Второй сборникъ стихотвореній В. А. Величко. Изданіе А. С. Суворина. Спб., 1894 г. Цѣна 1 р. 50 к., съ перес. 1 р. 75 коп. Стихотвореніями, помѣщенными во многихъ періодическихъ изданіяхъ, и, въ особенности, первою книжкой своихъ стихотвореній, о которой мы своевременно говорили въ нашемъ журналѣ, г. Величко извѣстенъ уже большой читающей публикѣ и доказалъ, что онъ не только мастерски владѣетъ стихомъ, но что онъ одаренъ и настоящимъ поэтическимъ талантомъ, дающимъ ему право занять видное мѣсто въ ряду современныхъ русскихъ писателей. Въ наше время стиховъ пишется особенно много, сборники стихотвореній сыплятся изъ печатныхъ станковъ въ небывало большомъ числѣ. Между ними попадаются написанные гладкими стихами съ удовлетворительными риѳмами, въ которыхъ выражены иногда очень хорошія мысли. Но въ огромномъ большинствѣ такихъ стихотвореній,-- просматривать ихъ намъ приходится множество, -- нѣтъ именно того, что требуется отъ произведеній писателя, претендующаго получить наименованіе поэта, въ особенности же поэта лирическаго. Проза жизни слишкомъ захватила людей и въ сознаніи ихъ оставила очень мало мѣста "для вдохновеній, для звуковъ сладкихъ и молитвъ..." Вотъ, между прочимъ, что говоритъ по этому поводу намъ г. Величко:
"Виной ли тутъ реальный вѣкъ,
Что ужь не словъ, а фактовъ хочетъ?
Нѣжнѣй ли тѣломъ человѣкъ,
А о душѣ и не хлопочетъ?
Поэты-ль сами тутъ виной,
Тѣмъ, что, забывъ о Божьемъ дарѣ,
Всѣ цѣлью заняты одной:
Пещись о бренномъ гонорарѣ?..."
Сказано это въ шутливомъ, очень остроумномъ стихотвореніи, написанномъ въ альбомъ врачу, и, разумѣется, не въ бренномъ гонорарѣ только сила, когда дѣло идетъ о паденіи поэтическаго творчества. Мы думаемъ, что къ истинной причинѣ оскудѣнія мы будемъ ближе, если станемъ ее искать въ той системѣ образованія, которая отъ ранней юности ограничиваетъ свободный полетъ мысли, усиливаясь дисциплинировать ее изученіемъ не духа, оживотворявшаго великихъ поэтовъ временъ минувшихъ, а грамматическихъ формъ, застывшихъ въ мертвой неподвижности древнихъ языковъ. Не многіе сильнымъ талантомъ одаренные люди избѣгаютъ засушивающаго вліянія школы, и къ числу этихъ немногихъ принадлежитъ В. Л. Величко, авторъ прекраснаго стихотворенія Пѣснь, начинающагося такъ:
"Звуки рѣютъ надо мною,
Звуки смутною волною
Вдохновенья вихрь несетъ,
Пробуждая жажду свѣта,
Скорбь вопросовъ безъ отвѣта,
Боль невыплаканныхъ слезъ..."
А когда "злоба дня", бѣда, общественное горе, касается чуткаго сердца поэта, вдохновеніе родитъ въ его душѣ чудный откликъ и выливается въ страстномъ призывѣ на подвиги любви и милосердія,-- стихотвореніемъ Голодъ. Нарисовавши широкимъ взмахомъ картину народнаго бѣдствія, поэтъ говоритъ:
"Нѣтъ, пѣснь моя, воспрянь! Воспрянь и всѣхъ зови,
Какъ благовѣстъ разсвѣтный, на молитву,
Какъ спящихъ воиновъ труба зоветъ на битву,
Весь край на подвиги любви!..."
Міръ угнетенъ "корыстью" и "враждой",-- "вражда -- гнѣздо войны!..." -- и намъ звучитъ мольба поэта о ниспосланіи міру обѣщаннаго Богомъ мира, въ сильномъ стихотвореніи: "Донынѣ, какъ во дни печальной старины..." Восточные мотивы, пѣсни, басни, сказки, шутки, заимствованныя или переведенныя В. Л. Величко съ персидскаго и грузинскаго языковъ, превосходно передаютъ характеръ подлинниковъ. Выборъ стихотвореній для перевода сдѣланъ г. Величко очень удачно: большинство изъ нихъ заключаетъ въ себѣ какое-либо поученіе, чисто-восточную сентенцію. Для примѣра укажемъ на стихотвореніе Совѣтъ: халифъ спрашиваетъ у мудреца:
"Кого ему въ совѣтъ назначить:
Того-ль, кто склоненъ всѣхъ дурачить,
Иль неповиннаго глупца?"
Мудрецъ отвѣчаетъ:
"Бери того, кто похитрѣй!
Страшнѣй дуракъ: онъ всѣхъ людей
Способенъ сдѣлать дураками..."
И заканчиваетъ афоризмомъ:
"Предѣлъ есть хитрости, уму,--
Лишь нѣтъ у глупости предѣла!..."
Въ "армянскомъ преданіи", озаглавленномъ Сила, разсказывается, какъ царь Ирана, Хозрой, въ страхѣ передъ силой Византіи, посылаетъ вѣрнаго человѣка разузнать, насколько грозно могущество Юстиніана. Вернувшійся посланецъ доноситъ о множествѣ войска и кораблей, объ искусствѣ военачальника, но успокоиваетъ Хазроя тѣмъ, что "извѣты, ложь и лесть избрали тамъ пріютъ", что тамъ въ пренебреженіи святость законовъ и "трепещетъ истина предъ ложью словъ и дѣлъ..."
"За все: за взоръ, за мысль -- изгнаніе и плаха,
Довѣрія -- ни въ комъ, ни въ комъ и ни къ кому!
Жестокость -- жалкій плодъ безсилія и страха..."
"Довольно!" -- восклицаетъ Хазрой и идетъ на Византію, говоря:
"Рабы не страшны мнѣ! Меня побѣда ждетъ!"
Или вотъ еще татарская сказочка: на базарѣ украденъ кинжалъ, крики и суета, въ толпѣ не распознать вора. Вдругъ степенный старшина хватаетъ за воротъ какого-то человѣка, находитъ у него украденную вещь и объясняетъ, смѣясь:
"Подозрителенъ мнѣ видъ
Тѣхъ, кто громче всѣхъ кричитъ,
Слишкомъ ревностно хлопочетъ!..."
Въ концѣ книги напечатана пяти-актная драма грузинскаго поэта князя А. Р. Церетели, Тамара, переведенная В. Л. Величко звучными и сильными бѣлыми стихами.