С.-ПЕТЕРБУРГЪ. ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ Е. Н. АХМАТОВОЙ, ДМИТР. ПЕР. Д., No 17. 1875
I. ПРИГОТОВЛЕНІЕ УГЛЯ.
Путешественникъ, отправляющійся изъ Франціи въ Бельгію, не можетъ не замѣтить обширныхъ равнинъ, простирающихся отъ Валенсьены до Мона, и даже далѣе. Это не потому, чтобы страна заслуживала вниманія по своему живописному мѣстоположенію: она плоская и совершенно обнаженная. Болота, покрывавшія ее, когда Цезарь завоевалъ Галлію, огромные лѣса, по которымъ римскіе солдаты должны были прокладывать себѣ путъ съ топоромъ въ рукѣ и гдѣ жители защищались такъ энергично -- эти болота и эти лѣса, говоримъ мы, исчезли давно. На мѣстѣ ихъ виднѣются только рѣдкія группы деревьевъ, потомъ ручьи, старательно сдерживаемые плотинами и сдѣлавшіеся рабами промышленности.
Увѣряютъ, что страна эта плодоносна, что поля производятъ превосходный табакъ, рѣпу перваго сорта, ленъ, цѣнимый всѣми ткачами во Франціи и въ Англіи; это можетъ быть; но кто занимается, Боже мой! тѣмъ, что собирается съ поверхности земли подъ лучами солнца? Мы находимся въ Баринафѣ, въ центрѣ угольнаго бассейна Гэно, одного изъ богатѣйшихъ въ свѣтѣ по численности и силѣ угольныхъ слоевъ. Не на равнинѣ находится богатство, а на четыреста метровъ ниже, въ глубинѣ одной изъ тѣхъ страшныхъ шахтъ, гдѣ работаетъ ночь и день цѣлое народонаселеніе. Поэтому все принадлежитъ углю въ этой странной странѣ, предметы и люди. Въ деревняхъ живутъ углекопы, среди которыхъ землепашцы составляютъ незначительное меньшинство. Заводы, колоссальныя трубы, которыми усыпана мѣстность, кажутся храмами, воздвигнутыми во славу бога Угля. Тяжелыя барки, скользящія на поверхности каналовъ, нагружены только каменнымъ углемъ; маленькія желѣзныя дороги, по которымъ лошади тащатъ вагоны, служатъ единственно къ перевозкѣ угля. Уголь проникаетъ повсюду, просачивается вездѣ, какъ воздухъ и свѣтъ. Дома черны, вода въ ручьяхъ, пыль на дорогѣ -- все черно. Листья деревьевъ покрыты тонкой и блестящей пылью каменнаго угля. Даже самое солнце приняло оттѣнокъ угля, когда безчисленныя трубы, о которыхъ мы говорили, обдаютъ атмосферу густымъ дымомъ, продуктомъ каменнаго угля.
Въ центрѣ этой промышленной страны, недалеко отъ французской границы, находятся угольныя копи, гдѣ будутъ происходить событія этой исторіи.
Угольныя копи эти называются Полиньи, по имени деревни, находящейся въ трехъ стахъ шагахъ отъ главныхъ зданій разработки угля. Это не самыя значительныя въ этомъ кантонѣ, однако ея концессія обнимала большое пространство, и кромѣ зданій, упомянутыхъ нами, виднѣлись тамъ-и-сямъ въ окрестностяхъ печи для обжиганія угля, шахты для добыванія его и освѣженія воздухомъ. Никакого судоходнаго канала не находилось возлѣ этой копи, что было чрезвычайно невыгодно для ея продуктовъ, лишенныхъ такимъ образомъ способа экономической перевозки; зато маленькая желѣзная дорога, которыхъ такъ много въ томъ краю, шла отъ главной копи къ Шельдѣ, откуда полиньискій уголь могъ расходиться по всему свѣту.
Впрочемъ, окрестности не были лишены очарованія, несмотря на свое однообразіе. Между зданіями, широко раскинутыми, разстилались прекрасныя поля, колыхались изящныя вершины деревьевъ. Особенно деревня имѣла живописный видъ съ своими низкими домами, крытыми черепицей, съ площадью, усаженною старыми вязами, подъ которыми углекопы приходили играть въ шары по воскресеньямъ, съ старинной церковью, съ ветхой и странной колокольней, наконецъ съ многочисленными садиками, гдѣ хозяйки сажали овощи и цвѣты за изгородями изъ бузины и бирючины. Но мы должны заниматься не деревней; заводъ, надменно возвышающійся надъ нею, требуетъ нашего вниманія, и на заводъ мы отправимся.
Ничего не можетъ быть величественнѣе для глазъ большого двора, куда свободно входили въ ворота, отворенныя и день и ночь. Налѣво находилось тяжелое кирпичное зданіе съ огромными окнами безъ стеколъ и съ колоссальной трубою. Въ этомъ зданіи были главная шахта угольная и паровая машина. Напротивъ шли безконечные сараи съ грудами угля, строящіяся машины, а особенно кучи досокъ всякаго рода, которыя постоянно употребляются въ колодезяхъ и въ углекопныхъ галереяхъ. Направо возвышался павильонъ, въ которомъ жили хозяинъ и главныя лица; этотъ корпусъ, такъ же какъ и всѣ другія зданія, былъ черенъ, пропитанъ углемъ и сливался вмѣстѣ съ ними въ мрачномъ однообразіи.
Дворъ, въ ту минуту, какъ начинается наша исторія, былъ полонъ движенія и шума; работали и люди, и машины. Паръ свистѣлъ, колеса дѣйствовали, глухіе правильные звуки выходили изъ глубины земли, которая какъ будто дрожала подъ ногами. Вода, выбрасываемая насосами, рокотала на днѣ трубъ и разливалась по окрестностямъ грязными ручьями, которыхъ не скрывалъ ни одинъ болотистый цвѣтокъ и безплодные берега которыхъ не осѣняли ни одно дерево, ни одинъ кустъ.
Подъ навѣсами, въ мастерскихъ, господствовали та же суета, тотъ же шумъ. Плотники и кузнецы дѣлали свое дѣло.Тамъ молоты опускались на раскаленное желѣзо, ослѣпительныя искры брызгали словно изъ огненнаго источника. Далѣе оглушалъ визгъ пилъ, стукъ топоровъ. Женщины, дѣти, мужчины работали наперывъ, и воображеніе смущалось, когда думалось, что эта дѣятельность, этотъ лихорадочный пылъ обнаруживались также энергично не только на поверхности земли, но и въ глубинѣ копи, гдѣ работало нѣсколько сотъ человѣкъ.
Одно особенное обстоятельство развлекало въ этотъ день всѣхъ работниковъ. Разговаривали шепотомъ и очень горячо, переходили отъ одной группы къ другой, какъ бы сообщая новости, и всѣ смотрѣли съ пылкимъ любопытствомъ на павильонъ хозяина. Даже работы были бы прерваны, еслибъ подмастерья не бранили своихъ подчиненныхъ; поэтому пилы и молотки продолжали шумѣть, но озабоченность работниковъ не прекращалась и каждую минуту становилась очевиднѣе.
Молодой человѣкъ, стоявшій у входа на большой дворъ, смотрѣлъ на это оживленное зрѣлище, безъ сомнѣнія, новое для него. Этотъ молодой человѣкъ, дѣйствительно, былъ пріѣзжій, хотя по костюму его можно было принять за одного изъ тѣхъ углекоповъ, которые ходятъ съ одного завода на другой искать работы. На немъ были панталоны изъ толстаго сукна и блуза, стянутая кожанымъ поясомъ, поярковая шляпа, а на спинѣ солдатская сумка съ небольшими пожитками. Однако, разсмотрѣвъ его внимательнѣе, въ немъ можно было угадать не простого работника. Лицо у него было красиво и правильно, черты нѣжныя и тонкія, борода шелковистая, глаза, голубые, чистосердечные и свѣтлые, сверкали умомъ, словомъ -- во всей его наружности виднѣлось что-то изящное и благородное, говорившее въ его пользу. Даже его костюмъ, несмотря на простоту, представлялъ нѣкоторыя замѣчательныя особенности: рубашка на немъ была очень бѣлая и воротникъ отворачивался на шелковый галстухъ, небрежно завязанный около шеи. Вся его одежда казалась новою, и хотя онъ былъ силенъ, руки его не сдѣлались жестки отъ ежедневнаго употребленія кирки. Словомъ, этотъ молодой человѣкъ былъ самымъ щеголеватымъ углекопомъ, какого когда-либо видали во Франціи и Бельгіи.
Мы уже сказали, что онъ стоялъ у входа на заводъ и смотрѣлъ на все съ любопытствомъ, а можетъ быть и съ замѣшательствомъ. Наконецъ, онъ рѣшился, вошелъ на дворъ и направился къ павильону хозяина. Едва сдѣлалъ онъ нѣсколько шаговъ, какъ привратникъ, безрукій старикъ, очевидно, углекопъ искалѣченный несчастнымъ случаемъ, вышелъ изъ ближней коморки и спросилъ его по-фламандски что ему нужно. Молодой человѣкъ не понималъ этого языка и привратникъ повторилъ по-французски, тогда незнакомецъ сказалъ ему пріятнымъ и гармоническимъ голосомъ:
-- У себя ли господинъ Ван-Бестъ?
-- Да, да, пріятель, отвѣтилъ привратникъ, которому костюмъ незнакомца внушалъ не очень большое уваженіе: -- вы найдете господина Ван-Беста въ конторѣ, вонъ тамъ, въ нижнемъ жильѣ. У него теперь депутаты отъ работниковъ... Но что они говорятъ хозяину, печально прибавилъ старикъ: -- не составляетъ тайны ни для кого, и я думаю, что онъ васъ все-таки приметъ.
Незнакомецъ поблагодарилъ, кивнувъ головой, и хотѣлъ пройти дальше, когда привратникъ продолжалъ, возвысивъ голосъ:
-- Если вы пришли искать работы, не стоитъ безпокоить господина Ван-Беста; вы можете обратиться къ инспектору или...
-- Я желаю говорить съ самимъ господиномъ Ван-Бестомъ.
-- Это другое дѣло, ступайте въ контору.
Незнакомецъ поспѣшилъ войти въ залу нижняго жилья, которая служила конторой управленію завода. Зала эта раздѣлялась перегородками и рѣшетками на равныя отдѣленія, занятыя служащими низшаго разряда. Кассиръ, контролеры, счетчики находились на своихъ мѣстахъ за рѣшетками; но мы должны сказать, что въ эту минуту занятія не поглощали ихъ вниманія. Они слушали оживленный разговоръ, происходившій на концѣ залы, въ той комнатѣ, гдѣ обыкновенно находился хозяинъ. Этотъ разговоръ былъ такъ для нихъ интересенъ, что никто не примѣчалъ присутствія незнакомца. Тотъ подошелъ къ одному писарю и робко спросилъ господина Ван-Беста.
Писарь указалъ на грязную скамейку возлѣ перегородки. Молодой человѣкъ, не обижаясь этой рѣзкостью, сѣлъ на скамейку, снялъ сумку и, повидимому, безропотно рѣшился ждать очереди. Потомъ, такъ какъ дверь той комнаты, гдѣ находился хозяинъ, была отворена и позволяла видѣть все, что тамъ происходило, и такъ какъ притомъ тамъ говорили громко, не заботясь, что услышатъ, онъ не посовѣстился тоже смотрѣть и слушать.
Кабинетъ Ван-Беста не имѣлъ другихъ украшеній, кромѣ огромныхъ плановъ копей и рисунковъ различныхъ машинъ. Мебель состояла изъ такихъ же столовъ и полокъ сосноваго дерева, какъ въ конторѣ, картоновъ съ ярлыками и большихъ книгъ съ мѣдными застежками. Управленіе угольныхъ копей немногимъ жертвовало для наружнаго вида и роскошь тѣмъ болѣе была изгнана, что металлическая пыль угля, этотъ мѣстный бичъ, непремѣнно испортилъ бы въ нѣсколько часовъ роскошную мебель.
Но незнакомецъ прежде всего сталъ разсматривать самого Ван-Беста, который сидѣлъ въ кожаномъ креслѣ за массивной конторкой. Этотъ всемогущій начальникъ нѣсколькихъ сотъ работниковъ не имѣлъ ничего величественнаго; это былъ толстый фламандецъ, лѣтъ пятидесяти, съ простымъ обращеніемъ и разговоромъ, небрежно одѣтый. Его широкое лицо выражало бы только добродушіе, еслибъ морщины, показывавшіяся на лбу, около рта и глазъ, не обнаруживали заботъ, иногда возмущавшихъ его спокойный темпераментъ. Словомъ, Ван-Бестъ представлялъ точный типъ промышленника сѣверныхъ странъ, и видя его, машинально искали глазами трубку и кружку пива, непремѣнныя принадлежности этого извѣстнаго типа. Огромную трубку Ван-Бестъ держалъ въ эту минуту въ рукѣ, кружка же съ пивомъ была недалеко и красовалась на столѣ съ огромной яндовой, еще на половину наполненной пѣнистой жидкостью.
Депутаты отъ работниковъ, которые возбуждали такое волненіе во всемъ заводѣ, были только двое. Одинъ, высокій и красивый двадцатипятилѣтній молодой человѣкъ, принарядился для этого случая. На немъ былъ короткій черный плисовый сюртукъ съ посеребренными пуговицами, панталоны изъ той же матеріи, а въ рукахъ онъ вертѣлъ новую фуражку, которая должна была придавать ему ухорскій видъ, когда онъ надѣвалъ ее на-бекрень.
Его лицо, съ открытымъ и улыбающимся выраженіемъ, было выбрито въ тоже утро деревенскимъ цирюльникомъ. Этотъ молодой углекопъ, называвшійся Антоанъ Робенъ, былъ одинъ изъ лучшихъ подмастерьевъ и представлялъ между полиньискими работниками трудолюбивую, разумную и прогрессивную партію.
Товарищъ его, напротивъ, депутатъ бурливой и безразсудной партіи, думалъ, что собственное достоинство не позволяетъ ему принарядиться для этого случая. Онъ остался въ своемъ рабочемъ костюмѣ, въ холстинномъ камзолѣ и такихъ же панталонахъ, въ кожаномъ поясѣ и такой же фуражкѣ. Неизбѣжная угольная пыль покрывала все это. Такъ какъ его руки и лицо также были совершенно черны, человѣкъ этотъ, съ своимъ огромнымъ ростомъ, казался олицетвореніемъ чернаго дьявола, представляемаго въ картинахъ среднихъ вѣковъ. Красныя шишки на лбу, такъ же какъ хриплый и жесткій голосъ, показывали привычку къ пьянству; даже въ эту минуту онъ былъ отчасти пьянъ, хотя старался сохранить свою самоувѣренность и важность. Его звали Леопольдъ Бюнеръ, но товарищи называли его фамильярно Высокій Леопольдъ. Въ копи онъ занималъ должность развѣдчика.
Кромѣ Ван-Беста и депутатовъ, въ кабинетѣ хозяина было еще четвертое лицо, которое было не видно и оставалось неподвижно и безмолвно, однако должно быть пользовалось нѣкоторой властью, потому что оба углекопа и самъ Ван-Бестъ часто обращались къ нему съ видомъ уваженія, какъ бы спрашивая его одобренія.
Антоанъ Робенъ, молодой работникъ въ плисовой жакеткѣ, имѣлъ во сто разъ болѣе здраваго смысла и общежитія, чѣмъ его дюжій товарищъ; однако, онъ предоставлялъ говорить развѣдчику, вліяніе котораго на товарищей онъ зналъ и опасался, еслибъ порученіе, данное имъ, неудалось. Высокій Леопольдъ, стоя предъ Ван-Бестомъ, говорилъ своимъ хриплымъ голосомъ, прислушиваясь къ своимъ словамъ:
-- Намъ поручено всѣми работниками сообщить вамъ кое-что. Можетъ быть, вамъ уже извѣстно, о чемъ будетъ рѣчь; но все-таки надо вамъ разсказать все подробно, чтобъ недоразумѣній никакихъ не было; не такъ ли?
-- Ну, вотъ Робенъ скажетъ вамъ, что ремесло углекопа тяжелое. Вѣчно работать подъ землею, рискуя быть раздавленнымъ обваломъ или утонуть въ водѣ, которая вдругъ разольется по галереямъ, или сгорѣть отъ рудничаго газа! Еслибъ еще, когда поднимешься на верхъ, было что перекусить, было чѣмъ одѣть малыхъ и старыхъ, иногда выпить даже, куда бы не шло; но вѣдь этого нѣтъ, и если внизу находишь трудъ, наверху находишь нищету... Вотъ оно что... Вы понимаете, сударь, что такъ продолжаться не можетъ.
-- Хорошо!.. дальше что? заворчалъ хозяинъ.
-- Если мы согласились на счетъ этого, продолжалъ ораторъ.-- дѣло пойдетъ скоро. Нельзя, чтобы одни имѣли все, а другіе ничего. Вы получаете милліоны изъ этой копи и дѣйствительно въ нѣкоторые дни деньги льются сюда какъ дождь. Для насъ же, напротивъ, времена ставятся тяжелѣе, все дорожаетъ, хлѣбъ, пиво, одёжа, квартиры; чортъ знаетъ на чемъ остановится! Стало быть, мы не можемъ работать при настоящихъ условіяхъ; этакъ, пожалуй, и шкуру съ себя сдерешь. Сосѣдніе углекопы получаютъ больше насъ, почему же съ нами не поступаютъ какъ съ ними? Мы пришли просить васъ прибавить плату всѣмъ полиньискимъ рабочимъ... О! только нѣсколько сантимовъ въ день; для васъ это составитъ бездѣлицу, а намъ будетъ хорошо. Если вы не согласитесь на нашу просьбу, дѣло будетъ плохо, предупреждаю васъ.
