Уоллес Эдгар
Шутник

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Joker.
    Русский перевод 1930 г. (без указания переводчика).

Эдгар Уоллес

Шутник

Роман

  
   Edgar Wallace. "The Joker", 1926
   Пер. с англ. -- изд-во "Грамату драугс", Рига, 1930
   Издательство СП "Свенас", Киев, 1991
   OCR и редакция Dauphin, май 2004

Глава 1

   Мистер Стрэтфорд Гарло не обнаруживал ни малейшей склонности к торопливости. С какой бы стороны его ни рассматривать, несомненной оставалась его принадлежность к классу праздных людей. К его медлительности присоединялось еще врожденное любопытство.
   Самые обыкновенные явления интересовали мистера Гарло, обладавшего всеми необходимыми качествами наблюдателя. Его удовольствия не носили признаков сентиментальности, он не испытывал фатальной слабости при составлении своих суждений.
   Леонардо да Винчи мог стоять у эшафота, пользуясь его ужасными подмостками, как письменным столом, и описывать агонию злодеев, подвергнутых пытке. Мистер Гарло, не большой любитель искусства, понимал художника. Он тоже мог остановиться, чтобы посмотреть на зрелище, мимо которого обыкновенный человек, содрогаясь, спешил пройти; он мог также остановиться (даже если действительно торопился), чтобы понаблюдать игру цветов осеннего заката, не для поэтических упражнений, а просто чтобы приобрести запас положительных эмоций от созерцания прекрасного.
   Мистер Гарло был высокий широкоплечий человек сорока восьми лет, белокурый и слегка лысый. На его гладко выбритом лице не было морщин, нежная кожа была безукоризненна. Его бледно-голубые глаза нельзя было назвать красивыми; они были настолько бесцветны, что некоторые чувствительные люди, видевшие его в первый раз, испытывали определенное потрясение, предполагая, что он лишен зрения. Нос у него был большой и длинный, одинаково толстый от лба до самого кончика. В паспорте его рот был назван "полным". У него были красные толстые губы, которые всегда казались надутыми. Закругленный подбородок с ямочкой посредине и необыкновенно маленькие уши довершали портрет.
   Большой автомобиль стоял на краю дороги, заехав двумя колесами на зеленую обочину. Мистер Гарло сидел, положив руку на руль, и наблюдал, как на поле выстраивали арестантов. В такие минуты созерцания в уме его зарождались блестящие идеи, возникали великие планы. И что довольно любопытно, особенно его вдохновляли тюрьмы.
   По полю с худощавым надзирателем во главе, тащившим за собой ружье, шагали выстроенные в два ряда веселые, загорелые люди в полосатых куртках и брюках.
   Преступники дошли до дороги и приближались к мистеру Гарло. Надзиратель с подозрением посмотрел на хорошо одетого чужого человека, а его подопечных нисколько не стесняло присутствие этого постороннего свидетеля их позора. Они вели себя даже с удальством, как будто сознавая, что представляют любопытное зрелище. Первые две пары смотрели по сторонам и приветливо скалили зубы, один в третьей, вел себя так же, но второй не глядел ни направо, ни налево. Лицо его было нахмурено, тонкие губы подергивались, одно плечо было приподнято с презрительным вызовом, относившимся, как догадывался наблюдатель, не столько к любопытному зрителю, сколько ко всем свободным людям, представителем которых являлся мистер Гарло.
   Поворачиваясь на сиденье, он наблюдал за небольшой колонной, проходившей сквозь "арку отчаяния" и скрывавшейся за стальными воротами, за которыми он уже не мог ничего видеть.
   Описав полкруга, мистер Гарло повернул автомобиль по направлению к Принстоуну. Элленбери мог подождать в Тевистоке день и даже, если необходимо, неделю. Надо было обдумать и использовать обстоятельства.
   Автомобиль бесшумно остановился перед отелем "Дэчи". Швейцар бегом спустился с лестницы.
   -- Что-нибудь случилось, сэр?
   -- Нет. Я решил пробыть еще денек здесь. Мой номер не занят? Если да, то дайте любой другой.
   Номер не был занят, и дорожный сундучок мистера Гарло понесли наверх.
   Тогда он решил, что Элленбери совсем недалеко и может приехать к нему и избавить его от неприятной необходимости провести день в Тевистоке.
   Он подошел к телефону, и через пять минут взволнованный голос Элленбери ответил ему.
   -- Приезжайте в Принстоун. Я в отеле "Дэчи". Пусть люди не догадываются, что вы знаете меня. Мы познакомимся в курительной комнате после обеда.
   Мистер Гарло ел свой скромный завтрак за столом у окна, выходившего на неопрятную площадь перед отелем, когда приехал Элленбери -- низенький, худенький, нервный человечек, с небольшими бакенбардами. Вскоре он вошел в столовую, осмотрелся и, увидев мистера Гарло, уселся за ближайший стол.
   В столовой было немного народа. Две компании, приехавшие на автомобилях из Торке, ели, громко переговариваясь, в двух противоположных углах комнаты. Пожилой господин с полной женой расположились за другим столом, а за третьим сидела девушка, державшаяся с некоторой надменностью. Женщины интересовали мистера Гарло постольку поскольку, тем не менее он заметил, что девушка была красива и потому необыкновенна, ибо в массе своей человечество имеет заметное сходство с теми дешевыми улочками в предместьях, в которых оно живет, и с мрачными коммерческими центрами, в которых оно зарабатывает себе на пропитание.
   Однажды он двенадцать часов простоял на углу деловой улицы в Мидлендсе, производя учет красивых лиц. За это время около тысячи людей прошли торопливо мимо него, и он увидел лишь одну красивую девушку и двух не совсем безобразных. Было приятной неожиданностью, что сидевшая против него девушка была хороша собой, больше того, она была необычайно хороша. Хотя он и не мог рассмотреть ее глаз, но видимые ему черты были совершенны, и цвет ее лица, если только зрение его не обманывало, был безупречен. Волос он также не мог рассмотреть, так как они были скрыты под маленькой черной шляпой. Ему понравились движения ее рук. Он верил, что руки -- показатели ума. Фигура ее была... ну, какое тут нужно употребить слово? Мистер Гарло в напряжении выпятил губы. Словарь его был точен, однако ему не хватало пышности. "Грациозна?.." Он углубился в языковые изыскания, а пока он размышлял, девушка слегка подняла голову и посмотрела на него. В профиль она была мила, а теперь...
   "Она красавица, -- согласился Гарло с самим собой, -- но, вероятно, голос у нее такой, что может довести человека до сумасшествия".
   Тем не менее он решил рискнуть разочароваться. Его заинтересованность не носила личного характера. В его жизни играли определенную роль две женщины: одна старая, другая молодая, он не мог о них думать с обычным предубеждением. Они ему и нравились и не нравились, как фарнезская ваза, которой можно восхищаться, а пользоваться нельзя.
   К столу подошел лакей, чтобы убрать тарелку.
   -- Мисс Риверс, -- сказал лакей в ответ на вопрос. -- Барышня приехала сегодня и возвращается в Плимут последним поездом. Она приехала сюда навестить кого-то. -- Он значительно посмотрел на мистера Гарло, поднявшего свои кустистые брови.
   -- Там, внутри? -- спросил он.
   Лакей кивнул.
   -- Своего дядю -- Артура Ингла, актера.
   Мистер Гарло кивнул. Имя было как будто знакомо. Ингл?.. Букет с выпавшим цветком... Судья с насморком...
   Он стал восстанавливать ассоциации, связанные с мыслями. Он был в суде Олд Бейли, когда судья положил букет, который носит каждый судья, -- обычай, имеющий начало в отдаленных временах, когда верили, что пучок травы может защитить от тюремной лихорадки. Когда судья положил букет на край стола, три гвоздики упали из его середины на голову клерка. Теперь он вспомнил: Ингл! Искаженное бешенством аскетическое лицо, актер Ингл -- плут и подделыватель подписей, которого, наконец, поймали. Мистер Гарло тихонько засмеялся: он вспомнил не только имя, но и самого человека, он видел его сегодня утром, когда проезжал мимо арестантов на поле, мрачного, с поднятым плечом. Так это Ингл? И он был актером!
   Мистер Гарло нарочно вернулся в Принстоун, чтобы узнать, кто это такой. Подняв глаза от стола, он увидел, что девушка быстро выходит из комнаты; он поднялся и пошел за ней, но коридор оказался пустым. Возвратившись, он уселся у окна в отдаленном углу, позвонил, чтобы ему подали кофе, и зажег сигару. В это время вошел Элленбери, но мистер Гарло был занят другим. В окно он увидел, что мисс Риверс идет через площадь по направлению к почтовой конторе; он вышел из отеля и последовал за нею. Когда мистер Гарло вошел в контору, она покупала марки, и ему было приятно убедиться, что голос у нее очень мелодичный.
   Сорокавосьмилетний возраст дает некоторые привилегии, и человек легко находит способы завести разговор, что для двадцативосьмилетнего может окончиться конфузом.
   -- Доброе утро, барышня. Вы ведь гостья у нас?
   Он произнес эти слова с улыбкой, которая могла сойти за отеческую. Девушка быстро взглянула на него, и губы ее дрогнули. "Слишком уж охотно она улыбается, -- подумал мистер Гарло, -- ведь визит ее был не из приятных".
   -- Я завтракала в "Дэчи", но я не живу здесь. Такой ужасный городишко!
   -- Нет, и у него есть свои красоты, -- запротестовал мистер Гарло.
   Он опустил шестипенсовую монету на прилавок, взял местное расписание поездов и, подождав, пока девушка сосчитала сдачу, вышел вместе с ней из конторы.
   -- И свой романтизм, -- продолжал он. -- Посмотрите, вот здание, выстроенное французскими военнопленными.
   От него видны были лишь верхушки тюремных труб. Она бросила взгляд в указанном направлении и покачала головой.
   -- Конечно, это ужасное место, ужасное! Я пытался набраться мужества и войти вовнутрь, но не смог!
   -- У вас есть... -- она не окончила вопрос.
   -- Да, есть приятель. Много лет тому назад я был очень с ним дружен, но бедняга сбился с пути. Я все обещал навестить его, но мне было страшно.
   У мистера Гарло не было никакого друга в тюрьме.
   Девушка задумчиво посмотрела на него.
   -- Это не так страшно, я уже там была, -- сказала она без малейшего смущения. -- У меня там дядя.
   -- Неужели? -- В голосе мистера Гарло было должное количество симпатии и понимания.
   -- За четыре года это мой первый визит. Конечно, мне неприятно, и я буду рада, когда все кончится. Ведь это все-таки очень тяжело.
   Они медленно шли по направлению к отелю.
   -- Вполне естественно, что это ужасно для вас. Так жаль этих несчастных людей...
   Девушка улыбалась, что мистера Гарло почти шокировало.
   -- Меня это мало огорчает. Конечно, неприлично говорить так, но не огорчает, и только. Между нами, -- она сделала паузу, -- то есть между моим дядей и мной, никогда не было взаимной привязанности, но я его единственная родственница и веду его дела. -- Девушка замялась, не зная, как объяснить. -- В том числе и денежные. Но ему довольно трудно угодить.
   Мистер Гарло был чрезвычайно заинтересован, он и не воображал, что это посещение будет иметь такой аспект.
   -- Да, это было бы ужасно, если бы я его любила или если бы он был привязан ко мне, -- продолжала девушка, останавливаясь перед отельной лестницей. -- У нас просто деловые переговоры и больше ничего.
   Она дружески кивнула головой своему спутнику и прошла в отель впереди него. Мистер Гарло остался стоять в дверях, ни на кого не глядя и о чем-то думая, а потом поплелся к своему остывающему кофе и вступил в разговор о погоде и урожае с маленьким человеком, ожидавшим его прихода.
   Теперь они были совершенно одни.
   -- Все в порядке, Элленбери?
   -- Да, мистер Гарло, -- быстро ответил маленький человек. -- Все в полном порядке. Я устроил дело, которое начали французские подписчики против общества Рата, и...
   Внезапно он умолк. Следуя за направлением его взгляда, мистер Гарло тоже посмотрел в окно.
   По улице, направляясь к железнодорожной станции, шли восемь заключенных, но теперь они были в ручных кандалах, прикованных к блестящей стальной цепи, которая проходила через всю процессию.
   -- Не особенно приятное зрелище, -- сказал мистер Гарло. В моменты красноречия голос его был звучен и приятен. -- Но огрубелые жители Принстоуна, наверно, привыкли к нему. Я полагаю, что этих людей переводят в другую тюрьму. Можете себе представить, что бы вы чувствовали, если бы были, ну, предположим, хоть надзирателем в этом отряде людей, скованных, как дикие звери...
   -- Ради Бога, остановитесь! -- хрипло сказал маленький человек. -- Не говорите об этом, не говорите!
   Дрожащими руками он закрыл лицо.
   -- Поездка сюда приводила меня в ужас, -- сказал он еле слышным голосом. -- Раньше я никогда здесь не бывал... Когда автомобиль проезжал под страшной аркой, я был почти в обмороке!
   Мистер Гарло, одним глазом посматривая на дверь, снисходительно улыбнулся.
   -- Вам нечего бояться, милейший Элленбери, -- сказал он отеческим тоном. -- В некотором смысле я покрыл ваши грехи. В некотором смысле, -- подчеркнул он. -- Будет ли судья таких же взглядов, как я, не знаю. Вы знакомы с законами лучше, чем я. Одно несомненно: вы свободны, долги ваши уплачены, украденные вами у клиентов деньги возвращены, и у вас теперь, я полагаю, имеется доходец вполне удовлетворительный?
   Маленький человек кивнул и как будто что-то проглотил. Он был весь белый, даже губы побелели, и когда он попытался поднять стакан с водой, его руки так дрожали, что он должен был опять поставить стакан на стол.
   -- Я вам очень благодарен, -- сказал он. -- Очень, очень благодарен... Простите, это меня так взволновало.
   -- Естественно, -- пробормотал мистер Гарло.
   Он вынул из кармана записную книжку, раскрыл ее и минут пять писал, а маленький адвокатик наблюдал за ним. Окончив писать, мистер Гарло вырвал листок и передал его через стол.
   -- Я хочу узнать об Артуре Ингле, -- сказал он. -- Когда кончится его срок, где он живет -- в Лондоне или в другом месте, каковы его средства и особенно, каковы причины его недовольства жизнью, -- полагаю, что оно очень велико. Мне также хотелось бы узнать, где служит его племянница. Ее имя вы найдете на этой бумажке, против него стоит вопросительный знак. Я хочу знать, кто ее знакомые, каковы ее развлечения и, что особенно важно, ее финансовое положение.
   -- Понимаю, -- Элленбери тщательно вложил бумажку в потертую записную книжку, а затем со свойственной ему непоследовательностью сказал: -- Я забыл одну вещь, мистер Гарло. В понедельник в мою контору на Линкольнс-фильде приходил полицейский.
   Последние два слова он произнес извиняющимся тоном, как будто он был ответственен за профессию своих посетителей. Мистер Гарло обратил бледные глаза на собеседника, долго смотрел ему в лицо и спросил:
   -- В связи с чем?
   -- В точности не знаю, -- сказал Элленбери. -- Для меня это было непонятно, -- и он искривил лицо, чтобы выразить изумление. У него была привычка воспроизводить описываемые им эмоции. -- Видите ли, мистер Карлтон не пришел ни к какому заключению.
   -- Карлтон? -- переспросил Гарло. -- Из министерства иностранных дел?
   Элленбери кивнул.
   -- Ну?
   -- Он интересовался пожаром. Помните пожар на Международном резиновом заводе? Он спрашивал, был ли у Рата застрахован сгоревший товар, и я ему сказал, что, насколько я знаю, он у нас не был застрахован.
   -- Не говорите "мы", -- заметил мистер Гарло. -- Говорите Рата-синдикат. Вы ведь только адвокат, выступающий вместо неизвестных хозяев. Ну, что еще?
   -- Это все, -- сказал Элленбери. -- Он был очень уклончив.
   -- Он всегда уклончив, -- перебил его со слабой улыбкой Гарло, -- и он всегда неразборчив в средствах -- запомните это, Элленбери. Субинспектор Джемс Карлтон самый беспринципный человек из когда-либо служивших в Скотленд-Ярде. Когда-нибудь он либо осрамится, либо достигнет высоких степеней. Я восхищаюсь им чрезвычайно. Ни одного человека в мире я не считаю выше него в смысле интеллигентности, остроты ума и... беспринципности. Он предпочитает теорию прямоты. Прямота одно из самых сбивающих с толку качеств человека, потому что вы никогда не угадаете, что в тот или иной момент сделает такой человек. Вышло что-то вроде эпиграммы, Элленбери, вы запишите ее: когда надумаете писать мою биографию, у вас будет материал для оживления ее страниц. -- Мистер Гарло посмотрел на часы. -- В пятницу в одиннадцать вечера я буду в Парк-Лейне и смогу уделить вам десять минут, -- сказал он.
   Элленбери горестно стиснул пальцы рук.
   -- Но не будет ли это рискованно, для вас, конечно? -- пробормотал он. -- Может быть, я глуп, так как не могу понять -- зачем вы... Ну зачем вы подвергаете себя случайностям? С вашими деньгами...
   Мистер Гарло откинулся на мягкую спинку кресла, в его бледных глазах появилась легкая веселость.
   -- А что бы вы сделали, если бы у вас были миллионы? Конечно, бросили бы дела. Построили или купили бы себе великолепный дом, а потом?..
   -- Не знаю, -- неопределенно ответил Элленбери. -- Можно поехать путешествовать...
   -- У англичан два представления о счастье: или путешествовать, или сидеть спокойно! Носиться вихрем или ржаветь! Я мог бы жениться, но я не хочу жениться. Мог бы завести скаковую конюшню, но я терпеть не могу скачек. Мог бы приобрести яхту, но я ненавижу море. Предположите, что мне нужно острое переживание. А мне именно оно и нужно! Искусство жить -- это искусство побеждать. Запишите это. Что такое счастье в картах, в лошадях, в гольфе, в женщинах? Я скажу вам: оно в том, чтобы побить самого счастливого! Это американизм. В чем заключается счастье альпиниста или научного исследователя? Сделать что-нибудь лучше всех других, пойти дальше, обогнать сильного.
   Он выпустил клуб дыма в открытое окно.
   -- Если вы миллионер, то вы или уходите в самого себя и становитесь животным, или же вылезаете из самого себя и делаетесь мучителем всех ваших близких. Если вы Наполеон, вы будете играть в славу, если Леонардо -- то будете забавляться наукой, все равно какой: важна сама игра. В достижении совершенств заключается острое переживание, все равно, идет ли речь о том, чтобы дальше соседа загнать гольфовый шар, или покрыть поля Фландрии возможно большим количеством вражеских трупов. Мне труднее, чем многим другим людям, добиться острого переживания, я ведь миллионер. Фунты стерлингов и доллары -- мои солдаты, я могу создать собственные военные законы, производить набеги по собственному усмотрению... Но хватит, не спрашивайте меня больше ни о чем!
   Мистер Гарло махнул рукой по направлению к двери, и Элленбери был отпущен. Вскоре его наемный автомобиль прошумел вверх по холму мимо тюремных ворот. Элленбери повернул лицо в другую сторону.
  

Глава 2

   Восемь месяцев спустя на набережной Темзы произошла автомобильная катастрофа. Девушка в желтом плаще и человек в летнем шлеме решили по различным причинам миновать как можно быстрее опасную часть набережной. Был легкий туман. Затем пошел неприятный мелкий дождь, превративший гладкую и блестящую поверхность дороги в рискованную трассу для страховых обществ; такому риску ни одна уважающая себя компания не согласилась бы подвергнуться добровольно.
   Предохранитель от грязи на старом форде вдруг зацепил Эйлин Риверс пониже левого локтя, и она почувствовала, что совершает ряд неповторимых пируэтов. Потом нос ее ударился о блестящую пуговицу, и она романтично опустилась на колени у ног сердитого полицейского. Он поднял ее, посмотрел, с суровой твердостью поставил ее в сторону и пошел туда, где радиатор автомобиля патетически взирал на согнутый фонарный столб.
   -- Что это за трюки? -- спросил он строго и потянулся за своей книжкой. Молодой человек в летнем шлеме вытер запачканное лицо тыльной стороной ладони, в результате чего оно стало еще более грязным.
   -- Девушка не пострадала? -- быстро спросил он.
   -- До девушки вам нет дела, покажите-ка лучше ваше разрешение.
   Не обращая внимания на требование полицейского, молодой человек направился к тому месту, где окруженная собравшейся толпой Эйлин уверяла нескольких старых дам, что она не пострадала. Чтобы доказать это, она покрутилась на каблуках.
   -- Подвигайте пальцами, -- посоветовала ей хриплым голосом одна из женщин. -- Если они не шевелятся, значит у вас поврежден позвоночник.
   Опыт не был произведен, так как высокий молодой человек, который не выглядел слишком молодым под рассеянным светом дуговой лампы, протолкался в середину толпы любопытных.
   -- Не ранены нисколько? -- заботливо спросил он. -- Мне ужасно жалко! Я не видел вас, пока автомобиль не оказался над вами. Скажите, пожалуйста, мне ваше имя.
   Он опустил руку в карман, вынул старый конверт и стал ждать, что она скажет.
   -- Право, это не нужно, я ничуть не пострадала, -- настаивала девушка, но он также был настойчив.
   Молодой человек записал ее имя и адрес, а когда он кончил писать, оскорбленный полисмен протиснулся сквозь толпу.
   -- Ну, -- сказал он голосом, в котором ярость смешивалась с упреком. -- Вы не смеете убегать, когда я говорю с вами, приятель! Стойте и покажите мне ваше разрешение.
   -- Вы видели голубой лимузин? -- спросил молодой человек. -- Он был как раз передо мной, когда я наскочил на фонарный столб.
   -- Не беспокойтесь о голубом лимузине, -- с холодной свирепостью сказал полицейский. -- Покажите разрешение.
   Молодой человек вытащил из кармана и держал в руке что-то, не лишенное сходства с разрешением, но все-таки что-то другое.
   -- Это еще что за штука? -- строптиво спросил полицейский.
   Он схватил маленькую, в холщовом переплете книжку и направил на нее свет электрического фонаря.
   -- Гм! -- сказал он. -- Виноват, сэр.
   -- Нисколько, -- ответил субинспектор Джемс Карлтон из Скотленд-Ярда. -- Я пришлю кого-нибудь, чтобы выяснить эту путаницу. Видели ли вы лимузин?
   -- Да, сэр, как раз впереди вас. У него согнут бензинный танк.
   Карлтон слегка кашлянул.
   -- Вы и это заметили? Я запомнил вас, констебль. Девушку отправьте домой в такси. Нет, лучше я сам это сделаю.
   Эйлин выслушала предложение без особого восхищения.
   -- Я предпочитаю пойти пешком, -- решительно сказала она. Молодой человек отвел ее в сторону от возбужденной толпы и открылся ей.
   -- На самом деле я полицейский чиновник, -- сказал он, и девушка с удивлением посмотрела на него.
   Он нисколько не походил на полицейского -- даже в тумане, который часто меняет облик людей. Он походил на автомобильного шофера, к тому же не очень удачливого. На голове у него была синяя шапка, спускавшаяся на самые уши и видевшая когда-то лучшие дни. Он был одет в теплое пальто, доходившее до колен, а перчатки с раструбами, которые он держал подмышкой, были черны от грязи.
   -- Тем не менее, -- сказал он твердо, как будто девушка выразила вслух свое удивление, -- я полицейский... Но не рядовой полицейский. Я инспектор, вернее, субинспектор, я занимаю особое положение.
   -- Зачем вы мне все это рассказываете?
   Он уже позвал такси и отворил ей дверцу.
   -- Вы могли бы протестовать против эскортирования простым полицейским, -- весело заметил он, -- но мое положение столь высоко, что вам не нужно искать другого провожатого.
   Она села в такси, не то смеясь, не то плача, потому что локоть у нее болел гораздо сильнее, чем она хотела это показать.
   -- Риверс, Эйлин Риверс, -- размышлял инспектор, пока такси осторожно ехало вдоль набережной. -- Вы у меня на кончике языка и где-то глубоко в уме, но я не могу еще определить вашего места.
   -- Может быть, вы сможете это сделать, если просмотрите запись обо мне в Скотленд-Ярде, -- заметила она, до некоторой степени рассерженная его дерзостью.
   -- Я и думал сделать именно так, -- спокойно ответил он. -- Эйлин Риверс? -- Он покачал головой. -- Нет, я еще не могу определить вашего места.
   И, конечно, он нашел ей место. Он знал, что она племянница Артура Ингла, некогда актера Шекспировского театра, а теперь преступника, отбывающего пятилетний срок за остроумную систему обманов и подлогов. Как говорил мистер Гарло, он был неразборчив в средствах. Сила воображения уносила его часто за пределы творческой линии, и он снисходил иногда до мелочных обманов. А ведь был воспитан как джентльмен, громадные суммы были истрачены на его образование, так что, казалось, мог бы отличать хорошее от дурного.
   -- Фозеринг-Меншен. -- Инспектор потрогал пальцами свой грязный подбородок. -- Как это громко звучит!
   Девушка с внезапным гневом повернулась к нему.
   -- Я приняла вашу охрану, мистер... -- она сделала оскорбительную паузу.
   -- Карлтон, -- пробормотал он. -- Я брат содержателя отеля, но к клубу не имею никакого отношения. Вы говорили...
   -- Я хотела сказать, что мне нежелательно разговаривать с вами. Вы сделали все возможное, чтобы убить меня сегодня вечером; дайте же мне по крайней мере умереть спокойно.
   Карлтон посмотрел сквозь затуманенные стекла.
   -- Вон на углу старушка продает хризантемы; мы можем остановиться и купить цветов, -- предложил он и быстро добавил: -- Я ужасно виноват, не буду больше задавать вам никаких вопросов и не позволю себе никаких комментариев по поводу вашего плутократического жилища.
   -- Я там вовсе не живу, -- сказала девушка, как будто защищаясь. -- Я иногда захожу туда, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Это квартира моего родственника, который теперь... за границей.
   -- Монте-Карло, -- пробормотал он. -- Славное местечко! Лично я предпочитаю Сан-Ремо. Синее небо, синее море, зеленые горы, белые дома -- точно на железнодорожном объявлении.
   И вдруг он неожиданно переменил разговор:
   -- Если уж мы заговорили о голубом цвете, то большое счастье, что на вас не наскочил голубой лимузин: он шел быстрее, чем я, но он ведь и лучшей системы. В тумане я повредил его бензинный бак, но даже это его не остановило.
   Губы ее дрогнули в темноте:
   -- Можно подумать, что это был преступник, скрывающийся от правосудия. Ужасно романтично!
   Молодой человек слегка откашлялся.
   -- Ничего подобного. Это миллионер ехал на банкет в Сити. Единственное обвинение, которое я могу предъявить ему, -- большие бриллиантовые запонки на обшлагах, но ведь это лишь оскорбление эстетического вкуса, а не нарушение законов страны, слава Богу!
   Машина замедлила ход, шофер выглянул сбоку, стараясь, определить местность.
   -- Вот мы и приехали, -- сказал Карлтон, открыл дверцу и выскочил на ходу.
   Машина остановилась перед подъездом Фозеринг-Меншен.
   -- Очень вам благодарна, что вы доставили меня домой, -- сказала Эйлин вежливо и прибавила не без злорадства: -- Разговор с вами был мне очень приятен.
   -- Послушали бы вы мою тетку, -- сказал молодой человек. -- Ее разговор -- сущая поэзия.
   Он проследил за нею, пока она не исчезла во мраке, и снова сел в машину.
   -- В Скотленд-Ярд, -- коротко бросил он, -- и, пожалуйста, не бойтесь риска. От вашего танцевального шага меня тошнит. Прибавьте-ка немного джаз-бенда!
   Шофер рискнул, и они беспрепятственно домчались до мрачного входа здания главной полиции. Карлтон дружески помахал рукой швейцару, сидевшему за конторкой, взбежал через ступеньку по лестнице и вошел в свою небольшую комнату. Вообще он мало заботился о своей наружности, но, увидев себя в маленьком зеркале, висевшем над умывальником, даже слегка вскрикнул.
   Карлтон был занят смыванием грязи с лица, когда склонный к меланхолии инспектор Элк появился в дверях.
   -- Собираетесь в гости? -- спросил он мрачно.
   -- Нет, -- сквозь мыльную пену ответил Джим Карлтон. -- Я часто моюсь.
   Элк фыркнул, сел на край жесткого стула и медленно стал рыться в карманах.
   -- Он во внутреннем кармане моего пиджака, -- сказал, выплевывая пену Карлтон. -- Возьмите одну, они у меня сосчитаны.
   Элк тяжело вздохнул, выбирая сигару из кожаного портсигара, и закурил.
   -- Теперь сигары уже не такие, как в то время, когда я был мальчишкой, -- сказал он, неодобрительно рассматривая табак. -- Тогда за шесть пенсов можно было купить настоящую гаванскую. В Нью-Йорке все курят сигары. Но ведь там платят в полиции хорошие деньги; они могут себе это позволить.
   Карлтон посмотрел на собеседника поверх полотенца.
   -- Никогда в жизни я не слышал, что вы покупаете сигары, -- сказал он. -- Ведь не можете же вы покупать их дешевле чем даром!
   Инспектор Элк не обиделся.
   -- В своей жизни я курил хорошие сигары, -- сказал он и, не изменяя голоса, спросил: -- Изловили вы Стрэтфорда Гарло?
   Карлтон сделал гримасу, выражавшую отвращение.
   -- Вы вот укажите мне, за что я могу к нему придраться?
   -- У него, согласно его счетам в банках, десять миллионов, -- сказал Элк. -- Ни один человек не зарабатывал десяти миллионов честным путем.
   Джим Карлтон повернулся белым мокрым лицом к своему собеседнику.
   -- Он получил три в наследство от отца, два от одной тетки, один от другой. Брат в Америке оставил ему восемь миллионов долларов.
   Элк вздохнул и почесал нос.
   -- Ведь он еще участвует в Рата, -- напомнил он.
   -- Конечно, он участвует в Рата, -- презрительно сказал Джим. -- Элленбери скрывает это, но если бы даже он и не скрывал, в Рата нет ничего преступного. Даже если бы Гарло открыто числился в этом обществе, ничего не было бы в том предосудительного.
   -- О! -- сказал Элк, и в возгласе сказалось его враждебное отношение к предмету разговора.
   Относительно Рата-синдиката не было известно ничего подозрительного, подпольного. Это было зарегистрированное общество, с конторами на Уэстширской улице, на Брод-стрит, в Лондонском Сити. Нью-Йоркское его отделение было на Уолл-стрит. Рата-синдикат публиковал свои балансы, содержал целый штат клерков, из них трое получали добавочное содержание как директора правления, действовавшего под председательством отставного пехотного полковника. Капитал был очень мал, но средства синдиката были громадны. Когда Рата-синдикат занялся резиной, по его банковским чекам прошло пять миллионов фунтов; каждый цент, истраченный на этом предприятии, был проведен по книгам, за исключением пятидесяти тысяч фунтов, уплаченных кем-то Ли Герцу и его двум партнерам.
   Ли приехал из Нью-Йорка в пятницу вечером. В воскресенье утром склады Соединенной континентальной резиновой компании задымились. Почти восемнадцать тысяч тонн резины погибли в хорошо организованном поджоге, и цена на резину поднялась на восемьдесят процентов в течение одних суток, а за неделю -- на двести процентов, поскольку весь рыночный запас исчез в мгновение ока, к выгоде Рата-синдиката. Из Нью-Йоркской главной полиции в Скотленд-Ярд передали:
   "Ли Герц, Джо Клейн и Филипп Серрет, известные поджигатели, предполагаются в Лондоне. Загляните в донесение ПУ 9514, посланное по почте 7 октября 1923, с описанием. Возможность связи с пожаром в Соединенном континентальном".
   Пока Скотленд-Ярд разыскивал Ли, тот проживал в Париже -- как американский джентльмен, осматривающий город.
   -- А все-таки для меня это подозрительно, -- сказал Элк, с наслаждением затягиваясь сигарой. -- Рата покупает резину без всякого намека на повышение цен. И вдруг четверть здешнего запаса сгорает, и, естественно, цены и акции подымаются. Рата-синдикат уже несколько месяцев скупал их. Что же, они знали, что Соединенное накануне несчастья?
   -- Я полагаю, что это могла быть случайность, -- заметил Джим, не думавший ничего подобного.
   -- Случайность с правой ногой моей бабушки! -- сказал Элк рассудительно. -- Склады были подожжены в трех местах, пожарные обнаружили керосин. Человек, по описанию похожий на Джо Клейна, пьянствовал накануне с ночным сторожем, и сторож клянется, что раньше он никогда не видел этого Джо, но он, безусловно, врет. Люди низших классов лгут так же легко, как и пьют. Десять миллионов! А если Гарло стоит за спиной Рата-синдиката, он заработал больше на этом резиновом деле. Покупает везде. В Торонто, в Рио, в Калькутте -- каждый кусочек резины снимается с рынка. Потом вдруг этот пожар -- и пошло! Я хочу только сказать...
   Резко зазвонил телефон, и Джим Карлтон взял трубку.
   Что-то щелкнуло в аппарате, минута молчания, и затем взволнованный голос спросил:
   -- Могу я поговорить с мистером Карлтоном?
   -- Да, мисс Риверс.
   -- Ах, это вы сами? -- в голосе Джим услышал лестное для себя облегчение.
   -- Не можете ли вы прибыть в Фозеринг-Меншен, 63?
   -- Что-нибудь случилось?
   -- Не знаю еще, но дверь в одной из спален заперта, и я уверена, что там кто-то есть.
  

Глава 3

   Девушка стояла у открытой двери в квартиру, когда два человека вышли из лифта. Она была неприятно удивлена при виде инспектора Элка, но Джим представил его как своего приятеля, а не сотрудника.
   -- Я посчитала, что мне следовало послать за полицией, но по некоторым причинам я не хотела... -- сказала девушка.
   Джим не думал, что она может так волноваться. Но происшествие, очевидно, нарушило ее душевное равновесие, и девушка выражалась не совсем ясно.
   -- Я пришла сюда собрать дядины письма... Он за границей, его фамилия Джексон, -- выпалила она одним духом. -- Каждый четверг две женщины производят здесь уборку. У меня нет времени этим заниматься, я работаю в конторе.
   Они оставили Элка в коридоре, где он рассматривал гравюры, и девушке от этого стало как бы легче.
   -- Мисс Риверс, ваш дядя Артур Ингл, -- прямо сказал Джим, и девушка густо покраснела. -- Вполне понятно, что вы не хотите обнаруживать этот факт, но я подумал, что должен вам сказать, что знаю это, и избавить вас от ненужной... -- Он остановился, подбирая слово.
   -- Лжи, вот нужное вам слово, -- откровенно сказала девушка. -- Да, мистер Ингл жил здесь, но под именем Джексона. Вы знали это? -- робко спросила она.
   Джим кивнул.
   -- Вот дверь, -- указала девушка.
   Квартира была построена необычно. В ней была очень большая столовая с низким, подшитым досками потолком и с деревянными панелями по стенам, в которых было три двери: одна в кухоньку, две другие в спальню Артура Ингла и в маленькую комнату, в которой он держал дрова. На дверь именно в эту комнату девушка и указала. Джим взялся за ручку -- дверь была закрыта. Нагнувшись, он посмотрел в замочную скважину и увидел открытое окно, через которое желтый туман проникал в комнату.
   -- Обыкновенно эти двери открыты?
   -- Всегда, -- с уверенностью сказала девушка. -- Иногда уборщицы приходят раньше меня. Сегодня они запоздали, а я пришла немного раньше.
   -- А эта дверь куда ведет?
   -- В кухню.
   Она пошла вперед и, открыв дверь, вошла в маленькое помещение. Оно было безукоризненно чистым, с одним окном, таким же, как и то, которое он видел в замочную скважину в комнате рядом. Джим посмотрел из него вниз -- под ним была бездонная пустота, лишь под окном был узенький парапет. Он перекинул одну ногу через подоконник и почувствовал, что его руку с безумным усилием держит девушка.
   -- Не смейте, вы убьетесь насмерть, -- задыхаясь, сказала она, а он засмеялся не без удовольствия: на самом деле риск был ничтожный.
   -- Я теперь высокого мнения о своей особе, -- сказал Джим и в следующее мгновение перевесился, схватился за нижний пояс другого окна и втянулся в комнату.
   Он не увидел ничего, кроме неясного очертания трех сундуков, поставленных друг на друга. Джим зажег свет и повернулся, чтобы рассмотреть царивший беспорядок. Старые ящики и сундуки, которые, он догадывался, прежде стояли в определенном порядке, были вытащены на середину комнаты для облегчения работы исчезнувших грабителей. В стене был сейф, дверка его была открыта. На полу лежало толстое металлическое кольцо, выжженное из дверки (оно и теперь было еще горячее) маленькой водородной лампой, которую вор оставил здесь же.
   Джим отворил дверь и впустил Элка и девушку.
   -- Чистая работа, -- сказал Элк, искренне восхищаясь деятельностью нарушителей закона. -- Сейф пуст! Не оставлено ничего, даже папиросной бумажки. Хорошая работа! Только два человека в Лондоне могли это сделать -- Тоби Хагтит и Лью Якоби.
   Девушка изумленными глазами смотрела на эту "чистую работу". Джим заметил, что она побледнела, но не понял причины.
   -- Что было в сейфе? -- спросил он.
   -- Не представляю, я даже не знала, что в этой комнате есть сейф. Он страшно обозлится!
   Карлтон понял, что "он" -- это отсутствующий Ингл.
   -- Но ведь некоторое время он не будет знать, -- начал Джим, но девушка быстро его прервала.
   -- На следующей неделе в среду, -- сказала она, -- его выпустят.
   Элк глубокомысленно почесал подбородок.
   -- Кто-то знал это, -- сказал он. -- А ведь у него не было сообщника.
   Действительно, Артур Ингл работал в одиночку. О его проделках не подозревали даже его приятели по театру, а он занимался этим двенадцать лет, до ареста и осуждения. В своем кругу он был известен как плохой плательщик и беспринципный директор театра; никто и не подозревал, что талантливый исполнитель характерных ролей был руководителем конторы "Лоббер и К®, ювелиры" и других предприятий, которые приносили ему золотую жатву.
   -- Это не ваша вина, -- сказал Джим Карлтон и дружески дотронулся до плеча девушки. -- Нет никакой причины волноваться.
   Элк при электрическом свете рассматривал лампу.
   -- Бьюсь об заклад, что это Тоби, -- сказал он и пошел к окну. -- Это его штучки. Для Тоби парапеты все равно, что широкая дорога, он мог бы стоять и полировать себе ногти на трех дюймах рассыпающегося песчаника.
   Девушку больше, чем Джима, беспокоила личность вора. У Джима мысль работала с быстротой молнии. Тысячи вариантов пронеслись в его уме, но ни одно предположение его не удовлетворило.
   А может быть, одно...
   Блистательный Гарло не выходил у него из ума. На раскрытии тайны осужденного мошенника не заработаешь громадной суммы. Джим ни одной минуты не верил, что в сейфе были деньги. Ингл не походил на тех преступников, которые прячут деньги и ценности в своих сейфах. Наверное, у него были вклады в дюжине банков под различными именами.
   Они снова вернулись в обшитую деревом столовую. Комната поразила Джима утонченной роскошью. Меблировка квартиры обошлась, вероятно, в несколько тысяч фунтов. Тут ему вспомнилось, что Артур Ингл был осужден только по трем делам. Доказательств его участия во многих других, доставлявших ему громадные барыши, или не было, или они были шатки. Эта квартира свидетельствовала о том, что у Артура Ингла были более выгодные дела, чем те, за которые он был осужден.
   -- Вы хорошо знаете своего дядю?
   Девушка покачала головой.
   -- Я знала его лучше много лет тому назад, -- сказала она, -- когда он был актером, раньше чем... ну, раньше чем он разбогател. Я его единственная родственница. -- Она подняла голову, прислушиваясь.
   Кто-то постучал во входную дверь.
   -- Это может быть уборщица, -- сказала девушка, прошла по коридору и открыла дверь.
   На коврике за дверью стоял высокий человек в великолепном вечернем туалете. На его белоснежном белье сияли бриллианты.
   Туалет соответствовал примитивному вкусу этого человека, так что она не нашла его вульгарным. Но под его бледным взглядом что-то в ней сжалось. Какое-то странное, необъяснимое ощущение говорило ей, что она находится под действием силы, не подчиненной земным законам. Его неизмеримое превосходство придавило ее. Так бы она, очевидно, чувствовала себя перед тигром.
   -- Мое имя -- Гарло, мы познакомились в Дартмуре, -- сказал он, обнажая в улыбке ряд ровных зубов, -- Могу я войти?
   От удивления она потеряла дар речи, но кто-то ответил за нее.
   -- Войдите, Гарло, -- прозвучал голос Джима Карл-тона. -- Я очень хотел бы узнать ваше впечатление от Дартмура; действительно ли оно так захватывающе?
  

Глава 4

   Поведение мистера Гарло относительно дерзкого молодого человека поразило девушку. Он был с ним мягок, добродушен; казалось, он смотрел на Джемса Карлтона, как на шутника. А ведь это был "Великий" Гарло! Она узнала его в Принстоуне. Нельзя работать в Сити и не слышать о Гарло, о его затеях и успехах. Важные банкиры говорили о нем, затаив дыхание. Деньги у него так и текли; то там, то там прорывались они могучими потоками, часто разрушительными. Иногда они скрывались в подземных пещерах, чтобы вырваться оттуда еще более разрушительными по объему потоками, и прорывали новые каналы через старые культуры, а потом отступали, оставляя после себя разорение и развалины.
   Когда мистер Гарло интересовался общественным благом, он отдавался со всей полнотой и азартом этому делу. Письма его в газетах по поводу уголовных наказаний были лучшими, когда-либо появлявшимися в печати. Он заваливал министерства планами образцовых полицейских учреждений, и, когда их отвергли, он сделал то, чего ни один филантроп раньше не делал. Он купил свободный участок на Ивори-стрит, построил на нем прекрасное здание, которое ему обошлось в сто тысяч фунтов, и подарил его полицейскому ведомству. Во всех отношениях это было образцовое полицейское учреждение. Помещения для заключенных были лучшими в мире, даже одиночные камеры были обставлены с большим комфортом, хотя в них и сохранились требуемые уставом дощатые нары. Этот дар всех изумил. Газетные обозреватели подшучивали над ним, карикатуристы издевались над правительством по его поводу.
   В Сити перестали считать мистера Гарло эксцентричным, теперь его называли "проницательным" и сравнивали с его отцом, не в пользу последнего. Его стали побаиваться. Очень уж подвижны были его деньги для общей безопасности.
   Мистер Гарло с улыбкой кивнул Джиму Карлтону, смерил взглядом мрачного Элка и сказал;
   -- Я и не знал, что вы знакомы с моим приятелем Джимом Карлтоном. -- Затем, изменив тон, добавил; -- Надеюсь, что я не являюсь здесь лишним?
   Джим понял, на что он намекает.
   -- На квартиру был учинен воровской налет, и мисс Риверс позвала нас, -- сказал он.
   Гарло пробормотал слова сожаления и сочувствия.
   -- Поздравляю вас с тем, что вам удалось заручиться самым искусным полицейским чиновником, -- обратился он мягко к девушке. -- Поздравляю и полицейские силы, -- он посмотрел на Джима, -- извлекшие вас из министерства иностранных дел, там вы зря тратили энергию, мистер Карлтон, осмелюсь высказать вам свое мнение.
   -- Я все еще в министерстве, -- сказал Джим. -- Это моя частная работа. Ведь и полицейским чиновникам разрешаются удовольствия. А как вам понравился Дартмур?
   Гарло грустно улыбнулся.
   -- Произвел сильное впечатление, даже трагическое, -- сказал он. -- Я говорю, конечно, о Принстоуне, там я провел две ночи.
   Эйлин ожидала, что услышит о причинах этого визита; несмотря на тоску и мрачные предчувствий, она хотела узнать, какой каприз привел сверхмагната в дом заключения.
   Гарло медленно перевел глаза с нее на мужчин, и Джим сразу же понял его желание; взглянув на Элка, он вместе с ним вернулся в комнату для дров.
   -- Мне кажется, -- сказал Гарло, -- что я мог бы немного помочь вам. Мое имя вам, надеюсь, известно: я мистер Стрэтфорд Гарло.
   Девушка кивнула.
   -- Я знаю, -- сказала она.
   -- Вероятно, вам сказали в "Дэчи"? -- Ему как будто стало легче от того, что она знала, кто он. -- К своему удивлению, я стал много думать, о вас после того, как мы познакомились, и вот какое предложение я хочу вам сделать -- оно довольно деликатного характера: может быть, я мог бы найти для вас хорошее место. Ваше положение, если разрешите так выразиться, несколько трагично. Близость с... гм... с преступниками или с людьми с преступным прошлым оказывает отравляющее влияние даже на самые утонченные натуры.
   Эйлин улыбнулась.
   -- Другими словами, мистер Гарло, -- спокойно сказала она, -- у вас создалось впечатление, что мне живется тяжело, и вам захотелось облегчить мою жизнь?
   Гарло просиял.
   -- Именно, -- кивнул он.
   -- Вы очень добры, -- сказала она искренно. -- Но у меня хорошее место в конторе нотариуса.
   Гарло грациозно наклонил голову.
   -- Мистер Стеббингс очень добр ко мне...
   -- Мистер Стеббингс -- из конторы Стеббингс, Фильд и Фарро, неужели? Он еще недавно был и моим нотариусом.
   Она знала и это.
   -- Очень хорошие люди, хотя немножко старомодные, -- сказал Гарло. -- Конечно, вы слышали от мистера Стеббингса обо мне?
   -- Только однажды, -- призналась Эйлин. -- Он очень сдержанный человек и никогда не говорит о своих клиентах.
   Гарло задумчиво прикусил губу.
   -- Прекрасный человек! Я часто думал, хорошо ли я сделал, расставшись с ним. Пожалуйста, передайте ему это, когда вы с ним увидитесь. Вы, значит, работаете в Новом синдикате книготорговцев?
   Она улыбнулась.
   -- Нет, эта контора в том же доме, и вход в нее рядом.
   -- Ах, теперь я понимаю, как произошла ошибка, -- сказал Гарло и быстро прибавил: -- Мой знакомый, который знает также и вас, видел, как вы входили в контору, и, очевидно, ошибся.
   Он не сказал, кто был их общий знакомый, а она не была настолько заинтересована, чтобы расспрашивать.
   В дверь постучали, на этот раз сильнее.
   -- Простите, пожалуйста, -- сказала Эйлин, -- вероятно, это мои уборщицы. Прошу вас подождать.
   Она поспешила из комнаты, послышался звук отворяемой двери. Карлтон и Элк вернулись в столовую.
   -- Очаровательная девица, -- сказал Гарло.
   -- Чрезвычайно, -- подтвердил Джим.
   -- Женщины не очень меня интересуют, -- заметил Гарло, -- они думают совсем иначе, чем мы. К тому же эмоциональны, все страхи, предрассудки...
   Две бедно одетые фигуры прошли через открытую дверь, за ними Эйлин.
   -- Вы, вероятно, не узнали Ингла, мистер Гарло? -- Джим рассматривал фотографию на камине. -- Крепкий и длинный мошенник, очень ловкий, но есть у него заскок! Верит в революцию и тому подобный вздор... кровь, гильотина, позорная колесница...
   Что-то заставило его обернуться и посмотреть.
   Мистер Гарло стоял посреди комнаты, ухватившись за край небольшого стола. Лицо его было бледно и страшно искривлено, а в его бледных глазах было выражение такого ужаса, какого Джим никогда не видел ни на одном человеческом лице. Элк бросился вперед, подхватил его, когда он закачался, и повел к креслу. Гарло упал в него и закрыл лицо руками.
   -- О, Бог мой! -- сказал он, медленно покачиваясь из стороны в сторону, и упал на пол.
   Колосс был в обмороке.
  

Глава 5

   -- Маленькое сердечное недоразумение, -- улыбаясь, сказал Гарло и поставил стакан с водой на стол. -- Мне ужасно неприятно, что я причинил вам такое беспокойство, мисс Риверс. У меня уже несколько лет не было припадков.
   Он так овладел собой, что рука его не дрожала, когда он ставил стакан.
   -- Фу! -- он медленно вытер лоб шелковым платком и твердо встал на ноги.
   -- Позвольте мне довести вас до дому, -- сказал Элк.
   Гарло покачал головой.
   -- Это совершенно не нужно, -- сказал он. -- Мой автомобиль у дверей, и я знаю средство от всех таких мозговых расстройств. Это не лекарство, -- улыбнулся он,
   Элк все-таки пошел проводить его до автомобиля.
   -- Велите шоферу свезти меня на Черинг-кросскую силовую станцию, -- попросил Гарло.
   Элк в удивлении долго стоял на тротуаре, размышляя, что могло вызвать у архимиллионера такое желание.
   На силовой станции, очевидно, знали мистера Гарло, так как никто не удивился его визиту. Инженер, куривший в дверях, отодвинулся, чтобы пропустить его в машинное отделение, и поставил ему стул. Гарло просидел там около получаса, и жужжание динамо-машин, стук и скрип больших колес успокоили его смущенный ум.
   Он и раньше приходил сюда обдумывать свои великие замыслы, для него эта атмосфера была благоприятна. Мощь и величие громадных колес, ритм приводных ремней, затемненные лампы над мрамором распределительных досок, шумное спокойствие -- все это изощряло его мысль. Сознание, что он находится у самого сердца громадной силы, питало вдохновение.
   Прошло полчаса, час; с глубоким вздохом он встал, и его большое лицо осветилось улыбкой.
   -- Спасибо, Гарри, спасибо.
   Он пожал руку рабочему и оставил в его ладони хрустящую бумажку. Через несколько минут он ехал по ярко освещенной Пикадилли и приветливо кивал блестящим огням, зарождение которых он только что видел.
   Чтобы понять мистера Гарло, надо было его знать.
   Семья Гарло состояла из пяти членов, когда родился Стрэтфорд Селвин Мортимер Гарло, и все были чрезвычайно богаты. Через неделю после его рождения мать умерла, а через три года умер и отец, оставив ребенка на попечении тети Мерси, несколько странной старой девы. Мальчик никогда не был в школе: здоровья он был некрепкого и получил домашнее воспитание. Сказочно богатая женщина ревниво охраняла свои права на него, вмешательство семьи приводило ее в ярость.
   Она уехала от своих родственников и проживала в разных местах. Регулярно каждый месяц она писала двум своим сестрам и холостому брату в Нью-Йорк, и стиль ее писем никогда не менялся:
   "Мисс Мерси Гарло свидетельствует свое почтение и сообщает, что мальчик здоров и получает соответственное воспитание, а также необходимое наставление в протестантской религии".
   Она пригласила гувернера, бородатого молодого человека из Оксфордского университета по фамилии Марлинг. До ушей тети Элис дошел слух о небольшом скандальчике в Оксфорде, что заставило ее сомневаться в том, насколько соответствует мистер Марлинг своей роли -- влиять на формирование еще незрелого ума юноши. И она сочла своим долгом написать об этом, и какое-то время спустя получила ответ:
   "Мисс Мерси Гарло благодарит мисс Элис Гарло за предупреждение и сообщает, что она навела самые тщательные справки относительно обвинений против мистера Саула Марлинга и убедилась, что он поступил самым лучшим образом и не совершил ничего, в чем он мог бы упрекнуть себя или что сделало бы его непригодным для занятий с мальчиком".
   Это произошло за год до смерти мисс Мерси. Когда она скончалась, мисс Элис поспешила в Борнемут, где за год до смерти поселилась сестра, и в небольшом уединенном коттедже близ университета нашла высокого сдержанного двадцатитрехлетнего юношу, одетого в черное. Бородатый гувернер, как со слезами объяснила горничная миссис Эдвинс, уехал за две недели до смерти мисс Мерси.
   -- А если бы он не уехал, -- сказала мисс Элис, -- я бы расправилась с ним по-своему. Мальчика угнетали! Он слова не мог сказать!
   Созвали семейный совет с участием семейного адвоката, и все в первый раз увидели Стрэтфорда. Согласились, что юноше надо нанять квартиру в Парк-Лейне и пригласить к нему в компаньоны пожилого господина, в котором соединялось бы знание света с благочестием. Такого нашли в лице преподобного Джона Бартхерста, бывшего корабельного священника. Миссис Эдвинс была отпущена с пансионом, а начало самостоятельной жизни Стрэтфорда было отпраздновано торжественным обедом и посещением театра, где он просидел с каменным лицом, слушая шумный фарс.
   Опекали его около года, а затем стеснительный молодой человек ожил, отпустил своего компаньона с чеком в тысячу фунтов, вызвал миссис Эдвинс к себе в домоправительницы, купил и перестроил дом герцога Грингарта в Парк-Лейне.
   С тех пор имя мистера Гарло стало появляться в отчетах крупных предприятий. Наследства посыпались на него. Мисс Мерси была сказочно богата и оставила ему все до копейки. Затем умерла мисс Генриетта, и после оплаты наследственных пошлин ему досталось около двух миллионов; мисс Элис оставила больше. Холостой дядя в Нью-Йорке умер сравнительно бедным, оставив ему жалкие шестьсот тысяч фунтов.
   Дом мистера Гарло представлял довольно некрасивое трехэтажное здание на самом дорогом участке в Парк-Лейне, так как вход в него был с боковой улицы. Гарло отворил дверь своим ключом и вошел в холл. Его библиотека была как раз напротив. На столе лежало несколько писем, которые он быстро перебрал, распечатав только одно. Оно было от Элленбери, которым в данную минуту мистер Гарло был очень недоволен: он доставил ему неверные сведения об Эйлин Риверс и поставил в глупое положение. Гарло внимательно прочел письмо, бросил его в огонь и следил, пока оно не почернело.
   "Полезный человек, но немножко беспокойный. Надо им руководить, -- решил он. -- Надо вдохнуть в него часть собственной уверенности. Слишком большое желание угождать и слишком большой страх не угодить -- вот недостатки Элленбери".
   Гарло сел у письменного стола, нажал пуговку на нем, затем отодвинул панель в стене и достал небольшую темную бутылку, сифон и стакан. Налил в него немного виски и долил до краев содовой водой. Стакан был выпит до половины, когда вошла, не постучавшись, миссис Эдвинс. Высокая, желтолицая, с горящими глазами; ни медлительности, ни слабости, свойственных семидесятилетней женщине.
   -- Вы звонили?
   У горничной мисс Мерси голос был резкий в чистый.
   Она остановилась перед письменным столом, заложив руки за спину.
   -- Да, -- сказал Гарло, -- все в порядке?
   -- Все.
   -- Нельзя ли нам держать прислугу в доме? -- спросила миссис Эдвинс. -- Вчера я легла только в час, а сегодня встала в семь, чтобы впустить слуг.
   Слуги никогда не ночевали в номере 704 в Парк-Лейне. Мистер Гарло объяснял своим знакомым, что для прислуги его комнаты слишком роскошны, но он устранил этот недостаток, наняв для них за большую плату прекрасный дом на Чарльз-стрит.
   -- Нет, полагаю, что не надо, -- сказал он, выпячивая губы. -- Я думал, вы поняли это.
   -- Но ведь мне может сделаться дурно ночью, я могу умереть, -- сказала миссис Эдвинс, -- и что тогда будет с вами?
   Он улыбнулся.
   -- Гораздо важнее, что будет с вами, я полагаю! -- сказал он благодушно. -- Ничего не случилось?
   Женщина подумала, прежде чем ответить.
   -- Кто-то заходил, больше ничего, -- сказала она, -- но я расскажу вам об этом потом.
   Ему это показалось забавным.
   -- Да ведь к нам заходит множество людей. Ну что ж, будьте таинственны!
   Гарло встал со стула и пошел из комнаты, женщина за ним. В холле был небольшой лифт, вполне достаточный для двоих, но она отклонила предложение воспользоваться им.
   -- Я пойду пешком, -- сказала миссис Эдвинс.
   Гарло тихо рассмеялся.
   -- А только что вы жаловались на усталость, -- заметил он, закрывая решетку.
   Лифт остановился в третьем этаже, и Гарло вышел на площадку. Здесь он ждал, тихонько напевая, пока не появилась женщина.
   -- Вы просто атлет, -- любезно сказал он, снял с карманной цепочки маленький ключ и отворил им левую дверь.
   Это была со вкусом меблированная комната, освещенная сверху скрытыми лампами. В одном углу стояла красная лакированная кровать, расписанная золотом; за небольшим письменным столом сидел человек. Он был почти так же высок, как мистер Гарло, и выдающимися чертами его лица были большой выпуклый лоб и длинная золотистая борода, в которой, несмотря на возраст -- он был, пожалуй, ровесником Гарло, -- не было седины.
   Человек читал, худощавая рука подпирала щеку, глаза были устремлены в книгу, лежавшую на столе, и он поднял их, лишь когда Гарло заговорил.
   -- Здорово, Марлинг, -- ласково сказал Гарло.
   Человек закрыл книгу, заложив страницу черепаховым ножом.
   -- Добрый вечер, -- просто ответил он.
   -- Пора гулять, правда?
   В комнате была вторая дверь, и Гарло посмотрел на нее.
   -- Да, кажется, пора, -- сказал человек и встал.
   Он был в коротком халате и в синем бархатном жилете, ноги были обуты в красные сафьяновые туфли. Глаза его снова устремились на книгу.
   -- Оды Горация, -- сказал он, -- в английском переводе, только много ошибок.
   -- А вы знаете, кто вы?
   Бородатый человек приложил руку ко лбу.
   -- Я Саул Марлинг, окончил Оксфорд, -- сказал он.
   -- И больше никто?
   Опять его рука поднялась к выпуклому лбу.
   -- Забыл... как глупо! Кажется, я что-то видел?
   -- Что-то вы видели, -- согласился мистер Гарло, -- как раз перед смертью мисс Мерси.
   Тот вздохнул.
   -- Она умерла так внезапно. Ко мне она была очень добра. Ужасно неожиданно! Обыкновенно она сидела в кресле и с кем-нибудь разговаривала, и однажды после обеда она вдруг упала.
   -- На пол, -- кивнул головой мистер Гарло почти весело. -- Но вы что-то видели, не правда ли? -- ободрял он собеседника. -- Маленькую бутылочку и в ней что-то синее? Проснитесь, Марлинг! Вы помните бутылочку и нечто синее?
   Марлинг покачал головой.
   -- Неясно... это было перед тем, как вы и миссис Эдвинс увезли меня. Я пил белый порошок -- он шипел, как зейдлицевский, и потом...
   -- В деревню, -- улыбнулся Гарло. -- Вы были больны, бедняга, нам надо было чем-нибудь успокоить вас. А теперь вы здоровы?
   -- Голова немного не в порядке, -- начал бородатый человек, но Гарло засмеялся, ласково взял его под руку и, открыв узкую дверь, повел своего собеседника вверх по лестнице. Наверху опять была дверь, Гарло ее отпер. Они очутились теперь на широкой гладкой асфальтовой площадке, окруженной парапетом в полчеловеческого роста. С полчаса ходили они под руку, и бородатый человек все время говорил.
   Был густой туман, уличные фонари казались сверху светлыми пятнами.
   -- Вам холодно? Я ведь говорил вам, чтобы вы надели шарф, эх, вы, глупышка! -- добродушно пожурил мистер Гарло. -- Ну, пойдемте вниз.
   Внизу он закрыл дверь и одобрительно оглядел комфортабельную комнату.
   -- Покойной ночи, Марлинг, спите спокойно.
   Он запер дверь и вместе с миссис Эдвинс вышел на площадку. Ее суровые глаза были устремлены на него, пока он говорил, а сама она молчала.
   -- Он теперь совсем в норме, -- сказал Гарло.
   -- В норме? -- неприятным хриплым голосом сказала женщина. -- Да ведь он читает и пишет!
   -- Пишет? -- быстро переспросил Гарло. -- Что?
   -- О, какой-то вздор о римлянах, но выходит разумно.
   Мистер Гарло нахмурился.
   -- Это ничего не значит, он ведь не доставляет беспокойства.
   -- Нет, -- коротко сказала женщина. -- Я-то беспокоюсь, -- продолжала она, -- но он спокоен. Кто это мистер Карлтон?
   Гарло коротко вздохнул.
   -- Он был здесь?
   Она кивнула.
   -- Да, сегодня днем. Он спросил меня, не бывшая ли я горничная мисс Мерси -- она умерла, должно быть, когда он только что родился.
   -- Ну, он постарше... А дальше?
   -- Мне вот что показалось очень странным: он сказал, что ему поручено выследить мистера Марлинга.
   -- Кто поручил?
   -- Не знаю. Но это был настоящий допрос. Он показал мне бумаги, они были из Истборна. Я сказала, что Марлинг умер. "Где?" -- спросил он. "В Южной Америке", -- ответила я.
   -- В Пернамбуко, -- подчеркнул мистер Гарло, -- во время чумной эпидемии. Гм! Умно и... беззастенчиво. Благодарю вас.
   Женщина постояла, пока он вошел в лифт и исчез из виду, а потом отворила вторую дверь, выходившую на площадку. Эта комната тоже была хорошо убрана; осветив ее, она села и взяла большой ситцевый мешок. Из него вынула недоконченный чулок и расправила спины, и когда ее проворные пальцы двигались, губы ее шептали:
   -- Пернамбуко, чумная эпидемия...
  

Глава 6

   Эйлин Риверс жила в Блумсбери, это было недалеко от места ее службы. Она плохо провела ночь, и следующий день был полон раздражающих мелочей. Мистер Стеббингс, ее непосредственный начальник, заболел, а его заместитель был придирчивый, неприятный человек, постоянно терявший важные документы и бранивший за пропажу всех, кто попадался под руку.
   В шесть часов Эйлин заперла свой стол с облегченным вздохом, мечтая поскорее пообедать и пораньше улечься в постель. В окно она увидела маленький автомобиль, который, как ей показалось, ждал клиента, и была очень недовольна, когда, выйдя из дома, увидела молодого человека, подходящего к ней и снимающего шляпу.
   -- О, это вы, -- сказала она с неудовольствием.
   -- Да, я, но ваш тон оскорбителен, -- сурово заметил молодой человек. -- Мы с Элком имеем право интервьюировать вас.
   -- Да что я могу вам сказать? -- с отчаянием спросила девушка. -- О воровстве вам все известно -- ведь это вас интересует?
   -- Да, именно, -- сказал Джим.
   -- Я слишком голодна для разговоров.
   -- Так я и предполагал, -- сказал он. -- Тут недалеко есть один ресторан, где так жарят рыбу, что достойны ее лишь чистые сердцем.
   Девушка колебалась.
   -- Хорошо, -- сказала она не совсем любезно. -- Это ваш автомобиль? Какой смешной!
   -- Ничего нет смешного в моем автомобиле, -- с достоинством сказал Джим. -- Да он и не мой, я его взял напрокат.
   Была ясная, звездная ночь, в воздухе чувствовался мороз, Эйлин наслаждалась ездой; они подъехали к боковому входу большого ресторана.
   -- Я уже заказал столик, -- сказал Джим, ведя девушку через аллею жующих челюстей в укромный уголок.
   Ресторан был уютный. Лампа под красным абажуром производила приятное впечатление. Эйлин раздражало, что она не смогла вспомнить, как он выглядит. Она припоминала, что он, кажется, красив, только нос коротковат. Однако нос оказался приличным. Глаза у него были голубые, и был он старше, чем она предполагала. Половина ее непочтительности была вызвана иллюзией его юности.
   -- Ну, задавайте ваши противные вопросы, -- сказала она, стягивая перчатки.
   -- Номер первый, -- начал Джим, -- что вам предлагал Гарло, когда я скромно удалился?
   -- Это не относится к грабежу, -- ответила она резко, -- но так как это неважно, то я вам скажу. Он предлагал мне место.
   -- Где? -- быстро спросил Джим.
   Эйлин покачала головой.
   -- Не знаю. Мы до этого не дошли: я ему сказала, что полностью довольна мистером Стеббингсом, который, как оказалось, был нотариусом семейства Гарло.
   -- Вы ему это сказали?
   -- Нет, он сам сказал, но, конечно, я знала; он об этом догадался, как только я упомянула имя Стеббингса.
   -- Произвело это впечатление на него?
   Она засмеялась.
   -- Какой вы смешной. Серьезно, мистер...
   -- Карлтон, -- пробормотал Джим, -- брат хозяина отеля, но никакого отношения к клубу.
   -- Вы уже пользовались этой шуткой вчера, -- сказала девушка.
   -- И буду употреблять ее всякий раз, когда вы будете делать вид, что не знаете моего имени. Это самое грубое невежество, которое может проявить современная женщина. Я ведь один из известнейших людей в Лондоне.
   -- Как будто вы и раньше говорили мне это. Скажите серьезно, мистер Карлтон, что вам известно о грабеже?
   -- Ничего! -- был бесстыдный ответ. -- Фактически я избавил вас от множества неприятностей, доставив в главное управление все нужные подробности. Завтра выплывет на поверхность ваш дядюшка, вы это знаете?
   -- Завтра? -- с тоскливой тревогой повторила девушка.
   -- Элк его встретит и смягчит его гнев. Я думаю, он будет страшно обозлен.
   -- Он будет разъярен. Я ужасно рада, что он, наконец, выплывет, как вы говорите. Он дает мне два фунта в неделю за мои хлопоты, но я очень охотно обойдусь без них.
   -- Стыдно должно быть Артуру Инглу, что он впутал вас в такую историю. Мне нужно знать о нем, может быть, вы скажете -- ваш дядя был крупный спекулянт?
   -- Не думаю, не знаю. Он никогда не говорил мне, куда помещает свои деньги. Вы об этом спрашиваете?
   -- Именно об этом, -- ответил Джим.
   Трудно было спрашивать дальше, не причиняя некоторой неприятности собеседнице.
   -- Вы ведь виделись с ним и, вероятно, разговаривали о его делах? Право, я чувствую себя неловко, пытаясь заставить вас обмануть его доверие, но ни одной минуты не допускаю, что вы это сделаете. Говорили вы с ним когда-нибудь об иностранных бумагах -- американских, аргентинских?
   -- Никогда, -- ответила девушка. -- Не думаю, чтобы он знал что-нибудь о подобных вещах. Когда я в первый раз посетила его в Дартмуре, он говорил, что не доверяет акциям. Конечно, я отлично знаю, что у него есть деньги, и я думаю, что это украденные деньги.
   -- Присвоенные, -- сказал Джим.
   Он был совершенно серьезен, и это ей понравилось.
   -- Еще один вопрос. Не знаете ли вы, не находится ли он в связи с фирмой Рата?
   Когда она сказала, что никогда не слышала о такой фирме, серьезности его наступил конец.
   Джим откинулся назад, чтобы дородный лакей смог поставить блюдо на стол.
   -- Эта рыба очень хороша для усталых конторских девиц. Угодно вам вина, или лимонада, или, может быть, просто Божьей водицы?
   И он стал прежним весельчаком. О дяде он и не вспоминал, зато много говорил о себе, о том, что Скотленд-Ярд интересная лавочка, может быть, вторая в мире в этом отношении. Во время войны он служил в разведывательном отделе и был одним из трех скотлендских полицейских офицеров, не пострадавших на войне. Он жил в своем клубе.
   -- Я вам дам на всякий случай мой номер телефона, -- и Джим написал несколько цифр на оборотной стороне меню.
   -- Разве он мне понадобится?
   -- Не знаю, мне кажется, что понадобится. Предчувствие, телепатия -- мое шестое чувство, но, может быть, я ошибаюсь.
   Он раза два посмотрел на часы, но, казалось, что готов нарушить все свои планы, и продолжал сидеть над своим кофе, пока девушка не положила конец приятному вечеру, начав надевать перчатки.
   Когда они ехали к ее квартире, Джим сказал:
   -- Я мало спрашивал о вас самой. На такую дерзость даже я не способен, -- улыбнулся он, -- но думаю, что вы не замужем и даже не невеста? -- значительно прибавил он.
   -- У меня нет ухажеров, -- сказала Эйлин без всякого стеснения. -- Надеюсь, что это признание не послужит поощрением для полицейского волокиты!
   Джим на минуту задумался.
   -- Хорошо, -- наконец сказал он. -- Полицейский волокита -- это нам пригодится. Впервые встречаю женщину...
   -- Остановитесь, -- предупредила Эйлин.
   -- Одаренную настоящим чувством юмора, -- закончил он. -- Жалею, что разочаровал вас.
   -- Я нисколько не разочарована, я и ждала чего-нибудь банального! Мой дом третий слева -- благодарю вас.
   Она без его помощи вышла из автомобиля и проткнула ему руку, а он в это время смотрел на дверь.
   -- Номер шестьдесят три, -- сказала Эйлин. -- Но не пишите, если только не случится чего-нибудь "полицейского", спокойной ночи.
   Джим Карлтон улыбался все время по пути в Уайт-холл, и чувство удовлетворения не покидало его, даже когда он шел за лакеем в кабинет сэра Джозефа Лейтона.
   Имя Джозефа Лейтона было знакомо всем, получавшим паспорта, так как он был министром иностранных дел; был он худ, с аскетическим лицом, и, может быть, ни над кем так не издевались карикатуристы, как над ним.
   Когда Джим вошел и поклонился, сэр Джозеф посмотрел на него поверх очков в роговой оправе и сказал:
   -- Садитесь, Карлтон.
   Он приложил пресс-папье к письму, аккуратно вложил его в конверт и надписал адрес.
   -- Я только что из парламента. Вы уже заходили?
   -- Нет, сэр.
   -- Гм!
   Он поудобнее уселся в кресло, сложил кончики пальцев и опять посмотрел на сыщика поверх очков.
   -- Ну, как идет дело? -- спросил он и прибавил: -- Я прочел присланные вами каблограммы. Любопытно, очень любопытно. Вы перехватываете их?
   -- Лишь некоторые, сэр, -- сказал Джим. -- Большая часть корреспонденции Рата-синдиката идет другими путями. Но и из этих видно, что Рата готовится к генеральному сражению. Я полагаю, что кредитные учреждения всего мира получили подобные инструкции.
   Сэр Джозеф открыл ящик стола, вынул пачку бумаг, скрепленных медной пряжкой, и стал медленно переворачивать.
   -- Вот это, кажется, довольно типично.
   Это было сообщение, адресованное Рата-синдикату на Уолл-стрит.
   "Продавайте по 15 процентов, отмените нижеуказанные гарантии".
   Дальше шли два исписанных листа, и против каждого сорта бумаги стояло число, сколько должно быть продано.
   -- Да, -- сказал сэр Джозеф, задумчиво поглаживая свои белые усы. -- Необыкновенно! Замечательно! В письме своем вы говорите, что все эти бумаги тотчас же упадут, как только появится угроза войны. Но с кем же мы будем воевать? Положение на континенте устойчивее, чем когда-либо, марокканский вопрос улажен. Читали вы мою вчерашнюю речь в парламенте?
   Джим кивнул.
   -- Честное слово, -- сказал сэр Джозеф, -- я очень далек от неоправданного оптимизма, но от Китая до Перу не вижу на горизонте ни облачка.
   -- Может быть, что-нибудь с Америкой? Я припоминаю, что читал что-то о мандатах в Южных морях...
   Сэр Джозеф улыбнулся.
   -- Америку ни в коем случае нельзя считать источником осложнений, -- сказал он. -- Истинное различие между американским духом и британским то же самое, что и между консервативным и либеральным образом мыслей, или между республиканским и демократическим. Мы никогда не будем пламенными друзьями с американцами, как и республиканцы Соединенных Штатов с демократами. В одном пункте мы расходимся.
   -- Относительно России, -- подсказал Джим.
   Сэр Джозеф покачал головой.
   -- Нельзя ссориться с больным ребенком, -- сказал он, -- какой бы он ни был скверный. И я должен сказать, наши с ней отношения улучшаются.
   Джим взял бумаги и внимательно прочел их.
   -- Я думаю, -- сказал министр, и глаза его блеснули, -- вы провидите какой-то дьявольский заговор, чтобы втянуть весь мир в войну. Прав я? Тайные агенты, покупка секретных планов, совещания маскированных высокопоставленных дипломатов в погребах?..
   -- Ничего такого романтического, -- улыбнулся Джим. -- Нет, я воспитан не в такой школе. Я знаю, как делаются войны. Они появляются, как грозовые тучи -- из тумана над лугами и полями. Назовите их "облаками национальных предрассудков" -- и вы будете иметь грубую, но верную иллюстрацию.
   -- А кто же ваш идеальный заговорщик, мистер Карлтон? Я знаю, за Рата-синдикатом вы чувствуете Гарло, строящего дьявольские планы возмущения наций?
   -- Я думаю, что Гарло стоит за многими крупными происшествиями, -- медленно произнес Джим, -- у него слишком много денег, но можете ли вы отнять у него хоть часть?
   -- Мы стараемся, -- сухо сказал министр, -- но он из тех немногих англичан, которые без жалоб переносят повышение налогов.
   Джим вернулся в Скотленд-Ярд, надеясь найти там Элка, но тот уехал в Девоншир, чтобы встретить Ингла при выходе из тюрьмы и довезти его до Лондона. Конечно, миссия инспектора не имела отношения к Эйлин, а тем более не являлась гуманным желанием подготовить Ингла к известию о грабеже.
   Первой мыслью Карлтона было, что это преступление имело особые причины и смысл. Было украдено что-то ценное, что оправдывало риск. Появление Гарло тотчас же после обнаружения преступления убедило Карл-тона, что визит этот был связан с ограблением сейфа. Гарло должен был присутствовать на банкете в Сити. В газетах его имя было названо в числе гостей, а через час после инцидента на набережной он явился в Фозеринг-Меншен и даже не потрудился дать какое-нибудь объяснение, хотя знал, что за ним следят.
   Раннее утро встретило инспектора Элка дрожащим от холода на маленькой принстоунской платформе. На ней почти не было народа; оставалась минута до отхода поезда, когда он увидел двух людей, направляющихся к станции. Один был надзиратель, другой худой человек в плохо сидящем синем костюме. Надзиратель скрылся в кассе и вернулся с билетом, который передал худому человеку.
   -- До свидания, Ингл, -- сказал служитель и протянул руку, которую бывший арестант неохотно пожал.
   Он вошел в вагон и повернулся, чтобы запереть дверь; в эту минуту появился Элк, и они сразу узнали друг друга. В острых глазах Артура Ингла мелькнуло подозрение.
   -- Хелло! Что вам нужно? -- резко спросил он.
   -- Ах, это вы, Ингл, -- запыхавшись сказал Элк. -- Пять лет назад...
   -- Что вам нужно? -- повторил Ингл.
   -- Мне? Ничего! Я был в тюрьме, допрашивал относительно приятеля одного из этих пересмешников, но вы знаете, что это за народ, -- сказал Элк, зажигая сигару и предлагая другую своему спутнику.
   Ингл взял коричневый цилиндр, понюхал его и, откусив кончик, принял огонь от сыщика.
   -- Постойте-ка, я на днях что-то слышал о вас... Что это было? -- Элк с видом крайнего смущения взялся за лоб. -- Ах, вот что! -- сказал он. -- В вашей квартире были воры.
   Сигара выпала из руки Ингла.
   -- Грабеж? Что украдено?
   -- Кто-то открыл сейф в запертой комнате...
   Ингл вскочил на ноги, зубы его оскалились, глаза загорелись.
   -- Сейф! -- почти закричал он. -- Открыли сейф, черт бы их побрал! Им мало того, что я уже отсидел пять лет, они хотят меня еще упрятать?
   Элк не мешал Инглу бесноваться, пока голос его не упал до хриплого шепота.
   -- Надеюсь, деньги целы?
   -- Деньги! -- прорычал Ингл. -- Вы думаете, что я из тех, кто хранит деньги в сейфах? Вы знаете, что пропало? Это сделали вы, полицейские. Вот почему вы здесь! Арест у дверей тюрьмы, да?
   -- Дорогой мой, не понимаю, о чем вы говорите. -- Элк казался огорченным. -- Вы так же арестованы, как и я. Вы могли бы выйти сейчас, если бы поезд не двигался. И, выдержав паузу, он спросил: -- Что же они у вас стащили?
   Прошло много времени, прежде чем Ингл пришел в себя.
   -- Если вы не знаете, так и я не скажу, -- он скрипнул зубами, и в глазах его блеснул огонь фанатизма. -- Вы и вам подобные называли меня вором, -- быстро заговорил он. -- Вы заклеймили меня и посадили в тюрьму. Я теперь пария, прокаженный! За что? За то, что снял немножко ворованных сливок! За то, что взял немного денег, выжатых из потных тел, из разбитых сердец! Это были мои деньги, мои! -- Он ударил себя в грудь костлявым кулаком, глаза его горели. -- Деньги принадлежали мне, моим товарищам, людям, которые там... -- Он показал туда, где виднелось мрачное тюремное здание. -- Я отнял их от толстых, жирных людей и рад! Одной драгоценностью будет меньше у их отвратительных женщин; на один мотор меньше придется чистить их рабам!
   -- Высокая мысль, -- прошептал сочувственно Элк.
   -- Вы! Кто вы такой? Классовый лакей, наемный палач, тюремный поставщик!
   -- Совершенно верно, -- прошептал Элк, слушая с закрытыми глазами.
   -- Если они нашли эти бумаги, то придется им задуматься, слышите? Там такие вещи, от которых им не поспится! А если призывы к восстанию подействуют, так я готов снова вернуться в Принстоун.
   Элк быстро открыл глаза.
   -- Так что же там было? -- разочарованно спросил он. -- Какой-нибудь революционный вздор?
   Ингл кивнул.
   -- А я думал, там что-нибудь интересное! -- сказал Элк. -- Дурацкая идея, правда, Ингл?
   -- Для вас -- да, для меня -- нет. Я ненавижу Англию, ненавижу англичан! Я ненавижу средний класс, этих грязных самодовольных свиней! Я ненавидел их, когда был голодающим актером, а они сидели в креслах, с осклабленными жирными лицами.
   Он задохнулся.
   -- Можно многое сказать в пользу толстых людей, -- задумчиво произнес Элк. -- Вот возьмите Гарло, его вы не назовете толстым.
   -- Гарло! -- презрительно сказал Ингл. -- Вот еще один из ваших денежных богов. Может быть, он и не таков, как кажется. Там, в тюрьме, говорят, что он прожженный плут. Но он не грабит бедняков. Он отбирает громадные куши от жирных людей.
   -- Ничего не могу сказать. Он на стороне закона и порядка. Человек, дарящий полицейские участки, не может быть совершенно плохим.
   Когда поезд остановился на Плимутской станции, сыщик уже был уверен, что от этого человека ничего нового не узнаешь. Он пошел на телеграф и послал Джиму короткое сообщение:
   "Революционный хлам. Ничего важного".
   Он сел в тот же поезд, который уносил Ингла в Лондон, но в другое купе. Только проехав Бат, он вошел к Инглу и сел с ним рядом, чем тот, по-видимому, остался доволен и сразу же спросил:
   -- Видели вы мою племянницу? Она знает о воровстве?
   Когда Элк подробно рассказал о том, чему был свидетель, Ингл воскликнул:
   -- Гарло! Зачем он приходил? Он встретил Эйлин в Дартмуре, вы говорите? -- Он нахмурился и вдруг хлопнул себя по коленям. -- Теперь вспоминаю. Он красовался в своем автомобиле, когда мы возвращались с поля. Это был Гарло. Знает ли он Эйлин? -- подозрительно спросил Ингл попутчика.
   -- Они познакомились в Дартмуре; это все, что я знаю, -- ответил Элк.
   -- Он волочится за ней? Она ведь хорошенькая. Впрочем, она в таком возрасте, что может обойтись и без моей опеки.
   Итак, этот утопист предоставил Эйлин ее судьбе.
  

Глава 7

   Он написал ей из Плимута и просил приехать к нему вечером; она вошла как раз, когда он кончал обед, приготовленный им самим.
   -- Да, я уже знаю о грабеже, они не нашли там ни шиллинга, слава Богу. Зачем ты позвала полицию?
   -- Кого же другого мне было звать? Доктора? -- спросила она. -- Что обыкновенно делают, когда обнаружат воровство? Конечно, я послала за полицией.
   Ингл с удивлением и злобой посмотрел на девушку, но она не испугалась. Он первый опустил глаза.
   -- Может быть, так и следовало поступить. Ты знаешь Гарло?
   -- Я встретилась с ним в Дартмуре.
   -- Вы знакомы?
   -- Не больше, чем вы, -- сказала Эйлин, и он опять удивился.
   -- Я не собираюсь ссориться с тобой, чего ты накидываешься на меня? -- прошипел Ингл. -- Ты была мне полезна, но и я не был скуп. Гарло твой хороший знакомый...
   -- Он пришел сюда в день грабежа, чтобы предложить мне место, -- перебила Эйлин, как будто не замечая его гнева. -- Я встретила его в Принстоуне, и, вероятно, он подумал, что из-за моего родства с вами мне трудно будет пристроиться.
   Ингл проворчал что-то, чего она не разобрала; ей показалось, что она напугала этого раздраженного человека, чего она вовсе не хотела.
   -- Больше ты мне не нужна. -- Ингл вытащил бумажник и вынул из него банковый билет. -- Я не собираюсь больше давать тебе деньги.
   Он, очевидно, надеялся, что она откажется от денег, и не ошибся.
   -- Теперь все? -- спросила Эйлин, не обнаруживая намерения взять деньги.
   -- Все.
   Она кивнула в знак прощания и пошла к двери.
   -- Уборщицы придут сегодня, -- сказала она. -- Вам лучше бы сговориться с одной из них, чтобы она поселилась здесь в доме, но, вероятно, у вас свей планы.
   Раньше чем он смог ответить, она ушла. Ингл слышал, как захлопнулась за нею входная дверь, взял деньги и положил их без всякого смущения обратно в бумажник: несмотря на широту политических взглядов, он был необычайно скуп.
   Ему предстояло много дел: открыть старые ящики, достать бумаги и счета, спрятанные в различных потаенных местах. Сиденье большого дивана поднималось, как крышка, там были спрятаны документы, а в стальном ящике хранились расчетные книжки, которых полиция не нашла, хотя производила обычный обыск.
   Ингл был деятельный политик. Хотя он и не стал партийным функционером, но принадлежал к сильным натурам, которые бессознательно делаются ядром движения. Его недовольство жизнью вообще было искренно. В самых простых причинах и следствиях он усматривал несправедливость. Он сделался вором не вследствие своих убеждений, которые лишь оправдывали его презрение к закону и общественным обязательствам. В тюрьме он не стал ни лучше, ни хуже. Он презирал своих товарищей по заключению, ненавидел тюремного священника.
   Окончив работу, Ингл закурил папиросу, поправил подушки, лег на диван и курил, пока не зазвонил телефон; тогда он встал.
   Голос, который заговорил с ним, был ему незнаком.
   -- Мистер Ингл?
   -- Да, -- коротко ответил он.
   -- Можете вы пожертвовать своими принципами? -- был задан ему странный вопрос.
   -- Что вам угодно?
   Может быть, это был старый знакомый, нуждавшийся в деньгах. Тогда -- разговор короткий. У Артура Ингла не было глупых идей относительно благотворительности.
   -- Можете вы сегодня ночью встретиться со мной против Гвардейских казарм?
   -- То есть в парке? -- с удивлением спросил Ингл. -- Кто вы? Я заранее вам говорю, что не собираюсь менять свои намерения, чтобы встретиться с неизвестными людьми. Я сегодня очень устал.
   -- Мое имя... Гарло.
   Ингл не удержался от восклицания:
   -- Стрэтфорд Гарло?!
   -- Да, Стрэтфорд Гарло.
   После продолжительной паузы Артур Ингл заговорил:
   -- Это необычайная просьба, но, я полагаю, не вздорная.
   -- Так придете? -- сказал голос. -- Артур Ингл некоторое время колебался.
   -- Хорошо, приду, -- сказал он. -- В какое время?
   -- Ровно в десять часов. Я вас не заставлю шататься по улице в эту холодную ночь. Вы сядете в мой автомобиль, и мы куда-нибудь поедем.
   Ингл повесил трубку в некотором смущении. Он был осторожный человек, и через десять минут позвонил по указанному ему телефонной конторой номеру, и тот же голос ему ответил:
   -- Вы удовлетворены?
   -- Да. Я буду в десять часов.
   Ему надо было ждать два часа. Уборщицы пришли в девять. Он указал им, что делать, распорядился на завтра, вернулся в столовую и стал обдумывать необычайную просьбу Стрэтфорда Гарло. И чем больше он думал, тем меньше был склонен сдержать обещание. Наконец он подошел к столу, взял лист бумаги и написал записку.
  
   "Дорогой мистер Гарло!
   К сожалению, я должен отказать вам. Я только что выпущенный под расписку каторжник и не могу подвергать себя ни малейшему риску. Откровенно скажу вам, я подумываю, что, может быть, это ловушка, подстроенная моими "друзьями" из полиции; было бы с моей стороны глупо, чтобы не сказать больше, впутываться в ваши дела, пока я не узнаю, что вам от меня желательно, или по крайней мере не получу письменных подтверждений, что вы ищете сближения со мною.

Искренно ваш Артур Ингл".

  
   Он вложил письмо в конверт, надписал адрес и крупными буквами слева в углу начертал: "весьма важное". Но любопытство мучило его. Он как можно скорее должен был узнать, зачем Стрэтфорду Гарло понадобился Артур Ингл, только что выпущенный из тюрьмы. И почему это свидание должно быть тайным?.. Вдруг он пришел к какому-то решению, бросил письмо на стол и, выйдя в спальню, переоделся в темный костюм.
   Уборщицы были в кухне; он отворил дверь и отдал им последние приказания:
   -- Я ухожу, ждать меня не надо. Кончайте работу и приходите завтра к восьми, -- пролаял он жалким членам пролетариата и в каком-то странно возбужденном настроении стал спускаться по лестнице. Когда часы пробили три четверти десятого, Ингл уже был в парке. Торопиться было незачем, и он, чтобы согреться, стал прохаживаться не слишком быстро, но и не слишком медленно, чтобы не возбуждать подозрений. Прошел городовой, Ингл вспомнил, что до сих пор не явился в местное полицейское управление, и выругал проклятую систему, которая все еще держала его на привязи.
   Ингл посмотрел на часы -- было без пяти десять. Он стал у ворот кавалерийских казарм. К тротуару бесшумно подъехал лимузин, остановился перед ним, и дверка открылась.
   -- Угодно войти, мистер Ингл? -- услышал он тихий голос и, не говоря ни слова, вошел внутрь, закрыл за собой дверку и опустился на мягкое сиденье рядом с человеком, в котором сразу признал Гарло Великолепного, имя которого в Дартмуре являлось символом богатства, превосходящего все мечты.
   Автомобиль быстро доставил их в Гайд-парк и уменьшил скорость. Стрэтфорд Гарло заговорил...
   Около часа кружил автомобиль, падал снег с дождем, парк вскоре совсем обезлюдел. Как во сне, слушал Ингл неожиданные предложения своего спутника.
   Во всяком случае он их слушал с удобством. Инспектору Джиму Карлтону, скорчившемуся на задке машины, было несравненно менее удобно. Дождь мочил его и леденил, а микрофон, прикрепленный к машине, не доносил до его слуха, сквозь лошадиный волос и кожу обивки, слова разговора, услышать который имело для него жизненно важное значение.
  
   Артур Ингл вернулся в свою квартиру вскоре после одиннадцати. Женщины уже ушли, чему он был очень рад.
   Он сварил себе кофе, сел за стол и стал писать. Один раз он встал, вошел в спальню, зажег лампу над туалетным столиком и минут пять рассматривал свое изображение в зеркале Рассматривание как будто доставило ему удовлетворение, он улыбнулся и вернулся к своим записям.
   Улыбка не сходила с его губ, а раз он даже громко рассмеялся. Очевидно, случилось что-то, что доставило ему особенное удовольствие.
  

Глава 8

   "Не можете ли вы зайти ко мне во время завтрака?

Э. Р."

  
   Джим Карлтон недоуменно смотрел на "Э. Р.", пока не догадался, что это инициалы Эйлин Риверс. Письмо было принесено в Скотленд-Ярд посыльным за полчаса до его прихода. Через несколько минут он стоял на коврике перед дверью девушки, и, когда Эйлин вышла к нему, ему показалось, что она очень обрадовалась.
   -- Вы, наверно, рассердитесь, что я послала за вами из-за таких пустяков, -- сказала она, -- вы ведь так заняты...
   -- Я не буду говорить о моих чувствах по этому поводу, -- прервал ее Джим, -- а то вы подумаете, что я неискренен.
   -- Хотя я вас и мало знаю, но мне кажется, что вы как полицейский будете снисходительны. Миссис Гиббинс исчезла; она не приходила домой ни вчера, ни сегодня вечером.
   -- И супруг боится самого худшего? -- сказал Джим.
   -- У нее нет мужа, она вдова. Ее хозяйка приходила ко мне сегодня утром. Она ужасно взволнована.
   -- А кто же эта миссис Гиббинс?
   -- Сейчас вы на меня рассердитесь, -- слегка улыбаясь, сказала Эйлин. -- Миссис Гиббинс -- это одна из уборщиц дядиной квартиры. Очень скромная женщина с растрепанными волосами. Я беспокоюсь, потому что у нее нет близких знакомых. Я зашла к дяде, и он сказал мне, что ее не было ни вчера, ни сегодня.
   -- Может быть, произошел несчастный случай, -- предположил Джим.
   -- Я телефонировала в больницы, но нигде о ней не слышали. Скажите, что делать дальше?
   Миссис Гиббинс нисколько его не заинтересовала. Одинокая женщина, исчезнувшая с лица земли, -- самое обычное явление в громадном городе. Но Эйлин была так взволнована, что было бы непростительным халатно отнестись к ее просьбе, и после завтрака, будучи в этот день выходным, Джим отправился в крошечный домишко на берегу и сделал небольшой допрос на месте.
   Миссис Гиббинс жила здесь уже пять лет. Она была честная, порядочная женщина, никогда никуда не ходила, не имела близких знакомых и получала фунт в неделю от каких-то дальних родственников. Следующую сумму должна была получить в будущий понедельник. Квартирную плату она вносила аккуратно.
   -- Вы разрешите осмотреть ее комнату?
   Хозяйка даже хотела этого.
   Она ввела Джима в маленькую комнатку, поразительно чистую, с кроватью и шкафчиком, закрытым вместо дверцы дешевой занавеской; там висела плохонькая одежда исчезнувшей женщины. Джим попробовал осмотреть комод, но один ящик оказался запертым. К ужасу и восхищению хозяйки, он открыл его первым же ключом из своей связки. Здесь лежала сберегательная книжка на двадцать семь фунтов, четыре новеньких фунтовых бумажки и старенькая сумочка со сломанным замком. Внутри сумочки лежали жалкие доказательства женской суетности: грязная пуховка для пудры, две дешевенькие безделушки и между подкладкой и верхней покрышкой какая-то сложенная бумага, которая, очевидно, не случайно туда попала, потому что, когда Джим поднес сумочку к свету, он увидел, что бумага тщательно пришита к подкладке. Он вынул перочинный нож, распорол шов и вытащил один, как он думал, лист бумаги. Но когда он развернул его, оказалось два листа.
   Хозяйка хотела заглянуть в бумагу, но Джим предупредил ее маневр.
   -- Пожалуйста, пойдите и посмотрите в мусорном ящике, нет ли там конверта от какого-нибудь письма, адресованного госпоже Гиббинс.
   Пока она безуспешно исполняла его поручение, Джим Карлтон спрятал бумаги и, сидя на подоконнике, курил сигару и так рассматривал изношенный ковер, что хозяйка сразу же догадалась, что на нем есть кровавые пятна.
   -- Ну? -- он встряхнулся, как от сна. -- Ничего не нашли? А что же я просил вас найти? Ах, да, конверт. Спасибо, я уже нашел его в сумочке.
   Он снова запер ящик, еще раз оглядел комнату и стал спускаться по шаткой лестнице.
   -- Вы не думаете, что она утопилась, сэр? -- с тревогой спросила хозяйка.
   -- Почему вы об этом спрашиваете? Разве она угрожала лишить себя жизни?
   -- Последние дни она чего-то горевала, бедняжка!
   -- Нет, я не думаю, чтобы она совершила самоубийство, -- сказал Джим. -- Она, может быть, и вернется. Если это произойдет, пожалуйста, телеграфируйте мне.
   Он записал свое имя и адрес на клочке бумаги, найденном им в кармане, и дал женщине денег на телеграмму.
   -- Нет, я знаю, что что-то случилось, -- настаивала со слезами хозяйка. -- Миссис Гиббинс купила себе материи на платье, она у меня в кухне. Ее принесли только позавчера.
   И она показала ему неразвязанный пакет.
   Он пошел по тихой улице, сел в ожидавший в конце ее маленький автомобиль и поехал в Скотленд-Ярд.
   Элка не было, да если б он и находился здесь, навряд ли смог бы дать какой-то совет. Джим разложил на столе бумаги, взятые им из сумочки миссис Гиббинс, внимательно прочел их, сделал кое-какие пометки и, сложив опять, положил в свой бумажник. Весь следующий час он диктовал письма к людям, которые, казалось бы, не могли иметь ни малейшего отношения к исчезновению уборщицы.
   Эйлин не ожидала увидеть его еще раз в этот день и была приятно удивлена. Она уже собиралась уходить из конторы, когда он зашел.
   -- Вы, наверное, пришли побранить меня, мистер Карлтон? -- сказала она, когда они вместе вышли на улицу.
   -- Вы знаете, что меня зовут Джим? Может, мы опять посетим какой-нибудь ресторан? Я знаю, в Сохо...
   -- Нет, сегодня я намерена идти прямо домой.
   -- А я хотел поговорить с вами относительно миссис Гиббинс, -- напомнил он. -- Да и своим я сказал, что они найдут меня там, если я понадоблюсь.
   -- Вы узнали что-нибудь? -- спросила Эйлин, и по ее покаянному тону он догадался, что она совсем забыла об уборщице. Она покорно пошла к автомобилю и согласилась ехать в ресторан.
   Они входили в двери, когда Джим услышал свое имя и, оглянувшись, увидел рассыльного из главного управления.
   -- Передано, как только вы ушли, сэр.
   Джим пробежал наскоро записанную телефонограмму.
   -- Я вернусь через час, -- сказал он и пошел вслед за девушкой в зал.
   Когда они уселись, Джим спросил:
   -- Была ли миссис Гиббинс в квартире в тот вечер, когда взломали сейф вашего дяди?
   Эйлин подумала.
   -- Нет, не была; по крайней мере не должна была быть. Помните, она пришла позже, я еще открыла ей дверь.
   -- О! -- сказал Джим.
   Девушка улыбнулась.
   -- Что значит это "о!"? -- спросила она и быстро прибавила: -- Вы же не думаете, что она воровка?
   -- Нет, этого я не думаю, -- сказал Джим серьезным тоном. -- Расскажите мне что-нибудь о ней; была она образованная женщина?
   -- Нет, малограмотная. У меня было несколько ее записок, их с трудом можно было разобрать. Правописание очень оригинальное.
   -- О! -- снова повторил Джим. Девушке хотелось закатить ему пощечину. -- Ну, так вот, -- сказал он наконец. -- Полагаю, что даже ваш дядюшка, с его всем известной любовью к человечеству, не прольет тайной слезы. Она была ничто, соломинка, подхваченная ветром и унесенная им Бог знает куда! Ужасно, правда? И подумайте, скоро все театры наполнятся, и люди будут взвизгивать от смеха над шутками комедиантов! Во дворце будет бал, и тысячи счастливых женщин и мужчин будут танцевать. И кому какое дело до миссис Гиббинс?
   Он стал очень серьезен, а за минуту до этого был так весел.
   -- Смерть одинокой женщины -- ничтожная вещь, и вместе с тем очень большая, Эйлин, -- сказал он, предостерегающе подняв палец и смотря на нее. -- Миссис Гиббинс теперь занимает умы восемнадцати тысяч лондонских полицейских; все эти танцующие, обедающие, сидящие в театрах люди не успокоятся, пока не узнают, кто ее убил и бросил жалкое ее тело в воды Риджентского канала.
   Девушка почти привстала, Джим снова усадил ее.
   -- Я испортил вам обед, да и себе тоже, -- сказал он.
   -- Умерла? -- прошептала Эйлин.
   -- Да, так я думаю. Ее вынули из канала за пять минут до моего ухода из конторы, и были следы насильственной смерти. Я получил известие, когда входил сюда. Что она делала в Риджент-парке?
   Подошел лакей и стоял в ожидании заказа. Девушка покачала головой.
   -- Я не могу есть.
   -- Яичницу, -- сказал Джим. -- Это не еда, а питание.
   Артур Ингл подвергся неприятности полицейского визита, но он ничего не знал о миссис Гиббинс, гораздо меньше, чем его племянница.
   -- Я, конечно, видел эту женщину, но не мог бы ее узнать.
   Это было в полном согласии с теми сведениями, которые уже имелись, и оба сыщика, выпив с Инглом виски с содовой, удалились.
   Квартирная хозяйка не могла ничего прибавить к тому, что она сказала инспектору Карлтону накануне.
   Джим сам отправился к почтенной даме, потому что в это утро должно было "регулярно, как часы" прийти письмо с деньгами для миссис Гиббинс, но оно не пришло.
   -- Нет, сэр, эти письма всегда были не заказные, оттого я так и волнуюсь, ведь могут подумать... но спросите сами почтальона, сэр.
   -- Я уже спросил, -- улыбнулся Джим. -- Скажите, откуда приходили письма, ведь вы могли видеть отправной штемпель.
   Она побожилась, что никогда не видела: любопытство было не в ее характере, она даже считала его пороком.
   Хозяйка сообщила, что местный полицейский инспектор, производя обыск, вынул все из шкафа и комода, включая сумочку.
   -- Я сказала ему, что вы нашли в сумочке бумагу, но он ее не нашел, хотя перерыл все сверху донизу.
   -- Там и не было никакой бумаги, -- соврал Джим. Он оказался в неловком положении, так как спрятал важную бумагу.
   Немедленно вернувшись в Скотленд-Ярд, он потребовал свидания с начальником, откровенно рассказал ему все и просил изъять из дела находившуюся у него улику. Совещание отложили, чтобы поговорить с представителем прокурорского надзора, и Джим все-таки добился своего. Присяжные вынесли окончательный приговор; они признали, что покойная была найдена мертвой, а о том, каким образом она умерла, своего мнения они не высказали; следователи и врачи тоже были очень сдержанны.
  

Глава 9

   Эйлин Риверс была расстроена, и причина расстройства заключалась в том, что она уже неделю не видела Джима Карлтона. Она страшно злилась на самое себя за то, что это волновало ее. Мистер Стеббингс, не обладавший излишней чувствительностью, все же догадался, что у его любимой работницы настроение далекое от нормального. Он спросил ее, здорова ли она, и посоветовал съездить на недельку в Маргет. Он всем, при всех недугах, и душевных и телесных, рекомендовал Маргет, так как когда-то, очень давно, вылечился там от коклюша. Но погода была неподходящая для Маргета, да и Эйлин ехать туда нисколько не хотелось.
   -- Я припоминаю, что много лет тому назад я посоветовал мисс Мерси Гарло...
   -- Вы вели дела семейства Гарло, мистер Стеббингс?
   -- Да, -- сказал он, -- это было очень ответственное дело. Я не жалел, когда молодой мистер Гарло взял другого юриста.
   Больше он ничего не сказал, и этого было для него слишком много, но все-таки по игре случая Эйлин опять столкнулась с именем Гарло. Мистер Стеббингс как-то послал ее взглянуть в кассовую книгу по делу одного из клиентов; она быстро нашла нужную запись и, проводя пальцем по указателю, чтобы не пропустить чего-нибудь, остановилась на словах:
   "Гарло -- Мерси Милдред".
   "Гарло -- Стрэтфорд Селвин Мортимер".
   Она отыскала соответствующую страницу и около четверти часа просидела над счетами покойной мисс Мерси, суровой, эксцентричной женщины, и нашла в них следующую запись:
   "Л.Эдвинс -- 125 фунтов". Через несколько месяцев: "Л.Эдвинс -- 188 фунтов, 17 шиллингов, 4 пенса".
   Она знала, кто такая мисс Эдвинс, потому что прочла копию завещания мисс Мерси Гарло, заинтересовавшись после посещения Дартмура личностью миллионера.
   Эйлин открыла счета Стрэтфорда, они были ничтожны. Очевидно, мистер Гарло не производил уплат через своего нотариуса.
   Она вернулась к главному своему занятию -- изумлению и негодованию, вызванному поведением мистера Карлтона относительно Эйлин Риверс. Он знал ее адрес, но она не была вызвана свидетельницей, очевидно, не без его влияния. Но и это не оправдывало недели забвения.
   "Смешно! -- говорила с упреком благоразумная часть ее существа. -- Ведь ты его почти не знаешь. И только потому, что он был вежлив и два раза пригласил обедать (и оба раза по делу), ты требуешь, чтобы он вел себя, как жених".
   Она, конечно, могла бы написать ему, для этого были причины, и она начала письмо, но неприличие ее поведения устыдило даже не очень благоразумную ее часть.
   Миновала суббота, затем воскресенье. Эйлин сидела дома "на случай" оба дня. И вдруг совершенно неожиданно, когда уже пропала надежда, Джим пришел в воскресенье вечером.
   -- Я уезжал в провинцию, -- сказал он. -- Не хотите ли вы куда-нибудь пойти? Вы уже обедали?
   Она уже обедала.
   -- Тогда пойдемте прогуляемся, такой славный вечер. Выпьем где-нибудь кофе.
   Ей надо было бы дать ему понять, что он слишком настойчив, но вместо этого она надела пальто и шляпу и через минуту уже шла с ним по улице.
   -- Я беспокоился за вас, -- сказал Джим.
   -- Неужели?
   Ее удивление было непритворно.
   -- Да, немножко. Ведь вы говорили, что миссис Гиббинс поверяла вам свои горести? Или, может быть, речь шла о другой уборщице?
   В его голосе действительно слышалось беспокойство.
   -- Я говорила о миссис Гиббинс. Иногда она бывала очень откровенна.
   -- Рассказывала она вам что-нибудь о своем прошлом?
   -- О, нет, -- быстро ответила Эйлин. -- Больше всего она говорила о своей матери, которая умерла года четыре тому назад.
   -- А когда-нибудь она упоминала крещеное имя своей матери?
   -- Луиза, -- без запинки ответила Эйлин. -- Вы ужасно таинственный, мистер Карлтон. При чем тут миссис Гиббинс?
   -- При том, что ее звали Энни-Мод, а денежные письма, приходившие к ней каждый квартал, были адресованы "Луизе", и потом адрес переписывался почтовой конторой. Сегодня пришло письмо.
   -- Бедняжка, -- сказала девушка.
   -- Да.
   -- Но не странно ли это? Помните, я вам говорил о восемнадцати тысячах полицейских и о почтенных людях? Теперь они все волнуются, потому что мать миссис Гиббинс звалась Луизой. Это открытие -- мне не следовало допрашивать вас, потому что я уже все знал, -- установило два факта: во-первых, пятнадцать лет тому назад миссис Гиббинс совершила преступление, а во-вторых, она умерла второй раз!
   Джим вдруг остановился и тихонько засмеялся.
   -- Не говорите, что я подражаю газетной статье, я и так это знаю. Но все это так сложно... Что же мы решили? Кофе или обед?
   -- Вы сказали -- кофе, -- напомнила Эйлин.
   Ресторан был переполнен, и, выпив кофе, они поспешили уйти.
   Они шли по Ковентри-стрит, когда мимо них проехал большой автомобиль. Им управлял человек в вечернем туалете, они заметили бриллиантовые запонки, огонек сигары.
   -- Никто на свете так не сияет, как Гарло Великолепный, -- сказал Джим. -- Что он делает в этой части света в такое время?
   Автомобиль величественно повернул направо. Казалось, будто он участвует в какой-то пышной процессии. Эта мысль им обоим пришла в голову.
   -- Его должен был бы сопровождать оркестр!
   -- Я тоже это подумала, -- засмеялась девушка. -- Он ужасно напугал меня, когда пришел вечером на квартиру дяди. В ту минуту, когда я отворила дверь, он выглядел таким громадным, могущественным, неприступным, что моя душа содрогнулась.
   Вдруг Эйлин почувствовала свою руку в руке Джима Карлтона. Он раскачивал ее взад и вперед, как делают дети, когда идут за ручку. Строгая половина Эйлин Риверс закрыла глаза и сделала вид, что ничего не замечает.
   -- У меня такое теплое чувство к вам, -- тихо сказал Джим, -- сам не знаю почему. И если вы опять заговорите о полицейском волоките, я никогда вам не прощу.
   Три человека внезапно появились из боковой улицы. Они громко и грубо спорили между собой и медленно шли им навстречу. Джим осмотрелся; единственный человек на улице шел в противоположном направлении и разминулся с ними, может быть, минуту тому назад.
   -- Перейдем на ту сторону, -- сказал он, взял Эйлин под руку и быстрым шагом перевел на противоположный тротуар.
   Трое крикунов повернули назад, и Джим остановился.
   -- Бегите в конец улицы и приведите городового, -- быстро сказал он. -- Сделайте это для меня! Бегите!
   Эйлин послушно побежала; тогда один из трех стал подступать к нему.
   -- Что за штучки? -- громко завопил он. -- Нам уже и поговорить нельзя, чтобы вы сейчас же не привязались?
   -- Стойте на месте, Донован, -- сказал Джим. -- Я вас знаю и знаю, чего вы добиваетесь.
   -- Хватай его, -- сказал кто-то злобно, и Джим Карлтон ударил ближайшего к нему человека одиннадцатидюймовым резиновым бичом, который носил в кармане. Когда гибкая вещь коснулась цели, человек упал, как подстреленный. Двое других бросились на сыщика, и он знал, что дерется, если не за жизнь, то чтобы избежать увечья, которое на много месяцев сделало бы его ни к чему непригодным. Опять взвился резиновый бич, и еще один человек упал. На улице показался автомобиль с городовым на каждой ступеньке...
   -- Нет, не на Бау-стрит, -- сказал Джим, -- везите их на Кеннонро.
   В такси сидела Эйлин, готовая расплакаться.
   -- Я догадался, чего им надо было, -- говорил Джим, когда они поехали домой. -- Эти уличные драки старая история.
   -- Но зачем? Это ваши давнишние враги? -- с ужасом спросила девушка.
   -- Один из них, -- сказал Джим, -- Донован.
   На первую часть вопроса он не ответил.
   Присутствие мистера Гарло в его роскошном автомобиле не было случайностью. Джим понял, что за ним была слежка с момента, когда он вышел из своего клуба и до нападения.
   О причинах слежки легко было бы догадаться, если допустить возможность хотя бы самой отдаленной связи с делом о смерти миссис Гиббинс. Но приходилось исключить эту возможность, если только не допускать мысли, что мистер Гарло обладает сверхъестественными силами.
   Джим довез Эйлин до ее квартиры и вернулся в Скотленд-Ярд, где его ожидала телеграмма из сыскного отделения в Бирмингеме, гласившая:
   "Ваша справка 793 -- о миссис Луизе Гиббинс: умерла 18 февраля 1921 г. Письма, регулярно приходившие каждый квартал, которые потом переадресовывались, неизменно были со штемпелем Норвуда. Факт удостоверен жильцом миссис Гиббинс из этого города. Энни-Мод Гиббинс, настоящее ее имя Смит. Она вышла за Джемса Смита, укладчика рельсов на Мидлендской железной дороге, 3 марта 1910 г. Муж ее убит на войне 5 июля 1915 г. Гудж. Конец".
   Большая часть сведений была известна Джиму. Но сообщение о Норвудском штемпеле было очень ценно, так как в этом предместье жил Элленбери.
   В это время внимание Джима Карлтона привлекло странное поведение Артура Ингла, который вдруг сделался затворником, прекратил всякое общение с внешним миром, заперся в своей квартире и стал изучать кинематографию.
  

Глава 10

   На следующей неделе Джим Карлтон был очень занят и только однажды нашел возможность повидаться с Эйлин, которая рассказала ему о маленькой неприятности в ее жизни. Новый жилец пансиона, атлетического вида юноша, поселившийся как раз под ее комнатой, так, по-видимому, увлекся ею, что каждое утро стал провожать ее на службу, но на почтительном расстоянии.
   -- Я бы не обращала на это внимания, но он поставил себе за правило быть всегда около конторы, когда я выхожу завтракать или вечером ухожу домой.
   -- Заговаривал он с вами?
   -- О, нет, он чрезвычайно корректен; он даже за столом не говорит со мною.
   -- Потерпите немного, -- сказал Джим, -- это испытание, ниспосылаемое свыше всем недурным собой дамам.
   Он переговорил с новым поклонником.
   -- Вам следовало бы, Браун, так охранять ее, чтобы она этого не замечала, -- выразил свое неудовольствие Джим.
   -- Виноват, сэр, -- сказал сыщик, и с тех пор наблюдение его стало менее надоедливым.
   Удивительно было, что никогда Джим Карлтон не встречал Артура Ингла, хотя он нарочно заходил в рестораны, которые тот когда-то посещал. Конечно, не стыд удерживал Ингла от свидания с друзьями, наоборот, он гордился своими поступками, считал себя благодетелем рода человеческого. Но никто из прежних друзей не видел его.
   -- Точно он перешел на сторону капиталистов, -- сказал один из них.
   -- Я не видел, чтобы на Пикадилли развевались флаги, -- ответил ему Джим.
   Однажды ночью, проходя мимо Фозеринг-Меншен, он заметил яркий свет в одной из верхних комнат, очевидно, в помещении для дров. С ним был Элк, и Джим сказал ему о своем намерении.
   -- Он поднимет визг, что полиция преследует его, -- заметил Элк. Но Джим все-таки вошел в лифт, хотя швейцар сразу же обескуражил его.
   -- Мистера Джексона, наверно, нет дома, -- сказал он. -- Какой-то господин заходил полчаса тому назад, стучался, но ему не открыли.
   -- Может быть, я постучу громче, -- сказал Джим.
   Но сколько он ни звонил и ни стучал, ответа не было. Когда же стал слушать через отверстие для писем, звонит ли звонок, то услышал за дверью крадущиеся шаги. Почему он скрывался?
   Может быть, этот человек задумал какое-нибудь новое мошенничество?
   На площадке никого не было, и он мог ждать, не возбуждая подозрений. Джим опять наклонился и прислушался, теперь он услышал шум, словно вертелись зубчатые колеса. Откуда идет звук, он не мог понять, но как будто звук проникал через закрытую дверь.
   Лифт, поднявшись этажом выше, спустился до его площадки.
   -- Не достучались, сэр? -- спросил швейцар. -- Он теперь никого не принимает. Он даже не ходит ни обедать, ни завтракать.
   -- У него есть прислуга?
   -- Приходящая. Было две, но одна из них... -- швейцар рассказал историю миссис Гиббинс. -- А вторая приходит каждое утро не больше чем на час, делает кое-какие покупки и уходит. Я думаю, что мистер Джексон занимается там чем-то необыкновенным, -- прибавил он.
   -- Что вы называете "необыкновенным"?
   Человек почесал голову.
   -- По-настоящему не знаю. Дня четыре тому назад приходил к нему человек с длинным черным ящиком -- в каком носят фильмы.
   Фильмы!
   Теперь Джим понял. Звук, который он слышал, был треск кинематографического проектора!
   Джим был ошеломлен своим открытием; он знал за Артуром Инглом много странностей, но никогда не подозревал его в страсти к экрану.
   Элк ждал на улице, и Джим в нескольких словах рассказал ему, что он узнал.
   -- Пойдем, посмотрим, что делается позади дома, -- предложил Джим.
   Яркий свет снова вспыхнул и снова погас, но когда его глаза привыкли к темноте, он увидел отраженный блеск другого источника света. Значит, в этой комнате Артур Ингл и отдавался своей новой затее.
   Естественно, что Джим посмотрел на пожарную лесенку. Надо бы перелезть через забор, или, может быть, калитку во двор удастся открыть одним из его ключей? Но калитка оказалась незапертой, и они спокойно вошли на мощеный двор, откуда железная лесенка вела на крышу.
   Джим кивнул, и инспектор Элк полез за ним с площадки на площадку, пока они не поравнялись с этажом, где помещалась квартира Ингла. Не говоря ни слова, Джим Карлтон перевесился через перила и, балансируя на узеньком каменном карнизе, ощупал стену и ухватился за ближайший подоконник. Перед окнами он продвигался легко, но опасность грозила в промежутках между ними, где жизнь его зависела от чувства равновесия. Элк со страхом следил, как он, распластываясь на стене, дюйм за дюймом продвигался вперед и наконец дошел до окна, за которым раздавалось неумолкаемое стрекотание аппарата.
   В то самое мгновение, как он достиг своей цели, Джим понял, что все усилия его были напрасны. Через щель между шторой и подоконником он мог видеть маленький работающий проектор, яркий свет на мгновение ослепил его, а затем ясно вырисовался Артур Ингл, освещенный невидимым экраном. Он вертел ручку, не спуская глаз с проектируемой картины, и Джим увидел, что ему очень нужен парикмахер: лицо его было покрыто белой жесткой растительностью, волосы были длинные и спутанные.
   Но что это была за картина, на которую он так пристально смотрел? Джим вертел головой, но с левой стороны окна штора спускалась до самого карниза. Ничего не оставалось, как вернуться назад, и он бесшумно стал скользить по направлению к пожарной лестнице.
   Он не прошел и половины пути, как сердце его замерло: он почувствовал, что камень под его ногой пошевелился; часть его отломилась и упала вниз. Может быть, это был лишь один попорченный кусок, подумал он, но стал двигаться еще осторожнее. Если бы карниз отскочил вследствие его тяжести в промежутке между окнами, ничто не могло бы спасти его от смерти, но он не позволял себе думать о таком конце приключения. Он дошел до ближайшего к лестнице окна и стал осторожно ощупывать ногами карниз, как вдруг раздался треск. Джим едва успел ухватиться за деревянную раму окна и через минуту ноги его висели в воздухе. Он слышал взволнованный шепот Элка, видел, как тот протянул ему ручку зонтика, но чувствовал, что ему не дотянуться до него.
   Оставалась одна надежда: он снял свою мягкую шляпу, засунул в нее руку и ударил по стеклу окна, чуть-чуть не потеряв равновесия; очистив край рамы от кусков стекла, он крепко ухватился за подоконник и слегка приподнялся. Второе стекло было разбито, и через секунду Джим был в комнате. Он прислушался: очевидно, звон разбитого стекла никого не разбудил, о чем он сообщил испуганному Элку.
   -- Я не знаю, чья это квартира, -- прошептал он. -- Подождите меня перед домом.
   На цыпочках прошел он по комнате и повернул выключатель. Он оказался в маленькой спальне, которую, очевидно, давно не убирали: везде толстым слоем лежала пыль. Но комната была великолепно обставлена, в стиле, соответствовавшем общему убранству квартиры Ингла. Наверное, это была одна из комнат, куда он не входил.
   Джим тихонько открыл дверь. В столовой было темно, а из комнаты для дров раздавалось неумолчное жужжание аппарата.
   Не рискнуть ли удовлетворить свое любопытство? Вдруг в столовой громко зазвонил телефон; Джим быстро удалился в соседнюю комнату и запер дверь.
   -- Хелло! -- Да, Джексон... а, это вы. Да, все идет отлично... Да, я слышал его, но только по радио. Я должен быть на митинге. Он хороший оратор? Ну, и я тоже очаровываю, не смейтесь. Четверо людей однажды аплодировали мне в течение двух минут. Не беспокойтесь... нет, у меня достаточно денег.
   Телефонная трубка была повешена на крючок, свет погас, и дверь в комнату для дров закрылась.
   Джим подождал, пока снова не раздался треск аппарата, и вышел. Ему очень хотелось посмотреть на экран, но тогда Ингл непременно увидел бы его и мог бы начать процесс "о преследовании его полицией".
   Джим направил свет карманного фонаря на стол и увидел на нем толстый конверт со штемпелем конторы путешествий. Артур Ингл собирался куда-то поехать: в Соединенные Штаты, в Канаду, может быть?
   Аппарат перестал вертеться. Джим быстро вышел в переднюю, открыл дверь и запер ее за собой. Лифт в это время поднимался, и ему не пришлось давать объяснений своего удивительного появления. Внизу на улице Элк похлопывал руками, чтобы согреться, и докуривал свою сигару.
   -- Вы попали в квартиру Ингла? -- спросил Элк, когда они шли в клуб Карлтона.
   -- Да.
   -- Что же он смотрел?
   -- Я много дал бы, чтобы узнать это, -- ответил Джим и передал подслушанный им разговор.
   -- Не знаю, оттого ли Артур красный, что он такой злобный и страшный, или злобен и страшен он потому, что красный, -- рассуждал Элк. -- Есть, конечно, среди красных и гениальные люди, но большая часть живет ожиданием, что кто-нибудь из "товарищей" разобьет окно ювелира и они кое-чем поживятся...
   Так он философствовал всю дорогу в клуб.
   -- Я, кажется, почти закончил свою теорию, -- сказал Джим, -- а как у вас, Элк?
   -- Никогда не узнаешь, что на уме у людей, подобных Инглу, да он еще и актер вдобавок, его труднее раскусить. Наверно, будет читать лекцию "Пять лет в аду", все они это делают.
   Джим безнадежно покачал головой.
   -- Не знаю, как объяснить это сумасшедшее увлечение кинематографом.
   -- Декадентство, -- лаконически сказал Элк. -- Все эти голубчики кончают сумасшествием.
   Лакей суетился около них.
   -- Пива, -- приказал Элк.
   Была холодная ночь, Джим не собирался возвращаться в Скотленд-Ярд и распрощался с Элком у входной двери. В эту минуту его позвал клубный швейцар. Его вызывали по важному делу, один из главных инспекторов говорил по телефону:
   -- Я весь вечер пытался разыскать вас. Один из смотрителей парка нашел место, где миссис Гиббинс была брошена в канал, Я говорил с ним по телефону, он просит, чтобы вы подождали его около конторы Зоологического общества.
   -- Скажите ему, что я сейчас приду, -- поспешно сказал Джим и, возвратившись к Элку, сообщил ему, в чем дело.
   Элк решил, что пойдет вместе с ним.
   -- Вам может понадобиться что-нибудь, -- ворчал он, когда они ехали в такси. -- У вас нет такой наблюдательности и умения делать выводы, как у меня. Я же готов побиться об заклад, что мы даром потеряем время. Они покажут нам место на воде, куда ее бросили.
   -- Но канал замерз день спустя после того, как нашли труп, -- улыбнулся Джим.
   Не смотритель, а инспектор ожидал их около здания Зоологического общества. Открытие было сделано после полудня, но смотритель сообщил о нем только поздно вечером. Он сел в автомобиль, и по его указаниям они проехали немного назад до места, где аллея отделялась от пруда небольшой площадкой, заросшей травой и засаженной деревьями. Летом здесь обыкновенно играли дети. Вход на эту площадку был через железные ворота, которые на ночь запирались, как объяснил инспектор.
   -- Вероятно, кто-нибудь забыл их замкнуть, -- сказал он. -- Я припоминаю, что мне донесли в ночь исчезновения этой женщины, что утром ворота оказались незапертыми.
   Он осторожно стал спускаться к решетке, которая шла по берегу канала вдоль неровной дорожки, теперь крепко подмерзшей.
   -- Один из наших служащих произвел сегодня осмотр решетки, -- продолжал инспектор, -- и мы нашли, что в одном месте она была оторвана от столба. Потом кто-то опять соединил концы, и так хорошо, что мы сначала и не заметили поломки.
   Они дошли до места и, осветив его, обнаружили испорченную решетку. Кусок проволоки и один из столбиков были выломаны, и когда инспектор слегка толкнул решетку, она, как пьяная, повалилась по направлению к каналу. Он прижал ее ногой, и она легла так, что он мог без затруднения спуститься по ней на берег канала.
   -- Наш человек думал, что поломка произведена мальчишками, пока не увидел шляпы.
   -- Какой шляпы? -- быстро спросил Джим.
   -- Я для вас оставил ее так, как она лежала.
   Свет фонаря упал на какой-то темный, скомканный предмет, застрявший между ветками куста. Джим расправил жалкие остатки коричневой войлочной шляпы, грязной и разорванной сверху. Она могла быть сбита в драке, и, благодаря осенней окраске листьев, ее можно было не заметить.
   -- А вот тут еще... -- сказал парковый служащий. -- Видите? Это первое, что я заметил, но, вероятно, вы, господа, лучше разберете, что это значит!
   Это был отпечаток каблука на мерзлой земле, а рядом след подошвы, испещренной множеством линий.
   -- Кто-то был в обуви на резиновых подошвах, -- сказал Элк, опускаясь на колени. -- Тут произошла драка, посмотрите, как каблук разбросал землю. И...
   -- Что такое? -- нетерпеливо спросил Джим.
   Его фонарь осветил маленькую замерзшую лужу, Элк смотрел на нее, но ничего не видел, кроме серовато-белой поверхности. Опустившись на колени, Джим вынул карманный нож и начал скрести лед; его спутник увидел, что привлекло его внимание: клочок бумаги. Это был измятый конверт, весь в грязи. Когда он поднес мерзлую бумагу к свету, она имела форму каблука. Он тихонько соскоблил грязь и лед, пока не увидел двух строчек, написанных на бумажке. Первая строка была в левом верхнем углу и жирно подчеркнута.
   "Весьма важное".
   Из всего адреса едва можно было разобрать только одну строку, но слово "Гарло" было ясно видно.
   Они отнесли свою находку в контору инспектора и там ее оттаяли. Джим с большой осторожностью вынул содержимое конверта.
  
   "Дорогой мистер Гарло!
   К сожалению, я должен отказать вам. Я только что выпущенный под расписку каторжник и не могу подвергать себя ни малейшему риску. Откровенно скажу вам, я подумываю, что, может быть, это ловушка, подстроенная моими "друзьями" из полиции; было бы с моей стороны глупо, чтобы не сказать больше, впутываться в ваши дела, пока я не узнаю, что вам от меня желательно, или по крайней мере не получу письменных подтверждений, что вы ищете сближения со мною.

Искренно ваш

Артур Ингл"

  
   Оба сыщика посмотрели друг на друга.
   -- Вот так музыка! -- сказал Элк. -- Ну, что же вы собираетесь из этого сделать, Карлтон?
   Джим, нахмурив брови, стоял спиной к огню, с письмом в руках.
   -- Не знаю... Гарло просил Ингла повидаться с ним, я это знал раньше. Ингл обещал прийти, а потом изменил свое намерение и написал письмо, которое Гарло не мог получить до их свидания на Гвардейском плацу; это я хорошо знаю, свидетель -- мой насморк; а потом они катались около часа по парку. Предположим, что Гарло замешан в убийстве несчастной женщины; неужели он стал бы носить при себе нераспечатанное письмо?
   Джим сел на стул и обеими руками взялся за голову.
   -- Понял! -- вдруг сказал он. -- Если я не знаю всей истории, то по крайней мере я узнал, что бедная миссис Гиббинс была страстно влюблена в Уильяма Смита, укладчика рельс.
   Элк, недоумевая, посмотрел на Карлтона.
   -- Вы говорите, как сумасшедший, -- сказал он
  

Глава 11

   Эйлин Риверс сделала попытку повидаться со своим родственником. Она вызвала дядю по телефону и спросила, когда она может зайти к нему.
   -- Зачем? -- был нелюбезный ответ.
   -- Я получила большой счет от обойщика. Помните, вы пожелали повесить новые драпировки, мистер Ингл? Обойщики считают ответственной меня...
   -- Пришлите мне счет, я уплачу, -- прервал он ее.
   -- Но я не уверена, что все подсчеты правильны, -- начала Эйлин.
   -- Это не имеет значения, -- опять перебил девушку Ингл. -- Пришлите счет, я заплачу по нему. Доброго утра.
   Эйлин с легкой улыбкой повесила трубку, довольная, что в свидании с родственником не будет надобности.
   Правда, в жилах ее не было крови, родственной Артуру Инглу. Он был женат на двоюродной сестре ее матери. Эйлин хотелось сообщить этот факт Джиму Карлтону. Когда он пришел к ней вечером, она была очень ему рада, несмотря на то, что он сразу же заявил ей, что его привело не только желание увидеть ее.
   Джим пришел расспросить девушку о миссис Гиббинс. Ему хотелось узнать что-нибудь о ее личности, о ее качествах как работницы, о том, охотно ли она исполняла требования, превышавшие ее обязанности уборщицы. Эйлин отвечала точно и обдуманно и, когда допрос кончился, сказала:
   -- Я не собираюсь расспрашивать, зачем вам все это надо знать, так как уверена, что у вас есть основательные причины для допроса. Но я думаю, что дело уже окончено.
   Джим покачал головой.
   -- Дело об убийстве кончается только тогда, когда убийца схвачен и повешен, -- сказал он прямо.
   Дрожь прошла по ее телу.
   -- А это убийство?
   -- Я думаю, что да, а Элк думает иначе. Даже доктора при следствии разошлись. Есть все-таки отдаленная возможность, что это был несчастный случай, -- и, переменив тему, Джим шутливо спросил: -- А что же ваш ухажер?
   -- Мистер Браун? -- с улыбкой сказала Эйлин. -- Я не знаю, что с ним случилось, после нашего разговора я его почти не видела, хотя он живет здесь.
   Визит был обидно короток, хотя ей следовало бы быть довольной этим, так как она принесла домой работу из конторы: мистер Стеббингс готовил свой ежегодный отчет, и работы ей хватит за полночь. Но быстрый уход Карлтона огорчил ее. Эйлин просидела за работой до часу ночи и, чтобы подышать перед сном воздухом, открыла окно и высунулась из него. Небо было ясное, морозное, никакого намека на туман; на улице было как-то особенно мирно и тихо. Она посмотрела вверх и вниз по улице -- пустынная мостовая была очень привлекательна. От долгого сидения на одном месте она одеревенела и решила, что часовая прогулка была бы не только желательна, но даже необходима. Надев пальто и шляпу, девушка открыла дверь своей комнаты и тихонько прокралась по лестнице, не желая беспокоить других жильцов.
   Спустившись на первую площадку, она испытала сильное удивление. Дверь ее ухажера была раскрыта настежь, сам он сидел в кресле с трубкой в зубах и сонно кивал головой. Но она все-таки, не желая того, разбудила его, и он быстро вскочил.
   -- Хелло! -- крикнул он хриплым спросонья голосом. -- Вы уходите?
   Она задохнулась от его дерзости.
   -- Мне тоже хочется прогуляться, -- сказал он, с трудом вставая. -- Я засиделся сегодня.
   -- Я иду бросить письмо, -- и ей пришлось сделать вид, что она опускает письмо в ящик.
   Вернувшись, она промчалась мимо него и почти бегом поднялась по лестнице.
   За завтраком Эйлин его не видела, но когда она шла в контору и случайно оглянулась то, к своему неудовольствию, увидела, что он шагает по площади, как будто любуясь архитектурой старого дома...
   Эйлин убирала свой письменный стол, собираясь уходить, как вдруг зазвонил звонок мистера Стеббингса. Она взяла записную книжку и карандаш и вошла к нему.
   -- Нет, нет, не письмо, а вот какая у меня к вам необычная просьба, -- сказал мистер Стеббингс, глядя мимо нее. -- Необычная, но вполне естественная. Мой давнишний клиент... у его секретаря заболело горло или что-то другое, и он просит, чтобы вы зашли к нему после обеда и принесли ему письма.
   -- Конечно, мистер Стеббингс, -- сказала Эйлин, не понимая, чего он так извиняется.
   -- Теперь он больше не мой клиент, как я уже вам, кажется, говорил, -- продолжал мистер Стеббингс, обращаясь к люстре. -- Не думаю, чтобы я хотел снова иметь его своим клиентом. Только...
   -- Мистер Гарло? -- задыхаясь, сказала девушка.
   Стеббингс перевел взгляд на нее.
   -- Да, мистер Гарло, семьсот четыре, Парк-Лейн. Вам это не нравится?
   Эйлин покачала головой.
   Она колебалась, но в конце концов согласилась.
   -- Конечно, я пойду! В котором часу?
   -- Он просил в девять. Я сказал, что это несколько поздно, но он ответил, что у него гости к обеду. Он очень хотел бы, -- продолжал мистер Стеббингс, снова переводя глаза на потолок, -- чтобы это дело было сохранено в тайне, насколько возможно.
   -- Какое дело? -- с изумлением спросила девушка.
   -- Не знаю, как будто что-то о содержании какого-то письма, или, может быть, он получил какое-то важное послание, которое оправдывает приглашение специального стенографиста. Конечно, я ему сказал, что он может положиться на вашу скромность... благодарю вас, это все.
   Эйлин хотела дать знать Джиму Карлтону, что ей придется целый час провести с глазу на глаз с человеком, перед которым она испытывала ужас, но ей показалось бессмысленным посвящать его во все мелочи своей жизни. Она знала, что Джим не любил Гарло и даже подозревал, что уличное нападение произошло не без его участия. Она не сообщила ему ничего и в девять часов звонила у подъезда дома мистера Гарло.
   Эйлин не видела его с тех пор, как он приходил в квартиру дяди. Раз он проехал мимо нее, но только Джим узнал его.
   Эйлин хотелось проверить, произведет ли он опять впечатление громадности и могущества или при второй встрече уменьшится до размеров обыкновенного человека.
   Она не предполагала, что Гарло сам откроет ей дверь. Он был в черном сюртуке, широкие фалды которого производили впечатление сутаны. Он был торжественен, как дворецкий из герцогского дома, и непринужденно изящен. А прежний трепет?..
   Она, не замечая, что делает, медленно покачала головой.
   Это была поразительная личность, подавляющая своим великолепием, но на бога он не походил. Эйлин даже испытала некоторое разочарование. Но если бы он был таким, каким его рисовало ее воображение, она вряд ли переступила бы порог его дома.
   -- Как вы добры! -- Гарло помог ей снять теплое пальто. -- И со стороны Стеббингса большая любезность. Дело в том, что мой секретарь заболел инфлуэнцей, а я терпеть не могу брать людей из конторы по найму.
   Он открыл дверь в библиотеку и, войдя в нее, стоял в ожидании, держась руками за край двери. Входя в библиотеку, Эйлин поскользнулась на гладком блестящем полу и упала бы, если бы он не подхватил ее с поразившей ее силой. Когда она пришла в себя и посмотрела на него, то увидела в его глазах ужас, но лишь на одно мгновение.
   -- Отвратительный пол, -- сказал он быстро, -- надо будет положить здесь ковер.
   Эйлин стала извиняться за свою неловкость, но он не хотел слушать.
   -- Мне надо написать очень важное письмо, а я отвратительно пишу. Диктовать я тоже не люблю, диктующий становится рабом машинистки.
   Эйлин была удивлена, что он не старался произвести на нее впечатление, был совершенно прост, иногда даже грубоват, но всегда внимателен. Она чувствовала себя на своем месте.
   -- У вас есть книжка? Хорошо! Угодно сесть за мой стол? Сам я принадлежу к перипатетикам. Вам удобно? Теперь...
   Он продиктовал ей имя и адрес. Письмо было к полковнику Гарри Мейбургу, 9003, Уолл-стрит.
   -- "Дорогой Гарри..." -- начал он, и диктовка пошла гладко.
   Гарло диктовал медленно и четко, не подыскивал слов и не путался. Письмо кончалось так:
   "...Европейское положение устойчиво и обещает восстановление торговли в течение следующих месяцев. Лично я не могу поверить, чтобы ничтожное боннское дело могло привести к трениям между нами и французами".
   Эйлин припомнила, что читала о столкновении унтер-офицера французской армии со вспыльчивым английским полковником, которое произошло в Бонне. Инцидент был так незначителен, что когда любопытствующий член парламента сделал о нем запрос, то он был встречен общим смехом. Удивительно было, что человек с положением Гарло упоминал о таком ничтожном событии.
   Он окончил диктовать и, пощипывая подбородок, рассеянно посматривал на девушку. Она встретила взгляд его бледных глаз и заметила, что в его наружности произошла какая-то непостижимая перемена.
   Бледные глаза ушли вглубь, оставив две морщинки на безупречно гладкой коже.
   -- Да, -- медленно сказал он, как будто отвечая самому себе на какой-то вопрос. -- Думаю, что я мог так сказать. Не можете ли перечитать написанное?
   Она прочла письмо по своей книжке и, когда окончила, он улыбнулся.
   -- Великолепно! -- сказал Гарло. -- Завидую мистеру Стеббингсу, что у него такая дельная секретарша.
   Он поставил на стол пишущую машинку.
   -- Вы согласны подождать меня, когда окончите переписывать? Я отлучусь не больше, как минут на двадцать.
   Через несколько минут после его ухода, она сделала две копии с письма. Кое о чем надо было подумать; она сидела, сложив руки на коленях, глаза ее блуждали по комнате, меблированной в стиле ампир.
   Богатство чувствовалось во всем, но не было лишних украшений. Глаза ее остановились на камине, где умирали красные угли. На белых кафельных плитках, у самого огня валялась свернутая бумажка, которая под действием жара превратилась в помятый шарик. Карандашом было написано: "Марлинг".
   Вдруг, она сделала непозволительную вещь; она нагнулась и подняла бумажку, потом разгладила ее и прочла:
   "Я прошу вернуть мои письменные принадлежности. Пожалуйста, оставьте их у меня. Как же я могу подготовить свою историю?

Марлинг".

   Ручка двери повернулась; Эйлин быстро засунула бумажку в открытую сумочку и защелкнула замочек, когда каменное лицо миссис Эдвинс появилось в комнате.
   Она подошла к столу, за которым сидела девушка.
   -- Вы, значит, молодая женщина, -- утвердительно сказала она.
   -- Я молодая женщина, -- ответила Эйлин, которая хорошо относилась к старым людям.
   -- Вы машинистка?
   -- Да, я пишу на машинке. Я секретарша мистера Стеббингса.
   -- Стеббингса?
   Голос у миссис Эдвинс был удивительно резкий и громкий. В лице ее вдруг произошла перемена.
   -- Стеббингс? Нотариус? Вы от него?
   -- Да. Мистер Гарло просил, чтобы меня прислали к нему, его секретарь заболел...
   -- О, так вот что! -- с несомненным облегчением сказала миссис Эдвинс.
   И вдруг в уме Эйлин, как молния, пронеслась мысль, что миссис Эдвинс и была та Л.Эдвинс, о которой говорилось в завещании мисс Мерси Гарло. Женщина как будто уловила ее мысль и сказала:
   -- Я миссис Люси Эдвинс, экономка мистера Гарло.
   Эйлин пробормотала что-то вежливое и ждала, что будет дальше. Но дальше не было ничего, и миссис Эдвинс выплыла из комнаты, а Эйлин предалась раскаянию. Она готова была бросить бумажку в печку, но мысль о Карлтоне удержала ее: как будто Марлинг был ему известен.
   Прошло десять минут, и мистер Гарло медленно вошел в комнату.
   -- Моя экономка приходила сюда?
   -- Да, -- коротко ответила Эйлин и стала ждать, что он скажет дальше.
   -- Моя экономка, -- заговорил он медленно, -- самая неуравновешенная женщина из всех, каких я знал! Она самая подозрительная и самая надоедливая.
   Глаза его не отрывались от лица девушки.
   -- А вы знаете, зачем я вызвал вас?
   Вопрос поставил ее в тупик.
   -- Мне не надо было писать никакого письма, -- улыбнулся он. -- Это просто был способ заполучить вас сюда одну для небольшого разговора. Мне очень нравится, что вы не побледнели и ничем не обнаруживаете волнения. Если бы было иначе, я открыл бы вам дверь и вежливо пожелал спокойной ночи.
   Он ожидал, что она скажет.
   -- Я не вполне понимаю, что вам угодно, мистер Гарло.
   -- Правда? А я боялся, что вы поняли, и поняли неправильно!
   Он ходил взад и вперед по комнате.
   -- Мне нужна точка зрения, нужен угол. Я этого не добьюсь от рядового человека. Вы не рядовой человек, но и не блестящий, простите мою откровенность. Вы просто нормальная женщина. Вам незачем идти в услужение.
   Он внезапно остановился, посмотрел на нее и, указывая на дверь, сказал:
   -- Дверь заперта. В доме нет никого, кроме меня и моей экономки. Телефон направо от вас разъединен. Я влюблен в вас.
   Он остановился и одобрительно кивнул.
   -- Немного покраснели -- от гнева; вы не дрожите -- может быть, это придет потом. Пожалуйста, нажмите звонок, так.
   Эйлин механически повиновалась, и тотчас же дверь отворилась и вошел лакей.
   -- Подождите в людской комнате, пока эта барышня не уйдет, Томас, мне надо бросить письмо в почтовый ящик.
   Лакей поклонился и вышел. Гарло улыбнулся.
   -- Видите, я дважды обманул вас: дверь была не заперта и в доме есть люди. Теперь я вас узнал, раньше я не был уверен. И, конечно, я не влюблен в вас, хотя вы мне нравитесь. Если вам хочется позвать Джемса Карлтона, телефон к вашим услугам.
   -- Скажите, пожалуйста, -- спокойно сказала Эйлин, -- что это все значит?
   Он стоял теперь у стола, и его белые пальцы выбивали дробь.
   -- Я узнал вас, это самое главное, -- сказал Гарло. -- Я могу теперь говорить с вами попросту. Согласились бы вы за хорошее вознаграждение выйти замуж за человека, которым я очень интересуюсь?
   Девушка отрицательно покачала головой; он и это одобрил.
   -- Великолепно! Вы не сказали, что я вас оскорбляю или что вы не можете выйти замуж из-за денег.
   Эйлин стала сомневаться, в здравом ли она уме. Ей нравился этот человек. Она верила в его искренность и чувствовала себя в полной безопасности с ним.
   Его толстые губы и мясистый нос производили, правда, отталкивающее впечатление, но она и не ожидала найти героя в жизни. Никто не был совершенно хорош, и никто не был совершенно дурен.
   -- Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы говорите: может быть, он величайший негодяй, как о нем думает Карлтон и ему подобные. Но меня понять трудно, не потому что я претендую на величие, а потому что поле, на котором я работаю, громадно. Я надеялся, мисс Риверс, что ваше сердце свободно.
   -- Я думаю, что оно свободно, -- сказала она.
   -- Это значит, что оно несвободно. Я хотел бы, чтобы вы вышли за того, кого я люблю. Я вызвал что-то из хаоса, сияющие огни, таинственные звуки. Я говорю, точно я божество, но я говорю правду. Много лет я ищу жену.
   Он наклонился над столом, и голос его понизился.
   -- Сказать вам что-то?
   И хотя она не ответила ни знаком, ни словом, он почувствовал, что интерес ее возрастает.
   -- Если бы вы сказали "да", моя жизнь была бы кончена. Я эгоистически рад, что вы удержались. Если бы вы сказали "да", все великолепие Гарло Великолепного рассыпалось бы прахом.
   На мгновение она подумала, что он пьян, но он был трезв и разумен.
   -- Все это странно, не правда ли? Вы мне нравитесь, и Карлтон тоже, беспринципный, но отличный человек. Он теперь ждет вас около дома. Ваш жилец, некий мистер Браун, также.
   Эйлин вздохнула.
   -- Он ведь сыщик. Карлтон боится за вас, он меня подозревает в самых мрачных намерениях. А может быть, я вам когда-нибудь и пригожусь. Хотел бы я дать вам миллион и посмотреть, что вы из него сделаете.
   Он протянул руку, и девушка без колебаний пожала ее.
   -- А за кого я должна выйти?
   -- За человека с золотой бородой, -- засмеялся Гарло.
   Она вышла из дому ошеломленная и остановилась с радостным восклицанием. Джим Карлтон стоял на тротуаре, а с ним мистер Браун.
   Гарло подождал, пока дверь закрылась за его гостьей, и, входя в лифт, увидел свою желтолицую экономку.
   -- Чего ей надо было здесь? -- спросила она.
   -- Свободы действий, -- ответил Гарло.
   -- Мне она не нравится.
   -- А мне, наоборот, очень понравилась, я просил ее выйти замуж.
   -- За вас?
   -- Нет, -- он встряхнул головой. -- Я не безумец, я очень умен. Я могу смотреть истине в глаза, а это самая мудрая вещь. Теперь я иду к Марлингу.
   Он запер за собой дверь и со вздохом облегчения сел в глубокое кресло.
   Бородатый человек оглянулся.
   -- Сегодня она страшно злая, -- сказал он. -- Она была так груба, когда я пожаловался на рыбу.
   -- К черту ее! У вас должно быть все, чего вы пожелаете, милый Саул. Что вы читаете?
   Марлинг перевернул книгу, чтобы прочесть заглавие,
   -- Объяснение снов, -- сказал он.
   -- Ах, это Фрейд! Бросьте его в мусорный ящик.
   -- Я его не очень-то понимаю.
   -- Бросьте, сегодня я видел сон про вас; я видел во сне подходящую вам жену.
   -- Жену? Я не хочу жены, вы это знаете! -- Руки Марлинга дрожали. -- А вы, Гарло, мечтаете когда-нибудь? -- спросил он.
   -- Я? Я постоянно мечтаю о разных шутках.
   Английские преступники свои преступления называют "шутками"; они "вышучивают" своих жертв.
   Мистер Гарло слышал как-то это выражение и не забыл его. Это словечко отлично выражало его внутреннее отношение к различным своим операциям; хорошая шутка действовала возбуждающе на его тело и душу.
   Как-то он предложил крупной резиновой фирме продать ему весь ее запас по очень выгодной цене. Фирма и ее филиалы, пронюхав что-то, подняли цены. Он три месяца покупал резину, только не у Соединенного общества, и однажды склады этого общества устроили иллюминацию на рейде Мерси.
   Это была славная шутка. Мистер Гарло целую неделю посмеивался, не потому, что он получил громадные барыши, а потому, что это была настоящая шутка, деньги же не имели для него цены.
   -- Не люблю я ваших шуток, -- серьезно заметил Марлинг.
   -- Мне не надо было говорить о них с вами, -- сказал мистер Гарло, подавляя зевоту, -- но ведь у меня нет от вас секретов, Саул Марлинг. Мне нравится дразнить вашу возвышенную честность. Пойдемте гулять на крышу, гам я расскажу вам величайшую из моих шуток. Она начинается здесь парадным обедом, а кончится тем, что кто-то заработает двадцать миллионов и будет потом жить припеваючи.
  
   Эйлин было тяжело вынимать бумажку, поднятую ею в библиотеке мистера Гарло. Этот большой человек поставил ее на должное место, а она не удержалась на нем. Что бы ни думал о нем Джим, но Гарло мог претендовать на величие.
   Она почувствовала, что пора передать бумажку своему спутнику.
   -- Я не буду оправдывать себя, -- сказала она откровенно. -- Я сделала ужасную гадость и даже не могу сказать, что я сделала это для вас: низкое любопытство руководило мною.
   Они остановились под деревом, и он прочел записку.
   -- Марлинг! -- задыхаясь, сказал Джим. -- Боже мой!
   Эффект, произведенный нацарапанными на бумажке словами, поразил ее. Он тщательно сложил записку и положил в карман.
   -- Марлинг, Ингл, миссис Гиббинс, -- заговорил он своим обычным шутливым тоном. -- Вот свяжите-ка всю эту путаницу с запиской мистера Марлинга, в которой он просит оставить ему его письменные принадлежности. Возьмите дядюшку с его фильмовым безумием, прибавьте сюда миссис Гиббинс с ее возлюбленным Уильямом Смитом, объясните неотправленное письмо, найденное в замерзшей луже, -- и создайте из всего этого ясную картину.
   -- О чем вы говорите? -- беспомощно спросила девушка.
   -- Вы не знаете? Элк тоже не знает. Я не уверен, что и сам я знаю, но хотел бы, чтобы следующие десять дней уже прошли.
  

Глава 12

   Эйлин рассердилась.
   -- Вы ужасно таинственны. Я всегда думала, что тайны сыщиков просто выдумки писателей сенсационных романов.
   -- Вы бывали когда-нибудь в парламенте? -- неожиданно спросил Джим.
   Она покачала головой:
   -- Нет.
   -- Ну, так пойдемте. Там вы увидите нечто более интересное, чем выставка картин.
   По правде говоря, Эйлин мало интересовалась политикой, но здание парламента произвело на нее впечатление. Высокий холл, широкая лестница, гулкие коридоры с торопливо движущимися по ним фигурами, таинственность происходившего за дверями вызвали в ней совершенно новое ощущение.
   Джим исчез, потом вернулся с билетом. Они поднялись по лестнице, и их впустили в одну из галерей.
   Ее первым чувством было разочарование. Зал парламента оказался гораздо меньше, чем она ожидала. Членов парламента было мало, и никто из них не слушал оратора. Казалось, один спикер под своим балдахином обнаруживал интерес к речи.
   Зал начал наполняться; люди непрерывной процессией входили и занимали свои места. Оратор все еще гудел. Джим коснулся руки Эйлин и кивнул. Из-за кресла спикера вышел человек, в котором она узнала сэра Джозефа Лейтона, министра иностранных дел. Он уселся на передней скамье и погладил усы; оратор умолк и сел. Кто-то встал и предложил министру вопрос.
   В это время рука Джима коснулась ее руки.
   -- Я пойду повидаться с ним. Вы меня подождете в коридоре? -- спросил он шепотом.
   Эйлин кивнула.
   Министр вышел из зала минут через десять, помахал рукой сыщику в знак приветствия и взял его под руку.
   -- Ну, как дела? -- спросил он, когда они пришли в его комнату. -- Опять Гарло, да? В дипломатических кругах Европы что-то темное, страшное?
   Он засмеялся своей шутке, сел за громадный стол и набил себе трубку из жестянки с табаком.
   -- Гарло, Гарло, -- сказал он с добродушным нетерпением. -- Все говорят об этом Гарло. На днях у меня будет разговор с ним. В четверг он дает обед, и я обещал заехать перед парламентом.
   -- По какому же случаю этот обед? -- спросил Джим Карлтон.
   -- Видите ли, он ведь тайный дипломат. Он узнал, что на Балканах может произойти столкновение-- в сущности, драка между двумя кровожадными разбойниками, -- и своим обедом он протягивает оливковую ветвь посланникам двух замешанных в конфликте держав. На обед я пойти не могу, но приду на послеобеденный прием. Ну, а у вас какие новости? -- отрывисто спросил он.
   -- Я сам пришел за новостями и никаких не принес, сэр Джозеф. Известное облако не рассеивается?
   -- Облако! -- возмущенно воскликнул министр.
   -- Я говорю о боннском инциденте, -- сказал Карл-тон, и сэра Джозефа взорвало.
   -- Никакого инцидента не было! Просто вульгарная стычка между пожилым и чванным штабным полковником и бесстыдным щенком, этим французским унтер-офицером. Мальчишка был наказан французами, а военное министерство сместило полковника. Тем и кончился этот инцидент.
   Джим вернулся к своей спутнице и узнал, что парламент не произвел на нее сильного впечатления; весь вечер, пока он был с нею, говорила она, а он только односложно отвечал ей. Эйлин догадалась, что произошло нечто необычное, и не подшучивала над его молчаливостью.
   У двери ее пансиона Джим спросил:
   -- Вы ничего не имеете против Брауна?
   -- Я хотела об этом поговорить с вами. Почему я взята под наблюдение -- так, кажется, у вас говорят?
   -- А вас это тяготит?
   -- Нет, но как-то смешно.
   -- Чувство юмора великая вещь, -- заметил Джим и попрощался.
  
   Элка не было в Скотленд-Ярде, он ушел к себе домой; Джиму было неприятно, что Элк уже знал об обеде.
   -- Я узнал только сегодня днем, -- сказал Элк. -- Мы бы ничего не знали, если бы Гарло не обратился за городовыми для дежурства у его подъезда. -- Маленькие глаза сыщика серьезно смотрели на Джима. -- А еще, сынок, вот что я скажу: Рата-синдикат купил себе на Мургетской улице новый дом для конторы. Элленбери уже занял его и удвоил штат служащих. Вот человек, на которого стоит посмотреть.
   -- Я и собираюсь это сделать, -- сказал Джим. -- Кто же он теперь: юрист или финансист?
   -- Юрист. Но с финансовым делом он так же знаком, как и с юридическим. Кажется мне, что они уже на крюке. У нас никогда не было жалоб на него, но шептали что-то насчет его финансового положения. В давно минувшие дни он вел дела каких-то подозрительных людей и потерял много на бирже.
   -- Это он живет в Норвуде?
   -- Норвуд, -- начал задумчиво Элк, -- это откуда приходили письма для миссис Гиббинс. Вы не хотите, чтобы Гарло знал, что вы заинтересованы делом Гиббинс? Но Элленбери вас не знает, вы можете зайти к нему под каким-нибудь предлогом, только надо быть очень осторожным.
   -- Каким образом он добирается из Норвуда в Сити?
   -- В поезде вы его не встретите, он ездит в наемном автомобиле. Его адрес -- Ройальтон-хауз, он живет там с больной женой. За ним неизвестно никаких пороков, кроме того, что он друг Гарло, и ни с какой стороны к нему не подступишься. Но если бы вы могли как-нибудь познакомиться с ним, он мог бы сказать вам кое-что.
   -- Вы уверены, что Элленбери работает вместе с Гарло?
   -- Работает с ним? -- Элк презрительно плюнул в огонь. -- Они прямо как братья. Помните арестантский дом, который Гарло подарил благодарной нации? Так покупал землю и давал распоряжения строителям не кто иной, как Элленбери. Когда стены здания были доведены до половины человеческого роста, произошло что-то вроде стачки: работали иностранцы, и пришлось всех рабочих отправить -- кого в Италию, кого в Германию. Вот тогда и вышла наружу связь между этими двумя людьми, хотя мы только через год узнали, что Элленбери работает с Гарло.
   Джим решил идти напролом, но Элленбери уже был подготовлен к его посещению.
  

Глава 13

   Мистер Элленбери жил в большом безобразном доме между Норвудом и Энерли. Дом имел форму куба, со стороны дороги была широкая каменная лестница.
   Ройальтон-хауз находился в центре участка, на котором был разбит розарий, имелся огород, теннисная площадка, беседка и тощий фонтан.
   В этот декабрьский день Элленбери сидел за своим бюро в большой задумчивости. Он состарился раньше времени в жизненной борьбе. Он любил лошадей и двадцать лет мечтал о победах на гонках.
   Но он был несчастлив в лошадином спорте и в семейной жизни. Жена его была больна. Ни один доктор не мог понять ее болезни Миссис Элленбери, подобно другим женщинам, работала, гуляла, управляла слугами, приглашала гостей, ходила в театр, играла в теннис, а лет двадцать тому назад решила, что приятнее всего лежать в постели, читать романы и ужасаться описываемой в них испорченности общества.
   В сущности, мистер Элленбери был доволен тем, как сложились обстоятельства, и, зная, что жена его не испытывает никаких страданий, охотно вернулся к холостой жизни. Каждое утро и каждый вечер он заходил к ней и спрашивал:
   -- Ну, как у нас сегодня?
   -- Все так же, нисколько не хуже.
   -- Отлично! Может быть, тебе что-нибудь нужно?
   -- Нет, спасибо, у меня все есть.
   Элленбери поздно вернулся из Рата-синдиката после утомительного дня. Обыкновенно он управлял синдикатом из собственной маленькой конторы, не обнаруживая своего участия в его операциях. Но последняя затея Гарло была таких гигантских размеров, что ему пришлось выйти на свет Божий, и его связь с подозрительной фирмой стала общеизвестной. Он, потихоньку обкрадывавший своих клиентов и избавленный от тюрьмы вмешательством мистера Гарло, стыдился клейма, наложенного на него близостью с фирмой, которую открыто называли недобросовестной.
   Элленбери был рабом Гарло, и эта рана в его душе никогда не заживала. Он ненавидел Гарло с такой злобой, которую нельзя было в нем подозревать, глядя на его кроткое увядшее лицо.
   Для него Гарло был воплощением зла, земным дьяволом, опутавшим его душу медными цепями. Он только и мечтал о том, чтобы унизить его, засадить в тюрьму, обобрать.
   В комнате над его головой лежала жена, погруженная в саморазоблачения какой-то фантастической графини. У нее был свой капиталец, дом, принадлежащий ей. Обобрав Гарло, он мог бы увеличить ее средства разумными выдачами. Гарло никогда не вмешивался в его распоряжения. Он приказывал, как поступить с деньгами, по каким счетам заплатить -- и больше ничего. По окончании сделки он выбрасывал своему помощнику тысячу или две, как собаке кость.
   Элленбери никогда не был так богат, как теперь. Он спокойно смотрел на чужого человека, подходящего к его дому, а когда-то в каждом прохожем подозревал посланного от шерифа.
   Элленбери привык к достатку; для него он стал нормальным условием жизни, и он возненавидел источник своего возрастающего богатства. Раб, в лучшем случае вольноотпущенник! Если Гарло пальцем кивал ему, он должен был бросаться на его зов; если во время автомобильного путешествия Гарло телеграфировал ему: "Будьте там-то" -- он должен был бросать свою работу и мчаться в какое-нибудь невероятное место, он, Франклин Элленбери, юрист, окончивший один из известнейших университетов!
   Неудивительно, что он сидел ночью и кусал себе ногти.
   -- Господин желает вас видеть.
   -- Меня видеть... -- точно проснулся он. -- В такой час? Кто он? Чего он хочет?
   -- Он ожидает в автомобиле.
   Элленбери быстро вскочил и выбежал из комнаты
   -- Это вы, Элленбери? -- раздался голос из темного автомобиля.
   -- Да, мистер Гарло.
   -- Вы должны навести справки по делу Гиббинс; вероятно, завтра же Карлтон к вам зайдет, он ведь узнал, что письма посылались из Норвуда. Отчего вы их не посылали из Лондона?
   -- Я думал... я хотел действовать подальше от моей конторы.
   -- Все-таки вы могли посылать их из Лондона. Не пытайтесь скрывать, что письма посылались вами. Миссис Гиббинс была ваша прежняя служанка. Вы когда-то говорили, что у вас была служанка с похожим именем...
   -- Она уже умерла, -- начал Элленбери.
   -- Тем легче вам лгать! -- был ответ. -- В Рата-синдикате все идет гладко?
   -- Все в порядке, мистер Гарло.
   -- Хорошо.
   Вот весь Гарло! Не просит, а приказывает, и никогда не сомневается, что приказ будет исполнен.
   Элленбери медленно пошел назад в свой кабинет, отпустил прислугу спать и до утра изучал расписание континентальных поездов: Мадрид, Мюнхен, Кордова, Бухарест -- чудные места!
   Когда он проходил мимо спальни жены, она позвала его.
   -- Мне нездоровится, -- капризно сказала она, -- я не могу спать.
   Он легко успокоил ее, зная, что в десять часов она поужинала так, что сельский рабочий был бы сыт.
  

Глава 14

   Гарло обладал даром предвидеть поступки своих врагов. Джим пришел на другое утро в контору Элленбери, и когда тот отказал ему в приеме, Карлтон подал свою карточку.
   Через несколько секунд клерк ввел его в какой-то шкаф -- так мала была комната. Элленбери встал из-за своего миниатюрного бюро и протянул ему слабую влажную руку.
   -- Здравствуйте, инспектор, -- сказал он. -- К нам редко заходят гости из Скотленд-Ярда. Могу спросить, что вам угодно?
   -- Я собираю справки по делу о смерти женщины по фамилии Гиббинс, -- сказал Карлтон.
   Элленбери не удивился. Он низко наклонил голову, как бы обдумывая ответ.
   -- Это о женщине, которая была вытащена из Риджентского канала несколько недель тому назад; я припоминаю следствие.
   -- Ее мать, Луиза Гиббинс, получала каждый квартал тринадцать фунтов пенсии, которые высылались вами, как я полагаю?
   Карлтон рассчитывал своим вопросом так огорошить сидящего перед ним человека, что тот выдаст себя, но Элленбери опять опустил голову.
   -- Совершенно верно, -- сказал он. -- Я знал ее мать, славная была старушка, она некоторое время служила у меня. Она была очень заботлива к моей больной жене, и я уже несколько лет выплачиваю ей пенсию. Я не знал, что она умерла, пока дело об утонувшей женщине не поступило в суд.
   -- Пенсия прекратилась до обнаружения этих трагических фактов, -- сказал Джим Карлтон и опять был поражен, когда Элленбери согласился с этим.
   -- Она была приостановлена, но не прекращена, -- сказал он, -- случайно деньги не были посланы в обычное время. К несчастью, а может, и к счастью, я заболел. Как только я вернулся в контору и отослал деньги, я узнал о смерти миссис Гиббинс. Ясно, что эта женщина вместо того, чтобы известить меня о смерти матери, скрыла этот факт, чтобы продолжать пользоваться пенсией. Если бы я узнал об этом, пока она была жива, я, конечно, подал бы на нее в суд за присвоение денег.
   Карлтон понял, что о его визите Элленбери уже предупредили и что дальнейшие расспросы могли возбудить подозрение у Гарло. Поэтому он довольно ловко закончил разговор.
   -- Полагаю, что это последний мой допрос по поводу данного дела, -- сказал он, улыбаясь. -- Простите, что я вас побеспокоил, мистер Элленбери. А вы никогда не видели миссис Энни Гиббинс?
   -- Никогда, -- ответил Элленбери, и Джим по его тону понял, что он говорит правду.
   Контора мистера Стеббингса была неподалеку, и Карлтон от одного юриста пошел к другому.
   Эйлин вздрогнула, когда он вошел в ее комнату.
   -- Мистер Стеббингс? Но зачем же... простите, я не так любопытна, как кажусь!
   Стеббингса ничем нельзя было удивить, тотчас же он принял Карлтона и без всяких комментариев выслушал его рассказ.
   -- Я только однажды видел мистера Марлинга, -- сказал он. -- Это был буйный, не совсем уравновешенный человек, он уехал в Аргентину и не вернулся.
   -- А вы наверно знаете, что он уехал за границу? -- спросил Джим.
   Стеббингс как юрист был слишком осторожен, чтобы выражать уверенность в чем бы то ни было.
   -- Он взял билет и, вероятно, уехал; его фамилия была в списке пароходных пассажиров. Мисс Элис Гарло приказала навести справки. Полагаю, что ей хотелось как можно скорее прекратить сношения между Марлингом и мистером Гарло. Вот все, что я могу сказать.
   -- Как вы думаете, Марлинг мог подпасть под влияние Гарло?
   -- А кто в мире может устоять против власти Гарло? -- резко спросил нотариус. -- Я очень мало знаю о том, что делается вне моей профессии, но я пришел к заключению, что мистер Гарло тиран. Я употребляю это слово в его оригинальном и историческом значении, -- поторопился он прибавить.
   Джим попытался узнать что-нибудь о прежней жизни Гарло. Он был особенно заинтересован завещанием, но тут Стеббингс оказался тверд, как адамант. Он намекнул, что если бы у полиции был ордер от судебного следователя, он должен был бы рассказать все, что знает о своем прежнем клиенте, иначе же...
   Когда Джим уходил, Эйлин не было в ее комнате, и он покинул Блумсбери, полностью сознавая, что из его визита ничего не вышло.
   На углу у тротуара стоял блестящий лимузин, но Джим так был поглощен своими мыслями, что не заметил бы его, если бы сидящий в автомобиле человек не позвал его по имени. Джим вздрогнул и повернулся.
   -- Я узнал вас, -- веселым голосом сказал Гарло; его манеры были образцом любезности. -- Вот счастливая встреча!
   -- Для кого из нас? -- улыбнулся Джим, опираясь локтем об оконное отверстие и смотря прямо в лицо Гарло.
   -- Надеюсь, для обоих! Садитесь, я отвезу вас, куда вам надо. У меня есть к вам приглашение и предложение.
   Джим сел в автомобиль. Гарло был отличный шофер,
   -- Не согласитесь ли вы зайти ко мне? Может, у вас найдется время?
   Джим согласился. Пока они не вошли в библиотеку, Гарло не говорил ни о чем серьезном.
   -- Кто-то следил за вами, -- сказал он, -- я видел краешком глаза. Конечно, кто-нибудь из Скотленд-Ярда. Закон очень дорожит вами, мой милый, -- слегка засмеялся он. -- Но я на вас не сержусь за то, что вы не доверяете мне! По моей теории лучше подвергнуть полицейскому надзору дюжину невинных людей, чем упустить одного преступника. Только это слегка действует на нервы, если вы знаете, что за вами следят. Хотя я, конечно, мог бы сразу прекратить это: мог бы купить газету "Курьер", как раз продается, и сделать вашу жизнь очень неприятной; мог бы подстроить так, что дюжина членов парламента сделала бы запрос, чем вы, черт возьми, занимаетесь. Да, есть такое множество способов сломить вас и ваше непосредственное начальство, что они даже не умещаются в голове.
   У Джима было тревожное чувство, что это не только хвастовство.
   -- Но не беспокойтесь, -- продолжал Гарло, -- это мне немного надоедает, но еще более забавляет. Я почти выше закона! Звучит глупо? -- Он хлопнул себя по колену и громко рассмеялся. -- Конечно, выше, и вы это знаете. Пока я не выкину какой-нибудь штуки, так что даже полиция поймет, что я нарушаю закон, вы не коснетесь меня!
   Он ожидал возражений, но Джим молчал, он был доволен, что Гарло много говорит.
   Вошел лакей, катя перед собой небольшой ящик на колесах. В нем оказался серебряный чайный прибор, бутылка виски, сифон и стаканы.
   -- Я никогда не пью, вернее сказать, очень редко, с детства я приобрел неприятную привычку пить чай. -- Гарло поднял бутылку. -- Может быть, вам?
   -- Тоже чаю, -- сказал Джим.
   Гарло в знак согласия наклонил голову.
   -- Вы очень умный юноша, -- сказал он. Джим скептически улыбнулся, -- Я не люблю скромности, которая заключается в самоуничижении. Вы умны. Я следил за вашей карьерой и заинтересовался ее началом. Если бы вы были обыкновенный полицейский чиновник, я бы и внимания на вас не обратил. Но вы нечто особенное.
   Он снова умолк, словно ожидая протеста, но ни словом, ни жестом Джим не опроверг его.
   -- Я богатый человек, -- продолжал Гарло. -- Но мне нужна ваша помощь. Вы, кажется, не обладаете средствами, мистер Карлтон? У вас двести фунтов дохода, кроме жалованья, а ведь это маловато для человека, которому рано или поздно захочется обзавестись семьей?
   Опять он внушительно замолчал, и Джим спросил:
   -- Как же вы думаете исправить такое положение дел?
   Мистер Гарло улыбнулся.
   -- Я слышу в вашем голосе сарказм. Вы ведь выше денежных вопросов, вы смеетесь над ними. Но, друг мой, деньги серьезная вещь. Я предлагаю вам пять тысяч фунтов в год.
   -- А каковы будут мои обязанности? -- поинтересовался Карлтон.
   -- Охранять мои интересы, способствовать достижению моих целей, защищать меня, когда я -- шучу. Я люблю шутку, настоящую шутку. Пять тысяч в год и все ваши издержки на мой счет. Что вы скажете?
   -- Нет, -- коротко ответил Джим, -- я плохо понимаю шутки.
   Гарло сделал гримасу.
   -- Как жаль! Вы могли бы заработать миллион. Я вовсе не стараюсь заставить вас делать что-нибудь против ваших принципов, но очень жаль.
   Чуткому уху Джима послышалось что-то искреннее в тоне Гарло, а тот быстро продолжал:
   -- Я уважаю вашу точку зрения. Вы не хотите служить у меня; может быть, я вам антипатичен?
   -- Я предпочитаю свою работу, -- сказал Джим.
   Гарло улыбнулся широкой, добродушной улыбкой.
   -- Тогда остается приглашение: прошу вас прибыть в следующий четверг на обед, который я даю в честь македонских делегатов, и на прием после обеда. Пусть это будет оливковой ветвью.
   -- С удовольствием принимаю ваше приглашение, мистер Гарло, -- сказал с улыбкой Джим и сразу же спросил: -- Где я могу найти Марлинга?
   Не успел он сказать эти слова, как уже проклинал свою опрометчивость. Он готов был поколотить себя за глупую несдержанность, которая в мгновение ока испортила деликатную махинацию его розысков.
   Ни один мускул не дрогнул на лице Гарло.
   -- Марлинг? -- повторил он. -- Где я слышал эту фамилию? Неужели вы говорите про моего гувернера? Я ничего не знаю о нем с тех пор, как он уехал в Южную Америку.
   -- В Аргентину? -- спросил Джим.
   -- В Аргентину? Может быть... Да, в Пернамбуко, и там умер от холеры.
   Гарло выпятил нижнюю губу и продолжал с неудовольствием:
   -- По правде, Марлинг и я никогда не были друзьями. Он обращался со мной, как с ребенком, я не могу вспомнить о нем без злобы. Марлинг! Сколько тяжелых воспоминаний будит во мне это имя! Почему вы спрашиваете меня о нем?..
   У Джима объяснение уже было наготове. Конечно, он не может вернуть потерянной позиции, но, возможно, ему удастся удержаться от дальнейшего отступления. Он упомянул имя современника Марлинга, учившегося в одном с ним колледже. Джим все утро провел за рассматриванием университетских списков.
   -- Теперь я вспомнил Марлинга. Двадцать лет достаточно долгий срок, чтобы затмить память. Насколько я знаю, он умер, но, если хотите, я наведу справки, аргентинское правительство сделает для меня все, что я попрошу.
   -- Вы счастливый человек, -- Джим со смехом протянул Гарло руку.
   -- Хорошо, если бы это так было. А может быть, и вы счастливый человек, мистер Карлтон, -- медленно прибавил Гарло, -- или будете?
   Но Джим не смог на это ответить. Когда он был уже у порога, Гарло позвал его.
   -- Я должен перед вами извиниться, -- сказал он.
   Джим думал, что он извиняется за свое предложение, но оказалось совсем не то.
   -- Это было грубое, унизительное дело, мистер Карл-тон, но у меня страсть производить опыты. Такие методы были хороши во времена наших предков, но я вижу, что природа человеческая мало изменилась. Я стыжусь самого себя.
   Карлтон слушал, ошеломленный.
   Только на полдороге в Скотленд-Ярд он сообразил, за что так таинственно извинялся перед ним Гарло: он выражал сожаление по поводу ночной атаки, произведенной его агентами.
  

Глава 15

   На другой день Джим получил по почте приглашение присутствовать на приеме.
   -- Мог бы пригласить вас к обеду, -- сказал Элк, -- я уверен, что у него великолепные сигары.
   -- Напишите и попросите ящик, наверно, получите, -- сказал Джим, и Элк фыркнул.
   -- Это было бы нарушением служебного долга, -- заметил добродетельным тоном Элк. -- А получил бы я их, если бы упомянул ваше имя?
   -- Весь сбор табака в Гаване, -- сказал Джим, -- но у вас и так будет достаточно сигар на приеме.
   -- У меня? -- спросил Элк. -- Но ведь он не прислал мне приглашения.
   -- А вы все-таки там будете, -- решительно заявил Джим. -- Не понимаю, зачем устраивается этот обед.
   Каждую ночь он и Элк дежурили против нового здания Рата-синдиката. Все комнаты всегда были ярко освещены, телеграфисты входили и выходили, даже Элленбери, который избегал афишировать свое участие в этой фирме, работал там до трех часов утра ежедневно.
   Скотленд-Ярд имел множество агентств, рассеянных по всему свету, и через них начала неясно вырисовываться деятельность синдиката.
   -- Они еще ничего не продали, но будут продавать, -- доносил Джим своему начальнику, -- это будет крупнейшее дело нашего времени.
   Начальник не любил превосходных степеней.
   -- Мои сведения говорят, что рынок тверд и спокоен. Если действительно Гарло стоит за этим делом, то, по-видимому, он потеряет большие деньги. Отчего вы прямо не спросите его, в чем его великая идея?
   -- Я увижу его на приеме сегодня, -- сказал Джим, -- но вряд ли мне удастся войти к нему в доверие.
   Элк не был светским человеком. Во всей столичной полиции не было сыщика, менее образованного. Год за годом он проваливался на экзамене на звание инспектора и получил его наконец за особые заслуги.
   Он пришел к Джиму, одетый для вечера, и торжественно повернулся на каблуках, чтобы показать великолепие своего вечернего туалета. Фалды фрака были измяты, брюки благоухали бензином, рубашка от старости потеряла форму и пожелтела.
   -- Вот белый жилет меня беспокоит, -- пожаловался Элк. -- Моя служанка говорит, что белые жилеты надевают только на свадьбы. Вы наденете белый жилет?
   -- Вероятно, надену, -- успокоил его Джим. -- Вы просто прелесть как выглядите, Элк.
   -- Меня, конечно, примут за лакея, я уже к этому привык, -- сказал Элк. -- Последний раз, когда я был в гостях, меня заставили подавать напитки.
   -- Пожалуйста, назначьте место, где я вас найду, -- сказал Джим. -- Вы можете очень понадобиться.
   -- В буфете, -- лаконически сказал Элк.
   Перед домом Гарло собралась небольшая толпа. У подъезда был устроен проход, затянутый полосатой материей, по которому гости проходили в уставленный цветами вестибюль. В первый раз Джим увидел весь штат миллионера в парадных одеяниях: в пудренных париках, шелковых чулках и золотых аксельбантах. Величественный швейцар взял его карточку и даже не спросил насчет присутствия Элка, который небрежно прошел мимо.
   Широкие двери в библиотеку были открыты настежь, здесь мистер Гарло принимал гостей. Обед уже окончился, и привилегированные гости стояли полукругом около него.
   Гарло увидел их и, хотя Элк не был приглашен, очень тепло принял его. Спутнику его он горячо пожал руку.
   -- Вы видели сэра Джозефа? -- спросил Гарло.
   Джим видел министра, чтобы узнать, не изменил ли тот своих планов, но сэр Джозеф остался при своем намерении присутствовать только на приеме. Когда Джим сообщал это Гарло, около дверей произошло движение, и, оглянувшись, он увидел, что министр входил в комнату и остановился в дверях пожать руку какому-то знакомому. Он был, как всегда, в своем черном бархатном жакете, черный галстук живописно выделялся на белом пластроне. Сэр Джозеф был известен как наиболее плохо одетый человек в Лондоне, но тем не менее он имел вид высокопоставленного лица. Он поправил пенсне и дружески улыбнулся Джиму, направляясь к хозяину.
   -- Я боялся, что не смогу прийти, -- сказал он своим хриплым голосом. -- Какая-то дурацкая газета напечатала смехотворную историю, и мне пришлось быть на месте, чтобы отвечать на запрос.
   Джим наблюдал двух собеседников. Они говорили серьезно, и по жестам министра Джим догадался, что он был очень заинтересован разговором.
   Потом они вместе прошли через заполненную народом библиотеку и направились в вестибюль, а спустя некоторое время Джим прошел туда же. Он подал знак своему товарищу, и Элк, поспешно вытирая усы, догнал его у дверей.
   Гости все еще прибывали. В вестибюле была толпа, вдруг открылась боковая дверь и Джим увидел, что сэр Джозеф и Гарло вместе вышли на улицу. Гарло вернулся и подошел к сыщикам.
   -- Короткий визит, -- сказал он, -- но весьма ценный. Он оставался достаточно долго для информации в утренних газетах, и недобрые люди поверят, что я только того и добивался. Вы не уходите? -- спросил Гарло.
   -- Виноват, у меня тоже свидание в парламенте, -- весело сказал Джим, и Гарло засмеялся.
   -- Понимаю. Вы здесь дежурили, да? Что же, это мудрая предосторожность. Но теперь я вижу, что вы не только счастливый, но и очень близорукий юноша.
   -- Почему? -- спросил Джим с такой горячностью, что Гарло засмеялся.
   -- Скажу вам на днях.
   Сыщики сели в такси и подъехали к парламенту как раз, когда автомобиль сэра Джозефа въезжал в ряды ожидавших машин.
   Сэр Джозеф был в своей комнате, и служитель сказал им, что его нельзя беспокоить. Джим показал билеты, и они вошли в зал заседаний. Зал был полон. Сэр Джозеф вышел из-за кресла спикера, тяжело опустился на скамью и стал читать заметки, которые он принес с собой.
   В эту минуту кто-то встал с передней скамьи оппозиции.
   -- Господин спикер, я хочу предложить высокопочтенному джентльмену следующий вопрос: видел ли достопочтенный джентльмен статью в "Ежедневном мегафоне", в которой утверждается, что отношения между правительством его величества и правительством Франции стали натянутыми в результате боннского столкновения. Правда ли, что эта статья написана с одобрения министерства иностранных дел?
   Сэр Джозеф медленно встал, снял очки, потом опять их надел, нервно ухватился за лацканы своего жакета и заговорил:
   -- Достопочтенный джентльмен правильно информирован, -- начал он, и в зале наступила тишина.
   Депутаты переглядывались с удивлением и ужасом.
   -- Напряженность существует, и настолько серьезная, что я счел нужным предложить премьер-министру приостановить рождественские отпуска в армии и на флоте, восстановить положение об охране и мобилизовать морские резервы.
   Момент мертвого молчания, затем крики протеста. Спикер водворил тишину, и сэр Джозеф продолжал:
   -- Сегодня я не готов обсуждать другие вопросы. В понедельник я надеюсь сделать доклад от имени правительства.
   И, не обращая внимания на крики, он повернулся и исчез за спикерским креслом.
   У Джима даже губы побелели.
   -- Так значит война!
   Задремавший Элк проснулся вовремя, чтобы увидеть, как его товарищ убегал из зала. Он пошел вслед за ним по коридору. Джим постучал в дверь комнаты сэра Джозефа -- ответа не было. Он повернул ручку двери и вошел. В комнате было темно и пусто. Выбежав в коридор, он наткнулся на служителя.
   -- Нет, сэр, я не видел сэра Джозефа. Несколько минут тому назад он вошел в зал заседаний.
   Когда Джим вернулся, возле зала была толпа. Он не нашел никого, кто видел бы министра после того, как тот покинул зал; лишь один городовой как будто опознал его, когда тот вышел из парламента и пошел по площади. Джим бросился по этому следу. Действительно, сэр Джозеф вышел на площадь и сел в такси, хотя собственный автомобиль ждал его. Сыщики прибыли в Уайт-холл, но и там их ожидало разочарование: министр еще не возвращался домой. Они помчались в Парк-Лейн: может быть, министр вернулся к Гарло. В доме гремела музыка, гости танцевали. Сыщики разыскали Гарло, и тот изумился даже больше других.
   -- Нет, он не возвращался. Что случилось?
   -- Узнаете завтра из утренних газет, -- коротко сказал Джим и поехал назад к парламенту, откуда толпой выходили депутаты: заседание было прервано.
   Когда он разговаривал со знакомым членом парламента, подъехал автомобиль и из него вышел канцлер казначейства, самый блестящий из членов кабинета.
   -- Да, да, я уже слышал, -- сказал он. -- Где сэр Джозеф?
   Он кивнул Джиму, которого знал, и вместе с ним прошел сквозь толпу в свой кабинет.
   -- Вы были в зале, когда говорил сэр Джозеф? -- спросил он.
   -- Да, сэр, -- ответил Джим.
   -- Расскажите мне, что случилось.
   Почти дословно Джим повторил речь сэра Джозефа.
   -- Но он с ума сошел, -- с жаром сказал канцлер. -- Здесь нет ни слова правды, если только не случилось чего-нибудь с тех пор, как я в последний раз виделся с ним.
   -- Не можете ли вы опубликовать опровержение?
   -- За отсутствием премьер-министра мог бы, я полагаю, но не хотел бы делать этого, пока не увижусь с сэром Джозефом.
   Вдруг одна мысль мелькнула у Джима.
   -- Он ведь не невропат?
   -- Менее, чем кто-нибудь, -- уверенно сказал канцлер. -- Из всех людей, кого я знаю, он самый здоровый. Его секретарь здесь?
   Он позвонил и послал швейцара разыскать секретаря, а сам по телефону пытался войти в контакт с находившимся в отъезде премьер-министром.
   В час ночи из секретариата на Даунинг-стрит добились связи с премьер-министром.
   -- Вероятно, нельзя помешать опубликованию соответствующего сообщения в газетах? -- спросил Джим.
   -- Нельзя, -- лаконически ответил канцлер. -- У меня уже есть экземпляры утренних изданий. Зачем он это проделал, известно лишь небесам. Конечно, надо ждать краха правительства, а что будет дальше -- боюсь и думать.
   -- А каков будет первый результат речи сэра Джозефа?
   Канцлер развел руками.
   -- Рынок, конечно, заволнуется, но нас больше интересует, как к этому отнесется Франция. К несчастью, французский посол в отлучке.
   В три часа утра Джим уже читал точный отчет о странной речи сэра Джозефа Лейтона. Позднейшие издания жирным шрифтом добавляли:
   "Канцлер казначейства информировал нас, что боннский инцидент никогда не обсуждался в кабинете министров и считался совершенно не имеющим значения. Канцлер сказал, что он не несет ответственности за выступление сэра Джозефа Лейтона в палате депутатов".
   Буквально всю ночь просидел Джим на ступеньках входа в дом сэра Джозефа, без особой надежды его увидеть. Он узнал, что премьер-министр возвращается и в газетах уже помещено опровержение сообщений, сделанных министром иностранных дел.
   Утром открытие биржи сопровождалось сценами, подобными тем, которые бывают при объявлении великой войны. Все бумаги обесценились; крах крупной фирмы и два самоубийства были первыми последствиями, о которых сообщила пресса. Во Франции биржа закрылась в полдень, но на улицах продавали бумаги; знаменитые южноамериканские акции, бывшие всегда барометром рынка, упали чрезвычайно.
   В пять часов в газетах появилось заявление, подписанное премьер-министрами Британии и Франции.
   "В утверждении, что между двумя державами существуют натянутые отношения, нет ни слова правды. Боннский инцидент с самого начала рассматривался, как ничтожный, и речь министра иностранных дел может быть объяснена лишь временным помрачением рассудка".
   Джима нисколько не интересовали ни биржа, ни барыши Гарло. Его всецело занимало раскрытие тайны исчезновения сэра Джозефа.
   Многие люди говорили, что министр не возвращался к Гарло и что мистер Гарло не выходил из дому; стоявшие у подъезда городовые утверждали то же самое.
   Премьер-министр, как только вернулся в Лондон, полетел в Париж. Джим повидался с ним по его возвращении; видно было, что он измучен и устал.
   -- Сэр Джозеф должен быть найден! -- воскликнул он, ударив рукой по столу. -- Я говорю вам, Карлтон, как уже говорил вашему начальству, что произнести такую речь он мог лишь в состоянии безумия: он говорил в палате заведомую ложь, которую сам потом опровергнет. Видели вы этого Гарло?
   -- Да, сэр, -- ответил Джим.
   -- Сказал он вам, о чем они говорили? О боннском инциденте?
   -- Гарло поведал, что они разговаривали только о Македонии в течение нескольких минут, проведенных министром в его доме. По-видимому, министр зашел в комнату, где Гарло принимает конфиденциально, выпил там рюмку вина и поздравил Гарло с объединением враждебных элементов.
   Премьер-министр большими шагами ходил по комнате.
   -- Не понимаю, не понимаю! -- тихо говорил он. -- Найдите сэра Джозефа Лейтона!
   Так кончилась беседа.
   Джим был растревожен; надо было успокоиться. Он позвонил Эйлин Риверс и попросил ее пойти выпить с ним чаю в Автомобильном клубе. Эйлин поняла, почему он позвал ее, и мысль, что она может быть ему полезна, была ей приятна.
   Встретив ее, он сразу же заговорил о том, что его тревожило.
   -- Может быть, его похитили, я нахожу это возможным, хотя расстояние от Парк-Лейна до парламента очень коротко, и везде расставлены полицейские агенты. Мы поместили в газетах обращение к шоферу такси, но до сих пор ответа не получили.
   -- Может быть, и шофера похитили? -- предположила девушка.
   -- Может быть, -- сказал Джим мрачно. -- Если бы он задержался хоть на пять минут, я бы успел его догнать, -- заметил Джим и, как бы спохватившись, сказал с улыбкой: -- Кажется, я возлагаю свои тяготы на ваши плечи?
   Эйлин минуту подумала и спросила:
   -- Не могу я помочь вам чем-нибудь?
   Он посмотрел на нее с искренним недоумением.
   -- Мне кажется, вам нужен просто новый угол зрения.
   -- Конечно, даже несколько, -- грустно заметил он.
   -- Ну, так вот, я и дам вам один. Видели вы моего дядю?
   Джим совершенно забыл об Артуре Ингле, так как не связывал его с исчезновением министра.
   -- Какой я дурак! -- тихо воскликнул он.
   -- Я потому упомянула о дяде, что он заходил ко мне сегодня утром, -- сказала Эйлин. -- Он даже ожидал меня, пока я вернулась после завтрака. Я видела его в первый раз после той ночи. Он явился ко мне с необычайным предложением: не соглашусь ли я заботиться о его доме, и предложил за это вознаграждение, значительно превышающее мое жалованье; даже сказал мне, что ничего не имеет против моей дневной службы. Я, конечно, отказалась, но это его нисколько не рассердило, он был в удивительно мирном настроении.
   -- А как он выглядит? -- спросил Джим, вспоминая, каким он видел Ингла через окно.
   -- Очень элегантно, -- был ответ. -- Он рассказал мне, что развлекается теперь фильмами, выпущенными, пока он сидел в тюрьме: он взял их напрокат и купил небольшой проектор. Я знаю, что он очень любит кинематограф, -- продолжала девушка, -- но это так странно: запираться на целый день, чтобы смотреть фильмы. Он спрашивал про вас. Зачем? Я догадалась, что он считает нас близкими друзьями. Он спросил, кто нас познакомил, я сказала, что противный маленький мотор на берегу Темзы.
   -- О покойниках говорите только хорошо, -- скромно заметил Джим. -- У него лопнул цилиндр.
   -- А теперь приготовьтесь к сильному потрясению, -- сказала Эйлин со смехом в глазах. -- Он спрашивал, согласитесь ли вы повидаться с ним?
   -- Я никогда не встречался с этим господином, -- сказал Джим, -- но ошибку легко исправить. Пойдемте к нему вместе. Он, конечно, подскочит, вообразив нас женихом и невестой, но если вы сможете вынести подозрение...
   -- Я буду мужественна, -- сказала Эйлин.
   Мистер Ингл на мгновение опешил при появлении девушки и человека, занимавшего его ум все это время, а потом даже развеселился.
   -- А где же ваш друг Элк? -- улыбаясь, спросил он. -- Я думал, что вы никогда не разлучаетесь в эти опасные времена, когда министры носятся по стране и ни один человек не знает ни дня, ни часа, когда он будет призван под знамена... Итак, Джемс Карлтон, Эйлин вам говорила, что я хотел вас видеть? Я ведь любитель теорий и думаю, что моя теория -- правильная. Хотите послушать?
   Ингл как будто умышленно игнорировал присутствие Эйлин, только подал ей стул.
   -- Я навел справки, -- заговорил экс-каторжник, -- и узнал, что сэр Джозеф в больших финансовых затруднениях, о чем не знают ни премьер-министр, ни близкие друзья. Считаете ли вы, мистер Карлтон, возможным, что речь в парламенте была произнесена с обдуманным намерением взбудоражить рынок и сэру Джозефу было хорошо заплачено за его роль?
   Говоря это, Ингл сжимал руки, переплетал пальцы; каждую свою фразу он сопровождал движениями сжатых рук; затуманенный ум Джима прояснился, он вдруг разгадал тайну страсти Ингла к кинематографу, державшую его под замком целую неделю. А разгадана эта тайна -- значит, и все остальные разгаданы, не исключая настоящего местопребывания сэра Джозефа.
   Джим молча слушал, пока Ингл излагал ему свою теорию, и когда тот кончил, сказал:
   -- Я доложу о ваших предположениях моему начальству.
   Очевидно, Артур Ингл ожидал другого ответа. На одну минуту он смутился, а потом со смехом продолжал:
   -- Вероятно, вам кажется странным, что я на стороне закона, порядка и правящих классов. Я чувствовал себя не совсем хорошо, когда вышел из тюрьмы. Наверное, Элк вам рассказывал, как я вел себя в поезде. Но я много думал, Карлтон, и мне пришло в голову, что мой крайний образ мыслей не полезен ни карману, ни духу.
   -- Вы, кажется, собираетесь исправиться и сделаться членом доброй старой партии тори? -- улыбнулся Джим.
   -- Не думаю, чтобы я зашел так далеко, но я решил остепениться. Я не бедняк, и за свое состояние я заплатил Дартмуром.
   Он кивнул головой в сторону Эйлин.
   -- Убедите эту девицу, мистер Карлтон, дать мне возможность попробовать. Я понимаю ее колебания стать во главе дома такого человека, которого каждую минуту могут притянуть к суду, и боюсь, что она не доверяет моему исправлению.
   Ингл весело улыбнулся девушке и посмотрел на Джима.
   -- Если бы я мог в чем-нибудь убедить ее, -- спокойно сказал Джим, -- то только не в том, что ваше предложение приемлемо.
   -- Почему?
   -- А потому, -- ответил Джим, -- что никогда вы не были так близки к аресту.
   Ингл ничего не ответил. Губы его дрогнули, как будто хотели что-то спросить, но потом он засмеялся и взял сигару из ящика.
   -- Я не задерживаю вас, -- сказал он, -- но вы ошибаетесь, Карлтон. Полиции совершенно нечего делать со мной. Конечно, вы можете подстроить что-нибудь, чтобы схватить меня, но и на это вам понадобится много ума.
   Когда они выходили из дому, Джим сказал с горечью:
   -- Кажется, я только для того и существую, чтобы предупреждать тех, кого не следует. Эйлин, не свяжете ли вы мне в свободное время намордник?
   Самым значительным в этой фразе, по ее мнению, было то, что он в первый раз назвал ее по имени. Когда они подходили к ее квартире, она спросила:
   -- Вы думаете, что найдете сэра Джозефа?
   Джим покачал головой.
   -- Очень сомневаюсь, что он еще жив, -- серьезно ответил он.
   Но сомнения его были рассеяны, и самым неожиданным образом. В эту ночь пьяный комедиант, с вымазанным в черную краску лицом, ударил по голове полицейского своим банджо, и этот вульгарный инцидент привел к поразительным последствиям.
  

Глава 16

   Было одиннадцать часов ночи, падал легкий снег, когда дежурный полисмен в конце Ивори-стрит увидел на середине дороги фигуру, находившуюся в явной опасности попасть под один из экипажей. По-видимому, человек выпил больше, чем ему полагалось, и во все горло орал модную песню, пытаясь аккомпанировать себе на банджо. Лондонские полицейские терпеливый народ, и если бы качающаяся фигура не была так музыкально настроена, то ей беспрепятственно удалось бы достигнуть пункта назначения. Пьянство ведь не преступление
   Полисмен перешел на середину улицы, чтобы успокоить его, и увидел, что это чернолицый комедиант, одетый самым странным образом, с висевшим на шее банджо.
   -- Ну, ну! -- кротко сказал городовой. -- Не шумите так, молодой человек.
   Такое замечание, обыкновенно, вызывало извинение певцов, но этот уличный дебошир предложил полисмену отправиться подальше, схватил свое банджо и с треском стукнул им по его шлему.
   -- Покорно прошу! -- сказал служитель закона и, точно железными клещами, схватил свою добычу.
   В это время Джим Карлтон проходил по Ивори-стрит и так был занят разговором с дежурным инспектором, что даже не посмотрел на схваченного человека. Того быстро обыскали, причем он отчаянно сопротивлялся, и когда наконец добились, как его зовут, он был водворен городовым и тюремным сторожем в камеру N 7, выходившую в длинный коридор.
   Присутствие Джима объяснялось тем, что он искал помощника для выполнения плана, возникшего в его уме. Но как раз привели чернолицего, и тот служащий, к которому он пришел, был куда-то вызван. Джим подождал немного и пошел к дому сэра Джозефа.
   Человек, повидаться с которым он заходил, должен был завтра появиться в суде в роли обвинителя, и Джим на следующее утро пошел в суд, где встретил инспектора с Ивори-стрит. Джим не успел еще объяснить ему, зачем он пришел, как тот спросил его:
   -- Вы были в полицейском участке, когда туда притащили чернолицего?
   -- Да, помню этого шумного господина, -- сказал Джим. -- А что?
   Инспектор покачал головой, совершенно сбитый с толку.
   -- Не понимаю, откуда он достал это. Сержант тщательно обыскал его, но, вероятно, он уже раньше успел спрятать.
   -- Что у него было? -- спросил без особого интереса Джим.
   -- Шприц, -- ответил инспектор. -- Сегодня утром тюремщик не мог его добудиться, я уже хотел послать за врачом. Нельзя было от него добиться ни слова. Он только стонал, обхватив голову руками. Мы насилу усадили его на тюремный грузовик.
   Первые два дела быстро прошли; полисмен выкрикнул "Джон Смит", и в зал суда вошел чернолицый комедиант, жалкое существо, еле державшееся на ногах. Вчерашняя веселость прошла, и Джиму стало искренне жаль беднягу в жалких лохмотьях, с вымазанным в черную краску лицом.
   -- Почему не заставили этого человека вымыть физиономию, раньше чем привести его сюда? -- спросил судья.
   -- Ничего не могли с ним поделать, сэр, -- ответил тюремщик.
   Судья что-то проворчал, и перед ним на свидетельском месте встал потерпевший городовой. Он изложил свое показание, и судья посмотрел на склоненную фигуру на скамье подсудимых.
   -- Что вы скажете, Смит? -- спросил он.
   Человек не поднимал головы.
   -- Известно о нем что-нибудь? Его адреса не было на обвинительном листе.
   -- Он не говорит своего адреса, ваша честь, -- сказал инспектор.
   -- Отвести для допроса.
   Тюремщик коснулся плеча арестованного, тот с недоумением посмотрел на него, огляделся вокруг и сказал сиплым голосом:
   -- Могу я спросить, зачем я здесь?
   Джим чуть не упал в обморок -- чернолицый человек был сэр Джозеф Лейтон...
  

Глава 17

   Даже судья вздрогнул, хотя и не узнал голоса. Джим бросился к его столу и прошептал ему на ухо несколько слов.
   -- Невозможно! -- сказал судья.
   -- Могу я спросить, -- снова заговорил арестованный, -- что это такое, я, право, не понимаю.
   Он покачнулся и чуть не упал, но тюремщик подхватил его.
   -- Снесите его в мой кабинет, -- судья встал, -- суд прерывается на десять минут, -- и он исчез за занавесом.
   Через несколько секунд арестованного внесли и положили на диван.
   -- Вы уверены? Вы не ошиблись, Карлтон?
   -- Я совершенно уверен, хотя усы у него сбриты, -- сказал Джим, глядя на лицо лежавшего в бессознательном состоянии человека. -- Это сэр Джозеф Лейтон, министр иностранных дел. Я его хорошо знаю.
   Джим послал в аптеку за кольдкремом, и к приходу участкового врача личность чернолицего была вполне установлена. Его седые волосы были выкрашены, усы сбриты.
   Доктор завернул рукав и осмотрел предплечье пострадавшего.
   -- Ему сделали порядочно уколов, -- сказал он, указывая на точки, -- я не знаю только, каким ядом.
   Оставив сэра Джозефа на попечении врача, Джим поспешил к телефону и сразу же был соединен с премьер-министром.
   -- Буду через несколько минут, -- сказал изумленный министр. -- Позаботьтесь, чтобы информация не попала в газеты. Судью попросите от моего имени не заносить ничего в протокол.
   Сэр Джозеф был еще в бессознательном состоянии, когда приехал премьер-министр. Карета скорой помощи уже стояла во дворе; после бесплодных попыток добиться ответа от министра иностранных дел его завернули в одеяло и отправили в лечебницу.
   -- Я положительно сбит с толку, -- в отчаянии проговорил премьер-министр. -- Негритянский певец, оскорбление полиции... Невероятно! Вы говорите, что были в полицейском участке, когда его привели, узнали вы его?
   -- Нет, сэр, -- откровенно сказал Джим, -- мне показалось, что это обыкновенный пьяница. Инспектор говорит, что от него пахло водкой, и, конечно, он не стеснялся в выражениях.
   Премьер развел руками.
   -- Не могу ничего понять, точно страшный сон!
   Когда премьер-министр уехал, Джим поспешил в лечебницу. Инспектор с Ивори-стрит уже был там, он приехал в той же карете скорой помощи.
   -- Как вы думаете, что мы нашли в его кармане? -- спросил он.
   -- Вы меня ничем не удивите, -- сказал Джим. -- Что же там было? Версальский договор?
   Инспектор открыл свой бумажник и вынул маленькую чистую визитную карточку, с видимыми царапинами на ней, сделанными, вероятно, тупым инструментом. Рассматривая ее, Джим убедился, что на ней что-то написано. Два слова можно было разобрать: "Марлинг" и "Гарло". Он наскоблил на карточку пыли от карандаша и посыпал ею царапины, так что они стали виднее. Но и при этом полностью разобрать написанное не удалось.
   -- Первые слова "кто бы то ни был", -- вдруг прочел Джим, -- дальше слово "пожалуйста", и оно, как будто, подчеркнуто... "Гарло" и "Марлинг" совершенно ясно видно. Что вы скажете, инспектор?
   -- Ничего не разбираю и не понимаю, -- ответил тот. -- Я занят мыслью о том, как эта карточка попала ему в карман; ее не было, когда сержант его обыскивал, он готов присягнуть.
  

Глава 18

   Краткое сообщение появилось в утренних газетах:
   "Сэр Джозеф Лейтон, министр иностранных дел, серьезно заболел и находится в лечебнице".
   Это сообщение, конечно, не могло тотчас же восстановить прежнее положение на мировом рынке. Итогом речи министра иностранных дел была мировая паника, месяц времени потребовалось для того, чтобы большая часть бумаг вернулась к прежнему уровню. Какая-то ничего не подозревающая газета обратилась к мистеру Гарло с интервью.
   -- Я полагаю, -- сказал Гарло, -- что последствия этого выступления преувеличены. Во многих отношениях паника дала благоприятный результат. Обнаружились слабые стороны нашей финансовой системы, и наш порядок стал сильнее и здоровее.
   -- Правда ли, что вся суматоха была устроена группой дельцов?
   Мистер Гарло с презрением отнесся к этой идее.
   -- Как же можно было подстроить такую штуку без согласия или помощи министра иностранных дел? -- спросил он. -- По-видимому, сэр Джозеф был очень болен, когда произносил свою речь в палате депутатов. Говорят, что он переутомился, но какова бы ни была причина его болезни, он один ответственен за происшедшее. За четверть часа до своей речи он был у меня, в этой самой комнате, и казался совершенно нормальным. Если он и был болен, то скрывал это.
   Джим с улыбкой прочел интервью. Гарло наговорил много, но умолчал еще о большем: ни слова о лихорадочной работе в Рата-синдикате или о его чудовищных барышах.
   Человек этот был загадкой. Чего он добивался? Он же был одним из трех самых богатых людей в Англии.
   У Гарло не было других целей, кроме накопления денег. Он не был одарен чувством общественного долга, радости и страдания других людей не находили отзыва в его душе. Если он давал, то давал холодно, хотя не напоказ.
   Правда, он подарил правительству образцовый полицейский дом, предлагал соорудить Парфенон в память великой войны; в его проектах чувствовалось что-то не совсем бескорыстное, человек этот для Джима Карлтона оставался непостижим.
   В эту ночь Джим просидел шесть часов у постели министра, находящегося в бессознательном состоянии. Какую странную историю мог бы тот рассказать! Не было ли у него какой-либо тайной слабости, которую Гарло эксплуатировал? Но жизнь сэра Джозефа была открытой книгой; день за днем она писалась его секретарем, согласно сообщениям коллег.
   Во время этого бодрствования Джим безуспешно старался разобрать нацарапанное. Вдвоем с инспектором Уилтоном они по очереди дежурили у постели больного. Доктор сказал, что каждую минуту министр может прийти в сознание, и хотя он ожидал очень серьезных последствий отравления, возможность полного выздоровления им не исключалась.
   В четверть четвертого утра все время бредивший больной повернулся на спину, открыл глаза и обвел взглядом слабо освещенную комнату.
   Джим подошел к его кровати.
   Сэр Джозеф с удивлением посмотрел на него.
   -- Хелло! -- слабо сказал он. -- Что случилось? Автомобиль опрокинулся?
   -- Ничего серьезного, сэр Джозеф, -- спокойно ответил Джим.
   -- Это ведь больница?
   -- Лечебница, -- подтвердил Джим.
   После долгого молчания больной снова заговорил:
   -- У меня адски болит голова. Не можете ли вы дать мне чего-нибудь выпить, или это не разрешается?
   Джим, поддерживая больного за плечи, поднес к его губам стакан воды. Тот с жадностью выпил содержимое и снова упал на подушки.
   -- Кажется мне, что голова моя не в порядке, но я могу поклясться, что вы Карлтон, -- сказал сэр Джозеф.
   -- Да, это мое имя.
   Министр ненадолго задумался.
   -- Ничего у меня не сломано? Я говорил этому дураку, шоферу, чтобы он был осторожнее, дорога была как стекло.
   -- Ничего у вас не сломано, сэр Джозеф, -- сказал Джим, -- было лишь сильное сотрясение.
   Он уже позвонил доктору, спавшему в комнате под ними.
   -- Сотрясение? Не помню... А Гарло? -- Брови больного нахмурились. -- Славный малый, только уж очень нарядный. Я ведь был у него вечером... Какие-то македонцы... Да, вспоминаю. Когда это было?
   Джиму не хотелось говорить министру, что это было несколько дней тому назад.
   Вошел доктор, в халате поверх пижамы. Ум министра был уже настолько ясен, что он догадался о его профессии.
   -- Я в сознании, доктор. Что это было? Сотрясение?
   -- Нет, сэр Джозеф, -- ответил врач. Он пощупал пульс пациента и, по-видимому, остался доволен.
   -- Сэр Джозеф думает, что произошла автомобильная катастрофа, -- посмотрев значительным взглядом на врача, сказал Джим.
   Больной был очень слаб, но ум его не был помрачен.
   -- Что со мной? -- раздраженно спросил министр, когда врач приложил к его сердцу стетоскоп.
   -- Вы не употребляете никаких наркотиков?
   -- Я -- наркотиков?! -- презрительно фыркнул министр. -- Что за вопрос! Я даже лекарств никогда не принимал! Когда мне не по себе, я иду к своему остеопату, и он приводит меня в порядок.
   -- Ну, так и я не дам вам наркотического средства. -- Доктор нашелся, как замять свой неловкий вопрос. -- Сердце у вас в порядке и пульс нормальный, вам нужен только хороший сон.
   -- И еда, -- проговорил сэр Джозеф, -- я страшно голоден.
   Ему принесли куриного бульона, и через полчаса он мирно заснул. Доктор кивком вызвал Джима в другую комнату.
   -- Вы можете теперь спокойно уйти, -- сказал он. -- Сэр Джозеф поправляется гораздо быстрее, чем я ожидал. Он ничего не рассказывал о своих приключениях?
   -- Ничего.
   Рано утром Джим зашел к премьер-министру.
   -- Он думает, что после отъезда из дома Гарло с его автомобилем произошла авария. Он ничего не помнит о речи в парламенте, и доктора не разрешают говорить с ним об этом, пока он не окрепнет. Я сильно сомневаюсь в одном пункте, сэр, и хочу его разъяснить. Для этого я, может быть, буду вынужден выйти за пределы закона.
   -- Мне все равно, куда вы выйдете, -- сказал премьер-министр, -- но мы должны добиться правды. Я прикажу дать вам карт-бланш и поддержу вас во всех ваших начинаниях.
   Джим отправился в Скотленд-Ярд, чтобы доказать правильность версии, которая создавалась в его мозгу в ночные часы; версии настолько фантастичной, что он не мог заставить даже самого себя серьезно относиться к ней.
  

Глава 19

   Однажды утром были отправлены четыреста каблограмм и все в одинаковых выражениях:
   "Перевести по кабелю через отделение банка на Ломбард-стрит прибыль Рата-синдиката 17, расписаться в получении инструкции. Скреплено. Рата".
   Эта депеша была отправлена в три часа утра.
   Начальником иностранного отдела этого банка был старый друг, мистера Элленбери. Элленбери отправился к нему на другой день.
   -- Я ожидаю очень крупных переводов через ваш банк, -- сказал он, -- и мне понадобятся наличные деньги.
   Кисло глядевший на него начальник стал еще кислее.
   -- От Рата, вероятно? Удивляюсь, зачем вы путаетесь с такими людьми, Элленбери? Вы, вероятно, не знаете, как о них говорят в Сити...
   Он был друг и прямой человек. Элленбери кротко слушал его.
   -- Не всегда можно выбирать, -- сказал он, -- война не лучшим образом отразилась на мне: я должен на что-то жить.
   На войну часто ссылаются в сомнительных вопросах морали. Начальник отнесся к этому заявлению не вполне доверчиво.
   -- Сколько же заработал Гарло на этом мошенничестве? -- спросил он, опять пользуясь привилегиями дружбы.
   -- Когда-нибудь скажу вам, -- ответил уклончиво Элленбери, -- теперь я ожидаю очень крупных сумм.
   В этот день вечером пришел первый перевод -- из Иоганнесбурга; сумма не была колоссальна, но очень велика. Ночью пришли переводы из Нью-Орлеана, Чикаго, Нью-Йорка, Торонто и Сиднея. Мистер Элленбери не торопился получать деньги, скапливавшиеся в Ломбард-банке.
   Утром в этот день, перед тем как отправиться в Сити, он гулял по своему владению, к которому был очень привязан, несмотря на то, что оно было запущено и неухожено, даже в огороде не было порядка: вместо капусты стояли какие-то призраки кочнов.
   Подошел садовник, прикрытый от дождя мешком.
   -- Я достал кучу мусора, чтобы засыпать яму, -- сказал он, -- вчера привезли.
   Тридцать лет эта яма с жидкой грязью на дне мозолила глаза. Элленбери мечтал то обратить ее в пруд, окруженный рододендронами, то в купальню с белыми кафельными берегами. Теперь настал конец мечтам -- яму надо было засыпать; рядом с ямой лежала куча всевозможного мусора.
   -- Я сам ее зарою, мне нужен физический труд, -- сказал Элленбери.
   Грязная дыра привлекала его внимание. Если бы он мог запихнуть туда Гарло и увидеть его белое лицо, выглядывающее из грязи, -- вот это было бы славно. Наконец он оторвался от этого зрелища и пошел в дом.
   Элленбери быстро позавтракал, его ожидала наемная машина, оплачиваемая Рата-синдиктом. Элленбери знал такой гараж, где можно было нанять автомобиль, не подвергаясь лишним расспросам. В этом гараже тариф был значительно выше, чем в других, но эти издержки оплачивались синдикатом. Автомобиль приехал после полудня; шофер, дюжий человек с черными усами, жевал резинку и ничем, кроме своего дела, не интересовался.
   Элленбери поехал в банк, захватив с собой два плоских чемодана; он вошел в кабинет начальника и представил переводы.
   -- Чудовищно! -- сказал управляющий, намекая на общую сумму. -- И будут, вероятно, еще? Уже и это выходит за всякие пределы.
   -- Пределы? -- Элленбери не понимал, о чем он говорит.
   -- Правильно и неправильно... все равно, что пытаться измерить высоту Святого Павла футовой линейкой.
   Элленбери, любитель диалектики, не мог устоять и вступил в беседу.
   -- Моральность поведения не поддается арифметическому учету. Вы должны измерять ее не аршинами, а углом. Десятиградусное уклонение от перпендикуляра грубая ошибка, будь то столб для ворот или Пизанская башня... Я подсчитал, американский итог сто двенадцать тысяч.
   Элленбери сделал пять пакетов и запихнул их в чемодан.
   -- Теперь приступим к южноамериканским переводам, -- сказал управляющий отделом. -- Может быть, вы и правы, но я заметил, что общественное возмущение обратно пропорционально количеству прикарманенных денег. Когда вы наживаете миллион, вы становитесь выше понимания присяжных заседателей. Они смотрят на человека, на деньги и автоматически произносят: "Не виноват". Надо было бы изменить закон и присяжными выбирать только бухгалтеров и романистов, которые сами никогда не видят настоящих денег, но думают о миллионах... Еще восемьдесят семь тысяч девятьсот...
   -- У вас превратные идеи, мой друг. Если человек ворует, то десять ли центов, или пять миллионов долларов... -- заметил Элленбери, укладывая новые пачки в чемоданы.
   Уже темнело, когда он вынес деньги, положил в автомобиль и отправился в свою собственную контору.
   Элленбери рано отпустил клерка домой: была пятница, он дал ему двухнедельный отпуск и заплатил жалованье вперед. Отперев дверь своим ключом, он втащил чемоданы в кабинет. Там стоял совершенно новый дорожный сундук и лежал паспорт. Несколько недель тому назад Гарло приказал ему выхлопотать паспорт на имя Джексона, который иначе назывался Инглом. Элленбери терпеть не мог мелких мошенничеств, но, конечно, повиновался и увеличил еще свой проступок тем, что выхлопотал второй паспорт для себя, представив фотографию, снятую с него двадцать лет тому назад, и подписав прошение именем, не имеющим никакого сходства с его собственным.
   Элленбери сел перед своими набитыми чемоданами и задумался.
   Таможенный контроль будет в Кале или в Гавре, и деньги обратят на себя внимание. Ему надо сесть в Симплонский экспресс, багаж там досматривается поверхностно, а если он возьмет билет до Монте-Карло, то его с его богатством примут просто за сумасшедшего.
   Но в Симплонских экспрессах и в поездах, идущих на Ривьеру, в это время года все места расписаны заранее, и никакими способами нельзя достать отдельное купе.
   Остался лишь один путь. Половину денег положить в сундук, как можно больше распихать по карманам, а остальное отправить по почте в различные отели Франции и Испании, адресовав их самому себе.
  

Глава 20

   С путеводителем в руках начал он свою работу за столом, заваленным конвертами, когда раздался стук в обитую зеленым сукном дверь. Элленбери чуть не вскрикнул от страха.
   Два серьезных серых глаза смотрели на него в овальное окошечко, выходившее в контору. Выбежав из-за стола, он потянул дверь.
   На пороге стояла молодая девушка. На ней было длинное синее пальто; на плечах и на маленькой шляпе сверкали капли дождя, в руке она держала мокрый зонтик. Мистер Элленбери и не заметил, что шел дождь.
   Девушка, не двигаясь, смотрела на открытые чемоданы, на пачки денег, на кучи конвертов. Эйлин Риверс никогда не видела столько денег.
   -- Я пыталась найти вашего клерка, -- сказала она. -- Дверь была открыта...
   В своем стремлении как можно скорее начать работу, Элленбери забыл запереть наружную дверь. Он узнал девушку.
   -- От Стеббингса, -- сказал он, задыхаясь. -- Что вам надо?
   Эйлин вынула из сумочки конверт. Какие-то контракты, заключенные покойной мисс Элис Гарло, по недосмотру, как объяснил мистер Стеббингс, не попавшие в завещание. Элленбери пытался прочесть письмо и не мог.
   -- Что-то о контрактах... -- проговорил он. -- Я займусь этим завтра.
   -- Мистер Гарло знает, -- сказала девушка. -- Мы телеграфировали ему сегодня около полудня, он ответил, чтобы мы обратились к вам и подробное сообщение доставили бы ему на дом сегодня вечером.
   Элленбери поднял голову.
   -- Вы идете сейчас к Гарло? -- заикаясь, спросил он.
   Удивительно было, что она весь день думала об этом визите; что-то влекло ее к Гарло, как действующий вулкан влечет робких людей к своему краю; они содрогаются, но смотрят на кипящую у их ног массу.
   -- Да, я иду в Парк-Лейн, -- сказала Эйлин.
   Рассудок Элленбери замер.
   Гарло изменил план своей поездки, чтобы встретиться с этой девушкой в Принстоуне; наводил о ней справки. Он объяснял это интересом к ее дяде. Элленбери, по опыту, объяснял иначе -- очень хорошенькая девушка... И колесо разума стало быстро вращаться... Конечно, она все расскажет Гарло.
   -- Моя жена больна... -- пробормотал он, -- очень больна, она уже двадцать лет не встает с постели. И как это странно -- вдруг вы приходите, а она сегодня спрашивала о вас.
   -- Обо мне? -- Эйлин не верила своим ушам. -- Но я ее не знаю.
   -- А она знает вас, знала, когда вы были ребенком, знала вашего отца или мать, я уж не помню. И как странно... Я хотел заехать к Стеббингсу и просить вас... мой автомобиль доставил бы вас назад.
   -- Поехать к миссис Элленбери сегодня вечером? -- с удивлением спросила Эйлин.
   Мистер Элленбери кивнул.
   -- Но я обещала прийти к мистеру Гарло.
   -- Времени хватит. Уважьте просьбу старика, может быть, не совсем разумную...
   Элленбери действительно выглядел старым и жалким.
   -- А это далеко?
   Он рассказал ей дорогу. Что будет потом -- он об этом не думал. Он уже заказал себе каюту на пароходе; завтра он должен уехать. Отнять девушку у Гарло, может быть, ее любовника, вот что важно. Эти мысли совсем затуманили его.
   -- Могу я позвонить мистеру Стеббингсу?
   -- Я сам сделаю это, -- сказал Элленбери почти весело. -- А вы можете помочь мне уложить мои чемоданы. Куча денег, и все принадлежит мистеру Гарло. Умнейший человек!
   Эйлин забыла, что Элленбери обещал ей позвонить, и вспомнила об этом лишь в автомобиле.
   -- У меня дома есть телефон, -- сказал он.
   Скорчившись в углу автомобиля, с чемоданами под ногами, Элленбери болтал о своей жене, а сам думал о сидящей рядом девушке, которая невольно может выдать его.
   Они подъезжали к дому, и он приказал шоферу:
   -- Остановитесь у ворот.
   Элленбери сунул в руку шофера три бумажки; шофер, -- по-видимому, остался доволен.
   -- Вы разрешите остановиться у ворот? -- обратится Элленбери к девушке. -- Мы пройдем по дорожке; моя жена такая нервная, вздрагивает при каждом звуке...
   Эйлин не протестовала. Когда они вышли из машины, она предложила донести один из чемоданов. Элленбери согласился.
   -- Все это принадлежит Гарло, Гарло! -- бормотал он. -- Это одна из его шуток.
   -- Что вы подразумеваете?
   -- Шутки Гарло... трудно объяснить... -- Ветер вырывал слова из его речи.
   Девушка увидела безобразный, безжизненный дом.
   -- Левей... Мы войдем через задний ход.
   Перед нею было какое-то странное здание; Элленбери сказал, что там помещается топка для оранжереи.
   -- Теперь две ступеньки вниз.
   Но зачем же идти вечером в оранжерею? Он ответил на вопрос, которого она не задала.
   -- Сейф... спрятать чемоданы... -- сказал Элленбери.
   Ветер перешел в ураган, блеснула молния -- молния в декабре... Элленбери поставил чемоданы на пол и потянул заржавевший замок; дверь со скрипом отворилась.
   -- Здесь, -- сказал он, и Эйлин вошла вслед за ним.
   Он зажег крошечную свечку в грязном фонаре, девушка осмотрелась. Это была какая-то кирпичная яма без окон, пол был покрыт золой, битыми цветочными горшками и разным садовым мусором.
   -- Подождите, я принесу мешки, -- сказал Элленбери.
   Сердце у него так билось, что он еле дышал; к счастью, Эйлин не видела его лица.
   Он вышел, хлопнув дверью, и запер замок. Потом поднялся по ступенькам и побежал к дому.
   Ему пришлось немного подождать, пока он настолько успокоился, что смог войти. Элленбери прокрался в переднюю и на цыпочках прошел в свой кабинет. Он промок насквозь и дрожал. Сняв мокрое пальто, Элленбери позвонил. Тотчас же явившаяся горничная была удивлена, увидев его.
   -- Ступайте в мою комнату, только без шума, и принесите мне сухое платье и белье. Госпоже скажите, что я приду еще не скоро.
   Девушка принесла все нужное, предложила чашку чая и вышла.
   Элленбери начал переодеваться, как вдруг ему пришла в голову мысль, что переодеваться не надо. Брюки его не были мокрыми, и вокруг ямы было так грязно. Об этой яме он думал в автомобиле. Судьба работала на него.
   Он надел халат и взял с полки два тома, которые часто читал, -- "Хроника преступлений"; в книгах было много иллюстраций.
   Элленбери открыл наугад один из томов.
   "...Когда молодая, красивая, невинная женщина становится жертвой насилия, не найдется ни одного человека с обычными человеческими чувствами, который не рискнул бы жизнью, чтобы спасти ее от отчаяния и нищеты..."
   Он прочел эту поучительную цитату и перевернул страницу.
   "...Мария Мартен застрелена в амбаре, другая женщина убита шпагой".
   Он нетерпеливо переворачивал листы, жалея, что так мало знаком с уголовным судом. У него был большой топор... но где? Да, за кухонной дверью. Элленбери спустился по лестнице. Вот, на обычном месте... Он спрятал его под халат и принес к себе в комнату.
   -- Можете идти спать, -- сказал он горничной, подавшей ему чай, и, выпив чашку, надел мокрое пальто и вышел на дождь.
   Очень неприятно... почему они не дают ему уехать спокойно, ведь он стар, ему так мало осталось жить... Слезы потекли по его щекам при мысли о несправедливости. Это все Гарло! К черту его! Эта милая девушка, никому не причинившая ни малейшего зла, такая красивая -- и она должна умереть из-за Гарло.
   Элленбери вытер рукой слезы, снял замок и открыл дверь.
   Свеча вспыхнула в последний раз, и в этом мгновенном свете он увидел белое лицо замершей от ужаса девушки. С рыданием Элленбери замахнулся на нее топором...
  

Глава 21

   Когда Элк пришел под вечер к своему другу, Джим сидел перед столом, на котором был разложен большой план города.
   -- Покупаете себе дом? -- спросил Элк.
   Джим тщательно свернул план и спрятал в ящик стола.
   -- Не согласитесь ли вы помочь мне совершить небольшой налет сегодня ночью? -- спросил он. -- Было время, когда я мог лазить, как кошка.
   -- Где же намечен грабеж? -- спросил Элк.
   -- В Парк-Лейне, -- ответил Джим. -- Я собираюсь забраться в один из роскошнейших домов Лондона, в замок барона Гарло.
   -- Разве он возведен в баронское достоинство? -- спросил Элк, имевший очень отдаленное представление о генеалогии.
   Джим выглянул из окна на набережную Темзы, там спешили возвращающиеся домой рабочие. Шел крупный дождь и дул сильный ветер. Но не было и следов тумана, предсказанного метеорологическим бюро.
   -- Туман так же нужен грабителю, как повязка на глазах, -- сказал Элк. -- Дождь же загоняет городовых в ворота домов, что очень удобно для воров.
   Дождь лил ручьями, когда полицейский автомобиль с Джимом Карлтоном проехал под аркой; его чуть было не опрокинуло ветром, когда он проезжал по Гайд-парку.
   Дом N 704 в Парк-Лейне был отделен от других домов и даже окружен стеною. Под окном пристройки, в которой помещалась библиотека, был маленький садик с цветущим вишневым деревом. Вынырнувший из мрака полицейский сержант остался караулить машину. Через две минуты сыщики перелезли через стену и втащили за собой лесенку с крючками на концах.
   В библиотеке было темно, и они забрались на ее куполообразную стеклянную крышу. Тут Джим оставил Элка для прикрытия. Он не заблуждался насчет трудности своей задачи. Все верхние окна были забраны решетками или закрыты ставнями; но в этот день он послал в парк низко летающий аэроплан и получил фотографию: на крыше была видна небольшая кирпичная постройка, которая, вероятно, стояла над лестницей, ведущей во внутренние покои.
   Через десять минут он был на крыше дома и, медленно ступая на войлочных подошвах, дошел до кирпичной постройки. Ветер достиг страшной силы, но парапет защищал Джима.
   Как он и ожидал, в кирпичную надстройку вела крепкая дверь, запертая внутренним замком; может быть, на ней были и засовы. Джим прислушался, но, кроме воя ветра, не услышал ничего и принялся за исследование крыши, подсвечивая себе фонарем. Но на крыше он не нашел ничего и вернулся к постройке над лестницей. Достав из кармана футляр с инструментами, вынул буравчик и стал сверлить дверь, но очень скоро буравчик остановился: дверь была облицована сталью. Джим выбрался на крышу надстройки, но крыша оказалась очень добротной, потребовался бы молот и продолжительное время, чтобы проломать ее.
   Он перевесился через парапет и посмотрел вниз; в это время внизу к входной двери подошел человек, открыл ее и вошел. До Джима донесся звук захлопывающейся двери. Несомненно, это Гарло, никто так не подергивает плечами при ходьбе. Где он был в такую ночь?
   Что же делать? Вернуться к Элку и рассказать ему о своей неудаче? Так Джим и хотел поступить, как вдруг услышал скрип ключа в замке и голос Гарло. Он, очевидно, шел на крышу, и Джим скорчился в тени надстройки.
   -- ...да, конечно, идет дождь, дружище. Но в Лондоне всегда идет дождь. Я уже был сегодня под дождем, а вы нет. Фу, какой лил дождь!
   Голос Гарло был ласков, как будто он говорил с ребенком.
   -- Надели вы шарф? Застегнитесь и наденьте перчатки. Фу, какая вы ворона.
   -- Мне вовсе не нужны перчатки, совсем не холодно. Гарло, я опять хочу спросить...
   Голоса стали неясными. Джим понял, что они гуляют вдоль парапета. Если у Гарло нет фонаря, они не увидят лестницы. Теперь они шли назад; Джим быстро отступил к стене.
   -- ...я не могу отдать их вам. Вы слишком много читаете, и я не хочу, чтобы вы мучили себя писанием. Будьте благоразумны, милый Марлинг...
   Марлинг! Джим задержал дыхание. Они были так близко, что, вытянув руку, он мог коснуться ближайшего из собеседников.
   Джим увидел, что спутник Гарло был так же высок, но сутулился. На мгновение он увидел бороду, которую ветер трепал во все стороны. Голоса опять стали слышны, когда они вернулись, и вдруг послышался какой-то царапающий звук и восклицание Гарло:
   -- Черт возьми, что здесь такое?!
   Снизу донесся слабый стук. Сердце у Джима упало. Вероятно, Гарло наткнулся на лестницу и столкнул ее с парапета.
   -- Вы что-то сбросили, -- сказал голос неизвестного.
   -- Как будто крючок какой-то, -- ответил Гарло. -- Что бы это могло быть?
   Теперь Джим мог бы прокрасться вокруг надстройки, проскользнуть в дверь, которая, как он полагал, была открыта, и скрыться. Но из открытой двери показалась полоса света; при таком свете его непременно бы заметили, если только гуляющие не повернулись бы спиной к двери. Но они стояли по-прежнему лицом, обсуждая, что такое Гарло сбросил с крыши.
   -- Когда мы гуляли утром, здесь положительно ничего не было, -- рассуждал Гарло, -- пойдемте вниз.
   Итак, удобный случай был упущен. Джим остался на крыше, не имея возможности спуститься на землю.
   Надо было дать знать о себе Элку. Джим вынул записную книжку, нацарапал записку и, вырвав листок, завернул в него медную монету. Он бросил ее как можно ближе к тому месту, где, по его расчетам, стоял Элк, и услышал, как медяк ударился о землю. Четверть часа ждал он, но никакого сигнала снизу не последовало. Джим снова потрогал дверь, и, к его удивлению, она отворилась. Неужели Гарло забыл запереть ее? Это на него не похоже.
   Джим шире раскрыл дверь и глянул вниз. В нижней комнате горел слабый свет, и он рассмотрел угол письменного стола и полоску ковра. Бесшумно спустившись по крепким ступеням и дойдя до конца лестницы, он осмотрелся.
   Комната была пуста. Около занавешенного окна стоял большой письменный стол; в углу -- лакированная кровать, а прямо против него была полуоткрытая дверь. Помещение освещалось лишь одной лампой на стене; Джим прошел через комнату, повернул выключатель, и комната погрузилась во мрак.
   Он выглянул на освещенную площадку -- никакого признака жизни. Перед ним была лестница, ведшая в нижние этажи. Что-то говорило ему, что о его присутствии в доме известно. С левой стороны площадки была другая дверь, и первое, что он заметил, -- торчащий в замке ключ. Кто-то вышел из комнаты с такой поспешностью, что забыл вынуть ключ. Джим в одно мгновение повернул ключ и запер дверь. Он услышал приглушенное восклицание и на цыпочках побежал вниз.
   На нижней площадке было темно; освещая пол ручным фонарем, Джим добрался до слабо освещенного вестибюля. Вокруг было тихо; он быстро подошел к двери и ухватился за ручку. Какая-то невидимая сила ударила его в грудь, и он упал.
   Джим лежал на полу почти оглушенный, потом наверху открылась дверь, и он услышал какой-то шепот. Он коснулся дверной ручки, через которую проходил сильный ток, который мог бы убить насмерть грабителей, если бы они проникли в дом. Очевидно, ток подавался в ручку через выключатель, сообразил Джим. Он увидел на стене две кнопки, хотя только один источник света был в холле. Джим нажал одну из них, свет не погас. Тогда он легонько пальцем коснулся ручки, тока не было. Хлопнув что было силы дверью, он очутился на улице. Добежав до своей машины, Джим увидел Элка, сидевшего верхом на стене и разговаривавшего с сержантом.
   -- Я только что хотел обойти дом сзади, посмотреть, что с вами, -- сказал Элк, спрыгивая со стены на тротуар.
   -- Нашли мою записку?
   -- Нет. Я слышал, как что-то упало, и подумал, что вы уронили лесенку, только никак не мог ее найти.
   Далеко за полночь приехали они в Скотленд-Ярд. Первый человек, которого увидел Джим, войдя в холл, был Браун, и сердце его упало.
   -- Что-нибудь случилось? -- спросил он.
   -- Мисс Риверс не вернулась домой, -- ответил сыщик. -- Я телефонировал к Стеббингсу; он сообщил мне, что барышня ушла в шесть часов, чтобы отнести два письма, одно к Элленбери, другое к Гарло. Я вызвал к телефону Элленбери; он сказал, что письмо ему вручила мисс Риверс вскоре после шести и что с тех пор он ее не видел.
   -- Около одиннадцати часов, -- воскликнул Элк, -- он проехал мимо нас в гараж; с крыши библиотеки я видел его автомобиль, может быть, не его, а Гарло, и в гараже он пробыл очень долго...
   Джим тотчас же воспользовался этим сообщением. В два часа ночи, когда мистер Гарло кончал свою последнюю сигару, Джим Карлтон и Элк приехали с ордером на обыск.
   -- Вот забавно, -- сказал Гарло, возвращая Джиму бумагу. -- Вы, может быть, позволите мне скопировать этот интересный документ? Для моей автобиографии!
   -- Не беспокойтесь, Гарло! -- резко сказал Джим. -- Этот наш визит просто маленькая неприятность. Я не арестую вас ни за преступление против сэра Джозефа Лейтона, ни за убийство миссис Гиббинс!
   -- Вы так же милостивы, как и сильны! -- пробормотал Гарло. -- Убийство -- неприятное слово.
   С тех пор как Джим видел его в последний раз, лицо Гарло побледнело и на нем появились морщины.
   -- О каком убийстве здесь говорят?
   В дверях стояла миссис Эдвинс. Джим видел ее в первый раз, но тотчас же узнал по описаниям Эйлин. Прямая, со сложенными руками, со злыми блестящими глазами, она казалась страшнее, чем сам Гарло.
   Гарло жестом приказал ей уйти.
   -- Никакого убийства, Люси Эдвинс, -- сказал он любезно. -- Ваша страсть к драмам погубит вас.
   На мгновение показалось, что женщина не подчинится повелительному жесту. Она посмотрела на него с ненавистью, потом повернулась и исчезла.
   -- Ну, мистер Карлтон, успокоимся. Что вы ожидаете найти в этом доме? Вероятно, что-нибудь очень важное?
   -- Гарло, -- сказал Джим, -- я кладу свои карты на стол и скажу, что я хочу найти. Я хочу найти Эйлин Риверс, которая вчера вечером принесла вам письмо от своего начальника и с тех пор ее никто не видел.
   Гарло не улыбался.
   -- Вы хотите сказать, что вы ее не видели.
   -- Подождите, я не кончил. От конторы Элленбери в половине шестого отъехал автомобиль, и в нем была мисс Риверс; где она теперь?
   Гарло пристально посмотрел на сыщика.
   -- Я не скажу, что не знаю; ненужная ложь -- глупость.
   Он открыл ящик письменного стола, вынул связку ключей и бросил на стол.
   -- Вы можете обыскать весь дом, -- сказал он.
   Библиотека не потребовала продолжительного обыска. Джим вместе с Элком дошел до самого верхнего этажа, и там, возле лифта, его ждал Гарло.
   -- Комната экономки, -- указал он, -- это та самая дверь, которую вы заперли несколько часов тому назад.
   Гарло повернул ручку другой двери, и Джим увидел вчерашнюю комнату; она была необитаема.
   -- Мы отправимся на крышу, -- сказал Джим.
   Светя фонарем, они обошли парапет и ничего не нашли
   Джим пошел вниз, осматривая каждую комнату, но нигде не обнаружил никаких следов девушки или бородатого человека.
   -- У вас есть погреба? Я хочу осмотреть их.
   Гарло отворил маленькую дверь в стене вестибюля; перед ними был вымощенный плитами коридор, из него лестница вела вниз; из трех подвалов два были заняты запасами вина.
   -- Больше подвалов нет; не хотите ли осмотреть гараж?
   Джим понимал, что над ним издеваются, но не терял присутствия духа.
   -- Гарло, где мисс Риверс? Вы дали понять, что знаете.
   Гарло любезно наклонил голову.
   -- Разрешите совершить с вами маленькое путешествие, и тогда обещаю вам положить конец всем вашим сомнениям.
   Они посмотрели друг на друга.
   -- Вы обманщик, -- наконец проговорил Джим.
   Улыбка медленно расплылась по лицу Гарло.
   -- Многие меня так называли, -- сказал он, -- а я вот здесь, окруженный царским блеском. А что сталось с теми, кто меня так называл?
   Он отворил дверку кабины, и после минутной нерешительности Джим и Элк сели в машину. Гарло захлопнул за ними дверку.
   -- Я очень уважаю полицию, -- сказал он, -- мне весьма жаль, что я поставил вас в несколько глупое положение. Но слух о предпоследней шутке Гарло не распространится дальше меня.
   Он подошел к передней части автомобиля и нагнулся, как будто желая привести в движение машину, а потом медленно пошел к стене, поднял руку, и гараж погрузился во тьму.
   Джим потрогал дверку, она была заперта; когда он попытался опустить окно, машина заскрипела и медленно начала опускаться под пол. Все ниже и ниже уходила платформа, и когда крыша машины оказалась ниже пола, автомобиль двинулся вперед, легко начал скользить по невидимому пути и наконец остановился. Джим опустил окно и высунулся до половины, когда гидравлические столбы под платформой с легким трением закрыли нижнее отверстие. Через секунду Элк был на свободе. Распахнув переднюю дверку, Джим зажег верхнюю лампу и осветил небольшую камеру, куда спустился автомобиль.
   Тут стояли еще две машины; одна особенно привлекла его внимание: это был старый серый автомобиль, покрытый еще жидкой грязью. Очевидно, они попали в обыкновенный подземный гараж. Стены были из гладкого камня; в одной из них была низенькая железная дверь, задвинутая засовами. Очевидно, там был бензинный склад.
   Джим посмотрел на Элка.
   -- Чувствуете себя дураком? -- с горечью спросил он.
   -- Никогда я себя дураком не чувствую, -- отвечал тот весело. -- Только я, конечно, не ожидал такого скорого конца.
   -- Конца?
   Элк кивнул.
   -- Не вашего и не моего: конца Гарло. Это его последняя и величайшая шутка. Никогда еще полиции не удавалось смеяться над подобной шуткой...
   Он замолк. Кто-то слабо стучал в железную дверь; сердце Джима замерло.
   Он бросился на стук, отодвинул засовы и распахнул дверь; свет упал на страшного, оборванного старика.
   -- Элленбери! -- с трудом произнес Джим.
   Это был юрист, но с тех пор, как Джим его видел, он ужасно изменился.
   -- Где она? -- хрипло произнес Элленбери.
   Сердце Джима обратилось в свинец.
   -- Кто? Мисс Риверс?
   Элленбери дико посмотрел на него, как будто узнавая его голос, но не его самого.
   -- Девушка от Стеббингса! -- прохрипел он. -- Он взял топор -- Гарло!
   Старик замахнулся воображаемым топором.
   -- Он... убил ее!
   Карлтон должен был опереться о стену. Лицо его стало бесцветным, он не мог говорить; Элк принялся за допрос.
   -- Где он убил ее?
   -- В конце огорода... там яма. Вы могли бы бросить туда кого угодно, и никто бы не догадался. Он знал о яме, а я не знал, что он -- шофер с маленькими усиками, и я ездил с ним целый день.
   Элк ласково положил руку на плечо Элленбери, старик заплакал.
   -- Успокойтесь, мистер Элленбери, никто вам ничего не сделает, расскажите нам все. Так он убил мисс Риверс?
   -- Моим топором, да, моим топором. Она лежала на полу в отопительной комнате... Она была бела и так прекрасна, я видел, как он убил ее и вернулся в дом, я не хотел... -- он задрожал и закрыл лицо руками, -- видеть ее в яме с водой... с зеленой водой... ой... ой!..
   Элленбери пытался отогнать видение.
   -- Так вы опять видели ее? -- хриплым от волнения голосом спросил Джим. -- Где?
   -- В автомобиле, где были чемоданы, она лежала на полу под одеялом. Я сел рядом с дьяволом, и он заговорил... Так нежно... Как будто он никого не убивал. Но я знал, что дьявол лгал, он ковал новые звенья для моей цепи. Он засадил меня сюда! -- и Элленбери пальцем показал на дверь.
   -- Элленбери, ради Бога, соберитесь с мыслями, жива Эйлин Риверс?
   Джим почти потерял сознание, когда старик затряс головой.
   -- Умерла! -- он кивал головой, повторяя страшные слова. -- Умерла, умерла... Она лежала около кухонной двери, и там была кровь...
   -- Слушайте, Карлтон, -- это был голос Элка, -- я не верю ему, он сумасшедший...
   -- Я сумасшедший? -- Элленбери ударил себя кулаком в грудь. -- Она наверху, я видел, как он ее нес... и желтую женщину, и человека с бородой... они долго держали меня впотьмах, а потом взяли с собой -- смотрите!
   Он втащил Элка в крошечную темницу. Там стояли кровать и платяной шкаф, пол был покрыт ковром.
   Пошарив по стене, Элк нашел кнопку и нажал ее -- розоватый свет залил комнату.
   -- Смотрите, смотрите!
   Элленбери распахнул дверцу шкафа. На дне его лежала куча мужского платья: смятая рубашка, бархатный жакет...
   -- Платье сэра Джозефа, -- тихо проговорил Элк.
  

Глава 22

   -- Они здесь держали его, -- прошептал Элленбери. Он как будто боялся своего голоса.
   Джим увидел другую дверь; на ней не было задвижки, только маленькое отверстие для ключа. Но его внимание было отвлечено.
   Изо всей силы Элленбери тянул шкаф, и тот вдруг повернулся, как ворота на петлях. За ним была дверь.
   -- Я сюда пришел вот оттуда. Лифт...
   Элк прислушался; слышен был скрип движущегося лифта.
   -- В какую комнату он поместил ее? Мы обыскали все.
   -- В комнату миссис Эдвинс. Там стоит платяной шкаф, а за ним маленькая комнатка... Зачем он спрятал ее здесь, а не положил в яму?
   -- Нам надо как можно скорее уйти отсюда, -- сказал Элк, оглядываясь кругом и пытаясь найти какой-нибудь способ выбраться. -- Предпоследняя шутка пока не вызывает смеха: придется моим родственникам надеть траур.
   Дверь за шкафом казалась единственным путем к спасению. Элк обыскал автомобиль и ящик для инструментов под ним.
   -- Маленькая надежда... никакого газа, который мог бы взорваться, и у него нет возможности применить что-нибудь мгновенное, внезапное. Карлтон, вы не заметили в доме чего-нибудь особенного?
   -- Я многое заметил, но на что именно вы намекаете?
   -- Мы ни разу не видели этой миссис Эдвинс, или Эдвардс, или как там ее зовут, с тех пор, как Гарло указал ей на дверь.
   Этот факт не был замечен Джимом: они обыскали дом от крыши до подвала и нигде не встретили женщины с желтым лицом.
   -- Где она, -- сказал Элк, -- там может быть и этот парень, как его зовут-то, Марлинг? И я отлично знаю, где они, -- в лифте.
   Так это и было. Джим видел лифт, когда Гарло ждал его на верхней площадке, а потом лифт исчез. Очень просто: он скользил из одного этажа в другой, избегая сыщиков. С дверью ничего нельзя было сделать; надо было приняться за ее кирпичную обкладку, стена была сплошь каменная. К счастью для них, в каждом автомобиле были инструменты, в одном даже лом.
   Работа немного успокоила нервы Джима. Элленбери скорчился у кровати, наблюдая за ними и произнося какие-то слова. Прекратив на минуту работу, Джим разобрал:
   -- Нельзя измерять принципы аршином; такая красивая девушка, такая юная!.. -- и Элленбери тихо заплакал.
   -- Не обращайте на него внимания, -- прорычал Элк, -- не переставайте работать!
   Пробить штукатурку было столь же тяжело, сколь и опасно, если бы шум услышал хозяин дома. Но после часовой работы они очистили около квадратного фута стены от твердой штукатурки, за которой видна была кирпичная обкладка; им удалось выломать первый кирпич, а вынуть второй было уже легче, но зато необходимо было соблюдать большую осторожность.
   Джим вставлял буравчик в небольшую дырочку в известке, когда услышал приглушенный голос почти у своего локтя, голос Гарло.
   -- Оставьте их, они могут подождать и до завтра.
   Джим отскочил, но этот феномен объяснялся просто. Голос доносился вниз по шахте для лифта, которая действовала в данном случае, как слуховая трубка. Джим услышал, как захлопнулась дверь, заскрипела машина и лифт остановился прямо над ним; затем послышались шаги по кафельному полу вестибюля.
   Значит, до утра им нечего бояться. Работая и время от времени прислушиваясь, они разобрали кирпичи настолько, что через отверстие мог пролезть нетолстый человек. Таким образом худощавый Джим оказался в грязной яме на дне шахты, в которую не проникал даже самый тонкий луч света. Он достал свой фонарь и осмотрелся. Дно лифта было почти на двенадцать футов выше его головы, и с него свисали кабели, которыми лифт приводился в движение. Вытянувшись, Джим мог коснуться петель. Он сказал об этом Элку, и подушки всех автомобилей были пропихнуты через отверстие и сложены одна на другую.
   Балансируя на них, Джим ухватился за кабель и повис; вдруг кто-то тяжелый вошел в лифт и захлопнул дверь. В ту же секунду Джим стал быстро подниматься. На самой верхней площадке лифт остановился с таким толчком, что он чуть не оторвался от кабеля.
   Комнаты в верхних этажах были ниже, чем в нижних, поэтому его колени приходились на уровне входа в лифт во втором этаже. Если бы он добрался до закраины, то уже ничего бы не стоило перелезть через тонкую решетку. Надо попробовать. Он стал тихонько скользить вниз по кабелю, пока смог коснуться ногами шестидюймовой закраины между шахтой и решеткой. Собрав всю силу, Джим прыгнул вперед и через секунду был наверху.
   Он бесшумно пополз по лестнице и едва не был замечен высокой женщиной, стоявшей на площадке, приложив ухо к закрытой двери той комнаты, где, по его предположению, была заключена Эйлин. Скрываясь за поворотом лестницы, он услышал голос Гарло, на что-то жалующийся.
   -- Это было так по-театральному грубо, я просто оскорблен! Глупо писать записки на карточках... да еще булавкой. Если б я знал...
   Взволнованный ответ шепотом -- и Гарло вдруг засмеялся.
   -- Ну, ну, глупый вы, больше ничего не скажу. Никогда не делайте ничего подобного. Хорошо еще, что полиция не могла разобрать вашей записки.
   Джим почти забыл о существовании бородатого человека. Он слышал, как дверь открылась, и быстро побежал по лестнице, пока не очутился в вестибюле. Стрелки серебряных часов на камине показывали пять.
   Снова спускался лифт, и, спрятавшись в углубление, Джим увидел, что Гарло вошел в библиотеку.
   В одну секунду сыщик был в лифте и нажал верхнюю кнопку. Когда лифт достиг верхнего этажа, вдруг что-то случилось. Несколько мгновений Джим не мог понять, что это такое. Две лампы на крыше лифта погасли, внизу что-то блеснуло синеватым светом, и оттуда сверкнула молния.
   Джим схватился за решетку, которая в верхнем этаже достигала потолка. Она не пошевелилась; он толкнул ногой дверь, но она была из кованной стали. В течение трех часов второй раз в ловушке! Он услышал, как входная дверь внизу закрылась -- и затем молчание.
   -- Элк!
   Откуда-то раздался глухой голос Элка.
   -- Можете вы спуститься в холл?
   -- Попытаюсь.
   Перед Джимом, заключенным в клетку, была дверь в комнату миссис Эдвинс, и вдруг ручка двери медленно повернулась.
   Дверь слегка отворилась, еще немного... и Эйлин Риверс вышла на площадку.
   -- Эйлин! -- хрипло закричал он.
   Она увидела его измученное лицо.
   -- А, полицейский волокита, -- попробовала она пошутить, -- пожалуйста, отвезите меня домой.
   -- Кто завел вас сюда? -- спросил он, почти не веря своим глазам.
   -- Никто, я пришла по доброй воле, -- о, Джим, какой он милый!
   -- Боже мой, -- простонал человек в клетке. -- А я и не заметил этого!
  

Глава 23

   За двенадцать часов до этого драматического момента шофер, жевавший резинку, почувствовал себя неловко.
   -- Сумасшедший и женщина в обмороке! -- размышлял он. -- Очень затруднительно.
   Нагнувшись, он поднял девушку и перекинул ее через плечо. Свободной рукой поставил безумца на ноги.
   -- Вы ударили меня! -- пропищал Элленбери.
   -- Вы живы, -- невозмутимо сказал шофер, -- значит, я не бил вас.
   -- Вы задушили меня!
   -- Вперед, Синяя Борода, -- нетерпеливо крикнул шофер.
   По-видимому, сто сорок фунтов женского тела были вполне ему по силам; идя следом за маленьким человечком, которого он держал за шиворот, шофер весело посвистывал.
   Он поднялся на каменные ступени и вошел в холл. Из-за угла верхней площадки лестницы выглянула горничная и чуть не свалилась со ступеней, так ее поразило, что в Ройальтон-хаузе что-то случилось, а ведь до сих пор тут никогда ничего не случалось.
   Шофер опустил девушку в небольшое кресло. Глаза ее были открыты: ей было дурно.
   -- Самое лучшее для нее теперь -- чашка чая, -- сказал шофер и так повелительно позвал горничную, что та даже не взглянула на своего хозяина. Тот стал как будто еще меньше ростом; в руке он все еще держал мокрую ручку топора.
   -- Я думаю, вам лучше куда-нибудь положить этот топор, -- спокойно сказал шофер.
   Только тогда Эйлин заметила его присутствие. У него были смешные усы, как у моржа, и когда он говорил, они поднимались и опускались. Ей хотелось смеяться, но она знала, что это истерика. Она посмотрела на топор, его ручка была мокрая и скользкая. Вздрогнув, она повернулась к шоферу; он говорил что-то тоном оракула, этот тон ей напоминал кого-то. Она заметила, что и он смотрит на нее, и ей стало неприятно.
   -- Вы должны помочь мне, барышня, -- серьезно сказал он.
   Она кивнула. Ей хотелось помочь ему; ведь если бы не он, ее не было бы теперь в живых.
   Шофер посмотрел на Элленбери и с гримасой боли оторвал свои усы.
   -- Ну, слава Богу, избавился, -- и он придвинул стул к огню. -- Почему вы не снимаете пальто? От него идет пар.
   Он посмотрел на топор, прислоненный к камину, и, протянув за ним руку, положил его к себе на колени и попробовал острие.
   -- Не очень острый, но все-таки страшный, -- сказал он к положил свою большую руку на плечо сжавшегося человека. -- Элленбери, дружище, вы все это видели во сне!
   Элленбери ничего не сказал.
   -- Скверные были сны? Моя вина. Я требовал от вас слишком большого напряжения, надо было давно ослабить.
   Теперь Элленбери заговорил шепотом:
   -- Вы Гарло?
   -- Да, я Гарло. Гарло Великолепный! Разбойничий барон из Парк-Лейна. Отличное заглавие, если вы напишете мою биографию.
   Мистер Гарло посмотрел на девушку и дружески улыбнулся.
   Элленбери не сопротивлялся, когда Гарло снял с него пальто.
   -- Снимите башмаки.
   Старик повиновался; он всегда слушался Гарло.
   -- Когда вы уезжаете? -- Гарло бросил быстрый взгляд на чемоданы.
   -- Завтра.
   -- Целого чемодана денег хватит для путешествия любому человеку, -- сказал Гарло.
   -- Но они ваши! -- почти закричал Элленбери.
   -- Нет, они ничьи. Деньги принадлежат тому, у кого они в руках. Это моя непрекословная доктрина. Поезжайте в Швейцарию. Очень может быть, что вы сумасшедший, я думаю, что да. Но сумасшествие нельзя вылечить ежедневным пребыванием среди сумасшедших. Было бы нехорошо отправить вас в сумасшедший дом. Вы больше никогда не будете стремиться убивать кого-нибудь. Вы никогда не будете думать об убийствах!
   -- Никогда! -- старик заплакал.
   -- Наш друг Ингл завтра уезжает на континент, поезжайте с ним. Я не знаю, куда он едет, уж, конечно, не в Россию.
   Все время, пока Гарло говорил, Эйлин чувствовала, что он чем-то обеспокоен. Появилась горничная с чаем, и Гарло стало как будто легче.
   -- Пейте, пока горячий, -- сказал он, и когда служанка вышла, придвинулся к Эйлин и добавил, понизив голос: -- Он не отвечает. Вы заметили? Да, это была моя ошибка, я держал его в слишком большом напряжении. Если бы я ослабил...
   Гарло покачал головой, его толстые губы надулись и опустились.
   -- Я увезу вас обоих, -- заговорил он снова, -- вы можете быть очень полезной. Если же вы хотите вернуться к Карлтону и рассказать ему обо всем... этом, -- он кивнул в сторону безумного старика у камина, -- я вас не остановлю. Во всяком случае это конец!
   -- Конец -- чей?
   -- Конец шутника Гарло, -- сказал он. -- Разве вы не видите? Вот сумасшедший человек, пытавшийся убить вас. Почему? Потому что он думал, что вы знаете его намерение украсть деньги и бежать. Вот Гарло Великолепный, нацепивший на себя, как сыщик из романа, какие-то потешные усы. Почему? Представьте себе, что эти вопросы предложит полиция. Элленбери, конечно, наговорит много, и безумного, и разумного. Полиция не особенно сообразительна, но до некоторой степени. Она пронюхает все остальные шутки. Мне нужен один день. Останетесь ли вы в Парк-Лейне на один день?
   -- Охотно, -- ответила Эйлин, и Гарло покраснел.
   -- Этот комплимент стоит миллиона фунтов, -- сказал он. -- Вам придется сидеть на полу под ковром, не надо, чтоб вас видели. Но если ваш бурный обожатель, не найдя вас... Вы что-то сказали?
   -- Я ничего не говорила, -- поспешно сказала Эйлин.
   -- Если он узнает, что вы исчезли, тогда мои двадцать четыре часа значительно сократятся.
   Она взглянула на Элленбери.
   -- А с ним вы что сделаете? -- спросила девушка.
   -- Я не могу оставить его здесь.
   Гарло поднял один из чемоданов и взвесил его на руке.
   -- Хотите полмиллиона? -- спросил он шутливо.
   Эйлин покачала головой.
   -- Эти деньги не принесут счастья, -- сказала она.
   Гарло засмеялся.
   -- Простите! У меня на уме одна шутка; может быть, я расскажу вам о ней.
  

Глава 24

   Все это Эйлин рассказала Джиму, когда они ехали домой, после того как она сбегала за полицейским, освободившим его из клетки.
   -- Он ведь милейший человек, -- повторила она, и когда Джим нахмурился, прижалась к его плечу. -- Я думаю, что вам не удастся его арестовать, а если удастся, держите крепко.
   Она думала о шутке мистера Гарло.
   Когда часом позже несколько городовых в штатском платье явились в номер 704 в Парк-Лейне, они не нашли там никого, кроме миссис Эдвинс, как всегда, чопорной и недоступной.
   -- Мистер Гарло уехал сегодня утром в деревню, -- сказала она.
   Действительно, при обыске не нашли ни Гарло Великолепного, ни Марлинга с золотой бородой.
   -- Арестуйте меня! -- с насмешкой сказала миссис Эдвинс, -- ведь только очень опытный полисмен сумеет арестовать старуху! Но Лемюэля вам не схватить!
   -- Лемюэля?
   Она проговорилась.
   -- Я звала его Лемюэлем, когда он был ребенком, и до сих пор так его называю, -- вызывающе сказала миссис Эдвинс. -- Запомните мои слова, он всех вас уничтожит.
   Она все еще бормотала свои угрозы, когда сыщики, надев на нее шляпу и пальто, повезли ее в полицию.
   Недвижимая собственность мистера Гарло не ограничивалась домом в Парк-Лейне. У него было, большое имение в Гемпшире, где он бывал редко, но держал большой штат прислуги. Известно было также, что у него роскошный дом в Брайтоне, да и в Лондоне, очевидно, была еще другая квартира.
   Стрэтфорд Гарло был дальновидный человек. Более двадцати лет он жил в сознании, что он преступный шутник и что какая-нибудь из его "шуток" может обнаружиться.
   Он зависел от многих людей, потому что только мелкие воришки работают в одиночку, но доверял немногим. А истину знало только одно существо в мире.
   Его шофер, знавший многое, и во сне не видел всего; для Элленбери он был плутоватый коммерсант; для Ингла -- достойный восхищения враг общества. А кем же он был для самого себя? Каждый его поступок был "шуткой". Когда он засадил Джима за решетку, он уже знал, что "шутка" начинает действовать против него. Машина закона пошла в ход, и было бесполезно скрываться. Надо было или бежать, или не предпринимать ничего.
   Гарло подошел к лестнице, свистнул, и сейчас же показалась миссис Эдвинс с бородатым человеком.
   -- Марлинг, я хочу взять вас прокатиться, -- сказал весело Гарло.
   -- Куда вы отправляетесь? -- спросила миссис Эдвинс.
   Гарло холодно посмотрел на нее.
   -- Вы любопытны и очень глупы, -- сказал он, -- и, что еще хуже, не умеете владеть собой, что и губит меня. Но я не осуждаю вас. Позвоните Рейссу, чтобы он подал автомобиль. Возможно, что он не будет в состоянии сделать это, вы, может быть, даже услышите властный голос полисмена.
   У нее опустилась челюсть.
   Гарло был терпелив и весел, он даже не посмотрел на нее, его глаза не отрывались от смущенного человека, стоявшего перед ним.
   -- Надеюсь, что я не сделал ничего... -- начал Марлинг.
   -- Ничего, совершенно ничего, -- сказал Гарло с подкупающей искренностью. -- Я говорил раньше и повторяю: не бойтесь меня. Вы жертва обстоятельств, вы неспособны на дурные поступки. Я скорее умру, чем допущу, чтобы вы пострадали. Несправедливость мне тяжела. Ну?.. -- бросил он вопрос женщине в дверях.
   -- А что мне делать с этой девушкой?
   -- Как можно скорее отправьте ее домой. Наденьте мистеру Марлингу пальто и шарф на шею, сегодня холодная ночь.
   Гарло посмотрел в окно.
   -- Рейсе подал машину. Верный человек, -- сказал он и кивнул Марлингу.
   Они вместе вышли из дому и быстро уехали. Около четверти часа простояла миссис Эдвинс в вестибюле, смотря на дверь, через которую они ушли.
   Автомобиль остановился у углового дома, где в нижнем этаже помещался банк. Мистер Гарло открыл боковую дверь и вежливо посторонился, чтобы пропустить своего спутника. Они поднялись по лестнице до другой двери, которую Гарло отпер.
   -- Ну, вот мы и приехали, милый друг, -- сказал он, закрывая дверь. -- Здесь мы проживем недельки две сравнительно спокойно.
   -- Что случилось? -- спросил Марлинг.
   Гарло пожал плечами.
   -- Не знаю... неизбежное, но я не уверен еще. Вот ваша комната... Вы довольны?
   Марлинг увидел, что эта комната была еще роскошнее, чем прежняя, со множеством книг. Одно было неприятно: стекла в окнах были закрашены белой краской.
   -- Я уже года два-три тому назад приготовил эту комнату для вас, -- сказал Гарло. -- Недельки две придется нам самим похозяйничать, -- и он похлопал Марлинга по плечу. -- Славный вы малый, иной раз так хочется быть на вашем месте. Но, увы, у меня нет добродетелей, а только сжигающее желание, чтобы колеса вертелись.
   Гарло выпятил губы и сказал:
   -- А она славная девушка!.. И у нее есть чувство юмора, такое редкое качество в женщине!
   -- О чем вы говорите? -- спросил бородатый человек.
   -- О том, что могло бы быть, -- прозвучал веселый ответ. -- Можно меня назвать сентиментальным, Марлинг?
   Тот покачал головой, и Гарло добродушно рассмеялся.
   -- Вы неправдоподобно честный человек, -- с восхищением сказал он. -- Мне кажется, вы единственное существо в мире, к которому я чувствую истинную привязанность.
   Собеседник посмотрел на него удивленно, и Гарло без смущения выдержал его взгляд. Он говорил правду. В течение двадцати лет его кошмаром было, что вдруг эта простая душа заболеет; если бы это случилось, то Гарло не остановился бы ни перед страданиями, ни перед собственной гибелью, чтобы вернуть ему здоровье. Марлинг был его единственной серьезной шуткой.
  
   В течение трех лет каждое утро две газеты пропихивались под дверь квартиры Гарло и подбирались приходящей уборщицей. На коврик перед дверью становилась ежедневно большая бутыль молока и также убиралась прислугой. Теперь служанка больше не приходила: в то утро, когда Гарло и его спутник явились сюда, она получила письмо, что ее услуги больше не нужны. Письмо было подписано именем, под которым она знала своего хозяина.
   Первый день прошел скучно. Бездеятельность угнетала Гарло. На следующее утро он встал рано, чтобы взять газеты и молоко, и долго сидел с сигарой в зубах, читая о своем исчезновении. За всеми портами было установлено наблюдение; сыщики дежурили на всех аэродромах; летучие отряды носились по Лондону.
   В газетах был его большой портрет с надписью: "Гарло Великолепный" и лишь с намеком на то, в чем его обвиняли. Гарло без сожаления узнал об аресте миссис Эдвинс. Она не дала никаких показаний. Был намек на Марлинга:
   "Полиции особенно желательно войти в контакт с человеком, покинувшим одновременно с Гарло дом в Парк-Лейне. По описанию он высокого роста, бледен, с длинной желтой бородой. Никто из прислуги его никогда не видел. Это может быть объяснено странностью домашнего порядка: никто из прислуги мистера Гарло не ночевал в доме..."
   Гарло просмотрел карикатуры и биржевые известия. Рынок успокаивался, он получил громадные барыши.
   Гарло почувствовал большое удовлетворение, хотя теперь он скрывался от закона; всякие неприятности угрожали ему, ничто, казалось, не могло спасти его от Дартмура, а может быть, и хуже.
   Он вынул сигару и с удовольствием посмотрел на нее. Миссис Гиббинс умерла естественной смертью, хотя доказать это нелегко. Ее грязные башмаки поскользнулись на гладком паркете библиотеки, и когда он ее поднял, она была уже мертва. Это была истинная правда. И мисс Мерси Гарло тоже умерла своей смертью, а зелененькая бутылочка заключала в себе лекарство, которое доктор поручил ему давать ей в случае сердечного припадка, от которого она и скончалась.
   Гарло встал и потянулся, выпил холодный кофе и тихонько пошел будить Марлинга. На стук в дверь никто не ответил; он повернул ручку и вошел.
   Спальня была пуста, ванная комната тоже.
   Гарло заглянул в коридор -- дверь на улицу была открыта. Он ненадолго остановился, потом спустился вниз, запер дверь и вернулся к себе. Взяв сигару, он задумался, лоб его наморщился.
   "Только бы он был осторожнее при переходе через улицу, -- подумал Гарло. -- Бедняга ведь не привык к автомобильному движению".
   Но бородатому человеку поможет перейти улицу полисмен, а для автомобильного движения было еще рано.
   Успокоенный этой мыслью, он снова взялся за газету и погрузился в чтение.
  

Глава 25

   Эйлин Риверс, конечно, могла бы не пойти в контору, но она терпеть не могла беспорядка, который вызвало бы ее отсутствие, и, кроме того, она чувствовала себя отлично.
   Мистер Стеббингс тепло приветствовал ее, точно она не отсутствовала до завтрака, к его большому неудобству; и никто бы не подумал по его спокойствию, что его мучили телефонные звонки и визиты полиции в течение двенадцати часов.
   Он ни разу не упомянул о ее приключении до вечера, когда она принесла ему письма для подписи. Аккуратно подписав каждый лист, Стеббингс взглянул на девушку и сказал:
   -- Джемс Карлтон из хорошей семьи. Я знал его отца.
   Эйлин мгновенно вспыхнула и занялась своими бумагами.
   -- Он очень за вас тревожился, -- говорил дальше Стеббингс. -- Я был еще в постели, когда он пришел ко мне, и никогда я не видел человека, так убитого горем. Для меня было большим и приятным сюрпризом, что и полицейские деятели обладают вполне человеческими чувствами. Я уже его видел однажды, очень красивый молодой человек, и хотя жалованье его невелико, он может осчастливить любую женщину.
   -- Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Стеббингс, -- промолвила взволнованно Эйлин.
   -- Не угодно ли вам взять это письмо, -- сказал Стеббингс и, изгнав из своего ума сыщиков и краснеющих девиц, погрузился в работу.
   Когда Эйлин успокоилась, она с грустью почувствовала себя одинокой. Чем больше она думала о Джиме Карлтоне, тем более убеждалась, что любовь ее была односторонней, что он интересовался ею не более, чем всякой другой девушкой, и что любовь -- болезнь, которая излечивается постом и воздержанием.
   Размышляя так, она услышала легкий стук в дверь, и на ее "войдите" в комнату вошел высокий человек без шляпы и очень странно одетый. Слишком широкое паль-то было застегнуто до самого горла, из-под него виднелась темно-синяя пижама и ноги в башмаках, но без чулок. Он нервно гладил свою бороду и с сомнением посматривал на девушку.
   -- Извините, сударыня, -- начал он, -- это контора Стеббингса?
   От изумления Эйлин встала.
   -- Да, вы желаете видеть мистера Стеббингса?
   Он кивнул, испуганно посмотрел на дверь и закрыл ее за собою.
   -- Пожалуйста, -- сказал он.
   -- Ваше имя? -- спросила Эйлин.
   -- Вы передадите ему, что мистер Стрэтфорд Гарло желает его видеть.
   От удивления Эйлин раскрыла рот.
   -- Стрэтфорд Гарло? Он здесь?
   Незнакомец кивнул.
   -- Я Стрэтфорд Гарло, -- сказал он.
  
   Человек, двадцать три года носивший имя Стрэтфорда Гарло, пил чай, когда раздался звонок. Он кончил пить чай и вытер рот шелковым платком. Мистер Гарло с улыбкой встал, стряхнул крошки и, захватив по дороге пальто и шляпу, спустился с лестницы и открыл дверь.
   Джим Карлтон стоял на тротуаре вместе с тремя другими сыщиками.
   -- Вы нужны мне, Гарло, -- сказал он.
   -- Полагаю, что да, -- шутливо ответил Гарло. -- Это ваш автомобиль? -- Он похлопал себя по карманам. -- Кажется, я захватил все необходимое для арестованного. Вы можете надеть мне наручники, но я предпочел бы, чтобы вы этого не делали. Оружия я не ношу. Человек, сопротивляющийся аресту с оружием в руках, кажется мне трусливым варваром. Ведь у полиции свои обязанности, неприятные, а иногда и приятные, не знаю, к какой категории относятся ваши.
   Элк отворил дверцу, Гарло вошел, удобно уселся в углу и спросил:
   -- Можно закурить?
   Элк зажег спичку.
   -- Карлтон, вот о чем я хотел бы вас спросить, -- сказал Гарло, -- в газетах я прочел, что все порты находятся под наблюдением, приняты чрезвычайные меры, чтобы помешать моему бегству. Полагаю, что о моем аресте немедленно будет сообщено всем этим караульщикам. Так тяжело думать, что они бродят по холодной ветреной набережной, разыскивая человека, уже взятого под стражу, я просто не буду спать по ночам.
   -- Они будут извещены, -- так же шутливо ответил Джим.
   -- Марлинга вы, конечно, отыскали? С ним не случилось ничего неприятного? Трудно себе представить душевное состояние человека, покинувшего этот свет во времена конных омнибусов и извозчичьих кэбов и возвратившегося, когда по улицам носятся спортивные автомобили со скоростью, превышающей допускаемую законами.
   -- Мистер Гарло в хороших руках.
   -- Называйте его Марлингом, -- сказал Гарло, -- и он останется Марлингом, пока окончательно не выяснится мое самозванство.
   Он быстро перешел на другую тему.
   -- Мне следовало бы давно скрыться, и ваши обвинения в нарушении закона не дошли бы до меня. Но я чрезвычайно любопытен, мое задушевнейшее желание -- в бестелесном, но сознательном существовании, по крайней мере еще двести тысяч лет наблюдать развитие мира! Я хотел бы увидеть зарождение новых наций, появление новых земных сил, исчезновение и образование новых материков. Двести тысяч лет! Создастся новый Рим, новая варварская Британия, новый Американский материк, населенный невиданными существами. Новые Птоломеи, новые фараоны, забальзамированные после смерти и не допускающие мысли, что их величественные гробницы засыплются песком, будут пребывать в забвении, пока не выроют их напоказ турис1ам!
   Он вздохнул и сбросил пепел на пол.
   -- Ну, вот я и дошел до конца! Я уже предвидел его. Теперь я знаю, на какую клетку упал вихрем вращающийся шарик судьбы. Это чрезвычайно интересно!
   Его быстро довезли и ввели в стальную камеру. Он с сияющим видом огляделся вокруг.
   Понизив голос, он обратился к Джиму:
   -- Нельзя ли как-нибудь помешать газетам описывать как иронию судьбы мое заключение в тюремном доме, подаренном мною нации? Я испытываю соблазн подарить миллион фунтов тому изданию, которое удержится от этого припева.
   Он молча выслушал обвинительный акт, который читал Элк, и только раз прервал его.
   -- Подозреваюсь в убийстве миссис Гиббинс? Какая глупость! Ну да дело адвоката опровергнуть это обвинение.
   Тюремный смотритель положил ему руку на плечо, и он исчез в своей камере.
   -- Вот так! -- со вздохом облегчения сказал Джим.
   -- А где настоящий Гарло? -- спросил Элк.
   -- В доме на Парк-Лейне. Он расскажет нам свою историю, я уже пригласил стенографа к девяти часам вечера.
   В девять часов бородатый человек сидел в библиотеке мистера Гарло и неуверенным голосом рассказывал свою необычайную историю.
  

Глава 26

   -- Меня зовут Стрэтфорд Селвин Мортимер Гарло, и, как вам известно, ребенком я жил у моей тетки, мисс Мерси Гарло, очень богатой и эксцентричной дамы, которая взяла меня на свое попечение и из-за этого поссорилась с моими другими тетками.
   Я очень ясно помню мое раннее детство. У меня осталось представление, Марлинг это подтверждает, что я был умственно отсталым ребенком, и это ужасно беспокоило мисс Мерси, которая жила в страхе, что я мог сделаться идиотом и что сестры сочтут ее до некоторой степени виновной в этом. Страх этот совершенно овладел ею, меня не показывали гостям, и я в сущности никого не видел, кроме мисс Мерси, ее горничной миссис Эдвинс и сына этой горничной, Лемюэля, которого дважды пришлось выдавать за меня: он был очень здоровым ребенком.
   Я ничего не знаю об обстоятельствах его рождения, мисс Мерси называла его по фамилии матери, и даже когда наступило время поступить ему в школу и было установлено в свидетельстве о рождении, что его отца звали Марлинг, она продолжала называть его по-прежнему.
   Он был единственным товарищем моих игр, и я думаю, что он искренно любил меня и жалел за слабость рассудка. Миссис Эдвинс была безгранично честолюбива в отношении своего сына; она экономила, копила и наконец поместила его в подготовительный пансион, а когда он вырос, она потребовала от мисс Мерси денег, чтобы отправить его в университет. Все эти сведения я получил от Марлинга, а мой ум был в то время несомненно помрачен. Он рассказывал, что я был угрюмый, робкий мальчик, чрезвычайно молчаливый, и я думаю, что он совершенно правильно изобразил меня.
   Страх, что родственники узнают о моем умственном состоянии, был вечной мукой для мисс Мерси. Она за перла свой дом и переехала в небольшой домик в провинции, и, если она узнавала, что сестры собираются навестить ее, она уезжала еще дальше. Три года я почти не видел Марлинга, и вдруг в один прекрасный день мисс Мерси объявила, что она пригласила ко мне гувернера; я с отвращением отнесся к этому известию, но когда узнал, что приглашен Марлинг, я был вне себя от радости. Он приехал к нам в Борнемут, и я его не узнал: он отрастил себе большую золотистую бороду, которой очень гордился. Мы подолгу разговаривали с ним; он рассказывал мне о своих приключениях, опасностях, которых ему удавалось избежать.
   Я ему вполне доверял, и я знаю всю историю миссис Гиббинс. Он познакомился с ней, когда она была хорошенькой горничной у университетского инспектора. Ухаживанье пошло полным ходом, и вот в один прекрасный день приезжает в Оксфорд мать девушки, которая стала угрожать Марлингу, что, если он не женится на ее дочери, она расскажет все инспектору. Если бы она выполнила свою угрозу, он погиб бы, то есть лишился бы покровительства мисс Мерси, разбил бы надежды матери, и потому он предпочел обычный исход: они тайно обвенчались в Челтенхеме и поселились в деревушке близ Оксфорда.
   Конечно, для Марлинга этот брак был губителен. Он не любил своей жены; она ненавидела его, как только способна ненавидеть невежественная, из низкой среды женщина человека, утонченность которого подчеркивает ее собственную некультурность. Кончилось тем, что он бросил ее. Через три года он узнал от ее матери, что она умерла. На самом деле это была неправда. Она вышла замуж за некоего Смита, который потом был убит на войне. Вы говорили мне, мистер Карлтон, что в ее сумочке вы не нашли брачного свидетельства.
   В это время, благодаря обстоятельствам, которые я вам объясню, Марлинг располагал большим богатством. Он был вообще щедр, а деньги посылаемые им ее матери, были благодарностью за свободу. Деньги приходили аккуратно каждый квартал, и она подозревала, от кого, но у нее не было доказательств, она с удовольствием получала их; потом дочь незаконно завладела ими, назвавшись после смерти матери девичьим именем.
   Марлинг был моим гувернером, и, благодаря его заботам, его, я сказал бы, любовному руководству, я почувствовал себя лучше, хотя был еще не совсем здоров, когда скончалась мисс Мерси. В своем безумии я обвинял Марлинга в ее смерти, потому что видел, как он налил что-то из зеленой бутылочки и старался разжать бледные губы мисс Мерси. Я убежден, что был несправедлив к нему, хотя он постоянно вспоминал об этой бутылочке. Я думаю, это входило в его лечебный план -- поддерживать иллюзию, пока я не пойму моего заблуждения
   Когда мисс Мерси умерла, я был так болен, что меня пришлось запереть в комнате, и я думаю, именно в это время миссис Эдвинс предложила план, который и был потом принят, -- подменить меня Марлингом. Вы удивитесь и не поверите, что Марлинг никогда не мог простить этой женщине, что она уговорила его решиться на этот шаг. Один раз он сказал мне, что благодаря ей ом очутился в большем рабстве, чем я. Думаю, со своей точки зрения он был прав. Меня увезли в Беркшир, и я ничего не знал о замене, пока через несколько месяцев меня не перевезли в Парк-Лейн. Там он мне сказал, что мое имя Марлинг, а он Гарло. Он каждый день повторял мне это, как урок, пока я не привык к перемене.
   Не думаю, чтобы меня это занимало; у меня появился большой интерес к книгам, и он всячески его поддерживал. Он с полным правом мог говорить, что хотя и держал меня в заключении, но спас от идиотизма. Спокойствие и беззаботность жизни, комфорт и умственная удовлетворенность, которыми он окружил меня, были самым лучшим лечением. Он познакомил меня с патологической стороной моего случая, читал мне книги, объяснявшие, почему мои условия жизни были самыми подходящими, и я опять скажу, он был совершенно искренен.
   -- Постепенно облако, обволакивавшее мой ум, стало рассеиваться. Я начал мыслить логически, последовательно, стал вникать в прочитанное. Размеры зла, которые он причинил мне, открывались все яснее. По прав-де сказать, он никогда не скрывал от меня самого факта подмены. Он поверял мне все свои мысли и поступки. Я знал о каждой придуманной им махинации. Однажды ночью он вернулся в страшном волнении и сказал мне, что слышал голос своей жены! Он заходил в квартиру человека по имени Ингл, и пока он там был, пришли две уборщицы, и у одной из них был голос его жены; он упал в обморок.
   В это время он и Ингл были заняты подготовкой неслыханного плутовства: подделать наружность Ингла, который был блестящим актером, так, чтобы его можно было принять за министра иностранных дел. План заключался в том, чтобы залучить министра в Парк-Лейн, опоить его и подменить Инглом, который, чтобы блестяще сыграть свою роль, целую неделю провел в изучении кинолент, на которых был запечатлен сэр Джозеф Лейтон. Таким образом он изучил все особенности манер сэра Джозефа и раз даже пошел на митинг, где выступал сэр Джозеф, чтобы услышать его голос. План начали приводить в действие. Сэр Джозеф зашел в комнату Гарло, выпил там рюмку вина и тотчас же, как говорят, свалился с ног. Уже переодетый Ингл ждал за дверью; Марлинг говорил мне, что он был поразительно похож на министра. Он вышел из дому, поехал в парламент и произнес там речь, которая вверх дном перевернула рынок.
   Но перед этим в Парк-Лейне 704 произошла трагедня. По-видимому, когда Марлинг обратился к Инглу со своим предложением, актер сомневался, идти ему или нет. Он подозревал ловушку и написал письмо с отказом. Потом он передумал, но оставил письмо на своем письменном столе, а уборщица, миссис Гиббинс, увидев надпись "весьма важное", решила, что хозяин ее вышел и забыл письмо, и, желая угодить, сама понесла его в Парк-Лейн. Марлинг открыл ей дверь, за которой его ожидал самый ужасный удар в его жизни, потому что он сразу же узнал ее. Он пригласил ее в библиотеку, она поскользнулась на паркете и упала, ударившись головой об угол письменного стола. Он приложил все усилия, чтобы привести ее в сознание, я могу это засвидетельствовать. Даже меня позвали вниз на помощь, но она была мертва, и возник вопрос, куда деть ее тело.
   Марлинг не переставал потом осуждать себя за то, что он не позвал тотчас же полицию, но он не хотел, чтобы его имя связывалось с только что выпущенным каторжником, и они вместе с миссис Эдвинс отвезли тело в Гайд-парк и бросили в пруд. Вы говорили мне, что там были следы борьбы, но это не так. След оставила миссис Эдвинс, а не умершая женщина.
   Марлинг никогда не видел принесенного ею письма, которое, вероятно, выпало у нее из кармана, когда они несли ее к каналу. Потом он мне все рассказал, и я знаю, что он говорил правду.
   (Здесь рассказ мистера Гарло был прерван на два часа, так как он стал обнаруживать признаки усталости. Он возобновил его еще до полуночи.)
   -- Марлинг свои преступления всегда называл шутками. Я думаю, что это ходячее название в преступном мире, и Марлингу оно понравилось. Величайшей "шуткой" был план, как снова вернуть сэра Джозефа его друзьям. Я думаю, что придумал его Ингл, и вот в чем он заключался. Достали два совершенно одинаковых костюма негритянских менестрелей и решили, что Ингл устроит так, что в известный час его возьмут под арест и отправят в то место, которое Марлинг неизменно называл "спасательным судном".
   -- "Спасательным судном"? -- быстро перебил Джим. -- Почему он так называл это место?
   -- Я скажу вам, -- снова заговорил Гарло. -- Вы помните, что он подарил полиции тюремный дом, выстроенный им в пятидесяти шагах от своего дома; он сделал этот подарок с такой мыслью: если его арестуют, то, может быть, посадят в этот дом.
   Сэр Джозеф лежал под влиянием снотворного в комнате близ подъемного гаража до известного момента; тогда его раздели, сбрили ему усы и выкрасили лицо черной краской. Потом его пронесли через маленькую дверь, которую, вы говорите, видели, в вымощенный кирпичом коридор, откуда вела лестница в одиночные камеры, и замена была произведена очень легко. В каждой камере нары поднимаются, если вы знаете секрет, как крышка сундука, и под каждой кроватью имеются ступени, ведущие в коридор и далее в гараж...
   Джим помчался в тюремный дом на Ивори-стрит.
   -- Мне надо видеть Гарло! Скорее! -- задыхаясь, крикнул он.
   -- Он в девятой камере; он спал, когда я его видел в последний раз, -- сказал ему дежурный инспектор.
   -- Проводите меня к нему, -- нетерпеливо сказал Джим и пошел за тюремным сторожем к девятому номеру.
   Сторож посмотрел в окошечко. Внезапно он вскрикнул и отпер замок. Камера была пуста!
   Когда они пришли в гараж, темно-синей машины там не было; ее нашли потом на Гарвичской дороге, но блистательный Гарло исчез, как сквозь землю провалился; его больше не видели, хотя приходили иногда с континента известия о гигантских операциях, производимых неизвестным богачом через испанские банки. Гарло Великолепный держал большую часть своих денег в Испании. Джим посетил эту страну, но никаких справок не наводил.
   Людям во время медового месяца не до наведения справок.
   -- Если бы я только знал про этот проклятый тюремный дом! -- сказал однажды Джим, когда они бродили по Пуэрта дель Соль, но Эйлин тотчас же прекратила разговор: она знала о дощатых нарах, которые были дверьми к свободе.
   Слишком уж хороша была эта "шутка", чтобы Гарло хранил ее про себя. Да и рассказав ей, он не подвергался никакому риску. Он был тонкий психолог.
  
   Уоллес Э. Тайна булавки. Шутник: Романы / Пер. с англ.; Худож. В.И.Харченко. -- К.: Изд-во СП "Свенас", 1991. -- 288 с., ил. -- ISBN 5-85722-014-9
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru