Верхарн Эмиль
Зори

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Эмиль Верхарнъ.
ЗОРИ.

Переводъ съ французскаго
А. Воротникова и С. Шамбинаго

МОСКВА.
КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО "ПОЛЬЗА"
В. Антикъ и Ко.

Типо-лит. РУССКАГО ТОВАРИЩЕСТВА. Москва.
Телефоны: 18-35 и 53-95.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЕ:

   Толпа.
   Группы работниковъ, нищихъ, фермеровъ, солдатъ, женщинъ, юношей, прохожихъ, мальчиковъ, стариковъ.
   Яковъ Эреніанъ, трибунъ.
   Петръ Эреніанъ, его отецъ.
   Клара, его жена.
   Георгій, его сынъ.
   Эно, братъ Клары.
   Ордэнъ, капитанъ непріятельскаго войска, ученикъ Эреніана.
   Лё-Брё, сторонникъ Эреніана.
   Дядя Гисленъ, фермеръ.
   Священникъ.
   Офицеръ. Развѣдчикъ.
   Бродяга.
   Консулъ Великаго Города.
   Пастухъ.
   Нищій Бенедиктъ.
   Провидецъ городовъ.
   Провидецъ селъ.
   Группы дѣйствуютъ, какъ одинъ многоликій человѣкъ.

ДѢЙСТВІЕ I.

Сцена первая.

Обширный перекрестокъ дорогъ, спускающихся справа изъ Великаго Города {Въ подлинникѣ "Oppidomagne", т.-е. Oppidum, magnum -- Великій Городъ. Прим. перев.}, а слѣва идущихъ въ равнины. Ряды деревьевъ идутъ вмѣстѣ съ ними въ безконечную даль. Непріятель приблизился къ Городу и окружилъ его. Страна горитъ. Громадное зарево вдали; звонъ набата.

Группы нищихъ во рвахъ. Другіе, стоя на кучахъ песку, смотрятъ вдаль и переговариваются между собой.

Нищіе.

   Смотрите: съ этого пригорка видно, какъ пылаютъ села.
   -- Взлѣземъ на деревья. Будетъ лучше видно.
   

Одинъ изъ нищихъ на деревѣ.

   -- Сюда, сюда!
   

Нищіе, обратившіеся въ сторону города.

   -- Ближе къ городу огонь разъяряется и растетъ.
   -- Слышны взрывы пороховыхъ погребовъ.

(Звукъ картечи и взрыва).

   -- Мастерскія передняго порта, и пристани, и доки охватываетъ огонь. Запылали склады нефти. Реи и мачты загораются, скрещиваясь въ небѣ.
   

Нищіе, обратившіеся къ равнинамъ.

   -- Въ глубинѣ равнинъ вся страна пылаетъ! Огонь лижетъ ферму Эреніана; тамъ выбрасываютъ вещи во дворъ. Выводятъ животныхъ изъ хлѣва, обвязавъ имъ головы. Больного отца выносятъ на кровати.
   -- Пришелъ чередъ фермеровъ почуять смерть за плечами!
   -- О, какое дивное и внезапное возмездіе! Изгнаны тѣ, кто насъ гналъ. Толпами ихъ полны дороги. Ихъ настигли всѣ наши богохульства, всѣ наши проклятія, всѣ наши молитвы, весь нашъ гнѣвъ!
   
   Смотрите, тамъ стада къ водѣ бѣгутъ пугливо,
   И кони въ ярости свои поводья рвутъ,
   Съ отчаянной тоской несутся, ржутъ...
   Вотъ впереди одинъ: огнемъ объята грива,
   Онъ смерть и адъ съ собой несетъ...
   Кусаетъ пламя онъ, что шею его жжетъ...
   Смотрите же! Тамъ люди въ изступленьи
   Съ простыми вилами идутъ съ огнемъ въ сраженье!...
   
   -- Колокола обезумѣли въ воздухѣ. Церкви и башни рушатся. Словно, самъ Богъ въ страхѣ!
   -- Знаетъ ли кто, почему разгорѣлась война?
   -- Всѣ короли желаютъ обладать Великимъ Городомъ. Его жаждутъ всѣ, до конца земли!

Люди въ тревогѣ бѣгутъ и толпятся по дорогамъ въ безпорядкѣ. Нѣкоторые останавливаются и кричатъ:

   -- Фермеры сваливаютъ на повозки свои вещи и пожитки. Они направляются къ городу; они пройдутъ здѣсь.
   

Группа нищихъ.

   -- Вотъ случай проникнуть въ Великій Городъ.
   -- Пойдемъ за ними!
   

Нищій Бенедиктъ.

   За ними слѣдовать? Да кто же ты такой?
   Съ тѣхъ поръ, какъ мы скитаемся въ неволѣ,
   Ты, я, всѣ мы,-- для насъ нѣтъ жизни болѣ:
   Насъ фермеры замучили нуждой!
   Они -- лишь хлѣбъ, мы только горькій голодъ,
   И тотъ огонь, который словно молотъ
   На житницы ихъ въ этотъ насъ упалъ,
   Его нашъ гнѣвъ пылающій создалъ.
   И мнится мнѣ, смотря на языки огней:
   То зубы наши тамъ, то нашихъ блескъ ногтей!
   Когда же я иду, остановлюсь и вновь
   Иду къ дверямъ, прошу гдѣ подаянья,
   Я чувствую, во мнѣ какъ закипаетъ кровь:
   Умножить жажду ихъ болѣзни и страданья!
   Руками этими я вскрою ихъ гроба,
   Чтобъ обобрать... Ихъ дочерей мольба --
   Ничто! Онѣ не избѣгутъ насилья.
   Я ненавижу ихъ, насколько выражать
   Я ненависть способенъ всей душою;
   И мало мнѣ, я этого не скрою,
   Ихъ палками, дрекольемъ побивать!
   

Старикъ.

   Къ чему ихъ убивать? Они не будутъ болѣе вредить; они еще несчастнѣе, чѣмъ мы.
   

Нищій Бенедиктъ.

   Молчи; ты слишкомъ старъ для того, чтобъ еще быть мужчиной.

Новыя толпы бросаются на дорогу Великаго Города. Появляется группа рабочихъ. Одинъ изъ нихъ обращается къ нищимъ.

Рабочій.

   Эреніанъ уже прошелъ?
   

Нищій.

   Этотъ пастухъ его знаетъ. Спросите у него.
   

Рабочій къ пастуху.

   Проходилъ здѣсь Эреніанъ?
   

Пастухъ въ рубищахъ.

   Я жду его. Онъ поспѣшно пріѣхалъ, чтобъ позаботиться о своемъ отцѣ. Хотѣлъ бы я еще разъ его видѣть. Я его вылѣчилъ, когда онъ былъ еще ребенкомъ.
   

Рабочій.

   Онъ долженъ прійти. Вмѣстѣ мы подождемъ его.
   

Пастухъ.

   Какъ могъ онъ оставить городъ? Даже его враги должны бы удержать его.
   

Рабочій.

   Эреніанъ дѣлаетъ, что хочетъ. Его отецъ въ селѣ при смерти и позвалъ его къ себѣ.
   

Пастухъ.

   Какъ вы думаете, онъ обуздаетъ Великій Городъ?
   

Рабочій.

   А развѣ онъ не поведетъ народъ?
   Онъ полонъ силъ и обаянья...
   Въ тиши покуда онъ живетъ,
   Но въ будущемъ его дѣянья.
   Онъ взвѣситъ мудро, сколько силъ
   Потребно будетъ, воли, знанья,
   Чтобъ новый день насъ озарилъ.
   Насъ учатъ всѣ его писанья:
   Въ нихъ сказано, какимъ путемъ
   Мы къ благу высшему дойдемъ.
   

Пастухъ.

   Вы изъ тѣхъ, кто его любитъ и защищаетъ въ городѣ.
   

Рабочій.

   Насъ тысячи! За нимъ идемъ мы смѣло,
   Чтобъ до конца свершить святое дѣло.

Рабочій уходитъ на дорогу поджидать Эреніана. Снова бѣглецы. Потомъ группа крестьянъ съ повозками и ручными телѣжками. Лошади, взобрались на крутизну съ непосильнымъ грузомъ.

Дядя Гисленъ.

   Наши лошади выбились изъ силъ. Дадимъ имъ вздохнуть. Эй, вы тамъ, нищіе! Эта каналья -- Эреніанъ уже здѣсь былъ?
   

Нищій Бенедиктъ.

   Дядя Гисленъ, молчи!
   

Дядя Гисленъ.

   Мнѣ молчать! Молчать мнѣ! Почему?... ради кого?.. Такъ Эреніанъ васъ знаетъ?
   

Нищій Бенедиктъ.

   Дядя Гисленъ, мы здѣсь сила, и мы можемъ тебя убить, и ты не успѣешь позвать на помощь. Долгіе годы ты бросалъ намъ за порогъ твоихъ дверей остатки корма свиней и помои изъ твоей кухаи; а мы долгіе годы въ отвѣтъ развѣ не приносили тебѣ наши просьбы и наши молитвы? Мы свели счеты за прошлое, а будущее принадлежитъ намъ.

Онъ съ угрозой подходитъ къ Гислену.

Крестьянинъ, подбѣгая.

   Дядя Гисленъ, дядя Гисленъ! Отъ твоей фермы Звонкихъ Полей огонь перешелъ на на всю Волчью Долину!
   
   Горятъ деревья по дорогѣ,
   Крутятся ели и трещатъ,
   А искры въ бѣшенной тревогѣ
   До неба дальняго летятъ.
   

Дядя Гисленъ.

   А мнѣ-то что? Мнѣ что за дѣло?
   Пусть пропадутъ ноля, лѣса,
   Горитъ пусть воздухъ,-- небеса,
   Земли пусть распадется тѣло!...

(Мѣняетъ тонъ).

   Тотъ нищій говорилъ, что онъ меня убьетъ?

(Къ нищему Бенедикту).

   Такъ бей скорѣй, безъ замедленья!
   Вотъ руки; ихъ нужды ослабилъ гнетъ.
   Вотъ кожа, вотъ спина... Не требуетъ прощенья
   Все существо мое... Влачилъ всегда
   Я гибель, долгіе года.
   Къ чему, поистинѣ, мнѣ жить?
   Судьбы законъ не въ силахъ измѣнить!
   Вскопаю поле я,-- морозами побито.
   Что мой отецъ съ упорствомъ собиралъ,
   Что, какъ скупецъ, онъ въ землю зарывалъ,--
   Мной все потеряно, прожито!
   Я сыновей молилъ,-- не внялъ изъ нихъ никто:
   Они пошли туда... Ихъ городъ взялъ голодный.
   Имъ жизни хочется позорной и безплодной...
   А села, хижины -- все смертію взято!
   Великій Городъ взялъ ихъ силы,
   Великій Городъ кровь ихъ пьетъ,
   И вотъ
   Поля и нивы -- какъ могилы!
   Погибель чуется вездѣ:
   Землѣ, и воздуху, и солнцу, и водѣ!
   

Крестьянинъ.

   Ваши страданья также и наши. Мы тоже всѣ несчастны...
   

Дядя Гисленъ.

   Ребенкомъ, помню я, мы сѣяли бывало,--
   Земля, покорная и людямъ и скотамъ,
   Какъ счастія улыбка, расцвѣтала.
   Теперь она вселяетъ ужасъ намъ;
   Ея сокровища поруганы, раскрыты,
   Пласты угля, что были въ мракѣ скрыты,
   Теперь извлечены, и мощные царятъ!
   На полотнѣ стальномъ, что бороздитъ равнины
   И рѣжетъ пашни, мирныя долины,--
   Сигналы свѣтлые стоятъ.
   Отъ дыма цвѣтъ живыхъ небесъ угасъ,
   Трава зеленая, шумящія дубравы
   Питаются сѣрнистою отравой.
   Вотъ часъ,
   Какъ утвердились, наконецъ,
   Огонь, желѣзо и свинецъ,
   И снова адъ встаетъ на насъ!
   

Одинъ изъ нищихъ.

   Бѣднякъ!
   

Дядя Гисленъ.

   Бѣднякъ! Вовсе нѣтъ! (Привлекаетъ къ себѣ одного изъ крестьянъ и указываетъ ему на горящую усадьбу). Вы, думаете, что врагъ поджегъ мою усадьбу? Разубѣдитесь! (Показываетъ ему свои руки). Это сдѣлали вотъ эти руки. А мой лѣсъ у болота Блуждающихъ Огней?-- Тоже!... А мои житницы и скирды?-- Мои руки!... Нѣтъ, нѣтъ! Дядя Гисленъ не бѣднякъ! Онъ, и, можетъ быть, только онъ одинъ, все видитъ ясно. Нѣтъ больше у людей уваженія къ своему полю; предъ медленнымъ ходомъ событій теряется терпѣніе; убиваютъ зародыши, сжигаютъ ихъ; все устраиваютъ, придумываютъ, соображаютъ! Земля перестала быть женщиной: она стала дѣвкой!
   
   И врагъ теперь ее уничтожаетъ!
   Гдѣ городами ранена она,--
   Тамъ мечъ сѣчетъ, а пламя сожигаетъ.
   Тамъ, гдѣ она совсѣмъ истощена,
   Гранатъ горитъ огнистый слѣдъ.
   Увы -- землѣ спасенья нѣтъ!
   Не надо больше радугъ ясныхъ,
   Не надо снѣга на горахъ,
   Не надо солнца, зорь прекрасныхъ!..
   И отъ ударовъ всѣхъ ужасныхъ
   Поля пусть обратятся въ прахъ!
   

Крестьянинъ.

   Навѣрное, дядя Гисленъ нездоровъ разсудкомъ.
   

Другой.

   Преступно такъ ругаться надъ землей!
   

Третій.

   Ужъ не знаешь, чему вѣрить.

Появляется Провидецъ селъ; онъ напѣваетъ, подражая движеніями полету вороновъ вовремя пожара.

Провидецъ.

   Бѣгутъ поля, грядутъ кусты!
   Грозы огнистыя мгновенья
   На сѣверъ -- югъ чертятъ кресты...
   То Красныхъ Вороновъ явленье.
   
   Ихъ крылья рѣютъ надъ домами,
   И когти новой жертвы ждутъ.
   Ихъ перья, словно надъ полями
   Столбы пожарища, встаютъ.
   
   Ихъ стаи дикія ужасны,
   Онѣ летятъ со всѣхъ сторонъ...
   Ужель огонь послалъ ихъ ясный,
   Которымъ міръ весь окруженъ?!
   
   И молчаливый ихъ полетъ
   Кровь леденитъ своей грозою,
   Кровавый клювъ терзаетъ, рветъ,
   Въ землѣ до сердца ищетъ ходъ
   И гонитъ ужасъ предъ собою!
   
   Всѣ сѣмена ужъ сожжены,
   А жернова -- средь моря лавы,
   Текущей къ Западу, кровавой,
   Сквозь дымъ пожарища видны.
   Бѣгутъ, какъ кони въ часъ войны.
   
   Да! Часъ предсказанный насталъ!
   Колокола! Вы погребально
   Звоните смерть землѣ печальной!
   
   Да! Часъ предсказанный насталъ!
   Колокола! Пусть скорбный звонъ
   Звучитъ въ часъ міра похоронъ!
   

Дядя Гисленъ.

   Да, правъ онъ, провидецъ, безумный, надъ кѣмъ я самъ смѣялся и кого никто не понималъ. О, конечно, теперь открывается грозное просвѣтленіе! (Указываетъ на горизонтъ), Онъ давно угадывалъ. А мы все жили съ нашими старыми надеждами, старыми мечтами и изъ нашего здраваго смысла дѣлали жалкую преграду на страшномъ пути судьбы.

Группа молодыхъ поселянъ, слугъ, работниковъ, работницъ и нищихъ женщинъ сопровождаетъ Петра Эреніана, лежащаго на носилкахъ. Съ ними идетъ священникъ. Умирающій знаками показываетъ, что слишкомъ страдаетъ и что надо остановиться.

Яковъ Эреніанъ.

   Вотъ здѣсь, друзья мои. Осторожнѣе опустите его (Помогаетъ носильщикамъ. Потомъ, какъ бы говоря съ самимъ собой). Бѣдный старикъ! Бѣдный старикъ! Не мотъ умереть, какъ умеръ его отецъ, въ своей постели. О, эти войны! Эти войны! Ихъ надо ненавидѣть всей силой ненависти, твердой, какъ алмазъ.
   

Петръ Эреніанъ.

   Эреніанъ! Эреніанъ!
   

Яковъ Эреніанъ

   Я здѣсь, отецъ, возлѣ тебя, предъ твоими глазами, у твоихъ рукъ, совсѣмъ близко около тебя, какъ въ дни моей матери; такъ близко, что слышу біеніе твоего сердца. Ты меня видишь? Слышишь меня? Чувствуешь ли, что я попрежнему тебя люблю?
   

Петръ Эреніанъ, тяжело дыша

   На этотъ разъ -- конецъ. Ты не будешь въ силахъ перенести меня къ себѣ, въ Великій Городъ... Я счастливъ, потому что вокругъ меня раввины. Прошу тебя о милости: не запрещай старому священнику подойти ко мнѣ.
   

Яковъ Эреніанъ.

   Отецъ мой, всякая твоя воля, всякое желаніе будетъ исполнено. Удалиться мнѣ?
   

Петръ Эреніанъ.

   Надо быть одному, чтобъ исповѣдаться.

Эреніанъ отходитъ. Приближается священникъ. Гисленъ робко подходитъ къ Трибуну и говоритъ съ нимъ, пока совершается исповѣдь.

Дядя Гисленъ.

   Господинъ Эреніанъ, я вижу, вы добры, попрежнему. Я васъ считалъ инымъ. Вы господствуете въ Великомъ Городѣ, и въ нашихъ фермахъ бывалъ разговоръ о васъ... Мои сыновья за васъ заступались... Но теперь, когда деревня умерла, откуда, скажите мнѣ, придетъ жизнь? Гдѣ найти уголокъ земли, еще не убитый дымомъ, нечистотами, отравой, войной? Скажите... скажите!

Эреніанъ безмолвенъ. Все его вниманіе приковано къ отцу. Онъ едва пожимаетъ плечами, когда Гисленъ оканчиваетъ говоритъ.

Пастухъ
медленно подошелъ къ Эрепіану.

   Яковъ, ты узнаешь меня?
   

Яковъ Эреніанъ.

   Какъ? Ты еще живъ, старый пастухъ?

Сильно взволнованный обнимаетъ его.

Пастухъ.

   Я уходилъ далеко, туда, на долгіе годы; я видѣлъ страны новыя, чудныя... И такъ вотъ бродишь, день ото дня, изъ одной степи въ другую,-- и возвращаешься, чтобъ увидѣть смерть.
   

Петръ Эреніанъ.

   Прошу прощенія у всѣхъ, кого я оскорбилъ.
   

Священникъ.

   Не смущайся: ты былъ христіаниномъ и спасешься.

Священникъ даетъ ему отпущеніе грѣховъ.

Яковъ Эреніанъ
ведетъ пастуха къ умирающему.

   Отецъ, вотъ пастухъ; ты знаешь, онъ съ Звонкихъ Полей, самый старый изъ твоихъ слугъ и друзей.
   

Петръ Эреніанъ
смотритъ долго на пастуха; потомъ вдругъ, узнавъ его, схватываетъ за руку и привлекаетъ къ себѣ; довольно твердымъ голосомъ.

   Когда я умру, пастухъ, ты уничтожь всѣ старыя сѣмена. Они смѣшаны съ дурной пылью, они источены, они изъѣдены. Не съ такими сѣменами земля празднуетъ свой бракъ. А ты, побывавшій повсюду, ты посѣешь на моемъ полѣ новыя сѣмена, сѣмена живыя, свѣжія, прекрасныя, какія ты видѣлъ и призналъ добрыми тамъ, въ дѣвственныхъ странахъ земли... (Молчаніе. Пастухъ склоняетъ голову и становится на колѣни. Также нищіе и носильщики). А теперь обратите меня къ солнцу.

Его желаніе исполняютъ; но на западѣ, гдѣ заходитъ солнце, зарево горящихъ деревень озаряетъ страну: жаръ оттуда достигаетъ до умирающаго.

Пастухъ.

   Отблески пожара озаряютъ его лицо.
   

Другой.

   Къ огню онъ обратился.
   

Третій къ окружающимъ Петра Эреніана.

   Осторожнѣй... осторожнѣй!.. Не надо, чтобъ онъ видѣлъ пламя.
   

Четвертый.

   Поверните его направо.
   

Пятый.

   Вотъ такъ... сюда... Вправо... вправо...

Но старикъ цѣпляется за носилки и держится, устремивъ взоръ къ закату и пламени.

Шестой.

   Бѣдный, если бы онъ зналъ!
   

Петръ Эреніанъ почти угасшимъ голосомъ.

   Яковъ Эреніанъ, подойди ко мнѣ, ближе! Хочу умереть, касаясь тебя моими пальцами... (Ласкаетъ сына)... и глядя туда, на то, что я любилъ болѣе всего на свѣтѣ. Тебя я любилъ какъ бы до безумія. Никогда я не отрицалъ тебя; я готовъ былъ благословлять огорченія и печали, какія ты мнѣ причинялъ. Кромѣ того, любя тебя, я обожалъ и землю. Я жилъ съ солнцемъ, какъ съ Богомъ... оно было моимъ видимымъ Господомъ... Я счелъ бы карой мнѣ смерть ночью, когда нѣтъ его. Къ счастью, оно здѣсь, предо мной, и я простираю къ нему руки... (Поднимается, глядя на пожаръ). Я уже не вижу его, но все же чувствую его благой и побѣдоносный свѣтъ...
   

Яковъ Эреніанъ шепчетъ.

   Отецъ! Отецъ!

Онъ не знаетъ, сказать ли отцу правду или же слѣдуетъ видѣть въ его словахъ внезапное пророчество.

   

Петръ Эреніанъ.

   ...Я его угадываю, люблю понимаю. Отъ него въ этотъ часъ исходитъ единственная, еще возможная весна!

Онъ падаетъ навзничь и умираетъ; Яковъ обнимаетъ отца, прикладываетъ свои губы къ его губамъ, какъ бы желая изъ нихъ принятъ истину, сказанную ими.

Яковъ Эреніанъ.

   Зналъ ли онъ, что говорилъ?.. Единая, еще возможная весна!..

Медленно выходитъ онъ изъ своей задумчивости и овладѣваетъ собой. Нищіе, крестьяне и рабочіе окружаютъ его. Пастухъ жметъ его руки и держитъ ихъ. Носильщики поднимаютъ тѣло и двигаются въ путъ. Въ это время группа женщинъ и дѣтей изъ города спускается къ перекрестку по возвышеннымъ дорогамъ. Ихъ ведутъ старики.

Старикъ, останавливаясь и указывая на Петра Эреніана.

   Мертвый!.. Это Эреніанъ идетъ за носилками?
   

Второй.

   Что это за толпа?
   

Третій.

   Вся равнина течетъ къ Великому Городу.
   

Четвертый.

   Или они думаютъ, что ихъ примутъ? (Зоветъ). Эреніанъ! Эреніанъ!
   

Эреніанъ.

   Кто меня зоветъ?
   

Старикъ.

   Великій Городъ замкнулся въ своихъ стѣнахъ; онъ не допуститъ, чтобъ равнина присылала ему своихъ бродягъ и своихъ мертвецовъ.
   

Эреніанъ.

   Я возвращаюсь домой; я лишился отца; хочу самъ его похоронить и избавить отъ ограбленія и поруганій.
   

Старинъ.

   Васъ отгонятъ пулями. Изгоняютъ всѣхъ, кто не помогаетъ оборонѣ.
   

Второй.

   Взрываютъ мосты... Укрѣпленія щетинятся войсками...
   

Третій.

   Городъ пересталъ различать, кого онъ гонитъ. Васъ никто не узнаетъ.
   

Четвертый.

   Безуміе итти туда.
   

Пятый.

   Это значитъ итти на смерть.
   

Шестой умоляетъ.

   Останьтесь среди насъ, съ нами! Вы насъ спасете.
   

Эреніанъ.

   Клянусь вамъ, я войду въ Великій Городъ Если сомнѣваетесь, не слѣдуйте за мною.
   

Старикъ.

   Мы болѣе не въ силахъ.
   

Крестьянинъ.

   Лучше дома умереть.

Нищіе, старики и нѣсколько крестьянъ остаются на мѣ;стѣ. Толпа изъ городовъ и равнинъ слѣдуетъ за Эреніаномъ. Погребальное шествіе медленно скрывается.

Старикъ.

   Эреніанъ -- единый человѣкъ, твердый и сильный въ эти часы, когда близка гроза. Можетъ быть, тамъ его примутъ хорошо...
   

Второй.

   А тѣхъ, кто идутъ за нимъ, всѣхъ убьютъ.

Третій, обратившись къ равнинѣ.

   Посмотрите въ ту сторону. Врагъ заставляетъ стихіи вести войну. Онъ ими овладѣваетъ, развертываетъ ихъ силы, укрощаетъ ихъ, бросаетъ на непріятеля!
   

Четвертый.

   Когда деревни будутъ мертвы, тогда врагъ станетъ истреблять города.
   

Старый горожанинъ, старшій изъ всѣхъ.

   О города! О города!
   Вы кликами своими, и волненьемъ,
   И бѣшенствомъ, и оскорбленьемъ
   Грозите миру братскому всегда.
   О, ваша ярость противъ неба!
   Вы грязь одеждой кроете своей,
   Торгуете грѣхами вмѣсто хлѣба,
   И гроздями обвились вы страстей,
   Какъ нѣкогда ряды грудей
   Діаны древней тѣло покрывали.
   О города!
   Въ васъ все разумное исчезло навсегда,
   И юности цвѣты увяли!
   Штыкъ замѣнилъ геройскій духъ у васъ,
   И правосудія огонь давно угасъ.
   О города! О города!
   Клубокъ нечистый спрутовъ, безотрадный!
   Кровь міра пастью своей жадной
   Сосать готовы вы всегда!
   

Крестьянинъ къ старикамъ.

   Если бы не вы всѣ, горожане, то наши нивы бы цвѣли, и житницы переполнялись бы хлѣбомъ! Если бы не вы, то мы попрежнему были бы сильны, здоровы и спокойны. Если бы не вы, то наши дочери не стали бы продажными, а наши сыновья не пошли бы въ солдаты. Вы запятнали насъ своими идеями и своими пороками; вы разнуздали войну!
   

Горожанинъ къ старикамъ.

   На себя пеняйте. Зачѣмъ вы къ намъ приходите въ такомъ множествѣ и съ такой жадностью? Изъ глубины деревень вы бѣжите грабить и торговать съ такимъ упорствомъ, съ душой такой узкой, черствой и жестокой, что васъ трудно отличить отъ разбойниковъ. Ваше лукавство и воровство вы поставили за всѣми прилавками; вы постепенно наводнили всѣ конторы свѣта. Если нашъ вѣкъ такъ громко скрипитъ своими рабскими и мелочными перьями, то это потому, что милліоны вашихъ рукъ готовы переписывать до смерти!
   

Поселянинъ.

   Вы имѣли въ насъ нужду. Вы наполнили своими призывами паши долины.
   

Горожанинъ.

   Вы -- тѣсто, которое посредственность мѣситъ вы -- полки нумерованнаго ничтожества. Въ васъ причина медлительнаго лихоимства и тяжелой неподвижности. Безъ васъ городъ былъ бы нервнымъ, впечатлительнымъ, храбрымъ; безъ васъ могли бы снова проявиться порывъ, быстрота и смѣлость. Безъ васъ сонъ не омертвилъ бы жизнь, и смерть не покрыла бы все кровью.
   

Старикъ.

   Эй! Скажите! Какъ вы думаете: врагъ въ это время ожидаетъ, скрестивъ руки, конца вашихъ споровъ? Если погибнетъ нашъ городъ, то его можно схоронить подъ саваномъ, сотканнымъ изъ всѣхъ безполезныхъ словъ, всѣхъ безцѣльныхъ споровъ, болтовни и цвѣтовъ краснорѣчія, брошенныхъ на него въ теченіе вѣковъ. Болтуны одни во всемъ виновны!
   

Второй.

   Все соединилось противъ Великаго Города. Тысяча причинъ его разоряютъ, подобно тысячѣ вампировъ, пожирающихъ трупъ. По счастью, есть еще Спасители,-- тамъ, на небосклонѣ.
   

Третій.

   Со вчерашняго дня опасный заговоръ держитъ въ страхѣ Городъ. Народъ удалился на кладбище, надъ старыми кварталами. Могилы стали валами укрѣпленій. Народъ въ стачкѣ. Солдаты правительства ихъ окружили и отрѣзали,
   

Крестьянинъ.

   Великій Городъ осажденъ и самъ держитъ другихъ въ осадѣ.
   

Старикъ.

   Какъ въ Римѣ нѣкогда -- толпа создала тамъ Авентинскій холмъ.
   

Второй.

   О, стыдъ -- принадлежать къ забитому народу!
   Весь міръ его безумьемъ изумленъ.
   Въ тотъ мигъ, какъ громъ провозгласилъ свободу,
   Не вѣдаетъ, на что рѣшиться, онъ!
   Вѣдь сила въ единеньи зрѣетъ,
   А онъ колеблется, дробится и слабѣетъ!
   Скажите, неужель совсѣмъ безсильно слово?
   И твердой воли больше нѣтъ,
   Чтобъ стадо вывести на свѣтъ?
   Скажите, мужа нѣтъ такого...
   

Провидецъ изъ села,
который бродилъ вокругъ всего перекрестка, начинаетъ прорицать.

Провидецъ.

   Вотъ пробилъ часъ, что долженъ былъ пробить!
   И городъ,-- это зеркало вселенной,
   Куда глядѣлись всѣ, чтобъ взоръ свой ослѣпить,--
   Когда временъ оборвалася нить,
   Бросаетъ плащъ, мишурный и презрѣнный,
   
   Великій Градъ!
   Твои мосты, колонны и аркады!...
   Смотрите, къ вамъ грядутъ, грядутъ
   Всѣ горизонты, тамъ и тутъ!
   
   Великій Градъ!
   Твои дома и башни, стѣнъ громады!
   Изъ нихъ растетъ, несется въ даль
   Кончины огненной печаль.
   
   Великій Градъ!
   Вотъ, наконецъ, мгновенье,
   Когда въ тебѣ все обратится въ прахъ!
   Защиту принесетъ одинъ могучій взмахъ,
   Гиганта новаго явленье.
   

Старикъ.

   О, кто бы ни былъ онъ, привѣтъ ему! Мы первые склонимся передъ нимъ!
   

Провидецъ.

   Вотъ ожиданья мигъ!
   Грядущій будетъ такъ великъ;
   Чтобы его узнать и съ нимъ считаться,
   Вамъ надо вырасти, быть можетъ, и подняться.
   

Старикъ.

   Такой человѣкъ еще не родился!
   

Второй.

   Никто и не подозрѣваетъ о немъ.
   

Третій.

   Никто о немъ не возвѣщаетъ.
   

Четвертый.

   А Яковъ Эреніанъ?
   

Пятый.

   Яковъ Эреніанъ?.. Это безумецъ!
   

Сцена вторая.

Отрядъ конницы преграждаетъ входъ въ ворота Великаго Города. Солдаты подготовляютъ взрывъ мостовъ на рѣкѣ. По скатамъ и укрѣпленіямъ проходятъ патрули. Одинъ изъ генераловъ смотритъ вдаль съ биноклемъ въ рукѣ; онъ наблюдаетъ за тѣмъ, что происходитъ, въ то время, какъ курьеръ приноситъ приказъ офицеру коннаго отряда.

Офицеръ читаетъ.

   "Отданъ приказъ не пропускать въ городъ никого, кромѣ трибуна Якова Эреніана. Надо, чтобъ онъ понялъ, что ему дѣлаютъ милость. Для виду оказать ему противодѣйствіе". Подписано: "Правительство Великаго Города".

Эреніанъ идетъ по большой дорогѣ въ сопровожденіи толпы оборванцевъ, женщинъ, работниковъ, фермеровъ и стариковъ. Уяснивъ себѣ, что ему трудно проникнутъ въ городъ, онъ подходитъ къ офицеру.

Эреніанъ.

   Я одинъ изъ тѣхъ, которыхъ слушаютъ. Въ Великомъ Городѣ я выросъ, страдалъ и боролся за мои идеи, самыя прекрасныя, какія могутъ, быть въ головѣ человѣка. Я любилъ Великій Городъ, когда онъ казался непобѣдимымъ. Теперь я хочу занять мѣсто среди тѣхъ, кто умираетъ за него. И я требую мѣста для всѣхъ, кого ждутъ тамъ, для всѣхъ, кого я встрѣтилъ на моей дорогѣ. Я крикнулъ имъ, чтобъ они шли за мной. Я толкнулъ къ мужеству ту волну, что отступала къ трусости
   

Офицеръ.

   Я знаю, кто вы, но не могу измѣнить полученныхъ приказаній.
   

Эреніанъ.

   Въ чемъ состоятъ они?
   

Офицеръ.

   Держать на запорѣ эти ворота.
   

Эреніанъ.

   Такъ значитъ, что Великій Градъ
   Въ тотъ часъ, какъ горы со стенаньемъ
   Отъ ужаса на стогны полетятъ,--
   Онъ бѣдными словами приказанья
   Свои ворота заградить
   Для тѣхъ, въ комъ рвеніе кипитъ,
   И кто несетъ ему и кровь,
   И безконечную любовь?
   Бывало, вечеромъ на молѣ я сидѣлъ,
   И видѣлъ, какъ моря несли
   Къ нему богатства всей земли;
   Свободный міръ -- его удѣлъ.
   Люблю его, съ пороками и славой
   И страсти странною отравой!
   Я имъ, какъ сынъ, любовникъ, упоенъ,
   И входъ въ него мнѣ запрещенъ?!.
   
   Приказъ! Но такіе приказы губятъ народъ! Можно ли считать число защитниковъ, когда бѣдствіе безпредѣльно? Передъ лицомъ смерти можно ли раздѣлять тѣхъ, кто соединенъ одной и тою же опасностью? Я требую, чтобы дали мѣсто всѣмъ!
   

Офицеръ.

   Я не могу.

Эреніанъ подходитъ къ тѣлу отца, открываетъ лицо и грудь.

Эреніанъ.

   Онъ двадцать лѣтъ служилъ странѣ
   И слѣдовалъ за вашими вождями;
   Въ пустыняхъ дрался онъ, за дальними морями
   Три раза онъ прошелъ Европу всю:
   Вокругъ его съ побѣдными орлами
   Средь бури факелы горятъ...
   И входъ ему закрытъ въ Великій Градъ!?
   

Офицеръ.

   Входъ закрытъ для всѣхъ, кто слѣдуетъ за вами.
   

Эреніанъ.

   Такъ знайте же, что во имя закона, самаго яснаго, самаго простого и опредѣленнаго, я обращаюсь къ вашей человѣческой чести. Пройдетъ немного дней, и эта долина обратится въ разрушеніе, гниль и кровь. Вамъ надо сказать одно лишь слово, и жизнь, на которую мы всѣ имѣемъ право, будетъ намъ сохранена. Человѣкъ обязанъ помогать человѣку, и на васъ, носящемъ оружіе, лежитъ эта обязанность по отношенію ко всѣмъ намъ. Эта обязанность изглаживаетъ всѣ другія. Она существовала еще тогда, когда не существовало названія арміи и часового.
   

Офицеръ.

   Разойдитесь, разойдитесь!

Эреніанъ взглядываетъ на огромную толпу, идущую за нимъ, на взглядъ опредѣляетъ число солдатъ и подходитъ къ тѣлу отца.

   Почившаго прошу простить мнѣ, если я покрою кровью его погребеніе.

Въ эту минуту Генералъ, наблюдавшій эту сцену съ вершины укрѣпленія, подбѣгаетъ къ офицеру.

Эреніанъ.

   Я исчерпалъ всѣ средства, остается одно. Вы всѣ его угадываете... Насъ тысяча, а тѣхъ лишь нѣсколько человѣкъ (Указываетъ на солдатъ). У нихъ есть отцы и дѣти среди насъ. Они наши, они дадутъ намъ дорогу... Пусть женщины идутъ впереди: они не будутъ стрѣлять. (Идетъ впередъ одинъ, въ то время какъ, собирается толпа. Къ солдатамъ.), Тотъ, кто вами начальствуетъ, велитъ вамъ совершить преступленіе. Не повинуйтесь ему. Вы имѣете право...

Но Генералъ уже подошелъ къ офицеру и выговариваетъ ему. Слышны слова: "Неловкость", "безуміе"... Генералъ быстро идетъ къ Эреніану и кланяется ему.

Генералъ.

   Яковъ Эреніанъ, вы войдете въ Великій Городъ. Правительство васъ туда допускаетъ.
   

Эреніанъ.

   Наконецъ! Я хорошо зналъ, что я вамъ нуженъ, и что, войдя къ вамъ, буду служить вашимъ интересамъ (Указываетъ на толпу). И. всѣ они пойдутъ за мной: старики, дѣти, женщины, всѣ вернутся домой и всѣ будутъ полезны. И ты, отецъ, будешь покоиться въ могилѣ, гдѣ спятъ двое моихъ дѣтей.

Генералъ отдаетъ приказаніе. Ряды раздвигаются. Яковъ Эреніанъ и нѣсколько работниковъ входятъ въ ворота; но за ними быстро, по приказанію офицера, смыкаются ряды. Тѣло Петра Эреніана, носильщики, старики, крестьяне, женщины и дѣти, всѣ отброшены. Приходятъ на помощь новые батальоны. Яковъ Эреніанъ пораженъ. Онъ возвращается, чтобы, проложитъ до-рогу. Слышно, какъ онъ кричитъ: "Подлость..." "Измѣна!..." "Безчестно!" Но шумъ покрываетъ его голосъ. Его силой побуждаютъ войти въ городъ. А толпа, которая ропщетъ, окончательно отброшена къ долинѣ.

   

ДѢЙСТВІЕ II.

Сцена первая.

Жилище Эреніана. Дверь справа. Обыденная обстановка. Вещи въ безпорядкѣ; на столѣ одежда въ починкѣ, дѣтскія игрушки. Кучи книгъ на двухъ стульяхъ. Жена Эреніана, Клара, зажигаетъ лампы. Она ждетъ его. Вдругъ съ улицы доносятся клики привѣтствій. Входитъ Эреніанъ. Долгимъ поцѣлуемъ онъ цѣлуетъ жену.

Эреніанъ.

   Мы схоронили отца вправо отъ нашихъ малютокъ, подъ сѣнью тисоваго дерева, которое высится надъ нашимъ угломъ кладбища. Тамъ будетъ онъ Покоиться, точно въ деревнѣ; его тѣло сольется съ стихійной жизнью травъ и растеній, которыя онъ такъ любилъ.
   

Клара.

   За тобой слѣдили?

Во время этой сцены Эреніанъ мѣняетъ свою темную одежду на домашнюю. Впечатлѣніе интимной жизни семьи.

Эреніанъ.

   Не знаю. Насъ было немного. На обратномъ пути толпа меня коснулась. Мальчишки кричали о новостяхъ съ Авентина. Вырывали другъ у друга газеты. Нѣсколько человѣкъ несли факелы и пѣли. Вдоль улицъ и бульваровъ дома были, какъ мертвые, пораженные или разрушенные бомбами. Кучи камня загромождали тротуары. Не загорался ни одинъ фонарь. На Площади Народовъ одинъ каменотесъ прокричалъ мое имя. Вотъ и все. Когда мнѣ дозволили, Богъ знаетъ послѣ какихъ хлопотъ, внести моего отца въ Великій Городъ, я обѣщалъ, что его погребеніе состоится безъ всякаго участія народа. Я сдержалъ слово (Находитъ на своемъ письменномъ столѣ связку банковыхъ билетовъ). Что это такое?
   

Клара.

   Тебѣ прислали то, что оставалось по счету (Вынимаетъ изъ кармана записку). Посмотри, твоя книга распространилась повсюду.
   

Эреніанъ разсматриваетъ записку.

   И вотъ меня читаютъ и спорятъ обо мнѣ на свѣтѣ, и жаждутъ знать мое сужденіе. (Кладетъ письмо на столъ и открываетъ окно. Подходитъ къ Кларѣ). Я думалъ о насъ во время этихъ простыхъ и тихихъ похоронъ. Съ какой радостью я чувствовалъ бы твою близость ко мнѣ въ ту минуту, когда гробъ опускался въ землю! Мое сердце такъ терзалось и было такъ полно сдержанной нѣжности и такъ замкнуто въ моей груди! Зачѣмъ я не держалъ твои руки въ моихъ? Я запечатлѣлъ бы на нихъ половину моей печали (Онъ беретъ ея руку). Поистинѣ, ты моя кроткая, моя храбрая! Ты знаешь меня, ты меня угадываешь; только передъ тобой осмѣливаюсь я быть свободнымъ отъ угрызеній совѣсти, быть такимъ, каковъ я въ дѣйствительности: бѣдный человѣкъ, рѣдко когда спокойный, порывистый въ гордости и въ нѣжности, тѣмъ больше требовательный, чѣмъ сильнѣе любитъ... А гдѣ ребенокъ?
   

Клара указываетъ на дверь справа.

   Въ нашей комнатѣ. Онъ спитъ.
   

Эреніанъ.

   Какъ часто я приводилъ въ отчаяніе моего отца! Мои своевольныя вспышки бывали такъ безумны, что онъ билъ меня, и подъ ударами я все-таки кричалъ ему сквозь слезы то, что хотѣлъ. Сказать, что теперь я задушилъ бы моего сына, если бы онъ сталъ подражать мнѣ! (Невдалекѣ отъ дома разрывается бомба. Эреніанъ и Клара бросаются къ окну). Поистинѣ, прекрасное время для любви! Ничто такъ не сближаетъ, какъ эти драмы, эти тревоги. Я еще вижу, какіе были мы въ первые дни нашей любви; ты кажешься мнѣ все прекраснѣе, и я отдаю тебѣ мою любовь -- такую искреннюю, горячую, полную, какъ никогда!
   

Клара.

   Я тебя люблю и служу тебѣ всей моей душой.
   

Эреніанъ.

   Это погребеніе, въ которомъ исчезла частица моего существа, можетъ быть, цѣлая эпоха моей жизни -- мое дѣтство, оторвало меня отъ моего жгучаго существованія, отданнаго всѣмъ и посѣяннаго далеко отъ тебя, далёко отъ насъ, въ Великомъ Городѣ. И мнѣ казалось, что я въ деревнѣ, въ горестной странѣ равнинъ, объятыхъ бредомъ, что я брожу за добычей, вечеромъ, среди вересковъ, или скачу верхомъ на жеребенкѣ въ отцовскихъ поляхъ. Я вспоминалъ пастуховъ, слугъ, работницъ. Я вспоминалъ дороги въ школу и въ церковь и даже звукъ церковнаго колокола. Я былъ такъ печаленъ и счастливъ; я жаждалъ васъ увидѣть, тебя и ребенка. (Обнимаетъ Клару). А теперь покажи мнѣ твои глаза, бѣдные и кроткіе твои глаза; они меня любятъ больше всѣхъ, и для меня они лучшія свѣтила въ мірѣ! (Склоняетъ лицо къ Кларѣ). Они такъ вѣрны, нѣжны, и кротки, и прозрачны. И какъ я безуменъ, что заставлялъ ихъ плакать иногда!
   

Клара.

   Быстрѣе твоей мысли бѣгутъ твои слова, когда причиняютъ боль.
   

Эреніанъ.

   О, я не изъ тѣхъ, кто любитъ кротко! Но ты любишь меня, несмотря ни на что, хоть и знаешь мою ужасную жизнь, ту дѣйствительную мою жизнь, которая даетъ смыслъ моему существованію на землѣ.
   

Клара съ легкимъ укоромъ.

   Ты мнѣ слишкомъ часто говоришь объ этомъ.
   

Эреніанъ властно.

   И хочу еще говорить тебѣ о томъ же; хочу грубо утомить этимъ тебя! Моя страсть -- быть искреннимъ и яснымъ съ тобою. Ты бы не была моей женой, если бы надо было мнѣ что-нибудь скрывать отъ тебя. Лучше мнѣ видѣть тебя плачущей, чѣмъ лгать тебѣ.
   

Клара.

   Будь ты инымъ, я бъ тебя не обожала.
   

Эреніанъ.

   И дотомъ, ты хорошо знаешь, что я все преувеличиваю: въ сущности, удѣляя тебѣ такое тѣсное мѣсто въ моей жизни, и я самъ ошибаюсь, и тебя обманываю.
   

Клара.

   Будь, чѣмъ хочешь, мучителемъ, деспотомъ, -- что за бѣда! Я, со всей моей любовью, обладаю тобою и нашимъ ребенкомъ.
   

Эреніанъ.

   По правдѣ, ты -- моя жена!..
   Заря, ты помнишь, угасала...
   Душа твоя была мнѣ отдана,
   И ты моимъ словамъ внимала,
   А я клялся предъ тобой
   Не цѣловать и не ласкать другой.
   Цвѣтокъ озеръ и трепетныхъ тумановъ,
   Тебя я, полный жгучихъ силъ,
   Взялъ изъ страны тревожныхъ урагановъ,
   И въ сердце Града помѣстилъ.
   И землю, воды и поля
   Въ твоихъ глазахъ открытыхъ вижу я.
   Я обниму тебя; пускай насъ свяжетъ нить
   Любви возвышенной, что насъ освобождаетъ,
   Я буду обожать тебя, боготворить
   Въ то время, какъ судьба дни жадно пожираетъ,
   Что остается намъ прожить.
   Пылающая смерть вселяетъ всюду страхъ.
   Ночь -- западня, а вечеръ -- знакъ печали;
   "На онѣмѣвшихъ небесахъ
   Сгораютъ звѣзды, тонкій прахъ
   Ихъ падаетъ въ таинственныя дали.

Сынъ Эреніана вошелъ, чтобы обнять отца, но тотъ его не замѣчаетъ и забылъ о немъ. Толпа проходитъ за окномъ и рокочетъ. Эреніанъ бросается къ окну. Слышны крики: "Горитъ биржа'..." "Арсеналъ горитъ!..." "Портъ горитъ!"

Эреніанъ.

   О, неужель падетъ Великій Градъ?
   И льютъ теперь костры съ своей вершины
   Дымящуюся кровь его кончины?
   Великій Градъ,
   Собралъ въ своихъ законахъ и уставахъ
   Ты хитрости, убійство,-- воровство,
   А благо правое, отбросилъ ты его!
   И вотъ теперь лежишь въ порочныхъ ты забавахъ,
   И опьянѣлъ, и пьешь всю грязь,
   Что въ стокахъ затхлыхъ собралась.
   Всѣ преступленья и развратъ
   На чреслахъ у тебя висятъ.
   Сосутъ тебя, какъ дикіе волчата.
   Твои дворцы, твои палаты,
   И арсеналъ, и блѣдный храмъ
   Не избѣгутъ позора разрушенья.
   Зарукоплещетъ міръ, увидя пепелъ тлѣнья,
   Что вѣтеръ вознесетъ къ звѣздамъ!
   

Клара.

   О, какія потрясенія и печали насъ ждутъ!
   

Эреніанъ.

   Что бы ни было, я запрещаю тебѣ жаловаться. Мы живемъ въ грозные дни ужасовъ, агоній и обновленій весеннихъ. Невѣдомое становится владыкой. Могучимъ взмахомъ головы люди съ себя стряхиваютъ тягость вѣковыхъ заблужденій, Утопія отрекается отъ своихъ крыльевъ и спускается на землю. Даже тѣ, кто осаждаетъ насъ, это сознаютъ.
   

Клара.

   Сегодня утромъ имѣлъ ты вѣсти отъ непріятеля?
   

Эреніанъ.

   Нѣтъ еще, но то, что вчера предсказывалъ мнѣ капитанъ Ордэнъ, воспламеняетъ меня надолго. Онъ, этотъ человѣкъ,-- изъ расы огненныхъ людей, которые осуществляютъ невозможное... Подумай! Ему и мнѣ, убить войну, здѣсь, передъ глазами низложенныхъ и безсильныхъ вождей! Вызвать открытое примиреніе солдатъ чужихъ и нашихъ! Отдать всѣ. силы своего существа, всю энергію своей вѣры этой высшей цѣли!... Какая греза!
   

Клара съ легкой ироніей.

   Какое заблужденье!
   

Эреніанъ.

   Не надо никогда отталкивать надежду, когда она такъ широко раскрыла крылья. То, что кажется сомнительнымъ сегодня, завтра станетъ очевиднымъ и совершившимся. Ордэну пока извѣстны только глухіе признаки, недовольство глубокое, но подавленное, тайныя соглашенія и союзы. Войска отвергаютъ войну, доведены до крайности, распущены. Въ нихъ бродятъ идеи справедливости; говорятъ объ общемъ соглашеніи: искра уже въ очагѣ. Я жду, что порывъ вѣтра подожжетъ солому и дерево.

Эреніанъ прислушивается къ враждебному ропоту на улицахъ. Кто-то звонитъ у дверей. Консулъ Великаго Города входитъ.

Консулъ.

   Яковъ Эреніанъ, я пришелъ къ вамъ отъ имени Правительства Великаго Города, которое требуетъ тѣ васъ исполненія важной обязанности. Какъ и различны наши идеи, но согласіе между нами несомнѣнно, когда дѣло идетъ о спасеніи Города. Мнѣ кажется, что я говорю съ будущимъ главой народа, который мы оба любимъ разной любовью, но одинаково горячо.
   

Эреніанъ.

   Предисловіе не нужно. Я спрашиваю, что васъ привело, и чего вы ждете отъ меня?

Жестомъ приглашаетъ Консула сѣсть.

Консулъ.

   Тамъ, на кладбищѣ, ваши друзья въ жалкомъ положеніи. Вчера Правительство хотѣло покорить ихъ силой; но ихъ тамъ много, они молоды, отважны и годны для защиты Города. Сегодня ихъ едва можно считать мятежниками: они ропщутъ, они составили стачку, вотъ и все. Завтра, видя ужасные вихри пожаровъ вдали, они сами могутъ стать поджигателями. Ненависть подсказываетъ безумныя дѣла, и если они начнутъ убивать и грантъ, то это будетъ не конецъ всему, а величайшій позоръ.
   

Эреніанъ.

   Я чувствую отвращеніе въ войнѣ. И война между людьми одной и той же земли ужасаетъ меня болѣе всего. Вы въ Великомъ Городѣ взбудоражили небо и землю, чтобы вызвать такую войну, и создали нищету народа, вы лишили его хлѣба, правосудія, сознанія своего достоинства; вы тиранили его тѣло и его мысль; вы пользовались и его невѣжествомъ, и вашимъ беззаконіемъ, вашей хитростью, вашей ложью, насмѣшкой и презрѣніемъ. Вы недостойны и преступны.
   

Консулъ.

   Я полагалъ, что ваше сужденіе болѣе уравновѣшено, болѣе ясно и возвышенно.
   

Эреніанъ.

   Я думаю и высказываю мои мысли передъ вами какъ передъ врагомъ. Я васъ не ненавижу, но жалѣю.
   

Консулъ, вставая.

   Это оскорбленіе...
   

Эреніанъ.

   Это страстная искренность.
   

Консулъ.

   Это, прежде всего, несправедливость.
   

Эреніанъ.

   Такъ! Когда же и кончу указывать вамъ на гнѣвъ городовъ и ужасъ деревень? Память вѣрна мнѣ; она вооружена воспоминаніями, которыя срѣзаютъ васъ, какъ серпы. Моя память сочла всѣ ваши покушенія на жизнь; она знаетъ васъ и зоветъ быть честными, справедливыми и благородными, сильными непорочной силой. Если я забуду оказывать услуги вамъ, вы тотчасъ начнете снова ткать нити вашего коварства. Для васъ священна хитрость. И она васъ держитъ, и оттѣсняетъ къ стѣнѣ, и связываетъ васъ всегда съ роковой к чудовищной неудачей.
   

Консулъ.

   Итакъ, вы не имѣете никакого довѣрія?!
   

Эреніанъ.

   Никакого.
   

Консулъ.

   Въ такомъ случаѣ, я удаляюсь.

Встаетъ, чтобы уйти.

Эреніанъ.

   Я ожидаю...
   

Консулъ колеблется, дѣлаетъ два шага и останавливается.

   Послушайте! Было бы безумно, если бы наши слова вліяли на наши поступки. Только о Великомъ Городѣ должны мы помышлять.
   

Эреніанъ.

   Только о немъ я думалъ, принимая васъ у себя.
   

Консулъ.

   Такой человѣкъ государственнаго ума, какъ вы, знаетъ лучше всѣхъ, какъ далеко распространили мы славу и вліяніе Великаго Города. Его имя -- это имя великихъ правителей и консуловъ, которые подъ золотыми небесами, на алой почвѣ, гдѣ пылала кровь, и до концовъ міра своими дѣяніями, какъ магнитомъ, давали силу войскамъ. Въ тѣ дни ваши тревоги были плодотворны! Народъ и его вожди соперничали въ горячей жаждѣ завоеванія. И тѣ, кто насъ окружили теперь и осаждаютъ, знаютъ хорошо, какъ побѣдно и ярко трепетали наши знамена, пробѣгая ихъ снѣжныя равнины. Великій Городъ въ глазахъ всѣхъ величественъ; онъ безпредѣленъ въ той памяти, что. о немъ хранятъ моря, и земля, и солнце. Преступленія и подвиги дѣлятъ между собою его славу. Вы видите лишь преступленія, указываете лишь на нихъ...
   

Эреніанъ.

   Ваша слава прошла, спустилась съ вершинъ! своимъ прославленнымъ мечомъ она убила право. Нынѣ другая слава возстаетъ, исходитъ изъ меня, нетронутая, дѣвственная, чистая отъ всякаго пятна. Она создана изъ новой и глубокой справедливости, душевнаго геройства, горячей отваги и временнаго неизбѣжнаго насилія. Она менѣе блестяща, чѣмъ ваша слава, но болѣе вѣрна. Вы со страхомъ, а я съ благоговѣньемъ, мы оба чувствуемъ, что эта слава близка и неизбѣжна. Вотъ почему вы обращаетесь ко мнѣ, вотъ почему я осмѣливаюсь относиться къ вамъ, какъ къ уже побѣжденному. Что бы вы ни сдѣлали, вы и ваша каста, но въ этотъ часъ вы плѣнники моего согласія или моего отказа.
   

Консулъ.

   Вы заблуждаетесь.
   

Эреніанъ.

   Нисколько! Какъ и я, вы сознаете, что ничего не можете сдѣлать безъ моей помощи. Въ моихъ рукахъ вся духовная и глубокая сила Великаго Города.
   

Консулъ.

   Вы забываете, что значитъ крушеніе имперіи. Всѣ старые интересы, всѣ вѣковыя привычки ее поддерживаютъ. И за насъ войска.
   

Эреніанъ.

   Войска? Скажите лучше начальники, потому что солдаты колеблются или протестуютъ. Они наканунѣ своего присоединенія къ народу. Они моя надежда и вашъ страхъ. Если бы они всѣ повиновались вамъ, и вы бы не боялись огромнаго возстанія, народнаго и военнаго, то вы уже бомбардировали бы Авентинскій холмъ (Молчаніе). Итакъ, вы пришли меня просить, чтобъ я пошелъ туда на гору, на могилы, и приказалъ бы угнетеннымъ спуститься въ среду тѣхъ, кто ихъ поработилъ. О, я вижу хорошо всю опасность такого порученія!
   

Консулъ.

   Вы ошибаетесь. Правительство проситъ васъ объявить, что насталъ часъ, когда опасность велика и стоитъ выше вражды. Кто вѣритъ въ Великій Городъ, тотъ долженъ сдѣлать себя героемъ. Нашъ народъ таитъ въ себѣ невѣдомые задатки возрожденія.
   

Эреніанъ.

   Какъ поступятъ съ тѣми, кто сойдутъ съ холма?
   

Консулъ.

   Солдаты вернутся въ войска въ своемъ званіи, прочіе возвратятся въ свои семьи и въ свои дома. Если тамъ въ ихъ отсутствіе водворилась нужда, то она будетъ изгнана. Вообще обѣщайте все, что захотите. Вы честны. Мы довѣряемъ вамъ.
   

Эреніанъ.

   И вы мнѣ подпишете все это?
   

Консулъ.

   Это уже сдѣлано. (Протягиваетъ ему бумагу). Прочтите.

Эреніанъ читаетъ и видимо удовлетворенъ. Эреніанъ.

   Послѣдній вопросъ: когда я увлекъ за собой поселянъ, стариковъ и бродягъ изъ городовъ, почему ихъ отбросили отъ городскихъ стѣнъ, къ врагу?
   

Консулъ.

   То была ошибка. Слѣдовало васъ послушать.
   

Эреніанъ.

   А кто разрѣшилъ мнѣ похоронить отца рядомъ съ моими?
   

Консулъ.

   Я самъ.
   

Эреніанъ.

   Идите же и объявите Правительству, что я пойду на Авентинъ (Подходитъ къ окну и кричитъ народу, все еще находящемуся на улицѣ). Человѣка., который выйдетъ отъ меня, пропустите безропотно; онъ исполнилъ свою обязанность... До вечера, тамъ, на кладбищѣ!
   

Сцена вторая.

Авентинъ (кладбище на горѣ). Собрался народъ. Эно на трибунѣ: это надгробный камень, выше другихъ. Связки оружія стоятъ среди надгробныхъ памятниковъ и цвѣтниковъ. Кресты, столы, столбы, колонны возвышаются среди цвѣтовъ. На оградѣ стоятъ на стражѣ вооруженные рабочіе. Наступаетъ ночь. Загораются огни.

Эно.

   Я заканчиваю рѣчь такъ же точно, какъ вчера при возстаніи надо поражать идеи въ лицѣ тѣхъ кто ихъ олицетворяетъ. Надо идти впередъ, шагъ за шагомъ, безъ лишняго увлеченія и желать только того, что исполнимо немедленно. Хладнокровно, каждый изъ насъ изберетъ свою жертву. Никто не будетъ знать отдыха, пока три Правителя и два Консула Великаго Города не умрутъ. Это дѣяніе террора принесетъ спасеніе.
   

Толпа.

   -- Зачѣмъ объявлять то, о чемъ надо молчать?
   -- Каждый -- хозяинъ своего ножа.
   -- Молчите!
   

Эно.

   Врагъ поджигаетъ церкви, банки, парламенты. Намъ остается Капитолій и Правительство. Уничтожимъ ихъ. Спустимся отдѣльными группами ночью въ городъ...
   

Нѣкто.

   Невозможно: Авентинъ окруженъ.
   

Эно.

   Всегда можно подкупить кого-нибудь.
   

Толпа.

   -- Зачѣмъ эти избіенія?
   -- Одного начальника убьютъ, другой заступитъ его мѣсто.
   -- Надо побѣдитъ массу.
   

Эно.

   Надо срѣзать головы, чтобъ поразить чудовище. Прежде, въ Великомъ Городѣ, въ горячихъ разговорахъ среди товарищей, кто думалъ о полумѣрахъ? Восхищались тѣми, кто требовалъ уничтоженія имуществъ и людей. Банки и театры взлетали на воздухъ; и безстрашно, безстрастно умирали убійцы старыхъ идей, безумцы въ глазахъ судей, герои для народа. Это было время простыхъ жертвъ, трагическихъ рѣшеній, быстрыхъ исполненій. Презрѣніе къ жизни возставало надъ вселенной. Теперь все слабо и мягко: энергія стала подобна распущенной тетивѣ лука. Уклоняются, ждутъ, соображаютъ, разсуждаютъ. Вы страшитесь этого Великаго Города, побѣжденнаго, а всѣ вы нападали на него, когда онъ былъ побѣдителемъ.
   

Толпа.

   -- Мы его любимъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ въ осадѣ.
   -- Наши жены и паши дѣти еще тамъ.
   -- Ни къ чему не приведетъ наша стачка.
   -- Вернемся въ Великій Городъ!
   

Эно.

   Съ той минуты, когда есть желаніе, надо желать, несмотря ни на что. Насталъ часъ крайняго отчаянія. Что значатъ печали и рыданія матерей, если, благодаря нашему страданію завоевана новая жизнь?
   

Нѣкто указывая на Эно.

   У него нѣтъ дѣтей.
   

Эно.

   Будь они у меня, я ихъ посвятилъ бы Будущему.
   

Нѣкто.

   Это слова: вы отступаете, какъ только начинаютъ дѣйствовать.
   

Эно.

   Я доказалъ иное во время народныхъ волненій.
   

Нѣкто.

   Вы прятались, когда убивали народъ.
   

Эно.

   Если бы у меня была тысяча рукъ толпы, я бы дѣйствовалъ одинъ и презиралъ бы васъ!..

Крики, столкновенія. Эно удаляютъ съ трибуны.

Часть толпы.

   -- Этотъ больше не будетъ надъ нами издѣваться.
   -- Онъ слишкомъ трусливъ и робокъ.
   

Другая группа.

   -- Мы стали ненавидѣть, съ тѣхъ поръ какъ лучше узнали другъ друга.
   -- Мы разучились желать, съ тѣхъ поръ какъ всѣ сразу стали желать.
   -- Бездѣйствіе насъ губитъ.
   -- Вернемся въ Великій Городъ!

Волненіе утихаетъ. Лё Брё входитъ на трибуну.

Лё Брё.

   Эно напрасно увлекся. Онъ обвинялъ насъ въ недостаткѣ смѣлости. А наше присутствіе на этой Горѣ развѣ ужъ не есть доказательство геройства? Съ минуты на минуту на насъ могутъ напасть и перебить насъ.
   

Эно.

   Осторожнѣе! Вы ихъ напугаете.
   

Лё Брё смотритъ на Эно, пожимаетъ плечами и продолжаетъ.

   Намъ не надо плодить среди насъ ту ненависть, которая должна поразить только Великій Городъ. Вотъ недѣля, какъ мы живемъ вмѣстѣ, и раздоры, зависть, вражда, колебаніе однихъ и безуміе другихъ уже побѣдили наше согласіе; окрѣпленное Богъ знаетъ, какими клятвами! Но вотъ, къ счастью, добрыя вѣсти: Правительство поручило Эреніану придти къ намъ сюда на Авентинъ.

Показываетъ письмо.

   Объ этомъ онъ извѣстилъ меня письмомъ.
   

Толпа со всѣхъ сторонъ.

   -- Эреніанъ все увидитъ ясно. Онъ побѣдитъ нашу скорбь.
   -- Онъ знаетъ, что дѣлать.
   -- Онъ возвратитъ намъ нашу душу.
   

Несогласный.

   Всегда его призываютъ.
   

Другой.

   Мы отдаемся подобно женщинамъ.
   

Лё Брё.

   Вы смущаете народъ такими рѣчами.
   

Несогласный.

   Мы ему открываемъ глаза. Мы предостергаемъ его противъ него же самого.
   

Лё Брё.

   Толпа обожаетъ Эреніана. Онъ не отвергаетъ ея восторга.
   

Несогласный.

   Эреніанъ не Богъ. Почему вечеромъ въ день стачки онъ покинулъ городъ?
   

Лё Брё.

   Его отецъ умиралъ.
   

Несогласный.

   Это было скрытое бѣгство. Эреніанъ вамъ платитъ за его защиту.
   

Лё Брё.

   Еслибъ я былъ на его жалованьи, то вы уже давно были бы на моемъ. Вы низменная душа и не понимаете возвышенной души.

Крики одобренія.

Нѣкто.

   Надо дождаться Эреніана.
   

Молодой человѣкъ.

   Я пойду за нимъ слѣдомъ, чтобъ его убить, если онъ насъ обманетъ.
   

Лё Брё.

   Я отвѣчаю за него, какъ ты за себя отвѣчаешь передъ самимъ собой. Эреніанъ намъ необходимъ. Мы въ немъ увѣрены. Взгляните туда. (Движеніе у входа кладбища). Онъ идетъ. Въ немъ одномъ достаточно силы, чтобъ насъ соединить и спасти. Толпа собирается у ограды. Продолжительныя привѣтствія. Быстро Эреніанъ всходитъ на одну изъ могилъ и держитъ рѣчь. Передъ нимъ Эно, который за нимъ слѣдитъ.
   

Эреніанъ.

   Наконецъ, я среди васъ! И вы, и я мы живемъ только въ половину, когда живемъ розно. Въ деревнѣ, гдѣ умиралъ мой отецъ, я узналъ про вашъ уходъ на эту гору. Я подумалъ о временахъ Рима, гордости, рѣшимости, храбрости и красотѣ великихъ народовъ. Что бы ни произошло, васъ возвеличено, навсегда это блестящее и суровое дѣяніе. Вы доказали вашу дружную твердость и смѣлость чистой души. Тѣ, кто отказывали вамъ, солдаты, въ полномъ жалованьи, и вамъ, граждане, въ полномъ правосудіи, и за то, что вы этого требовали, тѣ потерпѣли пораженіе. Значитъ, ваше средство превосходно. Но останется ли оно такимъ же всегда?
   Вооруженное столкновеніе съ Великимъ Городомъ будетъ несчастьемъ. До сихъ поръ его не было. И до сихъ поръ вы тѣсно связаны въ вашемъ достойномъ восхищенія сопротивленіи. Я утверждаю предъ всѣми вами, что вы съ гордостью жили вмѣстѣ, сознательно и добровольно. Вы поняли, что будущее зависитъ отъ вашего положенія. Это хорошо.

Молчаніе. Всѣ опускаютъ головы.

   Но сохранится ли это единеніе среди нужды и голода, которые васъ будутъ здѣсь терзать?

Общее молчаніе. Эно пожимаетъ плечами. Эреніанъ понимаетъ, что передъ этимъ былъ споръ.
Онъ быстро мѣняетъ тонъ.

   Вы сдѣлали, я это утверждаю, ужасную ставку. На вершинѣ этой горы Смерти вы стояли, конечно, выше тѣхъ, кто васъ ненавидитъ. Но у васъ не было жилищъ вашихъ, и семейнаго очага, и вашихъ женъ, сыновей и дочерей. Правительство держало ихъ въ своей рукѣ, готовясь задушить. О, вы перенесли безконечную вереницу часовъ, долгое и медленное шествіе горестей въ душѣ! По счастью, все можетъ измѣниться: Правительство вамъ предлагаетъ миръ.
   

Эно.

   Никогда мы не вступимъ въ соглашеніе съ Правительствомъ.
   

Эреніанъ.

   Если мы откажемся отъ соглашенія, то произойдетъ побоище. Какъ! Насъ здѣсь горсть восторженныхъ людей, и наши дѣйствія рѣшаютѣсудьбу народа; мы наканунѣ великаго торжества плебеевъ, и вдругъ мы согласимся погибнуть точно дичь въ силкахъ?

Крики одобренія.

Эно.

   Надо, не разбирая, отвергнуть все, что предлагаетъ Правительство.
   

Эреніанъ.

   Надо изслѣдовать все, что оно предлагаетъ, и извлечь изъ этого пользу. Что за бѣда, если средства опасны. Я человѣкъ, готовый взять себѣ оружіемъ молнію!
   

Эно.

   Вы насъ одурачите.
   

Эреніанъ.

   Что понимаете вы въ моихъ намѣреніяхъ, надеждахъ и въ моей жизни?
   Вы разстраиваете, я привожу въ порядокъ. Кто слушаетъ васъ, тотъ истощаетъ свои силы недовѣріемъ, заговорами, ужасами. Уже недѣля, какъ вы сурово караете, и вы привели только къ хаосу противорѣчій. Я пришелъ сюда и угадываю, какъ ничтожно ваше дѣло. И мнѣ стыдно за него.

Крики одобренія.

Эно.

   Я не хочу тирана!

Ропотъ.

Эреніанъ.

   Вы бы стали имъ, если бъ я это допустилъ.

Одобренія.

Эно.

   Вы свергнете Правительство только для того, чтобъ занять его мѣсто.
   

Эреніанъ.

   Его мѣсто! Я могъ его занять; я пренебрегъ имъ.

Одобренія.

Эно.

   Вы соглашаетесь на самыя подозрительныя сдѣлки. Вы ведете торгъ.
   

Эреніанъ.

   Молчите!.. Замолчите! Пусть этотъ споръ не нисходитъ до личностей.

Обращается прямо къ толпѣ.

   Я ненавижу власть до такой степени, что даже не указываю вамъ условій мира. Вы сами предъявите ихъ Правительству.

Одобренія.

Нѣкто.

   Мы хотимъ, чтобъ съ нами обращались, какъ съ людьми. Мы поступили справедливо, устроивъ стачку.
   

Эреніанъ.

   Прекрасно.
   

Другой.

   Мы хотимъ, чтобъ намъ возвратили наше имущество
   

Эреніанъ.

   Это обѣщано.
   

Третій.

   Мы хотѣлъ, чтобъ заплатили сполна рабочимъ.
   

Эреніанъ.

   Правительство принимаетъ на себя эту обязанность.
   

Четвертый.

   Мы хотимъ вернуться въ городъ съ оружіемъ.
   

Эреніанъ.

   Можете. И я еще скажу: если въ ваше отсутствіе были конфискаціи, то ихъ отмѣнять. Всякое осужденіе будетъ забыто. Вы будете судьями тѣхъ, кто васъ судилъ.

Крики одобренія.

   А теперь, когда мы столковались, скажите мнѣ: развѣ не было бы чудовищно, людямъ одной земли рѣзаться другъ съ другомъ? Подумайте: тамъ, въ воспламененныхъ страстями улицахъ старыхъ кварталовъ, въ атмосферѣ пороха и пожара, тоже скрываются люди съ надеждой великаго обновленія весны. Наши программы все болѣе и болѣе обсуждаютъ, на наши рѣчи ссылаются, пьютъ мысли нашей души. Даже въ войскѣ бродятъ наши мечты. Всѣ недовольства, вся вражда, всѣ несправедливости, угнетенія, порабощенія возвышаютъ невѣдомый голосъ, чтобъ заставить слушать! Наши владыки ненавидятъ другъ друга. Нѣтъ болѣе силы. Люди подчиняются призраку.

Одобренія со всѣхъ сторонъ.

   У непріятелей та же распущенность и та же слабость. Среди солдатъ появляются мятежники. Возстаютъ противъ жестокости начальниковъ, противъ ужасовъ и безумствъ войны. Ненависть раздуваетъ бурю. Доведенные до отчаянія, въ нуждѣ и безмѣрномъ страхѣ люди жаждутъ единенія человѣчества. Становится стыдно избивать людей. Слушайте! Если пожаръ инстинктовъ погаснетъ; если внезапнымъ соглашеніемъ мы хоть отчасти осуществимъ высокую мечту человѣчества, то Великому Городу будетъ прощенъ весь его позоръ, его безумства, кощунства, и онъ станетъ такимъ мѣстомъ земли, гдѣ совершилось одно изъ великихъ священныхъ событій. И. съ такой мыслью идите всѣ за мной туда, къ вашимъ дѣтямъ.

Крики одобренія.

Толпа.

   -- Онъ одинъ можетъ дѣла подвинуть.
   -- Безъ него погибло бы наше дѣло.
   

Нѣкто, обращаясь прямо къ Эренгану.

   Мы всѣ будемъ повиноваться вамъ; вы, поистинѣ, вождь.

Привѣтствія. Нѣкоторые поднимаютъ на свои плечи Эреніана и несутъ его въ городъ. Лё Брё его сопровождаетъ. Всѣ идутъ съ горы. Слышны клики торжества.

   

ДѢЙСТВІЕ III.

Сцена первая:

Спустя двѣ недѣли. Жилище Эреніана. Та же комната, что во второмъ дѣйствіи. Рабочій столъ, заваленный бумагами у окна, въ которомъ разбиты стекла. На улицѣ толпа снуетъ, то удаляется, то снова приближается; нѣкоторыя группы кричатъ: "Долой подкупленнаго!" -- "Смерть измѣннику!" -- "Смерть!" -- "Долой!"

Клара.

   Двѣ недѣли это продолжается!.. Домъ сталъ точно ладья въ бурю... Волны криковъ и гнѣва бьются объ его стѣны. О, это проклятое событіе на Авентинѣ!.. Послѣ восторговъ сразу немилость и ненависть!

Эно быстро входитъ.

   Ты? Здѣсь?
   

Эно.

   Я.
   

Клара.

   Что тебѣ надо?
   

Эно.

   Такъ ты ничего не знаешь о моей рѣчи на Старомъ Рынкѣ?.. Я ждалъ лучшаго пріема...
   

Клара, указывая на комнату Эреніана.

   Какъ! Ты, его противникъ и врагъ?..

Указываетъ на улицу.

   Ты, разжигавшій эти крики и эти бури?
   

Эно.

   Теперь, послѣ того, что ему уже извѣстно, Эреніанъ приметъ меня лучше, чѣмъ ты, моя сестра и другъ.
   

Клара.

   Я не понимаю.
   

Эно.

   Ты скоро поймешь. А пока скажи мнѣ, въ какомъ онъ былъ настроеніи въ эти дни безполезной и жалкой злобы?
   

Клара.

   О, не думай, что онъ побѣжденъ! Онъ, какъ и прежде, величественно твердъ. Онъ ведетъ самый смѣлый планъ: онъ примиритъ Великій Городъ съ врагомъ.
   

Эно указываетъ на улицу.

   А эти крики у его дверей?
   

Клара.

   Первые дни было тяжело. Я. выносила его ярость, окружала его вниманіемъ, служила ему лучше прежняго, и все напрасно: онъ углублялся въ свою вражду, раздражался, бросался къ окну, грозилъ кулаками Городу, кричалъ отъ бѣшенства, и слезы брызгали изъ его глазъ. Это былъ, во всей своей силѣ, тотъ грозный ребенокъ, какимъ ты самъ его знаешь.
   

Эно.

   Ахъ, если бы онъ меня слушалъ, мы не перестали бы понимать другъ друга! Правительство не обмануло бы его. Народъ попрежнему его любилъ бы. Но онъ неукротимъ: онъ никогда не умѣлъ желать терпѣливо. Онъ идетъ впередъ порывами, подобно вѣтру его страны.
   

Клара.

   А что ему надо было дѣлать?
   

Эно.

   Поддержать возстаніе на Авентинѣ, расширить его, а не подавить, принять гражданскую войну, усилить нужду, овладѣть банками силой... Общественными органами -- силою... Судьбою овладѣть силою!..
   

Клара.

   Это невозможно.
   

Эно.

   Все было возможно въ томъ лихорадочномъ состояніи, въ какомъ мы жили. Но надо было имѣть планъ, холодную и послѣдовательную рѣшимость. Надо было организовать, прежде всего, сопротивленіе, пока мы были тамъ на горѣ, потомъ нападеніе и наконецъ избіеніе. Надо было позаботиться о безотлагательномъ, опредѣленномъ, необходимомъ. Властители были бы убиты: Правители и Консулы... Меня уже начинали слушать. Эреніанъ пришелъ на Авентинъ въ недобрый часъ; обстоятельства помогли ему. Онъ говоритъ, какъ трибунъ: съ чувствительной душой, съ широкими жестами и сильными словами, онъ грозитъ, не убѣждаетъ. Ахъ, когда я объ этомъ думаю, ненависть возвращается ко мнѣ всецѣло!
   

Клара.

   Какъ ты заблуждаешься!

Крики на улицѣ. Эно и Клара не обращаютъ вниманія.

Эно.

   Можно сказать, что онъ самъ не знаетъ, чего хочетъ. Онъ всегда смотритъ за предѣлы настоящаго часа.
   

Клара.

   Я понимаю его всегда.
   

Эно.

   Какая ошибка отдавать всю свою волю на служеніе мечтамъ!
   

Клара.

   Не будемъ спорить. Ты жестокій человѣкъ, чувствующій себя слабымъ и неловкимъ. Ты пришелъ къ нему за чѣмъ-нибудь? Въ чемъ дѣло?
   

Эно гордо.

   Я пришелъ сказать тебѣ, что я, бесѣдующій теперь съ тобою, вчера усмирилъ толпу, защитилъ Эреніана, добился одобреніи ему. Моя настойчивость побѣдила его неудачу.
   

Клара.

   Ты это сдѣлалъ? Но какъ согласовать твой поступокъ съ твоими идеями?
   

Эно.

   А, вотъ что!.. Я такъ поступилъ потому, что терплю неудачу всегда, когда дѣйствую за себя самого; потому что мнѣ измѣняютъ и завидуютъ, Лё Брё меня вытѣсняетъ; и въ концѣ концовъ Эреніанъ, несмотря ни на что, единственный человѣкъ, который спасетъ дѣло при настоящемъ положеніи вещей. Онъ все спуталъ, такъ пусть и распутаетъ.
   

Клара.

   И ты поддержалъ его? Ты?
   

Эно.

   Конечно, потому что нельзя возобновить возстаніе, потому что все разсыпается въ моихъ пальцахъ, потому что у меня всегда неудача. Еслибъ могъ я высказать тебѣ, насколько народъ еще ребенокъ и какъ, онъ сожалѣетъ, что у него нѣтъ, больше властелина!.. О, совсѣмъ конецъ, совсѣмъ, конецъ!.. И надо имѣть силу исчезнуть.
   

Клара.

   Такъ ты съ отчаянія поддерживаешь моего мужа?
   

Эно.

   Не все ли равно!

Беретъ свою шляпу и палку и собирается уйти.

   Прощай! Теперь ты знаешь то, что должна была знать... Когда придетъ Эреніанъ, приготовь его къ новому свиданію со мной.

Выходитъ. Новая буря воплей и криковъ. Эреніанъ входитъ.

Эреніанъ.

   Вооружись терпѣніемъ. Я такъ же упрямъ, какъ и тотъ крестьянинъ, что былъ моимъ отцомъ. Вчера эти крики преслѣдовали меня даже въ стѣнахъ замкнутаго дома, ударяли въ стѣны отъ верха до низа, отъ подвала до крыши, точно набатъ. Я чувствовалъ, какъ поднимается во мнѣ гнѣвъ, я хотѣлъ бы ихъ задушить, уничтожить, раздавить... Ненависть охватывала меня, какъ горячка... Я отвѣчалъ ругательствами на эту безыменную вражду... Сегодня я чувствую себя очень, твердымъ...

Раскрываетъ письмо.

   Послушай, что мнѣ пишутъ:
   "Я могу въ этотъ часъ дать вамъ опредѣленную увѣренность. Всѣ офицеры отнынѣ привлечены къ намъ и послѣдуютъ за нами. Одни изъ вражды, Другіе изъ зависти, всѣ -- изъ отвращенія. Вчера, въ тайномъ собраніи, мы пришли къ соглашенію. Я держу ихъ въ моей рукѣ. Они будутъ мнѣ повиноваться, какъ то перо, которымъ я вамъ пишу, какъ тотъ человѣкъ, котораго я посылаю къ вамъ. Черезъ нихъ все войско будетъ наше. Генералы? Они слишкомъ далеки, слишкомъ высоки... Обойдемся безъ нихъ".

Складываетъ письмо.

   Это письмо прислалъ мнѣ Ордэнъ, капитанъ непріятельской арміи...

Новый взрывъ криковъ: "Смерть ему!" "Долой его!"

Клара.

   Другъ мой!
   

Эреніанъ.

   Пусть кричатъ. Я вѣдь предвидѣлъ, что Правительство, обѣщая все, даже бросая все, удержитъ половину въ своихъ рукавахъ, какъ это дѣлаютъ фокусники и жонглеры. Поистинѣ, было безумно идти на Авентинъ... Но мнѣ нуженъ былъ народъ, мнѣ нуженъ былъ мой народъ и его горячность для того, чтобы столковаться съ осаждающими.
   

Клара.

   Какъ ты сталъ теперь благоразуменъ!
   

Эреніанъ.

   Какъ великолѣпно одурачило меня Правительство! Его агенты, надутые и ничтожные, измѣряя мое честолюбіе по-своему, пришли сюда, чтобъ предложить мнѣ разрушающееся могущество Правительства, какъ будто не могу я самъ завоевать его мѣсто. Они ушли въ эту дверь, какъ изгнанные лакеи... И съ тѣхъ поръ ихъ волнуетъ жажда меня погубить. Имъ остается лишь нѣсколько лѣтъ жизни, и только яростное желаніе погубить меня ихъ отвлекаетъ отъ ихъ агоніи. О если бъ народъ зналъ! Противъ меня, по внѣшности, все. Я довѣрился жалкому письму, которое, можетъ быть, зачеркнуто тѣмъ же перомъ, что его писало. Чѣмъ сильнѣе нарушило Правительство свои обѣщанія, тѣмъ болѣе лживымъ показался я людямъ. Конечно, меня можно было считать сообщникомъ и преступникомъ.
   

Клара.

   Народъ преступникъ!.. Ты могъ его обмануть, только обманывая себя самого. Невинность твоего дѣянія очевидна. Ахъ, я думаю, что толпа столь же недовѣрчива, столь же враждебна, неблагодарна, глупа, какъ и тѣ, кто ею управляютъ. Они просто не допускаютъ, чтобъ человѣкъ былъ великъ и чистъ.
   

Эреніанъ.

   Я запрещаю тебѣ такъ думать.
   

Клара.

   Вчера ты говорилъ то же самое.
   

Эреніанъ.

   О, я! Это разница! (Молчаніе). Народъ меня любитъ, и я его люблю, несмотря ни на что, наперекоръ всему. То, что происходитъ, только размолвка между нами.

Крики оскорбленій извнѣ.

Клара.

   Ихъ тамъ тысячи, готовыхъ язвить насъ оскорбленіями. И это тѣ же губы, которыя тебя прославляли. О, подлые! Низкіе! Безумцы!..

Новая буря криковъ.

   

Эреніанъ.

   Поистинѣ, можно подумать, что они меня никогда не знали!

Идетъ, поднявъ кулаки, къ окну.

   О, звѣри! Звѣри! Звѣри!..

Потомъ, возвращаясь къ своему письменному столу.

   Однакоже, вчера въ собраніи на Старомъ Рынкѣ всѣ меня восхваляли. Эно защищалъ меня такъ ревностно, что я ему прощаю все. Лё-Брё въ эту ночь, какъ никогда еще, старался успокоить меня. Всѣмъ ясно двуличіе Правителей. Великій Городъ тянется къ своему истинному главѣ. Мой часъ привелъ. Скажи это сама! (Съ нетерпѣніемъ). Скажи!
   

Клара.

   Есть чудная надежда...
   

Эреніанъ.

   Нѣтъ, нѣтъ! Увѣренъ въ этомъ я!
   Что мнѣ тупыхъ упрямцевъ крики?
   Я вижу рукъ снопы! И сила вновь моя
   Воспрянетъ завтра въ день великій!
   И слава прошлая приходить мнѣ на умъ,
   Какъ пѣннаго прибоя шумъ.

Какъ бы самъ съ собою.

   Вотъ здѣсь, въ рукахъ, грядущее въ плѣну!
   И тотъ, меня кто отрицаетъ,
   И тотъ, въ кого я вѣрю, знаютъ,
   Что это такъ! Подобно сну
   Чудесному, во мнѣ все прояснилось
   И снова жить желанье пробудилось.
   Вотъ часъ! Я полонъ опьянѣнья!
   Что мнѣ до яростнаго мщенья
   И криковъ бѣшеныхъ угрозъ!
   Грядущій міръ въ моемъ умѣ возросъ
   Сильнѣе и яснѣй, чѣмъ жизни этой звенья...
   

Клара.

   Еслибъ они видѣли тебя, какъ покорила бы ихъ твоя увѣренность!
   
   Я чувствую, мой другъ, съ тобою
   Всю гордость женскую мою;
   Склоняюсь предъ твоей душою,
   И этотъ поцѣлуй, что я тебѣ даю,
   Прими, неси передъ собой,
   Какъ свѣтлое оружье въ бой!
   Столь вѣрное, глубокое едва ли
   Немногіе на свѣтѣ принимали.

Она цѣлуетъ его.

Эреніанъ.

   Еслибъ я ушелъ отъ самого себя, то себя встрѣтилъ бы въ тебѣ; настолько моя сила перешла въ твое сердце. Но я такъ увѣренъ въ моей судьбѣ, что происходящее теперь не кажется мнѣ реальнымъ, и я вѣрю въ нежданное, въ случай, въ невѣдомое. (Указываетъ на улицу). Пусть они ревутъ и ревутъ. Они подготовляютъ свое раскаяніе.

Ропотъ разрастается. Слышны глухіе удары вѣ дверь нижняго этажа. Разбиты стекла.

   Если они будутъ продолжать бить въ дверь, я; имъ отворю.
   

Клара.

   Это было бы безуміемъ.
   

Эреніанъ.

   Въ иныя минуты одно лишь мое появленіе бывало побѣдой. Никогда я ихъ не отталкивалъ отъ моего порога.

Эреніанъ отстраняетъ Клару, которая хочетъ его удержатъ, бѣжитъ къ окну, раскрываетъ его и опирается о него, скрестивъ руки. Шумъ голосовъ становится болѣе робкимъ, потомъ затихаетъ. Вдругъ слышатся крики: "Долой правительство!.." "Долой подстрекателей!.." "Да здравствуетъ Эреніанъ!".

Эреніанъ.

   Наконецъ! Вотъ истинный народъ! Тотъ, который привѣтствовалъ меня на Старомъ Рынкѣ! Мое сердце меня не обмануло! Оно слышало тогда, когда мои уши были еще глухи.

Движеніе на улицѣ... Столкновенія... Противорѣчивые крики... Потомъ медленно все успокаивается.

Клара у окна.

   Лё Брё будетъ говорить. Слушай.
   

Эреніанъ съ нетерпѣніемъ.

   Я самъ хочу говорить!
   

Лё Брё на улицѣ.

   Эреніанъ былъ искрененъ и прямодушенъ (Ропотъ). Васъ здѣсь пять сотенъ рычатъ на него, а среди васъ нѣтъ ни одного, кому бы онъ не помогалъ. (Ропотъ). Вотъ я, прежде всего: меня онъ вырвалъ изъ когтей консульскихъ судей. Въ прошломъ году онъ ратовалъ за освобожденіе Эно. А всѣ вы? Онъ васъ спасъ во время этой злосчастной стачки и голода. Онъ вамъ...
   

Эреніанъ нетерпѣливо.

   Мнѣ не надо защиты! (Обращается къ Лё Брё, который говоритъ на улицѣ). Этотъ народъ я хочу взять. Я не хочу, чтобъ мнѣ его дали.
   

Толпа.

   -- Дайте ему говоритъ!
   -- Долой! Смерть ему... Это измѣнникъ!
   -- Дайте ему говорить!
   -- Смерть ему! Долой!.. Онъ продался!
   -- Замолчите!

Голоса умолкаютъ.

Эно на улицѣ.

   Я, Карлъ Эно, подозрѣвалъ Якова Эреніана. Онъ мнѣ казался сомнительнымъ человѣкомъ. Я велъ противъ него борьбу, какъ и всѣ вы... Теперья объ этомъ сожалѣю.
   

Толпа въ противорѣчіяхъ.

   Да здравствуетъ Эреніанъ!.. Смерть ему! Долой его!
   

Эно.

   Правительство послало въ нашу среду подстрекателей. Я ихъ примѣтилъ вчера на Старомъ Рынкѣ. Они совѣтовали другимъ негодяямъ убить. Якова Эреніана и разграбить его домъ, подъ видомъ будто бы народной мести.
   

Толпа.

   -- Смерть Правительству!
   -- Да здравствуютъ люди Великаго Города!
   -- Да здравствуетъ Эреніанъ!
   

Эно.

   Эреніанъ намъ необходимъ.
   

Толпа.

   -- Зачѣмъ онъ принималъ какихъ-то подозрительныхъ посланцевъ?
   -- Зачѣмъ покидалъ онъ наши собранія?
   -- Это деспотъ.
   -- Это мученикъ!
   -- Пусть онъ самъ защищается!
   -- Молчите!
   -- Пусть онъ проститъ насъ!
   

Эреніанъ.

   Простить васъ,-- да! Потому что нельзя сомнѣваться въ такомъ человѣкѣ, какъ я, и потому, что Правительство Великаго Города обманываетъ съ такой же легкостью, съ какою я дышу. По частямъ осыпалась лицевая сторона его власти; по клочкамъ мантія его могущества свалилась съ его плечъ. Чтобъ сшить эти клочья, оно призвало меня. Меня послали на Авентинъ, съ затаенной мыслью овладѣть мною или погубить меня. Порученіе было трудное, опасное, соблазнительное. Я его исполнилъ, какъ мой долгъ, и вотъ теперь: ни вы меня не погубили, ни Правительство меня не завоевало: я остался свободенъ, и, какъ всегда, я отдаю мои силы на служеніе высшей моей идеѣ.

Нѣсколько рукоплесканій.

   Я слышалъ только что крики: "Продался! Продался!"

Оборачивается и хватаетъ связку бумагъ со стола

   "Продался!" Чего только не дѣлали, чтобъ купить меня.

Потрясаетъ связку бумагъ.

   Въ этихъ письмахъ мнѣ предлагаютъ все, что только можетъ безстыдство отдать измѣннику, отступнику. Для того, чтобы вы могли своими пальцами коснуться цинизма, хитрости, коварства, низости, слѣпоты Правительства, я отдаю вамъ эти письма. Всѣ они сопровождались настойчивыми убѣжденіями, всѣ были только прологомъ еще болѣе горячихъ увѣщаній, всѣ были только тѣнью тѣхъ гнусностей, какія открылись въ личныхъ переговорахъ. Что не смѣли написать, о томъ говорили. Послѣ каждой неудачи возобновлялась атака; на отказъ отвѣчали болѣе щедрыми предложеніями. Въ концѣ концовъ, отреклись отъ всякой гордости. Мнѣ стоило сдѣлать движеніе, открыть эту руку, чтобъ схватить всю власть и во мнѣ одномъ воскресить все прошедшее. Ахъ, поистинѣ, я восторгаюсь самимъ собой, вспоминая, съ какой силой осталась сжата эта рука!
   А теперь эти письма прочтите сами! (Бросаетъ ихъ въ толпу). Разсмотрите ихъ, раздѣлите между собой, разнесите на всѣ четыре стороны Великаго Города. Въ этихъ письмахъ выразилось глубокое разложеніе Правительства. Вы поймете все. Я же влагаю всю мою увѣренность въ ту безумную неосторожность, съ какой я себя лишаю оружія. Я гублю себя навсегда, добровольно, въ глазахъ Консуловъ; имъ я наношу незабываемое оскорбленіе, а себя отдаю подъ защиту вашего правосудія. Отнынѣ вы отвѣчаете за мою голову.

Восторженные крики.

   Меня можно отовсюду поразить. Развѣ я не та блестящая цѣль, въ которую направятся всѣ стрѣлы?
   Поклянитесь же мнѣ: какая бы клевета ни распространилась, какую бы басню ни изобрѣли, нелѣпую или правдоподобную, поклянитесь мнѣ слѣдовать за мной съ закрытыми глазами и яснымъ сердцемъ! (Клятвы, рукоплесканія).
   Радость и гордость для насъ -- принадлежать другъ другу, ненавидѣть, любить и мыслить одинаково (Крики одобренія). Я буду вашей душой, а вы моими руками. И вмѣстѣ мы совершимъ такія великія завоеванія для человѣчества, что, видя ихъ. благодаря намъ, во всемъ жизненномъ ихъ блескѣ, люди начнутъ новое лѣтосчисленіе со дня нашей побѣды.

Восклицанія. Крики умолкаютъ. Эреніанъ прибавляетъ.

   А теперь я прошу Викентія Лё Брё и Карла Эно войти сюда ко мнѣ. Я хочу, чтобъ между нами не было никакихъ недомолвокъ.

Снова восклицанія. Эреніанъ оборачивается къ Кларѣ; она его обнимаетъ

   Ты видишь, никогда не надо отчаиваться за народъ! [Послѣ нѣкотораго молчанія). Скажи нашему развѣдчику, который вернулся отъ Ордэна, чтобъ пришелъ сюда тотчасъ.

Входятъ Эно и Лё-Брё. Клара выходитъ.

Лё Брё.

   Это торжество побѣды!
   

Эно.

   О, вы, поистинѣ, вождь! Въ борьбѣ съ вами я безсиленъ, но во мнѣ сила тысячи, когда мы съ вами въ единеніи.
   

Эреніанъ.

   Наконецъ!.. На этотъ разъ, какъ мнѣ кажется, наше, старое Правительство окончательно повержено въ грязь (Садится). Несмотря на свои обѣщанія и клятвы, оно не оказало помощи ни одной семьѣ возставшихъ. Оно поручило нашимъ самое опасное дѣло: приготовленіе пороха и взрывчатыхъ веществъ. Непріятельскія бомбы падаютъ на мѣсто ихъ работъ. Составлены списки заподозрѣнныхъ лицъ; у каждаго изъ военныхъ начальниковъ есть такой листъ.
   

Лё Брё.

   Вы должны сожалѣть о вашемъ дѣлѣ на Авентинѣ.
   

Эреніанъ.

   Вотъ еще! (Быстро оборачивается къ Эно). Знаешь ли ты, Карлъ Эно, что именно обдумывалъ я въ то время, какъ ты поднималъ противъ меня эти бури возстанія?
   

Эно.

   Повѣрьте, что во всемъ этомъ моя роль...
   

Эреніанъ.

   "Не извиняйся и не оправдывайся. Развѣ я не позабылъ все? Да, выше всѣхъ головъ и рукъ негодованія, теперь побѣжденнаго, я велъ къ осуществленію самую смѣлую мечту моей жизни, единую, ради которой я существую (Встаетъ внезапно). Не пройдетъ трехъ дней, какъ непріятель мирно вступитъ въ Великій Городъ, и мы его примемъ.
   

Эно.

   Это невозможно!
   

Эреніанъ.

   Агенты Правительства продолжали меня искушать. Я терпѣливо съ ними разсуждалъ, разспрашивая и убаюкивая ихъ, требуя гарантіи и признаній; то давая имъ надежду, то отнимая ее; похищая ихъ тайны; ихъ старческой тактикѣ противопоставляя мой порывъ и мой гнѣвъ. Я игралъ ими смѣло, отчаянно, и теперь я знаю лучше всѣхъ, лучше, чѣмъ они сами, какъ неизбѣжна и близка ихъ гибель. Ихъ казна? Пуста. Ихъ запасы? Истощены. Ихъ склады? Расхищены. Нѣтъ больше хлѣба для осады, нѣтъ больше денегъ для защиты города. Въ какихъ безуміяхъ, въ какихъ грабежахъ, въ какихъ оргіяхъ исчезли общественныя богатства и продовольственные запасы? Каждый обвиняетъ всѣхъ.
   Войска? Третьяго дня пять батальоновъ отказались идти сражаться. Рѣшаютъ казнить зачинщиковъ. Ихъ ведутъ на казнь: ни одинъ солдатъ не хочетъ ихъ убить; они еще живы.

Крики на улицѣ: "Да здравствуетъ Эреніанъ!"

   Въ совѣтѣ Консулы ссорятся. Одинъ предлагаетъ свой планъ, другой его оспариваетъ, излагаетъ свой и требуетъ его принятія. Недѣлю тому назадъ министры рѣшаютъ предпринять общій выходъ войскъ черезъ Римскія ворота, добиваются голосованія: ни одинъ изъ консуловъ не хочетъ стать во главѣ войскъ.
   Каждый изъ Правителей присылалъ ко мнѣ своего особаго лазутчика: даже между собой эти старцы не могутъ придти къ соглашенію! Они похожи на жалкихъ совъ въ клѣткѣ, на вертящихся шесткахъ. Они теряются, кричатъ, и ихъ глаза закрываются передъ дневнымъ пожаромъ. Они приписываютъ другъ другу неловкости, ошибки, преступленія. Они бояться отвѣтственности. "Что же дѣлать?" -- становится девизомъ ихъ правленія
   

Клара, входя.

   Пришелъ развѣдчикъ.
   

Эреніанъ.

   Пусть войдетъ (Обращается къ Эно и къ Лё Брё). Я показалъ вамъ положеніе вещей у насъ, въ городѣ. Теперь вы можете судить о томъ, что происходитъ тамъ, у непріятеля. И вы поймете, что война болѣе невозможна.

Представляетъ развѣдчика Эно и Лё Брё.

   Вотъ одинъ изъ тѣхъ, въ комъ я увѣренъ. Лучше всѣхъ насъ онъ знаетъ духъ обѣихъ армій, (Развѣдчику). Разскажите имъ, что вы узнали.

Эреніанъ ходитъ взадъ и впередъ по комнатѣ.

Развѣдчикъ.

   Въ прошлый вторникъ, ночью, мой брать былъ посланъ на развѣдки къ передовымъ постамъ. Онъ зашелъ очень далеко, чтобъ узнать, повреждены ли нашими выстрѣлами окопы и возможенъ лги общій выходъ войскъ изъ Римскихъ воротъ.
   

Эреніанъ прерываетъ.

   То, о чемъ я вамъ говорилъ.
   

Развѣдчикъ продолжаетъ.

   Во мракѣ, внезапно, голосъ зоветъ его, но робко, какъ бы опасаясь его испугать и обратить въ бѣгство. Обмѣнъ словъ, быстрыхъ и дружелюбныхъ.. Его спрашиваютъ: неужели нѣтъ въ Великомъ Городѣ хоть нѣсколькихъ сильныхъ людей, которымъ, отвратительна война?
   

Эреніанъ быстро.

   Это было два дня тому назадъ, а съ тѣхъ поръ такія бесѣды стали чаще.
   

Развѣдчикъ.

   Мой братъ отвѣчаетъ, что Великій Городъ защищается, что возстаніе противъ рѣзни между народами должно исходить отъ побѣдителей, а не отъ побѣжденныхъ. Тутъ подходятъ другіе солдаты и удостовѣряютъ, что бунты происходятъ, ежедневно, что больше нѣтъ войска, что поневолѣ снимутъ осаду, если продлится ужасная эпидемія, которая уносить десятаго въ рядахъ. Жаждутъ, чтобы всѣ горести соединились противъ всѣхъ властей.
   

Эреніанъ.

   И кто же послѣ такого доказательства человѣческаго единомыслія рѣшится сказать, что сознаніе остается недвижимымъ?
   
   О, первыя дрожащія признанья,
   Когда покровъ ночной опасности царитъ,
   И страхъ войны съ отчаяньемъ горитъ!
   О, первыя души гуманной трепетанья!
   Ея тріумфъ теперь средь блещущихъ лучей!
   И звѣздъ далекое сіянье
   Тамъ въ высотѣ внимаетъ ей!
   

Эно.

   Поистинѣ, я восторгаюсь вами! Малѣйшій лучъ, (проникшій къ вамъ чрезъ щель двери, даетъ вамъ вѣру въ великій восходъ солнца. Съ тѣхъ поръ, какъ Городъ осажденъ, былъ ли хоть одинъ день, когда вамъ не устроили бы западни? Кто вамъ поручится за искренность этихъ солдатъ? Кто вамъ сказалъ, что Великій Городъ откроетъ свои стѣны врагамъ, хотя бы и безоружнымъ? слѣпо вы вѣрите всему. Сила, одушевляющая васъ, настолько же безумна, какъ и пламенна!
   

Эреніанъ.

   И эта сила -- единая истинная: служить обстоятельствамъ и быть во власти той великой надежды, которая въ этотъ часъ проходитъ черезъ весь лиръ!
   

Эно.

   Итакъ, вы думаете, что непріятель откажется ютъ побѣды и заключитъ миръ безъ всякой выгоды?
   

Эреніанъ.

   Вы разсуждаете, ничего не зная. Бродяги и поселяне, которыхъ въ началѣ осады отбросили отъ города и которые, Ботъ вѣсть, кашъ живутъ между осаждающими и нами, день за днемъ давали мнѣ свѣдѣнія. Ордэнъ, ихъ подтвердилъ, а я провѣрилъ все. Бомбардировка должна прекратиться.: Эпидемія пожираетъ лагерь; умерло двадцать тысячъ человѣкъ. Рвы окоповъ переполнены трупами. Одинъ генералъ вчера былъ убитъ солдатомъ, который внезапно сошелъ съ ума. Нижніе чины объединяются и уничтожаютъ осадныя работы, заклепываютъ пушки, бросаютъ въ рѣку порохъ и пули. Нужда, лишенія, тоска, слезы и бѣшенство, общій ужасъ -- все вызываетъ эти надежды на соглашеніе, эти вопли, глубокіе и братскіе. Сила вещей въ согласіи съ нашей силой.
   

Лё Брё.

   Вы вызываете восторгъ! Васъ считали поверженнымъ, а вы возстаете сильнѣе прежняго для гигантскаго дѣла.
   

Эреніанъ.

   Потому что я имѣю вѣру, способную охватить весь міръ. Я себя вижу, чувствую и умножаюсь въ другихъ; я ихъ сливаю съ собой. Войска Великаго Города привлечены мною, непріятельское войско подчиняется Ордэну, моему ученику и приверженцу. Мы оба работали съ энтузіазмомъ. Какую цѣну имѣетъ старая мудрость, благоразумная, систематическая, заключенная въ книгахъ? Она составляетъ часть ничтожнаго, вчерашняго человѣчества. Моя мудрость беретъ свое начало съ этого дня.

Къ развѣдчику.

   Скажи тѣмъ, кто пойдетъ сегодня вечеромъ къ передовымъ постамъ, что я буду съ ними. Предупреди Ордэна.

Крики на улицѣ. Солдатъ выходитъ.

Эреніанъ къ Эно и Лё Брё.

   Пойдете вы со мною? Скажите скорѣе!
   

Лё Брё.

   Конечно.
   

Эреніанъ къ Эно.

   А вы?
   

Эно.

   Пока живы начальники, они могутъ вредить. Пока у нихъ есть оружіе, они будутъ убивать. Они будутъ реакціей послѣ вашей побѣды. Уничтожимъ ихъ раньше.
   

Эреніанъ.

   Они скоро будутъ: Прошлое, Безсиліе и Ничто. Что же? Пойдете вы со мной?
   

Эно.

   Нѣтъ.
   

Эреніанъ.

   Хорошо. Мы совершимъ великія дѣла безъ васъ.

Новые клики на улицѣ. Эреніанъ прислоняется къ окну и принимаетъ привѣтствія.

   

Лё Брё къ Эно.

   Онъ меня изумляетъ всегда. Онъ видитъ препятствія какъ и ты, какъ и я. Какого же чуда ждетъ онъ, чтобъ побѣдить? И какъ онъ увлекаетъ въ вихрь своей бури!
   

Эно.

   За этого человѣка -- невидимыя силы жизни (Послѣ молчанія). Я пойду съ нимъ, несмотря ни на что.
   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Разоренный домъ. Ночь на передовыхъ постахъ, Съ одной стороны пригорки и окопы, съ другой отдаленныя укрѣпленія Великаго Города, слабо освѣщенныя. Лё Брё сидитъ на грудѣ камней. Противъ него сидятъ офицеръ непріятельской арміи и солдаты. Приближаются молчаливыя группы.

Лё Брё.

   Въ Великомъ Городѣ правители, судьи, знать, всѣ во власти народа. Они не знаютъ, какъ неизбѣжно ихъ пораженіе, и думаютъ, что еще управляютъ. Но то, что желаетъ Эреніанъ, свершится.
   

Офицеръ.

   У насъ уже не осмѣливаются наказывать. Всѣ узы, связывавшія насъ съ нашими начальниками и нашими королями, порваны. Мы, подчиненные и смиренные,-- мы стали начальниками. Подумать, что послѣ двадцати мѣсяцевъ войны, послѣ шести завоеванныхъ провинцій, десяти взятыхъ крѣпостей, мы терпимъ неудачу и обезсилѣли передъ вашей, охваченной безуміемъ, столицей!
   

Лё Брё.

   Ордэнъ придетъ?
   

Офицеръ.

   Я жду его.
   

Лё Брё.

   Я съ нетерпѣніемъ хочу его увидѣть. Я его не знаю.
   

Офицеръ.

   Ему пятьдесятъ лѣтъ; это простой офицеръ. Въ теченіе мрачныхъ и жестокихъ зимъ, въ нашихъ ледяныхъ странахъ, среди снѣжной и сѣрой скуки ві, гарнизонѣ маленькаго городка, онъ покорилъ меня своей волѣ и своей вѣрѣ. Онъ садился у моего огня, ночью, при свѣтѣ моей лампы, и мы бесѣдовали. Сочиненія Эреніана его просвѣтили, они были свѣтомъ для меня. Ордэнъ мнѣ объяснялъ ихъ съ возвышенной убѣдительностью, и я не видѣлъ ничего болѣе свѣтлаго въ человѣческой мысли и правдѣ. Вамъ, людямъ Великаго Города, никогда не узнать, какія чудеса можетъ книга совершить въ строгихъ и глубокихъ душахъ странъ тьмы и одиночества!

Ордэнъ и Эреніанъ приходитъ почти одновременно съ разныхъ сторонъ, въ сопровожденіи офицеровъ и солдатъ.

Ордэнъ.

   Я прихожу къ вамъ гордый тѣмъ, что знаю васъ. Нѣтъ у насъ такой мысли, которая не была бы для насъ общей.
   

Эреніанъ.

   Изъ вашихъ писемъ я понялъ ясно, что могу возложить на васъ всю мою надежду. Мы оба ставимъ нашу жизнь на карту, мы оба любимъ другъ друга въ той же дивной и глубокой идеѣ.
   
   Пускай зовутъ измѣнниками насъ!
   Но развѣ гордый духъ угасъ,
   И не властители мы будущаго съ вами?
   Въ насъ смѣлая отвага разлита,
   Мы дѣлаемъ добро мятежными руками,
   И наша совѣсть такъ чиста!
   

Ордэнъ.

   Несомнѣнно, у меня свѣтлѣе на душѣ, чѣмъ наканунѣ битвы. Всѣ слова въ оправданіе нашего соглашенія были уже сказаны вѣка тому назадъ.
   

Эреніанъ.

   Еслибъ нужны были чудеса, они возстали бы сегодня. Воздухъ, которымъ мы дышимъ, горизонты, что мы видимъ, горячка, бьющая намъ въ виски, общій пожаръ, въ которомъ каждый изъ насъ отдѣльное пламя, все предрекаетъ новуюправду!
   

Ордэнъ.

   Моя пропаганда велась непрерывно. Сперва въ совершенной тайнѣ. Потомъ надзоръ ослабѣлъ дотакой степени, что осторожность стала излишней роскошью. Съ тѣхъ поръ, какъ маршалъ Гарменцъ, единственный настоящій военачальникъ, впалъ въ немилость, наше войско болѣе не существуетъ. Не зная ничего опредѣленно, наши солдаты предвидятъ то, что творится. Приказать,-- и всѣ пойдутъ къ Великому Городу, счастливые, довѣрчивые, братья! На мѣста многихъ генераловъ умершихъ были назначены офицеры, и нѣкоторые изъ нихъ наши. Только старые начальники мнѣ кажутся несговорчивыми. Они будутъ опасны, если мы нестанемъ дѣйствовать безотлагательно, порывисто, завтра же.
   

Эно.

   Какъ завтра? А время, чтобъ приготовиться?
   

Эреніанъ.

   Надо дѣйствовать подобно громовому удару.
   

Эно.

   Но важно, чтобъ Великій Городъ зналъ то, чего мы хотимъ.
   

Эреніанъ.

   Онъ догадывается. Завтра онъ узнаетъ.
   

Эно.

   Но нельзя же поколебать тысячи человѣкъ и открыть ворота, не принявъ предварительно необходимыхъ мѣръ, не окруживъ себя всѣми задатками успѣха.
   

Эреніанъ.

   Всѣ мѣры приняты, всѣ задатки успѣха въ Наинахъ рукахъ. Вы одинъ колеблетесь и трепещете. Въ васъ нѣтъ вѣры; вы боитесь имѣть довѣріе.
   

Ордэнъ.

   Вотъ что я предлагаю: завтра при наступленіи ночи, въ семь часовъ, всѣ здѣсь присутствующіе и наши друзья отдадутъ приказаніе идти мирно къ Великому Городу. Въ это время оставшіеся еще у насъ начальники будутъ праздновать день своей первой побѣды. На стражѣ ихъ разгула будетъ мой братъ съ тремя батальонами, которые онъ привлекъ на нашу сторону. Движеніе войскъ начнется съ востока; они отправятся къ Вавилонскимъ воротамъ и придутъ туда черезъ часъ.
   

Эреніанъ.

   Римскія ворота слишкомъ близки къ дворцу Правительства. Первые отряды должны войти и Вавилонскія ворота и занять кварталы плебеевъ. О, вы увидите, какой чудный нашъ народъ, какъ онъ васъ встрѣтитъ, какъ будетъ привѣтствовать, какъ откроетъ вамъ свою душу, гордую и величавую. По пути вы увидите двѣ казармы, солдаты присоединятся къ вашимъ; и вы проникнете въ сердце города, пока Правительство будетъ глухо дремать.
   Только тогда вы подойдете къ Римскимъ воротамъ. Растерянность нашихъ властителей сослужитъ намъ службу. Только пятьсотъ человѣкъ консульской стражи останутся имъ вѣрными. Все другія войска, расположенныя во дворцѣ, примутъ васъ восторженно. Если начнется бои между стражей и нами, то предоставьте нашимъ покончить это дѣло. Оставайтесь въ сторонѣ отъ всякой ссоры. Не надо вамъ дѣлать ни одного ружейнаго выстрѣла.
   

Ордэнъ.

   Мы точно исполнимъ все, что вы совѣтуете.
   

Эреніанъ.

   Вы одни, какъ побѣдители, можете осуществить нашу мечту. Всегда революціи начинаются съ отреченія отъ какой-нибудь льготы: вы отречетесь отъ побѣды.
   

Одинъ изъ офицеровъ.

   Одинъ лишь нашъ Король хотѣлъ войны.
   

Эно.

   О, конечно, вы напали несправедливо, вы начали войну!..
   

Ордэнъ прерываетъ.

   Еще разъ опредѣлимъ роли. Мой братъ задержитъ нашихъ начальниковъ. Въ восемь часовъ вечера три тысячи человѣкъ войдутъ въ Вавилонскія ворота. Затѣмъ отворятся Римскія ворота, чтобы впустить другіе батальоны. Ни трубъ, ни знаменъ. Ни выстрѣла, ни пѣсни. Вступленіе будетъ внезапное, молчаливое и мирное. Такъ, вѣдь?
   

Эреніанъ.

   Совершенно такъ. Остальное касается насъ. Великій Городъ готовъ, онъ ждетъ васъ. Въ теченіе часа вы займете весь городъ. А теперь разстанемся. Не дадимъ создаться возраженіямъ. Они лишаютъ силы; они раздражаютъ. Нашей единственной тактикой пусть будетъ внезапность и смѣлость. Итакъ, до завтра, тамъ!

Пожимаютъ другъ другу руку, разстаются. Ордэнъ и Эреніанъ обнимаются.

   

ДѢЙСТВІЕ IV.

Сцена первая.

Жилище Эреніана. Та же комната, что во второмъ и третьемъ дѣйствіяхъ. Клара, встревоженная, не отходитъ отъ окна.

Ребенокъ.

   Какое платье надѣтъ мнѣ на Паяца?
   

Клара.

   Самое красивое.
   

Ребенокъ.

   Сегодня праздникъ, да?
   

Клара.

   Самый прекрасный, какой только можетъ быть.
   

Ребенокъ.

   Рождество?
   

Клара.

   Пасха, истинная Пасха; ее впервые празднуетъ міръ.
   

Ребенокъ.

   А мнѣ можно будетъ пойти на праздникъ?
   

Клара.

   Это праздникъ для взрослыхъ, дѣти его еще не понимаютъ.
   

Ребенокъ.

   Скажи мнѣ, что это такое?
   

Клара.

   Ты узнаешь потомъ. И тогда скажешь, что твой отецъ создалъ этотъ праздникъ.
   

Ребенокъ.

   А будетъ много знаменъ?
   

Клара.

   Много.
   

Ребенокъ.

   Такъ почему ты говоришь, что я не пойму? Когда знамена, я всегда понимаю.
   

Клара у окна.

   Наконецъ-то!

Эреніанъ входитъ; его одежда въ безпорядкѣ. Клара бросается къ нему.

Эреніанъ порывисто ее обнимаетъ.

   Ты все знаешь?
   

Клара.

   Я угадываю, еще не зная ничего. Скажи!
   

Эреніанъ.

   Никогда событія не совершаются такъ именно, какъ себѣ вообразили. Я былъ убѣжденъ, что никто изъ нашихъ начальниковъ не появится у Вавилонскихъ воротъ. Они никогда тамъ не бываютъ. Вчера вечеромъ старѣйшіе изъ нихъ отправились туда. Видя приближеніе непріятеля, они подумали, что происходитъ что-то безумное. То не были осаждающіе; доказательствомъ служило отсутствіе команды и строя. Это не были и парламентеры: ихъ было слишкомъ много...
   Когда войска были въ ста шагахъ, то стало видно, что одни кидаютъ оружіе, другіе снимаютъ съ плечъ приклады ружей. Не говоря ни слова, нѣкоторые изъ нашихъ бросились къ воротамъ, чтобъ открыть ихъ. Наши начальники тогда встревожились; они произносили ругательства, кричали всѣ вмѣстѣ, и никто не хотѣлъ слушать ни ихъ брани, ни приказанія. Всѣ ихъ бывшія предчувствія, ихъ опасенія, которыхъ они не хотѣли допустить, теперь терзали и подавляли ихъ. Мгновенно они все поняли. Ихъ окружили. Трое изъ нихъ заставили себя убить; это были храбрецы. Они видѣли, что непріятель вошелъ въ Великій Городъ. Они вѣрили въ пораженіе, въ позоръ, въ крайнее униженіе. Нѣкоторые плакали... Начни бросаются въ объятія осаждавшихъ. Пожимаютъ руки, обнимаются. Радость внезапная, любящая, общая душа! Бросаютъ сабли, ранцы, патроны. Тѣ изъ непріятелей, у кого была вода, предлагаютъ пить. И, все разрастаясь, волна стремится къ Площади Народовъ; а тамъ, наши вожди, блѣдные, безмолвные, еще не смѣющіе вѣрить. "Это конецъ войны!-- крикнулъ Лё Брё на ухо одному изъ командировъ,-- нѣтъ ни побѣды, ни пораженія, а праздникъ". Тогда этотъ звѣрь начинаетъ ругаться, обезумѣвъ отъ гнѣва, наугадъ нанося удары саблею, и ранитъ свою лошадь. Двое, бывшихъ сг" нимъ рядомъ, пользуясь смятеніемъ, обращаются въ бѣгство. Они спѣшатъ къ Правителямъ. И, можетъ быть, они создадутъ подобіе сопротивленія, и консульская стража ихъ поддержитъ. Я уже видѣлъ, здѣсь бродятъ ихъ зеленые мундиры.
   

Клара.

   А непріятельскіе генералы?
   

Эреніанъ.

   О, они въ плѣну у своей арміи! Вчера, видя, что армія уменьшилась наполовину отъ болѣзней и побѣговъ, они хотѣли сдѣлать отчаянный шагъ.-- рѣшительную атаку. Солдаты отказались идти, нѣкоторые стрѣляли въ своихъ начальниковъ. То былъ конецъ.
   

Клара.

   Я слышала, какъ войска вливались въ Великій Городъ: точно шумъ океана. Никогда еще я не была въ такомъ счастливомъ трепетѣ!
   

Эреніанъ.

   Двадцать тысячъ человѣкъ теперь у насъ. Ставятъ столы на площадяхъ. Всѣ, кто ради осады прятали запасы въ своихъ погребахъ, теперь раздаютъ, ихъ народу. Эно говорилъ: "Никогда Великій Городъ не унизится до того, чтобъ принять враговъ; никогда не позволитъ имъ бродить по улицамъ и площадямъ; никогда въ униженномъ Великомъ Городѣ не сгладятся предразсудки"... Такъ разсуждаютъ въ обычное время. Но сегодня!.. Такая смута царствуетъ во вновь принятыхъ идеяхъ, что можно было бы основывать новыя религіи, возвѣщать еще невѣдомыя ученія. Смотри, тамъ на вершинахъ Капитолій пылаетъ! Жгутъ Министерства Артиллеріи и флота. До вечера еще раздѣлятъ всѣ запасы оружія и снаряженіи...
   Во время осады покончили съ банками и биржами... Насталъ часъ покончить съ основной несправедливостью: съ войной. Съ ней одной исчезнуть и всѣ другія: ненависть деревень къ городамъ, нужды къ золоту, лишеніи къ силѣ. Поражена въ самое сердце организація Зла!.. (Слышны крики восторга на улицѣ). Слушай! Всемірный праздникъ человѣчества безумствуетъ въ восторгѣ и поетъ.

Клара и Эреніанъ подходятъ къ окну; долгое объятіе. Вдругъ Эреніанъ рѣзко отстраняется.

Эреніанъ.

   Одѣнь ребенка... Я пришелъ за нимъ, чтобъ онъ увидѣлъ мое дѣло.
   

Клара.

   Ребенокъ? Онъ не пойметъ.
   

Эреніанъ.

   И все же одѣнь его. Я ему скажу предъ лицомъ смерти стараго міра такія слова, какія онъ не забудетъ никогда. Одѣнь его, и я его уведу съ собой.
   

Клара.

   А я?
   

Эреніанъ.

   Твой братъ Эно придетъ за тобой.
   

Клара.

Почему не пойти намъ вмѣстѣ?

Эреніанъ.

   Одѣнь ребенка, говорю я, и поторопись.

Клара выходитъ. Эреніанъ осматриваетъ свой письменный столъ, кладетъ нѣсколько связокъ бум.аѣ въ карманъ, потомъ облокачивается у окна, изъ котораго онъ говорилъ съ народомъ.

   О жизнь суровая и бурная моя!
   Ее я пережилъ, страданія тая.
   Теперь она мнѣ свѣтъ, покой и слава!
   Міръ, покоренный мной, воспрянулъ величаво,
   И это все одинъ лишь сдѣлалъ я,
   Да, было суждено, чтобъ селянинъ родился.
   Который произвелъ меня на свѣтъ.
   И я исполнилъ свой завѣтъ:
   Зубами, пальцами въ законы я вцѣпился
   И ужасомъ потрясъ гордыню власти красной.
   Поля, и фермы, и дома
   Сгорали смертію ужасной,
   А въ городахъ моральная чума:
   Грабежъ, и деньги, и развратъ
   Въ чудовищномъ бореніи рычали
   И отъ насилья угасали.
   Вертеповъ, биржъ и банковъ, рядъ --
   Все лучшее сводилъ къ уничтоженью.
   Власть грозная, товарищъ преступленья,
   Черпала, чтобы процвѣтать,
   Всю силу въ этомъ ужасѣ гніенья;
   Ее питала эта благодать!
   Я былъ, какъ блескъ грозы, ударившей въ окно,
   Откуда горизонтъ виднѣется далекій.
   Не столько разумомъ мнѣ было суждено,
   Но страстью вѣчною, безумной и глубокой,
   Что къ міру я питалъ, его связавъ съ собой,--
   Открыть тюрьму, гдѣ было въ заключеньи
   Людскихъ сердецъ соединенье.
   Я властью придавилъ своей Великій Градъ,
   Устои дряхлые и весь законъ суровый.
   И вотъ теперь мечты мои царятъ!
   Онъ, выкованъ грозой, восходитъ къ жизни новой.
   Онъ мой! Вѣдь въ немъ огни мечты моей горятъ.
   И мой безумный пылъ нашелъ осуществленье;
   Въ очахъ Судьбы его я вижу отраженье.

Слышны, ружейные выстрѣлы.

Клара изъ своей комнаты.

   Эреніанъ! Солдаты Правительства входятъ на улицу.
   

Эреніанъ, не слыша ея.

   По плану своему я міръ весь измѣнилъ
   И сонмы плодотворныхъ силъ
   Я поднялъ у толпы, что въ мракѣ пребывала,
   И взялъ ее туда, гдѣ гордость лишь сіялаю.
   

Клара появляется

   Эреніанъ! Эреніанъ! За нашимъ домомъ наблюдаютъ вооруженные люди... Тебя убьютъ, если ты выйдешь.
   

Эреніанъ.

   Полно! Одѣнь ребенка.

Новые ружейные залпы.

Клара.

   Выстрѣлы все ближе.
   

Эреніанъ.

   Одѣнь ребенка.
   

Клара.

   За тобой слѣдятъ... Тебя ждутъ... Хотятъ тебя убить.
   

Эреніанъ.

   Одѣнь ребенка.

Она приводитъ сына, который дрожитъ; беретъ его въ свои объятія, охраняя его.

Клара.

   Мой другъ, умоляю тебя, не отваживайся идти... Подожди, пока они уйдутъ...
   

Эреніанъ.

   Мнѣ некогда ждать. Сегодня я не страшусь ни себя самого, ни другихъ. Я достигъ вершины человѣческой силы...
   

Клара.

   Такъ иди одинъ и оставь мнѣ сына!
   

Эреніанъ съ силой.

   Я хочу его взять! Я хочу, чтобъ онъ болтамъ то мной!
   

Клара.

   Онъ сейчасъ придетъ... Эно приведетъ его къ тебѣ.
   

Эреніанъ.

   Пусть его привѣтствуютъ вмѣстѣ съ его отцомъ. Отдай мнѣ его!.. Послушай, отдай его!
   

Клара.

   Я никогда не противилась тебѣ. Я тебѣ повинуюсь, какъ раба. Но сегодня, умоляю тебя.
   

Эреніанъ.

   Отдай его, говорю тебѣ!

Вырываетъ ребенка изъ объятій Клары, отталкиваетъ ее и убѣгаетъ съ нимъ.

Клара.

   Другъ мой! Другъ мой!...
   О, безуміе! Всегда его несчастное и великое безуміе!..

Она останавливается при <испорчено>. Послѣ мгновенія безумной <испорчено>, она бѣжитъ<испорчено>.

   Мой сынъ! мой сынъ.

Потомъ она бѣжитъ на улицу. Звуки удаляющихся конскихъ копытъ. Смятеніе. Восклицанія. Наконецъ, господствуя надъ всѣмъ, раздается --

Голосъ.

   Убитъ Яковъ Эреніанъ!
   

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Утро. Площадь Народа, устроенная террасами. Вдали панорама Великаго Города; его заволакиваетъ дымъ пожаровъ. Слѣва, на виду, изваяніе Правительства, на площадкѣ. Направо догораетъ Военное Министерство. Вереницы пляшущихъ въ безумномъ весельи несутся черезъ сцену; толпы слѣдуютъ за толпами. Со всѣхъ сторонъ слышатся пѣсни. Ребятишки бросаютъ камни въ статую Правительства.

Нищій.

   Эй вы, ребята, берегитесь! Вамъ выдерутъ уши.
   

Мальчики.

   Мы побьемъ камнями умершее Правительство.

Бросаютъ камни.

   -- Вотъ это за скипетръ!
   -- Вотъ это за корону!
   

Толпы пляшущихъ окружаютъ статую и поютъ.

   Сочтемъ мы такъ: четыре, три!
   Прямой молодчикъ только тотъ.
   Служить въ войска кто не идетъ.
   Чтобъ вмѣстѣ быть смѣлѣй смотри.
   И на законъ, права бери.
   Сочтемъ мы такъ: и три и два!
   Прямой молодчикъ только тотъ,
   Кто смѣлъ, когда набатъ реветъ,
   Трепещутъ города едва
   И кровью смочена трава.
   Сочтемъ теперь мы: два, одинъ!
   Прямой молодчикъ только тотъ,
   Кто взмахомъ гору разнесетъ
   Надеждъ умершихъ и путинъ...
   И гордъ тогда ихъ властелинъ!
   

Крестьянинъ.

   Пусть меня повѣсятъ, если я надѣялся когда-нибудь увидѣть Великій Городъ.
   

Группа нищихъ.

   -- Я сидѣлъ въ норѣ, какъ звѣрь,
   -- Я служилъ поочередно и той и другой партіи. Въ Великомъ Городѣ меня называли кротомъ; я имъ передавалъ планы непріятеля; а непріятель считалъ меня легкимъ, какъ дымъ: я имъ сообщалъ, что дѣлается въ Великомъ Городѣ.
   -- Мы всѣ такъ же точно поступали. Я работалъ на сѣверѣ.
   -- А я на западѣ.
   -- Измѣняя и тѣмъ и другимъ, мы наконецъ помирили ихъ (Иронически). Это мы заключили миръ.
   

Бродяга.

   Всегда вѣдь приходитъ такая минута, когда преступленіе обращается въ добродѣтель?
   

Нищій.

   Правда ли, что умеръ Яковъ Эреніанъ?
   

Бродяга.

   Онъ-то? Ну вотъ еще! Сегодня онъ властелинъ, король. Не умираетъ человѣкъ, когда онъ такъ великъ.
   

Нищій.

   Говорятъ, его убили на порогѣ его дома.
   

Бродяга.

   Кто?
   

Нищій.

   Консульскіе солдаты.
   

Бродяга.

   Не можетъ быть!
   

Нищій.

   Ненавидятъ они его! Никогда еще человѣкъ не совершалъ такого великаго дѣла.
   

Бродяга.

   Это не одинъ человѣкъ, а всѣ мы совершили.
   

Пастухъ.

   Наконецъ-то намъ можно будетъ жить!
   

Бродяга.

   Намъ-то!.. Надо, чтобъ земля человѣческая была иначе вспахана для того, чтобъ свѣтъ проникъ въ наши подвалы. Миръ или война,--
   
   Мы съ той же неподвижною нуждой!
   Она относится безстрастно
   Къ судьбѣ счастливой иль несчастной.
   Великій Градъ законъ пусть пишетъ свой
   И имъ освободитъ народъ, что опекаетъ.
   Мы все жъ одни, доколь -- никто не знаетъ.
   Какъ звѣри дикіе бредемъ
   И землю судорожно рвемъ.
   Мы вороны, которыхъ отгоняли
   Отъ виноградниковъ и всячески пугали
   Въ то время, какъ и въ домъ и въ садъ
   Свободныхъ стаи птицъ летятъ.
   

Пастухъ.

   Вы говорите такъ, будто Правительство еще живо. Села возродятся. Города очистятся...
   

Бродяга.

   Тѣмъ лучше!.. Все есть движеніе ко Всему, и завтрашній день будетъ недоволенъ сегодняшнимъ.
   

Толпа женщинъ пьяныхъ бѣжитъ черезъ сцену съ факелами, онѣ кричатъ.

   Въ церкви! Въ церкви! Мы сожжемъ Господа Бога!
   

Бродяга нищему.

   Посмотри на нихъ хорошенько: вотъ наши помощницы! Когда вы съ вашими друзьями, рѣшите сдѣлаться людьми, тогда придите за мной, вотъ какъ другіе шли искать Эреніана.

Уходитъ.

Группа рабочихъ устанавливаетъ помостъ для тѣла Эреніана: приносятъ черное сукно.

   -- Это несчастье небывалое!
   -- Въ него попали двѣ пули, вотъ здѣсь, въ лобъ.
   -- А сынъ его убитъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Неизвѣстно, какіе изъ солдатъ охраны были убійцами. Они бѣжали. Можетъ быть, навсегда останется неизвѣстнымъ тотъ негодяй, что убилъ нашего трибуна.
   -- Долго бились, чтобъ взять Правительство. Понадобился цѣлый часъ, чтобъ выгнать Консуловъ. Тогда Эреніанъ уже былъ мертвъ.
   

Нищій.

   Говорятъ, это дѣло Эно.
   

Рабочій.

   Эно? Ты не знаешь самъ, что говоришь! Эно! Онъ теперь еще въ большемъ горѣ, чѣмъ мы.
   

Нищій.

   Это былъ его врагъ.
   

Рабочій.

   Молчи! Ты лжешь всѣми зубами твоихъ челюстей!
   

Нищій.

   Я сказалъ то, что мнѣ сказали.
   

Рабочій.

   Людьми, подобными тебѣ, создаются гнусныя сказки.

Непріятельскіе солдаты и солдаты Великаго Города идутъ подъ руку; собираются толпами на террасѣ и на ступеняхъ.

Толпа.

   -- А праздникъ состоится?
   -- А почему бы пѣть? Новые вожди города отдали о немъ приказъ.
   -- Никогда еще Эреніанъ не казался такъ великъ, какъ въ своей смерти!
   

Группа прохожихъ.

   -- Его несутъ въ тріумфѣ черезъ весіЛ городъ.
   -- Я видѣть, какъ его пронесли чрезъ Мраморную Площадь. Кровавая рана на его лицѣ.
   -- Я видѣлъ его на мосту у Гавани...
   
   -- И матери съ дѣтями на рукахъ,
   Я видѣлъ, окружали прахъ.
   Что въ жизни юнаго и свѣтлаго осталось,
   Тѣснилось вкругъ его, къ нему склонялось?
   -- Его несутъ всего въ цвѣтахъ.
   Какъ зарево, на немъ покровъ пурпурный.
   Возноситъ гордо его славный прахъ
   Любви народной ропотъ бурный.
   -- И ни одинъ король, какъ ни сіялъ бы онъ.
   Людей кровавымъ избіеньемъ,
   Все жъ не былъ никогда почтенъ
   Такимъ великимъ погребеньемъ!
   
   -- У портиковъ одинъ юноша проложилъ себѣ, путь къ носилкамъ. Омочилъ свои платокъ въ крови, запятнавшей щеку, и долго, горячо, какъ бы принимая причастіе, держалъ его у своихъ губъ.
   

Рабочій, слушавшій прохожихъ.

   Яковъ Эреніанъ будетъ положенъ здѣсь, на этомъ, возвышеніи, среди всей толпы, во всей своей славѣ.
   

Крестьянинъ.

   Хорошо, чтобъ солнце его видѣло!
   

Группа прохожихъ.

   -- Слезы, цвѣты, пѣсни, кровь, пляски, пожаръ, все это пылаетъ въ воздухѣ!
   -- Это атмосфера, въ которой рождаются міры!

Большое движеніе толпы. Лё Брё въ сопровожденіи солдатъ и рабочихъ всходитъ на ступени одного изъ дворцовъ и дѣлаетъ знакъ, что хочетъ говоритъ. Молчаніе.

Лё Брё.

   Граждане, черезъ нѣсколько мгновеній на этой площади Великаго Города, посвященной народу, появится тѣло Якова Эреніана. Встрѣчайте его, какъ побѣдителя. Пули могли закрыть его глаза, выпрямить его руки, сдѣлать неподвижнымъ его лицо, но не убить его! Яковъ Эреніанъ живетъ еще въ его словахъ, въ его дѣяніяхъ, въ его мысли, въ его книгахъ. Онъ та сила, которая въ этотъ мигъ насъ вдохновляетъ; онъ въ насъ желаетъ, мыслитъ, надѣется, дѣйствуетъ. Это не погребеніе, это послѣдняя его побѣда!.. Дайте мѣсто, вотъ онъ!

Дѣти взлѣзаютъ на плечи. Громадное волненіе во всѣхъ группахъ; появляются люди въ окнахъ, взбираются на колонны.

Различныя группы на ступеняхъ.

   -- Какая толпа! Площадь не вмѣститъ ее.
   -- Какъ его любили! Такимъ людямъ не надо умирать.
   

Группа женщинъ.

   -- Его жена идетъ за носилками.
   -- Она несетъ ребенка!
   -- Это христіанка!
   -- Это римлянка!
   -- Тише, вотъ тѣло!

Появляются носилки: ихъ обносятъ вокругъ площади: одни плачутъ, другіе привѣтствуютъ клика мц, иные падаютъ на колѣни, нѣкоторыя женщины крестятся. На ступеняхъ группы людей тѣснятся, чтобъ лучше видѣть.

Юноши идутъ навстрѣчу тѣлу, которое проносятъ молитвенно, въ экстазѣ.

   -- Все то, что духъ мой начиналъ,
   Твой пылъ, какъ вѣтеръ, раздувалъ!
   -- Эреніанъ! Тобою мы живемъ,
   И вотъ теперь тебѣ мы отдаемъ
   Всѣ наши лучшія и сильныя созданья,
   И свѣтлыя, и чистыя мечтанья.
   -- Эреніанъ! насъ вдохнови,
   Чтобъ смѣлый духъ кипѣлъ въ крови.
   Какъ нѣкогда, во дни тревогъ,
   Одинъ лишь ты поднять всѣхъ могъ,
   И противъ всѣхъ безумныхъ повелѣній
   Въ грозѣ блисталъ твой дивный геній!

Тѣло положено на возвышеніе; женщины покрываютъ цвѣтами черное покрывало.

Провидецъ на ступеняхъ выше толпы.

   Теперь не часъ,
   Чтобъ видѣть плачущими васъ!
   Теперь насталъ часъ молніи трепетанья:
   Боговъ повергнетъ онъ во прахъ
   И имъ вселитъ безумный страхъ
   Предъ истиной внезапнаго признанья.
   И вновь надежда стала ясной!
   Въ цвѣтахъ желанье прежнее паритъ,
   Сердца горятъ, глаза прекрасны,
   И въ воздухѣ невѣдомый магнитъ!

Указываетъ на возвышеніе.

   Теперь пусть пальмы свѣтлыя возьмутъ
   И ими прахъ священный уберутъ!

Выступаетъ Ордэнъ. Волненіе. Толпа указываетъ на него и его привѣтствуетъ. О немъ говорятъ.

Толпа.

   -- Это онъ отказался уничтожить Великій Городъ.
   -- Онъ привлекъ къ намъ бывшихъ враговъ!-- Онъ такъ же великъ, какъ Эреніанъ!
   

Ордэнъ, указывая на тѣло Эреніана.

   Я былъ его ученикомъ и другомъ, ему невѣдомымъ. Его книги замѣняли мнѣ библію. Люди, подобные ему, создаютъ людей такихъ, какъ я, скромныхъ, преданныхъ, долго остающихся въ тѣни, но которымъ счастливая судьба даетъ возможность свершить въ одно мгновеніе высочайшую мечту ихъ учителя. Пусть отечество прекрасно, отрадно сердцу и живетъ въ памяти, но народы, вооруженные границами, несутъ пагубу, и міръ весь еще щетинится оружіемъ племенъ. Предъ ними наше согласіе возстанетъ, какъ примѣръ!

Возгласы одобренія.

   Народы наконецъ поймутъ, что свершилось нѣчто безсмертное, здѣсь, въ Великомъ Городѣ, откуда въ теченіе ряда вѣковъ лучшія человѣческія идеи летѣли въ міръ. Впервые, съ появленія силы, съ того времени, какъ мозгъ началъ исчислять время, впервые двѣ расы отреклись, одна отъ своей побѣды, другая -- отъ оскорбленной гордости, и слились въ объятія. Вся земля содрогнулась, кровь и сила прилили къ сердцу всего живущаго. Согласіе и единеніе побѣдили вражду. (Одобренія). Борьба людей въ кровавой формѣ отвергнута. Отнынѣ сіяющій маякъ горитъ на горизонтѣ будущихъ бурь. Его свѣтъ ослѣпитъ взоры, покоритъ умы, озаритъ грезой сердца. И надо послѣ испытаній и горестей придти въ ту пристань, куда онъ указываетъ путь, позлащая мачты и мирныя ладьи!

Общій энтузіазмъ. Клики, объятія. Бывшіе враги встаютъ и окружаютъ Ордэна. Граждане Великаго Города протягиваютъ ему руки. Онъ уклоняется отъ объятій и слагаетъ пальмы къ ногасъ Эренеана. Потомъ обращается къ вдовѣ.

   Во имя жизни и ея торжества, прошу васъ. Клара Эреніанъ, показать двумъ ликующимъ народамъ того, кто намъ кажется какъ бы самимъ Яковомъ Эреніаномъ: его сына!

Протягиваетъ руки, чтобъ взятъ ребенка.

Клара останавливаетъ его.

   Я хочу сама имѣть на это силы... Встаетъ.
   
   Здѣсь, въ самомъ сердцѣ Града,
   И въ часъ, когда надежда озарила,
   Здѣсь, на порогѣ новыхъ дней,
   Что засверкали для людей,
   Свои я слезы осушила.

Обращается къ толпѣ.

   Я поручаю вамъ его дитя;
   Высокому я долгу посвящаю,
   Мечтѣ божественной, которая, блестя,
   Отца его вела къ земному раю,--
   Я отдаю Грядущему дитя!
   Оно ликуетъ здѣсь, на праздникѣ шумящемъ,
   Гдѣ радость съ горемъ настоящимъ,
   Гдѣ съ вами здѣсь, въ крови отъ ранъ,
   Лежитъ почившій Эреніанъ.

Клара нѣкоторое время держитъ высоко сына, среди простертыхъ къ нему рукъ, среди восклицаній. Потомъ она передаетъ ею Ордэну. Силы ее оставляютъ, она, рыдая, склоняется къ трупу. Постепенно водворяется молчаніе.

Лё Брё.

   Этотъ мигъ такъ великъ и прекрасенъ, онъ такъ тѣсно связываетъ насъ, что мы не можемъ думать о какомъ-нибудь договорѣ или клятвѣ! Свободно, предъ лицомъ всего ненарушимаго и святого, предъ этимъ геніальнымъ человѣкомъ, котораго окровавленное тѣло и безсмертная душа вдохновляютъ и воспламеняютъ насъ, мы отдаемъ себя другъ другу навсегда!
   

Ордэнъ.

   Когда съ открытыми объятіями и сердцемъ вошли мы вчера въ городъ, я бы изумился, еслибъ создавшій наше дѣло присутствовалъ живой при своемъ торжествѣ. Такая побѣда требовала жертвы. Подумайте, при какихъ необычайныхъ обстоятельствахъ Эреніанъ, безъ друзей, безъ охраны, сталъ добровольно подъ послѣднюю, можетъ быть, пулю, и вы повѣрите, какъ и я, что его смерть связана тайной великихъ и высшихъ силъ.
   

Эно.

   Онъ растопталъ старую Власть, изображеніе которой еще стоить передъ нами!

Указываетъ на статую. Ропотъ. Крики: "Свергниme ее! Свергните ее!..." Рабочіе берутъ ломы, чтобъ сброситъ статую, и всходятъ на пьедесталъ.

   Онъ побѣдилъ ея гниль, ея безчестныхъ Консуловъ, ея незаконнорожденные законы, ея постыдные обычаи, ея наемную армію!
   

Тоопа.

   Долой ее! Долой ее!
   

Эно.

   Онъ опустошилъ ея воровскіе банки, ея парламенты и собранія; онъ убилъ всѣ несогласія. А это изображеніе глумится надъ его дѣяніями!

Указываетъ на статую.

Толпа.

   -- Старая негодница!
   -- Ужасная кукла!
   -- Страшное чудовище!
   

Со всѣхъ сторонъ.

   Долой ее! Долой ее!
   

Толпа.

   -- Влеките ее въ клоаки!
   -- Разбейте! Растопчите ее!
   -- Сбросьте ее! Сбросьте ее!
   

По селянинъ.

   Она насъ пожирала!
   

Горожанинъ.

   Она позорила насъ!
   

Поселянинъ.

   Она была смерть!
   

Горожанинъ.

   Она была преступленіе!
   

Со всѣхъ сторонъ.

   Бейте ее! Разбейте ее!
   

Рабочіе съ пьедестала окружающимъ.

   Отойдите! Она падаетъ!..

Среди кликовъ ненависти, громадная статуя качается и падаетъ. Тотчасъ водворяется тишина. Тогда Эно беретъ уцѣлѣвшую голову, поднимаетъ ее и, пошатываясь подъ ея тяжестью, бросаетъ ее и разбиваетъ молча у ногъ Эреніана.

Провидецъ.

   И нынѣ пусть взойдетъ заря!

Конецъ.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru