Уорд Лестер
Этический характер социальной науки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ЭТИЧЕСКІЙ ХАРАКТЕРЪ СОЦІАЛЬНОЙ НАУКИ *).

Лестеръ Уорда.

Переводъ съ англійскаго Т. Криль.

*) Ethical aspects of sociale science. By Lester T. Ward. Philadelphia. 1896.

   Съ извѣстной точки зрѣнія всякую науку можно назвать этической. Что истина въ концѣ концовъ приноситъ благо -- вполнѣ вѣрно, хотя это положеніе обыкновенно основывается на другомъ, не столь безспорномъ, что природа всегда благодѣтельна; кромѣ того, можно доказывать, что всякій шагъ впередъ въ изслѣдованіи тайнъ вселенной ведетъ или можетъ вести къ благу человѣка. Это справедливо даже по отношенію къ политической экономія, хотя, по мнѣнію Карлейля и нѣкоторыхъ другихъ, единственное назначеніе ея состоитъ въ томъ, чтобы указывать міру на его бѣдственное состояніе, а по словамъ другого, не менѣе извѣстнаго спеціалиста въ этой области знаній -- Вилльяма Кеннингама, "единственная задача политической экономіи -- направлять дѣятельность человѣка къ опредѣленной цѣли".
   Но это новое толкованіе слова "этическій" совершенно отлично отъ прежняго; я, такъ же какъ и многіе мои сверстники, перешедшіе уже во вторую половину жизни, привыкъ къ иному общепринятому толкованію слова этика и къ инымъ распространеннымъ теоріямъ "нравственной философіи". Я всегда чувствовалъ, что есть что-то фальшивое въ ходячей этической философіи, какую намъ проповѣдывали въ книгахъ и вообще въ обществѣ, но долгое время не могъ анализировать этого чувства, не могъ отыскать причину, почему эти ученія производятъ на меня такое впечатлѣніе. Вслѣдствіе этого, я никогда не писалъ статей и не читалъ лекцій по этикѣ. Я давно убѣдился, что на моральный прогрессъ міра, который, какъ показываетъ исторія, существуетъ, хотя въ болѣе слабой степени, чѣмъ прогрессъ матеріальный, этическія ученія оказываютъ очень слабое вліяніе, и что истинное моральное развитіе стоитъ въ такомъ же отношеніи къ матеріальному, какъ дѣйствіе къ причинѣ.
   Дѣйствительно, старая нравственность холодна, сурова, аскетична, не привлекательна и ни въ какомъ случаѣ не ставитъ себѣ цѣлью счастье человѣчества. Напротивъ, она открыто осуждаетъ почти всѣ способы поведенія, ведущіе къ счастью. Дальше я укажу основанія этого, теперь же мнѣ хочется только отмѣтить, что, по моему мнѣнію, эта теорія нравственности перешла въ область прошлаго. Въ послѣдніе годы девятнадцатаго вѣка возникла, какъ говорятъ теперь, новая этика; она находится еще пока въ зародышѣ, но въ наступающемъ столѣтіи ей суждено не только цвѣсти, но и приносить обильные плоды. Въ противоположность старой, новая этика будетъ великодушна, тепла, симпатична я привлекательна. Она поставитъ себѣ цѣлью содѣйствовать увеличенію человѣческаго счастья, признаетъ и одобритъ всѣ виды поведенія, клонящіеся къ этой цѣли.
   Приглядимся повнимательнѣе къ истинной сущности этической идеи. Въ дѣйствительности, этическій почти то же, что практическій. Это признавалъ и Иммануилъ Кантъ {"Критика чистаго разума", изд. Гартенштейна. Лейпцигъ. 1868 г., стр. 529.}, ясно видѣвшій отмѣненную выше разницу между старой и новой этикой. Нравственно то, что полезно; это, именно, и подразумеваютъ, говоря, что всякая наука имѣетъ этическое основаніе. Но анализъ еще не совсѣмъ полонъ.
   Въ этой замѣткѣ я не имѣю намѣренія углубляться въ философію, тѣмъ менѣе въ метафизику, но мнѣ необходимо отмѣтить одно основное психологическое положеніе. Еще недавно оно оспаривалось многими, и отрицаніе его значенія составляло сущность старой этики. Необходимо, поэтому, не только напомнить его, но и доказать его справедливость. Это положеніе состоитъ въ томъ, что въ основѣ нравственности лежитъ чувство: удовольствіе и страданіе -- вотъ единственныя критеріи нравственности.
   Отыскивая моральный элементъ дѣйствія, разсмотримъ три гипотетическихъ случая. Предположимъ, во-первыхъ, что, пользуясь своей силой, человѣкъ эксплуатируетъ другого, требуетъ отъ него того, на что не имѣетъ права, принуждаетъ его служить себѣ, не вознаграждая его за это,-- словомъ, обращаетъ его въ рабство и пользуется его вынужденнымъ трудомъ. Всѣ признаютъ, что моральный элементъ присутствуетъ въ такомъ дѣйствіи, и что оно дурно въ моральномъ отношеніи.