-- Ты не говоришь мнѣ, Высокій Леопольдъ, сказалъ Ван-Бестъ: -- какой прибавки просятъ работники?
-- Бездѣлицы; десять процентовъ съ настоящей цѣны... Намъ будетъ этого довольно... по-крайней-мѣрѣ теперь.
-- Десять процентовъ! повторилъ хозяинъ.
-- Десять процентовъ! прошепталъ нѣжный голосъ печальнымъ тономъ.
Высокій Леопольдъ переминался съ ноги на ногу, между тѣмъ какъ насмѣшивая улыбка виднѣлась изъ-подъ его угольной маски.
Выпустивъ нѣсколько клубовъ дыма, Ван-Бестъ обратился къ другому углекопу.
-- А ты, Антоанъ Робенъ, спросилъ онъ:-- ничего не прибавишь?
-- Нечего прибавлять, скромно отвѣтилъ Антоанъ.-- Развѣдчикъ объяснилъ вамъ просьбу товарищей; однако, онъ могъ бы говорить вамъ потише; извѣстно, какой вы хорошій человѣкъ; вы добры къ намъ какъ родной отецъ... такъ же какъ и барышня Амелія, ваша дочь, которую мы всѣ любимъ. Она каждый день посылаетъ лакомства и вино моей больной матери; она даетъ работу Гертрудѣ, моей родственницѣ, и на счетъ этого можетъ быть увѣрена...
Антоанъ умилялся; Высокій Леопольдъ бросилъ на него взглядъ насмѣшливый и такой грозный, что бѣдный Робенъ преодолѣлъ свое волненіе и продолжалъ болѣе твердымъ тономъ:
-- Итакъ, господинъ Ван-Бестъ, вы видите, для чего мы пришли. Работники страдаютъ и за это на нихъ сердиться нечего. Если это возможно, мы надѣемся, что вы намъ прибавите.
Ван-Бестъ, прежде чѣмъ отвѣтилъ, подошелъ къ аспидной доскѣ, висѣвшей на стѣнѣ, и быстро написалъ мѣломъ нѣсколько цифръ.
-- Если вамъ нужно день или два, поспѣшно продолжалъ Антоанъ: -- не стѣсняйтесь. Мы уговоримъ товарищей немножко потерпѣть.
-- Что о томъ говорить? съ гнѣвомъ перебилъ Высокій Леопольдъ: -- развѣ ты не знаешь, что всѣ другіе хотятъ покончить? Господинъ Ван-Бестъ долженъ рѣшить сейчасъ... Развѣ такъ трудно сказать да или нѣтъ?
-- Мнѣ не нужно думать, спокойно возразилъ Ван-Бестъ, садясь на свое мѣсто: -- все пересмотрѣно и все обдумано... Послушайте, я долженъ бороться на всѣхъ рынкахъ противъ французскаго и англійскаго угля, который теперь продается очень дешево; стало быть, я не могу увеличивать цѣны, иначе не продастся ни одинъ бочонокъ моего угля. Съ другой стороны всѣмъ извѣстно, какъ дорого намъ обходится обработка. Притомъ, наши копи безпрестанно заливаются водой или сгораютъ отъ рудничнаго газа: это принуждаетъ насъ къ значительнымъ издержкамъ. Я не получаю и трехъ процентовъ съ огромнаго капитала, употребляемаго на эти копи. Я не хотѣлъ прекратить работы, что было бы бѣдствіемъ для всего края, но Богу извѣстно, цѣною какихъ усилій и какихъ жертвъ могъ я собирать въ дни платы деньги, такъ ослѣпившія Высокаго Леопольда. Вотъ каково положеніе дѣлъ, и оно не блистательно. Теперь, если заработная плата будетъ увеличена на десять процентовъ, я не буду въ состояніи выдерживать конкуренціи съ иностраннымъ углемъ и буду принужденъ продавать въ убытокъ. А продавать въ убытокъ значитъ раззоряться; вы не можете же требовать отъ меня раззоренія, потому что чрезъ то пострадаете и вы.
Онъ откинулся на спинку своего кресла и началъ пускать дымъ, какъ движущійся локомотивъ.
Антоанъ совершенно понялъ отвѣтъ хозяина, но Высокій Леопольдъ, повидимому, сомнѣвался насчетъ рѣшимости Ван-Беста.
-- Объяснимся... продолжалъ онъ: -- хотите вы или нѣтъ увеличить плату?
-- Не могу, отвѣтилъ Ван-Бестъ.
-- Сдѣлайте милость, сударь, сказалъ Антоанъ тономъ безпокойства: -- подумайте еще... Работники волнуются и они способны... Послушайте, если прибавка велика, не можете ли вы согласиться на пять процентовъ пока? Мы постараемся уговорить товарищей удовольствоваться этимъ.
-- Ни пяти, ни трехъ, ни одного су, ни одного сантима, отвѣтилъ Ван-Бестъ рѣшительнымъ тономъ: -- я даже не знаю, долго ли продержусь при настоящей платѣ. Еще разъ повторяю вамъ, что принявъ ваши условія, я только ускорю свое раззореніе.
Антоанъ глубоко вздохнулъ. Вздохъ этотъ слабо былъ повторенъ на другомъ концѣ комнаты.
Высокій Леопольдъ нахмурилъ брови и глаза его казались совершенно бѣлыми на черномъ лицѣ.
-- А! такъ вотъ какъ! закричалъ онъ дерзкимъ тономъ:-- и вы воображаете, что мы, работники, позволимъ богачамъ, не дѣлающимъ ничего, пользоваться такимъ образомъ нашими трудами. Насъ считаютъ вѣрно дураками! Денегъ у васъ куча, вы живете въ изобиліи, а у насъ едва есть кусокъ хлѣба на пропитаніе. Такъ продолжаться не можетъ, ни здѣсь, ни въ другихъ мѣстахъ. Бѣдняки расплатятся съ тѣми, кто наживается ихъ потомъ, и тогда старые счеты будутъ кончены всѣ за одинъ разъ!
Онъ, казалось, не расположенъ былъ умолкнуть о предметѣ, который былъ его любимой темой въ деревенскихъ кабакахъ; но ему не позволили дать волю краснорѣчію. Ван-Бестъ, до-сихъ-поръ такой холодный и сдержанный, вскочилъ и разбилъ свою трубку объ столъ.
-- Гнусный негодяй! вскричалъ онъ:-- цѣлый часъ слушаю я твои дерзости и не поддавался искушенію переломать тебѣ кости. Но неужели ты думаешь, что у меня достанетъ терпѣнія слушать твои оскорбленія? Вонъ отсюда и не показывайся мнѣ на глаза!
Высокій Леопольдъ, безъ сомнѣнія, этого не ожидалъ, однако старался выказать твердость.
-- Я депутатъ работниковъ, сказалъ онъ, выпрямлясь:-- и если со мною обращаются такимъ образомъ...
-- Ты больше ничего, какъ негодный пьяница, говорунъ и плутъ, возразилъ Ван-Бестъ съ глубокимъ гнѣвомъ желчныхъ людей:-- ты слышалъ мой отвѣтъ на просьбу этихъ бѣдныхъ людей, которыхъ ты сбиваешь съ толку твоими высокопарными словами. Теперь порученіе, данное тебѣ, исполнено... Убирайся, или я разобью тебѣ голову!
Онъ схватилъ со стола огромную яндову съ пивомъ и хотѣлъ бросить ее въ голову дерзкаго углекопа. Лицо, до-сихъ-поръ остававшееся невидимымъ и безмолвнымъ въ углу кабинета, бросилось и удержало ее за руку съ умоляющими словами.
Это была молодая дѣвушка, такая прелестная и трогательная въ своемъ испугѣ, что незнакомецъ, ожидавшій аудіенціи, былъ пораженъ восторгомъ. Она была высока, стройна, бѣлокура и въ ея очаровательныхъ чертахъ ангельская кротость соединялась съ необыкновенной твердостью. Шелковое платье темнаго цвѣта обрисовывало чудныя формы ея стана, а отъ этой темной матеріи отдѣлялись воротничокъ и манжетки снѣжной бѣлины, рѣдкая и дорогая роскошь среди угольной атмосферы. Но никакія вещицы, никакія украшенія не виднѣлись въ ея одеждѣ. Волосы были просто зачесаны на гладкомъ лбу и вся ея наружность отличалась изяществомъ, добротой, умомъ, которые внушали уваженіе и сочувствіе. Въ этой граціозной дѣвушкѣ читатели угадали Амелію Ван-Бестъ, единственную дочь владѣльца угольныхъ копей.
Но хотя Амеліи приписывали большое вліяніе на отца, это вліяніе на этотъ разъ оказалось безполезнымъ. Ван-Бестъ вырывался изъ рукъ дочери и говорилъ запыхавшимся голосомъ:
-- Оставь меня, дитя мое... Неужели я долженъ позволить такому негодяю идти мнѣ наперекоръ? Злодѣй, уйдешь ли ты?
Огромная яндова все раскачивалась въ воздухѣ, несмотря на усилія Амеліи. Высокій Леопольдъ упрямился изъ самолюбія, но его товарищъ, Антоанъ Робенъ, не раздражалъ хозяина безполезнымъ упорствомъ; притомъ конторщики зашевелились, какъ бы приготовляясь вступиться за хозяина. Все это заставило Высокаго Леопольда отретироваться съ почетомъ, пока возможно.
-- Хорошо! хорошо! возразилъ онъ:-- мы уйдемъ. Не оттого, чтобы я боялся, но больше нечего говорить... Работники узнаютъ, какъ приняли ихъ депутата... Потерпимъ! Я откровененъ, но наверстаю свое; кто доживетъ, увидитъ... Ну, Антоанъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ другому углекопу:-- идешь ты или нѣтъ?
Антоанъ сдѣлалъ знакъ, что онъ еще желаетъ остаться съ Ван-Бестомъ.
-- Трусъ! пробормоталъ Высокій Леопольдъ.
Онъ наконецъ вышелъ, надвинувъ на глаза кожанную фуражку.
Была пора; толстый Ван-Бестъ задыхался отъ гнѣва; ему угрожалъ апоплексическій ударъ. Какъ только Высокій Леопольдъ исчезъ, Ван-Бестъ опустился на кресло и оставался какъ бы въ изнеможеніи, между тѣмъ какъ Амелія, наклонившись къ его плечу, шепотомъ говорила ему нѣжныя слова.
II. ДВА НЕОЖИДАННЫХЪ ДРУГА.
Ван-Бесту понадобилось нѣсколько минутъ, чтобы оправиться отъ волненія; наконецъ онъ выпрямился, крѣпко поцѣловалъ дочь и сказалъ своимъ обыкновеннымъ голосомъ:
-- Теперь прошло... Не терзай себя... Съ какой это стати я разсердился на пьяницу! Хуже всего то, что я сломалъ свою трубку... трубку чудесную, которая служила мнѣ два года... А! это ты, Антоанъ Робенъ... что ты тутъ дѣлаешь? продолжалъ онъ, обращаясь къ углекопу, который стоялъ безмолвно и задумчиво:-- ты еще что-нибудь хочешь мнѣ сказать?
-- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣтилъ Антоанъ печально:-- вы знаете теперь въ чемъ дѣло; но видите ли, еслибъ я вышелъ съ Высокимъ Леопольдомъ, онъ непремѣнно сталъ бы увѣрять, что вы прогнали насъ, и это произвело бы самое дурное дѣйствіе на углекоповъ, тогда какъ если я останусь здѣсь, всѣ поймутъ, что одного Леопольда выгнали за его дерзость.
-- Благодарю, Антоанъ, тебѣ пришла умная мысль, отвѣтилъ хозяинъ дружелюбнымъ тономъ:-- неужели работники раздражены до такой степени?
-- Имъ подаютъ дурные совѣты; у насъ слушаютъ не тѣхъ, кто честнѣе, а кто отважнѣе да умѣетъ лучше говорить. У васъ есть друзья и вашу милую барышню обожаютъ всѣ хорошіе люди; только, къ несчастью, хорошіе люди не смѣютъ выступать вперёдъ... Повѣрите ли, что сегодня хотѣли къ вамъ послать одного Высокаго Леопольда. Съ трудомъ нѣсколько смирныхъ работниковъ успѣли назначить и меня. Вы видѣли, какъ онъ исполнилъ порученіе, теперь онъ станетъ разглагольствовать противъ васъ, а можетъ быть и противъ меня, станетъ обвинять, что я плохо ему помогалъ.
-- Скажи мнѣ, Антоанъ, продолжалъ Ван-Бестъ, понизивъ голосъ:-- если я не соглашусь на требуемую прибавку, осмѣлятся ли мои работники сдѣлать стачку?
-- Это непремѣнно.
-- Но когда такъ, съ испугомъ прошептала Амелія:-- наше положеніе сдѣлается ужасно!
-- Этого не надо допускать, мой милый, сказалъ онъ:-- поговори съ работниками разсудительно. Если они помѣшаютъ мнѣ продолжать, они пострадаютъ вмѣстѣ со мною. Какое бѣдствіе будетъ для края, если работы въ этихъ копяхъ прекратятся! Какимъ образомъ будутъ жить они съ женами и дѣтьми? Я не могу исполнить ихъ требованій, но если, какъ всѣ думаютъ, уголь возвысится въ цѣнѣ, мы постараемся уладить дѣло... Скажи имъ это... Не отправишься ли ты сейчасъ въ шахту?
-- Работники всѣ работаютъ по разнымъ мѣстамъ, господинъ Ван-Бестъ, и трудно ихъ собрать, не прерывая работъ. Вечеромъ еще я успѣю передать имъ ваши обѣщанія. Самое важное -- смотрѣть за Высокимъ Леопольдомъ; можетъ быть, онъ уже ходитъ по мастерскимъ и толкуетъ ложь или разглагольствуетъ въ кабакѣ старухи Бишетъ съ тѣми работниками; которые должны работать въ слѣдующую ночь.
-- Постарайся, любезный Антоанъ, ты навѣрно успѣешь.
-- И если вы успѣете, мосьё Антоанъ, прибавила Амелія съ жаромъ:-- мы будемъ вѣчными вашими должниками... Какъ здоровье вашей матушки сегодня?
-- Недурно, отвѣтилъ углекопъ, вздыхая:-- безъ васъ и вкусныхъ кушаньевъ, которыя вы ей присылаете, безъ утѣшительныхъ словъ, которыя вы ей говорите, бѣдной старухи давно не было бы на свѣтѣ.
-- "Хорошія кушанья" присылаетъ мой отецъ, сказала Амелія, улыбаясь и положивъ свои тонкіе пальчики на руку Ван-Беста:-- отъ меня идутъ только дружескія слова... Я вечеромъ, когда приведу въ порядокъ мои книги, приду навѣстить вашу мать и отнесу работу вашей кузинѣ Гертрудѣ.
-- Ахъ, вы благодѣтельница всего нашего семейства!
-- И такъ до вечера. Съ вашей стороны хорошо, еслибъ вы могли дать намъ хорошія извѣстія о нашихъ работникахъ, притязанія которыхъ, признаюсь, внушаютъ мнѣ смертельное безпокойство.
Послѣдняя часть разговора происходила шепотомъ и Ван-Бестъ, погруженный въ размышленія, не принималъ въ ней участія. Незнакомецъ, давно уже ждавшій въ конторѣ, счелъ минуту благопріятною, чтобы представиться; взявъ сумку подъ мышку и держа шляпу въ рукѣ, онъ скромно вошелъ въ кабинетъ хозяина, дверь котораго, какъ намъ извѣстно, осталась отворенною.
Его неожиданное появленіе возбудило нѣкоторое удивленіе. Амелія спряталась за отцомъ, а Антоанъ Робенъ бросилъ на пришедшаго недовѣрчивый взглядъ. Ван-Бестъ сказалъ съ досадой:
-- Чего ему нужно? Вѣрно работы въ копи?
Незнакомецъ поклонился съ робкой вѣжливостью и молчалъ. Но, очевидно, не рѣзкій тонъ Ван-Беста смущалъ его: глаза его были устремлены на Амелію и яркій румянецъ покрылъ его щеки.
-- Папа, прошептала молодая дѣвушка, которую стѣсняло это вниманіе:-- замѣтьте... этотъ господинъ навѣрно не... не можетъ быть...
Незнакомецъ поблагодарилъ ее улыбкой, потомъ отвѣтилъ безъ нерѣшимости:
-- Дѣйствительно, я желаю найти работу въ полиньискихъ копяхъ.
-- Я это зналъ, сказалъ Ван-Бестъ:-- ну, пріятель, ты выбралъ странное время!
Амелія, узнавъ, что пришедшій болѣе ничего какъ работникъ, вдругъ приняла холодный и сдержанный тонъ.
-- Ну, мальчикъ, продолжалъ Ван-Бестъ:-- ты какое знаешь ремесло? Вѣдь у насъ здѣсь работники разные. Ты углекопъ, развѣдчикъ, плотникъ, механикъ? Гдѣ ты работалъ? Откуда ты? Есть у тебя аттестатъ?
-- Вотъ это отвѣтитъ на всѣ ваши вопросы, отвѣчалъ незнакомецъ, вынимая изъ бумажника письмо, которое онъ отдалъ Ван-Бесту.
-- Отъ господина Р., директора желѣзной дороги ***.
-- Чортъ побери! сказалъ Ван-Бестъ.
Онъ разсмотрѣлъ письмо, на конвертѣ котораго было нѣсколько административныхъ штемпелей, и распечаталъ его съ очевиднымъ нетерпѣніемъ. Прочитавъ бѣгло письмо, Ван-Бестъ позвалъ къ себѣ дочь и сказалъ съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ:
-- Вотъ какія новости, дитя мое. Господинъ Р. спрашиваетъ у меня двѣ тысячи тоннъ угля, чрезъ два мѣсяца, по биржевой цѣнѣ и на наличныя деньги... Дѣло выгодное... и позволитъ намъ, прибавилъ онъ, понизивъ голосъ:-- расплатиться въ будущемъ мѣсяцѣ по векселямъ, которые насъ такъ пугаютъ.
-- Дѣйствительно, папа, сказала Амелія:-- это все могло бы спасти, еслибъ наши работники отказались отъ своихъ непомѣрныхъ требованій.
Отецъ и дочь какъ будто забыли подателя письма, который смиренно ожидалъ результата этого разговора. Наконецъ Ван-Бестъ снова обратился къ нему.
-- Я не вижу въ этомъ ничего касающагося тебя, сказалъ онъ.
-- Продолжайте, господинъ Ван-Бестъ, тамъ должно быть что-нибудь.
-- А! правда, приписка! сказалъ Ван-Бестъ, опять надѣвая очки.
Онъ прочелъ вслухъ:
"Я пользуюсь этимъ случаемъ, чтобы рекомендовать вамъ подателя этого письма, господина Леонара, искуснаго и разумнаго работника, который былъ бы радъ найти работу въ вашей копи. Я буду лично васъ благодарить за то, что вы сдѣлаете для него, и ручаюсь за него какъ за самого себя."
-- Чортъ побери! сказалъ Ван-Бестъ:-- это называется горячей рекомендаціей, и еще со стороны такого важнаго человѣка, какъ господинъ Р. Посмотримъ, мой милый... Леонаръ -- такъ вѣдь тебя зовутъ?-- чего ты ждешь отъ меня. Къ какой категоріи работниковъ хочешь ты принадлежать?
-- Съ вашего позволенія, отвѣтилъ Леонаръ:-- я не желаю быть причисленъ къ особенной категоріи, или лучше сказать, намѣренъ пройти всѣ постепенно. Цѣль моя пріобрѣсти опытность въ различныхъ отрасляхъ добыванія каменнаго угля, чтобы сдѣлаться распорядителемъ работъ. У меня уже есть нѣкоторыя теоретическія познанія, но мнѣ нужно дополнить ихъ практикой.
-- Хорошо! понимаю, отвѣтилъ Ван-Бестъ съ легкой гримасой:-- тебѣ хочется работать у меня какъ любителю; но знаешь ли, что такимъ образомъ твоя заработная плата окажется не очень велика.
-- У меня есть нѣкоторыя средства и я буду доволенъ вознагражденіемъ, какое заслужу.
Это не очень понравилось Ван-Бесту.
-- Право, мой милый, продолжалъ онъ:-- твое положеніе будетъ, кажется мнѣ, не совсѣмъ правильное и многіе владѣльцы копей не рѣшились бы, можетъ быть, нанять работника при такихъ условіяхъ... Но ты кажешься молодымъ человѣкомъ честнымъ и разумнымъ, и потомъ я не могу отказать ни въ чемъ тому, кого мнѣ рекомендуетъ господинъ Р. Ты можешь работать какъ хочешь; я сдѣлаю распоряженія на этотъ счетъ. А пока вотъ Антоанъ Робенъ, помощникъ мастера, покажетъ тебѣ все. Слышишь, Робенъ? прибавилъ Ван-Бестъ:-- Леонаръ здѣсь чужой; онъ не знаетъ никого; ты будешь для него хорошимъ товарищемъ, не правда ли?
-- Да, да, отвѣтилъ Антоанъ, которому, можетъ быть, это порученіе не очень нравилось.
-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Леонаръ, кланяясь: -- мнѣ остается поблагодарить васъ, господинъ Ван-Бестъ за вашу доброту, и если Антоанъ Робенъ укажетъ мнѣ, гдѣ я найду квартиру со столомъ въ деревнѣ...
-- Какъ же! отвѣтилъ Антоанъ: -- только не будьте разборчивы.
-- Я буду не разборчивѣе моихъ будущихъ товарищей; для меня будетъ достаточно того, чѣмъ довольны они.
-- Пойдемте же со мною. Я возвращаюсь въ деревню и васъ легко будетъ помѣстить.
-- Вотъ и устроено, сказалъ Ван-Бестъ: -- надѣюсь, Леонаръ, что ты не присоединишься къ разряду дурныхъ углекоповъ... А, ты Антоанъ, не забудь своего обѣщанія.
Отпущенные такимъ образомъ, оба работника почтительно поклонились. Леонаръ, прежде чѣмъ вышелъ, бросилъ бѣглый взглядъ на Амелію, но она удалилась въ уголъ кабинета, на свое обыкновенное мѣсто, и разбирала кучу писемъ. Однако, какъ только молодые углекопы ушли, она задумчиво вернулась къ отцу.
-- Этотъ Леонаръ, сказала Амелія съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ: -- имѣетъ что-то особенное. Его обращеніе, его разговоръ показываютъ человѣка образованнаго, и я не могу понять...
-- Полно, дурочка, перебилъ Ван-Бестъ, пожимая плечами: -- ужъ не подозрѣваешь ли ты въ этомъ молокососѣ русскаго князя или англійскаго лорда, который выдалъ себя за уклекопа, для того, чтобы узнать тайны моихъ копей? Леонаръ французъ и, можетъ быть, воспитанъ нѣсколько лучше нашихъ работниковъ, но это не доказываетъ... Словомъ, мы увидимъ его на дѣлѣ, и если поведеніе его покажется намъ подозрительнымъ, мы примемъ мѣры... Но оставимъ это, дѣвочка, продолжалъ Ван-Бестъ совсѣмъ другимъ тономъ: -- у насъ есть другія заботы поважнѣе. Надо узнать, какимъ образомъ мы выйдемъ изъ ужасныхъ затрудненій, которыя окружили насъ со всѣхъ сторонъ. Я очень боюсь, что не вынесу ихъ.
Отецъ и дочь продолжали разговаривать шепотомъ.
Леонаръ и Антоанъ вышли изъ павильона хозяина. Они шли на одной линіи, но не рядомъ и не показывали желанія сблизиться. Они были оба озабочены, хотя разными предметами, и каждый какъ-будто забылъ о своемъ спутникѣ.
Когда они прошли дворъ завода, появленіе Робена произвело нѣкоторое волненіе между работниками, занимавшимися подъ навѣсами. Нѣкоторые подошли и сдѣлали ему по-фламандски краткій вопросъ, на который онъ отвѣтилъ такими же лаконическими словами и на томъ же языкѣ. Однако, удостовѣрившись, что Высокій Леопольдъ не успѣлъ еще распространить между углекопами зловредныя извѣстія, Антоанъ пошелъ съ Леонаромъ въ деревню.
Первую половину пути тоже молчаніе и таже холодность господствовали между ними. Но потомъ Леонаръ вдругъ вышелъ изъ задумчивости и, обратившись къ своему новому товарищу, сказалъ дружелюбнымъ тономъ:
-- Ты меня не знаешь, Антоанъ Робенъ, и какъ будто не довѣряешь мнѣ, но послушай: я сейчасъ слышалъ, что ты говорилъ господину Ван-Бесту на счетъ прибавки, требуемой работниками; ты мнѣ показался человѣкомъ честнымъ, здравомыслящимъ и очень привязаннымъ къ тѣмъ, кто доставляетъ тебѣ средства къ жизни... Хочешь, чтобъ мы были друзьями? Ты въ этомъ не раскаешься.
Онъ протянулъ руку молодому углекопу. Тотъ остановился, посмотрѣлъ прямо въ лицо Леонару и глаза ихъ встрѣтились.. Въ глазахъ Леонара было что-то такое привлекательное и чистосердечное, что Антоанъ не могъ устоять противъ этого.
-- Хорошо! отвѣтилъ онъ, опустивъ свою жесткую и черную руку въ руку Леонара: -- будь ты десять разъ французикъ, парижанинъ и баринъ, ты можетъ быть хорошій человѣкъ!
-- Французикъ и парижанинъ, отвѣтилъ Леонаръ смѣясь: -- этого я не опровергаю, потому что я дѣйствительно французъ и жилъ въ Парижѣ, но съ чего ты взялъ, что я баринъ?
-- Хорошо! отвѣтилъ Антоанъ, мигая и удерживая въ своихъ рукахъ бѣлую руку Леонара: -- неужели ты хочешь меня увѣрить, что этою рукою ты справлялся съ киркой углекопа, съ топоромъ плотника или молоткомъ кузнеца? Эта рука годится только развѣ вараксать перомъ по бумагѣ или трепать по щекѣ хорошенькую дѣвушку.
-- Въ-самомъ-дѣлѣ? сказалъ Леонаръ, все улыбаясь.
Этой бѣлой и нѣжной рукой онъ пожалъ руку углекопа безъ видимаго усилія, но такъ сильно, что бѣдный Антоанъ подпрыгнулъ на три фута отъ земли и вскрикнулъ отъ боли.
-- Что ты объ этомъ думаешь? спросилъ Леонаръ.
-- Экой кулакъ! сказалъ Антоанъ, махая своей придавленной рукой: -- настоящіе тиски!.. Даже Высокій Леопольдъ не сожметъ такъ крѣпко. Силенъ же ты... Кой чортъ могъ это вообразить? Я принялъ бы тебя за молодого веловѣка, только что разставшагося съ маменькой.
-- Послушай, товарищъ, на тебя положиться можно, и я признаюсь тебѣ въ томъ, въ чемъ не признаюсь здѣсь никому. Я воспитанъ въ художественной и ремесленной школѣ; слѣдовательно, прежде чѣмъ сталъ работать на заводахъ, а учился у профессоровъ и учителей. Поэтому я не кажусь зачерствѣлымъ, какъ ты, отъ ручной работы, хотя я трудился довольно.
-- А! ты былъ въ школѣ? спросилъ Робенъ, вытаращивъ глаза.
-- Да, но не разсказывай этого другимъ; они станутъ дуться на меня и скоро мнѣ здѣсь оставаться будетъ невозможно.
-- Ты правъ, ты правъ; они не давали бы.тебѣ покоя, но они не узнаютъ ничего, даю тебѣ слово... А! ты былъ въ школѣ? Ты очень счастливъ; а я умѣю только читать, писать и немножко считать; этого было для меня достаточно, чтобъ сдѣлаться подмастерьемъ... Хорошо! Ты найдешь во мнѣ добраго товарища. Прежде я помѣщу тебя въ деревнѣ, потомъ приходи къ намъ; ты увидишь мою мать и Гертруду... Однако, мнѣ пришло въ голову, вдругъ сказалъ Антоанъ, снова остановившись: -- ты вѣдь не влюбишься въ Гертруду?
-- Надѣюсь, что нѣтъ.
-- Ты надѣешься... этого недостаточно, надо обѣщать.
-- Хорошо, я обѣщаю, потому что, кажется, я уже влюбился въ другую женщину.
Леонаръ подавилъ вздохъ.
-- Прекрасно; видишь ли, Гертруда хорошенькое, кроткое и добрѣйшее существо... При этомъ искусна какъ волшебница и такъ ухаживаетъ за моей бѣдной больной матерью! Я ее люблю, и если другой станетъ увиваться около нея, предупреждаю тебя, что я раздѣлаюсь съ нимъ по-свойски.
-- Да, и хотя я называю ее кузиной, она мнѣ родственница въ дальнемъ колѣнѣ. Когда она осиротѣла, она не знала, куда ей укрыться, и мать моя взяла ее къ намъ... Она намъ не въ тягость, потому что она искусная кружевница, потомъ она шьетъ платья, чинитъ тонкія вещи, но въ такой бѣдной деревнѣ, какъ наша, много ли можно заработать?...
-- Зачѣмъ же ты не женишься на Гертрудѣ, Антоанъ, если любишь ее?
-- Мнѣ хотѣлось бы, и можетъ быть, съ своей стороны она не отказала бы мнѣ, но моя мать не соглашается. Матушка говоритъ, что это значило бы нищему жениться на нищей, и если пойдутъ дѣти... Словомъ, надо ждать болѣе счастливыхъ временъ.
-- Они придутъ, отвѣтилъ Леонаръ ободрительнымъ тономъ:-- рано или поздно такимъ славнымъ людямъ какъ ты приходитъ чередъ счастья!
III. СЕМЕЙСТВО РОБЕНЪ.
Два новые пріятеля скоро дошли до деревни и Антоанъ не вернулся домой прежде чѣмъ помѣстилъ Леонара въ приличной квартирѣ. Квартира эта состояла изъ одной комнаты въ нижнемъ жильѣ, у честныхъ земледѣльцевъ; она была не роскошна и вся мебель состояла изъ узенькой кровати, двухъ соломенныхъ стульевъ, стола, чугунной печки; но все было мелочно-опрятно, какъ вообще во всемъ фламандскомъ краю. Сверхъ того, окна комнаты выходили въ садикъ, о которомъ мы говорили, гдѣ цвѣты смѣшивались съ овощами и огородными растеніями. Послѣ быстраго осмотра, Леонаръ остался доволенъ; потомъ, не торгуясь, къ великому удивленію своего товарища, заплатилъ впередъ за первыя двѣ недѣли. Легко уговорился онъ также съ своими хозяевами насчетъ пищи, которая, судя по небольшой цѣнѣ, обѣщала быть очень умѣренной. Условившись во всемъ, пріятели разстались. Леонаръ остался свободенъ отдохнуть или устроиваться въ своей новой квартирѣ. Робенъ же долженъ былъ немедленно отправиться къ ночнымъ работникамъ, на которыхъ Высокій Леопольдъ могъ употребить свое пагубное вліяніе; но они условились сойтись, нѣсколько часовъ спустя, въ комнатѣ Антоана, возлѣ той, гдѣ жили его мать и Гертруда.
Какъ Леонаръ употребилъ время въ своемъ скромномъ убѣжищѣ, это все-равно, только въ назначенный часъ онъ явился на свиданіе. Комната Антоана была не удобнѣе и не роскошнѣе его комнаты. Но стѣны были украшены модными гравюрами, возлѣ которыхъ красовалось нѣсколько отвратительныхъ картинокъ, расписанныхъ красной и синей краской, представлявшихъ Вѣчнаго Жида и Женевьеву Брабантскую. Среди этихъ жалкихъ образцовъ народнаго искусства отдѣлялась большая карта полиньискихъ копей. Бывшій распорядитель работъ скопировалъ этотъ планъ съ того, который находился въ кабинетѣ Ван-Беста, и, уѣзжая подарилъ его Антоану, очень гордившемуся подобнымъ сокровищемъ. Наконецъ на кирпичномъ каминѣ съ каждой стороны фаянсоваго горшка виднѣлось нѣсколько кусковъ чернаго сланца, на которыхъ обрисовывались окаменѣлости, принадлежащія къ палеонтологической эпохѣ; это, очевидно, были рѣдкости, собранныя Антоаномъ въ копи.
Когда Леонаръ вошелъ, Антоанъ сидѣлъ задумавшись и опустивъ голову на обѣ руки.
-- Для господина Ван-Беста это негодится, а слѣдовательно, и для насъ, сказалъ онъ печально: -- я сейчасъ изъ кабака старухи Бишетъ, гдѣ много собралось работниковъ. Высокій Леопольдъ насказалъ уже имъ разныхъ ужасовъ: будто хозяинъ не хотѣлъ насъ выслушать, будто онъ насъ разругалъ, потомъ постыдно прогналъ. Я старался объяснить все какъ слѣдуетъ, они чуть не проглотили меня; я едва не подрался съ Высокимъ Леопольдомъ, который назвалъ меня лжецомъ... Если я не буду имѣть лучшаго успѣха съ тѣми углекопами, которые выдутъ изъ копи вечеромъ, Богъ знаетъ что случится.
-- Полно, Антоанъ, не мучься такимъ образомъ, пока бѣда еще не настала. Много я видѣлъ стачекъ, но работники долго раздумываютъ, пока рѣшатся перестать работать, подвергнуть нищетѣ жизнь свою и своей семьи. Право, судя по тому, что я слышалъ утромъ, господинъ Ван-Бестъ не могъ въ настоящихъ обстоятельствахъ согласиться на прибавку, такъ грубо требуемую. Конечно, работники будутъ откладывать до послѣдней минуты... Хочешь, я пойду съ тобою вечеромъ къ старухѣ Бишетъ? Я поговорю съ ними; можетъ быть...
Антоанъ покачалъ головой.
-- Это невозможно, возразилъ онъ: -- они тебя не знаютъ, они не видѣли тебя на работѣ; ты покажешься имъ подозрителенъ.
-- Это правда, они будутъ мнѣ недовѣрять... Лучше подождать, пока мы проведемъ вмѣстѣ нѣсколько дней.
-- Дадутъ ли тебѣ время познакомиться съ ними? Но ты правъ, Леонаръ, не будемъ сѣтовать, пока не придетъ бѣда; можетъ быть, мы выпутаемся какъ-нибудь.
Антоанъ оставался въ задумчивости. Леонаръ всталъ и началъ прохаживаться по комнатѣ. Онъ наконецъ остановился предъ каминомъ и съ любопытствомъ осматривалъ куски сланца.
-- Въ тѣхъ копяхъ, гдѣ ты работалъ, разсѣянно спросилъ Антоанъ: -- встрѣчалъ ли ты подобныя вещи? Это отпечатокъ растеній, неизвѣстныхъ никому.
-- О! только нѣсколько словъ, отвѣтилъ Леонаръ, нѣсколько смутившись:-- надо же называть эти растенія по-латыни, такъ какъ у нихъ нѣтъ французскаго названія. Подобные отпечатки часто встрѣчаются въ копяхъ Сент-Этьенскихъ, Авейронскихъ и даже Анзенскихъ, гдѣ я работалъ мимоходомъ, и я слышалъ, какъ инженеръ ихъ называлъ.
Эти объясненія очаровали Антоана, который наивно продолжалъ:
-- Какой ты ученый! Никто здѣсь не могъ сказать мнѣ именъ этихъ угольныхъ цвѣтовъ... Но пойдемъ къ моей матери, прибавилъ онъ, вставая въ свою очередь:-- ты познакомишься съ нею и съ Гертрудой, потомъ я вернусь въ кабакъ, гдѣ собираются углекопы. Я слышу колоколъ; люди поднимутся наверхъ; мнѣ надо первому ихъ увидать, а то Высокій Леопольдъ опять все испортитъ.
-- Я готовъ, поспѣшно сказалъ Леонаръ.
Имъ только надо было пройти довольно темный корридоръ и они вошли въ комнату, занимаемую вмѣстѣ старухой Робенъ и Гертрудой.
Двѣ кровати съ саржевыми занавѣсками стояли рядомъ. На одной лежала старуха; подпираемая подушками, она чинила бѣлье; это была мать Робена. Нѣсколько лѣтъ уже страдая параличомъ въ ногахъ, она не вставала никогда; ея молодая родственница и сынъ оказывали ей самыя нѣжныя попеченія.
Гертруда работала у стола, на которомъ стояли подушки для плетенья кружевъ съ коклюшками и булавками. Гертруда была невысока, но полна и стройна; ея свѣжее и румяное лицо имѣло выраженіе пріятное и веселое. Вкусъ и изящная простота ея одежды возбуждали зависть во всѣхъ деревенскихъ женщинахъ, а между тѣмъ Гертруда не прибѣгала къ посторонней помощи во всемъ, что касалось ея тоалета. Она сама кроила и шила свои платья, стирала и гладила манишки и чепчики. Она находила еще время держать въ порядкѣ домъ, приготовлять обѣдъ, не неглижируя вмѣстѣ съ тѣмъ кружевной работой, которой было достаточно для ея скромныхъ потребностей. Съ утра до вечера слышалось брянчанье ея коклюшекъ, и между тѣмъ какъ ея пальцы порхали съ изумительной легкостью, сплетая брюссельское кружево, она смѣялась, пѣла; она была радостью этой смиренной семьи.
Веселость эта тѣмъ была похвальнѣе, что старуха Робенъ не всегда была въ духѣ. Не будучи зла, мать Антоана иногда бывала ворчлива, немножко взыскательна, какъ всѣ больные, и разумѣется ея деспотизмъ сказывался на сынѣ и Гертрудѣ. Однако бѣдная кружевница не унывала и не жаловалась никогда; предупредительная и внимательная, она терпѣливо выносила ворчливость родственницы, которая впрочемъ иногда сознавалась въ своей несправедливости и расточала ей изъявленія любви.
Когда вошли оба углекопа, разбитая параличомъ старуха сдѣлала видъ, будто не примѣчаетъ, что сынъ ея не одинъ, и сказала ему брюзгливымъ тономъ, переставъ работать:
-- Какъ это, Антоанъ, ты еще не снялъ праздничнаго платья! О чемъ это ты думаешь?
-- Матушка, отвѣтилъ Антоанъ съ замѣшательствомъ:-- это правда, но такъ какъ барышня Амелія должна прійти сюда сегодня...
-- А! барышня придетъ сегодня, повторила старуха, лицо которой просіяло:-- она вѣрно мнѣ принесетъ... Добрая и милая барышня!.. Однако, лѣнтяй, ты не былъ сегодня въ шахтѣ и потерялъ день. Все это скажется, когда придетъ срокъ жалованью.
-- Что же дѣлать? Меня выбрали вмѣстѣ съ Высокимъ Леопольдомъ говорить съ господиномъ Ван-Бестомъ на счетъ прибавки жалованья.
-- Да, да, хорошее дѣло поручили тебѣ! А заплатятъ ли булочнику и пивовару, которые грозятъ перестать давать намъ въ долгъ? Да сжалится надъ нами святая Дѣва!
Антоанъ, для отвлеченія, поспѣшилъ представить Леонара, какъ новичка, котораго ему рекомендовалъ самъ господинъ Ван-Бестъ, и какъ искуснаго работника, который зналъ разныя разности и даже по-латыни.
-- По-латыни? повторила больная угрюмымъ тономъ:-- а за это будутъ ли ему платить дороже?
Однако новый знакомецъ не слишкомъ не нравился старухѣ Робенъ, потому что она сказала ему нѣсколько вѣжливыхъ словъ. Леонаръ съ своей стороны узналъ о здоровьи доброй женщины, терпѣливо выслушалъ подробности о томъ, какъ сдѣлалась съ нею болѣзнь, и такимъ образомъ чрезъ нѣсколько минутъ сошелся прекрасно съ матерью своего товарища.
Въ это время Антоанъ и Гертруда разговаривали шепотомъ. Молодая дѣвушка смѣялась по обыкновенію, проворно переберая коклюшками. Скоро углекопъ отвелъ Леонара къ веселой кружевницѣ.
-- Дай мнѣ руку, кузина Гертруда, сказалъ онъ: -- Леонаръ добрый малый и обѣщалъ мнѣ... все-равно, что бы тамъ ни было... Это мой другъ; дай ему руку.
-- Пожалуй, отвѣтила безцеремонно Гертруда, положивъ свою маленькую руку въ руку Леонара:-- но одинъ разъ не въ счетъ, и когда твой пріятель выйдетъ изъ шахты, надѣюсь, что онъ не станетъ требовать отъ меня этого.
-- Почему же?
-- Ваше ремесло черное, а мое бѣлое... Антоанъ вамъ скажетъ, какъ я его прогоняю, когда онъ приходитъ изъ копи и хочетъ подойти ко мнѣ на три шага... Для такой работы надо опасаться угольной пыли!
Съ наивной гордостью она показала кружевную полосу, которая казалась достойною украшать герцогиню. Леонаръ сталъ хвалить богатую работу.
-- Надо очень стараться, чтобы успѣть такимъ образомъ, продолжала Гертруда съ торжествомъ, торопясь однако сложить свою работу:-- даже достаточно дыханія нѣкоторыхъ работницъ, чтобы загрязнить кружево. Жмите же послѣ этого руку углекопамъ!
Она прибавила, опять зашевеливъ коклюшками:
-- У меня уже полметра готово, а если я успѣю кончить, мы разбогатѣемъ и многое, невозможное теперь, сдѣлается возможнымъ тогда.
-- А пока, продолжала старушка Робенъ своимъ ворчливымъ тономъ:-- ты заработываешь только двадцать су въ день и знаешь, куда ихъ тратить... Только бы не вздумали дѣлать кружева машинами, какъ прядутъ шерсть и ленъ, что раззорило много дѣвушекъ, работавшихъ прялкой и веретеномъ.
-- Ужъ пробовали, да не удалось, тетушка! вскричала Гертруда:-- пока знатныя городскія дамы будутъ носить хорошія кружева, надо будетъ обращаться къ кружевницамъ.
Разговоръ продолжался весело. Антоанъ, услыхавъ на улицѣ громкіе голоса, всталъ съ своего мѣста.
-- Вотъ углекопы возвращаются изъ шахты, сказалъ онъ поспѣшно:-- они вѣрно соберутся у старухи Бишетъ. Надо идти туда скорѣе... Ты, Леонаръ, оставайся, если хочешь, побесѣдовать съ матушкой и Гертрудой.
Это приглашеніе, повидимому, согласовалось съ тайнымъ желаніемъ Леонара, который поспѣшилъ принять его. Когда Антоанъ направлялся къ двери, мать закричала ему:
-- Не трать деньги на вино у Бишетъ!
-- Не бойтесь... у меня есть хорошія причины ничего не тратить, отвѣтилъ Антоанъ съ улыбкой и убѣжалъ.
Отсутствіе его было довольно продолжительно, но старушка Робенъ и Гертруда не успѣли этого примѣтить. Леонаръ съ непринужденностью и тактомъ, необыкновенными въ человѣкѣ его званія, нашелъ способъ разговаривать съ обѣими о томъ, что могло быть для нихъ пріятнѣе. Между тѣмъ какъ своими остротами онъ смѣшилъ Гертруду, старуху онъ очаровывалъ своими понятіями о порядкѣ и экономіи, а также и уваженіемъ, которое ей оказывалъ. Къ вечеру тихо постучались въ дверь. Леонаръ вздрогнулъ и замолчалъ.
-- Это должно быть барышня, сказала Гертруда, переставъ работать.
Дѣйствительно, вошла Амелія Ван-Бестъ.
На ней былъ извѣстный уже намъ костюмъ; она прибавила къ нему только соломенную шляпку и легкую мантилью. На рукѣ у ней висѣлъ бархатный мѣшокъ, въ которомъ лежала провизія.
-- Здравствуйте, мадамъ Робенъ; здравствуй, Гертруда, сказала она, положивъ на стулъ мантилью и мѣшокъ.-- Какъ! Антоанъ, вы уже воротились?
Она тотчасъ примѣтила, что темнота въ комнатѣ обманула ее: предъ нею почтительно стоялъ не Антоанъ.
-- А! это мосье Леонаръ! сказала она съ замѣшательствомъ:-- но гдѣ же Антоанъ?
Ей сказали, почему углекопъ былъ въ отсутствіи.
-- Въ такомъ случаѣ я подожду его.
Она раскрыла свой мѣшокъ и вынула оттуда бутылку стараго вина, банку съ вареньемъ и холодную дичь. Она все это положила возлѣ больной, говоря:
-- Это для васъ, мадамъ Робенъ.
Потомъ, поискавъ въ другомъ отдѣленіи бархатнаго мѣшка, она вынула оттуда свертокъ тонкаго бѣлья.
-- А вотъ это работа для Гертруды, прибавила она.
Пока больная благодарила, Гертруда сказала съ своей обыкновенной веселостью:
-- Право, барышня, вы однѣ даете мнѣ гладить въ Полиньи; я всегда подозрѣвала, что вы носите воротнички и рукавчики только для того, чтобы давать мнѣ стирать и гладить.
-- Кто знаетъ, моя бѣдная Гертруда, отвѣтила Амелія Ван-Бестъ меланхолически:-- долго ли еще мнѣ будетъ позволительна эта роскошь.
Дружескій разговоръ начался между нею и обѣими женщинами, когда вернулся Антоанъ. Бѣдный молодой человѣкъ запыхался, однако Амелія не дала ему времени перевести духъ.
-- Ну что же было? спросила она.
-- Ничего хорошаго; этихъ работниковъ также уговорить нельзя... Если господинъ Ван-Бестъ не согласится на требуемую прибавку, они рѣшились прекратить работы.
-- Возможно ли это? съ уныніемъ сказала Амелія.-- И вы знаете, когда они хотятъ привести въ исполненіе этотъ планъ?
-- Боже мой! многіе, между которыми находился Высокій Леопольдъ, хотѣли, чтобы завтра же ни одинъ углекопъ не спускался въ шахту. Не будучи въ состояніи добиться другого, я выпросилъ, чтобы продолжали по-крайней-мѣрѣ нѣсколько дней, чтобы дать господину Ван-Бесту время подумать. Сначала-было раскричались, но Николай и старикъ Топферъ пришли ко мнѣ на помощь и растолковали другимъ, что необходимо не торопиться; наконецъ рѣшили не останавливать роботы до конца второй недѣли, потому что предъ началомъ стачки работники не прочь получить какъ можно больше денегъ. Стало быть, намъ остается еще десять дней и, можетъ быть, до-тѣхъ-поръ господинъ Ван-Бестъ придумаетъ какой-нибудь способъ удовлетворить углекоповъ.
-- Ахъ! никакого способа нельзя придумать, печально сказала Амелія:-- мы теперь находимся въ кризисѣ; еслибъ наши работники захотѣли потерпѣть, все еще можно бы поправить, но стачка ихъ непремѣнно доведетъ насъ до раззоренія. Отецъ мой имѣлъ однако прекрасные планы; онъ хотѣлъ выстроить для своихъ работниковъ образцовыя деревни, какія уже существуютъ въ нѣкоторыхъ окрестныхъ копяхъ, гдѣ семейства будутъ прекрасно помѣщаться за самую умѣренную плату. Кромѣ того, выстроили бы магазины, откуда работники могли бы имѣть по настоящей цѣнѣ провизію и самые необходимые предметы; такимъ образомъ положеніе всѣхъ участвовавшихъ въ полиньинскихъ копяхъ сдѣлалось бы гораздо счастливѣе... И не думайте, чтобы это были воздушные замки; планы и смѣты составлены; если положеніе дѣлъ сдѣлается благопріятнѣе, чрезъ годъ, а можетъ быть и чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ, все это приведется въ исполненіе... А пока заклинаю васъ, Антоанъ, не пренебрегайте ничѣмъ, чтобы заставить работниковъ отказаться отъ ихъ пагубнаго намѣренія. Повидайтесь съ Николаемъ, повидайтесь съ Топферомъ, если они благопріятно расположены... Я надѣюсь также, продолжала Амелія Ван-Бестъ, бросивъ на Леонара робкій взглядъ: -- что вашъ новый товарищъ захочетъ вамъ помогать.
Леонаръ повторилъ, для успокоенія, что стачки такого рода не всегда удаются и что обыкновенно въ послѣднюю минуту работники ссорятся между собою.
-- Къ несчастью, продолжалъ Антоанъ:-- я боюсь, что на этотъ разъ дѣло будетъ не такъ; слово дано, кто откажется, будетъ разорванъ на части.
-- Ты однако, Антоанъ, сказала его мать строгимъ тономъ: -- не шевелись, хотя тебѣ бы пришлось одному спуститься въ шахту. Помни милости господина Ван-Беста и его дочери, помни въ особенности, что твоей матери нужна твоя работа и что если этой работы у тебя не будетъ, то намъ останется только умереть съ голода.
-- Матушка, отвѣтилъ Антоанъ съ уныніемъ: -- еслибъ я и пренебрегъ угрозами, какую пользу сдѣлаетъ это господину Ван-Бесту? Можетъ ли онъ продолжать работы съ пятнадцатью или двадцатью работниками, которые можетъ быть останутся ему вѣрны? Если даже половина работниковъ отстанетъ, то останется только погасить огни и остановить машины, потому что разработка сдѣлается во сто разъ убыточнѣе.
-- Это правда, прошепталъ Леонаръ.
-- Да, это истинная правда, сказала Амелія.
-- Что же тогда дѣлать? Боже мой, продолжала старушка Робенъ, поднявъ руки къ небу: -- нуждаться въ необходимомъ въ мои лѣта!
Наступила минута молчанія; было уже такъ темно, что дѣйствующія лица этой сцены могли съ трудомъ видѣть другъ друга. Амелія Ван-Бестъ встала и надѣла мантилью.
-- Папа ждетъ меня, сказала она: -- и вѣрно съ большимъ нетерпѣніемъ желаетъ знать, какъ работники приняли его отказъ... Ну, Антоанъ, продолжала она:-- не забудьте моихъ просьбъ и воспользуйтесь съ усердіемъ и настойчивостью тою отсрочкою, которую намъ оставляютъ. Я буду приходить сюда каждый вечеръ, узнавать что происходитъ. Если вамъ неудастся, я сама намѣрена сдѣлать попытку, которая, можетъ быть, произведетъ хорошія послѣдствія.
-- Вы? спросилъ Антоанъ съ удивленіемъ: -- какой же у васъ планъ?
-- Узнаете, когда придетъ время, потому что мнѣ понадобится ваша помощь.
Не желая объясняться подробнѣе, она простилась съ больною Гертрудой, потомъ сдѣлала дружескій знакъ обоимъ углекопамъ и вышла.
Послѣ ея ухода, Леонаръ также скоро ушелъ. Онъ казался очень озабоченъ, но вѣжливо попросилъ позволенія у старушки Робенъ навѣстить ее, насказалъ, любезныхъ словъ Гертрудѣ и оставилъ ихъ обѣихъ въ восторгѣ отъ новаго друга дома.
Антоанъ проводилъ Леонара до его квартиры, находившейся на другомъ концѣ деревни. Настала ночь и тамъ-и-сямъ виднѣлись огни паровыхъ машинъ, какъ маяки разбросанные по полю. Проходя мимо кабака старухи Бишетъ, оба углекопа услыхали горячій споръ.
-- Вотъ крикуны и пьяницы справляютъ свой шабашъ, сказалъ Антоанъ съ унылымъ видомъ:-- какъ это кончится? Очень дурно, я боюсь... Ахъ, Леонаръ, ты выбралъ дурную минуту искать работы въ полиньинскихъ копяхъ!
Леонаръ молчалъ и продолжалъ идти.
-- Не правда ли, сказалъ онъ наконецъ, какъ будто не слыхалъ замѣчанія своего товарища: -- что Амелія Ван-Бестъ самая красивая, самая умная и въ тоже время самая добрая и мужественная дѣвушка на свѣтѣ?
Антоанъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на него, но Леонаръ, не ожидая отвѣта, пожалъ ему руку и поспѣшно прибавилъ: