Данте Алигьери
Божественная комедия. Чистилище

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Purgatorio.
    Перевел с итальянского размером подлинника Дмитрий Мин (1902).
    С приложением комментария и очерка психологии.


  

Данте Алигьери

Божественная комедія

Чистилище

Перевелъ съ итальянскаго размѣромь подлинника

Дмитрій Минъ

съ приложеніемъ комментарія и очерка психологіи

 []

С.-Петербургъ

Изданіе А. С. Суворина

1902

OCR Бычков М. Н.

http://az.lib.ru

  

ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.

Воззваніе къ музамъ.-- Четыре звѣзды. -- Катонъ.

                       Готовый плыть по волнамъ съ меньшей смутой,           1
                       Поднялъ свой парусъ челнъ души моей,
                       Вдали покинувъ океанъ столь лютый.
  
                       И буду пѣть о той странѣ тѣней,           4
                       Гдѣ очищается душа чрезъ звуки,
                       Чтобъ вознестись въ небесный эмпирей.
  
                       Возстаньте же здѣсь, мертвой пѣсни звуки:           7
                       Я вашъ пѣвецъ, о хоръ небесныхъ дѣвъ!
                       Возьми цѣвницу, Калліопа, въ руки
  
                       И слей съ моею пѣснью тотъ напѣвъ,           10
                       Предъ коимъ смолкла дѣвъ безумныхъ лира,
                       Въ васъ пробудившая безсмертный гнѣвъ! --
  
                       Цвѣтъ сладостный восточнаго сапфира,           13
                       Разлившійся въ воздушной сторонѣ
                       До сферы первой чистаго эѳира,
  
                       Восторгомъ взоръ мой упоилъ вполнѣ, 16
                       Лишь вышелъ я вслѣдъ по стопамъ поэта
                       Изъ адскихъ безднъ, такъ грудь стѣснившихъ мнѣ.
  
                       Звѣзда любви, прекрасная планета,          19
                       Во весь востокъ струила блескъ съ высотъ,
                       Созвѣздье Рыбъ затмивъ улыбкой свѣта.
  
                       Взглянувъ направо, созерцалъ я сводъ          22
                       Иныхъ небесъ и видѣлъ въ немъ четыре
                       Звѣзды, чей блескъ лишь первый видѣлъ родъ.
  
                       Игралъ, казалось, пламень ихъ въ эѳирѣ.          25
                       О, какъ ты бѣденъ, сѣверъ нашъ, съ тѣхъ поръ,
                       Какъ блеска ихъ ужъ мы не видимъ въ мірѣ!
  
                       Едва отъ звѣздъ отвелъ я жадный взоръ          28
                       И къ сѣверу опять направилъ очи,
                       Гдѣ ужъ исчезъ Медвѣдицъ звѣздный хоръ,--
  
                       Вотъ -- одинокій старецъ въ мракѣ ночи          31
                       Съ такимъ въ лицѣ величьемъ, что сыны
                       Не больше чтутъ священный образъ отчій.
  
                       Брада до чреслъ, сребрясь отъ сѣдины,          34
                       Подобилась кудрямъ его, спадавшимъ
                       Съ его главы на грудь, какъ двѣ волны.
  
                       Такъ озаренъ былъ ликъ огнемъ пылавшимъ          37
                       Святыхъ тѣхъ звѣздъ; что для моихъ очей
                       Онъ показался солнцемъ просіявшимъ.
  
                       -- "Кто вы? и какъ чрезъ мертвый вы ручей          40
                       Изъ тюрьмъ бѣжали вѣчной злой кручины?"
                       Онъ рекъ, колебля шелкъ своихъ кудрей.
  
                       Кто васъ привелъ? кто освѣтилъ пучины,          43
                       Когда вы шли изъ адской ночи вонъ,
                       Навѣкъ затмившей страшныя долины?
  
                       "Ужели-жъ такъ нарушенъ безднъ законъ?          46
                       Иль самъ Господь рѣшилъ въ совѣтѣ новомъ,
                       Чтобъ шелъ въ мой гротъ и тотъ; кто осужденъ?"
  
                       Тогда мой вождь и взорами, и словомъ          49
                       Мнѣ подалъ знакъ потупить очи въ долъ,
                       Склонить колѣна предъ лицомъ суровымъ,
  
                       Сказавъ ему: -- "Не волей я пришелъ!          52
                       Жена съ небесъ явилась мнѣ въ юдоли,
                       Моля спасти его въ пучинѣ золъ.
  
                       Но если ты желаешь, чтобъ я болѣ          55
                       Открылъ тебѣ, что намъ дано въ удѣлъ,--
                       Я отказать твоей не властенъ волѣ.
  
                       "Послѣдней ночи онъ еще не зрѣлъ,          58
                       Но такъ къ ней близокъ былъ своей виною,
                       Что обратиться вспять едва успѣлъ.
  
                       "Какъ я сказалъ, былъ посланъ я Женою          61
                       Спасти его, и не было иныхъ
                       Путей, какъ тотъ, гдѣ онъ идетъ за мною.
  
                       "Я показалъ ему всѣ казни злыхъ          64
                       И показать теперь хочу то племя,
                       Что очищается въ грѣхахъ своихъ.
  
                       "Какъ шелъ я съ нимъ, разсказывать не время;          67
                       Небесной силой осѣненъ былъ я,
                       Тѣхъ подвиговъ мнѣ облегчившей бремя.
  
                       "Дозволь ему войти въ твои края!          70
                       Свободы ищетъ онъ, которой цѣну.
                       Лишь знаетъ тотъ, кто умеръ за нее.
  
                       Ты зналъ ее, принявшій ей взамѣну          73
                       Смерть въ Утикѣ, гдѣ сбросилъ прахъ одеждъ,
                       Чтобъ просіять въ день судный. Не изъ плѣну
  
                       "Бѣжали мы! Смерть не смыкала вѣждъ          76
                       Ему, и въ адъ Миносъ меня не гонитъ.
                       Я изъ страны, гдѣ въ горѣ, безъ надеждъ,
  
                       "Тѣнь Марціи твоей понынѣ стонетъ          79
                       Все по тебѣ; о старецъ пресвятой!
                       Ея любовь пусть къ намъ тебя преклонитъ.
  
                       "Семь царствъ твоихъ пройти насъ удостой!          82
                       Вѣсть о тебѣ я къ ней снесу въ глубь ада,
                       Коль адъ достоинъ почести такой".--
  
                       -- "Мнѣ Марція была очей отрада,          85
                       И въ жизни той", онъ провѣщалъ въ отвѣтъ,
                       "Моя душа была служить ей рада.
  
                       "Но вѣдь она въ юдоли адскихъ бѣдъ,          88
                       И ей внимать мнѣ не велятъ законы,
                       Сложенные, какъ я покинулъ свѣтъ.
  
                       "И если васъ ведетъ чрезъ всѣ препоны          91
                       Жена съ небесъ, то льстить мнѣ для чего?
                       Довольно мнѣ подобной обороны.
  
                       "Иди-жъ скорѣй и препояшь его          94
                       Осокой чистой и, омывъ ланиты,
                       Всю копоть ада удали съ него,
  
                       "Чтобъ спутникъ твой, туманомъ безднъ повитый,          97
                       Не встрѣтился съ божественнымъ посломъ,
                       У райскихъ вратъ сидящимъ для защиты.
  
                       "Весь островъ нашъ, какъ видишь ты, кругомъ          100
                       Внизу, гдѣ волны хлещутъ въ берегъ зыбкій,
                       Поросъ по мягкой тинѣ тростникомъ,
  
                       "Затѣмъ что всякій злакъ, не столько гибкій,          103
                       Не могъ бы тамъ y бурныхъ волнъ расти
                       И выдержать съ волнами вѣчной сшибки.
  
                       "Оттоль сюда не должно вамъ идти;          106
                       Смотри! ужъ солнце позлатило волны:
                       Оно укажетъ, гдѣ вамъ путь найти."
  
                       Тутъ онъ исчезъ. И, вставши, я, безмолвный,          109
                       Приблизился къ учителю и тамъ
                       Вперилъ въ него мой взоръ, смиренья полный.
  
                       И онъ мнѣ: -- "Шествуй по моимъ стопамъ!          112
                       Пойдемъ назадъ, куда долина горя
                       Склоняется къ отлогимъ берегамъ".
  
                       Уже заря, со мглою ночи споря,          115
                       Гнала ее съ небесъ, и я вдали
                       Ужъ могъ замѣтить трепетанье моря.
  
                       Какъ путники, что наконецъ нашли          118
                       Путь истинный межъ пройденными даромъ.
                       Такъ мы безлюдной той долиной шли.
  
                       И подъ горой, гдѣ споритъ съ дневнымъ жаромъ          121
                       Роса и, скрытая подъ тѣнью горъ,
                       Не вдругъ предъ солнцемъ улетаетъ паромъ,--
  
                       Тамъ обѣ руки тихо распростеръ          124
                       Учитель мой надъ многотравнымъ дерномъ.
                       И я въ слезахъ, потупя долу взоръ,
  
                       Поникъ предъ нимъ въ смиреніи покорномъ;          127
                       Тутъ сбросилъ онъ съ меня покровы мглы,
                       Навѣяны на ликъ мой адскимъ горномъ.
  
                       Потомъ сошли мы къ морю со скалы,          130
                       Не зрѣвшей ввѣкъ, чтобъ кто по волѣ рока
                       Здѣсь разсѣкалъ въ обратный путь валы.
  
                       Тутъ препоясалъ онъ меня осокой,          133
                       И вотъ,-- о чудо! -- только лишь рукой
                       Коснулся злака, какъ въ мгновенье ока
  
                       На томъ же мѣстѣ выросъ злакъ другой.          136
  

ПѢСНЬ ВТОРАЯ

Преддверіе чистилища.-- Ангелъ кормчій.-- Казелла.-- Катонъ.

                       Уже склонилось солнце съ небосклона          1
                       На горизонтъ, его-жъ полдневный кругъ
                       Зенитомъ кроетъ верхъ горы Сіона.
  
                       И, противъ солнца обращаясь вкругъ,          4
                       Изъ волнъ Гангеса вышла ночь съ Вѣсами,-
                       Чтобъ, ставъ длиннѣй, ихъ выронить изъ рукъ,--
  
                       Такъ что Авроры свѣтлый ликъ предъ нами          7
                       Изъ бѣлаго сталъ алымъ и потомъ
                       Оранжевымъ, состарившись съ часами.
  
                       A мы все были на брегу морскомъ,          10
                       Какъ тотъ, кто, путь утратя въ мірѣ этомъ,
                       Душой паритъ, a самъ все въ мѣстѣ томъ,
  
                       И вдругъ, какъ Марсъ, предъ самымъ дня разсвѣтомъ,          13
                       На западѣ, на лонѣ синихъ водъ,
                       Сквозь паръ густой сверкаетъ краснымъ цвѣтомъ,--
  
                       Такъ мнѣ блеснулъ (о, да блеснетъ съ высотъ          16
                       Онъ мнѣ опять!) надъ моремъ свѣтъ столь скорый;
                       Что съ нимъ сравнить нельзя и птицъ полетъ.
  
                       Чтобъ вопросить о немъ, на мигъ я взоры          19
                       Отвелъ къ вождю; потомъ взглянулъ и -- се! --
                       Ужъ онъ возросъ и сталъ свѣтлѣй Авроры.
  
                       Со всѣхъ сторонъ надъ нимъ во всей красѣ          22
                       Бѣлѣло нѣчто; съ бѣлаго-жъ покрова
                       Внизъ падалъ блескъ, подобный полосѣ;
  
                       Еще мнѣ вождь не отвѣчалъ ни слова,          25
                       Какъ верхній блескъ ужъ принялъ образъ крылъ.
                       Тогда поэтъ, познавъ пловца святого,--
  
                       -- "Склони, склони колѣна!" возопилъ:          28
                       "Здѣсь ангелъ Божій! Къ сердцу длань! Отселѣ
                       Ты будешь зрѣть лишь слугъ небесныхъ силъ.
  
                       "Безъ вашихъ средствъ, смотри, какъ мчится къ цѣли!"          31
                       Наперекоръ всѣмъ весламъ, парусамъ,
                       Паритъ на крыльяхъ въ дальнемъ семъ предѣлѣ.
  
                       "Смотри, какъ онъ вознесъ ихъ къ небесамъ!          34
                       Какъ рѣжетъ воздухъ махомъ крылъ нетлѣнныхъ!
                       Имъ не сѣдѣть, какъ вашимъ волосамъ!"
  
                       Приблизясь къ намъ отъ граней отдаленныхъ.          37
                       Пернатый Божій лучезарнѣй сталъ,
                       Такъ что я глазъ, сіяньемъ ослѣпленныхъ,
  
                       Не могъ поднять. И къ брегу онъ присталъ          40
                       Съ ладьей столь быстрой, легкой, что нимало
                       Кристаллъ волны ее не поглощалъ.
  
                       Стоялъ небесный кормчій y причала;          43
                       Въ лицѣ читалась благодать сама,
                       Въ ладьѣ-жъ сто душъ и болѣ возсѣдало.
  
                       "In exitù Israel отъ ярма          46
                       Египтянъ злыхъ!" всѣ пѣли стройнымъ хоромъ.
                       И все, что писано въ стихахъ псалма.
  
                       Ихъ осѣнилъ крестомъ онъ съ свѣтлымъ взоромъ;          49
                       Затѣмъ всѣ вышли на берегъ, a онъ,
                       Какъ прилетѣлъ, такъ скрылся въ бѣгѣ скоромъ.
  
                       Сонмъ пришлецовъ былъ мѣстностью смущонъ;          52
                       Очами вкругъ искалъ онъ, гдѣ дорога,
                       Какъ тотъ, кто чѣмъ-то новымъ удивленъ.
  
                       Со всѣхъ сторонъ изъ Солнцева чертога          55
                       Струился день и тучей мѣткихъ стрѣлъ
                       Съ средины неба гналъ ужъ Козерога.
  
                       И новый сонмъ, какъ скоро насъ узрѣлъ,          58
                       Поднявши взоръ, сказалъ намъ: "Укажите:
                       Коль можете, путь въ горній тотъ предѣлъ".
  
                       На что Виргилій: -- "Можетъ быть, вы мните,          61
                       Что край знакомъ намъ? Увѣряю васъ,--
                       Въ насъ путниковъ себѣ подобныхъ зрите.
  
                       "Сюда привелъ предъ вами лишь за часъ          64
                       Насъ путь иной. столь пагубный и лютый,
                       Что въ гору лѣзть -- теперь игра для насъ".
  
                       По моему дыханью въ тѣ минуты          67
                       Замѣтивши, что я еще живой,
                       Весь сонмъ тѣней вдругъ поблѣднѣлъ отъ смуты.
  
                       И какъ къ гонцу съ оливой вѣстовой          70
                       Народъ тѣснится, чтобъ услышать вѣсти,
                       Топча одинъ другого въ давкѣ той:
  
                       Блаженные такъ духи тѣ всѣ вмѣстѣ          73
                       Уставили свой взоръ мнѣ прямо въ ликъ,
                       Почти забывъ о времени и мѣстѣ.
  
                       Одинъ изъ нихъ ко мнѣ всѣхъ больше никъ.          76
                       Обнять меня такъ пламенно желая,
                       Что сдѣлать то-жъ онъ и меня подвигъ.
  
                       О, видная лишь взоромъ тѣнь пустая!          79
                       Три раза къ ней я руки простиралъ,
                       Къ себѣ на грудь ихъ трижды возвращая.
  
                       Отъ дива ликъ мой? видно, блѣденъ сталъ,          82
                       Затѣмъ что тѣнь съ улыбкой отступила,
                       A я, гонясь, за нею поспѣшалъ;
  
                       "Спокойнѣй будь!" мнѣ кротко возразила,          85
                       Тогда, узнавъ ее. я сталъ молить,
                       Чтобъ не спѣша со мной поговорила.
  
                       И духъ въ отвѣтъ: -- "Какъ я привыкъ любить          88
                       Тебя, бывъ въ тѣлѣ, такъ люблю безъ тѣла.
                       И я стою. Тебѣ-жъ зачѣмъ здѣсь быть?"
  
                       -- "Казелла мой! чтобъ вновь достичь предѣла,          91
                       Гдѣ я живу,-- иду на эту круть;
                       Гдѣ-жъ ты", сказалъ я, "медлилъ такъ, Казелла?"
  
                       А онъ на то: -- "Его въ томъ воля будь!          94
                       Тотъ, кто беретъ, кого и какъ разсудитъ,
                       Пусть возбранялъ не разъ сюда мнѣ путь,--
  
                       "Все-жъ воля въ немъ по Вѣчной Правдѣ судитъ.          97
                       И подлинно, три мѣсяца, какъ всѣхъ
                       Пріемлетъ онъ, кто съ миромъ въ чолнъ прибудетъ.
  
                       "Такъ вотъ и я, ставъ y поморій тѣхъ. 100
                       Гдѣ воды Тибра стали солью полны.
                       Былъ благостно имъ принятъ въ челнъ утѣхъ,--
  
                       "На устьѣ томъ, гдѣ онъ паритъ чрезъ волны.          103
                       Затѣмъ что тамъ сбирается все то,
                       Что не падетъ за Ахеронъ безмолвный".
  
                       -- "О! если y тебя не отнято          106
                       Искусство пѣть любовь съ ея тревогой,
                       Въ которой слезъ мной столько пролито,--
  
                       "Утѣшъ", сказалъ я, "духъ мой хоть немного,          109
                       Затѣмъ что онъ, одѣтый въ плоть и кровь,
                       Такъ утомленъ имъ пройденной дорогой".
  
                       -- "Въ душѣ со мной бесѣдуя, любовь....."          112
                       Такъ сладостно онъ началъ пѣть въ то время,
                       Что сладость звуковъ будто слышу вновь.
  
                       Мой вождь, и я, и все святое племя,          115
                       Здѣсь бывшее, такъ были плѣнены,
                       Что всѣхъ заботъ, казалось, спало бремя.
  
                       Не двигаясь, вниманія полны,          118
                       Мы слушали, какъ вдругъ нашъ старецъ честный
                       Вскричалъ: -- "Что это, праздности сыны?
  
                       "Что стали тамъ вы въ лѣни неумѣстной?          121
                       Къ горѣ бѣгите -- сбить съ себя гранитъ,
                       Вамъ не дающій видѣть Ликъ небесный".
  
                       Какъ голубки, которыхъ кормъ манитъ,          124
                       Сбираются въ поляхъ безъ опасенья,
                       Сложивъ съ себя обычный гордый видъ,--
  
                       Но, чѣмъ-нибудь испуганы, въ мгновенье          127
                       Бросаютъ кормъ, затѣмъ что всѣхъ заботъ
                       Сильнѣй теперь забота о спасеньѣ:
  
                       Такъ, видѣлъ я, недавній здѣсь народъ,          130
                       Покинувъ пѣснь, бѣжать пустился въ горы,
                       Какъ безъ оглядки мчится трусъ впередъ.
  
                       За нимъ и мы пошли, не меньше скоры.          131
  

ПѢСНЬ ТРЕТЬЯ.

Преддверіе чистилища.-- уши умершихъ подъ церковнымъ отлученіемъ.-- Манфредъ, король Сициліи.

                       Лишь только бѣгъ внезапный по долинѣ          3
                       Разсыпалъ сонмъ, велѣвъ ему бѣжать
                       Къ горѣ, куда самъ разумъ звалъ ихъ нынѣ,--
  
                       Я къ вѣрному вождю примкнулъ опять.          4
                       Да и куда-бъ я безъ него помчался?
                       Кто могъ бы путь мнѣ въ гору указать?
  
                       Онъ за себя, казалось мнѣ, терзался:          7
                       О, совѣсть чистая! Какъ малый грѣхъ
                       Тебѣ великъ я горекъ показался!
  
                       Когда-жъ поэтъ шаговъ умѣрилъ спѣхъ,          10
                       Мѣшающій величію движеній,--
                       Мой духъ, сначала скованный во всѣхъ
  
                       Мечтахъ своихъ, расширилъ кругъ стремленій,          13
                       И обратилъ я взоры къ высотамъ,
                       Взносившимъ къ небу грозныя ступени.
  
                       Свѣтъ красный солнца, въ тылъ сіявшій намъ,          16
                       Былъ раздробленъ моимъ изображеньемъ,
                       Найдя во мнѣ отпоръ своимъ лучамъ.
  
                       И въ бокъ взглянулъ я, мучимъ опасеньемъ.          19
                       Что я покинутъ, видя въ сторонѣ,
                       Что тѣнь лишь я бросаю по каменьямъ.
  
                       И спутникъ мой, весь обратясь ко мнѣ;          22
                       Сказалъ: -- "Опять сомнѣнья? Слѣдуй смѣло!
                       Не вѣришь ли, что я съ тобой вездѣ?
  
                       "Ужъ вечеръ тамъ, гдѣ плоть моя истлѣла,--          25
                       Та плоть, за коей тѣнь бросалъ я вслѣдъ;
                       Брундузій взялъ, Неаполь скрылъ то тѣло.
  
                       "И если тѣни предо мною нѣтъ,          28
                       Тому должно, какъ сферамъ тѣмъ, дивиться.
                       Гдѣ изъ одной въ другую льется свѣтъ.
  
                       "Способность стыть, горѣть, отъ мукъ томиться,          31
                       Тѣламъ подобнымъ разумъ далъ Того,
                       Кто скрылъ отъ насъ, какъ это все творится.
  
                       "Безуменъ тотъ, кто мнитъ, что умъ его          34
                       Постигнетъ вѣчности стези святыя.
                       Гдѣ шествуетъ въ трехъ лицахъ Божество.
  
                       "Доволенъ будь, родъ смертныхъ, знаньемъ quia:          37
                       Вѣдь еслибъ могъ ты зрѣть пути Творца,
                       То для чего-бъ Тебѣ родить, Марія?
  
                       "И не безплодно-бъ чаяли сердца,          40
                       Когда-бъ сбывались упованья тщетны,
                       Которыми томятся безъ конца
  
                       "Платонъ, и Аристотель, и несмѣтный          43
                       Сонмъ мудрецовъ". -- И, полнъ душевныхъ смутъ,
                       Поникъ челомъ и смолкъ онъ, безотвѣтный.
  
                       Мы подошли межъ тѣмъ къ горѣ. Но тутъ          46
                       Нашли утесъ такой крутой, упорный.
                       Что крѣпость ногъ пытать здѣсь -- тщетный трудъ.
  
                       Пустыннѣйшій, труднѣйшій путь нагорный          49
                       Между Турбіей и Леричи былъ,
                       Въ сравненьи съ этимъ, лѣстницей просторной.
  
                       -- "Кто знаетъ то". мой вождь проговорилъ.          52
                       Сдержавъ шаги, "какимъ горы откосомъ
                       Всходить здѣсь легче безъ пособья крылъ?"
  
                       И вотъ, пока, весь занятъ тѣмъ вопросомъ,          55
                       Онъ глазъ своихъ не подымалъ съ земли,
                       А я блуждалъ очами надъ утесомъ,--
  
                       Увидѣлъ влѣво я отъ насъ вдали          58
                       Толпу тѣней, къ намъ подвигавшихъ ноги,
                       Но тихо такъ, что, кажется, не шли.
  
                       -- "Взоръ подыми, учитель, безъ тревоги;          61
                       Вонъ тѣ", сказалъ я, "намъ дадутъ совѣтъ,
                       Ужъ если самъ не знаешь ты дороги".
  
                       И, свѣтлый взоръ поднявъ ко мнѣ, поэтъ          64
                       Сказалъ: -- "Пойдемъ къ нимъ; шагъ ихъ тихъ безмѣрно;
                       A ты, мой сынъ, питай надежды свѣтъ".
  
                       Мы тысячу шаговъ прошли примѣрно,          67
                       A все еще ихъ сонмъ отъ насъ стоялъ
                       На перелетъ пращи изъ длани вѣрной.
  
                       Когда-жъ онѣ, къ громадамъ твердыхъ скалъ          70
                       Прижавшись, стали неподвижно, тѣсно,
                       Какъ тотъ стоитъ, кто въ изумленье впалъ:
  
                       -- "Родъ избранный, погибшій благочестно!"          73
                       Сказалъ Виргилій: "умоляю васъ
                       Тѣмъ миромъ, что васъ ждетъ въ странѣ небесной,--
  
                       "Куда, скажите, склономъ подалась          76
                       Гора, гдѣ можно лѣзть на тѣ громады?
                       Вѣдь все узнавшимъ дорогъ каждый часъ".
  
                       Какъ по два, по три, агнцы изъ ограды          79
                       Идутъ за первымъ, прочіе-жъ стоятъ,
                       Понуря робко головы и взгляды,
  
                       И гдѣ одинъ, туда и всѣ спѣшатъ,          82
                       Тѣснясь къ нему, лишь станетъ онъ, и, въ кроткой
                       Покорности, не знаютъ, что творятъ --
  
                       Такъ, видѣлъ я, къ намъ подвигалъ не ходко          85
                       Счастливыхъ стадо вождь въ его челѣ,
                       Съ лицомъ стыдливымъ, съ скромною походкой.
  
                       И первый строй, замѣтивъ на землѣ,          88
                       Что лучъ направо отъ меня разбился,
                       Такъ что я тѣнь оставилъ на скалѣ,--
  
                       Вспять отшатнувшись, вдругъ остановился,          91
                       И сонмъ, за первымъ шедшій по пятамъ,,
                       Не зная самъ -- зачѣмъ, за нимъ столпился.
  
                       -- "Я безъ разспросовъ объявляю вамъ,          94
                       Что плоть на немъ еще не знала смерти,
                       Вотъ почему онъ тѣнь бросаетъ тамъ.
  
                       "Не удивляйтесь этому; но вѣрьте,          97
                       Что не безъ силы, свыше излитой,
                       По тѣмъ стѣнамъ онъ мнитъ дойти до тверди".
  
                       Такъ мой учитель; ихъ же честный строй:          100
                       -- "Вернитесь же: вонъ тамъ гора поката",
                       И тыломъ рукъ намъ подалъ знакъ нѣмой.
  
                       -- "Кто-бъ ни былъ ты, въ міръ ищущій возврата",          103
                       Мнѣ тутъ одинъ изъ нихъ проговорилъ:
                       "Взгляни, не видѣлъ ли меня когда-то?"
  
                       Я, обернувшись, взоръ въ него вперилъ:          106
                       Былъ бѣлокуръ, красивъ съ лица и стана,
                       Но бровь ему булатъ окровенилъ.
  
                       -- "Не знаю, кто ты", прямо, безъ обмана,          109
                       Сознался я.-- "Смотри-жъ!" онъ мнѣ въ отвѣтъ
                       И указалъ: въ груди зіяла рана.
  
                       И продолжалъ съ улыбкой: -- "Я Манфредъ;          112
                       Я внукъ Констанцы, царскій скиптръ носившей!
                       Сходи-жъ, молю, когда придешь на свѣтъ,
  
                       "Къ прекрасной дочери моей, родившей          115
                       Сициліи и Арагоны честь,
                       И ложь разсѣй, всю правду ей открывши.
  
                       "Когда мнѣ грудь пронзила вражья месть,--          118
                       Я предался Тому въ слезахъ страданій,
                       Кто всѣмъ прощаетъ. Невозможно счесть
  
                       "Моихъ грѣховъ! Но розмахъ мощныхъ дланей          121
                       У Благости безмѣрной такъ великъ,
                       Что всѣхъ беретъ, кто слезъ несетъ Ей дани.
  
                       "И еслибъ понялъ смыслъ священныхъ книгъ          124
                       Козенцскій пастырь,-- тотъ, кого изъ злости
                       Климентъ на травлю вслѣдъ за мной подвигъ,--
  
                       "То и поднесь мои почили-бъ кости          127
                       У Беневенто, во главѣ моста,
                       Подъ грудой камней на пустомъ погостѣ.
  
                       "Теперь ихъ моетъ дождь, во всѣ мѣста          130
                       Разноситъ вѣтръ вдоль Верде, гдѣ истлѣетъ
                       Мой бѣдный прахъ безъ звона и креста.
  
                       "Но ихъ проклятье силы не имѣетъ          133
                       Пресѣчь намъ путь къ божественной любви,
                       Пока хоть лучъ надежды сердце грѣетъ.
  
                       "Но, правда, всякъ, кто кончилъ дни свои          136
                       Подъ гнѣвомъ церкви, если и смирится,
                       Пребыть обязанъ внѣ святой семьи,
  
                       "Доколѣ тридцать разъ не совершится          139
                       Срокъ отлученья, если только онъ
                       Молитвами по немъ не сократится.
  
                       "Такъ утоли-жъ, коль можешь, сердца стонъ:          142
                       Открой Констанцѣ, возлюбившей Бога,
                       Гдѣ зрѣлъ меня, a также тотъ законъ:
  
                       Живые тамъ помочь намъ могутъ много".          145
  

ПѢСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Преддверіе чистилища.-- Подъемъ на первый уступъ.-- Нерадивые.-- Белаква.

                       Коль скоро скорбь, иль радость огневая          1
                       Охватятъ въ насъ одну изъ нашихъ силъ,
                       Тогда душа, съ тѣмъ чувствомъ вся слитая,
  
                       Какъ будто гаситъ всѣхъ движеній пылъ:          4
                       Вотъ тѣмъ въ отпоръ, y коихъ мы читаемъ,
                       Что будто Богъ намъ душу въ душу влилъ.
  
                       Вотъ потому-то, если мы внимаемъ          7
                       Иль видимъ то, что душу намъ плѣнитъ,--
                       Бѣгутъ часы, a мы не замѣчаемъ:
  
                       Затѣмъ что въ насъ одна способность зритъ,          10
                       Другая -- душу въ плѣнъ беретъ всецѣло;
                       Когда та бодрствуетъ, въ насъ эта спитъ.
  
                       Въ сей истинѣ я убѣдился зрѣло.          13
                       Пока внималъ Манфредовымъ словамъ,
                       На пятьдесятъ ужъ градусовъ успѣло
  
                       Подняться солнце: я же только тамъ          16
                       Примѣтилъ то, гдѣ хоромъ душъ тѣхъ стадо
                       Намъ крикнуло: -"Вотъ, вотъ, что нужно вамъ!"
  
                       Щель большую заткнетъ въ шпалерѣ сада          19
                       Однимъ сучкомъ терновымъ селянинъ,
                       Когда бурѣютъ грозды винограда,--
  
                       Чѣмъ та тропа, по коей лѣзъ одинъ          22
                       Я за пѣвцомъ, сердечной полонъ боли,
                       Когда исчезъ отрядъ тѣней съ долинъ.
  
                       Восходятъ въ Лео, и нисходятъ въ Ноли,          25
                       На Бисмантову лѣзутъ на однихъ
                       Ногахъ; но тутъ потребны крылья воли,--
  
                       Тутъ я летѣлъ на крыльяхъ огневыхъ          28
                       Желаній жаркихъ вслѣдъ за тѣмъ вожатымъ,
                       Что мнѣ свѣтилъ надеждой въ скорбяхъ злыхъ.
  
                       Мы лѣзли вверхъ ущельемъ, тѣсно сжатымъ          31
                       Со всѣхъ сторонъ утесами, гдѣ круть
                       Просила въ помощь рукъ и ногъ по скатамъ.
  
                       И вотъ, едва успѣлъ я досягнуть          34
                       До высшаго скалы громадной края,--
                       "Куда, мой вождь", спросилъ я, "держимъ путь?"
  
                       А онъ:--"Впередъ, впередъ, не отступая!          37
                       Все вслѣдъ за мной стремись на верхъ хребта,
                       Пока найдемъ проводника изъ рая".
  
                       Гора была до неба поднята,          40
                       A склонъ ея былъ круче, чѣмъ съ средины
                       Квадранта въ центръ идущая черта.
  
                       Я чуть дышалъ, когда сказалъ съ вершины:          43
                       -- "О добрый отче! видишь? оглянись!
                       Я отстаю! Постой хоть мигъ единый".
  
                       A онъ: -- "О, сынъ! сюда хоть доберись".          46
                       И указалъ мнѣ на уступъ надъ нами,
                       По этотъ бокъ горы торчавшій внизъ.
  
                       Такъ подстрекнутъ я былъ его словами,          49
                       Что лѣзъ ползкомъ за нимъ до тѣхъ я поръ,
                       Пока не всталъ на тотъ уступъ ногами.
  
                       Тутъ сѣли мы, глядя съ вершины горъ          52
                       Въ ту сторону, откуда въ путь пошли мы,
                       И радуя путемъ пройденнымъ взоръ.
  
                       Сперва я внизъ взглянулъ на брегъ, чуть зримый,          55
                       Потомъ взглянулъ на солнце, изумясь,
                       Что слѣва мы лучомъ его палимы.
  
                       Поэтъ вмигъ понялъ, что я, весь смутясь,          58
                       Дивлюсь тому, что колесница свѣта
                       Межъ сѣверомъ и нами въ путь неслась,
  
                       И рекъ: -- "Сопутствуй нынѣ, какъ средь лѣта,          61
                       Касторъ и Поллуксъ зеркалу тому,
                       Что вверхъ и внизъ струятъ потоки свѣта,--
  
                       "То Зодіакъ вращался-бъ вслѣдъ ему          64
                       Совсѣмъ вблизи къ Медвѣдицамъ блестящимъ --
                       По древнему теченью своему.
  
                       "Чтобъ то понять съ сознаньемъ надлежащимъ,-- 67
                       Весь самъ въ себѣ, вообрази Сіонъ
                       Съ горою этой на землѣ стоящимъ,
  
                       "Чтобъ горизонтъ имѣли съ двухъ сторонъ          70
                       Одинъ, но два различныхъ небосклона:
                       И ты поймешь, что путь, гдѣ Фаэтонъ
  
                       "Такъ дурно шелъ, придется отъ Сіона          73
                       Въ ту сторону, и въ эту здѣсь отъ насъ,
                       Коль разумъ твой проникнулъ въ смыслъ закона".
  
                       И я: -- "Учитель, вѣрь, еще ни разъ          76
                       Разсудокъ мой, вначалѣ столь смущенный,
                       Не понималъ такъ ясно, какъ сейчасъ,
  
                       "Что средній кругъ, въ наукѣ нареченный 79
                       Экваторомъ,-- тотъ кругъ, что ввѣкъ лежитъ
                       Межъ льдомъ и солнцемъ,-- здѣсь, по приведенной
  
                       "Тобой причинѣ, столько-жъ отстоитъ          82
                       Къ полуночи, насколько тамъ Еврею
                       Онъ кажется въ палящемъ югѣ скрытъ,
  
                       "Но знать желалъ бы, коль спросить я смѣю,          85
                       Далекъ ли путь? Такъ къ небу возстаетъ
                       Гора, что взоръ не услѣдитъ за нею".
  
                       A онъ на то: -- "Горы такой ужъ родъ,          88
                       Что лишь вначалѣ труденъ къ восхожденью.
                       A тамъ, чѣмъ выше, тѣмъ все легче всходъ.
  
                       "Итакъ, когда узнаешь по сравненью,          91
                       Что легче все тебѣ свой дѣлать шагъ,
                       Какъ въ суднѣ плыть рѣкой внизъ по теченью,--
  
                       "Тогда конецъ пути въ жилище благъ;          94
                       Тамъ облегчишь и грудь свою усталу.
                       Молчи-жъ теперь и вѣрь, что это такъ".
  
                       Лишь вымолвилъ мой вождь, какъ изъ-за валу,          97
                       Вблизи отъ насъ, послышались слова:
                       -- "Ну, до того и посидишь, пожалуй".
  
                       Мы обернулись оба и y рва          100
                       Увидѣли, налѣво, рифъ громадный:
                       Былъ не примѣченъ нами онъ сперва.
  
                       Мы подошли, и вотъ въ тѣни прохладной          103
                       Толпа духовъ стоитъ при той скалѣ,
                       Какъ лишь стоитъ людъ праздный, тунеядный.
  
                       Одинъ изъ нихъ, съ истомой на челѣ,          106
                       Сидѣлъ, руками обхвативъ колѣни
                       И свѣсивъ голову межъ нихъ къ землѣ.
  
                       --"О, добрый вождь! Взгляни въ лицо той тѣни!          109
                       Смотри", сказалъ я, "какъ небрежно тамъ
                       Сидитъ она, какъ бы сестрица лѣни".
  
                       Замѣтивъ насъ, духъ кинулъ взгляды къ намъ          112
                       И, по бедру лицо передвигая,
                       Сказалъ: -- "Вишь сильный! Полѣзай-ка самъ".
  
                       Тутъ я узналъ лицо того лѣнтяя          115
                       И, хоть усталость мнѣ давила грудь,
                       Я подошелъ къ нему. И вотъ, когда я
  
                       Приблизился, онъ, приподнявъ чуть-чуть          118
                       Лицо, сказалъ: -- "Что? понялъ-ли довольно,
                       Какъ солнце здѣсь налѣво держитъ путь?"
  
                       Во мнѣ улыбку вызвалъ онъ невольно          121
                       Движеній лѣнью, краткостью рѣчей,
                       И началъ я:--"Белаква, мнѣ не больно
  
                       "Теперь подумать о судьбѣ твоей!          124
                       Что-жъ здѣсь сидишь? Вождя ли ждешь y грота?
                       Иль жалко лѣнь отбросить прежнихъ дней?"
  
                       A онъ: -- "О, братъ! Кому тутъ лѣзть охота? 127
                       Вѣдь къ мукамъ вверхъ тогда допуститъ насъ
                       Господень стражъ, что тамъ блюдетъ ворота,
  
                       "Какъ надо мной здѣсь небо столько разъ,          130
                       Какъ много лѣтъ я прожилъ, кругъ опишетъ.
                       Я-жъ о грѣхахъ вздохнулъ лишь въ смертный часъ.
  
                       "Такъ пусть же тѣ, въ комъ скорбь по мертвымъ дышитъ.          133
                       Спѣшатъ мольбой въ томъ мірѣ намъ помочь;
                       A наша что? Ее Господь не слышитъ".
  
                       Но тутъ поэтъ сталъ удаляться прочь,          116
                       Сказавъ:--"Идемъ. Смотри, какъ ужъ высоко
                       На полднѣ солнце, и стопою ночь
  
                       "У тѣхъ бреговъ покрыла ужъ Марокко".          119
  

ПѢСНЬ ПЯТАЯ.

Преддверіе чистилища.-- Нерадивые и погибшіе насильственной смертью.-- Якопо дель Кассеро.-- Буонконте да Монтефельтро.-- Пія де'Толомен.

                       Я повернулъ ужъ спину тѣмъ страдальцамъ          1
                       И по стопамъ вождя пошелъ, какъ вотъ --
                       За мною тѣнь, указывая пальцемъ,
  
                       Вскричала: -- "Вонъ, смотрите! слѣва тотъ,          4
                       Что ниже, тѣнью свѣтъ дневной раздвинулъ.
                       И, какъ живой, мнѣ кажется, идетъ".
  
                       На этотъ крикъ назадъ я взоры кинулъ          7
                       И вижу,-- всѣ вперили взглядъ, дивясь,
                       Въ меня и въ тѣнь, гдѣ свѣтъ за мною сгинулъ.
  
                       -- "Чѣмъ мысль твоя такъ сильно развлеклась",          10
                       Сказалъ учитель, "что мѣшаетъ ходу?
                       Что въ томъ тебѣ, что шепчутся о насъ?
  
                       "Иди за мной, и дай роптать народу;          13
                       Будь твердъ, какъ башня, на которой шпицъ
                       Не дрогнетъ ввѣкъ отъ вѣтровъ въ непогоду.
  
                       "Въ комъ помыслы роятся безъ границъ,          16
                       Тотъ человѣкъ далекъ отъ ихъ свершенья:
                       Въ немъ мысль одна гнететъ другую ницъ".
  
                       Что могъ сказать я больше отъ смущенья,          19
                       Какъ лишь: -- "Иду". И, покраснѣвъ, я стихъ,
                       За что порой мы стоимъ и прощенья.
  
                       Тутъ поперекъ наклона скалъ святыхъ          22
                       Вблизи предъ нами тѣни проходили
                       И пѣли Miserere -- стихъ за стихъ.
  
                       Примѣтивъ же, что вовсе не свѣтили 25
                       Лучи сквозь плоть мою,-- свой хоръ пѣвцы
                       Въ "О!" хриплое протяжно превратили.
  
                       И двое изъ толпы ихъ, какъ гонцы,          28
                       Навстрѣчу къ намъ помчались, восклицая:
                       -- "Откуда вы, скажите, пришлецы?"
  
                       И вождь:--"Вернись назадъ, чета святая!          31
                       Тебя пославшимъ можешь ты донесть,
                       Что плоть на немъ дѣйствительно живая.
  
                       "Коль нужно имъ объ этомъ слышать вѣсть,          34
                       То вотъ отвѣтъ имъ; если-жъ стали въ кучи
                       Тамъ въ честь ему,-- онъ имъ воздастъ за честь".
  
                       Предъ полночью едва ли паръ горючій          37
                       Браздитъ такъ быстро звѣздныя среды,
                       Иль въ августѣ съ заходомъ солнца тучи,--
  
                       Какъ быстро тѣ влетѣли душъ въ ряды          40
                       И, повернувъ, примчались къ намъ съ другими,
                       Несясь, какъ строй, бѣгущій безъ узды.
  
                       И вождь: -- "Тѣснятъ толпами насъ густыми          43
                       Они затѣмъ, чтобъ къ нимъ ты не былъ врагъ;
                       Но дальше въ путь, и слушай, идя съ ними".
  
                       -- "Душа,-- ты, ищущая вѣчныхъ благъ,          46
                       Несущая тѣ члены, гдѣ витаешь",
                       Бѣжа кричали, "задержи свой шагъ.
  
                       "Взгляни! быть можетъ, здѣсь иныхъ узнаешь          49
                       И вѣсть о нихъ снесешь въ свои страны;
                       О, что-жъ спѣшишь? о, что-жъ ты не внимаешь?
  
                       "Мы всѣ насильствомъ жизни лишены,          52
                       Вплоть до тѣхъ поръ ходя путемъ грѣховнымъ;
                       Когда же свѣтъ блеснулъ намъ съ вышины,
  
                       Мы всѣ, покаясь и простя виновнымъ,          55
                       Ушли изъ жизни, примирившись съ Тѣмъ,
                       Кого узрѣть горимъ огнемъ духовнымъ".--
  
                       И я: -- "Изъ васъ я незнакомъ ни съ кѣмъ!          58
                       Но чѣмъ могу служить я вашей тризнѣ,
                       Скажите, души дорогія? Всѣмъ
  
                       Готовъ помочь, клянусь тѣмъ миромъ жизни,          61
                       Его-жъ искать вслѣдъ за такимъ вождемъ
                       Изъ міра въ міръ иду, стремясь къ отчизнѣ".
  
                       И мнѣ одинъ:--"Мы всѣ съ надеждой ждемъ.          64
                       Что и безъ клятвъ ты сдержишь обѣщанье,
                       Была-бъ лишь воля на сердцѣ твоемъ.
  
                       "И я, за всѣхъ молящій въ семъ собраньи,          67
                       Прошу тебя: какъ будешь ты въ странѣ
                       Межъ Карлова владѣнья и Романьи,--
  
                       "Замолви въ Фано слово обо мнѣ:          70
                       Пусть вознесутъ тамъ за меня молитвы,
                       И отъ грѣховъ очищусь я вполнѣ.
  
                       "Оттоль я родомъ; эти-жъ знаки битвы.          73
                       Изъ коихъ съ кровью вышла жизнь моя,
                       Мнѣ антенорцы дали въ часъ ловитвы.
  
                       "А имъ-то былъ такъ сильно преданъ я!          76
                       Имъ такъ велѣлъ злой Эсте, въ коемъ пышетъ
                       Сверхъ всякихъ мѣръ гнѣвъ злобы на меня.
  
                       "Уйди-жъ я въ Мирру, прежде чѣмъ я, вышедъ          79
                       Изъ Оріако, схваченъ ими былъ,--
                       Я-бъ и понынѣ жилъ, гдѣ тварь вся дышетъ.
  
                       "Въ осокѣ тамъ, увязнувъ въ топкій илъ?          82
                       Среди болотъ я палъ, и тамъ изъ жилы
                       Всю кровь свою, какъ озеро, разлилъ".
  
                       Тогда другой: -- "Да дастъ Всевышній силы          85
                       Тебѣ достичь до горнихъ тѣхъ вершинъ!
                       О, помоги, утѣшь мой духъ унылый!
  
                       "Я Буонконтъ, я Монтефельтро сынъ;          88
                       Джьованна съ прочими меня забыла:
                       Затѣмъ-то здѣсь всѣхъ жальче я одинъ".
  
                       И я ему: -- "Какой же рокъ, иль сила          91
                       Такъ унесла твой съ Камиальднно прахъ,
                       Что міръ не знаетъ, гдѣ твоя могила?"
  
                       -- "Подъ Казентиномъ", онъ сказалъ въ слезахъ.          94
                       "Изъ Апеннинъ бѣжитъ Аркьянъ по волѣ,
                       Взявъ свой истокъ надъ пустынью въ горахъ.
  
                       "Туда, гдѣ онъ ужъ не зовется болѣ,          97
                       Добрелъ я, раненъ въ горло тяжело,
                       И кровью ранъ обагрянилъ все поле.
  
                       "Тутъ взоръ померкъ и слово замерло          100
                       На имени Маріи; тутъ и тѣло
                       Бездушное одно во прахъ легло.
  
                       "Что я скажу,-- живымъ повѣдай смѣло!          103
                       Господень Ангелъ взялъ меня; но Врагъ:
                       -- "О, ты съ небесъ!" вскричалъ, "правдиво-ль дѣло?
  
                       "Лишь за одну слезинку въ ночь и мракъ          106
                       Его часть вѣчную ты взялъ у ада:
                       Но ужъ съ другой я поступлю не такъ!"
  
                       "Ты знаешь самъ, какъ воздухъ въ тучи града          109
                       И въ дождь сгущаетъ влажный паръ, когда
                       Онъ вступитъ въ край, гдѣ стынетъ вдругь отъ хлада.
  
                       "Злость думъ своихъ, лишь алчущихъ вреда,          112
                       Сливъ съ разумомъ и съ силой злой природы,
                       Врагъ поднялъ вѣтръ и двинулъ тучъ стада.
  
                       "И день угасъ, и сумракъ непогоды          115
                       Всю Протоманью до хребта горы
                       Закуталъ такъ, сгустивъ небесны своды,
  
                       "Что воздухъ въ воду превратилъ пары:          118
                       И хлынулъ дождь. и то, что не проникло
                       Во глубь земли, наполнило всѣ рвы,
  
                       "И столько рѣкъ великихъ вдругъ возникло,          121
                       И токъ могучій къ царственной рѣкѣ
                       Такъ ринулся. что все предъ нимъ поникло:
  
                       "Остывшій трупъ мой тутъ нашелъ въ рѣкѣ          124
                       Злой Аркіанъ и, бурный, въ Арно ринулъ,
                        Расторгнувъ крестъ, въ который я, въ тоскѣ
  
                       "Раскаянья, на персяхъ длани сдвинулъ;          127
                       Мой трупъ, крутя по дну и ночь и день,
                       Покрылъ весь тиною и въ море кинулъ".
  
                       -- Когда назадъ придешь въ родную сѣнь          130
                       И отдохнешь, отъ странствія почія".
                       Такъ за второй сказала третья тѣнь,
  
                       "О, не забудь ты и меня: я Пія!          133
                       Мнѣ Сьена жизнь, Маремма смерть дала.
                       Какъ знаетъ тотъ, изъ чьей руки впервые.
  
                       Съ нимъ обручась, я перстень приняла".          136
  

ПѢСНЬ ШЕСТАЯ.

Преддверье чистилища.-- Другія души погибшихъ насильственною смертью.-- Сила молитвы объ усопшихъ.-- Сорделло. - Воззваніе къ Италіи.

                       Какъ скоро кончатъ состязанье въ кости,--          1
                       Кто проигралъ, тотъ съ мѣста не встаетъ
                       И учится, стуча костьми отъ злости.
  
                       Межъ тѣмъ съ другимъ валитъ гурьбой народъ:          4
                       Кто спереди, кто сзади подступаетъ.
                       Кто съ стороны къ счастливцу пристаетъ;
  
                       A онъ идетъ и каждому внимаетъ:          7
                       Кому подастъ, тотъ отступаетъ прочь,--
                       Такъ онъ себя отъ давки избавляетъ.
  
                       Въ густой толпѣ таковъ былъ я точь-въ-точь,          10
                       Внимая всѣмъ при плачѣ ихъ и стонѣ
                       И обѣщаясь въ мірѣ имъ помочь.
  
                       Тутъ аретинецъ былъ, погибшій въ лонѣ          13
                       Судилища отъ ярыхъ Гина рукъ,--
                       И тотъ, кто въ Арно утонулъ въ погонѣ.
  
                       Простерши руки, тутъ стоналъ отъ мукъ          16
                       И Федеригъ, и тотъ, чьей смертью злою
                       Столь доблестнымъ явилъ себя Марцукъ.
  
                       Тутъ былъ графъ Орсъ и тотъ, чья плоть съ душою          19
                       Разлучена чрезъ зависть и вражду
                       (Какъ увѣрялъ), a не его виною,--
  
                       Пьеръ де-ла-Броссъ! Имѣй же то въ виду,          22
                       Брабантинка, пока ты здѣсь съ живыми,
                       Чтобъ въ стадо къ худшимъ не попасть въ аду! --
  
                       Лишь я разстался съ сонмами густыми,          25
                       Просившими, чтобъ я другихъ просилъ
                       Мольбой помочь стать имъ скорѣй святыми,--
  
                       -- "О свѣтъ!" я началъ, "помнится, рѣшилъ          28
                       Ты явственно въ своей поэмѣ гдѣ-то,
                       Что гласъ молитвъ предъ Божествомъ безъ силъ;
  
                       "А сонмъ тѣней насъ молитъ лишь за это?          31
                       Такъ неужли-жъ надежда ихъ тщетна,
                       Иль, можетъ быть, не вникъ я въ рѣчь поэта?"
  
                       A онъ на то: -- "И рѣчь моя ясна, и
                       И не тщетна надежда ихъ, коль вникнетъ
                       Твой здравый разумъ въ наши письмена.
  
                       "Вѣдь судъ чрезъ то вершиной не поникнетъ,          37
                       Коль жаръ любви ускоритъ мукамъ срокъ,
                       Сужденный всѣмъ, кто въ этотъ міръ проникнетъ.
  
                       "Но тамъ, въ аду, гдѣ мысль я ту изрекъ,          40
                       Не исправляется вина моленьемъ,--
                       Господь отъ всѣхъ моленій тамъ далекъ.
  
                       "Но, впрочемъ, ты подъ тяжкимъ столь сомнѣньемъ          43
                       Не пребывай, доколь не встрѣтишь ту,
                       Кто свѣтъ свой льетъ межъ правдой и мышленьемъ.
  
                       "Ты понялъ ли, что рѣчь я здѣсь веду          46
                       О Беатриче? Тамъ, на той вершинѣ,
                       Узришь ея святую красоту".
  
                       И я: -- "Вождь добрый, поспѣшимъ! отнынѣ          49
                       Уже во мнѣ истомы прежней нѣтъ,
                       И вонъ легла ужъ тѣнь горы въ долинѣ".
  
                       --- "На сколько можно", онъ на то въ отвѣтъ,          52
                       "Пройдемъ въ сей день; но будетъ трудъ тяжеле,
                       Чѣмъ думаешь, идти за мной вослѣдъ.
  
                       "И прежде чѣмъ взойдешь, узришь отселѣ          55
                       Возвратъ того, чей свѣтъ ужъ скрытъ холмомъ,
                       И лучъ его въ твоемъ не гаснетъ тѣлѣ.
  
                       "Но видишь,-- тѣнь вдали на камнѣ томъ,          58
                       Въ насъ взоръ вперивъ, сидитъ одна направо?
                       Пусть скажетъ намъ, гдѣ легче путь найдемъ".
  
                       Мы къ ней спѣшимъ.-- О! какъ ты величаво,          61
                       Ломбардскій духъ, полнъ гордости святой,
                       Взоръ медленный водилъ, одѣянъ славой!
  
                       И, не сказавъ ни слова, предъ собой          64
                       Далъ намъ пройти, насъ окомъ озирая,
                       Какъ грозный левъ, возлегшій на покой!
  
                       Тутъ подошелъ Виргилій, умоляя          67
                       Сказать, гдѣ легче всходъ на верхъ горы;
                       Но гордый духъ, отвѣта не давая,
  
                       Спросилъ насъ: кто мы? изъ какой страны?           70
                       И вотъ, лишь началъ вождь свои заклятья:
                       -- "О, Мантуя!... " какъ духъ, до той поры
  
                       Весь замкнутый, вскричалъ, простря объятья:          73
                       "О, мантуанецъ! Я Сорделлъ! твоей
                       Страны я сынъ!" -- И обнялись, какъ братья. -
  
                       Италія -- раба, пріютъ скорбей,          76
                       Корабль безъ кормщика средь бури дикой,
                       Разврата домъ, не матерь областей!
  
                       Съ какимъ радушіемъ тотъ мужъ великій          79
                       При сладкомъ имени родной страны
                       Сородичу воздалъ почетъ толикій!
  
                       A y тебя -- кто нынѣ безъ войны?          82
                       Не гложутъ ли другъ друга въ каждомъ станѣ,
                       За каждымъ рвомъ, въ чертѣ одной стѣны?
  
                       Вкругъ осмотри, злосчастная, всѣ грани          85
                       Морей твоихъ; потомъ взгляни въ среду
                       Самой себя: гдѣ край въ тебѣ безъ брани?
  
                       Что пользы въ томъ, что далъ тебѣ узду          88
                       Юстиніанъ, наѣздника же не далъ?
                       Вѣдь безъ нея-бъ быть меньшему стыду!
  
                       Зачѣмъ, народъ, коня во власть не предалъ          91
                       Ты Цезарю, чтобъ правилъ имъ всегда,
                       Коль понялъ то, что Богъ вамъ заповѣдалъ?
  
                       Смотри,-- конь заупрямился, когда          94
                       Не стало шпоръ того, кто встарь имъ правилъ.
                       Съ тѣхъ поръ, какъ взялъ ты въ руки повода!
  
                       Зачѣмъ, Альбертъ Нѣмецкій, ты оставилъ          97
                       И далъ такъ сильно одичать, что мѣръ
                       Ужъ надъ собой не знаетъ конь, ни правилъ?
  
                       Да снидетъ же судъ Божій съ звѣздныхъ сферъ          100
                       На кровь твою -- судъ новый и открытый,
                       Чтобъ былъ твоимъ преемникамъ въ примѣръ!
  
                       Съ отцомъ своимъ ты бросилъ безъ защиты          103
                       Италію и допустилъ, увы!--
                       Чтобъ садъ Имперіи заглохъ, забытый.
  
                       Приди-жъ взглянуть, безпечный, каковы          106
                       Мональди здѣсь, Монтекки, Капеллети --
                       Тѣ въ горести, a эти -- безъ главы!
  
                       Приди, жестокій, посмотри, какъ дѣти          109
                       Твои скорбятъ; приди къ нимъ, чтобъ помочь;
                       Приди взглянуть, какъ Сантофьоръ палъ въ сѣти!
  
                       Приди взглянуть на Римъ твой! День и ночь          112
                       Онъ, какъ вдова, вонитъ въ слезахъ и горѣ:
                       -- "О Цезарь мой, куда бѣжишь ты прочь?"
  
                       Приди взглянуть, въ какомъ мы тутъ раздорѣ.          115
                       И, коль тебѣ не жаль твоихъ дѣтей,
                       Приди краснѣть хоть о твоемъ позорѣ!
  
                       О, да проститъ мнѣ высшій Царь царей,          118
                       За насъ распятый здѣсь въ земной долинѣ:--
                       Куда отъ насъ отвелъ Ты взоръ очей?
  
                       Иль, можетъ быть, безвѣстное въ пучинѣ          121
                       Предвѣчнаго совѣта Своего
                       Ты благо намъ уготовляешь нынѣ?
  
                       Всѣ города въ странѣ до одного --          124
                       Полны тирановъ; каждый смердъ ничтожный
                       Марцеломъ стать готовъ изъ ничего.--
  
                       Но ты, моя Флоренція, тревожной          127
                       Быть не должна: народъ твой вѣдь не глупъ
                       И не пойдетъ по той дорогѣ ложной!
  
                       Иной народъ чтитъ правду, но онъ скупъ          130
                       На стрѣлы, зря не гнетъ онъ самострѣла;
                       A твой народъ ихъ тучей мечетъ съ губъ!
  
                       Иныхъ страшитъ общественное дѣло;          133
                       A твой народъ, и незванный никѣмъ.
                       Кричитъ: -- "Давай! за все беруся смѣло!
  
                       Ликуй же, родина! и есть надъ чѣмъ:          136
                       Живешь ты въ мирѣ, ты умна, богата,
                       A что не лгу конецъ докажетъ всѣмъ.
  
                       Аѳины, Спарта, гдѣ законъ когда-то          139
                       Былъ такъ премудръ и славенъ, и хорошъ,
                       Жить не могли, какъ ты, умно и свято.
  
                       Уставы-жъ ты такъ тонко создаешь,          142
                       Что къ половинѣ ноября безъ смѣны
                       Не длится то, что въ октябрѣ спрядешь.
  
                       Припомни лишь, какъ часто перемѣны          145
                       Ты дѣлала въ законахъ, должностяхъ,
                       Въ монетахъ, нравахъ, и мѣняла члены.
  
                       И согласись, коль умъ твой не зачахъ,          148
                       Что ты сходна съ больной, чей сонъ такъ слабокъ,
                       Что на пуху лежитъ, какъ на ножахъ,
  
                       И ищетъ сна, метаясь съ боку на бокъ!          151
  

ПѢСНЬ СЕДЬМАЯ.

Преддверіе чистилища.-- Сорделло.-- Долина государей, не радѣвшихъ о спасеніи души своей.-- Императоръ Рудольфъ.-- Оттокаръ.-- Филиппъ Смѣлый.-- Генрихъ Наваррскій.-- Петръ Аррагонскій.-- Генрихъ III Англійскій.-- Гюльельмъ Монферратскій.

                       Какъ скоро три, четыре раза новый,          1
                       Живой привѣтъ межъ нихъ обмѣненъ былъ,--
                       Вспять отступя, спросилъ Сорделло: -- "Кто вы?"
  
                       -- "Еще къ горѣ священной не парилъ          4
                       Сонмъ душъ, достойный къ той взнестись вершинѣ,--
                       Октавіанъ ужъ прахъ мой схоронилъ.
  
                       "Виргилій я, и лишь по той причинѣ          7
                       Лишенъ небесъ, что вѣровалъ въ ничто".
                       Такъ отвѣчалъ тогда мой вождь въ кручинѣ.
  
                       Какъ тотъ, кто вдругъ увидѣлъ вещь, во что          10
                       И вѣритъ онъ, и нѣтъ, пока но вникнулъ,
                       И говоритъ съ собою: "то! не то!" --
  
                       Такъ и Сорделлъ: сперва челомъ поникнулъ,          13
                       Потомъ, смиренно подойдя, ему,
                       Какъ рабъ, колѣна обнялъ и воскликнулъ:
  
                       -- "О, слава всѣхъ латинянъ, ты, кому          16
                       Дано явить, сколь мощно наше слово!
                       Честь вѣчная и граду моему!
  
                       "Чѣмъ заслужилъ видѣнья я такого?          19
                       Скажи, коль стою я рѣчей твоихъ,
                       Изъ адскаго-ль ты круга и какого?"
  
                       -- "По всѣмъ кругамъ изъ царства скорбей злыхъ",          22
                       Онъ отвѣчалъ, "прошелъ я, посланъ силой
                       Небесною и ей ведомый въ нихъ.
  
                       " Бездѣйствіе -- не дѣйствіе -- сокрыло          25
                       Мнѣ Солнце то, къ Нему-жъ паритъ твой умъ,
                       Чей свѣтъ позналъ я поздно за могилой.
  
                       "Есть край внизу: онъ тьмой своей угрюмъ,          28
                       Не казнями, и оглашенъ не воемъ
                       Отъ мукъ, но вздохами отъ тщетныхъ думъ.
  
                       "Тамъ я съ младенцами -- съ невиннымъ роемъ,          31
                       Попавшимъ въ зубы Смерти, прежде чѣмъ
                       Съ нихъ первый грѣхъ омытъ предъ аналоемъ.
  
                       "Тамъ я съ толпой, что не познавъ совсѣмъ          34
                       Трехъ добродѣтелей святыхъ, признала
                       Другія всѣ и слѣдовала всѣмъ.
  
                       "Но, если можешь, объясни, хоть мало,          37
                       На тотъ уступъ какъ восходить должно,
                       Гдѣ первое чистилища начало?"
  
                       И онъ: -- "Границъ намъ точныхъ не дано:          40
                       Вездѣ ходить я воленъ въ этомъ брегѣ
                       И я твой вождь, насколь дозволено.
  
                       "Но, посмотри, ужъ день почти на сбѣгѣ,          43
                       Нельзя стремиться ночью къ вышинѣ;
                       Подумай же и о благомъ ночлегѣ.
  
                       "Есть души тамъ направо въ сторонѣ;          46
                       Я къ нимъ сведу тебя, коль ты согласенъ;
                       Тебѣ отраду могутъ дать онѣ".
  
                       -- "Какъ?" былъ отвѣтъ. "Мнѣ твой совѣтъ неясенъ:          49
                       Другой ли кто претитъ на высоту
                       Всходить въ ночи, иль самый трудъ напрасенъ?"
  
                       И по землѣ Сорделлъ провелъ черту          52
                       Перстомъ, сказавъ:-- "Смотри, лишь Солнце канетъ.
                       За линію не переступишь ту.
  
                       "Всѣмъ вверхъ всходящимъ здѣсь въ отпоръ возстанетъ          55
                       Не кто иной, какъ мракъ: ночная тѣнь,
                       Лишая силъ, и волю въ насъ туманитъ.
  
                       Но нисходить на низшую ступень          58
                       И вкругъ горы блуждать и въ мглѣ здѣсь можно.
                       Пока въ плѣну y горизонта день".
  
                       Тогда владыка мой, почти тревожно:          61
                       -- "Веди-жъ", сказалъ, "туда, гдѣ намъ пріютъ
                       Отраду дастъ, коль говоришь неложно".
  
                       Мы недалеко отошли, какъ тутъ          64
                       Я выемку на склонѣ вдругъ примѣтилъ.
                       Какъ здѣсь y насъ долины горъ идутъ.
  
                       -- "Пойдемъ туда, и тамъ", Сорделлъ замѣтилъ,          67
                       "Гдѣ изъ себя долину круть творитъ,
                       Дождемся дня,- и станетъ міръ весь свѣтелъ".
  
                       Былъ путь межъ горъ и плоскостью прорытъ;          70
                       Змѣясь, привелъ онъ насъ на край раздола.
                       Гдѣ больше чѣмъ въ полкруга онъ открытъ.
  
                       Сребро и злато, пурпуръ, блескъ съ престола.          73
                       Гебенъ индійскій съ лоскомъ дорогимъ,
                       Смарагдъ чистѣйшій въ мигъ его раскола,--
  
                       Предъ блескомъ тѣмъ цвѣтовъ и травъ, какимъ 76
                       Сверкалъ тотъ долъ, -- все уступало въ цвѣтѣ.
                       Какъ меньшее передъ своимъ большимъ.
  
                       И тамъ природа не цвѣты лишь эти,          79
                       Но ароматовъ тысячи смѣшавъ,
                       Творила нѣчто, нѣтъ чего на свѣтѣ.
  
                       "Salve, Regina!" межъ цвѣтовъ и травъ          82
                       Сидѣвшіе тамъ духи пѣли въ хорѣ,
                       Не вознося наверхъ вѣнчанныхъ главъ.
  
                       -- "Пока не сѣлъ остатокъ солнца въ море",          85
                       Такъ мантуанскій вождь нашъ началъ намъ:
                       "Не пожелайте быть въ ихъ общемъ сборѣ.
  
                       "Отсель съ горы удобнѣй будетъ вамъ          88
                       Всѣ лица ихъ узнать и выраженья.
                       Чѣмъ въ долъ спустившись къ нимъ.-- Сидящій тамъ
  
                       "Всѣхъ прочихъ выше, съ видомъ сожалѣнья          91
                       О томъ, что въ мірѣ долгомъ пренебрегъ,
                       Не отверзающій и устъ для пѣнья,--
  
                       "Былъ императоръ Рудольфъ,-- тотъ, кто могъ          94
                       Спасти Италію, чьи раны вскорѣ
                       Не заживутъ, среди ея тревогъ.
  
                       "А тотъ, что ищетъ утолить въ немъ горе,          97
                       Владѣлъ страной, откуда токъ въ горахъ
                       Молдава въ Эльбу мчитъ, a Эльба въ море:
  
                       "То -- Оттокаръ; онъ даже въ пеленахъ          100
                       Разумнѣй былъ, чѣмъ сынъ его брадатый.
                       Злой Венцеславъ, что губитъ жизнь въ пирахъ.
  
                       "Курносый тотъ, бесѣдою занятый          103
                       Съ своимъ сосѣдомъ, чей такъ кротокъ ликъ.
                       Въ грязь затопталъ цвѣтъ лиліи измятый:
  
                       "Смотрите, въ грудь какъ бьетъ себя старикъ! --          106
                       Другой же съ нимъ, какъ видите, къ ладони
                       Щекой, вздыхая, какъ на одръ, поникъ:
  
                       "Отецъ и тесть то сына беззаконій          109
                       Во Франціи: онъ такъ имъ омерзѣлъ.
                       Что мысль о немъ причина ихъ мученій.
  
                       "А тотъ, который съ виду такъ дебелъ,          112
                       Поющій въ ладъ вонъ съ Клювомъ тѣмъ орлинымъ,
                       Былъ препоясанъ славой добрыхъ дѣлъ.
  
                       "И еслибъ тронъ за нимъ былъ занятъ сыномъ,          115
                       Тѣмъ юношей, что сзади, -- чести духъ
                       Изъ чаши въ чашу текъ ручьемъ единымъ, --
  
                       "Чего нельзя сказать о прочихъ двухъ:          118
                       Джьякомъ и Федеригъ имѣютъ троны,
                       Но лучшій жаръ наслѣдья въ нихъ потухъ.
  
                       "Людская честность рѣдко безъ препоны          121
                       Восходитъ въ вѣтви: воля такова
                       Всѣхъ Дателя, -- почтимъ Его законы.
  
                       "Тотъ Клювъ орлиный пусть мои слова,          124
                       И этотъ Пьеро, примутъ одинако.
                       Поправъ Провансъ и Пуліи права!
  
                       Да! столько сѣмя благороднѣй злака,          127
                       Что Беатриче съ Маргаритой врядъ
                       Съ Констанціей сравнятся славой брака.
  
                       "Но вотъ король, къ нимъ не вошедшій въ рядъ:          130
                       То Генрихъ Англійскій, другъ жизни стройной;
                       Въ вѣтвяхъ своихъ онъ лучшій видитъ садъ.
  
                       "Сидящій ниже всѣхъ и взоръ спокойный          133
                       На нихъ подъемлющій -- Гюльельмъ маркизъ,
                       Изъ-за кого александрійцевъ войны
  
                       "Въ скорбь ввергли Монферратъ и Канавизъ".          136
  

ПѢСНЬ ВОСЬМАЯ.

Преддверіе чистилища.-- Нерадивые.-- Цвѣтущая долина.-- Ангелы-хранители.-- Нино Висконти.-- Змѣй.-- Куррадо Маласпина.

                       Насталъ ужъ часъ, когда въ нѣмой печали          1
                       Летятъ мечтой пловцы къ родной странѣ,
                       Гдѣ въ этотъ день прости друзьямъ сказали;
  
                       Когда томится пилигримъ вдвойнѣ,          4
                       Услыша звонъ, вдали гудящій глухо,
                       Какъ будто плача объ отшедшемъ днѣ.
  
                       И въ этотъ часъ, какъ смолкло все для слуха,          7
                       Я зрѣлъ: одна востала тѣнь, рукой
                       Давъ знакъ другимъ, чтобъ къ ней склонили ухо.
  
                       Воздѣвши длани, взоръ она съ мольбой          10
                       Вперила на востокъ, какъ бы желая
                       Сказать: Всегда я, Господи, съ Тобой!"
  
                       "Te lucis ante-" -- пѣснь лилась святая          13
                       Изъ устъ ея гармоніей святой
                       Мнѣ позабыть себя повелѣвая.
  
                       И набожно и стройно, вторя ей,          16
                       Весь хоръ пропѣлъ тотъ гимнъ, стремя высоко
                       Къ кругамъ небеснымъ взоръ своихъ очей.--
  
                       Здѣсь въ истину впери, читатель, око;          19
                       Теперь на ней такъ тонокъ сталъ покровъ.
                       Что ужъ легко проникнуть въ смыслъ глубокій.
  
                       И, смолкнувъ, сонмъ тѣхъ царственныхъ духовъ,          22
                       Смиренно вверхъ смотрѣлъ со страхомъ въ лицахъ,
                       Какъ будто ждалъ чего-то съ облаковъ.
  
                       И видѣлъ я: съ небесъ неслись въ зарницахъ          25
                       Два ангела, вращая противъ силъ
                       Мечъ пламенный съ тупымъ концомъ въ десницахъ.
  
                       Какъ листъ, сейчасъ рожденный, зеленъ былъ          28
                       Цвѣтъ ихъ одеждъ, и ихъ покровъ клубился,
                       Волнуемъ взмахомъ ихъ зеленыхъ крылъ.
  
                       Одинъ изъ нихъ вблизи отъ насъ спустился,          31
                       Другой же сталъ на супротивный склонъ,
                       Такъ что сонмъ душъ межъ ними находился.
  
                       Цвѣтъ ихъ волосъ я видѣть могъ, какъ ленъ,          34
                       Но взоръ слѣпили лица огневыя:
                       Избыткомъ чувствъ былъ органъ побѣжденъ,
  
                       -- "Ихъ ниспослала къ намъ съ небесъ Марія",          37
                       Сказалъ Сорделлъ: "да станутъ здѣсь въ оплотъ
                       Долинѣ сей: сейчасъ узрите Змія".
  
                       И я, не знавъ, откуда Змій придетъ,          40
                       Сталъ озираться и приникнулъ ближе
                       Къ раменамъ вѣрнымъ, холоденъ, какъ ледъ.
  
                       Тогда Сорделлъ: "Теперь сойдемте ниже          43
                       Къ великимъ въ Сонмъ, чтобъ съ нимъ заговорить;
                       Тебя узнавъ, утѣшатся они же".
  
                       Внизъ трехъ шаговъ я не успѣлъ ступить,          46
                       Какъ былъ ужъ тамъ. И кто-то взоры смѣло
                       Вперялъ въ меня, какъ бы хотѣлъ спросить.
  
                       Былъ часъ, когда ужъ въ воздухѣ стемнѣло;          49
                       Но все-жъ не такъ, чтобъ мракъ мѣшалъ ему
                       И мнѣ узнать, что въ немъ сперва чернѣло.
  
                       Ко мнѣ онъ шелъ, и я пошелъ къ нему. --          52
                       Какъ былъ я радъ, о Нинъ, судья правдивый,
                       Что не попалъ ты съ злыми въ адску тьму!
  
                       Привѣты шли y насъ безъ перерыва,          55
                       И Нинъ спросилъ: -- "По дальнимъ тѣмъ волнамъ
                       Давно-ль пришелъ сюда, къ горѣ счастливой?"
  
                       "О! " я сказалъ: "по адскимъ злымъ мѣстамъ          58
                       Сюда пришелъ я утромъ съ жизнью тлѣнной,
                       Чтобъ, идя такъ, снискать другую тамъ".
  
                       И, слыша то, Сорделлъ и Нинъ почтенный          61
                       Вдругъ отступили отъ меня, смутясь,
                       Какъ тѣ, кого объемлетъ страхъ мгновенный.
  
                       Сорделлъ къ поэту, Нинъ же, обратясь          64
                       Къ сидѣвшему, вскричалъ:- "Вставай, Куррадъ!
                       Взгляни, какъ мощь здѣсь Божья излилась".
  
                       И мнѣ потомъ: -- "Той высшею наградой,          67
                       Что далъ тебѣ Сокрывшій въ темнотѣ
                       Первичное Свое з_а_ч_ѣ_м_ъ отъ взгляда,--
  
                       "Молю: скажи -- проплывъ пучины тѣ --          70
                       Моей Джьованнѣ, тамъ да усугубитъ
                       Мольбы о насъ, гдѣ внемлютъ правотѣ.
  
                       "Но мать ея ужъ, видно; насъ не любитъ,          73
                       Коль сбросила повязку, вдовій даръ;
                       За это жизнь, злосчастная, погубитъ.
  
                       "По ней судите, долго-ль длится жаръ          76
                       Любви y женщинъ, если въ нихъ натуры
                       Не поджигать огнемъ любовныхъ чаръ:
  
                       "Но ей въ гербѣ не скрасить арматуры          79
                       Гадюкъ, ведущихъ въ бой Миланскій домъ,
                       Какъ скрасилъ бы его Пѣтухъ Галлуры!"
  
                       Такъ говорилъ, и на лицѣ своемъ          82
                       Отпечатлѣлъ тотъ гнѣвъ, какимъ, не свыше
                       Мѣръ должнаго, пылало сердце въ немъ.
  
                       Я жадный взоръ стремилъ межъ тѣмъ все выше,          85
                       Туда, гдѣ звѣзды медленнѣй текли,
                       Какъ ступица, y оси, ходитъ тише.
  
                       И вождь: -- "Мой сынъ, что видишь ты вдали?"          88
                       И я: -- "Три вижу свѣточа въ эѳирѣ;
                       Они весь полюсъ пламенемъ зажгли".
  
                       И онъ на то: -- "Склонились ужъ четыре          91
                       Свѣтила тѣ, чей блескъ ты утромъ зрѣлъ,
                       И вмѣсто нихъ явились эти въ мірѣ".
  
                       Но тутъ увлекъ къ себѣ пѣвца Сорделлъ,          94
                       Сказавъ: -- "Смотри: вонъ нашъ Противникъ скрытый!"
                       И перстъ простеръ, чтобъ вождь туда смотрѣлъ.
  
                       Съ той стороны, гдѣ долъ лишенъ защиты,          97
                       Былъ Змій -- такой, какъ, можетъ быть, и та,
                       Что Евѣ плодъ вручила ядовитый.
  
                       Въ цвѣтахъ тянулась адская черта;          100
                       Змій охорашивалъ себя, вздымая
                       Свою главу, лижа свой лоскъ хребта.
  
                       Я не видалъ, какъ вдругъ взвилась святая          103
                       Чета двухъ коршуновъ небесныхъ силъ;
                       Но видѣлъ ясно ихъ полетъ вдоль края.
  
                       Змій, слыша свистъ сѣкущихъ воздухъ крылъ,          106
                       Бѣжалъ, и, ровнымъ летомъ вспять пустившись,
                       Сталъ каждый стражъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ былъ.--
  
                       Но тотъ, кто близъ Судьи стоялъ, явившись          109
                       На зовъ его,-- покуда бой тотъ шелъ,
                       Глазъ не спускалъ съ меня, очами впившись.
  
                       -- "Да дастъ тотъ Свѣтъ, что къ намъ тебя привелъ,          112
                       Тебѣ елея столько, чтобъ -- безъ лести
                       Сказать -- ты могъ взойти на высшій долъ".
  
                       Такъ началъ онъ: "Когда принесъ ты вѣсти          115
                       Изъ Вальдемагры и сосѣднихъ странъ,
                       Открой мнѣ ихъ: я жилъ въ большой тамъ чести.
  
                       "Куррадомъ Маласпина былъ я званъ,          118
                       Не древній -- нѣтъ, но изъ его я рода;
                       И здѣсь за то, что такъ любилъ гражданъ*.
  
                       -- "О!" я сказалъ, "средь вашего народа          121
                       Я не бывалъ; но далеко кругомъ
                       Въ Европѣ всѣмъ громка его порода.
  
                       "Такъ слава та, что вашъ покрыла домъ,          124
                       Гремитъ въ честь принцевъ и гремитъ въ честь края,
                       Что кто и не былъ тамъ, ужъ съ ней знакомъ.
  
                       "И я клянусь, какъ жду достигнуть рая,          127
                       Что въ вашемъ родѣ не прошли, какъ дымъ,
                       Честь кошелька и честь меча былая.
  
                       "Богъ и обычай такъ блюдутъ надъ нимъ,          130
                       Что тамъ, гдѣ міръ сбитъ злымъ вождемъ съ дороги.
                       Лишь онъ одинъ идетъ путемъ прямымъ".
  
                       -- "Иди-жъ", онъ мнѣ. "Семь разъ въ своемъ чертогѣ          133
                       Не снидетъ Солнце въ ложе волнъ морскихъ,
                       На коемъ ставитъ знакъ Овна всѣ ноги,--
  
                       "Какъ ласковый твой отзывъ о моихъ          136
                       На лбѣ твоемъ за это пригвоздится
                       Гвоздьми покрѣпче, чѣмъ слова иныхъ,
  
                       "Коль судъ небесъ не можетъ измѣняться".          139
  

ПѢСНЬ ДЕВЯТАЯ.

Преддверіе чистилища.-- Цвѣтущая долина.-- Сонъ и сновидѣнья Данте.-- Орелъ.--Лючія.-- Врата чистилища.-- Aнгелъ-привратникъ.-- Входъ въ первый кругъ.

                       Наложница древнѣйшаго Тиѳона,          
                       Бѣжавъ изъ нѣжныхъ рукъ его, лила
                       Свой блѣдный свѣтъ съ восточнаго балкона.
  
                       Изъ дорогихъ каменьевъ вкругъ чела          4
                       Сверкалъ вѣнецъ, принявшій видъ холодный,
                       Видъ твари той, чей хвостъ такъ полонъ зла.
  
                       И, два шага свершивъ въ стези восходной,          7
                       Склоняла Ночь на третьемъ крылья внизъ,
                       Тамъ, гдѣ сидѣлъ съ семьей я благородной.
  
                       Адамовыхъ еще не снявшій ризъ,          10
                       Я тутъ поникъ, дремотой удрученный,
                       Въ траву, гдѣ всѣ мы пятеро сошлись.
  
                       И въ часъ, какъ пѣть начнетъ свои канцоны          13
                       Касаточка, предъ утромъ,-- можетъ быть,
                       Еще твердя все прежней скорби стоны,--
  
                       Когда душа, порвавъ всѣхъ мыслей нить,          16
                       Изъ тѣла вонъ летитъ къ предѣламъ высшимъ,
                       Чтобъ въ сновидѣньяхъ вѣщій даръ явить,--
  
                       Въ тотъ часъ во снѣ я зрѣлъ съ небесъ повисшимъ          19
                       Орла съ златыми перьями, какъ свѣтъ,
                       Готоваго упасть къ предѣламъ низшимъ.
  
                       Я былъ, казалось, тамъ, гдѣ Ганимедъ,          22
                       Покинувъ братьевъ при ихъ тщетномъ кличѣ,
                       Взлетѣлъ къ богамъ въ верховный ихъ совѣтъ,
  
                       И я подумалъ: знать, его обычай          25
                       Быть только здѣсь, и, знать, въ другихъ мѣстахъ
                       Гнушается спускаться за добычей,
  
                       И, покружась немного въ небесахъ,          28
                       Какъ молнія, въ меня онъ громомъ грянулъ
                       И въ міръ огня умчалъ меня въ когтяхъ.
  
                       И, мнилось, въ огнь, какъ въ бездну, съ нимъ я канулъ,          31
                       И жегъ меня такъ сильно мнимый пылъ,
                       Что сонъ исчезъ, и я отъ сна воспрянулъ.
  
                       Не иначе затрепеталъ Ахиллъ          34
                       И очи вкругъ водилъ, открывши вѣки,
                       Не вѣдая, что съ нимъ и гдѣ онъ былъ,
  
                       Когда онъ, сонный, матерью, въ тѣ вѣки,          37
                       Былъ на рукахъ снесенъ съ Хіоса въ Скиръ,
                       Откуда въ бой его умчали греки,--
  
                       Какъ я вздрогнулъ, какъ скоро сонный міръ 40
                       Разсѣялся, и, ужасомъ подавленъ,
                       Я блѣденъ сталъ, безпомощенъ и сиръ.
  
                       Но не былъ я моимъ отцомъ оставленъ.          43
                       Ужъ два часа, какъ въ небѣ день пылалъ,
                       И внизъ ко взморью взоръ мой былъ направленъ.
  
                       -- "Не бойся!" мнѣ владыка мой сказалъ:          46
                       "Мы въ добромъ мѣстѣ! Пусть въ тебѣ не стынутъ.
                       Но крѣпнутъ силы здѣсь межъ этихъ скалъ.
  
                       "Ужъ ты въ чистилищѣ, и мной не кинутъ!          49
                       Смотри, утесъ стѣной идетъ вокругъ;
                       Смотри, вонъ входъ, гдѣ тотъ утесъ раздвинутъ.
  
                       "Предъ самымъ днемъ, тамъ на зарѣ, твой духъ          52
                       Предался сну, и ты заснулъ, почія
                       Въ лугу цвѣтовъ. Тогда явилась вдругъ
  
                       "Жена съ небесъ, сказавъ мнѣ: -- "Я Лючія!          55
                       Дай мнѣ поднять уснувшаго и вамъ
                       Тѣмъ облегчить тревоги путевыя".--
  
                       "Средь призраковъ Сорделлъ остался тамъ;          58
                       Она-жъ, поднявъ тебя, наверхъ съ разсвѣтомъ
                       Пошла, и я -- за нею по пятамъ.
  
                       "И, здѣсь сложивъ тебя и дивнымъ свѣтомъ          61
                       Очей сверкнувъ туда, гдѣ входъ открытъ,
                       Исчезла вдругъ, прогнавъ твой сонъ при этомъ".
  
                       Какъ человѣкъ, кто вѣрой замѣнитъ          64
                       Сомнѣнія и миромъ -- думъ тревогу,
                       Какъ скоро въ ликъ онъ истину узритъ,--
  
                       Такъ въ душу миръ сходилъ мнѣ понемногу:          67
                       И вотъ, когда всѣ страхи улеглись,
                       Пошелъ мой вождь, и я за нимъ, въ дорогу.--
  
                       Читатель! Видишь, на какую высь          70
                       Вознесся я: такъ, если здѣсь одѣну
                       Въ блескъ вымысла предметъ мой,-- не дивись!
  
                       Мы, приближаясь, вышли на арену          73
                       Чистилища, гдѣ въ томъ, что мы сочли
                       Сперва за щель, какая дѣлитъ стѣну,
  
                       Увидѣли врата, къ которымъ шли          76
                       Три вверхъ ступени, разнаго всѣ цвѣта,
                       Съ привратникомъ, являвшимся вдали.
  
                       Храня молчанье, грозный, безъ привѣта.          79
                       На верхней онъ ступени возсѣдалъ,
                       Съ лицомъ столь свѣтлымъ, что не снесъ я свѣта,
  
                       Въ рукѣ своей онъ голый мечъ держалъ,          82
                       Столь лучезарный, что при видѣ чуда
                       Я всякій разъ взоръ книзу опускалъ.
  
                       -- "Что нужно вамъ? отвѣтствуйте оттуда!"          85
                       Такъ началъ онъ: "Кто васъ привелъ сюда?
                       Подумайте, чтобъ не было вамъ худа".
  
                       -- "Жена (извѣстны ей съ небесъ мѣста!)"--          88
                       Отвѣтилъ вождь,-- "вселила въ насъ отвагу,
                       Сказавъ: "Туда идите, тамъ врата".--
  
                       -- "И да направитъ васъ она ко благу!"          91
                       Вновь началъ вратарь, радостный, какъ день,
                       "Идите же по ступенямъ ко прагу".
  
                       Мы подошли. И первая ступень          94
                       Былъ чистый мраморъ, столь блестящій, бѣлый,
                       Что я, какъ былъ, мою въ немъ видѣлъ тѣнь.
  
                       Вторая -- камень грубый, обгорѣлый,          97
                       Багрово-темный, вдоль и поперекъ,
                       Надтреснувшій въ своей громадѣ цѣлой.
  
                       Но третій камень, что надъ тѣмъ возлегъ,          100
                       Былъ красно-огненный порфиръ, похожій
                       На брызнувшій изъ жилы алый токъ.
  
                       На немъ стопы поставилъ Ангелъ Божій,          103
                       Возсѣвъ на прагъ, что блескомъ походилъ
                       На адамантъ. По глыбамъ трехъ подножій
  
                       Меня по доброй волѣ возводилъ          106
                       Учитель мой, сказавши: -- "Умиленно
                       Моли его, чтобъ двери отворилъ".
  
                       Къ святымъ стопамъ припалъ я униженно,          109
                       Крестомъ грудь трижды осѣнивъ себѣ,
                       И отворить намъ дверь молилъ смиренно.
  
                       Концомъ меча онъ начертилъ семь Р          112
                       Мнѣ на челѣ и: -- "Смой", вѣщалъ мнѣ свято,
                       "Семь этихъ ранъ на горной той тропѣ".
  
                       Какъ цвѣтъ золы, какъ прахъ, что взрытъ лопатой,          115
                       Былъ цвѣтъ одеждъ на Ангелѣ. И вотъ,
                       Взявъ два ключа,- изъ серебра и злата,
  
                       Изъ-подъ одеждъ, вложилъ онъ напередъ          118
                       Ключъ бѣлый, послѣ желтый, и -- по вѣрѣ
                       Души моей -- мнѣ отперъ двери входъ.
  
                       -- "Когда одинъ изъ нихъ не въ полной мѣрѣ          121
                       Войдетъ въ замокъ, не тронетъ всѣхъ пружинъ".--
                       Онъ намъ сказалъ,-- "не отопрутся двери.
  
                       "Одинъ цѣннѣй; зато съ другимъ починъ          124
                       Труднѣй, и дверь имъ отпереть хитрѣе,
                       Узлы же снять лишь можетъ онъ одинъ.
  
                       "Мнѣ далъ ихъ Петръ, сказавъ: "Впусти скорѣе.          127
                       Чѣмъ ошибись впустить въ мой вѣчный градъ,
                       Всѣхъ, кто припалъ къ стопамъ твоимъ, робѣя".
  
                       Тутъ, сильно пнувъ во входъ священныхъ вратъ:          130
                       -- "Сюда!" сказалъ, "но знайте: тотъ въ печали
                       Извергнется, кто кинетъ взоръ назадъ".
  
                       И вотъ, когда вдругъ крючья завизжали          133
                       На вереяхъ громадной двери той
                       Изъ громозвучной, самой чистой стали,--
  
                       Не такъ взревѣлъ и меньшій поднялъ вой          136
                       Утесъ Тарпейскій, бывъ лишенъ Метелла
                       И оскудѣвъ расхищенной казной.
  
                       И, слыша громъ, душа во мнѣ замлѣла,          139
                       И пѣснь "Te Deum", показалось мнѣ,
                       Торжественно запѣлась и гремѣла.
  
                       Что слышалъ я, то можно бы вполнѣ          142
                       Сравнить лишь съ тѣмъ, когда хоралы пышно
                       Поютъ подъ громъ органа въ вышинѣ,
  
                       При чемъ намъ словъ то слышно, то неслышно.          145
  

ПѢСНЬ ДЕСЯТАЯ.

Первый кругъ.-- Гордые.-- Примѣры смиренія.

                       Лишь мы вошли въ ту дверь, къ ея-жъ порогу          1
                       Любовь ко злу не допускаетъ насъ,
                       Сводя съ прямой на ложную дорогу,--
  
                       Какъ дверь, я слышалъ, съ громомъ заперлась;          4
                       Но оглянись я чѣмъ, безумья полный,
                       Я-бъ оправдалъ мой грѣхъ на этотъ разъ?
  
                       Въ разсѣлинѣ скалы мы шли, безмолвны,          7
                       Гдѣ путь то вправо, то налѣво шелъ,
                       Какъ толчеёй колеблемыя волны.
  
                       -- "Здѣсь", началъ вождь, "нельзя на произволъ          10
                       Идти; но надо, чтобы примѣнялся
                       Нашъ шагъ къ извилинамъ, гдѣ путь прошелъ".
  
                       Чрезъ то нашъ ходъ настолько замедлялся,          13
                       Что прежде сталъ на синіе валы
                       Серпъ мѣсяца, гдѣ въ море погружался,
  
                       Чѣмъ мы прошли сквозь то ушко иглы.          16
                       Когда-жъ на волю вывели насъ ноги
                       Туда, гдѣ сзади вновь слились скалы,--
  
                       Я, ставъ безъ силъ, и оба мы, въ тревогѣ          19
                       Насчетъ пути, вступили въ край пустой,
                       Безлюднѣйшій, чѣмъ по степямъ дороги.
  
                       Онъ былъ отъ мѣстъ, гдѣ смеженъ съ пустотой,          22
                       До стѣнъ изъ скалъ, скрывавшихъ верхъ въ эѳирѣ,
                       Въ три человѣчьихъ роста шириной.
  
                       И, сколько могъ я видѣть въ этомъ мірѣ,          25
                       Направо ли, налѣво-ль взоръ летѣлъ,
                       Весь тотъ карнизъ, казалось, былъ не шире.
  
                       Тамъ, прежде чѣмъ пошли мы, я узрѣлъ,          28
                       Что весь оплотъ стѣнныхъ его окраинъ
                       (Знать, для того, чтобъ взлѣзть никто не смѣлъ)
  
                       Былъ мраморный и дивно такъ изваянъ;          31
                       Что не тебѣ лишь трудъ сей, Поликлетъ,
                       Но и природѣ былъ бы чрезвычаенъ.
  
                       Тамъ Ангелъ, въ міръ принесшій намъ декретъ          34
                       О мирѣ томъ, его-жъ въ вѣкахъ напрасно
                       Ждалъ человѣкъ, чтобъ съ неба снялъ запретъ,--
  
                       Предъ нами былъ, такъ съ истиной согласно          37
                       Изваянный, столь благостный въ очахъ,
                       Что предстоялъ, казалось, не безгласно.
  
                       Клянусь, имѣлъ онъ "Ave" на устахъ,          40
                       Направленныхъ къ той Дѣвѣ благодати,
                       Что дверь любви отверзла въ небесахъ.
  
                       Вложенъ въ уста ей былъ глаголъ дитяти: 43
                       "Ессе Ancilla Domini", вѣрнѣй,
                       Чѣмъ въ воскъ влагаютъ оттискъ отъ печати.
  
                       -- "Не устремляй въ одинъ предметъ очей",          46
                       Сказалъ Виргилій, близъ меня стоявшій
                       Съ той стороны; гдѣ сердце y людей.
  
                       И, отъ Мадонны взоръ мой оторвавши,          49
                       За Ней узрѣлъ я въ той же сторонѣ.
                       Гдѣ былъ и вождь, меня къ себѣ позвавшій,
  
                       Другую быль на каменной стѣнѣ.          52
                       И, обойдя поэта, къ той картинѣ
                       Я подошелъ, чтобъ разсмотрѣть вполнѣ.
  
                       На колесницѣ тамъ влекла въ долинѣ          55
                       Чета воловъ божественный кивотъ,
                       На ужасъ всѣмъ, не призваннымъ къ святынѣ.
  
                       Предъ нимъ, въ семь ликовъ раздѣленъ, народъ,          58
                       Казалось, пѣлъ, и слухъ о гласѣ пѣнья
                       Твердилъ мнѣ: -- "Нѣтъ!" a взоръ мой: -- "Да, поетъ!"
  
                       Такъ точно и о дымѣ всосожженья,          61
                       Тамъ восходившемъ, ноздри и мой глазъ
                       Межъ да и нѣтъ вели другъ съ другомъ пренья.
  
                       Царь-псалмопѣвецъ, сердцемъ веселясь,          64
                       Скакалъ тамъ предъ кивотомъ, кроткій видомъ,
                       Бывъ и царемъ и не-царемъ за разъ.
  
                       Въ окнѣ дворца являлась, предъ Давидомъ,          67
                       Жена его Мелхола, внизъ глядя,
                       Какъ женщина, что не проститъ обидамъ.
  
                       И, отъ Мелхолы дальше отойдя,          70
                       Осматривать я сталъ другіе лики,
                       Бѣлѣвшіе мнѣ въ очи близъ вождя.
  
                       Увѣковѣченъ подвигъ тамъ владыки,          73
                       Чьи доблести среди его римлянъ
                       Григорія подвигли въ бой великій:
  
                       То римскій императоръ былъ Траянъ,          76
                       И предъ его конемъ, въ слезахъ, вдовица
                       Рыдала въ скорби отъ душевныхъ ранъ.
  
                       Вкругъ цезаря толпа, и ратныхъ лица.          79
                       И всадники, и золотыхъ орловъ
                       Надъ нимъ по вѣтру вѣяла станица.
  
                       Злосчастная, казалось, средь полковъ          82
                       -- "О, государь!" молила, "мщенье! мщенье!
                       Мой сынъ убитъ; казни его враговъ!"
  
                       И, мнилось, онъ въ отвѣтъ: -- "Имѣй терпѣнье,          85
                       Пока вернусь!" И та: -- "О цезарь мой! --
                       (Какъ человѣкъ. въ комъ скорбь въ живомъ волненьѣ)--
  
                       Вернешься ль ты?" A онъ:--"Преемникъ мой          88
                       Исполнитъ долгъ!" Но та:--"Къ чему указанъ
                       Другому долгъ. когда забылъ ты свой!"
  
                       И онъ на то:--"Утѣшься; я обязанъ          91
                       Свой долгъ исполнить, прежде чѣмъ пойти:
                       Судъ ждетъ меня, и жалостью я связанъ",
  
                       Такъ Тотъ, Кому нѣтъ новаго въ пути,          94
                       Содѣлалъ зримыми всѣ тѣ вѣщанья,
                       И чуда намъ такого не найти.
  
                       Пока мнѣ взоръ плѣняли изваянья          97
                       Тѣхъ образцовъ смиренія живыхъ,
                       Неоцѣненныя Творца созданья,
  
                       -- "Смотри! Оттоль -- но шагъ ихъ слишкомъ тихъ!"          100
                       Шепнулъ мнѣ вождь,--"толпы тѣней явились;
                       Гдѣ путь наверхъ, узнаемъ мы отъ нихъ".
  
                       Глаза мои, хоть все еще стремились          103
                       Обозрѣвать диковинъ цѣлый полкъ,
                       Не медля тутъ къ поэту обратились.
  
                       Смотри, читатель, чтобъ въ тебѣ не смолкъ          106
                       Гласъ добраго намѣренья при мысли,
                       Какъ тяжко здѣсь выплачиваютъ долгъ!
  
                       Забудь жестокость казней, и размысли,          109
                       Что въ судный день все-жъ кончатся онѣ;
                       Зато тѣхъ мукъ послѣдствія исчисли!
  
                       -- "Поэтъ", сказалъ я, "то, что въ вышинѣ          112
                       Тамъ движется: мнѣ кажутся -- не тѣни,
                       Что-жъ именно - непостижимо мнѣ".
  
                       И онъ на то: -- "Тяжелый образъ пени,          115
                       Сужденный имъ, къ землѣ ихъ такъ гнететъ,
                       Что былъ и я смущенъ сперва не менѣ.
  
                       "Вглядись же въ нихъ, и взоръ твой разберетъ,          118
                       Что тамъ за людъ подъ грудой камней въ свалкѣ:
                       Смотри, какъ въ грудь себя тамъ каждый бьетъ!"
  
                       О, христіанъ родъ гордый, бѣдный, жалкій!          121
                       Вы, y кого такъ слабъ духовный зракъ,
                       Что пятитесь назадъ стезею валкой!
  
                       Поймете-ль вы, что человѣкъ -- червякъ,          124
                       Родившійся стать бабочкой небесной,
                       Когда на судъ онъ прилетитъ сквозь мракъ?
  
                       Чѣмъ разумъ вашъ кичится въ жизни тѣсной?          127
                       Чѣмъ лучше вы неразвитыхъ червей.
                       Не получившихъ полный видъ тѣлесный?
  
                       Какъ для подпоры крышъ и галлерей,          130
                       Съ сведенными колѣнами y груди,
                       Кронштейномъ служатъ образы людей,
  
                       На что глядя, въ скорбь истинную люди          133
                       Отъ мнимой той приходятъ: такъ убитъ
                       Былъ сонмъ духовъ, мной узнанныхъ въ той грудѣ.
  
                       Кто больше былъ, кто меньше камнемъ скрытъ,          136
                       Смотря, какой взваленъ имъ грузъ на спину;
                       Но самый терпѣливѣйшій на видъ
  
                       Твердилъ, казалось: большаго не сдвину!          139
  

ПѢСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ.

Первый кругъ.-- Гордые.-- Молитва.-- Омберто Альдобрандески.-- Одеризи д'Агуббіо.-- Провенцанъ Сальвани.

                       "Ты, Отче нашъ, на небесахъ живущій,          1
                       Гдѣ царствуешь, но не описанъ въ нихъ,
                       Любя всѣхъ паче первый сонмъ, тамъ сущій!
  
                       "Твое въ насъ имя, слава силъ святыхъ,          4
                       Вѣкъ да святится, и вся тварь да видитъ,
                       Коль сладостно дыханье устъ Твоихъ.
  
                       "Миръ Твоего къ намъ царствія да снидетъ,          7
                       Къ нему-жъ, собравъ усилья всѣ свои;
                       Мы не придемъ, коль самъ онъ къ намъ не придетъ.
  
                       "Какъ доброй волей Ангелы Твои          10
                       Приносятъ жертвы и поютъ: "осанна",
                       Такъ да творятъ и люди на земли.
  
                       "Хлѣбъ нашъ насущный даждь намъ днесь: то -- манна,          13
                       Безъ ней же вспять отводятъ насъ шаги,
                       Стремясь впередъ, въ пустынѣ сей туманной.
  
                       "И такъ же, какъ другъ другу всѣ долги          16
                       Мы оставляемъ, такъ и намъ остави,
                       И не суди насъ по дѣламъ, Благій!
  
                       "И нашихъ силъ, столь бренныхъ въ ихъ составѣ,          19
                       Не дай прельстить невидимымъ врагамъ,
                       Но отъ лукавыхъ помысловъ избави.
  
                       "Послѣдній гласъ мольбы, ужъ лишній намъ,          22
                       Не за себя,-- за тѣхъ возносимъ, Боже,
                       Кого въ грѣхахъ оставили мы тамъ!"
  
                       Такъ за себя и насъ молитвы множа          25
                       И разныя подъемля тяготы,
                       Какъ тотъ кошмаръ, что давитъ насъ на ложѣ,
  
                       По первому карнизу съ высоты          28
                       Шли призраки, томясь, но тѣмъ упорнѣй
                       Смывая копоть дольной суеты.
  
                       Коль молятъ такъ за насъ въ странѣ той горней,          31
                       То что-жъ должны въ семъ мірѣ дѣлать тѣ,
                       Въ чьей волѣ есть еще благіе корни?
  
                       Должны помочь имъ смыть въ ихъ нищетѣ          34
                       Грязь жизни сей, чтобъ въ чистомъ одѣяньѣ
                       Легко взнестись къ надзвѣздной высотѣ!
  
                       -- "О, да ускоритъ судъ иль состраданье          37
                       Срокъ вашихъ мукъ, чтобъ крылья распахнуть
                       Могли вы въ край, куда васъ мчитъ желанье!
  
                       "Съ какой руки, скажите, легче путь?          40
                       A если два здѣсь всхода или болѣ,
                       То укажите, гдѣ отложе круть?
  
                       "Затѣмъ что спутникъ мой здѣсь, въ сей юдоли,          43
                       Одѣтъ во плоть Адама, почему
                       Всходить съ трудомъ онъ долженъ противъ воли".
  
                       Кто далъ отвѣтъ на эту рѣчь тому,          46
                       За кѣмъ я шелъ, я не узналъ средь грому;
                       Но такъ въ толпѣ отвѣтили ему:
  
                       -- "Направо здѣсь, по берегу крутому,          49
                       Идите съ нами, и найдете ходъ,
                       Гдѣ вверхъ взойти возможно и живому.
  
                       "И не мѣшай глядѣть мнѣ камень тотъ,          52
                       Что гордую мнѣ выю такъ безчестно
                       Пригнулъ къ землѣ, что ужъ не зрю впередъ,
  
                       "Я-бъ на того, чье имя мнѣ безвѣстно,          55
                       Взглянулъ, чтобъ вызнать: не знакомъ ли онъ
                       Со мной, несущимъ грузъ тяжеловѣсный.
  
                       "Латинянинъ, въ Тосканѣ я рожденъ;          58
                       Отецъ мой былъ Гюльельмъ Альдобрандеско:
                       То имя вамъ знакомо-ль средь именъ?
  
                       "Кровь древняя, родъ предковъ, полный блеска,          61
                       Такую мнѣ вселили въ душу спесь,
                       Что общую забылъ намъ мать и дерзко
  
                       "Сталъ презирать въ душѣ народъ я весь.          64
                       За что и палъ, о чемъ всѣ помнятъ въ Сьенѣ
                       И дѣти въ Кампаньятико поднесь.
  
                       "Я Омберто, и гордостью не менѣ          67
                       Наказанъ здѣсь, какъ и моя родня,
                       Которая подверглась той же пенѣ.
  
                       "И этотъ грузъ я буду несть до дня,          70
                       Пока Господь проститъ мнѣ, ибо нынѣ
                       Не средь живыхъ, a между мертвыхъ я".
  
                       Я, слушая, склонилъ лицо къ стремыниѣ;          73
                       Но тутъ другой (не тотъ; кто говорилъ),
                       Весь скорчившись подъ камнемъ въ злой кручинѣ,
  
                       Узрѣлъ меня, узналъ и возопилъ,          76
                       Съ усиліемъ стараясь взоръ свой ближе
                       Вперить въ меня, пока согбенъ я былъ.
  
                       -- "О!" я сказалъ: "Не ты ли, Одерижи?          79
                       Честь Губбіо, искусства честь того,
                       Что прозвано enluminer въ Парижѣ?"
  
                       -- "О, братъ!" сказалъ онъ: "Ярче моего          82
                       Смѣются краски изъ-подъ кисти Франко:
                       Вся честь ему; мнѣ-жъ часть ея всего!
  
                       "Будь я живой, я-бъ съ гордою осанкой          85
                       Отвергъ ее, затѣмъ что вѣчно страсть
                       Первенствовать была моей приманкой.
  
                       "За спесь грозитъ намъ всѣмъ возмездья власть,          88
                       И не смирись я самъ,-- вѣдь до могилы,
                       Я бъ могъ грѣшить,-- сюда-бъ мнѣ не попасть.
  
                       О, суетность отличій, что намъ милы!          91
                       Какъ быстро деревцо свой можетъ верхъ сронить,
                       Коль рядъ годовъ ему не придалъ силы.
  
                       Мнилъ Чимабуэ въ живописи быть          94
                       Изъ первыхъ первымъ, a теперь ужъ Джьотто
                       Явился -- славу перваго затмить.
  
                       Такъ Гвидъ лишенъ въ поэзіи почета          97
                       Другимъ былъ Гвидомъ; можетъ быть, ихъ двухъ
                       Спугнуть съ ихъ гнѣздъ родился третій кто-то.
  
                       Измѣнчивѣй еще, чѣмъ вѣтра духъ, 100
                       То дуновенье славы, что разноситъ
                       О нашихъ именахъ по міру слухъ.
  
                       Что будетъ слава наша, пусть съ насъ сброситъ          103
                       Хоть старостъ узы плоти, иль нашъ вѣкъ
                       Подъ лепетъ: "папа", "мама" смерть подкоситъ,--
  
                       Чрезъ сто вѣковъ? A ихъ короче бѣгъ          106
                       Предъ вѣчностью, чѣмъ передъ обращеньемъ
                       Небесныхъ круговъ -- взмахи нашихъ вѣкъ.
  
                       "Вонъ славою того, кто съ затрудненьемъ          109
                       Бредетъ,-- была Тоскана вся полна;
                       А нынѣ въ Сьенѣ онъ покрытъ забвеньемъ,
  
                       Гдѣ былъ онъ вождь, когда сокрушена          112
                       Была спесь флорентинцевъ, что, столь славной
                       Считаясь встарь, теперь посрамлена.
  
                       Извѣстность ваша вся -- не злакъ ли травный?          115
                       Была -- и нѣтъ! Кто къ жизни вызвалъ злакъ
                       Изъ нѣдръ земли, тотъ губитъ съ силой равной.
  
                       И я: -- "Смиреніе,-- цѣннѣйшее изъ благъ,--          118
                       Живитъ мой духъ, гордынѣ ставя грани.
                       Но кто же тотъ, о комъ скорбишь ты такъ?"
  
                       -- "То", отвѣчалъ онъ, "Провенцанъ Сальвани!          121
                       И здѣсь за то, что въ сердцѣ мысль таилъ
                       Прибрать себѣ всю Сьену въ мощны длани.
  
                       "Безъ отдыха онъ ходитъ, какъ ходилъ          124
                       Со дня кончины: вотъ чѣмъ здѣсь искупитъ
                       Свою вину, кто слишкомъ дерзокъ былъ!"--
  
                       И я:--"Но если всякъ, въ комъ грѣхъ притупитъ          127
                       О Богѣ мысль до самаго конца,
                       Внизу обязанъ, прежде чѣмъ къ вамъ вступитъ
  
                       (Коль не помогутъ добрыя сердца!),          130
                       Пробыть такъ долго, сколько жилъ на свѣтѣ,
                       То какъ сюда впустили гордеца?"
  
                       И онъ: -- "Разъ въ Сьенѣ, въ славы полномъ цвѣтѣ,          133
                       На площади колѣнопреклоненъ,
                       Преодолѣвши стыдъ, онъ сталъ,-- въ предметѣ
  
                       "Имѣя лишь одно,-- чтобъ былъ внесенъ          136
                       За друга выкупъ Карлу, и, какъ скромный
                       Бѣднякъ, дрожалъ всѣмъ тѣломъ онъ.
  
                       "Я все сказалъ. Слова мои пусть темны;          139
                       Но близокъ день, въ который объяснитъ
                       Ихъ смыслъ тебѣ народъ твой вѣроломный.
  
                       "За этотъ подвигъ путь ему открытъ".          142
  

ПѢСНЬ ДВѢНАДЦАТАЯ.

Первый кругъ.-- Гордые.-- Примѣры наказанной гордости.-- Ангелъ смиренія.-- Подъемъ во второй кругъ.

                       Какъ подъ ярмомъ идутъ волы походкой          1
                       Тяжелою, шелъ съ тѣнью я въ тиши,
                       Доколь мнѣ дозволялъ мой пѣстунъ кроткій.
  
                       Когда-жъ онъ мнѣ: -- "Оставь ее! спѣши!          4
                       Здѣсь надлежитъ, чтобъ всякъ, поднявъ вѣтрилы,
                       На веслахъ гналъ всей силой челнъ души!" --
  
                       Я, выпрямя хребетъ свой, собралъ силы          7
                       Для шествія, хоть помыслы во мнѣ
                       Удручены остались и унылы.
  
                       Я за вождемъ охотно въ той странѣ          10
                       Послѣдовалъ, и мы дивились сами,
                       Какъ стали мы легки на вышинѣ.
  
                       Тогда поэтъ:--"Склонись къ землѣ очами!          13
                       Чтобъ облегчить подъемъ твой къ высотамъ,
                       Не худо видѣть почву подъ ногами".
  
                       Какъ на землѣ, на память временамъ,          16
                       Надъ мертвыми ихъ плиты гробовыя
                       Ихъ прежній видъ изображаютъ намъ.
  
                       И часто льются слезы тамъ живыя.          19
                       Лишь вспомнится ихъ образъ дорогой,
                       Плѣняющій одни сердца благія,--
  
                       Такъ точно здѣсь, но съ большей красотой          22
                       Я зрѣлъ изваяннымъ рукой Господней
                       Весь тотъ карнизъ вокругъ горы святой.
  
                       Съ одной руки я зрѣлъ, какъ благороднѣй          25
                       Другихъ существъ всѣхъ созданный -- быстрѣй,
                       Чѣмъ молнія, спалъ съ неба къ преисподней.
  
                       Я зрѣлъ, съ другой руки, какъ Бріарей,          28
                       Похолодѣвъ, пронзенъ стрѣлою неба.
                       Притиснулъ землю тяжестью своей.
  
                       Я зрѣлъ Палладу, Марса зрѣлъ и Феба:          31
                       Еще въ оружьѣ, смотрятъ вкругъ отца,
                       Какъ падаютъ гиганты въ мракъ Ереба.
  
                       Я зрѣлъ Нимврода: съ ужасомъ лица          34
                       Онъ въ Сеннаарѣ, при столпѣ высокомъ,
                       Зритъ на толпы, забывшія Творца.
  
                       О мать Ніоба! въ горѣ сколь глубокомъ          37
                       Представлена ты тамъ, кидая взоръ
                       На двѣ седмицы чадъ, убитыхъ рокомъ!
  
                       О царь Саулъ: какъ ты пронзенъ въ упоръ          40
                       Тамъ собственнымъ мечомъ въ горахъ Гельвуя,
                       Гдѣ дождь съ росой не падаютъ съ тѣхъ поръ!
  
                       О глупая Арахна! какъ, тоскуя,          43
                       Полу-паукъ, сидишь ты на клочкахъ
                       Своей работы, начатой такъ всуе!
  
                       О Ровоамъ! ужъ безъ грозы въ очахъ,          46
                       Но въ ужасѣ твой образъ колесницей
                       Уносится, хотя не гонитъ врагъ.
  
                       Являлъ помостъ и то, какъ блѣднолицей          49
                       Тамъ матери Алкмеонъ заплатилъ
                       За роковой уборъ ея сторицей.
  
                       Являлъ и то, какъ сыновьями былъ          52
                       Убитъ мечомъ Сеннахеримъ во храмѣ
                       И какъ въ крови онъ брошенъ тамъ безъ силъ.
  
                       Являлъ помостъ, какъ предъ Томирой въ срамѣ          55
                       Палъ Киръ, кому урокъ такой былъ данъ:
                       Ты жаждалъ крови; пей же кровь здѣсь въ ямѣ!
  
                       Являлъ, какъ въ бѣгство ассирійцевъ станъ          58
                       Былъ обращенъ, по смерти Олоферна,
                       И какъ простертъ безжизненный тиранъ.
  
                       Я зрѣлъ тамъ въ Троѣ прахъ и мракъ пещерный!          61
                       О Иліонъ! какъ жалкимъ и пустымъ
                       Являлъ тебя разгромъ твой безпримѣрный!
  
                       Кто кистью тамъ, кто тамъ рѣзцомъ живымъ          64
                       Такъ выразилъ черты и всѣ отливы,
                       Что вкусъ тончайшій удивился-бъ имъ?
  
                       Тамъ мертвый мертвъ, живые всѣ тамъ живы!          67
                       Кто видитъ вещи,-- видитъ ихъ едва-ль
                       Такъ хорошо, какъ видѣлъ я тѣ дивы.
  
                       Кичись теперь, гляди надменно вдаль,          70
                       О Евинъ родъ! не дай увидѣть взору,
                       Въ какую грѣхъ ведетъ тебя печаль!
  
                       Ужъ далѣе мы обогнули гору.          70
                       И солнце выше въ небѣ ужъ взошло,
                       Чѣмъ думалъ я, весь занятый въ ту пору,
  
                       Когда мнѣ тотъ, кто такъ всегда свѣтло          76
                       Глядитъ впередъ, сказалъ:--"Теперь мечтая
                       Нельзя идти: приподними-жъ чело.
  
                       "Смотря: грядетъ ужъ Ангелъ, поспѣшая          79
                       Навстрѣчу къ намъ! Смотри: уже, смѣнясь,
                       Изъ стражи дня идетъ раба шестая.
  
                       "Благоговѣньемъ умъ и взоръ укрась,          82
                       Чтобъ могъ возвесть насъ Ангелъ съ наслажденьемъ;
                       Ужъ этотъ день вновь не придетъ, промчась".
  
                       Я такъ привыкъ внимать его внушеньямъ          85
                       Не тратить времени, что безъ труда
                       Согласовалъ себя съ его хотѣньемъ,
  
                       Прекрасный Духъ явился намъ тогда          88
                       Въ одеждѣ бѣлой, блескъ въ такомъ обильѣ
                       Струившей къ намъ, какъ ранняя звѣзда,
  
                       Раскрывъ объятья, a потомъ и крылья,          91
                       -- "Идите", рекъ, "ступени здѣсь вблизи;
                       Онѣ наверхъ взведутъ васъ безъ усилья.
  
                       "Какъ рѣдко здѣсь восходятъ по стези!          94
                       О родъ людской! зачѣмъ ты такъ безпеченъ?
                       При легкомъ вѣтрѣ ты уже въ грязи!"
  
                       Насъ приведя къ скалѣ, гдѣ путь просѣченъ,          97
                       Онъ крыльями пахнулъ мнѣ по челу,
                       Сказавъ: -- "Вамъ путь отнынѣ обезпеченъ!"
  
                       Какъ вправо, тамъ, для всхода на скалу,          100
                       Гдѣ храмъ надъ Рубаконте расположенъ,
                       Господствуя надъ Непричастной злу,--
  
                       Подъемъ чрезмѣрно трудный сталъ возможенъ          103
                       По ступенямъ, работѣ тѣхъ временъ,
                       Какъ въ книгахъ счетъ, былъ въ бочкахъ вѣсъ не ложенъ, --
  
                       Такъ точно здѣсь работой склонъ смягченъ,          106
                       Спадавшій круто съ берега другого,
                       Но съ двухъ сторонъ утесами стѣсненъ.
  
                       Лишь повернули мы туда, какъ снова          109
                       "Beati pauperes spiritu" хоръ
                       Воспѣлъ такъ сладко, что не скажетъ слово.
  
                       О! какъ различенъ входъ въ ущелья горъ          112
                       Въ аду и здѣсь! Здѣсь насъ встрѣчаютъ пѣньемъ,
                       Тамъ ярый вопль встрѣчалъ насъ и раздоръ.
  
                       Ужъ всходимъ мы по тѣмъ святымъ каменьямъ,          115
                       И, мнилось мнѣ, что легче я несусь,
                       Чѣмъ прежде шелъ въ долинѣ съ утомленьемъ.
  
                       И я:-- "Поэтъ, какой тяжелый грузъ          118
                       Упалъ съ меня, что я почти безъ всякой
                       Усталости къ вершинамъ тѣмъ стремлюсь?"
  
                       -- "Когда всѣ Р", сказалъ онъ, "коихъ знаки          121
                       На лбу твоемъ (хоть блескъ ихъ и поблекъ),
                       Сойдутъ, какъ сей вотъ, съ ними одинакій,--
  
                       "Такъ овладѣетъ воля силой ногъ,          124
                       Что духъ въ тебѣ не только томность сброситъ,
                       Но даже вверхъ съ восторгомъ мчаться бъ могъ".
  
                       Какъ человѣкъ, который нѣчто носитъ          127
                       На головѣ, не вѣдая, пока
                       Ему не намекнетъ кто, иль не спроситъ;
  
                       Но убѣдиться пособитъ рука:          130
                       Поищетъ и найдетъ, работу справивъ
                       Невыполнимую для глазъ пока.
  
                       Такъ, пальцы правой я руки расправивъ,          133
                       Нашолъ на лбу всего шесть буквъ изъ тѣхъ,
                       Что врѣзалъ вратарь мнѣ -- ключей держатель.
  
                       То видя, вождь сдержалъ свой добрый смѣхъ.          136
  

ПѢСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ.

Второй кругъ.-- Завистливые.-- Примѣры любви къ ближнимъ.-- Сапіа изъ Сіены.

                       Мы къ ступенямъ прошли вверху лежащимъ.          1
                       Вновь сузилась горы той высота
                       Гдѣ отпускаются грѣхи всходящимъ.
  
                       Гора карнизами такими жъ обвита          4
                       Какъ первый; лишь черта ихъ закругленій
                       Тамъ менѣе, здѣсь болѣе крута.--
  
                       Здѣсь нѣтъ скульптуры, вовсе нѣтъ здѣсь тѣней,          7
                       Былъ ровенъ путь и гладокъ стѣнъ утесъ,
                       И всюду темно-желтыхъ рядъ каменій.
  
                       -- "Дождаться-ль тѣхъ, кто намъ рѣшитъ вопросъ:          10
                       Куда идти?" сказалъ поэтъ: "но дѣло
                       Замедлится, боюсь, черезъ разспросъ".
  
                       И, взоръ очей вперивъ на солнце смѣло,          13
                       Движенья центромъ сдѣлалъ правый бокъ
                       И повернулъ всей лѣвой частью тѣло.
  
                       -- "О, сладкій свѣтъ, ему-жъ насъ ввѣрилъ рокъ!"          16
                       Онъ продолжалъ, "веди насъ въ мірѣ этомъ,
                       Гдѣ надлежитъ, средь новыхъ мнѣ дорогъ.
  
                       "Ты грѣешь міръ, живишь его ты свѣтомъ,          19
                       И коль препонъ не встрѣтимъ въ чемъ-нибудь,
                       Пусть насъ всегда твой лучъ ведетъ съ привѣтомъ!"
  
                       Какъ длиненъ здѣсь, на свѣтѣ, въ милю путь,          22
                       Такую тамъ въ кратчайшій мигъ дорогу
                       Мы сдѣлали, вдохнувши волю въ грудь.
  
                       И въ воздухѣ услышалъ я тревогу          25
                       Отъ прилетавшихъ къ намъ незримыхъ силъ,
                       За трапезу любви всѣхъ звавшихъ къ Богу.
  
                       И грянулъ вдругъ, въ полетѣ быстрыхъ крылъ:          28
                       "Vinum non habent", первый гласъ громовый
                       И, пронесясь, тѣ рѣчи повторилъ.
  
                       И, прежде чѣмъ вдали замолкло слово,          30
                       -- "Я, я Орестъ!" вновь голосъ раздался,
                       И, повторяясь, крикъ пронесся слова.
  
                       -- "Отецъ", спросилъ я, "что за голоса?"          34
                       И лишь спросилъ, какъ вотъ ужъ голосъ третій:
                       "Враговъ любите!" грянулъ въ небеса.
  
                       И добрый вождь: -- "Мѣста бичуютъ эти          37
                       Грѣхъ Зависти, -- затѣмъ свиты и тамъ
                       Рукой любви бичующія плети.
  
                       "Смыслъ будетъ данъ совсѣмъ иной словамъ,          40
                       Уздой служащимъ,-- какъ и самъ ты прежде
                       Узнаешь, чѣмъ придешь къ прощенія вратамъ,
  
                       "Но въ даль впери внимательнѣе вѣжды          43
                       И противъ насъ увидишь душъ соборъ,
                       Вдоль той скалы сидящій въ ихъ одеждѣ".
  
                       Тогда раскрылъ очей я шире взоръ, 46
                       И лишь теперь могъ разсмотрѣть впервые
                       Сонмъ въ мантіяхъ я, цвѣта камней горъ.
  
                       Я слышалъ вопль: "О дѣва! о Маріе,          49
                       Молись о насъ! молитесь хоромъ всѣмъ,
                       О Михаилъ! о Петръ! о всѣ святые!"
  
                       Не думаю, чтобъ кто на свѣтѣ семъ          52
                       Былъ сердцемъ столько грубъ, чтобъ не смутился,
                       Увидя то, что видѣлъ я затѣмъ.
  
                       И только я вблизи ихъ очутился          55
                       Такъ, что черты могъ разсмотрѣть ихъ лицъ,--
                       Отъ жалости слезами я залился,
  
                       Всѣ въ мантіяхъ изъ грубыхъ власяницъ;          58
                       Всѣ, прислонясь къ утесу вѣковому,
                       Тамъ каждый на плечо склонялся ницъ
  
                       Къ сосѣду, такъ слѣпцы, терпя истому,          61
                       На паперти стоятъ въ прощенья дни,
                       Склоняя головы одинъ къ другому,--
  
                       Такъ, что уже ихъ образы одни,          64
                       Не только что мольбы ихъ, въ грусть приводятъ:
                       Столь жалостный имѣютъ видъ они!
  
                       И какъ слѣпцы и днемъ лишь мракъ находятъ,          67
                       Такъ и къ тѣнямъ, о коихъ слово тутъ,
                       Лучи съ небесъ съ усладой не доходятъ.
  
                       Былъ проволокой край ихъ вѣкъ проткнутъ          70
                       И такъ зашитъ, какъ дѣлается это
                       Съ злымъ ястребомъ, чтобъ не былъ слишкомъ лютъ.
  
                       Я-бъ оскорбилъ ихъ, еслибъ безъ привѣта          73
                       Прошелъ и, самъ незримъ, на нихъ глядѣлъ,--
                       И вотъ взглянулъ на мужа я совѣта.
  
                       Онъ мысль мою безъ словъ уразумѣлъ          76
                       И рекъ, не выждавъ моего вопроса:
                       -- "Спроси, но кратко; будь въ сужденьяхъ зрѣлъ".
  
                       Виргилій сталъ съ той стороны утеса,          79
                       Гдѣ внизъ упасть нетрудно, такъ какъ тамъ
                       Ничѣмъ карнизъ не огражденъ съ откоса.
  
                       Съ другой руки отъ насъ являлся намъ          82
                       Хоръ скорбныхъ душъ, чьи слезы, прорываясь
                       Сквозь страшный шовъ, лились по ихъ щекамъ.
  
                       -- "О родъ!" я началъ, къ тѣнямъ обращаясь,          85
                       "О родъ, достойный видѣть Высшій Свѣтъ,
                       Къ нему жъ паришь всѣмъ помысломъ, здѣсь каясь!
  
                       "Да сниметъ съ васъ грѣховной пѣни слѣдъ          88
                       Скорѣй Господь, чтобъ чистый токъ, какъ младость,
                       Смылъ съ вашей совѣсти грѣхъ прежнихъ лѣтъ.
  
                       "Скажите мнѣ (и было-бъ то мнѣ въ сладость!),          91
                       Кому удѣлъ здѣсь изъ латинянъ данъ?
                       Я-бъ, можетъ быть, ему и самъ былъ въ радость".
  
                       -- "Здѣсь Истиннаго Града лишь гражданъ          94
                       Ты видишь, братъ мой. Но ты хочешь встрѣтить
                       Здѣсь странника изъ италійскихъ странъ?"
  
                       Такъ на вопросъ спѣшилъ мнѣ духъ отвѣтить,          97
                       Вдали отъ мѣста бывшій, гдѣ стоялъ
                       Я самъ; къ толпѣ приблизясь, могъ замѣтить
  
                       Я, что одинъ меня средь прочихъ ждалъ;          100
                       Но спросятъ: какъ узналъ я? По обычью
                       Слѣпцовъ -- отвѣчу -- ликъ онъ приподнялъ.
  
                       -- "О духъ, парящій къ Божьему величью!          103
                       Коль ты", я вопросилъ, "отвѣтилъ мнѣ,
                       То отзовись по мѣсту иль отличью".
  
                       И тѣнь: -- "Я, Сьенка, плачу о винѣ          106
                       Моей злой жизни и, поникнувъ выей,
                       Молюсь къ Нему, да снидетъ къ намъ вполнѣ.
  
                       "Я не была Софіей, хоть Сапіей          109
                       И названа, и радость зрѣть другихъ
                       Въ бѣдѣ всегда была моей стихіей.
  
                       "И чтобъ за ложь не счелъ ты словъ такихъ,          112
                       Самъ разсуди: жила я тамъ умно ли?
                       Ужъ близилась я къ склону дней моихъ,
  
                       "Когда мои сограждане y Колли          115
                       Сошлись съ врагомъ; молила я Творца
                       Пусть по своей Онъ все содѣетъ волѣ.
  
                       "Разбиты въ пухъ, бѣжали отъ лица          118
                       Враговъ сіенцы, видя-жъ строй ихъ шаткій,
                       Я ощутила радость безъ конца;
  
                       "И, дерзкій ликъ возвысивъ въ злобѣ сладкой.          120
                       Вскричала къ Богу: "Не боюсь Тебя!"
                       Какъ сдѣлалъ дроздъ при оттепели краткой.
  
                       "Въ концѣ же дней, мольбы усугубя,          123
                       Я примирилась съ Богомъ; но вины той
                       Раскаяньемъ не смыла-бъ я съ себя,
  
                       "Когда-бъ меня не вспомнилъ знаменитый          127
                       Пьеръ Петтиньянъ въ святыхъ мольбахъ, спѣша
                       Изъ жалости ко мнѣ съ своей защитой.
  
                       "Но кто же ты, чья добрая душа          130
                       Скорбитъ о насъ? чьи очи, какъ мнѣ мнится,
                       Не заперты? кто говоритъ, дыша?"
  
                       И я: -- "Здѣсь и моимъ очамъ затмиться          133
                       Удѣлъ, но ненадолго; сознаюсь,
                       Не любо имъ завистливо коситься.
  
                       "Зато душой я болѣе страшусь          136
                       Подпасть подъ казнь толпы нижележащей.
                       И казни той на мнѣ ужъ виснетъ грузъ".
  
                       И мнѣ она: -- "Кто-жъ былъ руководящій          139
                       Тобой средь насъ, коль мнишь попасть домой?"
                       И я: -- "Мой спутникъ молча здѣсь стоящій.
  
                       "Живой -- пришелъ я къ вамъ. Итакъ, не скрой,          142
                       Духъ избранный! ты хочешь ли, чтобъ встрѣтилъ
                       Въ томъ мірѣ тѣхъ я, кто любимъ тобой?"
  
                       -- "Что слышу я, такъ дивно", духъ отвѣтилъ,          145
                       "Что познаю, какъ Богомъ ты любимъ;
                       Да будетъ же твой путь счастливъ и свѣтелъ!
  
                       "И я молю всѣмъ для тебя святымъ,          148
                       Возстанови, когда пойдешь Тосканой,
                       Тамъ честь мою сородичамъ моимъ.
  
                       "Тамъ есть народъ тщеславный, обуянный          151
                       Пустой надеждой: только Теламонъ
                       Обманетъ всѣхъ, какъ поиски Діаны;
  
                       "Bcего-жъ сильнѣй потерпитъ флотъ уронъ".          154
  

ПѢСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

Второй кругъ.-- Завистливые.-- Гвидо дель Дука.-- Риньери ди'Кальболи.-- Примѣры наказанія зависти.

  
                       -- "Кто это тамъ обходитъ гору, прежде          1
                       Чѣмъ смерть дала ему полетъ, и самъ
                       То открываетъ, то смыкаетъ вѣжды?"
  
                       -- "Не знаю, кто; но знаю: два ихъ тамъ;          4
                       Спроси его -- къ нему ты недалече --
                       И вѣжливъ будь, чтобъ онъ отвѣтилъ намъ".
  
                       Такъ двѣ души, склоня другъ къ другу плечи, 7
                       Вели направо слово обо мнѣ;
                       Потомъ лицо приподняли для рѣчи.
  
                       И тѣнь одна:--"О духъ, что въ пеленѣ          10
                       Еще тѣлесной мчишься къ небу! буди
                       Къ нимъ милостивъ и насъ утѣшь вполнѣ,
  
                       "Сказавъ: кто ты? изъ странъ какихъ? Всѣ люди,          13
                       Познавъ, какъ благъ къ тебѣ Всевышній Богъ,
                       Дивятся здѣсь о небываломъ чудѣ".
  
                       И я:--"Среди Тосканы есть потокъ, 16
                       Что въ Фальтеронѣ зачался и, смѣло
                       Сто миль промчась, въ бѣгу не изнемогъ.
  
                       "Оттуда къ вамъ несу я это тѣло;          19
                       Мое-жъ вамъ имя открывать -- къ чему?
                       Оно еще не слишкомъ прогремѣло".
  
                       -- "Коль рѣчь твою я правильно пойму,          22
                       Ты говоришь объ Арно здѣсь прекрасномъ".
                       Такъ первый духъ отвѣтилъ, и ему
  
                       Сказалъ другой:--"Что-жъ въ словѣ томъ неясномъ          25
                       Скрылъ имя онъ красы всѣхъ прочихъ рѣкъ.
                       Какъ бы сказавъ о чемъ-нибудь ужасномъ?"
  
                       И духъ, который спрошенъ былъ, изрекъ:          28
                       -- "Зачѣмъ,-- не знаю; но, по правдѣ, стоитъ.
                       Чтобъ имя то изгладилось навѣкъ.
  
                       "Съ верховья водъ, гдѣ столько рѣчекъ роетъ          31
                       Грудь горъ, отъ коихъ отдѣленъ Пелоръ,
                       Что врядъ ли гдѣ вода такъ землю моетъ,-- -
  
                       "Вплоть до тѣхъ мѣстъ, гдѣ водъ могучій сборъ          34
                       Вновь отдаетъ взятое небомъ съ моря,
                       Чтобъ тѣмъ питать потоки нивъ и горъ,
  
                       "Всѣ отъ добра бѣгутъ, страну дозоря,          37
                       Какъ отъ змѣи; -- таковъ ли грунтъ страны,
                       Иль свычай злой влечетъ тамъ къ злу для горя,--
  
                       Но только такъ въ душѣ искажены          40
                       Всѣ жители той бѣдственной юдоли,
                       Что, кажется, Цирцеей вскормлены.
  
                       "Межъ грязныхъ стадъ свиныхъ, достойныхъ болѣ          43
                       Жрать жолуди, чѣмъ пищу ѣсть людей,
                       Тотъ бѣдный токъ сперва бѣжитъ по волѣ.
  
                       "Потомъ встрѣчаетъ, становясь сильнѣй,          46
                       Не столько сильныхъ, сколько злобныхъ, шавокъ,
                       И мчится прочь съ презрѣньемъ съ ихъ полей. -
  
                       "Спадая внизъ и ширясь отъ прибавокъ          49
                       Побочныхъ рѣкъ, къ Волкамъ ужъ онъ течетъ,
                       Въ злосчастный ровъ, и проклятой вдобавокъ.
  
                       "Стремя потомъ въ пучины массу водъ,          52
                       Находятъ Лисъ, такъ преданныхъ обману,
                       Что ихъ никто во лжи не превзойдетъ.
  
                       "Пусть внемлетъ онъ, я клясть не перестану.          55
                       Да и ему-жъ то лучше, коль потомъ
                       Моихъ рѣчей онъ вспомнятъ правду рьяну.
  
                       "Вотъ, вижу я, твой внукъ идетъ ловцомъ          58
                       На тѣхъ Волковъ, и тамъ, гдѣ льется масса
                       Воды свирѣпой, имъ задастъ разгромъ.
  
                       "Живыхъ, онъ ихъ продастъ, какъ груды мяса,          61
                       Какъ старый скотъ, зарѣжетъ всѣхъ на вѣсъ,
                       Лишитъ ихъ жизни, чести самъ лишася,
  
                       "Обрызганъ кровью, броситъ страшный лѣсъ,          64
                       И броситъ ужъ такимъ, что и чрезъ годы
                       Лѣсъ все былыхъ не соберетъ древесъ",
  
                       Какъ отъ предвѣстья будущей невзгоды 67
                       Смущается лицо того, кто внялъ,
                       Откуда грянутъ вскорѣ непогоды,
  
                       Такъ видѣлъ я, что, вдругъ смутившись, сталъ          70
                       Печаленъ духъ, услышавшій то слово,
                       Когда на свой онъ счетъ разсказъ принялъ.
  
                       Мнѣ рѣчь того и грустный видъ другого          73
                       Внушили мысль: кто эти духа два?
                       И я съ мольбой къ нимъ обратился снова.
  
                       Тогда тотъ духъ, что говорилъ сперва,          76
                       Такъ началъ вновь:--"Твои мольбы -- прилука
                       Мнѣ щедрымъ быть. какъ скупъ ты на слова.
  
                       "Твой къ намъ приходъ столь вѣрная порука 79
                       Въ любви къ тебѣ небесъ, что буду-ль скупъ
                       Я на слова? Такъ знай: Я Гвидъ дель Дука.
  
                       "Отъ зависти такъ сердцемъ я огрубъ.          82
                       Что если радость дѣлали другому,
                       Я весь блѣднѣлъ и зеленѣлъ, какъ трупъ.
  
                       "Что сѣялъ я,-- такую жну солому!          85
                       О родъ людской! зачѣмъ такъ любишь то,
                       Въ чемъ есть запретъ сообществу чужому?
  
                       "Сей духъ -- Риньеръ, честь Кальболи! Слито          88
                       Въ немъ все, чѣмъ славенъ этотъ домъ: удѣла
                       Съ нимъ равнаго тамъ не стяжалъ никто.
  
                       "Но кровь его-ль тамъ нынѣ оскудѣла --          91
                       Отъ Рено къ взморью и отъ горъ до По --
                       Всѣмъ тѣмъ, что нужно для забавъ и дѣла?
  
                       "Нѣтъ, въ тѣхъ предѣлахъ такъ все заросло          94
                       Зловреднымъ терномъ, что ужъ благочинья
                       Тамъ поздно ждать, гдѣ такъ окрѣпло зло.
  
                       "Гдѣ добрый Лицій? Гвидо ди-Карпинья?          97
                       Арригъ Манарди? Пьеръ ди-Траверсаръ?
                       О, Романьолы, выродки безчинья!
  
                       "Болонья дастъ ли вновь намъ Фаббро въ Даръ?          100
                       Вновь явится-ль въ Фаэнцѣ новобранецъ,
                       Какъ Бернардинъ, пахавшій въ полѣ паръ?
  
                       "О! не дивись, что плачу я, Тосканецъ!          103
                       Я вспоминаю Гвидо Прата, съ кѣмъ
                       Жилъ Уголино д'Аццо, чужестранецъ,
  
                       "И славнаго Тяньезо съ домомъ всѣмъ,          106
                       Родъ Анастаджи съ родомъ Траверсара
                       (Фамиліи, что вымерли совсѣмъ).--
  
                       Дамъ, рыцарей, дѣла ихъ, полны жара,          109
                       Вселявшія любезность и любовь
                       Тамъ, гдѣ теперь въ сердцахъ вражда и свара.
  
                       "О Бреттиноръ! зачѣмъ въ странѣ ты вновь,          112
                       Когда твой родъ, чтобъ не погибнуть въ сѣтяхъ,
                       Со многими бѣжалъ, спасая кровь?
  
                       "Ты правъ, Баньякаваль, что вымеръ въ дѣтяхъ!          115
                       Но худо, Кастрокаръ, a хуже ты
                       Живешь, о Коньо, множа графовъ этихъ!
  
                       "Вы, коль падетъ вашъ Дьяволъ съ высоты,-- 118
                       Воспрянете, Пагани! но исправить
                       Ужъ вамъ нельзя всей вашей черноты.
  
                       "О Уголинъ де'Фантоли! Прославить          121
                       Ты долженъ Бога, что не ждешь дѣтей,
                       Чтобъ честь твою развратомъ обезславить.
  
                       "Иди-жъ, Тосканецъ! Слезы лить скорѣй          123
                       Пристойно мнѣ, чѣмъ длить свое томленье:
                       Такъ давитъ грудь мнѣ горе тѣхъ рѣчей!"
  
                       Хоръ добрыхъ душъ, услышалъ, безъ сомнѣнья,          126
                       Шаги мои и, молча, подтвердилъ,
                       Что вѣрное мы взяли направленье.
  
                       Когда-жъ съ вождемъ одинъ я проходилъ,-- 130
                       Какъ громъ, когда твердъ молнія освѣтитъ,
                       Навстрѣчу намъ вдругъ гласъ проговорилъ:
  
                       -- "Всякъ умертвитъ меня, кто въ мірѣ встрѣтитъ!"          133
                       И вдаль ушелъ, какъ громъ въ ущельяхъ скалъ,
                       Когда ему гулъ эха съ горъ отвѣтитъ.
  
                       Едва ушамъ онъ нашимъ отдыхъ далъ,          136
                       Какъ новый гласъ, какъ бы съ вершины Тавра
                       За громомъ громъ, загрохотавъ, сказалъ:
  
                       "Я въ камень превращенная Аглавра!"          139
                       И шагъ назадъ я сдѣлалъ, устрашенъ,
                       Чтобъ стать подъ сѣнь Виргиліева лавра.
  
                       Ужъ воздухъ вновь затихъ со всѣхъ сторонъ,          142
                       И вождь: -- "Узда то вашему порыву,
                       Чтобъ изъ границъ не порывался вонъ.
  
                       "Но вы, хватая адскую наживу,          145
                       -- Приманкой той врагъ древній манитъ васъ.--
                       Не внемлете уздѣ той, по призыву
  
                       "Васъ призываетъ небо и, кружась,          148
                       Безсмертныя красы свои вамъ кажетъ;
                       Но въ землю устремили вы вашъ глазъ,
  
                       "Доколѣ васъ Всевидецъ не накажетъ".          151
  

ПѢСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ.

Второй кругъ.-- Завистливые.-- Ангелъ братолюбія.-- Подъемъ на третій уступъ.-- Третій кругъ.-- Гнѣвливые.-- Примѣры кротости въ видѣніяхъ.

                       Какъ много въ небѣ между часомъ третьимъ          1
                       И дня началомъ видно сферы той,
                       Что вѣкъ кружитъ, подобно рѣзвымъ дѣтямъ,
  
                       Пути такъ много въ тверди голубой          4
                       Свѣтилу дня пройти осталось къ ночи;
                       Былъ вечеръ тамъ, здѣсь полночь предо мной.
  
                       Лучи въ лицо намъ ударяли косо;          7
                       Мы направлялись прямо на закатъ.
                       Прошедши путь немалый отъ откоса.
  
                       Почуявъ, что сильнѣй лицо томятъ          10
                       Сіянья мнѣ, чѣмъ прежде, я вопроса
                       Не разрѣшилъ, невѣдомымъ объятъ,
  
                       И руки поднялъ я броней къ вершинѣ,          13
                       Сложивши ихъ въ защиту предъ челомъ,
                       Чтобъ лишній блескъ ослабить въ ихъ твердынѣ.
  
                       Какъ отъ воды иль зеркала скачкомъ          16
                       Лучъ прядаетъ въ противномъ направленьѣ,
                       Вверхъ восходя подъ самымъ тѣмъ угломъ,
  
                       Подъ коимъ палъ, и въ томъ же отдаленьѣ          9
                       Отъ линіи, куда идетъ отвѣсъ
                       (Какъ учитъ насъ въ наукѣ наблюденье),
  
                       Такъ пораженъ я былъ лучомъ съ небесъ,          22
                       Здѣсь преломившимся, какъ мнѣ казалось,
                       И отклонилъ я тотчасъ взоръ очесъ.
  
                       -- "Отецъ мой милый! Что такое сталось,          25
                       Что защитить очей не въ силахъ я?"
                       Такъ я спросилъ: "Не солнце-ль приближалось?"
  
                       И онъ: -- "Не диво, что небесъ семья          28
                       Твое слѣпитъ еще столь сильно зрѣнье:
                       Посолъ грядетъ позвать насъ въ тѣ края.
  
                       "Ужъ близокъ часъ, узришь сіи видѣнья           31
                       Не съ тягостью, но съ чувствомъ огневымъ,
                       Сколь силъ тебѣ дано отъ Провидѣнья".
  
                       Тутъ стали мы предъ Ангеломъ святымъ,          34
                       И кротко рекъ онъ: -- "Шествуйте въ обитель
                       По ступенямъ ужъ менѣе крутымъ".
  
                       Со мной взбираться сталъ по нимъ учитель,          37
                       И "Beati miseri Соrdes" хоръ
                       Воспѣлъ въ тылу и "слава, побѣдитель!"
  
                       Мы оба шли одни по высямъ горъ,          40
                       И я, и вождь, и пользу я задумалъ
                       Извлечь себѣ, вступя съ нимъ въ разговоръ.
  
                       И думалъ я: спрошу его, къ чему, молъ,          43
                       Романскій духъ упомянулъ: запретъ
                       Сообществу? И я спросилъ, что думалъ.
  
                       И онъ на то: -- "Познавъ, въ чемъ высшій вредъ          46
                       Его грѣха, онъ этимъ насъ желаетъ
                       Предостеречь отъ горшихъ слезъ и бѣдъ.
  
                       "Пока въ васъ душу только то прельщаетъ,          49
                       Что обществомъ дробится вновь и вновь,--
                       Какъ мѣхъ, въ васъ зависть вздохи вызываетъ".
  
                       "Но еслибъ къ міру высшему любовь          52
                       Всегда горѣ влекла желанье ваше,--
                       Вамъ этотъ страхъ не могъ бы портить кровь,
  
                       "И чѣмъ васъ больше тамъ зовущихъ "наше",          55
                       Тѣмъ больше каждому дается благъ,
                       И тѣмъ сильнѣй горитъ любовь въ той чашѣ".
  
                       "Во мнѣ мой гладъ не только не изсякъ,          58
                       Но сталъ", я рекъ, "сильнѣй, чѣмъ,былъ дотолѣ,
                       И умъ объялъ сомнѣнья большій мракъ.
  
                       "Какъ можетъ быть, что благо, чѣмъ въ немъ болѣ          61
                       Владѣтелей, сильнѣй ихъ богатитъ,
                       Чѣмъ если бы далось немногимъ въ доли?"
  
                       И онъ: -- "За то, что лишь земное зритъ          64
                       Разсудокъ твой, извлекъ ты мысль незрѣлу,
                       Что будто здѣсь свѣтъ правды мракомъ скрытъ.
  
                       "Но Благо то, -- Ему же нѣтъ предѣлу,          67
                       Ни имени, -- къ любви такъ точно льнетъ,
                       Какъ солнца лучъ къ свѣтящемуся тѣлу.
  
                       "Въ комъ большій жаръ, тотъ больше обрѣтетъ,          70
                       Такъ что чѣмъ шире въ комъ любовь, -- въ заслугу
                       Надъ тѣмъ сильнѣй и свѣтлый лучъ растетъ.
  
                       "Чѣмъ больше душъ къ тому стремятся кругу,          73
                       Тѣмъ болѣ тамъ любви, и тѣмъ сильнѣй
                       Льютъ жаръ любви, какъ зеркала другъ другу.
  
                       "Но коль твой гладъ не стихъ съ моихъ рѣчей,--          76
                       Жди Беатриче, и въ небесномъ взорѣ
                       У ней прочтешь отвѣтъ на все полнѣй.
  
                       "Заботься же, чтобъ зажили здѣсь вскорѣ,          79
                       Какъ эти двѣ, всѣ прочія пять ранъ,
                       Что закрываются чрезъ скорбь и горе".
  
                       Сказать желая: -- "Ты во мнѣ туманъ          82
                       Разсѣялъ..." смолкъ я, видя въ то мгновенье.
                       Что мы вошли въ кругъ новый чудныхъ странъ.
  
                       И, мнилось, тамъ я въ нѣкоемъ видѣньѣ          85
                       Восхищенъ былъ экстазомъ, какъ пѣвецъ.
                       И вижу храмъ и въ немъ людей стеченье.
  
                       И входитъ въ храмъ Жена и, какъ вѣнецъ          88
                       Всѣхъ матерей, вѣщаетъ кротко:--"Чадо!
                       Что сдѣлалъ съ нами Ты? Вотъ Твой отецъ
  
                       И я съ великой скорбію средь града          91
                       Тебя искали".-- И лишь смолкнулъ гласъ,
                       Какъ все, что зрѣлъ я, скрылось вмигъ отъ взгляда.
  
                       Потомъ я зрѣлъ другую, что изъ глазъ          94
                       Струила дождь, какой родитъ досада
                       За оскорбленную гордыню въ насъ.
  
                       И говоритъ:--"Коль ты владыка града,          97
                       За имя чье шелъ споръ между боговъ,
                       Отколь блеснула всѣхъ наукъ отрада,
  
                       О Пизистратъ! пролей злодѣя кровь,          100
                       Кто смѣлъ обнять дочь нашу безъ боязни!"
                       И, мнилось, онъ, весь кротость и любовь,
  
                       Ей отвѣчалъ, исполненный пріязни:          103
                       -- "Что-жъ дѣлать съ тѣмъ, кто намъ желаетъ зла,
                       Коль тѣхъ, кто любитъ насъ, подвергнемъ казни?"
  
                       Потомъ толпу я видѣлъ безъ числа,          106
                       Что каменьемъ Стефана побивала,
                       Крича: "мучь, мучь!" исполненная зла.
  
                       И юноша, надъ кѣмъ ужъ смерть летала,          109
                       Къ землѣ поникъ и устремилъ врата
                       Очей своихъ въ глубь райскаго портала.
  
                       И къ Богу силъ мольба имъ пролита,          112
                       Да не осудитъ Онъ его тирановъ,
                       Съ такимъ лицомъ, что скорбь въ насъ отперта.
  
                       Когда мой духъ вернулся изъ тумановъ          115
                       Въ дѣйствительность, къ предметамъ въ мірѣ семъ,
                       Я понялъ смыслъ нелживыхъ тѣхъ обмановъ.
  
                       Мой вождь, кому я могъ казаться тѣмъ,          118
                       На комъ сейчасъ вериги сна разбили,
                       Рекъ: -- "Что съ тобой? ты ослабѣлъ совсѣмъ?
  
                       "И вотъ идешь ужъ болѣ, чѣмъ полъ-мили.          121
                       Закрывъ глава и съ путами y ногъ,
                       Какъ бы вино иль сонъ тебя томили".
  
                       -- "Отецъ ты мой! Когда-бъ ты внять мнѣ могъ,          124
                       Я-бъ разсказалъ", сказалъ я, "ту причину,
                       По коей я въ ходьбѣ такъ изнемогъ".
  
                       И онъ: -- "Носи ты не одну личину,          127
                       А сто личинъ, ты-бъ отъ меня не скрылъ
                       Изъ думъ твоихъ малѣйшихъ ни едину.
  
                       "Ты зрѣлъ затѣмъ видѣнья, чтобъ не мнилъ          130
                       Не допустить тѣхъ мирныхъ волнъ до груди,
                       Что льются къ намъ изъ тока вѣчныхъ силъ.
  
                       "И не спросилъ я: "что съ тобой?" -- какъ люди,          133
                       Чей глазъ не въ силахъ въ спящемъ отгадать
                       Хранится-ль жизнь еще въ своемъ сосудѣ;
  
                       "Но я спросилъ, чтобъ мощь тебѣ придать,          136
                       Какъ дѣлаютъ съ лѣнивымъ, побуждая,
                       Его скорѣй дремоту разогнать".
  
                       Мы шли въ вечернемъ сумракѣ, вперяя,          139
                       Насколько можно, взоры въ даль и въ высь,
                       Гдѣ поздній лучъ еще сверкалъ, пылая.
  
                       И клубы дыма издали неслись          142
                       Навстрѣчу намъ, темнѣе ночи мглистой,
                       И негдѣ было отъ него спастись!
  
                       Нашъ взоръ затмивъ, онъ отнялъ воздухъ чистый.          145
  

ПѢСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ.

Третій кругъ.-- Гнѣвливые.-- Марко Ломбардо.-- Свобода воли.-- Порча міра.-- Куррадо да Палаццо, Герардо да Каммино и Гвидо да Кастелло.-- Гайя.

                       Тьма адская, мракъ ночи непроглядный,          
                       Лишенный звѣздъ, гдѣ мглою облаковъ
                       Покрылся весь сводъ неба безотрадный,--
  
                       Не столь густой кладутъ для глазъ покровъ,          4
                       Какъ этотъ дымъ, куда я путь направилъ,
                       И смрадъ его былъ до того суровъ,
  
                       Что вмигъ глаза сомкнуть меня заставилъ.          7
                       Но мудрый вождь, заступникъ мой во всемъ,
                       Приблизился и мнѣ плечо подставилъ.
  
                       И, какъ слѣпой идетъ за вожакомъ,          10
                       Боясь съ дороги сбиться иль наткнуться
                       На что-нибудь и боль терпѣть потомъ,--
  
                       Я шелъ, страшась въ томъ смрадѣ задохнуться          13
                       И слушая, какъ вождь мнѣ повторялъ:
                       -- "Старайся отъ меня не отшатнуться".
  
                       Я слышалъ хоръ, гдѣ каждый гласъ взывалъ          16
                       Съ молитвою о мирѣ къ милосердью,
                       Чтобъ всѣ грѣхи съ нихъ Агнецъ Божій снялъ.
  
                       Лишь "Agnus Dei" всѣ подъ дымной твердью 19
                       Тамъ пѣли въ голосъ; былъ одинъ y всѣхъ
                       Напѣвъ, одно согласье, по усердью.
  
                       -- "Не душъ ли гласъ я слышу въ хорахъ тѣхъ?"          22
                       Такъ я; и вождь:-- "Ты вѣрно понимаешь:
                       Гнѣвливости съ себя смываютъ грѣхъ".
  
                       -- "Но кто-жъ ты самъ, кто дымъ нашъ разсѣкаешь,          25
                       Такъ говоря про насъ, какъ будто ты
                       Свой годъ еще по мѣсяцамъ считаешь?"
  
                       Такъ рѣчь лилась ко мнѣ изъ темноты,          28
                       При чемъ поэтъ: -- " Отвѣтствуй и развѣдай:
                       Отсюда ли подъемъ на высоты".
  
                       И я:--"О духъ, кто, надъ грѣхомъ побѣдой          31
                       Очистясь, мнишь предстать къ Творцу въ красѣ!
                       Чтобъ выслушать о дивѣ, мнѣ послѣдуй".
  
                       -- "Послѣдую, насколько можно мнѣ",          34
                       Отвѣтилъ тотъ, "и пусть мы дымомъ скрыты:
                       Намъ чуткій слухъ замѣнитъ взоръ вполнѣ".
  
                       И началъ я: -- "Въ тѣ пелены повитый,          37
                       Что смерть одна лишь разовьетъ, сюда
                       Я прихожу, пройдя всѣ адски скиты.
  
                       "И коль Господь, ко мнѣ благій всегда,          40
                       Свой дворъ святой узрѣть подалъ мнѣ силы
                       Необычайнымъ способомъ,-- тогда
  
                       "И ты не скрой, кто былъ ты до могилы?          43
                       Скажи: иду-ль я прямо въ тѣ края?
                       И рѣчь твоя да дастъ въ пути намъ крылы".
  
                       -- "Я былъ ломбардецъ; Маркомъ звался я;          46
                       Знавалъ я свѣтъ, былъ чести чтитель строгій.
                       Хоть нынѣ лукъ не гнутъ ужъ для нея.
  
                       "Чтобъ вверхъ взойти, ты на прямой дорогѣ".          49
                       Отвѣтивъ такъ, прибавилъ онъ: -- "Прошу,
                       Молись объ насъ, какъ будешь въ томъ чертогѣ".
  
                       И я:--"Клянуся честью, что свершу          52
                       Мольбу твою. Но душу мнѣ разстроилъ
                       Сомнѣній духъ, и чѣмъ ихъ разрѣшу?
  
                       "Сперва простое, ты теперь удвоилъ          55
                       Во мнѣ сомнѣнье, подтверждая то,
                       Что тамъ слыхалъ я, тѣмъ, что здѣсь усвоилъ.
  
                       "Сказалъ ты правду, что теперь никто          58
                       Не чтитъ добра, что въ мірѣ нѣтъ помину
                       О доблестяхъ, затоптанныхъ въ ничто.
  
                       "Но укажи, прошу, тому причину:          61
                       На небѣ ли искать ее должно?
                       Иль на землѣ, и пусть я ложь низрину".
  
                       Глубокій вздохъ, сведенный скорбью въ "О!"          64
                       Онъ испустилъ, и:--"Вратъ!" сказалъ въ волненьѣ:
                       "Слѣпъ, слѣпъ твой міръ, a въ мірѣ ты давно!
  
                       "Вы, въ немъ живущіе, во всемъ велѣнье          67
                       Лишь Неба видите, какъ бы всему
                       Необходимость лишь даетъ теченье.
  
                       "Будь это такъ, то вамъ бы данъ къ чему          70
                       Свободный выборъ? Былъ ли-бъ судъ правдивымъ,
                       Вѣнчая добрыхъ, злыхъ ввергая въ тьму?
  
                       "Съ Небесъ починъ лишь вашимъ данъ порывамъ,-- 73
                       Не всѣмъ,-- но если бы и такъ, что-жъ въ томъ?
                       Есть свѣтъ, чтобъ межъ прямымъ избрать иль лживымъ.
  
                       "Въ васъ воля есть; коль съ Небомъ бой съ трудомъ          76
                       Впервые выдержитъ, то не легко-ли
                       Вскормленной побѣдить ей ужъ во всемъ?
  
                       Склоняться къ большей силѣ въ вашей волѣ,          79
                       Или къ природѣ лучшей; но, создавъ
                       Въ васъ смыслъ, Они ужъ не блюдутъ васъ болѣ.
  
                       "Такъ, если путь, гдѣ міръ идетъ, не правъ,-- 82
                       Причина въ васъ, въ себѣ ее ищите,
                       И я тебѣ сей разъясню уставъ.
  
                       "Изъ рукъ Того, Кѣмъ, прежде чѣмъ ей быти,          85
                       Лелѣется, какъ рѣзвое дитя,--
                       Безпечная въ Его святой защитѣ,
  
                       "Душа исходитъ и, въ сей міръ влетя          88
                       Невинная, безъ знаній, но вся радость,
                       Къ тому, что ей пріятно, льнетъ шутя.
  
                       "Ничтожныхъ благъ сперва вкусивши сладость,          91
                       Гонясь за ней, теряетъ путь тогда,
                       Пока узда иль вождь не сдержитъ младость.
  
                       "На то закона и нужна узда,          94
                       Необходима и царя защита,
                       Чтобъ башню Правды Града знать всегда.
  
                       "Законъ? Но кто хранитъ его открыто!          97
                       Никто! Затѣмъ что жвачку Пастырь вашъ
                       Хоть и жуетъ, но не двоитъ копыта;
  
                       "Чрезъ то народъ, примѣтя, что самъ стражъ          100
                       Бьетъ лишь на то, къ чему и самъ онъ падокъ,--
                       Ѣстъ тотъ же кормъ и самъ идетъ туда-жъ.
  
                       "Теперь пойми, что, если въ безпорядокъ          103
                       Пришелъ весь міръ, вина -- въ дурномъ вождѣ,
                       A не въ природѣ, введшей васъ въ упадокъ.
  
                       "Такъ Римъ, державшій цѣлый міръ въ уздѣ,          106
                       Имѣлъ два солнца, чтобъ свѣтили двое
                       Въ путяхъ: мірскихъ и божескихъ, -- вездѣ.
  
                       "Теперь однимъ погашено другое,          109
                       Мечъ слитъ съ жезломъ и, два въ однѣхъ рукахъ,
                       Естественно, ведутъ лишь на дурное.
  
                       "Сліясь, одинъ убилъ къ другому страхъ.          112
                       Коль мнѣ не вѣришь,-- посмотри на сѣмя:
                       По сѣмени познаешь злакъ въ поляхъ.
  
                       "Гдѣ льется По съ Адижемъ,-- въ прежне время           15
                       Повсюду честь встрѣчали на пути,
                       Пока въ раздоръ не ввелъ тамъ Фридрихъ племя.
  
                       "Теперь же можетъ цѣлый край пройти          118
                       Тотъ, кто стыдится къ добрымъ въ ихъ отчизнѣ
                       Не только рѣчь начать, но подойти.
  
                       "Три старца тамъ остались -- къ укоризнѣ          121
                       Новѣйшихъ дней, и, древнихъ арьергардъ,
                       Ждутъ, скоро-ль Богъ возьметъ ихъ къ лучшей жизни,
  
                       "Куррадо да Палаццо, и Герардъ,          124
                       И Гвидо да Кастелдь, тотъ, чье хранимо
                       У франковъ прозвище: простой Ломбардъ.
  
                       "Всѣмъ объяви теперь, что церковь Рима,          127
                       Двѣ власти разныя въ себѣ смѣшавъ,
                       Упала въ грязь, a съ ней -- и діадима".
  
                       -- "О Марко мой!" воскликнулъ я, "ты правъ!          130
                       И понялъ я теперь, зачѣмъ отъ вѣку
                       Родъ Левія лишенъ въ наслѣдьѣ правъ.
  
                       "Кто-жъ тотъ Герардъ, кому, какъ человѣку          133
                       Былыхъ временъ, дано служить судьбой
                       Живымъ укоромъ варварскому вѣку?"
  
                       -- "Обманъ ли то, иль шутка надо мной!"          136
                       Вскричалъ онъ, "какъ, тосканцу я внимаю,
                       A онъ не знаетъ: Герардъ кто такой?
  
                       "Подъ именемъ другимъ его не знаю;          139
                       Скажу лишь то, что Гайя дочь ему.
                       Богъ съ вами! дальше васъ не провожаю.
  
                       "Уже заря, сверкая тамъ въ дыму,           142
                       Бѣлѣется, и Ангелъ показался,
                       A я не смѣю подойти къ нему".
  
                       Такъ онъ сказалъ и слушать отказался.          145
  

ПѢСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ.

Третій кругъ.-- Гнѣвливые.-- Выходъ изъ дыма.-- Примѣры свирѣпаго гнѣва въ видѣніяхъ.-- Ангелъ мира.-- Подъемъ въ четвертый кругъ,-- Ночь.-- Любовь какъ корень всѣхъ добродѣтелей и всѣхъ пороковъ.

                       Читатель, если въ Альпахъ въ облакъ тонкій          
                       Когда-нибудь вступалъ ты и сквозь паръ
                       Смотрѣлъ, какъ кротъ глядитъ чрезъ перепонки,--
  
                       То помнишь ли, какъ тускло солнца шаръ          4
                       Во влажныя вступаетъ испаренья,
                       Когда ихъ въ небѣ разрѣжаетъ жаръ?
  
                       И дастъ тебѣ полетъ воображенья          7
                       Представить то, какъ солнце въ этотъ разъ
                       Явилось мнѣ въ минуту захожденья.
  
                       Такъ, по стопамъ учителя стремясь,          10
                       Я шелъ изъ облака, облитъ лучами,
                       Которыхъ блескъ ужъ подъ горой угасъ.
  
                       Фантазія! ты съ внѣшними вещами          13
                       Такъ рознишь насъ, что ужъ не слышимъ мы,
                       Хоть тысяча-бъ гремѣла трубъ предъ нами.
  
                       Кто-жъ шлетъ тебя, коль чувства въ насъ нѣмы?          16
                       Шлетъ свѣтъ тебя! Онъ сходитъ самъ, иль сила
                       Небесная намъ льетъ его въ умы.
  
                       Злодѣйство той, кто видъ свой измѣнила,          19
                       Ставъ птицею, привыкшей распѣвать,
                       Фантазія! ты мнѣ теперь явила.
  
                       И здѣсь мой духъ замкнулся такъ опять          22
                       Въ самомъ себѣ, что ничего изъ міра,
                       Изъ внѣшняго, не могъ ужъ воспринять.
  
                       Затѣмъ въ мечты ниспалъ, какъ дождь съ эѳира, 25
                       Свирѣпъ и дикъ, тотъ гордый изувѣръ,
                       Кто на крестѣ былъ распятъ послѣ пира.
  
                       Вокругъ него: великій Ассуеръ,          28
                       Эеѳирь царица, Мардохей, другъ блага,
                       Въ дѣлахъ и въ словѣ честности примѣръ.
  
                       Едва сама собой исчезла сага,          31
                       Какъ дождевой пузырь, какъ скоро въ немъ
                       Создавшая его изсякнетъ влага,--
  
                       Ликъ дѣвушки въ видѣніи моемъ          34
                       Предсталъ въ слезахъ, съ словами: -- "О родная!
                       Почто ничѣмъ во гнѣвѣ ты своемъ
  
                       "Рѣшилась стать, Лавинію спасая?          37
                       Убивъ себя, теряешь дочь, и вотъ
                       Я съ матерью теряю вольность края".
  
                       Какъ греза рушится, когда падетъ          40
                       Внезапный свѣтъ въ закрытыя намъ очи,
                       Дрожа въ обломкахъ, прежде чѣмъ умретъ"--
  
                       Такъ этотъ призракъ канулъ въ сумракъ ночи,          43
                       Лишь только свѣтъ лицо мнѣ озарилъ
                       Сильнѣй того, что вынесть въ нашей мочи.
  
                       Я взоръ обвелъ, чтобъ видѣть, гдѣ я былъ;          46
                       Вдругъ чей-то гласъ, сказавъ: -- "Здѣсь всходятъ въ гору!"
                       Отъ всѣхъ иныхъ предметовъ отвратилъ
  
                       Мнѣ мысль, и такъ хотѣлось мнѣ въ ту пору          49
                       Узрѣть того, кто такъ вѣщаетъ съ горъ,
                       Что я предстать въ его не медлилъ взору.
  
                       Но, словно солнце, что, слѣпя намъ взоръ,          52
                       Въ избыткѣ свѣта образъ свой скрываетъ,--
                       Онъ поразилъ глаза мои въ упоръ.
  
                       -- "Божественный то духъ! Онъ предлагаетъ          55
                       Безъ нашихъ просьбъ длань помощи тебѣ,
                       И самъ себя во свѣтъ свой облекаетъ;
  
                       "Онъ намъ даетъ, какъ каждый самъ себѣ,          58
                       Затѣмъ что всякъ, кто просьбы ждетъ отъ брата,
                       Готовъ злорадно отказать въ мольбѣ.
  
                       "Спѣшимъ на зовъ! Коль не минуемъ ската          61
                       И не войдемъ, покамѣстъ длятся день,
                       Придется ожидать намъ дня возврата".
  
                       Такъ вождь сказалъ, и я за нимъ, какъ тѣнь,          64
                       Направилъ шагъ въ обитель благодати,
                       И лишь вошелъ на первую ступень,
  
                       Какъ за собой услышалъ гласъ: "Beati          67
                       Pacifici", и вѣтръ, какъ бы отъ крылъ,
                       Пахнулъ въ меня, чтобъ снять съ лица печати.
  
                       Такъ высоко надъ нами ужъ свѣтилъ          70
                       Послѣдній лучъ, за коимъ ночь приходитъ,
                       Что тамъ и сямъ сверкнулъ ужъ блескъ свѣтилъ.
  
                       "О силы! что-жъ васъ въ немощь ночь приводитъ?          73
                       Въ душѣ сказалъ я, чуя, какъ тяжелъ
                       Истомы гнетъ, что на меня нисходитъ.
  
                       Мы были тамъ, гдѣ дальше ужъ не велъ          76
                       Ходъ лѣстницы, и скрылись мы подъ кровомъ
                       Горы, какъ челнъ, который въ портъ вошелъ.
  
                       И чтобъ узнать, что въ этомъ кругѣ новомъ,--          79
                       На мигъ свой слухъ напрягъ я у межи;
                       Потомъ къ вождю такъ обратился съ словомъ:
  
                       -- "Отецъ мой добрый, что за грѣхъ, скажи,          82
                       Здѣсь очищается въ скалистомъ гротѣ?
                       Ты шагъ сдержалъ, но слова не держи".
  
                       -- "Любовь къ добру, ослабшую въ полетѣ",          85
                       Онъ провѣщалъ, "вновь проявляютъ тутъ;
                       Отсталое весло тутъ вновь въ работѣ.
  
                       "Но, чтобъ понять тебѣ былъ легче трудъ,--          88
                       Въ часъ отдыха впери въ меня мышленье;
                       Слова мои плодъ добрый принесутъ.
  
                       "Ты знаешь, сынъ, не можетъ быть творенье,          91
                       Ни самъ Творецъ творенья безъ любви
                       Природной иль духовной ни мгновенье.
  
                       "Въ природѣ нѣтъ ошибки; но, увы!          94
                       Другая впасть въ ошибку можетъ -- цѣлью,
                       Избыткомъ силъ иль слабостью въ крови.
  
                       "Бывъ предана небесныхъ благъ веселью          97
                       И благъ земныхъ ища не безъ конца,
                       Она грѣху не станетъ колыбелью.
  
                       "Но къ злу склоняясь иль стремя сердца          100
                       Ко благу больше иль слабѣй, чѣмъ надо,--
                       Тварь возстаетъ тѣмъ самымъ на Творца.
  
                       "Любовь -- отсюда самъ поймешь ты, чадо,--          103
                       Даетъ посѣвъ дѣламъ, какъ полнымъ благъ,
                       Такъ полнымъ зла, за нихъ же казнь -- награда.
  
                       "А какъ любовь къ самимъ себѣ никакъ          106
                       Не можетъ выгоды своей не видѣть,
                       То нѣтъ существъ, кто-бъ самъ себѣ былъ врагъ.
  
                       "И какъ нельзя представить, ни предвидѣть,          109
                       Чтобъ кто внѣ Бога самъ собой быть могъ,
                       То нѣтъ причинъ и Бога ненавидѣть,
  
                       "Итакъ осталась (коль мой выводъ строгъ)          112
                       Любовь одна -- любовь творить зло ближнимъ,
                       И въ тѣлѣ вашемъ ей тройной истокъ.
  
                       "Одни мечтаютъ, взявши верхъ надъ ближнимъ,          115
                       Чрезъ то возвыситься, и вотъ -- спѣшатъ
                       Съ ступеней верхнихъ свергнуть брата къ нижнимъ.
  
                       "Другіе славу, почесть, силу мнятъ          118
                       Въ себѣ утратить съ повышеньемъ брата,
                       И потому, злорадствуя, скорбятъ.
  
                       "А въ третьихъ -- злобой такъ душа объята          121
                       Отъ тяжкой имъ обиды, что грозу
                       Отмщенья мнятъ излить на супостата.
  
                       "Грѣхъ тройственной любви сей здѣсь внизу          124
                       Казнится. Но внимай, какъ ложной жаждой
                       Любовь другая васъ стремитъ ко злу.
  
                       "Добро, хоть смутно, понимаетъ каждый;          127
                       Всякъ ищетъ въ немъ утѣхъ душѣ и мнитъ
                       Достичь его, чтобъ миръ найти однажды.
  
                       "Всѣхъ тѣхъ, кого любовь не слишкомъ мчитъ          130
                       Познать добро, снискать его со страстью,
                       Тѣхъ, съ покаяньемъ, сей карнизъ казнитъ.
  
                       "Добро иное вамъ даетъ напасти,          133
                       Нѣтъ блага въ немъ,-- того, что всѣхъ важнѣй --
                       Гдѣ плодъ и корень истинное счастье.
  
                       "Любовь, стремящая къ нему людей,          136
                       Казнится въ трехъ кругахъ вверху надъ нами,
                       И состоитъ изъ трехъ она частей,
  
                       "Но изъ какихъ -- то мы увидимъ сами".          139
  

ПѢСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

Четвертый кругъ: грѣхъ унынія.-- Любовь и свобода воли. -- Примѣры рѣдкой дѣятельности.-- Аббатъ изъ Санъ-Зено.-- Скалиджьери.-- Примѣры пагубнаго грѣха унынія.-- Сонъ Данте.

                       Съ своей бесѣдой тутъ остановился          1
                       Мудрѣйшій мужъ, съ вниманьемъ взоръ вперя
                       Въ мое лицо, вполнѣ-ль я убѣдился.
  
                       И я, ужъ новой жаждою горя,          4
                       Наружно молчаливый, думалъ: "Можетъ,
                       Вождя я утомлю, съ нимъ говоря".
  
                       Но онъ, познавъ, что душу мнѣ тревожитъ          7
                       Мысль робкая, какъ истинный отецъ,
                       Заговорилъ, да смѣлость въ духъ мой вложитъ.
  
                       И началъ я: -- "Такъ свѣтъ твой, о мудрецъ,          10
                       Живитъ мой умъ, что тайный и глубокій
                       Смыслъ словъ твоихъ мнѣ ясенъ наконецъ.
  
                       "Но объясни: гдѣ той любви истоки,          13
                       Къ которой сводишь, добрый отче, ты
                       Всѣ добродѣтели и всѣ пороки?"
  
                       -- "Впери-жъ въ меня всѣ мысли и мечты",          16
                       Онъ отвѣчалъ, "чтобъ сталъ тебѣ понятнымъ
                       Обманъ вождей среди ихъ слѣпоты.
  
                       "Духъ, созданный къ любви вполнѣ податнымъ,          19
                       Подвиженъ всѣмъ, что нравится ему,
                       Бывъ вызванъ къ акту чѣмъ-нибудь пріятнымъ.
  
                       "Все сущее является уму          22
                       Лишь въ образахъ; умъ образъ духу кажетъ
                       И преклоняетъ самый духъ къ нему;
  
                       "Когда же въ духѣ образъ тотъ заляжетъ,          25
                       То склонность та и есть любовь, и въ ней
                       Пріятное природу снова вяжетъ.
  
                       "И какъ огонь, по сущности своей,          28
                       Восходитъ вверхъ, родясь туда стремиться,
                       Гдѣ болѣе онъ длится средь огней,--
  
                       "Такъ плѣнный духъ желаніемъ томится          31
                       (Духовнымъ актомъ) и не знаетъ сна,
                       Покуда въ немъ желанье не свершится.
  
                       "Теперь пойми, какъ истина темна          34
                       Для мыслящихъ (о! какъ ихъ доводъ шатокъ!)
                       Что въ васъ любовь не можетъ быть грѣшна.
  
                       "Хоть, можетъ быть, какъ суть, любви зачатокъ          37
                       Хорошъ всегда; но если воскъ хорошъ,
                       То не всегда хорошъ и отпечатокъ".
  
                       -- "Насколько свѣтъ ты мнѣ въ разсудокъ льешь",          40
                       Я отвѣчалъ, "любовь я понялъ ясно;
                       Но къ сколькимъ вновь сомнѣньямъ ты ведешь?
  
                       "Коль въ насъ любовь вступаетъ самовластно          43
                       Извнѣ, идти-жъ душѣ лишь симъ путемъ,
                       То въ выборѣ пути душа-ль причастна?"
  
                       И онъ: -- "Скажу, насколько лишь умомъ          46
                       Мы видимъ здѣсь; но какъ то дѣло вѣры,
                       То Беатриче допроси о томъ.
  
                       "Субстанціальны формы внѣ ихъ сферы          49
                       Вещественыой, и тѣ, что съ ней слиты,
                       Надѣлены всѣ силой разной мѣры.
  
                       "Но силы тѣ безъ дѣйствія мертвы          52
                       И познаются лишь изъ ихъ явленій
                       Какъ въ древѣ жизнь -- изъ зелени листвы,
  
                       "Откуда же идетъ рядъ постиженій          53
                       Идей первичныхъ, скрыто то во мглѣ,
                       Какъ и порывъ всѣхъ первыхъ похотѣній.
  
                       "Они въ васъ скрыты, какъ инстинктъ въ пчелѣ          58
                       Готовить медъ, и первая та доля
                       Не подлежитъ ни славѣ, ни хулѣ.
  
                       "А такъ какъ всякая другая воля          61
                       Стремится къ ней, то сила вамъ дана
                       Давать совѣтъ, храня границы поля.
  
                       Вотъ тотъ принципъ, по коему должна          64
                       Любовь къ добру, иль злу, смотря, какую
                       Вы избрали, васъ награждать сполна.
  
                       "Мыслители, вникая въ жизнь земную,          67
                       Свободы той познавъ вамъ данный даръ,
                       Создали міру Этику святую.
  
                       "Допустимъ же, что всякой страсти жаръ          70
                       Необходимостью въ васъ пламенѣетъ,
                       Все-жъ сила въ васъ тушить ея пожаръ.
  
                       "Въ свободѣ воли Биче разумѣетъ          73
                       Мощь благородную; храни-жъ въ умѣ,
                       Какой у ней то слово смыслъ имѣетъ".
  
                       Луна, воставъ изъ волнъ въ полночной тьмѣ,          76
                       Являла намъ ужъ въ небѣ звѣздъ немного,
                       Раскалена, какъ бы котелъ въ огнѣ,
  
                       И противъ звѣздъ неслася той дорогой,          79
                       Гдѣ межъ Сардиніей и Корсикой заходъ
                       Свѣтила дня римлянинъ видитъ строгій.
  
                       И славный духъ, чье имя въ родъ и родъ          82
                       Надъ Мантуей возвысило Пьетолу,
                       Съ души моей такъ сбросилъ грузъ заботъ,
  
                       Что, мудрому внимая тамъ глаголу          85
                       Учителя въ отвѣтъ мнѣ, я стоялъ,
                       Какъ тотъ, кого дремота клонитъ долу.
  
                       Но быстро ту дремоту разогналъ          88
                       Во мнѣ народъ, что съ быстротой потопа
                       За нашими плечами вслѣдъ бѣжалъ.
  
                       И какъ брега Исмена и Азопа          91
                       На праздникъ Вакха мчавшихся ѳивянъ
                       Нерѣдко были ночью мѣстомъ скопа:
  
                       Такъ душъ предъ нами несся цѣлый станъ          94
                       И былъ стремленіемъ усердно круговое
                       Движеніе свершать онъ обуянъ.
  
                       И быстро такъ то скопище густое          97
                       Неслось впередъ, что вмигъ примчалось къ намъ,
                       И впереди кричали съ плачемъ двое:
  
                       -- "Съ поспѣшностью шла въ горы Маріамъ,          100
                       И Цезарь-вождь, чтобъ овладѣть Илердой,
                       Массилью взявъ, бѣжалъ къ испанцамъ самъ".
  
                       -- "Скорѣй! скорѣй! чтобъ съ волею нетвердой          103
                       Не опоздать!" кричали вслѣдъ строи:
                       "Усердье къ благу любитъ Милосердый!"
  
                       -- "О вы, въ комъ нынѣ острый жаръ любви          106
                       Восполнилъ лѣнь, быть можетъ, наказуя
                       За косность дѣлъ по вялости въ крови!
  
                       "Вотъ сей живой (и вѣрьте, что не лгу я!),          109
                       Лишь день блеснетъ, хотѣлъ бы вверхъ взойти;
                       Скажите-жъ мнѣ, гдѣ щель въ скалѣ найду я?"
  
                       Такъ вождь сказалъ бѣжавшимъ по пути,          112
                       И духъ одинъ: -- "Отбросивъ нерадивость,
                       Бѣги намъ вслѣдъ, коль хочешь щель найти.
  
                       "Намъ воля такъ внушаетъ торопливость,          115
                       Что стать не смѣемъ! Извини-жъ мнѣ, братъ,
                       Коль нашу казнь ты счелъ за неучтивость.
  
                       "Въ Веронѣ былъ въ Санъ-Зено я аббатъ          118
                       При Барбароссѣ добромъ, въ вѣкъ насилій,
                       О чемъ досель въ Миланѣ всѣ скорбятъ.
  
                       "Одной ногой ужъ Нѣкто сталъ въ могилѣ,          121
                       Аббатство вскорѣ вспомнитъ онъ, о томъ
                       Скорбя, зачѣмъ въ то время былъ онъ въ силѣ,
  
                       "Когда, больного тѣломъ и умомъ,          124
                       Онъ сына незаконнаго намѣтилъ
                       Противъ закона къ намъ духовникомъ".
  
                       Умолкъ ли онъ, иль что еще отвѣтилъ,--          127
                       Не знаю: вихремъ мчались души тѣ;
                       Но эту рѣчь я слышалъ и замѣтилъ.
  
                       И тотъ, кто былъ помощникъ мнѣ въ нуждѣ,--          130
                       -- "Взгляни", сказалъ, "двѣ сзади души эти
                       Унынья грѣхъ преслѣдуютъ вездѣ,
  
                       "Крича бѣгущимъ: -- "Прежде смертью въ сѣти          133
                       Былъ взятъ тотъ родъ, что видѣлъ моря дно,
                       Чѣмъ Іорданъ его узрѣли дѣти.
  
                       "И тѣмъ бойцамъ, которымъ не дано          136
                       Отваги мчаться съ отраслью Анхиза,
                       Безславно жизнь покончить суждено!"
  
                       Какъ скоро сонмъ вдоль этого карниза          139
                       Настолько вдаль ушелъ, что скрылся съ глазъ,--
                       Мой умъ одѣла дума, словно риза.
  
                       И съ думой той толпа другихъ сплелась,          142
                       И въ думахъ тѣхъ блуждалъ я такъ мышленьемъ,
                       Что въ нѣгѣ чувствъ сомкнулись вѣки глазъ,
  
                       И размышленье стало сновидѣньемъ.          145
  

ПѢСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

Четвертый кругъ: грѣхъ унынія.-- Символическій сонъ Данте.-- Ангелъ любви къ Богу.-- Подъемъ въ пятый кругъ сребролюбивыхъ.-- Папа Адріанъ V.

                       Въ тотъ часъ, какъ холода Луны въ лазурномъ          1
                       Пространствѣ звѣздъ не можетъ превозмочь
                       Зной дня, ослабленный Землей съ Сатурномъ,--
  
                       Когда встаетъ для геомантовъ въ ночь          4
                       Fortuna major, предъ зарей, съ обычной
                       Страны, гдѣ мгла бѣжитъ съ востока прочь,
  
                       Мнѣ снилась тѣнь жены косноязычной,          7
                       Съ культями рукъ, хромой, косой на видъ,
                       Имѣвшей ликъ лишь мертвецу приличный.
  
                       Я на нее глядѣлъ, и какъ живитъ          10
                       Остывшее подъ хладомъ ночи тѣло
                       Лучъ солнечный, такъ ей мой взглядъ даритъ
  
                       Свободу устъ, и выпрямился смѣло          13
                       Весь ростъ ея, и тусклый, мертвый ликъ
                       Зардѣлся вдругъ, какъ будто страсть въ немъ млѣла.
  
                       И вотъ, лишь въ ней свободнымъ сталъ языкъ?          16
                       Запѣла такъ, что уберечь отъ плѣна
                       Едва я мой разсудокъ свой въ тотъ мигъ.
  
                       -- "Я", пѣла тѣнь, "та чудная Сирена,          19
                       Что моряковъ влечетъ съ морей на брегъ,
                       Такъ сладокъ голосъ мой, всѣхъ бѣдъ замѣна!
  
                       "На пѣснь мою скитальческій свой бѣгъ          22
                       Сдержалъ Улиссъ, и кто со мной въ общеньѣ,
                       Тотъ рѣдко прочь бѣжитъ отъ нашихъ нѣгъ!"
  
                       Еще въ устахъ у ней звучало пѣнье,          25
                       Какъ нѣкая пречистая Жена
                       Явилась мнѣ, чтобъ ввесть ее въ смущенье.
  
                       -- "Виргилій! О Виргилій! кто Она?"          28
                       Воскликнулъ я, и вождь мой, полнъ надежды,
                       Потекъ къ Женѣ пречистой. И, гнѣвна,
  
                       Она съ Сирены сорвала одежды,          31
                       Чтобъ видѣлъ я, что было въ нихъ внутри,
                       И страшный смрадъ велѣлъ открыть мнѣ вѣжды.
  
                       Я поднялъ взоръ, и вождь:-- "Ужъ раза три          34
                       Взываю я: вставай! отбрось тревогу,--
                       Нашли мы входъ; онъ предъ тобой, смотри".
  
                       Я всталъ. Ужъ солнце блескъ свой по чертогу          37
                       Святой горы лило во всѣ мѣста,
                       Свѣтя намъ въ тылъ, и вождь пошелъ въ дорогу.
  
                       Я-жъ, идя вслѣдъ, не выпрямлялъ хребта,          40
                       Но шелъ, какъ тотъ, кого гнететъ забота,
                       Чей станъ согбенъ, какъ полусводъ моста.
  
                       Вдругъ слышу гласъ: -- "Войдите, здѣсь ворота!"-- 43
                       Столь кроткій гласъ, что смертнымъ на землѣ
                       Ввѣкъ не звучитъ столь сладостная нота.
  
                       Какъ бѣлый лебедь, распростря крылѣ,          46
                       Намъ говорившій насъ повелъ въ ущелье
                       Между двухъ стѣнъ въ той каменной скалѣ.
  
                       И онъ крылами мнѣ пахнулъ въ весельѣ,          49
                       "Блаженны плачущіе", говоря,--
                       Утѣшатся въ небесномъ новосельѣ".
  
                       -- "Что ты идешь, такъ въ землю взоръ вперя?"--          52
                       Такъ началъ вождь, лишь поднялся немного
                       Надъ Ангеломъ, сіявшимъ какъ заря.
  
                       И я: -- "Велитъ идти мнѣ такъ съ тревогой          55
                       Недавній сонъ, и думъ о немъ вовѣкъ
                       Не истребитъ во мнѣ разсудокъ строгій!"
  
                       -- "Ты древнюю зрѣлъ вѣдьму", онъ изрекъ,          58
                       "Изъ-за нея-жъ льютъ слезы тамъ, подъ нами;
                       Ты зрѣлъ, какъ съ ней быть долженъ человѣкъ.
  
                       "Довольно съ насъ! Топчи же прахъ пятами!          61
                       Гляди на ту приманку, что кружитъ
                       Самъ вѣчный Царь широкими кругами".
  
                       Какъ соколъ прежде подъ ноги глядитъ.          64
                       Потомъ, на крикъ знакомый устремяся,
                       Весь тянется туда, гдѣ кормъ манитъ,--
  
                       Такъ мчался я, и тамъ, гдѣ раздалася          67
                       Скала горы, чтобъ дать всходящимъ путь,
                       Я лѣзъ, пока мы не пошли, кружася.
  
                       Лишь въ пятый кругъ ввела насъ всхода круть,          70
                       Я сонмъ узрѣлъ, что, слезъ унять не смѣя,
                       Простерся ницъ, къ землѣ притиснувъ грудь.
  
                       "Adhaesit pavimento anima mea",          73
                       Вопили всѣ, подъемля шумъ такой,
                       Что я стоялъ, всѣхъ словъ не разумѣя.
  
                       -- "Родъ, избранный Творцомъ, чью казнь съ тоской          76
                       Надежды лучъ творитъ не столь тяжелой!
                       Направьте насъ на верхъ горы святой".
  
                       -- "Когда пришли не лечь на камень голый          79
                       И поскорѣй хотите вверхъ взойти, --
                       Вашъ правый бокъ держите къ безднѣ полой".
  
                       Такъ вождь просилъ, и такъ ему въ пути          82
                       Вблизи отъ насъ былъ данъ отвѣтъ, въ которомъ
                       Я тайный смыслъ удобно могъ найти.
  
                       И взоръ учителя я встрѣтилъ взоромъ, 85
                       И вождь все то, о чемъ мой взоръ просилъ,
                       Мнѣ разрѣшилъ безмолвнымъ приговоромъ.
  
                       И лишь на то я право получилъ,          88
                       Какъ я ужъ сталъ надъ тѣмъ, съ кого все время,
                       Какъ говорилъ онъ, глазъ я не сводилъ.
  
                       И я: -- "О, духъ, въ чьемъ плачѣ зрѣетъ сѣмя,          91
                       Безъ коего къ Творцу нельзя предстать!
                       Сбрось для меня на мигъ думъ тяжкихъ бремя.
  
                       "Кто ты? зачѣмъ спиною вверхъ лежать          94
                       Вы здѣсь должны? Скажи мнѣ, чтобъ не всуе
                       Молилъ я тамъ, куда вернусь опять".
  
                       И онъ: -- "Скажу, зачѣмъ, слѣпые, буи,          97
                       Повергнуты спиной мы вверхъ; сперва-жъ
                       Successor Petri -- scias -- quod ego fui:
  
                       "Межъ Сьестри и Кьявери горный кряжъ          100
                       Омытъ рѣкой, чьимъ именемъ и слухомъ
                       Прославился фамильный титулъ нашъ.
  
                       "Я мѣсяцъ съ малымъ самъ извѣдалъ духомъ,          103
                       Какъ папскій санъ тяжелъ тому, кѣмъ въ грязь
                       Не втоптанъ онъ: грузъ всякій чту я пухомъ.
  
                       "Къ Творцу, увы мнѣ! поздно обратясь,          106
                       Я лишь тогда, какъ пастыремъ сталъ Рима,
                       Постигъ всю ложь, порвавши съ міромъ связь.
  
                       "Тутъ понялъ я, что все проходитъ мимо.          109
                       Тіары блескъ ужъ въ жизни мнѣ не льстилъ,
                       Влекла-жъ меня сей жизни діадима.
  
                       "До тѣхъ же поръ я, духъ злосчастный, жилъ          112
                       Внѣ Бога, жаждой лишь къ сребру согрѣтый,
                       И здѣсь, какъ видишь, муку заслужилъ.
  
                       "3а сребролюбье вотъ какой монетой          115
                       Здѣсь платимъ мы, свой очищая грѣхъ,
                       И на горѣ нѣтъ казни горше этой.
  
                       " Какъ не искалъ божественныхъ утѣхъ          118
                       Нашъ алчный взоръ, весь прилѣпленъ къ земному,--
                       Такъ въ землю Судъ уперъ здѣсь очи всѣхъ.
  
                       "Какъ жаръ гасило ко всему благому          121
                       Въ насъ сребролюбье, доблесть всю поправъ,--
                       Такъ правый Судъ повергъ насъ здѣсь въ истому,
  
                       "И по рукамъ, и по ногамъ сковавъ.          124
                       И будемъ мы лежать, недвижны тѣни,
                       Доколь свершитъ Царь правды Свой уставъ".
  
                       Желавъ отвѣтить, сталъ я на колѣни          127
                       И уже началъ, какъ услышалъ онъ,
                       Что я главой припалъ къ его ступени,
  
                       -- "Зачѣмъ", спросилъ онъ, "долу ты склоненъ?"          130
                       И я ему: -- "Предъ вашимъ папскимъ саномъ
                       Мнѣ долгъ велитъ творить земной поклонъ".
  
                       И онъ: -- "Братъ, встань! Ты увлеченъ обманомъ:          133
                       Теперь, какъ ты, какъ всѣ, я лишь простой
                       Служитель здѣсь предъ вѣчнымъ Океаномъ.
  
                       "И если вникъ въ евангельскій святой          136
                       Глаголъ ты: "Neque nubent", тотчасъ ясно
                       Поймешь, зачѣмъ такъ говорю съ тобой.
  
                       "Иди-жъ теперь; не медли здѣсь напрасно          139
                       И не мѣшай мнѣ слезы лить изъ глазъ,
                       Да зрѣетъ плодъ, какъ ты сказалъ прекрасно.
  
                       "Племянница, Аладжья, есть у насъ;          142
                       Она добра, лишь только-бъ въ злыя сѣти
                       За нашими вослѣдъ не увлеклась;
  
                       "Она одна осталась мнѣ на свѣтѣ".          145
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТАЯ.

Пятый кругъ: сребролюбивые.-- Примѣры бѣдности и щедрости.-- Гуго Капетъ.-- Капетинги.-- Примѣры скаредной скупости. -- Гора сотрясается при освобожденіи изъ чистилища очистившейся души.

                       Мы волѣ сильной дѣлаемъ уступку:          1
                       Такъ, нехотя, въ угоду тѣни той,
                       Не напитавъ водой, извлекъ я губку.
  
                       Подвигся я, и вождь подвигся мой,          4
                       Идя путемъ свободнымъ вдоль утеса,
                       Какъ вдоль зубцовъ ограды крѣпостной,
  
                       Затѣмъ что сонмъ, изъ чьихъ очей лилося          7
                       По каплямъ зло, всемірная бѣда,
                       Простертъ былъ ближе къ сторонѣ откоса.
  
                       Будь, древняя Волчица, проклята!          10
                       Твой зѣвъ бездонный болѣ, чѣмъ всѣ звѣри,
                       Глотаетъ жертвъ, a все ты не сыта.
  
                       О небеса, чей ходъ (по общей вѣрѣ)          13
                       Мѣняетъ всѣ условья на земли!
                       Придетъ ли тотъ, кто въ міръ запретъ ей двери?
  
                       Мы рѣдкими шагами тихо шли,          16
                       И я вникалъ въ рыданія глухія
                       И въ стонъ тѣней. Вдругъ слышу невдали
  
                       Отъ насъ напѣвъ: "Сладчайшая Марія",--          19
                       Столь жалкій, будто плакалась жена,
                       Претерпѣвая муки родовыя.
  
                       И далѣе: "Была Ты такъ бѣдна,          22
                       Что въ ясляхъ былъ Тобой, небесъ Царицей,
                       Положенъ плодъ, разверзшій ложесна!"
  
                       И вслѣдъ за тѣмъ: "О доблестный Фабрицій,          25
                       Ты лучшимъ счелъ быть честнымъ въ нищетѣ,
                       Чѣмъ богачомъ порочнымъ, какъ патрицій".
  
                       Понравились мнѣ столько рѣчи тѣ,          28
                       Что выступилъ впередъ я, полнъ желанья
                       Узнать того, кѣмъ сказаны онѣ.
  
                       Онъ напѣвалъ еще про тѣ дѣянья,          31
                       Что Николай для бѣдныхъ сдѣлалъ дѣвъ,
                       Чтобъ юность ихъ спасти отъ поруганья.
  
                       И я: -- "О духъ, какъ сладокъ твой напѣвъ!          34
                       Отвѣть: кто ты? и по какой причинѣ
                       Одинъ лишь ты похвалъ тѣхъ мечешь сѣвъ?
  
                       "И знай, недаромъ мнѣ отвѣтишь нынѣ,          37
                       Коль возвращусь я къ краткой той тропѣ,
                       Что каждаго влечетъ къ его кончинѣ".
  
                       И онъ: -- "Скажу не съ тѣмъ, чтобъ ждать себѣ          40
                       Услады тамъ, но ради предпочтенья,
                       Съ какимъ Господь благоволитъ къ тебѣ.
  
                       "Я корень былъ зловреднаго растенья,          43
                       Чья тѣнь Христовой всей вредитъ семьѣ,
                       Хоть рѣдко плодъ даютъ его коренья.
  
                       "Будь сильны Гентъ, Лилль, Брюгге и Дуэ,--          46
                       Они-бъ отмстили срамъ свой, и объ этомъ
                       Я шлю мольбы къ святому Судіѣ.
  
                       "Тамъ прозывался Гугомъ я Капетомъ;          49
                       Филипповъ, Людвиговъ отъ насъ возникъ
                       Тамъ цѣлый рядъ, держащій край подъ гнетомъ.
  
                       "Отцомъ моимъ парижскій былъ мясникъ.          52
                       Когда король послѣдній власяницу
                       Одѣлъ, и древній царскій родъ поникъ,
  
                       "Бразды правленья взять въ свою десницу          55
                       Былъ призванъ я и сдвинулъ изъ друзей
                       Столь грозную вокругъ себя станицу,
  
                       "Что вдовственной короной королей          58
                       Мой сынъ вѣнчался, чтобъ начать отсюда
                       Капетовъ рядъ помазанныхъ костей.
  
                       "Пока Провансъ, -- не даръ, a злая ссуда --          61
                       Не умертвилъ стыда въ моей крови,
                       Мой родъ былъ слабъ, зато не дѣлалъ худа.
  
                       "Но тутъ захваты началъ онъ свои          64
                       Творить, какъ тать, и взялъ -- чтобъ зло поправить --
                       Нормандію, Гасконью и Поньи.
  
                       "Карлъ вторгся къ вамъ и, чтобы зло поправить,          67
                       Свелъ Конрадина въ гробъ, потомъ возвелъ
                       Ѳому на небо -- чтобы зло поправить!
  
                       "Я вижу день (и онъ почти пришелъ),          70
                       Какъ Карлъ другой свершитъ свой подвигъ дикій.
                       Чтобъ лучше міръ увѣдалъ, какъ онъ золъ,--
  
                       "Свершитъ безъ войскъ, съ одной лишь тою пикой,          73
                       Какой разилъ Іуда, и, какъ воръ,
                       Флоренцію пронзитъ бѣдой великой.
  
                       "Не земли онъ, но грѣхъ лишь и укоръ          76
                       Пріобрѣтетъ тѣмъ больше гнусной мѣрой,
                       Чѣмъ легче самъ глядитъ на свой позоръ.
  
                       "Придетъ Карлъ новый: взятый въ плѣнъ съ галерой,          79
                       Продастъ онъ дочь, какъ сводникъ, какъ корсаръ,
                       Торгующій невольницей-гетерой.
  
                       "Какой еще мнѣ, алчность, дашь ударъ.          82
                       Коль такъ люба моимъ сынамъ суровымъ,
                       Что плоть свою пускаютъ ужъ въ товаръ?
  
                       "Чтобъ блескъ придать грѣхамъ былымъ и новымъ,          85
                       Я лиліи въ Аланью зрю приходъ
                       И плѣнъ Христа въ намѣстникѣ Христовомъ.
  
                       "Зрю, какъ надъ нимъ глумится вновь народъ;          88
                       Зрю оцетъ съ желчью, подносимый снова,
                       И средь живыхъ злодѣевъ смерти гнетъ.
  
                       "Зрю новаго Пилата, столько злого,          91
                       Что, алчные поднявши паруса,
                       Ворвется въ храмъ безъ Божескаго слова.
  
                       "О, Господи! дождусь ли я часа          94
                       Отмщенія, и долго-ль ужасъ мести
                       Таить Твои намъ будутъ небеса?--
  
                       "То, что я пѣлъ о пресвятой Невѣстѣ          97
                       Святого Духа и чѣмъ вызванъ ты
                       Мнѣ предложить вопросъ на этомъ мѣстѣ,--
  
                       "То входитъ намъ въ молитвы и мечты,          100
                       Покуда день; но пѣснь въ иномъ мы тонѣ
                       Поемъ всегда съ приходомъ темноты.
  
                       "Тогда поемъ о томъ Пигмаліонѣ,          103
                       Кто сталъ убійцей, хищникомъ заразъ
                       По алчности ко злату и коронѣ;--
  
                       "О томъ, какъ бѣдствовалъ скупой Мидасъ          106
                       Вслѣдъ за своимъ желаніемъ безумнымъ.
                       Ставъ навсегда посмѣшищемъ для насъ.
  
                       "И помнимъ объ Аханѣ неразумномъ,          109
                       Похитившемъ добычу, такъ что всѣмъ
                       Намъ страшенъ гнѣвъ Навиновъ въ кругѣ шумномъ.
  
                       "Винимъ Сафиру съ мужемъ вслѣдъ за тѣмъ,          112
                       И чтимъ ударъ копытъ въ Геліодора,
                       И всей горѣ сталъ Полимнесторъ тѣмъ
  
                       "Постылъ, что предалъ смерти Полидора.          115
                       Крикъ, наконецъ, мы слышимъ: "Крассъ, скажи,
                       Каковъ на вкусъ прахъ золотого сора?"
  
                       "Мы говоримъ то громко, то въ тиши,          118
                       Согласно съ тѣмъ, звучнѣе или глуше
                       Льютъ рѣчь изъ насъ волненія души.
  
                       "Но днемъ поютъ здѣсь о добрѣ всѣ души;          121
                       Случилось же на этотъ разъ, что пѣлъ
                       Одинъ лишь я, плѣнивъ тебѣ такъ уши".
  
                       Разставшись съ нимъ, мы шли въ другой предѣлъ, 124
                       Преодолѣть стараясь путь съ охотой,
                       Насколько силъ намъ выдано въ надѣлъ.
  
                       Вдругъ дрогнула гора, какъ будто что-то          127
                       Обрудшиось, и хладъ меня объялъ,
                       Какъ тѣхъ, кого ведутъ для эшафота.
  
                       Нѣтъ, вѣрно, такъ и Делосъ не дрожалъ          130
                       (Пока гнѣзда въ немъ не свила Латона),
                       Когда два ока неба онъ рождалъ.
  
                       Со всѣхъ сторонъ раздался гулъ отъ стона,          133
                       Такъ что мой вождь, приблизившись ко мнѣ,
                       Сказалъ: -- "Слѣпой! тебѣ я оборона".
  
                       "Gloria in excelsis Deo",-- всѣ          136
                       Взывали тамъ, насколько я по кликамъ,
                       Ближайшимъ къ намъ, разслушать могъ вполнѣ.
  
                       Недвижны, въ страхѣ были мы великомъ,          139
                       Какъ пастыри, которымъ на землѣ
                       Тотъ гимнъ воспѣтъ впервые райскимъ ликомъ.
  
                       Тутъ въ путь святой пошли мы по скалѣ,          142
                       Глядя на сонмъ, къ землѣ приникшій пыльной,
                       Вернувшійся къ слезамъ своимъ о злѣ.
  
                       И никогда я жаждою столь сильной          145
                       Не пламенѣлъ до истины достичь,
                       Какъ здѣсь, когда источникъ думъ обильный
  
                       Родилъ во мнѣ таинственный тотъ кличъ;          148
                       Спѣша, не смѣлъ я вопросить объ этомъ,
                       A самъ собой не въ силахъ былъ постичь
  
                       И, робкій, шелъ я въ думѣ за поэтомъ.          151
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

Пятый кругъ: сребролюбивые.-- Стацій.-- Причина сотрясенія горы. -- Встрѣча Стація съ Виргиліемъ.

                       Врожденной жаждой, только тою влагой          1
                       Въ насъ утоляемой, которой даръ
                       Былъ Самарянкой выпрошенъ, какъ благо;--
  
                       Томился я, и мчалъ усердья жаръ          4
                       Меня тропой, гдѣ всюду горесть дышитъ,
                       И я скорбѣлъ при видѣ Божьихъ каръ.
  
                       И какъ въ пути (о чемъ Лука намъ пишетъ)          7
                       Христосъ явился двумъ ученикамъ,
                       Изъ гробовой уже пещеры вышедъ,--
  
                       Вотъ!-- вслѣдъ намъ шедшій духъ явился тамъ,          10
                       Глядя на сонмъ, лежавшій подъ заклятьемъ;
                       Но сталъ намъ виденъ лишь тогда, какъ самъ
  
                       Проговорилъ: -- "Да дастъ Господь миръ братьямъ!"          13
                       Мы оглянулись тотчасъ, и поэтъ,
                       Пославъ ему привѣтъ руки поднятьемъ.
  
                       Сказалъ ему: -- "Въ безсмертный свой совѣтъ          16
                       Тебя да приметъ съ миромъ Судъ безгрѣшный,
                       Какъ ввергъ меня въ изгнанье вѣчныхъ бѣдъ".
  
                       -- "Какъ?" духъ сказалъ, межъ тѣмъ какъ шли мы спѣшно;          19
                       "Вамъ Господомъ путь въ гору возбраненъ?
                       Кто-жъ васъ, тѣней, привелъ изъ тьмы кромѣшной?"
  
                       И вождь: -- "Коль вникъ ты въ смыслъ на немъ письменъ.          22
                       Начертанныхъ десницей, входъ брегущей,--
                       Поймешь, что быть средь добрыхъ долженъ онъ.
  
                       "Но какъ ему и день и ночь Прядущей          25
                       Нить дней еще ведется съ прялки той,
                       Гдѣ Клото вьетъ кудель всей твари сущей,--
  
                       "То въ немъ душа, намъ будучи сестрой,          28
                       Здѣсь странницей могла-ль быть одинокой,
                       Глядя на все не такъ, какъ я съ тобой?
  
                       "Вотъ почему изъ пасти безднъ широкой          31
                       Я взятъ въ вожди и буду имъ ему,
                       Доколь вести здѣсь можетъ умъ высокій.
  
                       "Но объясни, коль можешь, почему          34
                       Дрожитъ гора, и отъ вершинъ до моря
                       Что значитъ кликъ по Божьему холму?"
  
                       Вопросъ въ мои желанія, -- имъ вторя,--          37
                       Какъ нить въ ушко иглы попалъ: во мнѣ
                       Отъ жажды той ужъ часть отпала горя.
  
                       И духъ:--"Ничѣмъ здѣсь въ Божьей вышинѣ          40
                       Не рушится религія святая,
                       И все всегда законно въ сей странѣ.
  
                       "Отъ всѣхъ премѣнъ изъятъ здѣсь воздухъ края.          43
                       Все изъ себя берутъ здѣсь небеса,
                       Обычный строй въ семъ мірѣ сохраняя.
  
                       Не падаютъ ни иней, ни роса.          46
                       Ни дождь, ни снѣгъ здѣсь выше той поляны.
                       Гдѣ тронъ изъ трехъ ступеней поднялся.
  
                       "Здѣсь нѣтъ и тучъ; безвѣстны здѣсь туманы,          49
                       Ни молніи; ни Тауманта дщерь,
                       Что ниже тамъ мѣняетъ часто страны.
  
                       "Восходитъ здѣсь и паръ сухой, повѣрь,          52
                       Не выше тѣхъ трехъ сказанныхъ ступеней,
                       Гдѣ Стражъ Петра оберегаетъ дверь.
  
                       "Тамъ, можетъ быть, дрожитъ сильнѣй, иль менѣй          55
                       Гора по той винѣ, что вѣтръ тамъ скрытъ
                       Въ землѣ; но выше -- нѣтъ землетрясеній.
  
                       "Дрожитъ здѣсь край, какъ скоро духъ свершитъ          58
                       Срокъ искуса, и встанетъ, иль почуетъ
                       Къ полету мощь, и гимнъ тогда гремитъ.
  
                       "Что срокъ свершенъ. -- то воля знаменуетъ;          61
                       Она, парить всегда имѣя даръ,
                       Объявъ вдругъ душу, крылья ей даруетъ.
  
                       "Парить же ей сперва мѣшаетъ жаръ          64
                       Желанья, имъ же, какъ влеклась вначалѣ
                       Къ грѣху, такъ днесь -- къ перенесенью каръ.
  
                       "И я, лежавшій пять вѣковъ въ опалѣ.          67
                       Лишь вотъ, теперь, почуя волю; мчусь
                       Въ тотъ лучшій міръ, гдѣ болѣ нѣтъ печали.
  
                       "Вотъ почему горы ты видѣлъ трусъ,          70
                       И на горѣ душъ скорбныхъ внялъ хваленьямъ
                       Творца, Его-жъ молю, чтобъ снялъ съ нихъ грузъ".
  
                       Такъ онъ сказалъ, и, какъ мы съ наслажденьемъ          73
                       Тѣмъ большимъ пьемъ, чѣмъ больше жажда въ насъ,--
                       Такъ былъ я полнъ безмѣрнымъ упоеньемъ.
  
                       И вождь: -- "Такъ вотъ та сѣть, что держитъ васъ!          76
                       Теперь я вижу, что даетъ вамъ волю,
                       Чѣмъ вызванъ трусъ и чѣмъ веселья гласъ.
  
                       "Но кто ты былъ? спросить себѣ позволю;          79
                       И почему -- скажи мнѣ -- пять вѣковъ
                       Томился ты, прикованный здѣсь къ полю?"
  
                       -- "Въ тѣ дни, какъ Титъ, ведомъ Царемъ міровъ,          82
                       За язвы мстилъ, изъ коихъ лицемѣры
                       Исторгли продану Іудой кровь,--
  
                       "Подъ званіемъ, дающимъ честь безъ мѣры,          85
                       На свѣтѣ томъ", такъ духъ сказалъ въ отвѣтъ,
                       "Я славенъ былъ, но жилъ еще безъ вѣры.
  
                       "Столь сладостнымъ я духомъ былъ согрѣтъ,          88
                       Что мнѣ, тулузцу, Римъ открылъ чертоги.
                       Гдѣ миртами вѣнчался я, поэтъ.
  
                       "Меня зовутъ тамъ Стаціемъ; тревоги          91
                       Воспѣлъ я Ѳивъ, воспѣтъ мной и Ахиллъ;
                       Но со второй я ношей палъ въ дорогѣ.
  
                       "Во мнѣ посѣялъ искру жара пылъ,          94
                       Божественный, гдѣ видимъ столько благъ мы,
                       Что свѣтъ его мильоны озарилъ,--
  
                       "Пылъ Энеиды той, въ ея-жъ стихахъ мы          97
                       Имѣли мать, и няньку иногда,--
                       Безъ нихъ нашъ трудъ не вѣсилъ бы и драхмы.
  
                       "И для того, чтобъ въ вѣкѣ жить, когда          100
                       Виргилій жилъ, я-бъ лишній годъ согласенъ
                       Былъ здѣсь пробыть подъ узами суда!"
  
                       Виргилій тутъ вперилъ свой взоръ, безгласенъ.          103
                       Въ меня, мнѣ знакомъ повелѣлъ молчать;
                       Но трудъ у насъ надъ волею напрасенъ:
  
                       Смѣхъ и слеза умѣютъ выступать          106
                       За вызовомъ ихъ быстро такъ, что тщетны
                       Усилья прямодушныхъ ихъ сдержать.
  
                       Я улыбнулся, какъ бы въ знакъ отвѣтный.          109
                       И бросилъ взоръ мнѣ Стацій. смолкшій вмигъ.
                       Въ глаза, гдѣ въ насъ всѣ помыслы замѣтны.
  
                       -- "О если хочешь, чтобъ ты въ рай проникъ,          112
                       Зачѣмъ, скажи, такъ молніей улыбки",
                       Онъ вопросилъ, "твой озарился ликъ?"
  
                       Молчать, иль нѣтъ? Борясь, какъ парусъ зыбкій          115
                       Межъ двухъ противныхъ вѣтровъ, я вздыхалъ,
                       И вздоховъ смыслъ былъ понятъ безъ оштбки
  
                       Вождемъ моимъ: -- "Не бойся!" онъ сказалъ,          118
                       "Открой ему все то, чего боишься
                       Открыть, чтобъ онъ не тщетно вопрошалъ".
  
                       И я затѣмъ: -- "Быть можетъ, ты дивишься,          121
                       О древній духъ, улыбкѣ устъ моихъ;
                       Но ты сейчасъ и больше изумишься.
  
                       "Тотъ, кто возвелъ мой взоръ до граней сихъ,          124
                       И есть Виргилій, у кого пріялъ ты
                       Всю мощь воспѣть небесныхъ и земныхъ!
  
                       "Коль смыслъ другой моей улыбкѣ далъ ты.--          127
                       Разсѣй обманъ, и знай, что ей виной
                       Лишь только то, что здѣсь о немъ сказалъ ты".
  
                       Ужъ онъ припалъ, чтобъ обхватить рукой          130
                       Ему колѣна; но мой вождь: -- "Братъ милый!
                       Оставь; ты тѣнь, и тѣнь передъ тобой".
  
                       И онъ, вставая: -- "Здѣсь пойми всѣ силы          133
                       Любви моей, коль до того забылъ
                       Я нашу призрачность, что тѣнь могилы
  
                       "Обнять тебя, какъ тѣло, тщетно мнилъ",          136
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.

Подъемъ въ шестой кругъ.-- Стацій, его грѣхъ и обращеніе въ христіанство.-- Знаменитые люди древности въ Лимбѣ.-- Шестой кругъ; чревоугодники.-- Мистическое дерево.-- Примѣры воздержанія.

                       Ужъ Ангелъ Божій сзади насъ остался,--          
                       Тотъ Ангелъ, что въ шестую вводитъ высь,
                       И знакъ съ меня еще при этомъ снялся.
  
                       И тѣхъ, что сердцемъ Правдѣ предались.          4
                       Онъ назвалъ намъ: "Beati"; но глаголы
                       На sitiunt внезапно прервались.
  
                       И легче здѣсь, чѣмъ въ пройденные долы.          7
                       Я восходилъ, и мнѣ стремиться вслѣдъ
                       Тѣхъ легкихъ душъ ужъ не былъ трудъ тяжелый.
  
                       -- "Мы любимъ тѣхъ", такъ началъ мой поэтъ;          10
                       Въ комъ къ намъ горитъ любовь безъ лицемѣрья.
                       Коль скоро жаръ ихъ выказанъ на свѣтъ.
  
                       "Такъ я, -- лишь въ глубь геенскаго предверья          13
                       Вѣсть Ювеналъ принесъ мнѣ о твоей
                       Любви ко мнѣ, -- предался, полнъ довѣрья,
  
                       "Тебѣ душой: вѣдь можно намъ людей          16
                       Заочно причислять къ родному кругу...
                       И жалко мнѣ, что путь здѣсь не длиннѣй.
  
                       "Но объясни, и мнѣ прости, какъ другу?          19
                       Коль будетъ мной ослаблена узда
                       Рѣчей,-- и мнѣ окажешь тѣмъ услугу:
  
                       "Какъ могъ впустить ты скупость безъ стыда          22
                       Во грудь свою, при мудрости толикой,
                       Такъ развитой при помощи труда?"
  
                       Съ улыбкой легкой Стацій свѣтлоликій          25
                       Отвѣтилъ такъ: -- "Глаголъ мнѣ каждый твой --
                       Залогъ любви, о нашъ пѣвецъ великій.
  
                       "Какъ часто видимъ вещи предъ собой,          28
                       Влекущія къ сомнѣнью умъ тревожный
                       Отъ истинныхъ причинъ ихъ, скрытыхъ мглой!
  
                       "Ты, видя кругъ, гдѣ былъ я,-- выводъ ложный,          31
                       Какъ кажется, изъ этого извлекъ,
                       Что будто я былъ злата рабъ ничтожный.
  
                       "О, нѣтъ! повѣрь, я слишкомъ былъ далекъ          34
                       Отъ скупости; на много-жъ лунныхъ сроковъ
                       За грѣхъ иной Господь меня обрекъ,
  
                       "И не возстань я отъ святыхъ уроковъ,          37
                       Тобой преподанныхъ, когда, къ стыду
                       Людей, взывалъ ты противъ ихъ пороковъ,
  
                       "Сказавъ: "Въ какую ты влечешь бѣду,          40
                       О, проклятая алчность смертныхъ къ злату!"
                       Вращая камни, дрался-бъ я въ аду.
  
                       "Лишь тутъ понявъ, какъ тянетъ насъ къ разврату          43
                       Рукъ нашихъ ненасытность, -- много слезъ
                       Тамъ пролилъ я за добрыхъ чувствъ утрату.
  
                       "О! сколько мертвыхъ встанетъ безъ волосъ          46
                       На головахъ за то, что такъ упрямо
                       Въ томъ злѣ коснѣли вплоть до смертныхъ грозъ!
  
                       "Коль грѣхъ какой противорѣчитъ прямо          49
                       Другому свойствомъ, -- знай, онъ рядомъ съ нимъ
                       Здѣсь должемъ сохнуть въ казни той же самой,
  
                       "И коль мой грѣхъ былъ въ томъ кругу казнимъ,          52
                       Гдѣ родъ скупцовъ слезами платитъ дани,
                       То лишь затѣмъ, что такъ противенъ имъ".
  
                       -- "Но въ томъ, что братьевъ двухъ жестокихъ брани --          55
                       Двойную скорбь Іокасты -- ты воспѣлъ",
                       Спросилъ творецъ пастушескихъ сказаній,
  
                       "И въ томъ, что лирой Кліо ты гремѣлъ,          58
                       Не видимъ мы, чтобъ вѣра просвѣтила
                       Твой умъ, a безъ того нѣтъ добрыхъ дѣлъ.
  
                       "Какое-жъ солнце, или чьи свѣтила          61
                       Такъ разогнали мракъ твой, что развилъ
                       Ты вслѣдъ за Рыбаремъ свои вѣтрила? "
  
                       И онъ ему: --"Ты первый мнѣ открылъ          64
                       Къ Парнасу путь, къ священнымъ Музъ бесѣдамъ;
                       Ты первый мнѣ о Богѣ мысль внушилъ.
  
                       "Ты поступалъ, какъ тотъ, кто въ ночь, невѣдомъ,          67
                       Самъ въ мракѣ, -- сзади свѣточъ свой несетъ
                       И свѣтитъ всѣмъ, за нимъ идущимъ слѣдомъ,
  
                       "Когда ты пѣлъ: "Вѣкъ новый настаетъ;          70
                       Вернулась правда, міръ ужъ не туманенъ,
                       И съ неба къ намъ нисходитъ юный родъ!"
  
                       "Тобой, поэтъ, тобой я христіанинъ!          73
                       Но въ краски окунуть я кисть горю
                       Желаньемъ, чтобъ разсказъ мой не былъ страненъ.
  
                       "На цѣлый міръ ужъ разливалъ зарю          76
                       Свѣтъ чистой вѣры, сѣемой послами.
                       Покорными ихъ вѣчному Царю.
  
                       "И новая ихъ проповѣдь съ словами          79
                       Твоими такъ была во всемъ сходна,
                       Что тѣхъ пословъ я сталъ считать друзьями.
  
                       "И были святы мнѣ ихъ имена;          82
                       Когда-жъ томилъ Домиціанъ ихъ въ игѣ,--
                       Я не безъ слезъ сносилъ ихъ бремена
  
                       "И помогалъ имъ несть цѣпей вериги.          85
                       Покуда жилъ, ихъ вѣры благодать
                       Превознося превыше всѣхъ религій.
  
                       "И прежде чѣмъ ввелъ въ Ѳивы грековъ рать, 88
                       Крестился я; но, робкому поэту,
                       Мнѣ страхъ велѣлъ религію скрывать,
  
                       "Язычникомъ на видъ являясь свѣту.          91
                       И, вотъ я больше четырехъ вѣковъ
                       Въ кругу четвертомъ былъ за слабость эту.
  
                       "Теперь и ты, поднявшій мнѣ покровъ          94
                       Со сказанныхъ тѣхъ благъ,-- скажи по чести,
                       Пока не весь прошли мы этотъ ровъ,--
  
                       "Не знаешь ли: гдѣ другъ Теренцій вмѣстѣ          97
                       Съ Цециліемъ? Гдѣ Плавтъ? Варронъ? Страшусь,--
                       Въ аду они! но гдѣ? въ какомъ тамъ мѣстѣ?"
  
                       -- "Они, и я, и Персій -- весь союзъ          100
                       Пѣвцовъ", отвѣтилъ вождь, "мы всѣ вкругъ Грека,
                       Что млекомъ вскормленъ былъ рукою Музъ,--
  
                       "Всѣ въ первомъ кругѣ тюрьмъ слѣпыхъ отъ вѣка!          103
                       Тамъ часто рѣчь ведемъ мы о скалѣ --
                       Обители кормилицъ человѣка.
  
                       "Тамъ Еврипидъ и Антифонъ! Въ числѣ          106
                       Другихъ тамъ грековъ тѣни -- Агатона
                       И Симонида съ лавромъ на челѣ.
  
                       "Изъ героинь твоихъ тамъ Аитигона,          109
                       Дейфила, Аргія и до сихъ поръ
                       Печальная Исмена. Тамъ -- матрона,
  
                       "Что указала ключъ Лангійскій съ горъ;          112
                       Тамъ дщерь Терезія съ Ѳетидой вкупѣ
                       И Дейдамія посреди сестеръ".
  
                       Ужъ два поэта, смолкнувъ на уступѣ,          115
                       Вкругъ озирались, выведя меня
                       Ущельемъ къ новой кающихся купѣ.
  
                       И отошли ужъ изъ прислужницъ дня          118
                       Четыре вспять, и пятая предстала,
                       Подъемля кверху дышло изъ огня,--
  
                       Когда мой вождь: -- "Я думаю, сначала          121
                       Плечомъ должно намъ вправо повернуть
                       Къ окраинѣ, какъ дѣлали бывало".
  
                       И навыкъ насъ не могъ ужъ обмануть -- 124
                       Мы смѣло шли, тѣмъ болѣ безъ смущенья,
                       Что Стацій самъ одобрилъ этотъ путь.
  
                       Они шли впереди и, полнъ смиренья,          127
                       Я вслѣдъ одинъ подъ говоръ рѣчи ихъ,
                       Учась отъ нихъ искусству пѣснопѣнья.
  
                       Но сладостный ихъ голосъ вдругъ притихъ          130
                       Предъ деревомъ, стоявшимъ средь тропины,--
                       Все въ яблокахъ душисто-золотыхъ.
  
                       Какъ ель отъ вѣтви къ вѣтви до вершины          133
                       Сужается,-- сужалось это внизъ,
                       Чтобъ вверхъ не смѣлъ подняться ни единый.
  
                       Съ той стороны, гдѣ загражденъ карнизъ,          136
                       Свергался съ горъ ключъ чистый въ блескѣ свѣта,
                       И на листву струи его лились.
  
                       Лишь подошли ко древу два поэта,          139
                       Какъ чья-то рѣчь изъ листьевъ раздалась:
                       -- "Нужна для васъ впредь будетъ пища эта".
  
                       Потомъ: -- "Марія болѣе пеклась          142
                       О честномъ брачномъ пирѣ, чѣмъ о пищѣ
                       Для устъ своихъ, молящихся о васъ.
  
                       "И не было питья вкуснѣй и чище          145
                       Воды для римлянокъ, и Даніилъ,
                       Гнушаясь яствъ, снискалъ небесъ жилище.
  
                       "Блескъ золота вѣкъ первый всюду лилъ:          148
                       Вкусъ желудей не мнился зломъ толикимъ,
                       И каждый ключъ, какъ нектаръ, сладокъ былъ.
  
                       "Акридами пустынь и медомъ дикимъ          151
                       Креститель вашъ питался, чтобъ потомъ
                       Явиться въ міръ столь славнымъ и великимъ,
  
                       "Какъ говоритъ Евангелье о томъ".          154
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

Шестой кругъ: чревоугодники.-- Форезе Донати.-- Нелла. -- Флорентинки.

                       Межъ тѣмъ какъ взоромъ я блуждалъ по кровлѣ          1
                       Густой листвы, какъ любитъ дѣлать тотъ,
                       Кто жизнь свою проводитъ въ пташекъ ловлѣ,--
  
                       Мнѣ большій, чѣмъ отецъ, сказалъ --"Впередъ!          4
                       Не трать, мой сынъ, безъ пользы ни мгновенья
                       Изъ даннаго намъ срока на обходъ".
  
                       Я взоръ и шагъ направилъ, полный рвенья, 7
                       Къ двумъ мудрецамъ, что разговоръ вели
                       Такой, что забывалъ я утомленье.
  
                       Вдругъ слышу плачъ и пѣніе вдали:          10
                       "La li a mea"-- съ тѣмъ унылымъ тономъ,
                       Что слухъ въ восторгъ и жалость привели.
  
                       -- "Кто тамъ поетъ, отецъ мой, съ тяжкимъ стономъ?"          13
                       Такъ я; и вождь:--"То тѣни тамъ поютъ,
                       Быть можетъ, долгъ платя передъ закономъ".
  
                       Какъ путники задумчиво идутъ          16
                       И озираютъ, торопясь, въ дорогѣ
                       Обогнанный имъ незнакомый людъ,--
  
                       Такъ молча сонмъ тѣней, въ мечтахъ о Богѣ,          19
                       То обогнавъ, то нагоняя насъ,
                       Насъ озиралъ, но въ большей лишь тревогѣ.
  
                       Темно и пусто было въ ямахъ глазъ,          22
                       A въ лицахъ блѣдность съ худобой столь страшной,
                       Что съ черепомъ вся кожа ихъ срослась.
  
                       Такъ, думаю, не высохъ безшабашный          25
                       Эризихтонъ, ставъ кожей лишь одной
                       Отъ голода, когда онъ съѣлъ все брашно.
  
                       "Вотъ", думалъ я, "сгубившіе святой          28
                       Ерусалимъ, средь страшнаго разгрома
                       Гдѣ склеванъ былъ Маріей сынъ родной!"
  
                       Безъ камней перстни -- ихъ глаза! Знакомой          31
                       Казалась бы въ чертахъ ихъ буква М
                       Тѣмъ, кто въ лицѣ людей читаетъ OMO.
  
                       И кто-бъ повѣрилъ, что въ народѣ семъ          34
                       Духъ яблока и плескъ воды прозрачной
                       Рождалъ томленье? И кто скажетъ: чѣмъ?
  
                       Еще дивился я толпѣ той мрачной,          37
                       Въ полнѣйшемъ бывъ невѣдѣньи причинъ
                       Ихъ худобы и чахлости невзрачной,--
  
                       Какъ вотъ, въ меня уставя изъ глубинъ          40
                       Ямъ черепа недвижный взоръ печальный,--
                       -- "Откуда милость мнѣ!" -- вскричалъ одинъ,
  
                       Кто-бъ ликъ его узналъ первоначальный?          43
                       Но тотчасъ я по голосу постигъ,
                       Кого таилъ тотъ видъ многострадальный.
  
                       Какъ будто искра мнѣ зажгла въ тотъ мигъ          46
                       О другѣ память, и призналъ я сразу
                       Въ нѣмыхъ чертахъ Форезе добрый ликъ.
  
                       -- "О! не гляди", молилъ онъ, "на проказу,          49
                       Покрывшую мнѣ кожу, словно ржа,
                       Такъ плоть сожравъ, что видъ мой страшенъ глазу!
  
                       "Но, о себѣ самомъ мнѣ рѣчь держа,--          52
                       Кто здѣсь вожди твои -- тѣ души обѣ,
                       Мнѣ разскажи, лишь правдой дорожа".
  
                       -- "Твой ликъ, ужъ мной оплаканный во гробѣ,          55
                       До слезъ меня еще растрогалъ разъ!"
                       Сказалъ я, чуя скорбь въ его утробѣ;
  
                       "Молю-жъ Творцомъ, скажи, что сушитъ васъ?          58
                       Пока дивлюсь, не жди себѣ отвѣта:
                       Полнъ думъ иныхъ, могу-ль начать разсказъ?"
  
                       И онъ въ отвѣтъ: -- "Изъ вѣчнаго Совѣта          61
                       Мощь въ древо то и въ тѣ потоки водъ
                       Нисходитъ -- и отъ нихъ въ насъ чахлость эта.
  
                       "И весь поющій тутъ въ слезахъ народъ,          64
                       Грѣхъ очищая въ жаждѣ, въ мукахъ глада,--
                       Грѣхъ сластолюбья,-- святость познаетъ.
  
                       "Алкать и жаждать мы должны отъ взгляда          67
                       На яблоки, на блескъ потоковъ тѣхъ,
                       Что льются сверху съ шумомъ водопада.
  
                       "И каждый разъ, какъ нашъ свершится бѣгъ?          70
                       Мы къ новому стремимся мукъ условью:
                       Мукъ -- я сказалъ; сказать бы мнѣ -- утѣхъ!
  
                       "И къ дереву спѣшимъ мы съ той любовью,          73
                       Съ какой Христосъ шелъ возопить: "Или!"
                       Когда Своей Онъ искупилъ насъ кровью".
  
                       И я: --"Со дня, Форезе, какъ съ земли          76
                       Ты перешелъ въ міръ лучшій -- къ симъ чертогамъ,
                       Досель не всѣ еще пять лѣтъ прошли.
  
                       "И если тамъ по грѣшнымъ бресть дорогамъ          79
                       Ты кончилъ прежде, чѣмъ пришла чреда
                       Благой той скорби, что миритъ насъ съ Богомъ,--
  
                       "То какъ проникъ такъ скоро ты сюда?          82
                       Я мнилъ тебя тамъ встрѣтить, гдѣ годами
                       Мы платимъ за грѣховные года".
  
                       И онъ: -- "Взнесенъ надъ прочими кругами          85
                       Испить мученій сладкую полынь
                       Я горькими моей вдовы слезами:
  
                       "Молитвой Неллы, полной благостынь,          88
                       Бывъ взятъ съ бреговъ, гдѣ души ждутъ въ томленьи,
                       Я мукъ избѣгъ всѣхъ остальныхъ твердынь.
  
                       "И тѣмъ щедрѣй Господь въ благоволеньи          91
                       Къ моей вдовицѣ, радости моей,
                       Чѣмъ рѣже зримъ мы женъ въ благотвореньи.
  
                       "Въ Барбаджіи Сардинской вѣдь скромнѣй.          94
                       Стыдливѣе нарядъ на женскомъ полѣ,
                       Чѣмъ въ той Барбаджьѣ, гдѣ мы жили съ ней!
  
                       "О, милый братъ мой! Что-жъ сказать мнѣ болѣ?          97
                       Уже въ виду передо мною часъ
                       (И ждать уже недалеко дотолѣ),
  
                       "Когда въ церквахъ дадутъ съ каѳедръ приказъ,          100
                       Чтобъ запретить безстыжимъ флорентинкамъ
                       Вездѣ ходить съ грудями напоказъ.
  
                       "Какимъ дикаркамъ или сарацинкамъ          103
                       Законъ потребенъ, свѣтскій иль иной,
                       Чтобъ не таскались нагишомъ по рынкамъ?
  
                       "Но еслибъ зналъ безстыдницъ легкій рой,          106
                       Какіе рокъ имъ приготовитъ шутки,--
                       Давно-бъ онѣ подняли страшный вой.
  
                       "И скорбь придетъ -- коль мы предвидѣть чутки,          109
                       Скорѣй, чѣмъ пухъ покроетъ щеки тѣмъ,
                       Кому на сонъ поютъ тамъ прибаутки.
  
                       "Но, братъ, не будь къ моленьямъ долѣ нѣмъ:          112
                       Не я одинъ, но вотъ -- все наше племя
                       Глядитъ туда, гдѣ свѣтъ погасъ совсѣмъ".
  
                       И я ему : -- " припоминая время,          115
                       Чѣмъ я тебѣ, чѣмъ ты мнѣ былъ,-- въ груди
                       Ты мукъ своихъ лишь тѣмъ умножишь бремя.
  
                       "Изъ жизни той вотъ тѣмъ, что впереди,          118
                       Я выведенъ, когда вамъ круглолицей
                       Являлась здѣсь сестра того -- гляди...
  
                       (Онъ солнце указалъ). Меня темницей          121
                       Средь истинныхъ провелъ онъ мертвецовъ
                       Съ сей плотью истнной, грѣховъ должницей.
  
                       "Исшедъ оттуда, онъ мнѣ былъ покровъ,          124
                       Всходя, кружась здѣсь по горѣ, что правитъ
                       Васъ, сгорбленныхъ въ томъ мірѣ отъ грѣховъ.
  
                       "Но въ семъ пути меня онъ лишь направитъ          127
                       До Беатриче, гдѣ, какъ мнѣ сказалъ,
                       Разстанется и съ ней меня оставитъ.
  
                       "Виргилій то -- мой вождь (и указалъ          130
                       Я на него). A эта тѣнь другая --
                       Тотъ, для кого все царство вашихъ скалъ
  
                       "Днесь потряслось, родивъ его для рая".          133
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Шестой кругъ: чревоугодники. -- Форезе Донати.-- Пиккарда. -- Бонаджіюнта Урбачьяни.-- Папа Мартинъ IV,-- Убальдинъ делла Пила.-- Бонифаціо.-- Мессеръ Маркезе.-- Джентукка.-- Корсо Донати.-- Второе мистическое дерево.-- Примѣры неумѣренности. -- Ангелъ воздержанія.

                       Бесѣда наша не мѣшала ходу,          1
                       Ни ходъ бесѣдѣ; быстро на обрывъ
                       Мы шли, какъ челнъ въ хорошую погоду.
  
                       И, взоръ въ меня изъ впадинъ глазъ вперивъ,          4
                       Сонмъ мертвецовъ, умершихъ какъ бы снова,
                       Дивился мнѣ, примѣтя, что я живъ.
  
                       И я сказалъ, не прерывая слова:          7
                       -- "Она, быть можетъ, тише, чѣмъ должна,
                       Стремится вверхъ, въ угоду для другого.
  
                       "Но что Пиккарда? гдѣ теперь она?          10
                       И чье, скажи, здѣсь имя всѣхъ отличнѣй
                       Въ густой толпѣ, что мной такъ смущена?"
  
                       -- "Сестра -- не знаю, что мнѣ въ ней приличнѣй          13
                       Хвалить: красу иль кротость -- на святомъ
                       Олимпѣ днесь въ обители Владычней".
  
                       Такъ онъ сперва сказалъ мнѣ, a потомъ:          16
                       -- "Дать имена здѣсь можно всѣмъ скитальцамъ,
                       Такъ образъ нашъ здѣсь искаженъ постомъ!
  
                       "Вотъ этотъ духъ" -- и указалъ онъ пальцемъ --          19
                       "Бонаджіюнтъ изъ Лукки. Вонъ, смотри,
                       Вотъ тотъ, что смотритъ больше всѣхъ страдальцемъ,
  
                       "Держалъ святую церковь на земли.          22
                       Изъ Тура онъ, и здѣсь постится въ горѣ
                       За васъ, въ винѣ больсенскіе угри".
  
                       Онъ указалъ мнѣ и другихъ въ томъ сборѣ,          25
                       Чѣмъ были всѣ довольны; ни одинъ
                       Не выказалъ угрюмости во взорѣ.
  
                       Здѣсь скрежеталъ голодный Убальдинъ          28
                       Съ тѣмъ Бонифаціемъ, что пасъ однажды
                       Жезломъ духовнымъ множество общинъ.
  
                       Здѣсь былъ мессеръ Маркезе, что день каждый          31
                       Былъ пьянъ въ Форли; но такъ неутолимъ
                       Былъ жаръ его; что все страдалъ отъ жажды.
  
                       Но какъ, глядя на многихъ, лишь къ однимъ          34
                       Мы сердцемъ льнемъ,-- такъ я къ пѣвцу изъ Лукки
                       Льнулъ, бывъ ему знакомѣй, чѣмъ другимъ.
  
                       Онъ мнѣ шепталъ, и тамъ, гдѣ Божьей муки          37
                       Терпѣлъ онъ скорбь, чтобъ тѣломъ изнывать,
                       Мнѣ имя слышалось какъ бы Д_ж_е_н_т_у_к_к_и.
  
                       И я: -- "О духъ! коль хочешь ты начать          40
                       Со мною рѣчь, то пусть языкъ твой броситъ
                       Шептать слова, чтобъ могъ я ихъ понять".
  
                       И онъ: -- "Есть дѣва и еще не носитъ          43
                       Повязки женъ! полюбишь за нее
                       Ты городъ мой, хоть всякъ его поноситъ.
  
                       "Въ немъ вспомнишь ты пророчество мое;          46
                       A коль уста мои темно шептали,
                       То все поймешь, увидѣвши ее.
  
                       "Но объясни: я вижу не творца ли          49
                       Новѣйшихъ риѳмъ? не ты ли пѣлъ: "Спрошу,
                       О донны, васъ, что жаръ любви познали! "
  
                       И я ему:-- "Я тотъ, что лишь пишу          52
                       По вдохновенью страсти, и что скажетъ
                       Душѣ любовь, то въ стихъ я заношу".
  
                       И онъ: -- "О братъ! вотъ узелъ, что такъ вяжетъ          55
                       Нотарія, Гвиттона и меня;
                       Вотъ то, что нѣжнымъ новый стиль намъ кажетъ.
  
                       "Перо у васъ, лишь истину цѣня,          58
                       Покорствуетъ одной любви внушеньямъ;
                       Но мы бѣжали отъ ея огня.
  
                       "А кто идетъ не этимъ направленьемъ,          61
                       Не видитъ тотъ прекраснаго границъ".
                       И онъ замолкъ съ замѣтнымъ наслажденьемъ.
  
                       Какъ на зимовье къ Нилу, стаи птицъ          64
                       Сперва сбираются въ большое стадо,
                       Потомъ несутся въ видѣ вереницъ.--
  
                       Такъ бывшія со мною Божьи чада,          67
                       Вдругъ повернувъ, пустились снова въ путь,
                       Ставъ легкими по волѣ и отъ глада.
  
                       И какъ иной, бѣжать измученъ въ круть,          70
                       Со спутниками шествуетъ не кряду,
                       А сзади, чтобъ дать легкимъ отдохнуть,--
  
                       Такъ, давъ пройти тому святому стаду,          73
                       Со мной Форезе Содди шелъ и рекъ:
                       -- "Когда-жъ узрю тебя, мою отраду?"
  
                       И я: -- "Не знаю, кратокъ ли мой вѣкъ;          76
                       Но, какъ бы ни былъ кратокъ онъ,-- a все же
                       Еще-бъ скорѣй я къ вамъ бѣжалъ на брегъ!
  
                       "Затѣмъ что градъ, гдѣ жребій далъ мнѣ ложе,          79
                       Что день, то больше гаситъ правды свѣтъ,
                       И обреченъ Тобой на гибель, Боже!"
  
                       И духъ: -- "Утѣшься! злой виновникъ бѣдъ          82
                       Ужъ на хвостѣ коня стремглавъ влечется
                       Къ долинѣ той, гдѣ отпущенья нѣтъ.
  
                       "И съ каждымъ скокомъ все быстрѣй несется          85
                       Свирѣпый звѣрь, чтобъ свергнуть въ адскій долъ
                       Того, чей трупъ безславно тамъ прострется.
  
                       "Кругъ этихъ сферъ" (и вверхъ онъ взоръ возвелъ)          88
                       "Не весь свершится, какъ поймешь (коль зорокъ!)
                       Все, что сказать возможнымъ я не счелъ.
  
                       "Прощай! Въ семъ царствѣ каждый мигъ намъ дорогъ;          91
                       Идя-жъ съ тобой, я слишкомъ отстаю,
                       И должно мнѣ бѣжать безъ отговорокъ".
  
                       Какъ конь выноситъ во всю прыть свою          94
                       Наѣздника изъ скачущаго строя,
                       Чтобъ честь ему дать первымъ быть въ бою,--
  
                       Такъ съ нами онъ разстался, бѣгъ удвоя,          97
                       И я въ пути остался подлѣ двухъ.
                       Прославившихъ весь міръ, какъ два героя.
  
                       Когда-жъ отъ насъ бѣжалъ настолько духъ,          100
                       Что могъ слѣдить за нимъ я лишь глазами.
                       Какъ рѣчь его предъ тѣмъ слѣдилъ мой слухъ,--
  
                       Вдругъ вижу я: стоитъ, полна плодами.          103
                       Другая яблонь -- подлѣ, ибо къ ней
                       Глаза моя тутъ повернулись сами.
  
                       Поднявши руки, множество тѣней,          106
                       Прося о чемъ-то, къ дереву взываетъ:
                       Такъ молитъ рой несмысленныхъ дѣтей;
  
                       Но тотъ, кого толпа ихъ умоляетъ.          109
                       Молчитъ, держа высоко цѣль ихъ грезъ,
                       И этимъ ихъ лишь пуще разжигаетъ.
  
                       Потомъ, въ слезахъ, собранье разошлось,          112
                       И подошли къ громадному мы древу,
                       Отвергшему такъ много просьбъ и слёзъ.
  
                       -- "Идите дальше! Древо то, что Еву          115
                       Прельстило, -- выше къ небу поднято,
                       A здѣсь его лишь отпрыскъ". Такъ напѣву
  
                       Внимали мы, не зная, пѣлъ намъ кто          118
                       Въ листвѣ, и у скалы мы шли всѣ трое?
                       Виргилій, я и Стацій, слыша то.
  
                       -- "Припомните", рекъ голосъ. "проклятое          121
                       Исчадье тучъ, что съ грудью нелюдской
                       Вступило въ споръ съ Тезеемъ въ пьяномъ строѣ,
  
                       "И тѣхъ евреевъ, коихъ не взялъ въ бой          124
                       Съ собою Гедеонъ на мадіамлянъ
                       За то, что такъ рвались на водопой".
  
                       Такъ краемъ, имъ же сей карнизъ обрамленъ,          127
                       Мы шли, внимая повѣстямъ о томъ,
                       Какъ сластолюбцевъ грѣхъ бывалъ посрамленъ.
  
                       На путь пустынный выступя потомъ,          130
                       Мы съ тысячу шаговъ прошли въ угрюмомъ
                       Молчаніи и въ помыслѣ святомъ.
  
                       -- "Куда идете; такъ предавшись думамъ?"          133
                       Раздался голосъ. Весь я задрожалъ,
                       Какъ конь, испуганный внезапнымъ шумомъ.
  
                       Я поднялъ взоръ къ тому, кто такъ вѣщалъ,          136
                       И никогда въ горну столь ярко-краснымъ
                       Не можетъ быть стекло или металлъ.
  
                       Какъ тотъ, кто рекъ намъ: -- "Если къ высямъ яснымъ          139
                       Спѣшите вы, то надо здѣсь свернуть;
                       Идите-жъ съ миромъ тутъ къ странамъ прекраснымъ".
  
                       Онъ такъ сіялъ, что я не могъ взглянуть,          142
                       И взоръ отвелъ я свой къ моимъ вожатымъ,
                       Какъ тотъ, кто ищетъ лишь по слуху путь.
  
                       И какъ, зари предвѣстникъ, предъ возвратомъ          145
                       Къ намъ солнца майскій шелеститъ зефиръ,
                       Цвѣтовъ и травъ упитанъ ароматомъ,--
  
                       Такъ на чело струился мнѣ эѳиръ,          148
                       И я почувствовалъ, какъ крылья взмахомъ
                       Наполнили амброзіей весь міръ.
  
                       И гласъ вѣщалъ: -- "Блаженъ, кто Божьимъ страхомъ          151
       ;                Такъ озаренъ, что сладостью земной
                       Отборныхъ яствъ гнушается, какъ прахомъ.
  
                       "И алчетъ сердцемъ Правды лишь одной".          154
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

Подъемъ въ седьмой кругъ.-- Теорія зарожденія человѣка.-- Надѣленіе тѣла душою.-- Безплотныя тѣла по смерти.-- Седьмой кругъ: сладострастные.-- Примѣры цѣломудрія.

                       Часъ требовалъ не медлить по наклону          
                       Горы: ужъ солнцемъ былъ полдневный кругъ
                       Отданъ Тельцу, a полночь -- Скорпіону.
  
                       И потому какъ тѣ, кто во весь духъ          4
                       Спѣшатъ, бояться не давая взору
                       (Такъ побуждаетъ въ путь ихъ недосугъ),--
  
                       Мы чрезъ ущелье поднимались въ гору          7
                       Другъ другу вслѣдъ по лѣстницѣ крутой,
                       Гдѣ въ рядъ идти намъ не было простору;
  
                       И какъ для взлета аистъ молодой          10
                       Подъемлетъ крылья, но, съ гнѣзда родного
                       Боясь слетѣть, садится на покой.--
  
                       Такъ вспыхивалъ во мнѣ и гаснулъ снова          13
                       Порывъ желанія спросить пѣвца.
                       Я дѣлалъ видъ, какъ бы ищу я слова.
  
                       Мы быстро шли; но скрыться отъ отца          16
                       Не могъ мой видъ. -"Спусти лукъ слова, если
                       Ужъ дотянулъ стрѣлу до копейца!"
  
                       Такъ онъ. И рѣчи вдругъ во мнѣ воскресли.          19
                       И началъ я:--""3ачѣмъ тутъ имъ худѣть?
                       На пищу зовъ замолкнулъ здѣсь не весь ли?/
  
                       И онъ:--"Припомни то, какъ могъ истлѣть          22
                       Царь Мелеагръ, лишь плаха догорѣла.
                       И -- горькою не будетъ эта снѣдь.
  
                       И вдумайся, какъ всѣ движенья тѣла          25
                       Передаются въ зеркалѣ стекломъ.
                       И для тебя смягчится твердость дѣла.
  
                       Но, чтобъ яснѣй ты понялъ то умомъ.          28
                       Вотъ Стацій здѣсь, и я къ нему взываю,
                       Моля его быть ранъ твоихъ врачомъ".
  
                       И Стацій:-- "Если предъ тобой дерзаю          31
                       Я здѣсь раскрыть судъ вѣчный, то затѣмъ.
                       Что отказать тебѣ я не желаю".
  
                       И началъ такъ: -- "Когда мышленьемъ всѣмъ          34
                       Ты вникнешь, сынъ, въ слова мои, прольется
                       Великій свѣтъ на твой вопросъ: зачѣмъ?
  
                       "Кровь лучшая, что въ вены не всосется,          37
                       Ставъ лишнею, нейдущею въ обмѣнъ,
                       Какъ пища та, что со стола берется, --
  
                       "Пріемлетъ въ сердцѣ силу, каждый членъ          40
                       Творящую,-- подобно той, какую
                       Несетъ, питая члены, кровь изъ венъ,
  
                       "И въ органы (я ихъ не именую)          43
                       Нисшедъ потомъ, очищенная вновь,
                       Въ сосудъ природный каплетъ въ кровь чужую.
  
                       "Когда въ одну слились два тока кровь.          46
                       Одинъ -- страдать, другой -- творитъ готовый
                       (Такъ важенъ ключъ, отколь ихъ мчитъ любовь!),--
  
                       "Кровь приступаетъ къ дѣлу съ силой новой.          49
                       Сперва сгущаетъ. послѣ же собой
                       Животворитъ матеріалъ суровый.
  
                       "Активная тутъ сила, ставъ душой,          52
                       Отличной въ томъ лишь отъ души растенья,
                       Что та въ пути, a этой данъ покой,--
  
                       " Пріобрѣтаетъ чувства и движенья,          55
                       Какъ грибъ морской, и силамъ, бывшимъ въ ней
                       Въ зародышѣ, даетъ приспособленья.
  
                       "Теперь-то, сынъ мой, и творитъ сильнѣй          58
                       Мощь, данная рождающаго сердцемъ,
                       Гдѣ скрытъ природой планъ и смыслъ частей.
  
                       "Но, какъ зародышъ можетъ стать младенцемъ          61
                       Еще неясно: ужъ таковъ предметъ!
                       Тутъ бывшій и умнѣй, чѣмъ ты, безвѣрцемъ,
  
                       "Блуждалъ, уча въ томъ смыслѣ цѣлый свѣтъ,          64
                       Что нѣтъ въ душѣ разумности возможной,
                       Затѣмъ что въ ней къ тому орудья нѣтъ.
  
                       "Но умъ открой ты правдѣ непреложной          67
                       И знай: едва въ зародышѣ свершитъ
                       Свое развитье мозгъ для цѣли сложной,--
  
                       "Ужъ Первый Двигатель къ нему спѣшитъ.          70
                       Какъ къ торжеству природы, и вдыхаетъ
                       Духъ новый. Духъ же все, что онъ ни зритъ
  
                       "Активнаго въ душѣ, воспринимаетъ          73
                       Въ свою субстанцію и, сливъ въ одно,
                       Живетъ полнъ чувствъ, себя въ себѣ вращаетъ.
  
                       "А чтобъ тебѣ то было не темно,          76
                       Взгляни, мой сынъ, какъ солнца жаръ, сліянный
                       Со влагой гроздій, создаетъ вино.
  
                       "Когда-жъ спрядетъ Лахезисъ ленъ, ей данный,          79
                       Духъ, съ тѣломъ разлучась, уноситъ прочь
                       Въ зародышѣ земной даръ и небесный.
  
                       "Другія силы всѣ объемлетъ ночь;          82
                       Зато разсудокъ съ памятью воля
                       Еще сильнѣй свою являютъ мочь.
  
                       "Спѣшитъ душа, сама себя неволя,          85
                       Чудесно пасть на тотъ иль этотъ брегъ,
                       Гдѣ и пойметъ, какой избрать кругъ поля.
  
                       "Какъ скоро мѣстомъ ей очерченъ бѣгъ,          88
                       Изъ ней лучи исходятъ въ мѣстѣ этомъ,
                       Какъ изъ живого тѣла въ прежній вѣкъ.
  
                       "И словно воздухъ въ день дождливый лѣтомъ          91
                       Отъ преломленья чуждыхъ въ немъ лучей
                       Изукрашается различнымъ цвѣтомъ,
  
                       "Такъ здѣсь пріемлетъ воздухъ ближній къ ней          94
                       Тотъ видъ, въ какомъ духовно отразится
                       Душа, достигнувъ области своей.
  
                       "И сходно съ тѣмъ, какъ пламя всюду мчится          97
                       За свѣточемъ, пока онъ не потухъ,--
                       Такъ новый призракъ за душой стремится.
  
                       "Ставъ черезъ это видимымъ, ужъ духъ          100
                       Зовется тѣнью; это-жъ образуетъ
                       И чувства въ немъ, какъ зрѣніе и слухъ.
  
                       "Вотъ потому-то вздохъ намъ грудь волнуетъ;          103
                       Вотъ потому мы плачемъ, говоримъ,
                       Какъ здѣсь гора повсюду показуетъ.
  
                       "Смотря, какимъ желаніемъ горимъ,          106
                       Такой и образъ мы пріемлемъ, тѣни;
                       И вотъ отвѣтъ сомнѣніямъ твоимъ".
  
                       Ужъ мы пришли въ послѣдній кругъ мученій          109
                       И, повернувъ направо, занялись
                       Заботою иной на той ступени.
  
                       Здѣсь полымемъ съ утеса пышетъ внизъ,          112
                       Съ карниза-жъ вѣтеръ дуетъ вверхъ, склоняя
                       Огонь назадъ, чтобъ защитить карнизъ;
  
                       Такъ что мы шли, другъ другу вслѣдъ ступая,          115
                       Окраиной, и я страшился: тамъ
                       Попасть въ огонь, a здѣсь -- сорваться съ края.
  
                       -- "Тутъ надлежитъ", сказалъ учитель намъ,          118
                       " Держать глаза всегда въ уздѣ закона;
                       Малѣйшій промахъ здѣсь ведетъ къ бѣдамъ".
  
                       "Summae Deus clementine" -- изъ лона          121
                       Великаго пожара грянулъ хоръ,
                       Велѣвшій мнѣ взглянуть во пламя оно.
  
                       И зрѣлъ я въ немъ ходившихъ душъ соборъ,          124
                       И проходилъ я узкою полоской,
                       То подъ ноги, то къ нимъ бросая взоръ.
  
                       Смолкъ первый гимнъ, и: "Virum non cognosco",          127
                       Раздался крикъ, и снова голоса
                       Воспѣли гимнъ, но въ видѣ отголоска.
  
                       И, кончивъ пѣть, воскликнули: "Въ лѣса          130
                       Бѣжитъ Діана, чтобъ изгнать Каллисто,
                       Въ чьи помыслы Венеринъ ядъ влился".
  
                       И въ честь супруговъ, сохранившихъ чисто          133
                       Свой брачный долгъ, какъ требуетъ законъ,
                       За гимномъ вслѣдъ запѣли голосисто.
  
                       Такъ, думаю, терзаться осужденъ          136
                       Сонмъ душъ, пока палитъ ихъ пламень рьяный:
                       Такимъ леченіемъ въ ходу временъ,
  
                       Закроются въ нихъ наконецъ и раны.          399
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ.

Седьмой кругъ: сладострастные и содомиты. -- Примѣры сладострастія.-- Гвидо Гвиничелли.-- Арнольдо Даньелло.

                       Пока мы шли такъ другъ за другомъ краемъ,          1
                       Мой добрый вождь мнѣ повторялъ не разъ:
                       -- "Смотри, не будь мной тщетно предваряемъ".
  
                       Мой правый бокъ палило солнце въ часъ,          4
                       Когда весь западъ, залитъ яркимъ свѣтомъ,
                       Изъ голубого бѣлымъ сталъ для глазъ.
  
                       И падала на пламень темнымъ цвѣтомъ          7
                       Тѣнь отъ меня,-- на диво тамъ всему
                       Собранью душъ, ходившихъ въ пеклѣ этомъ.
  
                       И признакъ сей былъ поводомъ къ тому,          10
                       Что обо мнѣ тамъ все заговорило:
                       -- "Не призракъ тотъ, кто такъ бросаетъ тьму!"
  
                       И многіе, насколько можно было,          13
                       Къ намъ подошли съ условьемъ лишь однимъ --
                       Не стать туда, гдѣ пламя не палило.
  
                       -- "О, ты, что сзади двухъ, по долгу къ нимъ,          16
                       A не по лѣни, пролагаешь тропу,
                       Отвѣтствуй мнѣ: мы жаждемъ и горимъ!
  
                       "Не только мнѣ, но и всему здѣсь скопу,          19
                       Отвѣтъ твой жажду утолитъ полнѣй,
                       Чѣмъ свѣжій ключъ въ пустыняхъ Эѳіопу.
  
                       "Скажи: что значитъ, что ты свѣтъ лучей          22
                       Загородилъ собой, какъ бы ни разу
                       Еще не зрѣлъ злой смерти ты сѣтей?"
  
                       Такъ мнѣ сказалъ одинъ изъ нихъ, и сразу          25
                       Я-бъ все открылъ, не увлеки меня
                       Въ то время то, что тутъ явилось глазу.
  
                       Шелъ посреди пылавшаго огня          28
                       Навстрѣчу къ этимъ сонмъ, подъемля пени,
                       И я стоялъ, къ идущимъ взоръ склоня.
  
                       И видѣлъ я, какъ съ двухъ сторонъ всѣ тѣни          31
                       Сошлись, и какъ лобзались ихъ семьи,
                       И разошлись отъ краткихъ наслажденій.
  
                       Такъ рыльцемъ къ рыльцу, встрѣтясь, муравьи          34
                       Въ ватагѣ черной сходятся средь луга.
                       Какъ бы справляясь про дѣла свои.
  
                       И расходясь изъ братскаго ихъ круга.          37
                       Предъ тѣмъ, какъ въ путь пошелъ пришедшій сонмъ,
                       Перекричать всѣ силились другъ друга --
  
                       Пришедшіе: "Гоморра и Содомъ!"          40
                       A эти: "Въ телку входитъ Пазифая,
                       Чтобъ насладиться похотью съ быкомъ!"
  
                       Какъ журавли летятъ: одна ихъ стая          43
                       Къ пескамъ, другая -- въ край Рифейскихъ горъ,
                       То холода. то солнца избѣгая,--
  
                       Такъ приходилъ и уходилъ здѣсь хоръ. 46
                       Подъемля съ плачемъ тѣ же восклицанья
                       И ту же пѣснь, что пѣли до сихъ поръ.
  
                       И подошли ко мнѣ изъ ихъ собранья          49
                       Тѣ, коими вопросъ мнѣ первый данъ,
                       И полонъ былъ ихъ образъ ожиданья.
  
                       Я, видѣвшій ужъ дважды скорбь ихъ ранъ,          52
                       -- "О, души", началъ, "вамъ же обезпеченъ
                       Когда-нибудь входъ въ царство мирныхъ странъ,
  
                       "Не бросилъ я, незрѣлъ, иль долговѣченъ,          55
                       Тамъ членовъ тѣла, но несу съ собой
                       И кровь, и плоть, судьбой моей отмѣченъ.
  
                       "Иду-жъ я вверхъ, да прозритъ взоръ слѣпой!          58
                       Жена есть тамъ: ея благоволеньемъ
                       Вношу въ вашъ міръ я смертный грузъ плотской.
  
                       "Но да свершится быстрымъ исполненьемъ          61
                       Цѣлъ вашихъ думъ -- въ томъ краѣ обитать,
                       Гдѣ міръ любви, гдѣ кругъ быстрѣй вращеньемъ!
  
                       "Именъ своихъ, чтобъ могъ я ихъ вписать,          64
                       Не скройте мнѣ, и почему уходитъ,
                       Повѣдайте, тотъ сонмъ за вами вспять?"
  
                       Съ какимъ тупымъ смущеньемъ взоромъ бродитъ          67
                       Тотъ житель горъ, который, грубъ и дикъ,
                       Весь онѣмѣвъ, впервые въ городъ входитъ,--
  
                       Такимъ у всѣхъ тѣней смутился ликъ,          70
                       Когда-жъ замолкъ въ нихъ ужасъ изумленья
                       (Съ высокихъ душъ оно спадаетъ вмигъ),--
  
                       -- "Блаженъ, о ты, кто, къ намъ вступивъ въ владѣнья",          73
                       Вновь началъ тотъ, что первый говорилъ,
                       -- "Чтобъ лучше жить, здѣсь копишь наблюденья!
  
                       "Народъ, нейдущій съ нами, согрѣшилъ          76
                       На томъ, за что въ тріумфѣ Цезарь хоромъ
                       Насмѣшниковъ Царицей названъ былъ.
  
                       "Онъ прочь пошелъ, крича Содомъ съ Гоморромъ,          79
                       Какъ слышалъ ты, и тѣмъ себя винитъ
                       И множитъ жаръ огня своимъ позоромъ.
  
                       "Былъ собственный нашъ грѣхъ -- гермофродитъ!          82
                       Законовъ человѣческихъ чуждаясь,
                       По-скотски жили мы, забывши стыдъ.
  
                       "Зато народъ сей, съ нами разставаясь,          85
                       Въ безчестье намъ, кричитъ намъ имя той,
                       Что осквернилась, подъ скотомъ скрываясь.
  
                       Такъ вотъ кто мы! вотъ въ чемъ нашъ грѣхъ плотской!          88
                       Коль хочешь все узнать не мимолетно, -- -
                       Нѣтъ времени для повѣсти такой.
  
                       "Что до меня,-- откроюсь я охотно;          91
                       Я Гвиничелли, очищаюсь здѣсь,
                       Заранѣ тамъ покаявшись несчетно".
  
                       Отдался чувству сыновей я весь, 94
                       Узрѣвшихъ мать въ тотъ часъ, какъ приключилась
                       Ликурга скорбь (сравнюсь ли съ ними днесь?),
  
                       Когда того мнѣ имя вдругъ открылось,          97
                       Отецъ кто мнѣ, и тѣмъ, кто лучше насъ,
                       Въ комъ пѣть любовь искусство возродилось.
  
                       Глухой, безмолвный, въ думу погрузясь.          100
                       Я долго шелъ, въ него глаза вперивши.
                       Но подойти не смѣлъ, огня страшась.
  
                       Взоръ наконецъ видѣньемъ усладивши,          103
                       Я отдался къ его услугамъ весь,
                       Привѣтствіемъ его къ себѣ склонивши.
  
                       И онъ: -- "Все то, что нынѣ слышу здѣсь,          106
                       Кладетъ въ меня столь сильный слѣдъ, что Лета
                       Не смоетъ, все смывавшая поднесь.
  
                       "Но коль не ложь -- рѣчь твоего привѣта,          109
                       Скажи мнѣ: что причиной, что въ твоихъ
                       Словахъ и взорахъ дышитъ страсть къ намъ эта?"
  
                       И я: -- "Звукъ сладкихъ вашихъ словъ живыхъ!          112
                       Покуда длится говоръ человѣчій, -
                       Намъ ни забыть чернилъ, писавшихъ ихъ!"
  
                       И онъ: -- "Тотъ духъ, что ждетъ съ тобою встрѣчи"          115
                       (И указалъ мнѣ), "лучше на земли
                       Ковалъ языкъ свой, мать родной намъ рѣчи.
  
                       "Какъ въ прозѣ фабулъ, такъ въ стихахъ любви          118
                       Онъ выше всѣхъ, и свѣтъ пусть крикъ подъемлетъ
                       Лиможцу въ честь,-- ты крику не внемли!
  
                       "Подъ шумъ молвы судъ правды въ свѣтѣ дремлетъ          121
                       И. ложное составивъ мнѣнье, онъ
                       Ни разуму, ни вкусу ужъ не внемлетъ.
  
                       "Такъ нѣкогда прославился Гвиттонъ,          124
                       Изъ рода въ родъ хвалимъ молвой безпечной,
                       Пока надъ нимъ судъ не былъ изреченъ.
  
                       "Но если такъ взнесенъ ты безконечно,          127
                       Что путь открытъ въ обитель, въ тѣ мѣста,
                       Гдѣ самъ Христосъ -- аббатъ надъ братьей вѣчной, --
  
                       "То "Отче нашъ" прочти ты у Христа!          130
                       Насколько здѣсь, гдѣ кончилась ошибка
                       Грѣха, для насъ нужна молитва та".
  
                       Чтобъ мѣсто дать той тѣни, что такъ шибко          133
                       Стремилась къ намъ, онъ тутъ исчезъ въ огнѣ,
                       Какъ въ лонѣ водъ ко дну уходитъ рыбка.
  
                       Я, подошедъ къ указанному мнѣ,          136
                       Сказалъ, что я въ моемъ душевномъ мірѣ
                       Почетъ ему готовлю въ тишинѣ.
  
                       И сладостью запѣлъ онъ, какъ на лирѣ:          139
                       "Tan m'abellis vostre cortes deman *,
                       Qu'ieu no-m puesc, ni-in vueil a vos cobrire:
  
                       "Je sui Arnaut, que plor et vai cantan;          143
                       Consiros vei la passada folor,
                       E vei jauzen la ioi qu'esper, denan.
  
                       "Ara vos prec per aquella valor,          145
                       Que vos guida al som de l'escalina
                       Sovenha vos a teinps de ma dolor".
  
                       Тутъ поглотила тѣнь огня пучина,          148
  

-----

  
                       * "Такъ нравится мнѣ милый вашъ вопросъ,          140
                       Что грудь мою я вамъ открою шире.
  
                       "Я тотъ Арно, что здѣсь пою отъ слезъ          142
                       О прошлой пошлости при мысли горькой,
                       И жду, чтобъ Судъ мнѣ вѣчный миръ принесъ.
  
                       И я молю васъ силой той высокой,          145
                       Что васъ ведетъ на верхъ горы, о насъ
                       Попомните въ судьбѣ такой жестокой".
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.

Седьмой кругъ.-- Сладострастные.-- Ангелъ Чистоты.-- Переходъ черезъ пламя.-- Подъемъ въ земной рай.-- Послѣднія слова Виргилія,

                       Какъ въ часъ, когда лучъ первый солнце мещетъ          
                       Туда, гдѣ кровь Творца его лилась
                       (Межъ тѣмъ какъ знакъ Вѣсовъ надъ Эбро блещетъ,
  
                       Надъ Гангомъ же горитъ девятый часъ),--          4
                       Такъ солнце здѣсь стояло, день кончая,
                       Когда Господень Ангелъ встрѣтилъ насъ.
  
                       Внѣ пламени, онъ, возвышаясь съ края,          7
                       Пропѣлъ; "Beati mundo Соrde" намъ,
                       Какъ не звучитъ на свѣтѣ пѣснь живая.
  
                       Потомъ: -- "Проникнуть можно къ тѣмъ мѣстамъ          10
                       Не иначе, какъ сквозь огонь: войди же?
                       О, родъ святой, чтобъ внять поющимъ тамъ!"
  
                       Такъ онъ сказалъ, лишь подошли мы ближе;          13
                       И, слыша то, я обмеръ, какъ злодѣй,
                       Кого спускаютъ въ ровъ все ниже, ниже.
  
                       И вспомнилъ я, глядя на пламень сей,          16
                       Всѣмъ тѣломъ вытянутъ, простерши руки,
                       Казнь виданныхъ мной на кострѣ людей.
  
                       И подошли вожди ко мнѣ, и звуки          19
                       Я слышалъ словъ Виргилія:-- "Мой сынъ,
                       Здѣсь смерти нѣтъ, но могутъ быть лишь муки!
  
                       "О! вспомни, вспомни... Если я одинъ          22
                       Тебя сберегъ, подъятый Геріономъ,
                       То здѣсь, близъ Бога, кину-ль безъ причимъ?
  
                       "И вѣрь ты мнѣ, что еслибъ, скрытый лономъ          25
                       Сего огня, въ немъ пробылъ сто вѣковъ,--
                       И волоска ты-бъ не утратилъ въ ономъ.
  
                       "И чтобъ за ложь не счелъ моихъ ты словъ,          28
                       Приблизься самъ и, взявъ конецъ одежды.
                       Вложи въ огонь смѣлѣй: онъ не суровъ.
  
                       "Такъ брось же, брось боязнь и, полнъ надежды,          31
                       Вернись ко мнѣ и -- смѣло въ огнь за мной".
                       Но я стоялъ упорнѣе невѣжды.
  
                       И, видя, что я твердой сталъ скалой,          34
                       Слегка смутясь, сказалъ онъ: -- "Отъ царицы
                       Ты отдѣленъ, мой сынъ, лишь сей стѣной!
  
                       Какъ, слыша имя Ѳисбе, вдругъ зѣницы          37
                       Открылъ Пирамъ въ мигъ смерти и взглянулъ,--
                       И алымъ сталъ цвѣтъ ягодъ шелковицы,
  
                       Такъ духъ во мнѣ вождь мудрый пошатнулъ          40
                       Тѣмъ именемъ, что каждый разъ такъ звонко
                       Звучитъ душѣ, будя въ ней страсти гулъ.
  
                       И, покачавъ челомъ, съ усмѣшкой тонкой:          43
                       -- "Что-жъ, остаемся здѣсь?" спросилъ, меня
                       Дразня, какъ манятъ яблокомъ ребенка.
  
                       Тутъ предо мной вошелъ онъ въ пылъ огня,          46
                       И Стація, что шелъ межъ насъ вначалѣ,
                       Просилъ идти вослѣдъ мнѣ, тылъ храня.
  
                       Вхожу. Но, ахъ! въ клокочущемъ металлѣ          49
                       Или стеклѣ прохладнѣй было-бъ мнѣ,
                       Чѣмъ въ пеклѣ томъ, пылавшемъ въ страшномъ шквалѣ.
  
                       Чтобъ ободрить мнѣ сердце въ томъ огнѣ,          52
                       Онъ говорилъ о Беатриче съ жаромъ:
                       -- "Ужъ взоръ ея мнѣ виденъ въ вышинѣ!"
  
                       И чей-то гласъ, намъ пѣвшій за пожаромъ,          55
                       Насъ велъ въ пути, и, внемля пѣснѣ сей,
                       Туда, гдѣ всходъ, мы шли въ огнѣ томъ яромъ.
  
                       -- "Venite benedicti patris mei",--          58
                       Звучало намъ во свѣтѣ столь блестящемъ,
                       Что я, смущенъ, не смѣлъ возвесть очей.
  
                       -- "Ужъ сходитъ ночь за солнцемъ заходящимъ",          61
                       Онъ продолжалъ: "впередъ! ускорьте шагъ,
                       Пока нѣтъ мглы на западѣ горящемъ".
  
                       Такъ прямо путь велъ вверхъ насъ чрезъ оврагъ,          64
                       Что предъ собой послѣдній отблескъ свѣта
                       Я разсѣкалъ, бросая тѣни мракъ.
  
                       Ступени три прошли мы, какъ и эта          67
                       Исчезла тѣнь; о погруженномъ въ сонъ
                       Свѣтилѣ дня узнали два поэта.
  
                       И прежде чѣмъ безмѣрный небосклонъ          70
                       Угасъ совсѣмъ, повсюду мракъ умножа,
                       И развернулся всюду ночи фонъ,--
  
                       Ужъ всякъ изъ насъ избралъ ступень для ложа.--          73
                       Вверхъ возбранялъ всходить законъ горы,
                       Не волю въ насъ, a силы уничтожа.
  
                       Какъ козочки и рѣзвы, и бодры, 76
                       Пока не сыты, лазятъ на утесахъ,
                       И, утоливъ свой голодъ, въ часъ жары,
  
                       Лежатъ въ тѣни на каменныхъ откосахъ.          79
                       Пастухъ же тамъ, какъ истинный отецъ,
                       Ихъ сторожитъ, склонясь на длинный посохъ,
  
                       И какъ овчаръ, открытыхъ горъ жилецъ,          82
                       Всю напролетъ проводитъ ночь у стада,
                       Чтобъ хищный звѣрь не растащилъ овецъ,--
  
                       Такъ мы втроемъ тамъ были, гдѣ прохлада,--          85
                       Я -- какъ овца, пѣвцы -- какъ стражи горъ.
                       Вокругъ же насъ отвсюду скалъ громада.
  
                       Былъ малъ надъ нами неба кругозоръ;          88
                       Но я и въ маломъ небѣ зрѣлъ свѣтила
                       Крупнѣй и ярче, чѣмъ до этихъ поръ.
  
                       Пока я созерцалъ ихъ, охватила          91
                       Меня дрема -- дрема, что намъ порой
                       Вѣщаетъ то, что будущность намъ скрыла.
  
                       Въ часъ, думаю, когда ужъ надъ горой          94
                       Съ восточныхъ странъ сверкаетъ Цитерея.
                       Горящая огнемъ любви живой,--
  
                       Приснилась мнѣ, прекрасна, какъ лилея,          97
                       На лугъ пришедшая цвѣтки срывать
                       Младая дѣва, пѣвшая, какъ фея.
  
                       -- "Кто хочетъ знать, кто я, тотъ долженъ знать:          100
                       Я -- Лія, та, чьи руки не лѣнятся
                       Прелестные вѣнки мои сплетать,
  
                       "Чтобъ ими въ зеркалѣ мнѣ любоваться;          103
                       Сестра жъ моя? Рахиль, отъ своего
                       Зерцала ввѣкъ не можетъ оторваться.
  
                       "Очей своихъ ей блескъ милѣй всего;          106
                       "Я-жъ украшаюсь рукъ трудами въ нѣгѣ;
                       "Мнѣ -- въ дѣйствіи, ей -- въ зрѣньи торжество".
  
                       Ужъ въ небѣ первые зари набѣги.          109
                       Блескъ коихъ пилигриму тѣмъ милѣй,
                       Чѣмъ ближе къ родинѣ его ночлеги,
  
                       Отвсюду гнали ночи иглу, a съ ней --          112
                       И сладкій сонъ, и я, открывши очи,
                       Воставшими ужъ славныхъ зрѣлъ вождей.
  
                       -- "Тотъ сладкій плодъ, къ нему-жъ изо всей мочи,          115
                       По всѣмъ вѣтвямъ, стремится родъ людской.
                       Твой голодъ утолитъ еще до ночи".
  
                       Такъ мнѣ сказалъ Виргилій: о! какой          118
                       Подарокъ въ мірѣ съ словомъ тѣмъ Виргилья
                       Сравнился бы отрадой неземной!
  
                       И такъ во мнѣ удвоились усилья          121
                       Стремиться вверхъ, что съ каждымъ шагомъ въ высь
                       Во мнѣ росли, казалось, воли крылья.
  
                       По лѣстницѣ мы вихремъ пронеслись.          124
                       И лишь пришли къ ступени той конечной.
                       Какъ ужъ въ меня глаза его впились,
  
                       И онъ сказалъ: -- "Огнь временный и вѣчный          127
                       Ты зрѣлъ, мой сынъ, и вотъ! пришелъ туда,
                       Гдѣ разумъ мой безсиленъ быстротечный.
  
                       "Мой умъ съ искусствомъ ввелъ тебя сюда:          130
                       Руководись теперь ужъ самъ собою,
                       Не крутъ, не узокъ путь, нѣтъ въ немъ труда.
  
                       "Смотри, какъ солнце блещетъ предъ тобою,          133
                       Смотри, какъ травки, кустики, цвѣты
                       Рождаетъ здѣсь земля сама собою!
  
                       "Пока придутъ тѣ очи красоты,          136
                       Что мнѣ въ слезахъ явились въ злой юдоли,
                       Здѣсь можешь сѣсть, ходить здѣсь можешь ты.
  
                       "Не жди рѣчей, моихъ совѣтовъ болѣ,-- 139
                       Творить свободно, здраво, прямо выборъ данъ
                       Тебѣ, своей покорствуя лишь волѣ,--
  
                       И мной вѣнцомъ и митрой ты вѣнчанъ".          142
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.

Земной рай.--- Рѣка Лета.-- Матильда.-- Происхожденіе воды и вѣтра въ земномъ раю.-- Природа божественнаго лѣса.

                       Желаній полнъ скорѣй проникнуть въ нѣдро          1
                       Божественныхъ густыхъ лѣсовъ, гдѣ тѣнь
                       Свѣтъ умѣряла, такъ струимый щедро
  
                       Тѣмъ новымъ днемъ,-- покинулъ я ступень          4
                       И, тихо-тихо лугомъ подвигаясь, .
                       Вступилъ въ благоухающую сѣнь.
  
                       И тиховѣйный воздухъ, не мѣняясь          7
                       Вовѣки здѣсь, мнѣ вѣялъ вкругъ чела,
                       Какъ вѣтерокъ, едва его касаясь,
  
                       И, шелестя листами безъ числа,          10
                       Гнулъ ихъ туда, гдѣ отъ горы священной
                       Тѣнь первая въ долинѣ той легла;
  
                       Но не настолько гнулъ, чтобъ сокровенный          13
                       Въ листвѣ хоръ птичекъ проявлять не смѣлъ
                       Свой дивный даръ въ музыкѣ несравненной:
  
                       Напротивъ, хоръ торжественно гремѣлъ,          16
                       Полнъ радости, въ томъ раннемъ утра часѣ,
                       И, вторя хору, цѣлый лѣсъ гудѣлъ.
  
                       Такъ, сливъ въ одно всѣ звуки сладкогласій          19
                       (Когда велитъ сирокко дуть Эолъ),
                       Гудитъ лѣсъ пиній на брегу Кіасси.
  
                       Шагъ, хоть и тихій, такъ меня завелъ          22
                       Въ тотъ древній лѣсъ, что я не могъ бы окомъ
                       Замѣтить мѣсто то, гдѣ я вошелъ, --
  
                       Какъ вдругъ мнѣ путь былъ прегражденъ потокомъ;          25
                       Онъ мелкой рябью влѣво наклонялъ
                       Всю мураву на берегу широкомъ.
  
                       Всѣхъ самыхъ чистыхъ водъ земныхъ кристаллъ,          28
                       Въ сравненьи съ нимъ, не такъ еще прозраченъ,
                       Чтобъ ничего отъ взоровъ не скрывалъ,
  
                       Хоть тамъ течетъ потокъ тотъ мраченъ, мраченъ,          31
                       Гдѣ вѣчно тѣнь, гдѣ каждый солнца лучъ
                       И лучъ луны навѣки былъ утраченъ.
  
                       Сдержавъ мой шагъ, не могъ сдержать мнѣ ключъ          34
                       Очей, и я дивился несказанно,
                       Какъ юный Май здѣсь роскошью могучъ.
  
                       И я узрѣлъ -- (такъ мы порой нежданно          37
                       Вдругъ видимъ то, что изумляетъ насъ,
                       Всѣ помыслы въ насъ извращая странно) --
  
                       Узрѣлъ жену: она въ тотъ ранній часъ          40
                       Шла съ пѣснями, срывая цвѣтъ за цвѣтомъ,
                       Которыми весь путь пестрѣлъ для глазъ.
  
                       -- "О, дивная, сіяющая свѣтомъ          43
                       Любви святой, коль говорятъ не ложь
                       Черты твои; свидѣтели мнѣ въ этомъ!
  
                       "Благоволи съ дороги, гдѣ идешь",          46
                       Я ей сказалъ, "приблизиться къ пучинѣ,
                       Чтобъ могъ понять я то, о чемъ поешь.
  
                       "Напомнилъ мнѣ твой видъ о Прозерпинѣ,          49
                       Когда она разсталася съ весной,
                       A мать ее утратила въ пустынѣ".
  
                       Какъ движется медлительно порой          52
                       Средь пляски дѣва, чуть касаясь полу,
                       И ногу чуть заноситъ предъ ногой,--
  
                       Такъ по пестрѣвшему цвѣтами долу          55
                       Прекрасная жена, въ угоду мнѣ,
                       Дѣвически склонивъ взоръ чистый долу,
  
                       Вдругъ повернулась, подошла къ волнѣ,          58
                       Запѣвъ такъ близко, что сперва мнѣ трудный
                       Смыслъ сладкихъ звуковъ ясенъ сталъ вполнѣ,
  
                       И тамъ, гдѣ лугъ цвѣтисто-изумрудный,          61
                       Весь въ брызгахъ волнъ, къ рѣкѣ прекрасной льнулъ,--
                       Поднявъ глаза, даритъ мнѣ взоръ свой чудный.
  
                       Не думаю, чтобъ блескъ такой сверкнулъ          64
                       Изъ глазъ Венеры въ мигъ, когда безъ гнѣва,
                       Случайно, сынъ стрѣлой ей грудь кольнулъ.
  
                       На томъ брегу мнѣ улыбалась дѣва,          67
                       Неся въ рукахъ всѣ краски,что луга
                       Горы даютъ цвѣтамъ здѣсь безъ посѣва.
  
                       Хоть въ ширину былъ ключъ лишь три шага,          70
                       Но Геллеспонтъ, гдѣ мостъ свой перекинулъ
                       Ксерксъ (вотъ урокъ для гордости врага!)
  
                       Не такъ гнѣвилъ Леандра тѣмъ, что хлынулъ          73
                       Межъ Сестомъ и Абидомъ силой водъ,
                       Какъ ключъ -- меня, за то, что путь раздвинулъ.
  
                       И дѣва: -- "Здѣсь вы странники, и вотъ --          76
                       Вы, можетъ быть, въ сей сторонѣ, избранной
                       Въ ту колыбель, гдѣ созданъ первый родъ,
  
                       "Дивитеся моей улыбкѣ странной?          79
                       Но дастъ псаломъ Me delectasti свѣтъ,
                       Чтобъ озарить разсудокъ вашъ туманный.
  
                       "И первый ты, кто мнѣ послалъ привѣтъ,          81
                       Скажи: о чемъ желаешь знать? Готовый
                       На многое пришла я дать отвѣтъ".
  
                       -- "Вода", сказалъ я, "съ шумною дубровой,          85
                       Противорѣча слышанному мной,
                       Во мнѣ враждуютъ съ тою вѣрой новой".
  
                       И та: -- "Чтобъ умъ не такъ смущался твой,          88
                       Страны святой открою я уставы
                       И разгоню весь сумракъ предъ тобой.
  
                       "Тотъ Всеблагій, предъ Кѣмъ лишь Онъ есть правый,          91
                       Адаму далъ, благимъ его создавъ,
                       Сей край благій въ задатокъ вѣчной славы.
  
                       "Своимъ грѣхомъ рай скоро потерявъ,          94
                       Онъ обратилъ грѣхомъ и въ плачъ, и въ кару
                       Невинный смѣхъ и сладости забавъ.
  
                       "Чтобъ силы бурь,-- что по земному шару          97
                       Родятся отъ паровъ, изъ водъ, съ земли
                       Встающихъ соразмѣрно солнца жару,--
  
                       "Здѣсь съ человѣкомъ браней не вели,--          100
                       Гора взнеслась такъ къ небу, что изъята
                       Отъ бурь съ тѣхъ мѣстъ, гдѣ дверью вы вошли.
  
                       "Но какъ вослѣдъ движенью коловрата          103
                       Первичнаго кружитъ и воздухъ весь,
                       Коль въ немъ нигдѣ окружность не разъята,
  
                       "То въ высотѣ, въ живомъ эѳирѣ здѣсь,          106
                       Движенье то деревья потрясаетъ,
                       Въ шумъ приводя растущій густо лѣсъ.
  
                       "Въ древахъ же потрясаемыхъ витаетъ          109
                       Такая жизнь, что насыщаетъ вѣтръ,
                       И вѣтръ, кружась, ее разсѣеваетъ,--
  
                       "Чрезъ что вашъ край, смотря -- насколько щедръ          112
                       Въ немъ грунтъ и климатъ, разныхъ свойствъ растенья
                       Выводитъ въ свѣтъ изъ плодъ пріявшихъ нѣдръ.
  
                       "Услыша то, поймешь безъ удивленья,           115
                       Какъ могутъ тамъ, не сѣяны никѣмъ,
                       Являться новыя произрастенья.
  
                       "А воздухъ здѣсь, гдѣ ты вступилъ въ Эдемъ,          118
                       Рой всѣхъ сѣмянъ разноситъ легкокрылый,
                       Родя плоды, что вамъ безвѣстны всѣмъ.
  
                       "Воды-жъ сей токъ струится не изъ жилы,          121
                       Что паръ питаетъ; холодомъ сгущенъ,
                       Какъ токъ земной, то сильный, то безъ силы:
  
                       "Изъ вѣчнаго истока льется онъ          124
                       И, волей Бога, столько водъ пріемлетъ,
                       Насколько льетъ, открытый съ двухъ сторонъ:
  
                       "Съ одной, сходя, онъ свойство воспріемлетъ -- 127
                       Смывать грѣхи; съ другой -- живитъ въ душѣ
                       О добромъ память такъ, что ввѣкъ не дремлетъ.
  
                       "Здѣсь Летою, тамъ токомъ Эвноэ          130
                       Зовется онъ, врачуя всѣхъ, кто дважды,
                       И тамъ и здѣсь, извѣдалъ вкусъ въ питьѣ,
  
                       "А вкусомъ онъ затмитъ напитокъ каждый!          133
                       И хоть теперь, безъ объясненій, самъ
                       Ты утолить ужъ можешь муку жажды,--
  
                       "Все-жъ я, какъ милость, королларій дамъ,          136
                       И думаю, что, если дальше цѣли
                       Зайду теперь, ты будешь радъ рѣчамъ.
  
                       "Быть можетъ, тѣ, что въ древности вамъ пѣли          139
                       Про вѣкъ златой, про счастье первыхъ дней,
                       О мѣстѣ семъ на Пиндѣ сонъ имѣли.
  
                       "Невиненъ былъ здѣсь первый родъ людей,          142
                       Зрѣлъ всякій плодъ подъ вѣчно пышнымъ лѣтомъ,
                       Вода-жъ здѣсь -- нектаръ съ сладостію своей".
  
                       Тутъ обернулся я назадъ къ поэтамъ,          145
                       И видѣлъ я, съ какой улыбкой тѣ
                       Внимали ей, услыша вѣсть объ этомъ.
  
                       Я взоръ свой вновь направилъ къ Красотѣ. 148
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.

Земной рай.-- Данте и Матильда.-- Мистическая процессія, или тріумфъ церкви.

                       Какъ донна, пламенемъ любви объята,          
                       За рѣчью той она воспѣла вслѣдъ:
                       -- "Beati, quorum tecta sunt peccata".
  
                       И какъ скитались нимфы древнихъ лѣтъ          4
                       Въ тѣни лѣсовъ,-- кто съ мыслью о ночлегѣ,
                       Отъ солнца прячась, кто стремясь на свѣтъ,--
  
                       Такъ противъ волнъ она, держась при брегѣ,          7
                       Пошла; я слѣдовалъ за нею невдали
                       Шагами малыми въ ея небыстромъ бѣгѣ.
  
                       Мы ста шаговъ съ ней вмѣстѣ не прошли,          10
                       Какъ оба берега, свой ходъ пріемля
                       Къ востоку дня, туда насъ повели.
  
                       И лишь вошли мы въ тѣ святыя земли,          13
                       Какъ вдругъ, совсѣмъ оборотясь ко мнѣ,
                       Сказала донна: -- "Братъ, смотри и внемли!"
  
                       И вотъ! разлился въ той лѣсной странѣ          16
                       Внезапный блескъ и ввелъ меня въ сомнѣнье,
                       Не молнія-ль сверкаетъ въ вышинѣ?
  
                       Но какъ блескъ молній гаснетъ въ то-жъ мгновенье,          19
                       A тутъ, чѣмъ далѣ, тѣмъ сильнѣй сіялъ,
                       То думалъ я: что это за явленье?
  
                       И въ воздухѣ сіявшемъ пробѣжалъ          22
                       Аккордъ мелодіи, и тутъ мнѣ стало
                       Такъ горестно, что грѣхъ я Евы клялъ
  
                       За то, что тамъ, гдѣ все Творцу внимало --          25
                       Земля и небо -- женщина одна,
                       Едва создавшись, свергла покрывало,
  
                       Подъ нимъ же еслибъ пребыла она          28
                       Покорная, то благъ тѣхъ несказанныхъ
                       Душа моя давно-бъ была полна.
  
                       Пока я шелъ межъ столькихъ первозданныхъ          31
                       Небесныхъ первенцовъ, къ нимъ взоръ склоня,
                       И новыхъ ждалъ еще блаженствъ желанныхъ,
  
                       Предъ нами вдругъ, какъ заревомъ огня,          34
                       Зардѣлся воздухъ въ томъ зеленомъ садѣ,
                       И долетѣлъ гласъ пѣнья до меня.
  
                       О, Пресвятыя Дѣвы! если въ гладѣ          37
                       И въ холодѣ, лишенный сна, исчахъ
                       Я ради васъ,-- молю днесь о наградѣ!
  
                       Дай, Геликонъ, мнѣ пить въ твоихъ ключахъ!          40
                       Пошли, Уранія, мнѣ мощь стихами
                       Сказать о трудно-мыслимыхъ вещахъ!
  
                       Семь золотыхъ древесъ передъ очами          43
                       Явилось мнѣ въ обманчивой дали
                       Пространствъ, лежащихъ между нихъ и нами.
  
                       Когда-жъ такъ близко къ нимъ мы подошли, 46
                       Что обилкъ ихъ ужъ не скрывалъ отъ взора
                       Всѣхъ чертъ своихъ, неясныхъ мнѣ вдали,--
  
                       Тотъ даръ души, что разуму -- опора,          49
                       Свѣтильники явилъ мнѣ въ пняхъ древесъ
                       И пѣніе Осанна- - въ звукахъ хора.
  
                       И ярче лилъ сосудъ тотъ дивный въ лѣсъ          52
                       Свой блескъ, чѣмъ свѣтитъ полный мѣсяцъ въ волны
                       Въ часъ полночи съ безоблачныхъ небесъ.
  
                       Я обратился, изумленья полный,          55
                       Къ Виргилію; но тотъ, отъ дива нѣмъ,
                       Отвѣтилъ мнѣ, лишь бросивъ взоръ безмолвный.
  
                       И вновь возвелъ я взглядъ къ святынямъ тѣмъ,          58
                       Къ намъ подходившимъ медленнѣй невѣсты,
                       Идущей тихо къ жениху.--"Зачѣмъ",
  
                       Вскричала донна: "страстно такъ отверсты          61
                       Глаза твои къ огнямъ симъ, a на тѣхъ,
                       Что вслѣдъ идутъ, не обратишь очесъ ты?"
  
                       И зрѣлъ я сонмъ, идущій сзади всѣхъ          64
                       Свѣтильниковъ, въ одеждѣ чистой, бѣлой,
                       Какъ только что на землю павшій снѣгъ.
  
                       Сверкалъ потокъ налѣво Леты цѣлой          67
                       И отразить меня-бъ онъ слѣва могъ,
                       Какъ зеркало, брось въ воды взоръ я смѣлый.
  
                       Лишь сталъ на берегу я, гдѣ потокъ          70
                       Одинъ лежалъ преградой между нами,--
                       Чтобъ лучше зрѣть, сдержалъ я спѣшность ногъ.
  
                       И видѣлъ я, какъ слѣдомъ за огнями,          73
                       Подобно длиннымъ стягамъ, съ вышины
                       Тянулся свѣтъ по воздуху чертами,
  
                       Такъ что, казалось, въ немъ проведены 76
                       Семь лентъ изъ тѣхъ цвѣтовъ, изъ коихъ ткется
                       Дуга для солнца, поясъ для луны.
  
                       И каждое то знамя дальше вьется,          79
                       Чѣмъ сколько взоръ могъ видѣть, и между
                       Двухъ крайнихъ десять лишь шаговъ придется.
  
                       Подъ чуднымъ небомъ, предо мной въ виду,          82
                       Двадцать четыре старца шли степенно,
                       Въ вѣнкахъ изъ лилій, по-два, въ томъ саду.
  
                       Всѣ пѣли хоромъ: -- "Будь благословенна          85
                       Въ Адамовыхъ ты дщеряхъ! о красѣ
                       Твоей вовѣкъ да хвалится вселенна!"
  
                       Когда-жъ прошли тѣ избранники всѣ,          88
                       Насупротивъ меня въ томъ дивномъ мірѣ
                       Среди цвѣтовъ и травъ душистыхъ,-- ce!
  
                       Какъ за звѣздой звѣзда блеститъ въ эѳирѣ,          91
                       Четыре вслѣдъ животныхъ подошло:
                       Въ вѣнкахъ зеленыхъ были всѣ четыре;
  
                       Шесть крылъ на каждомъ; каждое крыло          94
                       Полно очей, и очи тѣ подобны
                       Аргусовымъ, и то же ихъ число.
  
                       Но тутъ стихи, читатель, неудобны          97
                       Для описанья; предписуетъ мнѣ
                       Другой предметъ пресѣчь разсказъ подробный.
  
                       Іезекіель видѣлъ ихъ, зане          100
                       Онъ зрѣлъ ихъ, шедшихъ въ облакѣ туманномъ
                       Отъ сѣвера, и въ бурѣ и въ огнѣ.
  
                       Прочти-жъ его, и въ образѣ, имъ данномъ,          103
                       Найдешь ихъ образъ; въ отношеньи-жъ крылъ
                       Согласенъ я не съ нимъ, a съ Іоанномъ.
  
                       Просторъ между животныхъ занятъ былъ          106
                       Побѣдной колесницей двухколесной,
                       И влекъ ее Грифонъ, исполненъ силъ.
  
                       И два крыла вздымалъ онъ въ поднебесной          109
                       Межъ трехъ и трехъ полосъ за средней вслѣдъ,
                       Но взмахомъ крылъ не рушилъ строй совмѣстный.
  
                       Подъятыхъ крылъ терялся въ небѣ слѣдъ;          112
                       Былъ злата блескъ на всемъ, что въ Грифѣ птичье,
                       На прочемъ всемъ -- слитъ съ бѣлымъ алый цвѣтъ.
  
                       Ни Африканъ, ни Августъ, въ ихъ величьѣ,          115
                       Не зрѣли въ Римѣ колесницъ такихъ;
                       Предъ ней теряетъ все свое отличье
  
                       И колесница Феба въ самый мигъ,          118
                       Какъ, внявъ Землѣ молящей, правосудный
                       Юпитеръ сжегъ ее въ путяхъ кривыхъ.
  
                       У колеса, что справа, въ пляскѣ чудной 121
                       Я зрѣлъ трехъ женъ,-- столь алая одна,
                       Что въ пламени ее-бъ замѣтить трудно.
  
                       Другая цвѣтомъ -- словно создана          124
                       Вся изъ смарагда: кости, кровь и тѣло;
                       Былъ третьей цвѣтъ -- какъ снѣга бѣлизна.
  
                       Казалось, былъ ихъ хоръ ведомъ то бѣлой,          127
                       То алой дѣвой; подъ ея напѣвъ
                       Хоръ двигался то медленно, то смѣло.
  
                       Налѣво, пурпуръ на себя надѣвъ,          130
                       Вслѣдъ той, на чьемъ челѣ три были ока,
                       Плясали двѣ четы небесныхъ дѣвъ.
  
                       За чуднымъ хороводомъ вдоль потока          133
                       Два старца шли, несходные ни въ чемъ,
                       Лишь сходственные видомъ безъ упрека.
  
                       Одинъ, казалось, былъ ученикомъ          136
                       Гиппократа, рожденнаго природой
                       Ея любимцамъ высшимъ быть врачомъ.
  
                       Другой, казалось, воинъ былъ породой,          139
                       Съ мечомъ столь острымъ, что и за рѣкой
                       Я трепеталъ предъ грознымъ воеводой.
  
                       Во слѣдъ шли четверо,-- смирененъ строй          142
                       Ихъ былъ, a сзади старецъ безъ усилій;
                       Онъ, хоть и спалъ, былъ видомъ огневой.
  
                       И эти семь всѣ такъ одѣты были,          145
                       Какъ первый сонмъ; но на главахъ въ вѣнки
                       Вплетался имъ не цвѣтъ сребристыхъ лилій,
  
                       A розаны и алые цвѣтки;          148
                       Поклялся-бъ всякъ, вдали узрѣвъ ихъ лица,
                       Что вкругъ чела ихъ рѣютъ огоньки.
  
                       Вдругъ предо мной тутъ стала колесница,          151
                       И грянулъ громъ, и здѣсь положена
                       Была, казалось, шествію граница.
  
                       И стали всѣ, лишь стали знамена. 154
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТАЯ.

Земной рай.-- Появленіе Беатриче и исчезновеніе Виргилія.-- Упреки Беатриче Данте.

                       Лишь только сталъ Септентріонъ верховный          
                       (Ему-жъ заката, ни восхода нѣтъ,
                       Его же блескъ лишь гаситъ мракъ духовный,--
  
                       Тотъ блескъ, который за собою вслѣдъ          4
                       Ведетъ весь рай, какъ къ пристани съ эѳира
                       Хоръ низшихъ звѣздъ льетъ мореходцамъ свѣтъ).--
  
                       Какъ взоръ вперили всѣ пророки міра,          7
                       Что шли межъ нимъ и Грифомъ пресвятымъ,
                       На колесницу, какъ на пристань мира.
  
                       Одинъ изъ нихъ, какъ съ неба херувимъ,          10
                       "Veni, sponsa, de Libano", ликуя,
                       Воскликнулъ трижды, и весь хоръ за нимъ.
  
                       Какъ изъ могилъ, призывъ трубы почуя,          13
                       Воспрянутъ всѣ блаженные, и всякъ,
                       Облекшись въ плоть, воскликнетъ: аллилуя,--
  
                       Надъ пресвятою колесницей такъ          16
                       Воздвиглись сто, ad vocem tanti senis,
                       Пословъ и слугъ той жизни, полной благъ.
  
                       И пѣли всѣ: "Benedictus, qui veniste          19
                       И дождь цвѣтовъ струили, говоря:
                       "Manibus о date lilia plenis!"
  
                       Видалъ я утромъ, какъ даетъ заря          22
                       Цвѣтъ розовый всей сторонѣ востока,
                       Всему же небу ясность янтаря,
  
                       И какъ ликъ солнца, вставъ изъ волнъ потока,          25
                       Смягчаетъ блескъ свой дымкою паровъ,
                       Такъ что онъ долго выносимъ для ока,--
  
                       Такъ въ нѣдрахъ облака живыхъ цвѣтовъ,          28
                       Кропимыхъ сонмомъ ангеловъ несмѣтнымъ
                       И въ колесницу, и на злакъ луговъ,--
  
                       Въ зеленой мантіи, въ вѣнкѣ завѣтномъ          31
                       На головѣ сверхъ бѣлыхъ покрывалъ,
                       Я донну зрѣлъ въ хитонѣ огнецвѣтномъ.
  
                       И духъ во мнѣ, хоть онъ и пересталъ          34
                       Такъ много лѣтъ быть въ трепетѣ жестокомъ
                       При видѣ той, кто выше всѣхъ похвалъ,--
  
                       Теперь, безъ созерцанья даже окомъ,          37
                       Лишь тайной силой, что изъ ней лилась,
                       Былъ увлеченъ былой любви потокомъ.
  
                       И лишь очамъ моимъ передалась          40
                       Та мощь любви, отъ чьей могучей воли
                       Во мнѣ, ребенкѣ, грудь уже рвалась,--
  
                       Я, какъ младенецъ, что при каждой боли          43
                       Бѣжитъ къ родной, чтобъ помогла любовь,--
                       Направилъ взоръ налѣво по-неволѣ
  
                       Къ Виргилію, чтобъ высказать: "Вся кровь          46
                       Во мнѣ кипитъ, трепещетъ каждый атомъ!
                       Слѣдъ прежней страсти познаю я вновь!"
  
                       Но, ахъ! исчезъ Виргилій навсегда тамъ,--          49
                       Виргилій,-- онъ, отецъ сладчайшій мой,--
                       Виргилій, кѣмъ я былъ спасенъ, какъ братомъ!
  
                       Всѣ радости, что первою женой          52
                       Утрачены, мой ликъ не защитили,
                       Чтобъ онъ не омрачился вдругъ слезой.
  
                       -- "О Данте, слезъ о томъ, что прочь Виргилій          55
                       Ушелъ, не лей -- увидимъ скоро мы,
                       Какъ отъ другихъ заплачешь ты насилій!"
  
                       Какъ адмиралъ то съ носа, то съ кормы          58
                       Глядитъ, какъ дѣйствуютъ людей станицы
                       Въ другихъ судахъ, и въ нихъ бодритъ умы,
  
                       Такъ съ лѣваго обвода колесницы,          61
                       При имени моемъ, его же звукъ
                       Я по нуждѣ вношу въ мои страницы,
  
                       Я зрѣлъ, какъ та, которую вокругъ          64
                       Сперва скрывалъ хоръ ангеловъ, взоръ первый
                       Черезъ потокъ въ меня метнула вдругъ.
  
                       И хоть покровъ, изъ-подъ вѣнка Минервы          67
                       Съ главы ея спадавшій, ей къ лицу
                       Мнѣ возбранялъ очей направить нервы,--
  
                       Съ величьемъ, сроднымъ царскому лицу,          70
                       Она рекла, какъ тотъ, въ комъ есть обычай --
                       Сильнѣйшее беречь въ рѣчахъ къ концу:
  
                       -- "Вглядись въ меня, вглядись: я -- Беатриче!          73
                       Взойти сюда какъ въ умъ тебѣ вошло?
                       Какъ о моемъ ты вспомнилъ давнемъ кличѣ?"
  
                       Мой взоръ упалъ тутъ въ чистыхъ водъ стекло;          76
                       Въ немъ увидалъ я видъ свой столь убогій,
                       Что взоръ отвелъ, такъ стыдъ мнѣ жегъ чело!
  
                       Не кажется и сыну мать столь строгой,          79
                       Какъ мнѣ она, такъ сладкій медъ любви
                       Ея ко мнѣ былъ полонъ желчи многой!
  
                       Едва лишь смолкла -- ангелы вдали:          82
                       "In te speravi, Domine", воспѣли,
                       Но дальше "pedes meos" не пошли.
  
                       Какъ стынетъ снѣгъ у мачтъ живыхъ на тѣлѣ,          85
                       Навѣянный въ вершинахъ Апеннинъ
                       Съ Словенскихъ горъ въ холодныя мятели,
  
                       Едва-жъ изъ странъ безъ тѣни до вершинъ          88
                       Коснется жаръ -- закованный дотолѣ
                       Весь снѣгъ плыветъ, какъ воскъ, огнемъ палимъ,--
  
                       Такъ я безъ слезъ и вздоховъ былъ, доколѣ          91
                       Гимнъ не воспѣлъ хоръ Божій въ вышинѣ,--
                       Хоръ горнихъ сферъ, покорный высшей волѣ.
  
                       И вотъ, когда онъ состраданье мнѣ          94
                       Сильнѣе выразилъ, чѣмъ еслибъ прямо
                       "Что такъ строга?" проговорилъ женѣ,--
  
                       Растаялъ ледъ вкругъ сердца въ мигъ тотъ самый          97
                       И вышелъ влагой въ очи, a въ уста
                       Потокомъ вздоховъ изъ груди упрямой.
  
                       Она-жъ, все тамъ же стоя, въ небеса          100
                       Такъ съ колесницы къ существамъ предвѣчнымъ
                       Направила святыя словеса:
  
                       -- "Отъ вѣчности вы въ свѣтѣ безконечномъ;          103
                       Ничто,-- ни ночь, ни сонъ,-- не скроютъ вамъ
                       Того, какъ вѣкъ идетъ путемъ безпечнымъ.
  
                       "Я-жъ смыслъ такой желаю дать словамъ,          106
                       Чтобъ тотъ, кто плачетъ тамъ, позналъ о тѣсныхъ
                       Соотношеньяхъ горести къ грѣхамъ.
  
                       "Не только силой тѣхъ круговъ чудесныхъ, 109
                       Что всѣмъ посѣвамъ свой даютъ покровъ
                       По положенію свѣтилъ небесныхъ,
  
                       "Но и обильемъ Божескихъ даровъ,          112
                       Въ міръ льющихся, какъ дождь, всегда готовый,
                       Изъ недоступныхъ для ума паровъ,--
  
                       "Онъ таковымъ въ своей былъ жизни новой,          115
                       Вѣрнѣе -- могъ бы быть, что добрый нравъ
                       Принесъ бы въ немъ плодъ сладкій и здоровый.
  
                       "Но тѣмъ полнѣй бываетъ сорныхъ травъ          118
                       Та почва, что пріяла злое сѣмя,
                       Чѣмъ лучше былъ земной ея составъ!
  
                       "Моей красой онъ сдержанъ былъ на время,          121
                       И, слѣдуя младымъ очамъ моимъ,
                       Онъ прямо шелъ, грѣховъ отбросивъ бремя.
  
                       "Но лишь чреда настала днямъ вторымъ,          124
                       Едва лишь въ жизнь вступила я иную,--
                       Меня забывъ, онъ предался другимъ.
  
                       "Когда-жъ на духъ смѣнила плоть земную          127
                       И возросла въ красѣ и чистотѣ,--
                       Онъ пересталъ цѣнить меня, святую.
  
                       "И ложный путь онъ избралъ въ слѣпотѣ          130
                       Вслѣдъ призракамъ пустого идеала,
                       Повѣривши несбыточной мечтѣ;
  
                       "Наитье свыше ужъ не помогало,          133
                       Какимъ не разъ къ себѣ въ видѣньяхъ сна
                       Звала его,-- такъ чтилъ меня онъ мало!
  
                       "И такъ онъ палъ, что мнѣ уже одна          136
                       Спасти его дорога оставалась:
                       Явить ему погибшихъ племена.
  
                       "Затѣмъ-то я и къ мертвымъ въ сѣнь спускалась          139
                       И тамъ предъ тѣмъ, который въ этотъ край
                       Привелъ его, слезами заливалась.
  
                       "Нарушится судъ Божій, если въ рай          142
                       Онъ перейдетъ чрезъ Лету, узритъ розы
                       Небесныхъ странъ и не уплатитъ пай
  
                       "Раскаянья, проливъ здѣсь горьки слезы".          145
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

Земной рай.-- Новые упреки Беатриче и новое покаяніе Данте.-- Переходъ черезъ Лету.-- Пляска четырехъ прекрасныхъ женъ.-- Беатриче безъ покрывала.

                       -- "О ты, стоящій за рѣкой священной!"          1
                       Такъ, словъ своихъ мнѣ въ грудь направивъ мечъ,
                       И безъ того ужъ слишкомъ изощренный,
  
                       Она вела безъ перерыва рѣчь:          4
                       -- "Скажи, скажи: права-ль я съ обвиненьемъ?
                       Сознайся же и дай мнѣ судъ изречь".
  
                       Но я такимъ взволнованъ былъ смущеньемъ,          7
                       Что голосъ мой, возникнувъ, смолкъ скорѣй,
                       Чѣмъ органъ рѣчи издалъ звукъ съ волненьемъ.
  
                       Она-жъ, помедливъ:--"Что съ душой твоей?          10
                       Отвѣтствуй мнѣ! Еще въ рѣкѣ твой разумъ
                       Не потерялъ всю память прежнихъ дней".
  
                       Смущеніе и страхъ, смѣшавшись разомъ,          13
                       Столь тихое изъ устъ исторгли "да",
                       Что заключить о немъ лишь можно-бъ глазомъ.
  
                       Какъ арбалетъ ломается, когда          16
                       Лукъ съ тетивой сверхъ мѣръ натянутъ длани
                       И пустятъ въ цѣль стрѣлу ужъ безъ вреда,
  
                       Такъ сломленъ былъ я тяжестью страданій.          19
                       Я залился слезами, голосъ стихъ,
                       Подавленъ вздохами въ моей гортани.
  
                       И мнѣ она:--"Въ желаніяхъ моихъ,          22
                       Чтобъ ты любилъ и думалъ лишь о Благѣ,
                       Внѣ коего нѣтъ радостей земныхъ.
  
                       "Скажи, какіе встрѣтилъ ты овраги 25
                       Иль чѣмъ былъ скованъ, что идти впередъ
                       За Благомъ тѣмъ лишился всей отваги?
  
                       "И что за прелести, что за расчетъ          28
                       Въ челѣ другихъ нашелъ ты, что ихъ крыльямъ
                       Осмѣлился повѣрить свой полетъ?"
  
                       Вздохнувъ глубоко, залитъ слезъ обильемъ,          31
                       Едва собралъ я голосъ на отвѣтъ,
                       Сложившійся въ устахъ моихъ съ усильемъ.
  
                       -- "Цѣня", сказалъ я съ плачемъ, "ложный свѣтъ          34
                       Лишь благъ земныхъ, я вслѣдъ за нимъ увлекся,
                       Когда юдоль покинули вы бѣдъ".
  
                       И та:--"Хотя-бъ смолчалъ ты иль отрекся,          37
                       Въ чемъ ты сознался,-- все-жъ твой Судія
                       Зритъ грѣхъ твой, сколько-бъ мглой онъ ни облекся.
  
                       "Но кто излилъ въ слезахъ, не утая,          40
                       Грѣхъ добровольно,-- для того колеса
                       Нашъ судъ вращаетъ противъ острія.
  
                       "Однако, чтобъ больнѣй отозвалося          43
                       Тебѣ паденье, чтобъ въ другой ты разъ
                       На зовъ Сиренъ недвижнѣй былъ утеса,--
  
                       "Уйми источникъ слезъ и слушай насъ.          46
                       И я скажу: куда-бъ тебя, казалось,
                       Былъ долженъ весть моей кончины часъ.
  
                       "Въ природѣ ли, въ искусствѣ-ль, что встрѣчалось          49
                       Прекраснѣе, тѣхъ членовъ, гдѣ виталъ
                       Мой духъ, хоть тѣло въ прахъ уже распалось?
  
                       "И если ты съ ихъ смертью потерялъ          52
                       Все высшее,-- въ комъ на землѣ въ замѣну
                       Ты могъ найти столь дивный идеалъ?
  
                       "Съ стрѣлою первой, видя благъ тѣхъ цѣну,          55
                       Не долженъ ли ты былъ въ святой предѣлъ
                       Летѣть за мной, ужъ вышедшей изъ плѣну?
  
                       "Такъ какъ могла подъ выстрѣлъ новыхъ стрѣлъ          58
                       Склонить полетъ твой женскихъ глазъ зараза,
                       Вся суетность житейскихъ тщетныхъ дѣлъ?
  
                       "Младой птенецъ прельстится два, три раза;          61
                       Когда-жъ онъ оперится,-- птицеловъ
                       Не обольститъ ему ужъ сѣтью глаза".
  
                       Какъ, покраснѣвъ, потупя взоръ, безъ словъ,          64
                       Стоитъ и внемлетъ наставленьямъ въ школѣ,
                       Въ винѣ сознавшись, ученикъ,-- таковъ
  
                       Былъ я. Но та: -- "Мнѣ внемля, по-неволѣ          67
                       Тоскуешь ты; но бороду на насъ
                       Приподыми, и ты встоскуешь болѣ".
  
                       Ахъ, съ меньшимъ затрудненьемъ вырвутъ вязъ          70
                       Съ корнями вонъ порывы бурь съ полночи,
                       Иль вихрь изъ странъ, гдѣ царствовалъ Ярбасъ,
  
                       Чѣмъ то, съ какимъ свои я поднялъ очи;          73
                       Я въ словѣ борода свой ликъ узналъ,--
                       И ядъ насмѣшки понялъ я жесточе.
  
                       Когда-жъ чело я наконецъ подъялъ,          76
                       То увидалъ, что на нее цвѣтами
                       Ужъ рой существъ первичныхъ не кидалъ.
  
                       И смутными я зрѣлъ ее очами,          79
                       Глядѣвшую туда, гдѣ птица-левъ
                       Двумя въ одно сливались естествами.
  
                       На томъ брегу, въ покровѣ межъ деревъ,          82
                       Она себя былую превышала,
                       Насколько здѣсь была всѣхъ краше дѣвъ.
  
                       Такъ жгло меня раскаянія жало,          85
                       Что отъ всего, къ чему такъ льнулъ мой слухъ,
                       Душа моя, какъ отъ врага, бѣжала.
  
                       Самосознанье такъ мнѣ грызло духъ,          88
                       Что тутъ я палъ, и чѣмъ тогда могъ стать я, --
                       Лишь знаетъ та, предъ кѣмъ мой умъ потухъ.
  
                       Когда-жъ сталъ вновь міръ внѣшній сознавать я,--          91
                       Та донна, кѣмъ я встрѣченъ у ключа,
                       Сказала мнѣ: -- "Ко мнѣ, ко мнѣ въ объятья!"
  
                       И, погрузивъ до шеи и влача          94
                       Меня въ волнахъ, по водному разбѣгу
                       Она скользнула, какъ челнокъ ткача.
  
                       И хоръ воспѣлъ, лишь близокъ былъ я къ брегу,          97
                       "Asperges me", такъ звучно, что нѣтъ силъ
                       Ни описать, ни вспомнить звуковъ нѣгу.
  
                       И дланями прекрасной схваченъ былъ          100
                       Я за главу и весь опущенъ въ волны,
                       При чемъ воды невольно я испилъ.
  
                       И къ четыремъ тѣмъ дѣвамъ я, безмолвный,          103
                       Сталъ въ хороводъ, омытъ отъ грѣшной тьмы,
                       И принятъ въ ихъ объятья, счастья полный.
  
                       -- "Мы нимфы здѣсь, a въ небѣ звѣзды мы!          106
                       Мы, до явленья Беатриче въ мірѣ
                       Ея рабы, ужъ лили свѣтъ въ умы.
  
                       "Къ ея очамъ тебя представимъ въ мирѣ;          109
                       Дадутъ же мощь тебѣ ихъ вынесть свѣтъ
                       Тѣ три жены, что глубже зрятъ въ эѳирѣ".
  
                       Такъ начали пѣть хоромъ и, вослѣдъ          112
                       Имъ шествуя, предсталъ я предъ Грифона;
                       Съ него-жъ на насъ былъ взоръ ея воздѣтъ.
  
                       -- "Здѣсь не щади очей", сказали, жены:          115
                       "Ты приведенъ къ смарагдамъ тѣхъ очей,
                       Отъ коихъ стрѣлъ ты палъ во время оно".
  
                       Мильоны думъ, огня всѣ горячѣй,          118
                       Влекли мой взоръ къ очамъ ея лучистымъ,
                       Прикованнымъ лишь къ Грифу безъ рѣчей.
  
                       Какъ солнце въ зеркалѣ, во взорѣ чистомъ 121
                       Грифъ отражался, образъ свой двоя
                       То тѣмъ, то этимъ веществомъ огнистымъ.
  
                       Представь, читатель, какъ дивился я,          124
                       Когда, не движась, Грифъ безъ перерыва
                       Мѣнялъ свой образъ въ мглѣ очей ея!
  
                       Пока мой духъ, полнъ радости и дива,          127
                       Вкушалъ ту снѣдь, что, насыщая насъ,
                       Въ насъ возбуждаетъ больше къ ней призыва,--
  
                       Приблизились другія три, явясь          130
                       Мнѣ существами высшаго порядка,
                       И съ пляской райской слили пѣнья гласъ.
  
                       -- "Склони, склони взоръ свѣтлый", пѣли сладко,          133
                       "О Беатриче, къ другу твоему!
                       Чтобъ зрѣть тебя, онъ путь свершилъ не краткій.
  
                       "Будь благостна, благоволи ему          136
                       Открыть уста, да видитъ безъ покрова
                       Второй твой блескъ, незримый никому!"
  
                       О вѣчный свѣтъ отъ свѣта пресвятого! 139
                       Кто такъ блѣднѣлъ въ тѣни густыхъ древесъ
                       Парнаса, кто испилъ ключа живого,
  
                       Чтобъ геній въ немъ внезапно не исчезъ,          142
                       Когда-бъ дерзнулъ воспѣть, какъ ты предстала.
                       Осѣнена гармоніей небесъ,
  
                       О Беатриче, мнѣ безъ покрывала!          145
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.

Земной рай.-- Таинственныя судьбы священной колесницы.-- Символическое дерево.-- Превращеніе колесницы въ чудовище.-- Блудница и Гигантъ,

                       Такъ приковалъ я взоры къ ней, чтобъ жажды          
                       Десятилѣтней жаръ унять въ крови,
                       Что вмигъ во мнѣ угаснулъ помыслъ каждый.
  
                       Все скрылось съ глазъ, какъ будто изъ земли          4
                       Воздвиглись стѣны; такъ я изловился
                       Святой улыбкой въ сѣть былой любви!
  
                       Но вдругъ мой взоръ насильственно склонился          7
                       На тѣхъ богинь налѣво, лишь достигъ
                       Ко мнѣ ихъ возгласъ: -- "Какъ онъ углубился!"
  
                       И свойство глазъ -- лишаться зрѣнья вмигъ.          10
                       Какъ скоро солнце вдругъ ихъ поразило,
                       Оставило меня слѣпымъ на мигъ.
  
                       Когда же свѣтъ вновь зрѣнье ощутило          13
                       (Лишь малый свѣтъ въ сравненьи съ тѣмъ большимъ,
                       Отъ коего я былъ оторванъ силой),--
  
                       Я увидалъ, что воинствомъ святымъ          16
                       Взято въ пути направо направленье
                       Къ свѣтильникамъ и къ солнцу передъ нимъ.
  
                       Какъ подъ покровомъ изъ щитовъ въ сраженьѣ          19
                       Полкъ кружитъ съ знаменемъ, пока опять
                       Не встанетъ въ строй, спасаясь въ отступленьѣ,--
  
                       Такъ Божьихъ силъ передовая рать          22
                       Ужъ вся прошла, a дышлу вслѣдъ дружинамъ
                       Еще все медлилъ Грифъ движенье дать.
  
                       Когда-жъ къ колесамъ стали жены чиномъ,          25
                       Грифъ тронулъ съ мѣста пресвятой ковчегъ,
                       При чемъ въ перѣ не дрогнулъ ни единомъ.
  
                       И донна, коей я взведенъ на брегъ          28
                       Изъ волнъ, пошла со Стаціемъ и мною
                       За колесомъ, свершавшимъ меньшій бѣгъ.
  
                       Такъ, въ лѣсъ войдя (теперь пустой -- виною          31
                       Повѣрившей когда-то Змію зла),
                       Мы шли подъ-ладъ съ музыкой неземною.
  
                       На сколько въ три полета вдаль стрѣла          34
                       Проносится, такое разстоянье
                       Пройдя, на землю дивная сошла.
  
                       -- "Адамъ, Адамъ" я внялъ въ толпѣ роптанье,          37
                       И къ дереву -- безъ листьевъ и цвѣтовъ
                       На всѣхъ вѣтвяхъ -- столпилось все собранье.
  
                       Раскидывалъ тамъ шире свой покровъ,          40
                       Чѣмъ выше росъ, стволъ дерева,-- громада,
                       Какой не зрѣлъ и индусъ средь лѣсовъ.
  
                       -- "Хвала, о Грифъ! Твой клювъ не тронулъ яда          43
                       Вѣтвей на древѣ, сладкаго въ устахъ,
                       Но гибельнаго чреву мукой ада".
  
                       Такъ возлѣ древа крѣпкаго въ толпахъ          46
                       Раздался кликъ, и существо двойное:
                       -- "Такъ да блюдется правда въ сѣменахъ!"
  
                       И колесницы дышло пресвятое          49
                       Повлекъ Грифонъ и съ древомъ-сиротой
                       Связалъ его, какъ отъ него взятое.
  
                       Какъ наши злаки здѣсь (порою той,          52
                       Когда мѣшается съ великимъ свѣтомъ
                       Тотъ, что идетъ за Рыбами весной)
  
                       Вздуваются, чтобъ обновиться цвѣтомъ,          55
                       Всякъ злакъ своимъ, покуда Фебъ коней
                       Къ другимъ созвѣздьямъ не направитъ съ лѣтомъ, --
  
                       Такъ, полное сперва сухихъ вѣтвей,          58
                       Вдругъ оживясь, то древо цвѣтомъ стало
                       Темнѣе розъ, фіалки же свѣтлѣй.
  
                       Чей умъ пойметъ? Чье ухо здѣсь внимало          61
                       Тѣмъ гимнамъ, кои дѣлись тамъ? Но силъ
                       Имѣлъ я вынесть только ихъ начало.
  
                       Имѣй я кисть представить, какъ смежилъ          64
                       Зеницы Аргусъ подъ напѣвъ свирѣли,
                       За что цѣной онъ жизни заплатилъ,--
  
                       Я-бъ, какъ художникъ, пишущій съ модели,          67
                       Изобразилъ, какъ сну я предался;
                       Но гдѣ мнѣ красокъ взять для этой цѣли?
  
                       Итакъ, скажу, какъ сонъ мой прервался.          70
                       Какъ сна покровъ расторгся блескомъ свѣта
                       И возгласомъ:--"Проснись! ты заспался".
  
                       Какъ на гору (да узрятъ роскошь цвѣта          73
                       Той яблони, чьи яблоки даны
                       Въ снѣдь ангеламъ предвѣчнаго совѣта)
  
                       Іоаннъ, Іаковъ, Петръ возведены          76
                       И какъ ихъ сны расторгъ глаголъ надежды,
                       Что расторгалъ и гробовые сны,
  
                       При чемъ уже не видѣли ихъ вѣжды          79
                       Ни Моисея, ни Ильи, и самъ
                       Учитель ихъ ужъ измѣнилъ одежды,--
  
                       Такъ, пробудившись, я увидѣлъ тамъ          82
                       Благочестивую,-- ту, что въ красѣ дѣвичьей
                       Вдоль водъ казала путь моимъ стопамъ.
  
                       И въ страхѣ я спросилъ:--"Гдѣ Беатриче?"          85
                       И та:--"У корня древа возсѣдитъ
                       Подъ новою листвой, полна величій.
  
                       "Взгляни: вотъ сонмъ подругъ ея стоитъ;          88
                       Другіе-жъ всѣ взнеслися за Грифономъ.
                       Чу! какъ ихъ пѣснь тамъ въ глубинѣ гремитъ".
  
                       И что еще сказала мнѣ объ ономъ,          91
                       Не вѣдаю: мнѣ зрѣлась лишь она,
                       Замкнувшая мой слухъ всѣмъ прочимъ тонамъ.
  
                       На почвѣ чистой тамъ возсѣвъ, одна,          94
                       Какъ стражъ, блюла ту колесницу міра,
                       Что существомъ двувиднымъ спасена.
  
                       Вокругъ нея слились, какъ вкругъ кумира, 97
                       Семь нимфъ, держа въ свѣтильникахъ огни,
                       Хранимые отъ Норда и Зефира.
  
                       --"Не долго быть тебѣ въ лѣсной тѣни:          100
                       Въ великій Римъ взнесешься силой чуда,
                       Гдѣ самъ Христосъ -- римлянинъ искони!
  
                       "На благо міру, что живетъ такъ худо,          103
                       Зри колесннцу; что увидишь здѣсь,
                       Все запиши, когда придешь отсюда".
  
                       Такъ Беатриче. И, склоненный весь 106
                       Къ стопамъ ея велѣній, умъ и очи.
                       Какъ повелѣла, устремилъ я днесь.
  
                       Стремительно такъ никогда въ мглѣ ночи          109
                       Изъ тучъ не сходитъ молнія, когда
                       Изъ высшихъ сферъ дождь хлынетъ изъ всей мочи,
  
                       Какъ птица Зевса ринулась тогда          112
                       По дереву, сорвавъ съ него съ корою
                       И листъ и цвѣтъ, и пала, какъ бѣда,
  
                       На колесницу съ яростью такою,          115
                       Что та накренилась, какъ ботъ средь волнъ,
                       Съ бортовъ разимый въ морѣ бурей злою.
  
                       И въ колесницу, зыбкую какъ челнъ,          118
                       Голодная Лисица ворвалася,
                       Которой зѣвъ былъ всякой скверны полнъ.
  
                       Но, укоризнъ мадонны устрашася, 121
                       Отъ мерзкихъ дѣлъ она пустилась въ бѣгъ,
                       Насколько могъ бѣжать скелетъ безъ мяса.
  
                       И вотъ, изъ странъ, отколь сперва притекъ,          124
                       Въ ковчегъ опять Орелъ спустился бурно
                       И пухомъ крылъ осыпалъ весь ковчегъ.
  
                       И въ высотѣ, въ обители лазурной,          127
                       Раздавшись, скорби голосъ произнесъ:
                       --"О мой челнокъ!і какъ нагруженъ ты дурно!"
  
                       И видѣлъ я: вотъ! между двухъ колесъ          130
                       Земля разверзлась, и Драконъ выходитъ --
                       Пронзить ковчегъ хвостомъ своимъ насквозь.
  
                       И какъ оса изъ тѣла вновь выводитъ          133
                       Иглу,-- такъ Змій, въ себя вобравъ хвостъ свой,
                       Отторгъ часть дна и, радостный, уходитъ.
  
                       Какъ глохнетъ поле сорною травой,          136
                       Такъ, что осталось, въ пухъ Орла (забытый,
                       Быть можетъ, съ цѣлью чистой и благой)
  
                       Одѣлося, и были быстро скрыты          139
                       Колеса съ дышломъ имъ: уста безъ словъ,
                       Чтобъ вздохъ издать, не долѣе открыты.
  
                       Преобразившись такъ, чертогъ Христовъ          142
                       Главы изводитъ изъ своихъ гнѣздилищъ,
                       На дышлѣ три и по одной съ угловъ;
  
                       Рога быковъ -- у первыхъ трехъ чудилищъ,          145
                       У всѣхъ другихъ -- по рогу на челѣ;
                       Вѣкъ я не зрѣлъ столь мерзостныхъ страшилищъ.
  
                       Тверда, какъ крѣпость на крутой скалѣ,          148
                       Сидитъ на немъ Блудница на свободѣ
                       И наглый взоръ вкругъ водитъ по землѣ.
  
                       И, чтобъ ее не потерять (невзгодѣ,          151
                       Кто былъ бы радъ?), Гигантъ стоитъ съ ней въ рядъ,
                       Ее цѣлуетъ онъ при всемъ народѣ.
  
                       Когда-жъ въ меня свой похотливый взглядъ          154
                       Та кинула,-- бичомъ любовникъ строгій
                       Ее избилъ отъ головы до пятъ.
  
                       И волю далъ, полнъ гнѣва и тревоги,          157
                       Онъ чудищу и такъ далеко въ лѣсъ
                       Увлекъ ее, что гадъ сей многорогій
  
                       Съ Блудницею изъ глазъ моихъ исчезъ.          160
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

Земной рай.-- Прорицаніе Беатриче.-- Пятьсотъ и Пять и Десять.-- Данте и Беатриче.-- Рѣка Эвноэ.

                       "Deus venerunt gentes"... въ сокрушеньѣ,          
                       То только трехъ, то четырехъ дѣвъ хоръ
                       Такъ, чередуясь, началъ псалмопѣнье.
  
                       И воздыхая,-- скорбная съ тѣхъ поръ,--          4
                       Внимала Беатриче; лишь Марія
                       Имѣла у креста печальнѣй взоръ,
  
                       Когда же дали дѣвы пресвятыя          7
                       Ей говорить, -- съ лицомъ какъ бы въ огнѣ,
                       Она воставъ, рекла слова такія:
  
                       "Modicum, et non videbitis me          10
                       Et iterum, o милыя подруги,
                       Modicum, et vos videbitis me".
  
                       Когда-жъ семь женъ пошли предъ ней, какъ слуги,          13
                       Она, давъ знакъ за нею вслѣдъ идти
                       Мнѣ, доннѣ и поэту въ нашемъ кругѣ,
  
                       Подвиглась въ путь и, вѣрно, десяти          16
                       Еще шаговъ въ пути не совершила,
                       Какъ взоромъ мнѣ пронзила взоръ въ пути
  
                       И съ видомъ яснымъ такъ проговорила:          19
                       --"Спѣши; хочу бесѣдовать съ тобой:
                       Понять меня въ тебѣ уже есть сила".
  
                       Лишь я предсталъ, какъ долгъ велитъ, къ святой,--          22
                       Она рекла:--"О! братъ мой, что-жъ о многомъ
                       Не спросишь ты, пока идешь со мной?"
  
                       Что съ тѣмъ бываетъ, кто въ чрезмѣрно строгомъ          25
                       Почтеніи, со страхомъ говоря,
                       Едва сквозь зубы тянетъ слогъ за слогомъ,
  
                       То было и со мной, и началъ я          28
                       Неявственно:--"Вамъ вѣдомо, мадонна,
                       Что нужно мнѣ, въ чемъ благо для меня".
  
                       И мнѣ она:--"Хочу, чтобъ непреклонно          31
                       Мужался ты, отбросивъ лишній стыдъ,
                       И говорилъ отнынѣ не какъ сонный.
  
                       "Знай: тотъ сосудъ, что Зміемъ здѣсь разбитъ,--          34
                       Онъ бѣ и нѣсть! Но Божеской десницы
                       Виновникъ зла -- скупой не отвратитъ.
  
                       "И явится въ свой часъ наслѣдникъ птицы,          37
                       Разсыпавшей на колесницѣ пухъ,
                       Чтобъ чудище родить изъ колесницы.
  
                       "Ужъ ясно вижу (и скажу то вслухъ):          40
                       Низводятъ день ужъ звѣзды въ зодіакѣ,
                       Когда прорветъ всѣ грани нѣкій духъ.
  
                       "Пятьсотъ и Пять и Десять -- будутъ знаки          43
                       Послу съ небесъ: предъ нимъ падетъ та тварь
                       И тотъ Гигантъ, кто съ ней грѣшитъ во мракѣ.
  
                       "И коль слова мои темны, какъ встарь          46
                       Ѳемиды рѣчь иль Сфинкса, если смысла
                       Ихъ не поймешь, какъ Сфинкса понялъ царь,--
  
                       "Наядами тебѣ пусть будутъ числа,          49
                       Пусть той загадки такъ разсѣятъ мракъ,
                       Чтобъ на стадахъ и нивахъ смерть не висла.
  
                       "Замѣть же ихъ и, какъ ихъ слышалъ, такъ          52
                       Всѣмъ передай свои влачащимъ лѣта
                       Въ той жизни, гдѣ все къ смерти есть лишь шагъ.
  
                       "И, записавъ ихъ, не укрой отъ свѣта.          55
                       Какъ два раза предъ взоромъ у тебя
                       Расхищено здѣсь было древо это.
  
                       "Кто-жъ расхищаетъ древо, не любя,          58
                       Тотъ хульнымъ дѣломъ оскорбляетъ Бога,
                       Что освятилъ то древо для Себя.
  
                       "3а этотъ грѣхъ духъ первый, мучась строго,          61
                       Пять тысячъ лѣтъ и болѣ ждалъ Того,
                       Кто искупилъ сей грѣхъ, страдавъ такъ много.
  
                       "Спитъ разумъ твой, коль не пойметъ, съ чего          64
                       Такъ вознеслось то древо безъ границы.
                       И почему такъ дивенъ верхъ его?
  
                       "Увы! не будь думъ тщетныхъ вереницы          67
                       Волнами Эльсы для души твоей
                       И ложь ихъ -- тѣмъ, чѣмъ былъ для шелковицы
  
                       "Встарь Пирамъ, ты-бъ уже изъ сихъ вещей          70
                       Могъ нравственно понять, какъ правосудно
                       Богъ воспретилъ касаться сихъ вѣтвей.
  
                       "Но, убѣдясь, что твой разсудокъ скудный          73
                       Окаменѣлъ и теменъ сталъ въ грѣхахъ
                       И снесть не можетъ свѣтъ сей рѣчи трудной,
  
                       "Хочу, чтобъ ты носилъ его въ мечтахъ,          76
                       Коль не въ чертахъ, такъ въ краскахъ, какъ приноситъ
                       Паломникъ жезлъ свой въ пальмовыхъ вѣтвяхъ".
  
                       И я: "Какъ воскъ уже навѣки носитъ          79
                       Все то, что въ немъ изобразитъ печать.
                       Такъ вашихъ словъ мой мозгъ съ себя не сброситъ.
  
                       "Но для чего такъ должно возлетать          82
                       Глаголу вашему превыше долу,
                       Что умъ за нимъ не въ силахъ поспѣвать?"
  
                       -- "Затѣмъ, чтобъ ты", сказала, "понялъ школу,          85
                       За коей шелъ, чтобъ зналъ, какъ не слѣдитъ
                       Ея ученье моему глаголу
  
                       "И какъ вашъ путь настолько-жъ отстоитъ          88
                       Отъ Божескихъ, насколько выше мѣты
                       Земной тотъ кругъ, что выше всѣхъ паритъ".
  
                       И я:--"Не помню, чтобъ въ былыя лѣты          91
                       Когда-нибудь я въ чемъ чуждался васъ,
                       И совѣсти не страшны мнѣ извѣты".
  
                       -- "И если все забылъ на этотъ разъ",          94
                       Съ улыбкой мнѣ она,--"тому виною,
                       Что ты испилъ изъ Леты лишь сейчасъ.
  
                       "Какъ дымъ пожаръ являетъ намъ порою,          97
                       Такъ въ семъ забвеньи, ясно вижу я,
                       Иной предметъ былъ въ мысляхъ предъ тобою.
  
                       "Аминь, аминь, отнынѣ рѣчь моя          100
                       Откроется, насколько грубымъ зрѣньемъ
                       Ты въ силахъ снесть глубокій смыслъ ея".
  
                       Ужъ пламеннѣй и съ большимъ замедленьемъ          103
                       Вступало солнце въ полдень средь высотъ,
                       Лежащій розно съ каждымъ положеньемъ,
  
                       Какъ вдругъ семь дѣвъ замедлили (какъ тотъ,          106
                       Кто, шествуя передъ толпой народной,
                       Предъ чѣмъ-нибудь вдругъ замедляетъ ходъ),--
  
                       У блѣдной тѣни рощи, съ тою сходной,          109
                       Какую въ Альпахъ видимъ средь прохладъ
                       Листвы и сосенъ у воды холодной.
  
                       Лились предъ нами, мнилось мнѣ, Евфратъ          112
                       И Тигръ, струясь изъ одного исхода
                       И расходясь, какъ съ братомъ нѣжный братъ.
  
                       --"О свѣтъ! о честь всего земного рода!          115
                       Что за вода? Зачѣмъ одинъ истокъ
                       Себя здѣсь дѣлитъ въ два водопровода?"
  
                       И та: -- "Спроси, что это за потокъ,          118
                       Матильду, братъ".-- И ей, спѣша съ отвѣтомъ,
                       Какъ бы затѣмъ, чтобъ снять съ себя упрекъ,
  
                       Прекрасная:--"Онъ слышалъ ужъ объ этомъ          121
                       И о другомъ, и Леты онъ въ волнахъ
                       Едва-ль утратилъ память къ симъ предметамъ".
  
                       И Беатриче:--"Объ иныхъ дѣлахъ          124
                       Заботой часто думы въ насъ покрыты,
                       Онѣ затмили свѣтъ въ его очахъ.
  
                       "Но вотъ струится Эвноэ! Веди ты 127
                       Его къ нему и, по обычью, въ немъ
                       Возстанови всю мощь и духъ убитый".
  
                       Какъ кроткая, послушная во всемъ,          130
                       Какъ та, кому чужая власть закономъ,
                       Коль скоро ей даютъ намекъ о томъ,--
  
                       Прекрасная, подавъ мнѣ длань, по склонамъ          133
                       Пошла къ рѣкѣ, и Стацію:--"Иди
                       За нимъ!" рекла, какъ подобаетъ доннамъ.
  
                       Имѣй я мѣста болѣ впереди,          136
                       Воспѣлъ бы я, читатель, хоть отчасти,
                       Вкусъ водъ, восторгъ рождающихъ въ груди.
  
                       Но, какъ уже полны теперь всѣ части          139
                       Второй канцоны, то, закончивъ листъ,
                       Не выйду я изъ-подъ искусства власти.
  
                       Какъ въ новую листву одѣтъ, душистъ           142
                       И свѣжъ, встаетъ злакъ новый, такъ отъ бездны
                       Святѣйшихъ волнъ я возвратился чистъ
  
                       И весь готовъ вознесться въ страны звѣздны.          145
  

ПРИМѢЧАНІЯ

ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.

  
   3. "Океанъ лютый", т. е. адъ -- продолженіе метафоры первыхъ двухъ стиховъ.
   5. Чистилище (purgatorium, il purgatorio), по ученію католической церкви, помѣщается также въ преисподней, составляя собственно лишь одно изъ отдѣленій ада, который учители этой церкви (Petr. Lombard. l. IV, dist. 45 A.; Thoma Aquin. Sum. theolog. P. III, qu. 69, art. 1) дѣлили на двѣ главныя части: 1) на адъ въ собственномъ смыслѣ, гдѣ помѣщены демоны и грѣшники, и 2) другіе отдѣлы преисподней, a именно -- а) чистилище, непосредственно примыкающее къ аду; b) лимбъ младенцевъ (limbus infantimi), гдѣ находятся души младенцевъ, умершихъ безъ крещенія (Thom. Aquin. Ib. qu. 69, art. 6), и c) лимбъ праотцевъ (limbus patrum), мѣстопребываніе благочестивыхъ мужей Ветхаго Завѣта, куда нисходилъ Христосъ для ихъ освобожденія (Данте, Ада IV, 31--63; Thom. Aquin. 1 e, art. 4. Elucidar с. 64). Въ отношеніи этихъ двухъ послѣднихъ отдѣловъ Данте во всемъ согласуется съ топографіей средневѣковыхъ схоластиковъ; въ отношеніи же чистилища, т. е. мѣста, гдѣ очищаются души, чтобы впослѣдствіи вознестись на небо, онъ уклоняется отъ отцовъ церкви, создавъ совершенно новый образъ чистилища, -- болѣе поэтическій, болѣе ясный, свѣтлый и, такъ сказать, болѣе радостный. Дантовское чистилище помѣщается на противоположномъ нашему полушаріи, на островѣ, окруженномъ Великимъ океаномъ, покрывающимъ, по тогдашнимъ понятіямъ, все южное полушаріе (Ада XXXIV, 112--114, 116--118, 122--123). На этомъ островѣ, лежащемъ подъ однимъ меридіаномъ (въ антиподѣ) съ Іерусалимомъ, считавшимся въ то время за средоточіе (пупъ) земли, подымается высочайшая гора въ видѣ усѣченнаго на вершинѣ конуса. Вокругъ горы идутъ концентрично въ видѣ террасъ семь уступовъ или круговъ (называемыхъ поэтомъ также карнизами -- cornici), на которыхъ очищаются кающіяся души. Всѣ эти террасы соединены между собою высѣченными въ скалахъ -- болѣе или менѣе трудными для подъема -- лѣстницами или горными тропинками, ведущими въ концѣ концовъ на самую вершину горы, на которой посреди восхитительной равнины расположенъ земной рай. На семи уступахъ горы очищаются души въ слѣдующихъ семи смертныхъ грѣхахъ: гордости, зависти, гнѣвѣ, уныніи (accidia), сребролюбіи или скупости и расточительности, чревоугодіи и блудѣ, или сладострастіи. Но кромѣ того все чистилище распадается еще на три слѣдующіе отдѣла: 1) на преддверіе чистилища (antipurgatorium), гдѣ помѣщаются души нерадивыхъ (neghittosi), покаявшихся въ послѣднія минуты жизни; эти души должны пробыть здѣсь извѣстное время, прежде чѣмъ будутъ допущены къ очищенію; 2) настоящее чистилище, раздѣленное, по числу семи смертныхъ грѣховъ, на семь сказанныхъ круговъ, и наконецъ 3) земной рай, на вершинѣ горы, составляющій какъ бы переходную ступень къ небесному блаженству. Первое отдѣленіе сообщается со вторымъ вратами чистилища, охраняемыми ангеломъ-привратникомъ, передъ которымъ каждый вступающій исповѣдуетъ грѣхи свои. Кромѣ того каждый изъ семи круговъ имѣетъ своего ангела-хранителя. Первый отдѣлъ, antipurgatorium, описывается отъ I пѣсни до X, второй -- отъ X до XXVIII, третій -- отъ XXVIII и до конца Чистилища.
   7. "Мертвая пѣснь", т. е. пѣснь о царствѣ мертваго народа (regno della morta gente, Ада VIII, 85).
   8. "O хоръ небесныхъ дѣвъ" (въ подлинникѣ: О sante Musei). Слич. Чистилища XXIX, 37 и примѣчаніе.
   9. "Vos, о Calliope, precor, adspirate canenti". Virg. Aen. IV, 522. -- Калліопа (Calliopea), одна изъ девяти музъ. Въ первой пѣсни Божественной Комедіи (Ада 11, 7) призываются музы вообще, здѣсь въ особенности Калліопа, муза высшей эпической поэзіи, потому что тонъ Божественной Комедіи съ дальнѣйшимъ ея развитіемъ и начиная уже отсюда становится все важнѣе и возвышеннѣе.
   11. "Дѣвъ безумныхъ" (въ подлинникѣ: le Piche misere, жалкія сороки). Здѣсь разумѣются девять дочерей ѳессалійскаго царя Ніерія. Гордыя своимъ искусствомъ пѣнія и умѣньемъ играть на лирѣ, онѣ вызвали на состязаніе музъ, и въ числѣ ихъ Калліопу; но, будучи побѣждены, были превращены музами въ сорокъ. Ovid. Metam. V, 302 и примѣчаніе.
   13--15. Этой терциной обозначается время дня -- раннее утро, передъ разсвѣтомъ, когда восточное небо принимаетъ блѣдно-голубой цвѣтъ сапфира.
   15. "До сферы первой", т. е. до сферы луны, которая, по системѣ Птоломея, составляетъ первую, или самую низшую изъ девяти сферъ вокругъ земли (Ада II, 78 и примѣчаніе). До сферы луны, по тогдашнимъ понятіямъ, простирается атмосфера земли; затѣмъ начинается болѣе свѣтлая, огненная область (Рая I, 79 -- 82).
   19. Планета Венера (Lo bel pianeta che ad amar conforta). Данте въ своемъ Convivio отдаетъ девять небесныхъ сферъ руководству девяти ангельскихъ хоровъ, при чемъ третій кругъ, сферу Венеры, поручаетъ Престоламъ, которые, будучи образованы по любви Св. Духа (naturati del amore dello Spirito Santo), оказываютъ и дѣйствіе, соотвѣтствующее этой природѣ своей, именно вызываютъ движеніе этого неба, исполненное любви, отчего форма (сущность, природа этого неба) получаетъ мощный жаръ, которымъ души на землѣ воспламеняются къ любви, смотря по ихъ различнымъ способностямъ. A такъ какъ древніе полагали, что это небо становится на землѣ виновникомъ любви, то и говорили, что "Венера есть мать любви" (Conv. tr. II, с. 6. -- Сличи Рая VIII, 1 и примѣчаніе). "Звѣзда божественной любви первая сверкаетъ надъ горою Чистилища пришельцу изъ страны грѣшниковъ, отвратившихся отъ любви къ Богу". Ноттеръ.
   21. "Созвѣздіе Рыбъ". "Венера, какъ утренняя звѣзда,стоитъ въ знакѣ Рыбъ, помѣщающемся непосредственно за знакомъ Овна, въ которомъ находится солнце въ весеннее равноденствіе". Карлъ Витте. -- Слѣдовательно, мнѣніе Данте ошибочно, и Венера появляется въ эту пору года лишь нѣсколько минутъ спустя по восходѣ солнца. -- По словамъ Ада, путники находились въ аду около 24 часовъ. Такъ какъ въ адъ они вошли вечеромъ въ Великую Пятницу (Ада XXI, 112 и далѣе), то эти 24 часа должны пасть на ночь, слѣдующую за Великой Пятницей, и на день Великой Субботы. Когда же потомъ они опять стали взбираться вверхъ отъ центра земли, при чемъ очутились на противоположномъ полушаріи, то было уже половина 8-го часа утра слѣдующаго дня, т. е. Свѣтлаго Воскресенья. Въ этотъ день вышелъ Данте изъ адской ночи, при блескѣ звѣзды, дарующей мощь любви и приводящей въ восторгъ грудь и очи.
   22. "Направо", -- по выходѣ изъ ада Данте былъ обращенъ лицомъ къ востоку, и потому, чтобы взглянуть на южный полюсъ, онъ долженъ былъ повернуться направо.
   23--24. "Четыре звѣзды". Нѣтъ никакого сомнѣнія, что эти звѣзды имѣютъ чисто-аллегорическое значеніе, какъ это видно изъ ст. 38 этой пѣсни, гдѣ онѣ названы "святыми", a также изъ чистилища XXXI, 106, гдѣ говорится: "Мы нимфы здѣсь, a въ небѣ звѣзды мы". Онѣ означаютъ четыре натуральныя, признававшіяся и въ языческомъ мірѣ добродѣтели: мудрость, правосудіе, мужество и воздержаніе. Но съ другой стороны Данте придаетъ звѣздамъ этимъ и реальное значеніе, какъ это видно изъ Чистилища VIII, 91--92: "Склонились ужъ четыре свѣтила тѣ, чей блескъ ты утромъ зрѣлъ". Потому многіе комментаторы полагаютъ, что Данте здѣсь дѣйствительно имѣлъ въ виду созвѣздіе Южнаго Креста, состоящее изъ одной звѣзды первой, двухъ второй и одной третьей величины. О существованіи этого созвѣздія на южномъ полушаріи Данте могъ узнать отъ Марко Поло, вернувшагося въ 1295 г. изъ своего путешествія, во время котораго онъ посѣтилъ Яву и Мадагаскаръ. Кромѣ того созвѣздіе Креста отчасти видно изъ Александріи и совершенно ясно изъ Мероё. Итакъ, очень вѣроятно, что Данте могъ имѣть нѣкоторое понятіе объ этомъ созвѣздіи (установленномъ впервые въ 1679 г.), хотя не имѣлъ вѣрныхъ свѣдѣній о времени его восхожденія и захожденія, такъ какъ упомянутое захожденіе этихъ четырехъ свѣтилъ бываетъ позднѣе, чѣмъ у Данте. Слич. A. Humboldt's Kosmos, Vol. II, р. 331, 486; Vol. III, p. 329, 361.
   24. "Первый родъ", т. e. Адамъ и Ева, которые, находясь въ земномъ раю нѣсколько часовъ (Рая XXVI, 144), видѣли эти звѣзды. По географіи среднихъ вѣковъ, Азія и Африка не простирались далѣе экватора, a потому эти четыре звѣзды были невѣдомы ни для кого изъ людей, кромѣ первыхъ двухъ нашихъ праотцевъ.
   29. "Къ сѣверу", т. е. налѣво, къ сѣверному полюсу.
   30. "Главная звѣзда α Dubhe созвѣздія Большой Медвѣдицы, или такъ называемой Колесницы, вообще не видна съ того мѣста, гдѣ находится Данте; даже самыя малыя звѣзды этого созвѣздія подымаются лишь на нѣсколько градусовъ надъ горизонтомъ и видимы 10-го апрѣля отъ 9--12 часовъ; стало быть теперь уже закатились. Можетъ быть, Данте вообще говоритъ здѣсь, что созвѣздіе Большой Медвѣдицы невидимо съ горы Чистилища, и тогда частица "ужъ" (giá) будетъ относиться не ко времени, а къ мѣсту, т. е. что оно вообще не видно съ горы чистилища". Филалетъ.
   31. "Старецъ" -- это Катонъ Младшій или Утическій, родившійся въ 95 г. и умершій 8-го апрѣля 46 г. до Р. Хр. "Не желая пережить свободу Рима, онъ умертвилъ себя послѣ сраженія при Фарсалѣ. Съ перваго взгляда покажется очень страннымъ встрѣтить язычника и притомъ самоубійцу у подошвы горы Чистилища; какъ самоубійца, онъ принадлежалъ бы ко второму отдѣлу насилующихъ, въ седьмомъ кругу ада. О нѣкоторыхъ позднѣе встрѣчающихся въ поэмѣ язычникахъ Данте вездѣ приводитъ причину, почему онъ не помѣщаетъ ихъ въ аду, напримѣръ о поэтѣ Стаціѣ (Чистилища XXI, 10 и 82--102), о Рифеѣ и Траянѣ (Рая XX, 103--118). Поэтому древніе комментаторы придавали Дантову Катону значеніе символическое, именно символъ (ст. 71) свободной воли, столь необходимой для покаянія, для добровольнаго возвращенія на путь добродѣтели. Слѣдовательно, Катонъ въ чистилищѣ, подобно Харону, Плутону и др., миѳическимъ фигурамъ въ аду, гдѣ онѣ суть чистые символы преступленія и наказанія, есть также не что иное, какъ символъ. Что же касается рода выбранной Катономъ смерти, то онъ также мало принимается въ расчетъ, какъ и въ послѣдней пѣсни Ада не принимается въ расчетъ причина, побудившая Брута къ умерщвленію Цезаря. Къ тому же Катонъ является здѣсь не какъ душа, долженствующая подвергнуться очищенію: онъ будетъ занимать здѣсь свое мѣсто вплоть до дня Страшнаго Суда, когда должно уничтожиться чистилище. Какъ стражъ чистилища, онъ даже и не находится въ его преддверіи (antipurgatorium), a помѣщенъ внѣ его -- y подошвы горы". Каннегиссеръ. -- Къ тому же надобно помнить, что не только весь древній міръ, но нѣкоторые отцы церкви (католической) высоко ставили нравственный характеръ Катона (G. Wolff, Calo der Jungere bei Dante въ Jahrb. d. deutschen Dante Gesell. VII, p. 277 и далѣе), что можетъ бытъ и побудило Данте помѣстить Катона не въ аду. Слѣдующее мѣсто изъ Дантовой de Monarchia (l. II, c. 5) бросаетъ свѣтъ на это мѣсто Чистилища: "Accedit et illud inenarrabile saerificium severissimi verae libertatis auctoris Marci Catonis, qui, ut mundo libertatis amores accenderei quanti libertas esset ostendit, dum e vita liber decedere maluit, quam sine liberiate manere in illa"... A въ своемъ Convivio (tr. IV, с. 23) Онъ говоритъ: "E quale uomo terreno degno fu di significare Iddio che Catone? Certo, nullo". Наконецъ, идея о Катонѣ заимствована, можетъ быть, у Виргилія (Aen. VIII, 670), у котораго на щитѣ, подаренномъ Энею Венерой, Катонъ изображенъ стражемъ отдѣленныхъ въ тартарѣ праведныхъ, при чемъ сказано:
  
                       Secretosque pios his dantem jare Catonem.
  
   Почему Катонъ, умертвившій себя на 49 году жизни, представленъ у Данте старцемъ -- причина этому лежитъ, конечно, въ словахъ Лукана (Phars. II, 374):
  
                       Ut primum tolli ter alia viderant arnia,
                       Intensos rigidam in frontem descendere canoe
                       Passus erat, moestamque genis increscere barbam.
  
   37--38. Четыре звѣзды (ст. 23--24), упомянутые выше символы четырехъ натуральныхъ добродѣтелей: мудрости, правосудія, мужества и воздержанія, отражались въ лицѣ его, какъ такія добродѣтели, которыя "rispendovano in Catone vie piú che in alcun altro", какъ говоритъ Данте въ другомъ мѣстѣ.
   40. "Мертвый ручей" (въ подлинникѣ: cieco fiume) -- это потокъ, шумъ котораго слышалъ Данте въ центрѣ земли, въ концѣ послѣдней пѣсни Ада, ст. 130,
   41. "Изъ тюрьмъ", т. е. изъ ада. Катонъ думаетъ, что Виргилій и Данте бѣглецы изъ ада.
   42. "Качаніе головой выражаетъ изумленіе Катона; впрочемъ, оно дѣлается въ Италіи и въ знакъ вопроса". Ноттеръ.
   46. Этотъ стихъ относится къ тому мнѣнію, что въ древнемъ мірѣ для душъ, находящихся въ преисподней, существовала надежда на спасеніе въ чаяніи пришествія Христа; но съ сошествіемъ его въ адъ для неискупленныхъ изъ него навѣки потерялась надежда на спасеніе: ex inferno nulla est redemptio. -- "Lasciate ogni speranza" (Ада III, 9).
   48. "Мой гротъ". -- Гротъ Катона, повидимому, находится внутри горы при самомъ всходѣ на гору Чистилища, хотя слово "гротъ" употреблено здѣсь вообще, въ смыслѣ мѣстопребыванія, такъ какъ это слово часто употребляется у Данте въ такомъ смыслѣ.
   51. Все время, пока не исчезъ Катонъ, Данте стоитъ на колѣняхъ(ст. 109).
   53. "Жена съ небесъ", т. е. Беатриче, являвшаяся къ нему въ юдоли лимба (Ада II, 112),
   54. "Его", т. е. Данте.
   58. "Послѣдней ночи" (въ подлинникѣ: l'ultima sera, послѣдняго вечера), т. е. онъ еще не умеръ.
   59--60. Т. е. когда онъ бѣжалъ изъ темнаго лѣса отъ трехъ животныхъ, или, другими словами, когда онъ былъ близокъ къ грѣху и погибели (Ада I, 58--62). Сличи Чистилища XXX, 136.
   71. Т. е. свободы отъ неволи грѣховной: "Потому что законъ духа жизни въ Христѣ Іисусѣ освободилъ меня отъ закона грѣха и смерти". Посл. къ Римл. VIII, 2.
   73--75. Самоубійство Катона здѣсь противопоставляется преступленію трусливыхъ самоубійцъ (Ада XIII, 103 и далѣе). Тѣло Катона въ день Страшнаго Суда возстанетъ въ вѣчномъ блескѣ, тогда какъ прочіе самоубійцы повлекутъ свои тѣла за собою и повѣсятъ ихъ на вѣтвяхъ лѣса самоубійцъ. По мнѣнію Каннегиссера, Катонъ опять займетъ мѣсто въ лимбѣ послѣ воскресенья мертвыхъ. -- "Впрочемъ, -- говоритъ Филaлeтъ, -- поступокъ Катона опредѣляется иною мѣрою, чѣмъ поступки христіанъ; къ тому же намъ извѣстно, что Катонъ, готовясь къ смерти, подкрѣплялъ себя изъ сочиненій Платона надеждой на безсмертіе души. Въ особенности же на такое сужденіе Данте о Катонѣ имѣло вліяніе убѣжденіе Данте въ томъ, что Римская имперія самимъ Провидѣніемъ предопредѣлена къ владычеству надъ цѣлымъ міромъ, -- убѣжденіе, выступающее еще сильнѣе въ чистилищѣ, чѣмъ гдѣ нибудь въ Аду, и всего сильнѣе въ сочиненіи Данте: Liber de Monarchia". -- "Поэтъ полагаетъ", что Богъ точно также проявитъ Катону будущее искупленіе человѣчества за его стремленіе къ истинной свободѣ, какъ Онъ сдѣлалъ это для Рифея (Рая XX, 122) за его любовь къ правосудію". К. Витте.
   75. "Тогда праведники возсіяютъ, какъ солнце, въ Царствѣ Отца ихъ". Матѳ. XIII, 43.
   78. "Я изъ страны", т. е. изъ лимба, слѣдовательно нахожусь не во власти Миноса, помѣщающагося во второмъ кругу ада (Ада V, 4 и примѣч.), откуда онъ разсылаетъ грѣшниковъ по адскимъ кругамъ, смотря по тому, сколько разъ обовьется хвостомъ.
   79. "Марція, жена Катона, дочь консула Л. Марція Филиппа, находится въ лимбѣ (Ада IV, 128). Она, по повелѣнію Катона, развелась съ нимъ и вышла замужъ за друга его, оратора Гортензія. По смерти этого послѣдняго она опять стала женою Катона, котораго, по словамъ Лукана, она такъ умоляла принять ее:
  
                                 Da foedera prisci
                       Illibata tori, da tantum nomen inaue
                       Connubii: liceat tannilo scripsisse Catonis
                       Marcia.
                                                     Phars. II, 341 et seq.
                                                     Скартаццини.
  
   82. T. e. семь круговъ чистилища, находящихся подъ твоимъ храненіемъ.
   89--90. "Законы" (въ подлинникѣ: quella legge Che fatta fu quando me n' uscii fuora). Postili. Cass. очень хорошо объясняетъ этотъ законъ: "quod damnati non possunt aspirare salvatisi -- Катонъ умеръ за 46 л.до Р.Хр., слѣдовательно, почти за 80 л. до смерти Спасителя. До сошествія его въ адъ никто изъ душъ не былъ освобожденъ изъ лимба (Ада IV, 63); слѣдовательно, надобно полагать, что и Катонъ былъ извлеченъ изъ лимба въ числѣ многихъ другихъ Всесильнымъ (Possente), содѣлавшимъ ихъ святыми. Съ выходомъ Катона изъ лимба вся связь его съ Марціей прервалась навѣки, по слову Евангелія: "Между нами и вами утверждена великая пропасть". Лук., XVI, 26. -- Другіе комментаторы видятъ здѣсь просто намекъ на то, что смерть, по слову евангельскому, разрываетъ всѣ связи брачныя.
   95. "Осокой чистой", собственно тростникомъ (D'un giunco schietto): это, въ противоположность скорченнымъ вѣтвямъ лѣса самоубійцъ (Ада XIII, 4), по мнѣнію всѣхъ комментаторовъ, символъ чистосердечнаго раскаянія и покорнаго терпѣнія, -- какъ двухъ предварительныхъ условій, необходимыхъ для всякаго улучшенія и нравственнаго усовершенствованія. "Это первое очищеніе, совершаемое самимъ Виргиліемъ (человѣческимъ разумомъ), означаетъ, можетъ быть, совершающееся въ насъ, при помощи естественныхъ силъ и въ особенности при содѣйствіи свободной воли, улучшеніе къ воспринятію всего божественнаго, -- словомъ то, что составляетъ у схоластиковъ такъ называемаго "meritum congrui". Филалетъ. -- "Ubicunque etiam inveniuntur optima praecepta morum et disciplinae; humilitas tamen non invenitur. Via humilitatis hujus aliunde manat, a Cristo venit". Св. Август. Enarr. in Ps. 31.
   99. Въ подлинникѣ: al primo Ministro, ch'è di quei di Paradiso. Большая часть комментаторовъ разумѣетъ здѣсь ангела, являющагося во II пѣсни Чистилища. Но мы слѣдуемъ здѣсь мнѣнію Скартаццини, Каннегиссера и др.; этотъ ангелъ является и исчезаетъ почти мгновенно, не обращая при этомъ никакого вниманія на Данте и Виргилія; поэтому гораздо вѣроятнѣе разумѣть здѣсь ангела-привратника, хранителя вратъ чистилища, о которомъ говорится ниже (Чистилища IX, 103 и далѣе).
   100. Т. е. островъ, на которомъ возвышается гора Чистилища.
   103. "Всякій злакъ". "Per la pianta vuol dire et mostrare l'uom superbo; et dice che veruna pianta induri e faccia fronda quivi non può avere luogo; ció é veruno, che mostri per le frondi, ció é per le sue operazioni e dimostrazioni, la sua superbia di fuore, è che di quella superbia induri nell' animo, et diventi ostinato, non può quivi avere luogo". Anonimo Fiorentino.
   108. Поэты огибаютъ гору Чистилища съ востока на западъ, сообразно движенію солнца. Намекая на такой путь, Виргилій дѣлаетъ свое воззваніе къ солнцу. Чистилища XIII, 13.
   109. "Здѣсь въ первый разъ исчезаетъ тѣнь мгновенно изъ глазъ Данте. Въ аду тѣни удалялись отъ него (исчезали), какъ существа тѣлесныя; у нихъ какъ бы отнята способность исчезать съ глазъ зрителей моментально, какъ ни желали бы онѣ стать невидимыми (Ада XXIV, 93). Впослѣдствіи исчезаетъ, точно также и Виргилій (Чистилища XXX, 47)". Ноттеръ.
   113. "Долина горя", именно край, или берегъ, окаймляющій островъ Чистилища. Онъ названъ "долиною горя" не въ томъ смыслѣ, какъ называются адскія долины, но въ томъ, что для очищенія отъ грѣховъ необходимо сокрушеніе сердца о нихъ.
   113--114. "Коническую крутую гору Чистилища окаймляетъ со всѣхъ сторонъ исподволь склоняющійся къ морю кругообразный край или берегъ, на которомъ находятся теперь поэты. Когда они стали на него, они обращены были лицомъ къ утру -- къ востоку (ст. 22, прим.); затѣмъ они повернулись къ сѣверу, чтобы говорить съ Катономъ. Теперь они опять оборачиваются и обращаются снова на востокъ, къ морю. Стало быть, они находятся на восточномъ берегу острова, какъ это еще яснѣе будетъ видно ниже (Чистилища IV, 53)". Филалетъ.
   115. Теперь часъ утренней зари. Слѣдовательно путники употребили цѣлыя сутки, 24 часа, чтобы отъ центра земли достигнуть до ея поверхности, т. е. столько же, сколько они употребили, чтобы достигнуть до центра. Каннегиссеръ.
   116--117. Передъ восходомъ солнца подымается легкій вѣтерокъ, который наводитъ рябь на поверхность моря, или, какъ дивно выражено у Данте, заставляетъ ее трепетать (il tremolar della marina). -- "His pieces of pure pale light are always exquisite. In the dawn on the pourgatorial mountain, first, in ite pale white, he sees the tremolar della marina, -- trembling of the sea; then it becomes vermilion; and at last, near sunrise, orange. These are precisely the changes of a cairn and perfect dawn". Рёскинъ. Mod. Painters (по цитатѣ Лонгфелло).
   120. Кромѣ Катона (теперь уже исчезнувшаго) на ней никого не было.
   121--123. Подъ горой, какъ въ мѣстѣ низменномъ и болѣе прохладномъ, роса долѣе всего сопротивляется дѣйствію солнца.
   126. Данте плачетъ или отъ радости, освободившись отъ ужасовъ ада, или отъ сокрушенія сердца, приступая къ очищенію себя отъ грѣховъ. Вообще по выходѣ изъ ада Данте, кромѣ этого мѣста, нигдѣ болѣе не плачетъ.
   131--132. Намекъ на безумное и гибельное плаваніе по этимъ волнамъ Улисса (Ада XXVI, 142).
   133--136. Можетъ быть подражаніе Виргилію (Aen. VI, 144, 145):
  
   -- Primo avolso non deficit alter
   Аureus; et simili frondescit virga metallo.
  
   Аллегорическій смыслъ: благость Господня неисчерпаема и не уменьшается вовѣки.
  

ПѢСНЬ ВТОРАЯ.

  
   1--3. Астрономическое опредѣленіе суточнаго времени. Наступаетъ утро 27-го марта (или, можетъ быть, 7-го или 10-го апрѣля), между 6--7 часомъ утра. "Поэтъ принимаетъ на земной поверхности четыре пункта, именно Іерусалимъ или гору Сіона, рѣку Эбро въ Испаніи, гору Чистилища и рѣку Гангъ въ Индіи, пункты, меридіаны или полуденные круги которыхъ, по его предположенію, всѣ находятся на равномъ разстояніи между собою. Именно разстояніе одного меридіана отъ другого равняется 90°; такимъ образомъ Іерусалимъ отстоитъ отъ горы Чистилища на 180°, или на цѣлую половину земной поверхности, или, другими словами, обитатели этихъ двухъ пунктовъ на землѣ суть настоящіе антиподы между собой. Обѣ эти точки имѣютъ одинъ общій горизонтъ, т. е. одну и ту же границу своего кругозора; поэтому, когда для Іерусалима солнце на западѣ перейдеть эту границу, т. е. садится, тогда оно для горы Чистилища восходитъ на востокѣ. Два остальныхъ пункта, Гангь и Эбро, находятся между первыми двумя, отстоя одинъ отъ другого на 180°; отъ Іерусалима же и горы Чистилище на 90°, и это пространство протекаетъ солнце (въ своемъ движеніи) въ 6 часовъ. Слѣдовательно, когда солнце для Іерусалимскаго меридіана стоитъ близко надъ западнымъ горизонтомъ, тогда для горы чистилища оно только что начинаетъ всходить. Тогда здѣсь (на Чистилищѣ) начинаетъ исчезать бѣлый и алый цвѣтъ юной утренней зари и уступаетъ мѣсто густому желтому (оранжевому) цвѣту, предшествующему восхожденію солнца. На Гангѣ же на 90° къ востоку, уже прошло 6 часовъ, какъ зашло солнце; слѣдовательно, тамъ теперь полночь. Въ началѣ весны ночь выводитъ съ собой на небо созвѣздіе Вѣсовъ, подъ знакомъ которыхъ, шестью мѣсяцами позднѣе, именно въ началѣ осени, восходитъ солнце. Въ это время долгота ночи начинаетъ увеличиваться, созвѣздіе же Вѣсовъ какъ бы ускользаетъ изъ рукъ ея (le caggion di man), такъ какъ оно въ это время стоитъ днемъ на небѣ вмѣстѣ съ солнцемъ. Штрекфуссъ. -- "Данте впалъ здѣсь въ ошибку, принявъ неправильно, будто меридіаны устьевъ Ганга и Эбро отстоятъ одно отъ другого на 180°, тогда какъ въ сущности они отстоятъ всего лишь на 121°. Еще сильнѣе онъ ошибся, допустивъ, что Іерусалимъ находится на равномъ разстояніи отъ этихъ двухъ меридіановъ, такъ какъ отъ перваго, вмѣсто 90°, онъ отстоитъ всего лишь на 39 1/2°, a отъ второго -- лишь на 48 1/2°. Но если въ 1300 г. имѣли въ географіи самыя поверхностныя знанія, то слѣдуетъ ли винить въ томъ Данте?" Фратичелли.
   4--6. "Данте олицетворяетъ здѣсь ночь, представляя ее существомъ, имѣющимъ руки. Она вращается по своду небесному діаметрально противоположно солнцу. Поэтъ представляетъ ночь какъ бы выходящею изъ волнъ Ганга, такъ какъ тамъ, по его мнѣнію, восточный горизонтъ Іерусалима. Она держитъ въ рукахъ Вѣсы, потому что она находится теперь въ созвѣздій Вѣсовъ (Libra); она держитъ ихъ въ рукахъ цѣлый мѣсяцъ, потому что остается цѣлый мѣсяцъ въ этомъ созвѣздіи, -- точно такъ, какъ и солнце остается въ немъ столько же времени въ осеннее равноденствіе. Въ этотъ-то именно промежутокъ времени ночь начинаетъ мало-по-малу удлиняться или возрастать (soverchiando) надъ днемъ. Но это удлиненіе, или перевѣсъ ночи надъ днемъ, не бываетъ слишкомъ замѣтно, пока солнце не перейдетъ созвѣздіе Скорпіона". Скартаццини. -- Сличи Деллa Валле, Il senso geografico-astronomico dei luoghi della D. C. Faenza. 1869, p. 35.
   7--9. "Поэты представляютъ себѣ зарю (Аврору) въ видѣ прекрасной богини, живущей на востокѣ, такъ какъ она всегда является съ востока незадолго до восхожденія солнца. Итакъ, желая обозначить, что солнце уже восходитъ, поэтъ говоритъ, что бѣлый и алый ликъ (собственно щеки, въ подлинникѣ: guance) Авроры, т. е. тѣ два цвѣта, которыми окрашивается воздухъ, прежде чѣмъ солнце совершенно взойдетъ, стали желтыми, оранжевыми (rance), какъ бы состарѣвшимися". Ландино. -- Боккаччіо, въ прологѣ къ третьему дню въ своемъ Декамеронѣ подражаетъ этому мѣсту Данте.
   10--12. Выраженіе нерѣшительности странниковъ, еще незнакомыхъ съ мѣстностью.
   13--15. "Планета Марсъ является краснѣе обыкновеннаго: а) утромъ, когда подымается туманъ; b) когда она блеститъ на вечернемъ небѣ и с) когда она приходится близко къ поверхности моря, гдѣ пары бываютъ всего гуще". Фратичелли. -- Планета Марсъ избрана здѣсь, вѣроятно, не безъ умысла: прибывающія сюда души должны будутъ выдержать здѣсь еще многія битвы, прежде чѣмъ достигнутъ полнаго блаженства (Ада II, 4)". Копишъ.
   18. Т. е. "быстрѣе всякой быстролетной птицы". Нути.
   22--24. Сперва мы видимъ какой-то блескъ въ видѣ покрова надъ ангеломъ; затѣмъ мало-по-малу (въ подлинникѣ: a poco a poco un altro a lui n'uscia) является другой бѣлый свѣтъ въ видѣ полосы, выходящей изъ перваго облака. Первый блескъ исходитъ отъ лучезарнаго лица и крыльевъ ангела, и онъ виденъ прежде всего, второй -- отъ бѣлаго одѣянія.
   29. Явленіе этого ангела составляетъ діаметральную противоположность съ явленіемъ Харона въ Аду. какъ Харонъ переправляетъ души злыхъ, такъ этотъ ангелъ -- души добрыхъ. Какъ въ этомъ ангелѣ все здѣсь небесно и божественно, его появленіе -- свѣтъ и блескъ, "въ лицѣ его благодать сама" (ст. 44) и самъ онъ не нуждается ни въ какихъ пособіяхъ и земныхъ средствахъ, въ парусахъ и веслахъ, такъ, наоборотъ, все въ Харонѣ демонично, почти бѣсообразно; вся фигура его отвратительно ужасна; Ахеронъ, по которому онъ плыветъ, мутенъ и болотистъ; души вгоняетъ онъ въ челнъ свой ударами весла; здѣсь же воды чисты и души радостно поютъ псаломъ. Но если Данте пользуется въ Аду миѳологіей для воплощенія своихъ идей, то къ ней онъ не дерзаетъ уже прибѣгать въ Чистилищѣ, a того менѣе въ Раю. Язычество, хотя и неповинно, принадлежитъ Аду, потому и Адъ можно было изукрашать существами языческихъ миѳовъ. Это отсутствіе миѳологіи дѣлаетъ, конечно, Чистилище и Рай менѣе пластичными, -- остается въ нихъ лишь одна исторія и нѣкоторые вымыслы формъ. Но тѣмъ не менѣе символизмъ выступаетъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ очень значительно, особенно тамъ, гдѣ Библія подаетъ къ тому поводъ, напримѣръ въ послѣднихъ пѣсняхъ Чистилища". Каннегиссеръ.
   33. "Крылья искони служатъ символомъ небеснаго и божественнаго". Каннегиссеръ.
   42. Весьма знаменательно то, что здѣсь челнъ, хотя и касается земной воды, но въ нее не погружается, въ противоположность челну Харонову, почему Харонъ и намекаетъ Данте (Ада III, 93) на этотъ челнъ. Сличи также Ада VIII, 19 и слѣд.
   46. Въ подлинникѣ: "In exitu Israel de Egitto" (вмѣсто Egypto, для риѳмы); здѣсь удержана лишь половина латинскаго стиха. "Это начало 113 псалма, написаннаго въ воспоминаніе освобожденія израильскаго народа отъ Фараона и работъ египетскихъ. Въ католическихъ церквахъ онъ пѣлся по воскресеньямъ въ концѣ вечерни, a также въ древности священниками при выносѣ покойника въ церковь". Скартаццини. -- "Этотъ псаломъ Данте въ письмѣ своемъ къ Кану Великому приводитъ въ примѣръ того, какъ можетъ нѣчто имѣть въ одно время и буквальный и аллегорическій смыслъ: "Si literam solam inspiciamus, signiflcatur nobis exitus flliorum Israel de Aegypto, tempore Moysis; si allegoriam, nobis signiflcatur nostra redemptio facta per Christum; si moralem sensum, signiflcatur nobis conversio animae de luctu et miseria peccati ad statum gratiae; si anagogicum, signiflcatur exitus animae sanctae ab hqjus corruptionis servitute ad aeternae gloriae libertatem". Ep. Kani Gr. de Se. § 7, по цитатѣ Скартаццини. Отсюда видно, какъ умѣстно примѣненъ поэтомъ этотъ псаломъ къ душамъ, которыя, освободившись отъ рабства грѣховнаго на землѣ, стремятся теперь къ духовной свободѣ. По Клименту Александрійскому (Strom. 1,208), Египетъ на аллегорическомъ языкѣ библейскихъ толкователей прямо означаетъ земной міръ.
   49. "Вѣрнѣйшій путь къ нравственной свободѣ есть вѣра во Христа и Христово нравственное ученіе: осѣняя крестнымъ знаменіемъ, ангелъ поручаетъ души этимъ руководителямъ". Штрекфуссъ.
   55--57. Солнце изображается тутъ какъ богъ Аполлонъ, вооруженный лукомъ и стрѣлами. Стихи здѣсь обозначаютъ, что солнце уже значительно поднялось надъ горизонтомъ: при самомъ восхожденіи его въ знакѣ Овна (въ это время года) знакъ Козерога находится на полднѣ; a такъ какъ онъ отстоитъ отъ Овна на 90°, то съ поднятіемъ солнца знакъ Козерога долженъ уже отойти отъ меридіана и склоняться къ закату. По расчисленію астрономовъ (Ponta, Orolog; dantesco No 6, также Lanci: degli ordinamenti ond' ebbe conteste Dante Alighieri la II e III Cantica, ecc. Roma 1856), солнце уже полчаса какъ поднялось надъ горизонтомъ; большинство, впрочемъ, принимаютъ около двухъ часовъ. -- Сличи у Камерини.
   60. "Во второй пѣснѣ Ада мы видѣли, что поэтъ съ великимъ колебаніемъ и сомнѣваясь въ самомъ себѣ рѣшается на убѣжденія Виргилія предпринять роковое странствованіе. Точно такую же нерѣшительность обнаруживаютъ теперь только что прибывшія души при новости состоянія, въ коемъ онѣ находятся". Штрекфуссъ.
   61--63. "Виргилій не знаетъ ни о чемъ, что было раскрыто Христомъ, a потому здѣсь является скорѣе руководящимъ соученикомъ Данте, чѣмъ его учителемъ; здѣсь о многомъ болѣе возвышенномъ онъ самъ долженъ спрашивать другихъ. Уже въ Аду онъ не знаетъ о существованіи обвала моста въ шестомъ рвѣ (Ада XXI, ст. 106 и слѣд.), также при видѣ Каіафы приходить въ изумленіе (Ада XXIII, ст. 124)". Копишъ.
   65. Въ подлинникѣ: Per altra via, che fu si aspra e forte, т. е. чрезъ темный лѣсъ и адъ; a въ ст. 52 въ подлинникѣ употреблено выраженіе selvaggia. "Всѣ три эпитета: selvaggia, aspra и forte, употребленные въ Аду I, ст. 5 для обозначенія темнаго лѣса, не безъ значенія употреблены здѣсь вторично". Копишъ.
   67. "Здѣсь при свѣтѣ дня души тотчасъ могли замѣтить, что Данте еще дышетъ, что среди адской мглы не тотчасъ было замѣтно". Ноттеръ. Сличи Ада XXIII, прим. къ 88 ст.
   70--72. Какъ въ древности, такъ и во времена Данте, было въ обычаѣ отправлять пословъ, просящихъ о мирѣ, съ вѣтвью оливы въ рукахъ. "Тѣ, кого посылали просить мира или кто хотѣлъ, чтобы ихъ приняли какъ друзей, носили въ рукахъ вѣтку оливы; также и тѣ, которые приносили вѣсть о noбѣдѣ, возвѣщали издали объ этомъ оливой". Веттори. Впрочемъ Данте здѣсь подражаетъ Виргилію. Virg, Aen. 1. VIII, v. 114, 115:
  
   Tarn pater Aeneas puppi sic fatur ab alta,
   Paciferaeque mano rara uni proetendit olivae.
  
   79--84. O природѣ тѣней по смерти, по ученію Данте, мы будемъ подробно говорить ниже (Чистилища XXV, ст. 94). Сличи Ада IV, ст. 34 и VI, ст. 36.
   91. "Знаменитый флорентійскій пѣвецъ и хорошій собесѣдникъ ("vir affabilis et curialis", говоритъ Бенвенуто да Имола) во времена Данте; онъ былъ, какъ кажется, другомъ, a можетъ быть и учителемъ Данте въ музыкѣ. Кресчинбини въ своей "Storia della volgare poesia" говорить, что онъ нашелъ въ Ватиканѣ на одномъ сонетѣ Леммо да Пистойа, поэта, жившаго около 1300 г.. надпись: "Lemmo da Pjstoja e Casella diede il suono" (положено на музыку)". Фнлалетъ.
   93. Изъ этого вопроса слѣдуетъ заключить, что Казелла умеръ уже довольно давно, во всякомъ случаѣ ранѣе объявленнаго въ 1300 r. папой Бонифаціемъ VIII юбилейнаго года. Данте поэтому и спрашиваетъ, почему онъ только теперь прибылъ въ чистилище на ладьѣ ангела, т. е. въ началѣ весны (начало странствованія Данте), слѣдовательно, спустя три мѣсяца послѣ объявленія юбилея, считая напрасно потеряннымъ время, протекшее между смертью и вступленіемъ въ чистилище. "Поэтъ, какъ кажется, имѣлъ здѣсь въ виду Віириліева Палинура, котораго Эней встрѣчаетъ по эту сторону Стикса. Харонъ отказывается перевезти черезъ Стксгъ тѣнь Палинура на томъ основаніи, что трупъ его еще не погребенъ. Подражая здѣсь Виргилію, Данте, однакожъ, не объясняетъ, почему ангелъ не принялъ ранѣе въ свой челнъ душу Казеллы". К. Витте.
   95. "Тотъ, кто беретъ, кого и какъ разсудитъ", -- т. е. ангелъ, перевозящій души на гору Чистилища.
   97. "По Вѣчной Правдѣ", т. е. по волѣ Господней.
   98 и др. Годъ 1300 былъ юбилейный годъ (Ада XVIII, прим. къ ст. 28--30); на Страстной недѣлѣ, въ концѣ марта, когда Данте совершаетъ свое загробное странствованіе, прошло уже три мѣсяца съ начала юбилея, такъ какъ онъ начался съ рождественскихъ праздниковъ въ 1299 г. Во время юбилея всѣ пилигримы, прибывшіе въ Римъ, получили отпущеніе грѣховъ; потому въ это время ангелъ принимаетъ всѣхъ въ свой челнъ и отвозитъ ихъ на островъ Чистилища. -- Сличи. Біанки, стр. 285.
   99. "Съ миромъ", т. е. съ покаяніемъ (въ подлинникѣ: chi ha voluto entrar con tutta pace).
   100--101. "У поморій тѣхъ, гдѣ воды Тибра стали солью полны" (alla marina vуlto, dove l'acqua di Tevere s'insala), т. e. гдѣ воды Тибра, вливаясь въ море, получаютъ вкусъ морской воды, или при впаденіи Тибра въ море.
   103. "На устьѣ томъ", т. е. на морскомъ берегу Остіи, при устьѣ Тибра, гдѣ собираются души всѣхъ спасенныхъ отъ ада. Отправленіе душъ на какой-нибудь морской островъ было народнымъ мнѣніемъ, распространеннымъ повсемѣстно (см. Grimm, deutsch. Mythol. S. 791). Данте избираетъ для этого устье Тибра, недалеко отъ Рима. Какъ живые пилигримы шли въ Римъ для полученія отпущенія грѣховъ, такъ и всѣ покаявшіяся души собираются туда же. Всѣ же души, не допущенныя сюда, мгновенно погружаются въ адъ (за Ахеронъ безмолвный). Этимъ обозначается, что Римъ и церковь есть посредствующее звено между Богомъ и предназначенными къ блаженству душами. Впрочемъ тѣ, которые принесли неполное раскаяніе, остаются гдѣ-то, прежде чѣмъ будутъ перевезены въ чистилище (прим. къ ст. 93); чаще же остаются у подошвы горы чистилища.
   110--111. Данте утомленъ (affannata), "потому ли, что еще находится подъ впечатлѣніемъ ужаса адскихъ мукъ, или потому, что ему предстоитъ еще вынесть много трудностей въ чистилищѣ, такъ какъ онъ во всемъ, что видитъ, принимаетъ самое живѣйшее участіе, или даже самъ принадлежитъ къ числу тѣхъ, состояніе коихъ онъ созерцаетъ". Каннегиссеръ.
   112. Въ подлинникѣ: Amor che nella mente mi ragiona -- начало дивно прекрасной канцоны Данте, можетъ быть, положенной на музыку самимъ Казеллой. Это именно вторая изъ трехъ канцонъ, которыя онъ самъ комментировалъ въ своемъ Convivio. Подъ именемъ своей возлюбленной онъ разумѣетъ въ ней умозрительную философію, причемъ духъ, mente, обозначаемый имъ мѣстомъ, изъ котораго говоритъ въ немъ любовь, онъ называетъ драгоцѣннѣйшею частью, божествомъ, своей души.
   119. "Старецъ честный" -- Катонъ, который какъ мгновенно исчезъ въ первой пѣсни, ст. 109, такъ мгновенно здѣсь и является снова.
   120. "Т. е. души забыли здѣсь свое ближайшее назначеніе -- подниматься на гору очищенія. По Ландино и Веллутелло, здѣсь заключается та мысль, что обращеніе иногда вновь задерживается чувственными прелестями, но что свободная воля, выражающаяся здѣсь въ возгласѣ Катона, ст. 120, скоро опять беретъ перевѣсъ", Каннегиссеръ.
   122. "Сбить съ себя гранитъ" (a spogliarvi la scoglio) -- т. e. оскверненіе землей.
   124--129. "Когда стая голубей спускается на поле, то мы видимъ, что сперва они разбѣгаются по полю съ воркованіемъ и съ особеннымъ покачиваніемъ шейками, что придаетъ имъ гордый видъ. Вскорѣ затѣмъ они начинаютъ тихо и спокойно подбирать зерна на жнивѣ до тѣхъ поръ, пока, испуганные чѣмъ-нибудь, не разлетятся всѣ въ разныя стороны. Во всѣхъ сравненіяхъ, заимствованныхъ изъ обыденной жизни, мы видимъ, какъ точно подмѣчаетъ поэтъ всѣ явленія до малѣйшихъ подробностей". Штрекфуссъ.
  

ПѢСНЬ ТРЕТЬЯ.

  
   3. Разумъ, по нѣкоторымъ комментаторамъ, разумѣется здѣсь божественный, воля Божія; по другимъ -- человѣческій, человѣческая мудрость, олицетворяемая въ слѣдующихъ стихахъ въ образѣ Виргилія. Духи спѣшатъ къ горѣ сами; Данте, какъ человѣкъ, еще нуждается въ руководителѣ.
   5. Т. е. какъ бы могъ я, еще не вполнѣ просвѣщенный божественной силой (Беатриче), взойти на крутую вершину безъ помощи высочайшаго, чистаго разума?
   7. "Самъ Виргилій, олицетвореніе чистаго разума, увлекшись пѣніемъ Казеллы, слѣдовательно обыкновеннымъ земнымъ наслажденіемъ, забылъ на время о возложенномъ на него руководительствѣ Данте, a потому и стыдится какъ этого проступка, такъ и непосредственнаго слѣдствія его -- ускореннаго бѣга по долинѣ, служащей основаніемъ горы Чистилища". Штрекфуссъ.
   8--9. Сличи Juven. Sat. VIII, v. 140 и сл.:
  
   Omne animi vitium tanto conspectias in se
   Crimen habet, quanto major qui peccat habetur.
  
   12. T. e. скованный, или, собственно, ограниченный (ristretta), вслѣдствіе ли воспоминанія о пѣніи Казеллы, или вслѣдствіе упрека, сдѣланнаго Катономъ.
   15. "Взносившимъ къ небу грозныя ступени". Въ Раю (XXVI, 139) гора чистилища названа: Il monte che si leva più dall' onda. Выраженіе "грозныя ступени" здѣсь употреблено переводчикомъ въ значеніи громадныхъ, грандіозныхъ.
   10. Солнце, какъ увидимъ ниже, уже нѣсколько часовъ какъ взошло на небо; a такъ какъ поэты идутъ теперь съ востока къ западу, то солнце должно имъ свѣтить въ тылъ.
   17--18. Что Виргилій, какъ духъ, не бросаетъ отъ себя тѣни, -- этого Данте не могъ замѣтить въ мрачномъ адѣ; внѣ же ада онъ видѣлъ его лишь въ темномъ лѣсу въ долинѣ, "гдѣ солнца лучъ умолкъ" (Ада I, 60 и слѣд.); вскорѣ затѣмъ наступила ночь (Ада II, 1).
   19--21. "Это опасеніе Данте есть предчувствіе скораго исчезновенія Виргилія (Чистилища XXX, 42--57)", Копишъ.
   22--24. "Необходимость руководительства со стороны человѣческаго разума на пути къ усовершенствованію здѣсь превосходно выражена опасеніемъ Данте быть покинутымъ разумомъ (Виргиліемъ)". Копишъ.
   25. "Гдѣ плоть моя истлѣла", т. е. въ Неаполѣ, гдѣ, какъ увѣряютъ, погребено тѣло Виргилія. "Согласно съ примѣчаніемъ къ Чистилищу II, 1, теперь въ Неаполѣ вечеръ, въ Іерусалимѣ солнце уже закатилось, на горѣ чистилища оно уже взошло. Приблизительно теперь 8 ч. утра". Филалетъ.
   27. Брундузій, по-латыни Brundusium и Brundisium, теперь Brindisi, въ Колабріи. Въ этомъ городѣ умеръ Виргилій въ 19 г. до Р. X.; тѣло его перенесено отсюда въ Неаполь, гдѣ и погребено. Могилу его донынѣ показываютъ на Пазилиппо около извѣстнаго грота. На ней надпись, на которую намекаетъ Данте:
  
   Mantua me genuit, Calabri rapuere; tenet nunc --
   Parthonope; cecini pascua, rara, duces.
  
   Вообще однакожъ очень сомнительно, чтобы Виргилій былъ погребенъ въ Неаполѣ (Comраretti, Virgilio nel medio evo, Livorno. 1872), хотя увѣренность въ этомъ была всеобщая въ средніе вѣка. Въ Мантуѣ до конца XV вѣка пѣлись въ церквахъ слѣдующіе стихи во время мессы Св. Апостола Павла:
  
   Ad Maronis mausoleum
   Ductus, fadit super eum
   Piae rorem lacrimae;
   Quem te, inquit, reddidissem,
   Si te vivum invenissem,
   Poetarum maxime!
  
   29--30. По астрономическимъ понятіямъ того времени, небо состоитъ изъ девяти другъ надъ другомъ находящихся сводовъ, или полыхъ сферъ, совершенно прозрачныхъ, нисколько не препятствующихъ прохожденію лучей сквозь нихъ (См. Рая XXX, 108, примѣч.). Итакъ, если эти сферы, въ средоточіи которыхъ мы, жители земли, находимся, не мѣшаютъ намъ видѣть отдаленнѣйшія звѣзды, то точно такъ и легкія тѣла тѣней, состоящія лишь изъ отраженія души во внѣшнихъ элементахъ, пропускаютъ лучи солнца.
   31. Хотя тѣни суть только кажущіяся тѣла, тѣмъ не менѣе онѣ могутъ страдать духовно. Данте въ слѣдующихъ стихахъ чрезъ Виргилія принимаетъ это за непостижимую, по крайней мѣрѣ для нашего ума, тайну, неразъясненную даже самимъ Платономъ и Аристотелемъ и раскрытую для насъ лишь вѣрою во Христа (ст. 39). Схоластики много трудились надъ разъясненіемъ вопроса, какимъ образомъ адскій огонь, принимаемый ими за дѣйствительный, стихійный огонь, можетъ дѣйствовать на невещественную душу, по отдѣленіи ея отъ тѣла. О мнѣніи по этому предмету Ѳомы Аквинскаго см. Филалета II, S. 15, Not. 9.
   37. "3наньемъ quia". "Аристотель различаетъ два рода знаній: одно -- знаніе, что вещь есть (ἐπίστασϑαι τὸ ὅ τι), и другое -- знаніе, почему она есть (τὸ διότι). Первое знаніе пріобрѣтается, когда мы заключаемъ по дѣйствію о причинѣ (а posteriori), второе -- по причинѣ о дѣйствіи (а priori). Оба эти понятія переданы въ старо-латинскомъ переводѣ, которому слѣдовалъ Ѳома Аквинскій, выраженіями scire quia (въ низшей латыни quia часто употребляется вмѣсто quod) и scire propter quid. Отсюда въ школы вошли выраженія: demonstratio quia и demonstratio propter quid". Филалетъ. Итакъ, смыслъ этого стиха будетъ: вы, люди, постоянно хотите знать причину даже такихъ вещей, гдѣ у разума нѣтъ основъ для сужденія.
   38--39. Т. е. если бы тутъ было достаточно человѣческаго ума, то не нужно было бы откровенія.
   40--44. Здѣсь высказывается та мысль, что томленіе благородныхъ душъ древности, находящихся въ лимбѣ, состоитъ въ томъ, что неразрѣшенное однимъ разумомъ сомнѣніе не было разсѣяно для нихъ вѣрою. Виргилій самъ принадлежитъ къ числу этихъ душъ, для полнаго блаженства которыхъ недостаетъ одной лить вѣры, почему онъ и угнетенъ такой скорбью (Ада IV, 40).
   48. Въ подлинникѣ: Che indarno vi sarien le gambe pronte -- т. e. здѣсь всякая прыткость ногъ была бы безполезна.
   49--51. Леричи и Турбія -- двѣ мѣстности на такъ называемой Riviera di Genova, съ необыкновенно обрывистымъ надъ моремъ гористымъ берегомъ, первая -- съ восточной стороны побережья генуезскаго, около Сарзаны, у морского залива Спецціо; вторая -- съ западной стороны, недалеко отъ г. Монако.
   52--54. Первые шаги на пути къ нравственному совершенствованію, къ нравственной свободѣ, которую Данте отыскиваетъ въ своемъ загробномъ странствованіи (Чистилища I, 71), необычайно трудны. Самый разумъ, олицетворенный въ Виргиліи, не знаетъ, гдѣ найти къ нему дорогу, и потому приходитъ въ смущеніе, отыскивая ее". Ноттеръ.
   59. "Какъ видно изъ ст. 135--141 этой пѣсни, толпу эту составляютъ души людей, умершихъ подъ проклятіемъ (анаѳемой) церкви. Она идетъ медленно, потому ли, что и въ жизни медлила обратиться къ Богу, или потому, что процессъ очищенія ея долженъ совершиться весьма медленно". Фратичелли.
   66. "Слова эти служатъ Виргилію какъ-бы утѣшеніемъ самому: въ появленіи тѣней онъ видитъ, что онъ непокинуть высшею помощью на трудномъ пути, гдѣ онъ до этого находился въ такомъ безпомощномъ состояніи (ст. 52 и далѣе), не зная, какое взять на немъ направленіе". Ноттеръ.
   70. "Къ громадамъ твердыхъ скалъ" (въ подлинникѣ: a'duri massi Dell'alta ripa), т. е. къ выступающимъ утесамъ, изъ которыхъ сложена гора Чистилища.
   72. "Они изумлены тѣмъ, что поэты идутъ въ направленіи, противоположномъ тому, какому слѣдуютъ души и, стало быть, удаляются отъ входа въ чистилище, какъ увидимъ ниже". Фратичелли.
   73. "Погибшій благочестно" (въ подлинникѣ: О ben finiti, o giа spiriti eletti), т. е. умершіе съ покаяніемъ въ грѣхахъ и съ вѣрой во Христа, a не такъ, какъ самъ Виргилій, умершій, не зная вѣры Христовой". Ноттеръ.
   78. "Чѣмъ болѣе человѣкъ познаетъ, тѣмъ болѣе дорожитъ онъ временемъ". Фратичелли, также Копишъ.
   79--84. "Какъ въ аду мы видѣли души, погрязшія въ грѣхахъ, повсюду въ борьбѣ и взаимной ненависти, такъ, наоборотъ, здѣсь души очищающихся находимъ во взаимномъ любовномъ общеніи, соединенными взаимно другъ съ другомъ. Дѣйствительно, любовь есть первый плодъ серьезнаго стремленія къ нравственной свободѣ". Штрекфуссъ.
   86. "Счастливыхъ стадо" (въ подлинникѣ: quella mandra fortunata); слово "стадо" поэтъ употребляетъ здѣсь въ соотвѣтствіе съ сравненіемъ толпы тѣней съ овцами.
   88. "Поэты повернули къ душамъ, шедшимъ къ нимъ слѣва (ст. 58); потому крутой склонъ утеса, который сначала былъ передъ ними, теперь долженъ находиться отъ нихъ направо". Филалетъ.
   98. Т. е. Данте приходитъ сюда не самовольно, какъ Улиссъ (Ада XXVI, 112 и далѣе).
   102. "И тыломъ рукъ" и проч. -- обычный жестъ въ Италіи: "тылъ руки обращенъ къ другому лицу, и къ нему направлены пальцы отъ того, который подаетъ знакъ. Это означаетъ, чтобы тотъ, кому подается знакъ, не ходилъ впередъ, a повернулъ назадъ. Здѣсь тѣни подаютъ этотъ именно знакъ, чтобъ поэты, вмѣсто того, чтобы приблизиться ко всходу на гору, удалились отъ него". Штрекфуссъ.
   103. "Тѣнь Манфреда, говорящая здѣсь съ Данте, принимаетъ его за своего современника, но Манфредъ умеръ незадолго до рожденія поэта, почему этотъ послѣдній и не узнаетъ его (ст. 109)". Каннегиссеръ.
   107. Король Сициліи Манфредъ, по словамъ Сабa Maлеспини (Historia Rerum Sicularum), былъ очень красивъ собой: "Homo flavus, amoena facie, aspectu plaeibilis, in maxillis rubeus, oculis sidereis, per totum niveus, statura mediocris".
   113. Манфредъ, изъ Гогенштауфеноръ, вступившій на престолъ неаполитанскій и сицилійскій послѣ смерти отца своего, императора Фридриха II, былъ внукъ Констанціи или Констанцы, супруги императора Генриха VI, отца Фридриха II. Мать Манфреда была Бьянка, графиня Ланчіа, любовница Фридриха ІІ, и, слѣдовательно, онъ былъ незаконный сынъ императора. Красивый юноша, любившій роскошь и разгульную жизнь, и, какъ отецъ его, покровитель наукъ и искусствъ, Манфредъ постоянно находился въ борьбѣ съ церковью и съ Карломъ Анжуйскимъ, вспомоществуемымъ папой Климентомъ IV, и, наконецъ, покинутый своими апулійскими вассалами, погибъ въ сраженіи при Беневентѣ (Ада XXVIII, примѣч. къ ст. 15--16), будучи незадолго до этого отлученъ отъ церкви тѣмъ же папой Климентомъ.
   115. Дочь Манфреда отъ первой его супруги Беатриче, называвшаяся также Констанцей, была замужемъ за Петромъ, королемъ Арагонскимъ. Вслѣдствіе этого брака Петръ имѣлъ притязаніе на Сицилію, которою онъ и завладѣлъ послѣ знаменитой Сицилійской вечерни (1282 г.). Констанца имѣла трехъ сыновей: Альфонса, Джьякомо и Федериго. По смерти Петра ему наслѣдовали Альфонсъ въ Арагоніи и Джьякомо въ Сициліи (1285 г.). По смерти Альфонса Джьякомо получилъ Арагонію, и нѣсколько позднѣе Федериго -- Сицилію.
   116. "Сициліи и Арагоны честь". Обыкновенно принимаютъ, что подъ этой похвалой Данте разумѣетъ Федериго, короля Сициліи, и Джьякомо, короля Арагоніи, но такому предположенію противорѣчатъ тѣ неодобрительныя слова, какія употребляетъ поэтъ, говоря объ этихъ монархахъ въ двухъ мѣстахъ своей поэмы, именно: Чистилища VII, 119--120 и Рая XIX, 136--138. Наоборотъ, въ той же Чистилища 115--117, онъ съ похвалою отзывается о первомъ сынѣ Петра, Альфонсѣ. Потому древніе комментаторы думаютъ, что подъ словами "Сициліи и Арагоны честь" разумѣется здѣсь старшій сынъ Петра, Альфонсъ Добродѣтельный. Того же мнѣнія держится и Филалетъ, также Карло Троіа (Veltro allegorico di Dante), -- тѣмъ болѣе, что Альфонсъ вмѣстѣ съ отцомъ своимъ Манфредомъ воевалъ съ Карломъ Анжуйскимъ. Но, съ другой стороны, такъ какъ Альфонсъ никогда не носилъ короны Сициліи и къ тому же умеръ очень рано, въ 1291 г., то почти несомнѣнно, что Данте, высказавъ сперва столь лестное мнѣніе о Федериго и Джьякомо, затѣмъ, по неизвѣстной причинѣ, измѣнилъ его. Извѣстно, по крайней мѣрѣ, что вначалѣ онъ находился въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ къ Федериго и даже былъ намѣренъ посвятить ему свой Рай (о чемъ высказалъ монаху Иларію), такъ какъ этотъ принцъ всегда сильно благопріятствовалъ гибеллинской партіи. По мнѣнію Ноттера, такая перемѣна во мнѣніи Данте произошла вслѣдствіе отказа Федериго принять на себя сеньорію гибеллинской Пизы послѣ паденья Угуччьоне.
   118. Манфредъ проситъ поэта возвѣстить своей дочери, что онъ, несмотря на отлученіе отъ церкви, находится не въ числѣ осужденныхъ въ аду, и тѣмъ разсѣять ложь иного объ немъ мнѣнія. Манфредъ былъ отлученъ отъ церкви за свое сопротивленіе папѣ, назначившему корону неаполитанскую и сицилійскую французскому графу Карлу Анжуйскому. Несмотря на папскій интердикть, Манфредъ сталъ королемъ въ 1260 г., но черезъ шесть лѣтъ (1266) въ сраженіи при Беневенто или Гранделла на р. Калоре потерялъ корону и жизнь, послѣ чего королемъ сталъ Карлъ Анжуйскій.
   120--121. "Невозможно счесть моихъ грѣховъ!" (въ подлинникѣ: Orribil furon li peccati miei). Флорентинскій историкъ Малеспини, которымъ часто пользовался Данте, обвиняетъ Манфреда въ убійствѣ своего племянника Генриха, въ отцеубійствѣ, въ убійствѣ брата Конрада IV и въ попыткахъ къ убійству Конрадина. Кромѣ того гвельфскій писатель Виллани обвиняетъ его и отца его Фридриха II (Ада X, 14 и 119), въ эпикуреизмѣ, въ развратной жизни и даже въ сарацинской ереси. Но всѣ эти обвиненія недоказаны и есть поводъ думать, что та часть хроники Малеспини, гдѣ говорится объ этихъ преступленіяхъ, подложна и внесена кѣмъ нибудь изъ папской партіи. Главный упрекъ противъ Манфреда есть тотъ, что онъ завладѣлъ сицилійской короной, обойдя законнаго ея наслѣдника -- племянника своего Конрадина.
   124--128. Послѣ проиграннаго сраженія при Беневенто трупъ Манфреда, снявшаго передъ сраженіемъ съ себя всѣ свои королевскія отличія, долго не могли найти на полѣ битвы; наконецъ онъ былъ найденъ съ двумя ранами: одной на головѣ, другой въ груди (ст. 108 и 111). Напрасно просили бароны короля французскаго сдѣлать убитому почетное погребеніе. "Si, je ferais volontiers, si luy ne fut scommunié", отвѣчалъ Карлъ. Такимъ образомъ онъ былъ погребенъ во главѣ моста (in co'del ponte) y Беневенто; солдаты непріятельскаго войска сами воздвигли ему памятникъ, такъ какъ каждый изъ нихъ принесъ по камню на его могилу. Но папскій легатъ, архіепископъ Козенцы кардиналъ Бартоломео Пиньятелли, личный врагъ Манфреда, не далъ несчастному королю и этой бѣдной могилы. По повелѣнію папы Клемента IV онъ приказалъ вырыть трупъ, чтобъ онъ не осквернялъ, какъ отлученный, землю, принадлежащую церкви, и перенести его на границу Абруццо, гдѣ онъ и былъ, повидимому, безъ всякихъ почестей брошенъ, не погребенный, въ долинѣ, орошаемой рѣкою Верде (на что указываютъ ст. 130--132). Впрочемъ фактъ этотъ не вполнѣ доказанъ; по крайней мѣрѣ историкъ Рикордино Малеспини, сообщая объ немъ, прибавляетъ "si disse"; Виллани же списываетъ у Малеспини и прямо ссылается на Данте. Въ пользу Данте говоритъ и преданіе мѣстныхъ жителей на берегу Верде.
   124. "Смыслъ священныхъ книгъ" (въ подлинникѣ: Se'l pastor di Cosenza.... avesse in Dio ben letta questa faccia -- faccia, страница, листъ книги), т. е. еслибъ онъ понялъ смыслъ священныхъ книгъ, гдѣ значится, что Господь всегда готовъ прощать обращающихся къ нему грѣшниковъ.
   126. "На травлю" (въ подлинникѣ: alla caccia); такъ выражается поэтъ для обозначенія ярости архіепископа, преслѣдующаго своего личнаго врага даже за могилою. Историкъ Саба Малеспини употребляетъ это же слово для выраженія добычи, доставшейся Карлу Анжуйскому послѣ пораженія Манфреда, часть которой онъ передалъ папѣ: "Ut autem гех Carolus.... de primitiis laborum suorum participem faciat patrem patrum, et de sua venatione (caccia, охота, травля) pater ipse praegustet, duos cегоferarios aureos etc... Clementi transmittit".
   131. "Верде" -- "по древнимъ комментаторамъ, боковой притокъ, впадающій въ Тронто, недалеко отъ Асколи, и образующій на нѣкоторомъ протяженіи границу между Неаполитанскимъ королевствомъ и Анконской областью. Позднѣе она называлась Марино, a теперь -- Кастеллано. Нѣсколько выше того мѣста, гдѣ сливаются Тронто и Верде, при Арквата, въ пограничныхъ горахъ къ Норчіа находится озеро, около котораго, по мнѣнію тамошнихъ жителей, находится входъ въ адъ. Очень можетъ быть, что Пиньятелли, въ своей злобѣ къ Манфреду, именно потому и велѣлъ бросить здѣсь трупъ его. Другіе, безъ достаточныхъ причинъ, хотятъ видѣть Верде въ нынѣшнемъ Гарильяно и, вопреки Данте, полагаютъ, что трупъ Манфреда былъ брошенъ около Чеперано". Карлъ Витте.
   132. "Безъ звона и креста" (въ подлинникѣ:а lume spento, съ погашенными свѣчами): отлученные отъ церкви погребались безъ всякихъ церемоній, sine cruce et luce, при чемъ гасили свѣчи.
   133--136. Гвельфскій писатель, современникъ Данте, Вилланине раздѣляетъ этого мнѣнія; говоря о смерти отлученнаго отъ церкви Конрадина, онъ замѣчаетъ, что душа его, вѣроятно, будетъ въ числѣ погибшихъ: "отлученіе отъ св. церкви, справедливое или несправедливое, всегда страшно, ибо кто читаетъ древнія хроники, тотъ найдетъ въ этомъ отношеніи много удивительныхъ повѣствованій. Чезари, самъ священникъ, но принадлежащій къ болѣе позднему времени, соглашается, что и отлученный отъ церкви можетъ быть святымъ черезъ полное раскаяніе". Ноттеръ. -- "Нельзя не замѣтить въ величественномъ изображеніи Манфреда у Данте кротость и состраданіе къ монарху, оказывавшему такое покровительство и любовь къ поэтамъ". Копишъ.
   139. "Подражаніе Энеидѣ, VI, 327, гдѣ говорится, что души непогребенныхъ должны скитаться 100 лѣтъ, прежде чѣмъ перейдутъ черезъ Стиксъ. Тридцать разъ столько, насколько былъ отлученъ -- срокъ этотъ не основанъ ни на какомъ церковномъ постановленіи и принять поэтомъ произвольно". Ноттеръ. Итакъ всѣ тѣ, которые не получили церковнаго отпущенія, осуждены оставаться у подошвы Чистилища, въ antipurgatorium, гдѣ еще нѣтъ мѣста для настоящаго очищенія. Смыслъ тотъ: кто возсталъ противъ церкви, тотъ не можетъ тотчасъ достигнуть истиннаго познанія и раскаянія.
   140--141. Ученіе о предстательствѣ святыхъ (intercessio) очень явственно высказывается повсемѣстно въ Чистилищѣ, равно и увѣренность въ томъ, что благочестивыя молитвы живыхъ много сокращаютъ срокъ, по прошествіи котораго умершіе становятся святыми (Чистилища VI, 37--39). Въ Италіи и понынѣ молитвы о душахъ въ чистилищѣ очень свято соблюдаются.
  

ПѢСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

  
   1--12. Въ этихъ терцинахъ Данте опровергаетъ мнѣніе тѣхъ философовъ, которые утверждали, что въ человѣкѣ не одна, но нѣсколько душъ. Именно, по мнѣнію платониковъ, душа человѣческая тройственна: вегетативная, сензитивная и интеллектуальная, или раціональная; при чемъ каждая изъ нихъ занимаетъ въ тѣлѣ свое особое мѣсто. Противъ этого возражалъ уже Аристотель. Ѳома Аквинскій опровергалъ это мнѣніе почти тѣми же словами, какъ и Данте: "Очевидно, что множественность души дѣло невозможное, уже потому, что если одна дѣятельность души сильно напряжена, то другая задерживается". Согласно съ этимъ Данте принимаетъ лишь одну душу, именно мыслящую или разумную; но вмѣстѣ съ тѣмъ приписываетъ ей многія силы и способности, частью внутреннія, какъ ощущеніе боли (скорби) и удовольствія, частью внѣшнія -- при посредствѣ тѣлесныхъ чувствъ; нерѣдко при этомъ душа вся отдается одной какой-нибудь способности или отдѣльной силѣ, такъ что кажется какъ бы связанною тою силой, тогда какъ отдѣльная сила, напримѣръ сила слуха, дѣйствуетъ непрерывно и свободно. "Въ этомъ", говоритъ Данте, "я самъ убѣдился: пока душа моя занята была лишь тѣмъ, что я смотрѣлъ и слушалъ Манфреда, незамѣтно для меня протекло время". Каннегиссеръ. Филалетъ. Мнѣніе о нѣсколькихъ душахъ было осуждено, какъ еретическое, уже на восьмомъ вселенскомъ соборѣ, и Ѳома Аквинскій приводитъ противъ него одно мѣсто изъ блаж. Августина (Т. I, Quaest. 76, Art. III).
   10--12. "Т. e. сила, воспріемлющая внѣшнія впечатлѣнія -- есть нѣчто иное, и нѣчто иное -- полная сила души; первая связана съ послѣдней, и потому если эта послѣдняя чѣмъ нибудь внутренно сильно занята, то первая не воспринимаетъ извнѣ никакихъ впечатлѣній, хотя внѣшній міръ постоянно лежитъ передъ нею". Ноттеръ.
   15--16. Сфера неба дѣлится на 360°, которые солнце кажущимся образомъ пробѣгаетъ въ 24 часа, слѣдовательно 15° въ часъ. Значитъ, теперь будетъ, если мы примемъ первый день замогильнаго странствованія Данте:
   27-е марта -- 9 ч. 28 мин., или
   7-е апрѣля -- 10 ч. безъ 1 мин., или
   10-е апрѣля -- 10 ч. 8 мин.
   Слѣдовательно поэты шли вмѣстѣ съ Манфредомъ почти 2 часа.
   18. T. e. здѣсь подъемъ на гору, о которомъ вы спрашивали насъ (Чистилища III, 76 и слѣд.).
   19--21. Чтобы показать намъ, какъ узка была щель въ скалѣ, по которой слѣдовало имъ взбираться на горы, поэтъ сравнилъ ее со щелью въ стѣнѣ или оградѣ виноградника, которую повсемѣстно въ Италіи и въ Германіи задѣлываютъ вѣтками терновника, особенно осенью, когда начинаетъ поспѣвать (когда бурѣютъ, quando l'uva imbruna) виноградъ, для защиты отъ расхищенія. -- Не безъ отношенія къ вертограду Христову здѣсь употреблено сравненіе съ виноградникомъ, a узкостью пути, ведущаго въ него, намекается на слова Спасителя: "Тѣсны врата и узокъ путь, ведущіе въ жизнь, и немногіе находятъ ихъ". Матѳ. VII, 14,
   25--26. "Лео" (или, собственно, Санлео, иначе Читта-Фельтріа) -- городъ, расположенный на отвѣсной скалѣ, недалеко отъ Сан-Марино, въ мѣстности Монтефельтро, откуда родомъ знаменитый гибеллинскій родъ графовъ Монтефельтро. -- "Ноли", -- городъ на обрывистомъ берегу Riviera di Ponente, въ Генуэзской области, между Финале и Савона. -- "Бисмантова" -- мѣстечко, или деревенька (villaggia) на обрывистой горѣ, недалеко отъ Реджіо, въ Ломбардіи.
   31--33. "Поэты лѣзутъ теперь по самой нижней части горы чистилища, которая вмѣстѣ съ тѣмъ есть самая крутая. Въ началѣ эта часть горы все подымается вверхъ, какъ голая утесистая стѣна, на которую можно подняться лишь сквозь упомянутую узкую щель; потомъ достигаютъ къ весьма крутому, въ 45°, склону (ст. 41--42), на который можно взобраться въ любомъ направленіи". Филалетъ.
   37. "На пути къ добродѣтели малѣйшій попятный шагъ можетъ имѣть плачевнѣйшія послѣдствія". Ноттеръ.
   40--41. Уголъ полуквадранта равняется 45°. Крутизна горы не совпадала съ средней линіей, проведенной между горизонтальной и перпендикулярной линіями, но ближе подходила къ этой послѣдней; слѣдовательно гора была круче, чѣмъ въ 45°. "Такъ какъ астрономическій инструментъ квадрантъ уже во время Данте и прежде употреблялся для измѣренія высоты солнца, то Данте весьма знаменательно употребилъ это сравненіе здѣсь, гдѣ идетъ рѣчь о восхожденіи къ духовному солнцу -- Богу". Копишъ.
   47. Для того, чтобы читатель, слѣдуя за странствіемъ поэта, могъ напередъ составить ясную идею о самой мѣстности, надобно помнить, что путь, по которому идетъ Данте, все ведетъ узкою щелью къ выступу, образующему вокругъ горы ровную, узкую дорогу. Проходя по этой дорогѣ, мы снаружи будемъ имѣть пустое пространство воздуха, окружающаго гору чистилища, съ другой, внутренней стороны -- утесистую стѣну, черезъ которую крутая тропинка ведетъ въ слѣдующій выступъ, или кругъ, опоясывающій гору. Слѣдовательно гора Чистилища имѣетъ форму адской воронки, но только опрокинутой. Какъ въ аду воронка идетъ въ глубь и при томъ становится все уже и уже, такъ воронка Чистилища, постепенно сужаясь, подымается къ небу. Штрекфуссъ. Ноттеръ,
   54. "Послѣ счастливо совершенной дороги, если она была трудна и утомительна, мы съ удовольствіемъ смотримъ назадъ. Но это удовольствіе бываетъ еще сильнѣе, если дорога, какъ въ данномъ случаѣ, понимается въ нравственномъ отношеніи". Ноттеръ.
   57. Въ Европѣ, глядя на востокъ, мы имѣемъ солнце съ правой стороны. На противоположномъ, или южномъ полушаріи, солнце должно было казаться Данте съ лѣвой стороны, или между нимъ и сѣверомъ (ст. 59--60). Солнце онъ называетъ "колесницей свѣта" (carro della luce).
   61--66. T. e. солнце представилось бы тебѣ отодвинутымъ еще далѣе къ сѣверу, чѣмъ ты видишь его теперь. Именно Близнецы (состоящіе изъ звѣздъ Кастора и Поллукса) находятся на два созвѣздія ближе къ сѣверу, чѣмъ Овенъ, въ которомъ теперь стоитъ солнце. Если бы оно стояло въ знакѣ Близнецовъ, т. е. если бы на сѣверномъ полушаріи оно приближалось къ лѣтнему солнцестоянію, то -- хочетъ сказать Виргилій -- отсюда, съ горы Чистилища, зодіакъ, насколько онъ освѣщается солнцемъ, или, болѣе ясными словами, тотъ путь, который проходитъ солнце въ этомъ направленіи, отодвинулся бы еще далѣе къ Медвѣдицамъ, т. е. къ сѣверу. Само собою понятно, что здѣсь представился бы глазамъ не самый зодіакъ, т. е. невидные днемъ созвѣздія его, каковы: Близнецы, Овенъ и проч., но только то мѣсто гдѣ они расположены на небѣ. Это послѣднее обстоятельство дѣлаетъ выраженіе, Данте не совсѣмъ понятнымъ съ перваго взгляда. Ноттеръ. Филалетъ.
   62. "Зеркалу" (specchio), т. с. солнцу. "Данте называетъ солнце зеркаломъ, точно такъ, какъ въ Раю IX, 61, ангелы названы зеркалами. Они названы такъ потому, что, согласно съ однимъ мѣстомъ въ его Convivio, Богъ изливаетъ свою силу творенія частью прямыми, частью отраженными лучами; такъ называемыя интеллигенціи воспринимаютъ его свѣтъ непосредственно, всѣ же прочія существа лишь посредствомъ этихъ первично-озаряемыхъ интеллигенцій (См. Рая VII, въ концѣ). Солнце не принадлежитъ къ числу интеллигенцій, и потому оно лишь отражаетъ, какъ зеркало, воспринятый отъ интеллигенцій свѣтъ"... Каннегиссеръ.
   63. Оно льетъ свѣтъ и вверхъ и внизъ (su e giù del suo lume conduce), "потому что, по системѣ Птоломеевой, три планеты (Сатурнъ, Юпитеръ и Марсъ) находятся выше, три другія (Венера, Меркурій и Луна) -- ниже солнца, и всѣ онѣ получаютъ свѣтъ свой отъ солнца". Филалетъ.
   67--69. Въ этой терцинѣ обозначается, что Сіонъ, т, е. Іерусалимъ, и гора Чистилища -- антиподы между собой. Сличи Чистилища 11, 1 и прим.
   72. Т. е. эклиптика, по которой такъ неудачно нѣкогда правилъ колесницею солнца сынъ Аполлона Фаэтонъ (Ада XVII, 107).
   79--84. "Т. е. это по той причинѣ, которую ты мнѣ приводишь, a именно, что Сіонъ и гора Чистилища совершенные антиподы, средній или іпромежуточный кругъ, называемый въ астрономіи экваторомъ и всегда находящійся между льдомъ и солнцемъ, т. е. между лѣтомъ и зимою (ибо лежитъ между тропиками), здѣсь, т. е. отъ горы чистилища, настолько же отстоитъ къ полуночи, т. е. къ сѣверу, насколько тамъ, т. е. на противоположномъ полушаріи, для евреевъ, обитающихъ въ Іерусалимѣ, онъ кажется обраіценнымъ къ югу". Фратичелли.
   88--90. "Человѣческій разумъ (Виргилій) знаетъ только то, что путь къ добродѣтели становится все легче отъ упражненія и человѣкъ дѣлается вполнѣ добродѣтеленъ лишь тогда, когда добродѣтель становится ему въ наслажденіе". (Чистилища XXVII, 131). Ноттеръ. -- "Здѣсь мы видимъ разницу между адскою воронкой и горой Чистилища: первая тѣмъ круче, чѣмъ глубже мы по ней спускаемся; эта же тѣмъ отложе и удобнѣе для восхожденія, чѣмъ выше мы восходимъ по ней. Но и сверхъестественная (божественная) сила помогаетъ намъ восходить по ней. Въ этомъ заключается глубокій смыслъ: какъ во зло мы погружаемся все съ болѣе ускоренной силой, такъ точно и доброе, вначалѣ для насъ трудное, отъ непрерывнаго упражненія становится все легче и легче, при чемъ все болѣе и болѣе содѣйствуетъ намъ божественная благость; ибо "имѣющему дастся и придастся". Филалетъ.
   101. "Этотъ утесъ (рифъ) находится слѣва отъ поэтовъ, къ югу, такъ какъ они идутъ съ востока на западъ; иначе находящіяся за нимъ души не имѣли бы защиты отъ струившихся съ сѣвера солнечныхъ лучей". Филалетъ. -- "Самый утесъ имѣетъ значеніе препятствія, поставляемаго косностью въ пути къ усовершенствованію, а тѣнь отъ утеса обозначаетъ духовный мракъ". Копишъ.
   119. "Говорящая тѣнь подслушала астрономическій разговоръ между Виргиліемъ и Данте; она насмѣшливо обращается къ Данте, потому что изслѣдованія и стремленія людей дѣятельныхъ кажутся тунеядцамъ смѣшными и презрѣнными". Велутелло.
   121. Суровый Данте во всей поэмѣ своей воздерживается отъ всякаго юмора; но здѣсь, при изображеніи этого лѣниваго итальянца, онъ невольно улыбается въ первый разъ во всей своей поэмѣ; во второй разъ онъ улыбается въ сценѣ встрѣчи Виргилія со Стаціемъ (Чистилища XXI, 109).
   123. "Белаква, родомъ изъ Флоренціи, инструментальный мастеръ, приготовлявшій особенно цитры, которыя онъ отлично украшалъ рѣзной работой, и отлично игралъ на нихъ. Данте, самъ великій любитель музыки, вѣроятно, хорошо зналъ его. Онъ отличался необыкновенною лѣнью". Бенвенуто да Имола.
   129. Чистилища IX, 78.
   130--131. Здѣсь видимъ второй родъ нерадивыхъ. Первый родъ, скитающіяся у основанія горы Чистилища, не радѣлъ объ отпущеніи грѣховъ своихъ вслѣдствіе сопротивленія церкви; эти же души, пребывающія на первомъ уступѣ чистилища или въ antipurgatorium, не сдѣлали этого лишь по своему нерадѣнію или лѣни. Первыя должны дожидаться до впущенія въ чистилище 30 разъ столько, сколько лѣтъ они прожили на свѣтѣ, a нерадивые лишь столько лѣтъ, сколько прожили; слѣдовательно препятствіе къ допущенію въ чистилище для этихъ послѣднихъ гораздо меньше, чѣмъ для первыхъ.
   139. "По мнѣнію Данте, Испанія лежитъ подъ тѣмъ же меридіаномъ, что и и Марокко, т. е. 90° къ западу отъ Іерусалима (Чистилища II, 1--3 и прим.); слѣдовательно, гора Чистилища также лежитъ на 90° къ западу отъ Марокко. Но такъ какъ теперь на Чистилищѣ полдень, то въ Марокко должна только что наступить ночь, или, какъ живописно выражается поэтъ, ночь стопой своей покрываетъ Марокко, лежащій на внѣшней окраинѣ западной гемисферы". Филалетъ.
  

ПѢСНЬ ПЯТАЯ.

  
   1--6. Отойдя отъ душъ, поэты имѣли солнце справа, Данте идетъ вслѣдъ за Виргиліемъ и тѣнь отъ него ложится налѣво.
   20. Данте стыдится, что обратилъ вниманіе на нерадивыхъ и тѣмъ самымъ замедлилъ свое восхожденіе на пути къ совершенствованію.
   24. "Души поютъ 50-й псаломъ: Miserere mei, Domine (Помилуй мя, Боже, по велицѣй милости Твоей), въ два хора, стихъ за стихъ, какъ поется этотъ псаломъ въ католическихъ церквахъ". Бути.
   38. Онъ можетъ принесть о нихъ извѣстіе живымъ и тѣмъ понудить ихъ молиться о сокращеніи срока пребыванія душъ въ чистилищѣ.
   37--39. Здѣсь разумѣются падающія звѣзды и столь частыя въ августѣ мѣсяцѣ зарницы. Слѣдуя Аристотелю, учитель Данте, Брунето Латини, такъ объясняетъ ихъ происхожденіе: "отъ столкновенія вѣтровъ вызывается огонь въ верхнихъ областяхъ атмосферы, вслѣдствіе чего загораются горючіе пары, подымающіеся въ эти области" (Tesoro, Lib. Il, Gap. 33).
   52--57. Эти души, бродящія у подножія горы Чистилища, -- третій видъ нерадивыхъ -- застигнуты врасплохъ насильственною смертью и не получили отпущенія; но тѣмъ не менѣе онѣ прощены Всевышнимъ въ силу чистосердечнаго ихъ раскаянія и за то, что онѣ простили врагамъ своимъ. Пѣніе этого рода нерадивыми Miserere совершенно здѣсь умѣстно, соотвѣтствуя выраженному ими (ст. 57) стремленію войти въ предѣлы настоящаго очищенія. Второй стихъ псалма какъ нельзя болѣе отвѣчаетъ настроенію ихъ: "омый мя отъ беззаконія моего, и отъ грѣха моего очисти мя".
   64. Говорящая здѣсь тѣнь есть Якопо дель-Кассеро, гражданинъ города Фано. Онъ возбудилъ противъ себя ненависть Аццо VIII, графа Эсте, тѣмъ, что, когда этотъ послѣдній велъ войну съ Болоньей и Нармой и уже близокъ былъ къ заключенію мира съ ними, Кассеро, бывшій тогда подестой Болоньи, много противодѣйствовалъ ему. За это, по повелѣнью Аццо, онъ былъ убитъ при мѣстечкѣ Оріако, между Венеціей и Падуей, въ то время, когда ѣхалъ въ Миланъ.
   68--69. Здѣсь обозначается область Анконы, лежащая между Апуліей и Романьей, находившаяся въ то время подъ властью Карла II Анжуйскаго. Родина Кассеро, городъ Фано, принадлежитъ къ Анконской области.
   74. Намекъ на 3 книгу Моисея: "Потому что душа тѣла въ крови". Левитъ ХІII, 11.
   75. Убійство Кассеро совершено падуанцами, которыхъ Данте, какъ измѣнниковъ, называетъ "антенорцами", по имени троянца Антенора, основавшаго, по преданію, городъ Падую. "Слава основателя Падуи, какъ въ средніе вѣка, такъ и понынѣ, живетъ еще въ устахъ народа". Амперъ, -- Измѣнники отечеству помѣщены въ аду во второмъ отдѣленіи девятаго круга, названномъ Данте Антенорою (Ада XXXII, 89).
   70--81. Т. е. скройся я въ Мирру (мѣстечко Пизанской области, на одномъ изъ каналовъ, выходящихъ изъ рѣки Брента), a не спрячься въ осоку болота у Оріако, я бы и до сихъ поръ былъ между живыми (гдѣ тварь вся дышитъ -- Ià dove si spira).
   88. Буонконте, сынъ Гвидо да-Монтефельтро, того самаго, что помѣщенъ въ аду между злыми совѣтниками (Ада XXVII, 67--71 прим.). Буонконте палъ въ сраженіи при Кампольдино, недалеко отъ Поппи, крѣпости въ Казентино, 11-го іюня 1280 года. Это сраженіе происходило съ одной стороны между изгнанными изъ Флоренціи гибеллинами, въ союзѣ съ аретинцами, и флорентинскими гвельфами -- съ другой. Аретинцами командовалъ епископъ ихъ Гюильельмо Убертини и Буонконте. Въ сраженіи участвовалъ, еще молодой тогда Данте, служа въ кавалеріи, такъ какъ въ молодости своей онъ принадлежалъ къ партіи гвельфовъ. Трупъ Буонконте не былъ найденъ, -- обстоятельство, послужившее поэту поводомъ къ этому дивно поэтическому разсказу, составляющему совершенную противоположность со страшною сценой спора св. Франциска съ дьяволомъ за душу графа Монтефельтро, отца Буонконте (Адъ XX VII, 112).
   89. Т. е. жена моя Джіованна и прочіе родственники перестали молиться обо мнѣ.
   94. Недалеко отъ высочайшаго гребня Аппенинъ (Giogo delle Scale), съ вершины котораго видны оба моря, омывающія Италію, находится древній монастырь монаховъ ордена Камальдоли -- Sagro Ermo (Пустынь). Нѣсколько выше монастыря беретъ начало рѣка Archiano (нынѣ Archiana), или, вѣрнѣе сказать, одинъ изъ боковыхъ притоковъ его -- Fosso di Camaldoli. Верхняя долина рѣки Арно, идущая отъ сѣверо-запада къ юго-востоку между главнымъ хребтомъ Аппенинъ и лѣсистымъ его отрогомъ Протаманьо (нынѣ Тратовеккіо), называется Казентино. Протоманьо отдѣляетъ долину рѣки Арно отъ Казентино. -- Сличи Ада XXX, 65 прим.". К. Витте.
   97. Т. е. гдѣ Аркіано впадаетъ въ Арно, близъ Баббіена.
   105. "Душа отца Буонконте послужила предметомъ спора между св. Францискомъ и дьяволомъ, при чемъ первый долженъ былъ уступитъ изъ-за единаго грѣховнаго слова, которое истребило плоды покаянія графа (Ада XXVII, 111, 116). Одинаковый споръ возникаетъ между Ангеломъ Господнимъ и Врагомъ за душу сына; но здѣсь единый вздохъ, обращенный къ Матери милосердія (ст. 101), рѣшаетъ споръ въ пользу Ангела, a другой долженъ удовольствоваться однимъ лишь трупомъ раскаявшагося". Филалетъ.
   112. По общему мнѣнію среднихъ вѣковъ, бури воздвигаются демонами: имъ дана власть надъ стихіями.
   116. "До хребта горы", т. е. до Аппенинскихъ горъ.
   122. Царственной рѣкой (fiume real) Данте называетъ рѣку Арно, въ которую впадаетъ Аркіано.
   133. Пія, родомъ изъ Съены, изъ знатной фамиліи Гвастеллони, была замужемъ за Толомеи; но, овдовѣвъ, вышла за нѣкоего Нелло или Паганелло де Паннокьески. Подозрѣвая ее въ невѣрности, или, по другому сказанію, желая избавиться отъ нея, чтобы жениться на другой, Нелло заключилъ ее въ одинъ изъ своихъ замковъ въ Мареммѣ. По словамъ нѣкоторыхъ, она была выброшена изъ окна замка и убилась; по другимъ -- погибла медленною смертью отъ ядовитаго воздуха болотистой Мареммы.
  

ПѢСНЬ ШЕСТАЯ.

  
   2--10. Сравненіе заимствовано изъ итальянской жизни: обыкновенно выигравшаго окружаетъ толпа, въ надеждѣ, что онъ подѣлится съ ними выигрышемъ, или пропьетъ его вмѣстѣ съ ними.
   13--14. По единогласному отзыву комментаторовъ, это Бенинказа изъ Ареццо, отличный юристъ. Будучи намѣстникомъ подесты Сьенскаго, онъ приговорилъ къ смертной казни за разбой сына и племянника знаменитаго въ XIII вѣкѣ бандита Гино ди Такко, владѣльца замка Радикофани, недалеко отъ Рима. Спустя нѣсколько времени, при папѣ Бонифаціи VIII, Бенинказа былъ призванъ въ Римъ въ качествѣ аудитора (uditore) въ высшій апелляціонный судъ въ Римѣ, въ Капитоліи. Гино, чтобы отмстить за смерть родственниковъ, ворвался среди бѣла дня въ Римъ, проникъ со своей шайкой въ залу суда, отрубилъ голову Бенинказа, когда онъ отправлялъ свою судебную обязанность, и затѣмъ, никѣмъ не преслѣдуемый, скрылся въ свой замокъ. Боккачіо Decamегоn, 10, 2.
   15. Тарлати (Чьякко или Чьоне), аретинецъ. Въ сраженіи при Кампальдино, спасаясь отъ преслѣдованій, онъ утонулъ въ Арно; по другимъ, онъ самъ гнался за непріятелемъ и былъ сброшенъ въ Арно испуганною лошадью.
   17--18. Федериго Новелло, сынъ Гвидо Новелло, намѣстника короля Манфреда во Флоренціи и дочери графа Уголино делла Герардеска (Ада XXXIII, 4 прим.; см. Истор. очеркъ событ. въ Пизѣ во врем. Уголино, въ приложеніи къ I книгѣ Божественной комедіи (Ада стран. 317), убитъ въ 1292 году аретинскимъ гвельфомъ Фумароло де Бостоли. Другая тѣнь -- Фарината дельи Скорниджьяни -- былъ убитъ какимъ-то Беччо изъ Капроны. Отецъ Фаринаты, Марцукко дельи Скорниджьяни, пизанецъ, постригшійся изъ рыцарей въ монахи-минориты, отличался такимъ смиреніемъ въ своемъ духовномъ санѣ, что не только не мстилъ убійцѣ сына, но примирился съ нимъ и въ знакъ примиренія подалъ ему руку, тѣмъ выказавъ "доблесть" своей души (che fe' parer le buon Marzu eco forte), согласно долгу евангельской любви.
   19. "Графъ Орсъ" (Cont' Orso), по однимъ, изъ фамиліи Альберти да-Вальди Бизенціо, убитъ своими родственниками; по другимъ -- сынъ графа Наполеона де-Чербайіа, убитъ своимъ дядей Альберти да Мангена (Ада XXXII, 57).
   22. "Пьеръ де ла Броссъ" (della Broccia) -- любимый секретарь французскаго короля Филиппа Смѣлаго, пользовавшійся большимъ его довѣріемъ, чѣмъ возбудилъ противъ себя сильную ненависть придворныхъ и даже второй жены короля Маріи Брабантской (Брабантинки, ст. 23), дочери Генриха VI, герцога Брабантскаго; былъ обвиненъ ихъ происками въ отравленіи наслѣдника престола и государственной измѣнѣ, за что и былъ казненъ, по приказанію короля, въ 1276 году. Королева Марія умерла въ 1321 году, a потому, вѣроятно, читала слова, направленныя противъ нея въ слѣдующихъ стихахъ.
   29--30. Намекъ на то мѣсто Энеиды (VI, 372--375), гдѣ Палинуру, умоляющему перевезть его черезъ Ахеронъ, Сивилла отвѣчаетъ:
  
   Unde haec, Palmare, tibi tam dira cupido?
   Tu Stygias inhumatus aquas, amnemque severum
   Eumenidum adspisies, ripamve injussus adibis?
   Desine fata deum flecti sperare precando.
  
   37--39. T.-e. Божіе правосудіе черезъ то не ослабнетъ (не поникнетъ своей вершиной; въ подлинникѣ: cima di giudizio non s'avvalla), если жаръ любви ближнихъ къ усопшимъ сократитъ своими молитвами срокъ пребыванія ихъ въ чистилищѣ, гдѣ каждому, въ него допущенному, предназначено пробыть болѣе или менѣе долгое время.
   40--42. При разрѣшеніи вопроса: могутъ ли молитвы и добрыя дѣла одного оказать пользу другому, Ѳома Аквинскій даетъ слѣдующія толкованіе. Люди двоякимъ способомъ заслуживаютъ вѣчную награду, состояніе блаженства, или извѣстную случайную, временную награду: путемъ молитвы или путемъ заслугъ -- добрыми дѣлами. Молитвой можетъ быть оказана другимъ неограниченная помощь, потому что выслушать ее зависитъ отъ благости Господней, и молитвой достижимы всякія милости равно себѣ и другимъ. Путемъ заслугъ своими добрыми дѣлами нельзя оказать другимъ никакой помощи въ достиженіи ими вѣчной жизни, но можно содѣйствовать пріобрѣтенію ими помянутыхъ временныхъ наградъ, при посредствѣ любви, которая связуетъ всѣхъ между собою и дѣлаетъ одного участникомъ заслугъ другого. Добрыя дѣла и молитвы за другихъ между живущими и живущихъ за умершихъ, находящихся въ состояніи очищенія, -- могутъ быть дѣйствительны. Но тотъ, что не находится въ числѣ помилованныхъ, тотъ не можетъ ничего заслужить ни себѣ, ни другимъ. Недѣйствительна также молитва за осужденныхъ, потому что связь любви съ ними порвана. Заслуженное нами вѣчное наказаніе могла смыть лишь безконечная заслуга Христа, временныя кары (къ которымъ можно также отнести наказаніе чистилища) могутъ быть облегчены однимъ человѣкомъ за другого, потому что было бы несправедливо, если бы Богъ наказывалъ одного человѣка за другого, тогда какъ, награждая одного за заслуги другого, Онъ являетъ себя благимъ (Sum. Theol. Suppl. part. III, quaest. XIII, art, 2, quest. LXXXIII, art. 1--6). -- И такъ Данте заставляетъ Виргилія сказать здѣсь: постигшій души строгій приговоръ о пребываніи ихъ въ преддверіи чистилища мажетъ быть уничтоженъ любовью молящихся за нихъ. Тѣ же слова (въ Энеидѣ; высказаны по отношенію къ аду, гдѣ связующая людей любовь недѣйствительна". Филалетъ.
   43--45. Виргилій, какъ символъ человѣческой мудрости, отсылаетъ своего ученика по этому, чисто богословскому, вопросу къ Беатриче, символу божественнаго знанія, при свѣтѣ котораго человѣкъ находитъ тѣ истины, которыхъ онъ тщетно искалъ бы при всякомъ другомъ свѣтѣ". Фратичелли.
   56--57. Т. е. возвратъ солнца, которое теперь за горою чистилища, такъ что лучи его, не падая на тебя, уже не даютъ отъ тебя тѣни. Три раза взошло солнце, прежде чѣмъ поэты достигли вершины Чистилища: въ первый разъ Чистилища IX, 44; во второй -- Чистилища XIX, 36--39 и въ третій -- Чистилища XXVII, 109--112,
   74. Сорделло, родомъ изъ Мантуи, жилъ въ началѣ XIII вѣка и принадлежалъ къ числу отличнѣйшихъ поэтовъ того времени. Ему приписываютъ сочиненіе Thesaurus Thesaurorum, въ которомъ описываются всѣ знаменитые государственные мужи, почему на произнесенную Сорделломъ въ слѣдующей пѣснѣ (ст. 90--135) характеристику государей недавняго прошлаго не безъ основанія смотрятъ, какъ на намекъ на это сочиненіе; между тѣмъ Бенвенуто да Имола заявляетъ, что такого не видѣлъ. О доблестяхъ Сорделло на поприщѣ общественной жизни, политической дѣятельности, воинскихъ подвиговъ и почитанія женской красоты существуютъ различные малодостовѣрные разсказы; такъ, напримѣръ, тотъ-же Б. да Имола говоритъ, не ручаясь за достовѣрность сказаннаго, что Сорделло былъ умерщвленъ по приказанію графа Эццелино или Аццолино (Ада XII, 110), тогда какъ почти не подлежитъ сомнѣнію, что Сорделло пережилъ Аццолина, умершаго въ 1259 году въ Веронѣ, такъ какъ успѣлъ написать стихи въ память Сицилійской Вечерни (1282 г.). Достовѣрно лишь то, что онъ имѣлъ частыя сношенія съ Аццолинами и, когда эти послѣдніе стали во враждебныя отношенія къ предводителю гвельфской партіи города Вероны, графу Рикарду де Ст. Бонифачіо, женатому на Куницѣ, дочери Аццолино II, то ея братья допустили, или даже приказали Сорделлу увести отъ мужа Куницу, взаимностью которой онъ пользовался еще въ бытность ея въ домѣ отца. Данте съ похвалою отзывается о немъ въ своемъ De vulgari Eloquentia I, 15. Сорделло презиралъ родной языкъ и писалъ на провансальскомъ языкѣ.
   87. Намекъ на усобицы городовъ Италіи, раздираемыхъ гвельфами и гибеллинами.
   88--90. Т. е. что пользы, что Юстиніанъ издалъ свой знаменитый кодексъ? Какая польза въ уздѣ законовъ, если никто не правитъ этой уздой, если въ Италіи нѣтъ императора (наѣздника)? Тѣмъ болѣе стыда для Италіи, что она, имѣя такіе превосходные законы, не исполняетъ ихъ.
   91. Въ видѣ дикаго коня (fiera) олицетворяется здѣсь Италія.
   93. "Итакъ отдавайте кесарево кесарю, a Божіе Богу". Матѳ. XXII, 21.
   97--103. Данте обращается къ германскимъ императорамъ Альбрехту и его отцу Рудольфу Габсбургскому, упрекая ихъ въ томъ, что они, занимаясь дѣлами Германіи, не обращали никакого вниманія на Италію, которую поэтъ называетъ (ст. 105) "садомъ имперіи".
   100. Намекъ на убіеніе императора Альбрехта его племянникомъ Іоанномъ Парицидой (1308 г.), приведенный здѣсь въ видѣ пророчества.
   106. Обращеніе къ германскому императору.
   107. Гибеллинскія фамиліи, о которыхъ находимъ у Филалета въ общемъ слѣдующее: Мональди -- могущественный родъ изъ Орвіето; двѣ линіи его враждовали между собою, наполняя Орвіето еще въ XIV вѣкѣ смутами и кровопролитіями. Въ подлинникѣ еще Filippeschi, тоже изъ Орвіето, враги Мональди. -- Монтекки и Капеллети, извѣстные всякому по Шекспировской трагедіи "Ромео и Джульетта". Монтекки, могущественный родъ, стоявшій во главѣ и давшій по себѣ названіе гибеллинской партіи Вероны. Съ помощью фамиліи Аццолино имъ удалось изгнать противную партію съ графомъ де С. Бонифачіо во главѣ (1236 г.), послѣ чего графъ Аццолино завладѣлъ властью въ городѣ и сохранялъ ее до самой смерти (1259 г.). Повидимому, Монтекки были плохо вознаграждены имъ за свои услуги, такъ какъ между многими жертвами его жестокости мы находимъ въ 1242 г. и Карнароло Монтекки. Они были изгнаны изъ Вероны (1324 г.) Каномъ Великимъ, удалились въ Удино и вымерли тамъ черезъ полстолѣтія (Алессандро Торри. Guilietta e Romeo, Novella storica. S. 56--60). Гораздо менѣе свѣдѣній собрано о фамиліи Капеллети того времени. Имя ихъ не встрѣчается въ довольно подробно составленной Cronica di Verona. Нѣкоторые древніе комментаторы полагаютъ ихъ родомъ изъ Кремоны и врагами Тронкачіуфи, но Алессандро Торри ссылается на ненапечатанный трудъ XVIII вѣка и выводитъ по немъ родословную фамиліи Капеллети.
   111. "Графы Сантафіоре -- могущественный родъ изъ Мареммы Сіенской. Послѣ пораженія Конрадина (1270 г.), въ Сіенѣ получили преобладаніе гвельфы, a графы Сантафіоре соединились съ изгнанными гибеллинами (1280 г.). Главнымъ убѣжищемъ изгнанниковъ служилъ замокъ Рокка Страда, завоеванный сіенцами наравнѣ со многими другими, принадлежавшими графамъ Сантафіоре. По заключеніи мира (1300 г.), имъ были возвращены нѣкоторые изъ нихъ за денежный выкупъ". Филалетъ. -- Другіе комментаторы разумѣютъ подъ этимъ стихомъ не только угнетеніе графства во время Данте гвельфами, но и опустошеніе его бандитами.
   125--126. Маркъ Клавдій Марцеллъ, аристократъ, глава Помпеевской партіи, противодѣйствовавшій диктатурѣ Юлія Цезаря. Данте хочетъ сказать, что каждый ничтожный крестьянинъ считаетъ себя достаточно сильнымъ, чтобы бороться съ императоромъ. Меньшинство комментаторовъ разумѣетъ здѣсь Марцелла, покорителя Сиракузъ во второй Пунической войнѣ; тогда стихъ получитъ слѣдующій смыслъ: каждый почитаетъ себя героемъ.
   127. Начинающееся отсюда обращеніе къ Флоренціи все преисполнено жесточайшаго сарказма.
   128--120. "Народъ твой.... не пойдетъ по той дорогѣ ложной" -- въ подлинникѣ нѣсколько иначе, questa digression che non ti tocca -- это отступленіе тебя не касается. "Поэтъ самъ чувствуетъ, что одно изъ прекраснѣйшихъ и трогательныхъ по содержанію мѣстъ Божественной Комедіи, отъ стиха 76 и до конца пѣсни, столь неумѣстно и надолго прерывающее начатую въ стихѣ 75 рѣчь Сорделло, представляетъ собою отступленіе отъ предмета, о которомъ собственно теперь идетъ рѣчь. Оно заслуживаетъ снисхожденія лишь у столь наивнаго и первобытнаго поэта". Ноттеръ.
   130--135. Т. е. иные (народы и государства) любятъ правду (правосудіе), но они осторожны въ ея примѣненіи, они хранятъ ее на сердцѣ; у тебя же, Флоренція, она всегда на губахъ, но не въ сердцѣ. Граждане другихъ государствъ избѣгаютъ общественныхъ должностей, страшась ихъ тяжелой отвѣтственности: вы же, флорентинцы, охотно беретесь за все, даже тамъ, гдѣ не просятъ васъ.
   145--147. Вмѣстѣ съ партіями менѣе, чѣмъ въ одно столѣтіе (1217--1307 г.), во Флоренціи 17 разъ перемѣнилось государственное устройство, составъ части народонаселенія и власти. Подробнѣе см. у Филалета, прим. 23; у К. Витте, Einleitung S. 21; Скартаццини перечисляетъ за полъ-столѣтія (1248--1307 г.) 20 различныхъ перемѣнъ. "Труднѣе дать свѣдѣнія о перемѣнахъ въ монетахъ, которыя Данте ставитъ въ упрекъ своему родному городу, такъ какъ флорентинцы соблюдали весьма похвальное постоянство именно по отношенію къ главной своей монетѣ, золотымъ флоринамъ (Ада XXX, 74 примѣч.). Филалетъ.
   151. "Какъ мѣтко сравненіе непостояннаго города съ безпокойною больною, которая безпрестанно ворочается отъ боли на одрѣ своемъ, но тѣмъ не менѣе не находитъ покоя". Копишъ.
  

ПѢСНЬ СЕДЬМАЯ.

  
   1. Начало пѣсни примыкаетъ къ 75 стиху предыдущей, "Три, четыре раза", -- опредѣленное число вмѣсто неопредѣленнаго, т. е. многократно, напоминающее латинское terque quaterque, какъ у Вирг. Aen. I, 94. "О terque quaterque beati".
   4--5. До воскресенія Христова всѣ души умершихъ поступали въ адъ, души добродѣтельныхъ въ лимбъ, души злыхъ въ настоящій адъ, такъ какъ, по мнѣнію Данте, до искупленія Христомъ человѣчества никто не могъ спастись и, слѣдовательно, не могъ вступить въ Чистилище. Поэтому въ лимбѣ находился и Виргилій, не бывшій и не могшій быть христіаниномъ, такъ какъ онъ умеръ, когда еще Христосъ не родился (Ада ІІ, 52 и слѣд.); и, слѣдовательно, гора Чистилища до воскресенія Христова еще никѣмъ не была населена.
   6. "Октавіанъ" -- римскій императоръ, носившій имя Cajus Julius Caesar Octavianus, по повелѣнію котораго кости Виргилія были перенесены въ Неаполь и тамъ погребены (чистилища III, 27).
   7. Сличи Ада IV, 34--42.
   8. "Вѣровалъ въ ничто" (въ подлинникѣ: per non aver fè -- не имѣлъ вѣры). Вѣра есть начало къ спасенію (Ада ІІ, 30). -- "А безъ вѣры угодить Богу невозможно". Посл. къ Евреямъ XI, 6 -- "Fides est necessaria tanquam principium spiritualis vitae". Thom. Aquin. Sum. Theol. P. II, qu. XVI, art. I, -- "Sine fide mediatone nullum hominem vel ante, vel post Christi adventum fuisse salvum, Sanctorum auctoritates contestantur". Petr. Lomb. Sent. I. III, dist. 25.
   9. "Здѣсь Виргилій говоритъ лишь о себѣ и ни слова не упоминаетъ о Данте. Сорделло, изумленный появленіемъ тѣни великаго поэта, не заботится спросить его, кто его спутникъ; это обстоятельство служитъ поводомъ къ превосходной сценѣ въ слѣдующей пѣсни (VIII, 58 и далѣе), гдѣ Данте объявляетъ себя живымъ человѣкомъ судьѣ Нино". Біаджіоли.
   10--12. "Изображеніе человѣка, который видитъ невѣроятное въ дѣйствительности", Бенвенуто Рамбалди.
   13. "Гордость Сорделло, какъ поэта, мгновенно исчезаетъ, когда онъ узнаетъ, что передъ нимъ тѣнь болѣе высокаго поэта". Штрекфуссъ.
   15. Въ подлинникѣ: Ed abbraeciollo ove il minor s'appiglia, т. e.: и обнялъ его тамъ, гдѣ обнимаетъ меньшій ростомъ, какъ напримѣръ ребенокъ, т. е. колѣни, по объясненію Ландино.
   17. "Наше слово" (въ подлинникѣ: la lingua nosira), т. e. латинскій языкъ, который во времена Виргилія и даже во время Сорделло былъ языкомъ итальянцевъ.
   18. "Граду моему" -- т. е. Мантуѣ, откуда родомъ Виргилій и Сорделло.
   25--27. "Бездѣйствіе -- не дѣйствіе" (въ подлинникѣ: Non per far, ma por non fare ho perduta), т.-e., не совершеніемъ грѣховъ, но тѣмъ, что не имѣлъ трехъ святыхъ добродѣтелей: вѣры, надежды и любви, утратилъ я то Солнце, т. е. Бога, котораго узналъ поздно, т.-e. по смерти". Фратичелли.
   28. Т. е. лимбъ (Ада IV, 25 и далѣе), въ которомъ нѣтъ мукъ. "Dolores non sunt in inferno putruni, neque etiam in inferno puerorum, qui non puniuntur poena sensus propter peceatum actuale, sed solum poena damni propter peccatimi originale". Thom. Aquia. Sum. Theol. p. III, qu. LII, art. 2 -- "Онъ тьмой своей угрюмъ", -- мѣсто въ лимбѣ, гдѣ находятся души знаменитыхъ и добродѣтельныхъ язычниковъ между которыми находится Виргилій, озарено свѣтомъ, но свѣтъ этотъ, въ сравненіи съ небеснымъ, кажется Виргилію мракомъ". Томмасео.
   31. Слѣдовательно въ лимбѣ некрещенныхъ младенцевъ (linibus puerorum). -- "Limbus patium et puerorum absque dubio differunt secundum qualitatem poenae vel praemii. Pueris enim non adest spes beatae vitae, quae patribua in limbo aderai; in quibus etiam lumen fidei et griatiae refulgebat. Sed quantum ad situm,probabiliter ereditur, utrorumque loeus idem fuisse; nisi quod limbus patrum erat in superiori loco quam limbus puerorum". Thom. Aquin. Summ. Theol. p. III, suppl. qu. LXIX, art. 6.
   32. "Поэтъ олицетворяетъ, согласно съ народнымъ повѣрьемъ, смерть въ видѣ человѣческаго скелета, наносящаго своими зубами гибель живущимъ". Логибарди. -- "Смерть! гдѣ твое жало?" Осіи XIII, 14.
   34--38. Здѣсь обозначаются добродѣтельные язычники, для полнаго спасенія которыхъ недоставало трехъ богословскихъ добродѣтелей: вѣры, надежды и любви. "Virtutes theologieae hoc modo ordinant hominem ad beatitudiuem supematuralem, sieut per naiuralem inclinationem ordinatur homo in finem sibi connaturalem". Thom. Aquin. Sum.Theol. p. I. 2 qu. LXlI. art. 3 -- Сличи Ада IV, 106 и прим. Данте во всей своей поэмѣ проводитъ ту мысль, что безъ этихъ трехъ добродѣтелей нельзя быть христіаниномъ. Въ Раю XX, 118 и далѣе говоритъ, что обладающіе этими добродѣтелями могутъ достигнуть небеснаго блаженства даже безъ крещеніи.
   39. "Первое начало чистилища", т. е. входъ въ настоящее чистилище, такъ какъ до сихъ поръ поэты находятся еще въ antipurgaturium. "Истинное начало въ чистилищѣ для людей міра сего есть вступленіе къ покаянію, которое неизвѣстно людямъ сего міра по причинѣ разнаго рода нерадѣній" Бути.
   43. "Это мѣсто до стиха 63 имѣетъ аллегорическое значеніе. Солнце, по толкованію древнихъ комментаторовъ, означаетъ божественный свѣтъ благодати, безъ котораго безуспѣшно раскаяніе и не можетъ быть истиннаго исправленія. Воля тогда безсильна (ст. 57), ибо одна воля ни на что не способна безъ Божественной благодати".
   53. Здѣсь поэтъ имѣлъ въ виду слова Спасителя: "Еще малое время свѣтъ есть съ вами; ходите, пока есть свѣтъ, чтобы не объяла васъ тьма". Іоан, XII, 35, -- "Приходитъ ночь, когда никто не можетъ дѣлать". Ibid. IX, 4.
   58--59. "Figuratur quod sine Sole divinaegratiae, a quo illuminamur, ad recta, dum lucet in nostra mente, debemus et possumus ascendere; sed secus dum non lucet, quia tunc nos movendo, errando et in nocte iremus". Петръ Данте. -- "Во мракѣ ночи можно лишь бродить вокругъ и спускаться внизъ -- это значитъ, что безъ озаренія свыше можно посвящать себя лишь другимъ созерцаніямъ, напримѣръ научнымъ занятіямъ". Каннегиссеръ. -- По Филалету, значеніе этого мѣста слѣдующее: человѣкъ безъ божественной милости -- этого солнца душъ -- не въ состояніи сдѣлать собственной силою ни шагу къ благому. Зато мірскія стремленія, даже возвратъ къ злому -- блужданіе кругомъ и пониженіе -- лежатъ въ его власти. -- "Если Данте и имѣлъ здѣсь въ виду вышеприведенныя евангельскія слова, то едва ли эту великую истину онъ разсматривалъ здѣсь лишь съ одной богословской точки зрѣнія. Поэтъ, такъ сильно высказывавшійся въ концѣ предыдущей пѣсни противъ сумятицы своего времени, -- поэтъ, хорошо понимавшій, что такое смятеніе возникаетъ лишь тогда, когда вожди, ослѣпленные страстями и духомъ партіи, приводятъ къ этому тѣмъ, что не знаютъ, чего хотятъ и куда ведутъ и не замѣчаютъ, какая пропасть подъ ихъ ногами, -- такой поэтъ, въ дѣйствіяхъ котораго и во всемъ существѣ даже среди труднѣйшихъ обстоятельствъ господствуетъ совершеннѣйшая ясность, не могъ внести въ свою поэму эту истину безъ того, чтобы, при всемъ богословскомъ смыслѣ ея, не придать ей и глубокаго всемірно-историческаго смысла. На пути къ небу, какъ и на путяхъ житейскихъ, -- на пути, по которому идутъ какъ государства, такъ и отдѣльныя личности, -- по пути, ведущемъ ко внутреннимъ цѣлямъ въ духѣ и разумѣ, такъ и къ цѣлямъ внѣшнимъ, -- вездѣ мы идемъ впередъ лишь при свѣтѣ дня. Тѣ же, кто блуждаютъ въ ночи, будутъ очень счастливы, когда они, вмѣсто того, чтобы подыматься впередъ, могутъ обращаться въ сторону и остаться на разъ достигнутой ими вышинѣ. Большая же часть пятится, или низвергается рано или поздно во мракъ, спутывающій безсиліемъ воли. Потому тотъ, кто не можетъ освободиться отъ окружающей его ночи, -- лучше сдѣлаетъ, если будетъ спокойно дожидаться, пока эта ночь минуетъ". Штрекфуссъ.
   49--51. "Виргилій какъ будто изумленъ тѣмъ, что сила его собственнаго разума недостаточна для дальнѣйшаго восхожденія къ небу, -- что для этого безусловно необходимъ свѣтъ свыше; онъ какъ будто забываетъ, что онъ собственными устами говорилъ, Чистилища VI, 52, своему ученику, что не долго можно восходить вверхъ до окончанія дня". Ноттеръ.
   56. Т. е. здѣсь одно лишь препятствіе -- мракъ ночи, подъ которымъ древніе комментаторы разумѣютъ слѣпоту и невѣжество грѣшниковъ. Повидимому, Данте намекаетъ на евангельскія слова: "Еще не малое время свѣтъ есть съ вами; ходите, пока есть свѣтъ, чтобы не объяла васъ тьма: a ходящій во тьмѣ не знаетъ, куда идетъ". Іоан. XII, 35.
   60. "Пока въ плѣну" и проч. (въ подлинникѣ: Mentre che l'orizzonte il di tien chiuso), т. е. пока горизонтъ удерживаетъ солнце подъ собой, подражаніе Виргилію -- Aen. I, 374.
  
   Ante diem clauso componet Vesper Olympo.
  
   64--72. "Мм должны представить себѣ эту долину (раздолъ) въ видѣ излучистаго углубленія въ боковомъ откосѣ горы, которая къ краю своему открыта (Чистилища VIII, 97). Дно ея занято роскошнымъ лугомъ, можетъ быть, орошеннымъ ручьемъ, свергающимся съ горы. Если мы представимъ себѣ тропинку, наискось идущую отъ внѣшней стороны горнаго откоса, ведущую почти до половины длины долины, то эта тропинка коснется долины именно въ той точкѣ, гдѣ боковой откосъ долины, который къ ея отверстію долженъ необходимо все болѣе и болѣе понижаться, уменьшился въ вышинѣ своей почти на половину". Филалетъ.
   70. Въ средніе вѣка желаніе найти успокоеніе отъ тревогъ и опасностей житейскихъ, находившее себѣ выраженіе въ монастыряхъ, выражалось въ поэзіи въ описаніяхъ цвѣтистыхъ, уединенныхъ лужаекъ, напоминавшихъ классическіе луга, покрытые асфоделемъ (золотоголовникомъ). Одно такое убѣжище Данте изобразилъ въ Аду, другое -- здѣсь. Точно также изображаетъ въ своей поэмѣ Чудеса Пресвятой Дѣвы одинъ изъ древнѣйшихъ кастильскихъ поэтовъ монахъ Гонзало де Берсео; точно также Брунетто Латини, Tesoreto, XIX; авторъ англійской поэмы Vision of Piers Ploughman; Gower's Confessio Amantis, VIII, etс" Лонгфелло.
   74. "Гебенъ индійскій" (въ подлинникѣ: Indico legno lucido e sereno). Комментаторы несогласны, какое здѣсь дерево разумѣетъ поэтъ. По Франческо да Бути, это -- дубъ (quercus marcia), который въ сыромъ состояніи свѣтится ночью. Филалетъ принимаетъ индиго (indaco), на томъ основаніи, что въ числѣ цвѣтовъ, исчисленныхъ Данта, недостаетъ синяго (индиго, впрочемъ, добывается не изъ дерева, a изъ травы). Я держался въ переводѣ мнѣнія другихъ комментаторовъ, между прочимъ Фратичелли, принимающаго индійское дерево за гебенъ (l'ebano), получающій при полировкѣ чрезвычайный блескъ и лоскъ (lucido e sereno). -- "Sola India nigrum fert hebenum". Virg. Georg. Lib. II.
   75. "Смарагдъ чистѣйшій въ мигъ его раскола" (въ подлиникѣ: Fresco smeraldo in l'ora che si fiacca). "Изумрудъ камень зеленаго цвѣта; но, будучи расколоть, въ изломѣ своемъ представляетъ болѣе живой зеленый цвѣтъ, чѣмъ на своей поверхности, уже нѣсколько потускнѣвшей въ своемъ блескѣ". Веллутелло.
   78. Въ подлинникѣ: Come dal suo maggiore и vinto il meno.
   79--81. T. e. "природа не только испестрила эту долину безчисленнымъ множествомъ цвѣтовъ, но изъ сладостнаго благовонія тысячи растительныхъ ароматовъ творила нѣчто необъяснимое, неопредѣленное (въ подлинникѣ: indistinto, incognito), какое-то смѣшеніе, какое неизвѣстно здѣсь на землѣ между живущими". Фратичелли.
   82. "Salve, Regina" -- древній католическій гимнъ, приписываемый Арминію, или Герману, графу Ферингенскому ХІ вѣка. Вотъ его слова: "Salve, Regina, mater misericordiae, vita, dulcedo et spes nostra, salve! Ad te clamamus exules filii Hevae, ad te suspiramus gementes et flentes in hac lacrimarum valle. Eia ergo advocato nostra, illos tuos misericordes oculos ad nos converte, et Jesum, benedictum fructum ventris tui, nobis post hoc exilium ostende. O clemens, o pia, o dulcis virgo, Maria! -- Breviarium Romanum. Камподини. 1872. 1 pag. 91, 92. Гимнъ этотъ поется Дѣвѣ Маріи въ католическихъ церквахъ въ вечернюю службу, и потому приведенъ здѣсь частью для обозначенія состоянія души кающихся здѣсь душъ, частью -- для обозначенія наступающаго вечера.
   83. "По объясненію древнихъ комментаторовъ, въ этой дивно изукрашенной цвѣтами благоухающей долинѣ помѣщены души тѣхъ, которые во время земной своей жизни, не будучи вполнѣ порочными, посвящали все существованіе свое лишь мірскимъ стремленіямъ, поставляя честолюбіе и могущество, скоро преходящее и такъ же быстро исчезающее, какъ блескъ и запахъ цвѣтовъ, -- превыше вѣчныхъ благъ, составляя такимъ образомъ четвертый классъ нерадивыхъ, почему и занимаютъ хотя болѣе возвышенное, въ сравненіи съ первыми, и ближе къ чистилищу расположенное мѣсто, но тѣмъ не менѣе все еще остаются въ его преддверіи (antipurgatorium)". Каннегиссеръ. -- "Цвѣтущая долина эта есть символъ жизни роскошной и суетной; ея обитатели, будучи развлекаемы этой роскошью, великолѣпіемъ и заботами житейскими, тѣмъ самымъ пренебрегли покаяніемъ и попеченіемъ о высшемъ благѣ души своей". Скартаццини. -- По Штрекфуссу, въ этой роскошной долинѣ Данте помѣщаетъ предъ вратами чистилища души высокопоставленныхъ, знатныхъ людей и вѣнценосцевъ. Позднѣе мы увидимъ, что въ самомъ чистилищѣ даже папы ничѣмъ не отличены отъ всѣхъ прочихъ въ дѣлѣ очищенія. Вообще, Данте устанавливаетъ господство вѣчнаго порядка лишь за порогомъ чистилища, до тѣхъ же поръ еще продолжается земной порядокъ. Впрочемъ, такое сидѣніе въ этой долинѣ указываетъ, конечно, на то, что сильные міра сего ни на шагъ не подвинулись впередъ къ истинной цѣли. И вотъ они поютъ теперь гимнъ свой (ст. 82), чтобы отъ этого великолѣпія перейти, наконецъ, къ мукамъ очищенія. Въ глазахъ ихъ теперь цвѣтущая долина есть "lacrimarum valles" гимна, и ихъ пребываніе здѣсь -- "exilium flliorum Hevae".
   85. "Остатокъ солнца" (въ подлинникѣ: Prima che il poco sole ornai s'annidi), t. e. "пока остается не болѣе часа до окончательнаго захожденія солнца въ море". Антонелли.
   86. "Мантуанскій вождь", т. е. Сорделло.
   88--90. Намекъ на то, что слава всегда привлекательнѣе издали, чѣмъ вблизи. "La immagine per sola fama generata sempre é più ampia, quale che essa sia, che non é la cosa immaginata nel vero stato. -- La fama dilata lo bene et lo male oltre la vera quantitа". Convivio, tr. I, e. 3, 4. -- "Аллегорическое значеніе этихъ словъ слѣдующее: Сорделло не хочетъ ввести поэтовъ въ долину, такъ какъ тѣни, разсматриваемыя съ высоты (съ болѣе высокой точки зрѣнія), и притомъ при горящемъ еще блескѣ божественной благодати (при заходящемъ солнцѣ), лучше и вѣрнѣе могутъ быть оцѣнены, чѣмъ въ томъ случаѣ, если подойти къ нимъ ближе, и чрезъ то поддаться обаянію окружающаго ихъ блеска и бесѣды съ ними". Каннегиссеръ.
   93. Души вѣнценосцевъ, помѣщенныхъ въ этой долинѣ, размѣщены однѣ выше, другія ниже. Нѣкоторыя изъ нихъ, по указанію Сорделло, пренебрегли долгомъ болѣе другихъ. Всѣ души поютъ гимнъ, за исключеніемъ нѣкоторыхъ, чѣмъ, повидимому, выражено ихъ особенное пренебреженіе своимъ долгомъ, a также то, что онѣ болѣе удалены отъ чистилища, чѣмъ души поющихъ. Выше всѣхъ сидящій, какъ подобаетъ императору, -- Рудольфъ Габсбургскій, императоръ германскій, родоначальникъ австрійскаго дома (Чистилища VI, 103--105), короновавшійся въ Ахенѣ въ 1273 году. Онъ не ходилъ вѣнчаться въ Римъ и вообще такъ мало интересовался дѣлами Италіи, что она стала почти независимой отъ имперіи, за что въ особенности обвиняетъ его Данте въ пренебреженіи своимъ долгомъ. Онъ умеръ въ 1291 году.
   95--96. "Италію, чьи раны вскорѣ не заживутъ" (въ подлинникѣ Si che tardi per altri si ricrea), т. e. которую (Италію) слишкомъ поздно станетъ оправлять другой, разумѣется -- Генрихъ VII Люксембургскій, попытки котораго возстановить въ Италіи императорскую власть явились слишкомъ поздно.
   97--100. Рудольфъ ищетъ себѣ утѣшенія въ прежнемъ заклятомъ врагѣ своемъ Пшемыслѣ Оттокарѣ, также не поющемъ, кажется, потому, что въ борьбѣ съ нимъ онъ не такъ пренебрегъ своимъ долгомъ въ отношеніи Германіи, какъ пренебрегъ имъ, по мнѣнію Данте, въ отношеніи Италіи, тогда какъ Оттокаръ (погибшій въ сраженіи при Маршфельдѣ, 20-го августа 1278 г.) самъ не выполнилъ своего долга относительно страны своей въ борьбѣ съ императоромъ Рудольфомъ. Кромѣ того, сопоставленіе въ одномъ мѣстѣ двухъ враговъ указываетъ, что "въ чистилищѣ исчезаютъ земныя страсти: прежніе противники дружелюбно сидятъ рядомъ и одинъ утѣшаетъ другого". Филалетъ. -- "Слѣдовательно, такое сопоставленіе Рудольфа съ Оттокаромъ, a также Петра Арагонскаго съ Карломъ Анжуйскимъ (ст. 112--113 и прим.) совершенно умѣстно въ чистилищѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ составляетъ совершенный контрастъ съ сопоставленіемъ Уголино и Руджьера въ аду". Каннегиссеръ.
   98--99. Подразумѣвается Богемія, гдѣ беретъ свое начало рѣка Молдава, впадающая въ Эльбу, a эта -- въ Нѣмецкое море.
   100--102. Т. е. былъ даже въ дѣтствѣ лучимъ принцемъ, чѣмъ сынъ его, уже бородатый, т. е. взрослый. "Этого Вѣнцеслава надобно отличать отъ Вѣнцеслава VI, дѣйствительно прозваннаго въ исторіи "пьяницей" и "лѣнивымъ" и родившагося въ 1359 году, уже по смерти Данте. Разумѣть же здѣсь слѣдуетъ и не внука Оттокарова Вѣнцеслава V, a его сына, Вѣнцеслава IV, не находящагося между присутствующими здѣсь душами, такъ какъ онъ умеръ лишь въ 1305 году и такъ какъ въ Рая XIX, 125 о немъ говорится, какъ о живущемъ еще, и также съ такимъ же, какъ и здѣсь, порицаніемъ. О мнимой лѣности и роскоши этого Вѣнцеслава, вообще вовсе не плохого монарха, намъ ничего неизвѣстно, и этотъ упрекъ ему со стороны Данте тѣмъ болѣе страненъ, что Вѣнцеславъ, хотя и очень благочестивый государь, рѣшительно оказывалъ сопротивленіе захватамъ папы Бонифація VIII (противъ котораго такъ ратуетъ Данте) и, по крайней мѣрѣ, въ этомъ отношеніи, показалъ себя вовсе не недѣятельнымъ". Ноттеръ,
   103--104. "Курносый" (въ подлинникѣ: Nasetto) -- сынъ" наслѣдникъ Людовика Святого Филиппъ III, король французскій, прозванный "Смѣлымъ" (Чистилища VI, 22, прим.). Въ интересахъ своего дяди Карла, короля неаполитанскаго, и сына его Карла Хромого, онъ пошелъ войной на Петра III арагонскаго. Но въ самомъ началѣ войны въ войскахъ его обнаружились болѣзни и затѣмъ Руджіеро дель Оріа разбилъ его на морѣ, что заставило его отступить. Онъ умеръ на возвратномъ пути 6-го октября 1285 г. въ Перпиньянѣ. Онъ разговариваетъ съ сидящимъ рядомъ съ нимъ королемъ наваррскимъ Генрихомъ III, прозваннымъ "Толстымъ", братомъ короля Тебальдо или Тибо (Ада XXII, 52). Несмотря на свою добрую наружность (какъ бываетъ обыкновенно у толстыхъ людей), онъ не былъ такъ добръ, какъ говоритъ Данте (Современная исторія: Histoire de Navarre, говоритъ: Et combien que la commune opinion soit que les hommes gras sont volontiers de douce et benigne nature, si est ce que celui fut fort aspre)" Дочь его Іоанна вышла замужъ за Филиппа Красиваго, короля французскаго, сына Филиппа Смѣлаго (Чистилища XX, 91 и XXXII, 151).
   109. "Сынъ беззаконій Франціи" (въ подлинникѣ: del mal di Francia) есть, слѣдовательно, царствовавшій въ 1300 году (въ годъ странствованія Данте), Филиппъ Красивый, о порочной жизни котораго такъ сокрушаются теперь отецъ его Филиппъ III и тесть Генрихъ III Наваррскій, не принимающіе также участія въ пѣніи. Данте порицаетъ этого короля Франціи во многихъ мѣстахъ своей поэмы (Ада XIX, 86; Чистилища XX, 86; XXXII, 152; XXXIII, 45 и Рая XIX, 118).
   111. Въ подлинникѣ: E quindi viene il duol che si gli lancia.
   112--113. "Дебелый" (membruto) есть Педро III, король Арагонскій, названный "Большимъ" (Чистилища III, 115, прим.), зять короля Манфреда, присоединившій къ своимъ владѣніямъ Сицилію, именно послѣ знаменитой Сицилійской Вечерни (1282 г.), когда сицилійцы сбросили съ себя иго Карла Анжуйскаго и призвали на тронъ этого Педро, имѣвшаго по женѣ своей Констанцѣ, дочери Манфреда, нѣкоторое право на наслѣдство Гогенштауфеновъ. Еще до возстанія сицилійцевъ Іоаннъ Прочида уже сообщилъ ему о ихъ намѣреніи, вслѣдствіе чего Педро, подъ предлогомъ войны противъ Африки, снарядилъ флотъ, осадившій дѣйствительно африканскій городъ Анколлу; здѣсь онъ получилъ приглашеніе сицилійцевъ высадиться въ Трепани и получилъ помощь отъ генуэзскаго адмирала Руджьера дель Оріа. -- Онъ поетъ съ "Клювомъ Орлинымъ" (въ подлинникѣ con colui dal maschio naso), съ Карломъ I Анжуйскимъ, отличавшимся большимъ носомъ (Raumers Geschichte der Hohenstaufen). -- Удивительно, какъ могъ Данте помѣстить въ чистилище душу этого жестокаго, корыстолюбиваго тирана, пролившаго кровь доблестнаго юноши Конрадина. Можетъ быть на Данте имѣло вліяніе чистосердечное раскаяніе Карла, передъ смертью сказавшаго: "Sir Dieu, je croi vraiment, che vos est mon salveur, ensi vos prieu, che vos ajez merzi de mon ame, ensi com' je fis la proise de Roiame de Sicilia, plus por servir Sainte Eglise, que per mon profit o altre condivise. Ensi vos me perdonnes mes pecces. Виллани. Lib. VII, cap. XCIV. -- Впрочемъ, Чистилища, XX, 67--69 доказываетъ, что Данте не оправдываетъ Карла.
   116. Юноша этотъ есть первородный сынъ Педро -- Альфонсъ, прозванный Благодѣтельнымъ, вступившій на престолъ послѣ смерти отца въ 1285 году, но умершій въ 1291 году. Отличительною чертою этого молодого монарха была щедрость, доходившая до степени расточительности. Ему наслѣдовали братья его: Джьякомо, королемъ Арагоніи, и Федериго (Фридрихъ) -- королемъ Сициліи. О нихъ см. Чистилища 111, 115, прим.
   120. "Лучшій жаръ наслѣдья" -- добродѣтель, не проявившаяся ни въ Джьякомо, ни въ Федериго.
   121--122. Т. е. человѣческая доблесть рѣдко переходитъ отъ ствола къ его вѣтвямъ, т. е. отъ родителей къ дѣтямъ. "Въ генеалогическомъ древѣ вѣтви суть потомки предка". Ломбарди. Сличи Рая VIII, 133--135. -- "Всѣхъ Дателя", намекъ на евангельскія слова: "Всякое даяніе доброе и всякій даръ совершенный нисходитъ свыше, отъ Отца свѣтовъ". Посл. Іак. I, 17.
   124--126. "Клювъ орлиный" -- это обозначенный выше, въ ст. 113, Карлъ I (Анжуйскій) Неаполитанскій, рядомъ съ нимъ сидитъ Педро съ дебелыми членами. Данте высказываетъ здѣсь одинаковое мнѣніе какъ о Карлѣ, такъ и о Педро, и говоритъ, что если сыновья Педро были хуже отца, то тоже самое надобно сказать и о сыновьяхъ Карла, и что вслѣдствіе этого попраны права королевствъ Карла -- Прованса и Апуліи (по-итальянски Puglia) или Неаполя.
   127--129. "Смыслъ этой терцины, кажется, слѣдующій: оба Капетинга, Людовикь Святой и Карлъ Анжуйскій (Неаполитанскій), менѣе достойны, чѣмъ арагонецъ Педро; сыновья же обоихъ послѣднихъ хуже своихъ отцовъ. Поэтъ выражаетъ первое именами супругъ этихъ принцевъ. Констанція (или Констанца) есть неоднократно упоминавшаяся супруга Педро Арагонскаго, дочь короля Манфреда; Маргарита и Беатриче -- дочери графа Провансскаго Раймунда Бернгара (Рая VI, 133); изъ нихъ первая была замужемъ за Людовикомъ Святымъ, вторая -- за Карломъ Анжуйскимъ. Впрочемъ, Карлъ Анжуйскій былъ женатъ вторымъ бракомъ на Маргаритѣ Неверской (Nevers), дочери Графа Анжу, и въ такомъ случаѣ можетъ быть будетъ правильнѣе вовсе исключить отсюда Людовика Святого и разумѣть одного Карла Анжуйскаго подъ именами Беатриче и Маргариты". Карлъ Витте.
   130--131. Сынъ Іоанна Безземельнаго Генрихъ III, король англійскій родившійся въ 1206 году и умершій въ 1272 году, слабый, безхарактерный, хотя и набожный, о которомъ Диккенсъ, въ своей Child's History of England. Ch. XV, сказалъ: "Не was as much of a king in death as he had ever been in life", -- a Виллани: "semplice uomo e di buona féde, ma di poco valore". Lib. V, cap. 4.
   132. "Въ вѣтвяхъ своихъ" -- т. e. въ своихъ потомкахъ счастливѣе, чѣмъ короли Педро Ш и Карлъ I. Здѣсь разумѣется сынъ его Эдуардъ I, царствовавшій съ 1272--1307 г., одинъ изъ лучшихъ государей Англіи, о которомъ Виллани говоритъ: "Il buono e valente Rè Adourdo, il quale fù uno de piu savi et valorosi Signori de' Christiani al suo tempo". Lib. VIII, cap. 90.
   133--135. Гюильельмо Спадалунга, маркизъ Монферратскій и Канавезскій, т. е. владѣлецъ Пьемонтской горной мѣстности и равнины къ сѣверу отъ р. По, прозванный "Великимъ Маркграфомъ", въ войнѣ съ гвельфскими городами сѣверо-западной Италіи и Амедеемъ V Савойскимъ былъ взятъ въ плѣнъ жителями Александріи, два года содержанъ заключеннымъ въ желѣзной клѣткѣ и затѣмъ умерщвленъ. Отсюда возникла междоусобная война, сильно опустошившая Монферратъ и ту часть его, которая называется Cannavese (въ древности Canavisio, Canopasio). Онъ сидитъ всѣхъ ниже, такъ какъ души размѣщены здѣсь поэтомъ согласно ихъ земному достоинству: выше всѣхъ императоръ, затѣмъ -- короли и ниже всѣхъ -- Спаделунга, маркизъ или маркграфъ Монферратскій.
  

ПѢСНЬ ВОСЬМАЯ.

  
   1--7. Знаменитое описаніе наступающихъ вечернихъ сумерекъ, которому подражаетъ Байронъ въ "Донъ-Жуанѣ", II, 108, такимъ образомъ:
  
   О, сладкій часъ! Весь сердцемъ умиленъ
   Теперь груститъ морякъ, плывущій въ морѣ,
   Въ тотъ первый день, какъ домъ покинулъ онъ;
   Теперь любовь въ пильгримѣ множить горе,
   Лишь загудитъ вдали вечерній звонъ,
   Какъ бы скорбя, что день умретъ ужъ вскорѣ.
  
   "Тоска по земной родинѣ аллегорически символизируетъ здѣсь тоску по вѣчной отчизнѣ, и тоскующій пилигримъ есть сама душа". Копишъ.
   5. Вечерній звонъ есть благовѣстъ Ave Maria во время сумерекъ. Этому стиху, не зная того, подражалъ англійскій поэтъ Грей, въ извѣстной своей элегіи "Сельское Кладбище":
  
   Колоколъ поздній кончину отшедшаго дня возвѣщаетъ.
   Жуковскій, III, 271.
  
   11. "По обычаю первыхъ христіанъ, олицетворявшихъ въ восходящемъ солнцѣ Сына Божія", Каннегиссеръ.
   13. Начало гимна, который поется въ католическихъ церквахъ въ послѣдней части вечерней службы, при чемъ просятъ Бога охранить вѣрныхъ отъ ночныхъ ужасовъ и соблазнительныхъ искушеній. Вотъ полныя слова этого древняго гимна:
  
   Te lacis ante terminimi,
   Rerum creator, poscimus,
   Ut pro tua clementia
   Sis praesal et custodia.
   Procul recedant somnia
   Et noctium phantaemata,
   Hostemque nostrum comprime,
  
   Отсюда видно, какъ хорошо выбранъ этотъ гимнъ для обозначенія наступающаго вечера и передъ скорымъ появленіемъ змія. Сличи Лонгфелло.
   19--21. "Въ этой терцинѣ Данте вторично (Ада IX, 61--63) указываетъ читателю на глубокій смыслъ своей великой поэмы. Несмотря на то, что, по словамъ поэта, покровъ такъ тонокъ, что легко проникнуть въ смыслъ поэмы, -- комментаторы находятъ весьма труднымъ объясненіе тайны. -- По толкованію древнихъ комментаторовъ, два явившіеся здѣсь ангела суть Вѣра и Надежда; послѣдняя обозначается уже зеленымъ цвѣтомъ одеждъ и крылъ ангеловъ. Мечи въ рукахъ ихъ обозначаютъ правосудіе Божіе; притупленіе же мечей -- его промыселъ, его милосердіе и любовь. Они замыкаютъ собою толпу готовящихся къ очищенію. Волосы ихъ бѣлы, -- какъ символъ ихъ чистоты; но лица пламенѣютъ такъ, что взоръ не можетъ вынесть ихъ блеска; это значить, что души еще не вполнѣ причастны вѣрѣ и надеждѣ (Веллутелло признаетъ ангеловъ за апостоловъ Петра и Іоанна). Змій есть злой врагъ, еще разъ являющійся здѣсь, чтобы обольстить души; но онъ тотчасъ же убѣгаетъ, такъ какъ послѣднее движеніе чувственности подавляется передъ очищеніемъ. Теперь-то собственно наступаетъ минута, когда созерцаніе, обозначаемое Данте и Виргиліемъ, можетъ приблизиться къ этимъ душамъ безъ опасности для себя и даже съ пользою. Ангелы эти исходятъ изъ лона пречистой Дѣвы Маріи, т. е. изъ лона истиннаго ученія; они, слѣдовательно, столько же святы, какъ и самъ Христосъ". Каннегиссеръ. По Штрикфуссу, не въ свѣтѣ, но въ ночи грозитъ намъ опасность, такъ какъ она скрываетъ отъ насъ врага и кажетъ его подъ ложными образами. Въ ночи является намъ змѣй искушенія, вызывающій въ насъ лишь чувство отвращенія, когда мы видимъ его днемъ ясными глазами. Но и ночью онъ не можетъ вредить намъ, если мы сами сознаемъ, что находимся посреди ночи и, въ ожиданіи новаго свѣта, обращаемъ взоры на небо съ вѣрующимъ и уповающимъ сердцемъ. Съ неба тогда является намъ ангелъ-хранитель, блеска котораго не можетъ вынести глазъ, помощь котораго проникаетъ намъ въ сердце, возвышая и укрѣпляя его. Мы узнаемъ въ рукѣ его мечъ правосудія. Назначенный въ защиту добрымъ и въ наказаніе злымъ. И если мы устрашаемся въ сознаніи своей слабости и недостатковъ, то притупленное остроконечіе правосудія показываетъ намъ, что оно прощаетъ намъ все прошедшее, видя наше честное стремленье къ совершенствованію. -- Копишъ, противъ своего обычая, кратко объясняетъ тайну въ томъ смыслѣ, что духовная ночь вводить насъ въ искушеніе, но что помощь себѣ мы находимъ въ молитвѣ. -- Приводимъ еще объясненіе этого мѣста, предложенное Филалетомъ. "Очевидно", говоритъ онъ, "Данте въ своей поэмѣ, именно въ Чистилищѣ, повсюду держится чиноположенія католической церкви: такимъ образомъ появленіе ангеловъ есть ни что иное, какъ выполненіе молитвы, которую поетъ католическая церковь во время вечерняго богослуженія въ гимнѣ: "Te lucis ante terminum". За этимъ гимномъ поются слѣдующія слова: "Visita, quaesumus, Domina habi-tationem istam, et omnes insidias inimici ab ea longe repelle, et angeli tui sancti habitent in ea, qui nos in pace custodiant", etc. Поэтому, въ буквальномъ смыслѣ, появленіе змія и побѣда надъ нимъ ангеловъ есть только символъ искушенія, которое, собственно не имѣетъ въ чистилище болѣе мѣста (XI, 22--24). Если все чистилище означаетъ, въ аллегорическомъ смыслѣ, состояніе перехода, процессъ оправданія и эта мѣстность чистилища есть начинающееся усовершенствованіе, то очевидно, что змій, въ этомъ смыслѣ, обозначаетъ самое искушеніе, которое бываетъ тѣмъ опаснѣе, чѣмъ болѣе онъ является во время только что начинающагося очищенія и притомъ въ такой часъ, когда солнце божественной милости, повидимому, отъ насъ удаляется, такъ какъ ночь во всѣхъ церковныхъ молитвахъ принимается дѣйствительно за время, удобное для искушенія. Но и въ этотъ часъ не покидаетъ насъ божественная помощь противъ искушенія, когда человѣкъ обращается за этой помощью съ благочестивой молитвой, подобно душамъ, здѣсь помѣщающимся". -- Сличи также Excura, zum achten Gesange des Fegef. 340, въ переводѣ Ноттера.
   22--27. Намекъ на херувимовъ, приставленныхъ къ земному раю, по изгнаніи изъ него Адама и Евы. "И поставилъ на востокѣ у сада Едемскаго херувима и пламенный мечъ обращающійся, чтобы охранять путь къ дереву жизни". Бытія III, 24.
   28. Въ подлинникѣ: Verdi, come fogliette pur mo nate. Зеленый цвѣтъ -- символъ надежды, преобладающій въ чистилищѣ (О символизмѣ цвѣтовъ см. Джемсонъ, Sacred and Legendary Art, Introd. -- Лонгфелло, стр. 388). -- Надежда свойственна лишь душамъ, помѣщеннымъ въ чистилищѣ, и людямъ, живущимъ въ семъ мірѣ. "Neque in beatis, neque in damnatis est spes. Sed in viatoribus si resint in vita ista seive in purgatorio, potest esse spes, quia utrobique apprehendunt beati tudinem ut futurum possibile". Ѳома Акв. Sum. Theol. pari II, 2 qu. XVIII, art. 3.
   36. Въ подлинникѣ: Come vertù che a troppo si confonda. "Каждый органъ чувства (зрѣнія, слуха) теряетъ свою силу и какъ бы парализуется) отъ чрезмѣрно-сильнаго впечатлѣнія, производимаго на него внѣшнимъ объектомъ: "Omnis sensibilis exsuperantia conrumpit sensum", говоритъ Аристотель". Фратичелли. -- "Аллегорическій смыслъ такой: человѣкъ, находясь въ земныхъ еще узахъ, не можетъ вынести, по причинѣ избытка свѣта, представителей божественнаго суда, даже въ томъ случаѣ, когда они приносятъ ему милосердіе". Ноттеръ.
   40--42. Человѣкъ не можетъ знать, откуда придетъ искуситель, почему Данте, ища себѣ защиты, примыкаетъ къ высшему человѣческому знанію, т. е. къ Виргилію.
   46. Итакъ долина была не слишкомъ глубока, равняясь шести-семи шагамъ (чистилища VII, 72); по мнѣнію нѣкоторыхъ, это означаетъ легкость, съ какою человѣкъ можетъ удалиться отъ предназначенной цѣли.
   49--51. "Наступило время, когда въ воздухѣ начинаетъ темнѣть, но не настолько, чтобъ то, что находилось между его и моими глазами, т. е. наши лица, нельзя было разсмотрѣть на близкомъ разстояніи". Фратичелли.
   52. Нино Висконти да Пиза, судья или правитель округа Галлура въ Сардиніи, принадлежавшей пизанцамъ, глава гвельфской партіи, племянникъ знаменитаго графа Уголино де Герардеска (Ада XXII, 81 примѣч. и Историч. очеркъ событій въ Пизѣ во времена Уголино -- см. I кн. "Бож. Комедіи" 317 стран.). Онъ былъ изгнанъ изъ Пизы дядей своимъ Уголино и соединился съ флорентинцами и жителями Лукки противъ своего родного города. Въ этомъ походѣ противъ Пизы, вѣроятно, онъ познакомился съ Данте, можетъ быть, при взятіи крѣпости Капроны, при которомъ находился Данте (Ада XXI, 91--96 прим.). Данте, повидимому, боялся встрѣтить его за это между измѣнниками отечеству, и потому теперь радуется, найдя его въ чистилищѣ.
   56. "По дальнимъ тѣмъ волнамъ", -- считая Данте за тѣнь, Нино спрашиваетъ, давно ли онъ прибылъ въ чистилище по волнамъ окружающаго его океана.
   60. "Тамъ", т. е. на небѣ.
   61--63. Души въ чистилищѣ узнавали до сихъ поръ въ Данте живого человѣка по тѣни, которую онъ бросалъ отъ себя. Но лучи солнца, согласію съ чистилища VI, 55, уже исчезли за горой, когда поэты подошли къ Сорделло. Къ Нино они подошли въ темнотѣ вечерняго сумрака, такъ что ни Нино, ни Сорделло не могли видѣть его тѣни. Вотъ отчего обѣ тѣни приходятъ теперь въ такое изумленіе.
   65. Куррадо Маласпини -- о немъ см. ниже: 115--120 примѣч.
   68--69. Т. е. умоляю тебя высшею благодатью, данною тебѣ Богомъ скрывающимъ отъ взглядовъ человѣческихъ первую причину (въ подлинникѣ: Lo suo primo perchè) своихъ дѣйствій въ непроницаемой темнотѣ, скажи мнѣ и проч. -- Блаж. Августинъ говоритъ: "Voluntas Dei est prima et summa саusa omnium corporalium et spiritualium motionum: nihil enim visibiliter aut sensibiliter fit, quod non de illa invisibili ac intelligibili aula summi Imperatorie aut jubeatur aut permittatur". Сличи Чистилища III, 37 примѣч.
   70. "Проплывъ пучины тѣ" (въ подлинникѣ: Quando sarai di lá dalle larghe onde), т. е. когда вернешься къ живымъ, переплывъ волны, окружающія чистилище.
   71. "Джьованна", дочь Нино, бывшая въ то время еще очень молодою, вышедшей впослѣдствіи замужъ за Рикардо ди Каммино изъ Тревиджи (Рая IX, 48). -- "Тамъ", т. е. на небѣ.
   73. Мать Джьованны, вдова Нино, Беатриче, маркиза Эсте, вышла замужъ за Галеаццо Висконти, сына Маттео Висконти, тогдашняго правителя Милана. Это случилось 21-го іюня 1300 г., слѣдовательно спустя три мѣсяца послѣ того времени, въ какое предполагается загробное странствованіе Данте, и потому эти слова Нино высказываетъ въ видѣ пророчества. Вдовы во времена Данте носили черное платье и повязывали голову бѣлой повязкой; сбросить вдовью повязку значитъ -- выйти замужъ.
   75. О дурномъ обращеніи Галеаццо съ вдовою Беатриче, какъ бы слѣдовало заключить изъ этого стиха, ничего неизвѣстно; поэтому въ немъ говорится лишь о томъ, что Галеаццо вмѣстѣ съ отцомъ своимъ и всей семьей былъ въ 1302 г. изгнанъ изъ Милана и возвратился назадъ лишь въ 1311 г.
   77--78. Выходка противъ невѣрныхъ женъ, "если... не поджигать" и проч. въ подлинникѣ еще сильнѣе: "Se l'occio о il tatto spesso noд raccende".
   79--81. Миланскіе Висконти, также Миланъ и вся Ломбардія, имѣли на гербѣ своемъ вѣнчанную короной змѣю (Vipera Berus, випера, гадюка). Эту пожирающую ребенка арматуру помѣстилъ въ свой гербъ Отто Висконти еще въ крестовые походы, въ воспоминаніе своей побѣды надъ сарацинами, на что намекаетъ Тассо въ "Освобожденномъ Іерусалимѣ" I, 55. -- По словамъ Верри (De titul et insign. No 40), миланцы, становясь гдѣ либо лагеремъ, сперва выставляли на какомъ-нибудь деревѣ знамя съ гербомъ виперы (Majores nostri publica decreto sanxerunt ne castra Mediolanensium locarentur, nisi vipereo signo antea in aliqua arbore constituto). Напротивъ, Висконти пизанскіе, къ которымъ принадлежалъ Нино, имѣли, какъ правители Галлуры, въ своемъ гербѣ пѣтуха. Смыслъ этихъ стиховъ такой: останься она вдовой, она тѣмъ пріобрѣла бы себѣ болѣе почета нежели теперь, вступивъ во второй бракъ, который есть нарушеніе вдовьяго цѣломудрія.
   83--84. "Но свыше мѣръ", т. е. въ той степени, какая свойственна человѣку, говорящему по долгу и изъ любви къ добру, a не изъ ненависти. "Гнѣваясь, не согрѣшайте". Псал. IV, 5. -- Посл. къ Ефес. IV, 26.
   86. "Туда", т. е. "къ полюсу, и именно къ южному, такъ какъ поэты теперь на южномъ полушаріи. Вокругъ полюса звѣзды въ своемъ теченіи совершаютъ болѣе короткій путь, почему и движутся они съ меньшей скоростью, такъ точно, какъ колесо въ ступицѣ, которое ближе къ оси совершаетъ свой оборотъ медленнѣе". Штрекфуссъ.
   89--93. "Три свѣточа"; подъ ними поэтъ разумѣетъ три богословскія добродѣтели: вѣру, надежду и любовь. "Если четыре звѣзды, видѣнныя поэтовъ сегодня утромъ и обозначающія четыре главныя добродѣтели, теперь, вечеромъ, закатились низко за горизонтъ, и на мѣсто нихъ появляются на небѣ эти три звѣзды, то всякій глубокомысленный читатель легко пойметъ смыслъ этого прекраснаго символа. Четыре главныя добродѣтели: мудрость, правосудіе, мужество и умѣренность, являются намъ утромъ, когда мы нуждаемся въ нихъ для нашихъ дѣйствій въ жизни. Но когда день кончился и вмѣстѣ съ нимъ прекратилась наша дѣятельность, тогда только вѣра, любовь и надежда остаются съ нами, какъ утѣшители; онѣ только придаютъ намъ силы съ началомъ новаго дня оставаться вѣрными сказаннымъ главнымъ добродѣтелямъ". Штрекфуссъ. -- "Четыре главныя добродѣтели необходимы и важны для дѣятельной жизни, обозначаемой утромъ, эти три -- для жизни созерцательной, обозначаемой ночью". Каннегиссеръ. -- Нѣкоторые комментаторы принимали эти три звѣзды за дѣйствительныя звѣзды на южномъ небѣ, a именно за три α созвѣздій Корабля, Рыбы-Меча и рѣки Еридана; но мнѣніе это ошибочно.
   95. "Противникъ вашъ діаволъ". I Посл. Петра, V, 8. -- "Древній змій, называемый діаволомъ и сатаною, обольщающій всю вселенную". Откров. св. Іоанна (Апокалипсисъ), XII, 9.
   97--98. Т. е. гдѣ долина не имѣетъ возвышеннаго края, гдѣ она открыта для входа. Врагъ всегда нападаетъ на насъ съ слабѣйшей стороны.
   99. "Этими словами явственно обозначается свойство змія, какъ врага человѣчества". Каннегиссеръ.
   100--102. "Адская черта" (la mala striscia), т. е. адская змѣя. Сличи появленіе Змія у Мильтона, Parad. Lost, IX, 434--496. Описаніе Змія, символа искушенія, напоминаетъ появленіе Геріона, символа обмана. Ада XVII, 7 и далѣе.
   103. "Я не видалъ", -- этимъ обозначается быстрота, съ какою взвились ангелы, или то, что Данте былъ ослѣпленъ блескомъ ихъ лицъ (стихъ 35).
   104. "Чета коршуновъ" (въ подлинникѣ: gli astor celestiali) -- "такъ называетъ поэтъ ангеловъ, для обозначенія быстроты и силы, съ какими они преслѣдуютъ Змія, или потому, что коршуны -- естественные враги змѣй". Скартаццини.
   112--114. Т. е. да найдетъ божественное озареніе, донынѣ тебя руководившее, столько благой въ тебѣ воли, сколько необходимо, чтобы ты возмогъ подняться на высшій долъ (въ подлинникѣ: al sommo smalto), т. е. на высшую вершину горы чистилища (земной рай). Вмѣсто "елея" въ подлинникѣ употреблено "cera" (воскъ); но, слѣдуя Ноттеру, я замѣнилъ это слово елеемъ, такъ какъ и въ русскомъ, и въ нѣмецкомъ языкѣ "воскъ" даетъ не столько идею о горючемъ матеріалѣ, сколько идею чего-то гибкаго, податливаго, лишеннаго воли.
   115--120. "Маркизы Маласпина, владѣнія которыхъ находились главнымъ образомъ въ Вальдемагрѣ (Ада XXIV, 145 и примѣч.), между Генуей и Луккой, принадлежали къ богатому и храброму роду и въ теченіе XII и XIII столѣтій находились частью во враждебныхъ, частью въ дружескихъ отношеніяхъ. Чаще всего они принадлежали къ императорской (гибеллинской) партіи. Одинъ Куррадо Маласпина, сынъ Фоліо, жилъ уже въ XI вѣкѣ. Въ началѣ XIII вѣка упоминается еще о другомъ Куррадо (Caffari, Annales Gen. Lib. IV). Какого изъ двухъ Куррадо разумѣетъ здѣсь Данте старшимъ ("древнимъ") Куррадо -- рѣшить трудно. Второй Куррадо имѣлъ сына Федериго, женатаго на Констанцѣ, сестрѣ короля Манфреда; несмотря на это родство, онъ принадлежалъ къ гвельфамъ и, служа въ ихъ войскѣ, какъ глава Лукской общины, былъ взятъ при Монтаперти въ плѣнъ сіенцами. Говорящій здѣсь духъ -- сынъ его, Куррадо (ум. 1294 г.). Онъ, какъ ярый гиббелинъ, играетъ роль въ одной изъ новеллъ Боккачіо (Giornate II, Nov. 6)". Филалетъ.
   120. "И здѣсь за то" и проч. (въ подлинникѣ: A' miei portai l'amor che qui raffina, слово въ слово: къ моимъ питалъ я любовь, которая здѣсь очищается), это не значитъ: я слишкомъ много любилъ своихъ, и потому долженъ здѣсь очистить себя отъ этой любви, но -- любовь къ моимъ была уже слишкомъ велика; здѣсь любовь моя должна стать еще чище, т. е. облагородиться любовью къ Богу. По Филалету, этотъ Куррадо былъ женатъ на сардинкѣ Оретта, которая принесла ему въ приданое городъ Боза и замокъ Дуозоли; не имѣя дѣтей, онъ распредѣлилъ все это пріобрѣтеніе между боковыми своими родственниками и чрезъ это водворилъ между ними согласіе. Бенвенуто Рамбалди лучше объясняетъ этотъ стихъ такимъ образомъ: я питалъ къ моимъ (гражданамъ) любовь, которая теперь очищается здѣсь, унося меня отъ земныхъ заботъ и обращая къ Богу.
   129. Въ подлинникѣ: non si sfregia Del pregio della borsa e della spada, т. е. храбрость и щедрое гостепріимство. "Данте постоянно отзывается съ похвалой о добродѣтели, противоположной пороку скупости, не по жадности своей къ деньгамъ, a потому, что изъ скупости (cupa) выводитъ всѣ бѣдствія на свѣтѣ". Томазео.
   130. "Богъ и обычай", въ подлинникѣ: природа и обычай.
   131. Злой вождь, т. е. папа Бонифацій VIII.
   133--138. Т. е. солнце, находящееся теперь, во время равноденствія, въ знакѣ Овна, не возвратится семь разъ въ это созвѣздіе, или, другими словами, не пройдетъ семи лѣтъ, какъ въ славѣ Маласпина, о которой ты теперь судишь по слуху, со словъ другихъ, ты убѣдишься по собственному опыту. "10-го апрѣля 1300 г. солнце при захожденіи стояло именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ находятся звѣзды созвѣздія, обозначающія ноги Овна". Филалетъ.
   136--137. "Мѣсто это очевидно указываетъ на то, что Данте еще до 1307 г. получилъ фактическое доказательство о благородствѣ дома Маласпина, вѣроятно, гостепріимный пріемъ въ ихъ домѣ. И дѣйствительно, мы находимъ Данте уже въ 1306 г. въ Луниджіано, гдѣ онъ, какъ посредникъ маркизовъ Франчесино Мороелло и Коррадино Маласпина, велъ переговоры о заключеніи мира съ епископомъ г. Луни. Бенвенуто да Имола называетъ Мороелло (принадлежащаго къ Чернымъ) другомъ, у котораго Данте нашелъ себѣ пріютъ у противоположной партіи. Впрочемъ, въ то время жилъ еще другой Мороелло Маласпина, отецъ Франческино, близко стоявшій къ гибеллинской партіи, и очень вѣроятно, что Данте именно у него искалъ гостепріимства. У него-то въ домѣ, какъ говорятъ, Данте получилъ начатыя имъ во Флоренціи первыя семь пѣсенъ Ада (Ада VIII, 1 прим.). Ему же, какъ утверждаютъ, Данте посвятилъ свое Чистилище". Филалетъ. -- Это опять пророчество, введенное поэтомъ послѣ событія.
   137. "Гвоздьми", т. е. болѣе сильными аргументами, чѣмъ простыя слова другихъ. "Слова мудрыхъ -- какъ иглы и какъ вбитые гвозди". Екклез. XII, 11.
   139. "Этой пѣснью заканчивается первый день пребыванія поэтовъ въ чистилищѣ, какъ это обозначается описаніемъ вечера въ началѣ пѣсни и восхожденіемъ звѣздъ въ стихѣ 89. Вмѣстѣ съ этимъ кончается первое подраздѣленіе этой части поэмы, обозначающееся, какъ читатель можетъ и самъ замѣтить, великолѣпнымъ введеніемъ въ слѣдующую пѣснь". Лонгфелло.
  

ПѢСНЬ ДЕВЯТАЯ.

  
   1--3. "Данте -- говоритъ Бенвенуто да Имола -- начинаетъ эту пѣснь тѣмъ, чего не говоритъ, и не могъ представить никто изъ другихъ поэтовъ, именно словами, что аврора (заря) луны есть наложница Тиѳона. По мнѣнію другихъ, поэтъ разумѣетъ аврору солнца, но этого не можетъ быть, если мы тщательно вникнемъ въ текстъ". -- Дѣйствительно, это мѣсто поэмы было тщательно и разносторонне разъясняемо различными комментаторами, но тѣмъ не менѣе дѣло до сихъ поръ не вполнѣ разъяснилось. Не вдаваясь въ подробности, большинство толкователей и переводчиковъ Данте принимаютъ здѣсь аврору, или тотъ блѣдный блескъ на небѣ, который предшествуетъ восхожденію луны (См. Филалетъ IX, прим. 1, также переводъ Штрекфусса IX, 1--9), -- У миѳологовъ, женою Тиѳона (божества, надѣленнаго безсмертіемъ) собственно считается солнечная аврора, или утренняя заря; но Данте, кромѣ жены, придаетъ ему еще наложницу, тотъ блѣдный блескъ, который иногда предшествуетъ восхожденію луны. По мнѣнію Каннегиссера, это не вымыселъ поэта, но средневѣковая переработка миѳологическихъ преданій. Что здѣсь разумѣется именно восхожденіе луны, a не утренняя заря, это доказывается, во-первыхъ, самыми выраженіями поэта; во-вторыхъ, -- тѣмъ, что утренняя заря поднимается въ это время года въ знакѣ Рыбъ (Чистилища I, 19), и въ-третьихъ, -- тѣмъ, что въ стихѣ 52 этой пѣсни Виргилій обозначаетъ другую утреннюю зарю. Слѣдовательно, здѣсь описывается восхожденіе луны. Въ то время года, когда Данте началъ свое замогильное странствіе, было полнолуніе; полная луна восходитъ тотчасъ по захожденіи солнца; но такъ какъ съ тѣхъ поръ прошло почти четыре дня, то луна, озаряемая солнцемъ, должна уже выйти изъ созвѣздія Вѣсовъ и находиться теперь въ созвѣздіи Скорпіона (стихъ 5), при чемъ она восходитъ вскорѣ послѣ 9 часовъ.
   3. "Съ восточнаго балкона", т. е. съ восточной окраины неба. Этому подражалъ Tacco: "Освобожденный Іерусалимъ" IX, окт. 74, ст. 1 и 2:
  
   Межъ тѣмъ заря съ пурпурнымъ, нѣжнымъ ликомъ
   Уже взошла на горній свой балконъ.
  
   4--6. "Созвѣздіе Скорпіона поэтъ называетъ холодной тварью, потому ли, что скорпіонъ принадлежитъ къ гадамъ съ холодной кровью, или потому, что зимой бываетъ въ оцѣпенѣломъ состояніи и оживаетъ лишь отъ теплоты солнца, или потому, что его созвѣздіе господствуетъ въ холодные мѣсяцы года отъ конца октября до конца ноября)". Филалетъ. -- Вообще древняя астрономія раздѣляла созвѣздія на теплыя и холодныя. "Хвостъ такъ полонъ яла", потому что въ немъ заключается ядовитое жало, а также потому, что осенью, именно въ ноябрѣ, когда солнце вступаетъ въ знакъ Скорпіона, наичаще свирѣпствуютъ болѣзни. "Вѣнецъ изъ дорогихъ каменьевъ", -- тѣ звѣзды, изъ коихъ слагается это созвѣздіе.
   7--9. "Въ рукописи Monte-Casino есть слѣдующая глосса: Ночь раздѣляется на шесть или семь частей или шаговъ, называемыхъ по-латыни crepusculum, conticinium, gallicinium, intempestum, gallitium, matutinum и diluculum. Число это заимствовано изъ Исидора, a такъ какъ "Origines" Исидора были тогда хорошо извѣстны, то Данте весьма легко могъ заимствовать это дѣленіе. Итакъ, если ночь сдѣлала уже два шага, то, значитъ, время было еще передъ полночью. Въ такомъ случаѣ "восхожденіе" и "нисхожденіе" (склоняла) ночи означаютъ здѣсь не противоположности; напротивъ, первое выраженіе указываетъ на то, что ночь наступаетъ, подвигается впередъ, второе -- то, что ночь спускается съ неба, слѣдовательно, съ каждымъ шагомъ склоняется къ землѣ". Каннегиссеръ. -- "Ночь, какъ и вездѣ олицетворяется здѣсь поэтомъ, который смотритъ на ходъ ея, какъ на теченіе звѣздъ. Она восходитъ до зенита и отсюда нисходитъ до западнаго горизонта. Во время равноденствія ночь совершаетъ свое теченіе почти ровно въ 12 часовъ: въ теченіе 6 часовъ она подымается, въ слѣдующіе 6 часовъ она опускается. Слѣдовательно, шаги ночи суть обыкновенные часы; шаги, коими восходить ночь, суть первые 6 шаговъ ночи, т. е. отъ 6 часовъ пополудни до полуночи. Итакъ, поэтъ, сказавъ, что ночь совершила уже два шага, которыми она восходитъ ("въ стези восходитъ"), и уже готовилась совершить третій шагъ ("склоняла -- на третьемъ крылья внизъ"), хочетъ этимъ сказать намъ, что на горѣ Чистилища было около 3-хъ часовъ ночи, т. е. около 9 часовъ вечера. Въ первыхъ двухъ терцинахъ онъ рисуетъ намъ великолѣпными красками зрѣлище, представлявшееся глазамъ его съ горы Чистилища въ ту минуту, когда восточное небо посеребрилось отъ блеска восходящей изъ моря луны и на небѣ засверкали нѣкоторыя звѣзды, составляющія созвѣздіе Скорпіона, расположенное змѣевидной линіей. Въ третьей терцинѣ онъ опредѣляетъ часъ, когда онъ заснулъ". Скартаццини.
   10--12. Ризы Адама, т. е. тѣло, въ которое заключена душа Данте. Тѣло нуждается во снѣ, почему Данте ложится на землю, тогда какъ другіе четверо: Виргилій, Сорделло, Нино и Куррадо Маласпина, какъ духи, не нуждаются въ отдохновеніи сна.
   13--15. См. "Превращенія" Овидія, VI, 423--674. -- Терей, царь ѳракійскій, мужъ Прогмы, обезчестилъ сестру ея Филомелу и отрѣзалъ ей языкъ. Узнавъ объ этомъ, Прогна умертвила рожденнаго Филомолой отъ Терея маленькаго Итиса и, приготовивъ изъ него блюдо, заставила Терея съѣсть его. Въ наказаніе за это всѣ были превращены: Терей въ удода, Филомела въ соловья, Прогна къ ласточку, Итисъ въ фазана. См. Чистилища XVII, 19--20.-- Въ щебетаніи ласточки, впрочемъ, нѣтъ ничего унылаго, почему Данте имѣлъ здѣсь въ виду, какъ кажется, слова пророка Исайи, который говоритъ въ скорби: "Какъ ласточка издавалъ я звуки, тосковалъ какъ голубь". XXXVIII, 14. -- "Поэтъ грустною пѣснью ласточки глубокомысленно указываетъ на сознаніе въ грѣшникѣ о своемъ грѣхѣ и страданіи". Копишъ.
   16--18. Передъ утромъ сновидѣнья, по общему мнѣнію (Ада XXVI, 7 примѣч.), принимаютъ пророческій характеръ.
   19--20. "Надобно помнить, что Данте идетъ изъ темнаго лѣса, который онъ уподобляетъ Египту (Чистилища II, 4о--17), и что Господь сказалъ на горѣ Синаѣ: "Вы видѣли, что Я сдѣлалъ египтянамъ и какъ Я носилъ васъ (какъ бы) на орлиныхъ крыльяхъ, и принесъ васъ къ Себѣ". Исхода XIX, 4. -- Этотъ библейскій образъ глубокомысленно связуетъ Данте съ языческимъ миѳомъ похищенія Ганимеда орловъ Зевса". Копишъ. -- Орелъ, по толкованію древнихъ комментаторовъ, означаетъ предупреждающую благость Божію.
   22--24. Т. е. на вершинѣ горы Иды, гдѣ Зевсъ, въ образѣ орла, похитилъ красивѣйшаго юношу Ганимеда, сына Троса и прадѣда Дардана, перваго основателя Трои, въ то время, когда онъ охотился съ товарищами на этой горѣ, и, вознеся его на Олимпъ, сдѣлалъ его виночерпіемъ боговъ (небеснаго совѣта -- sommo concistoro). Овидія "Превращенія" X, 160--161.
   25--27. "Нравственный смыслъ: въ обыкновенной жизни божественная благодать гнушается входить въ душу грѣшника и тѣмъ облегчить ему путь къ покаянію, если онъ самъ не приготовилъ для нея путь въ свою душу, подвигаясь впередъ настолько, насколько можетъ вести его одна философія. Благодать начинается лишь тамъ, гдѣ кончаются силы человѣческія". Скартаццини.
   30. "Въ міръ огня". Во времена Данте полагали, что позади воздушной оболочки помѣщается четвертая стихія, т. е. кругъ огня, простирающійся до луны и окружающій атмосферу, въ которой мы живемъ. Брунето Латини, Tresoro, Lib. II, С. XXXVIII; Рая I, 59, 71). Въ эту-то сферу возносится земное пламя (Рая I, 115, 141), и вслѣдствіе возмущеній въ нашей атмосферѣ отуда вырываются молніи.
   33. Весь этотъ образъ напоминаетъ библейскія слова: "Онъ нашелъ его въ пустынѣ, въ степи печальной и дикой, ограждалъ его, смотрѣлъ за нимъ, хранилъ его, какъ зѣницу ока Своего; какъ орелъ вызываетъ гнѣздо свое, носится надъ птенцами своими, распростираетъ крылья свои, беретъ ихъ и носитъ ихъ на перьяхъ своихъ". Второз. XXXII, 10, 11.
   34. Ахиллъ, сынъ богини Ѳетиды и Пелея, былъ окунутъ въ рѣкѣ Стиксѣ и чрезъ это сталъ неуязвимымъ во всемъ тѣлѣ, кромѣ пятки, за которую его держала мать при погруженіи въ воду. ей было предсказано, что онъ погибнетъ передъ Троей. Онъ былъ отданъ на воспитаніе мудрому кентавру Хирону (Ада XII, 71), въ Ѳессалію, и, когда онъ возросъ, мать перенесла его соннаго на островъ Скиръ къ царю Ликомеду, гдѣ Ахиллъ, переодѣтый дѣвицей, продолжалъ свое воспитаніе вмѣстѣ съ его дочерьми. Но, несмотря на это, Улиссъ (Ада XXVI, 61 и примѣч.) хитростью увлекъ его въ войска Ахеянъ. Данте въ картинѣ пробужденія Ахилла намекаетъ на слѣдующее мѣсто Ахиллеиды Стація I, 247--250:
  
   Cam pueri tremefacta qoies ocaliqne jacentis
   Infusum sensere diem, stupet aёre primo:
   Atque loca? qui fluctas? ubi Pelion? omnia
   Tersa Atque ignota videt, dubitatque aguoscere matrem.
  
   43. T. e. Виргиліемъ.
   44. "Данте заснулъ (примѣч. къ ст. 7--9) около 9 часовъ вечера; a такъ какъ въ равноденствіе солнце встаетъ въ 6 часовъ и такъ какъ теперь (28-го марта, 8-го или 10-го апрѣля) уже 8 ч. утра, то, значитъ, Данте спалъ 10--11 часовъ, что не покажется слишкомъ долго, если примемъ во вниманіе, что до сихъ поръ въ теченіе полныхъ трехъ сутокъ онъ не спалъ ("на пути про отдыхъ позабывши", Ада XXXIV, 135), проходя трудной адской дорогой". Ноттеръ.
   45. Данте обращенъ лицомъ къ морю, такъ что видитъ лишь воду и небо, что еще болѣе увеличиваетъ его удивленіе и страхъ.
   46. "Какъ безсознательно переправляется Данте черезъ Ахеронъ (Ада III, 136 и начало IV), такъ безсознательно является онъ здѣсь къ вратамъ чистилища, чрезъ непосредственное божественное водительство и озареніе (стихи 55--57). Какъ отдѣльныя личности, такъ и цѣлые народы выдвигаются впередъ изъ долго подготовлявшагося въ тишинѣ внутренняго кризиса". Штрекфуссъ. -- "Показать ему и Виргилію особенную дорогу къ этимъ вратамъ, какъ надѣялся Виргилій въ пѣсни VI, 69, не могла ни одна душа; это -- потому, что очень узкія врата чистилища становятся видимыми лишь тогда, когда къ нимъ совсѣмъ приблизиться (стихи 62, 76), a также потому, какъ указано въ пѣсни VII, 40 и далѣе, что отъ того мѣста, гдѣ находится Сорделло, не подымается вверхъ никакой особенной тропинки, но идущій къ вратамъ долженъ самъ отыскивать ее по всему протяженію горной крутизны". Ноттеръ.
   49. Всѣ до сихъ поръ пройденныя пространства принадлежали собственно къ предверью чистилища, гдѣ еще нѣтъ настоящаго очищенія.
   52. Здѣсь положительно указывается на различіе утренней Авроры (Dianzi, nell'alba che presede al giorno) отъ отблеска мѣсяца, когда заснулъ Данте (стихи 1--3).
   55. "Лючія (Ада II, 94) есть благодать озаряющая. Изъ разсказаннаго въ стихахъ 19--33 сна мы видимъ, что внѣшнимъ образомъ онъ вызывается въ поэтѣ ощущеніемъ переноса изъ тѣнистой долины на озаренную солнцемъ высоту; внутреннимъ же образомъ онъ имѣетъ глубокій символическій смыслъ. Онъ означаетъ именно, что человѣкъ никогда не возносится по собственной волѣ къ высшему свѣту, но всегда не иначе, какъ при содѣйствіи божественной благодати, и весьма глубокомысленно то, что въ томъ состояніи, въ какомъ душа предается своему сродству съ божествомъ еще только поэтично и еще, такъ сказать, полустихійно, т. е. во снѣ, -- всетаки это приближеніе къ царству свѣта носить на себѣ величавый и вмѣстѣ съ тѣмъ грозный характеръ, выражаясь, какъ здѣсь, въ образѣ, заимствованномъ изъ язычества (орлѣ), тогда какъ въ дѣйствительности это приближеніе совершается въ высшей степени кротко и приводитъ къ христіанскому смиренію и покаянію. Впрочемъ нѣкоторые комментаторы видятъ въ этомъ орлѣ символъ императорской власти, такъ какъ мѣстность, гдѣ появился орелъ, указываетъ на Трою (гора Ида), стихъ 22 и далѣе, откуда родоначальники этой власти вышли подъ водительствомъ орла (Рая VI, 1--3). Въ такомъ случаѣ сонъ этотъ будетъ означать то, что при помощи божественной благости орелъ, т. е. императорская власть, оторветъ Данте отъ его прежнихъ гвельфскихъ стремленій къ убѣжденію, какъ необходима эта (императорская) власть для основанія царства Божія на землѣ. Но такое толкованіе очень сомнительно". Ноттеръ.
   58. "Средь призраковъ" (въ подлинникѣ: Sordel rimase, e l'altre gentil forme); т. е. Нино, Куррадо и вѣнценосныя души (чистилища VIII, 44).
   61--62. Подъ именемъ "входъ" здѣсь разумѣется не самая дверь чистилища, такъ какъ она заперта (стихъ 120), но то углубленіе въ скалѣ, которое вначалѣ представляется въ видѣ щели, подобной той, какая дѣлитъ стѣну. Въ углубленіи этомъ, передъ дверями, гдѣ сидитъ ангелъ, находится площадка, на которой останавливаются входящіе въ самое чистилище. Бути первый указалъ на это обстоятельство и устранилъ мнимое противорѣчіе между "quel entrata aperta" стиха 62 и слѣдующими словами Данте, по смыслу которыхъ она должна была быть "chiusa" (запертою), стихи 111 и 120.
   69."Вступленіе въ чистилище, въ собственномъ смыслѣ, есть, безспорно, главный актъ оправданія, съ помощью котораго грѣшникъ отвращается отъ грѣховъ и рѣшительно устремляется къ Богу. Здѣсь, поэтому, наиболѣе умѣстно изложить ученіе схоластиковъ объ оправданіи. -- Хотя нравственное улучшеніе есть дѣло всей жизни и во всѣхъ своихъ стадіяхъ -- плодъ взаимодѣйствія благости съ свободной волей, тѣмъ не менѣе настоящее очищеніе отъ грѣховъ дѣло одного лишь момента, въ которомъ прощеніе грѣховъ и оправданіе соединены неразрывно. Этотъ моментъ наступаетъ у нѣкоторыхъ мгновенно, чудеснымъ образомъ, какъ у Павла; у другихъ -- и это обыкновенный способъ -- ему предшествуетъ неполное обращеніе, или нѣкоторое размышленіе, которое еще не принадлежитъ къ настоящему оправданію. Самому же оправданію, по Ѳомѣ Аквинскому, принадлежатъ четыре части: прежде всего изліяніе дѣйствующей благодати, затѣмъ двойственное движеніе свободной воли къ Богу и отъ грѣха, и, наконецъ, цѣль -- прощеніе грѣховъ. Хотя всѣ эти четыре части по времени нераздѣлимы между собой, однако gratia operane, какъ первичный источникъ оправданія, занимаетъ первое мѣсто, или, говоря словами Ѳомы, она есть первая между ними въ порядкѣ природы. Когда же наступило оправданіе, тогда дальнѣйшіе успѣхи въ добрѣ будутъ дѣйствіемъ содѣйствующей благодати въ соединеніи съ свободной волей. Каждымъ такимъ шагомъ человѣкъ заслуживаетъ новую себѣ милость, и при томъ не какъ награду или плату -- понятіе, не согласующееся съ отношеніями Бога къ человѣку, но, выражаясь языкомъ схоластиковъ, по достоинству, такъ какъ оно соотвѣтствуетъ Божественному порядку (Ѳома Акв. Sum. Theol II, 1. quaest 111--114). -- Это-то неполное предварительное подготовленіе изображается въ преддверіи чистилища; но и оно не могло совершиться безъ содѣйствія божественной милости. Поэтому-то Беатриче всегда посылаетъ черезъ Виргилія къ Данте Лючію (Ада, 11, 97). Теперь легко объясняется, почему Лючія (здѣсь, очевидно, gratta operane) беретъ спящаго Данте и безъ его собственнаго содѣйствія приноситъ его къ вратамъ чистилища; ибо первый толчокъ къ оправданію приходитъ свыше; но вмѣстѣ съ тѣмъ понятно и то, что для того, чтобы войти въ самыя врата, всетаки необходима собственная рѣшимость со стороны поэта и указаніе Виргилія (разума, свободной воли). Филалетъ.
   61--66. Изображеніе человѣка, рѣшившагося наконецъ обратиться къ лучшему (Чистилища XXI, 61 и далѣе). "Данте заимствуетъ сравненіе изъ самой вещи, которую описываетъ, или, другими словами, самую вещь дѣлаетъ предметомъ сравненія, онъ самъ есть тотъ человѣкъ, который отъ сомнѣнія переходитъ къ увѣренности". Скартаццини.
   70--72. "Опять новый намекъ на аллегорическое значеніе поэмы, какъ и въ предыдущей пѣсни, стихъ 19. Впрочемъ, здѣсь указаніе это почти не нужно, смыслъ ясенъ. Орелъ и Лючія обозначаютъ, какъ мы видѣли, озаряющую благодать Божію. Поэтъ прославляетъ здѣсь свое искусство, и, дѣйствительно, этотъ сонъ совершенно умѣстенъ; ибо озаряющая благость Божія, или переворотъ въ нашихъ душахъ, твердая рѣшимость къ совершенствованію есть нѣчто неизъяснимое, какъ бы нѣкій даръ Божій; но вмѣстѣ съ тѣмъ человѣкъ этимъ рѣшеніемъ подымается въ высь, принадлежитъ уже добродѣтели, становится новымъ человѣкомъ, хотя еще не совершенно чистымъ и блаженнымъ. Такъ точно и Данте, самъ того не зная и безъ усилія, вознесенъ здѣсь до самаго порога истиннаго мѣста очищенія; ибо Данте во всемъ, что онъ видитъ, чувствуетъ и переживаетъ, всегда изображаетъ въ себѣ состояніе, которое должно быть обозначено, или, по крайней мѣрѣ, это намѣреніе поэта очень явственно выступаетъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ его поэмы, и притомъ въ Чистилищѣ и въ Раю гораздо явственнѣе, чѣмъ въ Адѣ". Каннегиссеръ.
   73--75. "Путь къ совершенствованію только вначалѣ труденъ и узокъ; но онъ расширяется самъ, когда намѣреніе наше твердо и мы идемъ неустанно". Каннегиссеръ. -- Дверь чистилища, являющаяся какъ щель въ стѣнѣ, представляется совершенно противоположно адскому входу: та обширна (Ада І,20), эта узка; та всегда раскрыта настежь для идущихъ путемъ погибели (Ада VIII, 126), эта заперта; та никѣмъ не охраняется, эта охраняется стражемъ. "Входите тѣсными вратами; потому что широки врата и пространенъ путь, ведущія въ погибель" и многіе идутъ ими; потому что тѣсны ворота и узокъ путь, ведущіе въ жизнь, и немногіе находятъ ихъ". Матѳ. VII, 13, 14.
   76. "Врата" -- именно тѣ святыя врата Петра, о которыхъ сказано въ Ада I, 134, ведущій входящихъ въ нихъ къ блаженствамъ рая. Подъ этими вратами надобно разумѣть самого Христа, согласно съ Іоан. X, 7. "Я дверь овцамъ". -- О символическомъ значеніи трехъ ступеней см. ниже.
   78--84. "Привратникъ (вратарь) есть священникъ вообще и въ частности -- папа, какъ намѣстникъ Св. Петра. Въ особѣ его олицетворяется религія, потому что ликъ его такъ блестящъ, что даже кающійся грѣшникъ потупляетъ предъ нимъ очи. Въ рукѣ его -- мечъ, какъ символъ правосудія и безпристрастія. Онъ молчитъ до тѣхъ поръ, пока не убѣдится, что обратившійся хочетъ приблизится къ нему; но тогда исповѣдуетъ онъ его кратко и не скрываетъ отъ него всю трудность обращенія. Ему достаточно знать, что приходящій къ нему просвѣтленъ озаряющею милостью, и тогда онъ свободно впускаетъ его".Каннегиссеръ. -- Таково же мнѣніе о значеніи привратника большей части древнихъ комментаторовъ. Повидимому, Данте имѣлъ здѣсь въ виду слова Св. Павла: "И шлемъ спасенія возьмите, и мечъ духовный, который есть Слово Божіе". Ефес. VI, 17; также слова книги Бытія о пламенномъ мечѣ херувимовъ при дверяхъ рая сладости (III, 21); также пророка Даніила: "Лицо его -- какъ видъ молніи". Дан. X, 6.
   85. Т. е. съ того мѣста, гдѣ вы находитесь. Почти тѣми же словами встрѣчаетъ поэтовъ кентавръ Нессъ въ аду (Ада XII, 63). "Только тѣ могутъ быть участниками благотворнаго дѣйствія религіи, къ которымъ она дѣйствительно снизошла въ сердце при помощи озаряющей божественной благости -- того озаренія, въ которомъ никогда не бываетъ недостатка въ чистомъ сердцѣ, въ стремящемся выше духѣ. Кто же приблизится къ этимъ вратамъ безъ такого призванія, того поразитъ, какъ лицемѣра, сверкающій въ рукѣ привратника мечъ". Штрекфуссъ.
   86. "Кто васъ привелъ?" -- По мнѣнію Біаджіоли, "души, коимъ наступилъ часъ очищенія, приходятъ въ чистилище въ сопровожденіи ангела", подобно тому, какъ ангелъ привозитъ души отъ Рима къ берегамъ чистилища, почему и Катонъ, видя поэтовъ, спрашиваетъ ихъ: кто ихъ привелъ? (Чистилища I, 43). Мнѣнія этого держится большинство комментаторовъ. Слѣдовательно, привратникъ, сдѣлавъ этотъ вопросъ, разумѣетъ здѣсь не Лючію, a ангела.
   87. "Подумайте". Сличи Ада V, 20. То же самое говоритъ Христосъ ученикамъ своимъ: Лук. XIV, 28--30. "Чтобъ не было вамъ худа". Сличи Ада XXIII, 13 и далѣе.
   88. Т. е. Лючія, знающая законы этихъ мѣстъ (diq ueste cose accorta).
   94. "Входъ въ чистилище есть символъ таинства покаянія. Ангелъ, сидящій у входа, въ силу сказаннаго выше, обозначаетъ символически духовную власть церкви разрѣшать и связывать, т. е. духовника. Сущность таинства покаянія, по ученію церкви, состоитъ изъ трехъ актовъ со стороны кающагося, соединенныхъ со священническимъ разрѣшеніемъ, придающимъ имъ полноту. Эти акты суть: раскаяніе, исповѣдь, или покаяніе, и удовлетвореніе. Къ первому принадлежитъ сознаніе въ совершенныхъ грѣхахъ, скорбь о нихъ и желаніе исправиться; ко второму -- сознаніе въ грѣхахъ передъ посвященнымъ и снабженнымъ духовною юрисдикціею священникомъ; наконецъ, удовлетвореніе есть дѣйствіе благочестиваго покаянія, служащее частію къ уничтоженію временнаго наказанія грѣха, частью -- къ улучшенію жизни. Ко всему этому, какъ ключъ въ сводѣ, должно присоединиться пастырское отпущеніе, какое священникъ, въ силу врученной ему власти ключей, можетъ дать или не дать, смотря по тому, насколько раскрылось состояніе духа кающагося". Ѳома Акв. Sum. Theol. III, quaest. 84--90, suppl. quaest. 1--20. "In perfectione autem poenitentiae tria observanda sunt, scilicet compunctio cordis, confessio oris, satisfactio operis". -- Петръ Ломбардскій. Sent. lib. IV, dist. 16, lit. A. "Haec est fructifera poenitentia, ut, sicut tribus modis Deum offendimus, scilicet corde, ore et opere, ita tribus modis satisfaciamus". -- "Нѣтъ никакого сомнѣнія, что въ трехъ ступеняхъ, по которымъ поэтъ входитъ къ ангелу, онъ олицетворяетъ эти три акта покаянія: сокрушеніе сердца, сознаніе устъ и удовлетвореніе дѣйствіемъ". Филалетъ. Скартаццини.
   94--103. "Три ступени означаютъ три акта покаянія. Первая выражаетъ раскаяніе, потому она вся изъ бѣлаго мрамора, столь блестящаго, полированнаго (въ подлинникѣ: si pulito e terso), что въ немъ весь образъ или тѣнь Данте, такъ, какъ онъ есть (quale i' paio), отражается, какъ въ зеркалѣ, въ знакъ того, что сознаніе въ грѣхахъ должно быть полное и откровенное. Вторая ступень означаетъ раскаянное сокрушеніе сердечное, почему и сложена изъ камня багрово-темнаго (perso, цвѣтъ, обозначающій черноту сердца), грубаго, перегорѣлаго и надтреснувшаго, такъ какъ и самое слово con tritio, по Ѳомѣ Аквинскому, происходитъ отъ того, что окаменѣлое сердце грѣшника при этомъ должно быть сокрушено, или раздроблено (Suppl. quaest. 1). -- Черезъ эту ступень Данте восходитъ на третью, означающую удовлетвореніе или примиреніе, почему и камень, легшій въ эту ступень, красно-огненнаго цвѣта, какъ кровь, брызнувшая изъ вскрытой вены. Этотъ цвѣтъ ея, по однимъ древнимъ комментаторамъ, означаетъ самобичеваніе грѣшника, по другимъ -- силу любви человѣка, побуждающую его сознаться въ грѣхахъ своихъ, чтобы снискать удовлетвореніе въ своихъ недостаткахъ; можетъ быть даже пролитую за искупленіе грѣшниковъ кровь Христову. -- На ней (ступени), какъ на фундаментѣ, воздвигнуто все зданіе церкви и, слѣдовательно, лишь на ней зиждется вся духовная власть, сосредоточенная въ священникѣ. -- Только тогда, когда кровь Христова составляетъ основу всего духовнаго могущества и когда это могущество ограничивается лишь тѣмъ, что основано на такомъ фундаментѣ, только тогда престолъ этой власти будетъ чистъ, блестящъ и несокрушимъ, какъ адамантовый прагъ, на которомъ возсѣдаетъ вратарь.
   104--105. "Прагъ, что блескомъ походилъ на адамантъ" (въ подлинникѣ: la soglia, Che mi sembiava pietra di diamante). Алмазъ или адамантъ -- твердѣвшій камень, имѣющій свойство, по древнему сказанію, разгонять страхъ. Уже у Гомера, Гезіода и Виргилія (Aen. VI, 55) онъ, какъ символъ несокрушимости, образуетъ порогъ подземнаго міра; въ святомъ писаніи онъ обозначаетъ также несокрушимость (Іезек. III, 9). Согласно съ этимъ, адамантовый прагъ, на которомъ возсѣдаетъ ангелъ, означаетъ подвигъ искупленія Христова, или, говоря словами Филалета, -- "драгоцѣнную заслугу Христа, чрезъ которую получаетъ свою силу обязанность священника отпускать грѣхи".
   106. "По доброй волѣ", т. e. по моей собственной. "Виргилій (разумъ) возводитъ Данте, ибо самъ разумъ указываетъ намъ на обращеніе къ религіи, которая одна можетъ снять всѣ затворы съ дверей очищенія". Каннегиссеръ
   100--111. Пройдя по тремъ ступенямъ, символизирующимъ таинство покаянія, и такимъ образомъ исполнивъ долгъ исповѣди и получивъ надежду на примиреніе, онъ бросается къ ногамъ духовника и ударяетъ себя въ грудь, какъ требуетъ церковный обрядъ покаянія при mea culpa" Ноттеръ. Филалетъ.
   112. Р есть начальная буква латинскаго (въ церковномъ языкѣ) слова Peccatum (грѣхъ). Каждое Р обозначаетъ одинъ изъ семи смертныхъ грѣховъ, какъ мы увидимъ въ продолженіи поэмы. Они будутъ исчезать съ чела поэта лишь мало-по-малу, по мѣрѣ того какъ онъ будетъ очищаться отъ грѣха вслѣдъ за грѣхомъ, или, говоря образно, по мѣрѣ того, какъ онъ будетъ проходить по всѣмъ семи отдѣленіямъ чистилища.
   115. Одежда на ангелѣ имѣетъ цвѣтъ золы, или земли, вырытой лопатой (въ подлинникѣ: terra che secca si cavi) для обозначенія покаянія и человѣческаго ничтожества (по Каннегиссеру, -- человѣческаго тѣла, въ которое самъ Христосъ облекся и чрезъ то сталъ человѣкомъ). Вмѣстѣ съ тѣмъ одежда эта, далекая отъ всякой роскоши и мірскихъ украшеній, означаетъ смиреніе, столь приличное священнику при постоянномъ созерцаніи Бога и ничтожества всего того, что составляетъ гордость человѣка". Штрикфуссъ, -- "Смиреніе же болѣе всего приличествуетъ священнику: онъ не возносится надъ человѣкомъ, но совершенно равенъ ему (стоить на одной доскѣ съ нимъ) и долженъ скорбѣть при разоблаченіи грѣховъ его". Ноттерь. -- "Пепелъ (зола) искони былъ символомъ покаянія, почему кающіяся въ недѣлю покаянія (въ католическихъ церквахъ) посыпаютъ главу свою пепломъ". Филалетъ.
   117--126. Серебрянымъ ключомъ отпираетъ священникъ сердце кающагося, чтобы видѣть, что въ немъ грѣховно; золотымъ онъ отпираетъ въ этомъ сердцѣ входъ къ небу, давая отпущеніе грѣховъ истинно кающемуся. "Серебряный ключъ, какъ говоритъ Ѳома Аквинскій, -- искусство распознавать достойнаго отъ недостойнаго: золотой -- основанное на заслугѣ Христа могущество давать отпущеніе или наказывать. Ѳома Акв. Sum. Theol p. II, Suppl. queast. XVII, art. 3 след, Подъ серебрянымъ ключомъ разумѣется, стало быть, первое; этотъ актъ долженъ необходимо предшествовать послѣднему; кромѣ божественной помощи, оно требуетъ еще и человѣческихъ силъ и способностей и должно понимать, можетъ ли быть вообще рѣчь объ отпущеніи, должно распутать узлы. Зато послѣдній, наоборотъ, драгоцѣннѣе, такъ какъ онъ всецѣло основанъ на заслугѣ Христа; но во всякомъ случаѣ необходимы два ключа для полноты прощенія грѣховъ". Филалетъ. -- Слово "замокъ" означаетъ, слѣдовательно, человѣческое сердце.
   127. Т. е. ключи вручены мнѣ св. апостоломъ Петромъ, который получилъ ихъ отъ Самого Христа: "И дамъ тебѣ ключи Царства Небеснаго", Матѳ. ХІІ, 19. Ангелу переданы ключи Петромъ потому, что ангелъ здѣсь есть символъ священника.
   127--129. Т. е. скорѣе отпусти грѣхи недостойному, чѣмъ откажи въ томъ заслуживающему отпущенія, -- намекъ на библейскія слова: "Не хочу смерти грѣшника, но чтобы грѣшникъ обратился отъ пути своей и живъ былъ". Іезек. XXXIII, 11. Ангелъ ошибиться не можетъ, но здѣсь подъ ангеломъ разумѣется священникъ".
   131--132. Ибо нѣтъ ничего опаснѣе, какъ возвратъ на прежнюю дорогу, по слову Спасителя: "Воспоминайте жену Лотову". Лук. XVII, 32, и: "Никто, положившій руку свою на плугъ и озирающійся назадъ, не благонадеженъ для Царствія Божія". Ibid. IX, 62.
   133. Двери стариннаго устройства вращались не на петляхъ, а на крючьяхъ.
   136--138. "Утесъ Тарпейскій", или вершина Капитолія. Здѣсь находилось римское казнохранилище. Юлій Цезарь, перешедшій Рубиконъ, вступилъ въ Римъ, послѣ бѣгства Помпея, и хотѣлъ завладѣть казною вѣчнаго города; но трибунъ Метеллъ, изъ рода Цециліевъ, человѣкъ безукоризненной честности, храбро возсталъ противъ побѣдителя Галліи, которому пришлось завладѣть казнохранилищемъ силою, причемъ двери Тарпейскаго храма растворены были съ громомъ и казна расхищена.
  
   Tunc rupes Tarpeia sonat, magnoque reclusas
   Testatur stridore fores: tunc conditas imo
   Eruitur templo, maltis intactas ab annis etc.
   Lacan. Phars. lib. III, 154... ets.
  
   Двери Тарпейскія заскрипѣли оттого, что въ теченіе многихъ лѣтъ не отворялись вовсе. Точно такъ и двери чистилища издаютъ трескъ, такъ какъ рѣдко приходятъ къ нимъ съ чистымъ покаяніемъ и онѣ рѣдко отворяются.
   138. "И оскудѣвъ расхищенной казной" (въ подлинникѣ: per che poi rimase macra) -- "сказано, повидимому, въ противоположность къ неизсякаемымъ небеснымъ сокровищамъ, въ обиліи хранящихся въ предѣлахъ чистилища". Ноттеръ.
   139. "Рѣзкіе звуки отворяющихся дверей чистилища переходятъ въ торжественное пѣніе, для обозначенія того, что вначалѣ покаяніе жестко для нашего естественнаго чувства, но затѣмъ смѣняется, на полученіи отпущенія, ощущеніемъ блаженства". Филалетъ.
   140. Внутри раздаются звуки церковнаго гимна, сочиненнаго св. Амвросіемъ по случаю обращенія св. Августина, при чемъ первый начиналъ пѣть: "Те Deum laudamus!" (Тебѣ Бога хвалимъ), a другой продолжалъ "Те Dominum confitemur" (Тебѣ Господи исповѣдуемъ), и такимъ образомъ пѣли весь гимнъ поперемѣнно. Гимнъ этотъ благодарственный, воспѣваемый церковью лишь въ торжественныхъ случаяхъ, и потому весьма идущій въ данномъ случаѣ: души внутри чистилища поютъ его въ благодарность Богу, допустившему какъ ихъ самихъ, такъ и поэтовъ въ чистилище.
  

ПѢСНЬ ДЕСЯТАЯ.

  
   1--3. Какъ увидимъ ниже (чистилища XVIII, 19--72), Данте выводитъ всѣ грѣхи изъ превратной или недостаточной любви; вслѣдствіе превратной любви люди нерѣдко принимаютъ земное и чувственное за истинное и сбиваются съ прямой дорогина ложную. -- "Къ истинной двери Христа подходятъ души тѣмъ рѣже, чѣмъ болѣе сбиваютъ ихъ съ пути ложныя стремленія, злая любовь къ чувственному". Копишъ.
   5--6. Вслѣдствіе даннаго Ангеломъ предостереженія не оглядываться назадъ (IX, 132),
   7--9. "Мы должны себѣ представитъ узкую горную тропинку, извивающуюся то вправо, то влѣво между двухъ высокихъ утесистыхъ стѣнъ. При этимъ стѣна представляется съ одной стороны какъ бы выдающейся впередъ, съ другой -- подающеюся назадъ. Гдѣ тропинка особенно узка и крута, -- необходимо цѣпляться руками за отклоняющуюся назадъ стѣну". Филалетъ. -- "Прямая дорога потеряна (Ада I, 3); только чистые идутъ по ней, злые же идутъ по болѣе трудной дорогѣ. Сравненіе этой дороги съ прибѣгающими и убѣгающими волнами намекаетъ на треволненія житейскаго моря (Ада 1, 23)". Копишъ.
   13. "Въ началѣ скалистаго ущелья дорога крута и трудна. Но съ каждой побѣжденной трудностью растетъ сила къ преодолѣнію слѣдующихъ, такъ что борьба эта становится наконецъ удовольствіемъ. Въ истинѣ этой идеи можетъ убѣдиться каждый, кто строго и неуклонно стремился къ достиженію какой-нибудь благой и важной цѣли и кто въ этомъ стремленіи становился чище и крѣпче силами. Идею эту поэтъ повторяетъ неоднократно въ продолженіи всей поэмы". Штрекфуссъ.
   14--15. Опять указаніе времени. "Теперь уже пятый день послѣ полнолунія; луна заходитъ спустя 4 часа послѣ восхожденія солнца, Данте проснулся черезъ 2 часа послѣ восхода и былъ нѣсколько задержанъ у воротъ чистилища; слѣдовательно, на прохожденіе извилистой тропинки долженъ былъ употребить 1 1/2 часа". Фратичелли. -- См. Филалетъ, -- "О слабомъ отблескѣ луны упомянуто уже въ Чистилища IX, 1. Здѣсь, гдѣ Данте вступаетъ на путь истиннаго смиренія, не безъ значенія сказано, что идущій уже на ущербъ мѣсяцъ закатывается за горизонтъ. Земная мудрость недостаточна для того, чтобы вести по этому ущелью (Ада XX, 128 и слѣд.). Копишъ.
   16. "Ушко иглы". Мы держались текста, принятаго большинствомъ издателей Божественной Комедіи, именно cruna, a не cuna (колыбель). Данте называетъ узкое ущелье, по которому онъ взбирается, ушкомъ иглы для выраженія его узкости и трудности, имѣя, очевидно, въ виду слова Спасителя: "Удобнѣе верблюду пройти сквозь игольныя уши, нежели богатому войти въ Царствіе Божіе". (Матѳ. XIX, 24; Марк. X, 25; Лук. XVIII, 25).
   18. Т. е. туда, гдѣ въ верхнемъ концѣ ущелья скалы горы слились опять въ одну сплошную стѣну.
   20. "Вступили въ край пустой". Мы увидимъ, что путники, подымаясь на гору Чистилища, влѣзаютъ отъ времени до времени по узкой горной дорожкѣ на уступъ, кругъ, кольцо или карнизъ; всѣ эти слова употребляетъ поэтъ для обозначенія семи отдѣловъ горы очищенія. "Именно всѣ отдѣлы чистилища состоятъ изъ семи уступовъ, обвивающихъ всю гору, образуя, слѣдовательно, круги. Кругъ, въ который теперь вступили поэты, самый низшій, и потому самый большой, такъ какъ здѣсь очищается худшій изъ грѣховъ -- высокомѣріе и гордость; такимъ образомъ уступы эти, по мѣрѣ восхожденія, становятся все меньше и меньше. Слѣдовательно, адъ и чистилище, при всемъ ихъ различіи, имѣютъ въ себѣ много сходнаго. Адъ -- это воронка, которая, чѣмъ болѣе идетъ вглубь, тѣмъ сильнѣе наказуетъ грѣшниковъ; чистилище -- это гора, и чѣмъ болѣе подымается она, тѣмъ слабѣе наказуются очищающіеся на ней; въ аду пространство круговъ становится тѣмъ меньше, чѣмъ глубже; здѣсь -- тѣмъ меньше, чѣмъ выше; въ аду пустота расположена съ внутренней стороны и души пусты, совершенно лишены внутреннихъ качествъ, добродѣтели и счастья; здѣсь пустота лежитъ съ внѣшней стороны и души должны освободиться отъ всякой привязанности къ внѣшнему міру; тамъ вѣчная мгла, здѣсь -- свѣтъ; тамъ скорбь составляетъ мученье, здѣсь -- она только средство къ блаженству". Каннегиссеръ.
   21. "Безлюднѣйшимъ названъ этотъ кругъ, гдѣ очищаются гордые, въ противоположность многочисленныхъ скитальцевъ, которыхъ встрѣчали поэты внизу горы, за чертою настоящаго чистилища". Ноттеръ.
   22. "Пустота, т. е. то воздушное пространство, которое окружаетъ гору; оно названо пустотой въ противоположность той полнотѣ божественныхъ сокровищъ, которыя ожидаютъ очищающихся на вершинѣ горы". Копишъ.
   24. "Слѣдовательно ширина его равнялась почти 18 футамъ". Филалетъ. -- "Длина трехъ человѣческихъ ростовъ имѣетъ аллегорическое значеніе: гордость выражается въ мысляхъ, словахъ и поступкахъ, или -- направлена противъ высшихъ, равныхъ и низшихъ". Ландино.
   28. На каждомъ уступѣ чистилища, какъ мы увидимъ, при вступленіи въ него представляются образцы той добродѣтели, которая противоположна грѣху или пороку, очищающемуся въ данномъ кругу; при выходѣ же изъ круга -- примѣры самаго порока и его послѣдствія. Первые названы поэтомъ бичами (плетями), которыя побуждаютъ души снискивать эту добродѣтель, чрезъ это душа уже сама собою очищается отъ противоположнаго порока; вторые -- уздою, удерживающею насъ отъ порока. "Очищеніе высокомѣрія состоитъ отчасти въ томъ, что высокомѣрные постоянно имѣютъ передъ глазами изваянные на боковой стѣнѣ круга образцы противоположной добродѣтели -- смиренія. Для обозначенія чистоты смиренія образцы эти изваяны на бѣломъ мраморѣ: онѣ то и составляютъ бичи гордости и находятся въ стоячемъ положеніи; наоборотъ, узду высокомѣрія составляютъ картины высокомѣрія, изображенныя на землѣ (XII, 16 и далѣе), по которой ходятъ и которую попираютъ обремененные тяжестью высокомѣрные". Каннегиссеръ.
   30. Въ подлинникѣ: Che, dritta, di salita aveva manco, въ другихъ -- Che dritta di salita aveva manco, т. e. на которую не было права восхода, или, другими словами, нельзя было восходить по причинѣ крутизны.
   32. Поликлетъ -- одинъ изъ знаменитѣйшихъ греческихъ скульпторовъ, жившій около 342 г. до Р. Х.. прославившійся особенно своимъ "Канономъ" или правилами для пропорцій человѣческаго тѣла, которому впослѣдствіи слѣдовали всѣ ваятели, какъ закону.
   34--36. Изваяніе, представляющее благовѣщенье Архангеломъ Гавріиломъ Дѣвѣ Маріи о томъ, что она родитъ Спасителя мира, черезъ что человѣчеству будетъ подаренъ истинный миръ и приготовится блаженство неба (снимется съ неба запретъ; въ подлинникѣ: Che aporse il ciel dal suo lungo divteto). Лук. 1, 26--28.
   40. "Ave" -- первое слово благовѣстія архангела: "Ангелъ вошедъ къ Ней, сказалъ: радуйся, Благодатная! Господь съ Тобою; благословенна Ты между женами". Лук. I, 28.
   42. Въ подлинникѣ: Che ad aprir l'alto amor volse la chiave, т. е. подвигла божественную любовь къ милосердію къ человѣчеству.
   44. "Се, Раба Господня; да будетъ Мнѣ по слову твоему" -- отвѣтъ Дѣвы Маріи архангелу (Лук. I, 38). Говоря объ этихъ словахъ, блаж. Августинъ восклицаетъ: "O vera humilitas quae Deum peperit hominibus!" -- также Бонавентура (Spec. B. V, с. 8): "Ancilla Domini, qua nulla humilior unquam fuit, nec est, nec erit in aeternum". -- "На всѣхъ уступахъ горы мы постоянно будемъ встрѣчать Дѣву Марію, какъ первый образецъ". Копишъ.
   47--48. Данте стоялъ слѣва отъ Виргилія ("гдѣ сердце у людей"), слѣдовательно, Виргилій былъ отъ него по правую руку. Эта вторая картина находилась, слѣдовательно, справа отъ первой.
   55--56. Библейское сказаніе о томъ, какъ царь Давидъ, собравъ израильтянъ, вознамѣрился перенести ковчегъ Божій изъ Ваала Іудина въ Іерусалимъ, и для того поставилъ его на новую колесницу, запряженную волами; но, устрашенный смертью левита Озы (стихъ 37), не повезъ его въ городъ Давидовъ, a обратилъ его въ домъ Аведдара, Геѳеянина. Спустя три мѣсяца, узнавъ, что Господь благословилъ тѣмъ Аведдара, Давидъ опять взялъ ковчегъ и понесъ его съ торжествомъ въ Іерусалимъ, принося на каждыхъ шести шагахъ въ жертву тельца и овна. Въ этотъ второй разъ ковчегъ везли не волы на колесницѣ, a несли люди. Въ картинѣ своей Данте не различаетъ эти два момента, и соединяетъ ихъ въ одну картину.
   57. Намекъ на библейскій разсказъ о смерти левита Озы, прикоснувшагося къ Божьему ковчегу, къ которому запрещено было прикасаться подъ страхомъ смерти. -- "И когда дошли до гумна Нахонова, Онъ простеръ руку свою къ ковчегу Божью (чтобы придержать его), и взялся за него: ибо волы наклонили его. Но Господь прогнѣвался на Озу; и поразилъ его Богъ тамъ же за дерзновеніе, и умеръ онъ тамъ у ковчега Божія". 2-я кн. Царствъ VI, 6--7. -- Съ тѣхъ поръ Оза сталъ представителемъ тѣхъ, которые, не имѣя къ тому призванія и права, вмѣшиваются въ церковныя дѣла, какъ міряне (такъ какъ левиты не принадлежали къ священникамъ).
   58. "Въ семь ликовъ", такъ въ Вульгатѣ и въ славянской Библіи, переведенной съ текста 70 толковниковъ: "Et erant cum David septem chori". 2-я кн. Царствъ VI, 12; въ еврейскомъ подлинникѣ и русскомъ переводѣ этихъ словъ нѣтъ Данте, конечно, пользовался лишь латинскимъ переводомъ -- Вульгатой.
   59--63. Т. е. ухо, не слышавшее пѣнія, говорило: "нѣтъ, не поютъ!" -- напротивъ, -- глаза, видя живое изображеніе поющихъ, утверждали; "Да, поютъ!" Точно также обоняніе и зрѣніе не соглашались между собой: послѣднее принимало дымъ всесожженій, тогда какъ первое отрицало его; съ такою правдою все это было изваяно, что чувства обманывались.
   64--65. "Давидъ скакалъ изъ всей силы предъ Господомъ; одѣтъ же былъ Давидъ въ льяняный ефодъ". 2-я кн. Царствъ, VI, 14.
   66. Въ подлинникѣ: E più men che re era in quel caso -- Онъ былъ здѣсь менѣе, чѣмъ царь, потому что въ смиреніи смѣшался съ толпой народа, и болѣе чѣмъ царь, потому что, какъ служитель Божій, снискалъ себѣ милость Господа.
   67. "Когда входилъ ковчегъ Господень въ городъ Давидовъ, Мелхола, дочь Саула (жена Давида), смотрѣла въ окно и, увидѣвши царя Давида, скачущаго и пляшущаго предъ Господомъ, уничижила его въ сердцѣ своемъ". 2-я кн. Царствъ, VI, 16.
   73--75. Исторически недоказанный анекдотъ (народная легенда) объ императорѣ Траянѣ. "Въ то время, когда онъ совсѣмъ уже собрался въ военный походъ, одна вдова, у которой былъ умерщвленъ сынъ, стала умолять его o правосудіи, при чемъ императоръ отложилъ походъ до тѣхъ поръ, пока не наказаль убійцу. Павелъ Діаконъ, передающій этотъ разсказъ, въ своей "Жизни св. Григорія Великаго", повѣствуетъ, что проходя черезъ Forum Traianum и вспомнивъ объ этомъ поступкѣ, Григорій много и сильно плакалъ въ храмѣ св. Петра о языческомъ заблужденіи столь кроткаго государя. Въ слѣдующую ночь Григорій услышалъ голосъ, говорившій ему: "Молитва твоя о Траянѣ услышана, но отнынѣ ты не долженъ никогда молиться о язычникахъ. Франческо ди Бути прибавляетъ къ этому, что Господь, по выслушаніи молитвы Григорія, въ наказаніе ему за то, что онъ молилъ о противозаконномъ, предложилъ ему на его выборъ: или пробытъ за это часомъ болѣе въ чистилищѣ, или всю жизнь страдать бедренною немощью. Григорій избралъ послѣднее". Филалетъ. -- "Этотъ анекдотъ впервые былъ разсказанъ, и притомъ не о Траянѣ, a объ Адріанѣ, Діакономъ Кассіо (1. XIX, с. 5); затѣмъ объ освобожденіи души Траяна изъ ада заступничествомъ св. Григорія говорилъ Діаконъ Джіованни (въ его Vita St. Greg. III. IV, e. 44). Легенда эта была въ общей вѣрѣ въ средніе вѣка, и даже самъ Ѳома Аквинскій вѣрилъ въ ея правдивость: "Damascenus in sermone suo, de Defunct., narrat quod Gregorius pro Trajano orationem fundens, audivit vocem sibi divinitus dicentem: Vocem tuam audivi et veniam Trajano do; cujus rei, ut Damascenus dicit in dicto sermone, testis est Oriens omnis et Occidens. Sed constat Trajanum in inferno fuisse... De facto Trajani hoc modo potest probabiliter aestimari, quod precibus B. Gregorii ad vitam fuerit revocatus, et ita gratiam consecutus sit etc. Ѳома Акв. Sum. Theol. p. III, suppl. qu. LXXI, art. 5. На эту легенду Данте также намекаетъ Рая XX, 44, 45, 106". Скартаццини.
   75. "Въ бой великій", т. е. съ адомъ за спасеніе души Траяна.
   80--81. Данте, повидимому, не зналъ, что римскіе орлы были литые изъ золота, и представлялъ ихъ себѣ вышитыми золотомъ на знаменахъ.
   82--93. Весь этотъ разговоръ почти буквально заимствованъ изъ Павла Діакона. Сличи у Филалета. Позднѣйшая легенда прибавляетъ, что убійцей сына вдовы былъ сынъ самого Траяна. Императоръ предложилъ вдовѣ на выборъ: казнить убійцу, или чтобы она взяла его на мѣсто убитаго сына. Она избрала послѣднее.
   94--95. "Слѣдовательно, самъ Господь создатель этихъ образовъ, которые, какъ здѣсь, такъ и въ другихъ мѣстахъ, заимствованы то изъ Библіи, то изъ всемірной исторіи, нерѣдко даже изъ языческой миѳологіи; и это вполнѣ справедливо, такъ какъ здѣсь дѣло идетъ единственно лишь объ изображеніи фактовъ: для Бога же боговъ ненавистенъ каждый порокъ, достойна любви каждая добродѣтель, къ какому бы ученію, христіанскому или языческому, ни принадлежало порочное или добродѣтельное". Штрекфуссъ.
   98. "Въ трехъ изображенныхъ здѣсь картинахъ мы видимъ: въ первой смиреніе, совершенно покорное волѣ Божіей, во второй -- пренебрегающее мнѣніемъ міра сего и въ третьей -- побѣждающее собственныя страсти". Копишъ.
   100. "Такъ какъ Виргилій стоитъ теперь (стихъ 53) по лѣвую руку отъ Данте, то мы должны себѣ представить, что души приближаются къ поэтамъ съ лѣвой стороны горы". Филалетъ.
   111--112. "Опять обращеніе къ читателю. Здѣсь, по мнѣнію Данте, читателя могутъ поразить дна обстоятельства: во-первыхъ, самыя муки, т. е. родъ ихъ или очищеніе, и в-вторыхъ -- продолжительность мукъ. На это поэтъ отвѣчаетъ, что эти муки, какъ средство, причиняющее боль, необходимы для удовлетворенія, и что онѣ могутъ продлиться по высшей мѣрѣ лишь до дня Страшнаго суда, когда добрые будутъ отдѣлены отъ злыхъ и когда очищеніе достигнетъ своего конца; вся земля погибнетъ вмѣстѣ съ горой Чистилища и, надобно припомнить, для злыхъ наступитъ иное и притомъ болѣе мучительное состояніе по причинѣ новой тѣлесной оболочки, какую они облекутъ тогда (Ада VI, 98, 111), и имъ будутъ дано иное мѣстпребываніе". Каннегиссеръ.
   107. "Гласъ добраго намѣренія" -- обратиться къ Богу чрезъ покаяніе.
   111. Т. е. небесную славу, которая послѣдуетъ за этими муками. "Ибо думаю, чти нынѣшнія временныя страданія ничего не стоятъ въ сравненіи съ тою славою, которая откроется въ насъ". Посл. Римл. VIII, 18.
   115. "При сравненіи плана чистилища съ планомъ ада, становится очевиднымъ, что грѣхи невоздержанія (Ада XI, 82), или, что равнозначуще, грѣхи любви, уклонившейся отъ своего порядка (Чистилища XVII, 124 и слѣд.), поставлены въ обоихъ мѣстахъ на одну доску. Наоборотъ, -- злоба, цѣль которой обида (Ада XI, 22--23), или злоба, имѣющая послѣдствіемъ страданіе ближняго (Чистилища XVII, 113), раздѣлена въ аду по средству -- насилію и обману, въ чистилищѣ же по цѣли: возвышенію, могуществу и мщенію, при чемъ отдѣльныя формы опять подразделяются по намѣренію, съ какимъ они употреблены въ дѣло. Единственно существенное различіе состоитъ не столько въ томъ, что нерадѣніе и гнѣвъ, помѣщенные въ аду въ одномъ кругу, въ чистилищѣ раздѣлены на двое, сколько въ томъ, что въ системѣ ада оба грѣха отнесены къ невоздержанію, въ чистилищѣ же сюда отнесено одна нерадѣніе, гнѣвъ же причисленъ къ неправдѣ. Причина этому лежитъ въ различномъ принципѣ дѣленія неправды или оскорбленія, наносимаго ближнимъ, именно въ томъ, что чистилище ставить на первомъ планѣ цѣль, которую достигаетъ самый гнѣвъ, a не форму". Каннегиссеръ.
   118--120. "Здѣсь, въ первомъ и, стало быть, самомъ обширномъ кругу, очищаются отъ грѣха своего высокомѣрные тѣмъ, что низко придавленные къ землѣ тяжкими грузами, обходятъ вокругъ горы. Какъ въ жизни они ходили, не чувствуя бремени своего недостатка, съ высоко поднятой головой такъ идутъ они теперь подъ гнетомъ этой тяжести, смиренно пригнутые къ землѣ, и только теперь узнаютъ, чего стоитъ каждое человѣческое преимущество и возникающая изъ него слава, и какъ шатко основаніе, на которомъ зиждется человѣческая гордость. -- Что Данте не могъ тотчасъ издали признать въ согбенныхъ вида человѣческаго, объясняется этимъ приниженнымъ къ землѣ положеніемъ ихъ". Штрекфуссъ.
   121--123. "Воззваніе къ людямъ, съ напоминаніемъ, чтобы ни въ своемъ земномъ не вполнѣ развитомъ, даже въ нѣкоторомъ смыслѣ противорѣчащемъ истинному творческому закону, состояніи души своей не принимали себя за нѣчто особенно важное и чрезъ то не впадали въ высокомѣріе, столь жестоко здѣсь наказуемое". Ноттеръ.
   124--126. "Человѣку опредѣлено въ этой жизни изъ земного червя ("Человѣкъ, который есть червь, и сынъ человѣческій, который есть моль". Іовъ XXV, 6) стать бабочкой небесной; его земное состояніе похоже на недоконченное развитіе бабочки въ коконѣ, даже въ нѣкоторомъ отношеніи на неудавшееся образованіе, -- въ томъ именно отношеніи, что вслѣдствіе первороднаго грѣха природа наша утратила свое первоначальное достоинство; и при такомъ неразвитомъ состояніи мы еще гордимся?" Филалетъ.
   130--134. Такъ называемыя каріатиды.
   139. "Муки чистилища не составляютъ, какъ муки ада, продолженія внутренняго состоянія грѣшника на землѣ, но онѣ скорѣе представляютъ его противоположность, чрезъ что онѣ именно и получаютъ значеніе эпитиміи и очищенія". Филалетъ.
  

ПѢСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ.

  
   1--3. Переложеніе Молитвы Господней "Отче нашъ" въ стихъ, "перифразъ, говоритъ Томазео, не недостойный Данте, но все-таки не болѣе какъ перифразъ". Въ переводѣ я старался какъ можно ближе держаться итальянскаго подлинника и, гдѣ можно, удерживалъ выраженія молитвы въ славянскомъ подлинникѣ. -- Молитва есть наилучшее доказательство смиренія; поэтому-то и молятся здѣсь высокомѣрные, a такъ какъ нѣтъ ни одной молитвы совершеннѣе той, которую Самъ Христосъ преподалъ ученикамъ своимъ, то поэтому поэтъ и влагаетъ въ уста высокомѣрныхъ не иную, a именно эту молитву съ небольшими, частью распространяющими и объясняющими, частью вызванными потребностью стиха измѣненіями". Каннегиссеръ.
   2. Въ подлинникѣ: Non circonscritto, ma per più amore, намекъ на изреченіe: "Небо и небо небесъ не вмѣщаютъ Тебя" (III Кн. Царствъ VIII, 27), также "Deus nulla corporali loco clauditur". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. I, 2. qu CII. art. 1, -- Сличи также Рая XIV, 30: "Non sirconscrilto e tutto circonscrive". "И на престолѣ былъ еси, Христе, со Отцемъ и Духомъ, вся исполняяй неописанный". Тропарь на св. Пасху.
   3. "Первый сонмъ" (въ подлинникѣ: primi offetti). "Первый сонмъ, или первыя созданія творческой силы Господней суть духи и небеса, жилище блаженныхъ, созданные прежде человѣка. Богъ, находится повсюду: но къ его собственной духовной сущности приближены лишь одни существа болѣе совершенныя, помѣщающіяся, по ученію Данте, въ самомъ высшемъ небѣ свѣта, въ свободномъ эмпиреѣ (Рая XXXIII). Такимъ образомъ, ничѣмъ неописанный и неограниченный Богъ простираетъ свое отдаленнѣйшее дѣйствіе и на Люцифера помѣщеннаго, какъ виновника зла, въ тѣснотѣ земли. Слѣдовательно, все находится въ Богѣ, какъ доброе, такъ и злое". Копишъ.
   4--6. Въ этой терцинѣ обозначаются три лица св. Троицы: сила или всемогущество означаетъ Бога Отца, имя -- Бога Сына, и дыханіе -- Бога Духа Св. (Ада III, 5--6). Въ тѣсномъ смыслѣ дыханіе можетъ означать и вообще премудрость Божію и употреблено здѣсь въ ветхозавѣтномъ смыслѣ: "Она есть дыханіе силы Божіей и чистое изліяніе силы Вседержителя". Премудр. Солом. VII, 25.
   7--9. "Данте самъ старался найти когда-то удовлетвореніе души своей въ треволненіяхъ житейскихъ, но не могъ найти тамъ Божьяго мира". Ноттеръ.
   13--15. "Души молятся здѣсь лишь за себя самихъ, a не такъ, какъ въ стихѣ 19, и за живущихъ; поэтому, испрашивая себѣ хлѣбъ насущный, или, какъ въ подлинникѣ поэтично сказано: "манну", они просятъ себѣ не земного хлѣба, a укрѣпленія и просвѣщенія своей души съ неба, безъ чего одинъ разумъ ведетъ лишь вспять, a не впередъ". Штрекфуссь. -- "Небесный хлѣбъ есть божественное ученіе, сходящее свыше, слово Божіе, олицетворенное въ хлѣбѣ Тайной Вечери (Чистилища XII, 98 и слѣд.)" Копишъ.
   22--24. Находясь въ чистилищѣ, души не могутъ уже отпасть отъ Бога, почему и искушеніе не можетъ вредить имъ (потому въ стихѣ 21 онѣ не говорятъ: избави насъ, но просто: избави), какъ людямъ и душамъ, находящимся еще внѣ чистилища и охраняемымъ тамъ отъ искушеній ангелами (чистилища VIII, 98 и слѣд.). Слѣдовательно, это послѣднее прошеніе онѣ обращаютъ къ Богу, не ради себя, но ради живущихъ на землѣ, и тѣмъ самымъ обнаруживаютъ въ себѣ наиболѣе смиренія.
   20--27. Здѣсь выражены величина и продолжительность ношенія тяжестей, коими угнетены души. Во снѣ намъ нерѣдко представляется противоестественное и невозможное, также чувство сильной угнетающей насъ тяжести, извѣстной подъ именемъ кошмара.
   30. Т. е. грѣхи и въ частности прегрѣшенія гордости.
   33. Т. е. души въ чистилищѣ могутъ лишь молиться за живыхъ, живые же могутъ помочь очищающимся какъ молитвами, такъ и дѣлами. "Ista tria -- Eucharistia, eleemosyna et oratio -- ponuntur quasi praecipua mortuorum subsidia; quamvis quaecumque alia bona quae ex charitate fiunt pro defunctis, eis valere credenda sint". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. III, suppl. qu. LXXI, art. 9.
   37. Слова эти говоритъ Виргилій, какъ прямо сказано ниже въ стихѣ 40 и слѣд.
   37--39. Смыслъ тотъ: да сократитъ срокъ вашихъ очистительныхъ мученій правосудіе и милосердіе Божіе. "Во всѣхъ дѣлахъ Божіихъ, говоритъ Ѳома Аквинскій, проявляется его правосудіе и милосердіе, и если состраданіе Божіе имѣетъ участіе и при осужденіи грѣшниковъ (ибо оно наказуетъ ихъ всегда менѣе, нежели сколько они заслуживаютъ), то правосудіе его тѣмъ болѣе является при освобожденіи душъ изъ чистилища". Vol. I, quaest. 21, art. IV.
   40. "Здѣсь нельзя не замѣтить, что Виргилій, который въ аду самъ всегда рѣшалъ всѣ вопросы, здѣсь, въ чистилищѣ, постоянно освѣдомляется о дорогѣ у тѣней. Разумъ можетъ узнать грѣхъ, какъ таковой, онъ можетъ и долженъ сопутствовать на пути къ очищенію. Но на этомъ пути онъ самъ по себѣ не вѣрный вождь; только одна вѣра безошибочно ведетъ насъ къ духовному и нравственному усовершенствованію". Штрекфуссъ.
   46--47. Т. е. моему вождю, Виргилію.
   47. Потому что тѣни придавлены камнями къ землѣ.
   49. По берегу, т. e. по уступу, или по краю уступа, окружающаго гору. Тѣни идутъ слѣва, почему поэты, чтобы идти вмѣстѣ съ ними, должны идти направо.
   58. Латинянинъ, т. е. итальянецъ.
   63. "Общую намъ мать", т. е. землю. "Много трудовъ предназначено каждому человѣку, и тяжело иго на сынахъ Адама, со дня исхода изъ чрева матери ихъ до дня возвращенія къ матери всѣхъ" Премудр. Іис. сына Сирахова, XL, 1.
   67. Объ этомъ Омберто (Гумбертъ), равно и объ отцѣ его Гюльельмо (стихъ 59), мало извѣстно. Оба графа Альдобрандески принадлежали къ фамиліи Сантафіоре (чистилища VI, 111 и примѣч.) и постоянно находились во враждѣ съ сосѣдней республикой Сьенской. Въ 1259 г. Омберто, сынъ Гюльельма (или Великаго Тосканца, Gran Tosco, какъ (сказано въ подлинникѣ), былъ умерщвленъ (задушенъ) недалеко отъ Сьены къ замкѣ своемъ Кампаньянисо (въ долинѣ р. Омброне, въ Мареммѣ). Но нѣкоторымъ сказаніямъ, убійцами его были переодѣтые монахами сьенскіе патриціи. Филалетъ и Скартаццини.
   79. Одеризи (въ переводѣ Одерижи для риѳмы) изъ Агуббіо или Агоббіо (нынѣ Губбіо), города изъ герцогства Урбино, былъ знаменитый во времена Данте миніатюрный живописецъ, много работавшій для папской библіотеки. Вазари говоритъ о немъ, въ своей жизни Джьотто, слѣдующее: "Въ то время жилъ въ Римѣ близкія пріятель Джьотто, -- чтобы не умолчать ничего, что въ отношеніи искусства достойно упоминанія, -- Одерзии изъ Агуббіо, отличный миниіатюристъ своего времени". -- Бенвенуто да Имола говоритъ, чти онъ работалъ въ Болоньѣ и очень гордился своимъ искусствомъ"
   81. Миніатюрная живопись называется по-итальянски miniare (отъ слова minio, красная краска, сурикъ), по-французски enluminer.
   83. Франко изъ Болоньи. О немъ говоритъ Вазари слѣдующее: "Гораздо лучшимъ мастеромъ, чѣмъ Одеризи изъ Агуббіо, былъ Франко изъ Болоньи, миніатюристъ, производившій для того же папы (Бонифація VIII) въ той же библіотекѣ и въ то же самое время много очень хорошихъ работъ". Нѣкоторые полагаютъ (впрочемъ ошибочно), чти Франко былъ ученикомъ Одеризи умершаго въ 1300 году; Франко жилъ еще 13 лѣтъ послѣ него.
   85--87. "Не безъ намѣренія выставилъ здѣсь Данте такого незначительнаго живописца, какъ Одеризи, примѣромъ высокомѣрной самоувѣренности и гордости, заставляя его считать свои маленькія картинки за что-то необычайно важное, могущее упрочить ему видное мѣсто между людьми". Ноттеръ.
   91--93. "О, тщетная слава человѣческаго генія! какъ кратковременны твои зелень и цвѣтъ, если только не наступитъ время невѣжества и отсутствія талантовъ"! Поэтъ хочетъ сказать, что слава первыхъ художниковъ помрачается послѣдующими: такъ славу Одеризи помрачилъ Франко, славу Чимабуэ -- Джьотто". Фратичелли.
   94. Чимабуэ Джьованни (1240--1300 г.), изъ знатной флорентинской фамиліи, былъ въ теченіе своей жизни первымъ живописцемъ во Флоренціи, что доказывается не только этимъ мѣстомъ у Данте, но и примѣчаніемъ къ нему древнѣйшаго комментатора Божественной Комедіи, Оттимо Комменто, гдѣ говорится: "nella citta di Firenze pintore ne tempi del'autore nobile molto, ch' uomo sapesse". Онъ, кажется, одинъ изъ первыхъ сталъ освобождаться отъ вліянія суроваго византійскаго стиля; ему впрочемъ недоставало знанія перспективы. Но Оттимо Комменто, онъ имѣлъ характеръ гордый и гнѣвный. На могилѣ его въ Санта Марія дель Фіоре (Duomo) находилась, по Вазари, слѣдующая надпись, которая, какъ полагаютъ (по сходству съ цитируемымъ мѣстомъ Чистилища), сочинена Данте:
  
   Credidit ut Cimabos picturae castra tenere,
   Sic tenuit vivus, nunc tenet astra poli.
  
   95. "Джьотто", также флорентинецъ, современникъ и другъ Данте, ученикъ Чимабуэ, затмившій славу своего учителя. Онъ родился, по однимъ, въ 1276 г., по другимъ, въ 1265 (въ одинъ годъ съ Данте) въ Веспиньяно, около Флоренціи, гдѣ пасъ въ дѣтствѣ овецъ. Здѣсь, какъ говорятъ, Чимабуэ нашелъ его рисующаго на каменной плитѣ овцу. Замѣтивъ къ немъ талантъ, онъ взялъ Джьотто къ себѣ въ ученики. Вскорѣ слава Джьотте распространилась по всей Италіи; онъ работалъ къ Римѣ, Ассизи, Неаполѣ, Пизѣ и Падуѣ. Папа Бенедиктъ XI и Робертъ, король неаполитанскій, были его покровителями. Вазари говоритъ: "Fu Giotto amico grandissimo di Dante; e il ritrasse nella cappella del palagio del Podestà, di Firenze". Портретъ этотъ найденъ въ 1840 г. по снятіи съ этой цѣлію известки съ фресокъ на стѣнахъ кладовой тюрьмы, бывшей нѣкогда капеллой дворца подесты во Флоренціи. Джьотто рѣшительно отвергъ, какъ образцы, старинные типы греческой живописи, его фигуры отличаются мягкостью, граціей и выразительностью, также естественностью драпировки ихъ одеждъ. Нѣкоторыя изъ его картинъ вызывали удивленіе даже Рафаэля и Микель-Анджело. Онъ вмѣстѣ съ тѣмъ былъ великій архитекторъ, безсмертнымъ памятникомъ чему служитъ его величественная Campanile флорентинскаго собора. Онъ пережилъ друга своего Данте, -- умеръ въ 1336 году 60-ти лѣтъ отъ роду.
   97. "Данте живописи приравниваетъ и поэзію: и здѣсь одинъ превосходитъ другого, послѣдующій поэтъ -- предшествовавшаго; слѣдовательно, и здѣсь мы должны учиться смиренію и скромности". Каннегиссеръ. -- "Почета въ поэзіи" (въ подлинникѣ: Lagloria della lingua) -- собственно въ итальянской, находившейся въ началѣ періода своего развитія; въ ту пору на итальянскомъ языкѣ еще мало писали.
   98. "Какихъ двухъ Гвидо разумѣетъ здѣсь Данте, -- о томъ не всѣ комментаторы согласны между собою; большинство однакожъ видятъ здѣсь Гвидо Кавальканти (Ада X, Примѣч. къ 53; 63) и Гвидо Гвиничелли (Чистилища ХХІІ 92 и слѣд.) и объясняютъ это мѣсто такъ: Гвидо Кавальканти, философъ и поэтъ флорентинскій, затемнитъ славу Гвидо Гвиничелли болонскаго. Другіе подъ первымъ Гвидо разумѣютъ Кавальканти, подъ вторымъ -- Guido il Guidice Guido delle Colonne; наконецъ третьи (къ которымъ принадлежитъ Филалетъ) разумѣютъ подъ однимъ Гвиничелли, подъ другимъ -- Гвиттоне д'Ареццо (Чистилища XXIV, 56 и XXVI, 124), что, однако, противорѣчитъ тому мнѣнію, какое высказано Данте объ этомъ послѣднемъ поэтѣ въ указанныхъ мѣстахъ чистилища. Дѣйствительно, Гвидо Кавальканти былъ первый итальянскій поэтъ, заслуживающій имени поэта; въ его стихахъ съ нѣжнымъ изяществомъ лучшихъ трубадуровъ столько естественности и простоты, что они наполняютъ душу сладостнымъ чувствомъ. Эти обстоятельства и авторитетъ всѣхъ древнихъ комментаторовъ слишкомъ ясно говорятъ въ пользу общепринятаго толкованія этого мѣста. Гвиничелли умеръ въ 1276 г., Кавальканти -- въ 1301". Скартаццини.
   99. И относительно этого стиха толкователи несогласны между собой: по однимъ, и притомъ по большинству, Данте говоритъ здѣсь о самомъ себѣ, какъ о будущемъ помрачителѣ славы обоихъ Гвидо; другіе думаютъ, что Данте говоритъ здѣсь вообще о непрочности человѣческой славы. И это послѣднее мнѣніе, повидимому, самое вѣрное: иначе было бы очень странно, чтобы не сказать болѣе, что поэтъ такъ высоко выставляетъ себя и притомъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ онъ представляетъ намъ примѣры смиренія, гдѣ изображаетъ наказаніе гордости и проповѣдуетъ о смиреніи. Этого послѣдняго мнѣнія держится и знаменитый американскій переводчикъ Данте, поэтъ Лонгфелло.
   103--105. Конструкція этой терцины нѣсколько темна въ подлинникѣ. Данте хочетъ сказать: будемъ ли мы славнѣе черезъ то, что умремъ въ старости или въ дѣтскомъ возрастѣ, прежде чѣмъ начнемъ лепетать первыя слова: папа, мама (въ подлинникѣ: il pappo, -- хлѣбъ, папа, и dindi -- деньги на дѣтскомъ языкѣ), или, другими словами, -- умремъ ли мы стариками, или безсловесными дѣтьми, -- будетъ ли какая разница относительно нашей славы черезъ тысячу лѣтъ? A тысяча лѣтъ въ сравненіи съ вѣчностью гораздо короче, чѣмъ мановенье вѣкъ нашихъ въ сравненіи съ движеніемъ того небеснаго круга, который вращается всего медленнѣе. Кругъ же, всего медленнѣе вращающійся въ небѣ, есть кругъ неподвижныхъ звѣздъ, который, по Птоломею, совершаетъ свой оборотъ въ 36,000 лѣтъ. Слѣдовательно, слава наша преходяща и кратковременна, какъ говоритъ Тацитъ; "quem illum tanta superbia esse, ut aeternitatem nominis spe praesumat?" Бруноне Біанки. По другимъ: "Данте разумѣетъ здѣсь то медленное движеніе неподвижныхъ звѣздъ, которое извѣстно въ астрономіи подъ именемъ передвиженія равноденствія. При этомъ звѣзды, по мнѣнію Данте, высказанному въ его Convivio, подвигаются на 1° впередъ въ 100 лѣть, a по новѣйшимъ вычисленіямъ -- въ 72 года". Штрекфуссъ.
   109--114. Тотъ, о комъ здѣсь говорятъ и который на вопросъ Данте прямо поименованъ въ стихѣ 121, есть нѣкто Провенцано Сальвани изъ Сьены (біографическія о немъ свѣдѣнія у Филалета). Сильный поборникъ гибеллинской партіи, онъ прославился какъ въ войнѣ, такъ въ мирѣ. Онъ стоялъ во главѣ правительства въ Сьенѣ, когда флорентинскіе гвельфы были разбиты при Монтаперти (4-го сентября 1260 г.}, -- "Superbissima persona e uomo di grande affare", говоритъ Ландино. Съ паденіемъ Манфреда могущество гибеллиновъ пало, и Флоренція опять перешла въ руки гвельфовъ (1267 г.)" Въ 1269 году онъ опять стоялъ во главѣ правительства, когда Сьенцы были на голову разбиты флорентинскими гвельфами при Колле ди Вальдельза, въ отмщеніе за Монтаперти, при чемъ "Сальвани былъ взятъ въ плѣнъ; ему отрубили голову и воткнувъ на пику, носили по всему непріятельскому лагерю. Этимъ вполнѣ оправдалось предсказаніе, полученное имъ отъ дьявола путемъ волхвованія, и превратно имъ понятое", -- прибавляетъ Виллани, -- "ибо дьяволъ, вынужденный отвѣчать, что случится съ нимъ въ эту кампанію, коварно отвѣчалъ: "Anderai e combatterai, vincerai no, morrai alla battaglia, e la tua testa fia la più alta del campo", -- слова, понятыя Сальвани въ томъ смыслѣ, что онъ останется побѣдителемъ въ битвѣ. Виллани lib. VII, с. 31. -- "Вступивъ въ управленіе городомъ Сьеной, гвельфы въ томъ же году разрушили всѣ дома и уничтожили всякое воспоминаніе о Сальвани". Акваронъ. Dante in Siena, pag. 112--123.
   115--117. T. е. солнце, которое вызываетъ теплотой своей молодую травку и ею же сушить и обезцвѣчиваетъ ее. Точно такъ и время, рождающее славу и снова уничтижающее. -- "Всякая плоть -- трава, и вся красота ея, какъ цвѣтъ полевой". Исаіи ХL, 6; также: Премудр. Іис. с. Сиpax. XIV, 18.
   123. Въ подлинникѣ: "Такой монетой платятъ здѣсь". -- "Ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до послѣдняго кодранта". Матѳ, V, 26.
   127--132. Данте зналъ", что Провенцанъ Галивани умеръ слишкомъ 30 лѣтъ тому назадъ и до смертнаго одра медлилъ принесть покаяніе въ грѣхахъ своихъ; съ другой стороны, Данте слышалъ отъ Белакви (Чистилища IV, 127--135), что души, отлагающія свое покаяніе до послѣдней минуты жизни, должны оставаться въ преддверіи чистилища и, если имъ не помогутъ молитвы за нихъ добрыхъ сердецъ, допускаются въ истинное чистилище не прежде, какъ исполнится срокъ, равный тому, какой онѣ прожили на свѣтѣ; поэтому -- спрашиваетъ Данте -- какъ же былъ впущенъ Сальвани въ первый кругъ чистилища тотчасъ послѣ смерти, такъ какъ, онъ здѣсь носитъ грузъ свой со дня кончины? (стихъ 124).
   133--138. "Этотъ другъ Сальвани назывался, по словамъ Бути, Винея или Винья. Здѣсь намекается на слѣдующій фактъ, записанный у Ландино. "Король Карлъ Анжуйскій заключилъ въ тюрьму друга Сальвани и наложилъ на него пеню въ 10,000 золотыхъ флориновъ, которые онъ обязанъ былъ выплатить въ теченіе мѣсяца; въ противномъ случаѣ грозилъ ему смертной казнію. Вѣсть объ этомъ пришла къ мессеру Провенцану, который, страшась за жизнь друга, велѣлъ поставить скамью на коврѣ посреди площади въ Сьенѣ, сѣлъ на нее и униженно умолялъ Сьенцевъ, не помогутъ ли они ему въ этой нуждѣ посильнымъ взносомъ денегъ, не принуждая къ тому никого, но смиренно прося у нихъ помощи. Сьенцы, видя своего повелителя, обыкновенно столь надменнаго, a теперь униженно просящаго, сжалились надъ нимъ, и каждый, по мѣрѣ средствъ своихъ, подалъ ему помощь. Король Карлъ получилъ 10,000 флориновъ, и плѣнникъ былъ выпущенъ изъ тюрьмы столь нечистаго короля". Скартаццини. -- Легко понять, какъ такой смиренный поступокъ долженъ былъ взволновать кровь (въ подлинникѣ: Si condusse a tremar per ogni vena) въ груди надменнаго Сальвани. Этотъ разсказъ помѣщенъ у Оттимо и въ Anonimo Fiorentino и у другихъ комментаторовъ. Винея или Винья сражался за Конрадина Гогенштауфена противъ Карла I Анжуйскаго и взятъ въ плѣнъ въ несчастномъ сраженіи при Гагліяскоццо.
   139--141. "Пророческій намекъ на то, что Данте самъ вскорѣ очутится въ такомъ же положеніи, какъ и Провенцанъ, т. е. въ горькой необходимости вымаливать у друзей и благодѣтелей милостыню для поддержанія себя въ изгнаніи". Каннегиссеръ. -- "Твой народъ (въ подлинникѣ: і tuoi vicini, -- сосѣди) не поступитъ такъ, какъ Провенцанъ Сальвани, когда взносомъ наложенной на тебя денежной пени можно было бы возвратить тебя изъ изгнанія". К. Витте.
   142. Т. е. этотъ поступокъ (тутъ Одеризи отвѣчаетъ на предложенный ему Данте вопросъ) освободилъ Сальвани отъ обязанности пробыть много лѣтъ въ преддверіи чистилища. "Слѣдовательно, не однѣ только молитвы по усопшимъ, но и ихъ собственныя добрыя дѣла могутъ, повидимому, сократить срокъ пребыванія передъ вратами чистилища, особенно, если эти дѣла находятся въ прямой противоположности съ главнымъ грѣхомъ очищающихся усопшихъ". Ноттеръ. -- "Сколько ты великъ, столько смиряйся, и найдешь благодать у Господа". Премудр. Іис. с. Сирах. III, 18.
  

ПѢСНЬ ДВѢНАДЦАТАЯ.

  
   1--2. Данте вмѣстѣ съ Одеризи идетъ ровнымъ шагомъ и съ склоненной къ землѣ головой, какъ кающійся въ грѣхѣ гордости, подъ однимъ и тѣмъ же ярмомъ высокомѣрія. Сравнивая себя съ воломъ, идущимъ подъ ярмомъ, поэтъ желаетъ показать укрощеніе гордости своего сердца: "Человѣкъ, скорбящій о великости бѣдствій, который ходитъ поникши и уныло, и глаза потусклые, и душя алчущая воздадутъ славу и правду Тебѣ" Господи!". Варухъ II, 18. -- Подобное выраженіе встрѣчается въ Иліадѣ Гомера (XIII, 703--707, перев. Гнѣдича):
  
   Такъ плуговые волы по глубокому пару степному,
   Черные, крѣпостью равные, плугъ многосложный волочатъ;
   Потъ при корняхъ ихъ роговъ пробивается крупный, но дружно
   Она, единымъ блестящимъ ярмомъ едва раздѣляясь,
   Дружно идутъ полосой и земли глубину раздираютъ.
  
   3. Данте смиренно уподобляетъ себя ребенку, къ которому приставленъ дядька-пѣстунъ. -- аконъ былъ для насъ дѣтоводителемъ къ Христу, дабы намъ оправдаться вѣрою". Посл. къ Галат. III, 21.
   4--5. "Съ латинскаго: Velis remisque contendere, т. е. здѣсь каждый долженъ напрягать всѣ свои силы къ пути къ нравственному усовершенствованію". Скартаццини.
   8--9. Т. е. тѣло выпрямилось, но духъ мой, приниженный зрѣлищемъ казни гордыхъ, не только наставленіями Одеризи, не послѣдовалъ его примѣру. Изъ Чистилища XIII, 136--138, увидимъ, что кругъ этотъ особенно озабочиваетъ Данте, сознающаго въ своей совѣсти склонность къ гордости.
   11--12. Т. е. мы не были обременны тяжестями, какъ души горделивыхъ, и потому легко и скоро обогнали ихъ къ пути. По Копишу, они легки отъ ревности къ усовершенствованію.
   16--18. "Здѣсь разумѣются надгробныя плиты въ полу притворовъ католическихъ церквей, въ отличіе отъ тѣхъ гробницъ которыя устраиваются стоймя вдоль церковныхъ стѣнъ". Лонгфелло.
   21. "Скорбь воспоминанія о милыхъ усопшихъ, оживляемая какъ внѣшнимъ, такъ и внутреннимъ поводомъ терзаетъ (въ подлинникѣ -- подстрекаетъ: dà delle calcagne) однихъ только благочестивыхъ людей на пути къ облагороженію". Штрекфуссъ.
   24. "Изображенія благодатнаго смиренія представлены въ стоячемъ положеніи по бокамъ утеса; изображенія повергнутаго высокомѣрія помѣщены на пути, по которому идутъ высокомѣрные -- по весьма понятной причинѣ (сличи стихи 70--72): эти картины должны склонять взоры высокомѣрныхъ книзу, слѣдовательно, побуждать ихъ къ смиренію". Штрекфуссъ.
   25--63. Мною удержано искусственное строеніе терцинъ, начиная отъ этого стиха до 63-го. Четыре первыя терцины начинаются всѣ словами: "Я зрѣлъ" (въ подлинникѣ: Vedea); слѣдующія четыре -- восклицаніемъ: "О!"; третьи четыре -- словомъ: "Являлъ"; затѣмъ слѣдуетъ терцина, въ которой повторены всѣ эти слова. -- "Въ этихъ изображеніяхъ представлено наказаніе, которому подвергаются гордые еще на землѣ, при чемъ миѳологія смѣшана поэтомъ съ истиной, такъ какъ, въ глазахъ Данте, миѳологія -- символъ и остатки исторіи". Фратичелли.
   25--28. Люциферъ или Сатана, свергнутый съ неба за гордость свою (Ада XXXIV, 17 и слѣд.). Онъ сотворенъ благороднѣйшимъ между всѣми прочими ангелами. (Ада XXXIV, примѣч. 17, 18 и 35). Ѳома Аквинскій (Sum. Theol. P. I, qu. LXIII, art. 7) приводить слова Св. Григорія: "Primus Angelus qui peccavit, dum cunctis agminibus Angelorum praelatus eorum claritatem transcenderet, ex eorum comparatione clarior fuit".
   25. "Съ одной руки", т. е. съ одной стороны дороги, по которой идутъ поэты "Съ другой руки" (стихъ 28), насупротивъ Люцифера изображенъ Бріарей. Первый представленъ падающимъ, какъ молнія, по слову евангелія: "Я видѣлъ сатану, спадшаго съ неба, какъ молнію". Лука X, 18. -- Сличи Ада XXXIV, примѣч. къ 17 и 18.
   28. Бріарей -- "одинъ изъ сторукихъ гигантовъ греческой миѳологіи, сражавшійся за боговъ въ войнѣ ихъ противъ титановъ; онъ поражалъ враговъ обломками скалъ. Данте, повидимому, ошибочно смѣшиваетъ его съ титанами, имъ побѣжденными" (Ада XXXI, 44--45). Штрекфуссъ.
   31--33. Аполлонъ, Минерва (Паллада) и Марсъ изображены въ тотъ моментъ, когда были побѣждены гиганты; всѣ трое еще во всеоружіи стоятъ вокругъ отца своего -- Юпитера. Въ подлинникѣ: Mirar le membra de' Giganti sparte, глядятъ на разбросанные члены гигантовъ, въ подражаніе Овидію:
  
   Пѣвалъ я плектрономъ важнымъ гигантовъ
   И по Флегрейскимъ полямъ побѣднымъ молній удары.
   Превращенія 1, X, ст. 160, 151.
  
   34. "Нимвродъ", сильный ловецъ предъ Господомъ (Бытія X, 8 и проч.), первый царь вавилонскій, начавшій въ долинѣ Сеннаара трудъ великій (въ подлинникѣ: gran lavoro), т. е. Вавилонскую башню (Бытія XI, 1--6). Онъ смотритъ на картинѣ "съ ужасомъ лица", не понимая смѣшаннаго языка своихъ народовъ (Бытія XI, 7--9). Сличи Ада XXXI, 74--81.
   37. "Ніоба", дочь Тантала и Діоны, супруга Амфіона, сына Юпитера и царя Ѳивскаго. Гордая своимъ богатствомъ, красотой, силой, божественнымъ происхожденіемъ, a главное -- семью сыновьями и семью дочерьми, нагло издѣвалась надъ Латоной, имѣвшей лишь одного сына Аполлона и одну дочь Діану. Въ отмщеніе за свою мать, Аполлонъ убилъ мѣткими стрѣлами всѣхъ сыновей, a Діана -- всѣхъ дочерей Ніобы; послѣдняя, оплакивая своихъ дѣтей, превратилась въ камень. Овидій, Превращенія 1, VI, ст, 146--312.
   40. "Саулъ, первый царь іудейскій, побѣжденный Филистимянами, онъ упалъ на собственный мечъ на горахъ Гелвуйскихъ: "Тогда Сауль взялъ мечъ свой и палъ на него". I Кн. Царствъ XXXI, 4; I Паралип. X, 4.
   42. Узнавъ о смерти Саула и его сыновей, Давидъ воскликнулъ: "Горы Гелвуйскія! (да не сойдетъ) ни роса, ни дождь на васъ, да не будетъ на васъ полей съ плодами". II Кн. Царст. І, 21, Данте, повидимому, полагалъ, что это восклицаніе Давида сбылось на дѣлѣ, чего не говоритъ Библія.
   43. "Арахна" -- въ Лидіи, дичь Идмона, красильщика города Колофоно, знаменитая ткачиха, наученная этому искусству самой Палладой, дерзнула вызвать на состязаніе въ этомъ искусствѣ свою учительницу и соткала удивительную ткань съ изображеніемъ любовныхъ похожденій боговъ. Разгнѣванная этимъ Паллада разорвала ткань въ клочки; Арахна въ отчаяніи повѣсилась и была превращена въ паука. Здѣсь Арахна изображена въ моментъ ея превращенія.
   46. "Ровоамъ", сынъ Соломоновъ, подавшій поводъ своимъ высокомѣріемъ къ распаденію евреевъ на два царства: Іудейское и Израильское (десять колѣнъ). Когда Іеровоамъ и все собраніе Израиля въ Сихемѣ просили его: "Отецъ твой наложилъ на насъ тяжкое иго, ты же облегчи насъ", -- Ровііамъ отвѣчалъ имъ: "Если отецъ мой обременялъ васъ тяжкимъ игомъ, то я увеличу иго ваше; отецъ мой наказывалъ васъ бичами, а я буду наказывать васъ скорпіонами". III Кн. Царствъ XII, 10, 14, -- Тогда Израиль отошелъ отъ него и побилъ камнями его посланнаго; Царь же Ровоамъ "поспѣшно взошелъ на колесницу, чтобы убѣжать въ Іерусалимъ". III Кн. Царствъ XII, 18.
   49. "Помостъ", т. е. мраморный, покрытый изваяніями путь, по которому идетъ Данте.
   50. "Алкмеонъ" сынъ ѳивскаго прорицателя Амфіарая (Ада ХХ, 34) и Эрифилы. Какъ прорицатель Амфіирай зналъ, что погибнетъ въ Ѳивской войнѣ, если приметъ въ ней участіе, и поэтому спрятался въ мѣстѣ, извѣстномъ лишь одной женѣ его Эрифилѣ. Полиникъ, сынъ Эдипа, соблазнилъ ее роковымъ ожерельемъ (приготовленнымъ Вулканомъ со свойствомъ приносить несчастіе тѣмъ, кто его носитъ) -- чрезъ то узналъ, гдѣ скрывается Амфіарай, который былъ такимъ образомъ вынужденъ принять съ Эпигонами участіе въ осадѣ Ѳивъ. Узнавъ объ этомъ поступкѣ Эрифилы, Алкмеонъ, побуждаемый своимъ отцомъ, умертвилъ свою мать.
   53. "Сеннахеримъ" -- надменный царь ассирійскій, пошедшій войной на благочестиваго іудейскаго царя Езекію и высокомѣрно издѣвавшійся надъ Богомъ Израилевымъ. Но Езекія смиренно помолился Господу, и Богъ послалъ ночью своего ангела въ станъ Сеннахерима; и ангелъ умертвилъ 185 тысячъ ассиріанъ; Сеннахеримъ же со срамомъ возвратился въ Ниневію и вскорѣ былъ умерщвленъ въ храмѣ сыновьями своими Адрамелехомъ и Шарецеромъ въ то время, когда молился богу своему Нисроху. 1 кн. Царствъ XIX, 8--37; II Паралип., XXXII, 1--21; Исайи XXXVI, 1 XXXVII, 38.
   55. Киръ -- царь персидскій, послѣ долгаго счастливаго царствованія, былъ совершенно разбитъ и потерялъ жизнь въ войнѣ со скиѳскимъ народомъ массагетами. Когда принесли его трупъ къ царицѣ Томирѣ (Tomyris), она велѣла отрубить голову Киру и бросить ее въ яму, наполненную кровью, сказала: "Упейся кровію" которой не могъ упиться: слова историка Юстина, у котораго Данте заимствовалъ, это это сказаніе (I, 8).
   58. "Когда бывшіе къ шатрахъ услышали о томъ, что случилось, то смутились, и напалъ на нихъ страхъ и трепетъ, и ни одинъ изъ нихъ не остался въ глазахъ ближняго, но всѣ они, бросившись, бѣжали по всѣмъ дорогамъ равнины и нагорной страны", кн. Іудиѳи XV, 1--2.
   61--69. По толкованію Веллютелло, Вентури, Біаджіоли, Троя была область, Иліонъ -- собственно городъ Троянской области; но, кажется, вѣрнѣе подъ именемъ Трои разумѣть городъ, a подъ именемъ Иліона крѣпость или акрополь Трои (Сличи Адa XXX, 14).
   63. О значеніи всѣхъ этихъ изображеній смотри содержаніе къ этой пѣсни. Въ стихѣ 63 Данте имѣлъ въ виду Виргилія:
  
   Cociditque snperbum llium.
   Aen. III, 2, 3.
  
   Сличи Ада I, 75.
   64--67. "Здѣсь слѣдуетъ разумѣть не живопись и даже не сочетаніе живописи со скульптурой. На помостѣ (стихъ 49) или дорогѣ, по которой идутъ поэты, писанныя картины, очевидно, были бы невозможны. Всего скорѣе здѣсь можно представить такъ называемыя intarsiato или scagliola (пластинки съ выжженными красками), или sgraffiato новѣйшихъ художниковъ, гдѣ болѣе темныя мѣста, выступая изъ другихъ, болѣе свѣтлыхъ массъ, образуютъ рисунокъ". Канннгиссеръ.
   70. "Вслѣдъ за наказаніемъ въ чистилищѣ всегда слѣдуетъ обращеніе къ людямъ съ указаніемъ на исправляющее свойство этихъ казней, на ихъ значеніе, какъ искуса. Здѣсь особенно глубокомысленно то, что взглядъ высокомѣрныхъ, склоняющійся къ этимъ примѣрамъ наказанной гордости, понуждаетъ эти гордыя души преклонять свои головы". Филалетъ.
   76. Т. е. Виргилій.
   77--78. Подражаніе Виргилію:
  
   Non hoc ista sibi terapus spectacula poscit.
   Aen. 1. VI, y. 37.
  
   Вмѣстѣ съ тѣмъ Данте имѣлъ здѣсь въ виду евангельскія слова "Восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавленіе ваше". Лук. XXI, 28. -- До сихъ поръ Данте шелъ съ наклоненной головой.
   79. "Карнизы или круги Дантова чистилища всѣ разграничены между собой отвѣсной утесистой стѣной и сообщаются одинъ съ другимъ посредствомъ весьма трудной для подъема узкой лѣстницы, просѣченной въ скалѣ. У первой, или нижней, ступеньки этой лѣстницы всегда стоитъ ангелъ, снимающій знаки грѣха съ восходящихъ на гору. Такихъ ангеловъ семь; каждый изъ нихъ имѣетъ свой особенный признакъ, отличающій его отъ прочихъ ангеловъ. Они не носятъ особыхъ именъ, какъ ангелы у Мильтона и Клопштока, но отличаются другъ отъ друга главнымъ образомъ тѣми евангельскими словами, которыя звучатъ у нихъ изъ устъ, а также различнымъ свѣтомъ, которымъ они одѣваются. Всѣ они поютъ евангельскія блаженства, и притомъ каждый поетъ свое спеціальное блаженство, смотря по тому, какой грѣхъ очищается въ томъ кругу, къ коему приставленъ ангелъ". Перецъ, Sette Cerchi, по цитатѣ Скартаццини.
   81. "Раба шестая" (ancella sesta), т. e. шестой часъ солнца. "Данте называетъ часы рабынями при колесницѣ солнца, a стало быть и дня, который родится и умираетъ вмѣстѣ съ солнцемъ.
  
   Горамъ проворнымъ велитъ титанъ закладывать коней.
   Овидій, Превращенія II, 118.
  
   "Въ равноденствіе денъ имѣетъ 12 часовъ; Данте совершаетъ свое странствованіе въ равноденствіе, такъ что если шестой часъ окончилъ свое служеніе, то значить теперь полдень уже прошелъ, -- поэты оставались въ этомъ кругу около трехъ часовъ". Скартаццини.
   84. "Во время благопріятное Я услышалъ тебя и въ день спасенія помогъ тебѣ". 2-е посл. къ Коринѳ. VI, 2. "Въ дѣлѣ исправленія никогда не слѣдуетъ медлить, ибо одинъ потерянный день потерянъ для цѣлой вѣчности". Филалетъ.
   88. "Видъ его былъ какъ молнія, и одежда его была какъ снѣгъ". Матѳ, XXVIII, 3. -- "Перваго ангела, котораго увидалъ Данте, онъ сравниваетъ (Чистилища II, 13) съ планетой Марса; этого -- съ Венерой (утренней звѣздой)" Бенвенутно Рамбалди. -- "Совершенная противоположность съ ангеломъ у врать чистилища, облеченнымъ въ одежды сѣро-пепельнаго цвѣта (Чистилища IX, 115) первый съ мечомъ въ рукѣ встрѣчалъ приближающихся предупрежденіемъ; этотъ встрѣчаетъ ихъ съ распростертыми объятіями". Ноттеръ.
   91. Намекъ на то, какъ мало очищающихся людей (Матѳ. ХХІІ, 11). -- Продолженіе рѣчи ангела (съ этимъ не всѣ, однако, согласны и приписываютъ эти слова поэту)" -- "Метафора, заимствованная изъ жизни пернатыхъ, которымъ напоръ вѣтра мѣшаетъ летѣть; вѣтеръ же здѣсь означаетъ земную алчность и гордость, пороки, которые опутываютъ насъ такъ, что мы не можемъ устремиться къ созерцанію небесныхъ благъ". Даніелли. -- "Птицы только низшаго полета встрѣчаютъ помѣху въ вѣтрѣ и падаютъ при этомъ на землю". Ноттеръ.
   97. "Къ скалѣ", т. е. къ каменной стѣнѣ, окружающей этотъ первый карнизъ и отдѣляющей его отъ второго круга.
   98. Этимъ движеніемъ онъ снимаетъ одно изъ Р съ чела Данте.
   100--101. "Лѣстницу, просѣченную въ скалѣ и ведущую изъ перваго круга во второй, Данте сравниваетъ съ тѣми ступенями, по которымъ поднимались (въ прежнее время) къ церкви Сан-Миніато близъ Флоренціи. Церковь эта находится недалеко отъ моста Рубаконте, называемаго теперь Мостомъ Благодарности (alle Grazie). Теперь мѣстность эта имѣетъ иной видъ, a именно, отъ Св. Николая дорога идетъ прямо къ Санъ-Миніато; эта проѣзжая дорога идетъ изгибами, безъ всякихъ ступеней. Слово "вправо", вѣроятно, надобно понимать такъ, что если идти отъ нынѣшней площади Питти къ Мосту Благодарности то дорога къ Санъ-Миніата будетъ направо". Филалетъ. -- Мостъ Рубаконте построенъ въ 1236 г., въ честь мессера Рубаконте де Мандело, миланца, бывшаго въ то время подестой Флоренціи, вымощенной при немъ камнемъ; быть можетъ, въ то же время просѣчены сказанныя ступени въ скалѣ Санъ-Миніато.
   102. "Непричастной злу" (въ подлинникѣ: la ben guidata -- хорошо управляемая.), т. е, Флоренціей, разумѣется въ ироническомъ смыслѣ (какъ и Чистилищѣ VII, 127 и далѣе), "Данте не можетъ говорить о Флоренціи иначе, какъ клеймя съ негодованіемъ дурное управленіе и дурные нравы своего отечества". Штрикфуссъ. Напротивъ, ниже (стихъ 105) мы встрѣчаемъ похвалу доброму старому времени.
   106. Во времена Данте нѣкто мeccepъ Никола Ачіайоли вырвалъ цѣлый листъ изъ общественной книги счетовъ, чтобы скрыть какой-то подлогъ (Рая XVI, 55). Это было незадолго до 1300 г. Другой случай: Дуранта Чермонетезе, завѣдывавшій соляными магазинамифлорентинской общины, уменьшилъ казенную мѣру соли на одну doga (о чемъ тоже упоминается Рая XVI, 105).
   110. "Beati paupers spirita" -- блаженны нищіе духомъ -- первой изъ восьми блаженствъ евангельскихъ (Матѳ. V, 3), -- Beate pauperi spirita potest referri vel ad contemptum divitiarum, vel ad contemptum honorum quod fit per humilitatem". Ѳома Ab. Sum. Theol, P. II, 2ae, qu. LXIX, art. 3. -- въ переводѣ я вездѣ удержалъ латинскія слова и изреченія Дантовскаго текста, a такихъ изреченій нигдѣ нѣтъ такъ много, какъ въ чистилищѣ. Большею частью это изреченія изъ Библіи и Евангелія по переводу Вульгаты. Сколько мнѣ извѣстно, ни одинъ переводчикъ не удержалъ ихъ -- всѣ переводили ихъ на свой языкъ, по крайней мѣрѣ, въ риѳмованныхъ переводахъ; напротивъ, въ переводахъ бѣлыми стихами, напримѣръ у Копиша, Филалета и въ англійскомъ Лонгфелло, они удержаны. Я держался этого правила для того, чтобы не искажать библейскихъ текстовъ, какъ принуждены были дѣлать всѣ, переводившіе эти мѣста на свой языкъ; и кромѣ того, они, какъ мнѣ кажется, придаютъ тексту особенную важность, какъ богослужебный языкъ, чего, конечно, можно было вполнѣ достигнуть, если бы можно было безъ искаженія употребить нашъ церковнославянскій языкъ. При этомъ, однако, надобно замѣтить, что всѣ эти латинскіе стихи должны быть въ чтеніи произносимы безъ соблюденія обыкновенныхъ въ латинскомъ языкѣ удареній, a такъ, какъ требуетъ того ритмъ русскаго стиха: точно также они читаются и у Данте въ итальянскомъ текстѣ.
   116. Первое Р, обозначающее грѣхъ гордости, исчезло въ ту минуту, когда ангелъ (стихъ 98) пахнулъ крыломъ по челу Данте. Впрочемъ, съ исчезновеніемъ этого знака почти совсѣмъ исчезли (въ подлинникѣ: поблекли -- presso che stinti) сами собой остальные, оставляя по себѣ лишь слабый слѣдъ, такъ какъ всякій другой порокъ становится менѣе замѣтнымъ, a слѣдовательно въ половину сброшеннымъ, коль скоро мы очистились отъ высокомѣрія". Штрекфуесъ. "Crescente una virtute crescunt oranes et habes exemplum in cithara, in qua si debet esse debita proportio sonorum, necesse est ut quando una corda tendi tur, etiam omnes aliae tendantur, ne in harmonia fiat dissonantia". Бонавентура. Comp. tot. theol. verit. 1, V e. 7.
   127. Сбрасываніе съ себя дурной наклонности является не въ видѣ отдѣльнаго опредѣленнаго событія, но есть результатъ созерцанія, испытанія и убѣжденія, и потому совершается мало-по-малу и незамѣтно, точно такъ, какъ ночь переходитъ сперва въ утреннія сумерки и затѣмъ уже въ ясный день. Данте поэтому не замѣчаетъ сперва, что исчезло первое Р отъ вѣянія ангельскихъ крылъ, и не знаетъ причины, почему ему вдругъ стало такъ удивительно легко". Штрекфуссъ. -- "Уничтоженіе различныхъ Р обозначаетъ освобожденіе души отъ различныхъ земныхъ наклонностей, препятствующихъ нашему подъему къ добродѣтели; какъ скоро всѣ онѣ будутъ покорены разумомъ и тѣмъ самымъ приведутся къ гармонію, тогда добродѣтель становится не трудной для человѣка; врожденная въ немъ искра божественная сама собою выводитъ его на правый путь". Филалетъ. -- Сличи Чистилища IV, прим. къ стихамъ 88--90.
  

ПѢСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ.

  
   1. Т. е. къ верхнимъ ступенямъ той лѣстницы, которая ведетъ изъ перваго круга или карниза въ этотъ второй (Чистилища XII, 97 и примѣч.), гдѣ гора Чистилища сузилась, или, буквально, разсѣклась во второй разъ, чтобы образовать второй карнизъ или площадку, опоясывающую кругомъ гору.
   5--7. Гора Чистилища заостряется вверху пирамидально; оттого въ каждомъ вышележащемъ кругу дуга окружающей его стѣны должна быть короче, круче или, говоря словами текста, должна скорѣе согнуться (più tosto piega).
   7--8. Трудно сказать, въ какомъ смыслѣ здѣсь говорится о тѣняхъ, -- въ обыкновенномъ ли значеніи, или въ смыслѣ тѣней, образуемыхъ скульптурными изваяніями. Сличи Скартаццини.
   9. "Темно-желтый" (livido) цвѣтъ -- намекъ на цвѣтъ зависти, который обыкновенно приписывается этому грѣху (стихъ 18).
   10. Завистливые находятся еще далеко отъ поэтовъ, а потому естественно, что ожиданіе и разспросы у нихъ были бы напрасны.
   12--13. Полдень уже прошелъ (Чистилища XII, 81 и примѣч.); остановившіяся наверху лѣстницы поэты имѣютъ солнцѣ съ правой руки, поэтому Виргилій поворачиваетъ направо и для того опирается на правую ногу, дѣлая ее центромъ движенія и оборачивая лѣвую часть тѣла кругомъ. Поэтъ выражается здѣсь, какъ военный, передавая словами исполненіе команды "направо кругомъ". Смотри Лонгфелло.
   16--18. Сличи Чистилища VII, 43 примѣч. и Ада 1, 17 и примѣч. -- "Свѣтъ солнца заступаетъ здѣсь мѣсто ангела, который въ другихъ кругахъ обыкновенно возводитъ Данте на высоту". Штрекфуссъ
   20. Онъ говорить: божественная благодать всегда бы озаряла насъ, если бы мы не дѣлались недостойными ея по нашимъ порокамъ и грѣхамъ". Бути.
   22--24. Поэты постоянно направляются вправо и огибаютъ гору по кругу налѣво, какъ въ верхнихъ кругахъ ада (Ада XIV, 114--119 прим.).
   25--27. Вмѣсто скульптурныхъ изображеній, образцовъ смиренія и высокомѣрія, какія мы видѣли въ предыдущемъ кругу, здѣсь раздаются голоса какихъ-то незримыхъ силъ. Это во всякомъ случаѣ не голоса самихъ завистливыхъ, но или голоса невидимыхъ ангеловъ, или, по объясненію Ноттера, божественное проявленіе того, чего требуетъ нравственное самосознаніе, символическія указанія на священную и свѣтскую исторіи, подобно скульптурнымъ изображеніямъ въ предыдущей пѣсни.
   29. "Vinum non habent" -- "у нихъ нѣтъ вина", слова Дѣвы Маріи на бракѣ въ Канѣ Галилейской. Ев. отъ св. Іоанна II, 2. Въ этихъ словахъ выражена любящая заботливость Богоматери о брачныхъ гостяхъ, въ чемъ выказывается совершенная противоположность въ отношеніи къ свойствамъ завистливыхъ.
   32. "Я, я Орестъ!" -- Дружба Ореста и Пилада вошла въ поговорку, и имя его здѣсь приводимо, какъ образецъ дружества; здѣсь Данте имѣетъ въ виду слѣдующее обстоятельство: когда Пирръ захотѣлъ подвергнуть смертной казни Ореста, Пиладъ назвался его именемъ, но Орескъ открылся Пиppy, воскликнувъ: "Я Орестъ!" Цицеронъ, "О дружбѣ" 7. -- По мнѣнію Данте, сущность зависти заключается въ недостаткѣ любви; въ этомъ восклицаніи, а еще сильнѣе въ слѣдующемъ воззваніи (стихъ 36) выставляетъ онъ примѣры чистой любви, готовой на всякія жертвы за ближняго.
   36. Слова Христа: Еванг. Матѳ. V, 41.
   37--39. Т. е. примѣры, которыми бичуется, наказуется и исправляется грѣхъ зависти, взяты изъ противоположной ей добродѣтели, именно изъ любви къ ближнему. -- Гордые образумливаются и обуздываются примѣрами смиренія и наказанной гордости, представленными въ скульптурныхъ изображеніяхъ; то же достигается въ кругу завистливыхъ голосами, провозглашающими примѣры любви, и притомъ любви къ постороннимъ (Марія), къ друзьямъ (Оресть) и къ врагамъ (слова Спасителя). Позднѣе мы услышимъ голоса, возглашающіе примѣры наказанной зависти; первые какъ бы бичи, побуждающіе идти впередъ по пути добродѣтели, вторые какъ бы узда, удерживающая насъ отъ слѣдованія по пути ко злу". Филалетъ.
   40--42. Т. е., суди по тому, что я (Виргилій) видѣлъ въ предыдущемъ кругу, ты услышишь обуздывающіе голоса прежде, чѣмъ подойдешь къ основанію лѣстницы, ведущей въ третій кругъ, гдѣ находится ангелъ, прощающій этотъ грѣхъ. Эту лѣстницу поэтъ называетъ "вратами прощенья".
   49--51. Души поютъ литанію всѣмъ свитымъ, гдѣ за именемъ Дѣвы Маріи слѣдуетъ имя архангела Михаила и св. апостола Петра.
   58--60. Зависть въ жизни слѣпа къ собственному благу и бросаетъ враждебный, косой взглядъ на чужое благо. Мы встрѣчаемъ здѣсь удивительно соотвѣтствующее сродство очищенія вызываемому завистью состоянію души. Тѣни, побуждаемыя взаимной любовью, склоняются плечами одна къ другой, чѣмъ доказываютъ, что сдѣлали уже прогрессъ въ процессѣ очищенія и показали, что истинное благо тѣмъ болѣе даетъ счастія, чѣмъ большое, число лицъ принимаетъ участіе въ немъ (Чистилища XV, 38, 39 примѣч.). Теперь они прижались къ утесу, подъ которымъ надо разумѣть вѣру въ Искупителя и пріобрѣтенную черезъ нее милость божественную". Штрекфуссъ. -- Онѣ одѣты въ власяницу, въ одежду покаянія, какую носили кающіеся евреи, эта грубая матерія изъ волоса приготовлялась первоначально въ Киликіи. "Зависть, говоритъ блаж. Августинъ, есть ненависть счастья другихъ: въ отношеніи высшихъ намъ, -- зачѣмъ они не равны намъ; въ отношеніи низшихъ намъ, въ опасеніи, чтобы они не стали равны намъ; въ отношеніи равныхъ потому, что они равны намъ. Отъ зависти произошло паденіе міра и смерть Христа". Лонгфелло.
   60. "Носите бремена другъ друга". Посл. къ Галат. VI, 2.
   61--63. "Прощенья дни" (Perdoni) т. е. дни, когда передъ извѣстными,           привилегированными церквами раздаются индульгенціи (отпущеніе грѣховъ), куда обыкновенно стекается множество нищихъ, слѣпыхъ и всякихъ калекъ ради милостыни. Сравненіе это опять заимствовано изъ народной жизни католическихъ странъ.
   67. "Весьма глубокомысленно и трогательно, что Виргилій именно въ этомъ кругу обращается къ свѣту солнца (стихъ 16 и примѣч.), какъ къ своему вождю, и тѣмъ самымъ выставляетъ себя и своего ученика, какъ особенно облагодѣянныхъ этимъ высочайшимъ истеченіемъ божества". Ноттеръ.
   71--72 "Операція, на которую здѣсь намекается, называется cileare (отъ cilium, вѣко)" Цѣль ея, -- лишить на нѣкоторое время дневного свѣта, легче укротить дикихъ соколовъ и копчиковъ (sparvier selvaggio, то же что grifugno: Ада XXII, 139 и примѣч.), особенно только что пойманныхъ или взятыхъ изъ гнѣзда. Чрезъ оба вѣка (нижнихъ) проводилась нитка и даже проволока, концы которой связывались надъ головой, удерживая вѣки поднятыми до самыхъ бровей. Императоръ Фридрихъ II весьма выхваляетъ эту мучительную операцію. De arte venandi cum avibus. Lib. II, cap. 53". Филалетъ.
   75. Т. е. на Виргилія, моего совѣтника; этимъ взглядомъ Данте испрашиваетъ у своего учителя позволеніе заговорить съ тѣнями.
   76. Т. е. онъ отгадалъ, что я хотѣлъ сказать, хотя я былъ молчалъ.
   78. Въ подлинникѣ: sii breve ed arguto; "со слѣпыми надобно говорить кратко и ясно, такъ какъ ихъ умъ менѣе развлеченъ окружающими предметами". Гратичелли.
   79--81. Виргилій сталъ справа отъ Данте для огражденія его отъ паденія. См. Чистилища IV, 17 и прим.
   86. "Высшій Свѣтъ", т. е. Богъ, о которомъ въ другомъ мѣстѣ (Чистилища VII, 26) сказано: Palto Sol che tu disiri: Солнце то, къ Нему жъ паритъ твой умъ. Богъ въ Святомъ Писаніи безпрестанно именуется свѣтомъ. Псалмы XXVII, 1; Посл. Іоан. I, гл. I, 5; Іак. I, 17 и др. "Другіе завистливые погружены въ вѣчный мракъ (Ада III, 48); эти же имѣютъ надежду снова узрѣть Его когда-нибудь". Копишъ.
   88--90. "Т. е. отъ тѣхъ послѣдствій грѣха, которыя, какъ пѣна или нечистота, остаются еще на душѣ послѣ прощенія грѣховъ". Филлалетъ. "Какъ на водѣ пѣна доказываетъ нечистоту ея, такъ здѣсь поэтъ принимаетъ ее за нечистоту совѣсти". Бути. -- "Изъ нашего духа рождаются наши хотѣнья, какъ рѣка изъ своего источника; если эти хотѣнья честны, они проходятъ по нашей совѣсти чистыми и свѣтлыми: если же нечестны, они проходятъ грязными и нечистыми и всѣ оскверняютъ ее". Веллутелло.
   92. Латиняне, т. е. итальянцы. Данте безпрестанно называетъ итальянцевъ: этимъ именемъ и не только въ Божественной Комедіи, но и въ другихъ своихъ сочиненіяхъ.
   93. Тѣмъ, что принесу на землю вѣсть о нихъ и упрошу живыхъ молиться о нихъ.
   94. На землѣ нѣтъ у насъ отечества, мы живемъ на ней только, какъ странники или пилигримы; гражданами мы становимся лишь на небѣ -- въ истинномъ градѣ Божіемъ (Ада І, 128), въ истинномъ Римѣ или Іерусалимѣ, по слову св. апостола Павла: "Итакъ вы уже не чужіе и не пришельцы, но сограждане святымъ и свои Богу". Посл. къ Ефес. II, 19.
   102. Кому не случалось наблюдать, что слѣпые, или тѣ, у которыхъ завязаны глаза, желая кого-нибудь выслушать, дѣлаютъ именно это движеніе лица, т. е. приподымаютъ его (въ подлинникѣ -- подбородокъ, lo mento) вверхъ.
   106. Говорящій духъ есть нѣкто Сапія, изъ дома Пидженціо. Она была изгнана изъ родного своего города Сьенны и жила въ своемъ замкѣ, недалеко отъ поля битвы при Колле (Чистилища XI, 101) и слѣд.), откуда изъ окна смотрѣла на сраженіе съ намѣреніемъ выброситься изъ окна, если побѣдятъ Сьенцы. Увидѣвъ же ихъ пораженье, она пришла въ неописанную радость и вскричала: "Теперь, что бы ни сдѣлалъ мнѣ Господь" я буду жить вполнѣ удовлетворенная и умру спокойно". О ней болѣе ничего неизвѣстно.
   109. Въ подлинникѣ: "Savia non fui, awegna che Sapia Fossi chiamata", -- игра словъ, которую я старался удержать, такъ какъ греческое Σοφια значить мудрость и можетъ замѣнить итальянское savia (мудрая).
   114. Данте сравниваетъ въ своемъ Convivio жизнь человѣка со сводомъ или аркою, составляющей какъ бы изображеніе небеснаго свода, отъ коего зависитъ наша жизнь. Вершина нашей жизни, по его мнѣнію, находится между 30 и 40 годомъ, приблизительно въ 35 году (Ада I, 1). Поэтому Сапіи было теперь за 35 лѣтъ.
   117. Другими словами: я молила Бога послать пораженіе Сьенцамъ, которое и безъ того послѣдовало по Его предопредѣленію.
   122--123. Старинная сказка. Однажды дроздъ, при наступленіи теплой погоды въ концѣ января, вылетѣлъ изъ клѣтки и вскричалъ по глупости: "Теперь я не боюсь тебя, Господи, зима уже прошла!" -- По словамъ П. Ломбарди, въ Ломбардіи и до сихъ поръ послѣдніе три дня января называютъ "дроздовыми днями" "і giorni delle merli", -- за ними часто наступаютъ вновь холода.
   120. Пьеро Неттинано или Неттинайо, благочестивый пустынникъ изъ Францисканскаго ордена, прославившійся чудодѣйственными исцѣленіями и откровеніями въ Сьенѣ во времена Данте. Безъ его молитвъ Сапія не могла бы такъ скоро войти въ чистилище и должна бы была оставаться передъ вратами его, ибо покаялась такъ поздно въ грѣхахъ.
   133--135. Данте не чувствуетъ себя совершенно свободнымъ отъ зависти; но гораздо болѣе виновнымъ онъ считаетъ себя въ грѣхѣ гордости. Косой взглядъ есть принадлежность зависти, какъ надменная выя -- гордости. И послѣдняя сгнетена у гордыхъ въ чистилищѣ, какъ глаза зашиты у завистливыхъ.
   149--150. Т. е. объяви имъ, что ты видѣлъ меня не въ аду, a въ чистилищѣ.
   151. О тщеславьи Сьенцевъ говорить Данте уже въ Аду (XXIX, 122 и примѣч).
   152. "Теламоне", -- морская гавань въ Мареммѣ, много разъ покидавшаяся своими жителями по причинѣ маляріи. Городъ совершенно въ развалинахъ; но такъ какъ гавань очень глубока, то было бы полезно, если бы городъ сталъ обитаемымъ. Сьенцы затратили много денегъ на исправленіе города и на заселеніе его жителями; но все осталось тщетнымъ, малярія рѣшительно препятствовала увеличенію народонаселенія. Оттимо. -- Теламоне въ древности называлось Теламонъ; тамъ высадился Марій по возвращеніи своемъ изъ Африки. Теперь Теламоне замокъ и гавань въ Мареммѣ близъ Орбителло; замокъ понынѣ остается запущеннымъ.
   153. "Томмазео разсказываетъ въ своей исторіи Сьены (безъ указанія на источники разсказа), что во времена язычества на Сьенекомъ рынкѣ стояла надъ колодцемъ статуя Діаны, разрушенная впослѣдствіи христіанами. Отсюда возникло повѣрье, будто подъ городомъ въ нѣдрахъ земли протекалъ обильный источникъ воды, именуемый Діаной. Эта легенда представляетъ, подобно сказанію о статуѣ Марса во Флоренціи, остатокъ страха передъ изгнанными богами. Сьенцы потратили много денегъ на отысканіе этого источника. Рабочіе углубились однажды настолько, что уже стало будто бы слышно журчаніе воды таинственнаго источника. Нѣкоторые родники выдаются и теперь проистекающими отъ него". Филалетъ.
   151. Въ подлинникѣ: Ma più vi metteranno gli ammiragli. Филалетъ и Ноттеръ одинаково объясняютъ этотъ стихъ, основываясь на древнихъ комментаторахъ. Мечтая о пріобрѣтеніи могущества на морѣ и соперничаньи съ генуэзцами и пизанцами, сьенцы посылали ежегодно въ Телпмоне для надзора за вооруженными галерами адмираловъ, неизбѣжно умиравшихъ отъ злокачественнаго климата. Слово ammiraglio, повидимому, употреблено Данте какъ здѣсь, такъ и въ Чистилища XXX, 58, скорѣе въ смыслѣ капитана надъ судномъ, чѣмъ въ томъ, какъ мы теперь его понимаемъ. Такимъ образомъ, послѣдніе три стиха получатъ слѣдующій смыслъ: Всѣ усилія сьенцевъ устроить въ Теламонѣ гавань будутъ столь же убыточны и тщетны, какъ раскопки источника, но всего болѣе потеряютъ служащіе тамъ моряки. Изъ приведеннаго здѣсь предсказанія сверхъ того видно, что Сапія еще не вполнѣ оставила привычку радоваться чужой бѣдѣ". Ноттеръ.
  

ПѢСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

  
   1--9. Разговаривающія здѣсь тѣни, какъ увидимъ ниже, два романца, Гвидо дель-Дука и Риньери де Кальболи. Услыхавъ слово Данте: "Живой, обращенныя поэтомъ къ Сапіи (Чистилища XIII, 142), они спрашиваютъ другъ друга: "кто онъ такой?" Слова первой терцины говоритъ Гвидо, слова второй -- Риньери.
   2--3. Т. е. прежде чѣмъ душа его отдѣлилась отъ узъ тѣла и улетѣла въ свое настоящее жилище, и почему глаза его не зашиты, какъ у нихъ, о чемъ романцы узнаютъ изъ словъ Сапіи (XIII, 131--132) и отвѣта ей Данте (133--138).
   9. Списанное съ натуры изображеніе слѣпыхъ, когда они хотятъ заговорить, подобное описанному выше (XIII, 102).
   10. "И тѣнь одна", именно Гвидо дель-Дука.
   16--18. "Рѣка Арно, которую поэтъ не хочетъ назвать по имени по причинѣ, изложенной ниже. Арно беретъ свое начало выше Стіа изъ горныхъ уступовъ Фальтероны, соединенной посредствомъ Апеннино делла Пенна съ горою Коронаро, настоящимъ центральнымъ кряжемъ Апеннинской цѣпи. Отсюда вытекаетъ пятъ или шесть рѣкъ на сѣверъ и сѣверо-востокъ, a на югъ кромѣ Арно также Тибръ. Къ западу отдѣляется много притоковъ рѣки Сьеве. Длина Арно отъ истоковъ до моря равняется, по Виллани, 120 милямъ" К. Витте.
   20--21. Имя Данте, которое онъ скрылъ отъ Сапіи въ предыдущей пѣсни, уже было очень славно въ 1300 г. его канцонами, сонетами и Vita Nuova. Если здѣсь онъ ничего не хочетъ знать о своей славѣ (хотя въ Чистилища XI, 99) примѣч. онъ и указываетъ на свою будущую славу, a въ Аду І, 84 и слѣд. прямо о ней говоритъ), то, вѣроятно, выражается здѣсь такимъ образомъ изъ опасенія тѣхъ тяжестей, подъ которыми онъ видѣлъ гордыхъ, столь жестоко обремененныхъ (XIII, 136--138).
   31--42. Вина необыкновенной длины этихъ разорванныхъ вводными предложеніями терцинъ лежитъ на поэтѣ, не не его переводчикѣ.
   31--33. Описаніе теченія Арно и долины этой рѣки. "Взглядъ на карту Италіи показываетъ, что потокъ Арно едва ли не самая водная часть Апеннинскаго хребта. Здѣсь вытекаютъ къ югу рѣки Арно и Тибръ, къ сѣверу -- Лимоне, Монтоне, Савіо и Мареккіа". Филалетъ. -- "Мысь Пилоръ (въ древности Peloris или Pelorum), составляющій южную оконечность Сициліи, уже по мнѣнію древнихъ, былъ отторгнутъ отъ Апеннинъ вулканическими силами (горы Сициліи геологически суть продолженія Апеннинъ) съ образованіемъ при этомъ Мессинскаго пролива. Впрочемъ, новѣйшіе геологи видятъ здѣсь лишь первоначальную поперечную расщелину въ горномъ хребте". К. Витте.
   34--30. Т. е. до взморья, до впаденья Арно. -- "Вода почвы и атмосферы въ постоянномъ кругообращеніи. Обширная поверхность моря вслѣдствіе испаренія наполняетъ воздухъ водяными частицами. Осаждаются онѣ въ видѣ дождей и снѣга. Отъ этихъ осадковъ питаются ключи, a отъ ключей -- рѣки, несущіе опять свой запасъ воды въ море, которое бы окончательно изсякло безъ такой поддержки". К. Витте. -- "Здѣсь Данте, повидимому, противорѣчитъ своему учителю Брунетто Латини, который объясняетъ въ своемъ Tesoro происхожденіе ключей простыми пустотами въ землѣ, куда поднимается морская вода вслѣдствіе давленія воздуха". Филалетъ.
   38--39. "Здѣсь высказывается совершенно вѣрное мнѣніе о вліяніи климата на характеръ обитателей. Уже Цицеронъ говорилъ, что обычаи людей зависятъ ab ipsa natura loci et a vitae consuetudine". Скартаццини.
   40--42. Т. e. жители превращены въ звѣрей, изъ разумныхъ стали неразумными. Волшебница Цирцея превращала всѣхъ своихъ гостей, какъ извѣстно, въ животныхъ, преимущественно въ свиней; на одного только Одиссея не подѣйствовали ея чары.
   43--54. "Здѣсь поэтъ снова возвращается къ порицанію порчи своего времени и страны, и кары его неисчерпаемы и неумолимы. Прежде всего подъ именемъ грязныхъ свиней онъ разумѣетъ жителей Казентино, подъ именемъ -- шавокъ жителей Ареццо, подъ именемъ волковъ -- жадныхъ и болѣе смѣлыхъ флорентинцевъ и, наконецъ, лисицами за хитрость и обманъ называетъ пизанцевъ.". Штрексфуссъ.
   43. "При истокахъ Арно въ Казентино, находились главныя владѣнія графовъ Гвиди; спускаясь внизъ по Арно отъ Ареццо, мы встрѣчаемъ Попппи, замокъ графа Гвидо Новелло, затѣмъ Ромена, собственность потомковъ Агинольфо де Конти Гвиди, и наконецъ, Поричіано, гдѣ жили потомки Тегрино. Итакъ, первое сравненіе со свиньями падаетъ на родъ Гвиди". Филалетъ пытается въ своемъ комментаріи объяснить причину итого поруганія. -- "Свиноводство процвѣтаетъ и понынѣ въ верхней долинѣ Арно (Казентино), странѣ дикой и по склонамъ горъ покрытой лѣсомъ и за малыми исключеніями еще необработанной. Одинъ изъ замковъ графа Гвиди, лежащій выше Стіа, называется Порчіано, по имени одной вѣтви фамиліи Гвиди. Совершенно ошибочно хотѣли обратить этотъ презрительный эпитетъ на графовъ Порчіано. Трое изъ жившихъ тогда братьевъ этой линіи сопровождали императора Генриха VII въ его походѣ и у двухъ изъ нихъ Данте нашелъ себѣ гостепріимный пріютъ". К. Витте.
   45. "Бѣдный токъ", povero calle, -- рѣка здѣсь еще очень мелководна.
   47. Шавки botoli, порода малаго роста, но очень злая и лающая болѣе всѣхъ другихъ собакъ. -- "Ай, шавка, знать она сильна, что лаетъ на слона!" -- Этимъ именемъ обозначается Ареццо, одинъ изъ менѣе сильныхъ тосканскихъ городовъ, тѣмъ не менѣе стоявшій нерѣдко во главѣ гиббелинской партіи и сражавшійся часто съ гвельфами, но по большей части безъ успѣха. На гербѣ его надпись: "A cane non magno saepe tenetur Aper".
   48. Въ подлинникѣ: Ed a lor disdegnosa torce il muso, и отъ нихъ съ презрѣніемъ отворачиваетъ рыло. Данте сравниваетъ здѣсь, Арно съ большой собакой, гордо отворачивающейся           отъ мелкихъ лающихъ на нее собаченокъ" -- "Стѣсненный Центральными Апеннинами и горою Протоманьо, Арно течетъ сперва къ юго-востоку и отклоняется отрпшші Катенайскихъ Альпъ къ югу, въ направленіи къ Ареццо; но, не достигая его, вдругъ поворачиваетъ дугой къ западу". К. Витте.
   50. Подъ именемъ волчьяго рода разумѣются здѣсь флорентинцы. Волкъ у Данте служитъ всегда символомъ алчности и вмѣстѣ съ тѣмъ имѣетъ отношеніе къ гвельфской партіи. Упрекъ въ алчности часто дѣлается флорентинцамъ въ Божественной Комедіи; Флоренція же была главою гвельфовъ въ Тосканѣ.
   51. "Ровъ" т. е. русло Арно. "Какъ строгій, неумолимый моралистъ, Данте называетъ его проклятымъ, какъ флорентинецъ, -- злосчастнымъ". Джіоберти.
   52. "Здѣсь, какъ и вездѣ, Данте очень точенъ въ своихъ топографическихъ описаніяхъ. Пробѣжавъ по продолговатой долинѣ Казентино (стихи 43--45), рѣка Арно вступаетъ въ котловину Ареццо (стихи 46--48). Отсюда она проникаетъ по узкой, опять продолговатой долинѣ между горою Протоманьо и горами Чіанти, пока у Сіевскаго моста не проложитъ себѣ русла въ Соттскую долину, въ обширной котловинѣ которой лежатъ: Флоренція, Пистойя и Прато (стихи 49--51). Новые притоки водъ между Ластра и Емполи (стихи 52--53) направляютъ, наконецъ, его бѣгъ въ равнину Пизы". Филалетъ.
   53. Здѣсь разумѣются жители Пизы. "Уже старинная народная поговорка придаетъ пизанцамъ характеръ измѣннической хитрости (Ада XV, 67 прим.). Такой характеръ выступаетъ еще сильнѣе на видъ, когда они были ослаблены послѣ морского сраженія у острова Мелоріи (Приложеніе III къ I книгѣ Божественной Комедіи, Адъ. -- Историческій очеркъ событій въ Пизѣ во времена Уголино, стр. 317) и стояли одни противъ могущественнаго гвельфскаго союза. Стоитъ только вспомнить объ Уголино и его противникѣ Руджьерѣ, и о графѣ Гвидо да Монтефельтро, главѣ Пизы, поступки котораго Данте прямо называетъ лисьими (Ада XXVII, 75)". Филалетъ.
   55. Т. е. Данте: пусть онъ услышитъ пророчество о судьбѣ своей родины.
   58. Въ подлинникѣ: nipote, племянникъ, a также внукъ. Ландино и Оттимо Комменто называютъ Риньери прадѣдомъ Фулчьери. Рѣчь идетъ о Фулчьери да Кальболи, племянникѣ (по другимъ -- внукѣ) Риньери да Кальболи, -- того духа, къ которому, какъ увидимъ ниже, обращается теперь Гвидо дель Дука. "Фулчьери происходилъ отъ извѣстной фамиліи Кальболези въ Форли. Въ 1302 г., послѣ того какъ Карлъ Валуа вернулъ Черныхъ во Флоренцію, онъ былъ подестой этого города. Въ его управленіе Бѣлые подверглись жестокому гоненію и многіе вожаки этой партіи были казнены при двухъ слѣдующихъ обстоятельствахъ. Частъ Бѣлыхъ была тогда въ изгнаніи, другая жила, хотя и угнетенная, во Флоренціи. Была перехвачена переписка между пизанскими изгнанниками и флорентинскими Бѣлыми. Возникло судебное дѣло: предводители Бѣлыхъ были посажены въ тюрьму и подвергнуты пыткѣ. Нѣкоторые умерли подъ пыткой (напр. Тиньозо ди Маччи); другіе сознались въ намѣреніи отворить ворота гибеллинамъ, послѣ чего всѣ были обезглавлены. Нѣкоторые члены фамиліи Абати спаслись лишь бѣгствомъ, но имѣніе ихъ конфисковано. -- Въ томъ же году Бѣлые изъ Романьи подъ предводительствомъ Скарпети и дельи Орделаффи изъ Форли (Ада XXVII, 45 и примѣч.), личнаго врага Фулчьери, завладѣли мѣстечкомъ Луличьяно на Магелло; но съ прибытіемъ Черныхъ подъ предводительствомъ самого подесты бѣжали; многіе изъ бѣглецовъ переловлены мѣстными жителями и представлены Фулчьери, который приказалъ казнить всѣхъ. Между прочимъ, мессеръ Донати Алберти, одѣтый въ женское платье, былъ съ позоромъ представленъ однимъ крестьяниномъ на ослѣ къ подестѣ. Тотъ велѣлъ наложить ему на шею веревку и, открывъ окно дворца, показалъ его въ этомъ видѣ народу, который приговорилъ его немедленно къ смерти". Филалетъ.
   60. Вода свирѣпая, рѣка Арно.
   61--62. "Продастъ", потому что, какъ говорятъ, онъ предалъ за деньги многихъ изъ партіи Бѣлыхъ въ руки ихъ враговъ. "Старый скотъ", т. е. какъ рѣжутъ стараго быка, негоднаго для работы -- жесточайшая иронія! "Можетъ быть намекъ на безчеловѣчное обращеніе съ Донати Алберти". Филалетъ.
   63. Т. е. доброй своей славы, какъ человѣкъ продажный и жестокій.
   64. "Страшный лѣсъ" (trista selva), очевидно Флоренція, такъ какъ она была особенно гибельна партіи Бѣлыхъ, называвшейся также партіей Лѣсныхъ (Ада VI, 65). -- "Какъ тѣни одного адскаго круга названы (Ада IV, 66) лѣсомъ, такъ здѣсь названы жители Флоренціи". К. Витте.
   66. "Не соберетъ древесъ" (въ подлинникѣ: Nello stato primaio nun si rinselva), т. e. никогда не придетъ въ свое прежнее цвѣтущее состояніе.
   71. Духъ, внимавшій его рѣчи, -- Риньери.
   72. "Можетъ показаться страннымъ, что этотъ духъ, конечно, и самъ обладающій ясновидѣніемъ умершихъ, узнаетъ здѣсь о будущемъ изъ устъ другаго; но, какъ слѣдуетъ заключить изъ Ада X, 100--114 примѣч., мертвые лишь тогда видятъ будущее, когда это прозрѣніе вызывается къ нихъ какимъ нибудь особеннымъ обстоятельствомъ, напр. вопросомъ. Подобный вопросъ и былъ предложенъ (стихи 25--27) Гинду дель Дука". Ноттеръ.
   78. Данте (стихъ 20) отказался назвать себя по имени.
   81. О немъ, какъ и о Риньери, ничего болѣе неизвѣстно, какъ то, что оба были весьма храбры, Дель Дука -- родомъ изъ Бертиноро въ Форли; Риньери же по Филалету, былъ, кажется, въ 1252 г. подестой въ Пармѣ и въ 1276 г. въ войнѣ съ Джеремеи игралъ нѣкоторую роль съ Гвиди да Монтефельтро. См. Приложеніе II къ I книгѣ Божественной Комедіи, Адъ, Политическое состояніе городовъ Романьи въ 1274--1302 г., стран. 309.
   85. "Что посѣетъ человѣкъ, то и пожнетъ". Посл. къ Галат. VI, 7.
   86--87. Здѣсь разумѣются дары счастья. Объясненіе этихъ словъ читатель найдетъ въ слѣдующей пѣсни, стихъ 44--45 и след.
   89--90. Дурное мнѣніе, высказанное здѣсь о домѣ Кальболи, относится главнымъ образомъ къ позорному поведенію вышеупомянутаго Фулчьери во Флоренціи. Впрочемъ и въ другихъ мѣстахъ, кажется, были не очень довольны членами семейства Кальболи". Филалетъ.
   92. Превосходно очерченныя границы Романьи: къ сѣверу -- рѣка По, къ югу -- Апеннины, къ востоку Адріатическое морѣ и къ западу -- рѣка Рено, впадающая недалеко отъ Болоньи въ По.
   93. Въ подлинникѣ: Del bon richiesto al vero de al trastullo, т. e. истинными благами, способными удовлетворить волю, цѣль которой -- наслажденіе въ лучшемъ смыслѣ слова, a также интеллектуальное наслажденіе, стремящееся къ достиженію истины.
   94. Т. е. въ сказанныхъ предѣлахъ Романьи.
   95. "Зловредный тернъ" (venenosi sterpi), сличи Ада XIII, 6. Нѣкоторые разумѣютъ подъ этимъ тирановъ. Выраженіе опять напоминаетъ дикій лѣсъ I пѣсни Ада, стихъ 5". Скартаццини.
   97--98. Поименованныя здѣсь четыре фамиліи отличались своими добродѣтелями и безкорыстіемъ. Лиціо да Вальбона, гражданинъ изъ г. Форли извѣстный своимъ гостепріимствомъ. Арриго Манарди изъ Бреттиноро, по словамъ Оттимо Комменто былъ "рыцарь, полный благородства и доблести задавалъ часто пиры, раздаривалъ гостямъ одежду и коней, уважалъ храбрыхъ и проч. Онъ былъ другъ Гвидо дель Дука". -- Гвидо ди Карпинья, по словамъ того же комментатора, "превосходилъ всѣхъ другихъ своей щедростью, любилъ преданно и жилъ благороднымъ образомъ". Траверсаро изъ весьма древней романской фамиліи, по его же выраженію, "былъ преданъ прекрасной и достойной жизни". Подробнѣе см. у Филалета и Скартаццини.
   99. "Романьёлы" (Romagnoli) -- жители Романьи.
   100--102. "Франческо ди Бути разсказываетъ, что фамилія Ламбертаціи, о которой здѣсь идетъ рѣчь, вела свое начало отъ кузнеца, бывшаго нѣкогда столь могущественнымъ, что онъ почти сталъ главою Болоньи. Къ его потомкамъ принадлежалъ упоминаемый здѣсь Фаббро де Ламбертацци (нѣкоторые комментаторы въ словѣ Fabbro видятъ имя нарицательное)". Филалетъ. -- "Бернардино (въ подлинникѣ: di Fosco), сынъ Фоско, крестьянина, настолько возвысившагося своими добродѣтелями, что даже знатные люди того стараго добраго времени нерѣдко приходили къ нему, чтобы послушать его умныхъ рѣчей и воспользоваться его гостепріимствомъ". Тамъ же.
   104--108. Прата, деревня между Фаэнцей и Равенной. Объ этомъ Гвидо извѣстно лишь, что онъ былъ храбрый человѣкъ изъ благороднаго рода. Уголино д'Аццо -- объ немъ почти ничего не извѣстно; полагаютъ, что онъ былъ изъ рода Убальдини изъ Мугелло въ Тосканѣ. Какъ тосканецъ, онъ, живя большей частью въ Фаэнцѣ, былъ, слѣдовательно, въ ней чужестранцемъ. Федериго Тиньозо, родомъ изъ Римини, жилъ большею частію въ Бертиноро. Tignoso значитъ паршеголовый; названъ онъ такъ въ шутку, оттого что имѣлъ красивые бѣлокурые волосы. Родъ Траверсара изъ Равенны отличался богатствомъ и благородствомъ; дочь одного изъ нихъ въ 1262 г. вышла замужъ за сына венгерскаго короля. Анастаджи -- также богатый дворянскій домъ изъ Равенны. Обѣ фамиліи встрѣчаются въ одной изъ новеллъ Боккаччіо. Вспоминая эти славные нѣкогда роды, Данте скорбитъ, что они теперь лишены наслѣдниковъ и вымерли.
   109--110. Т. е.: я вспоминаю дамъ, рыцарей и проч. Эта терцина заключакгь въ себѣ всю поэтическую эпоху рыцарства. "Аріосто заимствовалъ изъ этого стиха начало (Le donne e і cavalier) для своей поэмы, a изъ всей терцины господствующія для нея идеи, такъ какъ "Неистовый Роландъ", въ сущности, не что иное, какъ поэтическое воспроизведеніе рыцарскихъ временъ". Джіоберти.
   111. "Тамъ", т. е. въ Романьѣ.
   112--114. Бреттиноро, городокъ между Форли и Чезена, главное мѣстопребываніе романскаго дворянства, откуда, однако, значительная его часть была изгнана въ 1295 г. за гибеллинскія идеи; на это Данте намекаетъ въ ст. 113--114. Составлялъ ли вышеупомянутый Манарди (стихъ 98) главу дома, -- неизвѣстно.
   115--117. Малавичино, могущественные въ половинѣ XIII столѣтія графы Баньякавалло (мѣстечко между Лаго и Равенной). Въ то время, когда Данте совершалъ свое странствованіе, они, какъ кажется, нерѣдко мѣняли цвѣтъ партіи, смотря по обстоятельствамъ. Впрочемъ, эта фамилія вымерла гораздо позднѣе, нежели думаетъ Данте. Графы Кастрокаро (на Ментонѣ, повыше Форли) были гиббеллины, но въ 1282 г. подчинились церкви и сдали свой замокъ. Въ 1296 г. они были снова возстановлены при помощи Майнардо Пагани. Графы Коніо встрѣчаются также въ концѣ XIII столѣтія, именно въ Фаэнцѣ, въ рядахъ гибеллиновъ. "Множа графовъ этихъ", т. е. такихъ негодныхъ и преступныхъ -- жестокая иронія.
   118--120. Пагани -- граждане Имолы. Въ 1263 г. Пьетро Пагани завладѣлъ Имолой и выгналъ оттуда болонцевъ, но тѣ вскорѣ опять выгнали его. Лучше удалось это дѣло сыну его Майнардо Пагани, названному за жестокимъ и "Дьяволомъ" (См. Приложеніе II къ I книгѣ Божественной комедіи, Адъ, стран. 309). Онъ умеръ въ Имолѣ въ 1302 г. и велѣлъ похоронить себя въ монашеской одеждѣ монастыря Вальомброза. Онъ не оставилъ наслѣдниковъ по мужской линіи и имѣлъ лишь одну дочь, перешедшую черезъ замужество въ фамилію Убальдини. О мнѣніи Данте о немъ см. Ада XXVII, 49--51 прим. Смыслъ терцины слѣдующій: Пагани поведутъ себя хорошо, какъ скоро умретъ (падетъ съ высоты) братъ ихъ Майнардо; но дурная слава объ ихъ отцѣ все-таки останется чернымъ пятномъ на ихъ фамильной славѣ.
   121--124. Уголино де'Фантоли изъ Фаэнцы принадлежалъ къ гвельфамъ и отличался храбростью; умеръ въ 1282 г.
   126. Подражаніе Виргилію, Aen. IX. 292:
  
   Atque animum patriae strinxit, pietatis imago.
  
   127--129. T. e они слышали топотъ нашихъ шаговъ и потому изъ ихъ молчанія и изъ того, что они не объяснили намъ, куда идти, мы заключили, что не сдѣлали ошибки въ выборѣ дороги. -- "Здѣсь, гдѣ обитаетъ одна лишь любовь и стремленіе къ добру, тѣни, конечно, объяснили бы поэтамъ, гдѣ лежитъ прямая дорога, если бы они пошли ложнымъ путемъ. Потому то, видя, что души безмолвствуютъ, поэты и должны были заключить, что они не ошиблись въ пути". Штрекфуссъ.
   133. Слова Каина къ Богу, послѣ совершенія перваго на землѣ убійства изъ зависти: "Всякій, кто встрѣтится со мною, убьетъ меня". Бытія ІІ, 14. -- Нечего, кажется, объяснять, что слова эти произноситъ не самъ Каинъ, такъ какъ душа его въ аду (почему одинъ его отдѣлъ и названъ Каина), но невидимый духъ или ангелъ.
   139. Аглавра, дочь аѳинскаго царя Кекропса, была превращена Меркуріемъ въ камень за то, что препятствовала изъ зависти сестрѣ своей Гирсѣ вступить въ супружество съ этимъ богомъ. -- Рядимъ съ завистливымъ братомъ поэтъ выводитъ завистливую сестру.
   143. "Узда" (въ подлинникѣ; camo, по-гречески χάμος, по-латыни camus, удила, трензель), т. е. тѣ грозныя слова которыя удерживають отъ порока. "Челюсти ихъ нужно обуздывати уздою и удилами, чтобы они покорялись тебѣ". Псалт. XXXI, 9.
   145, "Нажива" -- приманка дли рыбъ, насаженная на крючокъ удочки, т. е. земныя блага, которыми дьяволъ прельщаетъ человѣка, какъ рыболовъ рыбу. "Ибо человѣкъ не знаетъ своего времени. Какъ рыбы попадаются въ пагубную сѣть, и какъ птицы запутываются въ силкахъ, такъ сыны человѣческіе уловляются въ бѣдственное время, когда оно неожиданно находитъ на нихъ". Еккл. IX, 12.
   140. "Древній врагъ" -- дьяволъ. "Противникъ вашъ діаволъ". I посл. ап. Петра, V, 8.
   149. Т. е. небесныя свѣтила (Ада I, 411; XXXIV, 135). -- "Omnis naturae species et motus quasi quadam varietate linguarum clamat atque increpat agnoscendum esse Creatorem", Блаж. Августинъ. De lib. arb. III, 23.
   150. Belluas Deus prostratas fecit in facie, pastum quaerentes de terra; te homo, in duos pedes erexit, tuam faciem sursum ascendere voluit. Non discordet cor tuum a facie tua". Блаж. Августинъ.
  

ПѢСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ.

  
   1--6. "Обозначеніе времени дня. Между началомъ дня и третьимъ часомъ или собственно концомъ 3-го часа (l'ultima dell' ora terza) заключается три часа. Слѣдовательно, до захожденія солнца оставалось еще 3 часа, такъ какъ въ равноденствіе, во время котораго Данте совершаетъ свое загробное путешествіе, солнце заходить около 6-ти часовъ вечера (по нашему счисленію). Поэтому тамъ, т. е. на горѣ Чистилища, былъ вечеръ, или около вечера: здѣсь, т. е. въ Италіи, гдѣ поэтъ писалъ свою поэму, была уже полночь, такъ какъ время на Чистилищѣ на 9 часовъ отстаетъ отъ времени въ Италіи. См. Чистилища ІІІ, 25 примѣч.)". Канегиссеръ. "Въ томъ мѣстѣ, гдѣ теперь находится Данте, было почти 3 часа пополудни; въ этотъ часъ солнце отстоитъ отъ заката, во время весенняго равноденствія, на 3 часа. Вслѣдствіе этого во Флоренціи, которая по мнѣнію поэта, удалена отъ Іерусалима на 45°, должна быть теперь полночь, а въ Іерусалимѣ 3 часа утра. Итакъ, поэты находились въ этомъ кругѣ около трехъ часовъ". Филалетъ. -- Часъ дня опредѣляется здѣсь совершенно особеннымъ, чисто Дантовскимъ образомъ. Остается 3 часа до захода солнца, или, другими словами, теперь начинается тотъ отдѣлъ каноническаго дня, который называется vespero (Это слово обозначаетъ здѣсь начало вечернихъ часовъ въ смыслѣ церковномъ, въ которые совершается въ церквахъ служба, принадлежащая уже къ слѣдующему дню). Данте говоритъ объ этомъ простомъ фактѣ своеобразнымъ, оборотомъ рѣчи, какъ будто хочетъ подражать небесной сферѣ въ этомъ движеніи. Начало дня -- восходъ солнца, слѣдовательно конецъ третьяго часа, три часа послѣ восхожденія солнца, обозначается дугою небесной сферы, равняющейся 45°. Солнцу остается еще пройти такое же пространство, прежде чѣмъ оно зайдетъ. Это значитъ, что теперь послѣполуденный часъ въ чистилищѣ и полночь въ Тосканѣ, гдѣ Данте писалъ свою поэму". Лонгфелло.
   2. Сфера, которая, по выраженію Данте, кружится (собственно: играть, рѣзвится, scherza, подобно дѣтямъ), есть весь сводъ небесный который, по тогдашнимъ понятіямъ, обращался около земли въ теченіе 24-хъ часами. Сравненіе неба съ рѣзвымъ ребенкомъ было столько же порицаемо, сколько и одобряемо критиками. Во всякомъ случаѣ оно не такъ удачно, какъ почти всѣ прочія сравненія поэта. Между рѣзвыми, разнообразными движеніями дитяти и вѣчно спокойнымъ, всегда равномѣрнымъ движеніемъ свѣтилъ небесныхъ не можетъ быть ничего сходнаго.
   7--9. Надобно помнить, что, прежде чѣмъ поэты дойдутъ до лѣстницы, ведущей въ высшій кругъ, они всегда огибаютъ извѣстное" пространство около горы. -- "Отъ морского берега къ подошвѣ горы поэты шли (Чистилища III, 16 и примѣч.) съ востока къ западу. Потомъ они направились направо (V, 1--6 примѣч.), вдоль изгиба горы, подъ прямымъ угломъ къ первоначальному направленію (слѣдовательно къ сѣверу). Теперь они обошли вокругъ горы на одну четверть, стало быть идутъ опять къ западу". К. Витте.
   7. "Лучи" заходящаго солнца.
   10--11. Съ уступа на уступъ возводятъ поэтовъ ангелы; но чѣмъ выше подымаются они, тѣмъ ярче и лучезарнѣе блескъ отъ ангеловъ. Въ данную минуту сіяніе заходящаго солнца сливается съ блескомъ отъ ангела и ослѣпляетъ Данте. Сличи Чистилища XII, 79 и слѣд.
   16--21. Сличи Чистилища IV, 62--63. Отраженный лучъ свѣта образуетъ съ перпендикуляромъ, опущеннымъ на отражающую поверхность, уголъ, равный углу между лучемъ падающимъ и тѣмъ же перпендикулярнымъ; короче: уголъ паденія равенъ углу отраженія, какъ учитъ катоптрика и подтверждаетъ наблюденіе. Отвѣсъ, къ подлинникѣ: Dal cader della pietra, паденіе камня, какъ былъ названъ перпендикуляръ Альбертомь Великимъ.
   22--26. Данте думаетъ, что лучъ солнца отразился (по приведенному выше закону катоптрики) отъ гладкой поверхности карниза, по которому они идутъ, и отсюда поразилъ ему глаза, такъ какъ онъ не можетъ защитить ихъ отъ блеска приложенными къ глазамъ руками.
   30. "Посолъ" (messo), т. е. ангелъ (ἄγγελος -- посланникъ). Ангелъ, стоящій у первой ступени лѣстницы, ведущей изъ одного круга чистилища въ другой, ожидаетъ приближенія душъ и лишь только замѣтитъ издали ихъ приближеніе, идетъ тотчасъ имъ навстрѣчу, принимаетъ ихъ и подводитъ съ привѣтствіями къ слѣдующему всходу. Чистилища XII, 88; XVII, 117 и слѣд.; XIX, 4fi и слѣд.; XXII, 1 и слѣд., XXIV, 130 и слѣд., XXVII, 55 и слѣд.
   28--33. Въ подлинникѣ: "diletto quantu natura a sentir ti dispose" -- удовольствіе къ какому способна лишь твоя природа. -- Все наслажденіе въ какой мѣрѣ почувствовать его сдѣлала тебя способнымъ твоя природа, ты почувствуешь въ будущемъ, когда укрѣпившіеся глаза твои, что теперь еще ослѣпляются, будутъ въ состояніи переноситъ блескъ небесной семьи, т. е. ангеловъ,
   30. Съ очищеніемъ себя отъ перваго грѣха, послѣдующіе шаги на пути очищенія становятся все легче и легче. Чистилища XII, 115--126 и примѣч.
   38--39. Съ удаленіемъ изъ круга высокомѣрныхъ (Чистилища XII, 110) путники были встрѣчены воззваніемъ къ смиренію; точно такъ и здѣсь ихъ встрѣчаютъ слова, призывающія ихъ милосердію и человѣколюбію, -- добродѣтелямъ, противоположнымъ зависти. "Beati misericordes" -- слова Христа изъ Евангелія Матѳ. V, 7: "Блаженны милостивые, ибо они помилованы будутъ". "Слава, побѣдитель" въ подлинникѣ: Godi tu che e vinci, повидимому, намекъ на слова ангела въ Апокалипсисѣ, II, 7: "Vincenti dabo edere de ligno vitae quod est in Paradisi! Dei mei", -- побѣждающему дамъ вкушать отъ древа жизни, которое посреди рая Божія". Лонгфелло.
   44--45. Восклицаніе романьёла Гвидо дель Дука (Чистилища XIV, 81):
  
   О родъ людской! зачѣмъ такъ любишь то,
   Въ чемъ есть запретъ сообществу чужому?
  
   46--47. "Справедливыя души очищающихся желаютъ, чтобы живущіе на свѣтѣ не впали въ тотъ же грѣхъ, въ который они впали при жизни и горестныя послѣдствія котораго испытываютъ теперь въ чистилищѣ". Скартаццини.
   49. "Дивно прекрасное мѣсто вплоть до стиха 75; оно такъ ясно, что, несмотря на всю глубину свою, почти не нуждается въ комментаріи". Флейдереръ.
   51. "Зависть васъ разжигаетъ, и жаръ ея заставляетъ васъ вздыхать, -- вздыхать въ той, а еще болѣе въ этой жизни. Какъ кузнечный мѣхъ раздуваетъ огонь, такъ зависть разжигаетъ сердце человѣка, пожирая его пыломъ своиимъ". Скартаццини.
   52. Т. е. къ высшимъ благамъ, жилище которыхъ въ эмпиреѣ, -- вы высочайшей изъ всѣхъ сферъ небесныхъ. "Ищите горняго, гдѣ Христосъ сидитъ одесную Бога". Посл. къ Колос. III, 1. "Если бы любовь къ нетлѣнному и небесному направляла ваши желанія къ небу, вы не ощущали бы въ сердцѣ опасенія, что богатство и наслажденіе у другихъ уменьшитъ ваше собственное наслажденіе". Скартаццини.
   55--57. Т. е. чѣмъ большее число наслаждающихся въ небѣ однимъ и тѣмъ же благомъ, тѣмъ болѣе наслаждается тамъ каждый въ отдѣльности. "Nullo enim modo flt minor, accedente sed permanente consorte, possessio bonitatis; imo possessio bonitatis tanto fit minor quanto concordior eam individua sociorum possidet charitas". Блаж. Августинъ. De civ. Dei 1. XV, с. 15.-- "Той чашѣ" (въ подлинникѣ: in quel chiostro, въ томъ монастырѣ), т. e. на небѣ.
   64--66. "Душевный человѣкъ не принимаетъ того, что отъ Духа Божія, потому что онъ почитаетъ это безуміемъ, и не можетъ разумѣть, потому что о семъ надобно судить духовно. Но духовный судитъ о всемъ, a o немъ судить никто не можетъ". I посл. къ Коринѳ. II, 14, 15. -- Потому-то, говоритъ Виргилій, ты извлекаешь только мракъ изъ совершенно ясныхъ словъ моихъ.
   67. Неизреченное, безконечное благо -- самъ Богъ.
   68--69. "Какъ лучъ солнца тѣмъ ярче освѣщаетъ тѣло, чѣмъ оно само по себѣ чище и болѣе блестяще, такъ и высочайшее благо тѣмъ болѣе сообщается, чѣмъ болѣе оно находитъ къ тому воспріимчивости". Филалетъ. -- Эту мысль Данте еще подробнѣе развиваетъ въ своемъ Convivio. Въ переводѣ К. Витте lucido corpo замѣнено словами lichte Körper, и въ комментаріи къ этому мѣсту переводчикъ говоритъ: "прозрачное тѣло вполнѣ принимаетъ въ себя солнечный лучъ и, соотвѣтственно тому, солнечный лучъ направляется къ нему къ полной мѣрѣ".
   70--72. Сличи Рая XIV, 40.
   73. Въ подлинникѣ: E quanta gente più lassù s'intende, въ древнѣйшихъ кодексахъ -- s'attende, въ немногихъ -- s'incende; въ большинствѣ, впрочемъ, первое, какъ и въ лучшихъ изданіяхъ. Intendersi -- старинное выраженіе, то же, что innumorarsi. К. Витте перевелъ этотъ стихъ: "Je mehr der Herzen droben sich begegnen", Лонгфелло -- "And the more people thitherward aspire". Терцина вынудила меня держаться этой, менѣе принятой, редакціи подлинника.
   74--75. Чѣмъ болѣе праведныя души познаютъ другъ друга, тѣмъ болѣе онѣ и любятъ другъ друга, такъ что не только непосредственное истеченіе къ нимъ вѣчной любви, но и послѣдующее отраженіе ея отъ одной къ другой увеличиваютъ ихъ любовь, a съ нею и ихъ взаимное блаженство. Филалетъ. -- Бенвенуто Рамбалди. -- Джіоберти.
   77. "Только на небѣ чрезъ созерцаніе Бога (Беатриче) впервые уяснится вполнѣ разница между земными благами, уменьшающимися отъ совмѣстнаго обладанія ими, и благами небесными, которыя обогащаютъ тѣмъ болѣе, чѣмъ болѣе дѣлятъ ихъ между собою". Флейдерегъ.
   79--81. Т. е. остальные пять Р, или остальные грѣхи, начертанныя на лбу ангеломъ (Чистилища IX, 112). Безъ покаянія нѣтъ исправленія. "Oportet cum qui agit poenitentiam, affligere animam suam, et humilem animo se praestare in omni negotio, et vexationes multas variasque perferre". Ермъ, Пастырь. Ш, 7. Раны закрываются, когда онѣ болятъ, т. е. когда, сознавая грѣхъ свой, чувствуютъ раскаяніе и страдаютъ.
   83--84. Путники восходили до сихъ поръ вверхъ (со стиха 35); теперь они опять идутъ по ровной поверхности слѣдующаго карниза, гдѣ наказуется гнѣвъ, и гдѣ они встрѣчаютъ (стихъ 142) густой дымъ.
   85. "Эти видѣнія имѣютъ то же значеніе, какъ и пластическія изображенія въ кругѣ высокомѣрныхъ и голоса въ кругѣ завистливыхъ. Они здѣсь служатъ какъ бы подготовленіемъ къ очищенію наказуемаго здѣсь грѣха -- гнѣвливости, именно служатъ тѣмъ, что напоминаютъ о противоположной гнѣву добродѣтели -- кротости. Такъ какъ кругъ этотъ, какъ увидимъ ниже, наполненъ непроницаемою тьмою отъ дыма, то было бы невозможнымъ представить примѣры кротости другимъ какимъ нибудь видимымъ образомъ; являясь же въ видѣ сновидѣній, или грезъ, они тѣмъ самымъ указываютъ на изступленное, сходное со сномъ, состояніе, въ которое приводить человѣка грѣхъ. Тутъ Данте опять беретъ, между прочими, одинъ примѣръ изъ язычества для выраженія христіанской добродѣтели, ибо все дѣло тутъ въ томъ, чтобы воплотить свою мысль. То же и въ Чистилища XII, 28. -- Бріарей.
   87--92. Ев. отъ Луки II, 48: "И матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сдѣлалъ съ нами? Вотъ, отецъ твой и я съ великою скорбью искали Тебя".
   94--105. "Другую" -- жену аѳинскаго тирана Пизистрата. Валерій Максимъ разсказываетъ (Facta ac dicta mem. 1, VІ, с. 1), что какой-то юноша, влюбленный въ дочь Пизистрата, обнялъ и поцѣловалъ ее въ публичномъ мѣстѣ на площади, и что на требованіе матери ей объ отмщеніи Пизистратъ отвѣчалъ словами, буквально переведенными Данте изъ Валерія Максима: "Si nos qui nos amant interficimus, quid his faciemus, quibus odio sumus?" -- "Если мы будемъ умерщвлять любящихъ насъ, что же станемъ дѣлать съ ненавидящими насъ?".
   98. Аѳины. Посейдонъ (Нептунъ) и Паллада Аѳина (Минерва) -- оба желали, чтобы Аѳины были названы ихъ именами. Но аѳиняне, по приговору женщинъ, предпочли Аѳину, принесшую въ даръ оливковое дерево, почтя этотъ даръ болѣе высокимъ, чѣмъ принесенный Посейдономъ даръ -- лошадь. Овидія Превращенія. VI, 70 и слѣд.
   106--111. Третье видѣнье: избіеніе камнями первомученика Стефана. Дѣян. VII, 51--60: "...И побивали камнями Стефана, который молился и говорилъ: Господи Іисусе! пріими духъ мой. И, преклонивъ колѣна, воскликнулъ громкимъ голосомъ: Господи! не вмѣни имъ грѣха сего. И, сказавъ сіе, почилъ",
   110. "Врата очей своей" (porte degli occhi) -- оборотъ чисто дантовскій, странный, но сильный". Томазео. -- "Поэтъ хочетъ сказать, что образъ Христа на небѣ проникалъ ему чрезъ глаза въ сердце". Чезари.
   112--113. О мученіи св. Стефана говоритъ Фульгенцій въ своемъ Кр. Sorm. de S. Stephano: "Stephanus charitatem pro armis habebat, et. per ipsam ubique vincebat. Per charitatem Dei saevientibus Judaeis non cessit; per charitatem proximi pro lapidantibus intercessit".
   117. "Смыслъ нелживыхъ тѣхъ обмановъ", въ подлинникѣ: non falsi errori. Обманъ былъ здѣсь въ томъ смыслѣ, что поэтъ считалъ эти явленія за нѣчто объективное, дѣйствительно совершающееся передъ его глазами; но тѣмъ не менѣе эти обманы чувствъ были нелживы въ отношеніи того, что ими изображалось, такъ какъ они были основаны на истинныхъ событіяхъ и служили къ назидательному поученію". Филалетъ.
   130--132. Т. е. тебѣ даны были эти видѣнія, чтобы сердце твое были расположено къ ученіямъ мира (acque della pace) о кротости, которыя особенно нужны для очищающихся въ этомъ кругу. Гнѣвъ есть огонь, -- огонь тушится водой. "Токъ вѣчныхъ силъ", т. е. отъ Бога: "У Тебя источникъ жизни". Псалт. XXXV, 10; и во многихъ мѣстахъ св. писанія. Слѣдовательно и здѣсь, какъ въ пѣсни XIII, 39, предшествуютъ бичи, побуждающіе къ добродѣтели; ниже въ пѣсни XVII, 93, послѣдуетъ узда, для обузданія порока.
   133--138. Виргилій даетъ здѣсь двоякое объясненіе, во-первыхъ: цѣль совершившихся здѣсь видѣній, о которыхъ онъ знаетъ и потому не нуждается въ сообщеніи ему о нихъ Данте, -- была показать, какъ себя можно обуздать во время гнѣва. Форма же вопроса, предложеннаго имъ своему ученику, почему онъ идетъ въ такомъ сонномъ состояніи, объясняется имъ въ томъ смыслѣ, что онъ, Виргилій, спрашивалъ не такъ, какъ человѣкъ, взирающій однимъ лишь тѣлеснымъ окомъ и вопрошающій лишь о какомъ-нибудь событіи. Напротивъ, онъ сдѣлалъ ему свой вопросъ на выраженномъ въ стихахъ 136--139 основаніи, именно затѣмъ, чтобы вслѣдъ за совершившимися только что видѣніями, побуждающими къ кротости, -- на самомъ дѣлѣ побудить поэта идти по пути къ улучшенію и не оставить его пребывать лишь въ мечтательномъ созерцаніи бывшихъ передъ нимъ видѣній, какъ бы ни было полезно созерцать ихъ". Ноттеръ. -- Мѣсто это вообще довольно темное и толкуется различно даже итальянскими комментаторами". Дельфъ, въ своей: Die Idee der Göttlichen Kom." очень глубокомысленно замѣчаетъ: "Проходящій этимъ путемъ (какъ бы ни было благотворно производимое на него этими видѣніями вліяніе), обязанъ не предаваться одному лишь ихъ созерцанію и размышленію. Ибо путь этотъ (именно на гору очищенія) есть путь работы, борьбы, упражненія".
   140. "Насколько можно": идя противъ вечерняго солнца, лучи котораго сверкаютъ прямо въ глава, нельзя видѣть далеко.
   144. Скрыться не было возможности, потому что узкій выступъ или карнизъ вокругъ горы очень узокъ, всего лишь въ три человѣческихъ роста ширины (X, 24), и ограниченъ съ одной стороны пустымъ пространствомъ, съ другой -- стѣною крутого утеса.
  

ПѢСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ.

  
   1--9. "Въ дыму, и при томъ самомъ густомъ и черномъ, очищаются тѣни отъ ярости гнѣва. Дымъ -- это продуктъ огня и при томъ такой продуктъ, который не грѣетъ и не освѣщаетъ, но только омрачаетъ и смущаетъ глаза и разумъ, -- эти то, что огонь извергаетъ изъ себя, для того, чтобы согрѣвать и свѣтить. Отсюда становится само собою понятнымъ, почему именно въ дыму гнѣвливые должны познать свой недостатокъ и въ немъ очиститься отъ своего грѣха". Штрекфуссъ. -- "Выраженіе, что этотъ дымъ еще темнѣе ада" -- слишкомъ сильно и, разсматриваемое въ тѣсномъ смыслѣ, должно бы было указывать на то, что и въ аду нѣтъ такого ужаснаго грѣха, какъ гнѣвъ, a слѣдовательно и казни болѣе жестокой; но смыслъ тутъ, кажется, заключается въ томъ, что осужденные въ аду все еще сознаютъ свѣтъ божественнаго правосудія и порядка; въ аффекте же гнѣва уже вовсе нѣтъ этого сознанія". Ноттеръ.
   8--9. Виргилій (разумъ) предлагаетъ Данту плечо въ опору, чтобы не дать ему сбиться съ дороги среди темноты дыма (гнѣва); аллегорическій смыслъ совершенно ясенъ.
   17--19. "Вотъ Агнецъ Божій, который беретъ на Себя грѣхъ міра". Іоан. I, 20. -- Души поютъ молитву, троекратно повторяемую къ католической мессѣ и литаніи. Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis. Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, misererа nobis, Agnus Dei qui tollis peccata mundi, dona nobis pacem". -- "Здѣсь первые два стиха умоляютъ о милосердіи, третій -- о мирѣ". Бути. -- "Агнецъ есть символъ кротости, добродѣтели, противоположной гнѣву". Ноттеръ.
   20--21. "Согласіемъ и гармоніей уничтожается здѣсь гнѣвливость, какъ выше согбеніемъ уничтожалась гордость. Въ этомъ единогласіи уже обозначается прогрессъ въ дѣлѣ очищенія". Филалетъ. Штрекфуссъ,
   27. Въ подлинникѣ: per calendi, по календамъ, такъ какъ римляне дѣлили время на calendae, nonae и idus. Вопросъ, сдѣланный Данте въ стихѣ 22, заставляетъ душу вопрошающаго предположить, что Данте еще живой человѣкъ, раздѣляющій время по недѣлямъ и мѣсяцамъ, a не какъ тѣни, дѣлящія безконечность на болѣе долгіе періоды.
   33. Т. е. о томъ, что человѣкъ живой идетъ въ загробный миръ.
   42. Т. е., какъ никогда не случалось ни съ однимъ изъ живыхъ людей со времени Энея и апостола Павла (Ада II, 32).
   45. Пусть указаніе твое о дорогѣ ускоритъ наши шаги, и послужитъ намъ проводникомъ; въ подлинникѣ: E tue parole fien le nostre scorte.
   46. Почти всѣ комментаторы принимаютъ этого Марко Ломбардо за венеціанца, также за человѣка храбраго, щедраго, привыкшаго къ придворному обращенію, на что намекаетъ стихъ 47. Франческо да Бути говоритъ, что щедрость его была преимущественно обращена къ бѣднымъ дворянамъ и что онъ опредѣлилъ въ своемъ духовномъ завѣщаніи ничего не требовать отъ своихъ должниковъ. Оттимо, напротивъ, говоритъ, что подъ конецъ жизни онъ самъ жилъ насчетъ щедрости другихъ. Кромѣ того, по словамъ Бенвенуто да Идіола, онъ былъ человѣкъ надменный, раздражительный и расположенный къ гнѣвливости, по поводу чего разсказываютъ много анекдотовъ (Cento Novelle Antiche Nov. 41, 52), по мнѣнію Лонгфелло, не заслуживающихъ вниманія. По мнѣнію Филалета, это тотъ самый благоразумный человѣкъ, о которомъ сказано въ историческомъ очеркѣ событій въ Пизѣ во времена Уголино (Приложеніе III къ I книгѣ Божественной Комедіи, Адъ, стран. 317). Оттимо, между прочимъ, говоритъ что Ломбардо нарицательное имя и что онъ названъ такъ по французской манерѣ, такъ какъ во Франціи было въ обычаѣ называть всѣхъ итальянцевъ ломбардцами; Марко же (Бути называетъ его Марко-Дака) долго жилъ въ Парижѣ. Напротивъ Боккаччіо считаетъ его прозвище Ломбардо за фамилію. Совершенно неосновательно мнѣніе Портичелли, считающаго его за знаменитаго путешественника Марко Поло, такъ какъ послѣдній жилъ еще при Данте и умеръ не ранѣе 1323 г., въ которомъ было сдѣлано его духовное завѣщанье. "Марко Дака изъ Венеціи, прозванный Ломбардо, былъ то, что въ средніе вѣка называли придворнымъ, т. е. такой человѣкъ, который, переходя отъ одной династіи къ другой, по своимъ нравамъ, находчивости, a также по своимъ остротамъ и запасамъ анекдотовъ повсюду былъ принимаемъ, какъ желанный гость, котораго рѣдко отпускали отъ себя иначе, какъ наградивъ щедро подарками, и который, при случаѣ, служилъ въ ратномъ дѣлѣ, или въ посольствахъ". К. Витте.
   48. Т. е. уже не мѣтятъ изъ лука въ эту цѣль, или, другими словами, никто не дорожитъ ею.
   49. Т. е. въ четвертый кругъ чистилища: это отвѣтъ на второй вопросъ Данте.
   51. "Въ томъ чертогѣ", т. е., когда ты будешь на небѣ и узришь дворы Господни (стихъ 41).
   52--53. "Здѣсь Данте въ первый разъ высказываетъ, что онъ еще во время своего странствованія самъ молится за другихъ, не дожидаясь своего возврата на землю, чтобы просить живыхъ молиться за умершихъ. То же самое повторяется въ Чистилища XXVI, 130". Ноттеръ.
   53--55. Въ подлинникѣ: Ma io scoppio dentro a un dubbio, s'io non me ne spiego, буквально: но я разорвусь отъ одного сомнѣнія, если я не разрѣшу его себѣ. "Поэтъ самъ убѣжденъ, что міръ въ дурномъ положеніи. То, что ему сказалъ объ этомъ въ XVI пѣсни Гвидо дель Дука (простое сомнѣніе), и то, что ему говоритъ теперь Марко, утверждаетъ его въ этомъ убѣжденіи (удваиваетъ сомнѣніе). Самое же сомнѣніе состоитъ въ томъ, чтобы дознаться настоящей причины этой порчи, именно: слѣдствіе ли это испорченной воли людей, или предопредѣленія свыше и вліянія звѣздъ, какъ въ это вообще вѣрили въ средніе вѣка (стихъ 67--68). Штрекфуссъ. -- Сказавъ: "Таковъ-ли грунтъ страны, иль свычай злой влечетъ тамъ къ злу для горя" (XIV, 38--39), Гвидо дель Дука оставилъ этотъ вопросъ неразрѣшеннымъ для Данте: это-то собственно и составляетъ простое сомнѣніе. -- "Марко порицаетъ настоящій вѣкъ (стихъ 48) точно такъ, какъ порицалъ его выше Гвидо дель Дука. Сличивъ слова обѣихъ тѣней, Данте удваиваетъ тѣмъ самымъ свое сомнѣніе и безпокойство: онъ заблуждается насчетъ божественнаго правосудія, допустившаго такъ много прегрѣшеній въ настоящемъ вѣкѣ". Ноттеръ.
   62. "На небѣ", т. е. во вліяніи звѣздъ; "вообще во всемъ этомъ мѣстѣ подъ именемъ неба надобно разумѣть не Бога, a единственно это вліяніе созвѣздій. Въ это вліяніе вѣрилъ и Данте наравнѣ съ современниками, но однако такъ, что свобода воли человѣка не слишкомъ сильно ограничивается этимъ вліяніемъ". Филалетъ.
   66. "Т. е. сомнѣніе, тобою выраженное, ясно показываетъ, что ты еще житель міра (или, буквально, что ты идешь изъ міра), помраченнаго слѣпотою невѣжества и заблужденія". Скартаццини.
   67--69. "Въ слѣдующемъ положеніи совершенно опредѣленно высказана свобода нравственной воли. Это положеніе направлено противъ тѣхъ, которые вѣрили, что непреодолимое предназначеніе отдѣльной личности къ спеціальнымъ добродѣтелямъ или грѣхамъ прямо зависитъ отъ его созвѣздія; вмѣстѣ съ тѣмъ оно и не противорѣчитъ господствовавшему тогда ученію блаж. Августина о наслѣдственномъ грѣхѣ и благодати по избранію. Ибо можно отрицать также непреодолимое предназначеніе, не принимая черезъ то падшую природу человѣка за способную, или, по крайней мѣрѣ, за достаточно сильную для того, чтобы она по своей собственной силѣ могла жить, безусловно подчиняясь нравственному закону, по ученію блаж. Августина, свобода воли не можетъ уничтожаться; но онъ отрицаетъ, чтобы этой своей собственной воли было достаточно для достиженія святости". Каннегиссеръ.
   70--72. "Мнѣніе, что человѣкъ въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ на него одновременно дѣйствуютъ два противоположныхъ и совершенно равныхъ раздраженія, не имѣетъ будто бы свободы воли и потому находится подъ гнетомъ (Рая IV, 1--3 и 7--9), -- такое мнѣніе, очевидно, не есть мнѣніе самого Данте, но должно быть принято лишь какъ приноровленіе къ научнымъ положеніямъ тогдашней схоластики. Данте хочетъ этимъ показать свою ученость". Ноттеръ. "Божественное правосудіе требуетъ отъ человѣка свободной воли, которую не должно ограничивать никакое вліяніе звѣздъ. Поэтъ является въ этихъ мысляхъ и въ слѣдующемъ затѣмъ изложеніи не только великимъ ученымъ, но и истинно глубокомысленнымъ и просвѣщеннымъ изслѣдователемъ". Флейдереръ. Сличи Боэція, Cons. phil, V, 2, гдѣ онъ говоритъ: "Neque enim fuerit ulla rationalis natura, quin eidem libertas adsit arbitrii". -- "Corpora coelestia in corpora quidem imprimuni directe et per se, in vires autem animae quae sunt actus organorum corporeorum, directe quidem, sed per accidens; quia necesseest hujusmodi actus harum potentiarum impediri secundum impedimenta organorum, sicut oculus turbatus non bene videt. Unde si intellectus et voluntas esserit vires corporeis organis alligatae, ex necessitate sequeretur quod corpora coelestia essent causa electionum et actuum humanorum; et ex hoc sequeretur quod homo naturali instinctu ageretur ad suas actiunes, sicut caetera animalia, in quibus non sunt nisi vires animae corporeis organis alligalae: nam illud quod fit in istis inferioribus ex impressione corporum coelestium, naturaliter agitur, et ita sequeretur quod homo non esset liberi arbitrii, sed haberet actiones determinatas, sicut et ceterae res naturales; quae manifeste sunt falsa". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. I, qu. CXV, art. 4. -- "Уже Тертулліанъ говорилъ, что если бы нравственные поступки зависѣли не отъ свободной воли, a были бы подчинены свѣтилами, если только свободная воля питается сказаннымъ свѣтомъ". Скартаццини.
   79. Т. е. Богу, воля котораго (сила) больше, a природа несравненно совершеннѣе, силы природы небесныхъ тѣлъ.
   80. Т. е. Богь, создавая васъ, не лишилъ васъ свободной воли, не побуждая васъ ни къ доброму, ни къ злому; разумная же и интеллектуальная душа ваша создана силою и природою самого Бога,-- вопреки мнѣнію нѣкоторыхъ средневѣковыхъ схоластиковъ, полагавшихъ, что хотя душа человѣка и рождена Богомъ, но не непосредственно Имъ. Данте слѣдуетъ здѣсь Ѳомѣ Аквинскому: "Anima brutorum producitur ех virtute aliqua corporea, anima vero humana a Deo". Sum. Theol. p. I, qu. LXXV, art. 6; u далѣе: "Quidam posuerunt quod Angeli, secundum quod operantur in virtute Dei, causant animas rationales. Sed hoc est omnino impossibile, et a fide alienum. Ostensum est enim, quod anima rationalis non potest produci nisi per creationem. Solus autem Deus potest creare... Anima rationalis non potest product nisi a Deo immediate" Ibid. qu. XC, art. 3.
   80--81. "Даже и послѣ грѣхопаденія у человѣка все еще остались разумъ и свободная воля, хотя и въ ослабленной степени. Но въ борьбѣ съ грѣхомъ человѣкъ нуждается въ божественной милости. Онъ долженъ слѣдовать влеченію этой высшей силы, для того чтобы устоять въ этой борьбѣ; но и это слѣдованіе есть движеніе добровольное. Человѣкъ долженъ дѣйствовать одновременно съ милостью Господнею. Если, такимъ образомъ, онъ останется побѣдителемъ въ первой битвѣ и получитъ оправданіе, то благодать содѣйствующая и его собственное усиліе приведутъ его въ общеніе съ истинной свободой чадъ Господнихъ, гдѣ ему уже нечего опасаться какого бы то ни было вліянія свѣтилъ. Исходя изъ этой богословской точки зрѣнія, можно подъ сказанной "лучшей природой" разумѣть движимую самимъ Божествомъ высшую волю, а подъ "смысломъ" (въ подлинникѣ mente) -- привычку къ добру, въ чемъ и состоитъ добродѣтель". Филалетъ.
   85--93. "Для того чтобы перейти къ основанному на борьбѣ за свободу воли души, самимъ Богомъ установленному "церковно-государственному" міроправленію, -- Данте возвращается къ возникновенію самой души, которое онъ понимаетъ, какъ актъ божественнаго творчества. Сличи Чистилища XXV". Флейдереръ.
   8. "Прежде чѣмъ ей быть (prima che sia) -- оборотъ рѣчи церковно-славянскій, какъ въ Псал. LXXX1X, 3: "Прежде даже горамъ не быти", и Іерем. I, 5; "Прежде неже мнѣ создати тя во чревѣ, познахъ тя, и прежде неже изыти тебѣ изъ ложеснъ, освятихъ тя".
   86. "Какъ рѣзвое дитя" (a guisa di fanciulla, дѣвочка) -- сравненіе заимствовано изъ Платона (Olimpiodorus):ὁτι κορικῶς μἐν ἐις γἐνεσιν κάτεισιν ἡ ψυχή, на подобіе дѣвочки нисходитъ душа въ рожденіи.
   87. Въ подлинникѣ: Che piangendo е ridendo pargoleggia, которая плачетъ и смѣется играя, "чѣмъ выражается, что мы уже отъ природы расположены къ страстямъ и что съ этимъ расположеніемъ уже рождаемся и потому измѣнчивы, какъ дѣти". Бути.
   88. Схоластики объясняли душу человѣческую какъ чистую форму; но такъ какъ она вмѣстѣ съ тѣмъ есть субстанція, каждая же субстанція существуетъ внѣ Божества, или же должна быть по возможности (potentia) переводима въ дѣйствительности (actus), то отсюда приходили въ затрудненіе, когда не принимали никакой матеріи для души, подъ чѣмъ именно разумѣлось ens in potentia. Чтобы выйти изъ этого затрудненія, ничего болѣе не находили, какъ принять душу за продуктъ чистаго творческаго акта, для чего требовалось допущеніе не иной какой матеріи, кромѣ чистой мысли бытія въ божественной сущности. Ѳома Акв. Sum. Theol. p. I, qu. ХС". Филалетъ.
   89--93. "Исшедшая отъ самого Бога, душа стремится возвратиться опять къ Богу же, какъ къ высочайшему благу. Во всемъ, что ей кажется сколько-нибудь хорошимъ, она мнитъ видѣть его образъ, и потому устремляется къ этому мнимому благу. Но при этомъ она нерѣдко ошибается, почему и нуждается въ поученіи (вождѣ) и дисциплинѣ (уздѣ), которые удерживали бы ее отъ преслѣдованія ошибочныхъ цѣлей". К Витте.
   91--92. Данте говоритъ въ своемъ Convivio, IV, 12: "Высочайшее желаніе всего сущаго и прежде всего дарованное ему природою -- возвращеніе къ своему источнику; a какъ Богъ есть источникъ нашихъ душъ, и создатель ихъ по своему образу, какъ написано: "Сотворимъ человѣка по нашему образу и подобію", то душа эта главнымъ образомъ желаетъ возвратиться къ Нему. И какъ пилигримъ, идущій по дорогѣ, на которой онъ никогда прежде не бывалъ, принимаетъ каждый домъ, который онъ издали видитъ, за гостиницу, и увидя, что это не гостиница, направляетъ свою надежду на другой домъ, и такъ отъ дома къ дому, пока не достигнетъ гостиницы; точно такимъ же образомъ душа наша, тотчасъ какъ вступитъ въ новый и не пройденный ею путь сей жизни, обращаетъ глаза къ цѣли ея высочайшаго блага; и потому что ни увидитъ она кажущееся ей заключающимъ въ себѣ какое-нибудь благо, она считаетъ, что это именно оно и есть. A какъ ея знаніе въ началѣ несовершенно, и такъ какъ душа неопытна и не научена, то малыя блага кажутся ей большими, a потому съ нихъ и начинаются ея желанія. И вотъ мы видимъ, что дѣти чрезмѣрно хотятъ сперва имѣть яблоко, a потомъ, идя далѣе, желаютъ имѣть птичку, еще далѣе -- красивую одежду, a потомъ -- лошадь, затѣмъ -- женщину, a затѣмъ -- богатство не очень большое, a потомъ -- побольше, и потомъ еще больше. И это происходитъ оттого, что она не находитъ во всѣхъ сихъ вещахъ того, чего она ищетъ, и полагаетъ найти его дальше".
   92. "Изъ стиховъ 67--69 видно, что это изреченіе не означаетъ, что душа безъ руководства и вождя должна необходимо выбрать себѣ дурную дорогу. Сличи Чистилища XVIII, 61--75". Ноттеръ.
   93. "Узда", удерживающая душу отъ стремленія къ ложнымъ благамъ. "Вождь" -- направляющій ее къ благу истинному.
   94--96. Convivio tr. IV, e. 4: "А perfezione della umana spezie conviene essere uno quasi nocchiere, che considerando le diverse condizioni del mondo, e li diversi e necessarj ufflcj ordinando, abbia del tutto universale e irrepugnabile ufficio di comandare. E questo ufficio è per eccellenzia imperio chiamato e chi a questo ufficio è posto, è chiamato imperadore. -- "Царь (въ подлинникѣ король, rege) означаетъ очевидно императора. Этотъ стихъ освѣщается наилучшимъ образомъ соотвѣтствующими мѣстами изъ Convivio и Liber de Monarchia. "Чтобы достигнуть своей высшей божественной цѣли, родъ человѣческій прежде всего нуждается во внѣшнемъ мирѣ, чтобы отдѣльныя личности людей, города и государства не приходили во враждебныя столкновенія другъ съ другомъ, но взаимно бы другъ другу помогали. Для того же, чтобы не нарушалось это мирное состояніе, необходимо, чтобы люди познавали правое и хотѣли бы имѣть его. Первое достигается существованіемъ писаныхъ законовъ, послѣднее -- присутствіемъ единовластителя, императора, поставленнаго столь высоко, что онъ владѣетъ всѣмъ, такъ что и желать ему больше нечего, и потому можетъ быть нелицепріятнымъ судьей королей. Въ его вѣдѣніи находится лишь то, что относится къ волѣ человѣка, почему онъ также называется всадникомъ человѣческой воли. Напротивъ, область мышленія и познаванія что ни на есть высшаго въ человѣкѣ не подлежитъ его скиптру. На него должно смотрѣть, какъ на того, который постоянно имѣетъ въ виду не болѣе какъ внѣшнія стѣны Божественнаго Града (въ подлинникѣ: башню, la torre), ограждаемыя имъ отъ внѣшнихъ враговъ соблюденіемъ существующихъ законовъ и правосудіемъ". Филалетъ. Ноттеръ. -- "Прежде всего человѣчество нуждается въ мирномъ правителѣ, который бы въ "Градѣ Правды", въ Божьемъ царствѣ на землѣ, имѣлъ въ виду башню, т. е. обезпечивалъ бы внѣшній миръ человѣчества.-- Этимъ обозначается необходимость и кругъ дѣятельности императорства, въ отличіе отъ папства". Флейдереръ. Сличи Ада I, 71, 124; Рая XXVII, 139 и слѣд.
   97. Хотя и есть необходимые законы, но кто же заботится объ ихъ исполненіи? Императоръ объ этомъ не заботится, такъ какъ онъ далекъ отъ Италіи; господствующій тамъ пастырь, т. е. папа, столь же мало о нихъ заботится, напротивъ, препятствуетъ, чтобы гдѣ-нибудь утвердилось нравственное правленіе.
   98--99. Данте сравниваетъ здѣсь папу съ нечистымъ животнымъ, намекая на законъ Моисеевъ, раздѣляющій животныхъ, относительно употребленія ихъ въ пищу, на чистыхъ и нечистыхъ (Левитъ XI, 3, и слѣд.; Второзак. XIV, 7 и слѣд.). Объ аллегорическомъ значеніи этого закона Моисеева Ѳома. Аквинскій говоритъ: "Animal enim quod ruminat et ungulam findit, mundum est significatioine, quia fissio ungulae significat distinctionem duoruin testamentorum, vel Patris et Filii, vel duarum naturarum in Christo, vel discretionem boni et mali; ruminatio autern significat meditationem Scripturarum, et sanum intellectum earum". Sum. Theol., p. 1, 2-e qu. CII, art. 6.-- Пo объясненію блаж. Августина, отрыганіе жвачки обозначаетъ мудростъ, двоеніе копытъ -- нравственность; словомъ, -- подъ первымъ разумѣлось въ средніе вѣка познаніе божественныхъ вещей, подъ вторымъ -- безупречный образъ жизни и христіанская дѣятельность. (По мнѣнію нѣкоторыхъ, нераздвоенное копыто обозначаетъ папскій дворъ, не различающій свѣтской власти отъ духовной; но что же обозначаетъ въ такомъ случаѣ отрыганіе жвачки?). Итакъ, очевидно, что Данте, придерживаясь ученія Ѳомы Аквинскаго, хочетъ сказать, что хотя папа и могъ бы размышлять и понимать Писаніе, но не желаетъ различать пути міра отъ божественныхъ, пастырскій посохъ отъ меча, или правленія: временое и духовное. Такъ его понимали и другіе комментаторы, напр. Postillatore Cassinese: "Non habet ungntas scissas, idest, non habet discretionem nec facit inter temporalia et spiritualia differentiam". -- Петръ Данте: "Praeseutes pastores, licet sint sapientes, et sic ruminant, tamen non habent ungulas fissas in discrenendo et dividendo temporalia a spiritualibus". Ландино.-- Пo мнѣнію Филалета, Ноттера и Флейдерера, подъ отрыганіемъ жвачки должно разумѣрть толкованіе о добродѣтели и законахъ, подъ двоеніемъ копытъ -- добрые поступки и, въ особенности, щедростъ, въ противоположность сжатымъ кулакамъ, признаку скупости (Ада VII, 56). Въ такомъ случаѣ Данте, повидимому, хочетъ сказать, что правяіцій теперь папа Бонифацій VIII, хотя и жуетъ жвачку, т. е. знаеть христіанское ученіе, или то, что онъ подъ симъ разумѣетъ, декреталы (Рая IX, 134), и много о нихъ толкуеть; но какъ образецъ, который онъ долженъ представлять въ жизни, онъ не имѣетъ раздвоенныхъ копытъ. Послѣднее же обозначаетъ, что не только папа не идетъ путемъ добродѣтели, но и указываетъ спеціально на его алчность, что онъ все держитъ въ крѣпко сжатомъ кулакѣ. Въ немъ удерживается папой все притекающее въ Римъ золото и отнятая у императора власть.
   102. "Тотъ же кормъ", т. е. земныя богатства и свѣтское могущество и почести, какъ сказано въ старинномъ французскомъ стихотвореніи, приведенномъ въ комментаріи Лонгфелло:
  
   Au temps passé da siècle d'or
   Crosse de bois, évèque d'or;
   Maintenant ehangent les lols,
   Crosse d'or, évêque de bois.
  
   103--105. "Это -- пастыри безсмысленные: всѣ смотрятъ на свою дорогу, каждый до послѣдняго, на свою корысть". Исайи LVI, 11. -- "Народъ мой былъ какъ погибшія овцы; пастыри ихъ совратили ихъ съ пути, разогнали ихъ по горамъ". Іереміи, L, 6.
   106--108. "Два солнца", т. e. папа и императоръ. "Первый долженъ вести человѣка къ вѣчному блаженству, указывая ему путь божественный; второй -- руководить человѣкомъ въ достиженіи имъ блаженства въ этой жизни, указывая ему пути мірскіе. Обѣ эти власти Данте называетъ солнцемъ въ томъ смыслѣ, какъ оно имъ принято въ Ада I, 17 (Che mena dritto altrui per ogni calle). -- Это изреченіе совершенно объясняется тѣмъ, что сказано Данте въ Liber de Monarchia III, с. 16". Скартаццини. -- "Итакъ, два солнца, a не одно солнце папства", "мѣсяцемъ коего служитъ императорство", какъ сказалъ папа Григорій VІІ". Флейдереръ. -- Папа Бонифацій VIII сказалъ по поводу императора Альбрехта: "Io son Cesare, io l'imperadore".
   109--112. Слившись между собою въ одной рукѣ, эти двѣ власти, естественно, не имѣютъ болѣе уваженія другъ къ другу, a чрезъ это уничтожается осторожное исполненіе той и другой. "Quando li cherici non aveano se non lo spirituale, temevano di falire e di vivere disonestamente se non per l'amore di Dio, al meno per paura de' seculari che, vedendo la loro mala vita, non denegarseno loro le loro elimosine; e cosi li seculari temevano difallire e vivere male, considerando lo prelato è si diritto che non m'assolverà; ora vedendo lo cherico dato a le cose temporali, dice: Cosi passo fare io, com' elli". Бути.
   114. Намекъ на слова Спасителя: "По плодамъ ихъ узнаете ихъ. Собираютъ ли съ терновника виноградъ, или съ репейника смоквы? Такъ всякое дерево доброе приноситъ и плоды добрые, a худое дерево приноситъ и плоды худые: не можетъ дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносмть плоды добрые. Итакъ по плодамъ ихъ узнаете ихъ". Матѳ. VII, 16--18 и 20. Данте извратилъ эти евангельскія слова: по сѣмени узнаютъ злакъ, a не по злаку сѣмя.
   115. "Льется По съ Адижемъ" -- этимъ обозначаются область Тревизская Ломбардія и Романья.
   117. "Фридрихъ II Гогенштауфенскій, такъ какъ съ него началась борьба императоровъ съ папами. Ада X, 119. Всѣ комментаторы разумѣютъ здѣсь ссоры этого императора съ папами Гоноріемъ III, Григоріемъ IX и Иннокентіемъ IV (что, впрочемъ, исторически не доказано, Виго, Dante e la Sicilia, p. 19). -- "Per Lombardia et per la Marca Trevigiana si solca trovare liberalità, magnanimitа et cortesia; ma ora nullo si sa di quelle, et questo è stato dappoi che Federigo, cioè lo' mperio, è stato imbrigato da' cherici". Бенвенути Paмбалди. Очевидно, поэтъ порицаетъ въ этомъ мѣстѣ не только папство, но и императора, приписывая имъ обоимъ вину порчи нравовъ въ народѣ -- новое доказательство справедливости и безпристрастія его сужденій". Скартаццини.
   118--120. "Жесточайшая иронія! Всякій негодяй, которому прежде стыдъ не позволялъ не только говорить, но даже приблизиться къ честному человѣку, можетъ теперь спокойно проходить по этимъ странамъ въ полной увѣренности, что не встрѣтить хорошаго человѣка, къ которому бы онъ не посмѣль приблизиться". Скартаццини.
   124--126. Куррадо да Палаццо, изъ древней брешіанской фамиліи, въ 1279 г. былъ подестою въ Сьенѣ и вообще былъ, повидимому, человѣкомъ, часто призывавшимся на эту должность въ различные города.-- Герардо да Каммино, предводитель гвельфской партіи въ маркѣ Трвиліанской, уже въ 1206 г. головой въ Фельтро и Беллуно. Съ 1283 по 1305 г. онъ управлялъ въ Тревизо. Умеръ въ 1307 г. въ своемъ Convivo Данте отзывается о немъ съ большой похвалой. По словамъ Тирабоски, онъ былъ почитатель и покровитель провансальскихъ поэтовъ.-- Гвидо да Кастель -- гвельфская фамилія Роберти, дѣлилась на двѣ вѣтви: Гвидо принадлежалъ къ вѣтви да Кастелло и былъ родомъ изъ Реджіо". См. Филалетъ, Лонгфелло, К. Витте.
   126. Французы и вообще ультрамонтаны называли въ срѳдніе вѣка итальянцевъ ломбардцами. Въ Парижѣ улица, называемая теперь Rue des Italiens, до шестидесятыхъ годовъ ХІХ столѣтія называлась Rue des Lombards. Боккаччіо въ одной изъ своихъ новеллъ заставляетъ двухъ французовъ сказать объ итальянцахъ: "Questi Lombardi cani". "Простой ломбардъ" означаетъ, что Кастель отличался безукоризненной прямотою и честностью.
   127. Это отвѣтъ на вопросъ, предложенный Данте въ стихахъ 58--63, т. е., что міръ пришелъ въ упадокъ, виною тому церковь римская, смѣшавшая власть свѣтскую съ духовной, повергшаяся въ грязь и запачкавшая и себя и свою тіару.
   129. "Ante omnia ergo dicimus, unumquemque debere materiae pondus propriis humoris excipere aequale, ne forte humerorum nimio gravatam virtutem in coenum cespitare necesse cit". Данте, De Vulg. Eloq. lib., II, c. 4.
   130--131. "И сказалъ Господь Аарону: въ землѣ ихъ не будешь имѣть удѣла и части не будетъ тебѣ между ними, и часть твоя и удѣлъ твой среди сыновъ Израилевыхъ". Числъ XVII, 20. -- "Только колѣну Левіину не далъ онъ удѣла: жертвы Господа Бога Имраилева суть удѣлъ его, какъ сказалъ ему Господь". Іисуса Навина XIII, 14.
   133--131 Какъ тосканецъ, Данте не могъ не знать о Герардѣ, имя котораго было извѣстно всей Тосканѣ; но поэтъ дѣлаетъ видъ, что онъ не знаетъ его, затѣмъ чтобы вызвать его этимъ на упоминаніе объ его дочери Гайѣ.
   110. Герардо имѣлъ дочь, названную, вслѣдствіе ея красоты, Гайей (Gaja -- радостная); "она была такъ скромна и добродѣтельна, что слава о ея красотѣ и добродѣтели распространилась по всей Италіи". Бути.-- Напротивъ Оттимо, предшественникъ Бути, говоротъ о ней нѣсколько иначе: "Madonna Gaja была дочь мессера Герардо въ Каммино; это была синьора такого поведенья въ любовныхъ удовольствіяхъ, что имя ея стало пресловутымъ по всей Италіи; почему и говорится здѣсь о ней въ такомъ смыслѣ".-- "Все это, впрочемъ, одни предположенія: извѣстно только то, что она умерла въ 1311 г. и погребена въ Тревизо". К. Витте.
   143--144. Души въ чистилищѣ, по ихъ собственной волѣ и желанію скорѣе очиститься, не покидаютъ круга назначеннаго имъ мученія (Чистилища XXI, 51 и примѣч.)
  

ПѢСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ.

  
   3. "По существовавшему въ средніе вѣка мнѣнію, кроты лишены зрѣнія. Учитель Данте Брунетто. Латини говоритъ въ своемъ Tesoro: "Sapiate, che la talpe non vede lume, che natura non volle adoperare in lei d'aprire le pelli de suoi occhi, si che non vede niente, perche non sono aperti. Ma ella vede con la mente de cuore, tanto che ella vae come se ella havesse occhi". Впрочемъ Сави въ Пизѣ нашелъ на Апеннинахъ породу кротовъ, повидимому, совершенно слѣпыхъ, названную поэтому talpa caeca. Глазное яблоко, выдающееся у обыкновенныхъ кротовъ конусообразно изъ расщелины глаза, -- у нихъ совершенно покрыто кожей, имѣющей у обыкновенныхъ породъ весьма небольшое отверстіе". Филалетъ.
   10--12. Лучи заходившаго (стихъ 9) солнца освѣщали одни лишь верхнія круги горы, тогда какъ внизу уже наступила ночь.
   13. "Фантазія", въ подлинникѣ: imaginativa. Она -- хранительница чувственныхъ образовъ. -- "Ad harum autem formarum retentionem aut conservationem ordinatur phantasia, sive imaginatio quae idem sunt; est enim phantasia, sive imaginatio quasi thesaurus quidam formarum per sensum acceptarum". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. I, qu. LXXVIII, art. 4.
   15. Изъ жизни Данте приводятъ случаи, гдѣ онъ самъ до такой степени былъ увлеченъ своей фантазіей, что не замѣчалъ окружающаго; такъ однажды, погруженный въ чтеніе книги на улицѣ въ Сьенѣ, онъ не замѣтилъ длинной, проходившей мимо него при громѣ трубъ, праздничной процессіи. Боккаччіо
   17. "По мнѣнію поэта, возбужденіе фантазіи, -- если не является слѣдствіемъ внѣшняго, чувственнаго повода, -- то объясняется дѣйствіемъ разлитаго по всей вселенной свѣта (Чистилища III, 30), какъ бы напитаннаго отпечатками давно совершившихся событій; порою онъ дѣйствуетъ на насъ случайно, самъ собой, порою, -- по изволенію Божьему, представляетъ человѣку одинъ изъ такихъ образовъ". Ноттеръ.
   19. По изволенью Божьему, какъ и въ Чистилища XV, 85 и примѣч., въ фантазіи поэта являются многіе образы; предметъ ихъ -- гибельное дѣйствіе гнѣва; здѣсь они играютъ роль узды, тогда какъ въ XV пѣсни имѣли значеніе побудителей -- бичей.
   19--21. Мисъ о Филомелѣ (Ovid. Metam. VI, 412--676). Насильственно обезчещенная своимъ тестемъ Тереемъ и лишенная имъ языка, Филомела умертвила вмѣстѣ съ сестрой своей Прогной (женой Терея) Итиса, сына своего отъ Терея, и приготовила его голову въ видѣ блюда Терею, въ невѣдѣніи съѣвшаго ее. Затѣмъ всѣ дѣйствующія лица этой драмы превращены въ птицъ: Терей въ удода, Прогна въ ласточку, Филомела въ соловья. Сличи Чистилища ІХ, 15 примѣч. Гомеръ разсказываетъ этотъ миѳъ иначе:
  
   Плачетъ Аида, Пандорова дочь, блѣдноликая, плачетъ;
   Звонкую пѣсню она заунывно съ началомъ весеннихъ
   Дней благовонныхъ поетъ, одиноко таясь подъ густыми
   Сѣнями рощи, и жалобно льется рыдающій голосъ:
   Плача, Итилоса милаго, сына Цетосова, мѣдью
   Острой нечаянно ею сраженнаго, мать поминаетъ.
   Одиссея, Жуковскій XIX, 618--523
  
   25--30. Кн. Есѳирь VII, 9--10: "И сказалъ Харбона, одинъ изъ евнуховъ при царѣ: вотъ и дерево, которое приготовилъ Амакъ для Мардохея, говорившаго доброе для царя, стоитъ у дома Амана, вышиною въ пятьдесятъ локтей. И сказалъ царь: повѣсьте его на немъ И повѣсили Амана на деревѣ, которое онъ приготовилъ для Мардохея. И гнѣвъ царя утихъ". Данте слѣдовалъ здѣсь, конечно, латинскому переводу Библіи (Vulgata), гдѣ Артаксерксъ нашей Библіи называется Assuerus и вмѣсто висѣлицы говорится о крестѣ: "Et jussit excelsam рагаri crusem". Esth. V, 14.
   31. "Сага", т. e. легендарный образъ этого сказанія. Слово сага достаточно извѣстно въ нашей литературѣ, почему я и рѣшился употребить его взамѣнъ образа.
   34--39. Третье видѣніе Данте заимствовалъ, въ честь своего учителя Виргилія, изъ Энеиды (XII, 601 и далѣе). Лицо, говорящее здѣсь, -- Лавинія, единственная дочь царя Лаціума Латина (Ада IV, 125--126) и Аматы. Послѣдняя въ гнѣвѣ, или, лучше сказать, въ отчаяніи, что ея дочь Лавинія, просватанная ею за царя рутуловъ Турна, должна была выйти замужъ, вопреки желанію матери, за Энея, рѣшилась въ досадѣ и безсильной злобѣ повѣситься, находясь при этомъ въ невѣдѣніи, что Турнъ уже побѣжденъ и убитъ Энеемъ, хотя въ дѣйствительности онъ былъ еще живъ въ то время, когда Амата рѣшилась на самоубійство. Въ письмѣ къ Генриху VII Данте пишетъ: "Haec Amata illa impatiens quae, repulso fatali connubio, quem fata negabant genorum sibi adscire non limuit, sed in bella furialiter provocavit, et demum, male ausa luendo laqueo se suspendit".
   36. Въ подлинникѣ: Per ché per ira hai voluto essor nulla? Самоубійца дѣйствительно полагаетъ въ минуту совершенія имъ преступленія, что уничтожаетъ себя. Нечего, кажется, говорить, что Данте не сомнѣвался въ безсмертіи души.
   40--42. Дѣйствуя черезъ закрытыя вѣки сѣтчaтую оболочку глаза, внезапный свѣтъ вызываетъ пробужденіе; но сознаніе не можетъ тотчасъ же освободиться отъ сна, и грёзы, вызванныя сномъ, какъ бы раздробленныя на части или обломки, носятся (собственно животрепещутъ: guizza) передъ глазами пробудившагося.
   44. Свѣтъ отъ ангела, охраняющаго этотъ кругъ.
   47. "Свѣтъ внезапно поражаетъ очи Данте, восхищенное экстазомъ воображеніе котораго все еще погружено въ созерцаніе пагубныхъ послѣдствій гнѣва, и когда онъ, ослѣпленный блескомъ и разстроенный, спрашиваетъ, самого тебя, гдѣ онъ находится, къ внезапному свѣту присоединяется еще чей то голосъ, который, кротко приглашая его взойти на гору, вмѣстѣ съ тѣмъ разгоняетъ передъ нимъ всѣ странныя видѣнія. Этотъ свѣтъ и голосъ исходятъ отъ ангела мира и первый, конечно, ослѣпляетъ и угнетаетъ только что выступившаго изъ дыма гнѣва; но, слившись тотчасъ же съ голосомъ, вливающимъ въ глубину души чувство безопасности, просвѣщаетъ и побуждаетъ человѣка на тѣхъ мирныхъ путяхъ, гдѣ благополучно шествуютъ люди кроткіе. Перецъ.
   49. Буквальный переводъ: E fece la mia voglia tanto pronta.
   52--54. "Сила моего зрѣнія была безсильна усмотрѣть представшій мнѣ предметъ, подобно тому, какъ она уничтожается при взглядѣ на солнце; ослѣпляя глаза чрезмѣрнымъ своимъ блескомъ, оно скрываетъ въ немъ свой видъ". Скартаццини.
   55--56. "Безъ нашихъ просьбъ". Человѣколюбіе не требуетъ, чтобы его просили, оно подаетъ помощь безъ просьбъ, по доброй волѣ. "La terza cosa, nella quale si può notare la pronta liberalità, si è dare non domandato: perciocchè dare 'l domandato è da una parte non virtù, ma mercatanzia: perrochè quello ricevitore compera, tutto ché 'l datore non venda; perchè dice Seneca: che nulla cosa più cara si compara, che quella dove l'prieghi si spendono (Сенека, De Benef. 1. II, C, 1: Nulla res carius constai, quam quae praecibus empta est). Onde, acciocchè nel dono sia pronta liberalitа è che essa si possa in esso notare, allore, conviene essere netto d'ogni atto di mercatanzia; e cosi conviene essere lo dono non domandato. Convivio, tr. I, e. 8 in fin.
   57. "Ты одѣваешься свѣтомъ, какъ ризою". Псалт. CIII, 2.
   58--60. Человѣкъ не ждетъ отъ самого себя просьбы, чтобы сдѣлать себѣ что-нибудь пріятное. Данте сравниваетъ здѣсь любовь ангела къ людямъ съ собственною любовью послѣднихъ къ самимъ себѣ. Ангелъ поступаетъ здѣсь по евангельскому правилу: "И какъ хотите, чтобы съ вами поступали люди, такъ и вы поступайте съ ними", Луки, VI, 31; Матѳ. VII, 12; "Возлюби ближняго твоего, какъ самого себя". Марк. XII, 31; Посл. къ Галат. V, 14; Левитъ XIX, 18.
   60. "Tarde velie nolentis est; qui distulit diu, noluit", говорить Сенека. De Benef. 1. II c. 1, цитата Ломбарди.
   63. O причинѣ, препятствующей восходить на гору по захожденіи солнца, см. Чистилища VII, 44 и далѣе.
   65. Т. е. въ слѣдующій кругъ чистилища.
   67. "Beati pacifici, quoniam fllii Dei vocabuntur -- блаженны миротворцы, яко сынами Божіими нарекутся". Матѳ. V, 9. Въ подлинникѣ къ латинскимъ словамъ Beati pacifici еще прибавлено: che son senza ira mala, т. e., въ которыхъ нѣтъ неправеднаго гнѣва. Такъ въ Писаніи говорится о гнѣвѣ Божіемъ, который именно не есть гнѣвъ неправедный. Такъ и псалмопѣвецъ говоритъ: "Гнѣваясь не согрѣшайте". Псалт. IV, 5. Данте различаетъ здѣсь ira ala отъ ira buona, различіе, излагаемое подробно Ѳомою Аквинскимъ, Sum. Theol. p. II, 2 ае, qu. CLVIII, art. 1, 2, 3. Скартаццини.
   68. Этотъ вѣтеръ возникаетъ отъ вѣянія крылъ ангела, снимающаго еще одно Р съ чела поэта.
   70--72. "Когда намъ случается быть на значительной высотѣ и когда солнце, скрытое отъ нашихъ глазъ въ низменныхъ долинахъ, позлащаетъ только самыя возвышенныя вершины горъ, -- въ чистой и прозрачной атмосферѣ начинаютъ показываться въ разныхъ мѣстахъ неба звѣзды первой величины, блеску которыхъ не дѣлаетъ значительнаго препятствія чистый покровъ, составляющій сумерки угасающаго свѣта". Антонелли. -- "Итакъ, со времени восхожденія въ третій кругъ прошло еще около трехъ часовъ. Теперь стало быть 28-е марта, или 8-е апрѣля, или 11-е апрѣля, около 6 ч. вечера". Филалетъ.
   73--75 "Наступаетъ утомленіе, потому что исчезаетъ свѣтъ, который лишь одинъ придаетъ силу и терпѣніе на дорогѣ къ добру". Штрекфуссъ. Съ наступленіемъ ночи наступаетъ вообще бездѣйствіе въ чистилищѣ.
   80. Т. е. въ четвертомъ, гдѣ наказуется грѣхъ унынія, стихъ 85 и далѣе.
   83. "Въ скалистомъ гротѣ," т. е. въ этомъ кругу, названномъ мною (для риѳмы) гротомъ, подобно тому, какъ и Данте нерѣдко употребляетъ это выраженіе для обозначенія скалъ (Чистилища III, 90; XIII, 45; XXVII, 87, равно и во многихъ мѣстахъ Ада XIV, 114; XXI, 110; XXXIV, 9).
   85. "Любовь къ добру, ослабшую въ полетѣ," въ подлинникѣ: L'amor del bene, scemo di suo dover" т. e. ослабленную въ исполненіи своего долга. Этими словами Данте опредѣляетъ грѣхъ унынія, состоящій къ недостаткѣ любви ко благу. "Acedia ita deprimit animum huminis, ut nihil ei agere libeat; sicuti ea quae sunt acida, etiam frigida sunt. Et ideo acedia importat quoddam taedium operandi, ut patet per hoc quod dicitur in glossa (ord. Aug.) super illud psal. 106: Omnem escam abominata est anima eorum; et a quibusdam dicitur quod acedia est torpor mentis bono negligentis inchoare". Ѳома Акв. Suom. Theol. p. Il, 2-ae, qu. XXXV, art. 1. "Tristari de bono divino, de quo charitas gaudet, pertinet ad specialem vitium, quod acedia vocatur". Ibid. art. 2.
   87. In questo luogo si emenda quello che s' è male indugiato nel mondo; e parta per similitudine: come li naviganti che sono stati infingardi a vogare, sono fatti dal nocchieri ristorare poi nel lungo dove può intendere a loro; cosi quive s'emenda coll' ardore de la mente la negligenzia avuta in questa vita ne le buone operazione". Бути.
   91. "Въ слѣдующихъ стихахъ поэтъ даетъ образъ моральнаго построенія чистилища, точно такъ, какъ онъ представилъ намъ его для ада въ XI пѣсни 1-ой части своей поэмы. Для достиженія этой цѣли онъ, слѣдуя Ѳомѣ Аквинскому, излагаетъ такое ученіе. Любовь можетъ бытъ двоякая: естественная, природная, инстинктъ, и любовь душевная, духовная, рождаемая руководимыми свободную волею стремленіями. Первая любовь непроизвольная, зато вѣрна относительно своего предмета. Вторая либо избираетъ ложный предметъ, либо устремляется на надлежащій предметъ безъ мѣры, или слишкомъ нерадиво, или слишкомъ горячо. Если она выбираетъ первое, т. е. главнѣйшее, небесное благо, и стремится ко второму благу, т. е. къ земному счастію, но въ извѣстной мѣрѣ и надлежащемъ порядкѣ, тогда она приводитъ къ добродѣтели, въ противномъ же случаѣ -- къ пороку, который есть насиліе противъ Создателя, предназначившаго насъ къ доброму и радостному. Сбившуюся съ пути своего любовь, которая ведетъ къ ненависти, человѣкъ не можетъ направить ни противъ самого себя (стихи 106--108), ни противъ Бога (стихи 109--111), ибо все это противорѣчило бы естественному стремленію. Потому любовь къ дурному можетъ быть направлена лишь во вредъ ближняго. Она ведетъ къ высокомѣрію (стихи 121--123). Эта любовь, отъ которой очищаются тѣни въ первыхъ трехъ кругахъ, грѣшитъ въ выборѣ предмета. Выше на горѣ очищаются тѣ души, любовь которыхъ не держалась надлежащей мѣры, и прежде всего тѣ которыя были слишкомъ вялы въ любви своей къ первому благу, къ божественному, далѣе -- тѣ, которыя были слишкомъ пылки въ своихъ стремленіяхъ къ земнымъ благамъ". Штрекфуссъ, -- "Ты знаешь", намекъ на Иѳику Аристотеля.
   92. "Богъ есть любовь" (Іоан. I посл. IV, 8) -- ученіе, многократно развиваемое отцами церкви. Сличи: Варки, Lezioni lette nell' Accademia Fiorentina Fir, 1594, Vol. I, p. 164; также Оцанамъ, Dante et la philosophie catholique, Paris 1845, р. 122 и др.
   93. Природная, т. e. врожденная, инстинктивное, естественное стремленіе всѣхъ тѣлъ; духовная -- любовь по выбору, любовь моральная, или любовь свободныхъ существъ. "Omne agens quodcumque sit, agit quamcumque actionem ex aliquo amore". Ѳома Акв. Sum. Theol. P. I, 2-oe qu. XXVIII, art. 6; сличи также Convivio, tr III, c. 3.
   94. "Инстинктъ, предоставленный самъ себѣ, никогда не ошибается; а если когда и кажется ошибающимся въ человѣкѣ, то ошибка здѣсь не со стороны инстинкта, a со стороны моральной любви; инстинктъ въ таковъ случаѣ встрѣчаетъ препятствіе къ проявленію своей силы". Скартаццини.
   95. Т. е. любовь свободная или по выбору. Она ошибается троякимъ образомъ, a именно: во-первыхъ, избирая дурное: а) стараясь первенствовать, затоптать ближняго -- гордость; в) страдая внутренно изъ страха быть униженной чрезъ повышеніе другихъ -- зависть; с) считая себя жестоко обиженною и стараясь потому мстить за малѣйшую обиду -- гнѣвъ; во-вторыхъ, любя безконечное благо менѣе должнаго, т. е. являя себя вялою въ пріобрѣтеніи онаго -- уныніе; въ-третьихъ, чрезмѣрно любя конечное благо и противъ должнаго и притомъ: а) неумѣреннымъ желаніемъ богатствъ, или же злоупотребленіемъ ихъ -- скупость, расточительность; в) незнаніемъ мѣры въ удовольствіяхъ чрева -- чревоугодіе и с) необузданнымъ удовлетвореніемъ плотскихъ удовольствій -- сладострастіе. Сличи Ланчи, De spiritali tre regni cantati de Dante. Roma, 1855--56. P. II, Tav. I, -- "Ad hoc ait Augustinus: sicut virtus est amor ordinatus, sic vitium, amor non ordinatus. Et hoc dupliciter: primo si sit amor mali; secundo si sit amor boni nimius vel modicus secundum duas species honorum. Nam quaedam sunt bona parva, ut temporalia et corporalia; quaedam magna, ut bona gratiae et gloriae. Inordinatus ergo amor magni boni est, si sit modicus; et iste; amor est radix gulae, luxuriae et avaritiae". Петръ Данте.
   99. "Не безъ конца", т. e. умѣренно, въ надлежащихъ границахъ. "Любовь къ земнымъ благамъ, необходимымъ для сохраненія отдѣльныхъ личностей или отдѣльныхъ родовъ, какъ питаніе тѣла, земныя богатства и т. п., не только не грѣховна, но, удерживаемая въ извѣстныхъ границахъ, называется даже добродѣтелью -- умѣренностью. Грѣховною же она становится только при излишествѣ въ ту или другую сторону". К. Витте.
   101. "Ко благу", т. е. къ земному благу.
   103--105. Согласно ученію ѳомы Аквинскаго: "Primus motus vulimtatis et cujuslibet appetitivae virtutis est amor". Sum. Theol. P. I qu. XX, art. I. "Ex amore causatur et desiderium, et tristitia, et delectatio, et per consequens omnes aliae passiones: unde omnis actio quae procedit ex quacumque passione, procedit etiam ex amore sicut ex prima causa". Ibid. qu. XXVIII, art. 6. -- "Boni aut mali mores sunt boni aut mali amores". Блаж. Августинъ, по цитатѣ Оцанама.
   106--108. "Ибо никто никогда не имѣлъ ненависти къ своей плоти". Посл. къ Ефес. V, 29. -- "Impossibile est quod aliquis, per se loquendo odiat se ipsum. Nataraliter enim unumquodque appetit bonum, nec potest aliquid sibi appetere, nisi sub ratione boni; nam malum est praeter voluntatem. Amare autem aliquem est velie ci bonum. Unde necesse est quod aliquis amet se ipsum; et impossibile est quod aliquis odiat se ipsum, per se loquendo". Ibid. P. I, 2-oe qu. XXIX, art 1. Скартаццини.
   109--111. "Deus autem per essentiam suam est ipsa bonitas, quam nullus habere odio potest, quia de ratione boni est ut ametur; et ideo impossibile est quod aliquis videns Deum per essentiam eum odio habeat". Ibid. qu. XXXIV, art. 1.
   112. "Осталась", relinquitur, техническое выраженіе схоластическихъ школъ.
   114. "Въ тѣлѣ вашемъ". -- "И создалъ Господь Богъ человѣка изъ праха земного". Бытія II, 7.
   115--117. Въ этой терцинѣ обрисовывается гордость. "Suprbia dicitur esse amor propriae excellentiae, in quantum ex amore causa tur inordinata prae -- sumptio alios superandi; quod proprie pertinet ad superbiam". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. II, 2-ae qu. СCLXII, art. 3.
   118--120. Здѣсь характеризуется зависть. "Invidia est tristitia de alienis bonis... Aliquis tristatur de bonis alicujus, in quantum alter excedit ipsum in bonis; et hoc proprie est invidia". Ѳома Акв. р. II, qu. XXXVI, art, 1,2. "Invidia est tristitia de bono proximi". Ibid. art. 3. -- Въ этихъ двухъ терцинахъ излагаются наказуемые въ первомъ и второмъ карнизахъ пороки гордости и зависти. Оба истекаютъ изъ одного и того же источника, именно изъ желанія стать выше своего ближняго, и тогда, какъ первый изъ нихъ состоитъ въ истекающей отсюда радости при видѣ приниженія ближняго, послѣдній -- въ неудовольствіи отъ его повышенія. Эта радость и это неудовольствіе, если они истекаютъ не изъ вышепоименованной, a изъ другой причины, напр. изъ опасенія быть угнетеннымъ могущественнымъ врагомъ, или изъ радости по поводу справедливаго суда Божьяго гнѣва, -- чувства эти не всегда бываютъ грѣховными. Такое мнѣніе Ѳома Аквинскій прямо высказываетъ по отношенію къ зависти, и называетъ этимъ именемъ только ту печаль при видѣ чужого счастія, которая происходить оттого, что счастіе другого принимаютъ за свое собственное несчастіе, такъ какъ оно уменьшаетъ собственную славу (in quantum est diminutivum propriae gloriae vel excellentiae. Ibid. art. 1). Гнѣвъ онъ вообще обозначаетъ лишь какъ disordinatila appetitus propriae excellentiae". Ibid, P. II, 2-ae qu. CLXIII. Филалетъ.
   121--123. "Третій видъ зложеланія ближнему -- гнѣвъ, Ѳома Аквинскій тоже говорить, что цѣль гнѣва есть мщеніе, но и здѣсь онъ отличаетъ похвальный гнѣвъ, когда желаемое мщеніе возникаетъ по законамъ разума, и недозволенный гнѣвъ, когда месть несправедлива, или поводъ къ ней былъ неправый, т. е., если ею не сохраняется право, или не отмщается вина. Ibid, qu. CLVIII. Данте говоритъ здѣсь именно объ этомъ послѣднемъ гнѣвѣ; въ стихѣ 69 слѣдующей пѣсни онъ прямо называется здѣсь гнѣвомъ; наоборотъ въ стихѣ 9 Рая XXII идетъ рѣчь о гнѣвѣ дозволенномъ". Филалетъ.
   126. Т. е. любовь, погрѣшающая избыткомъ или недостаткомъ силы.
   127. "Добро", т. е. высшее благо Бога. -- "Voi o terreni animali, avvegna che con sottil immagine, nondimento il vostro principio sognate, e quel vero fiue di beatitudine, avvegna che non con chiaro, con alcuno almen pensiero (confusamente) ragguardate: e perciò vi mena al vero bene la naturale intenzione, e da quella moltiplice errore vi ritrae". Боеціо, Consol. filos. 1. III, pr. 2". Скартаццини.
   129. "Fecisti nos, Domine, ad Te, et inquietum est cor nostrum donec requiescat in Te", говоритъ блаж. Августинъ.
   132. "Уныніе и недѣятельность безъ покаянія ведетъ не въ чистилище, но въ то преддверіе ада, гдѣ пребываютъ души, жившія "безъ хулы и славы бытія, (Ада III, 36)". Филалетъ.
   133. Т. е. благо земное, не способное сдѣлать человѣка истинно счастливымъ.
   131--135. "Въ Богѣ нѣтъ раздѣленія между формой и матеріей, между бытіемъ и сущностью; въ Немъ нѣтъ ничего случайнаго; все, что Онъ есть, есть существенное". Ѳома Акв. Sum. Theol. р. 1, qu. III. "Бытіе и благо въ дѣйствительности не отличаются: ибо все, что дѣйствительно есть, имѣетъ и извѣстное совершенство, оно есть благо въ извѣстномъ отношеніи. Но Богъ, Который во всемъ, что Онъ есть, совершененъ, вмѣстѣ съ тѣмъ и существенно благъ (bonum simpliciter)". Ibid. qu. XXVI. "Такъ какъ Богъ существенно благъ, то Онъ и обладаетъ высочайшимъ блаженствомъ, которое Ѳома Аквинскій прекрасно называетъ полнымъ счастьемъ духа, и лишь въ познаваніи его заключается, въ свою очередь, высочайшее блаженство для существъ духовныхъ". Ibid. "Отъ Бога исходитъ все благое, какъ изъ своего первичнаго источника, первообраза и дѣйствующей причины, но такъ же, какъ и конечной причины; ибо все благое приводитъ опять-таки къ Богу. Потому Богъ и называется корнемъ и плодомъ всего благого. Но тѣмъ не менѣе благое, будучи однимъ и тѣмъ же во всѣхъ вещахъ, свойственно въ извѣстныхъ отношеніяхъ самимъ вещамъ, образуя въ нихъ различныя особенности". Ibid. qu. VI. По цитатѣ Филалета. Вотъ подлинныя слова Ѳомы Аквинскаго: "Solus Deus est bonus per suam essentiam. Unumquodque enim dicitur bonum, secundum quod est perfectum. Perfectio autem alicujus rei triplex est. Prima quidem, secundum quod in suo esse constituitur; secunda vero prout ei aliqua accidentia superadduntur ad suam perfectam operationem necessaria, tertia vero perfectio alicijus est per hoc quod aliquid aliud attingit sicut finem; utpote prima perfectio ignis consistit in esse, quod habet per suam formam substantialem; secunda vero ejus perfectio consistit in caliditate, levitate et siccitate, et hujusmodi; tertia vero perfectio ejus est secundum quod in loco suo quiescit. Haec autem triplex perfectio nulli creato competit secundum suam essentiam, sed soli Deo, ciyus solius essentia est suum esse, et cui non adveniunt aliqua accidentia; sed quae de aliis dicuntur accidentaliter, sibi conveniunt essentialiter, ut esse potentem, sapientem, et alia hujusmodi; ipse etiam ad nihil aliud ordinatur sicut ad flnem, sed ipse est ultimus finis omnium rerum. Unde manifestum est quod solus Deus habet omnimodam perfectionem secundum suam essentiam; et ideo ipse solus est bonus per suam essentiam". Sum. Theol., p. I, qu. VI, art. 3. Итакъ, Богъ корень и плодъ всего благого. "Unumquodque dicitur bonum bonitate divina, sicut primo principio, exemplari effectivo et finali totius bonitatis". Ibid. art. 4.
   136--138 Скупость и расточительность, чревоугодіе и сладострастіе. По Ѳомѣ Аквинскому (р. 1, 2-ае, qu. LXXII, art. 2) эти три грѣха -- грѣхи плоти, прочіе же -- грѣхи духа.
   139. "Omai per quello che detto é puote vedere chi ha nobile ingegno, al quale è bello un poco di fatica lasciare". Convivio, tr. III, с. 5.
  

ПѢСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

  
   2. "Мудрѣйшій мужъ", Виргилій; въ подлинникѣ: L'alto dottore, высокій докторъ.
   5--6. "Наружно молчаливый" -- "и тѣмъ самымъ доказывалъ, что не вполнѣ убѣдился". Бути. -- То же опасеніе Данте выражаетъ и въ другихъ мѣстахъ поэмы, напр., въ Ада III, 80 и 56.
   13--11. Въ предыдущей пѣсни (стихи 104--106) Виргилій сказалъ, что любовь даетъ посѣвъ какъ для добрыхъ, такъ и злыхъ дѣлъ.
   18. Намекъ, повидимому, на ученіе эпикурейцевъ, по мнѣнію которыхъ всякое наслажденіе, a стало быть и любовь, похвально. Ниже этотъ обманъ разсматривается подробно. -- "Вождей среди ихъ слѣпоты": "Они слѣпые вожди слѣпыхъ; a если слѣпой ведетъ слѣпого, то оба упадутъ въ яму". Матѳ. XV, 14.
   19--21. "Человѣческая душа легко подвижна ко всему прекрасному и пріятному (сличи Ада V, 100 и Чистилища XVI, 90--91), но она устремляется къ нему не прежде, какъ такое удовольствіе дѣйствительно будетъ существовать, при чемъ познавательная сила восприметъ въ себя нѣчто пріятное". Филалетъ. -- "Присущая душѣ воля находится въ усыпленіи, она пребываетъ въ ней лишь какъ способность желанія, до тѣхъ поръ, пока не устремится къ желаемой цѣли и чрезъ то не станетъ пробудившеюся дѣятельною волей. Пробуждается же она вслѣдствіе удовольствія отъ достигнутой ею цѣли" К. Витте.
   22--24. "Это побужденіе происходитъ такимъ образомъ, что чувственное представленіе вещей внѣшняго міра черезъ такъ называемый пассивный разумъ представляетъ душѣ отраженные образы, какъ въ зеркалѣ, которые затѣмъ становятся предметомъ сужденія. Если сужденіе объ этихъ образахъ будетъ благопріятное, то оно побуждаетъ волю обратиться къ этимъ образамъ, a стало быть и къ самому объекту этихъ образовъ". К. Витте. -- "Возникновеніе любви изображено здѣсь точно такъ, какъ и въ "Очеркѣ Психологіи" Ѳомы Аквинскаго. Два стиха, 26 и 27, довольно темные сами по себѣ, объясняются темъ же очеркомъ; они относятся именно къ естественной гармоніи, долженствующей существовать между предметомъ удовольствія и чувственною или духовною природою человѣка. Чрезъ удовольствіе человѣкъ привязывается къ тому, къ чему онъ предрасположенъ природою". Филалетъ.
   25--27. Это сужденіе и возникающая изъ него любовь основаны на законѣ природы, который сближаетъ между собою одно къ другому принадлежащее. Любовь, при помощи удовольствія сочиняясь съ личностью любящаго, съ его самочувствіемъ, съ его первою природой, составляетъ для нея вторую природу, новую стихію". К. Витте. -- "Это та любовь, которая названа "природной", въ Чистилища XVII, 93. Если здѣсь она называется сверхъ того даже просто "природой", то подъ этимъ надобно разумѣть высшую степень природной любви, возбуждающейся въ душѣ; ее должно отличать отъ врожденной или вкорененной. Любовь, напримѣръ, къ самому себѣ есть любовь врожденная или собственно природная; любовь къ другому лицу есть уже возбужденная, самопроизвольная". Каннегиссеръ.
   28--30. "Наклонность огня подыматься вверхъ есть любимый примѣръ у схоластиковъ для олицетворенія такъ называемаго appetitus naturalis здѣсь -- высшей степени любви. По своей формѣ, по внутреннему существу, огонь имѣетъ наклонность подыматься кверху, гдѣ онъ находитъ самую удобную стихію для развитія своей сущности. Потому-то школы допускали особенную область огня надъ воздушнымъ пространствомъ, гдѣ огонь предсуществуетъ въ нѣкоторой степени уже in potentia, прежде чѣмъ станетъ огнемъ in actu". Филaлeтъ. Сличи Чистилища I, 15 примѣч. -- "По сущности своей", въ подлинникѣ: Per la sua forma. "Форма въ схоластическомъ языкѣ есть то, что даетъ каждой вещи то, что она есть. И такъ, форма огня есть его сущность, или то, что его дѣлаетъ огнемъ. Древніе не знали, что тяжесть воздуха больше, чѣмъ тяжесть пламени, и что по этой именно причинѣ воздухъ побуждаетъ пламя подыматься вверхъ, и потому полагали, что огонь уже по природѣ рожденъ къ тому, чтобы подыматься вверхъ, устремляясь къ своей сферѣ, которую они помѣщали между крайнею границей атмосферы и небомъ луны". Скартаццини. Сличи Рая I, 115.
   31--33. "Какъ изъ удовольствія и т. д. возникаетъ любовь, такъ, далѣе, изъ любви же возникаетъ желаніе къ поддержанію ея. Это-то желаніе есть тотъ духовный актъ, который приводить волю въ дѣятельность, въ духовное движеніе". К. Витте. -- "Въ этихъ стихахъ ясно выражены три стадіи желательныхъ, направленныхъ къ пріобрѣтенію блага страстей; именно: любовь, томленіе и наслажденіе. Филалетъ. -- "Духовнымъ актомъ", т. е. противоположно подъему огня: это движенье -- движенье матеріальное".
   34--36. Здѣсь прямо говорится объ ошибочности ученія "вождей среди ихъ слѣпоты", на которое намекалось выше, въ стихъ 18.
   37--39. "Какъ суть", въ подлинникѣ: matera. Materia, на языкѣ послѣдователей Аристотеля, -- родъ вещей, опредѣляемый различными признаками, какъ первичная матерія, и опредѣляемый личными формами. "Зачатокъ любви, желаніе благого, всегда хорошъ, но не каждое конкретное осуществленіе ея хорошо, ибо человѣкъ часто ошибочно считаетъ за благо то, что въ дѣйствительности не есть благо". К. Витте. -- Почти тѣми же словами мысль это высказалъ еще прежде Филалетъ. -- "Можетъ быть, Данте употребляетъ это для того, чтобы показать, что любовь сама по себѣ ни добра, ни зла". Конти. Sior. della Filos, Vol. II, p. 238.
   43--45. Сомнѣніе, высказанное здѣсь Данте, есть одно изъ самыхъ сильныхъ выраженій детерминизма противъ существованія свободной воли. Если любовь нѣчто необходимое и если любовь при этомъ не можетъ идти другой дорогой, то, слѣдовательно, она не имѣетъ ни свободы, ни произвола. Сличи: Ѳома Aкв. Sum. Theol. p. I, qu. LXXXIII, art. I. Dubium est istud: vult diedre: tu dixisti mihi, duod animus recipit speciem rei visae intra se, et quod illa reflexio est amor; modo si est verum, quod necessario veniat de foris, et dicis quod amor est causa virtutis et vitii, quae causa, quare debeo habere culpa mei vitti, vel iaudem meae virtutis? Post. Caet.
   46--48. "Виргилій въ Божественной Комедіи символъ власти временной, или императорской (разума), которая, согласно съ ученіемъ Данте (De Monarchia I, III, с. 16), должна направлять людей къ блаженству въ этой жизни по указаніямъ философскимъ; поэтому Данте заставляетъ Виргилія сказать, что его разъясненія не могутъ простираться далѣе предѣловъ чистаго разума, или философіи, и что во всемъ томъ, что касается вѣры, онъ долженъ ожидать разрѣшенія своихъ сомнѣній отъ Беатриче, т. е. отъ власти духовной или эклезіастической, долгъ которой состоитъ въ томъ, чтобы направлять человѣческій разумъ къ счастію, согласно съ откровеніемъ". Скартаццини.
   49--51. "Формою, на языкѣ школы, называется то, при помощи чего что-нибудь переводится имъ возможности въ дѣйствительность. Формы бываютъ субстанціальныя и случайныя, смотря по тому, будетъ ли вещь простая, или же она будетъ такая или иная. Душа, напримѣръ, дѣлающая то, что возникаетъ человѣкъ, -- есть форма субстанціальная, способъ же, дѣлающій его мудрымъ, есть форма случайная. чистые духи, ангелы, -- только формы, безъ всякой матеріи. Душа человѣческая есть также форма и отличается отъ матеріи тѣмъ, что она можетъ существовать и безъ нея, хотя и соединенная съ ней; напротивъ, души животныхъ не могутъ существовать сами по себѣ, и потому уничтожаются вмѣстѣ съ тѣломъ. Поэтому въ этой терцинѣ идетъ рѣчь лишь о человѣческой душѣ". Филалетъ. "Anima est forma substantialis hominis". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. LXXVL art. 4. -- "On nomme l'Amê Forme Substantielle, parce que seule elle fait que l'homme soit, et que sa seule retraite fait perdre à ce merveilleux composé son existence et son nom". Оцанамъ, Dante et la Phil., p. 113. -- "Форма каждой вещи есть то, что дѣлаетъ эту вещь именно этимъ особеннымъ индивидуумомъ, также и тѣ свойства, которыя придаютъ этой вещи или предмету его большее совершенство, цѣнность и т. д., принадлежатъ также къ ея формѣ; но они придаютъ ей лишь случайную форму. Субстанціальною формою называется то, чѣмъ индивидуумъ своего рода дѣлается тѣмъ, чѣмъ онъ есть; поэтому-то разумная душа -- субстанціальная форма человѣка. Въ ней заключена особенная спеціальная сила, помощью которой индивидуумъ, смотря по своему роду, развивается и существуетъ; помощью этой силы, напримѣръ, одни и тѣ же питательныя средства перерабатываются въ человѣческомъ тѣлѣ для образованія и поддержки человѣческихъ членовъ, a проходя чрезъ желудокъ животнаго, уподобляются тѣлу животнаго. Субстанціальная форма можетъ быть соединена съ веществомъ, какъ въ человѣкѣ и животныхъ; но она можетъ существовать и безъ вещества, какъ въ ангелахъ и въ душахъ усопшихъ людей; тогда она называется отдѣльной субстанціей". К. Витте.
   50. По Аристотелю, душа отдѣльно отъ тѣла существовать не можетъ. Οὔκ ἐστιν ἡ Ψυχἠ χωριστἠ τοῦ σῶματος; De anima, II. Данте, напротивъ, отличаетъ душу, соединенную съ матеріей, и душу, отдѣльную отъ матеріи. "Anima intellectiva unitur corpori ut forma substantіаlis". Ѳома Акв. p. I, qu. LXXV1I art. 1 et art. 4. "Душа имѣетъ лишь соединеніе съ матеріей, но не тождество". Скартаццини.
   51. "Надѣлены всѣ силой равной мѣры", въ подлинникѣ: Specifica virtude ha in sè colletta, т. e. заключаютъ въ себѣ специфическую, особую силу. "Особая сила формы человѣка -- разумъ, который не познается безъ дѣйствія и выражается не иначе, какъ по дѣйствіямъ, изъ него истекающимъ". Велутелло. -- "Это та сила, которую римляне называли геніемъ, т. е. частною особенностью каждаго живущаго". Daniello. -- "Специфическая сила есть великая тайна: можно принимать ее за геній, укоренившійся въ индивидуальномъ темпераментѣ каждаго". Вентури.
   56. "Первичныя идеи", т. е. "такъ называемыя аксіомы: напримѣръ то, что изъ двухъ прямо противорѣчащихъ положеній можетъ быть вѣрнымъ лишь одно положеніе (Рая, VI, 21)". К. Витте. -- "Метафизики вели жестокіе споры касательно первичныхъ идей и въ частности о томъ, врожденныя ли эти идеи и существуетъ ли одна такая идея или многія. Данте однимъ ударомъ порѣшаетъ этотъ споръ, отвѣчая прямо, что это скрыто во мглѣ (въ подлинникѣ: uomo non sape, человѣкъ не знаетъ), сознаніе, достойное не только величайшаго поэта, но и глубочайшаго мыслителя". Скартаццини.
   59--63. "Первая та доля": questa prima voglia. "Эта первичная способность и эти первичныя идеи находятся внѣ свободы выбора и возникаютъ въ лонѣ нашей природы, безъ содѣйствія со стороны нашей воли, и потому не заслуживаютъ ни славы, ни осужденія, т. е. невмѣняемы. A такъ какъ впослѣдствіи къ этой не свободной, но естественной волѣ, т. е. къ этому комплексу естественныхъ расположеній и стремленій, присоединяются и сопровождаютъ ихъ тѣ похотѣнія, тѣ желанія, которыя, какъ уже свободныя, могутъ быть хорошими или дурными, то природа предоставила человѣку свободу выбора, которая должна "блюсти границы поля" (въ подлинникѣ: tener la soglia, охранять пороги) своимъ согласіемъ, или несогласіемъ, т. е. упорядочивать ихъ. Эта-то сила есть разумъ. Итакъ, имѣя, съ одной стороны, свободу выбора, съ другой -- разумъ совѣщательный, мы уже становимся вмѣняемыми, и наши привязанности, пріобрѣтаемыя свободно, подлежатъ вмѣненію, поскольку въ насъ есть свѣтъ для познаванія добраго и злого и свобода принять или отвергнуть то или другое". Джіоберти.
   64--66. "Этотъ-то регулирующій разумъ, который врожденъ въ васъ, есть тотъ источникъ, изъ котораго почерпается поводъ къ возмездію вамъ, смотря по тому, принимаетъ ли или выбираетъ этотъ разумъ ваши привязанности между добрыми или злыми". Скартаццини. -- "Judicium medium est apprehensionis et appetitus; nam primo res apprehenditur, deinde apprehensa, bona vel mala judicatur, et ultimo judicans prosequitur, sive fugit". De Monarchia, 1, I e. 12.
   67--69. "Свобода воли -- основаніе нравственнаго ученія, которое было бы необязательнымъ для существъ несвободныхъ; потому-то свобода воли -- высочайшій даръ, данный въ щедрости своей Господомъ человѣку при его сотвореніи (Рая V, 19)". К. Витте. -- "Primum principium nostrae libertatis est libertas arbitrii quam multi habent in ore, in intellectu vero pauci". De Monarchia 1, 1, с. 12. Сличи Чистилища XVI, 70--72.
   73. "Биче", сокращенное Беатриче. "Беатриче употреблено здѣсь вмѣсто богословскаго школьнаго языка; ибо во всемъ томъ, что просвѣтленная возлюбленная Данте говоритъ во всей поэмѣ, нигдѣ не встрѣчается этого выраженія". К. Витте.
   74. "Эта благородная мощь, выборъ средствъ для цѣли, слыветъ въ богословіи подъ именемъ свободной воли". Филалетъ.
   75. "Въ стихахъ 19--75 воспроизведено ариститоле-схоластическое ученіе объ основныхъ силахъ души, служащее однимъ изъ самыхъ выдающихся примѣровъ тому, какъ нашъ поэтъ умѣетъ прекрасно, пластично и поэтически говорить даже и чисто философскихъ предметахъ". Флейдереръ въ переводѣ Бож. Ком. Штрекфусса.
   76--78. "Лума, воставъ изъ волнъ въ полночной тьмѣ", въ подлинникѣ; La luna, quasi a mezza notte tarda, запоздавшая до полуночи. Вначалѣ загробнаго странствованія Данте было полнолуніе (Ада XX, 127: "Еще вчера былъ полонъ мѣсяцъ блѣдный"). Съ ущербленіемъ мѣсяца затмился сегментъ его диска къ востоку, и чрезъ это онъ принимаетъ форму, напоминающую котелъ, или не слишкомъ высокое мѣдное ведро съ круглымъ днемъ, какіе обыкновенно употребляются въ Италіи: "Луна, когда идетъ на ущербъ, подымается надъ горизонтомъ съ каждымъ днемъ позднѣе почти на одинъ часъ, a такъ какъ теперь уже пятый день странствованія, то она должна подниматься пятью часами позже захожденія солнца, слѣдовательно около полуночи. Идущій на ущербъ мѣсяцъ уже не слишкомъ сильно помрачаетъ своимъ свѣтомъ блескъ звѣздъ, но во всякомъ случаѣ свѣтъ его еще достаточно силенъ, чтобы затмить мелкія звѣзды". Филалетъ.
   79--81. "Кажущееся обращеніе свода небеснаго совершается съ востока на западъ, луна же обращается съ запада на востокъ, слѣдовательно, навстрѣчу теченію звѣздъ, "противъ звѣздъ", при чемъ она съ каждымъ днемъ восходитъ все далѣе къ востоку. Она идетъ по направленію зодіака и къ полнолуніе находилась въ созвѣздіи Вѣсовъ. Теперь же она стоитъ въ противоположномъ тому, въ которомъ находится солнце, слѣдовательно въ знакѣ Скорпіона (Чистилища IX, 1--3). Хотя объ этомъ и не говорится прямо, но тѣмъ не менѣе на это явственно намекается, ибо сказано, что когда солнце (Фебъ) пылаетъ на этомъ пути, то жители Рима видятъ его захожденіе между Сардиніей и Корсикой, или, правильнѣе, нѣсколько южнѣе Рима, такъ какъ проливъ Санъ-Бонифачіо лежитъ на 1/2° южнѣе Рима". Филалетъ. К. Витте. -- Сарды и Корсы -- древніе наименованія сардинцевъ и корсиканцевъ,
   82--84. "Славный духъ: Виргилій, родившійся въ мѣстечкѣ Андахъ (Ада І, 68 примѣч.), по однимъ въ нынѣшней деревушкѣ Банде, по другимъ -- въ Пьетолѣ, близъ Мантуи, на юго-восточномъ концѣ Мантуанскаго озера, на Минчіо. "Грузъ заботъ", т. е. тѣхъ сомнѣній, которыя разрѣшилъ ему его учитель.
   86--87. По мнѣнію однихъ комментаторовъ, дремота эта означаетъ, что и Данте былъ нѣсколько подверженъ грѣху унынія, наказуемому въ этомъ кругу; но вѣроятнѣе допустить, что и здѣсь Данте напоминаетъ, что онъ былъ облеченъ въ "ризы Адама" (Чистилища IX, 10), и потому дремалъ отъ утомленія, такъ какъ въ теченіе всего странствованія онъ засыпалъ лишь однажды (Чистилища IX, 11).
   88--90. Въ этомъ кругу очищаются души тѣхъ, которые въ жизни недостаточно усердно стремились къ достиженію перваго блага, -- тѣхъ духовныхъ тунеядцевъ, которые свой грѣхъ унынія возмѣщаютъ теперь быстротой, съ какой они безустанно и день и ночь пробѣгаютъ по мѣсту ихъ очищенія. Быстрота ихъ бѣга сравнивается съ неистовствомъ вакхантовъ въ Беотіи,
   91--93. Исменъ и Азопъ, двѣ рѣки въ Беотіи. Вдоль этихъ рѣкъ ѳивяне бѣгали по ночамъ въ огромныхъ толпахъ, съ зажженными факелами, для умилостлаіенія, въ случаяхъ какого-либо бѣдствія, Бахуса или Вакха, покровителя города Ѳивъ и всей Беотіи, какъ о томъ повѣствуетъ любимый поэтъ Данте Стацій въ своей Ѳивандѣ (Theb. 1, IX ).
   94--96. "Круговое движеніе свершать онъ обуянъ", въ подлинникѣ: per quel giron suo passo falca. "Falcare" (отъ falce, серпъ) значитъ сгибать на подобіе серпа и есть терминъ изъ коннаго дѣла, когда лошадь гоняется на кордѣ. "Correndo dunque il cavallo isforzatamente a tondo, come sasso di frombola, per rilirare lo slancio della forza centrifuga che gli dà il correre si forte in circolo, ed edli tiene il corpo piegato verso il centro, sicchè sta fuor di bilico: e questo è forse propriamente falcare il passo". Чезари. Сличи: Бланкъ, Versu ch, II, p. 65 и далѣе.
   99. Вмѣсто поощряющихъ и устрашающихъ изображеній, какъ въ первомъ кругѣ, -- голосовъ, какъ во второмъ, -- и видѣній, какъ въ третьемъ, здѣсь сами очищающіеся высказываютъ другъ другу примѣры: сперва -- усиленной дѣятельности и усердія, a потомъ наказанной недѣятельности и косности унынія. Въ первомъ случаѣ примѣры эти -- бичи, во второмъ -- узды.
   100--102. Два примѣра усердія, одинъ изъ христіанской, другой -- изъ языческой исторіи. Въ первомъ говорится о посѣщеніи Маріею родственницы своей Елисаветы: Лук. I, 39 -- "Вставши же Марія во дни сіи, съ поспѣшностью пошла въ нагорную страну, въ городъ Іудинъ". По поводу этого говоритъ Св. Амвросій (in Lue. l. I). "Laeta pro voto, religiosa pro officio, festina pro gaudio, in montana perrexit. Quo enim jam Deo piena, nisi ad superiora cum festinatione contenderet? Nescit tarda molimina Sp. S. gratia". Bo второмъ примѣрѣ говорится о Юліѣ Цезарѣ (Цезарь. De Bello civ. 1, I et II; Луканъ, Phars. 1, III et IV). Послѣ того, какъ (за 49 лѣтъ до Р. X.) Помпей очистилъ Италію и переправился въ Грецію, городъ Массилія (Марсель) объявилъ себя противъ Цезаря, a испанскіе помпеянцы укрѣпились въ городѣ Илердѣ (нынѣ Лерида въ Каталоніи, на рѣкѣ Сегре). Напавши на Массилію, Цезарь предоставилъ осаду города К. Требонію и Децію Бруту, a самъ, не теряя времени, устремился къ главной своей цѣли -- въ Испанію и скоро взялъ Илерду, гдѣ заперлись Помпеевы намѣстники Афраній и Петрей. Луканъ сравниваетъ эту поспѣшность Цезаря съ быстротой молніи (Phars. l. 1, v. 151 et seq.). "Въ этихъ двухъ, какъ и въ предыдущихъ, примѣрахъ нельзя не видѣть политической мысли Данте. Марія спѣшитъ привѣтствовать рождающагося Іоанна (Лук. I, 41), долженствовавшаго приготовить царство Христа, или владычество духовное; Цезарь спѣшитъ уничтожить помпеянцевъ, и тѣмъ приготовить_имперію Рима, идеалъ временной монархіи по идеямъ поэта. Первымъ примѣромъ поэтъ вызываетъ заботливость о вещахъ, касающихся духовной власти и царствія небеснаго; вторымъ -- о вещахъ, относящихся къ гражданскому обществу и управленію. Такъ точно и въ нижеслѣдующихъ примѣрахъ (стихи 133--138) онъ указываетъ тѣхъ, которые пренебрегаютъ тѣмъ и другимъ. Въ хронологическомъ порядкѣ Марія должна бы слѣдовать послѣ Цезаря; но здѣсь она предшествуетъ, потому что духовное, по разуму Данте, предшествуетъ временному, ибо mortalis ista felicitas quodammodo ad immortalem felicitatem ordinetur. De Monarchia 1, III. Сличи: Перецъ, Sette Cerchi, p. 188 et seq.
   103. "Съ волею нетвердой", въ подлинникѣ: Per poco amor, по малой любви, т. e. ко благу.
   105. Т. е. усердіе дѣлать благое возобновитъ и укрѣпитъ надъ нами благость Милосердаго.
   111. "Щель", т. е. лѣстницу, ведущую въ скалѣ въ вышележащій кругъ.
   115--117. Не сочти за невѣжливость съ нашей стороны то, что мы не останавливаемся; что тебѣ кажется невѣжливымъ, то мы считаемъ совершенно согласнымъ съ требованіемъ вѣчнаго правосудія.
   118. "Санъ-Зено, древнее аббатство въ Веронѣ, основаніе которой приписывается многими королю Пипину. Говорящая здѣсь личность мало извѣстна. Старинные комментаторы называютъ его Альбертомъ, a Бенвенуто да Имола называютъ его bonus moribus et vita, но лѣнивымъ. Вѣрнѣе, кажется (по Мелли), подразумѣвается здѣсь аббатъ Герардо II (ум. 1178 г.), жившій при Фридрихѣ Барбаросеѣ, тогда какъ Альбертъ жилъ при императорѣ Фридрихѣ II". Филалетъ.
   119. "Здѣсь разумѣется славный императоръ Фридрихъ Барбаросса, который, по народному нѣмецкому сказанію, еще и до сихъ поръ сидитъ въ пещерѣ въ горахъ, въ ожиданіи какого-то событія, при чемъ борода его вросла въ каменный столъ передъ нимъ. Въ 1162 году онъ сжегъ и опустошилъ Миланъ, Брешію, Пьяченцу и Кремону. Онъ утонулъ въ рѣкѣ Салефъ къ Арменіи, во время крестоваго похода въ 1190 году, переѣзжая рѣку въ бродъ". Лонгфелло. -- "Эпитетъ "добрый", по мнѣнію нѣкоторыхъ, употребленъ здѣсь иронически, что, впрочемъ, сомнительно; скорѣе можно думать, зная воззрѣніе Данте на императорство, что онъ оправдываетъ Фридриха за наказаніе его возмутившихся миланцевъ, представляя себѣ его, какъ законную кару правосудія; тѣмъ болѣе, что и древніе комментаторы, Франческо да Бути и Піетро Данте, принимаютъ это мѣсто не въ ироническомъ смыслѣ; послѣдній даже говоритъ про Фридриха: Fuit magnus in probitatte". Филалетъ.
   121. "Нѣкто". Здѣсь разумѣется Альберто делла Скали, отецъ Кана Великаго. Уже въ 1272 году онъ былъ подестой въ Мантуѣ; въ 1277 г., по убіеніи брата своего Мастино, онъ вернулся въ свое отечество Верону и въ слѣдующемъ году получилъ здѣсь неограниченную власть, которою и пользовался вплоть до своей смерти, управляя страной въ духѣ гибеллинской партіи. Онъ умеръ въ 1301 году, слѣдовательно, незадолго до начала замогильнаго странствованія Данте, почему и сказано, что онъ стоитъ одной ногой въ могилѣ.
   124--126. Альберто имѣлъ, кромѣ троихъ законныхъ сыновей, Варѳоломея, Альбоннa и Кана Великаго, правившихъ другъ за другомъ краемъ послѣ него, еще незаконнаго сына Джіузеппе, котораго онъ поставилъ въ 1292 году аббатомъ въ монастырѣ С.-Зено, и въ этомъ санѣ онъ оставался до 1314 года: стало быть, онъ былъ возведенъ въ этотъ санъ около того времени, когда Данте жилъ въ Веронѣ. Это возведеніе было противъ церковныхъ каноновъ, потому что онъ былъ незаконный сынъ, въ тому же хромой и, кромѣ того, человѣкъ развратный. Бенвенуто да Имола говоритъ о немъ: "Fuit enim vir violentus, de nocte discurrens per suburbia et capiens multa ot implens meretricibus locum illum". Вскорѣ послѣ него былъ аббатомъ въ С.-Зено другой Джіузеппе, также незаконная вѣтвь изъ дома делла Скала и такой же развратный; почему одинъ веронецъ замѣтилъ, что хотя С.-Зено и изгоняетъ бѣсовъ (монастырь этотъ славился чудотворной силой исцѣлять бѣсноватыхъ), но зато содержитъ ихъ въ собственномъ домѣ". Филалетъ.
   133--135. Примѣръ послѣдствія унынія изъ еврейской исторіи. Евреи, передъ которыми разступилось Чермное море для перехода, всѣ, за исключеніемъ Іисуса Навина и Халева, умерли, прежде чѣмъ увидѣли Іорданъ и обѣтованную землю, въ наказаніе за ихъ медлительность въ исполненіи божественнаго повелѣнія. "Люди сіи, вышедшіе изъ Египта, отъ двадцати лѣтъ и выше (знающіе добро и зло), не увидятъ земли, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Іакову, потому что они не повиновались Мнѣ, кромѣ Халева, сына Іефоніина Кенезеянина, и Іисуса, сына Навинова, потому что они поклонились Господу". IV Числъ XXXII, 11, 12.
   136--138. Второй примѣръ того же порока. Эней, по сожженіи части своего флота, оставилъ стариковъ, женщинъ и тѣхъ изъ своихъ спутниковъ, которые не добивались славы, подъ начальствомъ Ацеста въ Сициліи. Виргилій Aen. 1. V, v. 604 et seq. Замѣчательно, что Данте самъ ни слова не обращаетъ къ унылымъ и вообще посвящаетъ имъ гораздо меньше стиховъ, чѣмъ всѣмъ прочимъ духамъ въ Чистилищѣ, можетъ быть для того, чтобы выразить тѣмъ свое презрѣніе къ людямъ лѣнивымъ и недѣятельнымъ". Скартаццини. Сличи также Перецъ, Sette Cerchi, p. 192, 193.
   145. Этимъ закончивается второй день пребыванія Данте въ чистилищѣ.
  

ПѢСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

  
   1--3. Въ этой терцинѣ обозначаются послѣдніе часы ночи, предшествующіе восхожденію солнца. Эти часы, какъ извѣстно, самые холодные во всей ночи. Древніе естествоиспытатели объясняли это явленіе тѣмъ, что дневной жаръ, разливаемый въ теченіе дня солнцемъ по землѣ и въ воздухѣ, мало-по-малу ослабляется отъ природнаго холода земли, какъ планеты, находящейся подъ вліяніемъ холода луны, которая считалась за холодную планету на томъ основаніи, что это охлажденіе бываетъ всего замѣтнѣе въ лунныя безоблачныя ночи. Охлажденію земли содѣйствовали кромѣ того вліяніе Сатурна, который, по причинѣ его значительнаго разстоянія отъ солнца, также относился къ числу холодныхъ планетъ. Потому Виргилій говоритъ, Georg, I, 135 и сл.:
  
   Hoc metuens coeli menses et sidera serva,
   Frigida Saturni sese quo stella receptet.
  
   Брунетто Латини говоритъ о Сатурнѣ: "crudele e maligno e freddo di natura".
   4--6. Второе обозначеніе этихъ часовъ ночи заимствовано изъ такъ называемой геомантіи, одного изъ средневѣковыхъ искусствъ предсказывать будущее. Оно состояло въ разсматриваніи сдѣланныхъ палкою произвольно, зажмуривъ глаза (впослѣдствіи даже на бумагѣ чернилами) точекъ и въ образованіи изъ этихъ точекъ, носившихъ у геомантовъ различныя наименованія (матери, дочери, внуки и проч.), -- отвѣтовъ на вопросы. Одна изъ этихъ фигуръ, имѣющая расположеніе своихъ точекъ въ слѣдующей формѣ  [], называлась большею Фортуной. При нѣкоторомъ воображеніи можно образовать подобную фигуру изъ тѣхъ звѣздъ, которыя находятся въ концѣ Водолея и въ началѣ созвѣздія Рыбъ. Итакъ, вмѣсто того, чтобы сказать, что наступилъ тотъ часъ, въ который (такъ какъ солнце находилось въ знакѣ Овна) уже поднялась надъ горизонтомъ часть Водолея съ частію созвѣздія Рыбъ (a это въ свою очередь означаетъ, что вскорѣ должно подняться солнце, ибо сказанныя два созвѣздія непосредственно предшествуютъ Овну), -- Даніе прибѣгаетъ здѣсь къ такому обозначенію времени; былъ тотъ часъ, въ который геоманты видятъ восхожденіе ихъ Большей Фортуны на восточномъ небѣ при утреннихъ сумеркахъ на той дорогѣ, которая, по причинѣ ожидаемаго восхода солнца, не будетъ долго оставаться темною. Эти предутренніе часы выбраны поэтомъ для изображенія сновидѣнія, которое разсказывается въ слѣдующихъ терцинахъ, такъ какъ предутренніе часы, именно тѣ, когда намъ снится правда. Сличи: Ада XXVI, 7 и примѣч.; Чистилища IX, 16--18 и примѣч.
   7--9. Это сновидѣнье -- символическое изображеніе трехъ пороковъ или грѣховъ, очищающихся въ остальныхъ трехъ кругахъ горы чистилища, именно: скупости, чревоугодія и сладострастія (Чистилища XVII, 127--136). Собственно же являющаяся здѣсь сирена есть чувственное удовольствіе. Пороки эти по природѣ своей гнусны и отвратительны, но человѣкъ въ безумномъ своемъ ослѣпленіи считаетъ ихъ за нѣчто привлекательное и достойное вниманія. Ничтожные сами по себѣ, они получаютъ свою прелесть отъ того, что человѣкъ самъ къ нимъ обращается; слѣдовательно, это благо только лишь кажущееся (Чистилища XVI, 91; XVII, 133; XVIII, 65). Потому-то намъ и кажется, что предметъ нашего увлеченія измѣняется въ своей природѣ, когда мы начинаемъ смотрѣть на него со всею силой нашего разсудка. Нѣкоторые древніе комментаторы, какъ Ландино, Оттимо и др. видѣли здѣсь лишь одинъ символъ скупости; но, очевидно, Данте заимствовалъ этотъ образъ изъ Библіи изъ Притч. Солом. VII, 10--12: "И вотъ -- навстрѣчу къ нему женщина въ нарядѣ блудницы, съ коварнымъ сердцемъ, шумливая и необузданная; ноги ея не живутъ въ домѣ ея: то на улицѣ, то на площадяхъ, и у каждаго угла строить она ковы".
   10--12. "Этимъ сравненіемъ Данте нѣкоторымъ образомъ возобновляетъ или дополняетъ описаніе предутреннихъ часовъ ночи, описанныхъ въ первыхъ терцинахъ". Скартаццини.
   13--14. "Аллегорически Данте хочетъ сказать намъ, что ложныя блага, за которыми гонятся люди, богатство, удовольствія чрева и сладострастіи, сами по себѣ вещи низкія, безобразныя, a потому и не имѣютъ въ себѣ никакой реальной цѣны; но человѣкъ своимъ воображеніемъ и страстями дѣлаетъ ихъ прекрасными и совершенными. Какъ самая безобразная вещь становится мало-по-малу прекрасной, по мѣрѣ того какъ на нее смотритъ поэтъ, такъ и увлеченіе, которому поддается человѣкъ въ отношеніи этихъ ложныхъ благъ, дѣлаютъ ихъ для него привлекательными и придаютъ имъ цѣну, которой они не имѣютъ въ дѣйствительности. Но какъ отвратительная вещь въ сущности есть та же самая, и переходъ ея изъ отвратительной въ прекрасную есть только обманъ, кажущееся явленіе, такъ точно и ложныя блага имѣютъ цѣнность и привлекательность лишь въ глазахъ тѣхъ, которые судятъ о нихъ ошибочно. Сказалъ же Лафатеръ: красота существуетъ лишь въ глазахъ влюбленнаго, а не въ лицѣ самой дѣвушки". Скартаццини.
   19. "Сирены, дочери Мельпомены и Ахелоя, имѣли чудовищное тѣло, но прекрасныя женскія лица и сладкозвучнѣйшіе голоса; жили въ морѣ, откуда выплывали верхнею частію тѣла, и губили моряковъ, завлекая ихъ сладостными пѣснями. Уже по миѳологіи они были символами увлеченія ложными земными благами". Ibid.
   22. Улиссъ, по указанію Цирцеи, заткнулъ уши своимъ спутникамъ разогрѣтымъ воскомъ, a себя велѣлъ привязать къ мачтѣ, чѣмъ спасъ себя и спутниковъ отъ зазыва сиренъ, пѣвшихъ ему:
  
   Къ намъ, Одиссей богоравный, великая слава Ахеянъ,
   Къ намъ съ кораблемъ подойди; сладкопѣньемъ Сиренъ насладися!
   Одис. Жуков. XII, 184--185.
  
   Данте здѣсь какъ бы противорѣчитъ Гомеру, заставивъ сирену сказать, что она привлекла къ себѣ Одиссея. Впрочемъ, Данте, не зная греческаго, и въ другихъ случаяхъ нерѣдко отклоняется отъ Гомера, особенно относительно Улисса. Можетъ быть, впрочемъ, подъ именемъ сиренъ онъ разумѣетъ Цирцею, у которой Улиссъ прожилъ цѣлый годъ.
   24. "Рѣдко", потому что при содѣйствіи божественной милости иногда случается, что человѣкъ освобождается изъ сѣтей и снова обращается къ истинному благу.
   26. "Пречистая Жена", donna santa. Эта святая жена есть, очевидно, опять-таки та самая Лючія, которая уже являлась (Чистилища IX, 55). Она представляетъ искушаемому человѣку грѣхъ въ его истинномъ свѣтѣ и такимъ образомъ облегчаетъ свободной нашей волѣ выборъ прямой дороги". К. Витте. -- По Филалету, эта жена есть высшая, всегда лишь къ благу направленная и божественной благостію вызываемая воля или gratta cooperane, приводящая въ движеніе человѣческій разумъ (Виргилія), чтобы обнажитъ предъ нами обольщенія чувственности". -- Каннегиссеръ видитъ въ ней, кромѣ того, противоположность пороку, т. е. добродѣтель; своимъ вопросомъ (стихъ 28) она какъ бы дѣлаетъ упрекъ Виргилію въ томъ, что онъ допустилъ своего ученика взглянуть на сирену.
   31. "Раскрою предъ ними наготу твою, -- и увидятъ весь срамъ твой". Іезек. XVI, 37. -- "И снимутъ съ тебя одежды твои, возьмутъ наряды твои. И оставятъ тебя нагою и несокрытою, и открыта будетъ срамная нагота твоя и распутство твое и блудодѣйство твое". Тамъ же, XXIII, 26, 29.
   30. "Входъ", т. е. начало лѣстницы, по которой всходятъ въ слѣдующій кругъ.
   37--30. "Теперь настало утро 24-го марта, 9-го или 12-го апрѣля, 6 часовъ отъ начала дня, Такимъ образомъ поэты оставались 12 часовъ въ четвертомъ кругу. Но такъ какъ теперь, съ 7-го стиха XV-ой пѣсни, они обогнули по третьему карнизу еще часть горы, то путь ихъ идетъ не прямо на западъ, а нѣсколько къ юго-западу. Восходящее солнце, которое при закатѣ, по причинѣ южнаго положенія горы Чистилища, оставалось нѣсколько къ сѣверу, должно свѣтить имъ теперь почти въ тылъ". Филалетъ.
   42. "Изображеніе это очень пластично и рисуетъ намъ человѣка, который, находясь въ глубокомъ размышленіи, наклонятъ впередъ голову и верхнюю часть тѣла. Если бы два такихъ человѣка сошлись другъ съ другомъ въ подобномъ положеніи, то намъ представился бы такой, хотя не совсѣмъ правильный, сводъ или арка моста". Штрекфуссъ. -- Впрочемъ походка Данте, по словамъ Виллани, дѣйствительно была такою, какъ описана, именно въ старости. "Is dum annis maturuisset, curvatis aliquantulum renibus incedebat, incessu tamen gravi, mansuetoque aspectu".
   47. "Намъ говорившій", это ангелъ, стражъ этого круга, указывающій путникамъ лѣстницу, ведущую въ слѣдующій кругъ.
   48. "Между двухъ стѣнъ", составляющихъ бока лѣстницы, прорубленной въ скалѣ. По толкованію старинныхъ комментаторовъ, "эти двѣ стѣны обозначаютъ постоянство и твердость, какія долженъ имѣть восходящій къ очищенію себя отъ порока скупости". Бути.
   49. Этотъ взмахъ крылъ ангела служить къ уничтоженію съ чела поэта четвертаго Р, или знакъ грѣха унынія. Сличи: Чистилища IX, 112; XII, 98,
   50--51. "Beati qui lugent: quoniam ірsі consolabuntur" -- "Блажени плачущіе: ибо они утѣшатся". Матѳ. V, 4. Послѣднія слова и въ подлинникѣ переведены на итальянскій языкъ. Это евангельское изреченіе, на первый взглядъ, мало примѣнимо къ душамъ этого круга, т. е. къ грѣху унынія. Филалетъ объясняетъ эту трудность такимъ образомъ: "Плачущіе суть тѣ, которые, будучи недовольны своимъ земнымъ несовершенствомъ, употребляютъ всѣ усилія, чтобы стать лучшими; въ этомъ именно и состоитъ недостатокъ людей недѣятельныхъ (унылыхъ), a потому эта божественная скорбь есть то блаженство, котораго они должны достигнуть". -- "Lugere de malo ut fugiamus ipsum, in quantum avertit ab amico sic lugere est solius caritatis. Lugere vero de quolibet malo speciali est cuiuslibet virtutis; quaelibet enim virtus luget de suo contrario. Бонавентура, Comp. tot. th. ver. 1. V, с. 50.
   52. Подразумѣвается: что такъ грустишь послѣ ангельскаго утѣшенія?
   58. "Древняя вѣдьма" -- обманчивая чувственность. Ея-то дѣйствіе въ болѣе тѣсномъ смыслѣ, т. е. обманъ души, заставляющій мнимыя блага принимать за истинныя, собственно и наказуются въ болѣе высшихъ кругахъ.
   61. "Довольно съ насъ!" "Довольно съ васъ, рабовъ безумныхъ". Пушкинъ, Чернь.
   61--63. "Данте до сихъ поръ все еще смотритъ въ землю. Но какъ соколъ долженъ смотрѣть на то, что его манитъ вверхъ на воздухъ, a не на землю, такъ и человѣкъ долженъ направлять къ землѣ однѣ лишь ноги, глазами же устремляться къ приманкѣ, которую кажетъ ему Богъ (Чистилища XIV, 148; среди вращающихся звѣздъ, приманку, состоящую въ вѣчныхъ, неподверженныхъ обману сказанной вѣдьмы, благъ небесныхъ. Эта приманка противопоставляется здѣсь той наживѣ, которую древній противникъ ставить людямъ въ земныхъ прелестяхъ (Чистилища XIV, 145)". Ноттеръ. -- Приманка (logoro, вабило, чучело, сдѣланное изъ кожи и перьевъ на подобіе птицы, чѣмъ сокольники приманиваютъ соколовъ. Ада XVII, 127), здѣсь фигурально вмѣсто прельщенія. "Эти прельщенія суть величіе неба, къ которому должно быть направлено стремленіе человѣческой воли, находящей лишь тамъ свое блаженство. Круги небесные вѣчно вращаются по внутреннему ихъ стремленію къ божеству. Значить, Господь ихъ кружитъ, нѣкоторымъ образомъ, непосредственно. Итакъ впередъ! попирай землю ногами и стреми взоръ въ небо. Слова эти относятся къ Данте въ собственномъ, -- къ человѣчеству же въ переносномъ смыслѣ". Филалетъ. Сличи: Чистилища XIV, 148--150.
   64--66. Опять сравненіе изъ соколиной охоты, столь любимой въ средніе вѣка. Сличи: Ада XVII, 127 и слѣд.; ХХІІ, 130 и примѣч.; Рая XIX, 34 и примѣч. -- Филалетъ ссылается на книгу императора Фридриха II: "De arte venandi cum avibus", и говоритъ, что смотрѣть себѣ въ ноги -- естественное движеніе каждой хищной птицы, когда ее несутъ на шестѣ или на рукѣ. Но, замѣтивъ какой-нибудь предметъ, могущій служить ей добычей, напримѣръ, если она услышитъ знакомый крикъ птицы, тотчасъ устремляетъ глаза въ эту сторону, размахивая при этомъ крыльями. Обыкновенно отъ пойманной птицы оставляютъ часть въ пользу сокола, что называютъ правомъ птицы. Должно замѣтить, что и въ предыдущей терцинѣ, говоря о приманкѣ, Данте употребляетъ техническія выраженія изъ соколиной охоты.
   69. Данте подымался сперва по лѣстницѣ, прямо; взойдя же на карнизъ, опоясывающій гору, онъ пошелъ по кругу около горы, il cerchiar si prende.
   71. Это сонмъ душъ скупыхъ, какъ увидимъ ниже.
   73. "Аdhaesit pavimento anima mea -- душа моя повержена въ прахъ". Псал. CXVIII, 25; въ псалмѣ: "оживи мя по слову Твоему". Такой молитвой души эти исповѣдуютъ свой древній грѣхъ.
   74. "Шумъ такой", т. е. отъ вздоховъ и стенаній.
   76--77. T. e. избранный къ будущимъ небеснымъ блаженствамъ; казнь ваша облегчена сознаніемъ въ ея справедливости и надеждою на ея окончаніе (Чистилища III, 73; XIII, 143; въ подлинникѣ: li cui soffriri E giustizia o speranza fan men duri.
   78. T. e. наставьте насъ, гдѣ находится лѣстница для всхода въ шестой кругъ?
   81. Т. е. идите направо.
   84. Именно то, что говорящій духъ (какъ видно изъ стиха 79) догадывается, что одинъ изъ путниковъ живой человѣкъ, который можетъ упросить живыхъ помолиться о немъ (стихи 95--96).
   86. Т. е. позволенія говорить съ этимъ духомъ.
   91--92. Въ подлинникѣ: in cui pianger matura Quel senza il quale a Dio tornar non puossi -- въ чьемъ плачѣ зрѣетъ то, безъ чего нельзя вернуться къ Богу, т. р. совершенная чистота и истребленіе всего грѣховнаго.
   99. Т. е. "узнай, я былъ намѣстникомъ Петровымъ", -- папой. Порядокъ латинскихъ словъ нѣсколько измѣненъ ради размѣра стиха. Портичелли полагаетъ, что Данте для того заставляетъ папу произнести эти слова по-латыни, чтобы тѣмъ самымъ выразить ученость папъ; но латинскій языкъ употребленъ здѣсь, кажется, для большей торжественности.
   100. "Говорящій здѣсь духъ есть кардиналъ Оттобуони изъ знаменитаго рода Фіески, графовъ Лаванья, впослѣдствіи папа Адріанъ V. Дядя его, папа Иннокентій IV, изъ того же рода, возвелъ его въ кардиналы-діаконы подъ именемъ Адріана, Климентъ IV посылаетъ его легатомъ въ Англію (1268 г.), королевская партія, подъ предводительствомъ принца Эдуарда, возстановила опять Генриха III въ прежнемъ его могуществѣ. Здѣсь онъ склонилъ одержавшую верхъ партію къ умѣренности и издалъ нѣсколько предписаній противъ церковнаго злоупотребленія въ собираніи бенефицій и т. п., которыя и до сихъ поръ имѣютъ силу въ церковныхъ судахъ Англіи. Лингардъ, History of England. Т. III. Cap. II. -- Фіески вмѣстѣ съ Гримальди были главами одной, Доріа и Спинола -- другой партіи въ Генуѣ. Послѣдняя партія взяла верхъ и Оттобуони жаловался папѣ Григорію X на то, что генуэзцы завладѣли нѣкоторыми его имѣніями, вслѣдствіе чего папа подвергъ народъ отлученію (1274 г.) Впрочемъ, въ кратковременное правленіе папы Иннокентія V партіи примирились при его содѣйствіи. -- Въ іюлѣ 1276 года Оттобуони былъ избранъ въ папы, но управлялъ только одинъ мѣсяцъ и девять дней, послѣ чего умеръ. За это короткое время объ немъ ничего не извѣстно, кромѣ только того, что онъ отмѣнилъ постановленіе, сдѣланное папой Григоріемъ V на Ліонскомъ соборѣ относительно избранія папъ, a также уничтожилъ наложенное по его же желанію отлученіе на Геную, Касательно его скупости, приписываемой ему Данте, исторически ничего неизвѣстно". Филалетъ.
   101. "Омытъ рѣкой" -- подразумѣвается рѣка Лаванья, названіе которой послужило титуломъ для графовъ Фіески. Она течетъ тотчасъ за мѣстечкомъ Кьявери вдоль Ленантскаго побережья въ Генуэзской области, если ѣхать оттуда въ Сьестри Левантскую, и впадаетъ къ море въ заливѣ Рапалло. Мѣстность между Кьявери и Сьестри гористая.
   103--105. "Non est facile stare in loco Petri et papalem tenere cathedram regnantium cum Christo. Nam non sanctorum filii qui tenent locum sanctorum, sed qui sanctorum exercent operationem", -- говоритъ блаж. Іеронимъ. Сличи: Ада XIX, 69. -- "Грузъ всякій чту я пухомъ", въ подлинникѣ: piuma sembran tutte l'altre some.
   109--111. Эта терцина, хотя смыслъ ея вполнѣ удержанъ, переведена нѣсколько перифразически. Слово въ слово: я увидѣлъ, что тамъ не успокаивается сердце, и что выше (моего папства) нельзя подняться въ той жизни, почему и зажглась во мнѣ любовь къ этой (небесной) жизни. -- "Говорилъ я съ сердцемъ моимъ такъ: вотъ я возвеличился.... узналъ, что и это -- томленіе духа". Еккл. I, 16, 17.
   115. "Данте сдѣлалъ папѣ Адріану три вопроса, стихи 94--96, именно: кто онъ, почему духи лежатъ опрокинутые лицомъ внизъ и, наконецъ, не желаетъ ли онъ чего-нибудь на землѣ? Адріанъ отвѣчаетъ на всѣ эти вопросы по порядку: сперва -- кто онъ и изъ какой страны, какъ и когда обратился къ Богу и какой былъ главный грѣхъ его (стихи 99--114); во-вторыхъ, -- объясняетъ свойство муки, которую терпятъ души въ этомъ кругѣ (115--126), и наконецъ, послѣ короткаго перерыва, говоритъ о племянницѣ, которая одна можетъ помолиться о немъ на землѣ". Скартаццини.
   118--126. "Явственнѣе, чѣмъ гдѣ-нибудь, указываетъ Данте здѣсь на то, что характеръ мукъ, которымъ подвергаются очищающіеся, нерѣдко есть символическое изображеніе того порока, которому они были преданы въ жизни. Однакожъ это не всегда такъ бываетъ: напротивъ, мука очищающихся, въ противоположность мученіямъ осужденныхъ въ аду, состоитъ иногда не въ продолженіи сдѣлавшагося теперь скорбью состоянія земной души, a прямо въ противоположности этому состоянію; напримѣръ, мученіе высокомѣрніихъ, гордыя головы которыхъ пригибаютъ къ землѣ камни (Чистилища X, 119). Но представляетъ ли мука символически очищающійся грѣхъ, или нѣтъ, или даже составляетъ противоположность этому грѣху, -- во всякомъ случаѣ сущность очищенія, говоря словами Дельфа (Dante Alighieri, eine Studie etc), можно кажется, выразить такъ: "Такъ какъ всякая святость состоитъ въ лишеніи естественной и собственной воли, a грѣхъ -- въ дѣятельности ея, то поэтому и самый грѣхъ можетъ быть уничтоженъ такимъ страданіемъ, которое какъ по своему количеству, такъ и качеству вполнѣ соотвѣтствуетъ этой дѣятельности (Чистилища XI, 70)". "Съ этой точки зрѣнія становится понятной совершенно характерная казнь завистливыхъ (Чистилища XIII, 58--72)". Ноттеръ. -- "Казнь скупыхъ напоминаетъ нѣсколько казнь симонистовъ въ аду (Ада XIX, 22; 74 и примѣч.), уткнутыхъ въ землю головами; эти вѣчно прикованы къ землѣ, на которой собирали свои сокровища". "Aurum natura grave, gravius fit avaritia: plus habentem deprimit, quam ferentem, et vehementius aggravat corda, quam corpora. Nascitur in terra profunda, sectatur ipsa montium fundamenta, perque ima venarum coecis discurrit anfractibus: et dura ad suam semper repetit naturam, coelestes animos ad inferum deponit: obscurat sensus semper: alta mentium semper in terrena demergit". "Петра Хризолога, Serm. 29", по цитатѣ Скартаццини.
   124. "Связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тѣму внѣшнюю: тамъ будетъ плачъ и скрежетъ зубовъ". Матѳ. XXII, 13.
   127--129. Изъ уваженія къ святымъ ключамъ Петровымъ, Данте хочетъ преклонить колѣни передъ папой (сличи Ада XIX, 101).
   130. "Замѣчательно, что здѣсь, гдѣ царитъ вѣчный порядокъ, кающійся папа ничѣмъ не отличается отъ прочихъ кающихся. Въ Аду (XI, 8) мы находимъ для папы Анастасія большую гробницу, a между симонистани (Ада XIX, 73--82) для папъ предназначена особая яма. Даже предъ вратами чистилища великіе міра сего отдѣлены отъ прочихъ" (Чистилища VII, 91 и примѣч.). Штрекфуссъ.
   133. Папа, обращаясь къ Данте, называетъ его братомъ, a не сыномъ, какъ вообще обращаются папы къ вѣрнымъ; въ томъ мірѣ нѣтъ уже папъ, и всякое неравенство исчезаетъ", Скартаццини.
   134--135. Намекъ на откровеніе св. Іоанна XIX, 10: "Я палъ къ ногамъ его, чтобы склониться ему; но онъ сказалъ мнѣ: смотри, не дѣлай сего; я служитель тебѣ и братьямъ твоимъ". -- "Предъ вѣчнымъ Океаномъ" (въ подлинникѣ: ad una potestate), т, e. предъ Богомъ.
   136--138. "Не женятся", слова Христа cаддукеямъ, насмѣшливо спросившимъ чьею женой будетъ по воскресеніи имѣвшая семерыхъ мужей на землѣ. Іисусъ сказалъ имъ въ отвѣтъ: заблуждаетесь, не зная писаній, ни силы Божіей; ибо въ воскресеніи не женятся, ни выходятъ замужъ; но пребываютъ, какъ Ангелы Божіи на небесахъ". Матѳ. XXII, 29, 30. Этимъ папа хочетъ сказать, что онъ, какъ папа, хотя и былъ духовнымъ мужемъ церкви (Ада XIX, 111), но что бракъ этотъ расторгнутъ смертью; слѣдовательно, онъ не долженъ считаться и получать почести, какъ глава церкви.
   142. Аладжіа де'Фіески, по древнимъ комментаторамъ, была супругой Мароелло Маласпины, того самаго, у котораго Данте гостилъ по изгнаніи изъ Флоренціи (1307 г.), старшаго изъ внуковъ древняго Коррадо Маласпины (Чистилища VIII, 119). Оттимо, не приводя доказательствъ, считаетъ ее за тождественную съ Джентуккой, о которой говорится ниже (XXIV, 36).
   143. "Въ злыя сѣти", -- такой неблагопріятный отзывъ Данте о фамиліи Фіески основанъ на томъ, что члены ея были вообще граждане безпокойные, неоднократно изгонявшіеся изъ Генуи за крамолы и смуты; женщины этого дома, по словамъ Бенвенуто да Имола, не отличались нравственностью.
   115. "Не то, чтобы одна изъ его рода, но единственная, святыя молитвы которой могутъ помочь ему въ чистилищѣ". Филалетъ.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТАЯ.

  
   1. Въ подлинникѣ: Con tra miglior voler voler mal pugna, слово въ слово: худо сражается воля съ лучшей волей. Лучшая воля здѣсь есть воля Адріана, которой должна была уступить воля Данте. Послѣдній хотѣлъ продолжать еще бесѣду съ папой, но Адріанъ не желалъ, чтобы ему мѣшали продолжать его покаяніе, и эта послѣдняя воля была лучше воли Данте, желавшаго говорить и слушать.
   3. Т. е. я замолчалъ, не будучи вполнѣ удовлетвореннымъ.
   5. "Путемъ свободнымъ", т. е. не занятымъ простертыми по землѣ тѣнями.
   6. Поэты идутъ, какъ увидимъ ниже (стихъ 9), по внутреннему краю карниза. Чтобъ понять это сравненіе, надобно вообразить средневѣковый замокъ, или башню, вокругъ зубцовъ которой изнутри идетъ узкая тропинка или парапетъ, на которой становятся защитники.
   8. "Зло", т. е. скупость. "Проливая слезы, души очищаются отъ этото порока. Съ каждой слезой онѣ изливаютъ частичку яда очами, этими дверями, или окнами, которыми входитъ скупость въ сердце человѣка. Какъ скоро не останется ни малѣйшаго слѣда этого порока въ сердцѣ, когда выльется послѣдняя частица его въ формѣ слезы, тогда очищеніе будетъ окончено и душа вознесется на небо". Скартаццини.
   9. Простертыя на землѣ души приближены почти къ самому внѣшнему краю карниза, такъ что поэтамъ не остается мѣста, чтобы идти по этому краю безъ опасенія упасть съ откоса карниза. Число лежащихъ неимовѣрно велико, что выражаетъ, какъ велико на землѣ число одержимыхъ скупостью, почему Дантеи называетъ ее "всемірной бѣдой": Ilmal che tutto il mondo occupa.
   10--12. "Здѣсь опять является Волчица I пѣсни Ада. Очевидно, она обозначаетъ здѣсь скупость, и замѣчательно, что здѣсь опять скупой -- духовный, папа, подаетъ поводъ къ этому воззванію. Нельзя не замѣтить при этомъ, что выраженіе волкъ, волчица и пр. (какъ очень остроумно развилъ Розетти), всегда обозначаетъ гвельфскую партію". Филалетъ. -- Зло, заразившее весь міръ, какъ всемірная бѣда, -- скупость или алчность, которую Данте ниже (стихъ 43) называетъ корнемъ многихъ другихъ пороковъ. При этомъ, какъ видно изъ стиха 15 этой пѣсни, рядомъ съ Волчицей опять намекается на Борзаго Пса (Ада, I, 101--102). Сличи Скартаццини.
   11. "Болѣ, чѣмъ всѣ звѣри", più che tutte l'altre bestie hai preda, -- потому, что скупостъ есть "ratlix omnium malorum". -- "Ибо корень всѣхъ золъ есть сребролюбіе", 1 посл. Тим. VI, 10: -- "Praecipue autem inter alias virtutes morales usus rationis recte apparet in justitia, qtiae est in appetitu rationali. Et ideo usus rationis indebitus etiam maxime apparet in vitiis appositis justitiae: opponitur autem ipsi maxime avaritia. Et ideo praedicta vitia (proditio, fraus, fallacia, perjurium, inquietudo, violentia et obduratio) maxime ex avaritia oriuntur". Ѳома Акв. Sum Theol. p. II, 2-ae qu. LV, art. 8. -- "Кто любить серебро, тотъ не насытится серебромъ, и кто любитъ богатство, тому нѣтъ пользы отъ того". Еккл. V, 9.
   13. "О небеса, чей ходъ (по общей вѣрѣ)", -- "намекъ на мнѣніе, общее въ средніе вѣка, приписывавшее перевороты въ частныхъ дѣлахъ людей вращенію небесъ, -- мнѣніе, принимаемое Данте лишь до извѣстной степени (Чистилища XVI, 67 примѣч.)". Скартаццини.
   19. Отсюда начинаются примѣры достойнымъ образомъ перенесенной бѣдности. "Это -- не изображенія или голоса, идущіе извнѣ, но вызываемые самими душами вслѣдствіе ихъ размышленія. Они, какъ увидимъ ниже, примѣч. къ ст. 100--102, предлагаются самими очищающимися, какъ темы для ихъ размышленій, предлагаемыя такъ живо, какъ будто видятся ими воочію и слышатъ ихъ собственными ушами. Въ теченіе дня души благословляютъ и славятъ добрыхъ, въ теченіе же ночи -- проклинаютъ и порицаютъ злыхъ. Такъ съ утренней зарей онѣ оживляются сладостнымъ чувствомъ добродѣтели, a съ наступленіемъ ночного мрака чувствуютъ ужасъ и отвращеніе къ пороку", Перецъ, Sette Cerchi, р. 202 et seq.
   22--24. "И родила Сына Своего Первенца, и спеленала его, и положила его въ ясли, потому что не было имъ мѣста въ гостиницѣ". Лук, 11, 7.
   23--27. Кай Фабрицій Лусциній, римскій консулъ, славный своей бѣдностью и безкорыстіемъ. Онъ отвергъ съ негодованіемъ подарки, предложенные ему въ видѣ подкупа царемъ Пирромъ, и умеръ въ такой бѣдности, что римляне похоронили его на государственный счетъ, a дочерямъ его назначили выдать приданное изъ казны въ ознаменованіе великихъ заслугъ Фабриція для республики. Виргилій сказалъ о немъ: "Parvoque potentem Fabricium" (Aen, 1, IV, 844). Въ своемъ Convivio и De Monarchia Данте отзывается о немъ съ великой похвалою.
   31--33. Св. Чудотворецъ Николай Мирликійскій, равно чтимый церковью восточной и западной, мощи котораго почитаютъ въ Бари, въ Италіи (перенесеніе ихъ празднуется 9-го мая). Эта Терцина намекаетъ на слѣдующую легенду: "Cum ejus civis egens tres filias jam nubiles in matrimonio collocare non posset earumque pudicitiam prostituere cogitaret, re cognita, Nicolaus noctu per fenestram tantum pecuniae in ejus domum injecit, quantum unius virginis doti satis esset; quod cum iterum et tertio fecisset, tres illae virgines honestia viris in mairmonium datae sunt. Іоаннъ Діаконъ, Vita St. Nicol. ep. Myr. et Brev. Rom. Campod. 1872. -- По этому поводу Ѳома Акв. Sum. Theol, II, 2-ae qu. CVII, art. 3, говоритъ: "Beatus Nicolaus aurum furtim in domum projiciens vitare voluit humanum favorem". -- Этотъ трогательны эпизодъ дивно изображенъ кистью благочестиваго Фіезоли на картинѣ, хранящейся въ ватиканской картинной галереѣ. Можетъ бытъ, на этой легендѣ и основанъ существующій въ нѣкоторыхъ странахъ обычай класть подъ подушки дѣтей подарки въ Николинъ день.
   36. Въ четвертомъ кругѣ всѣ очищающіяся души выкрикивали примѣры дѣятельности и наказуемой лѣности: здѣсь поэтъ слышитъ лишь одного поющаго объ этихъ примѣрахъ; причина этому объясняется ниже (стихи 121--123),
   39. "Каждаго влечетъ къ его кончинѣ" -- Сличи: Чиспілінца ХХХШ, 54: "Той жизни, гдѣ все къ смерти есть лишь шагъ".
   40--41. "Большая часть душъ, очищающихся въ чистилищѣ, умоляетъ Данте упросить живыхъ, особенно родственниковъ, молиться о сокращеніи ихъ пребыванія въ чистилищѣ; но говорящій здѣсь духъ не дѣлаетъ этого, не довѣряя своей участи злымъ своимъ потомкамъ". Каннегиссеръ. -- "Тамъ", т. е. на землѣ. -- "Кающійся духъ считаетъ живущихъ еще членовъ его рода до того безславными и порочными, что не полагаетъ ихъ способными для благочестивыхъ молитвъ, почему и не ждетъ отъ нихъ сокращенія срока очистительныхъ своихъ мукъ". Штрекфуссъ.
   43. Поэтъ выводитъ здѣсь Гуго Великаго, герцога Франціи, Орлеана и Бургундіи, родоначальника Капетинговъ, для того, чтобы излить всю свою злобу на ту династію, изъ которой вышелъ его главный врагъ, Карлъ Валуа. Послѣ того, какъ Каролинги, точно такъ, какъ за два вѣка передъ тѣмъ Меровинги, прекратились вслѣдствіе своего ничтожества, Гуго Капетъ, сынъ Великаго Гуго, правнукъ Роберта Сильнаго былъ избранъ въ 987 году въ короли Франціи. Отсюда слѣдуетъ заключить, что мнѣніе, будто бы старшій Гуго былъ сыномъ мясника (стихъ 52), основано на пустой, впрочемъ, очень распространенной въ средніе вѣка баснѣ; равно и сказанное въ стихѣ 54, что во времена Гуго Великаго оставался лишь одинъ изъ Каролинговъ, и притомъ во власяницѣ, т. е. въ монашескомъ званіи, повидимому, тоже не совсѣмъ вѣрно; ибо Гуго Великій умеръ въ 956 году, и когда, спустя 37 лѣтъ, сынъ его по смерти Людовика V взошелъ на французскій престолъ, Карлъ, герцогъ лотарингскій, дядя Людовика, стало быть одинъ изъ Каролинговъ, предъявилъ свои права на корону Франціи, но былъ разбитъ и взятъ въ плѣнъ. Этого-то послѣдняго имѣетъ, вѣроятно, въ виду Данте, называя его монахомъ, такъ какъ онъ смѣшиваетъ время Гуго отца съ временемъ Гуго сына.
   44. "Всей... семьѣ": Капетинги царствовали въ 1300 году во Франціи, Испаніи и Неаполѣ.
   46. Города Фландріи: Доайе (древ. Duacum, нынѣ Дуэ на рѣкѣ Скарпу), Кванто, нынѣ Гандъ, Лилла, нынѣ Лилль, Бруггіа, нынѣ Брюгге. Данте приводитъ здѣсь эти четыре главныхъ города Фландріи, намекая на событія 1269 г. и слѣдующихъ годовъ (см. Шлоссеръ, Weltgeschichte, voi. VI; также примѣчаніе Филалета и, наконецъ, Виллани, lib. VIII, с. 32). Филиппъ Красивый завладѣлъ частью силой, частью обманомъ Фландріей, послѣ чего среди народа Фландріи возникло сильное неудовольствіе. Мщеніе, которое испрашиваетъ у Бога говорящій (стихи 48), случилось въ 1303 году, когда жители Фландріи возмутились и разбили на голову французовъ при Куртре, послѣ чего вся часть страны, лежащая къ сѣверу отъ Ли (Lis), перешла опять къ Гуго, графу фландрскому, лежащая же къ югу -- осталась за Франціей.
   50. Съ восшествія на престолъ Капетннговъ до временъ Данте царствовало четыре Филиппа и четыре Людовика, a именно:
   Гуго Великій, герцогъ французскій -- ум. 956
   Гуго Капетъ, король французскій съ 987 года -- ум. 996
   Робертъ I (Дьяволъ, Мудрый) -- ум. 1031
   Генрихъ I -- ум. 1060
   Филиппъ I -- ум. 1108
   Людовикъ VI (Толстый) -- ум. 1137
   Людовикъ VII (Младшій) -- ум. 1180
   Филиппъ II (Августъ, прозв. Завоевателемъ) -- ум. 1223
   Людовикъ VIII (Левъ) -- ум. 1226
   Людовикъ IX (Святой) -- ум. 1270
   Филиппъ III (Смѣлый) -- ум. 1285
   Филиппъ IV (Касивый) -- ум. 1314
   Людовикъ X (Сварливый) -- ум. 1316
   Филиппъ V (Длинный) -- ум. 1322
   Карлъ IV (Красивый) -- ум. 1328
   52. Мы уже сказали, что это мнѣніе неосновательно, какъ и вообще въ этой пѣсни Данте слѣдуетъ не только историческимъ даннымъ, сколько народнымъ преданіямъ. Гуго Капетъ не быль сыномъ мясника, но, какъ теперь всѣмъ извѣстно, происходилъ отъ могущественныхъ графовъ Парижскихъ и герцоговъ французскихъ. его отецъ былъ Гуго Великій, a его дѣдъ Робертъ. Нѣкоторые даже ведутъ его родъ отъ одного изъ братьевъ Карла Мартелла. Но уже въ средніе вѣка возникло нѣсколько легендъ о генеалогіи Гуго Капета; одна -- религіозная, ведущая его родъ отъ Св. Арнольда (ум. 640), герцога Австрійскаго, потомъ епископа лотарингскаго, вторая -- королевская -- отъ Карла Великаго, третья -- народная, именно та, которой слѣдуетъ Данте и, можетъ быть, только одна ему извѣстная. Современникъ Данте историкъ Виллани приводитъ ее, какъ наиболѣе достовѣрную. Та же легенда повторяется какъ въ одной старинной нѣмецкой поэмѣ (напечатанной въ 1508 г. въ Страсбургѣ), такъ особенно въ Chanson de Gesto de Hugues Capet, Paris 1861, изданіи маркиза Делагранжа. Вѣроятно, изъ этихъ народныхъ поэмъ, сказаніе перешло и въ итальянскія хроники. Хотя эта легенда была переработана извѣстнымъ французскимъ поэтомъ Фр. Виллономъ въ XVI вѣкѣ, однакожъ потомокъ счастливаго похитителя престола Францискъ I не зналъ о ея существованіи, такъ что этотъ стихъ Данте вызвалъ въ немъ сильнѣйшее негодованіе противъ поэта и его поэмы. Филалетъ. Скартаццини. К. Витте.
   53. "Власяницу", въ подлинникѣ: in panni bigi, въ сѣрыя одежды. Опять исторически невѣрно. Людовикъ V, послѣдній изъ Каролинговъ, умеръ 21-го мая 987 г., со смертію его изъ всего рода остался въ живыхъ Карлъ, герцогъ нижней Лотарингіи; но онъ отнюдь не былъ монахомъ, a былъ заключенъ въ заточеніе, гдѣ и умеръ. Поэтъ, очевидно, смѣшалъ здѣсь послѣдняго Каролинга съ послѣднимъ изъ Меровинговъ -- Хильдерихомъ III (ум. 752).
   58. "Вдовственной короной", т. е. сдѣлавшейся вакантной по смерти Людовика Лѣниваго, послѣдняго изъ Каролинговъ". Скартаццини.
   59. "Мой сынъ", отсюда по необходимости должно заключить, что говорящее здѣсь лицо Гуго Великій, a не Гуго Капетъ, между тѣмъ предыдущіе стихи могли быть сказаны лишь этимъ послѣднимъ. Вообще, Данте здѣсь не умѣлъ отличить двухъ лицъ, не будучи знатокомъ исторіи этого дома. Извѣстно, что самъ Гуго Капетъ не короновался, a черезъ годъ послѣ своего избранія, въ 988 г., вѣлелъ короновать своего сына Роберта, -- Мишле говоритъ: Ceci est exact an sens littéral. On sait qu' Hugues Capet ne voulut jamais porter la couronne, Robert est le premier des Capetiens qui la porta" Камерини.
   60. "Помазанныхъ костей", le sacrate ossa, либо въ смыслѣ бальзамированныхъ, освященныхъ, или, можетъ быть, въ ироническомъ. Бланкъ, въ своемъ Versuch. etc. II, p. 74, говоритъ: "Ich glaube dass Hugo Capet wohl sacrate im gewöhnlichen Sinne nimmt aber freilich mit der Gewissheit dass seine Zuhörer das Wort als bittere Ironie in Beziehung auf die von ihm angeführten Thaten seiner Nachkoimnen verstehen würden".
   61. Людовикъ IX женился въ 1234 г. на Маргаритѣ, старшей дочери графа Раймонда Беренгара IV Провансскаго (сличи: Чистилища VII, 129 примѣч. и Рая VI, 133). По смерти графа сынъ короля Карлъ Анжуйскій (Чистилища VII, 129) женился на младшей дочери того же Раймонда, Беатрисѣ, объявленной наслѣдницей Прованса, который пошелъ за нею въ приданое. Лангедокъ по Парижскому миру (1229 г.) былъ уже присоединенъ къ французской коронѣ послѣ войны съ Альбигойцами и съ Раймондомъ VI Тулузскимъ, помогавшимъ Альбигойцамъ. Впослѣдствіи сила и вліяніе Франціи еще болѣе возросли даже по ту сторону Альпъ; вообще захваты Филиппа Красиваго и Карла Анжуйскаго не принадлежатъ къ блестящимъ страницамъ исторіи.
   65. "Чтобъ зло поправить", per ammenda, -- "злѣйшая иронія надъ тѣмъ, который, раскаяваясь въ дурномъ дѣлѣ, совершаетъ дѣйствія еще болѣе злыя. Трехкратное повтореніе этихъ словъ придаетъ ироніи еще болѣе силы и злой краснорѣчивости". Скартаццини.
   66. "Нормандія, -- провинція Франціи, принадлежавшая Англіи со временъ Вильгельма Завоевателя; Филиппъ Августъ присоединилъ ее къ Франціи въ 1204 г. (окончательно она присоединена Карломъ VII въ 1450 г.). -- Гасконья, -- провинція Франціи, отнятая Филиппомъ IV у англійскаго короля Эдуарда I болѣе обманомъ, чѣмъ силою. -- Поньи -- графство нижней Пиккардіи, при впаденіи рѣки Сомы въ море, съ главнымъ городомъ Аббевиллемъ; принадлежало тоже Англіи и также обманомъ присоединено къ Франціи Филиппомъ IV". Ibid.
   67. "Къ вамъ", т. е. въ Италію. Карлъ Анжуйскій (Чистилища VII, 113), тать и убійца, явился въ 1265 г. въ Италію, чтобы завладѣть Неаполемъ и Сициліей, при содѣйствіи папы Климента IV и вслѣдствіе измѣны графа Казенцскаго и апулійцевъ при Беневенто (Ада XXVIII, 16 примѣч. и Чистилища III, 115--118).
   68. "Конрадинъ Швабскій, послѣдняя отрасль Гогенштауфеновъ, сынъ императора Конрада IV, родившійся въ 1252 г. На третьемъ году жизни, потерявъ отца, наслѣдовалъ права на корону Неаполя и Сициліи. Въ 1267 г. высадился съ войскомъ въ Италію, чтобы вырвать наслѣдіе своихъ предковъ изъ рукъ низкаго убійцы Карла Анжуйскаго; но, разбитый въ сраженіи при Тальякоццо 23-го августа 1866 г. (Ада XXVIII, 17 примѣч.), попалъ въ руки безславнаго Анджіойно, который казнилъ его въ Неаполѣ 20-го октября 1268. Скартаццини.
   69. Великій схоластическій учитель церкви св. Ѳома Аквинскій (Рая Х, 99) покинулъ въ концѣ января 1274 г. Неаполь, въ сопровожденіи патера Ринальдо да Пипомо отправившись на соборъ, созванный папой Григоріемъ X въ Ліонѣ. Несмотря на то, что ему было только 47 лѣтъ, онъ былъ крайне изнуренъ и болѣзненъ, и потому былъ принужденъ прервать свое путешествіе и остановиться въ капуцинскомъ монастырѣ Fossa nuova, въ разстояніи полдня дороги отъ Терричины, на окраинѣ Понтинскихъ болотъ, недалеко отъ Пиперно. Тамъ онъ и умеръ 7-го марта. Мнѣніе, что онъ былъ отравленъ по приказанію Карла I изъ страха, чтобы не сдѣлалъ разоблаченій о немъ передъ папой и соборомъ, -- мнѣніе это, кромѣ Данте, раздѣлялось и другими современниками поэта. О подробностяхъ его смерти разсказываютъ, впрочемъ, весьма разнорѣчиво". К. Витте -- Такъ Толоммео, ученикъ св. Ѳомы и современникъ Данте, пишетъ о его смерти слѣдующее (Lusensis, Hist. Eccles. lib. XXIII, сар. VIII., ар. Murat. Rer. It. script. Vol. XI, pag. 1168 et seq.): "Vocatus ad Concilium per Dominum Gregorium, ac recedens de Neapoli ubi regebat, et veniens in Campaniam, ibidem graviter infirmatur. Et quia prope locum illum nullus Conventus Ordinis Praedicatorum habebatur, declinavit ad unam sollennem Abbatiam, quae dicitur Fossa-nova, et quae Ordinis erat Cisterciensia, in qua sui consanguinei Domini de Oceano erant patroni: ibique sua aggravata est aegritudo. Unde cura multa devotione, et mentis puniate, et corporis, qua semper floruit, et in Ordine viguit, quemque ego probavi inter homines, quos umquam novi, qui suam saepe confessionem audivi, cum ipso multo tempore conversatus sum familiari ministerio, ac ipsius auditor sui; ex hac luce iransiit ad Christum". -- "Возвелъ на небо" -- прекрасное выраженіе для обозначеніи насильственной смерти святого человѣка, который, оставляя землю, возносится на небо". Джіоберти.
   71 "Карлъ другой", -- Карль Валуа, сынъ Филиппа Смѣлаго и братъ Филиппа Красиваго, родившійся въ 1270 г. Воспитанный въ интригахъ римской куріи, онъ былъ послушнымъ орудіемъ въ рукахъ папы Бонифація VIII. Въ 1303 г., по приглашенію папы Бонифація, онъ прибылъ со свитой французскихъ рыцарей въ Италію. Папа хотѣлъ воспользоваться его помощью частію для Карла II Неаполитанскаго, противъ Фридриха Арагонскаго, частію противъ партіи Бѣлыхъ во Флоренціи (къ которымъ принадлежалъ Данте) и, въ этихъ видахъ, не только назвалъ его графомъ Романья и "миротворцемъ" въ Тосканѣ, но и обнадеживалъ его императорской короной. Его первый не совсѣмъ удачный походъ во Флоренцію изложенъ въ примѣчаніи къ Ада VI, 64. Результатомъ было изгнаніе партіи Бѣлыхъ, въ числѣ ихъ и Данте. Оттуда онъ отправился въ 1302 г. въ Сицилію, и хотя и высадился туда, но не могъ завладѣть, кромѣ Термоли, ни однимъ городомъ. Король Фридрихъ избѣгалъ всякаго съ нимъ сраженія до тѣхъ поръ, пока нужда и болѣзни не понудили его отступить; въ 1302 г., въ ноябрѣ, онъ вернулся во Францію, говоря словами Виллани, "scemata e consumata sua gente e con poco onore", почему и было о немъ сказано: "Messer Cario venne in Toscana per paciaro, e lasciò il paese in guerra; e andò in Sicilia per fare guerra, e reconne vergognosa pace". Онъ умеръ въ 1324 г., оставивъ сына, который вступилъ на французскій престолъ (1328 г.) подъ именемъ Филиппа VI: съ него начинается династія Валуа. Объ этомъ Карлѣ говорится: "fu figlio di re; padre di re, e non mai re". Скартаццини.
   73. "Безъ войскъ, съ одной лишь тою пикой". Карлъ прибылъ въ Италію въ Аланью, гдѣ находился дворъ Бонифація, лишь съ своими баронами и 50 рыцарями. Пика Іуды Искаріотскаго -- обманъ и измѣна.
   75. Въ подлинникѣ: "a Fiorenza fa scoppiar la pancia". -- "Въ-то время Флоренція была тучна тѣломъ и наполнена гражданами, надутыми гордыней, и Карлъ настолько вскрылъ ей животъ, что изъ него вывалились кишки, т. е. главнѣйшіе граждане, въ числѣ которыхъ былъ Данте". Бенвенуто Рамбалди.
   76--78. "Не земли" -- жесточайшая иронія, намекающая на прозвище Карла Валуа -- Безземельный, такъ какъ онъ никогда не могъ пріобрѣсть себѣ владѣній. Чѣмъ менѣе онъ раскаивается въ этомъ, тѣмъ болѣе жестоко будетъ ему наказаніе, другими словами -- онъ будетъ наказанъ въ адскихъ кругахъ.
   79. "Карлъ новый", это Карлъ II Неаполитанскій (Апулійскій), Хромой, Іерусалимскій (Рая XIX, 127, также VI, 106); онъ былъ сынъ Карла Анжуйскаго (родился 1243 г. и умеръ 1309 г.); еще наслѣднымъ принцемъ, онъ попалъ вмѣстѣ со своей галерой въ плѣнъ 6-го іюня 1284 г. къ адмиралу короля Педро Арагонскаго Руджьери д'Оріа въ морскомъ сраженіи въ Неаполитанскомъ заливѣ, и послѣ многихъ лѣтъ заключенія, уже по смерти своего отца (1289 г.), возвратился въ Неаполь и короновался.
   80. Карль II выдалъ дочь свою Беатриче замужъ за маркиза Эстскаго Аццо VI (assai veccio, такъ какъ онъ былъ вдовецъ, будучи лѣтъ 20 женатъ на Джіоваyнѣ Орсbни). Этото тотъ самыя Аццо, котораго Данте помѣстилъ въ аду (XII, 111) и о которомъ онъ такъ строго отзывается въ Чистилища V, 77. Неравенство брака заставило современниковъ предполагать, что отецъ продалъ свою дочь; увѣряли даже, что онъ взялъ будто бы за это 30,000 золотыхъ гульденовъ.
   84. "Плоть свою", -- "ибо онъ братъ нашъ, плоть наша". Быт. XXXVII, 27.
   85. Все предшествовавшее кажется поэту ничтожнымъ въ сравненіи съ величайшимъ преступленіемъ -- плѣномъ папы Бонифація VIII и оскорбленіемъ, нанесеннымъ ему по повелѣнію Филішпа Красиваго его придворнымъ Нагаретомъ въ Ананьи (или Аланьи, такъ какъ въ народномъ говорѣ буквы l и n смѣшиваются), вслѣдствіе чего папа черезъ мѣсяцъ скончался (1303г.)". Флейдереръ. -- (См. слѣд. примѣч.; подробности изложены въ Приложеніи 1 къ I книгѣ Божественной Комедіи, Ада стр. 307). -- "Данте высказываетъ здѣсь опять, какъ и въ предыдущей пѣсни, стихъ 127, а также и другихъ мѣстахъ, свое высокое уваженіе къ институту папства, какъ бы сильно онъ ни осуждалъ дурное управленіе папъ. Всю высоту своего міровоззрѣнія онъ высказываетъ именно здѣсь, называя вызывающимъ омерзѣніе оскорбленіе даже того папы, который, по его убѣжденію, предназначенъ самимъ судомъ Божіимъ къ адскимъ мукамъ (Ада XIX, 52 и примѣч. ). Одни лишь возвышеннѣйшіе умы въ состояніи подняться на такую высокую точку зрѣнія вовремя ожесточенія партій". Штрекфуссъ.
   87. Виллани (l. c.) повѣствуетъ: "Папа Бонифацій, слыша шумъ тревоги и видя, что онъ покинутъ всѣми кардиналами, бѣжавшими и попрятавшимися со страха, a кто и со злымъ умысломъ, и брошенъ также почти всѣми слугами своими, и видя, что враги его завладѣли городомъ и дворцомъ, гдѣ онъ находился, приготовился къ смерти и, какъ человѣкъ великодушный и мужественный, сказалъ: "Dacchè per tradimento, come Gesú Cristo voglio esser preso e mi conviene morire, almeno voglio morire come papa", и тотчасъ же велѣлъ приготовить себѣ мантію св. Петра и съ короною Константина на головѣ, съ ключами и крестомъ въ рукѣ возсѣлъ на папское сѣдалшце. Приблизившись къ нему, Скіарра и другіе враги его гнусными словами поносили и арестовали его и его семейство, остававшееся при немъ". Спокойствіе его духа, обезоружило Нагарета и Скіарру, такъ что никто не смѣлъ наложить на него руки. Вскорѣ однако по возвращеніи въ Ватиканъ онъ умеръ (7-го окт.), отъ разрыва сердца.
   89. Іоанн. XIX, 29; Псалт. LXVIII, 22. "И дали мнѣ въ пищу желчь и въ жаждѣ моей напоили меня уксусомъ".
   91. Новый Пилатъ, король Филиппъ Красивый, предавшій намѣстника Христа въ руки Колоннамъ, смертельнымъ врагамъ папы, точно такъ, какъ Пилатъ "Іисуса предалъ въ ихъ волю". Луки, XXIII, 25.
   92--93. "Намекъ на уничтоженіе ордена храмовниковъ (тампліеровъ). По особенному настоянію Филиппа Красиваго, домогавшагося завладѣть имѣніями тампліеровъ, папа Климентъ V принялъ съ 1306 г. мѣры противъ этого ордена. 2-го апрѣля 1312 г. было рѣшено уничтоженіе ордена на Вѣнскомъ соборѣ; но гроссмейстеръ ордена Яковъ де Молэ былъ сожженъ лишь 11-го марта 1314 г. по повелѣнію Филиппа, который получилъ папское полномочіе на уничтоженіе, по мнѣнію Данте, незаконнымъ путемъ "безъ Божескаго слова" (въ подлинникѣ: senza decreto)". K. Витте.
   94--96. "Тѣнь Капета ожидаетъ какого-либо возмездія за всѣ эти ужасы. Безъ сомнѣнія, поэтъ имѣетъ здѣсь въ виду, какъ уже сказано (стихъ 46), сраженіе при Куртрэ; a можетъ быть онъ намекаетъ на приведенное у Виллани (VIII, 64) къ 1303 году пророчество, по которому власть Филиппа, какъ и всего его дома, вскорѣ должна прекратиться". Ноттеръ.
   97--98. Отвѣтъ на второй вопросъ, см. выше, стихъ 19. -- Невѣста Св. Духа -- Дѣва Марія, называемая такъ на церковно-служебномъ языкѣ.
   100--102. "Поэтъ развиваетъ обстоятельнѣе высказанное имъ выше (Чистилища VIІ, 44 и далѣе, см. примѣч. этой пѣсни къ ст. 19) мнѣніе. Днемъ души выхваляютъ добродѣтель въ такихъ примѣрахъ, которые могутъ, въ силу вышесказаннаго, служить какъ бичи, побуждающіе къ совершенію добрыхъ дѣлъ; ночью, когда прогрессъ на пути къ усовершенствованію становится невозможнымъ (Чистилища VII, 44), онѣ бесѣдуютъ о дѣйствіяхъ порока, чтобы наложить на себя эпитимію или, собственно, чтобы почувствовать цѣлительное покаяніе (Чистилища XXVI, 80--81), такъ какъ онѣ не подлежатъ уже искушеніямъ (Чистилища XI, 22 и примѣч.)" Ноттеръ.
   103--105. Пигмаліонъ, царь Тирскій, одержимый сребролюбіемъ, умертвилъ своего брата, мужа Дидоны, чтобы завладѣть его богатствами и трономъ. Дидона бѣжала изъ Тира и основала Карѳагенъ (Виргилій Aen., lib. I, 340 и далѣе).
   106--108. Мидасъ, царь фригійскій, который испросилъ у Бахуса могущество превращать въ золото, все, до чего ни коснется; но вскорѣ въ этимъ раскаялся, потому что не могъ ничего ѣсть, такъ какъ всякая пища при его прикосновеніи превращалась въ золото. Его безумное желаніе возбуждаетъ скорѣе смѣхъ, чѣмъ состраданіе.
   109--111. Аханъ, изъ колѣна Іудина, сражался въ войскѣ Іисуса Навина при взятіи Іерихона. Вопреки запрещенію Іисуса, Аханъ присвоилъ себѣ и утаилъ часть іерихонской добычи (пурпурную одежду, двѣсти сиклей серебра и слитокъ золота), и за это былъ побитъ вмѣстѣ съ сыновьями и дочерьми своими и всѣмъ скотомъ, по приказанію Навина, въ долинѣ Акоръ и затѣмъ сожженъ. Кн. Іисуса Навина, VII, 1--26.
   113. "Сафиру съ мужемъ", т. е. съ Ананіемъ; cм. Дѣян. Апост. І, 1--11.
   113. См. кн. II Маккав. III, 7--40.
   114. Полимнесторъ, царь Ѳракійскій, зять Пріама. Послѣдній, видя, что Троя осаждена и Азія утѣснена греками, отправилъ младшаго своего сына Полидора къ Полимнестору, въ надеждѣ, что онъ его укроетъ и защититъ отъ опасности. Но жадный Полимнесторъ убилъ Полидора и завладѣлъ его богатствами (Ада примѣч. къ XXX, 13--20; Овидія Превращенія, кн. ХІІІ, ст. 429--438.
   114--117. Маркъ Лициній Крассъ, извѣстный своимъ богатствомъ и сребролюбіемъ. Подъ начальствомъ Суллы онъ сражался противъ Рима и рѣшительной своей побѣдой положилъ конецъ войнѣ со Спартакомъ (71 до Р. X.), a въ слѣдующемъ году получилъ консульство вмѣстѣ съ Помпеемъ; черезъ шесть лѣтъ составилъ первый тріумвиратъ вмѣстѣ съ Помпеемъ и Цeзaрeмъ и, сдѣлавшись правителемъ Сиріи, началъ войну противъ парѳянъ, но былъ разбить ими и затѣмъ убить по приказанію Сурены, полководца царя Орода. Говорятъ, что когда голову Кpacca принесли Ороду, онъ велѣлъ влитъ въ ротъ ея расплавленное золото, сказавъ: "Ты жаждалъ золота, пей же теперь его" (В. Веллей, II, 82). -- Плутархъ, впрочемъ, не упоминаетъ объ этомъ фактѣ.
   117. Итакъ, здѣсь приведено 7 примѣровъ скупости. Это не безъ причины. По ученію Ѳомы Аквинскаго, у скупости 7 дочерей: измѣна, обманъ, лживость, клятвопреступленіе, безпокойство, насиліе, безчеловѣчіе. "Filiae avaritiae dikuntur vitia quae ex ipsa oruntur, et praecipue secundum appetitum finis etc." Скартаццини. -- "Въ Пигмаліонѣ мы видимъ измѣну; въ Мидасѣ -- безпокойство; въ Аханѣ -- обманъ; въ Ананіи и Сафирѣ -- клятвопреступленіе (солгали св. Духу); въ Геліодорѣ, пришедшемъ похитить сокровища Іерусалимскаго храма подъ ложнымъ предлогомъ, -- лживость; въ Полимнесторѣ -- безчеловѣчность и, наконецъ, въ Крассѣ -- насиліе; новое доказательство, какъ глубоко обдумано у Данте каждое слово". Ibid.
   118--123. "Это отвѣть на вопросъ Данте въ стихѣ 36. Кающійся хочетъ сказать: такъ какъ наши рѣчи вообще произносятся то тихимъ, то громкимъ голосомъ, то и я дневныя воззванія, т. е. похвалу добродѣтели, которую мы произносимъ днемъ, произносилъ не для одного лишь себя; но другія тѣни, говорящія вмѣстѣ со мною, произносили ихъ лишь тихимъ голосомъ". Ноттеръ.
   127. "Дрожаніемъ горы выражается тотъ душевный трепетъ, который вызывается въ душѣ очистившагося благодатнымъ чувствомъ улучшенія ея состоянія и божественнымъ помилованіемъ. Чистилища XXI, 58". Каннегиccepъ. -- Нѣчто подобное мы встрѣчаемъ и въ аду (III, 130 и далѣе). Тамъ землетрясеніе означаетъ, что души прибыли къ вѣчнымъ мукамъ; здѣсь оно означаетъ, что муки окончились навѣки. Тамъ за землетрясеніемъ слѣдуютъ явленія ужасающія, приводящія въ оцѣпенѣніе и даже уничтожающія чувство; здѣсь за нимъ слѣдуетъ гимнъ радости, который поютъ хоромъ тьмы темъ душъ и который, потрясая, наполняетъ всю гору восторгомъ и восхваленіемъ Бога. Тамъ трепетъ ужаса; здѣсь гора трепещетъ отъ радости. Тамъ гора, такъ сказать, подавляетъ отчаянные вопли осужденныхъ: "И говорятъ горамъ и камнямъ: падите на насъ и сокройте насъ". Откров. св. Іоан. VI, 16; здѣсь же напротивъ, исполняется пророчество: "Когда вышелъ Израиль изъ Египта... вы прыгаете, горы, какъ овны, и вы, холмы, какъ агнцы". Псалт. СХІІІ, 1, 6. Скартаццини.
   130--132. Островъ Делосъ, нынѣ Сдило или Дили, одинъ изъ Цикладскихъ въ Греческомъ Архипелагѣ, славившійся въ древности своимъ культомъ Діаны и Аполлона. По миѳологіи, Нептунъ выдвинулъ его изъ водъ, вслѣдствіе чего Латона, преслѣдуемая ревнивою Юноной на сушѣ и морѣ, нашла наконецъ здѣсь себѣ убѣжище и родила близнецовъ, Аполлона и Діану. Островъ до этого былъ плавучимъ, но съ этого времени сталъ на морѣ и сдѣлался неподвижнымъ, Виргилій. Aen. III, 69 и др. Овидія Превращенія, кн. VI, ст. 189 и далѣе". "Латона" или Лета, дочь титана Цея, любовница Юпитера. -- "Два ока", т. е. солнце и луна, Аполлонъ и Діана, названные очами неба можетъ быть въ подражаніе Овидію, который солнце называетъ -- mundi oculus. Превращенія, кн. IV, ст. 228.
   136. "Gloria in excelsis Deo" -- "слава въ вышнихъ Богу", начало гимна, воспѣтаго ангелами при рожденіи Спасителя (Лук. II, 14) пастырямъ въ Виѳлеемѣ.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  
   1--3. "Врожденная жажда", т, е. жажда познанія: "Omnes hommes natura scire desiderant". Аристотель. Met. lib. I, in princ. -- "Врожденная жажда -- это жажда истинны и врожденное человѣческой душѣ томленіе о благѣ вообще. Она можетъ удовлетвориться здѣсь, на землѣ, лишь божественнымъ откровеніемъ, a въ томъ мірѣ вполнѣ утоляется лишь созерцаніемъ Божества, какъ частью блаженства. Ѳома Aкв. Sum. Theol. II. 1-ая quaes. IV, art. 8. -- На то и другое намекается водою, о которой говоритъ Христосъ". Филалетъ. -- Въ предыдущей пѣсни любознательность Данте не могла быть утолена; эту любознательность разумѣетъ онъ подъ именемъ "жажды", въ примѣненіи къ евангельскимъ словамъ, гдѣ Христосъ говоритъ самарянкѣ: "Кто будетъ пить воду, которую Я дамъ ему, тотъ не будетъ жаждать вовѣкъ". И самарянка Христу: "Господинъ, дай мнѣ этой воды, чтобы мнѣ не имѣть жажды". Іоан. IV, 14, 15.
   4. "Томился я", т. е. сгоралъ нетерпѣливымъ желаньемъ узнать истину. "Homo non est perfecte beatus quamdiu restat ei alquid desideranduin et quaerrendum... In tantum procedit perfuctio intellectus, in quantum cagnoscit essentiam alicujus rei". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. I, 2-ая qu. III, art. 8.
   7--9. "Двумъ ученикамъ", шедшимъ въ Эммаусъ. Ев. отъ Луки XXIV, 13--16.
   10. Духъ этотъ -- римскій поэтъ Стацій. Публій Папиній Стацій, сынъ поэта того же имени, славный въ свое время стихотворецъ, жилъ при Домнціанѣ (86--96 по Р. X.). Отецъ Стація неоднократно бывалъ увѣнчанъ на поэтическихъ состязаніяхъ, праздновавшихся черезъ каждыя пять лѣтъ въ Неаполѣ, и умеръ въ Римѣ въ 80 г. нашей эры, на 65 году жизни. По мнѣнію Додвелля, сынъ его Стацій родился въ 61 г. ли Р. X. и умеръ въ 96 -- на 35-мъ году жизни, что, кажется, не совсѣмъ вѣрно. Онъ былъ женатъ на римлянкѣ, вдовѣ, по имени Клавдіи, отъ которой не имѣлъ потомства. Въ высшей степени льстивый къ Домиціану, Стацій пользовался великою милостью императора. Онъ былъ обожаемъ въ Римѣ, гдѣ взялъ нѣсколько побѣдныхъ вѣнцовъ на поэтическихъ состязаніяхъ; но такъ какъ восторгъ къ нему римлянъ скоро остылъ, то Стацій удалился въ Неаполь, гдѣ и умеръ, какъ сказано, въ 96 г. по P. Хр. Объ его сочиненіяхъ будетъ сказано въ примѣчаніи къ 91 стиху. О Стаціи писано очень многими. -- Скалигеръ вмѣстѣ съ Данте ставитъ Стація наряду съ Виргиліемъ и говоритъ, что онъ подошелъ бы еще ближе къ послѣднему, если бы не желалъ слишкомъ близко подойти къ нему. Но теперь едва ли кто станетъ цѣнить его такъ высоко, какъ цѣнилъ Данте. Тѣмъ не менѣе въ средніе вѣка Виргилій и Стацій считались первыми эпическими поэтами; творенья ихъ читались всѣми и цитировались въ школахъ. Скартаццини.
   11. "Стацій, теперь уже очищенный (см. ниже, стихъ 68) послѣ совершеннаго имъ покаянія, созерцаетъ еще тѣни, лежащія тамъ на землѣ, т. е. онъ взвѣшиваетъ свой грѣхъ, отъ котораго только что освободился, и послѣдствія его". Штрекфуссъ.
   13. Стацій считаетъ путниковъ за души, идущія къ небу по очищеніи, и привѣтствуетъ ихъ по глаголу Христа: "Входя въ домъ, привѣтствуйте его, говоря: миръ дому сему". Матѳ. X, 12.
   16. "Совѣтъ". -- "Не устоятъ нечестивые на судѣ, и грѣшники -- въ собраніи праведныхъ". Псалт. I, 5. -- Сличи: Рая XXVI, 120, -- Совѣтъ означаетъ здѣсь рай, собраніе праведныхъ.
   18. "Въ изгнанье вѣчныхъ бѣдъ", nell'eterno esilio, т. e. въ изгнанье изъ неба, истиннаго отечества душъ. "Виргилій, какъ язычникъ, не можетъ проникнуть въ рай, такъ какъ однимъ разумомъ невозможно достигнуть высочайшаго". Штрекфуссъ.
   19. Здѣсь Стацій прерываетъ рѣчь Виргилія, который продолжаетъ путь, не останавливаясь.
   22. "Письменъ", т. е буквъ Р, начертанныхъ на лбу Данте.
   23. Т. е. рукою ангела, охраняющаго врата чистилища (IX, 112).
   24. Т. е. онъ долженъ войти въ царство праведныхъ, небо. "Наслѣдуйте царство, уготованное вамъ". Матѳ. XXV, 34. "Если терпимъ, то съ Нимъ и царствовать будемъ". II посл. къ Тимоф. II, 12.
   25--27. Парка Лахезисъ, прядущая нить жизни каждаго живого существа; другими словами, -- Данте еще не вполнѣ кончилъ теченіе своей жизни. Извѣстно, что древніе поэты подчиняли жизнь человѣка тремъ богинямъ, называвшимся парками, помѣщая ихъ около Плутона; первая называлась Клото, вторая Лахезисъ, третья Атропосъ (Ада XXXIII, 126). Первая навивала кудель на прялку въ минуту рожденья человѣка, вторая безостановочно пряла кудель, третья по своему усмотрѣнію перерѣзывала нить. Отсюда стихъ: Clotho colum bajulat, Lachesis trahit, Atropos secat.
   28. Такъ какъ она вышла, какъ и наши души, изъ рукъ одного и того же Создателя, или, по объясненію Ландино, потому что "всѣ мы одного и того же рода, хотя ты уже достигъ блаженства, я нахожусь въ числѣ осужденныхъ, a онъ -- въ неопредѣленномъ состояніи".
   30. Т. е. глядя на все глазами живого человѣка. "На землѣ, по теоріи Ѳомы Аквинскаго и Данте, мы видимъ вещи не непосредственно, но только какъ отпечатки предметовъ; тамъ же видимъ ихъ въ зерцалѣ Бога (Чистилища XXV, 82--81)". Каннегиссеръ.
   31. "Широкая пасть", ampia gola, т. e. изъ перваго круга ада, или Лимба (Ада IV, 24), составляющаго какъ бы отверстіе, пасть адской воронки.
   33. "Опять, какъ всегда и повсюду, намекъ на значеніе, а вмѣстѣ съ тѣмъ и ограниченіе разума по отношенію къ правильному церковно-гражданскому міроправленію (Чистилища XVIII, 46)". Флейдереръ.
   38. "Въ желанія какъ нить въ ушко иглы попалъ" -- въ подлинникѣ; la cruna del mio disio. -- "Латинское выраженіе: acu tangere -- вѣрно попасть". Каннегиссеръ.
   41. "Религія святая", т. е. святость горы. Стихъ этотъ взятъ изъ Виргиліевой Энеиды VIII, 349, 350:
  
   "Jam tum religio pavidos terrebat agrestise
   Dira loci, iam tum silvam saxumque tremebant".
  
   Также Ibid. XII, 181:
  
                                                     "Aetborie alti religio".
  
   43--51. "Въ этой и слѣдующихъ двухъ терцинахъ перечисляются всѣ атмосферическіе метеоры: дождь, снѣгъ, градъ, роса, иней, облака всѣхъ видовъ, молнія, радуга, которая, являясь всегда насупротивъ солнца, занимаетъ различныя мѣста на небѣ. Всѣ эти метеоры, говоритъ Данте, не исключая и вѣтровъ, обозначаемыхъ словами: паръ сухой (который, будучи нагрѣтъ, черезъ то нарушаетъ равновѣсіе температуры), существуютъ ниже вратъ чистилища". Антонелли. -- "Только за вратами чистилища, описанными въ IX пѣсни, начинается вѣчный порядокъ и владычество чисто-небесныхъ силъ". Флейдереръ. -- Прототипъ этого представленія, перешедшій отъ греческихъ къ римскимъ поэтамъ и отъ нихъ къ Данте, мы находимъ у Гомера въ его описаніи блаженной вершины Олимпа, горы, которая, подобно горѣ рая, возвышается изъ моря:
  
                       ..."Зевсова дочь полетѣла
   Вновь на Олимпъ, гдѣ обитель свою, говорятъ основали
   Боги, гдѣ вѣтры не дуютъ, гдѣ дождь не шумитъ хладоносный,
   Гдѣ не подъемлетъ метелей зима, гдѣ безоблачный воздухъ
   Легкой лазурью разлитъ и сладчайшимъ сіяньемъ проникнуть.
   Одиссея, Жуков. VI, 42--46.
  
   48. Въ подлинникѣ: La scaletta dei tre grandi breve, т. e. возвышеніе изъ трехъ ступеней, на которомъ сидитъ привратникъ чистилища (Чистилища IX, 78 и далѣе и примѣч.).
   51. "Тауманта дщерь", Ириса, дочь кентавра Тауманта и Электры (Гезіодъ Theog. 265), посланница боговъ, особенно Юноны, которая по радугѣ опускается и подымается на небо (Рай XII, 10). Здѣсь разумѣется просто радуга.
   52. "Паръ сухой". По Аристотелю (Metaph. II) парь, подымающійся съ земли, есть причина всѣхъ перемѣнъ въ нашемъ мірѣ. Паръ этотъ раздѣляется на влажный и сухой; отъ перваго рождается дождь, снѣгъ, градъ, роса, иней; отъ сухого и тонкаго вѣтеръ; отъ сухого и плотнаго землетрясеніе. Эти пары не могутъ, впрочемъ, подыматься выше третьей области воздуха; этихъ областей отъ сферы луны до центра земли существуетъ четыре: область жаркая, холодная, холодно-жаркая и нѣдро земли. Вслѣдствіе этого сказанныя перемѣны не могутъ восходить выше холодной области. И такъ поэтъ, говоря, что пары не подымаются выше трехъ ступеней вратъ чистилища, тѣмъ самымъ говоритъ, что эти врата помѣщены на самой верхней границѣ третьей области воздуха, т. е. въ холодной области. То же самое онъ говоритъ ниже, устами Матильды въ земномъ раю (Чистилище XXVIII, 97--102)". Скартаццини. -- "По теоріи Данте, согласной съ Брунетто Латини, сухіе пары вызываютъ молніи, когда подымаются на высоту, и землетрясенія, когда проникаютъ въ нѣдра земли". К. Витте.
   55. "Тамъ", т. е. на горѣ чистилища, ниже вратъ Петровыхъ. -- Ученые говорятъ, что землетрясеніе происходитъ такимъ образомъ: земля имѣетъ видъ губки, и внутри ея зарождается вѣтеръ и кружится и ходить по этимъ пещерамъ. Когда же вырастетъ до той степени, до какой лишь можетъ достигать, онъ ищетъ себѣ дороги для выхода въ воздухъ и сотрясаетъ съ такой силой, что земля увлекается за нимъ и нерѣдко растрескивается, чтобы выгнать его вонъ". Оттимо.
   58--60. "Здѣсь", т. е. выше вратъ чистилища. -- "Какъ скоро духъ.....почуетъ", въ подлинникѣ: quando alcuna anima monda Sentesi, si che surga, o che si mova Per salir su", -- мѣсто очень темное и толкуемое комментаторами различно. По нѣкоторымъ, гора Чистилища дрожитъ всякій разъ, когда очищенная отъ грѣховъ душа возносится на небо, или когда, очистившись отъ одного грѣха, идетъ въ слѣдующій кругъ чистилища для очищенія отъ другого грѣха. Бути. Ландино. -- Но такое толкованіе едва ли правильно. Лучше, кажется, объясненіе Велутелло: "Встаетъ, т. е. встаетъ на ноги, и это сказано поэтомъ именно въ отношеніи душъ въ этомъ кругѣ, гдѣ очищающіяся лежать ницъ, такъ какъ первое ихъ движеніе, которое онѣ должны сдѣлать, почувствовавъ себя очистившимися отъ грѣха, состоитъ, конечно, въ томъ, что онѣ подымаюся съ земли. "Почуетъ къ полету мощь" -- сказано въ отношеніи душъ, ни лежащихъ на землѣ, но возносящихся прямо въ небо по очищеніи". Сличи Скартаццини.
   61--69. "Для объясненія этого мѣста всего лучше можетъ служить соотвѣтствующее мѣсто изъ Ѳомы Аквинскаго. При разрѣшеніи вопроса и томъ, есть ли казнь въ чистилищѣ добровольная казнь, Ѳома дѣлаетъ различіе въ отношеніи къ слову добровольное -- добровольное вслѣдствіе абсолютной воли и добровольное вслѣдствіе условной воли. Въ первомъ смыслѣ ни одна казнь не есть добровольная, ибо это противорѣчитъ понятію о ней. Въ послѣднемъ смыслѣ казнь можетъ быть добровольною двоякимъ образомъ: во-первыхъ, тѣмъ, что воля пріобрѣтенія какого либо блага принимаетъ на себя наказаніе, или, по крайней мѣрѣ, охотно подвергается ему и не желаетъ, чтобы оно не существовало, какъ при самобичеваніи или мученичествѣ, и во-вторыхъ -- тогда, когда извѣстно, что безъ наказанія нельзя достигнуть извѣстнаго блага, когда воля хотя и не налагаетъ сама на себя наказанія и могла бы отъ него освободиться, но тѣмъ не менѣе выноситъ его". Вотъ подлинныя слова: "Aliquid dicitur voluntarium dupliciter. Uno modo voluntate absoluta; et sic nulla poena est voluntaria, quia ex hoc est ratio poenae quod voluntati contrariatur. Alio modo dicitur aliquid voluntarium voluntate conditionata; sicut ustio est voluntaria propter sanitatem consequendam. Et sic aliqua poena potest esse voluntaria dupliciter. Uno modo quia per poenam aliquod bonum acquirimus; et sic ipsa voluntas assumit poenam aliquam, ut patet in satisfactione: vel etiam quia ille libenter eam accipit, et non vellet eam non esse, sicut accidit in martyrio. Alio modo quia quamvis per poenam nullum bonum nobis accrescat, tamen sine poena ad bonum pervenire non possumus, sicut patet de morte naturali, et tunc voluntas non assumit poenam, et vellet ab ea liberari: sed eam supportat, et quantum ad hoc voluntaria dicitur. Et sic poena purgatorii est voluntaria". (Sum. Theol. p. III, Suppl. append, qu. II, art. 2). -- "То же ученіе излагаетъ и Данте. Абсолютная воля желаетъ освобожденія отъ казни; но условная воля предпочитаетъ этой абсолютной волѣ данное душѣ Богомъ желаніе полнаго удовлетворенія, и такимъ образомъ и человѣкъ можетъ только лишь послѣ полнаго очищенія свободно и радостно вознестись къ блаженству. Прекрасная мысль, достойная благороднаго поэта!" Филалетъ. -- "Истинно свободная воля должна необходимо вполнѣ согласоваться съ божественной; поэтому, пока не вполнѣ очистившаяся душа еще не созрѣла для неба, по божественному міроправленію, до тѣхъ поръ она не можетъ имѣть въ себѣ желанія покинуть чистилище". К. Витте.
   67. "Стацій умеръ около 96 лѣтъ по Р. Хр. (примѣч. къ стиху 10 этой книги; Данте встрѣчаетъ его въ чистилищѣ въ 1300 г.; отсюда слѣдуетъ, что Стацій былъ 12 вѣковъ въ чистилищѣ; 5 вѣковъ онъ находился въ кругу скупыхъ; другіе 4 вѣка -- въ кругу недѣятельныхъ (XXII, 92--93); остальныя триста лѣтъ, какъ надо предполагать, онъ провелъ въ преддверіи чистилища или въ одномъ изъ трехъ первыхъ круговъ". Скартаццини.
   72. "Прекрасная мысль! Души хвалитъ Бога за освобожденіе одной изъ ихъ сестеръ, вполнѣ очистившейся, a Стацій, съ своей Стороны, молитъ его, да содѣлаеть Онъ то же освобожденіе отъ грѣховъ и для прочихъ кающихся". Ibid.
   73--76. Подобіе сѣти, въ которой Богъ запутываетъ грѣшниковъ, заимствоваію изъ Св. Писанія: "И раскину на нихъ сѣть Мою, и будетъ пойманъ въ тенета Мои". Іезек. XII, 13. -- Подобіе утоленія жажды взято также оттуда: "Что холодная вода для истомленной жаждой души, то добрая вѣсть изъ дальней страны". Притчи XXV, 25,
   82. Т. е. въ 70 г. нашей эры, когда былъ разрушенъ Іерусалимъ римлянами подъ предводительствомъ Веспассіана, потомъ его сына Тита, впослѣдствіи римскаго императора (отъ 79--81 г.).
   84. "Продану Іудой кровь" -- il sangue per Giuda venduto, оборотъ церковно-славянскій, подобно тому, какъ сказано: "возложиша верху главы его вину его написану". -- "Слова эти указываютъ, что миссія Виргилія уже приближается къ концу, что мало-по-малу онъ замѣняется и восполняется символами христіанской жизни. Сличи: III, 53 прим.; XVIII, 46; XXI, 3S; XXVII, въ концѣ". Флейдереръ.
   85. "Подъ званіемъ" и проч., т. е. подъ именемъ поэта -- подражаніе Лукану
  
   О sacer, et magnas vatum labor, omnia fato
   Eripis, et populis donas mortaibus aevum!
   Phars. lib. IX, 980--981.
  
   87. Т. e. безъ вѣры христіанской, былъ еще язычникомъ.
   88. Можетъ быть намекъ на стихъ Ювенала:
  
   Curritur ad vocem jucundam et carmen amicae
   Thebaidos, laetam fecit cum Statius urbem
   Promisittque diem: tanta dulcedine captos
   Afficit ille animos.
   Sat. VII, 82.
  
   Впрочемъ, послѣднія слова сказаны Ювеналомъ, кажется, иронически.
   89--90. Тулузецъ, житель г. Тулузы. Смыслъ тотъ: Мой голосъ былъ такъ сладостенъ и мок имя, какъ поэта, такъ славно, что, хотя я былъ родомъ изъ Тулузы, Римъ открылъ для меня свои чертоги, т. е. я былъ призванъ въ Римъ. Какъ мы видѣли (примѣч. 10), Стацій родился въ Неаполѣ, a не въ Тулузѣ. Ошибка эта произошла отъ того, что Стація-поэта смѣшивали долго съ риторомъ Стаціемъ Саркуломъ или Урсуломъ родомъ изъ Галліи; ошибка, которая, по мнѣнію Ландино, встрѣчается и у Планида Лактанція комментатора къ Ѳиваидѣ Стація, и которая продолжалась до XV вѣка, пока Поджіо не отыскалъ неизвѣстное дотолѣ собраніе лирическихъ стихотвореній подъ заглавіемъ Лѣсъ (Silvae). "Въ одномъ изъ нихъ (Lib, III, eclog. V) "Къ Клавдіи", женѣ своей, Стацій, описывая красоты Партенопы (Неаполь), называетъ ее матерью и нянькой обоихъ ихъ, amborum genetrix allrixque". Лонгфелло.
   90. Не только лавры, но и мирты служили въ древности для увѣнчанія поэтовъ особенно элегическихъ. Находясь въ Римѣ, Стацій трижды былъ увѣнчанъ ими.
   91--93. Главное поэтическое произведеніе Стація была эпическая поэма Ѳиваида въ 12 книгъ, на которую онъ употребилъ 12 лѣтъ непрерывной работы. Онъ описываетъ въ ней походъ Семи противъ Ѳивъ и, въ частности, борьбу между Полиникомъ и Этеокломъ (Ада XXVI, 53--54 и примѣч.). Второе произведеніе Стація -- Ахиллаида, поэма, задуманная имъ по весьма обширному плану, но доведенная лишь до 452 стиха второй книги, -- ранняя смерть помѣшала ему окончить трудъ, почему и сказано: "со второй я ношей палъ въ дорогѣ" (жизненной). Лучшее произведеніе Стація, неизвѣстное Данте,было его "Лѣсъ", въ 5 книгахъ, гдѣ собрано 32 стихотворенія на различные случаи. -- "Тамъ", т. е. въ мірѣ живыхъ.
   94. Буквальный переводъ: Энеида Виргилія вдохновила меня. Очевидно, Данте имѣлъ здѣсь въ виду стихи самого Стація:
  
   Vive, precor, nec tu divinam Aeneidam tempta,
   Sed longe sequere, et vestigia semper adora.
   Theb. XII, 816--817.
  
   98. "Мать обозначаетъ, что Виргилій родилъ въ Стаціѣ любовь къ поэзіи, нянька (собственно кормилица: nutrix), -- что Виргилій воспиталъ въ немъ вкусъ къ поэзіи и изящный стиль въ стихотворствѣ". Скартаццини.
   99. Т. е. не имѣлъ бы никакого значенія. "Дѣйствительно, въ своей главной поэмѣ Стацій до того рабски слѣдовалъ Энеидѣ, что удержалъ то же число книгъ, какъ и въ послѣдней, и справедливо заслужилъ прозвище обезьяны Виргилія". Бенвенуто Рамбалди. -- Чтобы сохранить характерное (и не безъ ироніи сказанное) слово "драхмы", переводчикъ былъ принужденъ прибѣгнуть къ риѳмамъ: "благъ мы", "стихахъ мы", къ которымъ прибѣгалъ иногда и Пушкинъ и къ которымъ, несмотря на богатство въ риѳмахъ на итальянскомъ языкѣ, нерѣдко прибѣгаетъ самъ Данте и другіе итальянскіе поэты.
   100--102. Т. е. еще бы остался на годъ въ чистилищѣ. Какъ ни прекрасно съ человѣческой точки зрѣнія то, что говоритъ здѣсь Стацій, тѣмъ не менѣе оно едва ли здѣсь умѣстно и во всякомъ случаѣ противорѣчитъ ученію Катона (II, 120--122). Штрекфуссъ. -- Вообще этотъ стихъ подвергался сильному порицанію со стороны іезуитовъ, комментаторовъ Данте, напримѣръ Вентури.
   103. "Въ сценѣ, занимающей остальную часть этой пѣсни, нельзя не подивиться, съ какой истиной, изяществомъ и характерностью поэтъ сумѣлъ придать своему творенію характеръ и прелесть драмы". Штрекфуссъ.
   106--108. Т. е. смѣхъ и слезы не повинуются нашей волѣ. Также и Ѳома Аквинскій принимаетъ, что не всѣ движенія тѣла могутъ быть управляемы волей, именно движенія, принадлежащія къ вегетативной сферѣ. Sum. Theol. II, 2-е, qu. ХІІІ, art. 9.
   108. Собственно, "правдивѣйшихъ", въ подлинникѣ: Che men seguon voler nei più veraci.
   113. "Молнія улыбки" -- Un lampeggiar di riso. Стиху этому подражали Петрарка (il lampeggiar dell' angelico riso), Tacco и другіе.
   130--131. Какъ прежде тѣнь Сорделло (Чистилища VII, 15), Стацій выказываетъ такую любовь къ Виргилію не только какъ къ своему учителю въ поэзіи, но и какъ къ своему обратителю въ Христіанскую вѣру (Чистилища XXII, 66 и примѣч.).
   132. "Я палъ къ ногамъ его... онъ сказалъ мнѣ: смотри, не сдѣлай сего". Откров. св. Іоан. XIX, 10.
   135. Сличи Ада VI, 36.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.

  
   1. Поэты начинаютъ теперь подыматься съ пятаго на слѣдующій шестой карнизъ.
   2--3. До сихъ поръ путниковъ встрѣчалъ каждый разъ ангелъ при восхожденіи на каждую отдѣльную лѣстницу и снималъ со лба Данте знакъ буквы Р. На этотъ разъ не говорится подробно объ ангелѣ, a просто упоминается, что ангелъ находился при входѣ на лѣстницу, ведущую въ шестой кругъ, -- можетъ быть для избѣжанія повтореній, или по какой-либо другой причинѣ. -- "3накъ", т. е. букву Р.
   4--6. "Блаженны алчущіе и жаждущіе правды, ибо они насытятся". Матѳ V, 8. -- Здѣсь, жаждѣ къ золоту противопоставляется жажда къ правдѣ. -- "Ubi intelligatur de justitia spirituali, quod est quod homo reddat unicuiqne quod suum est, convenienter dicitur: Beati qui esuriunt et sitiunt justitiam; quoniam esuries et sitis proprie avarorum est, quia nunquam satiantur qui aliena injuste possidere desiderant. Et vult Dominus quod ita anhelemus ad isiаm justitiam, quod nunquam quasi satiemur in vita nostra, sicut avarus nunquam satiatur". Ѳома Aкв. in Math. Cap. V. -- "Ангелъ произноситъ здѣсь лишь первую половину евангельскаго изреченія и оканчиваетъ его на словѣ "sitiunt"; вторая половина будетъ произнесена при выходѣ изъ шестого круга, гдѣ очищаются чревоугодники (въ концѣ XXIV пѣсни). "Вообще текстъ этой терцины очень испорченъ въ рукописяхъ и былъ предметомъ многихъ толкованій". Скартаццини.
   7. По причинѣ снятія со лба Данте пятой изъ семи буквъ, на что прямо указывается въ Чистилища XII, 116, 117. При выходѣ изъ прочихъ круговъ уже не говорится объ этой легкости, но она подразумѣвается (сличи Чистилища IV, 88 и примѣч.). -- "Долы" -- въ подлинникѣ foci, т. е. круги чистилища.
   9. "Легкихъ душъ", т. е. Виргилія и Стація.
   10. "Когда намъ извѣстно, что кто-нибудь любитъ насъ за то, что въ насъ есть хорошаго, къ тому навѣрное мы питаемъ взаимную любовь. Потому-то и Виргилій любилъ Стація, какъ скоро узналъ о любви его къ себѣ отъ Ювенала". Штрекфуссъ.
   13. "Геенскаго преддверья", т. е. Лимба, limbus patrum (Ада IV, 24 прим., и 45). "Si considerentur limbus patrum et infernus secundum locorum qualitatem, sic non est dubium quod distinguuntur, tum quia in inferno est poena sensibilis quae non erat in limbo patrum; tum etiam quia in inferno est poena aeterna; sed in limbo patrum detinebantur sancti temporaliter tantum. Sed si considerantur quantum ad situm loci, sic probabile est quod idem locus, vel quasi continuus, sit infernus et limbus ita tamen quod quaedam superior pars inferni, limbus patrum dicatur... Infernus et limbus sunt idem quantum ad situm". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. III, Suppl. qu. LXIX, art. 5.
   14. "Ювеналъ", знаменитый римскій сатирикъ эпохи Траяна, родившійся въ Аквино около 47-го и умершій около 130 г. нашей эры. Данте приводитъ его здѣсь, какъ современника Стація, a также потому, что Ювеналъ отзывается съ похвалой о Ѳиваидѣ Стація (чистилища XXI, 88 прим.). Подобно многимъ другимъ поэтамъ древности, Ювеналъ находится въ лимбѣ.
   18. Для того, чтобы имѣть удовольствіе долѣе оставаться въ твоемъ сообществѣ и бесѣдѣ съ тобой.
   20. Т. е. буду слишкомъ свободно говорить съ тобою.
   22. "Узнавъ отъ папы Адріана (Чистилища XIX, 115), что въ пятомъ кругу очищаются скупые, и не зная, что въ томъ же кругу очищается грѣхъ, противоположный скупости, расточительность, Виргилій полагаетъ, что Стацій въ жизни былъ зараженъ сребролюбіемъ, и потому удивляется, какъ такой низкій порокъ, какъ скупость, могъ вмѣститься въ благородномъ сердцѣ поэта, тѣмъ болѣе поэта, надѣленнаго мудростью". Скартаццини.
   23. "При мудрости толикой": tra cotanto senno; то же выраженіе Ада IV" 102: Si ch' io fui sesto tra cotanto senno.
   25. "Съ улыбкой легкой", т. e. какъ прилично мудрому человѣку. "Глупый въ смѣхѣ возвышаетъ голосъ свой, a мужъ благоразумный едва тихо улыбнется". Премудр. Іис. сына Сирах. XXI, 23. -- "Si conviene all' uomo, a dimostrare la sua anima nell' allegrezza moderata, moderatamente ridere con un' onesta severitа e con poco movimento delle sue membra". Convivio tr. III, с. 8.
   28--30. "Часто встрѣчаются вещи, причину и взаимную связь которыхъ люди не знаютъ. Это незнаніе вызываетъ сомнѣніе и ложное толкованіе истинной причины и взаимнаго соотношенія этихъ вещей". Скартаццини.
   31--33. "Твое предположеніе, будто я былъ на землѣ скупцомъ, вызвано тѣмъ обстоятельствомъ, что ты встрѣтилъ меня въ кругѣ скупыхъ, a также тѣмъ, что я передъ этимъ сказалъ тебѣ, что я находился 500 и болѣе лѣтъ въ томъ самомъ кругѣ, гдѣ наказуются скупые". Ibid.
   35. "На много лунныхъ сроковъ", въ подлинникѣ: migliaia di lunari (на тысячи лунныхъ сроковъ), "именно около 6000 мѣсяцевъ, если Стацій провелъ 500 лѣтъ на пятомъ карнизѣ (Чистилища XXI, 67)". Филалетъ. "Луна обращается вокругъ земли въ 29 1/2 дней". Скартаццини.
   36. "За грѣхъ иной", собственно, противоположный, именно расточительность; въ подлинникѣ: dismisura. Сличи: Ада VII, 42: "Che con misura nullo spendio ferci".
   40--41. Эти два стиха -- переводъ извѣстныхъ стиховъ Виргилія (Aen. III, 56).
  
   Quid non mortalia pectora cogis,
   Auri sacra farmes!
  
   Это мѣсто подало комментаторамъ поводъ къ различнѣйшимъ толкованіямъ сводъ которыхъ можно видѣть у Скартаццини. Дѣйствительно, трудно понять, какимъ образомъ это мѣсто у Виргилія могло открыть глаза Стацію на грѣховность расточительности. Потому многіе принимали, что Данте ошибочно принялъ эпитетъ sacra въ обыкновенномъ его значеніи -- священный и подъ именемъ sacra fames разумѣлъ умѣренное стремленіе къ земнымъ богатствамъ, ни слишкомъ сильное, ни слишкомъ слабое. "Эпитетъ, который придаетъ Виргилій по поводу Полимнестора (см. Ада XXX, 13) жаждѣ къ золоту, можетъ быть буквально понятъ и какъ "священный", и какъ "проклятый", хотя Виргилій безспорно употребляетъ его въ послѣднемъ значеніи. Такъ какъ и скупые и расточители очищаются сообща въ этомъ кругѣ (такъ же, какъ и въ Аду наказываются они вмѣстѣ), то Данте принимаетъ это слово для первыхъ въ его истинномъ, a для расточителей въ смыслѣ -- лексически возможномъ, хотя и не употребляемомъ у Виргилія". К. Витте. -- "По Аристотелю, расточитель также гоняется за золотомъ, какъ и скупой. Потому-то, по мнѣнію Стація, это мѣсто у Виргилія касается и его порока". Флейдереръ.
   43. Т. е. я былъ бы осужденъ въ аду въ числѣ расточителей, вращающихъ тяжелые камни противъ скупыхъ (Ада VII, 22).
   44. "Рукъ нашихъ ненасытность", въ подлинникѣ: aprir l'ali Potean le mani a spendere, т. е. безумная расточительность.
   46--47. Сличи: Ада VII, 56--57.
   47. "Такъ упрямо", слѣдовало перевесть; по невѣдѣнію, per ignoranza, т. е. по незнанію, что расточительность тоже грѣхъ. Есть два рода невѣдѣнія: одно извинительное, другое -- нѣтъ. Неизвинительно то невѣдѣніе, котораго можно было бы избѣжать упражненіемъ и усовершенствованіемъ разума. "Quieunque negligit habere vel facere id quod tenetur habere vel facere, peccat peccato omissionis. Unde proptor negligentiam ignorantia eorum quae aliquis scire tenetur est peccatum; non autem imputatur homini ad negligentiam si nesciat ea quae scire non potest". Ѳома Акв. Sum. Theol. p. I, 2-е, qu. LXXVI, art. 2. -- "Расточительность y великихъ міра сего нерѣдко восхваляется и потому не считается многими порокомъ". Каннегиссеръ.
   49--51. "Грѣхъ... здѣсь долженъ сохнуть", въ подлинникѣ: qui suò verde secca, "Порочныя наклонности истребляются въ душѣ очищающими муками, такъ точно какъ злаки изсушаются солнечнымъ жаромъ. Замѣчательно, что Данте высказываетъ только здѣсь, въ пятомъ кругу чистилища, точно такъ, какъ и въ четвертомъ кругѣ ада, ту мысль, что два противоположныхъ грѣха очищаются и наказываются въ одномъ и томъ же мѣстѣ". Филалетъ.
   54. О расточительности Стація исторически ничего неизвѣстно, столько же извѣстно о его жизни -- онъ скорѣе нуждался въ средствахъ; слѣдовательно расточительность Стація не болѣе, не менѣе, какъ поэтическій вымыселъ Данте, основанный, можетъ быть, на томъ, что люди, живущіе къ области идеальнаго, какъ поэты, вообще расточительны". Скартаццини.
   50. "Двойную скорбь Іокасты". Іокаста -- дочь Креона, царя Ѳивскаго, жена Лая и мать Эдипа, за котораго, не зная его, вышла замужъ, и родила отъ него двухъ дочерей, Этеокла и Полиника и двухъ дочерей, Антигону и Исмену. Стацій описываетъ къ Ѳиваидѣ войну Этеокла и Полинка, кончившуюся тѣмъ, что они убили другъ друга въ поединкѣ" (Ада XXVI, 54).
   57. "Творецъ пастушескихъ сказаній", т. е. Виргилій, какъ единственно извѣстный во времена Данте буколическій поэтъ (Эклоги Т. Калпурнія были открыты Поджіо лишь въ XV вѣкѣ). Вмѣстѣ съ темъ здѣсь выражается противоположность между ужасами, воспѣтыми въ Ѳиваидѣ, и мирными сценами Виргиліевыхъ буколикъ, а также напередъ указывается на четвертую эклогу его, значеніе которой будетъ сейчасъ отмѣчено Стаціемъ". К. Витте. Каннегиссеръ.
   58. "Кліо", -- одна изъ 9 музъ, завѣдующая исторіей и возвѣщающая славу. Къ этой музѣ взываетъ Стацій въ началѣ Ѳиваиды: "Quem prius heronm Clio dabis". Theb. lib. 1, v. 41. -- Смыслъ, слѣдовательно, тотъ: судя по твоей поэмѣ, ты былъ, когда ее писалъ, не христіаниномъ, a язычникомъ.
   60. "Безъ вѣры угодить Богу невозможно". Посл. къ Евр. XI, 6. Сличи: Ада IV, 34.
   63. "Рыбарь" -- св. апостолъ Петръ, названный такъ на основаніи словъ, сказанныхъ ему и брату его Андрею: "Идите за Мною, и Я сдѣлаю васъ ловцами человѣковъ". Матѳ. IV, 19; Марк, 1,17; Лук. V, 10, -- "Т. е. что побудили тѣбя направить свой челнокъ за кораблемъ св. Петра" -- за тою церковью, которую св. отцы часто называютъ кораблемъ св. Петра.
   64--66. Стацій признаетъ Виргилія за своего учителя въ поэзіи, въ нравственности и вѣрѣ. Ниже онъ говоритъ: Per te poeta fui, per te cristiano (стихъ 73).-- Парнасъ, гора въ Фокидѣ, по миѳологіи, мѣстопребываніе Аполлона и 9 музъ.
   67--69. Т. е. какъ слуга, который, провожая ночью своего господина, идетъ передъ нимъ, неся за собою фонарь, такъ что самъ слуга идетъ въ темнотѣ. Подобное же сравненіе встрѣчается у Поло де Реджіо, въ сонетѣ 1230 г.:
  
   Si come quel che porta la lumiere
   La notte quando passa per la via,
   Alluma assai più gente della spera,
   Che sè medesmo, che l'ha in balia.
             Raccolta di Rime Antiche Toscana. 1817.
  
   70--73. Это буквальный переводъ трехъ стиховъ (5-го и слѣд.) четвертой эклоги Виргилія:
  
   Magnus ab integro saeculorum nascitur ordo
   Iam redit et virgo, redeunt Saturnia regna;
   Iam nova progenies coelo demittitur alto".
  
   "Это пророчество Сивиллы Кумской примѣнено Виргиліемъ, поэтомъ придворнымъ, къ рожденію сына Азинія Полліона. Вмѣсто того Данте видитъ въ немъ возвѣщеніе рожденія Искупителя. Но поэтъ нашъ не первый понялъ это мѣсто въ такомъ смыслѣ. Предчувствіе, внушаемое всей этой эклогой объ обновленіи въ ближайшемъ будущемъ всего міра въ вѣкъ счастія, правосудія, любви и мира, связь, въ которую ставится въ эклогѣ это чаяніе съ рожденіемъ младенца, и древній авторитетъ Сивиллы, на которую опирается все это провидѣнье, -- все это вмѣстѣ было слишкомъ соблазнительно для христіанъ чтобы при чтеніи этой эклоги они не вспомнили о рождествѣ Христа и не отнесли обновленія міра къ чистому и кроткому вѣроученію, изливавшемуся Человѣчеству. И дѣйствительно, христіанское толкованіе четвертой эклоги было въ сильномъ ходу у христіанскихъ писателей уже въ IV вѣкѣ. Весьма пространное толкованіе въ этомъ смыслѣ находится въ рѣчи императора Константина передъ собраніемъ духовенства (по словамъ Евсевія, Vita Const. IV, 32). Разобравъ съ различныхъ сторонъ это стихотвореніе Виргилія, императоръ находить въ немъ пророчество о пришествіи Христа, пророчество, охарактеризованное многими подробностями: возвратъ дѣвы означаетъ дѣву Марію: новое поколѣніе, посылаемое небомъ, есть Христосъ; змѣй, котораго уже болѣе не будетъ, есть древній искуситель нашихъ отцовъ; амомъ, который родится повсюду есть многочисленное племя христіанское, очищенное отъ грѣховъ, и въ этомъ смыслѣ истолкована вся эклога. Онъ полагаетъ, что поэтъ съ яснымъ сознаніемъ писалъ свое пророчество о Христѣ, но выразилъ его покровенно, примѣшивая къ своей рѣчи еще имена божествъ языческихъ, чтобы не слишкомъ сильно столкнуться съ тогдашними вѣрованьями и не вызвать тѣмъ самымъ гнѣва со стороны власти. Лактанцій, жившій, какъ и Константинъ къ IV вѣкѣ, истолковываетъ также эклогу въ смыслѣ христіанскомъ, относя, впрочемъ, пророчество ея не къ первому, a ко второму пришествію Христа. Лактанцій. Div. instit. lib. VII, с. 24. Блаж. Августинъ, допуская существованіе пророковъ между язычниками, предсказывавшихъ пришествіе Христа, приводитъ также четвертую эклогу, особенно обращая вниманіи на стихи 13 и 14, которые онъ относитъ къ отпущенію грѣховъ по заслугамъ Спасителя (Epist. 137 ad Volus. сар. 12. Epist. 258 с. 5. De Civ. Dei, lib. X, с. 27). Тщетно возставалъ противъ такихъ идей Св. Іеронимъ, насмѣхаясь надъ тѣми, которые считали Виргилія христіаниномъ безъ Христа (Epist. 53 ad Paulin. с. 7). Христіанскіе теологи продолжали истолковывать пресловутую эклогу по своему, и даже въ глазахъ тѣхъ, которые полагали, что Виргилій не имѣлъ въ виду того смысла, который ему приписывали, римскій поэтъ представляется такимъ писателемъ, который, самъ того не зная, излагалъ свидѣтельство или аргументъ въ пользу вѣры. Мнимая неотразимость этого аргумента подала поводъ къ возникновенію церковныхъ легендъ объ обращеніяхъ, вызванныхъ стихами четвертой эклоги, какъ обращеніе Стація (объ этомъ сличи Рутъ, Heidelberger Jahrbücher, 1849) и обращеніе трехъ язычниковъ: Секундіана, Марцелліана и Веріана, внезапно просвѣтившихся стихами Виргилія, и изъ гонителей христіанъ обратившихся въ мучениковъ Христовыхъ (сл. Vincent. Bellovac. Spec. hist. XI, с. 50. Acta Sanctor. Aug. T. II, p. 407). Другая легенда повѣствуетъ о Донатѣ, епископѣ Фьезольскомъ: чувствуя приближеніе смерти, онъ пришелъ въ собраніе своихъ братій и исповѣдывалъ вѣру свою передъ ними, приводя между своими словами и слова поэта: "Iam nova progenies" и т. д., послѣ чего испустилъ духъ (Оцанамъ, Docum. niedit, p. 55. -- Папа Иннокентій III цитируетъ эти стихи Виргилія въ подтвержденіе вѣры, въ одной проповѣди на Рождество (Serm. II in fest Nativ. Dom. Opp. p. 80). Въ томъ же Христіанскомъ смыслѣ они были понимаемы въ средніе вѣка и притомъ людьми великаго авторитета, какъ напримѣръ Абеляромъ (Introd. ad Theolog. lib. I, с. 21. Epist. 7 ad Helois, p. 118) и Mapсиліемъ Фичиномъ (De christ. relig. e, 24). И такъ, Данте слѣдуетъ здѣсь толкованію, вообще принимавшемуся въ его время, что Виргилій былъ пророкъ Христа. Кромѣ многихъ сочиненій по этому вопросу особенно важно для желающихъ его изучить сочиненіе Компаретти, Vergilio nel medio evo. Livorno, 1817. Vol. I, p. 128 e seq. Нечего, кажется, говорить, что обращеніе Стація въ христіанство исторически нигдѣ не подтверждается". Скартаццини. "Тѣмъ ни менѣе, во времена Данте было въ общемъ ходу мнѣніе, хотя ни на чемъ не основанное, что Стацій былъ тайный Христіанинъ, можетъ быть вслѣдствіе смѣшиванія Стація -- поэта съ однимъ изъ его толкователей Лактанціемъ Плацидомъ, изъ IV вѣка, о христіанствѣ или нехристіанствѣ котораго до сихъ поръ еще спорятъ". Ноттеръ.
   73. Т. е. подражая тебѣ, я сдѣлался поэтомъ, убѣжденный твоимъ пророчествомъ (въ четвертой эклогѣ), я обратился къ Богу и увѣровалъ въ Христа.
   74--75. Поэтъ продолжаетъ свою метафору, сдѣлавъ сперва легкій очеркъ рисунка (сказавъ, что онъ сталъ Христіаниномъ) онъ покрываетъ его затѣмъ красками. Очеркъ даетъ лишь общее представленіе о предметѣ, краски придаютъ ему живость.
   77. "Послами", т. е. апостолами.
   79. "Съ словами", именно съ пророчествомъ четвертой эклоги.
   83. Титъ Флавій Домиціанъ, второй сынъ, Веспасіана, былъ императоромъ римскимъ послѣ брата своего Тита съ 81 по 96 г. по Р. Хр. Христіане, какъ напримѣръ, Евсевій, обвиняли его въ жесточайшемъ гоненіи ихъ (Chron. lib. II ad Olymp. 218), a Тертулліанъ называетъ его по этому случаю: portio Nегоnis de crudelitate. Но исторически это гоненіе не доказано. Домиціанъ особенно покровительствовалъ Стацію.
   88. Въ подлинникѣ: "И прежде чѣмъ я привелъ грековъ къ рѣкамъ Ѳивскимъ (Исмену и Азопу); нѣкоторые комментаторы заключаютъ отсюда, что Стацій крестился прежде, чѣмъ написалъ IX книгу своей поэмы, такъ какъ въ этой книгѣ греки пришли подъ предводительствомъ своего царя Адраста къ рѣкамъ Исмену и Азопу на помощь Полинику. Но, очевидно, Стацій не хочетъ этимъ стихомъ обозначить годъ и день своего обращенія, a просто желаетъ сказать, что онъ это сдѣлалъ прежде, чѣмъ кончилъ свою Ѳиваиду.
   92--93. "Въ кругу четвертомъ", гдѣ очищается грѣхъ унынія. "Изъ 12 вѣковъ, протекшихъ со времени кончины Стація до 1300 г. (см. примѣч. къ XXI ст. 67), 500 лѣтъ онъ находился въ 5-мъ и 400 лѣтъ -- въ 4-мъ кругу (все вмѣстѣ около 1.000 лѣтъ); остальные 200 лѣтъ онъ находился или въ другихъ кругахъ, или въ преддверіи". Филалетъ
   94--95. "Покровъ" на символическомъ библейскомъ языкѣ обозначаетъ невѣріе и слѣпоту духовную. "Донынѣ, когда они читаютъ Моисея, покрывало лежитъ на сердцѣ ихъ; но когда обращаются къ Господу, тогда это покрывало снимается". 2-е посл. къ Коринѳ. III, 15, 16. -- Стацій говоритъ Виргилію: "ты, который приподнялъ съ моихъ глазъ покрывало, скрывавшее отъ меня столь великое благо", т. е. истину христіанской религіи.
   96. "Ровъ", т. е. ущелье, въ которомъ устроена лѣстница, ведущая изъ этого круга въ вышележащій, куда теперь восходятъ поэты.
   97. Теренцій -- римскій комикъ, родившійся въ Карѳагенѣ въ 183 г. до Р. Хр. Стацій называетъ Теренція другомъ, какъ поэта. Въ нѣкоторыхъ рукописяхъ вмѣсто amico стоитъ nostra antico; и дѣйствительно, въ этомъ мѣстѣ упоминаются лишь одни древніе латинскіе писатели.
   98. "Цецилій Стацій -- драматическій писатель, современникъ Эннія и Пакувія (ум. 168 до Р. Хр.). -- "Титъ Макцій Плавтъ", латинскій комикъ, родившійся въ 255 и умершій въ 184 г. до Р. Хр. -- "Варронъ", -- подъ этимъ именемъ извѣстны два римскихъ писателя: 1) Маркъ Теренцій Варронъ, полигисторъ, отъ котораго намъ осталась часть его Libri de lingua latina и 2) Публій Теренцій Варронъ, поэтъ, кромѣ многихъ другихъ сочиненій, прославившійся двумя эпическими поэмами: Bellum Sequanicum и Bellum Punicum (обѣ потеряны). Такъ какъ Данте говоритъ здѣсь о поэтахъ, то вѣроятно онъ разумѣетъ послѣдняго; можетъ быть даже онъ принимаетъ обоихъ за одно лицо". Филалетъ.
   100. Персій -- Авлъ Персій Фликкъ, римскій сатирикъ (род. въ 24 г. по P. Хр.), авторъ шести, дошедшихъ до насъ, сатиръ.
   101. Грекъ -- Гомеръ, любимецъ Музъ (Ада IV, 86 и примѣч.).
   102. Въ подлинникѣ: Che le Muse lattâr più ch'altro mai. По миѳологіи, Музы -- кормилицы поэтовъ.
   103. Въ Лимбѣ, образующемъ первый кругъ ада. Слѣпой тюрьмой Данте называетъ адъ и въ Ада X, 58.
   104. Скала, собственно гора; разумѣется здѣсь гора Парнасъ, гдѣ, по миѳологіи, обитаютъ Музы, кормилицы поэтовъ (въ подлинникѣ: le nutrici nostre).
   106--108. Еврипидъ, -- знаменитый греческій трагикъ, родился въ день Саламинской битвы въ 480 г. до Р. Хр., умеръ къ 406. Странно, что Данте нигдѣ не упоминаетъ ни объ Эсхилѣ, ни о Софоклѣ. О греческихъ поэтахъ Данте могъ знать изъ Аристотеля, Цицерона и Квинтилліана; самъ, очевидно, онъ не читалъ ихъ. -- "Антифонъ" -- греческій трагикъ, отъ котораго до насъ ничего не дошло, но о которомъ съ похвалой отзывается Аристотель и въ особенности Плутархъ; въ своей De Monarchia Данте говоритъ о немъ, какъ и объ Агатонѣ, также трагическомъ поэтѣ. Въ другихъ рукописяхъ вмѣсто Антифона стоитъ Анакреонъ. -- Симонидъ, славный греческій лирикъ (род. въ 559 г. до Р. Хр.); отъ него остались эпиграммы и нѣсколько лирическихъ стихотвореній (Подробнѣе см. у Скартаццини).
   109--114. Въ этихъ двухъ терцинахъ Виргилій приводитъ имена тѣхъ личностей, которыя играютъ роль въ поэмахъ Стація. "Антигона" дочь Эдипа рожденная отъ его матери Іокасты, сестра Исмены, Этеокла и Полиника. -- "Дейфила", дочь Адраста, царя аргивскаго, жена Тидея; одного изъ семи, осаждавшихъ Ѳивы, мать Діомеда. -- "Аргія", сестра Дейфилы, жена Полиника: ей принадлежало злополучное ожерелье, такъ понравившееся Эрифилѣ, что она открыла, гдѣ находился мужъ ея Амфіарай (Чистилища XII, 50, 51), -- "Исмена", другая дочь Эдипа и Іокасты; "печальная", потому что на ней особенно тяготѣла роковая судьба этого дома, -- "Матрона", Изифила -- дочь Тоанта (Ада XVIII, 92); покинутая Язономъ, она попала въ плѣнъ къ морскимъ разбойникамъ, которые продали ее Ликургу Немейскому; этотъ сдѣлалъ ее кормилицею своего сына Офелла. Въ то время, когда царь Адрастъ, направляясь съ войскомъ въ походъ къ Ѳивамъ, проходилъ чрезъ страну Ликурга, за неимѣніемъ воды, онъ едва не погибъ отъ жажды: встрѣтившая его случайно Изифила положила младенца въ траву, a сама пошла показать Адрасту Лангійскій источникъ; тѣмъ временемъ младенецъ былъ заѣденъ змѣями". -- "Дщерь Терезія", предсказателя, -- Манто, о которой Стацій тоже упоминаетъ въ Ѳиваидѣ. Изъ этой терцины можно понять, что Данте помѣщаетъ и Манто въ Лимбъ, тогда какъ она уже помѣщена имъ въ числѣ предсказательницъ въ злые-рвы восьмого круга ада (Ада XX, 55). Хотя у Терезія были еще двѣ дочери, Дафна и Исторіада, но, очевидно, онъ разумѣетъ здѣсь никого иного, кромѣ Манто (такъ какъ о ней говорится у Стація), Данте, очевидно, позабылъ здѣсь это обстоятельство. -- О Ѳетидѣ и Дейдаміѣ Стацій говоритъ въ Ахиллеидѣ, неоконченной своей поэмѣ. Ѳетида -- морская богиня, мать Ахилла. -- "Дейдамія, дочь сциросскаго царя Ликомеда, у котораго былъ укрытъ его матерью Ахиллъ, переодѣтый женщиной, для избѣжанія ожидавшей его подъ Троей смерти (Ада XXVI, 61; Чистилища IX, 31).
   115--116. "На уступѣ", т. е. на послѣдней ступени той лѣстницы, по которой они меня вели въ ущельѣ, прорубленномъ въ скалѣ и лежащемъ между пятымъ и шестымъ кругами чистилища.
   118--120. "Прислужницы, или рабыни (ancelle) дня, -- это часы или Горы, изъ которыхъ каждая въ теченіе часа влечетъ колесницу солнца (Чистилища XII, 81). Слѣдовательно, теперь между 10 и 11 часами дня и солнце поднимается къ полудню, почему и сказано, что рогъ дышла солнечной колесницы поднятъ вверхъ. Такимъ образомъ со времени подъема изъ четвертаго круга до прибытія въ этотъ шестой кругъ прошло четыре часа, которые проведены поэтами частью на пятомъ карнизѣ, частью употреблены на восхожденіе въ ущельѣ". Филалетъ.
   121--123. До сихъ поръ поэты обыкновенно освѣдомлялись у душъ о кратчайшей дорогѣ на гору; но тутъ, на основаніи опыта, научившаго ихъ идти всегда направо, они идутъ безъ дальнѣйшихъ разспросовъ. Сличи Чистилища XIX, 81.
   125--126. Такъ какъ ихъ руководитъ инстинктивное стремленіе къ небу.
   127. Виргилій и Стацій идутъ впереди рядомъ, Данте слѣдуетъ за ними сзади одинъ. "Данте называетъ себя ученикомъ Виргилія (Ада I, 85 и слѣд.); здѣсь онъ высказываетъ, что своимъ поэтическимъ развитіемъ онъ обязанъ и Стацію. Это шествіе его позади двухъ предшествующихъ есть признакъ величайшей скромности, тѣмъ болѣе поразительной, что въ Ада IV, 94--102 онъ говоритъ, что высочайшіе пѣвцы приняли его въ свою среду. Но рядомъ со скромностью здѣсь выражено и чувство собственнаго достоинства. Данте считаетъ, что онъ одинъ изъ всѣхъ своихъ современниковъ слѣдуетъ по славнымъ стопамъ Виргилія и Стація". Скартаццини. -- "Dante infatti molto studiò Virgilio e Stazio e dall' uno e dall' altro molto appese, e non ingrato loro retribuisce la debita lode e riconoscenza". Бенвенуто Рамбалди.
   131--132. "Въ этомъ кругу привлекаютъ вниманіе два дерева, обремененныя сладчайшими сочными и ароматными фруктами и веселящія взоръ яркою зеленью; одно здѣсь при входѣ, другое при выходѣ изъ круга (Чистилища XXIV, 103 и примѣч.). Говоря о второмъ, поэтъ заявляетъ, что оно есть отпрыскъ, заимствованный отъ того древа познанія добра и зла, которое помѣщено на вершинѣ горы въ земномъ раю (чистилища примѣч. къ XXIII, 67--69 и XXIV, 116, 117). По мнѣнію нѣкоторыхъ комментаторовъ (Бути, Перецъ и др.), и это дерево есть отпрыскъ отъ того же древа познанія; но разница между двумя деревьями слишкомъ велика, чтобы можно было согласиться съ такимъ мнѣніемъ. Изъ одного слышатся примѣры похвальные, изъ другого -- примѣры плачевные. Можно скорѣе допустить, что если это дерево есть отпрыскъ отъ древа познанія, то другое -- есть отпрыскъ отъ другого дерева въ земномъ раю -- отъ древа жизни. Бытія. II. 9". Скартаццини. -- "Въ этомъ кругѣ очищаются души сластолюбцевъ. Въ слѣдующей пѣсни мы увидимъ ихъ исхудалыми и изможденными (стихъ 22 и далѣе). Непомѣрная алчность къ пищѣ на землѣ привела души въ жалкое состояніе и отклонила ихъ отъ стремленія къ истиннымъ и настоящимъ наслажденіямъ. Это-то истинное наслажденіе и олицетворяетъ собою дерево, сочныхъ плодовъ котораго тщетно здѣсь стараются достать очищающіеся, такъ какъ снизу очень трудно взлѣзть на него, отъ незначительнаго его объема; но чѣмъ оно выше, тѣмъ большія вѣтви оно даетъ; листья и фрукты на нихъ постоянно освѣжаются вѣчно струящеюся съ неба чистою влагою" Штрекфуссъ.
   132. "Оно пріятно для глазъ и вожделѣнно". Быт. III, 6.
   133--135. Ель даетъ все менѣе длинныя вѣтви по мѣрѣ того, какъ растетъ вверхъ. Это, наоборотъ, -- чѣмъ выше, тѣмъ становится шире въ вѣтвяхъ. "Съ этой все возрастающей шириной дерева, символомъ все возрастающихъ въ ширину девяти небесъ, увеличивается и число плодовъ на немъ, т. е. духовныхъ наслажденій, по мѣрѣ того, какъ возносятся ближе къ Божеству. Но душамъ, предававшимся земнымъ наслажденіямъ, хотя и указываются, но не даются ведущія къ Богу наслажденія до окончанія ихъ очищенія, ибо при настоящемъ ихъ состояніи они могли бы ими пользоваться лишь при помощи своихъ земныхъ чувствъ, почему къ нимъ и взываетъ удерживающій ихъ голосъ (стихъ 141). "Ноттеръ. -- Несмотря на ясность описанія этого дерева" нѣкоторые комментаторы представляли его себѣ такъ, какъ будто бы оно было обращено корнями къ небу, a верхушкою къ землѣ. Но въ изданіи Doré, a также въ иллюстрированномъ изданіи, комментированномъ Томмазео, изображено обыкновенное дерево, съ вѣтвями, постепенно расширяющимися кверху.
   136. Т. е. съ лѣвой стороны, съ которой по карнизу подымается скала.
   137. Вѣроятно, воды источника Эвноё (Чистилища XXX, 129), имѣющаго свойство возстановлять отжившія силы. "Данте не говоритъ, куда стекаетъ эта постоянно льющаяся вода; можетъ быть, она безпрестанно всасывается деревомъ, такъ что на землю же не попадаетъ ни капли. Скартаццини.
   110--111. "Что въ первомъ кругѣ было выражено скульптурными изображеніями, то выражено здѣсь деревомъ, или, лучше сказать, двумя деревами (второе въ концѣ круга) и голосами, раздающимися въ ихъ листвѣ. Голосъ перваго напоминаетъ о добродѣтели воздержаніи, второго -- о порокѣ сластолюбія и его послѣдствіяхъ. Аллегорія очень удачна, хотя Данте имѣлъ при этомъ образцы одинъ -- языческій, другой -- христіанскій. Первый напоминаетъ Тантала (см. Чистилища примѣч. къ ХХІІІ, 67--69), который помѣщенъ въ Тартарѣ подъ плодовыми деревьями и видитъ у себя въ ногахъ воду, но не можетъ достигнуть ни того, ни другого и вслѣдствіе этого томится страшнымъ голодомъ и жаждою (Одис. XI, 580). Христіанскій образецъ -- древо познанія добра и зла изъ книги Бытія". Каннегиссеръ. -- По мнѣнію Бути, голосъ этотъ есть голосъ ангела, приставленнаго стражемъ этого дерева и помѣщающагося между вѣтвями, согласно со словами Ѳомы Аквинскаго: Omnia corporalia reguntur per Angelos (Sum. Theol. р. I, qu CX, art. 1).
   141. Въ подлинникѣ: Di questo cibo avrete caro; въ переводѣ Лонгфелло: Of this food ye shall have scarcity; у Филалета: Ad dieser Kost wird es euch noch gebrechen.
   142--144. Первый образецъ воздержанія представляетъ Дѣва Марія, Которая на бракѣ въ Канѣ Галилейской, не заботясь объ удовлетвореніи собственныхъ устъ своихъ, проситъ Божественнаго Сына своего о винѣ, изъ желанія сдѣлать брачное пиршество благопристойнымъ, Ев. отъ Іоан. IІ, 1--11. Св. Амвросій (De Virg. lib. II с. 2) говоритъ по этому случаю: Quid exequar ciborum parsimoniam, officiorum redundantiam? alterum ultra naturam superfuisse, alterum pene ipsi naturae defuisse: illic nulla intermissa tempora, hic congeminatos jejunio dies? Et si quando reficiendi successisset voluntas, cibus plerumque obvius qui mortem arceret, non delicias ministraret".
   145--146. Во время республики римлянки воздерживались отъ вина. "Vini usus olim romanis foeminis ignoius fuit, ne scilicet in aliquod dedecus prolaberentur, quia proximus a Libего patre intemperantiae gradus ad inconcessam Venerem esse consuevit". Валерій Максимь, lib. II, с. I, § 3. -- Ѳома Акв. Sum. Theol. P. II, 2-aе, au. CXLLX, art. 4: "Sobrietas maxime requiritur in juvenibus et mulieribus quia in juvenibus viget concupiscentia delectabilis propter fervoerem aetatis; in mulieribus autem non est sufficiens robur mentis ad hoc quod concupiscentiis resistant. Unde secundum Valerium Maximum (I. c.) mulieros apud Romanos antiquitus non bibebant vinum".
   117. Третій примѣръ -- пророкъ Даніилъ. Дан. I, 8, 11--12,
   118. Четвертый примѣръ -- золотой вѣкъ первобытныхъ жителей земли. Овидій. Превращ. lib. I, v. 103--106. Кромѣ того Боеціо, Consol. filos, lib. II, 5.
  
   Felix minium prior aetas
   Contenta fidelibus arvis
   Nec inerti perdita luxu,
   Facili quае sera solebat
   Jeiunia solvere glande.
   Nou bacchica lumiera norant
   Liquido confundere melle
   Nec lucida vellerа Seram
   Tyrio miscere veneno".
  
   При воспоминаніи о золотомъ вѣкѣ, кажется, слышится вздохъ Данте о первыхъ временахъ Флоренціи, когда она Si stava in pace, sobria e pudica. Рая XV, 99.
   151--154. Пятый образецъ -- Св. Іоаннъ Креститель, патронъ Флоренціи. Марк. I, 6. Матѳ. Ш, 4.
   154. "Истинно говорю вамъ: изъ рожденныхъ женами не возставалъ большій Іоанна Крестителя"; Матѳ. XI, 11. -- "Ибо говорю вамъ: изъ рожденныхъ женами нѣтъ ни одного пророка больше Іоанна Крестителя". Лук. VII, 28.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

  
   13. Подобно тому, который убиваетъ свое время въ ловлѣ птицъ, слѣдя за ихъ перепархиваніемъ по вѣткамъ, Данте устремляетъ глаза въ листву, чтобы узнать, откуда исходятъ голоса.
   4. Т. е. Виргилій, котораго онъ называетъ въ другихъ мѣстахъ сладкимъ отцомъ, dolce padre, но здѣсь -- еще нѣжнѣе.
   5. Въ недѣятельномъ созерцаніи мы понапрасну тратимъ жизнь. При восхожденіи на гору Чистилища слышатся постоянно увѣщанія не останавливаться ни на минуту: остановка -- это возвратъ назадъ!
   7--9. Къ Виргилію и Стацію, которые вели между собою столь пріятный разговоръ, что Данте не чувствовалъ утомленія при восхожденіи на лѣстницу. "Comes facundus in via pro vehiculo est". Публій Сиро.
   10--12. "Господи! отверзи уста мои, и уста мои возвѣстятъ хвалу Твою". Псалт. L, 17. Слова эти поютъ души сластолюбцевъ, очищающихся въ этомъ кругу. "Чтобы очиститься отъ грѣха сластолюбія, души должны быть теперь открыты для славословія Божія, такъ какъ въ жизни были неумѣренно открыты для утоленія чрева". Бенвенуто Рамбалди. -- Когда-то эти души желали пищи земной, теперь онѣ желаютъ лишь пищи небесной. Слова, которыя поютъ души, заимствованы изъ псалма Miserer, имѣющаго столь обширное употребленіе въ церковной службѣ.
   13--15. Эта терцина по формѣ своей весьма напоминаетъ терцину Чистилища XVI, 22--24, -- тотъ же вопросъ, тотъ же отвѣтъ, та же форма.
   16--18. Изъ этой терцины видно, что души идутъ въ томъ же направленіи, какъ и поэты, т. е. направо.
   21. "Въ большей лишь тревогѣ" -- più tosto mota, собственно: идя быстрѣе, чѣмъ мы. Кончивъ пѣніе гимна передъ деревомъ, онѣ идутъ теперь молча, погруженныя въ думы о Богѣ.
   22--21. Это описаніе голодающихъ есть подражаніе Овидію, Превращенія, кн. VIII, ст. 803--810:
  
   Волосы встали копромъ, глаза ввалились, ликъ блѣденъ,
   Губы засохли въ грязи, и ржавчиной зубы покрыты,
   Кожа тверда и насквозь увидѣть внутренность можно;
   Подъ искривленными бедрами кости сухія торчатъ:
   Тамъ, гдѣ брюху бы быть, осталось лишь мѣсто для брюха,
   Грудь, какъ будто вися, держалась лишь связью спинною.
   Вздулись отъ худобы суставы, вспухли колѣней
   Чашки, и щиколотки, но въ мѣру припухнувъ, торчали.
   Переводъ Фета.
  
   25--27. "Эризихтонъ", сынъ ѳессалійскаго царя Тріопы, человѣкъ крайне безбожный, вырубившій рощу, посвященную Церерѣ, и наказанный ею за это ненасытнымъ голодомъ, такъ что, проѣвъ все свое состояніе и продавъ свою дочь Местру, сталъ, наконецъ, терзать самъ себя. Овидій, Превращ., кн. VIII, ст. 740--880. По мнѣнію нѣкоторыхъ, Эризихтонъ -- символъ солнца, a Местра -- луны.
   28--30. Іосифъ Флавій, еврейскій историкъ, описывая ужасы во время осады Іерусалима императоромъ Титомъ (de Bello Jud. lib. VI, e. 3), говоритъ, что одна благородная женщина, дочь Елеазара -- Марія, доведенная голодомъ до отчаянія, умертвила собственнаго сына, изжарила его и съѣла до половины. Привлеченные запахомъ мяса, голодные воины не позволили ей съѣсть другую половину. -- "Склеванъ былъ", въ подлинникѣ -- die' di becco: Данте сравниваетъ Марію съ хищной птицей. -- Эти исхудалыя тѣни походили, по мнѣнію Данте, на голодныхъ евреевъ въ Іерусалимѣ.
   31. Т. е. глазницы ихъ походили на перстни, изъ которыхъ выпали драгоцѣнные камни, такъ какъ глазныя яблоки помѣщались у нихъ въ самой глубинѣ глазныхъ впадинъ.
   32--33. Во времена Данте, въ Италіи было въ общемъ ходу мнѣніе что человѣческое лицо носитъ въ себѣ отпечатокъ Слова omo (homo, uomo, человѣкъ), a именно: два глаза представляютъ двѣ буквы O; глазныя дуги, скулы и носъ букву M, или m, какъ писали ее въ XIV столѣтіи, все же вмѣстѣ -- нѣчто подобное:  []. Эта буква m, естественно, должна быть особенно замѣтною на лицахъ исхудалыхъ. Подобное мнѣніе существовало и въ Германіи; такъ, францисканскій монахъ Бертольдъ изъ Регенсбурга (ум. 1272 г.) доказывалъ въ проповѣди своей, что на лицѣ человѣка написано "Homo Dei".
   37--39. "Худобу тѣней вызываютъ упомянутыя въ предшествовавшей пѣсни (стихи 132 и 137) яблоки и потокъ воды. Причина, почему эти два условія производятъ такое дѣйствіе единственно вызываемымъ ими желаніемъ, такъ какъ тѣни сами по себѣ не нуждаются въ пищѣ, a потому не могутъ худѣть отъ лишенія, -- причина эта будетъ объяснена поэту ниже, въ стихѣ 67 и слѣд. этой пѣсни, почему онъ и замѣчаетъ, что находится въ полнѣйшемъ невѣдѣніи причины этой худобы". Ноттеръ.
   39. "Чахлости невзрачной", trista squama, грязной чешуйчатости; кожа этихъ тѣней совершенно суха и ломка, какъ бы чешуйчата: патологически чрезвычайно вѣрная картина.
   40--41. "Сказавъ, что въ глазахъ было темно и пусто (стихъ 22), поэтъ съ ужасающей наглядностью изображаетъ эти глазныя впадины, изъ которыхъ выглядываютъ въ глубинѣ глазныя яблоки". Скартаццини.
   42. Это говоритъ Форезе, другъ и родственникъ Данте. Форезе считаетъ за особую къ нему милость Божію встрѣчу съ своимъ другомъ.
   44. Голосъ не измѣняется отъ голода такъ сильно, какъ черты лица, почему Данте и узнаетъ его по голосу.
   46. "Искра", favilla, въ другихъ спискахъ favella; звукъ голоса этой тѣни былъ какъ бы искрой, воспламенившей во мнѣ всю память объ этомъ измѣнившемся лицѣ.
   48. "Форезе" -- одинъ изъ членовъ фамиліи Донати, братъ знаменитаго мессера Корсо Донати, главы Черныхъ, и Пиккарды, какъ это будетъ видно изъ стиха 13 слѣдующей пѣсни. Онъ былъ другомъ и свойственникомъ Данте, женившагося, спустя два года по смерти Беатриче, на Джеммѣ изъ фамиліи Донати. О немъ вообще мало извѣстно; повидимому, онъ не принималъ никакого участія въ политическихъ дѣлахъ Флоренціи, ведя жизнь разгульную и веселую, и въ молодости своей былъ большимъ любителемъ хорошаго стола. Изъ стиховъ 76--78 этой пѣсни слѣдуетъ заключить, что Форезе умеръ въ 1295 г., когда еще не существовало во Флоренціи партій Бѣлыхъ и Черныхъ, возникшихъ, какъ извѣстно, въ 1300 году.
   49. "Проказа", lepra; въ подлинникѣ, собственно, чесотка, короста, asciutta scabbia. -- "И вотъ, авторъ представляетъ намъ сластолюбивыхъ въ видѣ чесоточныхъ; ибо насколько они во время земной жизни хорошо упитывали свое тѣло, чтобы сдѣлать его жирнѣе и глаже, настолько онъ представляетъ ихъ теперь, въ загробной жизни, истомленными отъ скорби и сокрушенія сердечнаго; a такъ какъ голодъ дѣлаетъ ихъ блѣдными и изъявляетъ тѣло, то онъ и говоритъ: Che mi scolora la pelle, т. e. что короста сдѣлала меня блѣднымъ и измѣнила цвѣтъ кожи". Бути. -- По словамъ Ландино, Форезе и въ земной жизни имѣлъ нечистое лицо, покрытое угрями.
   52. "Лишь правдой дорожа", т. е. скажи откровенно причину, почему ты здѣсь? Изъ восклицанія въ стихѣ 42, изъ дальнѣйшаго разговора съ поэтомъ (стихи 112--114) видно, что Форезе узналъ Данте, a равно и то, что онъ живой человѣкъ.
   53. Т. е. Виргилій и Стацій.
   55. По обычаю у древнихъ плакать надъ лицомъ своихъ усопшихъ родственниковъ и друзей. Форезе былъ, какъ мы видѣли, другъ и родственникъ Данте.
   58. "Что сушитъ васъ?" въ подлинникѣ che si vi sfoglia? -- что васъ такъ лишаетъ листьевъ? Поэтъ сравниваетъ души съ растеніями -- сравненіе, очень часто употребляемое въ священномъ Писаніи. Души теряютъ свое тѣло, какъ высохшее дерево теряетъ листья.
   59--60. Т. е. не проси, чтобы я отвѣчалъ тебѣ, пока я нахожусь въ такомъ изумленіи, потому что нельзя разсуждать о чемъ-нибудь, пока голова занята другою мыслью. Разсказываютъ, что Демосѳенъ, когда его спросили, какъ можно хорошо говорить о какомъ-нибудь предметѣ? отвѣчалъ: "отдайся совершенно тому предмету, о которомъ ты говоришь, и не устремляй мыслей въ другую сторону".
   62. Т. е. дерево, описанное въ стихѣ 131 предыдущей пѣсни, и ниспадающій на это дерево со скалы потокъ (стихъ 137). Въ нихъ-то по промыслу Божественному и вложена та сила, которая изсушаетъ эти тѣни.
   64--66. Поютъ, подходя къ таинственному дереву (примѣчаніе къ стиху 21), и оплакивая грѣхъ сластолюбія, la gola oltra misura: -- "Gula non nominat (Григорій) quemlibet appetitum edendi et bibendi, sed inordinatum. Dicitur autem appetitus inordinatus ex eo quod recedit ab ordine rationia, in quo bonum virtutis moralis consistit... In ordinata ciborum concupiscentia spiritualiter hominem coinquinat... Vitium gulae non consistit in substantia cibi, sed in concupiscentia non regulata ratione... Hoc solum pertinet ad gulam quod aliquis propter concupiscentiam cibi delectabilis excedat mensuram in edendo". Ѳома Акв. Sum.Theol., p. II, 2ae, qu. CXLVIII, art. 1.
   67--69. "Дѣлая круговое движеніе по этому карнизу, души останавливаются съ страстнымъ томленіемъ всякій разъ, когда достигнутъ дерева съ прекрасными плодами и свѣжаго потока, которыхъ они не могутъ коснуться ни устами, ни рукою; отъ прекраснаго вида и аромата яблоковъ и свѣжести водъ вдыхается въ нихъ тайная сила, вѣчно зажигающая въ нихъ все большее и большее желаніе пищи и питья, такимъ образомъ мучительно ихъ терзающее и изсушающее. Одно изъ этихъ деревъ есть отпрыскъ, взятый отъ древа познанія добра и зла (Чистилища XXII, 131--132 примѣч.) Чѣмъ болѣе приближается и чѣмъ чаще возвращается человѣкъ къ познанію добра и зла, тѣмъ болѣе онъ совершенствуется въ любви своей къ благу и въ ненависти ко злу. Другое изъ двухъ деревъ есть, по всей вѣроятности, какъ мы сказали уже выше, отпрыскъ отъ дерева жизни. Итакъ, эти души, считавшія когда-то за высшее благо роскошь въ пищѣ и папиткахь, теперь, вмѣсто того, алчутъ и жаждутъ плодовъ познанія и воды жизни (Сличи Перецъ, Sette Cerchi, р. 220). Словомъ, казнь этихъ душъ напоминаетъ муку Тантала въ Тартарѣ (см. Чистилища примѣч. къ XXII, 140--141), гдѣ онъ погруженъ по шею въ рѣку Эриданъ, воды которой ускользаютъ отъ его жаждущихъ устъ, тогда какъ съ другой стороны остаются тщетными всѣ его усилія схватить рукою плоды, висящіе надъ его головою". Скартаццини.
  
                       Никакой тебѣ, Танталъ,
   Вѣкъ воды не черпнуть, и хоть дерево близко -- уходитъ.
   Овидій. Превращ. кн. IV, ст. 457--468, переводъ Фета.
  
   68. Яблоко у Данте есть всегда символъ высшаго блага, на которомъ успокаивается человѣкъ (Ада XVI, 61; Чистилища XXVII, 115--117; XXXII, 73--74).
   70--74. Души постоянно совершаютъ круговое движеніе, и каждый разъ, какъ онѣ подходятъ къ одному изъ двухъ деревъ въ этомъ кругѣ, усиливается мука очищающихся. Нѣкоторые комментаторы (Бути, Фратичелли, Андри, Филалетъ и др.) заключаютъ изъ этого стиха, что въ этомъ кругѣ находится много такихъ деревъ; но поэтъ ничего объ этомъ не говоритъ.
   72. Въ подлинникѣ: Io dico pena, e dovrei dir sollazzo. Души въ чистилищѣ переносятъ свои мученія не только безропотно, но даже жаждутъ ихъ, находятъ въ нихъ свое утѣшеніе, ибо воля въ нихъ согласуется теперь съ волею Божественною. "И не симъ только, но хвалимся и скорбями, зная, что отъ скорби происходитъ терпѣніе, отъ терпѣнія опытность, отъ опытности надежда, a надежда не постыжаетъ, потому что любовь Божія излилась въ сердца наши". Посл. къ Рим. V, 3--5. -- "Videtur quod alia poena sit voluntaria, quia illi qui sunt in purgatorio, rectum habent cor. Sed haec est rectitudo cordis, ut quis voluntatem suam divinae voluntati conformet, ut Augustinus dicit, conc. 1, in psal. 32 a princ. Ergo cura Deus velit eos puniri, ipsi illam poenam voluntarie sustinet. Praeterea, omnis sapiens vult illud sine quo non potest pervenire ad gloriam, nisi prius puniantur. Ergo volunt puniri". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III. Supplem. Append. qu. II, art 2. -- Одна католическая святая называетъ чистилище самымъ любезнымъ мѣстомъ послѣ рая: "Non credo che si possa trovare contentezza da comparare a quella d' un' anima del Purgatorio, eccetto quella de' santi nel Paradiso". Св. Екатерина Женевская, Trattato del Purgatorio, Cap. II.
   74. T. e. съ какой Христосъ шелъ на вольную смерть Свою, когда Онъ въ минуту высочайшей скорби произнесъ: "Или! Или! лама савахѳани?" "Боже мой! Боже мой! почто Ты меня оставилъ?" Матѳ. XXVII, 46; Марк. XV, 34; Псал. XXII, 1.
   76--78. Данте встрѣтилъ Форезе въ шестомъ кругѣ чистилища весною 1300 г.; если въ это время не прошло еще 5 лѣтъ со дня его смерти, то значить онъ умеръ въ 1295 или 1296 г. (См. примѣч. къ 48 стиху).
   79--84. Форезе, какъ было вполнѣ извѣстно столь близкому его другу, Данте, откладывалъ свое обращеніе къ Богу, т. е. покаяніе, вплоть до самой смерти и покаялся лишь въ послѣднія минуты (по словамъ Оттимо, самъ Данте именно и убѣдилъ его къ этому покаянію). Поэтому онъ, собственно, долженъ былъ бы находится въ преддверіи чистилища, гдѣ, пословамъ Белаквы (Чистилища IV, 130 и примѣч.), душа пребываетъ столько лѣтъ, сколько откладывала въ жизни покаяніе.
   81. "Благая скорбь" (buon dolor) -- сокрушеніе сердца о содѣянныхъ грѣхахъ. Грѣхъ удаляетъ человѣка отъ Бога, раскаяніе приближаетъ. Сластолюбцы -- люди, для которыхъ чрево -- богъ (Посл. къ Филип. III, 19; къ Римл. XVI, 18), слѣдовательно, -- идолопоклонники.
   83. "Тамъ", т. е. въ преддверіи чистилища, между нерадивыми.
   86. "Полынь мученій", -- муки сами по себѣ горьки, но по своимъ послѣдствіямъ сладостны.
   88. Нелла, сокращенное отъ Giovanna, Giovannella, Anella, Nella, жена Форезе Донати, женщина непорочной, честной жизни, всегда удерживавшая отъ пороков мужа и часто его убѣждавшая, хотя и вынужденная ежедневно ему готовить дорогія блюда. Оставшись послѣ мужа еще молодою, она не вышла замужъ. Но осталась навсегда вдовою (vedovella, вдовушка, стало быть еще молодая) и молила Бога о сокращеніи срока пребыванія мужа въ чистилищѣ. Впрочемъ, всѣ эти свѣдѣнія заимствованы комментаторами изъ словъ самого же Данте, такъ какъ другихъ болѣе подробныхъ свѣдѣній о ней не имѣется. Нелла принадлежитъ къ числу тѣхъ личностей, имена которыхъ были бы навсегда забыты, если бы ее не обезсмертилъ Данте.
   90. "Остальныхъ твердынь", т. е. круговъ чистилища. "Здѣсь, впрочемъ, должно разумѣть собственно четвертый кругъ, гдѣ наказуется уныніе; тамъ, напримѣръ, Стацій (Чистилища примѣм. XXII, 91--93) оставался 400 лѣтъ, прежде чѣмъ былъ впущенъ въ кругъ своего главнаго грѣха". Ноттеръ.
   94. Барбаджія -- гористая мѣстность въ Сардиніи. Уже Прокопій (de bello Vanti, lib. II, c. 3) говоритъ, что вандалы отправили значительное число мужчинъ и женщинъ въ Сардинію и тамъ содержали ихъ въ плѣну. Эти поселенцы овладѣли впослѣдствіи горой близъ Кальяри и вначалѣ тайкомъ, a затѣмъ, когда число ихъ возрасло до 3,000 душъ, совершенно открыто стали производить въ окрестностяхъ грабежи. Туземцы прозвали ихъ "барбарицини". Въ бытность папою Григорія Великаго (по словамъ де ла Маннара въ его путешествіи по Сардиніи) нѣкто Госпитръ, котораго Григорій въ письмѣ своемъ называетъ герцогомъ барбарициновъ, обратился въ христіанство, и примѣру его послѣдовало все племя: но темъ не менѣе не тотчасъ отстало отъ своихъ языческихъ обычаевъ, на что и жаловался тотъ же папа въ своемъ посланіи къ Януарію, архіепископу въ Сассари. Манни, въ своей исторіи Сардиніи, говоритъ, что имя этого народа сохранилось и до сихъ поръ въ трехъ уѣздахъ, именуемыхъ и по сей часъ Барбаджія. Комментаторы изображаютъ барбарициновъ полудикимъ племенемъ жившимъ безъ истинной религіи и не знавшимъ браковъ, при чемъ женщины отличались безнравственностью и, по причинѣ жаркаго климата, носили только льняную, совершенно открытую на груди одежду. Бенвенуто да Имола считаетъ ихъ потомками сарациновъ изъ Африки. Во времена Данте безстыдство женщинъ Барбаджіи вошло въ поговорку. Филалетъ. Скартаццини.
   96. Т. е. Флоренціи, второй Барбаджіи, превзошедшую настоящую безстыдствомъ и развращенностью женщинъ.
   100--105. Франческо да Бути описываетъ, какъ низко флорентинки его времени вырѣзали себѣ платье на груди и спинѣ, и къ этому прибавляетъ: "Слава Богу, мода становится теперь нѣсколько приличнѣе". Вотъ подлинныя слова его: "Al tempo de l'autore le donne fiorentine andavano tanto sgolate e scollate li panni, che mostravano di rieto lo canale de le rene, e d'inanti lo petto e lo fesso del ditello; ma laudato sia lddio che ora portano li collaretti, sicchè sono uscite di quella abominazione". -- Также Франко Саккети, Nov. 178, подробно говоритъ о безнравственности модъ его времени. Впрочемъ, что бы сказали эти простодушные комментаторы среднихъ вѣковъ при видѣ декольте нашихъ женщинъ! -- "Каѳедра -- возвышенное мѣсто, съ котораго проповѣдники возвѣщаютъ слово Божіе народу". Бути. -- Замѣчательно, что извѣстный нѣмецкій переводчикъ и знатокъ Данте Августъ Копишъ смѣшалъ слово pergamo съ pergamena и перевелъ этотъ стихъ такъ: "Wo man verbieten vird auf Pergamente", -- ошибка, повторенная имъ и въ Раю (XXIX, 105) и неисправленная даже и во второмъ изданіи перевода. -- Здѣсь разумѣются или проповѣди вообще противъ скандалезной одежды женщинъ, или епископскіе декреты и каноническія эпитимьи. Въ примѣчаніи Оттимо Комменто, сдѣланномъ, очевидно, въ позднѣйшее время, говорится, что епископъ Аньоло Аччіайоли издалъ подобный декретъ въ 1350 г., но, разумѣется, слова Данте къ этому не относятся.
   103. Въ средніе вѣка сарацинами называли безразлично всякій народъ, не исповѣдывавшій христіанской религіи, за исключеніемъ евреевъ.
   106--108. Здѣсь Данте, повидимому, намекаетъ въ особенности на пораженіе флорентинцевъ пизанцами подъ предвоцительствомъ Угуччьоне делла Фаджинола при Монтекатини, 29-го августа 1315 г., въ которомъ пало много знатныхъ людей почти изъ всѣхъ извѣстныхъ фамилій Флоренціи и множество знатныхъ гражданъ". Виллани, lib. IX, сар. 72. -- Если Данте дѣйствительно намекаетъ на это сраженіе, то стихи эти, очевидно, написаны послѣ 1315 г.
   111. Въ подлинникѣ: Colui che mo si consola con nanna. Nanna -- баю-баюшки-баю. Оттимо приводить слова этой колыбельной пѣсни: Nana, nana fante che la mamma é ita nell' alpe. Такимъ образомъ смыслъ стиха слѣдующій: они раскаются прежде, чѣмъ новорожденные теперь мальчишки станутъ юношами. -- "Тамъ", т. е. на землѣ.
   114. Т. е. на тѣнь, которую ты бросаешь отъ себя на солнцѣ (Чистилища III, 17 и примѣчаніе къ 9).
   116. Въ подлинникѣ: Qual fosti meco, e quale io teco fui -- чѣмъ ты былъ для меня и чѣмъ я для тебя. Повидимому, Данте и Форезе въ молодости оба равно предавались удовольствіямъ стола, и потому поэтъ порицаетъ за это не только Форезе, но и самого себя.
   118--120. Т. е. изъ этой грѣховной жизни, о которой вспоминать тяжело намъ обоимъ, вывелъ меня (въ подлинникѣ "на дняхъ": l'altr' ier) идущій впереди Виргилій въ то время, когда сестра солнца, т. е. луна, находилась въ полнолуніи (Ада XX, 127: e giа iernotte fu la luna tonda).
   121. "Темницей" (въ подлинникѣ: per la profonda Notte), т. e. черезъ адъ.
   122. "Истинныхъ мертвецовъ", т. e. осужденныхъ въ аду, утратившихъ не только жизнь тѣлесную, временную, но и вѣчную, и ставшихъ добычей второй смерти (Ада I, 117).
   124. "Оттуда", т. е. изъ ада.
   125--126. "Править васъ сгорбленныхъ въ томъ мірѣ отъ грѣховъ", въ подлинникѣ: Che drizza voi che il monde fece torti.
   128. До Беатриче -- т. е. до земного рая.
   130--133. Замѣчательно, что Данте, будучи спрошенъ Форезе, кто его вожди, называетъ одного только Виргилія, имя же Стація скрываетъ, можетъ бытъ потому, что имя послѣдняго мало интересовало Форезе. Для него важнѣе знать, что это именно та самая тѣнь, для которой потряслось все чистилище.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

  
   1--2. Наше восхожденіе по лѣстницѣ не мѣшало разговору, и наоборотъ. Этому стиху подражалъ Аріосто, Orl. Fur, c. XXXI, st. 34:
  
   Non, per andar, di ragionar lasciando,
   Non di seguir, per ragionar, lor via.
  
   5. "Умершихъ какъ бы снова" (въ подлинникѣ: cose rimorte), т. e. "мертвецовъ, имѣющихъ какъ бы призракъ мертвыхъ тѣлъ, вслѣдствіе неимовѣрной худобы отъ голода и жажды". Бенвенуто Рамбалди. -- "Осеннія деревья, дважды умершія". Посл. Іуды, I, 12.
  
   Люди желѣзные, заживо зрѣвшіе область Аида,
   Дважды узнавшіе смерть, всѣмъ доступную только однажды.
   Жуков. Одис. XII, 21--22.
  
   7. Данте продолжаетъ прерванную въ предыдущей пѣсни рѣчь, говоря о Стаціи, котораго онъ не поименовалъ.
   8. "Она", т. е. тѣнь Стація, стремится къ небу, можетъ быть, медленнѣе, чѣмъ слѣдовало бы, но она желаетъ сдѣлать угодное другому моему вожатому, т. е. Виргилію.
   10. "Пиккарда -- дочь Симона Донати, сестра мессера Корсо и Форезе. Сдѣлавшись монахиней ордена св. Клары, она была насильно уведена изъ монастыря братомъ своимъ Корсо Донати и противъ воли выдана замужъ за Розеллино делла Тозе. О ней подробнѣе будетъ сказано Рая III, 42". Скартаццини.
   12. "Смущена" удивленіемъ, видя меня живого среди мертвыхъ.
   13. Въ подлинникѣ:
  
   La mia sorella, cho tra bella e buona,
   Non so qual fosse piú...
  
   Стихъ, заимствованный Петраркой, о Лаурѣ:
  
   Tra bella e onesta
   Non so qual fosse piú.
  
   15. Олимпъ (nell' altro Olimpo) -- эмпирей неба. Олимпъ отъ греческаго ὅλος и Λάμπω -- весь блестящій.
   17--18. Въ этомъ кругѣ можно назвать каждую тѣнь по имени; никто этимъ не оскорбится (Сличи Ада XXXII, 85--123 и примѣч. къ 94--96), потому что всѣ мы такъ обезображены голодомъ, что никого изъ насъ нельзя узнать по наружному виду (Чистилища XXIII, 43 и примѣч.).
   20. "Бонаджіюнтъ изъ Лукки". Бонаджіюнти дельи Орбиччіани или Урбичміани, по профессіи нотаріусъ, былъ, по общему отзыву всѣхъ комментаторовъ, поэтъ, a по словамъ Бенвенуто да Имола, -- нотаріусъ въ Луккѣ. Данте упоминаетъ о немъ въ своей De vulg. Eloq., какъ о поэтѣ, писавшемъ на простонародномъ нарѣчіи своего города, которое онъ возвысилъ до болѣе чистаго языка, названнаго имъ языкомъ Volgare curiale или illustre (lib. I, С. XIII). Повидимому, онъ былъ лично знакомъ съ Данте и обмѣнивался съ нимъ письмами и сонетами; впрочемъ, въ сборникѣ стихотвореній Данте этихъ сонетовъ не находится. Онъ процвѣталъ около 1250 г. Бенвенуто Рамбалди говоритъ о немъ: "Luculentus orator in lingua materna, et facilis inventor rhythmorum, sed facilior vinorum, qui noverat auctorem in vita, et aliquando scripserat sibi".
   21. T. e. всѣхъ болѣе изнуренъ голодомъ и, слѣдовательно, всѣхъ болѣе былъ преданъ грѣху сластолюбія.
   22. Т. е. былъ папой. Данте называетъ церковь прекрасной женой (Ада XIX, 57 и примѣчаніе), a папу -- мужемъ церкви. Здѣсь разумѣется папа Мартинъ IV, наслѣдникъ того Николая III Орсини, который помѣщенъ поэтомъ въ аду между симонистами (Ада XIX, 46 и 74). -- "Мартинъ былъ избранъ папой 8-го марта 1281 г. и умеръ 5-го апрѣля 1285 г. До своего избранія онъ назывался Симономъ, изъ фамиліи Бріе въ Шампаньи, и былъ пребендаріемъ въ Турѣ во Франціи. Папа Урбанъ IV возвелъ его въ кардиналы. Непосредственный предшественникъ Мартина, папа Николай III, не благопріятствовалъ французской партіи въ Италіи. По смерти его Карлъ Анжуйскій поспѣшилъ прибыть въ Витербо, гдѣ въ то время собрался конклавъ, чтобы упрочить успѣхъ выбора въ благопріятномъ для него смыслѣ, и наконецъ, при его помощи, былъ избранъ Симонъ подъ именемъ Мартина IV. Въ теченіе своего папствованія онъ постоянно благопріятствовалъ французской партіи; такъ, въ дѣлахъ сицилійскихъ онъ всегда держалъ сторону дома Анжуйскаго; также и во всѣхъ другихъ случаяхъ онъ былъ постояннымъ противникомъ партіи Орсини. Въ частной жизни, за исключеніемъ порока, приписываемаго ему Данте, онъ отличался вообще чистотою нравовъ. -- Виллани (lib. Іи, с.58) говоритъ о немъ: "Di vile nazione, ma molto fu magnanimo e di grande cuore ne' fatti della Chiesa, ma per sè proprio e per suoi parenti nulla cuvidigia ebbe". -- По смерти онъ былъ почитаемъ едва не за святого; на могилѣ его, по увѣренію современниковъ, происходили чудеса (Muratori Script. Rer. Ital. Voi. Ili, p. 1)". Филалетъ.
   24. Больсена, озеро въ провинціи Витербо въ Папской области, богатое рыбой, изъ которой особенно славились во времена Данте жирные угри. Фра Пипино, современникъ Данте, разсказываетъ, что папа Мартинъ очень любилъ угрей, которыхъ онъ "топилъ" въ винѣ (vernaccia, изъ особой породы винограда съ Генуэзскихъ горъ), почему по смерти папы были сочинены насмѣшливые стихи:
  
   Gaudent anguillae, qui mortuus hic jacet ille
   Qui quasi morte reas excoriabat eas.
  
   Онъ же повѣствуетъ, что въ одномъ сочиненіи, подъ заглавіемъ "Incipit initium malorum", папа Мартинъ изображенъ въ первосвященническомъ облаченіи съ угрями подлѣ него. Вообще всѣ комментаторы единогласно утверждаютъ, что папа очень любилъ хорошій столъ и вино. Сличи у Филалета.
   26. "Довольно". По мнѣнію нѣкоторыхъ комментаторовъ, души здѣсь довольны своей славой; но едва ли это справедливо. Души въ аду дѣйствительно гордятся своей славой; но души въ чистилищѣ считаютъ славу міра сего за дыханіе вѣтра (Чистилища XI, 99 и примѣч.). Онѣ, напротивъ, желаютъ, чтобы живущіе на землѣ молились о нихъ. Поэтому надобно полагать, что души здѣсь довольны тѣмъ, что ихъ называютъ по именамъ, въ надеждѣ, что Данте когда-нибудь помолится о нихъ, или напомнитъ о нихъ ихъ сродникамъ. По итальянскому тексту, здѣсь, слѣдовательно, подъ выраженіемъ "довольны" надобно понимать, что онѣ не были огорчены. Скартаццини,
   28. Въ подлинникѣ: Vidi per fame a vóto usar li denti, подражаніе Овидію, Превращ, VIII, 826--829.
  
   Онъ яствъ все искалъ въ видѣніяхъ сонныхъ:
   Движетъ напрасно онъ ртомъ и третъ лишь зубы зубами;
   Горло, въ обманъ приводя, томитъ небывалою пищей:
   И замѣсто всѣхъ яствъ глотаетъ лишь воздухъ текучій.
   Переводъ Фети.
  
   "Убальдинъ" изъ древней фамиліи дельи Убальдини, братъ кардинала Оттовіано Убальдини, помѣщеннаго Данте въ шестомъ кругѣ ада (Ада X, 120 и примѣч.) Онъ носилъ прозвище делла Пила отъ замка Пила въ Мугело. Вмѣсте съ тѣмъ онъ былъ братомъ того Уголини д'Аццо, который выведенъ Данте къ чистилища XIV, 105, и отцомъ архіепископа Руджьери, врага графа Уголино (Ада XXXIII, 14). Онъ любилъ хорошо покушать, Ландини пишетъ о немъ: "fu molto goloso, e pecco molto in volerne in quantità ultra misura. Elli chiamava un suo castaido, e dicea: Che fa'tu fare da dessinare? E gli dicea; tale e tale cosa; e dicea di tre o quattro imbandigioni. Ed elli sempre dicea: or fa anche di tale, e aggiungeali tre, overo quattro vivando. -- Убальдини принадлежали къ гибеллинской партіи. Одинъ братъ помѣщенъ въ адъ, какъ эпикуреецъ, другой въ чистилище, какъ лакомка.
   29. Бонифацій, по общему мнѣнію комментаторовъ, архіепископъ Равеннскій; какъ кажется, онъ происходилъ изъ фамиліи Фіески въ Генуѣ и былъ племянннконъ папы Иннокентія IV. Относительно его сластолюбія ничего положительно неизвѣстно; напротивъ, онъ былъ извѣстенъ, какъ хорошій проповѣдникъ и благодѣтель бѣдныхъ, которымъ онъ открывалъ свои житницы во времена голода. Эпархія Равенскаго архіепископа простиралась до города Пармы, почему и сказано, что онъ пасъ своимъ жезломъ множество духовныхъ общинъ.
   31--33. Мессеръ Маркезе -- личность неизвѣстная. По Боккаччіо, онъ происходилъ изъ фамиліи Орделаффи, по Піетро ди Данте, -- изъ фамиліи Аргольози изъ Форли (Ада XXVII, 45 и II Приложеніе, 309 стран. -- Политическое состояніе городовъ Романьи въ 1274--1302 гг.). -- Вентури разсказываетъ, безъ указанія на источникъ, слѣдующій анекдотъ о Маркезе: когда слуга его замѣтилъ ему однажды, что въ городѣ про него говорятъ, будто онъ ничего иного не дѣлаетъ, какъ только пьетъ, -- онъ отвѣчалъ: скажи имъ, что у меня всегда жажда.
   35. Т. е. къ Бонаджіюнту, съ которымъ, какъ мы видѣли (стихъ 20 и примѣч.), Данте былъ знакомъ при жизни.
   37--38. Т. е. въ полости рта, гдѣ онъ всего болѣе ощущалъ терзаніе отъ голода, вслѣдcтвіе котораго тѣло его изнывало, какъ бы таяло (въ подлинникѣ: pilucca -- piluccate, обрывать ягоды одну за другой на виноградномъ гроздѣ).
   39. Джентукка -- одно изъ самыхъ темныхъ и потому спорныхъ мѣстъ во всей Божественной Комедіи. Большинство комментаторовъ принимаютъ это слово за имя собственное и видятъ въ немъ имя одной дамы, которую Данте знавалъ и, любилъ во время своего пребыванія въ Луккѣ въ изгнаніи. Франческо ди Бути говоритъ, что Данте, будучи въ Луккѣ, воспылалъ любовью ad una gentil donna chiamata madonna Gentucca, che era di Rossimpelo, per la virtù grande et onesta che era in lei, non per altro amore". -- Другіе, на основаніи того, что Джентукка, какъ имя собственное, вовсе неизвѣстно, принимаютъ это слово за имя нарицательное, за gentuccia -- чернь и притомъ одни -- за поэтовъ луккскихъ, предшествовавшихъ Данте, другіе -- за партію Бѣлыхъ, состоявшую болѣе изъ простого народа, которую самъ Данте называетъ партіей Лѣсною (Ада VI, 65). Но теперь доказано, что Джентукка, какъ имя женское, существовало въ Луккѣ во времена Данте, извѣстны даже, по крайней мѣрѣ, двѣ Джентукки, изъ нихъ одна была жена Бернардо Морла дельи Антелминелли Аллюциньи (Тройа, Veltro di Dante, p. 142). Во всякомъ случаѣ существовавшая здѣсь любовь Данте къ этой особѣ чистаго, платоническаго характера, въ родѣ любви трубадуровъ; ибо Данте едва ли бы здѣсь сдѣлалъ сознаніе другого рода, не осудивъ себя при этомъ. Филалетъ. Скартаццини. Dante Aligh. Biel 1869, pag. 40.
   40--42. Данте замѣчаетъ, что Бонаджіюнта хочетъ заговорить съ нимъ.
   43--44. Тутъ комментаторы опять несогласны между собой, кого разумѣетъ здѣсь Данте. Одни называютъ Аладжію, племянницу папы Адріана V (Чистилища XIX, 142 и примѣч.); другіе -- нѣкую донну Парголетту; но, очевидно, тутъ разумѣется не кто иной, какъ та же Джентукка, имя которой шептали губы Бонаджіюнты. -- "Повязка женъ": только замужнія и вдовы носили на головѣ повязки или покрывала, какъ у насъ чепчики.
   45. "Городъ мой", т. е. Лукку, которую столь многіе, a въ числѣ ихъ и ты, такъ сильно порицаютъ за ея пороки. -- "Quasi diceret: quocumque modo ipsa civitas redarguatur de suis vitiis, ipsa tamen tibi placebit propter istam dominami. Postillatore Cassinese. -- Данте порицаетъ Лукку, сказавъ, что всѣ ея жители взяточники (Ада XXI, 41 и примѣч.).
   49. Изъ всего, что говорилъ выше Бонаджіюнта, видно, что онъ узналъ Данте, и потому совершенно вѣрно толкуетъ это мѣсто Postillatore Cassinese: -- "Petit Dantem de Dante, quia laudare praesentem est species adulationis", Въ отвѣтъ Бонаджіюнту Данте не называетъ себя по имени, но объясняетъ лишь причину, почему онъ пишетъ именно такъ свои стихи.
   50. "Новѣйшихъ риѳмъ" (le nuove rime), т. e. новый родъ поэзіи, новѣйшій поэтическій стиль, стоящій несравненно выше, чѣмъ стиль всѣхъ предшествовавшихъ ему поэтовъ.
   51. Въ подлинникѣ: Donne ch'avete intelletto d'Amore, -- первый стихъ одной изъ канцонъ въ его Vita Nuova, о происхожденіи которой поэтъ разсказываетъ слѣдующее (§ 19): "Avenne poi che passando per un cammino, lungo il quale correva un rio molto chiaro d' onde, giunse a me tanta volontа di dire, che cominciai a pensare il modo eh' io tenessi; e pensai che parlare di lei non si convenia se non che io parlassi a donne in seconda persona; e non ad ogni donna, ma solamente a coloro che sono gentili, e non sono pure femmine. Allora dico che la mia lingua parlo quasi come per sè stessa mossa, e disse: Donne eh' avete intelletto d'amore. Queste parole io riposi nella mente con glande letizia, pensando di prenderle per mio cominciamento". Очевидно, Данте считаетъ эту канцону въ честь Беатриче за одну изъ лучшихъ.
   52--54. Въ подлинникѣ:
  
   Io mi son un che, quando
   Amore spira, noto.
  
   Прекрасное изображеніе сущности поэтическаго искусства! Въ этой терцинѣ заключается вся ars poetica. Два условія: замѣчать, удерживать въ умѣ вдохновеніе любви, затѣмъ -- облекать во внѣшность, т. е. въ слово, то, что внутри, т. е. въ сердцѣ, диктуетъ любовь. -- "Amore è uno dittatore, et io sono suo scrivano". Anonimo Fiorentino. -- Также въ Vita Nuova, § 9: "La mia lingua parlò quasi per sè stessa mossa".
   55--57. T. e. теперь я вижу, что отсутствіе чувства и вдохновенія лишаютъ нѣжности стиль Нотарія, Гвиттоне и мой собственный. "Нотарій -- это Якопо да Лентини изъ Сициліи, прозванный по своей профессіи (нотаріусъ), процвѣтавшій въ послѣдніе годы царствованія Фридриха II. По мнѣнію Кресчимбени, какъ поэтъ, Нотарій стоитъ ниже Гвиттона". Филалетъ. -- Данте приводить въ De Vulg. Eloquen. lib. I, с. 12, одну его канцону, начинающуюся словами: "Madonna, dir vi voglio". Онъ писалъ около 1250 г. -- Гвиттоне процвѣталъ послѣ 1250 г. Онъ родился въ благородной фамиліи въ Санта Фирмина (или Формена), въ замкѣ въ двухъ миляхъ отъ Ареццо. Его часто называютъ Фра Гвиттоне, какъ принадлежавшаго къ ордену Веселыхъ. Вначалѣ онъ велъ разгульную жизнь, потомъ женился на аретинкѣ, прижилъ съ ней трехъ дѣтей и затѣмъ надѣлъ рясу Св. Маріи, т. е. Веселой братіи, и съ этого времени началъ проповѣдывать противъ развращенія вѣка, a также противъ злоупотребленій синьоріи, угнетавшей его родину. Сдѣлавшись "ораторомъ" Флорентинской республики, онъ старался и дѣломъ и своими сочиненіями прекратить въ странѣ раздоры партій. Но, лишенный дома и имущества, онъ покинулъ родину и умеръ во Флоренціи въ 1294 г., положивъ основаніе монастырю дельи Анджіоли. Въ свое время Гвиттоне былъ человѣкъ ученый, ораторъ и поэтъ, писалъ любовныя стихотворенія, но въ стилѣ холодномъ, дѣланномъ. Данте въ своей De Vulg. Eloquen. lib. I, с. 13, говоритъ, что онъ "nunquam se ad curiale vulgare direxit". Впрочемъ, современники высоко цѣнили Гвиттоне. Петрарка (Trionfo d' Amore, с. IV, p. 31) ставить его рядомъ съ Цино изъ Пистойи и самимъ Данте. Еще разъ Данте говоритъ о Гвиттоне въ Чистилища XXVI, 134.
   58. "У васъ", -- относится или къ одному Данте и изъ вѣжливости употреблено во множественномъ числѣ, или вообще къ новѣйшимъ поэтамъ; въ послѣднемъ случаѣ надобно разумѣть Данте, Гвидо Кавалмсанти, и Цино изъ Пистойи.
   62. Въ подлинникѣ: "Non vede più dall' uno all' altro stilo", тотъ не видитъ разницы въ двухъ стиляхъ. -- "Я разумѣю это мѣсто такъ: истинный поэтъ слѣдуетъ порыву энтузіазма; онъ пишетъ то, что ему подсказываетъ сердце. Мы же, слѣдуя примѣру провансальцевъ, гонялись лишь за искусственными оборотами и натяжками мысли и, такимъ образомъ, какъ бы перешагнули за предѣлы цѣли. Кто поступаетъ такъ, тотъ не знаетъ, чѣмъ отличается плоскій, грубый стиль отъ естественнаго, благороднаго; онъ впадаетъ всегда въ крайность. Замѣчательно, что во всей итальянской литературѣ проведенъ этотъ двойственный стиль, одинъ видъ котораго достигъ полной своей красоты у Петрарки, Аріосто и Tacco, другой -- у Боккаччіо, оба же вмѣстѣ являются какъ бы совмѣщенными въ возвышенномъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вполнѣ народномъ стилѣ Данте, совершенно умѣстномъ въ его Божественной Комедіи". Филалетъ. -- "Кто познакомился нѣсколько ближе съ искусственностью въ мысляхъ и формѣ, въ которой сицилійскіе и итальянскіе поэты до Данте старались не только сравняться, но и превзойти провансальцевъ, -- тотъ согласится, какъ мѣтко противопоставляетъ Бонаджіюнта столь неудовлетворяющимъ стремленіямъ простой способъ выраженія чувства въ лирическихъ стихотвореніяхъ Данте". К. Витте. -- "Въ этомъ мѣстѣ своей поэмы Данте высказываетъ столько же вѣрно, сколько и прекрасно самое первое и общее основаніе эстетики, равно и признакъ истиннаго поэтическаго призванія. Здѣсь (стихъ 54) говорится не только о той любви, которою одушевляется поэтъ въ своихъ любовныхъ стихотвореніяхъ, но и о той общей, возвышенной любви и о томъ одушевленіи, изъ которыхъ вытекаетъ всякое созданіе искусства, ибо только въ этой любви и есть истина. Что поэты времени Данте искали и не находили себѣ славы на совершенно иномъ пути и что Данте обращеніемъ своимъ къ природѣ сталъ этимъ самымъ изобрѣтателемъ новаго стиля, -- это какъ нельзя лучше явствуетъ изъ этого мѣста". Штрекфуссъ.
   63. Души въ чистилищѣ не имѣютъ въ себѣ и тѣни зависти, потому Бонаджіюнта не только не высказываетъ никакого неудовольствія тому, кто превзошелъ его въ поэтическомъ искусствѣ, но даже признаетъ съ нѣкоторымъ наслажденіемъ превосходство своего побѣдителя.
   64. Подобное же сравненіе Ада V, 47; Рая XVIII, 73--75.
   68. Т. е. направо, какъ шли сначала; удивленные видомъ поэта (стихи 4--6), они нѣсколько замедлили свой шагъ.
   69. "По волѣ", т. е. отъ желанія претерпѣвать муку для своего очищенія. 73. "Святому стаду", т. е. толпѣ очищающихся.
   75. "Данте уже созналъ себя грѣшнымъ въ гордости и отчасти въ зависти (Чистилища XIII, 133--135); здѣсь онъ сознается въ сластолюбіи (чревоугодіи), почему Форезе ожидаетъ встрѣтиться съ нимъ снова въ этомъ кругу вслѣдствіе того образа жизни, о которомъ упомянуто въ предыдущей пѣсни" (ст. 115 и примѣч.). Скартаццини.
   78. "Брегъ", т. е. берегъ острова, на которомъ стоитъ гора Чистилища.
   79. "Градъ", т. е. Флоренція, гдѣ, какъ природный флорентинецъ, Данте надѣялся жить и умереть. Пороки города такъ велики, что преждевременную смерть поэтъ почелъ бы за особенную милость Божію.
   82--90. Всѣ комментаторы единогласно разумѣютъ здѣсь не кого иного, какъ извѣстнаго мессера Корсо Донати, главу Черныхъ и брата Форезе. Ни о комъ нельзя сказать съ большимъ правомъ, какъ о немъ, что онъ былъ первымъ виновникомъ несчастія для Флоренціи, ибо, сколько бы ни звучала въ такомъ приговорѣ ненависть партіи, во всякомъ случаѣ вполнѣ достовѣрно, что онъ былъ крайне безпокойнымъ гражданиномъ и главнымъ виновникомъ изгнанія партіи Бѣлыхъ. Виллани передаетъ разсказъ о трагической смерти Донати въ слѣдующихъ чертахъ, существенно различныхъ отъ соотвѣтствующаго мѣста у Данте. Вскорѣ по изгнаніи партіи Бѣлыхъ возникли новыя недоразумѣнія между членами побѣдившей партіи; эти недоразумѣнія достигли крайней степени вслѣдъ за отъѣздомъ изъ города кардинала Николая Ирато, пріѣзжавшаго во Флоренцію въ качествѣ миротворца. Мессеръ Донати и дворянскія фамиліи увидѣли себя исключенными отъ всѣхъ должностей партіей такъ называемыхъ разбогатѣвшихъ гражданъ, во главѣ которыхъ стояли Россо делла Тоза, Джери Спини, Пацино де Пацци и Бетто Брунелески. Донати быль поэтому вынужденъ примкнуть къ дворянской партіи, къ которой присоединились и семейства гражданъ Бордени и Медичи (впервые здѣсь встрѣчающееся имя), и при томъ, по мнѣнію однихъ, съ цѣлью возстановленія порядка въ городѣ, по мнѣнію же другихъ, -- для того, чтобы завладѣть властью надъ городомъ. Помимо того, образъ его мыслей, какъ гвельфа и Чернаго, сталъ подозрителенъ вслѣдствіе его связи съ предводителемъ гибеллиновь Угуччіоне делла Фаджіола, за котораго онъ выдалъ замужъ свою дочь. Флорентинскіе гвельфы рѣшились предупредить его истинныя и мнимыя замыслы. Главы этой партіи принесли на него жалобу подестѣ города Пьеро делла Бранка изъ Агобіо, который вызвалъ его въ судъ и, такъ какъ Домати не явился, объявилъ его бунтовщикомъ и измѣнникомъ передъ общиной. Мессеръ Корсо заперъ цѣпями цѣлую часть города Борго ди С.-Піетри Маджіоре и рѣшился защищатъся въ ней до послѣдней крайности противъ народа и каталонскихъ солдатъ короля неаполитанскаго. Можетъ быть, онъ надѣялся на поддержку своей партіи, a можетъ быть, -- на помощь со стороны Угуччіоне делла Фаджіола, какъ думаетъ Виллани. Это случилось 15-го сентября 1308 г. Въ городѣ поднялось возстаніе. Власти, солдаты, вооруженный народъ цѣлый день защищался онъ, тщетно надѣясь на прибытіе помощи. Подъ вечеръ народъ прорвалъ цѣпи и, когда врывался въ садъ, Корсо, жестоко страдавшій подагрой, успѣлъ уже ускакать одинъ вдоль Арно до виллы Ровенцано, гдѣ его нагнали каталонскіе всадники и повели плѣнникомъ въ городъ. Достигнувъ подъ ихъ стражей аббатства С.-Сальви (много посѣщаемаго путешественниками ради "Тайной вечери" Андреа дель Сарто), онъ попытался подкупить солдатъ; но такъ какъ они не соглашались ни на какія условія, то онъ умышленно свалился съ лошади, при чемъ одинъ изъ каталонцевъ проткнулъ его шею копьемъ. Ни Виллани, ни Дино Компаньи (сомнительный авторитетъ) не говорятъ ни слова о томъ, чтобы его волочила лошадь; напротивъ, они говорятъ, что онъ умеръ на рукахъ монаховъ въ вышеупомянутомъ монастырѣ. Впрочемъ, Бенвенуто да Имола старается примирить слова поэта съ историками, говоря, что Корсо запутался ногой въ стремени при паденіи и въ такомъ видѣ волочился лошадью, a затѣмъ его убили солдаты. Оба историка изображаютъ его красивымъ собой, храбрымъ, краснорѣчивымъ, весьма обходительнымъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ гордымъ, любившимъ, чтобы его называли "барономъ", такъ что народъ, встрѣчая его, кричалъ обыкновенно: "да здравствуетъ баронъ". Дино Компаньи въ Muratori Script, Rer. ItaL Voi. IX, p. 198; 521--52З: Виллани, lib. VIII, Cap. 46, по цитатамъ Филалета и Скартаццини.
   84. "Долина" -- valle d'abisso Dolorosa (Ада IV, 7--8; Рая XVII, 137), т. е. адъ.
   86. "Свирѣпый звѣрь", т. е. конь. По мнѣнію Бути, аллегорически тутъ разумѣется демонъ.
   88--90. Т. е. пророчество мое исполнится вскорѣ. Фореезе говоритъ эти слова весною 1300 г. (годъ замогильнаго странствованія Данте), Донати же погибъ въ 1308 г. -- Форезе не досказываетъ своей мысли или потому, что, какъ видно изъ слѣдующихъ стиховъ, долженъ торопиться, или потому, что ему самому страшно входить въ дальнѣйшія подробности касательно жестокой судьбы своего брата.
   94--96. Превосходное изображеніе битвы временъ Данте; такъ и видишь передъ собою наѣздниковъ при кавалерійской схваткѣ подъ Кампальдино, гдѣ участвовалъ самъ Данте. Филалетъ.
   99. "Два героя", въ подлинникѣ: maliscalchi, т. е. маршалы. Слово "маршалъ" обозначало сперва шталмейстера; во времена Данте оно получило значеніе важнаго придворнаго и военнаго сановника; при дворѣ такіе сановники играли роль церемонимейстеровъ, на войнѣ -- они первые схватывались съ непріятелемъ; потому маршалами -- героями Данте называетъ Виргилія и Стація, какъ знаменитыхъ поэтовъ и мудрецовъ въ ученомъ мірѣ.
   102. Т. е. какъ вначалѣ, слѣдя слухомъ за его рѣчами, и не понималъ вполнѣ ихъ значеніе. Ст. 101 есть подражаніе Виргилію, Aen. VI, 200:
  
   Quantum асіе possent oculi servare sequentem.
  
   103--105. Занятый разговоромъ съ Форезе и слѣдя потомъ за его бѣгомъ, Данте не могъ примѣтить этого дерева, къ которому теперь подошли поэты. Это то самое дерево, о которомъ говорится въ Чистилища XXII, 131 и XXIII, 68. Одно дерево при входѣ, другое при выходѣ изъ этого круга.
   106. По мнѣнію Ноттера, это не что иное, какъ видѣніе; ибо если бы это были дѣйствительно души, то онѣ, какъ алчущія плодовъ, не стали бы съ непослушаніемъ тянуться къ нимъ, но, какъ очищающіяся (Чистилища XXIII, 73), смиренно покорились бы волѣ Божьей.
   115. Какъ изъ перваго дерева, такъ и изъ этого слышатся голоса, призывающіе къ воздержанію. Оба голоса согласуются между собою, но послѣдній напоминаетъ запрещеніе, данное Богомъ прародителямъ: "А отъ древа познанія добра и зла не ѣшь отъ него". Бытія II, 17.
   116. Т. е. древо познанія добра и зла; оно помѣщено на вершинѣ горы Чистилища, въ земномъ раю."Здѣсь представленъ первый примѣръ невоздержанія. Первое дерево возвѣщало о воздержаніи Маріи (Чистилища XXII, 142), второе -- о невоздержаніи Евы. Какъ св. отцы любили противопоставлять Марію Евѣ, именно матерь плода жизни, матери, отъ которой возникъ плодъ смерти, т. е. грѣхъ, такъ противопоставляетъ ихъ здѣсь и Данте". Скартаццини.
   117. "Эти два дерева, долженствующія пріучить кающихся къ послушанно и воздержанію, представляютъ нѣкоторымъ образомъ развѣтвленія древа познанія добра и зла". К. Витте.
   118. Вѣроятно, это голосъ ангела, охраняющаго это дерево (сличи Чистилища XXII, 110 и примѣч.).
   119--120. Они идутъ, прижавшись другъ къ другу, такъ какъ дерево и окружающая карнизъ скала съуживаютъ дорогу.
   121--123. "Съ грудью нелюдской", въ подлинникѣ съ двойною грудью, coi doppi petti, т. e. наполовину человѣческой, наполовину лошадиной. Здѣсь разумѣются кентавры, дѣти Иксіона, царя лапитовъ, и Нефелы (Облака). Иксіонъ желалъ совокупиться съ Юноною; узнавъ объ этомъ, Зевсъ представилъ ему облако въ образѣ Юноны. Отъ этого облака родились чудовища, кентавры, полулюди, полукони. Приглашенные лапитами на бракъ Перитоя и Гипподаміи, кентавры перепились и хотѣли похитить невѣсту и другихъ женщинъ, но были убиты Тезеемъ, Перитоемь и Геркулесомъ (Овидія, Превращ. XII, 226--231) (См. Ада XII, 56 и прим.). Здѣсь они приводятся, какъ примѣръ наказаннаго невоздержанія.
   124--126. Кн. Суд. VII: Когда Гедеонъ шелъ на мадіамлянъ, Господь повелѣлъ ему взять съ собой на войну только тѣхъ, которые будутъ пить воду изъ источника Харода пригоршнями; тѣхъ же, которые станутъ на колѣни чтобы удобнѣе напиться, не брать съ собою. Только триста выдержали это испытаніе умѣренности.
   127. Именно, внутреннимъ краемъ, гдѣ скала обрамляетъ этотъ кругъ.
   129. "Посрамленъ" -- удареніе церковнославянское.
   130. До сихъ поръ поэты шли, тѣснясь другъ къ другу; выйдя теперь на дорогу, не загражденную деревомъ, они идутъ свободнѣе.
   132. О всемъ нами виданномъ и слышанномъ.
   134. Голосъ ангела воздержанія.
   137--138. Сравненіе, весьма часто встрѣчающееся въ Библіи (Іез. I, 7; Дан. X, 6; Откров. I, 15).
   140, "Свернуть" налѣво, гдѣ находится лѣстница, ведущая въ седьмой кругъ.
   143--144. Ослѣпленный свѣтомъ, Данте идетъ за поэтами, слѣдуя за ними по слуху, такъ ходятъ слѣпые.
   145--150. Новое, дивнопрекрасное изображеніе того момента, когда на челѣ его снова уничтожается буква Р. Для сличенія этого сравненія приводимъ подобное же изъ Tacco, Освобожд. Іерусал. III, 1:
  
   Ужъ вѣтерокъ проснулся, другъ Авроры;
   Она межъ тѣмъ вѣнокъ изъ райскихъ розъ
   Ужъ обвила, въ полетъ готовясь скорый,
   Вокругъ главы подъ золотомъ волосъ.
  
   150. Амброзія -- не только пища и напитокъ боговъ, но и благовонная масть, препятствующая разложенію мертваго тѣла.
   151. Говоритъ тотъ же ангелъ воздержанія,
   151--154. "Beati qui esuriunt justitiam": "Блаженны алчущіе и жаждущіе правды". Матѳ. V, 6; "но этому блаженству евангельскому Данте даетъ такой смыслъ: блаженны тѣ, кои соблюдаютъ должную мѣру въ пищѣ и питіи и воздерживаются отъ грѣха чревоугодія". Скартаццини. Филалетъ.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

  
   1--3. Опять астрономическое опредѣленіе времени дня. "Въ первомъ весеннемъ мѣсяцѣ солнце находится въ созвѣздіи Овна, a ночь, діаметрально противоположно солнцу, -- въ созвѣздіи Вѣсовъ. Знакъ Тельца слѣдуетъ тотчасъ за Овномъ, знакъ Скорпіона -- тотчасъ за Вѣсами. Слѣдовательно, если знакъ Тельца стоить на полуднѣ, то это означаетъ, что знакъ Овна, a съ нимъ и солнце, покинули уже часа 2 тому назадъ полуденный кругъ, такъ какъ каждое созвѣздіе въ продолженіе двухъ часовъ занимаетъ каждую двѣнадцатую долю неба. Отсюда видно, что теперь было 2 часа пополудни на Чистилищѣ и 2 часа утра, или пополуночи, въ антиподѣ, гдѣ на полуднѣ теперь стоитъ знакъ Скорпіона". Каннегиссеръ. -- "Если теперь 2 часа, то это значитъ, что поэты оставались въ шестомъ кругѣ, который они теперь готовы оставить, отъ 3-хъ до 4-хъ часовъ". Филалетъ. -- Какъ и вездѣ, поэтъ представляетъ здѣсь солнце и ночь какъ бы живыми существами, при чемъ солнце діаметрально противоположно ночи. Сличи Чистилища II, 1 и примѣчаніе; IV, 13 и примѣчаніе; IX, 7 и примѣчаніе.
   8. Три поэта идутъ одинъ за другимъ, впереди Виргилій, за нимъ Стацій и, наконецъ, Данте. Лѣстница слишкомъ узка для того, чтобы можно было идти всѣмъ троимъ рядомъ. "Узокъ путь, ведущій въ жизнь". Матѳ. VII, 14.
   10--21. Данте горитъ желаніемъ узнать причину, почему существа безтѣлесныя, не имѣющія надобности въ пгацѣ, подвергаются исхуданію, и, ободренный Виргиліемъ, выражаетъ свое недоумѣніе.
   10--12. Изъ уваженія къ Виргилію, Данте колеблется, спроситьяи его объ этомъ или нѣтъ. Это внутреннее колебаніе мастерски изображено поэтомъ въ сравненіи съ аистомъ.
   16. Несмотря на быстроту хода, Виргилій замѣчаетъ колебаніе ученика; онъ постоянно читаетъ всѣ мысли Данте, какъ заботливый отецъ.
   17--18. Т. е. выскажи свободно то, что у тебя уже на губахъ. -- Когда лукъ совершенно натянутъ, то желѣзный конецъ стрѣлы (копьецо, слова Данте), касается вершины лука. Сравненіе это заимствовано, очевидно, отъ простого лука, a не отъ арбалета или самострѣла, какъ полагаетъ К. Витте.
   22--30. Виргилій старается дать Данте нѣкоторую идею объ этомъ примѣрѣ, взятомъ изъ миѳологіи, и кромѣ того подобіемъ естественнымъ и математическимъ; затѣмъ онъ обращается къ Стацію и проситъ его разрѣшить недоумѣніе полнѣе и удовлетворить желаніе поэта.
   22--24. Мелеагръ -- сынъ калидонскаго царя Энея (Oeneus) и Алтеи, участникъ ловли калидонскаго вепря. Въ моментъ его рожденія богини судьбы (парки) положили въ огонь плаху и объявили, что жизнь его продлится, пока будетъ горѣть плаха. Алтея загасила огонь и тщательно укрыла плаху. По умерщвленіи вепря, двое дядей Мелеагра, братья Алтеи, Плексиппъ и Токсей, стали оспаривать у Аталанты, возлюбленной Мелеагра, нанесшей первую рану чудовищу, право на славу этого геройскаго подвига; Мелеагръ убилъ ихъ за это. Тогда Алтея рѣшилась отмстить сыну за смерть своихъ братьевъ, вытащила роковую плаху и зажгла ее. Мелеагръ, снѣдаемый внутреннимъ огнемъ, испустилъ послѣднее дыханіе въ моментъ, когда головня превратилась въ пепелъ (Овидія Превращ. кн. ІШ, ст. 431--524). -- Этимъ примѣромъ Виргилій (чистый разумъ) хочетъ показать, что человѣкъ можетъ исхудать и даже погибнуть не только отъ недостатка пищи, но и отъ совершенно иной причины; какъ сила невидимая и совершенно ему неизвѣстная уничтожила Мелеагра, такъ невидимая, таинственная сила производитъ худобу душъ, или безтѣлесной плоти сластолюбцевъ. Нѣкоторые находятъ это сравненіе не совсѣмъ удачнымъ, но Данте можетъ тѣмъ съ большимъ правомъ употребить это сравненіе для объясненія худобы душъ, изнуряемыхъ невидимой силой, что въ средніе вѣка было въ общемъ ходу суевѣрное мнѣніе о возможности уничтоженія жизни человѣка отъ медленнаго растапливанія на огнѣ очарованныхъ восковыхъ изображеній человѣка, котораго желаютъ погубить. Смотри знаменитую балладу англійскаго поэта Данте Россети, Sister Ellen.
   24. Т. e. тебѣ легко будетъ понять эту трудность.
   25--26. Т. е. "тѣло, въ особенности воздушное тѣло этихъ тѣней, есть какъ бы зеркало души; какъ зеркало вѣрно изображаетъ каждое движенье, въ немъ отражающееся, такъ точно и тѣло воздушное изображаетъ во внѣшности всѣ движенія и страданія души". Варки.
   29. Мнѣніе комментаторовъ различно относительно того, почему Виргилій обращается здѣсь къ Стацію, какъ и о символическомъ значеніи Стація вообще. Піетро Данте, которому слѣдуетъ большинство толкователей, говоритъ: "Virgilius, id est philosophia rationalis, committit hoc Statio poetae christiano, vel philosophiae morali, ut hoc decidat", -- Также думаютъ Ландино, Велутелло, Вентури, Ломбарди и др. -- По Филалету, Стацій означаетъ аллегорическую философію, озаренную христіанствомъ, каково, напримѣръ, ученіе Ѳомы Аквинскаго и его учениковъ. Скартаццини говоритъ: Виргилій есть символъ власти гражданской и императорской, которая, по системѣ Данте, должна направлять людей къ временному блаженству, secundum philosophica documenta. Но Виргилій -- язычникъ. Чтобы трактовать хорошо о сотвореніи и вдуновеніи раціональной души въ человѣческое тѣло, a равно и о состояніи ея по освобожденіи отъ тѣла" -- для этого необходимъ свѣтъ вѣры христіанства. Для Данте Стацій не только великій поэтъ и философъ, почти такой же, какъ и Виргилій, но и христіанинъ, посвященный въ тайны вѣры. Поэтому Стацій можетъ и сумѣетъ лучше Виргилія опредѣлить тезисъ, который языческая философія никогда не могла объяснить удовлетворительно. Такимъ образомъ, Стацій -- дополненіе Виргилія, онъ представляетъ собой философію, озаренную вѣрой, или философію христіанскую. Слѣдуетъ сверхъ того замѣтить, что Данте въ дальнѣйшемъ теченіи своего мистическаго странствованія не долженъ былъ оставаться покинутымъ временнымъ авторитетомъ, символомъ котораго служить Виргилій; но Виргилію дозволено сопровождать его лишь до земного рая, и тамъ его мѣсто заступаетъ Стацій, остающійся съ Данте и по исчезновеніи Виргилія: онъ продолжаетъ странствованіе вмѣстѣ съ Данте, не играя, впрочемъ роли вожатаго, a подчиняясь, подобно Данте, смиренной роли ученика, покорно выслушивая наставленія и повинуясь повелѣніямъ Матильды и Беатриче".
   30. Сомнѣніе есть рана разума, которая излѣчивается лишь тогда, когда умъ завладѣетъ истиной. "Vulnera ignorantiae", говоритъ Св. Григорій (Ev. Hom. XXVI, по цитатѣ Томмазео).
   31--33. Стацій извиняется передъ Виргиліемь въ томъ, что онъ, не смѣя отказать ему ни въ чемъ, рѣшается говорить въ его присутствіи, считая дерзкимъ всякое слово при томъ, чья мудрость и чье краснорѣчіе требуютъ, чтобы онъ одинъ говорилъ, a всѣ другіе его слушали. -- "Эта вѣжливость Стація относительно Виргилія напоминаетъ, въ аллегорическомъ смыслѣ, такое же отношеніе схоластиковъ къ Аристотелю и его ученикамъ, олицетвореніемъ которыхъ служитъ Виргилій". Филалетъ.
   32. "Судъ вѣчный". Въ однихъ спискахъ vendetta, въ другихъ velluta; послѣднее принято лучшими изданіями, между прочимъ К. Витте. Я употребилъ "судъ вѣчный", примиряющій эти два разнорѣчія; собственно, здѣсь разумѣется способъ, по которому распредѣлены божественныя наказанія.
   34--36. Стацій любовно обращается къ Данте, называя его, въ знакъ пріязни сыномъ, чтобы возбудить въ немъ все вниманіе, говоря, что, если онъ вникнетъ въ его слова, то его сомнѣнія разрѣшатся. "Сынъ мой! если ты примешь слова мои и сохранишь при себѣ заповѣди мои,.... то уразумѣешь страхъ Господень и найдешь познаніе о Богѣ". Притчи Солом. II, 1, 5.
   37--60. Стацій развиваетъ теоріи рожденія и образованія тѣла съ душою вегетативною и сенситивною. Тоже самое ученіе, но вкратцѣ, изложено Данте прозой въ его Convivio IV, 21. Оно же изложено отчасти у Ѳомы Аквинскаго въ его Sum. Theol. p. I, qu. CXIX: De propagatione hominis quantum ad corpus. -- Это мѣсто вызывало такой восторгъ со стороны Варки (Sezioni sul Dante, Firenze, 1845), что, по его мнѣнію, одного этого мѣста уже достаточно, чтобы признать Данте за врача, философа и теолога высшей степени. При этомъ онъ говоритъ: "Я не только сознаюсь, но объявляю клятвенно, что всякій разъ, когда я прочитывалъ его (и такихъ случаевъ и днемъ и ночью болѣе тысячи), мой восторгъ и изумленіе все болѣе и болѣе усиливались, ибо каждый разъ я, казалось, находилъ въ немъ новыя красоты и новыя поученія, a слѣдовательно, и новыя трудности".
   37. "Кровь лучшая" (въ подлинникѣ: perfetto -- совершенная). -- "Sanguis, qui digestione quadam est praeparatus ad conceptum est purior et perirefior alio sanguine". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, qu. XXXI, art. 5. -- "Не всосется" (въ подлинникѣ: non si beve Dall assetate vene, не всасывается жаждущими венами). "Данте слѣдуетъ здѣсь Аристотелю, который (De Gener. аnіmal. lib. I, с. 19) говорить: semen est superfluum alimenti; точно также полагаетъ и Ѳома Аквинскій (Sum. Theol. p. I, qu. XIX, art. 2)". Скартаццини. "Ученіе Ѳомы Аквинскаго о происхожденіи спермы, основанное на Аристотелѣ, совершенно согласно съ Данте въ этомъ мѣстѣ. Доказавъ предварительно, что воспринимаемая пища, какъ питающая и взращивающая, дѣйствительно превращается отчасти въ человѣческую плоть, онъ переходить затѣмъ къ рѣшенію вопроса о томъ, возникаетъ ли сперма отъ излишка питательныхъ веществъ, и отвѣчаетъ на него утвердительно, давая ему слѣдующее объясненіе. Въ природѣ человѣческой, согласно съ вышесказаннымъ, заключается сила сообщать свою форму инороднымъ веществамъ. Но это сообщеніе совершается постепенно. Принятое и переваренное вещество получаетъ прежде всего одну лишь общую силу образовывать изъ себя всѣ части тѣла; потомъ уже эта сила къ образованію отдѣльныхъ членовъ, такъ сказать, специфицируется. Это совершается въ то время, когда кровь переливается по жиламъ и образуетъ, такимъ образомъ, отдѣльныя части тѣла. Но часть крови -- полагаетъ Ѳома -- остается, не превращаясь въ существо членовъ, и потому-то она, какъ онъ выражается, составляетъ матерію для цѣлаго тѣла, и эта-то часть и есть сперма. Теперь становится весьма понятнымъ, почему Данте сравниваетъ эту часть съ пищей, которая снимается со стола и не съѣдается. При этомъ Ѳома рѣшительно отклоняетъ то мнѣніе, по которому сперма есть какъ бы экстрактъ уже спеціализированнаго для всѣхъ членовъ вещества крови, ибо, говоритъ онъ, она была бы ничѣмъ инымъ, какъ животнымъ въ маломъ видѣ, a человѣческое рожденіе было бы подобно распложенію многихъ низшихъ животныхъ чрезъ отрѣзываніе ихъ частей (Sum. Theol., p. I, qu. CXIX). Замѣчательно, что это, отвергаемое Ѳомою, мнѣніе очень близко подходитъ къ позднѣйшимъ воззрѣніямъ на этотъ предметъ; именно, паренхиматозная жидкость, которая, проникая по всему тѣлу чрезъ всѣ первичныя ткани, представляется настоящимъ жизненнымъ сокомъ, возвращается при безпрестанной переработкѣ опять-таки въ кровь, стало быть и въ сердце, въ которомъ она, однако, не остается, но выдѣляется изъ крови дѣйствительно, какъ экстрактъ всего тѣла, въ извѣстные органы, сберегаясь въ нихъ вплоть до своего изверженія и выхода". Филалетъ.
   40--41. "Силу, каждый членъ творящую", въ подлинникѣ: Virtuto informativa, т. e. силу, дающую сущность и природу каждому члену, или части человѣческаго тѣла.
   41--42. "Alimentum convertitur in viritatem humani corporis... Alimentum vere convertitur in viritatem humanae naturae, in quantum vere accipit speciem carnis et ossis, et hujusmodi partium". Ѳома Акв. Sum, Theol., p. I, qu. CXIX, art 1.
   43. Въ подлинникѣ: scende ov'e più bello Tacer che dire -- нисходитъ въ тѣ части, о которыхъ приличнѣе молчать, чѣмъ говорить, т. е. въ сѣменные сосуды сѣменныхъ желѣзъ.
   44. "Очищенная вновь", въ подлинникѣ: Ancor digesto, т. e. еще болѣе потенцированная, вслѣдствіе дальнѣйшаго кровеобращенія.
   45. "Сосудъ природный" (naturai vasello), т. e. матка (uterus). -- "Foemina ad conceptionem prolis materiam ministrat (quae est sanguis menstruus), ex qua naturaliter corpus prolis formatur". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, qu. XXXII art. 4. -- "Ad formationem corporis -- requirebatur motus localis quo sanguines -- ad ocum generationi congruum pervenirent". Ibid. qu. ХXXIII, art. 1. -- "Materia quam foemina subministrat ad generationem, est sanguis, non quicumque, sed lperductus ad quandam ampliorem digestionem per virtutem generativam matris" Аристотель. De Gener. animai. I. -- "По поздѣйшимъ изслѣдованіямъ, жидкій зародышъ въ микроскотіческихъ пузырькахъ япчниковъ, въ 1/12 линіи въ діаметрѣ, находится въ женскомъ организмѣ уже съ самаго ранняго дѣтства, съ утробной жизни. Потому эти зародыши, какъ и сперма, могутъ быть названы кровью въ томъ смыслѣ, что какъ они, такъ и сперма суть продукты паренхиматозной жидкости, съ тѣмъ только различіемъ, что женскій зародышъ есть жидкость, свернувшаяся въ видѣ зародышей лишь единожды внутри своихъ клѣточекъ; мужская же сперма есть безпрестанно возстановляющееся выдѣленіе паренхиматозной жидкости всего организма". Филалетъ. -- "Въ кровь чужую" (altrui sangue), т. e, въ кровь женскую.
   46--47. T. e. мужская кровь (сперма) съ женской (менструальной); первая играетъ активную, вторая -- пассивную роль. -- "Foemina materiam ministrat; ex parte maris fit principium activum in generatione", Аристотель, 1. с -- "In generatione distinguitur operatio agentis et patientis. Unde relinquitur quod tota virtus activa sit ex parte maris, passio autem ex parte foemiae". Ѳома Акв. Sum. Ttheol., p. III, qu. XXXII, art. 4.
   48. T. e. сердце, какъ органъ, въ которомъ, по мнѣнію Данте, кровь пріобрѣтаетъ свою силу или способность образовать каждый членъ тѣла.
   49. "Къ дѣлу", т. е. къ образованію зародыша.
   50. "Зародышевые пузырьки, какъ мы видѣли, сгущаются или кристаллизуются въ женскомъ организмѣ въ самой ранней эпохѣ жизни; но тѣмъ не менѣе и въ актѣ рожденія происходитъ новая кристаллизація, вслѣдствіе метаморфозы содержащейся внутри пузырька жидкости. Въ одномъ только ошибается поэтъ, именно въ томъ, что онъ оба акта -- и свертываніе и оживленіе -- принимаетъ, какъ акты отдѣльные и слѣдующіе одинъ за другимъ, тогда какъ они, въ сущности, одинъ и тотъ же актъ". Филалетъ. -- "Сгущаетъ", собственно, -- свертываетъ, congulando, выраженіе библейское: "Не Ты ли вылилъ меня, какъ молоко, и, какъ творогъ, сгустилъ меня". Іова X, 10. -- "Образовался въ плоть въ десятимѣсячное время, сгустившись въ крови отъ сѣмени мужа". Премудр. Солом. VII, 2.
   51. Въ подлинникѣ: e poi avvina Ciò che per sua materia fe' constare, т. e.: a потомъ оживляетъ (животворитъ) то, что сгустила, какъ матерію или матеріалъ, необходимый для своего дѣйствія. -- "Potentia generativa in foemina est imperfecta respectu potentiae generativae quae est in mare. Et ideo sicut in artibus ars inferior disponit materiam, ars autem superior inducit formam, ita etiam virtus generativa foeminae praeparat materiam, virtus autem activa maris format materiam praeparatam". Аристотель, Phys. II, 25.
   52--54. "Активная тутъ сила", т. е. сперма отца, -- "Quia generane est simile generato, necesse est quod naturali ter tam anima sensitiva, quam aliae hujusmodi formae producantur in esse ab aliquibus corporalibus agentibus transmutantibus materiam de potentia in actum per aliquam virtutem corpoream quae est in eis... Ex anima generantis derivatur quaedam virtus activa ad ipsum semen animalis, vei plantae... In animalibus perfectis, quae generantur ex coitu, virtus activa est in semine maris; materia autem faetus est illud, quod ministratur a foemina: in qua quidem materia statim a principio est anima vegetabilis, non quidem secundum actura secundum, sed secundum actum primum, sicut anima sensitiva est in dormientibus; cum autem incipit attrahere alimentum, tunc jam actu operatur. Hujusmodi igitur materia transmutatur a virtute quae est in semine maris, quousque perducatur in actum animae sensitivae... Postquam autem per virtutem principii activi quod erat in semine, producta est anima sensitiva in generato quantum ad aliquam partem principalem, tunc jam illa anima sensitiva prolis incipit operari ad complementum proprii corporis per modum nutritionis et augmenti". Ѳома Акв. 1. с, p. I, qu. CXVIII art. 1. -- "O тройственной жизни, тройственной душѣ человѣка, какъ выражается школа, было уже упомянуто выше (чистилища IV, 5 и примѣч. къ 1--12). Пробужденный къ жизни зародышъ имѣетъ вначалѣ въ утробѣ матери жизнь растительную. Онъ питается, растетъ, но безъ ощущенія и безъ способности къ самопроизвольному движенію. Но эта еще только вегетативная жизнь утробнаго младенца въ низшей степени его развитія отличается отъ настоящаго растенія тѣмъ, что послѣднее не восходитъ уже ни на какую высшую ступень (стихъ 54), тогда какъ въ первомъ жизнь эта есть только переходная ступень. мало-по-малу этотъ зародышъ переходитъ черезъ состояніе зоофита (стихъ 56, морского гриба) въ настоящее животное, получаетъ способность двигаться и чувствовать -- сенситивная жизнь. Человѣческій образъ развивается и созрѣваетъ для воспріятія разумной души. Эту раціональную душу младенецъ получаетъ не прежде, какъ когда уже достигнетъ извѣстной степени развитія (стихъ 69), получаетъ еще въ матерней утробѣ чрезъ непосредственный актъ творчества Божьяго, и при томъ каждый младенецъ получаетъ свою разумную душу, индивидуальную, отъ всѣхъ другихъ отличную (Рая XXXII, 64) ". К. Витте. -- "Цѣль этого изложенія Данте опровергнуть ученіе о расчлененіи души на простую множественность силъ (тройственность души, напр. Чистилища къ IV, 1--12 и примѣч.) и доказать единство души, ея постепенное, нераздѣлимое въ единствѣ развитіе съ ея божественнымъ происхожденіемъ и вѣчнымъ, субстанціальнымъ духовнымъ содержаніемъ. Это достигается чрезъ сліяніе Traducianismus съ Creationismus; a именно, человѣкъ имѣетъ вначалѣ, конечно, вегетативную жизнь (стихъ 53). Но, тогда какъ растеніе на этомъ и останавливается, жизнь въ человѣческомъ зародышѣ развивается далѣе до способности къ движенію и ощущенію (стихъ 54--55) (сенситивная или животная жизнь. Переходъ отъ одной жизни къ другой -- (стихъ 61) совершается чрезъ промежуточное состояніе зоофита (стихъ 56, морского гриба)". Флейдереръ, продолженіе сходно съ предшествующей цитатой.
   54. Въ подлинникѣ: Che quest' è in via, e quella è già a riva, т. e. эта еще въ пути, a та уже у берега, т. е. съ тѣмъ различіемъ, что душа растенія уже у берега, т. е. достигла окончательнаго развитія, душа же человѣческаго зародыша еще развивается, и жизнь растительная составляетъ для нея лишь переходное состояніе къ состоянію души раціональной. По Ѳомѣ Аквинскому, человѣческая душа проходитъ послѣдовательно три степени жизни: вегетативную, сенситивную и интеллектуальную: "Anima praeexistit in embryone, a principio quidem nutritiva, postmodum autem sensitiva, et tandem intellectiva. Dicunt ergo quidam, quod supra animam vegetabilem, quae primo inerat, supervenit alia anima, quae est sensitiva, supra illam autem alia, quae est intellectiva" Et sic sunt in homine tres animae, quarum una est in potentia ad aliam, quod supra improbatum est (Сличи Чистилища IV, 1--12 примѣч.). Et ideo alii dicunt, quod illa eadem anima, quae prima fuit vegetativa tantum, postmodum per actionem virtщtis quae est in semine, perducitur ad hoc ut ipsa eadem fiat sensitiva, et tandem ad hoc ut ipsa eadem fiat intellectiva, non quidem per virtutem activam seminis, sed per virtutem superioris agentis, scilicet, Dei deforis illu strantis. Sed hoc stare non potest....... Et ideo dicendum est quod cum generatio unius semper sit corruptio alterius, necesse est dicere, quod tam in homine, quam in animalibus aliis, quando perfectior forma advenit, fit corruptio priorie; ita tamen quod sequens forma habet corruptiones pervenitur ad ultimam formam substantialem tam in homine quam in aliis animalibus. Et hoc ad sensum apparet in animalibus ex putrefactione generatis. Sic igitur dicendum est, quod anima intellectiva creatur a Deo in fine generationis humanae, quae simul est et sensitiva et nutritiva, corruptis formis praeexistentibus". 1. с, p. I, СXVIII, art. 2.
   55--57. Въ этой терцинѣ заключается изображеніе сенситивной (животной) жизни. "Гораздо труднѣе понять возникновеніе сенситивной души. Ѳома Акв. предлагаетъ себѣ поэтому вопросъ, возникаетъ ли сенситивная душа непосредственнымъ творческимъ актомъ, или, какъ продуктъ сѣмени, черезъ рожденіе? -- и рѣшаетъ его въ пользу послѣдняго, ибо, говоритъ онъ, однѣ только чистыя формы, не возникающія ни изъ какой матеріи, были созданы непосредственно. Сенситивная же душа не есть такая чистая форма, напротивъ, она есть только случайность соединенной съ тѣломъ души, a потому и можетъ воспроизвестись только при помощи такого сложнаго существа. Главное возраженіе на это состояло въ томъ, что все же невозможно признать сенситивную душу продуктомъ какой-нибудь болѣе низкой силы, принадлежащей къ вегетативнымъ силамъ. Ѳома Акв. отстраняетъ это возраженіе слѣдующимъ соображеніемъ: чѣмъ выше сила, тѣмъ далѣе распространяется ея дѣйствіе; потому безжизненныя вещи непосредственно сами собою могутъ воспроизвести только себѣ подобное, какъ, напримѣръ, огонь воспроизводитъ самъ собою лишь огонь; одушевленныя вещи, будучи выше по своей природѣ, производятъ изъ веществъ какъ непосредственно, такъ и посредственно нѣчто себѣ подобное, именно: непосредственно -- процессомъ питанія, посредственно -- процессомъ рожденія. Въ послѣднемъ именно процессѣ сперма есть какъ бы орудіе, которому сенситивная душа сообщаетъ свою активную силу, при помощи которой оживленные зародыши преобразовываются вслѣдствіе развитія въ сенситивныя души. -- Отсюда ясно, какъ разумѣетъ Данте въ этомъ мѣстѣ своей поэмы возникновеніе вегетативной и сенситивной души въ зародышѣ. Вегетативная жизнь въ зародышѣ отличается отъ настоящей растительной души -- жизни -- тѣмъ, что послѣдняя уже достигла своей цѣли, своего развитія; принципъ же вегетативный въ зародышѣ еще ожидаетъ дальнѣйшаго развитія. Но и животная душа, отличающаяся отъ души растеніи чувствительностью и произвольнымъ движеніемъ, находится вначалѣ лишь на низшей ступени морской губки, или полипа, и развивается сначала лишь постепенно, смотря потому, какъ развиваются органы высшей животной жизни. Но тутъ Данте, повидимому, уклоняется нѣсколько отъ Ѳомы Акв. въ томъ, что онъ допускаетъ активную силу въ самой спермѣ дѣлаться душою, тогда какъ послѣдній рѣшительно это отвергаетъ (Sum. Theol., p. I, qu. CXVIII, art. l). -- До сихъ поръ мнѣніе Данте, a еще болѣе мнѣніе Ѳомы Акв., повидимому, совершенно соотвѣтствуетъ воззрѣнію позднѣйшихъ физіологовъ, которые также принимаютъ постепенное развитіе растительной и животной жизни въ зародышѣ, но такимъ образомъ, что въ низшихъ ступеняхъ уже заключаются въ зачаткѣ и высшія ступени". Филалетъ.
   55. Чувствительность и произвольное движеніе -- отличительные признаки жизни животной отъ растительной. "Чувства", т. е. чувствительность; "движенья", -- конечно, произвольныя.
   56. "Силамъ", подъ которыми разумѣются собственно извѣстныя пять чувствъ.
   56--59. См. выше, прим. къ ст. 37.
   61--78. Стацій объясняетъ, какъ изъ животнаго, которымъ былъ зародышъ, онъ становится человѣкомъ, надѣленнымъ разумною душою. Здѣсь Данте налагаетъ проблему происхожденія человѣческой души. Христіанскіе философы и святые отцы церкви пытались троякимъ образомъ рѣшить эту проблему. Одни, слѣдуя теоріи Платона, учили, что всѣ души были созданы Богомъ къ началѣ міра и заключены въ тѣла въ наказаніе за грѣхи, совершенные ими въ предшествующія времена. Такъ училъ между прочимъ Оригенъ и его послѣдователи (Epiph. haer. 64, 4: Τὴν Ψυχὴν γἀρ τὴν ἀνϑρωπεἱαν λέγει προϋπαρχειν). Другіе старались рѣшить проблему чрезъ "traducianismus", и учили въ томъ смыслѣ, что человѣческая душа рождается вмѣстѣ съ тѣломъ. Таково ученіе Тертулліана (De anima, e. 19). -- Но большинство отвергало эти гипотезы и проповѣдывало такъ называемый "creationismus", т. е., что каждая душа создается непосредственно Богомъ. Таково ученіе Лактанція (De opfficio Dei с. 19), блаж. Августина и всѣхъ схоластиковъ. Ансельмъ Кентерберійскій говоритъ: "Никакой человѣческій умъ не можетъ себѣ представить, чтобы человѣкъ mox ab ipsa conceptione rationalem animam habeat (De conceptu virginali, c. 7). Гуго ди С.-Витторіе (De sacram P. VII, lib. I, c. 30): Fides catholica magis credendum elegit animas quotidie corporibus vivificandis sociandas de nihilo fieri, quam secundum corporis naturam et carnis humanae proprietatem de traduce propagari. Петръ Ломбардскій (Sent. lib. II, dist. 17, a): De aliis (o душѣ потомковъ Адамовыхъ) certissime sentiendum est, quod in corpore creentur. Creando enim infundit eas Deus, et infundendo creat. Ѳома Аквинскій (Sum. Theol., p. I, du. CXVIII, art. 3): Animae non sunt creatae ante corpora: sed simul creantur, cum corporibus infunduntur. И въ другомъ мѣстѣ (Ibid. art. 2): Haereticum est dicere, quod anima intellectiva traducatur cum semine. Аквинатъ, какъ мы видѣли, отличаетъ animam iniellectivam ab anima sensitiva (какъ предшественники его отличали Ψυχή отъ πνεῦμα, ὀ νοῦς); первая сотворяется Богомъ, вторая передается путемъ рожденія. Данте слѣдуетъ здѣсь строго Аквинату. Онъ учитъ, что anima intellectiva исходитъ непосредственно отъ Бога, который, какъ скоро образованіе мозга достигло въ зародышѣ извѣстнаго предѣла, обращаетъ полный любви взоръ къ великому созданію природы и вдыхаетъ въ него мощный духъ, который принимаетъ въ себя все активное, встрѣчаемое въ зародышѣ, и такимъ образомъ создается единая душа съ тремя актами растительности, животности и интеллигенціи". Скартаццини.
   61--66. Въ этихъ двухъ терцинахъ намекается на Аверроэса, великаго комментатора Аристотеля (Ада IV, 144). Въ своемъ комментаріи De anima, lib. Ш, Аверроэсъ училъ въ томъ смыслѣ, что существуетъ два интеллектуальныхъ принципа: одинъ пассивный, другой активный. Интеллектъ активный безличенъ, вѣченъ, отдѣленъ отъ индивидуумовъ, которые по временамъ воспринимаютъ его. Интеллектъ пассивный преходящъ и не можетъ существовать безъ активнаго. Интеллектъ активный соединенъ, слѣдовательно, съ индивидуумомъ лишь форменно, но отдѣленъ отъ него по сущности и есть одинъ и тотъ же для всѣхъ людей. По поводу этого ученія Оцанамъ говоритъ: "Or, étant détruite la diversité l'intellect possible, qui est seul immortel, il s'en suit qu'après la mort il ne reste rien des âmes humaines que l'unité de l'intellect, et ainsi on supplime les peines et les récompenses. Сличи Ренана, Averroёs et l'Averroisme, Paris 1861 pag. 122. -- Ѳома Аквинскій опровергалъ это ученіе, основываясь на слѣдующихъ аргументахъ: 1) интеллектъ соединенъ съ тѣломъ, какъ форма съ матеріей; невозможно, чтобы существовала одна форма для различныхъ матерій, ибо всякое дѣйствіе предполагаетъ свою собственную потенцію, ей пропорціональную; слѣдовательно, невозможно допустить одинъ единый интеллектъ для всѣхъ людей; 2) каждый двигатель нуждается въ своемъ собственномъ инструментѣ. Инструменть флейтиста отличается отъ инструмента архитектора. Интеллектъ же есть двигатель тѣла. Итакъ, какъ архитекторъ не можетъ полъзоваться инструментомъ, какимъ пользуется флейтистъ, такъ невозможно, чтобы интеллектъ одного человѣка былъ бы интеллектомъ другого человѣка; 3) возможный интеллектъ, по Аристотелю, тотъ, помощью котораго человѣкъ мыслитъ, получаетъ зачатіе идей. Итакъ, если человѣкъ мыслить не иначе, какъ при помощи интеллекта возможнаго, то каждый долженъ мыслить только то, что мыслится каждымъ человѣкомъ отъ самаго уже начала, a это очевидно ложно. Ѳома Акв. Sum. contra Gent. lib. II, c. 73; Sum. Theol., p. I, qu. LXXVI, art. 2". Скартаццини. -- Замѣчательно, что ученіе Аверроэса имѣетъ разительное сходство съ воззрѣніями нѣкоторыхъ позднѣйшихъ философовъ. -- "Великій комментаторъ Аристотеля Аверроэсъ выводитъ заключенія, совершенно отличныя отъ христіанскихъ схоластиковъ, которымъ слѣдоваль Данте. Аверроэсъ принимаетъ одинъ общій человѣческій духъ (универсальный интеллектъ), который, однако же, какъ господствующій лишь надъ матеріальнымъ подлуннымъ міромъ, находится глубоко ннже приводящаго въ движеніе всю вселенную, непосредственно отъ Бога исходящаго, высочайшаго интеллекта. Этотъ духъ человѣческій, одинъ и тотъ же для всѣхъ индивидовъ и для всѣхъ временъ, входитъ, по мнѣнію Аверроэса, въ связь съ призваннымъ къ жизни младенцемъ на срокъ его жизни; человѣкъ мыслитъ лишь при его помощи. Но связь вегетативной и животной жизни съ этимъ интеллектомъ весьма слабая; въ человѣкѣ нѣтъ такого органа, съ которымъ интеллектъ былъ бы неразрывно связанъ. Со смертью тѣла эта слабая связь совершенно уничтожается. Поэтому не существуетъ личнаго безсмертія. Этото ученіе и послужило преимущественно къ тому, что Аверроэсъ былъ признанъ еретикомъ и подробно опровергаемъ Альбертомъ Великимъ и Ѳомою Аквинскимъ". К. Витте. Сличи у Филалета.
   65--66. "Разумность возможная" (possibile intelletto). Подъ этимъ терминомъ Данте разумѣетъ, подобно всѣмъ вообще схоластикамъ, всемірную интеллигенцію, сообщающуюся съ душою, не дѣлаясь при этомъ частью ея и не будучи пріуроченной къ какому-нибудь особенному органу тѣла. -- "Quandoque enim ponunt quatuor intellectus, scilicet intellectum agentem, possibilem, et in habitu, et adeptum: quorum quatuor intellectus agens et possibilis sunt diversae potentiae, sicut et in omnibus est alia potentia activa et alia passiva; alia vero tria distinguuntur secundum tres status intellectus possibilis; qui quandoque est in potentia tantum, et sic dicitur possibilis; quandoque autem in actu primo, qui est scientia, et sic dicitur intellectus in habitu; quandoque autem in actu secundo, qui est considerare, et sic dicitur intellectus in actu, sive intellectus adeptus". еома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. LXXIX, art. 10.
   70--72. "Первый Двигатель" -- Богъ, -- "та Любовь, что движетъ солнца и всѣ хоры звѣздны", Рая ХXXIII, 14. -- Выраженіе Motor primo заимствовано изъ Ѳомы Аквинскаго, Sum. Theol., p. I, qu. CV, art. 2.
   71. "Торжество природы", въ подлинникѣ: si volge lieto Sopra tanta arte di natura -- радостно обращается къ такому искусству природы. "Natura est quoddam instrumentum Dei moventis". Ibid. p. 2. qu. VI, art. 1.
   72. "Духъ новый", -- новую душу разумную. Говоря "новый", Данте, можетъ быть, хочетъ сказать: вновь созданный, желая тѣмъ самымъ исключить ученіе Платона о "предсуществованіи" человѣческой души.
   72--73. Т. е. "только что созданная, интеллектуальная душа привлекаетъ къ себѣ и отождествляетъ съ собственной своей субстанціей душу вегетативную и сенситивную и создаетъ изъ себя и изъ нихъ душу единую съ тремя потенціями -- вегетативной, сенситивной и интеллектуальной". Скартаццини, -- "Такимъ образомъ человѣкъ имѣетъ въ себѣ не три, болѣе или менѣе слабо между собою соединенныя души, но одну душу человѣческую, разумную, въ самой себѣ вращающуюся, т. е. мыслящую". К. Витте. Сличи Чистилища IV, 5. -- "Интеллектуальная душа, по ученію схоластиковъ, есть esse subsistens, чистая форма. Такое существо не можетъ возникнуть вслѣдствіе рожденія, но единственно лишь путемъ непосредственнаго созданія. Но въ такомъ случаѣ, какъ можетъ быть душа формою тѣла? какъ спасти единство души? Ибо эти три души, о которыхъ часто говоритъ Ѳома Акв., обозначаютъ не три различныя субстанціи, но лишь три главныя категоріи душевныхъ силъ -- это достаточно ясно видно изъ многихъ мѣстъ, и высказывается также весьма опредѣленно Данте въ Чистилища IV, 5. Нѣкоторые объясняютъ дѣло такъ, что та же самая душа, которая была вначалѣ вегетативною, становится, вслѣдствіе присущей мужескому сѣмени силы, душою сенситивною, a потомъ, отъ присоединенія силы божественнаго воздѣйствія, душою интеллектуальною. Это мнѣніе, повидимому, близко подходитъ къ мнѣнію Данте, который уже сказалъ въ своемъ Convivio, что три вышеупомянутыя главныя категоріи душевныхъ силъ находятся въ такомъ другъ къ другу отношеніи, что всегда одна изъ нихъ служитъ основаніемъ для другой, что сила вегетативная есть основа для сенситивной, сенситивная -- для интеллектуальной. Ѳома Акв., однако, еще не доволенъ этимъ; онъ именно говоритъ, что невозможно, чтобы какая-либо субстанціальная форма отъ присоединенія другой, новой, становилась чѣмъ-то большимъ или меньшимъ, но что, напротивъ, она станетъ черезъ то совершенно новымъ видомъ. Итакъ, слѣдуетъ принять, что всякая такая перемѣна должна разумѣть предыдущую форму, и что возникаетъ новая форма, равномѣрно собою объемлющая и новую и старую (Sum. Theol., p. I. qu. СХІІІІ, art. 11)". Филалетъ.
   75. "Себя въ себѣ вращаетъ", въ подлинникѣ: e sé in sé rigira, т. e. отражаясь сама въ себѣ, получаетъ сознаніе о своемъ собственномъ существованіи. "Сознаніе, получаемое душою о своемъ собственномъ существованіи, рождается отъ ея отраженія въ самой себѣ, вслѣдствіе чего она, какъ кругъ, себя въ себѣ вращаетъ". D. С. edize dell' Ancora. Сличи Боеція. Phil. Cons. Iib. III. Poes. IX, 15 и далѣе.
  
   Quae (anima) cum secta duos motum glomeravit in orbes,
   In semet reditura meat mentemqne profandam
   Circuit et simili convertit imagine coelum.
  
   76--78. Какъ солнечный жаръ, соединяясь съ сокомъ винограда, превращаетъ его въ вино, такъ новый духъ, созданный Богомъ и одушевленный душою сенситивною, превращается въ интеллектуальную душу. О виноградѣ говоритъ Цицеронъ (De Senect. XV, 53): "Quae et succo terrae et calore solis augescens, primo est peracerba gustatu, deinde maturata dulcescit". -- "Здѣсь, говоритъ Антонелли, философъ-поэтъ разсматриваетъ солнце съ точки зрѣнія ботаника, насколько именно оно имѣетъ громадное влияніе на жизнь растеній, на развитіе цвѣтовъ, созрѣваніе фруктовъ, и высказываетъ это удивительно поэтично, потому что говорить совершенно вѣрно".
   79--108. Стацій излагаетъ, какимъ образомъ существуютъ души послѣ смерти тѣла, и рѣшаетъ вопросъ о томъ, какъ могутъ подвергаться худобѣ воздушныя тѣла.
   79. Лахезисъ, одна изъ трехъ паркъ, прядущихъ нить жизни. Смыслъ: когда наступаетъ смерть человѣка.
   81. "Въ зародышѣ", въ подлинникѣ: in virtute; virtualiter -- учено-схоластическое выраженіе, противоположное выраженію: formaliter и actualiter. "Душа удерживаетъ по смерти не только духовное, но и тѣлесное; но послѣднее остается безсильнымъ и недѣятельнымъ". Каннегиссеръ. "Земной" вмѣсто человѣческій и "небесный", для риѳмы, вмѣсто божескій. Человѣческія потенціи -- тѣлесныя или сенситивныя; божескія потенціи -- духовныя или интеллектуальныя. "Божественныя, т. е. тѣ силы, которыя суть только случайности души; они остаются при ней дѣйствительно по отдѣленіи отъ тѣла; человѣческія, т. е. силы, составляющія случайности тѣла, соединеннаго съ душой и которыя остаются при ней лишь въ зародышѣ". Филалетъ.
   82. Т. е. способности, отличныя отъ интеллектуальныхъ, по причинѣ разрушенія со смертію ихъ органовъ, гаснутъ (въ подлинникѣ: нѣмѣютъ, mute), т. е. становятся недѣятельными.
   83. Три духовныя потенціи. "Haec igitur tria, memoria, intelligentia voluntas, quoniam non sunt tres vitae, sed una vita, non tres mentes, sed una mene consequenter utique nec tres substantiae sunt sed una substantia. Блаж. Августин. De Trinit. lib. X, с. 11. -- Omnes potentiae animae comparantur ad animam soram sicut ad principium. Sed quaedam potentiae comparantur ad animam solam sicut ad subjectum, ut intellectus et voluntas; et hujusmodi potentiae necesse est, quod maneant in anima, corpore destructo. Quaedam vero potentiae sunt in conjuncto sicut in subjecto, sicut omnes potentiae sensitivae partis et nutritivae. Destructo autem subjecto, non potest accidens remanere. Unde corrupto coiyuncto, non manent hujusmodi potentiae actu, sed virtute tantum manent in anima sicut in principio vel radice. еома Акв., Sum. Theol., p. I, qu. LXXVII, art 8. "Въ дѣйствительности душа удерживаетъ лишь разумъ, волю и интеллективную память, но удерживаетъ ихъ въ усиленномъ состояніи, ибо, теперь можно говорить лишь объ одномъ интеллектѣ, который теперь познаетъ себя и все, что подъ нимъ и съ нимъ, своею собственною сущностью, a не черезъ образы. Напротивъ, низшія и пребывающія въ зародышѣ силы какъ бы нѣмѣютъ, или остаются въ скрытомъ состояніи". Филалетъ.
   85--87. Т. е. или на берегъ Ахерона (ада), или на берегъ Тибра (чистилища). "По мнѣнію Данте, душа, выходя изъ тѣла, инстинктивно, сама себя неволя, устремляется или къ Ахерону или къ Тибру, не зная, куда она направляется, осуждена ли она, или спасена. И только когда достигнетъ этихъ мѣстъ, она узнаетъ впервые о своей вѣчной участи. Но тутъ поэтъ противорѣчитъ самъ себѣ, ибо за душой Гвидо да Монтефельтро (Ада XXVII, 113 и примѣч.) къ его смертному одру является демонъ, a только что вышедшую изъ тѣла душу Буонконте (Чистилища V, 104 и примѣч.) принимаетъ ангелъ; слѣдовательно, обѣ эти души знали о своей участи прежде, чѣмъ упали на одинъ изъ этихъ береговъ". Скартаццини.
   88. Т. е. душа облекается воздушнымъ тѣломъ, лишь только придетъ на одинъ изъ этихъ береговъ, и, такъ сказать, очерчивается занятымъ ею пространствомъ. Хотя, по мнѣнію Ѳомы Аквинскаго, отдѣлившіяся отъ тѣла души не могутъ быть прикованы, по своей сущности, какъ чистые духи, ни къ какому мѣсту; но такъ какъ высшимъ формамъ соотвѣтствуютъ извѣстныя высшія тѣлесныя субстанціи, то, говоритъ онъ, и нѣкоторыя мѣста соотвѣтствуютъ духамъ, по ихъ достоинству, болѣе чѣмъ другія, и, такимъ образомъ, назначаются имъ извѣстныя мѣста per congruentiam quandam, въ которыхъ они какъ бы находятся, точно такъ, какъ мы говоримъ о Богѣ, что Онъ находится на небѣ, такъ какъ это мѣсто всего болѣе приличествуетъ его достоинству. "Quamvis substantiae spirituales secundum esse suum a corpore non dependeant, corporalia tamen a Deo mediantibus spiritualibus gubernantur. Ed ideo est quaedam convenientia spiritualium substantiarum ad corporales substantias per congruentiam quandam, ut scilicet dignioribus substantiis digniora corpora adaptentur... Quamvis autem animabus post mortem non assignentur aliqua corpora, quorum sint formae, vel determinati motores, determinantur tamen eis quaedam corporalia quibus sint quasi in loco eo modo quo incorporalia esse possunt in loco... Incorporalia non sunt in loco modo aliquo nobis noto, et consueto, secundum quod dicimus corpora proprie in loco esse; sunt tamen in loco modo substantiis spiritualibus convenienti, qui nobis piene manifestus esse non potest". Sum. Theol., p. III, Suppl., qu. LXIX, art. 1.
   89--90. T. e. изливая въ видѣ лучей свою силу (въ подлинникѣ: la virtû formativa) въ окружающій воздухъ, душа образуетъ тѣло, совершенно сходное по формѣ и величинѣ съ тѣмъ, которое она оживляла собою въ мірѣ, подобно тому, какъ въ живомъ тѣлѣ заключалось стремленіе къ образованію своей формы, безпрестанно преобразующейся изъ поступающихъ въ него питательныхъ веществъ.
   91--93. Въ этомъ сравненіи заключается теорія происхожденія радуги, вполнѣ объясненная лишь со временъ Декарта и Ньютона. Антонелли.
   94--95. "Духовно, въ подлинникѣ: virtualmente (техническій терминъ), т. е. "не потому, чтобы сама душа имѣла эту форму и отпечатлѣвала ее въ воздухѣ, но потому, что въ ней есть сила такъ дѣйствовать на окружающій воздухъ, что въ немъ отражается этотъ образъ". Каннегиссеръ.
   96. Прибывъ въ адъ или чистилище, душа отпечатлѣваетъ въ окружающемъ воздухѣ свой образъ, облекаясь какъ бы покрываломъ или легкою воздушною оболочкою. Мысль не новая. Слѣдуя ученію Платона, отцы церкви, Климентъ Александрійскій, Оригенъ и другіе, учили, что душа по смерти можетъ имѣть сходство съ тѣломъ и со всѣми членами его, ибо являющаяся во снѣ душа ходитъ, сидитъ, движется, чего она не могла бы дѣлать, если бы не походила на тѣло. Блаж. Августинъ, повидимому, сомнѣвается въ этомъ (De Civ. Dei lib. XXI, с. 10), a Ѳома Аквинскій отрицаетъ это и говоритъ прямо: Anima separata a corpore non habet aliquod corpus. Sum. Theol., p. III, Suppl. qu. LXIX, art. 1. Какъ кажется, Аквинатъ считалъ это мнѣніе почти еретическимъ. Но тѣмъ не менѣе Данте прибѣгаетъ къ этому ученію, такъ какъ безъ него онъ никоимъ образомъ не могъ бы сдѣлать для насъ нагляднымъ состояніе души по смерти. Скартаццини. Филалетъ.
   97--98. "Самое простое и весьма наглядное сравненіе души, за которою повсюду слѣдуетъ ея воздушная оболочка". Вентури.
   101. "Какъ тѣнь только кажется и остается неосязаемою, такъ и душа въ этомъ тѣлѣ есть нѣчто воздушное и неосязаемое". Бути.
   103--104. "Hinc metuunt cupiuntque, dolent gaudentque". Виргилій, Aen., lib. IV, 733. Смыслъ тотъ: "Въ силу этого воздушнаго тѣла мы говоримъ, смѣемся, плачемъ и вздыхаемъ, такъ какъ тѣнь наша принимаетъ такое выраженіе, какое ей придаютъ наши желанія и другія радостныя или печальныя побужденія". Скартаццини.
   108. Т. е. на твой вопросъ (стихъ 20), почему тѣни подвергаются худобѣ, -- "Смерть не есть распаденіе въ ничто, когда парка спрядетъ весь ленъ, т. е. перерѣжетъ нить жизни; напротивъ, душа освобождается при смерти отъ тѣла, унося съ собою въ зародышѣ соединеніе божескаго и человѣческаго (стихи 79--81). Въ то время, какъ низшія силы тѣла нѣмѣютъ и угасаютъ теперь безъ органа тѣла, -- собственно ей (душѣ) свойственныя аттрибуты, именно разсудокъ, воля и память, выступаютъ тѣмъ сильнѣе на первый планъ, такъ какъ безъ посредства тѣла могутъ дѣйствовать гораздо совершеннѣе (стихи 82--84). (Сличи Посл. Пав. I Кор. 13, 12). Когда затѣмъ душа опадетъ, согласно приговору суда Божьяго (стихъ 31), на одинъ изъ береговъ, Ахерона или Тибра, и оттуда перенесется опять въ одно изъ опредѣленныхъ для нея мѣстъ ада или чистилища, то она занимаетъ, излучая изъ себя свою собственную творческую силу, окружающій воздухъ, для того чтобы отпечатлѣть на немъ свой собственный образъ, подобно тому, какъ она нѣкогда придавала его веществамъ тѣла на землѣ (стихи 85--96). Это и есть тѣло тѣни, которое стало быть и образуетъ подвижную форму отшедшаго изъ міра духа и представляетъ органъ вновь присоединяющихся къ нему свойствъ души, высшихъ и низшихъ. Потому ему дано каждое чувство, какъ зрѣніе и слухъ, и возможность выражать желаніе, воспоминаніе, радость и скорбь, сообразно и соразмѣрно волнующимъ его душевнымъ силамъ (стихи 97--108). Этимъ положеніемъ Данте отвѣчаетъ въ концѣ всего изложенія на сдѣланный въ стихѣ 20 вопросъ. Впрочемъ, читатель уже знаетъ изъ другихъ мѣстъ, что это кажущееся тѣло не болѣе, какъ переходное и временное, и что въ день Страшнаго Суда всѣмъ душамъ возвратится ихъ земное тѣло въ просвѣтленномъ навѣки или потемненномъ видѣ". Флейдереръ.
   109. Т. е. въ седьмой кругъ чистилища, гдѣ, какъ сейчасъ увидимъ, очищается грѣхъ сладострастія.
   112--114. Въ этомъ кругу очищаются души сладострастныхъ въ пламени, исходящемъ отъ скалистой стѣны и занимающемъ большую часть дороги, окружающей гору. У внѣшняго края пути остается для путниковъ весьма узкая тропинка, свободная отъ огня вслѣдствіе того, что дующій снизу вѣтеръ постоянно отгоняетъ пламя вверхъ и внутрь къ утесистой стѣнѣ. Пламя служитъ естественнымъ выраженіемъ плотской похоти и ея мученія. Въ пламени, какъ это особенно ясно видно изъ Чистилища XXVII, 33--42, должно разумѣть истинную божественную любовь къ высочайшему благу (Чистилища XVII, 97 и примѣч.), которая, пробуждаясь въ первый разъ въ душахъ, преданныхъ ложной любви, мучить ихъ до тѣхъ поръ, пока онѣ совершенно не освободятся отъ послѣдней. Дующій снизу вверхъ вѣтеръ или буря служитъ, можетъ быть, символомъ именно этой ложной любви, нечистой похоти. Вѣтеръ дуетъ отъ внѣшняго края окружающей дороги, этотъ край, какъ намекается въ Чистилища XX, 9, обозначаетъ противоположность божественной скалы, сторону наиболѣе удаленную отъ Бога. Согласно этому объясненію, Данте страшится, чтобы вѣтеръ -- ложное стремленіе похоти -- не снесъ его съ узкой тропы въ бездну; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ еще страшится и жара божественной любви. Здѣсь пламя представляется очищающимъ, сплоченнымъ, совершеннымъ, a не въ видѣ дождя, отъ котораго бѣгутъ въ аду души (Ада XIV, 28 и примѣч.); здѣсь же, напротивъ, они съ радостью его выносятъ. Ноттеръ. Копишъ.
   118--120. "Намекъ на бдительность, которая необходима для защиты себя отъ обольщенія сладострастіемъ". Филалетъ. -- "Здѣсь нельзя блуждать глазами по всѣмъ направленіямъ, но должно съ одной стороны взирать на огонь, а съ другой -- на пропасть. Недаромъ сказалъ Проперцій: Oculi sunt in amore duces". Скартаццини.
   121--139. Очищающіяся въ огнѣ души читаютъ молитву, приводя примѣры цѣломудрія.
   121. "Summae Deus clementiae" -- начальный стихъ гимна, поющагося во время заутрени. Breiar. Roman., Campoi. 1872. I, pag. 849:
  
   Summae parens clementiae,
   Mundi regis qui machinam,
   Unius et substantiae,
   Trinusque personis Deus.
   Nostros pius cum canticis
   Fletus benigne suscipe,
   Ut corde puro sordium
   Te perfruamur largius.
   Lambos, jecurque morbidum
   Flammis adure congruis,
   Accineti ut artus excubent
   Luxu remoto pessimo.
   Quicnmque ut horas noctium
   Nunc concinendo rumpimus
   Ditemur omnes affatim
   Donis beatae patriae
   Praesta, Pater piissime,
   Patrique compar Unice,
   Cum Spiritu Paraclito
   Reguas per omne saeculum. Amen.
  
   Пѣснь эта какъ нельзя лучше идетъ къ состоянію очищающихся здѣсь.
   125. Т. е. узкой тропинкой между пламенемъ, исходившимъ отъ утесистой стѣны этого карниза и внѣшнимъ его краемъ, граничившимъ съ пропастью.
   127. "Virum non cognosco" -- Я мужа не знаю -- слова Пречистой Дѣвы Маріи Архангелу Гавріилу во время Благовѣщенія, Ев. Луки I, 34. -- Замѣчательно, что Данте всегда противопоставляетъ семи смертнымъ грѣхамъ Дѣву Марію, какъ типъ противоположныхъ этимъ грѣхамъ добродѣтелей. Гордымъ она выставляется, какъ образецъ смиренія (Чистилища X, 44); завистливымъ -- какъ образецъ благоволенія (XIII, 29); гнѣвнымъ -- какъ образецъ кротости (XV, 89 и примѣч.); недѣятельнымъ -- какъ образецъ заботливости (XVIII, 100 и примѣч.); скупымъ -- какъ образецъ нищеты и щедрости (XX, 19 и примѣч.); чревоугодникамъ -- какъ образецъ воздержанія (XXII, 142 и примѣч.); и наконецъ, здѣсь, въ кругу сладострастныхъ, -- какъ образецъ цѣломудрія. Итакъ, образъ Маріи наставляетъ души вначалѣ, сопутствуетъ имъ и доводитъ ихъ до конца очистительнаго пути къ небу. Впрочемъ, этотъ типъ Богоматери не придуманъ Данте, онъ заимствованъ цѣликомъ изъ Св. Бонавентуры (Speculum Beatae Virginis): Ipsa est Maria, quae et omni vitio caruit, et omni virtute claruit. Ipsa, inquam, est Maria, quae a septem vitiis capitalibus fuit immunissima. Maria enim contra superbiam fuit profundissima per hutnilitatem, con tra invidiam affectuosissima per charitatem, contra iram mansuetissima per lenitatem, contra accidiam indefessissima per sedulitatem. Maria contra avaritiam tenuissima per paupertatem; Maria contra gulam temperatissima per sobrietatem: Maria contra luxuriam castissima per virginitatem fuit Haec omnia ex illis scripturis intelligere possumus, in quibus nomen Mariae expressum invenimus. Вотъ что говоритъ между прочимъ этотъ doctor seraphicus o первомъ и послѣднемъ смертномъ грѣхѣ, что имѣетъ прямое отношеніе къ Данте: Maria profundissima fuit per humilitatem; ipsa enim est Maria, de qua dicitur in Luca: Ecce ancilla Domini. -- Maria castissima fuit per virginitatem; ipsa enim est Maria, de qua dicitur: Dixit autem Maria ad Angelum: Virum non cognosco. Скартаццини.
   127--129. T. e. лишь кончили пѣть "Summae Deus clementiae", какъ раздался возгласъ: "Virum non cognosco", и затѣмъ души опять запѣли потихоньку первый гимнъ.
   130--132. Примѣръ цѣломудрія изъ миѳологіи. Діана, богиня цѣломудрія, изгоняетъ изъ своего сообщества обольщенную Юпитеромъ нимфу Каллисто, превращенную Юноной въ медвѣдицу. Юпитеръ помѣстилъ ее на небѣ въ видѣ созвѣздія Большой Медвѣдицы послѣ того, какъ сынъ этой нимфы Аркасъ умертвилъ ее стрѣлою (Овидія Превращ. 1 пѣснь, ст. 453--465).
   138--139. "Такимъ лѣченіемъ", т. е. пѣніемъ гимна и возгласами среди пылающаго огня. "Раны" -- намекъ на семь Р, начертанныхъ на челѣ Данте ангеломъ при вратахъ чистилища.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ.

  
   3. Виргилій повторяетъ наставленіе, данное своему ученику въ предшествующей пѣснѣ, стихъ 118 и слѣдующіе.
   4--6. Время клонится къ вечеру, теперь около 5 час. пополудни; слѣдовательно, поэты употребили около трехъ часовъ на восхожденіе по лѣстницѣ между шестымъ и седьмымъ карнизомъ. Такъ какъ заходящее солнце свѣтитъ имъ справа, то значить, что теперь они идутъ прямо на югъ и стало быть они прошли въ третьемъ, четвертомъ и пятомъ карнизахъ четвертую часть окружности горы, такъ какъ при восхожденіи изъ второго карниза они направились прямо на западъ (чистилища XV, 8).
   6. "Изъ голубого бѣлымъ сталъ". "Естественный цвѣтъ безоблачнаго неба голубой; отъ лучей солнца цвѣтъ этотъ становится ослѣпительно бѣлымъ". Ландино и др.
   7--8. Тѣни, ходящія въ огнѣ, подобно тѣмъ, которыя встрѣчались въ другихъ кругахъ, узнаютъ въ Данте живого человѣка по падающей отъ него не на землю тѣни, a на огонь, который становится при этомъ болѣе темнымъ, вѣрнѣе -- болѣе пламеннымъ, краснымъ -- явленіе, мѣтко подмѣченное поэтомъ въ природѣ". Освѣщенное солнцемъ пламя представляется блѣднымъ, тогда какъ въ темнотѣ оно яркое, и притомъ, чѣмъ темнѣе, тѣмъ оно становится болѣе яркимъ. Явленіе это не только свѣтовое, какъ результатъ ослабленія силы свѣта, но вмѣстѣ съ тѣмъ оно есть слѣдствіе дѣйствительно уменьшенной интенсивности процесса горѣнія при солнечномъ свѣтѣ. Макъ-Киверъ (Annals of philosophy. New Ser. Voi. X. 344) открылъ, что восковыя свѣчи совершенно равнаго вѣса, зажженныя въ одно и то же время, на солнечномъ свѣтѣ сгораютъ медленнѣе, чѣмъ въ темнотѣ, a всего быстрѣе -- въ совершенной темнотѣ: этимъ несомнѣнно доказывается уменьшеніе интенсивности горѣнія при свѣтѣ и въ особенности при солнечномъ". Филалетъ.
   13--15. Т. е. насколько онѣ могли приблизиться съ тѣмъ, чтобы не выходить изъ очищающаго ихъ пламени. Муки въ чистилищѣ, какъ не разъ было говорено, не только не страшны, но даже переносятся душами съ наслажденіемъ и любовію. Сличи Чистилища XI, 13 и слѣдующіе; XII, 1--2; XIV, 124--125; XVI, 142; XVIII, 115, XIX, 139; XXI, 66; XXIV, 91; XXIII, 72 и 86.
   16--17. "Двухъ", т. е. Виргилія и Стація. Въ этомъ кругу уже нѣтъ мѣста для лѣности, потому что по мѣрѣ восхожденія Данте на гору и по мѣрѣ того, какъ съ чела его исчезаютъ знаки Р, онъ становится все легче и легче; здѣсь же, въ послѣднемъ кругу, онъ дѣлается особенно легкимъ на ходу. Слѣдовательно, заключаютъ души, онъ отстаетъ отъ своихъ товарищей не по лѣности или усталости, но единственно по долгу уваженія къ нимъ.
   18. Въ подлинникѣ: in sete ed in foco ardo, т. e. я горю отъ жажды и огня. Смыслъ: я горю въ огнѣ, въ которомъ очищаюсь, и отъ жажды желанія узнать, кто ты такой.
   25. "Одинъ изъ нихъ", т. е. Гвидо Гвиничелли, какъ увидимъ ниже (стихъ 92).
   28. Очищающіеся здѣсь сладострастные раздѣлены на два строя, идущіе въ противоположномъ другъ другу направленіи, подобно душамъ въ аду (XVIII, 26--27) идущимъ тоже двумя строями.
   32. Піетро ди Данте объясняетъ значеніе этихъ поцѣлуевъ такъ: "Dicendo quomodo in conjunctionem osculantur se, ut denotet osculum peccatum in eis fuisse in libidine". Это одно изъ многочисленныхъ объясненій комментаторами символическаго значенія этого поцѣлуя. Подробнѣе см. Скартаццини.
   34--36. Одно изъ удивительныхъ сравненій, доказывающихъ замѣчательную способность подмѣчать малѣйшія подробности нравовъ и жизни животныхъ: "Vera poi nella similitudine ogni circonstanza: la fretta, l'incontrarsi muso a muso, la brevitа dell'atto, e il continuar senza sosta". Вентури, Simlitudini, p. 275.
   40--42. Города въ Палестинѣ, сожженные огнемъ небеснымъ за противоестественные пороки ихъ жителей. О Пазифаѣ см. примѣчаніе Ада XII, 12. Два сонма тѣней выставляютъ другъ другу на видъ, какъ поношеніе, эти примѣры позорнаго невоздержанія (стихъ 47 и 79).
   44. "Къ пескамъ", именно Ливитскимъ, въ жаркій климатъ, Рифейскія горы (τά ῾Ριπαῖα ὂρη), горы, помѣщавшіяся древними греками гдѣ-то далеко на сѣверѣ, вѣчно покрытыя снѣгомъ, можетъ быть Уральскія горы.
   48. "Ту же пѣснь" -- Summae Deus clementiae (Чистилища XXV, 121).
   52. Т. e. я, видѣвшій уже два раза ихъ сильное желаніе узнать обо мнѣ (стихи 12 и 16).
   52--57. Т. е. я еще не умеръ ни въ молодыхъ годахъ, ни въ старости. "Тамъ", т. е. на землѣ. "Судьбой моей отмѣченъ", т. е. нахожусь подъ особымъ покровительствомъ неба.
   58. "Стихъ этотъ имѣетъ величайшую важность для яснаго уразумѣнія основной идеи Божественной Комедіи. По засвидѣтельствованію самого поэта, цѣль его странствованія въ странахъ вѣчности заключается въ томъ, чтобы излѣчиться отъ своихъ заблужденій. Цѣль же его странствованія и цѣль его поэмы одна и та же. И такъ, цѣль поэмы не только политическая, ни чисто поэтическая, но глубоко нравственная и религіозная". Скартаццини.
   59. По мнѣнію однихъ, Беатриче; по мнѣнію другихъ -- Дѣва Марія.
   62--63. Т. е. въ высочайшемъ кругѣ неба -- эмпиреѣ, имѣющемъ наибольшую быстроту движенія.
   64. Разумѣется: вписать въ страницы моей поэмы, чтобы передать потомству.
   74. Т. е. Гвидо Гвиничелли.
   76--78. Юлій Цезарь въ юности въ своихъ сношеніяхъ съ царемъ виѳинскимъ Никомедомъ такъ опозорилъ свою славу, что получилъ въ насмѣшку названіе царицы; вслѣдствіе этого во время тріумфальнаго шествія Цезаря въ Римъ послѣ завоеванія Галліи (Светоній, Vit. Jul. Caes. e. 49) солдаты его между другими пѣснями пѣли слѣдующее:
  
   Gallias Caesar sulegit, Nicomedes Caesarem:
   Ecce Caesar nunc triumphat, qui subegit Gallias:
   Nicomedes non triumphat, qui subegit Caesarem.
  
   Отсюда слѣдуетъ заключить, что въ этомъ сонмѣ очищаются души преданныхъ противоестественному пороку.
   81. Т. е. ихъ самообвиненіе усиливаетъ жаръ огня, служащаго къ ихъ очищенію.
   82--84. "Грѣхъ -- гермафродитъ", peccato fu ermafrodito. Гермафродитъ -- сынъ Меркурія (Гермеса) и Венеры (Афродиты): nomen quoque traxit ab illis; съ чертами отца онъ соединялъ грацію и красоту матери. Онъ слился въ одно тѣло съ нимфой Салмакидой. Эта терцина подала поводъ къ толкованіямъ, особенно со стороны старинныхъ комментаторовъ. Сдѣлавъ оцѣнку большей части этихъ мнѣній, Скартаццини приходитъ къ слѣдующему выводу: di Poeta parla qui di semplici lussuriosi, e le sue parole bisogna intenderle: Que' che non vengon con noi peccarono maschio con maschio; noi peccammo maschio con femina; ma perché non ci tenemmo entro i limiti della ragione e dell' ordine, perchè seguimmo l'appetito come fanno le bestie, perciò gridiamo a nostra vergogna il nome di Pasifae". Въ подтвержденіе этого мнѣнія, Скартаццини приводить слова Аквината касательно этого грѣха, тѣмъ болѣе здѣсь важныя, что Данте постоянно слѣдуетъ Аквинату. "Peccatimi luxuriae consistit in hoc quod aliquis non secundum rectam rationem delectatione venerea utitur. Quod quidem contingit duppliciter: uno modo secundum materiam in qua hujusmodi delectationem quaerit; alio modo secundum quod materia debita existente, non observantur aliae debitae oonditiones". Sum. Theol., p. II, 2-ae, qu. CLIV, art. 1. Въ томъ же параграфѣ Ѳома Акв. различаетъ шесть видовъ сладострастія: fornicatio simplex, adulterami, incestus, stuprum, raptus и vitium contra naturam. Послѣдній грѣхъ той толпы, которая кричитъ, уходя: "Содомъ и Гоморра!" Другая толпа согрѣшила въ одномъ изъ остальныхъ пяти видовъ грѣха. Что же касается до грѣха скотоложства, то, очевидно, Данте и не упоминаетъ о немъ, основываясь на словахъ Аквината. "Bestialitas a Sanctis ponitur extra numerum peccatorum, quasi gravius eis; tamen si ad aliquod de septem capitalibus reduci debeat, poterit ad superbiam reduci, secundum definitionem Augustini". Ibid., art. 11. Что же касается басни о Пазифаѣ, то, очевидно, Данте смотрѣлъ на нее, какъ на аллегорію, точно такъ, какъ смотрѣлъ на нее Сервій (ad Virg. Aen., lib. VI, v. 24), т. e. какъ на символъ неумѣреннаго, возводящаго на степень животнаго, стремленія человѣка къ удовлетворенію плотской своей страсти.
   83. "Законовъ человѣческихъ". См. предыдущее примѣчаніе. "Usus venereorum potest esse absque peccato, si fiat debito modo et ordine, secundum quod est conveniens ad finem generationis humanae". Ѳома Акв., p. II, 2-ae,qu. CLII, art. 2. -- Каннегиссеръ очень вѣрно объясняетъ этотъ стихъ: "Menschliches Gesetz, entgegengesetzt dem natürlichen".
   84. "По-скотски". -- "Человѣкъ, который въ чести и неразуменъ, подобенъ животнымъ, которыя погибаютъ". Псаломъ XLVIII, 21.
   90. "Нѣтъ времени" или потому, что наступаетъ вечеръ, или, что вѣрнѣе, потому, что число этихъ грѣшниковъ такъ велико, что мнѣ недостало бы времени всѣхъ ихъ перечислить -- обстоятельство, которое опять говоритъ въ пользу вышеприведеннаго (примѣчаніе къ стиху 82) объясненія очищающагося здѣсь грѣха. Бенвенуто Рамбалди.
   92. Гвидо Гвиничелли изъ Болоньи, одинъ изъ лучшихъ раннихъ итальянскихъ поэтовъ, предшественникъ Данте, который отзывается о немъ съ большой похвалой, называя его nobile (Convivio, tr. IV, с. 20), и massimo (Vulg. eloq. lib. I, с. 15). Онъ процвѣталъ около 1250 г. (ум. 1276), былъ ярый гибеллинъ, a по профессіи юристъ (Сличи примѣчаніе къ Чистилища XI, 98). -- Кардуччи говоритъ о немъ (Studi letterari, p. 35): "Nella canzone del Guinicelli la fredda affettazione dei seculi cede luogo all' imaginoso sentimento lirico, la dovizia misera del ritmo provenzale all'ondeggiamento armonioso e solenne della stanza italica, le forme convenute agi' intelletti della scienza". -- Особенно прославилась его канцона, начинающаяся словами: "Al cor gentil ripara sempre Amore".
   94--96. Смыслъ -- радость моя при видѣ Гвиничелли была такъ же велика, какъ радость Тоанта и Эвнея при видѣ найденной ими матери Изифиллы въ ту минуту, когда ей угрожала смерть за то, что она не сберегла отъ змѣи сына немейскаго царя Ликурга (Сличи Чистилища XXII, 109--114 примѣч.). Данте имѣетъ здѣсь въ виду стихи Стація, Theb., lib. V, v. 721 и слѣдующіе:
  
   Per tela manusque
   Irruerant, matremque аvidis complexibus ambo
   Diripiunt flentes, alternaque pectora mutant.
  
   96 "Сравнюсь ли съ ними днесь?", ибо я не могъ бросbться къ нему въ объятія, какъ сдѣлали дѣти Изифиллs, такъ какъ этому препятствовало пламя, въ которомъ находился Гвиничелли. Замѣчательно, что то же самое дѣлаетъ Данте при встрѣчѣ съ своимъ учителемъ Бруйетто Латини (Ада XV, 43 и слѣд.), и съ тремя флорентинцами (Ада XVI, 46 и слѣд.) въ седьмомъ кругу ада.
   98. "Данте, вѣроятно, потому называетъ Гвиничелли своимъ отцомъ въ искусствѣ стихотворства, что онъ (Гвиничелли), какъ кажется, былъ чуть ли не первымъ изъ тѣхъ поэтовъ, которые воспѣвали не только любовь, но и философскіе предметы подъ видомъ любви, какъ впослѣдствіи это дѣлалъ самъ Данте. По крайней мѣрѣ, приведенная у Кресчимбени канцона ("Al cor gentil ripara sempre Amore") написана именно въ этомъ родѣ; она даже имѣетъ до того разительное сходство съ послѣднею, комментируемою въ Convivio, канцоною Данте ("Le dolci rime d'Amor ch'io solia"), что нѣкоторые, напр. Фавсто да Лангіано, пришли къ убѣжденію, что Convivio написалъ не Данте, a Гвиничелли". Филалетъ. -- Знаменитый стихъ Данте:"Amor, che al cor gentil ratto s'apprende" (Ада V, 100), заимствованъ у Гвиничелли, который еще до Данте пѣлъ: "Foco d'Amore in gentil cor s'apprende".
   112. "Вашихъ" -- изъ чувства уваженія, Данте обращается къ Гвнничелли, какъ и къ учителю своему Брунетто Латини въ аду, a также къ предку своему Каччья Гвиди въ раю на "вы", "ваши".
   115--120. Упоминаемые здѣсь два провансальскихъ поэта, безъ сомнѣнія, Арнольдъ Даніель изъ Перигора и Герольдъ де Борнейль изъ Лиможа, которыхъ Данте очень часто цитируетъ въ своей de Vulgari Eloquentia. Изъ числа трехъ предметовъ, которые онъ считаетъ преимущественно передъ другими достойными быть воспѣваемыми народнымъ языкомъ, именно оружіе, любовь и прямодушіе, первое, говоритъ онъ, воспѣвалъ Бертрамъ де Борнъ, вторую -- Арнольдъ и третье -- Герольдъ. Арнольдъ изъ Перигора жилъ въ концѣ XII вѣка (ум. 1189), занимался въ началѣ науками, затѣмъ бросилъ это поприще, чтобы воспѣвать въ стихахъ одну прекрасную даму. Позднѣе онъ пѣлъ въ честь многихъ другихъ дамъ, почему Данте, можетъ быть, и помѣстилъ его въ этотъ кругъ, такъ какъ его любовныя похожденія едва ли всегда были чисто платоническими. Отличительная черта его стихотвореній -- необыкновенная искусственность въ построеніи словъ, образовъ и особенно риѳмъ. "Секстина", повидимому, его изобрѣтеніе. По мнѣнію нѣкоторыхъ, онъ былъ также авторомъ романа Lancelot du lac. Напротивъ, Герольдъ (Лиможецъ) чуждался брака и любви; зиму онъ посвящалъ наукамъ, лѣтомъ -- обходилъ дворы отъ двумя музыкантами, какъ трубадуръ, но не бралъ ничего въ свою пользу, раздавая бѣднымъ все, что ни получалъ въ награду за пѣніе. Въ свое время онъ пользовался великой славой и былъ названъ главою трубадуровъ (ум. 1278). Почему Данте ставитъ Арнольда выше "Лиможца" -- вопросъ этотъ теперь трудно рѣшить при нашемъ маломъ знакомствѣ съ сочиненіями обоихъ этихъ поэтовъ. Сисмонди, въ своей Littérature du Midi, не особенно хвалитъ Арнольда, какъ поэта, также Ренуаръ, величайшій знатокъ провансальской литературы, ставитъ ему въ упрекъ темноту и изысканность. Напротивъ, въ свое время онъ былъ весьма прославляемъ и Петрарка сказалъ о немъ:
  
   Fra tutti il primo Arnoldo Daniello,
   Gran maestro d'amor; eh' alla sua terra
   Ancor fa onor col suo dir nuovo e bello.
   (Trionfo d'Amore IV, 40--42).
  
   Отзывы o Герольдѣ также не очень высоки. Монахъ Монтанда говоритъ, что стихи его жидки, плаксивы и напоминаютъ крики утки, которая трещитъ на солнцѣ (Кресчимбени, выпускъ II, 1710, стр. 22--22, 106--107). Филалетъ, К. Витте, Скартаццини.
   116--117. Т. е. писалъ стихи на провансальскомъ языкѣ лучше, чѣмъ на родномъ итальянскомъ. "Языкъ, мать родной намъ рѣчи": del parlor materno. "Forse intese Dante che la lingua provenzale d'allora e l'italiana fossего una". Біаджіоли.
   118. Въ подлинникѣ: Versi d'amore e prose di romanzi. Слово "проза" здѣсь надобно понимать такъ, какъ оно понималось Данте. По опредѣленію Glossariumdel Du Fresne: "Prosa, latinis scriptoribus, oratio pedestris, recta, quae versificatae opponitur"; также и Данте poeti противопоставляетъ prosaici dicitori (Vit. Nuov. § 25); Бланкъ (Vocab. Dant. p. 404) говоритъ: "les troubadours appelaient prose leurs compositions qui n'étaient pas divisées en stances, mais écrites en tirades monorimes et qui consistaient en recits épiques". Діецъ (Poesie der Troubadours, стр. 208) полагаетъ, что Данте разумѣетъ подъ именемъ прозы низкій поэтическій стиль, a подъ словомъ "versi" -- высокій стиль, стихотворный. Для рѣшенія этого вопроса необходимо было бы знать, какъ написаны два романа Арнольда Даніеля -- стихами или прозой. Торквато Tacco (Discorso sopra il parere di Francesco Patricio, Voi III, p. 167) замѣчаетъ, что романы на языкахъ провансальскомъ или кастильянскомъ всегда писались не въ стихахъ, но въ прозѣ. Но изъ трехъ дошедшихъ до насъ провансальскихъ романовъ -- "Girart de Roussillion", "Jaufre" и "Philomena" -- два первыхъ написаны въ стихахъ, a послѣдній -- въ прозѣ.
   121. "Anche gli altri dicono cosi, è la perpetua scusa degli stolti". Бенвенуто Рамбалди. -- Pluresenim magnum saepe nomen falsis vulgi opinionibus abstulerunt. Боецій Cons. phil., lib III, pr. 6.
   124. Гвиттонъ изъ Ареццо. Сличи Чистилища XI, 98 примѣчаніе.
   124. Слово "аббатъ" имѣло въ древнемъ языкѣ весьма высокое значеніе и означало отецъ или вождь; такъ Гуго Капетъ титуловался аббатомъ Парижа.
   130--132. Очищающіеся въ чистилищѣ болѣе уже не грѣшатъ (Чистилища XI, 22--24 примѣчаніе), потому прочти за насъ молитву Господню лишь до словъ: "не введи насъ во искушеніе, но избави насъ отъ лукаваго", такъ какъ такое прошеніе для насъ уже излишне.
   133--131. "Такъ какъ эти спутники идутъ въ одномъ направленіи съ Данте и его спутниками, то Гвидо долженъ былъ уступить свое мѣсто Арнольду, шедшему тотчасъ передъ нимъ; такъ что Гвидо сталъ вторымъ въ ряду душъ". Филалетъ.
   140--148. Эти терцины въ подлинникѣ написаны на провансальскомъ языкѣ. Филалетъ перевелъ ихъ стариннымъ нѣмецкимъ языкомъ Нибелунговъ (и тѣмъ же размѣромъ), Бланкъ -- просто древненѣмецкимъ языкомъ. Я хотя и перевелъ эти терцины на русскій языкъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ оставилъ и провансальскій подлинникъ, соединивъ его, какъ и у Данте, посредствомъ риѳмъ съ цѣпью предшествовавшихъ терцинъ. Надобно замѣтить, что эти провансальскія терцины очень испорчены въ спискахъ, такъ что существуетъ около 8 различныхъ редакцій этихъ стиховъ.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.

  
   1--4. "Данте опредѣляетъ здѣсь время дня на четырехъ различныхъ точкахъ земного шара: въ Іерусалимѣ (гдѣ Богочеловѣкъ пролилъ кровь Свою) былъ часъ восхожденія солнца; на рѣкѣ Гангѣ -- полдень (нона есть церковный терминъ, обозначающій полдень: отсюда англійское слово noon); на горѣ Чистилища -- вечеръ; на рѣкѣ Эбро (въ Испаніи) -- полночь, ибо знакъ Вѣсовъ, въ которомъ теперь находится солнце, стоитъ діаметрально противоположно знаку Овна. Отсюда видно, что Данте, какъ уже было сказано въ примѣчаніяхъ Чистилища II, 1--3, представлялъ себѣ Гангъ и Испанію (Эбро), отстоящими отъ Іерусалима къ востоку и западу равно на 90". Сличи Рая IX, 86. Теперь вообще около шести часовъ вечера 29-го марта, или 9-го, или 12-го апрѣля 1300 года; поэты провели въ этомъ кругѣ около часа". Филалетъ. -- "Солнце теперь восходитъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ Христосъ искупилъ міръ Своею кровію, и въ тотъ самый мигъ, когда странники должны вступить въ огнь пламенной любви, которымъ Онъ креститъ, по слову евангелиста Луки III, 10: "Онъ будетъ крестить васъ Духомъ Святымъ и огнемъ". Копишъ.
   6. "Господень Ангелъ". Въ другихъ кругахъ одинъ, здѣсь два ангела, одинъ по ту, другой по эту сторону пламени. Первый ангелъ -- ангелъ цѣломудрія, второй, повидимому, -- стражъ врать въ земномъ раю. -- "In principio noctis quando ut plurimum committitur et incalescit vitium et crimen luxuriosi ignis, fingit se mitti et duci ab Angelo, id est ab judicio conscientiae, et a Virgilio, id est ab judicio rationis, eodem tempore in fllammam et incendium conscientiae et reprehensionis talis vitii". Пьетро ди Данте.
   7. "Съ края" (in su la riva), т. e. въ концѣ дороги, по которой идутъ другъ за другомъ поэты.
   8. "Beati mundo corde", блаженни чистіи сердцемъ, яко тіи Бога узрятъ". Матѳ. V, 8. Безъ совершенной чистоты невозможно приблизиться къ Богу. "Quemadmodum lumen hoc videri non potest nisi oculis mundis, ita nec Deus videtur, nisi sit mundum cor quo videri potest". Блаж. Августинъ. De Serm. Dom. -- Итакъ, стихъ этого евангельскаго блаженства приведенъ здѣсь весьма умѣстно при выходѣ изъ послѣдняго круга и вмѣстѣ съ тѣмъ при выходѣ изъ всего чистилища.
   9. Сличи Чистилища XIX, 45.
   11. Смыслъ, -- послѣднее Р (peccatum) уничтожастся не иначе, какъ огнемъ Божественнаго правосудія.
   14--15. Намекъ на жестокую казнь, которой въ средніе вѣка подвергались убійцы, зарывавшіеся живыми, головою внизъ, въ ямѣ, что называлось propagginare (Ада XIX, 49--51 примѣчаніе).
   17. "Этотъ стихъ въ высшей степени пластично изображаетъ наклоненіе впередъ верхней части тѣла съ вытянутыми впередъ сложенными руками, -- движеніе отчаянія и вмѣстѣ съ тѣмъ отклоняющей просьбы". Штрекфуссъ.
   18. Слѣдовательно Данте присутствовалъ при исполненіи правосудія надъ преступниками, осужденными на огненную смерть на кострѣ. Это страшное зрѣлище рисуется теперь въ его воображеніи.
   19. Т. е. Виргилій и Стацій.
   21. Огонь чистилища горитъ, но не истребляетъ. Наказаніе и здѣсь соотвѣтствуетъ свойству грѣха. Огонь седьмого круга есть символъ огня плотскаго, который здѣсь очищается. "Dum carnalis vita corrigitur, et usque ad abstinentiae atque orationis studium a perflcientibus perveniretur, quasi jam in altari caro incenditur: ut inde omnipotentis Dei sacriflcium redoleat, unde prius culpa displicebat". Св. Григорій. Mor. lib. XXVII, с. 3.
   23. Ада XVII, 91 и слѣд.
   27. "И волосъ съ головы вашей не пропадетъ". Луки XXI, 18; Матѳ. X 30. Дѣянія Апост. XXVII, 34.
   34. Въ подлинникѣ: fermo e duro, cllle qui in suo sensu perseverat rigidus et durus per similitudinem vocatur". Ѳома Акв. Sum Theol., p. III, Suppl. qu 1, art. 1.
   35--36. Въ подлинникѣ: Or vedi, figlio! Tra Beatrice e te è questo muro. "Отъ царицы", т. e. отъ Беатриче; "Здѣсь личная цѣль, поэтически-аллегорическая основа всей Божественной Комедіи, напоминается намъ въ прекрасно-поэтическомъ образѣ Беатриче". Флейдереръ. Смыслъ: одно только препятствіе отдѣляетъ тебя отъ твоей царицы Беатриче, которая явится тебѣ въ земномъ раю. При имени Беатриче поэтъ тотчасъ же рѣшается преодолѣть опасность страшнаго пути. Сличи Чистилища VI, 49 и слѣд.
   37--39. Овидій, Превращ., кн. IV, ст. 138--146. Пирамъ и Ѳисбея изъ Вавилона тайно отъ своихъ родителей любили другъ друга и нерѣдко переговаривались между собою сквозь щель въ стѣнѣ, раздѣлявшей два смежные дома ихъ родителей. Разъ они назначили свиданіе за городомъ, у гробницы Нина. Ѳисбея пришла первая, но, испуганная львицей, бѣжала отъ нея, оставивъ головное покрывало. Вскорѣ затѣмъ явился Пирамъ и, видя львицу съ окровавленнымъ въ пасти покрываломъ своей возлюбленной и полагая, что львица растерзала Ѳисбею, въ отчаяніи кинулся на свой мечъ. Вслѣдъ за этимъ возвратилась Ѳисбея на назначенное мѣсто и нашла умирающаго своего друга; на звукъ ея голоса послѣдній открылъ глаза, чтобы закрыть ихъ затѣмъ навѣки.
  
   Имя Тизбы внемля, глаза уже тяжкія смертью
   Поднялъ Пирамъ.
   Переводъ Фета.
  
   Не желая пережить Пирама, Ѳисбея умертвила себя подлѣ своего любовника его же мечомъ. Отъ брызнувшей при этомъ крови на кустъ шелковицы, подъ которымъ это происшествіе случилось, перемѣнился, отъ состраданія, бѣлый цвѣтъ ягодъ на алый (у Овидія въ черный, ater). -- "Сравненіе выбрано здѣсь весьма глубокомысленно, такъ какъ дѣло идетъ о рѣшеніи при выборѣ между вѣчною жизнью и вѣчною смертію". Ноттеръ.
   43. "Покачиваніе головою, какъ замѣчено въ примѣчаніи Чистилища I, 42, означаетъ въ Италіи и неудовольствіе, и вопросъ". Ноттеръ. -- "Виргилій качаетъ головой потому, что онъ побуждаетъ своего ученика лишь наградой сдѣлать то, чего потребуетъ разумъ; ибо онъ похожъ на ребенка, упрямство котораго побѣждаютъ обѣщаніемъ дать ему яблоко". Штрекфуссъ. -- "Чтожъ, остаемся здѣсь?", въ подлинникѣ: Cornei Volemci star di qua? -- выраженіе ироническое, подобное тому, какъ говорятъ съ дѣтьми.
   47. Вначалѣ впереди шелъ Виргилій, за нимъ Стацій и наконецъ Данте; теперь Данте идетъ за Виргиліемъ, a за Данте Стацій. Въ земномъ раю Данте идетъ впереди обоихъ поэтовъ.
   54. "Gli occhi di Beatrice sono le ragioni sottilissime et efficassime e l'intelletti sottilissimi, che hanno avuto li Teologi in considerare e contemplare Iddio et insegnare a considerarlo e contemplarlo". Бути.
   55. "Не видя пути въ огнѣ, поэты идутъ на звукъ голоса. Это голосъ ангела, стоящаго съ другой стороны пожара. Во всѣхъ кругахъ странники встрѣчали лишь одного ангела; здѣсь же два ангела; первый изъ нихъ -- ангелъ цѣломудрія; этотъ второй, какъ мы уже сказали, какъ бы стражъ земного рая, представляющій тѣхъ стражей съ пламенными мечами, которыхъ поставилъ Господь въ охрану сада Эдема. Во всѣхъ другихъ кругахъ ангелъ всегда уничтожалъ одно изъ Р на челѣ поэта; въ этомъ кругѣ Данте не говоритъ, чтобы кто-нибудь снялъ съ него послѣднее Р, безъ сомнѣнія, намекая на то, что послѣднее Р, обозначающее peccatum luxuriae, уничтожило у него на челѣ самое пламя, черезъ которое они проходятъ. "Et nota auctorem in hoc vitio fuisse multum implicitum, ut nunc ostendit de incendio quod habuit in dieta fiamma in reminiscentia eonscientiae". Пьетро ди Данте.
   57. T. e. до лѣстницы, высѣченной въ скалѣ и ведущей на самый верхъ горы -- въ земной рай.
   58. "Придите, благословенные Отца Моего", слова Спасителя, которыя онъ говоритъ праведнымъ въ день Страшнаго Суда. Матѳ. XXV, 34. -- Слова эти здѣсь говоритъ ангелъ тѣмъ, которые уже очистились, въ особенности Стацію. И здѣсь я удержалъ, какъ и вездѣ, латинскій текстъ; но послѣднее слово mei слѣдуетъ читать, для риѳмы, слитно, какъ мей.
   64--66. Читатель можетъ теперь себѣ представить весь кольцеобразный путь, пройденный Данте вокругъ горы Чистилища. Начиная съ берега острова, на которомъ стоитъ гора Чистилища, шли преимущественно къ западу вверхъ по горѣ до вратъ чистилища (Чистилища IX, 76); слѣдуя оттуда постепенно къ сѣверу, западу и югу по лѣстницамъ и кольцевиднымъ дорогамъ, чрезъ семь круговъ, они обогнули половину горы и достигли противоположной стороны того пункта, къ которому причаливаютъ къ горѣ съ моря. Остается лишь послѣдній подъемъ по лѣстницѣ въ восточномъ направленіи для достиженія края верхней террасы, представляющей земной рай". Флейдереръ. -- "Лѣстница, по которой теперь подымаются поэты, идетъ совершенно прямо въ разсѣлинѣ скалы и озаряется лучами заходящаго противъ нея солнца, почему тѣнь отъ Данте ложится на ступеняхъ прямо передъ нимъ. Итакъ, лѣстница была обращена къ западу и поэты шли теперь по ней на востокъ. Антонелли. -- "Согласно примѣчаніямъ Чистилища XXVI, 4--6, поэты шли по дугѣ седьмого круга прямо къ югу; теперь, обратясь для восхожденія на гору къ ея центру, они должны идти къ востоку и имѣть заходящее солнце у себя за спиною. Слѣдовательно, они взбираются теперь на гору въ направленіи, противоположномъ тому, по которому они шли вначалѣ (Чистилища III, 16), обогнувъ, такимъ образомъ, понемногу половину всей окружности горы". Филалетъ.
   67--69. Не имѣя права оборачиваться назадъ (Чистилища IX, 132), поэты и Данте заключаютъ о захожденіи солнца по мгновенно исчезающей передъ Данте тѣни. "Кому случалось когда-нибудь видѣть съ высокаго мѣста захожденіе солнца въ море и постепенное погруженіе міра въ ночной мракъ на обширномъ кругозорѣ, тому эти немногія слова покажутся въ высшей степени пластичными". Флейдереръ.
   70. "Безмѣрный небосклонъ", къ подлинникѣ: in tutte le sue parti immense orizzonte. "Съ той высоты, на которой теперь находится Данте, горизонтъ дѣйствительно представляется безмѣрнымъ". Антонелли.
   72. Въ подлинникѣ: E notte avesse tutte sue dispense. "And Night her boundless dispensation held", переводъ Лонгфелло.
   74--75. По захожденіи солнца законы чистилища воспрещаютъ восходить на гору. Сличи Чистилища VII, 58--59 примѣч.
   76--81. Въ этихъ двухъ удивительныхъ, чисто-идиллическихъ сравненіяхъ поэтъ изображаетъ, какимъ образомъ онъ и его спутники провели ночь въ ожиданіи разсвѣта; въ первомъ сравненіи онъ описываетъ себя, во второмъ -- двухъ поэтовъ, бодрствующихъ на стражѣ около него.
   89--90. "Снова ночь препятствуетъ, какъ и вездѣ, восхожденію въ гору. Снова странники должны ее переждать въ узкомъ ущельѣ на лѣстницѣ. Но небольшой кругозоръ, открытый глазамъ между скалъ, сіяетъ необыкновенною многообѣщающею ясностью". Флейдереръ. -- "Такой видъ свѣтилъ Данте, вѣроятно, относитъ значительному своему приближенію къ звѣздному небу, или дѣйствію необыкновенной чистоты атмосферы на такой высотѣ". Филалетъ.
   92--93. "Il sogno, Che si sogna dalla nona ora della notte infino al principio delle aurora, dicono che si dee compiere infra a uno anno, o sei mesi, o tre, o infra'l termine di dieci di E questi sogni, che si fanno intorno all' alba del di, secondo eh' e' dicono, sono i più veri sogni che si facciano, e che meglio si possano interpretare le loro significazioni". Нассаванти, Specchio di vera penitenza, pag. 407.
   94--95. "Цитерея" -- утренняя звѣзда, денница, Венера, названная Цитереей по острову Цитерѣ. Изъ примѣчанія Чистилища I, 21, видно, что Данте, хотя и ошибочно, полагаетъ что въ это время года планета Венера подымается на востокѣ за нѣсколько времени до восхода солнца. О силахъ, какія приписывались этой планетѣ, смотри примѣчаніе Чистилища I, 19. -- "Надъ горой", т. е. надъ горой Чистилища.
   97--99. "Младая дѣва", -- это Лія (см.стихъ 101 и примѣч.). Она умерла не молодою, но поэту она представляется въ томъ возрастѣ, въ которомъ воскреснутъ всѣ мертвые. "Omnes resurgent in aetate juvenili". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, qu. XLVI, art. 9. "Цвѣтки", по Ландино, суть "le virtudi adoperate murali", по Пьетро ди Данте -- "le opere apparecchiate a far frutto".
   101. "Лія" -- первая жена патріарха Іакова, дочь Лавана. кн. Бытія, XXXIX, 16 и слѣд. Отцы церкви считали ее символомъ активной жизни (еврейское значеніе -- утомленная). "Per Liam", говоритъ Св. Григорій (Hom. Il in Ezech.), "quae fuit lippa, sed fecunda, significatur vita activa, quae dum occupatur in opere, minus videt: sed dum modo per verbum, modo per exemplum ad imitationem suam proximos accendit multos in opere bono filios generata. Онъ же въ другомъ мѣстѣ (Mor. lib. VII, с. 28): "Quid per Liam nisi activa signatura Quid per Rachelem nisi contemplativa? In contemplatione principium, quod Deus est, quaeritur; in operatone autem sub gravi necessitatela fasce laboratur". -- "Руки" означаютъ "le opere, gli atti virtuosi li quali, come fiori vari, fanno corona di loda e di gloria a chi li coglie e ponseli in capo, cioи in su lo suo intelletti". Бути.
   103. T. e. я украшаюсь здѣсь, чтобы самой себѣ мнѣ любоваться, отражаясь въ Богѣ, который есть зеркало совѣсти, какъ совѣсть есть зеркало человѣка.
   104. Рахиль, сестра Ліи, вторая жена Іакова, символъ, какъ сказано, жизни созерцательной (еврейское значеніе -- быть нѣжнымъ, мягкимъ).
   104--105. "Отъ своего зерцала", т. е. отъ Бога.
   108. Въ подлинникѣ: Lei Io vedere, e me l'ovrare appaga, т. e. мнѣ дѣйствовать согласно волѣ Бога, ей созерцать дивныя свойства его. О значеніи этого сновидѣнія смотри заключительное примѣчаніе къ этой пѣсни.
   109--111. Человѣкъ, совершающій долгое путешествіе, ожидаетъ съ нетерпѣніемъ каждое утро; самое же пріятное утро для путника будетъ то, которое дастъ ему надежду увидѣть въ тотъ же день до наступленія ночи свою родину. Такое именно утро наступило теперь для Данте, когда онъ можетъ навсегда утолить свой голодъ до наступленія ночи (стихъ 117). -- "Первые зари набѣги", въ подлинникѣ: gli splendori antelucani, т. e. предутренніе. "Какъ капля утренней росы, сходящей на землю". Премудр. Соломона, XI, 23 -- "Въ этомъ, какъ бы случайномъ прибавленіи или украшеніи заключается намекъ на скорое окончаніе второй части странствованія и вообще всего странствованія въ замогильной странѣ". Каннегиссеръ.
   114. "Славные вожди" -- Виргилій и Стацій.
   115--117. О значеніи яблока см. выше (чистилища XXII, 131--132). Яблоко, которое ищетъ по всѣмъ вѣтвямъ человѣчество, есть высшее или истинное благо, то, что дѣлаетъ человѣка истинно счастливымъ (Чистилища XVI, 91--92 и примѣчаніе). Символомъ счастья въ этой жизни служитъ земной рай, куда въ настоящую минуту готовъ вступить Данте. II такъ, Виргилій говоритъ: "То счастіе, котораго ищутъ люди на столькихъ и столь различныхъ путяхъ, утолитъ сегодня твои желанія въ земномъ раю". Сличи Боеція (Phil. Cons. lib. III pr. 2), откуда слова этихъ стиховъ взяты почти буквально. Въ Божественной Комедіи Данте -- не только отдѣльная личность, но и представитель всего человѣчества. Люди стремятся различными путями достигнуть того блага, которое можетъ сдѣлать ихъ истинно счастливыми. Но есть только одна дорога, ведущая къ истинному блаженству, и эта дорога -- именно та, по которой до сихъ поръ проходилъ Данте подъ руководствомъ Виргилія, дорога черезъ адъ, или чрезъ сокрушеніе, и потомъ чрезъ чистилище, или чрезъ очищеніе. Сладкое яблоко не созрѣваетъ въ аду, но искать его должно не иначе, какъ пройдя черезъ адъ. Этого яблока нѣтъ между осужденными; но человѣкъ можетъ и долженъ отыскивать его чрезъ созерцаніе, но не испытываніе, мукъ надъ осужденными. Равно нѣтъ этого яблока и въ различныхъ кругахъ чистилища, но оно находится на вершинѣ горы; человѣкъ можетъ и долженъ отыскивать его, не только созерцая, но и испытывая на себѣ муки очищающихся. Только лишь покинувъ за собою круги ада и карнизы чистилища, только лишь послѣ того, какъ испытаны и ужасъ грѣха, и благо обращенія на путь истинный, Данте можетъ надѣяться, что сладкое яблоко утолитъ навѣки голодъ его желаній" Скартаццини. Сличи Чистилища XV, 77 примѣчаніе.
   121. Въ подлинникѣ: Tanto voler sopra voler mi venne.
   124. Въ подлинникѣ: Come la scala tutta sotto noi Fu corsa, т. e. когда подъ нами вся лѣстница пробѣжала. Восхожденіе это было столь быстро и радостно, что поэту кажется, будто не онъ и его два спутника бѣгутъ по лѣстницѣ, но что сама лѣстница бѣжитъ подъ ихъ ногами.
   126. Поэты взошли теперь на самую вершину горы Чистилища.
   127. "Огнь временный" -- огонь чистилища, огнь "вѣчный" -- огонь ада. "И пойдутъ сіи (осужденные) въ муку вѣчную". Матѳ. XXV, 40. -- "Ibunt in ignem aeternura. Sed purgatorius ignis est temporalis... Ignis purgatorius est aeternus quantum ad substantiam, sed temporalis quantum ad effectum purgationis". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. Ш, Suppl. art duo, de Purg. art. 2.
   129. Гдѣ земныя знанія достигли своего конечнаго предѣла, т. е. въ земномъ раю; гдѣ функція Виргилія, какъ символа императорской власти, кончилась, поскольку эта власть должна вести человѣка къ счастію временному, символомъ котораго служитъ земной рай. До этого предѣла можетъ достигнуть человѣкъ подъ руководствомъ одного разума; для того же, чтобы продолжать отсюда путь для достиженія блаженства въ жизни вѣчной, одного разума уже недостаточно, но необходимо откровеніе -- il lume divino (De Monar. lib. III, с. 16). Хранитель разума, по ученію Данте, -- императоръ; хранитель откровенія церкви, или, если угодно, глава церкви -- папа. Но разумъ не видитъ далѣе того, гдѣ необходимо, чтобы имѣло свое начало откровеніе. Потому Данте заставляетъ Виргилія сказать, что онъ теперь достигъ того предѣла, гдѣ онъ самъ по себѣ, безъ озаренія божественнаго, не можетъ уже ничего видѣть. "Dicendo Virgilius quod ulterius eum ducere non poterat, hoc est, quod ratio deficit circa ea quae sunt fidei. Unde in Decretis: fides non habet meritum, cui ratio praebet experimentum; et ubi ratio deficit, fides supplet". Пьетро ди Данте, -- "Таково толкованіе всѣхъ древнихъ и значительной части новѣйшихъ комментаторовъ. Одно впрочемъ забываютъ прибавить при этомъ, что этотъ Виргилій, ведущій Данте туда, куда можетъ достигнуть разумъ человѣческій, олицетворяетъ собою не только отвлеченный человѣческій разумъ, но есть вмѣстѣ съ тѣмъ и символъ того, котораго функція состоитъ въ томъ, чтобы направлять родъ человѣческій къ временному блаженству -- secundum philosophica documenta (De Monar. 1 т.), и что, стало быть, и Беатриче не можетъ быть символомъ теологіи и откровенія in abstracto, но олицетворяетъ собою и ту власть, функція которой есть secundum revelata humanum genus perducere ad vitam aeternam (De Monar. ibid.)". Скартаццини.
   130. Въ подлинникѣ: Tratto t'ho qui con ingeno e con arte. -- "Развитіемъ спекулятивнаго и практическаго разума достигъ ты этой точки; теперь же начинается созерцаніе непосредственнаго познанія". Филалетъ. -- "До сихъ поръ было потребно изслѣдованіе и стремленіе; теперь же начинается свободное, внутреннее познаніе въ единствѣ съ божественною благостью". Флейдереръ. -- "Io t'ho condotto sin qui facendo uso del dono concessomi da natura come pure delle arti da me studiate". Скартаццини.
   131. Въ подлинникѣ: Lo tuo piacere ornai prendi per duce, собственно -- идти по своей волѣ. "Онъ (Богъ) оставилъ его (человѣка) въ рукѣ произволенія его". Премудр. Іис. сына Сирах., XV, 14. -- Piacere выражаетъ иногда свободный выборъ, иногда совѣтъ, Здѣсь, очевидно, piacere употреблено въ смыслѣ совѣта, a не произвола. "Piacere не можетъ имѣть значенія воли; воля не можетъ быть здѣсь вождемъ, но воля должна управляться разумомъ. Только въ концѣ этой части (XXXIII, 145) Данте чувствуетъ себя вполнѣ чистымъ и способнымъ вознестись къ звѣздамъ. Но прежде чѣмъ вознестись къ нимъ, Данте, хотя и очищенный отъ семи смертныхъ грѣховъ, долженъ еще принести тяжкое покаяніе при появленіи Беатриче. Въ какомъ же грѣхѣ долженъ онъ предъ ней покаяться? Въ грѣхѣ, какъ мы увидимъ ниже, сомнѣнія, колебанія вѣры". Скартаццини.
   133. Смыслъ: "Ты обратился къ востоку, гдѣ рождается всяческая благодать и слава, т. е. на прямой путь къ достиженію послѣдней цѣли, блаженства". Ландино. -- Вообще подъ символомъ солнца Данте разумѣетъ Бога, солнце духовное и интеллектуальное (Convivio, tr. III, с. 12)" Итакъ, Виргилій хочетъ сказать, что Данте достигъ теперь того состоянія, при которомъ онъ не нуждается болѣе въ вождѣ, имѣя теперь лучшаго вождя -- свѣтъ божественный". Скартаццини.
   134--135. Эти стихи будутъ подробно изъяснены въ слѣдующей пѣсни.
   136--137. Т. е. Беатриче. Сличи Ада II, 116: Gli occi lucenti lacrimando volse, Per che mi fece del venir più presto.
   138. Опять намекъ на жизнь дѣятельную и созерцательную; первую обозначаетъ хожденіе, вторую -- сидѣніе.
   138. Хотя Виргилій и остается нѣсколько мгновеній при Данте и Стаціи (Чистилища XXVIII, 146 и примѣч. XXIX, 55--57 и примѣч.) и исчезаетъ лишь съ появленіемъ Беатриче (XXX, 43--54), но не открываетъ болѣе устъ и остается лишь для того, чтобы передать своего ученика той, которая его поручила покровительству его.
   140. "Послѣ всѣхъ этихъ очищеній сердце человѣка опять становится чистымъ и безпорочнымъ, и оно хочетъ только справедливаго и благого". Каннегиссеръ.
   142. Въ подлинникѣ: Perch' io te sopra te corono e mitrio. -- "Твоя воля исцѣлилась отъ всѣхъ дѣйствій первороднаго грѣха и стала свободною отъ всего, что противорѣчитъ свѣту Божьему: ты можешь и долженъ ей слѣдовать, ибо она ведетъ прямо къ цѣли; поэтому-то ты и не нуждаешься въ томъ двоякомъ руководительствѣ, которое приводитъ въ порядокъ все человѣческое (примѣчаніе Чистилища XVI, 94--96). Теперь ты сталъ нѣкоторымъ образомъ твоимъ собственнымъ и императоромъ и папою". Филалетъ. Сличи Скартаццини.
  

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПРИМѢЧАНІЕ.

  
   Это мѣсто, составляетъ послѣ IX пѣсни Чистилища (стихи 42--132), второе основное мѣсто для развитія всей Божественной Комедіи. -- Исполненнымъ раскаянія созерцаніемъ мукъ ада и продолжительнымъ очищеніемъ и освобожденіемъ отъ грѣховъ въ чистилищѣ, къ чему поэтъ допускается отпущеніемъ въ IX пѣсни, Данте, человѣкъ, пріобрѣтаетъ вновь свободу духа, потерянную въ грѣхахъ; воля его чиста и не въ противорѣчіи съ Богомъ; Богъ возрождается въ немъ всецѣло. До сихъ поръ онъ имѣлъ главнымъ путеводителемъ Виргилія. Но состоянія, котораго по волѣ Божьей ищетъ человѣкъ и находитъ только чрезъ правильное примѣненіе разума при посредствѣ установленнаго Провидѣніемъ института императорства и папства, -- этого состоянія достигъ уже теперь и Данте; все же онъ долженъ еще окончателъно приблизиться къ Богу при помощи единственнаго руководительства благости -- Беатриче, которая уже по дальнѣйшему ходу развязки начинаетъ съ IX пѣсни понемногу замѣнять Виргилія. Такимъ образомъ роль Виргилія окончена. Хотя онъ идетъ еще нѣкоторое время (вмѣстѣ со Стаціемъ), но не произнося ни единаго слова, и внезапно исчезаетъ въ XXX, 49. -- Соотвѣтственно этому получаетъ форму послѣднее развитіе событій въ третьемъ отдѣлѣ Чистилища, въ который мы вступаемъ съ XXVIII пѣснью. На плоской вершинѣ горы, красиво опоясанный лѣсомъ и огражденный привѣтливымъ ручейкомъ, на противоположномъ его берегу расположенъ "земной рай" съ древомъ жизни, мѣстопребываніе совершенныхъ душъ, созрѣвшихъ и готовыхъ къ воспріятію ихъ настоящимъ раемъ, т. е. небомъ. Отождествленный въ этой пѣсни (стихи 77--142) съ эдемомъ и первобытнымъ состояніемъ, земной рай наглядно представляетъ: 1) въ общемъ, первоначально Богомъ положенное, идеальное состояніе христіанства, которое наступило бы уже при надлежащемъ поведеніи людей (Виргилій); оно собственно воплощаетъ именно основную идею всей Божественной Комедіи (см. XXXI, Предварительное примѣчаніе); 2) для каждаго отдѣльнаго человѣка, тѣмъ болѣе для Данте, -- тоже возвращеніе къ первобытному со стоянію, завершеніе происшедшаго въ IX пѣсни оправданія чрезъ освященіе и возрожденіе, и, такимъ образомъ, достиженіе состоянія совершеннаго блаженства, того христіанскаго совершенства, которымъ Чистилище необходимо должно закончиться, a человѣкъ подняться отъ "земного" къ "небесному блаженству" и такимъ образомъ совершиться переходъ отъ второй части Божественной Комедіи къ третьей. -- Сначала намъ тутъ встрѣтятся подготовительные символы; мы увидимъ Данте приближающимся къ ручью; на противоположномъ его берегу онъ видитъ чудную процессію -- истинную церковь и собраніе праведныхъ, пока въ срединѣ процессіи Беатриче не снимаетъ съ себя покрывало, чтобы, какъ восполняющая благость и небесная премудрость свыше, утвердить весь совершенный до настоящаго времени поэтомъ очистительный путь и сообщить ему вѣнецъ, -- послѣднее освященіе христіанскаго совершенства и подготовки къ пути небесному, какъ мы это ближе увидимъ въ XXX -- XXXII пѣсняхъ". Флейдереръ.
   "Мы очевидно достигли здѣсь третьяго отдѣла Чистилища, т. е. земного рая, и этотъ сонъ есть какъ бы его предчувствіе. Для облегченія пониманія умѣстно еще разъ возобновить въ памяти значеніе первыхъ двухъ отдѣловъ: преддверія чистилища и самого чистилища, чтобы объяснить ими значеніе третьяго отдѣла, прибавивъ къ этому изъ философіи того времени все, что можетъ служить къ его освѣщенію.
   Если преддверіе чистилища означаетъ дѣйствія, предшествующія акту настоящаго очищенія, если вступленіе во врата чистилища означаетъ самый этотъ актъ или воспріятіе освящающаго помилованія въ таинствѣ крещенія или покаянія и если, кромѣ того, семь круговъ очищенія (собственно чистилище) означаютъ исправленіе и освобожденіе отъ грѣховъ, происходящія отъ взаимодѣйствія вспомоществующей благости и свободной воли, то третій отдѣлъ долженъ означать завершеніе очищенія чрезъ посредство восполняющей благости. Весьма глубокомысленно, что поэтъ помѣщаетъ сюда земной рай, такъ какъ по совершеніи очищенія устраняется всякое дѣйствіе наслѣдственнаго грѣха, и человѣкъ вступаетъ вновь въ райское состояніе первоначальной праведности, безгрѣшности и блаженной внутренней гармоніи, безъ котораго онъ можетъ безпрепятственно вознестись къ конечной своей цѣли, созерцанію Бога.
   Въ этомъ отношеніи весьма знаменательны три сновидѣнія Данте, которыя онъ видѣлъ въ продолженіе трехъ ночей, проведенныхъ имъ въ чистилищѣ. Въ первую ночь, у вратъ чистилища, ему представляется Лючія -- восполняющая и дѣйствующая благость; во вторую, среди круговъ покаянія, онъ видитъ борьбу человѣка съ чувственностью и поддержку его вспомоществующей благодатью, и здѣсь, у входа въ земной рай, ему приснился третій сонъ, значеніе котораго видно изъ послѣдующаго, какъ указаніе на состояніе совершенства.
   Чтобы надлежащимъ образомъ понять взглядъ на совершенство Ѳомы Аквинскаго, котораго мы здѣсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, принимаемъ нашимъ путеводителемъ, необходимо нѣсколько углубиться въ его ученіе, поскольку оно касается взглядовъ на добродѣтель. Всюду, гдѣ заходитъ рѣчь объ этомъ вопросѣ, онъ разсматриваетъ добродѣтель, какъ склонность къ добру. Она такъ же обозначается еще, какъ совершенство силы душевной, направленной къ дѣятельности, именно -- хорошей: perfectio potentiae quaedeterminatur ad bene operandum. Оттого-то она можетъ принадлежать только собственно душевнымъ силамъ, случайностямъ только душевнымъ; потому что тѣло, какъ матерія, можетъ чѣмъ-нибудь стать; духъ же, какъ форма, можетъ что-нибудь совѣршить. Sum. Theol. 2-ае, I, qu. LVI, art. 3, 6. -- Соотвѣтственно этому добродѣтели подраздѣляются, во-первыхъ, по двумъ душевнымъ силамъ, разуму и волѣ, на умственныя и нравственныя, смотря потому, будутъ ли онѣ усовершенствованіемъ той или другой силы.
   Умственныя добродѣтели, опять таки, во-первыхъ, такія, которыя принадлежатъ спекулятивному, и, во-вторыхъ, практическому разуму. Къ первымъ причисляютъ: разумъ, знаніе и мудрость, a именно -- разумъ обозначаетъ способность по отношенію къ непосредственно познаваемымъ принципамъ, двѣ другихъ добродѣтели означаютъ способности по отношенію къ познаванію истины чрезъ посредство изслѣдованія, a именно знаніе -- относительно различныхъ познаваемыхъ предметовъ, мудрость -- относительно высшей правды. Практическому разуму, напротивъ, принадлежатъ: искусство и благоразуміе; первое -- правильное знаніе того, что должно дѣлать, второе -- того, какъ должно поступать. Изъ всѣхъ этихъ добродѣтелей одно лишь благоразуміе причисляется къ добродѣтелямъ въ собственномъ смыслѣ, потому что оно направляетъ свободу выбора людей относительно средствъ для достиженія опредѣленной конечной цѣли. Такъ какъ добродѣтель -- способность дѣйствовать хорошо, то предметами добродѣтели могутъ быть только такія душевныя силы, которыя или сами принадлежатъ волѣ, или же руководятся волею. Это случается при благоразуміи, такъ какъ оно предполагаетъ волю для достиженія цѣли.
   Другія же умственныя добродѣтели -- второстепенныя добродѣтели, потому что онѣ даютъ только способность къ правильному познаванію, которая -- благое проявленіе разума, и къ этому должна еще присоединиться воля, которая приводитъ въ движеніе разумъ.
   Нравственныхъ добродѣтелей насчитывается весьма много; изъ нихъ заслуживаютъ упоминанія лишь три, которыя вмѣстѣ съ благоразуміемъ составляютъ четыре главныя добродѣтели. Одна изъ этихъ трехъ относится собственно къ поступкамъ, -- справедливость, и двѣ -- къ обузданію и направленію страстей, именно умѣренность по отношенію къ чувственнымъ и самообладаніе по отношенію къ гнѣвливымъ страстямъ. Всѣ онѣ принадлежатъ къ добродѣтелямъ въ собственномъ смыслѣ. Ibid. qu. LVII--LXI.
   Человѣкъ можетъ достигнуть этихъ добродѣтелей и пріобрѣтаемаго чрезъ нихъ блаженства своими природными, врожденными ему силами, хотя и не безъ божественной помощи. Но есть еще высшее блаженство, состоящее въ извѣстномъ участіи въ божественномъ существѣ, и для его пріобрѣтенія необходимы высшія добродѣтели, достигнуть которыхъ человѣкъ можетъ лишь тѣмъ, что ему придается нѣчто исходящее отъ Бога; однако же при этомъ не исключается свобода дѣйствія со стороны человѣка. Эти добродѣтели называются богословскими, потому что онѣ имѣютъ предметомъ Бога, исходятъ отъ Бога и даруются намъ божественнымъ откровеніемъ.
   Одна изъ нихъ -- вѣра -- относится тоже къ области умственной; это особаго рода добродѣтель, такъ какъ человѣкъ долженъ актомъ своей воли подчинить спекулятивный разумъ откровенію. Напротивъ, надежда и любовь относятся къ области воли, при чемъ первая направляетъ ее къ своей цѣли, какъ къ чему-нибудь достижимому, послѣдняя же, такъ сказать, превращаетъ ее въ эту цѣль. Въ этой послѣдней, какъ самой высокой добродѣтели, находятся соединенными всѣ нравственныя добродѣтели и даже можно сказать, что только ею довершаются богословскія добродѣтели. Ibid. qu. LXII--LXV. Оттого-то въ ней, a не въ исполненіи евангельскихъ поученій, и заключается совершенство; поученія же служатъ скорѣй только средствами для совершенства.
   Но совершенство, котораго можетъ достигнуть человѣкъ, двоякое: во-первыхъ, когда его склонность постоянно и дѣйствительно, насколько онъ это можетъ, бываетъ направлена только къ Богу, и этого совершенства онъ можетъ достигнуть только въ небесномъ paю; во-вторыхъ, когда онъ находится въ состояніи, въ которомъ онъ, не будучи постоянно дѣйствительно направленъ къ Богу, тѣмъ не менѣе исключаетъ изъ себя все, что противно любви къ Богу, и это совершенство достижимо на землѣ и олицетворяется земнымъ раемъ.
   Оно достижимо двоякимъ образомъ, a именно: или дѣятельною жизнью, или созерцательною.
   Дѣятельная жизнь имѣетъ прямою цѣлію исполненіе добрыхъ дѣлъ; познаніе истины -- ея средство. Оттого она и состоитъ, во-первыхъ, въ достиженіи нравственныхъ добродѣтелей, включая и благоразуміе, но не исключая и умственныхъ добродѣтелей. Созерцательная жизнь имѣетъ прямою цѣлію познаніе истины, особливо божественной. Для нея существенно необходимо пріобрѣтеніе умственныхъ добродѣтелей, но она не можетъ тоже обойтись безъ нравственныхъ: такъ какъ любовь къ Богу предназначаетъ разумъ для стремленія къ познанію Бога, то другія добродѣтели этого отдѣла нужны ей какъ предварительныя условія, ибо безъ овладѣнія страстями чистое познаваніе истины невозможно.
   Хотя оба пути годны для достиженія блаженства, все же созерцательная жизнь имѣетъ больше заслуги, такъ какъ она непосредственно направлена къ любви къ Богу. Дѣятельная жизнь, напротивъ, лишь посредственно, a непосредственно -- къ любви къ ближнему. Поэтому дѣятельная жизнь должна предшествовать созерцательной. Теперь не трудно изложить значеніе сна, о которомъ идетъ рѣчь. Мы находимъ и у Ѳомы, съ ссылками на нѣкоторыя мѣста у св. Григорія, Лію и Рахиль выставленными, подобно Марѳѣ и Маріи, какъ типы дѣятельной и созерцательной жизни; такъ о Ліи сказано, что она была слаба глазами, но плодна, имя же Рахили означаетъ видимое начало: она была неплодна, но красива. Ibid., qu. CLII.
   Дѣятельная жизнь имѣетъ цѣлію украшеніе себя добрыми дѣлами, какъ цвѣтами, созерцательная -- находить удовлетвореніе въ познаваніи истины, которое есть, такъ сказать, око души.
   Конечная цѣль человѣка, достигаемая имъ чрезъ посредство добродѣтели, -- блаженство, которое въ своемъ совершенствѣ состоитъ въ созерцаніи и внушеніи Божества, a чрезъ это разумъ и воля человѣка находятъ полное удовлетвореніе. Ibid. 2-е, qu. IV. Это блаженство достижимо лишь въ будущей жизни. Но уже и въ этой жизни можно найти неполное блаженство, которое дается добродѣтельному частью въ надеждѣ на небесное блаженство, частью въ начинающемся пользованіи имъ, какъ бы въ предвкушеніи его. Это блаженство олицетворено земнымъ раемъ.
   Для толкованія поэта важное значеніе имѣетъ и то, что Ѳома, подобно Данте, считаетъ евангельскія блаженства какъ ступени, по которымъ человѣкъ достигаетъ высшаго блаженства, но только онъ не считаетъ ихъ, подобно Данте, дарованными людямъ въ награду за побѣду надъ главными грѣхами, но принимаетъ, что въ первыхъ трехъ блаженствахъ указывается на устраненіе ложнаго земного счастья, именно чрезъ "блаженны нищіе духомъ" -- по отношенію къ внѣшнимъ благамъ и внѣшней славѣ, чрезъ "блаженны плачущіе" -- по отношенію къ гнѣвливымъ, чрезъ "блаженны кроткіе" -- по отношенію къ чувственнымъ страстямъ. Два слѣдующихъ относились къ дѣятельной жизни и къ пріобрѣтаемому ею блаженству, притомъ "блаженны алчущіе и жаждущіе правды" -- къ исполненію долга справедливости и "блаженны милостивые" -- къ исполненію долга любви; наконецъ, два послѣднихъ -- "блаженны чистые сердцемъ" и "блаженны миротворцы" -- къ созерцательной жизни, условіе которой -- чистота сердца, плодъ -- мирное блаженство". Филалетъ.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.

  
   1--21. "Едва ли слѣдуетъ указывать читателю на величественную, чисто лирическую прелесть изображенія утра посреди этого лѣса". Флейдереръ. -- "Исполненный жизни божественный лѣсъ, весь проникнутый чистымъ воздухомъ богоподобія и вѣяніемъ послушанія Господу, противопоставляется здѣсь дикому, лютому, смерть приносящему лѣсу грѣховнаго міра передъ началомъ ада" (Ада I, 2 и примѣч.)". Ноттеръ.
   2. "Божественныхъ", насажденныхъ рукою самого Господа. "Насадилъ Господь Богъ рай въ Едемѣ на востокѣ". Бытія II, 8.
   4. Новый день, т. е. четвертый по выходѣ изъ ада. День здѣсь вмѣсто солнца. -- "Ступень", въ подлинникѣ: la riva -- край, берегъ, т. е. послѣдняя, верхняя ступень лѣстницы. Отсюда начинается равнина или плоскость на вершинѣ горы Чистилища, на которой расположенъ земной рай. -- "Помѣщая земной рай на вершинѣ высочайшей въ мірѣ горы Чистилища, Данте придерживается мнѣнія схоластиковъ, въ особенности Ѳомы Аквинскаго, который подробно трактуетъ курьезный вопросъ о томъ, есть ли земной рай мѣсто тѣлесное, было ли это мѣсто удобно для обитанія въ немъ человѣчества и проч. (Ѳома Акв. Sum. Theol., р. I, qu. CII, art. 1--4). Аквинатъ именно учитъ, что рай былъ мѣсто тѣлесное, помѣщенное въ восточныхъ странахъ земного шара, въ странахъ, составляющихъ благодатнѣйшія части земли. Cum autem Oriens sii dextera cooli, dextera autem est nobilior quam sinistra: conveniens fuit ut in orientali parte paradisus terrenus institueretur a Deo. Это высочайшее мѣсто, которое pertingit usque ad lunarem circulum, и кромѣ того seclusus a nostra habitatione aliquibus impedimentis vel montami vel mariuro, vel alicujus aestuosae regionis, quae pertransiri non potest; это -- страна божественная, et digna ejus qui secundum imaginem Dei erat, conversatio; locus temperato et tenuissimo et purissimo aere circumfulgens, plantis semper floridis comatus, etc. Также Петръ Ломбардскій (Sent. lib, II, dist. 17) учитъ, что рай земной отдѣленъ отъ земли, нынѣ обитаемой, et in altro situs, usque ad lunarem circulum pertingens. И Гуго C. Викторъ, по цитатѣ Ѳомы: In parte orientali fertur esse locus eminentissimus, ut non aquae diluvii ibi pertingere potuissent. Наконецъ, въ томъ же смыслѣ учили Дамаскинъ (De orthod. Fid, lib. II, с. 11), блаж. Августинъ (in Genes. VIII, с. 7) и др. Но никто до Данте не помѣщалъ чистилища на откосахъ той горы, на вершинѣ которой, по общему мнѣнію, былъ помѣщенъ земной рай. Сличи Чистилища I, 1 и примѣчаніе". Скартаццини.
   5. Слѣдовательно Данте, тотчасъ же начинающій шествіе, предпочитаетъ направленіе жизни дѣятельной направленію жизни созерцательной (сличи примѣчаніе къ ст. 138 предыдущей пѣсни). Ноттеръ. -- "Тихо-тихо": lento lento -- оборотъ итальянскій, значитъ очень тихо, какъ въ церковно-славянскомъ: зело-зело (весьма много).
   7. "Въ этомъ тихомъ вѣтеркѣ древніе толкователи видятъ вѣчно живую, но безстрастную волю". Каннегиссеръ.
   11. Всѣ листья нагибались къ западу, куда обращена теперь и утренняя тѣнь отъ горы; причина этому объяснится въ примѣчаніи къ стиху 103 этой пѣсни.
   13. Аллегорическій смыслъ: "дѣятельность очистившагося человѣка не настолько еще велика, чтобы онъ вслѣдствіе ея позабывалъ возноситься къ Богу молитвою и благодарственнымъ славословіемъ". Каннегиссеръ.
   14--15. Т. е. сгибая вѣтви; вѣтерокъ былъ не настолько силенъ, чтобы могъ спугнуть сидящихъ на нихъ птичекъ. "Слѣдовательно птицы, подобно прочимъ живымъ существамъ, не изгнаны изъ рая. Вообще птицы, по крайней мѣрѣ пѣвчія, по народному воззрѣнію, суть такія существа, въ которыхъ удержалось нѣчто райское". Ноттеръ.
   18. Въ подлинникѣ: Che (le foglie) tenevan bordone alle sue rime. -- Bordone -- родъ толстой и длинной дудки, которая, на подобіе контрабаса, издавала постоянно одну ноту (гудѣла), между тѣмъ какъ другіе инструменты выводили различныя ноты. Итакъ, шумъ листьевъ служитъ какъ бы второй пѣнію птицъ.
   19--20. Въ этомъ сравненіи говорится о знаменитомъ лѣсѣ пиній -- зонтикообразныхъ сосенъ, съ незапамятныхъ временъ растущихъ на адріатическомъ берегу, недалеко отъ Равенны (гдѣ погребено тѣло Данте), въ той мѣстности, которую Данте называетъ Кіасси или Классе. "Живя изгнанникомъ въ Равеннѣ, Данте часто посѣщалъ этотъ едва ли не самый великолѣпный лѣсъ Италіи, и тамъ въ уединеніи, погруженный въ свои думы, внималъ этому шуму на берегу Адріатическаго моря". Бенвенуто Рамбалди. -- Лѣсъ этотъ находится недалеко отъ запустѣвшаго нынѣ приморскаго городка Классе, гдѣ когда-то была гавань, въ которой стоялъ на якорѣ флотъ императоровъ. Въ подлинникѣ: Tal, qual di ramo in ramo si racoglie Per la pineta, in sul lito di Chiassi, т. e. какъ шелестъ, передающійся отъ вѣтви къ вѣтви; здѣсь выражается какъ бы каждый малѣйшій звукъ, прежде чѣмъ все сольется въ одинъ шелестъ. Вентури (Le similitudine dantesche).
   20. Сирокко -- извѣстный южный вѣтеръ, дующій (иногда даже зимою) въ Италіи и приносящій удушливый жаръ. -- "Эолъ" -- Богъ вѣтровъ. Сравненіе заимствовано изъ Виргилія, Aen. I, 52 и слѣд.
  
   Aeoliam venite His vasto rex Aeolus antro
   Luctantes veutos tempestatesque sonoras
   Imperio premit ac vinclis et carcere frenat.
  
   22--24. Подобная же мысль выражена почти тѣми же словами при входѣ Данте въ лѣсъ самоубійцъ (Ада XV, 13--15). "Данте идетъ медленно (стихъ 5) для того, чтобы все осмотрѣть надлежащимъ образомъ: и при направленіи въ активную жизнь не должна быть оставляема безъ вниманія и жизнь созерцательная". Ноттеръ.
   25. Такъ какъ Данте идетъ съ запада прямо на востокъ, a этотъ потокъ пересѣкаетъ ему путь, то стало быть онъ течетъ съ юга на сѣверъ. -- "Этотъ потокъ, какъ увидимъ ниже (стихи 124--128) -- раздвоенный потокъ изъ одного источника; въ этомъ мѣстѣ онъ называется Летой, уничтожающей воспоминанія о грѣхахъ, a далѣе, въ противоположномъ отъ Леты направленіи, Эвноэ, оживляющей воспоминанія о добрыхъ дѣлахъ. Итакъ, поэта еще отдѣляетъ отъ настоящаго рая рѣка Лета, изъ которой онъ еще долженъ испить (XXXI, 101), и наконецъ рѣка Эвноэ, въ которую онъ долженъ будетъ погрузиться (XXXIII, 143) для того, чтобы вознестись на небо". Штрекфуссъ. -- "Состояніе воспринятой безгрѣшности обусловливаетъ два обстоятельства: во-первыхъ то, что воспоминаніе о прежнихъ заблужденіяхъ и прегрѣшеніяхъ утрачивается, a во-вторыхъ то, что воспоминаніе о нашихъ добрыхъ дѣлахъ оживаетъ и беретъ перевѣсъ. Это олицетворяется двумя рѣками -- Летой и Эвноэ. Забвеніе грѣховъ при этомъ предшествуетъ; потому и Данте прежде всего встрѣчаетъ Лету". Каннегиссеръ.
   31--33. Аллегорическій смыслъ этой терцины былъ объясняемъ комментаторами различно. Такъ, напримѣръ, по толкованію Бути, воды Леты означаютъ "добродѣтельныя мысли въ душѣ очищенной, уничтожающія въ ней память о прошедшихъ порокахъ и грѣхахъ", деревья -- "святыя рѣчи", солнце, не освѣщающее волны Леты, -- "мірскую похвалу", луна -- "измѣнчивость жизни" и проч. Но вѣрнѣе полагать, что здѣсь Данте держался ученія схоластиковъ. По ихъ мнѣнію, у воскресшихъ въ день Страшнаго Суда сохранится память о совершенныхъ ими дѣлахъ добрыхъ и злыхъ. "Quamvis multa, merita et demerita a memoria exciderint, tamen nullurn eorum erit quod non aliquo modo maneat in suo effectu, quia merita quae non sunt mortificata, manebunt in proemio quod eis redditur; quae autem mortificata sunt, manent in reatu ingratitudinis, quae augetur ex hoc quod homo post gratiam susceptam peccavit. Similiter etiam demerita quae non sunt per poenitentiam delecta, manent in reatu poenae, quae eis debetur; quae autem poenitentia delevit, manent in ipsa poenitentiae memoria, quam simul cum aliis meritis in notitia habebunt. Unde in quolibet homine erit aliquid ex quo possit ad memoriam sua opera revocare". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, Suppl. qu. LXXXVII, art. 1. Согласно съ этимъ ученіемъ, у Данте души въ аду имѣютъ память о совершенныхъ ими дѣлахъ злыхъ и добрыхъ; избранныя души терзаетъ память о совершенныхъ грѣхахъ при входѣ въ рай. По мнѣнію Скартаццини, эта терцина не заключаетъ въ себѣ никакого аллегорическаго смысла; но Данте, какъ кажется, имѣлъ въ виду при описаніи божественнаго лѣса нѣкоторыя черты Новаго Іерусалима изъ Святаго Писанія, напримѣръ изъ Апокалипсиса XXI, 23: "Городъ не имѣетъ нужды ни въ солнцѣ, ни въ лунѣ для освѣщенія своего; ибо слава Божія освѣтила его, и свѣтильникъ его -- Ангелъ". Этой терцинѣ подражалъ, почти скопировавъ ее, Tacco въ своемъ Освобожденномъ Іерусалимѣ, XV, ст. 56:
  
   Но межъ бреговъ муравчатыхъ и злачныхъ,
   Въ руслѣ глубокомъ быстрая волна,
   Укрытая въ тѣни деревьевъ мрачныхъ,
   Бѣжитъ, журча, прохладна и темна;
   Но такъ свѣтла струя тѣхъ водъ прозрачныхъ,
   Что явственна вся пестрота ихъ дна,
   И берегъ ихъ, покрытый травкой нѣжной.
   Даетъ пріютъ прохладно безмятежный.
  
   "Мраченъ-мраченъ" -- опять итальянскій оборотъ: bruna-bruna, см. примѣчаніе къ стиху 5.
   34. Данте останавливается на лѣвомъ берегу Леты и смотритъ на другой берегъ, созерцая роскошь райской, вѣчно юной растительности; въ подлинникѣ: per mirare La gran variazion de' freschi mai; -- majo -- цвѣтущія деревца. Бланкъ. Vocab. Dant.: majo, proprement le Cytisus laburnum, le cytis dea Alpes ou Libo urne, pour un arbre en general.
   37--39. "Omnis subita mutatio rerum non sine quodam quasi flluctu contingit animorum". Боецій (De Cons.philoe. lib. II,pr. 1). Также Данте (Convivio, tr. II, cap. II): "Ogni subito mutamento di cose non avviene senza alcuno discorrimento d'animo".
   40. Жена -- это Матильда которую Данте называетъ по имени лишь въ концѣ этой части поэмы (ХXXIII, 119). Комментаторы весьма разногласны относительно того, откуда Данте заимствовалъ это имя. Большинство, однакожъ видитъ въ этой Матильдѣ знаменитую пріятельницу папы Григорія III, графиню Тосканскую. Она была внукою греческаго императора; мать ея переселилась въ Италію; сама она была надѣлена римскимъ императоромъ большими имѣніями, отличалась великимъ благочестіемъ, построила много монастырей и завѣщала все свое имущество папскому престолу. Она погребена въ 1060 году въ Пизанскомъ соборѣ. Слѣдовательно, она была великая благотворительница римской церкви, но едва ли въ смыслѣ, согласномъ съ воззрѣніемъ Данте на папскую власть. Нѣкоторые, особенно итальянскіе изслѣдователи, видятъ въ Дантовской Матильдѣ германку, саксонку, одни -- набожную супругу Генриха Птицелова, внуку Видекинда и матъ императора Оттона Великаго, умершую въ Кведлинбургѣ въ 968 году и впослѣдствіи сопричисленную къ лику святыхъ. Дѣйствительно, вся ея личность превосходно соотвѣтствуетъ всѣмъ намѣреніямъ поэта; неизвѣстно только, была ли она достаточно извѣстна въ Италіи во времена Данте. Другіе (Dr. Лубенъ, въ Грацѣ, въ своемъ сочиненіи (1860) "La Matelda di Dante Alighieri) видятъ въ ней святую бенедиктинскую монахиню Матильду изъ монастыря Хельпеде, нынѣ Хельфта при Эйслебенѣ, сестру святой Гертруды. Отъ нея (ум. 1292) сохранились нѣкоторыя "Видѣнія", имѣющія много аналогичнаго съ Божественной Комедіей и въ особенности съ Чистилищемъ; такъ, напримѣръ, въ одномъ изъ этихъ "Видѣній", описанная гора добродѣтели имѣетъ поразительное сходство съ горою Чистилища у Данте. Какъ у него, она раздѣлена на 7 отдѣловъ, хотя нѣсколько въ иномъ порядкѣ, чѣмъ у Данте. Но едва ли эта монахиня могла послужить тѣмъ символомъ, который придаетъ Данте своей Матильдѣ; къ тому же сказанныя "Видѣнія" первоначально были писаны по-нѣмецки, и едва ли Данте зналъ о ихъ существованіи. Наконецъ, третьи видятъ въ ней просто аллегорію; между прочимъ Гёшель въ своемъ посмертномъ сочиненіи весьма остроумно высказываетъ ту мысль, что Матильда есть не что иное, какъ Donna gentile его Vita Nuova и Convivio и олицетворяетъ собою философію, уже не какъ противоположность Беатриче -- богословію, но примиренную съ нею. -- "Изъ примѣчанія къ Чистилища XXVII, 97 видно, что Матильда реализируетъ представившійся Данте въ сновидѣніи образъ Ліи, слѣдовательно, дѣятельную жизнь, ревность къ добрымъ дѣламъ. Но точно также въ Матильдѣ можно видѣть высшую степень усердія къ добрымъ дѣламъ, именно преданность и любовь къ церкви и благотворительность къ ней, чѣмъ собственно прославилась историческая Матильда; слѣдовательно, это дѣятельная любовь, -- первая изъ трехъ благодатей. Maтильда относится къ Ліи, какъ Беатриче къ Рахили". Каннегиссеръ. -- "Эту прекрасную жену всего проще, по нашему мнѣнію, разсматривать какъ повтореніе идеи Ліи (XXVII, примѣч. къ 101). какъ тамъ Ліи противопоставляется Рахиль, такъ здѣсь противоположностью къ Матильдѣ будетъ долженствующая скоро явиться Беатриче. И что тамъ, какъ бы въ предчувствіи, было изображено въ сновидѣніи, то здѣсь совершается воочію, въ дѣйствительности, именно то, что Данте, какъ человѣкъ, подвергшійся очищенію, теперь дѣйствительно достигъ цѣли того христіанскаго совершенства, которое опредѣлено въ XXVII пѣсни. Это вполнѣ доказывается той функціей, которую исполняетъ Матильда здѣсь и впослѣдствіи. Она -- хранительница, равно и вступленіе въ земной рай, т. е. въ полное совершенство; она ведетъ, поучаетъ Данте, указываетъ ему на Беатриче, и Беатриче, въ свою очередь, указываетъ Данте на нее для того, чтобы она окунула его въ волны Леты. Итакъ, очевидно раскрывается здѣсь взаимно восполняющее соотношеніе двухъ женъ, изъ коихъ одна олицетворяетъ дѣятельную, другая -- чисто внутреннюю, ведущую къ блаженству сторону. -- Не настолько достовѣрно можно опредѣлить, какое именно историческое лицо разумѣетъ здѣсь Данте, такъ какъ даже чисто-аллегорическіе свои символы Данте никогда не создаетъ безъ исторической къ нимъ подкладки. Можно даже думать, что Данте имѣлъ здѣсь въ виду и знаменитую графиню Тосканскую, какъ бы мало ни согласовалась ея дѣятельность въ пользу папской власти съ теоріей Данте касательно папства. Ноттеръ обращаетъ здѣсь вниманіе на индивидуальное пламенное изображеніе Матильды (XXVIII, 46--60; 64--66; 73--75; XXIX, 1). Отсюда онъ заключаетъ, что, судя по стиху 49 и слѣдующимъ, здѣсь та "прекрасная и сострадательная" жена, о которой говорится въ Vita Nuova по смерти его возлюбленной, можетъ дать ему краски для начертанія плѣнительнаго образа, хотя имя для него съ намѣреніемъ заимствовано или у графини Тосканской, или у монахини Мехтильды въ Эйслебенѣ. Какъ бы то ни было, мы должны быть благодарны поэту, начертавшему, при всемъ аллегорическомъ смыслѣ, столь поэтическій и полный жизни образъ, такъ прекрасно оживляющій дальнѣйшій ходъ развитія его поэмы". Флейдереръ. -- Сличи: Скартаццини, La Matelda di Dante, p. 595; Ноттеръ, Gött. Kom., das Fegefeuer, Excurs über Mathilde, s. 359.
   48. Данте слышитъ пѣніе, но не можетъ разслышать словъ.
   49. "Прозерпина, дочь Юпитера и Цереры, жена Плутона и царица ада. Въ то время, какъ она собирала цвѣты среди вѣчной весны, близъ озера Перга въ Сициліи, она была похищена Плутономъ, при чемъ отъ страха растеряла собранные цвѣты. Такимъ образомъ потерянная ею весна можетъ означать вѣчно-юную весну этихъ странъ; можно разумѣть также подъ этимъ просто цвѣты, дѣтей весны". Филалетъ. -- Мѣсто это -- подражаніе Овидію Превращ., V, 385--401.
   52--54. "Данте изображаетъ чистоту дѣвственной души въ двухъ сравненіяхъ: въ первомъ рисуетъ круговое движеніе безъ приподнятія глазъ съ земли, во второмъ -- благопристойное передвиженіе на другое мѣсто". Скартаццини.
   55. Въ подлинникѣ: "in su' vermigli ed in su' gialli Fioretti", т. e. по аленькимъ и желтымъ цвѣточкамъ. "Замѣчательно, какъ мало мѣста посвящаетъ Данте, при всей своей фантазіи, описанію роскоши цвѣтовъ даже въ земномъ раю (Сличи VII, 13--71). Но надобно помнить, что въ то время въ Италіи почти совсѣмъ не было декоративныхъ цвѣтовъ и сады были большою рѣдкостью. Только въ XV вѣкѣ стали они появляться въ Италіи; поэтому во всей Божественной Комедіи слово giardino нигдѣ не встрѣчается въ его настоящемъ значеніи, но всегда лишь какъ выраженіе высшей степени весенней красоты, такъ земной рай Адамовъ называется садомъ, какъ въ Библіи, Рая XXVI, 110;такъ Италія названа садомъ имперіи, Чистилища VI, 106". Ноттеръ.
   63. До сихъ поръ Матильда держала очи опущенными внизъ отъ стыдливости.
   64--66. Описывая дивную красоту Матильды, Данте беретъ пособіемъ Венеру, когда она случайно (а не съ намѣреніемъ, какъ обыкновенно) была уколота стрѣлою Амура въ то время, когда онъ цѣловалъ свою мать, отчего въ ней загорѣлась любовь къ Адонису.
  
   .... когда свою мать обнималъ тулоносный ребенокъ,
   Неосторожно стрѣлой торчавшей онъ грудь ей поранилъ.
   Овидій, Превращ. X, 925--526, перев. Фета.
  
   69. "Безъ посѣва" -- см. ниже, 116--117. Говоря о золотомъ вѣкѣ, Овидій, Metam. I, 107--108, повѣствуетъ:
  
   Вѣчно стояла весна и нѣжно зефиры ласкали
   Теплымъ дыханьемъ цвѣты, что безъ сѣмени сами родились.
   Переводъ Фета.
  
   70. Три шага, отдѣляющіе Данте отъ Матильды, напоминаютъ три ступени во вратахъ чистилища (IX, 94 и слѣд.). Первымъ изъ этихъ шаговъ будетъ пристыженіе Данте по поводу его заблужденій (XXX, 76--78); вторымъ -- сознаніе въ нихъ (XXXI, 14, 34--36); третьимъ -- ощущеніе терзаній раскаянія и чувство ненависти къ тому, что вначалѣ ему нравилось (XXXI, 85--87). его очищеніе еще не вполнѣ закончено; онъ еще находится по эту сторону Леты, тогда какъ прекрасная жена, т. е. Матильда, и Беатриче и Колесница Церкви -- на той сторонѣ. Ему еще остается принести строгую исповѣдь, прежде чѣмъ перейти на ту сторону рѣки. Это заставляетъ думать, что истинный земной рай начинается лишь по ту сторону Леты, которая составляетъ одну изъ его границъ. У Данте мы находимъ преддверіе ада, -- передъ входомъ въ адъ; преддверіе чистилища -- передъ входомъ въ чистилище и преддверіе рая -- передъ входомъ въ рай. На это обстоятельство первый изъ всѣхъ комментаторовъ обратилъ вниманіе Скартаццини. -- "Какая удивительная аллегорія, -- говоритъ онъ: Со стороны земли земной рай граничитъ рѣкою Летой, которая уничтожаетъ всякую память о томъ, что только есть земного, негоднаго для неба; со стороны неба -- земной рай граничитъ рѣкою Эвноэ, которая даритъ душу памятью обо всемъ томъ, что сдѣлано ею для принесенія своего сокровища небу. Одна рѣка отрѣшаетъ душу отъ земли, другая -- связуетъ ее съ небомъ".
   70--75. "Ксерксъ, царь персидскій, два раза переправлялся черезъ Геллеспонть; въ первый разъ съ великою гордостью и роскошью по построенному имъ мосту, чрезъ который онъ переправилъ свое несмѣтное войско для завоеванія Греціи; во второй разъ -- послѣ того, какъ былъ разбитъ и бѣжалъ въ униженіи, въ бѣдномъ рыбацкомъ челнокѣ. Здѣсь разумѣется эта послѣдняя переправа, ибо при обратномъ слѣдованіи была обуздана его гордость и высокомѣріе; примѣръ его долженъ научить гордыхъ и высокомѣрныхъ кротости и смиренію. -- Геллеспонтъ раздѣляетъ Европу и Азію значительнымъ проливомъ; на азіатскомъ берегу его лежалъ городъ Абидосъ, на европейскомъ -- Сестъ. Греческій юноша Леандръ переплывалъ по ночамъ проливъ для свиданія съ своей возлюбленной Геро въ Сестѣ, пока не погибъ наконецъ въ волнахъ во время бури". Каннегиссеръ. -- См. извѣстную балладу Шиллера, "Геро и Леандра".
   76. Матильда, говоря "вы", обращается ко всѣмъ тремъ путникамъ: Данте, Стацію и Виргилію.
   79--81. Смыслъ -- "Вы удивляетесь тому, что я улыбаюсь; но въ состояніи полнаго отъ грѣховъ оправданія заключается и радость духовнаго наслажденія, a потому и сказано въ 91 псалмѣ, стихъ 5-й: "Ты возвеселилъ меня, Господи, твореніемъ Твоимъ; я восхищаюсь дѣлами рукъ Твоихъ". -- Delectatio, наслажденіе высочайшимъ благомъ, -- уже часть вѣчнаго блаженства". Филалетъ.
   82. Данте просилъ прекрасную жену приблизиться къ нему, чтобы разслушать слова пѣсни, которую она пѣла. Матильда не только исполнила его просьбу, но и уничтожила сомнѣніе въ его умѣ насчетъ ея улыбки, побуждая его высказаться свободно, нѣтъ ли у него еще какихъ сомнѣній.
   85--87. Сомнѣніе въ Данте было, повидимому, слѣдующее: "Если метеорологическія явленія, о которыхъ упоминалось въ Чистилища XXI, 46 и слѣдующихъ, не восходятъ выше вратъ чистилища, то почему же здѣсь происходитъ вѣтеръ, такъ какъ онъ возникаетъ въ воздухѣ вслѣдствіе нарушеннаго равновѣсія, и откуда происходитъ потокъ -- здѣсь, гдѣ никогда не идутъ дожди? Должно замѣтить, что Данте ушелъ тутъ далѣе въ метеорологіи, чѣмъ учитель его Брунетто Латини, который не могъ себѣ объяснить причину вѣтра (Tesoro, Lib. II, Сар. 37). -- Смыслъ: вода р. Леты и шумъ деревьевъ лѣса, качаемыхъ вѣтромъ, колеблютъ во мнѣ понятіе, сложившееся у меня со словъ Стація, a именно то, что, начиная отъ вратъ чистилища, вверху нѣтъ болѣе на всей горѣ ни вѣтровъ, ни дождей, ни инея, ни града, ни снѣга, ни облаковъ, ни молній (XXI, 43--54). Это-то понятіе и находится теперь во мнѣ въ противорѣчіи съ тѣмъ, что я вижу и слышу здѣсь, т. е. рѣку и шумъ лѣса отъ вѣтра.
   91. Въ подлинникѣ: Lo sommo Ben, che solo esso a sè piace, т. e. Богъ, "Deus est summum bonum simpliciter, et non solum in aliquo genere vel ordine rerum. -- Oportet quod cura bonum sit in Deo sicut in prima causa omnium non univoca, quod sit in eo excellentissimo modo; et propter hoc dicitur summum bonum". Ѳома Акв., Sum. Theol., p. I, qu. VI, art. 2.
   92--93. "Iddio, che è sommo Bene, fece Adamo buono, siccome buono artefice; e questo Paradiso terreno gli diede per arra del pagamento, ch'egli l'intendea di fare del Paradiso celeste". Оттимо. -- Богъ создалъ человѣка добрымъ, именно въ первичной его святости и правотѣ, и для блага -- для вѣчнаго блаженства. Если бы человѣкь не согрѣшилъ, то онъ предвкусилъ бы сперва небо въ земгомъ раю, a потомъ вкусилъ бы небеснаго рая, какъ и теперь законченная правота переходитъ отъ состоянія земного къ состоянію небеснаго совершенства. Если же сказано, что предъ Богомъ лишь Онъ одинъ правый, то это должно понимать не такъ, чтобы Онъ не находилъ удовольствія ни въ одномъ изъ своихъ созданій, но такъ, что Онъ находитъ полное удовлетвореніе лишь въ созерцаніи Самого Себя". Филалетъ. -- "Задатокъ" -- земной рай сотворенъ Богомъ для того, чтобы быть началомъ и залогомъ небеснаго блаженства, для котораго Онъ сотворилъ человѣка. Сличи: Гёшелъ, Dante's Unterweisung über Weltschöpfung und Weltordnung diesseits und jenseits. Berl. 1842.
   94. Рая XXVI, 139--142.
   95. "Смѣхъ обозначаетъ наслажденіе созерцательною, забавы -- дѣятельною жизнью". Томмазео.
   97--89. Уже Брунетто Латини объяснялъ происхожденіе облакъ притягательною силой солнца, которое какъ бы высасываетъ воду изъ земли. Поэтому, по теоріи Данте, бури, какъ уже было упомянуто, возникаютъ вслѣдствіе испареній, при чемъ пары, привлекаемые въ холодныя страны атмосферы, сгущаются тамъ въ облака и, какъ таковыя, служатъ на землѣ источникомъ ключей и рѣкъ, теорія, совершенно согласная съ нынѣшнею наукою.
   99. Въ подлинникѣ: quanto posson, т, e. насколько могутъ, т. e. до вратъ чистилища. "Древніе, не зная тяжести воздуха, полагали, что пары, какъ легчайшіе, восходятъ вверхъ, стремясь къ солнцу". Андруоли. -- Аристотель училъ: natura calidi est attrahere.
   101. Блаж. Августинъ (De civ. Dei, lib. XV, e. 27) говоритъ объ Олимпѣ: "Supra quem perhibentur nubes non posse conscendere, quod tam sublimis quam coelum sit, ut non ibi sit aer elementorum crassissimam terram ibi esse potuisse".
   101--102. Гора свободна отъ испареній съ земли и воды, начиная отъ вратъ чистилища до ея вершины. Alexander de Hales alt, Paradisum esse in aere quieto et tranquillo, qui superior est hoc nostrali aere inquieto ac turbulento; et locum Paradisi esse ubi finis est et terminus exhalationum et vaporum fluxux et progressus Lunae potestati acefficientiae attribuitur". Переиръ. In Genes. III. 9. -- "Homo sic erat incorruptibilis et immortalisi non quia corpus ejus disposiьonem incorrupftbilitaiis haberet, sed quia inerat animae vis quaedamad praeservandum corpus a corruptione. Corrumpi autem potest corpus humanum et ab interiori et ab exteriori. Ab interiori quidem corrumpitur per consumptionem humidi et per seneetntem, cui corruptioni occurrere poterat primus.homo per esum ciborum. Jnterea vero quae exterius corrumpunt, principium videtur esse distemperatus aer: unde huic corruptioni maxime occurritur per temperiem aeris. In paradiso autem utrumque invenitur; quia, ut Damascenus (De orthod. Tid. I. II, с. 11) dicit, est locus temperato et tenuissimo, et purissimo aere circumfulgens, plantis semper floridis comatus. Unde manifestum est quod paradisus est locus conveniens habitationi humanae secundum primae immortalitatis statum". Thom. Aquin. Sum. Theol., p. I, qu. CII, art. 2. -- "И здѣсь нельзя не замѣтить аллегорическаго значенія. Испаренія земныя, собственно чувственныя похотѣнія, отчуждающія душу отъ ея небеснаго назначенія, смертные грѣхи, восходятъ не выше вратъ чистилища; ибо послѣ оправданія въ человѣкѣ уже нѣтъ ничего подлежащаго осужденію, хотя бы и оставались въ немъ еще слабости и недостатки". Филалетъ. -- Въ стихахъ 91--102 заключается отвѣтъ Матильды на сомнѣніе Данте относительно слышаннаго имъ отъ Стація (XXI, 43--54) увѣренія, что пары земные не восходятъ выше третьяго крута, гдѣ врата чистилища. Теперь она приступаетъ къ рѣшенію второго вопроса, почему вѣтеръ колеблетъ здѣсь листы деревъ и откуда беретъ начало Лета.
   103--104. "Коловратъ первичный", въ подлинникѣ: la prima volta, это primum mobile, т. e., по системѣ Птоломеевой, девятая небесная сфера, самая быстрѣйшая изъ всѣхъ, совершающая въ 24 часа свой оборотъ вокругъ земли, неподвижно стоящей въ центрѣ міра, и сообщающая свое движеніе прочимъ нижнимъ, въ ней заключающимся, сферамъ.
   102--108. 1) "Древніе принимали кругообразное движеніе всей вселенной, въ центрѣ которой неподвижно стояла земля. Отъ этого движенія и атмосфера приводится въ круговое движеніе, которое какъ бы нарушается высоко подымающеюся къ небу горою Чистилища. Это мнѣніе было, впрочемъ, вполнѣ соотвѣтствующимъ идеѣ, которую, согласно съ тогдашнимъ богословіемъ, имѣли о дѣйствительномъ земномъ раѣ. Человѣкъ въ состояніи невинности былъ неразрушимъ даже въ тѣлѣ своемъ, не вслѣдствіе присущей тѣлу силы безсмертія, но по причинѣ сверхъестественной, сообщенной душѣ, крѣпости, которая могла защитить тѣло отъ разрушенія. Разрушеніе же это могло послѣдовать какъ отъ внутреннихъ, такъ и отъ внѣшнихъ причинъ. Внутренняя причина заключается въ истощеніи влажности вслѣдствіе старости, что человѣкъ можетъ предотвратить употребленіемъ питательныхъ веществъ. Между внѣшними причинами главное мѣсто занимаетъ перемѣна температуры. Слѣдовательно, для предупрежденія этого рай долженъ быть окруженъ чистымъ умѣреннымъ воздухомъ". ѳома Акв. Sum. Theol., р. I, qu. 97, art 4; р. II, qib 102; сличи выше, примѣч. къ стихамъ 101--102". Филалетъ.-- 2) "Ощущаемое здѣсь движеніе вѣтра происходитъ, слѣдовательно, не отъ испареній, но вслѣдствіе никогда не прекращающагося равномѣрнаго движенія свѣтилъ съ востока къ западу. Потому здѣсь постоянно дуетъ равномѣрный восточный вѣтеръ" Эта равномѣрность движенія воздуха, не зависящая ни отъ какихъ земныхъ случайностей, соотвѣтствуетъ вмѣстѣ съ тѣмъ состоянію души очистившагося отъ грѣховъ человѣка; это уже явствуетъ изъ вышесказаннаго, a также изъ того контраста, въ которомъ находится этотъ вѣтеръ съ тѣмъ вѣтромъ, который возбуждаетъ въ различныхъ направленіяхъ Люциферъ движеніемъ своихъ крыльевъ (Ада XXXIV, 50 и слѣд.)". Штрекфуссъ.-- 3) "По ошибочному положенію астрономіи того времени, земля стоитъ въ центрѣ вселенной. Атмосфера земли вращается вмѣстѣ съ primum mobile (смотри примѣч. къ 103 стиху) и со всѣми подъ нимъ находящимися кругами неба съ востока къ западу, такъ какъ primum mobile вращеніемъ своимъ увлекаетъ за собой и лежащій подъ нимъ воздухъ. Пары, производящіе на землѣ вѣтры, придаютъ воздуху нерѣдко движенія, противоположныя его движенію отъ востока къ западу. Сюда же пары не восходятъ; поэтому воздухъ вращается здѣсь всегда вмѣстѣ съ primum mobile, если не будетъ разорванъ въ какомъ-нибудь мѣстѣ постороннею причиною. И такъ, воздухъ, постоянно вращающійся съ востока къ западу, встрѣчаетъ здѣсь въ раю, сопротивленіе въ густотѣ лѣса, a это вызываетъ шумъ, который слышитъ Данте и о которомъ онъ спрашиваетъ Матильду". Скартаццини.
   106. "Живой эѳиръ", aer vivo, т. е. совершенно чистый и свободный отъ земныхъ испареній.
   110. "Такая жизнь", т. е. растительная. "Ударяясь о деревья лѣсовъ, воздухъ наполняется ихъ силою или жизнью, и потомъ, достигая въ своемъ круговращеніи до обитаемой нами земли, влагаетъ въ нее такую силу, что она производитъ чрезъ это растенія, сѣмена которыхъ человѣкъ никогда въ ней не сѣялъ". Скартаццини. -- "Итакъ чистая воля, изначала посѣянная Богомъ въ человѣка, есть именно та сила, которая еще и донынѣ разсѣиваетъ по землѣ сѣмена добра и счастья, къ которымъ былъ первоначально предназначенъ человѣкъ. Эта аллегорія выступаетъ повсюду, при внимательномъ изслѣдованіи текста". Штрекфуссъ.
   112. "Вашъ край", l'altra terra, т. e. то полушаріе, на которомъ обитаютъ люди, противоположное горѣ чистилища.
   116. "Тамъ", т. е. на обитаемой вами землѣ.
   117. Точно такъ, какъ растенія въ раю (XXVII, 135 и XXVIII, 69) возникаютъ безъ посѣва сѣмянъ, -- такъ точно принимаетъ, повидимому, Данте независящее отъ сѣмянъ происхожденіе, такъ называемое generatio aequivoca, многихъ растеній, нерѣдко какъ бы внезапно возникающихъ на нашей землѣ; въ сущности же они, по его мнѣнію, рождаются отъ воздуха, насыщеннаго зародышами рая. Этимъ Данте старается объяснить возникновеніе такихъ растеній, которыя при благопріятныхъ почвѣ и климатѣ, повидимому, сами по себѣ рождаются на землѣ. По его мнѣнію, они возникаютъ не изъ сѣмени, но какъ бы непосредственно отъ божественной силы, точно такъ, какъ наши первые родоначальники возникли не отъ человѣческихъ родителей. Въ этомъ мнѣніи заключается, повидимому, тотъ аллегорическій смыслъ, что и до сихъ поръ возникаютъ на землѣ по временамъ нравственныя и другія явленія -- такія, которыя какъ будто непосредственно исходятъ изъ рая, и притомъ тѣмъ скорѣе, чѣмъ болѣе благопріятствуетъ къ тому почва, т. е. народъ и вся прочая окружающая обстановка, при которой совершаются эти явленія, находясь подъ покровительствомъ природы и небесной благости (стихъ 113)". Ноттеръ.
   120. "Излагая это ученіе, Данте описываетъ природу потеряннаго рая, какимъ онъ, свободный отъ всѣхъ возмущеній, свойственныхъ грѣшной землѣ, еще существуетъ здѣсь, на вершинѣ горы Чистилища (стихи 92--96), не зная никакихъ ни бурь, ни испареній (стихи 97--102), рождая растенія безъ сѣмянъ, воды безъ дождей и ключей (стихи 109--128) и удивительнымъ образомъ оказывая нерѣдко свое вліяніе и на нашъ міръ, на землю, гдѣ мы нерѣдко видимъ возникновеніе живыхъ существъ безъ сѣмянъ(стихи 112--114). Въ то же время это имѣетъ и символическій смыслъ: въ первобытномъ, райскомъ состояніи не имѣла мѣста мрачная сила природы, но единственно чистая воля Божія, которою все было сотворено ко благу, будучи неисчерпаемо-обильною побудительною силою въ человѣкѣ, невидимымъ сѣменемъ всего благого. Это ненарушимо-мирное состояніе до сихъ поръ существуетъ единственно на горѣ Чистилища, т. е. вполнѣ пріобрѣтается только путемъ оправданія и очищенія -- покаянія. Но и все то, что помимо этого совершается въ отдѣльныхъ случаяхъ, всѣ тѣ грандіозныя и, повидимому неизъяснимымъ образомъ возникающія нравственныя явленія -- въ сущности не что иное, какъ отголоски этого непосредственнаго вліянія Божія, какъ бы сѣмена, приносящія изъ рая обѣтованіе возрожденія этого первичнаго единства съ Божьей волей. Глубокомысленная и глубоко-истинная идея!" Флейдереръ.
   121. По разрѣшеніи перваго сомнѣнія, Матильда приступаетъ къ разрѣшенію второго вопроса: какимъ образомъ можетъ существовать здѣсь вода, если нѣтъ дождей? Отвѣтъ заимствованъ изъ книги Бытія, II, 5, 6: "Господь Богъ не посылалъ дождя на землю;... но паръ подымался съ земли и орошалъ все лицо земли".
   122--123. "Этотъ потокъ не возникаетъ ни отъ дождя, ни отъ воды, подымающейся изъ моря черезъ пустоты внутри земли. Уже Брунетто Латини называетъ эти пустоты въ землѣ жилами, по которымъ вода, какъ кровь въ тѣлѣ, то восходитъ, то опускается, и приводитъ находящіеся въ горахъ ключи въ доказательство тому, что стихія воды находится надъ стихіею земли, ибо законъ жидкости тотъ, что она не можетъ подняться выше того, насколько можетъ упасть (Tesoro lib. II, сар. 45). Самая же высокая точка, до которой можетъ подняться вода, есть высота облаковъ, откуда она потомъ изливается на сушу и море. A такъ какъ эта гора выше облаковъ, то вода и не можетъ подняться до ея вершины. О дѣйствіи холода на воду сличи Чистилища V, 111 Отъ различія притока воды зависитъ различіе и въ водномъ обиліи рѣкъ, которыя то подымаются, то опадаютъ; въ подлинникѣ: Come fiume ch'acquista e perde lena, -- то увеличивается, то ослабѣваетъ дыханіе рѣкъ, -- выраженіе весьма поэтическое". Филалетъ.
   127--132. Такъ какъ человѣку оправданному тягостно воспоминаніе о coдѣянныхъ грѣхахъ, a съ другой стороны -- отрадно воспоминаніе о добрыхъ дѣлахъ, то поэтъ, приготовляя душу къ переходу отъ рая земного къ небесному, гдѣ все -- единая радость, приводитъ здѣсь двѣ эти рѣки, которыя, исходя изъ одного и того же истока, расходятся по различнымъ направленіямъ. Рѣка, уничтожающая память о грѣхахъ -- Лета (отъ греческ. λήϑη, -- забвеніе); другая -- Эвноэ (отъ греч. слова, означающаго "добрая память"). A какъ мѣсто грѣху будетъ въ день Страшнаго Суда налѣво -- для осужденныхъ, направо -- для избранныхъ (Матѳ. XXV, 33), то поэтому и здѣсь одна рѣка (Лета) течетъ налѣво, другая (Эвноэ) -- направо. -- Согласно съ библейскимъ сказаніемъ, одна рѣка исходила изъ Эдема для орошенія сада и отсюда раздѣлялась на четыре рукава, или рѣки. Помѣщая рѣки въ своемъ раю, Данте слѣдуетъ библейскому сказанію (Бытіе II, 10 и слѣд.), но ни число, ни названія библейскихъ рѣкъ не соотвѣтствовали цѣлямъ поэта, Поэтому изъ Библіи онъ беретъ лишь идею рѣкъ земного рая, такъ же и ту идею, что рѣки эти, расходясь по различнымъ направленіямъ, имѣютъ тѣмъ не менѣе одинъ и тотъ же истокъ. Число же его рѣкъ -- собственное изобрѣтеніе поэта; равно и имена имъ онъ заимствуетъ изъ классической миѳологіи; впрочемъ, одни имена, но не болѣе. Лета дантовская не есть Лета древнихъ, которая, уничтожая память обо всемъ земномъ, причиняла тѣмъ самымъ истинную смерть усопшимъ. Напротивъ, дантовская Лета, испиваемая душою, производила на нее благодѣтельнѣйшее дѣйствіе: она позволяла ей забыть все, что въ грѣхѣ содержится истинно-горькаго и постыднаго, пока грѣхъ не вполнѣ еще искупленъ и пока человѣкъ находится еще въ страхѣ, что онъ не будетъ ему отпущенъ, или по крайней мѣрѣ пока онъ не знаетъ, какая участь его ожидаетъ. Затѣмъ Данте Эвное изобрѣтеніе совершенно новое. Эта рѣка оживляетъ въ памяти все благое, сдѣланное душою когда бы то ни было и какое бы ни было; дѣла не только болѣе замѣчательныя, на которыя она наиболѣе надѣется, но и каждое самое малое доброе дѣло, вытекшее изъ нея по силѣ доброй ли привычки, или по внезапному порыву любви, безъ всякаго рефлекса на нее самое, безъ всякаго приготовленія. Сличи Перецъ, Скартаццини, стр. 578, -- "Идею о Летѣ и Эвное Данте заимствовалъ, повидимому, изъ естественной исторіи Плинія, гдѣ говорится объ этихъ рѣкахъ. Не зная греческаго языка, Данте не могъ заимствовать ихъ у Павзанія, который говоритъ, описывая оракула въ пещерахъ Трофонія (Кн. IX, 39): "Откуда жрецы ведутъ его (посѣтителя) не тотчасъ къ оракулу, но къ источникамъ, которые находятся очень близко одинъ отъ другого. Здѣсь онъ долженъ испить такъ называемой воды Леты или забвенія для того, чтобы забыть все, что у него было до сихъ поръ въ душѣ, и потомъ еще другой воды, Мнемозины или воспоминанія, чтобы чрезъ это онъ могъ вспомнить все происходившее, когда спустится". "О добромъ и зломъ здѣсь не говорится ни слова". Ноттеръ. -- Сличи Откр. Іоан. XIV, 13 и слѣд.
   142. "Это двойственное дѣйствіе есть опять указаніе на двойственную природу оконченнаго очищенія, состоящую въ прощеніи грѣховъ и въ соединенномъ съ нимъ полномъ успокоеніи совѣсти и измѣненіи души, неуклонно стремящейся ко Благу". Филалетъ.
   135. "Жажда", т. е. желаніе познанія. См. Чистилища XXI, 1.
   136. "Королларій. Боэцій, Phil. Cons. lib. III. рг. 10: "Igitur veluti geometrae solent demonstratis propositis aliquid inferre quae porismata ipsi vocant, ita ego quo, que tibi veluti corollarium dabo". И lib. IV, pr. 3: "Memento corollarii illius quod paulo ante praecipuum dedi". -- "Какъ милость", т. е. добровольно, безъ твоего прошенія
   140. "Felix nimium prior aetas". Боэцій, Phil. Cons. lib. II, poes. 5.
   143. Въ подлинникѣ: Qui primavera sempre, ed ogni frutto. O золотомъ вѣкѣ, Овидій. Превращ. I, 107: "Вѣчно стояла весна". Перев. Фета.
   146. "Поэты улыбаются по поводу заблужденія, въ которомъ они находились вмѣстѣ со всѣмъ древнимъ міромъ, именно Виргилій самолично воспѣвалъ золотой вѣкъ въ своихъ Георгикахъ I, 125--140. -- Здѣсь уже въ предпослѣдній разъ Данте видитъ Виргилія; въ послѣдній разъ онъ его видитъ въ Чистилища XXIX, 55: но въ обоихъ случаяхъ Виргилій не говоритъ больше ни слова. Въ XXX, 46 поэтъ еще разъ обращается къ нему взоромъ, но Виргилій уже исчезъ. -- Улыбка поэтовъ многозначительна, -- очищенной душѣ представится нѣкогда земная поэзія не болѣе какъ пріятнымъ заблужденіемъ". Каннегиссеръ.
  

ПѢСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.

  
   3. "Блаженъ, кому отпущены беззаконія" -- слова псалма XXXI, 1. -- "E viene questo salmo a proposito de la materia: impero che l'autore era per passare lo fiume che tollie la memoria del peccato. E però finde che Matelda cantasse questo, per accenderlo al passamente del ditto fiume et acconciamento di venire a si fatto stato, quale e quello de innocenzia e de la purità de la mente". Бути. -- Пылая любовію къ церкви, Матильда, въ концѣ своей рѣчи, начинаетъ пѣть этотъ псаломъ, привѣтствуя поэта, у котораго всѣ семь Р (при чемъ о послѣднемъ отдѣльно не упоминается) исчезли на челѣ, и который черезъ омовеніе въ рѣкѣ Летѣ вскорѣ утратитъ даже и воспоминаніе о своихъ грѣхахъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ она прославляетъ свое собственное блаженство.
   4--6. Поэтъ сравниваетъ Матильду съ миѳологическими нимфами, чтобы выразить цѣломудренную легкость ея движеній вдоль берега священной рѣки Подражаніе Виргилію, Georg, lib. IV, 381--383:
  
   . . . . . . . . siami ipsa precatar
   Oceanumque patrem rernm nymphasque sorores
   Centrali quae silvas, centum quae flamina servant.
  
   7. T. e. противъ теченія волнъ Леты, на противоположномъ къ Данте ея берегу.
   9. Виргилія, Aen. II, 724: Sequiturque patrem non passibus aequis.
   11--12. "Когда поэтъ, идя къ востоку, вошелъ въ лѣсъ, Лета заграждала ему путь подъ прямымъ угломъ (XXVIII, 25). Поэтому, чтобы идти за Матильдой противъ теченія потока, должно было направиться вдоль берега, повернувъ къ югу. Но здѣсь потокъ измѣнилъ свое теченіе отъ центра земного рая (смотри ниже, XXXIII, 112): теперь онъ течетъ къ внѣшней его окраинѣ, именно съ востока на западъ". К. Витте.
   14--15. Смыслъ символическій: благость быстро идетъ навстрѣчу тѣмъ, кто ея ищетъ. -- "Этотъ поворотъ Матильды къ Данте всѣмъ тѣломъ (tutta a me si torse) -- прекрасный образъ ея благоволенія къ поэту. Незадолго предъ этимъ Матильда обращалась къ нему лишь очами (XXVIII, 63); теперь она оборачивается къ нему всѣмъ тѣломъ, выражая этимъ движеніемъ, a также нѣжнымъ словомъ "брать", ту любовь и ту великую силу, которая побуждаетъ ее явиться ему теперь на помощь". Джіуліани.
   16--18. Подражаніе Виргилію, Aen. IX, 109--110:
  
   Hic primum nova lux ocalis offulsit et ingens.
   Vivus ab Aurora coelum transcurrere nimbus.
  
   19--21. "Свѣтъ вѣры восходить самъ собою очистившемуся отъ грѣховъ человѣку, и притомъ не въ видѣ быстро пролетающей молніи, но въ видѣ свѣта, ежеминутно увеличивающагося и становящагося все свѣтлѣе и свѣтлѣе". Штрекфуссъ. -- Въ подлинникѣ: Ma perchè il balenar, come vien, resta, -- въ высшей степени поэтическое изображеніе молніи, исчезающей мгновенно за своимъ блескомъ.
   23--24. Данте клянетъ Еву, какъ болѣе виновную, чѣмъ Адамъ: "И не Адамъ прельщенъ, но жена. прельстившись, впала въ преступленіе". I посл. къ Тимоѳ. II, 14. Сличи Ѳома Акв. Sum. Theol., p. II, 2-ае, qu. CLXIII, art. 4.
   25. "Тамъ", т. е. въ земномъ paю.
   26--27. Вкушеніемъ плода отъ древа познанія она хотѣла открыть то, что было скрыто Богомъ. -- "Въ день, въ который вы вкусите ихъ, откроются глаза ваши, вы будете, какъ боги, знающіе добро и зло". Бытіе, III, 5. -- "In statu primae conditionis hominis non erat obscuritas culpae vel poenae: inerat tamen intellectui hominis quedarn obscuritas naturalis". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. II, 2-ae, qu. V, art. 1. -- Гуго да Санъ-Витторе, напротивъ, полагаетъ, что человѣкъ въ первобытномъ состояніи былъ надѣленъ троякимъ познаніемъ: "1) cognitio perfecta omnium visibilium; 2) cognitio Creatoris per praesentiam contemplationis seu per internam inspirationem; 3) cognitio sui ipsius, qua conditionem et ordinem et debitum suum sive supra se sive in se sive sub se non ignoraret".
   28--30. Буквальный смыслъ: если бы Ева пребыла покорною Богу, я бы наслаждался этими благами теперь не впервые, ибо я родился бы въ земномъ раю и пребывалъ бы въ немъ во всю свою жизнь. О символическомъ значеніи этой терцины комментаторы между собой несогласны. Смотри Скартаццини, стр. 623. -- "Давно", т. е. со дня моего рожденія до окончательнаго моего перехода въ рай небесный. Въ подлинникѣ: Avrei quelle ineffabili delizie Sentite prima, e poi lunga fiata.
   31--32. "Первозданные небесные первенцы": primizie odel'eterno piacer, т. e. "первые задатки будущихъ радостей небеснаго рая (Бенвенуто Рамбалди, Бути, Ломбарди), такъ какъ земной рай есть задатокъ небеснаго". Скартаццини.
   33. Т. е. явленія Беатриче, которую Данте ожидаетъ съ минуты на минуту, желаніе видѣть которую дало ему смѣлость войти въ пламень (XXVII, 34--51).
   37--42. "Приступая къ изложенію высочайшихъ предметовъ небесныхъ и божественныхъ и притомъ такихъ, о которыхъ не только писать, но и помышлять трудно, Данте призываетъ на помощь всѣхъ музъ вообще и въ особенности Уранію, что значитъ небесная". Велутелло. -- Здѣсь разумѣются музы, именно музы христіанскаго поэтическаго творчества, почему поэтъ и называетъ ихъ пресвятыми дѣвами. -- "Sacrum è la cosa santa quanto s'appartiene a Dio, e sanctum é la cosa ordinata et indicata inviolabile quanto al mondo". Бути. -- "Пресвятый" т. e. святый въ выcочайшей степени. Акад. Словарь.
   37--39. Сличи Рая XXV, 3. -- Боккаччіо въ Vita di Dante говоритъ: "Non curando nè caldo, nè freddo, nè vigilie, nè digiuni, nè niuno altro corporale di sagio con assiduo studio divenne a conoscere della divina essenzia e delle altre separate intelligenze quello che per umano ingegno qui se ne può comprendere" Также Виллани, Vita Dantis: e Tanto pernoscendae poesie amore flagravit, ut dies noctesque nil aliud cogitaret". Самъ Данте: "Oh quante notti furono, che gli occhi dell'altre persone chiusi dormendo si posavano, che li miei Dell'abitacolo del mio amore fisamente miravano!" Convivio, tr. III, e. 1.
   40. "Геликонъ" -- знаменитая гора въ Беотіи, мѣстопребываніе музъ, начало двухъ источниковъ -- Аганиппе и Ипокрены.
   41. "Уранія" -- одна изъ девяти музъ -- муза астрономіи. Она призывается здѣсь предпочтительно передъ прочими, какъ представительница небесныхъ музъ, теперь, когда поэтъ приступаетъ къ изображенію небесныхъ предметовъ. Въ подлинникѣ: Urania m'aiuti col suo coro -- съ своимъ хоромъ, т. e. со всѣми прочими музами, такъ какъ музы никогда не являются по одиночкѣ, но всегда вмѣстѣ.
   43--54. "Видѣніе мистической процессіи въ земномъ раю раздѣляется на двѣ главныя части. Первая часть (XXIX--XXX, 33) изображаетъ, какъ церковь -- учрежденіе божественное, или идеалъ церкви -- идетъ навстрѣчу кающемуся грѣшнику, страстно ищущему спасенія; она -- сокровищница божественныхъ мистерій и путей милости. Во второй части (XXXII, 16 -- ХXXIII, 12) Данте созерцаетъ въ видѣніи судьбы церкви отъ начала ея до перенесенія папскаго престола въ Авиньонъ, и затѣмъ старается (ХXXIII, 34--78) отгадать, чрезъ уста Беатриче, будущность этой церкви. Въ то же самое время видѣніе это служитъ ареною великихъ событій чисто личнаго свойства -- послѣдняго покаянія Данте и его примиренія съ Беатриче. Въ этой части грандіознаго видѣнія поэтъ намъ указываетъ, что долженъ дѣлать человѣкъ, желающій достигнуть блаженства. Церковь идетъ навстрѣчу грѣшнику, такъ сказать -- сама ищетъ его, какъ добрый пастырь заблудшуюся овцу, принимаетъ его въ свои нѣдра, указываетъ ему пути милости; самъ грѣшникъ идетъ навстрѣчу церкви и добровольно подчиняется ея требованіямъ, стыду за содѣянные грѣхи (XXX, 78; XXXI, 64 и далѣе), плачу о своихъ грѣхахъ (XXX, 97 и далѣе), полной исповѣди (XXXI, 13--42), чистосердечному раскаянію (XXXI, 85 и далѣе), возрожденію (XXXI, 91 и далѣе, подвигамъ добродѣтели (XXXI, 103 и далѣе), Скартаццини. -- "Отсюда начинается великое аллегорическое видѣніе Данте -- невидимой и торжествующей церкви, на что Матильда (стихи 61--63), которая здѣсь въ особенности обнаруживаетъ въ этомъ свою дѣятельность, какъ наставница, христіанская учительница, обращаетъ вниманіе Данте. Для большей ясности мы дадимъ общій очеркъ символическаго значенія мистическаго видѣнія, a въ дальнѣйшемъ комментаріи войдемъ лишь въ частныя подробности. Вообще все это видѣніе излагаетъ послѣдовательный порядокъ и теченіе или исторію человѣческаго спасенія Христовою вѣрою, предшественницей которой была вѣра іудейская; и та и другая символомъ споимъ имѣютъ Ветхій и Новый Завѣты, т. е. Библію. Что самъ Данте былъ руководимъ при этомъ Библіей, особенно Іезекіилемъ и Іоанномъ, это онъ самъ говоритъ въ стихахъ 100--104. -- Семь свѣтильниковъ означаютъ семь даровъ Святого Духа: страхъ, состраданіе -- любовь къ ближнему, мужество, знаніе, совѣтъ, мудрость и прозорливость; семь полосъ -- семь церковныхъ таинствъ: крещеніе, мѵропомазаніе, священство, причащеніе, покаяніе и отпущеніе, елеосвященія и бракъ. Эти семь полосъ образуютъ собою цвѣта радуги (стихъ 78), и притомъ, по Ландино, въ слѣдующемъ порядкѣ: мѵропомазаніе -- красный цвѣтъ, какъ знакъ страха, искореняемаго любовью къ Богу; отсюда возникаетъ затѣмъ смиреніе -- добродѣтель, противоположная гордости, которая наказуется въ первомъ кругу чистилища; крещеніе образуетъ кармазинно-красный цвѣтъ и означаетъ состраданіе, основанное на любви къ ближнему -- добродѣтели, противоположной зависти, наказуемой во второмъ кругѣ чистилища; священство даетъ зеленый цвѣтъ и означаетъ мужество, основанное на надеждѣ, откуда возникаетъ добродѣтель, противоположная гнѣву; причащеніе имѣетъ бѣлый цвѣтъ, обозначающій знаніе, основанное на вѣрѣ и вызывающее добродѣтельную дѣятельность, противоположную унынію; покаяніе даетъ опять зеленый цвѣтъ, символъ совѣта, основаннаго на надеждѣ, вызывающей воздержаніе, -- добродѣтель, противоположную скупости; елеосвященіе -- опять красный цвѣтъ, знакъ мудрости, основанной на любви къ ближнему, вызывающей воздержаніе, противоположное невоздержанности; бракъ кроваво-краснаго цвѣта, -- знакъ прозорливости, основанной также на любви къ ближнимъ, вызывающей цѣломудріе, противоположность сладострастія. Слѣдующіе за свѣтильниками мужи (стихъ 83) -- патріархи и пророки, безпорочность которыхъ обозначается ихъ бѣлымъ блескомъ. Двадцать четыре старца обозначаютъ библейскія книги Ветхаго Завѣта; они увѣнчаны бѣлыми лиліями для обозначенія чистоты библейскаго ученія и вѣры. Эти двадцать четыре старца заимствованы изъ Откровенія Іоанна (IV, 4). Чтобы получить число въ 24 книги, должно держаться счету св. Іеронима, a именно: 1--5 -- книги Моисеевы; 6 -- книга Іисуса Навина; 7 -- Софетима, Судей; 8 -- Самуила; 9 -- Мелахимъ -- книга Царствъ; 10 -- Исайи; 11 -- Іереміи; 12 -- Іезекіиля; 13 -- Терназуръ, Малые пророки; 14 -- Іова; 15 -- Давида, Псалмы; 16 -- Соломона, Притчи; 7 -- Кохелетъ, Екклезіастъ; 18 -- Сирхассиримъ, Пѣснь Пѣсней; 19 -- Даніила 20 -- Паралипоменонъ; 21 -- Ездры; 22 -- Есѳири; 23 -- Руѳь; 24 -- Цинотъ, Нееміи. Они поютъ пѣснь Дѣвѣ Маріи, ибо Ветхій Завѣтъ содержитъ въ себѣ пророчество о ней и о вочеловѣченіи Христа. Стихъ 88 описываетъ промежутокъ между Ветхимъ и Новымъ Завѣтами. Четыре животныя -- четыре евангелиста: Матѳей, Маркъ, Лука и Іоаннъ, или, вѣрнѣе, четыре написанныя ими евангелія, именно: Матѳей представленъ, какъ человѣкъ, потому что всего болѣе пишетъ о человѣчности Христа; Маркъ -- какъ левъ, ибо онъ пишетъ о воскресеніи, какъ бы левъ, пробуждающій спящихъ отъ сна; Лука -- какъ телецъ, ибо онъ говоритъ о священствѣ, обозначаемомъ жертвеннымъ тельцомъ; Іоаннъ -- какъ орелъ, ибо онъ выше всѣхъ другихъ, какъ орелъ, возносится въ облака и въ евангеліи своемъ имѣетъ передъ глазами божественность Христа. Они украшены зеленью, ибо евангеліе вѣчно зеленѣетъ. Каждое животное имѣетъ шесть крылъ, при чемъ Данте (стихъ 105) слѣдуетъ Іоанну; изъ этихъ крылъ, по Велутелло, первая пара означаетъ прошедшее, вторая -- настоящее, третья -- будущее, слѣдовательно вѣчность времени. Множество глазъ (стихъ 95) указываютъ на провидѣніе и прозорливость, выказанныя евангелистами при изложеніи своихъ писаній. Тріумфальная колесница (стихъ 107) -- новая церковь; два колеса ея -- Ветхій и Новый Завѣты. Грифъ -- Христосъ, полуптица, полулевъ, для обозначенія двойственности его естества: божественнаго и человѣческаго. Два крыла его -- правосудіе и милосердіе. Онъ простираетъ ихъ между семью полосами такимъ образомъ, что они заключаютъ въ себѣ одну изъ полосъ, и самая средняя полоса -- причастіе; три полосы налѣво -- покаяніе, елеосвященіе и бракъ -- принадлежатъ къ милосердію Божьему. Три жены при правомъ колесѣ -- три теологическія добродѣтели, принадлежащія Новому Завѣту: любовь -- краснаго, надежда -- зеленаго, вѣра -- бѣлаго цвѣта. Четыре жены у лѣваго колеса, обозначающаго Ветхій Завѣтъ, -- четыре основныя добродѣтели: правосудіе, мужество, благоразуміе и умѣренность. Онѣ облечены въ пурпуровый цвѣтъ, т. е. въ цвѣтъ любви, ибо безъ нея не можетъ быть никакой добродѣтели. Одна изъ нихъ, благоразуміе, имѣетъ три ока, ибо она должна видѣть прошедшее, настоящее и будущее. Два старца обозначаютъ Луку и Павла, перваго -- сочинителя Дѣяній Апостольскихъ, второго -- сочинителя многихъ твореній Новаго Завѣта. Четверо въ убогихъ одеждахъ -- апостолы Іаковъ, Петръ, Іоаннъ и Іуда, тоже писатели посланій Новаго Завѣта. Старецъ, замыкающій шествіе, -- апостолъ Іоаннъ, сочинитель Откровенія. Слѣдовательно, здѣсь обозначены всѣ писанія Новаго Завѣта. Іоаннъ проходитъ спящій, въ обозначеніе его вдохновенія; живой взглядъ обозначаетъ глубокій смыслъ Откровенія. Первые двадцать четыре старца были увѣнчаны лиліями, символомъ вѣры; послѣдніе семь -- розами, символомъ любви; четыре евангелиста одѣты въ зеленую одежду -- символъ надежды. Громъ здѣсь не обыкновенный громъ, ибо на горѣ Чистилища нѣтъ ни грома, ни молніи; это знакъ Бога, гласа Божьяго, того гласа, который слышится при крещеніи Христа въ Іордани. Шествіе останавливается, чтобы Данте могъ созерцать его и олицетворенное въ немъ очищенное человѣчество и чтобы онъ одушевлялся его созерцаніемъ. Первыя знамена -- семь полосъ свѣта. Все шествіе образуетъ форму креста". Каннегиссеръ.
   43. "Силы нашихъ чувствъ воспринимаютъ, собственно, лишь отдѣльные признаки предметовъ, a не самые предметы; потому если такими признаками обладаютъ многіе предметы сообща, то возникаютъ обманы чувствъ. Но если мы разсматриваемъ предметъ съ такою тщательностью, что замѣчаемъ при этомъ при общихъ признакахъ и болѣе мелкія черты, которыми различные предметы отличаются между собою, то разумъ нашъ начинаетъ сознавать это различіе. То же случилось и съ Данте, который семь свѣтильниковъ, какъ мы сейчасъ увидимъ, принялъ вначалѣ, пока онъ находился отъ нихъ въ отдаленіи, за деревья". Филалетъ. -- "Простыя силы нашихъ чувствъ не въ состояніи постигнуть эти духовныя вещи; здѣсь потребенъ озаренный разумъ". Флейдереръ. -- Къ поясненію этого мѣста можетъ служить ученіе Аристотеля (De anim. Hb. II, e. 6): "Sensibile igitur trifariam dividitur. Sensibilium enim duo quidem per se, unum vero per accidens sentiuntur. Et illorum rursus aliud est uniuscujusque proprium sensus, aliud commune cunctis. Atque proprium id sensibile dico, quod alio sensu sentiri non potest, et circa quod error fiere nequit, ut color respectu visus, et sonus auditus, et sapor gustus. Tactus autem plures differentias habet (judidem, indicat tamen de illis, ut coetегоrum sensuum quisque de suo sensibili, et non decipitur. Visus enim non errat esse colorem, aut auditus esse sonnm: sed quid sit id, quod est infectum colore vel ubi: aut quid sit it, quod sonat, vel ubi. Hiyusmodi igitur sensibilia dicuntur uniuscujusque propria sensus. Commania vero sunt haec, motus, quies, numerus, figura et magnitudo. Talia namque nullius sunt propria sensus, sed omnibus communia sunt. Etenim tactu motus quidam sensibilis est, atque visu. Per se igitur sensibilia haec sunt". Такъ было и съ Данте, -- золото, т. е. цвѣтъ, какъ объектъ, принадлежащій собственно глазу, -- не обмануло его; но фигура -- какъ объектъ, принадлежащій и глазу и осязанію, обманула.
   49. Въ подлинникѣ: La virtù che a ragion discorso ammanna, "именно разсудокъ, который даетъ разуму способность облекать свои умозаключенія въ слово, сообщая ему для этого матеріалъ или, говоря ученымъ языкомъ, species intelligibiles". Филалетъ.
   50. Шествіе открываютъ семь свѣтильниковъ, изливающихъ яркій свѣтъ. "Septenarius numerus universitatem significat". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. I, 2, qu. CII, art 5. -- Семь слагается изъ трехъ (Троица) и четырехъ (части свѣта); 3 + 4 = 7 означаютъ соединеніе Бога и міра, вообще согласіе и гармонію. Богъ и міръ -- двѣ идеи, предполагающіяся въ каждой религіи. Это соединеніе совершается въ цифрѣ 7, которая поэтому есть число или цифра религіи. Семь свѣтильниковъ напоминаютъ прежде всего свѣтильники скиніи (Исходъ, XXV, 37; Числъ VIII, 2); далѣе они напоминаютъ семь духовъ: "Почіетъ на Немъ Духъ Господень, духъ премудрости и разума, духъ совѣта и крѣпости, духъ вѣдѣнія и благочестія" Исайи, XI, 2. -- Данте, очевидно, заимствовалъ ихъ изъ Откровенія, гдѣ Іоаннъ видитъ семь золотыхъ свѣтильниковъ (I, 12), которые суть семь церквей (I, 20). -- Большая часть комментаторовъ видитъ въ этихъ семи свѣтильникахъ семь даровъ Духа Святого, "которые, говорятъ Ландино и Anonimo Fiorentino, должны быть въ каждомъ вѣрномъ христіанинѣ. Первый даръ -- состраданіе, противоположный зависти; второй -- смиреніе, противоположный гордости; третій -- кротость, противоположный гнѣву; четвертый -- твердость духа, противоположный унынію; пятый -- осторожность, противоположный скупости; шестой -- цѣломудріе, противоположный сладострастію; седьмой -- мудрость, противоположный чревоугодію". -- Пьетро ди Данте одинъ видитъ въ нихъ семь степеней церковнослужителей: presbyteratus, diaconatus, subdiaconatus, et isti tres majores ordines sunt, quia in sacris; exorcistatus, acolithatus, lectoratus et ostiatus et isti minores; но это толкованіе никѣмъ непринято. Велутелло, какъ мы видѣли, "ставитъ еще въ связь съ ними семь таинствъ; окончательное ученіе о таинствахъ и седмеричности ихъ было вполнѣ установлено незадолго передъ временемъ Данте Ѳомою Аквинскимъ, изъ котораго онъ черпалъ такъ обильно". Ноттеръ. -- "Эти семь свѣтильниковъ вообще принимаютъ за семь даровъ Духа Святого, семь свѣтовыхъ полосъ -- или за плоды Святого Духа, или за семь таинствъ. Что касается свѣтильниковъ, то они несомнѣнно заимствованы изъ Откровенія Іоанна (IV, 5), который называетъ ихъ семью Духами Божьими. Слѣдовательно, толкованіе это правильно". Подъ именемъ семи даровъ, заимствованныхъ изъ Исайи XI, 2, Ѳома Аквинскій разумѣетъ готовность различныхъ силъ души человѣческой слѣдовать наитію Св. Духа. Они относятся къ божественному наитію, какъ нравственныя добродѣтели къ разуму. -- Поэтому, въ то время, какъ нравственныя добродѣтели относятся только къ силамъ воли, эти дары относятся ко всѣмъ силамъ души. Они называются: благоразуміе, осторожность, воздержаніе (мудрость), знаніе, кротость, твердость духа и состраданіе и раздѣляются слѣдующимъ образомъ: благоразуміе и осторожность относятся къ познаванію истины путемъ спекулятивнаго разума; мудрость и знаніе -- къ правильной оцѣнкѣ истины во всѣхъ отношеніяхъ. Кротость, твердость духа и смиреніе относятся къ желательнымъ силамъ, и притомъ кротость въ отношеніи дѣйствій къ другимъ (Богу и людямъ), твердость духа и смиреніе -- къ порядку собственныхъ наклонностей. Sum. Theol., р. II, 1-ае, qu. 68. -- Изъ этого объясненія становится яснымъ, какъ умѣстно открываютъ семь даровъ Св. Духа шествіе этихъ сверхчувственныхъ средствъ милости, ведущихъ насъ къ божественному, такъ какъ они именно и составляютъ условіе полной дѣйствительности этихъ средствъ. Какое же значеніе имѣютъ полосы свѣта? Подъ именемъ плодовъ Св. Духа Ѳома разумѣетъ дѣйствіе, которое производятъ на человѣка его высшія милости (Ibid., qu. 70). Поэтому весьма удобно изобразить ихъ, какъ истеченія изъ семи даровъ. Впрочемъ, этому противорѣчить то, что въ посл. къ Галат. V, 22 плодовъ ихъ постоянно насчитывается двѣнадцать. Потому, кажется, вѣрнѣе мнѣніе тѣхъ толкователей, которые видятъ въ семи полосахъ семь таинствъ, находящихся, какъ средства милости -- спасенія, конечно, въ близкомъ отношеніи къ этимъ дарамъ; хотя не должно трудиться, какъ это дѣлали многіе комментаторы, чтобы найти соотношеніе каждаго таинства съ каждымъ опредѣленнымъ имъ даромъ, тѣмъ болѣе, что это вовсе не согласуется съ духомъ Аквинатовой системы (Sum. Theol., p. III, qu. 62)". Филалетъ.
   52. "Сосудъ тотъ дивный" -- il bello arneso, т. e. прекрасный строй изъ свѣтильниковъ. Данте, говоря о семи свѣтильникахъ, не безъ намѣренія употребляетъ сосудъ въ единственномъ числѣ, желая тѣмъ указать читателю, что семь свѣтильниковъ составляютъ одно цѣлое, раздѣленное на семь.
   53--54. Пламя этихъ свѣтильниковъ блеститъ ярче, чѣмъ мѣсяцъ при полнолуніи -- въ срединѣ между однимъ и другимъ новолуніемъ, и притомъ въ полночь, когда блескъ его бываетъ всего сильнѣе на безоблачномъ небѣ, когда воздухъ чистъ и совершенно прозраченъ. Въ подлинникѣ: luna per sereno Di mezza notre nel suo mezzo mese.
   55--57. Появленіе Беатриче и все ее окружающее принадлежитъ всецѣло созерцательной жизни; потому-то Виргилій, или разумъ, земное знаніе, точно также объятъ изумленіемъ, какъ и самъ Данте. "Виргилій пришелъ туда, гдѣ онъ уже самъ собою ничего не видитъ (XXVII, 129)". -- "Или, по другому толкованію, въ вещахъ божественныхъ пониманіе власти гражданской не идетъ далѣе того, что понимаетъ и каждый христіанинъ въ отдѣльности". Скартаццнии. -- Слицуетъ замѣтить, что Данте здѣсь въ послѣдній разъ видитъ Виргилія; черезъ нѣсколько минутъ послѣ этого, когда Данте обернулся къ Виргилію, онъ уже исчезъ (XXX, 43--57).
   61. "Донна", т. е. Матильда.
   61--63. Совершенно такой же упрекъ сдѣлала Данте Беатриче въ раю (Рая XXIII, 7072):
  
   Что взоръ вперилъ такъ въ очи ты мои?
   Взгляни на садъ плѣнительный, гдѣ снова
   Въ лучахъ Христа всѣ вѣтви расцвѣли!
  
   64--65. "Сонмъ" -- 24 старца. -- Бѣлый -- цвѣтъ чистоты и непорочности. "Облечены были въ бѣлыя одежды". Откров. Іоанна, IV, 4,
   67. "Воды Леты, освѣтившіяся отъ отраженія въ нихъ семи свѣтильниковъ, должны были находиться съ лѣвой стороны поэта, такъ какъ, достигнувъ ихъ, онъ обратился направо. Вмѣстѣ съ тѣмъ это означаетъ отраженіе въ Летѣ лѣвой стороны поэта, стороны грѣшнаго его сердца, -- той стороны, содержаніе которой заслуживаетъ забвенія". Ноттеръ.
   70--71. Церковь идетъ навстрѣчу вѣрующему, вѣрующій -- навстрѣчу церкви.
   73--75. Въ подлинникѣ: E di tratti pennelli avean sembiante. Этотъ стихъ подалъ поводъ къ различнѣйшимъ толкованіямъ. Во-первыхъ, одни читали pennelli, другіе -- panelli; въ первомъ случаѣ это слово означаетъ штрихи, проведенные кистью, во второмъ -- длинные, узкіе вымпела, которые прикрѣпляютъ корабельщики къ верхушкамъ мачтъ въ праздничные дни. Не вдаваясь въ дальнѣйшія подробности (см. Скартаццини, 631), скажемъ, что Tacco подражалъ этому стиху и комментировалъ его (Освобожд. Іерусалимъ, VIII, окт. 32):
  
   И видѣлъ я, какъ отъ звѣзды огнистой,
   Иль отъ ночного солнца, лучъ спадалъ,
   Какъ проведенный кистью штрихъ златистый,
   Съ небесъ туда, гдѣ славный трупъ лежалъ.
  
   77. "Семь лентъ", или полосъ -- sette liste. O символическомъ ихъ значеніи говорено выше (стихъ 43 и примѣч.). Приводимъ еще нѣкоторыя мнѣнія. Ландино считалъ ихъ за плоды Св. Духа; Annonimo Fiorentino и Пьетроди Данте полагали въ нихъ семь членовъ вѣры, относящихся къ божественности Христа; Бути первый признавалъ ихъ за семь таинствъ церкви, которыя суть символы семи даровъ Духа Святого. Этого толкованія придерживается большая часть новѣйшихъ комментаторовъ и переводчиковъ. Скартаццини (633) не согласенъ и съ этимъ толкованіемъ; но, такъ какъ вопросъ этотъ слишкомъ отвлеченный, мы и не войдемъ здѣсь въ подробное его разсмотрѣніе и предоставляемъ читателю обратиться къ цитированному сочиненію.
   78. Въ подлинникѣ: Onde fa l'arco il sole, e Delia il cinto. Здѣсь разумѣется семь цвѣтовъ радуги -- ("дуги" въ церковно-славянскомъ языкѣ). Вслѣдствіе отраженія и преломленія лучей свѣта въ парахъ воздуха образуется радуга вокругъ солнца и поясъ вокругъ луны. Радуга въ Святомъ Писаніи -- знакъ завѣта между Богомъ и людьми послѣ потопа (Бытіе IX, 9--17). Каждый отдѣльный цвѣтъ имѣетъ въ церковномъ символѣ свое особенное значеніе. Бёръ, Simbolik des mosaischen Cultus, 1837, I, s. 325.
   79. "Знамя" въ подлинникѣ: ostendali и stendali, -- это второе сравненіе свѣтлыхъ полосъ, которыя тянутся отъ пламени свѣтильниковъ. Онѣ вьются далѣе, чѣмъ сколько можетъ видѣть взоръ; символическій смыслъ: семеричная, озаряющая и освящающая сила Св. Духа простирается со своими дарами надъ церковью отъ отдаленнѣйшихъ временъ во времена грядущія, конецъ которыхъ не дано видѣть взору человѣческому. "О днѣ же томъ и часѣ никто не знаетъ". Матѳ. XXIV, 36. -- Бути: "A significare che niuno può sapere quanto debbiamo di qua durare, se non Iddio".
   81. "Десять шаговъ", по общему толкованію, означаютъ 10 заповѣдей, исполненіе которыхъ ведетъ къ полученію даровъ Духа Святого, a также и самихъ плодовъ таинствъ. Впрочемъ, цифра 10 принимается здѣсь какъ символическое число (можетъ быть даже вслѣдствіе этого символизма и число заповѣдей десять). Сличи: Бёръ, I, 175; Данте, Convivio, tr. Il, e. 15.
   82. "Подъ чуднымъ небомъ", въ подлинникѣ: Sotto cosi bel ciel. -- "Семь разноцвѣтныхъ полосъ въ воздухѣ образуютъ какъ бы балдахинъ надъ процессіей". К. Витте.
   83. "Двадцать четыре старца". Заимствовано изъ Откров. Іоанна IV, 4: "И вокругъ престола двадцать четыре престола: a на престолахъ видѣлъ я сидѣвшихъ двадцать четыре старца, которые облечены были въ бѣлыя одежды и имѣли на головахъ своихъ золотые вѣнцы". Въ Откровеніи Іоанна здѣсь, вѣроятно, разумѣются 12 патріарховъ и 12 апостоловъ (Ебраръ, Die Offenbarung Iohannes, Königsb. 1853, s. 223). Но y Данте, какъ мы видѣли (примѣч. къ стихамъ 43--54), здѣсь разумѣются книги Ветхаго Завѣта по экзегезу блаж. Іеронима (Prologus galeatus), который, впрочемъ, насчитываетъ всего 22 книги. Вотъ подлинныя слова его: "Atque ita flunt pariter Veteris legis libri viginti duo: id est, Moysi quinque et Prophetarum octo, Hagiographorum novem. Quamquam nonnulli Ruth et Cinot inter Hagiographa scriptitent, et libros in suos putent numего supputandos: ac per hos esse priscae legis libros vigintiquatuor, quos sub numего vigintiquatuor seniorum, Apocalypsis Ioannis indicit adorantes Agnum, et coronas suas prostratis vultibus offerentes stantibus coram quatuor animalibus" etc.
   84. "По два", какъ Христосъ посылалъ учениковъ Своихъ (Луки X, 1), чтобы выразить согласіе въ ихъ ученіи (Бенвенуто Рамбалди), и потому, что такъ обыкновенно ходятъ въ процессіяхъ. Бути. -- Вѣнки изъ лилій означаютъ чистоту ученія въ книгахъ Ветхаго Завѣта, a можетъ быть и вѣру въ грядущаго Мессію. Бѣлый цвѣтъ -- символъ вѣры.
   85--87. По мнѣнію большей части толкователей, и притомъ древнѣйшихъ, слова эти относятся къ долженствующей вскорѣ явиться Беатриче; по мнѣнію другихъ -- къ Дѣвѣ Маріи; третьихъ -- къ церкви, изображаемой колесницею. Слова эти представляютъ перифразировку словъ св. Елисаветы, которыми она привѣтствовала Пречистую Дѣву: "Благословенна Ты между женами, и благословенъ плодъ чрева Твоего!" Луки, I, 42.
   85--86. "О красѣ твоей вовѣкъ да хвалится вселенна", -- beata Virgo nullum actualem peccatum commisit nec mortale, nec veniale; ut sic in ea impleatur quod dicitur Cant. IV, 7: Tota pulchra es, amica mea, et macula non est in te (Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нѣтъ на тебѣ). Ѳома Акв. Sum. Theol., р. III, qu. XXVII, art. 4.
   88--105. Здѣсь поэтъ изображаетъ мистическое видѣніе четырехъ животныхъ, при чемъ самъ и указываетъ на источники, откуда имъ заимствованъ этотъ дивный образъ: во-первыхъ, на Іезекіиля (I, 4--14): "И я видѣлъ: и вотъ бурный вѣтеръ шелъ отъ сѣвера", и т. д. Далѣе, въ видѣніи пророкъ Даніилъ (VII, 3 и слѣд.) видѣлъ четырехъ животныхъ, выходившихъ изъ моря; одно изъ нихъ имѣло 10 роговъ. Это послѣднее мы опять видимъ у Данте. Наконецъ, въ своемъ видѣніи Іоаннъ видѣлъ (Откров. IV, 6--8) ихъ около престола Божія: "И посреди престола и вокругъ престола четыре животныхъ, исполненныхъ очей спереди и сзади: и первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имѣло лицо, какъ человѣкъ, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое изъ четырехъ животныхъ имѣло по шести крылъ вокругъ, a внутри они исполнены очей". -- Число четыре есть число міра, какъ три -- число Бога. Міръ въ порядкѣ своемъ и правильности есть откровеніе Бога; поэтому четыре -- знаменіе божественнаго откровенія. Бёръ, Symb. Vol. I, e. 115--174. -- По экзегезу Святыхъ Отцовъ, въ патристикѣ, четыре животныхъ суть символы четырехъ евангелистовъ, и притомъ животное съ образомъ человѣческимъ представляетъ Евангеліе отъ Матѳея, начинающееся съ человѣчности Христа; животное съ подобіемъ льва -- Евангеліе отъ Марка, начинающаго веліимъ гласомъ вопіющаго въ пустынѣ; животное съ подобіемъ тельца -- Евангеліе отъ Луки, начинающаго съ жертвоприношенія Захаріи; животное съ подобіемъ парящаго орла -- Евангеліе отъ Іоанна, пріемлющее свое начало съ божественности Христа. Сличи: Григорія Великаго. Homil. sup. Ezeeh. -- Скартаццини.
   89. Т. е. въ земномъ раю.
   93. "Зеленый цвѣтъ -- цвѣтъ надежды; въ четырехъ Евангеліяхъ совершилось упованіе пророковъ Ветхаго Завѣта и возвѣстилась надежда вѣчной жизни. Лавръ -- дерево вѣчно зеленѣющее: ученіе евангельское -- вѣчная истина, которая никогда не пройдетъ. Лавровый вѣнокъ -- эмблема тріумфа; Евангеліе побѣдило им будетъ побѣждать своихъ враговъ". Скартаццини.
   91. Какъ въ Откровеніи Св. Іоанна. Крылья животныхъ въ видѣніи Іезекіиля и Іоанна олицетворяютъ божественное Провидѣніе, дѣйствующее одновременно повсюду. Въ видѣніи Данте они, повидимому, обозначаютъ быстроту, съ которою Евангеліе распространилось по всѣмъ частямъ міра. Нѣкоторые полагаютъ иначе (Ландино и Annonimo Fiorentino), -- что этимъ обозначается высота, широта и глубина Св. Писанія; по Пьетро ди Данте -- шесть законовъ: естественный, Моисеевъ, пророческій, евангельскій, апостольскій и каноническій. Сличи слѣдующее мѣсто у блаж. Іеронима: "Matthaeus, Marcus, Lucas et Iohannes, quadriga Domini, et verum Cherubin, quod interpretatur scientiae multitudo, per totum corpus oculati sunt, scintillae emicant, discurrunt fulgura, pedes habent rectos, et in sublime tendentes, terga pennata et ubique volitantia, tenent se mutuo, sibique perplexi sunt, et quasi tota volvuntur, et pergunt quocumque eoa flatus Spiritus sancti perduxerit". Іеронимъ Павлино.
   95--96. "Очи". Оставляя въ сторонѣ многочисленныя толкованія древнихъ и новѣйшихъ комментаторовъ, будемъ держаться при объясненіи значенія очей экзегеза, предложеннаго блаж. Іеронимомъ, котораго, очевидно, держался и Данте; онъ говоритъ (Prolog, galeatus): "...stantibus coram quatuor animalibus, oculatis ante et retro, id est in praeteritum et in futurum respicientibus". Итакъ, очи въ крыльяхъ животныхъ означаютъ пониманіе вещей прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ, являющееся въ четырехъ Евангеліяхъ, -- Аргусъ, сынъ Агенора или Арестора, былъ полонъ глазъ, почему и названъ πανοπτι -- всезрячій. Юнона поручила ему сторожить Io, превращенную Юпитеромъ въ сороку. По повелѣнію Юпитера, Меркурій усыпилъ его и затѣмъ отрубилъ ему голову. Онъ былъ превращенъ Юноной въ хвостъ павлина. Овидія, Превращенія, I, 625--627:
  
   Сто вокругь головы у Аргуса глазъ помѣщалось:
   Пара только изъ нихъ въ свою очередь отдыхъ вкушала,
   A другіе служили и все пребывали на стражѣ.
   Переводъ Фета.
  
   98--99. Смыслъ, -- чтобы не выйти изъ подъ власти искусства -- il freno dell' arto. Чистилища XXXIII, 141.
   100--102. "И я видѣлъ: и вотъ бурный вѣтеръ шелъ отъ сѣвера, великое облако и клубящійся огонь, и сіяніе вокругъ него". Іезек. I, 4 и въ 13 и 14. Сличи примѣчаніе къ стиху 88.
   104--106. Іезекіиль видѣлъ животныхъ съ четырьмя, Іоаннъ -- съ шестью крылами. Откров, IV, 8.
   106--108. Побѣдная колесница и Грифонъ, очевидно, самые главные или центральные символы всей мистической процессіи. Скажемъ о нихъ подробнѣе. Очевидно, Данте заимствовалъ колесницу изъ видѣнія Іезекіиля (1, 15--21), по крайней мѣрѣ первую идею ея; но колеса Іезекіиля въ рукахъ Данте превратились въ колесницу. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Ветхаго Завѣта колесница обозначаетъ могущество и величіе Божіе (Исаіи, LXVI, 15). Она напоминаетъ огненную колесницу пророка Иліи (IV Царствъ II, 11--12). По мнѣнію большей части древнихъ и многихъ новыхъ комментаторовъ, колесница Данте означаетъ вселенскую церковь. Ломбарди первый высказалъ мысль, что колесница обозначаетъ одну лишь папскую каѳедру, a не церковь христіанскую; это мнѣніе приняли многіе новѣйшіе комментаторы. Скартаццини, подробно разбирая эти мнѣнія (стр. 642), говоритъ, что мнѣніе древнихъ толкователей самое вѣрное, т. е. что колесница эта изображаетъ вообще Церковь Христову, и въ подтвержденіе приводить слѣдующее мѣсто изъ письма Данте къ итальянскимъ кардиналамъ (§ 4): "Vos equidem, Fxiclesiae militantis veluti primi praepositi pili, per manifestara orbitam Cruciflxi currum Sponsae regere negligentes non aliter quam falsus auriga Phaeton exorbitastis; et quorum sequentem gregem per saltus peregrinationis hiyus illustrare intererat, ipsum una vobiscum ad praecipitium traduxistis. Nec ad imitandum recenseo vobis exempla, quum dorsa, non vultus, ad Sponsae vehiculum habeatis". -- "Двухколесной". Менѣе согласны между собою толкователи о символическомъ значеніи колесъ. Толкованій предложено множество, но всѣ они болѣе или менѣе сомнительны. Ландино и Annonimo Fiorentino видятъ въ нихъ активную и созерцательную жизнь, что, впрочемъ, у Данте уже выражено Ліей и Рахилью; Оттимо Комменто, которому слѣдуетъ большинство комментаторовъ, видитъ въ нихъ Ветхій и Новый Завѣты; но они уже выражены у Данте двадцатью четырьмя старцами, Тотъ же Оттимо замѣтилъ, впрочемъ (на что въ позднѣйшее время обратилъ вниманіе впервые Понта), что два колеса могутъ обозначать также св. Доминика, т. e. ученіе, науку богословскую, и св. Франциска, т. е. созерцаніе, нищету и любовь, тѣмъ болѣе, что самъ Данте въ Раю (XII, 106) называетъ ихъ двумя колесами церкви. Но и это мнѣніе встрѣчаетъ противорѣчіе. -- Филалетъ видитъ въ колесахъ Библію и преданіе; нѣкоторые (Барелли) -- церкви восточную и западную, и проч. -- Леопольдъ Витте, толкуя это мѣсто, говоритъ и, кажется, весьма основательно, слѣдующее: "Die Rader müssen etwas bezeichnen, worauf der Wagen der Kirche ruhen und sich bewegen kann. Ausserdem müssen concrete Gestalten vom Dichter damit gemeint sein, nicht abstracte Begriffe, die nimmermehr mit irdischem Reichthum überwachsen können. Endlich müssen es solche geschichtliche Erscheinungen sein, aus deren Mitte der Drache, die Gier nach allem Irdischen, hervorbrechen und die ganze Kirche bedecken und verunreinigen kann. Diese drei Merkmale aber scheinen mir unbedenklich angevendet werden zu dürfen, wenn wie unter den zwei Rädern den Clerus in seiner zweifachen Gestalt als Weltgeistlichkeit und Klostergeistlichkeit verstehen. Auf ihnen ruhte allerdings, nach katholischchristlicher Anschauung, der gesammte Bau der Kirche; sie wareu dazu berufen, die Christenheit zu tragen und weiter zu führen, nach der Richtung, welche durch die Teichsel angegeben ward. Aus ihrem Schoosse brach das Ungeheuer der Weltgier hervor und verdarb und zerstörte die Kirche. Und bei dem Clerus, dem klosterlichen sowohl als dem weltlichen, kam allerdings auch die Gier nach Geld zu ihrem Ziele -- die Geistlichkeit bereicherte sich mit den Federn der Adlers, nahm die Güter des heiligen römischen Reiches zn einem grossen Theile in Besitz und verschaffte dadurch der Kirche die verhängnissvolle Umwandlung in das Bild des Drachen".
   108. Въ подлинникѣ: Ch' al collo d'un grifon tirato venne, -- которая подвигалась, влекомая выей грифона. -- Грифъ или грифонъ, по-гречески Γρύψ, по-латыни Gryphus и Gfyps, миѳологическое животное съ тѣломъ льва, съ головой и крыльями орлиными, жившее въ горахъ Рифейскихъ и оберегавшее золото Сѣвера (Herodot, III, 116). Въ Откровеніи Іоанна Христосъ названъ львомъ отъ колѣна Іудина (V, 5). Данте заимствовалъ идею о грифонѣ, очевидно, у св. Исидора, который говорить о грифонѣ: "animal pennatum et quadrupes... Omni parte corporis leones sunt; alis et facie aquilis sumiles" (Isid. Hisp. Orig. lib. XII, с. 2), при чемъ прибавляетъ: "Sed et Cristus est Leo pro regno et fortitudine... Aquita propter quod post resurrectionem ad astra remeavit". (Ibid. lib. VII, с. 2). Итакъ, Грифонъ есть символъ Іисуса Христа, Богочеловѣка. Это подтверждается эпитетами самого же Данте: animal binato (XXII, 47), biforme fiera (XXXII, 96), doppia fiera (XXXI, 122), и въ особенности, выраженіемъ (XXXI, 81): "двумя въ одно сливался естествами" -- e sola una persona in due nature. Это выраженіе, какъ переводъ древняго символа вѣры Халкедонскаго: ἕνα καὶ τὸν αὐτὸν χριστὸν Υἰὁν, κύριον, μονογενῆ ἐν δύο φύσεσιν. Съ такимъ толкованіемъ Грифона согласно громадное большинство комментаторовъ.
   109. Въ числѣ крылъ также видятъ аллегорическое значеніе. Бути, Ландино, Велутелло и другіе видятъ въ правомъ крылѣ божественное правосудіе, въ лѣвомъ -- милосердіе. Но едва ли тутъ заключается символическій смыслъ. Данте даетъ два крыла Грифону, потому что этому баснословному животному всегда приписываются лишь два крыла.
   110--111. "Подвигаясь сзади свѣтильниковъ и посреди ихъ по одной и той же стезѣ, Грифонъ долженъ, слѣдовательно, имѣть по три свѣтильника съ каждой стороны, и, простирая то и другое крыло въ высь, занимать два боковыхъ пространства каждымъ крыломъ; такъ что, разсѣкая эти пространства, онъ не разстраивалъ ни одной изъ цвѣтныхъ полосъ". Бенвенуто Рамбалди. -- Таковъ буквальный смыслъ; аллегорическій объяснить труднѣе. Многіе комментаторы его и не объясняютъ. -- Велутелло говорить: "nй la giщ si tizia ne la misericordia divina impedisce mai i sette sacramenti". -- "Крылья Грифона заключаютъ между собою четвертую изъ свѣтлыхъ полосъ. Если эти полосы обозначаютъ семь таинствъ, то, согласно обыкновенному счету ихъ въ катехизисахъ, котораго придерживается и Ѳома Аквинскій, четвертая полоса будетъ означать таинство покаянія. A такъ какъ прощеніе грѣховъ есть главная цѣль вочеловѣченія и искупленія, то кажется очень умѣстнымъ помѣщеніе этого таинства въ срединѣ крылъ, обозначающихъ соединеніе божественнаго съ человѣческимъ". Филалетъ. -- Скартаццини несогласенъ съ этимъ и приводитъ свое объясненіе: "Если семь свѣтильниковъ означаютъ семикратный Духъ святой (стихъ 50, примѣч.), семь полосъ -- семикратный даръ или силу Духа Св. (стихъ 77, примѣч.), ІГрифонъ -- Христа; если орлиная часть Грифона -- божественное естество въ Христѣ; если столь высокое поднятіе крылъ его означаетъ, что Христосъ, находясь на землѣ, въ то же время находится и на небѣ и уносится, какъ Богъ, изъ вида, -- то отсюда слѣдуетъ, что намѣреніе Данте было показать, что Христосъ, хотя Онъ отъ неба и въ небѣ, однако не прерываетъ чрезъ то силы Святого Духа, согласно со словами самого Христа: "Отецъ Мой донынѣ дѣлаетъ, и Я дѣлаю". Іоанна, V, 17, -- "Я и Отецъ одно". Іоанна, X, 30. -- Впрочемъ поэтъ не безъ умысла сказалъ: "Tra la mezzana e le tre e tre liste, различая такимъ образомъ три и три и четвертое. Припомнимъ, что три есть число божественное (примѣч. къ стиху 50), a четыре -- число міра (ibid.), что эти два числа соединены и содержатся въ цифрѣ 7. Считая число полосъ справа и слѣва до праваго и лѣваго крыла Грифона, получимъ по три и справа и слѣва -- число Божества; присоединимъ среднюю полосу, получшіъ число четыре -- число человѣчества. Всѣ вмѣстѣ составятъ семь -- число, выражающее соединеніе Божества съ человѣчествомъ. -- Крылья Грифона не пересѣкаютъ ни одну изъ этихъ полосъ, т. е. не нарушаютъ прекрасной гармоніи между 3 и 4, ни соединенія ихъ въ 7. Смыслъ аллегоріи, кажется, ясенъ.
   112. Чистый разумъ не можетъ постигнуть божественнаго естества Христа.
   113--114. Намекъ на слова Пѣсни Пѣсней, V, 11: "Голова его -- чистое золото". Золото -- символъ трехъ качествъ Божества: свѣта, чистоты и величія, какъ и блеска ослѣпительнаго. Бёръ. Symbol. I, s. 282. -- Видъ золота имѣло все птичье, орлиное, т. е. передняя часть Грифа. Тыльная часть, львиная, представляла смѣсь бѣлаго съ алымъ. "Возлюбленный мой бѣлъ и румянъ". Пѣснь Пѣсней, V, 10. -- Бѣлый цвѣтъ -- символъ чистоты, непорочности, алый -- цвѣтъ любви; по Филалету, бѣлый и алый цвѣта обозначаютъ вѣру, полную любви, составляющую вмѣстѣ съ тѣмъ совершенство человѣческой добродѣтели. По Скартаццини, такъ какъ цвѣтъ представляетъ смѣсь бѣлаго съ алымъ, и слѣдовательно здѣсь разумѣются не два отдѣльныхъ цвѣта, a сліяніе цвѣтовъ, то должно разумѣть просто тѣлесный цвѣтъ, a это выражаетъ человѣчность Божественнаго Слова" которое "стало плотію". Іоанна, I, 14. Такъ толкуютъ Бути, Велутелло и другіе комментаторы.
   115--116. Публій Корнелій Сципіонъ Африканскій или Африканъ Старшій (Africanus major), побѣдитель Аннибала при Замѣ (19 окт. 202 до Р. X.), почтенъ римлянами великимъ тріумфомъ и названъ Африканскимъ. -- Августъ, первый императоръ римскій, о которомъ Светоній говоритъ: "Curules triumphos tres egit, Dalmaticum, Actiacum, Alexandrinum; continuo triduo omnes" (Vita Aug., e. 22).
   117--120. Сличи Ада XVIII, 106 и слѣд. и прим. -- Великолѣпіе колесницы солнца описано у Овидія, Превращ. II, 107--110:
  
   Ось золотая была, золотое и дышло и ободъ
   Вкругъ всего колеса и серебряныхъ спицъ весь порядокъ.
   А на ярмѣ хризолиты и камни цвѣтные рядами
   Отражали лучами блестящими Феба сіянье.
   Переводъ Фета.
  
   Солнечная колесница, управляемая Фаэтономъ, сошла съ своей колеи и зажгла небо и землю. Послѣдняя взмолилась при этомъ великомъ бѣдствіи къ Юпитеру о помощи ("и гласомъ священнымъ сказала". Овидія, перев. Фета, Превращ. II, 278), послѣ чего Зевесъ кинулъ молнію въ неискуснаго возницу, который упалъ въ рѣку Эриданъ, a колесница распалась на обломки. Въ подлинникѣ: Quando fu Giove arcanamente giusto. Это выраженіе arcanamente, таинственнымъ образомъ, дало поводъ Бруноне Біанки подозрѣвать, что здѣсь разумѣется папство, завладѣвшее, какъ Фаэтонъ,солнечной колесницей -- свѣтскимъ управленіемъ церкви, и что оно, какъ и Фаэтонъ, понесетъ за то заслуженное наказаніе.
   121--126. Три жены у праваго колеса, какъ сказано, три богословскія добродѣтели и, какъ уже видно изъ ихъ цвѣта, любовь -- краснаго, надежда зеленаго ("какъ смарагдъ", изумрудъ) и вѣра -- бѣлаго цвѣта. Ихъ пребываніе у праваго колеса означаетъ ихъ болѣе высокое достоинство въ сравненіи съ прочими четырьмя женами, представляющими главныя нравственныя добродѣтели. Объ ихъ значеніи Ѳома Аквинскій говоритъ: Cum bonum in humanis actibus attendatur secundum quod regulantur debita regula, necesse est quod virtus humana, quae est principium honorum actuum, consistat in attingendo humanorum actuum regulam. Est autem duplex regula humanorum actuum, scilicet ratio humana et Deus; sed Deus est prima regula, a qua etiam humana ratio regulanda est. Et ideo virtutes theologicae, quae consistunt in attingendo illam regulam primam, eo quod earum objectum est Deus, excellentiores sunt virtutibus moralibus vel intellectualibus, quae consistunt in attingendo rationem humanam" (Sum. Theol., p. II, 2-ae, qu. XXIII, art. 6).
   126. Въ подлинникѣ: La terza parea neve testè mossa -- только что выпавшій снѣгъ. Здѣсь я не могъ удержать это сравненіе; но вынужденъ былъ употребтъ его для стиха 66 этой же пѣсни вмѣсто: Tal candor di qua giammai non fúci.
   139--141. До своего обращенія ко Христу Павелъ преслѣдовалъ христіанъ съ мечомъ въ рукѣ, a по обращеніи своемъ былъ обезглавленъ мечомъ. Джемсонъ (Sacred and Legendary, Art. I, p. 188, по цитатѣ Лонгфелло) замѣчаетъ, что мечъ сталъ атрибутомъ св. Павла съ XI вѣка. "When S. Paul is leaning on the sword, it expresses his martyrdom; when he holds it aloft, it expesses also his warfare in the cause of Christ; when two swords are given to him, one is the attribute, the other the emblem; but this doublй allusion does not occur in any of thи older representations". -- Здѣсь мечъ, повидимому, есть "мечъ духа", т. е. "слово Божіе" (Ефес. VI, 17). Острота меча означаетъ слово Божіе, которое живо и дѣйственно: сСлово Божіе живо и дѣйственно, и острѣе всякаго меча обоюду остраго; оно проникаетъ до раздѣленія души и духа, составовъ и мозговъ, и судить помышленія и намѣренія сердечныя" (Посл. къ Евр. IV, 12). Мечъ этотъ напоминаетъ здѣсь мечъ у привратника чистилища (IX, 78--84 и примѣч.) Поэтому-то, вѣроятно, онъ и внушаетъ страхъ Данте, хотя и очистившемуся отъ семи смертныхъ грѣховъ въ семи кругахъ чистилища, но все еще не чувствующему себя вполнѣ чистымъ и готовымъ вознестись къ странамъ звѣзднымъ.
   142--144. Первые четыре -- символы каноническихъ посланій, писанныхъ апп. Іоанномъ и Іудой. Наконецъ, спящій старецъ, "съ виду -- огневой" (con la faccia arguta), -- символъ Откровенія, писаннаго ап. Іоанномъ. Нѣкоторые возражали на это, говоря, что апостолъ Іоаннъ является здѣсь въ третій разъ: во-первыхъ, въ видѣ животнаго, во-вторыхъ, въ видѣ смиреннаго старца, и въ третьихъ, въ видѣ спящаго старца, a потому въ четырехъ старцахъ нѣкоторые хотѣли видѣть четырехъ отцовъ католической церкви: Григорія Великаго, Іеронима, Амвросія и Августина, или четырехъ главныхъ пророковъ: Исаію, Іеремію, Іезекіиля и Даніила; также въ спящемъ старцѣ -- то Моисея, то Бернарда. Но здѣсь не представляется никакой трудности. Дѣло въ томъ, что въ мистической процессіи участвуютъ не лица, a олицетворенія. Двадцать четыре старца -- не авторы книгь Ветхаго Завѣта, a самыя книги; четыре животныхъ -- не Евангелисты, a Евангелія; два старца за колесницею -- не Лука и Павелъ, a олицетвореніе Дѣяній Апостольскихъ и Посланій Павловыхъ. Точно такъ и здѣсь четыре смиренныхъ старца -- олицетвореніе прочихъ каноническихъ посланій (Іакова, Петра, Іоанна и Іуды); они названы смиренными (in umile paruta), единственно, по краткости этихъ посланій, a не по бѣдности апостоловъ. Наконецъ, сгшщій старецъ -- олицетвореніе Откровенія Іоанна, a не самъ Іоаннъ; онъ идетъ одинъ, потому что Откровеніе -- единственная пророческая книга въ Новомъ Завѣтѣ; онъ старецъ, ибо авторъ Откровенія умеръ въ глубокой старости; онъ идетъ сзади всѣхъ, такъ какъ Откровеніе -- послѣдняя книга Библіи; онъ представленъ спящимъ, но съ видомъ огневымъ, потому что Откровеніе -- рядъ видѣній, написанныхъ счтобы показать, чему надлежитъ быть вскорѣ" (Откров. I, 1) и есть "libro di grande sottilezza ad intenderlo" Бути. -- "Итакъ, великая процессія представляетъ намъ вселенскую церковь, предшествуемую семикратнымъ Духомъ Божіимъ, осѣненную семью его силами, предшествуемую книгами Ветхаго Завѣта, ведомую Іисусомъ Христомъ посреди Евангелія, окруженную богословскими и нравственными добродѣтелями и сопровождаемую осталъными книгами Новаго Завѣта. Въ своемъ перечнѣ и выборѣ книгъ, сопровождающихъ церковь, Данте не хочетъ выходить изъ предѣловъ Ветхаго и Новаго Завѣтовъ, можетъ быть, въ опроверженіе мнѣнія тѣхъ, которые считали декреталіи основаніемъ вѣры. Сличи De Mon., lib. Ш, с. 3: "Sunt etiam tertii, quos Decretalistas vocant, qui Theologiae ac Philosophiae cujuslibet inscii et expertes, suis Decretalibus (quas profecto venerandas existimo) tota intentione innixi, de illarum praevalentia credo sperantes, Imperio dегоgant. Nec mirum, quum jam audiverim quendam de illis dicentem, et procaciter asserentem, traditiones Ecclesiae fidei fundaraentum. Quod quidem nefas de opinione mortalium illi submoveant, qui, ante traditiones Ecclesiae, in Fidem Dei Christum, sive venturum, sive praesentem, sive jam passum crediderunt, et credendo speraverunt, et sperantes cantate arserunt, et ardentes eicoheredes factos esse mundus non dubitati. Итакъ, въ основу церкви Данте полагаетъ лишь книги Ветхаго и Новаго Завѣта. Точно такъ и въ Раю (XXIV, 136), вопрошаемый ап. Петромъ объ основѣ его вѣры, Данте ограничивается одними книгами Ветхаго и Новаго Завѣта и не упоминаетъ ни о какихъ другихъ, ни о какихъ декреталіяхъ". Скартаццини.
   146. "Какъ первый сонмъ", т. е. двадцать четыре старца въ бѣлыхъ одѣяніяхъ.
   146--148. Они увѣнчаны не бѣлыми лиліями, но вѣнками изъ розъ и другихъ алыхъ цвѣтовъ, какъ символомъ ихъ кроваваго мученичества, которое они украшали небесными цвѣтами, объемлющими ихъ головы, какъ свѣтлыя повязки (brôlo -- садъ; περιβόλιος, περίβολος -- огражденное мѣсто) и вмѣстѣ съ тѣмъ символъ полной христіанской добродѣтели, fides cantate formata, -- Стоящій вдали, глядя на эти цвѣты, могъ бы поклясться, что онъ видитъ огни на головѣ ихъ, такъ ярокъ ихъ цвѣтъ.
   151. Процессія не движется съ мѣста во все время, пока Данте не испилъ водъ Леты и не былъ приведенъ четырьмя женами къ груди Грифона (XXXI, 100 и слѣд. и примѣч.). Въ этотъ промежутокъ времени Данте приноситъ послѣднее покаяніе и окончательно примиряется съ Беатриче. Аллегорическій смыслъ: церковь идетъ навстрѣчу кающемуся грѣшнику, принимаетъ его въ свое лоно и, ведя его съ собою, охраняетъ его на пути, ведущемъ къ блаженству вѣчной жизни.
   152. "Громъ". При входѣ Данте въ адъ было землетрясеніе, вихрь, молнія и громъ (Ада III, 130--136, и IV, 1--2). Здѣсь опять слышится громъ. Откуда происходитъ этотъ громъ? Бути отвѣчаетъ: "Questo tuono si dee intendere che fusse in quello luogo cosa sopra natura, e fusse segno da Dio dato che la processione si dovesse fermare". -- При этомъ слѣдуетъ замѣтить, какъ говоритъ Велутелло, что "поэтъ изобразилъ церковь въ формѣ креста, обращеннаго къ западу, какъ обыкновенно изображаются кресты, ибо впереди помѣстилъ семь свѣтильниковъ, образующихъ основаніе или подножіе креста; затѣмъ -- 24 старца попарно, образующихъ древо креста до того мѣста, гдѣ онъ перекрещивается и гдѣ онъ помѣстилъ узелъ, т. е. колесницу, влекомую Грифономъ, посреди четырехъ животныхъ; на мѣстѣ правой вѣтви креста -- три, a на мѣстѣ лѣвой -- четыре жены. Наконецъ, въ видѣ верхней части креста -- семь старцевъ, одѣтыхъ, какъ и первый строй".
   154. "Знамена", т. е. семь свѣтильниковъ, съ тянувшимися за ними свѣтлыми полосами на подобіе стяговъ.
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТАЯ.

  
   1. Въ подлинникѣ: il settentrion del primo cielo (септентріонъ перваго, высшаго, неба). сЭтотъ мистическій септентріонъ означаетъ не колесницу, a семь предшествующихъ ей свѣтильниковъ, какъ это видно изъ чистилища XXIX, 64--154. Септентріономъ, (семизвѣздіемъ) поэтъ называетъ семь свѣтильниковъ, по имени семи звѣздъ Малой Медвѣдицы, озаряющей сѣверную часть нашего неба. Одна изъ семи звѣздъ этого созвѣздія есть Полярная Звѣзда. Созвѣздіе это никогда не заходитъ на нашемъ полушаріи и есть путеводное созвѣздіе для мореходцевъ. Точно такъ и семь свѣтильниковъ руководятъ колесницей церкви". Скартаццини. -- "Небо неподвижныхъ звѣздъ -- послѣ эмпирея второе подъ нимъ -- имѣетъ ближайшимъ къ сѣверному полюсу созвѣздіе изъ семи звѣздъ, Малую Медвѣдицу, къ которой принадлежитъ и Полярная Звѣзда. Это созвѣздіе, называемое, по причинѣ семи звѣздъ, по-латыни Septentrio (семь воловъ, или слово въ слово -- семиволіе), указываетъ кормчему направленіе, котораго онъ долженъ держаться, чтобы достигнуть пристани. Оно никогда не заходитъ на нашемъ полушаріи, и потому исчезаетъ съ нашихъ глазъ лишь тогда, когда помрачается наша атмосфера. Что совершается въ смыслѣ тѣлесномъ, то поэтъ переноситъ въ область духовную. И безтѣлесное высшее небо (стихъ 1) божественнаго свѣта и божественной любви (Рая XXVII, 113; XXX, 39) имѣетъ свой септентріонъ (семизвѣздіе), руководящій странника на его прямомъ пути, никогда не заходящій и омрачающійся для глазъ христіанина лишь его собственнымъ грѣхомъ; септентріонъ этотъ -- тѣ семь свѣтильниковъ, обозначающихъ семь даровъ Св. Духа, которые предшествуютъ тріумфальному шествію церкви (Сличи: XXIX, 62 и слѣд.". К. Витте.
   4--6. Въ подлинникѣ: E che faceva lì ciascuno accorto Di suo dover, и который научаетъ здѣсь, въ земномъ раю, каждаго своему долгу. -- "Небесный септентріонтъ, предшествуя колесницѣ, указываетъ каждому участвующему въ процессіи его долгъ, т. е. прямую дорогу, подобно какъ септентріонъ изъ звѣздъ нашей гемисферы указываетъ кормчему, куда онъ долженъ направлять корабль. Qui (септентріонъ) non mergitur undis Axis inocciduus... ille regit puppes". Лyканъ, VIII, 174. -- "Этотъ лучезарный огонь духовнаго семизвѣздія служитъ каждому человѣку къ его нравственному благу; другой блескъ -- дѣйствительной Полярной Звѣзды -- существуетъ на пользу кормчему". Каннегиссеръ.
   7. "Всѣ пророки міра", въ подлинникѣ: la gente verace -- правдивый народъ, т. е. 24 старца, сочинители писаній Ветхаго Завѣта, или, вѣрнѣе, олицетворенія двадцати четырехъ книгъ Ветхаго Завѣта, заключающихъ въ себѣ высшую истину. Они обращаются къ христіанской церкви, о которой они пророчествовали. -- "Какая глубокая мысль! Ветхозавѣтный предшествующій строй оборачивается къ тому, что онъ же самъ предвозвѣщалъ; строй новозавѣтный идетъ вслѣдъ за Христовой церковью, слѣдовательно, онъ уже обращенъ къ ней". Копишъ.
   8. "Межъ нимъ", т. е. между семью свѣтильниками, септентріономъ, и колесницею, влекомою Грифономъ (XXIX, 82 и слѣд.).
   9. Т. е. какъ къ предѣлу ихъ упованій, лежащему во Христѣ (Грифонѣ) въ его церкви (колесницѣ). "Нынѣ отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, съ миромъ" (Луки II, 29) -- слова Симеона Богопріимца.
   10. "Одинъ изъ нихъ", т. е. Соломонъ, или, вѣрнѣе, Пѣснь Пѣсней, олицетворяемая однимъ изъ 24-хъ старцевъ. "Сказавъ, что этотъ одинъ казался какъ бы посланнымъ съ неба (въ подлинникѣ: quasi da ciel messo) для призванія Беатриче, поэтъ тѣмъ самымъ говорить, что Беатриче невѣста Пѣсни Пѣсней. По толкованію Святыхъ Отцовъ, невѣста Пѣсни Пѣсней -- церковь; а символъ церкви, какъ мы видѣли, колесница. Тѣмъ не менѣе, какъ символъ власти духовной, Беатриче, вмѣстѣ съ тѣмъ, -- въ извѣстномъ родѣ представительница и церкви, почему Данте и могъ отнести къ ней то, что Пѣснь Пѣсней говоритъ о невѣстѣ. Должно помнить, что невѣста Пѣсни Пѣсней, согласно съ тѣмъ, что говоритъ о ней Данте въ другомъ мѣстѣ (Convivio, tr. II, с. 15), есть божественное знаніе: "che piena è di tutta pace, la quale non sofferа lite alcuna d'opinioni o di soflsciti argomenti per la eccellentissima certezza del suo suggetto, lo quale è Iddio". Скартаццини.
   11. "Со мною иди съ Ливана, невѣста!", -- слова Пѣсни Пѣсней (IV, 8), или въ Вульгатѣ: Veni de Libano, sponsa mea, veni de Libano, veni! (Иди съ Ливана, невѣста моя, иди съ Ливана, иди!) Подъ Ливаномъ здѣсь разумѣется небо, подъ невѣстой -- долженствующая сейчасъ явиться Беатриче. -- "При этомъ надобно замѣтить, что, по католическому толкованію, Ливанъ съ своими кедрами часто обозначаетъ "гордыхъ", которые, въ противоположность сблагочестивымъ", олицетворяють міръ. Псал. XXXVI, 35. Упоминаемые въ Пѣснѣ Пѣсней барсъ и левъ -- образы враговъ Царства Божія (Исаіи, XI, 6 и Іер. V, 6), -- слѣдовательно, церковь должна оставить мѣсто гордыхъ, враговъ Царства Божія. Это и сдѣлалъ Данте, покинувъ (Ада I, 136) лѣсистую юдоль, мѣстопребываніе Барса, Льва и Волчицы. Итакъ, онъ теперь опять при церкви, которой нѣтъ мѣста въ помянутомъ лѣсу (XXXII, 100)". Копишъ.
   12. "Трижды", ибо слово veni три раза повторяется въ библейскомъ текстѣ Вульгаты.
   13--15. Т. е. въ день Страшнаго Суда, когда, по слову апостола Павла: "Вдругъ, во мгновеніе ока при послѣдней трубѣ... воскреснутъ нетлѣнными" (I посл. къ Коринѳ. XV, 52). -- "Облекшись въ плоть". Я слѣдовалъ обыкновенному тексту: La rivestita carne, хотя большинство лучшихъ новѣйшихъ изданій предпочитаетъ чтеніе: La rivestita voce. Сличи Скартаццини, 659.
   16. "Колесницей", въ подлинникѣ: basterna, такъ во времена Данте называлась колесница или повозка на двухъ колесахъ, изукрашенная коврами и флагами, на которой ѣздили благородныя матроны. Данте, можетъ быть, употребляетъ здѣсь это слово для того, чтобы показать, что на ней вскорѣ появится Беатриче.
   17--18. Послы и слуги (ministri e messaggier' di vita eterna) -- ангелы, которые уже въ Святомъ Писаніи называются слугами -- въ Псалт. CII, 20--21, къ Евр. I, 7--14: "Ангелы... всѣ суть служебные духи, посылаемые на служеніе для тѣхъ, которые имѣютъ наслѣдовать спасеніе". Къ тому же слово посолъ -- переводъ греческаго ἀγγελος -- Надо полагать, что эти доселѣ не упоминавшіеся ангелы невидимо носились вокругъ колесницы; теперь же, когда призывается на нее Беатриче, они возносятся надъ нею и становятся видимыми (быть можетъ намекъ на Псаломъ ХXXIII, 8: "Ангелъ Господень ополчается вокругъ боящихся его и избавляетъ ихъ), по гласу такого старца", т. е. при возгласѣ вышеупомянутаго старца (Соломона), воскликнувшаго: "Иди, невѣста, съ Ливана!" -- "Сто" -- опредѣленное число взято вмѣсто неопредѣленнаго; собственно, множество. -- Латинскія слова: "ad vocem tanti senis", употреблены здѣсь единственно для риѳмы съ двумя риѳмами слѣдующей терцины.
   19. "Ben ed ictus, qui venis": благословенъ грядый, -- слова,которыми привѣтствовалъ Христа народъ Еврейскій при входѣ его въ Іерусалимъ (Матѳ. XXI, 9; Марк. XI, 9; Лук. XIX, 38; Іоан. XII, 13). -- Комментаторы несогласны между собою въ томъ, къ кому относятся эти слова? По однимъ -- къ Данте, по другимъ -- къ Беатриче. Въ пользу перваго мнѣнія говоритъ мужское окончаніе слова benedictus; но это ничего не доказываетъ, такъ какъ латинскія слова здѣсь заимствованы изъ "Sanctus" католической обѣдни и заключаютъ въ себѣ намекъ на эту обѣдню. Филалетъ полагаетъ, впрочемъ, весьма маловѣроятнымъ, чтобы Данте здѣсь привѣтствовалъ самого себя словами, обращенными къ Спасителю. Другіе (Фратичелли, Каммерини, Бланкъ и Каннегиссеръ) относятъ эти слова къ Беатриче.
   21. "Manibus о date liliä plenis": "разсыпайте лиліи полными пригоршнями" -- слова Лахиза въ подземномъ царствѣ, когда онъ въ числѣ тѣней будущихъ римлянъ показывалъ Энею юнаго Марцелла, преждевременно умершаго племянника Августа, и при этомъ говорилъ:
  
   "Tu Marcellus eris. Manibus date lilia plenis;
   Purpureo spargam flores".
   Виргилій, Энеида. ІІ, 883.
  
   22--23. "La similitudine che segue è fra le più belle del Poema, tanto per verità di colori quanto per dolcezza di versi". Л. Вентури (Similit. dantes., pag. 5). Этимъ стихамъ подражалъ Петрарка, Son. CCL, 1, 2:
  
   Quand io veggio dal ciel scender l'Aurora
   Con la fronte di rose, e co' crin d'oro.
  
   Также Tacco, Освобожд. Іерусалимъ, пѣснь VIII, ст. 1:
  
   И златоперстая заря въ лазури
   Въ вѣнкѣ изъ розъ въ обычный вышла путь.
  
   28. "Освѣжите меня яблоками". Пѣснь Пѣсней, II, 5. Въ Вульгатѣ это мѣсто переведено: "Fulcite me floribus" -- освѣжите меня цвѣтами.
   29. "Ангеловъ несмѣтныхъ", сличи примѣч. къ стихамъ 17--18.
   31--33. Данте является Донна (Беатриче) съ бѣлымъ покрываломъ на головѣ и въ вѣнкѣ изъ лавровыхъ вѣтвей поверхъ него. Подъ зеленой мантіей она одѣта въ хитонъ цвѣта пламени. Такимъ образомъ мы видимъ здѣсь три цвѣта: бѣлый, зеленый и красный -- цвѣта вѣры, надежды и любви. Олива -- символъ мудрости, a можетъ быть и мира. Беатриче является подъ покрываломъ, такъ какъ Данте еще недостоинъ видѣть ее безъ покрывала, не будучи вполнѣ очищенъ и примиренъ съ нею. -- "Ella (Beatrice) apparvemi vestita di noblissimo colore umile ed onesto, sanguigno, cinta ed ornata alla guisa che alla sua giovar nissima etade si convenia". Vita Nuova, § 2. -- "Беатриче представилась въ первый разъ Данте, какъ повѣствуетъ Vita Nuova, также въ красной одеждѣ; въ такой же одеждѣ является она ему и теперь (стихъ 40). Съ присоединеніемъ зеленаго цвѣта мантіи въ одеждѣ Беатриче повторяются всѣ цвѣта -- вѣры, надежды и любви". К. Витте. -- "До сей минуты жена эта еще не возсѣдала на колесницѣ: она является впервые только теперь, полузакрытая парящими окрестъ ангелами и цвѣтами; жена эта -- Беатриче. Она являетъ въ одеждѣ своей три цвѣта: бѣлый -- вѣры, зеленый -- недежды и красный -- любви, точно такъ, какъ каждая изъ трехъ богословскихъ добродѣтелей (XXIX, 122) облечена въ одинъ изъ этихъ цвѣтовъ. Случаю было угодно, чтобы прославленная возлюбленная Данте, національнѣйшаго поэта Италіи, въ лицѣ которой многіе толкователи видятъ аллегорическое воплощеніе національной идеи, явилась здѣсь въ цвѣтахъ, которые нынѣ, спустя болѣе 500 лѣтъ по выходѣ въ свѣтъ поэмы, составляютъ цвѣта соединенной итальянской націи. -- Покрывало Беатриче имѣетъ цвѣтъ вѣры и повито притомъ вѣнкомъ мира (II, 70) и мудрости, -- мысль тѣмъ болѣе глубокая, если припомнить, что въ предыдущей пѣсни, стихъ 26, Данте клянетъ неразуміе, съ которымъ Ева не захотѣла нести никакого покрывала и вмѣсто вѣры требовала себѣ познанія". Ноттеръ. -- Здѣсь будетъ умѣстно обратить вниманіе читателя на то обстоятельство, "съ какою неподражаемой геніальностью и прелестью изображены здѣсь рано скончавшаяся возлюбленная юности поэта и божественная благодать, питаемая отъ юности любовь къ обѣимъ и уклоненіе отъ той и другой". Штрекфуссъ. -- "Съ этой минуты она уже не покидаетъ поэта вплоть до самаго престола Божія; послѣ аллегорическаго изображенія XXIX пѣсни мы съ удвоеннымъ удовольствіемъ ощущаемъ, какъ съ этимъ 31-мъ стихомъ, послѣ долгаго странствованія, Данте достигаетъ того, чего такъ желало его пламенное сердце, -- появленія во всей славѣ его возлюбленной, и какъ вмѣстѣ съ нею его святая пѣснь пріемлетъ новый полетъ, удерживающійся на одинаковой высотѣ во всѣ слѣдующія пѣсни и придающій имъ наивысшую поэтичность во всей его поэмѣ". Флейдереръ.
   34--36. Такое же впечатлѣніе производила на Данте и земная Беатриче, когда на девятомъ году ея жизни впервые ему явилась: "In quel punto dico veracemente cho lo spirito della vita, lo quale dimora nella segretivsiraa camera del cuore, comincio a tremare si fortemente che apparia ne' menomi polsi orribilmente; e tremando disse queste parole: Ecce Deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi! In quel punto lo spirito animale, il quale dimora nell' alta camera, nella quale tutti gli spiriti sensitivi portano le loro percezioni, si cominciò a maravigliare molto, e parlando spezialmente allo spirito del viso, divse queste parole: Apparuit jam beatitudo vestra". Vita Nuova, § 2. -- "Поэтъ неоднократно говоритъ въ своихъ сочиненіяхъ о чрезмѣрномъ трепетѣ, испытываемомъ имъ каждый разъ, когда онъ находится вблизи Беатриче, почему женщины однажды спросили его: изъ-за чего любишь ты эту даму, если не можешь перенести ея присутствія? (стихи 46--48). К. Витте.
   35. "Такъ много лѣтъ". Беатриче скончалась въ 1290 году; видѣніе Божественной Комедіи случилось въ 1300 году; слѣдовательно, прошло 10 лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ духъ Данте не приходилъ болѣе въ жестокій трепетъ (tremando, affranto) при видѣ Беатриче.
   37--39. Беатриче до сихъ поръ находится еще подъ покрываломъ и невидима Данте; но изъ нея исходитъ какая-то таинственная сила, производящая на него дѣйствіе, подобное тому, которое онъ испытывалъ, когда видѣлъ ее.
   41. "Та мощь любви": L'alta virtù, -- та дивная, сверхъестественная, небесная сила, вслѣдствіе которой онъ называетъ Беатриче въ Vita Nuova: "un miracolo, la cui radice è solamente la mirabile Trinitade" (§ 30).
   42. "Во мнѣ, ребенкѣ". Данте полюбилъ Беатриче, когда ему было всего 9 лѣтъ. -- "Грудь уже рвалась" (въ подлинникѣ: giа m'avea trafitto) -- "Плѣнила ты сердце мое, сестра моя, невѣста! плѣнила ты сердце мое однимъ взглядомъ очей твоихъ". Пѣснь Пѣсней, IV, 9.
   43. "Какъ младенецъ". Сличи Гомера, Иліада, XVI, 7--10:
  
   Что ты расплакался, другъ Менетидъ? какъ дѣва-младенецъ,
   Если за матерью бѣгая, на руки просится съ плачемъ,
   Ловитъ одежду ея, уходящую за полу держитъ,
   Плачетъ и въ очи глядитъ, чтобы на руки подняла мать.
   Подобное же сравненіе въ Псалмѣ СХХХ, 2: "Какъ дитяти, отнятаго отъ груди матери".
   45--46. "Смущенный, подавленный силой чрезвычайныхъ впечатлѣній, Данте, естественно, обращается еще разъ къ своему прежнему вождю, и такъ какъ онъ еще не соединился съ Беатриче и видитъ при этомъ, что Виргилій уже исчезъ, стало быть стоитъ на границѣ между прежнимъ и новымъ положеніемъ, то онъ, понятно, долженъ чувствовать себя на минуту безпомощнымъ и пораженнымъ горемъ". Флейдереръ.
   46--48. "Каждый этомъ", въ подлинникѣ: каждая драхма (мельчайшій вѣсъ), Men che dramma Di sangue m'è rimaso. -- "Слѣдъ прежней страсти познаю я вновь", -- буквальный переводъ изъ Виргилія, Энеида, IV, 20--23:
  
   Anna, fatebor enim, miseri post fata Sychaei
   Conjugis et sparsos fraterna coede penates
   Solus hic inflexit sensus animumque labantem
   Impulit. Aggnosco veteris vestigia flammae.
  
   49. "Виргилій исчезаетъ, въ знакъ того, что разумъ человѣческій исчезаетъ предъ чудесами вѣры, что божественное ученіе мы не можемъ постичь, подобно тому, какъ постигаемъ другія знанія, но должны воспринимать ихъ по-дѣтски, чистымъ сердцемъ". Копишъ. -- "Какъ уже и прежде, пролагавшее ему путь ко спасенію земное знаніе оказывалось для него недостаточнымъ, такъ теперь оно покидаетъ его окончательно, чтобы уступить мѣсто божественному познанію". Филалетъ. -- Беатриче принимаетъ отнынѣ на себя руководительство Данте. Замѣчательно, что въ земномъ раю Виргилій и Беатриче не обмѣниваются между собою ни единымъ словомъ.
   49--51. Полный любви къ Внргилію, Данте, не разъ называвшій его сладкимъ отцомъ, здѣсь называетъ его сладчайшимъ (dolcissimo padre) и три раза называетъ его по имени, подражая здѣсь, можетъ быть, самому Виргилію который (Georg. IV, 525--527) трижды повторяетъ имя Эвридики:
  
   ....Eurydicen vox ipsa et frigida lingua,
   A miserara Eurydicen anima fugiente vocabat,
   Eurydicen toto referebant fiumiue ripae.
  
   52--54. T. e. всѣ прелести и радости земного рая, утраченныя когда-то Евой, не удержали его отъ того, чтобы лицо его не оросилось слезами вслѣдствіе утраты Виргилія.
   53--54. "Ликъ... омрачился вдругъ слезой", въ подлинникѣ: guance nette di rugiada, щеки омытыя росой -- намекъ на Чистилища I, 95 и примѣч., 122 и далѣе, гдѣ Виргилій омываетъ росой лицо Данте.
   55. "Эта внезапная развязка -- черта высочайшей поэзіи: нужно было тотчасъ представить Беатриче читателю, и вотъ она сама выполняетъ эту задачу". Чезари, -- "Говоритъ эти слова Беатриче. Мѣсто это, начало укорительнаго суда, который вслѣдъ за тѣмъ произноситъ Беатриче надъ Данте, -- единственное во всей Божественной Комедіи, гдѣ столь безпощадный къ своей человѣческой природѣ и строгій, равно и гордый въ отношеніи своего поэтическаго призванія и сознающій самъ свое достоинство, поэтъ рѣшается самъ произнести свое имя. Въ другомъ мѣстѣ, именно Рая XXVI, 104, нѣкоторые издатели вмѣсто da te читаютъ Dante, очевидно, ошибочно, какъ это явствуетъ изъ всего контекста этого спорнаго мѣста". Ноттеръ.
   57. "Другихъ ... насилій", въ подлинникѣ: per altra spada, отъ иного меча, т. е. отъ меча сокрушенія своего собственнаго сердца, разумѣя тѣ жестокіе упреки, которые сдѣлаетъ Беатриче Данте впослѣдствіи. Въ Святомъ Писаніи о словѣ Божіемъ говорится, что оно "острѣе всякаго меча обоюду остраго и проникаетъ до раздѣленія души и духа, суставовъ и мозговъ" (Посл. къ Евр. IV, 12).
   58--60. По важности выведеннаго здѣсь лица (адмирала) и его служебныхъ обязанностей, сравненіе указываетъ на полное достоинства величіе Беатриче, и, выражая попеченіе и краткія рѣчи, обращаемыя адмираломъ къ экипажу другихъ судовъ, т. е. другихъ меньшихъ кораблей, чтобы ободрить его къ исполненію своихъ обязанностей, показываетъ, что въ дѣйствіяхъ и изъ взоровъ Беатриче проявляется величіе ея души. Самая мистическая колесница, на которой покоится Беатриче, имѣетъ нѣчто аналогичное съ главнымъ кораблемъ флота, на которомъ находится адмиралъ". Л. Вентури, Similit. р. 214. -- Почти такое же сравненіе употребляетъ Данте въ Convivio (tr. IV, с. 4): "Siccome vedemo in una nave, che diversi ufficii e diversi fini di quella a uno solo fine sono ordinati, civè a prendere loro desiderato porto per salutevole via: dove siccome ciascuno ufficiale ordina la propria operazione nel proprio fine; cosi è uno che tutti questi fini considera, e ordina quelli nell' ultimo di tutti: e questi è il nocchiere alla, cui voce tutti ubbidire deono".
   61. Въ стихѣ 28-мъ не совсѣмъ ясно сказано, находилась ли Беатриче въ минуту своего появленія въ колесницѣ, или подлѣ нея; но изъ сравненія съ адмираломъ, находящимся, конечно, на кораблѣ, надобно допустить, что Беатриче находилась на колесницѣ, точно такъ, какъ и въ пѣсня XXXII, 36, она на ней находится. Во всякомъ случаѣ, гдѣ бы она ни была, въ колесницѣ ли, или внѣ ея, она теперь находится у лѣваго обвода (въ подлинникѣ: sponda, бортъ, -- терминъ, одинаково пригодный и для корабля, и для колесницы); такъ какъ при этомъ Лета протекаетъ съ лѣвой ея стороны (см. стихи 67--71), то и Беатриче должна стоять на этой же сторонѣ, чтобы обращать взоры на противостоящаго Данте. Въ такомъ положеніи она обращена къ четыремъ свѣтскимъ добродѣтелямъ (XXIX, 130--132 и примѣч.). Ноттеръ.
   62--63. "Parlare di sè medesimo pare non licito... Non al concede per li rettorici alcuno di so medesimo senza necessaria cagione parlare". Conv. tr., II, с. 2. -- "Поэтъ говоритъ, что по необходимости написалъ здѣсь свое имя, такъ какъ донна должна была назвать его по имени по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому, что онъ былъ именно то лицо между многими, къ которому она направила свое слово; во-вторыхъ, потому, что людская рѣчь всего болѣе трогаетъ, когда къ кому-либо обращаются съ его собственнымъ именемъ, и въ этомъ обращеніи къ Данте выражено къ нему болѣе любви; точно такъ и упрекъ язвить тѣмъ болѣе, когда лицо упрекаемое названо упрекающимъ по имени". Оттимо.
   64. "Та", т. е. Беатриче.
   65. Т. е. облакомъ цвѣтовъ, бросаемыхъ руками ангеловъ (стихъ 28 и примѣч.). -- "Намекъ на то, что въ очистившемся человѣкѣ лишь мало-по-малу возникаетъ познаваніе божественнаго". Штрекфуссъ.
   67. Голова Беатриче прикрыта покрываломъ, на которое возложенъ вѣнокъ изъ оливы (стихъ 31), называемой деревомъ Минервы, такъ какъ во время спора между Минервой (Аѳиной) и Посейдономъ, кому обладать Аттикой, первая привлекла къ себѣ ея жителей тѣмъ, что принесла имъ въ даръ дерево, оливы или маслины. -- "Атрибутъ языческой богини мудрости принимается и какъ олицетвореніе небесной мудрости". Каннегиссеръ.
   70. "Dal principio essa filosofia pareva a me, quanto dalla parte del suo corpo (civé sapienzia), fiera, che non mi ridea, in quanto le sue persuasioni ancora non intendea; e disdegnosa, che non mi volgea l'occhio, civé ch'io non potea vedere le sue dimostrazioni. E di tutto questo il difetto era dal mio lato". Conv., tr. III, с. 15. Эти слова Convivio имѣютъ разительное сходство съ разсматриваемымъ мѣстомъ поэмы.
   71--72. Т. е. какъ тотъ, кто приберегаетъ сильнѣйшіе упреки и порицанія къ концу рѣчи.
   73. Въ подлинникѣ: "Guardami ben: ben son, ben son Beatrice!"
   74--75. Слова, сказанныя иронически: почелъ ли, наконецъ, достойнымъ труда взойти на эту гору, единственно на которой человѣкъ можетъ найти блаженство. Въ переводѣ эти стихи нѣсколько измѣнены; въ подлинникѣ: "Come degnasti d'accedere al monte? Non sapei tu, che è l'uom felice?" Въ ироніи этихъ словъ заключается упрекъ, относящійся къ гордому, самонадѣянному изслѣдованію, которому грѣховно предавался Данте въ тотъ періодъ жизни, когда онъ искалъ себѣ спасенія не въ божественномъ откровеніи Писанія, но въ философіи и политическихъ дѣлахъ, вмѣсто того, чтобы тотчасъ же всецѣло и послушно обратиться къ откровенію божественныхъ книгъ, какъ того хотѣлъ Богъ". Копишъ.
   76. Т. е. въ Лету (XXVIII, 25 и примѣч.).
   78. Итакъ, Данте чувствуетъ себя виновнымъ, но въ чемъ же? Конечно, не въ тѣхъ грѣхахъ, которыя очищаются въ предверіи и въ семи кругахъ чистилища, ибо вмѣстѣ съ семью Р уничтожены и отпущены ему и семь грѣховъ,и онъ не можетъ уже стыдиться ихъ или считать себя въ нихъ виновнымъ. Итакъ, грѣхъ его долженъ быть грѣхъ еще не очищенный и не отпущенный. И дѣйствительно, гордость философская, сомнѣніе въ предметахъ, касающихся вѣры, не очищается ни въ одномъ изъ круговъ чистилища. Если Данте грѣшенъ въ этомъ отношеніи, то этотъ грѣхъ еще остается въ немъ, и этотъ грѣхъ и есть именно тотъ, въ которомъ его уличаетъ Беатриче". Скартаццини.
   79--80. "Данте часто сравниваетъ Беатриче съ матерью (Рая I, 102; XXII, 4). Трудно понять, почему богословіе называется матерью; матерью можетъ быть лишь церковь. Но власть церковная -- представительница церкви. Итакъ, если Беатриче олицетворяетъ церковную власть, то Данте справедливо сравниваетъ ее съ матерью". Скартаццини. -- "Въ этихъ словахъ Данте изображаетъ состраданіе, или милосердіе, которое не умалчиваетъ передъ грѣшникомъ о его грѣхахъ, и потому кажется ему горькимъ, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ эта горечь служитъ ему же ко благу". Каннегиссеръ. -- "Сравненіе съ матерью, строгой къ своему сыну, показываетъ, что здѣсь поэтъ выражаетъ общее правило, при чемъ надобно разумѣть, что наказующее милосердіе всегда отзывается чѣмъ-то горькимъ наказуемому". Скартаццини.
   82. Ангелы, окружающіе колесницу, отвѣчаютъ вмѣсто Данте Беатриче. -- "Вы приступили къ горѣ Сіону и ко граду Бога живого, къ небесному Іерусалиму и тьмамъ ангеловъ". Посл. къ Евр. XII, 22,
   83--84. "На Тебя, Господи, уповаю", слова XXX псалма. Ангелы поютъ первые девять стиховъ этого псалма: "На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовѣкъ; по правдѣ Твоей избавь меня", и проч. до послѣдняго стиха девятаго: "И не предалъ меня въ руки врага; поставилъ ноги мои на пространномъ мѣстѣ". Цѣль ангельскаго пѣнія -- утѣшить и успокоить поэта, почему ангелы и не поютъ остальную часть псалма, какъ сюда не относящуюся. -- "Какъ величественно, какъ психологически вѣрно дѣйствуетъ эта утѣшительная пѣснь на глубоко-сокрушеннаго поэта, растерзанное сердце котораго облегчается благодѣтельными вздохами и слезами, это выражаютъ слѣдующіе прекрасные стихи". Штрекфуссъ.
   85--90. Сравненіе, въ которомъ заключается два сравненія; Данте сравниваетъ себя со снѣгомъ, a слышанныя имъ слова -- съ вѣтрами, слова Беатриче -- съ сѣвернымъ, дующимъ съ Словенскихъ горъ, слова ангеловъ -- съ южными, -- изъ Африки. Первые вѣтры заставляютъ смерзаться мокрый снѣгъ, вторые -- заставляютъ его таять, какъ свѣчу. "Словенскіе вѣтры, отъ которыхъ снѣгъ замерзаетъ между вѣтвями деревьевъ, это тѣ вѣтры, которые въ древности назывались boreales и которые теперь называются въ Италіи grecali, потому что Славонія лежитъ между востокомъ и сѣверомъ относительно Апеннинскаго полуострова. Вѣтеръ, отъ котораго таетъ снѣгъ, дуетъ съ юга и запада, что обозначается у поэта странами "безъ тѣни" (la terra, che perde ombra); этимъ свойствомъ обладаютъ однѣ лишь страны тропическія или жаркаго климата, гдѣ два раза въ году солнце въ полдень бываетъ въ зенитѣ, вслѣдствіе чего тѣнь отъ предметовъ вертикальныхъ, упадая на ихъ основаніе, становится невидимою". Антонелли. Древніе полагали, что это свойство тѣни замѣтно уже въ Сіенѣ, на южной границѣ Египта, лежащемъ вблизи поворотнаго круга, что несправедливо. -- "У мачтъ живыхъ" (tra le vive travi) -- "въ вершинахъ Апеннинъ", собственно на хребтѣ Италіи (Per Io dosso d'Italia). Данте весьма поэтично называетъ вытянутыя въ длину Апеннины хребтомъ, какъ бы позвоночникомъ Италіи; въ его время онѣ были покрыты великолѣпными лѣсами пиній или "живыми мачтами". "Денистоунъ, Mem. of the Duke of Urbino, I, 4, говоритъ: На вершинѣ росли тѣ великолѣпныя пиніи, которыя дали округу Массы наименованіе Trabaria; ихъ вывозили отсюда для дворцовъ Рима: они-то и названы поэтомъ "живыми брусьями" (мачтами). Лонгфелло.
   92. "Хоръ Божій", т. е. ангелы, всегда поющіе согласно гармоніи небесныхъ сферъ. "По мнѣнію Платона и Пиѳагора, міровыя тѣла своимъ движеніемъ производятъ музыку, гармонію сферъ. Данте держится здѣсь этого мнѣнія и прибавляетъ, что ангелы сопровождаютъ эту музыку своимъ пѣніемъ". Каннегиссеръ. Скартаццини. -- "Locutione qua Angeli loquuntur Deo, laudantes ipsum, et admirantes, semper Angeli Deo loquuntur". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. CVII, art. 3.
   94--95. "Скорбь", t. e. состраданіе. "Peccatores -- quamdiu sunt in hoc mundo, in tali statu sunt, quod sine praejudicio divinae justitiae possunt in beatitudinem transferri de statu miseriae et peccati. Et ideo compassio ad eos locum habet et secundum electionem voluntatis (prout Deus, angeli et beati eis compati dicuntur" eorum salute volendo), et secundum passionem, sicut compatiuntur eis homines boni in statu viaeexistentes". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, Suppl. qu. XCIV, art. 2.
   98. "Вздохи и слезы исходятъ изъ устъ и очей" -- "Изъ глазъ моихъ текутъ потоки водъ, оттого что не хранятъ закона Твоего". Псаломъ СXVIII, 136.
   100. Въ подлинникѣ: Ella, pur ferma in sul la detta coscia Del carro -- она же, стоя неподвижно на сказанной (лѣвой) сторонѣ колесницы.
   101. Къ существамъ предвѣчнымъ (sustanzie pie), т. e. къ ангеламъ. Ѳома Аквинскій называетъ ангеловъ forma subsistens: e Angelus -- est quaedam forma subsistens, et per hoc intelligibilis in actu. linde sequitur quod per suam formam, quae est sua substantia, se ipsum intelligat". Sum. Theol., p. I, qu. LVI, art. 1.
   103--105. Смыслъ тотъ, что ангелы никоимъ образомъ и ни въ какое время не могутъ отрѣшиться отъ непрестаннаго созерцанія Бога; тогда какъ мы, привлекаемые земными и тѣлесными предметами, единственно на нихъ только и обращаемъ вниманіе, не подымая ни на минуту своихъ умственныхъ очей для созерцанія небеснаго и божественнаго. Итакъ, Беатриче говоритъ ангеламъ, что они вѣчно бодрствуютъ и созерцаютъ своего Создателя, такъ что ни ночь, ни сонъ не похищаютъ у нихъ шага, который дѣлаетъ въ своемъ пути вѣкъ, принимая вѣкъ вообще за время, которое есть не что иное, какъ тѣнь вѣчности". Даніелло. -- "Въ свѣтѣ безконечномъ", въ подлинникѣ: nell' eterno die (въ вѣчномъ днѣ). "Въ день вѣчный". II посл. Петра, III, 18. -- "Здѣсь высказывается противоположность созерцанія ангеловъ созерцанію смертныхъ, на которыхъ имѣютъ вліяніе и ночь и день". -- Копишъ. -- По Ѳомѣ Аквинскому, ангелы знаютъ будущее и мысли сердецъ человѣческихъ: "Sicut Deus per suam essentiam materialia cognoscit, ita Angeli ea cognoscunt per hoc quod sunt in eis per suas intelligibiles species". Sum. Theol., p. I, qu. LVII, art 1.
   106--108. Смыслъ тотъ: какъ вы знаете, что творится въ мірѣ, то цѣль мо . его отвѣта направлена не къ тому, чтобы наставить васъ, но къ тому, чтобы ее могъ понять тотъ, кто плачетъ по ту сторону рѣки Леты и чтобы горестъ его была соразмѣрна (пропорціональна) его грѣхамъ.
   109--117. "Чудесные круги" (ruote magne), небесныя сферы. По вѣрованіямъ астрологовъ того времени, небесныя сферы и расположеніе созвѣздій имѣли вліяніе на развитіе духовныхъ даровъ, называемыхъ натуральными (Сличи Ада XV, 55 и примѣч.; Чистилища XVI, 73 примѣч.). Смыслъ этой и слѣдующихъ двухъ терцинъ, значитъ, тотъ: не только вслѣдствіе вліянія свѣтилъ въ часъ рожденія (по астрологіи), но и по особенной благости Божіей, изливающейся на человѣка на подобіе тихаго дождя, хотя мы и не можемъ понять, какъ и почему (стихъ 114) онъ бываетъ предрасположенъ къ добру.
   110. Т. е. даютъ всему рождающемуся наклонность къ чему-нибудь, доброму или злому.
   111. Смотря потому, какою силою обладаетъ звѣзда, подъ которою родится человѣкъ.
   113--114. Метафора заимствована отъ дождя, причина котораго -- пары. Пророкъ Іоиль (II, 23) сравниваетъ милость Божію для отдѣльныхъ душъ (Рая XXXII, 64) съ каплющимъ съ неба дождемъ. Источникъ земныхъ дождей -- атмосферные пары; но той сферы, гдѣ нной паръ вызываетъ эти божественные дожди благости, не достигаютъ не только умы человѣческіе, но и умы праведныхъ и даже ангеловъ. Матѳ. XXIV, 36. Рая XX, 118 и примѣч. -- "Licet Angeli beati divinam sapientiam contemplentur, non tamen eam comprehendunt; et ideo non oportet quod cognoscant quidquid in ea latet". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. LVII, art. 5.
   115. "Въ жизни новой" -- относится къ юности поэта, но съ особеннымъ указаніемъ на его юношеское сочиненіе подъ этимъ наименованіемъ -- Vita Nuova.
   116. "Могъ бы быть", въ подлинникѣ: virtualmente, т. е. въ возможности быть тѣмъ, чѣмъ онъ могъ бы стать вслѣдствіе даровъ, данныхъ небесами, и по обилію божественной благости. "Sunt enim ingeniis nostris semina innata virtutum, quae si adolescere liceret, ipsa nos ad beatam vitam Datura perduceret". Цицеронъ. TuscuL, III. -- "Итакъ Данте, говорить здѣсь Беатриче, былъ предрасположенъ для каждаго добраго нрава, для достиженія всякаго навыка въ добромъ и прекрасномъ и притомъ вслѣдствіе двухъ вышеупомянутыхъ источниковъ всѣхъ природныхъ и божественныхъ добродѣтелей, -- вслѣдствіе природы и благости Божіей. Все сотворенное, a съ тѣмъ вмѣстѣ и духъ человѣческій, имѣетъ свои природныя расположенія; a эти расположенія, согласно съ упомянутой теоріей поэта, приводятся къ цѣли своей вліяніемъ звѣздъ. Въ этомъ-то, или, выражаясь иначе, во врожденной способности и во внѣшнихъ условіяхъ и состоятъ дары природы. Но благость Божія исходитъ изъ области болѣе высокой, чѣмъ та, изъ которой изливается дождь, каплющій съ облаковъ; она непосредственно исходитъ отъ Бога, изъ высочайшихъ небесъ, лежащихъ выше звѣзднаго неба, куда не достигаетъ взоръ человѣка". Филалетъ.
   117. Въ подлинникѣ: Fatto averebbe in lui mirabil pruova.
   118--120. "Но эти дары не могутъ помочь, они дѣлаютъ человѣка еще болѣе наказуемымъ, когда онъ пріемлетъ ихъ не съ полною охотою. Филалетъ. -- "Грѣхъ становится болѣе тяжкимъ, смотря по состоянію согрѣшившаго, не потому, чтобы грѣхъ самъ по себѣ сталъ большимъ; но согрѣшившій, чѣмъ больше совершаетъ грѣховъ, тѣмъ большаго заслуживаетъ наказанія, почему поэтъ и говоритъ въ видѣ примѣра, что насколько почва сильнѣе, свѣжѣе, и способнѣе воспроизводить, -- настолько, если восприметъ въ себя злое сѣмя и не будетъ воздѣлываться, -- настолько болѣе дастъ злыхъ плодовъ". Ландино. Anonimo Fiorentino.
   121. "На время", т. е. въ теченіе 16 лѣтъ. Беатриче было 8 лѣтъ, когда 9-тилѣтній Данте въ первый разъ увидѣлъ ее (1274); она скончалась въ 1290 году, когда ей было 24 года. Въ чемъ же такъ жестоко упрекаетъ его Беатриче? Не входя здѣсь въ подробное изслѣдованіе этого спорнаго вопроса, приведемъ здѣсь превосходныя толкованія Ландино и Anonimo Fiorentino: "Нѣкоторое время, т. е. въ дѣтствѣ, когда авторъ не допытывался никакого раціональнаго основанія настоящихъ своихъ познаній, онъ довольствовался знать quia sic est (Чистилища III, 37). Затѣмъ онъ пожелалъ резонерствовать и требовать для каждой вещи доказательства до очевидности; изъ теолога сдѣлался философомъ, покинувши богословіе и всякое доказательство ab auctoritate". Вообще замѣтимъ, что всѣ древніе комментаторы одинаково понимаютъ, что Беатриче упрекаетъ Данте въ томъ, что онъ оставилъ изученіе теологіи и Св. Писанія, чтобы предаться, по мнѣнію однихъ, поэзіи (Оттимо, Пьетро ди Данте и др.), по другимъ -- для иныхъ занятій и любви (Бути, Ландино), по третьимъ -- для почестей, богатства и мірского величія (Велутелло, Даніелло), по Бенвенуто Рамбалди -- для того, чтобы гоняться за другими женщинами. Подробнѣе см. Скартаццини (стр. 716), также К. Витте, Ueber das Missverständniss Dante's (Hermes, 1824), перепечатанное въ его Dante-Forschungen.
   124--125. "Но лишь чреда настала днямъ вторымъ" и проч., т. е. въ началѣ моей юности. La umana vita si parte per quattro etadi. La prima si chiama adolescenza, civè accrescimento di vita: la seconda si chiama gioventù... Della prima nullo dubita, ma ciascuno savio s'accorda, ch'ella dura infino al venticinquesimo anno". Conv., tr. IV, с. 24. Беатриче скончалась 9 іюня 1290 г., 24-хъ лѣтъ и 4-хъ мѣсяцевъ, стало быть тогда, когда кончала первый періодъ своей жизни и была уже на порогѣ второго періода. -- "Лишь" (si tosto) должно принимать не въ буквальномъ смыслѣ, ибо Данте оплакивалъ Беатриче два года. Vita Nuova, § 35, 36.
   125. "И въ жизнь вошла иную", e mutai vita, т. e. когда я скончалась, перемѣнила земную жизнь на жизнь загробную.
   126. Буквально: "предался" donna gentile въ его Vita Nuova (§ 36--39), a затѣмъ и другимъ женщинамъ, какъ увидимъ ниже, аллегорически: -- философскимъ умозрѣніямъ, покинувъ вѣру и любовь сыновнюю.
   127. Т. е. когда изъ смертной я стала безсмертною.
   129, "Онъ пересталъ цѣнить", въ подлинникѣ: Fu'io a lu men cara e men gradita, онъ охладѣлъ ко мнѣ въ то время, когда бы долженъ былъ любить меня еще болѣе.
   130. "Ложный путь", т. е. путь философскихъ умозрѣній, послѣ того какъ оставилъ прямой путь вѣры, -- ясное доказательство, что Данте упрекается здѣсь не только за любовныя дѣла, но и за грѣхъ совсѣмъ иного рода. Грѣхъ этотъ троякій: 1) по смерти Беатриче Данте влюблялся въ другихъ женщинъ (стихи 124--126); 2) любовь его къ Беатриче охладѣла, когда она стала безсмертною и святою (стихи 127--129); 3) Данте покинулъ прямую дорогу и направилъ шаги на ложный путь, вслѣдъ призракамъ истиннаго блага (стихи 130--132). Это служитъ прямымъ опроверженіемъ тѣхъ, которые видятъ здѣсь упрекъ за его плотскія прегрѣшенія (какъ, напримѣръ, Вегеле, Dante Aligh. 2 Heft, S. 92). Ложный путь есть тотъ, о которомъ говоритъ Исаія, LXV, 2: "Народу, ходившему путемъ недобрымъ, по своимъ помышленіямъ".
   132. "Несбыточной мечтѣ", т. е. такой, которая никогда не можетъ привести къ хорошей цѣли. Non igitur dubium est, quin hae ad beatitudinem viae devia quaedam sint, nec perducere quemquam eo valeant, ad quod se perducturas esse promittunt". Боецій. Phil. Cons. lib. III, pr. 8.
   133--134. Очевидно, намекъ на тѣ видѣнія, которыя Данте разсказалъ въ своей Vite Nuova, § 40.
   136. Сличи Чистилища I, 63.
   140. Предъ Виргиліемъ, Ада II, 116 и Чистилища XXVII, 137.
   144. "Пай", въ подлинникѣ: scotto, собственно плата (въ тавернѣ за ѣду), le payement, ce quel'on donne pour racheter une faute (Бланкъ, Vocab. Dantesco); я перевелъ словомъ пай, доля, часть въ какомъ-нибудь общемъ дѣлѣ или общинѣ. Смыслъ: онъ не можетъ испить водъ забвенія безъ слезъ покаянія, Данте хотя и находится теперь въ земномъ раю, тѣмъ не менѣе долженъ подвергнуться новому покаянію, прежде чѣмъ увидитъ Беатриче безъ покрывала и почувствуетъ себя чистымъ и готовымъ вознестись къ звѣздамъ. Хотя онъ и свободенъ отъ семи грѣховъ (Р), на немъ все еще остаются грѣхи, которые не очищаются ни въ предверіи, ни въ семи кругахъ чистилища. Какіе же это грѣхи?
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ПРИМѢЧАНІЕ.

  
   Эта пѣснь, вмѣстѣ съ первыми 12 стихами слѣдующей и пѣснями IX и XXVII чистилища, составляетъ третье основное мѣсто для развитія всей Божественной Комедіи, такъ сказать настоящій центръ ея, вокругъ котораго вращается какъ все предшествовавшее, такъ и послѣдующее. Теперь значеніе этого центра, при непосредственной связи съ заключительнымъ примѣчаніемъ къ XXVII пѣсни Чистилища (стран. 371), можно охарактеризовать легко и просто. Дѣло идетъ, сказали мы тамъ, -- объ окончательномъ освященіи очистившагося уже человѣка для вступленія въ райское состояніе и для перехода отсюда къ абсолютному блаженству, достигающему въ богопознаніи до созерцанія (III часть Божественной Комедіи -- Рай). Это послѣднее освященіе, представляющее вмѣстѣ съ тѣмъ и воспріятіе въ нѣдра невидимой церкви, совершается Беатриче, этимъ жизненнымъ началомъ ея, возсѣдающимъ на колесницѣ, -- при помощи трехъ актовъ: 1) она пріемлетъ послѣднюю, какъ бы все въ себѣ сосредоточивающую, но очевидно часто личную, общую исповѣдь отъ поэта (стихи 1--90); 2) она позволяетъ Матильдѣ погрузить поэта въ Летѣ и напоить его (родъ крещенія чрезъ погруженіе, истинное, духовное крещеніе), какъ символъ уничтоженія самомалѣйшаго болѣзненнаго воспоминанія въ его душѣ объ отпущенныхъ уже грѣхахъ (стихи 92--102), и позволяетъ той же Матильдѣ пріобщить его къ хороводу четырехъ внѣшнихъ добродѣтелей, наконецъ, подвесть его къ Грифону, Христу (стихи 103--123). Вмѣстѣ съ тѣмъ совершается и переходъ черезъ потокъ. Всѣ эти символы приличествуютъ Матильдѣ, какъ символу практической стороны христіанскаго совершенства, на высоту котораго Данте теперь становится (сличи XXVII, 100; XXVIII, 40). Только позднѣе -- очевидно, изъ однихъ поэтическихъ соображеній, но въ тѣснѣйшей связи съ погруженіемъ въ Лету, -- должна Матильда погрузить поэта и въ воды Эвноэ (ХXXIII, въ концѣ). Какъ эти два потока въ сущности составляютъ лишь одинъ потокъ, такъ точно здѣсь является одно и то же дѣйствіе, окончаніе освященія, лишь раздѣленное на два акта, изъ которыхъ первый болѣе отрицательнаго свойства, второй же болѣе положительнаго характера, какъ воспоминаніе добраго, проявленіе стремленія къ добру. 3) Наконецъ, Беатриче сбрасываетъ съ себя покрывало, не возбраняя болѣе вполнѣ созерцать себя (ст. 124 -- XXXII, 6), и тѣмъ самымъ символизируетъ полное соединеніе Данте съ ней, какъ со всетворящею, восполняющею благостью свыше во Христѣ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ съ животворящимъ богопознаніемъ въ самомъ духѣ (христіанское совершенство съ созерцательной стороны. Чистилища XXVIII, 40 и XXXII, 9), и это совершенство продолжается теперь въ небѣ, въ paю, до самыхъ крайнихъ предѣловъ созерцанія Бога, гдѣ и кончается Божественная Комедія. -- Такимъ образомъ здѣсь подтверждается высказанное уже выше (Ада I, прим. 79--81; 122; II, 53; 70) воззрѣніе на символическое значеніе Беатриче. Здѣсь же умѣстно показать читателю, что дѣйствительно (конечно, совершенно идеальная) юношеская любовь поэта легла въ основу символической Беатриче; что возсоединеніе ихъ обоихъ празднуетъ здѣсь свой тріумфъ, апоѳеозъ возлюбленныхъ, и что вмѣстѣ съ тѣмъ предъ очами поэта носится духовное подъятіе человѣка къ Богу, и что Данте, какъ здѣсь, такъ и вообще во всей своей поэмѣ, достигаетъ той тройственной цѣли, которая вообще составляетъ смыслъ всей Божественной Комедіи, a именно, на основаніи своей собственной житейской опытности предложить путь спасенія для всего человѣчества вообще и въ частности для своего времени. -- Напоминанію этого послѣдняго -- церковно-политическаго смысла и цѣли Божественной Комедіи -- очевидно и назидательно посвящено видѣніе и предсказаніе объ исторіи церкви, которую Беатриче разоблачаетъ передъ Данте, послѣ всего сказаннаго въ XXXI пѣсни, въ XXXII и XXXIII пѣсняхъ, съ настойчивымъ, неоднократнымъ повелѣніемъ возвѣстить землѣ имъ видѣнное. -- Впрочемъ, нельзя здѣсь не замѣтить въ краткихъ словахъ, что такое воззрѣніе на тройственный смыслъ Божественной Комедіи отнюдь не исключаетъ того, чтобы въ отдѣльныхъ мѣстахъ поэмы то или другое изъ этихъ отношеній не выступало на первый или не отступало на задній планъ -- это нерѣдко случается и даже требуется основнымъ характеромъ сочиненія, какъ свободной поэмы. -- Мы почли наиудобнѣйшимъ предпослать здѣсь все вышесказанное въ одной общей связи, для того, чтобы читатель могъ болѣе быстрымъ ходомъ читать послѣднія и, въ особенности предстоящую, пѣсни и былъ бы въ состояніи оцѣнить ихъ въ общей, высокой красотѣ". Флейдереръ.
  
   1--3. До сихъ поръ Беатриче говорила съ ангелами, не прямо (какъ бы лезвіемъ меча) касаясь Данте, теперь она обращается (остріемъ, концомъ) непосредственно къ нему. Здѣсь опять метафора меча, какъ и въ XXX, 57, см. прим.
   11--12. "Въ рѣкѣ", т. е. въ рѣкѣ забвенія, въ Летѣ, еще не истребилась память о твоихъ грѣхахъ.
   13. "Смущеніе вслѣдствіе стыда и страхъ заслуженнаго за грѣхи наказанія". Бути.
   14. Т. е. сказанное столь тихимъ голосомъ, что объ немъ можно бы было заключить лишь глазомъ, по движенію губъ.
   16--18. "Т. е. какъ арбалетъ или самострѣлъ, чрезмѣрно сильно натянутый, при выстрѣлѣ повреждается въ дугѣ и тетивѣ, при чемъ стрѣла летитъ медленнѣе и слабѣе ударяетъ въ цѣль". Бути. Ландино.
   20. Сличи Виргилія, Энеиды XI, 150, 151:
  
   . . . . . . haeret lacrimansque genieusque
   Et via vix tandem voci laxata dolorest.
  
   23. "О Благѣ", т. e. о Богѣ, высшемъ благѣ: "Dio è nostra beatitudine somma". Conv. tr. IV, c. 22. -- "Deum rerum omnium principem bonum esse communis humanorum conceptio probat animorum; nam cum nihil Deo melius excogitari queat, id quo melius nihil est bonum esse quis dubitet?" etc. Боецій. Phil. Cons. lib. III, pr. 10.
   25--26. "Овраги" и "чѣмъ былъ скованъ", т. е. препятствія вообще. Здѣсь разумѣются рвы, какими окружались средневѣковые замки, крѣпости, мосты и дороги.
   27. Сличи: Ада I, 54: Io perdei la speranza dell' altezza".
   28--30. Мѣсто довольно темное въ подлинникѣ и различно истолкованное комментаторами. Въ переводѣ Лонгфелло:
  
   And what allurements or what vantages
   Upon the forehead of the others showed,
   That thou ahouldst turn thy footsteps unto them?
  
   32--33. Виргилій. Энеида I, 371: Suspirans imoque trahens a pectore vocem.
   35. "Благъ земныхъ" (Le presenti cose), т. e. блага міра сего, почести, славу, удовольствія и проч.
   36. Т. е. по смерти Беатриче; изъ уваженія къ ней Данте говоритъ ей вы.
   38. "Судія", т. е. Богъ.
   40--42. Здѣсь судъ Божій сравнивается съ колесомъ точильнаго камня. "Покаяніе притупляетъ силу грѣха, подобно тому, какъ колеса точильнаго камня, вращаясь противъ острія ножа, притупляютъ его". Ландино. -- Ибо чистосердечное покаяніе есть свидѣтельство истинной скорби и раскаянія. -- "Нашъ судъ" (nostra corte), повидимому, сказано въ противоположность суду Миноса, предъ которымъ каждый грѣшникъ, по непреоборимой силѣ совѣсти, моментально высказываетъ свой грѣхъ, не получая за то никакого смягченія въ своей казни (Ада V, 4 и далѣе и примѣч.). Здѣсь же сознаніе грѣха -- только дѣйствіе могущественно пробудившагося въ грѣшникѣ до сихъ поръ позабываемаго божества; если же кто-нибудь внемлетъ въ надлежащее время предостереженіямъ божественнаго голоса, то ему немедленно содѣйствуетъ въ этомъ его же свободная воля (XVI, 77 и др.; XXVII, 140); поэтому-то судъ небесный, въ противоположность адскому, такъ кротокъ и милостивъ". Ноттеръ.
   43--44. Не надо забывать, что поэтъ является здѣсь лишь путникомъ, и долженъ снова вернуться на землю.
   45. "Сиренъ" (сличи Чистилища XIX, 19 и примѣч.), т. е. мірскихъ прелестей и удовольствій, символомъ которыхъ служатъ Сирены.
   46. "Источникъ слезъ", въ подлинникѣ: il seme del piangere, сѣмя слезъ или плача, выраженіе спорное у комментаторовъ, заимствованное, можетъ быть, изъ Псалма СХХІ, 5: "Сѣявшіе со слезами будутъ пожинать съ радостью".
   51. "Прахъ ты и въ прахъ возвратишься". Бытія III, 19. Сличи Рая XXV, 124.
   55. Т. е. послѣ того, какъ ты впервые убѣдился въ ложности этихъ благъ и былъ уязвленъ ими, какъ стрѣлою.
   50. "Въ святой предѣлъ", т. е. на небо, когда я стала небожительницей.
   59. "Женскихъ глазъ "зараза, въ подлинникѣ: pargoletta, дѣвочка, дѣвчонка, -- слово, подавшее поводъ къ нескончаемымъ спорамъ между комментаторами о томъ, кого именно разумѣетъ здѣсь Беатриче. Но изъ контекста рѣчи видно, что 1) Беатриче говоритъ не объ однихъ отвлеченныхъ, но разумѣетъ дѣйствительныя личности, и 2) что она не говорить здѣсь спеціально о какой-нибудь личности въ особенности, но вообще о молодыхъ дѣвушкахъ.
   60. "Вся суетность". "Суета суетъ, -- все суета!" Екклез. I, 2.
   61--63. Метафора, заимствованная изъ книгъ Соломона: "Въ глазахъ всѣхъ птицъ напрасно разставляется сѣть". Притчи Солом. I, 17. -- "И нашелъ я, что горче смерти женщина, потому что она -- сѣть, и сердце ея -- силки", Екклез. VII, 26. -- "Горькая утрата, которую ты испыталъ, говоритъ Беатриче, должна бы была получше научить тебя непостоянству земныхъ благъ. Ибо позволила ли бы уже окрылившаяся птица поймать себя или застрѣлить, если передъ ея глазами разстилали бы сѣти, или натягивали лукъ?" Филалетъ.
   68. "Бороду", вмѣсто лица, чтобы напомнить поэту, что онъ уже вполнѣ возмужалый человѣкъ, сказано иронически. "Тогда какъ всѣ біографы Данте единодушно говорятъ о его густой и курчавой бородѣ и такихъ же волосахъ на головѣ, -- мы постоянно видимъ поэта на его портретахъ съ обритыми щеками и подбородкомъ. Очевидно, причина этому не иное что, какъ то, что всѣ извѣстные намъ портреты его, за исключеніемъ одного, берутъ начало съ маски, снятой съ мертваго поэта, для снятія которой, естественно, должно было предварительно удалить бороду; тотъ же единственный портретъ, о которомъ сказано выше (XI, 95 примѣч.), есть открытый въ 1840 г. (въ Palazzo del Bargello во Флоренціи) юношескій портретъ, которымъ мы обязаны другу Данте Джіотто и безбородость котораго никого не удивитъ". Пауръ. Ueber die Quellen zu Dante's Lebensgeschichte.
   70--72. "Вязъ", въ подлинникѣ: cerro, quercus cerris, горный дубъ. Здѣсь обозначены два вѣтра -- сѣверный (въ подлинникѣ: nostral vento), называемый у итальянцевъ tramontano; другой -- южный, дующій изъ Африки, названной страною Ярба, сына Юпитера Аммона, царя Ливійскаго, въ царствованіе котораго Дидона, избѣгая преслѣдованій брата своего, удалилась въ Африку и основала здѣсь Карѳагенъ (Виргилій, Энеида, IV, 196 и далѣе). -- Филалетъ читаетъ здѣсь вмѣсто nostral -- austral, и полагаетъ, что здѣсь обозначаются вѣтры Австръ, или собственно южный, и Africus, называемый нынѣ Libeccio, юго-западный, -- на томъ основаніи, что оба эти вѣтра, вмѣстѣ съ юго-восточнымъ сирокко, Брунетто Латини (Tesoro II, сар. 37) называетъ вѣтрами, причиняющими наибольшее число бурь и грозъ.
   74--75. Намекъ на латинскую пословицу: "barba crescit, caput nescit".
   78. "Существъ первичныхъ": prime creature, такъ въ большей части списковъ, которымъ слѣдуетъ К. Витте, Скартаццини и большинство новыхъ изданій; въ другихъ спискахъ -- belle creature. Первичныя существа -- ангелы. "Данте называетъ ихъ "первичными" частью, какъ существа совершеннѣйшія, частью же потому, что они, какъ чистыя формы, представляютъ нѣкоторымъ образомъ непосредственное изліяніе Божества (Чистилища XVI, примѣч. къ 80). Вопросъ о томъ, созданы ли ангелы прежде вещественнаго міра, или одновременно съ нимъ, былъ спорнымъ у теологовъ, и Ѳома Аквинскій склоняется болѣе къ послѣднему мнѣнію: utrum Angeli sint creati ante mundum corporeum, invenitur duplex sanctorum doctorum sententia. Illa tamen probabilior videtur, quod Angeli simul cum creatura corporea creati sunt. Sum. Theol., p. I, qu. LXI, art. 3". Филалетъ.
   79. "Смутными очами" -- отъ стыда, страха и благоговѣнія.
   80--81. Беатриче, которая передъ этимъ была обращена лицомъ къ Летѣ, обратила его теперь впередъ на Грифона, соединяющаго въ себѣ два естества Христа, божественное и человѣческое, и уже не глядитъ на своего невѣрнаго возлюбленнаго. Et dicit quod vidit dictam Beatricem revolutam ad gryphonem, idest intuitus fuit ipse auctor theologiam novi Testamenti, in qua speculamur et vide mas deitatem et humanitatem Christi, et sic unam personam in duabus naturis. Пьетро ди Данте.
   82--84. Текстъ этой терцины читается въ разныхъ спискахъ различно; въ большинствѣ, какъ принято во всѣхъ новѣйшихъ изданіяхъ:
  
   Sotto suo velo, ed oltro la riviera
   Verde pareami più sé stessa antica
   Vincer che l'altre qui quand' ella c'era;
  
   въ другихъ:
  
   Sotto 'l suo velo, ed oltre la riviera,
   Vincer pariemi più sé stessa antica
   Vieppiù che l'altre qui quand' ella cera;
  
   въ третьихъ, какъ у К. Витте и Скартаццини:
  
   Sotto suo velo, ed oltre la riviera
   Vincer pareami più sé stessa antica,
   Vincer che l'altre qui, quand' ella c'era.
  
   Смыслъ во всякомъ случаѣ тотъ, говоря словами Postillatore Cassinense: Fac sic constructum: Videbatur mihi Beatricem antiquam, idest senern, sub suo velo et ultra flumen letheum plus vincere in pulchritudine, scilicet metipsam respectu pulchritudinis quam habebat dum vivebat quam vincere hic alias dominasi -- "Haсколько здѣсь", т. e. на землѣ, она превосходила красотой всѣхъ прочихъ дѣвъ". Каннегиссеръ.
   85. "Раскаянія жало", въ подлинникѣ: Portico, крапива. Видъ необычайной красоты Беатриче оказываетъ на Данте рѣшительное дѣйствіе: любовь оканчиваетъ и довершаетъ то, что подготовили страхъ, смущеніе, стыдъ и сознаніе". Скартаццини.
   86. Т. е, отъ всего, что отклоняло его отъ Беатриче.
   90. "Та", т. е. Беатриче. -- Это паденіе обозначаетъ умираніе для грѣха для того, чтобы воскреснуть для благости. Уже во второй разъ Данте падаетъ безъ чувствъ въ Божественной Комедіи; въ первый разъ онъ палъ, какъ падаетъ мертвецъ, во второмъ кругу ада, при видѣ мукъ Франчески и Паоло (Ада V, 142); это паденіе безъ чувствъ не есть слѣдствіе одного состраданія, но вмѣстѣ съ тѣмъ и терзанія совѣсти, при видѣ собственными глазами казни надъ грѣхомъ, въ которомъ Данте самъ сознаетъ себя болѣе или менѣе виновнымъ. Здѣсь Беатриче горько упрекаетъ его въ томъ же самомъ грѣхѣ, и упреки ея производятъ на него то же дѣйствіе, какое произвели слезы и горестный разсказъ Франчески. Этотъ-то грѣхъ собственно и есть тотъ самый, въ которомъ очищается Данте на берегу рѣки Леты". Скартаццини.
   92. "Та донна", т. е. Матильда, встрѣтившая его y рѣки Леты (XXVIII, 40). Матильда, которая, какъ символъ дѣятельной жизни, подводитъ Данте къ Беатриче, символу созерцательной жизни, должна принять на себя этотъ послѣдній актъ очищенія поэта, т. е. погруженіе его въ волны рѣки забвенія. Въ извѣстной степени можно бы было принять Матильду и за символъ видимой церкви, въ противоположность Беатриче, обозначающей собою церковь невидимую. На это указываетъ и самое имя (Матильда) великой сподвижницы въ дѣлѣ упроченія внѣшней церковной власти папъ, и потому въ этомъ уже смыслѣ ей совершенно приличествуетъ совершить такое крещеніе и очищеніе". Филалетъ.
   94--95. "Мы вошли въ огонь и въ воду, и Ты вывелъ насъ на свободу". Псаломъ LXV, 12; "Приступаемъ съ искреннимъ сердцемъ, съ полною вѣрою, кропленіемъ очистивши сердца отъ порочной совѣсти, и омывши тѣло водою чистою". Посл. къ Евр. X, 22.
   97--98. Съ приближеніемъ Данте къ правому берегу, названному въ подлинникѣ beata riva, хоръ ангеловъ поетъ слова L псалма: "Окропи меня иссопомъ, и буду чистъ; омой меня, и буду бѣлѣе снѣга". Этотъ псаломъ поется въ церкви всякій разъ, когда священникъ окропляетъ святой водой кающагося грѣшника -- слова, стало быть, совершенно умѣстныя въ данномъ случаѣ.
   100--101. Сперва Матильда погружаетъ его въ волны по шею; потомъ погружаетъ его съ головою, мѣстопребываніемъ памяти, для того, чтобы онъ испилъ воды забвенія, и такимъ образомъ уничтожилъ въ себѣ воспоминаніе о содѣянныхъ грѣхахъ.
   103--105. Четыре дѣвы -- четыре нравственныя добродѣтели (XXIX, 130--132 примѣч.). Утративъ память о порокахъ, поэтъ свыкается теперь съ добродѣтелями; сперва съ нравственными, основными, менѣе возвышенными, извѣстными и язычникамъ, и потому не требующими откровенія; потомъ съ добродѣтелями богословскими, болѣе возвышенными, открытыми лишь самимъ Богомъ. -- "Сталъ въ хороводъ", въ подлинникѣ: m'offerse Dentro alla danza delle quattro belle, что значить, поставили меня такъ, что всѣ четыре плясали вокругъ меня. -- "Принятъ въ ихъ объятья", въ подлинникѣ: E ciascuna del braccio mi coperse, и каждая покрыла меня рукой, что по объясненію Ландино, означаетъ: рука правосудія защищаетъ отъ неправды, рука мудрости -- отъ глупости, рука мужества -- отъ трусости и рука воздержанія -- отъ похоти.
   106. Толкованіе этого стиха у комментаторовъ весьма различно. Здѣсь достаточно сказать, что эти четыре жены (дѣвы) -- тѣ четыре звѣзды, лучи которыхъ озаряли лицо Катона (I, 23, 37), и которыя служили Данте какъ бы руководителями (VIII, 91--92). Кромѣ того, согласно съ этимъ мѣстомъ, нравственныя добродѣтели находятся въ одно и то же время и на землѣ и въ небѣ, но не въ одномъ и томъ же образѣ и тамъ и здѣсь. На землѣ онѣ нимфы, геніи спасительнаго совѣта; на небѣ -- звѣзды, существа лучезарныя, свѣтъ которыхъ служитъ не для нихъ самихъ и не для неба, но единственно для земли. Поэтому смыслъ стиха тотъ, что нравственныя добродѣтели сіяютъ въ небѣ, какъ свѣтъ, озаряющій міръ, и что въ то же время онѣ на землѣ совѣтницы людей". Скартаццини.
   107--108. Въ одномъ изъ своихъ сонетовъ Данте называетъ Беатриче: "una cosa venuta Di cielo in terra a miracol mostare" (Vita Nuova, § 36). "Беатриче является здѣсь опять символомъ богословія или вѣры. Прежде чѣмъ истинная вѣра явилась на свѣтъ, еще въ языческія времена существовали уже ея предшественницы или рабыни, нравственныя, т. е. языческія добродѣтели. Наоборотъ, этого не могли бы о себѣ сказать богословскія добродѣтели". Каннегиссеръ. -- "Тотъ же постепенный переходъ отъ естественныхъ, черезъ благодать даруемыхъ, добродѣтелей къ добродѣтелямъ духовнымъ, богословскимъ, въ которыхъ лишь впервые познается и пріобрѣтается благость (стихи 110, 111), долженъ поэтому совершиться и при нравственномъ усовершенствованіи каждаго отдѣльнаго человѣка". Флейдереръ.
   109--111. "Это мѣсто всего лучше объясняется соотвѣтствующимъ Convivio, дающимъ надлежащій свѣтъ и остальной части этой пѣсни. Въ одной изъ своихъ канцонъ Данте воспѣлъ очи и улыбку прекрасной донны, и затѣмъ въ буквальномъ толкованіи этого мѣста говоритъ, что упоминаетъ про очи и уста потому, что въ нихъ нерѣдко открывается душа, подобно прекрасной женщинѣ на балконѣ, хотя и покрытой покрываломъ. Далѣе поэтъ объясняетъ эту прекрасную женщину въ аллегорическомъ смыслѣ, какъ философію (здѣсь въ болѣе высокомъ смыслѣ, равнозначительною съ Беатриче, символомъ созерцанія), и затѣмъ говоритъ: "Qui si conviene sapere, che gli occhi della sapienza sono le sue dimostrazioni, colle quale si vede la verita certissimamente, e'1 suo riso sono le sue persuasioni, nelle quale si dimostra la luce interiore della sapienza sotto alcuno velamento, e in queste due cose si sente quel piacere altissimo di beatitudine il quale è il massimo bene in paradiso" (tr. III, с. 15). Отсюда становится яснымъ аллегорическій смыслъ мѣста. Естественныя (нравственныя) добродѣтели могутъ только приготовить человѣка для того, чтобы принять доказательства истины, такъ какъ онѣ устраняютъ лежащія въ страстяхъ препятствія къ невозмутимому познанію; поэтому онѣ и ведутъ поэта къ очамъ Беатриче. Но для того, чтобы дѣйствительно познать истину, именно истину божественную, и еще болѣе -- для того, чтобы постичь ее и проникнуться ею, -- для этого необходимы божественныя добродѣтели, почему и Беатриче лишь по просьбѣ этихъ другихъ нимфъ обращаетъ очи къ поэту и открываетъ ему свои уста". Филалетъ.
   114. Беатриче глядитъ теперь на Грифона, и потому взоръ ея долженъ быть обращенъ къ Данте, ставшему передъ грудью Грифона.
   116. "Къ смарагдамъ", изумрудамъ, камню зеленаго цвѣта. Странно, что Данте сравниваетъ глаза Беатриче съ изумрудами. Но, во-первыхъ, этимъ онъ желаетъ выразить пріятность этого цвѣта, о которомъ Плиній (Hist. nat. lib. XXXVII, сар. 5) сказалъ: "nullius coloris adspectus jucundior est"; во-вторыхъ, смарагды имѣютъ смыслъ мистическій, -- по католическому толкованію Откровенія (IV, 3), это есть цвѣтъ божественной благости, почему онъ и блещетъ въ глазахъ Беатриче. Кромѣ того, по II кн. Моисея, XXXIX, 10, смарагдъ камень племени Левія, камень церкви. Скартаццини. Копишъ.
   117. Одинъ изъ своихъ сонетовъ Данте начинаетъ такъ: "Negli occhi porta la mia donna Amore"; также въ одной изъ канцовъ онъ говорить:
  
   Ben negli occhi di costei
   De star colui, che gli mie pari uccide.
   Цит. Скартаццини и Филалета.
  
   121--123. "Божественное и человѣческое естество неразрывно соединенено Христѣ въ одномъ лицѣ (subsistentia, ὑπόστασις). Поэтому о человѣкѣ-Христѣ можно въ нѣкоторой степени сказать все то, что можно сказать и о Богѣ-Христѣ, и наоборотъ, ибо этотъ человѣкъ -- въ то же время и божественное лицо, и наоборотъ. Но въ этомъ одномъ лицѣ нѣкоторое только свойство Божественнаго естества, нѣкоторое же -- только человѣческаго естества (ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, qu. XVI, art. 4). Потому-то и Грифонъ самъ по себѣ лишь одинъ, и только въ очахъ Беатриче онъ является то какъ одинъ орелъ, то какъ одинъ левъ; ибо богословское ученіе должно разсматривать единаго Христа то какъ Бога, то какъ человѣка, чтобы не смѣшатъ его естества. Здѣсь весьма кстати привесть одно мѣсто изъ окружнаго посланія папы Льва Великаго, цитированнаго у Ѳомы Аквинскаго (Ibid. art. 5): "Non interest, ex qua Christus substantia nominatur, cum inseparabilrter manente unitate personae idem sit et totus hominis filius propter carnem et totus filius Dei propter unam cum patre Deitatem". Филалетъ. -- "Одна изъ глубочайшихъ, если не самая глубокая, тайна вѣры, въ которыя углубляется теологія, -- соединеніе двухъ естествъ, божественнаго и человѣческаго, въ единомъ лицѣ Христа (Сличи Рая II, 41; ХXXIII, 137). Чтобы оградить себя отъ множества заблужденій, возникшихъ на почвѣ этого ученія (Ада XI, 8; Рая VI, 14), теологія обязана, твердо держась единства двухъ естествъ, направлять свое созерцаніе то на одно, то на другое естество". К. Витте.
   127. "Полнъ радости и дива". Душа Данте исполнена удивленія при видѣ измѣненія образа Грифона въ глазахъ Беатриче; но въ то же время душа его радуется, чувствуя себя освобожденною отъ бремени грѣховъ и видя себя наконецъ въ присутствіи той, которую онъ столько любилъ.
   128--129 "У Сираха (XXIV, 23) мудрость говоритъ: "Ядущіе меня еще будутъ алкать, и пьющіе меня еще будутъ жаждать". Хотя при созерцаніи Бога человѣкъ находитъ себѣ полное удовлетвореніе; однако же познаніе спекулятивной мудрости не есть еще высочайшее блаженство, но всегда рождаетъ въ насъ стремленіе къ высшему, хотя въ то же время въ извѣстной степени и удовлетворяетъ насъ. Даже въ самомъ небѣ будетъ имѣть мѣсто удовлетвореніе, но не пресыщеніе". Филалетъ.
   130. Т. е. три жены отъ праваго колеса колесницы (XXIX, 121) -- три богословскія добродѣтели высшаго порядка (del più alto tribo, отъ латинскаго tribus).
   134. "Другу твоему", въ подлинникѣ: al tuo fedele. Беатриче сама назвала Данте своимъ другомъ, когда онъ еще блуждалъ въ темномъ лѣсу (Ада II, 61).
   135. "Путь не краткій" (въ подлинникѣ: passi tanti), т. е. по всему аду и горѣ Чистилища.
   136. Въ подлинникѣ: Per grazia fa noi grazia.
   138. "Второй твой блескъ", т. е. твою улыбку, о которой такъ часто говоритъ Данте въ третьей части своей поэмы. -- Въ своемъ Convivio (tr. III, cap. 8) Данте отличаетъ два мѣста, гдѣ проявляется красота: глаза и уста. До сихъ поръ онъ говорилъ лишь объ очахъ Беатриче, теперь онъ говоритъ объ устахъ. Первыя четыре жены показали ему лишь очи Беатриче, эти три, высшаго порядка, молятъ Беатриче открыть ему и ея уста, чтобы онъ могъ видѣть вторую ея красоту, которую она еще скрываетъ. Итакъ, вторая красота означаетъ здѣсь блескъ ея улыбки.
   139. Книга Премудрости Соломона говоритъ о божественной мудрости (III, 26): "Она есть отблескъ вѣчнаго свѣта и чистое зеркало дѣйствія Божія и образъ благости его". Въ посланіи къ Евреямъ (I, 3) воплощенное слово названо "сіяніемъ славы Бога". Впрочемъ, Данте имѣетъ здѣсь въ виду не только символическую Беатриче, но и существо реальное. Онъ не описываетъ этой торжественной минуты, но выражаетъ восторгъ своимъ восклицаніемъ, сознаваясь, что никакое человѣческое искусство не въ состояніи изобразить красоты Беатриче по снятіи ею покрывала. "Даже святая, высочайшая поэзія, налагающая на блѣдное лицо поэта печать глубокой внутренней работы (прекрасное свидѣтельство со стороны поэта объ его строгомъ отношеніи къ поэтическому искусству, повторенное въ XXV, 1 и слѣд. Рая) -- даже и она не въ состояніи изобразить такого момента. Но тѣмъ не менѣе эти самые стихи, въ которыхъ Данте высказываетъ всю несостоятельность свою, равно какъ и первые стихи слѣдующей пѣсни, гдѣ онъ такъ торжественно воспѣваетъ свое желанное свиданіе, -- принадлежатъ къ самымъ восторженнымъ, самымъ неподдѣльно-поэтическимъ стихамъ, когда-либо звучавшимъ на устахъ поэта". Флейдереръ.
   140--142. "Тѣнь деревъ Парнаса", по описанію Овидія, -- тѣнистый замокъ (Превращ. кн. I, ст. 467), arx umbrosa. Ключъ -- знаменитая Ипокрена на горѣ Геликонъ въ Беотіи, изъ котораго пили вдохновеніе Музы. Смыслъ: кто такъ трудился надъ поэтическими твореніями.
   144. Въ подлинникѣ: Lа, dove armonizzando il ciel t'adombra, -- мѣсто очень спорное. Скартаццини понимаетъ такъ: тамъ, гдѣ небо пребываетъ въ гармоніи со страною непорочности, т. е. съ земнымъ раемъ.
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.

  
   1. Отсюда опять видно, что Беатриче, какъ сказано выше (XXX, 34), скончалась за 10 лѣтъ передъ симъ, именно въ 1290 г. "L'anima sua si parti nella prima ora del nono giorno del mese (di Giugno)..... in quello anno della nostra indizione, civè degli anni Domini, in cui il perfetto numero nove volte era compiuto in quel centinario, nel quale in questo mondo ella fu posta". Vita Nuova, § 30.
   3. Гиппократъ сказалъ: "Duobus doloribus simul obortis, vehementior obscurat alterum". То же самое можно сказать и о каждомъ сильномъ возбужденіи или ощущеніи.
   6. Святая улыбка есть вторая красота, открывшаяся теперь Данте (XXXI, 138).
   7--9. "Уже выше было указано (Чистилища XV, 133; XXVII, 100--108) на то, что рядомъ съ жизнью созерцательною такое же право на существованіе имѣетъ и жизнь дѣятельная; почему здѣсь и указывается на опасность односторонняго, слишкомъ неумѣреннаго созерцанія или углубленія; хотя, съ другой стороны, представительница исключительно созерцательной жизни, Рахиль, не подвергается за то прямому порицанію; напротивъ (Ада II, 102; Рая XXXII, 8), является всего ближе сидящею къ Беатриче. На землѣ, гдѣ должно исполнять свои обязанности и къ людямъ, такое непреклонное направленіе къ Богу во всякомъ случаѣ не было бы полнымъ совершенствомъ". Ноттеръ. -- "поэтъ стоитъ теперь передъ колеснйцей, обратившись къ ней лицомъ; поэтому три божественныя, т. е. богословскія, добродѣтели, подошедшія къ нему отъ праваго колеса, стоятъ теперь налѣво отъ него. -- Уже выше, въ примѣч. къ XXXVII Чистилища, сказано, что человѣкъ на землѣ не всегда можетъ быть обращенъ единственно къ Богу. Мало того, такое неуклонное устремленіе духа къ Богу не можетъ даже составлять высочайшаго земного совершенства. Такъ и Ѳома Аквинскій ставитъ совершенство епископа выше совершенства монаха, ибо первый изъ любви къ Богу служитъ вмѣстѣ съ тѣмъ и ближнимъ (Sum. Theol., p. II, 2-ае qu. CLXXXIV, art. 7). Поэтому и здѣсь именно богословскія добродѣтели, предводительница которыхъ любовь, призываютъ Данте, послѣ духовнаго созерцанія Беатриче, взглянуть на видѣніе, предназначенное къ тому, чтобы послужить къ назиданію и къ дѣлу исправленія его современникамъ и въ особенности духовенству времени. Именно отсюда начинается послѣдній отдѣлъ 2-й части поэмы, въ которомъ еще разъ во всей силѣ выступаетъ политико-церковный элементъ. Здѣсь являются поэту въ видѣніи судьбы христіанской церкви, какъ прошедшія, такъ въ особенности настоящія. Нечего говорить, какъ было умѣстно именно здѣсь представить это видѣніе; ибо если полная добродѣтель и не есть необходимое условіе для даровъ пророческихъ (Ѳома Акв. Sum. Theoh, p. II, 2-ае, qu. CLXXII, art. 4), то во всякомъ случаѣ для нихъ потребно извѣстное приведеніе въ порядокъ страстей, обузданіе ихъ; безъ этого человѣкъ не можетъ подняться до высшихъ духовныхъ предметовъ, ибо подобные дары въ обычномъ ходѣ вещей предзнаначены однимъ только лучшимъ и благороднѣйшимъ. Поэтому нельзя согласиться со Шлоссеромъ (см. его глубокомысленный трактатъ о Раѣ Данте), будто бы погруженіе въ Лету обозначаетъ посвященіе поэта въ санъ пророка; но, по моему мнѣнію, скорѣе можно принять, какъ выше сказано, что погруженіе это просто обозначаетъ посвященіе въ болѣе совершенную жизнь вообще". Филалетъ.
   10--12. Глазъ выноситъ лишь умѣренный свѣтъ; чрезмѣрный блескъ ослѣпляетъ глазъ и зрѣніе; эта потеря зрѣнія остается до тѣхъ поръ, пока не уменьшится раздраженіе, и съ уменьшеніемъ его органъ зрѣнія мало-по-малу приходитъ въ нормальное состояніе, Чтобы дать идею о силѣ блеска очей Беатриче, поэтъ сравниваетъ свое состояніе съ тѣмъ, которое испытываетъ тотъ, кто устремилъ свои глаза на солнце и потерялъ при этомъ мгновенно зрѣніе.
   14--15. "Созерцаніе божественныхъ тайнъ въ лицѣ Беатриче было для его духовнаго ока чѣмъ-то болѣе поразительнымъ, чѣмъ все великолѣпіе земного рая, точно такъ, какъ солнце сильнѣе поражаетъ глазъ человѣка, чѣмъ всѣ другіе предметы, a потому и дѣлаетъ его нерѣдко надолго нечувствительнымъ для всего другого". Филалетъ. -- "Оторванъ силой", т. е. возгласомъ трехъ женъ (стихъ 9).
   16. "Воинство", т. е. процессія, описанная въ Чистилища XXIX, 64--150. Ниже, въ стихѣ 22, поэтъ называетъ его ратью Божьихъ силъ -- milizia del celesto regno.
   17--18. "Вся процессія повернулась теперь назадъ въ ту сторону, откуда она пришла, и идетъ слѣдовательно къ востоку. Но чтобы всѣ члены процессія могли удержать тотъ же порядокъ, для этого необходимо, чтобы свѣтильники, находившіеся сперва во главѣ шествія, выступили бы для прохожденія впереди всѣхъ, встали бы опять во главу процессіи, a за ними также всѣ слѣдующіе члены, за исключеніемъ послѣдняго, который остается на мѣстѣ и оборачивается лишь вокругъ самого себя". К. Витте. -- Свѣтильники идутъ къ востоку, на которомъ теперь солнце.
   19--21. "Весьма пластично и въ чисто военныхъ выраженіяхъ описано это движеніе. Должно себѣ представить отступающее войско со знаменемъ, или, по итальянскому обычаю, съ колесницею, везущею знамя, въ срединѣ. Войско принуждено вдругъ повернуться назадъ. Чтобы не разстроить порядка, оно должно сдѣлать нѣчто въ родѣ контрмарша, при этомъ поворотъ дѣлаетъ сперва голова колонны, a за ней мало-по-малу и всѣ остальные; колесница же со знаменемъ сдвинется съ мѣста не прежде того, какъ мимо нея пройдутъ всѣ ей предшествовавшіе. Если они находятся вблизи непріятеля, то передовыя части, по тогдашнему способу вооруженія, должны прикрыться щитами отъ направленныхъ въ нихъ непріятельскихъ выстрѣловъ" (Филалетъ), или сдѣлать изъ щитовъ родъ черепахи, какъ это описано у Tacca, Освобожд. Іерус. XL 33:
  
   У тѣхъ къ щиту щитъ крѣпкій плотно сдвинутъ.
   Имъ головы подъ сводомъ скрывъ своимъ.
  
   25. T. e. три богословскія добродѣтели стали, какъ и прежде, у праваго, четыре нравственныя -- у лѣваго колеса побѣдной колесницы (XXIX, 121--132).
   26. "Ковчегъ", т. е. колесницу.
   27. Когда церковь (колесница) окружена добродѣтелями духовными (богословскими) и свѣтскими (нравственными), тогда духъ Христа (Грифонъ) безпрепятственно подвигается впередъ, безъ всякаго внѣшняго потрясенія". Штрекфуссъ. -- "Христосъ ведетъ церковь Свою не внѣшними средствами, но единымъ Своимъ словомъ и духомъ". Скартаццини.
   28. Матильдой (XXXI, 92 и примѣч.).
   29. Со вступленіемъ въ земной рай, Стацій становится совершенно пассивнымъ лицомъ. Поэтъ, вѣроятно, имѣлъ свои причины упоминать о немъ до конца Чистилища (ХXXIII, 134), но какія, -- до сихъ поръ нельзя отгадать.
   30. Т. е. за правымъ, такъ какъ процессія повернула направо, при чемъ оно должно было сдѣлать меньшую часть оборота или описать кратчайшую дугу. Слѣдовательно они шли въ сопутствіи трехъ женъ.
   31. "Т. е. земной рай, не населенный теперь, по винѣ Евы (сличи XXIX, 24 и примѣч.). Это именно та часть лѣса, гдѣ находится древо познанія добра и зла, теперь, по винѣ Евы и Змія, лишенное зелени, какъ и весь лѣсъ. Данте снова порицаетъ Еву, какъ бы въ знакъ того, что онъ хочетъ сказать болѣе чѣмъ простое порицаніе ея за то, что люди,по ея винѣ, лишены рая". -- "Самъ поэтъ говоритъ намъ, что должно разумѣть подъ лѣсомъ земного рая: "Per terrestrem Paradisum figuratur beatitudo hujus vitae" (De Monar., lib. III, e. 16). Далѣе онъ говоритъ, что это beatitudo состоитъ in operatione propriae virtutis (Ibid.). Итакъ, сказавъ, что по винѣ Евы лѣсъ этотъ лишенъ обитателей, онъ хочетъ сказать, что по причинѣ грѣха никто не упражняется въ дѣйствіяхъ своей собственной добродѣтели. До сихъ поръ упрекъ этотъ касается одной Евы, по винѣ которой грѣхъ вошелъ въ міръ. Но, сказавъ, что лѣсъ лишенъ обитателей, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ говоритъ, что ни одинъ человѣкъ не достигаетъ блаженства въ этой жизни. И здѣсь онъ намекаетъ уже на римскую курію. Буквально онъ говоритъ, что по винѣ праматери земной рай лишенъ обитателей, такъ какъ они удалены изъ него грѣхомъ; аллегорически же говоритъ, что по винѣ дурного управленія нѣтъ ни одного человѣка въ мірѣ, который бы дѣйствовалъ добродѣтельно и достигалъ бы черезъ то благополучія въ этой жизни". Скартаццини.
   34--35. "Итакъ отъ того мѣста, гдѣ Данте встрѣтился съ процессіей, до древа, о которомъ говорится ниже, разстояніе равняется тремъ перелетамъ стрѣлы, или почти 1,200 итальянскимъ браччіямъ, не много болѣе 1/3 мили. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы теперь находимся въ срединѣ земного рая, или на оси горы Чистилища". Филалетъ.
   36. Это схожденіе Беатриче съ колесницы объяснялось и объясняется древними и новѣйшими комментаторами весьма различно. По мнѣнію Скартаццини, это схожденіе означаетъ преклоненіе власти церковной свѣтскою, по слову св. Павла (къ Римл., XIII, 1): "Всякая душа да будетъ покорна высшимъ властямъ". Преклоненіе передъ властью императорскою есть домъ, уплаченный послушанію". Скартаццини.
   37. Въ этомъ ропотѣ слышится упрекъ Адаму, непослушаніемъ котораго грѣхъ вошелъ въ міръ, a съ грѣхомъ и смерть (Посл. къ Римл. V, 2), a вмѣстѣ съ тѣмъ слышится упрекъ и каждому, не исключая и папы, виновному въ грѣхѣ непослушанія.
   38. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что здѣсь разумѣется древо познанія добра и зла, насажденное Богомъ въ Эдемѣ, или земномъ раю (Бытія, II, 9,17). Но при этомъ Данте имѣлъ въ виду и великое к крѣпкое древо, вершина котораго касалась неба, видѣнное во снѣ царемъ Навуходоносоромъ (Дан. IV, 10 и слѣд.), a можетъ быть также и тотъ кедръ, о которомъ говоритъ Іезекіиль (XIII, 22; XXXI, 3). Вообще, древо на языкѣ библейскомъ есть символъ могущества и величія царскаго. Также и древо познанія добра и зла, по толкованію св. отцовъ, означаетъ, по однимъ, Божью заповѣдь (Гуго де С-тъ Витторъ), по другимъ -- нарушеніе заповѣди Божьей (Исидоръ, на Бытіе, гл. 3), наконецъ свободную волю (Ѳома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. CII, art. 1). Отсюда видно, что это древо имѣетъ у Данте чрезвычайно важное значеніе; поэтому неудивительно, что комментаторами предложено великое множество толкованій его смысла. Желающіе ближе ознакомиться съ этимъ вопросовъ могутъ обратиться къ цитируемому мѣсту Скартаццини (стран. 730 и далѣе), мы же ограничимся здѣсь лишь слѣдующими выдержками. -- Главную роль въ великомъ видѣніи играютъ два предмета; древо и колесница. Послѣдняя, какъ мы видѣли, означаетъ церковь. Земной же рай, какъ поучаетъ насъ самъ Данте, изображаетъ счастье этой жизни. Но въ этой жизни нѣтъ счастія, если не будетъ полнаго благоустройства. Для благоустройства міра необходима временная монархія, quae communiori vocabulo nuncupatur Imperium (De Monar. I, с. 5). Если для благоустройства міра необходима власть и если земной рай обозначаетъ міръ благоустроенный, то необходимо, чтобы рядомъ съ символомъ церкви, вѣрный своей системѣ, поэтъ ввелъ въ великое свое видѣніе и символъ власти. Этотъ-то символъ власти въ его видѣніи и есть мистическое древо. Орелъ, падающій на него, -- символъ императора. Древо Навуходоносора, идеѣ котораго Данте здѣсь несомнѣнно подражаетъ, признается всѣми комментаторами за символъ власти самого Навуходоносора, тѣмъ болѣе, что самъ Даніилъ придаетъ ему это значеніе (IV, 20--22). Итакъ, Данте принимаетъ древо за символъ монархіи или Римской имперіи. Это доказывается всѣми мѣстами, гдѣ говорится о древѣ, a именно: 1) древо находится въ срединѣ земного рая (какъ древо познанія добра и зла въ срединѣ Эдема). Имперія, по системѣ Данте, есть центральная власть благоустроеннаго міра; вокругъ нея, какъ вѣтви, собраны прочіе государи, какъ лучи, исходящіе изъ солнца и сосредоточивающіеся въ солнцѣ.-- 2) Богъ сотворилъ древо лишь для себя (Чистилища ХXXIII, 60). Власть, какъ служащая Богу (Посл. къ Римл. XIII, 1--4), зависитъ непосредственно отъ Бога (De Monar. III) и неотвѣтственна ни предъ кѣмъ, кромѣ Бога. Богъ сотворилъ ее на славу Свою, чтобы при ея помощи привести людей къ счастью на землѣ.-- 3) Древо крѣпко и необычайно высоко (стихъ 42): власть -- высшее могущество и высшій авторитетъ: "Est ergo temporalis Monarchia, quam dicunt Imperium, unicus Principatus, et super omnes in tempore, vel in iis quae tempore mensurantur (De Monar. I, 2).-- 4) Вѣтви дерева, вопреки строенію всѣхъ деревьевъ, тѣмъ шире распространяются, чѣмъ выше поднимается стволъ дерева (XXXII, 40--41; XXXIII, 64--66), -- это знаменуетъ неприкосновенность власти, a также божественное ея происхожденіе и безпрестанное ея развитіе съ теченіемъ времени.-- 5) Кто ломаетъ и расхищаетъ древо, тотъ оскорбляетъ Бога (XXXIII, 58--59); по Данте, власть священна и предназначена для мира вселенной; нарушать ея единство -- святотатство.-- 6) Это древо въ земномъ раю -- то же древо, вкушать плодъ котораго было запрещено первымъ человѣкамъ (чистилища XXIV, 116; XXXII, 45); вкусивъ этихъ плодовъ, наши прародители стали виновными въ грѣхѣ сопротивленія власти.-- 7) Отъ этого древа возникло одно изъ деревъ въ кругу чревоугодія (XXIV, 116--117); тамъ оно служить орудіемъ казни чревоугодннковъ. Власть императорская несетъ мечъ, врученный ей Богомъ; высшія власти наказуютъ, какъ слуги высочайшей власти, которая и есть власть императорская.-- 8) Грифонъ привязываетъ къ древу мистическую колесницу (XXXII, 51). Папская власть и императорская установлены Богомъ для того, чтобы они шли вмѣстѣ и вели людей къ двоякому счастью; оба имѣютъ одно сѣдалище -- Римъ (Ада II, 22 и примѣч.).-- 9) Грифонъ не касается древа, какъ пищи (ХХХи, 43--44). Христосъ, не подчиняя духовное управленіе Своей церкви авторитету имперіи, допущенной самимъ Провидѣніемъ для отправленія правосудія, Самъ призналъ ее и утвердилъ (XXXII, 43 примѣч.).-- 10) Древо лишено цвѣта и листьевъ на всѣхъ своихъ вѣтвяхъ (XXXII, 38--39), и потому названо сиротой (въ подлинникѣ: вдовой, vedova, XXXII, 50). Имперія была лишена святыхъ дѣлъ до своего соединенія съ христіанствомъ (Какъ здѣсь дерево, такъ Римъ былъ названъ вдовой, Чистилища VI, 113, какъ лишенный императора. Сличи также XX, 58.-- 11) Дышло мистической колесницы взято отъ этого древа и изъ него образовано (XXXII, 51). Апостольскій престолъ, или духовное управленіе, будучи образовано въ Римской имперіи изъ подданныхъ римскихъ, есть часть этой же имперіи.-- 12) Древо обновляется, покрываясь менѣе яркими цвѣтами,чѣмъ розы, и болѣе яркими, чѣмъ фіалки (XXXII, 58--60). Вслѣдствіе соединенія съ церковью, императорское древо зеленѣетъ и все покрывается цвѣтами; это оттого, что при такомъ присоединеніи облагороженныя политическія добродѣтели становятся сами болѣе заслуживающими вѣчной жизни и производятъ прекраснѣйшіе цвѣты и плоды.-- 13) Орелъ падаетъ на дерево, обрывая кору, не только цвѣты и новые его листья (XXXII, 112--114). Гоненіемъ церкви императоры обнажали отъ листьевъ и терзали дерево императорское, потому что листьями, цвѣтами и новою корою оно было обязано церкви, которую преслѣдовали императоры. Орелъ, сидящій на вершинѣ дерева, не можетъ обозначать никого иного, какъ императоровъ.-- 14) Орелъ вторично опускается на дерево, чтобы осыпать колесницу своими перьями (ХХХІІ, 124). Императоры обогатили церковь временными благами, -- намекъ на знаменитый даръ Константина.-- 15) Подъ зеленью дерева и на корнѣ его сидитъ Беатриче (XXXII, 86--87); авторитетъ церковный имѣетъ въ имперіи свою опору и свое покровительство, такъ какъ имперія -- braccio secolare, покровительствующая и защищающая.-- 16) Гигантъ отвязываетъ отъ дерева колесницу, ставшую чудовищемъ, и удаляетъ ее (XXXII, 157). Филиппъ Красивый разобщаетъ церковь съ имперіей перенесеніемъ папскаго престола въ Авиньонъ". Скартаццини. -- "Поэма переходитъ здѣсь отъ невидимой церкви къ видимой, отъ благодатнаго совершенства, сейчасъ лишь совершившагося надъ поэтомъ въ первой, невидимой, церкви, къ борьбѣ въ послѣдней, отъ идеальнаго духовнаго міра опять въ полную дѣйствительность, отъ идей нравственныхъ опять къ его церковно-политической основной идеѣ, какъ уже нами было впередъ замѣчено въ пѣсни XXXI. -- Именно, съ самого начала привязываніемъ колесницы къ дереву символически указывается на правое первоначальное соединеніе церкви на землѣ съ римскимъ императорствомъ (38--63). Затѣмъ отъ стиха 64 по 160 слѣдуетъ видѣніе исторіи церкви, въ отношеніи ея отпаденія отъ ея первоначальнаго порядка. Колесница церкви останавливается у древа. Это "древо познанія", первообразъ древа, встрѣчавшагося въ пѣсни XXII, 131; XXIV 103, 115, есть 1) символъ того перваго, для человѣка столь рокового, пробнаго камня послушанія въ раю. Но оно поэтому-то, очевидно, заключаетъ въ себѣ 2) символъ другого, не менѣе важнаго, Богомъ установленнаго пробнаго древа, на которомъ теперь точно такъ же прегрѣшила церковь, какъ нѣкогда на томъ древѣ чувство вообще, -- символъ римскаго императорства, поскольку оно, еще будучи языческимъ, было уже предопредѣлено для христіанства (древо, лишенное листьевъ) и должно было позднѣе дѣйствительно сдѣлаться христіанскимъ, т. е. покрыться листьями. Лежащее здѣсь въ основѣ собственно Дантовское ученіе, на которомъ покоится вся его политическая система, указано нами уже (Ада II, 13--30) и еще подробнѣе будетъ указано (Рая VI). Ученіе это состоитъ именно въ томъ, что Римская имперія отъ самыхъ раннихъ начатковъ своихъ (отъ Энея) есть непосредственно отъ Бога проистекшее учрежденіе, исключительно расчитанное на споспѣшествованіе Христовой церкви и воздвиженіе римскаго престола. Подъ "древомъ познанія" и должно разумѣть именно такое божественное учрежденіе. Точно такъ и всѣ отдѣльныя подробности совершенно ясно указываютъ именно на это, a не на какое бы то ни было иное двойственное значеніе древа. Громадно высокое древо является сперва безъ листьевъ, безъ Христа (стихъ 38), т. е. только появленіе христіанства научило міръ послушанію и истинѣ, оживило еще глубоко погруженную въ язычество Римскую имперію и точнѣе обозначило ея предназначеніе. Христосъ и Самъ въ Своей преобразовательной земной жизни не разорилъ древа (стихъ 43), т. е. онъ вообще не коснулся плода грѣховнаго и въ частности не посягнулъ на институтъ императорства (Марк. XII, 17). Напротивъ, Онъ навсегда привязалъ "дышло колесницы церкви", папство, къ "древу римскаго императорства", изъ котораго оно и произошло (стихи 49--51). Вслѣдствіе этого именно Данте и видитъ самое дерево развившимся въ полнѣйшемъ блескѣ его цвѣта, какимъ оно здѣсь, на землѣ, еще никогда до сихъ поръ не бывало, но какимъ оно должно быть (стихи 52--63), т. е. чрезъ признаніе императорства со стороны папства послѣднее пріобрѣтаетъ себѣ опору, a первое -- свое Богомъ предназначенное развитіе, Дантовское нормальное состояніе церковно-политическаго мірового благоустройства, христіанскую міровую имперію (стихъ 48) и притомъ единственно тогда, когда самостоятельная церковь самопроизвольно пойдетъ рука объ руку съ самостоятельнымъ же государствомъ, что еще разъ символизируется въ стихѣ 59 цвѣтомъ цвѣтовъ, среднимъ между краснымъ и фіолетовымъ, цвѣтомъ, который, по Филалету, есть цвѣтъ епископскій. Но этого-то нормальнаго состоянія и нѣтъ на землѣ. Этотъ недостатокъ указывается поэту въ слѣдующемъ непосредственно за этимъ видѣніи въ двоякомъ отношеніи: во-первыхъ, вмѣшательство (вторженіе) императорской власти (Орла) въ духовную область (стихи 112--124), во-вторыхъ -- присвоеніе папской властью (Блудницей) императорской силы, вторженіе ея въ свѣтскую область (стихи 136--148). Въ промежуткѣ между этими главными видѣніями, Орла и Блудницы, на которыхъ, очевидно, лежитъ главный центръ тяжести, указываются поэту и другіе внутренніе и внѣшніе враги церкви (Лисица и Драконъ) (стихи 119 и 131). -- Таково въ общихъ чертахъ развитіе идеи въ слѣдующемъ, столько же важномъ, какъ и трудномъ мѣстѣ и таково значеніе главнѣйшихъ его символовъ". Флейдереръ.
   42. Въ лѣсахъ Индіи есть такія высокія деревья, что до вершинъ ихъ не долетаетъ стрѣла изъ лука. Виргилій, Georg. II, 122--124:
  
   . . . . . . . gerit India lucos,
   Extremi einas orbis, ubi aera vincere summum
   Arboris haud ullae jactu potuere sagittae.
  
   Высота дерева обозначаетъ высшую власть земную (Посл. къ Римл. ХШ, I). Въ Convivio (tr. IV, с. 4) Данте называетъ императорскую власть: "altissima nell' umana Compagnia". Также o древѣ Навуходоносора сказано у Даніила, IV, 7, 8: "Среди земли (росло) дерево весьма высокое. Большое было это дерево и крѣпкое, и высота его достигала до неба, и оно видимо было до краевъ всей земли". Какъ у Даніила дерево это обозначаетъ Вавилонскую имперію, такъ и у Данте -- имперію Римскую.
   43--45. "Эти слова совершенно соотвѣтствуютъ двоякому значенію древа, ибо Христосъ, Грифонъ, не вкусилъ отъ сладкаго, но смерть причиняющаго плода древа искушенія; Онъ вмѣстѣ съ тѣмъ и не посягалъ на власть императорскую, ибо Онъ сказалъ: "Власть Моя не отъ міра сего",и "отдавайте кесарево кесарю" (Марк. XII, 17). Филалетъ. По ученію Данте, Христосъ признавалъ и подтвердилъ власть императорскую, во-первыхъ тѣмъ, что подчинился эдикту переписи, назначенной Августомъ (De Mon. II, passim; также Паоло Орозіо, кн. IV, гл. 22); далѣе, -- покорившись смертному приговору, произнесенному преторомъ римскимъ, при чемъ призналъ законною власть, сказавъ Пилату: "Ты не имѣлъ бы надо Мною власти, если бы не былодано тебѣ свыше". Іоанна ХІХ, 11; а также знаменитыми словами: "отдавайте кесарево кесарю".
   44. Запрещенные плоды сладки на вкусъ ("Увидѣла жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно пріятно для глазъ и вожделѣнно, потому что даетъ знаніе". Бытія III, 6), но пагубны для жизни. Можетъ быть намекъ и на то, что многіе люди находятъ сладостнымъ сопротивляться высшей власти и присвоивать ее себѣ. Властвовать и повелѣвать пріятнѣе, чѣмъ повиноваться: "Nitimur in vetitum", говоритъ Горацій.
   45. Въ подлинникѣ: "Posciachè mal si torce il ventre quindi".
   46. "Въ толпахъ", т. e. въ святомъ воинствѣ, окружавшемъ дерево (стихъ 38).
   47. "Существо двойное", въ подлинникѣ: l'animai binato, т. e. надѣленное двумя естествами, или Грифонъ, птица-левъ, сливавшійся въ одно двумя естествами (XXXI, 81).
   48. Эти слова, вложенныя въ уста Грифона, представляютъ, по мнѣнію Скартаццини, парафразъ словъ Христа, сказанныхъ Св. Іоанну Крестителю: "Такъ надлежитъ намъ исполнить всякую правду". Матѳ. III, 15.
   49--50. "Дышло колесницы, та часть ея, за которую Грифонъ ее везетъ, обозначаетъ, по моему мнѣнію, римскій престолъ. Спаситель связываетъ престолъ этотъ, имѣющій римское происхожденіе, съ императорствомъ, съ которымъ онъ (престолъ) долженъ идти рука объ руку, и при томъ такъ, чтобы одно не стѣсняло бы круга дѣйствія другого, или не посягало бы на него. Потому-то Данте и принимаетъ, что дышло вырѣзано изъ ствола древа и къ нему привязано". Къ этому Филалетъ присовокупляетъ слѣдующее замѣчаніе изъ Франческо ди Бути, основанное на схоластическихъ повѣствованіяхъ: "Умирающій Адамъ отправилъ сына своего въ земной рай, чтобы принести ему оттуда нѣсколько елея божественнаго милосердія. Но ангелъ-стражъ рая не допустилъ его и сказалъ, что не настало еще время. Впрочемъ, послѣ того онъ далъ ему вѣтвь отъ райскаго древа и повелѣлъ ему посадить ее на могилѣ Адама, и къ этому присовокупилъ, что когда это древо принесетъ плоды, тогда Адамъ получитъ елей божественнаго милосердія. Сиѳъ, сказано далѣе, исполнилъ, какъ ему было повелѣно, и вѣтвь выросла въ дерево, но не приносила плодовъ вплоть до минуты смерти Искупителя. Тогда совершилось по волѣ Божіей то, что изъ вѣтви этого дерева былъ изготовленъ крестъ для Христа, и такимъ образомъ дерево дѣйствительно принесло плодъ, тѣло Христово, чрезъ что Адамъ и всѣ праотцы стали соучастниками въ елеѣ божественнаго милосердія. Дышло, по мнѣнію Бути, обозначаетъ крестъ, взятый отъ древа познанія. Это толкованіе, заключаетъ Филалетъ, не исключаетъ и моего вышеприведеннаго толкованія, ибо поэма Данте polysemum" (можетъ имѣть разнообразныя значенія). Объ этой легендѣ см. Як. Вораджине, Legenda aurea, cap. 68; Пьетръ Коместоръ, Hist. evang. сар. 81; и въ особенности Муссафія, Sulla leggenda del legno della croce, Studio. Vienna, Gerold. 1870. -- "Съ древомъ-сиротой", въ подлинникѣ: vedova frasca, такъ названо мистическое дерево, потому что лишено цвѣтовъ и зелени въ вѣтвяхъ своихъ (стихъ 38). Смыслъ: "Пала вмѣстѣ съ церковью (олицетворяемые колесницей и дышломъ) подчинены, какъ временные граждане, или какъ члены общества, бдительности и защитѣ императора". Понта. Бруноне Біанки.
   52--57. Прекрасное сравненіе, означающее оживленіе растительнаго царства съ наступленіемъ весны. Здѣсь время опять опредѣляется астрономически, для яснаго пониманія котораго должно помнить, что непосредственно за знакомъ Рыбъ слѣдуетъ созвѣздіе Овна. Итакъ, это мѣсто означаетъ: "когда великій блескъ солнца, смѣшанный со свѣтомъ созвѣздія Овна, изливается на землю, т. е. во время весенняго равноденствія". -- Къ половинѣ апрѣля всѣ деревья въ Италіи уже въ зелени. К Витте.
   56--57. Оборотъ Виргиліевскій и Овидіевъ: Энеида, I, 568: "Nec tam aversus equos Tyria Sol iungit ab urbe". -- Превращ. II, 118: "Горамъ проворнымъ велитъ Титанъ закладывать коней" (Переводъ Фета).
   59--60. "Большинство комментаторовъ видятъ въ этомъ цвѣтѣ намекъ на кровь, смѣшанную съ водою, излившуюся изъ Христа при прободеніи его копіемъ, и ссылаются при этомъ на одно мѣсто у св. Бернарда, гдѣ онъ говоритъ: "Inspicite lateris aperturam, quia nec illa caret rosa, quamvis ipsa subrubea sit propter mixturam aquae" (O страст. Госп. I, 41). Но я долженъ сознаться, что Данте говоритъ здѣсь, повидимому, не о блѣдно-красномъ цвѣтѣ, но скорѣе о цвѣтѣ среднемъ между краснымъ и фіолетовымъ. Этотъ же цвѣтъ есть цвѣтъ католическихъ епископовъ. Потому я позволяю себѣ думать, что цвѣтъ этотъ намекаетъ на добродѣтели первыхъ римскихъ епископовъ, которыми украшался христіанскій Римъ, или на добродѣтели мучениковъ, символомъ которыхъ служитъ красный цвѣтъ, какъ цвѣтъ крови и любви, a также цвѣтъ голубой, какъ цвѣтъ постоянства". Филалетъ. -- Это мѣсто вообще очень темно и, какъ справедливо выражается Скартаццини, это одно изъ темныхъ мѣстъ Божественной Комедіи, которое не имѣло еще своего Эдипа для разгадки тайны.
   61--63. "Въ этомъ непониманіи заключается, конечно, непостижимость божественнаго міроправленія въ отношеніи этого соединенія. Поэтому каждое размышленіе человѣка объ этомъ тщетно и мѣшаетъ только полезной человѣческой дѣятельности". Каннегиссеръ. -- "Тамъ", т. е. на землѣ, -- можетъ быть намекъ на пѣснь Агнцу (Откр. Св. Іоан. XV, 3), или на тѣ неизреченные глаголы, которыхъ ни одинъ человѣкъ произнести не смѣетъ, слышанные Св. Павломъ (II Коринѳ. XII, 4). Данте не могъ дослушать ихъ, ибо погрузился въ сонъ (см. ниже, стихъ 68).
   65. "Аргусъ". Сличи Чистилища XXIX, 95 примѣч. "Подъ напѣвъ свирѣли" въ подлинникѣ: udendo di Siringa, ибо Меркурій усыпилъ Аргуса повѣствованіемъ о Панѣ и Сирингѣ.
   69. "Почти невозможно изобразить моментъ засыпанія, ибо съ засыпаніемъ прекращается и сознаніе; тѣмъ не менѣе это удалось Данте можетъ быть лучше, чѣмъ какому либо другому поэту. Сличи также Чистилища XVIII, 141 и слѣд.". Филалетъ. -- "Въ этомъ снѣ Данте, можетъ быть, символически изображается миръ вѣры, покорной Богу и императорской власти, или, вѣрнѣе, сонъ этотъ есть образъ мира и полнаго блаженства, царствующихъ въ мірѣ томъ, гдѣ обѣ власти соединены вмѣстѣ и обѣ соотвѣтствуютъ идеалу, составленному объ нихъ Данте. Этотъ миръ и блаженство, по мнѣнію поэта, существовали въ мірѣ во время перваго появленія Христа на землю и при основаніи его церкви. "Si a lapsu primorum parentum, qui diverticulum fuit totius nostrae deviationis dispositiones hominum et tempora recolamus; non inveniemus, nisi sub divo Augusto Monarcha, existente Monarchia perfecta, mundum undique fuisse quietum. Et quod tunc humanum genus fuerit felix in pacis universalis tranquillitate, hoc historiographi omnes, hoc poetae illustres, hoc etiam Scriba mansuetudinis Christi testari dignatus est, et denique Paulas, plenitudinem temporis statum illum felicissimum appellavit. Vere tempus et temporalia quaeque piena fuerunt, quia nullum nostrae felicitatis ministerium ministro vacavit. Qualiter autem se habuerit orbis, ex quo tunica ista inconsutilis, cupiditatis ungue scissuram primitus passa est, et legere possumus, et utinam non videre". De Mon. I, c. 16. До сихъ поръ великое видѣніе представляло намъ картину спокойствія, всемірнаго мира и блаженства, царствовавшаго въ мірѣ при началѣ христіанства; съ этой минуты поэтъ изображаетъ намъ, какъ въ зеркалѣ, положеніе міра съ того времени, какъ несотканная одежда сорвана съ него когтями сребролюбія и алчности". Скартаццини.
   70--72. Чувствуя себя неспособнымъ изобразить свое усыпленіе, Данте переходитъ къ минутѣ, когда онъ возсталъ отъ сна, разсѣявшагося отъ яркаго блеска Грифона и "святого воинства", вознесшихся въ это время на небо (стихъ 89), и отъ возгласа Матильды: "проснись" (стихъ 72).
   73--81. "При изображеніи своего усыпленія Данте подражаетъ евангельскому повѣствованію о Преображеніи Господнемъ. Какъ три ученика Христовы заснули на горѣ Ѳаворѣ, такъ засыпаетъ Данте на горѣ Чистилища; какъ ученики при пробужденіи и еще полусонные узрѣли славу своего Учителя (Луки IX, 32), такъ и Данте видитъ блескъ отъ Грифона; какъ Христосъ приблизился къ ученикамъ, прикоснулся къ нимъ и сказалъ: "встаньте" (Матѳ. XVII, 7), такъ и Данте слышитъ слово "проснись"; какъ ученики, проснувшись, не видѣли никого болѣе, кромѣ одного Іисуса (Матѳ. XVII, 8; Марк. IX, 7; Лук. IX, 36), такъ и Данте видитъ лишь Матильду". Скартаццини.
   73--74. "Да узрятъ роскошь цвѣта той яблони" и проч. Здѣсь разумѣется яблоня, о которой говорится въ Пѣсни Пѣсней II, 3: "Что яблонь между деревьями, то возлюбленный мой между юношами". По общему толкованію св. отцовъ, въ яблонѣ Пѣсни Пѣсней подразумѣвается самъ Христосъ. Въ моментъ Преображенія Господня ученики его предвкушали вѣчное блаженство, они видѣли цвѣты древа, плодовъ котораго вѣчно алкаютъ ангелы и вѣчно питаются ими, по слову св. Апостола (I Петр. I, 12): "Во что желаютъ проникнуть Ангелы".
   74--75. Эти два стиха нѣсколько измѣнены въ переводѣ; въ подлинникѣ: Che del suo pomo gli Angeli fa ghiotti, E perpetue nozze fa nel cielo".
   77--78. "Глаголъ надежды", т. e. слова Спасителя: "Встаньте и не бойтесь". Матѳ. XVII, 7. Здѣсь намекается на слова Спасителя къ умершему Лазарю: "Лазарь! иди вонъ" (Іоанна XI, 43), и къ юношѣ: "Юноша! тебѣ говорю, встань". Луки VII, 14.
   82. "Итакъ, смыслъ и значеніе внезапнаго усыпленія нашего поэта состоитъ въ томъ, что онъ, какъ нѣкогда ученики, укрѣпляется въ силахъ своихъ восторженнымъ предвкушеніемъ блаженства для созерцанія предстоящаго изображенія судьбы церкви. Именно тогда лишь, когда исчезли Христосъ и его спутники (стихъ 88), сошедшая съ колесницы Беатриче позволяетъ поэту узрѣть заимствованное изъ Іезекіиля (XVII, 3) и Откровенія (XII, 13--17) видѣніе съ заключительнымъ о немъ пророчествомъ. И здѣсь заключается опять глубочайшій смыслъ; именно дѣло идетъ теперь о томъ времени церкви, когда Христосъ видимо покинулъ ее, при чемъ осталась одна его незримая благодать (Беатриче) съ своими добродѣтелями и духовными дарами, какъ неистребимыми благами, которыя не можетъ исторгнуть никакая буря (стихъ 99)". Флейдереръ.
   83. "Благочестивую", въ подлинникѣ: quella pia, т. e. Матильда.
   85. Т. е. въ страхѣ, что Беатриче покинула его.
   86--87. "Дерево, какъ мы видѣли, -- символъ имперіи. Корень дерева, говоря все въ томъ же аллегорическомъ смыслѣ, не можетъ обозначать ничего иного, какъ то мѣсто, гдѣ возвысилась и откуда распространилась имперія, т. е. Римъ. Кромѣ того мы видѣли, что Беатриче олицетворяетъ власть церковную или папство. Итакъ, по снятіи аллегорической одежды, слова поэта будутъ означать, что папство возсѣдитъ на семи холмахъ, т. е. въ Римѣ, подъ сѣнью и покровительствомъ Римской имперіи". Скартаццини. -- Другіе объясняютъ иначе; такъ Флейдереръ полагаетъ, что "здѣсь необходимо имѣть въ виду значеніе дерева, и тогда смыслъ будетъ тотъ, что божественная благодать даже и во время отпаденія неуклонно указываетъ на послушаніе Христу, и потому, даже и тогда, когда оставляется самое дерево, т. е. надлежащій внѣшній порядокъ (какъ мы это увидимъ въ стихѣ 157), вслѣдствіе постояннаго указанія на эту внутреннюю норму жизни, -- церковь ограждается отъ погибели (стихъ 95) и стремится возвратиться къ надлежащему порядку, даже во внѣшней своей формѣ".
   88. "Сонмъ подругъ": la compagnia -- семь мистическихъ женъ, олицетворяющихъ семь добродѣтелей. Онѣ окружаютъ Беатриче, въ подлинникѣ: la circonda.
   89. "Другіе", т. е. святое воинство (стихъ 17). "За Грифономъ", -- "Каждый въ своемъ порядкѣ: первенецъ Христосъ, потомъ Христовы, въ пришествіе его (вѣрующіе)", I. Коринѳ. XV, 23. -- Поднятіе Грифона къ небу олицетворяетъ вознесеніе Господне.
   92. "Она", т. е. Беатриче.
   94. "На почвѣ чистой", въ подлинникѣ: in su la terra vera. По мнѣнію однихъ, почва эта обозначаетъ почву земного рая, по мнѣнію другихъ, напр. Коста, -- Римъ. Но уже Бути, Ландино и Велутелло понимали слово vera, какъ nuda -- голая или чистая. Въ такомъ случаѣ, слѣдуя Скартаццини, смыслъ будетъ такой: "Беатриче садится у корня древа, что означаетъ, какъ выше сказано (ст. 86 примѣч.), что мѣстопребываніе духовной власти -- Римъ, корень имперіи. Беатриче сидитъ одна и на истинной почвѣ. Истинная почва есть почва голая. Беатриче сидитъ одна, окруженная лишь семью нимфами, олицетворяющими семь добродѣтелей; она сидитъ на голой землѣ и подражаетъ въ этомъ Тому, Кто "не имѣлъ, гдѣ преклонить главу" (Матѳ. VIII, 20; Лук. IX, 58). Беатриче олицетворяегь власть духовную, или папство, сообразное идеалу Данте. Въ грандіозномъ его видѣніи мы присутствуемъ теперь при зачаткахъ христіанства. Первые римскіе епископы засѣдали одни въ императорскомъ городѣ, безъ всякой свиты кардиналовъ, придворныхъ, слугъ и проч. Они были бѣдны; престолъ папскій еще не былъ воздвигнуть; временныхъ богатствъ не имѣли ни церковь, ни папы; вѣрующіе собирались еще въ катакомбахъ, слѣдовательно не имѣли другого сѣдалища, кромѣ голой земли. Изображая Беатриче сидящею одиноко на голой землѣ, поэтъ рисуетъ однимъ штрихомъ кисти смиреніе и нищету первыхъ намѣстниковъ Христовыхъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, дѣлаетъ жестокій упрекъ въ роскоши и мірскомъ блескѣ папамъ послѣдующихъ временъ, и въ особенности современнымъ ему. Замѣтьте кромѣ того, что Беатриче уже не сидитъ въ колесницѣ, но на землѣ около нея. Впослѣдствіи блудница на свободѣ сидитъ на колесницѣ, превратившейся въ чудовище, какъ крѣпость на скалѣ. Сидѣніе на голой землѣ означаетъ смиреніе, сидѣніе же блудницы, очевидно, -- признакъ гордости и наглости. Беатриче сидитъ какъ бы на стражѣ колесницы, она не хочетъ господствовать надъ достояніемъ, но единственно охраняетъ и служитъ примѣромъ стаду (I посл. Петра V, 3): она служитъ колесницѣ, a не колесница ей. Итакъ Беатриче, сидящая на истинной, голой, землѣ, есть олицетвореніе первыхъ преемниковъ св. Петра, или идеальнаго папы, по воззрѣнію поэта". Скартаццини.
   96. "Двувидное существо": biforme fiera, т. e. Грифонъ, полу-левъ, полу-орелъ, какъ описано выше -- Чистилища XXIX, 113 и примѣч.
   97--99. "Свѣтильники", см. Чистилища XXIX, 50 и примѣч. "Вначалѣ мистической процессіи эти свѣтильники подвигались впереди всѣхъ сами собой, не будучи никѣмъ несомы. За свѣтильниками слѣдовала и колесница, окруженная семью пляшущими нимфами. По буквальному смыслу, должно думать, что съ вознесеніемъ Грифона и старцевъ нимфы приняли свѣтильники въ свои руки въ то время, когда поэтъ спалъ. Аллегорически это обозначаетъ, можетъ быть, первое сошествіе св. Духа на главы апостоловъ. Съ того времени и вовѣки добродѣтели не будутъ отдѣлены отъ семи даровъ Божіихъ". Скартаццини.
   98. "Семь нимфъ" -- главныя и богословскія добродѣтели, и семъ даровъ св. Духа не могутъ быть отторгнуты отъ церкви никакими бурями, ибо "врата адовы не одолѣютъ ее". По мнѣнію Копиша, Нордъ, сѣверный вѣтеръ, обозначаетъ насиліе со стороны императоровъ (Рая III, 119); Зефиръ, южный вѣтеръ, -- насиліе со стороны папъ.
   100--101. Въ подлинникѣ "Qui sarai tu poco tempo silvano", смыслъ: Не долго тебѣ, какъ представителю всего рода христіанскаго, здѣсь, въ церкви воинствующей, въ лѣсной тѣни, быть какъ бы изгнанникомъ въ пустынѣ во время сиротства Рима и заблужденій папы. Ты вознесешься, или, какъ въ подлинникѣ: будешь вѣчнымъ гражданиномъ: "senza fine cive", въ тотъ Римъ, т. е. въ небесный, гдѣ Христосъ есть римлянинъ искони, т. е. "станешь сочленомъ торжествующей церкви, гдѣ уже не нужны ни императоръ, ни папа и гдѣ Христосъ не есть уже невидимая, но зримая глава Его общины". Филалетъ. -- "Итакъ вы уже не чужіе и не пришельцы, но сограждане святымъ и свои Богу". Посл. къ Ефес. и, 19.
   102. Очевидно, горькая иронія надъ папами; она означаетъ, что въ папскомъ Римѣ Христосъ не римлянинъ, не гражданинъ и не владыка; Онъ пребываетъ таковымъ лишь въ томъ Римѣ, который Евангеліе именуетъ небеснымъ Іерусалимомъ (Посл. къ Галат. IV, 26; къ Евр. XII, 22; Откров. Іоанна XXI, 2, 10). Сличи Чистилища XXVI, 128 и слѣд.
   103. "На благо міру" и проч. Здѣсь указывается на конечную цѣль всей поэмы, именно общее благо всего человѣчества, живущаго худо, какъ въ соціальномъ, такъ и нравственномъ отношеніи по причинѣ отсутствія порядка, учрежденнаго Богомъ, т. e. по неимѣнію двухъ вождей -- свѣтскаго и духовнаго, ведущихъ людей къ двоякому счастію на землѣ.
   105. "3апиши", какъ въ Откровеніи Іоанна: "То, что видишь, напиши въ книгу". I, 11; -- "Итакъ, напиши, что ты видѣлъ, и что есть, и что будетъ послѣ сего". Ibid., ст. 19; -- "Напиши, ибо слова сіи истинны и вѣрны". Ibid. XXI, 5, -- "Когда придешь отсюда", само собою разумѣется на землю.
   107. "Къ стопамъ ея велѣній", -- поэтическій оборотъ, свойственный итальянскимъ поэтамъ; такъ у Петрарки: "ginocchia della mento; y Боккачіо: "mani della sua grazia"; даже: "orecchie del cuore". Въ псал. XXXV, 12: "нога гордыни".
   109. "Въ слѣдующемъ видѣніи, гдѣ предъ очами поэта проведены судьбы церкви, значеніе дерева получаетъ тотъ смыслъ, какой оно имѣло въ сновидѣніи Навуходоносора (Даи. IV, 7)". "Какъ Даніилъ объяснилъ дерево Навуходоносора его Вавилонскимъ царствомъ, такъ и здѣсь подъ деревомъ должно разумѣть всемірную монархію, которой Самъ Христосъ въ Своемъ воплощеніи человѣческомъ восхотѣлъ принадлежать и содѣлать ея столицу средоточіемъ Своей церкви (Ада II, 23)". К. Витте. -- "Нижеслѣдующія аллегоріи видѣнія почти согласно объясняются комментаторами такъ: Орелъ означаетъ римскаго императора такъ какъ при римскихъ императорахъ христіане претерпѣвали великія гоненія вслѣдствіе чего церковь была сильно потрясена. Подъ видомъ тощей Лисицы должно разумѣть лжеученія, не имѣющія истиннаго основанія. Во второй разъ упадающій на дерево Орелъ есть императоръ Константинъ Великій; чрезъ даръ (пухъ), полученный отъ него папой Сильвестромъ, было положено основаніе властолюбію папъ. Гласъ съ неба есть гласъ св. Петра, возвѣщающаго порчу и искаженіе папства, -- Драконъ есть Магометъ, такъ какъ чрезъ него отпала значительная часть христіанства. Но это толкованіе, несмотря на его распространенность, не вполнѣ выдерживаетъ критику (см. ниже). Новое покрытіе перьями означаетъ новыя дарственныя пріобрѣтенія и обогащенія Христовой церкви, при чемъ дарители, можетъ быть, имѣли хорошія и благочестивыя намѣренія. Семь главъ, по Даніелло, обозначаютъ семь кардиналовъ, которые избираютъ папъ; по другимъ же -- семь смертныхъ грѣховъ, три на дышлѣ, двурогіе и наихудшіе, гордость, гнѣвъ и сребролюбіе; четыре другихъ -- зависть, уныніе, чревоугодіе и сладострастіе. По Ландино, здѣсь обозначаются семъ таинствъ, a десять роговъ -- десять заповѣдей. -- Блудница -- это папа, въ особенности Бонифацій VIII; Гигантъ -- всякій заискивающій милости у папской власти свѣтскій владыка, въ особенности же французскій король Филиппъ Красивый, такъ жестоко отмстившій папѣ Бонифацію, хотѣвшему вступить въ союзъ и съ другими свѣтскими монархами. Наконецъ, похищеніе колесницы означаетъ перенесеніе королемъ Филиппомъ Красивымъ папскаго престола изъ Рима въ Авиньонъ". Каннегиссеръ.
   109--111. Поэтъ сравниваетъ быстроту Орла съ быстротою молніи, какъ въ Чистилища IX, 28 и слѣд. Орелъ палъ на землю terribil come folgor. -- "Изъ высшихъ сферъ". "Аристотель принимаетъ пары въ атмосферѣ двухъ родовъ: влажный паръ (ἀτμίς), который онъ называетъ паромъ, и сухой (καπνός), названный дымомъ. Подъ послѣднимъ онъ разумѣетъ преимущественно вѣтры. Тѣ и другіе пары, подымаясь въ верхніе слои атмосферы, превращаются, вслѣдствіе господствующаго тамъ холода, въ облака; отъ этого-то и происходить то, что влажные пары разрѣшаются дождями, сухіе же -- молніей, которая хотя бы и должна была по огненной своей натурѣ восходить вверхъ, но вслѣдствіе сгущенія низвергается на землю". Филалетъ.
   112. Птица Зевса -- Орелъ; Jovis ales -- Виргилій, Энеида, I, 394. Въ Раю (ІІ, 4) Данте называетъ ее Puccel di Dio. -- Отсюда начинается изображеніе историческихъ судебъ церкви. Первое событіе представляется подъ символомъ Орла, который, упадая въ листву и цвѣтъ древа, лишаетъ его не только ихъ, но и ломаетъ вѣтви и обдираетъ кору дерева, почти опрокидывая при этомъ самую колесницу. Орелъ, очевидно, заимствованъ у Іезекіиля (XVII, 3, 4): "Большой орелъ съ большими крыльями, съ длинными перьями, пушистый, пестрый прилетѣлъ на Ливанъ и снялъ съ кедра верхушку, сорвалъ верхній изъ молодыхъ побѣговъ его" и т. д. У Іезекіиля онъ символъ Вавилонской имперіи и въ частности Навуходоносора, у Данте -- символъ первыхъ римскихъ императоровъ, подвергавшихъ церковь гоненію (это общее толкованіе всѣхъ комментаторовъ безъ исключенія); такихъ гоненій обыкновенно принимается десять, при императорахъ: Неронѣ (64 г.), Домнціанѣ (95), Траянѣ (105), Маркѣ Авреліи (177), Септиміи Северѣ (202), Максиминѣ (235), Деціи (249), Валеріанѣ (257), Авреліанѣ (275) и Діоклитіанѣ (303--311). Эти гоненія не только повредили юнымъ листьямъ и цвѣтамъ древа юной христіанской общины, но и корѣ его, т. е. самой имперіи, и, хотя лишь только видимо, -- потрясли церковь.
   116--117. "Сравненіе церкви съ кораблемъ весьма удачно, ибо челнъ св. Петра есть обычная метафора церкви; къ тому же въ христіанскомъ искусствѣ продольныя части базиликъ назывались кораблемъ". Л. Вентури. -- "Съ бортовъ разимый", въ подлинникѣ: Vinta dall' onda, or da poggia or da orza, т. e. съ обоихъ бортовъ.
   118--120. Второе бѣдствіе видѣнія -- Лисица. Въ Св. Писаніи лисица часто выражаетъ лжепророковъ и ересіарховъ (Псал. LXII, 11; Плачъ Іереміи, V, 18; Іезек. XIII, 4; Матѳ. XXIV, 24), также ереси и лжеученія (Пѣснь Пѣсней II, 15). "Vulpes", говоритъ блаж. Августинъ (in Psal. LXXX), "insidiosos, maximeque haereticos fraudolentos significante Istae vulpes significantur in Cantitis canticorum, ubi dicitur, capite nobis vulpes parvulas". -- Итакъ Лисица, по общему толкованію, обозначаетъ здѣсь еретическія ученія, возставшія войной на церковь въ первые три вѣка; но какую именно ересь разумѣетъ здѣсь Данте въ особенности, -- въ этомъ комментаторы несогласны. Одни видятъ здѣсь ересь, введенную въ апостольскую церковь папой Анастасіемъ II, впавшимъ въ ересь Фотина (Ада XI, 8--9); другіе и при томъ большинство -- ересь Арія. Были и такіе (Джіов. Пецци), которые видѣли здѣсь Юліана Отступника. Вообще Лисица здѣсь символъ ереси. Изображеніе ея, скелетъ безъ мяса, Tossa senza polpe, и d'ogni pasto buon parea digiuna, напоминаетъ волчицу въ I пѣсни Ада (49--50, 99).
   120. Въ подлинникѣ: Che d'ogni pasto buon parea digiuna. Buon pasto -- духовная пища, глубина ученія и желаніе исполнять волю Божію.
   121--122. Беатриче, какъ символъ истиннаго богословія, опровергла всѣ лжеученія и уличила еретиковъ въ ихъ злыхъ дѣлахъ -- намекъ на развращеніе такихъ еретиковъ, какъ Базилидъ, Валентинъ, Карпократъ и др.; напротивъ, образъ жизни аріанъ и новаціанъ былъ безукоризненъ.
   123. Можно понимать двояко: или настолько быстро, насколько тощее животное можетъ бѣжать при его слабости, или насколько оно стало легко отъ своей худощавости.
   124--126. Третье бѣдствіе -- церковь осыпается дарами императоровъ, въ особенности даромъ Константина (Ада XIX, 115). Легенду эту о мнимомъ дарѣ Рима императорами папамъ разсказываютъ Acta Sylvestri, потомъ житіе Адріана I; въ IX вѣкѣ вышелъ и самый актъ дарственной грамоты, которая гласила (Decret Gratiani dist. XCVI, 13): Ut pontificalis apex non vilescat, sed magis quam imperii dignitas, gloria et potentia decoretur, ecce tam palatium nostrum, quam Romanam urbem, et omnes Italiae, seu accidentalium regionum provincias, loca et oivitates beatissimo Pontifici nostro Sylvestro, universali Papae, contradimus atque relinquimus: et ab eo et a successoribus ejus per hanc divalem nostram, et pragmaticum constitutum decerniinus disponenda, atque juri S. Romanae Ecclesiae concedimus permansura". -- Хотя уже императоръ Оттонъ III доказывалъ подложность этого документа, вплоть до Лоренцо Валла (сличи Ада XIX, 115 и примѣч.), большинство вѣрило въ подлинность его, и Данте нисколько не сомнѣвался въ этомъ, и видѣлъ въ этомъ мнимомъ даяніи Константина Великаго главную причину упадка и разрушенія Римской имперіи. -- "Отколь сперва притекъ", т. е. съ вершины древа, гдѣ гнѣздится Орелъ.
   126. Въ подлинникѣ: e lasciar lei di sè pennuta, осыпалъ перьями, т. e. благами земными. Сличи у Данте, De Monar. III, с. 10. Современникъ Данте Оттокаро ди Гернекъ, жившій около 1300 г., такъ поетъ объ этомъ дарѣ (Reimchronik, cap. 448, in H. Pezii scriptt. rer. Austr. III, 446):
  
   Ey Ghaiser Conetantin,
   War tet da dein Sin,
   Do da den Phaffengeb
   Den gewalt und das Urleb,
   Das Stet, Porger und Lant
   Undertanig irr Hant
   Und irem Gewalt schold wesen! etc.
  
   127--129. Данте, повидимому, придерживается здѣсь древней легенды, о которой говорятъ Пьетро ди Данте, Ландино, Anonimo Fiorentino; по словамъ ея, въ то время, когда Константинъ принесъ церкви свой даръ, послышался голосъ съ неба: "Hodie diffusum est venenum in Ecclesia Dei".
   130--132. Четвертое бѣдствіе -- появленіе изъ земли Дракона, отторгающаго частъ колесницы. Видѣніе это, очевидно, заимствовано изъ Откровенія Іоанна (XII, 3, 4): "Вотъ, большой красный драконъ, съ семью головами и десятью рогами, и на головахъ его семь діадимъ; хвостъ его увлёкъ съ неба третью часть звѣздъ и повергъ ихъ на землю". По библейскому новѣйшему толкованію драконъ обозначаетъ языческую Римскую имперію; семь головъ суть семь холмовъ, на которыхъ построенъ Римъ; по толкованію средневѣковому, драконъ Откровенія есть антихристъ. Самъ же творецъ Откровенія объясняетъ дракона діаволомъ. "И низверженъ былъ великій драконъ, древній змій, называемый діаволомъ" (Откров. XII, 9; XX, 2). Мнѣніе комментаторовъ Данте различно; по однимъ, это сатана; по другимъ -- Антихристъ (Пьетро ди Данте); но большинство древнихъ и новѣйшихъ толкователей видятъ въ этомъ драконѣ Магомета, увлекшаго за собой много племенъ. Были и такіе, которые разумѣли въ этомъ видѣніи раздѣленіе церкви на восточную и западную (въ 858 г. при патріархѣ Фотіи). Но, кажется, всего вѣрнѣе мнѣніе Скартаццини: "Драконъ, какъ сказано, заимствованъ изъ Апокалипсиса, гдѣ онъ названъ діаволомъ и сатаною. Очевидно, и у Данте онъ обозначаетъ то же. Драконъ исходитъ изъ земли, какъ Грифонъ (Христосъ) съ неба, слѣдовательно, драконъ есть адскій антитезъ небесному Грифону. Непосредственное слѣдствіе появленія дракона есть то, что колесница мгновенно покрывается перьями Орла, т. е. богатствомъ. Появленіе Магомета и Фотія не могло имѣть такихъ послѣдствій. Это обогащеніе было слѣдствіемъ того, что демонъ сребролюбія, любостяжанія и скупости вселился въ сердца духовныхъ и мірянъ и изгналъ смиреніе и воздержаніе. Поэтому Данте заимствовалъ изъ видѣнія Евангелиста не только идею, но и аллегорическое значеніе дракона. Драконъ есть искуситель, показавшій церкви въ одно мгновеніе всѣ царства міра и сказавшій: дамъ тебѣ все это, если поклонишься мнѣ, и люди поклонились ему (Откр. XIII, 4); это тотъ искуситель, что ядовитымъ хвостомъ своимъ удаляетъ духъ смиренія и нищеты, положенныхъ Христомъ въ основу церкви Своей, и что вливаетъ въ сердца священниковъ и священнослужителей стремленіе къ обогащенію и увеличенію земной власти. Драконъ напоминаетъ, стало быть, Волчицу, которую первая выпустила зависть на землю изъ ада (Ада I, 110--111). "Волчица -- символъ скупости, Драконъ -- символъ демона скупости и сребролюбія". Скартаццини.
   130. "Межъ двухъ колесъ", демонъ сребролюбія возникъ въ нѣдрахъ духовенства, духовныхъ лицъ мірскихъ и монастырскихъ, символомъ которыхъ служатъ колеса колесницы (сличи Чист. XXIX, 106 примѣч., въ концѣ).
   131--133. Хвостъ дракона въ представленіи поэта снабженъ на концѣ остріемъ на подобіе копія, которое онъ сравниваетъ съ жаломъ осы по причинѣ его скрытности и ядовитости.
   135. "Часть дна", т. е. духъ смиренія и нищеты, который, какъ мы сказали, положенъ Христомъ въ основу Своей церкви. -- "И радостный", въ подлинникѣ: vago vago, -- выраженіе, понимаемое комментаторами различно; но, принимая во вниманіе, что слово vago всегда употребляется у Данте въ значеніи желающій, жадный, кажется, будетъ вѣрнѣе перевести его, какъ радостный, или, еще лучше, желающій дѣлать еще новый и большій вредъ, подобно тому, какъ Волчица послѣ ѣды еще сильнѣй алкаетъ (Ада I, 99) и никогда не утоляетъ въ себѣ голода, или какъ скупой, который тѣмъ болѣе желаетъ, чѣмъ больше копитъ богатства.
   136--137. Пятое бѣдствіе -- все то, что уцѣлѣло въ колесницѣ отъ нападенія дракона, колеса и даже дышло покрылись перьями и пухомъ Орла, что, по толкованію всѣхъ комментаторовъ, означаетъ обогащеніе церкви земными благами не только вслѣдствіе дара Константина, но и вслѣдствіе позднѣйшихъ приношеній и даровъ, сдѣланныхъ благочестивыми людьми, франкскими королями, тосканской графиней Матильдой и другими, a равно и другими благопріятными обстоятельствами.
   136. "Сорною травой", въ подлинникѣ: gramina, по-латыни gramen, gramineus, ботан. Panicum Dactylon Lin. или Cynodactylon -- растеніе, легко принимающееся и трудно искоренимое, особенно на почвахъ плодородныхъ. Аламани (Coltiv. V, 19), говоря объ немъ, сказалъ: "che partorisca ognor vivace e verde E la gramigna e il fien".
   137--138. "Съ цѣлью чистой и благой"; слѣдовательно Данте признаетъ добрыя намѣренія въ дарѣ Константина, хотя онъ имѣлъ такія дурныя послѣдствія. Сличи Рая XX, 55 и слѣд. -- "Забытый", въ подлинникѣ: offerta, предложенный, данный.
   139--141. "Это покрытіе пухомъ совершилось быстрѣе, чѣмъ сколько нужно времени, чтобы открыть уста для изданія вздоха безъ словъ: сравненіе со вздохомъ здѣсь весьма умѣстно при повѣствованіи о бѣдствіяхъ церкви". Л. Вентури (Similitudine).
   142--147. Какъ слѣдствіе всѣхъ этихъ бѣдствій, колесница преобразуется въ страшное, невиданное чудовище съ тремя двурогими головами на дышлѣ и съ четырьмя однорогими головами по сторонамъ колесницы. -- Описаніе этого чудовища, очевидно, заимствовано Данте изъ видѣній Даніила и апокалиптическихъ Св. Іоанна (Дан. VII, 7,23; Откров. XII--XIII, 1 и слѣд.; 16, 17). Блудница въ Откровеніи Іоанна, по новѣйшему толкованію, -- есть Римъ; животное, на которомъ она сидитъ, -- римская имперія; семь головъ животнаго -- семь императоровъ, десять роговъ, по всему вѣроятію, -- десять проконсуловъ (толкованіе Откровенія Эвальда, Люкне, Де-Ветте, Блеека, Фолькмара и др.). -- Данте взялъ изъ Апокалипсиса самый образъ видѣнія, но далъ ему другое значеніе. У комментаторовъ существуетъ три главнѣйшихъ мнѣнія: 1) Семь головъ означаетъ семь кардиналовъ и притомъ три двурогія -- кардиналовъ-епископовъ, носящихъ двурогія митры, четыре головы съ однимъ рогомъ -- прочихъ кардиналовъ-неепископовъ; 2) семь головъ -- семь таинствъ и десять роговъ -- десять заповѣдей, и 3) семь головъ -- семь смертныхъ грѣховъ; изъ нихъ три: гордость, зависть и гнѣвъ, съ двумя рогами, какъ грѣхи болѣе тяжкіе, a прочіе четыре: уныніе, сребролюбіе, чревоугодіе и сладострастіе, снабжены однимъ рогомъ, какъ грѣхи, направленные лишь къ удовлетворенію плотскихъ наслажденій. -- Первое изъ этихъ мнѣній (Даніелло, Вольпи, Дж. Кольтелли) о семикардиналахъ-избирателяхъ, учрежденныхъ со времени раздѣленія церкви на восточную и западную и названныхъ de cardinibus mundi, изъ которыхъ трое носятъ митры съ двумя рогами, однимъ спереди, другимъ сзади, тогда какъ остальные четверо, не будучи епископами, носятъ простыя митры, -- не выдерживаетъ критики уже потому, что учрежденіе кардиналовъ, равно какъ и другихъ духовныхъ лицъ, получило свое мѣсто уже съ самаго начала церкви, почти тотчасъ послѣ мнимаго дара Константина; къ тому же это совершенно противорѣчитъ воззрѣнію Данте и его современниковъ на институтъ кардиналовъ и другихъ духовныхъ; въ видѣніи поэта тріумфальная сперва колесница сдѣлалась чудовищною не отъ самаго ея начала, но тогда, какъ она выродилась и развратилась. -- Если принять второе мнѣніе, то не иначе, какъ въ томъ смыслѣ, что развратившаяся церковь употребила во зло таинства и предписаніе декалога (десяти заповѣдей); но и это можно допустить развѣ лишь для однихъ таинствъ, a никакъ уже не въ отношеніи заповѣдей. Но даже въ этомъ смыслѣ, таинства и заповѣди всегда были и будутъ святы (Посл. къ Римл. VII, 7 и далѣе), и было бы безуміе допустить, что они, по мнѣнію Данте, стали, даже вслѣдствіе злоупотребленія церкви чудовищными. Къ тому же десять заповѣдей явились прежде церкви, семь таинствъ, по крайней мѣрѣ по мнѣнію средневѣковыхъ схоластиковъ, возникли вмѣстѣ съ нею; семь же головъ являются у Данте уже тогда, когда церковь переродилась, -- Остается, слѣдовательно, принять третье мнѣніе, тѣмъ болѣе, что оно самое древнее. Защитники 2-го мнѣнія ссылаются на Ада XIX, 109 и слѣд., гдѣ Данте говоритъ, что сидящая на водахъ (т. е. Римъ и римская церковь) родилась съ семью головами и имѣла силу въ десяти рогахъ, пока мужъ ея любилъ добро; тутъ дѣйствительно головы означаютъ таинства и десять роговъ -- десять заповѣдей. Но тамъ все это, очевидно, находится въ прямой противоположности съ тѣмъ, что изображается здѣсь; первое было тогда, когда папы были добродѣтельны и не уклонялись отъ прямого пути; тамъ это были семь даровъ Св. Духа, здѣсь семь оскверненій этихъ даровъ; тамъ -- десять заповѣдей Божіихъ, здѣсь десять нарушеній божественнаго закона; Данте раздѣлилъ эти семь головъ на три и четыре -- на число, обозначающее Бога, и число, обозначающее міръ (Сличи Чистилища XXIX, 50 примѣчаніе). Вспомнимъ, что папы во время Данте хотѣли быть sicut Deus; три головы на дышлѣ напоминаютъ три лица Люцифера (Ада XXXIV, 38 и примѣч.), діавольскаго антипода Божества. На колесницѣ, символѣ церкви, -- четыре головы. Четыре -- символъ міра. Слѣдовательно церковь побѣждена, угнетена тѣмъ міромъ, который она должна была побѣдить духомъ и освятить. Все опрокинуто вверхъ дномъ, извращено, разрушено, и папскій престолъ, и церковь и человѣчество! "O genus humanum!" -- восклицаетъ въ другомъ мѣстѣ Данте (De Monar. lib. I, с, 16), "quantis procellis atque jacturis, quantisque naufragiis agitari te necesse est, dum bellua mullorum capitum factum, in diversa conaris". Церковь не разрушена, но превращеніе ея стало хуже самаго разрушенія. Но когда церковь стала чудовищемъ, что же сталось съ нетлѣннымъ существомъ божественнаго учрежденія? Оно, конечно, сохранилось; но не въ превращенной колесницѣ; оно сохранилось въ Беатриче и Матильдѣ, въ семи нимфахъ и двухъ поэтахъ (Данте и Стаціи); сохранилось и мистическое дерево хотя отъ него удалились и Грифонъ и колесница, привязанная къ нему Грифономъ; другими словами, -- церковь теперь состоитъ изъ малаго числа вѣрныхъ, живущихъ внѣ лона римской церкви. Итакъ, это послѣднее толкованіе, повидимому, самое правильное: при чемъ трудно понять, почему многіе изъ старинныхъ комментаторовъ ставили его въ противорѣчіе съ ортодоксальностью Данте, трудно понять потому, что Данте, порицая здѣсь испорченность нравовъ прелатовъ и духовенства, нисколько не выступаетъ здѣсь съ ученіемъ о погрѣшимости самой церкви. Скартаццини. Филалетъ.
   148--153. Блудница и Гигантъ, Кто эти лица? Первая, очевидно, взята изъ Откровенія Іоанна (XVII, 1 и др.), эта копія съ "великой блудницы, сидящей на водахъ многихъ, съ которой блудодѣйствовали цари земные". Блудница Апокалипсиса есть "великій городъ, иже имать царство надъ цари земные" (Ibid. 18). Данте недалеко отклонился отъ символическаго значенія апокалиптической блудницы. Его блудница на свободѣ сидитъ тамъ, гдѣ сперва возсѣдала Беатриче, почему и названа въ подлинникѣ fuja (воровка), такъ какъ хитростью заняла мѣсто Беатриче. Въ этой части мистическаго видѣнія все намъ представляется въ превратномъ видѣ; значить, и въ Блудницѣ мы должны признать антиподъ Беатриче, т. е. превращеніе идеальной папской власти въ перерожденную и испорченную, т. е. власть папскую только по имени, занявшую хитростью мѣсто, ей не принадлежащее. Таковыми въ глазахъ Данте были современные ему папы, въ особенности Бонифацій VIII и Климентъ V (сличи Рая XXVII, 22 и слѣд.). И такъ Блудница на свободѣ есть римская курія, выродившаяся и развращенная, и въ частности символъ двухъ современныхъ ему папъ -- Бонифація VII и Климента V, на котораго, какъ на преемника Бонифація, прямо указываютъ послѣдніе стихи. -- Что же касается до аллегорическаго значенія Гиганта, то и онъ есть подражаніе "царей земныхъ, упивавшихся съ блудницей виномъ ея блудодѣянія" (Апок. XVII, 2), и, по единогласному толкованію всѣхъ комментаторовъ, обозначаетъ королевскій домъ Франціи и въ частности короля Филиппа Красиваго, о борьбѣ котораго съ папою Бонифаціемъ VIII было сказано въ примѣч. къ Чистилища XX, 86. -- Словомъ, все въ этой послѣдней части грандіознаго видѣнія представляетъ намъ лица и вещи, противоположныя тѣмъ, что являлись въ первой части. Чудовище есть антиподъ тріумфальной колесницы; семь головъ -- антиподъ семи нимфамъ или семи свѣтильникамъ; десять роговъ -- антиподъ десяти шагамъ (Чистилища XXIX, 81); блудница -- антиподъ Беатриче; пусканіе чудовища на свободу и бѣгство его въ лѣсъ -- противоположность везенія колесницы и привязыванія ея къ древу. Наконецъ и самый Гигантъ, по закону симметріи, усматриваемой во всемъ этомъ видѣніи, имѣетъ себѣ антипода въ Грифонѣ. Какъ Грифонъ влечетъ колесницу и привязываетъ ее къ дереву, такъ, наоборотъ, Гигантъ отвязываетъ ее и влечетъ по лѣсу. Грифонъ, какъ символъ Христа, есть женихъ церкви, Гигантъ -- ея любовникъ и проч. Недаромъ Филиппъ Красивый названъ Данте (Чистилища XX, 91) "новымъ Пилатомъ", -- выраженіе вполнѣ гармонирующее съ даннымъ толкованіемъ значенія Гиганта. Скартаццини.
   148. "Какъ крѣпость" и проч. -- "Не можетъ укрыться городъ, стоящій на верху горы". Матѳ. V, 14.
   150. Каждое слово выражаетъ здѣсь наглость Блудницы. "Наклонность женщины къ блуду узнается по поднятію глазъ и вѣкъ ея". Премудр. Іис., сына Сирахова XXVI, 11. Намекъ, повидимому, на смѣлость и наглость, съ какими папа Бонифацій VIII издавалъ свои наглыя буллы.
   154--155. "Въ меня". Ландино разумѣетъ -- вообще въ христіанъ; Бенвенуто Рамбалди объясняетъ: "Quasi dicat: quia Bonifacius noluit respicere ad gentem italicam dimissa gallica, quia nolebat amplius pati servitutem Philippi". Другіе объясняютъ "въ меня", въ мою партію, т. е. въ гибеллиновъ, враговъ французскаго дома. Очевидно, Данте намекаетъ здѣсь на опредѣленный историческій фактъ, a именно на то, что папа Бонифацій VIII санкціонировалъ миръ, заключенный между Карломъ, королемъ Неаполитанскимъ, и Фридрихомъ, королемъ Сициліи (12-го іюня 1303), a также на то, что онъ призналъ Альберта Австрійскаго и объявилъ его императоромъ римскимъ. Вотъ что писалъ тогда Бонифацій Альберту: "Auctoritate apostolica et apostoliche plenitudine potestatis te in specialem filium nostrum recipimus et Ecclesiae Romanae, ac Regem Romanorum assumimus, in Imperatorem, auctore Domino, promovendum, -- supplentes oranem defectum, si quis aut ratione formae, aut ratione tuae vel tuorum electorum personarum, seu ex quavis alia ratione vel causa, sive quocunque modo in higusmodi tua electione, coronatione ac administratione fuisse noscatur. Omnia insuper et singula, per te vel alios de mandato tuo facta et habita in administratione praedicta, quae alias justa et licita extitissent ita valere decernimus et tenere sicut si administratio ipsa tibi competiisse legitime nosceretur". Скартаццини.
   155--156. Намекъ на оскорбленія, нанесенныя Бонифацію Филиппомъ Красивымъ, послѣ того какъ они поссорились, и въ особенности на знаменитое плѣненіе папы въ Ананьи (Чистилища XX, 85 и примѣч.).
   157. "И волю далъ", т. е. отвязалъ ее отъ дерева, къ которому она была привязана Грифономъ. Въ тревогѣ, чтобы Блудница не отдалась другимъ.
   158--160. Значеніе этой терцины всѣхъ правильнѣе и яснѣе истолковалъ сынъ поэта Пьетро ди Данте: "Et hoc est quod dicit, scilicet, quoraodo traxit eam secum per siivam, idest quod fecit ut Curia romana tracta est ultra montes in suo territorio de Roma". -- Это толкованіе сына Данте признано теперь почти всѣми комментаторами. Поэтъ приводитъ здѣсь въ формѣ пророчества перенесеніе папскаго престола изъ Рима въ Авиньонъ, случившееся спустя пять лѣтъ послѣ изображеннаго здѣсь мистическаго видѣнія, при преемникѣ Бонифація папѣ Климентѣ V. Это тотъ самый папа, который разумѣется въ Ада XIX, 82 и далѣе. При этомъ нельзя не подивиться чрезвычайной смѣлости, съ какой поэтъ, если не прямо здѣсь, то въ сказанномъ мѣстѣ Ада выражаетъ свое мнѣніе о главѣ церкви, который, какъ надо думать, еще царствовалъ, когда вышелъ Адъ Данте. Впрочемъ по мнѣнію Вегеле, Климентъ долженъ былъ уже умереть, когда были написаны сказанные стихи Ада; онъ умеръ въ 1314 году, изъ чего Вегеле заключаетъ, что Адъ изданъ уже послѣ смерти папы. "Вообще, нельзя себѣ мысленно представить, какое потрясающее дѣйствіе должно было произвести на современниковъ поэта столь смѣлое изображеніе, именно здѣсь, на благодатной почвѣ земного рая, невидимой, истинной церкви; каковою она должна быть, въ противоположность церкви извращенной и развращенной. Нельзя не назвать глубокомысленною и потрясающею въ всѣхъ отношеніяхъ идею представить все развращеніе церкви именно здѣсь, въ этой части поэмы, которая по всему своему развитію собственно есть символъ истинной церкви, правильнаго церковнаго состоянія на землѣ". Флейдереръ.
  

ПѢСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

  
   1. "Deus, venerunt gentes" -- начало 78-го псалма: "Боже, язычники пришли въ наслѣдіе Твое, осквернили святый храмъ Твой, Іерусалимъ превратили въ развалины". -- Псаломъ на разрушеніе Іерусалима и храма ассиріянами въ большомъ употребленіи въ католической церковной службѣ, особенно въ мессѣ св. мученикамъ. Данте примѣняетъ его здѣсь къ бѣдствіямъ церкви.
   2--3. Три божественныя и четыре главныя добродѣтели (жены) поютъ этотъ псаломъ, стихъ за стихомъ, чередуясь въ два хора, какъ это дѣлается и нынѣ въ католическихъ церквахъ при отправленіи часовъ.
   8. "Съ лицомъ какъ бы въ огнѣ"; въ подлинникѣ: colorata come fuoco, т. e. въ огнѣ ревности, любви и святого гнѣва при видѣ бѣдствій церкви, которой она служить стражемъ.
   10--12. Слова Христа ученикамъ Своимъ (Іоан. XVI, 16): "Вскорѣ вы не увидите Меня, и опять вскорѣ увидите Меня". Спаситель предсказываетъ въ нихъ ученикамъ Свою смерть и воскресеніе. "Истинное ученіе (Беатриче) будетъ помрачено лишь на короткое время и вскорѣ затѣмъ вновь явится во всемъ своемъ свѣтѣ". Филалетъ. -- По Скартаццини, Беатриче говоритъ здѣсь, какъ символъ церковной власти, поскольку она обладаетъ божественнымъ откровеніемъ и поскольку она соотвѣтствуетъ своему идеалу. Въ устахъ ея слова евангельскія означаютъ лишь, что міръ только на короткое время будетъ лишенъ своего духовнаго руководителя. Вмѣстѣ съ тѣмъ пророчество это указываетъ на близкое возвращеніе папъ изъ Авиньона въ Римъ. -- "Если въ этихъ стихахъ дѣйствительно указывается на возвращеніе пакъ изъ Авиньона, то такое указаніе было бы равносильно съ настоящимъ пророческимъ провидѣніемъ поэта, такъ какъ этотъ возвратъ въ Римъ случился лишь 63 года послѣ того, какъ написана поэма, именно въ 1372 году, когда Данте уже умеръ. Вѣроятнѣе всего, здѣсь просто указывается на возвратъ истиннаго христіанства вслѣдствіе внутренней реформы церкви, -- реформы, на скорое введеніе которой Данте намекаетъ въ очень многихъ мѣстахъ поэмы". Ноттеръ. -- Относительно размѣра этой терцины слѣдуетъ замѣтить, что первый и послѣдній стихъ ея слѣдуетъ читать такъ:
  
   Modícum, et non vi-debìtis me,
   Modícum, et vos vi-debìtis me.
  
   13--15. Процессія идетъ въ слѣдующемъ порядкѣ: впереди семь женъ (добродѣтелей), въ серединѣ Беатриче, за нею Матильда, Данте и поэтъ Стацій, -- слѣдовательно въ томъ же порядкѣ, какъ она шла вначалѣ (чистилища XXIX, 43 и слѣд. и XXXII, 88 и слѣд.).
   16. Объ аллегорическомъ значеніи шаговъ сличи сказанное о десяти шагахъ между свѣтильниками въ Чистилища XXIX, 80--81 и примѣч.
   18. Т. е. поразила мнѣ глаза блескомъ своихъ очей.
   23. "О братъ мой", въ подлинникѣ: Frate, какъ обращаются другъ къ другу монахи Чистилища XXIX, 15 и примѣч.
   27. "Едва сквозь зубы тянетъ слогъ за слогомъ", буквально какъ въ подлинникѣ: "Che non traggon la voce viva a' denti". Сравненіе, напоминающее слова Телемака къ Ментору у Гомера (Одис. Жуковск. Ш, 23--24):
  
   Мало еще въ разговорахъ разумныхъ съ людьми я искусенъ,
   Также не знаю, прилично ли младшимъ разспрашивать старшихъ?
  
   34. "Сосудъ", т. е. мистическая колесница. -- "Онъ бѣ и нѣсть", -- опять слова изъ Апокалипсиса (XVII, 8): "Звѣрь, котораго ты видѣлъ, былъ, и нѣтъ его". -- "Церковь, a именно апостольскій престолъ, претерпѣла сильныя потрясенія; можно даже сказать, что онъ теперь никѣмъ не занятъ, пока онъ занимается такими папами, какъ Бонифацій и Климентъ, завладѣвшіе имъ чрезъ обманъ и симонію". Филалетъ. -- "Здѣсь Данте, очевидно, имѣетъ въ виду не вселенскую церковь, неразрушимую и вѣчно существующую, но единственно папскій престолъ, a именно съ перенесеніемъ его въ Авиньонъ. Слова "сосудъ нѣсть" означаютъ не то, чтобы церковь перестала бытъ святою, какъ установилъ ее Господь, но только то, что сосудъ разрушенъ, что солнце, которое должно вести человѣка къ блаженству вѣчной жизни, погашено. Изъ этого слѣдуетъ заключить, что престолъ папскій, перенесенный въ Авиньонъ, не есть уже, по мнѣнію Данте, престолъ Св. Петра, a искаженіе его; что папы Бонифацій VIII и Клименть V -- не папы, не намѣстники Св. Петра, a наемники, воры и разбойники (Іоан. X, 8). Въ томъ же смыслѣ и уже безъ аллегоріи въ Раю (XXVII, 22 и далѣе.) ап. Петръ говоритъ:
  
   Тотъ, кто похитилъ на землѣ ной тронъ,
   Мой тронъ, мой тронъ, чрезъ что отнынѣ къ браку
   Съ предвѣчнымъ Сыномъ сталъ негоденъ онъ.
  
   36. Въ подлинникѣ: Vendetta di Dio non teme suppe. Темное мѣсто. Suppe, la zuppa -- хлѣбъ, смоченный въ винѣ. По-провансальски и испански sopa, по-французски soupe, нѣмецкое soppe и suppe (Діецъ, Etym. Wörterb.). По единогласному объясненію всѣхъ древнихъ комментаторовъ, здѣсь намекается на слѣдующій суевѣрный обычай среднихъ вѣковъ, распространенный въ разныхъ мѣстахъ, особенно во Флоренціи. Суевѣріе это состояло въ томъ, что если убійца въ теченіе девяти дней послѣ совершенія убійства успѣетъ съѣстъ эту супу, т. е. смѣсь хлѣба съ виномъ, надъ могилой имъ убитаго, то онъ этимъ предохранитъ себя отъ мщенія со стороны родственниковъ за пролитую имъ кровь (кровомщеніе было въ общемъ ходу въ средніе вѣка). На основаніи этого, родственники убитаго стерегли обыкновенно могилу убитаго въ теченіе девяти дней, для того, чтобы не дать убійцѣ возможности спастись отъ ихъ мщенія. По словамъ Фальсо Боккаччіо, этотъ обычай былъ принесенъ изъ Франціи Карломъ Анжуйскимъ, который прибѣгалъ и самъ къ этому средству послѣ казни Конрадина и нѣмецкихъ бароновъ, чтобы не подвергнуться мщенію за это злодѣйство. Бенвенуто Рамбалди къ этому прибавляетъ: "Et hoc fecerunt multi famosi Fiorentini, sicut Dominus Cursius Donatus". -- Стало быть смыслъ этого мѣста будетъ слѣдующій: мщеніе Божіе скоро должно постигнутъ виновника зла (кого бы здѣсь ни разумѣлъ поэтъ -- Филиппа ли Красиваго, или папу Бонифація VIII или Климента V). -- "Это мѣсто, какъ замѣчаетъ Эмиліо Джіудъ (Stor. della lett. ital. Vol. I, pag, 215 nt.), -- одинъ изъ грандіознѣйшихъ штриховъ Дантовской кисти, -- рѣчь мистеріозная, которая, обладая для нашихъ глазъ темнотою отвѣта оракула, должна была казаться совершенно ясною современникамъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ отозваться чрезмѣрною горечью на сердцѣ анжуйцевъ, осмѣивая суевѣріе, которымъ поэтъ грозитъ имъ страшнымъ мщеніемъ за ихъ злодѣйство". Скартаццини.
   37. "Наслѣдникъ птицы", т. е. орла. Беатриче здѣсь предсказываетъ, что имперія, императорская власть, не всегда будетъ упраздненной. Упраздненной, вакантной поэтъ называетъ всякую должность, когда несущее ее лицо не исполняетъ оную; обязанность же императора, по его мнѣнію, состоитъ въ томъ, чтобы соединить и подчинить своей власти садъ имперіи (Чистилища VI, 105), въ ту пору покинутый имъ, Барелли (Aleg. 281). Впрочемъ, въ то время, когда имѣло мѣсто видѣніе Данте, въ 1300 г., власть императора не была упразднена, но была таковою въ глазахъ Данте, назвавшаго послѣднимъ императоромъ и королемъ Римскимъ Фридриха II (Рая III, 120). "Ultimo, dico, per rispetto al tempo presente, non ostante che Ridolfo e Adolfo e Alberto poi eletti sieno appresso la sua morte e de suoi discendenti". Слѣдовательно, въ этомъ пророчествѣ выражена надежда Данте имѣть императора по сердцу. Если допустить, что Чистилище написано Данте до смерти Генриха Люксембургскаго (1313), то можно бы думать, что онъ разумѣетъ здѣсь именно его; но Чистилище, какъ доказываетъ Скартаццини (Zu Dante's innerer Entwicklungsgeschichte въ Jahrbuch III), написано послѣ его смерти; поэтому здѣсь выражается вообще надежда Данте, которой не суждено было исполниться. Скартаццини.
   39. Сличи Чистилища XXXII, 147.
   40--42. Т. е. я вижу въ Богѣ, что звѣзды благопріятнымъ своимъ вліяніемъ скоро приведутъ такое время, когда новый духъ, т. е. посолъ Божій (messo di Dio, стихъ 44), уничтоживъ всѣ преграды и грани, приведетъ всѣ дѣла въ лучшее состояніе. Пьетро ди Данте говоритъ при этомъ: "Subdendo quomodo aquila imperialis non erit continue sine haerede, cum videat jam per coiyunctionem, quae erit forte 44 praesentis millesimi, si ve quinto de love et Saturno, dominali quemdam duoem". Данте полагалъ, что его надежды осуществятся въ 1344 г. Скартаццини.
   43. Вотъ самое темное и самое спорное мѣсто во всей поэмѣ Данте! Прежде всего должно сказать, что Данте и здѣсь подражаетъ мистическому стилю Апокалипсиса (XIII, 18), гдѣ говорится о звѣрѣ съ семью головами. Апостолъ сказалъ: "Здѣсь мудрость. Кто имѣетъ умъ, тотъ сочти число звѣря, ибо это число человѣческое, число его шестьсотъ шестьдесятъ шесть". Слова Неронъ Цезарь даютъ число 666 (Толкованіе Bibel-Lexicon, Шенкеля, I, р. 155). Данте обозначилъ таинственное число свое римскими цифрами: 500 = D, 5 = V и 10 = Х. Эти латинскія буквы, составленныя вмѣстѣ даютъ DVX, вождь, duce, capitano. Кого бы ни разумѣлъ подъ этимъ словомъ Данте, ясно, что онъ выражаетъ здѣсь надежду, что возстанетъ какая-то личность, которая должна произвесть реформу въ церкви и въ императорской власти. Приводимъ мнѣніе Скартаццини по этому поводу: "Намъ кажется, что Алигіери не разумѣетъ здѣсь надежду безличную и неопредѣленную, но что, напротивъ, онъ имѣетъ здѣсь въ виду личность историческую своего времени, на которую возлагаетъ свои надежды. Сверхъ того, при сравненіи этого мѣста съ пророчествомъ о Борзомъ Псѣ, Veltro (Ада 1,100 и примѣч.) становится очевиднымъ, что Veltro и Dux -- одно и то же. По смыслу всего мѣста, далѣе, видно, что предсказываемая Данте личность не можетъ быть никѣмъ инымъ, какъ вождемъ, -- вождемъ свѣтскимъ, но отнюдь не папой, или какимъ-либо духовнымъ лицомъ. Обратимся теперь къ исторіи: 16-го декабря 1318 г. Канъ Великій делла Скала" владѣтель Веронскій, уже прославившійся храбростью и благоразуміемъ, былъ избранъ собравшимися начальниками гибеллиновъ главою союза противъ гвельфовъ. Тогда-то Канъ Великій развернулъ знамя орла, какъ вождь всей Италіи, всѣхъ сторонниковъ имперія (Сличи Дж. Виллани, lib. IX, сар. 88 и слѣд.). И въ это-то время, въ концѣ 1318 и въ началѣ 1319 г.), Данте окончилъ вторую кантику своей поэмы (сличи Витте, Dante-Forschungen, pag. 138 и слѣд.). Изъ этихъ данныхъ слѣдуетъ заключить что Данте подъ именемъ DVX предсказывалъ о Канѣ Великомъ делла Скала. Это же самое доказывается сличеніемъ этого мѣста съ другимъ, гдѣ Данте уже несомнѣнно говоритъ о Канѣ Великомъ (Рая XVII, 76 и слѣд.)". -- Наконецъ, неопровержимая тождественность между DVX и Veltro говоритъ въ пользу такого толкованія". Скартаццини приводитъ еще" слѣдующее замѣчаніе Джіузеппе Пиччи (I luoghi più oscuri e controversi della D. C, pag. 158): "Если написать имя и главные титулы Скалигера Kan Grande de Scala Signore di verona и переложить на цифры начальныя буквы и предлоги, получимъ:
  
   К = 10
   G = 7
   d = 4
   е = 5
   S = 90
   S = 90
   d = 4
   i = 5
   V = 300
   515
  
   Слѣдуетъ, впрочемъ, замѣтить, что въ подлинникѣ цифры 515 переставлены именно такъ: пятьсотъ, десять и пять (un cinquecento, diece e cinque) или римскими цифрами DXV; нѣкоторые толкователи видѣли поэтому въ этихъ цифрахъ начальныя буквы словъ: Domini Xristi Vicarius, указывающія на то, что реформаторомъ церкви долженъ быть папа, намѣстникъ Христа. Считаемъ не излишнимъ привести и другое совершенно противоположное мнѣніе Флейдерера (въ переводѣ Штрекфусса, стр. 391): "Предсказываемое мщеніе надъ истребителемъ церкви и нарушителемъ политико-церковнаго міроправленія совершится наслѣдникомъ Орла (стихъ 37), слѣдовательно, политическимъ героемъ. Соотвѣтственно этому главному положенію, таинственное число 515 (DVX) должно читать какъ слово Dux, a не какъ Domini Christi Vicarius, какъ предлагали нѣкоторые. Ибо въ послѣднемъ случаѣ это указывало бы на духовнаго спасителя, на папу, тогда какъ первое прямо указываетъ на военачальника или герцога. -- Но кого разумѣетъ Данте подъ этимъ Dux, -- это такой вопросъ, который навсегда останется нерѣшеннымъ за неимѣніемъ опредѣленныхъ историческихъ данныхъ для его рѣшенія; по крайней мѣрѣ, до сихъ поръ ихъ не имѣется; a главнымъ образовъ потому, что мы не знаемъ точно, когда были написаны отдѣльныя части поэмы, особенно же это и подобное ему мѣсто въ Аду I, 101. Что въ обоихъ этихъ мѣстахъ предсказываемое лицо одно и то же, и притомъ, какъ думаетъ Филалетъ, -- Канъ Великій ди Верона, -- мнѣніе это, судя по хронологическимъ и другимъ даннымъ, сомнительно. Помимо того, что и въ I пѣсни Ада тождественность Veltro съ Скалигеромъ не абсолютно единственно возможная, хотя и самая вѣроятная, -- спрашивается, могъ ли Данте разумѣть и здѣсь, гдѣ идетъ рѣчь не о простомъ изгнаніи Волчицы, сребролюбія Рима, но о гигантской задачѣ полнаго возстановленія императорской власти и освобожденія папства отъ ига Франціи, -- могъ ли онъ, говоримъ мы, разумѣть и здѣсь Кана Великаго, который при всемъ своемъ значеніи и высокомъ уваженіи къ нему, все-таки не что иное, какъ подчиненный, отдѣльный князь? И если въ то время, когда Данте писалъ I пѣсню Ада, онъ имѣлъ въ виду именно Скалигера, то могъ ли онъ думать о немъ и теперь, послѣ того, какъ Канъ, хотя по-прежнему уважаемый государь и даже увеличившій свое маленькое государство, тѣмъ не менѣе не былъ ни намѣстникомъ императора Генриха VII, ни самъ не былъ реформаторомъ. Или же между сочиненіемъ I пѣсни Ада и XXXIII пѣсни Чистилища лежалъ столь короткій промежутокъ, что, Чистилище было написано невѣроятно скоро, почти одновременно съ Адомъ, или же (какъ думаетъ Ноттеръ) мѣсто I пѣсни Ада было впослѣдствіи вставлено поэтомъ. И эти же самыя хронологическія соображенія не дозволяютъ признавать въ этомъ Dux и Генриха VII, ибо уже Чистилища VI, 100 и слѣд. рѣшительно указываетъ на время послѣ смерти Альбрехта (1308), -- VII, 96 -- почти осязательно на римскій походъ Генриха въ 1310 г., за которымъ въ 1313 г. послѣдовала смерть Генриха. Поэтому становится совершенно невозможнымъ допустить, что бы въ этомъ мѣстѣ возлагались надежды на Генриха. A такъ какъ здѣсь нельзя, какъ выше сказано, имѣть въ виду и реформатора папу, то остается одинъ исходъ -- допустить именно, что Данте не помышлялъ здѣсь самъ о какомъ-нибудь опредѣленномъ лицѣ; напротивъ того, послѣ всѣхъ разочарованій относительно Кана Великаго и Генриха VII, выразилъ здѣсь въ общихъ чертахъ свое несокрушимое убѣжденіе въ неизбѣжности установленнаго Богомъ радикальнаго улучшенія неисправимаго церковнаго и политическаго состоянія при помощи ниспосланнаго Богомъ героя, которымъ, наконецъ, одержится побѣда права и истины. Что при этомъ, конечно, играютъ роль и астрологическія предсказанія, въ которыя вѣрилъ Данте, -- это видно изъ стиха 40. Вообще, по нашему мнѣнію, гораздо согласнѣе съ достоинствомъ генія въ такихъ общихъ выраженіяхъ, съ истинно-пророческимъ духомъ, высоко держать знамя надежды на улучшеніе въ будущемъ (что и исполнилось, хотя и при другихъ условіяхъ), -- чѣмъ ошибаться въ своихъ пророческихъ указаніяхъ на какое-либо опредѣленное лицо. -- Здѣсь умѣстно указать и на другія, по всей Божественной Комедіи разсѣянныя мѣста, гдѣ пророчествуется о Дантовомъ героѣ и спасителѣ. За исключеніемъ Рая IX, 139 и XX, 14 и слѣд., гдѣ имѣется въ виду чисто-церковная реформа, эти мѣста, кромѣ сейчасъ поименованныхъ I пѣсни Ада и XXXIII пѣсни Чистилища, суть слѣдующія: Чистилища VII, 96; XX, 13 и слѣд.; Рая XVII, 91 и слѣд., XXVII, 61 и слѣд., 142 и слѣд, Изъ нихъ въ VII пѣсни Чистилища указывается на Генриха VII и въ XVII Рая на Кана Великаго; всѣ же остальныя мѣста, уже по формѣ ихъ изложенія, не указываютъ ни на какую опредѣленную личность; даже въ послѣднемъ изъ нихъ (Рая XXVII, 142 и слѣд.) наступленіе спасенія и мщенія отлагается въ самыхъ общихъ выраженіяхъ на цѣлыя тысячелѣтія впередъ! Эти факты, по нашему мнѣнію, довольно ясно говорятъ въ пользу того, что нашъ поэтъ, несмотря на свой непоколебимый взглядъ на Римскую имперію, все-таки не былъ настолько ослѣпленъ, чтобы по смерти Генриха VII уже не возлагать болѣе чѣмъ идеальныя надежды ни на Кана Великаго, ни на какую-либо другую изъ живущихъ личность и чтобы съ этого времени онъ не отрекся отъ мысли видѣть въ комъ-нибудь звѣзду своей надежды и не остался при одномъ лишь твердомъ упованіи, что божественное Провидѣніе (Рая XXII, 61) непремѣнно должно избрать къ тому надлежащее орудіе въ грядущемъ". Флейдереръ.
   44. "Тварь", въ подлинникѣ: fuja, слово неизвѣстнаго происхожденія, объясняемое комментаторами различно, одними какъ ladra (тать, латинское fur), другими -- какъ nera, scellerata. Бланкъ (Vocab. Dant.). Въ переводѣ у Конпабля -- scelerat; Лонгфелло -- the thievish woman; K. Витте -- Flücht'ge; Филалета -- Vettel. Здѣсь разумѣется Блудница.
   46--48. Ѳемида, дочь Урана и Земли, родившая отъ Зевса нѣсколькихъ дочерей (Горы, Мойры), обладала пророческимъ даромъ, но облекала мракомъ свои предсказанія; такъ, напримѣръ, сказавъ Девкаліону и Пиррѣ, что для населенія земли людьми послѣ потопа имъ надобно бросать за спину "кости великой матери", разумѣла подъ этимъ камни. Загадка эта была разъяснена Прометеемъ (Овидій, переводъ Фета, Превращ. I, 393--394):
  
   "Намъ земля вѣдь великая мать; полагаю, что камни
   Значатъ тутъ кости земли: кидать ихъ за спины велятъ намъ".
  
   Сфинксъ, миѳологическое существо (греческое, египетское или индійское), дочь Тифона и Химеры (Гезіодъ, Theog. 326), съ женскимъ лицомъ и свирѣпыми наклонностями, обитало недалеко отъ Ѳивъ, гдѣ предлагало всѣымъ проходящимъ загадки, убивая тѣхъ, которые не могли отгадать ихъ. Эдипъ ("царь", стихъ 48) отгадалъ такую загадку; тогда Сфинксъ бросился со скалы и утонулъ въ морѣ. 49. "Наядами тебѣ пусть будутъ числа", -- намекъ на одно мѣсто изъ Овидіевыхъ Превращеній (VII, 759 и слѣд.), гдѣ Кефалъ разсказываетъ, что Ѳемида послала въ поля Ѳивскія волка, опустошавшаго поля и истреблявшаго стада, за то, что темные ея оракулы поняты и храмы ея покинуты:
  
   Скоро иная сошла на Аонійскія Ѳивы
   Кара, и много сельчанъ кормили звѣря утратой
   И у себя и въ скотѣ.
  
   Это мѣсто у Овидія (въ переводѣ Фета), начинается такъ:
  
   Изреченья Лайядъ, непонятныя мудрости прочихъ,
   Разрѣшилъ, и пророчица темная сброшена на земь,
   И загадокъ своихъ уже и не помня, лежала.
  
   "Въ древнихъ изданіяхъ Овидія вмѣсто Laiades (сынъ Лая, т. е. Эдипъ) читалось Naiades (Наяды), что и ввело Данте въ ошибку, будто бы истолкователями темныхъ оракуловъ были Наяды. Смыслъ стала быть тотъ: событія (числа) послужатъ сами къ объясненію темныхъ моихъ словъ, отъ исполненія которыхъ не только не послѣдуетъ никакого вреда, напротивъ -- наступитъ благополучіе". Филалетъ. -- "Противъ посланнаго отъ Бога dux никто не посмѣетъ возстать, какъ возстала Ѳемида противъ Лаева сына Эдипа. Потому не слѣдуетъ понимать эти слова такъ, будто спаситель совершитъ свое дѣло безъ борьбы и крови, т. е. что спаситель будетъ духовное лицо, папа. Здѣсь идетъ рѣчь не о мирномъ дѣйствіи загадочнаго "спасителя", но единственно о невозможности противодѣйствія ему со стороны враговъ". Флейдереръ.
   53--54. "La naturale morte è quasi porto a noi di lunga navigazione, e riposo". Convivio, tr. IV, e. 28. -- Въ подлинникѣ: ai vivi Del viver ch'è un correre alla morte.
   55--57. "Два раза". Древніе комментаторы разумѣли: въ первый разъ древо расхищено Адамомъ, во второй -- Гигантомъ; новѣйшіе -- Орломъ и Дракономъ; Филалетъ -- Адамомъ и Орломъ. Но, кажется, справедливѣе толкованіе древнихъ комментаторовъ, т. е. въ первый разъ -- Адамомъ, за что онъ и терпѣлъ продолжительную муку (стихи 61--53); во второй -- Гигантомъ, т. е. французскимъ домомъ, отвязавшимъ колесницу отъ древа, перенесшимъ папскій престолъ изъ Рима въ Авиньонъ, за каковое похищеніе похититель будетъ наказанъ также строго, какъ и Адамъ.
   58. Расхищаетъ тотъ, кто отнимаетъ колесницу отъ древа, какъ сдѣлалъ Гигантъ, и кто посягаетъ на власть императорскую.
   59. "Оскорбляетъ" не только словомъ, но и дѣломъ. Въ подлинникѣ: Con bestemmia di fatio offende a Dio. -- "Biastema è detrazione e mancamento d'onore, e però una biastema è di ditto ed altra è di fatto; biastema di ditto è quando con sole parole manchiamo l'onore d'Iddio; biastema di fatto è quando coi fatti manchiamo l'onore d'Iddio; e perch è li fatti sono maggior cosa che li ditti, però dice l'autore con biastema di fatto, a dimostrare maggiore offensione che fare si possa". Бути.
   61. "Духъ первый", т. е. Адамъ.
   62. "Пять тысячъ лѣтъ и болѣ", сличи Рая XXVI, 118 и далѣе, гдѣ Адамъ говоритъ, что онъ находился въ Лимбѣ 4302 года и на землѣ 930 лѣтъ (послѣдняя цифра взята изъ Книги Бытія, V, 5: "Всѣхъ же дней жизни Адамовой было девятьсоть тридцать лѣтъ; и онъ умеръ"). Откуда же взялъ Данте эту цифру 5000 лѣтъ? Хронологисты не согласны между собой относительно года Рождества Христова. По Филону, Христосъ родился въ 5170 году отъ сотворенія міра; по Іосифу -- въ 4150 году; по Клименту Александрійскому въ 5624 году; по Юлію Африканскому -- въ 5300 году; по Евсевію -- въ 5200 году; по Брунетто Латини -- въ 5254 году. Данте стало бытъ придерживается счисленія Евсевія. Если Христосъ родился въ 5200 году отъ сотворенія міра и умеръ на 33 году жизни, то, слѣдовательно, Адамъ находился на землѣ и въ Лимбѣ всего 5232 года, именно какъ сказано у Данте.
   62. "Того", т. е. Іисуса Христа, умершаго для искупленія грѣха Адама.
   64. "Изъ пѣсни XXXII, стихъ 40, видно, что вѣтви древа становятся тѣмъ шире, чѣмъ онѣ выше, тогда какъ у всѣхъ другихъ деревъ вѣтви становятся все короче къ вершинѣ. Это для того, чтобы нельзя было подняться на него и повредить ему; точно такъ представляется и дерево на шестомъ карнизѣ горы; возникшее, какъ отпрыскъ отъ этого послѣдняго (Чистилища XXII, 133--135); Аллегорическій смыслъ; установленная Римская имперія не подлежитъ посягательству никакого человѣческаго могущества". Филалетъ.
   67--69. Эльса, маленькая рѣчка въ Тосканѣ, вытекающая повыше Колле и впадающая недалеко отъ Эмполи въ Арно. Недалеко отъ истока ея вода имѣетъ свойство покрывать въ короткое время каменистой оболочкой опущенныя въ нее дерево или растенія, подобно тому, какъ это замѣчается въ Карлсбадскомъ шпруделѣ, такъ какъ вода рѣчки сильно пропитана угольной кислотой и углекислой известью (Тарджіони Viaggi nella Toscana Vol. V, p. 103) -- Беатриче сравниваетъ съ этой водой тщетныя мірскія думы, которыя еще не позволяютъ Данте ясно понимать смыслъ совершавшагося предъ нимъ видѣнія. "Осуетились въ умствованіяхъ своихъ, и омрачилось несмысленное ихъ сердце". Посл. къ римл. 1, 21. -- Но можетъ показаться страннымъ, какимъ образомъ даже и теперь, въ земномъ раю, Данте все еще препятствуютъ видѣть ясно тщетныя мысли и грѣховныя похотѣнія, даже и послѣ того, какъ онъ омылся въ волнахъ Леты. Но при этомъ не слѣдуетъ забывать, что онъ не получилъ еще полнаго оправданія, которое должно вознесть его на небо. Это онъ получитъ не прежде, какъ испивъ святѣйшихъ водъ потока Эвноэ (ниже стихъ 129). Онъ свободенъ отъ грѣха, но остаются еще его послѣдствія. Воды Леты снимаютъ грѣхъ, воды Эвноэ разсѣиваютъ мракъ души. Филалетъ. Скартаццини.
   70. "И ложь ихъ", въ подлинникѣ: il piacer loro, т. e. и лживое удовольствіе, которое ты почерпаешь изъ тщетныхъ думъ своихъ, не запятнало непорочность и чистоту души твоей, какъ кровь Пирама измѣнила цвѣтъ ягодъ шелковицы. О Пирамѣ см. Чистилища XXVII, 37, 39 и примѣч. Овидій. Превращ. IV, 55--66,
   70--72. Т. е. изъ столь многихъ, видѣнныхъ тобою на деревѣ признаковъ. -- "Quaecumque conditiones sunt extra substantiam, actus, et tamen attingunt aliquo modo actum humanum, circumstantiae dicuntur". Ѳома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. VII, art. 1. -- "Изъ дивныхъ судебъ имперіи и церкви, представленныхъ тебѣ въ этомъ видѣніи, ты бы могъ уже понять, какъ правосудно поступилъ Господь, запретивъ нарушать и искажать всякое соотношеніе между ними, что и составляетъ нравственный смыслъ этого видѣнія. Данте, какъ извѣстно, принимаетъ въ своемъ Convivio (tr. II, с. I), четвероякій смыслъ во всякомъ сочиненіи: во-первыхъ -- буквальный; во-вторыхъ -- аллегорическій, когда истина скрывается подъ прекрасной ложью (una veritа ascosa sotto bella mensogna), какъ въ языческихъ басняхъ; въ-третьихъ -- нравственный, когда мы извлекаемъ себѣ какую-нибудь пользу изъ повѣствованія, и въ-четвертыхъ -- аналогичный, когда нѣчто, помимо естественнаго, истиннаго смысла заключаетъ въ себѣ еще болѣе глубокое духовное значеніе". Филалетъ. -- Слѣдовательно, "нравственно" означаетъ здѣсь: въ пользу для себя. -- Сличи Ноттеръ, 330.
   73--74. "Твой разсудокъ скудный окаменѣлъ". -- "Лица свои сдѣлали они крѣпче камня -- не хотятъ обратиться". Іерем. V, 3. -- "И теменъ сталъ въ грѣхахъ". -- Въ спискахъ стихъ этотъ читается двояко, въ однихъ -- ed in peccato tinto; въ другихъ -- ed impietrato tinto. Я держался (можетъ быть, не совсѣмъ правильно) перваго.
   76--78. Въ подлинникѣ: e se non scritto, almen dipinto, т. e. если не врѣзаннымъ въ каменномъ твоемъ сердцѣ, то по крайней мѣрѣ какъ бы нарисованнымъ. -- Смыслъ: "какъ паломникъ, возвращаясь изъ Палестины, приноситъ съ собою посохъ, изукрашенный пальмовыми вѣтвями, такъ и ты, хотя теперь и не можешь понять всего (врѣзать его въ свое каменное сердце), долженъ принести его хотя въ отблескѣ въ твоей памяти изъ рая на землю". Филалетъ. -- Пилигримы, отправлявшіеся въ Іерусалимъ, въ доказательство того, что они были въ странѣ пальмъ, прикрѣпляли къ своимъ посохамъ пальмовыя вѣтви, почему и назывались, въ отличіе отъ другихъ пилигримовъ, паломниками, palmieri.
   79--84. "Какъ выше говоритъ Беатриче, что слова ея должны остаться въ памяти Данте если не записанными, то какъ бы нарисованными (въ слабомъ отблескѣ), такъ онъ отвѣчаетъ ей, что мозгъ его какъ бы запечатлѣнъ ими, и что онъ неизмѣнно сохранить ихъ хотя и не вполнѣ ихъ помнить". Филалетъ.
   79--102. "Бесѣда Данте съ Беатриче. Сказавъ, что слова ея глубоко врѣзались въ его умъ, Данте спрашиваетъ: "Почему рѣчь ваша возносится превыше моего разумѣнія?" -- Затѣмъ, отвѣчаетъ она, чтобы ты позналъ, какъ мало способна понять мои идеи та школа, которой ты слѣдовалъ. -- "Но я не помню, чтобы я когда-нибудь чуждался васъ". -- Естественно, потому что испилъ сейчасъ воды рѣки забвенія. -- Для яснаго пониманія этого разговора, надобно знать, что въ извѣстную эпоху жизни въ душѣ поэта возникло сомнѣніе и сильныя колебанія въ вѣрованіяхъ, хотя и не достигшія до полнаго отрицанія, скептицизма или равнодушія въ дѣлахъ вѣры. Беатриче упрекаетъ теперь въ этомъ колебаніи Данте и на вопросъ его: зачѣмъ говорите вы такъ, что я не могу понять, -- отвѣчаетъ: затѣмъ, чтобы ты зналъ, что школа, которой ты слѣдовалъ, или ученіе этой школы не въ состояніи слѣдовать за моими словами, что путь этой школы настолько же далекъ отъ пути божественнаго, насколько primum mobile отстоитъ отъ земли. Эта ложная школа есть не что иное, какъ философія, -- та философія, которая хотя не открытый врагъ вѣры, тѣмъ не менѣе идетъ путемъ отличнымъ отъ религіи, -- та философія, главами которой были Аверроэсъ и Авиценна, сочиненія которыхъ были усердно изучаемы Данте, -- та школа, о которой пишетъ Апостолъ (Посл. къ Колос. II, 8): "Смотрите, братія, чтобы кто не увлекъ васъ философіею и пустымъ обольщеніемъ, по преданію человѣческому, по стихіямъ міра, a не по Христу". Итакъ, школа, которой слѣдовалъ Данте, здѣсь, очевидно, противоположная той, представительницей которой служитъ Беатриче, т. е. ученію, основанному на откровеніи". Скартаццини.
   86--87. Т. е. насколько она (школа) неспособна подняться до созерцанія тайнъ откровенія. "Душевный человѣкъ не принимаетъ того, что отъ Духа Божія, потому что онъ почитаетъ это безуміемъ, и не можетъ разумѣть, потому что о семъ надобно судить духовно". I Посл. къ Коринѳ. II, 14.
   88--90. Заимствовано изъ пророка Исаіи (LV, 8, 9): "Мои мысли -- не ваши мысли, ни ваши пути -- пути Мои, говоритъ Господь. Но какъ небо выше земли, такъ пути Мои выше путей вашихъ, и мысли мои выше мыслей вашихъ".
   90. По системѣ Птоломеевой, кругъ неба, наиболѣе быстрый въ своемъ вращеніи, есть primum mobile, эмпирей, всего далѣе отстоящій отъ земли, центра вселенной.
   94--96. "Въ Летѣ уничтожается лишь воспоминаніе о грѣхахъ; поэтому, если ты теперь не помнишь о своемъ заблужденіи, то ясно, что это заблужденіе было грѣховное. Надобно припомнить, что, по философіи Ѳомы Аквинскаго, грѣхъ вообще основанъ на заблужденіи, или на обманѣ души". Филалетъ.
   97. Или, другими словами, нѣтъ дѣйствія безъ причины, и по дѣйствію мы судимъ о причинѣ.
   103--105. Вступивъ въ меридіанъ, солнце становится болѣе яркимъ и какъ бы замедляетъ свое теченіе (Рая XXIII, 11, 12), другими словами, -- былъ полдень. "Извѣстный обманъ зрѣнія заставляетъ насъ думать, что солнце въ полдень идетъ медленнѣе, чѣмъ утромъ и вечеромъ; это зависитъ оттого, что въ полдень солнце кажущимся образомъ находится далѣе отъ земныхъ предметовъ, почему и движеніе его дѣлается не столь очевиднымъ. Послѣдній стихъ этой терцины обозначаетъ различіе между меридіаномъ и экваторомъ; послѣдній для каждаго положенія остается всегда однимъ и тѣмъ же, первый же всегда бываетъ различнымъ. -- Изъ этого видно, что Данте находился въ земномъ раю уже въ 6 часовъ, и что теперь полдень 30-го марта, 10-го или 13-го апрѣля, или, на нашемъ полушаріи теперь полночь съ 30-го на 31-е марта, съ 10-го на 11-е или съ 13-го на 14-е апрѣля". Филалетъ. -- "Солнце въ полдень кажется движущимся медленнѣе, точно такъ и меридіанъ измѣняется съ нашимъ передвиженіемъ къ востоку и западу. -- Это показаніе времени заставляетъ думать, что Данте вступилъ въ земной рай при восходѣ солнца и оставался въ немъ 6 часовъ, и что, стало быть, на нашемъ полушаріи наступила полночь. У источника Эвноэ Данте пробылъ еще до слѣдующаго утра, ибо только утромъ, когда на нашемъ полушаріи наступаетъ вечеръ, вознесся онъ на небо (Рая I, 43)". Флейдереръ.
   109--111. "Теперь мы достигли, повидимому, опушки божественнаго лѣса, занимающаго средину вершины горы Чистилища. Здѣсь тѣнь отъ лѣса не такъ уже мрачна, какъ она была изображена выше (Чистилища XXVIII, 31); напротивъ, здѣсь она блѣдна и пронизана свѣтомъ, подобно той, какая ложится на волны горнаго потока, надъ которыми наклонились высокія деревья". Филалетъ.
   112--114. Евфратъ и Тигръ, рѣки, заимствованныя изъ Кн. Бытія (II, 10 и далѣе). Въ земномъ раю потокъ, орошавшій его, дѣлился на четыре рукава: Физонъ, Геонъ, Тигръ и Евфратъ. Но Данте говоритъ лишь о двухъ послѣднихъ; первые два рукава замѣнены у него рѣками Летой и Эвноэ. Въ этой терцинѣ Данте имѣлъ, кажется, въ виду Боэція (Phil. Cons. V):
  
   Tigris et Eophrates uno se fonte resolvunt.
   Et mox abianctis dissociantar aquis.
  
   115--117. Воззваніе Данте къ Беатриче; въ подлинникѣ: О luce, o gloria della gente umana! -- подобное тому, съ которымъ къ ней обращается Виргилій (Ада II, 75--78).
  
                                 "О святая,
   Дщерь благости, тобою же одной
   Сталъ смертный родъ превыше всѣхъ твореній
   Подъ небомъ, что свершаетъ кругъ меньшой!"
  
   Само собою разумѣется, что поэтъ здѣсь обращается къ ней не какъ къ дочери Фолько Портннари, но какъ къ символу власти, обладающей божественнымъ откровеніемъ (богословіемъ), какъ къ силѣ, долженствующей, по мнѣнію поэта, привести человѣчество къ высшему блаженству. Такъ какъ Беатриче убѣждала его выше (стихъ 31) смѣло предлагать ей вопросы, то онъ и исполняетъ теперь ея желаніе.
   119. "Матильда". Здѣсь, наконецъ, названа въ первый разъ по имени прекрасная донна, явившаяся Данте при входѣ въ земной рай и играющая столь важную роль въ послѣднихъ пѣсняхъ Чистилища (XXVIII, 40 и слѣд.; ХХХІ, 92). Беатриче направляетъ Данте къ ней для полученія отвѣта на его вопросъ о представившейся его глазамъ рѣкѣ. Позднѣе, въ Раю, Беатриче, вмѣсто того, чтобы самой рѣшать его сомнѣнія, направляетъ поэта къ праведнымъ душамъ учителей церкви; какъ символъ власти церковной, Беатриче отправляетъ вѣрнаго сына церкви къ священнослужителю, олицетвореніемъ коего служитъ Матильда (Чистилища XXVIII, 40 примѣч.), и къ учителямъ церкви.
   120. Упрекъ въ томъ, что она не исполнила своего долга -- разрѣшить недоумѣнія Данте.
   122. Лета, какъ мы видѣли, уничтожаетъ лишь память о грѣхахъ, a не о добрыхъ дѣлахъ (Чистилища XXVIII, 127--132).
   124--126. "Maggior cura". Комментаторы не согласны между собою, какую "заботу" разумѣетъ здѣсь Данте. "Повидимому, главная забота -- не потерять Беатриче изъ вида -- позволила ему обратить лишь мимолетное, полуразсѣянное вниманіе на окружающіе предметы: прекрасное изображеніе человѣка, вполнѣ сосредоточившаго всѣ свои помыслы на предметахъ высочайшихъ". Флейдереръ.
   127. Эвноэ (Чистилища XXVIII, 25 и примѣч. 127--132 и примѣч.).
   134. Здѣсь въ послѣдній разъ упоминается имя Стація (Чистилища XXI, 10 и примѣч.), играющаго во всей грандіозной сценѣ земного рая чисто пассивную роль (сличи Чистилища XXXII, 29 и примѣч.). Здѣсь поэтъ указываетъ на различіе между нимъ и Стаціемъ. Матильда беретъ за руку Данте, a Стацію велитъ слѣдовать за нимъ. Данте пьетъ воду изъ Эвноэ, но пьетъ ли и Стацій, поэтъ не говоритъ ни слова.
   135. Въ подлинникѣ: Donnescamente disse, т. e. съ той граціей и вѣжливостью, которыя составляютъ отличительныя свойства благородныхъ женщинъ.
   136--141. Т. е. такъ какъ уже написаны 33 пѣсни, назначенныя для этой части поэмы. Данте и въ раздѣленіи великой своей поэмы соблюдаетъ законы симметріи. Каждая изъ трехъ кантикъ (названныхъ имъ еще канцонами, Ада XX, 3) состоитъ изъ 33 пѣсенъ (capituli), только Адъ состоитъ изъ 34; но первая пѣснь Ада служить какъ бы вступленіемъ для всей поэмы. Поэтому-то и воззваніе къ Музамъ находится въ Аду не въ первой, какъ въ Чистилищѣ и Раю, a во второй пѣсни. Такимъ образомъ всѣхъ пѣсенъ въ Божественной Комедіи 100, имѣюищихъ всѣ вмѣстѣ 14,233 стиха, a именно: въ Аду 4,720, въ Чистилищѣ 4,755 и въ Раю 4,758.
   145. Въ подлинникѣ: alle stelle. Всѣ три канцоны Божественной Комедіи кончаются словомъ "звѣзды". Въ концѣ хожденія по аду, Данте выходитъ, чтобъ вновь увидѣть звѣзды; по вкушеніи водъ изъ источника Эвноэ, онъ чувствуетъ себя готовымъ вознестись къ звѣздамъ; въ концѣ же всего мистическаго странствованія своего онъ ощущаетъ въ себѣ волю, вполнѣ согласную съ волею Того, Кто движетъ солнце и другія звѣзды. Оканчивая каждую изъ трехъ канцонъ своей поэмы словомъ "звѣзды", онъ желаетъ указать на конечную цѣль ея -- небо, куда должны быть непрестанно направлены очи каждаго, кому не безъизвѣстно его великое начало и высокое предназначеніе". Скартаццини.

ПРИЛОЖЕНІЕ.

къ XVI--XVIII пѣснямъ.

  

Очеркъ психологіи Ѳомы Аквинскаго

Sum. Theol.,p. I, qu. LXXVIII--LXXXIX; р. II, 1-ае, qu. VI--XXVIII; LXXXIV *.

* Изъ Филалета, стр. 171 и слѣдующія.

   Ѳома принимаетъ тройственную душу: вегетативную, сенситивную и интеллективную, и пять родовъ (genera) душевныхъ силъ: вегетативную, сенситивную, интеллективную, мѣстоперемѣнную (motivae secundum locum: Данте въ своемъ Convivio относитъ эту послѣднюю къ сенситивной) и аппетитивную.
   Вегетативныя силы суть питающія (nutritiva), умножающія (aumentativa) и рождающія (generativa).
   Сенситивныя силы, общія у насъ съ совершеннѣйшими животными, суть, помимо пяти извѣстныхъ внѣшнихъ чувствъ, четыре внутреннія чувства: чувство общественности (sensus communis), сила воображенія (phantasia или imaginatio), сила оцѣночная (aestimativa) и память (memoria). Изъ этихъ четырехъ силъ двѣ предназначены воспринимать ощущенія (species, intentiones), и двѣ -- для того, чтобы хранить ихъ, и, какъ двѣ первыя изъ этихъ функцій дѣйствуютъ въ отношеніи чувственныхъ ощущеній пріятнаго или непріятнаго, такъ точно двѣ послѣднія дѣйствуютъ въ отношеніи болѣе духовныхъ ощущеній чего-либо полезнаго и вреднаго; такъ, напримѣръ, овца бѣжитъ отъ волка, или птица собираетъ солому для гнѣзда. Эти двѣ силы, которыя у человѣка ближе всего стоятъ къ интеллекту и дѣйствуютъ болѣе по сравненію (per quandam collationem), чѣмъ по безсознательному, инстинктивному чувству, какъ у животныхъ, называются у человѣка мыслительной силой (cogitativa или ratio particularis) и способностью воспоминанія (remeniscentia).
   Интеллективныя силы суть: возможный или пассивный разумъ (intellectus possibilis или passibilis) и дѣятельный разумъ (intellectus agens). Первый -- способность познавать всѣ вещи, почему и называется еще ratio uni versa lis; напротивъ, дѣятельный разумъ -- та сила, при помощи которой мы въ состояніи отвлекать отъ матеріальныхъ вещей ихъ нематеріальную форму.
   По Аристотелю, первымъ разумомъ называется также та сила, помощью которой душа можетъ стать всѣмъ (quo est omnia fieri); вторымъ -- сила, помощью которой она можетъ дѣлать все (quo est omnia fa cere); ибо чрезъ нее сказанныя нематеріальныя формы прежде всего переводятся отъ возможности къ дѣйствительности (de potentia in actum), такъ какъ сами по себѣ онѣ не существують.
   Есть еще двѣ силы, относимыя обыкновенно къ этой же сферѣ. Но Ѳома, признавая ихъ существованіе, не хочетъ признать ихъ за особенныя силы; это -- интеллективная память (memoria intellectiva), или способность сохранять духовныя представленія (species intelligibiles), и разсудокъ (ratio), который отличается отъ интеллекта (разума) тѣмъ, что онъ познаетъ вещи не непосредственно, но послѣ умозаключеній. Какъ кажется, по его мнѣнію, первая относится къ пассивному, второй -- къ дѣятельному разуму.
   Эти два послѣдніе рода силъ, сенситивная и интеллективная, иногда взятыя вмѣстѣ, называются постигающею силою (apprehensiva); ибо они суть какъ бы всасыватели внѣшняго міра.
   Аппетитивныя силы суть, напротивъ, тѣ силы, помощью которыхъ душа стремится къ внѣшнему міру. Онѣ суть способность чувственнаго желанія (арpetitus sensibilis) и способность духовнаго желанія (appetitus intellectivus). Первыя называются еще чувственностью (sensualitas), послѣднія -- волею (voluntas).
   Конечно, всѣ эти формы имѣютъ въ себѣ извѣстную наклонность пріобрѣтать имъ свойственную сущность, точно такъ, какъ огонь, по натурѣ своей, подымается вверхъ: эта наклонность называется appetitus naturalis. Но сверхъ того высшія формы, имѣющія способность ощущенія, имѣютъ еще высшее стремленіе къ ощущаемымъ вещамъ, и эта наклонность, образующая желательную силу души, раздѣляется, естественно, согласно съ ея чувственными, или духовными ощущеніями, на чувственную и духовную желательную способность, изъ которыхъ первая свойственна и животнымъ.
   Но точно такъ, какъ разсудокъ не есть какая-либо отдѣльная отъ интеллекта сила, такъ точно и свобода воли (liberum arbitrum) не есть способность, отдѣленная отъ воли. Тѣ и другія относятся другъ къ другу совершенно одинаковымъ образомъ; ибо, какъ интеллектъ познаетъ непосредственно вещи, a разсудокъ черезъ умозаключеніе, точно такъ воля въ собственномъ смыслѣ стремится непосредственно къ цѣли, свобода же выбора избираетъ то, что ведетъ къ цѣли (еа quae sunt ad finem).
   Эти двѣ высшія и благороднѣйшія силы души, разумъ и воля, имѣютъ еще между собою то общее, что обѣимъ имъ врождено основаніе ихъ дѣятельности, a именно разуму -- извѣстные первичные принципы, отъ которыхъ онъ начинаетъ свои умозаключенія и которые онъ познаетъ непосредственно; волѣ -- желаніе блаженства, котораго она неизбѣжно должна желать, хотя здѣсь и нѣтъ никакого принужденія, такъ какъ принужденіе и воля противорѣчатъ одно другому, ибо принужденіемъ называется, когда заставляютъ дѣлать то, чего не желаютъ дѣлать.
   Мѣсто перемѣнныя силы не разсматриваются въ подробностяхъ; coстоятъ же онѣ въ способности души по произволу подвигать тѣло.
   Для лучшаго обзора служитъ слѣдующая таблица:

Potentiae.

Vegetativae.

Sensitivae.

Intellectivae.

Appetitivae.

Motivae in locum.

nutritiva, augmentativa, generativa

sensus exteriores;

sensus interiores

intellectus possibilis

intellectus agens

sensualitas voluntas

visus, gustus, tactas, adoratus, anditus.

sensus communis, phautasia; cogitativa, reminiscentia.

          

   Теперь, прежде чѣмъ мы перейдемъ отъ этого общаго обзора душевныхъ силъ къ спеціальному разсмотрѣнію ихъ дѣятельности, должно еще замѣтить двѣ вещи.
   1. При отвѣтѣ на вопросъ, которая изъ двухъ высшихъ душевныхъ силъ, разумъ или воля, приводитъ въ движеніе другую и, такимъ образомъ, заключаетъ въ себѣ высшее направленіе всего человѣческаго существа, -- должно различать два рода движенія: движеніе по роду цѣли (per modus finis) и движеніе по роду дѣятельнаго принципа (per modus agentis), Въ первомъ случаѣ двигателемъ бываетъ разумъ, потому что признанное за благо есть цѣль желанія, въ послѣднемъ -- воля, потому что она побуждаетъ всѣ силы души къ выполненію ихъ назначенія, a также побуждаетъ и разумъ къ узнанію истины.
   2. Между силами души нѣкоторыя случайности (акциденціи) относятся собственно къ душѣ, нѣкоторыя же -- къ душѣ, соединенной съ тѣломъ. Первыя остаются при душѣ и послѣ ея отдѣленія отъ тѣла, вторыя остаются не дѣйствительно (in actu), но въ зародышѣ (in viгtute). Тѣ -- разумъ и воля, равно и интеллективная память, причисляемая къ первому; эти же -- всѣ остальныя, a именно: чувственность, вмѣстѣ съ сенситивными и вегетативными силами.
   Относительно дѣятельности душевныхъ силъ должно задать себѣ прежде всего вопросъ, какимъ образомъ посредствомъ воспринимательной способности душа достигаетъ познанія вещей:
   а) матеріальныхъ?
   Какъ могутъ матеріальные предметы обнаруживать какое-либо дѣйствіе на нематеріальную душу? Это разъясняется такимъ образомъ. Сенситивныя силы принадлежали, какъ выше сказано, не одной только душѣ, но состоящему изъ души и тѣла человѣческому существу. На нихъ-то и могутъ оказывать дѣйствіе матеріальные внѣшніе предметы. Чрезъ это дѣйствіе въ сенситивной душѣ возникаютъ извѣстные образы (phantasmata) предметовъ; ихъ называютъ тоже species sensibiles или intentiones, и, только обращаясь къ этимъ образамъ и дѣлая отвлеченія отъ нихъ, разумъ можетъ познавать внѣшніе предметы, -- Эти отвлеченія называются species intelligibiles. Въ нихъ заключаются общія понятія (universalia). Разумъ понимаетъ ихъ непосредственно (аігееіе),отдѣльные же предметы -- только посредственно (per reflectionem), какъ называется обращеніе разума къ species sensibiles.
   Но какъ же познаетъ духъ человѣческій
   b) самого себя?
   Можетъ быть познаваемо лишь то, что дѣйствительно существуетъ (actu). Оттого-то Боясество, которое есть чистая дѣйствительность (actus purus), и познаетъ себя самого черезъ свое бытіе; его разумъ и есть не что иное, какъ познаніе самого себя (ipsum est snum intehigere). Въ немъ познавать себя и познавать, что оно познаетъ, -- одно и то же. Разумъ ангеловъ принадлежитъ также къ умственному въ дѣйствительности; онъ есть de genere intelligibili um in actu, но, тѣмъ не менѣе, онъ не есть чистая дѣйствительность. Оттого, хотя онъ и познаетъ свое бытіе и свое познаваніе одновременно (uno actu), но все же то и другое не есть къ немъ одно и то же. Человѣческій разумъ, напротивъ, принадлежитъ между умственными предметами только къ возможнымъ; онъ есть de genere intelligibilium in potentia. Онъ называется поэтому intellectus possibilis. Онъ можетъ быть познаваемъ лишь тогда, когда intellectus agens познаетъ внѣшніе предметы; тогда разумъ примѣчаетъ свою собственную дѣятельность и отвлекаетъ для себя оттуда идею о самомъ себѣ.
   Что же касается, наконецъ,
   c) нематеріальныхъ предметовъ, какъ, напримѣръ, Божества, ангеловъ, которыхъ необходимо отличать отъ вышеприведенныхъ нематеріальныхъ формъ матеріальныхъ предметовъ, или, такъ называемой сущности вещей (quidditas rerum), то человѣкъ въ настоящей жизни никоимъ образомъ не можетъ познавать ихъ совершенно.
   Не то бываетъ съ познаваніемъ отдѣленной отъ тѣла души. Она не познаетъ уже больше чрезъ посредство упомянутой phantasmata, ho чрезъ представленія, притекающія къ ней изъ божественнаго существа (per species quas recipit ex influentia divini luminis). Поэтому она познаетъ сперва то, что можетъ быть познаваемо само по себѣ (intelligibile simpliciter), и преимущественно себя самоё и себѣ подобныя, или ниже ея стоящія отдѣльныя субстанціи (substantiae separatao). О высшихъ душахъ она имѣетъ лишь несовершенное познаваніе.
   Отдѣльныхъ матеріальныхъ предметовъ, которые, согласно вышесказанному, могутъ быть познаваемы только посредственно лишь чрезъ phantasmata, она не познаетъ всѣхъ, подобно ангеламъ, но познаетъ только нѣкоторые изъ нихъ, насколько предварительныя знанія, или особыя къ тому обстоятельства, или божественный промырелъ помогаютъ ей въ томъ.
   Но что пріобрѣтенныя уже ранѣе свѣдѣнія продолжаютъ тоже оставаться въ душѣ, отдѣленной отъ тѣла, -- видно изъ того, что species intelligibiles какъ выше сказано, сохраняются въ страдательномъ разумѣ, къ которому причисляется memoria intellectiva.
   Какъ выражается дѣятельность аппетитивныхъ силъ, подвигающихъ душу къ внѣшнему міру? -- Эти дѣйствія (Actus) раздѣляются, во-первыхъ, на произвольныя и непроизвольныя. Дѣйствія какого-либо предмета могутъ происходить отъ внѣшняго или внутренняго принципа. Когда, напримѣръ, падаетъ камень, то это происходитъ отъ внутренняго принципа, но когда онъ поднимается -- отъ внѣшняго. Но и дѣйствія перваго рода называются только тогда произвольными, когда нѣчто, находящееся въ движеніи, имѣетъ знаніе своей цѣли (cognitionem finis). Вполнѣ произвольное движеніе -- именно такое, когда дѣйствующій имѣетъ не только извѣстное знаніе цѣли, но также и того, что преднамѣрено (rationis finis) съ этой.цѣлью, и знаніе средствъ къ достиженію цѣли (ejus quod ordinatur ad finem). Первымъ обладаютъ и животныя чрезъ чувство общественности и оцѣночную силу; послѣднимъ -- лишь существа разумныя.
   И между дѣйствіями человѣческой желательной способности должно различать произвольныя, зависящія отъ воли, и непроизвольныя, зависящія только отъ чувственности или страстей.
   При болѣе подробномъ разсмотрѣніи высшей желательной способности, изъ которой исходятъ произвольныя дѣйствія, какъ уже было выше сказано, обнаруживается, что воля человѣческая направлена на цѣль (finis) и на то, что преднамѣрено съ цѣлію и ведетъ къ достиженію ея (quao sunt ad finem).
   Въ первомъ отношеніи воля направляется исключительно къ добру, такъ какъ добро вообще (bonum in commune) -- ея цѣль и достиженіе цѣли -- блаженство (beatitudo). Отъ этой цѣли самой по себѣ воля не можетъ никогда удалиться; направленіе къ ней есть въ извѣстной степени ея appetitile naturalis. Она можетъ желать только того, что хорошо, или того, что она считаетъ хорошимъ.
   Въ другомъ отношеніи воля приводится въ движеніе частью разсудкомъ, который представляетъ ей извѣстные предметы, какъ соотвѣтствующіе цѣли, частью -- чувственностью, именно слѣдующимъ образомъ. Чувственные органы бываютъ перестроены нѣкоторыми страстями. Этому измѣненному ихъ состоянію соотвѣтствуютъ извѣстныя внѣшнія впечатлѣнія, какъ напримѣръ, различно расположенному чувству вкуса кажутся вкусными различныя яства. Но такъ какъ соотвѣтствующее въ нѣкоторомъ смыслѣ всегда хорошо, то человѣку и представляется то, что соотвѣтствуетъ настроенію его органа чувствъ, также хорошимъ и онъ направляетъ къ нему свою волю. Наконецъ, можно также сказать, что воля сама движется, и именно: высшая воля -- по направленію къ цѣли, низшая же -- къ средствамъ для достиженія цѣли.
   Но что есть движущій принципъ высшей воли? -- не сама воля, -- потому что все, что еще только возможно (in potentia), должно чрезъ что-нибудь дѣйствительное быть введено въ дѣйствительность, въ чемъ именно заключается всякое движеніе. Не разумъ, -- потому что разумъ самъ приводится въ движеніе волей изслѣдовать истину: мы бы попали здѣсь, такимъ образомъ, въ заколдованный кругъ. Не вліяніе звѣздъ, -- потому что звѣзды, какъ нѣчто матеріальное, могутъ по большей мѣрѣ вліять на чувственность и такимъ образомъ на низшую волю, -- но одинъ лишь Богъ, частью актомъ Своего творчества, частью тѣмъ, что Богъ, какъ добро вообще, и есть цѣль высшей воли.
   Въ обоихъ случаяхъ волѣ приписываютъ еще два особыхъ акта, именно: намѣреніе (intentio) и наслажденіе (fruitio). Первое есть направленіе воли къ извѣстному предмету, который, тѣмъ не менѣе, одинаково можетъ быть высочайшей, отдаленной, какъ и ближайшей цѣлью воли. Наслажденіе есть радость вслѣдствіе достигнутой цѣли и ее можно имѣть чрезъ высшую, какъ и чрезъ любую ближайшую, второстепенную цѣль. хотя бы настоящее и полное наслажденіе получалось только черезъ достиженіе высшей цѣли.
   Но собственно актъ воли по отношенію къ тому, что служитъ цѣлью, называется, electio: выборомъ. Здѣсь довольно своеобразно выражается разница между чувственной и умственной способностью желать. Первая всегда направлена на особый предметъ (ad particulare), послѣдняя -- на добро вообще, поэтому она не ограничена въ выборѣ между различнымъ добромъ. -- Этотъ выборъ проходитъ въ извѣстной мѣрѣ три послѣдовательныхъ ступени во первыхъ, -- совѣтъ (consilium), или изслѣдованіе интеллективомъ того, что должно дѣлать; во-вторыхъ, -- согласіе (consensus), или направленіе желательной способности къ предмету (applicatio appetitivae, virtus ad rem) и, въ-третьихъ, -- usus, примѣненіе духовныхъ и тѣлесныхъ силъ для достиженія цѣли.
   Акты воли, относящіеся къ тому, что служитъ цѣлью, и суть тѣ, которые могутъ быть названы хорошими или дурными, отъ которыхъ зависитъ заслуга или виновность, смотря по тому, насколько они именно совершаются соотвѣтственно велѣніямъ разума, или нѣтъ.
   Невольные акты желательной способности называются страстями, потому что при нихъ человѣкъ является не дѣйствующимъ (activus), но страдательнымъ (passivus). Онѣ гнѣздятся въ чувственной желательной способности и сами по себѣ онѣ не хороши и не дурны.
   Страсти раздѣляются, въ сущности, на желательныя (concupiscibiles) и гнѣвливыя (irascibiles). Предметъ первыхъ -- добро и зло само по себѣ (bonum vel malum simpliciter), при чемъ желаютъ одного и не желаютъ другого; предметъ вторыхъ -- добро и зло, поскольку въ достиженіи одного и избѣжаніи другого встрѣчается препятствій. Къ понятію о нихъ принадлежитъ поэтому идея о трудности (ardui).
   Страсти желанія раздѣляются въ зависмости оттого, относятся ли онѣ къ добру или злу. Но въ обоихъ этихъ главныхъ направленіяхъ страсть имѣетъ три главныхъ момента. во-первыхъ, добро (или кажущееся добро) рождаетъ въ желательной способности извѣстную склонность, или естественную связь (inclinationem seu connaturalitatem) по отношенію къ себѣ, зло -- наоборотъ -- отвращеніе. Первая называется любовью, вторая -- ненавистью. Если же эта склонность или отвращеніе переходятъ въ движеніе души къ недостигнутому еще добру, или прочь отъ зла, еще не испытаннаго, то это состояніе души называется желаніемъ, или, соотвѣтственно, отвращеніемъ (desiderium vel abominatio). Когда же добро достигнуто и зло испытано, то наступаетъ наслажденіе, или радость (delectatio seu gaudium) и, соотвѣтственно, горесть или печаль (dolor seu tristitia).
   Гнѣвливыя страсти, наоборотъ, дѣлятся смотря по тому, позволяетъ ли душа запугать себя препятствіями, или нѣтъ. По отношенію къ ненаступившему еще добру или злу есть четыре рода такихъ страстей, a именно: надежда, когда надѣются достигнуть добра, не взирая на препятствіе, и отчаяніе -- въ противоположномъ случаѣ; отважность, когда надѣются отстранить зло, и страхъ -- въ противоположномъ случаѣ. Наконецъ, есть еще по отношенію къ устраненію уже наступившаго зла страсть гнѣва, но она не имѣетъ себѣ противоположнаго по отношенію къ добру, такъ какъ при наступившемъ однажды добрѣ больше не можетъ быть рѣчи о борьбѣ.
   Прилагаемая таблица наглядно представляетъ читателю подраздѣленіе страстей:

Страсти желанія

Гнѣвливыя страсти

по отношенію къ добру

по отношенію къ злу

по отношенію къ наступившему злу

по отношенію къ устраненному злу

по отношенію къ добру, еще не достигнутому

любовь, желаніе, радость.

ненависть, отвращеніе, горесть.

гнѣвъ.

отважность, страхъ.

надежда, отчаяніе.

   Кромѣ того, самъ Ѳомa признаетъ, что любовь есть первая изъ страстей желанія, потому что она есть начало тѣхъ, которыя относятся къ добру. Эти же имѣютъ преимущество передъ тѣми,. которыя относятся ко злу; потому что тотъ, кто стремится къ добру, отвергаетъ противоположное ему зло. Но гнѣвливыя страсти имѣютъ свое основаніе въ страстяхъ желанія, потому что стараются устранить трудности, чтобы достигнуть добра и избѣгнуть зла, a также находятъ въ нихъ свою цѣль, когда добро достигнуто или зло отклонено. Такимъ образомъ, по его ученію, все сводится къ любви. Онъ категорично говоритъ объ этомъ: любовь не причиняется никакой другой страстію, напротивъ того, -- нѣтъ такой страсти, которая не предполагала бы сколько-нибудь любви; такъ какъ всякая страсть предполагаетъ извѣстную однородность (connaturalitas) съ своимъ предметомъ, которая именно относится къ любви.
   Да и всѣ дѣйствія какого бы то ни было рода должны проистекать изъ любви, такъ какъ всякій, кто дѣйствуетъ, дѣйствуетъ съ извѣстной цѣлью/ Эта цѣль не можетъ быть ничѣмъ инымъ, какъ достиженіемъ добра, слѣдовательно того, что онъ любитъ.
   Но какимъ образомъ любовь, которая сама по себѣ всегда имѣетъ предметомъ добро, можетъ производить зло, -- достаточно объясняется вышесказаннымъ. Это именно бываетъ слѣдствіемъ того, когда свобода выбора души вмѣсто истиннаго добра избираетъ кажущееся добро, которое ему представляетъ чувственность.
   Когда же душа достигаетъ извѣстнаго навыка въ томъ или другомъ направленіи, то это называется хорошей или дурной привычкой (habitus), добродѣтелью или порокомъ.
   Послѣдніе подраздѣляются по различнымъ предметамъ, которые имѣютъ цѣлью, и тѣ изъ нихъ, за которыми, главнымъ образомъ, слѣдуютъ многіе другіе, называются главными грѣхами.
   И Ѳома насчитываетъ между ними семь извѣстныхъ грѣховъ катехизиса: высокомѣріе, скупость, зависть, блудъ, чревоугодіе, гнѣвъ и лѣность. Но онъ развиваетъ ихъ нѣсколько иначе, чѣмъ Данте.
   Способность желать, -- говоритъ онъ, -- можетъ быть приведена въ движеніе двоякимъ способомъ, во-первыхъ, непосредственно, когда она привлекается добромъ и отталкивается зломъ, и посредственно, когда она желаетъ чего-нибудь дурного, ради связаннаго съ нимъ добра, или пренебрегаетъ какимъ-нибудь добромъ, ради угрожающаго, связаннаго съ нимъ зла.
   Блага, которыхъ люди ненадлежащимъ образомъ непосредственно желаютъ, бываютъ четырехъ родовъ, a именно:
   1) Благо, желать котораго человѣкъ научается только чрезъ познавательную способность, отличіе похвалами или почестями, изъ чего происходитъ высокомѣріе;
   2) благо чувственное, направленное къ сохраненію личности;
   3) подобное же, направленное къ поддержанію рода, откуда происходить чревоугодіе и блудъ;
   4) внѣшнія блага, которыя влекутъ за собою скупость.
   Когда человѣкъ пренебрегаетъ своимъ собственнымъ благомъ, усматривая въ сопряженныхъ съ нимъ затрудненіяхъ превозмогающее зло, въ такомъ случаѣ изъ :этого проистекаетъ лѣность.
   Когда онъ ненавидитъ благо своего ближняго, считая, что его собственная слава нмѣегъ отъ этого ущербъ, или желая ему мстить, то въ такомъ случаѣ происходитъ зависть и гнѣвъ.
   Взглядъ Данте отличается здѣсь, главнымъ образомъ, тѣмъ, что онъ относитъ также гордость къ склонностямъ, которыя основываются на вредѣ ближняго, изъ котораго разсчитываютъ извлечь пользу для себя.
   Но вообще я бы скорѣй считалъ разсмотрѣніе поэтомъ семи главныхъ грѣховъ болѣе остроумнымъ, чѣмъ это сдѣлано философомъ.

 []

  

Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru