Уэббер Чарльз
Выстрел в глаз

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Jack Long, or, The shot in the eye.
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 12, 1846.

<Д. Лонгъ>

ВЫСТРѢЛЪ ВЪ ГЛАЗЪ (*).

(Сцены изъ пограничной жизни въ Техасѣ.)

(*) Jack Long, or shot in the eye. Newyork, 1846.

   Прошу читателя вспомнить, что дѣйствіе происходитъ на границѣ Техаса, и если онъ имѣетъ хотя слабое понятіе объ исторіи этой республики и общемъ характерѣ ея составныхъ частей, то это будетъ для него достаточнымъ приготовленіемъ къ моему разсказу. Но хотя бы вы посѣтили ея города и древнѣйшія поселенія, вамъ все-таки будетъ трудно представить себѣ пограничную жизнь въ ея настоящемъ видѣ, если вы не изучили ея сами во время долгихъ странствованій. Лишь въ такомъ случаѣ, когда вы, какъ я, можете сказать: "я видѣлъ это собственными глазами, слышалъ собственными ушами", будете вы въ состояніи принять за истинный разсказъ то, что всѣмъ другимъ покажется невѣроятнымъ и невозможнымъ. Человѣкъ, живущій въ благоустроенномъ обществѣ, не пойметъ, какъ дѣло, о которомъ я намѣренъ вести разсказъ свой, продолжавшееся нѣсколько мѣсяцевъ, было совершено въ виду закона и мѣстныхъ властей; но тотъ, кто знаетъ, что такое граница, скажетъ вамъ, что винтовка и кривой ножъ одни признаются тамъ и закономъ и мѣстною властію. Доказательствомъ служатъ слова президента Густона, когда къ нему обратились съ просьбою о вмѣшательствѣ правительства и прекращеніи кровопролитной "регуляторской войны", возникшей въ-послѣдствіи въ этой странѣ: "окончите ее сами какъ хотите, и будьте прокляты". Эти слова характеризуютъ столько же произнесшаго ихъ, какъ и тогдашнее положеніе этой области. Наша повѣсть начинается въ то время, когда общество регуляторовъ только-что начинало образовываться.
   Область Шельби, лежащая въ Западномъ Техасѣ, на границѣ Красныхъ-Земель, была еще мало населена около послѣдней половины 1839 года. Жители принадлежали вообще къ самымъ худшимъ отребьямъ пограничнаго населенія. Всѣ мерзавцы и подозрительные люди, высланные за границу, образовали тамъ для себя сборное мѣсто и главную квартиру, съ очевиднымъ намѣреніемъ защищать эту страну отъ вторженія честныхъ людей, и родъ западной Альзаціи для покровительства людей, преслѣдуемыхъ за что бы то ни было закономъ. Они до того усилились, что вскорѣ всякій, селившійся между ними съ честными намѣреніями, рисковалъ ни больше, ни меньше, какъ жизнію, и долженъ былъ или вступить въ ихъ сообщество, или удалиться, или умереть, это зналъ всякій: легко можно было понять, въ чемъ заключалась цѣль подобнаго сообщества. Всѣмъ очень-хорошо было извѣстно, что время отъ времени толпа людей раскрашенныхъ и одѣтыхъ на подобіе Команчіевъ, въѣзжала со стороны этого поселенія въ сосѣднюю область, уводила лошадей, грабила и убивала кого-нибудь изъ зажиточныхъ поселенцевъ. Возвратясь какъ-можно скорѣе назадъ, злодѣи клали новыя клейма на своей добычѣ, принимали свой прежній видъ и скрывались такимъ образомъ отъ поисковъ и преслѣдованія. Они не только соединялись сами для подобнаго рода подвиговъ, но если кто-нибудь кралъ хорошую лошадь или совершалъ съ явною дерзостью убійство и успѣвалъ до нихъ достигнуть, публично оказывали ему защиту. Я однако не хочу этимъ сказать, чтобъ въ то время все народонаселеніе этой страны состояло изъ людей подобнаго рода.
   Тамъ были немногіе, которыхъ богатство нѣкоторымъ образомъ позволяло имъ вести жизнь болѣе-приличную, хотя они принуждены были смотрѣть сквозь пальцы на подвиги своихъ звѣрскихъ и многочисленныхъ сосѣдей; былъ еще небольшой классъ упорныхъ, прямодушныхъ переселенцевъ, которые, будучи привлечены единственно красотою страны, пришли въ все, поселились гдѣ имъ вздумалось, съ оригинальною беззаботностью, не спрашивая и не узнавая, кто ихъ сосѣди, но полагаясь на свои крѣпкія руки и смѣлыя сердца, чтобъ удержаться на мѣстахъ, избранныхъ ими для поселенія. Всѣ они вскорѣ были принуждены вести отчаянную борьбу съ окружавшими ихъ конекрадами и грабителями и такъ-какъ они не были столько сильны, чтобъ съ успѣхомъ могли держаться противъ нихъ, то и были одинъ за другимъ вытѣснены или перестрѣлены. Для истребленія этого-то класса честныхъ людей соединились самые беззаконные и дерзкіе поселенцы подъ именемъ "регуляторовъ". Ихъ считалось отъ восьми до двѣнадцати человѣкъ; организованные подобно разбойничьимъ шайкамъ, подъ начальствомъ дерзкаго молодца, по имени Гинча, они объявили, что принимаютъ на себя обязанность очистить пограничную страну отъ всѣхъ людей дурныхъ и подозрительныхъ, другими словами, отъ всѣхъ тѣхъ, которые не хотѣли унизиться до одинаковой съ ними степени, или унизясь дѣйствовали независимо отъ нихъ и ихъ плановъ. Это драгоцѣнное братство вскорѣ сдѣлалось бичомъ цѣлой страны. Если кто-либо былъ столь несчастливъ, что навлекалъ на себя ихъ ненависть какимъ-нибудь удачнымъ мошенничествомъ, плоды котораго не хотѣлъ раздѣлить съ ними, или образомъ своей жизни, непохожимъ на ихъ поведеніе,-- на него тотчасъ нападали, грозили ему, нагло уводили или убивали его скотъ, и если этого вреда и этихъ указаній было недостаточно, чтобъ заставить его переселиться, публично предваряли его, чтобъ онъ оставилъ страну въ нѣсколько дней, если не хочетъ быть высѣченнымъ или убитымъ. Обыкновеннымъ предлогомъ въ этомъ случаѣ было обвиненіе въ какомъ-нибудь преступленіи, ими самими сдѣланномъ, съ тѣмъ чтобъ сложить вину на другаго. Безжалостные въ своей ненависти, они никогда ничѣмъ не останавливались въ ея удовлетвореніи; вопросъ о ихъ владычествѣ былъ оспориваемъ во многихъ кровавыхъ сшибкахъ и жестокихъ ссорахъ, пока наконецъ осталось очень-немного людей, бывшихъ въ состояніи съ ними состязаться, и они могли тиранствовать сколько хотѣли.
   Въ числѣ этихъ немногихъ былъ Длинный-Жакъ, какъ его называли. Не признавая и не отрицая ихъ власти, онъ очень-мало заботился о нихъ въ какомъ бы то ни было отношеніи. Онъ жилъ самъ-по-себѣ, безпрерывно охотился, и никто почти ничего не зналъ о немъ. Жакъ принадлежалъ въ числу "дикихъ индюковъ",-- такъ называютъ кочующихъ охотниковъ западные поселенцы, -- и хотя былъ еще очень-молодой человѣкъ, но обошелъ уже двѣ области; наконецъ, охотясь, дошелъ до южныхъ странъ, и нашелъ дичь въ изобиліи въ области Шельби, поселился здѣсь точно такъ же, какъ поселился бы у подошвы Скалистыхъ-Горъ, еслибъ охота завлекла его такъ далеко. Онъ не имѣлъ обыкновенія спрашивать у какого бы то ни было начальства о томъ, гдѣ ему поселиться, не считалъ этого нужнымъ, и тутъ спокойно принялся за работу и построилъ себѣ добрую деревянную избу, какъ только можно было подальше отъ всѣхъ другихъ. Первое, что узнали о немъ, было то, что у него молодая красивая жена и двое дѣтей, что онъ стрѣляетъ дичь и медвѣдей.
   Честное братство сдѣлало нѣсколько попытокъ на Жака, желая узнать, годится ли онъ для нихъ; но онъ всегда казался такимъ безстрастнымъ добрякомъ и отражалъ ихъ такъ забавно, что они не находили ни малѣйшей причины для преслѣдованія или ссоры. Онъ былъ довольно-неуклюжій малой шести футовъ и четырехъ дюймовъ роста; замѣтная склонность къ тучности, вмѣстѣ съ широкимъ, полнымъ, довольнымъ лицомъ, придавала его энергическимъ чертамъ видъ сонливости и выраженіе какой-то откровенной простоты, недававшей ни повода къ обидѣ безъ причины, ни вызова къ недоброжелательству. Онъ былъ настоящимъ олицетвореніемъ безобидной, благородной честности, покоящейся въ сознаніи своей силы, и всѣ они сами, не зная хорошенько почему, не чувствовали особеннаго желанія пробудить эту силу. Очевидно было, что онъ никогда еще не былъ поставленъ въ необходимость узнать собственныя свои средства, и никто не хотѣлъ испытать, какое онъ сдѣлаетъ изъ нихъ употребленіе, когда ихъ узнаетъ,-- такъ-что Жакъ могъ бы долго оставаться въ покоѣ даже въ этомъ ужасномъ сосѣдствѣ и предаваться своей страсти къ охотѣ за дичью, еслибъ несчастныя обстоятельства не вызвали всей его энергіи.
   Случилось, что у него вышелъ порохъ, и онъ пришелъ запастись имъ въ лавкѣ. Эта лавка, вмѣстѣ съ кузницей и двумя или тремя хижинами, составляла областной городъ, и какъ въ немъ можно было достать порохъ и водку, то онъ былъ главнымъ сборищемъ регуляторовъ. Жакъ нашелъ ихъ всѣхъ собравшимися на большую стрѣльбу въ цѣль, готовясь къ которой, они напивались какъ-можно-больше для укрѣпленія нервовъ. Гинчъ, капитанъ регуляторовъ, былъ всегдашнимъ героемъ въ подобныхъ случаяхъ; онъ былъ дѣйствительно лучшій стрѣлокъ, но, сверхъ-того, всякій зналъ, какъ опасно было бы побѣдить его въ этомъ отношеніи: онъ былъ бѣшенъ и мстителенъ и непремѣнно завелъ бы личную ссору, еслибъ кто-нибудь оскорбилъ его тщеславіе, лишивъ его приза. Кромѣ того, шайка мерзавцевъ, которою онъ начальствовалъ, была готова въ угодность ему на всякую крайность, и состязаться съ ними одному было слишкомъ-невыгодно.
   Это было извѣстно каждому жителю области, за исключеніемъ Длиннаго-Жака, который не зналъ или не хотѣлъ знать о томъ. Когда они сдѣлали нѣсколько выстрѣловъ, онъ беззаботно вмѣшался въ толпу, собравшуюся около мишени и восклицавшую отъ удивленія по случаю послѣдняго, блистательнаго выстрѣла Гинча. Самъ онъ, по обыкновенію, громко порицалъ другихъ и смѣялся надъ окружающими; вдругъ онъ замѣтилъ, что Жакъ очень-холодно и безъ малѣйшаго удивленія смотритъ на знаменитый выстрѣлъ. Тогда, выхвативъ цѣлевую доску и дерзко сунувъ ее въ глаза ему, онъ вскричалъ:
   -- Это ты, Жакь-длинноногій? Смотри же, смотри хорошенько! Можешь ли ты попасть въ нее?
   Итакъ, спокойно улыбаясь, отступилъ назадъ и смѣясь сказалъ ему:
   -- Фи! не-уже-ли ты хвалишься такимъ выстрѣломъ?
   -- Хвалюсь имъ! Мнѣ хотѣлось бы посмотрѣть, куда попадетъ твоя круглая морда!
   -- Не знаю, буду ли я хвастаться, если сдѣлаю такой же выстрѣлъ.
   -- Ты не сдѣлаешь! не сдѣлаешь! вопилъ Гинчъ, взбѣшенный холодностью Жака.-- Попробуй же! Ты долженъ попробовать! ты попробуешь! Посмотримъ, что ты за дутикъ!
   -- О, хорошо! сказалъ Жакъ, перерывая его въ то время, когда онъ кричалъ о томъ, какъ далека была цѣль.-- Поставь на мѣсто доску, если хочешь видѣть, какъ я пропущу пулю сквозь каждую дыру, которую ты пробьешь!
   Изумленные такою рѣшительностью, потому-что, не зная, презрѣніе или простоту выражали движенія Жака, окружающіе поставили доску; онъ отошелъ назадъ, сталъ на мѣсто, небрежно сбросилъ съ плеча свою тяжелую винтовку и выстрѣлилъ съ быстротою мысли. "Это моя привычка", сказалъ онъ поднявъ стволъ и подходя къ цѣли: "я выучился этому стрѣляя въ глаза звѣрямъ,-- я всегда попадаю. Это мое дѣло, это моя винтовка". Всѣ нетерпѣливо кинулись къ цѣли и дѣйствительно его пуля, которая была больше пули Гинча, прошла сквозь ту же скважину, расширивъ ее.
   -- Онъ обманщикъ! это просто случай! Онъ не сдѣлаетъ этого во второй разъ! кричалъ разбойникъ, до того взбѣсившись, что когда ему показали доску, губы его посинѣли.-- Я закладую уши буйвола противъ его ушей, что онъ не сдѣлаетъ этого во второй разъ!
   -- Если ты закладываешь свои уши противъ моихъ, я принимаю! сказалъ Жакъ улыбаясь, и всѣ невольно ему послѣдовали. Гинчъ окинулъ кругомъ себя яростнымъ взоромъ, отъ котораго оробѣли всѣ его знавшіе, и стиснувъ зубы, молча зарядилъ свою винтовку. Поставлена была новая цѣль, въ которую онъ выстрѣлилъ, долго и старательно цѣлившись. Выстрѣлъ былъ славный. Пуля ударила въ край центра. Поглядѣвъ на цѣль, Жакъ спокойно замѣтилъ:
   -- Выбивать центръ мое правило; я хочу показать тебѣ, капитанъ Гинчъ, двумя или тремя выстрѣлами, что называется хорошо стрѣлять. Дайте другую цѣль, братцы!
   Поставили другую цѣль: вскинувъ свою винтовку въ уровень съ нею, такъ же быстро и небрежно, какъ прежде, онъ выстрѣлилъ; и когда нетерпѣливая толпа, кинувшись къ доскѣ, возвѣстила, что онъ совершенно вышибъ вонъ середину, онъ повернулся, весело кивнулъ головою Гинчу и отправился прочь. Разбойникъ кричалъ ему вслѣдъ хриплымъ голосомъ:
   -- Я вижу, что ты трусъ! сдѣлалъ случайно два хорошіе выстрѣла и теперь убираешься прочь, чтобъ потомъ хвастаться,.что побѣдилъ меня! Воротись назадъ! Ты не выстрѣлишь и въ половину такъ вѣрно въ звѣриную морду!
   Жакъ шелъ, не обращая вниманія на такую смертельную для охотника обиду, между-тѣмъ, какъ Гинчъ, пока слова его могли быть слышны, громко кричалъ и издѣвался, называя его съ сосредоточенной досадой сковородною вспышкой, навознымъ пѣтухомъ, растерявшимъ свои бѣлыя перья, между-тѣмъ, какъ всѣ присутствовавшіе, изумленные тѣмъ, что имъ казалось робостью со стороны Длиннаго-Жака, вторили ему шумными криками.
   Глупцы! Они сильно ошибались, полагая, что онъ не отвѣчаетъ на обиду изъ страха за себя. У длиннаго Жака была дома красавица-жена, и любовь къ ней была въ немъ сильнѣе гнѣва за собственное оскорбленіе. Медленныя страсти его, кромѣ любви, еще ни разу не подымались во всей своей силѣ, а въ ту минуту представилась ему жена покинутою и затерянною, въ случаѣ его смерти, въ этой дикой странѣ вмѣстѣ съ маленькими дѣтьми, если онъ погибнетъ, и видя, какой оборотъ принимаетъ дѣло, онъ благоразумно рѣшился удалиться прежде, нежели зайдетъ слишкомъ-далеко. Но еслибъ кто-нибудь изъ этихъ людей замѣтилъ смертельную судорогу, пробѣжавшую по его грубымъ чертамъ, когда до ушей его достигли насмѣшливые крики толпы, повторявшей обиду, которую не стерпѣлъ бы ни одинъ вольный охотникъ, -- онъ понялъ бы, какъ опасно дразнить молча-бѣснующагося медвѣдя.
   То былъ черный день для Жака; съ этого времени непріятности начали къ нему тѣсниться со всѣхъ сторонъ. Самый порядокъ его простой и тихой жизни былъ нарушенъ; несправедливости и оскорбленія быстро слѣдовали другъ за другомъ. Гинчъ никакъ не могъ простить ему несчастной ловкости, отнявшей у него самую лучшую славу, славу перваго стрѣлка на всей границѣ; съ низкою мстительностью зависти, онъ поклялся преслѣдовать его до смерти, или заставить покинуть эту сторону. Вскорѣ пропала дорогая лошадь, принадлежавшая богатому и сильному плантатору. Онъ принадлежалъ къ числу людей, вступившихъ въ сдѣлки съ регуляторами и платившихъ имъ подать за то. чтобъ быть изъятыми отъ ихъ разбойничествъ и находить въ нихъ защиту противъ другихъ людей, имъ подобныхъ: онъ обратился къ Гинчу съ просьбою объ отъисканіи лошади и наказаніи вора. Къ этому Гинчъ былъ обязанъ по условію; онъ обѣщалъ тотчасъ же его исполнить. Съ нѣсколькими изъ своихъ людей, онъ отъискалъ слѣдъ пропавшей лошади, и, возвратясь на другой день, объявилъ, что они прошли этотъ слѣдъ по всѣмъ извилинамъ, посредствомъ которыхъ воръ очевидно хотѣлъ скрыться отъ преслѣдованія, и онъ наконецъ довелъ ихъ до загороди Жака: почему нельзя было и сомнѣваться, что лошадь украдена имъ! Плантаторъ ничего не зналъ о Жакѣ, кромѣ того, что онъ былъ новый пришелецъ, и потому просилъ, чтобъ его заставили возвратить лошадь и наказали по всей строгости пограничныхъ законовъ.
   Но не таковы были виды Гинча. Онъ зналъ, что доказательства его слишкомъ-слабы, и что нельзя обвинить Жака даже передъ тѣмъ судомъ, въ которомъ онъ самъ былъ обвинителемъ, судьею и исполнителемъ. Ему хотѣлось сперва возбудить общее негодованіе противъ Длиннаго, и подъ покровомъ всеобщей къ нему вражды привесть въ исполненіе свои дьявольскіе планы безъ всякаго судопроизводства. А потому, проѣздивъ восемь или десять дней, въ-продолженіи которыхъ сообщники его, чтобъ возбудить общее вниманіе къ результату этихъ поисковъ, ловко распускали падавшее на Длиннаго обвиненіе, онъ объявилъ наконецъ, что нашелъ лошадь, спрятанную въ лѣсной чащѣ, около жилища Длиннаго. Это сочли сильнымъ доказательствомъ виновности длиннаго, и хотя большая часть народонаселенія состояла изъ лошадиныхъ воровъ, но заниматься этимъ дѣломъ, какъ ремесломъ, считалось между ними непростительнымъ преступленіемъ; на Длиннаго поднялись со всѣхъ сторонъ, грозили ему и приказывали удалиться.
   Жакъ вовсе не понималъ этихъ продѣлокъ и не считалъ нужнымъ обращать на нихъ вниманіе; онъ далъ понять, что намѣренъ остаться на томъ же мѣстѣ до-тѣхъ-поръ, пока ему вздумается, ни мало не заботясь о томъ, когда этого пожелаютъ другіе. Внѣшній видъ Жака и распространившіеся повсюду слухи о его искусствѣ въ стрѣльбѣ, о томъ, что онъ иначе не стрѣляетъ, какъ въ глазъ, наводили такой ужасъ, что никто не желалъ вступать съ нимъ въ личное столкновеніе. Его оставили бы вовсе въ покоѣ, но по несчастію, изъ поступка Жака во время стрѣльбы въ цѣль, Гинчъ заключилъ, что онъ долженъ быть трусъ, и эта причина, которая могла бы обезоружить врага великодушнаго, послужила для него новымъ поводомъ къ преслѣдованію. Сверхъ-того, Жакъ возбудилъ противъ себя новое и сильнѣйшее неудовольствіе, отказавшись повиноваться власти Гинча, какъ регулятора. Самое существованіе этой власти, казалось, требовало примѣра, который могъ бы устрашить всѣхъ непокорныхъ. Злодѣй, столь же лукавый, какъ и кровожадный, поклявшись обезчестить и уничтожить Длиннаго съ самаго времени торжества его надъ нимъ, употребилъ для достиженія этой цѣли все свое вліяніе и всё знаніе общества, которое ихъ окружало. Вдругъ пропало нѣсколько лошадей; вслѣдъ за тѣмъ, въ-теченіе весьма-непродолжительнаго времени, было совершено нѣсколько другихъ покражъ съ величайшею ловкостью. Онъ устроилъ такъ, что покраденое было найдено у дверей Жака.
   Но всего этого въ общественномъ мнѣніи было бы недостаточно для обвиненія бѣднаго Длиннаго, безъ одного важнаго обстоятельства. Около этого времени, не только у самого Гинча, но и у другихъ лицъ, особенно настаивавшихъ о наказаніи Жака, начала ежедневно гибнуть лучшая скотина, которая очень-часто была застрѣливаема почти у самыхъ домовъ; вскорѣ замѣтили, что выстрѣлъ всегда приходился въ глазъ. Это обстоятельство тотчасъ приписали обыкновенію Жака выбирать глазъ цѣлію, и на него поднялась буря негодованія. Тотчасъ былъ назначенъ митингъ, который единогласно приговорилъ Жака -- быть высѣченнымъ и изгнаннымъ изъ провинціи; Гинчу съ егь регуляторами предоставлено было исполненіе приговора! Онъ едва удержался отъ выраженія своей радости; теперь же предался всей своей злости, не опасаясь потомъ толковъ и разспросовъ. Онъ исполнилъ бы свое намѣреніе и безъ этого обряда; по послѣдняя искра его совѣсти, по какой-то странной логикѣ, затихла, когда въ преступленіи участіемъ своимъ стали виновны многіе.
   Прошло два дня послѣ митинга. Во время всѣхъ этихъ преслѣдованій, Жакъ велъ себя съ самымъ стоическимъ равнодушіемъ. Избѣгая всѣхъ сношеній съ колонистами, онъ болѣе обыкновеннаго проводилъ времени на охотѣ и, по всей вѣроятности, не зналъ, что имъ такъ много занимались. Онъ слышалъ кое-что объ обвиненіяхъ, которыя на него взводили, но приписывалъ это зависти, возбужденной имъ во время стрѣльбы въ цѣль. Вполнѣ понимая, какъ можно ненавидѣть въ другомъ соперника и считая это довольно-естественнымъ, онъ не могъ понять, какъ эта ненависть могла унизиться до мщенія, и потому ни о чемъ не заботился. Стараясь только, чтобъ эти слухи не дошли до его жены и не обезпокоили ея, онъ сохранялъ обыкновенное веселое расположеніе духа.
   Онъ возратился съ охоты, снялъ свои охотничьи принадлежности, окончилъ простой обѣдъ, приготовленный ему женою, и, легши на буйволовую кожу, постланную на полу, игралъ съ своими розовыми дѣтьми, весело рѣзвившимися и катавшимися вокругъ него по полу съ радостными восклицаніями; но матери ихъ понадобилось воды изъ ручья, и Жакъ хотѣлъ сходить за водою. Онъ всталъ и вышелъ изъ дверей, оставивъ дѣтей недовольными его отсутствіемъ. Ручей былъ во стѣ шагахъ отъ хижины; къ нему вела тропинка сквозь частый и высокій кустарникъ. Жакъ никогда не оставлялъ дома безъ винтовки; но женѣ его, которую онъ любилъ больше всего на свѣтѣ, было нужно воды; разстояніе было не велико, и онъ весело кинулся по тропинкѣ съ ведромъ въ рукѣ, оставя винтовку за собою. Зачерпнувъ воды, онъ возвращался назадъ узкою тропою, тѣсно сжатою кустарниками, какъ вдругъ почувствовалъ, что двѣ тяжелыя руки налегли на его плечи, и ноги перестали двигаться. Едва онъ успѣлъ замѣтить, что на него было брошено лассо, опутавшее ему руки и ноги, какъ нѣсколько человѣкъ кинулись на него со всѣхъ сторонъ. Онъ тотчасъ узналъ голосъ Гинча, кричавшаго другимъ: "Валите его! На землю его!" и люди, державшіе лассо, дернули его съ ужасною силою, стараясь опрокинуть. Онъ собралъ всю свою страшную силу, чтобъ вырваться; но адская петля упала такъ вѣрно и связала ему руки. Однако онъ оттащилъ шестерыхъ здоровыхъ людей, державшихъ его, почти до самыхъ дверей своей хижины, и тутъ сильный ударъ въ голову прикладомъ карабина повергъ его на землю. Послѣдніе предметы, которые представились его взорамъ, когда онъ падалъ, были перепуганныя лица жены и дѣтей.
   Ударъ въ голову лишилъ его на нѣкоторое время чувствъ; опамятовавшись же, онъ увидѣлъ себя полураздѣтымъ и привязаннымъ къ дереву, недалеко отъ своей хижины. Гинчъ стоялъ впереди съ узловатой веревкой въ рукахъ; жена его лежала на землѣ, съ жалобными воплями и мольбами обнимая колѣни чудовища; около нея плакали дѣти, а за этой группой въ кругу стояли люди съ винтовками въ рукахъ. Это страшное пробужденіе было для Жака какъ-бы новымъ рожденіемъ! Онъ разомъ окинулъ все глазами. Трепетъ, похожій на трепетъ дуба, разсѣвшагося до сердцевины, пробѣжалъ по его жиламъ и, казалось, вышелъ изъ оконечностей рукъ и ногъ, потому-что онъ сдѣлался неподвиженъ какъ мраморъ; когда удары презрѣннаго негодяя посыпались на его бѣлое тѣло, полосуя его багровыми рубцами и вырывая ручьи черной крови, онъ чувствовалъ столько же, сколько могъ бы чувствовать косякъ его двери; отчаяніе бѣдной жены, безумно вскрикивавшей при всякомъ сильномъ ударѣ, казалось, имѣло на его слухъ такое же вліяніе, какъ на дерево, стоявшее надъ его головою, которое качало свои листья отъ вѣтерка, точно такъ же, какъ и вчера вечеромъ. Вытаращивъ глаза, спокойно и внимательно глядѣлъ онъ на лица окружавшихъ его людей, чтобъ никогда не забыть эти лица! И пока Гинчъ изо всей страшной силы сыпалъ на него удары, ругаясь при каждомъ разѣ, этотъ взоръ останавливался на каждомъ лицѣ съ такою холодной и жадной внимательностью, какъ-будто онъ боялся забыть ихъ и на томъ свѣтѣ! Видъ его былъ страшенъ: до того онъ былъ сосредоточенъ, покоенъ, покоренъ. Онъ не сказалъ ни слова, ни простоналъ, ни вскрикнулъ, но внимательные глаза его... негодяи не могли вынести ихъ взгляда, начали смущаться и уходили другъ за другомъ. Однако было ужь поздно: онъ зналъ ихъ всѣхъ -- десять человѣкъ! Они остались въ его памяти какъ въ спискѣ.
   Пройдемъ мимо этой страшной сцены. Довольно будетъ сказать, что, истязавъ его до безчувствія, регуляторы бросили его, сказавъ женѣ, что онъ будетъ застрѣленъ, если не выйдетъ изъ области въ-теченіе десяти дней. Онъ точно вышелъ въ назначенное время, и, говорили, воротился съ семействомъ въ Арканзасъ, гдѣ жилъ тесть его. Въ области Шельби случай этотъ былъ скоро забыть, при безпрерывномъ повтореніи подобныхъ происшествій.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Четыре мѣсяца спустя послѣ этого происшествія, съ однимъ смѣльчакомъ-пріятелемъ я проѣзжалъ по Западному-Техасу. Мы хотѣли видѣть страну и поохотиться нѣсколько времени по разнымъ мѣстамъ, извѣстнымъ особыми родами охоты, охотой за медвѣдя мы, за дичью, за буйволами, которые встрѣчаются во множествѣ въ нѣкоторыхъ округахъ, и такъ-какъ мы нетерпѣливо желали познакомиться съ образомъ жизни въ этой странѣ, то условились останавливаться всюду, гдѣ намъ покажется что-нибудь любопытнымъ. Луга, лѣса и воды были распредѣлены въ Шельби лучше, нежели въ какой-либо другой изъ всѣхъ областей, по которымъ мы проѣхали лѣсъ, котораго было гораздо-больше, перемежался во всѣхъ направленіяхъ лугами. Это разнообразіе мѣстоположенія привлекало множество самой разнообразной дичи и доставляло много удобствъ для охоты. Мы были поражены этимъ охотничьимъ раемъ; пріятель мой вспомнилъ, что одинъ изъ его знакомыхъ съ довольно-хорошимъ состояніемъ уѣхалъ изъ отечества, чтобъ поселиться въ Шельби; мы разспросили о немъ и вскорѣ нашли его.
   Что бы ни говорили о Техасцахъ, но они безъ сомнѣнія самый радушный и гостепріимный народъ. Мы были приняты съ откровеннымъ дружествомъ и пока тамъ были, лошади, слуги, ружья, собаки и все, что только было необходимо для охоты, самое время нашего хозяина были къ нашимъ услугамъ, такъ-что вскорѣ мы отъ души предались всякаго рода охотѣ.
   Однажды мы всѣ охотились за дичью. При этомъ обыкновенно собаки выгоняютъ дичь изъ лѣса и охотники стоятъ на весьма-значительномъ разстояніи другъ отъ друга, иногда на милю и болѣе, выжидая появленія дичи; отъ этого происходитъ, что всѣ вмѣстѣ собираются рѣдко прежде ночи. Мы разъѣхались поутру въ разныя стороны по опушкѣ дремучаго лѣса, между-тѣмъ, какъ "загонщики" съ собаками проникли въ глубину его, чтобъ поднять дичь, которая летѣла во всѣ стороны, къ извѣстнымъ охотникамъ мѣстамъ. Мы были необыкновенно счастливы и возвратились къ позднему обѣду въ домъ нашего хозяина, плантатора. Въ сумерки собрались всѣ, кромѣ моего пріятеля, котораго звали Генрихомъ, и одного изъ сосѣдей, по имени Стонера, присоединившагося къ охотѣ. Обѣдъ былъ готовъ, и мы сѣли за него, ожидая, что они явятся черезъ нѣсколько минутъ. Обѣдъ подходилъ къ концу, когда Генрихъ, веселый, говорливый малый, съ безпокойствомъ вбѣжалъ въ комнату и съ смущеннымъ видомъ сказалъ, обращаясь къ хозяину:-- "Сквайръ, какая у васъ странная земля! Не-уже-ли у васъ позволяютъ сумасшедшимъ расхаживать съ винтовками въ рукахъ?"
   -- Нѣтъ, сколько намъ извѣстно. Но что значитъ этотъ вопросъ? какой сумасшедшій? Вы въ безпокойствѣ.
   -- Со мною случилось происшествіе, которое даетъ мнѣ право предложить вамъ этотъ вопросъ.
   -- Что такое? что такое? нетерпѣливо вскричали всѣ мы.
   -- То, что я встрѣтилъ или самого старика Ганри, или привидѣніе, или безумнаго: но кого изъ нихъ именно, я не могу вамъ сказать.
   -- Гдѣ? какъ?
   Онъ кинулся въ кресла, отеръ потъ съ липа и продолжалъ: -- "Вы знаете, что я и Стонеръ, разставшись съ вами нынѣшнимъ утромъ, отправились направо по опушкѣ лѣса. Стонеръ проводилъ меня до моего мѣста и потомъ отправился къ своему; съ-тѣхъ-поръ я не видалъ его. Вскорѣ полетѣла дичь, я выстрѣлилъ, ранилъ одну птицу и прыгнулъ на лошадь, чтобъ сказать за нею. Но она была ранена не такъ тяжело, какъ я полагалъ, завела меня далеко и вскорѣ я вовсе потерялъ ее изъ вида; тогда я поворотилъ назадъ, но замѣтилъ, что эта благоразумная мысль пришла мнѣ въ голову слишкомъ-поздно: я заблудился. Почти цѣлый день ѣздилъ я, не вдаваясь далеко ни въ какую сторону, пока наконецъ наѣхалъ на дорогу, могшую вывесть меня на прежнее мѣсто. Я успокоился, потому-что эта дорога, по которой проведены были желѣзные рельсы, должна была привести меня куда-нибудь, гдѣ бы я могъ получить необходимыя свѣдѣнія. Она была узка, шла между дикими кустарниками; я ѣхалъ по ней тихо, смотря внизъ, въ надеждѣ не увижу ли слѣды лошадиныхъ копытъ, какъ вдругъ сильный храпъ моей лошади заставилъ меня поднять глаза. Клянусь св. Георгіемъ! тутъ заартачился бы цѣлый полкъ конницы! По лѣвой сторонѣ рельсовъ стояла высокая фигура, похожая на скелетъ, одѣтая въ звѣриныя шкуры и выставившая впередъ одну ногу, какъ-будто желая перешагнуть черезъ нее, съ длинной, тяжелой винтовкой, направленной прямо на меня. Сердце остановилось у меня въ горлѣ, члены онѣмѣли. Прежде, чѣмъ я успѣлъ схватить ружье, глаза мои встрѣтились съ глазами этой странной фигуры, и съ какими глазами! Ихъ холодное, неестественное выраженіе остановило меня; глубоко-впадшіе, они горѣли страннымъ, морознымъ блескомъ и глядѣли такъ, какъ-будто никогда не закрывались. Съ минуту пристально посмотрѣвъ на мое лицо, онъ, казалось, былъ доволенъ и тихо положилъ на плечо ружье свое; нетерпѣливымъ движеніемъ костлявой руки схватившись за свою страшную бороду, привидѣніе перепрыгнуло черезъ рельсы и, не произнеся ни слова, скрылось въ чащѣ. Я такъ былъ пораженъ, что онъ почти скрылся въ кустарникѣ прежде, нежели я закричалъ ему, чтобъ онъ остановился; онъ не обернулъ даже головы на мой крикъ. Я далъ шпоры лошади и поскакалъ-было за нимъ, но онъ тотчасъ же скрылся, и я до-сихъ-поръ не знаю, можетъ онъ говорить, или нѣтъ".
   "Не видали ли вы его ногъ, Генрихъ?" спросилъ одинъ изъ собесѣдниковъ. "Я думаю, это былъ старый..."
   "Не думай ничего -- выслушай меня", продолжалъ онъ. "Я ѣхалъ около часа по направленію желѣзной дороги, которая, какъ мнѣ казалось, вилась кругомъ, пока наконецъ не вывела меня на луговину, по-видимому, мнѣ знакомую. Я остановился и озирался, отъискивая знакомыя примѣты, какъ вдругъ осѣдланная лошадь выскочила изъ лѣса сзади меня и понеслась по лугу, какъ-будто увидѣла чорта".
   -- Какого она была цвѣта? воскликнуло вмѣстѣ съ полдюжины голосовъ.
   -- Она была отъ меня такъ далеко, что я могъ различить только, что она была темнаго цвѣта, почти такая же, какъ моя. Я могъ различить луку сѣдла и стремена, летѣвшія по воздуху!
   -- Лошадь Стонера темнаго цвѣта, тихо произносили вокругъ, и всякій заботливо поглядывалъ на сосѣда.
   -- Да! сказалъ сквайръ, вставая со стула и въ смущеніи подходя къ окну.-- Лошадь Стонера почти одного цвѣта съ вашею; вѣроятно, онъ упалъ съ нея, и это его задержало. Но эта лошадь очень-смирна и хорошо объѣзжена. Это удивительно!
   -- Быть не можетъ, сквайръ, сказалъ кто-то.-- Вѣрно случилось какое-нибудь несчастіе! Не висѣли ли поводья, мистеръ Генрихъ?
   -- Я былъ такъ далеко, что не могъ этого замѣтить. Я поѣхалъ въ ту сторону, куда кинулась лошадь, и очутился здѣсь, надѣясь найдти ее!
   -- Нѣтъ! Стонеровой лошади нѣтъ здѣсь! сказалъ сквайръ.-- Желѣзную дорогу, по которой вы ѣхали все кругомъ, я велѣлъ сдѣлать, чтобъ свозить деревья, которыя мы тамъ рубимъ; вы могли бы ѣхать по ней нѣсколько часовъ и отъѣхать не больше мили. Ваше привидѣніе, вѣроятно, какой-нибудь полоумный малый, который пришелъ на бѣду въ эту сторону! Вы не слыхали выстрѣла?
   -- Кажется, слышалъ -- спустя часъ послѣ моего свиданія съ этимъ человѣкомъ, чортомъ, или кѣмъ бы то ни было; но ударъ былъ такъ слабъ и далекъ, что я не поѣхалъ на него, боясь обмануться; дорога же такъ часто перемѣняла направленіе, что я не могу даже сказать, въ той ли сторонѣ послышался выстрѣлъ, куда пошелъ незнакомецъ.
   Тутъ одинъ изъ загонщиковъ объявилъ, что онъ въ то же время слышалъ выстрѣлъ въ правой сторонѣ, но, полагая, что это стрѣляетъ Генрихъ или Стонеръ, не обратилъ на него вниманія. Тогда завязался между нами полушутливый споръ о томъ, что такое былъ лѣсной призракъ, явившійся Генриху; всѣ мы до того привыкли къ разнымъ случайностямъ охотничьей жизни, что съ минуту никто уже и не безпокоился о томъ, что нѣтъ Стонера. Вдругъ раздался топотъ лошади, скакавшей къ дому и въ-слѣдъ за тѣмъ громкое "гола!" Сквайръ поспѣшно вышелъ и чрезъ минуту возвратился блѣдный, встревоженный.
   -- Томъ Диксъ (одинъ изъ сосѣдей Стонера) говоритъ, что лошадь его прибѣжала домой одна, съ поводьями на шеѣ и кровавыми пятнами на сѣдлѣ. Господи! онъ застрѣленъ! Я ожидалъ этого!
   При этомъ извѣстіи, всѣ встали блѣдные, испуганные.
   -- Сумасшедшій! проговорили нѣкоторые.
   -- Странно!-- Необъяснимо! шептали другіе.
   -- Я говорю вамъ, сказалъ помолчавъ сквайръ; -- съ самаго начала мнѣ пришло на мысль, что странный незнакомецъ, котораго видѣлъ Генрихъ, принялъ его сперва за Стонера, такъ-какъ и лошадь его похожа на стонерову, и самъ онъ нѣсколько на него походитъ; потомъ, посмотрѣвъ ему въ лицо и увидѣвъ, что ошибся, онъ пошелъ искать Стонера и застрѣлилъ его!
   -- Безъ-сомнѣнія! сказали многіе.
   -- Но это самое необъяснимое дѣло, продолжалъ онъ.-- Я не знаю въ этой странѣ ни одного человѣка, схожаго съ описаніемъ Генриха; во всякомъ случаѣ, за нимъ начнутся завтра же поиски, потому-что Стонеръ былъ одинъ изъ регуляторовъ, а Гинчъ настоящая ищейная собака. Онъ не уйдетъ отъ нихъ, безумный ли онъ или въ своемъ умѣ!
   Это, показалось мнѣ, будетъ самымъ удовлетворительнымъ разрѣшеніемъ загадки, и такъ-какъ ночь была очень-темна и нельзя было начать поиски, то мы снова усѣлись толковать о всѣхъ подробностяхъ этого происшествія. Между-тѣмъ, хозяинъ послалъ просить Гинча и регуляторовъ пріѣхать къ намъ рано утромъ.
   На другой день, еще до солнечнаго восхода, пріѣхалъ Гинчъ, и съ нимъ шесть человѣкъ. Онъ разбудилъ меня своими громкими криками и ругательствами. Онъ кричалъ, какъ я потомъ узналъ, на Генриха, называя разсказъ его о встрѣчѣ съ страннымъ незнакомцемъ чистою выдумкою, и утверждалъ, что если тутъ было убійство, то оно совершено Генрихомъ. Нашъ хозяинъ успокоилъ его сколько могъ, и тогда мы вышли, чтобъ присоединиться къ регуляторамъ. Онъ былъ толстый, широкоплечій мужчина суроваго вида, съ налитыми кровью глазами и лицомъ, носившимъ на себѣ слѣды разгульной жизни. Нѣсколько часовъ поиски наши были совершенно-безполезны; наконецъ Генрихъ случайно напалъ на мѣсто, гдѣ ему встрѣтился бородатый призракъ, какъ нѣкоторые его называли. Тутъ одинъ изъ охотниковъ открылъ слѣды мокассиновъ. По нимъ шли нѣсколько миль, пока ихъ не потеряли. Но, расширивъ линію и продолжая подвигаться далѣе, мы наконецъ нашли тѣло Стонера! Оно было до такой степени истерзано волками и воронами, что оставались почти однѣ кости. Мы собрали ихъ, чтобъ отвезти его семейству, и при этомъ замѣтили проломъ въ задней части черепа, происшедшій отъ пули. Но всѣхъ особенно поразило то, что не въ далекѣ были слѣды кованой лошади. Во всемъ Шельби едва-ли можно было отъискать одну кованую лошадь, и то не изъ нашихъ. Ковка считается тамъ излишнею, такъ-какъ тамъ нѣтъ камней. Все это было такой же загадкой, какъ и разсказъ Генриха, и придавало всему еще больше таинственности. Полагали, что по этому слѣду что-нибудь отъищутъ; но, проходивъ нѣсколько дней, въ отчаяніи отказались отъ всякой надежды, и регуляторы, усталые и печальные, разъѣхались по домамъ.
   Но одному изъ нихъ не суждено было воротиться. Онъ пропадалъ около двухъ дней, и когда его стали искать, то, подобно тому, какъ было съ Стонеромъ, найдено его тѣло, все растерзанное волками. Говорили также, что и онъ былъ застрѣленъ въ заднюю часть черепа.
   Эти убійства и странныя обстоятельства, которыми они сопровождались, произвели всеобщее безпокойство. Гинчъ и его отрядъ разъѣзжали по области во всѣхъ направленіяхъ, захватывали и вязали всѣхъ, кого они находили подозрительными. Одного бѣднаго, безобиднаго малаго они четыре или пять разъ вздергивали на веревку и рубили, думая принудить его этимъ къ сознанію; но все оставалось необъясненнымъ, и они кинули его полуживаго.
   Въ тотъ же вечеръ, какъ они возвращались въ свою главную квартиру на берегъ, одинъ изъ нихъ, по имени Уинтеръ, потерялъ часть фуража, взятаго имъ для лошади. Онъ говорилъ, что за милю мѣшокъ былъ еще цѣлъ и на своемъ мѣстѣ, а потому хотѣлъ воротиться назадъ, чтобъ присоединиться къ нимъ снова за пирушкой, которую они хотѣли устроить во время ночи. Онъ уѣхалъ и больше не возвращался. Вскорѣ всѣ они перепились и замѣтили его отсутствіе только на слѣдующій день, когда семейство его, испуганное прибѣжавшею лошадью, прислало спросить о немъ. Это всѣхъ тотчасъ же отрезвило; они сѣли на лошадей и отправились назадъ по своимъ слѣдамъ. Вскорѣ стая сарычей и волковъ около опушки лѣса указала имъ, гдѣ находится предметъ ихъ поисковъ; они нашли тѣло его разорванное на части. Всѣ остолбенѣли; самыя красныя лица побѣлѣли какъ полотно. Это было ужасно! Всѣ казались какъ-будто осужденными насмерть. Трое изъ нихъ были убиты и растерзаны на части въ-продолженіе трехъ дней, а между-тѣмъ, не открыто и слѣда неутомимаго и невидимаго врага, кромѣ привидѣнія, встрѣченнаго Генрихомъ и слѣдовъ, которые только мучили неизвѣстностью! Вѣрно, это было страшное, сверхъестественное наказаніе за ихъ гнусныя преступленія! Они задрожали; крупный потъ выступилъ на лбахъ ихъ, и, не обращая больше вниманія ни на какой слѣдъ, даже не собравъ костей, поскакали они во всю прыть назадъ, распространяя повсюду ужасъ. Тогда волненіе стало всеобщимъ. Почти вся область принялась открывать эту страшную тайну, и суевѣрный страхъ еще больше увеличился, когда узнали, что и этотъ человѣкъ былъ убитъ такъ же, какъ другіе, въ затылокъ.
   Происшествія эти были до того необъяснимы, что я самъ почувствовалъ наклонность къ общему мнѣнію объ участіи въ нихъ сверхъестественной силы. Генрихъ смѣялся, когда я говорилъ ему объ этомъ, и увѣрялъ, что то былъ съумасшедшій; и чтобъ объяснить ловкость, съ которой онъ скрывался отъ поисковъ, разсказывалъ анекдоты о вошедшей въ пословицу сметливости безумныхъ. Въ народѣ ходили самые дикіе, сумасбродные и невѣроятные разсказы объ этомъ смертельномъ и хитромъ врагѣ регуляторовъ, ибо всѣ уже замѣтили, что ненависть его направлена противъ нихъ однихъ. Разсказъ Генриха былъ исправленъ и дополненъ; нѣкоторые говорили, что безумный, а, по другимъ, привидѣніе, было видимо въ одно и то же время въ шести разныхъ мѣстахъ, то пѣшкомъ, прыгая черезъ огромныя разстоянія и луговины отъ одного кустарника до другаго, исчезая изъ глазъ прежде, нежели видѣвшій его успѣвалъ опомниться отъ изумленія; то видѣли, какъ оно верхомъ летало словно тѣнь лѣтней тучки по лугамъ и лѣсамъ, худое и блѣдное, одѣтое въ вывороченныя звѣриныя шкуры, съ своей длинной, тяжелой, страшной винтовкой на плечахъ. Я замѣтилъ, что былъ одинъ разрядъ людей, намѣревавшихся увѣрять, что видѣли это страшное явленіе собственными глазами, и этотъ разрядъ состоялъ изъ охотниковъ-переселенцевъ, которые были или всего скорѣе могли быть притѣсняемы регуляторами. Они съ особеннымъ искусствомъ разсказывали о его неумолимой ненависти къ регуляторамъ, и народъ, котораго легковѣріе было возбуждено, вѣрилъ словамъ ихъ.
   Они всегда видали его вблизи дома котораго-нибудь изъ этихъ ненавистныхъ тирановъ. По ихъ словамъ, это странное существо всегда находилось около нихъ, выжидая минуты, когда они будутъ одни и внѣ всякой помощи.
   Они довели эти разсказы до того, что возбудили въ недовѣрчивомъ умѣ Гинча подозрѣніе, которое уже приходило на мысль Генриху и мнѣ-самому, а именно, что все это были послѣдствія глубокаго плана, задуманнаго въ этомъ классѣ людей подъ предводительствомъ человѣка ловкаго и рѣшительнаго, съ цѣлью истребить регуляторовъ или заставить ихъ удалиться. Казалось, убійца не могъ бы избѣжать преслѣдованія, еслибъ много другихъ лицъ не содѣйствовало его укрывательству. Гинчъ и его шайка всегда и на всѣхъ наводили ужасъ; но когда эта мысль пришла имъ въ голову, они предались буйному остервенѣнію. Тутъ можно было кое-что сдѣлать; соединенными силами они легко могли открыто противостать врагу, котораго слабость обнаруживалась уже въ томъ, что онъ прибѣгалъ къ тайнымъ заговорамъ и убійствамъ изъ-за куста. Они объявили войну на смерть цѣлому классу охотниковъ, и въ-продолженіе слѣдующей недѣли этимъ людямъ въ различныхъ мѣстахъ нанесено было столько возмутительныхъ оскорбленій, что я не хочу ихъ описывать; въ-самомъ-дѣлѣ, стало замѣтно, что, посреди всеобщаго волненія, никто не видалъ и не слыхалъ о таинственномъ стрѣлкѣ. Это убѣдило ихъ, что они отъ него отдѣлались, напугавъ его сообщниковъ.
   Около двухъ недѣль были они на конѣ, насытились мщеніемъ, и, какъ имъ казалось, уничтожили опасный заговоръ противъ своего могущества. Они рѣшились разъѣхаться. Въ тотъ же день, какъ они разстались, одинъ изъ нихъ, именемъ Рисъ, -- почти такой же необузданный и жестокій, какъ самъ Гинчъ, ѣхавъ около кустарника, въ виду своего дома былъ застрѣленъ изъ-за куста. Его негры слышали выстрѣлъ; увидя испуганную лошадь, несшуюся безъ всадника, они бросились къ лѣсу и нашли всадника мертвымъ на дорогѣ. Oнъ былъ застрѣлена въ глазъ, -- пуля вышла въ затылокъ.
   Когда сказали объ этомъ Гинчу, онъ поблѣднѣлъ какъ мертвецъ; колѣни его задрожали, и онъ вскричалъ съ страшными ругательствами; "Клянусь, что это Длинный-Жакъ или призракъ его воротился для мщенія!" Тутъ стало ясно, что и всѣ прочіе регуляторы были застрѣлены также въ глазъ и что пули только пробивали черепъ, пройдя сперва въ глазную впадину. Прежнія тѣла были слишкомъ-обезображены, и потому это обстоятельство ускользало отъ вниманія. Всѣ были довольны тѣмъ, что это страшное существо было именно Длинный-Жакъ, живой или мертвый, всѣ тотчасъ вспомнили его любимую мету и несравненное искусство, и этимъ объяснилось многое, считавшееся дотолѣ необъяснимымъ. Направленіе общественнаго мнѣнія измѣнилось. Лучшіе люди тотчасъ поняли, въ чемъ дѣло. Наказаніе Жака было въ свѣжей памяти; полагали, что оно разстроило его умственныя способности, произвело помѣшательство на одномъ пунктѣ, и этимъ разстройствомъ объясняли и удивительную хитрость, и смертельную ненависть, и неестественный видъ его, наведшіе такой страхъ на колонію. Никто не могъ понять, какъ такой простосердечный и тихій человѣкъ, какъ Жакъ, судя по разсказамъ, рѣшился на подобное дѣло, побуждаемый одною силою собственныхъ страстей. Какъ бы то ни было, но подобное мщеніе и дерзость, съ которой оно совершалось, возбудили къ нему всеобщее участіе. Прежде всѣ возставали противъ пограничныхъ охотниковъ только потому, что каждый опасался за самого-себя; но теперь всѣ сомнѣнія исчезли, всѣ перестали мѣшаться въ это дѣло, никто не заботился, былъ ли то Длинный-Жакъ, дьяволъ, привидѣніе, или сумасшедшій. Это было частное дѣло между имъ и регуляторами: они могли порѣшить его между собою. Всѣ сознавали въ глубинѣ души, что каждый изъ десяти человѣкъ, исполнившихъ приговоръ надъ Длиннымъ-Жакомъ, десять разъ заслужилъ быть застрѣленнымъ; а потому всѣ стали смотрѣть на эти происшествія хладнокровно и отъ души желали, чтобъ Жакъ остался побѣдителемъ.
   Это казалось весьма-возможнымъ, потому-что регуляторы только разъ попытались собраться; но когда одинъ изъ нихъ былъ убитъ на пути къ сборному мѣсту, и тѣло его найдено отмѣченнымъ страшною и хорошо-извѣстною меткою, остальные пятеро, совершенно растерявшись, въ ужасѣ разъѣхались по домамъ и въ-продолженіе нѣсколькихъ недѣль едва осмѣливались выглядывать изъ дверей.
   Тогда охотники, по-крайней мѣрѣ тѣ изъ нихъ, которымъ удалось удержаться въ странѣ, не смотря на неутомимыя преслѣдованія регуляторовъ, стали поднимать голову и давали замѣтить, что они знали о возвращеніи Жака еще со времени смерти Стонера, способствовали исполненію его намѣреній всѣми силами, давали ему свѣжихъ лошадей, когда уставало благородное животное, на которомъ онъ пріѣхалъ изъ Штатовъ, помогали ускользать и скрываться отъ преслѣдованія, доставляли всѣ свѣдѣнія и распространяли о его появленіи сверхъестественные слухи." Тотъ дуракъ" замѣтилъ одинъ бодрый старикъ: "кто полагаетъ, что Жакъ сумасшедшій: онъ спокоенъ и холоденъ какъ морозное утро въ Кельтонѣ, и голова его свѣтла, какъ колоколъ; дѣло въ томъ, что послѣ того, какъ онъ былъ высѣченъ, вся кровь въ-немъ пришла въ волненіе, -- а кровь эта, когда взволнуется, опаснѣе крови тигра."
   Жака съ-тѣхъ поръ видали довольно-часто; знали, что онъ выполнилъ только половину своего намѣренія и хочетъ довершить его. Пятеро несчастныхъ, остававшихся еще въ живыхъ, были поражены паническимъ страхомъ. Они не только не дѣлали никакихъ приготовленіи къ оборонѣ, но, казалось, сосредоточили всѣ свои надежды на томъ, чтобъ бѣгствомъ спастись отъ его преслѣдованій. Длинная, тяжелая винтовка мерещилась имъ днемъ и ночью; имъ казалось, что черный стволъ ея былъ устремленъ на нихъ изъ каждаго куста, даже изъ щелей собственныхъ домовъ ихъ!
   Одинъ изъ нихъ, Унтъ, былъ отчаянный пьяница; страхъ не могъ преодолѣть въ немъ наклонности къ крѣпкимъ напиткамъ, и, высидѣвъ дома въ заперти почти три недѣли, онъ рѣшился во что бы ни стало, отправиться въ городъ, чтобъ купить бочонокъ водки. Онъ отправился въ закрытыхъ носилкахъ, лежа внутри на соломѣ. Бочонокъ водки былъ купленъ; онъ влѣзъ въ свой экипажъ, легъ съ нимъ рядомъ и отправился домой. Дорогой, онъ ни разу не поднималъ головы до самаго конца аллеи, которая вела къ его дому; но на дорогѣ лежало бревно; когда черезъ него пришлось перейдти, носилки тряхнуло, и бочонокъ скатился на него. Онъ забылъ объ осторожности, выскочилъ, чтобъ разбранить своихъ людей за неосмотрительность, и въ это время раздался выстрѣлъ. Онъ упалъ навзничь мертвый, застрѣленный въ глазъ! Негры разсказывали, что ихъ господинъ вдругъ пересталъ браниться и вскричалъ: "вотъ онъ!" въ то самое время, какъ раздался выстрѣлъ. Онъ увидѣлъ высокаго человѣка съ бородой, висѣвшей по грудь, одѣтаго въ звѣриныя шкуры и проходившаго кустами съ винтовкой на плечахъ.
   Недѣли двѣ спустя, еще одинъ изъ регуляторовъ, по имени Гарпетъ, всталъ утромъ съ солнечнымъ восходомъ, и въ рубашкѣ, отворивъ двери, вышелъ, чтобъ подышать чистымъ воздухомъ; онъ протиралъ полусонные глаза, и когда открылъ ихъ совершенно, передъ нимъ, на дворѣ около дерева, стоялъ страшный мститель, поднявъ винтовку и ожидая, чтобъ его жертва разсмотрѣла его хорошенько. Онъ взглянулъ на него, -- но это былъ его послѣдній взглядъ: пуля прошла ему сквозь мозгъ! Говорятъ, будто Длинный сказывалъ одному изъ своихъ пріятелей, что онъ никогда не стрѣлялъ ни въ одного изъ этихъ людей прежде, нежели тотъ узнавалъ его совершенно.
   Оставались только Гинчъ и двое молодыхъ людей, Уильямсъ и Дэвисъ. Послѣднимъ двумъ позволено было спастись бѣгствомъ. Неизвѣстно, было ли это движеніемъ состраданія въ страшномъ мстителѣ, или онъ замѣтилъ въ нихъ какое-нибудь чувство жалости во время своего истязанія, за которое такъ ужасно расплачивался, или, можетъ-быть, заботясь о томъ, чтобъ не ушелъ Гинчъ, онъ на немъ одномъ сосредоточилъ все свое вниманіе. Они тайкомъ продали все, что имѣли, и выѣхали ночью. Гинчу съ хладнокровнымъ разсчетомъ онъ приготовилъ самое невыносимое мученіе. Во все это время, онъ миновалъ его, поражая одного за другимъ, людей, бывшихъ орудіями и сообщниками его преступленій.
   Онъ осудилъ его видѣть, какъ всѣ они падали вокругъ него, съ полною увѣренностью, что мститель, ихъ убивавшій, жаждалъ вдесятеро сильнѣе его жизни и что эта жизнь въ его рукахъ! Но когда онъ ее потребуетъ? Не вслѣдъ ли за послѣднимъ убитымъ товарищемъ? Нѣтъ! И всякая послѣдующая смерть отнимала у него всякую надежду спасенія, вселяя увѣренность, что его участь будетъ такова же. Послѣ каждой смерти, кругъ осужденныхъ стѣснялся все больше и больше около него. Вскорѣ останется онъ одинъ. Могъ ли онъ назвать хоть одинъ часъ своимъ? Будетъ ли онъ когда-нибудь безопасенъ? Всѣ пали жертвами неутомимаго мщенія! Одинъ, два, три, четыре, пять, шесть, семь сильныхъ людей застрѣлены изъ страшной винтовки, и каждый былъ застрѣленъ въ глазъ! Боже небесный! онъ уже чувствовалъ въ головѣ своей жгучія искры, какъ-будто пуля уже прошла у него черезъ глазную впадину. "И я также долженъ быть застрѣленъ въ глазъ... Ужасно!" Эта медленная мука была страшнѣе тысячи смертей, которыя онъ всѣ вытерпѣлъ день за днемъ!
   Послѣ смерти Риса онъ казался совершенно-убитымъ. Въ нѣсколько дней онъ страшно похудѣлъ; глаза его стали мутны, видъ и поступь смиренны. Его буйная дерзость исчезла въ медленной тревогѣ ужаса. Гордый и кровожадный мерзавецъ дрожалъ какъ листъ. Собственное воображеніе сдѣлалось для него адомъ, и вѣчныя угрызенія совѣсти вставали все сильнѣе и сильнѣе въ его сердцѣ. Онъ по цѣлымъ недѣлямъ не выходилъ изъ дома, пока бѣгство Уильямса и Девиса не внушило ему нѣкоторой надежды. Онъ досталъ себѣ прекрасную лошадь и однажды, въ темную ночь, отправился на Красную-Рѣку. Всѣ сожалѣли о томъ, что онъ ускользнулъ, ибо всѣ спокойно ожидали окончанія этого дѣла -- всѣ надѣялись, что чувство-справедливости будетъ наконецъ удовлетворено смертію Гинча, чудовища, бывшаго и виновникомъ и исполнителемъ гнусныхъ оскорбленій, сдѣлавшихъ изъ простосердечнаго Жака какого-то роковаго демона-карателя.
   Гинчъ достигъ береговъ Красной-Рѣки. соскочилъ съ своей измученной и покрытой мыломъ лошади, осторожно оглядѣлся и кинулся на траву, въ ожиданіи парохода. Часа черезъ два, онъ услышалъ шумъ колесъ по рѣкѣ и увидѣлъ клубы бѣлаго дыма между деревьями. Какъ запрыгало его сердце! Свобода, надежда и жизнь снова заиграли у него въ жилахъ и на губахъ. Онъ подалъ знакъ, пароходъ остановился и спустилъ лодку. Пульсъ его сильно забился; съ сосредоточеннымъ нетерпѣніемъ смотрѣлъ онъ, какъ люди весело гребли къ берегу. Что-то щелкнуло позади его: Гинчъ съ трепетомъ обернулся, онъ быль предъ нимъ. Длинная винтовка была направлена прямо на него, холодный взглядъ пристально остановился на минуту, потомъ выстрѣлъ!-- и для регулятора Гинча все покрылось вѣчнымъ мракомъ! Люди, бывшіе свидѣтелями этой странной сцены вышли на берегъ и нашли, что онъ былъ застрѣленъ въ глазъ. Они видѣли, какъ убійца быстро поскакалъ по долинѣ, простиравшейся отъ берега! Мщеніе было кончено; суровый охотникъ смылъ кровью пятно, которымъ наказаніе заклеймило его свободное тѣло и теперь могъ снова взглянуть прямо въ лицо женѣ и принять ее къ себѣ на грудь, чего онъ не дѣлалъ съ самой роковой ночи, когда былъ высѣченъ.
   Это было страшное дѣло. До-сихъ-поръ, соображая всѣ обстоятельства, характеръ Жака, вліяніе, которое могло имѣть оскорбленіе на его умственныя способности, хотя въ немъ не было замѣтно почти никакихъ другихъ признаковъ безумія, нельзя произнести объ немъ рѣшительнаго сужденія. Онъ не остался въ области Шельби; но я никогда не слыхалъ, куда онъ отправился по возвращеніи своемъ къ женѣ и дѣтямъ въ Арканзасъ. Можетъ-быть, теперь онъ ведетъ тихую и ясную жизнь въ какой-нибудь лѣсной глуши, и также вѣроятно, что, можетъ-быть, какъ-нибудь одинъ изъ здоровыхъ мальчиковъ, игравшихъ на полу хижины въ то время, какъ случилось разсказанное нами происшествіе, пріидетъ въ Вашингтонъ на конгрессъ изъ какого-нибудь округа, лежащаго за Скалистыми-Горами.

"Отечественныя Записки", No 12, 1846

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru