Журден Амабль Луи Мария
О языке персидском и словесности

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

О языкѣ Персидскомъ и словесности.

   Человѣкъ отъ природы склоненъ презирать то, чего невѣдаетъ, и хвалить безъ мѣры свои познанія, которыя стоили ему многихъ усилій, многихъ трудовъ. Мы любимъ скрывать, любимъ оправдывать свое невѣжество и блистать ученостію. Въ семъ случаѣ мы подобны дикарямъ, воображающимъ, что солнце восходитъ и заходитъ для нихъ однихъ, и что морскія волны приносятъ въ берегамъ ихъ острововъ только перлы и кораллъ. Такова участь и языка Персидскаго! Онъ былъ охуждаетъ до излишества людьми, не учившимися оному, или читавшими только дурныхъ писателей; онъ же чрезмѣрно похваляется Восточными жителями, посвящающими цѣлую жизнь на его изученіе. Сіе увеличенное презрѣніе, сіи чрезвычайныя похвалы имѣютъ своихъ защитниковъ, такъ что мнѣ трудно произнести какое нибудь сужденіе безъ того, чтобы не вооружить противу себя знаменитыхъ ученыхъ. Однако, отложивши всякое пристрастіе, я скажу свое мнѣніе.
   Языкъ Персидской, по всей справедливости, можетъ быть названъ Италіянскимъ Азіи {Жители Востока употребляютъ остроумный вымыселъ, когда хотятъ отличить три главные языка ихъ странъ. "Змѣй", говорятъ они, "желая прельстить Еву, употребилъ языкъ Арабской, сильной и убѣдительной. Ева говорила Адаму на Персидскомъ языкѣ, исполненномъ прелестей, нѣжности, на языкѣ самой любови. Архангелъ Гавріилъ имѣя печальное приказаній изгнать ихъ изъ Рая, напрасно употреблялъ, Персидской и Арабской. Послѣ онъ началъ говорить на Турецкомъ языкѣ, страшномъ и гремящемъ подобно грому. Едва онѣ началъ говорить на ономъ, какъ страхъ объялъ нашихъ прародителей, и они тотчасъ оставили обитель блаженную! Соч.}. И тотъ и другой языкъ имѣетъ сочетаніе звуковъ мелодическихъ, понятныхъ; и тотъ и другой имѣютъ свои уменьшительныя, сообщающія прелести слогу; и тотъ и другой обладаютъ сластію, нѣжностію, гармоніею, плѣняющею слухъ; оба способны къ изображенію страстей кроткихъ, фигуръ прелестныхъ, красотъ натуральныхъ. Г. Джонъ находитъ сонеты Персидскіе столь же способными музыкальной гармоніи, какъ и аріи Метастазія.--
   Одно изъ свойствъ сего языка есть то, что писателю позволяется употреблять слова составныя. Онѣ можетъ, по своему произволенію, соединять причастіе съ именемъ, прилагательное съ существительнымъ, два имени для составленій прилагательнаго, сообщающаго слогу сладость и приятность; и въ семъ отношеніи (надобно признаться) стихотворцы Персидскіе торжествуютъ надъ стихотворцами у другихъ народовъ. Вотъ нѣкоторые примѣры такого составленія словъ: Диль-ферибъ, плѣняющій или уловляющій сердце; гуль-афшанъ, разсыпающій розы; диль-азарь, терзающій сердце; джеханъ-ара, украшающій міръ; рухъ-афза, освѣжающій умъ; кунъ-ризъ проливающій кровь; кабъ-руи, прекрасный видъ; кобъ-ахазъ, одаренный прекраснымъ голосомъ; ширинъ-дехенъ, янтарныя уста; кохъ-алханъ, имѣющій приятное произношеніе; пери-пеикеръ, имѣющій видъ ангела; жасминъ-буи, дышущій запахомъ жасмина; тути-кофтаръ, говорящій какъ попугай; гютшехъ-лебъ, губы, имѣющія свѣжесть розы и проч. Стихотворцы любятъ увеличивать сіи сложныя, слова которыя одни часто составляютъ цѣлое полустишіе. Слѣдующіе стихи представятъ намъ, примѣръ:
   "Молодая дѣвушка которой видъ подобенъ мѣсяцу, дышущая запахомъ мускуса, очаровала мое сердце,
   "Обольстила душу и своей красотою сравнилась съ полнымъ мѣсяцомъ."
   Явствуетъ, что въ семъ отношеніи языкъ Персидскій сходенъ съ Нѣмецкимъ и Англійскимъ; но не одно сіе сходство имѣетъ онъ съ оными языками. Подобно имъ, въ Персидскомъ находится множество глаголовъ неправильныхъ, раздѣляющимся на 13 классовъ; два будущихъ, изъ которыхъ одинъ дѣлается со вспомогательнымъ глаголомъ хотѣть; наконецъ въ Персидскомъ, какъ въ Нѣмецкомъ, глаголъ поставляется на концъ фразы.
   Впрочемъ, надобно признаться, что сія удобность въ составленіи словъ, способствуя богатству, а иногда кратности выраженія; весьма, часто вредитъ силѣ и твердости слога, которой чрезъ то дѣлается блистательнымъ, надутымъ, но не дѣлается приятнымъ.-- "Въ какомъ отношеніи ни разсматривали бы мы языкъ Персидской" говоритъ г. Скоттъ-Варингъ "надобно сказать, что онъ обладаетъ такою прелестію, такою легкостію, въ какой способны немногіе новѣйшіе языки? Пускай твердятъ иные о совершенномъ невѣжествѣ Европейской критики; но генію Персидскому мы одолжены многими сочиненіями такими, которыя читаемъ съ удовольствіемъ истиннымъ, неизъяснимымъ. Я вовсе не знаю, за чѣмъ порицать автора за средства, которыми онъ хочетъ намъ нравиться. Ежели онъ исполнилъ свое намѣреніе, то что можемъ ему противопоставить? Основывая мнѣнія свои на семъ началѣ, мы можемъ дать судъ благоприятной Персидскому языку и его произведеніямъ, но ежели мы будемъ подчинять языкъ и чужестранную Поезію правиламъ нашей критики; то языкъ Персидской будетъ предметомъ нашего презрѣнія, и въ прекраснѣйшихъ Геніяхъ Персіи мы увидимъ писателей достойныхъ сожалѣнія."
   Сіе послѣднее замѣчаніе человѣка отличившагося умомъ и разборчивымъ вкусомъ тѣмъ справедливѣе, что Персидская словесность удаляется отъ всѣхъ правилъ принятыхъ въ Европѣ; одинъ изъ величайшихъ недостатковъ оной есть недостатокъ cочиненій вкуса и критики. Критика, плодъ новѣйшихъ временъ, вовсе неизвѣстна жителямъ Востока. Они любятъ удивлять, а не быть понятными; до излишества предаются увеличиванію идей, нелѣпости метафорѣ сумасбродныхъ, странности фигуръ несвязныхъ, наконецъ всякому безпорядку воображенія живаго, блистательнаго и незнающаго никакихъ правилъ; никогда не пренебрегаютъ они слова, которое доставляетъ рифму, или звучность реченію, хотя бы оно противно было здравому разсудку; съ жадностію ищутъ случая играть словами, или употребить выраженіе необыкновенное и имѣющее множество значеній. Особливо въ прозѣ -- въ такомъ родѣ слога; которой требуетъ простоты -- сіи недостатки встрѣчаются слишкомъ часто. Самые уважаемые историки пишутъ съ надутостію и безъ всякихъ правилѣ. Богатство воображенія замѣняетъ силу мыслей. Вмѣсто размышленій глубокихъ, вмѣсто обозрѣній обдуманнаго; вмѣсто разсужденій основательныхъ; они расточаютъ фигуры, выходящія изъ мѣры, ищутъ соотвѣтственности мыслей и словъ, представляютъ одну и ту же, мысль подъ различными видами, стараются, чтобы каждое слово въ одной части періода; имѣло въ слѣдующей другое отвѣтствующее первому, такого же размѣру, а иногда одинакаго окончанія; описываютъ происшествія безъ критическаго порядка и разборчивости, составляя свои повѣствованія изъ происшествій смѣшныхъ и нелѣпыхъ сказокъ. Я небуду ихъ упрекать въ томъ, что они жертвуютъ благороднымъ безпристрастіемъ исторіи худо понимаемой признательности, рабскому почтенію или страху; что возвышаютъ до небесъ дѣйствія, самыя обыкновенныя, приписываютъ своимъ героямъ качества, которыхъ они неимѣли, и добродѣтели, коихъ имена были для нихъ неизъяснимою загадкою. Извѣстно, что исторія нынѣ становится панигирикомъ, въ которомъ говорится объ однихъ дѣлахъ добрыхъ и благонамѣренныхъ; -- но я признаюсь, что Персамъ совершенно неизвѣстна тонкость въ выраженіи похвалы, неизвѣстны тѣ остроумные обороты, тѣ искусныя намѣканія (allusions), словомъ, всѣ тѣ фигуры слога, которыя щадятъ стыдливость предмета похваляемаго и писателя похваляющаго, отнимаютъ у лжи ея отвратительную наружность и уменшаютъ отвращеніе, вдыхаемое низкою лестію.-- Красоты Персидскихъ прозаиковъ состоятъ почти въ однихъ словахъ, въ одномъ гармоническомъ и размѣренномъ слогѣ, во множествѣ остроумныхъ и затѣйливыхъ реченій. Мало знаю книгъ, которыя читались бы съ большимъ удовольствіемъ, какъ сочиненія Анваръ-Согаили, представляющія образецъ прелести и изящества выраженій, смѣлости, разнообразія, богатства фигуръ и мыслей, и которыя своимъ механизмомъ слога и подборомъ словъ близко подходитъ къ стихотворнымъ сочиненіямъ. То же можно сказать и о Исторіи Тамерлана, сочиненной Шерифъ-Еддинъ-Али-Іездіемъ. Но ежели вѣрно перевесть, сіи сочиненій на нашъ языкъ, то они, будутъ несносны.--
   Судъ мною произнесенный можетъ быть покажется для любителей Персидской словесности слишкомъ пристрастнымъ, но онъ основанъ на опытахъ, и я постараюсь доказать справедливость его многими примѣрами.
   Я говорю о прозѣ Персидской: которой недостатки исчезаютъ въ стихотворствѣ, позволяющемъ иногда порывы даже разстроеннаго воображенія.
   Изъ всѣхъ родовъ словесности Поезія есть одинъ, который Персіяне обработали въ величайшимъ успѣхомъ; и къ которому ихъ влечетъ природная склонность. Дабы изъяснить свое Мнѣніе о семъ божественномъ искусствѣ; они сравниваютъ прозу съ природными красотами молодой женщины, а Поезію съ украшеніями, придающими сіяніе ея прелестямъ. Посредствомъ смѣлой и остроумной метафоры они употребляютъ одно и тоже слово, когда хотятъ изобразить искусства располагать перлы и писать стихи. Перлы суть слова избранныя, идеи прелестныя и блистательный, изображенія благородный. Сладкія, сильныя, или высокія. Цѣлое же сочиненіе представляетъ ожерелье, которое тѣмъ болѣе имѣетъ цѣны и сіянія, чѣмъ болѣе стихотворецъ употребилъ искусства и дара -- выбрать и произвести твореніе.
   Сія часамъ Персидской словесности есть розсадникъ розъ и прекрасныхъ цвѣтовъ, изъ котораго оріенталисты похищаютъ одни маленькіе букеты, Хотя многія произведенія, будучи выбраны со вкусомъ, съ разборчивостію и критикою, заслуживали бы быть переведенными на языки Европейскіе. -- Ежели Поезія Арабская имѣетъ болѣе силы, болѣе мужества; ежели она способнѣе къ изображенію страстей великихъ, чувствованій высокихъ, идей отвлеченныхъ; ежели, стѣсняясь въ оборотахъ, она нерасточаетъ словъ и богата мыслями: то надобно сказать, что таковая краткость часто перераждается въ сухость и лишаетъ языкъ той гармоніи, которая составляетъ главную прелесть Поезіи.
   Стихотворство Персидское имѣетъ совсѣмъ отличной характеръ. Не льзя упрекать его въ краткости, за то оно впадаетъ въ напыщенность и многословіе прелестное, какъ языкъ Петрарки, Тасса, Метастазія; оно имѣетъ, подобно ему, ту же гармонію, то же богатство украшеній, то же великолѣпіе слога, тѣ же красоты словъ, какія плѣняютъ насъ въ Италіянскихъ стихотворцахъ.-- Я однакожъ ненамѣренъ здѣсь дѣлать подробнаго и совершеннаго сравненія; напрасно стали бы мы искать въ сей части Персидской словесности произведеній, могущихъ сравняться съ тѣми поэмами, которыми гордится Италія, и въ которыхъ блистательные цвѣты воображенія служатъ къ одному убору зданія воздвигнутаго геніемъ. Заслуги Персидской Поезіи состоятъ почти въ однѣхъ мысляхъ, въ подробностяхъ, но не въ составленіи цѣлаго, и притомъ такого, котораго бы части были искусно расположены и зависѣли бы одна отъ другой. Но сей недостатокъ есть общій всѣмъ Восточнымъ стихотворцамъ. Всякая словесность имѣетъ свои особенныя красоты, свой особенной характеръ: распространять о нихъ свѣдѣнія, значить обогащать свои собственный языкъ. Сверхъ того, почему бы намъ неискать въ словесности еще юной, еще незрѣлой, нѣкоторыхъ новыхъ мыслей, нѣкоторыхъ оборотовъ въ выраженіяхъ, которыя заслуживали бы быть принятыми? Мы живемъ въ такое время, когда творенія древности уже разсмотрѣны, преведены и когда мы пресыщены разнообразными подражаніями онымъ.--

Журдень.

(Будетъ продолженіе.)

------

   Журден А.Л.М.М.Б. О языке персидском и словесности / Журдень; [Пер. Н.С.Победина] // Вестн. Европы. -- 1815. -- Ч.81, N 9. -- С.28-38.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru