"Колдовской цветок: Фантастика Серебряного века. Том IX": Salamandra P.V.V.; 2018
У одного мужика и бабы был кот, большой, белой, здоровой, мягкой, что подушка пуховая. И кака морда у ево приятная была, тольки бы ты на ево и глядел! А глазьи-то так и возсияют, что пуговицьи у урядника, как об Пасхе бывают начишшены.
И какой этот кот до крыс и мышей был ловкой, не приведи бог. Сам наистся из боков вон,-- да еще и хозяевам принесет угошшенья: вот эдаких-по полену-наловит, да круг хозяйской кровати и положит ены и лежат, не дышут. Дак хозяйка ночью боится босой ногой на пол ступить, чтоб не наступить ногой на эдаку дичину, а все норовит в валенок.
Ну хорошо, тольки эдакой кот переел крыс, мышей -- уйму! Ены, собрамшись на совет, да и говорят.
-- Желанны подруженьки, давайте его остерегатцы!
А остеренгатцы просто: ен белой, белой, что кипень морская, а глазы-то так и свиликают.
Ну, ладно. Вот ены согласились, да от него дале, да дале, и пришел этому коту великой пост, и сдилался ен, что дви доски -- худой, худой -- тощой, тощой. А хозяева ево не кормят, думают, ен сыт мышам.
Вот и стал кот думу думать, как ему мышей и крысок приманить, и придумал ведь, прокурат эдакой! Забравши ен был в ригу, зализ в трубу -- а там, знашь, сажа мягкая, черная, что краска хорошая -- елозил, елозил по трубы-то и сдилался черной, черной, что чорт в субботу (православной-то человик в субботу, знашь, в бане вымоется, а чорт-то еще хуже выпачкаепися, чтоб народ пугать).
Ну, эдакой кот, черной, прибегал и сел в анбаре на крылечке; сел в анбаре и лапочки уклал хрест-нахрест: сидит и поглядыват в одну сторону и в другую.
Была там така мышка, Степанидка, пухленькая, хорошенькая, така бойконькая, глазки, что головки булавочны. Ена и бежит; бежит, бежит, да прямо к ему.
-- Ой, -- говорит, -- Естафий! (это кота-шо Естафием звали].-- Естафий, -- говорит, -- что это ты черну форму одел, не в монахи ль ты пошел?
А ен говорит:
-- В монахи, раба, в монахи.
-- Ой,-- говорит, -- Естафий,-- да ты не посхимился ли?
-- Посхимился, раба, посхимился!
-- Так ты теперя не можешь скоромной пишшы кушать, ты нас не тронешь?
-- Не трону, раба, не трону,-- корешкам да травкам тольки питаюсь, скоромной пишшы не потребляю!
Ну, известно дело, женьское сословие -- добродушное, всему верит. Ена, знаше, скорей ко своим мышаткам, сударкам, бежит и крычит, и крычит:
-- Жаланны подруженьки, побежимте скорей, теперь Естафий нас не тронет, ен посхимился, мясной пишшы не потребляет. Ены побежали вкруг его хоровод водить. Тольки, знашь, завели хоровод, а ен как скок! да Степанидку хруп, хруп, хруп -- и жрет.
Ена крычит:
-- Естафий, Естафий, что ты делаешь: да ведь я скоромная!
А ен и говорит:
-- Кому скоромно, а мне-ко здорово!-- да так ею и слопал.
-----
Вот вы и знайте вперед, как мужчинскому сословию верить...
Илл. В. Арнольда
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Нива. 1918. No 19, 11 мая (28 апреля).
В. К. Устругова-Осташевская (?-1934? 1944?) -- актриса Александрийского театра, исполнительница народных и собственных сказок и былин. Училась в Институте гражд. инженеров, до начала сценической карьеры совместно с мужем Д. Уструговым выполняла архитектурные проекты. В 1915-17 гг. выступала, в частности, на совм. вечерах с С. Есениным и Н. Клюевым. В 1930-х гг. оба ее сына и дочь были арестованы и расстреляны.