Жеромский Стефан
Воскресенье

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Niedziela.
    Перевод М. Ш. (1901).

Воскресенье

Рассказ Стефана Жеромского

(Перевод с польского)

   Как ни горячо пан Владислав (назову его попросту паном Владиславом, так как не могу на данную минуту придумать какую-нибудь пикантную фамилию) принялся за изучение общественных наук, он тем не менее продолжал завязывать уличные знакомства со швейками с не меньшим усердием, чем в период, предшествовавший его увлечению наукой.
   В свободные от "великих дум" минуты он составлял в уме небольшую, игривого свойства книгу под заглавием "Практические указания для господ уличных ухаживателей". Книга эта должна была изобиловать ценными наблюдениями из области психологии швеек и в то же время свидетельствовать о неотразимой логике автора. Свое исключительное пристрастие к труженикам иглы он мотивировал различно: отчасти его личной чрезмерной чувствительности к прелестям бедных девушек, упадающих в забвения, -- отчасти его искренним желанием прийти на помощь этой категории человеческих существ, которые в силу необходимости обречены на приискание подобного рода посторонних заработков, -- отчасти наконец, что всего вероятнее, атавизмом.
   На днях именно пан Владислав встретил на углу Подвальной улицы необыкновенной красоты девицу. Ее глаза были похожи на "два озера"; уста напоминали два свернувшихся лепестка дикой розы; легкий морозный румянец придавал особую прелесть ее бесподобному носику, правда не греческому, но... и т.п.
   Пан Владислав с мастерством, вполне достойным будущего автора руководства по части ухаживания, представился нашей незнакомке и ловко узнал от нее, что ее зовут панной Марией, проводил ее до самой ее квартиры, находившейся в высоком и узком доме на "старом месте". Впрочем, дойдя до ворот, они вернулись обратно, чтобы еще немного придаться флирту (Боже мой! как низко теперь пал флирт!) и назначили себе свидание на следующее воскресенье в квартире обладательницы глаз "как два озера".
   В следующее воскресенье пополудни пан Владислав в назначенное время находился у ворот высокого дома на Старом Месте, тщетно силясь отыскать дворника, от которого он надеялся узнать квартиру его новоиспеченной дамы сердца.
   Какая-то чудовищно толстая и необыкновенно злая панна, в квартиру которой он по ошибке зашел, огрызаясь, ответила ему, что дворник живет на втором этаже.
   Удивительное дело, думал пан Владислав, ища в темных сенях лестницу, ведущую на второй этаж. Он наткнулся на склизкую, никогда не убираемую грязь и должен был сделать не мало поворотов вправо и влево, пока он обрел какую-то пародию на лестницу. Нестерпимая вонь неприятно раздражала его нос, сырой воздух пронизывал его насквозь. Из-за дверей, невидимых в темноте, до его ушей доносились отголоски смутного говора. Нащупав наконец ручку и оттолкнув дверь, он очутился в какой-то яме, освещаемой небольшим отверстием, находившимся в потолке.
   -- Здесь живет дворник? -- спросил он, обращаясь по направлению к железной печке.
   Внимательно озираясь в полумраке, пан Владислав заметил в углу комнаты лежащего на кучке тряпок скелетообразного человека. При входе пана Владислава странное существо это зашевелилось, и в полосе света, пылающего из окошка, можно было заметить его лысый, изрезанный морщинами, облепленный сзади несколькими клочками волос, череп. С минуту он смотрел на новоприбывшего своими глубоко запавшими в орбиты глазами и наконец свистящим голосом произнес:
   -- Кто там?
   -- Вы дворник?
   -- Я, а в чем дело?
   Пан Владислав чувствовал, что ему бы не следовало в этом месте спрашивать о том, о чем ему так страстно хотелось узнать, однако он спросил:
   -- Где тут живет панна Мария Физикуева?
   -- Какая там Мария Физикуева?
   -- Панна Мария Физик. швейка.
   -- Папенька, быть может Мария-швейка? -- отозвался откуда-то певучий детский голосок.
   -- Проводи пана, Костка, и укажи ему на квартиру -- с трудом произнес больной, бессильно опустившись на свою постель.
   Маленькая девочка подошла к пану Владиславу и, оставив его позади, начала спускаться по лестнице, перепрыгивая зараз через четыре ступеньки.
   Место, куда она привела пана Владислава, было завалено отвратительнейшими отбросами и представляло собой нечто вроде дна колодца. Девочка указала ему на темные сени и, вытаращив свои проницательные глазенки, сказала:
   -- В этих сенях находится дверь в прачешную, панна Мария живет за прачешной.
   Маленькие ножки девочки совершенно утопали в отцовских сапогах, ободранная и затвердевшая от грязи юбка едва доходила до ее голых колен.
   Пан Владислав вынул кошелек и дал ей несколько копеек. Оглянувшись назад из глубины сеней, он увидел маленькую девочку, которая все еще стояла на том же месте и с неподдельным восторгом осматривала полученные ей деньги.
   Отворив первые попавшиеся двери, он очутился в просторной комнате, заставленной корытами и заваленной кучами мокрого белья. Воздух в комнате был насыщен удушливым запахом мыла и жара. Пан Владислав снова с краской на лице спросил о панне Марии.
   Пожилая дама, сидевшая возле широкой печки, с презрительным движением головы указала ему на соседнюю дверь. Пан Владислав, проклиная от души свою неудачную экскурсию, тем не менее поклонился в знак благодарности самым изысканным образом и, приблизившись к указанному месту, застучал в дверь.
   Двери тотчас же отворились, и панна Мария встретила гостя с пленительной улыбкой на устах.
   Сбросив с себя ловким движением шубу, он пожал руку своей возлюбленной с чувством, которое красноречиво свидетельствовало о его неравнодушии к прекрасному полу. Он был так поглощен панной Марией, что не заметил двух девушек, поднявшихся при его входе со своих мест. Вот досадная неожиданность...
   Он, однако, вежливо поклонился незнакомкам, занял место на единственном стуле, имевшемся в квартире, и искусно занимал своих дам разговорами, в то же время производил над ними тщательные наблюдения. Панна Мария теперь была далеко не такой красивой, как ему показалось при первой встрече: она была худа, истощена непосильным трудом и слегка сгорблена; лицо ее, подкрашенное дешевыми белилами, не отличалось особой привлекательностью. Подруги ее имели еще более жалкий вид. Это были молодые девушки, преждевременно разбитые какой-то безжалостной силой. Что эта сила не была развратом он мог судить по нищете комнаты, по заплатанным одеялам, по недостатку подушек и наконец по их манере держать себя.
   Все трое были крайне смущены и как-то нерешительны, глаза их имели не то злое, не то загадочное выражение.
   -- Вы тут живете втроем? -- спросил ехидно пан Владислав.
   -- Да, -- ответила панна Мария, кусая губы, -- это мои подруги и товарки, мы работаем в одной мастерской белья.
   -- Ах, как это должно быть приятно... три русалки...
   -- Не всегда, -- сказала сидевшая на окне панна Казя -- русалки, вероятно, обедают каждый день и неудивительно, что им приятно...
   -- Что приятно?
   -- Видите ли, -- комментировала панна Мария -- мы получаем от хозяйки вот столько: я восемь рублей, Казя и Галя по пять рублей и обед в рабочие дни; за квартиру мы платим четыре рубля, так что оставшиеся четырнадцать рублей не могут нам хватать на все и в воскресенье за неимением обеда нам приходится голодать...
   -- Если только нам не удается подцепить какого-нибудь легковерного кавалера, который бы нам купил что-нибудь поесть -- прибавила Казя, всматриваясь с ядовитой улыбкой в лицо панны Марии.
   Последняя, бросив на Казю взгляд, полный невыразимой грусти, подошла к ней и погладила ее по голове.
   Когда она после этого снова повернулась лицом к панну Владиславу, в ее глазах блеснули две крупные слезы.
   -- Видите ли -- сказала Мария, -- врач велел ей и Гале есть каждый день мясо, пить рыбий жир...
   -- То-то вы нашли такой остроумный способ добывания для подруг мяса и рыбьего жира, -- сказал пан Владислав, вставая.
   -- Легкий -- не легкий, но если вы на нас сердитесь, то совершенно напрасно.
   -- Что вы, я нисколько не сержусь, позвольте мне выйти на минуточку, я сейчас вернусь.
   -- Зачем? Ведь и Галя может пойти.
   -- Ну прекрасно -- сказал пан Владислав, сунув панне Марии последний рубль -- может быть хватит и на бутылку рыбьего жира для панны Казимиры.
   Немного спустя пан Владислав провозгласил тост пивом за здоровье его новых подруг.
   При виде, с каким аппетитом и жадностью бедные девушки уписывали принесенную закуску, пан Владислав проникся к ним добрым и теплым чувством.
   После закуски он сейчас же ушел. Глубокая грусть овладела им, когда он проходил через темные и узкие сени. Когда он, ища дорогу, простирал вперед руки и притрагивался к склизким стенам, пропитанным вечной сыростью, ему казалось, что он прикасается к слезам безысходной нужды, которая жила и живет здесь, мучается и борется с голодом и холодом.
   Слезы эти, проникая в его сердце, раздирали его душу...
   Он остановился на минуту и слышал, как душа его давала себе какой-то обет.

Перевел М.Ш.

---------------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Переводы польской литературы в дореволюционной периодике Сибири. Хрестоматия. -- Томск: Издат. дом Томского гос. ун-та, 2019. -- 235 с.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru