксонъ,-- обратилась къ ней миссъ Нэгъ укоризненнымъ тономъ,-- сколько разъ я васъ просила не входить въ комнату въ шляпкѣ!
   -- Ну, ужь извините, миссъ Нэгъ, а мнѣ не до того, чтобы помнить о шляпкахъ,-- огрызнулась поденщица, мгновенно вломившись въ амбицію.-- Въ вашемъ домѣ такая грязь, что и безъ того полонъ ротъ дѣла, а если вамъ не нравится моя шляпка, такъ я васъ попрошу искать кого-нибудь другую на мое мѣсто. Я ужь и то надорвалась на вашей работѣ, а получаю гроши. Пусть меня повѣсятъ, если я лгу!
   -- А васъ я попрошу избавить меня отъ вашихъ замѣчаній,-- сказала миссъ Нэгъ, дѣлая удареніе на мѣстоимѣніи личномъ.-- Разведенъ на кухнѣ огонь для воды?
   -- Нѣтъ, миссъ Нэгъ, огонь не разведенъ. Не разведенъ огонь, лгать не хочу
   -- Отчего же вы не позаботились развести?
   -- Оттого, что уголь весь вышелъ. Кабы я умѣла дѣлать уголь, я бы надѣлала, но я не умѣю. Такъ прямо и говорю вамъ, миссъ Нэгъ,-- не умѣю.
   -- Женщина, придержи свой языкъ!-- неожиданно возгласилъ мистеръ Мортимеръ Нэгъ, врываясь, какъ бомба, въ вышеописанный діалогъ.
   -- Съ вашего позволенія, мистеръ Нэгъ,-- сейчасъ же накинулась на него поденщица,-- я и сама рада-радешенька не разговаривать въ этомъ домѣ. Да я, впрочемъ, и то, кажется, говорю только тогда, когда со мной заговариваютъ. Что же до того, сэръ, что вы называли меня женщиной, такъ желала бы и знать, кѣмъ вы назовете себя?
   -- Презрѣнное существо!-- воскликнулъ мистеръ Нэгъ, ударивъ себя по лбу.
   -- Меня очень радуетъ, что вы знаете себѣ цѣну и зовете себя настоящимъ именемъ, сэръ,-- отрѣзала на это мистриссъ Блоксонъ,-- а такъ какъ дома у меня двое младенцевъ-близнецовъ, которымъ только третьяго дня пошла восьмая недѣля, а мой маленькій Чарли въ прошлый понедѣльникъ упалъ съ лѣстницы и вывихнулъ себѣ руку, то я вамъ буду очень обязана, если завтра къ десяти часамъ утра вы пришлете мнѣ на домъ девять шиллинговъ, которые мнѣ слѣдуютъ съ васъ за эту недѣлю.
   Съ этими прощальными словами разобиженная матрона весьма развязно вышла изъ комнаты, оставивъ дверь настежь, и въ тотъ же мигъ мистеръ Нэгъ выскочилъ въ свой магазинъ, оглашая воздухъ громкими стонами.
   -- Что съ нимъ такое?-- вскрикнула мистриссъ Никкльби встревоженная этими звуками.
   -- Не боленъ ли онъ?-- спросила и Кетъ, тоже испугавшись
   -- Тсъ... это очень грустная исторія,-- отвѣчала шепотомъ миссъ Нэгъ.-- Онъ былъ когда то страстно влюбленъ въ гм... въ госпожу Манталини.
   -- Не можетъ быть!-- воскликнула мистриссъ Никкльби.
   -- Да, увѣряю васъ. Страсть его поощряли, и онъ быль увѣренъ, что женится на ней. Вы себѣ представить не можете, мистриссъ Никкльби, какое у него чувствительное сердце, какъ впрочемъ, гм... какъ и у всей нашей семьи. Обманутая надежда была для него смертельнымъ ударомъ. Онъ очень талантливый человѣкъ, чрезвычайно талантливый. Читаетъ, гм... читаетъ каждый выходяшій въ свѣтъ романъ, т. е., конечно, каждый романъ гм... изъ великосвѣтской жизни. Ну, и вотъ, читая эти романы онъ находилъ въ нихъ такъ много общаго со своей собственно несчастной судьбой и такое, огромное сходство между собой и их героями (потому что. конечно, онъ сознаетъ свое превосходство какъ и вся наша семья, и это очень естественно), что, наконецъ, онъ началъ презирать весь міръ и сдѣлался геніемъ. Я увѣрена, что въ эту самую минуту онъ пишетъ новый романъ.
   -- Новый романъ?-- повторила Кетъ, чувствуя, что надо что-нибудь сказать, такъ какъ миссъ Нэгъ сдѣлала паузу.
   -- Да, новый романъ въ трехъ томахъ, въ осьмую долю листа,-- подтвердила миссъ Нэгъ съ торжествомъ.-- Правда, Мортимеръ имѣетъ большое преимущество передъ другими романистами, такъ какъ въ своихъ описаніяхъ великосвѣтской жизни онъ можетъ пользоваться моей опытностью, потому что, конечно, немногіе изъ авторовъ, описывающихъ большой свѣтъ, имѣютъ возможность знать его такъ близко, какъ я. Но знаете, онъ такъ поглощенъ жизнью высшаго общества, что малѣйшее напоминаніе о будничной житейской прозѣ, какъ, напримѣръ, сейчасъ исторія съ этой женщиной, выводитъ его изъ себя.. А все-таки я всегда скажу: по-моему, разочарованіе, постигшее его въ молодости, было ему очень полезно. Не узнай онъ но опыту, что такое обманутая надежда, онъ не могъ бы описывать обманутыхъ надеждъ и тому подобныхъ вещей, и не случись съ нимъ того, что случилось, я думаю, его геній никогда бы не развернулъ вполнѣ своихъ крыльевъ.
   Невозможно предугадать, какъ далеко зашла бы сообщительность миссъ Нэгъ при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ, но, такъ какъ, съ одной стороны, мрачный геній былъ въ двухъ шагахъ и могъ ее услышать, а съ другой -- надо было кому-нибудь развести огонь къ ужину, то изліянія ея на этомъ прекратились. Если судить по тому, какихъ трудовъ стоило миссъ Нэгъ добыть горячей воды, ея послѣдняя кухарка едва ли знала въ этомъ домѣ какой-нибудь огонь, кромѣ антонова. Какъ бы то ни было, въ концѣ концовъ грогъ быль приготовленъ. Подкрѣпившись предварительно холодной бараниной и сыромъ, гости помогли хозяевамъ распить этотъ грогъ и распрощались. По дорогѣ домой Кетъ развлекалась тѣмъ, что представляла себѣ мистера Мортимера Нэга такимъ, какъ онѣ оставили его, уходя, витающимъ въ заоблачномъ царствѣ среди своихъ книжныхъ полокъ, а мистриссъ Никкльби обсуждала сама съ собой важный вопросъ о томъ, какое имя въ окончательномъ результатѣ присвоитъ себѣ фирма госпожи Ман алини: будетъ-ли она называться "Манталини, Нэгъ и Никкльби" или "Манталини, Никкльби и Нэгъ".
   На такомъ градусѣ стояла дружба миссъ Нэгъ съ моей героиней цѣлыхъ три дня, къ немалому изумленію всѣхъ молодыхъ дѣвицъ, работавшихъ въ мастерской, ибо никогда до сихъ поръ они не замѣчали за миссъ Нэгъ такого постоянства въ этомъ направленіи. Но на четвертый день эта дружба подучила ударъ, внезапный и смертельный. Вотъ какъ это вышло
   Случилось, что одинъ очень старый и очень знатный лордъ, собиравшійся жениться на очень молоденькой, но далеко не знатной дѣвушкѣ, заѣхалъ въ магазинъ съ невѣстой и ея сестрой, чтобы присутствовать при церемоніи примѣрки двухъ шляпокъ, только наканунѣ заказанныхъ къ свадьбѣ. Госпожа Манталини доложила пронзительнымъ дискантомъ объ этомъ событіи въ трубу, проведенную въ мастерскую, и миссъ Нэгъ бросилась наверхъ о шляпкой на каждой рукѣ.
   Она явилась въ магазинъ, задыхаясь отъ скораго бѣга, обворожительная въ своей стремительной поспѣшности, долженствовавшей свидѣтельствовать объ ея рвеніи и усердіи къ дѣлу. Какъ только шляпки были надѣты, съ Нэгъ и съ г-жою Манталини сдѣлались судороги отъ восторга.
   -- Восхитительно! Въ высшей степени элегантно!-- говорила г-жа Манталини.
   -- Я не видала ничего изящнѣе во всю свою жизнь!-- вторила ей миссъ Нэгъ.
   Старый лордъ -- очень старый лордъ, въ скобкахъ сказать -- ничего не говорилъ, а только шамкалъ и хихикалъ въ телячьемъ восторгѣ, не столько отъ шляпокъ и ихъ обладательницъ, сколько отъ сознанія, какой онъ молодецъ, что подцѣпилъ себѣ такую хорошенькую жену. Что же касается самой юной дѣвицы (которая была дѣвицей очень бойкой), то, замѣтивъ, что старый лордъ пришелъ въ такое игривое настроеніе, она принялась гоняться за нимъ по всей комнатѣ, загнала его за трюмо и тамъ поцѣловала. Г-жа Манталини и другая молодая дѣвица, какъ и подобало, скромно отвернулись въ сторонку, но миссъ Нэгъ, подстрекаемая любопытствомъ, на свое несчастье не утерпѣла, заглянула за трюмо и встрѣтилась глазами съ бойкой молодой дѣвицей какъ разъ въ тотъ моментъ, когда та поцѣловала стараго лорда. Молодая дѣвица надула губки, пробормотала что-то такое о "дерзкихъ старухахъ", сердито посмотрѣла на миссъ Нэгъ и презрительно улыбнулась.-- Г-жа Манталини!-- позвала она минуту спустя
   -- Къ вашимъ услугамъ, сударыня.
   -- Будьте добры, пошлите за той хорошенькой дѣвушкой, которую мы видѣли у васъ вчера.
   -- Да, да, пожалуйста!-- сказала и сестра невѣсты.
   -- Ничто на свѣтѣ меня такъ не раздражаетъ, какъ видѣть вередъ собой уродливыя старыя лица. Терпѣть не могу имѣть дѣло со старухами,-- продолжала нареченная милорда, томно раскинувшись на софѣ.-- Пожалуйста, г-жа Манталини, посылайте за той хорошенькой дѣвушкой всякій разъ, какъ я къ вамъ пріѣзжаю.
   -- Да, да, непремѣнно посылайте за ней, за хорошенькой и молоденькой,-- подхватилъ старый лордъ.
   -- О ней всѣ кричатъ,-- прибавила тѣмъ же небрежно томнымъ голосомъ бойкая дѣвица,-- и милордъ непремѣнно долженъ ее видѣть, такъ какъ онъ большой поклонникъ красоты.
   -- Да, ею всѣ восхищаются,-- сказала г-жа Манталини.-- Миссъ Нэгъ, пошлите сюда миссъ Никкльби, а сами можете не возвращаться.
   -- Виновата, г-жа Манталини, я не разслышала послѣднихъ вашихъ словъ,-- пробормотала миссъ Нэгъ, вся дрожа.
   -- Я сказала: можете не возвращаться,-- повторила хозяйка сухо.
   Миссъ Нэгъ скрылась, не прибавивъ больше ни слова, и минуты черезъ двѣ вмѣсто нея явилась Кетъ. Она помогла дѣвицамъ снять новыя шляпки и надѣть старыя, краснѣя до ушей отъ сознанія, что старый лордъ и обѣ его дамы все время не спускаютъ съ нея глазъ.
   -- Какъ вы краснѣете, милочка! сказала ей избранница милорда.
   -- Она у насъ новенькая. Вотъ недѣльки черезъ двѣ попривыкнетъ, тогда перестанетъ краснѣть,-- пояснила г-жа Манталини съ благосклонной улыбкой.
   -- Должно быть, это вы, милордъ, смутили ее вашими неотразимыми взглядами,-- сказала невѣста.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, только не я! Я женюсь и начинаю новую жизнь. Да, да, новую жизнь, ха, ха, ха!
   Весьма утѣшительно было слышать, что старичокъ вознамѣрился начать новую жизнь, ибо для всякаго было очевидно, что старой ему ненадолго хватитъ. Отъ одного только усилія, съ какимъ онъ хохоталъ, желая изобразить игривую веселость, его схватилъ жестокій приступъ кашля, и прошло нѣсколько минутъ прежде, чѣмъ онъ пересталъ задыхаться и могъ выговорить, что на его взглядъ эта дѣвочка "слишкомъ хороша для модистки".
   -- Надѣюсь милордъ, вы не считаете красоту помѣхой въ нашемъ дѣлѣ,-- проговорила, жантильничая, г-жа Манталини.
   -- О, нѣтъ, конечно, нѣтъ, иначе вы давно бы перемѣнили профессію,-- отвѣтилъ ей галантно старый лордъ.
   -- Ахъ, вы, противный ловеласъ!-- сказала ему бойкая молодая дѣвица, ткнувъ его зонтикомь въ бокъ.-- Я не хочу, чтобы вы такъ говорили. Какъ вы смѣете!
   За этимъ игривымъ вопросомъ послѣдовалъ новый тычекъ въ бокъ, а за нимъ другой и третій. Наконецъ, старый лордъ ухватился за зонтикъ и ни за что не хотѣлъ его выпускать; это заставило другую дѣвицу придти на выручку сестрѣ, и въ результатѣ зрителямъ предстала премиленькая картина разыгравшейся молодежи.
   -- Такъ вы потрудитесь, г-жа Манталини, распорядиться насчетъ тѣхъ небольшихъ передѣлокъ въ моей шляпкѣ, на которыя я вамъ указала,-- проговорила бойкая дѣвица, прощаясь.-- Ну-съ, господинъ ловеласъ, какъ вамъ угодно, вы выйдете первымъ. Я ни за что не оставлю васъ одного съ этой хорошенькой дѣвушкой. Я васъ слишкомъ хорошо знаю Душечка Дженъ, пропусти его впередъ, а мы пойдемъ сзади: его ни на секунду нельзя спускать съ глазъ.
   Видимо польщенный такимъ подозрѣніемъ, старый лордъ, проходя, запустилъ уморительный взглядъ по адресу Кетъ и, получивъ новый пинокъ зонтикомъ за свою шаловливость, проковылялъ на своихъ дрожащихъ ногахъ на подъѣздъ, гдѣ его блистательную особу подхватили подъ руки два дюжихъ лакея и усадили въ карету.
   -- Фу, старый уродъ!-- сказала г-жа Манталини.-- Неужели ему не вспоминается катафалкъ, когда онъ садится въ свою карету? Ну, моя милая, уберите-ка всѣ эти вещи.
   Кетъ, которая, во все продолженіе вышеописанной сцены, стояла, скромно потупившись, была очень рада, что ее, наконецъ, отпустили, и весело сбѣжала во владѣнія миссъ Нэгъ.
   Но за время ея короткаго отсутствія положеніе дѣлъ въ маленькомъ царствѣ радикально измѣнилось. Вмѣсто того, чтобы возсѣдать на обычномъ своемъ мѣстѣ съ соблюденіемъ всего своего величественнаго достоинства, какъ это подобало замѣстительницѣ главы заведенія, миссъ Нэгъ лежала ничкомъ на большомъ ящикѣ изъ подъ платьевъ и заливалась слезами, а присутствіе подлѣ нея трехъ или четырехъ суетящихся дѣвицъ съ уксусомъ, оленьими рогомъ и другими возстановительными средствами въ рукахъ уже само по себѣ, даже помимо нѣкотораго разстройства ея головного убора и букляшекъ на лбу, достаточно убѣдительно свидѣтельствовало о томъ, что она только-что очнулась отъ жесточайшаго обморока.
   -- Господи! Что случилось?-- вскрикнула Кетъ, поспѣшно подбѣгая къ интересной группѣ.
   Этотъ вопросъ вызвалъ сильнѣйшее симптомы приближающагося новаго обморока. Дѣвицы засуетились еще пуще съ оленьимъ рогомъ и уксусомъ, подарили Кетъ уничтожающимъ взглядомъ и громко зашептали хоромъ:
   -- Какъ ей не стыдно!
   -- Да что такое, въ чемъ дѣло?-- допрашивала бѣдная Кетъ.-- Разскажите мнѣ, что случилось.
   -- Что случилось!-- завопила миссъ Нэгъ, внезапно выпрямляясь, къ немалому смятенію обступившихъ ее дѣвицъ.-- И вы еще спрашиваете! Стыдитесь, безсовѣстная!
   -- Богъ съ вами, съ ума вы сошли!-- воскликнула Кетъ, ошеломленная порывистой искренностью, съ какою ужасное прилагательное вылетѣло изъ стиснутыхъ зубовъ миссъ Нэгъ.-- Чѣмъ я васъ обидѣла?
   -- Она обидѣла меня!-- повторила миссъ Нэгъ съ горькимъ сарказмомъ.-- Она, эта дѣвчонка, ничтожество, выскочка! Ха-ха-ха!
   По хохоту миссъ Нэгъ было очевидно, что въ вопросѣ Кетъ она усмотрѣла нѣчто чрезвычайно забавное, а такъ какъ миссъ Нэгъ, въ качествѣ ближайшаго начальства, давала тонъ дѣвицамъ, онѣ не замедлили въ свою очередь поднять громкій хохотъ. Затѣмъ вся компанія закивала головами я перемигнулась, давая понять, какъ тонко она оцѣнила всю соль отвѣта миссъ Нэгъ.
   -- Вотъ она, госпожа, вотъ паша красавица, полюбуйтесь!-- продолжала миссъ Нэгъ, вскакивая со своего ящика и церемонно, съ низкими реверансами, представляя Кетъ восхищеннымъ зрительницамъ этой комедіи.-- Всѣ о ней прокричали! Всѣ восхищаются ея красотой, всѣ... У, наглое творенье!
   Дойдя до этого патетическаго мѣста своей рѣчи, миссъ Нэгъ добродѣтельно содрогнулась,-- движеніе, которое немедленно передалось всѣмъ дѣвицамъ,-- затѣмъ дико захохотала и, наконецъ, ударилась въ слезы.
   -- Пятнадцать лѣтъ,-- вопила миссъ Нэгъ, жалостно рыдая,-- пятнадцать лѣтъ я была славой и украшеніемъ этой комнаты и всего заведенія! И, благодареніе Богу (тутъ она замѣчательно энергично топнула сперва правой, потомъ лѣвой ногой), никогда за все время не приходилось мнѣ сталкиваться съ интригами и происками мерзкихъ дѣвчонокъ, которыя всѣхъ насъ позорятъ своимъ поведеніемъ и заставляютъ краснѣть за себя. Тѣмъ больнѣе я это чувствую теперь, хоть и презираю такіе поступки.
   Тутъ миссъ Нэгъ опять приготовилась упасть въ обморокъ, а молодыя дѣвицы удвоили свою заботливость и принялись доказывать ей, что она должна быть выше подобныхъ вещей. По крайней мѣрѣ, онѣ съ своей стороны презираютъ такой образъ дѣйствій и полагаютъ, что его даже не слѣдуетъ замѣчать, въ доказательство чего всѣ четыре закричали въ одинъ голосъ:
   -- Это позоръ -- такъ поступать, и до такой степени насъ возмущаетъ, что мы просто не знаемь, куда дѣваться отъ злости.
   -- Вотъ до чего я дожила!-- взвизгнула миссъ Нэгъ, неожиданно приходя въ неистовство и пытаясь оторвать одну изъ своихъ фальшивыхъ букляшекъ.-- Меня называютъ старухой и уродомъ!
   -- Ахъ, нѣтъ, не говорите этого, пожалуйста не говорите!-- раздался дружный хоръ.
   -- Развѣ я заслужила, чтобы меня называли старухой?-- не унималась миссъ Нэгъ, барахтаясь въ рукахъ своихъ утѣшительницъ.
   -- Не думайте объ этомъ, дорогая!-- отвѣтствовалъ хоръ.
   -- Я ненавижу ее, ненавижу и презираю! Пусть никогда больше не смѣетъ со мной заговаривать! Пусть и съ ней не говоритъ никто изъ тѣхъ, кто считаетъ себя моимъ другомъ! Лукавая, безстыжая дѣвчонка! Проныра!
   Уничтоживъ такимъ образомъ предметъ своей ярости, миссъ Нэгъ еще разъ взвизгнула, потомъ три раза икнула, всхлипнула разъ десять, потомъ осовѣла и впала въ столбнякъ, потомъ вздрогнула, очнулась, поправила свою наколку и объявила, что теперь ей совсѣмъ хорошо.
   Бѣдная Кетъ смотрѣла сперва на эти фокусы въ полнѣйшемъ недоумѣніи. Она то краснѣла, то блѣднѣла, и нѣсколько разъ порывалась заговорить. Но когда ей окончательно выяснились истинные мотивы такой внезапной перемѣны къ ней со стороны миссъ Нэгъ, она отошла въ другой уголъ и слушала спокойно, не удостоивая отвѣчать.
   Однако, хоть молодая дѣвушка гордо воротилась на свое мѣсто и повернулась спиной къ кучкѣ сателлитовъ, вертѣвшихся въ другомъ концѣ комнаты вокругъ своей планеты, она пролила втихомолку такія горькія слезы, что миссъ Нэгъ возрадовалась бы въ сердцѣ своемъ, если бы могла ихъ видѣть.
   

ГЛАВА XIX,
въ которой описывается обѣдъ у мистера Ральфа Никкльби и повѣствуется о томъ, какъ вели себя его гости до обѣда, за обѣдомъ и послѣ обѣда.

   Озлобленіе миссъ Нэгъ противъ Кетъ не только не смягчалось, но росло съ каждымъ днемъ. Въ такой же пропорціи возрастало и благородное негодованіе всѣхъ приспѣшницъ старой дѣвы противъ той же особы, вспыхивая съ новой силой всякій разъ, какъ миссъ Никкльби требовали наверхъ въ магазинъ. Такимъ образомъ, не трудно понять, что жизнь молодой дѣвушки въ эту первую недѣлю пребыванія ея въ мастерской была далеко но сладка.
   Она встрѣтила вечеръ субботы, какъ встрѣчаетъ узникъ короткій часъ отсрочки своей медленной, мучительной пытки; она чувствовала, что если бы ей заплатили за эту недѣлю работы втрое больше, чѣмъ она получала, теперь, то и тогда ея недѣльный заработокъ былъ бы купленъ слишкомъ дорогою цѣлой.
   Мистриссъ Никкльби по обыкновенію поджидала дочь на углу улицы. Подходя къ этому углу, Кетъ очень удивилась, увидѣвъ, что мать ея бесѣдуетъ съ мистеромъ Ральфомъ Никкльби, но удивленіе ея только удвоилось, когда она узнала, о чемъ они говорятъ, а главное, когда она замѣтила, какъ необыкновенно вдругъ смягчилось обращеніе ея дяди.
   -- Здравствуй, душенька. А мы только-что о тебѣ говорили,-- сказалъ онъ ей, когда она подошла.
   Кетъ вся съежилась подъ его холоднымъ, пристальнымъ взглядомъ, сама не зная отчего.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- проговорила она робко.
   -- Да, мы только сейчасъ говорили о тебѣ,-- повторилъ Ральфъ.-- Я шелъ къ тебѣ въ мастерскую,-- я такъ и думалъ, что застану тебя еще тамъ,-- да вотъ встрѣтился съ твоей матерью. Мы съ ней заговорились о семейныхъ дѣлахъ, и время пролетѣло такъ быстро...
   -- Да, да, неправда ли, братецъ?-- подхватила мистриссъ Никкльби, не замѣчая насмѣшливаго тона послѣднихъ его словъ.-- Но, знаете, минуту назадъ я бы не повѣрила, если бы мнѣ сказали что моя дочь... Кетъ, дорогая моя, завтра въ половинѣ седьмого ты обѣдаешь у твоего дяди.
   Торжествуя, что ей удалось первой сообщить Кетъ эту чрезвычайную новость, мистриссъ Никкльби вся засіяла улыбками и многозначительно закивала головой, дабы сильнѣе запечатлѣть всю ея грандіозность въ умѣ изумленной Кетъ, и затѣмъ, безъ всякой передышки, перескочила подъ острымъ угломъ къ обсужденію имѣвшихся въ ихъ распоряженіи рессурсовъ по части туалета.
   -- Постой, моя милая, дай мнѣ сообразить,-- тараторила добрѣйшая дама.-- Твое черное шелковое платье вполнѣ подойдетъ. На плечи ты накинешь тотъ хорошенькій газовый шарфъ,-- ты его знаешь,-- надѣнешь черные шелковые чулки, а на голову приколешь простенькій бантикъ. Боже мой,-- перебила себя мистриссъ Никкльби, круто сворачивая въ сторону,-- вотъ если бы теперь у меня были эти несчастные аметисты! Ты должна ихъ помнить, Кетъ, моя милочка. Помнишь, какъ красиво они блестѣли при свѣчахъ? Но твой папа, твой бѣдный папа... Ахъ, какъ мнѣ больно было разставаться съ этимъ уборомъ и какъ жестоко было съ его стороны довести насъ до необходимости такой жертвы!
   Удрученная мучительнымъ воспоминаніемъ, м-риссъ Никкльби грустно покачала головой и поднесла къ глазамъ платокъ.
   -- Напрасно вы такъ волнуетесь, мама,-- сказала ей Кетъ.-- мнѣ не нужны эти аметисты, право, не. нужны. Забудьте, что они когда-нибудь у васъ были.
   -- Господи, Кетъ, какой ты ребенокъ! Ну, можно ли такъ говорить?-- остановила ее съ сердцемъ мистриссъ Никкльби.-- Вы только подумайте, братецъ: двѣ дюжины чайныхъ серебряныхъ ложекъ, два соусника, четыре солонки, вотъ эти аметисты -- полный приборъ: ожерелье, брошка и серги -- все ухнуло въ одинъ день! А я-то, сколько разъ я чуть что не на колѣняхъ молила моего бѣднаго мужа: "Николай, да сдѣлай же что-нибудь! Распорядись какъ-нибудь, мой дружокъ!" Я убѣждена, что каждый, кто видѣлъ насъ въ то время, подтвердитъ, что я твердила это по пятидесяти разъ на дню. Кетъ, ну. скажи, развѣ неправда? Развѣ не пользовалась я каждымъ удобнымъ случаемъ напоминать объ этомъ твоему бѣдному папа?
   -- Да, да, мама, совершенная правда.
   И надо отдать справедливость мистриссъ Никкльби (да и всѣмъ замужнимъ дамамъ съ нею вмѣстѣ), что она не упускала случаевъ вдалбливать въ голову своему бѣдному мужу полезныя правила житейской мудрости вродѣ вышеприведеннаго, золотыя правила, грѣшащія лишь однимъ недостаткомъ, неуловимой туманностью формы, въ которую они обыкновенно бываютъ облечены.
   -- Да, еслибъ моимъ совѣтамъ слѣдовали съ самаго начала!-- окончила съ жаромъ мистриссъ Никкльби.-- Знаю только одно: я исполнила свой долгъ, и это будетъ мнѣ всегда утѣшеніемъ..
   Успокоивъ себя этой мыслью, достойная леди подняла глаза къ небу, вздохнула и приняла видъ кроткой покорности судьбѣ, давая этимъ понять, что хоть она и сознаетъ себя невинно пострадавшей жертвой, но не желаетъ докучать своимъ слушателямъ, называя по имени то, что и такъ всякому ясно.
   -- Вернемся, однако, къ началу нашего разговора,-- сказалъ Ральфъ, улыбнувшись. Его улыбка, какъ и всѣ другія внѣшнія проявленія его чувствъ, была какая-то крадущаяся, подлая, какъ будто она не смѣла открыто показаться на лицѣ, а пряталась гдѣ-то подъ кожей.-- Завтра у меня соберется нѣсколько... нѣсколько человѣкъ мужчинъ, съ которыми я веду дѣла, и твоя мать, Кетъ, обѣщала, что въ этотъ день ты побудешь у меня за хозяйку. Я рѣдко принимаю гостей, но мнѣ необходимо было пригласить этихъ людей по нѣкоторымъ соображеніямъ чисто дѣлового характера. Въ коммерческихъ дѣлахъ, видишь ли, часто имѣетъ значеніе даже такой пустякъ, какъ званый обѣдъ. Такъ ты согласна оказать мнѣ эту услугу?
   -- Согласна ли!-- вскричала мистриссъ Никкльби.-- Кетъ, душенька, что же ты...
   -- Позвольте,-- перебилъ ее Ральфъ, дѣлая ей знакъ замолчать,-- я говорилъ съ племянницей.
   -- Конечно, дядя, я буду очень рада быть вамъ полезной,-- отвѣчала Кетъ.-- Боюсь только, что вы найдете меня очень неловкой и ненаходчивой хозяйкой.
   -- О, это не бѣда,-- сказалъ Ральфъ.-- Такъ пріѣзжай же пораньше. Впрочемъ, это какъ тебѣ будетъ угодно. Возьми карету, я заплачу. А пока прощай, да хранитъ тебя Богъ!
   Это доброе пожеланіе, казалось, застряло у него въ горлѣ, какъ будто заблудилось въ незнакомомъ мѣстѣ и не могло найти выхода. Но такъ или иначе, а оно таки вышло на свѣтъ Божій Раздѣлавшись съ нимъ, Ральфъ пожалъ руку обѣимъ своимъ родственницамъ и, не прибавивъ больше ни слова, ушелъ.
   -- Какая выразительная физіономія у твоего дяди!-- сказала мистриссъ Никкльби, пораженная какою-то особенностью въ лицѣ Ральфа въ ту минуту, когда онъ уходилъ.-- Между нимъ и его бѣднымъ братомъ нѣтъ ни малѣйшаго сходства.
   -- Ахъ, мама, да развѣ можно ихъ сравнивать! проговорила Кетъ съ упрекомъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, ни малѣйшаго сходства,-- повторила задумчиво мистриссъ Никкльби.-- Но лицо все-таки замѣчательно благородное.
   Почтенная матрона высказала свое замѣчаніе такимъ торжественнымъ тономъ, точно оно было нивѣсть какимъ образцомъ человѣческой проницательности. Да и въ самомъ дѣлѣ оно стоило того, чтобы быть помѣщеннымъ въ ряду самыхъ блестящихъ открытій нашего вѣка. Кетъ быстро взглянула на мать и сейчасъ же потупилась.
   -- Ради всего святого, Кетъ, что съ тобой приключилось? Отчего ты такъ упорно молчишь?-- спросила мистриссъ Никкльби послѣ того, какъ онѣ прошли часть дороги въ молчаніи.
   -- Я думаю, мама,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Думаешь?.. Да, правда, намъ съ тобой есть о чемъ подумать. Дядя тебя полюбилъ -- это ясно, и если тебѣ свалится теперь съ неба большое счастье, я этому нисколько не удивлюсь. Больше я ничего не скажу.
   И мистриссъ Никкльби пустилась разсказывать анекдоты о молодыхъ дѣвушкахъ, которыя находили у себя въ ридикюляхъ тысячефунтовые билеты, подложенные туда ихъ эксцентрическими дядюшками, и которыя случайно встрѣчали у дядюшекъ привлекательныхъ молодыхъ джентльменовъ съ огромнымъ состояніемъ и выходили за нихъ замужъ послѣ непродолжительнаго, но пылкаго ухаживанія съ ихъ стороны. Сначала Кетъ слушала равнодушно, потомъ это начало ее забавлять, но по мѣрѣ того, какъ онѣ приближались къ своему дому, радушное настроеніе матери передавалось и ей, и наконецъ ей самой стало казаться, что будущее какъ будто проясняется и что для нихъ еще могутъ настать лучшіе дни. Такъ дѣйствуетъ надежда -- даръ небесъ, ниспосланный въ утѣшеніе бѣднымъ смертнымъ. Какъ тончайшій эфиръ, проникаетъ она всѣ наши чувства, хорошія и дурныя; она неизбѣжна, какъ смерть, и заразительнѣе всякой болѣзни.
   Слабое зимнее солнце (а зимнее солнце въ лондонскомъ Сиги свѣтитъ очень слабо) какъ будто улыбнулось и засвѣтило ярче, заглянувъ въ тусклыя окна пустынной комнаты одного большого стараго дома и увидавъ тамъ небывалое зрѣлище. Въ темномъ углу, гдѣ годами лежала запыленная груда товаровъ, служа пристанищемъ мышамъ и сердито косясь на деревянныя панели, лежала безмолвной, безжизненной массой, изо дня въ день, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда, отзываясь за грохотъ катившихся по улицѣ тяжелыхъ повозокъ, она содрогалась во всемь своемъ составѣ, наполняя трепетомъ трусливыя сердчишки своихъ обитателей, заставляя ярче разгораться ихъ быстрые глазки, а ихъ самихъ чутко прислушиваться и замирать на мѣстѣ, притаивъ дыханіе,-- въ этомъ темномъ углу были теперь заботливо и аккуратно разложены разныя статьи параднаго туалета Кетъ, приготовленнаго къ торжественному дню званаго обѣда. Каждая вещь носила какой-то неуловимый отпечатокъ граціознаго образа своей владѣлицы, потому что платье принимаетъ обликъ того, кто его носитъ, или, можетъ быть, такъ намъ кажется по ассоціаціи идей. На томъ мѣстѣ, гдѣ когда-то стояли мѣшки съ заплѣсневѣлой мукой, лежало теперь черное шелковое платье, прехорошенькое, очень изящное платьице. Изъ подъ маленькихъ башмачковъ съ граціозно вывернутыми наружу носочками еще виднѣлся слѣдъ стоявшей тутъ прежде старой заржавленной гири, а груда порыжѣлыхъ кожъ, сама того не зная, уступила мѣсто той самой парѣ черныхъ шелковыхъ чулковъ, которая составляла предметъ особенной заботливости мистриссъ Никкльби. Крысы и мыши и всѣ прочіе мелкіе гады давно передохли отъ голода или перебрались въ другіе, болѣе привольные края, а вмѣсто нихъ появились перчатки, ленточки, шарфы, шпильки и разныя другія ухищренія моды, придуманныя на пагубу рода людского и въ своемъ родѣ зловредныя не менѣе крысъ и мышей. А среди всей этой роскоши двигалась сама Кетъ, составляя далеко не послѣднее изъ непривычныхъ украшеній, такъ пріятно оживившихъ этотъ угрюмый старый домъ.
   Въ надлежащее или въ ненадлежащее время, какъ будетъ угодно читателю, ибо нетерпѣніе мистриссъ Никкльби опередило всѣ часы въ околоткѣ, Кетъ была одѣта съ головы до ногъ вплоть до послѣдней ленточки, ровно за полтора часа до той минуты, когда можно было только начинать думать объ одѣваньѣ,-- въ надлежащее время туалетъ ея былъ законченъ, и когда насталъ, наконецъ, вожделѣнный часъ отъѣзда, разносчикъ молока привелъ съ ближайшей биржи извозчика, и Кетъ, послѣ продолжительнаго и нѣжнаго прощанья съ матерью и многократныхъ просьбъ поклониться отъ нея миссъ Ла-Криви, которую мистриссъ Никкльби ждала къ вечернему чаю, усѣлась въ экипажъ и отъѣхала со всею торжественной пышностью, съ какою только можно отъѣхать въ извозчичьемъ кэбѣ. Экипажъ, кучеръ и лошади грохотали и бренчали по мостовой, подпрыгивали и прищелкивали, ругались и спотыкались на перебой, но, наконецъ, пріѣхали таки въ Гольдень-Скверъ.
   Кучеръ возвѣстилъ о своемъ прибытіи оглушительнымъ стукомъ въ дверь дома, которая, впрочемъ, отворилась задолго до того, какъ онъ кончилъ стучать, отворилась такъ быстро, точно за ней стоялъ кто-нибудь на часахъ, положивъ руку на щеколду. Кетъ, не ожидавшая увидѣть ничего слишкомъ необычайнаго, кромѣ развѣ Ньюмэна Ногса въ темной рубашкѣ, очень удивилась, когда передъ нею предсталъ человѣкъ въ роскошной ливреѣ и когда въ передней ее встрѣтили еще двое такихъ же франтовъ. Однако, она не ошиблась домомъ, въ этомъ не могло быть сомнѣній, такъ какъ на дощечкѣ стояла фамилія Ральфа; поэтому она положила руку на учтиво подставленный ей расшитый галунами рукавъ и поднялась наверхъ. Здѣсь ее провели во вторую гостиную и оставили одну.
   Если ее удивило появленіе въ домѣ дяди ливрейныхъ лакеевъ, то изумленіе ея не знало границъ теперь, когда она увидѣла себя въ богатѣйшей и роскошнѣйшей обстановкѣ, какую только могла себѣ вообразить. Мягкіе, красивые ковры, великолѣпныя картины, дорогія зеркала, куда ни взглянешь -- изящныя бездѣлушки, поражающія своимъ обиліемъ, блескомъ и красотой. Даже лѣстница сверху до низу, до самаго подъѣзда, была уставлена дорогими вещами. Весь домъ былъ до такой степени набитъ драгоцѣнностями, что, казалось, стоить прибавить еще хоть каплю въ эту полную чашу, и богатство ея польется на улицу.
   Но вотъ молодая дѣвушка услышала стукъ въ парадную дверь, потомъ еще и еще, и послѣ" каждаго новаго стука въ сосѣдней комнатѣ раздавался голосъ новаго вошедшаго гостя. Сначала между другими голосами легко было различить голосъ Ральфа, но мало-по-малу все слилось въ одинъ общій гулъ, и Кетъ могла только разобрать, что въ комнатѣ было нѣсколько человѣкъ мужчинъ съ далеко не музыкальными голосами, что говорили они очень громко, еще громче смѣялись и божились чаще, чѣмъ это казалось ей безусловно необходимымъ. Впрочемъ, послѣднее было, конечно, дѣломъ вкуса. Наконецъ дверь отворилась, и появился Ральфъ съ своимъ лукавымъ лицомъ, разставшійся на этотъ разъ съ высокими сапогами и облеченный по всѣмъ правиламъ этикета въ черные шелковые чулки и башмаки съ пряжками.
   -- Я не могъ придти къ тебѣ раньше: мнѣ надо было встрѣтить гостей,-- сказалъ онъ вполголоса, кивая на дверь,-- А теперь я пришелъ за тобой.
   -- Постойте, дядя,-- прошептала Кетъ, немного волнуясь, какъ это бываетъ даже съ болѣе свѣтскими людьми, когда имъ предстоитъ войти въ комнату, гдѣ уже собралось незнакомое имъ общество.-- Скажите, есть тамъ дамы?
   -- Нѣтъ, у меня нѣтъ знакомыхъ дамъ,-- отвѣчалъ Ральфъ лаконично.
   -- Я должна сейчасъ идти?-- спросила Кетъ, слегка отодвигаясь отъ него.
   Ральфъ пожалъ плечами.
   -- Какъ хочешь,-- проговорилъ онъ.-- Тамъ всѣ уже собрались и сію минуту подаютъ обѣдать.
   Кетъ очень хотѣлось выпросить себѣ хоть нѣсколько минутъ отсрочки, но, вспомнивъ, что дядя заплатилъ за ея экипажъ и, пожалуй, сочтетъ, что ему возвратили долгъ не сполна, если она позволитъ себѣ такое, промедленіе, она позволила ему взять ея руку и покорно пошла за нимъ.
   Въ первой гостиной было семь или восемь человѣкъ джентльменовъ, стоявшихъ кружкомъ у огня. Они говорили такъ громко, что не слыхали, какъ вошли дядя съ племянницей. Ральфъ тронулъ за рукавъ одного изъ этихъ господъ и своимъ всегдашнимъ рѣзкимъ голосомъ, но съ какимъ-то особеннымъ, торжественнымъ выраженіемъ, видимо желая привлечь вниманіе всей компаніи, сказалъ:
   -- Лордъ Верисофтъ, моя племянница, миссъ Никкльби.
   Группа съ удивленіемъ разступилась; джентльменъ, къ которому обращался Ральфъ, обернулся, и Кетъ увидѣла передъ собой изящнѣйшаго покроя свѣтлую фрачною пару, не уступающею ей по качеству пару бакенбардъ, безукоризненный проборъ и молодое лицо.
   -- Э, чортъ возьми, что я вижу!-- произнесъ джентльменъ.
   Съ этими словами онъ вставилъ въ глаза монокль и обратилъ изумленный взглядъ на миссъ Никкльби.
   -- Моя племянница, милордъ,-- повторилъ Ральфъ.
   -- Такъ значитъ уши не обманули меня, и это не восковая фигура,-- сказалъ его сіятельство.-- Мое почтенье, миссъ. Я счастливъ познакомиться съ вами.
   Тутъ онъ повернулся къ другому джентльмену, такому же щеголю, какъ и онъ самъ (тотъ стоялъ спиною къ огню, положивъ оба локтя на каминъ), и сказалъ ему громкимъ шепотомъ, что "дѣвочка дьявольски мила".
   -- Представьте меня, Никкльби,-- проговорилъ этотъ второй джентльменъ. Онъ былъ постарше милорда, пошире въ плечахъ, покраснѣе въ лицѣ и, судя по всѣмъ признакамъ, болѣе искушенъ жизненнымъ опытомъ.
   -- Сэръ Мельбери Гокъ,-- назвалъ его Ральфъ.
   -- Другими словами, миссъ Никкльби, первѣйшій пройдоха во всей нашей компаніи,-- пояснилъ лордъ Верисофтъ.
   -- Никкльби, и меня не забудьте!-- прокричалъ востроносый джентльменъ, сидѣвшій на низенькомъ креслѣ съ газетой въ рукахъ.
   -- Мистеръ Пайкъ,-- сказалъ Ральфъ.
   -- И меня, Никкльби!-- раздался изъ-за локтя сэра Мельбери грубый голосъ, принадлежавшій джентльмену съ лоснящимся лицомъ и прилизанной головой.
   -- Мистеръ Плекъ,-- сказалъ Ральфъ.
   Затѣмъ онъ повернулся къ джентльмену съ журавлиной шеей и пѣтушиными ножками и представилъ его подъ именемъ высокороднаго мистера Снобба, а послѣ него указалъ племянницѣ на сѣдого старика, сидѣвшаго за столомъ, назвавъ его полковникомъ Чаусеромъ. Полковникъ разговаривалъ еще съ какимъ-то джентльменомъ, который былъ, должно быть, неважной персоной, такъ какъ его не потрудились представить.
   Съ первыхъ же минутъ молодую дѣвушку больно уязвили два факта, отъ которыхъ кровь бросилась ей въ лицо: во-первыхъ, то нескрываемое презрѣніе, съ какимъ всѣ гости относились къ ея дядѣ, во-вторыхъ, наглая безцеремонность ихъ обращенія съ нею самой. Не нужно было большой сообразительности, чтобы попить, что второе явленіе неминуемо вытекало изъ перваго. И въ этомъ случаѣ мистеръ Ральфъ Никкльби плохо разсчиталъ свои карты. Оно, конечно, молоденькія провинціалки бываютъ вообще мало знакомы со свѣтскими приличіями; несомнѣнно и то, что такая провинціалочка можетъ быть наивна отъ природы. Но если Господь Богъ надѣлилъ дѣвушку тонкимъ внутреннимъ чутьемъ, она сумѣетъ отличить, что прилично и что неприлично, не хуже любой свѣтской львицы, прошедшей школу двѣнадцати лондонскихъ сезоновъ, а, можетъ быть, даже и лучше, потому что не разъ бывали и такіе случаи, что процессъ прохожденія этой школы только притуплялъ истинное чувство приличія.
   Покончивъ съ церемоніей представленія, Ральфъ подвелъ свою переконфуженную племянницу къ креслу и, заботливо усаживая ее, зорко оглянулся вокругъ, какъ будто хотѣлъ удостовѣриться, какой эффектъ произвело ея появленіе на гостей.
   -- Вотъ такъ пріятный сюрпризъ, Никкльби, могу сказать,-- проговорилъ лордъ Верисофтъ и, вынувъ монокль изъ праваго глаза, которымъ онъ до сихъ поръ разглядывалъ Кетъ, онъ вставилъ его въ лѣвый и обернулся къ Ральфу.
   -- Сюрпризъ, предназначавшійся для васъ, лордъ Фредерикъ,-- сказалъ мистеръ Илекъ.
   -- Идея недурная,-- продолжалъ его сіятельство,-- до такой степени недурная, что почти заслуживаетъ надбавки двухъ процентовъ.
   -- Поймайте-ка его на словѣ, Никкльби!-- закричалъ сэръ Мельбери Рокъ хриплымъ басомъ.-- Прикиньте эти два процента къ прежнимъ двадцати пяти или сколько ихъ тамъ, а мнѣ за совѣтъ половину.
   Въ видахъ украшенія своей рѣчи сэръ Мельбери закончилъ ее грубымъ хохотомъ и трехэтажной божбой, въ которой фигурировала особа мистера Никкльби, что до слезъ разсмѣшило господъ Пайка и Плека.
   Не успѣли они нахохотаться этой миленькой шуткѣ, какъ новая выходка того же изобрѣтательнаго джентльмена повергла ихъ въ новый экстазъ. Лакей явился съ докладомъ, что поданъ обѣдъ, и въ тотъ же мигъ сэръ Мельбери, ловко перебивъ дорогу лорду Верисофту, который собирался было вести Кетъ къ столу, подбѣжалъ къ ней, схватилъ ея руку и продѣлъ подъ свою до самаго локтя.
   -- Ну, нѣтъ, чортъ возьми! Знаете, Верисофтъ, по пословицѣ: давши слово, держись. Мы съ миссъ Никкльби еще десять минутъ тому назадъ условились взглядами, что пойдемъ къ столу вмѣстѣ.
   -- Ха, ха, ха!-- расхохотался высокородный мистеръ Сноббъ.-- Чудесно! Восхитительно!
   Польщенный этимъ комплиментомъ, сэръ Мельбери счелъ своимъ долгомъ продолжать въ томъ же духѣ. Шутовски подмигнувъ своимъ пріятелямъ, онъ повелъ Кетъ въ столовую такъ фамильярно, что ея гордое сердечко закипѣло гнѣвомъ, который она едва могла подавить. Ея горячее негодованіе нисколько не смягчилось, когда она увидѣла себя сидящей во главѣ стола между сэромь Мельбери Рокомъ и лордомъ Верисофтомъ.
   -- А вы таки пробрались въ наше сосѣдство?-- сказалъ сэръ Мельбери его сіятельству, когда тотъ усѣлся подлѣ нихъ.
   -- Конечно. Чѣмъ же я хуже васъ?-- отвѣчалъ милордъ, не спуская глазъ съ своей сосѣдки.
   -- Вы лучше займитесь вашимъ обѣдомъ, а насъ съ миссъ Никкльби оставьте въ покоѣ. Все равно вы найдете въ насъ очень невнимательныхъ собесѣдниковъ, заранѣе вамъ говорю.
   -- Никкльби, я прошу вашего заступничества!-- закричалъ лордъ Верисофтъ.
   -- Въ чемъ дѣло, милордъ?-- отозвался Ральфъ съ другого конца стола, гдѣ онъ сидѣлъ въ обществѣ господъ Пайка и Плека.
   -- Да вотъ этотъ нахалъ Гокъ совсѣмъ завладѣлъ вашей племянницей.
   -- Развѣ для васъ это новость, милордъ?-- проговорилъ съ усмѣшечкой Ральфъ.-- Вѣдь онъ всегда беретъ себѣ львиную долю во всемъ, что вы считаете своей собственностью.
   -- Вы правы, ей-ей!-- подхватилъ молодой человѣкъ.-- Пусть чортъ меня возьметъ, если я знаю, кто изъ насъ двоихъ хозяинъ у меня въ домѣ, онъ или я.
   -- Я-то знаю, положимъ,-- пробурчалъ Ральфъ.
   -- Ужь не дать ли мнѣ ему отступного? Хотите шиллингъ, Гокъ?-- пошутилъ юный лордъ.
   -- А, ну, васъ къ чорту съ вашимъ шиллингомъ!-- огрызнулся сэръ Мельбери.-- Вотъ погодите, когда вы доберетесь до вашего послѣдняго шиллинга, тогда я его живо слизну, а пока спѣшить незачѣмъ, все равно я васъ не выпущу, до тѣхъ поръ.
   Взрывъ хохота привѣтствовалъ эту милую шутку, подкладкой которой служила голая правда. Громче всѣхъ хохотали господа Пайкъ и Плекъ, бывшіе, очевидно, постоянными прихвостнями сэра Мельбери Гока. Не трудно была видѣть, что большинство членовъ этой компаніи самымъ безсовѣстнымъ образомъ залѣзало въ карманъ несчастнаго молодого лорда, который, при всей своей безхарактерности и недалекомъ умѣ, казался все-таки порядочнѣе ихъ всѣхъ. Сэръ Мельбери Гокъ славился своимъ умѣньемъ разорять при помощи своихъ креатуръ такихъ сынковъ богатыхъ и знатныхъ семействъ; онъ быль великимъ артистомъ въ этой благородной и изящной профессіи. Со всею смѣлою самобытностью истиннаго генія онъ усвоилъ себѣ совершенно новый въ этомъ дѣлѣ пріемъ, противоположный общепринятому. Упрочивъ за собой вліяніе надъ тѣмъ, кого онъ намѣтилъ, этотъ геніальнѣйшій дипломатъ, вмѣсто того, чтобы поддакивать и во всемъ потакать своей жертвѣ, какъ оно водится въ такихъ случаяхъ, начиналъ ею командовать и изощрялъ надъ нею свое остроуміе открыто, ничѣмъ не стѣсняясь. Такимъ образомъ жертвы сэра Мельбери были вдвойнѣ его жертвами: искусно опустошая ихъ карманы, онъ въ то же время обращалъ ихъ въ шутовъ и помощью разныхъ ловкихъ маневровъ заставлялъ продѣлывать всевозможныя глупыя шутки на потѣху почтеннѣйшей публикѣ.
   Обѣдъ, какъ и домъ, былъ въ полномъ смыслѣ роскошный и поражалъ обиліемъ и разнообразіемъ блюдъ. Гости отдали ему должную дань, но больше всѣхъ отличались Пайкъ съ Плекомъ. Они накладывали себѣ съ каждаго блюда, подливали изъ каждой бутылки съ постоянствомъ и сноровкой, поистинѣ изумительными. Но что было всего замѣчательнѣе, такъ это то, что, несмотря на такую затрату энергіи, и тотъ и другой сохранили свѣжесть силъ до конца и, когда появился дессертъ, набросились на него съ такой жадностью, какъ будто передъ тѣмъ имѣли дѣло не съ плотнымъ обѣдомъ, а съ легкой закуской, которая только раздразнила ихъ аппетитъ.
   -- Ну, господа, я долженъ сказать,-- проговорилъ лордъ Фредерикъ, посасывая свой портвейнъ послѣ дессерта,-- я долженъ вамъ сказать, что если цѣлью этого обѣда было обдѣлать хорошенькій гешефтъ съ векселями, такъ чортъ меня побери, если это не самый остроумный способъ наживаться, какой я только знаю! по крайней мѣрѣ, я лично готовъ за такіе обѣды хоть каждый день подписывать векселя.
   -- Успѣете еще надавать векселей въ свое время, не плачьте,-- сказалъ ему сэръ Мельбери. -- Спросите Никкльби, онъ вамъ скажетъ, правду ли я говорю.
   -- Какъ вы думаете, Никкльби, хорошій изъ меня выйдеть кліентъ?-- обратился къ нему молодой человѣкъ.
   -- Это зависитъ отъ обстоятельствъ, милордъ,-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Сирѣчь отъ положенія финансовъ вашего сіятельства и отъ конскихъ скачекъ,-- пояснилъ полковникъ Чоусеръ и посмотрѣлъ при этомъ на господь Пайка и Плека, видимо ожидая, что они засмѣются его остротѣ.
   Но эти достойные джентльмены подрядились смѣяться только въ пользу сэра Мельбери и на этотъ разъ сидѣли серьезные и мрачные, какъ факельщики на похоронахъ. Въ довершеніе скандала сэръ Мельбери, считавшій всякую чужую попытку сострить беззаконнымъ нарушеніемъ присвоенныхъ имъ привилегій, твердо посмотрѣлъ на дерзкаго въ свой монокль, давая этимъ понять, что онъ до крайности изумленъ его нахальнымъ поступкомъ, и затѣмъ во всеуслышаніе высказалъ свое мнѣніе о "возмутительныхъ вольностяхъ, какія позволяютъ себѣ иные господа". Лордъ Фредерикъ принялъ къ свѣдѣнію этотъ намекъ и, вставивъ въ глазъ свой монокль, въ свою очередь смѣрилъ бѣдную жертву такимъ взглядомъ, какъ будто передъ нимъ былъ какой-нибудь заморскій рѣдкій звѣрь, впервые появившійся въ звѣринцѣ. Само собою разумѣется, что господа Пайкъ и Плекъ не преминули запустить уничтожающій взглядъ на того, кого заклеймилъ своимъ презрѣніемъ сэръ Мельбери Гокъ, и такимъ образомъ несчастному полковнику, чтобы скрыть свое смущеніе, не оставалось ничего больше, какъ приподнять стаканъ съ портвейномъ въ уровень со своимъ правымъ глазомъ и сдѣлать видъ, что онъ съ живѣйшимъ интересомъ изучаетъ цвѣтъ вина.
   Все это время Кетъ сидѣла молча, боясь шевельнуться, не рѣшаясь даже поднять глазъ, чтобы какъ-нибудь не встрѣтить восхищеннаго взора лорда Верисофта или, что еще хуже, нахальнаго взгляда его друга. Впрочемъ, сэръ Мельбери былъ такъ обязателенъ, что постарался и самъ обратить на нее вниманіе всего общества.
   -- Господа,-- сказалъ онъ громогласно,-- миссъ Никкльби удивляется, отчего никто не объясняется ей въ любви.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, я...-- начала было Кетъ, быстро взглянувъ на него, и сейчасъ же умолкла, почувствовавъ, что лучше было молчать.
   -- Кто хочетъ пари на пятьдесятъ фунтовъ,-- продолжалъ сэръ Мельбери,-- что миссъ Никкльби не рѣшится сказать, глядя мнѣ прямо въ глаза, что она этого не думала?
   -- Держу,-- закричалъ высокородный балбесъ.-- Срокъ -- десять минуть.
   -- Идетъ,-- согласился сэръ Мельбери.
   Обѣ стороны выложили деньги за столъ. На мистера Снобба, возложили двойную обязанность -- быть общимъ кассиромъ и отсчитывать минуты по часамъ.
   -- Пожалуйста,-- заговорила въ отчаяніи Кетъ, увидѣвъ эти приготовленія,-- пожалуйста не дѣлайте меня предметомъ пари. Дядя, я право, не могу...
   -- Отчего же, душа моя?-- возразилъ на это Ральфъ, хотя его скрипучій голосъ звучалъ какъ-то особенно глухо, какъ будто онъ говорилъ противъ воли и предпочелъ бы, чтобъ не было рѣчи ни о какихъ пари.-- Это минутное дѣло, тутъ нѣтъ ничего предосудительнаго, и если джентльмены непремѣнно желаютъ...
   -- Я не желаю,-- сказали сэръ Мельбери съ громкимъ смѣхомъ,-- т. е. я не желаю, чтобы миссъ Никкльби меня опровергла, потому что я тогда проиграю, но я буду все таки радъ видѣть ея ясные глазки, тѣмъ болѣе, что она еще ни разу не удостоила взглянуть на меня, а предпочитаетъ смотрѣть на столъ.
   -- Да, это правда,-- подхватила, молодой лордъ.-- Миссъ Никкльби, съ вашей стороны очень дурно предпочитать намъ какой-то глупый столъ.
   -- Жестоко, просто жестоко,-- сказалъ мистеръ Пайкъ.
   -- Безчеловѣчно жестоко!-- подержалъ его мистеръ Плекъ.
   -- Пускай я лучше проиграю,-- продолжалъ мэръ Мельбери,-- за удовольствіе полюбоваться глазками миссъ Никкльби можно заплатить и вдвое дороже.
   -- Не вдвое, а втрое,-- поправилъ мистеръ Пайкъ.
   -- Больше чѣмъ втрое!-- подхватилъ мистеръ Плекъ.
   -- Ну, что, Сноббь, какъ время?-- спросилъ сэръ Мельбсри.
   -- Прошло четыре минуты.
   -- Браво!
   -- Миссъ Никкльби, неужели вы не сдѣлаете маленькаго усилія надъ собой ради меня?-- спросилъ лордъ Верисофтъ послѣ небольшой паузы.
   -- Напрасно трудитесь, милый другъ,-- сказалъ ему сэръ Мельбери.-- Мы съ миссъ Никкльби понимаемъ другъ друга: она за меня, и это только доказываетъ ея хорошій вкусъ. Вы проиграли, пріятель... Сколько времени, Сноббъ?
   -- Восемь минутъ.
   -- Выкладывайте денежки, дружище: вамъ скоро придется передать ихъ ни принадлежности.
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялся мистеръ Пайкъ.
   Мистеръ Плекъ, неизмѣнно выводившій втору и старавшійся при случаѣ перекричать своего собрата по профессіи, захохоталъ на всю комнату.
   Бѣдная дѣвушка была такъ переконфужена и взволнована, что почти не сознавала., что дѣлаетъ. Она было рѣшила молчать на все, что бы ни говорилось кругомъ, но, испугавшись, какъ бы ея молчаніе не было перетолковано въ пользу сэра Мельбери Гока, какъ оправдывающее его грубую и пошлую похвальбу, она подняла глаза и взглянула ему въ лицо. Въ глазахъ, встрѣтившихъ ея взглядъ, было что-то до такой степени отвратительное, наглое и отталкивающее, что она была не въ силахъ вымолвить хоть слово. Она вскочила съ мѣста и выбѣжала изъ комнаты. Ей стоило страшныхъ усилій не разрыдаться при всѣхъ; за то,-- очутившись одна наверху, она дала волю слезамъ.
   -- Я выигралъ,-- сказалъ сэръ Мельбери Гокъ, пряча деньги въ карманъ.-- А все таки молодецъ-дѣвочка! Выпьемъ за ея здоровье.
   Нѣтъ надобности говорить, что Пайкъ и компанія поддержали тостъ съ большимъ жаромъ, дополнивъ его остроумными шуточками по поводу блестящей побѣды, одержанной сэромъ Мельбери. А пока вниманіе гостей было занято двумя героями вышеописанной сцены, Ральфъ, которому, повидимому, дышалось вольнѣе съ той минуты, какъ его племянница скрылась, слѣдилъ глазами волка за каждымъ ихъ движеніемъ. Когда графины стали обходить въ круговую и разговоры за столомъ сдѣлались еще свободнѣе и шумнѣе, онъ откинулся на спинку стула и сталъ переводить съ одного лица на другое пытливый, зоркій взглядъ, который, казалось, читалъ въ сердцахъ этихъ людей, обнажалъ каждую ихъ праздную мысль, каждое пошлое чувство, доставляя злорадное наслажденіе наблюдателю.
   Тѣмъ временемъ Кетъ, предоставленная себѣ, мало-по-малу оправилась. Служанка ей сказала, что дядя просилъ ее не уѣзжать, не повидавшись съ нимъ. Отъ нея же она узнала, что приказано подавать кофе въ столовую, и очень обрадовалась этому извѣстію. Увѣренность, что она больше не увидитъ всѣхъ этихъ ненавистныхъ людей, помогла ей окончательно успокоиться. Она взяла со стола книгу и расположилась читать.
   Минутами, когда въ столовой отворялась дверь и оттуда вырывался дикій гамъ происходившей тамъ оргіи, она вздрагивала я чутко настораживалась, прислушиваясь, не приближаются ли голоса, а раза дна, когда ей почудились шаги на лѣстницѣ, она даже вскочила въ ужасѣ при одной мысли, что кто-нибудь изъ членовъ веселой компаніи можетъ случайно забрести къ ней. Но время шло а страхи ея не оправдывались. Тогда она заставила себя сосредоточить все вниманіе на книгѣ и мало-по-малу такъ заинтересовалась ея содержаніемъ, что позабыла, гдѣ она, и вся ушла въ чтеніе.
   Вдругъ она вздрогнула въ испугѣ: надъ самимъ ея ухомъ грубый мужской голосъ произнесъ ея имя. Книга выпала у нея изъ рукъ. Рядомъ съ нею, развалившись на оттоманкѣ, сидѣлъ сэръ Мельбери Гокъ, совершенно пьяный и потому еще болѣе отвратительный (ибо дурного человѣка вино не дѣлаетъ лучше).
   -- Какое восхитительное прилежаніе!-- сказалъ сей рыцарь безъ страха и упрека.-- Скажите по совѣсти, вы въ самомъ дѣлѣ читали или только хотѣли показать свои рѣсницы?
   Кэтъ съ безпокойствомъ оглянулась на дверь и промолчала.
   -- Вотъ уже пять минутъ, какъ я на нихъ гляжу,-- продолжалъ сэръ Мельбери.-- Клянусь душой, мнѣ безукоризненно хороши. Ахъ, зачѣмъ я заговорилъ и испортилъ такую прелестную картину!
   -- Сдѣлайте милость, сэръ, замолчите,-- сказала Кетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, и не просите!-- отвѣчалъ сэръ Мельбери и, сложивъ свой цилиндръ, онъ оперся на него локтемъ и придвинулся къ ней еще близко.-- Я не могу молчать, клянусь жизнью! А вамъ, миссъ Никкльби, грѣшно такъ обращаться съ преданнымъ вашимъ рабомъ. Это адски жестоко съ вашей стороны, адски жестоко!
   -- Поймите, сэръ,-- заговорила Кетъ, дрожа, но съ негодованіемъ въ голосѣ,-- поймите, что ваше поведеніе оскорбляетъ меня, внушаетъ мнѣ отвращеніе. Если въ васъ есть хоть искра порядочности, вы уйдете отъ меня.
   -- Послушайте, моя красавица, ну, зачѣмъ вы напускаете на себя этотъ неприступный видъ? Вамъ это совсѣмъ не къ лицу. Будьте естественнѣе, миссъ Никкльби, будьте естественнѣе, дорогая моя!
   Кетъ быстро встала и хотѣла бѣжать, но сэръ Мельбери схватилъ ее за платье и удержалъ.
   -- Пустите меня!-- закричала она, задыхаясь отъ гнѣва.-- Слышите, сейчасъ же пустите!
   -- Сядьте, сядьте,-- бормоталъ сэръ Мельбери,-- мнѣ надо съ вами поговорить.
   -- Сію минуту отпустите мое платье, вамъ говорятъ!
   -- Ни за что въ мірѣ!
   Съ этими словами сэръ Мельбери нагнулся съ очевиднымъ намѣреніемъ насильно усадить ее подлѣ себя, по молодая дѣвушка изо всѣхъ силѣ рванулась впередъ, онъ потерялъ равновѣсіе и растянулся на полу. Тогда она бросилась вонъ изъ комнаты и въ дверяхъ наткнулась на Ральфа.
   -- Что это значитъ?-- спросилъ онъ съ удивленіемъ.
   -- Это значитъ, сэръ,-- отвѣчала Кэтъ, едва выговаривая слова отъ волненія,-- это значитъ, что подъ вашей кровлей, гдѣ беззащитная дѣвушка, дочь вашего покойнаго брата, могла бы, кажется, разсчитывать найти покровительство, она подвергается такимъ оскорбленіямъ, что вамъ должно быть стыдно смотрѣть ей съ лицо. Пропустите меня!
   Кажется, Ральфу было и въ самомъ дѣлѣ стыдно въ эту минуту; по крайней мѣрѣ, его всего покоробило, когда онъ встрѣтилъ горящій, негодующій взглядъ молодой дѣвушки. Тѣмъ не менѣе онъ не исполнилъ ея требованія: онъ не далъ ей уйти, а взять ее за руку, подвелъ къ кушеткѣ, стоявшей у противуположной стѣны, и усадилъ; потомъ подошелъ къ сэру Мельбери, который уже успѣлъ подняться на ноги, и указалъ ему на дверь.
   -- Ступайте вонъ, сэръ!-- прошипѣлъ онъ такимъ голосомъ, которому позавидовалъ бы самъ сатана.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ сэръ Мельбери съ сердцемъ.
   У Ральфа жилы на лбу надулись, какъ веревки, и задергались мускулы вокругъ рта; онъ не даль гнѣву осилить себя, онъ Только презрительно усмѣхнулся и снова указалъ на дверь.
   -- Вы вѣрно не узнали меня, безумный старикъ?-- проговорилъ сэръ Мельбери надменно.
   -- Нѣтъ, узналъ.
   Великосвѣтскій прощалыга съежился подъ твердымъ взглядомъ другого, болѣе опытнаго стараго грѣшника, и, бормоча себѣ подъ носъ, направился къ двери. Вдругъ онъ остановился, какъ будто его озарила какая-то новая мысль, и повернулся къ Ральфу.
   -- Чортъ возьми, теперь я понимаю,-- сказалъ онъ.-- Вы ожидали увидѣть милорда. Я перебилъ ему дорогу,-- не такъ ли?
   Ральфъ опять усмѣхнулся, но ничего не отвѣтилъ.
   -- А вспомните-ка, кто привелъ его къ вамъ?-- продолжалъ сэръ Мельбери.-- Любопытно знать, какимъ образомъ вы ухитрились бы безъ меня его поймать въ свои сѣти.
   -- Сѣть моя велика и полна,-- сказалъ Ральфъ.-- Берегитесь, Какъ бы она не захватила попутно еще одну рыбы.
   -- За деньги вы готовы продать свое тѣло и душу, если бы уже не продали ея чорту. Вы думаете, я не догадываюсь, зачѣмъ очутилась здѣсь ваша хорошенькая племянница? Она должна была служить приманкой пьяному мальчишкѣ, что сидитъ тамъ, внизу. Неужели вы станете отрицать?
   Весь этотъ бурный діалогъ велся вполголоса, и все таки при послѣднихъ словахъ сэра Мельбери Ральфь невольно оглянулся на Кетъ, какъ будто хотѣлъ удостовѣриться, не измѣнила ли она своего положенія и не можетъ ли слышать ихъ. Сэръ Мельбери сейчасъ же смекнулъ, въ чемъ это преимущество и воспользовался имъ.
   -- Неужели вы посмѣете утверждать, что это не такъ,-- продолжалъ онъ,-- что застань вы его вмѣсто меня, вы не оказались бы немного болѣе слѣпы и глухи и не постарались бы сдержать свой благородный гнѣвъ? Скажите по совѣсти, Никкльби, развѣ не такъ?
   -- Я вамъ вотъ что скажу,-- отвѣчалъ Ральфъ.-- Если приглашая ее сегодня къ себѣ, я и имѣлъ свой разсчетъ...
   -- Ага, вотъ это настоящее слово,-- перебилъ его сэръ Мельбери со смѣхомъ.-- Вотъ когда вы опять становитесь самимъ собой.
   -- Если я и имѣлъ тутъ свой разсчетъ,-- продолжалъ Ральфъ отчетливо и твердо, какъ человѣкъ, рѣшившійся не сказать ничего лишняго,-- (потому что, конечно, я разсчитывалъ, что она произведетъ впечатлѣніе на глупаго мальчишку, котораго вы забрали въ свои лапы и такъ успѣшно ведете по пути къ разоренію), я зналъ, зная его, что онъ никогда не позволитъ себѣ оскорбить ея дѣвичью гордость, что если онъ когда и прорвется какой-нибудь мальчишеской выходкой ни своей простотѣ, его все таки всегда можно заставить уважать доброе имя молоденькой дѣвушки, хотя бы даже племянницы ростовщика. Но если я и надѣялся легче обойти его этой приманкой, я отнюдь не имѣлъ въ виду подвергать дѣвушку всѣмъ послѣдствіямъ грубой распущенности такого закоснѣлаго развратника, какъ вы!
   -- Тѣмъ болѣе, что этимъ вы ничего не выгадывали въ свою пользу,-- докончилъ язвительно сэръ Мельбери.
   -- Именно.
   Говоря это, Ральфъ повернулъ прочь отъ двери и посмотрѣлъ на своею оппонента черезъ плечо. Глаза ихъ встрѣтились, и каждый изъ этихъ двухъ негодяевъ почувствовалъ, что другой видитъ его насквозь. Сэръ Мельбери пожалъ плечами и вышелъ изъ комнаты.
   Его пріятель заперъ за нимъ дверь и безпокойно оглянулся на кушетку, гдѣ Кетъ сидѣла не шевелясь, въ той самой позѣ, какъ онъ ее оставилъ. Уронивъ голову на подушку и закрывъ лицо руками, она, повидимому, все еще плакала мучительными слезами оскорбленной гордости и стыда.
   Ральфъ преспокойно вошелъ бы въ домъ своего неисправнаго должника и отдалъ бы его въ руки подлежащихъ властей, хотя бы бѣдняка пришлось оторвать отъ постели умирающаго ребенка. Онъ сдѣлалъ бы это безъ малѣйшаго угрызенія совѣсти, потому что такіе поступки въ порядкѣ вещей и неисправный должникъ являлся бы нарушителемъ единственнаго кодекса нравственности, который Ральфъ признавалъ. Но теперь передъ нимъ было юное существо, виноватое только тѣмъ, что оно явилось на свѣтъ,-- молодая дѣвушка, которая терпѣливо подчинялась всѣмъ его требованіямъ, всячески старалась ему угодить, а главное, не была должна ему ни копѣйки, и ему было неловко и безпокойно на душѣ.
   Онъ опустился на стулъ на нѣкоторомъ разстояніи отъ нея, потомъ пересѣлъ поближе, потомъ еще ближе, и, наконецъ, сѣлъ на кушетку подлѣ нея и положилъ руку ей на плечо.
   -- Ну, полно, милая, не плачъ, успокойся,-- проговорилъ онъ, когда она оттолкнула его руку, зарыдавъ еще пуще.-- Ну, полно, перестань. Не думай больше объ этомъ.
   -- Отпустите меня домой, ради Бога,-- рыдала Кетъ.-- Я не хочу здѣсь оставаться. Отпустите меня домой!
   -- Да, да, ты поѣдешь, только сперва осуши свои глазки и успокойся. Дай-ка я подниму тебѣ голову. Вотъ такъ. Ну, перестань же плакать!
   -- Ахъ, дядя, что я вамъ сдѣлала?-- всплеснувъ руками, вскрикнула Кетъ.-- За что, за что вы такъ со мной поступили! Если бы я васъ обидѣла словомъ, дѣломъ или хоть мыслью, такъ и тогда нашъ поступокъ со мной былъ бы величайшей жестокостью и оскорбленіемъ памяти того, кого вы навѣрное когда-нибудь любили; но теперь...
   -- Погоди одну минутку, выслушай меня,-- перебилъ ее Ральфъ, не на шутку встревоженный силой ея горя.-- Я не зналъ, что такъ выйдетъ; невозможно было это предвидѣть. Я сдѣлалъ, все, что могъ... Встань, пройдемся немного по комнатѣ. Здѣсь душно и жарко отъ лампъ, оттого тебѣ и стало нехорошо. Возьми себя въ руки и увидишь, сейчасъ будетъ легче.
   -- Я все сдѣлаю, что вы хотите, только отправьте меня домой.
   -- Хорошо, хорошо, вѣдь я уже сказалъ. Но прежде перестань волноваться и успокойся совсѣмъ. Нельзя же ѣхать въ такомъ видѣ! Ты напугаешь мать, а я не хочу, чтобы кто-нибудь, кромѣ насъ съ тобой, зналъ о томъ, что здѣсь случилось... Повернемъ теперь въ другую сторону. Ну, вотъ, ты ужь и теперь смотришь бодрѣе.
   И, успокоивая дѣвушку, какъ умѣлъ, Ральфъ ходилъ съ ней не комнатѣ и буквально дрожалъ, чувствуя на своей рукѣ легкое прикосновеніе ея пальчиковъ.
   Точно такъ же, подъ руку, свелъ онъ ее съ лѣстницы, когда счелъ возможнымъ позволить ей ѣхать домой; самъ помогъ ей одѣться, накинулъ и оправилъ на ней шаль, вѣроятно, въ первый разъ въ жизни, самъ проводилъ ее въ переднюю и даже на подъѣздъ и собственноручно усадилъ въ карету.
   Дверца кареты со стукомъ захлопнулась. Отъ этого толчка у Кетъ изъ косы выскочилъ гребень и подкатился къ ногамъ Ральфа. Онъ поднялъ его и подалъ ей. Въ эту минуту свѣтъ отъ сосѣдняго фонаря упалъ на ея лицо. Видъ этого лица съ выбившейся на лобъ прядкой волосъ, со слѣдами еще не высохшихъ слезъ на пылающихъ щекахъ, со скорбнымъ взглядомъ большихъ темныхъ глазъ, разбудилъ заглохшія воспоминанія въ груди старика. Ему показалось, что онъ видитъ лицо своего умершаго брата: точь въ точь такимъ взглядомъ смотрѣлъ и тотъ всегда въ минуты дѣтскаго горя. Одинъ изъ такихъ случаевъ воскресъ въ памяти Ральфа съ мельчайшими подробностями и такъ отчетливо, какъ будто это было вчера.
   И Ральфъ Никкльби, всю свою жизнь остававшійся глухимъ къ голосу крови, Ральфъ Никкльби, закованный въ стальною броню равнодушіе къ чужому страданію, зашатался подъ этимъ дѣтски-жалобнымъ взглядомъ и воротился въ свой домъ съ такимъ чувствомъ, какъ будто видѣлъ призракъ.
   

ГЛАВА XX,
въ которой Николай встрѣчается, наконецъ, съ дядей, высказываетъ ему свои чувства съ большой откровенностью и принимаетъ рѣшеніе.

   Раннимъ утромъ въ понедѣльникъ, на другой день послѣ званаго обѣда у Ральфа, маленькая миссъ Ла-Криви торопливо пробиралась но улицамъ Вестъ-Энда съ важнымъ порученіемъ. Миссъ Никкльби просила ее передать госпожѣ Манталини, что она нездорова и не можетъ придти на работу въ этотъ день, но надѣется завтра же вернуться къ своимъ обязанностямъ. Семеня ножками но тротуару, мнѣсъ Ла-Криви перебирала въ умѣ всѣ извѣстные ей изящные обороты рѣчи, выбирая изъ нихъ самые лучшіе для изложенія своей миссіи, и въ то же время ломала голову надъ вопросомъ, чѣмъ могло быть вызвано внезапное нездоровье ея молоденькой пріятельницы.
   "Понять не могу, что бы это значило,-- разсуждала сама съ собой миссъ Ла-Криви.-- Вчера вечеромъ глаза у нея были положительно красны. Она сказала: голова болитъ; отъ головной боли глаза не краснѣютъ. Она навѣрное плакала".
   Придя къ такому выводу, на которомъ, собственно говоря, она окончательно остановилась еще наканунѣ, миссъ Ла-Криви принялась или, вѣрнѣе, продолжала раскидывать умомъ (ибо она не прекращала этого занятія чуть что не всю ночь напролетъ), стараясь отгадать, какая новая непріятность могла такъ разогорчить ея друга.
   "Просто придумать ничего не могу,-- говорила себѣ маленькая портретистка,-- ровнешенько ничего, развѣ что не погрѣшилъ ли тугъ этотъ старый медвѣдь? Можетъ быть, рѣзко съ ней обошелся... Навѣрное такъ. О, грубая скотина!"
   И, облегчивъ свою душу этимъ откровеннымъ изложеніемъ своего мнѣнія, хоть оно и было выпущено въ пустое пространство, миссъ Ла-Криви побѣжала дальше. Явившись къ госпожѣ Манталини и узнавъ, что сія предержащая власть еще не вставала съ постели, она потребовала аудіенціи у намѣстницы, и передъ нею предстала миссъ Нэгъ.
   -- Что касается меня лично.-- отвѣчала миссъ Нэгъ, когда порученіе было ей передано со всѣми надлежащими украшеніями и фигурами рѣчи,-- что касается меня лично, то я готова хоть и совсѣмъ освободить миссъ Никкльби отъ ея обязанностей въ мастерской.
   -- О, неужели?-- протянула миссъ Ла-Криви, уязвленная въ самое сердце.-- Но дѣло, видите ли, въ томъ, что вы въ мастерской не хозяйка и, слѣдовательно, ваше мнѣніе въ этомъ случаѣ едва ли можетъ имѣть большой вѣсь.
   -- Совершенно вѣрно, сударыня,-- сказала миссъ Нэгъ.-- Позвольте узнать, имѣете вы ко мнѣ еще какія-нибудь порученія?
   -- Нѣтъ, сударыня, не имѣю,-- отвѣчала миссъ Ла-Криви.
   -- Въ такомъ случаѣ прощайте,-- сказала миссъ Нэгъ.
   -- Прощайте,-- сказала миссъ Ла-Криви.-- Позвольте васъ поблагодарить за вашу изысканную вѣжливость, которая такъ краснорѣчиво свидѣтельствуетъ о вашей благовоспитанности.
   Закончивъ такимъ образомъ все интересное свиданіе, въ продолженіе котораго обѣ дамы дрожали съ головы до ногъ и говорили необыкновенно мягкимъ тономъ,-- вѣрнѣйшіе признаки того, что онѣ были на волосокъ отъ отчаянной ссоры, миссъ Ла-Криви выскочила въ прихожую и изъ прихожей на улицу.
   "Кто это такая, хотѣла бы я знать?-- бормотала добрая старушка, приходя понемногу въ себя.-- Могу сказать, премилая особа! Хотѣла бы я, чтобы она заказала мнѣ свой портретъ: ужь я бы ее расписала!"
   И, вполнѣ довольная тѣмъ, что она такъ ловко отбрила миссъ Нэгъ, миссъ Ла-Криви разсмѣялась отъ всего сердца и отправилась домой завтракать къ самомъ веселомъ расположеніи духа.
   Таково было одно изъ преимуществъ постояннаго одиночества, которымъ могла похвастаться миссъ Ла-Криви. Эта живая, дѣятельная, добродушная маленькая женщина жила такъ долго одна, что привыкла обходиться во всемъ собственными своими рессурсами. Она сама съ собой разговаривала, была повѣренной собственныхъ тайнъ, иронизировала и язвила про себя тѣхъ, кто ее оскорблялъ, и въ результатѣ оставалась довольна собой и никому не дѣлала зла. Отъ ея злословія не страдало ничье доброе имя, ни одна живая душа не чувствовала себя хуже оттого, что она позволяла себѣ эту невинную месть. Принадлежа къ числу тѣхъ людей (а такихъ очень много), которые по своимъ стѣсненнымъ обстоятельствамъ не могутъ заводить знакомствъ въ томъ кругу, гдѣ бы желали, но не желаютъ имѣть ихъ тамъ, гдѣ могли бы имѣть, и для которыхъ, благодаря этому, Лондонъ такая же пустыня, какъ сирійскія степи, скромная маленькая портретистка много лѣтъ вела одинокую, монотонную жизнь, но никогда не жаловалась на судьбу и, пока она случайно не сошлась съ семьей Никкльби, заинтересовавшись обрушившимися на нее бѣдами, у нея не было друзей, хотя душа ея была полна горячей любви къ человѣчеству. На свѣтѣ много горячихъ сердецъ, о существованіи которыхъ никто не подозрѣваете потому что обладателямъ ихъ приходится поневолѣ замыкаться въ себя, какъ приходилось это дѣлать бѣдной миссъ Ла-Криви.
   Впрочемъ, рѣчь теперь не объ этомъ, а о томъ, что дѣлала миссъ Ла-Криви, воротившись домой. Воротившись домой, она сѣла завтракать, но едва успѣла она нагнуться надъ своей первой чашкой чаю, съ наслажденіемъ втягивая въ себя ея ароматъ, какъ къ ней вошла служанка съ докладомъ, что ее спрашиваетъ какой-то джентльменъ. Вообразивъ по своему обыкновенію, что это долженъ быть новый заказчикъ, прельстившійся ея витриной у наружныхъ дверей, старушка пришла въ неописанное отчаяніе оттого, что онъ сейчасъ войдетъ и застанетъ въ гостиной чайный приборъ.
   -- Ганна, убирай посуду, скорѣе! Бери подносъ и бѣги съ нимъ въ спальню... куда-нибудь!-- заторопилась она -- Ахъ, Боже мой, и какъ нарочно я запоздала съ чаемъ именно сегодня! Цѣлыя три недѣли изо дня въ день была готова ровно къ половинѣ девятаго, и вѣдь хотя бы одна душа заглянула!
   -- Вы напрасно такъ хлопочете, миссъ Ла-Криви -- это только я,-- послышался голосъ, который старушка сейчасъ же узнала.-- Я нарочно велѣлъ Ганнѣ не называть моей фамиліи: мнѣ хотѣлось сдѣлать вамъ сюрпризъ.
   -- Мистеръ Николай!-- вскрикнула съ удивленіемъ миссъ Ла-Криви, кидаясь къ нему.
   -- Я вижу, вы не забыли меня,-- проговорилъ Николай, протягивая ей руку.
   -- Какъ можно! Встрѣться мы съ вами на улицѣ въ огромной толпѣ, я васъ и то бы узнала,-- сказала миссъ Ла-Криви, радостно улыбаясь -- Ганна, еще чашку и блюдце. Только вотъ что, молодой человѣкъ, я попрошу васъ не повторять тѣхъ вольностей, какія вы позволили себѣ со мной въ день вашего отъѣзда.
   -- А если я повторю, вы не очень разсердитесь?-- спросилъ Николай.
   -- Не очень?! А вотъ попробуйте, такъ увидите.
   Какъ и подобало галантному юношѣ, Николай немедленно поймалъ на словѣ миссъ Ла-Криви, поцѣловавъ ее въ щеку, при чемъ она слегка взвизгнула и ударила его по лицу. Впрочемъ, по правдѣ говоря, ударъ былъ не изъ слишкомъ жестокихъ.
   -- Въ первый разъ вижу такого нахала,-- сказала миссъ Ла-Криви.
   -- Да вѣдь вы сами велѣли мнѣ попробовать,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Я говорила въ ироническомъ смыслѣ.
   -- А, это другая статья. Но вамъ слѣдовало предупредить меня, что вы говорите въ ироническомъ смыслѣ.
   -- А сами небось не могли догадаться?... Однако, знаете, теперь, когда, я къ вамъ присмотрѣлась, я вижу, что вы похудѣли и поблѣднѣли, и лицо у васъ какое-то измученное. Скажите правду, отчего вы уѣхали изъ Іоркшира?
   Миссъ Ла-Криви не могла продолжать отъ волненія. Въ ея голосѣ, когда она задала этотъ вопросъ, было столько живого участія, что Николай былъ тронутъ до слезъ. Онъ отвѣтилъ не сразу.
   -- Неудивительно, что я измѣнился,-- сказалъ онъ наконецъ.-- Я много выстрадалъ и тѣломъ, и душой, съ того дня, какъ уѣхалъ изъ Лондона. Кромѣ того я очень нуждался и бѣдствовалъ.
   -- Боже праведный, что вы говорите, мистеръ Николай!
   -- Ничего такого, чѣмъ бы стоило огорчаться,-- промолвилъ Николай чуть-чуть повеселѣй.-- И я пришелъ къ вамъ не затѣмъ, чтобы жаловаться на свою судьбу, а по гораздо болѣе серьезному дѣлу. Прежде всего надо вамъ знать, что я желаю видѣться съ дядей.
   -- На это я вамъ скажу только одно: я не завидую вашему вкусу. Доведись мнѣ посидѣть въ одной комнатѣ не то что съ нимъ, а только съ его сапогами, я и то была бы не въ своей тарелкѣ по меньшей мѣрѣ двѣ недѣли.
   -- Пожалуй, что по существу мы съ вами сходимся во мнѣніяхъ,-- сказалъ Николай.-- Но дѣло не въ томъ: я хочу видѣть его, чтобы оправдать себя передъ нимъ, а ему бросить въ лицо обвиненіе въ вѣроломствѣ.
   -- А, это другое дѣло. Во всякомъ случаѣ я не выплачу глазъ, если узнаю, что съ нимъ отъ злости сдѣлался ударь. Прости мнѣ, Господи, что я такъ говорю,-- прибавила въ скобкахъ миссъ Ла-Криви.-- Такъ какъ же намѣрены вы устроить это свиданіе?
   -- Я уже заходилъ къ нему сегодня поутру,-- отвѣчалъ Николай.-- Онъ возвратился въ городъ еще въ субботу, но я не зналъ объ его пріѣздѣ до вчерашняго дня.
   -- И что же, видѣлись вы съ нимъ?
   -- Нѣтъ, его не было дома.
   -- Гмъ... любопытно, за какимъ дѣломъ онъ выходилъ.-- Должно быть, съ благотворительной цѣлью,-- съязвила миссъ Ла-Криви.
   -- Изъ того, что мнѣ передалъ одинъ мой пріятель, близко знакомый съ дѣлами и планами дяди,-- продолжалъ Николай,-- я, кажется, могу заключить съ нѣкоторымъ основаніемъ, что онъ намѣренъ явиться сегодня къ моей матери, чтобы преподнести еи и сестрѣ свою версію недавнихъ моихъ приключеній. Я встрѣчусь съ нимъ тамъ.
   -- Отлично!-- одобрила довольнымъ голосомъ миссъ Ла-Криви.-- А впрочемъ,-- прибавила она, помолчавъ,-- объ этомъ надо хорошенько подумать: вѣдь тутъ не одни вы, тутъ заинтересованы и другіе.
   -- Я не забылъ о нихъ,-- сказалъ Николай. Но для меня это вопросъ чести, и ничто не удержитъ меня.
   -- Вамъ лучше знать, замѣтила миссъ Ла-Криви.
   -- Да, конечно, въ этомъ случаѣ я одинъ долженъ рѣшать, какъ мнѣ дѣйствовать. Все, о чемъ я хотѣлъ васъ просить, это подготовить ихъ къ моему появленію. Онѣ думаютъ, что я далеко, и могутъ испугаться, если я явлюсь неожиданно. Поэтому, если вы выберете часокъ,-- чтобы сходить къ нимъ сказать, что вы видѣли меня и что черезъ четверть часа я буду у нихъ, вы окажете мнѣ большую услугу.
   -- Желала бы я имѣть возможность оказать вамъ или вашимъ услугу поважнѣе,-- сказала миссъ Ла-Криви,-- но, къ сожалѣнію, возможность быть полезной рѣдко идетъ рука объ руку съ желаніемъ, какъ и желаніе съ возможностью, я полагаю.
   И, не переставая болтать скороговоркой въ такомъ духѣ, миссъ Ла-Криви живой рукой покончила съ завтракомъ, замкнула чайную шкатулку, спрятала ключъ подъ рѣшетку камина, надѣла шляпку, взяла подъ руку Николая и отправилась прямо въ Сити. Николай разстался съ ней у дверей дома, гдѣ жила его мать, повторивъ, что онъ явится черезъ четверть часа.
   Случилось, что Ральфъ Никкльби, который по нѣкоторымъ своимъ соображеніямъ рѣшилъ наконецъ, что наступило время познакомить мать и сестру Николая съ его возмутительнымъ поведеніемъ, вмѣсто того, чтобы зайти сначала въ другую часть города по дѣламъ (какъ онъ предполагалъ раньше и какъ сказалъ Ньюмэну Ногсу), отправился прямо изъ дому къ невѣсткѣ. Поэтому, когда миссъ Ла-Криви (проникнувъ въ квартиру мистриссъ Никкльби безъ доклада вслѣдъ за поденщицей, явившейся на уборку) вошла въ гостиную, она застала мать и дочь въ слезахъ, а Ральфа на самомъ концѣ его повѣствованія о преступленіяхъ Николая. Кетъ сдѣлала ей знакъ не уходить, и миссъ Ла-Криви молча сѣла.
   "Ага, голубчикъ, ты уже здѣсь!-- сказала себѣ маленькая женщина.-- Такъ ладно же: я ничего не скажу имъ про Николая, пусть явится неожиданно. Увидимъ, какой эффектъ это произведетъ на тебя!"
   -- Извѣстія, какъ видите, весьма утѣшительныя,-- сказалъ въ заключеніе своей рѣчи Ральфъ, складывай письмо миссъ Сквирсъ.-- Вопреки моему внутреннему убѣжденію, ибо я зналъ, что изъ него не будетъ проку, я рекомендовалъ его человѣку, подъ покровительствомъ котораго онъ могъ бы, если бы велъ себя хорошо, прожить спокойно и въ довольствѣ многіе годы. Я хлопоталъ о немъ, устроилъ его судьбу, и что же въ результатѣ? Онъ натворилъ такихъ бѣдъ, что теперь настоящее ему мѣсто на скамьѣ подсудимыхъ.
   -- Я никогда этому не повѣрю,-- сказала съ негодованіемъ Кетъ,-- никогда! Это какой-нибудь подлый заговоръ, низкая ложь, вся нелѣпость которой сразу бросается въ глаза.
   -- Нѣтъ, моя милая, сплести такую ложь невозможно, и ты напрасно обижаешь почтеннаго человѣка. Ты вспомни: онъ избить, твой братъ пропалъ безъ вѣсти; съ нимъ вмѣстѣ скрылся изъ школы этотъ мальчишка... Припомни, припомни!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не можетъ быть! Николай воръ?! ни за что не повѣрю! Мама, какъ можете вы выслушивать такія обвиненія и молчать?
   Бѣдняжка мистриссъ Никкльби, никогда не отличавшаяся большимъ здравымъ смысломъ, а за послѣднее время потерявшая всякую способность соображать, благодаря обрушившимся на нее бѣдамъ, не нашла лучшаго отвѣта на этотъ горячный упрекъ, какъ выкрикнуть сквозь рыданія изъ-за платка, которымъ она закрывала себѣ ротъ, что она "никогда бы этому не повѣрила" -- заявленіе весьма тонкаго свойства, такъ какъ оно предоставляло слушателямъ догадаться, что въ настоящую минуту она вѣрила всему безусловно.
   -- Если онъ когда-нибудь попадется мнѣ на пути,-- продолжалъ Ральфъ,-- то, строго говоря, я буду обязанъ предать его въ руки правосудія. Это мой священный долгъ, какъ гражданина и честнаго человѣка. Но я этого не сдѣлаю,-- прибавилъ онъ съ удареніемъ, бросая исподтишка пытливый взглядъ на Кетъ.-- Я долженъ щадить чувства его сестры... и матери, конечно,-- докончилъ онъ, какъ будто спохватившись и уже гораздо болѣе вяло.
   Кетъ отлично поняла, что это было сказано съ задней мыслью: ея дядѣ хотѣлось задобрить ее и тѣмъ заставить молчать о происшествіяхъ вчерашняго вечера. Она невольно взглянула на него, но онъ уже отвелъ глаза въ сторону и, казалось, даже не замѣчалъ ея присутствія въ комнатѣ.
   -- Все до послѣднихъ мелочей подтверждаетъ достовѣрность этихъ вѣстей, если бы даже была какая-нибудь возможность сомнѣваться,-- заговорилъ онъ опять послѣ долгаго молчанія, прерываемаго только рыданіями мистриссъ Никкльби.-- Невинный человѣкъ не бѣгаетъ отъ людей, не прячется по закоулкамъ, какъ какой-нибудь бѣглый арестантъ, стоящій внѣ закона. Невинный человѣкъ ее станетъ сманивать за собой какихъ-то мальчишекъ безъ роду и племени и шнырять съ ними по дорогамъ, точно атаманъ разбойничьей шайки. Какъ вы назовете такой образъ дѣйствій? Что это по вашему: насиліе, буйство, воровство?
   -- Все ложь! раздался вдругъ гнѣвный голосъ. Дверь съ трескомъ распахнулась, и на порогѣ показался Николай.
   Въ первую минуту удивленія, а можетъ быть, и испуга, застигнутый врасплохъ этимъ неожиданнымъ появленіемъ, Ральфъ вскочилъ съ мѣста и подался назадъ. Но секунду спустя онъ уже стоялъ совершенно спокойно, скрестивъ руки, и свирѣпо смотрѣлъ на племянника изъ подъ нахмуренныхъ бровей. Кетъ и миссъ Ла-Криви бросились между ними, чтобы предупредить возможность насиліи со стороны Николая, отъ котораго, судя но его разъяренному виду, можно было всего ожидать.
   -- Николай, дорогой мой,-- лепетала сестра прерывающимся голосомъ, цѣпляясь за него,-- успокойся, подумай...
   -- Подумать, Кетъ?-- повторилъ онъ горько и, въ порывѣ обуревавшаго его гнѣва, забывшись, такъ крѣпко сжалъ ей руку, что она чуть не вскрикнула отъ боли. Да знаешь ли, когда я передумываю обо всемъ, что случилось, я готовъ убить этого человѣка! Надо имѣть желѣзную силу воли, чтобы, зная все, спокойно смотрѣть на него.
   -- Скажите лучше: мѣдный лобъ,-- поправилъ Ральфъ хладнокровію.-- Только молокососъ съ мѣднымъ лбомъ можетъ дойти до такой наглости.
   -- Ахъ, Боже мой, Боже мой!-- рыдала мистриссъ Никкльби.-- Можно ли было когда-нибудь ожидать, что на насъ обрушится такая бѣда!
   -- Кто здѣсь говоритъ въ такомъ тонѣ, какъ будто я своимъ поведеніемъ опозорилъ семью?-- спросилъ Николай, озираясь.
   -- Ваша мать, сэръ,-- отвѣчалъ Ральфъ, указывая на нее.
   -- Это "вы" отравили ее своимъ ядомъ,-- рѣзко сказалъ Николай.-- Подъ видомъ благодѣянія, потому что надо же было вамъ заслужить чѣмъ-нибудь благодарность, которую она такъ щедро вамъ расточала, вы навлекли на мою голову всѣ бѣды, какія только можно вообразить. Нѣтъ такой обиды, такого оскорбленія, котораго я не перенесъ бы, благодаря вамъ. Вы запихали меня въ вертепъ, гдѣ безчинствуетъ самая подлая жестокость, достойная васъ, гдѣ безвременно гибнутъ юныя силы подъ гнетомъ страданій, гдѣ дѣти, не знавшія дѣтства, превращаются въ стариковъ и молодая радость блекнетъ, не успѣвая расцвѣсть. Призываю Бога въ свидѣтели, что все это я видѣлъ своими глазами и что онъ знаетъ это!-- закончилъ пылко Николай, обводя взглядомъ присутствующихъ.
   -- Такъ оправдайся же во взведенной на тебя клеветѣ,-- сказала ему Кетъ.-- Собери все свое терпѣніе, постарайся говорить хладнокровно, не давай твоимъ врагамъ никакихъ преимуществъ передъ тобой. Разскажи намъ, что такое ты сдѣлалъ, и докажи, что они сказали неправду.
   -- Въ чемъ они... въ чемъ онъ меня обвиняетъ?-- спроси ль Николай.
   -- Во-первыхъ, въ томъ, что вы позволили себѣ насиліе надъ нашимъ начальникомъ и были на волосокъ отъ того, чтобы попасть на скамью подсудимыхъ за убійство,-- отвѣчалъ ему Ральфъ.-- Я говорю напрямикъ, молодой человѣкъ, хоть, можетъ быть, это вамъ и не по шерсти.
   -- Я хотѣлъ только снасти несчастнаго юношу отъ подлаго мучительства тирана,-- заговорилъ Николай.-- Заступаясь за него, я дѣйствительно прибилъ того негодяя. Я считаю, что онъ понесъ справедливое наказаніе, и надѣюсь, онъ долго его не забудетъ, хотя и заслуживалъ большаго. Если бы передо мной опять разыгралась эта сцена, я сдѣлалъ бы то же, только теперь ему досталась бы больнѣе: я оставилъ бы на немъ такія отмѣтины, что онѣ не сошли бы у него до могилы.
   -- Слышите?-- проговорилъ Ральфь съ торжествомъ, поворачиваясь къ мистриссъ Никкльби.-- Вотъ его раскаяніе!
   -- О, Господи! Я не знаю, что мнѣ и думать!-- прорыдала почтенная леди.
   -- Мама, умоляю васъ, не говорите ничего, подождите!-- сказала ей Кетъ. Николай, дорогой мой, я не знаю, какъ тебѣ и сказать... Ты самъ долженъ знать, на что способны подлость и злость... Тебя обвиняютъ въ томъ, что... Однимъ словомъ, у нихъ пропало кольцо, и они осмѣлились сказать, что ты...
   Николай не далъ ей договорить.
   -- Эта женщина,-- началъ онъ надменно,-- жена негодяя, отъ котораго исходятъ всѣ обвиненія, подбросила это кольцо, грошовую вещь, въ мой чемоданъ утромъ того дни, когда я отъ нихъ уѣзжалъ. То есть я думаю, что это было такъ, потому что въ то утро она входила въ спальню, гдѣ стоялъ мой чемоданъ (она тамъ расправлялась съ однимъ несчастнымъ ребенкомъ). А въ дорогѣ мнѣ понадобилось открыть чемоданъ, и я нашелъ это кольцо. Я сейчасъ же отправилъ его по принадлежности съ обратнымъ дилижансомъ, и теперь они уже получили его.
   -- Я знала, я знала!-- вскрикнула радостно Кетъ и посмотрѣла на дядю.-- А теперь, мой родной, объясни намъ, какъ было дѣло съ этимъ юношей, который, какъ они говорятъ, уѣхалъ съ тобой.
   -- Этотъ юноша, жалкое, безпомощное существо, превратившееся почти въ идіота, благодаря ихъ звѣрскому обращенію, этотъ юноша и теперь со мной.
   -- Слышите?-- сказалъ опять Ральфъ и опять повернулся къ мистриссъ Никкльби.-- Всѣ доказательства налицо: онъ самъ во всемъ сознается. Намѣрены вы отдать обратно этого юношу, сэръ?
   -- Нѣтъ, не намѣренъ.
   -- Не намѣрены?-- переспросилъ Ральфъ съ злой усмѣшкой.
   -- Нѣтъ,-- повторилъ Николай,-- во всякомъ случаѣ не тому, у кого я его встрѣтилъ. Я дорого бы даль, чтобы найти отца этого несчастнаго. Можетъ быть, мнѣ удалось бы подѣйствовать на его совѣсть, если бы даже онъ оказался глухъ къ голосу крови.
   -- Что жь, въ добрый часъ!-- сказалъ Ральфъ.-- А теперь, сэръ, не угодно ли вамъ будетъ выслушать меня?
   -- Можете говорить все, что хотите; ни ваши слова, ни ваши угрозы не могутъ имѣть значенія для меня,-- отвѣчалъ Николай обнимая сестру.
   -- Прекрасно, сэръ, но, можетъ быть, другіе примутъ мои слова не такъ равнодушно, какъ вы; можетъ быть, они найдутъ, что меня стоитъ выслушать и подумать намъ тѣмъ, что я скажу. Я обращаюсь къ вашей матери, сэръ, какъ къ женщинѣ, знающей свѣтъ.
   -- Ахъ, чего бы я ни дала, чтобы совсѣмъ его не знать!-- прорыдала мистриссъ Никкльби.
   По правдѣ говоря, добрѣйшей дамѣ не было никакой надобности такъ сокрушаться по этому поводу, ибо ея знаніе свѣта было по меньшей мѣрѣ сомнительно. Такого мнѣнія былъ должно быть и Ральфъ, ибо на ея горестный возгласъ онъ улыбнулся. Затѣмъ, переводя суровый взглядъ своихъ стальныхъ глазъ съ нея на Николая и обратно, онъ выразилъ свои чувства въ слѣдующихъ словахъ:
   -- Я ничего не скажу о томъ, что я уже сдѣлалъ и что намѣренъ былъ сдѣлать для васъ и для племянницы. Я не давалъ никакихъ обѣщаній и предоставляю вамъ выводить на этотъ счетъ свои заключенія. Теперь же вамъ говорю (не въ видѣ угрозы, а только въ предупрежденіе всякихъ недоразумѣній между нами): этотъ упрямый, своевольный, распущенный мальчишка никогда не получитъ отъ меня ни гроша. Я не дамъ ему корки хлѣба, не протяну руки, чтобы снасти его отъ висѣлицы, которая его ожидаетъ. Я не хочу съ нимъ встрѣчаться, не хочу слышать его имени. Никогда я не помогу ни ему, ни тѣмъ, кто будетъ ему помогать. Съ полнымъ сознаніемъ того, что онъ дѣлаетъ, этотъ эгоистъ и лѣнтяй бросилъ прекрасное мѣсто и явился сюда, чтобы повиснуть камнемъ на шеѣ у матери, которая сама голодаетъ, и жить на скудный заработокъ сестры. Мнѣ жаль покинуть васъ въ нуждѣ и еще больше жаль вашу дочь, но я не могу поощрять такую низость и жестокость, и такъ какъ вы, конечно, не согласитесь отрсчься отъ сына, мнѣ остается только сказать:-- мы съ вами больше не увидимся.
   Если бы Ральфъ не сознавалъ и не чувствовалъ до сихъ поръ, какъ больно онъ умѣетъ язвить тѣхъ, кого ненавидитъ, довольно было ему взглянуть на Николая, чтобы убѣдиться, какъ силенъ ядъ его рѣчей. А онъ взглядывалъ на него поминутно, пока говорилъ. При всемъ сознаніи своей невинности молодой человѣкъ не могъ оставаться равнодушнымъ къ подобнымъ рѣчамъ. Каждый искусный намекъ, каждая разсчитанная насмѣшка дальновиднаго старика уязвляли его въ самое сердце, и, видя его блѣдное лицо, его дрожащія губы, Ральфъ поздравлялъ себя мысленно съ умѣньемъ выбирать тѣ стрѣлы сарказма, которыя глубже всего проникаютъ въ юную, пылкую душу.
   -- Я ничѣмъ не могу тутъ помочь!-- проговорила мистриссъ Никкльби со слезами.-- Я знаю, что вы были къ намъ добры и хотѣли многое сдѣлать для моей милой дочери. И я вполнѣ увѣрена, что вы бы это сдѣлали. Съ вашей стороны было такъ мило пригласить ее въ гости и все такое... и, разумѣется, ваша дружба была бы для нея большимъ благополучіемъ, да и для меня тоже. Но вы понимаете, братецъ, не могу же я отречься отъ сына, если даже онъ виноватъ. Это невозможная вещь, я не въ силахъ этого сдѣлать... Итакъ, милая моя Кетъ, намъ съ тобою придется просить милостыни. Что же, я постараюсь это перенести, я ко всему готова.
   Выразивъ свое горе въ этихъ и многихъ другихъ нелѣпыхъ словахъ, которыя никакая земная сила, кромѣ самой мистриссъ Никкльби, не могла бы связать воедино, достойная леди принялась ломать руки, и слезы ея полились обильнымъ потокомъ.
   -- Мама, зачѣмъ вы говорите: "если Николай виноватъ?" -- сказала съ негодованіемъ Кетъ.-- Вы вѣдь знаете, что онъ не виноватъ.
   -- Ничего я не знаю, дорогая моя, не знаю, что мнѣ и думать! Николай такъ кричитъ, а дядя твой говоритъ такъ спокойно и вразумительно, что я только его и понимаю, а что говоритъ Николай -- не могу разобрать. Но все равно, забудемъ объ этомъ... Мы съ тобой переѣдемъ жить въ рабочій домъ, въ убѣжище для вдовъ и сиротъ или въ пріютъ Магдалины, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   И, смѣшавъ такимъ образомъ въ одну кучу всѣ извѣстныя ей богоугодныя заведенія, мистриссъ Никкльби дала опять волю слезамъ.
   -- Постойте, вамъ незачѣмъ уходитъ,-- сказалъ Николай Ральфу, когда тотъ повернулъ было къ двери.-- Я сію минуту избавлю васъ отъ своего присутствія, и пройдетъ очень много времени, прежде чѣмъ моя тѣнь снова омрачитъ этотъ порогъ.
   -- Николай, не говори такъ!-- воскликнула Кетъ, бросаясь къ брату на шею.-- Дорогой мой, ты разрываешь мнѣ сердце!.. Мама, скажите ему что-нибудь, убѣдите его!.. Ты не слушай, что она говоритъ, Николай. Она этого не думаетъ, развѣ ты не знаешь ея?.. Дядя, кто-нибудь, ради самаго Бога, остановите его!
   -- Послушай, Кетъ, дорогая моя,-- нѣжно заговорилъ Николай,-- я никогда не думалъ остаться жить у васъ, и ты дурного мнѣнія обо мнѣ, если могла это предположить. Теперь я уѣду отъ васъ нѣсколькими часами раньше, чѣмъ предполагалъ, только я всего. Мы и въ разлукѣ не забудемъ другъ друга, а потомъ настанутъ лучшіе дни, и мы больше никогда не будемъ разставаться... Не малодушествуй, Кетъ, и не дѣлай меня малодушнымъ, когда онъ смотритъ на насъ,-- прибавилъ онъ шепотомъ.
   -- Не буду, не буду,-- отвѣчала Кетъ съ жаромъ,-- только не уѣзжай отъ насъ. Вспомни, какіе счастливые дни мы проводили съ тобой, пока надъ нами не стряслась эта бѣда -- смерть отца; вспомни, какъ хорошо намъ жилось дома и какое тяжелое время мы переживаемъ теперь! Вспомни, что у насъ нѣтъ покровителя, что насъ некому защитить отъ обидъ и всяческой неправды, которую несетъ съ собою бѣдность... Нѣтъ, нѣтъ, ты не покинешь насъ однѣхъ на произволъ судьбы, безъ всякой поддержки!
   -- У васъ будетъ поддержка, когда я уѣду,-- стремительно перебилъ Николай.-- Какой я вамъ покровитель? Я не принесу вамъ ничего, кромѣ горя, нужды и лишеній. Моя родная мать видитъ это, и ея любовь и страхъ за тебя указываютъ мнѣ путь, который я долженъ избрать. Да пребудутъ съ тобой всѣ добрые ангелы, дорогая моя, и да охранять они тебя до той поры, когда я получу возможность ввести тебя въ свой домъ, гдѣ для насъ воскреснутъ счастье и радость, которыхъ мы теперь лишены, и гдѣ мы будемъ воспоминать, какъ о давно прошедшемъ, о теперешнихъ нашихъ невзгодахъ... Не удерживай же меня, мнѣ надо идти. Ну, полно, не плачь. Прощай, моя родная!
   Удерживавшія его руки разжались, и Кетъ лишилась чувствъ. Николай смотрѣлъ на нее нѣсколько секундъ, не выпуская ея изъ объятій, потомъ бережно усадилъ въ кресло и передалъ на попеченіе доброй миссъ Ла-Криви.
   -- Мнѣ нѣтъ надобности васъ просить принять въ нихъ участіе: я знаю ваше сердце и знаю, что вы ихъ не покинете,-- сказалъ объ, крѣпко стиснувъ ей руку.
   Потомъ онъ подошелъ къ Ральфу, который стоялъ, не шевелясь, въ той самой позѣ, какъ и въ началѣ свиданія, и сказалъ ему тихимъ голосомъ, чтобы никто не могъ слышать:
   -- Знайте, сэръ, что бы вы ни сдѣлали, мнѣ будетъ все извѣстно; я буду слѣдить за каждымъ вашимъ шагомъ. Согласно вашему желанію я оставляю ихъ на васъ, но помните: рано или поздно придетъ день нашего съ вами разсчета, и плохо вамъ будетъ тогда, если вы ихъ обидите.
   Въ лицѣ Ральфа не дрогнулъ ни одинъ мускулъ, такъ что невозможно было сказать, слышалъ ли онъ хоть слово изъ прощальной рѣчи племянника и даже замѣтилъ ли, когда тотъ замолчалъ. Впрочемъ, онъ все равно не успѣлъ бы отвѣтить, такъ быстро исчезъ Николай, исчезъ въ тотъ самый моментъ, когда мистриссъ Никкльби пришла къ рѣшенію удержать его силой, если это окажется нужнымъ.
   Шагая ускореннымъ шагомъ къ своему скромному жилищу, какъ будто онъ старался попадать въ темпъ бурному вихрю осаждавшихъ его мыслей, Николай началъ сомнѣваться, хорошо ли онъ поступилъ, и ему почти захотѣлось вернуться. Но что отъ этого выиграютъ его мать и сестра? Положимъ, что онъ остался бы съ ними. Но даже если ему посчастливится найти заработокъ, то и тогда, разсоривъ ихъ съ Ральфомъ, онъ только ухудшитъ ихъ положеніе въ настоящемъ и можетъ повредить имъ въ будущемъ: вѣдь говорила же его мать что-то такое о необыкновенной добротѣ дядюшки по отношенію къ Кетъ, и Кетъ этого не отрицала. "Нѣтъ, не пойду я къ нимъ,-- сказалъ себѣ Николай,-- я правильно поступилъ".
   Но не прошелъ онъ и пятисотъ шаговъ, какъ въ головѣ его промелькнулъ новый рядъ мыслей. Онъ надвинулъ на глаза шляпу и замедлилъ шаги подъ гнетомъ овладѣвшихъ имъ тяжелыхъ сомнѣній и горькаго чувства обиды. Не сознавать за собой никакой вины и быть до такой степени одинокимъ на свѣтѣ, разстаться противъ воли съ единственными людьми, которыхъ любишь, и быть изгнаннымъ изъ родного дома, точно преступникъ, когда какихъ-нибудь полгода назадъ тебя окружали заботами и любовью, смотрѣли на тебя, какъ на опору и надежду семьи,-- это очень тяжело! Не заслужилъ онъ такой обиды. Да, не заслужилъ, и это все-таки утѣшеніе. И бѣдный юноша опять ободрился, чтобы опять упасть духомъ сообразно тому, какой оттѣнокъ принимали его быстро смѣнявшіяся мысли.
   Переходя такимъ образомъ отъ надежды къ отчаянію, какъ это бываетъ со всякимъ изъ насъ въ трудныя минуты жизни, онъ, наконецъ, добрался до своей бѣдной квартирки. Поддерживавшее его до сихъ поръ нервное возбужденіе оставило его и настала реакція. Онъ бросился на постель, отвернулся лицомъ къ стѣнѣ и даль полною волю душившимъ его слезамъ.
   Онъ не слыхалъ, какъ стукнула дверь и не зналъ, что Смайкъ пошелъ въ комнату, пока, случайно поднявъ голову, не увидѣлъ, что тотъ стоитъ въ противоположномъ углу и смотритъ на него съ глубокой тревогой. Замѣтивъ, что за нимъ наблюдаютъ, Смайкъ сейчасъ же отвелъ глаза въ сторону и сдѣлалъ видъ, что онъ занятъ приготовленіями къ обѣду.
   -- Ну, что же, Смайкъ,-- заговорилъ Николай такъ весело, какъ только могъ,-- разскажи, какія знакомства ты сегодня завелъ, какія чудеса открылъ въ предѣлахъ нашего околотка?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Смайкъ, грустно покачавъ головой,-- сегодня мы поговоримъ о другомъ.
   -- Какъ хочешь.-- сказалъ ласково Николай.-- О чемъ же мы будемъ съ тобой говорить?
   -- Вотъ о чемъ. И знаю, что вы несчастны. Я принесъ вамъ съ собой заботы и горе. Я долженъ былъ это предвидѣть и не соглашаться ѣхать съ вами, но мнѣ въ то время не пришло это въ голову, иначе я бы остался. Вы, вы человѣкъ небогатый, вамъ и на себя не хватаетъ, и я здѣсь лишній. Вы съ каждымъ днемъ худѣете,-- продолжалъ бѣдный парень, робко положивъ руку на плечо Николаю,-- щеки у васъ поблѣднѣли, глаза ввалились. Я не могу васъ видѣть такимъ и не могу отдѣлаться отъ мысли, что я для васъ -- обуза. Я хотѣлъ было сегодня уйти, да вспомнилъ ваше доброе лицо и... не хватило духу. Не могу я съ вами разстаться, ни слова не сказавъ вамъ на прощанье.
   Бѣдняга не могъ продолжать: голосъ ему измѣнилъ и изъ глазъ брызнули слезы.
   Николай нѣжно обнялъ его.
   -- Если когда-нибудь между нами будетъ произнесено слова разлуки, знай, Смайкъ, не я его произнесу,--сказалъ онъ горячо.-- Я не пущу тебя ни за какія блага въ мірѣ. Ты моя единственная опора и отрада. Мысль о тебѣ поддерживала меня въ моихъ сегодняшнихъ передрягахъ и будетъ поддерживать всегда, хотя бы меня ожидали впереди испытанія во сто разъ горше. Дай мнѣ твою руку, мое сердце прилѣпилось къ тебѣ. Дня черезъ три мы вдвоемъ уѣдемъ изъ этого города. Я бѣденъ, ты говоришь? Ну, что же, пусть бѣдность давитъ меня, ты мнѣ ее облегчишь; будемъ бѣдствовать вмѣстѣ.
   

