Аннотация: Ten Thousand a-Year. Part 2. Текст издания: "Отечественныя Записки", тт. 87-89, 1853. Перевод Николая Ахшарумова.
ТЯЖБА.
РОМАНЪ САМЮЕЛЯ ВАРРЕНА.
Часть вторая.
ГЛАВА I.
Главный краеугольный камень, недостатокъ котораго вдругъ открылся въ блестящемъ зданіи Титмаузова богатства, такъ-что, взорамъ его испуганныхъ зодчихъ: гг. Кверка, Геммона и Снапа, оно представилось уже грозящимъ рухнуть надъ ихъ головами, былъ одинъ пунктъ, который я, какъ человѣкъ аккуратный, желалъ бы объяснить читателю, прежде чѣмъ пойду далѣе. Но чтобъ сдѣлать это съ успѣхомъ, я долженъ вернуться назадъ, къ древнимъ временамъ этой исторіи и къ происшествіямъ, бывшимъ задолго до того періода, съ котораго мы начали нашъ разсказъ. Если разсказъ этотъ имѣлъ несчастіе привлечь на себя торопливый взоръ поверхностнаго и нетерпѣливаго читателя романовъ, то я не сомнѣваюсь ни мало, что такой читатель совершенно упустилъ изъ виду, или позабылъ нѣкоторую часть того, что происходило прежде и что непремѣнно должно было обратить на себя вниманіе людей дальновидныхъ, какъ разсказанное не безъ цѣли и какъ необходимое для объясненія послѣдующихъ происшествій. Теперь, я полагаю, тотъ читатель, котораго я имѣю въ виду, то-есть такой, любопытство котораго стоитъ труда возбудить и поддерживать, не разъ ужь задавалъ себѣ слѣдующій вопросъ:
Какимъ образомъ гг. Кверкъ, Геммонъ и Спапъ въ первый разъ узнали о шаткости правъ мистера Обри на обладаніе Яттономъ? Случилось это вотъ какомъ образомъ. Знакомый уже читателю мистеръ Паркинсонъ наслѣдовалъ практику и званіе своего покойнаго отца, очень-почтеннаго юриста и провинціальнаго стряпчаго въ Йоркширѣ. Онъ былъ въ высокой степени достойный, трудолюбивый и усердный человѣкъ, и недаромъ пользовался полною довѣренностью своихъ многочисленныхъ и знатныхъ кліентовъ. Лѣтъ за двѣнадцать до того времени, съ котораго начался нашъ разсказъ, мистеръ Паркинсонъ, человѣкъ очень-добраго сердца, принялъ къ себѣ въ услуженіе сироту, мальчика, но имени Стеггарса, сначала, просто, для разныхъ посылокъ и для присмотра за конторою. Но этотъ мальчикъ скоро показалъ такую ловкость, исполнялъ съ такимъ успѣхомъ все, что ему ни поручали, немножко повыше обыкновеннаго круга его обязанностей, что года черезъ два онъ сдѣлался ужь нѣкотораго рода клеркомъ и сидѣлъ и писалъ за тѣмъ самымъ столомъ, съ котораго прежде единственнымъ дѣломъ его было -- вытирать пыль. Выше и выше онъ поднимался во мнѣніи своего господина, по-мѣрѣ-того, какъ время уходило впередъ, сталъ наконецъ совершеннымъ factotum и въ этомъ качествѣ, разумѣется, имѣлъ у себя передъ глазами все теченіе дѣлъ, проходившихъ черезъ контору. Много интересныхъ вещей, касательно обстоятельствъ и связей окружныхъ помѣщиковъ и аристократіи графства, попадалось такимъ-образомъ ему на глаза и отъ времени до времени, заставляло его подумывать: не можетъ ли знаніе, такимъ-образомъ пріобрѣтенное, какимъ-нибудь способомъ и когда-нибудь, co-временемъ, быть обращено въ его собственную пользу, потому-что, къ-сожалѣнію, надо сказать, онъ былъ совершенно недостоенъ дружбы и довѣренности мистера Паркинсона, который и не воображалъ, въ лицѣ Стеггарса, имѣть дѣло съ подраставшимъ плутомъ. Съ такимъ-то характеромъ и съ такими удобствами къ исполненію своихъ плановъ, этотъ достойный юноша завелъ привычку, отъ поры до времени, записывать все, что бы то ни было любопытнаго или важнаго, встрѣчавшагося въ дѣлахъ, безпрестанно проходившихъ черезъ его руки. Доходило даже до-того, что онъ тщательно переписывалъ длинные документы, въ случаѣ, если они казались ему годными для его цѣлей, и имѣлъ возможность дѣлать это, необращая на себя вниманія мистера Паркинсона. Такимъ образомъ онъ пріобрѣлъ изъ-подъ руки значительную массу свѣдѣній, дававшую ему всѣ средства причинять большія хлопоты и даже наносить серьёзный вредъ; цѣль же его состояла въ томъ, чтобъ или втереться современемъ въ товарищество къ мистеру Паркинсону (предполагая, что онъ успѣлъ бы правильнымъ образомъ поступить въ званіе юриста), или даже, просто, вынудить кліентовъ своего господина принять его въ свою довѣренность, на зло мистеру Паркинсону, такъ, чтобъ ему стоило труда сохранять въ тайнѣ все, что онъ зналъ. При вступленіи въ бракъ мистера Обри съ миссъ Сен-Клеръ, по случаю предположенныхъ имъ въ ту пору, очень-щедрыхъ записей на имя будущей своей жены, полный экстрактъ изъ его владѣтельныхъ документовъ предложенъ быль мистеромъ Паркинсономъ своему нотаріусу, для приготовленія нужныхъ бумагъ. Вслѣдствіе запросовъ, сдѣланныхъ нотаріусомъ, прибавочныя свѣдѣнія были ему доставлены и породили мнѣніе несовсѣмъ-удовлетворительное, изъ котораго я представлю читателю слѣдующій параграфъ:
"Кажется, нѣтъ причины предполагать, чтобъ отъ Стивена Дреддлинтона оставался какой-нибудь потомокъ; но, не взирая на то, такъ-какъ, собственно говоря, нѣтъ физической невозможности, чтобъ такая особа могла существовать, то, безъ-сомнѣнія, очень-важно, для совершеннаго обезпеченія правь мистера Обри, утвердить неоспоримымъ образомъ годность закладной крѣпости, совершенной Херри Дреддлинтономъ и послѣ переданной по надписи племяннику его Джеффри Дреддлинтону, вслѣдствіе уплаты симъ послѣднимъ денегъ, занятыхъ его покойнымъ дядею. Происхожденіе мистера Обри отъ Джеффри Дреддлинтона дало бы ему тогда, въ силу означеннаго акта, неразрушимое право передъ лицомъ закона. Но затрудненіе, представляющееся мнѣ съ этой стороны вопроса, состоитъ въ томъ, что если Херри Дреддлинтонъ, совершивъ эту закладную, не пережилъ своего отца (пунктъ, на счетъ котораго я удивляюсь, что мнѣ не сообщено никакихъ свѣдѣній), тогда и самый актъ былъ бы не болѣе, какъ истраченный даромъ пергаментъ, или какъ уступка правъ отъ лица, никогда неимѣвшаго никакихъ правъ на владѣніе Яттономъ и, разумѣется, ни Джеффри Дреддлинтонъ, ни потомокъ его, мистеръ Обри, не могли бы основывать правъ своихъ на такомъ документѣ. Въ такомъ случаѣ возможность, на которую я намекалъ передъ симъ, то-есть, существованіе какого-нибудь законнаго потомка Стивена Дреддлинтона могла бы имѣть очень важное вліяніе на право мистера Обри".
Все это мнѣніе, а также и самый экстрактъ изъ владѣтельныхъ документовъ, по поводу котораго оно было сообщено, переписалъ этотъ дальновидный молодой плутъ, съ первой строки до послѣдней и спряталъ, какъ важную добычу, у себя въ столѣ между другими подобными же копіями и выписками, между-тѣмъ, какъ господинъ его и не воображалъ себѣ того, что онъ дѣлаетъ. Годъ или два спустя, отношенія, существовавшія между мистеромъ Паркинсономъ и клеркомъ его Стеггарсомъ, были прерваны однимъ, неслишкомъ-благовиднымъ происшествіемъ; а именно, послѣдній улизнулъ съ суммою семисотъ фунтовъ стерлинговъ, которую онъ посланъ былъ принять по какому-то дѣлу отъ одного изъ кліентовъ мистера Обри. Стеггарсъ бѣжалъ; но онъ не позабылъ тѣхъ документовъ, о которыхъ мы говорили, забралъ ихъ всѣ и привезъ съ собою въ Лондонъ. За несчастнымъ преступникомъ въ тотъ же часъ послана была по горячимъ слѣдамъ погоня и, три дня спустя по прибытіи своемъ въ Лондонъ, онъ былъ схваченъ на улицѣ со всею суммою при себѣ, за исключеніемъ нѣсколькихъ фунтовъ. Какъ водится, его посадили въ Ньюгетъ. Природная догадливость говорила ему, что дѣло его плохое; но надежда его не покинула.
-- Ну, если вы не хотите ѣхать за море, пока не будете немного постарше, вы достаньте себѣ защитниковъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Вотъ напримѣръ, есть гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ... Господи Боже мой! какъ они опустошаютъ наши квартиры! Ей-Богу! Все дѣло въ томъ только, чтобъ достать ихъ какъ-нибудь поскорѣе; потому-что, вотъ видите ли, ихъ на-расхватъ такъ и ловятъ. Прислать вамъ ихъ? Стеггарсъ, разумѣется, въ ту же минуту согласился.
Чтобъ объяснить это внезапное доброе расположеніе со стороны Граспа, я долженъ сказать, что старый мистеръ Кверкъ съ давнихъ поръ обезпечивалъ себѣ обширную уголовную практику, черезъ служителей Полицейскихъ Конторъ и Ньюгета, которые отъ него получали, разумѣется, систематическое вознагражденіе съ тѣмъ, чтобъ рекомендовать его фирму лицамъ, попавшимся къ нимъ въ руки. Едва успѣлъ посланный Граспа прійдти въ Сэффрон-Хилль, съ извѣстіемъ: что въ западнѣ есть обновка, какъ старый Кверкъ тотчасъ же отправился въ Ньюгетъ и допущенъ былъ къ Стеггарсу, съ которымъ онъ пробылъ наединѣ довольно-долго. Онъ принялъ живое участіе въ новомъ своемъ знакомомъ, выслушалъ разсказъ о томъ, какъ онъ бѣжалъ и былъ пойманъ, съ большимъ любопытствомъ и вниманіемъ и обѣщалъ сдѣлать въ пользу его все, что только онъ могъ съ своимъ малымъ искусствомъ и опытностью. Онъ намекнулъ, однако, что, какъ самъ Стеггарсъ, вѣроятно, знаетъ, небольшая сумма чистыми деньгами понадобится немедленно, чтобъ нанять адвоката. Извѣстіе это сильно опечалило Стеггарса, который, зная плохое состояніе своихъ финансовъ, воображалъ себя ужь на кораблѣ и на пути въ Ботани-Бей. Мистеръ Кверкъ спросилъ, не имѣетъ ли онъ друзей, которые согласились бы собрать бездѣлицу для товарища въ бѣдѣ; но Стеггарсъ отвѣчалъ, что не имѣетъ, и при этомъ увидѣлъ, что энтузіазмъ почтеннаго стараго джентльмена сильно охладился.
-- Но я вамъ, вотъ что скажу, сэръ, вдругъ произнесъ бѣдный Стеггарсъ: -- если у меня нѣтъ денегъ, то за это, можетъ-быть, есть то, что стоитъ денегъ. Есть у меня маленькій сундучокъ; онъ остался тамъ, на квартирѣ, и тѣ, которые взяли меня, не знаютъ о немъ ничего; а въ этомъ сундучкѣ есть кое-что такое, насчетъ семействъ и имѣній иныхъ владѣльцевъ въ Йоркширѣ, на что очень бы стоило поглядѣть людямъ, знающимъ какъ разработываются дѣла подобнаго рода. При этихъ словахъ, старый Кверкъ наострилъ уши и спросилъ своего молодаго пріятеля: какимъ образомъ пріобрѣлъ онъ такіе секреты?
-- О, фуй, фуй! произнесъ онъ потихоньку, когда Стеггарсъ разсказалъ ему продѣлки, недавно нами описанныя.
-- О! вы можете себѣ говорить: фуй, фуй, если вамъ угодно, воскликнулъ Стеггарсъ съ жаромъ: -- но важность не въ томъ, какъ вещь пріобрѣтена, а въ томъ, что изъ нея можно сдѣлать, когда она ужь въ вашихъ рукахъ. Есть, напримѣръ, одинъ членъ парламента въ Йоркширѣ, который, какъ ни высоко поднимаетъ голову, а имѣетъ такое же право на имѣніе, приносящее ему добрыхъ десять тысячъ фунтовъ въ годъ, какъ я и какъ вы, и пользуется собственностью нѣкоторыхъ людей, которые вѣрно не отказались бы заплатить хорошія деньги нѣкоторымъ другимъ людямъ, еслибъ тѣ помогли имъ отнять у него такое богатство... и это была не болѣе какъ одна изъ хорошихъ вещей, ему извѣстныхъ.
Старый Кверкъ погладилъ себѣ подбородокъ, кашлянулъ, повернулся на стулѣ, снялъ свои очки, вытеръ ихъ, надѣлъ опять на носъ и потомъ опять повторилъ всю эту церемонію съизнова. Вслѣдъ за тѣмъ онъ сказалъ, что ужь имѣлъ честь дѣйствовать за многихъ джентльменовъ въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, какъ мистеръ Стеггарсъ; но всѣ они имѣли у себя въ рукахъ, по-крайней-мѣрѣ, хоть пять фунтовъ для почину, когда дѣло шло о томъ, чтобъ постоять за свою свободу.
-- Полноте, полноте, батюшка, горячо перебилъ Стеггарсъ: -- я и самъ не хочу ѣхать за-море прежде времени, увѣряю васъ, если только есть возможность остаться, и я вижу, вы также знаете цѣну тому, что я имѣю. Хм! такой человѣкъ какъ вы, можетъ сдѣлать пяти-фунтовый билетъ изъ каждаго клочка бумаги, лежащаго у меня въ сундукѣ!
-- Все это мечты, мой милый, отвѣчалъ Кверкъ нерѣшительнымъ голосомъ.
-- Да полно мечты ли, однакожь? Быть въ-состояніи сказать владѣльцу жирныхъ десяти тысячъ фунтовъ годоваго дохода, что вы можете во всякое время, когда вамъ угодно, взорвать подкопъ у него подъ ногами: а какъ вамъ это нравится? Да прибавьте еще къ тому, что никто въ мірѣ не знаетъ, какъ вы добрались до этихъ свѣдѣній. Хм! положимъ, что они не захотѣли бы съ вами раздѣлаться такъ, какъ слѣдуетъ; тогда, развѣ вы не можете пріискать законнаго владѣльца и развѣ это не принесетъ вамъ... Боже мой! да это можетъ обогатить съ полдюжины домовъ вашего званія!
Старый Кверкъ былъ немного растроганъ.
-- Но не забудьте, сэръ, продолжалъ Стеггарсъ: -- если я вывернусь, я не хочу быть отстраненъ отъ этого дѣла совершенно. Я требую, чтобъ вы приняли меня къ себѣ въ контору и обошлись со мною добросовѣстно.
-- Боже мой! невольно воскликнулъ Кверкъ, прибавивъ тотчасъ вслѣдъ за тѣмъ, торопливо: -- да, да, ужь разумѣется, это совершенно-справедливо; но дайте намъ сперва вывести васъ изъ настоящаго затруднительнаго положенія.
И Стеггарсъ, взявъ съ него сперва письменное обѣщаніе дѣйствовать самымъ усерднымъ образомъ въ пользу его, Стеггарса, и нанять для защиты его дѣла двухъ извѣстнѣйшихъ адвокатовъ, при Судѣ Ольд-Бейли, а именно мистера Блёстера и мистера Слянга, далъ мистеру Кверку нумеръ того дома, въ которомъ находился его драгоцѣнный сундукъ и письменное приказаніе хозяину вручить этотъ сундукъ подателю; послѣ чего мистеръ Кверкъ дружески пожалъ ему руку, и выйдя изъ тюрьмы, отправился прямымъ путемъ въ названный ему домъ, гдѣ и успѣлъ получить то, что ему было нужно. Онъ добросовѣстно исполнилъ условіе свое съ Стеггарсомъ, пригласивъ для защиты его Блёстера и Слянга и приготовилъ ихъ инструкціи съ большимъ тщаніемъ; но, увы! какъ ни напрягали эти знаменитые люди всѣ свои великія способности, но не успѣли ни поставить въ-тупикъ судью, ни одурачить присяжныхъ, ни сбить съ толку и срѣзать свидѣтелей, въ числѣ которыхъ главнымъ явился самъ мистеръ Паркинсонъ. Стеггарсъ найденъ былъ виновнымъ и осужденъ на вѣчную ссылку. Взбѣшенный такимъ окончаніемъ дѣла, онъ послалъ на слѣдующій день за мистеромъ Кверкомъ; и когда тотъ пришелъ, Стеггарсъ очень-рѣзкимъ тономъ потребовалъ отъ него свои бумаги назадъ. Напрасно объяснялъ ему Кверкъ нѣсколько разъ сряду его интересныя отношенія къ его имуществу, движимости и вещамъ, а именно, что какъ осужденный преступникъ, онъ не имѣлъ съ ними ничего болѣе общаго и могъ отложить всякое попеченіе объ этомъ предметѣ. Стеггарсъ расходился еще хуже прежняго и намекнулъ прямо, что если его бумаги не будутъ возвращены ему, какъ онъ того требовалъ, то онъ сочтетъ своею обязанностью написать тотчасъ къ мистеру Паркинсону, до какой степени онъ былъ дѣйствительно виноватъ передъ нимъ и передъ его кліентами. Старый Кверкъ съ большимъ участіемъ отвѣчалъ ему, что онъ воленъ дѣлать все, что только онъ думаетъ, можетъ послужить къ облегченію его взволнованныхъ чувствъ; послѣ этого онъ простился въ послѣдній разъ съ своимъ кліентомъ, пожелавъ ему добраго пути, здоровья и счастія.
-- Эй, Граспъ, сказалъ онъ шопотомъ суровому тюремщику, какъ только тотъ затворилъ за бѣднымъ Стеггарсомъ тяжелую дверь его кельи: -- птичка-то теперь немножко взъерошена, а? какъ вамъ кажется?
-- Ну, послушайте же: если онъ отдастъ вамъ письмо къ кому-нибудь, то, что бъ онъ тамъ ни говорилъ, а вы отправьте его ко мнѣ въ Сэффрон-Хилль, потому-что, понимаете, вѣдь онъ можетъ этакимъ образомъ самъ себѣ повредить.
И старый Кверкъ одной рукой сжалъ дружески дюжую ручищу Граспа, а указательный палецъ другой прижалъ къ своему носу и при этомъ мигнулъ очень-значительно.
-- Понимаю, отвѣчалъ Граспъ, и они разстались.
Не позже какъ черезъ нѣсколько часовъ мистеръ Кверкъ получилъ чрезъ надежныя руки отъ Граспа письмо Стеггарса къ мистеру Паркинсону, длинное, краснорѣчивое письмо, написанное именно съ тою цѣлью, о которой Стеггарсъ намекалъ. Мистеръ Кверкъ прочелъ его съ большимъ удовольствіемъ, потому-что оно обнаруживало чувство искренняго раскаянія и желаніе исправить все зло, надѣланное авторомъ письма. Онъ, то-есть мистеръ Кверкъ, не былъ нисколько выведенъ изъ себя нѣкоторыми довольно-рѣзкими фразами, въ которыхъ имя его было упомянуто; но принявъ во вниманіе все, что могло извинить писавшаго, преспокойно дочиталъ письмо до конца и бросилъ его въ огонь. Въ надлежащее время, мистеръ Стеггарсъ, здоровье котораго пострадало отъ строгаго заключенія, имѣлъ удовольствіе подышать свѣжимъ морскимъ воздухомъ, отправляясь, подъ самыми благопріятными предзнаменованіями, въ Ботани-Бей, то отдаленное, счастливое мѣсто, куда ему такъ рано удалось обезпечить себѣ назначеніе на всю жизнь.
Такими-то, неслишкомъ-чистыми путями, дошли до мистера Кверка точныя свѣдѣнія о правахъ мистера Обри. Что жь касается до Геммона, то, услыхавъ объ этомъ, съ самаго начала онъ обнаружилъ истинное или притворное, не знаю, но сильное отвращеніе отъ всякаго участія въ этомъ дѣлѣ. Впослѣдствіи, однакожь, онъ смягчился и сдѣлалъ видъ, будто Кверкъ настоятельными убѣжденіями своими переспорилъ его и вырвалъ у него насильно согласіе. Достигнувъ до этой точки и имѣя ужь въ виду цѣли, о которыхъ мистеру Кверку и малѣйшей догадки не приходило въ голову, онъ сталъ разработывать данные матеріалы съ такою осторожностью, съ такимъ искусствомъ, энергіею и настойчивостью, которыя скоро довели ихъ до важныхъ результатовъ. Руководимые намеками зоркаго и опытнаго юриста, послѣ большихъ трудовъ и значительныхъ издержекъ, они успѣли наконецъ отъискать этотъ драгоцѣнный образчикъ человѣческой породы -- Титльбета Титмауза, игравшаго ужь такую важную роль въ нашемъ разсказѣ.
Когда они дошли до изложенія на бумагѣ результата своихъ розысковъ и разспросовъ, чтобъ предложить вопросъ, въ формѣ дѣла, на разсмотрѣніе гг. Мортмена и Френкпледжа, какъ ужь это было описано, то на бумагѣ все казалось какъ нельзя лучше, такъ, что даже мистеръ Тресель опустилъ изъ виду недостатокъ, обнаруженный мистеромъ Сёттлемъ. Да и не удивительно. То, что предлагается нотаріусу, какъ фактъ (какой-нибудь особенный случай, напримѣръ, смерти, рожденія или женитьбы, въ извѣстное время происшедшій и по самому смыслу дѣла ужь кажущійся въ высшей степени вѣроятнымъ), то онъ можетъ легко допустить за истину. Но если, на тотъ же самый пунктъ обращенъ будетъ зоркій и опытный глазъ адвоката, знающаго, что ему придется доказывать свои доводы шагъ за шагомъ, тогда вещи часто принимаютъ совсѣмъ другой видъ и все, что изъ подробностей дѣла не выводится наружу самымъ яснымъ и очевиднымъ образомъ, считается наравнѣ съ вовсе-несуществующимъ. Другими словами, какъ говоритъ лордъ Кокъ: -- de non apparentibus et de non exisientibus eadem est ratio. Первый практикъ, по части обычнаго права, которому дѣло поручено было въ самой грубой, необтёсанной и первобытной формѣ, чтобъ онъ привелъ его немножко въ порядокъ и далъ свой совѣтъ, вообще, прежде чѣмъ дѣло поступитъ въ руки адвокатовъ, былъ мистеръ Траверсъ, молодой юристъ, котораго гг. Кверкъ и Геммонъ собирались выводить въ люди. Онъ написалъ очень-казистое, но поверхностное и ошибочное мнѣніе и хватилъ кліента своихъ пріятелей, такъ-сказать, съ одного размаха, во владѣтели Яттона. Кверкъ прочелъ этотъ отзывъ съ восхищеніемъ; но Геммонъ покачалъ головой, съ довольно-насмѣшливою улыбкой, и объявилъ, что онъ тотчасъ же отошлетъ дѣло на разсмотрѣніе мистера Линкса, котораго онъ давно ужь мѣтилъ въ помощники главному адвокату, на случай, если потребуется вести искъ. Линксъ былъ именно такой человѣкъ, какой имъ былъ нуженъ. Онъ не хваталъ съ неба звѣзды и ораторъ былъ не блестящій, но зато ни одна мелочь, ни одна малѣйшая подробность въ дѣлѣ не ускользала отъ его зоркаго взгляда. Мнѣніе его лежитъ передо мною въ оригиналѣ и я намѣренъ сообщить изъ него читателю нѣсколько строкъ, чтобъ дать возможность оцѣнить щекотливое положеніе дѣла мистера Титмауза.
Чтобъ читателю легче было понять эти строки, то положимъ, что родословная дома Дреддлинтоновъ была въ слѣдующемъ родѣ:
Читатель, никогда неимѣвшій передъ глазами узоровъ подобнаго рода, долженъ понять, что "Дреддлинтонъ", стоящій на самомъ верху таблицы, есть общій родоначальникъ, имѣвшій двухъ сыновей, старшаго: Херри Дреддлинтона и младшаго: Чарльза Дреддлинтона, изъ которыхъ послѣдній, точно такимъ же образомъ, имѣлъ двухъ сыновей: Стивена Д.-- старшаго сына и Джеффри Д. младшаго сына, и что мистеръ Обри, ныньче владѣющій, ведетъ свои права отъ Джеффри Дреддлинтона. Теперь со стороны Титмауза требовалось прежде всего доказать за собственнымъ лицомъ своимъ, ясное и независимое право на имущество; потому-что, какъ говоритъ одинъ извѣстный докторъ правъ, написавшій цѣлую книгу о поземельныхъ тяжбахъ: "истецъ въ поземельной тяжбѣ долженъ добиваться владѣнія, основываясь на силѣ своего собственнаго права, а не на слабости права своего противника".
Имѣя въ виду всѣ эти обстоятельства, посмотримъ теперь, что совѣтовалъ мистеръ Линксъ. Въ мнѣніи его сказано было, между-прочимъ:
"Безъ-сомнѣнія, сдатчикъ истца {См. главу VIII, гдѣ объяснены всѣ эти судебные термины.}, то-есть Титльбетъ Титмаузъ, въ-состояніи будетъ доказать, что Дреддлинтонъ, (общій ихъ предокъ) вступилъ во владѣніе Яттономъ въ 1740 году, что онъ имѣлъ двухъ сыновей: Херри и Чарльза, первый, изъ которыхъ, по окончаніи расточительной жизни, умеръ, повидимому безъ потомства, и что отъ послѣдняго, Чарльза, происходятъ: Стивенъ -- предокъ сдатчика истца (то-есть Титмауза) и Джеффри -- предокъ отвѣтчика. Допуская такимъ образомъ, что происхожденіе Титмауза отъ Стивена можетъ быть доказано, въ чемъ нѣтъ никакихъ причинъ сомнѣваться (объ этомъ пунктѣ, между-прочимъ, Линксъ написалъ четыре длинныя страницы) ясное основаніе тяжбы установлено будетъ со стороны сдатчика истца. Такъ-какъ, однакожь, есть подозрѣніе, что Херри Д. совершилъ закладную крѣпость на свое имѣніе, чтобъ обезпечить заемъ, сдѣланный имъ отъ Эѳрона Мозеса, то чрезвычайно-важно узнать навѣрно, когда именно онъ умеръ: прежде или послѣ смерти своего отца; потому-что, еслибъ открылось, что онъ пережилъ своего огца, тогда закладная, имъ совершенная, дѣлалась бы дѣйствительною въ отношеніи собственности и представила бы полное опроверженіе на всѣ претензіи истца. Опасность возрасла бы очевидно, еслибъ оказалось, что долгъ Эѳрону Мозесу былъ уплаченъ, какъ ходятъ слухи, Джеффри Дреддлинтономъ, меньшимъ сыномъ Чарльза Дреддлинтона; потому-что въ такомъ случаѣ закладная, вѣроятно, передана была по надписи лицу, выплатившему долгъ Херри Дреддлинтона, и документъ этотъ, находясь во власти отвѣтчика, мистера Обри, далъ бы ему возможность доказать право на владѣніе собственностью, превосходящее всѣ права мистера Титмауза. Необходимо, слѣдовательно, употребить всевозможныя старанія, чтобъ опредѣлить съ точностью время смерти Херри Д.; пересмотрѣть тщательно реестры тѣхъ приходовъ {Приходскія метрическія книги. Прим. пер.}, въ которыхъ семейство могло имѣть, въ разныя времена свое мѣстопребываніе; произвести розъиски по церквамъ и кладбищамъ, между надгробными камнями, гербами и проч., принадлежащими роду Дреддлинтоновъ и, однимъ словомъ, сдѣлать все, что только можно, чтобъ разъяснить, хоть сколько-нибудь этотъ важный пунктъ. Изъ дѣла оказывается ясно, что Дреддлинтонъ (общій родоначальникъ) умеръ 7 августа 1742 года; вопросъ, слѣдовательно, просто состоитъ въ томъ: прежде или послѣ этого времени, произошла кончина старшаго сына его Херры? Должно опасаться, между-прочимъ, что отвѣтчикъ имѣетъ, насчетъ этого пункта свѣдѣнія болѣе-положителыіыя, чѣмъ сдатчикъ истца. Естественный порядокъ вещей къ тому же заставляетъ предполагать, что сынъ, будучи моложе и сильнѣе отца, прожилъ дольше его."
Упомянутое мнѣніе мистера Линкса, вмѣстѣ съ мнѣніемъ мистера Сёттля, вполнѣ его подтверждающимъ (тѣмъ самымъ, о которомъ шла рѣчь въ послѣдней главѣ) и родословная лежали на столѣ передъ встревоженными и озадаченными партнёрами, гг. Кверкомъ и Геммономъ. Геммонъ смотрѣлъ внимательно и съ очень-печальнымъ видомъ на родословную.
-- Ну-те-ка, Геммонъ, сказалъ старшій партнёръ: -- покажите-ка мнѣ еще разъ, гдѣ эта загвоздка находится. Вы, можетъ-быть, подумаете, что я ужасно глупъ; но чортъ меня возьми, если я понимаю гдѣ она!
-- Смотрите же, сэръ: -- здѣсь, вотъ здѣсь, отвѣчалъ Геммонъ нетерпѣливо, ткнувъ раза два пальцемъ на слово: "Херри Д.".
-- Ахъ Боже-мой! да не будьте же такъ круты, Геммонъ! Я знаю не хуже васъ, что это тутъ гдѣ-то не клеится... да чтожь такое именно намъ нужно?
-- Доказательство, сэръ, доказательство того, что Херри Дреддлинтонъ умеръ, когда бы то ни было -- все-равно, только прежде 7 августа 1742 года; и если этого нѣтъ, мистеръ Кверкъ, то мы всѣ попросту сѣли на мель и лучше было бы намъ никогда и не затѣвать этого дѣла.
-- Вы знаете, Геммонъ, что вы больше моего смыслите въ этихъ вещахъ (только потому, что я не имѣлъ случая обратить на нихъ вниманія съ самаго начала, когда я посвятилъ себя этому званію). Такъ вы скажите мнѣ, теперь въ двухъ словахъ, какая польза будетъ намъ изъ того, если мы докажемъ, что этотъ человѣкъ умеръ при жизни своего отца.
-- Вы не показываете сегодня обыкновенной вашей догадливости, мистеръ Кверкъ, отвѣчалъ Геммонъ кротко. Та польза, чтобъ сдѣлать никуда негодною эту проклятую закладную, которую онъ совершилъ, которую Обри имѣетъ въ своихъ рукахъ и посредствомъ которой онъ можетъ однимъ ударомъ подрѣзать насъ подъ самый корень.
-- При одной мысли объ этомъ, дѣлается какъ-то такъ... забавно, неправда ли Геммонъ? сказалъ Кверкъ съ смущеннымъ видомъ.
-- Да и немудрено, что дѣлается. Теперь, когда мы ужь такъ сильно впутались въ это дѣло, когда успѣхъ сопряженъ съ такимъ множествомъ блестящихъ послѣдствій... впрочемъ, я увѣренъ мистеръ Кверкъ, что вы всегда засвидѣтельствуете, какъ неохотно я согласился воспользоваться мошенничествомъ этого бездѣльника Стеггарса, хмъ...
-- Ахъ, Геммонъ, Геммонъ! вы вѣчно припоминаете это; мнѣ надоѣли право ваши попреки!
-- Но, такъ-какъ мы теперь ужь впутались въ это дѣло, то я не вижу для чего мы будетъ останавливаться изъ-за пустяковъ. Вопросъ, безъ-сомнѣнія, состоитъ просто въ томъ: остановиться ли намъ или идти далѣе? Мистеръ Кверкъ смотрѣлъ на Геммона съ безпокойнымъ и озадаченнымъ видомъ.
-- Какъ-бишь это открывается, законнымъ-то путемъ, знаете, когда человѣкъ умеръ -- разумѣется, естественною смертью? спросилъ Кверкъ, довольно-коротко знакомый съ разными средствами доказать въ-точности время нѣкоторыхъ случаевъ насильственной смерти, надъ Должницкими Воротами Ньюгентской Тюрьмы {Надъ этими воротами, на стѣнѣ, окружающей тюрьму, производятся казни.}.
-- О, есть разнаго рода средства, сэръ, отвѣчалъ Геммонъ, безпечно: -- Записки въ семейныхъ Библіяхъ, молитвенникахъ, приходскіе реестры, надгробные камни... хмъ, если правду сказать, старый надгробный камень, продолжалъ Геммонъ въ раздумьи: -- это уладило бы наше дѣло.
-- Старый надгробный камень! повторилъ проворно Кверкъ: -- ахъ Боже-мой, Геммонъ, да, точно уладило бы! Вотъ идея! право, пресвѣтла я идея! Вѣдь это было бы именно то, что намъ нужно.
-- Да, именно то, повторилъ Геммонъ съ разстановкой. Они молчали нѣсколько минутъ.
-- Снапъ могъ не досмотрѣть какъ-нибудь, когда онъ былъ въ Яттонѣ, замѣтилъ наконецъ Кверкъ, тихимъ голосомъ и покраснѣлъ до ушей, при послѣднихъ словахъ, чувствуя холодные сѣрые глаза Геммона, устремленные на него пристально, какъ взоръ змѣя.
-- Конечно, недосмотрѣлъ, отвѣчалъ Геммонъ партнёру своему, который вертѣлся на стулѣ, потирая себѣ подбородокъ, и барабанилъ пальцами по столу.-- И теперь, когда вы мнѣ намекнули объ этотъ, я право не вижу тутъ ничего удивительнаго. Вы знаете, вѣдь это долженъ быть, старый надгробный камень, просто, можетъ-быть, какой-нибудь обломокъ надгробнаго камня, и къ тому же, вѣроятно, такъ глубоко-погруженный въ землю, что могъ легко ускользнуть отъ вниманія. Не представляется ли это вамъ такъ, мистеръ Кверкъ? Все это сказано было Геммономъ, въ тонѣ какого-то раздумья, очень-тихимъ голосомъ, и онъ былъ въ восторгѣ, замѣчая какъ глубоко проникали эти слова въ нетерпѣливую душу его товарища.
-- Ахь, Геммонъ! воскликнулъ Кверкъ, отчасти вздыхая, а отчасти посвистывая. (Первое выражало истинное состояніе его души, то-есть, безпокойство, а второе должно было служить знакомъ того, что онъ желалъ показать, то-есть знакомъ равнодушія).
-- А? мистеръ Кверкъ.
-- Вы дьявольски-хитрая голова, Геммонъ, надо вамъ честь отдать, произнесъ Кверкъ, поглядывая на обѣ двери и какъ-то инстинктивно подвигая стулъ свой поближе къ Геммону.
-- О нѣтъ, сэръ, отвѣчалъ Геммонъ съ улыбкой почтительнаго отрицанія: -- вы приписываете мнѣ качества, которыхъ я не заслуживаю. Право, еслибъ я не опирался на ваше зоркое благоразуміе все время съ-тѣхъ-поръ, какъ я имѣю честь находиться съ вами въ связи... о! мистеръ Кверкъ, вы сами знаете; ведете впередъ всегда вы, а я только за вами слѣдую.
-- Ахъ, Геммонъ, Геммонъ!..
-- Въ такія минуты и въ такихъ обстоятельствахъ, какъ теперь, мистеръ Кверкъ, я говорю всегда отъ души, перебилъ Геммонъ, важно поднося къ своему носу наималѣйшее количество табаку, какое онъ только могъ захватить концами пальцевъ изъ огромной табакерки мистера Кверка, между-тѣмъ, какъ тотъ, каждыя полминуты, запихивалъ себѣ въ ноздри гигантскіе призы.
-- Намъ будетъ стоить очень-дорого, Геммонъ, отъискать этотъ надгробный камень, сказалъ Кверкъ, почти шопотомъ и остановился, смотря пристально на Геммона.
-- Кажется, это не тотъ табакъ, что вы обыкновенно нюхали? спросилъ Геммонъ, запуская кончики пальцевъ въ табакерку.
-- Я въ жизнь свою не встрѣчалъ человѣка съ такою, какъ у васъ, способностью распорядиться въ важныхъ и неожиданныхъ случаяхъ, сказалъ Геммонъ.-- Я вижу, что вы поняли сразу въ чемъ дѣло; что, впрочемъ, всегда бываетъ.
-- Э! что за вздоръ Геммонъ; вы ни въ какомъ отношеніи не уступаете мнѣ ни на волосъ. Геммонъ улыбнулся, покачалъ головой и пожалъ плечами.
-- И эта практическая бойкость ума -- какъ вамъ самимъ, впрочемъ, извѣстно, лучше моего -- она-то и поставила васъ на ту высокую степень, которую вы теперь занимаете въ нашей профессіи. Онъ остановился и посмотрѣлъ очень-наивно на своего старшаго партнера.
-- Да, надо признаться, я кое-что смыслю и ужь тамъ, гдѣ понадобится какая-нибудь уловка, за мной дѣло не станетъ, сказалъ Кверкъ, крякнувъ съ самодовольнымъ видомъ.
-- Да; а говоря, между-прочимъ, есть много ловкихъ людей, которые не умѣютъ держать языкъ за зубами и похожи на курицу, которая какъ-только снесетъ яйцо, пойдетъ да и разкудахтаетъ о томъ гдѣ ни попало; яйцо-то у нея и утащатъ; но вы...
-- Ха, ха, ха! славно сказано, ей-Богу! я вотъ такъ кажется и вижу передъ собой вашу курицу. Ха, ха, ха!
-- Ха, ха! тихонько повторялъ за нимъ Геммонъ.-- Но шутки въ сторону, мистеръ Кверкъ; я хотѣлъ сказать только то, что я вполнѣ цѣню вашу высокую осторожность, вслѣдствіе которой вы не хотите открывать никому въ мірѣ, даже и мнѣ, того, какими именно средствами вы думаете выпутать насъ изъ этого затрудненія. Кверкъ слушалъ его въ сильномъ волненіи, крутя усердно свой часовой ключикъ.
-- Хмъ, хмъ! какъ же такъ? Да я, хмъ! мычалъ онъ, устремивъ тревожный взоръ на своего спокойнаго и хитраго собесѣдника.-- Осторожность вещь очень-полезная; но я не думалъ доводить ее до такой степени, Геммонъ, потому-что, какъ говоритъ пословица: умъ хорошъ, а два лучше. Вы сами должны съ этимъ согласиться, говорилъ онъ, находя совсѣмъ не по вкусу тяжелое бремя отвѣтственности, которое Геммонъ собирался взвалить цѣликомъ на его плечи.
-- Насъ ожидаетъ теперь, конечно, дѣло очень-серьёзнаго рода, сказалъ Геммонъ: -- и я всегда съ удивленіемъ вспоминаю одно мудрое изреченіе, которое вы мнѣ сказали, лѣтъ пять или шесть тому назадъ, изреченіе великаго Маккіавелли (О Геммонъ, Геммонъ! какъ-будто вы не знаете, что бѣдный мистеръ Кверкъ отъ-роду не слыхивалъ даже и имени Маккіавелли!) "Когда великія дѣла приготовляются, такъ, кажется, онъ говоритъ, тогда мастерской, рѣшительный шагъ долженъ быть заключенъ и запертъ безвыходно въ геніальной головѣ, его породившей". Я вижу, сэръ, я понимаю! Я и не хочу поэтому разспрашивать у васъ въ-точности, какими именно средствами докажете вы въ надлежащее время, что Херри Дреддлинтонъ умеръ прежде 7 августа 1742 года. При этомъ онъ вынулъ свои часы: -- Ахъ Боже мой! продолжалъ онъ: -- какъ время летитъ! ужь два часа, скажите! А я обѣщалъ быть у господъ Грегсонъ въ три четверти вгораго!
-- Постойте, постойте! минута или двѣ лишнія ничего не значатъ. Вѣдь это... это, говорилъ Кверкъ, запинаясь: -- вѣдь это вы первый вздумали о надгробномъ камнѣ!
-- Нѣтъ, никогда про меня не скажутъ, что я пытался присвоить себѣ славу этого... началъ Геммонъ, но тутъ Снапъ вошелъ къ нимъ въ кабинетъ и положилъ конецъ разговору. Оба партнера разошлись по своимъ комнатамъ. Мистеръ Геммонъ, вѣроятно, нашелъ, что ужь слишкомъ-поздно исполнить обѣщаніе, данное господамъ Грегсонъ, если только онъ дѣйствительно что-нибудь обѣщалъ, чего, впрочемъ, по правдѣ сказать, онъ и не думалъ дѣлать. Мистеръ Кверкъ сидѣлъ съ полчаса въ раздумьи у себя за столомъ.
"О, этотъ Геммонъ глубокая штука! Чортъ меня возьми, если найдется ему равный", сказалъ онъ наконецъ самъ себѣ, и вставь со стула, началъ ходить тихими шагами взадъ и впередъ по комнатѣ. "Я вижу куда онъ мѣтитъ: хоть онъ тамъ себѣ и думаетъ, что я не догадываюсь. Онъ хочетъ, чтобъ я перецарапалъ себѣ руки, собирая крыжовникъ, а самъ потомъ прійдетъ, посмѣиваясь, его кушать. Нѣтъ, ужь если дѣлить, такъ дѣлить все пополамъ; дѣлить выгоды, дѣлить и опасность. Нѣтъ, милостивый государь, я вамъ покажу, что Калебъ Кверкъ не уступитъ Геммону! Такъ или сякъ, а ужь я васъ втяну въ это дѣло". Тутъ произошелъ довольно-длинный антрактъ въ его мысляхъ. "Право, дѣло это совсѣмъ отъ рукъ отбивается. Выгоды не стоятъ риска, да, риска, потому-что, если подумать, такъ, вѣдь, это ни болѣе, ни менѣе, какъ просто... Тутъ, одна картинка, завѣшеная чернымъ крепомъ и висящая въ гостиной Алиби-Дома, казалось, какъ-будто бы соскользнула съ своего мѣста и очутилась прямо у него передъ глазами съ крепомъ, отдернутымъ въ сторону. "О, какой страшный предметъ!.." Онъ содрогнулся и невольно закрылъ глаза... "Какъ странно, чортъ возьми, что мнѣ именно теперь, это пришло въ голову", подумалъ онъ, самъ про-себя, опускаясь въ кресла, и холодный потъ выступилъ у него на лицѣ. "Къ чорту картину!" воскликнулъ онъ наконецъ почти громко, все болѣе-и-болѣе приходя въ смущеніе. "Я сожгу ее; она больше не будетъ позорить мою гостиную!" И вдругъ ему представился какой-то маленькій бѣсёнокъ, который сидѣлъ скорчась передъ страшнымъ изображеніемъ и подписывалъ снизу слова: Калебъ Кверкъ. Какое-то болѣзненное чувство овладѣло имъ на минуту; потомъ онъ вскочилъ и снялъ одну изъ нѣсколькихъ сильно-потертыхъ и затасканныхъ книгъ, стоявшихъ на полкѣ; то былъ томъ Бурна: Объ обязанностяхъ Мирнаго Судьи. Сѣвъ опять на свое мѣсто, надѣлъ онъ очки, съ трепетомъ развернулъ книгу на статьѣ: Подлогъ и пробѣжалъ эту статью раздѣленную на два большіе отдѣла: Подлогъ по обычному праву и подлогъ по статуту, съ разными дѣльными замѣчаніями ученаго компилятора и любопытными примѣрами въ поясненіе текста. Наконецъ, между разными параграфами, попался ему одинъ, отъ котораго сердце мистера Кверка вдругъ подпрыгнуло до самаго горла, произведя ощущеніе, заставившее его невольно схватиться рукою за шею. "О Геммонъ!" пробормоталъ онъ, снимая свои очки и опускаясь на спинку креселъ, со взоромъ, устремленнымъ на дверь, отдѣлявшую его кабинетъ отъ комнаты Геммона. При этомъ, онъ протянулъ къ дверямъ правую руку и погрозилъ кулакомъ. "О неоцѣненный плутъ! Страшно какъ хочется", подумалъ онъ наконецъ, "не говоря ни кому ни слова, отправиться прямо въ Йоркширъ, заключить съ непріятелемъ миръ и покончить все дѣло разомъ. Тысячи за двѣ вѣдь можно было бы; а для, Обри это сущая бездѣлица, я увѣренъ. На его мѣстѣ я не постоялъ бы за этимъ; да и почему же ему не заплатить? Да; это было бы, какъ Геммонъ говоритъ, мастерской и рѣшительный шагъ, къ-тому же, замкнутый въ геніальномъ умѣ, его породившемъ. Какимъ образомъ могъ бы онъ догадаться, отчего это дѣло вдругъ лопнуло? Право, я бы готовъ быль уступить половину этой суммы за одно удовольствіе надуть Геммона, хоть разъ въ своей жизни, Геммона, который такъ хитро суетъ въ петлю шею своего пріятеля Калеба Кверка!"
-- Я вамъ скажу кое-что, мистеръ Кверкъ, произнесъ Геммонъ, вдругъ входя въ комнату.-- Я думаю: не лучше ли мнѣ будетъ теперь же съѣздить въ Яттонъ одному.
Кверкъ выпучилъ глаза и разинулъ ротъ во всю ширину. Лицо его побагровѣло и онъ глядѣлъ на своего спокойнаго партнера съ ужасомъ и удивленіемъ.
-- Чортъ возьми, Геммонъ! воскликнулъ онъ наконецъ, отчаянно стукнувъ кулакомъ по столу: -- я право думаю, что вы не иной кто, какъ дьяволъ! И онъ опустился въ свои кресла, совершенно-увѣренный, въ минутномъ смущеніи своихъ мыслей, что все, происходившее у него въ душѣ, было извѣстно Геммону, или что планъ, мелькнувшій у него въ головѣ, пришелъ тоже на умъ и Геммону, который рѣшился предупредить его въ исполненіи. Геммонъ сначала былъ совершенно пораженъ пріемомъ старшаго своего партнера и стоялъ нѣсколько секундъ съ поднятыми руками, неговоря ни слова; потомъ онъ подошелъ къ столу и взоръ его встрѣтилъ сильно-помѣченныя пальцами страницы книги Бурна, развернутой на главѣ: Подлогъ. Съ одного взгляда, онъ понялъ въ чемъ дѣло, и какимъ процесомъ Кверкъ дошелъ до результата, такъ сильно его изумившаго.
-- Ну что, мистеръ Кверкъ, какія у васъ новыя затѣи? спросилъ онъ, улыбаясь, съ видомъ невиннаго любопытства.
-- Чортъ побери затѣи! ворчалъ старый Кверкъ, угрюмо, не двигаясь съ мѣста.
Геммонъ стоялъ съ минуту, устремивъ на него свой острый и проницательный взоръ.-- Какъ, спросилъ онъ наконецъ добродушно: -- неужли вы въ-самомъ-дѣлѣ не хотите уступить мнѣ никакой доли въ этомъ маленькомъ предпріятіи?
-- Э! торопливо перебилъ Кверкъ, настроивъ уши: -- что вы хотите, Макъ-Кивеля разыгрывать, а? Зачѣмъ вы хотите ѣхать одни въ Яттонъ? продолжалъ онъ съ встревоженымъ видомъ.
-- Да такъ, просто, чтобъ осмотрѣть кладбище. Я думалъ, что это можетъ быть полезно; но если вы полагаете...
-- Геммонъ, вашу руку! Я понимаю, отвѣчалъ Кверкъ, замѣтно-утѣшенный, и онъ съ жаромъ пожалъ холодную руку Геммона..
-- Но не забудьте того, что я вамъ скажу, мистеръ Кверкъ, произнесъ тотъ, довольно-повелительнымъ тономъ: -- никто на свѣтѣ не долженъ знать о моей поѣздкѣ въ Яттонъ, кромѣ васъ.
Онъ получилъ торжественное обѣщаніе на этотъ счетъ и затѣмъ партнеры разстались, немного-болѣе довольные другъ другомъ.
Нѣсколько дней сряду послѣ того, ни одного слова между ними не было сказано о дѣлѣ, составлявшемъ главный предметъ разговора въ это утро; но читатель легко можетъ себѣ представить, что ни одинъ изъ нихъ не пересталъ о немъ думать. Мистеръ Кверкъ посѣщалъ раза два окрестности Хаундсдича {Одинъ изъ самыхъ грязныхъ кварталовъ Лондона Прим. пер.}, гдѣ жило нѣсколько джентльменовъ еврейскаго вѣроисповѣданія, много обязанныхъ компаніи Кверка, Геммона и Снапа за разныя дѣловыя услуги, оказанныя имъ и пріятелямъ ихъ. Одинъ изъ этихъ джентльменовъ въ-особенности имѣлъ увѣренность довольно-непріятнаго рода, а именно, что во власти стараго мистера Кверка было во всякое время, когда ему угодно, однимъ взмахомъ затянуть его (упомянутаго Израильтянина) шею въ безобразную петлю, порой болтающуюся съ перекладины надъ Должницкими Воротами Ньюгета, часовъ около восьми утра. И интересъ и благодарность, слѣдовательно, заставляли этого человѣка быть покорнымъ всякому благоразумному желанію мистера Кверка. Онъ былъ малый характера самаго изобрѣтательнаго и имѣлъ большую склонность къ подражательному искусству, такую сильную склонность, что она раза два уже ставила его въ очень-опасное положеніе передъ Готфами и Вандалами закона, называвшими его благородное искусство очень-гнуснымъ и страшнымъ именемъ, съ которымъ соединялись самыя варварскія уголовныя наказанія. Что происходило между нимъ и старымъ Кверкомъ на этихъ свиданіяхъ -- мнѣ неизвѣстно; но однажды вечеромъ, послѣдній, возвратясь въ свою контору и не говоря ни съ кѣмъ ни слова, заперъ свою дверь на замокъ. Потомъ онъ вынулъ изъ кармана нѣсколько маленькихъ листочковъ бумаги, содержавшихъ очень-красивые эскизы, съ разными старинными буквами и фигурами на нихъ, куски развалившихся камней, иные глубоко, другіе еще глубже погруженные въ землю и заросшіе травою. Все это, можетъ-быть, были проекты новыхъ украшеній къ прекрасному зданію Алиби-Дома, а, можетъ-быть, просто рисунки для альбома миссъ Кверкъ. Какъ бы то ни было, но, посмотрѣвъ на нихъ нѣсколько времени и тщательно сравнивъ ихъ другъ съ другомъ, онъ завернулъ все это въ листъ бумаги, запечаталъ пакетъ, разумѣется, не очень-твердою рукою и потомъ спряталъ его въ желѣзный шкапъ.
ГЛАВА II.
Яттонъ, завоеваніе котораго было главною цѣлью всѣхъ этихъ скрытыхъ приготовленій, чтобъ не сказать козней, былъ все это время сценою глубокой горести. Жалкое состояніе старой леди огорчало мистера Обри, его жену и сестру гораздо-сильнѣе бѣдствія, угрожавшаго всему ихъ семейству. Еслибъ Обри былъ одинъ на свѣтѣ, онъ встрѣтилъ бы эту неожиданную бурю съ непреклонною, даже съ веселою твердостью; но теперь онъ имѣлъ постоянно у себя передъ глазами тѣхъ, чья гибель соединена была съ его собственною. Бѣдная Агнеса, его жена, пролежавъ двѣ или три недѣли въ комнатѣ, едва могла владѣть собою, когда ее привели въ первый разъ, блѣдную и изнуренную, въ спальню несчастной страдалицы. Какъ измѣнились всѣ они съ той поры, когда, въ первый день праздника, счастливое семейство ихъ такъ весело встрѣчало Рождество Христово! Кетъ была теперь блѣдна и замѣтно похудѣла. Прелестныя черты ея носили печать тоски и мучительной заботы; но, несмотря на то, какой-то ясный свѣтъ сіялъ въ голубыхъ глазахъ ея, какая-то спокойная рѣшимость видна была въ лицѣ и въ движеніяхъ, рѣшимость, выражавшая высокую душу. Чего ей стоило переносить съ наружной твердостью видъ больной ея матери! Какъ нѣжно ухаживала она за тою, которая не могла болѣе ни чувствовать, ни цѣнить ея вниманія; какъ слѣдила сердцемъ за всѣми маленькими ея странностями, покоряясь случайнымъ ея прихотямъ и сообразуясь искусно съ каждымъ измѣняющимся фазисомъ ея болѣзни. Она такъ выучилась управлять своими чувствами, что въ-состояніи была сохранять еще довольно-спокойный и веселый видъ при такихъ сценахъ, которыя заставляли ея брата и больную Агнесу отворачивать взоръ, полный отчаянной муки. Несчастная мать ихъ воображала, что она переживаетъ снова первые годы своего замужства и принимала маленькихъ внучатъ своихъ за мистера Обри и сестру его въ дѣтскомъ возрастѣ. Порой, она тихо упрекала Чарльза, покойнаго своего мужа, за долгое его отсутствіе и спрашивала, по нѣскольку разъ на день, вернулся ли онъ изъ Лондона? Каждое утро приводили къ ней въ комнату стараго Джекоба Джонса, въ тотъ же самый часъ, въ который онъ и прежде имѣлъ обыкновеніе ее посѣщать. Слёзы навертывались на глазахъ у бѣднаго старика и голосъ его дрожалъ, когда она его спрашивала: хорошо ли Пегги окончила вчерашнюю свою поѣздку, и потомъ начинала дѣлать вопросы и давать порученія, какъ было двадцать лѣтъ тому назадъ и относившіеся къ поселянамъ, давно ужь истлѣвшимъ въ смиренныхъ гробахъ своихъ. Трогательную картину представляли ея прелестные внуки, когда они съ робкимъ видомъ и несовсѣмъ-охотно приводимы были въ присутствіе больной, встрѣчавшей ихъ всегда съ особенною радостью. Какъ странна должна была имъ казаться веселость этой неподвижной фигуры, вѣчно-лежащей въ постели. Вся ея нѣжность не могла успокоить малютокъ и разсѣять ихъ робкаго вида. Кроткія черты ея, правда, улыбались и голосъ былъ тихо-привѣтливъ; но эта улыбка и этотъ голосъ принадлежали блѣдной, распростертой женщинѣ, никогда нешевелившейся съ мѣста и окруженной печальными, принужденными лицами. Чарльзъ часто стоялъ, устремивъ на нее робкій взоръ и приложивъ пальчикъ къ губамъ, а другою рукою между-тѣмъ держась за руку, приведшую его, какъ-будто бы не смѣя оставить ее. Нѣсколько словъ, которыя успѣвали у него выманить, произносимы были торопливо въ полголоса, и когда наконецъ его съ сестрою приподнимали, чтобъ поцаловать свою бабушку и потомъ уводили изъ комнаты; бѣдные малютки вздыхали съ такимъ видомъ, который ясно показывалъ, какъ рады они были освободиться отъ этого принужденія. Печально, печально сдѣлалось все въ ихъ нѣкогда веселомъ домѣ и все какъ-будто бы предвѣщало новыя, наступающія бѣдствія! Нѣсколько недѣль прошло, безъ всякой особенной перемѣны въ состоянія больной, кромѣ-гого, что она стала замѣтно-слабѣе. Разъ поутру, однакожь, недѣль шесть спустя послѣ удара, доктора, основываясь на разныхъ признакахъ, объявили, что важный кризисъ долженъ скоро произойдти, къ которому семейство должно себя приготовить. Больная провела безпокойно всю ночь, и послѣ короткихъ промежутковъ тревожнаго сна, просыпалась въ замѣтномъ удивленіи и безпамятствѣ. Порой, какая-то странная улыбка пролетала по ея изнуреннымъ чертамъ, то мракъ покрывалъ ихъ снова и она какъ-будто бы силилась удержать слёзы. Голосъ ея былъ слабъ, дрожалъ и она порой вздыхала, печально покачивая головой. Если стараго Джекоба Джонса не было возлѣ нея въ обыкновенное время, она спрашивала о немъ. Когда онъ появлялся, она смотрѣла на него, минуту или двѣ, съ удивленнымъ видомъ, восклицая: "Джекобъ! Джекобъ! это вы?" очень-тихимъ голосомъ и потомъ закрывала глаза, какъ-будто бы засыпая. Такъ прошелъ день. Ея дочь и невѣстка сидѣли по обѣимъ сторонамъ кровати, гдѣ онѣ столько длинныхъ часовъ провели ужь въ заботливомъ и нѣжномъ присмотрѣ за больною. Мистеръ Обри сидѣлъ въ ногахъ; докторъ Годдартъ и мистеръ Вейтли присутствовали почти-безотлучно. Къ-вечеру добрый пасторъ тоже пришелъ, по своему обыкновенію, и тихимъ голосомъ прочелъ молитву для больныхъ. Скоро потомъ Обри вышелъ, чтобъ распорядиться но одному дѣлу и просидѣлъ надъ работой около часа, каждую минуту сбираясь возвратиться въ комнату больной. Подписывая имя свое подъ однимъ письмомъ, онъ увидѣлъ доктора Тэсема, вошедшаго къ нему въ библіотеку. "Пойдемте, другъ мой", произнесъ тотъ съ значительнымъ взоромь: -- "вернемся къ вашей матушкѣ; мнѣ кажется, она приближается къ рѣшительной перемѣнѣ. Будущее въ рукахъ Божіихъ!" Въ нѣсколько мгновеній они были снова у кровати мистриссъ Обри. Большая лампа, стоявшая поодаль на столѣ, разливала по комнатѣ тихій свѣтъ, позволяя съ одного взгляда различить безмолвную, печальную группу, собранную вокругъ постели. Всѣ глаза устремлены были на больную. Мистеръ Обри взялъ ея худую, изсохшую руку и нѣжно поднялъ къ губамъ своимъ. Мать его, повидимому, дремала; но движеніе это какъ-будто разбудило ее на минуту. Она открыла глаза и устремила на него взоръ, выраженіе котораго тихо и непримѣтно измѣнялось, возбуждая въ немъ странныя чувства. Вдругъ онъ задрожалъ и поблѣднѣлъ: все лицо его матери совершенно перемѣнилось. Сквозь тусклыя окна разрушающагося зданія, его долго-заключенный житель -- душа, прогнувшаяся отъ своего усыпленія, глядѣла на него прямо. Разсудокъ возвращался. На него смотрѣла дѣйствительно его мать и въ полномъ сознаніи. Онъ едва переводилъ духъ. Наконецъ, удивленіе и боязнь уступили мѣсто порывамъ нѣжной любви: губы его задрожали, глаза наполнились слезами и, чувствуя тихое пожатіе ея руки, онъ зарыдалъ. Осторожно склоняясь впередъ, поцаловалъ онъ ея щеку и упалъ на колѣни передъ постелью.
-- Вы ли это Чарльзъ? сказала она очень-тихо, но ужь собственнымъ своимъ голосомъ, и звуки этого голоса вдругъ пробудили въ душѣ тысячи нѣжныхъ воспоминаній, едва не лишившихъ его силы. Онъ поцаловалъ ея руку съ жаромъ, съ горячимъ увлеченіемъ, но не говорилъ ни слова. Торжественно и нѣжно продолжала она глядѣть на него и взоръ ея становился свѣтлѣе и свѣтлѣе. И вотъ снова она заговорила тихимъ, но внятнымъ голосомъ; каждое слово ея разслышано было всѣми окружавшими:
-- Дотолѣ, пока не опрокинется чаша златая {Слова изъ Экклезіаста. Золотая чаша означаетъ сердце, а повязка серебряная -- позвоночный хребетъ.} и не сокрушится повязка серебряная и не разобьется кувшинъ у источника и не сломится колесо у колодца.
-- И тогда прахъ вернется въ землю прахомъ, а душа возвратится къ Богу, ее даровавшему.
Не возможно описать тона, которымъ слова эти были произнесены; онъ поразилъ всѣхъ слушавшихъ ее -- такъ же сильно, какъ еслибъ они внимали голосу человѣка, воскресшаго изъ мертвыхъ.
-- Богъ да благословитъ тебя, сынъ мой! сказала она торжественно:-- и тебя, Катерина, дочь моя, Богъ да благословитъ! прибавила она, вслѣдъ за тѣмъ, нѣжно поворачивая голову въ ту сторону, откуда послышалось удержанное рыданіе миссъ Обри, которая встала, дрожа и, склонясь надъ матерью, цаловала ее.-- Агнеса, здѣсь ли вы и ваши малютки?.. да благословитъ васъ Богъ!.. Голосъ ея сталъ ослабѣвать и глаза закрылись. Мистеръ Вейтли далъ ей нѣсколько капель эѳира, снова ее оживившихъ.
-- Да, я была долго въ отсутствіи, долго! Я просыпаюсь, дѣти мои, но чтобъ проститься съ вами въ послѣдній разъ, здѣсь, на землѣ.
-- Не говорите этого матушка, милая матушка! сказалъ ея сынъ, напрасно стараясь унять свои чувства.
-- Да, Чарльзъ, да! Не плачьте обо мнѣ, я стара и Богъ отъ васъ позвалъ меня къ себѣ. Она остановилась, повидимому отъ утомленія, и всѣ молчали нѣсколько минутъ.
-- Можетъ-быть, разбудивъ меня такимъ образомъ почти изъ мертвыхъ, Богъ хотѣлъ, чтобъ я утѣшила васъ, бѣдныхъ дѣтей моихъ, словами надежды, произнесла мистриссъ Обри, гораздо-болѣе-сильнымъ и внятнымъ голосомъ, чѣмъ прежде: -- а потому, надѣйтесь на Него, дѣти мои, и вѣрьте, что вы еще не разъ въ жизни будете имѣть случай благодарить Его.
-- Мы будемъ помнить, матушка, ваши слова, прошепталъ ея сынъ.
-- Да, сынъ мой, если горькіе дни близки... Она остановилась. Снова мистеръ Вейтли поднёсъ къ ея блѣднымъ губамъ рюмку съ какою-то оживляющею жидкостью; но увидѣвъ, что она остается безъ чувствъ, бросилъ на Обри значительный взглядъ. Миссъ Обри рыдала громко. Всѣ присутствовавшіе были сильно растроганы. Ещё разъ она пришла въ себя и проглотила нѣсколько капель вина съ водой. Небесное спокойствіе распространилось на изнуренныхъ чертахъ лица ея.
-- Мы встрѣтимся снова, друзья мои... Я не могу васъ болѣе видѣть глазами моего... Мистеръ Вейтли замѣтивъ внезапную перемѣну, подошелъ ближе.-- Тише, тише! прошептала она, едва-внятно. Мертвое молчаніе настало, прерываемое одними только удерживаемыми рыданіями. Дѣти стали передъ ней на колѣни и, дрожа, закрыли лицо руками. Мистеръ Вейтли сдѣлалъ знакъ пастору, что жизнь прекратилась.
-- Богъ далъ, Богъ и отнялъ, благословимъ имя Божіе! произнесъ докторъ Тэсемъ, торжественнымъ, трепещущимъ голосомъ. Агисса и Кетъ зарыдали громко и ихъ почти безъ памяти, увели изъ комнаты.
Какъ только узнали въ окрестностяхъ о смерти почтенной матери мистера Обри, общее уваженіе къ ея памяти и сочувствіе къ ея огорченнымъ дѣтямъ оказано было большими и малыми, богатыми и бѣдными, даже и тѣми, которые не были лично знакомы съ семействомъ. Два или три дня спустя, гробовщикъ, получившій приказаніе отъ мистера Обри устроить простыя и недорогія похороны, представилъ ему списокъ болѣе нежели тридцати именъ сосѣдней знати и помѣщиковъ, присылавшихъ къ нему узнать: угодно ли будетъ семейству позволить имъ проводить останки мистриссъ Обри, въ могилу. Подумавъ хорошенько, мистеръ Обри принялъ эту мгновенную дань уваженія къ памяти своей матери. Печаленъ быль день, въ который произошло погребеніе, день, незабвенный въ Яттонѣ. Что можетъ быть мрачнѣе хлопотъ, сопряженныхъ съ большими похоронами, особенно въ деревнѣ, и если имя скончавшагося успѣло привязать къ себѣ всѣхъ, кто его зналъ при жизни. Былъ ли хоть одинъ человѣкъ, на нѣсколько миль во всей окрестности, который не могъ бы разсказать чего-нибудь о радушіи, о подвигахъ состраданія и милосердія, о добротѣ сердца покойной?
Блѣдный, какъ смерть, сынъ умершей, закутанный въ черный плащъ, вошелъ въ траурную карету. Никто не говорилъ съ нимъ; лицо его закрыто было платкомъ, сердце разрывалось. Онъ думалъ о той, чей прахъ везли передъ нимъ въ могилу, думалъ о милыхъ существахъ, которыхъ онъ оставилъ въ горести до своего возвращенія: о женѣ и сестрѣ своей. Поѣздъ подвигался тихо впередъ; безмолвныя толпы фермеровъ, хлѣбопашцевъ, старыхъ и малыхъ, мужчинъ и женщинъ, стояли по обѣимъ сторонамъ дороги: ни одного глаза сухаго между ними, ни одного слова не было слышно, ни одинъ звукъ не раздавался, кромѣ стука подковъ лошадиныхъ, да колесъ, катившихся по мокрому песку. День былъ сумрачный и ненастный. Какъ только миновали они ворота парка, карета за каретою, стали занимать мѣста свои сзади, и печальная толпа увеличивалась вокругъ нихъ. Многіе имѣли въ рукахъ Библіи и молитвенники, подаренные имъ про жизни тою, которая лежала теперь въ гробу; иные могли еще припомнить день, когда покойный владѣтель Яттона повезъ ее изъ церкви въ барскій домъ, ее, въ ту пору, молодую и цвѣтущую невѣсту, которой онъ гордился и радовался; и теперь они шли, чтобъ положить ее возлѣ него. Они въѣхали въ ворота церковной ограды и встрѣчены были добрымъ докторомъ Тэсемомъ, въ облаченіи, съ открытой головой и съ книгою въ рукахъ. На глазахъ его были слёзы и губы дрожали, когда онъ тихо повелъ толпу за собой въ церковь. Дрожавшимъ голосомъ и съ частыми остановками прочелъ онъ похоронную службу; и вотъ они ужь остановились у входа въ склепъ, послѣдній обрядъ совершился, и вѣроятно, какъ думалъ въ эту минуту Обри, надъ послѣднимъ изъ его рода, который будетъ покоиться въ этой могилѣ.
Долго послѣ того, какъ все ужь кончилось, кладбище наполнено еще было небольшими толпами хлѣбопашцевъ и фермеровъ, тѣснившихся у мрачнаго отверстія склепа, чтобъ взглянуть въ послѣдній разъ на гробъ, содержавшій остатки той, чьей памяти суждено было долго жить въ ихъ сердцахъ. "Ахъ, бѣдная старая барыня!" говорилъ Джонасъ Хигсъ самъ себѣ, задѣлавъ навремя отверстіе склепа и окончивъ такимъ образомъ печальную работу этого дня. "Они, современемъ, быть-можетъ, выжили бы тебя оттуда, изъ барскаго дома; но ужь здѣсь-то, по-крайней-мѣрѣ, они тебя не тронутъ!"
Такъ умерла и такъ была похоронена мистриссъ Обри и она, до-сихъ-поръ еще не забыта въ Яттонѣ.
Какъ пустъ показался домъ на слѣдущее утро огорченнымъ его жителямъ, когда, одѣтые въ глубокій трауръ, они встрѣтились за печальнымъ завтракомъ. Обри поцаловалъ жену и сестру свою, которыя едва могли отвѣчать на его короткіе вопросы. Мракъ, происходившій въ домѣ послѣдніе десять дней отъ постоянно-опушенныхъ сторъ, теперь, когда онѣ были подняты снова, замѣненъ былъ ослѣпительнымъ свѣтомъ, почти оскорблявшимъ сердца ихъ, попрежнему омраченныя печалью. Каждый предметъ напоминалъ имъ отсутствіе той, чьи кресла стояли пустыми на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ. Тутъ же лежала и Библія ея, на маленькомъ, кругломъ столикѣ, возлѣ окошка. Печальныя лица, какъ-будто бы оживлены были, на минуту, приходомъ дѣтей; но и тѣ тоже одѣты были въ трауръ. Однакожь, опустимъ занавѣсъ надъ этой картиной страданія, гдѣ всякій предметъ, всякое воспоминаніе, всякая мысль, связанная съ прошедшимъ, заставляютъ израненное сердце обливаться съизнова кровью.
Послѣ долгаго раздумья, всѣ рѣшились на слѣдующіе воскресенье, утромъ, ѣхать въ церковь, гдѣ ни мистриссъ Обри, ни Кетъ, не были еще съ самаго начала болѣзни ихъ матери. Маленькая церковь была полна народа. Почти всѣ присутствовавшіе, не говоря ужь о близкихъ, имѣли какой-нибудь внѣшній знакъ почтенія на своей одеждѣ, какой-нибудь символъ траура, на сколько позволяли имъ, по-крайней-мѣрѣ, ихъ ограниченныя средства. Каѳедра и налой завѣшаны были чернымъ; а также и скамья сквайра -- предметъ глубокаго любопытства, для всего собранія, ожидавшаго видѣть, по-крайней-мѣрѣ, хоть кого-нибудь изъ семейства. Ожиданіе ихъ не было обмануто. Незадолго передъ тѣмъ, какъ докторъ Тэсемъ занялъ свое мѣсто у налоя, раздался хорошо-знакомый стукъ колёсъ семейной кареты, подъѣхавшей къ воротамъ и вслѣдъ затѣмъ мистеръ Обри появился въ дверяхъ церкви, объ руку съ женою и сестрою; всѣ трое, безъ-сомнѣнія, были въ глубокомъ траурѣ, а лица мистриссъ Обри и Кетъ сверхъ-того закрыты длинными креповыми вуалями. Сѣвъ на свои мѣста, онѣ долго еще не могли оправиться и очевидно плакали. Мистеръ Обри держалъ себя тверже; но у него на лицѣ видны были слѣды страданій, имъ перенесенныхъ. Агнеса рѣдко поднималась съ своего мѣста; но Кетъ отъ времени до времени вставала, вмѣстѣ со всѣмъ народомъ. Бѣлый платокъ, однакожь, часто былъ у глазъ ея, подъ чернымъ покрываломъ. По мѣрѣ того, какъ служба шла впередъ, она, казалось, боролась успѣшно съ своими чувствами. Желая освѣжить лицо, она отдернула вуаль, его закрывавшій, и такимъ образомъ открыла на нѣсколько минутъ черты-невыразимо прелестныя. Она не могла, однакожь, долго выносить взоровъ собранія, съ участіемъ устремленныхъ на нее, и на сидѣвшихъ съ нею рядомъ и торопливо спустивъ опять свой вуаль, ужь болѣе не подымала его; а между-тѣмъ, въ числѣ присутствовавшихъ находился одинъ человѣкъ, на котораго минутный видъ ея красоты произвелъ сильное впечатлѣніе. По мѣрѣ того, какъ онъ смотрѣлъ, краска исчезла съ лица его и взоръ оставался прикованнымъ къ ней даже и послѣ того, какъ она ужь опустила свой вуаль. Онъ вдругъ испыталъ чувство, дотолѣ ему незнакомое. Такъ это-то миссъ Обри!
Мистеръ Геммонъ (потому-что это былъ онъ) пришелъ въ церковь, надѣясь увидѣть въ первый разъ кого-нибудь изъ семейства Обри. Онъ слылъ вообще человѣкомъ хладнокровнымъ, и дѣйствительно, мало кто могъ до такой степени владѣть своими чувствами и такъ систематически останавливать ихъ проявленіе; но въ особѣ и въ обстоятельствахъ миссъ Обри, имя которой онъ узналъ отъ одного изъ возлѣ-сидѣвшихъ, было что-то такое, что породило въ немъ чувство совершенно-новое. За малѣйшимъ движеніемъ ея взоръ его слѣдилъ съ напряженнымъ вниманіемъ. Неясные, полуочерченные планы, предположенія и надежды, быстро смѣняясь, носились у него въ душѣ, и онъ ужь предвидѣлъ, что обстоятельства возникнутъ впослѣдствіи, посредствомъ которыхъ...
"Боже милостивый! какъ удивительно, какъ необыкновенно она хороша!" сказалъ онъ самъ себѣ, когда служба кончилась и ея стройная фигура, выходя изъ церкви, тихимъ, печальнымъ шагомъ, вслѣдъ за братомъ и за его женой, подошла къ тому мѣсту, гдѣ онъ стоялъ. Какая-то холодная дрожь пробѣжала у него по членамъ, когда ея черное платье слегка до него коснулось и, шелестя, промелькнуло мимо. "Боже-мой!" подумалъ онъ, "что я дѣлаю и что затѣваю противъ этого милаго созданія! И для кого?.. Для какой отвратительной гадины... для Титмауза!" Онъ едва не покраснѣлъ отъ стеченія разныхъ ощущеній, выходя тотчасъ же вслѣдъ за миссъ Обри, которую онъ не опустилъ изъ виду ни на одну секунду, покуда братъ не посадилъ ея въ экипажъ, сѣлъ самъ вслѣдъ за ней, и карета уѣхала.
Читателю не трудно будетъ объяснись себѣ присутствіе Геммона при этомъ случаѣ и связать его съ рѣшеніемъ важнаго процеса на приближавшихся ассизахъ въ Йоркѣ. Возвращаясь назадъ въ Грильстонъ, гдѣ ожидалъ его одинокій обѣдъ, онъ погруженъ былъ въ глубокую думу, и по приходѣ въ гостинницу, отправился прямо въ свой нумеръ, гдѣ нашелъ экземпляръ Воскреснаго Блеска, присланный, по его приказанію, изъ Лондона, съ адресомъ на принятое имъ имя Джексона. Онъ ѣлъ мало и то машинально, и въ первый разъ не нашелъ ничего интереснаго въ обыкновенной своей газетѣ. До-сихъ-поръ онъ по обращалъ ни малѣйшаго вниманія на восторженныя похвалы красотѣ миссъ Обри, слышанныя имъ часто отъ этого маленькаго идіота, Титмауза, и отъ Снапа, который стоялъ въ его мнѣніи немногимъ выше Титмауза. Одно было ясно, что съ этой минуты миссъ Обри составила новый элементъ въ разсчетахъ Геммона, который могъ повести къ результатамъ, очень-далекимъ отъ предположенныхъ съ самаго начала этимъ хитрымъ и хладнокровнымъ человѣкомъ.
Такъ-какъ ночь была лунная, то онъ рѣшился разомъ отправиться по важному дѣлу, за которымъ пріѣхалъ въ Йоркширъ, и съ этою цѣлью пошелъ, около восьми часовъ, въ Яттонъ. Около десяти, онъ проскользнулъ на кладбище, какъ опасная змѣя. Луна продолжала свѣтить и повременамъ свѣтъ ея былъ такъ силенъ, что онъ могъ легко исполнить свое намѣреніе, то-есть осмотрѣть такъ аккуратно, какъ только возможно, маленькое кладбище и удостовѣриться въ томъ, что оно содержало; а между-прочимъ и насчетъ того, что оно могло въ себѣ помѣстить. Онъ подошелъ къ старому тиссу, прислонился спиною къ огромному стволу его и, сложивъ руки на груди, задумался. Минуты черезъ двѣ, услыхавъ легкій шорохъ, произведенный кѣмъ-то, отворявшимъ калитку, черезъ которую онъ вошелъ, онъ спрятался далѣе, въ густой мракъ тѣнистаго дерева и, повернувъ голову потому направленію, откуда послышался ему шумъ, увидѣлъ человѣка, входившаго на кладбище. Сердце его билось сильно и онъ подозрѣвалъ, что за нимъ слѣдили... но, впрочемъ, чтожь за бѣда, еслибъ кто-нибудь и увидѣлъ, какъ въ десять часовъ ночи онъ осматривалъ сельское кладбище? Вошедшій человѣкъ былъ джентльменъ, одѣтый въ глубокій трауръ, и Геммонъ скоро узналъ въ немъ мистера Обри, брата той, чей прелестный образъ все еще сіялъ передъ глазами его воображенія. Чего ему нужно было здѣсь, въ эту пору ночи? Геммонъ находился недолго въ сомнѣніи: незнакомый тихими шагами подошелъ къ большой, высокой могилѣ, стоявшей въ срединѣ кладбища и остановился, смотря на нее безмолвно нѣсколько времени. "А! вѣрно здѣсь погребена была недавно мистриссъ Обри" думалъ Геммонъ, слѣдя за движеніями незнакомаго, который поднялъ платокъ къ своимъ глазамъ и нѣсколько минутъ, казалось, былъ въ сильной горести. Геммонъ ясно разслушалъ что-то похожее на вздохъ или на рыданіе. "Онъ вѣрно очень любилъ ее", подумалъ Геммонъ. "Ну, если мы выиграемъ дѣло, въ такомъ случаѣ, эта добрая, старая леди избѣжала большихъ хлопотъ -- вотъ и все!.." Если мы выиграемъ дѣло! Это напоминало ему то, что онъ намигъ, опустилъ изъ виду, а именно, собственное дѣло, за которымъ онъ пришелъ туда, и онъ почувствовалъ внезапное угрызеніе совѣсти -- ощущеніе, которое расло въ душѣ его до-того, что онъ едва не дрожалъ, продолжая смотрѣть на мистера Обри и думая между-тѣмъ о его сестрѣ, и о бѣдствіи, о совершенной погибели, въ которую онъ стремился погрузить ихъ обоихъ и отѣхъ беззаконныхъ средствахъ, къ которымъ онъ собирался прибѣгнуть для этой цѣли.
Положеніе Геммона съ каждой минутой становилось затруднительнѣе. Добродѣтель, въ образѣ миссъ Обри, начинала свѣтить передъ нимъ все въ болѣе-и-болѣе привлекательномъ видѣ; и онъ почти готовъ былъ въ эту минуту пожертвовать всѣми лицами, связанными съ предпріятіемъ, въ которомъ онъ принималъ участіе, еслибъ только это дало ему возможность пріобрѣсти расположеніе этой женщины. Скоро послѣ того мистеръ Обри, тяжело вздохнувъ, повернулся назадъ и вышелъ въ ту же самую калитку. Геммонъ слѣдилъ за нимъ пристальнымъ взоромъ, покуда совсѣмъ не потерялъ его изъ виду, и тогда только, въ первый разъ послѣ появленія Обри, вздохнулъ онъ свободно. Почувствовавъ себя освобожденнымъ отъ тягостнаго вліянія присутствія этого человѣка, Геммонъ сталъ хладнокровнѣе а внимательнѣе обдумывать свое положеніе, и разсудилъ, что если онъ доведетъ настоящее предпріятіе до успѣшнаго результата, то такимъ образомъ гораздо-вѣроятнѣе можетъ достичь своихъ цѣлей, нежели окончивъ его преждевременно. Вслѣдствіе того онъ сталъ опять разсматривать мѣстность, его окружавшую, которая представилась ему въ очень-удовлетворительномъ видѣ, судя по выраженію, отъ времени до времени мелькавшему у него на лицѣ. Наконецъ онъ пробрался по другую сторону церкви, гдѣ развалившаяся стѣна, полузаросшая плющомъ, заставляла предполагать, что въ старые годы тутъ стояло зданіе, гораздо-ранѣе выстроенное, чѣмъ церковь. Такъ дѣйствительно и было. Геммонъ скоро увидѣлъ, что онъ стоитъ внутри какой-то загородки, состоявшей изъ остатковъ старинной часовни; и тутъ, продолжая свои розъиски, онъ скоро сдѣлалъ открытіе такого необыкновеннаго рода, и до такой степени непредвидѣнное, что читатель, можетъ-быть, не повѣритъ мнѣ, когда я стану разсказывать. Однимъ словомъ, онъ положительно открылъ доказательство смерти Херри Дреддлинтона при жизни своего отца, и открылъ ихъ на могильномъ камнѣ, точно такомъ, какой онъ давно себѣ воображалъ и какой онъ хотѣлъ, чтобъ старый Кверкъ приготовилъ, прежде чѣмъ дѣло поступитъ въ судъ. Онъ почти наткнулся на него. То былъ старый, наклонный камень, едва на два фута возвышавшійся отъ земли и частью заросшій мхомъ, а частью закрытый мусоромъ и старой, дикой травою. Луна свѣтила такъ ясно, что Геммонъ, ставь передъ нимъ на колѣни, могъ разобрать безъ малѣйшей ошибки все, что требовалось, чтобъ дать твердую опору той части иска, которая имѣла въ ней нужду. Минуты двѣ онъ почти сомнѣвался: не сонъ ли это? Когда, наконецъ, онъ вынулъ карандашъ и бумагу, руки его дрожали такъ сильно, что онъ не безъ труда успѣлъ снять точную копію съ этой неоцѣненной надписи. Исполнивъ это и спрятавъ карандашъ и бумагу въ свою карманную книжку, онъ съ усиліемъ перевелъ духъ, и въ эту минуту ему почти-что почудился въ воздухѣ голосъ, произносившій явственно: "приговоръ въ пользу истца!" Выйдя изъ кладбища, онъ скорымъ шагомъ пошелъ назадъ въ Грильстонъ: сдѣланное открытіе привело его въ самое чудесное расположеніе духа и выгнало совершенно изъ головы всѣ постороннія мысли. "Но, думалъ онъ, безъ-сомнѣнія, противная сторона знаетъ о существованіи надгробнаго камня. Врядъ ли можно предположить, чтобъ это было имъ неизвѣстно. Они должны были осмотрѣть свои доказательства такъ же хорошо, какъ и мы, и вниманіе ихъ при этомъ должно было непремѣнно обратиться на вопросъ о существованіи или несуществованіе доказательствъ времени смерти Херри Дреддлинтона. Но если такъ, то они должны знать, что это подрѣзываетъ ихъ подъ самый корень и обращаетъ ихъ закладную, на которую они, безъ-сомнѣнія, надѣятся, въ пустую бумагу. Если же это какимъ-нибудь образомъ ускользнуло отъ ихъ вниманія, и они увѣрены, что документъ ихъ годенъ и дѣйствителенъ, тогда наше доказательство поразитъ ихъ какъ громомъ. "Боже мой!.." Онъ притаилъ дыханіе и остановился середи дороги.-- "Какъ безконечно-важно это маленькое орудіе доказательства! Да отчего же, если они знаютъ о немъ, какимъ образомъ остается оно до-сихъ-поръ тутъ? Что можетъ быть легче, какъ отъ него отдѣлаться! И до-сихъ-поръ еще это у нихъ во власти. Я не понимаю, о чемъ думаетъ этотъ дуракъ Паркинсонъ! Ужь не оттого ли теряетъ это въ глазахъ ихъ всю свою важность, что, можетъ-быть, они имѣютъ въ рукахъ какія-нибудь другія доказательства, намъ неизвѣстныя? Что же могутъ они противопоставить такому ясному праву, какъ наше, теперь, когда у насъ есть такое доказательство?" -- "Хорошо! думалъ онъ: -- я не потеряю даромъ ни одного дня, и завтра же наберу съ полдюжины законныхъ свидѣтелей, чтобъ осмотрѣть и впослѣдствіи подтвердить существованіе этого камня". Такія-то мысли проходило у него въ головѣ въ то время, когда онъ спѣшилъ домой. Возвратясь наконецъ, и несмотря на то, что было ужь очень-поздно и одинъ только сонный конюхъ въ цѣлой гостиницѣ оставался на ногахъ, чтобъ отворить ему двери, сѣлъ онъ писать письмо къ мистеру Кверку и, написавъ, завязалъ {Почта сохраняетъ въ рукахъ, своихъ монополію частной переписки и не позволяетъ отправлять писемъ съ дилижансами; но Англичане придумали на это уловку, конвертъ съ письмомъ и съ адресомъ сперва обвязываютъ накрестъ тесёмкою, а потомъ припечатываютъ печатью и тогда это ужь называется посылка, а не письмо, и отдается смѣло на руки кондуктору дилижанса. Прим. пер.} его въ пакетъ и запечаталъ, чтобъ отправить на другой день въ Лондонъ съ первымъ утреннимъ дилижансомъ. Въ письмѣ онъ увѣдомлялъ его о счастливой находкѣ, имъ сдѣланной, и просилъ заняться немедленно составленіемъ инструкціи для процеса; про себя же писалъ, что располагаетъ пробыть въ Грильстонѣ еще дня два, чтобъ окончить разныя необходимыя распоряженія по другимъ важнымъ предметамъ. Прочитавъ это письмо, мистеръ Кверкъ отъ всей души возблагодарилъ Создателя за его благость и, поспѣшно отворивъ свой желѣзный шкапъ, вынулъ оттуда небольшой запечатанный пакетъ, который тутъ же и бросилъ въ огонь.
Мистеръ Обри, какъ только успѣлъ оправиться отъ перваго удара, нанесеннаго ему извѣстіемъ о затѣваемомъ противъ него процесѣ, тотчасъ же употребилъ всѣ старанія, чтобъ познакомиться какъ можно точнѣе и подробнѣе съ истиннымъ положеніемъ дѣла. Онъ просилъ мистера Паркинсона достать отъ одного изъ лондонскихъ адвокатовъ, мистера Кристаля, полное изложеніе дѣла въ основной его формѣ, для собственнаго своего руководства. Получивъ такимъ образомъ замѣчательно-ясный и отчетливый экстрактъ, а также справясь съ разными авторитетами, въ немъ приведенными, съ тѣми изъ нихъ, по-кранаей-мѣрѣ, которыми могъ снабдить его мистеръ Паркинсонъ, Обри, съ помощью бойкой, практической понятливости и неутомимаго прилежанія, скоро ознакомился съ дѣломъ вполнѣ и былъ въ-состояніи измѣрить опасность, въ которой онъ находился. Онъ видѣлъ ясно, что не можетъ основать никакого права на закладной Херри Дреддлинтона (доставшейся въ руки предку его Джеффри), по причинѣ смерти перваго изъ нихъ при жизни своего отца, что, по мнѣнію его совѣтниковъ, могло быть легко доказано настоящимъ претендентомъ на владѣніе. Право потомковъ Джеффри Дреддлинтона зависѣло, слѣдовательно, вполнѣ отъ разрѣшенія вопроса: дѣйствительно ли Стивенъ Дреддлинтонъ умеръ, неоставивъ потомства? Тщательные и обширные розъиски произведены были, по этому вопросу домомъ Роннитона и мистеромъ Паркинсономъ, и розъиски эти привели къ очень-непріятнымъ сомнѣніямъ. Но какими средствами противники ихъ успѣли добраться до истиннаго положенія дѣла, о томъ ни онъ и ни одинъ изъ его защитниковъ не могли составить никакой основательной догадки. Впрочемъ, думали они, Стивенъ Дреддлинтонъ, о которомъ ходили слухи, что онъ, подобно дядѣ своему, Херри, былъ человѣкъ характера буйнаго и эксцентрическаго, могъ жениться частнымъ образомъ на какой-нибудь женщинѣ низшаго круга и имѣть отъ нея дѣтей, которыя, проживая въ неизвѣстности и на большомъ разстояніи отъ фамильной собственности, можетъ-быть, и не подумали справляться: имѣютъ ли они какія-нибудь права на это имѣніе до-тѣхъ-поръ, пока ловкіе и предпріимчивые стряпчіе, въ-родѣ господь Кверка, Геммона и Снапа, случайно получивъ въ руки ихъ родовыя бумаги, не принялись сами за ихъ дѣло.
Когда, подъ вліяніемъ такихъ впечатлѣній, мистеръ Обри читалъ и перечитывалъ мнѣніе нотаріуса, написанное по случаю его женитьбы, онъ пораженъ былъ своимъ нерадѣніемъ и безпечностью, и началъ ужь слишкомъ преувеличивать важность всякаго малѣйшаго неблагопріятнаго обстоятельства. Къ-тому жь увѣренность, смѣлость, систематическая энергія, съ которыми дѣло производилось со стороны его противника, а также мнѣнія извѣстныхъ юристовъ, согласныя въ его пользу, представляли добавочныя причины къ основательному опасенію. Несмотря на то, онъ глядѣлъ опасности прямо въ лицо и готовился встрѣтить бодро черный день, ему угрожавшій. Проекты обширныхъ и дорогихъ улучшеній въ Яттонѣ были оставлены, и еслибъ не просьбы его друзей, онъ тогда же распустилъ бы свой домъ въ Гросвенорской Улицѣ и подалъ бы просьбу о назначеніи его управителемъ Чильтернскихъ Сотенъ {Основный законъ не дозволяетъ членамъ Парламента занимать какія бы то ни было постороннія мѣста и должности, на жалованьѣ отъ правительства, и членъ, нарушающій это правило, тѣмъ самымъ теряетъ свои права. Оттуда возникъ довольно-странный обычай, по которому всякій членъ, желающій оставить Палату, подаетъ просьбу объ опредѣленіи себя на службу къ такъ-называемымъ Чильтернскимъ Сотнямъ, существующимъ, подобно многимъ другимъ предметамъ, въ одномъ только пылкомъ воображеніи Англичанъ. Установленіе сотенъ принадлежитъ ко временамъ Альфреда; подъ этимъ именемъ надо понимать округи, состоящіе изъ нѣсколькихъ деревень или мѣстечекъ и имѣющіе свое особое управленіе. Примеч. пер.}, для освобожденія себя отъ обязанностей политической жизни. Предвидя возможность быть объявленнымъ скоро неправильнымъ обладателемъ имѣнія, до-сихъ-поръ находившагося у него въ рукахъ, онъ сократилъ свои расходы, какъ только можно было это сдѣлать, необращая на себя безполезно общаго вниманія, отослалъ въ руки своего банкира всю наемную плату, полученную имъ въ январѣ, и твердо рѣшился не собирать болѣе ни фартинга съ того, что скоро могло оказаться не его собственностью. На всякомъ шагу встрѣчался ужасный вопросъ: если законъ объявитъ, что онъ никогда не былъ законнымъ владѣтелемъ имѣнія, то какъ заплатитъ онъ ужасный долгъ свой тому, кто имъ былъ? Мистеръ Обри не имѣлъ ничего, кромѣ Яттона. Въ фондахъ у него была самая незначительная сумма. Удѣлъ мистриссъ Обри состоялъ изъ яттонскихъ земель и ими же былъ обезпеченъ небольшой доходъ, завѣщанный сестрѣ его покойнымъ отцомъ. При всѣхъ этихъ обстоятельствахъ могло ли что-нибудь быть ужаснѣе простой опасности, малѣйшей возможности лишиться Яттона, и еще съ долгомъ, простирающимся, по меньшей мѣрѣ, до 60,000 фунтовъ. Вотъ тотъ жерновъ, который увлекалъ всѣхъ ихъ въ бездну. Противъ этого что могла помочь дружба самыхъ великодушныхъ друзей? что могли сдѣлать собственныя его отчаянныя усилія? Все это бѣдный Обри долженъ былъ имѣть постоянно у себя передъ глазами.
Много времени прошло, прежде чѣмъ сущность и полный объемъ его опасности узнаны были его друзьями и сосѣдями. Когда же, наконецъ, все стало извѣстно, огромный интересъ и живое участіе распространились по цѣлому графству. Только-что успѣвалъ мистеръ Паркинсонъ появиться гдѣ-нибудь въ обществѣ, тотчасъ осаждали его со всѣхъ сторонъ заботливыми разспросами: всякій хотѣлъ узнать, хоть что-нибудь новое о его знаменитомъ кліентѣ, твердость духа котораго и мужественная скромность, подъ гнётомъ такихъ внезапныхъ, почти неслыханныхъ затрудненій, располагали къ нему всякаго, кто могъ понять его положеніе. Съ напряженнымъ, поглощающимъ интересомъ ожидали приближавшихся ассизовъ, и вотъ наконецъ они настали.
Старинный городъ Йоркъ, въ день открытія весеннихъ ассизовъ 18** года, представлялъ обыкновенную картину шумнаго одушевленія. Главный шерифъ съ значительною свитою выѣхалъ навстрѣчу судьямъ и провожалъ ихъ, при громкомъ звукѣ трубъ, въ замокъ, гдѣ королевское порученіе вскрыто было съ необыкновеннымъ церемоніаломъ. Судьи были: лордъ Виддрингтонъ, главный судья въ Палатѣ Королевской-Скамьи, и мистеръ Грейди, одинъ изъ младшихъ судей при той же Палатѣ. Первый изъ нихъ предсѣдательствовалъ въ Гражданскомъ Отдѣленіи, гдѣ, разумѣется, должно было разбираться и дѣло Обри съ Титмаузомъ, а второй -- въ Уголовномъ.
Скоро, послѣ открытія засѣданій, въ слѣдующее утро, главный адвокатъ Сѣвернаго Округа, мистеръ Сёттль, всталъ съ своего мѣста и, обратясь къ судьѣ, произнесъ:
-- Позвольте мнѣ милордъ, обратить ваше вниманіе на дѣло До, по сдачѣ Титмауза, противъ Джультера, спеціально-присяжное {На ассизахъ всѣ дѣла, простыя и несложныя, рѣшаются приговоромъ обыкновенныхъ присяжныхъ, выбираемыхъ по жребію съ общаго списка присяжныхъ, который у шерифа долженъ быть въ-готовности. Такія же дѣла, которыя по свойству своему требуютъ тщательнаго обсужденія со стороны лицъ, на которыхъ ни въ какомъ случаѣ не могло бы упасть подозрѣніе въ пристрастіи, рѣшаются посредствомъ спеціальныхъ присяжныхъ, то-есть шерифъ предлагаетъ особый списокъ изъ 48-ми землевладѣтелей, изъ которыхъ каждая сторона имѣетъ право откинуть 12-ть человѣкъ. Прим. къ пер.} дѣло, по которому много свидѣтелей должно быть допрошено съ обѣихъ сторонъ, и просить васъ назначить день къ его разсмотрѣнію.
-- За кого являетесь вы, мистеръ Сёттль? спросилъ судья.
-- За истца, милордъ.
-- А кто является за отвѣтчика?
-- Генерал-атторней предводительствуетъ за отвѣтчика, отвѣчалъ мистеръ Стерлингъ, адвокатъ, приглашенный тоже за мистера Обри.
-- Хорошо. Не угодно ли вамъ будетъ условиться между собой на-счетъ дня; а покуда, такія же распоряженія могутъ быть сдѣланы по другимъ спеціально-присяжнымъ дѣламъ.
Послѣ обыкновенныхъ переговоровъ, понедѣльникъ, черезъ недѣлю, назначенъ былъ съ обѣихъ сторонъ и утвержденъ лордомъ Виддрингтономъ. Въ воскресенье, наканунѣ этого дня, Йоркъ наполнился особами высшаго сословія, съѣхавшимися со всѣхъ сторонъ графства, чтобъ присутствовать при рѣшеніи дѣла. Около полудня, пыльная карета, четверкой, въѣхала въ городъ съ лондонской дороги и промчалась быстро по улицамъ. Въ ней сидѣлъ генерал-атторней съ своимъ клеркомъ и дочитывалъ свою инструкцію. Генерал-атторней былъ человѣкъ, одаренный отъ природы необыкновенными способностями, притомъ юристъ перваго разбора и право его сѣсть на шерстяной мѣшокъ {На шерстяномъ мѣшкѣ, по старинному обычаю Англіи, возсѣдаетъ лорд-канцлеръ. Прим. пер.}, при первой вакансіи, признано было въ цѣломъ сословіи. Пріѣздъ такого лица въ городъ произвелъ сильное ощущеніе. Многіе знали его за личнаго друга мистера Обри, и общій интересъ, возбужденный важностью дѣла, еще увеличился при мысли, что это заставитъ его употребить всѣ силы на защиту своего кліента.
Но генерал-атторней долженъ былъ имѣть дѣло съ грознымъ противникомъ. Мистеръ Сёттль, предводитель Сѣвернаго Округа, былъ человѣкъ въ высшей степени искусный и ловкій: онъ обладалъ безошибочнымъ тактомъ и сметливостью необыкновенною по своей части. Сёттль презиралъ эффектъ. Одно, что онъ имѣлъ постоянно въ виду, былъ приговоръ, и къ этой цѣли устремлялъ онъ всю свою энергію, для нея жертвовалъ всякими побочными соображеніями. Обращая къ присяжнымъ свои, дружескія на видъ, но въ высшей степени хитрыя рзсужденія, онъ такъ проворно замѣчалъ дѣйствіе, производимое его словами на душу каждаго изъ двѣнадцати, и такъ ловко умѣлъ приноровляться къ расположенію духа каждаго,-- что имъ казалось, будто бы они дѣйствительно съ нимъ разговариваютъ и убѣждаются его доводами. Его тихая, улыбающаяся, пріятная наружность, его благородное обращеніе и вкрадчивая рѣчь, полная добродушной, веселой увѣренности въ силѣ своего дѣла, были рѣшительно непреодолимы. Онъ льстилъ, онъ успокоивалъ, онъ очаровывалъ присяжныхъ, онъ производилъ на ихъ умы такое впечатлѣніе, что всякая попытка изгладить его со стороны противника, принимаема была съ невольнымъ негодованіемъ. Большія практическія познанія надо было имѣть, чтобъ достойно оцѣнить искусство мистера Сёттля, который велъ себя, при самыхъ критическихъ поворотахъ дѣла, такъ же, какъ и при изложеніи мельчайшихъ его подробностей, съ такимъ неизмѣнно-безпечнымъ, улыбающимся и спокойнымъ видомъ, что невольно казалось, будто на его долю выпадали только самыя легкія, прямыя и незапутанныя дѣла.
Далѣе, со стороны истца, приглашенъ былъ мистеръ Квиксильверъ, человѣкъ съ большою, но необузданною энергіею, совершенный контрастъ мистера Сёттля во всѣхъ отношеніяхъ. Первый и послѣдній предметъ, о которомъ думалъ этотъ человѣкъ во время защиты дѣла, была его собственная особа. Онъ любилъ ослѣпить и увлечь собраніе наружнымъ блескомъ бурнаго своего краснорѣчія; любилъ осыпать противниковъ обидными насмѣшками и упреками, сбить съ толку и озадачить присяжныхъ. Что же касается до кліента и до его интересовъ, для Квиксильвера это было послѣднее дѣло. Онъ думалъ о нихъ только сначала, они служили ему только предлогомъ, чтобъ начать свою рѣчь, а тамъ, бывали забыты совершенно и адвокатомъ и тѣми, кто его слушалъ. Такой помощникъ, конечно, могъ быть опаснѣе для своихъ союзниковъ, чѣмъ для врага, и Геммонъ долго не соглашался его пригласить; но мистеръ Кверкъ, за котораго Квиксильверъ произнесъ съ успѣхомъ двѣ или три блестящія рѣчи въ искахъ по пасквилямъ, возникшихъ противъ Воскреснаго Блеска, обожалъ этого адвоката и, неслушая никакихъ возраженій, самъ отнесъ ему свое приглашеніе. Партнёръ его, впрочемъ, утѣшалъ себя надеждою, что этотъ дикій ораторъ будетъ удержанъ въ уздѣ мистеромъ Сёттлемъ и другимъ его помощникомъ, мистеромъ Линксомъ.
Линкса мы уже описали; онъ былъ человѣкъ аккуратный до мелочности и готовилъ всякое дѣло съ своей стороны такъ усердно, какъ-будто бы жизнь его зависѣла отъ успѣха. Ничто отъ него не ускользало; зоркій глазъ его слѣдилъ неотступно за малѣйшими поворотами дѣла. Его намёки и вмѣшательства, рѣдкіе, безъ сомнѣнія съ такимъ человѣкомъ, какъ мистеръ Сёттль, безпрестанные съ мистеромъ Квиксильверомъ, всегда заслуживали вниманія и потому всегда принимаемы были послушно.
На сторонѣ мистера Обри собрано было тоже грозное ополченіе. Генерал-атторней можетъ быть уступалъ отчасти мистеру Сёттлю въ быстрой и тонкой оцѣнкѣ неожиданныхъ случаевъ и въ умѣньи ими воспользоваться; но онъ превосходилъ значительно своего противника и умомъ и знаніемъ дѣла. Первый былъ проницателенъ тамъ, гдѣ второй былъ только догадливъ, и обладалъ въ высшей степени способностью, неоцѣненною въ адвокатѣ: соображать всѣ факты и отношенія самаго запутаннаго дѣла разомъ. Генерал-атторней производилъ такое же впечатлѣніе на судью, какъ Сёттль на присяжныхъ. Его чистосердечіе и прямая, возвышенная простота нечувствительно пріобрѣтали ему довѣренность этого важнаго союзника, который, съ другой стороны, чувствовалъ себя вынужденнымъ быть постоянно на сторожѣ противъ скользкихъ софизмовъ мистера Сёттля и смотрѣть на него съ подозрѣніемъ.
Мистеръ Стерлингъ, второе лицо со стороны отвѣтчика, былъ королевской адвокатъ и сильный соперникъ мистера Сёттля на округу.
Другой помощникъ со стороны мистера Обри былъ извѣстный ужь читателю мистеръ Кристаль.
Итакъ, вотъ тѣ бойцы, которые должны были участвовать въ этой замѣчательной битвѣ: за Титмауза: мистеръ Сёттль, мистеръ Квиксильверъ и мистеръ Линксъ; за мистера Обри: генерал-атторней, мистеръ Стерлингъ и мистеръ Кристаль.
Консультаціи съ обѣихъ сторонъ были долгія и заботливыя.. Въ воскресенье вечеромъ, часовъ около восьми, на квартирѣ мистера Сёттля сошлись: сперва, мистеръ Квиксильверъ и мистеръ Линксъ, потомъ, гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ, сопровождаемые мистеромъ Мортменомъ, котораго они привезли съ собою, чтобъ, слѣдить за дѣломъ.
-- Наше дѣло теперь кажется полно, сказалъ мистеръ Сёттль, бросивъ острый и очень-значительный взглядъ на гг. Кверка иГеммона, а потомъ на своихъ помощниковъ, съ которыми, незадолго до прибытія стряпчихъ и мистера Мортмена, онъ разсуждалъ объ открытомъ, за мѣсяцъ передъ тѣмъ, недостаткѣ существеннаго звена въ цѣпи доказательствъ и о чудесномъ счастіи, давшемъ возможность пополнить его передъ самымъ началомъ процсса.
-- Этотъ надгробный камень -- истинный подарокъ судьбы, неправда ли, Сёттль? замѣтилъ мистеръ Квиксильверъ съ улыбкою. Линксъ не улыбался и не говорилъ ни слова; онъ былъ самый положительный человѣкъ; и лишь бы дѣло поступило въ судъ, въ ясномъ и отчетливомъ видѣ, онъ болѣе ни о чемъ не заботился. Но каковъ бы ни былъ намёкъ или подозрѣніе, заключавшееся въ замѣчаніи мистера Сёттля, читатель долженъ ясно видѣть, какъ мало оно подтверждалось фактами.
-- Я начну очень-просто, сказалъ мистеръ Сёттль, спрятавъ въ карманъ перочинный ножикъ, которымъ онъ обрѣзывалъ себѣ ногти, покуда мистеръ Квиксильверъ объяснялъ горячо свое мнѣніе.-- Какъ вы полагаете, мистеръ Линксъ: не упомянуть ли мнѣ прямо о закладной, совершенной Херри Дреддлинтономъ, которая дѣлается безполезною, вслѣдствіе смерти его при жизни отца?
-- А, вотъ оно! перебилъ Квиксильверъ: -- надгробный камень опять на сцену.
-- Или, продолжалъ мистеръ Сёттль: -- ограничиться просто изложеніемъ нашей родословной и оставить ихъ выводить это ужь съ своей стороны?
-- Мнѣ кажется, отвѣчалъ Линксъ: -- что послѣдній путь будетъ спокойнѣе и вмѣстѣ вѣрнѣе.
-- Кстати, господа, произнесъ вдругъ мистеръ Сёттль, обращаясь къ Кверку, Геммону и Снапу:-- да какъ же мы это узнали, что закладная существуетъ?
-- О! проворно отвѣчалъ мистеръ Кверкъ: -- мы первый разъ почуяли это въ... Онъ вдругъ остановился и покраснѣлъ до ушей.
-- Намъ сдѣланъ былъ намёкъ, подхватилъ Геммонъ спокойно: -- отъ одного джентльмена, дававшаго свое мнѣніе по этому дѣлу, не помню отъ кого именно, что по какимъ-то выноскамъ, встрѣченнымъ въ двухъ или трехъ бумагахъ, можно было догадываться о существованіи такого документа, что и заставило насъ дѣлать розъиски.
-- Очень можетъ быть, прибавилъ мистеръ Мортменъ, что копія съ закладной, или выписка изъ нея, досталась въ руки Стивена Дреддлинтона.
-- А, да, да! Надо, однако, признаться, что въ дѣлѣ этомъ есть что-то таинственное. Но, на-счетъ надгробнаго камня, какого рода свидѣтелей мы представимъ?
-- Надо знать сперва, потребуется ли еще такое свидѣтельство? спросилъ Линксъ.-- Съ нашей стороны, нужно будетъ доказать только то, что Херри умеръ неоставивъ потомства, и на это мы имѣемъ достаточныя подтвержденія. Что же касается до времени его смерти, то это можетъ понадобиться только тогда, если они сами представятъ его закладную.
-- Правда, правда! я еще подумаю объ этомъ и положитесь на меня, я не дамъ генерал-атторнею много такого, за что бъ онъ могъ уцѣпиться. Благодарю за совѣтъ, мистеръ Линксъ. Теперь, господа, другой вопросъ: какого рода люди, на-видъ, тѣ свидѣтели, которые будутъ доказывать послѣднія ступени родословной мистера Титмауза? Порядочные, надѣюсь. Вы знаете, многое будетъ зависѣть отъ того, какую степень довѣрія они успѣютъ заслужить со стороны присяжныхъ.
-- Они всѣ, какъ вы сами увидите, сэръ, люди очень-порядочные и достойные вѣроятія, отвѣчалъ Геммонъ.
-- Хорошо, хорошо! А кому пришло въ голову потребовать спеціальное жюри?
-- Намъ, сэръ.
-- Ну, надо сказать, господа, что это было очень-благоразумное распоряженіе. Впрочемъ, разумѣется, если не вы, такъ они сдѣлали бы то же самое. А затѣмъ, прощайте, господа, желаю вамъ спокойной ночи.
Такимъ-образомъ консультація разошлась и гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ верпулись домой, въ свою гостинницу, въ очень-серьёзномъ и озабоченномъ расположеніи духа.
-- Вы удивительно какъ осторожны, мистеръ Кверкъ, шепнулъ Геммонъ, довольно-свирѣпо, когда они шли вмѣстѣ назадъ.
-- Вы, кажется, преспокойно собирались разсказать все ваше дѣльцо со Стеггарсомъ и привести къ тому, что намъ бы бросили въ лицо наши инструкціи!
-- Ну, ну, что же дѣлать, далъ промахъ! отвѣчалъ тотъ.
Къ этому времени они пришли къ себѣ, въ гостинницу, въ которой остановился тоже и Титмаузъ. Въ отсутствіи своихъ совѣтниковъ и патроновъ, этотъ джентльменъ крѣпко подпилъ и ссорился подъ воротами съ трактирнымъ слугою, такъ-что они принуждены были отправить его въ постель, а сами просидѣли еще до очень-поздняго часа.
Консультація генерал-атторнея произошла въ три часа пополудни, часъ спустя послѣ его пріѣзда; на ней присутствовали гг. Стерлингъ, Кристаль и Менсфильдъ, мистеръ Роннинтонъ, мистеръ Паркинсонъ и мистеръ Обри, котораго генерал-атторней принялъ съ горячимъ выраженіемъ участія и дружбы, выслушивая каждый вопросъ его и каждое замѣчаніе съ особеннымъ вниманіемъ.
-- Безполезно было бы, да и не подружески, говорилъ онъ;-- скрывать отъ васъ, Обри, что наше положеніе ненадежно. Оно зависитъ совершенно отъ того: удастся намъ или нѣтъ опровергнуть право истца; что же касается до нашего собственнаго, то оно шатко. Они, вѣроятно, имѣютъ средства доказать смерть Херри Дреддлинтона при жизни отца?
-- Да! отвѣчалъ мистеръ Паркинсонъ.-- За церковью, въ Яттонѣ, есть старый надгробный камень, неоставляющій никакого сомнѣнія насчетъ этого факта, и недѣли двѣ тому назадъ, видѣли человѣкъ пять или шесть, которые осматривали его очень-прилежно и, разумѣется, призваны будутъ завтра въ свидѣтели.
-- Ну, такъ, я этого и боялся. Стало-быть, намъ остается только слѣдить за ними. Ужь будьте увѣрены, они не повели бы дѣла на такую широкую ногу, еслибъ почувствовали, что стоятъ на довольно-твердомъ основаніи. Гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ довольно-хорошо извѣстны въ Лондонѣ: народъ неслишкомъ-совѣстливый, а? мистеръ Роннинтонъ.
-- Да, отвѣчалъ тотъ: -- эти люди готовы на все, что угодно.
-- Ну, какъ бы тамъ ни было, а мы постараемся разобрать ихъ доказательства повнимательнѣе. А насчетъ существованія потомковъ отъ Стивена Дреддлинтона вы полагаете, въ-самомъдѣлѣ, что они имѣютъ тоже достаточныя доказательства?
-- Мистеръ Снапъ сказалъ мнѣ сегодня утромъ, отвѣчалъ Паркинсонъ: -- что они покажутъ намъ потомковъ отъ Стивена Дреддлинтона и потомковъ отъ этихъ потомковъ такъ ясно, какъ на ладони. Это были его собственныя слова.
-- Но намъ не слѣдуетъ вѣрить на слово всему, что они говорятъ.
-- Я слышалъ, что у нихъ цѣлые два дома набиты свидѣтелями, сказалъ мистеръ Роннинтонъ.
-- Что жь, они вамъ кажутся всѣ изъ Йоркшира, или есть и изъ другихъ краевъ?
-- Большая часть тѣхъ, кого я видѣлъ, не похожи на здѣшнихъ.
-- А! эти, вѣроятно, будутъ доказывать послѣднія ступени родосливной послѣ того, какъ Стивенъ Дреддлинтонъ женился вдали отъ своего мѣста рожденія.
Они вслѣдъ за тѣмъ вступили въ полное и подробное разсмотрѣніе дѣла, но окончаніи котораго: -- Ну, сказалъ, вставая съ креселъ, генерал-атторней, явно-утомленный своимъ долгимъ путешествіемъ:-- мы должны положиться на случайности, какія пошлетъ намъ судьба завтрашній день. Сегодня я буду, вѣроятно, обѣдать за столомъ адвокатовъ, прибавилъ онъ: -- но, тотчасъ послѣ обѣда, положимъ, напримѣръ, часовъ въ семь, я буду здѣсь и къ вашимъ услугамъ, если что-нибудь понадобится. Затѣмъ консультація разошлась.
Уѣзжая изъ Яттона, въ субботу, Обри, почти противъ воли, уступилъ просьбамъ жены и сестры своей, которыя ни за что на свѣтѣ не соглашались остаться однѣ въ такой ужасной неизвѣстности. Онъ взялъ ихъ съ собою, и по пріѣздѣ въ Йоркъ, занялъ небольшую квартиру на краю города. Уходя отъ генерал-атторнея, онъ отправился въ великолѣпный соборъ, гдѣ шла вечерняя служба и гдѣ находились Агнеса и Кетъ. Онъ вошелъ и занялъ мѣсто почти прямо противъ той скамьи, гдѣ сидѣло его семѣйство. Псалмы, назначенные на этотъ вечеръ, были тѣ самые, въ которыхъ царственный страдалецъ, Давидъ воспѣвалъ скорбь своего сердца, и ихъ согласіе съ его собственнымъ расположеніемъ духа, вмѣстѣ съ вліяніемъ мелодическихъ звуковъ, въ которыхъ они долетали до слуха, разбудили въ груди его глубокія ощущенія. Онъ долго стоялъ и молился усердно. Вечерній сумракъ густѣлъ подъ сводами величественнаго зданія и звучные тоны органа гудѣли въ стѣнахъ его, наполняя души присутствующихъ чувствомъ торжественнаго умиленія. Уходя, и онъ и семейство его подумали невольно: прійдется ли имъ когда-нибудь снова посѣтить эту церковь, и если такъ, то въ какомъ положеніи будутъ они тогда поставлены судьбою?
Но возвратимся къ дѣлу. Мистеръ Паркинсонъ самымъ неожиданнымъ образомъ и очень некстати потребованъ былъ въ Грильстонъ въ тотъ же вечеръ, чтобъ отправить бумаги одного изъ знатныхъ кліентовъ своихъ въ Лондонъ, для немедленнаго совершенія закладной. Онъ поскакалъ въ почтовой бричкѣ въ самомъ незавидномъ расположеніи духа, и къ семи часамъ сидѣлъ въ своей конторѣ, въ Грильстонѣ, прилежно перелистывая множество актовъ и бумагъ, вынутыхъ изъ широкаго жестянаго футляра, съ надписью: Достопочтенный графъ Іельвертонъ. Просмотрѣвъ почти все, что находилось внутри, и отъискавъ что было нужно, онъ собирался уложить назадъ всѣ остальныя бумаги, какъ вдругъ увидѣлъ одно дѣло, лежавшее на самомъ низу, котораго онъ прежде не замѣтилъ. То было не толстое, но очень-старое дѣло. Онъ вынулъ его и наскоро просмотрѣлъ.
Мы видѣли недавно одинъ неожиданно-счастливый случай, на сторонѣ Геммона съ его союзниками, и читателю вѣрно будетъ пріятно узнать, что находка такого же рода случилась и съ Обри въ самую критическую минуту. Отлучка, которую Паркинсонъ проклиналъ отъ души, удаляясь изъ Йорка, повела къ открытію, заставившему его трепетать отъ волненія и смотрѣть на весь этотъ случай, какъ на особенное вмѣшательство Провидѣнія. Дѣло, попавшееся ему на глаза, имѣло на оберткѣ имя Дреддлиттона. Пробѣжавъ наскоро его содержаніе, онъ старался припомнить, какимъ случаемъ документъ, принадлежащій Обри, попалъ въ ящикъ съ бумагами лорда Іельвертона, и наконецъ вспомнилъ, что, года два тому назадъ, Обри собирался дать въ займы лорду Іельвертону нѣсколько тысячъ фунтовъ, подъ залогъ недвижимой собственности; что по случаю этой сдѣлки, впослѣдствіи несостоявшейся, документы мистера Обри были вынуты и разложены и что ему въ ту пору большаго труда стоило разобрать бумаги обоихъ лицъ, перемѣшавшіяся на столѣ. Но одно дѣло какимъ-то случаемъ было опущено изъ виду и его-то нашелъ онъ теперь такимъ счастливымъ и неожиданнымъ образомъ. Наскоро кончивъ распоряженія свои въ Грильстонѣ, онъ послалъ за почтовой четвёркой и черезъ четверть часа мчался уже во весь опоръ обратно въ Йоркъ, куда и поспѣлъ въ началѣ одиннадцатаго, на взмыленныхъ и упаренныхъ лошадяхъ. Онъ въ ту же минуту выскочилъ изъ повозки съ драгоцѣнными бумагами въ карманѣ и убѣжалъ, сказавъ только, что идетъ къ гёнерал-атторнею. Слова эти слышаны были окружающими и прохожими, и скоро по всему городу распространился слухъ, будто что-то въ высшей степени важное открылось по дѣлу мистера Обри. Спустя минутъ десять, увидѣли писарей Роннинтона и Паркинсона, спѣшившихъ по всѣмъ направленіямъ сзывать гг. Стерлинга, Кристаля и Мёнсфильда, а также и мистера Обри на новую консультацію къ геворал-атторнею. Къ одиннадцати часамъ всѣ эти лица сошлись. Документъ, причинившій такую тревогу, поразилъ всѣхъ ихъ восторгомъ и удивленіемъ. Это былъ актъ, подтверждавшій, отъ имени стараго Дреддлинтона, отца Херри, закладную, совершенную его сыномъ и переданную по надписи внуку его Джеффри, вслѣдствіе уплаты долговъ своего дяди. Дѣло было ясное и генерал-атторнею оставалось только удостовѣриться изъ чьего храненія поступилъ означенный документъ; а именно: изъ рукъ стряпчаго отвѣтчика, мистера Паркинсона, который тутъ же изъявилъ готовность подтвердить присягою, что всѣ дѣла мистера Обри, какія только находились у него въ рукахъ, получены имъ изъ архива въ Яттонѣ, и этимъ заключена была ихъ послѣдняя консультація. Нельзя описать, что почувствовалъ Обри, когда свойство и значеніе найденнаго документа было объяснено ему адвокатами. Въ пылкомъ увлеченіи своего сердца, онъ смотрѣлъ на весь этотъ случай какъ на прямую защиту судьбы.
На слѣдующій день поутру, за нѣсколько минутъ до девяти часовъ, рѣзкіе звуки трубъ возвѣстило, что судьи находятся на пути въ замокъ, у въѣздовъ котораго толпилось множество богатыхъ экипажей и хорошо-одѣтыхъ пѣшеходовъ. Только-что часы въ замкѣ пробили девять, лордъ Виддрингтонъ занялъ свое мѣсто и началась присяга спеціальнаго жюри. Судъ былъ полонъ народа; всѣ первыя мѣста заняты лицами, принадлежавшими къ знатному сословію графства. На скамьяхъ по обѣимъ сторонамъ судьи, сидѣли дамы и на лицахъ нѣкоторыхъ изъ нихъ замѣтны были признаки сильной тревоги и безпокойства. Сословіе адвокатовъ собралось тоже въ большомъ числѣ. Уголовная Палата была совершенно покинута, несмотря на то, что одно очень-важное дѣло объ убійствѣ разсматривалось тамъ въ это же самое время. Гражданскій Судъ въ этотъ день привлекалъ къ себѣ всѣхъ, и не только по поводу интереснаго дѣла, которое въ немъ рѣшалось, но также и потому, что ожидали сильной схватки между генералом-атторнеемъ и мистеромъ Сёттлемъ. Первый вошелъ, обративъ на значительное лицо свое взоры многихъ съ убѣжденіемъ, что отъ его искусства и знанія зависитъ въ этотъ день судьба Яттона, поклонился судьѣ, пожалъ руки нѣкоторымъ изъ адвокатовъ, сидѣвшихъ поближе, потомъ сѣлъ на свое мѣсто и, вынувъ изъ мѣшка свою толстую инструкцію, началъ перелистывать ее съ очень-сгіокойнынъ и внимательнымъ видомъ, иногда оборачиваясь и разговаривая съ своими помощниками. Всѣ присутствовавшіе замѣтили, что адвокаты и стряпчіе отвѣтчика имѣли видъ людей увѣренныхъ въ побѣдѣ, между-тѣмъ, какъ противники ихъ, люди довольно-зоркіе, тоже замѣтили это обстоятельство и уже по эгому одному смотрѣли не такъ спокойно какъ сначала, когда они входили въ Палату. Мистеръ Сёттль просилъ Геммона, ловкость и способность котораго онъ тотчасъ замѣтилъ, сѣсть прямо передъ нимъ. Рядомъ съ Геммономъ сидѣлъ Кверкъ, за нимъ Снапъ, а подлѣ него мистеръ Титмаузъ, съ яркимъ шелковымъ платкомъ свѣтло-голубаго цвѣта съ цвѣточками, повязаннымъ вокругъ шеи; въ цвѣтномъ жилетѣ, узенькомъ сюртукѣ и въ бѣлыхъ лайковыхъ перчаткахъ. Онъ былъ чрезвычайно-блѣденъ и едва осмѣливался отъ времени до времени шепнуть нѣсколько словъ Снапу, который былъ тоже раздраженъ и взволнованъ не менѣе старшихъ своихъ партнеровъ. Во всемъ собраніи скоро стало извѣстно кто такой былъ Тигмаузъ. Мистеръ Обри всего только одинъ разъ показался въ Палатѣ, впродолженіе цѣлаго дня, хотя, впрочемъ, онъ стоялъ у дверей, возлѣ скамьи, и могъ слышать все, что происходило внутри. Лордъ Де-ля-Зушъ о двое или трое другихъ короткихъ пріятелей находились при немъ, отъ времени до времени поддерживая озабоченный разговоръ.
Когда, наконецъ, окончена была присяга жюри, мистеръ Линксъ всталъ и наскоро, въ нѣсколькихъ словахъ, для непосвященныхъ слушателей, изложилъ свойство дѣла. Потомъ всталъ генерал-атторней и потребовалъ, чтобъ всѣ свидѣтели удалены были изъ Палаты. Только-что небольшая суматоха, причиненная этимъ требованіемъ затихла, мистеръ Сёттль, въ свою очередь, поднялся и тихимъ, но внятнымъ голосомъ произнесъ:
-- Съ дозволенія вашего, милордъ!-- Господа присяжные! Въ этомъ дѣлѣ, я имѣю честь явиться передъ вами въ качествѣ адвоката со стороны истца; и долгъ мой теперь, изложить noвозможности въ короткихъ словахъ, сущность тяжбы. Нельзя не замѣтить, господа, сильнаго и всеобщаго интереса, возбужденнаго этимъ дѣломъ, причина котораго можетъ быть легко объяснена значительностью имѣнія, состоящаго въ этомъ графствѣ, имѣнія, оспориваемаго лицомъ, относительно-чужимъ, у семейства, долгое время имъ пользовавшагося, и о которомъ я спѣшу упомянуть со всевозможнымъ уваженіемъ, потому -- что вы сами, господа скоро увидите, что имя, стоящее на реестрѣ, принадлежитъ только номинальному отвѣтчику; и хотя спорь идетъ покуда и повидимому объ одной только незначительной части имущества, но вашъ приговоръ, безъ-сомнѣнія, рѣшитъ вопросъ о правѣ владѣнія и пользованія всѣмъ, что теперь находится въ рукахъ джентльмена, представляющаго собою существеннаго отвѣтчика -- я разумѣю мистера Обри, члена Парламента и представителя мѣстечка Яттона.
Имѣя постоянно въ виду зоркаго и грознаго противника, который, въ свою очередь, будетъ отвѣчать на его рѣчь, мистеръ Сёттль, вслѣдъ за тѣмъ, сталъ излагать право истца со всевозможной краткостью и ясностью. Ни одного звука не было слышно въ Палатѣ, кромѣ скрипа перьевъ стенографовъ и адвокатовъ, дѣлавшихъ свои замѣтки. Мистеръ Сёттль вручивъ судьѣ и присяжнымъ нѣсколько копій съ родословной, находившейся у него въ рукахъ, указалъ отчетливо и опредѣлительно на каждое звено въ ряду доказательствъ, которыя онъ намѣренъ былъ представить присяжнымъ. Исполнивъ это и представивъ своему противнику такъ мало сторонъ, доступныхъ для атаки, какъ только было возможно, онъ сѣлъ, объявивъ, что не знаетъ рѣшительно ничего о томъ, что можетъ быть противопоставлено праву, сейчасъ имъ изложенному. Сёттль говорилъ какихъ-нибудь четверть часа, не долѣе, и когда кончилъ, то какъ обмануто было ожиданіе всѣхъ присутствовавшихъ, кромѣ судьи и сословія адвокатовъ! Вмѣсто рѣчи, приличной такому важному случаю, то-есть сильной и краснорѣчивой, услышано было короткое и сухое изложеніе нѣсколькихъ, неинтересныхъ фактовъ: чиселъ рожденій, браковъ и кончинъ, надписей, выписокъ изъ приходскихъ реестровъ, актовъ и завѣщаній, безъ малѣйшей пскры чувства, безъ малѣйшаго проблеска краснорѣчія. Впрочемъ, минутное чувство досады обманутаго ожиданія между присутствовавшими, изъ которыхъ почти всѣ были на сторонѣ Обри, скоро уступило мѣсто общему удовольствію при мысли, что такая слабая рѣчь должна непремѣнно предвѣщать неменѣе слабое право.
Только-что онъ сѣлъ на свое мѣсто, мистеръ Квиксильверъ всталъ и вызвалъ перваго свидѣтеля. "Мы безопасны", шепнулъ генерал-атторней своимъ помощникамъ, заслоняя рукою ротъ и такъ тихо, какъ только можно было разслушать.-- Свидѣтеля привели къ присягѣ и всѣ, снова занявъ свои мѣста, принялись опять за отмѣтки. Первый и второй свидѣтель подтвердили нѣсколько вступительныхъ и формальныхъ пунктовъ. Генерал-атторней едва приподнимался, чтобъ предложить имъ какой-нибудь вопросъ. Третій свидѣтель допрошенъ былъ мистеромъ Сёттлемъ, повидимому, очень-равнодушно, но на самомъ дѣлѣ съ большимъ безпокойствомъ. По усердію и вниманію, съ которыми слова свидѣтеля выслушиваемы и записываемы были судьею и адвокатами, знавшими гдѣ начиналась существенная часть дѣла, несравненно-лучше простыхъ слушателей, послѣднимъ должно было казаться, что или мистеръ Сёттль даетъ слишкомъ-мало вѣсу, или противники его приписываютъ слишкомъ-большую важность показаніямъ, которыя онъ въ эту минуту извлекалъ короткими, ясными, опредѣлительными вопросами и съ улыбающимся, беззаботнымъ видомъ.
-- Не торопитесь, мистеръ Джонсъ, сказалъ Сёттль ласково, опасаясь встревожить или сбить съ толку важнаго свидѣтеля. Генерал-атторней всталъ, чтобъ передопросить его, допытывалъ спокойно, но упорно; разнообразилъ форму своихъ вопросовъ, то успокоивалъ, то вдругъ смущалъ неожиданною строгостью; но долженъ былъ сѣсть, явно несдѣлавъ никакого впечатлѣнія. То же самое произошло и съ двумя или тремя другими свидѣтелями, причемъ генерал-атторней каждый разъ садился на мѣсто, послѣ напрасныхъ своихъ усилій, съ совершеннымъ хладнокровіемъ. Наконецъ, однакожь, ловко и хорошо поддержаннымъ огнёмъ перекрестныхъ вопросовъ, ему удалось опровергнуть совершенно одно существенное свидѣтельство, и надежды всѣхъ принимавшихъ участіе въ его кліентѣ, возрасли сильно. Мистеръ Сёттль, занятый все это время своими ногтями, отъ времени до времени улыбался съ безпечнымъ видомъ; но не дай Богъ было кому-нибудь развлечь его въ эту минуту -- съ такимъ тревожнымъ безпокойствомъ напряжено было его вниманіе! Зная, однако, что онъ будетъ въ-состояніи утвердить тѣ же самые факты другимъ путемъ, онъ не настаивалъ, но вызвалъ тотчасъ вслѣдъ за тѣмъ другаго свидѣтеля, успѣлъ получить отъ него все то, на чемъ опровергнутъ былъ предшествовавшій, и такимъ-образомъ уничтожилъ всѣ попытки генерал-атторнея пошатнуть его славу или вывести его изъ себя. Наконецъ, когда одинъ изъ послѣдующихъ свидѣтелей появился въ свидѣтельской ложѣ:
-- Милордъ, я протестую противъ этого вопроса, сказалъ генерал-атторней, замѣтивъ, что мистеръ Сёттль между многими незначительными и повидимому ни къ чему не ведущими вопросами тихонько подвернулъ одинъ, въ высшей степени важный, еслибъ только на него отвѣчали такъ, какъ онъ ожидалъ. Всѣ адвокаты отвѣтчика поднялись въ ту же минуту. Генерал-атторней объяснилъ свое возраженіе коротко и опредѣлительпо. Мистеръ Сёттль отвѣчалъ ему въ сопровожденіи Квиксильвера и Линкса и затѣмъ послѣдовало новое, энергическое возраженіе со стороны генерал-атторнея. Когда эта случайная стычка ихъ остроумія кончилась: "я позволяю предложить вопросъ", сказалъ лордъ Виддрнигтонъ, послѣ короткаго молчанія съ обѣихъ сторонъ: -- "но я очень сомнѣваюсь въ его правильности. Я поэтому запишу возраженія господина генерал-атторнея".
Пять или шесть такихъ схватокъ произошло впродолженіе разбора правъ истца; то по вопросу о годности какого-нибудь свидѣтеля, то по спору о томъ: слѣдовало или не слѣдовало допустить иной документъ, то по сомнѣнію въ правильности какого-нибудь запроса. При каждомъ изъ такихъ случаевъ съ обѣихъ сторонъ обнаружено было высокое практическое искусство и бойкая ловкость, въ-особенности двумя предводителями. Различія самыя тонкія предлагаемы были въ вопросъ неожиданно и также быстро разрѣшаемы; уловки самыя хитрыя, чтобъ выманить какое-нибудь опасное признаніе, подводимы съ одной стороны и ловко уничтожаемы съ противной. Чтобъ справляться съ такими бойцами, надо было дѣйствительно обладать зоркимъ умомъ и опытностью лорда Виддрингтона. Нѣкоторые пункты разрѣшилъ онъ быстро, къ удовольствію обѣихъ сторонъ, на иныхъ останавливался съ сомнѣніемъ и откладывалъ ихъ до другаго времени. Конечно, никто, кромѣ самыхъ свѣдущихъ лицъ, на скамьяхъ адвокатовъ, не могъ вникнуть въ сущность этихъ стычекъ и оцѣнить ихъ правильнымъ образомъ; но, несмотря на то, за ними слѣдили съ неутомимымъ вниманіемъ и съ жаднымъ любопытствомъ всѣ присутствующіе, и дамы и джентльмены, и знатный и простой народъ. Общее напряженіе чувствъ замѣтно было съ перваго взгляда во всей Палатѣ; по это не мѣшало всякой случайной странности въ отвѣтахъ свидѣтелей или бойкому и удачному возраженію со стороны адвоката возбуждать минутный смѣхъ, который служилъ какимъ-то отдыхомъ усиленному вниманію публики и быстро исчезалъ. Часть дѣла, касавшаяся до надгробнаго камня, сошла съ рукъ довольно-легко: едва нѣсколько попытокъ сдѣлано было со стороны адвокатовъ мистера Обри опровергнуть доказательства противной стороны; но самое сильное, самое жаркое сраженіе завязалось тамъ, гдѣ стали доказывать происхожденіе Титмауза отъ Стивена Дреддлинтона.
Похожденіе этого джентльмена, славившагося своимъ эксцентрическимъ и необузданнымъ нравомъ, трудно было прослѣдить въ-точности. Знали только то, что онъ вступилъ въ морскую службу и умеръ на морѣ, какъ всѣ полагали, бездѣтнымъ холостякомъ. На повѣрку, однакожь, вышло немножко не такъ, а именно, нашлись доказательства, что онъ женился въ Портсмутѣ, на дѣвушкѣ бѣднаго званія, и хотя умеръ дѣйствительно на морѣ, но за два года до смерти имѣлъ законную дочь, которая, вмѣстѣ съ матерью, долго терпѣла нужду, не обративъ на себя никакого вниманія со стороны семейства ихъ покойнаго мужа и отца, и наконецъ, обѣ онѣ удалились въ домъ одного дальняго и бѣднаго родственника, въ Кемберляндѣ, гдѣ мать впослѣдствіи умерла, оставивъ дочь свою, на пятнадцатомъ году отъ-роду, круглою сиротою. Дѣвушка эта выросла и жила у кого-то въ услуженіи, а потомъ вышла замужъ за одного человѣка, по имени Габріеля Титльбета Титмауза. Человѣкъ этотъ былъ кожевникомъ въ Вейтхевенѣ, оттуда переселился въ Грильстонъ, въ Йоркширѣ, и тамъ жилъ нѣсколько лѣтъ въ очень-стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Тамъ-то онъ и женился на дочери Стивена; а черезъ два года, жена его умерла, оставивъ сына, нашего знакомаго и пріятеля Титльбета Титмауза. Отецъ съ сыномъ впослѣдствіи переѣхали въ Лондонъ, гдѣ первый лѣтъ черезъ пять умеръ, оставивъ маленькаго Титмауза перебиваться на свѣтѣ, какъ умѣлъ. Все время, покуда шелъ разборъ этой части дѣла, мистеръ Геммонъ чувствовалъ сильное безпокойство, и на одномъ мѣстѣ въ-особенности, можетъ быть, на самомъ критическомъ пунктѣ, тревога его была дѣйствительно велика; но такую власть надъ собой имѣлъ этотъ человѣкъ, что никто изъ присутствовавшихъ не замѣтилъ рѣшительно ничего. Нѣсколько документовъ, найденныхъ имъ у Титмауза, при первомъ свиданіи, оказали при этомъ случаѣ, какъ Геймовъ предвидѣлъ, очень-важную помощь. Разборъ этой части дѣла, однакожь, не могъ быть оконченъ въ тотъ же вечеръ и протянулся до двухъ часовъ пополудни слѣдующаго дня. Приведенныя въ подтвержденіе ея доказательства подверглись самому искусному и рѣшительному сопротивленію со стороны генерал-атторнея; но безъ успѣха. Дѣло приготовлено было съ величайшимъ стараніемъ и отличный тактъ мистера Сёгтля вывелъ его наконецъ во всей полнотѣ и ясности предъ присяжными.
-- Вотъ, милордъ, сказалъ онъ, передопросивъ своего послѣдняго свидѣтеля и садясь на свое мѣсто: -- вотъ на чемъ основана претензія истца.
Затѣмъ судьи и присяжные вышли изъ Палаты на короткое время, чтобъ отдохнуть и собраться съ новыми силами. Во время ихъ отсутствія, генерал-атторней, съ своими помощниками и съ мистеромъ Менсфильдомъ, сидѣли нагнувшись другъ къ другу, въ жаркомъ и заботливомъ совѣщаніи, и на эту группу устремлены были взоры множества зрителей, желавшихъ успѣха отвѣтчику. Потомъ генерал-атторней вышелъ тоже на нѣсколько минутъ и вернулся вмѣстѣ съ судьею. Черезъ нѣсколько времени, онъ всталъ, поклонился судьѣ, потомъ присяжнымъ и началъ защиту отвѣтчика.
Движенія его были спокойны и выразительны, осанка величественна; звучный голосъ раздавался громко и внятно по всему пространству Палаты. Ловко намекнувъ на личныя достоинства своего друга и кліента, мистера Обри, на высокое положеніе его въ Парламентѣ и на огромность интересовъ, судьба которыхъ рѣшалась въ эту минуту, онъ продолжалъ:
-- Во всѣхъ отношеніяхъ, слѣдовательно, я чувствую, господа, какая огромная отвѣтственность лежитъ въ эту минуту на мнѣ и на ученыхъ товарищахъ моихъ, чувствую въ полной мѣрѣ и опасаюсь невольно, чтобъ какая-нибудь оплошлность съ моей стороны не повредила успѣху дѣла, ввѣреннаго въ наши руки, и не ослабила въ глазахъ вашихъ тѣхъ правъ, которыя я намѣренъ доказать вамъ и явная сила которыхъ должна уничтожить совершенно все, что съ такимъ трудомъ, ловкостью и искусствомъ, изложено было передъ вами ученымъ собратомъ моимъ, мистеромъ Сёттлемъ. Но, прежде, чѣмъ мы дойдемъ до этого, я долгомъ считаю обратить ваше вниманіе на сущность претензіи, изложенной со стороны истца, и на свойство тѣхъ доказательствъ, которыми ее старались поддержать. При этомъ, господа, я твердо надѣюсь убѣдить васъ, что свидѣтели истца не заслуживаютъ той довѣренности, на которую они претендуютъ, и что, слѣдовательно, въ-сущности не представлено ничего такого, на что со стороны отвѣтчика требовалось бы возражать.
Онъ затѣмъ вошелъ въ подробный разборъ свидѣтельствъ, приведенныхъ въ защиту истца, ловко и убѣдительно выставляя ихъ взаимное противорѣчіе и подкрѣпляя свои аргументы строгими замѣчаніями насчетъ поведенія и качества многихъ свидѣтелей. Приступая, наконецъ, къ изложенію права отвѣтчика:
-- А теперь, господа, произнесъ онъ: -- мнѣ приходитъ въ голову замѣчаніе, которымъ ученый собратъ мой заключилъ свою рѣчь, то именно, что онъ не знаетъ рѣшительно ничего о тѣхъ правахъ, опираясь на которыя, мы намѣрены опровергнуть претензію истца. Да и странно было бы, господа, еслибъ это было иначе; еслибъ проницательный взоръ моего собрата способенъ былъ проникнуть содержаніе нашихъ архивовъ и такимъ-образомъ узнать доказательства, на которыхъ кліентъ мой основываетъ свое право за обладаніе собственностью, ставшею вдругъ предметомъ такого неожиданнаго и неслыханнаго спора! Наши противники успѣли, однакожь, пріобрѣсти право на сообщеніе имъ свѣдѣній по этому предмету, и они получатъ ихъ, получатъ въ избыткѣ.
При этихъ словахъ, мистеръ Сёттль, бросилъ насмѣшливо-недовѣрчивый взглядъ на присяжныхъ и другой взглядъ вызова -- на генерал-атторнея. Онъ взялъ, однакожь, перо въ руки, а на лицахъ помощниковъ его выразилось сильное безпокойство.
-- Господа! продолжалъ генерал-атторней: -- я готовъ уступить теперь моему ученому собрату все, что онъ силился доказать. Положимъ, что онъ вполнѣ утвердилъ родословную истца; но не забудьте, господа, я допускаю это предположеніе только затѣмъ, чтобъ лучше объяснить вамъ непоколебимое право отвѣтчика.-- И здѣсь-то онъ упомянулъ о закладной крѣпости, по которой Херри Дреддлинтонъ уступилъ права на имѣніе и проч....
-- Вы забыли, что онъ умеръ при жизни своего отца, перебилъ мистеръ Сёттль, улыбаясь спокойно, съ видомъ человѣка, выведеннаго изъ сильнаго опасенія.
-- Ни мало, господа. Напротивъ, этотъ фактъ входитъ въ составъ моихъ доказательствъ. Да, мой ученый собратъ совершенно правъ: Херри Дреддлинтонъ умеръ дѣйствительно при жизни отца; но...
Тутъ мистеръ Сёттль взглянулъ на генерал-атторнея съ непритворнымъ любопытствомъ, и когда послѣдній упомянулъ объ актѣ, подтверждающемъ уступку со стороны отца Херри, то зоркій наблюдатель могъ бы замѣтить маленькую перемѣну въ лицѣ мистера Сёттля. Что касается до мистера Квиксильвера, то, чувствуя себя не въ своемъ элементѣ, онъ продолжалъ писать статью для какого-то политическаго журнала. Линксъ глядѣлъ на генерал-атторнея съ видомъ человѣка, каждую минуту ожидающаго пули себѣ въ сердце.
-- Какъ? подтвержденье того, что не могло существовать? перебилъ мистеръ Сёттль, кладя свое перо съ насмѣшливой улыбкой; но въ ту же минуту: -- Мистеръ Мортменъ! шепнулъ онъ торопливо, обращаясь къ нотаріусу: -- что вы объ этомъ думаете? скажите мнѣ въ четырехъ словахъ.
-- Имѣетъ силу новой записи, новой уступки владѣнія, отвѣчалъ Мортменъ, несводя глазъ съ генерал-атторнея.
-- Эхъ, нѣтъ; я спрашиваю, что можно возразить на это? нетерпѣливо перебилъ мистеръ Сёттль; но лицо его сохранило прежнее выраженіе небрежной улыбки.-- Вы очень обяжете меня, мистеръ Мортменъ, продолжалъ онъ тихимъ, но повелительнымъ тономъ: -- обративъ все ваше вниманіе на вопросъ о годности этого акта такъ, чтобъ я могъ приготовить на него дѣльное возраженіе, когда они представятъ его въ доказательство. Если онъ дѣйствительно имѣетъ законную силу, какъ я думаю, то намъ остается только сложить руки. Я такъ и боялся, что у нихъ долженъ быть въ резервѣ какой-нибудь проклятый крючокъ въ этомъ родѣ.
Геммонъ видѣлъ, что происходило въ душѣ мистера Сёттля и поблѣднѣлъ жестоко; но онъ сохранилъ улыбку на губахъ и сидѣлъ сложа руки. Клеркъ смотрѣлъ на него съ явнымъ волненіемъ, едва осмѣливаясь взглянуть на мистера Сёттля. Титмаузъ, примѣтивъ смятеніе въ своемъ лагерѣ, помертвѣлъ, охолодѣлъ и сидѣлъ смирно, едва осмѣливаясь перевести духъ. Чтожь касается до Снапа, то этотъ джентльменъ имѣлъ видъ гончей, у которой собираются вырвать зубы.
Наконецъ, генерал-атторней объявилъ, что, въ дополненіе правъ, имъ представленныхъ, какъ опирающихся главнымъ образомъ на актѣ подтвержденія, ему остается только вывести родословную мистера Обри, и окончивъ такимъ образомъ рѣчь, длившуюся около двухъ часовъ съ половиной, сѣлъ на свое мѣсто. Но, садясь, "я вполнѣ убѣжденъ", прибавилъ онъ въ заключеніе:-- "что господа присяжные, подъ руководствомъ лорда, главнаго судьи, произнесутъ свой приговоръ въ пользу отвѣтчика, несходя съ того мѣста, гдѣ они своимъ долгимъ и терпѣливымъ вниманіемъ такъ достойно исполнили важный долгъ, возложенный на нихъ закономъ".
-- Джемсъ Паркинсонъ! произнесъ мистеръ Стерлингъ, когда генерал-атторней сѣлъ на свое мѣсто. Мистеръ Паркинсонъ вышелъ и былъ приведенъ къ присягѣ.
-- Вы стряпчій отвѣтчика?
-- Я, отвѣчалъ Паркинсонъ.
-- Вы представляете закладную, совершенную между Херри Дреддлнитономъ и Мозесомъ Эйрономъ? и проч... Закладная была предъявлена и допущена безъ большаго сопротивленія. Также точно и другой актъ -- передачи правъ на имѣніе отъ Мозеса Эйрона, Джеффри Дреддлинтону.
-- Вы представляете также актъ, совершенный между отцомъ Херри Дреддлинтона и племянникомъ его, Джеффри? и онъ упомянулъ эпоху заключенія этого акта и имена обѣихъ сторонъ. Мистеръ Паркинсонъ вручилъ этотъ важный документъ.
-- Позвольте, позвольте! Откуда взяли вы эту бумагу, мистеръ Паркинсонъ? спросилъ Сёттль рѣзко, протягивая руку за документомъ.
-- Изъ моей конторы, въ Грильстонѣ, гдѣ я храню обыкновенно документы мистера Обри.
-- Когда привезли вы ее сюда?
-- Вчера вечеромъ, въ исходѣ девятаго, и сдѣлалъ это именно по случаю настоящаго дѣла.
-- Какъ давно находилась она у васъ въ конторѣ?
-- Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ я получилъ ее, года два тому назадъ, вмѣстѣ съ другими бумагами, изъ архива въ Яттонѣ.
-- Какъ долго были вы стряпчимъ мистера Обри?
-- Десять лѣтъ сряду, и мой отецъ былъ стряпчимъ его отца въ продолженіе двадцати-пяти лѣтъ.
-- Можете ли мы присягнуть, что бумага эта находилась у васъ въ конторѣ до той самой поры, когда начало теперешняго иска сдѣлалось вамъ извѣстно?
-- Я не имѣю въ томъ ни малѣйшаго сомнѣнія.
-- Этого мнѣ мало, сэръ. Я спрашиваю: можете ли вы подтвердить клятвою, что это дѣйствительно было такъ, какъ вы говорите?
-- Могу, сэръ, отвѣчалъ Паркинсонъ твердо.-- Бумага эта не обращала на себя моего вниманія преимущественно передъ другими бумагами мистера Обри, покуда я не замѣтилъ ея, по случаю настоящей тяжбы,
-- Не имѣетъ ли доступа къ бумагамъ мистера Обри, хранящимся у васъ въ конторѣ, кто-нибудь другой, кромѣ васъ?
-- Сколько мнѣ извѣстно, никто не имѣетъ. Я храню бумаги моихъ кліентовъ въ конторѣ, въ отдѣльныхъ ящикахъ и не допускаю къ нимъ никого, иначе какъ съ непосредственнаго моего вѣдома и на моихъ глазахъ. Послѣ этого, мистеръ Сёттль сѣлъ на свое мѣсто.
-- Милордъ, мы теперь предлагаемъ принять этотъ документъ въ доказательство, произнесъ генерал-атторней, развертывая бумагу.
-- Позвольте мнѣ сперва взглянуть на него, сказалъ мистеръ Сёттль. Получивъ документъ, онъ всталъ съ своего мѣста, вмѣстѣ съ своими помощниками и съ мистеромъ Мортменомъ, и всѣ они долго, внимательно его разсматривали. Мортменъ, заглянувъ на штемпель, сѣлъ и проворно вытащилъ изъ своего мѣшка старый, сильно-подержавый томъ, содержавшій всѣ постановленія о штемпеляхъ, какіе только были изданы со временъ Вильгельма III, то-есть съ-тѣхъ-поръ, если я не ошибаюсь, какъ это благодѣтельное установленіе даровано было Англіи. Сперва онъ поглядѣлъ на бумагу, потомъ заглянулъ въ свою книгу, потомъ опять на бумагу, и наконецъ можно было видѣть, какъ онъ, съ пылкими жестами, сообщалъ мистеру Сёттлю мнѣніе свое по этому предмету.
-- Милордъ, произнесъ Сёттль, послѣ нѣкотораго молчанія: -- я протестую противъ принятія этой бумаги въ доказательство, по причинѣ недостаточности ея штемпеля.
Слова эти произвели сильное ощущеніе въ Палатѣ. Мистеръ Сёттль потомъ объяснилъ качество штемпеля, приложеннаго къ дѣлу, прочелъ постановленіе, бывшее въ силѣ въ ту пору, когда актъ этотъ былъ совершенъ, и сдѣлавъ нѣсколько дополнительныхъ замѣчаній, сѣлъ на свое мѣсто въ одно время съ мистеромъ Квиксильверомъ и съ мистеромъ Линксомъ. Тогда всталъ опять генерал-атторней, тѣмъ временемъ, тщательно просмотрѣвшій актъ Парламента, о которомъ шло дѣло, и объявилъ лорду Виддрингтону, что штемпель онъ считаетъ достаточнымъ, что повторили за нимъ и оба его помощника. На это, мистеръ Сёттль опять возражалъ и довольно-пространно.
-- Я, господа, имѣю маленькое сомнѣніе на этотъ счетъ, сказалъ лордъ Виддрингтонъ: -- но я пойду и поговорю объ этомъ предметѣ съ товарищемъ моимъ Грейли. Взявъ съ собой бумагу и Мортменовъ томъ постановленій о штемпеляхъ, онъ вышелъ изъ Палаты и четверть часа... полчаса... три четверти часа прошло, пока наконецъ онъ вернулся.
-- Я совѣщался, сказалъ онъ, занявъ свое мѣсто, среди глубочайшаго молчанія:-- съ товарищемъ моимъ Грейли, и мы очень-заботливо обсудили этотъ пунктъ. Онъ, по-счастью, имѣлъ при себѣ выписку изъ дѣла, въ которомъ онъ былъ адвокатомъ, лѣтъ восьмнадцать тому назадъ, и въ которомъ точно такой же случай возникъ, какъ и въ настоящемъ дѣлѣ. Говоря это, онъ развернулъ толстую, рукописную книгу, принесенную имъ съ собой отъ мистера Грейли, и прочелъ въ ней подробности дѣла, имъ упомянутаго, которыя дѣйствительно были почти совершенно похожи на настоящія. Въ случаѣ, о которомъ упоминалось, штемпель сочтенъ былъ достаточнымъ, а потому лордъ Виддрингтонъ и товарищъ его Грейли были такого же мнѣнія и насчетъ штемпеля въ настоящемъ вопросѣ. Облако, которое омрачило лица генерал-атторнея и его партіи, теперь перенеслось на другую сторону и остановилось надъ головами ихъ противниковъ.
-- Вы, можетъ-быть, не откажете, милордъ, записать мое возраженіе, сказалъ мистеръ Сёттль, замѣтно-огорченный. Лордъ Виддрингтонъ кивнулъ въ знакъ согласія и немедленно сдѣлалъ въ своихъ бумагахъ требуемую отмѣтку.
-- Итакъ, мы предлагаемъ теперь принять и прочесть этотъ документъ, сказалъ генерал-атторней съ улыбкой скрытаго торжества, протягивая руку къ мистеру Линксу, который усердно разсматривалъ бумагу.-- Мой ученый собратъ вѣроятно согласится, чтобъ только существенная часть его была прочтена...
Въ эту минуту Линксъ съ какимъ-то воодушевленіемъ обратилъ вниманіе своего предводителя на нѣчто, встрѣченное имъ въ бумагѣ. Въ гу же минуту встали съ своихъ мѣстъ Сёттль и Квиксильверъ и вслѣдъ за тѣмъ:-- не спѣшите такъ мистеръ генерал-атторней, сдѣлайте милость, сказалъ мистеръ Сёттль съ немножко-торжествующимъ видомъ: -- я имѣю другое и я опасаюсь, непреодолимое возраженіе противъ принятія въ доказательство этого документа, и не могу его допустить, покуда мой ученый собратъ не объяснитъ въ немъ одной подчистки.
-- Подчистки! воскликнулъ генерал-атторней съ большимъ удивленіемъ.-- Позвольте мнѣ взглянуть на бумагу, и онъ взялъ ее въ руки съ недовѣрчивою улыбкою, которая, однакожь, исчезла, когда онъ пристальнѣе взглянулъ на документъ. Гг. Стерлингъ, Кристаль и Менсфильдъ имѣли тоже очень-серьёзный видъ.
-- Теперь, я ихъ разбилъ, сказалъ Сёттль стоявшимъ позади его лицамъ, склонясь назадъ и поглядывая съ торжествомъ на своихъ противниковъ.-- Боже мой! случалось ли когда-нибудь, на свѣтѣ такое счастіе?
И онъ былъ правъ. Отъ какихъ, повидимому, несоразмѣрныхъ и бездѣльныхъ причинъ проистекаютъ часто важнѣйшіе резулѣтаты! Дѣло, просто, состояло въ слѣдующсмъ: клеркъ стряпчаго, переписывая бумагу, значительно-длинную, написалъ пять или шесть словъ, по ошибкѣ, не такъ, какъ слѣдовало и, опасаясь взбѣсить своего господина, которому потребовалось бы доставать новую бумагу и новый штемпель, что причинило бы новыя хлопоты и промедленія, чистенько выскоблилъ ошибочныя слова и на подскобленномъ мѣстѣ написалъ то, что слѣдовало. А такъ-какъ ему же поручено было совершеніе и засвидѣтельствованіе этого документа, то, разумѣется, онъ не остановился исполнить порученіе. И вотъ къ-чему это привело: имѣніе въ 10,000 фунтовъ содоваго дохода готово было перейдти въ чужія руки изъ-за пустой подчистки.
-- Подайте мнѣ документъ! сказалъ судья, и, взявъ въ руки бумагу, онъ разсматривалъ ее тщательно минуты двѣ.
-- Нѣтъ ли у кого-нибудь въ Палатѣ увеличительнаго стекла? спросилъ генерал-атторней съ возрастающимъ безпокойствомъ; но стекла не было ни у кого.
-- Да, полно, нужно ли это, мистеръ генерал-атторней? сказалъ лордъ Виддрингтонъ, возвращая документъ съ зловѣщимъ взглядомъ.-- Итакъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Сёттлю:-- вы возражаете, конечно, мистеръ Сёттль, если я попалъ ваши слова, что документъ не годится, по причинѣ подчистки въ существенной его части.
-- Такъ точно, милордъ, въ этомъ именно состоитъ мое возраженіе, отвѣчалъ мистеръ Сёттль, садясь на свое мѣсто.
-- Ну, мистеръ генерал-атторней, продолжалъ судья, обращаясь къ нему и приготовляясь записать какія-нибудь новыя замѣчанія, которыя тотъ могъ предложить. Всѣ присутствовавшіе поняли въ эту минуту, что наступилъ рѣшительный кризисъ, и мертвое молчаніе распространилось въ Палатѣ. Генерал-атторней немедленно и совершенно-спокойно представилъ суду свой отвѣтъ. Онъ не оспоривалъ существованія подчистки и, разумѣется, возраженіе его основано было на томъ, что она находилась въ несущественной части дѣла; но не трудно было замѣтить, что онъ говорилъ съ видомъ человѣка, разсуждающаго contra spent. То, что онъ сказалъ, впрочемъ, было очень-дѣльно и сильно, и въ такомъ же родѣ были отвѣты мистера Стерлинга и мистера Кристаля; но всѣ они явно были посажены на-мель. Мистеръ Сёттль возразилъ съ жестокою убѣдительностью; мистеръ Квиксильверъ воспользовался этимъ случаемъ и не соизволивъ разсудить, что судья и безъ того былъ на ихъ сторонѣ, началъ очень-опасную и очень-эффектную рѣчь, необращая никакого вниманія на отчаяніе мистера Сёттля, сидѣвшаго возлѣ и глядѣвшаго на него такими глазами, какъ-будто онъ однимъ словомъ былъ готовъ его уничтожить. Вслѣдствіе двухъ или трехъ очень-неосторожныхъ выходокъ Квиксильвера, немедленно возсталъ противъ него лордъ Виддрингтонъ, и мистеръ Сёттль, въ первый разъ еще впродолженіе дѣла, выйдя изъ себя, произнесъ полусдавленное проклятіе, услышанное всѣмъ сословіемъ адвокатовъ; можетъ-быть, даже самимъ судьею. Наконецъ Квиксильверъ сѣлъ на свое мѣсто... съ немного-озадаченнымъ видомъ поглядывая на мистера Сёттля, который обернулся къ нему спиною въ присутствіи всей Палаты; но когда Линксъ всталъ и дѣльнымъ образомъ въ короткихъ словахъ привелъ вопросъ въ правильное положеніе предъ судьею и присяжными, тогда лобъ мистера Сёттля мало-по-малу разгладился.
-- Ну, произнесъ лордъ Виддрингтонъ, когда Линксъ кончилъ: -- признаюсь, я не имѣю никакого сомнѣнія по этому предмету; но такъ-какъ онъ въ высшей степени важенъ, то я пойду спрошу, что думаетъ объ этомъ товарищъ мой Грейли.
Съ этими словами онъ взялъ документъ и вышелъ изъ Палаты. Въ дверяхъ онъ прошелъ мимо Обри, держа бумагу предъ собою въ рукахъ. Минутъ черезъ десять лордъ Виддрингтонъ возвратился.
-- Тише, тише тамъ! прокричалъ глашатай -- и шумъ скоро утихъ, смѣненный глубокимъ молчаніемъ.
-- Ни я, ни товарищъ мой Грейли, произнесъ лордъ Виддрингтонъ, занявъ свое мѣсто: -- не сомнѣваемся ни мало въ томъ, что предложенный документъ не долженъ быть принять въ доказательство, если не дано будетъ отчета въ подчисткѣ, найденной, очевидно, въ существенной его части; а потому, если вы не готовы, мистеръ генерал-атторней, представить какое-нибудь свидѣтельство по этому пункту, то я не приму документа.
Невнятный ропотъ распространился по всей Палатѣ -- ропотъ волненія, безпокойства и обманутаго ожиданія. Генерал-атторней переговорилъ нѣсколько словъ съ своими друзьями.
-- Конечно, милордъ, мы не имѣемъ на-готовѣ свидѣтельства, чтобъ объяснить этотъ случай, поразившій насъ такъ неожиданно. Послѣ такого долгаго времени, милордъ, разумѣется...
-- Да, разумѣется, это большое несчастье для вашей стороны, большое несчастье! Вы, конечно, требуете, несмотря на то, чтобъ документъ этотъ былъ принятъ, продолжалъ онъ, дѣлая отмѣтку.
-- Да, милордъ, безъ-сомнѣнія.
Надо было видѣть какими глазами господа Кверкъ, Геммонъ и Снапъ смотрѣли на мистера Паркинсона, когда этотъ джентльменъ съ огорченнымъ видомъ пряталъ отвергнутую бумагу обратно въ мѣшокъ, изъ котораго она была вынута недавно съ такою увѣренностью и съ такимъ торжествомъ. Изложеніе остальной части дѣла, со стороны мистера Обри, пошло затѣмъ своимъ чередомъ; но, несмотря на вынужденное спокойствіе адвокатовъ, досада и отчаяніе замѣтны были на ихъ лицахъ. Они были убиты духомъ и чувствовали, что дѣло проиграно невозвратно, если какое-нибудь неожиданное счастье не встрѣтится передъ самымъ концомъ. Они недолго занимались доказательствомъ происхожденія мистера Обри отъ Джеффри Дреддлинтона, что все-таки необходимо былъ сдѣлать, потому -- что какъ ни жестоко они оборвались, неуспѣвъ утвердить основнаго права опиравшагося на актѣ подтвержденія уступки правъ, вслѣдствіе которой имѣніе перешло въ руки предковъ мистера Обри, то все-таки былъ еще вопросъ: повѣрятъ ли присяжные свидѣтельствамъ, приведеннымъ со стороны истца, чтобъ доказать права его независимымъ образомъ.
-- Вотъ, милордъ, въ чемъ состоитъ право отвѣтчика, сказалъ генерал-атторней, когда его послѣдній свидѣтель оставилъ свое мѣсто, и тогда мистеръ Сёгтль всталъ, чтобъ ему отвѣчать. Онъ чувствовалъ, какъ непопулярно было его дѣло, видѣлъ почти на всѣхъ лицахъ кругомъ выраженіе непріязненное. Внутренно онъ презиралъ свое дѣло, видя какого рода былъ тотъ человѣкъ, за котораго онъ боролся. Всѣ личныя его сочувствія принадлежали мистеру Обри, котораго онъ зналъ хорошо по имени и молвѣ, съ которымъ часто засѣдалъ въ Палатѣ Депутатовъ. Съ другой стороны, на самомъ виду передъ нимъ, сидѣлъ его смѣшной и маленькій кліентъ, Титмаузъ, жалкое созданіе, которому стоило только показаться передъ присяжными, и еслибъ тутъ могъ быть хотя малѣйшій доступъ вліянію предубѣжденія, онъ ужь этимъ однимъ погубилъ бы свое дѣло. И этотъ-то пошлый идіотъ долженъ былъ выгнать милое семейство Обри изъ Яттона, пустить ихъ нищими по міру! Но мистеръ Сёттль былъ человѣкъ съ возвышеннымъ образомъ мыслей, истинный англійскій адвокатъ въ полномъ смыслѣ этого слова. Еслибъ онъ даже видѣлъ передъ собой миссъ Обри во всей ея красотѣ, и зналъ, что вся судьба этой дѣвушки зависитъ отъ его стараній, онъ едва-ли бы дѣйствовалъ усерднѣе, чѣмъ въ настоящемъ случаѣ. Таковъ, наконецъ, былъ эффектъ, произведенный этимъ искуснымъ адвокатомъ въ рѣчи своей къ присяжнымъ, что онъ началъ дѣлать перемѣну въ чувствахъ большей части людей, его окружавшихъ; даже глаза надменныхъ красавицъ стали рѣже бросать на Титмауза взгляды негодованія и отвращенія, по-мѣрѣ-того, какъ неотразимое краснорѣчіе мистера Сёгтля увлекало ихъ сочувствіе на его сторону.
-- Мой ученый собратъ, господа, говорилъ онъ, между прочимъ:-- проронилъ два или три выраженія неслишкомъ-лестнаго смысла, упоминая о моемъ кліентѣ, мистерѣ Титмаузѣ, и провелъ невыгодную параллель между неизвѣстнымъ, непросвѣщеннымъ истцомъ и даровитымъ отвѣтчикомъ. Боже мой! не-уже-ли несчастье моего смиреннаго кліента должно быть поставлено ему въ вину; и если онъ человѣкъ неизвѣстный, несвѣдущій, незнакомый съ обычаями свѣта, лишенный выгодъ изящнаго воспитанія, если манеры его получили отпечатокъ грубости, то кто же виноватъ въ этомъ, скажите сами? Кто былъ всему причиною? Кто повергъ его и родителей его до него въ ту несправедливую бѣдность и неизвѣстность, отъ которыхъ Провидѣніе готово искупить его теперь и ввести во владѣніе своею собственностью? Господа, если такіе предметы дозволено выводить на сцену при разборѣ судебнаго дѣла, то я спрашиваю васъ, съ кого надо требовать отчета въ настоящемъ положеніи моего несчастнаго кліента? Съ него самого, или съ тѣхъ, которые, можетъ -- быть, безсознательно, но все-таки несправедливо наслаждались богатствами, имъ непринадлежащими? Господа! во имя всего, что мужественно и великодушно, я вызываю ваше участіе, ваше состраданіе къ моему кліенту!
Въ эту минуту Титмаузъ, который ужь давно глядѣлъ, разинувъ ротъ и выпучивъ глаза на своего краснорѣчиваго адвоката, не могъ долѣе высидѣть спокойно, несмотря на всѣ усилія господъ Кверка, Геммона и Снапа, чтобъ удержать его.
-- Браво, браво! славно! воскликнулъ онъ громко, вскакиваясъ одушевленнымъ взоромъ: -- Клянусь, все это сущая правда!.
Смущенный адвокатъ его вдругъ остановился, пораженный какъ громомъ такою неслыханною выходкою.
-- Возьмите этого дурака вонъ изъ Палаты, или я не скажуболѣе ни слова, шепнулъ онъ свирѣпо мистеру Геммону.
-- Кто это? Извольте сейчасъ выйдти вонъ! Ваше поведеніе въ высшей степени неприлично!.. Я велю арестовать васъ, сэръ! произнесъ лордъ Виддрингтонъ, обращая грозный взоръ на виновнаго, поблѣднѣвшаго какъ смерть.
-- Сжальтесь надо мною, милордъ, я никогда впередъ не буду! застоналъ онъ, сложивъ руки съ умоляющимъ видомъ, въ полной увѣренности, что лордъ Виддрингтонъ тотчасъ отниметъ у него имѣніе.
Снапъ наконецъ успѣлъ вывести его изъ Палаты, и когда шумъ, возбужденный его неумѣстной выходкой, совершенно утихъ, мистеръ Сёттль продолжалъ:
-- Господа, произнесъ онъ тихимъ голосомъ: -- я замѣчаю, что вы тронуты этимъ маленькимъ происшествіемъ, и это доказываетъ высокое благородство сердца. Люди съ душою, менѣе -- возвышенною и неодаренные такою тонкою чувствительностью, могли бы улыбнуться при видѣ странности, которая въ васъ возбуждаетъ только сильнѣйшее состраданіе. Я протестую, господа.... и проч.