Аннотация: Without the Option. Перевод Е. Толкачева (1928).
Пэлем Грэнвил Вудхауз
Без замены штрафом
P.G.Wodehouse "Without the Option" (1925)
Перевод Е. Толкачева (1928)
Судья надел пенсне, долго его поправлял, потом посмотрел на нас и сообщил нам дурные новости:
-- Подсудимый Вустер, -- сказал он (о, кто сможет описать мои ощущения в этот миг!), -- приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов.
-- Великолепно! -- воскликнул я. -- Я готов хоть сейчас.
Я был очень рад ликвидировать неприятности с правосудием за столь умеренную плату. Я окинул взглядом море голов в судебном зале и, как на островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе.
-- Послушайте, Дживс! -- крикнул я. -- Есть у вас пять фунтов?
-- Не переговариваться с публикой! -- остановил меня судебный пристав.
-- То есть как это? Должен же я достать деньги! Есть пять фунтов, Дживс?
-- Есть, сэр.
-- Прекрасно.
-- Вы что, друг подсудимого? -- уставился на него судья.
-- Его покорный слуга, ваша милость.
-- Тогда внесите штраф клерку.
-- Хорошо, ваша милость.
Судья кивнул головой в мою сторону. В средние века после этого жеста с заключенного снимали восемнадцать тонн цепей и испанские сапоги, наскоро вставляли остатки костей и выпускали на свидание с любящей семьей. Увы, теперь это делается гораздо менее торжественно!
Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи.
-- Хуже обстоит дело другого подсудимого, -- продолжал судья. -- Он совершил нападение на полисмена при исполнении им своих служебных обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый нанес ему удар в область желудка и препятствовал ему выполнять свой долг. Я допускаю, что в день гребных состязаний между университетами Кембриджа и Оксфорда позволительно несколько более развязное поведение, чем обычно, но такое вопиющее хулиганство не может быть оправдано ничем. Посему вышеназванный подсудимый приговаривается к лишению свободы на тридцать дней без замены штрафом.
-- Нет, позвольте! Я не согласен, -- протестовал бедняга Сиппи.
-- Молчание! -- возгласил судебный пристав.
-- Следующее дело! -- бесстрастно объявил судья.
Насколько мне не изменяет память, дело было так.
Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей юности. Это бывает в день гонок между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой день я встретился на улице с Сиппи, как раз напротив "Ампира".
Сиппи выглядел почему-то очень мрачно.
-- Берти, -- говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, -- моя душа изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на средства старой тетки, и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу преодолеть свою тоску.
-- Что с тобой, дружище?
-- Завтра я должен ехать и провести три недели с абсолютными идиотами -- друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал.
-- Кто же эти друзья тетки? -- сочувственно осведомился я.
-- Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о них самые отвратительные воспоминания.
-- Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом.
-- Весь мир против меня, -- жаловался Сиппи. -- Что я могу сделать?
Тогда мне в голову пришла гениальная идея.
-- Вот что, старина, -- сказал я. -- Тебе нужно раздобыть полицейский шлем.
-- Шлем? Зачем, Берти?
-- Я бы на твоем месте не стал терять даром времени, вышел бы на середину улицы и взял бы шлем у полисмена.
-- Да, но там внутри голова. Что мне с нею делать?
-- Ну так что же?
Сиппи задумался.
-- Я думаю, что ты прав, -- произнес он, наконец. -- Удивительно, как я сам не подумал об этом. Итак, ты мне советуешь взять шлем?
-- Советую.
-- Хорошо, я так и сделаю, -- согласился Сиппи.
Вот почему я вышел из суда свободным человеком, а Оливер Рандольф Сипперлей, юноша двадцати пяти лет, перед которым открывалась блестящая карьера, по моей вине попал в тюрьму. Я счел своим долгом навестить узника. Сиппи сидел, опустив голову, в камере с чисто выбеленными стенами и с деревянной скамьей.
-- Ну, как дела, старина? -- соболезнующе спросил я.
-- Я разорен, -- ответил Сиппи жалобно.
-- Ерунда, дело не так уж плохо. Ты очень хорошо сделал, что не открыл своего настоящего имени. Твоя фамилия не попадет в газеты.
-- Это мне все равно. Меня беспокоит одно: как смогу я провести три недели у Принглей, находясь в тюрьме?
-- Но ты же сам говорил, что не хочешь ехать!
-- Дело не в моем хотенье, глупая башка! Я должен ехать. Если я не поеду, тетка начнет меня разыскивать и узнает, что меня приговорили на тридцать дней без замены штрафом.
-- Н-да, -- сказал я, -- дело серьезное, и самим нам не найти выхода. Мы должны спросить совета у Дживса.
Я утешил его, как мог, и отправился домой.
-- Дживс, -- начал я. -- Мне надо вам сказать нечто очень важное и существенное. Как вам известно, мистер Сипперлей...
-- Да, сэр?
-- Сидит.
-- Сэр?
-- Сидит в тюрьме.
-- В самом деле, сэр?
-- Сидит благодаря мне. Это я спьяна посоветовал ему снять с полисмена шлем.
-- Неужели, сэр?
-- У вас однообразные реплики, Дживс. У меня и так голова трещит от всей этой истории. Будьте любезны, кивайте, когда нужно, и только.
Я закрыл глаза и стал излагать ему факты.
-- Начать с того, Дживс, что мистер Сипперлей находится в полной материальной зависимости от своей тетки Веры...
-- Мисс Сипперлей из Паддока, Беклей-на-Муре, в Йоркшире, сэр?
-- Она самая. Вы с ней знакомы?
-- Не имею чести, сэр. Но мой кузен, живущий в Паддоке, немного знает ее. Он ее аттестовал как весьма властную и поспешную на решения, сэр... Но прошу прощения, сэр, я должен только кивать головой.
-- Правильно, Дживс, но теперь уже поздно.
И я сам кивнул головой. Я не выспался, и на меня по временам нападала летаргия.
-- Да, сэр?
-- Ах, да, да! -- встрепенулся я. -- На чем мы остановились?
-- На материальной зависимости мистера Сипперлея, сэр, от его тетки.
-- Правильно. Вы понимаете, Дживс, что он должен быть почтительным племянником.
Дживс кивнул головой в знак согласия.
-- Теперь дальше. Слушайте внимательно. Недавно она предлагала Сиппи выступить в качестве певца на деревенском концерте, и он не мог отказаться. Вы меня понимаете, Дживс?
Дживс кивнул головой.
-- Что ему оставалось делать, Дживс? Он написал ей, что рад бы был выступить на ее концерте, но, к несчастью, редактор поручил ему написать серию очерков о Кембридже; он должен уехать не меньше, чем на три недели. Понятно?
Дживс кивнул головой.
-- Тогда, Дживс, мисс Сипперлей ответила ему, что она понимает, что сперва долг, а потом уже удовольствие, -- причем под удовольствием она подразумевала пение Сиппи. Но в Кембридже пусть он остановится у ее друзей Принглей. Она написала им, чтобы они ждали ее племянника к двадцать восьмому. А теперь мистер Сипперлей в тюрьме. Что делать? Я на вас надеюсь, Дживс.
-- Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
-- Постарайтесь, Дживс. Закройте шторы, потушите свет, дайте мне туфли, выдумывайте план, и я буду вас слушать хоть два часа. Если кто-нибудь придет, сообщите, что я умер.
-- Умерли, сэр?
-- Да, умер.
Я проснулся только вечером. На мой звонок явился Дживс.
-- Я заходил дважды, сэр, но вы спали, и я не хотел вас беспокоить.
-- И хорошо сделали, Дживс. Ну?
-- Я тщательно обдумал все, сэр, и вижу лишь один выход.
-- Довольно и одного. Какой же?
-- Вы должны ехать в Кембридж вместо мистера Сипперлея, сэр.
Я с изумлением уставился на него.
-- Дживс, -- сердито сказал я, -- вы говорите вздор!
-- Я не вижу никакого другого выхода, сэр.
-- Подумайте! Даже я, после суда и бессонной ночи, вижу всю непригодность вашего предложения. Как я могу заменить Сиппи? Ведь они меня не знают совсем.
-- Тем лучше, сэр. Вы поедете в качестве мистера Сипперлея, сэр.
Это уже слишком!
-- Дживс, -- сказал я чуть ли не со слезами, -- вы сами должны понимать, что это ерунда.
-- Я полагаю, сэр, что это самый практичный план. Пока вы спали, сэр, я навестил мистера Сипперлея, и он меня информировал, что профессор Прингль и его супруга не видели его с десятилетнего возраста.
-- Верно, он мне сам это говорил. Но они засыплют меня вопросами о моей, то есть его тетке. Что я буду отвечать?
-- Мистер Сипперлей любезно сообщил мне все сведения о мисс Сипперлей, и я записал. Я думаю, вы сможете ответить на все вопросы, сэр.
Дживс обладает дьявольской способностью убеждать. На этот раз он убеждал меня целых пятнадцать минут, пока не добился своего
-- Смею заметить, сэр, что вы должны выехать как можно скорее, во избежание неприятных разговоров.
-- Каких разговоров?
-- За последний час, сэр, миссис Грегсон трижды звонила вам по телефону, желая говорить с вами. Я не осмелился сказать ей, что вы скоропостижно скончались, во избежание недоразумений.
-- Тетя Агата! -- побледнел я.
-- Да, сэр. Из ее слов я мог заключить, что она читала газеты с отчетом о разборе вашего дела.
Куда угодно, хоть к черту на кулички, только не к тете Агате!
-- Дживс, -- сразу согласился я, -- довольно слов, надо действовать! Скорей укладывайте вещи!
-- Есть, сэр.
-- Посмотрите, когда идет ближайший поезд на Кембридж.
-- Через сорок минут, сэр.
-- Вызовите такси.
-- Ждет у подъезда.
-- Отлично, -- сказал я. -- Едем!
Дача Принглей находится в двух милях от Кембриджа по Трэмпингтонской дороге. Я приехал как раз к обеду.
Я старался держаться весело и беззаботно, чтобы заглушить внутреннюю тревогу.
Сиппи описывал мне Принглей как самых старомодных людей Англии, и я увидел, что он прав. Сам профессор Прингль был худой, 'лысый и унылый старик с одним бычачьим глазом, а у миссис Прингль был вид женщины, получившей дурные известия в 1900 году, да так и застывшей в своей скорби. Я уже оправился от испуга, когда меня представили двум старухам в чепцах.
-- Вы, наверно, помните мою маму, -- печально сказал профессор, подводя меня к первой развалине.
-- О, да! -- пробормотал я, стараясь улыбнуться.
-- ...и мою тетю, -- вздохнул профессор, точно с каждой минутой дела шли все хуже и хуже.
-- О, да! -- пропел я, подходя ко второй развалине.
-- Только сегодня утром они вспоминали вас, -- вздохнул профессор, теряя всякую надежду.
Пауза. Глаза обеих развалин устремлены на меня, как глаза призраков у Эдгара По, и я чувствовал, как исчезает моя жизнерадостность.
-- Я помню Оливера, -- проскрипела первая руина. -- Он был милым ребенком. Как жаль! Как жаль!
Это было, по ее мнению, весьма тактичное выступление, чтобы подбодрить молодого гостя.
-- И я помню Оливера, -- прошамкала вторая руина, смотря на меня так, как судья смотрел на Сиппи. -- Очень шаловливый мальчик! Он мучил мою кошку.
-- У тети Джен прекрасная память, несмотря на ее 87 лет, -- с печальной гордостью шепнул профессор.
-- Что ты говоришь там? -- подозрительно спросила вторая развалина.
-- Я сказал, что у вас прекрасная память, -- всхлипнул профессор.
-- Ага! -- она опять грозно взглянула на меня. -- Он гонял мою бедную кошечку по саду и стрелял в нее из лука.
В этот момент из-под кушетки вылезла кошка и приблизилась ко мне. Я нагнулся, чтобы почесать ей за ухом. Старуха испустила душераздирающий вопль:
-- Держите! Держите его!
Она бросилась вслед с удивительной для ее лет резвостью, подхватила кошку и яростно посмотрела на меня.
-- Я очень люблю кошек, -- оправдывался я. Симпатии присутствующих были явно не на моей стороне. В этот момент в комнату вошла девушка.
-- Моя дочь Элоиза, -- сказал профессор скорбно, точно это сообщение причиняло ему боль.
Вам, вероятно, приходилось видеть лица, перед которыми вдруг столбенеешь. Однажды, играя в гольф в Шотландии, я в отеле столкнулся с дамой, как две капли воды похожей на мою тетю Агату. А в другой раз я опрометью вылетел ночью из ресторана, потому что метрдотель был вылитый дяди Перси.
Ну, так Элоиза Прингль была точной копией Гонории Глоссоп.
Не помню, рассказывал ли я вам о Гонории, дочери доктора Родрика Глоссопа. Меня хотели на ней женить, и ее отцу пришло в голову, что я интересный объект для экспериментов с пчелиным ядом. С тех пор при одном воспоминании о Гонории я просыпаюсь в холодном поту.
-- Как поживаете? -- растерянно пробормотал я.
-- Здравствуйте!
Даже и голос Гонории! Такой же властный, похожий на голос укротительницы львов. Я попятился назад. Пронзительный визг огласил комнату. За ним раздался вопль негодования. Я обернулся и увидел, что тетя Джен с воплями лезет под кушетку, куда скрылась раздавленная мною кошка. Старуха бросила на меня такой взгляд, что я почувствовал, что мои худшие предположения начинают сбываться.
К счастью, в этот момент подали обед.
-- Дживс, -- говорил я вечером, -- я человек не робкий, но чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет.
-- Вы недовольны своим визитом, сэр?
-- Недоволен, Дживс. Вы видели мисс Прингль?
-- Да, сэр, издалека.
-- Самое лучшее смотреть на нее издали. Вы хорошо ее рассмотрели?
-- Да, сэр.
-- Она вам напоминает кого-нибудь?
-- У нее удивительное сходство с мисс Глоссоп, ее кузиной, сэр.
-- Ее кузиной?! Значит...
-- Да, сэр, миссис Прингль -- урожденная мисс Блаттервик, младшая из двух сестер. Старшая вышла замуж за сэра Родрика Глоссопа.
-- Теперь я понимаю причину сходства...
-- Да, сэр.
-- Сходство поразительное, Дживс, даже голос похож.
-- Да, сэр? Я не слышал, как говорит мисс Прингль.
-- Не много потеряли, Дживс. Я нахожу, что и самоотверженность имеет свои границы. Я, пожалуй, вынесу профессора с женой, с двумя развалинами. Но ежедневно встречаться с мисс Элоизой и вместо вина пить за столом лимонад -- свыше моих сил! Что мне делать, Дживс?
-- Я полагаю, что вы должны по возможности избегать общества мисс Прингль, сэр.
-- Я тоже так думаю, -- ответил я.
Легко сказать: избегать встреч с женщиной! А если вы живете в одном доме, и она совсем не хочет избегать встреч с вами, -- что тогда? Скоро я заметил, что она настойчиво ищет моего общества.
Она из той породы девушек, с которыми случайно сталкиваешься на лестнице и в коридорах. Я входил в комнату, через минуту появлялась и она. Стоило мне спуститься в сад, она выпрыгивала из-за куста или смущенно поднималась со скамейки. Через десять дней я чувствовал себя затравленным.
-- Дживс, меня затравили! -- завопил я.
-- Сэр?
-- Эта женщина охотится за мной. Я никогда не бываю наедине. Старик Сиппи ехал сюда изучать кембриджские колледжи, и она меня сегодня утром протащила сквозь сорок семь колледжей! Днем я отдыхал в саду, и она появилась, как из-под земли. Вечером она загнала меня в уборную. Право, я не уверен, что, начав мыться, не обнаружу ее в своей мыльнице.
-- Это утомительно, сэр.
-- Чертовски утомительно, Дживс. Есть какое-нибудь противоядие?
-- В данный момент не имеется, сэр. По всей видимости, мисс Прингль очень заинтересована вами, сэр. Сегодня утром она задала мне ряд вопросов касательно вашего образа жизни в Лондоне, сэр.
-- Что?
-- Да, сэр.
Я в ужасе посмотрел на него. Страшная мысль промелькнула у меня в голове, и я задрожал, как осиновый лист.
Я вспомнил, что случилось за завтраком. Покончив с котлетами, я откинулся в кресло передохнуть перед пудингом и вдруг увидел, что Элоиза рассматривает меня весьма пристально. Тогда я не придал этому значения потому, что пудинг привлек к себе все мое внимание. Но теперь этот случай показался мне многозначительным. Да-да, именно такой взгляд был у Гонории Глоссоп за несколько дней до нашей помолвки, взгляд тигрицы, намечающей себе жертву!
-- Дживс, знаете что я думаю?
-- Сэр?
-- Слушайте внимательно, Дживс. Я не хвастун и не покоритель сердец, но почему-то в моем присутствии девушки начинают усиленно поправлять прическу и двигать бровями. Но вы же знаете, что я не поднимаю тревоги зря, не правда ли?
-- Да, сэр.
-- Но, Дживс, наукой установлено, что есть сорт девушек, питающий слабость к такому сорту молодых людей, как я.
-- Справедливо, сэр.
-- Я убежден, что обладаю не меньше, чем пятьюдесятью процентами мозгов, полагающихся нормальному человеку моего возраста. Мисс Элоиза, на мой взгляд, имеет свыше двухсот процентов. Что мне делать, Дживс?
-- Быть может, это закон природы. Равновесие сил, сэр.
-- Возможно. Но это не простая случайность, Дживс. Так было и с Гонорией Глоссоп. Она одна из умнейших девиц. Она выдрессировала меня, как собачонку.
-- По моим сведениям, сэр, мисс Прингль училась еще лучше, чем мисс Глоссоп.
-- Ну, вот видите! Дживс, она на меня смотрит!
-- Да, сэр.
-- Я встречаю ее на лестницах и в коридорах!
-- В самом деле, сэр?
-- Она рекомендует мне книги для чтения.
-- Дело плохо, сэр.
-- А сегодня за завтраком, когда я погрузился в салат, она заявила, что я не должен есть салат, потому что в нем такое же количество микробов, как в дохлой крысе. Каково? Она уже заботится о моем здоровье.
-- Полагаю, сэр, что дело серьезно.
Я в отчаянии упал в кресло.
-- Что же делать, Дживс?
-- Мы должны подумать, сэр.
-- Думайте вы один, Дживс. Я не так скор на соображение.
-- Я постараюсь, сэр, обдумать все самым внимательным образом и смею надеяться, что найду выход.
Раз Дживс обещал, я могу быть спокоен. Но все же положение очень серьезно.
На следующее утро мы посетили еще шестьдесят три кембриджских колледжа, и после завтрака я заявил, что пойду в свою комнату. Забрав книгу и папиросы, я вылез в окно и спустился в сад по водосточной трубе. Я стремился пробраться в беседку, где ни одна живая душа не помешала бы мне насладиться заслуженным отдыхом.
В саду светило солнце, цвели крокусы, и нигде не было видно Элоизы Прингль. На лужайке резвилась кошка. Я позвал ее, она большими прыжками бросилась мне навстречу. Я взял ее на руки и стал чесать ей за ухом. Вдруг раздался страшный крик, и из окна высунулась тетка Джен. Последовало общее смятение.
-- Ничего, ничего, -- пробормотал я, выпустил из рук кошку, которая галопом понеслась в кусты, и, с трудом поборов искушение запустить кирпичом в ее хозяйку, продолжал свой путь к беседке.
Только что я успел закурить, как на мою книжку упала тень и передо мной появилась мисс Элоиза.
-- А, вот вы где, -- сказала она и, сев рядом со мною, выдернула у меня изо рта папиросу и выбросила ее за дверь. -- Вы всегда курите, -- заметила она тоном молодой невесты. -- Я не хочу, чтобы вы курили. Вам вредно. Потом, вам нельзя сидеть тут без пальто, вы можете простудиться. Ах, вам необходимо иметь человека, который бы заботился о вас!
-- У меня есть Дживс.
-- Я его не люблю, -- возразила она.
-- Почему?
-- Не знаю. Я надеюсь, что вы его отпустите.
Я похолодел от страха. Гонория тоже невзлюбила Дживса и требовала его увольнения.
-- Что вы читаете?
Она взяла мою книгу и поморщилась. Книга была детективным романом "Кровавое преступление". Элоиза перелистала ее.
-- Неужели вам нравится такая ерунда? -- презрительно сказала она и вдруг вскрикнула: -- Боже мой!
-- Что случилось?
-- Вы знаете Берти Вустера?
На книге было написано мое имя.
-- Да... немного...
-- Как это ужасно! Я удивляюсь, что у вас такие друзья. Ведь он круглый дурак! Он был недолгое время женихом моей кузины Гонории, и свадьба расстроилась потому, что он оказался полусумасшедшим. Дядя Родрик расскажет вам об этом. И часто вы с ним встречаетесь?
-- Не очень.
-- На днях я читала в газетах, что он судился за какой-то скандал на улице.
-- Я слышал.
Она посмотрела на меня ласковым материнским взором.
-- Он, наверно, дурно влияет на вас. Я хочу, чтобы вы с ним порвали. Вы сделаете это... для меня?
-- Да...
В этот момент старый кот Кутберт, которому, видно, надоело сидеть в кустах, вошел в беседку и прыгнул ко мне на колени.
Я очень ему обрадовался -- все-таки я не совсем с ней наедине.
-- Славный кот, -- сказал я весело.
-- Вы порвете с Вустером? -- настойчиво повторила Элоиза.
-- Это... не так легко...
-- Глупости. Немного силы воли. Дядя Родрик говорит, что это неисправимый шалопай.
Я бы тоже порассказал кое-что про дядю Родрика, если бы мог.
-- Вы очень изменились после нашей. последней встречи, -- вкрадчиво сказала Элоиза и, наклонившись, стала почесывать коту другое ухо. -- Помните, когда мы играли детьми, вы мне говорили, что когда вырастете большой, то сделаете мне...
-- Неужели говорил?
-- Как вы мучились, когда я рассердилась и не позволила вам поцеловать меня.
Она явно лгала, но это ничуть не улучшало мое положение. Я отодвинулся и еще усерднее гладил кота.
И вдруг... Вы знаете, что происходит в театре, если среди спектакля вдруг крикнут "пожар"? Подобная же паника овладела мною, когда я вдруг почувствовал, что ко мне прижалось теплое плечо и моей щеки коснулся локон мисс Элоизы. Очевидно, она собирается вызвать меня на поцелуй!
-- Неужели? -- хрипло пробормотал я.
-- Неужели вы забыли?
Элоиза взглянула мне прямо в глаза. Я поспешил зажмуриться. И когда за дверями раздался голос старухи: "Отдайте мою кошку!" -- я открыл глаза. Тетя Джен, моя спасительница, глядела на меня так, точно застала меня за вскрытием живота старого Кутберта.
Я воспользовался замешательством и скрылся. Уже за дверью я снова услышал голос старухи:
-- Он стрелял из лука в моего Тибби!
Что ответила ей Элоиза, я не слышал.
Несколько дней прошли спокойно. Я сравнительно редко видел Элоизу и оценил стратегические преимущества водосточной трубы перед окном: я редко выходил из дома другим путем. Мне начинало казаться, что, если так пойдет и дальше, я как-нибудь дотяну свои три недели. Однажды вечером мистер профессор, миссис профессорша, обе руины и мисс Элоиза сидели в гостиной. Кот спал на ковре, канарейка -- в своей клетке. Ничто не указывало на то, что этот вечер будет для меня роковым.
-- Отлично, -- весело приветствовал я общество. (Я люблю, чтобы все были веселы, и всегда первый подаю пример.)
Мисс Элоиза вопросительно посмотрела на меня.
-- Где вы пропадали весь день? -- спросила она.
-- После завтрака -- в своей комнате.
-- В пять вас там не было.
-- Да, после работы я пошел прогуляться.
-- Mens sana in corpore sano, -- добавил профессор.
-- Вполне понятно, -- отозвался я.
-- Родрик что-то опаздывает, -- вдруг объявила профессорша.
-- Какой Родрик? -- пробормотал я в ужасе.
-- Брат моей жены, сэр Родрик Глоссоп, должен сегодня к обеду приехать, -- подтвердил печально профессор. -- Он завтра читает лекцию в Кембридже.
Не успел я прийти в себя, как дверь распахнулась.
-- Сэр Родрик Глоссоп, -- доложила горничная.
И он вошел.
У доктора Глоссопа огромный лысый череп и глаза навыкате, никогда не сужающиеся до нормальной величины. Неудивительно, что он внушает мне ужас.