"Литературное рождение его было в грозе и буре патриотизма, чуточку раньше начали империалистической войны. И так не кстати для нас, но кстати для того "общества" -- распутинской складки, появился в литературе очень ограниченный круг поэтов; первый из них -- H. Клюев, второй Сергей Есенин, с его поэмами "Иисус-Младенец", "Часослов", "Преображение".
Но война, этот безжалостный молох, крепко взял юношу-Есенина за шиворот, вдвинул его в какую-то роту, потом он оказался на иждивении (чтобы не угнали на фронт) у близкого ко двору пьяницы-полковника. Пьяница-полковник и пьяницы-офицеры пили мертвую, п юноша-поэт Сережа Есенин должен был по их заказу писать стихи. И когда этот юноша-поэт взбунтовался, ему была указана прямая дорога в дисциплинарный батальон.
А тем временем где-то вдали уже раздавались грохотливые шаги новой эпохи, убили Распутина, фронтонов офицерство, сидевшее бессменно года по два во вшивых окопах, само из'еденное вшами и покрытое корявой коростой экземы,-- в три матери, в семь этажей ругало идиота-царя, любовницу Распутина царицу и ее дочерей. Потом эти грохотливые шаги прозвучали по Петрограду, вздынули на верхушку революционной волны провинциального адвоката Керенского, потом спали, как спадает весеннее половодье, обострились между собою классы, раздались первые грохоты классовой гражданской войны.
Мертвые лежали роля. На родине Есенина, в рязанской губернии, мужичья беднота жрала мякину, а Есенин, избежав дисциплинарки и приехав на жительство в Москву, все еще делал попытки писать о "спасе", о "преображении", об "инонии",-- и эти произведения печатались в лево-эссеровской газете "Знамя Труда". Мертвые лежали поля, из края в край раскатывался ожесточающийся грохот гражданской войны, рязанская мужичья беднота жрала жмыхи и мякину, но революционная поступь стала непобедимо твердей, лозунги и революция неслыханно суровыми, левое эсерье ушло в подполье, "Красное Знамя" закрылось,-- Есенин повернулся лицом к большевистским Советам.
Это был 1918 г. И мне не забыть, как на одном из литературных собраний в помещении издательства ВЦИК, на углу Тверской и Моховой, в Москве, появился среднего роста желтоволосый, слегка курчавый мальчик, в поддевке, в "гамбургских" сапогах, голенища бутылочками, в сереньком, довольно длинном шарфе, который был обернут два раза вокруг тонкой шеи. Желтоволосый мальчик приветливо улыбался решительно всем -- кто бы и что бы ни говорил. Потом желтоволосый мальчик сам возымел желание сказать слово... и сказал:
-- Революция... это ворон... ворон, который мы выпускаем из своей головы на разведку... Будущее больше...
Никто ничего не понял. А французский коммунист и поэт Анри Гильбо попросил непонявших рыжеволосого мальчика русских людей перевести непонятое по-французски. Конечно, Анри Гильбо тоже ничего не понял, несмотря на то, что русские литераторы переводили не только дословно, но и весьма старательно.
Желтоволосый мальчик -- Сергей Есенин -- с этого собрания пошел не той дорогой, по которой он на него пришел. Сергей Есенин -- может быть, очень не надолго, но крепко почувствовал железный, неуклонный шаг революции: в начале 1919 г. он однажды робко приносит мне на стол записку, написанную мелким прямым почерком, так похожим на почерк М. Горького. Это было заявление С. Есенина о его желании вступить в партию большевиков, "чтобы нужнее работать".
-- Напиши, пожалуйста, рекомендацию... Я, знаешь-ли... я понял... и могу умереть хоть сейчас.
Тогда с коммуниста это спрашивалось и первую очередь. В эти огненные годы нужна была полная готовность умереть за советскую власть, за Коммунизм, чтобы быть революционером. Других революционеров партия не знала.
-- Нет, Сергей, в партию тебе... зачем?
-- А стихи?
-- Давай, попробуем...
И Сергей Есенин, пишет слабоватое, но зато вдребезги "революционное" стихотворение "Небесный барабанщик". Я в то время был заведывающим редакцией московской "Правды", и при нем, при Есенине, написал на уголке стихотворения; "По моему, годится,-- а впрочем, подожди,--говорю,-- что скажут другие члены редколлегии". Я послал стихотворение Н. Л. Мещерякову. Тот возвратил стихотворение тут же, с такой надписью: "Нескладная чепуха. Не пойдет. Н. М.".
-- Ну, как... на счет заявления?
-- Подожди... Надо подумать...
Через неделю-другую Сергей Есенин учредил теперь уже достаточно известную, достаточно надоевшую и достаточно забытую литературную секту под названием "имажинизм".
Этот самый имажинизм повернул Есенина спиной к революции. Есенин написал самую неудачную в то время поэму "Кобыльи корабли", и которой кричал большевикам:
-- Веслами отрубленных рук
Вы гребете в страну грядущего.
Дальше пошли уже постоянные, можно сказать,-- "перманентные", шатания, Есенин сам не знал -- к чему причалить. И он причалил (на время) к своей мужичьей рязанской почве. Он пишет "Пугачева", потом яро защищает Рязань (деревню) от промышленной культуры, от техники, от железной дороги. И он уже против этой культуры, у него появился грустный меланхолический тон, когда он видит, как жеребенок состязается в беге с паровозом:
Милый, милый, смешной дуралей.
Ну, куда он, куда он гонится?
Неужели он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
И -- дальше -- еще более определенное, еще более ясная тоска за старую резную, с коньками, с гребешками, с петушками, рязанскую деревню:
Я последний поэт деревни.
Скромен в песнях дощатый мост
За последней стою обедней,
Кадящих листвой берез.
И вдруг -- после всего этого -- Есенин муж знаменитой танцовщицы Дункан. Есенин в Париже, в Нью-Йорке, мальчик с сереньким шарфом носится по Европам на автомобилях, ни аэропланах, через два года возвращается в Россию, к большевистским Советам, расходятся с танцовщицей Дункан и делает ряд общественных непристойностей... Газеты против, литературный суд. Есенин признан, Есенин куплен Госиздатом,-- Есенин -- один из лучших современных российских поэтов... достиг... даже своего сравнительного материального и суб'ективного благополучия! А тут, вот в это самое время, Есенин начал сомневаться в себе. Стихи выходят восемь строк, а дальше -- стоп!
-- Да что же я? Кончился, что ли?
И Есенин около двух лет пишет, отделывает, переделывает одно свое "коронное" чуждое ему по существу, стихотворение "Черный человек".
Есенин, приехав в Ленинград, говорил, что приехал работать. Но он приехал сюда, откуда начал, не работать, а умереть.
И утром того дня, к вечеру которого он так беспощадно и безжалостно умертвил себя. Он хотел написать одно стихотворение... одно стихотворение, но в номере гостиницы случайно не было чернил. Сергей Есенин взял ножик, разрезал в нескольких местах руку повыше кисти, обмакнул и собственную кровь перо, которое лежало на гостиничном письменном столе, и написал:
До свиданья, друг мой, до свиданья,
Милый мой, ты у меня в груди:
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой.
Без руки и слова
Не грусти и не печаль бровей.
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Стихотворение это написано не мне, а товарищу, который скажется, если это ему нужно: товарищ этот просил стих не опубликовывать, потому что так хотел Есенин пока он жил, но Есенин умер и его стих посмертный, самый последний отныне не принадлежит ни ему мертвому, ни тому, живому, товарищу.
Есенин умер по-рязански, тем желтоволосым юношей, которого я знаю. Этот юноша не делал петли из шарфа, он обертывал этот шарф два роза вокруг шеи. Сергей Есенин обернул вокруг своей шеи два раза веревку от чемодана, вывезенного из Европы, выбил из-под ног тумбочку, и повис лицом к синей ночи, смотря на Исаакиевскую площадь.
Свет синий... Свет такой синий!
В эту ночь умереть не жаль!
Умер громадный, глубокий национальный поэт. Умер, может быть, слишком рано, но таков уж темный, проклятый закон. тяготеющий над поэтами.
Есенина больше нет, и пока не видно ему замены.
ГЕОРГИЙ УСТИНОВ.
-----
Вчера на понедельнике Ленинградского общества драматических и музыкальных писателей была почтена вставанием память Сергея Есенина.
Ленинградские поэты устраивают в ближайшее время вечер, посвященный памяти Есенина.
* * *
Сегодня приезжают из Москвы жена и сестра поэта Есенина. С их приездом будет решен вопрос о времени и месте похорон.
Сегодня состоятся заседание президиума ленинградского союза поэтов под председательством тов. Садофьева, на котором будет выработан церемониал похорон и проект увековечения памяти поэта.
* * *
Сегодня получена телеграмма от московских поэтов, которые просят похоронить Есенина в Москве.
* * *
Сегодня в больнице им. Нечаева состоится вскрытие тела Есенина.
"Красная газета" (вечерний выпуск), 29 декабря 1925 года.