   Допустимъ, во-вторыхъ, что человѣкъ эксплуатируетъ существо пившей породы, животное, заставляетъ его носить тяжести и исполнять за него другія работы. При обыкновенныхъ обстоятельствахъ такой поступокъ не считается дурнымъ, но исключительно потому, что прирученіе животныхъ считается болѣе благодѣтельнымъ, чѣмъ мучительнымъ для нихъ. Это, въ сущности, единственное основаніе, на которомъ оправдывали нѣкогда и рабство. Чтобы убѣдиться, что именно это лежитъ въ основѣ общественнаго мнѣнія, допустимъ, что взаимность услугъ прекращается, что человѣкъ злоупотребляетъ своею властью надъ животнымъ. Въ этомъ случаѣ моральный элементъ явно присутствуетъ и дѣйствіе человѣка осуждается.
   Представимъ себѣ, наконецъ, что человѣкъ эксплуатируетъ минеральныя богатства, заставляетъ физическія силы и матеріальные предметы служить своимъ потребностямъ, направляетъ ихъ такъ, чтобы они приносили ему выгоду. Поступая такимъ образомъ, онъ руководится тѣмъ же намѣреніемъ, какъ и въ предыдущихъ случаяхъ. Благодаря своимъ искусственнымъ силамъ, онъ въ состояніи извлекать выгоду изъ неорганической матеріи и физическихъ силъ и заставлять ихъ приносить ему такія выгоды, какихъ они не принесли бы въ противномъ случаѣ. Психологическое основаніе во всѣхъ трехъ случаяхъ одинаково. Приложимъ ту же мѣрку сюда и посмотримъ, можно ли такое дѣйствіе подвести подъ понятіе нравственности. Можно ли какимъ бы то ни было образомъ причинять зло неорганическому міру? Очевидно, нѣтъ. Въ чемъ же заключается, слѣдовательно, различіе между первыми двумя и третьимъ случаемъ? Оно заключается исключительно въ томъ, что человѣкъ и животное могутъ чувствовать, а неорганическая матерія не можетъ. Чувствительность къ страданью,-- вотъ что создаетъ условіе нравственности. Не трудно доказать это положеніе и съ точки зрѣнія удовольствія. Въ дѣйствительности, страданіе и удовольствіе такъ часто относительны, что большая часть этическихъ вопросовъ, какъ и въ разсмотрѣнной!" случаѣ съ животнымъ, сводится на относительное количество удовольствія или страданія, получаемаго или даваемаго при томъ или другомъ образѣ поведенія.
   Практичное и полезное въ сущности пріятно или въ крайнемъ случаѣ болѣе пріятно, чѣмъ непріятно. Этическіе философы признаютъ, что цѣль этики есть добро, въ отличіе отъ науки, цѣль которой истина, искусства, цѣль котораго красота. Но что такое добро, если не полезное, практичное, пріятное? Доставлять счастье или устранять страданье это и есть дѣйствительная цѣль нравственнаго поведенія. Именно это и подразумѣвается подъ словами "дѣлать добро", и многіе, кто отрицаетъ, что наслажденіе есть цѣль нравственнаго поведенія, непрерывно стараются доставлять наслажденія другимъ.
   Поведеніе, которое въ концѣ концовъ приноситъ, по общему мнѣнію, избытокъ наслажденія, и есть добродѣтель, между тѣмъ какъ порокъ хотя и можетъ Доставлять непродолжительное по времени и низшее по достоинству наслажденіе, въ окончательномъ итогѣ приноситъ или самому дѣйствующему лицу, или другимъ страданія, которыя перевѣшиваютъ наслажденіе. Съ этой точки зрѣнія можно найти самыя различныя степени въ поведеніи; каждый насчитаетъ сотни поступковъ, которые лежатъ такъ близко отъ пограничной линіи между добромъ и зломъ, что ихъ истинное моральное достоинство зависитъ отъ точки зрѣнія. Поэтому, въ настоящее время, также какъ и въ средніе вѣка, существуетъ цѣлая область казуистическихъ вопросовъ, занимающихъ просвѣщенные умы.
   Что же въ такомъ случаѣ составляетъ истинную область этики? Ея область составляетъ человѣческое поведеніе. Поведеніе нельзя отожествлять съ дѣйствіемъ; это одинъ изъ видовъ дѣйствія. Этимологически это слово происходитъ отъ глагола вести и пробуждаетъ въ насъ смутное представленіе о трудностяхъ пути. Термины "прямое" и "правильное" плохо выбраны, такъ какъ они означаютъ прямолинейность, которой никогда не можетъ обладать поведеніе. Совѣсть,-- такъ называемое нравственное чувство, ведетъ человѣка черезъ извѣстнаго рода лабиринтъ. Слѣдуя своимъ инстинктамъ, которые, какъ истинныя силы природы, дѣйствуютъ всегда въ прямомъ направленіи, человѣкъ пытается идти прямо, но эта попытка приводитъ его въ столкновеніе съ интересами другихъ, т. е. заставляетъ поступать дурно. Дѣйствіе, нормальный результатъ побужденій человѣка, производитъ постоянныя столкновенія людскихъ интересовъ, а это-то и пытается предотвратить этика. Кодексъ нравственности есть краткое руководство, помогающее человѣку пробираться черезъ этотъ лабиринтъ. Но правильный путь представляетъ собою извилистый путь, по" стоянью уклоняющійся то въ ту, то въ другую сторону, чтобы избѣжать столкновеній, причиняющихъ страданія. Такимъ образомъ, этика ограничиваетъ свободную дѣятельность. Повороты и изгибы, которые принужденъ дѣлать человѣкъ, слѣдуя по пути нравственности, требуютъ большой затраты энергіи и даются тяжело.
   Такимъ образомъ, сущность нравственной идеи составляетъ ограниченіе; она сдерживаетъ человѣческую дѣятельность. Ее можно сравнить съ треніемъ въ машинѣ и назвать "соціальнымъ треніемъ" {"Психическіе факторы" цивилизаціи, гл. XVII. Есть два русскихъ изданія -- г. Павленкова, 1897 г., пер. Л. Давыдовой, и пер. г. Вошняка. 1897 г.}. Дѣйствительно, если можно этику называть наукой, то это просто-на-просто наука о соціальномъ треніи. Прогрессъ въ механикѣ состоитъ, главнымъ образомъ, въ послѣдовательномъ изобрѣтеніи средствъ къ уменьшенію тренія. Примѣры этого можно найти въ любой области. Возьмемъ хотя бы область передвиженія.
   Первая ступень, представляющая минимальную экономію тренія, есть "каменная лодка". Всякій фермеръ Новой Англіи знаетъ, что такое каменная лодка. Это родъ плоскодонной лодки, употребляющійся для перевозки камней по каменистымъ полямъ. Сильныя лошади или быки тащатъ ее по полю къ той оградѣ или той стѣнѣ, которыя строятся изъ собранныхъ камней. Вся ея нижняя поверхность приходитъ въ соприкосновеніе съ землей, и такимъ образомъ получается максимумъ тренія; единственная практическая польза ея заключается въ томъ, что ее очень легко нагружать -- всякій мальчикъ можетъ дѣлать это. Шагъ впередъ въ смыслѣ уменьшенія тренія представляетъ замѣна каменныхъ лодокъ чѣмъ-то въ родѣ саней на двухъ широкихъ полозьяхъ.
   Отсюда еще очень далеко до экипажей съ колесами, въ которыхъ часть тренія передается оси. При переходѣ отъ первобытныхъ повозокъ съ широкими колесами безъ шинъ, съ грубыми деревянными осями, къ каретамъ Студебекера и другимъ усовершенствованнымъ типамъ экипажей -- получается громадное сбереженіе въ треніи.
   Всякое улучшеніе дороги представляетъ также шагъ впередъ въ этомъ отношеніи. Но самое замѣтное уменьшеніе тренія получается тогда, когда на дорогу начинаютъ класть двѣ деревянныя полосы для колесъ, а на колесахъ (устраиваются приспособленія, чтобы они не скатывались съ нихъ. Это простѣйшій видъ рельсоваго пути. Дальнѣйшимъ усовершенствованіемъ является то, когда подъ эти полосы начинаютъ подводить поперечныя шпалы, а на нихъ кладутъ рельсы, которыя дѣлаются сначала изъ желѣза, а потомъ изъ стали.
   Но и современный видъ рельсоваго пути не представляетъ абсолютнаго минимума тренія. Кромѣ тренія осей, нѣкоторая часть колеса постоянно лежитъ на рельсѣ. Это послѣднее обстоятельство пытались устранить, устраивая зубчатыя колеса или выпуклые рельсы, сводящіе соприкосновеніе къ одной точкѣ. При нѣкоторыхъ родахъ передвиженія сдѣланы еще болѣе смѣлыя изобрѣтенія, устраняющія совсѣмъ ось и доводящія треніе до возможнаго минимума. Такъ, напримѣръ, шаръ прогоняется при помощи воздуха черезъ трубу. Многимъ извѣстно, что этотъ пріемъ примѣнялся, хотя и безуспѣшно, въ Вашингтонѣ, для пересылка государственныхъ документовъ изъ національнаго капитолія въ типографію. Принципъ, положенный м-ромъ Брисбаномъ, въ основу своего изобрѣтенія, конечно," неоспоримъ, и я имѣю свѣдѣнія, что онъ удачно примѣнялся въ Парижѣ и другихъ европейскихъ городахъ.
   Моральный прогрессъ міра до сихъ поръ состоялъ и долженъ состоять точно также въ постепенномъ уменьшеніи соціальнаго тренія. Когда мы оглядываемся на прошлую исторію міра и замѣчаемъ, насколько онъ сталъ лучше, особенно въ области общественной жизни, намъ кажется, что мы ушли очень далеко впередъ; во когда мы изо дня въ день слѣдимъ за газетными новостями и отмѣчаемъ всѣ ужасы, безпрестанно повторяющіеся въ нашей современной жизни, мы вынуждены признать, что нравственная исторія міра находится еще въ стадіи каменной лодки, и нравственность двигается впередъ по вспаханному полю человѣческой жизни съ наибольшимъ треніемъ и наименьшимъ примѣненіемъ этики. Страданіе, какое мы испытываемъ при наблюденіи этой стороны жизни, возбуждаетъ горячія симпатіи къ людяхъ и живѣйшій интересъ къ этическимъ вопросамъ.
   Я принужденъ сознаться, что при рѣшеніи этихъ вопросовъ развивается гораздо больше жара, чѣмъ свѣта, что сама этическая проблема плохо понимается, и этика разрабатывается неправильно и неудачно. Отрицательная сторона этики преобладаетъ надъ положительной и совершенно затемняетъ ее. Ея цѣлью является не увеличеніе счастья, а уменьшеніе страданія. Это всегда считалось отличительной чертой добрыхъ дѣлъ. Попытки увеличивать счастье ограничивались всегда отдѣльными индивидуумами. Въ сущности, этическій методъ прилагался только къ отдѣльнымъ случаямъ, а не къ общимъ условіямъ. Онъ всегда былъ поверхностныхъ и временныхъ, а не глубокимъ и постояннымъ. Его можно назвать терапевтическимъ, а не профилактическимъ, результаты его всегда статическіе, а не динамическіе. Эти призрачные результаты обращались въ догматъ и внушались, какъ нѣчто обязательное. Многіе смотрѣли на нихъ, какъ на главную цѣль жизни, а философы опредѣляли ихъ, какъ высшій результатъ науки {Обѣ философскія системы, претендующія на всемірное значеніе, а именно системы Конта и Спенсера считаютъ этику послѣдней, высшей к важнѣйшей наукой.}.
   Въ виду всего этого, попытка поднять голосъ противъ установленнаго мнѣнія можетъ показаться самонадѣянной. Тѣмъ не менѣе, послѣ продолжительныхъ размышленій я пришелъ къ заключенію, что этика, если она не содержитъ изложеніе способовъ къ устраненію соціальнаго тренія, не можетъ быть названа наукой; она служитъ только выраженіемъ несовершенства соціальнаго строя,-- несовершенства, которое, по крайней мѣрѣ теоретически, можетъ быть устранено. Явленія, которыми занимается этика, представляютъ переходную ступень въ соціальномъ развитіи.
   Основная посылка старой этики состоитъ въ томъ, что зло есть необходимый элементъ человѣческой природы. Ея назначеніе -- борьба съ этимъ злымъ началомъ. Никакая другая наука не обладаетъ и не можетъ обладать такимъ исключительно разрушительнымъ характеромъ. Предположимъ на минуту, что этика достигла своей цѣли -- вырвала съ корнемъ послѣдніе признаки зла. Дѣло ея сдѣлано. Великая наука, для которой всѣ остальныя служили только вспомогательными {Спенсеръ, "Данныя этики". Предисловіе, стр. V.}, уничтожена, она сама себя уничтожила! Или, представьте себѣ, что одинъ изъ тѣхъ добрыхъ людей, знакомыхъ каждому изъ насъ,-- единственная радость которыхъ состоитъ въ облегченіи страданій другихъ,-- 'Перенесенъ въ міръ, гдѣ нѣтъ страданій, требующихъ облегченія. Его положеніе можетъ быть по истинѣ названо невыносимо тяжелымъ. Оказывается что цѣль этики состоитъ въ томъ, чтобы съуживать и въ концѣ концовъ уничтожить совсѣмъ область этики. Когда нравственность достигнетъ высшей точки, исчезаетъ все, что можно бы назвать нравственнымъ.
   Мы видѣли, что такъ называемая наука этики имѣетъ вполнѣ отрицательный характеръ, что она имѣетъ цѣлью ограничивать, стѣснять и въ концѣ концовъ уничтожать дурныя наклонности человѣчества. Но всякая истинная наука имѣетъ по существу творческій характеръ. Въ чемъ же заключается основная ошибка общераспространенной нравственной философіи? Эта ошибка коренится въ самомъ предположеніи дурныхъ наклонностей. Эти предполагаемыя наклонности составляютъ неотъемлемую часть естественныхъ силъ, присущихъ обществу. Онѣ являются частью человѣческой природы. Ихъ бы вовсе не было, если бы онѣ не были необходимы для развитія человѣка. Онѣ дурны, лишь поскольку сталкиваются съ индивидуальными или соціальными интересами. Въ этомъ отношеніи онѣ ничѣмъ не отличаются отъ другихъ силъ природы. Если бы человѣкъ зналъ только разрушительныя свойства огня, онъ считалъ бы его зловредною силою. По всей вѣроят ности, человѣкъ въ своей исторіи прошелъ черезъ эту стадію развитія. Таково же было его отношеніе и къ электричеству до послѣдняго столѣтія. Это отношеніе измѣняется пропорціонально тому, какъ увеличивается знаніе природы. Какъ ни странно это можетъ показаться, но человѣкъ менѣе всего знаетъ тѣ силы природы, которыя дѣйствуютъ въ немъ самомъ. Позднѣе всѣхъ начинаютъ развиваться науки, касающіяся души и общества,-- психологія и соціологія. Но когда человѣкъ пріобрѣтетъ такое же знаніе законовъ; управляющихъ этими областями, какого онъ достигъ въ области физики и механики, практическое значеніе этихъ знаній будетъ, вѣроятно, во столько же разъ больше, во сколько пріобрѣтеніе ихъ было труднѣе.
   Это изученіе психическихъ и соціальныхъ силъ составляетъ основу новой этики. Но, кажется, ее ошибочно называютъ этикой. Дѣйствительная наука, въ которую входятъ всѣ эти этическія выводы, есть, въ сущности, соціальная Вотъ истинная наука. Она имѣетъ творческій характеръ. Подобно всякой другой истинной наукѣ, она стремится пользоваться силами, дѣйствующими въ ея области. Эти силы -- это соціальныя силы, и въ ихъ число входятъ также всѣ предполагаемыя дурныя свойства человѣческой природы. Вмѣсто того, чтобы осуждать ихъ, она признаетъ ихъ и, подобно тому, какъ относится всякая другая наука къ силамъ природы, она сначала стремится сдѣлать ихъ безвредными, а потомъ и полезными. Это дѣлается возможнымъ всегда, какъ только природа ихъ достаточно изучена. Такимъ путемъ развиваются всѣ вообще науки; такимъ же путемъ пойдетъ и соціальная наука.
   Методъ науки состоитъ не въ томъ, чтобы останавливать развитіе естественныхъ силъ. Его цѣль не уменьшать, а увеличивать ихъ дѣйствіе. Онъ ограничиваетъ ихъ только въ томъ случаѣ, когда онѣ приносятъ вредъ. Но это ограниченіе состоитъ въ сообщеніи имъ новаго направленія, такого, при которомъ онѣ становятся безвредными. Онъ стремится найти полезныя исправленія и, такимъ образомъ, превращаетъ зло въ добро. Мало того. Онъ соединяетъ нѣсколько потоковъ въ одинъ и такомъ образомъ увеличиваетъ силу, которую можно обратить къ желательной цѣли. Онъ помогаетъ природѣ накоплять энергію, которая должна расходоваться цѣлесообразно. Такимъ образомъ получаются гораздо большіе результаты, чѣмъ когда природа дѣйствуетъ безъ помощи человѣка, результаты прямо благодѣтельные, а не безразличные или даже вредные.
   Соціальная наука ставитъ себѣ цѣлью достичь всего этого въ области соціальныхъ силъ. Поле ея не ограничивается однимъ нравственнымъ поведеніемъ, но захватываетъ и всю дѣятельность человѣка. Задача ея не стѣснять, а расширять эту дѣятельность. Если она ставитъ ей какія-либо преграды, то исключительно для того, чтобы дать ей полезное направленіе. Результатомъ ея является величайшая свобода и максимумъ дѣятельности. Человѣкъ уже убѣдился, что свобода дается не анархіей, а управленіемъ. Что справедливо въ политикѣ, справедливо и въ соціальномъ мірѣ. Новая этика, которая и есть соціальная наука, признаетъ величавшую индивидуальную свободу. Но, какъ и всякая другая наука, она пользуется ею для своихъ цѣлей. Въ дѣйствительности, ея область есть, по выраженію Беажамена Кидда, соціальная дѣйствующая сила. Соціальныя силы, направленныя по нормальному пути, могутъ развивать наибольшую энергію, такъ какъ при этомъ треніе ихъ доведено до минимума. Энтузіазмъ и увлеченіе полезныя силы, если онѣ направлены къ полезной цѣли. Чувства и даже страсти людей имѣютъ важное значеніе для общества, такъ какъ они представляютъ громадную силу, достигающую великихъ результатовъ. Изъ этихъ результатовъ и слагается соціальный прогрессъ, который неминуемо слѣдуетъ за освобожденіемъ динамическихъ силъ общества.
   Конечно, нельзя отрицать, что въ человѣческой природѣ есть зловредные элементы,-- элементы, ведущіе къ дурнымъ результатамъ. Существуютъ преступныя наклонности, часто врожденныя, противъ которыхъ безсильны нравственныя воздѣйствія и которыя находятся внѣ сферы вліянія нравственныхъ законовъ. Многія изъ нихъ представляютъ переживанія, сохранившіяся отъ древней стадіи развитія, отъ быта дикарей или даже животныхъ. Нѣкогда онѣ были полезны, а теперь онѣ представляютъ лишь отжившія формы и вызываютъ страданья въ мірѣ соціальномъ, подобно тому, какъ миндалевидныя железы и червовидные отростки въ физическомъ мірѣ. Въ другихъ случаяхъ, когда вредные элементы представляютъ не атавизмъ, а нормальное явленіе, какъ, напримѣръ, гнѣвъ, ненависть, ревность, зависть и т. п., тогда ихъ слѣдуетъ считать результатомъ стѣсненной соціальной среды. Они проявляются только тогда, когда развитіе безвредныхъ, хорошихъ, здоровыхъ чувствъ сдавлено, стѣснено или остановлено. Въ первобытныя времена эти стремленія переходили въ дѣйствія и вызывали схватки между соперниками; слабѣйшій былъ поражаемъ, а сильнѣйшій обезпечивалъ себѣ полную свободу пользоваться безвредными удовольствіями. Въ современномъ обществѣ они приводятъ къ безнравственному поведенію или къ преступленію.
   Задача соціальной науки сводится именно къ тому, чтобы измѣнить это положеніе вещей; она не представляетъ полной свободы дѣйствія зловреднымъ склонностямъ, но измѣняетъ тѣ условія, при которыхъ они возникаютъ. Такъ какъ они порождаются вслѣдствіе стѣсненія безвредныхъ стремленій, то освобожденіе этихъ послѣднихъ предотвратитъ ихъ развитіе. Это составляетъ одно изъ лучшихъ доказательствъ теоріи соціальныхъ силъ и соціальнаго тренія.
   Гнѣвъ вполнѣ аналогиченъ съ жаромъ, вызываемымъ треніемъ. Устраните треніе, и жара не будетъ существовать. Это только одинъ изъ видовъ проявленія силы вообще. Соціальныя силы тождественны со всѣми другими силами природы до такой степени, что онѣ также подчиняются закону перехода силъ. Зловредныя склонности суть лишь виды проявленія общей физической силы; такую форму принимаютъ естественныя или безвредныя чувства подъ вліяніемъ соціальнаго тренія.
   Соціологическая точка зрѣнія, такимъ образомъ, повидимому, вполнѣ противоположна этической. Вмѣсто стѣсненія человѣческой дѣятельности, она стремится къ освобожденію ея. Короче говоря, она положительна, а не отрицательна, и въ этомъ коренится все различіе. Нѣтъ необходимости отрицать, что добро есть цѣль дѣйствія. Въ самомъ дѣлѣ, какъ ни незначительна область чувства (а она, конечно, чрезвычайно ограничена въ сравненіи со всѣмъ міромъ матеріи, пространства и времени), но для насъ, но условіямъ нашей жизни, она -- все. Поэтому, положительная этика, даже болѣе, чѣмъ отрицательная, можетъ ставить добро цѣлью. Но тутъ есть нее хе существенная разница. Отрицательная этика ставитъ границы собственному распространенію и стремится истребить сама себя. Когда все зло, которое можно уничтожить, исчезнетъ, ея роль будетъ сыграна.
   Такъ какъ это допустимо только въ теоріи и наврядъ ли будетъ осуществлено на практикѣ, то это можно разсматривать лишь какъ логическое опроверженіе, практическое же опроверженіе состоитъ въ томъ, что методъ отрицательной этики стѣсняетъ нормальную дѣятельность общества, составляющую необходимое условіе положительной этики.
   Существуютъ ли въ дѣйствительности предѣлы, до которыхъ можетъ развиваться добро? Съ перваго взгляда кажется, что такіе предѣлы должны существовать. Добро, если его выразить въ замокъ простѣйшемъ видѣ, состоитъ въ примѣненіи способностей. Не стану вдаваться въ физіологическое объясненіе этого положенія, но, думаю, оно можетъ быть доказано. Даже физическое удовольствіе, доставляемое вкуснымъ кушаньемъ или свѣжимъ букетомъ, предполагаетъ спеціальное развитіе нервовъ вкуса или обонянія, и самое ощущеніе этого удовольствія зависитъ отъ примѣненія способности, возникавшей и развивавшейся въ теченіе долгаго, долгаго времени. Человѣческій организмъ -- это резервуаръ громаднаго количества такихъ способностей, а если мы включимъ сюда психическія, эстетическія, интеллектуальныя и соціальныя способности, то едва ли мы въ состояніи будемъ теперь даже указать предѣлъ человѣческимъ потребностямъ, ищущимъ удовлетворенія. Добро есть ни болѣе, ни менѣе, какъ удовлетвореніе этихъ потребностей.
   Но можемъ ли мы сказать о добрѣ, какъ о злѣ, что его область ограничена? Можно ли признать, что всѣ желанія будутъ удовлетворены, такъ же, какъ всѣ страданія будутъ устранены? Конечно, это возможно не для лучшихъ представителей человѣческой расы. Въ животномъ, обладающемъ только физическими и немногими соціальными потребностями, это еще допустимо, но въ человѣкѣ, со всѣми его духовными вопросами, это немыслимо. Нѣкоторые индивидуумы, обладающіе грубой организаціей, могутъ быть въ этомъ отношеніи поставлены на ряду съ животными, но болѣе тонкія организаціи нельзя сопоставлять съ ними. Мы говоримъ, конечно, не объ отдѣльныхъ индивидуумахъ, а о расѣ въ ея цѣломъ. Не можетъ быть и рѣчи объ удовлетвореніи всѣхъ настоящихъ, а тѣмъ болѣе будущихъ потребностей людей. Исторія полна примѣрами возникновенія новыхъ потребностей.
   Въ области эстетики это наиболѣе замѣтно. Музыка сравнительно новое искусство, и не по тому только оно ново, что музыкальные инструменты, методы, ноты были неизвѣстны древнимъ, а, главнымъ образомъ, по тому, что любовь къ музыкѣ не была еще свойственна физическому организму человѣка того времени. Существуютъ не только цѣлыя расы, но отдѣльные индивидуумы вашей собственной расы, которымъ и теперь эта любовь несвойственна.
   Греки и римляне далеко ушли въ архитектурѣ и скульптурѣ, у нихъ существовала также и живопись, изображавшая людей, животныхъ, растенія и строенія, вообще всѣ симметричные предметы. Но нѣтъ никакихъ указаній на то, чтобы они изображала пейзажи. Они еще не пріобрѣли способности любоваться пейзажемъ. Цезарь велъ свои войска черезъ Альпы и много писалъ въ своихъ комментаріяхъ о ихъ вершинахъ, но красота горъ была совершенно не замѣчена имъ. Любовь къ природѣ, какъ къ цѣлому, особенно къ крупнымъ и неопредѣленнымъ очертаніямъ ея горъ, морей и облаковъ, есть новѣйшее пріобрѣтеніе, также какъ и любовь къ музыкѣ.
   Въ области соціальной жизни яркій примѣръ способности человѣка пріобрѣтать новыя потребности представляетъ наше утонченное чувство любви. Оно заняло видное мѣсто только у европейской расы и въ сравнительно недавнее время. При всѣхъ блестящихъ умственныхъ успѣхахъ грековъ и римлянъ, при всей утонченности ихъ многихъ нравственныхъ и эстетическихъ понятій, ничто въ ихъ литературѣ не указываетъ, чтобы любовь у нихъ означала нѣчто иное, чѣмъ естественныя требованія инстинкта, управляемаго сильной волей и возвышеннымъ умомъ. Романтическій элементъ человѣческой природы еще совсѣмъ не былъ разнятъ. Теперь онъ представляетъ ясно выраженную потребность. Онъ возникъ и развился изъ любовной страсти, но сильно отличается отъ нея, такъ какъ одно лицезрѣніе любимаго существа даетъ ему удовлетвореніе. Постепенный переходъ отъ грубой страсти къ романтизму былъ сдѣланъ въ средніе вѣка; это романтическое настроеніе достигло значительнаго развитія у странствующихъ рыцарей и трубадуровъ одиннадцатаго, двѣнадцатаго и тринадцатаго столѣтій. Въ настоящее время оно распространено по всей Европѣ, Америкѣ и въ другихъ странахъ, заселенныхъ европейцами, но нигдѣ болѣе. Оно произвело громадный переворотъ въ общественной жизни этихъ народовъ и облагородило ихъ литературу. Вотъ почему древняя литература должна быть очищена, чтобы не оскорблять современнаго слуха. Она слишкомъ эротична. Современная литература цѣломудренна, хотя удѣляетъ любви гораздо больше мѣста, чѣмъ древняя, такъ какъ подъ любовью подразумѣвается теперь нѣчто совсѣмъ иное. Потребности современныхъ людей, возникающія на этой почвѣ, болѣе многочисленны и настоятельны, но онѣ. такъ чисты и возвышенны, что о нихъ можно говорить съ большой свободой, не оскорбляя самой тонкой чувствительности.
   Истинная супружеская любовь, существующая въ настоящее время среди образованнаго общества, представляетъ другой, еще болѣе новый источникъ соціальныхъ радостей, возникшій на почвѣ цивилизаціи; она сильно отличается отъ разсмотрѣннаго выше одухотвореннаго чувства любви, хотя выросла изъ него, какъ оно, въ свою очередь, выросло изъ обыкновеннаго естественнаго инстинкта. Ея значеніе не менѣе важно, такъ какъ она послужила, болѣе чѣмъ всѣ остальныя вмѣстѣ взятыя вліянія, къ упроченію самаго важнаго соціальнаго института -- семьи. Моногамическое чувство получаетъ распространеніе и заслуживаетъ все болѣе и болѣе одобренія общества. Тѣ, кто считаетъ страхъ, съ какимъ многіе смотрятъ на бракъ, исключительно признакомъ регресса, сильно ошибаются. Въ дѣйствительности это есть слѣдствіе упроченія настоящихъ узъ супружеской любви въ соединеніи съ разумнымъ и правильнымъ рѣшеніемъ заинтересованныхъ личностей поступить въ столь важномъ дѣлѣ съ полною искренностью.
   Я могъ бы продолжать доказательства того, что человѣческая раса постоянно пріобрѣтаетъ новыя способности находить наслажденія въ эстетический, нравственной, общественной и умственной сферѣ; но и этихъ примѣровъ достаточно. Нельзя найти ни малѣйшихъ указаній на то, что когда-нибудь это свойство покинетъ ее. На этомъ именно основывается положительная этика, которая не стремится сама себя уничтожить. Она опирается на тѣ же основы, какъ и всѣ другія науки, и во всѣхъ отношеніяхъ можетъ быть названа истинной наукой. Высшія стремленія, служащія духовнымъ выраженіемъ низшихъ потребностей облагороженныхъ умомъ и культурою, являются подобно тѣлеснымъ потребностямъ, изъ которыхъ они возникли, способностями, ъ. е. силами, и пропорціонально своей интенсивности содѣйствуютъ развитію силы общества. Новая этика стремится не только освободить всѣ эти соціальныя силы, но и воспользоваться ими для приведенія въ движеніе общественный механизмъ.
   Я до сихъ поръ говорилъ только о движущихъ силахъ общества. Ими нельзя руководить безъ помощи направляющей силы. Эта направляющая сила есть(умъ, служащій руководителемъ для соціальныхъ силъ. Именно въ этомъ лежитъ объясненіе безплодности старой или отрицательной этики. Она не признаетъ дѣятельности ума. Она не стремится руководить или управлять разрушительными элементами соціальной дѣятельности. Она считаетъ ихъ пагубными и воздвигаетъ противъ нихъ крестовый походъ. Она изобрѣтаетъ такія названія, какъ грѣхъ, порокъ, безнравственность и клеймитъ ихъ ими. Она обличаетъ, осуждаетъ, проклинаетъ или, съ другой стороны, убѣждаетъ, доказываетъ, умоляетъ. Все это не оказываетъ никакого дѣйствія, развѣ тогда, когда сопровождается примѣромъ или магнетическимъ вліяніемъ личности. Съ такимъ же успѣхомъ король Канутъ приказывалъ морю отступить, а папа Каликстъ III прогонялъ съ неба комету Галлея. Методъ науки, управляемой разумомъ, состоитъ въ томъ, чтобы развивать естественныя силы, а не заглушать ихъ, освобождать, а не стѣснять ихъ. Трудно найти болѣе неудачное выраженіе, чѣмъ то, какое употребляютъ обыкновенно, говоря объ открытіи Франклина: "Франклинъ сковалъ молнію". Далекій отъ мысли сковывать ее, онъ указалъ ей безпрепятственный путь, слѣдуя которому она не только не будетъ приносить вреда, но принесетъ громадную массу пользы. И впослѣдствіи наука стремилась только къ тому, чтобы увеличивать дѣйствіе этой чудесной силы. Самая страшная молнія не можетъ сравняться съ силой огромной электрической машины въ Бальтиморѣ, которая недавно протащила черезъ туннель цѣлый поѣздъ, не смотря на противодѣйствіе локомотива.
   Тоже самое произойдетъ и съ соціальными силами, когда мы научимся управлять и пользоваться ими. Въ этомъ состоитъ практическое значеніе соціальной науки. Она стремится опредѣлить направленіе, слѣдуя которому соціальныя силы могутъ достигнуть высшаго напряженія. Она уменьшаетъ соціальное треніе и извлекаетъ пользу изъ соціальной энергіи. Она приспособляетъ къ этой цѣли необходимый соціальный аппаратъ. Какъ матеріальный прогрессъ состоитъ въ развитіи практическихъ искусствъ, высшимъ проявленіемъ которыхъ служитъ механика, такъ и соціальный прогрессъ будетъ состоять въ развитіи соціальнаго искусства, высочайшимъ проявленіемъ котораго будетъ соціальная, механика.
   Мѣсто не позволило бы намъ очертить характеръ этой будущей соціальной механики, если-бы это и было возможно. Но это такъ же трудно, какъ было бы трудно нашимъ предкамъ предсказать тѣ машины, которыми мы пользуемся въ настоящее время. Мнѣ, впрочемъ, приходилось уже не разъ намѣчать первые шаги на пути соціальныхъ изобрѣтеній. Здѣсь же главною моею цѣлью было отмѣтить тотъ фактъ, что соціологія есть наука, и что въ области, обнимаемой ею, дѣйствуютъ естественныя силы, изъ которыхъ человѣкъ долженъ извлекать пользу, какъ онъ извлекаетъ пользу изъ физическихъ силъ природы. Пока эта истина не будетъ понята и принята въ руководство не только философами, но, главнымъ образомъ, практиками, государственными людьми и законодателями, совершенно безполезно разсуждать о методахъ и частностяхъ.
   Въ заключеніе я считаю долгомъ повторить то, съ чего началъ,-- что всякая наука, по существу своему, можетъ быть названа этической. Къ соціальной наукѣ это относится болѣе, чѣмъ ко всякой другой, такъ какъ она болѣе прямо и исключительно занимается счастіемъ человѣчества. Она имѣетъ цѣлью не только устранить соціальное треніе, т. е. достичь того отрицательнаго нравственнаго прогресса, къ которому тщетно стремилась старая этика, во. главное, обезпечить удовлетвореніе настоящихъ и будущихъ потребностей человѣчества и такимъ образомъ открыть безконечный путь добра, путь истинно-научному или положительному прогрессу.
   Я назвалъ это "этическимъ характеромъ" соціальной науки. Можетъ быть, это и не вполнѣ правильное названіе, хотя дѣло исключительно въ словѣ. Какъ я говорилъ въ началѣ, я никогда не занимался вопросами этики, и если общее возрастаніе благосостоянія людей не относится къ этикѣ, то я и не намѣренъ заниматься ею.

"Міръ Божій", No 1, 1897

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru