Тынянов Юрий Николаевич
Генерал Дорохов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Юрий Тынянов.
Генерал Дорохов

[]

   Неожиданность не всегда случайна.
   Часто она становится методом.
   Лучший кавалерист своего времени, Дорохов изучил во время передышек между походами и битвами метод неожиданности. Он читал военные книги и беспрестанно добивался устройства маневров. Самым громким и явным удовольствием бывали для него случаи, когда на этих маневренных битвах противнику удавалась неожиданность и он сам, Дорохов, бывал; обойден или отрезан или вдруг нечаянно атакован. Тогда он громко, по-гусарски, смеялся и щипал свои толстые курчавые усы.
   Он был известен своей горячностью к воинской справедливости, своей страстностью к военному ремеслу.
   Но, готовясь во время маневров ко всяким неожиданностям и случайностям, учась методу использования их, он все же не был готов к той неожиданности, которая приключилась с ним в начале Отечественной войны 1812 года.
   Дорохов, командуя авангардом четвертого корпуса первой армии, ожидал приказа. Ждали врага.
   Он должен был начать наступление через Неман.
   Планомерное отступление четвертого корпуса первой армии должно было уже начаться. Дорохов ждал приказания. Враг наступал через Неман.
   И тут произошла неожиданность, предвидеть, предугадать которую оказалось невозможно.
   Четвертый корпус уже отступал, а Дорохов повеления отступать не получал. Когда же получил наконец, он уже был отрезан от первой армии и должен был идти на соединение со второй армией Багратиона.
   Куда ни обращался Дорохов, везде его разъезды натыкались на неприятеля. Он был окружен. Места, по которым подвигались части, были захлестнуты, наводнены вражескими отрядами.
   Решать приходилось сразу.
   Дорохов решил: конница отбивает врага, пехота отступает.
   Так началось беспримерное отступление.
   Пехота отступала под бой конницы.
   Авангард четвертого корпуса состоял из Изюмского гусарского, первого и восемнадцатого егерских, двух казачьих полков и роты легкой кавалерии. Окруженные врагами почти вплотную, они должны были ускользать от врагов и собирать своих. Здесь нужно было знать и чувствовать человека всего, сразу, нужно было военное искусство верности и тонкости музыкальной. От врагов ускользать, врага бить, своих собирать. Дорохов должен был сохранить весь авангард: людей, пушки, обоз.
   Уже говорили о его гибели. Друзья еще возражали. Они говорили, что еще Суворов ценил Дорохова и даже повторяли на память суворовские слова о нем: "По всей лучшей возможности, бывал беспрестанно в жестоком огне, исполнял все приказания в самых опасных местах".
   Слова эти Суворов сказал о Дорохове еще при Рымнике. Сможет ли Дорохов теперь преодолеть такие трудности? Ведь ему уже пятьдесят.
   Стоит ли вспомнить Рымник?
   Кой-кто из людей, верящих только в дела, на которые сами способны, или в дела, которые уже совершились и вполне закончены, уже утверждали, что Дорохов пропал и все с ним погибли и что даже ничего другого и быть не могло.
   Он был на Боровской дороге. Один казачий офицер, жадный до новостей, доложил Беннигсену, что Дорохов отрезан и окружен неприятелем, а положение безвыходно. Беннигсен тотчас дал предписание, которое и должен был дать. Предписание было если не холодное, то все же прохладное. Дорохов должен стараться, сколько возможно, освободиться из столь критического положения, из такой оплошности. Дорохов тотчас велел чинить перо. Писать длинные бумаги и писать их часто он не любил. Но тут вдруг его лоб оказался в поту, и он, крутя и дергая свои толстые седые усы и сильно дыша, написал крупно, но кратко такое письмо:
   "Кто под пулею приобретал себе известность в продолжение 27 лет без протекции, с чистою совестью, тому тень пятна на чести его тяжелее смерти". До- I рохов писал не о пятне, он писал о тени пятна. И этого было довольно. Он просил исследования дела и снятия с него несправедливого упрека и обвинения в оплошности.
   Страстный к военному ремеслу, он требовал полной справедливости военных оценок, требовал осторожности и точности такой, какую сам соблюдал во время этого отступления. И получил другое письмо от 2 сентября. Письмо от Кутузова.
   Кутузов писал о своем полном уважении к его опытности и мужеству. И, затолкав предписание Беннигсена туда, где оно и должно было быть, -- в походную сумку, он осторожно положил письмо Кутузова поближе к себе: на грудь. Дорохов, который все еще сильно дышал, перевел дух, отдышался и перестал думать о предписании Беннигсена и тому подобном.
   Дорохов вел свои отряды девять дней, зорко охраняя пушки и жизнь воинскую. При Воложине начал он сноситься с казачьим атаманом Платовым, который был во второй армии. Отбиваясь и уходя девять дней, он вывел и спас для жизни и воинских трудов один гусарский полк, два егерских, два казачьих полка и роту легкой кавалерии. Потерял он не больше шестидесяти человек.
   Он знал коня, знал штык, знал пехотное ружье, но лучше всего знал человека. При этом небывалом отступлении солдаты и некоторые офицеры несли по три, по четыре ружья. Они брали их у отсталых, а верховых лошадей давали под ранцы тех, которые изнемогали, потому что ранцы были тяжелые, под мышками пот был кровавый. Торопить Дорохова, делать ему указания в это время было не нужно.
   В день Бородина Дорохов был с утра послан на помощь Багратиону, которому грозили опасностью усиленные атаки.
   Дорохов с двумя гусарскими и двумя драгунскими полками стал удерживать натиск неприятеля, отвечая ему своими удивительными атаками. Одну дороховскую атаку французские кирасиры отбили. Под Дороховым пала лошадь. Вражеские всадники густой толпой переносились через него. Полковой трубач, тут же случившийся, отдал ему своего коня. Молча пожал Дорохов трубачу руку и промчался на его коне стороною. Гусары, поникшие было при виде падения командира, вдруг оживились, ободрились необыкновенно. Тотчас Дорохов повел их расплатиться сполна с французскими латниками, кирасирами.
   За Бородинское сражение Дорохов получил чин генерал-лейтенанта. Кутузов знал Дорохова. Именно Дорохов стал вскоре нужен для дела важного, которому Кутузов придавал большое значение.

* * *

   Дело было в Верее.
   Верея -- небольшой древний город в ста семидесяти верстах от Москвы. Быстрая речка Протва, у самого города, крута берегами. Вокруг Вереи курганы. Верея должна была стать точкой опоры партизанских военных дел. Это было место для со единения летучих отрядов. Но оно было теперь занято немцами. Вестфальские немцы схватили и связали Верею, как конокрады вяжут, нагружают благородного коня до самых ноздрей, до самых зубов. Вестфальские немцы из кожи лезли вон, чтобы принести пользу и удовольствие французской армии, напавшей на Россию. Быть может, сам император Наполеон потреплет по подбородку вестфальских немцев? Кутузов возложил на Дорохова важное поручение: истребить начисто укрепления неприятеля, сделанные в городе Верее, а самый город очистить от немцев.
   Вестфальские немцы занимали Верею. Батальон немцев сделал здесь, в Верее, укрепление, которым гордился, как образцом, как чудом военной работы. Благодаря немецким укреплениям, -- утверждали немцы, -- Верея стала неприступной. Они много старались, чтобы неприступность, недосягаемость их укреплений широко и быстро разгласилась, прославилась. Вестфальские немцы надеялись, что это будет оценено теми, кому ведать надлежит. Они обнесли Верею высоким земляным валом в пять саженей и высоким, прочной работы палисадом. Этим была достигнута несокрушимость коммуникаций наполеоновских войск.
   И потом -- черт возьми! -- всем этим вестфальские немцы наслаждались. Верея, -- говорили немецкий полковник и два инженерных офицера, -- как бы стала из древнего русского города средневековым немецким замком. Даже палисад их работы с аккуратно выточенными остриями досок напоминал именно нечто подобное.
   Коммуникация была неприступна. Отныне Наполеон мог спать спокойно. Во всяком случае сами вестфальские немцы спокойно спали в неприступной Верее. Но если неприступность укреплении была сильно преувеличена немцами, все же дело было трудное.
   Поэтому Кутузов и возложил его на Дорохова.
   Дорохов выступил.
   27 сентября Дорохов был уже в Боровске. Здесь он оставил охранительный отряд и двинулся далее. Другой охранительный отряд для сообщения с армией он выслал на Московскую дорогу, которая ведет из Вереи в Купилицы. Третий послал в Митяево, на дорогу из Вереи в Moжайск. В Волчанске сказал сложить ранцы.
   Ночью переплыли через Протву налегке.
   В четыре часа утра были у Вереи.
   И Дорохов построил свой отряд.
   Отряд построился без всякого шума.
   Дорохов сказал отряду:
   -- Товарищи! Главнокомандующий приказал нам взять Верею. Укрепления города построены на горе. Пять сажен высоты. Обнесены палисадном. Завтра перед рассветом пойдем, а с рассветом возьмем.
   Так впервые в этом воинском обращении прозвучало слово: "Товарищи". Одни обращались: "Молодцы", другие любили обращаться: "Ребята", третьи говорили: "Солдаты". Обращаясь так, командиры говорили прежде всего о самих себе. Командиры сами не были ни солдатами, ни ребятами. Они были молодцами, конечно, но когда хвалят, всегда в этом есть превосходство того, кто хвалит, над тем, которого хвалят. А Дорохов, готовясь к бою, знал место и знал оружие. Но лучше всего знал он людей. Вместе воевали, те же пули грозили всем, в равной мере.
   Никогда, воюя, он не был сам по себе, никакого военного дела не делал в одиночку. И сказал свое слово, обращаясь к отряду 28 сентября 1812 года, как товарищ военный.
   Уже начало темнеть. И вестфальские немцы засветили огни в городе Верее. Ярко осветилась церковь, где жили полковник и все офицеры.
   Дорохов приказал отряду расположиться на отдых.
   Тут к отряду близко и бесшумно подошли какие-то четверо во главе с отставным солдатом. Подошли и стали, примыкая к отряду.
   Отставной взял на караул по форме.
   Дорохов спросил:
   -- Откуда?
   Отставной ответил:
   -- Из города Вереи, неприятелем занятого, ваше превосходительство.
   Дорохов внимательно слушал, смотрел.
   Ножи у всех были заткнуты за веревки, которыми люди были опоясаны; ножи, клинки, откуда-то добытые.
   --Говори. Кто?
   Отставной отвечал:
   -- Городские. По положению мещане, ваше превосходительство.
   Знаток оружия, знаток людей глядел.
   Тут отставной понял, что все надо говорить генералу.
   И он сказал, понимая, что должен по-походному прежде всего объяснить генералу оружие, не совсем подходящее, -- ножи, заткнутые за пояса, которые были просто веревками.
   -- Они мужики, ваше превосходительство. У них хлеб отобрали, детей берут, жен берут. Ваше превосходительство, мужики просят приказать им идти на редут. Они знают. Взбегут, возьмут.
   Дорохов спросил их имена.
   -- Гречишкин, Прокудин, Жуков, Шушукин.
   -- Дать им штыки.
   Он думал об атаке, штурме.
   Отошел. Они должны спать.
   Все четверо молчали. Ни слова.
   Он знал людей, знал штурм. Все четверо молчали. И он решил: штурм ведут они.
   Четыре редута, четыре отряда. Штурм ведут эти четверо.
   Ранним утром двинулись почти бесшумно.
   Дорохов не ошибся. Первое суворовское правило -- быстрота. Здесь она была стремительностью.
   Такая стремительность бывает, когда мстят.
   Месть скорее всего, ярость тише всего.

* * *

   Второе сентября, половина шестого часа утром.
   Четыре прыжка на отвесные валы, почти одновременно.
   Штурм ведут четверо. Штурм ведет месть.
   Обида на врагов кровавая.
   Месть верна, как пуля.
   Отряд -- за ними. За четверыми.
   Вначале ни одного крика.
   Вестфальские немцы спят.
   Часовых взяли на штыки.
   Врываются на парапет.
   Укрепления -- пять сажен высоты. Палисады прочной работы.
   Полковник, строивший укрепления, и два инженерных офицера жили теперь в церкви. Они были точны. Услышав шум, выглянули. Дорохов был в городе. Вестфальские немцы награды не получили. Стреляли из церкви, из домов. Триста пятьдесят немцев вестфальских, служивших Наполеону, уничтожены, среди них полковник и инженерные офицеры. Триста семьдесят семь рядовых и пятнадцать офицеров взято в плен. И отбито вестфальское знамя, с таким надменным видом царившее в городе Верее.
   И тогда более тысячи вооруженных крестьян явились к Дорохову. Вооруженные серпами, косами, вилами и пятьюстами ружей. И Дорохов приказал им тотчас же исполнить приказ главнокомандующего: "стребить, срыть все вражеские укрепления". До основания срыть. Были в городе у немцев арестанты. Весь день бродили по городу дороховцы, освобождая, ища, перекликаясь. И наконец был обнаружен и взят самый большой арестант -- хлеб. Немцы заперли его, и Верея была без хлеба. Арестованный немцами хлеб был освобожден. И Дорохов выдал его крестьянам, срывшим вражеские укрепления.
   Четверо, которые вели штурм, сражались до того времени, когда уже их здесь не стало. Один из них был ранен.
   Враги показались было по дороге от Борисова, но, увидев Верею древнюю, русскую, а не вестфальскую и не французскую, не стали дожидаться гоньбы и отступили со всею поспешностью. В одиннадцать часов три батальона и четыре эскадрона французов с несколькими пушками появились на Можайской дороге. Но, узнав, что верейский отряд вестфальских немцев истреблен, повернули быстро. Легкая кавалерия их преследовала и нанесла значительный урон.
   Дорохову послана золотая сабля с алмазами, с надписью: "За освобождение Вереи". Он продолжал воевать.
   Кутузов призвал его в свою главную квартиру. В Тарутине он встретил его с почетом. Они разговаривали наедине больше часу.
   После разговора Дорохов немедля стал собираться. Он должен был расположиться на новой Калужской дороге, посылать свои разъезды на Смоленскую дорогу. На обоих путях движения наблюдать, следить за неприятелем. Задание было: оберегать левое крыло армии. И делать это так, как он умеет. Немцы были точны. Вестфальские немцы в Верее этим величались.
   И совсем по-иному был точен Дорохов. Он был по-человечески точен и на этом строил военное свое знание. Никто лучше его не был способен оберегать левое крыло армии. В этом была его сила, постоянная, все растущая. "Тебя похвалил бы Дорохов", -- говорили молодому, который отличился, и все понимали. Верный великой справедливости, Дорохов назвал истинных героев Вереи: четырех мужиков и отставного. Отстаивал и добился награждения их знаками отличия воинского ордена.
   Он продолжал воевать.
   Он сражался при Малоярославце. При Малоярославце сражение кончилось. И тут настигла его смертельная рана. Она сковала его. Дорохов стал воевать со смертью. Вспомнил Верею, как освобождал ее, вспомнил прохладную Протву, бой на редутах. Распорядился хоронить его в Верее, в церкви, откуда немцы стреляли, где победа началась. Породнился с городом, который освободил, как с человеком. Долго писал письмо своему отныне родному городу, своим новым землякам.
   "Если вы слыхали о генерале Дорохове, который освободил ваш город от врага отечества нашего, почтенные соотчичи, я ожидаю от вас за это в воздаяние дать мне три аршина земли для вечного моего успокоения при той церкви, где я взял штурмом укрепление неприятеля, истребив его наголову. За что дети мои будут вам благодарны. Генерал Дорохов".
   Наполеоновская армия, как издыхающий удав, после Вереи пружинила еще то тут, то там отдельными кольцами. Бросив Москву, ползли и бежали к Калуге.
   Тогда разнесся слух, что генерал Дорохов ранен смертельно. Услышал Кутузов. И Кутузов послал ему сказать, что неприятель бежит, что южная Россия обязана ему, Дорохову, обороной и что, если уж неизбежно, он может умереть спокойно.
   Он умер в городе, который освободил, возвратил жизни, родине, отечеству.

* * *

   И теперь жив Дорохов.
   Вестфальские и прочие немцы снова заползли было в любимый им город, с которым он породнился.
   Дорохов жив -- Верея опять освобождена.
   И о тех бойцах, которые искусно ее освободили нынче, старики двенадцатого года сказали бы, как тогда говорили, когда хотели воздать почет военному искусству:
   "Их похвалил бы Дорохов!"
   
   (1941--1943)

Комментарии:

   Рассказ вырос из небольшого исторического эпизода, описанного Ю. Н. Тыняновым еще до приезда на Урал. Первый набросок под названием "Дорохов. Герой Отечественной войны 1812 года" был опубликован в "Литературной газете" 17 сентября 1941 года, потом в ярославской областной газете "Северный рабочий" 1 ноября 1941 года. В том же году этот набросок был напечатан в журнале "Огонек" (No 29, с. 7). В Перми Тынянову пришлось немало поработать, чтобы суховатый еще набросок стал полновесным, интересным рассказом и уже под заголовком "Генерал Дорохов" был опубликован сначала в пермском альманахе "Прикамье" (1942. No 4. С. 3--9), а потом в журнале "Знамя" (1943. Кв 4. С. 143-- 148).
   В основу новой публикации рассказа в сборнике положен стилистически более чистый последний журнальный текст, который уточнен и дополнен по сохранившимся автографам, выпискам из документов, сделанным писателем. Выписки говорят о довольно широком круге печатных источников, которыми пользовался Тынянов. Кроме энциклопедий и справочников, это многотомное сочинение С. Ушакова "Деяния российских полководцев", альбом "Военная галерея Зимнего дворца", журнал "Русский вестник" за 1815 год и другие издания. Пользовался писатель и современными сочинениями. Например, монография Е. Тарле "Нашествие Наполеона на Россию", изданная в Москве в 1938 году, была в Перми настольной книгой Тынянова. На ней сохранился его автограф. (Эта книга теперь тоже в ЦГАЛИ.)
   
   С. 38. Он был известен... -- В романе "Пушкин" Ю. Н. Тынянов упоминает о герое этого рассказа, описывая лицейский рукописный словарь Кюхельбекера от А до Я. Под буквой Д туда была занесена фамилия Дорохова с его кратким жизнеописанием. (См.: Тынянов Ю. Н. Пушкин. М., 1984. С. 306.)
   
   С. 38. Враг наступал через Неман. -- Строка восстановлена по оригиналу (ЦГАЛИ, ф. 2224, оп. 1, д. 51, л. 31).
   
   С. 44. Шушукин -- правильное написание этой фамилии, искаженное в "Знамени", установлено по историческим источникам и первоначальным наброскам Тынянова (ЦГАЛИ, там же, л. 29).
   
   С. 46 смертельная рана.-- В собранных Ю. Н. Тыняновым материалах и его черновиках ранение Дорохова пулею в пятку описано более подробно. Даже его рана напоминала ту, от которой умер легендарный древнегреческий герой Ахиллес, воспетый Гомером. Чтобы добиться лаконичности, Тынянов опустил эти подробности.
   
   С. 47. Он умер в городе, который освободил... -- Здесь допущена неточность на последнем этапе редакторской работы над рукописью рассказа. Дело в том, что Дорохов умер не в 1812 году в Верее, а спустя почти три года в Туле, где находился на излечении. Похоронен был генерал Дорохов, согласно его завещанию, в Рождественском соборе Вереи.
   
   С. 47. Верея опять освобождена. -- Красная Армия освободила этот город от немецко-фашистских захватчиков 19 января 1942 года.

---------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Гражданин Очер. Урал. наследие / Юрий Тынянов; Сост., вступ. очерк, с. 5--36, подгот. текста и коммент. А. Г. Никитина. Худож. О. Д. Коровин. -- Пермь: Кн. изд-во, 1990. -- 163 с.; ил.; 11 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru