Журден Амабль Луи Мария
О языке персидском и словесности

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

О языкѣ Персидскомъ и словесности.

(Продолженіе.)

   Въ семъ же вѣкѣ, прославленномъ Саднемѣ, два знаменитые стихотворца Джелалъ-Еддинъ-Руми и Хозру-Деглеви -- одинъ въ малой Азіи, другой въ Индіи,-- своими прелестными стихами и пламеннымъ. усердіемъ къ своей вѣрѣ удивляли современниковъ.
   Джелалъ-Еддинъ родился въ Балкѣ. Отецъ его, Боха-Еддинъ-Веледъ, въ царствованіе Могаммеда пользовался въ ономъ городѣ отличнымъ уваженіемъ и почестями. Будучи ревностнымъ послѣдователемъ ученія Софіевъ, онъ началъ его проповѣдывать, и такую приобрѣлъ себѣ славу, что вельможи и простой народъ толпами стекались внимать духовнымъ его наставленіямъ. Число учениковъ его возрасло до чрезвычайности, такъ что владѣтель Каризмійскій уже начиналъ его бояться и во многихъ случаяхъ оказывалъ явную къ нему ненависть. Раздраженный Боха-Еддинъ оставилъ Балкъ и поклялся невозвращаться ни въ сей городѣ, ни въ самой Корассанъ, пока Могаммедъ будетъ владѣть областію. Онъ отправился въ сопровожденіи своего семейства и служителей. На пути своемъ въ Нишапуръ принявъ посѣщеніе отъ Феридъ-Еддина, которой молодому Джелалъ-Еддину подарилъ свое сочиненіе подѣ названіемъ: Аграръ-Намегъ, то есть книгу о таинствахъ, и предсказалъ, что сей младенецъ будетъ нѣкогда ревностнѣйшимъ послѣдователемъ ученія Софіевъ. Путешествіе Боха-Еддина уподоблялось торжественному ходу. Отвсюду стекались вельможи слушать его поученія. Набожный учитель направилъ путь свой въ Аравію, посѣтилъ Мекку и Медину, потомъ святыя мѣста въ Сиріи, и послѣ долговременнаго путешествія поселился въ Иконіи, что въ Малой Азіи. Слава о его благочестіи и добродѣтеляхъ вездѣ ему предшествовала. Жители Малой Азіи, гордясь такимъ приобрѣтеніемъ, со всѣхъ сторонъ стекались поучаться изъ краснорѣчивыхъ устъ его, подъ его руководствомъ навыкать подвигамъ очищеннаго умственнымъ созерцаніемъ благочестія и посвятиться высокимъ таинствамъ непостижимой духовности.
   Въ скоромъ времени Иконія была заселена учениками Боха-Еддина. Сей великой человѣкъ умеръ 631 году отъ Егиры, или въ 1233 году отъ P. X. По смерти его сдѣланъ главою секты сынъ его Джелалъ-Еддинъ-Руми, своими софистическми добродѣтелями и рѣдкими стихотворными дарованіями превзошедшій даже и отца своего, удалившись отъ міра, онъ погружался въ обширное море размышленій, въ совершенное уничтоженіе своего бытія, и тогда только оставлялъ свое жилище, когда хотѣлъ открывать смертнымъ священнѣйшія таинства, духовности {Должно знать, что г. Журденъ, говоря о сихъ ученыхъ и набожныхъ Персахъ, иногда нарочно удерживаетъ тонъ восточныхъ своихъ подлинниковъ, изъ которыхъ почерпалъ свѣдѣнія. Р.}. Въ жизни своей былъ онъ совершеннѣйшимъ образцемъ созерцательныхъ Софіевъ. Сей драгоцѣннѣйшій бисеръ океана таинственности оставилъ тлѣнный и скоропреходящій міръ въ 1292 году по P. X. на 68 году своей жизни. Его гробницу еще и теперь показываютъ въ Иконіи.
   Ничто не можетъ сравниться съ тою славою, какую Джелалъ-Еддинъ имѣлъ у Дервишей и Софіевъ. Выспренняя книга, его собраніе Мезневисовъ {Мезневисъ есть двустишіе, состоящее изъ стиховъ одинакой мѣры, но такихъ, въ которыхъ рифмы находятся не на концѣ, а въ срединѣ на полустишіи.} почитается совершеннѣйшимъ произведеніемъ изъ всѣхъ написанныхъ въ аллегорическомъ смыслѣ ученія Софіевъ; но сіи Месневисы такъ темны, что ихъ не возможно понимать безъ помощи лексикона, нарочно для нихъ сочиненнаго и объясняющаго смыслъ словѣ, находящихся въ книгѣ. Извѣстно, что Джелалъ-Еддинъ былъ также основателемъ знаменитой секты Дервишей Мевлевидскихъ.
   Никогда Тибуллъ не издавалъ столь сладостныхъ звуковъ, какими восхищаетъ Персовъ соловей Деглійскій -- Козру Дехлеви, котораго сердце, долго пламенѣвшее любовію плотскою, наконецъ погрузилось въ набожные восторги любви божественной. Ни одинъ стихотворецъ съ такою прелестію, съ такимъ жаромъ, съ такою истиною не изображалъ сильнѣйшей изъ страстей, и восторговъ души объятой созерцаніемъ Бога и тайнами существованія.
   Сей знаменитый стихотворецъ былъ природный Турокъ. Сказываютъ, что онъ принадлежалъ къ ордѣ Гезарехъ-Ладжіиской, обитавшей въ окрестностяхъ Карши или Карси. Сія орда, вышедши изъ-за рѣки Окса во времена Ченгисъ-Хана, остановилась въ Индіи. Махмутъ, отецъ Хозру, былъ въ ней Емиромъ и Метеромъ. Ласковый и почтительный приѳмъ, сдѣланный ему отъ намѣстника Деглійскаго, Султана Багалѣ-Шаха,-- заставилъ его поселиться въ сей области. Онъ также заслужилъ степень Емира Деглійской арміи, и умеръ на войнѣ съ невѣрными. Сынъ наслѣдовалъ его достоинство и съ честію служилъ своему Государю; но когда душа его вкусила сладость духовной жизни, то онѣ отрекся отъ міра и вступилъ въ сословіе Факировъ, въ которомъ жилъ до смерти своей, постигшей его въ 1315 году отъ P. Х.
   Хозру былъ современникъ Садія. Сіи два стихотворца, сотворенные понимать и цѣнить себя взаимно, оказывали другъ другу глубочайшее уваженіе и переписывались стихами. Говорятъ даже, что они и посѣщали одинъ другаго. Стихотворенія Хозру были сперва разсѣяны, наконецъ Султанъ Біазанкоръ Багадуръ Ханъ собралъ ихъ въ одну книгу. Хозру въ нѣкоторомъ сочиненія говоритъ, что число стиховъ его не простирается до 600,000 двустишій, но превышаетъ 400,000.
   Ширазъ, которому Ржевускій даетъ названіе Аѳинѣ Персіи, въ теченіе одного вѣка произвелъ двухъ величайшихъ на Востокѣ стихотворцевъ. Не прошло половины столѣтія послѣ смерти Садія, какъ Гафизъ, Анакреонъ Персидскій, явился и прославилъ свое отечество. Въ то время словесность процвѣтала въ Фарезѣ, область сія мало пострадала отъ нашествія Монголовъ. Между тѣмъ какъ государство Персидское терпѣло всѣ ужасы войны и повиновалось иновѣрнымъ Монархамъ, неспособнымъ наслаждаться прелестными звуками Персидской Поезіи, Атабеки, и Модхаферіены поставляли всю свою славу въ покровительствѣ ученію и дарованіямъ. Въ царствованіе сихъ послѣднихъ Государей родился Гафизъ. Собственное имя его было Могаммедъ, а прозваніе Шелесъ-Еддинъ -- солнце вѣры, Гафизъ же есть такое названіе, которое обыкновенно даютъ людямъ, знающимъ наизусть Алкоранъ и читающимъ оный на гробахъ и въ мечетяхъ.
   Жизнь его не представляетъ ничего достойнаго примѣчанія. Онъ былъ другѣ истины и душевнаго спокойствія, слѣдовательно не хотѣлъ гоняться за богатствомъ и благами сего міра. Въ одной изъ своихъ пѣсней говоритъ онъ:
   "О ты, упоенная виномъ и облеченная въ блистающую златомъ одежду! проходя мимо меня, незабудь поцѣловать стихотворца Гафиза, одѣтаго въ льняное платье!"
   Слава его распространилась далеко" Государи искали его сообществами осыпали его подарками, стараясь заманить его въ свои чертоги; но щедрость ихъ не могла разлучить его съ прелестнымъ Ширазомъ. Однажды рѣшился онъ поѣхать въ Іездѣ для посѣщенія владѣтеля сего города; но здѣсь стихотворецъ нашъ принятъ былъ не лучше, намъ Анакреонъ у Тирана Сицилійскаго: даже не по лучилъ и подарка. Подобно Греческому Лирику, онъ отмстилъ за себя: проклиналъ скупость владѣтеля въ стихахъ сатирическихъ, и многократно упоминалъ обѣ немъ въ своихъ пѣсняхъ. Общество монаховъ и Дервишей для него имѣло болѣе приятности, нежели- самые великолѣпнѣйшіе чертоги. Впрочемъ иногда посѣщалъ онѣ и знатныхъ особѣ, и забавлялъ ихъ своею остротою и веселостію. Сказываютъ, что Тамерланъ во время одного нашествія на Фарезъ посѣтилъ Гафиза, и журилъ его за сочиненіе, гдѣ между прочимъ сказано, что отдалъ бы Самарканду и Бокару за одно пятнышко, придающее новой блескъ красотѣ прелестнѣйшей. "Какъ" говорилъ свирѣпый завоеватель "за одно пятнышко на пригожемъ лицѣ ты отдалъ бы Самарканду и Бокару, любимые города, которые почитаю прекраснѣйшими плодами моихъ завоеваній?" -- "Ахъ, Государь!" отвѣчалъ Гафизъ,-- "сія-то расточительность причиною той бѣдности, въ какой теперь меня видишь." Отвѣтъ сей такъ понравился Тамерлану, что онъ осыпалъ поета уже не ругательствами, но ласками!
   Гафизъ наслаждался счастіемъ, которое не было извѣстно Садію: онъ былъ женатъ, и въ своей супругѣ нашелъ подругу нѣжную, украшенную наилучшими качествами. Въ семъ счастливомъ союзѣ онъ вкушалъ истинное блаженство. Но смерть лишила его супруги. Въ одной изъ своихъ одъ онъ такъ говоритъ о сей потерѣ:
   "Я былъ счастливъ, и желалъ окончить жизнь вмѣстѣ съ такою подругою!
   "Но наши силы не равны желаніямъ нашимъ".
   "Она, болѣе меня достойная быть счастливой, соединилась съ хоромъ Ангеловъ, которыхъ нѣкогда оставила, дабы сойти въ сей міръ".
   Сей великій стихотворецъ умеръ въ 1391 году по P, X. Частыя похвалы вину и нескромныя изъясненія о мірской любви; многимъ подали причину подозрѣвать его въ нечестіи, такъ что по смерти его долго не рѣшались, погребать ли трупъ его на общемъ, Музульманскомъ кладбищѣ, или бросить въ особенную яму.-- Наконецъ учители собрались и опредѣлили рѣшить его судьбу посредствомъ его же сочиненія. Они открываютъ книгу и находятъ слѣдующія слова;
   "Страшись оскорбить трупѣ Гафиза; не оставь его безъ погребенія."
   "Хотя онъ и погружался въ океанъ преступленій.
   "Однакожъ онъ и къ небесамъ возносился."
   Начали гадать въ другой разъ и нашли слѣдующее мѣсто:
   "Меня оскорбляли въ жизни; но я, нынѣ счастливѣйшей, въ кругу избранныхъ наслаждаюсь за мою любовь наградами."
   Сія слова почтены были за свидѣтелей божественной воли, и Гафиза погребли съ великими почестями,
   "Гафизъ вообще признанъ чудомъ краснорѣчія. Въ твореніяхъ его есть множество такихъ вещей, которыя превышаютъ понятіе человѣческое. Онъ почти вездѣ употребляетъ загадочныя выраженія и его слогъ носитъ отпечатокъ чувствованій Факира: посему самому даютъ ему названіе Лиссанъ-Елгарибъ, то есть: языкъ таинственный. Слогъ его простъ и ясенъ, но всегда заключаетъ въ себѣ важной смыслѣ, глубокія и связныя мысли. Стихотворство составляло самое меньшее достоинство Гафиза; онѣ имѣлъ множество разнообразныхъ свѣдѣній."
   Таково мнѣніе самихъ Персовъ о достоинствѣ Гафиза. Но есть и другое о смыслѣ его стихотвореній: Одни утверждаютъ, что подъ символами любви къ вину, чувственныхъ удовольствій и даже нечестія, Гафизъ прославляетъ свойства и благодѣянія Божества всесильнаго, и свою пламенную любовь къ Богу. Другіе напротивъ, толкуя прямо его выраженія, почитаютъ его человѣкомъ, предавшимся изступленію страстей; и въ самомъ дѣлъ надобно признаться, что ежели нѣкоторыя фразы изъ его пѣсней и могутъ быть истолкованы въ духовномъ смыслѣ; за то находится безчисленное множество такихъ, которыя не иначе какъ въ смыслѣ литтеральномъ должны быть понимаемы, и потому въ глазахъ каждаго благоразумнаго читателя Гафизъ будетъ казаться имѣвшимъ пылкое воображеніе, остроумнымъ безчинникомъ, которой въ пламенномъ изображеніи любви часто равняется Анакреону.
   Сочиненія Гафиза состоятъ въ такъ называемомъ Диванѣ Газелей, то есть въ собраніи пѣсень, которыхъ г. Ржевускій считаетъ болѣе ста шестидесяти.
   Газель есть родъ поэмы, похожей на оду и пѣсню. Отъ Касседега разнится онъ тѣмъ, что не можетъ быть менѣе пяти двустишіи и болѣе тринадцати. Онъ не сходствуетъ съ Касседегомъ еще и въ томъ, что въ послѣднемъ стихотворецъ долженъ, не уклоняясь отъ своего предмета, наблюдать строгій порядокъ въ предложеніи мыслей; между тѣмъ какъ въ Газелѣ каждое двустишіе составляетъ смыслъ полной; въ немъ можно переходить отъ одного предмета къ другому, изображать мысли отдѣльно одну отъ другой. Безпорядокъ воображенія составляетъ главную красоту Газеля; въ семъ отношеніи онъ много походитъ на нашу оду.

(Окончаніе въ слѣд. нум.)

-----

   [Журден А.Л.М.М.Б.] О языке персидском и словесности: (Продолжение) / [Пер. Н.С.Победина] // Вестн. Европы. -- 1815. -- Ч.82, N 14. -- С.109-120.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru