Раннее утро. Ни морозъ, ни тепло, а влага, туманъ и сырость. Глухая часть города. Кое-гдѣ дворники скребутъ лопатами по панели. Городовой около будки, размышляющій -- пора, или рано еще приступать къ отправленію своихъ обязанностей. Скрипятъ по снѣгу извощичьи сани; на нихъ, склонивъ голову на плечи, дремлетъ сѣдокъ; отворяются двери мелочной лавки; то и дѣло раздаются пронзительные заводскіе гудки, возвѣщающіе о началѣ рабочаго дня.
Рабочій день начинается съ подвала. Въ подвалѣ одна грязная комната съ окошечкомъ; стѣны влажны; вдоль стѣнъ нары.
Съ наръ, просыпаясь, вскакиваютъ рабочіе. Спросонья и второпяхъ, не замѣчая, надѣваютъ на свои плечи не свои вещи, что даетъ каждому право огрызнуться на другого, а этому -- отгрызнуться на перваго, а всѣмъ вмѣстѣ поругаться.
Изъ всѣхъ этихъ рабочихъ намъ нуженъ одинъ -- Панфилъ. Обь немъ и рѣчь поведемъ.
Внѣшнія примѣты: сухощавъ, средній ростъ, блуждающіе глава, изнуренный видъ, длинныя руки, носъ, ротъ и подбородокъ "средніе". Внутреннія: страдаетъ чахоткой; ѣстъ много, но до сыта никогда не наѣдается; водку пьетъ послѣ получки заработной платы, два раза въ мѣсяцъ, не считая тѣхъ случаевъ, когда кто поднесетъ; молчаливъ, покоренъ, выносливъ; въ трезвомъ видѣ тихъ, въ пьяномъ -- плачетъ; въ дружбѣ вѣренъ; родителей не имѣетъ, дѣтей тоже, и жены законной тоже. Объ остальныхъ примѣтахъ смотри ниже.
Идетъ Панфилъ на заводъ, на работу. Идетъ, спѣшитъ, чтобы придти до штрафнаго гудка. На дворѣ встрѣчается съ дворикомъ и кланяется ему. Дворникъ его останавливаетъ:
-- Эй, Панфила!
-- Что тебѣ, Митрій Кузьмичъ? отвѣчаетъ Панфилъ и робѣетъ. Внутренно робѣетъ, труситъ.
Дворникъ стоитъ по срединѣ двора съ лопатою въ рукахъ и ухмыляется. Панфилъ чувствуетъ неловкость. Потомъ легонько повертываетъ и идетъ.
-- Панфила! кричитъ дворникъ.
Панфилъ останавливается и говоритъ:
-- Митрій Кузьмичъ! тебѣ на что-жь я?
-- Поди ко мнѣ ближе.
Панфилъ подходитъ. Дворникъ говоритъ:
-- Ни на что, а такъ, поглядѣть на тебя... Ну-кось, оберись задомъ.
-- Развѣ можно такъ, Митрій Кузьмичъ, когда мнѣ надо торопиться на заводъ?..
-- Ну, ну, безъ словесъ. Теперь бѣги себѣ, покель опять не понадобился мнѣ... Или стой! Пущай нынче тебѣ штрафъ выпишутъ за меня...
Съ этими словами дворникъ снимаетъ съ головы Панфила картузъ. Панфилъ отъ неожиданности теряется.
-- Ты тамъ на заводѣ у себя такъ прямо и сказывай дворникъ, молъ, по надобности задержалъ. Хе-хе...
-- Развѣ а тебѣ что худое сдѣлалъ?
-- Худое! Ништо все худое... Кабы ты что худое, я бы полицу призвалъ. А мнѣ вотъ взглянуть нужно, какъ ты безъ картуза, хе-хе-хе...
-- Отдай, Митрій Кузьмичъ!
-- Видишь ты, какой безъ картуза-то! совсѣмъ особливый, бѣги такъ.
Панфилъ стоитъ и мнется. Потомъ робко произноситъ:
-- Что вправду дуришь, отдай!
Дворникъ дѣлаетъ сердитую физіономію. Потомъ, не говора о слова, повертываетъ и идетъ. Панфилъ за нимъ.
-- Митрій Кузьмичъ, сдѣлай божескую милость!
-- Хочешь, полицу призову?
-- Что ты все полицу да полицу... нешто мы что такое?..
-- Хочешь, полицу призову? кричитъ дворникъ.
Панфилъ умолкаетъ. Въ лицо ему изъ рукъ дворника летитъ картузъ.
-- И разговаривать съ твореніемъ такимъ не желаю!
Панфилъ поднимаетъ картузъ и медленно идетъ къ воротамъ
Лавочникъ и городовой стоятъ на углу. Проходя мимо нихъ, Панфилъ кланяется.
-- Мое вамъ. Никакъ на должность отправляетесь, Панфилъ Панфилычъ? замѣчаетъ лавочникъ.
-- На заводъ бѣгу, Кузьма Митричъ?
-- Желаемъ вамъ попутнаго вѣтра. Деньжонки по забору скоро пожалуете?
-- Я, Кузьма Митричъ... Мы какъ только того... жалованье... Вы ужь повремените маленько...
-- То-то, то-то... Повременить, отчего же, можно!
-- Вотъ бы, Кузьма Митричъ, я насчетъ того хотѣлъ, какъ вы ужь очень на съѣстное большія цѣны налагаете, такъ я хотѣлъ насчетъ этого...
-- Чтобъ подешевле?
-- Да, кабы ваша милость была.
-- Ахъ, вы, Панфилъ Панфилычъ! голова у васъ изумрудная! Что-жь! извольте, мы такъ теперь и сдѣлаемъ! какъ только съ нынѣшняго дня потребуется что-такое вамъ, мы сейчасъ вамъ адресы укажемъ на склады разные: пожалуйте, скажемъ, Панфилъ Панфилычъ, провизію покупать въ складъ, потому въ складѣ которая провизія стоить рубль, она пойдетъ вамъ за двугривенный.
-- Эдакъ ужь лучше вы, Кузьма Митричъ, не дѣлайте! я это только такъ, что будто мнѣ показались дорогія цѣны, а ужь ежели что, такъ лучше по старому...
-- Нѣтъ-съ, зачѣмъ же? Пущай которая провизія стоитъ рубль идетъ вамъ за двугривенный! Ха-ха-ха...
-- Болванье! сумрачно замѣчаетъ городовой.-- Постой еще здѣсь, повелъ я въ участокъ не свелъ!
-- Что-жь ты молчишь? У тебя, Панфилъ, словно языка нѣтъ: все ты молчишь, чучело гороховое! Что ни скажи ему, все мычитъ...
-- Дуракъ! заканчиваетъ мастеръ и отходитъ.
Идеть Панфилъ въ контору къ писарю -- отмѣтить въ свою расчетную книжку вчерашнюю работу. Писарь его спрашиваетъ, прищуривъ одинъ глазъ:
-- Кажется мнѣ, будто ты, Панфиловъ, на работѣ вчера на былъ?
-- Былъ. Какже, былъ, Егоръ Егорычъ.
-- Да былъ ли? вспомни-ка хорошенько. Да ты хорошенько вспомни. Тогда и увидишь. Ну-ка, а я погляжу.
Панфилъ стоитъ и вспоминаетъ.
-- Ну, что же, вспоминаешь? спрашиваетъ писарь.
-- Былъ, Егоръ Егорычъ! это я такъ помню, такъ вотъ словно нынче! говоритъ Панфилъ и топчется на одномъ мѣстѣ.
-- Прекрасно. Такъ ты былъ вчера на работѣ? Очень пріятно слышать. Слышите, Григорій Григорьичъ, обращается писарь къ сидящему неподалеку отъ него за другимъ столомъ кладовщику: Панфиловъ изволитъ сообщать, что онъ вчера былъ на работѣ...
-- Гм, отвѣчаетъ Григорій Григорьичъ и, оборотившись, смотритъ на Панфила, отъ чего послѣдній мнется, шепчетъ себѣ что-то подъ носъ и конфузится.
-- Очень пріятно. Онъ не выходилъ на работу, а я емупишу плату за весь день. Очень хорошо. Слышите, Григорій Григорьичъ?
-- Гм... да, ишь... ишь какой!
-- Хоть спросите кого! шепчетъ Панфилъ.
-- Безподобно. Вотъ мы сію минуту спросимъ. Да вотъ кстати!
Въ контору входитъ рабочій Ванька.
-- Скажи, Иванъ, былъ вотъ Панфиловъ вчера на работѣ, или не былъ? спрашиваетъ писарь, моргая глазомъ.
-- Не былъ, Егоръ Егорычъ.
-- Превосходно. Ай да Панфилъ! Ай да гусь лапчатый!
-- Какъ же, Ваня, я не былъ, когда я былъ, съ тобой еще разговаривалъ.
-- Это не вчера.
-- Ай да Панфилъ! А? Во-схи-ти-тельно! тянетъ писарь, качаясь на стулѣ и смотря въ лицо Панфилу.
Входитъ мастеръ и садится на кончикъ стола около писаря.
-- Что тутъ такое?
-- Да вотъ съ Панфиловымъ. Обманывать вздумалъ.
-- Ага! Кого же это?
-- Меня.
-- Ишь ты, мужикъ будто не мудрящій, а обманывать вздумалъ!
-- Подите вотъ. Вчера на работу не выходилъ, а пришолъ съ разсчетной книжкой -- запиши ему. Ой, чортъ! произносить писарь и вмѣстѣ съ потерявшимъ равновѣсіе стуломъ задѣваетъ за ноги мастера, который отъ толчка сползаетъ съ кончика стола и, въ свою очередь, задѣваетъ локтемъ кладовщика -- послѣдній дѣлаетъ кляксу отъ этого на бумагѣ.
-- Что-жь вы такое дѣлаете? бумаги листъ испортили!
-- Это не я, вотъ онъ.
-- Да хоть свинья, для меня все одно.
-- Ты, пожалуйста, не очень: знай, съ кѣмъ говоришь, я для тебя не рабочій, а мастеръ.
-- Да мнѣ наплевать на тебя, что ты мастеръ: вонъ изъ конторы, тутъ не твое мѣсто! Тьфу!
Плевокъ попадаетъ въ грудь Панфилу, каковое обстоятельство обращаетъ на него вниманіе мастера:
-- Ты что еще здѣсь торчишь?
-- Мнѣ бы работу вчерашнюю записать, я на работѣ былъ...
-- Какъ же ты смѣешь говорить былъ, когда писарь говоритъ -- не былъ? Поставить ему за это штрафъ въ пятьдесятъ копеекъ, произноситъ мастеръ, обращаясь къ писарю.-- За вранье ему штрафъ пятьдесятъ копеекъ.
-- Штрафа-то, Леонъ Леонычъ, пожалуйста, хоть не ставьте...
-- Молчать. Пошелъ вонъ отсюда. Панфилъ уходитъ.
Черезъ нѣсколько минутъ его зовутъ въ контору снова.
-- Ты, Панфиловъ, былъ вчера на работѣ, или не былъ? строго спрашиваетъ мастеръ.
-- Не былъ, Леонъ Леонычъ, я не былъ, поспѣшно отвѣчаетъ Панфилъ.-- Вы ужь штрафа, пожалуйста, не ставьте... Простите...
-- Гдѣ же ты находился вчера?
Панфилъ молчитъ: въ самомъ дѣлѣ, гдѣ онъ вчера находился? Припоминается ему, что на заводѣ, но сказали, что на заводѣ его не было, стало быть, гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ находился.
-- Дома, что ли, сидѣлъ весь день? что молчишь-то? также сердито спрашиваетъ мастеръ.
-- Дома, дома, Леонъ Леонычъ. Я дома весь день находился, торопливо отвѣчаетъ Панфилъ, вспомнивъ, что и въ самомъ дѣлѣ онъ вчера дома былъ.
-- Что же ты дѣлалъ дома?
Панфилъ молчитъ.
-- Да что же ты дѣлалъ дома, что ты молчишь-то, лѣшій, прости Господи! кричитъ мастеръ.
-- Я тебѣ три рубля штрафу поставлю за то, что ты не отвѣчаешь! Пошолъ вонъ, дуракъ!
Панфилъ медленно повертывается и идетъ къ двери.
-- Этой! кричитъ мастеръ.-- Стой здѣсь!
Панфилъ останавливается.
Черезъ нѣсколько минуть мастеръ успокоивается и спрашиваетъ:
-- А на заводѣ не былъ, вспомни?
-- То-то мнѣ думается, словно былъ...
-- Тьфу! снова кричитъ мастеръ.-- Ты меня только въ раздраженіе вводишь... Какъ же ты говоришь, что не былъ, дьяволъ проклятый?
-- Они мнѣ сказали; писарь..
-- Они ему сказали! самъ-то не помнишь? Я тебѣ вотъ сейчасъ скажу... погоди... ты и повѣришь...
Мастеръ останавливается. Панфилъ молчитъ.
-- Панфилъ! повторяетъ первый. Второй поднимаетъ на него глава.
-- Панфилъ! еще разъ спрашиваетъ мастеръ.
Вопросъ повторяется разъ шесть, но отвѣта не получается.
-- Тьфу! тьфу! тьфу!.. вонъ! пошолъ вонъ! Этой! Я же тебя самъ видѣлъ вчера на работѣ, разговаривалъ еще съ тобой; какъ же ты говоришь, тьфу, что тебя не было вчера на работѣ? Вонъ! вонъ!
III.
-- Панфилъ, есть у тебя деньги... сколько-нибудь?
-- Тебѣ, Ваня, зачѣмъ?
-- Надобно. Есть, что ли?
-- Есть только пятачокъ. Мнѣ бы его надо было.
-- Ну, вотъ, тебѣ надо. Давай мнѣ, послѣ отдамъ.
-- Больно тебѣ нужно?
-- Такъ нужно, такъ нужно...
-- Возьми.
-- Вотъ и дѣло. Спасибо тебѣ, Панфилъ. Мы на него сейчасъ она выпьемъ. Пятакъ у меня есть, да вотъ твой пятакъ, стало гривенникъ. Пойдемъ выпьемъ.
-- Эка ты, братъ, какой! вотъ на что тебѣ! Далъ бы мнѣ лучше. Я бы на него нитокъ купилъ.
-- Пойдемъ пиво пить.
Ванька и Панфилъ идутъ въ пивную.
-- Знаешь что, Ваня? говоритъ Панфилъ, выпивая стаканъ.
-- Ну, что тебѣ?
-- Не пилъ бы ты водку. А то хуже отъ нея. Ты еще мальчикъ.
Ванька указательнымъ пальцемъ правой руки проводитъ по губамъ Панфила; слышится звукъ: брр... Ванька смѣется.
-- Ты не озарничай, Ваня, замѣчаетъ Панфилъ, отирая рукою губы.
-- Панфилъ!
-- Ой, что ты какъ громко крикнулъ... Что тебѣ?
-- Кого я боюсь? Хочу -- кричу... Не пойдемъ нынче на работу послѣ обѣда!
-- А что же?
-- Да не пойдемъ да и только: не хочу! Пойдемъ домой.
-- Ну, ну, соглашается Панфилъ.
Приходятъ домой.
-- Знаешь что, Ваня, заявляетъ Панфилъ.
-- Ну?
-- Давай еще обѣдать, я что то въ столовой не наѣлся.
-- Выдумаетъ! Разъ обѣдалъ, другой еще! Да давай, пожалуй.
-- Я пойду, въ лавочку сбѣгаю.
-- Погоди, тебѣ все равно тамъ не дадутъ въ долгъ. Я лучше самъ пойду, всего принесу. Мнѣ если лавочникъ не дастъ, такъ я его благороднымъ манеромъ обругаю. А тебя онъ въ зашей можетъ прогнать. Ухъ! кричитъ Ванька и подпрыгиваетъ. Панфилъ отъ этого крика произноситъ: ой! Ванька смѣется.
Въ лавочку ходилъ Ванька очень долго, такъ что Панфилъ подумалъ, что изъ лавочки онъ ушолъ куда-нибудь еще и уже не воротится, что съ нимъ часто случалось. На этотъ разъ, однако, Ванька ни куда не ушолъ, а возвратился домой и, кромѣ лавочной провизіи изъ хлѣба, студня и соленыхъ огурцовъ, принесъ еще двѣ сороковки водки.
Сѣли пить и ѣсть.
-- Гдѣ жъ ты денегъ на водку взялъ, Ваня? спрашиваетъ Панфилъ.
-- Гдѣ ни взялъ, да досталъ. Матрешу на пути встрѣтилъ. Дай, говорю, тебя разцѣлую. Не дается. Ну, не надо. Одолжи, говоритъ, Ваня, двугривенный въ займы, въ получку отдамъ. Что-жь ты, говорю, папиросница на фабрикѣ зовешься, а двугривеннаго при себѣ не имѣешь? На, говорю, тебѣ четвертакъ намѣсто двугривеннаго. Послѣдній четвертакъ отдалъ изъ рубля, а рубль занялъ. Наши заводскіе на работу шли: а мы, говорю, съ Панфиломъ -- вотъ! И показываю сороковку. Дворникъ на дворѣ спрашиваетъ: а покажь, что такое у тебя подъ полой. Показать -- не покажу, а понюхать дамъ, говорю, да взялъ пробкой ему въ носъ и ткнулъ. Осерчалъ, и -- и! заругался! А тя, говорю, не очень ругайся, холщевой зипунъ! Панфилъ, что глаза выпялилъ на меня? Пей что-ли. Что сидѣть-то? Пѣсню споемъ. Нѣтъ, не нужно пѣсню. Панфилъ, брр...
-- Не замай меня, Ваня.
-- А то спляшемъ. Ахъ, ты, рѣзвая дѣвчонка, погоди! да мнѣ ручку и по улицѣ пройди! ахъ, ахъ, ха, ха, ха! ха, ха!.. вотъ какъ! А то, шутъ ее побери, на заводѣ все, да на заводѣ. Пойду искать себѣ другого мѣста. Гдѣ-нибудь получше. Панфилъ, уснулъ?
-- Нѣтъ. Нигдѣ не найдешь лучше, Ваня.
-- Не найду, по крайности вездѣ обхожу. Развѣ ужь окромь нашего завода и нѣтъ другихъ?
-- А что-жь тамъ на другихъ-то?
-- Вотъ мастерства никакого не знаемъ ты съ тобой, Панфилъ. Что: чернорабочій! Кабы что-нибудь, токаремъ, али слесаремъ опять, вотъ маляры по лѣту, говорятъ, деньгу большую зашибаютъ. Пойдемъ мы съ тобой въ маляры на лѣто.
-- Нѣтъ ужь, что ужь... Тамъ тоже снаровка требуется.
-- Никакой снаровки тебѣ не надо, а ходи да щикатурь. Вотъ опять щикатуры. Обои тамъ приклеивать. Это и я могу. А то въ паркетщики. По барскимъ домамъ полы лощить, а? Панфилъ, многоль ты лѣтъ ходишь по заводамъ?
-- Съ малыхъ лѣтъ.
-- Кабы намъ въ позументщики? Ты бы сталъ держать, а я бы позументомъ обводилъ матерію. А то въ эти, какъ они... Какъ, бишь, они... Вотъ еще недавно приходилъ къ намъ въ мастерскую наниматься одинъ такой... какъ ихъ, дьяволовъ...
-- Кузнецъ, можетъ.
-- Какой кузнецъ, самъ ты кузнецъ! Велика птица -- кузнецъ! Пей водку-то, что не пьешь? Да. Наймусь я обучаться мастерству. Панфилъ!
-- Что, Ваня?
-- Шутъ-то ее побери совсѣмъ, эту самую работу проклятую! Работаешь, работаешь... Кабы въ деревню уѣхать что-ли... У тебя сродственники есть въ деревнѣ, Панфилъ?
-- Никого нѣтъ теперь.
-- А здѣсь?
-- И здѣсь никого.
-- Да и въ деревню пріѣдешь, что тамъ?.. Тому да другому, пятому да десятому; полагаютъ, что у тебя въ карманѣ Богъ знаетъ, какія деньги! Опять шляться тамъ по чужимъ угламъ -- тоже не великая выгода. Сволочи! "Какъ на нашемъ на заводѣ, повѣсился на приводѣ -- Панфилка мужикъ! Панфилка мужикъ! У него ли въ зипунѣ"... Панфилъ, ты что? а? Панфилъ? ты что плачешь? а?
У Панфила, дѣйствительно, изъ глазъ текли слезы; онъ ихъ старался сдерживать, но онѣ текли.
-- Панфилъ, ты что плачешь? Да что ты, братецъ мой... Эхъ, ты, а еще Панфилъ! Слушай! Ей, Панфилъ! кто тебя родилъ? Будетъ тебѣ... "Ахъ, послушайте, дѣвчонки, моего совѣта, выпьемъ мы по рюмочкѣ, просидимъ до свѣта!" Панфилъ! да о чехъ ты?
-- У меня, окромя тебя, никого нѣтъ больше, Ваня! произноситъ Панфилъ.
-- Ну такъ что-жь? Экая бѣда! Ужь и дуракъ же ты, Панфилъ!
-- Ты мнѣ все равно, что родной сынъ, Ваня.
Ванька хохочетъ.
-- Ты, Ваня, не смѣйся, что ты смѣешься?
-- Да какъ надъ тобой не смѣяться!
-- Если бы тебя не было, я и не знаю, чтобы со мной было.
-- Ну вотъ. Что я тебѣ, каждое воскресенье на орѣхи что-ли даю?
-- Не на орѣхи.
-- Такъ что-жь?
-- Такъ.
-- Ужь и дуракъ же ты, Панфилъ, ей Богу. Найдетъ о чемъ говорить. Пей вотъ лучше водку, пристыла она у тебя въ рюмкѣ.
-- Я тебя, Ваня, знаю вотъ съ эдакихъ малыхъ лѣтъ!
-- Ну и знай. А я тебя знаю, какъ ужь у тебя борода выросла...
-- Тогда тебя привезли сюда...
-- Да будетъ тебѣ, пожалуйста, а то я коли такъ, и уйду сейчасъ, перебиваетъ Ванька.
-- Ну, ну, не буду. Я не буду больше, Ваня, не буду... Не надо... И то я, что я! Не буду... Я больше не буду... Лучше мы... ты что хочешь, Ваня?
-- Ничего я не хочу. Я сейчасъ пойду въ трактиръ органъ слушать.
-- И я съ тобой пойду.
-- Иди, коль хочешь.
Въ трактирѣ Панфилъ тотчасъ же усаживается въ уголъ и начинаетъ слушать органъ, а Ванька становится у дверей, чтобы съ одной стороны органъ слушать, а съ другой въ билліардную смотрѣть, какъ тамъ играютъ.
Какой-то пьяный рабочій, находившійся въ трактирѣ, вставъ съ своего мѣста, начинаетъ ходить мимо Панфила; спустя двѣ минуты, онъ, проходя мимо, тыкаетъ послѣднему въ носъ кулакомъ и произноситъ: ууу... Панфилъ! Потомъ снова проходитъ, снова тыкаетъ и произноситъ: ууу, Панфилъ! Панфилъ по возможности отстраняетъ преподносимую къ его носу чужую руку съ кулакомъ и упрашиваетъ: не трожь, пожалуйста! Операція эта продѣлывается нѣсколько разъ. Ванька гладитъ отъ двери и смѣется. Подзадориваемый общимъ вниманіемъ, пьяный рабочій еще чувствительнѣе начинаетъ преподносить кулакъ и, наконецъ, нечаянно такъ сильно тыкаетъ, что у Панфила показывается изъ носу кровь. Кто-то изъ зрителей замѣчаетъ:-- ты ужь, братъ, черезъ-чуръ! Ванька подходитъ къ Панфилу и спрашиваетъ:
-- Это ты что, Панфилъ?
-- Ууу, Панфилъ, мычитъ пьяный рабочій, видя, что тотъ уже обтирается и, стало быть, кровь изъ носу перестала течь.
-- А вотъ тебѣ: уу! отвѣчаетъ Ванька и съ размаха всей пятерней заѣзжаетъ пьянаго рабочаго по мордѣ.
-- Ты шути, да не зазнавайся!
Рабочій пошатывается и падаетъ на стулъ. Кто-то изъ зрителей кричитъ:-- "вотъ это сдача! ловко! молодецъ! эй, половой, чортъ тебя возьми, живо пару бутылокъ пива"!
Пьяный рабочій отирается и произноситъ:
-- Что ты больно... Вѣдь я такъ, знамо дѣло... Я его знаю, Панфила, развѣ я его не знаю, что ли! Кабы я его не зналъ, а то вѣдь я его знаю!
Спустя нѣкоторое время, Ванька подходитъ къ Панфилу и говоритъ:
-- Пойдемъ, Панфилъ, домой. Чорта ли тутъ дѣлать, а дома по крайности сороковка еще осталась.
-- Ну, пойдемъ, соглашается Панфилъ.
IV.
Сидитъ Панфилъ за станкомъ и работаетъ. Живо, ловко и аккуратно работаетъ. Очень онъ на работѣ изловчился, такъ что про него говорятъ:-- "вонъ Панфилъ! и станокъ, братецъ ты мой, у него никогда не ломается, и пудами всегда онъ тебя превысить"!
Сидитъ и работаетъ. Такъ внимательно, что не замѣчаетъ, что вокругъ него дѣлается, не замѣчаетъ даже тѣхъ веревочекъ, тряпочекъ и бумажекъ, которыя ему привѣшиваетъ къ спинѣ кто-нибудь изъ шутниковъ, въ родѣ друга его и пріятеля Ваньки. Съ гуломъ заводскимъ Панфилъ такъ свыкся, что, еслибы онъ вдругъ умолкъ, Панфилъ на первыхъ порахъ растерялся бы и, навѣрное, работу свою пріостановилъ бы.
По окончаніи работъ, видитъ Панфилъ кусочекъ мыльца, оставшійся у мыловара заводскаго неубраннымъ, и думаетъ: ныньче субботній день, въ баню бы надо сходить! Потомъ беретъ этотъ кусочекъ мыльца и бережно завертываетъ его въ тряпочку. Въ такую же тряпочку завертываетъ три мѣдныя пластинки, плодъ его работы, вынувъ ихъ предварительно изъ своего короба. Затѣмъ идетъ къ выходу.
На дворѣ повстрѣчавшійся съ нимъ мастеръ спрашиваетъ его: -- Что, Панфиловъ, много-ль ныньче сдѣлалъ пудовъ?
-- Экая ты безтолковая дубина, продолжаетъ мастеръ.-- О чемъ тебя ни спроси, ни на что ты настоящаго отвѣта не дашь.
-- Достаточно, слава Богу, а сдѣлалъ достаточно, торопится исправить себя Панфилъ.
-- Достаточно. Это сколько же выходитъ пудовъ -- достаточно?
-- Благодаря Бога, ничего. Я что-жь, Леонъ Леонычъ, я работаю каждую минуту, не сижу праздно, я, право, со всѣмъ моимъ стараніемъ...
-- Статуй ты несуразный! Нешто я въ лѣности тебя укоряю... дуботолкъ!.. Панфилъ, кто тебя родилъ?
Въ это время, вмѣстѣ съ другими, начинать обыскивать, по заведенному порядку, и Панфила при выходѣ съ заводскаго двора на улицу. Обшаривъ съ ногъ до головы, привратникъ ощупываетъ у него въ карманѣ что-то подозрительное, а потому спрашиваетъ:
-- Это у меня, Прохорычъ, такъ, тряпочка... Она у меня дома, такъ я ее изъ дома захватилъ... Вотъ руки если обтереть, станокъ обтереть. Она у меня въ карманѣ всегда.
-- Покажи.
-- Да ей Богу же! что ты, Прохорычъ!
-- Ну-ка, ну-ка...
Подходитъ вахтеръ.
-- Что тамъ такое еще?
-- Вотъ у него что-то будто въ карманѣ...
-- Что у тебя тамъ въ карманѣ?
-- У меня вотъ, я ее изъ дома захватилъ, она у меня всегда въ въ карманѣ, руки обтереть, тряпочка.
-- У-у-у-у-у! снова неудержимо раздается гулъ въ толпѣ.
Вахтеръ выходитъ изъ сторожки, останавливается на крылечкѣ и пристально всматривается въ толпу; шумъ снова затихаетъ.
Подходятъ мастеръ, писарь, кладовщикъ и прочая "администрація".
-- Что, аль попался кто?
Вахтеръ, мастеръ и прочіе входятъ въ сторожку. Толпа быстробросается вслѣдъ за ними и въ одинъ моментъ облѣпляетъ два окошечка, черезъ которыя проникаетъ свѣтъ въ сторожку. У воротъ на нѣсколько минутъ происходитъ суматоха, давка, крикъ, но вскорѣ сторожами-привратниками возстановляется долинѣ порядокъ.
-- Эй! отъ окошекъ отойдите! что стали! черезъ васъ не видать ничего! слышится громче всѣхъ крикъ.
Въ общемъ движеніи раздаются отрывочные разговоры и возгласы:
-- Ребята, это кого?
-- Панфила.
-- Какого Панфила?
-- Панфилова.
-- Изъ какой мастерской?
-- Изъ нашей. Не далеко отъ меня работаетъ. То-то я давно замѣчаю, вертится, знаешь, то туда, то сюда, словно чего ищетъ. Вотъ оно какъ разъ и есть.
-- Это Панфила? того... какъ его...
-- Да, да, его самаго...
-- Вынимаетъ! слышится изъ того ряда рабочихъ, которые непосредственно оцѣпляютъ окна и глядятъ въ нихъ.