Аннотация: Поэма.
("Исполнен божеством, что грудь огнем снедает...") Перевод Ермила Кострова,1779.
СОЧИНЕНІЯ КОСТРОВА.
Изданіе Александра Смирдина.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ВЪ ТИПОГРАФІИ ЯКОВА ТРЕЯ.
1849.
ПОЭМА
ЭЛЬВИРЬ.
Исполненъ божествомъ, что грудь огнемъ снѣдаетъ,
Что счастье для меня и зло уготовляетъ,
И чтилъ которо я отъ самыхъ нѣжныхъ лѣтъ,
Которо въ хладный гробъ ко мнѣ еще придетъ,
Чтобъ грудь мнѣ оживить и пламень влить въ составы,--
Исполненъ я любви, утѣхъ ея, забавы
Дерзаю вознестись я на крилахъ ея,
И устремить полетъ во мрачные края,
Изъ тмы забвенія, изъ мрака вѣчно спящихъ,
Чтобъ тѣни двухъ извлечь любовниковъ стенящихъ
И внесть ихъ имена во свой плачевный стихъ;
На слабость не смотря и робость силъ моихъ,
Судьбу ихъ жалостну провозгласить всемѣстно.
О, чтимо божество мной тайно и нелестно!
Котораго вотще изображалъ черты
Цефизы въ имени и лестной красоты *;
О ты, чей зракъ всегда мой духъ собой плѣняетъ,
* Г. Арнодъ началъ писать сію поэму будучи во Франціи. Видно, что подъ именемъ Цефизы разумѣетъ онъ славную того времени красавицу и, можетъ быть, свою любовницу.
И чрезъ кого любовь къ себѣ меня склоняетъ
И новую стрѣлу стремитъ во грудь мою!
О ты, за коего я далъ бы жизнь свою,
Безцѣнный даръ небесъ, для всѣхъ благополучный
Сынъ свѣтлый божества и съ небомъ неразлучный!
Когда-бъ изъ-подъ моихъ стопъ нектаръ истекалъ
И въ ликѣ я себя безсмертныхъ созерцалъ,
Я цѣлью всѣхъ утѣхъ, единственнымъ богатствомъ,
Царями, божествомъ и всѣмъ, что льститъ пріятствомъ,
Я чтилъ бы красоты возлюбленной моей!
Прими сіи стихи: то плодъ твоихъ очей,
То голосъ нѣжности; въ нихъ нѣжности духъ зрится,
Чрезъ нихъ твой страстный огнь и вѣрность укрѣпится.
Сей гласъ въ стенаніяхъ сладчайши чувства льетъ,
Чрезъ мрачную печаль пріятнѣй тонъ даетъ,
И скорбь, которая всегда его смягчаетъ,
Любезнѣе чрезъ то насъ нѣжитъ, услаждаетъ.
И ты, которую повсюду жертвой чту,
Но выше только чтя Цефизы красоту,
И Феба, къ коему по ней въ стихахъ взываю,
Онъ стихъ въ уста ліеть; исполненъ имъ, пылаю.
Тотъ стихъ, что въ Пафосѣ похвалъ вѣнецъ мнѣ сплелъ,
Любовь! спустись ко мнѣ съ небесныхъ свѣтлыхъ тѣлъ!
Здѣсь требую твоихъ я прелестей, искусства,
Пріятной нѣжности и жалостнаго чувства!
Спустись и омочи перо въ твоихъ слезахъ:
Хочу имъ начертать въ потомственныхъ сердцахъ
Несчастны случаи и жизнь четы любезной,
Да вѣчно чтутъ въ умѣ потомки рокъ ихъ слезной,
Чтобъ изъ Цефизиныхъ плѣняющихъ очей
Лилися токи слезъ на зракъ картины сей.
Ты можешь изъяснить одна сихъ слезъ отрады --
Любовь! се мзда, иной не требую награды.
Побѣдоносный Лузъ, что крѣпостію силъ,*
* Лузитанія названіе свое получила отъ Луза. Думаютъ, что былъ онъ спустникъ Бахусовъ, и по многихъ завоеваніяхъ остановился въ окружностяхъ Дуэры и Гвадіаны, гдѣ и умеръ.
О, Португальцы! васъ воздвигъ и утвердилъ,
Уже отъ высоты зритъ Аргонавтовъ новыхъ,
Зритъ храбрыхъ чадъ своихъ на подвиги готовыхъ;
Инъ вождь былъ всѣмъ его священная душа,
На ихъ блистательныхъ знаменахъ возлежа,
Стремятся къ кораблямъ всѣ, бодростью пылая,
Сердца и быстрый взоръ на влагу устремляя,
Желаютъ прелетѣть лазоревы моря;
Герой тутъ восплескалъ, весь радостью горя,
Внимая смѣлыхъ чадъ съ досадой вопіющихъ,
И вопль свой облаковъ въ превыспренность несущихъ;
Что ихъ желанія и бодрости ихъ силъ,
Презрительный покой стремленье потушилъ;
И чтобъ Нептунъ отверзъ пространство нѣдръ надменныхъ
Для мышцей ихъ, давно въ бездѣйствѣ заключенныхъ;
И чтобъ ихъ кораблей стремленіе и бѣгъ
Пренесъ своей рукой на дальный, чуждый брегъ,
Гдѣ слава, что стези терновыя смягчаетъ,
Держа въ десницѣ пальмъ, къ себѣ ихъ ожидаетъ; '
Чтобъ лавромъ ихъ вѣнчать, трудамъ являя честь,
И выше смертнаго ихъ подвиги вознесть.
Они хотятъ протечь стихій пространство влажныхъ,
Покрытый путь открыть полетомъ крилъ отважныхъ
До странъ, раждаясь гдѣ прекрасный вождь планетъ,
Отъ колесницы блескъ въ подсолнечну ліетъ.
Уже корма была ко брегу обращенна;
Различіеім цвѣтовъ и вѣтвьми украшенна,
Отъѣзда скораго скрывала грозный сграхъ;
Летая въ воздухѣ по власти вѣтровъ Флагъ,
Изображалъ цвѣты на высотѣ прозрачной.
Со ложа нѣжнаго, гдѣ предсѣдитъ духъ брачной,
И отъ объятія слезяща естества,
Презрѣвши вопль крови, не зря на плачъ родства,
Противъ любви, противъ ея заразъ стенящихъ,
Изъ нѣдръ отечества печальныхъ и скорбящихъ,
Ты, Слава, извлекла наперсниковъ твоихъ,
Но не безъ жалости и не безъ слезъ о нихъ!
О, храбрый Гама! ты вождемъ былъ сихъ героевъ,
Безстрашіемъ твой видъ, блистая въ сонмѣ строевъ
Безъ тщетной пышности пріятенъ былъ сердцамъ
И высоту твоей души являлъ очамъ.
Таковъ былъ сильный сынъ Алкмены и Зевеса.
Такъ древній дубъ, стоя среди высока лѣса,
Надменной облаковъ касается главой,
Тутъ прочи тщетно верхъ древа подъемлютъ свой:
Онъ горду зависть ихъ собой уничтожаетъ
И тѣнію своей онъ всѣхъ пріорѣняетъ.
Но чтобъ воззрѣть на сей геройскихъ душъ соборъ,
Заря румяный свой скорѣй открыла взоръ;
Уже отверзлися врата златаго Феба
И колесницы бѣгъ являлся съ края неба;
Въ водахъ, краснящихся багряностью огней,
Тамъ преломлялся блескъ безчисленныхъ лучей.
Желаньемъ хвалъ дыша и славрю пылая,
Что льститъ, влечетъ его, препятствія не зная,
Воздвигшись вкупѣ весь сей страшный полкъ врагу,
Слѣдъ тяжкихъ стопъ своихъ оставилъ на брегу;
Но не было еще младаго въ немъ героя,
Что первый сладостью наскучивши покоя,
Былъ долженъ полетѣть чрезъ верхъ пучинныхъ горъ.
Всѣ вопятъ: гдѣ Рамиръ? повсюду мещутъ взоръ,
Его медленіемъ въ досадѣ укоряютъ.
Мнитъ самъ онъ, что его въ томъ волны обвиняютъ;
Приходитъ наконецъ, но коль въ немъ страненъ видъ,
О, боги! сынъ ли здѣсь вамъ Лузовъ предстоитъ?
Съ печали мрачныя лице его увяло,
Но было и тогда любви оно зерцало.
Стеналъ и воздыхалъ, судьбой своей гонимъ,
Стопами тихими былъ въ пристани держимъ;
Къ ней всякая влекла минута невозвратно.
Всѣ видѣли, что Богъ, сильнѣйшій Богъ стократно,
Увы! Котораго непобѣдима власть,
Препобѣждая въ немъ возженну къ славѣ страсть,
Его усилія безсильны разрушаетъ,
Противъ хотѣнія ко брегу прилѣпляетъ.
Васкесъ! вѣщалъ Рамиръ въ объятіяхъ его,
Васкесъ, что силою разсудка своего
Ко должности мои духъ и стопы ободряешь,
Погасшій къ славѣ огнь и бодрость воспаляешь,
Васкесъ! не въ силахъ я разстаться съ сей страной:
Здѣсь нѣжная Эльвирь боготворима мной.
Едина грозна смерть меня расторгнетъ съ нею,
Я, въ прахъ преобращенъ, къ ней жаромъ пламенѣю.
Ты сжалься надо мной, оплачь мою любовь,
Мои мученія и жгому ею кровь;
Я скрыть не въ силахъ слезъ, ты самъ тому свидѣтель,
И первымъ, да надъ нимъ смягчиться, воплемъ просить,...
Ахъ, должно-ль! да твоя нечувственность приноситъ
Его невинну жизнь кровавой славѣ въ даръ!
Лишится онъ меня! и сей готовъ ударъ!
При чьихъ лучахъ его дней юныхъ цвѣтъ созрѣетъ?
Какой утѣшитель въ объятіяхъ согрѣетъ
Его младенчество, и слезный токъ отретъ?
Увы! онъ жертвою несчастною умретъ,
Безумной гордости и ярости возженной!...
Яви хоть жалость ту, супругъ окаменѣнной,
Не медли смертію, взнеси ударъ ея!
Чрезъ плачъ мой проситъ самъ онъ милости сея.
Ты ужасъ весь его судьбы пагубоносной!
Простри, расторгни ты его съ сей жизнью злостной,
Съ симъ даромъ, что ему, къ несчастью, данъ тобой,
И, съ жалости разя во мнѣ ты образъ свой,
Чрезъ смерть соедини ты съ сыномъ мать стенящихъ
И торжествуй потомъ ты на волнахъ шумящихъ.
Герои! се вашъ духъ и свойственный вашъ знакъ!
Рекла Эльвирь, рекла и пала въ смертный мракъ.
Трепещутъ всѣ, ея погибели страшася;
Но, чтобы къ ней летѣть, любовью воспаляся,
Стократъ лобзаючи ей душу возвратить,
И паче прочихъ дней ее боготворить,
Привесть въ движеніе погасшихъ чувствій жилы,
Разсудка возвратить ей власть, совѣтъ и силы,
Весь огнь и сладкій ядъ любви въ себя пріять,
Ее терзающей стрѣіой себя пронзать,
И, словомъ, обновить въ своей красѣ Эльвиру --
Минуты стоило единыя Рамиру.
Тутъ слава съ честію скрежеща и ярясь,
И съ гордой сей четой Васкесъ соединясь,
Противъ заразъ любви Эгиду поставляетъ,
Среди ихъ мужество сѣдя не усыпаетъ.
Вотще ихъ отъ себя Рамиръ женеть, бѣжитъ,
Бѣжитъ, назадъ течетъ,смущенье въ слѣдъ спѣшитъ.
Такъ левъ, нумидскими стрѣлами уязвленный,
Свирѣпствуетъ, реветъ, скрежещетъ разъяренный,
И смерть свою, за нимъ гонящуюся въ слѣдъ,
Ногъ быстротой своихъ во мракъ лѣсовъ несетъ.
Рамиръ слезитъ, Рамиръ смущается и стонетъ,
Душа его въ волнахъ страстей противныхъ тонетъ.
Коль страшно зрѣлище и коль ужасенъ бой!
То зритъ Рамиръ любовь со всей ея красой,
То славы передъ нимъ всѣ пышности блистаютъ.
Такъ вѣтры, съединясь, надменный кедръ сражаютъ,
Такъ бури понтъ мятутъ, всей наглостью стремясь.
Душа Рамирова стрѣлъ тучею язвясь,
Слабѣетъ, движется, ударами стѣсненна;
Но слабостью любовь своею обольщенна,
Со воплемъ, чувства всѣ преобращая въ ледъ,
Колеблется, бѣжитъ, при славѣ лавръ, побѣдъ.
Да будетъ такъ судьбѣ и небесамъ пріятно!
Коль духъ твой въ лютости и сердце непревратно,
Теки ты славы въ путь, ведомъ ея рукой!
Но я не разлучусь, рекла Эльвирь, съ тобой --
Усилія любви, что духъ мой устремляетъ,
Твоя нечувственность и честь не превышаетъ.
Безъ ужаса любовь чрезъ море прелетитъ
И свѣта до краевъ во слѣдъ твой поспѣшитъ,
На ярость водъ, на мель, на бури, камни, волны,
На все простретъ, на все спокойства очи полны,
Все крѣпостью своей течетъ попрать, сотерть,
Безъ робости она и саму встрѣтитъ смерть;
Но только бъ я тебя въ объятіяхъ имѣла
И въ грудь твою душа любезной прелетѣла!
Познаешь, сколь моя сильна къ тебѣ любовь.
Все, что тебя стремитъ, возжгло мой духъ и кровь;
Какъ ты, я мужествомъ безстрашнымъ пламенѣю,
И сердце лишь одно я женское имѣю,
Что не престанетъ въ вѣкъ тебя любить, горя;
Спѣшимъ и полетимъ на бурныя моря! --
Вдругъ дѣломъ рѣчь свою исполнила, свершила,
Дитя въ рукахъ держа, на корабли вскочила;
Тутъ бодрости ея чудясь, недвижный брегъ,
Вотще хотѣлъ сдержать ея поспѣшный бѣгъ;
Венеринъ сынъ влекомъ пріятностьми, красами,
Стеня, за ней летитъ вооруженъ стрѣлами.
Любовники! куда влечетъ слѣпой васъ духъ?
Ахъ! если бъ знали вы.... Тогда носился слухъ,
О Нимфы! прелестьми красящи Тагъ прозрачный,
Что будущей судьбы пронйкнувъ облакъ мрачный,
Предчувство черное въ печальный сей отъѣздъ,
Вступя, въ прохладну тѣнь пріятныхъ вашихъ мѣстъ,
И скрывшись во цвѣты и въ мягки дола травы,
Смутило вашъ покой, невинныя забавы,
Явивъ мечтанія плачевны очесамъ.
Уже Ѳетида знакъ со властью давъ волнамъ,
Открыла глубину кормамъ кипящимъ пѣной;
Былъ воздухъ оживленъ съ пріятной сей премѣной,
Устами нѣжными зефиръ его лобзалъ;
Тѣ стѣны, что Улиссъ премудрый основалъ,*
* Гора Цинтъ, окруженная рощами и на которой въ древиія времена былъ храмъ, посвященный Діанѣ, получила свое названіе отъ города Цинта, близъ ея стоящаго.
Скрываясь отъ очей, являлись удаленны.
Утверждаютъ, что городъ Лиссабонъ основавъ Улиссомъ.
Уже твой верхъ, о Цивтъ, до облакъ вознесенный, *
На кой тоіь кротко зритъ Діана съ высоты,
Которой нѣжна мать любви и красоты
ирінхностьмн древесъ и тѣнію вѣнчаетъ,
Уже сей верхъ пювцевъ предъ взоромъ исчезаегь.
Такъ облако. паровъ носящихся дитя,
Своею легкостью по воздуху летя,
Въ немъ разсыпается и гибнетъ непримѣтно,
И наглы вѣтры прахъ его несутъ всесвѣтно.
О Лузитанія! красы полей твоихъ,
Исчезли наконецъ отъ виду чадъ своихъ,
Уже ихъ взоръ вотще къ отечеству стремился,
И красные брега Мондеги видѣть тщился.
Предавшися любви Эльвирь, Эльвирь одна
Пылала ей сильнѣй, всегда упоена,
И мыслъ ея однимъ симъ чувствіемъ плѣнялась.
Не лестны ей брега, отъ коихъ отлучалась,
Она въ своей душѣ носила цѣлый свѣтъ,
Всего дражайшій ей любви ея предметъ.
Любовникъ предъ ея всегда бьыъ зримъ стопами,
Ее боготворя и сердцемъ и устами.
Союзъ, что тайною ихъ душу сопрягалъ,
Взаимны взоры ихъ и сердце насыщалъ;
Ихъ міръ, отъ нашего совсѣмъ отмѣнный міра,
Былъ въ нихъ, въ сердцахъ онъ былъ Эльвиры и Рамира.
Когда Эльвиринъ взоръ, всей страстью воспаленъ,
Хоть на минуту былъ отъ мужа отвлеченъ,
То было для того, чтобъ зрѣть его обратно,
Внимать ему, лобзать въ объятіяхъ стократно,
И сладкій огнь излить пылающей крови,
Безцѣнный оный даръ невинныя любви.
Никакъ, Эльвирь ему всечасно повторяетъ
Съ слезами, кои огнь любовный источаетъ
И коими всегда питается, горитъ:
Никакъ не можетъ духъ всей нѣжности излить,
Представить, сколь тебя люблю и обожаю;
Сама любовь меня живитъ, я ей пылаю!
Стократъ могу, стократъ я жизнь свою прервать,
Чѣмъ страсть тебѣ свою и вѣрность описать.
Я чувствую себя, и сердце въ томъ надежно,
Что я тебя любить до смерти буду нѣжно.
Огня сего, что мнѣ и бытіе даетъ,
Теченье быстрое смерть грозна не прерветъ;
Се грудь, которою единъ твой взоръ владѣетъ
И что тобой горитъ, въ любви не ослабѣетъ.
Тебя боготворю, тобой однимъ дыша,
Съ твоей сопряжена всегда моя душа;
Во свѣтѣ одного тебя я зрю, срѣтаю,
Мнѣ вождь одинъ Рамиръ, я имъ однимъ пылаю;
Твое дыханіе меня животворитъ,
Все зрю въ тебѣ, тебя и богомъ духъ мой чтитъ.
Въ отвѣтъ такой любви, что рекъ Рамиръ безсильный ?
Ничто; и могъ ли онъ сыскать словъ токъ обильный?
Молчалъ... но сердцемъ онъ горѣлъ и воздыхалъ,
Слѣды Эльвирины съ восторгомъ лобызалъ; .
Во грудь ея свою онъ душу преселяя ,
И прелести ея очами пожирая,
Онъ обожалъ ее, источникъ слезъ лія,
Онъ умиралъ стократъ въ объятіяхъ ея.
Когда спускался Фебъ отъ насъ въ пучинны воды,
Да лучъ свой изліетъ на прочіе народы;
Иль свѣтоносцу въ слѣдъ, оставя хладный понтъ,
На гордый свой престолъ всходилъ на горизонтъ;
Всегда онъ видѣлъ сихъ любовниковъ согласныхъ,
Любовью дышущихъ и нѣжности подвластныхъ,
Восторга ихъ вина, прелестно божество,
Вліяло весь свой огнь въ ихъ нѣжно существо.
Когда ихъ разговоръ къ той вещи уклонялся,
Въ которой сладкій огнь любви не заключался,
Немедленно Эльвирь стараіась то пресѣчь,
Сказавъ: мы обратимъ ко страсти нашей рѣчь;
Да будетъ намъ любовь цѣль нашихъ разсужденій.
Такъ счастлива сія чета безъ всѣхъ сомнѣній,
Чтобъ зависть раздражить и лютый злобы нравъ,
Такъ сыпала цвѣты, утѣхъ, отрадъ, забавъ,
На тѣхъ стезяхъ, гдѣстрахъ съ печалью съединились,
Уже близъ оныхъ странъ пловцы сіи стремились.
Гдѣ солнца пламенемъ живущихъ видъ чернѣлъ,
Чрезъ поясъ огненный уже корабль летѣлъ
И знойной Африки бреговъ уже казались,
Гдѣ звѣзды новыя имъ въ небесахъ являлись,
И предводили бѣгъ сихъ слѣпыхъ кораблей;
Уже обманчивъ блескъ Каллистиныхъ лучей
Исчезъ, и видъ ея подъ горизонтъ сокрылся;
Другой Парразисы тамъ свѣтлый крестъ * явился,
* Мореплаватели отъ созвѣздія южнаго полюса имѣютъ такую же пользу, какую сѣверные жители имѣютъ отъ своего созвѣздія, называемаго Медвѣдицею. Южное созвѣздіе состоитъ изъ седьми звѣздъ.изъ которыхъ первыя пять представляютъ видъ креста.
Катясь вкругъ полюса свирѣпыхъ южныхъ мѣстъ,
(Гдѣ меньшее число златыхъ сіяетъ звѣздъ),
Дабы заблуждшему пловцу дать свѣтъ полезный.
Уже ихъ видѣлъ взоръ сей островъ,* толь любезный
* Островъ Мадагаскаръ. Прежде назывался онъ островомъ Луны.
Сестрѣ, намѣстницѣ, о, красный Фебъ! твоей.
Тамъ новый полукругъ, и вѣтръ и власть морей,
Все чадъ твоихъ, о Лузъ! въ стремленьи дерзкомъ льстило;