ГЛАВА XXI.
Г-жа Манталини оказывается въ затруднительномъ положеніи, а миссъ Никкльби -- внѣ всякаго положенія.

   Волненія, которыя пережила Кетъ Никкльби въ день обѣда у Ральфа, не прошли для нея даромъ: она захворала и цѣлыхъ три дня была не въ состояніи отправлять свои обязанности въ мастерской. Но на четвертый день она въ урочный часъ вышла изъ дому и направилась нетвердой походила къ храму модъ, въ которомъ безраздѣльно царила г-жа Манталини.
   Злостныя чувства миссъ Нэгъ за этотъ промежутокъ времени не утратили, очевидно, ни капли своего яда: дѣвицы продолжали все такъ же добросовѣстно сторониться товарки, попавшей въ опалу къ начальницѣ, и когда пять минутъ спустя появилась сама эта примѣрная леди, она не дала себѣ ни малѣйшаго труда скрыть то неудовольствіе, какое доставило ей возвращеніе Нэгъ.
   -- Это ни на что не похоже!-- заявила миссъ Нэгъ своимъ сателлитамъ, когда тѣ обступили ее съ предложеніемъ своихъ услугъ помочь ей раздѣться.-- Я думала, у нѣкоторыхъ особь хватитъ такта удалиться со сцены, разъ онѣ знаютъ, какъ непріятно ихъ присутствіе порядочнымъ людямъ. Но я ошиблась. Что дѣлать? Таковъ ужъ видно грѣшный нашъ свѣтъ.
   Пустивъ этотъ язвительный комментарій по адресу свѣта тѣмъ тономъ, какимъ мы обыкновенно критикуемъ свѣтъ, когда сердимся, т. е. какъ бы давая понять, что она отнюдь не считаетъ себя принадлежащей къ нему, миссъ Нэгъ заключила свою рѣчь тяжелымъ вздохомъ, долженствовавшимъ выражать ея соболѣзнованіе по поводу порочности человѣчества.
   Приспѣшницы миссъ Нэгъ не замедлили ее поддержать, вздохнувъ дружнымъ хоромъ, и эта добродушная дама только-что собралась угостить ихъ дальнѣйшими размышленіями на ту же. поучительную тему, когда въ мастерской раздался черезъ трубу голосъ г-жи Манталини. Она требовала наверхъ миссъ Никсьби, для магазина -- высшее отличіе, лишившее на время миссъ Нэгъ способности рѣчи, такъ что она могла только кусать себѣ губы и яростно трясти головой.
   -- Здравствуйте, дитя мое,-- сказала г-жа Манталини, когда Кетъ вошла въ магазинъ.-- Вы теперь совсѣмъ поправились?
   -- Да, благодарю васъ, теперь я чувствую себя хорошо,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Какъ бы я желала имѣть право сказать то же!-- проговорила г-жа Манталини, опускаясь на стулъ съ утомленнымъ видомъ.
   -- Вы больны? Мнѣ очень жаль это слышать.
   -- Не то чтобы больна, но измучена, дитя мое, измучена въ конецъ.
   -- Это еще грустнѣе,-- сказала Кетъ мягко.-- Душевныя страданія хуже болѣзни.
   -- Ахъ, и не говорите! Такъ тяжело бываетъ подчасъ!-- подхватила съ раздраженіемъ г-жа Манталини, потирая себѣ носъ.-- Однако, принимайтесь за дѣло, дитя. Приведите въ порядокъ витрину.
   Пока Кетъ недоумѣвала про себя, что бы могли означать эти симптомы необычнаго раздраженія, которые проявляла г-жа Манталини, дверь изъ сосѣдней комнаты пріотворилась, и въ ней показались сперва бакенбарды г-на Манталини, потомъ его голова, и наконецъ послышался медовый голосъ:
   -- Здѣсь свѣтъ очей моихъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчали ему.
   -- О, зачѣмъ онъ такъ говоритъ, когда я вижу его!-- воскликнулъ г-нъ Манталини.-- Вонъ онъ цвѣтетъ и красуется въ переднемъ углу, точно прелестная роза въ цвѣточномъ горшкѣ... Можно ея милому котику войти и поговорить съ ней?
   -- Конечно, нельзя,-- отрѣзала г-жа Манталини,-- ты вѣдь знаешь, что я никогда не пускаю тебя въ эту комнату. Уходи!
   Но милый котикъ, ободренный, по всей вѣроятности, смягчившимся тономъ супруги, осмѣлился не послушаться и, прокравшись въ комнату, ни цыпочкахъ направился къ ней, посылая ей по дорогѣ воздушные поцѣлуи.
   -- Но зачѣмъ же мы сердимся? Зачѣмъ эта обворожительная гримаска искажаетъ наше хорошенькое личико?-- сказалъ г-нъ Манталини, обнимая "свѣтъ своихъ очей" за талію лѣвой рукой, а правой притягивая его къ себѣ.
   -- Я не могу тебя выносить!-- проговорила жена.
   -- Не можешь... какъ ты сказала? Не можешь меня выносить?-- подхватилъ г-нъ Манталини.-- Вздоръ, вздоръ, ты этого не думаешь, никогда не повѣрю! Еще не родилась та женщина, которая рѣшилась бы это сказать, глядя мнѣ въ лицо.
   Говоря это, онъ погладилъ себѣ подбородокъ и бросилъ нѣжный взглядъ въ ближайшее зеркало.
   -- Меня сводитъ съ ума твое мотовство,-- сказала жена тихимъ голосомъ.
   -- А отчего оно? Отъ радости, что я захватилъ такой призъ,-- эту плѣнительную, очаровательную, умопомрачительную маленькую Венеру, это прелестное существо.
   -- Ты не хочешь понять, въ какое положеніе ты поставилъ меня,-- продолжала укорять его г-жа Манталини.
   -- Не волнуйся, радость моя,-- успокаивалъ ее супругъ.-- Ничего дурного съ нами не случится, не можетъ случиться. Все уладится, деньги придутъ въ свое время, а не достанемъ къ сроку, старикашка Никкльби опять раскошелится, не то я сверну ему шею. Пусть-ка попробуетъ огорчить мою маленькую...
   -- Тише,-- перебила его жена,-- развѣ ты не видишь?
   Г-нъ Манталини, который, въ своемъ нетерпѣніи поскорѣе задобрить жену, не замѣчалъ до сихъ поръ, или притворялся, что не замѣчаетъ миссъ Никкльби, принялъ къ свѣдѣнію этотъ намекъ и, приложивъ палецъ къ губамъ, понизилъ голосъ до шепота. Шептались они очень долго. Насколько можно было разслышать, г-жа Манталини упоминала о какихъ-то долгахъ, которые супругъ ея сдѣлалъ еще до свадьбы, и о непредвиденныхъ требованіяхъ уплаты этихъ долговъ; говорила также о нѣкоторыхъ пріятныхъ слабостяхъ того же джентльмена., какъ-то: праздность, картежная игра, мотовство и страсть къ лошадямъ. На каждое изъ этихъ обвиненій г-нъ Манталини отвѣчалъ однимъ или двумя поцѣлуями, смотря по степени важности обвиненія. Въ окончательномъ результатѣ г-жа Манталини осталась вполнѣ довольна своимъ "котикомъ", и они очень мирно отправились наверхъ завтракать.
   Тѣмъ временемъ Кетъ продолжала свое дѣло. Безшумно двигаясь по магазину, она приводила въ порядокъ разныя модныя вещи, стараясь разложить ихъ какъ можно красивѣе и со вкусомъ. Вдругъ она вздрогнула: въ комнатѣ раздался чей-то незнакомый голосъ. Она оглянулась и испугалась еще больше, увидѣвъ, что въ дверь просовываются бѣлая шляпа, красный галстухъ, широкое красное лицо, большая голова и половина зеленаго пальто.
   -- Не пугайтесь, миссъ,-- сказалъ обладатель всѣхъ этихъ предметовъ.-- Позвольте узнать, здѣсь ли квартируетъ модистка?
   -- Здѣсь,-- отвѣтила ошеломленная Кетъ.-- Что вамъ угодно?
   Незнакомецъ вмѣсто отвѣта оглянулся назадъ, поманилъ кого-то невидимаго, скрывавшагося, очевидно, за дверью, и очень развязно вошелъ. Слѣдомъ за нимъ протиснулся въ комнату низенькій человѣкъ въ коричневомъ, до-нельзя поношенномъ платьѣ и внесъ съ собой смѣшанный ароматъ перегорѣлаго табаку и свѣжаго луку. Этотъ послѣдній джентльменъ былъ весь покрытъ пухомъ, а башмаки его, чулки и брюки, отъ пятокъ до нижнихъ пуговицъ жилета включительно, были усѣяны брызгами грязи, благопріобрѣтенной, очевидно, недѣли двѣ назадъ, еще до наступленія хорошей погоды.
   Весьма естественнымъ предположеніемъ Кетъ при видѣ этихъ представительныхъ джентльменовъ было то, что они явились съ цѣлью противузаконнаго захвата наиболѣе удобоносимыхъ изъ тѣхъ статей наличнаго имущества магазина, которыя придутся имъ больше по вкусу. Она была до такой степени въ этомъ увѣрена, что, даже не пытаясь скрыть своихъ опасеній, сдѣлала движеніе къ дверямъ. Но человѣкъ въ зеленомъ пальто очень вѣжливо притворилъ дверь у нея передъ носомъ и прислонился къ ней спиной.
   -- Подождите минутку,-- сказалъ онъ.-- Мы пришли но дѣлу, и дѣло наше не изъ пріятныхъ. Гдѣ вашъ хозяинъ?
   -- Мой, кто?-- переспросила Кетъ, дрожа отъ страха. "Мало ли что можетъ означать на воровскомъ нарѣчіи слово хозяинъ", подумала она.
   -- Г-нъ Манталини,-- пояснилъ незнакомецъ.-- Онъ дома?
   -- Онъ, кажется, наверху,-- отвѣчала Кетъ, немного успокоенная этимъ вопросомъ.-- Вамъ его нужно?
   -- Мнѣ-то не особенно его нужно, а вотъ ему такъ будетъ, пожалуй, полезно поговорить со мной во избѣжаніе непріятныхъ хлопотъ. Вы потрудитесь только передать ему эту карточку и сказать, что я здѣсь, больше ничего.
   Съ этими словами незнакомецъ вручилъ Кетъ толстую квадратную карточку и, повернувшись къ своему пріятелю, замѣтилъ все съ тѣмъ же развязнымъ видомъ: "А комнаты недурны", съ чѣмъ тотъ вполнѣ согласился, прибавивъ въ видѣ поясненія, что "въ этакихъ палатахъ маленькій мальчишка можетъ спокойно рости и вырасти въ высокаго мужчину, не рискуя стукнуться головой о потолокъ".
   Кетъ дала звонокъ, на который должна была явиться г-жа Манталини, потомъ взглянула на карточку и увидѣла на ней фамилію Скэли и еще какія-то слова. Но прочесть ихъ она не успѣла, такъ какъ вниманіе ея было отвлечено самимъ мистеромъ Скэли. Подойдя къ одному изъ бывшихъ въ комнатѣ высокихъ трюмо, онъ стукнулъ своей палкой въ самую середину стекла такъ хладнокровно, какъ будто это было не стекло, а желѣзо.
   -- А хорошая это посудина, Тиксъ,-- сказалъ онъ своему компаньону.
   -- Еще бы,-- поддержалъ его мистеръ Тиксь, оставляя слѣды всѣхъ пяти пальцевъ и въ томъ числѣ двойной отпечатокъ большого на кускѣ шелковой матеріи небосно-голубого цвѣта, которую онъ щупалъ -- Да и эта вещица, я думаю, немалыхъ денегъ стоитъ.
   Съ шелковой матеріи мистеръ Таксъ перенесъ свое восхищеніе на разныя элегантныя статьи дамскаго туалета, а мистеръ Скэли тѣмъ временемъ, стоя передъ трюмо, поправилъ на досугѣ галстухъ и за симъ перешелъ къ подробному изученію прыщика на своемъ подбородкѣ. Онъ былъ еще поглощенъ этимъ глубокомысленнымъ занятіемъ, когда въ магазинъ вошла г-жа Манталини, вырвавшееся у нея восклицаніе удивленія заставило его обернуться.
   -- А, это должно быть хозяйка?-- спросилъ онъ.
   -- Да, это г-жа Манталини,-- отвѣчала Кетъ.
   -- Въ такомъ случаѣ получите.
   Мистеръ Скэли вытащилъ изъ кармана какой-то документъ и развернулъ его, не торопясь.
   -- Это исполнительный листъ. Угодно будетъ вамъ заплатить? Если нѣтъ, позвольте намъ обойти вашу мастерскую и составить опись инвентаря.
   Бѣдная г-жа Манталини заломила въ отчаяніи руки, потомъ позвонила и послала за мужемъ, а потомъ упала въ кресло и въ обморокъ одновременно. Впрочемъ, это послѣднее обстоятельство нисколько не смутило двухъ джентльменовъ, состоявшихъ при исполненіи своихъ обязанностей. Мистеръ Скэли прислонился къ подставкѣ, на которой было растопырено бальное платье, такъ что казалось, будто плечи его выходятъ изъ открытаго лифа, точно плечи той дамы, для которой оно предназначалось, и, сдвинувъ на бокъ шляпу, почесывалъ въ головѣ съ полнѣйшимъ равнодушіемъ, а пріятель его, мистеръ Тиксъ, пользуясь случаемъ для генеральной рекогносцировки магазина передъ тѣмъ, какъ приступить къ дѣлу вплотную, стоялъ со своей книгой подъ мышкой и со шляпой въ рукѣ, поглощенный мысленной оцѣнкой всѣхъ предметовъ, находившихся въ нолѣ его зрѣнія.
   Таково было положеніе дѣлъ, когда въ магазинъ влетѣлъ г-нъ Манталини. А такъ какъ сей любопытный экземпляръ во дни своей юности имѣлъ довольно частыя сношенія съ братіей мистера Скэли и такъ какъ, кромѣ того, настоящій прискорбный инцидентъ былъ для него далеко не сюрпризомъ, то онъ только пожалъ плечами, засунулъ обѣ руки до самаго дна обоихъ кармановъ, приподнялъ брови, посвисталъ, обругался и, усѣвшись верхомъ на стулъ, покорился судьбѣ спокойно и съ достоинствомъ.
   -- Какъ велика сумма иска?-- было его первымъ вопросомъ.
   -- Тысяча пятьсотъ двадцать семь фунтовъ четыре шиллинга и девять съ половиной пенсовъ,-- отвѣчалъ мистеръ Скэли, не шевельнувъ бровью.
   -- Къ чорту полпенса,-- нетерпѣливо буркнулъ г. Манталини.
   -- Со всѣмъ нашимъ удовольствіемъ,-- любезно согласился мистеръ Скэли,-- не только полпенса, но и всѣ десять, если желаете.
   -- Для насъ не составитъ разницы, если туда же пойдутъ и остальные тысяча пятьсотъ двадцать семь фунтовъ,-- замѣтилъ мистеръ Тиксъ.
   -- Ни малѣйшей,-- подтвердилъ мистеръ Скэли и послѣ нѣкоторой паузы продолжалъ: -- Ну-съ, такъ какъ же прикажете намъ поступить? Прежде всего надо знать, какъ обстоитъ у васъ дѣло, большой или маленькій крахъ?.. Полное крушеніе? Такъ. Очень хорошо. Въ такомъ случаѣ, мистеръ Томъ Тиксъ, эсквайръ, потрудитесь увѣдомить вашу прелестную супругу и потомство, что слѣдующія три ночи вы не ночуете дома по причинѣ вступленія во владѣніе здѣшнимъ имуществомъ... Но зачѣмъ такъ убивается эта дама?-- проговорилъ вдругъ мистеръ Скэли, взглянувъ на рыдавшую г-жу Манталини.-- Вѣдь за добрую половину того, что здѣсь есть, не заплачено, развѣ это не утѣшеніе для нея?
   И, не переставая сыпать такими ободряющаго свойства сентенціями, предназначенными спеціально для трудныхъ случаевъ жизни и представлявшими удивительно пріятное сочетаніе шутливости тона съ поучительностью содержанія, мистеръ Скэли приступилъ къ описи, въ каковомъ щекотливомъ дѣлѣ ему оказали существенную поддержку необыкновенный тактъ и опытность мистера Тикса, старьевщика.
   -- Счастье моей жизни,-- сказалъ г-нъ Манталини, подходя къ женѣ съ покаяннымъ лицомъ,-- выслушай меня! Удѣли мнѣ минутку вниманія.
   -- Не говори со мной,-- отвѣчала, рыдая, жена.-- Ты меня разорилъ, неужели тебѣ еще мало?
   Г-нъ Манталини, очевидно, хорошо разсчиталъ планъ своихъ дѣйствій. Едва коснулись его слуха эти суровыя и горькія слова, какъ онъ отскочилъ назадъ, изобразилъ на своемъ лицѣ жестокую душевную муку и стремглавъ побѣжалъ вонъ. Вслѣдъ затѣмъ наверху, въ уборной, съ трескомъ захлопнулась дверь.
   -- Миссъ Никкльби,-- закричала г-жа Манталини, услышавъ этотъ стукъ,-- миссъ Никкльби, скорѣе, ради бога! Онъ убьетъ себя! Я была сурова къ нему, а онъ не выноситъ этого отъ меня О, Альфредъ, дорогой мой Альфредъ!
   И она бросилась наверхъ. Кетъ побѣжала за ней, потому что хоть она и не вполнѣ раздѣляла опасенія любящей жены, но все-таки была немножко испугана. Когда обѣ дамы вбѣжали въ уборную (дверь ея оказалась незапертой, къ слову сказать), ихъ взорамъ предсталъ г-нъ Маталини съ растрепанной гривой волосъ, съ развѣвающимися бакенбардами, съ аккуратно откинутымъ назадъ разстегнутымъ воротомъ рубахи и съ столовымъ ножомъ, который онъ точилъ на ремнѣ.
   -- Помѣшали!-- завопилъ, увидавъ жену, г-нъ Манталини. Въ тотъ же мигъ столовый ножъ исчезъ въ карманѣ его халата, а глаза его дико выкатились.
   -- Альфредъ, прости меня!-- зарыдала жена, обхвативъ его руками за шею.-- Я не хотѣла этого сказать, право, но хотѣла!
   -- Разорена, погибла!-- кричалъ г-нъ Манталини.-- Погублена мной она, это чистѣйшее и лучшее изъ созданій, когда-либо услаждавшихъ горькую жизнь пропащаго забулдыги! О, проклятіе! Оставьте меня! Я отправлю себя на тотъ свѣтъ, туда мнѣ и дорога!
   Дойдя до этого кризиса въ своихъ взбудораженныхъ чувствахъ, г-нъ Манталини хотѣль было выхватить ножъ изъ кармана, но жена удержала его руку. Тогда онъ сдѣлалъ попытку разбить себѣ голову объ стѣну, позаботившись предварительно отойти отъ стѣны по меньшей мѣрѣ на шесть шаговъ.
   -- Успокойся, мой ангелъ!-- говорила г-жа Манталини.-- Никто не виноватъ; тутъ столько же моей вины, какъ и твоей. Не горюй, все уладится, проживемъ какъ-нибудь. Ну, успокойся же. Альфредъ, успокойся!
   Господинъ Манталини считалъ неудобнымъ успокоиться такъ скоро, но тѣмъ не менѣе, потребовавъ нѣсколько разъ яду и высказавъ настоятельное желаніе, чтобы какая-нибудь добрая душа размозжила ему голову пулей, онъ началъ сдаваться: его бурное горе смягчилось и онъ патетически зарыдалъ. Въ такомъ размягченномъ состояніи духа сей интересный джентльменъ естественно не сталъ сопротивляться, когда у него пожелали отобрать ножъ (отъ котораго, по правдѣ сказать, онъ даже радъ былъ отдѣлаться, какъ отъ инструмента не совсѣмъ-то удобнаго и довольно опаснаго для ношенія въ карманѣ), и въ концѣ-концовъ позволилъ своей дражайшей половинѣ увести себя изъ комнаты.
   Часа черезъ три послѣ этого мастерицамъ было объявлено, что онѣ распускаются по домамъ впредь до дальнѣйшихъ распоряженій, а два дня спустя фамилія Манталини появилась въ спискѣ банкротовъ. Въ тотъ же день утромъ миссъ Никкльби полнила по почтѣ увѣдомленіе, что отнынѣ магазинъ переходитъ въ вѣдѣніе миссъ Нэгъ и что ея, миссъ Никкльби, услуги болѣе не нужны. Какъ только это извѣстіе дошло до свѣдѣнія мистриссъ Никкльби, эта добрѣйшая душа объявила, что она всегда ожидала такого конца, и сослалась на многое множество ей одной извѣстныхъ случаевъ, когда она предсказывала то самое, что совершилось теперь.
   -- И я опять повторяю,-- сказала въ заключеніе мистриссъ Никкльби, которая не только никогда не повторяла, но и не говорила этого раньше (что, впрочемъ, едва ли нужно и пояснять),-- я опять повторяю тебѣ, Кетъ, что ремесло портнихи и модистки -- послѣднее, на которомъ могъ остановиться твой выборъ. Говорю это не въ видѣ упрека тебѣ, моя милая, но если бы ты тогда же спросила совѣта у матери...
   -- Да, да, это правда,-- проговорила Кетъ мягко, перебивая ее.-- Но что же вы теперь мнѣ посовѣтуете, мама?
   -- Что посовѣтую? Да неужели, мой другъ, тебѣ не ясно, что изъ всѣхъ существующихъ въ мірѣ профессій самая подходящая для молодой дѣвушки въ твоемъ положеніи -- профессія компаньонки? Поступить компаньонкой къ какой-нибудь богатой, благовоспитанной леди, что можетъ быть лучше этого? Твое воспитаніе, манеры, наружность -- все даетъ тебѣ право разсчитывать на этомъ поприщѣ видную роль. Помнишь, что разсказывалъ твой бѣдный папа объ одной молодой дѣвушкѣ? Или ты не слыхала? Она была дочь пожилой дамы, квартировавшей въ одномъ домѣ съ папа, когда онъ былъ холостымъ. Какъ бишь ихъ фамилія?... Никакъ не припомню. Знаю только, что начинается на Б., а кончается на Г... Не Вотерсъ, ли? Нѣтъ, не Вотерсъ, да оно и не подходитъ... Ну, все равно. Такъ вотъ эта самая молодая леди поступила компаньонкой къ одной замужней дамѣ. Та вскорѣ умерла и мужъ женился на ней, т. е. на компаньонкѣ, а потомъ у нея родился прелестнѣйшій мальчишка, поразившій докторовъ своимъ цвѣтущимъ здоровьемъ, и все это въ какихъ-нибудь полтора года.
   Кетъ очень хорошо понимала, что этотъ потокъ воспоминаній, доказывавшихъ съ такою поразительной ясностью все великолѣпіе перспективъ, ожидавшихъ молодую дѣвушку на поприщѣ компаньонки, былъ вызванъ какимъ-нибудь дѣйствительнымъ или воображаемымъ открытіемъ, которое сдѣлала ея мать въ этой области. Поэтому она терпѣливо дождалась, пока не изсякли всѣ разсказы и анекдоты, имѣвшіе и не имѣвшіе отношенія къ обсуждаемому вопросу, и, наконецъ, позволила себѣ спросить, какое это было открытіе. Тутъ-то вся правда и вышла наружу. Оказалось, что мистриссъ Никкльби получила утромъ изъ сосѣдней таверны черезъ мальчишку, носившаго ей портеръ, вчерашнюю великосвѣтскую газету, и въ этой вчерашней газетѣ было объявленіе, гласившее на чистѣйшемъ и самомъ правильномъ англійскомъ языкѣ, что нѣкая замужняя леди ищетъ компаньонку, молодую особу благороднаго происхожденія, и что фамилію и адресъ этой леди можно узнать въ такой-то библіотекѣ, въ Вестъ-Эндѣ.
   -- По моему, стоитъ во всякомъ случаѣ попытаться,-- сказала мистриссъ Никкльби, прочитавъ объявленіе и откладывая въ сторону газету.-- Надѣюсь, твой дядя не будетъ ничего имѣть противъ.
   Кетъ чувствовала себя такою пришибленною послѣ первыхъ грубыхъ толчковъ, которыми дала ей себя знать ея новая самостоятельная жизнь, и такъ мало интересовалась въ данный моментъ своей будущностью, что не возражала. Мистеръ Ральфь Никкльби въ свою очередь не только не сдѣлалъ никакихъ возраженій, но вполнѣ одобрилъ предложенный планъ. Услыхавъ о внезапномъ банкротствѣ госпожи Манталини, онъ не выразилъ большого удивленія. Да и странно было бы, если бъ онъ удивился, такъ какъ главнымъ виновникомъ этого банкротства былъ въ сущности онъ самъ. Такимъ образомъ фамилія и адресъ таинственной фешенебельной леди, ищущей компаньонки, были безотлагательно добыты, и въ тотъ же день миссъ Никкльби съ матерые отправились въ Кадоганъ-Плэсъ, Слоонъ-Стритъ, разыскивать мистриссъ Вититтерли.
   Кадоганъ-Плжсъ -- это тонкая нить, соединяющая двѣ рѣзкія крайности, связующее звено между аристократическими тротуарами Бельгрэвъ-Сквера и варварскими мостовыми Чельси. Кадоганъ-Плэсъ помѣщается въ улицѣ Слоонъ, но не составляетъ неотъемлемой ея части. Онъ смотритъ свысока на Слоонъ-Стритъ, игнорируетъ Бромптонъ и въ недоумѣніи раскрываетъ глаза, когда ему называютъ Нью-Редъ. Кадогань-Плэсь тянется за большимъ свѣтомъ. Не то чтобы онъ претендовалъ на полное равенство съ своими именитыми сосѣдями Бельгрэвъ-Скверомь и Гросвенорь-Плэсомъ, нѣтъ! По отношенію къ этимъ важнымъ господамъ онъ является скорѣе чѣмъ-то вродѣ незаконныхъ дѣтей великихъ міра сего, которыя любятъ хвастать своею родней, хотя родня ихъ и не признаетъ.. Подражая по мѣрѣ силъ и возможности всѣмъ свычаямъ и обычаямъ высшаго общества, Кадоганъ-Плэсъ принадлежитъ въ дѣйствительности къ среднему классу. Короче говоря, Кадоганъ-Плэсъ сидитъ на двухъ стульяхъ. Какъ проводникъ электричества, онъ поддаетъ всему, что съ нимъ соприкасается, толчекъ, полученный извнѣ, чванство своимъ происхожденіемъ и знаніемъ, все то, чего нѣтъ въ немъ самомъ и что онъ заимствуетъ изъ выше лежащаго источника. Какъ связка, соединяющая Сіамскихъ близнецовъ, онъ содержитъ въ себѣ частицу жизни двухъ отдѣльныхъ существъ, не принадлежа ни одному изъ нихъ.
   На этой-то сомнительной почвѣ растила корни мистриссъ Вититтерли, и въ дверь дома мистриссъ Вититтерли Кетъ Никкльби стучалась дрожащей рукой въ описываемый нами день. Дверь отворилъ высокій лакей съ обсыпанной мукой или вымазанной мѣломъ, или выкрашенной въ бѣлую краску головой, ибо то, что было у него на головѣ, было мало похоже на пудру. Получивъ визитную карточку Нетъ, высокій лакей передалъ ее маленькому пажу, такому маленькому, что все количество пуговицъ, считающееся необходимымъ для костюма пажа, не помѣщалось на немь въ обыкновенномъ порядкѣ и потому было разсажено въ четыре ряда. Сей юный джентльменъ понесъ карточку наверхъ на подносѣ, а посѣтительницъ въ ожиданіи его возвращенія пригласили въ столовую, аппартаментъ довольно неопрятнаго вида, и такъ удобно обставленный, что онъ казался приспособленнымъ для любого употребленія, только не для ѣды и питья.
   По обыкновенному порядку вещей и согласно всѣмъ достовѣрнымъ описаніямъ жизни высшаго свѣта, какія мы находимъ въ романахъ, мистриссъ Вититтерли должна была бы принять посѣтительницъ въ своемъ будуарѣ; но потому ли, что въ будуарѣ ьь этотъ моментъ брился мистеръ Вититтерли, или по другой какой-нибудь причинѣ, только мистриссъ Вититтерли на этотъ разъ дала аудіенцію въ гостиной. Въ этой гостиной было все, чему полагается быть въ гостиныхъ хорошихъ домовъ, и все самаго хорошаго тона, начиная съ блѣдно-розовыхъ драпировокъ на окнахъ и накидокъ на диванахъ и креслахъ, долженствовавшихъ выставлять въ наивыгоднѣйшемъ свѣтѣ цвѣтъ лица мистриссъ Вититтерли, и кончая маленькой собачонкой, кусавшей за ноги чужихъ для развлеченія мистриссъ Вититтерли, и вышеупомянутымъ пажомь, подававшимъ шоколадъ для подкрѣпленія силъ мистриссъ Вититтерли.
   Лицо мистриссъ Вититтерли отличалось интересною блѣдностью, и вообще видъ былъ у ней какой-то кисло-сладкіій; и сама она, и мебель ея, и весь домъ казались какъ будто полинялыми. Она сидѣла на диванѣ въ такой безыскусственной позѣ, что ее можно было принять за танцовщицу, которая совсѣмъ приготовилась выбѣжать на сцену и присѣла на минутку въ ожиданіи поднятіи занавѣса.
   -- Альфонсъ, подай стулья.
   Пажъ подалъ стулья.
   -- Теперь можешь идти.
   Альфонсъ вышелъ, и если когда-нибудь Альфонсъ былъ, какъ двѣ капли воды, похожъ на самаго зауряднаго Билля, такъ это былъ этотъ Альфонсъ.
   -- Я прочла ваше объявленіе, мэмъ,-- заговорила Кетъ послѣ нѣсколькихъ секундъ неловкаго молчанія,-- и рѣшилась зайти...
   -- Ахь, да, я дѣйствительно послала въ газету объявленіе съ однимъ изъ моихъ слугъ,-- перебила ее мистриссъ Вититтерли.-- Да, да, это мое объявленіе.
   -- Я думала,-- продолжала Кетъ скромно,-- я думала, что, можетъ быть... то есть если вы еще не сдѣлали окончательнаго выбора... что вы во всякомъ случаѣ не посѣтуете на меня за мое обращеніе къ вамъ.
   -- О, нѣтъ, конечно, нѣтъ,-- протянула мистриссъ Вититтерли
   -- Но, разумѣется, если вашъ выборъ уже сдѣланъ...
   -- О, нѣтъ, на меня не такъ легко угодить... Я, право, не знаю, что вамъ сказать. Служили вы когда-нибудь въ компаньонкахъ?
   Мистрисъ Никкльби, выжидавшая только случая вступить въ разговоръ, не дала Кетъ открыть рта.
   -- Нѣтъ, мэмь, у чужихъ людей она не служила, но много лѣтъ она служила компаньонкой мнѣ, своей матери,-- отвѣтила весьма дипломатически эта достойная леди.
   -- А-а, понимаю,-- проговорила мистриссъ Вититтерли.
   -- Надо вамъ сказать, мэмъ, что мы не всегда были бѣдны,-- продолжала мистриссъ Никкльби.-- Было время, когда я и не воображала, что моей дочери придется жить въ чужихъ людяхъ, потому что ея бѣдный покойный отець былъ джентльменъ съ независимыми средствами и остался бы имъ по сей день, если бы больше слушался моихъ совѣтовъ. Я всегда ему говорила...
   -- Мама!-- остановила ее Кетъ тихимъ голосомъ.
   -- Не мѣшай мнѣ, Кетъ! Надѣюсь, я могу говорить, что хочу. Я хотѣла только объяснить этой леди...
   -- Мнѣ кажется, это лишнее, мама.
   И несмотря ни на какія подмигиванія и подмаргиванія, которыми мистриссъ Никкльби старалась дать понять, что она скажетъ сейчасъ нѣчто такое, что сразу рѣшить дѣло въ ихъ пользу, Кетъ удержала позицію за собой, бросивъ на мать выразительный взглядъ, и мистриссъ Никкльби принуждена была закупорить фонтанъ своего краснорѣчія, не давъ ему излиться.
   -- Что вы умѣете дѣлать?-- спросила мистриссъ Вититтерли, закрывая глаза.
   Краснѣя, Кетъ принялась перечислять главнѣйшіе свои таланты, а мистриссъ Никкльби откладывала ихъ на пальцахъ одинъ за другимъ. По счастью, ихъ итоги сошлись, такъ что мистриссъ Никкльби не представилось новаго повода заговорить.
   -- Хорошій у васъ характеръ?-- задала новый вопросъ мистриссъ Вититтерли, открывая и сейчасъ же опять закрывая глаза.
   -- Кажется,-- отвѣчала Кетъ.
   -- А рекомендація? Я требую солидныхъ рекомендацій.
   Кетъ отвѣчала, что рекомендація у нея есть, и положила на столъ визитную карточку Ральфа.
   -- Будьте добры, придвиньтесь поближе: я хочу на васъ взглянуть,-- сказала мистриссъ Вититтерли.-- Я такъ близорука, что съ этого разстоянія почти не различаю вашего лица.
   Кетъ не безъ замѣшательства исполнила это требованіе, и мистриссъ Вититтерли, поднявъ на нее томный взоръ, произвела ей форменный смотръ, длившійся минуты двѣ или три.
   -- Мнѣ нравится ваша наружность,-- объявила она наконецъ и позвонила.-- Альфонсъ, скажи барину, что я прошу его придти.
   Пажъ скрылся и спустя нѣкоторое время, въ теченіе котораго въ гостиной не было произнесено ни единаго звука, появился опять, предшествуя джентльмену лѣтъ сорока, съ внушительной осанкой, съ плебейскимъ лицомъ и съ необыкновенно бѣлобрысыми волосами. Подойдя къ дивану, на которомъ сидѣла мистриссъ Вититтерли, джентльменъ этотъ нагнулся къ ней; они пошептались, и затѣмъ онъ сказалъ, повернувшись къ Кетъ:
   -- А, да, компаньонка. Надо вамъ замѣтить, миссъ, что для насъ съ женой это очень важный вопросъ. Мистриссъ Вититтерли -- натура въ высшей степени впечатлительная, эѳирное, хрупкое существо, оранжерейное растеніе, экзотическій цвѣтокъ.
   -- Ахъ, Генри, мой другъ!-- вставила мистриссъ Вититтерли.
   -- Не возражай, дорогая моя, это сущая правда. Одно дуновеніе -- фью! (тутъ мистеръ Вититтерли сдунулъ воображаемую пушинку) -- и ты улетѣла.
   Интересная леди вздохнула.
   -- Твое тѣло не можетъ вмѣстить твоей великой души,-- продолжалъ мистеръ Вититтерли.-- Твой интеллектъ истощаетъ твои послѣднія силы -- это говорятъ всѣ доктора. Каждый изъ нихъ считаетъ за честь быть приглашеннымъ къ тебѣ, ты и сама это знаешь. Что твердятъ они всѣ въ одинъ голосъ? "Милѣйшій мой докторъ,-- говорю я какъ то сэру Темли Сисффину (это было вотъ здѣсь, въ этой самой комнатѣ, въ послѣдній разъ, когда онъ навѣщалъ тебя),-- милѣйшій мой докторъ, чѣмъ больна моя жена? Скажите мнѣ правду, у меня достанетъ силъ перенести самое худшее. Что это за болѣзнь нервы?" И онъ мнѣ отвѣтилъ: "Любезный другъ, гордитесь этой женщиной, берегите ее, какъ зѣницу ока. Она -- украшеніе общества и сокровище для васъ. Болѣзнь ея -- ея душа. Душа паритъ, расширяется, рвется въ высь; кровь закипаетъ, пульсъ ускоряется, возбужденіе ростстъ..." Ахъ!-- Тутъ мистеръ Вититтерли, чуть-чуть не сбившій шляпки съ мистриссъ Никкльби,-- такъ онъ размахивалъ руками въ пылу своего увлеченія разсказомъ,-- торопливо полѣзъ въ карманъ за платкомъ и высморкался съ такимъ трескомъ, точно у него вмѣсто носа была большая духовая труба.
   -- Ну, полно, Генри, ты преувеличиваешь мою физическую немощь,-- проговорила мистриссъ Вититтерли съ слабой улыбкой.
   -- Нѣтъ, Джулія, нѣтъ, не преувеличиваю,-- отвѣчалъ мистеръ Вититтерли.-- Общество, въ которомъ ты вращаешься (должна вращаться по своему положенію, по своимь родственнымъ связямъ, по своимъ дарованіямъ и уму),-- это вихрь, непрерывный круговоротъ самыхъ возбуждающихъ впечатлѣній, разрушающихъ твой организмъ. Богъ мой, я никогда не забуду бала во время выборовъ въ Эксетерѣ, когда ты танцовала съ племянникомъ баронета. Это было нѣчто неслыханное, умопомрачительное! За человѣка было страшно!
   -- Да, я всегда плачусь потомъ за такіе тріумфы,-- сказала мистриссъ Вититтерли.
   -- Вотъ потому-то,-- подхватилъ нѣжный супругъ,-- потому-то тебѣ и необходимо имѣть такую компаньонку, которая соединяла бы мягкость манеръ съ величайшей деликатностью чувствъ, способность самаго горячаго сочувствія съ спокойнымъ, ровнымъ характеромъ.
   Тутъ мужъ и жена, говорившіе не столько другъ для друга, сколько въ назиданіе посѣтительницамъ, замолчали и посмотрѣли на ту и на другую съ такимъ выраженіемъ какъ будто хотѣли сказать: "Ну, что, какого вы теперь о насъ мнѣнія?" Затѣмъ мистеръ Вититтерли заговориль опять, обращаясь къ мистриссъ Никкльби:
   -- Толпы самыхъ блестящихъ джентльменовъ и дамъ, сливки высшаго общества добиваются чести знакомства мистриссъ Вититтерли. Она всегда окружена поклонниками, всѣ смотрятъ ей въ глаза. Отъ впечатлѣній нѣтъ отбою, и все ее волнуетъ: опера, драма, изящныя искусства, балы...
   -- Знать, мой другъ,-- подсказала мистриссъ Вититтерли.
   -- И знать, разумѣется, военная и иная. Мистриссъ Вититтерли составляетъ и высказываетъ массу самыхъ разнообразныхъ мнѣній о самыхъ разнообразныхъ предметахъ. Если бы кое-кому изъ нашихъ общественныхъ дѣятелей было извѣстно настоящее, неприкрашенное мнѣніе о нихъ мистриссъ Вититтерли, я думаю, они не держали бы головы такъ высоко, какъ держатъ теперь.
   -- Ахъ, Генри, перестань, это, наконецъ, неловко!
   -- Я не называю именъ, моя дорогая, я никого не задѣваю,-- проговорилъ съ важностью мистеръ Вититтерли. Я упомянулъ объ этомъ только, чтобы показать, что ты не принадлежишь къ числу обыкновенныхъ людей, что твое тѣло и душа находятся въ непрестанной взаимной борьбѣ и что ты требуешь величайшихъ заботъ и самыхъ нѣжныхъ попеченій. Ну, хорошо, довольно объ этомъ. Теперь я желалъ бы выслушать спокойно и безпристрастно, какими качествами для столь отвѣтственной должности обладаетъ эта молодая особа.
   Согласно этому требованію таланты Кетъ были перечислены сызнова. Ей пришлось выдержать цѣлый перекрестный допросъ. Въ концѣ концовъ остановились на томъ, что черезъ два дня, то есть по наведеніи необходимыхъ справокъ, миссъ Никкльби получитъ окончательный отвѣтъ на имя дяди, послѣ чего посѣтительницы распрощались и вышли. Маленькій пажъ проводилъ ихъ по лѣстницѣ до первой площадки, гдѣ его смѣнилъ высокій лакей, который и довелъ ихъ въ сохранности до подъѣзда.
   -- Эти Вититтерли занимаютъ высокое положеніе въ свѣтѣ, это ясно,-- сказала мистриссъ Никкльби, когда онѣ съ Кетъ вышли на улицу.-- Какая образованная дама мистриссъ Вититтерли!
   -- Вы находите, мама?-- только и отвѣтила Кетъ.
   -- Кто же можетъ не видѣть этого, моя милая? Только она ужъ очень блѣдна и смотритъ истощенной. Надѣюсь, она будетъ беречься, а то я, право, боюсь за нее.
   Такія мысли естественно привели проницательную мистриссъ Никкльби къ кое-какимъ выкладкамъ приватнаго свойства. Предметомъ этихъ выкладокъ была, во-первыхъ, вѣроятная продолжительность жизни мистриссъ Вититтерли и, во-вторыхъ, шансы за то, что въ случаѣ ея смерти безутѣшный вдовецъ предложитъ руку и сердце ея, мистриссъ Никкльби, дочери. Такимъ образомъ не дошли онѣ еще до дому, какъ достойная леди уже освободила душу мистриссъ Вититтерли отъ сковывающей ее земной оболочки, выдала Кетъ за вдовца, совершивъ обрядъ бракосочетанія въ Вановеръ-Скверѣ, въ церкви Св. Георгія, и пышно отпраздновала свадьбу, оставивъ нерѣшеннымъ только одинъ второстепенный вопросъ, а именно: въ которомъ изъ покоевъ аристократическаго дома на Кадоганъ-Плэсъ будетъ воздвигнута великолѣпная французская кровать краснаго дерева для тещи,-- въ одной изъ заднихъ комнатъ второго этажа или въ парадной спальнѣ третьяго. Долго колебалась она между этими двумя аппартаментами, не зная, которому отдать предпочтеніе, и, наконецъ, разрубила гордіевъ узелъ, порѣшивъ предоставить этотъ вопросъ на благоусмотрѣніе зятя.
   Справки о компаньонкѣ была наведены. Отвѣтъ мистриссъ Вититтерли (нельзя сказать, чтобы къ удовольствію Кетъ) оказался благопріятнымъ, и къ концу той же недѣли сама Кетъ и вся ея движимость переѣхали въ аристократическій домъ мистриссъ Вититтерли, гдѣ мы ихъ пока и оставимъ.
   

ГЛАВА XXII
Николай, въ сопровожденіи Смайка, отправляется искать счастья и встрѣчаетъ мистера Винцента Кромльса, а кто такой мистеръ Кромльсъ обнаружится изъ этой же главы.

   Когда Николай расплатился за квартиру и за свою скудную меблировку, которую онъ браль на прокатъ, весь его капиталъ, основной и оборотный, запасный и наличный, не превышалъ двадцати шиллинговъ и нѣсколькихъ пенсовъ. И, несмотря на то, онъ съ легкимъ сердцемъ привѣтствовалъ утро дня, въ который долженъ былъ покинуть Лондонъ, и выскочилъ изъ постели, исполненный той бодрости душевной, которая по счастью есть удѣлъ юности, иначе міръ никогда не видѣлъ бы стариковъ.
   Было холодное, печальное, туманное утро, какія бываютъ ранней весной. Изрѣдка какія-то темныя тѣни сновали по улицамъ, задернутымъ мглой, изрѣдка сквозь сѣрую завѣсу тумана вырисовывались тяжелыя очертанія кареты ночного извозчика, возвращавшагося домой; медленно приближалась она, съ грохотомъ проѣзжала мимо, разсыпая съ крыши тонкимъ слоемъ покрывавшій ее бѣлый иней, и снова терялась во мглѣ. Изрѣдка слышалось шарканье стоптанныхъ башмаковъ, доносились откуда-то унылые возгласы трубочиста, который пробирался на свою раннюю работу, не попадая зубъ на зубъ отъ холода. Шаги ночного сторожа мѣрно звучали вдали: неспѣшно ходилъ онъ отъ угла до угла, проклиная длинные часы, все еще отдѣлявшіе его отъ сладкаго отдыха. Изрѣдка грохотали тяжелыя повозки и фуры, стучали, подпрыгивая, болѣе легкіе экипажи, отвозившіе продавцовъ и покупателей во всѣ концы города на рынки. Изрѣдка раздавался безуспѣшный стукъ дверныхъ молотковъ у тѣхъ домовъ, гдѣ посѣтители не могли добудиться хозяевъ. Всѣ эти звуки доходили до васъ, но всѣ они заглушались туманомъ, и ухо улавливало ихъ такъ же смутно, какъ глазъ очертанія предметовъ. Туманъ и мракъ сгущались съ наступленіемъ дня, и у кого хватало мужества подняться на минутку съ постели и выглянуть изъ-за занавѣски на улицу, тотъ сейчасъ же нырялъ опять подъ одѣяло и поскорѣе засыпалъ.
   Но, прежде чѣмъ вполнѣ обнаружились всѣ эти признаки приближенія дня въ нашей суетливой столицѣ, Николай былъ уже въ Сити и стоялъ подъ окнами дома, гдѣ жила его мать. Домъ былъ печальный и мрачный, но для него онъ былъ полонъ свѣта и жизни: здѣсь, въ этихъ старыхъ стѣнахъ, билось во всякомъ случаѣ одно сердце, чувствовавшее съ нимъ заодно, сердце, въ которомъ текла та же горячая кровь, что и въ его собственныхъ жилахъ, закипавшая отъ всякаго оскорбленія, отъ всякой обиды.
   Онъ перешелъ черезъ улицу и поднялъ глаза къ окну той комнаты, гдѣ, какъ онъ зналъ, спала его сестра. Окно было задернуто занавѣской. "Бѣдная дѣвочка! Она и не подозрѣваетъ, кто тутъ стоитъ, такъ близко отъ нея!" -- подумалъ Николай, и на одну минуту ему стало почти досадно, что она не видитъ его и ничего не скажетъ ему на прощанье. Но тутъ же, поймавъ себя на этой малодушной мысли, онъ прошепталъ:-- "Боже мой, какой я, однако, мальчишка!"
   Онъ прошелъ нѣсколько шаговъ и вернулся на прежнее мѣсто.
   "Нѣтъ, лучше такъ, какъ оно есть,-- сказалъ онъ себѣ.-- Когда мы разставались въ прошлый разъ, я могъ тысячу разъ съ ними проститься, если бы хотѣлъ, но тогда я рѣшилъ избавить ихъ отъ тягостной минуты прощанья. Отчего же не сдѣлать такъ и теперь?"
   Тутъ ему вдругъ показалось, что занавѣска на окнѣ чуть-чуть шевельнулась; у него мелькнула мысль, что Кетъ у окна, и по одному изъ странныхъ противорѣчій чувства, свойственныхъ всѣмъ намъ, онъ невольно попятился подъ арку воротъ, чтобы Кетъ не могла его видѣть. Онъ улыбнулся своей слабости, сказалъ: "Храни ихъ Господь!" и пошелъ прочь легкимъ шагомъ.
   Смайкъ съ Ньюмэномъ давно уже поджидали его въ старой квартирѣ. Ньюмэнъ истратилъ свое дневное жалованье на ромъ и молоко для подкрѣпленія силъ путешественниковъ. Вещи увязали въ узелъ, Смайкъ взвалилъ его на плечи, и всѣ трое вышли изъ дому, ибо, по настоянію Ньюмэна, у нихъ еще съ вечера было условлено, что онъ проводитъ ихъ часть дороги.
   -- Ну, куда же теперь?-- спросилъ Ньюмэнъ уныло.
   -- Сначала въ Кингстонъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- А потомъ? Оттого вы не хотите сказать мнѣ, куда вы идете?
   -- Оттого, что я и самъ еще не знаю, добрый мой другъ,-- сказалъ Николай, положивъ руку ему на плечо,-- а еслибъ и зналъ, такъ вѣдь у меня нѣтъ пока никакого опредѣленнаго плана, у я могу сто разъ перемѣнить мѣсто, прежде чѣмъ вы успѣете мнѣ написать.
   -- А я такъ боюсь, что у васъ есть вполнѣ сложившійся планъ, только вы скрываете его отъ меня,-- проговорилъ подозрительно Ньюмэнъ.
   -- Если есть, такъ значитъ онъ запрятанъ такъ глубоко, что я и самъ еще не добрался до него. Будьте покойны: на чемъ бы я ни порѣшилъ, я скоро вамъ напишу.
   -- Вы не забудете?
   -- Конечно, нѣтъ: у меня не такъ много друзей, чтобы я рисковалъ запутаться въ счетѣ и позабыть лучшаго изъ нихъ.
   Въ такихъ разговорахъ они прошли часа два, но могли бы пройти и два дня, если бы Николай не сѣлъ, наконецъ, на камень у дороги и не объявилъ рѣшительнымъ тономъ, что онъ не сдѣлаетъ ни шагу дальше, пока Ньюмэнъ не вернется назадъ. Безуспѣшно поторговавшись въ надеждѣ выторговать въ свою пользу сперва полмили, потомъ хоть четверть, Ньюмэнъ долженъ быль покориться и, послѣ долгаго сердечнаго прощанья, направилъ свои стопы къ Гольденъ-Скверу, поминутно оборачиваясь, чтобы помахать шляпой двумъ путникамъ даже тогда, когда они превратились въ двѣ темныя, чуть видныя точки.
   -- Ну, Смайкъ, теперь слушай,-- сказалъ Николай, когда они остались вдвоемъ и бодро зашагали впередъ,-- мы идемъ въ Портсмутъ.
   Смайкъ кивнулъ головой и улыбнулся, по не обнаружилъ никакихъ признаковъ волненія: въ Портсмутъ они шли или въ Портъ-Рояль,-- ему было все равно, пока они шли вмѣстѣ.
   -- У меня нѣтъ большой опытности въ житейскихъ дѣлахъ,-- продолжалъ Николай;-- но Портсмутъ -- приморскій городъ, и если мы не достанемъ другой работы, мнѣ кажется, мы всегда можемъ поступить на корабль. За мной молодость и энергія; я вездѣ могу быть полезнымъ работникомъ, да и ты тоже.
   -- Надѣюсь,-- отозвался Смайкъ. Когда я жилъ въ... ну, да вы знаете, о какомъ мѣстѣ я говорю...
   -- Знаю, можешь не называть.
   -- Ну, такъ вотъ, когда я жилъ тамъ,-- продолжалъ Смайкъ, и глаза его заблестѣли въ предвкушеніи удовольствія похвастаться своими талантами,-- я и корову доилъ, и лошадь чистилъ не хуже другихъ.
   -- Ага,-- сказалъ Николай совершенно серьезно.-- Только видишь ли, Смайкъ, едва ли на корабляхъ держатъ лошадей и коровъ, а если и везутъ когда-нибудь лошадь, такъ ее тамъ не очень-то чистятъ. Но вѣдь ты можешь научиться и другой работѣ, было бы только желаніе.
   -- О, желаніе у меня есть!-- воскликнулъ Смайкъ, опять просіявъ.
   -- Я это знаю. Ну, а если ты не справишься съ новой работой, я буду работать за двоихъ.
   -- Мы сегодня пройдемъ всю дорогу?-- спросилъ Смайкъ, помолчало.
   -- Ну, нѣтъ, это было бы непосильнымъ трудомъ даже для твоихъ длинныхъ ногъ,-- проговорилъ Николай съ добродушной улыбкой.-- Нѣтъ, видишь-ли, что я тебѣ скажу, что мнѣ пришло на мысль. Въ тридцати съ чѣмъ-то и и я ихъ отъ Лондона есть городокъ Годальмнигъ -- я по картѣ смотрѣлъ,-- такъ я думаю тамъ переночевать. А завтра двинемся дальше: у насъ слишкомъ мало денегъ, чтобы долго оставаться въ пути. Дай мнѣ, однако, твой узелъ, я понесу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, и не просите, не дамъ,-- и Смайкъ отскочилъ отъ него.
   -- Отчего же?
   -- Дайте мнѣ хоть что-нибудь сдѣлать для васъ. Вы никогда не хотите доставить мнѣ случай вамъ отслужить за все. Вы и не знаете, что я постоянно день и ночь о томъ только и думаю, какъ бы вамъ угодить.
   -- Глупый ты мальчикъ!-- сказалъ Николай.-- Конечно, я отлично это знаю и вижу, иначе я быль бы слѣпой, безчувственный скотъ... Послушай, Смайкъ, я хочу спросить у тебя одну вещь, кстати теперь мы одни,-- прибавилъ онъ и пристально посмотрѣлъ ему въ глаза,-- скажи мнѣ: хорошая у тебя память?
   Смайкъ грустно покачалъ головой
   -- Не знаю,-- отвѣчалъ онъ,-- когда-то, кажется, была хороша, но теперь все отъ меня ушло, все пропало.
   -- А отчего ты думаешь, что прежде она была хороша?-- спросилъ Николай съ такой живостью, какъ будто этотъ отвѣтъ давалъ ему въ руки нить, по которой онъ могъ добраться до интересовавшаго его пункта.
   -- Потому что ребенкомъ я все помнилъ,-- отвѣчалъ Смайкъ,-- но это было давно, очень давно, по крайней мѣрѣ, мнѣ такъ кажется. Въ томъ мѣстѣ, откуда вы меня увели, у меня всегда голова шла крутомъ, мысли путались и я ничего не могъ припомнить, иногда даже не понималъ, что мнѣ говорятъ. А... постойте... кажется, я...
   -- Ты вѣрно забылъ, о чемъ мы съ тобой говорили?-- спросилъ Николай, тронувъ его за плечо.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ юноша съ блуждающимъ взглядомъ.-- Я только вспоминалъ, какъ...-- и онъ невольно содрогнулся.
   -- Не думай больше объ этомъ отвратительномъ мѣстѣ: то, что тамъ было, прошло и никогда не вернется,-- сказалъ Николай, заглядывая въ глаза своему бѣдному другу, въ эти глаза, быстро принимавшіе въ эту минуту безсмысленное, перепуганное выраженіе, когда-то привычное имъ, да и теперь еще часто возвращавшееся.-- Опиши мнѣ лучше тотъ день, когда ты въ первый разъ пріѣхалъ въ Іоркширъ.
   -- А?
   -- Вѣдь это было раньше, чѣмъ ты началъ терять память,-- проговорилъ спокойно Николай.-- Ну, разскажи, какая была погода въ тотъ день: жарко было или холодно?
   -- Сыро, очень сыро. Шелъ сильный дождь. Я и потомъ бывало, какъ только идетъ сильный дождь, всегда вспоминаю тотъ вечеръ и плачу, а они столпятся вокругъ меня и смѣются, что я плачу изъ-за дождя. "Точно маленькій'", говорятъ, а это еще больше напомнитъ мнѣ то время, и я еще пуще заплачу. Иной разъ меня даже дрожь пробирала, такъ живо я видѣлъ себя, какимъ я былъ тогда, когда въ первый разъ вошелъ въ этотъ домъ.
   -- Какимъ былъ тогда,-- повторилъ Николай съ притворной безпечностью.-- А какимъ-же ты тогда былъ?
   -- Совсѣмъ маленькій мальчикъ, такой маленькій, что уже ради одного этого они могли бы меня пожалѣть.
   -- Какъ же ты пріѣхалъ, одинъ?
   -- Я не одинъ пріѣхалъ, о, нѣтъ!
   -- А съ кѣмъ-же?
   -- Съ какимъ-то человѣкомъ. Худой такой и смуглый. Я слышалъ, какъ о немъ говорили въ школѣ, да я и самъ его помнилъ. Я былъ радъ избавиться отъ него: я его боялся, но ихъ я еще больше боялся, съ ними мнѣ было еще хуже.
   -- Взгляни на меня,-- сказалъ Николай, чтобы заставить его сосредоточить вниманіе.-- Вотъ такъ, не отворачивайся. Не припоминаешь ли ты какой-нибудь женщины, доброй женщины, которая няньчила бы тебя маленькаго, цѣловала бы тебя, называла "дитя мое"?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ бѣдный мальчикъ, качая головой,-- нѣтъ, не припомню.
   -- Ну, а не помнишь ли какого-нибудь дома, другого дома, не того, что въ Іоркишрѣ?
   -- Нѣтъ,-- проговорилъ юноша грустно,-- дома не помню, а комнату да. Помню, я спалъ въ этой комнатѣ -- большой и пустынной, гдѣ-то подъ крышей, съ подъемной дверью въ потолкѣ. Часто по ночамъ я съ головой закрывался одѣяломъ, чтобы не видѣть этой двери, потому что она пугала меня: я все спрашивалъ себя, что можетъ быть тамъ, за дверью... Я былъ вѣдь тогда крошечный мальчикъ и спалъ совсѣмъ одинъ. Помню еще, тамъ были часы; они стояли въ углу. Это я хорошо помню. Я никогда не забывалъ этой комнаты, она мнѣ и теперь часто снится. Какъ только я вижу страшный сонъ, такъ непремѣнно вижу и ее. Я вижу въ ней людей и картины, которыхъ никогда не видалъ раньше, но комната остается всегда одна и та же, она не мѣняется.
   -- Не отдашь ли ты мнѣ твой узелъ теперь?-- спросилъ Николай, круто перемѣнивъ разговоръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не отдамъ... ну, что же, идемте!
   И Смайкъ ускорилъ шаги, очевидно, воображая, что все это время они стояли на мѣстѣ. Николай внимательно за нимъ наблюдалъ и каждое слово изъ ихъ разговора запечатлѣлось въ его памяти.
   Было уже около часу пополудни, и хотя густая дымка тумана еще заволакивала городъ, оставшійся позади, какъ будто дыханіе обитавшихъ въ немъ дѣльцовъ, притягиваемое этимъ царствомъ барышей и наживы, сперлось надъ нимъ и не хотѣло улетѣть вверхъ, въ спокойное, ясное небо,-- открытый видъ впереди былъ свѣтелъ и прекрасенъ. Мѣстами, въ низинахъ, еще держались клочья тумана, которые солнце не успѣло разогнать, но и они таяли понемногу, и съ высоты холмовъ, куда теперь поднялись путешественники, весело было смотрѣть, какъ эта тяжелая сѣрая масса свѣтлѣетъ и расплывается подъ животворнымъ дѣйствіемъ его теплыхъ лучей. Прекрасное, щедрое солнце лило свой свѣтъ на рѣчныя воды и на зеленыя пастбища такъ же обильно, какъ лѣтомъ, но оставляло нашимъ путникамъ всю бодрящую свѣжесть ранней весны. Земля, казалось, имъ, ходитъ у нихъ подъ ногами, колокольчики стадъ раздавались веселой музыкой въ ихъ ушахъ, и согрѣтые движеніемъ, окрыленные надеждой, они быстро и бодро шли впередъ.
   День подходилъ къ вечеру. Яркія краски блѣднѣли и принимали болѣе нѣжные тоны, точно молодыя надежды, увядающія подъ пятою всесокрушающаго времени, или юношескія черты, на которыя постепенно нисходитъ спокойная ясность зрѣлыхъ лѣтъ. Но и теперь, въ своемъ тихомъ угасаніи, онѣ были не менѣе хороши, чѣмъ при полномъ блескѣ полудня, ибо каждой порѣ дня, каждому возрасту природа даритъ свою особую красоту. Съ утра до вечера, отъ колыбели до могилы мы видимъ лишь сплошной рядъ переходовъ, такихъ тонкихъ и постепенныхъ, что едва можемъ ихъ прослѣдить.
   Путешественники добрались, наконецъ, до Годальминга, заняли двѣ постели въ скромной гостиницѣ и заснули крѣпкимъ сномъ. Поутру поднялись рано, хотя и не такъ рано, какъ солнце, и сейчасъ же тронулись въ путь, если и не съ такими свѣжими силами, какъ наканунѣ, то во всякомъ случаѣ съ достаточнымъ запасомъ бодрости и надежды въ душѣ.
   Путь оказался труднѣе вчерашняго, такъ какъ имъ пришлось все время подниматься въ гору по крутымъ откосамъ холмовъ, а въ дорогѣ, какъ и въ жизни, спускаться подъ гору гораздо легче, чѣмъ подниматься. По они все таки шли, не унывая, настойчиво превозмогая всѣ трудности, а на свѣтѣ нѣтъ такой высокой горы, которую не могла бы одолѣть настойчивость человѣка.
   Они поднялись на вершину "Чортовой Чаши", и Николай прочелъ вслухъ надпись на камнѣ, который быль нарочно поставленъ въ этомъ дикомъ мѣстѣ. Смайкъ слушалъ съ жаднымъ любопытствомъ. Надпись повѣствуетъ объ одномъ убійствѣ, совершенномъ здѣсь ночью очень давно. Итакъ, трава, на которой они стоили, была нѣкогда пропитана кровью; кровь убитаго человѣка стекала капля по каплѣ въ глубокую котловину, которая дала названіе этому мѣсту. "Да, никогда, я думаю, "Чортова Чаша" не наполнялась болѣе подходящимъ напиткомъ", подумалъ Николай, заглянувъ въ бездонную яму.
   Прежнимъ бодрымъ шагомъ пошли они дальше и, наконецъ, вступили въ широкую равнину. Но то была не плоская, ровная, скучная равнина: холмы, пригорки и горы разнообразили ея зеленѣющую гладь. Здѣсь, почти отвѣсно вздымалась къ небу вершина неимовѣрной крутизны, доступная развѣ однѣмъ только овцамъ да козамъ, что паслись по ея склонамъ; тамъ возвышался зеленый холмъ, такой отлогій и круглый, такихъ нѣжныхъ очертаній, такъ незамѣтно переходившій въ равнину, что трудно было сказать, гдѣ онъ начинается и гдѣ ему конецъ. Холмъ громоздился на холмѣ, бугры и пригорки, волнистые и угловатые, гладкіе и неровные, изящные и неуклюжіе, разбросанные какъ попало, безъ всякой системы, загораживали видъ со всѣхъ сторонъ. Порой съ внезапнымъ шумомъ неизвѣстно откуда, словно изъ подъ земли, поднималась стая воронъ, кружилась съ рѣзкимъ карканьемъ надъ вершиной ближайшаго холма, какъ будто не рѣшаясь, куда направить свои полетъ, потомъ на мигъ застывала въ воздухѣ, распластавъ крылья, и вдругъ стремительно бросалась въ какой-нибудь узкій проходъ между двухъ горъ и исчезала въ долинѣ.
   Но вотъ мало-по-малу холмы начали разступаться, видъ все расширялся, и наконецъ путники вышли опять на широкую, открытую поляну. Теперь они были близко къ цѣли своего странствія, и это сознаніе придало имъ новую бодрость. Но путь былъ все таки трудный, шли они долго, и Смайкъ очень усталъ. Сумерки почти смѣнились ночью, когда они дошли къ дверямъ придорожной харчевни. Оказалось, что до Портсмута остается еще двѣнадцать миль.
   -- Двѣнадцать миль,-- проговорилъ Николай, опираясь обѣими руками на свою палку и съ сомнѣніемъ поглядывая на Смайка.
   -- Двѣнадцать добрыхъ миль,-- повторилъ трактирщикъ.
   -- Дорога хорошая?-- спросилъ Николай.
   -- Нѣтъ, очень скверная,-- отвѣчалъ трактирщикъ и, разумѣется, въ качествѣ трактирщика, онъ не могъ отвѣтить иначе.
   -- Не знаю, право, какъ намъ быть,-- произнесъ Николай нерѣшительно.-- Слѣдовало бы идти.
   -- Я бы не пошелъ, будь я на вашемъ мѣстѣ,-- замѣтилъ трактирщикъ.-- Говорю это не съ тѣмъ, чтобы заманивать васъ къ себѣ.
   -- Не пошли бы,-- повторилъ Николай, все еще колеблясь.
   -- Нѣтъ. Развѣ что со свѣжими силами.
   Съ этими словами трактирщикъ поддернулъ свой фартукъ, заложилъ руки въ карманы, отошелъ шага на два отъ двери и поглядѣлъ вдоль темной дороги съ притворно равнодушнымъ видомъ.
   Николай взглянулъ на измученное лицо Смайка, и это заставило его рѣшиться. Откинувъ въ сторону всякія колебанія, онъ объявилъ, что остается.
   Хозяинъ привелъ ихъ въ кухню, и такъ какъ тамъ пылалъ яркій огонь, замѣтилъ, что на дворѣ очень холодно. Еслибъ огонь горѣлъ слабо, онъ сказалъ бы, что на дворѣ очень жарко.
   -- Что вы намъ подадите на ужинъ?-- былъ естественный вопросъ гостя.
   -- А что прикажете подать?-- быль не менѣе естественный отвѣтъ хозяина.
   Николай заикнулся было о холодной говядинѣ, но холодный говядины не было,-- осторожно намекнулъ на яичницу, но яицъ тоже не было,-- попыталъ счастья на бараньихъ котлетахъ, но сказалось, что о баранинѣ и слыхомъ не слыхать на три мили въ окружности; за то на прошлой недѣлѣ ея было столько, что некуда было дѣвать, и послѣзавтра ожидается огромный подвозъ.
   -- Въ такомъ случаѣ мнѣ остается предоставить вамъ выборъ, какъ я и хотѣлъ сдѣлать сначала,-- сказалъ Николай.
   -- Такъ я вамъ вотъ что скажу,-- отвѣчалъ на это хозяинъ.-- Въ залѣ у насъ сидитъ одинъ джентльменъ: заказалъ къ девяти горячій мясной пуддингъ съ картофелемъ. Ему не съѣсть всего, и я почти увѣренъ, что вамъ можно будетъ поужинать съ нимъ. Я сейчасъ къ нему сбѣгаю, спрошу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу,-- сказалъ Николай, удерживая его.-- Я... дѣло въ томъ... впрочемъ, отчего не сказать прямо? Мы путешественники очень скромные, какъ вы и сами можете видѣть; мы сдѣлали всю дорогу пѣшкомъ. Вашему джентльмену, пожалуй, не понравится наше общество; это болѣе чѣмъ вѣроятно, а я, хоть, видъ у меня и непрезентабельный, я слишкомъ гордъ, чтобы навязываться.
   -- Господь съ вами!-- воскликнулъ хозяинъ.-- Да вѣдь это только мистеръ Кромльсъ! Онъ совсѣмъ не взыскателенъ.
   -- Да,-- проговорилъ Николай, на котораго, ужъ если говорить правду, перспектива горячаго пуддинга произвела довольно-таки сильное впечатлѣніе.
   -- Меньше, чѣмъ кто-нибудь,-- сказалъ хозяинъ.-- Я знаю, вы ему понравитесь. Да вотъ, мы это сейчасъ увидимъ. Подойдите минутку.
   И, не дожидаясь больше разрѣшенія, онъ побѣжалъ въ залу. Впрочемъ, Николай и не пытался его удержать, благоразумно разсудивъ, что ужинъ при существующихъ обстоятельствахъ слишкомъ серьезный вопросъ, которымъ шутить нельзя. Хозяинъ очень скоро вернулся, торжествующій и взволнованный.
   -- Дѣло выгорѣло,-- сказалъ онъ.-- Я это заранѣе зналъ. Идите. Вы тамъ увидите такое, что не пожалѣете, зачѣмъ пошли. Господи, и откуда у нихъ что берется!
   Что означалъ этотъ восторженный возгласъ осталось неизвѣстнымъ: разспрашивать было некогда, ибо хозяинъ уже распахнулъ двери залы, куда и вступили Николай со Смайкомъ,-- послѣдній съ узломъ на плечахъ, который онъ несъ такъ бережно, точно это былъ мѣшокъ съ золотомъ.
   Николай приготовился увидѣть что-нибудь необычайное, но все же не до такой степени, какъ то, что онъ увидѣлъ. Въ глубинѣ комнаты, противъ дверей, два мальчика-подростка, одинъ очень высокій, другой очень низенькій, одѣтые оба матросами (т. е. тѣми фантастическими матросами, какихъ мы видимъ только на сценѣ), въ широкихъ кушакахъ, въ башмакахъ съ пряжками, въ парикахъ съ косичками и съ полнымъ наборомъ огнестрѣльнаго и холоднаго оружія, дрались на шпагахъ, на тѣхъ коротенькихъ шпагахъ съ широкими лезвіями и соломенными рукоятками, какія употребляются во всѣхъ второстепенныхъ театрахъ, изображая "кровопролитную битву", какъ пишется въ афишахъ. Низенькій матросъ одолѣвалъ высокаго, которому приходилось совсѣмъ плохо, а какой-то человѣкъ, большого роста, толстый и плечистый, примостившись на кончикѣ стола, наблюдалъ за сраженіемъ, патетически взывая къ обоимъ бойцамъ, чтобъ они выбивали побольше искръ изъ своихъ шпагъ, если хотятъ, чтобы пьеса имѣла успѣхъ.
   -- Мистеръ Винцентъ Кромльсъ,-- заговорилъ трактирщикъ чрезвычайно почтительно,-- вотъ тотъ молодой джентльменъ: я привелъ его.
   Мистеръ Винцентъ Кромльсъ удостоилъ Николая поклономъ, представлявшимъ нѣчто среднее между изысканнымъ привѣтствіемъ римскаго императора и пріятельскимъ кивкомъ пьянаго собутыльника, затѣмъ приказалъ хозяину удалиться и притворить дверь.
   -- Картина, не правда ли?-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, сдѣлавъ знакъ Николаю, чтобы онъ не мѣшалъ.-- Маленькій побѣждаетъ: если большой не попроситъ, пощады, черезъ секунду онъ превратится въ трупъ. Ну-ка, ребята, сначала!
   Воины разошлись и сшиблись опять съ удвоеннымъ азартомъ. Отъ шпагъ дождемъ сыпались искры, къ великому удовольствію мистера Кромльса, видимо считавшаго эту статью особенно важной. Бой длился нѣкоторое время, не приводя къ рѣшительнымъ результатамъ; съ обѣихъ сторонъ было уже отпущено сотни по двѣ ударовъ. Наконецъ, низенькій упалъ на одно колѣно, но оказалось, что это ему нипочемъ: онъ и въ этой позѣ дѣйствовало съ такимъ же успѣхомъ при помощи своей лѣвой руки и продолжалъ отчаянно сражаться, пока высокій не вышибъ у него шпаги. Казалось бы, что при такихъ критическихъ обстоятельствахъ низенькому остается только сдаться и попросить пощады, по вмѣсто этого онъ неожиданно выхватилъ изъ-за пояса большой пистолетъ и наставилъ его прямо въ лицо врагу. Ошеломленный такою находчивостью (на которую онъ никакъ не разсчитывалъ), высокій зазѣвался, а низенькій, пользуясь этимъ, поднялъ свою шпагу, и битва загорѣлась вновь. Опять посыпались удары, самые разнообразные, фантастическіе, не виданные даже въ настоящихъ сраженіяхъ: удары лѣвой рукой, удары изъ подъ колѣна, черезъ правое плечо и черезъ лѣвое. А когда низенькій со всего маху хватилъ высокаго по ногамъ и, будь это въ настоящемъ бою, непремѣнно отсѣкъ бы ихъ начисто, высокій перескочилъ черезъ шпагу низенькаго, послѣ чего, дабы уравновѣсить шансы, а можетъ быть, для симметріи, въ свою очередь, хватилъ того по ногамъ, и тогда низенькій перескочилъ черезъ его шпагу. Долго еще стучали клинки и поддергивались "невыразимые" (за отсутствіемъ подтяжекъ въ матросскихъ костюмахъ). Наконецъ, низенькій (изображавшій, очевидно, положительный типъ, ибо онъ всегда одерживалъ верхъ), собравъ всѣ свои силы, сдѣлалъ послѣдній отчаянный натискъ и схватился съ высокимъ не на животъ, а на смерть. Послѣ безуспѣшной борьбы высокій упалъ и испустилъ духъ въ жестокихъ мученіяхъ, а низенькій наступилъ ему ногою на грудь и проткнулъ его шпагой.
   -- Ну, дѣти мои, если вы хорошо постараетесь, вы заработаете не одинъ "бисъ" этой сценой,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- А теперь переодѣньтесь и отдохните.
   Отпустивъ двухъ бойцовъ этими милостивыми словами, мистеръ Кромльсъ повернулся къ Николаю. Оказалось, что физіономія мистера Кромльса по своимъ размѣрамъ вполнѣ соотвѣтствовала его корпуленціи. Другими его особенностями, бросившимися въ глаза Николаю, были: очень толстая нижняя губа., очень хриплый голосъ (должно быть вслѣдствіе привычки постоянно кричать) и очень черные волосы, остриженные до самаго тѣла съ тою цѣлью (какъ узналъ впослѣдствіи Николай), чтобы удобнѣе было надѣвать всякіе парики.
   -- Ну, что же сэръ, какого вы мнѣнія объ этой маленькой сценкѣ?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Прекрасно, превосходно!-- отвѣчалъ Николай.
   -- Не часто вы увидите такихъ молодцовъ, какъ вы думаете?
   Николай согласился, но позволилъ себѣ замѣтить, что было бы лучше, еслибъ бойцы были больше подъ стать другъ другу.
   -- Больше подъ стать?-- воскликнулъ съ удивленіемъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Т. е. подъ ростъ, хотѣлъ я сказать,-- пояснилъ Николай.
   -- Подъ ростъ? Христосъ съ вами! Да вѣдь на нашихъ поединкахъ въ томъ-то вся и суть, чтобы одинъ былъ фута на два выше другого. Какъ же иначе вы заинтересуете публику?... Нѣтъ, въ нашихъ сраженіяхъ необходимо, чтобы или маленькій дрался съ большимъ, или чтобы пятеро нападало на одного. Но для послѣдняго эффекта въ нашей труппѣ слишкомъ мало людей.
   -- Понимаю, сказалъ Николай.-- Прошу извинить, мнѣ не пришло это въ голову.
   -- Да, да, въ этомъ вся суть,-- повторилъ мистеръ Кромльсъ.-- Послѣ завтрака я открываю въ Портсмутѣ театральный сезонъ. Если будете въ Портсмутѣ, загляните въ театръ: любопытно, что-то вы скажете.
   Николай обѣщалъ непремѣнно побывать въ портсмутскомъ театрѣ, если представится случай, и, придвинувъ свой стулъ поближе къ огню вступилъ въ разговоръ съ антрепренеромъ. Мистеръ Кромльсъ былъ очень разговорчивъ и со общителенъ, но столько, быть можетъ, благодаря врожденной наклонности къ изліяніямъ, сколько по милости водки съ водой, которую онъ потягивалъ весьма основательно, и огромныхъ понюшекъ табаку, извлекаемыхъ имъ изъ сѣраго бумажнаго свертка, оттопыривавшаго его жилетный карманъ. Съ полнѣйшей откровенностью, не утаивъ ни одной подробности, онъ разсказалъ всѣ свои планы, всѣ дѣла и съ любовью распространился о достоинствахъ своей труппы и о талантахъ членовъ своей семьи, къ числу которыхъ принадлежали и два благородныхъ бойца съ короткими шпагами. Николай вскорѣ узналъ, что на завтра въ Портсмутѣ назначенъ съѣздъ прикосновенныхъ къ театру дамъ и джентльменовъ. Туда же направился (не на весь сезонъ, а только на нѣсколько спектаклей) и отецъ съ сыновьями, закончивъ съ блистательнымъ успѣхомъ сбой ангажементъ въ Гильдфордѣ.
   -- А вы тоже въ Портсмутъ?-- спросилъ въ заключеніе мистеръ Кромльсъ.
   -- Д-да,-- отвѣчалъ Николай неохотно.
   -- Городъ вамъ знакомь?-- продолжалъ допрашивать антрепренеръ, считавшій, очевидно, что онъ имѣетъ право на такую же откровенность со стороны своего собесѣдника, какую высказалъ самъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Никогда тамъ не бывали?
   -- Никогда.
   Мистеръ Винцентъ Кромльсъ прокашлялся сухимъ, короткимъ кашлемъ, желая этимъ сказать: "хочешь скрытничать -- твое дѣло", послѣ чего досталъ изъ бумажнаго свертка и отправилъ къ себѣ въ носъ такое количество понюшекъ, что Николай только подивился, куда все это проваливается.
   Бесѣдуя съ Николаемъ, мистеръ Кромльсъ въ то же время съ большимъ любопытствомъ посматривалъ на Смайка, наружность котораго видимо поразило его съ перваго же взгляда. Смайкъ успѣлъ заснуть и теперь клевалъ носомъ, сидя на своемъ стулъ.
   -- Извините... можетъ быть, мое замѣчаніе вамъ не понравится,-- заговорилъ мистеръ Кромльсъ, нагибаясь къ Николаю, и докончилъ вполголоса:-- Какая сценическая наружность у вашего друга!
   -- Бѣдняга!-- сказалъ Николай, улыбнувшись.-- Хотѣлъ бы я, чтобы онъ былъ немного потолще и не имѣлъ такого замореннаго вида.
   -- Потолще!-- вскричалъ въ ужасѣ антрепренеръ.-- Да вѣдь это испортило бы всю музыку!
   -- Вы думаете?
   -- Еще бы! Да знаете ли вы, продолжалъ конфиденціальнымъ тономъ мистеръ Кромльсъ, выразительно ударивъ себя по колѣнкѣ,-- выйди онъ на сцену сейчасъ, какъ онъ есть, безъ всякимъ подушекъ, даже безъ гримировки,-- выйди онъ въ роли умирающаго съ голоду нищаго,-- это будетъ такой эффектъ, о какомъ и не слыхали никогда въ здѣшнихъ мѣстахъ. Мазните ему на кончикъ носа капельку румянь, и изъ него выйдетъ такой аптекарь въ "Ромео и Джульеттѣ", что чудо! Весь театръ задрожитъ отъ апплодисментовъ, какъ только онъ просунетъ голову въ дверь, ближайшую отъ рампы, направо.
   -- Вы смотрите на него съ профессіональной точки зрѣнія,-- сказалъ со смѣхомъ Николай.
   -- Понятно,-- подхватилъ антрепренеръ.-- Я никогда не встрѣчалъ человѣка, болѣе подходящаго къ этому амплуа, съ тѣхъ поръ, какъ состою членомъ нашей профессіи, а я, слава Богу, выступалъ на подмосткахъ еще полуторагодовалымъ ребенкомъ въ роляхъ толстыхъ дѣтей.
   Одновременное появленіе пуддинга и двухъ младшихъ мистеровъ Кромльсовъ придало разговору другой оборотъ, или, вѣрнѣе, положило ему конецъ на нѣкоторое время. Два юные джентльмена работали ножами и вилками почти-что не хуже, чѣмъ шпагами, а такъ какъ и остальная компанія чувствовала себя не менѣе ихъ склонной къ питанію, то пока управлялись съ ужиномъ, было не до разговоровъ.
   Не успѣли два юные Кромльса проглотить по послѣднему съѣдобному куску пуддинга, какъ по многимъ признакамъ, которыхъ они не сумѣли скрыть, по ихъ полу-подавленнымъ зѣвкамъ и потягиваньямъ, для всѣхъ сдѣлалось очевиднымъ, что они томятся желаніемъ отправиться на боковую. То же желаніи, только еще болѣе откровенно, обнаружилъ и Смайкъ, который еще за ужиномъ нѣсколько разъ засыпалъ съ непрожеваннымъ кускомъ во рту. Въ виду такихъ осложненій Николай предложилъ было разойтись, но мистеръ Кромльсъ объявилъ, что онъ не хочетъ и слышать объ этомъ: онъ разсчитывалъ имѣть удовольствіе угостить своего новаго знакомаго пуншемъ, и если тотъ откажется, онъ, Кромльсъ, будетъ считать себя глубоко оскорбленнымъ.
   -- Пусть ихъ идутъ,-- закончилъ мистеръ Кромльсъ,-- а мы съ вами примостимся у огонька и поболтаемъ.
   Николаю не очень хотѣлось спать (сказать по правдѣ, онъ былъ для этого слишкомъ озабоченъ), поэтому, подумавъ немного, онъ принялъ приглашеніе и, обмѣнявшись рукопожатіемъ съ юными Кромльсами, между тѣмъ какъ ихъ родитель съ своей стороны трогательно прощался съ Смайкомъ, подсѣлъ къ камину насупротивъ этого джентльмена и расположился принять дѣятельное участіе въ опустошеніи пуншевой чаши. Вскорѣ явился на сцену и пуншъ, горячій, дымящійся и такой аппетитный, что весело было смотрѣть на него и еще веселѣе вдыхать его ароматъ.
   Но, несмотря на пуншъ, несмотря на веселую болтовню мистера Кромльса, который разсказывалъ анекдотъ за анекдотомъ и уничтожалъ табакъ въ невѣроятномъ количествѣ, втягивая его въ себя и носомъ, въ видѣ понюшекъ, и ртомъ, черезъ длинную трубку, Николаю было невесело. Мысли его витали въ прошломъ, вокругъ его прежняго дома, а когда онѣ останавливались на теперешнемъ его положеніи, невѣрность будущаго набрасывала на нихъ свою черную тѣнь, которой но могли разорвать всѣ его усилія. Вниманіе не слушалось воли и не хотѣло сосредоточиться на разсказахъ антрепренера. Николай слышалъ его голосъ, но не слышалъ словъ, и когда мистеръ Винцентъ Кромльсъ заключилъ какую-то длинную исторію своихъ похожденій громкимъ, продолжительныя ь смѣхомъ и вопросомъ, какъ поступилъ бы онъ, Николай, при такихъ обстоятельствахъ, молодой человѣкъ былъ принужденъ извиниться и смиренно сознаться, что онъ по имѣетъ ни малѣйшаго представленія, о чемъ сейчасъ говорилось.
   -- Да, да, я и самъ это замѣтилъ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Вы что-то не въ своей тарелкѣ. Въ чемъ дѣло?
   Николай не могъ не улыбнуться безцеремонности этого вопроса, но, не считая нужнымъ таиться, признался, что его мучитъ сомнѣніе, удастся ли одинъ его планъ, ради котораго онъ и забрался въ эти края.
   -- Какой же это планъ?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Найти заработокъ, который далъ бы возможность просуществовать мнѣ и моему бѣдному товарищу,-- отвѣчалъ Николай.-- Вотъ вамъ вся правда. Вы навѣрное давно ее угадали, но все равно: заслуга добровольнаго признанія останется все-таки за мной.
   -- Почему же вы выбрали Портсмутъ предпочтительно передъ другими мѣстами?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ растапливая сургучъ, которымъ былъ залѣпленъ чубукъ его трубки, и сызнова расправляя его мизинцемъ.
   -- Тамъ въ гавани всегда есть корабли. Я попытаюсь поступить матросомъ на корабль. Мѣсто не важное, но будутъ хоть готовыя харчи.
   -- Знаю я эти харчи: солонина, скверный ромъ, гороховый пуддингъ, да сухари изъ осѣвковъ,-- процѣдилъ мистеръ Кромльсъ, затянувшись изъ своей трубки, чтобы не дать ей погаснуть, и возвращаясь къ своему занятію починки чубука.
   -- Бываетъ и хуже,-- сказалъ Николай.-- Надѣюсь, что я выдержу не хуже всякаго другого молодого малаго моихъ лѣтъ и моихъ скромныхъ привычекъ.
   -- Да, кто попалъ матросомъ на корабль, тому надо запастись выносливостью. Но вы не попадете.
   -- Почему?
   -- Потому что ни одинъ шкиперъ, ни одинъ штурманъ не захочетъ стравливать свою солонину на васъ, когда онъ всегда можетъ взять опытнаго моряка. Вѣдь тамъ такихъ моряковъ -- что устрицъ на уличныхъ лоткахъ, хоть прудъ ими пруди.
   -- То-есть какъ, я не понимаю?-- проговорилъ Николай, испуганный и этимъ предсказаніемъ, и убѣжденнымъ тономъ, какимъ оно было высказано.-- Вѣдь люди не родятся моряками. Морскому дѣлу, какъ и всему на свѣтѣ, выучиваются.
   Мистеръ Кромльсъ покачалъ головой.
   -- Выучиваются, но не въ ваши годы и не такіе бѣлоручки, какъ вы.
   Наступило молчаніе. У Николая вытянулось лицо. Онъ не шевелился я уныло смотрѣлъ на огонь.
   -- Не придумаете ли вы какой-нибудь другой профессіи, болѣе подходящей и выгодной для молодого человѣка съ вашимъ воспитаніемъ и наружностью?-- спросилъ наконецъ антрепренеръ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай, безнадежно покачавъ головой.
   -- Ну, такъ я вамъ ее назову.-- Мистеръ Кромльсъ швырнулъ трубку въ огонь и прокричалъ во все горло:-- Сцена!
   -- Сцена?-- повторилъ Николай почти такъ же громко.
   -- Да, сцена, лицедѣйство. Я самъ всю жизнь играю, жена моя играетъ, дѣти играютъ. Была у меня собака, которая всю жизнь прожила и умерла на сценѣ. А теперь лицедѣйствуетъ мой пони въ "Тамерланѣ". Скажите, слово, и я сейчасъ же ангажирую васъ и вашего друга. Мнѣ нужны новые актеры.
   -- Но я ничего не смыслю въ этомъ дѣлѣ,-- проговорилъ Николай, съ трудомъ переводя духъ, такъ его поразило это неожиданное предложеніе.-- Я игралъ только въ дѣтствѣ, когда учился въ школѣ, а съ тѣхъ поръ никогда.
   -- Ничего не значитъ: вы созваны для сцены. Въ вашей походкѣ, въ манерахъ -- высокая комедія, въ глазахъ -- трагедія, въ смѣхѣ -- веселый фарсъ. Изъ васъ выйдетъ такой заправскій актеръ, какъ будто вы съ самыхъ пеленокъ не видѣли ничего, кромѣ декорацій да рампы.
   Николай вспомнилъ, какъ мало денегъ останется у него въ карманѣ послѣ разсчета съ трактирщикомъ, и началъ колебаться.
   -- Вы будете полезны намъ во всѣхъ отношеніяхъ,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Подумайте, какія великолѣпныя рекламы для расклейки по стѣнамъ можетъ сочинять человѣкъ съ вашимъ образованіемъ!
   -- Н-да, съ этой статьей я, пожалуй, управлюсь,-- сказалъ Николай.
   -- Разумѣется! "Подробности смотри въ маленькихъ ручныхъ афишахъ" -- какъ заманчиво это звучитъ! А каждую такую подробность можно размазать на полъ-тома... А пьесы? По мѣрѣ надобности вы будете писать намъ и пьесы, да! Наше дѣло такое: намъ нужно, чтобы были заняты всѣ силы труппы, а изъ готовыхъ вещей не всегда найдешь такіе, чтобъ она отвѣчала этому условію.
   -- Ну, насчетъ послѣдняго пункта я не слишкомъ-то на себя полагаюсь,-- замѣтилъ Николай.-- Впрочемъ, можетъ быть, иной разъ, въ счастливую минуту, и удастся состряпать что-нибудь подходящее.
   -- Да вотъ намъ какъ разъ нужна новая мелодрама для перваго спектакля. Позвольте... Прежде всего: какіе имѣемъ мы рессурсы въ этомъ театрѣ? Великолѣпный сельскій пейзажъ, совершенно новый, это разъ. Затѣмъ: настоящій насосъ и двѣ большія бадьи. Вотъ вы и введете ихъ въ вашу пьесу.
   -- Какъ! Насосъ и бадьи?
   -- Ну, да. Я ихъ купилъ очень дешево, на распродажѣ. Они произведутъ фуроръ. Въ Лондонѣ всегда такъ дѣлается: пріобрѣтаются костюмы, бутафорскія вещи, и по нимъ пишется пьеса. Большинство лондонскихъ театровъ держатъ даже авторовъ для этой цѣли.
   -- Да что вы!-- воскликнулъ съ удивленіемъ Николай.
   -- Конечно. Самая обыкновенная вещь. А какъ красиво выйдетъ на афишахъ: "Настоящій насосъ", "Двѣ большія бадьи"... "Эффектъ небывалый"... и все въ отдѣльную строку... А не смекаете ли вы случаемъ по живописной части?
   -- Нѣтъ, живопись не принадлежитъ къ числу моихъ талантовъ.
   -- Ну, дѣлать нечего: на нѣтъ и суда нѣтъ. А то мы могли бы выпустить чудесныя афиши. Большая иллюстрація въ концѣ: полныя декораціи послѣдняго акта съ насосомъ и бадьями въ глубинѣ сцены. Но разъ вы не живописецъ, нечего и толковать; обойдемся и такъ.
   -- А сколько всего и буду получать-за свой трудъ?-- спросилъ Николай, помолчавъ.-- Проживемъ мы съ товарищемъ на нашъ заработокъ?
   -- Проживете ли? Господь съ вами! Да вы заживете по-царски! Считая все гуртомъ: актерское жалованье на двоихъ, да авторскій трудъ, вы будете зарабатывать... да, такъ: около фунта въ недѣлю.
   -- Вы не шутите?
   -- Нисколько. А если дѣла пойдутъ хорошо, ваши доходы удвоятся.
   Николай пожалъ плечами, не смѣя вѣрить. Но что предстояло ему впереди? Нищенская сума. И если бы даже у него хватило физическихъ и нравственныхъ силъ, чтобы стойко переносить всѣ крайности жестокой нужды, всѣ лишенія и черную работу, которыя его ожидали, имѣлъ ли онъ право подвергать имъ своего безпомощнаго друга? Затѣмъ ли вырвалъ онъ его изъ Дотбойса, чтобы обречь на такую же. горькую жизнь, какъ и та, какую его заставляли вести въ этомъ вертепѣ? Легко было ему считать пустяками семьдесятъ миль путешествія, пока онѣ были впереди, пока онѣ еще не разлучили его съ близкими сердцу и пока въ одномъ съ нимъ городѣ жилъ человѣкъ, который такъ возмутительно съ нимъ обошелся, который разбудилъ въ его душѣ всю горечь и злобу, на какія она была только способна. Но теперь эти семьдесятъ миль пугали его. Что, если онъ уйдетъ въ дальнее плаваніе, а мать его и сестра умрутъ въ это время?
   Откинувъ въ сторону всякія колебанія, онъ объявилъ мистеру Кромльсу, что принимаетъ его предложеніе, и они ударили по рукамъ.
   

ГЛАВА XXIII
описываетъ труппу мистера Винцента Кромльса и трактуетъ о его дѣлахъ, домашнихъ и театральныхъ.

   Такъ какъ у мистера Кромльса на конюшнѣ харчевни стояло страннаго вида четвероногое, которое онъ называлъ "своимъ нови", а въ сараѣ -- колымага, окрещенная имъ же "четырехколеснымъ фаэтономъ", то на другой дезь Николай могъ продолжать свое путешествіе съ такими удобствами, на которыя онъ никакъ не разсчитывалъ. Они съ антрепренеромъ заняли переднія мѣста, а на заднее сидѣнье запихали двухъ юныхъ Кромльсовъ со Смайкомъ и съ большой плетеной корзиной, въ которой, подъ защитой толстой клеенки на случай дождя, покоились шпаги, пистолеты, парики съ косичками, матросскіе костюмы и другіе профессіональные аттрибуты вышеназванныхъ молодыхъ джентльменовъ.
   Пони поспѣшалъ весьма медленно и, вѣроятно, благодаря своему сценическому воспитанію, обнаруживалъ отъ времени до времени непреодолимое поползновеніе растянуться на дорогѣ. Однако, мистеръ Кромльсъ, усиленно дѣйствуя кнутомъ и вожжами, благополучно поддерживалъ его на ногахъ, а когда этихъ средствъ оказывалось недостаточно, и животное рѣшительно останавливалось, мастеръ Кромльсъ старшій вылѣзалъ изъ колымаги и давалъ ему пинка. Съ помощью такихъ неотразимыхъ аргументовъ лошадку удавалось иногда убѣдить пробѣжать шаговъ двадцать, и такимъ образомъ по весьма мѣткому замѣчанію мистера Кромльса, компанія "какъ-никакъ, а подвигалась впередъ" къ удовольствію всѣхъ заинтересованныхъ сторонъ.
   -- Она все-таки славная лошадка, ее надо знать,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, оборачиваясь къ Николаю.
   Можетъ быть, лошадка была и "славная" для тѣхъ, кто зналъ ее близко, но ея косматая, растрепанная шерсть имѣла безспорно непривлекательный видъ. Поэтому Николай ограничился замѣчаніемъ, что "конечно, короткое знакомство въ такихъ случаяхъ много значитъ".
   -- А сколько концовъ она отмахивала за свою жизнь!-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ, ловко смазавъ пони кнутомъ по уху ради стараго знакомства.-- Она сдѣлалась членомъ нашей семьи. Мать ея тоже была на сценѣ.
   -- Неужели?
   -- Да. Четырнадцать слишкомъ лѣтъ онъ играла въ циркѣ: ѣла яблочные пироги, стрѣляла изъ пистолета, ложилась спать въ ночномъ колпакѣ, однимъ словомъ, исполняла главныя роли во всѣхъ пантомимахъ. А отецъ ея былъ танцовщикомъ.
   -- Отличался талантомъ?
   -- Нельзя сказать, онъ былъ изъ заурядныхъ пони. Дѣло, видите ли, въ томъ, что въ началѣ своей карьеры онъ ходилъ въ упряжи, работалъ поденно, и никогда уже не могъ отстать отъ своихъ старыхъ привычекъ.. Въ мелодраммахъ онъ былъ недуренъ, но глупъ, очень глупъ. Когда подруга его околѣла, онъ пристрастился къ портвейну.
   -- Къ портвейну?-- удивился Николай.
   -- Да. Онъ пилъ портвейнъ на сценѣ въ компаніи съ клоуномъ, но онъ былъ очень жаденъ, и вотъ въ одинъ прекрасный вечеръ онъ откусилъ кусокъ стекла отъ стакана, когда ему подавали вино, подавился и, такъ сказать, палъ жертвой своихъ вульгарныхъ наклонностей.
   Между тѣмъ потомокъ злосчастнаго животнаго требовалъ все большаго и большаго вниманіи со стороны мистера Кромльса, и такъ какъ этому почтенному джентльмену было недосугъ разговаривать, то Николай могъ на свободѣ предаваться своимъ мыслямъ.
   Наконецъ пріѣхали въ Портсмутъ. У подъемнаго моста мистеръ Кромльсъ остановилъ лошадь и сказалъ Николаю:
   -- Мы съ вами сойдемъ здѣсь, а мальчики завезутъ мой багажъ къ намъ на квартиру, а потомъ отведутъ лошадь въ конюшню. Пусть они захватятъ за одно и ваши вещи: онѣ могутъ покамѣстъ полежать у меня.
   Поблагодаривъ мистера Кромльса за его обязательное предложеніе, Николай соскочилъ на землю, взялъ подъ руку Смайка, и всѣ трое двинулись по главной улицѣ къ театру. Молодой человѣкъ чувствовалъ себя очень неловко и непокойно отъ сознанія, что черезъ нѣсколько минутъ онъ вступитъ въ новый, незнакомый ему міръ.
   Проходя по улицамъ, онъ видѣлъ на стѣнахъ и въ окнахъ лавокъ очень много афишъ, на которыхъ имена мистера Винцента Кромльса, мистриссъ Кромльсъ, мастера Кромльса старшаго, мастера П. Кромльса, и миссъ Кромльсъ были пропечатаны огромными буквами, а всѣ остальныя -- маленькими. Но вотъ, наконецъ, они вошли въ какія-то двери, откуда на нихъ пахнуло запахомъ апельсинныхъ корокъ и ламповаго масла съ примѣсью опилокъ, прошли ощупью по темному корридору, спустились куда-то внизъ по ступенькамъ, пролавировали по лабиринту изъ полотняныхъ рамъ и горшковъ съ краской и вступили на подмостки Портсмутскаго театра.
   -- Вотъ и пришли!-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.
   На сценѣ было не очень свѣтло, но Николай все-таки разсмотрѣлъ, что онъ стоитъ у первой кулисы, что подъ ногами у него грязный полъ, а кругомъ голыя стѣны, пыльныя декораціи, заплѣсневѣлыя облака и грубо размалеванный занавѣсъ. Онъ заглянулъ въ зрительный залъ: потолокъ, партеръ, ложи, галерея, мѣста для оркестра, драпировки и всевозможные орнаменты,-- все смотрѣло грубымъ, холоднымъ, печальнымъ и жалкимъ.
   -- Такъ это-то театръ!-- шепнулъ ему на- ухо Смайкъ.-- А я воображалъ, что въ немъ такъ свѣтло и красиво, что можно ослѣпнуть отъ блеска.
   -- Да, такой онъ и есть, только не днемъ, Смайкъ, не днемъ,-- отвѣчалъ Николай, пораженный и самъ почти не менѣе Смайка.
   Голосъ антрепренера, призывавшій его откуда-то изъ мрака прервалъ его наблюденія. На противуположномъ концѣ сцены, куда они со Смайкомъ теперь перешли, за маленькимъ овальнымь столомъ краснаго дерева на расшатанныхъ ножкахъ, сидѣла видная, дородная женщина лѣтъ сорока, сорока пяти, въ полипялой шелковой накидкѣ и съ непокрытой головой; шляпка, которою она держала за ленты, болталась у нея на рукѣ. Волосы (необыкновенно обильные) спускались ей на уши двумя крупными фестонами.
   Антрепренеръ подвелъ Николая къ этой леди и сказалъ ему:
   -- Мистеръ Джонсонъ (Николай взялъ это имя своимъ театральнымъ псевдонимомъ, вспомнивъ, что Ньюмэнъ Ногсъ окрестилъ его такъ, когда знакомилъ съ мистриссъ Кенвигзъ) -- мистеръ Джонсонъ, позвольте васъ представить: мистриссъ Винцентъ Кромльсъ.
   -- Очень рада познакомиться, сэръ,-- произнесла мистриссъ Кромльсъ гробовымъ голосомъ,-- тѣмъ болѣе, что въ вашемъ лицѣ я имѣю счастье привѣтствовать будущаго члена нашего братства.
   Съ этими словами дородная лэди пожала- Николаю руку. Онъ хоть и видѣлъ, что рука была большая, но никакъ не ожидалъ того богатырскаго рукопожатія, какимъ его удостоили.
   -- А это другой молодой человѣкъ?-- продолжала лэди, оставляя Николая и ступивъ нѣсколько шаговъ въ сторону Смайка, какъ это дѣлаютъ трагическія актрисы, когда играютъ королевъ.-- Милости просимъ въ нашу труппу. Мы рады и вамъ.
   -- Неправда ли, душенька, онъ намъ подойдетъ?-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, поднося къ носу понюшку.
   -- Онъ безподобенъ,-- объявила леди.-- Истинное пріобрѣтеніе для театра.
   Не успѣла мистриссъ Кромльсъ отмаршировать къ своему столу, какъ изъ какого-то невидимаго убѣжища на сцену выпорхнула дѣвочка въ грязной бѣлой юбочкѣ, въ коротенькихъ панталончикахъ, стянутыхъ у колѣнъ, въ открытыхъ башмакахъ съ перепутками, въ бѣломъ спенсерѣ съ зеленымъ шарфомъ черезъ плечо, въ розовой газовой шляпкѣ и въ папильоткахъ. Она сдѣлала пируэтъ, похлопала ножкой о ножку, опять сдѣлала пируэтъ, потомъ вдругъ воззрилась въ противоположную стѣну, вскрикнула, понеслась впередъ, круто остановилась въ шести дюймахъ отъ рампы и замерла въ прекрасной позѣ ужаса. Изъ-за кулисы, одной могучей глиссадой, вынырнулъ оборванный джентльменъ въ стоптанныхъ туфляхъ изъ бундовой кожи и сталъ передъ дѣвой, потрясая палкой и скрежеща зубами.
   -- Они репетируютъ "Индѣйца-дикаря и красавицу",-- сказала мистриссъ Кромльсъ.
   -- Маленькій балетъ-интермедія,-- пояснялъ мистеръ Кромльсъ.-- Чудесно, продолжайте... Мистеръ Джонсонъ, будьте добры сюда, къ сторонкѣ, вотъ такъ. Ну!
   Мистеръ Кромльсъ хлопнулъ въ ладоши. По этому сигналу дикарь разсвирѣпѣлъ и сдѣлалъ глиссаду къ красавицѣ, но красавица ловко увернулась, сдѣлавъ шесть пируэтовъ, и закончила послѣдній, ставъ прямо на носки. На дикаря это видимо произвело впечатлѣніе, ибо, показавъ еще нѣсколько образчиковъ своей свирѣпости и погонявшись за дѣвой по сценѣ, онъ началъ утихать и, наконецъ, приложивъ къ носу большой палецъ правой руки, остальными побарабанилъ себя по щекѣ, давая этимъ понять, что онъ сраженъ красотою юной пэри. Дѣйствуя подъ вліяніемъ обуявшей его страсти, онъ принялся колотить себя въ грудь и обнаруживать многіе другіе симптомы безумной любви. Благодаря ли тому обстоятельству, что всѣ эти проявленія были довольно прозаичнаго свойства, или по другой неизвѣстной причинѣ, только красавица вдругъ заснула, заснула, какъ убитая, на дерновой скамьѣ. Замѣтивъ это, дикарь нагнулся къ ней, оттопыривъ лѣвое ухо ладонью лѣвой руки, прислушался къ ея дыханію и выразительно закивалъ во всѣ стороны, давая знать тѣмъ, кого это могло интересовать, что она не притворяется, а дѣйствительно спитъ. Затѣмъ, будучи предоставленъ собственнымъ рессурсамъ, дикарь со скуки принялся танцовать въ одиночку. Въ тотъ самый моментъ, когда, онъ додѣлывалъ послѣднее па, красавица проснулась, протерла глаза, вскочила со скамьи и проплясала соло, да какое! Дикарь въ экстазѣ пожиралъ ее глазами, а когда она кончила, онъ сорвалъ съ ближайшаго дерева какую-то ботаническую рѣдкость, смахивавшую на маленькій кочанъ маринованной капусты, и преподнесъ ее прекрасной дѣвѣ. Сначала она не хотѣла брать, но дикарь пролилъ потоки слезъ, и она умилостивилась. Дикарь подпрыгнулъ отъ радости, а красавица отъ восторга передъ упоительнымъ ароматомъ маринованной капусты. Затѣмъ оба они пустились въ плясъ уже вмѣстѣ. Наконецъ дикарь опустился на одно колѣно, подставивъ своей дамѣ другое, на которое она вскочила одной ножкой, закончивъ такимъ образомъ балетъ и оставивъ зрителей въ пріятной неизвѣстности, выйдетъ ли она замужъ за дикаря или возвратится къ родителямъ.
   -- Прекрасно! Превосходно!-- воскликнулъ мистеръ Кромльсъ.-- Браво!
   -- Бра-во!-- закричалъ и Николай, рѣшившись видѣть все въ розовомъ свѣтѣ.
   -- Вотъ, сэръ, имѣю честь представить,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, подводя къ нему балерину,-- миссъ Нинетта Кромльсъ.
   -- Ваша дочь?
   -- Моя дочь, моя дочь, сэръ; общій идолъ публики во всѣхъ мѣстахъ, которыя мы посѣтили. Благодаря этой дѣвочкѣ, сэръ, мы получали самыя лестныя письма отъ знати и дворянства почти всѣхъ городовъ Англіи.
   -- Меня это ничуть не удивляетъ,-- сказалъ Николай,-- она у васъ геній-самородокъ, это ясно.
   -- Она...-- мистеръ Кромльсъ захдебнулся: никакой языкъ не могъ выразить всѣхъ совершенствъ дитяти-феномена.-- Я вамъ одно скажу, сэръ,-- продолжалъ онъ, помолчавъ,-- талантъ этого ребенка выше всего, что только можно себѣ вообразить. Ее надо видѣть, сэръ, ее надо видѣть, чтобы оцѣнить по достоинству, да!.. Ступай къ мамѣ, милочка!
   -- Могу я спросить, сколько ей лѣтъ?
   -- Можете, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ, глядя твердымъ взглядомъ прямо въ глаза своему собесѣднику, какъ это дѣлаемъ всѣ мы, когда сомнѣваемся, что намъ повѣрятъ на слово.-- Ей десять лѣтъ отъ роду.
   -- Только десять?
   -- Ни однимъ днемъ больше.
   -- Ахъ, Боже мой! Это просто невѣроятно!-- сказалъ Николай.
   Дѣйствительно, оно было не совсѣмъ вѣроятно, ибо дитя-феноменъ, несмотря на свой маленькій ростъ, имѣло довольно старообразную физіономію и сверхъ того оставалось все въ томъ же возрастѣ... какъ бы мнѣ не солгать?.. ну, если не на память древнѣйшихъ старожиловъ тѣхъ мѣстъ, то во всякомъ случаѣ добрыхъ пять лѣтъ. Надо, впрочемъ, замѣтить, что съ ранняго дѣтства миссъ Нинетту укладывали спать очень поздно и поили джиномъ въ неограниченномъ количествѣ съ спеціальной цѣлью помѣшать ей рости, и весьма вѣроятно, что такая система воспитанія развила въ дитяти-феноменѣ эти добавочныя феноменальныя явленія.
   Еще въ началѣ вышеописаннаго краткаго діалога на сценѣ появился джентльменъ, игравшій дикаря, но теперь на ногахъ у него были обыкновенные башмаки, а туфли изъ буйволовой кожи онъ держалъ въ рукѣ. Все это время онъ стоялъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ разговаривающихъ съ очевиднымъ желаніемъ вступить въ разговоръ. Находя, должно быть, что теперь насталъ для этого самый удобный моментъ, онъ сказалъ, обращаясь къ Николаю и кивая на миссъ Кромльсъ:
   -- Каковъ талантъ, сэръ?
   Николай согласился, что талантъ удивительный.
   -- Ахъ,-- вздохнулъ дикарь съ протяжнымъ свистомъ, выпуская воздухъ сквозь стиснутые зубы,-- не мѣсто ей здѣсь, не мѣсто!
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ антрепренеръ.
   -- Не мѣсто ей въ провинціи!-- продолжалъ дикарь съ жаромъ.-- Слишкомъ она хороша для провинціальной публики. Ей выступать въ большихъ лондонскихъ театрахъ и больше нигдѣ. И я вамъ прямо скажу: она давно была бы тамъ, если бы не зависть и не происки извѣстныхъ намъ лицъ... Мистеръ Кромльсъ, не будете ли вы такъ добры познакомить меня съ...
   -- Мистеръ Фолэръ,-- сказалъ антрепренеръ, представляя его Николаю.
   -- Счастливъ честью вашего знакомства, сэръ,-- мистеръ Фолэръ прикоснулся указательными пальцемъ къ полямъ своей шляпы и пожалъ руку своему новому знакомому.-- Если не ошибаюсь, сэръ, вы тоже вступаете въ наши ряды?
   -- Да, неопытнымъ новобранцемъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Видали вы когда-нибудь такую кривляку?-- прошепталъ мистеръ Фолэръ ему на ухо и отвелъ его въ сторону, пользуясь тѣмъ, что мистеръ Кромльсъ заговорилъ съ женой.
   -- Какую?
   Мистеръ Фолэръ состроилъ шутовскую гримасу, одну изъ многочисленной коллекціи, составлявшей его репертуарѣ, и показалъ пальцемъ себѣ черезъ плечо.
   -- Вы говорите о дитяти-феноменѣ?
   -- Я говорю о дитяти-чурбанѣ, сэръ,-- поправилъ мистеръ Фолэръ.-- Дѣвчонка самыхъ заурядныхъ способностей изъ любого пріюта пропляшетъ лучше ея. Она должна благодарить свою счастливую звѣзду, что родилась дочерью антрепренера.
   -- А васъ это, повидимому, очень волнуетъ,-- замѣтилъ Николай, улыбнувшись.
   -- Волнуетъ, да, клянусь Юпитеромъ, да и не можетъ не волновать,-- сказалъ мистеръ Фолэръ, продѣвая руку подъ локоть собесѣдника и принимаясь ходить съ нимъ по сценѣ.-- Хоть кого ожесточитъ такая несправедливость. Развѣ можно спокойно смотрѣть, какъ какую-то глупую дѣвчонку выпускаютъ всякій вечеръ въ лучшихъ роляхъ, навязываютъ публикѣ, въ ущербъ интересамъ всей труппы, а другихъ, болѣе достойныхъ, обходятъ? Не странно ли, не дико ли, что семейная гордость можетъ до такой степени ослѣплять человѣка, что онъ не понимаетъ даже своихъ собственныхъ выгодъ?.. Да вотъ вамъ фактъ: въ прошломъ мѣсяцѣ, когда мы играли въ Соутгемптонѣ, на одно представленіе явилось въ театръ на цѣлыхъ пятнадцать шиллинговъ шесть пенсовъ лишней публики, чтобы посмотрѣть меня въ "Пляскѣ горцевъ". И что же? Съ того дня меня ни разу не выпустили въ "Пляскѣ горцевъ", ни одного разу, а дитя-феноменъ каждый вечеръ ломалась передъ пустымъ театромъ и скалила зубы изъ-за своей гирлянды пяти съ половиной человѣкамъ въ партерѣ да двумъ мальчишкамъ въ райкѣ.
   -- Судя по тому образчику вашего искусства., который я сейчасъ видѣлъ, вы должны быть однимъ изъ самыхъ цѣнныхъ членовъ труппы,-- сказалъ Николай.
   -- Н-да, могу сказать, и мы не лыкомъ шиты,-- отвѣчалъ мистеръ Фолэръ, похлопавъ туфлю объ туфлю, чтобы выбить изъ нихъ пыль.-- Пожалуй, что у меня даже нѣтъ соперниковъ въ моемъ ремеслѣ. Но когда не получаешь ничего, кромѣ щелчковъ самолюбію -- опускаются крылья: это все равно, что вмѣсто мѣла подбить подошвы свинцомъ или танцовать въ кандалахъ, не видя даже благодарности за свой трудъ... Эы, дружище, какъ поживаешь?
   Особа, къ которой относилось это воззваніе, оказалась смуглолицымъ, или вѣрнѣе, желтолицымъ джентльменомъ съ длинной гривой черныхъ волосъ и явными признаками жесткой бороды и усовъ (хотя онъ былъ гладко выбритъ) того же мрачнаго оттѣнка. Ему было, вѣроятно, не болѣе тридцати лѣтъ, но на первый взглядъ онъ казался много старше,-- такое у него было блѣдное, измятое лицо отъ постояннаго употребленія бѣлилъ и румянъ. Костюмъ его состоялъ изъ клѣтчатой рубашки, зеленаго сюртука -- поношеннаго, но съ новыми мѣдными пуговицами, зеленаго съ краснымъ полосатаго галстуха и широкихъ синихъ пангалонъ. Дешевая ясеневая палка, которую онъ держалъ въ рукѣ, служила ему, повидимому, не столько въ качествѣ палки, сколько для дополненія костюма, ибо онъ описывалъ ею въ воздухѣ круги, держа ее за нижній конецъ, за исключеніемъ тѣмъ моментовъ, когда, она изображала рапиру и когда ея обладатель становился въ позицію и дѣлалъ ею выпадъ по направленію одной изъ боковыхъ кулисъ или какого-нибудь другого неодушевленнаго, а то и одушевленнаго предмета, который подвертывался ему по пути и могъ служить мишенью.
   -- А, Томми! Ну, что, братъ, какія у насъ новости?-- спросилъ смуглолицый, дѣлая выпадъ въ грудь своему пріятелю, который ловко отпарировалъ его ударъ своей туфлей.
   -- Да никакихъ. Вотъ только новый дебютантъ проявился,-- отвѣчалъ мистеръ Фолэръ, взглянувъ на Николая.
   -- Такъ познакомь же насъ, Томми, не пренебрегай этикетомъ,-- сказалъ смуглолицый, укоризненно смазавъ друга, палкой по шляпѣ.
   -- Мистеръ Джонсонъ,-- сказалъ герои пантомимы,-- позвольте вамъ представить: мистеръ Ленвиль. Исполняетъ первыя роли въ трагедіяхъ.
   -- За исключеніемъ тѣхъ случаевъ, слѣдовало бы тебѣ прибавить, Томми, когда. Старая Колода, заберетъ себѣ въ голову, что она можетъ сдѣлать это сама,-- замѣтилъ мистеръ Ленвиль.-- Вы вѣдь знаете, сэръ, кто такой Старая Колода?
   -- Нѣтъ, не знаю,-- отвѣчалъ Николай
   -- Мы окрестили такъ Кромльса за его тяжеловѣсную игру. Однако, господа, мнѣ некогда точить съ вами лясы. На завтра у меня роль въ двѣнадцать листовъ, а я еще и не заглядывалъ въ нее. Хорошо, что у меня такая чертовски быстрая память.
   Утѣшивъ себя такимъ соображеніемъ, мистеръ Ленвиль вытащилъ изъ кармана засаленный, измятый манускриптъ, проткнулъ пріятеля еще разокъ своей воображаемой рапирой и принялся расхаживать по сценѣ, бормоча себѣ подъ носъ свою роль и подчеркивая самыя сильныя мѣста соотвѣтствующими жестами по внушенію своей фантазіи.
   Тѣмъ временемъ на сценѣ собралась почти вся труппа. Кромѣ мистера Ленвиля и пріятеля его Томми здѣсь были налицо: близорукій молодой джентльменъ мозгляваго вида, игравшій несчастныхъ любовниковъ, а въ случаѣ надобности дѣйствовавшій за тенора въ дивертисментахъ и съ нимъ (они вошли подъ руку) комическій пейзанъ,-- круглолицый человѣчекъ съ вздернутымъ носомъ, широкимъ ртомъ и выпученными глазами. Немного подальше, разсыпаясь въ любезностяхъ передъ Феноменомъ, стояль полупьяненькій старичокъ, актеръ на роли благородныхъ отцовъ, дошедшій до послѣднихъ предѣловъ нищеты, судя по костюму. Былъ и драгой пожилой джентльменъ, чуть-чуть по представительнѣе перваго, игравшій комическихъ стариковъ -- тѣхъ чудаковъ самодуровъ, у которыхъ всегда бываетъ племянникъ офицеръ и они вѣчно гоняются за нимъ съ толстой палкой, принуждая его жениться на богатой наслѣдницѣ. Этотъ оказывалъ особенное вниманіе мистриссъ Кромльсъ. Затѣмъ былъ еще какой-то странный субъектъ въ мохнатомъ плащѣ, шагавшій вдоль рампы, помахивая тросточкой и декламируя вполголоса, но съ большимъ жаромъ, для увеселенія воображаемой публики. Онъ былъ не такъ молодъ, какъ было бы желательно; выражаясь точнѣе, онъ находился въ порѣ отцвѣтанія, но преувеличенно фатоватая изысканность манеръ обличала въ немъ героя комедіи-буффъ. Было еще три или четыре молодыхъ человѣка съ густыми бровями и провалившимися щеками, очевидно, второстепенные персонажи, такъ какъ они стояли отдѣльной кучкой въ углу, смѣясь и разговаривая между собой, и никто не обращалъ на нихъ вниманія.
   Дамы составили отдѣльный кружокъ за вышеупомянутымъ овальнымъ столомъ на расшатанныхъ ножкахъ. Тутъ была миссъ Сневелличи, выступавшая во всѣхъ родахъ сценическаго искусства и во всевозможныхъ роляхъ, начиная съ характерныхъ танцевъ кончая леди Макбетъ, и неизбѣжно появлявшаяся на сценѣ въ свой бенефисъ въ шелковыхъ панталончикахъ небеснаго цвѣта. Она поглядывала на Николая изъ глубины своей соломенной шляпки, больше похожей на опрокинутую корзинку, притворяясь, что поглощена интереснымъ разговоромъ со своей товаркой миссъ Ледрукъ, которая принесла съ собой работу и въ свою очередь удивительно естественно дѣлала видъ, что собираетъ оборочку. Затѣмъ была миссъ Бельвони, не претендовавшая на первыя роли: она играла все больше пажей въ бѣломъ атласѣ и обыкновенно стояла въ глубинѣ сцены, граціозно отставивъ одну ногу и созерцая публику, или ходила по пятамъ за мистеромъ Кромльсомъ въ трагедіяхъ. Теперь она занималась тѣмъ, что старательно называла на палецъ одинъ изъ локончиковъ хорошенькой миссъ Бравасса, той самой миссъ Бравасса, чье изображеніе было когда-то отлитографировано подмастерьемъ одного гравера и съ тѣхъ поръ всякій разъ, какъ афиши возвѣщали ея годовой бенефисъ, вывѣшивалось для продажи въ безчисленномъ множествѣ оттисковъ на окнахъ кондитерской, зеленной, въ библіотекѣ и въ театральной кассѣ. Была еще мистриссъ Ленвиль въ воздушной шляпкѣ съ вуалью, которою она во время оно покорила сердце мистера Ленвиля. Была миссъ Газниги въ небрежно накинутомъ на шею боа изъ поддѣльнаго горностая, концами котораго она игриво колотила по рукамъ мистера Кромльса-младшаго. Была, наконецъ, мистриссъ Грудденъ -- "полезность" въ коричневомъ салопѣ и касторовой шляпѣ, помогавшая мистриссъ Кромльсъ по хозяйству, собиравшая деньги при входѣ въ театръ, одѣвавшая дамъ, подметавшая партеръ, дѣйствовавшая за суфлера въ послѣдней картинѣ пятаго акта, когда вся труппа высыпала на сцену, исполнявшая въ критическихъ случаяхъ всякую роль, даже не заглянувъ въ пьесу, и фигурировавшая на афишахъ подъ всевозможными именами, смотря по тому, какое въ данный моментъ казалось эффектнѣе мистеру Кромльсу.
   Всѣ эти подробности мистеръ Фолэръ весьма обязательно сообщилъ Николаю, послѣ чего покинулъ его и присоединился къ товарищамъ, предоставивъ мистеру Кромльсу завершить церемонію представленія, что тотъ и исполнилъ, всенародно провозгласивъ новаго актера восьмымъ чудомъ по таланту и сценической подготовкѣ.
   -- Извините, пожалуйста,-- сказала миссъ Сневелличи, граціозно скользнувъ къ Николаю;-- играли вы когда-нибудь въ Кентербери?
   -- Никогда,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Я тамъ встрѣчала одного джентльмена, тоже артиста, поразительно похожаго на васъ. Въ первую минуту я даже приняла васъ за него. Правда, впрочемъ, я видѣла его всего на нѣсколько секундъ, потому что какъ разъ въ тотъ день, когда онъ пріѣхалъ, я вышла изъ труппы.
   -- Я вижу васъ въ первый разъ,-- сказалъ Николай.-- Я убѣжденъ, что не встрѣчалъ васъ раньше,-- прибавилъ онъ галантно,-- если бы мы встрѣчались, я не могъ бы объ этомъ забыть.
   -- Вы слишкомъ любезны,-- пролепетала миссъ Сневелличи, мило склоняя головку.-- А знаете,-- продолжала она,-- теперь, присмотрѣвшись къ вамъ поближе, я вижу, что у того джентльмэна были совсѣмъ не такіе глаза... Неправда ли, вы считаете меня дурочкой, что я замѣчаю такіе пустяки?
   -- Вовсе нѣтъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Ваше вниманіе въ какомъ бы то ни было смыслѣ не можетъ не льстить моему самолюбію.
   -- Ахъ, эти мужчины, такой тщеславный народъ!-- воскликнула миссъ Сневелличи, послѣ что она очаровательно смутилась, достала платочекъ изъ полинялаго атласнаго ридикюльчика съ золоченой застежкой и позвала миссъ Ледрукъ:-- Ледъ, душечка, поди сюда на минутку!
   -- Что тамъ такое?-- откликнулась миссъ Ледрукъ.
   -- Вѣдь это не тотъ!
   -- Не тотъ -- кто? Не понимаю.
   -- Да нѣтъ, ты знаешь. Ну, помнишь?.. Кентербери... Поди сюда. Я хочу тебѣ что-то сказать.
   Но такъ какъ миссъ Ледрукъ не пожелала подойти къ миссъ Сневелличи, миссъ Сневелличи не оставалось ничего больше, какъ подойти къ миссъ Ледрукъ, что она и исполнила обворожительно, въ припрыжку, какъ птичка. Подруги стали шептаться. Миссъ Ледрукъ, очевидно, дразнила миссъ Сневелличи новыми актеромъ, ибо, пошептавшись и похихикавъ нѣсколько минутъ, миссъ Сневелличи больно нахлопала по рукамъ миссъ Ледрукъ и удалилась въ пріятномъ замѣшательствѣ.
   -- Леди и джентльмэны,-- возгласилъ мистеръ Кромльсъ, все это время что-то писавшій на клочкѣ бумаги, завтра къ десяти утра прошу на репетицію, пойдетъ "Смертельная борьба". Въ процессіи участвуютъ всѣ. Пьеса игранная, поэтому довольно будетъ одной репетиціи. Итакъ, къ десяти часамъ всѣ. Прошу не опаздывать.
   -- Къ десяти часамъ всѣ,-- повторила громогласно мистриссъ Грудденъ, обводя взглядомъ артистовъ.
   -- Въ понедѣльникъ утромъ читаемъ новую пьесу,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Она еще не написана, но каждый получитъ въ ней хорошую роль: объ этомъ позаботится авторъ -- мистеръ Джонсонъ.
   -- Какъ!-- закричалъ Николай.-- Да я еще не...
   -- Въ понедѣльникъ утромъ, господа!-- заоралъ мистеръ Кромльсъ во все горло, стараясь заглушить возраженія несчастнаго автора.-- Можете расходиться, леди и джентльмены.
   Мистеру Кромльсу не понадобилось повторять этого разрѣшенія: лэди и джентльмэны поднялись со своихъ мѣстъ, и черезъ нѣсколько секундъ театръ опустѣлъ. Остались только самъ Кромльсъ съ семействомъ, Николай да Смайкъ.
   -- Послушайте, мистеръ Кромльсъ,-- сказалъ Николай, отводя его въ сторону,-- къ понедѣльнику пьеса не будетъ готова,
   -- Вздоръ, вздоръ!-- отвѣчалъ мастеръ Кромльсъ.
   -- Но, увѣряю васъ, я не могу,-- доказывалъ Николай.-- Moему творчеству никогда не предъявляли такихъ требованій. У меня ничего не выйдетъ, или выйдетъ такая...
   -- Какое тутъ къ чорту творчество и зачѣмъ вы его приплели?-- закричалъ антрепренеръ.
   -- Да какъ же безъ этого, сэръ?..
   -- Да такъ же, милѣйшій мой, очень просто, перебилъ мистеръ Кромльсъ съ нескрываемой досадой.-- Знаете вы французскій языкъ?
   -- Знаю.
   -- Ну, вотъ и чудесно.-- Мистеръ Кромльсъ выдвинулъ ящикъ стола, досталъ оттуда свернутую трубкой толстую тетрадь и подалъ ее Николаю.-- Вотъ вамъ. Переводите на англійскій языкъ и поставьте свое имя на заглавной страницѣ... Чортъ возьми,-- проворчалъ мистеръ Кромльсъ,-- сколько разъ я давалъ себѣ слово брать только такихъ актеровъ, которые знаютъ французскій языкъ. Тогда всѣ могли бы разучивать роли по подлиннику и играть прямо по-англійски безъ всякихъ хлопотъ. И расходовъ лишнихъ не было бы.
   Николай улыбнулся и сунулъ тетрадь въ карманъ.
   -- А какъ вы рѣшили съ квартирой? Гдѣ намѣрены поселиться?-- спросилъ его мистеръ Кромльсъ.
   Николай подумалъ, что на первую недѣлю онъ былъ бы очень не прочь поселиться хоть въ партерѣ театра, но отвѣтилъ только, что онъ еще не рѣшилъ этого вопроса.
   -- Въ такомъ случаѣ пойдемъ пока ко мнѣ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ,-- вмѣстѣ пообѣдаемъ, а послѣ обѣда вы поищите квартиру: мальчики пойдутъ съ вами и покажутъ, въ какой части города надо смотрѣть.
   Приглашеніе было принято. Мистриссъ Кромльсъ взяла подъ руку съ одной стороны мужа, съ другой Николая, и они торжественно вышли на улицу. Смайкъ и юные Кромльсы съ Феноменомъ отправились домой по короткой дорогѣ, а мистриссъ Грудденъ остались въ кассѣ театра подкрѣпляться припасеннымъ заранѣе вчерашнимъ рагу и кружкой дешеваго портера.
   Мистриссъ Кромльсъ выступала по тротуару, точно шла на казнь, поддерживаемая сознаніемъ своей невинности и тою геройскою твердостью духа, какую дастъ только добродѣтель. Напротивъ того, мистеръ Кромльсъ всѣмъ своимъ видомъ, походкой и осанкой являлъ жестокаго тирана. Впрочемъ, и тотъ и другая въ одинаковой мѣрѣ привлекали на себя вниманіе прохожихъ, и когда до нихъ доносился громкій шепотъ: "Вонъ мистеръ и мистриссъ Кромльсъ!" или когда какой-нибудь мальчишка забѣгалъ впередъ, чтобы заглянуть имъ въ лицо, строгое выраженіе на лицахъ обоихъ замѣтно смягчалось: то была популярность, и они это чувствовали.
   Мистеръ Кромльсъ проживалъ въ улицѣ Сентъ-Томасъ у нѣкоего Бульфа, лоцмана по ремеслу. Подъѣздъ и оконныя рамы дома мистера Бульфа были расписаны зеленой шлюпочной краской, въ гостиной на каминѣ хранился мизинецъ утопленника и много другихъ морскихъ рѣдкостей всѣхъ трехъ царствъ природы. На наружныхъ дверяхъ красовались сверкающій мѣдный дверной молотокъ, такая же ослѣпительная мѣдная дощечка и не уступающая ей по блеску ручка отъ звонка, а на заднемъ дворѣ возвышалась корабельная мачта съ флюгеромъ на верхушкѣ.
   -- Прошу покорно,-- сказала мистриссъ Кромльсъ, оборачиваясь къ Николаю въ дверяхъ гостиной перваго этажа съ венеціанскимъ окномъ.
   Николай поблагодарилъ учтивымъ поклономъ и ощутилъ самую чистосердечную радость при видѣ накрытаго къ обѣду стола.
   -- У насъ сегодня баранина подъ луковымъ соусомъ, больше ничего нѣтъ,-- продолжала мистриссъ Кромльсъ своимъ замогильнымъ голосомъ -- но, чѣмъ, богаты, тѣмъ и рады: вы доставите намъ истинное удовольствіе, раздѣливъ съ нами этотъ скромный обѣдъ.
   -- Благодарю васъ, я окажу ему должную честь,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Винцентъ, который часъ?-- спросила мистриссъ Кромльсь.
   -- Часъ обѣденный; прошло даже пять минутъ лишнихъ.
   Мистриссъ Кромльсъ позвонила.
   -- Подавайте баранину.
   Бѣлый рабъ, прислуживавшій жильцамъ мистера Бульфа, исчезъ и немного погодя торжественно появился съ блюдомъ въ рукахъ. Хозяинъ, хозяйка и Николай съ Феноменомъ усѣлись за накрытый столъ, а Смайкъ и два юные Кромльса помѣстились за особымъ столикомъ на диванѣ.
   -- Скажите, какова здѣшняя публика?-- обратился Николай къ мистеру Кромльсу.-- Любители театра?
   -- О, нѣтъ, далеко нѣтъ,-- отвѣчалъ этотъ джентльмэнъ, качая головой.
   -- Я отъ души ихъ жалѣю,-- сказала мистриссъ Кромльсъ.
   -- А тоже,-- сказалъ Николай -- Не находить удовольствія въ сценическихъ представленіяхъ, когда дѣло ведется, какъ слѣдуетъ -- значитъ не имѣть вкуса.
   -- У нихъ нѣтъ вкуса, сэръ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Да, потъ, чего вамъ лучше? Въ прошломъ году, въ бенефисъ Феномена, когда она выступила въ трехъ наипопулярнѣйшихъ изъ всѣхъ своихъ ролей, да еще въ "Феѣ-Дикобразѣ" -- балетѣ, написанномъ нарочно для нея, въ театръ явилось публики ну, какъ вы думаете, на сколько? На четыре фунта двѣнадцать шиллинговъ итого!
   -- Не можетъ быть!-- воскликнулъ Николай.
   -- И прибавь еще, папа, изъ нихъ на два фунта въ кредитъ,-- докончила дитя-феноменъ.
   -- И изъ нихъ на два фунта въ кредитъ,-- повторилъ мистеръ Кромльсъ.-- Да что тамъ? Сама мистриссъ Кромльсъ не одинъ разъ играла почти передъ пустымъ театромъ.
   -- Но зато, Винцентъ, нельзя не сказать: здѣсь публика чуткая, хоть и мало посѣщаетъ театръ,-- замѣтила жена.
   -- Всякая публика будетъ чутка, когда видитъ хорошую игру, настоящую хорошую игру,-- проговорилъ съ удареніемъ мужъ.-- Въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго.
   -- А вы, сударыня, я слышалъ, даете уроки драматическаго искусства?-- спросилъ Николай.
   -- Да, даю.
   -- Я думаю, здѣсь не находится желающихъ учиться?
   -- Прежде были. Дочь одного здѣшняго подрядчика, поставщика провизіи на суда, брала у меня уроки, но потомъ оказалось, что она немного помѣшана. Она и тогда уже была сумасшедшая, когда обратилась ко мнѣ. Очень странно, что помѣшанной могла придти такая идея.
   Николай былъ не вполнѣ увѣренъ, раздѣляетъ ли онъ это мнѣніе, и потому счелъ за лучшее промолчать.
   -- Ну, теперь поговоримъ о дѣлахъ,-- сказалъ антрененеръ, когда обѣдъ кончился.-- Не желайте ли на первый разъ выступить въ какой-нибудь маленькой пьескѣ вдвоемъ съ Феноменомъ?
   -- Вы очень добры,-- проговорилъ Николай торопливо,-- но не лучше ли будетъ для дебюта выступить съ кѣмъ-нибудь, болѣе подходящимъ мнѣ по росту? Вѣдь я могу сконфузиться, растеряться... мнѣ кажется, я буду чувствовать себя свободнѣе со взрослыми людьми.
   -- Да, правда, пожалуй, что и такъ,-- согласился антрепренеръ.-- Ну, хорошо. А съ Феноменомъ вы сыграете потомъ, когда попривыкните къ сценѣ.
   -- Конечно,-- подтвердилъ Николай, отъ всей души надѣясь, что еще не скоро придетъ тотъ моментъ, когда онъ удостоится этой чести.
   -- Такъ вотъ что мы сдѣлаемъ,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Покончивъ съ вашей пьесой, вы займетесь ролью Ромео... Да кстати: не забудьте же про насосъ и про бадьи... Джульетта -- миссъ Сневелличи, старуха Грудденъ -- кормилица... Да, такъ, это выйдетъ хорошо... Ну, а послѣ Ромео, принимайтесь за Корсара, а тамъ за Бассіо и Іеремію Диддлера. Вы живо одолѣете всѣ эти роли: всѣ онѣ въ одномъ духѣ -- мимика, жестикуляція -- все. Стоитъ только справиться съ одной, и дѣло въ шляпѣ.
   Надѣливъ новоиспеченнаго актера этими отрывочными указаніями, мистеръ Кромльсъ сунулъ въ его дрожащія руки нѣсколько книжонокъ, отдалъ приказъ своему старшему сыну идти съ нимъ и помочь ему найти квартиру, затѣмъ пожалъ ему руку и пожелалъ добраго вечера.
   Въ Портсмутѣ нѣтъ недостатка въ удобныхъ меблированныхъ комнатахъ; не мало найдется тамъ и такихъ, которыя вполнѣ отвѣчаютъ требованіямъ людей со скудными финансами. Но для Николая первыя оказывались черезчуръ хороши, а послѣднія черезчуръ плохи, и молодые люди обошли такое множество домовъ безъ всякаго результата, что Николай начиналъ уже серьезно подумывать, не попросить ли ему разрѣшенія переночевать эту ночь въ театрѣ.
   Наконецъ имъ посчастливилось найти то, что было нужно,-- двѣ маленькія, но приличныя комнатки по сходной цѣнѣ. Комнатки помѣщались на очень грязной улицѣ, рядомъ съ доками, въ третьемъ этажѣ, вѣрнѣе на чердакѣ, надъ табачной лавкой, хозяинъ которой и отдавалъ ихъ въ наймы. Николай остановился на этой квартирѣ, счастливый уже тѣмъ, что съ него не потребовали платы впередъ.
   -- Ну, Смайкъ, давай раскладывать нашу движимость,-- сказалъ онъ, выпроводивъ мастера Кромльса.-- Престранно начались наши похожденія, и одинъ Богъ знаетъ, чѣмъ они кончатся, но я такъ усталъ за эти три дня, что не хочу ни о чемъ думать сегодня: утро вечера мудренѣе.
   

ГЛАВА XXIV.
Большой бенефисъ миссъ Сневелличи и первый дебютъ Николая.

   На другой день Николай поднялся очень рано, но, несмотря на ранній часъ, только-что началъ онъ одѣваться, какъ услыхалъ на лѣстницѣ чьи-то приближающіеся шаги, и вслѣдъ затѣмъ два голоса закричали ему черезъ дверь:
   -- Го, то, коллега, вставайте,-- кричалъ мистеръ Фолэръ.
   -- Принимайте гостей,-- гудѣлъ мистеръ Ленвиль густымъ басомъ.
   "Чортъ бы побралъ этихъ прощалыгъ! Навѣрно завтракать пришли",-- подумалъ Николай и прокричалъ:-- Сейчасъ отворю, подождите минутку!
   Джентльмены попросили его не торопиться и, чтобы какъ-нибудь скоротать время, принялись фехтовать на палкахъ на узкомъ пространствѣ лѣстничной площадки къ неописанному смятенію всѣхъ нижнихъ жильцовъ.
   -- Входите,-- сказалъ Николай, покончивъ свой туалетъ и появляясь на порогѣ.-- Ради неба и ада! Зачѣмъ вы поднимаете на лѣстницѣ такой гвалтъ?
   -- Премиленькая у васъ эта коробочка,-- сказалъ мистеръ Ленвиль, входя въ первую комнату и снявъ предварительно шляпу, такъ какъ иначе онъ не могъ бы пройти,-- чертовски уютная.
   -- Черезчуръ даже уютная для человѣка мало-мальски требовательнаго относительно помѣщенія,-- проговорилъ Николай.-- Я не спорю, большое удобство, когда, сидя у себя въ комнатѣ, можешь достать рукой до потолка и взять любую вещь изъ любого угла, не вставая съ мѣста, но, къ сожалѣнію, это удобство покупается цѣною простора.
   -- Для холостого человѣка комната ничуть не мала,-- замѣтилъ мистеръ Ленвиль.-- Кстати, мистеръ Джонсонъ, мнѣ это напомнило... Надѣюсь, что моя жена получитъ въ вашей пьесѣ хорошую роль.
   -- Позвольте... вчера вечеромъ я просмотрѣлъ оригиналъ... Да, кажется, ея роль изъ замѣтныхъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Ну, а мнѣ, коллега, что вы намѣрены дать?-- спросилъ мистеръ Ленвиль, помѣшавъ своей палкой въ потухающемъ каминѣ и затѣмъ обтеревъ ее о полу своего сюртука.-- Что-нибудь жестокое, съ рыканьемъ и скрежетомъ зубовъ?
   -- Вы выгоняете изъ дому жену и ребенка и въ припадкѣ гнѣва и ревности закалываете кинжаломъ въ библіотекѣ вашего старшаго сына.
   -- Да неужто?-- воскликнулъ мистеръ Ленвиль.-- Закалываю сына? Вотъ это дѣло!
   -- Затѣмъ въ теченіе четырехъ дѣйствій васъ терзаютъ угрызенія совѣсти и, наконецъ, въ пятомъ вы рѣшаетесь покончить съ собой. Но вотъ въ тотъ моментъ, когда вы подносите къ виску пистолетъ, часы бьютъ... десять.
   -- Ага, понимаю! Чудесно! Очень хорошо!
   -- Вы останавливаетесь,-- вспоминаете, что въ дѣтствѣ вы тоже слышали, какъ часы били десять... Вы роняете пистолетъ,-- воспоминанія сильнѣе васъ... Вы заливаетесь слезами и съ этой минуты становитесь добродѣтельнымъ гражданиномъ.
   -- Великолѣпно,-- сказалъ мистеръ Ленвиль.-- Карта козырная, безъ проигрыша. Спустите занавѣсъ послѣ такой сцены, конечно, если она разыграна натурально, и успѣхъ обезпеченъ.
   -- А припасли вы что-нибудь хорошенькое для меня?-- освѣдомился въ свою очередь мистеръ Фолэръ.
   -- Для васъ?.. Постоите, дайте вспомнить... Да, такъ! Вы играете вѣрнаго и преданнаго слугу; васъ выгоняютъ вмѣстѣ съ женой и ребенкомъ.
   -- Вѣчно я въ парѣ съ проклятымъ Феноменомъ,-- вздохнулъ мистеръ Фолэръ.-- Ну, а потомъ мы, навѣрно, поселяемся въ шалашѣ; я наотрѣзъ отказываюсь брать свое жалованье и развожу сентименты, вѣдь такъ?
   -- М... м... да, въ такомъ родѣ,-- подтвердилъ Николай.
   -- Такъ ужъ вы какъ хотите, а устройте, по крайней мѣрѣ, чтобы я танцовалъ,-- объявилъ мистеръ Фолэръ рѣшительнымъ тономъ.-- Вамъ все равно придется вклеить какой-нибудь танецъ для Феномена, такъ ужъ вставляйте прямо pas dés deux для сбереженія времени.
   -- Конечно, конечно, ничего не можетъ быть легче,-- подхватилъ мистеръ Ленвиль, замѣтивъ, какъ перевернулось лицо у юнаго драматурга.
   -- Честное слово, я не вижу, какъ это сдѣлать,-- пробормоталъ Николай.
   -- Да неужели? Вы меня удивляете! Это такъ просто. Я вамъ сейчасъ объясню. Вы поселяете покинутую жену, ребенка и вѣрнаго слугу въ дешевыхъ квартирахъ, не такъ ли? Очень хорошо. Ну-съ дальше. Огорченная леди надаетъ въ кресло и закрываетъ лицо носовымъ платкомъ. "О чемъ ты плачешь, мама?-- вопрошаетъ дитя.-- Не плачь, милая мама, а то и я заплачу!" -- "И я", говоритъ вѣрный слуга, утирая глаза рукавомъ.-- "Что бы намъ сдѣлать такое, дорогая мама, чтобы развеселить тебя?" говоритъ тогда дитя.-- "О, чего бы мы не сдѣлали для васъ, госпожа!" -- восклицаетъ вѣрный слуга.-- "Ахъ, Пьеръ!-- говоритъ на это огорченная леди.-- Если бы я могла отогнать мои горькія мысли!" -- "Попытайтесь, дорогая госпожа, ободритесь, постарайтесь развеселиться",-- говоритъ вѣрный слуга.-- "Я постараюсь,-- говоритъ леди.-- Я должна научиться страдать терпѣливо... Мой вѣрный другъ, не припомнишь ли ты тотъ хорошенькій танецъ, который ты такъ часто танцовалъ съ этимъ милымъ ангеломъ въ былые счастливые дни? Онъ всегда успокаивалъ мою душу. О, дай мнѣ увидѣть его еще разъ передъ смертью!" -- Передъ смертью -- знакъ начинать для оркестра. Бумъ, бумъ, трала-ла,-- и pas des deux готово. Ничего не можетъ быть натуральнѣе. Томми, вѣрно я говорю?
   -- Вѣрно,-- подтвердилъ мистеръ Фолэръ -- А дальше: воспоминанія осиливаютъ огорченную леди; къ концу пляски она лишается чувствъ. Картина. Занавѣсъ падаетъ.
   Намотавъ себѣ на усъ эти и многія другія наставленія, явившіяся результатомъ личнаго опыта двухъ артистовъ, Николай угостилъ ихъ самымъ лучшимъ завтракомъ, какой только былъ доступенъ его кошельку, и, отдѣлавшись, наконецъ, отъ гостей, засѣлъ за работу, какъ нельзя болѣе довольный, что она оказывалась значительно легче, чѣмъ онъ воображалъ. Весь день онъ просидѣлъ, не разгибая спины, и только къ вечеру поднялся изъ-за стола, чтобы идти въ театръ, куда Смайкъ отправился раньше съ другимъ джентльменомъ изъ труппы, съ которымъ они должны были изображать вдвоемъ народный мятежъ.
   Въ театрѣ вся закулисная публика до такой степени преобразилась, что Николай съ трудомъ узнавалъ въ лицо своихъ новыхъ знакомцевъ. Фальшивые волосы, поддѣльный румянецъ, поддѣльныя икры, поддѣльная мускулатура дѣлали изъ нихъ совершенно другихъ людей. Мистеръ Ленвиль превратился въ цвѣтущаго воина съ безукоризненно пропорціональной фигурой. Мистеръ Кромльсъ въ шотландскаго изгнанника съ величественной осанкой и цѣлымъ каскадомъ черныхъ кудрей, поэтично оттѣнявшихъ его широкую физіономію. Одинъ изъ двухъ старичковъ былъ теперь жестокій тюремщикъ, другой почтенный патріархъ. Комическій пейзанъ выступалъ въ образѣ солдата необычайной храбрости, но съ оттѣнкомъ юмора. Изъ двухъ юныхъ Кромльсовъ вышли два превосходные владѣтельные принца, не уступавшіе другъ другу ни въ блескѣ костюмовъ, ни въ изяществѣ манеръ, а изъ несчастнаго любовника -- несчастный узникъ, томящійся въ оковахъ. Для третьяго акта былъ уже готовъ за кулисами роскошный банкетъ: двѣ картонныя вазы, тарелки съ бисквитами, пустая черная бутылка и судокъ. Однимъ словомъ, все было великолѣпно и устроено на самую широкую ногу.
   Николай стоялъ спиной къ занавѣсу, то созерцая декораціи перваго дѣйствія, изображавшія готическій портикъ аршина въ полтора вышиной, черезъ который мистеръ Кромльсъ долженъ быль выйти на сцену въ первомъ явленіи, то прислушиваясь, какъ въ райкѣ какіе-то два молодца щелкали орѣхи, и спрашивая себя неужели они будутъ единственными представителями публики, передъ которой господамъ артистамъ придется сегодня играть, когда изъ-за кулисъ вышелъ антрепренеръ собственной персоной и съ любезнымъ видомъ подошелъ къ нему.
   -- Ходили вы въ партеръ?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- Нѣтъ еще,-- отвѣчалъ Николай.-- Я пойду потомъ посмотрѣть пьесу.
   -- Билеты разбираются недурно,-- замѣтилъ мистеръ Кромльсъ.-- Взяли четыре кресла въ переднемъ ряду посрединѣ и цѣлую боковую ложу у сцены.
   -- Вотъ какъ! Вѣроятно, семейство?
   -- Да, да, семейство. И знаете, это просто трогательно, не могу не разсказать. Въ этомъ семействѣ шестеро дѣтей, и всякій разъ, какъ играетъ Феноменъ, всѣ они непремѣнно въ театрѣ.
   Трудно было бы для всякаго семейства, съ дѣтьми и безъ дѣтей, попасть въ театръ въ такой вечеръ, когда дѣвица-феноменъ не играла, по той простой причинѣ, что не было такого вечера, когда она не выступала бы въ одной или двухъ, а то и въ трехъ роляхъ. Но Николай, симпатизируя чувствамъ отца, воздержался отъ всякихъ намековъ на это ничтожное обстоятельство, и мистеръ Кромльсъ продолжалъ свои изліянія безъ помѣхи.
   -- Шестеро дѣтей, да папа съ мамой восемь; тетка девятая, гувернантка десятая, да дѣдушка съ бабушкой,-- всего двѣнадцать душъ. Да тринадцатый лакей, который стоитъ у нихъ въ коридорѣ съ мѣшкомъ апельсиновъ и кувшиномъ сахарной воды и смотритъ представленіе даромъ сквозь маленькое окошечко въ дверяхъ ложи. За все про все -- гинея. Согласитесь, недорого? Брать ложу для нихъ прямой разсчстъ.
   -- Не понимаю, зачѣмъ вы пускаете въ ложи столько народу,-- замѣтилъ Николай.
   -- Нельзя не пускать, ничего не подѣлаешь. Въ провинціи всегда такъ: явилось въ ложу шесть человѣкъ дѣтей,-- вы такъ ужъ и ждите, что явится шестеро взрослыхъ, чтобы держать ихъ на колѣняхъ. Въ семейныхъ ложахъ всегда двойной комплектъ зрителей,-- на то онѣ и семейныя... Грудденъ, позвоните въ оркестръ: пора имъ начинать.
   Названная полезная леди немедленно исполнила приказаніе, и вслѣдъ затѣмъ послышалось пиликанье трехъ настраиваемыхъ скрипокъ. Эта процедура продолжалась ровно до того момента, когда по самому широкому разсчету, терпѣніе публики должно было истощиться. Но второму звонку, возвѣщавшему музыкантамъ, чтобы они начинали въ серьезъ, она внезапно прекратилась, и оркестръ заигралъ какія-то популярныя аріи съ варіаціями, неожиданными не только для слушателей, но и для самихъ артистовъ.
   Если Николай былъ пораженъ необыкновенной перемѣной къ лучшему, которую онъ нашелъ въ представителяхъ мужского персонала труппы, то какже должна была подѣйствовать на него метаморфоза дамъ. Когда изъ укромнаго уголка актерской ложи онъ увидалъ миссъ Сневелличи во всемъ великолѣпіи бѣлой кисеи и золотыхъ каемокъ, мистриссъ Кромлъсь во всемъ трогательномъ величіи супруги изгнанника, миссъ Бравасса во всей невинной простотѣ наперсницы и друга миссъ Сневелличи, и миссъ Бельбони въ бѣломъ атласномъ костюмѣ вездѣсущаго пажа, который клянется въ вѣрности всѣмъ дѣйствующимъ лицамъ и готовъ жить и умереть за каждаго изъ нихъ, не справляясь, нужно это имъ или не нужно, его безпредѣльный восторгъ могъ выразиться только громкими апплодисментами да самымъ усиленнымъ вниманіемъ къ тому, то происходило на сценѣ.
   Интрига пьесы была въ высшей степени интересна. Дѣйствіе не принадлежало никакой опредѣленной эпохѣ, не имѣло отношенія ни къ какой опредѣленной странѣ или народу. Въ этомъ-то, надо полагать, и заключалась главная прелесть интриги, ибо вы не имѣли никакихъ предварительныхъ данныхъ, по которымъ можно было бы составить хотя бы самую отдаленную догадку о томъ, что изъ всего этого выйдетъ. Какой-то изгнанникъ, весьма успѣшно гдѣ-то что-то совершившій, съ тріумфомь возвращается на родину подъ пиликанье скрипокъ и при громкихъ кликахъ народа. Его встрѣчаетъ жена -- дама съ не женскимъ складомъ ума, очень много разглагольствующая о костяхъ своего покойнаго родителя, которыя, повидимому, остались непогребенными, но по какой причинѣ, по странной ли фантазіи самого стараго джентльмена или по непростительной небрежности его родственниковъ, остается невыясненнымъ. Жена изгнанника имѣетъ какое-то отношеніе къ нѣкоему патріарху, проживающему въ древнемъ замкѣ, гдѣ-то очень далеко отъ тѣхъ мѣстъ, а патріархъ этотъ, отецъ многихъ изъ дѣйствующихъ лицъ, но онъ самъ хорошенько не знаетъ, какихъ именно, и никакъ не можетъ рѣшить, своихъ или чужихъ дѣтей онъ воспиталъ въ своемъ замкѣ. Впрочемъ, онъ больше склоняется къ послѣднему мнѣнію и, испытывая сердечный разладъ, облегчаетъ свою дугу торжественнымъ пиромъ. На этомъ пиру появляется какой-то неизвѣстный въ плащѣ, въ которомъ рѣшительно никто (кромѣ публики) не узнаетъ изгнанника и возглашаетъ зловѣщимъ басомъ: "Берегитесь!" Зачѣмъ онъ явился на пиръ -- неизвѣстно. Чтобы стащить серебряныя ложки? Очень можетъ быть. Затѣмъ слѣдуетъ рядъ пріятныхъ маленькихъ сюрпризовъ въ видѣ любовныхъ пассажей между несчастнымъ узникомъ и миссъ Сневелличи съ одной стороны, и храбрымъ солдатомъ съ оттѣнкомъ юмора и миссъ Бравасса -- съ другой. Кромѣ того, мистеръ Ленвиль, передъ отправленіемъ въ свои разбойничьи экспедиціи, разыгрываетъ нѣсколько сильно трагическихъ сценъ въ темнотѣ. Но всѣ его козни разбиваются о храбрость и ловкость солдата съ оттѣнкомъ юмора (который въ теченіе всей пьесы подслушиваетъ рѣшительно все, что говорится за кулисами и на сценѣ), и о неустрашимость, миссъ Сневелличи, которая облачается въ узкія панталоны и отправляется въ тюрьму къ своему узнику, вооружившись корзинкой съ провизіей и потайнымъ фонаремъ. Въ пятомъ актѣ какимъ-то образомъ открывается, что патріархъ -- тотъ самый человѣкъ, который такъ непочтительно обошелся съ костями покойнаго тестя-изгнанника, по каковой причинѣ жена изгнанника отправляется въ замокъ, съ твердымъ намѣреніемъ убить патріарха и немедленно по прибытіи прячется за дверь въ темной комнатѣ. Движимыя какими-то таинственными побужденіями, извѣстными имъ однимъ, всѣ дѣйствующія лица одно за другимъ стекаются въ эту самую комнату, гдѣ долго бродятъ ощупью въ темнотѣ, натыкаются другъ на друга, хватаютъ другъ друга за платье, принимая одного за другого, и вообще совершаютъ по недоразумѣнію разныя глупости. Все это подаетъ поводъ къ большой суматохѣ, къ стрѣльбѣ изъ пистолетовъ съ лишеніемъ жизни, и кончается факельнымъ освѣщеніемъ. Тутъ патріархъ выступаетъ впередъ и, замѣтивъ "въ сторону" съ многозначительнымъ видомъ, что теперь онъ, наконецъ, знаетъ всю подноготную о своихъ дѣтяхъ и все имъ разскажетъ, когда они вернутся подъ родительскій кровъ, торжественно возвѣщаетъ, что, по его мнѣнію, насталъ самый благопріятный моментъ, чтобы обвѣнчать молодую чету, послѣ чего, не откладывая въ долгій ящикъ, онъ соединяетъ руки любовниковъ съ полнаго согласія и одобренія пажа. Будучи единственнымъ изъ непричастныхъ дѣлу лицъ, оставшихся въ живыхъ, неутомимый пажъ указываетъ своей шляпой на картонныя облака, а правой рукой въ землю, призывая такимъ образомъ благословеніе неба на живыхъ и умершихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ подавая знакъ опустить занавѣсъ, который и опускается подъ громъ апплодисментовъ.
   -- Ну, что вы о насъ скажете?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ Николая, когда тотъ пришелъ за кулисы. Мистеръ Кромльсъ быль весь въ поту и очень красенъ; наши изгнанники -- молодцы кричать, дѣло извѣстное.
   -- Но моему, сошло превосходно,-- отвѣчалъ Николай.-- Особенно хороша была миссъ Сневелличи.
   -- Эта дѣвушка -- геній, великій талантъ!-- восторженно подхватилъ мистеръ Кромльсъ.-- А кстати,-- прибавилъ онъ вдругъ,-- я, знаете, ли, думаю поставить вашу пьесу въ ея бенефисъ. Поклонники ея таланта, здѣшніе меценаты, навѣрно захотятъ ее поддержать.
   -- Понимаю,-- сказалъ Николай.
   -- Ну, а при такихъ условіяхъ можно съ увѣренностью сказать, что пьеса не провалится. А если бы даже сборъ оказался меньше, чѣмъ мы разсчитываемъ, такъ вѣдь весь рискъ будетъ на ея сторонѣ, не на нашей.
   -- Не на вашей, хотите вы сказать,-- поправилъ Николай.
   -- Да вѣдь я, кажется, такъ и сказалъ. Развѣ нѣтъ?-- отозвался мистеръ Кромльсъ.-- Такъ въ будущій понедѣльникъ я назначаю ея бенефисъ. Что вы на это скажете? Вы успѣете и съ пьесой покончить, и разучить вашу роль перваго любовника задолго до этого срока.
   -- Ну, задолго ли -- это трудно сказать, но къ сроку, можетъ быть, и справлюсь кое-какъ.
   -- Чудесно. Значитъ это дѣло рѣшенное. А теперь у меня будетъ къ вамъ еще одна просьба. Въ такихъ случаяхъ,-- я говорю о бенефисахъ,-- въ такихъ случаяхъ у насъ всегда пускается въ ходъ... Какъ бы это выразиться?..-- У насъ, такъ сказать, подводятся своего рода подкопы.
   -- Подъ меценатовъ, вѣроятно?
   -- Подъ меценатовъ. А Сневелличи, надо вамъ сказать, имѣла въ Портсмутѣ столько бенефисовъ, что ей необходима какая-нибудь новая приманка, иначе публика не пойдетъ. Ей данъ былъ бенефисъ, когда умерла ея мачиха, потомъ другой, когда, умеръ ея дядя, и такъ далѣе. А у насъ съ мистриссъ Кромльсъ были бенефисы въ годовщину рожденія Феномена, въ день нашей серебряной свадьбы и по случаю другихъ семейныхъ торжествъ, такъ что, откровенно признаться, теперь намъ трудно разсчитывать имѣть хорошій сборъ. Такъ вотъ, мистеръ Джонсонъ, я и хотѣлъ васъ спросить, не согласитесь ли вы съ своей стороны помочь бѣдной бенефиціанткѣ?
   Съ этими словами мистеръ Кромльсъ усѣлся на турецкій барабанъ и, щедро угостивъ свой носъ табакомъ, взглянулъ прямо въ лицо своему собесѣднику.
   -- Чѣмъ же я могу ей помочь?-- спросилъ Николай.
   -- Не удѣлите ли вы часокъ завтра утромъ и не съѣздите ли вмѣстѣ съ ней къ кое-кому изъ этихъ самыхъ меценатовъ,-- закончилъ антрепренеръ вкрадчивымъ голосомъ.
   -- Охъ, нѣтъ, только не это! Ради Бога, увольте! Право, я никакъ не могу,-- отвѣчалъ весьма рѣшительно Николай.
   -- Феноменъ будетъ также сопутствовать ей,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ.-- Миссъ Сневелличи сама меня объ этомъ просила, и я, не задумываясь, далъ свое разрѣшеніе. Въ такихъ посѣщеніяхъ нѣтъ ничего неприличнаго, это вездѣ принято. Да и сама миссъ Сневелличи,-- воплощенная порядочность. А вы оказали бы ей большую услугу:-- джентльменъ изъ Лондона, авторъ новой пьесы, исполняющій въ ней первою роль, впервые выступающій на сценѣ... успѣхъ былъ бы обезпеченъ.
   -- Мнѣ очень жаль обмануть чьи бы то ни было ожиданія, а тѣмъ болѣе дамы,-- отвѣчалъ Николай,-- но, увѣряю васъ, я не могу принять участія въ такихъ, какъ вы выражаетесь, подкопахъ.
   -- Винцентъ, что говоритъ мистеръ Джонсонъ?-- раздался вдругъ чей-то голосъ надъ самымъ его ухомъ, и, оглянувшись назадъ, онъ увидѣлъ, что за спиной у него стоятъ мистриссъ Кромльсъ и миссъ Сневелличи.
   -- Онъ отказывается, душенька,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ, взглянувъ на Николая.
   -- Отказывается? Быть не можетъ,-- воскликнула мистриссъ Кромльсъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, надѣюсь, что нѣтъ,-- подхватила миссъ Сневелличи.-- Не хочу вѣрить, чтобы вы могли быть такъ жестоки! Какъ же это?.. Что я теперь буду дѣлать? Я такъ на васъ разсчитывала...
   -- Не волнуйтесь, дорогая моя, мистеръ Джонсонъ согласится,-- сказала мистриссъ Кромльсъ.-- Я слишкомъ хорошаго о немъ мнѣнія, чтобы сомнѣваться въ этомъ. Любезность къ женщинѣ, гуманность, всѣ его лучшія чувства будутъ краснорѣчивыми адвокатами вашихъ интересовъ.
   -- Къ которымъ не можетъ оставаться равнодушнымъ даже антрепренеръ,-- заявилъ, улыбаясь, мистеръ Кромльсъ.
   -- Ни антрепренеръ, ни жена его,-- добавила мистриссъ Кромльсъ своимъ трагическимъ голосомъ.-- Ну, полно, полно, мистеръ Джонсонъ, не упрямьтесь, соглашайтесь скорѣй.
   Николай не устоялъ передъ такимъ воззваніемъ къ его лучшимъ чувствамъ.
   -- Упрямство не въ моемъ характерѣ,-- отвѣчалъ онъ.-- Всегда тяжело отказывать человѣку, конечно, если отъ васъ не требуютъ чего-нибудь дурного, нечестнаго. Меня же въ настоящемъ случаѣ удерживаетъ только гордость. Но такъ какъ никто меня здѣсь не знаетъ и я никого не знаю, извольте, я сдаюсь.
   Миссъ Сневелличи мгновенно просіяла улыбками и румянцемъ и разсыпалась въ изъявленіяхъ благодарности,-- излишняя роскошь, на которую не поскупились и мистеръ Кромльсъ съ супругой. Условились, что на другое утро къ одиннадцати часамъ Николай зайдетъ къ миссъ Сневелличи къ ней на квартиру, и затѣмъ распрощались. Николай вернулся домой къ своему сочинительству, миссъ Сневелличи отправилась въ уборную переодѣваться къ водевилю, а безкорыстный антрепренеръ и жена его принялись вычислять вѣроятный доходъ отъ предстоящаго бенефиса, изъ котораго на ихъ долю причиталось двѣ трети чистой прибыли по контракту.
   На другой день, въ назначенный часъ, Николай явился въ Ломбардъ-Стритъ, въ домъ портного, гдѣ квартировала миссъ Сневелличи. Въ узенькомъ корридорѣ его обдало запахомъ горячихъ утюговъ, и дочь портного, отворившая ему дверь, находилась, по видимому, въ томъ взволнованномъ состояніи чувствъ, какимъ обыкновенно сопровождается каждая стирка въ скромныхъ семействахъ.
   -- Здѣсь живетъ миссъ Сневелличи?-- спросилъ Николай.
   Дочь портного отвѣтила въ утвердительномъ смыслѣ.
   -- Будьте добры ей сказать, что пришелъ мистеръ Джонсонъ.
   -- Ахъ, это вы! Пожалуйте наверхъ,-- проговорила, улыбаясь, молодая особа.
   Николай послѣдовалъ за ней и минуту спустя очутился въ маленькій комнаткѣ перваго этажа, служившій, очевидно, пріемной. Судя по звукамъ, глухо доносившимся изъ сосѣдней комнаты сквозь запертую дверь и сильно напоминавшимъ бренчанье посуды, приходилось заключить, что въ настоящій моментъ миссъ Сневелличи кушаетъ свой завтракъ въ постели.
   -- Потрудитесь обождать: она сейчасъ выйдетъ,-- сказала дочь портного, вынырнувъ обратно изъ таинственной комнаты, куда она не надолго исчезла и гдѣ на это время бренчанье прекратилось, смѣнившись перешептываньемъ.
   Съ этими словами молодая дѣвица подняла штору на окнѣ и, къ полной увѣренности, что такимъ способомъ она отвлекла вниманіе гостя отъ комнаты къ улицѣ, сорвала съ рѣшетки камина какія-то сушившіяся на ней принадлежности туалета, очень похожія на чулки, и выскочила въ корридоръ.
   Такъ какъ на улицѣ было мало интереснаго, то Николай принялся оглядывать комнату съ любопытствомъ, какимъ онъ едва ли удостоилъ бы ее въ другое время и при другихъ обстоятельствахъ. На диванѣ валялись: старая гитара, нѣсколько листовъ замасленныхъ нотъ, куча папильотокъ въ перемежку съ измятыми афишами и пара грязныхъ бѣлыхъ атласныхъ башмаковъ съ большими голубыми бантами. Черезъ спинку стула быль перекинутъ недошитый бѣлый кисейный передничекъ съ кармашками, отороченными красными ленточками,-- изъ тѣхъ передничковъ, какіе носятъ горничныя на сценѣ и въ какихъ именно по этой причинѣ вы больше ихъ нигдѣ не увидите. Въ углу стояла миніатюрная пара высокихъ сапогъ, въ которыхъ миссъ Сневелдичи обыкновенно играла жокеевъ, а рядомъ, на стулѣ, лежала аккуратно сложенная часть одежды, имѣвшая весьма подозрительное сходство съ коротенькими штанишками, неразлучными спутниками жокейскихъ сапогъ.
   Но изъ всѣхъ любопытнымъ вещей, наполнявшихъ комнату, всего любопытнѣе былъ, можетъ быть, раскрытый альбомъ, разложенный посреди книжонокъ съ театральными пьесами, разбросанныхъ по столу въ живописномъ безпорядкѣ. Альбомъ былъ наполненъ тщательно подклеенными вырѣзками изъ разныхъ провинціальныхъ газетъ съ критическими замѣтками по поводу игры миссъ Сневелличи. Въ числѣ этихъ замѣтокъ было одно произведеніе поэтической фантазіи, начинавшееся такъ:
   
   "Скажи намъ, богъ любви, о, для того ли
   Ты создалъ Сневелличи -- фею фей,
   Чтобы улыбкой, глазъ игрой насъ чаровать,
   Чтобы насъ, бѣдныхъ заставлять страдать?
   Божественную создалъ ты, о, для того ли,
   Скажи скорѣй намъ, богъ любви!"
   
   О лестныхъ отзывахъ въ прозѣ и говорить нечего, ихъ было тутъ безъ счету и во всевозможныхъ родахъ, какъ, напримѣрь: "Изъ объявленія, помѣщеннаго въ другомъ столбцѣ сегодняшняго номера нашей газеты, мы узнаемъ, что въ среду назначенъ бенефисъ нашей высокоталантливой артистки -- обворожительной миссъ Сневелличи. По случаю этого торжества она предлагаетъ намъ такую программу спектакля, которая способна расшевелить самаго безнадежнаго мизантропа. Вѣря и надѣясь, что наши сограждане не утратили того тонкаго чутья въ оцѣнкѣ общественныхъ заслугъ на поприщѣ искусства, какимъ они издавна славятся, мы смѣло предсказываемъ очаровательной артисткѣ самый блестящій пріемъ".
   "Нашимъ корреспондентамъ.-- Д. С. жестоко заблуждается, высказывая предположеніе, будто наша высокодаровитая и прекрасная собою артистка миссъ Сневелличи, ежедневно плѣняющая всѣ сердца въ нашемъ маленькомъ, но хорошенькомъ и уютномъ театрѣ,-- не та молодая особа, къ которой не такъ давно обратился съ лестнымъ предложеніемъ руки и сердца одинъ молодой джентльменъ, владѣлецъ несмѣтныхъ капиталовъ и богатаго помѣстья въ ста миляхъ отъ славнаго города Іорка. Напротивъ, мы имѣемъ всѣ основанія утверждать, что миссъ Сневелличи именно эта особа.
   Считаемъ своимъ долгомъ прибавить, что поведеніе ея въ этой таинственной и романической исторіи дѣлаетъ столько же чести ея уму и сердцу, сколько сценическія ея тріумфы -- ея блестящему дарованію".
   Старательно подобранный ассортиментъ такихъ вырѣзокъ, да еще толстая кипа бенефисныхъ афишъ съ ихъ неизмѣннымъ приглашеніемъ "приходить пораньше", пропечатаннымъ въ концѣ крупнымъ шрифтомъ, составляли главное содержаніе альбома миссъ Сневелличи.
   Николай успѣлъ пересмотрѣть чуть ли не всѣ эти вырѣзки и былъ поглощенъ обстоятельнымъ и меланхолическимъ описаніемъ ряда событій, завершившихся весьма печальнымъ случаемъ съ миссъ Сневелличи, поскользнувшейся объ апельсинную корку и свихнувшей себѣ ножку въ ступнѣ, которую (корку, а не ножку) бросилъ на сцену въ Винчестерѣ какой-то "звѣрь въ человѣческомъ образѣ", какъ выражалась газета, когда сама молодая леди въ полномъ парадѣ (въ визитномъ платьѣ и корзинообразной шляпкѣ) впорхнула въ комнату и разсыпалась передъ гостемъ въ извиненіяхъ, что заставила его ждать.
   -- Но вы представьте себѣ,-- продолжала миссъ Сневелличи,-- моя милочка Ледъ (товарка моя, вы ее знаете, она живетъ у меня) сегодня ночью такъ захворала, что я уже думала, она умретъ у меня на рукахъ.
   -- Что жъ, такой участи можно только позавидовать,-- замѣтилъ Николай.-- Впрочемъ, я все-таки жалѣю, что миссъ Ледрукх захворала.
   -- Какой вы льстецъ!-- пролепетала миссъ Сневелличи, застегая перчатку въ величайшемъ смущеніи.
   -- Если отдавать должное вашимъ совершенствамъ значитъ льстить,-- отвѣчалъ любезно Николай, положивъ руку на раскрытый альбомъ,-- то здѣсь вы имѣете несравненно лучшіе образчики лести.
   -- Жестокій насмѣшникъ! Какъ вы смѣли это прочесть! Мнѣ теперь стыдно смотрѣть вамъ въ глаза, положительно стыдно!-- И схвативъ со стола свой альбомъ, миссъ Сневелличи сунула его въ шкапъ.-- Ахъ, ужъ эта Ледъ, такая неряха, никогда ничего не приберетъ!
   -- А я думалъ, вы нарочно оставили его здѣсь по своей добротѣ, чтобы дать мнѣ возможность прочесть,-- сказалъ Николай.-- И, надо признаться, оно было очень похоже на то.
   -- Сохрани Боже!-- воскликнула миссъ Сневелличи.-- Да я не показала бы его вамъ ни за какія сокровища въ мірѣ! Но Ледъ такая разиня, никогда нельзя знать, на что она способна.
   На этомъ интересномъ мѣстѣ разговоръ былъ прерванъ появленіемъ дѣвицы-феномена, которая до сихъ поръ скромненько сидѣла въ спальнѣ, а теперь показалась въ дверяхъ, воздушная и легкая, какъ всегда, держа въ рукахъ очень маленькій зеленый зонтикъ съ очень широкой оборкой, но безъ ручки. Уговорившись о порядкѣ предстоящихъ визитовъ, всѣ трое вышли на улицу.
   Дѣвица-феноменъ оказалась довольно безпокойной спутницей. съ ней поминутно случались разныя несчастія. Сперва она потеряла правый башмакъ, потомъ лѣвый; затѣмъ сдѣлала открытіе, что одна половина ея коротенькихъ бѣлыхъ панталончиковъ виситъ ниже другой, а когда всѣ эти маленькіе недочеты были исправлены, ея зеленый зонтикъ какимъ-то образомъ упалъ за рѣшетку палисадника, мимо котораго они проходили, и Николаю стоило большихъ усилій выудить его оттуда. Но миссъ Нинетта была дочь антрепренера, и бранить ее не полагалось; поэтому Николай призвалъ на помощь все свое добродушіе и продолжалъ шествовать по улицѣ, какъ ни въ чемъ не бывало, между миссъ Сневелличи (которую онъ велъ подъ руку) съ одной стороны и несноснымъ феноменомъ съ другой.
   Первый домъ, къ которому они направили свои стопы, стоялъ на возвышеніи, былъ украшенъ широкой террасой и имѣлъ весьма респектабельный видъ. На скромный звонокъ миссъ Сневелличи показался ливрейный лакей, и когда его спросили, принимаетъ ли мистриссъ Кордль, онъ вытаращилъ глаза, осклабился до самыхъ ушей и отвѣчалъ, что не знаетъ, но можетъ справиться. Проводивъ посѣтителей въ гостиную, онъ заставилъ ихъ прождать ровно столько времени, сколько понадобилось двумъ горничнымъ, чтобы заглянуть туда подъ благовидными предлогами и посмотрѣть на актеровъ; затѣмъ всѣ трое постояли еще въ корридорѣ, сравнили свои наблюденія, пошушукались, похихикали, послѣ чего ливренный джентльменъ отправился, наконецъ, наверхъ съ карточкой миссъ Сневелличи.
   Мистриссъ Кордль, надо замѣтить, слыла большимъ знатокомъ литературы и сценическаго искусства; люди, болѣе насъ компетентные въ этой области, находили, что въ своихъ сужденіяхъ о сценѣ и талантахъ она проявляетъ поистинѣ столичные вкусы. О мистерѣ Кордль и говорить нечего: онъ былъ авторомъ брошюры въ шестьдесятъ четыре страницы, въ восьмою долю листа, посвященной, говоря вообще, характеристикѣ покойнаго мужа кормилицы въ "Ромео и Джульетѣ", а въ частности изслѣдованію вопроса, дѣйствительно ли этотъ джентльменъ быль при жизни такимъ весельчакомъ, какъ отзывалась о немъ вдова, или въ ней говорило лишь естественное пристрастіе любящей женщины. Въ той же брошюрѣ мистеръ Кордль доказалъ, какъ по пальцамъ, что смыслъ любой изъ пьесъ Шекспира можетъ быть совершенно измѣненъ, если переставить въ ней знаки препинанія. Излишне послѣ этого прибавлять, что мистеръ Кордль былъ великій критикъ и въ высшей степени оригинальный мыслитель.
   -- А, миссъ Сневелличи! Какъ вы поживаете?-- сказала мистриссъ Кордль, входя въ гостиную.
   Миссъ Сневелличи граціозно присѣла и выразила надежду, что мистриссъ и мистеръ Кордль (который въ эту минуту вошелъ) находятся въ вожделѣнномъ здоровьѣ. Мистриссъ Кордль была въ утреннемъ капотѣ и въ маленькомъ чепчикѣ, сидѣвшемъ на самой макушкѣ ея головы. Фигуру мистера Кордля облекалъ широкій халатъ; онъ вошелъ, приставилъ ко лбу указательный палецъ правой руки, какъ на портретахъ Стерна, съ которымъ (какъ его кто-то увѣрилъ) онъ имѣлъ поразительное сходство.
   -- Я рѣшилась зайти къ вамъ, мэмъ, чтобы спросить, не пожелаете ли вы записаться на мой бенефисъ,-- сказала миссъ Сневелличи, протягивая хозяйкѣ свой подписной листъ.
   -- Ужь и не знаю, право, что вамъ сказать,-- отвѣчала мистриссъ Кордль.-- Нашъ театръ, какъ кажется, пережилъ эпоху своей славы... присядьте, миссъ Сневеличчи; зачѣмъ вы стоите?.. Драма умерла, навѣки умерла.
   -- Да, какъ художественное воплощеніе грезъ поэта, какъ реализація работы человѣческаго ума, позлащающая для насъ лучезарнымъ свѣтомъ минуты мечтаній и открывающая волшебный новый міръ нашему умственному взору, драма умерла, погибла безвозвратно,-- докончилъ мистеръ Кордль.
   -- Гдѣ тотъ писатель изъ нынѣ живущихъ, который сумѣлъ бы изобразить тѣ тонкіе оттѣнки со всею ихъ перемѣнчивой, призматической игрой, какими блещетъ характеръ Гамлета?-- продолжала мистриссъ Кордль.
   -- Да, гдѣ онъ, этотъ писатель? Этотъ драматургъ, вѣрнѣй сказать,-- подхватилъ мистеръ Кордль, дѣлая маленькое ограниченіе въ свою пользу, какъ критика.-- Современный Гамлетъ -- какая нелѣпость! Гамлетъ умеръ и похороненъ.
   Удрученные этими мрачными мыслями, хозяинъ и хозяйка вздохнули и на нѣкоторое время погрузились въ безмолвіе. Наконецъ мистриссъ Кордль повернулась къ миссъ Сневелличи и спросила, какую пьесу она думаетъ поставить въ свой бенефись.
   -- Пьеса новая, у насъ ее еще не играли,-- отвѣчала миссъ Сневелличи.-- Ея авторъ, вотъ этотъ молодой человѣкъ, мистеръ Джонсонъ. Онъ и самъ въ ней играетъ; это будетъ его первый дебютъ.
   -- Надѣюсь, сэръ, вы соблюли единства?-- освѣдомился мистеръ Кордль.
   -- Пьеса заимствована съ французскаго,-- отвѣчалъ Николай.-- Въ ней очень много дѣйствія, живыхъ разговоровъ, ярко очерченныхъ характеровъ...
   -- О, все это ни къ чему безъ строгаго соблюденія третъ единствъ. Единства -- первое условіе драмы.
   -- Могу я спросить,-- проговорилъ Николай, отложивъ въ сторону почтительность, какою онъ былъ обязанъ великому критику, и поддаваясь природному своему чувству юмора,-- могу я спроситъ, что вы разумѣете подъ словомъ единства?
   Мистеръ Кордль откашлялся, подумалъ.-- Единства, сэръ,-- заговорилъ онъ наконецъ,-- это полнота, это, такъ сказать, универсальное единеніе мѣста и времени, фундаментальная солидность и прочность построенія, если смѣю такъ выразиться. Вотъ какъ я понимаю три драматическія единства, насколько я имѣлъ случай ихъ изучить, а я много читалъ по этому предмету и многе о немъ размышлялъ. Такъ, напримѣръ,-- продолжалъ мистеръ Кордль, поворачиваясь къ Феномену,-- слѣдя за игрой этого ребенка, я нахожу единообразіе чувства, ширину захвата мысли, тонкіе переходы свѣта и тѣней, теплоту колорита, полноту тона, гармонію, блескъ, артистическое, развитіе оригинальныхъ концепцій, словомъ, все то, чего я напрасно ищу въ исполненіи взрослыхъ артистовъ. Не знаю, понятно ли я выразилъ мою мысль?
   -- Вполнѣ,-- отозвался Николай.
   -- Гм... да... Такъ вотъ мое опредѣленіе трехъ драматическихъ единствъ.-- Тутъ м-ръ Кордль умолкъ и подтянулъ свой галстухъ.
   Мистриссъ Кордлъ съ большимъ одобреніемъ выслушала это вразумительное толкованіе, и когда супругъ ея кончилъ, спросила его, что онъ думаетъ насчетъ подписки на бенефисъ.
   -- Не знаю, душенька, право, не знаю,-- отвѣчалъ мистеръ Кордлъ.-- Во всякомъ случаѣ прежде, чѣмъ мы проставимъ наши имена на этомъ листкѣ, необходимо выяснить, что за качество исполненія мы отнюдь не ручаемся: на этотъ счетъ не должно быть недоразумѣній. Да будетъ всѣмъ извѣстно, что мы не даемъ нашей санкціи на постановку этой пьесы въ томъ видѣ, какъ она пойдетъ, но дѣлаемъ лишь уступку изъ простого вниманія къ миссъ Сневелличи. Разъ этотъ пунктъ будетъ выясненъ, я готовъ записаться; я даже нахожу, что мы обязаны оказать покровительство пришедшему въ упадокъ искусству, хотя бы ради лицъ, прикосновенныхъ къ нему... Миссъ Сневелличи, не найдется ли у васъ сдачи съ полукроны?-- закончилъ мистеръ Кордль, извлекая изъ кармана четыре монеты названной цѣнности.
   Миссъ Сневелличи обшарила всѣ уголки розоваго ридикюльчика, но не нашла ни пенни. Николай пробормоталъ какую-то штуку насчетъ всѣмъ извѣстнаго безденежья драматурговъ и счелъ за лучшее не шарить у себя въ карманахъ.
   -- Позвольте,-- проговорилъ мистеръ Кордль,-- дважды четыре восемь (въ скобкахъ сказать, миссъ Сневелличи: четыре шиллинга за мѣсто въ ложѣ, очень большая цѣна при современномъ состояніи драмы, очень большая цѣна)... Да, такъ вамъ слѣдуетъ восемь шиллинговъ. Вотъ, получите три полукроны; это составитъ семь шиллинговъ шесть пенсовъ, но я надѣюсь, изъ-за шести пенсовъ мы съ вами не поссоримся?
   Бѣдненькая миссъ Сневелличи приняла три полу кроны, не жалѣя поклоновъ и любезныхъ улыбокъ, и мистриссъ Кордль, присовокупивъ съ своей стороны нѣсколько дополнительныхъ наставленій, какъ-то: чтобы мѣста были оставлены впереди, чтобы съ креселъ хорошенько вытерли пыль, чтобы билеты были присланы немедленно по напечатаніи и не имѣли грязнаго вида, позвонила въ знакъ того, что аудіенція кончена.
   -- Какіе чудаки!-- сказалъ Николай, когда они вышли на улицу.
   -- Повѣрите ли, я считаю себя еще счастливой, что они удовольствовались шестью пенсами, а не отжилили всѣхъ денегъ,-- проговорила миссъ Сневелличи, взявъ его подъ руку.-- Вотъ посмотрите: если вы будете имѣть успѣхъ, эти господа станутъ всѣмъ говорить, что они вамъ покровительствовали, а если васъ освищутъ, тогда окажется, что они предвидѣли это съ самаго начала.
   Въ слѣдующемъ домѣ артистовъ ждалъ великолѣпный пріемъ, ибо здѣсь проживали тѣ самыя шестеро дѣтей, горячихъ поклонниковъ таланта Феномена, о которыхъ говорилъ Николаю антрепренеръ. Всѣхъ ихъ позвали изъ дѣтской, чтобы дать имъ насладиться лицезрѣніемъ юной дѣвицы вблизи, и всѣ шестеро, немедленно окруживъ ее, принялись совать пальцы ей въ глаза, наступать на ноги и вообще оказывать маленькіе знаки вниманія, свойственные ихъ нѣжному возрасту.
   -- Я непремѣнно уговорю мистера Борума взять ложу,-- сказала хозяйка, радушно поздоровавшись съ гостями.-- Я возьму только двухъ старшихъ дѣтей, а остальныя мѣста займутъ молодые люди, ваши поклонники, миссъ Сневелличи... Августъ, не приставай къ маленькой барышнѣ. Сейчасъ оставь ее въ покоѣ, скверный мальчишка!
   Послѣднее воззваніе относилось къ толстощекому юному джентльмену, щипавшему Феномена сзади, должно быть съ цѣлью удоствовѣриться, изъ какого матеріала онъ сдѣланъ.
   -- Вы, я думаю, очень устали,-- продолжала мамаша, обращаясь къ миссъ Сневелличи.-- Я ни за что васъ не выпущу, пока вы не выпьете вина. Фу, Шарлотта, какъ тебѣ не стыдно!.. Миссъ Лэнъ, посмотрите, что дѣлаютъ дѣти!
   Миссъ Лэнъ была гувернантка, и это обращеніе къ ней пришлось очень кстати, будучи вызвано неприличнымъ поведеніемъ меньшей миссъ Борумъ, которая стянула подъ шумокъ уже извѣстный читателю зеленый зонтикъ безъ ручки и теперь преспокойно направлялась съ нимъ въ дѣтскую, между тѣмъ, какъ растерявшійся Феноменъ безпомощно смотрѣлъ ей вслѣдъ.
   -- Скажите, гдѣ вы научились такъ хорошо играть?-- проговорила добродушная мистриссъ Борумъ, снова поворачиваясь къ миссъ Сневелличи.-- Мнѣ кажется, это такъ трудно. (Эмма, не таращи глаза!). Въ одной пьесѣ смѣяться, въ другой -- плакать, и все это такъ натурально, просто понять не могу!
   -- Я очень рада, что вы такого лестнаго мнѣнія о моей игрѣ,-- отвѣчала миссъ Сневелличи.-- Намъ, артистамъ, такъ всегда пріятно нравиться публикѣ.
   -- Да развѣ ваша игра можетъ не нравиться?-- воскликнули мистриссъ Борумъ.-- Еслибъ я могла, я ходила бы въ театръ два раза въ недѣлю, я обожаю театръ. Только иногда вы играете слишкомъ ужъ жалостно. Не можете себѣ представить, въ какое, состояніе вы меня приводите иной разъ! Я плачу, плачу и не, могу остановиться... Ахъ, Боже мой, миссъ Лэнъ, зачѣмъ вы позволяете имъ такъ мучить этого бѣднаго ребенка!
   И въ самомъ дѣлѣ, дѣвицѣ-феномену приходилось совсѣмъ плохо: два здоровые мальчугана, вѣроятно, въ видахъ испытанія силы, тянули ее за руки въ разныя стороны, рискуя разорвать пополамъ. Но, къ счастію, при этомъ новомъ напоминаніи миссъ Лэнъ (которая была слишкомъ поглощена созерцаніемъ взрослыхъ актеровъ, чтобы обращать надлежащее вниманіе на дѣтей) пришла ей на выручку, и вскорѣ послѣ того, подкрѣпившись рюмкой вина, Феноменъ вышелъ на улицу вмѣстѣ со своими спутниками, не потерпѣвъ серьезнаго урона; только бѣлая юбочка и панталончики порядкомъ измялись, да розовая газовая шляпка превратилась въ лепешку.
   Тяжелое выдалось утро для нашихъ артистовъ. Пришлось обойти очень мною домовъ, и въ каждомъ имъ предъявляли новыя требованія. Однимъ хотѣлось трагедіи, другимъ -- комедіи. Одни не одобряли танцевъ въ дивертисментѣ, другіе не признавали ничего другого. Одни находили пѣніе куплетовъ низменнымъ развлеченіемъ; другіе выражали надежду, что на этотъ разъ куплетамъ будетъ отведено больше мѣста въ программѣ. Одни не хотѣли обѣщать, что будутъ въ театрѣ, потому что такое-то семейство не могло этого обѣщать; другіе наотрѣзъ отказывались ѣхать, потому что такіе-то должны были быть непремѣнно. Наконецъ, кое-какъ дѣло было доведено до конца. Помощью всякихъ уступокъ,-- пообѣщавъ однимъ выпустить такой-то номеръ, другимъ -- вставить другой, миссъ Сневелличи обязалась дать публикѣ такую программу спектакля, которая, если и не отличалась другими достоинствами, была во всякомъ случаѣ достаточно обширна (не считая четырехъ большихъ пьесъ въ нее входило очень много куплетовъ, нѣсколько характерныхъ танцевъ и два примѣрныхъ сраженія въ концѣ дивертисмента). Артисты вернулись домой въ полномъ изнеможеніи послѣ дневныхъ трудовъ.
   Николай засѣлъ опять за пьесу и скоро кончилъ ее; потомъ принялся зубрить свою роль со всѣмъ усердіемъ актера-новичка и на первой же репетиціи -- какъ признала въ одинъ голосъ вся труппа, сыгралъ ее превосходно. Наконецъ, великій день наступилъ. Съ утра отрядили глашатая съ колокольчикомъ возвѣстить уличной публикѣ о предстоящемъ вечернемъ спектаклѣ. Афиши въ три фута длиной и девять дюймовъ шириной полетѣли во всѣ стороны: онѣ просовывались подъ рѣшетки всѣхъ палисадниковъ, затыкались за деревянные молотки всѣхъ домовъ, вывѣшивались въ окнахъ всѣхъ лавокъ. Не забыли расклеить ихъ и по стѣнамъ, хотя послѣдняя мѣра была выполнена не совсѣмъ успѣшно, ибо безграмотный джентльменъ, на котораго была возложена эта обязанность за нездоровьемъ профессіональнаго разносчика афишъ, однѣ изъ нихъ наклеилъ криво, а остальныя вверхъ ногами.
   Въ половинѣ шестого у входа въ раекъ толпились четыре человѣка. Въ три четверти шестого эта цифра возрасла до двѣнадцати. Въ шесть ровно звонки въ дверь театра сдѣлались оглушительны, и когда мистеръ Кромльсъ-старшій отворилъ ее, ему пришлось спасаться бѣгствомъ, чтобы сохранить свою жизнь. Мистриссъ Груденъ, засѣдавшая въ кассѣ, собрала пятнадцать шиллинговъ въ эти первыя десять минутъ.
   Такая же суматоха царила и за кулисами. Миссъ Сневелличи отъ волненія такъ вспотѣла, что румяна не хотѣли держаться у нея на лицѣ. Мистриссъ Кромльсъ была въ такой ажитаціи, что наполовину перезабыла свою роль. У миссъ Бравасса отъ жары и волненія развились локоны. Самъ мистеръ Кромльсъ утратилъ всякое присутствіе духа: онъ поминутно заглядывалъ въ дырочку, продѣланную въ занавѣси господами актерами, и бѣжалъ за кулисы возвѣститъ, что въ партерѣ появился еще одинъ человѣкъ.
   Но вотъ оркестръ замолкъ, поднялся занавѣсъ, и началась новая пьеса. Первое явленіе, гдѣ нѣтъ на сценѣ никого изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ, прошло довольно спокойно; но во второмъ, когда появилась покинутая жена, миссъ Сневелличи, въ сопровожденіи Феномена въ роли ребенка,-- какая буря апплодисментовъ огласила театръ! Въ ложѣ Борумовъ всѣ поднялись, какъ одинъ человѣкъ, замахали шляпами, носовыми платками и кричали "браво" безъ конца. Мистриссъ Борумъ и гувернантка бросали на сцену вѣнки, изъ коихъ часть попала на рампу, а одинъ увѣнчалъ лысину какого-то толстаго господина въ партерѣ, который былъ, впрочемъ, такъ поглощенъ происходившимъ на сценѣ, что даже не замѣтилъ, какая ему выпала честь. Портной съ семействомъ, занимавшій ложу верхняго яруса, такъ неистово топоталъ ногами, что оставалось только удивляться, какъ онъ не провалился на головы сидѣвшимъ ниже ихъ. Даже мальчишка, разносившій зрителямъ инбирное пиво, былъ такъ очарованъ волшебнымъ видѣніемъ на сценѣ, что застылъ на мѣстѣ въ среднемъ проходѣ партера съ разинутымъ ртомъ, а молодой офицерикъ, про котораго говорили, что онъ питаетъ нѣжную страсть къ миссъ Сневелличи, поскорѣе вставилъ въ глазъ свой монокль, чтобы скрыть предательскую слезу. Ниже и ниже присѣдала миссъ Сневелличи, громче и громче ревѣла буря апплодисментовъ. И только тогда, когда Феноменъ, подобравъ изъ рампы полуобгорѣлый, дымящійся вѣнокъ, водрузилъ его на голову бенефиціантки задомъ на передъ, эта буря, достигнувъ своего апогея, мгновенно утихла и прерванное представленіе могло продолжаться.
   Но надо было слышать, какъ хлопали Николаю въ его патетической сценѣ съ мистриссъ Кромльсъ! Когда въ отвѣтъ на издѣвательства мистриссъ Кромльсъ (недостойной его матери), назвавшей его "дерзкимъ мальчишкой", онъ бросилъ ей въ лицо: "Я васъ презираю!", надо было слышать, какимъ взрывомъ аплодисментовъ встрѣтила публика эти слова! А когда онъ поссорился съ другимъ актеромъ изъ-за молодой леди и, показавъ шкатулку съ пистолетами, объявилъ, что если онъ, другой актеръ, джентльменъ, онъ будетъ съ нимъ драться, не выходя изъ этой гостиной, пока вся ея мебель не обагрится кровью одного или обоихъ соперниковъ. Боже мой, что было тогда! И ложи, и партеръ, и раекъ слились въ одномъ неистовомъ ревѣ. А потомъ, когда онъ обозвалъ свою мать скверными словами за то, что она хотѣла присвоить имущество молодой леди, и это такъ растрогало почтенную матрону, что она сейчасъ же смягчилась, а сынъ расчувствовался и, опустившись на одно колѣно, попросилъ у нея благословенія, какъ зарыдали дамы, Царь Небесный! А когда въ пятомъ актѣ онъ спрятался за занавѣску въ темной комнатѣ, и злодѣй-родственникъ, жаждавшій его крови, принялся тыкать своей обнаженной шпагой во всѣ углы, кромѣ того, гдѣ у всѣхъ на виду торчали ноги жертвы, какой теперь ужасъ охватилъ весь зрительный залъ! Лицо Николая, фигура, походка, каждое его движеніе, каждое слово, были предметомъ восторженныхъ похвалъ. Всякій разъ, какъ онъ открывалъ ротъ, чтобы заговорить, въ партерѣ поднимался громъ апплодисментовъ. И когда, наконецъ, въ послѣдней сценѣ съ насосомъ мистриссъ Грудденъ зажгла бенгальскій огонь, и всѣ незанятые члены труппы высыпали на сцену и попадали въ разныхъ мѣстахъ, принявъ живописныя позы (не потому, чтобы это было необходимо по пьесѣ, а просто, чтобы закончить "картиной"), толпа зрителей, которая къ этому времени значительно возрасла, разразилась такимъ воплемъ энтузіазма, какого не слыхали въ стѣнахъ портсмутскаго театра Богъ знаетъ сколько лѣтъ.
   Короче говоря, и новая пьеса, и новый актеръ вышли изъ испытанія съ блестящимъ успѣхомъ, и когда въ концѣ спектакля вызвали миссъ Сневелличи, ее вывелъ подъ руку Николай и раздѣлилъ ея торжество.
   

ГЛАВА XXV
повѣствуетъ объ одной молодой лэди изъ Лондона, вступающей въ труппу, о пожиломъ поклонникѣ, состоящемъ въ ея свитѣ, и церемоніи, которою завершился ихъ пріѣздъ.

   Въ виду несомнѣннаго успѣха новой пьесы было объявлено, что она будетъ идти каждый вечеръ впредь до дальнѣйшаго извѣщенія, и число пустыхъ вечеровъ, то есть такихъ, когда театръ былъ закрытъ, съ трехъ въ недѣлю сократилось до двухъ. Но это были не единственные признаки необычайнаго успѣха пьесы и актеровъ. Не дальше, какъ на той же недѣлѣ, въ субботу, Николаю былъ доставленъ черезъ неутомимую мистриссъ Грудденъ цѣлый капиталъ въ тридцать шиллинговъ, не говоря уже о той великой чести, которой онъ удостоился помимо этой вещественной награды, получивъ въ презентъ экземпляръ брошюры самого мистера Кордля съ автографомъ этого джентльмена на заглавномъ листѣ, автографомъ, который уже и самъ по себѣ представлялъ неоцѣненное сокровище, да еще при запискѣ, наполненной изъявленіями высокаго одобренія знаменитаго автора брошюры и заканчивавшейся, лестнымъ предложеніемъ (тѣмъ болѣе лестнымъ, что оно ничѣмъ не было вызвано) читать молодому артисту Шекспира по утрамъ, по три часа ежедневно, все время, пока онъ пробудетъ въ Портсмутѣ.
   Въ одно прекрасное утро мистеръ Кромльсъ подошелъ къ Николаю съ сіяющимъ лицомъ и сказалъ:
   -- А знаете, Джонсонъ, я пріобрѣлъ еще новинку.
   Какую?-- спросилъ Николай. Новаго пони для представленій?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, за лошадей мы принимаемся только тогда, когда истощатся всѣ другіе рессурсы. А думаю, въ этотъ сезонъ намъ не понадобится никакого пони. Нѣтъ, нѣтъ, это не пони!
   -- Такъ кто же? Не новый ли феноменъ? Можетъ быть, мальчикъ-феноменъ?
   -- На свѣтѣ только одинъ феноменъ, да и тотъ дѣвочка,-- замѣтилъ внушительно мистеръ Кромльсъ.
   -- Правда ваша, я и забылъ. Прошу извинить... Ну, въ такомъ случаѣ я рѣшительно отказываюсь отгадать.
   -- А что бы вы сказали, напримѣръ, насчетъ новой актрисы изъ Лондона?-- спросилъ мистеръ Кромльсъ.-- Миссъ такая-то изъ королевскаго Дрюрилэнскаго театра.
   -- Я сказалъ бы, что на афишахъ это выйдетъ очень эффектно,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Вѣрно! И если бы вы прибавили, что она выйдетъ эффектно на сценѣ, вы были бы недалеки отъ истины... Взгляните-ка сюда. Что вы объ этомъ думаете?
   Съ этими словами мистеръ Кромльсъ развернулъ передъ глазами собесѣдника сперва красную, потомъ синюю, потомъ желтую афишу. На всѣхъ трехъ въ заголовкѣ было изображеніе огромными буквами: "Первый дебютъ несравненной миссъ Петоукеръ, артистки королевскаго Дрюрилэнскаго театра".
   -- Ахъ, Боже мой, да я ее знаю!-- сказалъ Николай.
   Мистеръ Кромльсъ торжественно сложилъ афиши и отвѣчалъ:
   -- Значитъ вы знаете все, что только можетъ вмѣстить душа молодой женщины по части таланта, таланта извѣстнаго рода, хочу я сказать, извѣстнаго рода, "Кровопійца" умретъ съ этой дѣвушкой,-- прибавилъ мистеръ Кромльсъ пророческимъ тономъ -- Другой такой сильфиды я не знаю. Стоять на одной ногѣ и играть на тамбуринѣ колѣномъ другой, да, только у сильфиды это можетъ выйти красиво.
   -- Когда же она пріѣзжаетъ?-- спросилъ Николай.
   -- Мы ждемъ ее сегодня. Она старинная подруга мистриссъ Кромльсъ. Мистриссъ Кромльсъ всегда ее понимала и съ самаго начала предсказывала ей блестящею будущность. Всѣмъ, что эта дѣвушка знаетъ, она обязана мистрссъ Кромльсъ. Вѣдь первая-то "Кровопійца" и была мистриссъ Кромльсъ.
   -- Неужели?
   -- Ну, да. Только ей пришлось скоро отказаться.
   -- Нервы разстраивались?-- спросилъ Николай.
   -- Не столько у нея, сколько у публики,-- отвѣчалъ мистеръ Кромльсъ.-- Это было нѣчто ужасное, потрясающее. Никто не могъ выдержать... О, вы еще не знаете мистриссъ Кромльсъ.
   Николай отважился было намекнуть, что, кажется, знаетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, далеко не знаете, далеко!-- твердо сказалъ мистеръ Кромльсъ.-- Я самъ ея не знаю -- это фактъ. Отечество узнаетъ ее вполнѣ только послѣ ея смерти. Каждый годъ эта удивительная женщина даетъ новыя доказательства своего таланта. Взгляните вы на нее; вѣдь это мать шестерыхъ дѣтей, изъ коихъ трое живы и всѣ трое на сценѣ.
   -- Поразительно!-- сказалъ Николай.
   -- Поистинѣ поразительно,-- подтвердилъ мистеръ Кромльсъ, торжественно качая головой и угощая свой носъ табакомъ въ избыткѣ самодовольства.-- Даю вамъ слово артиста: я и не подозрѣвалъ, какъ она танцуетъ до ея послѣдняго бенефиса, когда въ дивертисментѣ она исполнила характерный танецъ съ веревочкой. А въ тотъ день она еще играла Джульетту и Эленъ Макгрегоръ... Довольно вамъ сказать,-- продолжалъ мистеръ Кромльсъ конфиденціальнымъ тономъ стараго друга, придвигаясь къ своему собесѣднику,-- что въ первый разъ, когда я увидѣлъ эту замѣчательную женщину, она стояла вверхъ ногами на толстомъ концѣ копья, среди пылающихъ костровъ.
   -- Вы меня поражаете!-- сказалъ Николай.
   -- А она какъ меня поразила!-- подхватилъ мистеръ Кромльсъ съ совершенно серьезнымъ лицомъ.-- Богъ ты мой! Эта грація въ соединеніи съ достоинствомъ! Я влюбился въ нее съ той же минуты.
   Неожиданное появленіе интереснаго предмета этихъ похвалъ положило донецъ изліяніямъ мистера Кромльса. А вслѣдъ затѣмъ явился мастеръ Перси Кромльсъ и подалъ матери письмо, только что принесенное съ почты. Взглянувъ на конвертъ, мистриссъ Кромльсъ вскрикнула: "Отъ Генріетты Петоукеръ!" и сейчасъ же углубилась въ чтеніе.
   -- Ну, что...-- началъ было нерѣшительно мистеръ Кромльсъ.
   -- Ничего, все хорошо,-- отвѣчала супруга, предупреждая вовросъ.-- Какъ я рада, что ея дѣла складываются такъ удачно!
   -- Да, это превосходнѣйшая комбинація, можно смѣло сказать,-- замѣтилъ мистеръ Кромльсъ, и всѣ трое, мужъ, жена и сынъ, принялись хохотать.
   Предоставши почтенное семейство этому пріятному времяпрепровожденію, Николай пошелъ домой, недоумѣвая, что это за забавная тайна связана съ именемъ миссъ Петоукеръ, и представляя себѣ, какъ удивится эта леди, когда узнаетъ о неожиданномъ его вступленіи на поприще искусства, котораго сама она была такимъ блестящимъ украшеніемъ.
   Однако, въ этомъ послѣднемъ предположеніи Николай ошибался. Порадѣлъ ли въ его пользу мистеръ Винцентъ Кормльсъ или миссъ Петоукеръ имѣла свои причины отнестись къ нему особенно любезно, только встрѣча ихъ въ театрѣ на другой день скорѣе носила характеръ свиданія двухъ старыхъ друзей, не видавшихся съ дѣтства, чѣмъ обыкновенной встрѣчи людей, всѣ отношенія которыхъ ограничивались случайнымъ знакомствомъ. Но это еще не все: миссъ Петоукеръ шепнула ему на ушко, что, говоря о немъ съ семействомъ антрепренера, она нарочно умолчала о Кенвигзахъ и сказала, что познакомилась съ нимъ въ самомъ избранномъ и фешенебельномъ кругу. Замѣтивъ же, что мистеръ Джонсонъ принялъ это извѣстіе съ непритворнымъ изумленіемъ, она поспѣшила прибавить, бросивъ на него нѣжный взглядъ, что разсчитываетъ на его доброту и вскорѣ намѣрена ее испытать.
   Въ тотъ же вечеръ Николай удостоился чести играть съ миссъ Петоукеръ въ водевилѣ и не могъ не замѣтить, что оказаннымъ ей горячимъ пріемомъ она была больше всего обязана необыкновенному постоянству, съ какимъ поддерживалъ ее нѣкій зонтикъ, сидѣвшій въ ложѣ верхняго яруса. Замѣтилъ онъ также, что очаровательная артистка частенько посылала нѣжные взгляды въ ту сторону, гдѣ усердствовалъ зонтикъ, и что послѣ каждаго такого взгляда зонтикъ начиналъ выходить изъ себя. А одинъ разъ ему мелькнула рядомъ съ зонтикомъ оригинальнаго фасона шляпа и даже показалось, что эта шляпа была ему какъ будто знакома, но, будучи занятъ своей ролью, онъ не обратилъ вниманія на это обстоятельство, и оно совершенно улетучилось изъ его памяти къ тому времени, когда онъ вернулся домой.
   Только-что они со Смайкомъ сѣли ужинать, какъ въ дверь къ нимъ постучалась хозяйка и сказала, что какой-то джентльменъ желаетъ видѣть мистера Джонсона.
   -- Пусть войдетъ,-- отвѣчалъ Николай.-- Должно быть, это кто-нибудь изъ нашей голодной братіи, Смайкъ.
   Его сожитель посмотрѣлъ на холодную говядину, безмолвно соображая, много ли останется отъ нея на завтрашній день, и положилъ обратно кусокъ, который только-что было отрѣзалъ, чтобы хоть сколько-нибудь ослабить опустошительное дѣйствіе предстоящаго набѣга на блюдо.
   -- Это кто-нибудь такой, кто не бывалъ у насъ раньше, потому что онъ спотыкается на каждомъ поворотѣ лѣстницы,-- сказалъ Николай..-- Входите, входите... Батюшки! Вотъ чудеса! Мистеръ Лилливикъ!
   Да, это былъ сборщикъ водяныхъ пошлинъ, и никто другой. Глядя въ упоръ на хозяина своимъ стекляннымъ взглядомъ, онъ, съ деревяннымъ лицомъ, торжественно пожалъ ему руку и опустился на стулъ у камина.
   -- Какими судьбами?-- спросилъ его Николай.-- Когда вы пріѣхали?
   -- Сегодня утромъ,-- отвѣчалъ мистеръ Лилливикъ.
   -- А, значитъ это вы были сейчасъ въ театрѣ и вашъ зон...
   -- Вотъ этотъ,-- сказалъ мистеръ Лилливикъ, выдвигая впередъ большой зеленый зонтикъ съ погнутымъ наконечникомъ.-- Ну, что, какъ вы нашли сегодняшній спектакль?
   -- По моему, сошло недурно, т. е. насколько можно судить объ этомъ со сцены,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Недурно?-- воскликнулъ съ негодованіемъ мистеръ Лилливикъ.-- А я вамъ говорю: восхитительно!
   Онъ нагнулся впередъ, чтобы придать больше эффекта послѣднему слову, затѣмъ выпрямился, нахмурился и нѣсколько разъ кивнулъ головой.
   -- Восхитительно, да! Это было нѣчто волшебное, неслыханное, умопомрачительное!
   Тутъ мистеръ Лилливикъ опять выпрямился, опять нахмурился и закивалъ головой.
   -- Да, она способная актриса,-- проговорилъ Николай, немного удивленный такими яростными проявленіями восторга.
   -- Она божество!-- отрѣзалъ мистеръ Лилливикъ, и вышеупомянутый зеленый зонтикъ застучалъ въ полъ характернымъ стукомъ сборщика пошлинъ.-- Знавалъ я и раньше превосходныхъ актрисъ. Помню, мнѣ приходилось захаживать въ одинъ домъ, гдѣ жила одна божественная актриса. Она прожила въ моемъ округѣ больше четырехъ лѣтъ. Я заходилъ къ ней по службѣ -- за деньгами, и частенько таки заходилъ понапрасну... Много я ихъ видалъ на своемъ вѣку, но никогда, никогда изъ всѣхъ божественныхъ женщинъ, зовись онѣ актрисами или нѣтъ, я не видалъ ни одной божественнѣе Генріетты Петоукеръ.
   Николаю стоило большого труда удержаться отъ смѣха. Боясь открыть ротъ, чтобы не расхохотаться, онъ только кивалъ головой въ тактъ кивкамъ мистера Лилливика и упорно молчалъ.
   -- Позвольте мнѣ переговорить съ вами наединѣ,-- сказалъ вдругъ мистеръ Лилливикъ.
   Николай весело взглянулъ на Смайка. Тотъ понялъ намекъ и исчезъ.
   -- Знаете, что я вамъ скажу, мистеръ Никкльби?-- началъ сборщикъ пошлинъ, когда они остались одни.-- Холостякъ -- несчастное существо.
   -- Вы находите?-- спросилъ Николай.
   -- Положительно такъ. Я прожилъ на свѣтѣ безъ малаго шестьдесятъ лѣтъ и, кажется, могу объ этомъ судить.
   "Могъ бы, конечно, но можешь ли, это другой вопросъ",-- подумалъ Николай.
   -- Стоитъ холостяку подкопить немного деньжонокъ на старость, чтобы всѣ его сестры и братья, племянники и племянницы начали точить на нихъ зубы,-- продолжалъ мистеръ Лилливикъ.-- И даже тогда, когда въ качествѣ лица, занимающаго видное мѣсто на государственной службѣ, онъ является представителемъ фамиліи или, такъ сказать, главнымъ воднымъ резервуаромъ, отъ котораго расходятся всѣ другія, болѣе мелкія развѣтвленія, даже тогда о ни желаютъ ему смерти и готовы заплакать, видя его живымъ и здоровымъ, потому что имъ не терпится завладѣть его добромъ. Развѣ неправду я говорю?
   -- Совершенную правду,-- подтвердилъ Николай.
   -- Одинъ изъ главныхъ доводовъ противъ женитьбы -- расходы,-- продолжалъ мистеръ Лилливикъ.--Только это и удерживало меня, а то Богъ ты мой (тутъ онъ прищелкнулъ пальцами для пущаго эффекта), да я пятьдесятъ разъ могъ бы жениться!
   -- И на красивыхъ женщинахъ?-- спросилъ Николай.
   -- На красивыхъ женщинахъ, сэръ. Ну, разумѣется, не на такихъ красавицахъ, какъ Генріетта Петоукоръ, ибо ей нѣтъ равныхъ; но все же на такихъ, какія встрѣчаются не на каждомъ шагу,-- смѣю васъ увѣрить... Теперь представьте себѣ, что человѣкъ, вмѣсто того, чтобы взять состояніе за женой, можетъ пріобрѣсти въ женѣ цѣлое богатство. Что вы на это скажете?
   -- Скажу, что онъ счастливый человѣкъ,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Вотъ то же самое и я говорю!-- подхватилъ сборщикъ пошлинъ, благосклонно похлопавъ его зонтикомъ по виску.-- Генріетта Петоукеръ, высоко даровита и Генріетта Петоукеръ, носитъ въ себѣ цѣлый кладъ, и я намѣренъ...
   -- Сдѣлать изъ нея мистриссъ Лилливикъ,-- докончилъ Николай.
   -- Нѣтъ, сэръ, не мистриссъ Лилливикъ. Актрисы сохраняютъ свои дѣвичьи фамиліи, такъ ужь ведется на свѣтѣ. Но я намѣренъ жениться на ней, и не дальше, какъ послѣзавтра.
   -- Поздравляю васъ, сэръ.
   -- Благодарю васъ,-- проговорилъ сборщикъ пошлинъ, торжественно застегивая свой жилетъ на всѣ пуговицы.-- Я, конечно, буду брать ея жалованье, да и знаете, я думаю, въ концѣ концовъ издержки будутъ не такъ велики; одному ли прожить, или двоимъ, почти все равно. Это все таки утѣшеніе.
   -- Развѣ вамъ нужны утѣшенія въ такую минуту?-- спросилъ Николай.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, разумѣется, не нужны,-- произнесъ мистеръ Лилливикъ взволнованнымъ голосомъ и покачалъ головой.
   -- Я одного не понимаю, мистеръ Лилливикъ,-- сказалъ Николай,-- зачѣмъ вы оба пріѣхали сюда, если собираетесь жениться?
   -- Я вамъ сейчасъ объясню: затѣмъ-то я вѣдь и пришелъ. Мы, видите ли, думаемъ, что лучше будетъ обвѣнчаться потихоньку отъ семьи.
   -- Отъ какой семьи?
   -- Ну, разумѣется, отъ Кенвигзовъ. Если только племянница моя и всѣ ея чада провѣдаютъ о моихъ планахъ, я знаю, начнутся истерики, обмороки; всѣ они въ меня вцѣпятся и не отстанутъ, пока я не поклянусь всѣмъ святымъ никогда не жениться. А то еще, упаси Богъ, добудутъ медицинское свидѣтельство, что я лишился разсудка, да засадятъ меня въ сумасшедшій домъ. Отъ нихъ вѣдь все станется,-- закончилъ сборщикъ пошлинъ, весь дрожа.
   -- Да, это правда, они будутъ васъ ревновать,-- сказалъ Николай.
   -- Такъ вотъ, во избѣжаніе такихъ непріятностей, мы съ Генріеттой Петоукеръ и условились, что она подъ предлогомъ ангажемента отправится сюда, къ своимъ стариннымъ знакомымъ Кромльсамъ, а я днемъ раньше выѣду въ Гильдфордъ, встрѣчу ее тамъ въ конторѣ дилижансовъ, а изъ Гильдфорда мы поѣдемъ ужъ вмѣстѣ. Затѣмъ, боясь, чтобы вы какъ-нибудь не проболтались о насъ въ вашихъ письмахъ къ мистеру Ногсу, мы сочли за лучшее посвятить васъ въ нашъ секретъ. Свадьбу мы справляемъ у Кромльсовъ. Приходите и вы въ церковь ли, или прямо къ завтраку, какъ хотите; мы будемъ очень вамъ рады. Пышности не будетъ никакой, я не люблю лишнихъ издержекъ,-- прибавилъ сборщикъ пошлинъ, спѣша, предупредить недоразумѣнія, могущія возникнуть на этотъ счетъ.-- Кофе съ сухариками, можетъ быть, шримсы или что-нибудь въ этомъ родѣ. Вообще легкая закуска, и только.
   -- Понимаю,-- сказалъ Николай.-- А непремѣнно приду,-- почту за особенное удовольствіе. А гдѣ остановилась ваша невѣста? У Кромльсовъ?
   -- Нѣтъ, у нихъ слишкомъ тѣсно. Она остановилась у одной своей знакомой, которая живетъ съ своей товаркой; онѣ тоже актрисы.
   -- Ахъ, должно быть, это миссъ Сневелличи.
   -- Да, она.
   -- И вѣрно онѣ будутъ подружками невѣсты?
   -- Въ томъ-то и горе,-- проговорилъ мистеръ Лилливикъ съ неподвижнымъ лицомъ,-- всѣхъ подружекъ будетъ четыре. Боюсь, что онѣ устроютъ изъ этого цѣлый спектакль.
   -- О, нѣтъ,-- пробормоталъ Николай, пытаясь довольно неудачно сдѣлать видъ, что онъ кашляетъ, а не смѣется.-- Но кто же остальныя двѣ? Миссъ Сневелличи, миссъ Ледрукъ, затѣмъ...
   -- Феноменъ,-- простоналъ сборщикъ пошлинъ.
   -- Ха, ха, ха,-- расхохотался Николай.-- Простите я и самъ не знаю, чему я смѣюсь... Да, такъ, Феноменъ,-- это будетъ очень мило. Ну, а кто же четвертая?
   -- Какая-то молодая особа, тоже подруга Генріетты Петоукеръ,-- отвѣчалъ мистеръ Лилливикъ, вставая.-- Итакъ, мистеръ Никкльби, я надѣюсь, что вы сохраните нашъ секретъ.
   -- Можете на меня положиться... Не хотите ли чего-нибудь выпить или закусить?
   -- Благодарю васъ, у меня нѣтъ аппетита. Какъ вы полагаете, сэръ: жизнь женатаго человѣка -- пріятная жизнь?
   -- Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь,-- отвѣчалъ Николай.
   -- Да, да, конечно. Навѣрное такъ. Навѣрное такъ... Покойной ночи.
   И мистеръ Лилливикъ, проявивъ въ теченіе этого короткаго свиданія самую поразительную смѣсь разнородныхъ движеній человѣческой души чистосердечія и подозрительности, пылкой стремительности и скаредности, самомнѣнія и малодушія, повернулся налѣво кругомъ и вышелъ, предоставивъ Николая хохотать на свободѣ, пока не надоѣстъ.
   Не останавливаясь надъ разрѣшеніемъ вопроса, дологъ или коротокъ долженъ былъ показаться слѣдующій день Николаю, мы скажемъ только, что для лицъ, болѣе его заинтересованныхъ въ предстоящей церемоніи, онъ пролетѣлъ очень быстро. Когда поутру миссъ Петоукеръ проснулась въ комнатѣ миссъ Сневелличи, сна объявила, что ничто, ничто не заставитъ ее повѣрить, чтобы дѣйствительно уже наступилъ тотъ день, который долженъ быль ознаменовать великую перемѣну въ ея жизни.
   -- Я не могу этому вѣрить, не могу,-- говорила миссъ Петоукеръ.-- Сегодня вѣнчаться?-- Нѣтъ, нѣтъ, это ужасно! Я не перенесу этого испытанія, не перенесу, лучше и не говорите!
   Услышавъ такія слова, миссъ Сневелличи и миссъ Ледрукъ (очень хорошо знавшія, въ скобкахъ сказать, что ихъ прекрасная подруга мечтала выйти замужъ уже нѣсколько лѣтъ и что въ теченіе всего этого періода времени она съ великой радостью подвергла бы себя жестокому испытанію, нынѣ ее ожидавшему, еслибъ нашелся достойный джентльменъ, который съ своей стороны былъ бы не прочь пойти на такой рискъ), принялись ее утѣшать, внушая ей твердость духа. Она должна гордиться, говорили онѣ, что можетъ озарить прощальнымъ свѣтомъ любви закатѣ жизни такого почтеннаго человѣка. Женщина должна терпѣть и покоряться въ такихъ случаяхъ: это необходимо для счастья всего человѣчества; и хотя онѣ лично полагаютъ истинное счастье исключительно въ одиночествѣ и ни подъ какимъ видомъ,-- нѣтъ, нѣтъ, ни за какія блага въ мірѣ -- не хотѣли бы промѣнять его на жизнь вдвоемъ, но если когда-нибудь пробьетъ ихъ часъ, сознаніе долга въ нихъ, слава Богу, настолько сильно, что онѣ и не подумаютъ роптать, но съ кротостью и смиреніемъ покорятся судьбѣ, которую указало женщинѣ само Привидѣніе, предназначивъ ей быть радостью и высшей наградой ея братьевъ по человѣчеству -- мужчинъ.
   -- Конечно, для меня было бы жестокимъ ударомъ порвать всѣ старыя связи, отрѣшиться отъ своего прошлаго или, какъ это тамъ говорится, но я покорилась бы, дорогая моя, покорилась бы, увѣряю тебя,-- сказала миссъ Сневелличи.
   -- Я тоже, поддержала ее миссъ Ледрукъ.-- Я протянула бы шею въ брачное ярмо, но не позволила бы себѣ возставать. Много сердецъ разбила я въ своей жизни и теперь каюсь: ужасно имѣть на совѣсти такія воспоминанія.
   -- Это правда,-- сказала миссъ Сневелличи.-- Однако, Ледъ, моя милочка, пора намъ ее одѣвать, а то мы опоздаемъ.
   Благочестивыя разсужденія подругъ, а можетъ быть, и страхъ опоздать, помогли бѣдной невѣстѣ выдержать церемонію облаченія, а затѣмъ крѣпкій чай въ перемежку съ водкой содѣйствовали укрѣпленію ея ослабѣвшихъ ножекъ, иначе она не могла бы шагу ступить.
   -- Ну, что, моя радость, какъ ты теперь себя чувствуешь?-- спросила ее миссъ Сневелличи.
   -- О, Лилливикъ!-- воскликнула невѣста.-- Еслибъ ты зналъ, что я переношу ради тебя!
   -- Онъ знаетъ, голубушка, знаетъ и никогда не забудетъ,-- пыталась успокоить ее миссъ Ледрукъ.
   -- Ты говоришь не забудетъ?-- истерически вскрикнула миссъ Петоукеръ, проявляя дѣйствительно недюжинный сценическій талантъ.-- Не забудетъ? Ты въ самомъ дѣлѣ такъ думаешь? Ты увѣрена, что онъ всегда будетъ помнить, всегда, всегда, всегда?..
   Неизвѣстно, чѣмъ бы кончилось это изліяніе патетическихъ чувствъ, если бы какъ разъ въ эту минуту миссъ Сневелличи не возвѣстила о прибытіи экипажа. Это извѣстіе до такой степени поразило невѣсту своей неожиданностью, что, позабывъ объ угрожающихъ симптомахъ близкой истерики, проявляемыхъ ею до сихъ поръ въ быстро возрастающей прогрессіи, она подбѣжала къ зеркалу,-- оправила платье и очень спокойно объявила, что готова принести себя въ жертву.
   Подъ руки довели ее до кареты, усадили и всю дорогу, до самой квартиры антрепренера, поддерживали въ ней "остатки жизни" (по выраженію миссъ Сневелличи) нюхательными солями, водкой и другими возбуждающими не менѣе деликатнаго свойства. Какъ только они вышли изъ кареты, два юные Кромльса съ кокардами на шляпахъ и въ великолѣпнѣйшихъ жилетахъ, какіе только имѣлись въ театральномъ гардеробѣ, распахнули передъ ними дверь. Соединенными усиліями этихъ молодыхъ джентльменовъ, двухъ подружекъ и кучера, миссъ Петоукеръ, въ состояніи полнѣйшаго изнеможенія, была доставлена наконецъ въ первый этажъ, гдѣ и упала въ обморокъ съ блистательнымъ эффектомъ какъ только увидѣла вышедшаго къ ней навстрѣчу жениха.
   -- Генріетта Петоукеръ, дорогая моя, ободритесь!-- сказалъ онъ ей.
   Миссъ Петоукеръ ухватилась за руку сборщика пошлинъ, но волненіе не давало ей говорить.
   -- Неужели я такъ страшенъ, Генріетта Петоукерь?-- возопилъ растерявшійся сборщикъ.
   -- О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Но, друзья... дорогіе друзья моей юности... разстаться съ ними... это ужасно!
   Изливъ въ такихъ выраженіяхъ свои скорбныя чувства, миссъ Петоукеръ принялась перечислять поименно друзей своей юности и взывать къ тѣмъ изъ нихъ, которые были налицо, чтобы они пришли и приняли ее въ свои объятія. Покончивъ съ этой церемоніей, она вспомнила, что мистриссъ Кромльсъ была ей больше, чѣмъ мать, мистеръ Кромльсъ -- больше, чѣмъ отецъ, а Кромльсы младшіе и миссъ Нинетта -- больше, чѣмъ братья и сестра. А такъ какъ каждое изъ этихъ воспоминаній сопровождалось опять таки довольно продолжительными объятіями, то въ общемъ процедура заняла много времени, и въ церковь пришлось скакать во весь опоръ, чтобы поспѣть во-время.
   Кортежъ состоялъ изъ двухъ экипажей. Въ одномъ сидѣли миссъ Бравасса (четвертая подружка), мистриссъ Кромльсъ, женихъ и мистеръ Фолэръ, приглашенный шаферомъ; въ другомъ -- невѣста, мистеръ Кромльсъ, миссъ Гневелличи, миссъ Ледрукъ и Феноменъ. Туалеты дамъ были великолѣпны. Подружки невѣсты были сплошь утыканы искусственными цвѣтами, въ особенности Феноменъ, исчезавшій въ нихъ почти безъ остатка и имѣвшій видъ какой-то ходячей бесѣдки. Миссъ Ледрукъ, отличавшаяся романическимъ складомъ ума, украсила свою грудь миніатюромъ неизвѣстнаго пѣхотнаго офицера, который незадолго передъ тѣмъ пріобрѣла на распродажѣ по дешевымъ цѣнамъ. На остальныхъ дамахъ сверкали поддѣльные брилліанты, по красотѣ почти не уступавшіе настоящимъ. За то мистриссъ Кромльсъ поражала суровой простотой и величіемъ высокаго трагизма.
   Но, кажется, никто изъ всей компаніи не сумѣлъ придать своей внѣшности такого внушительнаго и соотвѣтствующаго обстоятельствамъ характера, какъ мистеръ Кромльсъ. Согласно счастливой и оригинальной идеѣ, его осѣнившей, этотъ джентльменъ, выступавшій въ роли посаженаго отца невѣсты, превосходно "провелъ" эту роль, нарядившись въ театральный парикъ, въ табачнаго цвѣта камзолъ во вкусѣ прошлаго столѣтія, въ сѣрые шелковые чулки и башмаки съ пряжками. Имѣя въ виду прежде всего естественность сценическаго исполненія, онъ рѣшилъ, что ему необходимо растрогаться, вслѣдствіе чего, какъ только свадебный кортежъ вступилъ въ предѣлы храма, послѣдній огласился такими раздирательными воплями любящаго "отца", что церковный сторожъ поспѣшилъ пригласить его въ ризницу и предложилъ ему стаканъ воды передъ началомъ вѣнчанья.
   Торжественное шествіе свадебной процессіи къ боковому придѣлу было великолѣпно. Невѣста съ четырьмя подружками образовали отдѣльную группу прекрасно скомпанованную и прорепетированную. За ними слѣдовалъ сборщикъ пошлинъ, а за нимъ его шаферъ, передразнивая его походку и движенія къ неописанному удовольствію своихъ коллегъ, собравшихся на хорахъ. Мистеръ Кромльсъ ковылялъ разслабленной поступью старца, удрученнаго горемъ. Мистриссъ Кромльсъ выступала всѣмъ извѣстнымъ шагомъ трагическихъ королевъ: шагъ впередъ правой ногой,-- остановка; шагъ впередъ лѣвой ногой,-- остановка, и такъ далѣе. Однимъ словомъ, по полнотѣ ансамбля картина не оставляла желать ничего лучшаго.
   Брачная церемонія кончилась очень скоро, свидѣтели расписались въ книгѣ (причемъ мистеръ Кромльсъ счелъ необходимымъ осѣдлать свой носъ парой огромныхъ очковъ, протеревъ ихъ предварительно огромнымъ фуляромъ), и затѣмъ всѣ отправились завтракать въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Николай дожидался ихъ въ квартирѣ антрепренера.
   -- Ну, господа, завтракъ поданъ. Пожалуйте за столъ!-- возгласилъ мистеръ Кромльсъ, помогавшій мистриссъ Грудденъ въ послѣднихъ приготовленіяхъ къ пиршеству, которое, къ слову сказать, было устроено на болѣе широкую ногу, чѣмъ это могло быть пріятно сборщику пошлинъ.
   Второго приглашенія не понадобилось. Толкаясь и оттирая другъ другъ, хозяева и гости ринулись къ столу и, не теряя даромъ времени, напали на ѣду. Прелестная невѣста краснѣла очень сильно, когда на нее смотрѣли, и ѣла очень много, когда на нее не смотрѣли, а интересный женихъ работалъ ножомъ и вилкой съ такимъ звѣрскимъ видомъ холодной рѣшимости, какъ будто задался задачей какъ можно меньше оставить Кромльсамь разъ ужъ его заставили заплатить за всѣ эти вкусныя вещи.
   -- А что, сэръ, живо окрутили, неправда ли?-- спросилъ мистеръ Фолэръ, нагибаясь къ нему черезъ столь.
   -- Какъ окрутили? Я васъ не понимаю,-- отозвался мистеръ Лилливикъ.
   -- Да такъ: скрѣпили брачный союзъ, связали мужа и жену неразрывными узами, или какъ тамъ это зовется. Исторія не длинная, вы, я думаю, и опомниться не успѣли.
   -- Да, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Лилливикъ, вспыхнувъ отъ гнѣва,-- исторія не длинная, но что же изъ этого?
   -- О, ровно ничего. Повѣситься вѣдь тоже не долго, какъ вы полагаете? Ха, ха, ха!
   Мистеръ Лилливикъ положилъ ножъ и вилку и обвелъ честную компанію негодующимъ взоромъ.
   -- Повѣситься?-- переспросилъ онъ въ недоумѣніи.
   Воцарилось гробовое молчаніе. Никакое перо не опишетъ величественной фигуры мистера Лилливика въ его оскорбленномъ достоинствѣ.
   -- Повѣситься?-- повторилъ еще разъ разгнѣванный женихъ.-- Да развѣ можно въ порядочномъ обществѣ проводить параллель между бракомъ и...
   -- И тамъ, и здѣсь петля, изъ которой не выкрутишься,-- отважился намекнуть мистеръ Фолэръ, немного опѣшивъ.
   -- Петля? Какая петля?-- заревѣлъ мистеръ Лилливикъ.-- Кто смѣетъ, говоря со мной, соединять въ одно понятіе петлю и Генріетту Пето...
   -- Лилливикъ,-- поправилъ мистеръ Кромльсъ.
   -- И Генріетту Лилливикъ,-- повторилъ сборщикъ пошлинъ.-- Въ этомъ домѣ, въ присутствіи почтенныхъ хозяевъ, выростившихъ талантливую и добродѣтельную семью -- семью феноменовъ и не знаю кого тамъ еще,-- на радость себѣ и другимъ,-- въ этомъ домѣ говорить о какихъ-то петляхъ! Да что же это такое, наконецъ.
   -- Фолэръ,-- сказалъ мистеръ Кромльсъ, считая приличнымъ растрогаться при этомъ лестномъ намекѣ на него и его дражайшую половину,-- Фолэръ, вы меня удивляете!
   -- Господи, да за что вы всѣ на меня напали!-- оправдывался несчастный актеръ.-- Что я такого сдѣлалъ?
   -- Что вы сдѣлали, сэръ?-- закричалъ мистеръ Лилливикъ.-- Вы пытались подорвать общественные устои...
   -- И осмѣять лучшія и нѣжнѣйшія изъ человѣческихъ чувствъ,-- добавилъ Кромльсъ, возвращаясь къ своей роли отца.
   -- И набросить тѣнь презрѣнія на самыя прочныя и священныя соціальныя узы,-- докончилъ сборщикъ пошлинъ.-- Петли! Точно меня схватили за шиворотъ или поймали за ногу въ силокъ и женили насильно, а не самъ я женился по собственной своей свободной волѣ и гордясь своимъ поступкомъ!
   -- Я вовсе не хотѣлъ сказать, что васъ схватили за шиворотъ или поймали за ногу въ силокъ,--проговорилъ сконфуженный актеръ.-- Я очень жалѣю, что такъ вышло.
   -- Вы и должны жалѣть, сэръ,-- отрѣзалъ мистеръ Лилливикъ.-- Очень радъ, что у васъ хватило совѣсти почувствовать свою вину.
   Такъ какъ послѣ такого отвѣта ссору можно было считать поконченной, а другого зрѣлища, которое могло бы занять вниманіе общества, не предвидѣлось, то мистриссъ Лилливикъ сочла этотъ моментъ самымъ подходящимъ, чтобы удариться въ слезы. Понадобилась помощь всѣхъ четырехъ подружекъ, которая и была оказана безъ промедленія, хотя и не безъ нѣкоторой кутерьмы, ибо комната была очень маленькая, а скатерть на столѣ очень длинная, и при первомъ же движеніи переполошившихся дѣвицъ тарелки полетѣли на полъ. Но мистриссъ Лилливикъ, не взирая ни на что, рѣшительно отказывалась успокоиться, пока воюющія стороны не дадутъ ей торжественной клятвы, что споръ ихъ не будетъ имѣть дальнѣйшихъ послѣдствій. Поломавшись, сколько слѣдовало по правиламъ приличій, противники исполнили ея требованіе. Съ этой минуты мистеръ Фолэръ погрузился въ гробовое молчаніе и довольствовался тѣмъ, что щипалъ за ногу Николая всякій разъ, какъ сборщикъ пошлинъ раскрывалъ ротъ, выражая этимъ способомъ свое презрѣніе къ оратору и къ тому, что тотъ говорилъ.
   Было произнесено много рѣчей. Говорилъ Николай, говорилъ мистеръ Кромльсъ, говорилъ новобрачный. Два спича принадлежали юнымъ Кромльсамъ, отвѣчавшимъ на тостъ, который пили въ ихъ честь, а одинъ -- Феномену, говорившему отъ лица подружекъ невѣсты, причемъ мистриссъ Кромльсъ умилилась до слезъ. Было и пѣніе. Пѣли миссъ Ледрукъ и миссъ Бравасса. Пѣли бы, по всей вѣроятности, и другіе, еслибъ извозчикъ, дожидавшійся у крыльца, чтобы везти счастливую чету на пристань, откуда она предполагала отплыть на пароходѣ въ Райдъ, не прислалъ съ лакеемъ свой категорическій ультиматумъ: или ѣхать сейчасъ же, или доплатить ему восемнадцать пенсовъ сверхъ условленной платы.
   Эта жестокая угроза произвела магическое дѣйствіе. Мистеръ Лилливикъ съ супругой стали собираться. Послѣ самаго патетическаго прощанья они отправились въ Райдъ, гдѣ намѣрены были провести въ уединеніи слѣдующіе два дня и куда, по заранѣе состоявшемуся соглашенію, имъ сопутствовалъ Феноменъ, избранный изъ числа подружекъ по нарочитой просьбѣ мистера Лилливика на томъ основаніи, что пароходный кассиръ, введенный въ заблужденіе малымъ ростомъ этой дѣвицы, долженъ былъ выдать ей полъ-билета.
   Такъ какъ въ этотъ день не было спектакля, то мистеръ Кромльсъ объявилъ, что онъ намѣренъ сидѣть, пока не будетъ выпито все, что оставалось на столѣ по части питія; но Николай, который долженъ былъ на другой день въ первый разъ выступить къ роли Ромео, успѣлъ ускользнуть потихоньку, воспользовавшись кратковременной суматохой, вызванной неожиданнымъ проявленіемъ сильныхъ симптомовъ нетрезвости въ поведеніи мистриссъ Грудденъ.
   Дезертируя такимъ образомъ изъ веселой компаніи, Николай руководствовался не только личными вкусами, но и безпокойствомъ за Смайка, который долженъ былъ играть аптекаря въ "Ромео и Джульеттѣ" и до сихъ поръ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о своей роли, кромѣ общаго представленія, что аптекарь долженъ быть голоденъ, но за то это и понятіе -- вѣроятно, по старой памяти -- онъ усвоилъ замѣчательно быстро.
   -- Не знаю, право, Смайкъ, что намъ съ тобой дѣлать,-- сказалъ Николай, положивъ книгу, по которой онъ экзаменовалъ новоиспеченнаго актера.-- Боюсь, мой другъ, что тебѣ не выучить роли.
   -- Кажется, что такъ,-- проговорилъ Смайкъ, грустно покачавъ головой.-- Вотъ если бы вы... Но нѣтъ! Вамъ будетъ слишкомъ много хлопотъ...
   -- Что такое? Говори. Не думай обо мнѣ.
   -- Если вы бы попробовали учить меня со словъ,-- заговорили бы мнѣ мою роль по кусочкамъ, по нѣскольку разъ каждое мѣсто,-- можетъ быть, тогда я и запомнилъ бы что-нибудь.
   -- Ты думаешь? Чудесно! Непремѣнно попробуемъ. Посмотримъ, кому первому надоѣстъ. Только не мнѣ, Смайкь, повѣрь... Ну, начинаемъ: "Кто громко такъ зоветъ меня?"
   -- Кто громко такъ зоветъ меня?-- сказалъ Смайкъ.
   -- Кто громко такъ зоветъ меня?-- повторилъ Николай.
   -- Кто громко такъ зоветъ меня?-- прокричалъ Смайкъ.
   Долго спрашивали и переспрашивали они другъ друга, кто ихъ такъ громко зоветъ. Когда Смайкъ выучилъ это наизусть, Николай перешелъ къ слѣдующей фразѣ; потомъ они стали долбить двѣ за-разъ, потомъ перешли къ третьей, и такъ далѣе, пока, наконецъ, уже къ полночи, бѣдный Смайкъ, къ своей неописанной радости, убѣдился, что онъ запомнилъ таки кое-что.
   На другой день они спозаранку принялись опять за работу, и Смайкъ, ободренный своими вчерашними успѣхами, заучивалъ гораздо быстрѣе и говорилъ смѣлѣе. Какъ только онъ достаточно овладѣлъ своей ролью, чтобы не затрудняться въ словахъ, Николай показалъ ему, какъ онъ долженъ выйти на сцену, придерживая обѣими руками желудокъ и потирая его отъ времени до времени согласно установившимся въ публикѣ понятіямъ, по которымъ такой пріемъ у актера долженъ означать, что ему хочется ѣсть. Не ограничившись утренней репетиціей и наскоро пообѣдавъ, они проработали весь день вплоть до той минуты, когда пора было идти въ театръ.
   Никогда ни одинъ учитель не имѣлъ болѣе старательнаго, болѣе кроткаго и послушнаго ученика. Никогда ни одинъ ученикъ не имѣлъ болѣе неутомимаго, болѣе терпѣливаго и внимательнаго учителя.
   Какъ только они одѣлись къ спектаклю, Николай возобновилъ свои уроки, пользуясь каждой свободной минутой, когда онъ не былъ на сценѣ. Труды его увѣнчались успѣхомъ. Ромео-Николаю былъ оказанъ самый горячій пріемъ, а Смайкъ былъ провозглашенъ единогласно и публикой, и актерами, царемъ всѣхъ аптекарей, когда-либо выступавшихъ въ "Ромео и Джульеттѣ".
   

ГЛАВА XXVI.
Душевному спокойствію миссъ Никкльби угрожаетъ опасность.

   Мѣсто -- роскошная анфилада комнатъ въ Редженъ-Стритѣ, время три часа пополудни для жалкихъ тружениковъ, влачащихъ скучное бремя жизни, и первый утренній часъ для беззаботныхъ счастливцевъ, срывающихъ цвѣты удовольствія; дѣйствующія лица -- лордъ Фредерикъ Верисофтъ и его пріятель сэръ Мельбери Гокъ.
   Оба элегантные джентльмена покоятся на кушеткахъ, небрежно развалившись. Между ними стоитъ накрытый столъ, а на столѣ сервированъ завтракъ, блистающій изысканностью и обиліемъ яствъ, къ которымъ никто еще не прикасался. По комнатѣ разбросаны газеты, но и онѣ, какъ и завтракъ, остаются нетронутыми, и не потому, чтобы о нихъ заставила забыть оживленная бесѣда. Достойные друзья еще не обмѣнялись ни словомъ, и тишина въ комнатѣ нарушается только тогда, когда который-нибудь изъ нихъ заворочается на своемъ ложѣ, отыскивая болѣе удобнаго изголовья для своей отуманенной головы, и у него вырвется нетерпѣливый возгласъ. Въ такія минуты его безпокойное состояніе какъ будто передается его компаньону.
   Уже однихъ этихъ признаковъ вполнѣ достаточно, чтобы приблизительно опредѣлить размѣры кутежа, происходившаго наканунѣ, если бы даже не было другихъ указаній на веселыя забавы, въ которыхъ прошла эта ночь. Два билліардныхъ шара, измазанные мѣломъ, двѣ искалѣченныя шляпы, бутылка изъ подъ шампанскаго съ обмотанной вокругъ горлышка грязной перчаткой, чтобы ловчѣе было пускать ее въ ходъ въ качествѣ наступательнаго оружія, сломанная трость, футляръ отъ картъ безъ крышки, пустой кошелекъ, разорванная часовая цѣпочка, пригоршня серебра, перемѣшаннаго съ окурками и пепломъ отъ сигаръ, и многіе другіе слѣды дебоша краснорѣчиво свидѣтельствовали о характерѣ джентльменскихъ забавъ, имѣвшихъ здѣсь мѣсто.
   Лордъ Верисофтъ заговорилъ первымъ. Спустивъ съ кушетки свою обутую въ туфлю ногу, онъ зѣвнулъ во весь ротъ, не безъ труда принялъ сидячее положеніе, обратилъ усталый, сонный взглядъ на пріятеля и окликнулъ его вялымъ голосомъ.
   -- Чего вамъ?-- отозвался сэръ Мельбери, поворачиваясь.
   -- Неужели мы такъ пролежимъ здѣсь весь день?-- спросилъ милордъ.
   -- Мы, кажется, больше ни на что не способны, по крайней мѣрѣ, сейчасъ,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери.-- У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія двигаться.
   -- Двигаться!-- воскликнулъ лордъ Фредерикъ.-- Да, у меня такое ощущеніе, что я не то что двигаться, а, кажется, съ великимъ удовольствіемъ умеръ бы сію минуту.
   -- Такъ отчего же вы не умираете?
   Съ этими словами сэръ Мельбери отвернулся къ стѣнѣ, очевидно, задавшись задачей во что бы то ни стало уснуть.
   Его подающій надежды другъ и ученикъ придвинулъ стулъ къ столу и попробовалъ ѣсть, но убѣдившись, что это ему не подъ силу, лѣниво всталъ, дотащился до окна, постоялъ, потомъ походилъ изъ угла въ уголъ, не отнимая руки отъ своего горячаго лба, и, наконецъ, бросился опять на кушетку и еще разъ окликнулъ пріятеля.
   -- Ахъ, чортъ! Чего вамъ отъ меня нужно?-- простоналъ сэръ Мельбери и сѣлъ.
   Но хотя это было сказано достаточно брюзгливо, сэръ Мельбери, должно быть, почувствовалъ, что отмалчиваться больше нельзя. Онъ потянулся, зѣвнулъ, опять потянулся, перевелъ плечами, объявилъ, что, въ комнатѣ "адскій холодъ", наконецъ, придвинулся къ столу, чтобы въ свою очередь произвести экспериментъ надъ завтракомъ, и не замедлилъ оказать въ этомъ дѣлѣ несравненно большіе успѣхи, чѣмъ его менѣе обтерпѣвшійся другъ.
   -- А какъ вы полагаете;-- заговорилъ сэръ Мельбери съ кускомъ жаркого на вилкѣ, который онъ подносилъ ко рту,-- какъ вы полагаете, не побесѣдовать ли намъ еще немножко объ этой красоточкѣ?
   -- О какой?-- спросилъ лордъ Фредерикъ.
   -- Зачѣмъ вы прикидываетесь простакомъ? Ну, разумѣется, о миссъ Никкльби.
   -- Вы обѣщали мнѣ разыскать ее,-- сказалъ лордъ Фредерикъ.
   -- Обѣщалъ, но теперь передумалъ. Вы не хотите мнѣ довѣриться, такъ и ищите ее сами.
   -- Но послушайте...-- началъ было милордъ.
   -- Повторяю, ищите ее сами,-- перебилъ его сэръ Мельбери.-- Вы не бойтесь, черной работы я на насъ не свалю, я знаю, что безъ меня вамъ не видать этой дѣвочки. Нѣтъ, нѣтъ. Вы найдете ее, а я наведу васъ на слѣдъ.
   -- Ахъ, вы, разбойникъ! Я вижу, вы настоящій, вѣрный другъ!-- воскликнулъ молодой лордъ, на котораго это обѣщаніе произвело дѣйствіе живой воды.
   -- Гакъ слушайте же,-- продолжалъ сэръ Мельбери,-- на этотъ обѣдъ ее пригласили въ качествѣ приманки для васъ.
   -- Не можетъ быть! Кой чортъ...
   -- Въ качествѣ приманки для васъ,-- повторилъ сэръ Мельбери -- Старикъ Никкльби самъ мнѣ сказалъ.
   -- Ахъ, онъ старая лисица!-- закричалъ милордъ.-- Вѣдь этакій архиплутъ!
   -- Еще бы! Онъ знаетъ, что дѣвочка смазливенькая...
   -- Смазливенькая!-- повторилъ съ негодованіемъ юный лордъ. Красавица, картинка, классическая статуя, вотъ она что, клянусь своей душой.
   -- Ну, ладно, статуя, такъ статуя,--проговорилъ сэръ Мельбери, пожимая плечами съ напускнымъ или искреннимъ равнодушіемъ,-- объ этомъ ему лучше знать. Это, конечно, дѣло вкуса, и если мы съ вами не сходимся во вкусахъ, тѣмъ выгоднѣе для насъ.
   -- Толкуйте! Однако, въ тотъ день вы такъ за ней волочились, что не давали мнѣ слова ей сказать.
   -- Ну, да, одинъ разъ, и довольно съ меня: хорошенькаго понемножку. Съ бабами слишкомъ много хлопотъ... Ну, вы, конечно, другая статья, и если вы намѣрены серьезно приволокнуться за племянницей, скажите только дядюшкѣ, что вы желаете знать, гдѣ и съ кѣмъ она живетъ, иначе вы ему больше не кліентъ, и онъ мигомъ доставитъ вамъ нужныя свѣдѣнія, будьте покойны.
   -- Отчего вы мнѣ раньше этого не сказали?-- спросилъ лордъ Фридерикъ.-- Или вамъ пріятно было видѣть, какъ я томлюсь, изнываю, горю на медленномъ огнѣ?
   -- Во-первыхъ, я этого не видѣлъ, а во-вторыхъ, не зналъ, что ваши чувства такъ серьезны,-- отвѣчалъ сэръ Мельбери беззаботно.
   Но настоящая подкладка этого дѣла была такова. Въ тотъ промежутокъ времени, который прошелъ со дня обѣда у Ральфа Никкльби, сэръ Мельбери Гокъ всякими правдами и неправдами старался разузнать, гдѣ скрывается Кетъ, такъ внезапно тогда появившаяся и исчезнувшая безъ слѣда. Понятно, однако, что безъ содѣйствія Ральфа, съ которымъ они разстались въ тотъ день почти-что въ ссорѣ и съ тѣхъ поръ не видались, всѣ его старанія должны были оказаться безплодными; вотъ почему онъ и рѣшилъ теперь повѣдать молодому лорду о признаніи, вырвавшемся тогда у старика. Къ этому рѣшенію онъ пришелъ по многимъ соображеніямъ. Немаловажную роль играло здѣсь желаніе быть увѣреннымъ, что все, что будетъ извѣстно его слабодушному другу, будетъ извѣстно и ему самому; но желаніе снова увидѣть племянницу ростовщика и употребитъ все свое искусство, чтобы смирить ея гордость и отомстить ей за презрѣніе къ нему, было, разумѣется, главнымъ. Тактика была ловкая во всѣхъ отношеніяхъ; къ какимъ бы ни привела она результатамъ относительно Кетъ, сэръ Мельбери Рокъ оставался во всякомъ случаѣ въ барышахъ. Уже одинъ тотъ фактъ, что онъ вытянулъ отъ Ральфа настоящую цѣль, которую старикъ имѣлъ въ виду, вводя племянницу въ подобное общество, и съ такою безкорыстною откровенностью разсказалъ о немъ своему другу, не могъ не поднять его фондовъ въ глазахъ этого друга и, слѣдовательно, значительно облегчалъ перемѣщеніе звонкой монеты (и безъ того совершавшееся очень легко) изъ кармана лорда Фредерика Верисофта въ карманъ сэра Мельбери Гока.
   Такъ разсуждалъ сэръ Мельбери, и результатомъ такой логики было то, что вскорѣ послѣ вышеописаннаго разговора два друга отправились къ Ральфу Никкльби, чтобы привести въ исполненіе одинъ планъ дѣйствій, измышленный сэромъ Мельбери номинально въ интересахъ его молодого пріятеля а въ сущности для достиженія его собственныхъ цѣлей.
   Они застали Ральфа дома и одного. Когда всѣ трое вошли въ гостиную, у хозяина, очевидно, мелькнуло воспоминаніе о происходившей здѣсь сценѣ. Онъ бросилъ на сэра Мельбери наблюдательный взглядъ, на который тотъ, впрочемъ, отвѣтилъ только безпечной улыбкой.
   Переговоривъ о денежныхъ дѣлахъ (что заняло очень немного времени), молодой лордъ, слѣдуя наставленіямъ своего друга, не безъ замѣшательства заявилъ Ральфу, что онъ желаетъ побесѣдовать съ нимъ наединѣ.
   -- Наединѣ? Ого,-- воскликнулъ сэръ Мельбери, притворяясь удивленнымъ.-- Ну, ладно, бесѣдуйте, я пройду въ сосѣднюю комнату. Только пожалуйста поскорѣе, мнѣ будетъ скучно ждать.
   Съ этими словами онъ взялъ свою шляпу и, напѣвая, какой-то романсъ, исчезъ за дверью во вторую гостиную, притворивъ ее за собой.
   -- И къ вашимъ услугамъ, милордъ,-- сказалъ Ральфъ -- Въ чемъ дѣло?
   -- Никкльби,-- заговорилъ его кліентъ, разваливаясь на диванѣ, на которомъ они оба сидѣли, чтобы быть поближе къ уху старика,-- Никкльби, какая красоточка ваша племянница!
   -- Вы находите,-- отозвался Ральфъ равнодушно.-- Гм... да, очень возможно. Я не даю себѣ труда задумываться о такихъ вещахъ.
   -- Ну, полно, вы отлично знаете, что она чертовски красива. Вы должны это знать, не отпирайтесь.
   -- Да, кажется, ее находятъ хорошенькой. Впрочемъ, я и самъ это вижу. А если бы не видѣлъ, такъ вы, милордъ, такой авторитетъ во всемъ, у васъ такая гибель вкуса, что я, конечно, повѣрилъ бы вамъ на слово.
   Никто, кромѣ молодого дурака, къ которому были обращены эти слова, не остался бы глухимъ къ язвительному тону, какимъ они были сказаны, или слѣпымъ къ исполненному презрѣнія взгляду, сопровождавшему ихъ. Но лордъ Фредерикъ Верисофтъ былъ глухъ и слѣпъ, и принялъ комплементъ за чистую монету.
   -- Что жь, Никкльби,-- сказалъ онъ,-- пожалуй, вы правы, хоть, можетъ быть, и преувеличиваете немножко. Но дѣло не къ томъ. Я хочу знать, гдѣ живетъ эта красавица: мнѣ хочется взглянуть на нее еще разокъ.
   -- Я долженъ вамъ сказать, милордъ...-- началъ было Ральфъ.
   -- Не говорите такъ громко!-- перебилъ его тотъ, удивительно искусно разыгрывая главную часть навязанной ему роли.-- Я не хочу, чтобы Гокъ насъ слышалъ.
   -- Ага! Вѣрно вы знаете, что онъ вашъ соперникъ?-- проговорилъ Ральфъ, пронизывая его взглядомъ.
   -- Да, онъ вѣчно торчитъ у меня на дорогѣ, но на этотъ разъ я намѣренъ забѣжать впередъ. Ха, ха, ха! Воображаю, Никкльби, какъ онъ злится за то, что мы съ вами говоримъ по секрету... Ну-съ, такъ гдѣ же она живетъ?... Говорите. Больше я ничего у васъ не прошу.
   "Клюетъ рыбка, клюетъ" -- подумалъ Ральфъ.
   -- Ну, что же вы молчите?-- настаивалъ милордъ.-- Я спрашиваю, гдѣ она живетъ?
   -- Послушайте, милордъ,-- проговорилъ Ральфъ, потирая руки съ сосредоточеннымъ видомъ,-- прежде, чѣмъ я вамъ отвѣчу на этотъ вопросъ, мнѣ надо хорошенько подумать.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не надо. О чемъ тутъ думать? Говорите сейчасъ.
   -- Если я вамъ скажу, изъ этого не выйдетъ добра. Она -- дѣвушка скромная, выросла въ порядочной, честной семьѣ. Бѣдняжка хороша собой -- это правда, и беззащитна... Бѣдная, бѣдная дѣвочка!-- Преподнося этотъ краткій очеркъ положенія Кетъ, Ральфъ говорилъ съ такимъ видомъ, какъ будто думалъ вслухъ, самъ того не замѣчая, но острый, проницательный взглядъ, какимъ онъ при этомъ смотрѣлъ на своего собесѣдника, лучше всякихъ словъ доказывалъ, что онъ лжетъ.
   -- Говорятъ вамъ, я хочу только взглянуть на нее,-- сказалъ съ нетерпѣніемъ милордъ.-- Надѣюсь, хорошенькая женщина не растаетъ оттого, что на нее посмотрятъ лишній разъ. Ну, говорите же, гдѣ она живетъ?.. Послушайте, Никкльби, вы на мнѣ наживаетесь,-- вамъ это лучше, чѣмъ кому-нибудь знать. Такъ я даю вамъ слово, что никогда и ни съ кѣмъ, кромѣ васъ, не буду имѣть дѣлъ, если вы мнѣ скажете, о чемъ я васъ прошу.
   -- Ну, хорошо, милордъ,-- сказалъ, наконецъ, Ральфъ съ видомъ жертвы, которую принуждаютъ къ уступкѣ,-- такъ какъ вы даете мнѣ такое обѣщаніе, мнѣ же съ своей стороны пріятно оказать вамъ услугу, тѣмъ болѣе, что, основываясь на вашихъ словахъ, я не вижу въ вашей просьбѣ ничего дурного,-- извольте, я вамъ скажу. Но предупреждаю: то, что вы отъ меня услышите, вы должны хранить въ строжайшей тайнѣ.
   Онъ показалъ пальцемъ на дверь въ сосѣднюю комнату и выразительно кивнулъ головой.
   Молодой лордъ притворился, что онъ совершенно признаетъ необходимость такой предосторожности. Тогда Ральфъ сказалъ ему адресъ племянницы, разсказалъ, въ какой семьѣ и въ качествѣ чего она живетъ, и прибавилъ, что, но слухамъ, это люди очень тщеславные, что они ищутъ аристократическихъ знакомствъ и что, слѣдовательно, милорду будетъ очень легко попасть къ нимъ въ домъ, если онъ пожелаетъ.
   -- Вѣдь вы хотите видѣть ее, а для этого вамъ стоитъ только познакомиться въ этомъ домѣ,-- закончилъ Ральфъ.
   Лордъ Фредерикъ долго благодарилъ его, пожимая его грубую, мозолистую руку, наконецъ, вспомнилъ, что совѣщаніе ихъ слишкомъ затянулось, и крикнулъ сэру Мельбери, что онъ можетъ войти.
   -- А я ужь думалъ, вы тутъ заснули,-- сказалъ сэръ Мельбери, появляясь въ дверяхъ съ надутымъ лицомъ.
   -- Простите, что я заставилъ васъ ждать,-- отвѣчалъ милордъ,-- но Никкльби говорилъ такія удивительно забавныя вещи, что я совсѣмъ заслушался и позабылъ о времени.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, милордъ шутитъ,-- это я его заслушался, а не онъ меня,-- сказалъ Ральфъ.-- Вы вѣдь знаете, какъ остроуменъ, какъ элегантно остроуменъ бываетъ иногда лордъ Фредерикъ... Осторожнѣе, милордъ, здѣсь ступенька. Сэръ Мельбери, пропустите милорда.
   Такъ суетился Ральфъ, провожая съ лѣстницы своихъ гостей, разсыпаясь въ любезностяхъ, съ низкими поклонами, но съ холодной саркастической усмѣшкой, не сходившей съ его лица, и чуть замѣтное подергиванье въ уголкахъ его рта было единственнымъ отвѣтомъ на восхищенный взглядъ, которымъ сэръ Мельбери Гокъ какъ будто поздравлялъ его съ тѣмъ, что онъ былъ такимъ законченнымъ плутомъ.
   За нѣсколько секундъ передъ тѣмъ въ передней позвонили, и въ тотъ моментъ, когда хозяинъ и гости спускались внизъ, Ньюмэнъ Ногсъ вышелъ отворить. По заведенному въ домѣ Ральфа порядку Ньюмэнъ долженъ былъ или молча пропустить посѣтителя или пригласить его въ отдѣльную комнату, пока джентльмены уйдутъ. Но на этотъ разъ мистеръ Ногсъ но какой-то, одному ему извѣстной, причинѣ позволилъ себѣ отступить отъ установленныхъ правилъ: храбро взглянувъ на приближавшееся почтенное тріо, онъ доложилъ громко и внятно:
   -- Мистриссъ Никкльби.
   -- Мистрисъ Никкльби?-- вскрикнулъ съ удивленіемъ сэръ Мельбери Гокъ.
   Молодой его другъ быстро обернулся и выпучилъ на него глаза.
   Это была дѣйствительно вышееченная доброжелательная леди, прилетѣвшая къ мистеру Никкльби съ извѣстіемъ, что находятся желающіе нанять его домъ въ Сити.
   -- Мы не знаете этой дамы,-- сказалъ Ральфъ сэру Мельбери.-- Пройдите въ контору, моя... моя милая. Я сейчасъ къ вамъ приду.
   -- Не знаю этой дамы -- говорите вы?-- повторилъ сэръ Мельбери, подходя къ удивленной матронѣ.-- Да неужели это мать миссъ Никкльби,-- обворожительнаго существа, съ которымъ я имѣлъ счастье встрѣтиться въ этомъ домѣ, когда обѣдалъ здѣсь въ послѣдній разъ?... Но нѣтъ, не можетъ быть!.. Тѣ же черты, это правда, та же неизъяснимая прелесть выраже... Но нѣтъ! Эта леди черезчуръ молода.
   -- Братецъ, вы можете сказать джентльмену, если это его интересуетъ, что Кетъ Никкльби дѣйствительно моя дочь,-- проговорила мистриссъ Никкльби, отвѣчая на комплементъ граціознымъ наклоненіемъ головы.
   -- Слышите, милордъ,-- ея дочь!-- воскликнулъ сэръ Мельбери, оборачиваясь къ своему другу.-- Дочь этой леди!
   "Милордъ -- ого!" -- подумала мистриссъ Никкльби.
   -- Такъ вотъ она -- та женщина, которой мы обязаны такимъ счастьемъ,-- продолжалъ разливаться сэръ Мельбери.-- Она -- мать прелестной миссъ Никкльби... Милордъ, замѣчаете вы это необыкновенное сходство?.. Никкльби, да представьте же насъ.
   Ральфъ долженъ былъ, скрѣпя сердце, продѣлать церемонію представленія.
   -- Клянусь жизнью, я въ восторгѣ отъ такой чести,-- сказалъ лордъ Фредерикъ, выступая впередъ.-- Сударыня, позвольте пожать вашу ручку.
   Мистриссъ Никкльби такъ растерялась отъ этилъ неожиданныхъ любезностей и такъ сердилась на себя, зачѣмъ она не надѣла новой шляпки, что не могла придумать отвѣта и продолжала присѣдать и улыбаться въ величайшемъ смущеніи.
   -- Какъ... какъ поживаетъ миссъ Никкльби?-- спросилъ милордъ. Надѣюсь, здорова?
   -- Благодарю васъ, милордъ, теперь она здорова,-- отвѣчала почтенная леди, приходя понемногу въ себя,-- совершенно здорова. Ей нездоровилось нѣсколько дней послѣ того, какъ она обѣдала здѣсь, и и почти увѣрена, что она простудилась на извозчикѣ, когда возвращалась домой. Извозчичьи кареты, милордъ,-- это такая ужасная вещь! Лучше ужь пѣшкомъ ходить во всякую погоду, чѣмъ ѣздить на извозчикахъ, право., потому что хоть я и слыхала, будто извозчику грозитъ пожизненная ссылка, если въ его экипажѣ окажется разбитое стекло, но они такой безпечный народъ, что у нихъ вѣчно разбитыя окна въ каретахъ. Одинъ разъ я цѣлыхъ шесть недѣль промучилась флюсомъ изъ-за того, что проѣхалась въ такой каретѣ... Кажется мнѣ, что это была карета, прибавила мистриссъ Никкльби, немного подумавъ,-- впрочемъ, я не увѣрена, можетъ быть, эта была коляска съ фордэкомъ. Только я хорошо помню, что она было темно-зеленаго цвѣта, съ номеромъ въ нѣсколько цифръ, который начинался нулемъ и оканчивался девятью... т. е. нѣтъ, начинался девятью и оканчивался нулемъ, хотѣла я сказать. И, конечно, если бы тогда же навести справки на биржѣ, можно было бы навѣрно узнать, была ли это карета или коляска съ фордэкомъ, но карета или коляска, а только въ ней было разбито окно, и и шесть недѣль проходила съ распухшей щекой -- это фактъ. Я даже думаю, что это была та самая коляска, въ которой мнѣ случилось ѣхать еще разъ послѣ того. И представьте, милордъ, фордэкь былъ не плотно закрытъ. Мы бы такъ этого и не знали если бы кучеръ не потребовалъ съ насъ за это лишній шиллингъ, увѣряя, что это мы его открыли и должны заплатить штрафъ по закону. Не знаю, есть ли такой законъ или нѣтъ, можетъ быть, и былъ въ то время, по, но моему, это постыдный законъ. Я, конечно, плохой судья въ этихъ вещахъ, но я всегда скажу, что хлѣбный законъ ничто въ сравненіи съ этимъ.
   Тутъ мистриссъ Никкльби, истощивъ свои разговорные рсссурсы, круто застопорила, повторивъ слабымъ голосомъ, что Кетъ совершенно здорова.
   -- И знаете, милордъ,-- прибавила она, помолчавъ,-- я даже нахожу, что у нея теперь такой здоровый видъ, какого не было съ самаго ея дѣтства, съ тѣхъ поръ, какъ она перенесла коклюшъ, скарлатину и корь, одно за другимъ.
   -- Мнѣ это письмо?-- сердито перебилъ ее Ральфъ, указывая ка маленькій конвертъ, который она держала въ рукахъ.
   -- Вамъ, братецъ. Я нарочно пришла изъ дому, чтобы передать его вамъ.
   -- Какъ, вы прошли пѣшкомъ всю дорогу?-- подхватилъ сэръ Meльбери Рокъ, ловя на лету этотъ случай разузнать, гдѣ она живетъ.-- Но вѣдь это ужасное разстояніе! Далеко ли, по вашему, отъ васъ до этого дома?
   -- Далеко ли?.. Постойте, сейчасъ я вамъ скажу. Да не менѣе мили, считая отъ нашего подъѣзда до Ольдъ-Бэли.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы ошибаетесь, не такъ много.
   -- Никакъ не менѣе мили, могу васъ увѣрить. Спросите хоть милорда.
   -- Да, не менѣе мили, я тоже такъ думаю,-- подтвердилъ лордъ Фредерикъ съ торжественнымъ видомъ.
   -- Конечно, не меньше, если не больше,-- подхватила мистриссъ Никльби.-- Да, вотъ считайте сами. Весь Ньюгетъ Стритъ изъ конца въ конецъ, потомъ Чипсандъ, Ломбардъ-Стритъ Грэсчерчъ-Стритъ и Темзъ-Стритъ до самой Спигвиффинской верфи. Ну, какъ же не миля?
   -- Ваша правда, я сразу не сообразилъ,-- согласился сэръ Мельбери.-- Но неужели вы и назадъ пойдете пѣшкомъ?
   -- О, нѣтъ, я сяду въ омнибусъ. Пока былъ живъ мой бѣдный Николай, я никогда не ѣздила, въ омнибусахъ, но при теперешнихъ моихъ обстоятельствахъ... вы сами знаете, братецъ...
   -- Да, да, нетерпѣливо перебилъ ее Ральфъ,-- все это такъ, но я совѣтовалъ бы вамъ возвращаться домой, пока не стемнѣло.
   -- Вы правы, братецъ, благодарю васъ. Я и сама уже думала, что мнѣ пора проститься.
   -- Можетъ быть, войдете на минутку... отдохнуть?-- спросилъ Ральфъ, не имѣвшій привычки угощать своихъ гостей, когда этимъ не достигалось какой-нибудь прямой или косвенной выгоды.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, пора домой,-- проговорила мистриссъ Никкльби, взглянувъ на часы.
   -- Лордъ Фредерикъ, намъ по дорогѣ съ мистриссъ Никкльби,-- сказалъ сэръ Мельбери.-- Проводимте ее до омнибуса.
   -- Конечно, конечно. Съ большимъ удовольствіемъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, не безпокойтесь! Я, право, не могу этого допустить,-- протестовала мистриссъ Никкльби.
   Но сэръ Мельбери Гокъ и милордъ, повидимому, твердо рѣшили довести свою любезность до конца и, распростившись съ Ральфомъ, который, очевидно, находилъ (и не безъ основанія), что онъ будетъ менѣе смѣшонъ, если останется простымъ зрителемъ этой сцены и воздержится отъ дѣятельнаго участія въ ней, вышли изъ дома вмѣстѣ со своей дамой. Выступая по улицѣ между такими двумя кавалерами, добрѣйшая леди не слышала земли подъ собой: она была въ полномъ экстазѣ и отъ вниманія этихъ двухъ титулованныхъ особъ, оказаннаго ей лично, и отъ пріятной увѣренности, что теперь ея дочери остается только выбирать между двумя блестящими партіями. А пока она уносилась мыслью въ ослѣпительное будущее, ожидавшее ея дочь, сэръ Мельбери Гокъ и его пріятель обмѣнивались многозначительными взглядами поверхъ ея шляпки,-- той самой старой шляпки, по поводу которой бѣдняжка такъ сокрушалась, зачѣмъ не оставила ее дома,-- и разсыпались въ восторженныхъ, но почтительныхъ комплиментахъ многочисленнымъ совершенствамъ миссъ Никкльби.
   -- Какимъ утѣшеніемъ, какою отрадой, какимъ благословеніемъ Божіимъ должна быть для васъ эта прелестная дѣвушка!-- говорилъ сэръ Мельбери, вкладывая въ свой голосъ всю теплоту чувства, какую только способенъ былъ выразить этотъ голосъ.
   -- Вы не ошиблись, сэръ,-- съ готовностью откликнулась почтенная матрона.-- Она у меня любящая дочь, добрѣйшее, кроткое существо. И какъ умна!
   -- Да, это видно съ перваго взгляда,-- подтвердилъ лордъ Фредерикъ авторитетнымъ тономъ эксперта въ этой области.
   -- Она и въ самомъ дѣлѣ очень умна, увѣряю васъ. Еще въ школѣ (она училась въ Девонширѣ, милордъ) всѣ въ одинъ голосъ признавали ее самой умной изъ пансіонерокъ. А тамъ было очень много умныхъ дѣвушекъ, могу васъ увѣрить. Двадцать пять воспитанницъ по пятнадцати гиней въ годъ за каждую, не считая экстренныхъ расходовъ,-- это что-нибудь да значитъ. Тамъ были двѣ миссъ Даудльсъ -- изящныя, благовоспитанныя, очаровательныя дѣвушки изъ прекрасной семьи... Ахъ, Боже мой,-- продолжала мистриссъ Никкльби, захлебываясь отъ избытка чувствъ,-- я никогда не забуду, какъ она радовала меня и своего бѣднаго отца, когда была въ школѣ, никогда не забуду! Какія восхитительныя письма писала она намъ каждые полгода! Буквально въ каждомъ письмѣ говорилось, что она первая ученица во всемъ заведеніи и дѣлаетъ такіе успѣхи, какъ никто. Я и теперь не могу объ этомъ вспомнить безъ слезъ. Всѣ эти письма дѣвочки писали сами, только учитель чистописанія потомъ разсматривалъ ихъ въ лупу и подправлялъ слегка серебрянымъ перомъ... т. е. по крайней мѣрѣ, я такъ думаю, что онѣ писали сами, хотя Кетъ и увѣряла впослѣдствіи, что она не узнаетъ своего почерка. Но я доподлинно знаю, что всѣ онѣ списывали съ одного образца, общаго для всѣхъ, что было, разумѣется, очень полезно и хорошо, и значитъ навѣрное писали сами.
   Въ такихъ воспоминаніяхъ прошелъ незамѣтно и для разсказчицы, и для слушателей весь скучный путь до станціи омнибусовъ. Изысканная вѣжливость новыхъ знакомыхъ мистриссъ Никкльби не допустила ихъ разстаться съ ней, пока они не усадили ее въ карсту, и когда она уже сидѣла на мѣстѣ, они сняли шляпы -- "совсѣмъ сняли, обнаживъ головы", какъ неоднократно и очень торжественно завѣряла впослѣдствіи мистриссъ Никкльби, разсказывая этотъ случай, и посылали ей воздушные поцѣлуи своими желтыми перчатками, пока не скрылись изъ виду.
   Мистриссъ Никкльби забилась въ самый дальній уголь омнибуса, закрыла глаза и отдалась пріятнымъ размышленіямъ. Кетъ ни словомъ не обмолвилась ей о томъ, что она встрѣчала этихъ джентльменовъ. "Это только доказываетъ, что она неравнодушна къ одному изъ нихъ",-- разсуждала почтенная дама. Но вотъ вопросъ къ которому? Милордъ моложе, и титулъ у него болѣе громкій, но Кетъ не такая дѣвушка, чтобы подобныя соображенія могли вліять на нее. "Я, разумѣется, не стану стѣснять ея чувства,-- говорила себѣ мистриссъ Никкльби,-- но на мой взглядъ не можетъ быть никакого сравненія между милордомъ и сэромъ Мельбери. Сэръ Мельбери -- законченный джентльменъ. Какія манеры! Какая предупредительность, привѣтливость въ обращеніи! Да и красавецъ собой. О, этотъ постоитъ за себя! Разкѣ онъ можетъ не нравиться?.. Да, да, надѣюсь, что это сэръ Мельбери, иначе быть не можетъ". Затѣмъ ея мысли перенеслись въ прошлое: сколько разъ она бывало предсказывала, что хоть ея Кетъ и безприданница, а сдѣлаетъ лучшую партію, чѣмъ любая богатая дѣвушка. И, представляя себѣ со всею живостью материнской фантазіи всю красоту и привлекательность бѣдной дѣвочки, такъ бодро вступавшей въ новую жизнь, исполненную труда и лишеній, бѣдная женщина не выдержала: сердце ея переполнилось и слезы потекли по щекамъ.
   Тѣмъ временемъ Ральфъ шагалъ по своей конторѣ, встревоженный и смущенный. Сказать, что Ральфь любилъ кого-нибудь или былъ къ кому нибудь привязанъ, хотя бы въ самомъ узкомъ, будничномъ значеніи этихъ словъ, было бы смѣшно и нелѣпо. А между тѣмъ, когда онъ вспоминалъ о племянницѣ, въ душу его закрадывалось странное чувство, очень близкое къ участію и жалости. Сквозь черную пелену равнодушія и ненависти, застилавшую для его глазъ человѣческій родъ, когда онъ думалъ о ней, пробивался лучъ свѣта, слабый, блѣдный лучъ, даже въ лучшія минуты еле мерцавшій, но все таки пробивался, рисуя ему образъ этой скромной дѣвочки такимъ свѣтлымъ и чистымъ, какимъ не являлось для него ни одно живое существо.
   "Досадно, что я ему сказалъ,-- думалъ Ральфъ.-- А между тѣмъ необходимо было чѣмъ-нибудь придержать этого мальчишку. Онъ мнѣ нуженъ, пока съ него можно тянуть деньги. Продать дѣвушку... Толкнуть ее на путь соблазна, гдѣ она можетъ подвергнуться оскорбленіямъ въ видѣ пошлыхъ и грубыхъ рѣчей... Но зато онъ доставляетъ мнѣ хорошій доходъ: двѣ тысячи фунтовъ за короткое время -- это не шутка... Э, все вздоръ! Чего я раскисъ? Да развѣ лучше поступаютъ тѣ матери, которыя сбываютъ съ рукъ своихъ дочерей?"
   Онъ сѣлъ и сталъ откладывать на пальцахъ шансы въ пользу Кетъ и противъ нея.
   "Коли бы я не навелъ ихъ на слѣдъ,-- говорилъ онъ себѣ,-- это сдѣлала бы ея глупая мать, и не дальше, какъ сегодня. Весь вопросъ въ томъ, какова окажется сама дѣвочка. Если она останется вѣрна себѣ, какъ этого можно ожидать, судя по тому, что я видѣлъ, ей не грозитъ никакой бѣды. Посердится немножко, поплачетъ изъ оскорбленнаго самолюбія, ей это даже полезно.... Да, да,-- сказалъ онъ громко, запирая своей несгораемый шкапъ,-- пусть испытаетъ судьбу, пусть испытаетъ судьбу!"
   

ГЛАВА XXVII.
Мистриссъ Никкльби знакомится съ господами Пайкомъ и Плекомъ и убѣждается въ ихъ безграничномъ расположеніи и участіи къ ней.

   Давно уже мистриссъ Никкльби не чувствовала себя такой счастливой и гордой, какъ вечеромъ того дня, когда, возвратившись отъ Ральфа, она могла предаться на свободѣ пріятнымъ мечтамъ, не покидавшимъ ее всю дорогу. "Леди Мельбери Гокъ, леди Мельбери Гокъ!" на этомъ вертѣлись всѣ ея мысли. "Въ прошедшій вторникъ, въ церкви св. Георгія въ Ганноверъ-Скверѣ, его высокопреподобіемъ епископомъ Лапдафскимъ было совершено бракосочетаніе сэра Мельбери Гока изъ Мельбери Кастля въ Сѣверномъ Валлисѣ, съ Катериной, единственной дочерью покойнаго Николая Никкльби, эсквайра, изъ Девоншира". "Какъ хорошо это звучитъ, честное слово!" -- восклицала мысленно мистриссъ Никкльби.
   Продѣлавъ церемонію вѣнчанія со всѣми сопутствующими ей празднествами къ своему полному сердечному удовольствію, эта сангвиническая мамаша принялась рисовать въ своемъ воображеніи длинный рядъ почестей и отличіи, ожидавшихъ ея Кетъ въ той блестящей новой сферѣ жизни, куда она попадетъ. Разумѣется, сна будетъ представлена ко двору. Въ годовщину ея рожденія, девятнадцатаго іюля ("въ десять минутъ четвертаго утра, потому что помню, я еще спросила тогда, который часъ," -- подумала въ скобкахъ мистриссъ Никкльби), сэръ Мельбери задастъ своимъ арендаторамъ парадный обѣтъ и въ ознаменованіе торжественнаго дня возвратитъ имъ три съ половивной процента изъ прошлогодней ренты, о чемъ будетъ подробно напечатано въ великосвѣтскихъ газетахъ къ удовольствію и безграничному восхищенію всѣхъ ихъ читателей. Портретъ Кетъ появится по меньшей мѣрѣ въ шести альманахахъ, и на оборотной его сторонѣ будетъ выведено изящнымъ курсивомъ: "Стихотвореніе къ портрету леди Мельбери Гокъ. Сэра Дингльби Даббора". А можетъ случиться и такъ, что который-нибудь изъ этихъ альманаховъ, съ болѣе широкими задачами, чѣмъ его собратья, помѣститъ еще и портретъ матери леди Мельбери Гокъ съ приложеніемъ стихотворенія отца сэра Дингльби Даббера. Мало ли чего не бываетъ на свѣтѣ! Въ журналахъ появляются иногда даже менѣе интересные портреты. И какъ только его мысль осѣнила добрѣйшую леди, лицо ея безсознательно приняло то полусонное, кисло-сладкое выраженіе, которое называется томнымъ и, будучи присуще всѣмъ подобнымъ портретамъ, быть можетъ, и объясняетъ загадку ихъ обаятельнаго дѣйствія на публику.
   Въ такихъ фантастическихъ тріумфахъ прошелъ для мистриссъ Никкльби весь вечеръ того дня, когда она случайно познакомилась съ титулованными пріятелями Ральфа, и сновидѣнія не менѣе пророческаго и многообѣщающаго свойства услаждали ея сонъ всю эту ночь. Садясь на другой день за свой скромный обѣдъ, она была занята все тѣми же мечтами (быть можетъ, слегка поблѣднѣвшими при свѣтѣ дня), когда молодая дѣвица, состоявшая при ней въ качествѣ не то компаньонки, не то помощницы по хозяйству, влетѣла въ комнату въ необыкновенной ажитаціи и возвѣстила, что какіе-то два джентльмена желаютъ видѣть мистриссъ Никкльби,-- стоятъ въ передней и просятъ позволенія войти.
   -- Господи, помилуй!-- воскликнула мистриссъ Никкльби, торопливо оправляя на себѣ чепецъ и воротничекъ.-- Что, если это... Ахъ, Боже мой! И все это время они стоятъ въ передней!.. Глупая! Что же ты не пригласила ихъ въ гостиную? Бѣги скорѣй, скажи, что просятъ пожаловать.
   Пока дѣвушка бѣгала внизъ, мистриссъ Никкльби на скорую руку убирала со стола посуду и все, что напоминало объ ѣдѣ. Не успѣла она запереть будетъ и усѣсться на диванъ съ такимъ спокойнымъ лицомъ, какое только сумѣла состроить, какъ въ комнату вошли два джентльмена, совершенно ей незнакомые.
   -- Мое почтенье, сударыня!-- сказалъ одинъ, дѣлая удареніе за второмъ словѣ.
   -- Мое почтенье, сударыня!-- повторилъ другой, перенося удареніе на первое слово разнообразія ради.
   Мистриссъ Никкльби сдѣлала книксенъ, улыбнулась, опять сдѣлала книксенъ и, потирая въ смущеніи руки, замѣтила, что она не имѣетъ, кажется, чести...
   -- Насъ знать?-- докончилъ первый джентльменъ.-- О, вся потеря на нашей сторонѣ, мистриссъ Никкльби, повѣрьте! Вѣдь еся потеря на нашей сторонѣ, неправда ли, Пайкъ?
   -- На нашей, Плекъ,-- подтвердилъ другой жентдьмснь.
   -- Мы часто сожалѣли объ этомъ,-- продолжалъ первый.-- Вѣдь сожалѣли, Пайкъ?
   -- Сожалѣли, Плекъ,-- сказалъ второй.
   -- Но зато теперь мы обрѣли, наконецъ, счастье, о которомъ такъ долго мечтали, по которомъ томились и вздыхали. Мечтали мы объ этомъ счастьѣ, Пайкъ, или не мечтали?
   -- Мечтали, Плекъ, ты и самъ это знаешь,-- проговорилъ мистеръ Пайкъ съ укоризной.
   -- Слышите, сударыня, что онъ говоритъ,-- подхватилъ мистеръ Плекъ, поворачиваясь къ хозяйкѣ.-- Слышите вы это нелицепріятное свидѣтельство моего друга Пайка?.. Кстати, это мнѣ напомнило... Формальности, формальности, ими нельзя пренебрегать въ цивилизованномъ обществѣ. Позвольте вамъ представить: Пайкъ... мистриссъ Никкльби.
   Мистеръ Пайкъ приложилъ руку къ сердцу и отвѣсилъ глубокій поклонъ.
   -- Долженъ ли и я въ свою очередь представиться вамъ,-- продолжалъ мистеръ Плекъ,-- и самъ назвать свое имя, или долженъ просить моего друга Пайка (который, будучи формально представленъ, можетъ выполнить эту обязанность съ большимъ правомъ)... просить его удостовѣрить передъ вами, что мое имя дѣйствительно Плекъ? Долженъ ли я испрашивать чести вашего знакомства единственно на основаніи того глубокаго участія, которое я принимаю въ вашей семьѣ, или же для меня будетъ выгоднѣе обратиться къ вамъ въ качествѣ друга сэра Мельбери Гока,-- всѣ эти вопросы, мистриссъ Никкльби, я предоставляю рѣшить вамъ самимъ.
   -- Друзья сэра Мельбери Гока не нуждаются въ рекомендаціяхъ, чтобы пріобрѣсти мое расположеніе,-- отвѣчала благосклонно мистриссъ Никкльби.
   -- Какъ я счастливъ это слышать!-- воскликнулъ мистеръ Плекъ, придвигая стулъ вплотную къ мѣсту хозяйки и садясь.-- Вы не повѣрите, какъ для меня отрадно сознаніе, что дорогой мой другъ сэръ Мельбери такъ высоко стоитъ въ вашемъ мнѣніи. Позвольте мнѣ, мистриссъ Никкльби, сказать вамъ только одно: когда сэръ Мельбери узнаетъ объ этомъ, онъ будетъ счастливѣйшимъ изъ смертныхъ,-- положительно такъ... Пайкъ, садись.
   -- Мое доброе мнѣніе не можетъ имѣть большого значенія дли такого человѣка, какъ сэръ Мельбери,-- проговорила бѣдненькая мистриссъ Никкльби въ полной увѣренности, что она отвѣчаетъ необыкновенно дипломатично.
   -- Не можетъ имѣть значенія -- ваше мнѣніе?-- повторилъ въ изумленіи мистеръ Плекъ.-- Пайкъ, какое значеніе для нашего друга имѣетъ мнѣніе мистриссъ Никкльби?
   -- Какое значеніе?-- повторилъ, какъ эхо, Пайкъ.
   -- Ну, да, какое? Огромное, не такъ ли?
   -- Огромное,-- подтвердилъ Пайкъ.
   -- Мистриссъ Никкльби не можетъ не знать, какое глубокое впечатлѣніе произвела ея очаровательная дочь на...
   -- Плекъ, воздержись!-- остановилъ его пріятель.
   -- Пайкъ правъ,-- пробормоталъ мистеръ Плекъ послѣ многозначительной паузы -- Я сболтнулъ не подумавши. Пайкъ совершенно правъ. Благодарю, дружище.
   "Боже ты мой, какая деликатность!-- подумала мистриссъ Никкльби.-- Никогда въ жизни ничего подобнаго не встрѣчала".
   Мистеръ Плекъ немного поломался, притворяясь, что онъ находится въ величайшемъ замѣшательствѣ, и затѣмъ возобновилъ разговоръ покорнѣйшей просьбой забыть нечаянно сорвавшіяся у него съ языка необдуманныя слова и объяснить ихъ его безразсудной стремительностью. Единственная милость, о которой онъ позволялъ себѣ просить это, чтобы не сомнѣвались въ его искренности и добрыхъ намѣреніяхъ.
   -- Потому что, когда я вижу,-- сказалъ въ заключеніе мистеръ Плекъ,-- когда я вижу съ одной стороны такую красоту и неотразимую грацію, а съ другой такую пылкую преданность, я... Извини меня, Пайкъ, я не имѣлъ намѣренія снова поднимать эту тему... Перемѣнимте разговоръ, господа.
   -- Мы обѣщали сэру Мельбери и лорду Фредерику,-- началъ Пайкъ,-- зайти къ вамъ освѣдомиться, не простудились ли вы вчера?
   -- О, нѣтъ, нисколько -- поспѣшила отвѣтить мистриссъ Никкльби.-- Передайте милорду и сэру Мельбери мою благодарность за вниманіе ко мнѣ и скажите имъ, что вчерашній вечеръ прошелъ для меня вполнѣ благополучно, вполнѣ. И это тѣмъ болѣе странно, что я вообще очень подвержена простудѣ. Помню, одинъ разъ я схватила такой насморкъ... Кажется, это было въ тысяча восемьсотъ семнадцатомъ году... Позвольте: четыре да пять -- девять... Да, такъ въ семнадцатомъ году... Такъ я схватила тогда такой страшный насморкъ, что думала, никогда отъ него не отдѣлаюсь, серьезно вамъ говорю. И представьте, меня вылечили однимъ очень простымъ средствомъ... Не знаю, случалось ли вамъ слышать о немъ, мистеръ Плекъ.-- Вы берете ведро горячей воды, такой горячей, чтобы только можно было терпѣть, размѣшиваете въ немъ фунтъ соли и на шесть пенсовъ отрубей самыхъ лучшихъ, затѣмъ ставите ведро передъ собой, засовываете въ него голову и сидите такъ по двадцати минутъ каждый вечеръ передъ тѣмъ, какъ ложиться въ постель. Я, кажется, сказала: голову.-- Не голову, а ноги. Это замѣчательное средство, удивительно помогаетъ. Какъ сейчасъ помню; я начала имъ лечиться на второй день Рождества, а къ половинѣ апрѣля насморкъ совершенно прошелъ. Вамъ это покажется чудомъ, когда я скажу, что начался онъ у меня съ сентября.
   -- Какое ужасное приключеніе!-- воскликнулъ мистеръ Пайкъ.
   -- Ужасное!-- повторилъ мистеръ Плекъ.
   -- Но стоитъ выслушать о немъ ужь ради того, чтобъ узнать, что мистриссъ Никкльби въ концѣ концовъ выздоровѣла,-- неправда ли, Плекъ?
   -- Да, благодаря этому обстоятельству, разсказъ получаетъ захватывающій интересъ.
   -- Однако, Плекъ,-- сказалъ вдругъ Пайкъ, какъ будто спохватившись,-- мы такъ увлеклись интересной бесѣдой, что и забыли о нашемъ порученіи.-- Мы явились къ вамъ но порученію, мистриссъ Никкльби..
   -- По порученію?-- повторила въ пріятномъ изумленіи добрѣйшая дама, уму которой мгновенно и въ самыхъ яркихъ краскахъ представилось формальное предложеніе руки и сердца по адресу Кетъ.
   -- Отъ сэра Мельбери,-- докончилъ Пайкъ и прибавилъ помолчавъ:-- Я думаю, вы здѣсь очень скучаете?
   -- Скучаю иногда, сознаюсь,-- отвѣчала мистриссъ Никкльби.
   -- Такъ вотъ, сэръ Мельбери Гокъ просилъ насъ передать вамъ его глубокое почтеніе и нижайшую просьбу удостоить вашимъ присутствіемъ его ложу на сегодняшній спектакль.
   -- Ахъ, Боже мой! Но я нигдѣ не бываю.
   -- Тѣмъ болѣе причинъ, дорогая мистриссъ Никкльби, чтобы вы позволили себѣ это маленькое развлеченіе. Пайкъ, проси мистриссъ Никкльби.
   -- Прошу васъ, согласитесь,-- сказалъ Пайкъ.
   -- Вы должны согласиться,-- упрашивалъ Плекъ.
   -- Вы очень добры,-- заговорила нерѣшительно мистриссъ Никкльби,-- но...
   -- Пожалуйста никакихъ "но",-- любезно перебилъ ее Плекъ,-- въ нашемъ словарѣ не допускается такихъ словъ. Въ ложѣ будутъ вашъ деверь, лордъ Фредерикъ, сэръ Мельбери, Пайкъ. Объ отказѣ не можетъ быть и рѣчи. Сэръ Мельбери пришлетъ за вами экипажъ въ сорокъ минутъ седьмого, минута въ минуту. Вы не будете такъ жестоки, не лишите всѣхъ насъ удовольствія, мистриссъ Никкльби...
   -- Вы такъ любезно настаиваете, что я, право, не знаю, что и сказать,-- проговорила достойная леди.
   -- Не говорите ничего, ни слова, ни звука, дорогая мистриссъ Никкльби!-- И мистеръ Плекъ продолжалъ, понизивъ голосъ:-- Мнѣ хочется сказать вамъ на ушко одну вещь. Правда, я измѣняю данному слову, но это вздоръ и, увѣряю васъ, меня въ этомъ можно извинить, хотя, если бы мой другъ Пайкъ насъ подслушалъ, онъ надралъ бы мнѣ уши, повѣрьте, что такъ,-- вотъ до чего развито чувство чести въ этомъ человѣкѣ!
   Мистриссъ Никкльби бросила боязливый взглядъ на рыцаря Пайка, который въ эту минуту отошелъ къ окну, и мистеръ Плекъ продолжалъ, сжимая ей руку:
   -- Ваша дочь одержала побѣду, съ котярой я могу васъ поздравить. Сэръ Мельбери Гокъ -- ея преданный рабъ. Кха... гм.
   Тутъ мистеръ Пайкъ вдругъ схватилъ съ камина какую-то небольшую вещицу и возгласилъ театральнымъ тономъ:
   -- Ахъ, что это, что я вижу!
   -- Что же ты видишь, мой другъ?-- спросилъ его Плекъ.
   -- Это лицо, эти черты, это божественное выраженіе!-- ломался мистеръ Пайкъ, падая на стулъ съ таинственной вещицей въ рукахъ, которая оказалась портретомъ миніатюръ.-- Исполненіе слабо, несовершенно, но это то же выраженіе, тѣ же черты, то же лицо.
   -- Я узнаю его даже отсюда,-- подхватилъ мистеръ Плекъ въ экстазѣ восторга.-- Неправда ли, сударыни, это слабое подобіе...
   -- Это портретъ моей дочери,-- заявила съ гордостью мистриссъ Никкльби.
   Это былъ дѣйствительно портретъ миссъ Никкльби, который маленькая миссъ Ла-Криви принесла имъ показать за два дня передъ тѣмъ.
   Какъ только мистеръ Пайкъ убѣдился, что его догадка насчетъ портрета вѣрна, онъ принялся изливаться въ превыспреннихъ панегирикахъ божественному оригиналу, осыпая портретъ поцѣлуями въ пылу энтузіазма. А мистеръ Плекъ прижималъ къ сердцу руку мистриссъ Никкльби и въ свою очередь поздравлялъ ее съ такой дочерью такъ искренно и горячо, что на глазахъ у него выступили слезы. Бѣдняжка мистриссъ Никкльби сначала слушала съ снисходительнымъ самодовольствомъ, но подъ конецъ совсѣмъ размякла при видѣ такихъ доказательствъ вниманія и преданности къ ея семьѣ. Впрочемъ, не только она, но даже служанка случайно заглянувшая въ дверь, застыла на мѣстѣ въ нѣмомъ изумленіи передъ дикими восторгами двухъ друзей дома.
   Мало-по-малу, однако, восторги ихъ поостыли. Тогда мистриссъ Никкльби принялась занимать ихъ пространными ламентаціями то поводу постигшаго ее разоренія. Весьма картинно и обстоятельно описала она свой старый деревенскій домъ: не пропустила ни одной комнаты до кладовой включительно, припомнила насколько ступенекъ надо было спуститься, чтобы попасть въ садъ, въ которую сторону повернуть, чтобы войти въ гостиную, и пересчитала весь кухонный инвентарь до послѣдней кастрюли. Воспоминаніе о кухнѣ естественно привело ее въ погребъ, гдѣ она окончательно заблудилась между боченками, бутылками и, вѣроятно, блуждала бы очень долго, если бы названія этихъ полезныхъ предметовъ изъ хозяйственной утвари не напомнили мистеру Пайку по весьма понятной ассоціаціи идей, что ему "чертовски хочется пить".
   -- Знаете что,-- сказалъ этотъ достойный джентльменъ,-- если бы вы послали въ таверну ззять порцію джина съ водой, я бы положительно выпилъ.
   И когда джинъ появился, мистеръ Пайкъ положительно выпилъ, и пилъ съ большимъ удовольствіемъ. Мистеръ Плекъ ему помогалъ, а мистриссъ Никкльби смотрѣла и восхищалась той невзыскательной простотой, съ какою эти свѣтскіе франты удостоили снизойти до простой оловянной кружки изъ ближайшей таверны. Мигтриссъ Никкльби не знала, что это чудо объясняется очень просто. Она не знала, что господамъ въ родѣ Пайка и Плека, промышляющимъ себѣ обѣдъ собственной изворотливостью или, вѣрнѣе, глупостью своихъ ближнихъ, случается попадать во всякія передѣлки и что въ крутыя для нихъ времена они не брезгаютъ самыми простыми и примитивными способами для удовлетворенія своихъ аппетитовъ.
   -- Итакъ, въ сорокъ минутъ седьмого экипажъ будетъ здѣсь,-- сказалъ мистеръ Пайкъ, вставая.-- Позвольте... еще одинъ взглядъ на милыя черты. Да, вотъ оно это прелестное личико! Все то же, неизмѣнно прекрасно. (Поразительный фактъ, въ скобкахъ сказать, принимая въ разсчетъ, что дѣло шло о портретѣ). Ахъ, Плекъ, Плекъ!
   Мистеръ Плекъ вмѣсто отвѣта съ большимъ чувствомъ поцѣловалъ руку у мистриссъ Никкльби. Мистеръ Пайкъ сдѣлалъ то же, послѣ чего оба стремительно вышли.
   Мистриссъ Никкльби имѣла вообще слабость считать себя особой довольно проницательной и дальновидной, но никогда не была она такъ довольна своею дальновидностью, какъ въ этотъ день. Еще наканунѣ она все отгадала. Она никогда не видѣла сэра Мельбери въ обществѣ Кетъ, ни разу до вчерашняго дня не слышала его имени, а между тѣмъ не сообразила ли она съ самаго начала, въ чемъ тутъ секретъ? И она попала въ самую точку,-- теперь на этотъ счетъ не можетъ быть сомнѣній. Какое торжество! Не говоря уже объ оказанномъ ей лично лестномъ вниманіи, которое и само по себѣ могло служить достаточнымъ доказательствомъ, развѣ не выдалъ тайны сэра Мельбери его ближайшій другъ, отъ котораго у него навѣрно нѣтъ секретовъ? "Я просто влюблена въ этого милѣйшаго мистера Плека,-- положительно влюблена", -- рѣшила мистриссъ Никкльби.
   Но среди всего этого благополучія, такъ неожиданно свалившагося на почтенную даму, ее безпокоило одно обстоятельство, а именно: у нея не было никого, передъ кѣмъ она могла бы излиться. Она было совсѣмъ ужъ рѣшилась идти къ миссъ Ла-Криви и разсказать ей все, но тутъ же подумала: "Не знаю только, ловко ли это будетъ? Миссъ Ла-Криви, конечно, хорошая женщина, но не своему положенію въ свѣтѣ она настолько ниже сэра Мельбери, что, я боюсь, намъ неприлично брать ее въ повѣренныя. Бѣдняжка!" И, на основаніи этого важнаго соображенія, добрѣйшая душа окончательно отказалась отъ мысли довѣрить свою тайну маленькой портретисткѣ и удовольствовалась тѣмъ, что запустила нѣсколько весьма таинственныхъ и туманныхъ намековъ насчетъ будущаго своего величія по адресу служанки, которая и выслушала ихъ съ достодолжнымъ почтеніемъ.
   Ровно въ назначенный часъ явился обѣщанный экипажъ, и не какая нибудь извозчичья карета, а собственный экипажъ съ лакеемъ на запяткахъ, отличавшимся такими толстыми икрами, что, если онѣ были и не совсѣмъ соразмѣрны съ объемомъ туловища, зато независимо отъ него, какъ абстрактныя икры, могли быть смѣло выставлены въ королевской академіи въ качествѣ модели. Весело было смотрѣть, съ какимъ эффектомъ толстоногій лакей подсадилъ мистриссъ Никкльби въ экипажъ, захлопнулъ за ней дверцу и вскочилъ на запятки. А такъ какъ добрѣйшая лэди оставалась въ полномъ невѣдѣніи того грустнаго факта, что этотъ джентльменъ, приложивъ къ носу золотой набалдашникъ своей длинной трости, весьма непочтительно подмигивалъ на нее кучеру поверхъ ея же собственной головы, то и возсѣдала на своемъ мѣстѣ, гордо выпрямившись, исполненная сознанія своей важности.
   У театра та же торжественная церемонія: опять прыжокъ лакея съ запятокъ, опять хлопанье дверцы и высаживанье. Въ довершеніе тріумфа мистриссъ Никкльби господа Пайкъ и Плекъ дожидались на подъѣздѣ, чтобы проводить ее въ ложу, а мистеръ Пайкъ простеръ свою вѣжливость до того, что набросился на какого-то старика съ фонаремъ, случайно подвернувшагося ему по дорогѣ, и посулилъ "расквасить" ему носъ къ неописанному ужасу мистриссъ Никкльби, заключившей -- скорѣе по чрезмѣрному возбужденію мистера Пайка, чѣмъ на основаніи какого-либо предшествующаго знакомства съ этимологіей слова "расквасить",-- что дѣло не обойдется безъ кровопролитія. По-счастью, впрочемъ, мистеръ Пайкъ ограничился только угрозой, и они добрались до ложи безъ дальнѣйшихъ приключеній, если не считать выраженнаго тѣмъ же воинственнымъ джентльменомъ желанія "задать взбучку" помощницѣ капельдинерши за то, что она перепутала номеръ ихъ ложи.
   Не успѣли усадить мистриссъ Никкльби въ кресло за занавѣску, какъ явились сэръ Мельбери и лордъ Фредерикъ въ безукоризненно изящныхъ костюмахъ: отъ верхушки шляпы до кончиковъ перчатокъ, и отъ кончиковъ перчатокъ до носковъ сапогъ оба являли изъ себя истыхъ дэнди. Сэръ Мельбери какъ будто еще больше осипъ со вчерашняго дня, а лордъ Фредерикъ смотрѣлъ какимъ-то соннымъ. По этимъ признакамъ, а также и по тому, что оба они были не совсѣмъ тверды на ногахъ, мистриссъ Никкльби вполнѣ правильно заключила, что они только-что пообѣдали.
   -- А мы, сейчасъ.... пили сейчасъ за здоровье вашей прелестной дочери, мистриссъ Никкльби,-- шепнулъ ей сэръ Мельбери, усаживаясь у нея за спиной.
   "Ого, недаромъ говорятъ: въ винѣ правда!" -- подумала проницательная дама и сказала:-- Вы очень любезны, сэръ Мельбери.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, клянусь честью, вся любезность за вами. Съ вашей стороны было такъ мило пріѣхать.
   -- А съ вашей -- меня пригласить, не такъ ли, сэръ Мельбери?-- отвѣчала мистрисъ Никкльби, мотнувъ головой съ необыкновенно тонкимъ видомъ.
   -- Я такъ жаждалъ познакомиться съ вами,-- сказалъ на это сэръ Мельбери,-- такъ старался заслужить наше доброе мнѣніе, мнѣ такъ хотѣлось, чтобы между нами установилось взаимное пониманіе, гармонія душъ, что, оказывая вамъ эту любезность, я дѣйствовалъ въ своихъ интересахъ. Говорю это прямо, потому что не хочу, чтобы вы заблуждались на мой счетъ. Я страшный эгоистъ, клянусь честью!
   -- Ахъ, нѣтъ, сэръ Мельбери, я вамъ не вѣрю!-- протянула томно почтенная леди.-- Съ такимъ открытымъ и благороднымъ лицомъ нельзя быть эгоистомъ.
   -- Однако жъ вы удивительно наблюдательны,-- замѣтилъ сэръ Мельбери.
   -- Вотъ ужъ нѣтъ! Я никогда ничего не замѣчаю,-- проговорила мистриссъ Никкльби такимъ тономъ, который предоставлялъ ея собесѣднику догадываться, что эта дама, напротивъ, замѣчаетъ очень и очень многое.
   -- Я васъ просто боюсь,-- продолжалъ баронетъ.-- Господа, честное слово, я боюсь мистриссъ Никкльби, такъ она проницательна,-- прибавилъ онъ, оглянувшись на своихъ спутниковъ.
   Пайкъ и Плекъ покачали головой съ таинственнымъ видомъ и объявили въ одинъ голосъ, что они давно это замѣтили. Мистриссъ Никкльби хихикнула въ пріятномъ конфузѣ, сэръ Мельбери засмѣялся, а Пайкъ и Плекъ захохотали во все горло.
   -- Но гдѣ же мой деверь, сэръ Мельбери?-- спохватилась вдругъ мистриссъ Никкльби.-- Безъ него я бы ни за что не согласилась пріѣхать. Надѣюсь, онъ придетъ?
   -- Пайкъ,-- промямлилъ сэръ Мельбери, доставая зубочистку, небрежно откидываясь на спинку кресла и показывая всѣмъ своимь видомъ, что ему лѣнь придумывать отвѣтъ,-- Пайкъ, гдѣ Ральфъ Никкльби?
   -- Плекъ,-- сказалъ Пайкъ, подражая движеніямъ баронета и сваливая на пріятеля обязанность соврать,-- Плекъ, гдѣ Ральфъ Никкльби?
   Мистеръ Плекъ собирался что-то отвѣтить, когда въ сосѣдней ложѣ послышались шорохъ платьевъ и говоръ входившихъ. Это отвлекло вниманіе джентльменовъ: всѣ четверо многозначительно переглянулись. Сэръ Мельбери вдругъ насторожился, прислушался и началъ шепотомъ умолять своихъ друзей "ради Бога, не шумѣть".
   -- Что такое? Въ чемъ дѣло?-- спросила мистриссъ Никкльби.
   -- Тише!-- прошепталъ сэръ Мельбери, сдѣлавъ ей знакъ замолчать.-- Лордъ Фредерикъ, узнаете вы этотъ голосъ?
   -- Пусть чортъ меня возьметъ, если это не голосъ миссъ Никкльби,-- отвѣчалъ милордъ.
   -- Не можетъ быть!-- проговорила мамаша и, заглянувъ за занавѣску, вскрикнула:-- А вѣдь и въ самомъ дѣлѣ она! Кетъ, милочка, здравствуй!
   -- Мама, вы здѣсь? Да неужели это вы?
   -- Какъ видишь, мой другъ.
   -- Но какимъ образомъ? Съ кѣмъ?..-- начала было Кетъ и вдругъ попятилась, увидѣвъ человѣка, посылавшаго ей воздушные поцѣлуи и улыбавшагося изъ-за спины ея матери.
   -- Съ кѣмъ? Отгадай!-- сказала почтенная дама, кланяясь мистриссъ Вититтерли, и докончила, слегка возвысивъ голосъ въ назиданіе этой лэди:-- Съ мистеромъ Пайкомъ и Плекомъ, съ сэромъ Мельбери Гокомъ и лордомъ Верисофтомъ.
   "Господи, какъ она попала въ эту компанію!" пронеслось въ головѣ Кетъ.
   Неожиданность была такъ ошеломляюща, такъ грубо напомнила бѣдной дѣвушкѣ все, что произошло на обѣдѣ у Ральфа, что она страшно поблѣднѣла. Эти симптомы волненія не ускользнули отъ мистриссъ Никкльби, и проницательная дама не замедлила приписать ихъ страстной любви. Но какъ ни была она польщена этимъ открытіемъ, дѣлавшимъ такую честь ея сообразительности, это не помѣшало ея материнскому сердцу встревожиться за Кетъ. Она проворно вышла изъ своей ложи и постучалась въ сосѣднюю. Мистриссъ Вититтерли, которая, сами собою разумѣется, не могла остаться равнодушной къ представлявшейся ей возможности познакомиться съ лордомъ и баронетомъ, сейчасъ же сдѣлала мужу знакъ отворить. Такимъ образомъ не прошло и минуты, какъ компанія мистриссъ Никкльби наводнила сосѣднюю ложу вплоть до дверей, такъ что господамъ Пайку и Плеку осталось только мѣстечко, чтобы просунуть головы.
   -- Дорогая моя дѣвочка,-- сказала мистриссъ Никкльби, нѣжно цѣлуя дочь,-- какая ты била сейчасъ блѣдная! Ты меня просто перепугала!
   -- Вамъ вѣрно показалось, мама, или, можетъ быть, это... отъ лампъ,-- отвѣчала Кетъ, испуганно озираясь и видя, что никакія объясненія здѣсь невозможны.
   -- Развѣ ты не видишь сэра Мельбери, моя милая?
   Кетъ слегка поклонилась, закусила губы и отвернулась къ сценѣ. Но отдѣлаться отъ сэра Мельбери было не такъ-то легко. Онъ выступилъ впередъ съ протянутой рукой, и такъ какъ мистриссъ Никкльби услужливо оповѣстила дочь объ этомъ обстоятельствѣ, той не оставалось ничего больше, какъ подать ему руку. Сэръ Мельбери удержалъ ее, въ своей и разсыпался въ пространныхъ комплиментахъ, а Кетъ все это время вспоминала, что произошло между ними, и справедливо возмущалась этой новой дерзостью, только усугублявшій оскорбленіе, уже нанесенное ей этимъ человѣкомъ. Затѣмъ послѣдовали поклоны и привѣтствія, во-первыхъ, со стороны лорда Верисофта, во-вторыхъ, со стороны Пайка и Плека, и, наконецъ, въ довершеніе обиды, молодой дѣвушкѣ пришлось; по требованію мистриссъ Вититтерли, исполнить церемонію представленія, назвавъ по именамъ всѣхъ этихъ ненавистныхъ людей, внушавшихъ ей такое омерзеніе.
   -- Мистриссъ Вититтерли въ восхищеніи,-- заговорилъ, потирая руки, супругъ этой дамы,-- въ восхищеніи, милордъ, я въ этомъ увѣренъ, что ей представился случай завязать такое лестное знакомство, и я надѣюсь, милордъ, оно не остановится на этомъ. Джулія, дорогая моя, только ты пожалуйста не волнуйся, я тебя очень объ этомъ прошу. Мистриссъ Вититтерли, надо вамъ замѣтитъ, сэръ Мельбери, натура въ высшей степени увлекающаяся. Слабое пламя свѣчи, пушокъ на кожицѣ персика, пыль на крылышкахъ бабочки, вотъ что такое мистриссъ Вититтерли. Дуньте на нее, и ея нѣтъ: она погасла, растаяла, какъ дымъ.
   Сэръ Мельбери, казалось, подумалъ, что было бы очень недурно, если бы прекрасная леди и въ самомъ дѣлѣ растаяла, какъ дымъ. Тѣмъ не менѣе онъ сказалъ, что удовольствіе отъ завязавшагося знакомства было во всякомъ случаѣ обоюдное. Лордъ Фредерикъ не замедлилъ прибавить: "Конечно, обоюдное", и, разумѣется, Пайкъ съ Плекомъ поспѣшили заявить изъ дверей: "Въ высшей степени обоюдное, чтобы не сказать больше".
   -- Я такъ люблю драму, милордъ!-- пролепетала мистриссъ Вититтерли съ томной улыбкой.
   -- Да-а, это очень интере-есно,-- промямлилъ милордъ.
   -- Я всегда бываю больна послѣ Шекспира, На другой день послѣ спектакля я еле жива. Должно быть реакція отъ такихъ впечатлѣніи бываетъ слишкомъ сильна... Ахъ, Шекспиръ, это такой восторгъ!
   -- Да-а, умный былъ человѣкъ,-- замѣтилъ милордъ.
   -- И знаете, милордъ,-- продолжала мистриссъ Вититтерли послѣ довольно продолжительной паузы,-- я замѣтила, что его пьесы стали дѣйствовать на меня гораздо сильнѣе съ тѣхъ поръ, какъ я побывала въ этомъ миломъ, убогомъ маленькомъ домикѣ, гдѣ онъ родился. Были вы тамъ когда-нибудь?
   -- Ни разу.
   -- О, такъ вы непремѣнно должны туда съѣздить, непремѣнно, милордъ,-- проговорила мистриссъ Вититтерли изнемогающимъ голосомъ.-- Сама не знаю отчего, но когда посѣтишь это священное мѣсто, когда напишешь свое имя въ книгѣ для посѣтителей, какой-то неземной восторгъ охватываетъ тебя: чувствуешь, какъ въ тебѣ загорается огонь вдохновенія.
   -- Да, да, я непремѣнно тамъ побываю,-- сказалъ лордъ Фредерикъ.
   -- Джулія, жизнь моя,-- вмѣшался тутъ мистеръ Вититтерли,-- ты вводишь въ заблужденіе милорда, неумышленно, но все-таки вводишь его въ заблужденіе. Это твоя поэтически натура, другъ мой, твоя эѳирная душа, твое горячее воображеніе вдохновляютъ тебя, а вовсе не мѣсто. Мѣсто самое обыкновенное, и оно тутъ не при чемъ.
   -- А мнѣ такъ кажется, что и мѣсто играетъ здѣсь роль,-- сказала вдругъ мистрисъ Никкльби, до этой минуты молчавшая,-- по крайней мѣрѣ, я помню, когда я ѣздила въ Стратфордъ съ моимъ бѣднымъ покойнымъ мистеромъ Никкльби (это было вскорѣ послѣ нашей свадьбы)... мы ѣхали изъ Бирмингама въ почтовой каретѣ... Кажется, въ почтовой, или я ошибаюсь? прибавила почтенная дама, помолчавъ, и затѣмъ продолжала:-- Да, навѣрное такъ, потому что, помню, я еще замѣтила тогда, что у кучера надъ лѣвымъ глазомъ былъ зеленый щитокъ... Такъ вотъ пріѣхали мы въ Стратфордъ, осмотрѣли могилу Шекспира и домикъ, гдѣ онъ родился, воротились въ гостиницу, и представьте, всю эту ночь мнѣ снился человѣкъ изъ гипса во весь ростъ и въ натуральную величину, весь въ черномъ и въ отложныхъ воротничкахъ, подвязанныхъ шнуркомъ съ двумя кисточками. Онъ стоялъ, прислонившись къ столбу, глубоко о чемъ-то задумавшись. А когда поутру я проснулась и разсказала свой сонъ мистеру Никкльби, онъ сказалъ, что мнѣ снился Шекспиръ, какимъ онъ былъ при жизни. Неправда ли, странно?.. Стратфордъ... Стратфордъ...-- продолжала мистриссъ Никкльби, что-то соображая.-- Да, такъ, это было навѣрно въ Стратфордѣ, потому что, помню, я ожидала тогда моего старшаго сына Николая и въ то самое утро страшно перепугалась мальчишки итальянца, продававшаго картины. Удивительное еще счастье, мэмъ,-- зашептала вдругъ эта невинная леди, нагибаясь къ мистриссъ Вититтерли, удивительное счастье, что изъ моего сына не вышло Шекспира. Подумайте, какая это была бы ужасная вещь!
   Когда мистриссъ Никкльби привела свой интересный анекдотъ къ вожделѣнному концу, Пайкъ и Плекъ предложили, чтобы половина общества перешла въ сосѣднюю ложу и, какъ всегда, усердствуя въ интересахъ своего патрона, вели свою тактику такъ искусно, что Кетъ, несмотря на всѣ свои протесты, принуждена была взять руку сэра Мельбери Гока и идти съ нимъ. Ихъ сопровождали мать ея съ мистеромъ Плекомъ, но достойная леди, возмнивъ себя дипломаткой, приложила всѣ старанія, чтобы ни разу не взглянуть въ сторону дочери, и весь вечеръ была, повидимому, поглощена остроумной бесѣдой мистера Плека, который, въ качествѣ спеціально для этой цѣли приставленнаго къ ней часового, въ свою очередь не зѣвалъ и пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ занять ея вниманіе.
   Лордъ Фредерикъ остался въ другой ложѣ забавлять разговоромъ мистриссъ Вититтерли, а ассистентомъ къ нему назначили Пайка, который долженъ былъ выручать его сіятельство въ критическіе моменты. Что же до мистера Виттитерли, то онъ былъ слишкомъ занятъ, чтобы принимать участіе въ ихъ бесѣдѣ: надо же ему было оповѣстить своихъ знакомыхъ, бывшихъ въ театрѣ, что дескать "тѣ два джентльмена, которыхъ вы видите во второмъ ярусѣ, въ ложѣ мистриссъ Вититтерли, высокородный лордъ Фредерикъ Верисофтъ и его ближайшій другъ и пріятель, блестящій сэръ Мельбери Гокъ", извѣстіе, воспламенившее кипучей злобой и завистью сердца многихъ почтенныхъ матронъ и заставившее позеленѣть отъ отчаянія шестнадцать незамужнихъ ихъ дочерей.
   Спекталь, наконецъ, кончился, но Кетъ опять таки должна была позволить сэру Мельбери свести ее съ лѣстницы, и опять господа Пайкъ и Плекъ маневрировали такъ удачно, что безъ всякихъ замѣтныхъ стараній съ чьей бы то ни было стороны бѣдная дѣвушка съ своимь кавалеромъ очутились не только послѣдними, но и довольно далеко отъ остальныхъ.
   -- Куда вы спѣшите?-- сказалъ сэръ Мельбери, видя что Кетъ порывается впередъ и пытается высвободить свою руку.
   Она ничего не отвѣтила, но не убавила шагу.
   -- А, если такъ...-- проговорилъ сэръ Мельбери хладнокровно и безъ дальнѣйшихъ церемоній остановился, прижимая къ себѣ ея руку.
   -- Прошу васъ не задерживать меня, сэръ!-- сказала Кетъ гнѣвно.
   -- Отчего же?... Послушайте, моя милочка, ну, зачѣмъ вы притворяетесь недовольной?
   -- Притворяюсь!-- воскликнула съ негодованіемъ истъ.-- Какъ вы еще смѣете послѣ всего, что случилось, заговаривать со мной, обращаться ко мнѣ, показываться мнѣ на глаза?
   -- А знаете, миссъ Никкльби, въ гнѣвѣ вы еще прелестнѣе,-- объявилъ сэръ Мельбери, нагибаясь, чтобы лучше видѣть ея лицо.
   -- Я ненавижу васъ, презираю отъ всего сердца!-- проговорила въ отчаяніи бѣдная дѣвушка.-- Если вамъ доставляетъ удовольствіе внушать отвращеніе, вы... Пустите меня къ нимъ, сейчасъ же пустите! Если вы не выпустите меня сію же минуту, я отброшу въ сторону всѣ благоразумныя соображенія, удерживавшія меня до сихъ поръ, и приму такія мѣры, которыя будутъ чувствительны даже для васъ.
   Сэръ Мелъбори улыбнулся и, продолжая смотрѣть ей въ лицо и прижимать ея руку, двинулся къ выходу.
   -- Если ни уваженіе къ моему полу, ни мое беззащитное положеніе не могутъ заставить васъ отказаться отъ этого грубаго, безчеловѣчнаго преслѣдованія,-- продолжала Кетъ, въ своемъ волненіи почти не сознавая, что она говоритъ,-- то у меня есть брать, который заставитъ васъ дорого поплатиться.
   -- Клянусь жизнью, такъ она еще краше!-- сказалъ сэръ Мельбери невозмутимо, какъ будто разсуждалъ самъ съ собой, и тихонько обнялъ ее за талію.-- Положительно она мнѣ больше нравится, когда сердится, какъ теперь, чѣмъ когда молчитъ, скромно опустивъ глазки.
   Кетъ не помнила, какъ она добралась до сѣней, гдѣ ее ожидала остальная компанія. Ни на кого не глядя, она вырвалась отъ своего спутника, быстро прошла на подъѣздъ, вскочила въ экипажи и, забившись въ уголъ, залилась слезами.
   Пайкъ и Плекъ, памятуя свою обязанность, постарались отвлечь вниманіе общества отъ инцидента съ Кетъ. Выскочивъ на подъѣздъ, они принялись выкрикивать экипажи, задирать разныхъ господъ изъ публики, стоявшихъ по близости, и въ этой суматохѣ благополучію усадили перепуганную мистриссъ Никкльби въ ея экипажъ. Отдѣлавшись отъ этой дамы, они перенесли свою любезность на мистриссъ Вититтерли и заставили ее забыть о молодой дѣвушкѣ, оглушивъ почти до потери сознанія. Наконецъ, оба экипажа отъѣхали, оставивъ четырехъ достойныхъ друзей подъ портикомъ театра. Тогда всѣ четверо переглянулись и принялись хохотать.
   -- Ну, что, не говорилъ я вамъ? Не говорилъ я, что стоитъ намъ подкупить служанку этихъ людей и разузнать, куда они вечеромъ ѣдутъ, и мы завоюемъ позицію?-- сказалъ сэръ Мельбери, обращаясь къ своему высокородному другу.-- Все вышло, какъ по писанному: мой лакей оборудовалъ дѣло со служанкой, мы подмазались къ маменькѣ и теперь домъ этихъ господъ открытъ для насъ во всякое время. И все обдѣлано въ однѣ сутки!
   -- Да,-- проговорилъ милордъ,-- но я долженъ былъ весь вечеръ просидѣть со старухой.
   -- Нѣтъ, вы только послушайте его!-- воскликнулъ сэръ Мельбери, поворачиваясь къ своимъ клевретамъ.-- Послушайте, что говоритъ этотъ неблагодарный ворчунъ! Право, я, кажется, дамъ торжественную клятву, никогда больше не помогать ему въ его замыслахъ. Ну, не позорно ли это съ его стороны?
   Пайкъ спросилъ Плека, а Плекъ спросилъ Пайка, не позорно ли это, но ни тотъ, ни другой не отвѣтилъ.
   -- А развѣ я неправду сказалъ?-- оправдывался лордъ Фредерикъ.-- Развѣ не правда, что я весь вечеръ просидѣлъ со старухой?
   -- Конечно, правда, но какъ же было сдѣлать иначе?-- возразилъ съ негодованіемъ сэръ Мельбери.-- Какимъ образомъ, скажите на милость, удалось бы намъ добыть это приглашеніе въ домъ для всѣхъ огуломъ,-- являться, когда вздумается, уходить, когда надоѣстъ, сидѣть, сколько хочешь, и дѣлать, что хочешь -- если бы вы, высокородный лордъ, не полюбезничали съ хозяйкой, съ этой дурой изъ дуръ? Неужели вы думаете, что я вожусь съ этой дѣвочкой ради себя? Не прожужжалъ ли я ей уши, расхваливая васъ? Не переносилъ ли я весь вечеръ, какъ терпѣливый оселъ, ея гримасы и дерзости ради васъ? Да за кого, наконецъ, вы меня принимаете? Развѣ я для всякаго это сдѣлаю? И неужели за всѣ мои старанія я не заслуживаю ни капли благодарности?
   -- Вы чертовски добрый малый, Гокъ,-- проговорилъ бѣдный простофиля, пожимая руку пріятелю.-- Клянусь жизнью, вы чертовски добрый товарищъ.
   -- Такъ какъ же по вашему? Правильно я поступилъ?
   -- Правильно.
   -- Какъ подобаетъ добродушному, глупому, преданному псу, каковъ я и есть, не такъ ли?
   -- Да, вы поступили, какъ другъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я удовлетворенъ,-- сказалъ сэръ Мельбери.-- А теперь пойдемъ раскитаемся съ французикомъ и съ нѣмецкимъ барономъ, которые такъ ловко обчистили наши карманы вчерашнюю ночь.
   Съ этими словами безкорыстный джентльменъ взялъ подъ руку своего друга, и они пошли, причемъ сэръ Мельбери не преминулъ оглянуться назадъ и подмигнуть съ презрительной улыбкой господамъ Пайку и Плеку, а тѣ зажали рты платками въ знакъ своего безмолвнаго восхищенія такою ловкой тактикой и послѣдовали за своимъ патрономъ и его жертвой на почтительномъ разстояніи.
   

ГЛАВА XXVIII.
Миссъ Никкльби, доведенная до отчаянія преслѣдованіями сэра Мельбери Гока и непріятными осложненіями, изъ нихъ вытекающими, прибѣгаетъ за покровительствомъ къ дядѣ, какъ къ послѣднему рессурсу.

   Утро приноситъ съ собой размышленіе. Но какія несходныя теченія мысли пробудило наступившее утро въ душѣ людей, такъ неожиданно столкнувшихся въ описанный вечеръ, благодаря услужливымъ стараніямъ господъ Пайка и Плека!
   Размышленія сэра Мельбери Гока (если можно примѣнить это слово къ низкимъ помысламъ развратника, разсчетливаго и коварнаго, чьи радости, сожалѣнія, страданія и удовольствія были всегда и исключительно для себя и за себя,-- безпутнаго кутилы, растерявшаго весь свой умственный багажъ, кромѣ способности позорить природу человѣка, внѣшній обликъ которой онъ носилъ) сосредоточивались на Кетъ. Сэръ Мельбери говорилъ себѣ; что она безспорно красавица, что человѣку съ его ловкостью ничего не стоитъ преодолѣть ея дикость и что, продолжая свое преслѣдованіе и добившись побѣды, онъ покроетъ славой въ глазахъ свѣта свое и безъ того громкое имя.
   Дабы это послѣднее соображеніе (игравшее для сэра Мельбери огромную роль) не показалось страннымъ инымъ простакамъ, мы позволимъ себѣ имъ напомнить, что для большинства людей понятіе о свѣтѣ сводится къ понятію объ отдѣльномъ кружкѣ, въ которомъ проходитъ ихъ жизнь, и что все ихъ честолюбіе, вся жажда одобренія заключены въ тѣсныя рамки этого небольшого мірка. Мірокъ сэра Мельбери былъ населень развратниками, и въ своихъ поступкахъ онъ сообразовался съ мнѣніемъ этихъ людей.
   Несправедливые поступки, случаи насилія, послѣдствія жестокаго деспотизма и самаго дикаго ханжества ежедневно повторяются на нашихъ глазахъ. У насъ принято трубить о каждомъ такомъ происшествіи; мы изумляемся, становимся втупикъ передъ дерзостью главныхъ героевъ, бросающихъ вызовъ мнѣнію свѣта. Какое заблужденіе! Потому только, что эти люди такъ дорожатъ мнѣніемъ своего собственнаго тѣснаго кружка,-- потому только и совершаются подобныя вещи, поражающія изумленіемъ насъ, представителей другого, чуждаго имъ міра.
   Размышленія мистриссъ Никкльби были проникнуты чувствомъ гордости и самодовольства. Подъ вліяніемъ своей пріятной иллюзіи она, какъ только встала, усѣлась за письмо къ Кетъ. Въ краснорѣчивомъ посланіи выражала она полнѣйшее свое одобреніе ея превосходному выбору, превозносила сэра Мельбери до небесъ и для вящшаго успокоенія своей дочери прибавляла, что именно такого зятя выбрала бы она, мистриссъ Никкльби, если бы ей предоставили выбирать между всѣми мужчинами, живущими на землѣ. Затѣмъ добрѣйшая леди, оговорившись предварительно въ томъ смыслѣ, что, дескать, не даромъ же прожила она такъ долго на свѣтѣ и ей ли не знать всѣхъ его обычаевъ, преподавала нѣсколько совѣтовъ, очень тонкаго свойства, насчетъ отношеній молодыхъ дѣвицъ къ ихъ вздыхателямъ, подкрѣпивъ житейскую мудрость этихъ совѣтовъ примѣрами изъ личнаго своего опыта. Наипаче всего рекомендовала она строгую сдержанность, но только какъ качество, похвальное само по себѣ, но и какъ тактику, существенно способствующую укрѣпленію страсти поклонника. "Никогда во всю свою жизнь, дорогая моя,-- прибавляла мистриссъ Никклъби,-- не радовалась я такъ, какъ вчера, когда убѣдилась, что твой здравый смыслъ уже подсказалъ тебѣ эту истину". Въ заключеніе почтенная матрона дѣлала нѣсколько искусныхъ намековъ на ту неизреченную радость, какую доставило ей сознаніе, что дочь ея въ значительной мѣрѣ унаслѣдовала тонкій материнскій умъ и осторожность въ поступкахъ (которые, надо надѣяться, разовьются со временемъ до полнаго своего объема), и этимъ заканчивала свое длинное и неудобочитаемое письмо.
   Бѣдняжка Кетъ совсѣмъ опѣшила, получивъ эти мелко исписанныя вдоль и поперекъ четыре страницы поздравленій и пожеланій по поводу того, что всю эту ночь не дало ей сомкнуть глазъ, изъ-за чего она все утро проплакала въ своей комнатѣ. Но худшимъ изъ всѣхъ испытаній была для нея необходимость состроить веселое лицо и идти развлекать мистриссъ Вититтерли, которая, будучи утомлена и не въ духѣ послѣ пріятныхъ волненій вчерашняго вечера, естественно разсчитывала найти въ своей компаньонкѣ пріятную собесѣдницу (иначе за что же та получала жалованье и полное содержаніе въ ея домѣ?). За то мистеръ Вититтерли ходилъ весь день какъ въ угарѣ, съ восторгомъ вспоминая, что настоящій лордъ жалъ ему руку, что настоящій лордь принялъ его приглашеніе и скоро посѣтить его домъ. А самъ милордъ въ это время, не страдая недугомъ преувеличенной склонности къ размышленіями, услаждалъ себя бесѣдой съ господами Пайкомъ и Плекомъ, усердно поддерживавшими свое остроуміе дорого стоящими возліяніями за счетъ милорда.
   Было четыре часа пополудни по вульгарному времени, которое показываютъ солнце и часы. Мистриссъ Вититтерли по своему обыкновенію возлежала въ гостиной на кушеткѣ, а Кетъ читала ей вслухъ новый трехтомный романъ подъ заглавіемъ: "Леди Флабелла", только что принесенный изъ библіотеки неизмѣннымъ Альфонсомъ. И, надо правду сказать, для дамы, изнемогающей подъ бременемъ земной оболочки, какою была мистриссъ Вититерли, это произведеніе было какъ нельзя болѣе подходящимъ, ибо съ начала до конца въ немъ не было ни одной строчки, которая могла бы взволновать живого человѣка хоть малѣйшимъ намекомъ на чувства или мысль.
   Кетъ читала:
   "-- Cherizette,-- сказала леди Флабелла, скользнувъ своими крошечными ножками въ голубыя атласныя туфельки, тѣ самыя, которыя наканунѣ послужили невинной причиной полушутливой, полусерьезной ссоры между нею и молодымъ поклонникомъ Бефильеромъ въ "salon de danse" герцога де-Менсефениль,-- Cherizette, ma chère donnez moi de l`eau de-Cologne, s'il vous plaît, mon enfant.
   "-- Мерси, благодарю,-- сказала леди Флабелда, когда вѣтреная, но преданная Шеризетта опрыскала душистой жидкостью тончайшій батистовый mouchoir своей госпожи, обшитый богатѣйшими кружевами и разукрашенный по угламъ вензелями леди Флабеллы и пышнымъ гербомъ ея благородной семьи.-- Мерси, довольно.
   "Леди Флабелла еще вдыхала упоительный ароматъ, прижимая платокъ къ своему изящному, но проникнутому всей глубиной мысли и чувства, точеному носику, когда дверь будуара (искусно замаскированная роскошнымъ драпри изъ шелковаго штофа цвѣта итальянскаго неба) распахнулась, и два valets-de-chambre, въ великолѣпныхъ персиковыхъ съ золотомъ ливреяхъ, безшумно вошли въ комнату въ сопровожденіи пажа въ шелковыхъ чулкахъ. Лакеи съ низкимъ поклономъ остановились на почтительномъ разстояніи, между тѣмъ какъ пажъ приблизился къ своей прелестной госпожѣ и, преклонивъ одно колѣно, подалъ ей на золотомъ подносѣ съ тонкой рѣзьбой раздушенное billet.
   "Леди Флабелла, въ волненіи, котораго она не въ силахъ была подавить, поспѣшно сломала душистую печать и сорвала конвертъ. Да, такъ, она не ошиблась: письмо было отъ него, отъ Бефильера, молодого, стройнаго красавца, отъ "ея" Бефильера".
   -- Прелестно!-- прервала Кетъ ея госпожа, на которую находилъ иногда литературный стихъ.-- Да, это настоящая поэзія! Прочтите еще разъ это описаніе, миссъ Никкльби.
   Кетъ прочла.
   -- Очень, очень мило!-- произнесла мистриссъ Вититтерли съ томнымъ вздохомъ.-- Такъ нѣжно, мягко, ласкаетъ слухъ, убаюкиваетъ, неправда ли?
   -- Да, убаюкиваетъ,-- согласилась Кетъ кротко.
   -- Закройте книгу, сегодня я не могу больше слушать. Мнѣ жаль нарушать впечатлѣніе этого прелестнаго описанія. Закройте книгу, миссъ Никкльби.
   Кетъ очень охотно повиновалась. Въ тотъ моментъ, когда она встала, чтобы положить книгу, мистриссъ Вититтерли лѣниво навела на нее свой лорнетъ и спросила:
   -- Отчего вы такъ блѣдны?
   -- Должно быть, это послѣ театра,-- пробормотала Кетъ.-- Вчера при разъѣздѣ была такая суматоха... Я испугалась.
   -- Какъ это странно!-- воскликнула мистриссъ Вититтерли съ удивленіемъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, не странно ли, какъ подумаешь, чтобы какая-то компаньонка могла чего-нибудь пугаться, чѣмъ-нибудь волноваться? Это было почти то же, какъ если бы волновалась паровая машина или другой какой-нибудь механическій аппаратъ.
   -- Разскажите, дитя мое, какъ вы познакомились съ лордомъ Фредерикомъ и съ тремя другими милыми молодыми людьми?-- спросила мистриссъ Вититтерли, продолжая изучать въ лорнетъ лицо своей компаньонки.
   -- Я ихъ встрѣтила у дяди,-- отвѣчала Кетъ, чувствуя, къ неописанной своей досадѣ, что она густо краснѣетъ, но не въ силахъ подавить гнѣвнаго волненія, заставлявшаго кровь бросаться ей въ лицо всякій разъ, какъ она вспоминала о ненавистномъ ей человѣкѣ.
   -- Давно вы съ ними знакомы?
   -- Нѣтъ, недавно.
   -- Я была очень рада случаю завязать это знакомство и очень благодарна за него вашей почтенной матушкѣ,-- продолжала мистриссъ Вититтерли высокомѣрнымъ тономъ.-- И представьте, какое замѣчательное совпаденіе: одни наши знакомые какъ разъ собирались представить намъ милорда на этихъ дняхъ.
   Это было сказано съ нарочитой цѣлью намекнуть миссъ Никкльби, чтобы она не слишкомъ зазнавалась честью болѣе ранняго знакомства съ четырьмя знатными джентльменами (ибо Пайкъ съ Влекомъ тоже попали въ ихъ число), которыхъ мистриссъ Вититтерли до сихъ поръ не знала. Но такъ какъ Кетъ была совершенно равнодушна къ этому важному факту, то намекъ ея госпожи пропалъ даромъ.
   -- Они просили позволенія бывать у насъ. Я, разумѣется, разрѣшила.
   -- Вы ждете ихъ сегодня?-- рѣшилась спросить Кетъ.
   Отвѣтъ мистриссъ Вититтерли оказался, заглушеннымъ неистовымъ стукомъ въ парадную дверь, и не успѣлъ угомониться дверной молотокъ, какъ къ дому подкатилъ щегольскій кабріолетъ и изъ него выскочили сэръ Мельбери Гокъ и лордъ Фредерикъ.
   -- Они пріѣхали!-- вскрикнула Кетъ, вскакивая и бросаясь къ двери.
   -- Миссъ Никкльби!-- закричала ей вслѣдъ мистриссъ Вититерли не своимъ голосомъ. Компаньонка осмѣливается уходитъ, не испросивъ ея разрѣшенія, она была ошеломлена такой дерзостью.-- Миссъ Никкльби, прошу васъ остаться.
   -- Благодарю васъ, но...-- начала было Кетъ.
   -- Ради всего святого не заставляйте меня такъ много говорить, это меня волнуетъ,-- перебила ее рѣзко ея госпожа,-- Покорно васъ прошу, миссъ Никкльби, останьтесь!
   Напрасно Кетъ протестовала, говоря, что ей нездоровится. Шаги гостей раздавались уже на лѣстницѣ. Она опустилась на стулъ, и въ эту самую минуту сомнительный пажъ ворвался въ комнату и доложилъ однимъ духомъ: "Мистеръ Пайкъ, мистеръ Плекъ, лордъ Фредерикъ Верисофтъ и сэръ Мельбери Рокъ".
   -- Удивительный случай, неслыханный!-- говорилъ Плекъ, привѣтствуя дамъ съ самой дружелюбной фамильярностью.-- Не успѣли мы съ Пайкомъ постучаться, смотримъ: подкатываютъ лордъ Фредерикъ съ сэромъ Мельбери. Удивительный случай!
   -- Въ одинъ и тотъ же моментъ!-- подхватилъ мистеръ Пайкъ.
   -- Въ какомъ бы порядкѣ вы ни пріѣхали, благо пріѣхали. Очень рада васъ видѣть,-- сказала мисгрнесъ Вититтерли, которая, пролежавъ три съ половиной года на одной и той же кушеткѣ, успѣла выработать цѣлую серію граціозныхъ позъ и теперь принимала самыя эффектныя изъ нихъ на удивленіе зрителей.
   -- А какъ здоровье миссъ Никкльби?-- спросилъ сэръ Мельбери, подходя къ Кетъ. Онъ сказалъ это очень тихо, но мистриссх Вититтерли разслышала.
   -- Да вотъ все жалуется, что вчерашній шумъ при разъѣздѣ очень ее напугалъ,-- поспѣшила отвѣтить за Кетъ эта свѣтская леди.-- Я, признаюсь, нисколько этому не удивляюсь: мои нервы тоже совершенно разбиты.
   -- А между тѣмъ,-- проговорилъ сэръ Мельбери, поворачиваясь къ ней,-- между тѣмъ на видъ вы...
   -- Цвѣтете,-- докончилъ мистеръ Пайкъ, приходя на помощь своему патрону. М-ръ Плекъ, разумѣется повторилъ то же самое.
   -- Сэръ Мельбери, кажется, большой льстецъ, неправда ли, милордъ?-- сказала мистрисъ Вититтерли, обращаясь къ юному джентльмену, который въ эту минуту молча сосалъ набалдашникъ своей трости и пялилъ глаза на Кетъ.
   -- Чортъ знаетъ какой льстецъ!-- отвѣчалъ милордъ и, разрѣшившись этимъ глубокомысленнымъ замѣчаніемъ, углубился въ прежнее занятіе.
   -- Да и миссъ Никкльби далеко не смотритъ больной,-- продолжалъ сэръ Мельбери, переводя на молодую дѣвушку свой наглый взглядъ.-- Она всегда прекрасна, но сегодня въ особенности: сегодня на ея щечкахъ какъ будто играетъ отраженія вашего прелестнаго румянца, мэмъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, глядя на яркую краску, которая залила лицо бѣдной дѣвочки при этихъ словахъ, можно было подумать, что мистриссъ Вититтерли уступила ей часть искусственныхъ розъ, украшавшихъ ея собственное лицо. Мистриссъ Вититтерли согласилась, хотя и не съ большою готовностью, что Кетъ сегодня дѣйствительно авантажна, а про себя подумала, что сэръ Мельбери Гокъ далеко не такой симпатичный мужчина, какимъ показался ей съ перваго взгляда. Оно и понятно: нѣтъ собесѣдника пріятнѣе искуснаго льстеца, пока мы сами служимъ предметомъ его лести, но вкусъ его становится для насъ сомнительнымъ, какъ только онъ начинаетъ говорить комплименты другимъ.
   -- Пайкъ!-- сказалъ наблюдательный мистеръ Плекъ, замѣтивъ, какой эффектъ произвели на хозяйку похвалы по адресу миссъ Никкльби.
   -- Что тебѣ, Плекъ?-- откликнулся Пайкъ.
   -- Скажи по совѣсти: кого напоминаетъ тебѣ профиль мистриссъ Вититтерли?
   -- Право, не знаю... Ахъ, да! Ну, конечно...
   -- Герцогиню Б., хотѣлъ ты сказать?-- подхватилъ мистеръ Плекъ съ таинственнымъ видомъ.
   -- Графиню Б.,-- поправилъ Пайкъ, и чуть замѣтная усмѣшка скользнула по его лицу.-- Изъ двухъ сестеръ красавицей считается графиня, а не герцогиня.
   -- Правда твоя, графиню Б. Но какое сходство!
   -- Поразительное!-- подтвердилъ мистеръ Пайкъ.
   Ботъ до чего дожила мистриссъ Вититтерли! Два компетентные, безпристрастные судьи провозгласили ее литымъ портретомъ графини! Вотъ что значитъ попасть въ хорошее общество! Она могла бы двадцать лѣтъ прозябать среди представителей своего вульгарнаго круга и ни разу не услышать этого. Да и могло ли быть иначе? Что могутъ знать "тѣ" люди о графиняхъ?
   Между тѣмъ два достойные джентльмена по жадности, съ какою мистриссъ Вититтерли проглотила закинутую ей приманку, довольно вѣрно заключили о размѣрахъ ея аппетита къ лести и принялись отпускать ей этотъ товаръ въ самыхъ неумѣренныхъ дозахъ, доставляя такимъ образомъ сэру Мельбери Гоку полную возможность осаждать Кетъ своими любезными разспросами, на которые она понсволѣ должна была отвѣчать. А лордъ Фредерикъ тѣмъ временемъ, благо ему не мѣшали, съ наслажденіемъ сосаль себѣ свою трость и, вѣроятно, не придумалъ бы другого занятія до самаго конца визита, если бы не мистеръ Вититтерли, который въ это время вернулся домой и сейчасъ же завладѣлъ своимъ именитымъ гостемъ.
   -- Милордъ, я польщенъ, восхищенъ, очарованъ, я гордъ, какъ король!-- говорилъ мистеръ Вититтерли.-- Сидите, милордъ, сидите, пожалуйста не безпокойтесь Я гордъ, поистинѣ гордъ!
   Нельзя сказать, чтобы такія рѣчи мистера Вититтерли были по душѣ его дражайшей половинѣ, ибо хоть и сама она была готова подскочить до потолка отъ гордости и восторга, ихъ знатные гости отнюдь не должны были объ этомъ догадываться. Напротивъ, она всячески старалась дать имъ понять, что не видитъ въ ихъ посѣщеніи ничего особеннаго, что принимать у себя въ домѣ лордовъ и баронетовъ ей вовсе не въ диковину. Но мистеръ Вититтерли не могъ сдержать своихъ чувствъ.
   -- Это такая честь, такая честь!-- разливался онъ.-- Джулія, душа моя, завтра ты за это поплатишься.
   -- Какимъ образомъ?-- удивился лордъ Фредерикъ.
   -- Реакція, милордъ, реакція. Такое страшное напряженіе всей нервной системы не проходитъ даромъ. Слабость, апатія, уныніе, полное изнеможеніе -- вотъ его результаты. Милордъ, скажу вамъ только одно: если бы сэръ Темли Снеффинъ увидѣлъ это хрупкое существо въ настоящій моментъ, онъ не далъ бы за ея жизнь ни... вотъ этого.
   И для пущей наглядности своего аргумента мистеръ Вититерли взялъ изъ табакерки щепотку табаку и развѣялъ ее по воздуху, какъ эмблему непрочности.
   -- Да, сэръ Темли Снеффинъ не поручился бы и понюшкой табаку за существованіе мистриссъ Вититтерли въ этотъ моментъ,-- повторилъ мистеръ Вититтерли, оглянувшись на присутствующихъ съ торжественно-серьезнымъ лицомъ, и въ тонѣ, какимъ онъ это сказалъ, слышался сдержанный восторгъ, какъ будто имѣть жену въ такомъ безнадежномъ состояніи здоровья было высочайшимъ отличіемъ, о какомъ только можетъ мечтать человѣкъ.
   Мистриссъ Вититтерли вздохнула и посмотрѣла на гостей съ такимъ выраженіемъ, точно хотѣла сказать: "Хоть я и раздѣляю это мнѣніе, но хвастаться своими заслугами не стану".
   -- Мистриссъ Вититтерли -- любимая паціентка сэра Темли Снеффина,-- продолжалъ супругъ.-- Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что она первая изъ больныхъ, на которой было испробовано извѣстное новое средство, то самое, что, говорятъ, убило цѣлую семью въ Кенсингтонъ-Грэвелѣ. Вѣрно ли я говорю, милая Джулія? Вѣдь ты первая принимала это лекарство?
   -- Кажется, что такъ,-- протянула мистриссъ Вититтерли слабымъ голосомъ.
   Въ эту минуту неутомимый мистеръ Пайкъ по нѣкоторымъ признакамъ замѣтилъ, что его знатный покровитель находится въ затрудненіи, какъ ему поддержать этотъ разговоръ, и поспѣшилъ его выручить, освѣдомившись съ большимъ интересомъ, вкусное ли это лекарство.
   -- Нѣтъ, сэръ, даже этимъ оно не можетъ похвастаться,-- отвѣчалъ мистеръ Вититтерли.
   -- Ахъ, Боже! Значитъ мистриссъ Вититтерли настоящая мученица!-- воскликнулъ съ восхищеніемъ Пайкъ, отвѣшивая ей низкій поклонъ.
   -- Я и сама это думаю,-- проговорила мистриссъ Вититтерли, улыбаясь
   -- И, конечно, ты мученица, дорогая моя!-- подхватилъ супругъ такимъ тономъ, какъ будто говорилъ: "Я не чванюсь нашими съ тобой привилегіями, нѣтъ! Но я ихъ сознаю".-- Пусть мнѣ покажутъ, милордъ,-- прибавилъ мистеръ Вититтерли, круто поворачиваясь къ своему аристократическому гостю,-- пусть мнѣ покажутъ другую такую мученицу, какъ мистриссъ Вититтерли, мученицу или мученика, все равно, пусть мнѣ ихъ покажутъ, и... я буду очень радъ на нихъ посмотрѣть, больше я ничего не скажу.
   Пайкъ и Плекъ не преминули замѣтить, что быть мученицей въ высшей степени поэтично, и такъ какъ визитъ затянулся уже достаточно долго, они стали прощаться по знаку своего патрона. За ними всталъ и самъ сэръ Мельбери, а за нимъ лордъ Фредерикъ. Послѣдовалъ обмѣнъ дружескихъ привѣтствій, изліяній, изъявленій удовольствія по поводу столь удачно завязавшагося знакомства; затѣмъ гости откланялись и вышли, сопутствуемые горячими увѣреніями хозяевъ, что во всякое время дня и ночи они почтутъ за особенную честь принять ихъ подъ своего кровлей.
   О томъ, что гости стали являться изо дня въ день во всякое время: сегодня обѣдали, завтра ужинали, потомъ опять обѣдали, приходили и уходили, когда хотѣли, посѣщали со своими новыми знакомыми общественныя мѣста, случайно встрѣчались съ ними на гуляньяхъ,-- о томъ, что вездѣ и всегда сэръ Мельбери неотступно преслѣдовалъ Кетъ своими ухаживаньями, что сломить ея гордость сдѣлалось цѣлью всѣхъ его стремленій, потому что онъ чувствовалъ, что въ случаѣ неуспѣха его репутація ловеласа пошатнется хотя бы въ глазахъ двухъ его клевретовъ, и не могъ съ этимъ примириться,-- о томъ, что бѣдная дѣвушка не знала ни минуты покоя, если не считать тѣхъ часовъ, когда она могла остаться одна въ своей комнатѣ и плакать, вспоминая все, что ей пришлось вытерпѣть въ теченіе дня,-- объ этомъ едва ли нужно говорить. Все это были лишь естественныя послѣдствія хитроумнаго плана, измышленнаго сэромъ Мельбери и приводимаго въ исполненіе его пособниками Пайкомъ и Плекомъ.
   Такъ продолжалось двѣ недѣли. Само собой разумѣется, что довольно было бы и одного дня, даже для самаго недальнозоркаго человѣка, чтобы убѣдиться, что лордъ Фредерикъ Вернеофтъ и сэръ Мельбери Гокъ со всѣми ихъ титулами отнюдь не принадлежатъ къ числу пріятныхъ собесѣдниковъ и по своимъ привычкамъ, манерамъ, вкусамъ и тону разговора и ни коимъ образомъ не могутъ разсчитывать блистать въ дамскомъ обществѣ. Но мистриссъ Вититтерли вполнѣ довольствовались титулами: грубость въ ея глазахъ становилась юморомъ, вульгарность превращалась въ очаровательную эксцентричность, наглость -- въ милую непринужденность, составляющею завидное преимущество тѣхъ, кто имѣетъ счастье принадлежать къ большому свѣту.
   Если хозяйка дома придавала такую окраску поведенію своихъ новыхъ друзей, какъ могла бороться противъ нихъ компаньонка? Если къ хозяйкѣ дома они относились безъ всякой сдержанности, насколько же свободнѣе должны были обращаться они съ бѣдной наемницей? Но это было для Кетъ еще не худшее изъ золъ. Но мѣрѣ того, какъ ненавистный сэръ Мельбери все откровеннѣе ухаживалъ за ней, мистриссъ Вититтерли все больше и больше завидовала ея красотѣ. Если бы послѣдствіемъ этой зависти было изгнаніе ея изъ гостиной въ тѣ часы, когда бывали гости, Кетъ почла бы себя счастливой тѣмъ, что возбудила это чувство. Но на свое несчастье она обладала врожденной граціей, истиннымъ достоинствомъ м