Послѣдніе дни Байрона. Французскій журналистъ Адольфъ Бриссонъ случайно наткнулся на одинъ изъ старыхъ нумеровъ "Abeille littéraire", въ которомъ былъ напечатанъ разсказъ о послѣднихъ дняхъ лорда Байрона въ Миссалонго. Разсказъ написанъ камердинеромъ Байрона, Флехтеромъ, и не обладаетъ никакими особенными литературными достоинствами, но простота и искренность этого повѣствованія дѣйствуютъ ва душу читателя. Авторъ его, очевидно, былъ преданъ Байрону и окружать его почти отеческою заботливостью. Лордъ Байронъ въ глазахъ своего камердинера Флехтера былъ большимъ геніальнымъ ребенкомъ, немного больнымъ и немного сумасшедшимъ.
Байронъ находился въ особенномъ настроеніи, когда бросилъ Англію и отправился въ Грецію, увлеченный сочувствіемъ къ маленькой странѣ, изнемогающей подъ оттоманскимъ игомъ. Въ Англіи онъ оставилъ по себѣ весьма дурныя воспоминанія. Его бурныя пререканія съ женой, его независимый нравъ, оскорбленіе, которое онъ нанесъ лорду Эльдону, президенту верхней палаты, отказавшись принять протянутую ему руку, и тысячи другихъ нарушеній британскаго этикета совершенно оттолкнули отъ него англійскую аристократію, всегда отличавшуюся большимъ формализмомъ. За то и доставалось же ей, отъ Байрона, въ его произведенія. Впрочемъ, аристократія дѣлала видъ, что презираетъ поэта, но, тѣмъ не менѣе, распускала про него различныя клеветы, на что Байронъ отвѣчалъ презрѣніемъ. На страницахъ одной книги, которая никогда не повидала его, Байронъ написалъ: "Если все то правда, что про меня говорятъ, то я не достоинъ вновь увидать Англію", если неправда -- то она недостойна видѣть меня". Байронъ уѣхалъ въ Италію, жилъ въ Венеціи, Пизѣ, Генуѣ и велъ тамъ расточительный образъ жизни, поражая итальянцевъ своею роскошью, удальствомъ и своими любовными похожденіями, но это не мѣшало ему заниматься поэзіей въ свободные моменты и написать чудныя произведенія въ это время. Байронъ обладалъ слишкомъ безпокойнымъ воображеніемъ, жаждою перемѣнъ и волненій. Если онъ отдавался какому-нибудь дѣлу, то отдавался ему всей душой. Вмѣстѣ съ Шелли онъ основалъ журналъ "The Liberal" для защиты новыхъ идей, но трагическая смерть его друга въ Ливорно лишила его энергіи. Онъ сжегъ трупъ своего товарища по Оружію, на кострѣ на берегу моря, согласно древнему обычаю. Въ это время какъ разъ разыгрались событія въ Греціи, нашедшія громкій отзвукъ въ сердцѣ Байрона. Увлеченный классическими воспоминаніями, Байронъ устремился въ Грецію, куда предварительно послалъ крупную сумму денегъ, часть своего состоянія. Нанявъ англійскій бригъ "Геркулесъ", онъ отправился въ Морею, куда прибылъ въ концѣ декабря, прорвалъ линію турецкаго флота, осаждавшаго Миссалонги, и проникъ въ городъ. Можно себѣ представить съ какимъ энтузіазмомъ его встрѣтили въ Греціи. Онъ явился къ нимъ, какъ спаситель, посланецъ самаго Юпитера. Та роль, которую онъ игралъ въ Греціи, нравилась Байрону, но тѣмъ не менѣе онъ мучился предчувствіями, когда уѣзжалъ изъ Генуи, и сказалъ, прощаясь со своимъ другомъ, леди Блессингтонъ: "Я уѣзжаю въ Грецію, но оттуда не вернусь". Однако, восторженный пріемъ, оказанный ему населеніемъ Миссалонги, подбодрилъ его. Байронъ горячо принялся за дѣло и, получивъ званіе корпуснаго командира, отправился во главѣ войска въ Лепантъ. Тамъ онъ и схватилъ болѣзнь, которая свела его въ могилу.
10-го апрѣля 1824 г. Байронъ промокъ до костей подъ проливнымъ дождемъ. Флехтеръ приготовилъ ему чашку аррарута; но онъ не притронулся къ ней. У него сдѣлалась сильная лихорадка и Флехтеръ привелъ къ нему двухъ городскихъ врачей, которые, послѣ продолжительнаго совѣщанія, рѣшили прибѣгнуть къ кровопусканію, что было тогда самымъ обычнымъ способомъ лѣченія. Однако, эта мѣра и другія, примѣненныя врачами, вызвали такой упадокъ силъ, что у Байрона сдѣлался обморокъ. Это не остановило врачей и они повторили лѣченіе. Байрону становилось все хуже, лихорадка увеличилась и онъ не могъ сомкнуть глазъ всю ночь. Чувствуя, что силы его уходятъ, Байронъ сказалъ своему вѣрному Флехтеру:
-- Я боюсь, что эти ослы ничего не понимаютъ въ коей болѣзни, Я не сплю вотъ уже цѣлую недѣлю, а извѣстно, что человѣкъ долго не можетъ существовать безъ сна. Если и не умру, то сойду съ ужа. Я предпочитаю умереть.
15-го апрѣля онъ почувствовалъ приближеніе конца и позвалъ Флехтера.
-- Мнѣ надо дать тебѣ кое-какія инструкціи,-- прошепталъ онъ.
-- Прикажете принести бумагу и перья?-- спросилъ Флехтеръ, не будучи въ состояніи сдерживать своихъ слезъ.
-- Нѣтъ, время не терпитъ,-- отвѣчалъ Байронъ,-- слушай же хорошенько. Ты посѣтишь отъ коего имени мою дорогую дочь, мою бѣдную Аду, и передашь ей кое благословеніе. Затѣмъ ты пойдешь къ леди Байронъ и разскажешь ей все... слышишь, Флехтеръ?.. Ты ее попросишь...
Но смерть сомкнула его уста и фраза такъ и осталась недоговоренной. Флехтеръ такъ и не узналъ никогда, о чемъ собственно онъ долженъ былъ просить супругу Байрона.
Его тѣло было перенесено въ церковь, гдѣ погребены остатки Марко Ботцариса. Байронъ покоился въ простомъ деревянномъ гробу, прикрытый черною бархатною мантіей, а сверху мантіи были положены его каска, шпага и лавровый вѣнокъ. Флехтеръ отдалъ ему послѣдній долгъ и тотчасъ же отправился въ Англію, чтобы выполнить хотя бы отчасти возложенную на него миссію.
Байронъ умеръ едва 36 лѣтъ отъ роду, оплакиваемый множествомъ людей. Поэты сочиняли въ честь его стихи, въ которыхъ воспѣвали вмѣстѣ съ нимъ и несчастную Грецію, на помощь которой онъ устремился. И теперь примѣръ Байрона воодушевляетъ пылкую молодежь, присоединяющуюся къ стремленіямъ современной Греціи и увлекающуюся греческими идеями. Не даромъ даже общество въ Англіи, поддерживающее армянъ и грековъ, носитъ названіе "Байроновскаго общества" (Byron society). Однимъ словомъ, имя Байрона не только запечатлѣлось неизгладимыми буквами въ исторіи поэзіи, но оно связано съ исторіей Греціи. И теперь гречески молодежь точно ждетъ появленія новаго Байрона.