Честь и личность принуждают меня приняться за перо, и во-первых поблагодарить вас за долг журналиста, который вы столь хорошо исполнили в рассуждении стихов, присланных к вам от имени моего под заглавием: украденных у г. Дмитриева; во-вторых, сказать два слова в свое оправдание. Милостивый государь! оные стихи, не только чтоб я их себе присваивал или дарил чужим своих друзей, но и никогда не были к вам мною посланы. Всякий здравомыслящий человек (которым и вас я почитаю) легко и ясно видеть может, что сие ничто иное есть, как весьма жестокая насмешка на счет мой. Крайне удивляюсь, что из толпы моих неприятелей, которых я здесь имею, нашелся столь гнусный и презренный, который вздумал насмехаться надо мною столь наглым образом. Я не спешил бы так скоро оправдываться, ежели бы меня не принуждали к тому некоторые люди. Люди, всегда привыкшие более к злословию, нежели к похвале, злословие им гораздо приятнее. Фурия, с пламенным светильником, возжигает в их жилах изрыгаемый ими яд, который они столь хорошо умеют употреблять к помрачению чести ближнего. Сравните мой почерк с тем письмом, которое прислано к вам, и ясно увидите мою справедливость. Прошу оное мне выслать, адресуя на мое имя, к книгопродавцу Петру Ступину, в его лавку, дабы я мог по руке узнать того глупца, и, соображаясь с личностью, простить и возвысить к нему тем мое презрение, ибо он более ничего не заслуживает. Еще позвольте сказать два слова о славе авторства. Изящное произведение авторского пера, будучи типографщиком набрано на доску, подложен лист белой бумаги, и тиснуто винтом типографической машины, не есть слава бессмертная. Все оное, ничто иное как пыль воображения, которую время холодным своим дуновением развеет и преобратит в ничто. Ежели я писал и пишу, и даю полет собственному моему воображению, а не так как меня очернили, то сие происходит от свободного времени и от скуки. И я был бы весьма глуп, если бы вздумал, зная свои недостатки и слабости, гоняться и добиваться славы авторства.
Милостивый государь! в надежде что вы поместите строки моего оправдания в вашем журнале, чего честь моя непременно требует, я не буду их здесь печатать особенными листками, и рассылать в те неизвестные мне пределы, куда ваш Вестник достигает. Поставив же очернившего меня в числе четвероногих, я с должным почтением к вам и к благосклонной публике честь имею пребыть, раздрав стряхиваю черную и гнусную одежду, надетую на меня неизвестным пером.
Читатель вашего Вестника Семен Истомин
С. Петербург, марта 25 дня, 1809 года.
Издатель желал бы охотно выслать к господину Истомину оригинал, присланных к нему от его имени стихов, но он не мог найти его между бумагами. Господин Истомин может и не знавши имени того глупца, который подшутил над ним так грубо, заплатить ему за обиду его прощением и презрением. Ж.
-----
Истомин С.И. Ответ на два слова издателю Вестника Европы: [Оправдание по поводу обвинения в плагиате] / Читатель вашего Вестника Семен Истомин // Вестн. Европы. -- 1809. -- Ч.44, N 8. -- С.262-264.