Аннотация: Ten Thousand a-Year. Part 1. Текст издания: "Отечественныя Записки", т. 85, 1852, тт. 86-87, 1853. Перевод Николая Ахшарумова.
ТЯЖБА.
РОМАНЪ САМЮЕЛЯ ВАРРЕНА.
Часть первая.
ГЛАВА I.
Въ одно воскресное утро, часовъ около десяти -- это было въ іюлѣ мѣсяцѣ 18** года -- ослѣпительные лучи солнца ужь нѣсколько часовъ сряду озаряли маленькую, печальную комнатку, на чердакѣ одного изъ самыхъ тѣсныхъ дворовъ Оксфордской Улицы. Блескъ ихъ долго тревожилъ закрытые вѣки хозяина комнаты, молодаго человѣка, лежавшаго въ постели, и наконецъ разбудилъ его совершенно. Нѣсколько минутъ тёръ онъ глаза, чтобъ освободить ихъ отъ впечатлѣнія, произведеннаго яркимъ свѣтомъ, и зѣвалъ и потягивался съ видомъ тяжелаго оцѣпенѣнія; сонъ, повидимому, нисколько не освѣжилъ его. Затѣмъ онъ взглянулъ на кучку платья, набросаннаго въ безпорядкѣ на стоявшій возлѣ кровати стулъ, со сломанною спинкой, на который онъ швырнулъ платье торопливо, въ часъ пополуночи, вернувшись домой изъ магазина одного богатаго лавочника въ Оксфордской Улицѣ, гдѣ онъ служилъ сидѣльцомъ и гдѣ едва не повалился сонный, закрывая ставни, вечеромъ, послѣ долгой и трудной дневной работы. Онъ съ трудомъ держалъ глаза свои открытыми, покуда раздѣвался на-скорую-руку, и упавъ въ изнеможеніи на постель, спалъ глубокимъ сномъ до самой той минуты, когда онъ является на сцену передъ читателемъ. Молодой человѣкъ лежалъ нѣсколько минутъ на кровати, потягиваясь, зѣвая, вздыхая повременамъ и кидая нерѣшительный взглядъ на очагъ небольшаго камина, вмѣщавшій пригоршни двѣ лучины и угля, да на коробочку съ тротомъ и спичками, стоявшую сверху, на крышкѣ камина, для скораго добыванія огня, въ случаѣ надобности грѣть воду для бритья или для завтрака. Лѣниво всталъ онъ, наконецъ, съ постели и, почувствовавъ себя на ногахъ, опять зѣвнулъ и потянулся; потомъ развелъ огонь, поставилъ на уголья маленькій котелокъ и снова улегся въ постель, гдѣ лежалъ, уставя глаза на очагъ и наблюдая, какъ трескучій огонёкъ пробирался сквозь лучину и уголья. Разъ, однакожь, пламя совсѣмъ стало тухнуть, такъ-что ему опять надо было встать и дуть на очагъ, подкладывая между углями клочки бумаги. Несмотря на то, огонь былъ въ такомъ ненадежномъ положеніи, что онъ рѣшился ужь болѣе не ложиться въ постель, а сѣлъ на нее, сложивъ руки и сидѣлъ, постоянно готовый приняться опять за работу. Въ такомъ положеніи оставался онъ нѣсколько минутъ, прислушиваясь къ разнозвучному гулу тысячи церковныхъ колоколовъ, громко призывавшихъ къ молитвѣ жителей Лондона. Рядъ мыслей, проходившихъ у него въ головѣ, былъ слѣдующаго рода:
"Охъ, охъ, охъ!" думалъ онъ:-- "Господи Боже мой! На душѣ у меня сегодня мутно! Праздникъ вѣдь, кажется, воскресенье, единственный свободный день у меня въ цѣлой недѣлѣ... а между-тѣмъ я ему какъ-будто бы совсѣмъ и не радъ! Отчего это? Пришибла меня, что ли, моя недѣльная работа? (тутъ онъ зѣвнулъ.) Да и что это за жизнь, если разобрать хорошенько! Сижу здѣсь... вѣдь ужь мнѣ двадцать-восемь лѣтъ; вотъ скоро ужь четыре года, какъ я служу сидѣльцомъ въ лавкѣ Тэг-Рэга и К, работаю, какъ лошадь, съ семи часовъ утра до девяти вечера... и за все получаю сколько же? Тридцать-пять фунтовъ стерлинговъ въ годъ съ хозяйскимъ столомъ! Да и то еще мистеръ Тэг-Рэгъ, то и дѣло твердитъ, что слишкомъ-дорого мнѣ платитъ! Поди тутъ, нанимай квартиру и держи себя джентльменомъ на тридцать-пять фунтовъ въ годъ! Ей-Богу, это не можетъ такъ долѣе идти! Я иногда дохожу до отчаянія -- такія странныя мысли лѣзутъ мнѣ въ голову! Семь шиллинговъ въ недѣлю плачу я за эту проклятую норку", продолжалъ онъ съ ожесточеніемъ, окидывая злобнымъ взоромъ свою тѣсную комнатку:-- "за эту норку, гдѣ кошки нельзя качнуть, незадѣвъ за всѣ четыре стѣны! Прошедшей зимою трое изъ нашихъ (то-есть изъ сидѣльцовъ, его товарищей) зашли ко мнѣ пить чай, не помню въ какое-то воскресенье вечеромъ, и какъ ни холодно было сначала, а все-таки мы вчетверомъ нагрѣли эту проклятую кануру такъ жарко, что, наконецъ, пришлось отворить фортку! А что касается до удобства, то я помню, что мнѣ тогда же пришлось занять два скверные стула у нашихъ сосѣдей, внизу; а они, въ отплату, заняли у меня на слѣдующее воскресенье мой единственный графинъ, да и надбили его еще, въ-добавокъ. Тридцать-пять фунтовъ стерлинговъ въ годъ и никакого повышенія! (Тутъ онъ остановился.) Кого ни встрѣтишь, вслкій счастливъ, кромѣ меня, разумѣется, да такихъ же, какъ я, бѣдняковъ! Кого ни встрѣтишь, всякій смѣется, всякій знаетъ, что я не болѣе, какъ "лавочный скакунъ" -- да, такъ называютъ они, и этимъ ненавистнымъ имѣнемъ клеймятъ нашу братью, тѣхъ, кому незачѣмъ выходить изъ дому! Ну, что пользы послѣ этого имѣть красивую наружность, какую во мнѣ, напримѣръ, находятъ иные?"
Тутъ онъ инстинктивно запустилъ пальцы лѣвой руки въ кучу густыхъ волосъ рыжаго цвѣта и бросилъ взоръ на осколокъ разбитаго зеркала, висѣвшій на стѣнѣ; осколокъ, который, рисуя передъ нимъ вѣрное изображеніе лица, несмотря на непріятный цвѣтъ волосъ, совсѣмъ не безобразнаго, доставлялъ ему каждый разъ удовольствіе, ни съ чѣмъ на свѣтѣ несравненное.
"Да", продолжалъ онъ: -- "много я видѣлъ хорошенькихъ женщинъ, служа въ магазинѣ, и дѣлалъ всевозможное, чтобъ привлечь вниманіе ихъ, то-есть такихъ, разумѣется, которыя подъѣзжали въ своемъ экипажѣ. Что жь, мало ли кому счастье выпадало этимъ путемъ! Да вотъ, напримѣръ, Томъ Тарнишъ, тотъ, что женился на миссъ Твенгъ, дочери богатаго фортепьяннаго мастера, И что жь? бросилъ лавку, да и живетъ теперь въ Хекнеѣ, какъ настоящій джентльменъ! Нечего сказать, ловкую штуку удралъ! Жаль только, что мнѣ до-сихъ-поръ какъ-то все не удается устроить свои дѣла такимъ образомъ! Дѣвушки не клюютъ!... Ужь какъ я на нихъ, подчасъ, таращу глаза! да и не всѣ онѣ, какъ кажется, за это сердятся; другая усмѣхнется такъ, какъ-будто бы хотѣла сказать, плутовка, что она очень-рада. Не въ-прокъ только все это идетъ, совсѣмъ не въпрокъ! Нѣтъ, чортъ возьми, послѣ того, что со мною недавно случилось въ паркѣ, я ужь болѣе не намѣренъ кивать на гуляньѣ тѣмъ дамамъ, которыя вздумаютъ улыбнуться, покупая вещи у насъ, въ магазинѣ. А то, пожалуй, выйдетъ то же, что и съ этою леди, которая меня въ ту пору такъ срѣзала, что я, просто, не зналъ куда дѣваться и смотрѣлъ какимъ-то гнилымъ товаромъ! Впрочемъ, у женщинъ нравъ такой капризный, что это еще ничего не значитъ. Вѣрно, я какъ-нибудь глупо взялся за дѣло, оттого оно дурно и кончилось. Кстати, что за щеголь былъ этотъ господинъ, который встрѣтилъ ее при выходѣ изъ кареты. Конечно, что касается до пріятной наружности (онъ опять заглянулъ въ зеркало), то пусть меня на ленточки разрѣжутъ, если я ему уступлю. Нѣтъ, съ этой стороны я не боюсь ничего; да и въ другомъ отношеніи, можетъ-быть, мы не уступимъ... А что, онъ, я думаю, вѣрно, родился, какъ говорятъ, съ золотой ложкой во рту и, вѣрно, имѣетъ порядочное число тысячъ годоваго дохода, чтобъ вознаградить за недостатокъ ума въ головѣ... Онъ былъ, однакожь, славно одѣтъ, надо признаться. Какіе брюки! Они сидѣли на немъ такъ ловко, какъ-будто бы онъ въ нихъ родился! А жилетъ! А галстухъ атласный! Боже мой, что за тонъ!... Но вѣдь надо сказать, что собой онъ былъ совсѣмъ не особенно-хорошъ. А перчатки, перчатки-то! бѣлыя какъ снѣгъ! Ужь онъ, разумѣется, перемѣняетъ ихъ каждый день... Ахъ ты, Боже мой! вѣдь если разсчесть, такъ это ему обходится, ни болѣе, ни менѣе, какъ по три шиллинга шести пенсовъ въ день никакъ не менѣе; кому жь, какъ не мнѣ, знать, чего это стоитъ?.. Ухъ, если бы у меня было довольно денегъ, чтобъ этакъ покутить!... А потомъ, когда онъ посадилъ ее въ карету, на какого коня самъ онъ сѣлъ! Да и что за грумъ у него франтовской; я головой поручусь, что этотъ грумъ получаетъ жалованья неменьше моего! (Тутъ онъ опять остановился.) Ну что, если вообразить себѣ, такъ, для потѣхи, что и мнѣ бы, вдругъ, какъ-нибудь посчастливилось! Положимъ, напримѣръ, кто-нибудь оставилъ бы мнѣ въ наслѣдство кучу денегъ, нѣсколько тысячъ готоваго дохода, напримѣръ, или другое что-нибудь въ этомъ родѣ! Эхъ, Боже мой! Да я бы отъ самаго перваго отъ нихъ ни шагу не отсталъ!" (Онъ опять призадумался.) "По правдѣ сказать, я бы, можетъ-быть, сначала не зналъ даже куда и дѣвать такія деньги. Думаю, однакожь, прежде всего купилъ бы себѣ титулъ; и почему же нѣтъ? За деньги все достанешь. Къ-тому же, такія вещи часто случаются. Да вотъ, былъ, недавно, въ Сити {City -- центральная часть Лондона. Прим. перев.}, сухарный пекарь; теперь баронетомъ сдѣланъ!... И не за другое что, какъ за свои деньги; такъ почему же бы и я не могъ сдѣлаться?..."
Онъ сталъ одушевляться по мѣрѣ того, какъ шли впередъ его разсужденія и, всплеснувъ руками, съ невольной энергіей, вытянулъ ихъ во всю длину, чтобъ дать волю широкому зѣвку.
"Боже мой, подумаешь, какъ бы это звучало:
"СЭРЪ ТИТЛЬБЕТЪ ТИТМАУЗЪ, БАРОНЕТЪ, или ЛОРДЪ ТИТМАУЗЪ.
"Первое мѣсто, куда бы я отправился, получивъ свой титулъ и оснастясь по послѣдней модѣ у Штульца {Stulz -- извѣстный портной въ Лондонѣ, Нѣмецъ. Прим. перев.}... Это было бы... да, въ нашу проклятую лавку, купить дюжины двѣ бѣлыхъ лайковыхъ перчатокъ. И воображаю, какая суматоха поднялась бы между этими блѣдными бѣднягами, которые тамъ стоятъ, по обыкновенію, за прилавками, когда вдругъ мой экипажъ загремѣлъ бы у крыльца, и я, одѣтый какъ денди, гордо вошелъ бы въ лавку!.. Тэг-Рэгъ ужь вѣрно бы выбѣжалъ ко мнѣ на встрѣчу и самъ сталъ бы за мною ухаживать. Но нѣтъ, не сталъ бы: гордость бы не позволила! А впрочемъ, не знаю, чего онъ не сдѣлаетъ, чтобъ положить себѣ въ карманъ лишній пенни!.. Я думаю, однакожь, я не обошелся бы съ нимъ слишкомъ-круто; ну, а все-таки ужь, разумѣется, задалъ бы тону! Боже мой! какъ бы это было пріятно!.." Онъ вздохнулъ и остановился. "Да, я часто бы заходилъ въ нашъ магазинъ. Право, мнѣ кажется это было бы моею любимою потѣхою, еслибъ я былъ богатъ. А какъ бы они стали завидовать мнѣ!.. О, ужь это, разумѣется! То-то была бы потѣха!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я, между-прочимъ, не сталъ бы и думать о женитьбѣ, покуда... ну, а впрочемъ, не отвѣчаю! Еслибъ мнѣ случилось, напримѣръ, попасть между этими, знаете, самыми отличными изъ отличнѣйшихъ, этими, такъ-сказать, перваго сорта товарами, какъ эта леди, напримѣръ, что тогда, въ паркѣ... Желалъ бы я посмотрѣть, срѣзала ли бы она меня, попрежнему, еслибъ у меня въ карманѣ лежало тысячъ десять годоваго дохода? Гмъ! да она бы сама стала за мной бѣгать, если только правду говорятъ романы; а я увѣренъ, что они не лгутъ. О, ужь разумѣется, я тогда могъ бы жениться на комъ угодно!" Онъ опять призадумался. "Но -- ѣхалъ бы къ чужіе край... прямо въ Россію. Тамъ, говорятъ, есть человѣкъ, который можетъ окрасить эти проклятые волосы во всякую краску, какую угодно. Вернулся бы оттуда черный, какъ воронъ, и тогда-то ужь не уступилъ бы ни на волосъ любому изъ нихъ!.. Кстати, заодно, ужь велѣлъ бы себѣ и брови подкрасить..."
Т-р-р-р-рахъ!.. На этомъ мѣстѣ рухнули всѣ его воздушные замки, при шумѣ чайника, который шипѣлъ и свистѣль, бурлилъ и брызгалъ, въ жестокихъ мученіяхъ, перекипая черезъ край, какъ-будто бы невыносимый жаръ огня довелъ до бѣшенства несчастное существо, поставленное надъ нимъ, и оно инстинктивно силилось залить причину своихъ страданій. Снявъ чайникъ съ огня и поставивъ на полку, онъ подбавилъ въ каминъ щепотку свѣжаго угля и занялся приготовленіями къ бритью. Плеснулъ сперва немножко воды въ старую чашку, которая должна была, впослѣдствіи, исполнять другую роль за завтракомъ; потомъ развернулъ клочокъ измятой сѣрой бумаги, въ которую завернута была еще недавно пара сигаръ, купленныхъ имъ наканунѣ, нарочно для этого дня, и разложиль ее на крышкѣ камина; потомъ провелъ свою единственную, сильно-источенную бритву, нѣсколько разъ по ладонѣ лѣвой руки; потомъ обмакнулъ истертую почти до рукояти кисть и сталъ водить ее по тѣмъ частямъ лица, которыя намѣревался брить; потомъ потеръ по мокрой поверхности кусочкомъ желтаго мыла, и менѣе чѣмъ въ пять минутъ времени мистеръ Титмаузъ былъ выбрить. Не воображайте, впрочемъ, чтобъ онъ произвелъ какую-нибудь очень-обширную операцію. Иной, пожалуй, подумаетъ, что онъ горѣлъ нетерпѣніемъ раздѣлаться, по возможности, съ большимъ количествомъ своихъ отвратительныхъ, рыжихъ волосъ; но ни чуть не бывало. Каждый волосокъ изъ его разстилающихся бакенбардовъ былъ сохраненъ отъ прикосновенія стали; а также не тронуть былъ и густой пукъ шерсти, который торчалъ у него подъ бородою, выбѣгая закорючками съ двухъ сторонъ изъ-подъ галстуха, наподобіе двухъ маленькихъ роговъ или клыковъ. Кромѣ-того, была у него еще недавно имперьялка, то-есть клочокъ волосъ грязнаго цвѣта, который франты носятъ у себя подъ нижнею губою, и парочка щегольскихъ усиковъ; но, увы! бѣдный мистеръ Титмаузъ вынужденъ былъ принести ихъ въ жертву деспотической прихоти своего грубаго господина мистера Тэг-Рэга, которому украшенія эти показались совсѣмъ-неприличными на лицѣ простаго сидѣльца. Такимъ-образомъ очевидно, что пространство, назначенное для бритья, въ настоящемъ случаѣ было довольно-ограниченно. По окончаніи этой операціи, онъ вынулъ изъ сундука старую, засаленную, помадную банку, и частичку содержавшагося въ ней жирнаго вещества, извлеченную осторожно на кончикѣ пальца, втеръ съ большимъ стараніемъ себѣ въ брови. Потомъ размазалъ немного того же самаго вещества у себя на ладоняхъ и усердно растиралъ ими, битыхъ четверть часа свои упрямые волосы на головѣ и на щекахъ; послѣ чего онъ сталъ причесывать ихъ по-крайней-мѣрѣ на пять или на шесть разныхъ ладовъ -- такъ забавно-прихотливъ былъ мистеръ Титмаузъ по этой статьѣ своего туалета. Вслѣдъ затѣмъ намочилъ онъ конецъ полотенца водою и, обернувъ имъ свой указательный палецъ, провелъ слегка по лицу, тщательно избѣгая бровей, бакенбардовъ и другихъ мѣстъ, покрытыхъ волосами; послѣ чего онъ повторилъ ту же продѣлку сухимъ концомъ полотенца, и далѣе этого мистеръ Титльбетъ Титмаузъ не счелъ нужнымъ вести своего омовенія! Еслибъ онъ могъ видѣть себя такъ, какъ другіе его видѣли, въ отношеніи нѣкоторыхъ, пренебреженныхъ мѣстностей, лежавшихъ гдѣ-то около задней и нижней части ушей, онъ, можетъ-быть, и не нашелъ бы излишнимъ омочить ихъ небольшимъ количествомъ мыла и воды. Впрочемъ, это не наше дѣло, и онъ вѣрно самъ лучше зналъ. Какъ знать? онъ, можегъ-быть, боялся простудиться; къ-тому же, прическа его была очень-густая и длинная сзади, и могла, вѣроятно, закрыть все, что было непріятно для глазъ. Послѣ этого мистеръ Титмаузъ вытащилъ изъ-подъ кровати бутылку Варрена несравненной ваксы и пару сапожныхъ щетокъ, посредствомъ которыхъ онъ началъ съ большимъ прилежаніемъ и искусствомъ доводить-сапоги свои до удивительной степени блеска. Окончивъ эту продѣлку, онъ спряталъ назадъ подъ кровать щетки и ваксу, умылъ руки и посвятилъ нѣсколько минутъ на заварку трехъ ложечекъ кофе (такъ, по-крайней-мѣрѣ, назывался этотъ странный составъ на оберткѣ, въ которой его продавали). Потомъ онъ вынулъ изъ сундука каленкоровую рубашку съ полотняными воротничками и рукавчиками, рубашку, которая была ношена, могу васъ увѣрить, всего только два раза послѣ стирки, то-есть въ прошедшія два воскресенья, и надѣлъ ее, принимая всевозможныя предосторожности, чтобъ не измять очень-пышную манишку, состоявшую изъ трехъ рядовъ манжетъ. Въ середину этой пышной манишки воткнулъ онъ три булавочки, соединенныя двумя тоненькими позолоченными цѣпочками, булавочки, смотрѣвшія удивительно какъ бонтонно и прибранныя какъ-будто нарочно, чтобъ сіять возлѣ совершенно-новаго, чернаго, атласнаго галстуха, который онъ тутъ же и пристегнулъ себѣ на шею. Надѣвъ свои блестящіе сапоги, къ-сожалѣнію, надо сказать, безъ чулковъ, онъ осторожно просунулъ ноги въ пару бѣлыхъ, послѣ стирки ни разу еще ненадѣванныхъ брюкъ. Между короткими ихъ штрибками и высоко поднятыми подтяжками, эта часть его костюма натянулась такъ туго, что подвергалась большой опасности лопнуть, въ случаѣ, еслибъ онъ вздумалъ неосторожно присѣсть. Не знаю, повѣрите ли вы, а между-тѣмъ я, право, не лгу: первое, что онъ надѣлъ послѣ того, были -- чтобы вы думали?.. шпоры! Впрочемъ, какъ знать, можетъ-быть, онъ собирался ѣздить верхомъ въ этотъ день -- что же, я тутъ не вижу ничего невозможнаго. Потомъ надѣлъ онъ чрезвычайно-нарядную шелковую жилетку темнокраснаго цвѣта съ цвѣточками, и сверхъ нея повѣсилъ массивную бронзовую цѣпочку, для покупки которой проданы были очень-годные серебряные часы. Изъ того же самаго клочка хлопчатой бумаги, въ которомъ завернута была эта цѣпочка, вынулъ онъ свой перстень (зоркіе надо было имѣть глаза тому, кто захотѣлъ бы съ разу узнать, что онъ не брильянтовый) и надѣлъ его на неуклюжій мизинецъ толстой и красной руки своей, любуясь блескомъ этой драгоцѣнной вещицы съ величайшимъ самодовольствіемъ. Дойдя до этого пункта въ своемъ туалетѣ, онъ сѣлъ завтракать, разложивъ на колѣняхъ, вмѣсто салфетки, только-что снятую съ себя рубашку, чтобъ предохранить свои бѣлыя брюки отъ пятенъ. Мысли его перелетали отъ недавно-строенныхъ воздушныхъ замковъ къ планамъ препровожденія времени на нынѣшній день. А между-тѣмъ, у него не было масла; послѣднее онъ съѣлъ вчера поутру, такъ-что сегодня досталось жевать сухой хлѣбъ. Чорствъ и жестокъ былъ этотъ хлѣбъ и трудную работу задавалъ онъ зубамъ; но до того ли было Титмаузу: глаза его безпрестанно любовались кольцомъ! Проглотивъ чашки двѣ своего такъ-называемаго кофе, онъ принялся снова за туалетъ. Вытащилъ изъ другаго сундука синій сюртукъ съ бархатнымъ воротникомъ, съ выпуклыми, узорными шелковыми пуговицами и съ маленькимъ наружнымъ карманомъ съ лѣвой стороны на груди. Разгладивъ на этомъ сюртукѣ нѣсколько складокъ, онъ надѣлъ его, послѣ чего еще долго стоялъ передъ обломкомъ разбитаго зеркала, подергивая воротникъ, рукава и отвороты, и стараясь приладить ихъ такъ, чтобъ платье сидѣло какъможно-красивѣе. Все это онъ заключилъ, тщательно вытянувъ впередъ рукавчики своей рубашки, такъ, чтобъ бѣлизна ихъ была граціознымъ контрастомъ съ синимъ цвѣтомъ суконныхъ рукавовъ, образуя узенькую, пограничную черту между темнымъ краемъ платья и красной кожею руки. На этотъ полезный членъ своего тѣла онъ смотрѣлъ всегда со вздохомъ, потому-что, увы! рука была некрасива; широкая и красная, съ толстыми какъ обрубки, пальцами и въ-добавокъ съ глубокими, жесткими морщинами на каждомъ суставѣ. Ногти, въ свою очередь, были плоски и безобразны и привычка грызть ихъ почти до крови дѣлала изъ его руки такое зрѣлище, отъ котораго дрожь пробѣгала по тѣлу. Послѣ того онъ вынулъ изъ перваго сундука бѣлый карманный платокъ, удивительный платокъ, который онъ носилъ съ собою напоказъ (разумѣется, не для употребленія) четыре воскресенья сряду, и который все-таки могъ еще разъ выдержать смотръ. Затѣмъ пара лайковыхъ перчатокъ, лазурнаго цвѣта, явилась на сцену; но она, впрочемъ, носила на себѣ такіе неоспоримые слѣды долговременнаго употребленія, что онъ долженъ былъ минутъ десять тереть ее хлѣбными крошками. Его воскресная шляпа, покрытая тонкой, полупрозрачной бумагой, вынута была вслѣдъ затѣмъ осторожно изъ старой, поношенной картонной коробки; ахъ, какъ нѣжно и легко провелъ онъ рукою по ея лоснящейся поверхности! Наконецъ онъ снялъ съ крючка, прибитаго за дверью, тонкую черную тросточку съ позолоченнымъ набалдашникомъ и съ большими коричневыми кистями -- и вотъ туалетъ его былъ оконченъ. Положивъ наминуту трость, онъ расправилъ рукою волосы по обѣимъ сторонамъ головы, такъ, чтобъ они лежали красиво подъ шляпою, которую онъ вслѣдъ затѣмъ и надѣлъ, щегольски наклонивъ на лѣвую сторону. Онъ въ-самомъ-дѣлѣ былъ недуренъ, несмотря на свои рыжіе волосы. Лобъ его, правда, былъ узокъ; глаза, слишкомъ-свѣтлые, слегка выкатывались; но зато ротъ имѣлъ очень-красивую форму и, рѣдко закрытый, обнаруживалъ прекрасные зубы. Носъ онъ имѣлъ изъ рода такихъ, которые обыкновенно слывутъ у насъ за римскіе. Лицо его, озаренное постоянною улыбкой, выражало самодовольствіе, про которое, пожалуй, что угодно говорите, но все же это было выраженіе, и лучше имѣть хоть какое-нибудь, чѣмъ вовсе никакого. Что же касается до слѣдовъ мысли, то я не хочу вводить читателя въ заблужденіе, утверждая, что на лицѣ мистера Титмауза было что-нибудь подобное. Ростомъ онъ былъ около пяти футовъ и четверти дюйма (въ сапогахъ), и сложеніе имѣлъ довольно-плотное, съ плечами немножко-закругленными; но члены его были гибки и движенія бойки.
Итакъ, вотъ вамъ, наконецъ, мистеръ Титльбетъ Титмаузъ, конечно, не болѣе, какъ очень-обыкновенный образчикъ своей породы; но такъ-какъ онъ въ этомъ разсказѣ долженъ пройдти черезъ множество самыхъ разнообразныхъ положеній и обстоятельствъ, то я думалъ, что читатель не прочь будетъ имѣть передъ глазами своего воображенія портретъ этого лица, нарисованный такъ отчетливо, какъ только я въ-силахъ былъ это сдѣлать. Итакъ, онъ надѣлъ свою шляпу, застегнулъ сюртукъ на двѣ нижнія пуговицы и и сунулъ бѣлый носовой платокъ въ тотъ небольшой карманъ снаружи, о которомъ было ужь говорено, заботливо прилаживая все это такъ, чтобъ кончикъ упомянутаго платка съ небрежнымъ кокетствомъ высовывался изъ разрѣза кармана, бѣлизною своею производя пріятный контрастъ съ синимъ цвѣтомъ сукна. Потомъ онъ надѣлъ перчатки, взялъ трость въ руки, осушилъ послѣдніе, холодные остатки цикорнаго настоя въ чашкѣ и, при блескѣ солнца, сіявшаго въ полномъ величіи іюльскаго полудня, выбѣжалъ наконецъ изъ своей душной комнаты -- этотъ маленькій Адонисъ Оксфордской Улицы въ мишурѣ снаружи, съ тощимъ желудкомъ внутри!... "Что жь, это дѣло очень-обыкновенное -- дѣло спины противъ желудка {У Англичанъ есть пословица: fair back -- empty belly! которая значитъ: при нарядной спинѣ -- пустое брюхо! Прим. перев.}, легко выигранное истцомъ", могъ бы сказать какой-нибудь шутникъ изъ юристовъ.
Мистеръ Титмаузъ, выйдя изъ комнаты, точно такимъ же образомъ, какъ вышли въ этотъ день тысячъ пять или шесть подобныхъ ему особъ, началъ спускаться по узенькой, скрипучей, тѣсной лѣсенкѣ; но не успѣлъ онъ еще выйдти на дворъ, какъ услыхалъ ужь изъ окна съ другой стороны, прямо напротивъ, громкое восклицаніе: "Господи, что за франтъ!" Сознавая истину этого восклицанія и чувствуя себя несовсѣмъ въ своей тарелкѣ, онъ прибавилъ шагу и скоро достигъ той большой, широкой улицы, которую такъ горько упрекаетъ знаменитый употребитель опіума {Есть книга: Confections of on English Opium-Eater, сочиненіе Thomas De Quincey; на эту книгу ссылается авторъ. Прим. перев.}: "Оксфордская Улица!" говоритъ онъ, "жестокосердая мачиха! Ты, равнодушно-внимающая вздохамъ сиротъ и пьющая слёзы дѣтей!" Здѣсь, хотя расположеніе духа нашего бѣднаго денди въ эту минуту было и неочень-веселое, однакожь, онъ вздохнулъ немного-свободнѣе, чѣмъ на томъ скверномъ, тѣсномъ дворѣ, изъ котораго только-что вышелъ. Проходя далѣе, онъ встрѣчалъ сотни людей, освобожденныхъ, повидимому также какъ и онъ, на срокъ одного драгоцѣннаго дня отъ тяжелаго заключенія и утомительной работы впродолженіе цѣлой недѣли. Немногіе изъ нихъ, однакожь, могли соперничать съ нимъ въ костюмѣ, а это одно ужь было для него большимъ утѣшеніемъ! Кто могъ достойно оцѣнить тотъ торжественный видъ, съ которымъ онъ шелъ, покачиваясь, по троттуару! Въ эту минуту онъ испытывалъ, бѣдняжка, въ маломъ размѣрѣ такое же точно наслажденіе, какъ и его бонтонный соперникъ, на модномъ выѣздѣ своемъ, послѣ такого же тщательнаго, но вдвое-болѣе долгаго и во сто разъ болѣе дорогого туалета! Въ нѣкоторомъ отношеніи даже, нашъ бѣдный щоголь былъ гораздо-лучше его. Мистеръ Титмаузъ, конечно, сильно баловалъ свою спину насчетъ желудка; между-тѣмъ, какъ бонтонный соперникъ его частенько во зло употребляетъ свое положеніе въ свѣтѣ, безпечно потѣшая сластолюбивый аппетитъ свой внутри и вмѣстѣ украшая свою особу снаружи насчетъ безчисленныхъ, сердцемъ сокрушенныхъ Кредиторовъ. Я не претендую, однакожь, на какую-нибудь существенную заслугу со стороны мистера Титмауза въ этомъ отношеніи, потому-что я еще не знаю навѣрное, какъ бы онъ сталъ себя вести, еслибъ имѣлъ подъ-рукою такія же обширныя средства, какъ его соперникъ, и такія же удобства къ совершенію бонтонныхъ обмановъ на великолѣпною ногу. Но, какъ знать, можетъ-быть, мы и на него современемъ полюбуемся.
Мистеръ Титмаузъ шелъ по улицѣ спокойнымъ, ровнымъ шагомъ, потому-что торопиться и потѣть было неприлично, да кътому же, онъ имѣлъ еще впереди цѣлый день. Замѣтьте этотъ небрежный взглядъ самодовольствія, съ которымъ онъ иногда посматриваетъ на свои сапоги, съ ихъ воинственными украшеніями, слегка-побрякивающими, при каждомъ шагѣ его, по широкимъ плитамъ троттуара! Посмотрите на его чистые брюки, на щегольской сюртучокъ въ-обтяжку и на кончикъ бѣлаго платка, случайно выглядывающій изъ маленькаго кармана на груди! Пріятно было видѣть, какъ, при встрѣчѣ съ кѣмъ-нибудь изъ знакомыхъ, разумѣется -- если этотъ знакомый былъ изъ числа тѣхъ, кого не стыдно узнать -- пріятно было видѣть, я говорю, какъ онъ стоялъ на одной ногѣ, другую слегка выставляя впередъ; какъ лѣвою рукой слегка упирался въ бокъ, а правою непринужденно повертывалъ свою тросточку съ бронзовымъ набалдашникомъ, легонько постукивая имъ себѣ зубы, а главное, какъ прищуривалъ онъ глаза, всматриваясь въ лицо каждой хорошенькой дѣвушки, проходившей мимо, и сознавая себя съ наслажденіемъ предметомъ очень для нея интереснымъ! О, это дѣйствительно было для него счастіе, въ той степени по-крайней-мѣрѣ, въ какой его жалкое положеніе позволяло имъ наслаждаться! Выходя изъ дома, онъ не имѣлъ въ виду никакого особеннаго плана. Ночная попойка съ двумя изъ товарищей подрѣзала условленную съ ними на этотъ день поѣздку въ Гринниджъ, и эта маленькая непріятность очень испортила его расположеніе духа. Онъ рѣшился на этотъ разъ идти прямою дорогою и пообѣдать гдѣ-нибудь подальше за городомъ, съ тѣмъ, чтобъ, убивъ такимъ-образомъ время до четырехъ часовъ, идти потомъ въ Хейд-Паркъ: "посмотрѣть на щеголей и на моды"; что, между прочимъ, было любимымъ его занятіемъ въ воскресные дни.
Положеніе его было, однакожь, безъ шутокъ, жалко до крайности. Неговоря ужь о будущемъ, что такое имѣлъ онъ въ настоящую минуту? Сидѣлецъ, съ тридцатью-пятью фунтами годоваго оклада, обязанный платить за одежду, стирку, квартиру и за всѣ другія случайныя надобности, исключая стола, который имѣлъ отъ содержателей магазина! Онъ долженъ былъ за пять недѣль ужь квартирныя деньги своей хозяйкѣ, дюжей, старой бабѣ, которую разсердить ничто на свѣтѣ не могло бы его заставить, кромѣ одной всепреодолевающей страсти къ щегольству; и долгъ этотъ я, къ-сожалѣнію, долженъ сказать, причиненъ былъ именно покупкою того самаго кольца, которое носилъ онъ въ эту минуту съ такимъ торжествомъ. Какъ удалось ему умилостивить свою хозяйку? Къ какимъ небылицамъ и вымыслами долженъ онъ былъ прибѣгать, чтобъ ее усмирить -- не знаю. Прачкѣ своей тоже онъ долженъ былъ пять или шесть шиллинговъ за три мѣсяца стирки, и еще впятеро болѣе долженъ онъ былъ портному, маленькому старичку, который жилъ съ нимъ на одномъ дворѣ, и каждый разъ, что Титмаузъ, идя изъ дома или возвращаясь домой, проходилъ понеобходимости мимо его окошка, высовывалъ оттуда свое блѣдное, худое, морщиноватое лицо и жалобнымъ голосомъ умолялъ заплатить его маленькій счетецъ. Все, что оставалось у него въ карманѣ на разные непредвидѣнные случаи, могущіе встрѣтиться отъ настоящаго дня и до ближайшаго срока уплаты жалованья, то-есть еще недѣль на шесть впередъ, было двадцать-шесть шиллинговъ, изъ которыхъ одинъ обреченъ былъ на расходы настоящаго дня. Перебирая въ умѣ эти печальныя обстоятельства, онъ шелъ неторопясь и достигъ ужь до конца Оксфордской Улицы. Глядя на его франтовскую наружность, на улыбку, постоянно-озарявшую черты лица и на его самоувѣренный видъ, никому бы въ голову не пришло, какъ несчастенъ былъ этотъ маленькій денди; хоть и то правда, что по-крайней-мѣрѣ три четверти всего его горя происходили прямо отъ сознанія невозможности когда-нибудь удовлетворить своего стремленія къ щегольству и къ нарядамъ. Ничего лучшаго не находилъ онъ, на что бъ ему устремить свои желанія. Въ дѣтствѣ своемъ онъ получилъ самое ограниченное, такъ-называемое простое коммерческое воспитаніе, то-есть учился читать, писать и четыремъ правиламъ ариѳметики. За исключеніемъ очень-поверхностнаго знакомства съ этими предметами, не зналъ онъ ровно ничего, отъ-роду нечитавъ ничего кромѣ романовъ, театральныхъ пьесъ, да охотничьихъ журналовъ. Какъ ни печальны были эти обстоятельства, а все-таки:
". . . . . . . . . . . . . . . . . . Надежда
У смертныхъ въ сердцѣ вѣчно зеленѣетъ".
А потому, подобно другимъ людямъ, угнетеннымъ судьбою, онъ часто мечталъ, а иногда даже и надѣялся, втайнѣ на возможность какой-нибудь неожиданной перемѣны къ лучшему. Слыхалъ онъ и читать ему иногда случалось о примѣрахъ необыкновеннаго счастія. Отчего же бы и ему не быть однимъ изъ счастливыхъ? Богатая дѣвушка могла въ него влюбиться... но это еще былъ въ его глазахъ одинъ изъ самыхъ несбыточныхъ путей къ случайному счастью; или кто-нибудь могъ ему оставить деньги въ наслѣдство, или могъ онъ выиграть кушъ въ лотерею -- всѣ эти и разныя другія случайныя возможности сдѣлаться богатымъ посѣщали часто благоустроенную голову мистера Титльбета Титмауза. Объ одномъ только онъ ни разу еще не подумалъ -- о возможности достигнуть того же самаго результата неутомимымъ, настойчивымъ трудомъ, въ той сферѣ дѣятельности, куда поставила его судьба.
Но онъ ли одинъ такъ дѣлаетъ? И вы, любезный читатель, можетъ-быть, нимало непохожій на Титмауза во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, въ этомъ, не имѣете ли съ нимъ какого-нибудь сходства?
Онъ прошелъ далѣе, по направленію къ Бейзватеру; но находя, что еще рано и соображая, что чѣмъ далѣе онъ пройдетъ за городъ, тѣмъ вѣроятнѣе, съ малымъ пожертвованіемъ приличій, найдетъ себѣ обѣдъ по карману (въ которомъ лежалъ всего одинъ шиллингъ); онъ прошелъ милю или двѣ далѣе Бейзватера и отъискалъ наконецъ, въ сторонѣ отъ дороги, маленькій, порядочный трактирчикъ, подъ вывѣскою герба Широкихъ Носковъ. Очень-усталый и порядкомъ запыленный, сѣлъ онъ прежде всего отдохнуть въ небольшой задней комнаткѣ и тотчасъ потребовалъ себѣ платяную и сапожную щотки, чтобъ, пользуясь случаемъ, смахнуть съ одежды и сапоговъ насѣвшій на нихъ густой слой пыли. Обративъ такимъ-образомъ должное вниманіе на внѣшнюю сторону своей особы, онъ подумалъ наконецъ и объ удовлетвореніи внутреннихъ потребностей, которыя насытилъ очень существеннымъ пирожкомъ съ бараниной, да кружкою портера. Такой обѣдъ, считая тутъ же и пенни, заплаченный трактирной дѣвочкѣ за прислугу, стоилъ ему всего десять пенсовъ, которые онъ заплатилъ, отдохнулъ немного и потомъ сталъ думать о возвращеніи въ городъ. По его разсчету, было ужь время; а потому онъ закурилъ сигару и отправился, пуская дымъ дорогою, съ видомъ спокойнаго наслажденія. Обѣдъ, вообще, хотя бы и очень-скромный, почти всегда способствуетъ очень-дѣйствительно къ успокоенію животной природы, особенно если онъ сопровожденъ былъ кружкой хорошаго портера, и это успокоительное вліяніе началъ скоро испытывать мистеръ Тигмаузъ, который возвратился въ городъ ужь въ несравненно болѣе-спокойномъ и веселомъ расположеніи духа.
Когда онъ подходилъ къ Кемберландскимъ Воротамъ, было ужь около половины пятаго и паркъ быль въ полномъ сіяніи моды. Объ этомъ можно было судить по медленно-двигающимся рядамъ экипажей, ѣхавшихъ шагомъ, по три и по четыре въ рядъ, по множеству каретъ, украшенныхъ гербами, по кавалькадамъ знатныхъ лицъ обоего пола и по нѣсколькимъ тысячамъ хорошо-одѣтымъ пѣшеходовъ. Такъ сжата была толпа экипажей и всадниковъ, что бѣдному Титмаузу было довольно-трудно пробраться до дорожки, окружающей внутреннюю часть парка. Онъ успѣлъ, однакожь, совершить эту переправу, непретерпѣвъ никакого бѣдствія, кромѣ: "годдема", полученнаго имъ отъ одного высокомѣрнаго грума, между которымъ и его бариномъ мистеръ Гитмаузъ вздумалъ-было пролѣзть. Какую пропасть блестящихъ дамъ встрѣтилъ онъ, медленно подвигаясь впередъ, женщинъ, по-большой-части, молодыхъ и прекрасныхъ, провожаемыхъ своими услужливыми, ловкими, щегольски-одѣтыми кавалерами! Лордовъ и леди было здѣсь, очевидно, такое же множество какъ плебеевъ въ Оксфордской Улицѣ!.. Какое волшебное, очаровательное мѣсто!.. Какъ восхитителенъ этотъ легкій шелестъ, это легкое жужжанье аристократіи! Бѣдный Титмаузъ ощущалъ убійственное сознаніе совершеннаго своего ничтожества. Не одинъ вздохъ досады и зависти вырвался у него дорогою. Несмотря на то, онъ шелъ впередъ съ довольно-самоувѣреннымъ видомъ, смотря всякому, кого ни встрѣчалъ, прямо въ лицо, и помахивая своею маленькою тросточкой съ такимъ видомъ, который такъ и хотѣлъ сказать: "ужъ какое бы вы ни имѣли обо мнѣ мнѣніе, а самъ я думаю о себѣ очень-хорошо!" И, въ-самомъ-дѣлѣ, не былъ ли онъ такимъ же Англичаниномъ, какъ и самый лучшій изъ нихъ? Чѣмъ, въ-самомъ-дѣлѣ, отличался какой-нибудь джентльменъ *** отъ мистера Титльбета Титмауза? развѣ тѣмъ только, что джентльменъ имѣлъ черные волосы и бакенбарды, да долженъ былъ денегъ болѣе, чѣмъ мистеръ Титмаузъ могъ выманить у своихъ кредиторовъ, на-слово. О, еслибъ Небу угодно было, думалъ Титмаузъ, чтобъ хоть какой-нибудь портной взялъ меня подъ свое покровительство и постарался для меня, такъ-какъ съ полдюжины ихъ старалось на этого франта! И если хорошенькія женщины высшаго круга не презирали такую ходячую вывѣску пяти или шести первоклассныхъ портныхъ, какую представлялъ собой этотъ денди, то почему бы имъ вздергивать свои носики кверху, при видѣ ассистента обширнаго заведенія оптовой и мелочной продажи въ Оксфордской Улицѣ, молодаго человѣка, хорошо-знакомаго съ цѣною и достоинствомъ самыхъ милыхъ принадлежностей женскаго наряда?.. А между-тѣмъ, увы! онѣ дѣйствительно вздергивали носики кверху!.. Онъ тяжело вздохнулъ. Ставъ у перилъ въ заученую позу, слегка упираясь на нихъ и провожая глазами модные экипажи, одинъ за однимъ, тихо-проѣзжавшіе мимо, съ ихъ часто милыми, а иногда надменными ношами, мистеръ Титмаузъ съ каждою минутою все болѣе-и-болѣе убѣждался въ одной практической истинѣ, что великое различіе между людьми составляютъ деньги. И въ-самомъ-дѣлѣ, что, какъ не недостатокъ въ деньгахъ, былъ причиною его настоящаго, униженнаго положенія?.. Униженнаго?.. да, въ-самомъ-дѣлѣ! Какъ ни прекрасно считалъ онъ себя одѣтымъ, а между-тѣмъ люди, со всѣхъ сторомь проходившіе мимо, обращали на него также мало вниманія, какъ на какого-нибудь жука или козявку! Онъ глядѣлъ и вздыхалъ, вздыхалъ и глядѣлъ, глядѣлъ и вздыхалъ опять, изнывая въ напрасномъ томленіи а между-тѣмъ, единственный день, который онъ имѣлъ въ цѣлой недѣлѣ, чтобъ подышать свѣжимъ воздухомъ, да показаться передъ людьми джентльменомъ, клонился быстро къ концу, и онъ начиналъ ужь подумывать о возвратѣ въ ту самую кануру, изъ которой вылѣзь поутру, и о томъ, что завтра онъ долженъ будетъ идти въ магазинъ и опять работать цѣлую недѣлю; а между-тѣмъ, тѣ веселые и довольные люди, на которыхъ онъ смотрѣлъ, собираясь ѣхать домой, думали о своихъ туалетахъ къ званнымъ обѣдамъ и сочиняли разныя пріятныя развлеченія для наступающей недѣли -- и такую жизнь вели они каждый день... У него вырвался глубокой вздохъ. Въ эту минуту щегольской кабріолетъ, въ которомъ сидѣлъ какой-то джентльменъ, одѣтый очень-изящно и съ очень-рѣзкимъ выраженіемъ въ лицѣ, съѣхался съ другимъ кабріолетомъ, еще изящнѣе и богаче перваго, по своему устройству и принадлежностямъ. Въ этомъ послѣднемъ кабріолетѣ, на который Титмаузъ смотрѣлъ съ чувствомъ неизъяснимой зависти, сидѣлъ молодой человѣкъ, очевидно принадлежавшій къ высшему кругу. Онъ былъ прекрасно одѣтъ, очень-хорошъ собою, имѣлъ великолѣпные усы и ловко держалъ поводья съ хлыстомъ въ рукахъ своихъ, покрытыхъ блестящими палевыми перчатками. Когда два эти кабріолета съѣхались, между сидѣвшими въ нихъ джентльменами начался вполголоса разговоръ слѣдующаго рода, который не мѣшало бы подслушать всѣмъ такимъ вздыхающимъ простякамъ, какимъ Титмаузъ, я боюсь, долженъ въ эту минуту показаться читателю.
-- А, фицъ! {Fitz -- здѣсь употреблено въ смыслѣ сокращеннаго имени. Въ именахъ норманнскаго происхожденія Fitz ставится обыкновенно передъ именами собственными, какъ, напримѣръ Fitzjames, Fitzherbert и пр." и прежде значило то же, что французское fis, сынъ, то есть: сынъ Эрберта, сынъ Джемса. Это очень-похоже на наше русское вичъ, съ тою разницею, что оно у насъ ставится не спереди, а на концѣ. Прим. перев.} сказалъ первый джентльменъ второму, который вдругъ покраснѣлъ, замѣтивъ, кто къ нему обращается. Тонъ говорившаго былъ жестоко-фамильяренъ и дерзокъ; но дѣлать было нечего смущенному льву.-- Давно ли вернулись вы въ городъ?
-- Кчера вечеромъ.
-- Повеселились, надѣюсь?
-- Да, недурно; но... вы вѣрно...
-- Очень жаль, перебилъ первый, еще тише, замѣчая смущеніе говорившаго съ нимъ: -- но что же дѣлать, нельзя иначе, вы сами знаете.
-- А когда?
-- Завтра, въ девять часовъ. Я жалѣю, повѣрьте, отъ всей души жалѣю; но, за-всѣмъ-тѣмъ, совѣтую вамъ подумать серьёзно, потому-что дѣло это не можетъ долѣе откладываться.
-- Не-уже-ли же нельзя подождать? спросилъ тотъ, кусая себѣ губы и почти въ то же время дѣлая ручку одной очень-хорошевькой дѣвушкѣ, проѣзжавшей мимо него въ открытой коляскѣ съ гербомъ: -- не-уже-ли нельзя Джо? повторилъ онъ, обращая къ своему собесѣднику блѣдное и сильно-опечаленное лицо.
-- Божусь вамъ, нельзя. Клѣточка, впрочемъ, теперь опросталась и въ эту минуту неочень-полна...
-- Нельзя ли до середы? спросилъ второй джентльменъ, наклоняясь къ кабріолету перваго и произнося эти слова шопотомъ сть чрезвычайно-озабоченнымъ видомъ.-- Я, вотъ видите, буду въ К'** въ понедѣльникъ и во вторникъ вечеромъ у двухъ деревенскихъ кузинъ, и послѣ этого визита, можетъ-быть, въ-состояніи буду... понимаете?
Тотъ недовѣрчиво покачалъ головой.
-- Я даю вамъ честное слово джентльмена, что все это правда, продолжалъ тотъ, тихо и убѣдительно.
-- Hу, если такъ, то въ середу, въ девять часовъ поутру. Только смотрите же, безъ ошибки, фицъ, отвѣчалъ первый, глядя ему пристально въ лицо.
-- О, нѣтъ, ужь будьте покойны!.. А отъ кого это? продолжалъ онъ, послѣ минутнаго молчанія.
Первый вынулъ изъ кармана клочокъ бумаги и шепотомъ прочелъ: "экипажъ, сбруя и проч. 297 фунтовъ 10 шиллинговъ".
-- Бездѣльникъ! И ждалъ всего-то какіе-нибудь три года! перебилъ тотъ шопотомъ, съ большимъ негодованіемъ.
-- Да, между нами будь сказано, онъ лихой малый. Но, кромѣ того, я слыхалъ, къ-сожалѣнію, еще о двухъ или трехъ детейнерахъ {Detainer -- предписаніе шерифу арестовать за долги.}, полученныхъ...
-- Чортъ бы побралъ ихъ! воскликнулъ второй, съ тономъ презрѣнія, досады и ненависти, и повторивъ еще разъ: -- "въ середу утромъ, въ девять часовъ", онъ поѣхалъ далѣе и лицо его приняло опять свое обыкновенное, спокойно-веселое выраженіе.
Едва ли не лишне будетъ объяснять читателю, что одинъ изъ нихъ былъ модный повѣса и мотъ, а другой -- одинъ изъ главныхъ офицеровъ шерифа, самый бонтонный крючокъ, какой только когда-нибудь существовалъ на свѣтѣ. Онъ слѣдилъ ужь нѣсколько дней сряду за молодымъ счастливцемъ, которому суждено было провести съ нимъ немалое время на одной веселой квартиркѣ въ Канцлерской Улицѣ -- и единственная возможность избѣжать такого несчастія была, какъ онъ самъ говорилъ, похвальное покушеніе на кошельки двухъ гостепріимныхъ деревенскихъ кузинъ, къ которымъ онъ собирался ѣхать въ К***; а если бы и этого ему не удалось, тогда онъ долженъ былъ отправляться въ клѣточку, и терялъ такимъ-образомъ другой, очень-удобный случай обезопасить себя отъ такихъ непріятностей на нѣкоторое время, то-есть, терялъ возможность быть выбраннымъ въ представители, для засѣданія въ Парламентѣ {Члены Парламента не могутъ быть арестованы за долги. Прим. перев.}.
Но мы совсѣмъ потеряли изъ виду воздыхающаго Титмауза.
"За что это, думалъ онъ, я такъ жестоко обиженъ судьбою? Зачѣмъ не дала она мнѣ ровно ничего?" воскликнулъ онъ громко и съ этими словами кинулся прочь, къ неописанному удивленію одного стараго пера, ужь нѣсколько минутъ стоявшаго возлѣ, опираясь, также какъ онъ, на перила. Этотъ перъ былъ богатъ какъ Крезъ, имѣлъ премилое, взрослое семейство, въ томъ числѣ сына и наслѣдника, который обѣщалъ чудеса и недавно еще получилъ первый призъ въ Коллегіи; перъ этотъ былъ человѣкъ, одаренный изысканнымъ вкусомъ и большими достоинствами, былъ представителемъ одного изъ древнѣйшихъ родовъ аристократіи и владѣлъ въ разныхъ краяхъ Англіи богатыми имѣніями и замками; но въ эту минуту былъ онъ страшно-недоволенъ собою, судьбою и людьми, бѣсился на все и на всѣхъ за то, что министръ объявилъ ему наканунѣ... Министръ объявилъ, что не можетъ дать ему ту вакантную ленту {Въ Англіи число лентъ, принадлежащихъ къ рыцарскимъ орденамъ, опредѣлено и ограничено; а потому эти знаки отличія даются не иначе, какъ при открывшейся вакансіи. Прим. перев.}, о которой перъ хлопоталъ, если онъ не пріобрѣтетъ въ свое распоряженіе еще двухъ голосовъ въ Нижней Палатѣ, а этого сдѣлать Его Милость въ настоящую минуту не находила никакой возможности. Да, графъ Чевіотдель и мистеръ Титльбетъ Титмаузъ были оба несчастные люди, оба вполнѣ заслуживали состраданіе и оба вышли изъ парка въ одно и то же время, въ самомъ рѣшительно-мизантропическомъ расположеніи духа.
Мистеръ Титмаузъ шелъ по Пиккадилли съ истинно-страдальческимъ и безутѣшнымъ видомъ. Онъ былъ даже почти недоволенъ своею наружностью. Одѣвайся, какъ угодно, а никто и не подумалъ обратить на него малѣйшаго вниманія! Мысли эти доводили его до того, что ему и въ-самомъ-дѣлѣ начинало казаться будто бы наряды его отзываются немножко-второстепеннымъ и даже довольно-грязнымъ щегольствомъ! Читатель не долженъ, однакожь, воображать, чтобъ мистеръ Титмаузъ рѣдко приходилъ въ такое расположеніе духа; совсѣмъ напротивъ. Подобно тому Ирландцу, который обзаводится женою нарочно затѣмъ, "чтобъ себя помучить", или тому мотыльку, который стремится къ гибельному сіянію огня, бѣдный мистеръ Титмаузъ каждое воскресенье одѣвался съ такимъ же точно стараніемъ, какъ и теперь, и потомъ, каждый разъ аккуратно отправлялся туда же, гдѣ и сегодня онъ былъ и гдѣ всякій разъ пробуждались въ немъ тѣ же самыя чувства, которыя сейчасъ были описаны и которыя всякій разъ онъ испытывалъ съ постоянно-возрастающею силою.
Что дѣлать и куда дѣваться, пока не пришло еще время идти назадъ, на свою безотрадную квартиру -- этого онъ не зналъ и никакъ не могъ придумать; а потому шелъ впередъ медленнымъ и нерѣшительнымъ шагомъ. Нѣсколько минутъ стоялъ онъ у Погреба Бѣлой Лошади {Извѣстный трактиръ и мѣсто отправленія большаго числа дилижансовъ. Прим. перев.}, и зѣвая на пассажировъ, на ихъ багажъ, на дилижансы, прислушивался къ странному гулу, составленному изъ восклицаній кучеровъ, носильщиковъ, сторожей, здоровающихся и прощающихся людей и, однимъ словомъ, ко всему, что обыкновенно, происходитъ на этомъ мѣстѣ города. Потомъ онъ пошелъ далѣе, покуда свалка на улицѣ близь Хеймаркета {Haymarket -- Сѣнной-рынокъ, котораго давно ужь нѣтъ; но улица сохранила прежнее названіе. Прим. перев.} не привлекла его вниманія и не возбудила въ немъ любопытства, кончась правильнымъ кулачнымъ поединкомъ между двумя водоносами съ ближайшей биржи. Онъ остановился между зрителями, стараясь принять непринужденный видъ франта, равнодушно-взирающаго на все происходящее, и обыкновенный штрафъ съ него пытались-было взять, да не нашли ничего въ заднихъ карманахъ. Проходя далѣе, на Лестер-Скверъ, онъ вспомнилъ, что одинъ изъ его пріятелей, нѣкто Робертъ Хекебекъ, особа почти въ такомъ же родѣ, какъ и онъ самъ, живетъ въ одной изъ узкихъ и грязныхъ улицъ, пососѣдству. Онъ рѣшился зайдти къ нему, и если удастся застать дома, то убить съ нимъ остатокъ вечера. Квартира Хекебека была въ такой же честолюбивой близости къ небу, какъ и его собственная, съ тою только разницею, что она была немножко-подешевле и попросторнѣе. Пріятель самъ отворилъ ему двери, не далѣе какъ за минуту передъ тѣмъ, возвратясь съ своей воскресной прогулки, то-есть изъ увеселительныхъ садовъ Джека Стро, у Хейгета, гдѣ онъ провелъ съ друзьями довольно-веселый вечерокъ. Онъ потребовалъ изъ сосѣдняго трактира порцію негуса {Напитокъ въ родѣ пунша, съ тою разницею, что мѣсто водки или рома занимаетъ въ немъ виноградное вино. Прим. перев.}, послѣ небольшаго спора, который кончился такимъ условіемъ, что на нынѣшній разъ угощать будетъ пріятель на свой счетъ, а Титмаузъ -- въ слѣдующее воскресенье, вечеромъ. Негусъ явился на сцену, въ-сопровожденіи двухъ морскихъ сухарей, смотрѣвшихъ такъ безнадежно-чорство, что отъ одного взгляда на нихъ заныли бы зубы у всякаго, готоваго покуситься на такое лакомство. По прибытіи негуса, зажгли свѣчу. Хекебекъ предложилъ своему пріятелю сигару и оба они, пуская дымъ, занялись веселой болтовней, предметомъ которой были дневныя происшествія и сцены.
-- А что, нѣтъ ли чего-нибудь любопытнаго въ сегодняшнемъ нумерѣ Воскреснаго Блеска? спросилъ Титмаузъ, когда на глаза ему попался одинъ изъ нумеровъ этой умной и интересной газеты, которую Хекебекъ взялъ для прочтенія на нынѣшній вечеръ, изъ журнальной лавки, находившейся въ нижнемъ этажѣ того же самого дома.
Мистеръ Хекебекъ вынулъ сигару изо рта и, держа ее между среднимъ и указательнымъ пальцами правой руки, съ видомъ знатока, прищуривъ глаза и раздувъ щеки, очень-тихо выпустилъ дымъ изо рта, потомъ всталъ и взялъ газету съ комода.-- Посмотрите-ка, вонъ оно какое пятно! Будь я проклятъ, если тутъ не стояла кружка съ портеромъ. Сейчасъ видно, что была въ трактирѣ. Очень-подло со стороны мистриссъ Когсъ присыълать мнѣ вещи въ такомъ видѣ! замѣтилъ онъ, поворачивая газету съ видомъ, какъ-будто бы прикосновеніе ея было заразительно (онъ заплатилъ за нее всего полпени). Фу, какъ воняетъ!
-- Какое отвратительное животное должна быть эта Когсъ! воскликнулъ Титмаузъ, выпуская дымъ изо рта такимъ же точно образомъ, какъ и его пріятель: -- но такъ-какъ лучше достать нельзя, то дайте-ка, посмотримъ, что тутъ за новости. Это единственная газета, по моему мнѣнію, которую стоитъ читать. Нѣтъ ли тутъ чего-нибудь о кулачныхъ бояхъ?
-- Постойте, до этого еще не дошелъ; дайте срокъ, Титти! {Сокращеніе фамиліи Титмаузъ.} отвѣчалъ Хекебекъ, протягивая ноги на пустой стулъ и подвигая свѣчу ближе къ газетѣ.-- Тутъ, между -- прочимъ, пишутъ, что баронетъ Дондерхедъ, какъ кажется, ухаживаетъ за какою-то мистриссъ Тумпсъ, вдовою одного богатаго продавца сыра; а? какъ вамъ это нравится? Вѣдь вамъ, вѣрно, извѣстно, что баронетъ бѣденъ, какъ крыса!
-- О!... Но это не новость. Объ этомъ пишутъ въ газетахъ ужь Богъ знаетъ съ какихъ поръ. Да, я думаю, это сильно поправитъ его обстоятельства. Что, вы видали когда-нибудь баронета?
-- Да, видалъ, отвѣчалъ Хекебекъ.
Онъ солгалъ и это было извѣстно Титмаузу.
-- Хорошъ собой, я думаю, чертовски? спросилъ онъ, однакожь, несмотря на то.
-- Да, такъ-себѣ, не дуренъ. Есть люди, которые ему не уступятъ, а, какъ вы думаете? и Хекебекъ лукаво подмигнулъ глазомъ, желая дать знать, что слова эти относились къ нему-самому.
-- Ха, ха, ха!.. Но, послушайте, вѣдь вы не будете же читать оба листка разомъ: дайте мнѣ одинъ изъ нихъ, а свѣчу поставьте между нами; сдѣлайте милость, будьте такъ добры!
Хекебекъ исполнилъ его просьбу и оба джентльмена сидѣло нѣсколько минутъ молча, читая и продолжая курить.
-- Ну, я пробѣгу теперь объявленія, сказалъ Титмаузъ: -- тутъ ихъ порядочная куча; а остальное все ужь читано (хоть остальнаго-то тутъ и очень-немного). Вотъ оно... Тутъ можно прочесть, знаете, о какомъ-нибудь выгодномъ мѣстѣ; а мнѣ, право, Тэг-Рэгъ до смерти надоѣлъ!
Новый антрактъ молчанія. Хекебекъ погрузился по уши въ поучительныя подробности какого-то уголовнаго дѣла объ убійствѣ, а Титмаузъ, пробѣжавъ небрежно первый листокъ объявленій, былъ ужь готовъ швырнуть въ сторону свою половинку газеты, какъ вдругъ подпрыгнулъ на стулѣ, поблѣднѣлъ ужасно и пробормоталъ вполголоса: "Эге, ге, ге! Что это!..."
-- Что тамъ такое, а? спросилъ Хекебекъ, очень-удивленный.
Съ минуту Титмаузъ не давалъ никакого отвѣта; онъ выронилъ сигару и устремилъ глаза пристально на газету, которая дрожала въ его трепещущихъ рукахъ. Причиною этихъ восклицаній и послѣдовавшаго за ними волненія, было объявленіе слѣдующаго рода, стоявшее на самомъ-видномъ мѣстѣ въ газетѣ Воскреснаго Блеска:
Ближайшій родственникъ -- весьма-важное!-- ближайшій родственникъ, если таковой имѣется, Габргеля Титльбета Титмауза,кожевенника изъ Вентхевена, скончавшагося въ Лондонѣ, около 1793 года, можетъ услышать нѣчто въ высшей степени важное для него, или для нея, или для нихъ, если дастъ себѣ трудъ справиться у гг. Кверка, Геммона и Снапа, стряпчихъ, въ Сэффрон-Хиллѣ. Времени упускать не слѣдуетъ.
9-го іюля 18**. Въ третій разъ.
-- Клянусь Джоржемъ! тутъ что-нибудь да есть! воскликнулъ Хекебекъ, почти столько же встревоженный, какъ и самъ Титмаузъ, черезъ плечо котораго онъ наскоро прочелъ вышеприведенную статью.
-- Ужь не во снѣ ли это Хеки? спросилъ Титмаузъ, едва-слышнымъ голосомъ, неотводя глазъ отъ газеты.
-- Нѣтъ, клянусь, Джоржемъ, это не во снѣ! Ни вы, ни я, еще во всю жизнь не видали ничего такъ ясно наяву, я вамъ головой за это ручаюсь!
Титмаузъ ни съ мѣста и поблѣднѣлъ пуще прежняго.
-- Прочтите-ка вы громко, Хекъ. Дайте мнѣ сперва послушать, какъ это звучитъ, а потомъ и я повѣрю, сказалъ онъ, перелавая своему пріятелю газету.
Хекебекъ прочелъ громко.
-- Это похоже какъ-будто и не на шутку? спросилъ Титмаузъ дрожащимъ голосомъ. Краска начинала возвращаться у него на лицѣ.
-- Необыкновенно! Ужь если это чего-нибудь да не значитъ, то послѣ того все на свѣтѣ не значитъ ничего! отвѣчалъ торжественно Хекебекъ, ударивъ кулакомъ по столу.
-- Въ-самомъ-дѣлѣ вы такъ думаете? спросилъ Титмаузъ, желая убѣдиться еще болѣе въ томъ, въ чемъ увѣряли его глаза и уши.
-- Думаю, думаю!
Титмаузъ еще разъ прочелъ объявленіе; потомъ поднялъ свою сигару, зажегъ ее опять и нѣсколько минутъ курилъ изо всей мочи, пеговоря ни слова.
-- Вѣдь не случится же со мной никогда ничего такого! воскликнулъ Хекебекъ со вздохомъ.
-- Что бы это значило? Ей-Богу, не могу придумать! бормоталъ про-себя Титмаузъ.-- Какъ знать... но нѣтъ, въ-самомъ-дѣлѣ... онъ замолчалъ и еще разъ перечиталъ съ начала до конца значительное объявленіе.-- Но нѣтъ, не можетъ быть!... не можетъ быть!... прибавилъ онъ, посматривая очень-серьёзно.
-- Что тамъ такое, Титъ, чего не можетъ быть? перебилъ Хекебекъ съ жаромъ.
-- Такъ... я полагалъ; но какъ вы думаете: вѣдь это не можетъ быть какая-нибудь проклятая шутка... этихъ любезныхъ пріятелей... тамъ, у Тэг-Рэга?
-- Ба! да развѣ, вы думаете, у кого-нибудь изъ нихъ найдутся на это лишнія деньги въ карманѣ? Да и какъ они могутъ полагать, что это попадется вамъ на глаза? Къ-тому же, изъ нихъ, вѣрно, ни одному не написать такъ гладко, какъ это здѣсь написано. О, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ не написать, ни даже за все годовое жалованье! ей-Богу! Вѣдь ни вы, ни я не могли бы этакъ сочинить; ну, стало-быть, и они не могутъ. Вотъ и все!
-- Какъ знать! произнесъ Титмаузъ сомнительно.-- Но, шутки въ сторону, скажите мнѣ откровенно, какъ вы думаете: есть ли тутъ дѣйствительно что-нибудь?
-- Есть! есть! Провались я, если это не правда! отвѣчалъ пріятель.
-- Тррамъ, тарарамъ, тарарамъ, трамъ, тррамъ! заревѣлъ Титмаузъ, вскочилъ съ мѣста, защолкалъ пальцами и, въ припадкѣ дикаго восторга, пошелъ плясать по комнатѣ, что продолжалось почти цѣлую минуту.-- Дайте мнѣ руку, Хеки! сказалъ онъ наконецъ. останавливаясь и едва переводя духъ.-- Ахъ! я съ ума сойду! Тральля, ляльля, ляльля, ляльля! Вотъ увидите, Хекъ! Будь я не я, если не подарю вамъ такую удивительную брошку, какой вы отъ-роду не видывали! Да и не то, чтобъ поддѣльную какую-нибудь, а настоящую брильянтовую!... Уррра! Право, подарю!
Хекебекъ съ жаромъ пожалъ ему руку.
-- Вѣдь мы всегда были друзьями, не правда ли? произнесъ онъ ласково.
-- Мнѣ тѣсно будетъ сегодня въ моей комнатѣ! продолжалъ Титмаузъ: -- я чувствую, что меня какъ-будто бы раздуваетъ во всѣ стороны! Я цѣлую ночь буду бѣгать по улицамъ! Ни за что въ мірѣ не усну ни на минуту! Буду гулять, пока лавку откроютъ. Ухъ! фу, какая мерзость! Чортъ побери и лавку и Тэг-Рэга и всѣхъ и все, что въ ней ни находится! Тридцать-пять фунтовъ въ годъ! Увидите, если я не истрачу въ первый же мѣсяцъ больше этого на сигары!
-- На сигары!... Вотъ вы куда! Нѣтъ, я на вашемъ мѣстѣ сталъ бы учиться боксировать прежде всего. Преважная вещь, могу васъ увѣрить, и этому необходимо надо выучиться, прежде чѣмъ вы войдете въ большой кругъ! Клянусь Юпитеромь, нужно!
-- Чему угодно, Хеки, чему угодно! кричалъ Титмаузъ.-- Что за счастье, прибавилъ онъ: -- что я остался отъ родителей единственный сынъ! Тральля-ла-ральля! Тутъ онъ задалъ такого скачка, что, къ-сожалѣнію, надо признаться, брюки его лопнули очень-неловко, что на минуту его укротило и онъ принялся зашивать ихъ, какъ умѣлъ, съ помощью иголки и нитокъ, которыя Хекебекъ всегда носилъ при себѣ.
-- А вѣдь надо сказать, что мы немножко въ потемкахъ толчемся, замѣтилъ Хекебекъ своему товарищу, занятому починкою брюкъ.-- Дайте-ка посмотрѣть, что это значитъ?... А, вотъ оно! Онъ прочелъ статью съизнова: Въ высшей степени важное! Что бы это было? Отчего не могутъ они сказать ясно?
-- Какъ!... Въ газетѣ? Боже мой, Хеки! Какая куча Титмаузовъ выскочила бы со всѣхъ сторонъ... если только и теперь ужь какой-нибудь не явился! Я и самъ думаю, что бъ это такое значило: въ высшей степени важное!
-- Нѣтъ, это ужь было бы слишкомъ-хорошо. Какъ-то не вѣрится...
-- Или, можетъ-быть, вы сдѣлали побѣду. Вѣдь вы, право, недурны собой, когда вы пріодѣнетесь такъ, какъ теперь; ей-Богу, Титти!
Мистеръ Титмаузъ былъ страшно взволнованъ отъ одного предположенія такой возможности и сдѣлалъ такую скромную, овечью мину, какую только могли выразить черты его лица.-- Хе, хе, хе, Хеки, какой вы простякъ, пробормоталъ онъ усмѣхаясь.
-- Или, можетъ-быть, вы остались наслѣдникомъ какого-нибудь большаго имѣнія и т. д. знаете? Ну, скажите, когда же вы думаете зайдти къ этимъ господамъ... какъ бишь ихъ зовутъ? Но-моему чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Да ну, бросьте! вы ужь ихъ и такъ довольно-хорошо зашили... до дому доживутъ. Вы ужасно какъ туго подтяжки натягиваете, отъ-того они у васъ и рвутся... да и штрипки, на вашемъ мѣстѣ, я тоже бы снялъ. А что, отчего бы намъ теперь же не зайдти къ этимъ господамъ, какъ ихъ... А! вотъ господа: Кверкъ, Геммонъ и Снапъ -- стряпчіе.
-- Хотѣлъ бы я знать, что это за люди? Небось, я думаю, важный народъ! Что, вы никогда о нихъ не слыхали?
-- Какъ не слыхать! ихъ имена вѣчно торчатъ въ этой газетѣ: они то-и-дѣло выпутываютъ людей изъ разнаго рода проказъ. Это такіе господа, къ которымъ бы я прямо отправился, еслибъ случилось что-нибудь напроказить; гмъ!
-- Но послушайте Сеффронъ Хилль, что за мѣсто!.. Подло! дьявольски-подло! Право никогда и близко бывать не случалось.
-- Такъ; но вѣдь они живутъ тамъ, чтобъ быть поближе къ мошенникамъ. Впрочемъ, что вамъ до этого за дѣло? Вы знаете: у грязной и отвратительной жабы находятъ иногда драгоцѣнные каменья въ брюхѣ, какъ говоритъ Шекспиръ или другой кто-то, не помню. Для васъ довольно, Титъ, если они выполнятъ то, что обѣщано въ ихъ объявленіи! Пойдемъ, пойдемъ скорѣе! Вѣдь завтра вамъ, можетъ-быть, нельзя будетъ: ваши хозяева...
-- Хозяева! Да что вы думаете, Хеки, что я буду служить у нихъ, послѣ этого?
-- Смотрите, не больно ли ужь это прытко будетъ! Ну, а что если все это лопнетъ какъ мыльный пузырь? произнесъ Хекебекъ, серьезно.
-- Ахъ Богъ мой!.. Да я не хочу объ этомъ и думать! При одной мысли, что все это можетъ кончиться ничѣмъ, мнѣ дѣлается дурно!: Пойдемъ поскорѣй, дорогой обдумаемъ, что надобно дѣлать...
Затѣмъ Хекебекъ спряталъ газету въ карманъ и оба они отправились по этому важному дѣлу. Счастливы они были, что плохое состояніе финансовъ не позволило имъ выпить болѣе, какъ по одному стакану "портвейн-негуса". (Подъ этимъ именамъ пили они "трактирный портвейнъ", то-есть, отваръ дубовой коры, съ опилками сандала и съ небольшимъ количествомъ водки); иначе, разгоряченные ужь и безъ того своимъ неожиданнымъ открытіемъ, они надѣлали бы непремѣнно какихъ-нибудь проказъ на улицѣ. Они и такъ ужь, идя рука-объ-руку, вели разговоръ очень-громко и въ такомъ тонѣ, который былъ слишкомъ-высокъ для ихъ настоящаго положенія. Послѣ довольно-долгой ходьбы, пришли они, наконецъ, къ той квартирѣ, которую искали. То былъ большой домъ, наружностью значительно-превосходившій своихъ грязныхъ сосѣдей, и на блестящей мѣдной доскѣ, длиною по-крайней-мѣрѣ въ аршинъ, а шириною не менѣе фута, стояли почтеніе и страхъ внушающія имена: Кверкъ, Геммонъ и Снапъ -- стряпчіе.
-- Нутка Титъ, шепнулъ Хекебекъ, послѣ минутнаго обоюднаго молчанія:-- соберитесь съ духомъ, да и дерните.
-- Я... право... у меня какъ-будто бы голова кружится: это вѣрно отъ вашей крѣпкой сигары.
-- Да ну, что за вздоръ! Звоните скорѣе. Этакъ если станете трусить, то не далеко уѣдете.
-- Конечно, ужь если нужно... ну, съ Богомъ, была-не-была! И отрывистымъ, судорожнымъ движеніемъ руки дернулъ онъ за ручку. Внутри раздался громкій звонъ, который такъ явственно слышенъ былъ съ улицы, что оба они произнесли невольное: "гмъ"! какъ-будто бы желая заглушить шумъ, такъ сильно превосходившій ихъ ожиданія. Очень-скоро вслѣдъ за тѣмъ услышали они, что кто-то отодвигаетъ затворы, укрѣплявшіе дверь изнутри, что заставило обоихъ джентльменовъ поглядѣть другъ на друга съ невольнымъ ожиданіемъ и робостью. Наконецъ дверь отворилась и они увидѣли передъ собой маленькую старушонку, стоявшую со свѣчею въ рукѣ.
-- Кто вы такіе? спросила она сварливо.
-- Гмъ, не здѣсь ли живутъ... какъ бишь, Хекъ?.. Ахъ, да, господа Кверкъ и К®? спросилъ Титмаузъ, легонько постукивая кончикомъ трости по подбородку и отчаянно стараясь принять непринужденный видъ.
-- Да что у васъ, глазъ что ли нѣтъ? Кажется могли бы прочесть, что тутъ написано на доскѣ! Слава-Богу, не узенькая!.. Всякой грамотный разберетъ!.. Чего вамъ нужно?..
-- Намъ... подай-ка сюда газету, Хеки, сказалъ Титмаузъ, обращаясь къ своему товарищу, который мигомъ досталъ ее, и Титмаузъ ужь готовъ былъ излить передъ маленькой старушонкой все, что было у него на душѣ, но она остановила его, перебивъ сварливо:
-- Никого дома нѣтъ; да никогда и не бываютъ по воскресеньямъ. Стало-быть, если вамъ что нужно, такъ извольте завтра приходить. Какъ васъ зовутъ?
-- Мистеръ... кто такой? воскликнула старуха, широко вытаращивъ глаза и заслоняя рукою ухо, чтобъ лучше слышать. Титмаузъ повторилъ свое имя еще громче и явственнѣе прежняго.
-- Тиль... тиль... бэкъ... какъ вы говорите?
-- Да нѣтъ! возразилъ Титмаузъ съ досадою: -- я говорю мистеръ Тит-тльбетъ Тит-маузъ!.. понимаете?
-- Ти-таль... Господи Боже мой, отъ-роду такого имени не слыхивала!.. А, понимаю: вы меня на смѣхъ поднимаете! Извольте сейчасъ идти прочь, а не то, я кликну констэбля. Прочь, я вамъ говорю, повѣсы! Вишь что выдумали!
-- Я говорю вамъ, сердито вмѣшался Хекебекъ: -- что этого джентльмена зовутъ мистеръ Титльбетъ Титмаузъ, и я совѣтую вамъ быть поосторожнѣе, бабушка, потому-что мы пришли по дѣлу самой наиживѣйшей важности.
-- Если такъ, то оно проживетъ и до завтра, рѣзко отвѣчала старуха.
Друзья посовѣтовались съ минуту, и послѣ этого Титмаузъ спросилъ, нельзя ли ему войдти и написать письмо къ "господамъ Кверкъ".
-- Разумѣется нельзя, отвѣчала она:-- почему я знаю кто вы такіе. Тутъ есть трактиръ возлѣ, гдѣ вы можете написать все, что вамъ угодно, а потомъ и принесите сюда вашу записку, которую они получатъ завтра, только-что придутъ. Вотъ что-съ! Прощайте. Съ этими словами старая привратница захлопнула двери имъ подъ-носъ.
-- Хекъ, ей-Богу я начинаю думать, что все это вздоръ, сказалъ Титмаузъ, обращаясь, въ отчаяніи, къ своему пріятелю. Оба они стояли, какъ прикованные, на одномъ мѣстѣ.
-- Хеки, я увѣренъ, что изъ этого не выйдетъ никакого толку, воскликнулъ Титмаузъ, послѣ долгаго молчанія, серьёзно поглядывая на своего пріятеля, въ надеждѣ услышать отъ него какое-нибудь противорѣчіе.
-- Да, признаюсь, все это смотритъ довольно-подозрительно, отвѣчалъ Хекебекъ, засовывая опять въ карманъ свою газету.-- Но попробуемъ сдѣлать такъ, какъ совѣтуетъ намъ эта старуха: попробуемъ написать письмо, чтобъ вывѣдать у нихъ по-крайней-мѣрѣ все, что возможно. Вотъ и трактиръ, о которомъ она говорила. Войдемъ, а тамъ посмотримъ что дѣлать.
Титмаузъ, жестоко убитый духомъ, послѣдовалъ за своимъ пріятелемъ. Они велѣли себѣ подать прежде всего два стакана портеру, и послѣ небольшихъ затрудненій, успѣли достать все, что нужно было для письма. Лучшимъ доказательствомъ того, что они не потеряли даромъ ни времени, ни матеріаловъ, можетъ служить слѣдующее посланіе. Они сочиняли его вдвоемъ и вотъ его подстрочная копія:
"Господамъ: Кверкъ, Геммонъ и Снапъ.
"Сэръ! Ваши имена были Напечатаны Водномъ Объявленіи Этого номера Воскреснаго Блеска, Газеты Сегоднишняго Числа, апотому М-ръ T. Т. Спѣшитъ увѣдомить Вашу почтенную Компанію что мнѣ Чрезвычайно нужно переговорить сними Объ этомъ истинно интересномъ предметѣ, поелику внемъ уномянуто Имя Габріеля Тильбета Титмауза, которые Два послѣднія Имена Вышеупомянутой Скончавшейся Особы есть Мое Собственное имя, что могу Каждый День (Такъ скоро кактолько будетъ Возможно) личнымъ посещеніемъ моимъ доказать Вамъ объяснивъ Все поистинѣ. А какъ Онъ бываетъ Занятъ Дѣлами цѣлую недѣлю (т. е Покуда), то я надѣюсь что Если они имѣютъ чтонибыть особенное Сообщить Ему, то благоволятъ написать мнѣ безмалѣйшаго Отълагательства по адресу. T. Т. Въ "Магазинъ Тэг-Рэга и К®, No 375, въ Оксфордской Улицѣ съ франкированымъ Конвертомъ, что обезпечитъ принятье Письма моими Хозевами, съ чѣмъ остаюсь Джентльмены,"
"вашъ къ Услугамъ "Титльбетъ Титмаузъ"
"P. S. Мой Пріятель который пишетъ Сіе Вмѣстѣ сомною (М-ръ Робертъ Хекебекъ) можетъ засвидѣтельствовать кто я такой Если потребуется."
"N. В. Не отказываюсь дать Приличное Вознагражденіе если что нибудь значительное Изэтаго Выйдетъ"
"Т. Т."
"(Воскресенье вечеромъ 9 іюля 18**.-- Позабылъ сказать Вамъ, что есмь единственный Сынъ моихъ Любезныхъ Родителей одинъ изъ коихъ -- моя Мать Умерла, прежде чѣмъ я зналъ ихъ, Въ Законномъ Бракѣ и 27 лѣтъ минуло мнѣ въ послѣдній мой День-рожденія, Впрочемъ Невидаль еще вашего Объявленія До самаго сигоднишного Вечера, что, если потребуется могу Доказать)."
Это замѣчательное и поистинѣ изящное посланіе подвержено было три раза критическому пересмотру обоихъ друзей (параграфъ, касающійся до Хекебека, помѣщенъ былъ по настоятельной просьбѣ этого джентльмена, желавшаго заблаговременно втереться въ это много обѣщавшее дѣло); послѣ чего записка была сложена и надписанъ адресъ: Гг. Кверкъ и Ком., а съ другой стороны прилѣплена большая мокрая облатка. Нѣсколько минутъ спустя, все это благополучно передано было на руки старой привратницы и наши два вестэндскіе {West-end -- западный конецъ города, гдѣ находятся лучшіе кварталы и живетъ аристократія. Прим. перев.} джентльмена спѣшили выйдти вонъ изъ этой истинно-плебейской части города. Подъ тремя газовыми фонарями останавливались они дорогою, три раза разбирая объявленіе, буква за буквою, и посредствомъ этого остроумнаго процеса дошли, наконецъ, до убѣжденія, что въ объявленіи дѣйствительно было нѣчто -- а читатель припомнитъ, что въ душѣ ихъ остались тяжкія сомнѣнія послѣ того, какъ старуха-привратница захлопнула имъ дверь подъ-носомъ. Они разстались, однако, чувствуя сильный упадокъ въ томъ одушевленіи, съ которымъ оба вышли изъ дома на розъиски.
Мистеръ Титмаузъ, возвратясь въ свою комнату, не сталъ снимать своего воскреснаго наряда съ привычнымъ тщаніемъ и осторожностью, напротивъ, онъ слупилъ его какъ шелуху и бросился въ постель, желая спокойно подумать о великомъ происшествіи этого дня и переварить его въ головѣ своей, которую оно взволновало подобно тому, какъ камень, брошенный въ стоячій прудъ, волнуетъ сонную его поверхность. Долго вертѣлся онъ съ боку на бокъ, какъ-будто ночное бѣлье его выткано было изъ конскаго волоса. Нѣсколько разъ онъ вставалъ и дѣлалъ взадъ и впередъ по три маленькихъ шага -- больше этого не позволяла мѣстность его тѣсной комнатки. При первомъ проблескѣ дневнаго свѣта, вскочилъ онъ съ постели, вытащилъ изъ своего кармана газету, которую Хекебекъ одолжилъ ему на все это время, и бился надъ нею минутъ пять, напрасно стараясь разобрать объявленіе; потомъ залѣзъ опять въ постель, но не могъ заснуть часовъ до четырехъ или до пяти, несмотря на то, что ему нужно было подняться въ половинѣ шестаго, чтобъ снова приняться за свою ненавистную службу у Тэг-Рэга и Ком., магазинъ котораго онъ обыкновенно отворялъ, вмѣстѣ съ другими, въ семь часовъ поутру. Сидя въ этотъ день за завтракомъ съ своими товарищами, онъ не могъ удержаться, чтобъ не намекнуть слегка, темно и таинственно, насчетъ "кой-чего, могущаго случиться "продолженіе дня", и это заставило думать опытныхъ его товарищей, что, вѣрно, онъ ожидалъ посѣщенія полицейскаго чиновника но случаю какой-нибудь исторіи, въ которую попался ночью. Но вотъ 8, 9, 10 часовъ ужь пробило, и время медленно подвигалось впередъ, а между-тѣмъ, увы! ничего не случилось такого, что бъ могло измѣнить монотонный ходъ службы для мистера Титмауза. Связку за связкою и пакетъ за пакетомъ снималъ онъ съ полки и клалъ на прлку опять, по требованію хорошенькихъ, прихотливыхъ посѣтительницъ. Шелкъ, атласъ, бомбазинъ, крепъ, муслинъ, ленты, перчатки развертывалъ онъ и показывалъ пообыкновенію; но ясно было, что могучій разсудокъ его не могъ ужь помогать ему попрежнему при исполненіи этой трудной, отвѣтственной и суетливой должности. Каждую минуту бросалъ онъ лихорадочные взгляды на дверь. Разъ онъ едва устоялъ на ногахъ, увидавъ въ окно почтальйона, переходившаго съ противоположной стороны улицы, какъ-будто нарочно затѣмъ, чтобъ войдти въ магазинъ; но въ магазинъ, однакожъ, онъ не вошелъ, а отправился далѣе. Короче сказать, онъ осматривалъ съ ногъ до головы каждое лицо, отворявшее двери -- и все напрасно. Продажа и покупка были, по обыкновенію, единственнымъ дѣломъ, вокругъ котораго все въ магазинѣ вертѣлось. Услыхавъ, какъ било одиннадцать часовъ, онъ вздохнулъ. "Вы, кажется, не совсѣмъ здоровы", спросила одна хорошенькая женщина, которой показывалъ онъ кембрикъ, объясняя довольно-разсѣянно его достоинства. "О, совершенно! Отъ-роду еще не бывалъ такъ здоровъ, какъ теперь, сударыня, при такомъ пріятномъ занятіи!" отвѣчалъ онъ, сопровождая эти слова очень-значительнымъ взглядомъ на хорошенькую покупщицу, взглядомъ, который онъ считалъ ловкимъ и плутовскимъ, но который быль ни болѣе, ни менѣе какъ, просто, дерзокъ. Въ эту минуту голосъ одного изъ его товарищей раздался на другомъ концѣ магазина, у самыхъ дверей: "Титмаузъ, спрашиваютъ!"
-- Иду! закричалъ онъ, поблѣднѣвъ какъ тотъ кембрикъ, который держалъ въ рукахъ, внезапно охладѣвшихъ, и сердце у него въ груди забилось жестоко.-- Извините, сударыня, проговорилъ онъ торопливо удивленной дамѣ.-- Джонсъ, потрудитесь занять мое мѣсто, прибавилъ онъ, обращаясь къ сидѣльцу, стоявшему рядомъ, и бросился со всѣхъ ногъ туда, куда его звали, сопровождаемый со всѣхъ сторонъ насмѣшливымъ шопотомъ своихъ товарищей. У дверей замѣтилъ онъ новое лицо. То былъ мужчина лѣтъ тридцати-семи, одѣтый просто и даже довольно-небрежно, худощавый и стройный, и ростомъ немного повыше обыкновеннаго, съ лицомъ значительнымъ и рѣзкимъ, съ осанкой истиннаго джентльмена. Онъ слегка поклонился, увидавъ Титмауза, и выразительныя черты лица его обнаружили большое удивленіе. "Мистеръ Титмаузъ?" спросилъ онъ вѣжливо.
Незнакомый господинъ опять поклонился слегка, едва-примѣтно дотрогиваясь рукою до шляпы и устремилъ на Титмауза зоркій, вопрошающій взглядъ, отъ котораго тотъ былъ невольно смущенъ и встревоженъ.
-- Вы оставили... вы изволили оставить вчера у насъ въ конторѣ письмо, адресованное на имя гг. Кверка, Геммона и Снапа? спросилъ онъ, понижая голосъ, почти шопотомъ.
-- Да, сэръ, надѣюсь, что вы не сочтете...
-- Прошу васъ, мистеръ Титмаузъ, нельзя ли намъ поговорить наединѣ минутъ пять или десять?
-- Я... я, право, не знаю, сэръ, можно ли это сдѣлать здѣсь, въ магазинѣ. Я боюсь, не будетъ ли это противъ правилъ, принятыхъ у насъ въ заведеніи... но... я сейчасъ спрошу. Вотъ и самъ мистеръ Тэг-Рэгъ здѣсь. "Позвольте мнѣ, сэръ, сходить съ этимъ джентльменомъ на нѣсколько минутъ въ шинельную комнату", продолжалъ онъ, обращаясь къ своему повелителю, который, съ перомъ, воткнутымъ за ухо, засунувъ одну руку въ карманъ, а другою нетерпѣливо крутя печати на часовой цѣпочкѣ, отправился вслѣдъ за Титмаузомъ въ ту же минуту, какъ только услыхалъ, что его зовутъ, и остановился, на разстояніи двухъ шаговъ отъ незнакомаго джентльмена, поглядывая на него сварливо и удивляясь, какое могло быть дѣло до его сидѣльца кому бы то ни было на свѣтѣ.
Такъ-какъ мистеръ Тэг-Рэгъ будетъ играть нѣкоторую роль въ нашемъ разсказѣ, то не мѣшаетъ представить здѣсь читателю маленькій портретъ этого джентльмена. Ему было около пятидесяти-двухъ лѣтъ отъ-роду. Тиранъ въ маломъ размѣрѣ, онъ былъ весь слѣпленъ изъ невѣжества, эгоизма и чванства. Онъ не зналъ ничего на свѣтѣ, кромѣ цѣны своимъ товарамъ, да искусства сбывать ихъ съ рукъ повыгоднѣе. Онъ былъ средняго роста и довольно-полонъ, носилъ почти всегда сѣрые брюки съ чернымъ сюртукомъ и жилетомъ, да бѣлый галстухъ, чопорно-повязанный вокругъ шеи. Имѣлъ мутные, сѣрые глаза съ бѣлыми рѣсницами и почти совсѣмъ безъ бровей. Лобъ его какъ-будто бы стыдился лица, такъ рѣшительно и круто отклонялся онъ назадъ; лицо было глубоко изрыто оспою; носъ, или, лучше сказать, нѣкоторое подобіе носа, состояло изъ двухъ широкихъ ноздрей, глядѣвшихъ на васъ какъ-то нахально съ самой середины лица, а сверху, отъ скулы до скулы, оставалось совершенно-ровное мѣсто. Коротко и аккуратно подстриженные бакенбарды загибались острыми крючками къ углаы и широкаго, безобразнаго, чувственнаго рта. Но, покуда довольно, чтобъ дать нѣкоторое понятіе объ этомъ человѣкѣ, прилежно-старавшемся возбудить къ себѣ ненависть во всякомъ, надъ кѣмъ онъ имѣлъ хоть малѣйшую власть.
-- Вамъ очень-хорошо извѣстно, сэръ, что у насъ не позволяется ничего подобнаго, отвѣчалъ онъ жосткимъ, отрывистымъ и непріятнымъ голосомъ на скромную просьбу Титмауза.
-- Я прошу васъ, сэръ, позвольте мнѣ переговорить наединѣ съ мистеромъ Титмаузомъ объ одномъ дѣлѣ, въ высшей степени для него важномъ, сказалъ учтиво незнакомецъ: -- мое имя Геммонъ, я стряпчій.
-- Право, сэръ, отвѣчалъ Тэг-Рэгъ, немного-озадаченный спокойнымъ и свѣтски-учтивымъ, но вмѣстѣ рѣшительнымъ тономъ мистера Геммона:-- право, я нахожу неприличнымъ и вовсе несогласнымъ съ правилами, принятыми у насъ въ магазинѣ, отпускать молодыхъ людей, здѣсь служащихъ, за собственными дѣлами во время часовъ, назначенныхъ имъ для службы; впрочемъ, если это ужь совершенно-необходимо, я могу отпустить его минутъ на десять; но не совѣтую ему оставаться долѣе, замѣтилъ онъ грозно, кинувъ значительный взглядъ сперва на часы, а потомъ на Титмауза.-- Все это необходимо, сэръ, для соблюденія порядка между молодыми людьми. Въ такомъ обширномъ заведеніи, какъ это, мы принуждены -- вы согласитесь само... и проч. и проч. прибавилъ онъ тихимъ и вкрадчивымъ тономъ, какъ-будто бы въ возраженіе на тотъ презрительный взглядъ, которымъ, онъ чувствовалъ, мистеръ Геммонъ на него смотритъ.
Съ едва-замѣтнымъ поклономъ и съ саркастической улыбкой на губахъ ушелъ этотъ джентльменъ изъ магазина, въ сопровожденіи Титмауза, который земли подъ собой не слышалъ.
-- Что, вы далеко отсюда живете, мистеръ Титмаузъ? спросилъ мистеръ Геммонъ, только-что успѣли они выйдти на улицу.
-- Не далѣе, какъ минутъ на пять ходьбы, сэръ; но... гмъ!.. онъ смѣшался, подумавъ о томъ, какъ приведетъ онъ на свою жалкую квартиру особу такую важную.-- Не лучше ли намъ зайдти вотъ въ этотъ трактиръ; мы тутъ, вѣрно, найдемъ особую комнату...
-- Позвольте мнѣ спросить васъ, мистеръ Титмаузъ, имѣете вы какія-нибудь особенныя бумаги, родовые документы или что-нибудь другое въ этомъ родѣ у себя дома?
Титмаузъ задумался.
-- Кажется, что имѣю, отвѣчалъ онъ:-- одинъ или два; впрочемъ, все вздорные.
-- Но можете ли вы сами судить о ихъ важности, мистеръ Титмаузъ? спросилъ съ улыбкою Геммонъ.-- Сдѣлайте одолженіе, пойдемте прямо къ вамъ на квартиру; время такъ коротко и дорого; а мнѣ бы очень хотѣлось взглянуть сегодня же на эти, какъ вы говорите, вздорныя бумаги, вамъ принадлежащія.
Не долѣе, какъ черезъ двѣ минуты послѣ того, мистеръ Геммонъ сидѣлъ на квартирѣ Титмауза за его изломаннымъ, круглымъ столикомъ, съ листомъ бумаги передъ собой и съ маленькимъ карандашомъ въ рукѣ. Онъ дѣлалъ ему множество разныхъ вопросовъ, насчетъ его рожденія и семейныхъ связей, и тщательно записывалъ отвѣты. Мистеръ Титмаузъ очень удивился замѣтивъ, какъ хорошо этотъ господинъ знакомъ съ исторіею его семейства. Что касается до бумагъ, то онъ успѣлъ откопать на днѣ своего сундука три или четыре старыя письма, да нѣсколько памятныхъ записокъ и, кромѣ-того, нашелъ двѣ или три отмѣтки, сдѣланныя пожелтѣвшими чернилами на пустомъ листкѣ отцовской Библіи, которую ужь съ давнихъ поръ ему не случалось открывать ни разу. Объ этихъ отмѣткахъ ему бы и въ голову не пришло подумать, еслибъ мистеръ Геммонъ самъ не навелъ его на предметъ своими настойчивыми разспросами. Всѣми этими документами мистеръ Геммонъ такъ былъ пораженъ, что предложилъ даже взять ихъ съ собою въ контору, для тщательнаго пересмотра и вѣрнѣйшей сохранности; но мистеръ Титмаузъ значительно намекнулъ на его недавнее знакомство съ мистеромъ Геммономъ, который, замѣтилъ онъ, могъ когда ему угодно прійдти и снять съ нихъ подстрочныя копіи въ присутствіи его, Титмауза.-- О, да, конечно, отвѣчалъ мистеръ Геммонъ, слегка покраснѣвъ при видѣ сомнѣнія, заключавшагося въ этомъ отказѣ: -- я не могу не одобрить вашей осторожности, мистеръ Титмаузъ. Храните ихъ непремѣнно какъ-можно тщательнѣе, потому-что, если не теперь, то современемъ, они могутъ быть очень-драгоцѣнны для васъ.
-- Покорно васъ благодарю, сэръ... однако жь, извините, если я осмѣлюсь вамъ сказать, произнесъ Титмаузъ очень-робко: -- мнѣ бы хотѣлось знать наконецъ, что это значитъ и къ-чему все это клонится?
-- Законъ, сэръ, вы сами знаете, такъ неопредѣлителенъ, что это даже вошло въ поговорку.
-- Ахъ Боже мой! да вѣдь законъ можетъ же, по-крайней-мѣрѣ, хоть намекнуть...
-- Законъ никогда не намекаетъ, возразилъ мистеръ Геммонъ значительно и съ очень-пріятною улыбкой.
-- Хорошо, сэръ. Да какъ же вы это узнали, что на свѣтѣ существовала такая особа, какъ мистеръ Габріель Титмаузъ, мой покойный отецъ? и что такое можетъ изъ него выйдти? вѣдь онъ, съ позволенія сказать, былъ просто башмачникъ? развѣ онъ имѣетъ права на какое-нибудь наслѣдство?
-- Гмъ, да, мистеръ Титмаузъ, конечно, все это вопросы очень-интересные.
-- Да сэръ, эти вопросы и много другихъ, кромѣ-того, я давно собирался вамъ сдѣлать; но я видѣлъ, что вы были...
-- Послушайте, знаете ли, что мы съ вами просидѣли здѣсь ужь цѣлый часъ. Тамъ, въ магазинѣ, я думаю, васъ ожидаютъ съ большимъ нетерпѣніемъ.
-- Не въ обиду будь сказано, сэръ, позвольте мнѣ вамъ замѣтить, что я плевать хочу на ихъ нетерпѣніе. Я самъ, увѣряю васъ, я самъ въ большомъ нетерпѣніи: хотѣлъ бы очень узнать поскорѣе, что все это значитъ? Послушайте, сэръ, что до меня касается, Богомъ клянусь, я разсказалъ вамъ все, что я знаю! Право это, съ вашей стороны, нехорошо!
-- Разумѣется, вотъ видите ли, мистеръ Титмаузъ, говорилъ Геммонъ съ пріятною улыбкою (эта улыбка вывела въ люди мистера Геммона): -- разумѣется, я не могу не согласиться, что ваше любопытство совершенно-естественно... ваша откровенность очень-любезна... и потому, ничто не мѣшаетъ мнѣ признаться вамъ прямо, что я дѣйствительно имѣлъ поводъ...
-- Эхъ, сэръ, да все это я и безъ васъ понимаю, торопливо перебилъ Титмаузъ, но онъ нисколько не разсердилъ и не остановилъ этимъ своего спокойнаго собесѣдника.
-- И что мы ожидали съ нѣкоторымъ безпокойствомъ, продолжалъ онъ: -- результатовъ нашего объявленія.
-- А! ужь конечно; отъ этого-то, по-крайней-мѣрѣ, вы не можете отказаться, перебилъ опять Титмаузъ, съ самоувѣреннымъ индомъ.
-- Но у насъ, вотъ видите ли, принято за правило: никогда не дѣйствовать опрометчиво и торопливо въ дѣлахъ какого бы то ни было рода; тѣмъ болѣе, если такая опрометчивость можетъ... имѣть самыя вредныя послѣдствія. Вы, право, не можете себѣ представить, любезный мой мистеръ Титмаузъ, какая бездна непріятностей происходитъ иногда отъ излишней поспѣшности въ дѣлахъ закона! Къ тому же, наше общее дѣло находится покуда еще въ такомъ положеніи, что я, право, не могу ни на что рѣшиться, не подумавъ и поспросивъ совѣта моихъ партнёровъ.
-- О Боже мой! воскликнулъ Титмаузъ, теряя терпѣніе, по-мѣрѣ-того, какъ онъ замѣчалъ, что время отсутствія его изъ магазина увеличивается.
-- Я совершенно сочувствую вашему безпокойству, оно очень-естественно...
-- Ахъ, сэръ, сдѣлайте милость, скажите хоть что-нибудь, хоть одно слово!
-- Послушайте, еслибъ я долженъ былъ открыть вамъ теперь же тотъ предметъ, который мы имѣли въ виду при напечатаніи нашего объявленія въ газетахъ...
-- Да какъ вы дошли до этого, сэръ, какъ вы узнали? сдѣлайте милость скажите!.. Вѣдь изъ этого по-крайней-мѣрѣ ужь никакой бѣды не можетъ выйдти...
-- Ни малѣйшей. Насъ привели къ этому ежедневныя наши занятія, обыкновенный ходъ дѣла...
-- Что жь это, деньги мнѣ оставлены въ наслѣдство или другое что-нибудь въ этомъ родѣ?
-- Мнѣ очень-больно, увѣряю васъ, мистеръ Титмаузъ, что я не могу... ахъ! кстати! прибавилъ Геммонъ внезапно, какъ-будто бы припоминая изъ прежняго ихъ разговора, что-то такое, въ чемъ онъ былъ неслишкомъ-увѣренъ: -- вѣдь вы, кажется, сказали мнѣ, что эту Библію получили вы отъ вашего батюшки?
-- А, да, да, точно такъ! Но вѣрно это ничего не значитъ, потому-что вѣдь онъ померъ, а я, его единственный сынъ? спросилъ Титмаузъ очень-горячо и проворно.
-- О! это такъ... одно простое обстоятельство. Но вы понимаете, мистеръ Титмаузъ, въ дѣлахъ подобнаго рода и всякую бездѣлицу знать не мѣшаетъ... И вы дѣйствительно ничего не помните о вашей матушкѣ, мистеръ Титмаузъ?
-- Нѣтъ; я ужь сказалъ вамъ, что ничего! Но право, сдѣлайте милость только не сердитесь на меня, право я вамъ долженъ признаться, что это рѣшительно-невыносимо, какъ вы со мною поступаете! Вспомните сами, сколько я вамъ разсказалъ, а вы,сэръ, вы не сказали мнѣ рѣшительно-ничего. Надѣюсь, что вы не думаете моими руками жаръ загребать? Клянусь Богомъ, я этого терпѣть не могу!
-- Ахъ Боже мой, мистеръ Титмаузъ! какъ вы можете предполагать такія вещи? Увѣряю васъ, что теперь значительная часть нашихъ заботъ и попеченій обращены на васъ...
-- Не во гнѣвъ вамъ, сэръ... позвольте попросить васъ сказать мнѣ просто и ясно: будетъ мнѣ какая-нибудь польза, или нѣтъ, отъ всѣхъ этихъ попеченій?
-- Можетъ-быть да; а можетъ-быть и нѣтъ, отвѣчалъ мистеръ Геммонъ тѣмъ же самымъ, неизмѣнно-спокойнымъ тономъ, надѣвая перчатки и поднимаясь со стула.-- Безъ обиды для васъ и для прочихъ сторонъ, прикосновенныхъ...
-- Надѣюсь, отвѣчалъ Геммонъ, улыбаясь, что вы не откажетесь положиться на насъ во всемъ, что касается до полнаго соблюденія вашихъ интересовъ. Мы усердно заботимся о ихъ поддержаніи и наше время, наше вниманіе въ сильной степени заняты этимъ предметомъ. Это... безъ-сомнѣнія... онъ посмотрѣлъ на свой часы:-- безъ-сомнѣнія, продолжалъ онъ: -- теперь ужь ровно часъ, какъ мы вышли изъ вашего магазина и я право боюсь, чтобъ на меня не прогнѣвался этотъ почтенный джентльменъ, вашъ хозяинъ. Не угодно ли вамъ будетъ зайдти къ намъ въ контору завтра вечеромъ, по окончаніи вашихъ дневныхъ занятій? Въ которомъ часу уходите вы изъ магазина?
-- Въ половинѣ девятаго, сэръ. Да какъ же это такъ: завтра вечеромъ. Нельзя ли лучше сегодня?
-- Ну, нѣтъ, сегодня, я думаю, нельзя: мы будемъ заняты, по одному очень-важному дѣлу. Приходите завтра вечеромъ, въ четверть одиннадцатаго, если можно... что жь, будете?...
-- Буду, сэръ, буду непремѣнно къ этому времени, если только не ранѣе. Но позвольте мнѣ вамъ сказать...
-- Прощайте, мистеръ Титмаузъ. Къ этому времени, они опять ужь вышли на улицу.-- Прощайте сэръ, до свиданія. Завтра-вечеромъ, въ началѣ одиннадцатаго и чѣмъ скорѣе послѣ десяти часовъ, тѣмъ лучше -- а? Неправда ли? Прощайте.
Вотъ все, что мистеръ Титмаузъ могъ узнать отъ Геммона, который кликнулъ карету, стоявшую недалеко отъ нихъ, вошелъ въ нее и скоро умчался по направленію къ восточному концу города. Какой ужасный хаосъ сомнѣній, надеждъ и страховъ оставилъ онъ въ душѣ несчастнаго Титмауза! Бѣдняжка чувствовалъ себя похожимъ на апельсинъ, изъ котораго выжали сокъ. Онъ разсказалъ о себѣ все, что только зналъ, и въ-замѣнъ всего этого не получилъ отъ спокойнаго, невозмутимаго, попроницаемаго Геммона, ничего, кромѣ пустыхъ любезностей! "Боже мой! Боже мой"! думалъ Титмаузъ, когда карета, увозившая Геммона, повернула за уголъ. "Чего бы я не далъ, чтобъ знать объ этой загадкѣ, хоть половину того, что знаетъ этотъ джентльменъ! А мистеръ Тэг--Рэгъ! Чортъ возьми! что-то онъ скажетъ! Двѣнадцать ужь пробило!.. Я былъ въ отлучкѣ болѣе часу, а онъ назначилъ мнѣ только десять минутъ. Ну, ужь достанется же мнѣ!.."
И точно досталось. Первый, кого онъ встрѣтилъ, отворяя двери магазина, былъ почтенный его хозяинъ, мистеръ Тэг-Рэгъ, который, вынувъ часы изъ кармана и устремивъ разъяренный взоръ на дрожавшаго Титмауза, далъ ему рукою знакъ идти за нимъ на другой конецъ магазина, гдѣ въ ту пору не было посѣтителей.
-- Это у васъ называется десять минутъ?
-- Извините-съ...
-- Гдѣ вы были, сэръ, все это время?
-- Съ этимъ джентльменомъ... я право не зналъ...
-- Вы не знали, сэръ! Да кто у васъ спрашиваетъ знали вы, или нѣтъ? Вы знаете, что вы должны были явиться пятьдесятъ-пять минутъ тому назадъ? Вы это знаете, сэръ? Развѣ ваше время не принадлежитъ мнѣ, сэръ?.. Развѣ я не плачу вамъ за это деньги?.. Цѣлый часъ!.. да еще въ серединѣ дня! Такая вещь не случалась у меня, по-крайней-мѣрѣ, лѣтъ пять!.. Вотъ посмотрите, если я не вычту этой просрочки изъ вашего жалованья!
Титмаузъ не дѣлалъ никакихъ попытокъ, чтобъ его остановить.
-- Да и сдѣлайте милость, скажите мнѣ, о чемъ вы тамъ болтали такимъ непозволительнымъ образомъ?
-- Кое-что ему нужно было сказать мнѣ, сэръ.
-- Подлый мальчишка! Ужь не думаете ли вы, что я не замѣчаю вашей дерзости? Я требую, чтобъ вы мнѣ сейчасъ разсказали все, о чемъ тамъ у васъ было дѣло съ этимъ господиномъ.
-- Такъ вотъ не скажу же ни слова! отвѣчалъ сердито Титмаузъ, возвращаясь на свое обыкновенное мѣсто, за прилавки.
-- Не скажете?
-- Да ужь такъ -- ни слова объ этомъ не узнаете.
-- Ни слова не узнаю? Прекрасно! Да знаете ли вы съ кѣмъ вы говорите? Да знаете ли вы кто передъ вами стоитъ?
-- Мистеръ Тэг-Рэгъ, если я не ошибаюсь, изъ фирмы Тэг-Рэгъ и К®, отвѣчалъ Титмаузъ, глядя ему прямо въ лицо. Товарищи, стоявшіе возлѣ, чуть не поблѣднѣли при видѣ такой дерзости.
-- Да кто вы такой, сэръ, что осмѣливаетесь считаться словами со мною? спросилъ Тэг-Рэгъ, дрожа всѣми членами отъ злости. Его лицо, глубоко-изрытое оспою, было блѣдно, какъ полотно.
-- Титльбетъ Титмаузъ, къ вашимъ услугамъ, произнесъ тотъ, ни мало незапинаясь и съ довольно-насмѣшливымъ видомъ.
-- Вы слышали это, надѣюсь, спросилъ Тэг-Рэгъ съ принужденнымъ спокойствіемъ одного блѣднаго молодаго человѣка, стоявшаго возлѣ.
-- Да, сэръ, былъ тихій и неохотный отвѣтъ.
-- Съ этого дня, сэръ, черезъ мѣсяцъ вы у меня болѣе не служите! произнесъ Тэг-Рэгъ торжественно, съ полнымъ убѣжденіемъ, что онъ изрекаетъ нѣчто въ родѣ смертнаго приговора надъ головою заносчиваго преступника.
-- Очень-хорошо мистеръ Тэг-Рэгъ, все, что угодно вамъ, также точно будетъ угодно и вашему покорнѣйшему слугѣ. Я оставлю вашъ магазинъ черезъ мѣсяцъ и очень-радъ, я ужь давно собирался...
-- А если такъ, то вы его не оставите, закричалъ Тэг-Рэгъ въ бѣшенствѣ.
-- Но я самъ этого желаю, сэръ. Вы мнѣ дали предувѣдомленіе {Въ Англіи, если кто кого нанимаетъ, для какого бы то ни было рода службы, то ни наемщикъ не можетъ служащаго выгнать, ни служащій уйдти съ мѣста, недавъ или неполучивъ за мѣсяцъ до того нормальнаго предъувѣдомленія. Прим. перев.}; а если нѣтъ, то теперь я вамъ его даю, отвѣчалъ Титмаузъ, поблѣднѣвъ, однакожь, сильно и чувствуя внезапную слабость въ сердцѣ. Происшествіе это было для него такъ важно и непредвидѣнно, что оно разомъ замѣстило въ головѣ его всѣ мысли, еще недавно ее тревожившія. Бѣдный Титмаузъ долженъ былъ много вытерпѣть. Съ одной стороны, тонкія насмѣшки и шуточки его милыхъ товарищей, которыя длились весь этотъ день; съ другой, возмутительное тиранство Тэг-Рэга, который мучилъ его безъ отдыха, поминутно заставляя выполнять самую низкую и трудную работу, какая только могла найдтись въ магазинѣ, и безпрестанно говорилъ ему язвительныя вещи, при посѣтителяхъ, и наконецъ, жалкая неизвѣстность и мучительное ожиданіе, въ которыхъ мистеръ Геммонъ нашелъ нужнымъ его оставить. Я хочу сказать, что всего этого, безъ-сомнѣнія, казалось было бы очень-довольно, чтобъ совершенно обременить бѣднаго Титмауза. Но нѣтъ! Онъ въ тотъ же еще вечеръ, возвращаясь къ себѣ на квартиру, долженъ былъ встрѣтить новыя непріятности. Во-первыхъ, свою шумливую хозяйку, которая клялась, что она больше не намѣрена дожидаться уплаты, и что она распродастъ его съ ногъ до головы, если онъ не заплатитъ ей денегъ немедленно, а вслѣдъ за ней, присталъ къ нему настойчивый и угрюмый его портной, который, съ блѣдною, небритою физіономіею, твердилъ ему о пятерыхъ ребятишкахъ, лежавшихъ у него дома, въ оспѣ, о своей женѣ, страдавшей въ больницѣ, и умолялъ объ уплатѣ денегъ по счету. Этотъ страдалецъ успѣлъ вытянуть у Титмауза, въ счетъ долга, 7 шиллинговъ, да хозяйка вырвала у него 10, что отсрочило гибель (жестокое слово!) еще недѣли на двѣ или на три; а между-тѣмъ у него оставалось въ карманѣ шиллинговъ 11, не болѣе, которые должны были служить ему до слѣдующаго срока. Съ тяжелымъ вздохомъ замкнулъ онъ дверь на замокъ и сѣлъ у своего маленькаго столика, на которомъ не было ничего, кромѣ одинокой, тоненькой свѣчки. На нее глаза его устремлены были безсознательно, покуда запахъ сала, догорѣвшаго до бумаги, не пробудилъ его изъ тяжкаго забытья. Онъ всталъ, отворилъ свой сундукъ, вынулъ изъ него Библію и бумаги, которыя были показаны Геммону, и долго разсматривалъ ихъ съ напряженнымъ, но безполезнымъ вниманіемъ. Невидя, наконецъ, нималѣйшей возможности понять, какое отношеніе онѣ могутъ имѣть къ нему и къ его будущей судьбѣ, онъ торопливо спряталъ ихъ опять на прежнее мѣсто, стащилъ съ себя платье и кинулся въ постель, чтобъ провесть на ней такую мучительную ночь, какой ему не случалось еще и припомнить.
Весь слѣдующій день провелъ онъ, попрежнему, въ боевомъ положеніи, въ магазинѣ Тэг-Рэга и К®. Можно было бы ожидать, что товарищи, при видѣ гоненія, воздвигнутаго на Титмауза, станутъ жалѣть его; но на дѣлѣ вышло далеко не то. Я не стану анализировать чувства, служившаго тому причиною (всякій разсуждающій читатель можетъ сдѣлать это самъ, если ему угодно), но я долженъ сказать, къ-сожалѣнію, что едва успѣли эти молодые люди замѣтить, какъ будетъ пріятно для Тэг-Рэга, если они станутъ язвить на каждомъ шагу бѣднаго Титмауза (который, со всѣмъ его мелкимъ тщеславіемъ, глупостями и даже эгоизмомъ, никогда лично не обидѣлъ ни одного изъ нихъ), какъ всѣ они возстали противъ него немедленно. Что жь касается до Тэг-Рэга, то ничтожная душонка его, примѣтивъ это, была ими довольна, болѣе нежели когда-нибудь. Онъ обращался въ этотъ день со всѣми кротко и ласково; на одного Титмауза обрушилась вся злоба разъяреннаго сердца его.
ГЛАВА II.
Вечеромъ, нѣсколько минутъ спустя послѣ того, какъ пробило десять, скромный звонокъ раздался у входа въ контору гг. Кверка, Геммона и Снапа и возвѣстилъ о прибытіи бѣднаго Титмауза. Дверь была торопливо отперта очень порядочно-одѣтымъ клеркомъ, который, казалось, совсѣмъ ужь собирался идти домой.
-- А, мистеръ Титмаузъ, если я не ошибаюсь? спросилъ онъ, такимъ почтительнымъ тономъ, какого Титмаузу никогда еще не случалось слышать.
-- Точно такъ, сэръ, Титльбетъ Титмаузъ.
-- О, если такъ, то позвольте проводить васъ прямо къ гг. Кверку, Геммону и Снапу: я знаю, они ждутъ вашего посѣщенія; имъ очень-рѣдко случается просиживать здѣсь такъ поздно!.. Войдите сэръ, и съ этими словами, онъ провелъ его во внутреннюю комнату, отворилъ на противоположномъ концѣ ея зеленой байкой обитую дверь и, доложивъ о приходѣ мистера Титмауза, впустилъ его и оставилъ въ порядочномъ замѣшательствѣ. Три джентльмена сидѣли за широкимъ столомъ, на которомъ увидѣлъ онъ, при сильномъ сосредоточенномъ свѣтѣ двухъ свѣчей, покрытыхъ колпаками, множество разложенныхъ бумагъ и пергаментовъ. Только-что онъ вошелъ, всѣ три джентльмена встали; мистеръ Кверкъ и мистеръ Снапъ невольно вздрогнули при первомъ взглядѣ на Титмауза. Мистеръ Геммонь подошелъ и пожалъ ему руку.
-- Мистеръ Титмаузъ, произнесъ онъ, съ очень-учтивымъ видомъ: -- позвольте мнѣ познакомить васъ съ г. Кверкомъ (это былъ старшій партнёръ, коротенькій, плотный, пожилой джентльменъ, весь въ черномъ, съ лоснящеюся лысою головой, сѣдыми волосами и съ черными, живыми глазами, смотрѣвшій на посѣтителя очень-серьёзно и даже съ какимъ-то опечаленнымъ видомъ) и съ г. Снапомъ (это былъ младшій партнёръ, недавно-произведенный въ такое достоинство послѣ десятилѣтней службы въ конторѣ, гдѣ долго занималъ онъ должность управляющаго-клерка. Онъ былъ мужчина лѣтъ тридцати, былъ замѣчательно-хорошо одѣтъ, худощавъ, боекъ, съ лицомъ, черты котораго напоминали невольно морду барсучьей собаки -- такъ жестки были онѣ, заострены и вытянуты)! О самомъ мистерѣ Геммонѣ мы ужь дали читателю нѣкоторое понятіе. Онъ былъ совсѣмъ въ другомъ родѣ и отличался рѣзко отъ обоихъ своихъ партнёровъ. Совершенный типъ джентльмена по обращенію и наружности, проницательный, осторожный и вкрадчивый, онъ имѣлъ во взглядѣ своемъ что-то такое особенное, что при первой еще встрѣчѣ съ нимъ привело Титмауза въ замѣшательство.-- Прошу васъ, садитесь, сэръ, сказалъ мистеръ Кверкъ, вставая и подвигая ему стулъ, на который Титмаузъ сѣлъ, послѣ чего и всѣ трое заняли опять свои мѣста.
-- Вы исправны мистеръ Титмаузъ, воскликнулъ Геммонъ, съ улыбкою: -- болѣе исправны, я опасаюсь, чѣмъ были вчера, послѣ нашего продолжительнаго свиданья, а? Скажите, сдѣлайте милость, что эта достойная особа, мистеръ Рэг-Бэгъ, или, какъ его зовутъ, право не помню, что онъ сказалъ, когда вы вернулись?
-- Что онъ сказалъ, джентльмены? (онъ кашлянулъ нѣсколько разъ, потому-что слова выходили у него изъ горла не такъ-то свободно, а сердце билось гораздо-сильнѣе обыкновеннаго): -- не въ гнѣвъ вамъ, сказалъ мнѣ такое, что я теперь просто пропалъ!
-- Да сэръ, дѣйствительно такъ. Онъ съ-тѣхъ-поръ, все время бѣсился самымъ страшнѣйшимъ образомъ и далъ мнѣ предъувѣдомленіе, чтобъ я къ десятому числу будущаго мѣсяца убирался вонъ изъ его магазина! Ему показалось, что едва-замѣтная улыбка промелькнула на лицахъ троихъ партнёровъ.-- Ей-Богу далъ!
-- Гмъ! скажите пожалуйста! А что, онъ привелъ вамъ на это какую-нибудь причину? бойко спросилъ Кверкъ.
-- Да, сэръ.
-- Что жь бы это такое могло быть?
-- Зачѣмъ, говоритъ, я отлучался дольше, чѣмъ было позволено, да зачѣмъ не хотѣлъ ему сказать о чемъ мы вотъ съ этимъ джентльменомъ разговаривали.
-- Не думайте, чтобъ этого было достаточно, навѣрное нѣтъ! проворно воскликнулъ мистеръ Снапъ: -- причина неосновательная! Онъ проворно вскочилъ со стула, выхватилъ книгу сзади на полкѣ и торопливо сталъ рыться въ листахъ.
-- Оставьте это покуда, мистеръ Снапъ, перебилъ мистеръ Кверкъ, довольно-нетерпѣливо:-- у насъ есть о чемъ другомъ подговорить ныньче вечеромъ, немножко поважнѣе.
-- Извините, сэръ; но мнѣ право кажется, что для меня это довольно-важное дѣло! возразилъ Титмаузъ: -- потому-что какъ бы то ни было, а къ десятому числу будущаго мѣсяца я буду нищимъ, до чего мнѣ и теперь недалеко.
-- Но мистеръ Тэг-Рэгъ божился, что онъ доведетъ меня до такого положенія.
-- Это можетъ служить доказательствомъ злаго умысла, опять суетливо перебилъ мистеръ Снапъ и опять получилъ за то выговоръ отъ мистера Кверка. На этотъ разъ, даже мистеръ Геммонъ замѣтилъ ему съ удивленнымъ тономъ: "Что это вы, мистеръ Снапъ?"
-- Клялся, что сдѣлаетъ, сэръ! Вотъ какъ Богъ святъ это правда.
-- Ха, ха, ха! засмѣялись оба, и мистеръ Кверкъ и мистеръ Геммонъ, но какимъ смѣхомъ! Не во все горло и не беззаботнымъ, а умѣреннымъ и носившимъ на себѣ какой-то оттѣнокъ почтенія.-- Гмъ; все это теперь, можетъ-быть, еще неочень-большая важность, замѣтилъ мистеръ Кверкъ и опять засмѣялся въ сопровожденіи тихаго смѣха Геммона и короткаго, рѣзкаго звука въ родѣ лая, испущеннаго Снапомъ.
-- Но, господа, вы извините меня, а я вамъ опять-таки повторяю, что для меня, это важно и что тутъ ничего нѣтъ такого забавнаго, произнесъ Титмаузъ серьёзнымъ голосомъ и весь покраснѣлъ съ досады.-- Съ вашего позволенія, я бы васъ попросилъ скорѣй перейдти къ дѣлу, если оно у васъ есть, вмѣсто того, чтобъ такъ долго надо мною смѣяться.
-- Смѣяться надъ вами, сэръ! о, нѣтъ! нѣтъ! воскликнули всѣ трое разомъ.-- Смѣяться вмѣстѣ съ вами! прибавилъ мистеръ Кверкъ.-- Къ тому времени, о которомъ вы говорите, вы можетъ-быть, будете имѣть право смѣяться надъ Рег-Бэгомъ и надъ всякимъ другимъ, кто бы онъ ни былъ, потому-что... "Нечего ужь больше медлить, я думаю" шепнулъ онъ тихо Геммону, который, несовсѣмъ-охотно кивнулъ ему головой, въ знакъ согласія, и устремилъ пристальный взоръ на Титмауза.
-- Мы считаемъ себя въ-правѣ васъ предупредить, продолжалъ онъ: -- что къ этому времени вы можете ожидать, разумѣется, въ такомъ только случаѣ, сэръ, если наши старанія въ вашу пользу будутъ имѣть успѣхъ и если вы ввѣрите себя во всемъ и совершенно нашему руководству, что рѣшительно необходимо?.. что къ этому времени, вы можете ожидать вѣроятности,-- замѣтьте, я говорю покуда не болѣе, какъ вѣроятности -- увидѣть современемъ разительную и блестящую перемѣну въ вашихъ обстоятельствахъ.-- Титмаузъ началъ жестоко дрожать, сердце его било тревогу, а руки покрывались холоднымъ потомъ.
-- Я слушаю, господа, произнесъ онъ глухо и вмѣстѣ съ тѣмъ онъ слышалъ небольшой звонъ у себя въ ушахъ.
-- Короче, нѣтъ ничего невѣроятнаго, продолжалъ мистеръ Кверкъ, самгь отчасти возбужденный важнымъ открытіемъ, дрожавшимъ у него на кончикѣ языка: -- что вы можете въ непродолжительномъ времени (если вы окажетесь дѣйствительно тѣмъ самымъ лицомъ, за которое мы васъ принимаемъ) вступить, во владѣніе имѣніемъ, приносящимъ въ годъ... около десяти тысячъ...
Слова эти, казалось, ослѣпили Титмауза. Нѣсколько минутъ не видѣлъ онъ ровно ничего; потомъ всѣ предметы закружились около него и онъ почувствовалъ какую-то болѣзненную слабость, начинавшую распространяться по членамъ. Они не ожидали, чтобъ открытіе ихъ подѣйствовало такъ сильно на ихъ маленькаго посѣтителя. Мистеръ Снапъ выскочилъ и черезъ минуту вернулся, въ комнату со стаканомъ воды; послѣ чего, съ помощью ихъ. общихъ, усильныхъ стараній, Титмаузъ началъ опять приходить въ чувство. Долго, однакожь, не могъ онъ разслушать того, что они говорили, отъ времени до времени обращаясь къ нему, ни оцѣнить вполнѣ всей важности удивительнаго открытія, сообщеннаго ему мистеромъ Кверкомъ.
-- Извините, не осмѣлюсь ли я попросить у васъ немножко водки съ водой, господа? Я чувствую по всему тѣлу какую-то дрожь, сказалъ онъ, нѣсколько минутъ спустя.
Снапъ въ одинъ мигъ выскочилъ, отдалъ приказаніе и вернулся назадъ. Черезъ нѣсколько минутъ послѣ того явилась старуха-прислужница съ огромнымъ стаканомъ грога очень-темнаго и очень-горячаго, въ чемъ мистеръ Геммонъ сейчасъ попросилъ извиненія; но Титмаузъ отвѣчалъ, что это ничего, что онъ больше любитъ этотъ напитокъ въ томъ видѣ, какъ есть, и тотчасъ же принялся за него съ большимъ аппетитомъ. Грогъ въ самомъ-дѣлѣ скоро оказалъ свое обыкновенное дѣйствіе к воодушевилъ его удивительно. Потягивая помаленьку изъ стакана, покуда господа Кверкъ, Геммонъ и Снапъ заняты были серьёзнымъ разговоромъ, изъ котораго онъ не понималъ почти-ничего, или даже ровно ничего, Титмаузъ имѣлъ довольно времени осмотрѣться и замѣтилъ, что передъ ними на столѣ лежалъ широкій листъ бумаги, на который всѣ они часто и очень-значительно поглядывали. На бумагѣ стояли такіе знаки:
съ надписями на концѣ каждой линейки и съ круглыми или квадратными фигурками. Когда онъ увидѣлъ, что всѣ они склонились надъ столомъ, внимательно разсматривая этотъ предметъ, онъ былъ сильно озадаченъ (да и много людей потолковѣе его бывали не разъ озадачены, ломая голову надъ родословными) и началъ подозрѣвать, не было ли на этомъ листѣ какого-нибудь заклинанія.
-- Да что, господа, нѣтъ ли ужь, полно, на этой бумагѣ чего-нибудь такого, знаете... все ли у васъ тутъ въ порядкѣ? произнесъ онъ, подкрѣпленный грогомъ, который онъ къ тому времени почти-что кончилъ. Они обратились къ нему съ улыбкою, немножко удивленные такимъ вопросомъ.
-- Надѣюсь, что въ порядкѣ; отъ этого зависитъ многое, отвѣчалъ мистеръ Кверкъ, смотря поверхъ своихъ очковъ на Титмауза. Ему и въ голову не приходила истинная причина этого намека со стороны Титмауза, у котораго въ головѣ, еще несовсѣмъ-успокоенной, вдругъ промелькнуло сомнѣніе: точно ли эти господа думаютъ употребить въ дѣло одни естественныя и земныя силы и не затѣваютъ ли они чего-нибудь нечистаго? Онъ былъ, впрочемъ, довольно-остороженъ, чтобъ не вести своего объясненія далѣе: "все это, дѣло гг. Кверпа, Геммона и Снапа", думалъ онъ; "самъ же я не былъ еще покуда, да и не буду, съ моего вѣдома, замѣшанъ ни въ какія дѣла подобнаго рода". Тутъ же рядомъ увидѣлъ онъ тѣ самые листы, которые мистеръ Геммонъ, не далѣе какъ вчера, исписалъ съ верху до низу у него (Титмауза) на квартирѣ и, кромѣ того, много разныхъ новыхъ и старыхъ бумагъ и пергаментовъ. Повременамъ они обращались къ нему съ вопросами; но въ разгоряченномъ мозгу Титмауза носились еще разныя дикія и туманныя видѣнія, быстрое движеніе которыхъ было не мало ускорено большимъ стаканомъ грога, только-что имъ выпитымъ, такъ-что они приходили въ большое затрудненіе всякій разъ, когда имъ нужно было обратить вниманіе его на что-нибудь опредѣленное.
-- Итакъ, сказалъ мистеръ Кверкъ, когда они всѣ трое усѣлись, кончивъ внимательный пересмотръ бумагъ, передъ ними разложенныхъ: -- ясное дѣло, что право Титльбета вышло въ 18** году, а въ этомъ вѣдь вся и сила, не правда ли, Геммонъ?
-- Правда, отвѣчалъ Геммонъ спокойно.
-- Разумѣется, прибавилъ самоувѣренно Снапъ, который посвятилъ всю жизнь практическому примѣненію уголовныхъ законовъ и не смыслилъ въ правахъ недвижимой собственности ровно ни йоты. Но неловко же было показаться невѣжею и не принять никакого участія въ совѣщаніи передъ самимъ законнымъ наслѣдникомъ и будущимъ кліентомъ ихъ дома.
-- Такимъ образомъ, мистеръ Титмаузъ, произнесъ наконецъ мистеръ Кверкъ, снимая очки: -- вамъ, по всей вѣроятности, суждено быть однимъ изъ счастливѣйшихъ людей своего времени! Мы, можетъ-быть, ошибаемся, но намъ кажется, что ваше дѣло не подлежитъ никакому сомнѣнію и что, лѣтъ десять уже, или двѣнадцать, вы имѣете право на прямое и непосредственное пользованіе однимъ очень-богатымъ имѣніемъ въ Йоркширѣ, приносящимъ въ годъ около 10 или 12,000 фун. стер. по самой крайней-мѣрѣ!
-- И вы не шутите?.. О, господа! не-уже-ли... не-уже-ли это все не во снѣ?
-- Да, мистеръ Титмаузъ; и мы, съ своей стороны, сочтемъ за особенную честь и счастье служить орудіями къ возстановленію вашихъ законныхъ правъ, сказалъ мистеръ Геммонъ.
-- Такъ, стало-быть, всѣ деньги, которыя были истрачены въ продолженіе этихъ 10 или 12 лѣтъ, принадлежатъ мнѣ, не правда ли?
-- Если мы не ошибаемся, то въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, отвѣчалъ мистеръ Кверкъ, бросая быстрый и значительный взглядъ на Геммона.