Имя г. Верещагина сразу пріобрѣло себѣ громадную извѣстность и славу. Выставка его произведеній, бывшая въ Петербургѣ въ зданіи министерства внутреннихъ дѣлъ, весной 1874 и, составляетъ одно изъ выдающихся явленій нашей общественной жизни. Сильный талантъ художника привлекъ въ залы министерства огромныя массы публики, невиданныя до тѣхъ поръ ни на какихъ выставкахъ; многіе, простоявъ съ часъ въ густой толпѣ на лѣстницѣ и не имѣя терпѣнія ждалъ дольше, принуждены были уходить, не добравшись до картинъ. Такъ увлекать массы можетъ только истинный талантъ, проникнутый горячей любовью къ своему дѣлу. И знатоки искусства и публика по достоинству оцѣнили талантъ художника. Выставка верещагинскихъ картинъ имѣла двойной интересъ: художественный и этнографическій; длинный рядъ мастерскихъ рисунковъ, эскизовъ, картинъ, то трагическаго, то комическаго содержанія, совершенно уносилъ зрителя въ другую жизнь, на далекій, фантастическій востокъ, со всей его лѣнью, со всѣми его кровожадными инстинктами, живописными лохмотьями и религіознымъ фанатизмомъ. Рядомъ съ этимъ, какой глубокой любовью проникнуты картины художника, изображающія суровую, полную неимовѣрныхъ лишеній боевую жизнь нашего солдата-героя! Подробно останавливаться на произведеніяхъ г. Верещагина, съ которыми мы познакомились на этой во всѣхъ отношеніяхъ замѣчательной выставкѣ, мы не будемъ -- въ свое время мы давали объ ней отчетъ нашимъ читателямъ (въ No15 "Нивы" за 1874 г.); но мы не можемъ пройти молчаніемъ того обвиненія, которое было по поводу ея возведено г. академикомъ Тютрюмовымъ на г. Верещагина. Мы вкратцѣ разскажемъ весь ходъ такъ называемой "тютрюмовской исторіи." Въ No 253 газеты "Голосъ" было напечатано письмо г. Верещагина изъ Бомбея, въ которомъ онъ, находя, по своему убѣжденію, всѣ чины и отличія въ искуствѣ вредными, отказался отъ званія профессора, предложеннаго ему академіею художествъ за его картины. Отказъ этотъ привелъ г. академика Тютрюмова въ самое яростное негодованіе. Разбирая въ своей статьѣ поступокъ г. Верещагина, г. академикъ не поскупился на самыя неприличныя выходки, обвиняя художника въ шарлатанствѣ, подлогѣ, алчности и тому подобныхъ прекрасныхъ качествахъ. Онъ говоритъ, что г. Верещагину дѣйствительно неловко признать себя профессоромъ, такъ какъ картины писаны имъ въ Мюнхенѣ компанейскимъ способомъ, а имя его не болѣе какъ одна фирма,-- что г. Верещагинъ пускалъ въ ходъ всевозможныя новаго рода изобрѣтенія съ цѣлію скрыть разные недостатки и недочеты своихъ картинъ и набить на нихъ цѣну, чтобы во чтобы-то ни стало расплатиться съ своими мюнхенскими сотрудниками. Надо прибавить при этомъ, что г. Тютрюмовъ говорилъ это не отъ одного своего лица, а какъ бы отъ лица всѣхъ художниковъ вообще. Это вызвало со стороны послѣднихъ энергическій протестъ; они публично заявили себя совершенно чуждыми мнѣніямъ г. академика Тютрюмова. Подъ протестомъ подписаны уважаемыя имена: баронъ М. П. Клодтъ. В. Якобій, И. Шишкинъ, Н. Забилло, К. Гунъ, баронъ М. К. Клодтъ, Г. Мясоѣдовъ, И. Крамской, И. Чистяковъ, А. Поповъ, И. Ге.
И такъ, г. академикъ Тютрюмовъ остался одинъ при своихъ мнѣніяхъ. Между тѣмъ г. В. Стасовъ, коротко знающій г. Верещагина и какъ художника и какъ человѣка и взявшійся во время его отсутствіи слѣдить за его художественными интересами, потребовалъ отъ г. Тютрюмова объясненій касательно его обвиненій противъ г. Верещагина. Видя что дѣло принимаетъ серіозный оборотъ, почтенный академикъ сталъ увертываться и наконецъ прямо объявилъ въ "Русск. Мірѣ" (No 29) что фактовъ у него никакихъ нѣтъ, а говорилъ онъ только по слухамъ. Но г. Стасовъ затѣмъ уничтожилъ до самаго корня и клеветническіе слухи, откуда бы и отъ кого бы они ни шли. Проживающій въ Мюнхенѣ нашъ художникъ г. Коцебу, предложилъ ему обратиться къ "Мюнхенскому художественному Товариществу," состоящему приблизительно изъ 600 членовъ, съ просьбою произвести слѣдствіе по обвиненію B. В. Верещагина г. академикомъ Тютрюмовымъ въ томъ, что онъ не самъ писалъ свои картины, а нанималъ для этого мюнхенскихъ художниковъ. Г. Стасовъ съ радостью принялъ это предложеніе и въ No 358 Спб. Вѣд. мы находимъ его отчетъ о результатахъ этого слѣдствія.
Мюнхенское художественное товарищество прислало г: Стасову отъ 30-го декабря 1874 г. оффиціальное письмо, гдѣ положительно отрицается какая бы то ни было художественная помощь г. Верещагину со стороны мюнхенскихъ художниковъ. "Сверхъ того," заключаетъ свое письмо Мюнхенское Художественное Товарищество, "мы можемъ заявить съ величайшимъ удовольствіемъ, что какъ въ нашемъ общемъ собраніи, такъ и внѣ его, во всѣхъ художественныхъ кружкахъ, фактъ оклеветанія такого высокаго художника какъ г. Верещагинъ, вызвалъ глубочайшее негодованіе, и что -- безъ единаго исключенія -- всѣ многочисленные художники, знающіе произведенія, г. Верещагина по фотографіямъ, выразили самую твердую увѣренность, что характеръ и высокая оригинальность этихъ созданій на сюжеты изъ ташкентской войны -- рѣшительно исключаютъ участіе всякой другой руки, кромѣ руки одного, единственнаго мастера."
Подписали: Предсѣдатель комитета Мюнхенскаго Художественнаго Товарищества: Конрадъ Гоффъ, секретарь: профессоръ Антонъ Гессъ, члены комитета: профессоръ Г. Л. Гаабъ, К. Кронбергеръ, В. Линденшмидтъ, профессоръ А. Вагнеръ, Виллъ, Маркъ, Іозефъ Брандтъ, Д. Лангко, А. Коцебу.
Кажется, истина теперь достаточно разъяснена. Недостойная выходка только еще болѣе упрочила извѣстность нашего даровитаго соотечественника, портретъ котораго мы предлагаемъ въ настоящемъ No "Нивы". Въ заключеніе подѣлимся съ нашими читателями извѣстными намъ біографическими свѣдѣніями о г. Верещагинѣ.
Василій Васильевичъ Верещагинъ родился 14 то октября 1848 г. въ селѣ Любецъ, Новгородской губерніи Черниговскаго уѣзда. Судьба, или лучше-сказать родные предназначали его (какъ это случалось со многими знаменитыми художниками и артистами) совсѣмъ къ иному поприщу, чѣмъ то, на которомъ онъ достигъ такихъ блестящихъ результатовъ. По желанію отца, онъ поступилъ въ Морской кадетской корпусъ, но страсть къ живописи не оставляла его, и еще изъ корпуса (съ 1858 г.) онъ сталъ посѣщать рисовальные классы на биржѣ. Въ 1860 г. кончивъ первымъ курсъ Морскомъ корпусѣ, онъ въ тотъ же годъ поступилъ въ академію художествъ, гдѣ три года спустя получилъ 2-ю серебряную медаль за картину, написанную имъ на программу "Женихи Пенелопы". По выходѣ изъ академіи г. Верещагинъ отправился на Кавказъ. Чудесная природа, типическія картины мѣстнаго быта -- дали богатый матерьялъ для карандаша художника. Послѣ Кавказа онъ поѣхалъ въ Парижъ; тамъ онъ и написалъ текстъ своего "Путешествія въ Закавказье", который былъ переведенъ на французскій языкъ и изданъ съ гравюрами, сдѣланными съ его рисунковъ, въ журналѣ "Autour du monde." Оригинальный, текстъ автора съ 30-го рисунками, помѣщенъ въ журналѣ "Всемірный Путешественникъ" за 1870 г.
Проработавъ два года въ Парижѣ подъ вліяніемъ французскаго художника Жерома, г. Верещагинъ уѣхалъ въ Туркестанъ. Это было въ разгаръ нашихъ военныхъ дѣйствій въ Средней Азіи. Хотя г. Верещагинъ и не состоялъ въ военной службѣ, но страстная его натура не позволяла ему оставаться только зрителемъ борьбы: -- во время осады Самарканда, когда горсть защитниковъ уже изнемогала подъ натисками дикаго врага, г. Верещагинъ съумѣлъ воодушевить ихъ, и побѣда осталась за вами. За этотъ подвигъ г. Верещагинъ былъ награжденъ орденомъ св. Георгія.
Послѣ второй заграничной поѣздки, предпринятой имъ въ 1869 г., онъ опять вернулся въ Туркестанъ. Мы уже знаемъ, что было создано имъ во время этихъ поѣздокъ. Выставка верещагинскихъ картинъ въ Лондонскомъ хрустальномъ дворцѣ сдѣлала имя нашего художника извѣстнымъ въ Европѣ. Въ настоящее время г. Верещагинъ путешествуетъ съ тѣми же художественными цѣлями по Остъ-Индіи. Живая, дѣятельная фантазія увлекаетъ его все дальше въ глубь этой сказочной страны -- развѣ она въ дѣтствѣ не очаровывала и нашего воображенія, могучей, причудливой красотой своей природы, таинственной религіей, мрачными обрядами и прочимъ чудесами. По послѣднимъ извѣстіямъ, полученнымъ г. Стасовымъ, г. Верещагинъ находился въ началѣ зимы въ Агрѣ и оттуда направился въ Непалъ. Безъ сомнѣнія, это путешествіе даетъ много новыхъ сокровищъ русскому искуству, такой талантъ не можетъ оставаться неподвижнымъ, мы вправѣ ожидать отъ него еще большихъ шаговъ впередъ.