Жеромский Стефан
Искушение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Pokusa
    Перевод М. З.
    Текст издания: журнал "Міръ Божій", No 9, 1896.

   

Изъ жизни.

Разсказы Стефана Жеромскаго.

   

Искушеніе.

   Младшій изъ сыновей ясновельможной пани Анны Кшивосондъ-Наславской посвятилъ себя духовному званію. Съ юношескихъ лѣтъ онъ выказывалъ необыкновенное усердіе къ молитвѣ, былъ тихъ, послушенъ, необыкновенно степененъ и богобоязненъ. Образованіе онъ получилъ въ Римѣ подъ руководствомъ дальняго родственника-кардинала; едва девятнадцати лѣтъ отъ роду блистательно кончилъ курсъ семинаріи, но не получилъ сана священника, такъ какъ не достигъ еще соотвѣтственнаго возраста; поэтому онъ вернулся на родину, гдѣ не былъ уже много лѣтъ, и поселился въ домѣ матери.
   Онъ занялъ угольную комнату дома, пустую и холодную, какъ тюремная камера, спалъ на землѣ, не ѣлъ скоромной пищи, читалъ латинскія книжки, кажется, даже бичевалъ себя по ночамъ и носилъ власяницу подъ изношенной священнической рясой. Онъ охотно прощалъ обиды, былъ невыразимо добръ, кротокъ и до смѣшного скроменъ.
   Садился онъ не иначе, какъ на кончикѣ стула, точно боясь зацѣпиться за столъ въ тотъ моментъ, когда онъ неожиданно будетъ взятъ на небо, ходилъ на пальцахъ, точно подъ подошвами сандалій у него были какіе-то мистическіе прутики, предохранявшіе его отъ земного праха, говорилъ языкомъ священнаго писанія, избѣгалъ людей, а при видѣ деревенскихъ дѣвокъ шепталъ молитвы. Ежедневно на разсвѣтѣ онъ выходилъ изъ дому и шелъ въ поле. Тамъ ему легче было обращаться къ Творцу, тамъ мечта его свободнѣе окрылялась. Тропинкою, проложенною среди необозримаго ржаного поля, онъ подымался на отдаленный холмъ, гдѣ въ тѣни сосенъ крылась лѣсная часовенка.
   Въ то утро онъ шелъ, какъ обыкновенно. Окрестности еще были погружены въ сумракъ ночи, хотя на востокѣ зажглась уже полоса разсвѣта. На стебляхъ ржи висѣли крупныя капли росы, ими была смочена тропинка, подъ ихъ тяжестью склонялись усики колосьевъ. Рожь, слабо освѣщенная разсвѣтомъ, колыхалась, какъ огромная волна, и извилинами вторгалась въ лѣсъ. Въ воздухѣ висѣлъ запахъ земли и созрѣвающаго хлѣба, запахъ, который возбуждаетъ въ человѣкѣ сознаніе своей молодости, силы, здоровья. Острымъ сырымъ ароматомъ лѣса потянуло изъ черной глубины огромныхъ деревьевъ, по вершинамъ которыхъ сталь разливаться свѣтъ зари. Клерикъ шелъ не торопясь; ноги его двигались медленно, рукою онъ проводилъ по колосьямъ ржи. Изъ-подъ его ногъ вылетали жаворонки и камнемъ падали въ чащу хлѣбовъ.
   Заря разгоралась, разливалась яркимъ пламенемъ и освѣщала ущелья, овраги и провалы въ черныхъ тучахъ, лѣниво висѣвшихъ надъ лѣсомъ. Столѣтнія ели, вѣнчавшія вершину горы, неожиданно вышли изъ тьмы, огромныя и величественныя, какъ славянскія жрицы. Вѣтви ихъ вырѣзывались на прозрачномъ фонѣ лазури, какъ руки, простертыя къ восходящему солнцу.
   Вдругъ надъ землею пронеслась стремительная волна: это вѣтеръ, предвѣстникъ разсвѣта, слетѣлъ съ еловыхъ вѣтвей и возвѣщаетъ злакамъ, травамъ, хлѣбамъ: солнце!
   Казалось,-- земля затрепетала, и въ ней забилось сердце. Потомъ вѣтеръ сложилъ крылья и повисъ надъ землей въ воздушномъ пространствѣ, напоенномъ ароматомъ смолы, хвороста и хлѣбовъ. Наступила минута мертвой тишины, прекрасная и таинственная минута предъ разсвѣтомъ, когда растенія сжигаютъ весь уголь, который они могутъ поглотить.
   Взоръ клерика былъ обращенъ къ зарѣ. Слова молитвы изливались изъ его сердца на уста подобно тому, какъ смола просачивается на кору сосны съ наступленіемъ весны. Онъ дошелъ до часовенки, отворилъ двери, сколоченныя изъ сѣрыхъ досокъ, и палъ ницъ съ распростертыми руками предъ образомъ Христа, плохо нарисованнымъ рукою нехитраго художника.
   Казалось, душа его поднялась съ земли и унеслась къ стопамъ божьимъ. Вотъ-вотъ съ зрачковъ его спадетъ пелена слѣпоты, и онъ увидитъ ликъ Предвѣчнаго...
   Вдругъ раздалось грубое пѣніе мужицкаго голоса:
   
   "Ты мнѣ, Ганя, тогда и полюбилась,
   Какъ на полѣ, словно лебедь, забѣлѣлась"...
   
   Этому голосу издалека отвѣчалъ другой женскій:
   
   "Не я то бѣлѣлась -- рубашка моя,
   А ты, Ваня, думалъ, что я разукрашена"...
   
   Молившійся поднялся съ земли и всталъ на порогѣ часовни. Онъ увидѣлъ высокаго, босого парня въ рубахѣ, въ соломенной шляпѣ, который выкорчевывалъ можжевельникъ на лѣсной прогалинѣ. Верзило выворачивалъ изъ земли корни, обматывалъ себѣ руки вѣтвями и выдергивалъ кусты вмѣстѣ съ комьями земли. По тропинкѣ шла дѣвушка, неся на плечахъ охапку травы. Край юбки она заткнула за поясъ, ея широкія плечи согнулись подъ тяжестью ноши, и только голову, покрытую краснымъ платкомъ, она подымала кверху, смотря туда, гдѣ работалъ парень. Когда она остановилась на поворотѣ тропинки, парень загородилъ ей дорогу, развязалъ у нея на груди концы веревки, траву сложилъ на землю... Она отталкивала его руками, смѣясь.
   Ксендзъ закрылъ себѣ глаза ладонями, но черезъ минуту руки его упали сами собою при звукахъ новой пѣсни двухъ голосовъ, которые отдавались въ лѣсу. Это была дивная музыка... Весь лѣсъ, какъ натянутая струна, дрожалъ и заливался звуками этихъ двухъ голосовъ.
   
   "Въ садикѣ вишня,
   Въ огородѣ двѣ"...
   
   Они шли внизъ, между хлѣбами, колосья которыхъ доходили до ихъ склонившихся другъ къ другу головъ. Освѣщенныя лучами огромнаго краснаго солнечнаго диска, онѣ рѣзко выдѣлялись на фонѣ тусклой ржи. Они шли долго межами, пока хлѣба не скрыли ихъ совершенно.
   Изъ закрытыхъ глазъ клерика текутъ слезы, онъ неистово заламываетъ руки... Незнакомыя слова, слова тоски и мольбы о любви тѣснятся ему на уста.
   Онъ обращаетъ ихъ къ видѣнію съ заплаканными глазами, съ длинными дѣвственными волосами, которое выплываетъ изъ какой то пещеры и застилаетъ ему глаза. Въ немъ пробуждается какая-то незнакомая сила, неумолимая, могучая, чудовищно сладкая, которая увлекаетъ его въ широкую даль. Свободный духъ разорвалъ оковы и, подобно молодому неукротимому коню, рвется на просторъ...
   Прошло много времени, а онъ точно слился съ тишиною полей и луговъ, потомъ наступило какъ бы пробужденіе отъ сна. Какой-то шумъ заставилъ его встряхнуться. Онъ осмотрѣлся вокругъ и поднялъ глаза кверху, къ небу. Подъ серебристымъ облакомъ поднимался жаворонокъ, заливаясь звонкою пѣсенкою. Мысли бѣднаго аскета неслись за ея звуками, взоръ мало-по-малу разъяснялся, сила привычки, сила вѣры, забирала чуть было не утраченную надъ нимъ власть.
   -- Боже, прости мнѣ, прости!-- шептали блѣдныя уста...

Пер. съ польскаго М. З.

"Міръ Божій", No 9, 1896

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru