Уланов Василий Яковлевич
Арфа сломана

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

В. Я. УЛАНОВ

Арфа сломана

   Серия "Русский путь"
   Ж.-Ж. РУССО: PRO ET CONTRA
   С.-Пб., Издательство Русской Христианской гуманитарной академии, 2005
   

Слышу божественный звук угасшей речи.

   С именем Василия Осиповича Ключевского связны яркие, глубоко запечатлевшиеся картины университетской жизни у тех, кто имел удовольствие слушать его "курс", неотразимый по художественной красоте и изобразительной силе воспроизведения пережитого. Какие бы бури университетской и общерусской жизни ни отвлекали студенчество от "академических интересов", аудитория Василия Осиповича всегда нуждалась в расширении стен ввысь и вширь.
   Помню серые, монотонные дни русской действительности и школы, когда "лишь смело рыскал" инспектор, "а человек блуждал пугливо". И каким ярким университетским днем бывали в это серое время лекции Василия Осиповича.
   Вспоминается "большая" аудитория доавтономного университета,-- простая, низенькая, заставленная подвижными традиционными партами.
   На переполненных скамьях, в промежутках между партами, в проходах, на подоконниках, на ступенях кафедры и у самого стула профессора расположилось студенчество без различия курса и факультета,-- что тогда строго воспрещалось... Тишина и напряженное внимание; у многих -- улыбка эстетического переживания.
   На кафедре -- старец с закрытыми глазами, но в очках, со склоненным не то к рукописи, не то к аудитории корпусом, с приподнятой рукой в уровень с открытым лбом, морщинящимся от припоминаний. Он как бы созерцает в себе... И образы один ярче и подвижнее другого, сцены, события и отношения давно пережитых времен обрисовываются рельефно и живо, дрожат и движутся в звуках слабого старческого голоса, однако необычайно богатого интонациями, и иллюстрируются на его подвижном лице, воплощающем в себе то "благодушие" царя Алексея, то величавость Петра, то двоедушие "лукавого царедворца"...
   Вдруг аудитория насторожилась. Что-то непривычное зазвучало в голосе учителя: это -- не историческое переживание, а самая насущная мольба. Как сейчас звучит этот страдальческий голос: "Господа, пожалейте мои старые легкие: я задыхаюсь от этого слишком густого вашего внимания. Откроюсь вам: я вхожу на кафедру с мыслью, что своими силами после второго часа не сойду с нее"...
   В аудитории -- участливое движение. Слушатели изо всех сил, "не щадя живота своего", стараются вдавить себя друг в друга, чтобы образовать вокруг кафедры площадку, долженствующую обеспечить любимому учителю небольшой столбик относительно свежего воздуха. Но через две-три лекции В. О. опять оказывается в непроходимой осаде внимания, интереса и уважения к его словам. Но вот мы в другой обстановке. Богатая воздухом, светом и пространством "Богословская" аудитория. Амфитеатры, хоры и проходы заполнены толпой, в которой наряду с тужурками пестреют шляпки, штатские костюмы, рясы и военные мундиры. Это -- время открытых дверей университета. Вчера здесь раздавались партийные лозунги, слушатели переживали глубокие внутренние борения, разбивались на ненавидящие друг друга группы, аплодировали и свистали. Теперь вся эта рознь и борьба стихла, временно замерла при звуках голоса этого хилого, склонившегося над кафедрой старца, спокойно повествующего о пережитых борениях, о жизни народа. Слушатели слились друг с другом в общем внимании к словам учителя, которого не могла отделить от слушателей высокая эстрада: на ней так же как, когда-то в маленькой аудитории вокруг кафедры, в мирных внимающих позах расположились вчерашние борцы с тетрадями в руках вокруг учителя, кажущегося еще более слабым, чем раньше, с голосом, едва побеждающим пространство аудитории, но величественным по той власти и силе, с какими он в течение двух часов владеет вниманием всей этой разнохарактерной толпы: она то как бы по команде грохочет от смеха, то замирает с улыбкой, готовой перейти в хохот, подавленный боязнью не расслышать дальнейших слов, пропустить точный текст к богатой мимике художника слова; то собирает морщины на лбу, когда этот художник вдруг перейдет от блестящих характеристик к глубокому анализу явлений и отношений.
   Что же влекло всегда и всюду в аудиторию этого профессора,-- в чем разгадка его власти и обаяния над слушателями?
   Василий Осипович -- ученый столько же, сколько художник слова в его письменном и устном проявлении. Он сочетал в себе счастливую, но редкую способность в своих лекциях соединять глубину ученого исследования с общедоступностью и красочной образностью изложения своих мыслей на бумаге и особенно в живой речи, благодаря чисто аристократической речи, а также свойствам своего голоса, бедного по массе, но неисчерпаемого по интонации и фразировке. Все это делает настолько неотразимыми впечатления от его лекций, что после, читая его произведения -- те, которые были прослушаны в его устном произношении, а также и те, которые почему-либо не пришлось прослушать,-- всегда ловишь себя та том, что произведения эти при чтении невольно воспринимаются в звуках голоса. Даже временный, болезнью вынужденный уход с кафедры В. О-ча пережит был как потеря чего-то необходимого, без чего серее становилось в университете и что незаменимым стало для новых поколений студенчества. Но мысль, что он навсегда оставил нас, как-то не вмещается в мозг. Конечно, труды незабвенного учителя остались с нами, его методы и научное направление вошли в кровь и плоть воспитавшихся под влиянием Василия Осиповича талантливых учеников, достойных стать на его место; свет его свечи не угаснет, но... арфа сломана. Ведь она больше никогда не зазвучит!
   

КОММЕНТАРИИ

   Печатается по: Русские ведомости. No 110. 14 мая 1911 г.
   
   Уланов Василий Яковлевич -- литератор, сотрудник газеты "Русские ведомости".
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru