Династія Саманидовъ, коея многіе Государи, любили покровительствовать наукамъ и людямъ съ дарованіями, дала Персидской словесности ходѣ, которой при слѣдовавшихъ Монархахъ ускорялся часъ отъ часу болѣе. Шахи, Принцы, Емиры, даже правители городовъ держали при себѣ стихотворцевъ, долженствовавшихъ прославлять ихъ добродѣтели, воспѣвать громкіе ихъ подвиги и предавать безсмертію имена своихъ покровителей. Можетъ быть не столько любовь къ словесности управляла ихъ щедростію, сколько гордость и желаніе приобрѣсть славное имя. Какъ бы то ни было, но должно признаться, что жители Востока болѣе всѣхъ другихъ народовъ трогаются прелестями Поезіи и краснорѣчія, болѣе всѣхъ уважаютъ людей обладающихъ сими неоцѣненными дарами.
Шахъ Махмутъ, изъ фамиліи Газневидовъ, сей великій завоеватель и слишкомъ ревностный защитникъ вѣры, лишь только вступилъ на престолѣ, тотчасъ призвалъ ко Двору своему знаменитѣйшихъ ученыхъ мужей своего времени. Абу-Риханъ-Альбируни, Алфарабій, Абуръ-Хаиръ, славнѣйшіе ученые и стихотворцы содѣлались украшеніемъ трона. Исторія говоритъ, что сей Государь имѣлъ при себѣ до четырехъ сотъ стихотверцевъ, надъ коими начальникомъ поставилъ онъ Анзарія, отличнѣйшаго поета, воспѣвавшаго подвиги своего покровителя. Всѣ стихотворцы и ученые люди въ Государствѣ должны были представлять свои сочиненія Анзарію {Анзарій умеръ въ 431 году Егиры, или 1040 году отъ P. X. Онъ сочинилъ оду, состоящую изъ ста восьмидесяти двустишій, въ которой описалъ всѣ подвиги Султана. Слава и богатства его были чрезвычайно велики.}, которой уже доносилъ объ нихъ Султану. Въ тоже почти время процвѣтали Адгайри и Аседи-Туси, учитель Персидскаго Гомера.
Но знаменитѣйшій изъ всѣхъ великихъ людей сего времени неоспоримо есть тотъ безсмертный Фердусій, которому Персіане одолжены своею древнею Исторіею, въ стихи переложенною.
Непроницаемый мракъ покрываетъ исторію книги, служившей основаніемъ сему произведенію Фердусіева таланта. Персидскіе писатели несогласны о началѣ и времени сочиненія Щахъ-Намега. Вѣроятно, что Персы еще до нашествія Аравитянъ имѣли свои историческія сочиненія, что сіи сочиненія послѣ были собраны и что ими-то руководствовался Фердусій при составленіи своего Шахъ-Намега.
Какъ бы то ни было, многіе Государи тщетно старались о переложеніи въ стихи сей Исторіи. Стихотворецъ Дакики, которому еще отъ Саманидовъ сдѣлано было сіе лестное препорученіе, успѣлъ только начать свою работу. Махмушъ, желая возбудить благородную ревность въ стихотворцахъ, предложилъ имъ трудиться для полученія награды, и увѣнчалъ Лизарія за какое-то сочиненіе, на?мъ неизвѣстное. Азеди, которому неоднократно препоручаемо было переложеніе въ стихи Тамъ-Намега, извинялся передъ Султаномъ своими лѣтами и слабостію дарованій. Наконецъ выступилъ на поприщѣ Фердусій, и въ орлиномъ своемъ пареніи торжествуя надъ соперниками, составилъ безсмертную Поему, которую многіе, увлеченные болѣе восторгомъ нежели истиною, равняютъ произведеніямъ Гомера и Виргинія.
Фердусій былъ сынъ одного работника, или садовника въ Тусѣ, городѣ Корассанскомъ, по имени Гассана. Отецъ его названъ былъ Фердусіемъ отъ того, что имѣлъ надзоръ надъ прелестнымъ садомъ Фердевсъ -- то есть раемъ. Вообще всѣ народы любятъ украшать рожденіе великихъ мужей какимъ нибудь чудомъ. Есть преданіе, будто во время рожденія Фердусія отцу его приснилось, что младенецъ, обратившись въ востоку, закричалъ, и голосъ его повторился во всѣхъ странахъ окрестныхъ. Пораженный симъ видѣніемъ онъ тотчасъ пересказалъ его одному весьма искусному толкователю сновъ, которой предвѣстилъ будущую славу его сына, прибавивъ къ тому, что стихотворныя дарованія новорожденнаго будутъ предметомъ удивленія всего міра.-- Такое истолкованіе очень естественно. Поезія тогда вела къ почестямъ. И Мнизархъ, вопрошавшій Аполлонова оракула о рожденіи своего сына, получилъ такой же отвѣтъ:), счастливый Мнизархъ! небо обѣщаетъ, тебѣ сына; міръ будетъ наполненъ его "славою и съ радостными восклицаніями "возложитъ на него вѣнецъ священный!"
Бывъ притѣсняемъ отъ правителя города Туса, Фердусій отправился въ Газнахъ для принесенія жалобы на обидчика. Онъ жилъ тамъ долго, не получая никакого удовлетворенія; а поелику былъ бѣденъ, то началъ писать стихи, и ими доставалъ себѣ пропитаніе, Фердусію удалось получить доступъ къ стихотворцу Анзарію; онъ пришелъ въ рубищѣ, но своимъ умомъ возбудилъ удивленіе въ предстоящихъ. Ему предложены были самые трудные стихи; и дарованія Фердусіевы явились въ новомъ блескѣ: тогда Анзарій принялъ его въ свое общество. Въ сіе время Махмутъ принуждалъ стихотворцевъ своего Двора переложишь въ стихи Шахъ-Намега. Никто изъ нихъ нечувствовалъ себя способнымъ къ такому дѣлу; но Фердусій немедленно принялъ на себя столь важное препорученіе. Махмутъ, плѣнясь нѣкоторыми стихами, сочиненными Фердусіемъ въ честь его, назначилъ поету жилище въ своихъ чертогахъ, и приказалъ выдавать ему все, въ чемъ онъ будетъ имѣть надобность.
Фердусій провелъ четыре года въ Газнахѣ, занимаясь своимъ переложеніемъ, и потомъ жилъ столько же времени въ Тусѣ, своей отчизнѣ. Наконецъ представилъ Махмуту четыре части своей Поэмы, совершенно окончанныя. Махмутъ ими былъ очень доволенъ, и Фердусій продолжалъ свой трудѣ съ постоянною ревностію, нерѣдко получая, новые знаки благосклонности Государя. Поетъ былъ совершенно счастливымъ; какъ вдругъ одинъ сильнои придворной рѣшился погубить Фердусія за то, что сей отказался воспѣвать его подвиги. Злодѣй обвинялъ его въ приверженности къ сектѣ Карматовъ. Сія хитрость имѣла успѣхъ, потому что Махмутъ держался ученія Суннитовъ и объявилъ себя врагомъ всѣхъ тѣхъ, которые были не одного съ нимъ мнѣнія. Сколько Фердусій ни старался оправдаться, но его не слушали; онъ впалъ въ немилость и даже опасался, чтобы ненависть Государя не привела въ опасность его жизни. Окончивъ другую часть своей Исторіи, онъ представилъ ее Махмуту. Вмѣсто наградъ ему обѣщанныхъ онъ получилъ только 60,000 драхмъ. Въ горести и негодованіи принялъ онъ деньги и тотчасъ пошелъ въ бани, отдалъ 20,000 ихъ надзирателю, другія 20,000 продававшему напитки, а послѣднія 20,000 нищимъ. Потомъ, доставши списокъ съ Шахъ-Намега, поднесеннаго имъ Махмуту, онъ присоединилъ къ нему ядовитую сатиру, въ коей излилъ все негодованіе противъ столь недостойнаго поступка Султанова. Ета сатира есть прекраснѣйшее изъ Персидскихъ сочиненій въ семъ родѣ {См. Вѣст. Eвp. 1815 No 10 стр. 89-92.}.
Махмутъ, прочитавши стихи, воспылалъ неизъяснимымъ гнѣвомъ. Сей великій Государь, покорившій обширныя страны своей власти, долженъ былъ терпѣть оскорбленіе отъ садовничьяго сына. Многолюдныя арміи его не-могли подать никакой помощи противу ударовъ, нанесенныхъ его славѣ. Онъ повелѣлъ сыскать Фердусія, и наказать за такую дерзость; но Фердусія ненаходили, а сатира въ короткое время разсѣялась по всему государству и врѣзалась въ памяти подданныхъ..
Между тѣмъ Фердусій скрывался въ Газнахѣ четыре мѣсяца, откуда перешелъ въ Гератѣ, а потомъ въ Тусу; тутъ простившись съ родными и отечествомъ, онъ удалился въ Ростемдаръ. Правитель сего города принялъ его благосклонно и предложилъ ему сто шестьдесять золотыхъ, чтобы онъ выключилъ имя Махмута изъ своей сатиры. Фердусій согласился, и приѣхалъ обратно въ Тусу, гдѣ провелъ остальные дни свои въ забвеніи и неизвѣстности. Онъ умеръ въ 411 году Егиры или -- въ 1026 отъ P. X.
Цари смѣнялись другими; новыя династіи являлись на мѣста прежнихъ; труды человѣческіе уступали силѣ времени; политическій видъ Персіи былъ измѣняемъ неоднократно; языкъ принялъ различныя впечатлѣнія отъ всего случившагося: но Фердусій, и теперь еще юный, еще прекрасный, живетъ въ памяти всего Востока; слава его, яркимъ блескомъ сіяющая, стоитъ непоколебима, посреди многообразныхъ развалинъ, подобная пирамидамъ, коихъ неразрушаемая огромность утомила всесокрушающее время. Какими же средствами таланта приобрѣтена такая слава? Высокостію ли мыслей, богатствомъ ли изображеній, величіемъ ли понятій, прелестію ли слога? Или Шахъ-Намегъ уподобляется тѣмъ памятникамъ у которыхъ главное достоинство составляетъ одна древность, и которые предохранило отъ разрушенія безпрерывное удивленіе, освященное многими вѣками?
Г. В. Джонесъ, котораго блистательное воображеніе равнялось обширнымъ познаніямъ, и которой не столько руководствовался благоразумною критикою, сколько увлекался изступленною любовію къ словесности, которою онъ во всю жизнь занимался Джонесъ ставитъ Шахъ-Намега на ряду съ поэмами Гомеровыми. Г. Скоттъ-Варингъ, Англійскій путешественникъ, извѣстный по разнообразной и обширной своей учености, отдавая справедливость Шагъ-Намегу, весьма далекъ отъ того, чтобы равнять эту поему произведеніямъ Царя древнихъ стихотворцевъ -- и его мнѣніе достойно вѣроятія. Вотъ онъ:
"Я думаю, что несправедливо даютъ Шахъ-Намегу названіе поэмы епической. Ета Поэма содержитъ въ себѣ три тысячи семь сотъ лѣтъ. Хотя критика и не опредѣлила времени для епическаго дѣйствія, но, кажется, оно недолжно простираться столь далеко. Притомъ Тамъ-Намегъ есть болѣе Поэма историческая, какъ Луканова Фарсалія, нежели епическая, какъ на примѣрѣ Енеида или Иліада. Ее можно назвать историческою Поемою, украшенною вымыслами басни."
"Кажется, что стихотворецъ мало обращалъ вниманія на нравственность, что онъ только хотѣлъ украсить происшествія, дошедшія до него по преданіямъ, или почерпнутыя имъ въ сочиненіе Гебровъ. Повѣствованія его запутаны и перемѣшаны; ихъ неиначе понимать можно, какъ обнявъ цѣлую Поему; одни епизоды пересѣкаются другими; миръ слѣдуетъ за войною, потомъ опять начинается война; вѣки текутъ, но въ продолженіи Поэмы непримѣчается никакой перемѣны, одинъ и тотъ-же Государь сопротивляется войскамъ Персидскимъ, одинъ и тотъ же герой ведетъ послѣднихъ къ славѣ. Характеръ Нестора важенъ въ своихъ послѣдствіяхъ. Краснорѣчіе сего мудреца Гомерова, его опытность, пріобрѣтенная многими лѣтами, даютъ ему чудесное право прекращать раздоры Греческихъ Военачальниковъ; но къ чему служатъ у Фердусія долговѣчность Зала и Рустема, когда всѣ люди съ ними въ етомъ сходны."
Фердусій избралъ такой предметъ, которой необходимо долженствовалъ нравиться его одноземцамъ. При его жизни въ Персіи находились многія фамиліи, кои, не смотря на принятый ими Исмизмъ, всегда гордились благороднымъ своимъ происхожденіемъ и почитали себя потомками самыхъ древнихъ фамилій Персидскихъ. Одни выводили свое начало отъ героевъ Систанскихъ, отъ рода Заля и Рустема, другіе отъ Государей Фарезскихъ, многіе отъ владѣтелей Мазендерана или иныхъ провинцій, лежащихъ по берегамъ Каспійскаго моря; и небыло ни одной Музульманской династіи, которая не почитала бы своимъ предкомъ какого нибудь Шаха изъ рода Сассанидовъ. Теперь можно судить, съ какимъ восторгомъ взирали они на Поему, прославлявшую подвиги, на коихъ они основывали свое благородство, и передававшую ихъ имена и предковъ ихъ вѣкамъ отдаленнѣйшимъ. Шахъ-Намегъ для Персіянъ сдѣлался тѣмъ же, чѣмъ нѣкогда для Грековъ были поэмы Гомеровы то есть архивами, въ которыхъ каждая фамилія искала исторіи своихъ прародителей.
Шахъ-Намегъ имѣетъ и другое достоинство общее съ Иліадою и Одиссеей. Фердусій, сочиняя свою Поему, черпалъ извѣстія изъ первыхъ источниковъ, Ему извѣстны были многія творенія, или писанныя На древнемъ Персидскомъ языкѣ, или недавно переведенныя съ нарѣчія Сиссанидовъ, Сіи книги послѣ утратились, и Шахъ-Намегъ пережилъ ихъ. Поелику же качества матеріаловъ, употребленныхъ Фердусіемъ, были неизвѣстны, то писатели новѣйшихъ вѣковъ, предпринимая начертаніе древней Персидской Исторіи, по необходимости прибѣгаютъ къ сей одной Поемѣ, и никакихъ свидѣтельствѣ не принимаютъ кромѣ въ ней заключающихся. Такимъ образомъ Шахъ-Намегъ включенъ историками въ число подлинныхъ сочиненій.
Обширность Шахъ-Намега возбудила удивленіе, равное восторгу, вдыхаемому предметомъ сей поэмы. До того времени стихотворцы писали однѣ оды для прославленія добродѣтелей или знамени* тыхъ подвиговъ какого нибудь Государя, но почти никогда не отваживались сочинять стихотворенія, столь огромныя. Тщетно Государи Сассанидскіе, тщетно Саманиды выдумывали планы о сочиненіи отечественной исторіи въ стихахъ, чтобы она легче вкоренялась въ памяти. Стихотворцы всегда извинялись безмѣрностію труда. Но Фердусій, надѣясь на свои силы, взялся за дѣло, и послѣ тридцатилѣтней работы выдалъ въ свѣтъ Поему, изъ 120,000 стиховъ состоящую!
Можетъ быть и другія причины, коихъ мы не можемъ знать, равно способствовали славѣ Шахъ-Намега; можетъ быть слогъ столь простой нынѣ, въ то время имѣлъ такія красоты, такія прелести, коихъ не можетъ примѣтить вкусъ Европейца; можетъ быть воображеніе Фердусіево произвело большую часть стихотворныхъ вымысловъ, наполняющихъ Исторію двухъ первыхъ династій; даже можетъ быть сами Персы придали великое достоинство книгѣ за то, что въ ней очень мало употреблено словъ Арабскихъ, и что языкъ отечественной сохранялся тамъ въ чистотѣ неповрежденной.
Кому неизвѣстны древніе рапсодисты, выучивавшіе отрывки изъ Гомера и проходившіе всю Грецію, любившую слушать оныя. Одни воспѣвали храбрость Діомедову, другіе прощаніе Андромахи, нѣкоторые смерть Патрокла, смерть Гектора и проч. Фердусій испыталъ ту же участь. Даже и въ нынѣшнія времена нѣкотораго рода шуты ходятъ по городамъ и селеніямъ и читаютъ или представляютъ въ дѣйствіи разные епизоды изъ Шахъ-Намега! Народъ, плѣняющійся повѣствованіями, ласкающими его гордости, воспоминая о подвигахъ героевъ древности, тѣснится вокругъ своихъ рапсодистовъ, слушаетъ съ жадностію и сіе удовольствіе предпочитаетъ всякому другому.
Журдень.
-----
Журден А.Л.М.М.Б. О языке персидском и словесности: (Продолжение) / Журдень; [Пер. Н.С.Победина] // Вестн. Европы. -- 1815. - Ч.81, N 12. -- С.284-296.