Байрон Джордж Гордон
Сарданапал

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


СОЧИНЕНІЯ
ЛОРДА БАЙРОНА
ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПОЭТОВЪ

ТОМЪ ВТОРОЙ
ИЗДАНІЕ ТРЕТЬЕ
О. ГЕРБЕЛЬ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1883

http://az.lib.ru

  

САРДАНАПАЛЪ.

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ.

Переводъ П. Вейнберга и А. Соколовскаго

ВЕЛИКОМУ ГЕТЕ

иностранецъ дерзаетъ поднести дань уваженья
литературнаго вассала своему ленному господину, первому изъ современныхъ писателей,
создавшему литературу въ своёмъ собственномъ отечествѣ
и прославившему литературу европейскую.
Недостойное произведеніе, которое авторъ осмѣлился посвятить ему,
называется:
"САРДАНАПАЛЪ".

  

ПРЕДИСЛОВІЕ.

   Издавая въ свѣтъ нижеслѣдующія трагедіи {"Сарданапалъ" и "Двое Фоскари".}, я повторю только, что, сочиняя ихъ, рѣшительно не имѣлъ въ виду постановки ихъ на сцену. О попыткѣ, сдѣланной одинъ разъ театральными антрепренёрами, публика уже выразила своё мнѣніе. Что же касается моихъ личныхъ воззрѣній на этотъ предметъ, то такъ-какъ, повидимому, они не ставятся ни во что, то и я умолчу о нихъ. Относительно исторической основы этихъ трагедій, отсылаю читателя въ примѣчаніямъ.
   Въ одномъ изъ предыдущихъ драматическихъ произведеній, авторъ сдѣлалъ попытку сохранить три "единства", а въ другомъ -- по возможности приблизиться къ нимъ, полагая, что при полномъ отсутствіи ихъ можно написать стихотвореніе, по никакъ не драму. Автору извѣстно, какъ непопулярна эта система въ современной англійской литературѣ; но она изобрѣтена не имъ, а есть ничто иное, какъ теорія, ещё недавно господствовавшая, какъ законъ, въ литературѣ всего міра и удержавшаяся въ этомъ видѣ до-сихъ-поръ у наиболѣе образованныхъ народовъ. Но nous avons changé tout cela и пожинаемъ плоды этой перемѣны. Авторъ далёкъ отъ мысли, что ему удастся создать въ этомъ родѣ что-нибудь, могущее сравниться съ произведеніями его предшественниковъ, какъ державшихся классическихъ правилъ, такъ и не обращавшихъ на нихъ вниманія; ему желательно только объяснить, почему онъ предпочёлъ правильную драматическую постройку, хотя и слабую, полному отступленію отъ всякихъ правилъ. Гдѣ онъ потерпѣлъ неудачу, тамъ вина ея должна быть приписана архитектору, а не самому искусству.
  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Мужчины: САРДАНАПАЛЪ, царь Ниневіи, Ассиріи и другихъ странъ.
   АРБАКЪ, мидянинъ, замышляющій сдѣлаться царемъ.
   БЕЛЕЗИСЪ, халдейскій прорицатель.
   САЛЕМЕНЪ, деверь царя.
   АЛТАДА, дворцовый чиновникъ.
   ПАНІА.
   ЦАМЕСЪ.
   СФЕРО.
   БАЛЕА.
   Женщины: ЗАРИНА, царица.
   МИРРА, рабыня-іонянка и любовница Сарданапала.

Гаремныя женщины, стражи, свита, халдейскіе жрецы, мидяне и другіе.

Дѣйствіе въ Ниневійскомъ дворцѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Зала во дворцѣ.

  
                       САЛЕМЕНЪ
  
             Онъ мучитъ государыню -- но онъ
             Ей господинъ; сестру мою онъ мучитъ --
             Но онъ мнѣ братъ: онъ мучитъ свой народъ --
             Но онъ его владыка. Я обязанъ
             И подданнымъ, и другомъ быть ему --
             Снасти его отъ гибели постыдной.
             Я не могу, не долженъ допустить,
             Чтобъ безъ слѣда изсякла подъ землёю
             Немврода кровь, Семирамиды кровь,
             Чтобъ кончилась пастушескою сказкой
             Исторія тринадцати вѣковъ
             Владычества. Онъ долженъ пробудиться.
             Въ его душѣ изнѣженной развратъ
             Не истребилъ отваги беззаботной;
             Природную энергію его
             Испорченная жизнь лишь подавила,
             Не сокрушивъ; и въ сладострастьѣ онъ
             Не утонулъ, а лишь погрязъ глубоко.
             Родясь въ избѣ онъ могъ бы государство
             Себѣ добыть: рождённый для вѣнца,
             Онъ но себѣ оставитъ только имя --
             Ничтожное наслѣдство для дѣтей.
             Но и теперь ещё не всё погибло;
             Ещё теперь онъ могъ бы искупить
             Позорное бездѣйствіе, когда бы
             Съ той легкостью, съ какою сталъ онъ тѣмъ,
             Чѣмъ быть ему не слѣдуетъ, рѣшился бъ
             Тѣмъ сдѣлаться, чѣмъ быть ему должно.
             Какъ-будто бы своимъ народомъ править
             Труднѣй, чѣмъ жизнь въ развратѣ Истощать?
             Быть во главѣ своихъ солдатъ труднѣе
             Владычества въ гаремѣ? Онъ себя
             Губительнымъ распутствомъ разслабляетъ;
             И духъ, и плоть подкапываетъ онъ
             Занятьями, что не даютъ здоровья --
             Какъ ловъ звѣрей, и славы -- какъ война.
             Да, долженъ онъ проснуться. Ахъ, лишь громы
             Небесные его разбудятъ!
             (За сценой нѣжная музыка.) Вотъ,
             Вотъ звуки лиръ, и лютень, и кимваловъ --
             Гармонія баюкающей нѣги,
             Истомы сладострастной! Голоса
             Гаремныхъ женъ и тварей ниже женщинъ
             Сливаются въ весёлый хоръ, а онъ,
             Великій царь всего земного міра,
             Увѣнчанный цвѣтами, возлежитъ,
             Откинувши небрежно діадему --
             Хватай её, кто только хочетъ... Вотъ,
             Они идутъ. Уже благоуханье
             Отъ ихъ одеждъ доносится ко мнѣ;
             Ужь вижу я -- вдоль галерей сверкаетъ
             Каменьями толпа нарядныхъ дѣвъ,
             Его пѣвицъ я, вмѣстѣ съ тѣмъ, совѣтницъ
             И между нихъ, самъ женщина съ лица
             И женщиной одѣтъ, Семирамиды,
             Великаго царя ничтожный внукъ.
             Но вотъ и онъ. Остаться мнѣ? Конечно --
             И подойти и смѣло все сказать,
             Что говорятъ о нёмъ другъ другу люди,
             Хорошіе и честные... Идутъ,
             Идутъ рабы и, въ ихъ главѣ, владыка
             И подданный, слуга своихъ рабовъ!
  

СЦЕНА II.

Входитъ САРДАНАПАЛЪ, одѣтый по женски, въ вѣнкѣ изъ розъ; за нимъ и молоодые рабы.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
             (обращаясь къ нѣкоторымъ изъ свиты).
  
             Для пиршества въ Евфратскомъ павильонѣ
             Устроить всё пышнѣе! Разубрать
             Гирляндами и освѣтить поярче!
             Мы ужинать тамъ будемъ ныньче въ полночь.
             Исполнить всё, какъ должно; а теперь --
             Галеру мнѣ! Надъ свѣтлою рѣкою
             Свѣжительный кружится вѣтерокъ --
             Мы поплывемъ. Вы, нимфы дорогія,
             Дѣлящія со мной часы утѣхъ,
             Увижу вновь я васъ въ тотъ часъ сладчайшій,
             Когда мы соберёмся, точно хоръ
             Небесныхъ звѣздъ, и вы такое жь небо
             Блестящее сплетёте изъ себя.
             До тѣхъ же поръ, вы можете свободно
             Располагать собой. А ты, моя
             Іонянка возлюбленная, Мирра,
             Гдѣ хочешь ты остаться: въ ихъ средѣ
             Иль близь меня?
  
                       МИРРА.
  
                                 Властитель мой!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Властитель!
             Ахъ, жизнь моя! Что это за отвѣтъ
             Убійственно-холодный? Ужъ такое
             Проклятіе царей -- отвѣты слышать
             Подобные. Ты госпожа себѣ,
             Какъ мнѣ. Скажи, съ гостями ль удалиться
             Желаешь ты, иль чаровать меня
             Останешься?
  
                       МИРРА.
  
                                 Царя желанье будетъ
             Закономъ мнѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Ахъ, перестань со мной
             Такъ говорить! Блаженствомъ высочайшимъ
             Считаю я -- желанія твои
             Всѣ исполнять. Я собственныхъ желаній
             Высказывать не смѣю, опасаясь
             Ихъ выразить на перекоръ тебѣ,
             Затѣмъ-что ты чужимъ желаньямъ въ жертву
             Всегда свои принесть готова...
  
                       МИРРА.
  
                                           Я
             Хотѣла бы остаться. Выше счастья
             Не знаю я, какъ вѣчно быть съ тобой;
             Но...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Что же но?Межь мною и тобою
             Единственной преградой можетъ быть
             Твой произволъ плѣнительный...
  
                       МИРРА.
  
                                                     Я слышу --
             Обычный часъ совѣта твоего
             Ужь наступилъ; мнѣ лучше удалиться...
  
                       САЛЕМЕНЪ (подходя).
  
             Раба права: ей слѣдуетъ уйти.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Кто говоритъ? Ты, братъ мой?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                     Братъ царицы
             Тебѣ же, царь, всеподданный слуга.
  
                       САРДАНАПАЛЪ (обращая къ свитѣ).
  
             И такъ, прошу васъ всѣхъ своимъ досугомъ
             Располагать до полночи, а тамъ
             Мы вновь васъ ждёмъ.

(Всѣ уходятъ. Мирра тоже собирается уйти).

             Ты, Мирра, мнѣ казалось,
             Остаться здѣсь хотѣла...
  
                       МИРРА.
  
                                           Государь,
             Ты не сказалъ остаться мнѣ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Но это
             Ты взглядами сказала. Мнѣ знакомъ
             Малѣйшій взглядъ глазъ іонійскихъ этихъ,
             И я прочёлъ, что отъ меня уйти
             Не хочешь ты.
  
                       МИРРА.
  
                       Вашъ братъ, мой повелитель...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Царицы братъ, его супруги братъ,
             Гречаночка! Меня назвать ты смѣешь
             И не краснѣть при этомъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Не краснѣть!
             О человѣкъ, лишенный глазъ, и сердца!
             Въ ея лицѣ зажечь такой пурпуръ,
             Какимъ въ часы вечерняго заката
             Блестятъ снѣга Кавказа -- и потомъ
             Её корить твоей же слѣпотою
             Холодною!... Какъ -- слёзы, Мирра?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                               Пусть
             Онѣ текутъ! Она слезами платитъ
             Не за себя одну; сама жь она --
             Причина слёзъ гораздо ядовитѣй.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Будь проклятъ тотъ, изъ-за кого она
             Заплакала!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
   ё                    Не проклинай себя же,
             Когда уже мильоны безъ того
             Тебя клянутъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Не забывайся! Хочешь,
             Чтобъ вспомнилъ я, что я монархъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                     О, если бъ
             Ты вспомнить могъ!
  
                       МИРРА.
  
                                           Мой государь и ты,
             Мой принцъ, уйти позвольте мнѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Что жь дѣлать,
             Боль грубою рукою ранилъ онъ
             Твой нѣжный духъ -- иди; но помни -- скоро
             Мы свидимся. Ахъ, лучше потерять
             Мнѣ мой престолъ, чѣмъ радость быть съ тобою!

(Мирра у ходитъ.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
             И съ нимъ, и съ ней ты, можетъ-быть, навѣкъ
             Разстанешься.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Братъ! видно, я умѣю
             Собой владѣть, когда такія рѣчи
             Ещё сношу; не выводи жь меня
             Изъ всѣхъ границъ моей натуры слабой!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Изъ этой-то натуры, черезчуръ
             Бездѣйственной и слабой, и хочу я
             Тебя извлечь. О, если бы я могъ
             Поднять твой духъ, хотя бы даже жертвой
             Самъ сдѣлался!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Клянусь Вааломъ, онъ
             Тираномъ бы хотѣлъ меня увидѣть!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Ты и теперь тиранъ! Иль, можетъ-быть,
             Ты думаешь, что только тамъ тиранство,
             Гдѣ льётся кровь, гдѣ вѣчный звонъ цѣпей?
             Нѣтъ, деспотизмъ порока, ядъ разврата,
             Безсиліе, тупая апатія
             И чувственность позорная творятъ
             Мильонами тирановъ; ихъ жестокость
             Безкровная далёко превосходитъ
             Гнуснѣйшія жестокости владыкъ,
             Исполненныхъ энергіи кровавой.
             Да, зрѣлище разврата твоего --
             И тяжкій гнётъ, и страшная отрава;
             Въ нёмъ гибели источникъ твоему
             Владычеству и всѣмъ его опорамъ.
             Извнѣ ли врагъ нахлынетъ на тебя,
             Внутри ль страны возстанье загорится --
             И тутъ, и тамъ погибель для тебя:
             Разбить врага народъ твой не съумѣетъ,
             А къ мятежу съ охотою примкнётъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Что жь дѣлаетъ тебя всего народа
             Глашатаемъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Участіе въ страданьямъ
             Моей сестры царицы, и любовь
             Природная къ племянникамъ-малюткамъ,
             И преданность къ царю, въ которой онъ,
             Я думаю, нужду ощутитъ скоро
             Не на однихъ словахъ, и уваженье
             Къ Немвродову потомству, и ещё,
             Ещё одно, съ чѣмъ незнакомъ ты.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Что же?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Невѣдомое слово для тебя.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Желательно услышать...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Добродѣтель.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Невѣдомое слово! Да ничто --
             Ни ревъ трубы, ни крики пьяной черни
             Не рѣзали ушей моихъ сильнѣй,
             Убійственнѣй, чѣмъ это слово. Только
             Его одно и слышу я въ устахъ
             Твоей сестры.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Чтобъ разговоръ несносный
             Перемѣнить, стань слушать про порокъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             А отъ кого?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Пожалуй, хоть отъ вѣтровъ,
             Коль голоса народа -- для тебя
             Неслышный звукъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Послушай, я -- ты знаешь --
             И терпѣливъ, и милосердъ; не разъ
             Ты въ этомъ убѣждался: отвѣчай же,
             Что двигаетъ тобой?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Бѣда, тебѣ
             Грозящая.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Не понимаю.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Слушай:
             Народы всѣ -- ихъ много получилъ
             Ты отъ отца -- къ тебѣ пылаютъ злобой
             Открытою.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ко мнѣ? Чего жъ хотятъ
             Рабы?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Царя.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 А что же я такое?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Для нихъ -- ничто; по мнѣ же -- человѣкъ,
             Способный быть и кое-чѣмъ побольше.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Шваль пьяная! Чего же это имъ
             Недостаетъ? И миръ, и изобилье --
             Всё есть у нихъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Да, мира больше, чѣмъ
             Не срамъ имѣть, а изобилья -- меньше,
             Чѣмъ кажется царю, гораздо меньше.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Кто жь тутъ виной, какъ не одни мои
             Грабители-сатрапы.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           И отчасти
             Самъ государь, который никогда
             Не сдѣлаетъ ни шагу за ворота
             Дворцовыя, а если и рискнетъ,
             То лишь затѣмъ, чтобъ спрятаться отъ зноя
             Въ какомъ-нибудь нагорномъ замкѣ? О,
             Великій Валъ, создавшій это царство
             Обширное и ставшій богомъ въ нёмъ,
             Иль такъ, какъ богъ, блиставшій яркой славой
             Въ теченіе столѣтій -- вотъ, смотри,
             Тотъ, кто себя зовётъ твоимъ потомкомъ!
             Онъ никогда ещё, какъ властелинъ,
             Не видѣлъ царствъ, съ которыми разстался
             Ты, какъ герой, которыя трудомъ,
             И временемъ, и кровью намъ ты добылъ --
             И для чего? чтобъ сдѣлались они
             Источникомъ налоговъ и стяжаній
             Для оргіи, для прихотей слѣпыхъ
             Любовницы...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Тебя я понимаю;
             Желалъ бъ ты, чтобъ превратился я
             Въ воителя. Клянусь звѣздами неба,
             Открытыми халдеянамъ -- клянусь,
             Безумные рабы вполнѣ достойны,
             Чтобъ въ собственныхъ желаніяхъ они
             Нашли своё проклятье и чтобъ къ славѣ
             Я ихъ повёлъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 А отчего же нѣтъ?
             Вѣдь женщиной была Семирамида,
             А между тѣмъ къ Гангеса берегамъ
             Она своихъ водила ассиріянъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, это такъ. Но только -- какъ вернулась
             Она оттоль?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Какъ мужъ и какъ герой:
             Разбитая -- то правда, но постыдно
             Не павшая. Съ своими двадцатью
             Солдатами въ порядкѣ отступила
             На Бактрію.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 А сколько ихъ она
             Оставила для коршуновъ индійскихъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
             О томъ молчатъ анналы.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Ну, такъ я
             За нихъ скажу, что, право, двадцать платьевъ
             Въ своёмъ дворцѣ ей лучше бы наткать,
             Чѣмъ съ двадцатью солдатами спасаться,
             Покинувши мильоны вѣрныхъ слугъ
             Среди волковъ, и вороновъ, и тварей
             Свирѣпѣе, страшнѣе ихъ -- людей!
             И это честь? О, если такъ, оставьте
             Меня въ моёмъ позорѣ навсегда!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Не всѣмъ бойцамъ одна и та же доля.
             Великая праматерь ста царей
             Изъ Индіи бѣжала, это правда;
             Но бактріянъ, и персовъ, и мидянъ
             Она за-то прибавила къ народамъ,
             Которыми владѣла, какъ и ты
             Владѣть бы могъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я и владѣю ими,
             Она жь одно умѣла -- покорять.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Ахъ, мечъ ея для нихъ -- и скоро -- больше.
             Чѣмъ скипетръ твой, понадобится!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                               Жилъ,
             Какъ говорятъ, на свѣтѣ нѣкій Бахусъ.
             Я отъ моихъ гречаночекъ о нёмъ
             Слыхалъ не разъ. Онъ богъ былъ, богъ у грековъ
             И, стало быть, совсѣмъ не божество
             Въ Ассиріи; а между-тѣмъ то царство
             Индійское, гдѣ, по твоимъ словамъ,
             Такъ пострадать пришлось Семирамидѣ,
             Онъ покорилъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 И я о нёмъ слыхалъ;
             Ты видишь самъ -- въ людяхъ прослылъ онъ богомъ
             За подвигъ свой.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 И я сейчасъ почту
             Божественность его. Эй, виночерпій!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Что хочетъ царь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Хочу, чтобъ былъ почтёнъ
             Вашъ новый богъ и старый побѣдитель.
             Вина сюда!

(Входитъ виночерпій.)

                       Подай мнѣ золотой,
             Украшенный каменьями, мой кубокъ,
             Что чашею Немвродовой зовутъ.
             Полнѣй! Скорѣй!

(Виночерпій уходитъ.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Ещё твой пиръ недавній
             Не выспался, а ты уже готовъ
             Возобновить!

(Виночерпіи возвращаете съ виномъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Мой благородный сродникъ
             Коль варвары далёкихъ береговъ
             Іоніи и подданные наши
             Не лгутъ -- такъ онъ, тотъ Бахусъ, покорилъ
             Всю Индію, не правда ли?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Да, правда,
             И вотъ за-то прослылъ онъ богомъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Нѣтъ,
             Нѣтъ, не за-то! Двѣ-три его колонны,
             Которыя моими быть могли бъ,
             Сочти я ихъ достойными покупки
             И поисковъ -- вотъ всё, что говоритъ
             О царствахъ, имъ разрушенныхъ, о крови,
             Что пролилъ онъ морями, о сердцахъ,
             Разбитыхъ имъ. Но здѣсь, здѣсь, въ этой чашѣ
             Лежитъ его безсмертіе -- въ лозѣ
             Безсмертной той, откуда душу первый
             Онъ выдавилъ и намъ потомъ её
             На радость далъ, какъ слабое возмездье
             За зло своихъ побѣдъ. Да, но сверши
             Онъ этого, и гробъ его, и имя
             Лишились бы безсмертья, и подобно
             Праматери моей Семирамидѣ,
             Остался бъ онъ на вѣки межь людьми
             Чудовищемъ какимъ-то, съ полу-блескомъ
             Божественнымъ. Вотъ богомъ что его
             Содѣлало -- тебя жъ пусть человѣкомъ
             Содѣлаетъ. Ну, добрый мой брюзга,
             Вотъ чаша, пей въ честь греческаго бога!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Всѣхъ царствъ твоихъ я нё взялъ бы за-то,
             Чтобъ, такъ-какъ ты, глумиться надъ родною
             Религіей.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Онъ, стало быть, герой
             По твоему, затѣмъ, что кровь морями
             Лилъ по землѣ -- но ужь никакъ не богъ
             Изъ-за того, что далъ плоду онъ силу
             Волшебную, смѣняющую грусть
             Веселіемъ, вливающую юность
             Въ кровь стариковъ и вдохновенный пылъ --
             Въ духъ юношей, дающую забвенье
             Усталости, гонящую боязнь
             Опасности, творящую намъ новый
             Роскошный міръ, когда тускнѣетъ тотъ,
             Гдѣ мы живёмъ. Ну, что жь, коли не хочешь
             За бога пить, такъ пусть, какъ человѣкъ,
             Онъ здравствуетъ, какъ человѣкъ, который
             Міръ изумилъ злодѣйствомъ и добромъ.

(Пьетъ.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Ты оргіи готовъ опять предаться,
             Какъ вижу я?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 А если бы и такъ?
             Весёлый пиръ, гдѣ ни одна слезинка
             Не потечётъ, не лучше ли побѣды?
             По цѣль моя иная: если выпить
             Не хочешь ты со мною -- продолжай
             По своему: тебя я не стѣсняю.

(Виночерпію.)

                       Иди, дитя! (Виночерпій уходитъ.)
  
                                 САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Но только одного
             Желалъ бъ я -- стряхнуть съ тебя дремоту.
             Пусть лучше мной ты будешь пробуждёнъ,
             Чѣмъ мятежомъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Какой мятежъ? Откуда?
             И для чего? и почему? и гдѣ?
             Я государь законный; я потомокъ
             Исконныхъ государей; въ чёмъ такомъ
             Я предъ моимъ народомъ провинился
             И предъ тобой, чтобъ ты меня бранилъ,
             А онъ вставалъ мятежно?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Что ты сдѣлалъ --
             Мнѣ собственно -- объ этомъ умолчу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Но всё-таки, ты думаешь, конечно,
             Что оскорбилъ царицу я? Вѣдь такъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Я думаю? Какъ будто оскорбленья
             Здѣсь не было на самомъ дѣлѣ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Князь,
             Терпѣніе и выслушай. Царица
             Окружена всѣмъ блескомъ, властью всей,
             Какія ей по сану подобаютъ,
             Всѣ чествуютъ монархиней её,
             И ввѣрены ея надзору принцы
             Наслѣдные. Я съ нею въ бракъ вступилъ
             Изъ видовъ государства, какъ монархи
             Вступаютъ въ бракъ, и такъ её любилъ,
             Какъ женъ мужья по большей части любятъ,
             Но если вы надѣялись, что къ ней
             Я привяжусь, какъ мужичекъ халдейскій
             Къ своей женѣ, то, значитъ, ни меня,
             Ни сердце человѣка, ни монарховъ
             Не знали вы.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Царь, лучше о другомъ
             Поговоримъ. Въ моей крови нѣтъ мѣста
             Для жалобы; сестрѣ же -- не нужна
             Насильная любовь, хотя бы даже
             Властителя Ассиріи. Она
             Отвергнетъ страсть, что дѣлятъ вмѣстѣ съ нею
             Наложницы, рабыни чуждыхъ странъ.
             Она молчитъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Зачѣмъ же не умѣетъ
             Молчать и братъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Я -- эхо голосовъ
             Твоихъ земель, которыхъ скоро долженъ
             Лишиться тотъ, кто ими долго такъ
             Пренебрегалъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 О, грубые и злые
             Рабы! За-то роптать и обвинять,
             Что крови ихъ не лилъ я, что въ пустыни
             Песчаныя на гибель не водилъ
             Мирьяды ихъ, что береговъ Гангеса
             Не убѣлялъ костями, что не гнулъ
             Ихъ головы подъ дикіе законы,
             Что никого не изнурилъ трудомъ
             Постройки стѣнъ и башень вавилонскихъ!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Но это всё трофеи, во сто разъ
             Достойнѣе монарха и народа,
             Чѣмъ музыка, и пѣсни и пиры,
             Наложницы, сокровищъ расточенье,
             Попраніе всего благого...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Я
             Трофеями два города имѣю:
             Въ единый день и Тарсъ и Анхіалъ
             Построены, ты знаешь... Ну, а эта
             Старуха кровожадная, моя
             Воинственная бабушка, невинность
             Стыдливая -- что сдѣлала бъ ещё?
             Разрушила бъ, и только...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Это правда;
             Я признаю твою заслугу: да,
             Два города соорудилъ ты -- просто
             Изъ прихоти, и надписью такой
             Украсилъ ихъ, которая послужитъ
             Тебѣ и имъ позоромъ навсегда.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Позоромъ мнѣ! Клянусь Вааломъ, эти
             Два города, какъ тамъ ни хороши,
             Но надписи не стоятъ. Какъ угодно
             Брани меня, правленіе моё
             И жизнь мою; но это изреченье
             Правдивое оспаривать не тщись;
             Здѣсь въ трёхъ строкахъ исторія все и жизни
             И дѣлъ людскихъ; её ты помнишь? "Царь
             Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса,
             Въ единый день два города воздвигъ.
             Ѣшь, пей, люби; всё прочее не стоитъ
             Щелчка."
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Мораль достойная, слова
             Премудрыя, которыя народу
             Внушаетъ царь!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 А ты чего бъ хотѣлъ?
             Чтобъ я писалъ указы: "повинуйся,
             Народъ, царю! вноси въ его казну!
             Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью
             Изъ-за него, благоговѣйно падай
             Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести
             Тяжелый трудъ!" Иль такъ: "На этомъ мѣстѣ
             Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ
             Своихъ враговъ. Смотрите, вотъ ихъ гробы --
             Его трофей!" Такія вещи я
             Воителямъ свершать предоставляю:
             Съ меня жь вполнѣ довольно, если дамъ
             Я подданнымъ возможность меньше слышать
             Гнётъ бѣдъ земныхъ и приближаться къ гробу
             Безъ горькихъ слёзъ. Какія льготы я
             Себѣ даю -- въ такихъ же нѣтъ отказа
             И моему народу. Всѣ мы поди.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Твои отцы какъ боги чтились.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Да,
             Въ пыли гробовъ, когда они ни боги,
             Ни смертные. Уволь меня отъ нихъ!
             Червякъ -- вотъ богъ! Онъ ѣстъ по крайней мѣрѣ
             Твоихъ боговъ, покамѣстъ наконецъ,
             Сожравши все, безъ пищи самъ издохнетъ.
             А тля", твои -- простые люди. Вотъ,
             Взгляни-ка ты на ихъ потомка: слышу
             Я тысячу земныхъ вещей въ себѣ,
             А божества -- ни капли, развѣ только
             Наклонность та, которую во мнѣ
             Ты такъ хулишь -- любить, быть милосерднымъ,
             Дурачества другихъ людей прощать
             И -- это вотъ въ натурѣ человѣка --
             Нестрогимъ быть и къ собственнымъ своимъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Ахъ! приговоръ подписанъ Ниневіи!
             Несчастная, несчастная царица
             Всѣхъ городовъ!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Чего боишься ты?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Со всѣхъ сторонъ ты окруженъ врагами --
             И, можетъ-быть, чрезъ нѣсколько часовъ,
             Свирѣпая гроза ужъ уничтожитъ
             Твоихъ, моихъ и самаго тебя,
             И къ утру всё, что есть ещё сегодня
             Изъ племени Ваала, будетъ прахъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Что жъ намъ грозитъ?
  
                       САЛИМЕНЪ.
  
                                 Измѣна честолюбцевъ,
             Уже давно держащая тебя
             Въ своихъ сѣтяхъ; но есть ещё спасенье:
             Лишь царскою печатью ты меня
             Уполномочь разоблачить всѣ козни --
             И головы виновныхъ я сложу
             Къ твоимъ ногамъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Гм... Головы... А сколько?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Ужели я вести имъ стану счётъ,
             Когда твоя въ опасности? Позволь же
             Мнѣ дѣйствовать -- дай мнѣ свою печать
             И предоставь уже распорядиться
             Всѣмъ остальнымъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Нѣтъ, жизнями людей
             Я никому не дамъ распоряжаться.
             Когда другихъ лишаемъ жизни мы,
             То что берёмъ и что даёмъ -- не знаемъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             И ты её боишься взять у тѣхъ,
             Которые грозятъ твоей?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Ну, это
             Такой вопросъ... Но я отвѣчу: да.
             Безъ этого нельзя ль? Кто подозрѣнье
             Твоё навлёкъ? Вели арестовать.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Желалъ бы я, чтобъ ты моихъ отвѣтовъ
             Не требовалъ. А то они сейчасъ
             Подхватятся болтливою толпою
             Твоихъ гетеръ, оттуда по дворцу
             Пойдутъ гулять, проникнутъ даже въ городъ --
             И всё тогда пропало. Предоставь
             Мнѣ дѣйствовать.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Тебѣ я довѣрялся,
             Ты знаешь самъ, всегда. Вотъ перстень мой!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Но у меня ещё одна есть просьба
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я слушаю.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Чтобъ отмѣнилъ ты пиръ
             Сегодняшній въ Евфратскомъ павильонѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Пиръ отмѣнить! Да ни за что, хотя бъ
             Тутъ собрались всѣ сколько есть на свѣтѣ
             Бунтовщиковъ! Пускай себѣ идутъ,
             Пусть дѣлаютъ всѣ гадости, какія
             Имъ въ умъ придутъ -- не испугаюсь я,
             Изъ-за стола не выйду раньше, кубковъ
             Ни на одинъ не уменьшу, въ вѣнкѣ
             Ни одного цвѣточка не убавлю,
             Не сокращу веселья ни на часъ.
             Я не боюсь.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Но если это нужнымъ
             Окажется -- вооружишься ты,
             Не правда-ли?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Быть-можетъ. Славный панцырь
             Есть у меня, и мечъ не изъ плохихъ,
             Копьё и лукъ, какими бъ не побрезгалъ
             И самъ Немвродъ -- немножко тяжелы,
             Да ничего, я справлюсь... Только вотъ что
             Мнѣ въ умъ пришло: давно ужь это всё
             Употреблялъ я даже на охотѣ.
             Тебѣ оно попалось на глаза
             Хоть разъ одинъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Какъ во-время такія
             Ребяческія шутки! Отвѣчай
             Когда нужда придётъ, ты за оружье
             Возьмешься-ли?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Возьмусь-ли! О, когда
             Такъ быть должно, когда рабовъ безумныхъ
             Не усмирить ничѣмъ помягче -- я
             До той поры мечемъ работать стану,
             Пока его не захотятъ они
             Въ моихъ рукахъ веретеномъ увидѣть.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             По ихъ словамъ, твой скиптръ ужь съ давнихъ поръ
             Веретено.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Они солгали! Впрочемъ,
             Пусть говорятъ. У древнихъ грековъ былъ --
             Какъ пѣли мнѣ не разъ мои рабыни --
             Главнѣйшимъ изъ героевъ Геркулесъ,
             И вотъ за-то, что онъ любилъ царицу
             Лидійскую, такая же молва
             Шла про него. Ты видишь -- чернь повсюду
             На клевету падка, чтобъ въ прахъ топтать
             Своихъ владыкъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Отцовъ твоихъ, однако,
             Не обвинялъ въ такихъ дѣлахъ народъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ну, да -- не смѣлъ. Война или работа
             Была его удѣломъ; цѣпи онъ
             Снималъ лишь съ тѣмъ, чтобъ нарядиться въ латы.
             Ну, а теперь у нихъ досугъ, и миръ,
             И полная свобода веселиться
             И горло драть. За это не сержусь
             Нисколько я: единая улыбка
             Красавицы дороже для меня
             Всѣхъ возгласовъ, какими возносила
             Когда-нибудь народная толпа
             Ничтожество. Въ безумномъ ревѣ этихъ
             Поганыхъ стадъ, отъ жиру ужь совсѣмъ
             Взбѣсившихся, какъ-будто есть что-либо,
             Изъ-за чего я могъ бы дорожить
             Хвалами ихъ, или страшиться брани?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Ты самъ сказалъ, что люди и они;
             Такъ, стало-быть, и ихъ сердца да значатъ
             Хоть что-нибудь.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Такія же сердца
             У псовъ моихъ -- нѣтъ, лучше, почестнѣе!
             Но къ дѣлу. Ты мой перстень получилъ:
             Коли они дѣйствительно бунтуютъ,
             Ты усмири, но жесткихъ мѣръ прошу
             Не принимать, пока ужь точно крайность
             Не явится. Мнѣ ненавистны всѣ
             Страданія -- въ другихъ ли ихъ вселяю,
             Терплю-ли самъ; вѣдь всѣ мы: отъ раба
             Послѣдняго до перваго монарха
             Достаточно страдаемъ для того,
             Чтобъ бѣдствія земного гнётъ природный
             Не умножать, но роковой удѣлъ,
             Намъ посланный судьбой, стараться только
             Услугами другъ друга облегчать.
             Но этого они не знаютъ, или
             Знать не хотятъ. Клянусь Вааломъ, я
             Всё дѣлалъ, всё, чтобъ жить имъ было легче:
             Не воевалъ, не умножалъ налоговъ,
             Свободы ихъ домашней не стѣснялъ,
             Предоставлялъ собой распоряжаться,
             Какъ кто хотѣлъ, при чёмъ и самъ себѣ
             Былъ господинъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Ты ни во что не ставилъ
             Обязанностей царскихъ, и они
             Поэтому кричатъ, что быть монархомъ
             Не годенъ ты.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Лгутъ. Только имъ и быть,
             Къ несчастію, я годенъ, а иначе
             И мидянинъ послѣдній могъ бы сѣсть
             На мой престолъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 И мидянинъ нашелся.
             Замыслившій...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Что это значитъ? Ты
             Таинствененъ, вопросовъ не желаешь,
             А я совсѣмъ не любопытенъ. Ну,
             Распорядись, какъ знаешь; если дѣло
             Ужь стало такъ -- уполномочье я
             Тебѣ даю. Никто ещё на свѣтѣ
             Сильнѣй меня, конечно, не желалъ
             Надъ мирными владычествовать мирно;
             Но разъ они меня заставятъ встать --
             О, лучше бы имъ воскресить изъ праха
             Свирѣпаго Немврода, ихъ "ловца
             Великаго!" Я обращу въ пустыню
             Владѣнія мои и стану въ нихъ
             Травить звѣрей, что были по природѣ
             Своей людьми, но стали не людьми
             По своему желанію. Во взглядѣ
             Ихъ на меня до-этихъ-поръ все ложь;
             Но въ будущемъ во что онъ превратится --
             О, то у нихъ навѣки отобьётъ
             Охоту лгать -- и ужъ пускай за это
             Самихъ себя потомъ благодарятъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             А! и въ тебѣ проснулось чувство!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Чувство!
             Да чорную неблагодарность кто жь
             Не чувствуетъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 На это не словами,
             А дѣломъ я отвѣчу. Сохрани
             Въ душѣ своей энергію, что дремлетъ
             По временамъ, но всё ещё жива,
             И вновь къ тебѣ вернуться можетъ слава
             Правителя и мощь царя. Прощай!

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ (одинъ).
  
             Прощай. Ушолъ -- и у него на пальцѣ
             Моё кольцо -- скиптръ царскій для него.
             Онъ такъ же крутъ, какъ я безпечно-мягокъ,
             Но и рабы достойны наконецъ
             Почувствовать владыку надъ собою.
             Откуда мнѣ грозитъ опасность -- я
             Не знаю: онъ открылъ её -- пускай-же
             И устранитъ. Ужели жизнь мою --
             Коротенькую жизнь -- я тратить стану
             Ещё на то, чтобъ охранять её
             Ото всего, что бѣдную способно
             Укоротить? Да стоитъ-ли она
             Такихъ трудовъ. Нѣтъ, жить, бояся смерти,
             Бунтовщиковъ повсюду чуя, всѣхъ
             Вокругъ себя за-то подозрѣвая,
             Что здѣсь они, а тѣхъ, что далеко --
             За-то, что тамъ -- не значитъ-ли въ могилу
             До срока лечь? Но если быть тому
             И суждено на самомъ дѣлѣ, если
             Они меня сметутъ съ лица земли
             И царствъ моихъ, такъ что земля? что царство?
             Я жилъ, любилъ, свой образъ размножалъ,
             А умереть -- какъ-будто не такое жь
             Естественное дѣло плоти? Да,
             Конечно, я не лилъ морями крови,
             Какъ лить бы могъ, чтобъ превратить моё
             Названіе въ синонимъ смерти -- въ ужасъ,
             Въ побѣдный бичъ. Но въ этомъ я ничуть
             Не каюсь. Жизнь наполнилъ я любовью,
             И ежели теперь прольётся кровь --
             Не по моей винѣ она прольётся.
             До-этихъ-поръ, изъ ассирійскихъ жилъ
             Не вытекло ещё единой капли
             Въ угоду мнѣ; до-этихъ-поръ изъ всѣхъ
             Сокровищъ Ниневіи не потраченъ
             Малѣйшій грошъ на то, что хоть одной
             Слезы ея сынамъ могло бы стоить;
             И вотъ теперь имъ ненавистенъ я
             За-то, что не умѣю ненавидѣть,
             И бунтовать они хотятъ за-то,
             Что я не угнетаю ихъ. О, люди!
             Не скипетры, а косы вамъ нужны,
             Чтобъ, какъ траву, васъ скашивать -- иначе
             Одинъ бурьянъ придётся пожинать,
             Сбирать плоды гнилые недовольства,
             Вносящіе въ благую почву ядъ,
             Изъ житницы творящіе пустыню...
             Однако же, пора изъ головы
             Ихъ выкинуть. Эй, кто-нибудь, живѣе!

(Входитъ служитель.)

             Поди, скажи гречанкѣ Миррѣ, рабъ,
             Что мы её желаемъ видѣть.
  
                       СЛУЖИТЕЛЬ..
  
                                           Мирра
             Ужь здѣсь, мой царь.

Входитъ МИРРА.

  
                       САРДАНАПАЛЪ
  
                                 Ступай. (Миррѣ.) О, ты моя,
             Красавица -- какъ всѣ мои желанья
             Ты чувствуешь! Чуть сердце по тебѣ
             Забилося -- ужь ты передо мною.
             О, дай же мнѣ увѣровать, что есть
             Невѣдомая сила, духъ незримый,
             Всегда, вездѣ связующіе насъ,
             Издалека влекущіе другъ къ другу?
  
                       МИРРА.
  
             Да, это есть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я знаю самъ, что есть;
             Но какъ назвать по имени -- не знаю.
             Кто этотъ духъ?
  
                       МИРРА.
  
                                 На родинѣ моей --
             Онъ божество; въ душѣ моей -- онъ чувство
             Божественно-возвышенное, но
             Не болѣе какъ смертное: смиренья
             Стыдливаго исполнено оно
             И, вмѣстѣ съ тѣмъ, блаженства... то-есть, было бъ
             Блаженство въ нёмъ, когда бъ...

(Останавливается.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Вотъ такъ всегда
             Какая-то преграда между нами
             И тѣмъ, что намъ является въ мечтахъ,
             Какъ счастіе. О, дай мнѣ уничтожить
             Всё, что встаётъ для счастья твоего
             Препятствіемъ -- и моему не будетъ
             Тогда конца!
  
                       МИРРА.
  
                       Мой государь!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           О нѣтъ!
             Мой государь! Мой царь! Мой повелитель!
             Всегда одно -- и вѣчно этотъ тонъ
             Почтительнаго страха! Видно, встрѣтить
             Весёлую улыбку я могу
             Лишь на пиру, въ его разгулѣ дикомъ,
             Когда шуты до равенства со мной
             Нахлещутся, иль я сравняюсь съ ними
             Въ животности? О, Мирра? Эти всѣ
             Названія: царь, государь, властитель,
             Величество -- могу я слышать; я
             Въ былые дни цѣнилъ ихъ даже -- то-есть
             Терпѣлъ въ устахъ сатраповъ и рабовъ;
             Когда жъ они лепечутся устами
             Любимыми -- устами, что къ моимъ
             Такъ часто прижимались -- въ сердцѣ слышу
             Я злую дрожь, и леденитъ меня
             Сознаніе печальной фальши сана,
             Давящаго порывы чувствъ во всѣхъ,
             Кто дорогъ мнѣ -- и хочется мнѣ сбросить
             Постылую тіару, и съ тобой
             Въ кавказскую избушку удалиться
             И всѣ вѣнцы на свѣтѣ замѣнить
             Цвѣточными вѣнцами!
  
                       МИРРА.
  
                                           Ахъ, когда бы
             Осуществить могли мы!...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           И въ тебѣ
             Такое же желанье? Для чего же?
  
                       МИРРА.
  
             Тогда бы ты могъ ты узнать, чего
             Не суждено узнать тебѣ во вѣки.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Что жь именно?
  
                       МИРРА.
  
                                 Прямую цѣну сердца --
             Я говорю о сердцѣ женскомъ...
  
                       САРДАНАНАЛЪ.
  
                                                     Я
             Ихъ тысячи и тысячи извѣдалъ.
  
                       МИРРА.
  
             Сердецъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ну, да...
  
                       МИРРА.
  
                                 Ни одного! Но часъ
             Для этого ещё пробьётъ, быть-можетъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, онъ пробьётъ. Послушай: Салеменъ
             Мнѣ объявилъ -- откуда, какъ всё это
             Онъ вывѣдалъ, извѣстно одному
             Творцу моихъ земель великихъ, Белу --
             Онъ объявилъ, что царскій мой престолъ
             Въ опасности.
  
                       МИРРА.
  
                       Онъ поступилъ, какъ должно.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             И это ты такъ разсуждаешь, ты,
             Которую онъ оскорбилъ столь грубо,
             И жесткими насмѣшками прогнать
             Осмѣлился отсюда, и заставилъ
             И покраснѣть, и плавать?
  
                       МИРРА.
  
                                           И краснѣть,
             И плакать я должна гораздо чаще --
             И Салеменъ напомнилъ только мнѣ
             Обязанность мою. Но про опасность
             Ты говоришь. Опасность для тебя?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, отъ интригъ, и тёмныхъ заговоровъ,
             И мидянъ вѣроломныхъ, и солдатъ
             Обиженныхъ, и ропщущихъ народовъ --
             Ужъ я и самъ не знаю отъ чего;
             Тутъ лабиринтъ какихъ-то тайнъ, загадокъ,
             Глухихъ угрозъ... Ты знаешь, Салеменъ
             Всегда таковъ. Но человѣкъ онъ честный...
             Да пусть ихъ тамъ! Подумаемъ съ тобой
             О пиршествѣ полночномъ.
  
                       МИРРА.
  
                                           Нѣтъ, настала
             Теперь пора о пиршествахъ забыть.
             Конечно, ты его совѣтомъ мудрымъ
             Не пренебрёгъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Какъ! И въ тебѣ боязнь?
  
                       МИРРА.
  
             Гречанка я -- такъ мнѣ-ль страшиться смерти?
             Рабыня я -- такъ мнѣ-ли задрожать,
             Завидѣвши свободу?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Отчего же
             Твоё лицо блѣднѣетъ?
  
                       МИРРА.
  
                                           Я люблю.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             А я? Тебя люблю я больше, выше,
             Чѣмъ жизнь мою, чѣмъ царства всѣ мои,
             А между-тѣмъ я не блѣднѣю.
  
                       МИРРА.
  
                                                     Значитъ,
             Ты ни себя не любишь, ни меня:
             Кто полюбилъ другого, долженъ также
             Себя любить ужъ ради существа
             Любимаго. Безумная отвага!
             И жизнь свою, и царство такъ легко
             Нельзя терять!..
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Терять! Но гдѣ жь тотъ дерзкій,
             Что посягнуть рѣшился бы на нихъ?
  
                       МИРРА.
  
             Но гдѣ и тотъ, который испугалъ бы
             Столь дерзкаго? Когда властитель самъ
             Себя забылъ, ужели станетъ помнить
             О нёмъ народъ подвластный?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Мирра!
  
                       МИРРА.
  
                                                               О,
             Не хмурь бровей! Улыбками своими
             Ты такъ меня избаловалъ, что видъ
             Суровый твой страшнѣе наказанья,
             Котораго, быть-можетъ, вѣстникъ онъ.
             Властитель мой -- я у тебя рабыня!
             Царь, я тебѣ подвластна! Человѣкъ,
             Люблю тебя! Люблю, сама не знаю,
             Чѣмъ роковымъ къ тебѣ привлечена!
             Гречанка я -- и, стало быть, престоламъ
             Природный врагъ; невольница -- цѣпей
             Не выношу; іонянка -- должна я
             Считать себя униженной не такъ
             Оковами, какъ страстью къ иноземцу --
             И всё-таки люблю тебя, люблю!
             И ежели нашлось довольно силы
             Въ моей любви, чтобъ существо моё
             Преобразить, то развѣ не имѣетъ
             Она всѣхъ правъ, чтобы спасти тебя?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Спасти меня! О, милая, такъ чудно
             Ты хороша -- и я въ тебѣ ищу
             Одной любви, а не спасенья.
  
                       МИРРА.
  
                                           Гдѣ же,
             Какъ не въ любви, отъ всякихъ бѣдъ защита?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я говорю про женскую любовь.
  
                       МИРРА.
  
             Людскую жизнь питаетъ первой силой
             Грудь женщины; насъ первымъ звукамъ учатъ
             Ея уста; вашъ первый плачъ унять
             Идётъ она; вашъ вздохъ послѣдній часто
             Слухъ женщины пріемлетъ, между-тѣмъ
             Какъ прочь бѣгутъ мущины отъ заботы
             Не слишкомъ-то весёлой -- сторожить
             Въ послѣдній часъ того, кто правилъ ими.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             О, милый мой ораторъ! рѣчь твоя
             Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій,
             Любимая забава у тебя
             На родинѣ, о чёмъ такъ часто слышалъ
             Я отъ тебя. Что это, Мирра? Ты
             Заплакала! Ну, полно!
  
                                 МИРРА.
  
                                 Я не плачу,
             Но я прошу -- о родинѣ моей,
             Моихъ отцахъ не говори со мною.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Но, Мирра, ты такъ часто говоришь
             Сама о нихъ...
  
                       МИРРА.
  
                       Да, это правда, правда!
             Недремлющая дума каждый мигъ
             Излить себя въ словахъ невольно рвётся;
             Но чуть другой при мнѣ заговоритъ
             О Греціи -- душѣ такъ больно, больно.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ну, хорошо. И такъ, меня снасти
             Желаешь ты -- но какъ-же?
  
                       МИРРА.
  
                                           Научивши
             Тебя спасти и самого себя,
             И эти всѣ обширныя владѣнья
             Отъ ярости ужаснѣйшей изъ войнъ --
             Межъ братьями.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Но, милая, вѣдь войны
             И воины мнѣ ненавистны. Я
             Живу среди покоя и веселья;
             Чего жь ещё отъ человѣка ждать?
  
                       МИРРА.
  
             Ахъ, государь, съ народной массой часто
             Наружный видъ войны необходимъ,
             Чтобъ сохранять на дѣлѣ блага мира,
             И для царей полезнѣй иногда
             Внушать боязнь, чѣмъ быть любимымъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                               Я же
             Всегда искалъ одной любви.
  
                       МИРРА.
  
                                           И вотъ
             Ни первое тобою, ни второе
             Не найдено.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 И это говоришь
             Ты, Мирра -- ты?
  
                       МИРРА.
  
                                 Я о любви народной
             Здѣсь говорю, любви къ себѣ, любви,
             Желающей, чтобъ правили народомъ
             Законъ и страхъ,-- безъ гнёта, иль чтобъ онъ
             Не слышенъ былъ, по-крайней-мѣрѣ; если жь
             И чувствуешь, то чтобъ казался онъ
             Защитою отъ гнёта, пострашнѣе
             Своихъ страстей. Цари пировъ, любви,
             Вина, цвѣтовъ и шумнаго веселья
             Не могутъ быть царями славы...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Славы!
             Но что она?
  
                       МИРРА.
  
                       Спроси о томъ боговъ,
             Твоихъ отцовъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Они давно замолкли;
             Жрецы жь за нихъ тогда лишь говорятъ,
             Когда хотятъ на храмъ добыть подачку.
  
                       МИРРА.
  
             Такъ загляни хоть въ лѣтопись о тѣхъ,
             Которые создали это царство.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Нѣтъ, не могу: на ней повсюду кровь.
             Да и къ чему? Вѣдь наше государство
             Ужь создано; а новыя творить
             Я не хочу.
  
                       МИРРА.
  
                       Старайся не утратить
             Хоть своего.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Я наслажденій въ нёмъ
             Ищу себѣ. Дитя, идёмъ къ Евфрату;
             Часъ наступилъ, галера наша ждётъ,
             И павильонъ, украшенный для пира
             Полночного, заблещетъ скоро весь
             И красотой, и яркими огнями,
             И тѣмъ звѣздамъ, что свѣтятъ въ небесахъ,
             Покажется такою-же звѣздою;
             А мы съ тобой, въ вѣнцахъ изъ свѣжихъ розъ,
             Красавица, возляжемъ тамъ, какъ...
  
                       МИРРА.
  
                                                               Жертвы.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Нѣтъ, какъ цари -- какъ пастухи-цари,
             Что, въ простотѣ норы патріархальной,
             Алмазами имѣли лишь цвѣты
             Весенніе и ни одной слезинкой
             Своихъ побѣдъ не пачкали... Идёмъ!

Входитъ ПАНІА.

  
                       ПАНІА.
  
             Да здравствуетъ мой государь во вѣки!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             До тѣхъ лишь поръ -- ни на единый часъ
             Не долѣе -- пока любить онъ можетъ.
             Какъ мнѣ претитъ, какъ ненавижу я
             Такой языкъ! Изъ жизни даже дѣлать
             Умѣетъ ложь, льстя вѣчностью тому,
             Что тлѣнъ и прахъ. Ну, Паніа, въ чёмъ дѣло?
             Безъ дальнихъ словъ!
  
                       ПАНІА.
  
                                 Царь, Салеменъ меня
             Прислалъ къ тебѣ съ своей вторичной просьбой --
             Чтобъ изъ дворца сегодня ты
             Не выходилъ. Онъ, возвратясь, представитъ
             Тѣ доводы, что смѣлости такой
             Послужатъ объясненьемъ и, быть-можетъ,
             Монаршее прощенье принесутъ
             Вмѣшательству непрошенному...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Вотъ что!
             Такъ я въ тюрьмѣ? Такъ я ужъ плѣнникъ вашъ?
             Такъ воздухомъ небеснымъ не могу я
             Уже дышать? Поди и отвѣчай:
             Хотя бы вся Ассирія возстала
             И бѣшенымъ кипѣла мятежомъ
             Вкругъ этихъ стѣнъ -- я прятаться не стану!
  
                       ПАНІА.
  
             Мой долгъ -- царю повиноваться; но...
  
                       МИРРА.
  
             О, государь, послушай!.. Много-много
             Часовъ, и дней, и мѣсяцевъ провёлъ
             Ты во дворцѣ среди безпечной нѣги.
             Не радуя собою глазъ толпы,
             Столь жаждавшей увидѣть хоть однажды
             Твоё лицо. А между-тѣмъ народъ
             Тиранили сатрапы; предъ богами
             Съ молитвами не падали жрецы;
             Анархія все царство загрязнила,
             И, наконецъ, заснуло тупо всё.
             Всё, кромѣ зла. И ты теперь не хочешь
             Промедлить день, единый день, когда
             Тебя спасти онъ можетъ? Ты не хочешь
             Немногими часами подарить
             Немногихъ слугъ, тебѣ не измѣнившихъ.
             Не сдѣлаешь ты это ради ихъ,
             И собственнаго блага, и великихъ
             Твоихъ отцовъ, и сыновей твоихъ?
  
                       ПАНІА.
  
             Она права. Настойчивость, съ которой
             Къ священнѣйшей твоей особѣ князь
             Меня послалъ, въ меня вселяетъ смѣлость --
             Съ моленьями ея соединить,
             О, государь, и мой ничтожный голосъ!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Нѣтъ, никогда!
  
                       МИРРА.
  
                       Но ради твоего
             Престола...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Прочь!
  
                       ПАНІА.
  
                                 Во имя тѣхъ, которыхъ
             И преданность, и строгость соберутъ
             Вокругъ тебя...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Всё это просто бредни!
             Опасности и тѣни нѣтъ; её
             Вашъ Салеменъ измыслилъ, чтобъ усердье
             Своё явить и доказать, что онъ
             Для насъ теперь ещё необходимѣй.
  
                       МИРРА.
  
             Всѣмъ, что добро, что слова -- я молю
             Совѣту внять!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Дѣла до завтра!
  
                       МИРРА.
  
                                 Подарка у владыки
             Ассиріи прошу я въ первый разъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, ты права!-- и если бъ тѣмъ подаркомъ
             Былъ мой престолъ, я отдалъ бы его!
             Сдаюсь тебѣ. Ну, Паніа, ты слышишь?
             Ступай!
  
                       ПАНІА.
  
                       Иду и повинуюсь, царь! (Уходитъ.)
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я изумлёнъ: что побуждаетъ, Мирра,
             Тебя къ такимъ настойчивымъ мольбамъ?
  
                       МИРРА.
  
             Страхъ за тебя и, вмѣстѣ, убѣжденье,
             Что если бы опасность не была
             Такъ велика, твой родичъ-князь не сталъ бы
             Столь многаго просить.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Но если я
             Самъ не боюсь, чего же ты страшишься?
  
                       МИРРА.
  
             Вотъ потому, что не боишься ты,
             Я за тебя и опасаюсь.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Завтра
             Какъ станешь ты смѣяться надъ своей
             Тревогою!
  
                       МИРРА.
  
                       Развѣ ты
             Подозрѣвать кого-нибудь не можешь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Подозрѣвать! На то шпіоны есть!
             О, милая, мильоны драгоцѣнныхъ
             Мгновеній мы теряемъ на слова
             И страхъ пустой. Сюда, рабы! Скорѣе,
             Для пиршества вечерняго убрать
             Немвродовъ залъ! Ужъ если заставляютъ
             Меня дворецъ въ темницу превратить,
             Мы весело, по-крайней-мѣрѣ, будемъ
             Сидѣть въ цѣпяхъ. Коль лѣтній павильонъ
             На берегахъ плѣнительныхъ Евфрата
             Для насъ закрытъ, то здѣсь вѣдь ужь ничто
             Намъ не грозитъ. Сюда, рабы, скорѣе!

(Уходитъ.)

  
                       МИРРА (одна).
  
             За что его люблю я? Дочерямъ
             Моей земли герои только милы
             И дороги. Но гдѣ жь моя земля?
             Рабыня всё теряетъ, лишь оковы
             Остались ей. Да, я люблю его,
             И нѣтъ звена тяжеле въ длинной цѣпи,
             Чѣмъ та любовь, гдѣ уваженья нѣтъ!
             Пусть будетъ такъ! Уже близка минута,
             Когда любовь захочетъ онъ найти
             Вездѣ -- и, ахъ, ни въ комъ ея не сыщетъ.
             И мнѣ теперь его оставить? Нѣтъ,
             То было бы на столько же постыдно,
             На сколько бы въ глазахъ моей земли
             Я выросла, убивъ его во блескѣ
             Величія! Но я не создана
             Ни для того, ни для другого. Если бъ
             Его спасти могла я, возрасла бъ
             Во мнѣ любовь къ самой себѣ, а это
             Такъ нужно мнѣ: я въ собственныхъ глазахъ
             Упала такъ, отдавшись иноземцу.
             И, между-тѣмъ, я, кажется, ого
             Люблю сильнѣй за-то, что ненавидимъ
             Онъ варварскимъ народомъ, искони
             Врагомъ всего, въ чёмъ кровь Эллады льётся!
             О, если бъ я могла въ него вдохнуть
             Хотя одно азъ чувствъ, одушевлявшихъ
             Фригійскія войска, когда они
             Сражалися межъ моремъ и Пергамомъ,
             Какъ доблестно повергнулъ бы во прахъ
             И растопталъ онъ варваровъ мятежныхъ!
             Его душа мнѣ отдана, и я
             Его люблю: раба владыку любитъ
             И вся полна желанья снять съ него
             Пороковъ гнётъ... А если не удастся --
             Есть у меня ещё къ свободѣ путь!
             Не научу, какъ царствовать онъ долженъ,
             То покажу, какъ оставлять престолъ
             Обязанъ царь! Иду слѣдить за милымъ!

(Уходитъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Передняя той же залы.

  
                       БЕЛЕЗИСЪ (одинъ).
  
             Оконченъ день; мнѣ кажется, что солнце
             Медлительнѣй заходитъ, точно жаль
             Ему навѣкъ съ Ассиріей разстаться.
             Въ какой зловѣщій пурпуръ облеклись
             Его лучи средь этихъ тучъ суровыхъ!
             То крови цвѣтъ, которую они
             Вѣщаютъ намъ! О, солнце, ты, на отдыхъ
             Идущее, вы, звѣзды, въ небесахъ
             Встающія -- когда не безполезно
             Я наблюдалъ движенье вашихъ тѣлъ,
             У васъ въ лучахъ читая приговоры
             Столь страшные, что время, видя, съ чѣмъ
             Оно идётъ къ народамъ, трепетало
             За ихъ судьбу: когда вы правду мнѣ
             Повѣдали -- послѣднія минуты
             Ассиріи пробили. А межь-тѣмъ,
             Какъ тихо всё! Такой грозѣ великой
             Предшествовать должно бъ землятрясенье,
             Не тихій свѣтъ заката. Этотъ дискъ
             Является халдею-звѣздочёту
             Безсмертною страницей, и на ней
             Читаетъ онъ конецъ того, что людямъ
             Казалось безконечнымъ. Но, о солнце
             Правдивое, ты, жизни міровой
             Пылающій оракулъ, ты, источникъ
             Всего существованья и символъ
             Того, кому существованьемъ этимъ
             Обязанъ міръ, ужели вѣчно ты
             Вѣщателемъ лишь золъ и бѣдствій будешь?
             Ужели ты не приведёшь съ собой
             Дней, болѣе достойныхъ появленья
             Чудеснаго, изъ глубины морской,
             Твоихъ лучей? Ужель ни на минуту
             Надеждою для будущихъ вѣковъ
             Ты не блеснешь, какъ блещешь только гнѣвомъ
             Для нашихъ дней? Внемли мнѣ, о внемля!
             Я твой слуга, твой жрецъ и твой поклонникъ.
             Я каждый день смотрѣлъ на твой восходъ
             И твой закатъ; я предъ твоимъ сіяньемъ
             Склонялъ главу въ полдневный часъ, когда
             Мои глаза смотрѣть не смѣли прямо
             Въ твоё лицо; я за тобой слѣдилъ
             Всегда, вездѣ, тебѣ молился, жертвы
             Тебѣ свершалъ, и съ трепетомъ читалъ
             Въ твоихъ лучахъ, и спрашивалъ отвѣта --
             И ты его давало, но увы,
             Какой отвѣтъ! Ещё я рѣчь не кончилъ,
             А ужъ оно склоняется -- зашло --
             И лишь красу свою, но не премудрость,
             Оставило на западѣ, и онъ
             Восторженно ликуетъ въ пышномъ блескѣ
             Умершаго сіянія. Но что жь
             И наша смерть -- когда она со славой
             Свершается -- какъ не такой закатъ?
             И не должны ль считать за счастье люди,
             Что имъ дано хоть смертью походить
             На божество?

Входитъ АРБАКЪ.

  
                       АРБАКЪ.
  
                       Какъ въ набожныя думы
             Ты погруженъ! Твой напряженный взглядъ
             Не хочетъ ли, вслѣдъ за ушедшимъ богомъ,
             Проникнуть въ міръ ещё сокрытыхъ дней?
             Намъ ночь нужна -- и ночь ужь наступила.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Но не прошла.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Пусть двигается: мы
             Готовы.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Да... О, если бъ миновала
             Уже она!
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Въ сомнѣніи пророкъ,
             Которому и звѣзды съ неба блещутъ
             Побѣдою?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Ахъ, не побѣда мнѣ
             Сомнѣніе внушаетъ -- побѣдитель.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Ужъ это ты наукою своей
             Развѣдывай. А у меня покамѣстъ
             Такой запасъ блестящихъ пикъ готовъ,
             Что всѣ твои союзники-планеты
             Померкнутъ передъ ними. Насъ теперь
             Остановить уже ничто не можетъ.
             Нашъ баба-царь -- нѣтъ, менѣе чѣмъ баба --
             Теперь себѣ изволитъ по рѣкѣ
             Разгуливать съ дѣвчонками своими,
             А между-тѣмъ, Евфратскій павильонъ
             Приказано для пиршества готовить.
             Но первая же чаша, что въ себя
             Вольётъ онъ тамъ, послѣдней станетъ чашей
             Для племени Немврода!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Это былъ
             Могучій родъ!
  
                       АРБАКЪ.
  
                       И сталъ безсильнымъ, ветхимъ.
             Мы обновимъ, возстановимъ...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           И ты
             Увѣренъ въ томъ?
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Его родоначальникъ
             Былъ звѣроловъ, а я солдатъ; чего жь
             Бояться намъ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Солдата.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 И, быть-можетъ,
             Ещё жреца. Но если у тебя
             Такая мысль, такъ отчего же лучше
             Вамъ вашего развратника-царя
             Не сохранить? Къ чему ты такъ старался
             Меня подбить? Къ чему втянулъ меня
             Ты въ заговоръ, принадлежащій столько жь
             Тебѣ, какъ мнѣ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Взгляни на небеса.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Гляжу.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       И что жь?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 И вижу лѣтній сумракъ
             Плѣнительный и хоръ встающихъ звѣздъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Замѣть межъ нихъ одну -- вонъ ту, что раньше
             Другихъ зажглась, и блещетъ ярче всѣхъ,
             И такъ дрожитъ, какъ-будто хочетъ мѣсто
             Перемѣнить въ эфирѣ голубомъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Что жь далѣе?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Она -- руководитель
             Твоей судьбы: подъ этою звѣздой
             Ты родился.
  
                       АРБАКЪ (ударяя по мечу).
  
                       Моя звѣзда вотъ въ этихъ
             Ножнахъ лежитъ; когда она сверкнётъ --
             Предъ ней должны померкнуть всѣ кометы!
             Подумаемъ-ка лучше, что теперь
             Намъ совершить, чтобъ оправдать предвѣстья
             Твоихъ планетъ. Удастся одержать
             Побѣду намъ -- мы имъ настроимъ храмовъ,
             Дадимъ жрецовъ, тебѣ же -- санъ жреца
             Верховнаго боговъ, какихъ захочешь
             Ты выбрать самъ: я замѣчалъ всегда,
             Что боги справедливы и храбрѣйшихъ
             За набожныхъ всегда признаютъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                                     Да,
             И набожныхъ храбрѣйшими считаютъ.
             Видалъ ли ты когда-нибудь меня
             Бѣгущимъ изъ сраженья?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Нѣтъ, я знаю,
             Что въ битвахъ ты, какъ вавилонскій вождь
             На столько жь храбръ, на сколько ты искусный
             Халдейскій жрецъ. Теперь пришла пора
             Забыть жреца и сдѣлаться солдатомъ.
             Согласенъ ли?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       А отчего жь не быть
             Тѣмъ и другимъ?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Тѣмъ лучше. Я, однако,
             Почти стыжусь, что дѣла предстоитъ
             Такъ мало намъ. Война съ бабьёмъ -- безчестье
             Снискавшему побѣду. Низложить
             Надменнаго, свирѣпаго тирана,
             Схватиться съ нимъ, скрестивши мечъ съ мечомъ --
             Вотъ это бой почётный, побѣдишь ли,
             Иль упадёшь. Но подымать свой мечъ
             На этого червя -- быть-можетъ, слышать
             И пискъ его...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Не думай такъ о нёмъ:
             Въ его душѣ есть нѣчто, чѣмъ, пожалуй,
             Тебя на бой подвинетъ онъ. Но будь
             Онъ даже тѣмъ, чѣмъ ты его считаешь,
             Придётся вѣдь со стражею его
             И съ ихъ вождёмъ, суровымъ Салеменомъ,
             Помѣриться...
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Они не устоятъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Да отчего жь? они солдаты.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Правда,
             И оттого солдату надо быть
             И ихъ вождёмъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 А Салеменъ-то кто же?
  
                       АРБАКЪ.
  
             Да, это такъ, но царь-то ихъ каковъ?
             Притомъ же князь, я знаю, эту бабу,
             Сидящую на тронѣ -- ненавидитъ
             Изъ-за своей сестры. Какъ-будто ты
             Не замѣчалъ, что онъ всегда въ сторонкѣ
             Отъ всѣхъ пировъ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 За-то въ совѣтѣ онъ
             Ни одного собранья не пропуститъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
             И голосъ тамъ никто съ нимъ за одно
             Не подаётъ... Всё, кажется, склонилось,
             Чтобъ обратить его въ бунтовщика:
             На тронѣ -- шутъ, сестра его родная
             Поругана, самъ тоже загнанъ онъ --
             Чего жь ещё? Да право, мы какъ-будто
             Мстить за него собрались.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Лишь бы онъ
             Такого же былъ мнѣнья! Сомнѣваюсь
             Я сильно въ томъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Пощупать бы его!
             Какъ думаешь?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Да, если будетъ случай.

Входитъ БАЛЕА.

  
                       БАЛЕА.
  
             Сатрапы! царь желаетъ видѣть васъ
             На пиршествѣ сегодняшнемъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Услышать
             Приказъ царя и выполнить его --
             Для насъ одно и тоже. Въ павильонѣ?
  
                       БАЛЕА.
  
             Нѣтъ, во дворцѣ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Какъ, во дворцѣ! Приказъ
             Иной былъ данъ.
  
                       БАЛЕА.
  
             Теперь перемѣнили.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Но почему?
  
                       БАЛЕА.
  
                                           Не знаю. Я могу
             Идти?
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Постой.
  
             БЕЛЕЗИСЪ (тихо Арбаку).
  
             Оставь -- пускай уходитъ.
             Да, Балеа, благодари царя,
             И поцѣлуй края его одежды,
             И доложи, что мы, его рабы,
             Придёмъ сбирать тѣ крохи, что угодно
             Ему кидать отъ царскаго стола.
             Вѣдь въ полночь?
  
                       БАЛЕА.
  
                                 Да, а мѣсто пира -- зала
             Немвродова. Вельможи, низко вамъ
             Я кланяюсь и смѣю удалиться.

(Уходитъ.)

  
                       АРБАКЪ.
  
             Не нравится мнѣ это измѣненье
             Внезапное; тутъ что-нибудь да есть:
             Къ чему бы сталъ перемѣнять онъ мѣсто?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Да онъ всегда по сотнѣ разъ на дню
             Мѣняется! Нѣтъ ничего на свѣтѣ
             Причудливѣе лѣни: для своихъ
             Намѣреній такіе избираетъ
             Она пути, какими не идётъ
             Военный вождь, когда врага желаетъ
             Онъ съ толку сбить. О чёмъ ты это "другъ
             Задумался?
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Онъ павильонъ Евфратскій
             Всегда любилъ. Весёлый этотъ домъ
             Любимѣйшей изъ лѣтнихъ резиденцій
             Былъ у него...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Онъ и жену любилъ
             И, рядомъ съ ней, три тысячи наложницъ:
             Онъ всё любилъ поочерёдно, всё --
             Въ немилости остались только мудрость
             И слава.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Да! однако жъ... Это мнѣ
             Не по сердцу... Но если измѣнилъ онъ
             Свой планъ, то мы должны вѣдь тоже свой
             Перемѣнить. Не трудной было штукой
             Напасть въ шатрѣ уединённомъ, гдѣ
             Нѣтъ никого, кромѣ сонной стражи
             И пьяныхъ собутыльниковъ; но здѣсь,
             Здѣсь во дворцѣ...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Такъ вотъ что! Мнѣ казалось
             Что ты, солдатъ надменный, находилъ
             Путь къ этому престолу слишкомъ лёгкимъ --
             И вотъ теперь, когда передъ тобой
             Двумя-тремя ступеньками побольше,
             Чѣмъ ждали мы, уже въ смущеньи ты?
  
                       АРБАКЪ.
  
             Пусть часъ придётъ -- и ты тогда узнаешь,
             Боюсь ли я. Не разъ передъ тобой
             Я жизнь мою на карту ставилъ бодро
             И весело; но здѣсь ужь не на жизнь
             Идётъ игра; тутъ ставка поважнѣе --
             Престолъ царя.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 И выиграешь ты,
             Какъ я тебѣ предсказывалъ. Смѣлѣе жь!
             Счастливый путь!
  
                       АРКАНЪ.
  
                                 Будь прорицатель я
             Такой какъ ты, себѣ я точно тоже бъ
             Предвозвѣстилъ. Но будь что будетъ -- звѣздъ
             Ослушаться нельзя. Не смѣю спорить
             Ни съ ними я. ни съ ихъ жрецомъ. Кто тутъ?

Входатъ САЛЕМЕНЪ.

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Сатрапы!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Князь!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Вотъ кстати! Васъ обояхъ
             Давно ищу; но во дворцѣ найти
             Не ожидалъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       А почему?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Урочный
             Часъ не насталъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Урочный часъ! Какой?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Полночный часъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Полночный?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Вы же вѣрно
             Приглашены?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Ахъ, точно!-- вѣдь совсѣмъ
             Забыли мы.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       О царскомъ приглашеньи
             Давно-ль вошло въ обычай забывать?
  
                       АРБАКЪ.
  
             Но... мы его недавно получили...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Такъ отчего жь вы остаётесь здѣсь?
  
                       АРБАКЪ.
  
             По должности.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Какой же?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Нашей службы.
             Намъ во дворецъ свободный доступъ данъ
             Во всѣ часы. Пришли, но государя
             Не застаёмъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       И я: я тоже здѣсь
             По должности.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Позволено ль проникнуть
             Намъ въ цѣль ея?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Арестовать двоихъ
             Измѣнниковъ. Эй, стража! Ваши сабли,
             Сатрапы!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Князь, вотъ мечъ мой.
             АРБАКЪ (обнажая свой мечъ).
  
                                                     Вотъ и мой,
             Возьми его.
  
             САЛЕМЕНЪ (протягивая руку).
  
                       Беру.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Но рукоятку
             Не выпуститъ рука моя. Тебѣ --
             Одинъ клинокъ, и въ грудь твою.
  
             САЛЕМЕНЪ (обнажа свой мечъ).
  
                                                     Ты смѣешь!
             Противиться? Отлично! Это насъ
             Отъ ложнаго избавитъ милосердья
             И отъ суда. Солдаты, зарубить
             Мятежника!
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Солдаты! Да, одинъ бы
             Ты не посмѣлъ...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Одинъ! Презрѣнный шутъ!
             Да что жь въ тебѣ такого, передъ чѣмъ бы
             Князь отступилъ въ бою открытомъ? Нѣтъ,
             Страшимся мы твоей измѣны только --
             Не храбрости. Твой зубъ для насъ ничто
             Безъ яда, въ нёмъ сокрытаго: змѣиный --
             Не львиный зубъ... Рубить его!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                                     Арбакъ!
             Въ умѣ-ли -ты? Вѣдь я же отдалъ саблю!
             Царь справедливъ -- довѣримся ему.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Нѣтъ, я скорѣй твоимъ звѣздамъ довѣрюсь
             И этой вотъ рукѣ -- умру царёмъ
             Моей души и тѣла, не позволивъ'
             Ихъ заковать другому никому.
  
                       САЛЕМЕНЪ (стражамъ).
  
             Вы слышали, что онъ и я сказали?
             Убить его!

(Стража нападаетъ на Арбака, но тотъ мужественно защищается и заставляетъ её отступитъ.)

                       Такъ вотъ вы каковы!
             Такъ, стало-быть, я долженъ обратиться
             Самъ въ палача? Бездѣльники! Ну, вотъ,
             Учитесь, какъ съ измѣнникомъ справляться!

(Нападаетъ на Арбака.)

Входитъ САРДАНАПАЛЪ

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Что это? Стой, коль жизнь вамъ дорога!
             Стой, говорю! Вы пьяны или глухи?
             Гдѣ мечъ мой? Ахъ, безумецъ, вѣдь меча
             Я не ношу!..

(Одному изъ стражей.)

                       Пріятель, одолжи-ка
             Мнѣ своего!

(Вырываетъ у него саблю и разъединяетъ ею сражающихся.)

                       Какъ? у меня въ дворцѣ?
             Что мнѣ теперь перерубить мѣшаетъ
             Двухъ забіякъ нахальныхъ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Государь,
             Будь справедливъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Иль слабъ.
  
             САРДАНАПАЛЪ (поднимая мечъ).
  
                                           Ты смѣешь?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                     Что же?
             Рази меня! Я буду радъ упасть,
             Коль вслѣдъ за мной падётъ измѣнникъ гнусный,
             Котораго на нѣсколько минутъ
             Ты пощадилъ, конечно, лишь для пытки?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Его? Его? Кто смѣетъ обвинять
             Арбака?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Я.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Князь, вы забылись. Кто же
             Вамъ право далъ...
  
             САЛЕМЕНЪ (указывая на перстень).
  
                                 Ты.
             АРБАКЪ (въ смущеніи).
  
                                           Царскій перстень!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                               Да.
             И пусть теперь царь это полномочье
             Самъ подтвердитъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я перстень снялъ съ руки
             Не для того.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Для самосохраненья
             Ты снялъ его. И мною съ пользой онъ
             Употреблёнъ. Теперь будь самъ судьёю.
             Здѣсь я -- твой рабъ, назадъ минуту былъ
             Намѣстникъ твой.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Ну, такъ вложите оба
             Мечи въ ножны.

(Арбакъ у Салеменъ исполняютъ приколъ.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Мой спрятанъ, но держи,
             Молю тебя, свой на-голо: онъ нынѣ
             Единственный надежный скипетръ твой.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Тяжелый скпитръ. Да и эфесомъ руку
             Онъ ранилъ мнѣ...

(Одному изъ воиновъ.)

                                 Возьми-ка, братъ, себѣ
             Своё добро. Ну что же означаетъ
             Всё это?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Пусть на то отвѣтитъ князь.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Со стороны моей -- любовь и вѣрность,
             Съ ихъ стороны -- измѣну.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Что? Измѣна
             И -- Белезисъ! Измѣна -- и Арбакь!
             Въ такой союзъ повѣрить не могу я.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Ты доказать обязанъ...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Докажу,
             Какъ скоро царь у твоего собрата
             Измѣнника отыметъ мечъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Тотъ мечъ,
             Что на враговъ монарха обнажался --
             Ты знаешь самъ -- не рѣже твоего?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             И вотъ теперь на брата обнажился,
             А черезъ часъ на самого царя
             Подымется.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Нѣтъ, это невозможно,
             Онъ не дерзнётъ. Нѣтъ, о такихъ вещахъ
             Я не хочу и слышать. Эти ссоры
             Нелѣпыя родятся при дворахъ
             Отъ гнуснаго соперничества гнусныхъ
             Наёмниковъ, которые живутъ
             Лишь клеветой на правоту и честность.
             Братъ, кѣмъ-нибудь обманутъ ты.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                     Сперва
             Пусть онъ отдастъ тебѣ свой мечъ и этимъ
             Пусть подданство докажетъ, а потомъ
             Я всё скажу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Да если бъ мысль такая
             Могла придти мнѣ въ голову... Но нѣтъ --
             Не можетъ быть... Арбакъ, суровый, вѣрный
             Прямой солдатъ -- онъ, лучшій изъ вождей,
             Какіе есть и были въ нашемъ войскѣ.
             Нѣтъ, я такой обиды не могу
             Ему нанесть; я не могу рѣшиться
             Отнять тотъ мечъ, который онъ не сдалъ
             Моимъ врагамъ ни разу. Полководецъ,
             Храни своё оружіе.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Государь,
             Вотъ перстень твой.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Нѣтъ, пусть онъ остаётся
             Въ твоихъ рукахъ. Но я прошу тебя
             Употреблять его не такъ сурово.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Я бралъ его, чтобъ честь твою спасти,
             А честь моя велитъ отдать обратно.
             Вручи его Арбаку.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Такъ бы мнѣ
             И поступить; но онъ о томъ ни разу
             Не попросилъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 О, получить его
             Съумѣетъ онъ, конечно, и безъ этой
             Почтительной формальности.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                                     Понять
             Я по могу, изъ-за чего такъ сильно
             Князь возстаётъ на двухъ такихъ людей,
             Которые заботятся о благѣ
             Ассиріи сильнѣй, чѣмъ кто-нибудь
             Изъ подданныхъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Молчи, измѣнникъ-воинъ,
             Лукавый жрецъ! Ты совмѣстилъ въ себѣ
             Гнуснѣйшіе пороки двухъ сословій
             Опаснѣйшихъ. Поберегите слова
             Медовыя и гаерскія рѣчи
             Для тѣхъ, кому не удалось ещё
             Тебя узнать. Товарищъ твой по дѣлу
             Преступному по-крайней-мѣрѣ смѣлъ
             И чуждъ тѣхъ штукъ, которымъ научился
             Въ Халдеѣ ты.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Ты слышишь, государь,
             Ваала сынъ! Хулитъ онъ святотатно
             Религію страны, твоимъ отцамъ
             Молящейся.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       О, этотъ грѣхъ ты можешь
             Ему простить! Молиться мертвецамъ --
             Ненужный трудъ. Я и себя считаю
             За смертнаго, и убѣждёнъ, что родъ,
             Мнѣ давшій жизнь, не больше и не меньше
             Какъ то, что глазъ мой видитъ -- то-есть прахъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Нѣтъ, государь, они живутъ на звѣздахъ
             И...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ежели ты проповѣдь свою
             Не прекратишь, то прежде чѣмъ сегодня
             Онѣ взойдутъ, пожалуй, полетишь
             И ты туда... Вотъ это такъ измѣна!
  
                       САЛИМЪ.
  
             Мой государь!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Мнѣ проповѣдь читать,
             Какъ должно чтить кумировъ ассирійскихъ!
             Свободенъ ты! Отдайте мечъ ему!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Мой царь, мой вождь, мой братъ, я умоляю,
             Повремени ещё немного!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Да,
             Чтобъ оглупѣть, чтобы въ конецъ оглохнуть
             Отъ этихъ всѣхъ торжественныхъ рѣчей
             О мертвецахъ, Ваалѣ, всевозможныхъ
             Мистеріяхъ халдейскихъ...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Государь,
             Чти звѣзды!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       О, за звѣзды ты не бойся --
             Я ихъ люблю. Люблю смотрѣть, когда
             Онѣ блестятъ на тёмно-синемъ сводѣ,
             И сравнивать съ глазами Мирры ихъ;
             Люблю слѣдить, какъ ихъ лучи играютъ
             На серебрѣ трепещущемъ Евфрата
             Въ часы, когда полночный вѣтерокъ
             Рябитъ рѣку-красавицу и стонетъ
             Межь тростника, стоящаго каймой
             Вдоль береговъ. Но боги-ль эти звѣзды,
             Какъ говорятъ иные, храмы-ль ихъ,
             Какъ думаютъ другіе, или просто
             Свѣтильники ночные, иль міры,
             Иль свѣтъ міровъ -- не знаю и развѣдать
             Не хлопочу. Въ невѣдѣньи моёмъ
             Какая-то особенная сладость,
             Которую не промѣняю я
             На вашу всю халдейскую премудрость!
             Да и притомъ, какъ-будто о звѣздахъ
             Не знаю я всего, что только можетъ
             Знать пыль земли о томъ, что существуетъ
             Надъ нею-ли, подъ нею-ль -- ничего?
             Я вижу ихъ сіянье, ощущаю
             Ихъ красоту; когда же озарятъ
             Онѣ мою могилу -- я не буду
             Знать ничего.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 На мѣсто "ничего"
             Скажите "всё".
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Коли жрецу угодно,
             Я этого всезнанья стану ждать.
             А между-тѣмъ, возьми свой мечъ обратно
             И знай, что я священству твоему
             Воинственности твою предпочитаю,
             Хотя ни то и ни другое мнѣ
             Не по сердцу.
  
                       САЛЕМЕНЪ (въ сторону).
  
                       Онъ отъ развратной жизни
             Съ ума сошелъ. Мой долгъ -- спасти его
             Наперекоръ ему.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Теперь, сатрапы,
             Приглушайте, особенно же ты,
             Мой жрецъ, кому я меньше довѣряю,
             Чѣмъ воину, и вовсе бъ довѣрять
             Не сталъ, когда бъ на половину не былъ
             Ты воиномъ: я съ миромъ отпустить
             Желаю васъ -- не говорю съ прощеньемъ:
             Его даютъ виновнымъ лишь, а васъ
             Виновными признать я не рѣшаюсь,
             Хотя вполнѣ зависитъ паша жизнь
             Отъ моего дыханьи и -- что хуже
             Ещё для васъ -- отъ страха моего.
             Вамъ нечего, однако, опасаться:
             Я мягокъ, да, но страха нѣтъ во мнѣ,
             Поэтому -- живите. Будь такимъ я,
             Какимъ меня считаютъ -- изъ головъ
             У васъ двоихъ послѣднею струёю
             Теперь бы кровь преступная съ верхушки
             Воротъ дворца текла въ сухую пыль --
             Единственную долю въ государствѣ,
             Прельщавшемъ ихъ, какая бы могла
             Достаться имъ. Но этого не будетъ.
             Я не хочу, какъ прежде ужь сказалъ.
             Виновными признать васъ, иль безвинно
             Васъ осудить. Людьми получше васъ,
             Да и меня, обвинены вы ныньче,
             И предоставь я вашу участь судьямъ,
             Поболѣе суровымъ, и уликамъ
             Различнѣйшимъ -- пожалуй, мнѣ. бъ пришлось
             Пожертвовать двумя людьми такими,
             Которые -- чего ни говори
             О нихъ теперь -- когда-то были честны.
             Сатрапы, вы свободны.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Государь,
             Великая такая милость...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ (перебивая его).
  
                                           Милость,
             Достойная тебя, и мы, хотя
             Невинные, благодаримъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Для Бёла
             Побереги благодаренья, жрецъ,
             А сынъ его въ нихъ нужды не имѣетъ,
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Но такъ-какъ мы невинны...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Замолчи!
             Виновность громогласна. Если точно
             Невинны вы, то вамъ нанесена
             Обида здѣсь, и стало-быть, должны вы
             Печалиться, а не благодарить.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Да, это такъ, будь спутникомъ всегдашнимъ
             Могущества земного -- правота,
             Но сколько разъ невинность заставляетъ
             Ея права за милость принимать!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Мысль недурна! Для проповѣди очень
             Годилась бы -- не кстати только здѣсь.
             А ты сё прибереги на случай,
             Когда тебѣ монарха твоего
             Отстаивать придётся предъ народомъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Для этого, я полагаю, нѣтъ
             Совсѣмъ причинъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Причинъ-то нѣтъ, пожалуй --
             Причинники найдутся. Если ты
             Кого-нибудь изъ нихъ случайно встрѣтишь
             Здѣсь на землѣ въ то время, какъ несёшь
             Служебную обязанность, иль въ небѣ,
             Въ таинственномъ мерцаніи звѣзды
             О нихъ прочтёшь -- прошу тебя замѣтить
             Что межь землёй и небомъ люди есть
             Зловреднѣе того, кто, управляя
             Мильонами, не губитъ никого,
             И, самого себя не ненавидя,
             Къ другимъ людямъ, однако же, настолько
             Расположенъ, что даже тѣхъ щадитъ,
             Которые его не пощадили бъ,
             Стань вдругъ они владыками надъ нимъ.
             Но этому едва-ли быть... Сатрапы!
             И сами вы свободны, и мечи
             Употреблять вольны, какъ захотите;
             Но съ-этихъ-поръ ни къ вамъ, ни къ нимъ ни разу
             Я больше не прибѣгну. Салеменъ,
             Иди за мной.

(Сарданапалъ. Салеменъ и свита уходятъ.)

  
                       АРБАКЪ.
  
                       Ну, Белезисъ!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Что скажешь?
  
                       АРБАКЪ.
  
             Пропали мы.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Нѣтъ, царство -- наше.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                                     Какъ?
             Когда въ такомъ серьёзномъ подозрѣньи
             Остались мы, когда на волоскѣ
             Надъ нами мечъ колеблется, готовый
             Обрушиться отъ дуновенья устъ
             Властителя, который насъ съ тобою
             Не погубилъ -- не знаю почему?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             И узнавать не хлопочи. Намъ должно
             Воспользоваться временемъ. Оно
             Ещё у насъ, и сила наша -- та же,
             И та же ночь, которую давно
             Избрали мы. Одно лишь измѣнилось:
             Отсутствіе всѣхъ подозрѣній онъ
             Въ наглядную такую несомнѣнность
             Вдругъ превратилъ, что медлить намъ ещё --
             Безуміе.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Однако...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Какъ, всё то же
             Сомнѣніе?
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Онъ даровалъ намъ жизнь,--
             Онъ даже спасъ её отъ Салемена.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             На долго ли такая доброта?
             Пока не пьянъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Пока не трезвъ, вѣрнѣе.
             Но всё-таки столь благородно онъ
             Насъ пощадилъ, такъ царственно оставилъ
             Намъ то, что мы могли бы потерять
             Позорно такъ...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
   Скажи вѣрнѣй -- такъ храбро!
  
                       АРБАКЪ.
  
             Отчасти то, отчасти это... Но --
             Я тронутъ имъ и -- что бы ни случилось --
             Остановлюсь.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       И потеряешь міръ!
  
                       АРБАКЪ.
  
             Теряйся всё -- пусть только уваженье
             Останется къ себѣ!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Краснѣю я,
             Подумавши, что жизнью нашей будемъ
             Одолжены мы этому царю
             Веретена!
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Но, тѣмъ не меньше, ею
             Одолжены мы именно ему,
             И сталъ бы я краснѣть гораздо больше,
             Сгубивъ того, кто былъ спаситель мой.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Терпи себѣ, пожалуй, сколько хочешь;
             Но звѣзды мнѣ иное говорятъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Хотя бъ онѣ сошли теперь на землю
             И всѣмъ своимъ сіяньемъ стали мнѣ
             Указывать дорогу -- не пошелъ бы
             Я имъ во слѣдъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 То слабость духа, да,
             Плачевнѣе боязни старой бабы,
             Всё бредящей про смерть и въ темнотѣ
             Сомкнуть глаза несмѣющей... Досадно,
             Ей-ей, смотрѣть!
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Когда онъ говорилъ,
             Казалось мнѣ -- Немвродъ передо мною.
             Онъ походилъ на статую царя,
             Стоящую во храмѣ горделиво
             Владыкою среди другихъ царей
             И божествомъ межъ остальныхъ, служащихъ
             Простыми украшеньями.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Давно
             Я говорю, что слишкомъ ужь далёко
             Ты заходилъ въ презрѣніи къ нему --
             Что царственность какая-то безспорно
             Осталась въ нёмъ. Ну, что же? тѣмъ онъ врагъ
             Достойнѣе.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       И тѣмъ мы недостойнѣй.
             Ахъ, если бы онъ насъ не пощадилъ!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Да что, скажи, и въ правду такъ охотно
             Ты отдалъ бы себя на жертву?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                                     Нѣтъ;
             Но лучше смерть, чѣмъ жить неблагодарнымъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Вотъ каковы иныя души! Ты
             Задумалъ то, что прозвали иные
             Измѣною, а дураки зовутъ
             Нарушенною клятвой -- и смотри-ка,
             Изъ-за того, что этотъ дикій бражникъ,
             Имѣя ли причину, или такъ,
             Безъ повода, хвастливо помѣстился
             Между тобой и Салеменомъ -- ты --
             Сказать ли мнѣ?-- ты сталъ Сарданапаломъ!
             Названія позорнѣе никакъ
             Не приберу.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Еще за часъ, не дальше,
             Дерзнулъ бы мнѣ такое имя дать
             Лишь тотъ, кому легко разстаться съ жизнью.
             Теперь же я простилъ тебѣ, какъ онъ
             И намъ простилъ. Сама Семирамида
             Не сдѣлала бы этого.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Она
             Товарища въ правленьи не любила,
             Хоть будь онъ мужъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Мой долгъ -- ему служить
             И вѣрою и правдой.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 И смиренно?
  
                       АРБАКЪ.
  
             Нѣтъ, съ гордостью, какъ честный человѣкъ.
             Къ престолу я отнынѣ буду ближе,
             Чѣмъ ты къ звѣздамъ,-- и если не такимъ
             Заносчивымъ; то болѣе высокимъ.
             Ты поступай, какъ знаешь: у тебя
             Вѣдь есть на то и таинства, и книги,
             И выводы науки о добрѣ
             И злѣ -- чего я вовсе не имѣю --
             И потому обязанъ поступать
             Такъ, какъ меня простое сердце учитъ.
             Теперь меня ты знаешь.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Кончилъ ты?
  
                       АРБАКЪ.
  
             Съ тобою -- да.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 И, можетъ-быть, намѣренъ
             Мнѣ измѣнить, какъ кинулъ?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Думать такъ
             Способенъ жрецъ, не воинъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Ну, пусть будетъ
             По твоему. Окончимъ этотъ споръ
             И выслушай меня.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Нѣтъ, умъ твой хитрый
             Опаснѣе фаланги.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Если такъ,
             Я дѣйствую одинъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Одинъ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           На тронѣ
             Для одного вѣдь только мѣсто есть.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Но занятъ онъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Онъ меньше чѣмъ не занятъ --
             На нёмъ сидитъ презрѣнный... Вотъ, что я
             Тебѣ скажу: ты знаешь, постоянно
             Я былъ твоимъ помощникомъ, любилъ,
             Поддерживалъ и поощрялъ, старался
             Служить тебѣ, въ надеждѣ услужить
             Ассирія, спасти её. Казалось
             И небёса благоволили къ намъ,
             Всё дѣлалось по нашему, покамѣстъ
             Вдругъ мягкостью постыдною твой духъ
             Не занемогъ. Но ужъ теперь довольно
             Быть зрителемъ томленій моего
             Отечества: его освобожу я,
             Иль жертвою тирана упаду.
             Одно изъ двухъ: иль то и это вмѣстѣ,
             Какъ иногда бываетъ; но пускай
             Побѣдою окончу я -- и станетъ
             Арбакъ моимъ слугой.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Твоимъ слугой?
  
                       БЕЛИЗИСЪ.
  
             А почему жь не такъ? Вѣдь это лучше,
             Почётнѣе, я думаю, чѣмъ рабъ,
             Прощённый рабъ Сарданапала-бабы!

Входитъ ПАНІА.

  
                       ПАНІА.
  
             Сатрапы! Я съ приказомъ отъ царя.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Приказъ царя исполненъ нами прежде,
             Чѣмъ выслушанъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Но всё-таки, скажи,
             Въ чёмъ дѣло?
  
                       ПАНІА.
  
                       Вамъ повелѣно -- немедля,
             Сегодня жь въ ночь, отправиться въ свои
             Сатрапіи.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Съ войсками?
  
                       ПАНІА.
  
                                           Повелѣнье
             Касается сатраповъ лишь и свиты
             Домашней ихъ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Но...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Мы повиноваться
             Обязаны. Поди и доложи,
             Что ѣдемъ мы.
  
                       ПАНІА.
  
                                 Мнѣ велѣно при вашемъ
             Присутствовать отъѣздѣ -- не нести
             Отъ васъ отвѣтъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ (въ сторону).
  
                                 Такъ вотъ что!
                                 (Вслухъ.) За тобою
             Мы слѣдовать готовы.
  
                       ПАНІА.
  
                                           Я иду,
             Чтобъ поскорѣй намъ приготовить стражу
             Почётную, какъ требуетъ вашъ санъ,
             И торопить не стану васъ, покамѣстъ
             Послѣдній часъ отъѣзда не пробьётъ.

(Уходитъ.)

  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Что жь, и теперь покорность?
  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Безъ сомнѣнья.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Да, до воротъ дворца, который намъ
             Темницею содѣлался -- не дальше.
  
                       АРБАКЪ.
  
             Ты правъ. Теперь всё это государство,
             На всёмъ его пространствѣ для тебя
             И для меня во всѣхъ углахъ зіяетъ
             Темницами!
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Могилами!
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Когда бъ
             Я думалъ такъ, одной могилой больше
             Мой добрый мечъ здѣсь вырылъ бы!
  
                       БЕЛИЗИСЪ.
  
                                                               Ему
             Достаточно придётся поработать.
             Но надобно надѣяться, что всё
             Уладится не такъ, какъ ты пророчишь.
             Покамѣстъ же убраться поспѣшимъ
             Отсюда мы. Конечно, ты со мною
             Согласенъ въ томъ, что это приказанье --
             Нашъ приговоръ.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Какой же смыслъ иной
             Въ нёмъ можетъ быть? Таковъ ужь образъ дѣйствій
             У деспотовъ восточныхъ: миръ -- и ядъ,
             Прощеніе -- и плаха, приглашенье
             Въ далёкій путь отправиться, чтобъ тамъ --
             Уснуть навѣкъ. Ужь сколько вѣдь сатраповъ
             Въ правленіе отца его... онъ самъ-то
             До-этихъ-поръ, по-крайней-мѣрѣ, не былъ
             Въ чужой крови повиненъ...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                           Но теперь
             Не хочетъ онъ, да и не можетъ больше
             Такимъ же быть.
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Пожалуй, что и такъ.
             Да, при его отцѣ ужь сколькихъ видѣлъ
             Сатраповъ я, что выѣдутъ затѣмъ,
             Чтобъ управлять провинціей громадной --
             И на пути очутятся въ гробу.
             Не знаю, какъ оно случалось -- только
             Въ дорогѣ всѣ заболѣвали -- такъ
             Былъ этотъ путь тяжелъ и дологъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                                     Лишь бы
             Намъ выбраться на воздухъ городской,
             А тамъ уже поѣздка наша скоро
             Окончится.
  
                       АРБАКЪ.
  
                       Быть-можетъ, у воротъ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Нѣтъ, врядъ они такъ поступить рѣшатся.
             Имъ хочется насъ умертвить тайкомъ:
             Не во дворцѣ, не въ городѣ, гдѣ знаютъ
             Насъ хорошо, гдѣ можемъ мы найти
             Защитниковъ. Когда бъ они желали
             Убить насъ здѣсь -- уже теперь въ живыхъ
             Мы не были бъ... Идемъ же поскорѣе!
  
                       АРБАКЪ.
  
             Знай только я, что онъ не жизнь мою
             Желаетъ взять...
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Глупецъ! Идёмъ! Чего же,
             Какъ не её, захочетъ деспотизмъ
             Испуганный? Намъ только бы добраться
             До нашихъ войскъ, а тамъ -- вперёдъ!
  
                       АРБАКЪ.
  
                                                               Къ своимъ
             Сатрапіямъ?
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Нѣтъ, къ твоему престолу!
             Энергію, надежду, время, мощь
             И способы -- всё это въ изобильи
             Находимъ мы въ ихъ полумѣрахъ... Ну,
             Скорѣй вперёдъ!
  
                       АРБАКЪ.
  
                                 Я здѣсь ещё недавно
             Раскаялся -- и снова становлюсь
             Преступникомъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                                 Нѣтъ, самозащищенье --
             Совсѣмъ не грѣхъ; оно -- одинъ оплотъ
             Всѣхъ нашихъ правъ. Идёмъ же, повторяю!
             Тяжелою удушливостью воздухъ
             Ужь полонъ здѣсь, а стѣны пахнутъ тьмой
             Темничною. Спѣшимъ! Не то успѣютъ
             Одуматься! Отъѣздомъ быстрымъ мы
             Гражданское усердіе докажемъ,
             Поспѣшностью отъѣзда своего
             У Паніи почтеннаго возможность
             Отымемъ мы исполнить тотъ приказъ,
             Который имъ въ двухъ-трёхъ верстахъ отсюда
             Получится... Да, выбора для насъ
             Не можетъ быть. Идёмъ, идёмъ скорѣе!

(Уходитъ съ Арбакомъ. неохотно слѣдующимъ за нимъ.)

Входятъ САРДАПАНАЛЪ и САЛЕМЕНЪ.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Отлично всё уладилось -- и кровь
             Но пролилась; мы обошлись безъ этой
             Постыднѣйшей насмѣшка надо всѣми
             Лекарствами. Изгнаньемъ этихъ двухъ
             Мятежниковъ себя обезопасить
             Успѣли мы.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Какъ тотъ, кто по цвѣтамъ
             Ступаючи, себя обезопасилъ
             Отъ скрывшейся у корня ихъ змѣи.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да что жъ ещё я долженъ былъ бы сдѣлать
             По твоему?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Сейчасъ разрушить то,
             Что сдѣлано.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Какъ! Отмѣнить прощенье?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             На головѣ прочнѣе утвердить
             Сползающій вѣнецъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Но это было бъ
             Жестокостью.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       За-то спасло бъ тебя.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             И безъ того мы спасены. Какою
             Опасностью могли бы на границѣ
             Они грозить?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Покамѣстъ вѣдь они
             Ещё не тамъ, и не были бъ во вѣки,
             Когда бъ меня послушать ты хотѣлъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я выслушалъ, ты знаешь, безпристрастно
             Твои слова; зачѣмъ же мнѣ и ихъ
             Не выслушать?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Объ этомъ ты узнаешь
             Впослѣдствіи, быть-можетъ. А теперь
             Я ухожу, чтобъ приготовить стражу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Мы свидимся на пирѣ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Государь,
             Освободи: плохой я собутыльникъ.
             Приказывай, что хочешь, но уволь
             Отъ одного -- служенія вакханкамъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Но согласись, что нужно хоть порой
             Попировать.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       И нужно точно также
             Кому-нибудь на стражѣ быть у тѣхъ,
             Которые пируютъ слишкомъ часто.
             Дозволишь ли мнѣ удалиться?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Да...
             Побудь ещё одну минуту, добрый
             Мой Салеменъ, мой братъ, мой лучшій другъ
             И подданный. Ты - князь гораздо лучшій,
             Чѣмъ я -- монархъ. Тебѣ бы быть царёмъ,
             А мнѣ -- я самъ не знаю чѣмъ, и знать-то
             Не хлопочу. Не думай только ты,
             Что отношусь съ холоднымъ равнодушьемъ
             Я къ честному раченью твоему
             И къ добротѣ, довольно жесткой, правда,
             Съ которой ты дурачества мои,
             Хотя журя частенько, переносишь.
             Да, если я, наперекоръ тебѣ,
             У тѣхъ двоихъ не отнялъ жизнь, такъ это
             Не потому, что твой совѣтъ плохимъ
             Мнѣ кажется. Пускай себѣ на свѣтѣ
             Они живутъ -- не станемъ въ этомъ имъ
             Препятствовать; они ещё, быть-можетъ,
             Исправятся; притомъ же ссылка ихъ
             Позволитъ мнѣ спокойно спать; вели же
             Я ихъ казнить -- прощай тогда мой сонъ!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Измѣнниковъ спасая, ты рискуешь
             Навѣкъ уснуть. Одно мгновенье мукъ
             Ты замѣнилъ годами преступленій.
             Дозволь смирить...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Но искушай меня:
             Я слово далъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       И въ правѣ взять обратно.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             То слово государя.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 И оно
             Поэтому рѣшительную силу
             Должно имѣть. Да, эта полу-милость
             Изгнанія ихъ только раздражитъ;
             Прощеніе должно быть полнымъ, или
             Оно -- ничто.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Но кто жь меня заставилъ
             Увидѣвши, что я ихъ удалилъ
             Отъ должности, иль запретилъ имъ только
             Сюда ходить -- кто убѣдилъ меня
             Отправить ихъ въ сатрапіи?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Да, точно --
             Я позабылъ объ этомъ; то-есть, царь,
             За мой совѣтъ меня ты будешь въ правѣ
             Тогда бранить, когда удастся имъ
             Въ сатрапіи дѣйствительно доѣхать.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             А если не доѣдутъ, то -- смотри!--
             И въ цѣлости -- замѣть себѣ ты это --
             И въ цѣлости полнѣйшей -- о себѣ
             Совѣтую подумать.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Позволенья
             Прошу уйти; за безопасность ихъ
             Ручаюсь я.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ступай же и помягче
             Вперёдъ смотри на брата своего.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Служить царю всегда я буду честно.

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ (одинъ).
  
             Онъ слишкомъ строгъ; душа его -- скала
             По твёрдости, но высотою тоже
             Подобна ей: грязь пошлости земной
             Её ещё нигдѣ не запятнала.
             Я не таковъ: я мягкій чернозёмъ,
             Пропитанный цвѣтами; но извѣстно,
             Что какова земля, таковъ всегда
             И плодъ ея. Быть-можетъ поступилъ я
             Неправильно; но это заблужденье
             Весьма легко лежитъ на чувствѣ томъ,
             Которое назвать я не умѣю:
             Я знаю лишь, что у меня въ душѣ
             Оно родитъ то скорбь, то наслажденье,
             Что, точно духъ, у сердца моего
             Оно сидитъ, чтобъ всѣ его біенья
             Сосчитывать, не ускоряя ихъ,
             И задаётъ вопросы мнѣ такіе,
             Съ какими бы ни смертный не посмѣлъ
             Ко мнѣ придти, ни самъ Ваалъ, оракулъ
             Божественный, хоть часто онъ во мглѣ
             Вечерней вдругъ нахмуритъ гнѣвно брови,
             И мраморный величественный ликъ
             Измѣнится такъ странно, что порою
             Мнѣ кажется -- статуя собралась
             Наговорить... Но прочь всѣ эти мысли
             Нелѣпыя! Я радости хочу --
             И вотъ идётъ ея прекрасный вѣстникъ!

Входитъ МИРРА.

  
                       МИРРА.
  
             Царь! небо всё заволокло -- и громъ
             Проносится по тучамъ, быстро, быстро
             Идущимъ къ намъ и яркимъ блескомъ молній
             Вѣщающимъ ужасную грозу.
             Теперь дворца ты вѣрно не оставишь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ты говоришь -- грозу?
  
                       МИРРА.
  
                                           Да, царь мой добрый.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Что до меня, я вовсе бы не прочь,
             Чтобъ мирная картина замѣнилась
             Борьбой стихій; но это не совсѣмъ
             Пристало бы и къ шелковымъ одеждамъ
             Моихъ гостей, и къ нѣжнымъ лицамъ ихъ.
             Скажи, дитя -- и ты изъ тѣхъ, которыхъ
             Вой тучъ страшитъ'?
  
                       МИРРА.
  
                                 На родинѣ моей
             Ихъ голоса мы чтимъ, какъ предвѣщанье
             Юпитера.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Юпитера? А, да,
             То вашъ Ваалъ... И вашъ имѣетъ громы
             Въ своихъ рукахъ, и заявляетъ онъ
             Но временамъ летящими стрѣлами
             Божественность свою; но иногда
             Случается -- она ударитъ прямо
             Въ его жь алтарь.
  
                       МИРРА.
  
                                 О, это страшный знакъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да -- для жрецовъ. Ну, хорошо, сегодня
             Мы изъ дворца не выѣдемъ и пиръ
             Устроимъ здѣсь.
  
                       МИРРА.
  
                                 Благословенъ Юпитеръ,
             Услышавшій мольбу, которой внять
             Ты не хотѣлъ. Безсмертные добрѣе
             Къ тебѣ, мой царь, чѣмъ самъ ты: для того,
             Чтобъ защитить тебя отъ вражьей злобы,
             Они грозу воздвигли межъ тобой
             И этими врагами.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Если только
             Опасность есть, дитя моё, она,
             Я думаю, одна и таже -- здѣсь ли,
             Въ стѣнахъ дворца, на берегу ль рѣки?
  
                       МИРРА.
  
             Нѣтъ, государь, нѣтъ -- эти стѣны прочны
             И высоки, и стражею онѣ
             Окружены. Чтобъ но дворецъ проникнуть,
             Измѣнникамъ пробиться бы пришлось
             Сквозь цѣлый рядъ воротъ и корридоровъ
             Извилистыхъ; а павильонъ ничѣмъ
             Не защищенъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Гдѣ завелась измѣна,
             Тамъ защитить не могутъ ни дворцы,
             Ни крѣпости, ни гордыя вершины
             Туманнаго Кавказа, гдѣ орёлъ
             Скрывается въ ущельяхъ недоступныхъ,
             И какъ стрѣла всегда найдётъ царя
             Воздушнаго, такъ сталь найдётъ земного,
             Гдѣ бъ ни былъ онъ. Но успокойся: двухъ,
             Тревогу всю надѣлавшихъ -- виновны ль,
             Невинны ли они -- изгнали мы
             И въ дальній путь отправили.
  
                       МИРРА.
  
                                           Такъ, значитъ,
             Они живутъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Ты кровожадна -- ты?
  
                       МИРРА.
  
             Безтрепетно взглянула бъ я на кару
             Законную того, кто посягнулъ
             На жизнь твою; иначе не была бы
             Я и своей достойна. Салеменъ
             Тебѣ сказалъ вѣдь точно тоже.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Странно!
             И доброта и строгость въ заговоръ
             Вступили здѣсь, и обѣ подстрекаютъ
             Меня на месть.
  
                       МИРРА.
  
                       То добродѣтель грековъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Но не царей. Я не хочу ея;
             И если бъ мстить когда-нибудь рѣшился,
             То лишь царямъ, какъ равнымъ мнѣ.
  
                       МИРРА.
  
                                                               Тѣ двое
             Хотѣли стать царями.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Мирра, ты
             Ужь черезъ-чуръ по женски разсуждаешь,
             И этому причиной только страхъ.
  
                       МИРРА.
  
                                                     Страхъ за тебя.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Тамъ за кого бы ни былъ,
             Онъ всё же страхъ.
             Твой полъ, какъ я не разъ
             Замѣтить могъ, однажды гнѣвомъ злобнымъ
             Воспламенясь, ужь мстительность свою
             Пугливую доводитъ до упорства,
             Котораго себѣ за образецъ
             Я не возьму. Но ты всегда казалась
             Мнѣ чуждою и слабости такой,
             И вообще безпомощности дѣтской
             Восточныхъ женъ.
  
                       МИРРА.
  
                                 Мой добрый государь,
             Не стану я кичиться ни любовью
             Моей души, ни доблестью ея.
             До-этихъ-поръ я блескъ съ тобой дѣлила --
             И раздѣлю превратности твои.
             Быть-можетъ, день придётъ, когда въ рабынѣ
             Ты вѣрности увидишь больше, чѣмъ
             Во всѣхъ тѳбѣ подвластныхъ миріадахъ.
             Но да хранятъ отъ этого тебя
             Безсмертные. А мнѣ гораздо лучше
             Любимой быть на вѣру, чѣмъ любовь
             Доказывать тебѣ въ твоихъ несчастьяхъ,
             Которыя, быть-можетъ, облегчить
             Заботами моими я не въ силахъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Гдѣ есть любовь высокая, туда
             Несчастіе не проникаетъ -- развѣ
             Лишь для того, чтобъ укрѣпить её
             И убѣжать предъ тѣмъ, чего не можетъ
             Оно убить... Однако, часъ насталъ --
             Идёмъ встрѣчать гостей любезныхъ нашихъ.

(Уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Освѣщенный залъ во дворцѣ. На дворѣ буря; громъ слышится во всё продолженіе пиршества. САРДАНАНАЛЪ и его гости за столомъ.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Полнѣе лей! Вотъ истинное царство
             Гдѣ для меня: среди блестящихъ глазъ
             И этихъ лицъ счастливыхъ и прекрасныхъ!
             Сюда печаль проникнуть не дерзнётъ.
  
                       ЦАМЕСЪ.
  
             Какъ никуда она не проникаетъ:
             Гдѣ государь, тамъ ярко свѣтитъ намъ
             Веселіе.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Не лучше развѣ это
             Немвродовыхъ охотъ или гоньбы
             Прабабушки моей безумно-дикой
             За царствами, которыя она,
             Завоевавъ, однако не умѣла
             Удерживать?
  
                       АЛТАДА.
  
                       Какъ ни были они
             Прославлены, подобно всѣмъ изъ рода
             Твоихъ отцовъ, но ни одинъ изъ нихъ
             Не превзошелъ царя Сарданапала,
             Который всей отрадой дней своихъ
             Поставилъ миръ -- единственную славу
             Нелживую.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Да, миръ, Алтада мой,
             И свѣтлое веселье; слава -- только
             Дорога къ нимъ! Цѣль жизни -- наслажденье,
             И я избралъ кратчайшій путь; его
             Я не свершалъ по трупамъ человѣчьимъ,
             Могилою не дѣлалъ каждый шагъ.
  
                       ЦАМЕСЪ.
  
             Нѣтъ, никогда. Здѣсь всѣ сердца счастливы,
             Всѣ голоса благословенья шлютъ
             Царю любви, дающему вселенной
             Незыблемую радость!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Въ этомъ ты
             Увѣренъ ли? А я слыхалъ иное:
             Что будто бы измѣна завелась
             Вокругъ меня.
  
                       ЦАМЕСЪ.
  
                                 Измѣнникъ тотъ, кто смѣетъ
             Такъ говорить! Не можетъ это быть!...
             Изъ-за чего?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Изъ-за чего?... Да, правда...
             Наполни-ка мой кубокъ. Не хочу
             И думать я объ этомъ. Нѣтъ межъ нами
             Измѣнниковъ, а есть -- такъ далеко
             Они теперь.
  
                       АЛТАДА.
  
                       Почтеннѣйшіе гости,
             Прошу склонить колѣни и прослушать
             Заздравный тостъ: да здравствуетъ вовѣки
             Царь -- нѣтъ, не царь -- а богъ Сарданапалъ!
  
                       ВСѢ (падая на колѣни).
  
             Да здравствуетъ, затьмившій бога Бела
             Величіемъ, нашъ богъ Сарданапалъ!

(Раздаётся ударъ грома; нѣкоторые въ смущеніи поднимаются съ колѣнъ.)

  
                       ЦАМЕСЪ.
  
             Что жь встали вы? Вѣдь этимъ громомъ боги.
             Его отцы, намъ одобренье шлютъ.
  
                       МИРРА.
  
             Нѣтъ, гнѣвную угрозу. Царь, ужели
             Безумное нечестье запретить
             Не поспѣшишь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Нечестье? Отчего же?
             Когда могли богами стать мои
             Предмѣстники -- къ чему же мнѣ безчестить
             Ихъ славный родъ? Но всё-таки я встать
             Прошу моихъ друзей благочестивыхъ
             И набожный порывъ свой посвятить
             Гремящему наъь нами; я же только
             Любви ищу -- боготворенье мнѣ
             Не надобно.
  
                       АЛТАДА.
  
                       И то и это долженъ
             Ты находить въ сердцахъ твоихъ рабовъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Громъ, кажется, становится сильнѣе...
             Какая ночь ужасная!
  
                       МИРРА.
  
                                 О, да,
             Ужасная для тѣхъ, кто не имѣетъ
             Дворцовыхъ стѣнъ, чтобъ пріютить своихъ
             Поклонниковъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ахъ, это правда, Мирра!
             И еслибъ могъ я обратить мои
             Владѣнія въ одинъ пріютъ широкій
             Для страждущихъ -- я поступилъ бы такъ.
  
                       МИРРА.
  
             Ты, стало-быть, не богъ, когда не можешь
             Столь добраго Желанья своего
             Осуществить?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 А что же ваши боги,
             Которые и могутъ, да вѣдь вотъ
             Не дѣлаютъ?
  
                       МИРРА.
  
                       Оставь такія рѣчи --
             Мы прогнѣвимъ безсмертныхъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Это такъ.
             Упрёки имъ не меньше непріятны,
             Чѣмъ смертному... Друзья, вотъ что пришло
             Мнѣ въ голову: не будь на свѣтѣ храмовъ,
             Могли ли бы -- какъ думаете вы --
             Существовать поклонники у неба,
             Особенно когда оно гремитъ
             И злобится, какъ ныньче?
  
                       МИРРА.
  
                                           Персіянинъ
             Молитву совершаетъ на горѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, въ тѣ часы, когда блистаетъ солнце.
  
                       МАРРА.
  
             А я бы знать желала: если бъ твой
             Дворецъ теперь сталъ грудою развалинъ
             И опустѣлъ, то много ли льстецовъ
             Явилось бы лобзать тотъ прахъ, въ которомъ
             Лежалъ бы царь?
  
                       АЛТАДА.
  
                                 Красавица-гречанка
             На нашъ народъ глядитъ ужь черезъ-чуръ
             Насмѣшливо, не будучи, однако.
             Достаточно знакома съ нимъ. У насъ
             Въ Ассиріи всѣ счастливы лишь счастьемъ
             Своихъ царей, гордятся только тѣмъ,
             Что могутъ ихъ боготворить.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Простите
             Красавицѣ-гречанкѣ за слова
             Недобрыя.
  
                       АДТАЛА.
  
                       Простить, о повелитель,
             Когда её мы чтимъ, послѣ тебя,
             Превыше всѣхъ? Постойте! Что такое
             Послышалось?
  
                       ЦАМЕСЪ.
  
                       Должно быть, гдѣ-нибудь
             Невдалекѣ въ ворота стукнулъ вѣтеръ.
  
                       АЛТАДА.
  
             Какъ будто-бы бряцанье... Вотъ опять!
  
                       ЦАМЕСЪ.
  
             Да просто дождь бьётъ въ крышу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Безъ сомнѣнья.

(Миррѣ.)

             Настроила ль ты арфу, ангелъ мой?
             Спой пѣсню мнѣ изъ Сафо -- знаешь, Сафо,
             Которая на родинѣ твоей
             Низвергнулась...

Входитъ ПАНІА съ обнаженнымъ мечемъ; одежда его въ крови и безпорядкѣ. Гости встаютъ въ испугѣ.

  
                       ПАНІА (стражѣ).
  
                       Не медля ни минуты,
             Займите всѣ ворота, стѣны всѣ!
             Къ оружію, къ оружію! Опасность
             Грозитъ царю! Простите, государь,
             Поспѣшности: она не что иное,
             Какъ преданность...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Въ чёмъ дѣло?
  
                       ПАНІА.
  
                                                     То, чего
             Князь Салеменъ боялся, совершилось:
             Коварные сатрапы...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Раненъ ты?
             Скорѣй вина! Переведи дыханье,
             Мой Паніа!
  
                       ПАНІА.
  
                       Нѣтъ, это ничего,
             Простой ударъ. Я больше изнурился
             Поспѣшностью предупредить царя,
             Чѣмъ раною, полученною въ схваткѣ
             Изъ-за него.
  
                       МИРРА.
  
                       Что жь дальше? Говори --
             Мятежники...
  
                       ПАНІА.
  
                       Едва достичь успѣли
             Своихъ казармъ Арбакъ и Белезисъ,
             Какъ продолжать дорогу отказались.
             Когда же я рѣшился власть мою
             Употребить, они призвали въ помощь
             Свои войска и тѣ возстали вдругъ
             Съ неистовой отвагой.
  
                       МИРРА.
  
                                 Всѣ?
  
                       ПАНІА.
  
             На стадію, не больше, отъ наружныхъ
             Дворцовыхъ стѣнъ, кипитъ кровавый бой.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Такъ я могу верхомъ сражаться. Сферо,
             Вели сѣдлать! У насъ въ однихъ дворахъ
             Полъ-конницы Аравіи свободно
             Помѣстится...

(Сферо уходитъ.)

  
                       МИРРА.
  
                       Какъ я люблю тебя!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я въ этомъ былъ всегда увѣренъ твёрдо.
  
                       МИРРА.
  
             Но лишь теперь тебя узнала я!
  
             САРДАНАПАЛЪ (одному изъ служителей).
  
             Моё копьё пусть тоже не забудутъ.
             Гдѣ Салеменъ?
  
                       ПАНІА.
  
                       Гдѣ долженъ быть солдатъ --
             Въ бою -- въ пылу сраженія.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Спѣши же
             Теперь къ нему. Свободны ли пути?
             Осталось ли открытымъ сообщенье
             Межь нашими войсками и дворцомъ?
  
                       ПАНІА.
  
             Да, государь, его ещё открытымъ
             Оставилъ я. На этотъ счётъ вполнѣ
             Спокоенъ будь: солдаты наши твёрдо
             Стояли тамъ; фаланга вся была
             Построена.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Скажи, чтобъ онъ покамѣстъ
             Берёгъ себя; что дорожить собой
             Не стану я и -- ѣду.
  
                       ПАНІА.
  
                                 Въ этомъ словѣ
             Заключена побѣда, государь.

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Алтада, что жь? Вооружайся! Цамесъ --
             И ты иди! Тамъ, въ арсеналѣ, вы
             Найдёте всё. Да помѣстите женщинъ
             Куда-нибудь подальше; караулъ
             Поставьте тамъ и прикажите строго
             Не отходить, покамѣстъ не убьютъ.
             Ты, Дамесъ, имъ командуешь. Алтада,
             Вооружись и возвратись сюда:
             Ты состоишь при насъ.

(Цамесъ, Алтада и всѣ остальные, кромѣ Мирры, уходятъ.)

Входитъ СФЕРО и другіе, съ вооруженіемъ.

  
                       СФЕРО.
  
                                 Вооруженье
             Твоё, монархъ.
  
             САРДАНАПАЛЪ (на панцирь).
  
                       Сперва мой панцырь. Такъ!
             Теперь мой мечъ и перевязь... А шлемъ-то
             Я позабылъ. Подайте. Нѣтъ, тяжелъ
             Ужь слишкомъ онъ. Ошибся ты: не этотъ
             Я требовалъ -- другой, что окруженъ
             Коронкою.
  
                       СФЕРО.
  
                       Я думалъ, царь, что ярко
             Каменьями блистая, онъ твоё
             Священное чело подвергнетъ сразу
             Опасности быть узнаннымъ. Повѣрь,
             Что этотъ шлемъ, хотя бѣднѣй, но крѣпче.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ты думалъ! Другъ, не сталъ ли ужь и ты
             Мятежникомъ? Твой долгъ -- повиноваться.
             Ступай и... Нѣтъ, ужь поздно... Обойдусь
             Безъ шлема я.
  
                       СФЕРО.
  
                       По-крайней-мѣрѣ этотъ
             Изволь надѣть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Изволь надѣть Кавказъ!
             Изволь ходить съ огромною горою
             На головѣ!
  
                       СФЕРО.
  
                       Послѣдній изъ солдатъ
             Не выйдетъ въ бой такимъ незащищённымъ.
             Тебя сейчасъ узнаютъ, государь:
             Гроза прошла, и мѣсяцъ въ полномъ блескѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Быть узнаннымъ и цѣль моя. А такъ
             Она скорѣй достигается. Давайте
             Теперь копьё. Готово.

(Идётъ и останавливается.)

                                           Да, забылъ!
             Дай зеркало мнѣ.
  
                       СФЕРО.
  
                                 Зеркало, властитель?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, подданный -- изъ свѣтлой мѣди, то,
             Что въ Индіи мы добыли. Скорѣе!

(Сферо уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ (Миррѣ).
  
             Дитя моё, найди себѣ пріютъ
             Надежнѣе. Зачѣмъ отъ прочихъ женщинъ
             Отстала ты?
  
                       МИРРА.
  
                       Мнѣ мѣсто -- здѣсь.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Когда жъ
             Уѣду я?
  
                       МИРРА.
  
                       Тогда я за тобою
             Послѣдую.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       На поле битвы, ты'?
  
                       МИРРА.
  
             Когда бъ и такъ -- я не была бы первой
             Гречанкою, свершившей этотъ путь...
             Здѣсь буду ждать я твоего возврата.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Опасный пунктъ ты выбрала: сюда
             Скорѣй всего они ворвутся, если
             Одержатъ верхъ. Коль это суждено
             И больше я не возвращусь...
  
                       МИРРА.
  
                                           Съ тобою
             Мы всё-таки сойдёмся.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Гдѣ же?
  
                       МИРРА.
  
                                                     Тамъ,
             Гдѣ наконецъ сойдутся всѣ: въ Аидѣ,
             Когда, какъ я предполагаю, берегъ
             За Стиксомъ есть; а если нѣтъ его --
             Въ пыли гробовъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 И ты не побоишься?
  
                       МИРРА.
  
             Лишь одного боюсь я: пережить
             То, что люблю, и сдѣлаться добычей
             Бунтовщиковъ. Вперёдъ -- и будь героемъ!

(Сферо возврашается съ зеркаломъ).

  
             САРДАНАПАЛЪ (смотрится въ зеркало).
  
             Присталъ ко мнѣ недурно этотъ панцырь,
             И перевязь -- не хуже. Только шлемъ
             Совсѣмъ нейдётъ.

(Бросаетъ его, примѣривъ ещё разъ.)

                                 Да, эти украшенья,
             Кажись, въ лицу. Теперь осталось ихъ
             Испробовать. Алтада! Гдѣ Алтада?
  
                       СФЕРО.
  
             Онъ у дверей стоитъ съ твоимъ щитомъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, я забылъ, что онъ мой щитоносецъ
             По праву родовому, искони
             Живущему въ его семействѣ... Мирра,
             Теперь прощай и поцѣлуй меня...
             Ещё... Ещё... И что бы ни случилось,
             Люби меня. Я славу всю свою
             Поставлю въ томъ, чтобъ сдѣлаться достойнымъ
             Твоей любви.
  
                       МИРРА.
  
                       Ступай и побѣди!

(Сарданапалъ и Сферо уходятъ.)

  
                       МИРРА
  
             Вотъ я одна. Всѣ, всѣ ушли. А сколько
             Воротится?... быть-можетъ, ни одинъ!
             О, пусть бы я погибла -- лишь бы только
             Онъ побѣдилъ! Когда не побѣдитъ,
             Погибну я: его не въ состояньи
             Я пережить. Вокругъ души моей
             Обвился онъ -- какъ, почему -- не знаю.
             Не потому, что царь онъ: вѣдь теперь
             Власть царская у ногъ его престола
             Колеблется, и передъ нимъ земля
             Разверзлась съ тѣмъ, чтобъ только на могилу
             Мѣстечко дать несчастному -- а я
             Люблю его ещё сильнѣй, чѣмъ прежде.
             О, мощный Зевсъ! Прости моей любви
             Чудовищной: вѣдь мой избранникъ -- варваръ,
             Не знающій Олимпа! Да, теперь,
             Теперь люблю я больше, чѣмъ... Что это?
             Военный кличъ? И, кажется, всё ближе,
             Всё ближе онъ. Ну, что же, если такъ --

(вынимаетъ стклянку)

             Колхидскій ядъ, что дѣлать научился
             На берегахъ Эвксинскихъ мой отецъ,
             Освободитъ меня. Уже давно бы
             Свободу въ нёмъ нашла я для себя,
             Когда бъ любовь мнѣ не дала забвенья,
             Что я раба. Ахъ, тамъ, гдѣ всѣ -- рабы
             И лишь одинъ свободенъ, тамъ, гдѣ всякій
             Неволею гордится, лишь бы онъ
             И въ свой черёдъ имѣлъ рабовъ, стоящихъ
             Внизу его на рабства ступеняхъ --
             Тамъ позабыть не трудно, что оковы,
             Надѣтыя на тѣло, какъ нарядъ,
             Такія же оковы. Снова крики
             И звонъ мечей! И вотъ теперь... теперь...

Входитъ АЛТАДА.

             Эй, Сферо, эй!
  
                       МИРРА.
  
                       Его здѣсь нѣтъ. Что хочешь
             Ему сказать? Какъ тамъ идётъ сраженье?
  
                       АЛТАДА.
  
             Сомнительно и горячо.
  
                       МИРРА.
  
                                           А царь?
  
                       АЛТАДА.
  
             Какъ царь. Скорѣй я для него у Сферо
             Взять долженъ шлемъ и новое копьё.
             До-этихъ-поръ онъ бьётся непокрытый
             И держится ужь слишкомъ на виду.
             Его тотчасъ узнали какъ солдаты,
             Такъ и враги. По волосамъ его
             Распущеннымъ и шелковой тіарѣ,
             Луною озарённымъ, сразу видно,
             Что это царь. И вражьи стрѣлы всѣ
             На чудное лицо его, на кудри
             Прекрасныя и на повязку ихъ
             Широкую направлены.
  
                       МИРРА.
  
                                           О, боги,
             Гремящіе въ землѣ моихъ отцовъ,
             Васъ я молю спасти его! Ты присланъ
             Сюда царёмъ?
  
                       АЛТАДА.
  
                                 Нѣтъ, это Салеменъ,
             Безъ вѣдома безпечнаго монарха,
             Тайкомъ меня сюда отправилъ. Царь,
             Нашъ царь въ бою таковъ же, какъ на пирѣ.
             Эй, Сферо, эй! Пойду я въ арсеналъ.
             Онъ вѣрно тамъ.

(Уходитъ.)

  
                       МИРРА.
  
                                 Нѣтъ, на душу позора
             Я не беру -- нѣтъ, не безчестна я
             Тѣмъ, что люблю такого человѣка.
             И въ этотъ мигъ почти желала бъ я --
             Чего ещё ни разу не желала --
             Чтобъ онъ былъ грекъ. Да, ежели Алкидъ
             Покрылъ себя стыдомъ за-то, что въ платье
             Лидіянки Омфалы наряжался
             И пряжу прялъ ея веретеномъ,
             То человѣкъ, который, бывши съ дѣтства
             До зрѣлыхъ лѣтъ у женщинъ на рукахъ,
             Становится внезапно Геркулесомъ
             И съ пира въ бой, какъ въ брачную постель
             Кидается -- вполнѣ, вполнѣ достоинъ,
             Чтобъ въ дѣвушкѣ-гречанкѣ онъ нашелъ
             Любовницу, и въ греческомъ поэтѣ --
             Пѣвца себѣ, и въ греческой могилѣ --
             Свои памятникъ...

Входитъ ВОИНЪ.

                                 Какъ битва тамъ идётъ?
  
                                 ВОИНЪ.
  
             Проиграна, почти что безвозвратно
             Проиграна. Гдѣ Цамесъ?
  
                       МИРРА.
  
                                           На часахъ
             Со стражею у двери женскихъ комнатъ.

(Воинъ уходитъ.)

             Ушелъ -- и мнѣ успѣлъ сказать одно:
             "Проиграно!" Но что жь ещё желаю
             Я услыхать? Вѣдь въ этомъ словѣ -- да,
             Въ единственномъ, коротенькомъ словечкѣ --
             Погребены и царство, и монархъ,
             И славный родъ тринадцати столѣтій,
             И жизни цѣлыхъ тысячъ, и судьба
             Всего того, что пощадитъ могила!
             И я сама, какъ капелька воды,
             Которая безслѣдно погибаетъ
             Съ волной, её несущею -- и я,
             Въ крушеніи великомъ, уничтожусь.
             Но счастлива я тѣмъ, что жизнь моя
             Въ моихъ рукахъ: надменный побѣдитель
             Меня своей добычей никогда
             Не назовётъ!

Входитъ ПАНІА.

                       ПАНІА.
  
                       Скорѣй за мною, Мирра!
             Намъ каждая минута дорога.
             Бѣжимъ скорѣй -- вотъ всё, что намъ осталось.
  
                       МИРРА.
  
             А царь?
  
                       ПАНІА.
  
                       Сюда меня отправилъ онъ,
             Чтобъ за рѣку я тайными путями
             Тебя увёзъ.
  
                       МИРРА.
  
                       Такъ, стало быть, онъ живъ?
  
                       ПАНІА.
  
             Онъ мнѣ велѣлъ тебя укрыть въ надежномъ
             Убѣжищѣ, и проситъ онъ тебя
             Жить для него, пока придётъ возможность
             Ему съ тобой соединиться вновь.
  
                       МИРРА.
  
             Такъ уступить рѣшился онъ?
  
                       ПАНІА.
  
                                           Послѣднимъ
             Оставитъ онъ сраженье. Всё, что въ силахъ
             Отчаянье свершить -- всё это царь
             Свершаетъ тамъ; дворецъ свой шагъ за шагомъ
             У мятежа отстаиваетъ онъ.
  
                       МИРРА.
  
             Такъ во дворецъ они уже проникли?
             Да, крики ихъ разносятся въ стѣнахъ
             Старинныхъ залъ, что голосами дикихъ
             Мятежниковъ впервые въ эту ночь
             Осквернены. Прощай же ассирійскій
             Великій родъ! Прощай, Немврода кровь!
             Исчезло всё -- всё, даже это имя!
  
                       ПАНІА.
  
             Бѣжимъ, бѣжимъ!
  
                       МИРРА.
  
                                 Нѣтъ, я погибну здѣсь!
             А ты иди и передай монарху,
             Что до конца любила я его!

Входятъ САРДАНАПАЛЪ, САЛЕМЕНЪ съ воинами. Паніа оставляетъ Мирру и присоединяется къ нимъ.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ну, если такъ, умрёмъ, по-крайней-мѣрѣ,
             Гдѣ родились: въ своёмъ дворцѣ. Друзья,
             Не уступать! Сомкнёмъ ряды плотнѣе!
             Надежнаго сатрапа я отправилъ
             Звать Дамеса со стражею его.
             Она свѣжа и преданна -- и будетъ
             Сейчасъ сюда. Ещё на всё у насъ
             Потеряно. Ты, Паніа, о Миррѣ
             Похлопочи.

(Паніа возвращается къ Миррѣ.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Съ минуту отдохнёмъ --
             А тамъ, друзья, опять вперёдъ за нашу
             Ассирію.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Нѣтъ, Салеменъ, скажи --
             За Бактрію! О, вѣрные бактрійцы!
             Я съ этихъ-поръ со дѣлаюсь царёмъ
             Надъ вашею страной, а это царство
             Въ провинцію мы вмѣстѣ обратимъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Идутъ, идутъ -- вы слышите?

Входятъ БЕЛЕЗИСЪ, АРБАКЪ и мятежники.

  
                       АРБАКЪ.
  
                                           Смѣлѣе!
             За мною всѣ! Они у насъ въ сѣтяхъ!
  
                       БЕЛИЗИСЪ.
  
             Впёрёдъ, вперёдъ! За насъ и съ нами небо!

(Они нападаютъ на царя и Салемена, которые защищаются до прихода Цамеса со стражей. Мятежники отступаютъ; ихъ преслѣдуютъ Салеменъ и другіе. Царь хочетъ присоединиться къ преслѣдующимъ; въ эту минуту Белезисъ загораживаетъ ему дорогу.)

  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Куда, тиранъ? Я кончу эту битву.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Такъ вотъ мы какъ! Воинственный мой жрецъ,
             И дорогой пророкъ, и благодарный
             Мой подданный -- сдавайся-ка скорѣй,
             Прошу тебя. Твоей священной кровью
             Не хочется мнѣ руки обагрить:
             Другой удѣлъ, тебя вполнѣ достойный,
             Готовлю я.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
                       Твои часъ уже пробилъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Не мой, а твой. Въ наукѣ звѣздочётства
             Я новичёкъ, но звѣзды вопрошалъ
             Ещё на дняхъ -- и вотъ, обозрѣвая
             Небесный кругъ, нашелъ твою судьбу
             Подъ знакомъ скорпіона. Это значитъ,
             Что быть тебѣ раздавленнымъ сейчасъ.
  
                       БЕЛЕЗИСЪ.
  
             Но не тобой.

(Они дерутся, Белезисъ раненъ и обезоруженъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ
             (поднявъ мечъ, чтобъ нанесть ударъ).
  
                       Взывай теперь къ планетамъ,
             Я погляжу -- слетятъ ли съ небосклона,
             Чтобъ защитить и своего пророка,
             И честь свою?

(Часть мятежниковъ возвращается и освобождаетъ Белезиса. Они нападаютъ на царя, котораго, въ свою очередь, освобождаютъ его солдаты, вытѣсняющіе бунтовщиковъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Однако этотъ плутъ
             Дѣйствительно пророкомъ оказался.
             За мною всѣ! Побѣда наша!

(Бросается въ погоню.)

  
                       МИРРА (Паніи).
  
                                           Что жъ
             Ты здѣсь стоишь? Зачѣмъ ты позволяешь
             Товарищамъ-солдатамъ безъ тебя
             Разбить врага?
  
                       ПАНІА.
  
                                 Имѣю приказанье
             Я отъ царя -- не оставлять тебя.
  
                       МИРРА.
  
             Меня! Иди и обо мнѣ не думай:
             Ничья рука не въ правѣ въ часъ такой
             Бездѣйствовать. Я не нуждаюсь въ стражѣ
             И не прошу оберегать меня.
             Тутъ гибнетъ міръ -- такъ время ль для заботы
             О женщинѣ? Иди же, говорю,
             Иль ты себя навѣки опозоришь!
             Но слушаешь? Такъ я сама пойду --
             Я, женщина безпомощная -- кинусь
             Къ кровавый бой -- и охранять меня
             Ты станешь тамъ, гдѣ своему монарху
             Ты долженъ быть спасительнымъ щитомъ!

(Уходитъ.)

  
                       ПАНІА.
  
             Остановись! Ушла. Случись какое
             Несчастье съ ней -- погибъ я навсегда!
             Сарданапалъ её дороже цѣнятъ,
             Чѣмъ свой престолъ, хотя и за него
             Сражается. Прилично ль мнѣ, однако,
             Бездѣйствовать, слабѣе быть, чѣмъ онъ,
             Онъ, чья рука меча не обнажала
             До-этихъ-поръ? Гречанка, воротись --
             И я твоё желаніе исполню,
             Хоть вопреки велѣнію царя!

(Уходитъ.)

Въ противоположную дверь входятъ АЛТАДА и СФЕРО.

  
                       АЛТАДА.
  
             Вотъ, Мирра... Какъ? Ушла? Её, однако,
             Я здѣсь нашелъ въ разгарѣ битвы. Съ ней
             Былъ Паніа. Что жь съ ними приключилось?
  
                       СФЕРО.
  
             Обоихъ ихъ я видѣлъ здѣсь, когда
             Послѣдніе мятежники бѣжали...
             Въ гаремъ прошли, должно-быть.
  
                       АЛТАДА.
  
                                           Если царь,
             Какъ слѣдуетъ разсчитывать, вернётся
             Съ побѣдою и не найдётъ своей
             Іонянки -- мы пострадаемъ хуже,
             Чѣмъ плѣнные мятежники.
  
                       СФЕРО.
  
                                           Идёмъ
             Искать скорѣй. Она уйти далёко
             Вѣдь не могла; найдя её, царю
             Мы сдѣлаемъ подарокъ драгоцѣннѣй
             Спасённаго престола.
  
                       АЛТАДА.
  
                                           Самъ Ваалъ
             Не бился такъ отчаянно, чтобъ эту
             Монархію себѣ завоевать,
             Какъ сынъ его изнѣженный -- стараясь
             Её спасти. Всѣ мнѣнія о нёмъ
             Его друзей, его враговъ заклятыхъ,
             Онъ опровергъ. Такъ душный лѣтній день,
             Вечернею грозою весь чреватый,
             Вдругъ грянетъ такъ, что воздуху, кажись,
             Не сдобровать и быть землѣ потопомъ
             Загубленной. Да, этотъ человѣкъ
             Непостижимъ.
  
                       СФЕРО.
  
                       Не больше, чѣмъ другіе.
             Мы всѣ -- сыны случайности. Идёмъ
             Искать рабу -- не-то, изъ-за безумной
             Любви его, придётся пострадать
             Подъ пыткою и умереть безвинно.

(Уходятъ.)

Входитъ САЛЕМЕНЪ и ВОИНЫ.

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Побѣда льститъ: отбиты отъ дворца
             Мятежники; открыто сообщенье
             Съ частями войскъ, стоящихъ за рѣкой.
             Они ещё вѣрны царю -- быть-можетъ,
             И вѣрными останутся, когда *
             Къ нимъ вѣсть дойдётъ, что намъ далась побѣда.
             Но гдѣ герой ея? гдѣ государь?

Входитъ САРДАНАПАЛЪ со своими и МИРРА.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я здѣсь, мой братъ!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 И невредимъ, надѣюсь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Нѣтъ, не совсѣмъ. Но это вздоръ... пройдётъ...
             И такъ, дворецъ очищенъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Городъ тоже,
             Я думаю. Сторонниковъ у насъ
             Всё болѣе и болѣе; отряду
             Парѳянскому, который до-сихъ-поръ
             Въ резервѣ былъ и такъ и рвётся въ битву
             Я приказалъ погонею пойти,
             И убѣждёнъ, что скоро отступленье
             Мятежниковъ онъ въ бѣгство обратитъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ужь это есть; они, по-крайней-мѣрѣ,
             Такъ быстро шли, что я за ними въ слѣдъ
             Не могъ поспѣть съ бактрійцами моими,
             А ужь на что тѣ не жалѣли ногъ.
             Но до смерти усталъ я. Сѣсть скорѣе!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Царь, вотъ твой тронъ.
  
                       САРДАПАНАЛЪ.
  
                                           Плохое это- мѣсто
             Для отдыха и тѣлу и душѣ.
             Диванчикъ мнѣ, крестьянскую скамейку,
             Ну, что-нибудь...

(Ему подаютъ стулъ.)

                                 Вотъ такъ. Теперь дышать
             Свободнѣе.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       О, этотъ часъ великій
             Содѣлался славнѣе, выше всѣхъ,
             Пережитыхъ тобою.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 И тяжело,
             Конечно, всѣхъ. Гдѣ виночерпій мой?
             Подай воды.
  
                       САЛЕМЕНЪ (улыбаясь).
  
                       Такое приказанье
             Впервые онъ услышалъ. Даже я,
             Суровѣйшій совѣтникъ, предлагаю
             Пурпурное питьё.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Конечно, кровь?
             И безъ того ея сегодня вдоволь
             Мы пролили; ну, а на счётъ вина,
             Такъ ныньче я стихіи чистой цѣну
             Вполнѣ узналъ; я трижды пилъ её
             И трижды въ бой съ такой кидался силой
             И свѣжестью, какихъ ещё въ винѣ
             Не находилъ. Гдѣ тотъ солдатъ, что въ шлемѣ
             Принёсъ воды напиться мнѣ?
  
                       ОДИНЪ ИЗЪ СТРАЖЕЙ.
  
                                           Убитъ,
             Великій царь. Стрѣла пронзила черепъ
             Въ тотъ мигъ, когда изъ шлема своего
             Онъ выплеснулъ остатки и сбирался
             Его надѣть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Убитъ -- ненаграждёпный!
             Убитъ за-то, что напоилъ меня!
             Несчастный рабъ! Какая злая доля!
             О, будь онъ живъ, я золотомъ его
             Пресытилъ бы! Всѣмъ золотомъ вселенной
             Не заплатить за наслажденье то,
             Которое мнѣ далъ его напитокъ,
             Когда внутри горѣло у меня,
             Вотъ какъ теперь.

(Ему подаютъ воды.)

                                 Я снова оживаю.
             Отъ этихъ поръ изъ кубка буду пить
             Въ часы любви, а въ битвѣ -- только воду.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Рука твоя въ повязкѣ, государь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, Белезисъ храбрѣйшій оцарапалъ.
  
                       МИРРА.
  
             Онъ раненъ!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Вздоръ! не стоитъ говорить!
             Однако же, теперь, какъ освѣжился
             Не много я, боль что-то посильнѣй.
  
                       МИРРА.
  
             И рану ты перевязалъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Повязкой
             Съ моей же діадемы; въ первый разъ
             Нарядная вещица послужила
             Къ чему-нибудь серьёзному.
  
                       МИРРА (служителямъ).
  
                                           Скорѣй
             Искуснѣйшихъ врачей сюда пошлите!
             Пойдёмъ со мной: повязку эту л
             Сама сниму и облегчу страданье.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, я не прочь. Всё пуще эта боль...
             Но много ли ты смыслишь въ ранахъ? Впрочемъ,
             Какой вопросъ! Тебѣ извѣстно ль, братъ,
             Гдѣ я нашелъ во время битвы эту
             Красавицу?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Средь женщинъ остальныхъ,
             Подобною испуганной газели.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Нѣтъ, не совсѣмъ: подобною подругѣ
             Младого льва, когда она, рыча,
             Какъ женщина -- а это означаетъ
             Неистово, затѣмъ-что страсти всѣ
             До крайности лишь въ женщинѣ доходятъ --
             Преслѣдуетъ охотника, у ней
             Укравшаго дѣтёнышей: такъ Мирра,
             Съ огнёмъ въ глазахъ, съ распущенной косой,
             Движеньями, и голосомъ, и видомъ
             Дерущихся одушевляла.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Да?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Не я одинъ, какъ видишь ты, героемъ
             Сталъ въ эту ночь... Остановись, глядѣлъ
             Я на неё: пылающія щёки,
             Сверканіе широкихъ чёрныхъ глазъ
             Изъ подъ волосъ, размётанныхъ волною,
             На чистомъ лбу лазурныхъ жилокъ сѣть,
             Восторженно раздувшіяся ноздри,
             Раскрытый ротъ, звукъ голоса ея,
             Всѣ голоса собою покрывавшій,
             Какъ лютни струнъ не можетъ заглушить
             Нестройное бряцаніе кимваловъ;
             Движенье рукъ, сверкавшихъ бѣлизной
             Ярчѣй, чѣмъ сталь, исторгнутая ею
             У павшаго солдата -- это всё
             Для нашихъ войскъ её преобразило
             Въ пророчицу побѣды надъ врагомъ,
             Или саму побѣду, благосклонно
             Сошедшую привѣтствовать своихъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ (въ сторону).
  
             Опять любовь его туманить стала,
             И если мы не отвлечёмъ его
             Отъ этихъ думъ -- пропало всё.
                                 (Вслухъ.) Однако,
             Подумайте о вашей ранѣ, царь.
             Вы только-что сказали намъ, что сильно
             Она болитъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Да, это правда, но --
             Не слѣдуетъ и думать мнѣ объ этомъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Всѣ нужныя распоряженья мной
             Ужъ сдѣланы; теперь узнать отправлюсь,
             Исполнено ль всё то, что я велѣлъ,
             И возвращусь, чтобъ выслушать желанье
             Монаршее.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Прекрасно.
  
                       САЛЕМЕНЪ (уходя).
  
                                 Мирра!
  
                       МИРРА.
  
                                           Князь!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Сегодня ты вела себя такъ славно,
             Что если бы онъ только не былъ мужъ
             Моей сестры... Но я спѣшу... Ты любишь,
             Скажи, царя?
  
                       МИРРА.
  
                                 Сарданапала я
             Люблю.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Но всё жь -- чтобъ онъ царемъ остался,
             Желаешь ты?
  
                       МИРРА.
  
                       Желаю одного,
             Чтобъ былъ онъ тѣмъ, чѣмъ долженъ быть -- не меньше.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Такъ слушай же: тогда лишь онъ царемъ
             Останется, тогда лишь не утратишь
             И ты его, тогда лишь станетъ онъ,
             Чѣмъ долженъ быть, тогда лишь онъ будетъ,
             Когда его ты не допустишь впасть
             Въ обычную изнѣженность. Имѣешь
             Надъ нимъ ты власть сильный, чѣмъ мудрость вся
             Въ стѣнахъ дворца иль весь мятежъ свирѣпый
             Внѣ этихъ стѣнъ: не допусти жь его
             Опять упасть.
  
                       МИРРА.
  
                                 Мнѣ голосъ Салемена
             Для этого не нуженъ. Долгу я
             Не измѣню -- и всё, что только въ силахъ
             Безпомощности женской...
  
                       САЛЕМЕНЪ (перебивая).
  
                                           Будетъ властью
             Всесильною въ его душѣ. Смотри жь,
             Воспользуйся ты ею мудро.

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Мирра!
             Ты шепчешься съ моимъ суровымъ братомъ?
             О, ревновать начну я скоро...
  
                       МИРРА (улыбаясь).
  
                                                     Да.
             И будешь нравъ: нѣтъ въ мірѣ человѣка,
             Который бы и женскую любовь,
             И воиновъ довѣрье, и покорность
             Своихъ рабовъ, и милости царя,
             И всѣхъ людей высокое вниманье
             Заслуживалъ въ такой же мѣрѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Я
             Хвалить его тебѣ не запрещаю --
             Но не съ такой горячностью. Ничто,
             Меня затьмить способное, не смѣетъ
             Въ прекрасныя уста твои влагать
             Восторженность. Но, тѣмъ не меньше, правду
             Ты говоришь.
  
                       МИРРА.
  
                                 Теперь пойдёмъ со мной --
             Давно пора твоей заняться раной --
             И обопрись покрѣпче на меня.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, милая, но только не отъ боли.

(Всѣ уходятъ.)

  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

САРДАНАПАЛЪ спитъ на диванѣ безпокойнымъ сномъ; МИРРА сидитъ около него.

  
             МИРРА (смотря на Сарданапала).
  
             Украдкою пришла я сторожить
             Его покой -- коль можетъ быть покоемъ
             Мучительный и судорожный сонъ.
             Будить его? Нѣтъ, кажется, волненье
             Утишилось... О, богъ покоя, ты,
             Властитель глазъ сомкнувшихся, и сладки"
             Блаженныхъ грёзъ и сна безъ всякихъ сновъ,
             Глубокаго, глубокаго -- молю я,
             Похожимъ стань на смерть, сестру твою,
             Недвижную, нѣмую! Выше счастья
             Нѣтъ для людей, быть-можетъ потому,
             Что высшее блаженство наше въ царствѣ
             Суровой, непробудной и нѣмой
             Твоей сестры... Опять зашевелился!
             Опять лицо мучительная боль
             Подёрнула! Такъ подъ ударомъ вихря
             Колеблется гладь озера, спокойно
             Лежащаго въ тѣни своей горы;
             Такъ осенью колышетъ вѣтеръ листья,
             Прильнувшія недвижно и въ тоскѣ
             Къ роднымъ вѣтвямъ. Я разбужу сейчасъ же:
             Нѣтъ, подожду: какъ знать, чего тогда
             Лишится онъ? Онъ, кажется, страдаетъ;
             Но если я нарушу этотъ сонъ
             Для болѣе мучительныхъ страданій?
             Быть-можетъ, тутъ причиною всему
             Волненіе ужасной этой ночи
             И просто боль отъ раны, хоть она
             Весьма легка; быть-можетъ, безпокоюсь
             Я болѣе, чѣмъ онъ страдаетъ. Нѣтъ,
             Пускай его и лечитъ, и спасаетъ
             Природа мать; а я останусь здѣсь
             Помощницей при ней, но не помѣхой.
  
                       САРДАНАПАЛЪ (просыпаясь).
  
             Нѣтъ, ни за что, хотя бы въ небесахъ
             Размножили вы звѣзды и надъ ними,
             Въ сообществѣ своёмъ, меня царёмъ
             Содѣлали! Нѣтъ, этою цѣною
             Я не куплю господства для себя
             Надъ вѣчностью! Прочь отъ меня ты, старый
             Ловецъ звѣрей перворождённыхъ! Прочь
             И вы, людей собратьевъ также точно
             Травившіе, какъ звѣря, вы, въ тѣ дни --
             Лишь смертные разбойники, а ныньче --
             Безсмертные, когда не лгутъ жрецы!
             И ты, моя жестокая праматерь,
             Сочащаяся кровью и пятой
             Давящая индійскихъ труповъ кости!
             Прочь, прочь! Гдѣ я? Гдѣ привидѣнья? Гдѣ...
             Нѣтъ, предо мной не привидѣнья! Ихъ бы
             Я могъ узнать среди всего, что смерть
             Дерзнула бы изъ чёрной бездны вызвать,
             Чтобъ устрашить живущихъ. Мирра!
  
                       МИРРА.
  
                                                     Ахъ!
             Какъ блѣденъ ты! На лбу твоёмъ, подобно
             Ночной росѣ, лежитъ холодный нотъ.
             Мой дорогой, опомнись, успокойся!
             Твои слова съ того какъ-будто свѣта
             Доносятся, когда на этомъ ты --
             Владыка-царь. О, прогони же думы
             Зловѣщія: всё будетъ хорошо.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Дай руку мнѣ... Вотъ такъ... Да, это, точно,
             Твоя рука. Да, это плоть... Сожми,
             Сожми сильнѣй, чтобъ ощутилъ я снова,
             Что сталъ я тѣмъ, чѣмъ прежде былъ.
  
                       МИРРА.
  
                                                     И я
             Въ твоихъ глазахъ пусть снова тѣмъ же стану,
             Чѣмъ и была, и вѣчно быть должна --
             Твоею.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Да, теперь мнѣ это ясно,
             И эту жизнь я снова узнаю.
             Ахъ, Мирра! я былъ тамъ, гдѣ всѣ мы будетъ.
  
                       МИРРА.
  
             Мой государь...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я былъ въ могилѣ, тамъ,
             Гдѣ червяки -- владыки, а владыки...
             Но никогда не представлялъ себѣ
             Такихъ вещей; я думалъ, что за гробомъ
             Нѣтъ ничего.
  
                       МИРРА.
  
                       И не ошибся ты.
             Одни умы трусливые способны
             Въ то вѣровать, что, можетъ-быть, во вѣкъ
             Не сбудется.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       О, Мирра, если видимъ
             Уже во снѣ такія вещи мы,
             То что же смерть откроетъ намъ?
  
                       МИРРА.
  
                                                     Не знаю,
             Возможно ли, чтобъ смерть могла найти
             Такое зло, какого не явила
             Земная жизнь тому, кто прожилъ въ ней
             Ряды годовъ? Когда, на самомъ дѣлѣ,
             Есть край такой, гдѣ продолжаетъ жить
             Душа людей, существованье это --
             Духовное, безъ плоти; если жь тамъ
             Останется хоть тѣнь отъ этой грубой,
             Тѣлесной оболочки, что стоитъ,
             Мнѣ кажется, преградой между небомъ
             И нашею душой и держитъ насъ
             Въ цѣпяхъ земли, то эта тѣнь, какіе
             Ей ужасы ни предстояли бъ тамъ,
             По ощутитъ по-крайней-мѣрѣ, страха,
             Увидѣвъ смерть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я смерти не боюсь.
             Но, милая, я чувствовалъ, я видѣлъ
             Сонмъ мертвецовъ.
  
                       МИРРА.
  
                                 Я тоже. Этотъ прахъ,
             Что топчемъ мы ногами, жилъ когда-то
             И мучился... Но продолжай. Скажи,
             Что видѣлъ ты? Разсказъ разсѣетъ думы
             Зловѣщія.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Казалось мнѣ...
  
                       МИРРА.
  
                                           Но нѣтъ,
             Повремени. Ты утомлёнъ, страдаешь,
             Изнеможенъ; а это повредитъ
             Душѣ твоей и тѣлу. Постарайся
             Опять уснуть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Нѣтъ, послѣ; не хочу
             Я видѣть сны, хоть убѣдился ясно,
             Что это всё -- былъ только сонъ. Но ты,
             Ты въ силахъ ли разсказъ мой вынесть?
  
                       МИРРА.
  
                                                     Въ силахъ
             Я вынесть всё, всѣ грёзы, что даётъ
             И жизнь, и смерть, когда могу съ тобою
             Я ихъ дѣлить, въ фантазія-ль одной,
             Иль на яву.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Повѣрь, я это видѣлъ
             Какъ на яву. Ихъ бѣгство видѣлъ я
             Открытыми глазами.
  
                       МИРРА.
  
                                           Продолжай.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я видѣлъ -- нѣтъ, мнѣ это снилось -- будто
             Здѣсь, да, вотъ здѣсь, гдѣ мы теперь съ тобой,
             Сошлась толпа гостей, и я, хозяинъ,
             Самъ походилъ на гостя, хлопоча
             Со всѣми быть, какъ равный съ равнымъ. Только
             Направо и на лѣво отъ меня
             Не ты была, не Цамесъ, не другіе
             Обычные сосѣди на пирахъ;
             Нѣтъ, слѣва я увидѣлъ человѣка
             Съ надменнымъ, злымъ и мёртвеннымъ лицомъ,
             И хоть его встрѣчалъ когда-то прежде --
             Гдѣ, этого не помню -- но теперь
             Не могъ узнать. Чертами на гиганта
             Онъ походилъ, взоръ свѣтелъ былъ и чистъ,
             Но недвижимъ, волной спускались кудри
             Къ его спинѣ широкой, а за ней,
             Изъ глубины громаднаго колчана,
             Крыломъ орла оперены, сквозя
             Въ змѣяхъ волосъ, высовывались стрѣлы.
             Я пригласилъ его налить вина
             Въ стоявшую межь нимъ и мною чашу.
             Онъ ничего не отвѣчалъ; тогда
             Я самъ её наполнилъ; не коснулся
             Онъ до нея, но устремилъ въ меня
             Упорный взоръ -- и передъ этимъ блескомъ
             Недвижныхъ глазъ я весь затрепеталъ
             И, какъ царю во гнѣвѣ подобаетъ,
             Наморщилъ лобъ; онъ не отвѣтилъ тѣмъ-же,
             Но продолжалъ по прежнему смотрѣть
             Въ мои глаза, и эта неподвижность
             Усилила мой ужасъ; и къ другимъ,
             Привѣтливымъ гостямъ я повернулся,
             Ища у нихъ защиты... Что же? Тамъ,
             Гдѣ я привыкъ обыкновенно видѣть
             Тебя, мой другъ...
  
                       МИРРА.
  
                                 Ты встрѣтилъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           На твоёмъ
             Сѣдалищѣ, твоёмъ обычномъ мѣстѣ
             На пиршествахъ, гдѣ я искалъ твоихъ
             Прекрасныхъ глазъ, сидѣла тварь: сѣдая,
             Изсохшая, какъ призракъ, кровь въ глазахъ
             И на рукахъ, какъ женщина одѣта,
             На головѣ корона, лобъ изрытъ
             Морщинами, но на губахъ усмѣшка
             Свирѣпаго злодѣя, а въ глазахъ --
             Ядъ похоти... Вся кровь во мнѣ застыла.
  
                       МИРРА.
  
             И это всё?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Въ одной рукѣ -- рукѣ
             Изсохнувшей, подобной птичьей лапѣ,
             Она держала кубокъ, кровью весь
             Дымившійся, въ другой -- былъ тоже кубокъ.
             Наполненный не знаю чѣмъ: отъ нихъ
             Я въ ужасѣ поспѣшно отвернулся;
             Но вдоль стола увидѣлъ рядъ тѣней
             Съ коронами на головахъ, другъ съ другомъ
             Не схожія, но выраженье лицъ
             У всѣхъ одно...
  
                       МИРРА.
  
                                 И ты не понялъ ясно,
             Что это всё -- простая грёза?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Нѣтъ.
             Я чувствовалъ, что могъ къ нимъ прикоснуться,
             Ихъ осязать... Отъ одного лица
             Мои глаза къ другому обращались
             Съ надеждою увидѣть хоть одно
             Знакомое; напрасно! Повернулись
             Они ко мнѣ и неподвижный взглядъ
             Уставили въ меня; они не ѣли
             И не пили -- и продолжали только
             Смотрѣть, смотрѣть... покамѣстъ камнемъ я
             Не сдѣлался, какимъ, казалось, были
             И всѣ они, но камнемъ не бездушнымъ:
             Нѣтъ -- чувствовалъ біенье жизни я
             Въ себѣ и въ нихъ. И было между нами
             Какое-то ужасное сродство,
             Какъ будто я съ себя полъ-жизни сбросилъ,
             Чтобъ къ нимъ прійти, они же -- смерти часть
             Откинули, чтобы сойтись со мною.
             Особое то было бытіё,
             Далёкое и отъ земного міра
             И отъ небесъ... Но, Мирра, лучше смерть,
             Чѣмъ бытіё такое!
  
                       МИРРА.
  
                                 Что же дальше?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Какъ каменный, сидѣлъ и наконецъ
             Охотникъ всталъ и вмѣстѣ съ нимъ старуха.
             И онъ мнѣ улыбнулся; да, лицо
             Гигантское, но полное величья,
             Подёрнулось улыбкою -- не всё,
             Одни уста; глаза-же оставались
             Недвижными; на высохшихъ губахъ
             У женщины я тоже могъ замѣтить
             Подобіе улыбки... Поднялись --
             И имъ во слѣдъ всѣ остальныя тѣни
             Задвигались, какъ-будто хлопоча
             Передразнить по обезьяньи главныхъ
             Въ своей средѣ. Какъ видно, и въ гробу
             Они всё тѣ жъ простыя обезьяны!
             Но я не всталъ; мои всѣ члены вдругъ
             Проникнула отчаянная бодрость;
             Боязнь прошла, и призракамъ въ лицо
             Смѣялся я... Но вотъ -- охотникъ руку
             Мнѣ протянулъ... Я взялъ её, пожалъ --
             Она въ моей растаяла, и тутъ же
             Онъ самъ исчезъ, оставивъ по себѣ
             Въ моей душѣ лишь память о героѣ,
             Какихъ онъ мнѣ казался.
  
                       МИРРА.
  
                                           И какимъ
             Дѣйствительно онъ былъ: великимъ предкомъ
             Династіи героевъ и твоимъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, ты права... Но женщина, старуха
             Ужасная вдругъ кинулась ко мнѣ
             И шумными лобзаньями сжигала
             Мои уста; когда изъ рукъ своихъ
             Чудовище метнуло на полъ чаши,
             Мнѣ чудилось, что ядъ изъ нихъ течётъ
             Вокругъ меня и образуетъ рѣки
             Зловонныя и гнусныя... Вотще
             Я оттолкнуть безумную старался;
             А, между-тѣмъ, товарищи ея,
             Подобные статуямъ въ нашихъ храмахъ,
             Стояли неподвижно... Наконецъ
             Я вырвался изъ рукъ ея, какъ-будто
             Я былъ тотъ сынъ, что собственной рукой
             Её убилъ за грѣхъ кровосмѣшенья...
             И вслѣдъ за тѣмъ... и вслѣдъ за тѣмъ... погрязъ
             Я въ хаосѣ всего, что есть на свѣтѣ
             Ужаснаго и мерзкаго; я былъ
             И мёртвъ, и живъ; я и лежалъ въ могилѣ,
             И воскресалъ; я чувствовалъ себя
             Изъѣденнымъ червями, и прошедшимъ
             Сквозь пламя очищенья, и, какъ прахъ,
             Размётаннымъ по воздуху... Что было
             Со мной потомъ -- не помню. Лишь одно
             Мнѣ памятно, что посреди всѣхъ этихъ
             Жестокихъ мукъ, я жадно звалъ тебя,
             Искалъ тебя -- и наконецъ проснулся --
             И ты со мной!
  
                       МИРРА.
  
                                 И буду я съ тобой
             Вездѣ -- и здѣсь, и въ замогильномъ мірѣ,
             Когда онъ есть. Но позабудь, мой царь,
             Объ этомъ всёмъ; оно не что иное,
             Какъ дѣйствіе недавнихъ всѣхъ тревогъ
             На организмъ, въ труду непріучённый,
             Но на себѣ поднявшій трудъ такой,
             Какого бы и самой мощной силѣ
             Не перенесть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Теперь мнѣ лучше. Ты
             Опять со мной -- и всё, что я увидѣлъ,
             Мнѣ кажется ничѣмъ.

Входитъ САЛЕМЕНЪ.

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Какъ! Государь
             Уже не спитъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Да, братъ, и было бъ лучше
             Совсѣмъ не спать: всѣ наши предки здѣсь
             Сошлись затѣмъ, чтобъ, кажется, съ собою
             Меня увлечь. Отецъ мой тоже былъ
             Межь нихъ, но онъ -- ужъ почему, не знаю --
             Сѣлъ въ сторонѣ и далъ въ сосѣди мнѣ
             Охотника -- отца династьи нашей
             И гнусную мужеубійцу -- ту,
             Которую зовёте вы великой.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Какъ и тебя великимъ я зову
             Теперь, когда ты выказалъ такой же
             Геройскій духъ. Пришелъ я предложить,
             Чтобъ двинулись мы съ войскомъ на разсвѣтѣ
             И на толпу мятежниковъ опять
             Ударили. Они хоть и отбиты,
             Но не совсѣмъ побѣждены и вновь
             Сбираются.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Который часъ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Осталось
             Два-три часа до утра; ими, царь,
             Воспользуйся для отдыха.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Нѣтъ, только
             Не въ эту ночь, когда она ещё
             Не кончилась. Я въ этомъ сновидѣньи,
             Мнѣ кажется, несчётные часы
             Провёлъ.
  
                       МИРРА.
  
                       О, нѣтъ -- едва одинъ. Всё время
             Я здѣсь была; то былъ тяжелый часъ,
             Но только часъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Обсудимъ же что дѣлать.
             Мы двинемся по утру.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           А пока --
             Я съ просьбою.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Заранѣе согласенъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Не торопись, покамѣстъ ты ея
             Не выслушалъ. Но говорить съ тобою
             Наединѣ могу я только.
  
                       МИРРА.
  
                                           Князь,
             Я ухожу.

(Уходитъ.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Мой царь, рабыня эта
             Достойна быть свободною.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           И только
             Свободною? Рабыня эта, братъ,
             Достойна быть участницей престола.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Позволь, монархъ... Ещё вѣдь занятъ онъ;
             И именно о той, что раздѣляетъ
             Его съ тобой, хочу я говорить.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Какъ, о женѣ?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Такъ точно. Нахожу я,
             Что въ видахъ безопасности, её
             Съ ея дѣтьми ты долженъ до разсвѣта
             Отправить въ Пафлагонію, гдѣ Коттъ,
             Нашъ родственникъ, правителемъ. Тамъ будетъ
             Жизнь сыновей твоихъ защищена
             Отъ всяческихъ случайностей, а также
             И ихъ права законныя на тронъ,
             Въ томъ случаѣ, когда...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Когда погибнуть
             Придётся мнѣ, что вѣроятно... Да,
             Твой планъ хорошъ. Отправь же ихъ скорѣе
             Съ надежною охраной.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Всё уже
             Устроено, готова и галера,
             Чтобъ за Евфратъ ихъ переправить. Но
             Предъ этою разлукою, быть-можетъ,
             Захочешь ты увидѣть...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Сыновей?
             Растрогаться боюсь я: станутъ плакать
             Несчастные малютки, а могу ль
             Я чѣмъ инымъ ихъ успокоить, кромѣ
             Пустыхъ надеждъ, улыбокъ лживыхъ. Я,
             Какъ знаешь ты, не мастеръ притворяться.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Но чувствовать, надѣюсь, можешь ты.
             Короче, царь, вотъ дѣло въ чёмъ: царица
             Предъ вѣчною разлукой видѣть васъ
             Желала бы.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Къ чему? Съ какою цѣлью?
             Я дамъ ей всё, всё то, чего она
             Потребуетъ, но -- кромѣ этой встрѣчи.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Мой государь, ты знаешь женщинъ; ты,
             Усердно такъ ихъ сердце изучавшій,
             Ихъ долженъ знать; когда родилось въ нихъ
             Желаніе того, что міра сердца
             Касается, оно для чувства ль ихъ,
             Фантазіи ль, гораздо драгоцѣннѣй,
             Чѣмъ внѣшній міръ. Желанія сестры
             Я, какъ и ты, совсѣмъ не одобряю;
             Но это ей желательно, она --
             Моя сестра, ты -- мужъ ея: дозволь же!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Не поведётъ всё это ни къ чему.
             Но -- пусть придётъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Благодарю.

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Такъ долго
             Мы жили врознь -- и встрѣтиться опять,
             И встрѣтиться теперь! Какъ-будто мало
             Своихъ заботъ и горя у меня,
             Чтобъ грусть свою дѣлить ещё и съ тѣми
             Съ которыми любви я не дѣлю?

Входятъ САЛЕМЕНЪ и ЗАРИНА.

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Смѣлѣй, сестра! Великой нашей крови
             Не посрамляй боязнью; не забудь,
             Кто предокъ нашъ! Царица предъ тобою,
             Мой государь.
  
                       САРАДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я попрошу тебя
             Оставить насъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Ослушаться не смѣю.

(Уходитъ.)

  
                       ЗАРИНА (въ сторону).
  
             Наединѣ! Ахъ, оба мы ещё
             Такъ молоды, а сколько лѣтъ промчалось
             Съ-тѣхъ-поръ, какъ мы сошлись впервые -- лѣтъ,
             Среди вдовства сердечнаго печально
             Прожитыхъ мной! Онъ не любилъ меня,
             Но, кажется, онъ мало измѣнился...
             Ко мнѣ одной онъ измѣнился... Ахъ,
             Зачѣмъ и я такою жъ не осталась,
             Какой была! Безмолвенъ онъ... едва
             Глядитъ сюда... ни слова мнѣ, ни взгляда!
             А между-тѣмъ, бывало, взоръ его
             И голосъ былъ такъ мягокъ,-- равнодушенъ,
             Но не суровъ, не жёстокъ... Государь!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Зарина!
  
                       ЗАРИНА.
  
                       Нѣтъ!-- не говори: "Зарина".
             И этотъ звукъ, и слово это -- всё
             Истреблено столь долгими годами
             И муками, удвоившими рядъ
             Прожитыхъ лѣтъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Теперь ужь слишкомъ поздно
             Припоминать былые эти сны...
             Оставимъ же упрёки наши, то-есть,
             Не упрекай меня въ послѣдній разъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
             И въ первый разъ. Тебя не упрекала
             Я никогда.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Да, правда; тѣмъ сильнѣй
             Мнѣ на душу ложится мысль объ этомъ...
             Но человѣкъ надъ сердцемъ вѣдь своимъ
             Не властелинъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 И надъ рукою тоже.
             А я тебѣ и сердце отдала,
             И руку...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Мнѣ твой братъ сказалъ, что видѣть
             Желала ты меня передъ отъѣздомъ
             Изъ Ниневіи съ...
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 Съ нашими дѣтьми.
             Да, это такъ. Хотѣла благодарность
             Я вправить тебѣ за-то, что ты
             Не разлучилъ моей души несчастной
             Съ тѣмъ, что любить ещё осталось ей --
             Съ созданьями твоими и моими,
             Которыя похожи на тебя
             И мнѣ въ глаза глядятъ, какъ въ дни былые
             И ты глядѣлъ... Въ нихъ перемѣны я
             Не нахожу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       И не найдёшь. Желаю
             Душевно я, чтобъ былъ незыблемъ въ нихъ
             Сыновній долгъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 Малютокъ я не только
             Какъ нѣжная, слѣпая мать люблю;
             О, нѣтъ!-- они и какъ супругѣ нѣжной
             Мнѣ дороги. Единственная связь
             Они теперь межъ мною и тобою.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Зарина, вѣрь, что я всегда умѣлъ
             Тебя цѣнить. Старайся, чтобъ примѣромъ
             Для нихъ служилъ скорѣй твой славный родъ,
             Чѣмъ ихъ отецъ. Дѣтей я довѣряю
             Тебѣ вполнѣ; для трона воспитать
             Ты ихъ должна, иль -- если онъ не будетъ
             Удѣломъ ихъ... Тревогу этой ночи
             Ты слышала?
  
                       ЗАРИНА.
  
                       О ней уже почти
             Забыла я. Съ восторгомъ приняла бы
             Я всякое несчастье, лишь бы въ нёмъ
             Найти себѣ возможность вновь увидѣть
             Твоё лицо.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Престолъ мой -- говорю
             Безъ страха я -- въ опасности; быть-можетъ,
             Имъ никогда не быть на нёмъ; но пусть
             Они его изъ виду не теряютъ.
             На всё, повѣрь, на всё отважусь л,
             Чтобъ только былъ упроченъ тронъ за ними,
             Но ежели погибну я -- онн
             Обязаны неустрашимо снова
             Имъ завладѣть и мудро свой вѣнецъ
             Носить потомъ -- не такъ, какъ я, безпечно
             Всю власть мою растратившій...
  
                       ЗАРИНА.
  
                                                     Лишь то
             Передавать я стану имъ, что можетъ
             Почётнымъ быть для памяти отца.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Пускай они услышатъ правду лучше
             Изъ устъ твоихъ, чѣмъ злобу клеветы.
             Въ несчастій они узнаютъ злобу
             Людской толпы къ развѣнчаннымъ царямъ
             И за грѣхи отцовскіе заплатятъ,
             Какъ за свои. Ахъ, дѣти! Всё бы я
             Могъ перенесть, будь только я бездѣтенъ!
  
                       ЗАРИНА.
  
             О, замолчи! Покоя моего
             Послѣдняго не отравляй словами
             Раскаянья, что ты -- отецъ. Когда
             Ты побѣдишь -- они царями станутъ
             Й будутъ чтить того, кто спасъ для нихъ
             Родной престолъ, которымъ онъ такъ мало
             Самъ дорожилъ; а если...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Если я
             Его лишусь -- весь міръ имъ громко крикнетъ:
             "Отца благодарите!" -- и тогда
             Проклятьями они наполнятъ воздухъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
             Нѣтъ, этого не будетъ никогда:
             Почтеніемъ они покроютъ имя
             Того, кто, павъ, какъ царь, въ послѣдній часъ
             То совершилъ для своего безсмертья,
             Чего другимъ царямъ не совершить
             За много лѣтъ, которыя собою
             Бѣгъ времени обозначаютъ только,
             Но въ лѣтопись не вносятъ ничего.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ахъ, лѣтописи наши, можетъ статься,
             Идутъ въ концу; но что бы ни являло
             Ихъ прошлое -- окончатся онѣ,
             Какъ начались, со славою великой.
  
                       ЗАРИНА.
  
             Но не рискуй собою; жизнь свою
             Побереги; живи для тѣхъ, которымъ
             Такъ дорогъ ты.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 А кто они? Раба,
             Привязанная страстью -- не скажу я
             Тщеславіемъ: престолъ мой передъ ней
             Шатается, она жь какъ прежде любитъ;
             Кружокъ друзей, пирующихъ со мной,
             Пока одно мы съ ними составляемъ,
             И знающихъ, что чуть погибну я,
             Они -- ничто; братъ, оскорблённый мною;
             Заброшенныя дѣти и жена...
  
                       ЗАРИНА.
  
             Которая и любитъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 И прощаетъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
             Объ этомъ я, повѣрь мнѣ, никогда
             Не думала: и какъ прощать могу я,
             Не обвинивъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Жена моя!
  
                       ЗАРИНА.
  
                                           О, будь
             Благословенъ за это слово! Всякой
             Надежды я лишилась -- отъ тебя
             Когда-нибудь его услышать снова.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             О, ты его отъ подданныхъ моихъ
             Услышишь! Да, рабы, которыхъ щедро
             Я насыщалъ, лелѣялъ, набивалъ
             Спокойствомъ, по горло переполнилъ
             Богатствами, царями сдѣлалъ -- да,
             Въ своихъ домахъ полнѣйшими царями --
             Теперь встаютъ мятежною толпою
             И требуютъ погибели того,
             Кто превратилъ ихъ жизнь въ весёлый праздникъ;
             Межь-тѣмъ какъ тѣ немногіе изъ нихъ,
             Которыхъ я не обязалъ нисколько,
             Мнѣ преданы. Всё это правда, но --
             Чудовищно!
  
                       ЗАРИНА.
  
                       Быть-можетъ, это очень
             Естественно: въ испорченныхъ сердцахъ
             Всё доброе становится отравой...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             А честныя умѣютъ извлекать
             Изъ зла добро -- и этою работой
             Счастливѣй пчёлъ, сбирающихъ свой мёдъ
             Съ однихъ цвѣтовъ цѣлебныхъ.
  
                                 ЗАРИНА.
  
                                                     Собирай же
             И ты свой мёдъ, не спрашивая, что
             Даётъ его. Довольствуйся сознаньемъ,
             Что ты ещё не всѣми кинутъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Да,
             Конечно такъ, когда я живъ. Подумай,
             Будь я не царь, какъ долго смертнымъ я
             Остаться бъ могъ, остаться, то-есть, смертнымъ,
             Гдѣ смертные находятся -- не тамъ,
             Гдѣ быть должны?...
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 Не знаю. Ты обязанъ
             Жить для моихъ... твоихъ дѣтей.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Моя
             Хорошая, несчастная Зарина!
             Что жь дѣлать мнѣ, коли я полный рабъ
             Случайности и собственныхъ влеченій,
             Котораго способно унести
             Малѣйшее дыханье? Не на мѣстѣ,
             Какъ государь, и въ жизни не на мѣстѣ,
             Не знаю, чѣмъ я могъ бы быть; одно
             Я чувствую, что я совсѣмъ не то,
             Чѣмъ долженъ быть... Пора, однако, кончить.
             Но, уходя, запомни вотъ что: я
             Не созданъ такъ, чтобъ оцѣнить достойно
             Твою любовь и сердце; не могу
             И красотой твоею восторгаться,
             Какъ приходилъ въ восторгъ отъ красоты
             Далёко не такой -- и это только
             Изъ-за того, что преданность къ тебѣ
             Была мой долгъ, я жь вѣчно ненавидѣлъ,
             Малѣйшее подобіе цѣпей
             И для себя, и для другихъ: не можетъ
             И самый бунтъ того не подтвердить.
             Но выслушай слова мои, быть-можетъ --
             Послѣднія: никто такъ глубоко
             Не уважалъ твоихъ душевныхъ качествъ,
             Какъ я, хотя, къ несчастью, не умѣлъ
             Изъ нихъ извлечь себѣ благую пользу.
             Такъ рудокопъ, наткнувшійся на жилу
             Нетронутаго золота, стоитъ
             Въ сознаніи, что будетъ безполезна
             Она ему: онъ отыскалъ её,
             Но вѣдь она принадлежитъ другому,
             Хозяину, которымъ для того
             Поставленъ онъ, чтобъ только рыть, не смѣя
             Дѣлить богатствъ, сверкающихъ въ землѣ,
             У ногъ его, не смѣя къ нимъ коснуться,
             Иль взвѣсить ихъ: онъ долженъ лишь глядѣть
             И, ползая, ворочать грунтъ тяжелый.
  
                       ЗАРИНА.
  
             О, ежели ты, наконецъ, нашелъ
             Мою любовь достойной уваженья,
             Мнѣ болѣе не нужно ничего!
             Бѣжимъ теперь, бѣжимъ скорѣй отсюда!
             И я -- позволь мнѣ вымолвить; и мы --
             Съ тобою, вѣрь, ещё узнаемъ счастье!
             Ассирія не вся земля: найдёмъ
             Мы новый міръ въ самихъ себѣ, и будетъ
             Онъ такъ блаженъ, какъ не были ещё
             Ни я, ни ты со всѣмъ громаднымъ царствомъ
             У ногъ твоихъ!

Входитъ САЛЕМЕНЪ.

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Я долженъ разлучить
             Скорѣе васъ; минуты дорогія
             Проносятся.
  
                       ЗАРИНА.
  
                       Безчеловѣчный братъ!
             Высчитывать мгновенья, такъ высоко
             Блаженныя!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Блаженныя!
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 Онъ былъ
             Со мной такъ добръ, что я боюсь и думать
             Разстаться съ нимъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Вотъ женщины! У нихъ
             Прощаніе окончится навѣрно
             Рѣшеніемъ остаться. Это всё
             Предвидѣлъ я и потому такъ сильно
             Противился. Но этому, сестра,
             Не быть.
  
                       ЗАРИНА.
  
                       Не быть?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Останься и погибни!
  
                       ЗАРИНА.
  
             Такъ что жь? Съ моимъ супругомъ...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             И съ дѣтьми.
  
                       ЗAPИHA.
  
                       О, горе мнѣ!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Сестра моя, послушай,
             Какъ слѣдуетъ моей сестрѣ: у насъ
             Ужь приняты всѣ мѣры, чтобъ скорѣе
             Спасти тебя и сыновей твоихъ --
             Послѣднюю надежду нашу. Дѣло
             Не въ чувствахъ здѣсь, хотя и имъ нельзя
             Не придавать огромнаго значенья;
             Но кромѣ ихъ замѣшанъ здѣсь вопросъ
             О пользѣ государства. Для захвата
             Дѣтей царя мятежники на всё
             Отважатся и разомъ...
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 Ахъ, довольно!
             Не говори!...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Такъ слушай же меня:
             Какъ скоро мы изъ рукъ у мидянъ вырвемъ
             Твоихъ дѣтей, погибнетъ главный планъ
             Бунтовщиковъ -- уничтоженья рода
             Немвродова: хотя бы царь и палъ,
             Но сыновья вѣдь будутъ жить для мщенья
             И для побѣдъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
                                 Такъ я могу одна
             Остаться здѣсь?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Какъ! Ты дѣтей покинешь
             Сиротками, тогда-какъ есть у нихъ
             Отецъ и мать -- покинешь на чужбинѣ,
             Такъ далеко?
  
                       ЗАРИНА.
  
                       О, нѣтъ! Моя душа
             Не вынесетъ...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Теперь ты всё узнала --
             Рѣшай сама.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Зарина, брать твой правъ --
             И мы должны на время покориться.
             Оставшись, ты, быть можетъ, сгубишь всё;
             Уѣхавши, спасёшь то, что осталось
             Цѣннѣйшаго и у меня съ тобой,
             И у сердецъ, въ которыхъ вѣрность долгу
             Ещё жива.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Пора, пора давно!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Рѣшайся же. Когда съ тобою снова
             Мы встрѣтимся, быть-можетъ, буду я
             Ужь болѣе тебя достойнымъ. Если жь
             Не суждено -- то помни, что мои
             Проступки всѣ, хотя не искупились,
             Но кончены... Боюсь я одного,
             Что будешь ты сильнѣе сокрушаться
             Объ имени поруганномъ и прахѣ
             Того, кто былъ когда-то всемогущъ
             Въ Ассиріи, чѣмъ... Я, однако, снова
             Растрогаться готовъ, тогда-какъ мнѣ
             Теперь нужна особенная твёрдость.
             Мои грѣхи происходили всѣ
             Отъ мягкости душевной... Скрой, Зарина,
             Скрой слёзы! Ихъ совсѣмъ не проливать
             Я не прошу: гораздо легче было бъ
             Остановить Евфратскую волну,
             Чѣмъ удержать единую слезинку
             Возвышенной и любящей души!
             Но отъ меня скрывай ты ихъ; иначе
             То мужество, которымъ полонъ я,
             Исчезнетъ вновь... Братъ, уведи царицу!
  
                       ЗАРИНА.
  
             О, Боже мой! Разстаться съ нимъ навѣкъ!
  
                       САЛЕМЕНЪ (стараясь увести её).
  
             Сестра, ты мнѣ должна повиноваться.
  
                       ЗАРИНА.
  
             Прочь отъ меня! Должна остаться я!
             Не трогайте! Я не хочу, чтобъ умеръ
             Онъ здѣсь одинъ, а я жила одна.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Онъ не умрётъ одинъ; но ты такъ долго
             Жила одна...
  
                       ЗАРИНА.
  
                       Неправда! Знала я,
             Что онъ живётъ -- и образъ драгоцѣнный
             Со мной былъ неразлученъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Если такъ --
             Прости меня, но братское насилье
             Употребить я долженъ.
  
                       ЗАРИНА.
  
                                           Никогда!
             Спасите! О, Сарданапалъ, ужели
             Допустишь ты такъ грубо разлучить
             Меня съ тобой?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Подумай -- если только
             Пропустимъ мы удобный этотъ часъ --
             Погибло всё.
  
                       ЗАРИНА.
  
                       Ахъ, голова кружится...
             Въ глазахъ темно... Гдѣ онъ?

(Падаетъ въ обморокъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Оставь её,
             Она мертва -- и ты ея убійца.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Не бойся такъ; то обморокъ простой --
             Послѣдствіе излишняго волненья.
             На воздухѣ она прійдётъ въ себя...
             Уйди, прошу. (Въ сторону). Я этою минутой
             Воспользоваться долженъ, чтобъ её
             Перенести на царскую галеру,
             Гдѣ дѣти ждутъ.

(САЛЕМЕНЪ уноситъ ЗАРИНУ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ (одинъ).
  
                                 Такъ вотъ что, вотъ ещё
             Что перенесть я долженъ въ этой жизни,
             Я, никогда не мучившій людей
             Умышленно... Но это ложь! Любила
             Она меня, и я её любилъ.
             О, отчего въ одно и тоже время
             Не умерла ты, роковая страсть,
             Въ сердцахъ, тобой въ одно и то же время
             Охваченныхъ? Зарина, заплачу
             Я дорого за страшныя мученья
             Твоей души! Когда бы я любилъ
             Одну тебя -- теперь мои народы
             Почтительно смотрѣли бъ на меня,
             Какъ на царя безспорнаго... Въ какую
             Ужаснѣйшую бездну шагъ одинъ
             Съ пути прямыхъ обязанностей нашихъ
             Влечётъ и тѣхъ, кто требуетъ себѣ
             Всеобщаго почтенія, какъ нрава,
             Добытаго рожденьемъ и находятъ
             Это вездѣ, пока не потеряетъ
             По собственной своей винѣ...

Входимъ МИРРА.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Ты здѣсь!
             Кто звалъ тебя?
  
                       МИРРА.
  
                                 Никто. Но услыхала
             И издали какъ-будто плачъ и стонъ --
             И думала...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ты не имѣешь права
             Входить сюда, пока не позвана.
  
                       МИРРА.
  
             Быть-можетъ, я могла бъ тебѣ напомнить
             О болѣе привѣтливыхъ словахъ --
             Хоть и они съ упрёкомъ говорились --
             Напомнить, какъ ты укорялъ меня
             За-то, что я надоѣдать боялась,
             Не слушая желанья своего
             И просьбъ твоихъ -- входить къ тебѣ незванной,
             Во всякій часъ, кто бъ ни былъ у тебя...
             Я ухожу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Когда пришла.-- останься...
             Прости меня... Отъ этихъ всѣхъ тревогъ
             Разстроенъ я, сердитъ... Но ты на это
             Не обращай вниманья: скоро я
             Прійду въ себя.
  
                       МИРРА.
  
                       Съ терпѣньемъ ожидаю
             И съ радостью увижу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Передъ тѣмъ
             Какъ ты вошла, изъ этихъ стѣнъ Зарина,
             Ассиріи царица, вышла...
  
                       МИРРА.
  
                                           Ахъ!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ты вздрогнула?
  
                       МИРРА.
  
                                 Я?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Къ счастію, вошла ты
             Въ другую дверь; иначе вы могли
             Съ ней встрѣтиться. Хоть этого мученья
             Избавилась она!
  
                       МИРРА.
  
                                 Я глубоко
             Сочувствую царицѣ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Это слишкомъ.
             Сочувствіе такое несовмѣстно
             Съ природою; немыслимо оно,
             Не можетъ быть взаимнымъ. Ты не можешь
             Ея жалѣть; она способна лишь...
  
                       МИРРА.
  
             Лишь презирать любовницу -- рабыню?
             Но не сильнѣй, чѣмъ презираю я
             Себя сама.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Презрѣнье! Къ той, которой
             Весь полъ ея завидуетъ -- къ тебѣ,
             Владычицѣ надъ сердцемъ властелина
             Вселенной всей?
  
                       МИРРА.
  
                                 Будь властелиномъ ты
             И тысячи вселенныхъ -- точно также,
             Какъ и съ одной, подвластною тебѣ,
             Разстанешься, быть-можетъ, очень скоро --
             Я всё-таки унизилась бы, ставъ
             Любовницей твоею, какъ позорно
             Упала бы, отдавшись пастуху;
             А будь онъ грекъ, ещё позорнѣй было бъ
             Паденіе.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ты славно говоришь.
  
                       МИРРА.
  
             Я то, что есть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Когда на человѣка
             Обрушится несчастье, всё встаётъ
             На павшаго; но такъ-какъ я покамѣстъ
             Ещё не палъ и не расположенъ
             Выслушивать упрёки -- можетъ статься
             И потому, что слишкомъ часто ихъ
             Заслуживалъ -- то лучше мы съ тобою,
             Пока ещё живётъ межь нами миръ,
             Разстанемся.
  
                       МИРРА.
  
                       Разстаться!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Вѣдь кончали жь
             Разлукою всѣ, жившіе до насъ,
             И ею же когда-нибудь да кончатъ
             Живущіе теперь!
  
                       МИРРА.
  
                                 Но для чего?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Для твоего спасенья. Безопасность,
             Твою храня, съ надежной стражей я
             На родину хочу тебя отправить.
             И если ты здѣсь не была вполнѣ
             Царицею, то унесёшь такіе
             Дары съ собой, которые тебѣ
             Приданое дадутъ дороже царства.
  
                       МИРРА.
  
             О, перестань!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Царица ужь теперь
             Уѣхала, ея примѣру смѣло
             Послѣдовать ты можешь. Я одинъ
             Погибну здѣсь: товарищей ищу я
             Лишь въ радости и счастьѣ.
  
                       МИРРА.
  
                                           Я жъ ищу
             И радости, и счастья въ томъ, чтобъ вмѣстѣ
             Съ тобою быть... Ты не захочешь, нѣтъ,
             Прогнать меня.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Подумай хорошенько.
             Потомъ, смотри, ужь поздно будетъ.
  
                       МИРРА.
  
                                                     Пусть:
             Тогда меня съ собой ты по неволѣ
             Не разлучишь.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 И не хочу. Я думалъ,
             Что этого сама ты ищешь.
  
                       МИРРА.
  
                                                     Я!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ты о своёмъ позорѣ говорила.
  
                       МИРРА.
  
             И чувствую его я глубоко,
             Да, глубже, чѣмъ всё, всё на свѣтѣ, кромѣ
             Моей любви.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Бѣги же отъ него.
  
                       МИРРА.
  
             Прошедшаго не уничтожитъ бѣгство;
             Не возвратитъ оно ни сердца мнѣ,
             Ни чести; нѣтъ, съ тобой я уцѣлѣю,
             Иль упаду. Коль одолѣешь ты
             Своихъ враговъ -- я буду жить твоею
             Великою побѣдой; если ждётъ
             Иной удѣлъ, то я его не стану
             Оплакивать, а раздѣлю. Во мнѣ
             Ты, часъ назадъ ещё, не сомнѣвался.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             О, да; въ твоёмъ безстрашьи -- никогда;
             Въ твоей любви -- до-этихъ-поръ, и вѣчно бъ
             Я вѣрилъ ей, когда бы ты сама...
             Твои слова...
  
                       МИРРА.
  
                       Одни слова. Пусть служатъ
             Свидѣтельствомъ любви моей дѣла,
             Снискавшія ещё сегодня ночью
             Твоё благоволенье, и, затѣмъ,
             Всѣ дѣйствія дальнѣйшія, куда бы
             Ни бросила тебя твоя судьба.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Благодарю -- и, правоты сознаньемъ
             Проникнутый, надѣюсь, что падутъ
             Мои враги и водворится снова
             Повсюду миръ -- единая изъ всѣхъ
             Земныхъ побѣдъ, желаемая мною.
             Не нахожу въ завоеваньяхъ я
             Величія, въ войнѣ не вижу славы.
             Обязанность поддерживать оружьемъ
             Мои права для сердца моего
             Тяжело всѣхъ позорныхъ оскорбленій,
             Которыми хотятъ меня покрыть
             Мои враги. О, вѣчно помнить буду
             Я эту ночь -- хотя бы мнѣ пришлось
             Жить для того, чтобъ памятною сдѣлать
             Её другимъ. Мнѣ думалось всегда,
             Что я, своимъ правленьемъ безобиднымъ,
             Внёсъ въ лѣтопись, запачканную кровью,
             Блаженный миръ; что сдѣлалось оно
             Оазисомъ зелёнымъ средь пустыни
             Безчисленныхъ столѣтій; что на нёмъ
             Съ отрадою потомки наши будутъ
             Покоить взоръ, стараясь сохранять,
             Беречь его, иль сѣтуя при мысли,
             Что золотой Сарданапала вѣкъ
             Невозвратимъ. Мнѣ думалось, что сдѣлалъ
             Изъ царствъ моихъ я рай земной, куда
             Приходятъ вслѣдъ за каждымъ новолуньемъ
             И новыя блаженства. Принималъ
             Я за любовь рукоплесканья черни,
             За истину -- слова моихъ друзей,
             За лучшую награду -- губы женщинъ...
             И въ нихъ однѣхъ не ошибался я --
             Да, милая? Отвѣть мнѣ поцѣлуемъ.

(Цѣлуетъ ее.)

             Теперь пускай берутъ они и жизнь,
             И власть мою! Одну тебя, о Мирра,
             Я не отдамъ другому.
  
                       МИРРА.
  
                                 Никогда!
             Всё громкое, блистательное можетъ
             У брата-человѣка человѣкъ
             Насильственно похитить: царства гибнутъ,
             Войска бѣгутъ и падаютъ, друзья
             Становятся врагами, рабъ уходитъ,
             Вездѣ обманъ -- и измѣняютъ тѣ
             Скорѣе всѣхъ, которые всѣхъ больше
             Одолжены и только та душа,
             Что любитъ безкорыстно, не измѣнитъ
             Любимому. Душа такая здѣсь,
             Передъ тобой -- и проситъ испытанья!

Входитъ САЛЕМЕНЪ.

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Мой царь, тебя ищу я... Какъ она!
             Опять она!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Оставь свои упрёки!
             Твоё лицо мнѣ говоритъ, что ты
             Пришелъ сюда съ вещами поважнѣе,
             Чѣмъ женщины присутствіе.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                                     Меня
             Изъ женщинъ всѣхъ одна лишь занимаетъ
             Въ подобную минуту, а она
             Ужь спасена: уѣхала царица.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Здоровая? Скажи скорѣе.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Да.
             Упадокъ силъ прошелъ; по крайней-мѣрѣ
             Смѣнился онъ безмолвіемъ безъ слёзъ;
             Блестящіе глаза, по спавшимъ дѣтямъ
             Скользнувъ на мигъ, и блѣдное лицо
             Потомъ уже не отвращались больше
             Отъ стѣнъ дворца, межь-тѣмъ какъ по рѣкѣ,
             При свѣтѣ звѣздъ, галера быстро мчалась.
             Но на устахъ молчанье...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Ахъ, когда бъ
             Я чувствовалъ не больше, чѣмъ сказала
             Несчастная!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Теперь ужъ слишкомъ поздно
             Тебѣ скорбѣть; сочувствіемъ своимъ
             Не облегчишь ты ни единой муки...
             Но слушай, царь, съ какою вѣстью я
             Пришелъ сюда: мятежники-халдейцы
             И мидяне, имѣя во главѣ
             Двоихъ вождей вооружились снова.
             Они ряды сомкнули и напасть
             Готовятся. Какъ видно, и другіе
             Сатрапы въ нимъ примкнули.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Какъ! Ещё
             Мятежники. Ну, если такъ, ударимъ
             Мы первые.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Теперь бы это былъ
             Опасный рискъ, хотя сперва мы сами
             Такъ дѣйствовать рѣшились. Если къ намъ
             До завтрашняго утра подоспѣютъ
             Отряды тѣ, къ которымъ я послалъ
             Своихъ гонцовъ, то силы наши могутъ
             Позволить намъ атакою рискнуть
             Съ надеждою на полную побѣду.
             До тѣхъ же поръ совѣтую тебѣ
             Ждать приступа.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Мнѣ ненавистна эта
             Система выжиданья; знаю я,
             Что менѣе рисковано сражаться
             За крѣпкими стѣнами, низвергать
             Врага на дно глубокихъ рвовъ, иль видѣть,
             Какъ бьётся онъ и корчится на кольяхъ,
             Разставленныхъ коварно; только мнѣ
             Не по сердцу всё это: я теряю
             Горячность всю; когда же предстоитъ
             Атака мнѣ -- хотя бы непріятель,
             Взлѣзъ на горы высокія, его
             Я сброшу внизъ или погибну въ жаркой
             Моей крови. На приступъ же! Вперёдъ!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Какъ молодой солдатъ ты разсуждаешь.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Я не солдатъ -- я только человѣкъ.
             Не говоря мнѣ о солдатахъ: это
             Названіе я ненавижу такъ же,
             Какъ тѣхъ, что имъ гордятся; но веди
             Меня туда, гдѣ ихъ найти могу я.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Такъ рисковать не долженъ жизнью ты;
             Она совсѣмъ не то, что жизнь моя,
             Иль всякая другая; вся война
             Вращается на ней одной и съ нею.
             Создать войну, разжечь и погасить,
             Продлить её, окончить -- всё зависитъ
             Лишь отъ нея.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Такъ кончимъ и войну
             И жизнь мою! Быть можетъ, это лучше,
             Чѣмъ ихъ тянуть! Усталъ я отъ одной,
             Да, кажется, и отъ обѣихъ...

(Трубные звуки.)

  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Слышишь?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Не слушать мы, а отвѣчать должны!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Но какъ же быть съ твоею раной?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Рана
             Залечена -- забыта мной... Идёмъ!
             Ланцетъ врача вошелъ бы глубже въ тѣло:
             Позоръ рабу, который слабо такъ
             Кольнулъ меня!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 О, если бъ и сегодня
             Никто тебя сильнѣй но ранилъ!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Да,
             Коль побѣдить намъ суждено. Иначе
             Придётся мнѣ, придётся самому
             Исполнить трудъ, которымъ государя
             Они могли бъ не утруждать...

(Снова трубные звуки.)

             Вперёдъ!
  
                       САЛЕМЕНЬ.
  
                       Я слѣдую.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
                                 Оружье мнѣ, оружье!

П. Вейнбергъ.

  
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Та же комната во дворцѣ.

МИРРА и БАЛЕА.

  
                       МИРРА (подходя къ окну).
  
             Заря зажглась! Какой ужасной ночи
             Пришла она во слѣдъ! какъ было небо
             Величественно-страшно подъ грозою,
             Промчавшейся внезапно и придавшей
             Природѣ столько прелести! и какъ,
             Напротивъ, всё печально и порочно
             Здѣсь на землѣ, гдѣ миръ, любовь, надежды,
             Взмущённыя напоромъ злыхъ страстей,
             Какъ кажется, готовы слиться въ хаосъ,
             Ничѣмъ не разрѣшимый! Бой кипитъ
             Но прежнему. Не вѣрится, чтобъ солнце
             Возстало, какъ всегда, въ пурпурномъ блескѣ
             И, разбросавъ остатки облаковъ
             По ясной, чистой тверди, отразило
             Въ нихъ чудпое подобье горъ, снѣговъ,
             Блестящихъ волнъ и прочихъ дивъ вселенной,
             На столько вѣрныхъ въ этомъ отраженьи,
             Что мы почти готовы ихъ принять
             Ошибкой за дѣйствительность, хотя
             Измѣнчивая лёгкость ихъ на небѣ
             Невольно вразумляетъ насъ, что это
             Одна мечта. А между-тѣмъ какъ дивно
             И сладостно вліяетъ этотъ видъ
             На душу намъ! Закатъ и утро стали
             Давно уже для насъ часами сладкихъ
             Иль грустныхъ размышленій, посвященныхъ
             Двумъ геніямъ, баюкающимъ нѣжно
             Нашъ скорбный духъ, и чьи упрёки даже
             Плѣнительнѣй для насъ, чѣмъ всѣ пустыя,
             Мірскія наслажденья. Если есть
             Такіе въ свѣтѣ люди, что не могутъ
             Понять всѣхъ этихъ прелестей -- то имъ
             Ни разу не забыться сладкой нѣгой
             Въ дворцахъ воздушныхъ этихъ, гдѣ толпы
             Избранниковъ покоятся на лонѣ
             Чистѣйшихъ наслажденій -- правда, краткихъ,
             Но всё жь при томъ проникнутыхъ на столько
             Небесной благодатью, что и этихъ
             Мгновеній мимолётныхъ намъ довольно,
             Чтобъ усладить заботы и труды
             Печальной нашей жизни, несмотря
             На то, что большинство ея мгновеній
             Обязаны трудиться мы, подобно
             Всѣмъ прочимъ нашимъ братьямъ, неизвѣстно
             На радость или горе, такъ-какъ наши
             Мірскія домогательства приносятъ
             И то намъ и другое. Оба эти
             Названія -- синонимы, хотя
             Мы въ вѣчномъ треволненіи душевномъ
             Стараемся различіемъ названья
             Себя увѣрить въ томъ, что будто чувства
             Различны точно также. Но напрасны
             Попытки всѣ! Какое ни давай
             Названье ощущеньямъ -- счастье будетъ
             Всегда отъ насъ далёко.
  
                       БАЛЕА.
  
                                           Ты забылась
             Въ спокойномъ созерцаньи. Неужели
             Ты можешь любоваться такъ, быть-можетъ,
             Послѣднею зарёю?
  
                       МИРРА.
  
                                 Потому-то
             Я ею и любуюсь. Я готова
             Теперь бранить глаза свои за-то,
             Что такъ они глядѣли равнодушно
             До-сей-норы на дивные предметы,
             Безъ чьей красы несчастная земля
             Осталась бы кускомъ ничтожной глины,
             Подобно мнѣ. Взгляни: вонъ тамъ горитъ
             Халдейскій богъ. Когда я имъ любуюсь,
             То, кажется, готова обратиться
             Къ религіи Ваала.
  
                       БАЛЕА.
  
                                 Онъ царитъ
             Теперь на небесахъ, какъ прежде былъ
             Владыкой на землѣ.
  
                       МИРРА,
  
                                 Онъ для нея
             Властитель и теперь. Ни разу нё былъ
             Земной монархъ могуществомъ и славой
             Подобенъ хоть малѣйшему лучу
             Его вѣнца.
  
                       БАЛЕА.
  
                       Онъ точно богъ.
  
                       МИРРА.
  
                                           Мы греки
             Согласны въ этомъ съ вами. Впрочемъ, мнѣ
             Всё кажется, что этотъ лучезарный,
             Блестящій шаръ скорѣе долженъ быть
             Жилищемъ божества, чѣмъ самымъ богомъ.
             Смотри, вотъ онъ прорѣзалъ гряды тучъ
             И засверкалъ такимъ потовомъ свѣта,
             Что тлазъ мой, ослѣплённый этимъ блескомъ,
             Не можетъ выносить его.
  
                       БАЛЕА.
  
                                           Тссъ! тише!
             Свахи, ты не слыхала ничего?
  
                       МИРРА.
  
             Мечта! Кровавый бой винитъ за валомъ --
             Не во дворцѣ, какъ это было ночью.
             Мы здѣсь сидимъ какъ въ крѣпости съ того
             Несчастнаго часѣ. Дворы и стѣны
             Всѣхъ этихъ царственныхъ палатъ, похожихъ
             По прочности на зданья пирамидъ,
             Насъ защитятъ такъ вѣрно, что врагамъ
             Придётся брать ихъ всѣ поодиночкѣ,
             Пока удастся имъ достичь до насъ.
             Мы здѣсь равно далёки отъ угрозъ
             И бѣдъ войны, а вмѣстѣ съ тѣмъ, отъ славы.
  
                       БАЛЕА.
  
             Однако ныньче ночью удалось
             Ворваться имъ сюда.
  
                       МИРРА.
  
                                 Да, но обманомъ!
             За-то съ какимъ позоромъ оттѣснили
             Ихъ мужество и храбрость. Ныньче жь мы
             Защищены отъ новыхъ нападеній
             И храбростью и бдительностью вмѣстѣ.
  
                       БАЛЕА.
  
             О, если бъ удалось намъ!
  
                       МИРРА.
  
                                           Такъ желаетъ
             Здѣсь большинство, а многіе боятся.
             Ужасный часъ! Я всей душой стараюсь
             Его забыть, но, къ сожалѣнью, тщетно.
  
                       БАЛЕА.
  
             Всѣ говорятъ, что царь въ послѣдней битвѣ
             Настолько жь удивилъ своей отвагой
             Толпу друзей, насколько поразилъ
             Враговъ кичливыхъ ужасомъ и страхомъ.
  
                       МИРРА.
  
             Не трудно поражать и удивлять
             Толпу рабовъ! Но онъ -- сознаться должно --
             Держалъ себя съ достоинствомъ.
  
                       БАЛЕА.
  
                                           Я слышалъ,
             Что Белезиса онъ убилъ. Объ этомъ
             Былъ разговоръ у воиновъ.
  
                       МИРРА.
  
                                           Измѣнникъ
             Былъ точно имъ поверженъ, но потомъ
             Былъ вновь спасёнъ мятежною толпою,
             Затѣмъ, быть-можетъ, чтобъ торжествовать
             Надъ тѣмъ, кто побѣдилъ его въ бою,
             А прежде отъ опасности избавилъ
             И тѣмъ подвергъ опасности свой тронъ
             И свой вѣнецъ наслѣдственный.
  
                       ВАЛЕА.
  
                                                     Тссъ! Слушай!
  
                       МИРРА.
             Ты правъ: сюда идутъ, но тихимъ шагомъ.

(Входятъ солдаты, неся раненаго САЛЕМЕНА, съ обломкомъ копья въ ранѣ. Его кладутъ на ложѣ.)

  
                       МИРРА.
  
             О, Боги!
  
                       БАЛЕА.
  
                       Всё потеряно!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Кто смѣетъ
             Сказать здѣсь это слово? Пусть убьютъ
             Его сейчасъ, когда онъ только воинъ.
  
                       МИРРА.
  
             Прости его: не воинъ онъ; онъ только
             Придворный мотылёкъ, изъ тѣхъ, что вьются
             Всегда вокругъ монарха.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Если такъ,
             То пусть живётъ.
  
                       МИРРА.
  
                                 Какъ будешь жить и ты,
             Надѣюсь я.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                       Мнѣ хочется прожить
             Лишь часъ одинъ, чтобъ знать исходъ сраженья.
             Зачѣмъ меня вы принесли сюда?
  
                       ОДИНЪ изъ воиновъ.
  
             Такъ приказалъ намъ царь. Едва копьё
             Поранило тебя, ты потерялъ
             Сознаніе, и царь велѣлъ немедля
             Снести тебя сюда.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Я одобряю
             Его приказъ: когда бъ солдаты наши
             Увидѣли безъ чувствъ меня -- они
             Сочли бъ меня умершимъ и упали
             При этомъ вовсе духомъ. Впрочемъ, я
             Самъ чувствую, что мнѣ уже не долго
             Осталось жить.
  
                       МИРРА.
  
                                 Позволь мнѣ осмотрѣть,
             Какъ раненъ ты: я въ этомъ знаю толкъ.
             Въ моей странѣ насъ, женщинъ, обучаютъ
             Искусству врачеванья. Вѣдь, у насъ
             Война кипитъ всегда и мы привыкли
             Къ подобнымъ зрѣлищамъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Не лучше ль будетъ
             Извлечь копьё.
  
                       МИРРА.
  
                       Нѣтъ, это невозможно!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Такъ, значитъ, всё покончено со мной?
  
                       МИРРА.
  
             Нельзя никакъ! Кровь можетъ быстро хлынуть
             Во слѣдъ копью изъ раны, и тогда
             Я не могу ручаться ни минуты
             За жизнь твою.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Я смерти не боюсь.
             Гдѣ былъ нашъ царь, когда меня вы взяли
             На мѣстѣ, гдѣ былъ раненъ я, чтобъ снесть
             Меня сюда?
  
                       ВОИНЪ.
  
                       Онъ былъ вблизи тебя
             И ободрялъ словами и примѣромъ
             Смутившихся солдатъ, упавшихъ духомъ
             При видѣ, какъ ты палъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                           Кого назначилъ
             Онъ мнѣ въ преемники?
  
                       СОЛДАТЪ.
  
                                           Я не слыхалъ
             Его распоряженій.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Такъ бѣги
             Скорѣй къ нему и передай, что я
             Прошу его предъ смертію назначить
             Цамеса мнѣ въ преемники, пока
             Не подоспѣетъ войско Офратана,
             Сатрапа Сузы. Мы его давно ужь
             И тщетно ждёмъ. Оставь меня! иди!
             И такъ немного воиновъ осталось...
             Иди: ты тамъ нужнѣй, чѣмъ здѣсь!
  
                       ВОИНЪ.
  
                                                               Но, князь...
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Вонъ! Я сказалъ! Со мною остаются
             Придворный здѣсь и женщина -- а лучшей
             Не надобно компаньи во дворцѣ.
             Когда мнѣ не позволили предать
             Послѣдній вздохъ на славномъ полѣ битвы,
             Я не хочу, чтобъ близь меня торчалъ
             Бездѣйственный солдатъ. Спѣши жъ немедля
             Исполнить мой приказъ.

(Воинъ уходитъ.)

  
                       МИРРА.
  
                                           Высокій духъ!
             Ужель должна земля тебя лишиться?
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             О, Мирра! я себѣ не пожелалъ бы,
             Повѣрь, конца иного, если бъ зналъ,
             Что этимъ я могу спасти монарха
             И тронъ его. Теперь же утѣшаюсь
             Я тѣмъ хотя, что не переживу
             Обоихъ ихъ.
  
                       МИРРА.
  
                       Ты дѣлаешься блѣденъ.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
             Дай руку мнѣ. Копьё лишь продолжаетъ
             Предсмертныя мученья, не давая
             Возможности употребить ничтожный
             Остатокъ жизни съ пользой. Я тотчасъ бы
             Извлёкъ его и умеръ, если бъ могъ
             Лишь только знать, чѣмъ кончилось сраженье.

Входитъ САРДАНАПАЛЪ съ солдатами.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             О, добрый братъ!
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Мы потеряли битву?
  
                       САРДАНАПАЛЪ (въ отчаяніи).
  
             Я здѣсь -- ты видишь.
  
                       САЛЕМЕНЪ.
  
                                 Лучше бъ увидать мнѣ
             Тебя такимъ, какъ я!

(Вырываетъ копьё изъ раны и умираетъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Меня увидятъ
             Такимъ, какъ ты, когда измѣнитъ намъ
             Послѣдняя надежда наша -- помощь
             Сатрапа Офратана.
  
                       МИРРА.
  
                                 Ты слыхалъ ли
             Желаніе умершаго, чтобъ Цамесъ
             Назначенъ былъ начальникомъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     О, да!
  
                       МИРРА.
  
             Но гдѣ же Цамесъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Умеръ.
  
                       МИРРА.
  
                                           А Алтада?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Смертельно раненъ также.
  
                       МИРРА.
  
                                           Панья? Сферо?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Живъ только Панья; Сферо убѣжалъ,
             Иль взятъ врагами въ плѣнъ. Я брошенъ всѣми.
  
                       МУРА.
  
             Всё значитъ кончено?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Окопы наши,
             Хотя не защищённые, могли бы
             Ещё держаться противъ вражьихъ силъ,
             Когда бы не измѣна; но въ сраженьи
             На полѣ мы разбиты.
  
                       МИРРА.
  
                                           Сколько я
             Могу припомнить, павшій Салеменъ
             Хотѣлъ держаться именно въ окопахъ
             Безъ вылазки, пока не подоспѣетъ
             Желанная подмога.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Я увлекъ
             Его съ собой въ сраженье
  
                       МИРРА.
  
                                           Значитъ, васъ
             Сгубилъ излишекъ храбрости.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Къ несчастью,
             Намъ ставшей роковой... О, милый братъ!
             Охотно бъ отдалъ я всё государство,
             Которому ты лучшей былъ красой,
             Мой мечъ и щитъ, всѣ почести, лишь только бъ
             Тебя вновь воскресить! Но, впрочемъ, что
             Печалиться напрасно! Ты, конечно,
             Почтёнъ печалью будешь, какъ желалъ
             Почтённымъ быть. Мнѣ грустно только думать,
             Что ты покинулъ жизнь съ предвзятой мыслью,
             Что я переживу то, что такъ славно
             Ты защищалъ: честь царственнаго рода,
             Къ которому принадлежимъ мы оба.
             Когда успѣю я сберечь мой тронъ,
             То вѣрь, что заплачу слезами тысячъ
             И кровью милліоновъ за погибель
             Твою, мой добрый братъ! Печаль и слёзы
             Порядочныхъ людей принадлежатъ
             Тебѣ ужъ и теперь. Повѣрь, что скоро
             Съ тобой мы снова свидимся, когда лишь
             Живётъ нашъ духъ безъ тѣла! Ты, надѣюсь,
             Тогда меня оцѣнишь и поймёшь
             Какъ слѣдуетъ; а до того позволь
             Пожать твою мнѣ руку и прижать
             Тебя къ моей груди, гдѣ бьётся сердце,
             Истерзанное горемъ.

(Обнимаемъ трупъ.)

                                           Отнесите
             Его теперь.
  
                       ВОИНЫ.
  
                       Куда?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Въ мои покои.
             Пускай его положатъ тамъ, какъ трупъ
             Царя, подъ балдахиномъ. Позже мы
             Рѣшимъ -- какими почестями должно
             Почтить подобный прахъ.

(Воины уносятъ трупъ Салемена.)

Входитъ ПАНІА.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ну, Паніа, успѣлъ ли ты поставить
             На мѣсто часовыхъ и всё исполнить,
             Какъ я сказалъ?
  
                       ПАНІА.
  
                                 Я сдѣлалъ, что мнѣ было
             Приказано.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Согрѣты ли войска
             По прежнему лихимъ и бодрымъ духомъ?
  
                       ПАНІА.
  
             Властитель?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Ты отвѣтилъ мнѣ вопросомъ!
             Когда царю въ отвѣтъ на то, что онъ
             Желаетъ знать, колеблются отвѣтить,
             То это скверный знавъ. Ужель войска
             Упали мужествомъ?
  
                       ПАНІА.
  
                                 Смерть Салемена
             И радостные возгласы враговъ,
             Замѣтившихъ сейчасъ его погибель,
             Вселили въ сердце войска...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Жажду мести?
             Конечно такъ! Не трусость же? Мы, впрочемъ,
             Съумѣемъ возбудить ещё ихъ храбрость.
  
                       ПАНІА.
  
             Подобная потеря уменьшила бъ
             Значенье и побѣды.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Это я --
             Увы -- всѣхъ лучше чувствую. Но, впрочемъ,
             Дворецъ нашъ, къ счастью, крѣпокъ, стѣны толсты,
             И, сверхъ того, мы ждёмъ къ себѣ друзей,
             Которые съумѣютъ проложить
             Свой путь среди враговъ, чтобъ снова сдѣлать
             Дворецъ царя тѣмъ, чѣмъ онъ долженъ быть:
             Дворцомъ, а не темницей.

Входитъ ОФИЦЕРЪ.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Ты встревоженъ?
             Скорѣй -- въ чемъ дѣло?
  
                       ОФИЦЕРЪ.
  
                                 Государь, не смѣю...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Не смѣешь ты, когда возстать мильоны
             Осмѣлились съ оружіемъ въ рукахъ --
             Не странно ль это слышать? Но, прошу
             Тебя, откинь безмолвную боязнь
             Нанесть мнѣ непріятность: я готовъ
             Услышать всё, что можетъ быть худого.
  
                       ПАНІА.
  
             Ты слышалъ?-- говори же!
  
                       ОФИЦЕРЪ.
  
                                                     Часть стѣны,
             Стоящей вдоль Евфрата, покачнулась,
             Подмытая ужаснымъ наводненьемъ.
             Евфратъ поднялся страшно отъ дождей,
             Внезапно разразившихся въ горахъ,
             Гдѣ онъ берётъ начало, и потоки,
             Нахлынувъ съ страшной силой, превратили
             Въ развалины нашъ валъ.
  
                       ПАНІА.
  
                                           Зловѣщій знакъ!
             Давно ужь намъ предсказано, что городъ
             Не будетъ взятъ врагами до поры,
             Пока Евфратъ не выступитъ въ союзѣ
             Съ врагами на него.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Ну, предвѣщанья
             Не значатъ ничего; но катастрофа
             Дѣйствительно серьёзна. Велико ли
             Обрушенное мѣсто?
  
                       ОФИЦЕРЪ.
  
                                 Стадій двадцать.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             И это всё открыто предъ врагами?
  
                       ОФИЦЕРЪ.
  
             Разливъ рѣки препятствуетъ покамѣстъ
             Проникнуть имъ до города, но вслѣдъ
             Затѣмъ, когда русло Евфрата приметъ
             Обычное теченье и откроетъ
             Возможность переправы -- городъ будетъ
             У нихъ въ рукахъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Не будетъ никогда!
             Пускай враги, стихіи, люди, боги
             И даже предвѣщанья возстаютъ
             На зло тому, кто никогда не дѣлалъ
             Дурного имъ -- дворецъ моихъ отцовъ
             Всё жъ никогда не станетъ логовищемъ
             Для дикихъ, злыхъ волковъ.
  
                       ПАНІА.
  
                                                     Я поспѣшу,
             Когда позволишь ты, на мѣсто, гдѣ
             Обрушилась стѣна и постараюсь
             Исправить зло, насколько сдѣлать это
             Позволятъ наши средства намъ и время.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ступай скорѣй и сообщи немедля
             Мнѣ всѣ подробности, насколько ты
             Успѣешь ихъ собрать о происшедшемъ
             Несчастномъ наводненьи.

(Паніа и офицеръ уходятъ.)

  
                       МИРРА.
                                           Сами волны
             Возстали противъ насъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Онѣ, вѣдь, мнѣ
             Не подданные: значитъ -- я не въ правѣ
             Съ нихъ взыскивать.
  
                       МИРРА.
  
                                 Я радуюсь, что это
             Несчастное извѣстье не лишаетъ
             Тебя обычной бодрости.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Меня
             Теперь не испугаютъ предвѣщанья:
             Они сказать мнѣ ничего не могутъ,
             Чего бъ я самъ себѣ не говорилъ
             Съ полуночи. Отчаянье намъ служитъ
             Предвѣстникомъ.
  
                       МИРРА.
  
                                 Отчаянье?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Нѣтъ, нѣтъ!
             Такое слово не совсѣмъ у мѣста.
             Когда мы твёрдо знаемъ о несчастьяхъ.
             Грозящихъ намъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, рѣшились
             Ихъ встрѣтить съ бодрымъ духомъ, то рѣшимость
             Заслуживаетъ лучшаго названья.
             Что, впрочемъ, разсуждать намъ о словахъ?
             Мы скоро кончимъ съ ними и всѣмъ прочимъ.
  
                       МИРРА.
  
             И намъ тогда останется одинъ лишь
             Важнѣйшій и послѣдній въ жизни шагъ,
             Которому подвержены равно
             Всѣ смертные, какъ ни были бы разны
             Они рожденьемъ, полонъ, состояньемъ,
             Характеромъ, разсудкомъ, языкомъ,
             Лицомъ, понятьемъ, чувствомъ -- шагъ, которымъ
             Кончается всё то, что было, есть,
             Иль будетъ впредь. Конецъ, къ какому мы
             Обречены съ минуты, какъ родимся,
             И ощупью идёмъ по лабиринту,
             Носящему названье нашей жизни.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Когда нашъ приговоръ уже подписанъ,
             Воспользуемся краткою отсрочкой
             Для радости. Кому причинъ нѣтъ больше
             Бояться новыхъ бѣдъ, тотъ въ полномъ правѣ
             Съ улыбкой встрѣтить то, что такъ пугало
             Его до-этихъ-поръ, точь въ точь какъ дѣти,
             Успѣвшія узнать секретъ игрушки,
             Пугавшей прежде ихъ.

ПАНІА возвращается.

  
                       ПАНІА.
  
                                           Всё, что сказали
             Тебѣ о происшедшемъ, справедливо.
             Я приказалъ удвоить на стѣнахъ,
             По близости обрушеннаго мѣста,
             Число охранной стражи, взявъ солдатъ
             Отъ мѣстъ, гдѣ стѣны крѣпки.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Ты исполнилъ
             Свой честно долгъ, мой Паніа. Не долго
             Намъ ждать того часа, когда порвутся
             Всѣ связи между нами. Вотъ возьми
             Секретный этотъ ключъ и отвори
             Имъ дверь отъ тайной комнаты въ стѣнѣ,
             Гдѣ царская постель моя. На ней
             Лежитъ теперь почётнѣйшее бремя,
             Какому не случалося ни разу
             Покоиться на ней, хотя и много
             Преемственныхъ монарховъ отдыхали
             На ложѣ томъ: я разумѣю трупъ
             Того, кто былъ при жизни Салеменомъ.
             И такъ, войди въ ту комнату. Ты тамъ
             Найдёшь мои сокровища. Возьми ихъ
             И раздѣли по-братски съ остальными
             Своими сослуживцами. Ихъ будетъ
             Достаточно на всѣхъ. Я возвращаю
             Свободу всѣмъ невольникамъ, и пусть
             Всѣ жители дворца его оставятъ
             Въ теченіи часа. Воли спустить
             Мои галеры на воду, въ которыхъ
             Случалось мнѣ такъ часто веселиться,
             И пусть онѣ теперь послужатъ вамъ
             Для вашего спасенья. Волны бурны,
             И въ этотъ разъ страшнѣй врагамъ, чѣмъ царь,
             А потому вамъ нечего бояться
             Погони или плѣна. Поспѣшайте жь
             И будьте счастливы!
  
                       ПАНІА.
  
                                 Да, если ты
             Послѣдуешь, какъ славный повелитель,
             Во слѣдъ твоимъ слугамъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Нѣтъ, нѣтъ, мой Панья,
             Я этого не сдѣлаю. Оставьте
             Меня моей судьбѣ.
  
                       ПАНІА.
  
                                 Какъ скоро такъ,
             То я рѣшаюсь въ жизни въ первый разъ
             Ослушаться монарха.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Или я
             Вамъ больше не властитель? Или дерзость
             Возстала на меня въ моёмъ дворцѣ,
             Какъ низкій бунтъ внѣ стѣнъ его? Не смѣй
             Мнѣ возражать! Я отдаю послѣдній
             Приказъ мой вамъ -- и ты ль ему захочешь
             Противиться?
  
                       ПАНІА.
  
                                 Теперь ещё не время...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Такъ дай сейчасъ мнѣ клятву, что исполнишь,
             Что я сказалъ, когда тебѣ подамъ я
             Условный знакъ.
  
                                 ПАНІА.
  
                       Съ стѣспённымъ горемъ сердцемъ
             Даю я эту клятву.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Хорошо!
             Вели теперь принесть сюда вязанку
             Смолистыхъ дровъ, засохшихъ листьевъ, сучьевъ
             И прочаго, что вспыхиваетъ мигомъ
             Отъ первой малой искры. Пусть наложатъ
             Кругомъ кедровыхъ брусьевъ, обольютъ
             Ихъ масломъ и бальзамомъ, принесутъ
             Досокъ, чтобы сложить изъ нихъ костёръ,
             Пропитанный смолой и чистой миррой.
             Я принести хочу сегодня жертву
             Великую -- и потому пусть сложатъ
             Костёръ вокругъ престола.
  
                       ПАНІА.
  
                                           О, властитель!
  
                       САРДАПАНАЛЪ.
  
             Я такъ хочу и ты клялся исполнить.
  
                       ПАНІА.
  
             Я всё готовъ исполнять и безъ клятвы.

(Уходитъ.)

  
                       МИРРА.
  
             Что замышляешь ты?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Узнаешь скоро,
             А свѣтъ не позабудетъ никогда.

ПАНІА возвращается съ ГЕРОЛЬДОМЪ.

  
                       ПАНІА.
  
             Отправясь исполнять твои велѣнья,
             Я встрѣтился съ посланникомъ, который
             Тебя желаетъ видѣть.
  
                       САРДАНАПАЛЪ (герольду).
  
                                           Говори.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
             Нашъ царь Арбакъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Ого! ужь коронованъ!
             Но, впрочемъ, продолжай.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           И Белезисъ,
             Верховный жрецъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Скажи, какихъ боговъ
             Иль демоновъ? Когда смѣнился царь,
             Смѣняются и боги. Впрочемъ, дальше!
             Ты здѣсь затѣмъ, чтобъ возвѣстить намъ волю
             Пославшаго тебя -- и не обязанъ
             Склоняться предо мной.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           И съ ними вмѣстѣ
             Сатрапъ нашъ Офратанъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Какъ! Онъ изъ вашихъ?
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
             Ты можешь убѣдиться въ этомъ: вотъ
             Его сатрапскій перстень. Самъ же онъ
             Остался въ нашемъ лагерѣ.
  
             САРДАНАПАЛЪ (взглянувъ на перстень).
  
                                           Да, точно.
             Достойный кругъ троихъ! О, Салеменъ!
             Ты во время скончался, чтобъ не видѣть
             Одной измѣной больше. Офратанъ
             Былъ другомъ мнѣ вѣрнѣйшимъ и слугою...
             Но продолжай!
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                 Они всѣ предлагаютъ
             Тебѣ свободу съ жизнью, съ тѣмъ, однако,
             Чтобъ ты избралъ для жительства себѣ
             Какой-нибудь далёкій уголокъ
             Провинціи, гдѣ будешь жить, хотя
             Подъ стражею, но не въ тюрьмѣ, и мирно.
             Три принца, сыновья твои, должны
             Остаться здѣсь въ заложникахъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ (съ ироніей).
  
                                                     По чести,
             Условья побѣдителей могу я
             Назвать великодушными.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           Я жду
             Отвѣта отъ тебя.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Отвѣта, рабъ?
             Съ которыхъ поръ невольники рѣшаютъ
             Судьбу царей?
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                 Съ-тѣхъ-поръ, когда они
             Становятся свободными.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Отребье
             Измѣнниковъ! Ты на себѣ узнаешь
             Всю тяжесть наказанья за измѣну,
             Хоть ты ея лишь только представитель.
             Велите сбросить голову его
             Со стѣнъ во вражій лагерь; тѣло жь пусть
             Умчатъ валы Евфрата.

(Паніа и воины схватываютъ герольда.)

  
                       ПАНІА.
  
                                                     Никогда
             Не исполнялъ съ такимъ я наслажденьемъ
             Приказа государя. Прочь ведите
             Его отсюда, воины! Нельзя
             Намъ осквернить кровавымъ, подлымъ трупомъ
             Измѣнника священныхъ стѣнъ дворца.
             Ступайте съ нимъ покончить за оградой!
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
             Постойте на минуту. Царь, моё
             Достоинство священно.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           А моё
             Какимъ считаешь ты, когда рѣшился
             Такъ дерзко предлагать мнѣ отреченье?
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
             Я сдѣлалъ только то, что мнѣ велѣли.
             Мнѣ всё равно грозила смерть, когда бы
             Не взялся я исполнять ихъ приказъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Такъ, значитъ, ваши новые монархи,
             Процарствовавъ лишь часъ, успѣли стать
             Такими же тиранами, какими
             Бываютъ облечённые въ порфиру
             Съ минуты ихъ рожденья.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           Жизнь моя,
             Я знаю хорошо,* теперь зависитъ
             Отъ слова царскихъ устъ твоихъ; но вспомни --
             Я это говорю, но забывая
             Отнюдь твой санъ -- что жизнь твоя, быть-можетъ
             Въ опасности не менѣе моей.
             Такъ будетъ ли достойнымъ для потомка
             Великаго Немврода обезславить
             Послѣдніе часы свои, предавъ
             Позорной смерти честнаго герольда,
             Явившагося мирно безъ оружья,
             И тѣмъ презрѣть не только всѣ законы,
             Безспорно уважаемые всѣми,
             Но даже перервать союзъ, которымъ
             Мы связаны съ безсмертными.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Онъ правъ.
             Отдать ему свободу. Не хочу я
             Позорить свой послѣдній часъ порывомъ
             Насилія и мести.

(Беретъ со стола кубокъ.)

                                 Вотъ возьми
             На память этотъ кубокъ. Если будешь
             Пить изъ него, то вспоминай меня,
             Не то вели его перетопить
             Въ простой кусокъ металла и цѣни
             Лишь только по достоинству и вѣсу.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
             Благодарю вдвойнѣ тебя за жизнь
             И цѣнный твой подарокъ, чѣмъ ты сдѣлалъ
             Мнѣ жизнь дороже вдвое. Но какой же
             Отвѣтъ снести мнѣ въ станъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Скажи, что я
             Прошу на часъ отсрочки.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           Часъ? Не больше?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Да, часъ одинъ... Когда по истеченьи
             Его твои властители не будутъ
             Имѣть о мнѣ извѣстій -- это можетъ
             Служить имъ знакомъ въ томъ, что я отвергъ
             Условья ихъ -- и пусть тогда поступятъ
             Они, какъ пожелаютъ.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           Передамъ
             Имъ въ точности, что слышалъ отъ тебя.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Постой -- ещё два слова.
  
                                 ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                           Говори:
             Я ихъ не позабуду.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Передай
             Поклонъ мой Белезису и скажи,
             Что прежде чѣмъ промчится годъ, я снова
             Намѣренъ съ нимъ сойтись.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                                     Гдѣ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                               Въ Вавилонѣ,
             Иль, всё-равно, онъ самъ пойдётъ оттуда
             На встрѣчу мнѣ.
  
                       ГЕРОЛЬДЪ.
  
                                 Всё передамъ буквально.

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ну, Панья, добрый мой, спѣши скорѣе
             Исполнить мой приказъ.
  
                       ПАНІА.
  
                                           Солдаты ждутъ --
             И всё готово.

Входятъ ВОЙНЫ и устраиваютъ вокругъ трона костеръ.

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Выше, храбрецы!
             Постройте такъ его, чтобъ основанье
             Не вздумало потухнуть, прежде чѣмъ
             Истлѣетъ всё и чтобъ никто не могъ
             Услужливой рукой, по чувству долга,
             Залить огонь. Поставьте тронъ въ срединѣ:
             Мнѣ хочется, чтобъ новые пришельцы
             Нашли его объятымъ отовсюду
             Потоками огня, которыхъ имъ
             Не потушить. Устройте всё, какъ-будто
             Сбирались вы разрушить вражью крѣпость.
             Ну, вотъ онъ начинаетъ принимать
             Приличный видъ. Какъ думаешь ты, Панья,
             Достоинъ ли костёръ подобный быть
             Гробницею монарха?
  
                       ПАНІА.
  
                                 И монарха
             И вмѣстѣ государства. Я теперь
             Тебя вполнѣ лишь понялъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           И не будешь
             Меня корить за это?
  
                       ПАНІА.
  
                                 Никогда.
             Позволь лишь мнѣ зажечь костёръ и вмѣстѣ
             Сгорѣть съ тобой.
  
                       МИРРА.
  
                                 Исполнить этотъ долгъ
             Желаю я.
  
                       ПАНІА.
  
                       Какъ! женщина?
  
                       МИРРА.
  
                                           Солдатъ
             Обязанъ умереть за полководца,
             Такъ почему жь и женщина не можетъ
             Погибнуть съ тѣмъ, кто милъ и дорогъ ей?
  
                       ПАНІА.
  
             Поистинѣ чудесно!
  
                       МИРРА.
  
                                 Но не рѣдко,
             Повѣрь, мой добрый Паніа. Будь счастливъ
             И пользуйся дарами свѣтлой жизни!
             Прощай!-- костёръ готовъ.
  
                       ПАНІА.
  
                                                     Я пристыженъ
             При мысли бросить такъ на смерть монарха
             Къ сообщничествѣ женщины, готовой
             Дѣлить его судьбу.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Не мало мнѣ
             Ужь безъ того предшествовало въ смерти
             Испытанныхъ и преданныхъ друзей.
             Ступай скорѣй и забирай свои
             Сокровища.
  
                       ПАНІА.
  
                       А тамъ живи съ позоромъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ты далъ мнѣ клятву -- клятва же священна.
  
                       ПАНІА.
  
             Коль скоро такъ -- я слушаюсь! Прощай!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Обшарь мою всю комнату. Не бойся
             Забрать съ собою всё. Не забывай,
             Что всё, что тамъ останется, вѣдь будетъ
             Добычею измѣнникамъ, чьей жертвой
             Я долженъ умереть. Когда же ты
             Снесёшь на лодки золото и спрячешь
             Его въ сохранности, не позабудь
             Въ тотъ мигъ, когда ты выйдешь изъ дворца.
             Подать мнѣ знакъ протяжнымъ звукомъ рога.
             Рѣка отъ насъ довольно далека
             И шумъ валовъ намъ помѣшалъ бы слышать
             Условленный сигналъ, когда бъ ты подалъ
             Его, садяся въ лодку. А затѣмъ
             Бѣги, бѣги скорѣй, отворотивши
             Отъ города лицо. Плыви но руслу
             Евфрата внизъ, и если ты успѣешь
             Достигнуть Пафлогоніи, гдѣ встрѣтишь
             Царицу и дѣтей моихъ, живущихъ,
             По счастью, безопасно при дворѣ
             Царя земель тѣхъ Котты -- передай
             Имъ всё, что видѣлъ ты передъ отъѣздомъ.
             А также не забудь при томъ напомнить
             Моей женѣ, что я ей говорилъ,
             Когда прощался съ ней при разставаньи,
             Гораздо больше горестномъ.
  
                       ПАНІА.
  
                                                     Позволь
             Въ послѣдній разъ облобызать твою
             Мнѣ царственную руку -- мнѣ и этимъ
             Твоимъ вѣрнѣйшимъ воинамъ, готовымъ
             Съ тобою умереть.

(Паніа съ солдатами цѣлуютъ руки и полы одежды Сарданапала.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                 Друзья мои!
             Единственные, вѣрные друзья!
             Не станемте напрасно растравлять
             Печаль свою въ минуту разстававья.
             Прощаться должно быстро, даже если
             Прощаются на вѣкъ, иначе слёзы
             Способны превратить прощальный мигъ
             Въ вѣка тяжелой муки, оросивши
             Печалью весь остатокъ бѣдной жизни.
             Ступайте! будьте счастливы! Повѣрьте,
             Теперь меня жалѣть уже не стоитъ,
             По-крайней-мѣрѣ такъ, какъ былъ достоинъ
             Я жалости въ прошедшемъ. Что жь до дней
             Грядущаго -- оно въ рукахъ боговъ
             И я узнаю скоро, точно ль это
             Грядущее даётся намъ въ удѣлъ.
             Прощайте же! прощайте!

(Паніа и воины уходятъ.)

  
                       МИРРА.
  
                                           Эти люди
             Намъ были вѣрно преданы. Я рада,
             Что намъ досталось счастье передъ смертью
             Взглянуть послѣднимъ взглядомъ на друзей.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             И другъ на друга, Мирра, въ чьихъ глазахъ
             Своё нашли мы счастье! Но, послушай,
             Ужасный близокъ мигъ. Коль скоро ты
             Колеблешься предъ мыслью перейти
             Въ иную жизнь чрезъ пламя -- то сознайся!
             Повѣрь, что я тебя не разлюблю
             За это ни на волосъ и, быть можетъ,
             Напротивъ, полюблю ещё сильнѣе
             За этотъ нѣжный страхъ, такъ подходящій
             Къ твоей натурѣ женщины. Ты можешь
             Пока ещё спастись.
  
                       МИРРА.
  
                                 Должна ль зажечь
             Я факелъ для костра у той лампады,
             Что теплится предъ статуей Ваала
             Всегда въ сосѣдней комнатѣ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     И это
             Отвѣтъ на мой вопросъ?
  
                       МИРРА.
  
                                 Увидишь самъ.

(Уходитъ.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Она тверда! Отцы мои, къ которымъ
             Я перейду, очищенный, быть-можетъ,
             Своею смертію отъ многихъ пятенъ
             Житейской оболочки, не хотѣлъ я
             Предать во власть злодѣевъ вашъ старинный
             Отцовскій домъ! Когда не могъ спасти я
             Завѣщанное вами мнѣ наслѣдство,
             То унесу съ собой по-крайней-мѣрѣ
             Прекраснѣйшую часть его: весь этотъ
             Дворецъ, съ его богатствами, оружьемъ
             И утварью, служившей прежде вамъ.
             Всё вамъ передаю я чрезъ посредство
             Той чудной пожирающей стихіи,
             Которая всѣхъ болѣе похожа
             На душу человѣка тѣмъ, что такъ же
             Какъ человѣкъ стремится безъ слѣда
             Разрушить всё, къ чему не прикоснётся.
             Свѣтъ этого костра не только будетъ
             Могилою царя, иль маякомъ
             Изъ пламени и дыма, что сверкнувши
             На дальнемъ горизонтѣ, превратится
             Затѣмъ въ холодный пепелъ -- нѣтъ, онъ будетъ
             Урокомъ въ дни грядущаго царямъ,
             Пресытившимся жизнью, и народамъ,
             Свергающимъ царей своихъ. Не мало
             Забыто будетъ временемъ героевъ
             И славныхъ дѣлъ! Падётъ за царствомъ царство,
             Какъ падаетъ теперь моя держава,
             Славнѣйшая изъ всѣхъ, но и тогда
             Уважится людскимъ воспоминаньемъ
             Послѣдній мой поступокъ, и предастся
             Для памяти народовъ, какъ примѣръ,
             Которому немногіе рѣшатся
             Послѣдовать, но также не посмѣютъ
             Его и презирать! Быть-можетъ, даже
             Онъ отвратитъ не одного царя
             Отъ гибельной наклонности предаться
             Той жизни, за которую плачу
             Теперь я такъ печально!

МИРРА возвращается съ факеломъ въ одной рукѣ и кубкомъ вина въ другой.

  
                       МИРРА.
  
                                           Вотъ свѣтильникъ,
             Что освѣтитъ нашъ переходъ на небо!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             А кубокъ? Что онъ значитъ?
  
                       МИРРА.
  
                                                     Есть обычай
             Въ моей странѣ свершать кропленье въ честь
             Боговъ передъ кончиной.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           А въ моей
             Обычай этотъ мы всегда относимъ
             Къ оставшимся въ живыхъ. Я не забылъ
             Его, повѣрь, и пусть мы здѣсь одни --
             Я всё же осушу охотно кубокъ
             На намять о весёлыхъ пированьяхъ
             Въ былые дни...

(Выпиваетъ кубокъ и кропитъ остатками по сторонамъ.)

                                 Свершаю возліянье
             Въ честь Белезиса!
  
                       МИРРА.
  
                                 Почему ты вспомнилъ
             Его, а не товарища, съ которымъ
             Свершилъ злодѣйство онъ?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           О, тотъ не больше
             Какъ инструментъ, прямой солдатъ, орудье,
             Искусно управляемое первымъ;
             Другой же -- ловкій мастеръ и играетъ
             На нёмъ, какъ пожелаетъ. Впрочемъ, я
             Спѣшу забыть обоихъ. Погоди
             Ещё минуту, Мирра! Отвѣчай
             Мнѣ съ полной откровенностью: ты точно
             Желаешь мнѣ послѣдовать безъ страха
             И съ полною свободой?
  
                       МИРРА.
  
                                           Неужели
             Ты думаешь, что женщина-гречанка
             Не выполнитъ изъ преданности то,
             Что дѣлаетъ индійская вдова
             По требованью долга?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Если такъ,
             То будемъ ждать сигнала.
  
                       МИРРА.
  
                                           Какъ онъ долго
             И тщетно заставляетъ ждать себя!
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Ещё одинъ прощальный поцѣлуй!
  
                       МИРРА.
  
             Онъ будетъ не послѣднимъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                                     Правда, правда!
             Огонь смѣшаетъ пепелъ нашъ на вѣки.
  
                       МИРРА.
  
             И вмѣстѣ съ тѣмъ очиститъ отъ всего
             Земного, какъ чиста моя любовь.
             Одно меня печалитъ...
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Что? скажи!
  
                       МИРРА.
  
             Что здѣсь не будетъ дружеской руки,
             Которая сложила бъ наши кости
             Въ одну и ту же урну.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Не жалѣй!
             Пріятнѣй быть развѣяннымъ по вѣтру,
             Чѣмъ осквернить себя прикосновеньемъ
             Измѣнническихъ рукъ. Въ огнѣ дворца
             И тлѣющихъ развалинахъ оставимъ
             Себѣ мы монументъ славнѣйшій вдвое,
             Чѣмъ каменныя массы пирамидъ,
             Которыя Египетъ воздвигаетъ
             Надъ трупами монарховъ и быковъ.
             Никто по-крайней-мѣрѣ не возьмётся
             Намъ объяснить, кому посвящена
             Такая иль другая пирамида:
             Царю иль богу Апису. Не странно ль
             Намъ видѣть монументъ, когда забыто,
             Кому воздвигнутъ онъ?
  
                       МИРРА.
  
                                           Прощай, земля!
             А также ты, прекраснѣйшее мѣсто
             На всей землѣ -- Іонія! Будь вѣчно
             Свободна и прекрасна! Пусть не знаютъ
             Твои сыны несчастья! Умирая,
             Всѣ чувства я свои переношу
             Къ тебѣ, за исключеньемъ одного лишь.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Какого же?
  
                       МИРРА.
  
                       Любви моей къ тебѣ!

(Раздаётся звукъ рога.)

  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
             Чу!
  
                       МИРРА.
  
                       Часъ насталъ.
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                                           Ассирія, прощай!
             Тебя любилъ я страстно, край родимый
             Отцовъ моихъ -- любилъ ещё сильнѣй
             Какъ родину, чѣмъ какъ моё владѣнье.
             Въ тебѣ упрочилъ я покой и счастье --
             И вотъ моя награда! Я не долженъ
             Тебѣ ничѣмъ и не оставлю въ память
             Тебѣ гробницы даже.

(Онъ всходитъ на костёръ.)

                                           Мирра! гдѣ ты?
  
                       МИРРА.
  
   Готовъ ли ты?
  
                       САРДАНАПАЛЪ.
  
                       Готовъ, какъ свѣтлый факелъ
             Въ рукахъ твоихъ.

(Мирра зажигаетъ костёръ.)

  
                       МИРРА.
  
                                 Костёръ горитъ! Иду!

(Бросается въ пламя, занавѣсъ падаетъ.)

А. Соколовскій.

  

САРДАНАПАЛЪ.

   1. Е. Зарина. (Сарданапалъ. Трагедія Байрона.) "Библіотека для чтенія", 1860, т. CLXII, No 12, отд. II, стр. 1--126. Перепечатанъ, въ исправленномъ видѣ, въ "Сочиненіяхъ лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ", т. I, стр. 125--306.
   2. П. Вейнберга. (Сарданапалъ. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ лорда Байрона. Первыя четыре дѣйствія. Переводъ напечатанъ въ первый разъ въ изданіи H. В. Гербеля: "Сочиненія лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ", 1877, т. III, стр. 187--256.
   3. А. Л. Соколовскаго. ("Сарданапалъ". Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ лорда Байрона. Пятое дѣйствіе. Переводъ помѣщёнъ въ изданіи H. В. Гербеля: "Сочиненія лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ", 1877, т. III, стр. 257--271.
   Кромѣ того существуетъ ещё два отрывка изъ названной трагедіи:
   4. М. Вронченко. (Сонъ Сарданапала изъ Байрона.) "Одесскій Альманахъ на 1831 годъ", стр. 228--238.
   5. Д. Каменскаго. (Сарданапалъ изъ Байрона.) "Русскій Вѣстникъ", 1842, No 7 и 8, стр. 1--20. Дѣйствіе первое, до словъ Сарданапала: "I have proved а thousand -- а thousand and а thousand!"
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru