Волошин Максимилиан Александрович
Андорра

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

М. А. Волошин

Андорра

   Был конец мая. Салоны кончались. В Париже становилось пыльно и душно.
   На киосках красовались соблазнительные объявления о дешевых поездках на берег моря, в горы, в Италию.
   Очевидно, надо было куда-нибудь уехать.
   ...Андорра... Андорра?..
   Не представляю хорошенько, как это слово попало мне в голову.
   При этом имени у меня явилось только одно очень смутное и очень далекое воспоминание из географии Смирновского. А в конце ее мелким шрифтом напечатано:
   "...Монако -- самое маленькое государство в Европе... Сан-Марино в Италии... Третье место по величине занимает Андорра... Находится в Пиренеях... Занимает площадь в 36 кв. километров и имеет 6000 жителей..."
   А почему же бы и не в Андорру?..
   Я зашел в библиотеку Св. Женевьевы:
   -- Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь об Андорре.
   -- Как-с?
   -- Об Андорре...
   -- Est-ce que cela se mange? [Это что-то съедобное? (фр.)]
   -- Нет. Это государство, находящееся под протекторатом Франции.
   -- В Центральной Африке?
   -- Нет, в Пиренеях...
   -- C'est epatant!!! [Это потрясающе!!! (фр.)]
   Библиотекарь взглянул на меня очень недоверчиво и для вида справился в большой книге:
   -- Нет, у нас ничего нет.
   Это как будто бы вполне подходило к моим целям...
   Для проверки я купил томик Бедекера, касающийся Пиренеи.
   Там в конце одной страницы я нашел такую заметку, напечатанную петитом:
   "Андорра -- Виелла (1800 метров). Деревушка в 700 обитателей. Имеет значение только как столица государства того же имени.
   Красиво расположено у подошвы Аклара над плодородной и живописной долиной.
   Постройки бедны и достопримечательностей никаких не имеет, кроме первобытных нравов своих обитателей, государственного устройства да скромного дворца, который служит местом заседания Государственного совета, местом ночлега для его членов, зданием суда, городской ратушей, школой и тюрьмой.
   Республика Андорра -- маленькое независимое государство между Францией и Испанией, в гористой местности. Ширина и длина его не превышает 30 км по птичьему полету. Жителей около 6 тысяч.
   Главное занятие жителей -- контрабанда".
   Затем шло несколько хронологических дат и указание на то, что самая легкая дорога ведет через Госпиталет, а проехать по ней можно только верхом. Это было уже значительно полнее, чем в географии Смирновского.
   Но самое отрадное в этой заметке было отсутствие указаний на отели и на проезжие дороги.
   Этого было достаточно, чтобы решить мое путешествие.
   Справившись с картой французских Пиреней, я увидел, что кроме дороги на Акс и на Госпиталет возможна и другая -- через городок Тараскон, деревню Викдессос и горный проход около пика Монт-кальма.
   Я убедил идти вместе трех художников, и вечером мы были готовы.
   -- Билет третьего класса до Тараскона, -- спросил я в кассе Орлеанского вокзала. -- Mais pas a Tarascon de Dodet, mais a Tarascon en Ariege [Но не в Тараскон Доде, а в Тараскон в Арьеже (фр.)].
   -- Tarascon sur Rone? [Тараскон на Роне? (фр.)]
   -- Mais non dons: Tarascon en departament d'Ariege [Нет же: Тараскон в департаменте Арьеж (фр.)].
   -- Такого нет, -- категорически заявила кассирша, справившись в указателе.
   -- Ну так давайте мне билет до Тулузы. Окончательно мой выбор был вполне удачен. На рассвете я был в Тулузе.
   Потом около часу мы сидели на пустынной платформе маленькой станции Foix в предгорьях Пиренеи в виду развалин огромного замка графа Гастона де Фуа, бывшего сюзерена Андорры, а в 11 часов крошечная проселочная железная дорога доставила нас на платформу станции Тараскон.
   Городок был маленький. Улицы пустые. Мы взвалили наши мешки на плечи и пошли по белому шоссе, уходившему в зеленую долину.
   От Парижа нас отделяло всего 12 часов.
   До Викдессоса вела широкая проезжая дорога, и навстречу часто попадались люди и повозки. За Викдессосом она превратилась из шоссейной в проселочную.
   В Оза мы прошли мимо домика французской таможни и свернули на маленькую тропинку.
   Отсюда начиналась полная пиренейская глушь.
   Последним французским жильем на нашей дороге по карте являлась деревушка Марк, где мы должны были заночевать.
   Вечерело. Тропинка перебежала по каменному мосту над водопадом, раздвоилась, и одна ее ветка закружилась вверх по горному склону, где постройки деревни неясно отделялись от скалистых осыпей.
   Дома, грубо сложенные из дикого камня, подымались друг над другом, лепясь по крутому склону. На поворотах тропинка образовывала маленькие площадки между домами, покрытая черной глубокой грязью и крупными камнями.
   Ни на улице, ни в домах ни души. Наконец мы набрели на мальчика, глядевшего на нас испуганными глазами из груды бревел.
   -- Что это... разве в деревне никого нет?
   -- Oui...
   -- Но кого-нибудь ведь можно все-таки здесь найти?
   -- Oui...
   -- Ты живешь вот в этом доме?
   -- Oui...
   Я постучал в деревянную дверь. Ответа не было.
   -- Есть кто-нибудь в этом доме?
   -- Oui...
   На вторичный стук не было никакого ответа. Мы сложили свои ранцы и сели отдыхать на бревнах, ожидая появления человеческой души.
   Тогда дверь приотворилась, и в щелку выглянуло желтое женское лицо.
   -- Нельзя здесь где-нибудь найти ночлег?
   -- Не знаю... едва ли...
   -- Как же нам быть? Мы идем в Андорру... Больше уже нет жилья по дороге...
   Голова спряталась снова, и дверь закрылась. Через несколько минут послышались шаги, и на крыльцо вышел высокий человек в форменной кепи.
   -- Bonjour, messieurs... dames!
   -- Monsiuer...
   Он стал нас вопросительно рассматривать.
   -- Мы путешественники-художники. Идем в Андорру. Не можете ли вы нам указать, где здесь можно переночевать?
   -- Переночевать... -- Он сомнительно покачал головой. -- Вы немцы?
   -- Нет, русские.
   Это произвело магическое действие.
   -- Да вы, может, к нам зайдете? Жена моя яичницу устроит. А ночлег мы отыщем...
   -- Наш супрефект, когда собирал нас два года назад, все говорил нам, что у нас теперь союз с Россией, что теперь мы все равно что братья, -- говорил нам лесной сторож спустя полчаса, когда мы уже ели горячий омлет, а он сам сидел с женой по обеим сторонам большой пасти черного закопченного камина, в котором потрескивали дрова, и их фигуры выделялись на красном фоне неопределенными силуэтами, как на картинах Израэльса.
   Сумерки уже расползлись по долинам.
   -- А что, тропинка до Андорры достаточно ясна? Нигде сбиться нельзя?
   -- Нет, вам же лучше будет взять проводника. Я вам дам одного молодого человека -- он часто ходит в Андорру. Только выйти вам надо будет не позже четырех часов.
   По каменистой уличке, круто поднимавшейся в гору, лесной сторож привел нас на сеновал, который должен был служить местом нашего ночлега.
   -- Только тут нужно осторожно ступать, -- предупредил он, становясь на шаткие и довольно редкие балки, балансировавшие под ногами. -- Лучше прямо ложитесь.
   Мы последовали его совету и хорошо сделали. Выходя, он задел ногой один из брусьев.
   Трах... тарарах... тах... тах...
   Слышно было, как брус ударился об стену... Посыпались камни.
   Слабый свист рассекаемого воздуха... наконец глухой далекий удар об землю.
   Однако...
   -- Да, здесь довольно глубоко, -- заметил лесник, переступая уже на ту сторону высокого каменного порога.
   Очевидно, здесь не только ступать, но и шевелиться было опасно. Было совсем темно. Сено сильно пахло. Слышалось грохотание горного потока. Сквозь сон иногда казалось, что этот грохот покрывается временами другим грохотом, еще более громким и прерывистым, далеко откликающимся в долинах. Потом было слышно, как по соломенному намету крыши мягко забарабанили крупные капли дождя...
   Скрип заржавленной петли разбудил меня. В стороне двери было красное пятно фонаря.
   -- Что, уже пора?
   -- Скоро четыре часа.
   Небо было ясно. Послегрозовые звезды были как-то особенно ярки и блестящи. Месяц в последней четверти освещал неярким светом маленькие четвероугольники домов, сползающих вниз. И опять-таки во всей деревушке не было ни одной живой души.
   Мы спустились к тому же дому, где мы были вечером, и напились на дорогу молока.
   -- Вот и ваш проводник, -- указал нам лесник на человека, лицо которого не было видно под тенью шляпы.
   Тот не сказал ничего и пошел вперед легкой походкой, опираясь на длинную палку. В голове было как-то смутно и пусто от недосланной ночи. Подкованные сапоги стучали резко и отчетливо, изредка взвизгивая о камень. Внизу шумел все тот же поток. Мы перешли по каменной арке моста на другую сторону долины, обогнули белое пятно новой, только что построенной церкви и начали подниматься в гору. Долина была узка и высока, и поэтому зари не было видно.
   Только небо зеленело, и звезды гасли.
   Даже когда совсем рассвело и наступил день, солнце еще не проникло до дна глубокой долины, и было странно чувствовать ту же ночную предрассветную сырость и ночной воздух, когда верхние скалы были давно уже залиты светом.
   Подъем шел широкими ступенями. За широкой овальной поляной, заросшей мягкой, ярко-зеленой альпийской травой, поднималась крутая стена. Когда кончился этот подъем, снова была поляна, и только изредка мелькали вдали угольные черные вершины, испещренные белыми ледяными инкрустациями.
   Деревья становились все реже и наконец с одним подъемом сразу исчезли. Тогда начали между камней показываться зеленовато-бурые заросли, кое-где прорезанные кровавым подтеком, -- альпийские розы. Почва становилась сырее. Уже кое-где в ложбинках совсем близко виднелись сугробы уцелевшего снега.
   Трава превращалась в сплошной цветочный ковер. Ручей в своем течении не прорывал уже земли, а прямо тек по мягкой траве, пригибая гибкие стебельки цветов.
   Каждый раз после утомительного подъема на следующую ступень казалось, что это уже конец, но на другом конце неизменно высилась новая стена из черных осыпей и зубчатых камней.
   Пересекая одну такую овальную поляну, до краев полную зеленой сырой травой, мы наконец выступили из ночной тени на дневной свет. Было уже девять часов утра. Теперь та долина, по которой мы шли с самого утра, достигла своего предела. Впереди, но еще далеко от нас, черной, почти отвесной стеной поднимался главный кряж Пиренеи, в который упиралась наша долина.
   Тропинка окончательно потерялась и исчезла в болотистых кочках. Ноги глубоко увязали в черную жидкую землю, почва вздрагивала под ногами, как студень, и тяжело хлюпала.
   Мы повернули круто налево и стали подниматься прямо в гору. Тропинка снова показалась и завертелась быстрыми крутыми зигзагами.
   Еще час подъема, и снова зеленая поляна. На этот раз мы уже в полном альпийском мире. Выше уже нет травы -- одни черные скалы и белые пятна снега, который подползает к самой траве. По каждому склону струятся тысячи светлых струек, точно мелкая сеть серебряных жилок, наполняя весь воздух серебристым звонким гамом.
   Нас обступает овечье стадо. Овцы жмутся одна к другой и обнюхивают и лижут наши руки, ища хлеба.
   Мы подходим к пастуху и после обмена приветствиями складываем наши ранцы на зеленую траву и садимся, с облегчением вдыхая чистый воздух, который пахнет весной и талым снегом.
   Пастух -- старик. Щурясь от солнца, он вглядывается в нас своими выцветшими глазами.
   -- Вы откуда?
   -- Теперь из Парижа...
   Он чиркает спичкой об камень, закуривает трубку и все время не спускает с нас мутных слезящихся глаз.
   -- А вы бывали когда-нибудь в Париже?
   -- Я?.. Бывал... давно... Солдатом был... в 71 году нас гоняли... Во время коммуны... Точно баранов гоняли... Скверное время...
   Проводник наш начинает расспрашивать о состоянии проходов.
   -- Нет, теперь через [...] не пройдешь, снега много. Идите через [...]. А то там камни... провалы... Скверные места...
   Мы снова навьючиваемся нашими ранцами, а старик все еще шевелит губами и бормочет: "Как баранов гоняли..."
   Теперь подъем уже начинается нешуточный. Каждый шаг надо взвешивать и тщательно выбирать следующий камень, на который надо ступить. Тропинки больше нет, зато всюду вода и камень. Вода струится по крутому склону, будто одной пеленой. Мы идем по щиколотку в воде.
   Через каждые пятнадцать минут мы садимся. Чувствуется уже редкость воздуха. Ранец тянет невыносимо плечи и тянет назад. Перед глазами только пара черных ботинок, подбитых гвоздями: это ноги проводника, идущего впереди. Он ступает отчетливо и равномерно. Это однообразное чередование черных ботинок, порыжелых к подошве, и это беспрерывное движение струек воды, которые уносят в себе и голубые клочки неба и черные блики скал, доводят до какого-то галлюцинирующего состояния.
   Во время кратких отдыхов, когда на минуту спадает с плеч безнадежная тяжесть ранца, в голове идет все то же тяжелое однообразное движение ботинок, подбитых гвоздями, и глаз остается невосприимчив к горизонтам, которые развертываются все шире. Он по-прежнему продолжает следить жилки синего неба, убегающего в струйке воды, и старается почему-то запомнить расположение нескольких камней, между которыми пробегает она.
   Несколько раз мы пересекаем широкие сугробы слежавшегося снега. Я стараюсь попасть ногой в след проводника, и когда это не удается, то нога глубоко проваливается в сырой снег.
   Подъем давит, как тяжелый кошмар. Каждый шаг уже стоит тяжелого напряжения. А конца все нет. Черные пропасти по сторонам все глубже, все безотраднее, и остается только одно, почти бессознательное желание: заглянуть по ту сторону хребта, по ту сторону перевала, которое одно поддерживает возможность идти.
   Перевал...
   Здесь снега нет... Зато резкий и упругий ветер с силой рвется на юг сквозь эти ворота. С головой закутавшись в плащ, я падаю на землю, стараюсь при этом, чтобы ноги все-таки остались выше головы, и почти моментально погружаюсь в мертвый сон. Через полтора часа я просыпаюсь, потому что солнце начинает мне жечь щеку.
   Странное ощущение -- воздух холодный, а солнце обжигает. Голова чиста, но тело все изломано.
   Приподымаюсь и осматриваюсь. Сзади Франция. Оттуда мы пришли: черная пропасть, окруженная мертвым кольцом совсем черных изорванных вершин, которые заслоняют горизонт. Кое-где снег.
   Впереди круто вниз идет долина и загибает к югу. В том месте, где она загибает, уже показываются деревья и леса. Но это все глубоко внизу. Ближе -- крутой снежный склон и зеленые скаты. Это Андорра.
   Мои спутники подымаются, и мы снова трогаемся в путь.
  
   Исходник: http://dugward.ru/library/voloshin/voloshin_andorra.html
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru