Аннотация: Jack Raymond.
Текст издания: журнал "Русское Богатство", NoNo 5-7, 1902.
ДЖЕКЪ РЭЙМОНДЪ.
Романъ Е. Л. Войничъ.
Переводъ съ англійскаго Л. Я. Сердечной.
I.
-- И это вы здѣсь называете хорошей дорогой?-- сказалъ докторъ Дженкинсъ.
Онъ остановился на полу-горѣ, чтобы оглядѣться и дать Тимоти, рыбаку, который встрѣтилъ его на станціи желѣзной дороги, поставить на землю тяжелый чемоданъ и отдохнуть немного, прежде чѣмъ взбираться выше. Крутая дорога за ихъ спиной избивалась между дикими гранитными глыбами и низкорослыми кустами дрока.
Передъ ними она круто, поднималась, усыпанная камнями и окаймленная мокрыми кустиками вереска, и исчезала изъ глазъ, повернувъ за покрытый мохомъ утесъ.
Кругомъ безплодное, высохшее болото, перерѣзанное холмами, красное, словно сердитое солнце, готово уже спуститься за горизонтомъ; пронзительный сѣверный вѣтеръ съ визгомъ носится кругомъ; а тамъ, за прибрежными утесами, угрюмое, отчаянное, стонущее море -- и больше ничего. Можетъ быть, въ хорошій лѣтній день, когда высохшее болото залито золотыми и пурпуровыми цвѣтами, оно выглядитъ привѣтливѣе; безъ сомнѣнія, въ ясное утро, послѣ теплаго лѣтняго дождя это свинцово-сѣрое море блещетъ голубыми и зелеными переливами; но д-ръ Дженкинсъ въ первый разъ увидѣлъ его въ декабрьскій вечеръ, когда все казалось ему такимъ холоднымъ, мрачнымъ и безнадежнымъ. Солнце скрылось, оставивъ на водѣ длинный огненный слѣдъ, точно слѣдъ окровавленной руки, который волны поспѣшили смыть. Тимоти снова поднялъ чемоданъ.
-- Теперь уже недалеко, сэръ; мы дойдемъ до темноты. Э, да это мастеръ Ричардсъ, съ Гурнадсъ-Хэда, и старуха съ нимъ. Добрый вечеръ, хозяинъ!
Телѣжка, запряженная косматымъ пони и нагруженная яблоками, показалась изъ-за утеса, подпрыгивая на камняхъ. Фермеръ и пони шли рядышкомъ, и если бы не разница въ количествѣ ногъ, ихъ можно было-бы принять за близнецовъ: такъ они были похожи, оба задумчивые, кругленькіе, оба выступали неторопливою, солидною поступью. Въ телѣжкѣ, среди яблокъ, сидѣла старуха и дремала.
-- Это новый докторъ для Порткэррика,-- сказалъ Тимоти. Теперь у насъ будутъ два доктора, потому что и старикъ д-ръ Вильямсъ остается, хотя онъ уже не можетъ много работать. Вы отдохнули, сэръ?
Они стали взбираться выше, а фермеръ Ричардсъ и его пони тихонько спускались съ холма.
-- Алло!-- сказалъ докторъ, оглянувшись.-- Съ телѣжкой старика что-то не ладно. Смотрите, онъ машетъ намъ. Въ чемъ дѣло?
Фермеръ дѣлалъ отчаянные жесты кнутомъ и старался перекричать вой вѣтра.
-- Помяни, Господи, царя Давида!-- визжала старуха, складывая руки.-- Это разбойники!
Съ холма во всю прыть летѣлъ здоровый, мускулистый, черноволосый мальчикъ съ темно-коричневой отъ загара кожей и съ лицомъ, поразившимъ доктора своимъ отталкивающимъ безобразіемъ.
Цѣлая шайка другихъ бѣсенятъ слѣдовала за нимъ по пятамъ, размахивая дубинами и вопя дикими голосами. Маленькіе разбойники появились такъ внезапно, что, прежде чѣмъ фермеръ успѣлъ оглянуться, пони былъ выпряженъ изъ оглобель, старуха очутилась на дорогѣ, плача и ломая руки, телѣжка была опрокинута, и яблоки дождемъ посыпались въ грязь.
Когда Тимоти и докторъ прибѣжали на помощь, фермеръ уже пришелъ въ себя и размахивалъ кнутомъ направо и налѣво. Послѣ жаркой стычки шайка отступила и разсыпалась во всѣ стороны съ холма, визжа и крича, съ оттопыренными карманами, набитыми яблоками. Преслѣдовать ихъ было невозможно, но на бѣгу одинъ изъ мальчишекъ, длинноногій, съ лицомъ, покрытымъ веснушками, шалопай, зацѣпился ногою за камень и свалился. Фермеръ набросился на него.
-- Джекъ!-- завизжалъ плѣнникъ.-- Джекъ!
Предводитель однимъ скачкомъ вернулся назадъ, ловко подставленной ногой сбилъ на землю тяжеловѣснаго фермера, ухватилъ упавшаго мальчика за шиворотъ и однимъ толчкомъ въ спину отправилъ его внизъ съ холма. Затѣмъ онъ быстро оглянулся, чтобы убѣдиться, не нужна ли еще кому-нибудь его помощь. Очевидно, у нихъ былъ уговоръ, что онъ долженъ первымъ нападать и послѣднимъ бѣжать.
Когда онъ повернулся и собирался послѣдовать за своей шайкой, чья-то рука опустилась на его плечо.
-- Я изловилъ, по крайней мѣрѣ, одного,-- сказалъ д-ръ Дженкинсъ.-- Нѣтъ, не бейте его,-- прибавилъ онъ, отводя кулакъ фермера.-- Если вы будете ругаться, пріятель, это не: подниметъ вашей телѣжки. Тимоти, помогите ему поднятъ ее и предоставьте мнѣ расправиться съ мальчикомъ.
Фермеръ, громко ругаясь, присоединился къ Тимоти, который старался поднять опрокинутую телѣжку, пока старуха, собирала разсыпавшіяся яблоки.
-- Однако, ты ловкій чертенокъ,-- сказалъ д-ръ Дженкинсъ своему плѣннику, который вертѣлся, какъ угорь, стараясь вырваться изъ его крѣпкихъ рукъ.-- Какъ тебя зовутъ?
-- А васъ какъ зовутъ?
-- Ей Богу, сэръ,-- сказалъ Тимоти,-- вѣдь это Джекъ Рэймондъ. Онъ племянникъ нашему викарію.
-- И сынъ самого сатаны,-- проворчалъ фермеръ.
Черномазый чертенокъ ухмыльнулся при этомъ комплиментѣ, показавъ рядъ ослѣпительно-бѣлыхъ зубовъ.
-- Племянникъ викарія?-- недовѣрчиво повторилъ д-ръ. Дженкинсъ.-- Стой смирно, мальчишка, не брыкайся. Я тебѣ ничего не сдѣлаю.-- Глаза Джека широко раскрылись съ выраженіемъ сердитаго недоумѣнія, и докторъ замѣтилъ, какіе они мрачные и въ то же время сверкающіе.
-- Такъ я вамъ и повѣрилъ!
Однако, онъ пересталъ брыкаться и выпрямился.
Его безобразное лицо было страннаго, варварскаго типа, но въ немъ не было ничего порочнаго, не смотря на выдающуюся нижнюю челюсть; форма головы была очень благо, родная, а глубокіе глаза были бы прямо великолѣпны, если бы не ихъ угрюмое, недовѣрчивое выраженіе. Большое разстояніе между ними и черная линія сросшихся бровей придавали лицу выраженіе силы и напряженія, болѣе свойственное дикому бизону, чѣмъ ребенку.
-- Такъ ты атаманъ шайки скверныхъ мальчишекъ?-- спросилъ докторъ -- Какое же ваше спеціальное занятіе, смѣю спросить? Грабить бѣдныхъ людей и до полу-смерти пугать, старухъ? А?
-- Да,-- отвѣтилъ Джекъ, прямо смотря ему въ лицо,-- и жалить при случаѣ, какъ та оса, что запуталась въ вашей бородѣ.
Д-ръ Дженкинсъ, забывъ, что стоитъ зима, инстинктивно провелъ рукой по лицу. Въ ту же минуту онъ получилъ сильный ударъ, нанесенный съ замѣчательной быстротой, и прежде чѣмъ онъ успѣлъ сообразить, что его одурачили, Джекъ уже стрѣлой летѣлъ съ холма, рискуя сломать себѣ шею.
Докторъ прислонился къ скалѣ и хохоталъ до слезъ. Сердиться было невозможно, слишкомъ ужъ ловко была разыграна вся эта сцена.
Когда, телѣжка была наконецъ, поднята, и они пошли дальше, Тимоти сказалъ:
-- И подумать, что этотъ мальчишка воспитывается въ богобоязненномъ домѣ и съ дѣтства видитъ христіанскіе примѣры и наставленія! Да, все это ни къ чему. Что тамъ ни говорятъ, а яблоко отъ яблони не далеко падаетъ.
-- Сдается мнѣ, что хорошая порка принесла бы мальчику куда больше пользы, чѣмъ христіанскіе примѣры и наставленія,-- замѣтилъ докторъ.-- Весь этотъ вздоръ выбить бы слѣдовало!
-- Что вы, сэръ! Да во всемъ Порткэррикѣ не найдется мальчишки, котораго бы пороли чаще, чѣмъ Джека Рэймонда; по крайней мѣрѣ, съ тѣхъ поръ, какъ умеръ капитанъ.
-- Кто?
-- Капитанъ Джонъ, младшій братъ викарія. Онъ утонулъ, три года минуло въ октябрѣ, спасая погибающихъ въ бурю около Лэндсъ-Энда, по дорогѣ къ Лонгшипу. У викарія своихъ дѣтей нѣтъ, вотъ онъ и взялъ сиротокъ, потому что они остались безъ всякихъ средствъ, и заботится о нихъ, какъ истый христіанинъ.
-- Значитъ дѣтей нѣсколько?
-- Двое, есть еще дѣвочка, сэръ, такъ лѣтъ восьми; милое, кроткое дитя, такъ же мало похожее на это отродье сатаны, какъ сардина на акулу. Она вся въ Реймондовъ.
-- Такъ викарій держитъ мальчишку въ строгости?
Тимоти только свиснулъ.
-- Вотъ видите ли, сэръ, нѣкоторые господа изъ училищнаго совѣта говорятъ, что онъ слишкомъ строгъ, даже палачемъ его зовутъ, потому что онъ настаиваетъ, чтобы въ школѣ сильнѣе драли. Только, по моему, онъ правъ, сэръ, человѣческая природа грѣховна и безнадежно дурна, и какъ же вы можете иначе внушить страхъ Божій?
-- Однако, этому-то онъ плохо внушенъ!
-- Охъ, дурная кровь въ немъ говоритъ. Не мало слезъ онъ стоитъ бѣдной миссисъ Рэймондъ! Надо вамъ сказать, сэръ, что она принадлежитъ къ очень почтенному семейству изъ Сентъ-Айва; они всѣ такіе благочестивые и вовсе не привыкли къ подобнымъ чертенятамъ. Она сама такая богомольная женщина, помогаетъ бѣднымъ, какъ и подобаетъ женѣ священника, и заботится объ этихъ сиротахъ, точно они ея собственныя дѣти, хотя они даже не изъ ея семьи. Маленькая Молли ей дороже глаза. Она старалась лаской изгнать дьявола изъ мальчика, а викарій -- палкой, а тому все, какъ стѣнѣ горохъ. Настоящее отродье своей матери.
-- Кто она была?
-- Отчаянная женщина, сэръ; актриса изъ Лондона; сэръ Джонъ привезъ ее, когда былъ еще молодъ и необузданъ, и покрылъ позоромъ свой честный домъ. Господь знаетъ, чѣмъ она была, пока онъ не женился на ней. Повѣрите ли, сэръ, она курила, какъ мужчина, и нога ея никогда не переступала порога храма Божьяго. А ея нарядныя платья и безстыдный видъ! Было отъ чего старикамъ въ гробахъ перевернуться! Она таскалась по скаламъ подъ дождемъ, распѣвая пѣсни, распустивъ волосы по плечамъ, точно сумасшедшая. Ей-Богу, я самъ видѣлъ, какъ она сидѣла полу-раздѣтая, полоща въ лужѣ на скалахъ голыя ноги, а какой-то безумный художникъ изъ Лондона срисовывалъ ее. Дурна она была, какъ смертный грѣхъ, вы можете по мальчику судить, а капитанъ Джонъ по ней съума сходилъ. А все-таки она пошла на путь погибели послѣ рожденія дѣвочки, "взяла ангажементъ", какъ она говорила, да и умчалась въ Парижъ ломаться, какъ говорится въ священномъ писаніи: "песъ возвращается къ своей блевотѣ и свинья валяется въ грязи". Въ Парижѣ она заболѣла холерой и умерла нераскаянной грѣшницей, какъ я слышалъ. Судъ Божій! А капитанъ, бѣдный безумецъ, вмѣсто того, чтобы возблагодарить Провидѣніе за то, что оно избавило его отъ этой вавилонской блудницы, такой видъ принялъ, точно изъ него душу вынули, и уже никогда больше не поднималъ головы.
-- Это Порткэррикъ?-- перебилъ его докторъ, когда за крутымъ поворотомъ открылась рыбачья деревушка, пріютившаяся между двумя громадными сѣрыми утесами.
-- Точно такъ, сэръ. Вонъ тамъ маякъ на Скалѣ Мертвеца. Бѣлый домъ -- это школа м-ра Хюйтта. Многіе дворяне присылаютъ сюда своихъ дѣтей, викарій -- попечитель школы; а вотъ въ томъ большомъ домѣ по выше, на Вересковомъ холмѣ, живетъ сквайръ.
-- А этотъ старый домъ около церкви, весь покрытый плющемъ?
-- Это церковный домъ, гдѣ викарій живетъ.
-----
На слѣдующее утро, когда д-ръ Дженкинсъ вернулся домой послѣ своей первой прогулки по деревнѣ, онъ нашелъ на своемъ столѣ визитную карточку: "Преподобный Джозана Рэймондъ, викарій, Порткэррикъ, Корнуэль".
-- Викарій сказалъ, что еще разъ зайдетъ,-- заявила хозяйка. Онъ казался очень разстроеннымъ; опять вѣрно этотъ чертенокъ Джекъ выкинулъ новую штуку; люди говорятъ, что онъ вчера на скалахъ чуть не до смерти напугалъ бѣдную миссисъ Ричардсъ, разбилъ телѣжку, переломалъ ноги пони и...
-- Довольно, довольно,-- перебилъ докторъ.-- Ничего ужаснаго не случилось. Я самъ тамъ былъ. Что, фермеръ жаловался?
-- Да, сэръ; говорятъ, викарію пришлось уплатить ему сегодня утромъ длинный счетъ. Фермеръ грозился, что будетъ жаловаться въ судъ за грабежъ и увѣчье.
-- Ахъ, какъ это глупо! Я зайду къ викарію послѣ обѣда и самъ разскажу ему, какъ было дѣло.
Когда докторъ входилъ въ садъ церковнаго дома, топотъ быстро бѣгущихъ ножекъ донесся изъ-за живой изгороди. Прежде, чѣмъ онъ успѣлъ посторониться, маленькая фигурка въ большомъ полотняномъ передникѣ выскочила изъ-за угла, налетѣла на его ноги и отскочила, отбросивъ назадъ цѣлую гриву золотистыхъ локоновъ.
-- О, мнѣ такъ жаль! Я не ушибла васъ, сэръ?
Докторъ посмотрѣлъ на нее, удивляясь, неужели это прелестное дитя могло быть родной сестрой Джека Рэймонда.
-- Ушибла меня? Полно, крошка. Я боюсь, что я зашибъ тебя. Ты племянница м-ра Рэймонда?
-- Я -- Молли. Вы пришли къ дядѣ?
Она повела его въ домъ, а онъ безуспѣшно старался заставить ее вступить въ разговоръ. Докторъ очень любилъ дѣтей, и здоровенькая, чистенькая Молли, застѣнчивая, но не дикая, загорѣлая и покрытая веснушками отъ солнца и вѣтра, казалась ему очаровательнымъ созданьицемъ.
Она была прелестна, но не обѣщала быть красивой въ будущемъ, у нея былъ тотъ же упрямый ротъ, что и у брата, хотя съ болѣе мягкимъ выраженіемъ, и выдающаяся нижняя челюсть, но глаза ея не походили на глаза Джека: они были восхитительно-ясные и голубые.
Преподобный м-ръ Рэймондъ былъ сѣдой, серьезный, холодный человѣкъ, съ такими же безцвѣтными, лишенными жизни глазами, какъ и его сѣдые волосы. Онъ держался прямо, какъ солдатъ. Манеры его были деревянныя, но не лишенныя нѣкотораго скромнаго достоинства; казалось, онъ всегда помнилъ, что созданъ по образу и подобію Божію.
Онъ былъ гладко выбритъ, и въ углахъ его рта видна была чисто китайская безчуственность. Если бы черты его были нѣсколько опредѣленнѣе и рѣзче, лицо его можно было бы назвать если не симпатичнымъ, то, по крайней мѣрѣ, интереснымъ, теперь же оно казалось просто раскрашенной діаграммой добродѣтели.
Викарій выслалъ Молли изъ комнаты и началъ изысканно извиняться за дурное поведеніе Джека. Видя, какъ близко къ сердцу принимаетъ онъ вчерашнюю проказу, гость добродушно прервалъ его извиненія, по своему изобразивъ происшедшее, какъ простую шалость школьниковъ, и перевелъ разговоръ на другую тему.
Подали чай, и вмѣстѣ съ нимъ появилась миссисъ Рэймондъ, полная, добродушная, покорная на видъ женщина, повидимому, старше своего мужа, съ неопредѣленными бровями, приподнятыми въ застывшемъ выраженіи какого-то вѣчнаго жалобнаго удивленія. Ея черное платье было образцомъ чистоты и аккуратности, волоса причесаны волосокъ къ волоску. Молли въ чистомъ бѣломъ передничкѣ, съ тщательно расчесанными и связанными лентой локонами, робко прижималась къ теткѣ. Казалось, настроеніе мира и довольства вошло въ комнату вмѣстѣ съ женщиной и ребенкомъ. Хлѣбъ, масло и пирожное были превосходны и, очевидно, домашняго приготовленія, а когда послѣ чая миссисъ Рэймондъ сѣла къ окну, чтобы докончить вышивать платьеце для Молли, гость могъ убѣдиться, что она такая же искусная рукодѣльница, какъ и хозяйка.
Миссисъ Рэймондъ была добра къ бѣднымъ, если судить по красной шерстяной душегрѣйкѣ, которую вязала Молли; очевидно, дѣвочкѣ внушили, что снабженіе бѣдныхъ теплой одеждой -- долгъ всякаго.
Доктору пришло въ голову, что этой добродѣтельной женщинѣ тяжело приходится служить буферомъ между мужемъ и племянникомъ.
-- Сара,-- сказалъ викарій, когда чай былъ убранъ,-- я выразилъ доктору Дженкинсу, какъ глубоко мы сожалѣемъ о томъ, что случилось вчера на холмѣ. Онъ былъ такъ добръ, что легко отнесся къ этому, и не требуетъ формальнаго извиненія.
Миссисъ Рэймондъ подняла на посѣтителя свой кроткій взглядъ.
-- Намъ такъ жаль, что съ вами случилась такая непріятность. Право, мы сдѣлали все, что отъ насъ зависитъ; вы очень добры, что не требуете, чтобы мальчикъ былъ наказанъ.
-- Онъ будетъ наказанъ во всякомъ случаѣ,-- спокойно произнесъ викарій.-- Его поступокъ уже внесенъ въ книгу поведенія.
-- Надѣюсь, не изъ-за меня?-- вступился д-ръ Дженкинсъ.-- Право, я смотрю на это, какъ на мальчишескую выходку, и не подумалъ бы жаловаться, если бы вы сами не услышали объ этомъ.
-- Вы очень добры,-- отвѣтилъ викарій,-- но я никогда не прощаю оскорбленій.
-- Господи, Боже! Какой счетъ долженъ быть у мальчика!-- подумалъ докторъ. При первой возможности, онъ постарался перевести разговоръ съ прегрѣшеній Джека на постороніе предметы. Оказалось, что викарій очень интересный собесѣдникъ, опытный, умный и хорошо образованный. Онъ очень интересовался мѣстной благотворительностью и благочестивыми предпріятіями, въ особенности дѣятельностью миссіонеровъ. Онъ только что началъ разсказывать гостю о своемъ участіи въ миссіи Рыбаковъ дальняго плаванія, какъ входная дверь съ громомъ захлопнулась, и миссисъ Рэймондъ съ нервнымъ испугомъ подняла глаза съ работы.
-- Джекъ,-- позвалъ викарій, поднявшись съ мѣста и открывъ дверь.-- Иди сюда... Молли, милочка,-- обратился онъ къ дѣвочкѣ,-- ты можешь идти играть на верхъ.
-- Не забудь перемѣнить передникъ,-- сказала миссисъ Рэймондъ въ догонку уходяшей дѣвочкѣ,-- и скажи Мери-Аннѣ... О, Джекъ, гдѣ ты былъ, что ты въ такомъ видѣ!
Джекъ вошелъ въ комнату, засунувъ руки въ карманы. Онъ однимъ взглядомъ окинулъ комнату и остановился у двери, глядя нахмурившись на гостя.
Надутый, грязный и нечесанный, съ вызывающимъ видомъ выставивъ свой упрямый подбородокъ, въ запачканной и разорванной курткѣ, оставляя мокрые, грязные слѣды на коврѣ, онъ выглядѣлъ настоящимъ разбойникомъ, проклятіемъ порядочной семьи.
-- Помнишь ли ты этого господина?-- спросилъ викарій съ хладнокровіемъ, не предвѣщавшимъ ничего хорошаго.
-- Онъ-то, навѣрное, меня помнитъ,-- отвѣтилъ Джекъ.
Голосъ его былъ замѣчательно низкій и звучный для его лѣтъ.
-- Конечно, помню,-- сказалъ весело гость, стараясь отвести готовую разразиться грозу.-- Иди сюда и дай мнѣ руку, мальчикъ, чтобы показать, что мы не сердимся другъ на друга.
Джекъ молча посмотрѣлъ на него изъ-подъ опущенныхъ рѣсницъ.
-- Иди и дай руку,-- сказалъ викарій попрежнему спокойно, но съ горящими гнѣвомъ глазами.-- Твоя тетка и я, мы извинились за тебя, такъ какъ ты самъ не догадался это сдѣлать.
Джекъ подошелъ къ гостю своей неловкой походкой и протянулъ лѣвую руку, не вынимая правой изъ кармана.
-- Почему же не правую руку?-- спросилъ докторъ.
-- Не могу.
-- Что ты опять натворилъ?-- спросила миссисъ Рэймондъ съ безсознательнымъ пафосомъ въ голосѣ.-- Да у тебя весь рукавъ въ грязи, ты изорвалъ всю новую куртку!
Рука, завернутая въ грязный, окровавленный носовой платокъ, оказалась расцарапанной и въ ссадинахъ.
-- Какъ ты это сдѣлалъ?
Джекъ угрюмо взглянулъ на дядю.
-- Когда взбирался на Утесъ Мертвеца.
-- Куда тебѣ строго запрещено ходить?
-- Да.
-- О, Джекъ!-- безпомощно взвывала тетка,-- Какъ ты можешь быть такимъ непослушнымъ?
Викарій вынулъ черную книгу и сдѣлалъ новую замѣтку.
-- Иди въ свою комнату и жди, пока я приду,-- было все, что онъ сказалъ Джеку.
Джекъ повернулся, пожимая плечами, и, посвистывая, вышелъ изъ комнаты. Миссисъ Рэймондъ вышла вслѣдъ за нимъ, бросивъ на мужа испуганный взглядъ.
-- Шила въ мѣшкѣ не утаишь,-- сказалъ викарій со вздохомъ, обращаясь къ своему гостю.-- Вы сами были свидѣтелемъ. Дурной характеръ моего племянника -- тяжкій крестъ для моей жены и для меня; самый тяжкій изъ всѣхъ, какіе угодно было Провидѣнію взвалить на наши плечи.
-- Онъ, вѣроятно, исправится, когда подростетъ,-- попробовалъ сказать докторъ примирительнымъ тономъ.-- Многіе очень хорошіе люди были въ дѣтствѣ скверными мальчишками.
-- Шалунами, да, но, къ несчастью, въ моемъ племянникѣ не дѣтская шаловливость; это наслѣдственная порочная наклонность.
-- Если Тимоти не разсказалъ вамъ этой несчастной исторіи, вы скоро познакомитесь съ ней изъ деревенскихъ сплетенъ. Джекъ наслѣдовалъ отъ своей матери характеръ, который невозможно исправить; порокъ пустилъ въ его душѣ слишкомъ глубокіе корни. Ни убѣжденія, ни строгости не дѣйствуютъ на него; послѣ цѣлыхъ годовъ стараній и серьезныхъ усилій возбудить въ немъ хоть искру лучшихъ чувствъ, онъ постоянно становится все хуже и хуже. Мы благословляемъ Бога, что до сихъ поръ въ Молли нѣтъ порочныхъ наклонностей; что касается до мальчика, то онъ безнадеженъ.
При первой возможности д-ръ Дженкинсъ распрощался. Ему надоѣло слушать о Джекѣ и его прегрѣшеніяхъ.
-- Чортъ возьми,-- думалъ онъ,-- если всѣ будутъ меня угощать разсказами объ этомъ проклятомъ щенкѣ, то мнѣ придется повѣсить на дверяхъ объявленіе: "просятъ не говорить о преступленіяхъ племянника викарія".
Въ концѣ сада былъ дровяной сарай. Проходя мимо него, докторъ услышалъ шумъ надъ своей головой и посмотрѣлъ вверхъ. Джекъ, спокойный сознаніемъ своего, хотя опаснаго, но неприступнаго положенія, сидѣлъ верхомъ на углу покатой крыши, держа въ одной рукѣ большой ломоть хлѣба, въ другой -- зеленое кислое яблоко, по всей вѣроятности, остатокъ вчерашней добычи, и по очереди откусывая отъ обоихъ.
-- Алло!-- сказалъ докторъ.-- Какъ ты сюда забрался? Мнѣ казалось, что тебя послали на верхъ
Чертенокъ молча взглянулъ на него и молча откусилъ отъ яблока. У доктора заныли зубы, когда онъ услышалъ этотъ хрустящій звукъ.
-- У тебя заболитъ животъ, если ты будешь ѣсть незрѣлые фрукты.
-- Некогда мнѣ разговаривать,-- отвѣчалъ Джекъ съ полнымъ ртомъ.-- Черезъ минуту я долженъ быть дома, чтобы получить порку, и мнѣ нужно сначала закусить.
-- Ожиданіе порки не портитъ твоего аппетита?
Джекъ пожалъ плечами и принялся за другое яблоко.
Миссисъ Рэймондъ, задыхаясь, бѣжала по дорожкѣ, ломая руки.
Мальчики толпой выходили изъ школы. День былъ полупраздничный, погода стояла чудесная, и всѣ, или почти всѣ, были въ самомъ лучшемъ расположеніи духа.
Джимъ Гривсъ, одинъ изъ старшихъ учениковъ -- ему было семнадцать лѣтъ и онъ считался особой значительной, потому что всегда имѣлъ много денегъ -- прохаживался подъ руку со своимъ лучшимъ другомъ Робертомъ Польуиллемъ, прозваннымъ "бараномъ" за его привычку приставать къ малышамъ.
Оба пріятеля не пользовались популярностью въ школѣ, но такъ какъ Джимъ былъ богатъ, а Робертъ значительно сильнѣе остальныхъ, то имъ многое прощалось, а если и не прощалось, то сносилось молча. Скука школьной жизни въ Порткэррикѣ заставила ихъ примкнуть къ шайкѣ Джека Рэймонда, къ которой принадлежали мальчики самыхъ разнообразныхъ характеровъ, возрастовъ и сословій, и хотя они оба были гораздо старше своего атамана, онъ держалъ ихъ въ строгомъ повиновеніи. Но ни у одного изъ нихъ не было естественной наклонности къ мародерству, и они оба не долюбливали Джека; они твердо помнили, хотя и прикидывались, что забыли, какъ онъ въ прошломъ году вызвалъ ихъ одного за другимъ на драку за то, что они мучили щенка.
Хотя оба пріятеля были сильнѣе Джека и одолѣли его, онъ, благодаря своей обезьяньей ловкости, успѣлъ хорошенько отколотить ихъ и съ распухшимъ носомъ и подбитымъ глазомъ безпечно вернулся домой, гдѣ дядя, по обыкновенію, жестоко высѣкъ его за драку.
Съ тѣхъ поръ они оба обращались съ нимъ со всѣмъ уваженіемъ, подобающимъ столь воинственному атаману, и высказывали скрытое недоброжелательство только въ намекахъ, которые привели бы его въ ярость, если бы онъ могъ понять ихъ тайный смыслъ. Въ отсутствіи Джека вся шайка помирала отъ хохота, что предводитель всѣхъ шалостей и проказъ такъ еще "зеленъ", что не понимаетъ шутокъ Роба Польуилля. Весьма возможно, что всеобщее наслажденіе такимъ комическимъ положеніемъ еще больше, чѣмъ страхъ передъ тяжелыми кулаками Джека, повело къ тому, что его не просвѣщали.
Джекъ, съ своей стороны, совершенно забылъ о происшествіи со щенкомъ. Побои были такимъ обыкновеннымъ дѣломъ, а кромѣ того, Джекъ еще стоялъ на той варварской степени развитія, когда дерутся изъ удовольствія драться больше, чѣмъ изъ-за какой-нибудь сантиментальной причины. Впрочемъ, онъ инстинктивно не долюбливалъ Гривса и Польуилля, какъ не любилъ. Чарли Томсона, жирнаго, страдавшаго одышкой мальчика, руки котораго, Джекъ самъ не зналъ почему, возбуждали въ немъ отвращеніе.
Джекъ, какъ многія первобытныя натуры, чувствовалъ странное, чисто физическое отвращеніе ко всему, что не было вполнѣ здорово. Странно, что онъ не испытывалъ того же къ викарію; по отношенію къ нему чувство его было просто и крайне элементарно: онъ ненавидѣлъ дядю такъ же, какъ любилъ животныхъ, какъ презиралъ тетку Сару...
М-ръ Хюйттъ, учитель, ходилъ взадъ и впередъ по лугу, опустивъ глаза въ землю: онъ не раздѣлялъ общаго радостнаго настроенія. Профессіональная отвѣтственность тяжело лежала на немъ, потому что онъ былъ человѣкъ добросовѣстный, и природа не создала его школьнымъ учителемъ.
-- Опять вмѣстѣ!-- пробормоталъ онъ, глядя вслѣдъ двумъ большимъ мальчикамъ, которые подъ руку прошли мимо него.
-- Они всегда что-то замышляютъ,-- сказалъ помощникъ священника, подойдя къ нему. Мистеръ Хюйттъ быстро обернулся со вздохомъ облегченія: онъ и молодой священникъ были старинные друзья.
-- Эта исторія меня ужасно мучитъ, Блэкъ,-- сказалъ онъ.
-- Какъ вы думаете, подозрѣваетъ викарій что-нибудь?
-- Я увѣренъ, что нѣтъ; онъ бы все перевернулъ вверхъ дномъ, если бы подозрѣвалъ. Вы знаете, какъ строго онъ относится ко всякой безнравственности. Да, вотъ еще на дняхъ, по поводу этой дѣвочки Роско; я думалъ, что съ ней припадокъ сдѣлается отъ страха. Все это прекрасно, Хюиттъ, но онъ заходитъ слишкомъ далеко. Дѣвочка еще очень молода и неопытна, и было неблагородно такъ допрашивать ее.
-- Я не согласенъ съ вами. Какъ викарій прихода, онъ долженъ знать имя соблазнителя, чтобы предостеречь другихъ дѣвушекъ. Только упрямство заставило ее отказаться назвать его...
-- Или ужасъ. Какъ бы тамъ ни было, мальчики...
Учитель такъ и подскочилъ.
-- Ради самого неба!-- закричалъ онъ,-- неужели вы подозрѣваете, что въ исторіи съ дѣвушкой Роско замѣшанъ кто нибудь изъ моихъ мальчиковъ?
-- Я не думалъ объ этомъ,-- продолжалъ священникъ съ разстроенннымъ лицомъ,-- хотя Гривсъ и Польуилль... Однако, нечего выдумывать разные ужасы, которыхъ на самомъ дѣлѣ нѣтъ. Господь вѣдаетъ, довольно намъ и той грязной исторіи.
-- Да, чернѣе ея и не придумаешь; хуже всего, боюсь я, что все зло идетъ отъ племянника викарія. Хюиттъ, вы въ этомъ увѣрены? Джекъ, безъ сомнѣнія, доставляетъ больше хлопотъ, чѣмъ всѣ тѣ мальчики, съ которыми мнѣ приходилось имѣть дѣло, но все-таки, мнѣ кажется, онъ не способенъ на такое грязное дѣло.
-- Теперь, если вы говорите, что Томсонъ...
-- О, что касается до Томсона, у меня нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Но я боюсь, что и Джекъ на дурной дорогѣ; его совѣсть совершенно огрубѣла, и его вліяніе на другихъ мальчиковъ крайне опасно. Вы сами знаете, онъ всегда является коноводомъ во всѣхъ проказахъ. Я просто не знаю, какъ мнѣ сказать о своихъ подозрѣніяхъ м-ру Рэймонду, послѣ всего, что онъ сдѣлалъ для школы, Въ одномъ я твердо увѣренъ: если у насъ произойдетъ скандалъ, если мальчики будутъ исключены, и имя его племянника попадаетъ въ газеты, это убьетъ викарія...-- Кто это? Греггсъ?
Худенькій, незначительный на видъ мальчикъ, съ робкими глазами, слишкомъ выпуклыми и слишкомъ близко поставленными, вышелъ изъ-за куста и со сконфуженной улыбкой снялъ фуражку. Это былъ сынъ деревенскаго кузнеца, постоянный спутникъ Джека Рэймонда, безъ пагубнаго вліянія котораго у него никогда не хватило бы смѣлости на обкрадываніе чужихъ фруктовыхъ садовъ. Врожденный торгашъ, онъ зарабатывалъ довольно много денегъ, принимая участіе въ мародерскихъ экспедиціяхъ школьниковъ подъ предводительствомъ Джека и продавая имъ при случаѣ птичекъ, хорьковъ и рыболовныя снасти.
-- Можешь сбѣгать по моему порученію послѣ обѣда?-- спросилъ священникъ.
-- Если мастеръ Джекъ отпуститъ меня, сэръ. Онъ велѣлъ мнѣ подождать его здѣсь: онъ хочетъ идти рыбу ловить.
-- Видите!-- вздохнулъ м-ръ Хюиттъ, идя дальше со своимъ другомъ.
-- Джекъ велѣлъ ему ждать, и онъ скорѣе прождетъ цѣлый день, чѣмъ рѣшится ослушаться его. Подобный мальчикъ -- покорный воскъ въ рукахъ Джека.
Дѣйствительно, Билли Греггсъ долго ждалъ, прежде чѣмъ появился его командиръ, не въ духѣ, со злыми глазами, и отпустилъ его короткими словами: "Билль, мы не идемъ".
-- Какъ, Джекъ, ты не идешь?
-- Не могу... Эта старая скотина заставляетъ меня переводить цѣлую кучу чортовой латыни, нарочно потому, что сегодня такая хорошая погода.
-- Старина Хюиттъ? Почему?
-- Нѣтъ, дядя, конечно; это его всегдашняя манера.
-- А ты опять разозлилъ его?
-- Ахъ, вѣчная исторія! Недостаточно уваженія къ епископу. Хотѣлъ бы я, чтобы онъ воскресъ хотя на пять минутъ, я бы далъ ему хорошенько по шеѣ.
Епископъ, важный и ученый прадѣдъ Рэймондовъ и единственный членъ ихъ семьи, достигшій столь высокихъ почестей, былъ домашнимъ божкомъ въ церковномъ домѣ. Всѣ предметы, связанные съ воспоминаніемъ о немъ, были окружены величайшимъ почтеніемъ; и ненависть Джека къ нему была, очевидно, результатомъ многочисленныхъ "стиховъ", которые ему приходилось писать въ свободные дни въ наказаніе за высказанное имъ неуваженіе къ домашнему "табу".
-- Ты знаешь ножикъ съ зеленымъ черенкомъ, о которомъ дядя такъ заботится, потому что какой-то герцогъ когда-то подарилъ его епископу? Я взялъ его сегодня, чтобы починить удочку, а дядя въ это время пошелъ и поймалъ меня. Вотъ разозлился-то! Я улизнулъ черезъ заднюю дверь, только чтобы сказать тебѣ. А теперь побѣгу, чтобы скорѣе кончить проклятый урокъ. Прощай.
-- Джекъ!-- закричалъ ему вслѣдъ Билль.-- Когда кончишь, иди за нашъ сарай, мы повеселимся.
Джекъ остановился.-- Ты что затѣялъ?
-- Бѣлоножка должна телиться, да что то не въ порядкѣ. Батька за ветеринаромъ послалъ. Онъ меня не пускаетъ, да тамъ сзади есть щель, и если влѣзть на навозную кучу, можно...
Джекъ внезапно вспыхнулъ.
-- Билль Григгсъ, если я поймаю тебя за подсматриваніемъ того, что тебя не касается, ветеринару придется чинить тебя, грязный поросенокъ!
Билли трусливо ретировался, внутренно посмѣиваясь надъ тѣмъ, что можно было вытварять безопасно и говорить подъ самымъ носомъ атамана
-- Ладно,-- сказалъ онъ коротко.-- Нечего на меня наскакивать. Не хочешь -- не надо. А хочешь пеструшку?
-- Ручную?
-- Можешь самъ приручить. Я поймалъ вчера одну въ долинѣ, прямо красота! Отдамъ тебѣ за девять пенсовъ.
-- А гдѣ мнѣ взять девять пенсовъ?
-- Вѣдь у тебя на дняхъ было полъ-кроны?
Джекъ пожалъ плечами; деньги никогда долго не лежали въ его карманахъ.
-- У меня теперь только два пенса и полъ-пенни.
-- Ну ладно! Я отдамъ птицу Гривсу,-- онъ просилъ меня. Я выколю ей глаза сегодня вечеромъ.
Густыя брови Джека грозно сдвинулись.
-- Не смѣй, говорю тебѣ!-- сказалъ онъ сердито.-- Зачѣмъ тебѣ выкалывать ей глаза? Она и такъ будетъ хорошо пѣть.
При этой второй слабости атамана, Билли позволилъ себѣ слегка фыркнуть.
-- Ого, Джекъ, я не зналъ, что ты такой нѣженка! Конечно, я выколю ей глаза, такъ всегда дѣлаютъ. И ничего въ этомъ нѣтъ такого, чтобы шумъ поднимать; надо вколоть иголку въ пробку, потомъ раскалить ее и...
-- Покажи мнѣ птицу прежде, чѣмъ ты это сдѣлаешь, повелительно прервалъ его Джекъ.-- Я приду послѣ чаю.
Онъ ушелъ, нахмурившись. Можетъ быть, наслѣдованная отъ матери цыганская кровь была виновата въ томъ, что его личная гордость такъ возставала противъ малѣйшаго подозрѣнія, что онъ можетъ быть смѣшенъ въ глазахъ другихъ, что это подозрѣніе было такъ мучительно.
Онъ горько бранилъ себя за то, что его такъ возмущало подглядываніе или выкалываніе глазъ какой-то дикой птицы. Какое ему до этого дѣло? Вѣдь никто не обращаетъ вниманія на подобныя вещи.
Какъ бы тамъ ни было, но воспоминаніе о пеструшкѣ и о раскаленной иглѣ мѣшало Джеку дѣлать латинскій переводъ, и его настроеніе становилось все хуже и хуже. Его воспитаніе и окружающая обстановка, нравственное закаливаніе, которому его подвергали, почти уничтожили въ немъ природную мягкость, и, гордясь своей репутаціей самаго закоренѣлаго негодяя въ околоткѣ, онъ испытывалъ жгучее чувство стыда, когда кто-нибудь касался до тѣхъ маленькихъ чувствительныхъ точекъ, о существованіи которыхъ не зналъ никто, кромѣ него самого.
Когда латынь, наконецъ, была осилена, въ сердцѣ Джека накипѣло желаніе совершить какое-нибудь неслыханное злодѣяніе, которое бы отплатило дядѣ за испорченный свободный день и возстановило бы его репутацію въ собственныхъ глазахъ и въ глазахъ Билля Греггса. Онъ вытеръ замазанные чернилами пальцы о чистую скатерть тетки, провелъ ими по своимъ спутаннымъ волосамъ и сталъ обдумывать планъ дѣйствій. Въ сосѣдней комнатѣ викарій работалъ надъ проповѣдью для будущаго воскресенья. Онъ писалъ быстрѣе, чѣмъ обыкновенно, и тонкія губы его были сжаты въ одну характерную линію. Проповѣдь должна была быть ударомъ для всего Порткэррика, грозное обличеніе дочери, фермера Роско и ея неизвѣстнаго соблазнителя. Сама дѣвушка и ея гордый безпомощный старикъ отецъ, навѣрное, будутъ присутствовать, потому что всѣ Роско всегда усердно посѣщаютъ церковь, но м-ръ Рэймондъ былъ нечувствителенъ. Онъ строго порицалъ то, что называлъ "ея преступленіемъ"; въ молодости и онъ былъ не чуждъ искушенія, но Мэгги Роско вѣрно не поняла бы его.
-----
-- Эй, Билль!
Билли Греггсъ тыкалъ папочкой жирную улитку; онъ обернулся на зовъ и увидѣлъ Джека, который галопомъ летѣлъ къ нему черезъ холмъ, поросшій верескомъ.
-- Кончено съ латынью?
Джекъ во всю длину растянулся на травѣ.
-- Да, наконецъ!
Билли снова занялся улиткой. Нѣсколько минутъ Джекъ лежалъ, роскошно раскинувшись, болтая въ воздухѣ ногами; потомъ онъ вдругъ сѣлъ, вытащилъ изъ кармана ножикъ, открылъ его грязнымъ, сломаннымъ ногтемъ и сталъ строгать палочку, насвистывая пѣсенку.
-- Алло!-- сказалъ Билль, присматриваясь къ его занятію.-- Откуда у тебя этотъ ножикъ?
-- А тебѣ что за дѣло?
-- Да такъ. Покажи-ка.
Джекъ протянулъ ему ножикъ. Это былъ дорогой инструментъ съ малахитовымъ черенкомъ и вензелемъ, вырѣзаннымъ на золотой пластинкѣ.
-- Какъ... да вѣдь это ножикъ епископа! Джекъ?!
Джекъ, ухмыляясь, засунулъ ножикъ въ карманъ.
-- Какъ ты его добылъ?
-- А можетъ самъ дядя далъ за то, что я пай мальчикъ.
Билли сидѣлъ и смотрѣлъ, разинувъ ротъ. Пеструшка, обыкновенный пестрый дроздъ, стоилъ не больше шиллинга, а ножикъ могъ стоить тому, у кого его найдутъ...
-- Джекъ, да вѣдь онъ будетъ драть тебя цѣлую недѣлю!
Джекъ пожалъ плечами.-- Развѣ я дѣвчонка, чтобы обращать вниманіе на порку?
-- Ну?!-- Билль повернулся на локтяхъ и съ любопытствомъ посмотрѣлъ на него.-- Вѣдь тебя, часто дерутъ? Говорятъ, твой дядька здоровъ драться?
-- Онъ говоритъ, что больше не будетъ бить меня палкой. Когда онъ билъ меня въ послѣдній разъ, онъ сказалъ, что въ слѣдуюхцій разъ возьметъ хлыстъ и посмотритъ, не будетъ ли это полезнѣе для меня.
-- А что ты натворилъ?
Джекъ становился все болѣе и болѣе лакониченъ.
-- Забылъ. Запрошлый разъ пороли за то, что укралъ груши съ чердака и швырялъ ихъ съ крыши въ сестру сквайра, старую дѣву, когда она пришла въ гости. Испортилъ ея новый чепецъ.
-- Грушами?
-- Гнилыми. Хорошія я съѣлъ, частью до порки, частью послѣ, чтобы заѣсть ее.
-- Однако, ты спокойно говоришь это!
-- Неужели ты думаешь, что мнѣ не все равно?-- сердито спросилъ Джекъ.
Билли задумался. Мальчикъ, равнодушно относившійся къ жестокой "поркѣ", заслуживалъ глубокаго къ себѣ уваженія, какъ бы его "невинность" и случайные припадки "нѣжности" ни казались смѣшны.
-- Ты и вправду хочешь мѣняться?
-- Ну понятно. Гдѣ птица?
-- Дома. Только... послушай...
-- Что еще?
-- Ты навѣрное не...
-- Что "не"?
-- Не втравишь меня?
Тяжелый кулакъ Джека опустился на его шею и свалилъ его съ ногъ въ траву.-- А ну-ка поговори еще!
-- Да нѣтъ, я не то... если твой дядя...
-- Билль Греггсъ, когда я мѣняюсь, такъ мѣняюсь. Понялъ? А теперь поворачивайся, маршъ, тащи птицу.
-- А, ну ладно, коли ты не боишься, такъ мнѣ и подавно все равно.-- Онъ побѣжалъ домой. А Джекъ лежалъ на травѣ, лѣниво постукивая каблуками по землѣ и обдумывая свое положеніе. Онъ вовсе не былъ такъ равнодушенъ къ послѣдствіямъ, какъ хотѣлъ казаться. Теперь, когда его никто не видѣлъ, лобъ его снова нахмурился; въ глубинѣ души онъ боялся. Но нужно было поддержать свою репутацію "чертенка", и кромѣ того, побои, разсуждалъ онъ, въ жизни неизбѣжны, нельзя вырости, не испытавъ ихъ, въ особенности сиротѣ съ дурными задатками, съ двойной дозой первороднаго грѣха и порочнаго сходства съ матерью, которая проклята на вѣки; поэтому, не все ли равно за что и когда побьютъ. А если подумать, что выжгутъ глаза и заставятъ пѣть въ темной клѣткѣ... Наконецъ, вѣдь прелюбопытно видѣть, какъ дядя придетъ въ ярость.
Кража ножа епископа, навѣрное, будетъ отмѣчена въ книгѣ поведенія большимъ чернымъ крестомъ; очевидно, дядина память очень слаба. Джеку, съ его стороны, записи не нужны были; онъ имѣлъ многое противъ дяди и все отлично помнилъ.
Если викарій не достигъ положительныхъ результатовъ въ воспитаніи своего племянника, онъ, по крайней мѣрѣ, научилъ его буйную натуру строгой сдержанности.
Когда былъ живъ еще капитанъ, Джекъ всегда дѣйствовалъ по первому побужденію; онъ царапался и кусался, когда былъ сердитъ, и жестоко дрался, когда его обижали. Теперь онъ былъ хронически сердитъ и привыкъ къ обидамъ; онъ научился крѣпко сжимать зубы и ждать удобнаго случая.
Случай обыкновенно представлялся рано или поздно; и онъ никогда не забывалъ отплатить за обиду "съ процентами".
Билль прибѣжалъ и принесъ несчастнаго дрозда, который бился въ клѣткѣ изъ щепочекъ, едва больше его величиною.
Джекъ ушелъ, неся клѣтку подъ мышкой, и, незамѣтно проскользнувъ въ домъ, спряталъ ее въ своей комнатѣ.
Послѣ ужина онъ попрощался, собралъ свои книги и пошелъ на верхъ, сказавъ викарію, что ему еще нужно готовить уроки къ понедѣльнику. Комнатка у него была маленькая и низкая, но онъ любилъ ее больше всѣхъ остальныхъ комнатъ въ домѣ, потому что оба ея окна выходили одно на востокъ, а другое на западъ, такъ что онъ могъ видѣть восходъ и закатъ солнца. Заперевъ дверь, онъ вынулъ клѣтку изъ уголка, въ которомъ спряталъ ее, и поставилъ на подоконникъ выходившаго на западъ окна.
-- Ну чего ты, дурачекъ?-- ворчалъ онъ, видя, какъ испуганная птичка бьется о прутики клѣтки.-- Никто тебя не тронетъ. Влетитъ мнѣ, а не тебѣ.
Джекъ просунулъ въ клѣтку листикъ салата, ловко спрятанный въ карманъ во время ужина. Но дроздъ продолжалъ отчаянно биться крыльями о стѣнки клѣтки.
Джекъ сѣлъ на подоконникъ, спиною къ закату, и задумался, что теперь дѣлать. Первая мысль его была -- оставить птичку у себя и приручить ее. Конечно, дроздъ былъ не особенно забавенъ; онъ предпочелъ бы имѣть скворца, котораго можно было бы выучить браниться и ругать епископовъ, и миссіонеровъ. Но все же лучше дроздъ, чѣмъ ничего; и если онъ изъ-за дрозда попадетъ въ бѣду, то было бы только справедливо, чтобы онъ имѣлъ отъ него какое-нибудь удовольствіе.
Съ другой стороны, дикія птицы рѣдко привыкаютъ къ неволѣ, да и дядя, разсердившись, можетъ убить птицу просто отъ злости, если найдетъ ее. Вѣдь утопилъ же онъ прошлой зимой любимаго котенка Молли, чтобъ наказать ее за то, что она запачкала платье? Глаза Джека потемнѣли при этомъ воспоминаніи; онъ ненавидѣлъ викарія той молчаливой, ядовитой ненавистью, которая все запоминаетъ и ждетъ своего времени; а въ длинномъ и подробномъ спискѣ винъ его врага эта послѣдняя была отмѣчена крупными буквами. Прежде Джекъ относился къ Молли съ олимпійскимъ равнодушіемъ; какое ему могло быть дѣло до дѣвченки, которая боится темной комнаты и не умѣетъ даже бросить камня какъ слѣдуетъ?
Но въ тотъ день, когда онъ, вернувшись изъ школы, нашелъ ее въ сараѣ, съ распухшими глазами, задыхающуюся отъ слезъ, потому что Тиддльсъ умеръ (ахъ, бѣдный Тиддльсъ, какъ онъ пищалъ!), въ душѣ Джека появилось новое сознаніе, что онъ долженъ оберегать и защищать свою маленькую сестренку.
Нѣтъ, ничего не оставалось, какъ выпустить птичку на свободу. Судьба Тиддльса должна была послужить ему предостереженіемъ; нельзя заводить животныхъ, если не въ силахъ защищать ихъ. Разъ дроздъ будетъ свободенъ, пусть самъ заботится о себѣ.-- Если ты снова попадешься, дурашка,-- замѣтилъ Джекъ, вставая и открывая окно,-- я больше не буду выручать тебя; довольно одного раза.
Долина Треванны лежала облитая мягкимъ золотымъ свѣтомъ заходящаго солнца. Небо было ясно и чисто, только нѣсколько легкихъ розовыхъ облачковъ протянулось по западному его краю. Съ бухты доносился тихій плескъ воды о прибрежные камни, да изрѣдка жалобный крикъ чайки.
Когда Джекъ отворилъ дверцу клѣтки, птичка въ ужасѣ затрепетала и забилась въ уголъ. Онъ отошелъ подальше, и дроздъ стрѣлой пролетѣлъ мимо него. Джекъ услыхалъ радостный крикъ, трепетанье легкихъ крылышекъ и, высунувшись изъ окна, долго слѣдилъ глазами за двигающейся черной точкой, становившейся меньше и меньше и, наконецъ, исчезнувшей по направленію къ долинѣ.