Зилов Лев Николаевич
Приключения почтовых марок

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

0x01 graphic

Приключенія Почтовыхъ Марокъ

Разсказъ Л. Зилова

(сюжетъ заимствованъ);

СЪ РИСУНКАМИ.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
къ журналу "СВѢТЛЯЧОКЪ"
для раннихъ г.г. подписчиковъ на 1916 г.

   

Приключенія почтовыхъ марокъ.

РАЗСКАЗЪ.

I.

   Въ почтамтъ привезли нѣсколько кипъ большихъ листовъ бумаги. На листахъ были вновь отпечатаны почтовыя марки, и каждая марка была отдѣлена отъ своихъ сосѣдокъ рядами круглыхъ, крошечныхъ дырочекъ.
   Пока въ почтамтѣ работали чиновники, и приходила и уходила публика,-- марки на листахъ угрюмо молчали, боясь даже топотомъ перекинуться словомъ другъ съ другомъ.
   Но когда почтамтъ заперли, и всѣ люди удалились,-- вокругъ воцарилась глубокая тишина,-- и марки точно ожили...
   Онѣ уже знали,-- для чего онѣ явились на свѣтъ. Объ этомъ имъ сказала большая старая печатная машина, которая печатала почтовыя марки; но машина объяснила все-таки не вполнѣ ясно,-- сказала только, что каждую марку оторвутъ, наклеютъ на конвертъ, и марка понесетъ письмо. Куда, зачѣмъ и какъ понесетъ,-- машина не знала.
   -- Удивительно странно: какъ же это мы будемъ носить письма?-- удивлялись марки.-- Нѣтъ, тутъ что-нибудь не то... Впрочемъ, хорошо уже и то, что мы что-то можемъ сдѣлать и не будемъ лежать безъ дѣла!..
   Однѣ марки радовались, другія только хмурирились и недовольно ворчали:
   -- Чего вы радуетесь? Вотъ уже совершенно нечего! Мы понимаемъ -- родиться, напримѣръ, машиной: она, по крайней мѣрѣ, умѣетъ двигаться, умѣетъ шумѣть... А марки? Что такое марки? Самое послѣднее дѣло. Еще пока мы всѣ вмѣстѣ,-- насъ хоть замѣтно; а когда насъ оторвутъ по одной,-- куда же мы будемъ годны?..
   Въ большой комнатѣ были открыты форточки и вѣтерокъ гулялъ свободно, шевеля бумагу, поднимая и нося по воздуху разныя бумажки.
   Внезапно въ воздухѣ закружился маленькій лоскутокъ бумажки -- какъ бабочка. Это была старая марка, сорванная съ конверта, Новымъ маркамъ даже показалось, что у нея были крылышки.
   -- Здравствуйте!..-- весело крикнула она:-- вы новенькія?.. Ахъ, какъ я рада!.. И я была когда-то такая же!.. А теперь я старая марка,-- посмотрите, какъ у меня испачкано платьице штемпелемъ. И съ вами то же будетъ. Только вы объ этомъ не жалѣйте: это пустяки. Самое главное, что вы можете принести добро, оказать услугу человѣку.

0x01 graphic

   Три крайнія марки на верхнемъ листѣ кипы, которыя успѣли тѣсно сдружиться другъ съ другомъ,-- ласково улыбнулись старой маркѣ.
   -- Что это значитъ, что мы будемъ "носить письма"?-- спросили онѣ.
   -- Сами узнаете,-- улыбнулась старая марка.-- Это совсѣмъ не трудно!.. Только я желаю, чтобы вы доставили людямъ счастье и добро тѣми письмами, которыя понесете вы!.. Вы такія милыя, славныя!.. Ну, до свиданія!..
   Она покружилась еще немного, поцѣловала по очереди всѣ три марки и вылетѣла въ форточку съ порывомъ вѣтра.
   А марки крѣпко задумались. Онѣ никакъ не могли понять,-- какъ онѣ могутъ принести счастье хотя кому-нибудь. Онѣ только любили все, что видѣли кругомъ: комнату, и людей, и солнце, и вѣтеръ; но принести кому-нибудь счастье -- развѣ сможетъ маленькая, слабая марка?
   Долго, растревоженныя, не могли онѣ заснуть, а тутъ еще ночь выдалась такая свѣтлая, что вся улица, какъ днемъ, видна...
   -- Ахъ, подруги!..-- прошептала одна марка:-- только бы намъ никогда не разлучаться и все дѣлить вмѣстѣ. Какъ бы это было хорошо!
   

II.

   Ночь тянулась очень долго, и марки скучали невыносимо. Наконецъ, солнце заглянуло въ окна, и въ почтамтѣ стали появляться люди, послышались голоса, и работа закипѣла.
   -- Дай-ка сюда новыя марки!-- сказалъ одинъ чиновникъ почтамтскому сторожу, и тотъ снялъ верхнюю кипу и положилъ ее на столъ, у рѣшетки.
   Чиновникъ принялся считать листы, а наши подруги-марки внимательно посматривали изъ-подъ пальца, которымъ онъ надавливалъ на нихъ.
   Едва онъ покончилъ со счетомъ, какъ сидѣвшій за клеенчатымъ столомъ другой чиновникъ потребовалъ себѣ городскихъ марокъ. Когда ему подали ихъ, чиновникъ оторвалъ цѣлую гирлянду марокъ и передалъ ее въ окошечко покупателю, потомъ еще, еще и, наконецъ, дошла очередь и до трехъ подругъ-марокъ. Онѣ достались бойкому мальчику въ фартукѣ поверхъ пальто. Онъ вложилъ ихъ въ маленькую записную книжку и выбѣжалъ на улицу.
   Миновавъ два переулка, онъ свернулъ въ третій и вошелъ въ бакалейную лавку.
   -- Получите!-- крикнулъ онъ весело и хлопнулъ по стойкѣ книжкой.-- Марки принесъ.
   Въ лавочку то и дѣло приходили,-- кто за сахаромъ, кто за чаемъ, кто за мукой или крупой...
   Марки все время удивлялись,-- какъ старикъ-хозяинъ и его маленькій помощникъ находили все требуемое.
   Такъ прошло довольно много времени.
   -- Можетъ быть, онъ насъ для себя купилъ?-- говорили марки про старика-лавочника.-- Должно быть, онъ насъ послѣ будетъ приклеивать... вечеромъ.
   -- Ахъ, что-то съ нами будетъ?!.
   

III.

   -- Тебѣ чего, пузырь?-- спросилъ въ это время лавочникъ маленькаго, худенькаго мальчика, одѣтаго, вмѣсто пальто, въ материнскую кофту.
   -- Мамка проситъ...-- заспѣшилъ мальчикъ.-- Будьте такъ милостивы... Марку бы ей... Письмо послать... Отца на войну угнали... Сама больная лежитъ... Городскую бы марку...
   Лавочникъ ничего не отвѣтилъ,-- какъ-будто не разслышалъ, что онъ ему говорилъ, и отвѣшивалъ кому-то дрожжей.
   Но потомъ, отпустивъ дрожжи и подождавъ, когда покупатель вышелъ,-- оторвалъ одну изъ подругъ и сказалъ:
   -- Гдѣ у тебя письмо-то? Давай сюда!
   Взялъ изъ рукъ мальчика конвертъ и, приклеивъ марку, отдалъ ему назадъ; потомъ вынулъ изъ конторки пятачокъ и положилъ на прилавокъ.
   -- На, вотъ, возьми! хлѣба купишь!
   -- Спасибо!-- сказалъ мальчикъ; зажалъ деньги въ кулачокъ и убѣжалъ.
   Когда отрывали марку, она успѣла сказать подругамъ:
   -- Прощайте, прощайте, милыя! Увидимся ли мы? Помните обо мнѣ!
   И оставшіяся тѣснѣе прижались другъ къ другу. Имъ было жутко,-- онѣ чувствовали, что вотъ-вотъ возьмутъ ихъ и унесутъ куда-то каждую отдѣльно; и снова онѣ думали,-- что-то будетъ съ ними? Куда-то ихъ дѣнутъ, маленькихъ и слабыхъ?
   А въ это время у прилавка уже стоялъ швейцаръ изъ гимназіи, съ корзинкой, откуда выглядывали разныя мелкія покупки, и, вынимая изъ большого затертаго кошеля монету, говорилъ лавочнику:
   -- Вотъ еще, чуть не забылъ. Марку городскую новичокъ одинъ заказывалъ.
   Лавочникъ оторвалъ вторую подругу и отдалъ ему ее вмѣстѣ со сдачей.
   Швейцаръ лизнулъ марку съ изнанки, аккуратно приложилъ марку къ конверту и прижалъ ее большими пальцами.
   -- До свиданья!-- сказалъ онъ, раскланиваясь съ лавочникомъ.-- Спасибо этому дому,-- теперь пойдемъ къ другому.
   Осталась одна марка. Она свернулась трубочкой и покатилась, было, съ конторки, да удержалась за ножку счетовъ.
   "Ботъ и совсѣмъ одна я осталась!-- думала она.-- Теперь ужъ за мной чередъ. Кто-то меня купитъ и унесетъ отсюда?"
   Ей пришлось ждать довольно долго. Уже зажгли въ лавочкѣ лампу, уже успѣлъ въ третій разъ отпить чай лавочникъ, когда, наконецъ, вбѣжала въ лавочку запыхавшаяся молодая дѣвушка и быстро сказала:
   -- Дайте-ка мнѣ марку городскую! Барыня велѣла поскорѣе!..
   Лавочникъ нашелъ марку не скоро.
   -- Ахъ, ты, Господи!-- говорилъ онъ.-- И куда только завалилась! Сюда вѣдь положилъ. Такъ тутъ всѣ и лежали. Двѣ продалъ, одна осталась.
   -- Да, можетъ, всѣ вышли?-- спрашивала горничная.
   -- Зачѣмъ -- всѣ... Говорю,-- одна оставалась. Мишка, поди,-- поищи! Глаза-то у меня плохи.
   Но въ это время онъ приподнялъ счеты, и марка, потерявъ опору, покатилась дальше.
   -- Вотъ-вотъ-вотъ! извольте получить!-- сказалъ онъ, расправляя марку.
   И марка очутилась на углу конверта.
   Горничная вышла на улицу, повернула направо и, остановившись у почтоваго ящика, сунула письмо въ щелку ящика.
   -- Сестрица! Сестрица!-- закричали изъ темноты.-- Вотъ мы и снова вмѣстѣ! Что это ты какъ долго не приходила?
   Марка очутилась въ большомъ обществѣ. Ря: домъ съ ней лежали конверты, съ ея подругами, а вокругъ множество другихъ писемъ. Всѣ они тѣснились около письма съ перечеркнутымъ адресомъ, которое отправлялось въ новое путешествіе.
   -- Сейчасъ придетъ почтальонъ,-- вдвинетъ подъ ящикъ желѣзную раму съ мѣшкомъ, отодвинетъ ключомъ задвижку, и мы всѣ упадемъ въ его мѣшокъ,-- разсказывала новенькимъ маркамъ потрепанная, перепачканная странница-марка.-- Потомъ кинетъ мѣшокъ на почтовую телѣжку и насъ повезутъ по городу, пока мы не очутимся въ почтамтѣ.
   -- Опять въ почтамтѣ?-- захныкали новички.
   -- Извините, сперва еще въ почтовомъ отдѣленіи насъ помучатъ, а уже потомъ -- въ почтамтъ.
   -- Что же тамъ будутъ съ нами дѣлать?
   -- Каждую марку пребольно ударятъ круглой печаткой и всю перепачкаютъ.
   -- Это еще зачѣмъ?
   -- А уже я не знаю:
   -- Ну? Ну? А потомъ?
   -- Потомъ попадемъ мы въ сумку къ почтальону и онъ разнесетъ насъ по городу, раздавая въ разные дома.
   -- И опять мы будемъ всѣ врозь?
   -- Непремѣнно врозь!
   -- А потомъ что будетъ?
   -- Потомъ...-- выговорила, было, марка. Но въ это время загремѣла вставленная почтальономъ рама и всѣ замолчали.
   

IV.

   Все произошло такъ, какъ говорила старушка-марка.
   На утро ихъ положили въ сумку. Всѣ три подруги попали къ одному и тому же почтальону, и онъ началъ обходъ.
   Утро выдалось дождливое, и когда почтальонъ стоялъ у подъѣзда маленькаго домика и держалъ въ рукѣ конвертъ со старшей изъ подругъ,-- на нее упало нѣсколько большихъ капель.
   Дверь отворила сгорбленная старушка, съ печальнымъ, сморщеннымъ лицомъ.
   -- Здѣсь живетъ Ольга Ивановна Сергѣева?-- спросилъ ее почтальонъ; а старушка, ничего не отвѣтивъ, протянула за письмомъ руку.
   -- Ольга Ивановна здѣсь живетъ?-- повторилъ почтальонъ.
   -- Что? Я сама Ольга Ивановна!.
   -- Пожалуйте!-- сказалъ почтальонъ.
   Почтальонъ зашагалъ дальше, а она все еще стояла въ дверяхъ, какъ-будто забывъ о письмѣ. Наконецъ, заперла дверь и ушла въ комнаты.
   -- Митя!-- позвала она, постучавъ въ перегородку.-- Письмо тутъ.
   Къ ней вышелъ студентъ съ пушистой бородкой и добрыми близорукими глазами.
   -- Это вамъ, Ольга Ивановна!-- сказалъ онъ громко и раздѣльно, чтобы она услышала.
   -- Мнѣ?-- оживилась старушка и даже покраснѣла.-- Что ты, голубчикъ,-- отъ кого же это? Сядь-ка, прочти.
   Студентъ разорвалъ конвертъ, вынулъ листокъ почтовой бумаги и едва не выронилъ вложенную въ него записочку.
   "Милая Ольга Ивановна!"--читалъ онъ.-- "Сейчасъ сама пріѣхать не могу,-- разболѣлась, и потому спѣшу васъ порадовать письмомъ. Только что былъ у меня одинъ мой знакомый. Онъ сегодня вернулся изъ Германіи,-- ѣхалъ случайно вмѣстѣ съ вашей Лизой до Стокгольма. Оттуда всѣ русскіе не смогли выѣхать на одномъ пароходѣ. Лизѣ пришлось остаться до слѣдующаго, и она, узнавъ, что можетъ переслать вамъ записочку, передала ее моему знакомому, а онъ передалъ ее мнѣ. Пока до свиданія. Записочку прилагаю".
   -- Господи! Батюшка! Дочка моя!-- твердила внѣ себя старушка.-- Гдѣ, гдѣ записочка-то ея? Читай, голубчикъ! Читай!
   Въ записочкѣ было написано:
   "Доѣхала благополучно. Выѣду завтра. Спѣшу. Лиза".
   Старушка такъ и подскочила.
   -- Вотъ радость, вотъ радость-то, Господи!
   Но вдругъ задумалась и сказала:
   -- Почему же она телеграмму-то не послала?
   -- Должно быть, не догадалась.
   -- Какъ не догадалась? Не можетъ быть!.. Это, чтобы вѣрнѣе. Да-да... Чтобы вѣрнѣе и своей рукой. Да-да.
   Въ это время звякнулъ въ сѣняхъ колокольчикъ и студентъ пошелъ отпирать.
   -- Вотъ и телеграмма!-- сказалъ онъ, возвращаясь.
   -- Что? Что? Читай скорѣй!
   И она озабоченно закрестилась мелкими крестиками.
   "Буду утромъ двадцатаго. Лиза."
   -- Завтра, стало быть!-- прибавилъ отъ себя студентъ.-- Я распишусь, Ольга Ивановна!
   -- Распишись, распишись! Да вотъ, дай ему на радостяхъ!-- И она протянула ему новенькую рублевку.
   Старушка точно помолодѣла: то подбѣжитъ мелкими шажками къ окошку, то подниметъ радостные глазки къ большому портрету дочери, то въ десятый разъ примется убирать комодъ.
   И все по старой привычкѣ сама съ собой разговариваетъ:
   -- Намучилась она, моя матушка. Изволь-ка въ плѣну-то побыть. Похудѣла, должно быть. Ну, отдохнетъ. Выхожу мою ласточку, выхожу... Пойти развѣ безе студенту-то испечь. Съ молочкомъ-то какъ хорошо. На радостяхъ.
   И она заспѣшила въ кухню. По дорогѣ постучала въ перегородку и сказала:
   -- Ты, Митенька, смотри, никуда не уходи. У меня для тебя сюрпризъ будетъ.
   -- Слушаюсь,-- отвѣчалъ тотъ шутливо.
   Заглянуло въ комнату солнышко, вѣтеръ пріоткрылъ оконную раму,-- и конвертъ, лежавшій на подоконникѣ, приподнялся, перевернулся и вдругъ вылетѣлъ и упалъ на тротуаръ.
   

V.

   -- Смотри, Женя! Марки точно знаютъ, что ты ихъ любитель. Сами къ тебѣ въ руки летятъ!-- сказалъ пожилой господинъ, показывая на конвертъ своему спутнику -- маленькому мальчику въ русской рубашкѣ.
   Мальчикъ поднялъ конвертъ, осторожно вырвалъ изъ него марку и положилъ ее себѣ въ кошелекъ.
   -- У меня еще ни одной городской марки нѣтъ въ альбомѣ. Это -- первая! Надо будетъ еще двѣ достать. У меня будетъ каждаго сорта по три.
   Такъ разговаривая, они дошли до подъѣзда своего дома.
   -- Василій Иванычъ! Вамъ письмо!-- сказалъ швейцаръ и передалъ только что принесенное почтальономъ письмо.
   Василій Ивановичъ медленно поднимался по лѣстницѣ въ квартиру, читая письмо.
   -- Вотъ, Женя,-- сказалъ онъ, отрываясь отъ письма,-- ты все говорилъ, что хочешь самъ отдать тѣ вещи, которыя мы съ тобою собрали для солдатскихъ дѣтей...
   -- Ну?-- сказалъ Женя радостно и нетерпѣливо.
   -- Помнишь нашу кухарку Матрену, которая ушла отъ насъ къ своимъ дѣтямъ и къ мужу и они открыли сапожную мастерскую?
   -- Да, помню, помню! У нея мальчикъ Костя!
   -- Вотъ она прислала письмо. Проситъ помочь. У нея мужа на войну взяли, а сама она больна.
   -- И, папа, знаешь, ея Костя -- какъ разъ такой, какъ я! Вотъ хорошо! Всѣ вещи пригодятся. Папочка, пойдемъ сейчасъ, свеземъ имъ!
   -- Пообѣдаемъ и поѣдемъ!-- сказалъ Василій Иванычъ.-- А теперь -- на вотъ тебѣ еще марку.
   И Женя получилъ второй конвертъ, съ которымъ побѣжалъ впередъ, къ себѣ въ комнату, гдѣ смочилъ обѣ марки водой, снялъ ихъ и положилъ на крышку умывальника высохнуть.
   Послѣ обѣда Василій Ивановичъ и Женя отправились разыскивать квартиру Матрены. Долго крутились по переулкамъ,-- наконецъ, подъѣхали къ двухъэтажному деревянному дому съ дешевыми квартирами. Взяли свой узелъ и пошли по лѣстничкѣ наверхъ.
   Тамъ въ одной изъ квартиръ снимала комнату Матрена. Когда они вошли, навстрѣчу имъ поднялась съ сундука еще не старая, но очень худая и замученная женщина.
   -- Господи! Баринъ! Да что вы сами-то трудились!-- сказала она.-- Вотъ сюда, пожалуйте, на стульчикъ! Костя!-- закричала она: -- Опростай, пойди, табуретку!
   -- Да вы не безпокойтесь, пожалуйста!-- отвѣтилъ Василій Ивановичъ:-- мы на минутку.
   -- Женичка! Какой большой стали! И хорошенькій!-- продолжала Матрена слабымъ монотоннымъ голосомъ,-- Не узнаешь! Вотъ мы какъ живемъ-то. Помните, какъ вы съ нами хотѣли жить? Какое у насъ житье,-- одно названіе!
   -- Вотъ тутъ узелъ мы привезли съ дѣтскимъ бѣльемъ. Послѣ разберетесь. А вотъ вамъ на этотъ мѣсяцъ!-- сказалъ Василій Ивановичъ, кладя рядомъ съ Матреной деньги.-- Будете получать каждый мѣсяцъ и не безпокойтесь. А съ этимъ,-- и онъ дали ей визитную карточку, на которой написалъ что-то карандашомъ, -- съ этимъ пожалуйте къ доктору, къ которому ходили, когда жили у насъ; онъ васъ полѣчитъ.
   -- Какъ мнѣ васъ благодарить, баринъ, не знаю!-- И Матрена заплакала.-- Богъ васъ спасетъ за вашу милость. Не за себя, -- за дѣтей рада. Сироты вѣдь, и понятія-то у нихъ нѣтъ еще. Такая напасть случилась! Да и сама, какъ безъ рукъ, валяюсь колодой.
   -- Ну, поправляйтесь скорѣе!-- сказалъ Василій Ивановичъ, пожимая ей руку.-- Если что будетъ нужно,-- сейчасъ же напишите! Непремѣнно!
   -- Женичку-то чѣмъ бы угостить, да нѣтъ ничего!-- сказала Матрена.
   -- Спасибо, мнѣ не нужно!-- отвѣтилъ Женя сконфуженно.
   -- Кренделечковъ вашихъ любимыхъ съ Костей пришлю!-- говорила она, когда Женя съ отцомъ одѣли шапки и, кланяясь, уходили.
   Наконецъ, они вышли на лѣстницу и спустились внизъ. Василій Ивановичъ остановился въ подъѣздѣ, чтобы вынуть портсигаръ и закурить.
   -- Ахъ, папа!-- сказалъ Женя, прижимаясь къ его рукаву.-- Какіе они бѣдные! А она про кренделечки помнитъ.
   Они пошли по набережной рѣки и Василію Ивановичу захотѣлось сдѣлать женѣ маленькое удовольствіе.

0x01 graphic

   -- Знаешь, Женя!-- сказалъ онъ.-- Поѣдемъ-ка немного на пароходикѣ. У слѣдующей пристани слѣземъ и намъ будетъ близко къ дому.
   -- Поѣдемъ, поѣдемъ!-- захлопалъ въ ладони Женя.
   Они вошли на мостки и сѣли на скамейкѣ дожидаться парохода.
   -- Смотри, смотри: конвертъ и, навѣрное, съ маркой!-- показалъ Женя на плывшую по водѣ бумажку.-- Вотъ поймать бы!
   -- А мы его сейчасъ палкой. Поймаемъ -- твое счастье, а не поймаемъ -- не горюй.
   Василій Иванычъ присѣлъ у края мостковъ на корточки и началъ загрёбать палкой воду. Конвертъ завертѣлся и сталъ подплывать. Когда онъ былъ совсѣмъ близко, Василій Иванычъ ловко зацѣпилъ его и притянулъ къ самому плоту.
   -- На, получай!-- сказалъ онъ.-- И марку сразу можешь снять,-- она совершенно отмокла.
   Марку сняли, завернули въ клочокъ газеты и положили въ кошелекъ.
   Женя, возвратившись домой съ прогулки, вспомнилъ о своей маркѣ, досталъ альбомъ и сталъ перелистывать страницы.
   -- Вотъ сюда мы тебя наклеимъ,-- сказалъ онъ, кладя марку на открытомъ листѣ альбома...
   -- Сестрица! Вотъ чудеса! А мы уже давно здѣсь!-- закричали двѣ марки третьей, которую наклеивалъ мальчикъ рядомъ съ ними.-- Что это, какая ты линючая? Гдѣ была?.. Разсказывай!

0x01 graphic

   -- Чего только со мной не было, сестрицы! Разсказать,-- такъ не повѣрите! Едва я не сгорѣла, едва не утонула.
   -- И все-таки, слава Богу, цѣла осталась! Ну, говори, говори!
   -- Да вотъ какое дѣло было со мной!.. Меня отдалъ почтальонъ съ послѣднимъ письмомъ,-- начала третья марка:-- отдалъ какой-то женщинѣ, которая снесла меня двумъ старичкамъ. Они какъ разъ сидѣли въ это время за кофе. Сидѣла-то, собственно, только одна старушка, а старичокъ все время ходилъ мимо стола и взволнованно курилъ въ черешневомъ мундштукѣ самокрутку-папироску.
   -- Ну, вотъ,-- сказала старушка: -- наконецъ-то!
   -- Что такое?-- спросилъ старичокъ, глуховатый на одно ухо.
   -- Отъ Вани письмо!
   -- Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!.. Читай, читай!-- сказалъ старичокъ и остановился; а старушка, ставъ задомъ къ окну, развернула письмо и, держа его далеко отъ себя, стала читать.
   "Милые мои дѣдушка съ бабушкой! Спѣшу васъ порадовать..."
   -- Слава Тебѣ, Господи!-- сказалъ старичокъ, облегченно вздохнувъ,-- Дальше!
   "Вчера былъ я въ гимназіи",-- продолжала читать старушка,-- "и тамъ встрѣтилъ директора. Онъ былъ со мной очень любезенъ. Сказалъ мнѣ, что по всѣмъ предметамъ я получилъ на экзаменахъ превосходные баллы и принятъ. Затѣмъ директоръ объявилъ, что въ заслугу моихъ познаній и того, что я сынъ геройски павшаго на войнѣ офицера, я зачисленъ живущимъ на казенный счетъ.-- "Вашимъ отцомъ", -- сказалъ директоръ,-- "гордится наша родина, а наша гимназія въ особенности, такъ какъ онъ былъ ея воспитанникомъ".-- Вчера же меня въ гимназіи накормили обѣдомъ и оставили ночевать. Послѣ завтра надѣюсь зайти къ вамъ, потому что обѣщались дать мнѣ отпускъ. Любящій васъ Ваня Сидоровъ".
   -- Ну, вотъ, все вышло, какъ нельзя лучше!-- сказала старушка, складывая письмо.
   -- Я, правду сказать, надѣялся на директора,-- отвѣтилъ старичокъ.-- Онъ человѣкъ добрый. Я его помню студентомъ, -- вмѣстѣ учились.
   -- Все могло быть, Костинька! Директоръ, можетъ быть, и милый человѣкъ,-- да развѣ отъ него все зависѣло?
   -- Конечно, конечно! Ну, теперь все это прошлое,-- сказалъ старичокъ.-- Теперь мы за Ваню можемъ быть спокойны. Есть кому о немъ позаботиться. Теперь онъ уже не брошенный сирота. Дастъ Богъ, вырастетъ хорошимъ человѣкомъ, какимъ отецъ былъ. Не даромъ онъ такъ похожъ на него лицомъ.
   Въ это время вошла въ комнату та женщина, которой отдалъ мой конвертъ почтальонъ.
   -- Не отъ Ивана-ли Николаевича письмо-то?-- спросила она.
   -- Отъ него, отъ него, Клавдія,-- отвѣтила старушка и разсказала ей новость.
   -- Ишь, какъ преотлично!-- сказала женщина.-- Вы, можетъ быть, кончили кофей-то, барыня? Перешли бы въ спальную, а я здѣсь прибрала бы.
   Старички ушли, а Клавдія вымыла и унесла посуду. Потомъ затопила печь, открыла окно и стала мести. Конвертъ со мной упалъ нечаянно съ подоконника, гдѣ лежалъ, и Клавдіи показался онъ очень подходящимъ, чтобы подбирать соръ у печки и выкидывать его въ огонь. Покончивъ съ этимъ, она, было, сунула въ печь и конвертъ. Ахъ, какъ было страшно, сестрицы! Хорошо еще, что дрова были положены глубоко. На мое счастье, въ это время вошла старушка и спохватилась. Посмотрѣла туда-сюда, нагнулась къ печкѣ и вынула оттуда конвертъ. Смахнула съ него пыль, расправила его и положила назадъ на подоконникъ.
   -- Ужъ эта Клавдія, право,-- сказала она старичку:-- Ваничкинъ конвертъ чуть, было, не сожгла. Письмо-то гдѣ?
   И ушла въ спальню искать письмо. А тутъ вскочилъ на подоконникъ ихъ любимецъ, котъ Назарка, и сталъ играть съ конвертомъ. Игралъ-игралъ и доигрался до того, что толкнулъ прикрытую раму окна и чуть, было, самъ не вывалился. А конвертъ закрутился въ воздухѣ.
   Порывъ вѣтра подхватилъ его и понесъ надъ рѣкой. Долго летѣла я у самой воды и, наконецъ, упала въ рѣку.
   Падая, я увидѣла старушку, высунувшуюся изъ окна, и мнѣ стало жаль ее. Она такъ любила меня: вѣдь я принесла имъ большую радость. Но въ это время къ ней подошелъ старичокъ и протянулъ ей Ванино письмо, которое только что нашелъ.
   "Вотъ и письмо нашлось",-- подумала я.-- "Теперь и меня не нужно". И поплыла я въ холодной водѣ. Плыла и мокла, и только думала, -- не отмокнуть бы мнѣ совсѣмъ. Что я стала бы дѣлать безъ моего конверта? Я вѣдь такая маленькая!
   А время шло и шло. Я все плыла. Вдругъ конвертъ окунулся въ воду, и мнѣ казалось, что мы оба погибли...
   Черезъ минуту меня снялъ и завернулъ въ сухую бумажку нашъ теперешній хозяинъ и принесъ меня къ вамъ.
   -- Ура!-- закричали всѣ три марки.-- Теперь уже никогда мы больше не разстанемся. Будемъ спокойно жить на этой страницѣ и вспоминать каждая свою коротенькую жизнь и радость, которую довелось каждой изъ насъ принести тому, кому мы достались.
   Въ это время Женя взялъ перо и красиво написалъ подъ тремя марками: "Русскія городскія марки". И подумалъ: "Какой хорошій день былъ у меня сегодня!"
   

VII.

   Конвертъ съ перечеркнутымъ адресомъ и старушкой-маркой, которая встрѣтилась съ. нашими подругами въ почтовомъ ящикѣ, уѣхалъ по желѣзной дорогѣ далеко отъ того города, гдѣ остались три подруги.
   На одной изъ маленькихъ станцій кожаный мѣшокъ-баулъ, гдѣ среди другихъ писемъ было письмо съ этой маркой, взялъ изъ почтоваго вагона почтальонъ, вооруженный револьверомъ и саблей, и, положивъ его въ свою таратайку, повезъ въ почтовую контору.
   Оттуда конвертъ со старушкой-маркой взялъ работникъ изъ сосѣдняго имѣнія и отдалъ его хозяину имѣнія, котораго встрѣтилъ въ саду, съ заступомъ въ рукахъ, у старой яблони.
   Сначала онъ подалъ ему газеты, а потомъ сунулъ руку за пазуху за письмомъ.
   -- Письмо есть?-- спросилъ хозяинъ.
   -- Есть, Степанъ Иванычъ, -- отвѣтилъ работникъ.-- Только, простите, не аккуратное.
   -- Какъ это такъ неаккуратное?
   -- Да все какъ есть исчеркано.
   И подалъ помятый, грязный конвертъ.
   Степанъ Иванычъ взялъ письмо и, разорвавъ конвертъ, сталъ читать.
   "Милый папа -- было написано въ письмѣ,-- не знаю, гдѣ ты сейчасъ: на городской квартирѣ или уже въ деревнѣ? Пишу въ городъ и надѣюсь, что, если тебя тамъ не будетъ, тебѣ перешлютъ это письмо, зачеркнувъ городской адресъ и написавъ деревенскій.
   "Вчера утромъ, санитарный поѣздъ, гдѣ я работаю, пришелъ въ городъ Р. Тамъ простояли мы около часу, когда намъ сказали, что поѣздъ останется здѣсь на весь день. Я воспользовался отдыхомъ и пошелъ бродить по городу. Проходя по городскому саду, я увидѣлъ сидѣвшую на скамейкѣ торговку яблоками и подошелъ къ ней. Какъ ты думаешь,-- кто была эта торговка? Старая Агафья, женина няня. Мы очень обрадовались другъ другу; я сталъ ее спрашивать,-- какимъ образомъ попала она сюда, и вотъ слово въ слово ея удивительный разсказъ.
   -- Какъ ушла я отъ Женички,-- начала няня,-- поѣхала, мой золотой, къ сестрѣ въ В. Ѣду я это по машинѣ,-- конечно, съ сосѣдями у насъ разговоръ пошелъ: кто? да откуда? да куда? да почему? Я, значитъ, и разсказываю: няньчила я, мои золотые, барченка; у такихъ господъ жила, что нѣтъ ихъ лучше на всемъ земномъ свѣтѣ,-- за родныхъ себѣ почитала. Выняньчила я барченка,-- сталъ въ школу ходить; я и говорю господамъ: держать меня вамъ теперь не къ чему, -- зря я у васъ хлѣбъ ѣмъ: поѣду я къ сестрѣ, на ея житье погляжу,-- десять лѣтъ ея не видала, а она очень меня зоветъ. Взяла я у нихъ расчетъ и поѣхала въ городъ В. Какъ сказала я, въ какой городъ ѣду,-- они такъ и зашумѣли: да ты, говорятъ, понимаешь, куда ѣдешь?-- "Какъ же, говорю, очень понимаю!" -- "Нѣтъ, говорятъ, не очень ты это понимаешь, потому около города этого война идетъ. И въ этомъ городѣ не только твоей сестры, а даже никого, кромѣ войска православнаго, нѣту".-- "Мать ты моя,-- думаю,-- какъ же мнѣ теперь быть?" -- "Куда же мнѣ, мои золотые, говорю, дѣваться теперь?" -- "А вотъ, говорятъ, будетъ городъ?..-- тутъ и слѣзай, и оставайся на жительство." -- "Зачѣмъ же, говорю, мнѣ здѣсь оставаться?" -- "А потому говорятъ, что назадъ въ поѣздъ тебѣ не попасть: либо плѣнныхъ везутъ, либо бѣженцевъ, либо раненыхъ. Говори лучше намъ спасибо, что дальше не заѣхала".-- Залилась я горючими слезами.-- "Господи, говорю, за какія мои пригрѣшенія на старости лѣтъ такія страсти? Какъ я, горемычная, жить буду въ чужихъ краяхъ одна-одинешенька?" Да какъ завою, какъ завою!.. А они, дай имъ Богъ здоровья, будто и не слышутъ? Какъ я въ сласть наплакалась,-- достаетъ одинъ господинъ книжку, вынимаетъ изъ книжки адресъ и говоритъ:-- "На, тебѣ, старушка Божія, адресъ,-- ступай по этому адресу на квартиру къ Прохору Поликарповичу:-- онъ тебѣ укажетъ,-- что тебѣ дѣлать".-- Тутъ я платкомъ утерлась и стала свои узелки собирать, потому что подъѣзжать уже стали. Вышла и отправилась къ этому Поликарпычу. А онъ говоритъ: -- "Деньги есть?" -- "Какъ,-- думаю,-- ему отвѣтить? Вдругъ отберетъ у меня мои монетки кровныя?" -- "Нѣту, говорю, мой золотой! Ни гроша, говорю, нѣту!" -- "Очень, говоритъ, это печально, потому что у меня складъ яблоковъ, и если бы у тебя деньги были, я бы тебѣ мѣры двѣ очень даже дешево препоручилъ бы, а ты бы ихъ въ городскомъ саду продавать могла. Глядь, въ день-то и выручила бы и на пропитаніе, и на квартиру, да еще бы лишекъ остался". Тутъ я и призналась:-- "На это дѣло у меня, говорю, хватитъ". И стала я, золотой мои, яблочницей. Очень все прекрасно было, да только вотъ отсюда не выберешься. Видно, мнѣ здѣсь, въ чужихъ мѣстахъ, одинокой, горемычной, и косточки положить.
   И заплакала наша Агафья.
   -- Погоди,-- говорю,-- плакать: какъ-нибудь дѣлу поможемъ. Пойдемъ,-- отдай Поликарпычу назадъ свои яблоки, собери вещи, и я тебя отправлю.
   Обрадовалась моя старушка. Схватила свое лукошко и поспѣшила за мной.
   -- Какая я, золотой мой, несчастная-то. Сразу всего и не разскажешь. Уѣзжать я отъ Женички собралась,-- мнѣ барыня и говоритъ: пиши, говоритъ, намъ, не забывай насъ; а Женичка побѣжалъ, марочки мнѣ свои принесъ: прилѣпляй, няня, мои марочки. А я, батюшка, собралась писать имъ про свое горе,-- написалъ мнѣ Поликарнычъ письмо, жалостливо такъ, чувствительно написалъ, и спрашиваетъ ихній адресъ. Золотой ты мой, я адреса-то и не знаю. Поди ты: десять лѣтъ у нихъ прожила, найти ихъ найду,-- хоть глаза завяжи,-- найду,-- а ни улицы, ни фамиліи, чей домъ,-- не поясню; да, чтобы не соврать, и не знала я ихъ въ точности. Написали кое-какъ, послали,-- а толку нѣтъ. Ждала, ждала отъ нихъ вѣсточки, и все нѣтъ ничего. Поликарпычъ опять написалъ и опять толку нѣтъ. Три письма онъ мнѣ написалъ, всѣ марочки Женичкины потратили,-- только одна теперь осталась. И писать закаялась.
   Остановилась Агафья, опустила на землю лукошко, достала изъ кармана кофты тряпку и, развернувъ, нашла послѣднюю марку и подала ее мнѣ.
   -- Возьми,-- говоритъ,-- сударь, себѣ,-- пригодится, свою службу тебѣ сослужитъ.
   Собрали мы съ няней ея вещи, свезъ я ее на вокзалъ и умудрился-таки усадить ее на поѣздъ. Поѣхала она окружнымъ путемъ: проѣдетъ долго, но все-таки пріѣдетъ".
   Степанъ Иванычъ кончилъ читать письмо,-- улыбнулся и пошелъ въ домъ. Но на полдорогѣ онъ остановился, подумалъ о чемъ-то и, обернувшись къ шедшему сзади работнику, сказалъ:
   -- Пойди-ка, Семенъ, Буланку запряги. На станцію поѣдемъ.
   Къ вечеру Степанъ Иванычъ сидѣлъ уже въ вагонѣ и ѣхалъ въ городъ, гдѣ жилъ нашъ знакомецъ, любитель марокъ.
   

VIII.

   На кухнѣ собралась цѣлая компанія: тутъ были двѣ прислуги -- кухарка Степанида и горничная Катя, дворникъ Никифоръ, Женя, Владимиръ Ивановичъ и, наконецъ, сама путешественница, няня Агафья.
   Всѣ сидѣли за столомъ, пили чай и слушали безконечную повѣсть няни. А няня успѣла сходить въ баню, переодѣться въ чистое платье, завязала голову платочкомъ съ узелкомъ на темени и, вся розовая и довольная, благодушествовала,-- погрызывала сахаръ, попивала горячій чай съ клюквой и не спѣша, со всѣми подробностями, повторяла разсказъ о своихъ похожденіяхъ.
   Подъ конецъ разсказа пріѣхалъ дядя Степа -- Степанъ Иванычъ, котораго мы оставили въ вагонѣ желѣзной дороги.
   Онъ также присоединился къ компаніи, а когда, наконецъ, Женя пошелъ спать, дядя Степа далъ ему конвертъ и сказалъ:
   -- Вотъ тебѣ, Женя, единственная въ своемъ родѣ марка. Эту марку дала въ Р. няня Агафья моему Митѣ, онъ наклеилъ ее на свое письмо ко мнѣ. Я думаю, что въ твоемъ альбомѣ эта марка займетъ самое почетное мѣсто.
   Женя поцѣловалъ дядю и, прижимая къ сердцу затрепанный грязный конвертъ, побѣжалъ въ дѣтскую. Тамъ онъ раскрылъ свой альбомъ и положилъ свою драгоцѣнность на страницу, гдѣ пристроились три подруги -- городскія марки.
   -- Ай, ай!-- закричали онѣ.-- Кто это? Что такое случилось?
   -- Не бойтесь,-- это я, ваша старая знакомая!-- отвѣчала вновь прибывшая марка.
   -- Откуда ты взялась?
   -- Объ этомъ слишкомъ долго разсказывать, а я страшно устала и хочу спать. Завтра, когда Женя приклеитъ меня на вашу страницу, я съ удовольствіемъ разскажу исторію моей жизни... А теперь молчите и спите!
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru