Lib.ru/Классика: Тьер Адольф. Консульство и Империя

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ

Соч. ТЬЕРА.

Статья четвертая.

Оставленіе Египта Французами: Начало переговоровъ въ Лондонѣ. Завоеванія Англіи и Франціи на сушѣ и морѣ. Притязанія обѣихъ сто гопъ. Первый консулъ побуждаетъ Испанію скорѣе дѣйствовать наступательно противъ Португаліи, и дѣлаетъ новыя усилія для вспомоществованія Египту. Нерѣшительность и неудачи Гантома. Состояніе Египта по смерти Клебера. Неспособность Мену. Высадка Англичанъ въ абукирскомъ рейдѣ. Генералъ Фріанъ. Безполезное сраженіе 13 марта. Слѣдствія раздора между генералами. Сраженіе при Канопѣ. Оставленіе позиціи при Раманіэ. Сдача Каира генераломъ Белльяромъ. Мену, запертый въ Александріи, мечтаетъ о славѣ геройской обороны, подобной оборонѣ Массены. Египетъ окончательно потерянъ для Французовъ.-- Всеобщій миръ: Послѣдняя неудача Гантома. Битва при Алджезирасѣ. Лиссабонскій дворъ смиряется отъ подвиговъ Князя-Мира. Возрастающее вліяніе Франціи. Пребываніе инфантовъ въ Парижѣ. Переговоры въ Лондонѣ. Безуміе Князя-Мира, и наказаніе за то Испаніи. Булоньская флотилія. Заключеніе мира подъ видомъ предварительныхъ статей. Восторгъ бъ Англіи и Франціи. Конгрессъ въ Амьенѣ. Миры съ разными державами. Празднованіе мира, 18 брюмера. Пріемъ во Франціи лорда Корнуаллиса. Банкетъ въ лондонскомъ Сити.-- Конкордатъ: Намѣреніе перваго консула возстановить католическую вѣру. Условія начертаннаго имъ проекта. Пій VII. Мопснньйоръ Спина. Кардиналъ Койсальви въ Парижѣ. Переговоры его съ аббатомъ Берни. Торжественная ратификація Конкордата. Кардиналъ Капрара -- легатъ a latere. Нѣкоторыя замедленія, воспрепятствовавшія празднованію примиренія Франціи съ церковью въ день 18 брюмера.

Цѣль, которую поставилъ себѣ первый консулъ, принявъ верховную власть, вскорѣ должна была быть достигнута, потому-что спокойствіе царствовало уже во Франціи, и приближалось время къ заключенію всеобщаго европейскаго мира. Такимъ-образомъ, менѣе, нежели въ два года, юный Бонапарте выполнилъ свой благородный подвигъ и сдѣлалъ свое отечество счастливѣйшею, могущественнѣйшею изъ всѣхъ державъ вселенной. Но должно было довершить это великое дѣло, должно было въ-особенности заключить миръ съ Англіею, потому-что, доколѣ эта держава не положила оружія, море оставалось бы запертымъ, и, что всего важнѣе, могла бы снова возгорѣться континентальная воина въ-слѣдствіе всемогущаго дѣйствія британскихъ субсидій. Для этого нужно было не только ловко вести переговоры въ Лондонѣ, но также дѣятельно приняться за войну съ Португаліей), и отстоять Египетъ противъ британскихъ силъ, потому-что исходъ событій въ этихъ обѣихъ странахъ долженъ былъ имѣть великое вліяніе на будущій трактатъ. Сверхъ-того, первый консулъ дѣлалъ слишкомъ-очевидны и приготовленія въ Булони и Калэ, давая тѣмъ уразумѣть, что отчаянное предпріятіе, экспедиція противъ Англіи, о которой долго думала Директорія, входитъ въ его соображенія и не превышаетъ его средствъ. Многочисленные корпуса шли въ эту часть Франціи, и у береговъ Нормандіи, Пикардіи и Фландріи собрано было множество канонерскихъ шлобокъ, крѣпко построенныхъ, сильно вооруженныхъ, могшихъ помѣстить на себѣ войска и совершить переѣздъ чрезъ Па-де-Калэ.

Между-тѣмъ, французскій уполномоченный Отго и лордъ Гауксбёри вели переговоры въ Лондонѣ. Притязанія обѣихъ сторонъ были слишкомъ-велики; та и другая сторона выжидали благопріятны о для себя исхода военныхъ дѣйствій. Для узнанія этого результата необходимо было съ мѣсяцъ или съ два времени. Итакъ, стараясь всѣми силами не прерывать переговоровъ, вмѣстѣ съ тѣмъ стали выигрывать время, поводомъ къ чему служило разнообразіе и многосложность предметовъ, подлежащихъ разсужденію.

"Все зависитъ", сказалъ Отто: "отъ двухъ обстоятельствъ: будетъ ли "англійская армія разбита въ Египтѣ? пойдетъ ли Испанія на Португалію? Спѣшите, достигните обоихъ этихъ результатовъ, или одного изъ нихъ, и вы заключите славный миръ. Но я долженъ вамъ сказать" присовокуплялъ онъ, что "если англійскіе министры очень боятся нашихъ солдатъ египетской арміи, за то вовсе не боятся рѣшимости испанскаго двора."

И первый консулъ дѣлалъ безпрерывныя усилія, чтобъ пробудить дряхлый испанскій дворъ и заставить его содѣйствовать двумъ своимъ важнымъ предначертаніямъ, состоявшимъ въ томъ, чтобъ, съ одной стороны, захватить въ свои руки Португалію, съ другой направить къ Египту морскія силы обѣихъ націй. Люсіапъ Бонапарте, посланный въ Мадритъ, ревностно стараясь сравняться въ дипломатическихъ успѣхахъ съ Іосифомъ, дѣятельно способствовалъ въ Испаніи политикѣ своего брага. Правда, что онъ пріобрѣлъ тамъ вліяніе, благодаря своему имени, благодаря своей счастливой смѣлости, съ какою онъ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на бывшихъ тогда министровъ, и обратился прямо къ настоящему главѣ правленія, т. е. къ Князю-Мира. Люсіанъ говорилъ испанскому двору: вы желаете мира, вы хотите, чтобъ онъ былъ выгоденъ, вы хотите заключить его не потерявъ ни одной изъ своихъ колоній; и такъ, помогите намъ захватить въ залогъ португальскія области, которыя послужатъ намъ къ исторженію отъ Англіи большей части ея морскихъ завоеваній. Къ Князю-Мира Люсіанъ обратился съ другими доводами, болѣе-дѣйствительными. "Вы здѣсь все", говорилъ онъ временщику: "мой братъ знаетъ это, онъ припишетъ вамъ безуспѣшность своихъ предположеніи на миръ. Друзьями или врагами хотите имѣть насъ, Бонапарте?

Наконецъ, всяческія убѣжденія подѣйствовали на Князя-Мира. Приготовленія къ воинѣ были ускорены по-возможности; на это были употреблены всѣ силы монархіи. Кто бы повѣрилъ, что эта великая и благородная нація, которой слава наполнила свѣтъ и которой патріотизмъ проявился вскорѣ потомъ съ такимъ блескомъ,-- кто бы повѣрилъ, что она едва-едва могла собрать двадцать-пять тысячь человѣкъ войска, что, имѣя великолѣпные порты, множество кораблей, остатки славнаго царствованія Карла III, она затруднялась заплатить за работу нѣсколькимъ ремесленникамъ, которые бы починили эти суда и сдѣлали ихъ годными къ плаванію; что она находилась, наконецъ, въ невозможности снабдить продовольствіемъ флотъ свой? Кто бы повѣрилъ, что пятнадцать испанскихъ кораблей, запертые въ-продолженіи двухъ лѣтъ въ Бресть, (составляли всю морскую силу этого государства? Недостатокъ въ металлахъ, въ-слѣдствіе прерванія сношеній съ Мехикою, заставилъ прибѣгнуть се къ системѣ бумажныхъ денегъ, а эти бумажныя деньги страшно упали въ цѣнности. Тогда было сдѣлано воззваніе къ духовенству, которое не имѣло въ настоящую минуту суммъ, бывшихъ необходимо-нужными, но которое пользовалось большимъ кредитомъ, нежели самое правительство; и, при помощи этого кредита, можно было окончить начатыя приготовленія.

На подкрѣпленіе испанскому корпусу пришла французская дивизія, подъ начальствомъ Сен-Сира.

Войска обѣихъ націй тронулись въ походъ, и Князь-Мира оставилъ Мадритъ, имѣя въ головѣ самыя обольстительныя мечтанія о славѣ. Дворъ и самъ Люсіанъ должны были сопутствовать ему. Первый консулъ предписалъ французскимъ войскамъ самую строгую дисциплину, онъ предписалъ имъ выслушивать обѣдню всякое воскресенье, словомъ во всемъ согласоваться съ испанскими обычаями. Онъ хотѣлъ, чтобъ видъ французовъ, вмѣсто того, чтобъ отталкивать Испанцевъ, еще болѣе сблизилъ ихъ съ Франціею.

Съ этой стороны, все шло по желанію перваго консула. Онъ успѣлъ также склонить Испанію отдать въ его полное распоряженіе всѣ свои корабли, которые самимъ Французамъ пришлось вооружить и снабдить продовольствіемъ и даже экипажемъ {"Донесенія адмирала Дюмануара" говоритъ Тьеръ, "посланнаго первымъ консуломъ въ Испанію для вооруженія флота и принятія надъ нимъ начальствованія,-- донесенія эти, сохранившіяся доселѣ въ архивѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ, представляютъ любопытную картину того, чѣмъ можетъ сдѣлаться великое государство въ дурныхъ рукахъ."}. Впрочемъ, первый консулъ, боясь нескромности Испаніи, скрывалъ отъ нея подъ разными другими предлогами свой планъ отправить въ Египетъ экспедицію подъ начальствомъ Гантома.

Чтобъ вынудить у Испаніи эти слабыя пособія, первый консулъ выполнилъ въ-отношеніи къ ней всѣ свои обѣщанія съ замѣчательною точностью, и даже превзошелъ ихъ. По его милости, пармскій домъ получилъ, вмѣсто своего герцогства, прекрасную Тосканскую-Область, и по его же ходатайству получилъ на это согласіе Австріи. Тосканское-Герцогство, сверхъ того, получило названіе Этрурскаго-Королевства. Старый царствующій герцогъ пармскій, государь набожный, врагъ всего новаго, быль, какъ мы уже сказали, братъ испанской королевы. Его сынъ, молодой человѣкъ, очень-дурно воспитанный, женился на инфантѣ и жилъ въ Эскуріалѣ. Для этихъ-то двухъ молодыхъ супруговъ предназначали Этрурское-Королевство. Между-тѣмъ, первый консулъ, обѣщавшій это королевство только въ обмѣнъ на Герцогство-Пармское, долженъ быль отдать одно по упраздненіи другаго; но это упраздненіе могло случиться только или по смерти стараго царствующаго герцога, или въ-слѣдствіе его отреченія; но старый герцогъ не хотѣлъ ни умирать, ни отрекаться. Первый консулъ, презрѣвъ выгоду, которую онъ могъ бы имѣть, избавившись отъ такого гостя въ Италіи, согласился терпѣть его въ Пармѣ, и посадить немедленно инфантовъ на тронь этрурскій. Онъ только требовалъ, чтобъ они явились въ Парижъ принять корону изъ его рукъ, какъ нѣкогда монархи-подданные принимали, въ древнемъ Римѣ, корону изъ рукъ народа-царя. Итакъ, эти юные принцы оставили Мадритъ и отправились въ Парижъ, въ то самое время, какъ ихъ родители ѣхали въ Бадайосъ, чтобъ сдѣлать удовольствіе временщику, который хотѣлъ показаться имъ во всемъ блескѣ своего величія, во главѣ войска.

Таковы-то были уступки, посредствомъ которыхъ первый консулъ надѣялся пробудить рвеніе испанскаго двора, и тѣмъ заставить его содѣйствовать своимъ намѣреніямъ.

Въ это время, на Египетъ были обращены всѣ усилія, всѣ заботы; о немъ одномъ были всѣ страхи, всѣ надежды двухъ великихъ воюющихъ націи, Франціи и Англіи. Казалось, эти двѣ націи прежде, чѣмъ положить оружіе, вступятъ еще разъ въ борьбу, чтобъ со славою и съ возможно-большею для себя выгодою окончить страшную войну, обагрявшею кровью вселенную въ-продолженіе десяти лѣтъ.

Мы уже видѣли, какъ адмиралъ Гантомъ вышелъ наконецъ изъ Бреста, въ бурную погоду. Эскадра его, состоявшая изъ семи кораблей, двухъ фрегатовъ, одного брига, везшихъ 4 тысячи войска и огромное количество военныхъ припасовъ, шла въ боевомъ порядкѣ. Впереди адмиральскій корабль Нераздѣльный (l`Indivisible); за нимъ шелъ Страшный (le Formidable), на которомъ развѣвался флагъ контр-адмирала Линуа. Но вскорѣ, посреди мрака и бури, эскадра была разсѣяна. На другой день на разсвѣтъ, Гантомъ, плывшій на "Нераздѣльномъ", легъ въ дрейфъ, надѣясь собралъ свою дивизію; но, боясь возвращенія Англичанъ, которые до-сихъ-поръ еще не показывались, и разсчитывая на то, что всѣмъ кораблямъ назначено сборное мѣсто, онъ поплылъ къ этой условленной точкѣ свиданія. Это сборное мѣсто находилось въ пятидесяти льё къ западу отъ мыса Сен-Венсена, наиболѣе выдающагося изъ всѣхъ мысовъ южнаго берега Испаніи. Одинъ только Французскій Фрегатъ Храбрость (la Brovoure) повстрѣчался съ англійскимъ фрегатомъ Согласіе (la Concorde), который наблюдалъ за ходомъ французской дивизіи, по англійской фрегатъ не хотѣлъ сцѣпиться въ абордажъ я ушелъ на всѣхъ парусахъ.

Вскорѣ всѣ корабли собрались въ условленномъ мѣстѣ и поплыли къ Гибралтару, избѣжавъ такимъ чуднымъ образомъ опасности и отъ моря и отъ непріятеля. Эскадра была исполнена жара; она начинала догадываться, куда шли, и всякій желалъ выполнить славное назначеніе -- спасти Египетъ.

Надо было спѣшить, потому-что въ это время флотъ адмирала Кейта, стоявшій въ макрійской бухтѣ, на берегу Малой-Азіи, ждалъ только послѣднихъ приготовленій Турковъ, всегда очень-медлительныхъ, чтобъ выйдти въ море и перевезти англійскую армію къ устьямъ Нила. И такъ, надобно было опередить его, и обстоятельства, казалось, способствовали тому самымъ благопріятнымъ образомъ. Англійскій адмиралъ Сен-Венсенъ, распоряжавшій брестскою блокадою, слишкомъ-поздно увѣдомленный объ уходѣ Гантома, послалъ за нимъ въ погоню адмирала Кэльдера, съ силою, равною французской дивизіи, т. е. съ 7 кораблями и 2 фрегатами. Англичане, немогшіе себѣ представить, чтобъ французская дивизія дерзнула проникнуть въ Средиземное-Море, посреди столькихъ крейсеровъ, обманутые сверхъ-того всѣми донесеніями, были увѣрены, что Французы отправились къ Сен-Доминго. И потому адмиралъ Кальдеръ шелъ къ Канарскимъ-Островамъ, чтобъ оттуда поплыть къ Антильскимъ. Вѣтры не очень были попутны Гантому, но ему благопріятствовалъ случай, потому-что англійскій адмиралъ Варренъ, безпрестанно крейсировавшій между Гибралтаромъ и Магономъ, имѣлъ у себя всего 4 корабля, такъ-какъ всѣ прочія англійскія силы были отданы адмиралу Кейту, для перевозки арміи въ Египетъ. Къ-несчастію, Гантомъ не зналъ этихъ подробностей, и тяжкая отвѣтственность, лежавшая на немъ, невольно приводила его въ смущеніе, котораго никакія ядра не производили въ его неустрашимомъ сердцѣ. Наконецъ, ему удалось пройдти проливъ и вступить въ Средиземное-Море. Ему должно было теперь какъ-можно-скорѣе пуститься на востокъ. И дѣйствительно, адмиралъ Варренъ стоялъ въ масонскомъ рейдѣ, а адмиралъ Кейтъ еще не покидалъ прибрежій Малой-Азіи. Слѣдовательно, берега Египта были свободны, и теперь можно было подать французской арміи помощь, которой она ждала съ нетерпѣніемъ, и о которой ей было возвѣщено уже съ давняго времени. Но Гантомъ, тревожимый судьбою своей эскадры, и еще-болѣе участью большаго числа находившихся на ней солдатъ, смущался при видѣ самыхъ незначительныхъ встрѣчавшихся ему судовъ. Предполагая между собою и Египтомъ непріятельскую эскадру, которой тутъ не было, онъ въ-особенности ужасался состоянія своихъ кораблей, и боялся, въ случаѣ, еслибъ пришлось ускорить ходъ передъ превосходнѣйшимъ непріятелемъ, но быть въ возможности этого сдѣлать съ оснасткою, пострадавшею отъ бури и на-скоро исправленною въ морѣ. И такъ, онъ потерялъ всякую увѣренность. Недовольный неисправнымъ ходомъ фрегата Храбрость, онъ рѣшился отослать его отъ себя въ Тулонъ. Но, вмѣсто того, чѣмъ бы просто отправить его въ этотъ портъ, а самому продолжать плыть вдоль африканскаго берега съ запада на востокъ, онъ имѣлъ оплошность подняться на сѣверъ, и стать почти въ виду Тулона. Онъ хотѣлъ снасти одинъ этотъ фрегатъ отъ англійскихъ крейсеровъ, и чрезъ то повредилъ всему предпріятію. Благодаря этой ошибкѣ, онъ былъ замѣченъ адмираломъ Карреномъ, который поспѣшилъ выйдти изъ Магона. Тщетно неустрашимый капитанъ Бержре, который ближе другихъ подходилъ къ англійской эскадрѣ, увѣрялъ Гантома, что у Англичанъ всего 4 корабля и 2 фрегата: Гантому казалось, что передъ нимъ 7 или 8 непріятельскихъ кораблей, и онъ, растерявшись совершенно, вошелъ въ Тулонъ. Здѣсь ожидали его другія безпокойства; то былъ страхъ подвергнуться гнѣву перваго консула, приведеннаго въ негодованіе тѣмъ, что онъ испортилъ такую важную экспедицію въ самую минуту успѣха.

Дѣйствительно, тѣмъ временемъ, какъ Гантомъ лавировалъ между африканскимъ берегомъ и Магономъ, два фрегата, вышедшіе изъ Тулона съ снарядами и 440 человѣками войска, достигли Александріи, не встрѣтивъ ни одного англійскаго корабля. Два другіе фрегата, отправившіеся изъ Рошфора, переѣхали Океанъ и проникли чрезъ проливъ въ Средиземное-Море, не испытавъ никакой неудачи. Къ-несчастію, они разлучились другъ съ другомъ: одинъ изъ нихъ, безъ всякой непріятной встрѣчи, прибылъ въ Александрію; другой, настигнутый ночью англійскимъ фрегатомъ, вступилъ съ нимъ въ бой: находившіеся на французскомъ фрегатѣ 300 человѣкъ дессанта, вмѣшавшись въ бой, не смотря на свое мужество, произвели только ужасный безпорядокъ, и фрегатъ былъ взятъ Англичанами. Однакожь, изъ четырехъ фрегатовъ, трое достигли безъ всякаго приключенія египетскаго берега, который былъ свободенъ отъ непріятеля: такъ трудны встрѣчи на неизмѣримыхъ моряхъ; такъ важна бываетъ отвага моряка, рѣшающагося рискнуть своимъ флагомъ для выполненія великаго долга!

Гантомъ вошелъ въ Тулонъ 19 февраля (30 плювьйоза), удрученный усталостью, пожираемый безпокойствомъ, испытывая, какъ писалъ онъ первому консулу, всѣ муки разомъ. Такъ и должно было быть, потому-что онъ погубилъ дѣло первостепенной важности. Первый консулъ, по природѣ раздражительный, мало сдерживалъ свой гнѣвъ, когда кто разрушалъ его предначертанія. Но онъ зналъ людей: онъ зналъ, что не во время ихъ дѣйствія должно обнаруживать имъ знаки неблаговоленія, потому-что этимъ можно привести ихъ еще въ большое смущеніе, а не ободрить; онъ зналъ, что Гантомъ имѣетъ нужду быть ободреннымъ, поддержаннымъ, а не приведеннымъ въ отчаяніе гнѣвомъ, котораго всѣ боялись тогда, какъ величайшаго изъ несчастій. И потому, вовсе не обременяя его своими упреками, онъ отправилъ къ нему своего адъютанта Лакюэ, чтобъ утѣшить и ободрить упавшаго духомъ адмирала, дать въ его распоряженіе войска, припасы, денегъ, и настоять, чтобъ онъ снова вышелъ въ море.

Гантомъ былъ человѣкъ храбрый, хорошій морякъ и превосходный солдатъ. Но его нравственное состояніе въ это время доказываетъ, что отвѣтственность приводитъ людей въ трепетъ болѣе, нежели самая опасность жизни. Ободренный первымъ консуломъ, Гантомъ приступилъ къ дѣлу, по потерялъ много времени, какъ въ исправленіи аварій на своихъ корабляхъ, такъ и въ ожиданіи попутныхъ вѣтровъ. Однакожъ, оставалось еще нѣсколько благопріятныхъ минутъ. Адмиралъ Варренъ направилъ путь къ Неаполю и Сициліи, Адмиралъ Кейтъ приближался, правда, къ Абукиру съ англійскою арміею; однако, не было невозможно обмануть его бдительность и высадить французскія войска, или по ту сторону Абукира, т. е. у Дамьетты, или по сю сторону, въ двадцати или двадцати-пяти льё къ западу отъ Александріи, что позволило бы французскимъ солдатамъ достигнуть Египта посредствомъ нѣсколькихъ маршей черезъ пустыню.

Между-тѣмъ, какъ первый консулъ настаивалъ, чтобъ Гангомъ вышелъ снова въ море, новые приказы торопили снаряженіе-эскадръ въ Рошфорь, Ферроль и Кадиксѣ, чтобъ подать Египту помощь всѣми путями разомъ. Наконецъ, Гантомъ, оживленный увѣщаніями перваго консула, къ которымъ присоединялись многочисленныя изъявленія благоволенія, поднялъ паруса 19 марта (28 вантоза). Но лишь-только вышли въ море,-- корабль "Конституція" сѣлъ на мель; надо было ждать два дня, чтобъ стащить его. 22 марта (1 жерминаля), эскадра снова снялась съ якоря съ семью кораблями, многими фрегатами, и поплыла къ Сардиніи, не бывъ замѣчена Англичанами.

Очень-желательно было, чтобъ эти усилія имѣли успѣхъ, по-крайней-мѣрѣ отчасти, потому-что французская египетская армія, предоставленная своимъ собственнымъ средствамъ, имѣла противъ себя соединенныхъ солдатъ востока и запада. При всемъ томъ, даже оставаясь при своихъ собственныхъ силахъ, она могла побѣдить великое множество непріятелей, какъ и побѣдила за тюляхъ Абукира и Геліополя, еслибъ только она имѣла искуснаго вождя. Къ-несчастію, во главѣ ея не было болѣе генерала Бонапарте. Дезе и Клеберъ уже не существовали.

Теперь должно дать понятіе о состояніи Египта послѣ смерти Клебера. Бывъ свидѣтелемъ того, какъ армія великаго визиря была разсѣяна въ одинъ мигъ, и какъ возстаніе трехъ-сотъ тысячь жителей Каира было укрощено въ нѣсколько дней горстью солдатъ, Египтяне считали французовъ непобѣдимыми и почитали ихъ водвореніе на берегахъ Нила приговоромъ судьбы. Къ-тому же, они начали свыкаться съ своими европейскими гостями и находить, что новое иго гораздо-менѣе тягостно, нежели старое, потому-что они платили налоговъ гораздо-менѣе, чѣмъ при мамелюкахъ, и не подвергались во время взиманія мири палочнымъ ударамъ, какъ это случалось въ правленіе ихъ сверженныхъ единовѣрцевъ. Мурадъ-Бэй, вождь мамелюковъ, рыцарь по характеру, другъ французовъ, владѣлъ Верхнимъ-Етитомъ на правѣ феодальномъ. Французы могли положиться на этого вѣрнаго васалла, и имъ достаточно было имѣть въ Верхнемъ-Египтѣ всего одну бригаду въ 2,500 человѣкъ, что было чрезвычайно-важно по малочисленности французскихъ войскъ.

Французская армія, съ своей стороны, раздѣлявшая заблужденія своего полководца въ эпоху эль-аришекой конвенціи, и вмѣстѣ съ нимъ загладившая эти заблужденія на равнинахъ Геліополя, сознавала свою ошибку и ни мало не располагала снова впасть въ нее. Кромѣ того, генералъ Бонапарте находился теперь во главѣ правленія, и армія поняла тогда причины его отъѣзда, по почитала его уже бѣглецомъ, а, напротивъ, смотрѣла на него съ довѣрчивостью и надеждою.

Солдаты жили въ полномъ изобиліи; питались часто дичиною вмѣсто говядины. Не доставало сукна; но въ такомъ жаркомъ климатѣ, этотъ недостатокъ, для Нѣкоторой части одежды, могъ быть пополняемъ бумажными тканями, которыми изобиловалъ Египетъ. Для остальной одежды были взяты всѣ разныхъ цвѣтовъ сукна, привезенныя за востокъ для продажи. Отъ этого произошла пестрота въ одеждѣ; но, какъ бы то ни было, солдатъ былъ одѣтъ и имѣлъ красивый видъ. Ученый полковникъ Коптъ оказалъ арміи большія услуги: онъ привезъ съ собою множество различныхъ ремесленниковъ, организованныхъ на военную ногу. При ихъ помощи, онъ устроилъ въ Египтѣ машины для тканья, валянія и стрижки суконъ; и такъ какъ не было недостатка въ шерсти, то надѣялись въ скоромъ времени обойдтись совершенно безъ европейскихъ тканей. То же было и съ порохомъ. Заводы, основанные Шампи въ Каиръ, изготовляли пороха въ достаточномъ количествъ для потребностей войны. Внутренняя торговля видимо возстановлялась. Караваны начинали появляться изъ центра Африки. Арабы съ береговъ Чермнаго-Моря приходили къ суэзскому и коссейрскому портамъ, гдѣ промѣнивали кофе, ароматы, финики на египетскую пшеницу и рисъ. Греки, пользуясь турецкимъ флагомъ, и будучи болѣе-ловки, нежели англійскіе крейсеры, привозили въ Дамьетту, Розетту и Александрію масло, вино и разные съѣстные припасы. Словомъ, въ настоящее время не было ни въ чемъ недостатка, а для будущаго приготовлялись большія средства. Офицеры, видя, что окончательное занятіе Египта было дѣломъ рѣшенымъ, старались устроиться тамъ съ возможно-меньшими неудобствами. Жившіе въ Александріи, или Каирѣ, а ихъ было большее число, -- нашли себѣ тамъ удобныя помѣщенія. Сиріянки, Гречанки, Египтянки, однѣ, купленныя у торговцовъ невольниками, другія, слѣдуя добровольной склонности, раздѣляли съ ними ихъ жилища. Грусть была изгнана. Два инженера построили въ Каиръ театръ, и сами офицеры играли тамъ французскія пьесы. Солдаты жили не хуже своихъ начальниковъ, и, благодаря этой способности французскаго характера свыкаться со всякою націею, они курили табакъ, пили кофе въ сообществъ съ Турками и Арабами.

Финансовыя средства Египта, бывшія въ хорошемъ порядкѣ, позволяли удовлетворять всѣмъ нуждамъ арміи. Во время владычества мамелюковъ, съ Египта взималось отъ тридцати-шести до сорока мильйоновъ рублей. Теперь Египетъ выплачивалъ отъ двадцати до двадцати-пяти мильйоновъ, и къ-тому же взиманіе теперь не сопровождалось прежними жестокостями. Эти доходы отъ двадцати до двадцати-пяти милліоновъ были достаточны для расходовъ колоніи. Co-временемъ, можно было надѣяться откладывать ежегодно остатокъ отъ трехъ до четырехъ мильйоновъ, чрезъ что могъ бы составиться запасный капиталъ для удовлетворенія экстраординарныхъ издержекъ и для производства построекъ, служащихъ къ пользѣ или защитѣ. Армія состояла еще изъ двадцати-пяти или двадцати-шести тысячь человѣкъ, считая въ томъ числѣ власти, равно женъ и дѣтей многихъ военныхъ и гражданскихъ чиновниковъ. Собственно солдатъ въ томъ числѣ было двадцать-три тысячи человѣкъ, изъ которыхъ шесть тысячь инвалидовъ, бывшихъ, однакожь, въ состояніи защищать цитадели, и семнадцать или восьмнадцать тысячь въ полномъ здравіи, годныхъ нести самую трудную службу. Кавалерія была превосходна: она равнялась съ мамелюками въ храбрости и превосходила ихъ дисциплиною. Полевая артиллерія отличалась быстротою своихъ движеній. Полкъ, въ которомъ, вмѣсто лошадей, были употреблены дромадеры, достигъ высшей степени совершенства. Онъ мчался по степямъ съ необычайною скоростью и совершенно отвадилъ Арабовъ отъ грабежа. Уроны среднимъ числомъ были незначительны, потому-что тогда считалось всего 600 больныхъ на 26,000 человѣкъ. Однакожь, при продолжительной войнѣ, могъ оказаться недостатокъ въ людяхъ; но Греки съ охотою шли въ солдаты, Копты также. Самые негры, купленные за очень-незначительную цѣну, и замѣчательные по своей преданности, доставляли собою превосходныхъ рекрутъ. Армія, со-временемъ, могла набрать въ свои ряды отъ десяти до двѣнадцати тысячь вѣрныхъ и храбрыхъ солдатъ. Увѣренная донельзя въ своей храбрости и воинской опытности, она не сомнѣвалась, что ей удастся отбросить въ море Турковъ или Англичанъ, которыхъ бы послали, противъ нее изъ Азіи или Европы. Эти восьмнадцать тысячь, при хорошемъ начальствованіи, соединенныя кстати и двинутыя массою на вновь-высадившіяся войска, навѣрное должны были во что бы то ни стало удержать за собою берега Египта. Но для того необходимо было, чтобъ онѣ были хорошо направлены: это было условіе успѣха для египетской арміи, равно какъ и для всякой другой.

Пусть представятъ себѣ, что Клеберъ, или, еще лучше, Дезе управлялъ бы Египтомъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ! Кто усомнится, что тотъ или другой изъ нихъ превратилъ бы эту страну въ цвѣтущую колонію, основалъ бы тамъ чудную имперію! Здоровый климатъ, безъ всякихъ лихорадокъ, неистощимо-плодородная почва, покорные и какъ-бы крѣпкіе землѣ поселяне, добровольные рекруты,-- какое превосходство въ условіяхъ сравнительно съ нынѣ-осповываемою африканскою колоніею Франціи!

Но, вмѣсто Клебера, вмѣсто Дезе, Мену сдѣлался главнокомандующимъ, по старшинству. Это было непоправимое несчастіе для колоніи и ошибка со стороны перваго консула, который не замѣнилъ его никѣмъ другимъ. Мы уже сказали о причинѣ, побудившей перваго консула поступить такимъ-образомъ; но эта причина не могла бы извинить его, еслибъ онъ могъ знать совершенную неспособность Meну въ военномъ отношеніи. Одно обстоятельство склонило его въ пользу этого генерала, именно: всѣмъ-извѣстное рвеніе Мену относительно сохраненія и колонизаціи Египта. Мену былъ уменъ, образованъ, очень-трудолюбивъ, имѣлъ всѣ качества администратора, но у него не было ни единаго изъ качествъ полководца. Не имѣя ни опытности, ни быстроты взгляда, ни рѣшимости, онъ, въ довершеніе всего, обиженъ природою въ физическомъ отношеніи: онъ былъ тученъ, имѣлъ очень-слабое зрѣніе и дурно ѣздилъ верхомъ. Это былъ вождь плохо-выбранный для начальствованія надъ такими проворными, такими отважными воинами. Сверхъ-того, онъ вовсе не имѣлъ характера, и при такомъ жалкомъ главнокомандующемъ, генералы арміи, ссорясь между собою, вскорѣ сдѣлались жертвою роковыхъ раздоровъ.

При генералѣ Бонапарте, въ Египтѣ былъ одинъ духъ, одна воля. При Клеберь, не долгое время существовали двѣ партіи, колонисты и антиколонисты. Но, послѣ отмщенія позора, славнаго отмщенія на равнинахъ Геліополя, насталъ порядокъ, исполненный единства. Лишь-только Мену принялъ начальствованіе, единство исчезло.

Манія уподобить колонію метрополіи овладѣла Мону, какъ и всѣми мало-просвѣщенными колонизаторами, которые болѣе стремятся дѣлать скоро, нежели хорошо. Въ довершеніе всего, Мену учредилъ при себѣ совѣтъ, составленный не изъ четырехъ или пяти главнѣйшихъ офицеровъ, а по-крайней-мѣрѣ изъ пятидесяти военныхъ и гражданскихъ чиновниковъ разныхъ ранговъ. Это былъ настоящій парламентъ; собранія его прекратились скоро, потому-что казались всѣмъ смѣшными. Наконецъ, Мену сталъ издавать арабскій журналъ, который доводилъ до свѣдѣнія Египтянъ и арміи повелѣнія и распоряженія французскаго начальства.

Между-тѣмъ, солдаты мало занимались этими нововведеніями. Она жили припѣваючи, смѣялись надъ Мену, но любили его добродушіе и цѣнили заботливость о нихъ. Туземцы были покорны и находили, при томъ, что иго французовъ гораздо-сноснѣе ига мамелюковъ. Однакожь, были люди гораздо-болѣе раздражительные, именно-недовольные въ арміи. Для того, чтобъ Мену не подвергался ихъ порицаніямъ, надо было, чтобъ онъ рѣшительно ничего не дѣлалъ, чтобъ онъ не давалъ своими распоряженіями никакой пищи ихъ язвительной критикѣ, и тогда они стали бы порицать его бездѣйствіе. Но Мену былъ одержимъ маніею все организовывать. Партія недовольныхъ воспользовалась этимъ и дошла даже до того, что условлено было втайнѣ низложить главнокомандующаго: намѣреніе безразсудное, исполненіе котораго ниспровергло бы колонію и превратило бы египетскую армію въ преторіанское войско. Пытали склонить на свою сторону офицеровъ во многихъ дивизіяхъ; по нашли ихъ нисколько-нерасположенными къ возмущенію, и отказались отъ своего намѣренія. Ренье и Дама увлекли Ланюсса; всѣ вмѣстѣ увлекли въ свою партію Белльяра и Вердье, и за исключеніемъ одного Фріана, всѣ дивизіонные генералы составили вскорѣ эту роковую оппозицію. Два старые члена Конвента, которыхъ генералъ Бонапарте привезъ съ собою въ Египетъ, чтобъ занять ихъ праздность, Тальянъ и Иснаръ, находилась въ Каиръ, и, возвратясь къ своимъ стариннымъ привычкамъ, явились самыми пламенными ажитаторами. За невозможностью низложить главнокомандующаго, что было признано невыполнимымъ, генералы придумали отправить къ нему депутацію, съ представленіемъ замѣчаній на его мѣры, изъ которыхъ нѣкоторыя, конечно, заслуживали порицанія. Эта депутація явилась передъ Мену невзначай; онъ выслушалъ ее съ большимъ неудовольствіемъ, однако не безъ достоинства, и обѣщалъ воспользоваться нѣкоторыми изъ сдѣланныхъ ему замѣчаній. Эта выходка произвела въ войскѣ настоящій скандалъ и была жестоко порицаема. Впрочемъ, Иснаръ и Тальянъ пострадали за всѣхъ, и были отправлены въ Европу.

Въ это-то время, прибыло повелѣніе перваго консула, которое окончательно утверждало Мену въ званіи главнокомандующаго. Это выраженіе верховной власти пришло очень-кстати и возвратило къ долгу нѣкоторыхъ недовольныхъ. Впрочемъ, вскорѣ новыя смуты привели дѣла въ прежнее состояніе. Въ такихъ-то жалкихъ распряхъ эти люди, раздраженные грустью изгнанія, поощренные къ раздору слабостью военачальника, провели время, протекшее послѣ битвы при Геліополь до настоящей минуты, т. е. цѣлый годъ: драгоцѣнное время, которое должно было бы прожить въ согласіи, чтобъ чрезъ то приготовиться побѣдить страшнаго непріятеля, готоваго сойдти на берегъ Египта.

Нилъ убывалъ; воды входили въ свое русло; орошенныя земли начинали высыхать. Настало время для высадки. Былъ февраль 1801 года (вандемьеръ IX г.). Англичане и Турки располагали снова напасть на колонію. Великій визирь, тотъ самый, котораго Клеберъ разбилъ при Геліополь, стоялъ въ Газѣ, между Палестиною и Египтомъ, не осмѣлившись послѣ своего пораженія появиться въ Константинополѣ, имѣя въ своемъ войскѣ не болѣе 10 или 12 тысячь человѣкъ, пожираемыхъ чумою, жившихъ грабежемъ и долженствовавшихъ ежедневно сражаться съ горцами Палестины, возставшими на такихъ незваныхъ гостей. Онъ былъ страшенъ не надолго. Капитанъ-паша, врагъ визиря, любимецъ султана, крейсировалъ съ нѣсколькими кораблями между Сиріею и Египтомъ. Онъ желалъ возобновить эль-аришскую конвенцію, мало надѣясь на силу оружія, чтобъ покорить имъ Египетъ и очень не довѣряя Англичанамъ, которыхъ крѣпко подозрѣвалъ въ желаніи исторгнуть эту прекрасную страну у Французовъ, чтобъ самимъ овладѣть ею. Наконецъ, 18 тысячь человѣкъ, состоящихъ изъ Англичанъ, Гессенцевъ, Швейцарцевъ, Мальтійцевъ, Неаполитанцевъ, находившихся подъ командою все англійскихъ офицеровъ и подчиненныхъ превосходной дисциплинѣ, приближались на эскадрѣ адмирала Кэйта къ Египту, подъ главнымъ начальствомъ отличнаго генерала, сэра Ральфа Аберкромби.

Къ этимъ 18 тысячамъ европейскаго войска должны были присоединиться 6,000 Албанцевъ, которыхъ капитанъ-паша везъ въ это время на своей эскадрѣ, 6,000 сипаевъ, отправленныхъ изъ Индіи Чермнымъ-Моремъ, и около 20,000 плохихъ солдатъ, которые скоро должны были примкнуть къ десяти-тысячному войску великаго визиря въ Палестинѣ. Такимъ-образомъ, египетская армія имѣла противъ себя около 60,000 солдатъ. Она могла имъ противопоставить только 18,000 дѣйствующаго войска. Однакожь, этого было достаточно и даже слишкомъ, еслибъ главное начальствованіе было искусно.

Во-первыхъ, не было никакой опасности быть захвачену невзначай, потому-что извѣщенія приходили со всѣхъ сторонъ, какъ изъ архипелага чрезъ посредство греческихъ судовъ, такъ и изъ Верхпяго-Египта Чрезъ Мурада-Бэя, и даже изъ самой Европы чрезъ частыя экспедиціи перваго консула. Всѣ эти извѣщенія давали знать о близкомъ походѣ, предпринимаемомъ вмѣстѣ мусульманами и Европейцами. Мену, глухой къ доходившимъ до него предостереженіямъ, не дѣлалъ въ эту критическую минуту ничего, что слѣдовало бы дѣлать и чего ясно требовало положеніе дѣлъ.

Здравая политика требовала прежде всего старательно поддерживать дружественное расположеніе Мурада-Бэя, который, находясь въ Верхнемъ-Египтѣ, предпочиталъ французовъ Туркамъ и Англичанамъ. Поступки Мену, напротивъ, могли оттолкнуть отъ французовъ ихъ вѣрнаго союзника. Здравая политика требовала еще, чтобъ главнокомандующій воспользовался недовѣрчивостью Турковъ къ Англичанамъ и, не возобновляя скандала эль-аришской конвенціи, обезоружилъ бы ихъ посредствомъ притворныхъ переговоровъ, которые, занявъ ихъ, замедлили бы ихъ усилія. Мену и объ этомъ средствѣ думалъ не болѣе, какъ я о прочихъ.

Что касается до мѣръ административныхъ и военныхъ, которыхъ требовали обстоятельства, онъ не умѣлъ ни одной изъ нихъ принять кстати. Нужно было, во-первыхъ, устроить въ Александріи, Розеттѣ, Дамьеттѣ, Раманіэ, всюду, гдѣ могла быть собрана армія, большіе военные запасы, что легко было исполнить въ такой плодородной странѣ, какъ Египетъ. Мену отказался это сдѣлать, потому-что никакъ не хотѣлъ обратить на этотъ предметъ ничего изъ суммъ, выплачиваемыхъ аккуратно въ жалованье, и потому-что трудность дѣлать новые налоги только-что позволяла ему выполнять этотъ расходъ. Необходимо было ремонтировать кавалерію и артиллерію, важнѣйшіе роды войскъ противъ дессантной арміи, которая обыкновенно не содержитъ въ себѣ ни той, ни другой. Онъ отказался выполнить и это, по тѣмъ же финансовымъ причинамъ, и простеръ свою непредусмотрительность даже до того, что выбралъ это время для охолощенія артиллерійскихъ лошадей, которыя были все жеребцы и которыя, по своей излишней горячности, были не очень-сподручны.

Наконецъ, Мену не изъявилъ согласія на выводъ войскъ въ лагери, что было необходимо для здоровья солдатъ въ это время года, еслибъ даже и никакая опасность не угрожала Египту. Между-тѣмъ, оказались нѣкоторые признаки чумы. Расположить войска лагеремъ и вывести ихъ изъ города было настоящею необходимостью, даже независимо отъ потребности сдѣлать ихъ болѣе-подвижными. Армія, разсыпанная по гарнизонамъ или безполезно скученная въ Капрѣ и занятая взиманіемъ мири, нигдѣ не была готова къ военнымъ дѣйствіямъ. И, однакоже, хорошо распоряжая оставшимися у него 23 тысячами человѣкъ, изъ которыхъ 17 или 18 тысячь годны были къ строевой службѣ, Мену имѣлъ возможность всюду съ выгодою защитить Египетъ. Онъ могъ быть аттакованъ съ трехъ пунктовъ: со стороны Александріи, потому-что невдалекѣ оттуда находился абукирскій рейдъ, всегда предпочтительно предъ другими пунктами выбираемый для высадокъ; со стороны Дамьетты, другаго мѣста, годнаго для приставанія кораблей, хотя менѣе удобнаго, нежели Абукиръ; наконецъ, со стороны сирійской границы, гдѣ находился визирь съ осколками своей арміи. Изъ этихъ трехъ пунктовъ, только одинъ былъ серьёзно угрожаемъ, а именно Александрія и абукирскій рейдъ, что было легко предвидѣть, потому-что объ этомъ думали и говорили всѣ въ арміи. Плоскій берегъ Дамьетты, напротивъ, былъ нелегко доступенъ для кораблей и въ столь немногихъ пунктахъ соединялся съ Дельтою, что непріятельская армія, еслибъ она тугъ вышла за берегъ, легко могла бы попасть въ блокаду и вскорѣ была была бы принуждена сѣсть обратно на корабли. Поэтому, было невѣроятно, чтобъ Англичане явились со стороны Дамьетты. Со стороны Сиріи, визирь долженъ былъ внушать мало страха: онъ былъ такъ слабъ, такъ живо помнилъ пораженіе при Геліополѣ, что не могъ быть зачинщикомъ. Онъ не хотѣлъ двигаться впередъ, пока Англичане не успѣютъ высадиться за берегъ. Итакъ, единственнымъ предметомъ заботъ главнокомандующаго должна была быть англійская армія, которая, какъ видно было изъ донесеній, должна была высадиться скоро. Въ этомъ положеніи, слѣдовало оставить сильную дивизію вокругъ Александріи, т. е. отъ 4 до 5 тысячь человѣкъ дѣйствующей арміи, независимо отъ моряковъ и депо, назначенныхъ оберегать форты. Въ Дамьеттѣ довольно было имѣть 2,000 человѣкъ. Для наблюденія сирійской границы достаточно было дромадерскаго полка. Трехтысячный гарнизонъ въ Каирѣ, къ которому могли примкнуть двѣ тысячи человѣкъ изъ Верхняго-Египта, и который могъ быть подкрѣпленъ нѣсколькими тысячами французовъ изъ запасныхъ депо, -- этотъ гарнизонъ былъ достаточенъ, и даже слишкомъ, для удержанія въ повиновеніи народонаселенія столицы, на случай, еслибъ визирь показался подъ ея стѣнами. Эти разныя назначенія заняли отъ 11 до 12 тысячь человѣкъ изъ 17 или 18 тысячь дѣйствующей арміи. Оставался отборный шеститысячный резервъ, который должно было расположить лагеремъ, въ равномъ разстояніи отъ Александріи и Дамьетты. И дѣйствительно, существовалъ пунктъ, который соединялъ въ себѣ всѣ желаемыя условія, именно Раманіэ: мѣсто здоровое, на берегу Нила, не вдалекѣ отъ моря, удобное для продовольствія войска, лежащее на разстояніи однѣхъ сутокъ отъ Александріи, двухъ сутокъ отъ Дамьетты и трехъ или четырехъ отъ сирійской границы. Подобная сила могла бы всюду отбить попытки непріятеля.

Мену не думалъ ни объ одномъ изъ этихъ способовъ и не только не думалъ, во даже отвергъ совѣты всѣхъ хотѣвшихъ заставить его подумать объ этомъ. Надо отдать справедливость: многіе генералы, и въ-особенности Рэнье, болѣе другихъ привычный къ большимъ военнымъ диспозиціямъ, говорили ему объ угрожавшей опасности и совѣтовали, какія должно принять мѣры; по Генералы вышли изъ вѣры у главнокомандующаго въ-слѣдствіе своей несвоевременной оппозиціи, и ныньче, когда они были правы, ихъ не болѣе слушали, какъ и тогда, когда они были виноваты.

Храбрый Фріанъ, чуждый роковымъ раздорамъ арміи, ревностно занимался приготовленіемъ обороны Александріи. Онъ имѣлъ всего-навсе не болѣе 2,000 человѣкъ. Онъ долженъ былъ часть изъ нихъ отдѣлить для охраненія главныхъ прибрежныхъ пунктовъ, каковы абукирскій фортъ, посты Эдко и Розетты. По занятіи этихъ мѣстъ, у него оставалось не болѣе 1,200 человѣкъ. Къ-счастію, фрегатъ, прибывшій изъ Рошфора, привезъ подкрѣпленіе въ 300 человѣкъ, съ значительнымъ количествомъ снарядовъ. Благодаря этому непредвидѣнному приращенію, генералъ фріанъ могъ располагать 1,500 человѣками. Можно представить себѣ, какъ важна была бы въ эту минуту эскадра Гантома, еслибъ, немного понадѣясь на счастіе, этотъ адмиралъ привезъ 4,000 отборныхъ солдатъ, бывшихъ на корабляхъ его!

Генералъ Фріанъ, при своемъ стѣсненномъ положеніи, ограничился только требованіемъ еще двухъ батальйоновъ и одного кавалерійскаго полка. Само дѣло доказало въ-послѣдствіи, что этой силы было бы достаточно; но онъ былъ чрезвычайно-смѣлъ, при такихъ обстоятельствахъ, рѣшившись понадѣяться за подкрѣпленіе какой-нибудь тысячи человѣкъ. Должно сказать вообще, что самоувѣренность арміи много способствовала ея гибели. Она привыкла сражаться въ Египтѣ одинъ противъ четверыхъ, иногда противъ восьмерыхъ, и не составила себѣ вѣрной идеи о средствахъ Англичанъ въ дѣлѣ высадки войскъ. Она думала, что Англичане никогда не будутъ въ состояніи высадиться на берегъ разомъ болѣе нѣсколькихъ сотенъ человѣкъ, безъ артиллеріи и кавалеріи, и воображала себѣ, что ей легко удастся прогнать ихъ штыками. Это была роковая, пагубная мечта. Не менѣе того, это подкрѣпленіе, котораго требовалъ себѣ Фріанъ, какъ ни было оно слабо, могло бы спасти все. Объ этомъ можно будетъ судить изъ хода самыхъ событій.

28 февраля 1801 г. (9 вантоза IX г.) была примѣчена недалеко отъ Александріи англійская лодка, которая, казалось, занималась рекогносцировкою. Погнались за нею, взяли ее, равно какъ и находившихся на ней офицеровъ, которые имѣли порученіе сдѣлать приготовленія къ высадкѣ. Въ-слѣдъ за тѣмъ явился въ виду Александріи англійскій флотъ, состоявшій изъ 70 судовъ; по, за вѣтрами не могши подойдти къ берегу, онъ держался въ открытомъ морѣ. Судьба представляла еще шансъ къ спасенію Египта отъ Англичанъ, ибо казалось вѣроятнымъ, что ихъ высадка послѣдуетъ не прежде нѣсколькихъ дней. Извѣстіе, доставленное Фріаномъ въ Каиръ, прибыло зуда 4 марта (13 вантоза) пополудни. Еслибъ Мену тотчасъ же рѣшился на какую-нибудь скорую и благоразумную мѣру, все было бы поправлено. Еслибъ онъ обратилъ всю армію къ Александріи, кавалерія прибыла бы туда въ четверо сутокъ, пѣхота въ пять, т. е. 8 или 9 марта (17 или 18 вантоза) можно было бы сосредоточить на абукирскомъ берегу 10 тысячь человѣкъ. Можетъ-быть, въ это время Англичане успѣли бы уже высадить свои войска, по они никакимъ образомъ не имѣли бы еще времени выгрузить военные припасы, укрѣпить свою позицію, и Французы пришли бы еще довольно въ пору, чтобъ опрокинуть ихъ въ море. Ренье, находившійся въ Каирѣ, въ тотъ же день написалъ къ Мену письмо, дѣльцо совѣтуя ему не обращать большаго вниманія на визиря, который очевидно не будетъ зачинщикомъ, не обращать большаго вниманія на Дамьетту, со стороны которой нечего было опасаться, и поспѣшно идти со всею массою своихъ силъ къ Александріи. Ничего не могло быть справедливѣе. Во всякомъ случаѣ, ничего не теряли двинувшись на Раманіэ, потому-что, еслибъ, пришедши въ это мѣсто, узнали, что опасность угрожаетъ со стороны Дамьетты или со стороны Сиріи, то всегда могли бы легко перенестись за тотъ или другой изъ этихъ пунктовъ. Чрезъ это не теряли ни одного дня, а между-тѣмъ, были бы близко къ Александріи, гдѣ, по-видимому, была настоящая опасность. Но надо было рѣшиться тотчасъ же и выступить въ ту же ночь. Мену не хотѣлъ ничего слышать и сдѣлался настойчиво-самостоятеленъ въ своихъ приказахъ, оставшись по-прежнему шаткимъ въ своихъ идеяхъ. Не умѣя отличить дѣйствительно-угрожаемаго пункта, онъ отправилъ къ Дамьеттъ подкрѣпленіе къ генералу Рампону, послалъ Ренье съ его дивизіею въ Белбеисъ, стать противъ визиря со стороны Сиріи. Дивизію Ланюсса онъ двинулъ къ Раманіэ. Да и при всемъ томъ, онъ послалъ эту дивизію не вполнѣ, ибо удержалъ въ Каирѣ 88-ю полубригаду. Генералъ Лапюссъ имѣлъ приказаніе идти въ Раманіэ, и, сообразно съ тѣми свѣдѣніями, которыя получитъ здѣсь, двинуться изъ Раманіэ въ Александрію. Самъ Мену остался въ Каирѣ, съ значительнѣйшею частью своихъ силъ, выжидая дальнѣйшихъ извѣстій, стоя въ позиціи, столь удаленной отъ прибрежья. Поступить безтолковѣе и бездарнѣе было невозможно.

Тѣмъ временемъ, событія шли съ большою быстротою. Англійскій флотъ состоялъ изъ 7 линейныхъ кораблей, многихъ фрегатовъ, бриговъ, и большихъ судовъ Ост-индской-Компаніи. На немъ находилось значительное количество шлюбокъ. Какъ уже сказано выше, лордъ Кэйтъ колядовалъ морскими силами, сэръ Рэльфъ Аберкромби сухопутными. Мѣсто, выбранное ими для высадки, было то же, которое всегда выбиралось и прежде, т. е. абукирскій рейдъ. Сюда пристала французская эскадра въ 1798 году; здѣсь была она истреблена Нельсономъ; здѣсь турецкая эскадра высадила храбрыхъ янычаровъ, опрокинутыхъ въ море генераломъ Бонапарте въ славный день побѣды при Абукиръ. Англійскій флотъ, продержавшись по-необходимости въ морѣ нѣсколько сутокъ (остановка гибельная для Англичанъ и очень-благопріятная для французовъ, еслибъ Мену съумьлъ ею воспользоваться, англійскій флотъ сталъ на абукирскомъ рейдѣ 6 марта (15 вантоза), въ разстояніи 5 льё отъ Александріи.

Нижній-Египетъ, подобно Голландіи, или Венеціи, есть страна лагунъ. Онъ представляетъ, какъ всѣ страны этого рода, особый характеръ, въ который надобно вникнуть, чтобъ понять, какія военныя операціи могутъ быть произведены на этомъ театрѣ. Большія рѣки при своемъ впаденіи въ море образуютъ песчаныя отмели, расположенныя вокругъ ихъ устья. Эти отмели происходятъ отъ песковъ, которые наноситъ рѣка, которыхъ не принимаетъ въ себя море, и которые, находясь подъ вліяніемъ этихъ двухъ противоположныхъ силъ, тянутся параллельно берегу. Онѣ наносятся постепенно до уровня водъ, потомъ, со временемъ, выходятъ на поверхность, и представляютъ собою длинныя песчаныя прибрежья, омываемыя извнѣ прибоемъ морскихъ волнъ, изнутри орошаемыя рѣчными водами, которыя стѣсняются этими преградами въ своемъ теченіи. Нилъ, впадая въ Средиземное-Море, образовалъ передъ своими многочисленными рукавами обширный полукругъ такихъ песчаныхъ отмелей. Этотъ полукругъ, тянущійся по-крзиней-мѣрѣ на семьдесятъ льё, отъ Александріи до Пелузы, имѣетъ переправы только у Розетты, Бюрлоса, Дамьетты, самой Пелузы, переправы, чрезъ которыя воды Нила впадаютъ въ море. Орошаемый съ одной стороны Средиземнымъ-Моремъ, онъ орошается съ другой стороны озерами Марсотисъ и Мадіэ, озеромъ Эдко, озерами Бюрлосъ и Мензалэ. Всякая высадка въ Египетъ должна быть необходимо произведена на одной изъ этихъ песчаныхъ отмелей. Слѣдуя примѣру и необходимости, Англичане выбрали отмель, образующую александрійское прибрежье. Эта отмель длиною около пятнадцати льё, простираясь между Средиземнымъ-Моремъ съ одной стороны, озерами Марѳотисъ и Мадіэ съ другой, имѣетъ на одной изъ своихъ оконечностей городъ Александрію, а съ другой представляетъ входящій внутрь полукругъ, который упирается въ Розетту. Этотъ-то входящій внутрь полукругъ и образуетъ абукирскій рейдъ. Одна изъ сторонъ этого рейда была защищена абукирскимъ фортомъ, построеннымъ французами и обстрѣливавшимъ своими баттареями окружное прибрежье. Далѣе, тянулись вокругъ всего берега песчаные холмы, переходившіе по ту сторону рейда въ песчаную и сплошную равнину. Генералъ Бонапарте далъ приказаніе построить укрѣпленіе на этихъ холмахъ. Еслибъ это было выполнено, всякая высадка была бы рѣшительно невозможна. Англійскій флотъ, построясь въ двѣ линіи, сталъ посреди рейда. Онъ выжидалъ на якорь, чтобъ утишившееся волненіе позволило спустить въ море шлюбки. Наконецъ, 8 числа утромъ (17 вантоза), лишь-только стихло, лордъ Кейтъ посадилъ 5,000 отборнаго войска на 320 шлюбокъ. Эти шлюбки, расположенныя въ два ряда, приближались на греблѣ, подъ командою капитана Кохрэпа, имѣя на правомъ и лѣвомъ крылѣ по дивизіи канонерскихъ лодокъ, производившихъ сильную канонаду.

Генералъ Фріанъ, имѣя у себя всего 1,500 человѣкъ; стоялъ нѣсколько отступя отъ берега, для укрытія своихъ войскъ отъ выстрѣловъ англійской артиллеріи. Нѣсколько аванпостовъ стояли у самаго моря; французская артиллерія обстрѣливала берегъ ядрами.

Англичане приближались; солдаты лежали на днѣ шлюбокъ, матросы, стоя, усильно дѣйствовали веслами, съ хладнокровнымъ мужествомъ выдерживая огонь непріятельской артиллеріи; одни валились, другіе тотчасъ же замѣщали ихъ. Вся эта масса шла къ берегу, движимая какъ-бы одною волею. Наконецъ, она пристаетъ къ берегу; англійскіе солдаты подымаются со дна шлюбокъ и устремляются за землю. Они строятся и бѣгутъ къ песчанымъ возвышенностямъ, облегавшимъ рейдъ. Генералъ Фріанъ, извѣщенный объ этомъ отступавшими аванпостами, приходитъ нѣсколько уже поздно. Онъ дѣйствуетъ мужественно, но всѣ усилія его напрасны. Еслибъ въ эту рѣшительную минуту генералъ Фріанъ имѣлъ тѣ два пѣхотные батальйона и кавалерійскій полкъ, которыхъ онъ просилъ себѣ столько разъ, дѣло могло бы быть окончено, и Англичане были бы опрокинуты въ море.

Этотъ бѣдственный день 8 марта (17 вантоза) повлекъ за собою потерю Египта. Храбрый генералъ Фріанъ, можетъ-быть, избралъ первую позицію слишкомъ-далеко отъ берега; можетъ-быть, также, онъ слишкомъ понадѣялся на превосходство своихъ солдатъ и слишкомъ-легкомысленно предположилъ, что Англичане могутъ высадиться разомъ только въ незначительномъ числѣ. Но эта самоувѣренность была очень-извинительна, и, къ-тому же, оправдана, потому-что имѣй онъ только однимъ или двумя батальйонами больше, Англичане были бы опрокинуты, и Египетъ спасенъ. Но что сказать о томъ главнокомандующемъ, который, въ-продолженіе двухъ мѣсяцевъ предостерегаемый со всѣхъ сторонъ объ угрожающей опасности, не сосредоточилъ своихъ силъ въ Раманіэ, что дало бы ему возможность въ этотъ рѣшительный день собрать передъ Абукиромъ десять тысячь человѣкъ? который, получивъ въ Каирѣ еще 4 марта положительное извѣщеніе, не двинулъ войскъ, могшихъ прибыть въ самое утро 8 числа, и, слѣдовательно, пришедшихъ бы во-время для отраженія Англичанъ? Что сказать также объ адмиралѣ Гантомь, могшемъ высадить въ Александріи четыре тысячи человѣкъ въ тотъ самый день, какъ фрегатъ изъ Рошфора привезъ 300 человѣкъ, сражавшихся на абукирскомъ берегу? Что сказать обо всѣхъ этихъ нерѣшимостяхъ, небрежностяхъ, ошибкахъ всякаго рода, какъ не то, что бываютъ дни, когда все сбирается грозною тучею на потерю сраженій и гибель государствъ?..

Битва была страшно-кровопролитна. Англичане считали у себя 1,100 человѣкъ убитыми или раненными изъ тѣхъ 5,000, которые высадились на берегъ. Уронъ французовъ простирался до 400 человѣкъ изъ 1,500. Дѣло было жаркое. Генералъ Фріанъ отступилъ къ стѣнамъ Александріи, и тотчасъ же повѣстилъ Мену и стоявшихъ по близости генераловъ, чтобъ шли къ нему на помощь.

Однакожь, все могло быть еще поправлено, еслибъ съумѣли воспользоваться оставшимся еще временемъ, силами, которыя еще имѣли въ своихъ рукахъ, и затруднительнымъ положеніемъ Англичанъ, высадившихся на эту песчаную отмель.

Англичанамъ предстояло, во-первыхъ, высадить на берегъ все свое войско, потомъ выгрузить на берегъ военные припасы, -- дѣло, требовавшее много времени. За тѣмъ, они должны были двинуться вдоль этой песчаной отмели, чтобъ подступить къ Александріи, имѣя съ правой руки море, съ лѣвой озера Мадіэ и Мареотисъ; правда, они были подкрѣпляемы своими канонерскими лодками, но не имѣли ни кавалеріи, ни другой полевой артиллеріи, кромѣ той, которую могли влечь на себѣ. Очевидно, ихъ движенія должны были быть медленны, и вскорѣ очень-затруднены, когда они очутятся вередъ Александріей, ибо они будутъ принуждены, чтобъ выйдти изъ этой западни, или взять приступомъ этотъ городъ, или идти по узкимъ плотинамъ, посредствомъ которыхъ устроено сообщеніе съ внутренними областями Египта. Для того, чтобъ остановить ихъ, не надо было вступать съ ними въ частныя и неравныя сраженія, которыя только ободряли ихъ, обезкураживали французское войско и ослабляли его и безъ того немногочисленныя силы. Даже безъ сраженій можно было навѣрное, ставъ въ выгодной позиціи, преградить имъ дорогу. Итакъ, въ этихъ обстоятельствахъ оставалось одно: выжидать, чтобъ Мену, котораго ослѣпленіе теперь уже было побѣждено фактами, соединилъ все войско подъ стѣнами Александріи.

Генералы Лапюссъ и Фріанъ опасались, чтобъ Англичане не овладѣли дорогою въ Раманіэ, по которой долженъ былъ прійдти Мену. По занятіи этой дороги непріятелемъ, французамъ все-таки оставался путь, правда, долгій и трудный, особенно для артиллеріи, по тинистымъ отмелямъ озера Марѳотлсъ. Во всякомъ случаѣ, эти генералы не имѣли достаточной причины вступать въ сраженіе, имѣя всѣ шансы противъ себя.

Тѣмъ не менѣе, генералы Фріанъ и Ланюссъ, преувеличивая опасность, которой подвергались ихъ сообщенія, рѣшились (12 марта) сразиться; по, сойдя съ выгодной позиціи и имѣя дѣло съ превосходнѣйшимъ непріятелемъ, принуждены были отступить на прежнее мѣсто.

Это была напрасная потеря пяти или шести сотъ человѣкъ,-- потеря очень-чувствительная для Французовъ, потому-что они не получали, подобно Англичанамъ, подкрѣпленій. Уронъ Англичанъ простирался до 1,400 человѣкъ.

Рѣшено было ждать Мену, который наконецъ рѣшился двинуть армію къ Александріи. Онъ велъ съ собою главную массу своихъ силъ, оставивъ, впрочемъ, безполезно до 2,000 человѣкъ въ Дамьеттской-Области, въ окрестностяхъ Белбеиса, Салаіэ, въ самомъ Каирѣ и въ Верхнемъ-Египтѣ. Не зачѣмъ было принимать столько предосторожностей противъ Египтянъ, которые въ это время вовсе не имѣли мысли о возстаніи. Ихъ должно было опасаться тогда только, когда бы Французы были разбиты рѣшительно.

Мену, прибывъ въ Раманіэ, понялъ всю важность опасности. Онъ увидѣлъ собственными глазами, какую тяжкую сдѣлалъ ошибку, допустивъ Англичанъ стать на твердую землю.

Между-тѣмъ, Англичане получили нѣкоторыя подкрѣпленія и большое количество военныхъ припасовъ. Они утвердились на тѣхъ же песчаныхъ высотахъ, которыя занимали 13 марта Ланюссъ и Фріанъ. Вытѣснить ихъ оттуда было очень-трудно.

Къ-тому же, Англичане были несравненно-превосходнѣе числомъ. У нихъ было до 18 тысячь человѣкъ противъ 10 тысячь: Фріанъ и Ланюссъ имѣли теперь всего-на-все 4,500 человѣкъ; Мену привелъ съ собою по большой мѣрѣ 5,000. Всѣ шансы, которые Французы въ первое и второе дѣло имѣли въ свою пользу, были теперь противъ нихъ. Однакожь, очень-естественно было рѣшиться вступить въ бой. И дѣйствительно, послѣ попытки опрокинуть Англичанъ въ море, сперва съ 1,500 человѣкъ, потомъ съ 5,000, было бы дѣломъ необыкновеннымъ не попытать теперь того же съ войскомъ въ 10,000 человѣкъ, которое составляло почти все, что только можно было собрать на одномъ пунктѣ.

Нельзя не сказать, что можно было дѣйствовать и иначе, и особенно еслибъ поступить такъ послѣ высадки Англичанъ на берегъ и до безполезнаго сраженія, даннаго генералами Ланюссомъ и Фріаномъ: именно, оставить Англичанъ на занимаемомъ ими пути; быстро привести Александрію въ возможность обороняться; ввѣрить ея защиту морякамъ, запаснымъ депо, подкрѣпленнымъ 2,000 солдатами дѣйствующей арміи; потомъ вывести войска изъ всѣхъ постовъ, исключая Каира, гдѣ слѣдовало оставить трехтысячный гарнизонъ, расположивъ его въ цитадели; наконецъ, съ остальною арміею, т. е. съ 9 или 10 тысячами человѣкъ, стать въ открытомъ полѣ, будучи на готовь броситься или за Турковъ, еслибъ они вторглись изъ Сиріи, или на Англичанъ, еслибъ они сдѣлали хоть одинъ шагъ внутрь страны по узкимъ плотинамъ, проходящимъ по Нижнему-Египту. Чрезъ это Англичане очутились бы въ настоящей блокадѣ и вѣроятно должны были бы опять сѣсть на свою эскадру. Но для выполненія этого, потребенъ былъ генералъ болѣе-способный, нежели Мену, болѣе-опытный, нежели онъ въ искусствѣ двигать войсками. Нуженъ былъ, наконецъ, главнокомандующій совсѣмъ-непохожій за того, который, имѣя въ началѣ кампаніи всѣ шансы въ свою пользу, дѣйствовалъ такимъ образомъ, что имѣлъ теперь всѣ шансы противъ себя.

Между-тѣмъ, сразиться теперь съ Англичанами было очень-естественною рѣшимостью, которая послѣдовательно согласовалась со всѣмъ что дѣлалось съ самаго открытія кампаніи. Однакожь, Французамъ надобно было спѣшить, отваживаясь на такую рѣшительную Мѣру, чтобъ не дать времени подоспѣть Туркамъ, шедшимъ изъ Сиріи.

Для того, чтобъ дать сраженіе, необходимо было условиться въ планѣ. Мену былъ неспособенъ составить его и былъ съ своими генералами не въ такихъ отношеніяхъ, чтобъ ему ловко было прибѣгнуть къ ихъ совѣтамъ. Не смотря на то, начальникъ штаба, Лагранжъ, обратился съ просьбою начертать планъ къ генераламъ Ланюссу и Рэнье, которые, составивъ этотъ планъ съобща, представили его на утвержденіе Мену. Тотъ одобрилъ его почти-машинально.

Близь развалинъ древняго Канопа (Canopus), завязалась эта рѣшительная битва, утромъ 21 марта (30 вантоза). Французы сражались храбро, по нскому было направлять ихъ дѣйствія. Въ самую важную минуту битвы, Мену, неспособный командовать, расхаживалъ только по полю сраженія, не отдавая никакихъ приказаній.

Какое зрѣлище представляетъ война, когда жизнь людей, когда участь государствъ бываютъ ввѣрены такимъ бездарнымъ полководцамъ!

Нельзя было сказать, чтобъ сраженіе было проиграно, потому-что непріятель не сдѣлалъ ни шага впередъ; но оно было уже проиграно, если не было совершенно выиграно, ибо нужна была рѣшительная побѣда, чтобъ оттѣнить Англичанъ къ Абукиру и принудить ихъ сѣсть на свою эскадру. Уронъ съ той и другой стороны были велики. У Англичанъ выбыло изъ строя около 2,000 человѣкъ, и между-прочимъ храбрый генералъ Аберкромби перенесенъ на корабль при послѣднемъ издыханіи. Французы потеряли не меньше. Генералы Ланюссъ и Руазъ были убиты, еще три генерала тяжело ранены.

Теперь Французамъ не оставалось уже никакой надежды принудить непріятеля оставить Египетъ. Между-тѣмъ, скоро должны были подойдти Турки, шедшіе изъ Сиріи; капитанъ-паша, ѣхавшій на турецкой эскадрѣ, и готовившійся высадить у Абукира 6,000 Албанцевъ; наконецъ 6,000 сипаевъ, которые должны были высадиться у Коссеира, за берегу Верхняго-Египта. Что можно было предпринять посреди такого множества непріятелей съ арміею, которая, лишь-только дѣла колоши шли плохо, всегда съ ропотомъ говорила, что экспедиція была блистательнымъ безумствомъ, и что безполезно приносить храбрыхъ солдатъ въ жертву чистой химеры?

Хотя послѣ этихъ трехъ дѣлъ, 8, 13 и 21 марта, французская армія лишилась около 3,500 человѣкъ, однако все-таки можно было, искусно и быстро маневрируя, разбить визиря, когда онъ выйдетъ изъ Сиріи, капитана пашу, когда онъ попытается прорваться чрезъ Розетту, Англичанъ, когда они захотятъ по узкимъ перешейкамъ двинуться внутрь Египта. Но все это надо было совершить не болѣе какъ съ 7,000 или 8,000 человѣкъ. Съ генераломъ самымъ рѣшительнымъ и очень-искуснымъ успѣхъ подобнаго предпріятія былъ бы хотя сомнителенъ, однако возможенъ: чего было ждать отъ Мену и его сподвижниковъ?

Между-тѣмъ, оставалась еще надежда. То былъ Гантомъ съ своими кораблями и дессантнымъ войскомъ. Прибытіе въ эту минуту 4,000 человѣкъ могло спасти Египетъ.

Но Гантомъ, хотя болѣе-способный, нежели Мену, не лучше его дѣйствовалъ въ настоящихъ обстоятельствахъ. Исправивъ въ Тулонѣ аваріи, потерпѣнныя по выходѣ изъ Бреста, онъ вышелъ, какъ мы видѣли. изъ Тулона, 19 марта (28 вантоза), вторично возвратился туда по случаю несчастія съ кораблемъ "Конституція", и снова вышелъ въ море 22 марта (1 жерминаля), держа путь къ Сардиніи. Ужь онъ былъ въ пятнадцати лье отъ мыса Карбонари, конечнаго пункта Сардиніи, готовый вступить въ каналъ, отдѣляющій Сицилію отъ Африки. Къ-несчастію, по неосторожности одного капитана, два корабля столкнулись другъ съ другомъ и получили значительныя поврежденія. Испуганный этими аваріями, Гантомъ не считалъ себя въ возможности держаться дольше въ морѣ, и возвратился въ Тулонъ 5 апрѣля (15 жерминаля), двѣ подѣли спустя послѣ канопскаго сраженія.

Въ Египтѣ ничего по знали объ этомъ, и все еще питали надежду. При видѣ всякаго паруса, бѣжали къ берегу увѣриться, не Гантомъ ли это? Въ такомъ томительномъ ожиданіи, не предпринимали ничего и оставались въ бѣдственномъ бездѣйствій. Къ довершенію несчастія, Мурадъ-Бэй, неизмѣнный другъ французовъ, умеръ въ это время отъ чумы и оставилъ своихъ мамелюковъ Осману-Бэю, на дружбу котораго Французы не могли разсчитывать. Чума начала свирѣпствовать въ Капрѣ. Все шло какъ-нельзя-хуже и вело къ роковой развязкѣ.

Англичане, съ своей стороны, опасаясь находившейся передъ ними арміи, не хотѣли отваживаться на удачу. Они лучше желали идти тихо, во вѣрно. Особенно поджидали они, чтобъ ихъ союзники, Турки, которымъ они не слишкомъ довѣряли, имѣли возможность прійдти къ нимъ на подмогу. Прошелъ мѣсяцъ со времени высадки, а они еще ничего не предпринимали, кромѣ того, что взяли абукирскій Фортъ, который оборонялся храбро, но палъ подъ разрушительнымъ огнемъ ихъ эскадры. Наконецъ, Англичане и Турки, овладѣвъ однимъ изъ устьевъ Нила,-- этимъ путемъ они могли получать продовольствіе, имѣя такимъ образомъ доступъ внутрь Египта,-- вздумали воспользоваться своими успѣхами, по не спѣша, потому-что они еще простояли болѣе трехъ недѣль до выступленія впередъ. Для проворнаго и сметливаго противника, это былъ очень-удобный случай побить ихъ. Еслибъ генералъ Мену употребилъ въ дѣло протекшій мѣсяцъ, т. е. окружилъ Александрію необходимыми укрѣпленіями, такъ чтобъ тамъ можно было оставить немного войска, еслибъ онъ вывелъ излишнее войско изъ Каира, то могъ бы противопоставить Англичанамъ отъ 8,000 до 9,000 человѣкъ. Этого числа было достаточно для того, чтобъ оттѣснить непріятеля къ устьямъ Нила, поднять упавшій духъ арміи, снова привесть въ покорность уже волновавшихся Египтянъ, замедлить движеніе визиря, снова поставить Англичанъ въ блокадное состояніе на александрійскомъ берегу, и наконецъ возвратить на свою сторону счастіе. Этотъ благопріятный случай былъ послѣдній. Мену совѣтовали выполнить это, но робкій, онъ вполовину только послѣдовалъ данному совѣту.

Французы отступили къ Раманіэ; этотъ пунктъ не представлялъ особыхъ удобствъ къ оборонѣ; но если надо было гдѣ-нибудь отчаянно сопротивляться, то здѣсь, въ Раманіэ, потому-что потерявъ эту позицію, корпусъ генерала Лагранжа былъ бы отрѣзанъ отъ Александріи и принужденъ отступить къ Каиру. Когда французская армія и въ соединенныхъ силахъ не могла противостоять Англичанамъ, то было совершенно-невозможно, чтобъ она, разрѣзанная на-двое, могла оказать значительное сопротивленіе. Въ такомъ случаѣ, ей не оставалось ничего болѣе, какъ подписать капитуляцію. И такъ, съ потерею Раманіэ, Французы окончательно теряли весь Египетъ. При Раманіэ генералъ Лагранжъ съ 4,000 человѣкъ былъ предоставленъ самому-себѣ; къ нему не шелъ Мену съ обѣщанными 2,000, ни генералъ Белльяръ, который, имѣя въ Каиръ до 3,000 человѣкъ, не получилъ приказанія идти на Раманіэ. Имѣя противъ себя около 12,000 человѣкъ, Лагранжъ не отважился вступить въ сраженіе, оставилъ Раманіэ и, отступивъ къ Каиру, былъ отрѣзанъ отъ своихъ сообщеній.

Съ этого дня, въ Египтѣ не произошло болѣе ничего достойнаго критики, или даже вниманія. Всюду встрѣчаемъ самую постыдную слабость съ самою плачевною бездарностью. Безъ сомнѣнія, эти слова относятся къ главнымъ командирамъ, а не къ солдатамъ и простымъ офицерамъ, всегда храбрымъ и готовымъ умирать.

Въ Каирѣ, равно какъ и въ Александріи, не оставалось ничего болѣе дѣлать, какъ сдаться на капитуляцію. Здѣсь можно было показать еще одну заслугу -- медлить сдаваться. Чрезъ это, по-видимому, спасаютъ, кажется, только свою честь, а часто, на дѣлѣ, спасаютъ и отечество! Массена, продливъ оборону Генуи, сдѣлалъ возможною побѣду при Маренго. Генералы, занимавшіе Каиръ и Александрію, продливъ свое безнадежное сопротивленіе, могли еще съ большою пользою содѣйствовать успѣшности важныхъ переговоровъ Франціи съ Англіей. Они не знали этого, правда; и вотъ почему, въ невѣдѣніи тѣхъ услугъ, которыя можно оказать, продливъ оборону, должно внимать голосу чести, которая велитъ сопротивляться до послѣдней крайности. Несчастнѣйшій изъ этихъ двухъ генераловъ, находившихся въ блокадѣ, -- несчастнѣйшій, потому-что онъ сдѣлалъ наиболѣе ошибокъ,-- Мену, упорствуя медлить сдачею Александріи, былъ еще полезенъ, какъ увидимъ вскорѣ, для интересовъ Франціи. Это было позже его утѣшеніемъ, его извиненіемъ предъ первымъ консуломъ.

Когда войска, отступившія изъ Раманіэ, прибыли въ Каиръ, надо было подумать, что предпринять. Генералъ Белльяръ былъ, по старшинству, главнокомандующимъ. Это былъ человѣкъ нерѣшительный. Въ Каирѣ оставалось около 7 тысячь войска, годнаго дѣйствовать, и отъ 5 до 6 тысячь человѣкъ больныхъ, раненныхъ и войсковой прислуги. Чума свирѣпствовала, не было ни денегъ, ни продовольствія, и предстояло защищать городъ необъятной окружности. Семи тысячь человѣкъ было мало для обороны на такомъ протяженіи. Стѣны никакъ не могли противостать искусству европейскихъ инженеровъ. Въ цитадель не могли помѣститься 12,000 Французовъ, и она никакъ не могла устоять противъ англійскихъ осадныхъ орудій. Очевидно, оставалось одно изъ двухъ: или смѣло спуститься въ Нижній-Египетъ и соединиться съ Мену въ Александріи, или удалиться въ Дамьетту, что было и вѣрнѣе и легче. Въ этомъ пунктъ, 7 тысячь солдатъ египетской арміи долго могли защищаться противъ вдвое или втрое-превосходнѣйшаго непріятеля. Такъ-какъ дѣло теперь шло только о томъ, чтобъ сдаться на капитуляцію, то Дамьетга могла отдалить этотъ жалкій результатъ, по-крайней-мѣрѣ еще на полгода; инженерный офицеръ д'Опуль (d'Haulpoul) предложилъ этотъ мудрый совѣтъ; во чтобъ послѣдовать ему, надо было выйдти изъ Капра, -- а генералъ Белльяръ рѣшился остаться въ этой столицѣ Египта, не зная самъ, что онъ тамъ будетъ дѣлать. Лѣвымъ берегомъ Нила Англичане и Турки шли отъ Раманіэ къ Каиру; правымъ берегомъ, великій визирь, съ плохимъ восточнымъ войскомъ отъ 25 до 30 тысячь человѣкъ, шелъ со стороны Сиріи и также приближался къ Каиру белбевскою дорогою. Генералъ Белльяръ, вспомнивъ трофеи Геліополя, вышелъ противъ Турковъ съ 6,000 войска. Турки, на этотъ разъ хорошо управляемые, не хотѣли вступить съ нимъ въ геліопольскую битву: ихъ надо было настигнуть въ самомъ лагерь ихъ, въ Белбеисѣ. Белльяръ боялся, чтобъ въ его отсутствіе Англичане и Турки не ворвались въ Каиръ. Такимъ-образомъ, вышедъ изъ Капра не зная зачѣмъ, генералъ Белльяръ возвратился туда безъ всякаго результата, между-тѣмъ, какъ народъ смотрѣлъ на него, какъ на побѣжденнаго.

Французская армія, питая отвращеніе къ тѣмъ униженіямъ, на которыя осуждала ее неспособность, бездарность генераловъ, возвратилась къ образу мыслей, бывшему причиной эль-аришской конвенціи. Она утѣшалась въ своихъ несчастіяхъ, мечтая о возвращеніи во Францію. Еслибъ полководецъ рѣшительный и искусный подалъ собою примѣръ, какой данъ былъ въ Генуѣ Массеною, она послѣдовала бы этому примѣру. Но нельзя было ждать ничего подобнаго отъ генерала Белльяра. Онъ предложилъ непріятелю заключить перемиріе, на что тотъ и согласился охотно, потому-что Англичане искали здѣсь менѣе блеска, нежели пользы. Генералъ Белльяръ собралъ военный совѣтъ, въ которомъ многіе генералы поражали горькими упреками безумное поведеніе командира каирской дивизіи. Но сражаться теперь было бы жестокостью въ-отношеніи къ арміи. Французы имѣли передъ собой 40,000 непріятелей, не считая сипаевъ, которые, высадившись въ Коссейрь, шли внизъ по Нилу съ мамелюками, отпавшими отъ дружбы съ Французами по смерти Мурада-Бэя. А за собою Французы должны были страшиться народонаселенія полуварварскаго, въ 300,000 душъ, постигнутаго чумою, угрожаемаго голодомъ и уже готоваго возмутиться. Выдержать приступа было невозможно: надо было сдаться на капитуляцію.

Непріятельскіе генералы съ радостью приняли французскихъ комиссаровъ: такъ еще боялись они, даже и въ эту минуту, перемѣны счастія. Они согласились за условія самыя выгодныя для французской арміи. Было положено, что она выступитъ изъ Каира со всѣми военными почестями, съ оружіемъ и обозами, съ артиллеріею, лошадьми, наконецъ совсѣмъ тѣмъ, что у ней было, что она будетъ перевезена во Францію и содержима во время переѣзда на-счетъ Англіи. Египтяне, которые бы захотѣли послѣдовать за арміею, получили на то позволеніе. Кромѣ того, они имѣли право продать свои имущества.

Эта капитуляція была подписана 27 поня 1801 г. и ратификована 28-го іюня (8 и 9 мессидора IX года). Гордость старыхъ египетскихъ и итальянскихъ солдатъ страдала жестоко. Они готовились возвратиться во Францію, не такъ, какъ возвратились въ 1798 г., послѣ побѣдъ при Кастильйоне, Арколе и Риволи, гордые своею славою и заслугами, оказанными республикѣ; они готовились возвратиться туда побѣжденные, но все же возвращались во Францію, и при этой мысли сердца, изнывавшія въ долговременной разлукъ съ родиной, наполнялись невольною радостью, которая заставляла ихъ забывать всѣ превратности судьбы. Солдаты были внутренно-довольны, хотя и не сознавались въ томъ; во это довольство видно было на ихъ лицахъ. Одни военачальники были мрачны, помышляя объ осужденіи, которому они подвергнутся за поступки свои отъ перваго консула. Депеши, посланныя за капитуляціею, были исполнены самаго униженнаго душевнаго безпокойства. Для доставленія этихъ депешей выбраны люди, которые, за личныя свои дѣйствія, не могла подвергнуться порицанію: то были инженеръ д'Опуль и директоръ пороховыхъ заводовъ Шампи, бывшіе столь-полезными колоніи?

Мену былъ запертъ въ Александріи, и, подобно Белльяру, ему оставалось только сдаться. Онъ только и могъ теперь сдѣлать. Чума уже поразила нѣсколько жертвъ въ Александріи; не было продовольствія въ-слѣдствіе непростительной ошибки, что не заготовлено запасовъ на случай осады. Множество солдатъ умирало ежедневно отъ цынги.

Несчастный Мену, приведенный такимъ образомъ въ бездѣйствіе, имѣя досугъ подумать о своихъ ошибкахъ, окруженный всеобщимъ негодованіемъ, утѣшался, однакожь, мыслью о геройскомъ сопротивленіи, подобномъ бывшему при осадѣ, выдержанной Массеною въ Генуѣ. Онъ писалъ объ этомъ къ первому консулу и предсказывалъ ему достопамятную оборону. Генералы Дама и Рэнье оставались безъ войскъ въ Александріи. Они выражали здѣсь свое неудовольствіе и не умѣли вести себя прилично, даже и въ эти послѣднія минуты. Мену приказалъ арестовать ихъ ночью съ большою гласностью, и потомъ отвезти во Францію. Эта строгость не въ пору произвела немного эффекта. Армія, по своему здравому смыслу, порицала Рэньё и Дама, но вовсе не уважала Мепу. Единственная пощада ему со стороны ея состояла въ томъ, что она не питала къ нему ненависти. Холодно выслушивая его прокламаціи, въ которыхъ онъ разглагольствовалъ о рѣшимости своей скорѣе умереть, нежели сдаться, она была готова, еслибъ то было нужно, драться донельзя, но ужь не вѣрила болѣе въ необходимость этой жертвы. Она хорошо понимала, какое должны были имѣть послѣдствіе происшествія въ Каирѣ, и предвидѣла близкую капитуляцію; въ Александріи, подобно тому, какъ въ Каирѣ, утѣшались въ своихъ бѣдствіяхъ надеждою снова увидѣть вскорѣ Францію.

Съ этого дня, ничѣмъ важнымъ не ознаменовалось болѣе пребываніе Французовъ въ Египтѣ, и экспедиція была нѣкоторымъ образомъ кончена. Эта экспедиція, считавшаяся одними за чудо смѣлости и искусства, почиталась, напротивъ того, другими за блистательную химеру; эти другіе были люди, желавшіе взвѣшивать все на вѣсахъ холоднаго разсудка.

Послѣднее сужденіе, при всемъ кажущемся благоразуміи, въ основаніи мало-разумно и мало-справедливо.

Наполеонъ, въ-продолженіе своей долгой и чудной каррьеры, ничего не создалъ въ умѣ своемъ болѣе-великаго и могшаго сдѣлаться болѣе истинно-полезнымъ. Безъ сомнѣнія, если вспомнить, что Французы не удержали за собою ни Рейна, ни Альповъ, то можно сказать, что и Египетъ, еслибъ Франція владѣла имъ и пятнадцать лѣтъ, былъ бы позже отнятъ у нея, какъ отняты и континентальныя ея границы. Но, разсуждая такимъ образомъ, можно бы прійдти къ вопросу о томъ, не было ли и самое пріобрѣтеніе рейнской линіи безуміемъ и химерою? Чтобъ обсудить это дѣло здраво, необходимо предположить на время, что эти долгія воины консульства и имперіи окончились иначе, нежели какъ онъ дѣйствительно кончились, и спросить, не было ли бы въ этомъ случаѣ завоеваніе Египта возможнымъ, могло ли оно быть предметомъ желанія Франціи, и не имѣло ли бы для Европы важныхъ послѣдствій? Сдѣлавъ такой вопросъ, нельзя усомниться въ отвѣтѣ. Извѣстно, что Англія почти рѣшилась, въ 1801 году, покориться необходимости -- уступить Франціи Египетъ, требуя за это вознагражденій. Эти вознагражденія, о которыхъ было сообщено французскому уполномоченному, вовсе не были непомѣрны. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что, во время послѣдовавшаго за тѣмъ морскаго мира, о заключеніи котораго мы скажемъ скоро, первый консулъ, предвидя его недолговѣчность, послалъ бы въ устья Нила огромныя пособія въ людяхъ и военныхъ припасахъ, и что армія, отправленная въ Сен-Доминго, куда пошла искать себѣ вознагражденія за потерянный Египетъ, могла бы на долгое время оборонить эту новую Французскую колонію въ Африкѣ отъ всякихъ нападеній. Такой генералъ, какъ Деканъ (Decaen), или Сен-Сиръ, соединяя съ опытностью въ военномъ дѣлѣ искусство администратора, имѣя подъ рукою, кромѣ 22,000 человѣкъ, остававшихся въ Египтѣ отъ первой экспедиціи, 30,000 человѣкъ, напрасно погибшихъ на Сен-Домниго, находясь такимъ-образомъ съ 50,000 Французовъ и съ огромнымъ количествомъ военныхъ припасовъ въ отмѣнно-здоровомъ климатѣ, на землѣ неистощимо-плодородной, обработывасмой поселянами, покорными всѣмъ владыкамъ и непривыкшими носить ружья у плуга, -- такой генералъ, какъ Деканъ или Сен-Сиръ, смогъ бы съ подобными средствами побѣдоносно защитить Египетъ и основать тамъ превосходную колонію.

Успѣхъ былъ неоспоримо возможенъ. Надо прибавить, что въ борьбѣ на моръ за выгоды торговли, въ борьбѣ, которую выдерживали другъ противъ друга Франція и Англія, попытка первой изъ нихъ была въ нѣкоторомъ родѣ необходима по силѣ обстоятельствъ. И дѣйствительно, Англія завоевываетъ себѣ материкъ Остиндіи и такимъ-образомъ пріобрѣтаетъ первенство на моряхъ Востока. Франція, бывшая доселѣ ея соперницею, могла ли уступить ей безъ спора подобное первенство? Неизбѣжно было, чтобъ она попытала вступить въ борьбу въ этихъ странахъ Востока, на этомъ обширномъ поприщѣ честолюбія морскихъ державъ, и чтобъ попытала сдѣлать здѣсь пріобрѣтеніе, которое могло бы уравновѣшивать владѣнія Англичань. На всемъ земномъ шаръ нельзя было найдти страны, которая лучше соотвѣтствовала бы этой цѣли, какъ Египетъ. Чрезъ него торговля Востока могла бы перейдти снова въ Средиземное-Море, которое было тогда въ рукахъ Французовъ; словомъ, онъ стоялъ Индіи, и во всякомъ случаѣ былъ путемъ въ все. Итакъ, завоеваніе Египта было бы для Франціи неоцѣнимою заслугою. О, еслибъ, въ порывахъ своего безграничнаго воображенія, Наполеонъ не предпринималъ ничего болѣе-дерзновеннаго!

Между-тѣмъ, какъ египетская армія изнемогала, не имѣя искуснаго вождя и не получая помощи, адмиралъ Гантомъ пытался въ третій разъ выйдти изъ Тулона; первый консулъ едва далъ ему время, исправить аваріи, происшедшія отъ столкновенія двухъ кораблей, и принудилъ его немедленно выйдти въ море. Гантомъ получилъ приказаніе, -- проѣзжая мимо Эльбы, произвести демонстрацію на Порто-Феррано, чтобъ тѣмъ облегчить занятіе этого острова Французскими войсками. Первый консулъ непремѣнно хотѣлъ отвоевать этотъ островъ, который, по трактатамъ съ Неаполемъ и Этруріей, былъ уступленъ Франціи, и за которомъ находился небольшой гарнизонъ, вполовину тосканскій, вполовину англійскій. Адмиралъ повиновался: явился передъ Эльбою, бросилъ нѣсколько ядеръ въ Порто-Феррайо, и прошелъ мимо, чтобъ не подвергать себя поврежденіямъ, которыя поставили бы его въ невозможность выполнить свое назначеніе. Еслибъ онъ пошелъ теперь прямо, онъ могъ бы еще быть полезенъ египетской арміи, потому-что, какъ мы видѣли, позиція въ Раманіэ была оставлена только 10 мая (20 флореаля). Впрочемъ, не надо было терять ни минуты. Но какая-то неизбѣжная судьба вмѣшивалась во всѣ дѣйствія адмирала Гантома. Мы видѣли, какъ, вышедъ счастливо изъ Бреста, еще счастливѣе вошедъ въ Средиземное-Море, онъ вдругъ потерялся, лишился присутствія духа, принялъ четыре корабля за восемь, и вошелъ въ Тулонъ. Мы видѣли, какъ онъ, оставивъ этотъ портъ въ мартѣ мѣсяцѣ, ускользнулъ отъ адмирала Варрена, прошелъ южную оконечность Сардиніи, и остановился еще разъ, въ-слѣдствіе столкновенія двухъ кораблей. Но это не было предѣломъ его несчастій. Едва удалился онъ отъ Эльбы, заразительная болѣзнь въ сильной степени открылась на эскадрѣ его. Адмиралъ Гантомъ счелъ безразсуднымъ и безполезнымъ везти съ собою въ Египетъ такое множество больныхъ, и потому рѣшился раздѣлить эскадру. Ввѣривъ контр-адмиралу Линуа начальство надъ тремя кораблями, онъ помѣстилъ на нихъ больныхъ матросовъ и солдатъ, и отправилъ ихъ въ Тулонъ; самъ же продолжалъ плаваніе къ Египту только съ 4 кораблями и 2 Фрегатами, на которыхъ находилось всего 2,000 человѣкъ. Но теперь было поздно, потому-что май былъ въ половинѣ, а въ это время Французская армія уже погибла, ибо генералы Белльяръ и Мену были разлучены другъ съ другомъ, въ-слѣдствіе оставленія Раманіэ. Адмиралъ Гантомъ не зналъ этого. Ему удалось наконецъ пристать къ африканскому берегу, въ разстояніи нѣсколькихъ переходовъ къ западу отъ Александріи. Французы, высадившіеся на берегъ, были встрѣчены отъ туземцевъ сильнымъ ружейнымъ огнемъ. Младшій братъ перваго консула, Іеронимъ Бонапарте, находился посреди этого дессантнаго войска. Надо было разрушить стоявшій тутъ городокъ Дернъ. Идти къ Александріи, не имѣя ни воды, ни съѣстныхъ припасовъ и сражаясь на каждомъ шагу, было бы безумною и безполезною отвагою: изъ 2,000 едва-ли бы дошла до конца пути и тысяча. Не стояло губить такого множества храбрыхъ изъ-за такой незначительной подмоги. Впрочемъ, происшествіе, которое легко было предвидѣть, покончило всѣ недоумѣнія. Адмиралу показалось, что приближается англійскій флотъ; тутъ уже было не до разсужденій: онъ обрубилъ канаты, не имѣя времени поднять якорей, поднялъ паруса и не былъ настигнутъ непріятелемъ.

Фортуна, которая плохо служила ему, потому-что она помогаетъ только отважнымъ, ввѣряющимся ей, Фортуна послала, однако, ему утѣшеніе. Близь Кандіи онъ повстрѣчалъ англійскій корабль, взялъ его и вошелъ въ Тулонъ съ этимъ трофеемъ, слабымъ возмездіемъ за столько неудачь. Первый консулъ, снисходительный къ людямъ, которые перешли съ нимъ большія опасности, благосклонно принялъ это возмездіе и распубликовалъ о немъ въ "Монитерѣ".

Между-тѣмъ, контр-адмиралъ Линуй, оставивъ въ Тулонѣ привезенныхъ имъ больныхъ матросовъ и солдатъ, немедленно отправился, по приказанію перваго консула, въ Кадиксъ, для соединенія съ эскадрами адмираловъ Дюмануара, Брюи и испанскими кораблями изъ Ферроля. Чрезъ это могъ составиться флотъ болѣе нежели въ двадцать кораблей, который назначался для доставленія въ Египетъ огромныхъ пособій. Во Франціи еще не было извѣстно, что въ Египтѣ было все кончено, и что тамъ оставалось защищать только Александрію. Спасти этотъ послѣдній пунктъ не было, впрочемъ, неважнымъ дѣломъ.

Адмиралъ Линуа поспѣшно отправился къ Кадиксу, но свѣдавъ, что англійскій гибралтарскій флотъ крейсируетъ предъ этимъ портомъ, сталъ на якорѣ въ испанскомъ порть Алджезирасѣ, находящемся насупротивъ Гибралтара. Близь Гибралтарскаго-Пролива, гористые берега Испаніи образуютъ губу, имѣющую видъ лошадиной подковы, которой отверстіе обращено на югъ. На одной изъ сторонъ этой губы находится Алджезирасъ, на другой Гибралтаръ. Въ простую зрительную трубку изъ Алджезираса ясно видно, что дѣлается въ Гибралтарѣ. 6 поля 1801 года (17 мессидора IX г.), англійскій контр-адмиралъ Сомаресъ пришелъ отъ Кадикса предъ Алджезирасъ.

Битва при Алджезирасѣ покрыла славою эскадру адмирала Линуй: здѣсь три французскіе корабля бились съ шестью англійскими и разрушили два изъ нихъ: одинъ изъ этихъ двухъ кораблей остался въ рукахъ Французовъ. Адмиралъ Сомаресъ былъ въ бѣшенствѣ и клялся отмстить Французамъ, лишь-только они выйдутъ изъ Алджезираса.

Французско-испанская эскадра, состоявшая изъ шести кораблей, и трехъ фрегатовъ, соединилась съ эскадрою Линуй: они выступили изъ Алджезираса въ Гибралтарскій-Проливъ. Адмиралъ Сомаресъ пустился за ними въ погоню, съ пятью кораблями и нѣсколькими Фрегатами: пожираемый жаждою мести, онъ поставилъ на своихъ корабляхъ печи для раскаливанія ядеръ. Онъ выжидалъ минуты напасть на аррьергардъ.

Въ темную ночь, два испанскіе корабля (составлявшіе вмѣстѣ съ Св. Антоніемъ, французскимъ кораблемъ -- аррьергардъ), не обознали другъ друга и сцѣпились съ остервенѣніемъ, какъ врагъ съ врагомъ. Въ-слѣдствіе ожесточенной взаимной канонады, и тотъ и другой были объяты страшнымъ пламенемъ, озарившимъ море своимъ заревомъ. Въ это время, роковой обманъ разсѣялся, но уже поздно: Сан-Карлосъ взлетѣлъ на воздухъ съ ужаснымъ трескомъ. Нѣсколько минутъ спустя, взлѣтѣлъ на воздухъ и другой корабль Св. Герменегильда.

Пользуясь этомъ временемъ, адмиралъ Сомаресъ устремился на корабль Св. Антоній, разгромилъ его и увелъ съ собою. Французскіе и испанскіе адмиралы находились, по обычаю испанскаго Флота, на одномъ кораблѣ. Они были въ ужасной тревогѣ, не могши за мракомъ ночи ни различить, что происходило на морѣ, ни сдѣлать какія-нибудь распоряженія.

Французская эскадра приближалась къ Кадиксу.

Страшный (le Formidable), адмиральскій корабль Линуа, отсталъ отъ флота; его окружили три англійскіе корабля и одинъ фрегатъ, храбрый капиталъ Трудъ отбился мужественно отъ столь-многочисленныхъ не пріятелей и съ торжествомъ вошелъ въ Кадиксъ.

Испанцы дивились по-справедливости этимъ подвигомъ. Но они печалились о гибели Сан-Карлоса и Св.-Герменегильды.

Между-тѣмъ, событія въ Португаліи представляли имъ утѣшеніе.

Князь-Мира перешелъ границу и сталъ осаждать португальскіе города полевою артиллеріею, за недостаткомъ осадныхъ орудій. Онъ уже успѣлъ овладѣть всею областью Алентехо. Французы еще не переступали португальской границы, и если Испанцы одни могли дойдти до такихъ результатовъ, то было очевидно, что, въ соединеніи съ Французами, они въ нѣсколько дней могли бы овладѣть Лиссабономъ и Опорто. Португальскій дворъ отправилъ своего уполномоченнаго къ Князю-Мира въ Бадахосъ, съ извѣстіемъ о готовности своей принять всяческія условія, какія только угодно будетъ соединеннымъ арміямъ. Таковы были событія въ концѣ іюня и началѣ іюля.

Битвы при Алджезирасѣ и Кадиксѣ, короткая кампанія въ Португаліи вознаграждали нѣкоторымъ образомъ за событія въ Египтѣ. Впрочемъ, въ Европѣ не знали еще ни сраженія при Канопѣ, ни уже-подписанной капитуляціи въ Каирѣ, ни о неизбѣжности сдачи Александріи на капитуляцію. Въ то время, извѣстія не передавались по морю съ такою быстротою, какъ ныньче: надо было по-крайней-мѣръ мѣсяцъ, чтобъ узнать въ Марсели событіе, случившееся на берегахъ Нила. Изъ египетскихъ дѣлъ знали только о высадкѣ Англичанъ и первыхъ стычкахъ на прибрежьѣ Александріи, и вовсе не ожидая того, что сбылось на самомъ дѣлѣ, были въ сильномъ недоумѣніи на счетъ окончательнаго результата борьбы. Вѣсъ Франціи при производившихся переговорахъ ни мало не уменьшился; напротивъ, онъ увеличивался отъ того вліянія, которое день-это-дня пріобрѣтала Франція въ Европѣ.

Но прежде, нежели пустимся снова въ лабиринтъ этихъ обширныхъ переговоровъ, гдѣ дѣло шло о величайшихъ интересахъ вселенной, должно упомянуть о событіи, занимавшемъ въ это время парижское любопытство и дополняющее собою чудное зрѣлище, которое представляла тогда Франція, управляемая консулами.

Пармскіе инфанты, назначенные царствовать въ Тосканѣ, покинули Мадритъ въ то время, какъ королевскій дворъ отправился въ Бадахосъ, и прибыли къ пиренейской границѣ. Первый консулъ почиталъ очень-важнымъ заставить ихъ явиться въ Парижъ прежде, чѣмъ отправить во Флоренцію, для принятія новаго этрурскаго трона. Всѣ контрасты нравились живому и сильному воображенію генерала Бонапарте. Онъ любилъ это истинно-римское зрѣлище, зрѣлище короля, созданнаго имъ самимъ, его республиканскими руками; онъ особенно любилъ показывать, что не страшится ни мало присутствія Бурбона, и что его собственная слава ставила его выше всякаго сравненія съ древнею династіею, которой мѣсто занималъ онъ. Онъ любилъ также, на-показъ свѣту, выставлять въ этомъ Парижѣ, еще недавно бывшемъ театромъ кровопролитной революціи, великолѣпіе, изящный блескъ, достойные королей. Все это еще болѣе должно было показать, какая внезапная перемѣна совершилась во Франціи при его благотворномъ правленіи.

Эта предусмотрительная заботливость, внимательная даже къ малѣйшимъ мелочамъ, которую онъ умѣлъ вносить въ важныя военныя соображенія, не была имъ забываема при торжественныхъ церемоніяхъ, въ которыхъ должны были играть роль его особа и его слава. Онъ самъ занимался распорядкомъ малѣйшихъ подробностей, заботился, чтобъ все было на своемъ мѣстѣ, и это было необходимо при совершенно-новомъ общественномъ порядкѣ, созданномъ на развалинахъ разрушеннаго міра.

Три консула долго толковали между собою, какимъ образомъ будутъ приняты во Франціи король и королева этрурскіе. Для предупрежденія многихъ затрудненій, было рѣшено, что ихъ пріймутъ подъ вымышленнымъ именемъ графа и графини ливорнскихъ.

Первый консулъ самъ укрощалъ немного-усиленное рвеніе префектовъ и не хотѣлъ, чтобъ изъ этого королевскаго посѣщенія дѣлали слишкомъ-важное дѣло. Юные вѣнценосцы прибыли въ Парижъ въ іюнѣ, чтобъ провести тамъ цѣлый мѣсяцъ. Они должны были помѣститься въ домъ испанскаго посланника. Было условлено, что ихъ величества, предупреждая перваго консула, первые сдѣлаютъ ему визитъ, и что онъ отдастъ имъ этотъ визитъ на другой день. Второй и третій консулы, которые не могли считаться въ той же степени представителями Франціи, должны были первые сдѣлать визитъ инфантамъ. На другой день по пріѣздъ, графъ и графиня ливорнскіе отправились въ Мальмезопъ, въ сопровожденіи испанскаго посланника, графа Азары. Первый консулъ принялъ ихъ во главѣ этого совершенно военнаго двора, который онъ себѣ создалъ. Графъ ливорнскій, нѣсколько-смущенный его осанкою, съ наивностію бросился въ объятія перваго консула. Бонапарте обращался съ этими юными супругами съ отеческою добротою и нѣжною заботливостью, сквозь которыя промелькивало, однакожь, все превосходство его могущества, славы и лѣтъ.

Первый консулъ долженъ былъ въ Театръ-Оперы представить графа и графиню ливорнскихъ парижской публикѣ. Въ день, назначенный для этого представленія, онъ былъ нездоровъ. Консулъ Камбасересъ занялъ его мѣсто и повезъ инфантовъ въ Театръ-Оперы. Вошедъ въ консульскую ложу, онъ взялъ графа ливорнскаго за руку и представилъ публикѣ, которая отвѣчала единодушными рукоплесканіями, ко безъ всякаго злобнаго или оскорбительнаго намѣренія. Между-тѣмъ, люди праздные, привыкшіе ломать голову надъ самыми утонченными истолкованіями, по случаю самыхъ обыкновенныхъ происшествій, истолковывали тысячью способами прибытіе въ Парижъ испанскихъ принца и принцессы. Желавшіе только острить, говорили, что консулъ Камбасересъ представляетъ Франціи Бурбоновъ. Роялисты говорили, что генералъ Бонапарте хочетъ такимъ образомъ приготовить возвращеніе старинной династіи. Республиканцы, напротивъ, утверждали, что онъ хотѣлъ этими царственными торжествами пріучить Францію къ возстановленію монархіи, но въ свою собственную пользу.

Министры получили приказаніе давать празднества высокимъ путешественникамъ. Талейранъ не нуждался въ этомъ приказаніи. Образецъ вкуса и изящества вовремя прежняго правленія, онъ былъ этимъ образцомъ еще болѣе по праву во время новаго порядка вещей; онъ далъ въ замкѣ Нёльи великолѣпный праздникъ, на который явилось избраннѣйшее французское общество. Ночью, посреди блистательной иллюминаціи, внезапно появился городъ Флоренція, представленный съ изумительнымъ искусствомъ. Тосканскій народъ плясалъ и пѣлъ на знаменитой площади Палаццо-Веккіо и подносилъ цвѣты юнымъ государямъ и тріумфальные вѣнки первому консулу. Это великолѣпіе стояло значительныхъ суммъ. То была расточительность директоріи, но соединенная съ изяществомъ другаго времени и съ этимъ благоприличіемъ совершенно-новымъ, которое грозный владыка старался впечатлѣть въ правы революціонной Франціи. Военный министръ, въ-слѣдъ за министромъ иностранныхъ дѣлъ, далъ военный праздникъ, на которомъ была отпразднована годовщина маренгскаго сраженія. Министръ внутреннихъ дѣлъ, второй и третій консулы также съ великолѣпіемъ приняли къ себѣ высокихъ путешественниковъ, и въ-продолженіе цѣлаго мѣсяца столица не отдыхала отъ безпрерывныхъ удовольствій. Первый консулъ не хотѣлъ, однакожь, чтобъ инфанты присутствовали на республиканскихъ торжествахъ поля, и сдѣлалъ необходимыя распоряженія, чтобъ они оставили Парижъ до наступленія годовщины 14-го поля.

Посреди этихъ блистательныхъ праздниковъ, онъ пытался давать нѣкоторые совѣты царственной четѣ, готовившейся управлять Тосканою. Но онъ былъ пораженъ неспособностью молодаго принца, который, когда былъ въ Мальмезонъ, предавался въ адъютантской залѣ забавамъ, приличнымъ только ребенку. Одна принцесса понимала и прилежно выслушивала совѣты перваго консула. Онъ дѣлалъ неблагопріятныя предсказанія на-счетъ этихъ новыхъ государей, даваемыхъ одной изъ частей Италіи, и хорошо понималъ, что ему часто прійдется вмѣшиваться въ дѣла ихъ королевства. Генералъ Кларкъ былъ данъ менторомъ этимъ гостямъ подъ титуломъ французскаго министра при особѣ короля этрурскаго.

Посреди этого обширнаго движенія дѣлъ, посреди этихъ праздниковъ, которые и сами почти были дѣломъ, не перерывался ходъ переговоровъ о мирѣ на моряхъ.

Переговоры, начатые въ Лондонѣ между лордомъ Гауксбёри и Французскимъ уполномоченнымъ Отто, сдѣлались публичными. И та и другая сторона желали заключить миръ, ибо первый консулъ предвидѣлъ что-то недоброе отъ событіи, происходившихъ на берегахъ Нила, а британское правительство все опасалось неожиданнаго подвига со стороны египетской арміи. Новое англійское министерство въ-особенности желало мира, какъ главнѣйшей опоры своего существованія. И дѣйствительно, продолжайся воина, тогда всѣ несравненно-болѣе желали бы видѣть во главѣ правленія Питта, нежели какого-нибудь Аддингтона.

Заключивъ миръ съ Россіею, получивъ первый успѣхъ въ Египтѣ, Англія изъ этого улучшенія своего состоянія хотѣла только извлечь скорѣйшій миръ съ Франціею. Она предлагала ей вывести войска обѣихъ націй изъ Египта и отдать его Портѣ.

Англія требовала себѣ острова Цейлона, какъ необходимаго дополненія къ Индостану, одного изъ острововъ, Тринидада или Мартиники, по выбору Франціи, и острова Мальты.

Первый консулъ объявилъ рѣшительно, что Англія должна удовольствоваться однимъ Цейлономъ; что онъ ни за что не уступитъ Мальты, и что Тринидадъ принадлежитъ Испаніи, его союзницѣ, которой выгоды онъ будетъ защищать, какъ свои собственныя.

Къ этимъ дипломатическимъ объясненіямъ онъ присовокупилъ деклараціи, обнародованныя въ Мониторѣ, равно какъ и подробное извѣщеніе о вооруженіяхъ, готовившихся на булоньскомъ берегу.

Дѣйствительно, въ Булони была собрана значительная флотилія. Первый консулъ еще не рѣшился тогда, -- какъ рѣшился позже {Должно отличать эту первую попытку, въ 1801 г., отъ большаго предпріятія, извѣстнаго подъ столь-славнымъ названіемъ "булоньскаго лагеря" относящагося къ 1804 году.}, на высадку въ Англіи; онъ хотѣлъ только напугать Англичанъ. Полный довѣренности къ своимъ сотоварищамъ, Камбасересу и Лебрену, онъ признался имъ, что съ находившимися въ то время въ Булони силами онъ не имѣетъ никакого средства отважиться на высадку -- одну изъ труднѣйшихъ военныхъ операцій; что онъ хотѣлъ этимъ дать знать Англіи о чемъ теперь идетъ дѣло, т. е. о прямомъ наступательномъ дѣйствіи, для успѣха котораго онъ, генералъ Бонапарте, не пожалѣетъ рискнуть своею жизнью, своею славою, и что если ему по удастся получить отъ британскаго кабинета удовлетворенія, то онъ пріиметъ свои мѣры, пополнитъ булоньскую флотилію такъ, чтобъ на ней могли помѣститься 100,000 войска, и самъ сядетъ на эту флотилію, попытать счастія въ этой страшной, но рѣшительной операціи.

На англійскомъ берегу также дѣлались приготовленія, чтобъ отразить вторженіе непріятеля.

Всѣ опасались прерванія переговоровъ; первый консулъ не уступалъ ни на шагъ.

Но между-тѣмъ, какъ онъ такъ благородно отстаивалъ испанскія колоніи, Князь-Мира, своими безумными поступками, снялъ съ него обязанность дружбы въ-отношеніи къ Испаніи.

Испанское правительство начало опасаться присутствія въ Испаніи 25,000 французскихъ войскъ. Князь-Мира поспѣшилъ заключить съ Португаліею самый ничтожный миръ. Чрезъ это вся кампанія очутилась пустымъ провожденіемъ времени, придуманнымъ для разсѣянія скуки временщика, пресыщеннаго милостями королевы и искавшаго воинской славы смѣшными путями, какъ и подобало его безумной легкомысленности.

Князь-Мира внушалъ королевской фамиліи подозрѣнія на счетъ пребыванія Французовъ въ Испаніи. Предполагали со стороны перваго консула замыслы, которыхъ у него не было тогда и въ помышленіи, и которые пришли ему въ голову потомъ, послѣ неслыханныхъ событій, которыхъ ни онъ и никто другой не могъ тогда предвидѣть. Въ эту минуту, онъ хотѣлъ только одного: исторгнуть у Англіи однимъ островомъ больше,-- и этотъ островъ былъ испанскій.

Принявъ условія, предложенныя лиссабонскимъ дворомъ, состоявшія единственно въ уступкѣ Оливенсы Испанцамъ, уплатѣ двадцати мильйоновъ франковъ Французамъ, и въ исключеніи англійскаго флага изъ портовъ Португаліи, Князь-Мира постарался заготовить двѣ копіи трактата: одну изъ нихъ должна была подписать Испанія, другую Франція. Князь-Мира подписалъ копію, назначенную для его двора, въ Бадахосѣ, потому-что все происходило въ этомъ городѣ. Вскорѣ она была ратификована королемъ, который находился тутъ же. Люсіанъ подписалъ съ своей стороны копію, назначенную для Франціи, и отправилъ ее на ратификацію къ своему брату.

Первый консулъ получилъ это посланіе въ самый разгаръ лондонскихъ переговоровъ. Легко можно представить себѣ его раздраженіе. Онъ предался сильнѣйшему гнѣву на своего брата Люсіана.

Между-тѣмъ, онъ надѣялся, что этотъ трактатъ еще не былъ ратификованъ. Нарочные курьеры были отправлены въ Бадахосъ объявить, что Франція несогласна на ратификацію, и предупредить ратификацію со стороны Испаніи. Но было уже поздно. Люсіанъ былъ въ сальномъ смущеніи отъ затруднительной, даже унизительной роли, доставшейся ему въ Испаніи вмѣсто блистательной роли, какую онъ надѣялся тамъ разъигрывать. Онъ отвѣтилъ на гнѣвъ брата припадкомъ дурнаго расположенія духа, припадкомъ довольно-часто случавшимся съ нимъ, и отправилъ просьбу объ увольненіи къ министру иностранныхъ дѣлъ. Съ своей стороны, Князь-Мира сдѣлался дерзостно-высокомѣренъ; онъ позволилъ себѣ рѣчи, которыя были смѣшны и безумны въ-отношеніи къ такому человѣку, какъ тотъ, кто управлялъ тогда Франціею. Онъ объявилъ, что переходъ новыхъ французскихъ войскъ чрезъ Пиринеи сочтется нарушеніемъ территоріи. Сверхъ-того, онъ потребовалъ возвращенія испанскаго флота, запертаго въ Брестъ, и немедленнаго заключенія всеобщаго мира, чтобъ прекратить какъ-можно-скорѣе союзъ, сдѣлавшійся тягостнымъ для мадритскаго двора.

Первый консулъ, раздраженный этимъ въ высочайшей степени, приказалъ отвѣчать немедленно, что Французы останутся на полуостровѣ до заключенія особеннаго мира Франціи съ Португаліей; что если къ этимъ неприличнымъ рѣчамъ осмѣлятся присоединить хоть одинъ непріязненный поступокъ, тогда пробьетъ послѣдній часъ испанской монархіи.

Въ наказаніе Испаніи, первый консулъ рѣшился пожертвовать Англіи островомъ Тринидадъ. При всемъ томъ, онъ приказалъ Французскому уполномоченному Отто стараться настаивать, чтобъ Англичане взяли, вмѣсто Тринидада, Французскій островъ Табаго.

Къ-несчастію, странное поведеніе Князя-Мира много ослабило Французскаго уполномоченнаго. Вскорѣ прибывшее за тѣмъ извѣстіе о капитуляціи Каира еще болѣе обезсилило его. Между-тѣмъ, сопротивленіе Мену въ Александріи еще благопріятствовало притязаніямъ Франціи. Булоньской флотиліи должна была принадлежать честь окончить всѣ затрудненія этихъ долгихъ переговоровъ.

Въ Англіи, умы не переставали тревожиться отъ приготовленій, дѣлаемыхъ на берегахъ Ла-Манша. Чтобъ разувѣрить ихъ, англійское адмиралтейство вызвало изъ Балтики Нельсона и вручило ему начальство надъ флотомъ. Предпріимчивый духъ англійскаго моряка позволялъ надѣяться, что онъ однимъ смѣлымъ ударомъ уничтожитъ французскую флотилію. 4-го августа (16 термидора), Нельсонъ въ-продолженіе шестнадцати часовъ бомбардировалъ французскую флотилію, но не причинилъ ей значительнаго вреда и долженъ былъ съ досадою отступить, поклявшись отмстить чрезъ нѣсколько дней. 16-го августа (28 термидора) онъ, съ большими противъ прежняго силами, сцѣпился съ французскою флотиліею въ абордажѣ. Англичане были прогнаны, потерпѣвъ значительный уронъ. Англія была сильно поражены этими событіями на морѣ.

Наконецъ, первый консулъ поручилъ Отто уступить Тринидадъ. Эта уступка и двѣ булоньскія битвы положили конецъ нерѣшимости британскаго кабинета.

Въ-слѣдствіе того, согласились немедленно освятить великіе уже полученные результаты, и отложить до дальнѣйшихъ переговоровъ затрудненія касательно формъ и подробностей. Для этого придумали начертать предварительныя статьи мира, и, въ-слѣдъ за подписаніемъ этихъ предварительныхъ статей, возложить на уполномоченныхъ начертаніе окончательнаго трактата. Впрочемъ, первый консулъ назначилъ дипломатамъ опредѣленный срокъ. Теперь былъ сентябрь въ половинѣ (въ исходѣ фрюктидоръ IX года); срокъ былъ данъ по 2 октября (10 вандемьера X года).

Было положено, что Англія возвратитъ Франціи и ея союзницамъ, т. е. Испаніи и Голландіи, всѣ сдѣланныя ею морскія завоеванія, за исключеніемъ острововъ Цейлона и Тринидада, которые были отданы ей окончательно.

И такъ, Англія сохранила за собою свои завоеванія въ Восточной-Индіи; островъ Цейлонъ, отнятый сю у Голландцевъ, необходимое дополненіе къ этому обширному индійскому материку; наконецъ, островъ Тринидадъ, взятый ею въ Антильскихъ-Островахъ у Испанцевъ. Она возвратила Капъ, Демерари, Бербису, Ессеквибо, Суринамъ Голландцамъ; Мартинику и Гваделупу Французамъ; Минорку Испанцамъ; Мальту, ордену св. Іоанпа-Іерусалимскаго. Англія очистила также Портоферрайо, который, вмѣстѣ со всѣмъ островомъ Эльбою, возвращался Французамъ. Въ вознагражденіе, Французы должны были оставить неаполитанскія владѣнія, т. е. Тарентскій-Заливъ.

Наконецъ, Египетъ былъ оставляемъ войсками обѣихъ націй и возвращаемъ Порть.

Такимъ образомъ, Англія, въ этой десятилѣтней борьбѣ, удержала за собою Индію, не допустивъ Франціи, чрезъ пріобрѣтеніе Египта, уравновѣсить ея вліяніе на Востокѣ. Но зато Франція измѣнила въ свою пользу видъ европейскаго материка: она отвоевала себѣ границу Альповъ и Рейна, навсегда отдалила Австрію отъ своихъ предѣловъ чрезъ пріобрѣтеніе Нидерландовъ, отняла у этой державы вѣчный предметъ ея алчныхъ стремленій, т. е. Италію, которая почти вся перешла подъ владычество Франціи. Она господствовала теперь въ Швейцаріи, Голландіи, Испаніи и Италіи.

Вотъ чѣмъ пожертвовала Англія, подписавъ предварительныя статьи лондонскаго трактата, за Цѣну, правда, индійскаго материка. Франція могла согласиться на это. Всѣ союзныя съ нею державы возвратили себѣ почти все, потерянное ими въ-слѣдствіе войны.

Таковы были результаты этого мира, славнѣйшаго, можетъ-быть, изъ всѣхъ, какіе когда-нибудь заключала Франція. Весьма-естественно, что французскій уполномоченный съ нетерпѣніемъ жаждалъ окончить это дѣло. Наступило уже 30 сентября, а еще встрѣтились нѣкоторыя недоразумѣнія по редакціи трактата. Наконецъ, 1 октября вечеромъ, наканунѣ роковаго срока, назначеннаго первымъ консуломъ, Отто съ радостью подписался подъ предварительными статьями мира; радость его была велика, безпримѣрна, потому-что никогда ни одинъ уполномоченный не утверждалъ своею подписью столько величія за своимъ отечествомъ.

Вѣсть объ этомъ событіи пришла въ Мальмезонъ 3 октября. Въ то время, трое консуловъ присутствовали въ правительственномъ совѣтѣ. По вскрытіи депешей, бросили занятія, стали обниматься. Первый консулъ, охотно оставлявшій всякое притворство съ лицами довѣренными, обнаружилъ чувствованія, которыми былъ исполненъ. Столько результатовъ, полученныхъ въ столь короткое время, -- порядокъ, побѣда, миръ, данные Франціи его геніемъ и упорнымъ трудомъ въ два года, -- вотъ подвиги, которыми онъ могъ по справедливости гордиться и быть счастливымъ!

Это извѣстіе тотчасъ было отправлено въ Парижъ для обнародованія. Къ вечеру, пушечные выстрѣлы возвѣстили народу о радостномъ событіи; предварительныя статьи мира были оглашены во всеуслышаніе на всѣхъ площадяхъ, на всѣхъ театрахъ. Восторгъ Французовъ былъ понятенъ, потому-что миръ съ Англіею былъ настоящимъ всеобщимъ миромъ, онъ упрочивалъ спокойствіе материка, уничтожалъ поводъ къ европейскимъ коалиціямъ и открывалъ цѣлый міръ для торговли и промышлености Франціи.

Первый консулъ немедленно ратификовалъ предварительный трактатъ, и отправилъ своего адъютанта Лористона въ Лондонъ съ этою ратификаціею. Въ Англіи восторгъ доходилъ до неистовства. Воображали себѣ, что всѣ бѣдствія голода, дороговизны, кончатся разомъ. Мечтали о благахъ невѣдомыхъ, несбыточныхъ. Бываютъ дни, когда народы, подобно отдѣльнымъ людямъ, утомленные взаимною ненавистью, чувствуютъ нужду, хоть во мгновенномъ, хоть въ обманчивомъ примиреніи. Въ эту Минуту, къ-несчастію, столь быстротечную, англійскій народъ почти любилъ Францію; онъ обожалъ героя, мудреца, ею правившаго; онъ кричалъ съ восторгомъ: да здравствуетъ Бонапарте!

Такова человѣческая радость: она бываетъ жива, глубока только подъ условіемъ невѣдѣнія будущаго. Благодарность премудрости Провидѣнія, неоткрывшаго людямъ книги судебъ! Какой бы ужасъ оледенилъ сердца всѣхъ, еслибъ вдругъ спалъ покровъ, скрывавшій будущее, и Англичане и Французы могли бы увидѣть передъ собою пятнадцать лѣтъ лютой ненависти, ожесточенной брани, материкъ и моря, обагренные кровью обоихъ народовъ! И Франція... какъ бы смутилась она, еслибъ въ то время, какъ она считала себя великою, великою навѣки, еслибъ тогда увидѣла она, на одной изъ страницъ этой страшной книги судебъ, трактаты 1815 года! И. этотъ герой, побѣдоносный и мудрый, который управлялъ ею, какъ былъ бы онъ изумленъ, проведенъ въ ужасъ, еслибъ, посреди своихъ славнѣйшихъ подвиговъ, могъ увидѣть свои огромныя ошибки; еслибъ, посреди своего чистѣйшаго благополучія, онъ увидѣлъ свое страшное паденіе, свое мученичество! О! по-истинѣ, Провидѣніе, по глубинѣ премудрости своихъ предначертаній, во благо открыло человѣку только настоящее; этого довольно для его слабаго сердца! И мы ныньче, зная все, о что происходило тогда и что совершилось въ-послѣдствіи, постараемся забыться на минуту, чтобъ понять, чтобъ раздѣлить эти живыя, глубокія ощущенія.

Полковникъ Лористонъ прибылъ въ Лондонъ, въ отель французскаго уполномоченнаго, Огто. Вмѣстѣ съ нимъ онъ садится въ карету, чтобъ ѣхать къ Лорду Гауксбёри для обмѣна ратификацій. Народъ выпрягаетъ лошадей и съ радостными кликами везетъ на себѣ карету къ лорду Гауксбери, а оттуда къ первому министру Аддингтону, и наконецъ въ адмиралтейство къ лорду Сен-Винсенту. Эта конвульсивная радость продолжалась нѣсколько дней.

Фактъ достойный примѣчанія, что, нѣсколько часовъ спустя послѣ подписанія предварительныхъ статей, прибылъ изъ Египта курьеръ, привезшій извѣстіе о сдачѣ Александріи, случившейся 30 августа 1801 г. (12 фрюктидора). "Этотъ курьеръ", сказалъ лордъ Гауксбёри французскому уполномоченному Отто: "прибылъ къ намъ восемь часовъ спустя послѣ подписанія трактата: тѣмъ лучше! еслибъ онъ прибылъ ранѣе, мы общественнымъ мнѣніемъ были бы принуждены имѣть большія притязанія, и переговоры были бы безъ сомнѣнія прерваны. Лучше миръ, нежели однимъ островомъ больше или меньше". Этотъ министръ, честный человѣкъ, говорилъ правду. Но это обстоятельство служитъ доказательствомъ, что сопротивленіе Александріи было полезно, и что всегда, даже въ отчаянномъ случаѣ, должно внимать голосу чести, который заставляетъ сопротивляться до послѣдней крайности.

Было положено, что уполномоченные съѣдутся въ городѣ Амьенѣ, пунктѣ, находящемся между Лондономъ и Парижемъ, для начертанія тамъ окончательнаго трактата. Британскій кабинетъ съ своей стороны избралъ для этого дѣла стараго и почтеннаго моряка, лорда Корнуаллиса. Въ его лицѣ оказана была блистательная и заслуженая почесть флоту, который, въ этой борьбѣ, доставилъ Англіи славу. Лордъ Корнуаллисъ долженъ былъ прежде явиться въ Парижъ, чтобъ привѣтствовать перваго консула, и оттуда уже отправиться на мѣсто переговоровъ.

Первый консулъ, съ своей стороны, избралъ брата своего Іосифа, котораго любилъ болѣе прочихъ, и который по пріятной своей наружности и по кротости характера былъ особенно способенъ разъигрывать роль примирителя, которая и была обыкновенно ему предоставляема.

Немедленно за тѣмъ были заключены переговоры о мирѣ, начатые съ различными государствами, и еще досель небывшіе конченными. Первый консулъ владѣлъ искусствомъ производить сильные эффекты на воображеніе людей, потому-что самъ имѣлъ сильное воображеніе. Онъ на-скоро рѣшилъ всѣ недоразумѣнія, затрудненія со всѣми дворами, и хотѣлъ осыпать Францію всевозможными пріятными для нея событіями, однимъ въ-слѣдъ за другимъ, и привести ее въ восторгъ, упоеніе самыми небывалыми результатами.

Люсіанъ Бонапарте былъ уполномоченъ заключить въ Мадритѣ миръ съ Португаліею. Франція была вознаграждена за военныя издержки и пріобрѣла нѣкоторыя выгоды для своей торговли и промышлености. Условлено было запереть португальскіе порты для военныхъ купеческихъ кораблей Англіи, до заключенія мира.

Оставленіе Французами Египта оканчивало всѣ недоразумѣнія съ Оттоманскою Портою. Талейранъ заключилъ съ посломъ турецкаго султана предварительныя статьи мира, по которымъ Египетъ долженъ былъ быть возвращенъ Портѣ и возстановлены старинныя сношенія Франціи съ этою державою; равнымъ образомъ, должны были воспріять свою силу предшествовавшіе трактаты касательно торговли и мореплаванія.

Подобные договоры были заключены съ Тунисомъ и Алжиромъ.

Въ-слѣдъ за тѣмъ заключенъ миръ съ Баваріей), который былъ настоящимъ возобновленіемъ трактатовъ вестфальскаго и тёшенскаго.

Наконецъ, въ довершеніе дѣла этого всеобщаго примиренія, трактатъ между Россіёю и Франціею былъ заключенъ въ Парижъ русскимъ посломъ, графомъ Марковымъ, и Талейраномъ. Франція уже оставила Египетъ; императоръ Александръ, по договору, заключенному въ Санктпетербургѣ съ Англіей) (5 іюня 1801 г.), отказался отъ Мальты, по принявъ сана великаго-магистра; оставленіе Французами тарентскаго рейда обезопасило Неаполитанское-Королевство; по вновь-заключенному трактату, Франція обязалась вознаградить сардинскаго короля за Пьемонтъ и, въ согласіи съ Россіей), устроить дѣля Германіи и Италіи.

Эти различные трактаты, которые пополняли собою всесвѣтное замиреніе, были подписаны почти въ одно время съ лондонскими предварительными статьями. Французы были въ восторгъ; было рѣшено большимъ торжествомъ отпраздновать всеобщій миръ. Торжество было назначено 18 брюмера. Нельзя было лучше выбрать дня, потому-что всѣ эти славные результаты слѣдовало приписать революціи 18 брюмера. На этомъ празднествъ долженъ былъ присутствовать и лордъ Корнуаллисъ, Онъ прибылъ въ Парижъ 16 брюмера (7 ноября) съ множествомъ своихъ соотечественниковъ. 18 брюмёра Парижъ былъ наполненъ Англичанами, которые нетерпѣливо желали увидѣть эту обновленную Францію, вдругъ сдѣлавшуюся столь блистательною, особенно же увидѣть человѣка, бывшаго въ эту минуту удивленіемъ Англіи и всего свѣта. Знаменитый Фоксъ былъ въ числѣ Англичанъ, давно уже желавшихъ посѣтить Францію. Въ этотъ день, запрещено было ѣздить въ экипажахъ. Исключеніе было сдѣлано для одного лорда Корнуаллиса. Толпы народа съ уваженіемъ разступались предъ этимъ почтеннымъ представителемъ англійскихъ войскъ, готовившемся заключить миръ между двумя могущественными націями. Онъ былъ изумленъ, нашедъ эту Францію столь несходною съ тѣми отвратительными картинами, какія писали въ Лондонѣ эмигранты. Всѣ его соотечественники раздѣляли то же чувствованіе и выражали его съ наивнымъ восторгомъ.

Во время этого парижстаго празднества, роскошный пиръ данъ былъ въ лондонскомъ сити, на которомъ, посреди живѣйшихъ восклицаній, были провозглашены слѣдующіе тосты:

За здравіе короля Великобританіи!

За здравіе принца валлійскаго!

За свободу, благоденствіе соединенныхъ королевствъ Великобританіи и Ирландіи!

За здравіе перваго консула Бонапарте, за свободу и счастіе Французской Республики!

Шумныя и единодушныя восклицанія сопровождали этотъ послѣдній тостъ.

Итакъ, Франція заключила миръ почти со всѣми державами вселенной. Оставалось заключить еще одинъ миръ, болѣе-трудный, можетъ-быть, нежели предшествовавшіе, потому-что онъ требовалъ совершенно-инаго генія, а не генія битвъ, и этого мира очень желали, ибо онъ долженъ былъ дать успокоеніе душамъ гражданъ, поселить единство въ семействахъ: то былъ миръ республики съ церковью. Теперь время приступить къ разсказу объ этомъ событіи.

Первый консулъ желалъ, чтобъ въ день годовщины 18 брюмера, въ который назначено было праздновать примиреніе Франціи съ Европою, могло быть отпраздновано и примиреніе Франціи съ церковью. Онъ употребилъ всевозможныя усилія, чтобъ переговоры съ римскимъ дворомъ были окончены во-время, и чтобъ религіозныя церемоніи присоединились къ этимъ народнымъ празднествамъ.

Революція въ-отношеніи къ религіи очевидно переступила предѣлы справедливости и разума. Первый консулъ приступилъ съ мудростью и искусствомъ къ перестройкѣ тогдашняго порядка вещей.

Человѣкъ имѣетъ живую потребность въ религіозномъ вѣрованіи. Всюду и всегда, въ древности, какъ и въ новѣйшія времена, въ странахъ образованныхъ, какъ и въ странахъ дикихъ, находимъ его при подножіи алтарей. Во Франціи, въ девяносто-третьемъ году, человѣкъ отрекся отъ древней религіи своихъ предковъ, и, давъ обѣтъ ничему не вѣрить, нѣсколько дней спустя, уличилъ себя во лжи, и безумное служеніе Богинѣ-Разума, отправляемое близь эшафота, доказало, что этотъ обѣтъ былъ такъ же суетенъ, какъ и нечестивъ.

Возстановить во Франціи католическую вѣру, вѣру Лудовика-Святаго, Карла-Великаго и Кловиса, могъ только человѣкъ, покрытый такою славою, какъ генералъ Бонапарте. Желая утвердить порядокъ въ государствѣ и семействахъ и удовлетворить нравственной потребности душъ, онъ рѣшился водворить католическую религію по-прежнему, за исключеніемъ политическихъ правъ, которыя онъ считалъ несовмѣстными съ настоящимъ состояніемъ французскаго общества.

При побужденіяхъ, подобныхъ тѣмъ, которыя руководили имъ, нужно ли разъискивать, дѣйствовалъ ли онъ по внушенію религіознаго убѣжденія, или только изъ политическихъ видовъ и по честолюбію? Онъ дѣйствовалъ по мудрости, т. е. въ-слѣдствіе глубокаго познанія человѣческой природы, и этого довольно. Остальное остается тайною, въ которую можетъ стараться проникнуть любопытство, всегда естественное, когда дѣло идетъ о великомъ человѣкѣ, но которая не имѣетъ большой важности. Однакожь, въ этомъ отношеніи должно сказать, что моральное настроеніе генерала Бопапарте располагало его къ идеямъ религіознымъ. Высокій умъ болѣе поражается, соразмѣрно высокой своей природъ, красотами мірозданія. Только разумѣніе открываетъ разумъ въ порядкѣ природы, и великій человѣкъ способнѣе всякаго другаго прозрѣть Бога въ его твореніяхъ. Генералъ Бонапарте охотно вступалъ въ пренія о вопросахъ философскихъ и религіозныхъ съ Монжемъ, Лагранжемъ, Лапласомъ, учеными, которыхъ уважалъ и любилъ, и часто приводилъ въ смущеніе, въ ихъ, невѣрующихъ, опредѣлительностью и оригинальною силою своихъ доказательствъ. Къ этому надо еще присовокупить, что онъ былъ возращенъ въ странѣ дикой и религіозной, за глазахъ набожной матери, и видъ стариннаго католическаго алтаря возбуждалъ въ немъ воспоминанія дѣтства, всегда столь сильно-дѣйствующія на чувствительное и сильное воображеніе. Что до честолюбія, которое Нѣкоторые клеветники выставляли единственною пружиною его поступковъ въ этомъ случаѣ, онъ не имѣлъ тогда инаго, кромѣ желанія дѣлать добро во всемъ; безъ сомнѣнія, должно простить ему, если онъ видѣлъ передъ собою увеличеніе власти, какъ возмездіе за благо, которое хотѣлъ совершить.

Подвигъ, предпринятый имъ, легкій, по-видимому, потому-что дѣло шло объ удовлетвореніи слишкомъ-дѣйствительной общественной потребности, былъ, однакожь, очень-труденъ. Люди, окружавшіе его, были почти всѣ безъ исключенія мало расположены къ возстановленію древняго богослуженія; и эти люди, гражданскіе сановники, полководцы, литераторы и ученые, были творцы Французской революціи, съ которыми онъ долженъ былъ закончить ея дѣло, загладивъ ея ошибки и освятивъ окончательно ея разумные и законные результаты. Ученые, какъ, наприм., Лапласъ, Лагранжъ, и особенно Монжъ, говорили первому консулу, что онъ унизитъ передъ Римомъ достоинство своего правленія и своего вѣка. Рёдереръ, самый жаркій монархистъ того времени, тотъ, который хотѣлъ какъ -- можно-скорѣйшаго и какъ-можно-полнѣйшаго возвращенія къ монархіи, неохотно смотрѣлъ на это предположеніе возстановить древнее богослуженіе. И самый Талейранъ, такъ сильно-жаждавшій сблизить настоящее съ прошедшимъ, и Францію съ Европою, хотѣлъ только, чтобъ прекращено было преслѣдованіе священниковъ; но вовсе не желалъ возстановленія католической церкви, съ ея правилами и ея дисциплиною. Противъ этой мѣры были также и товарищи по оружію генерала Бонапарте, генералы, сражавшіеся подъ его начальствомъ, неимѣвшіе по-большой-части первоначальнаго основательнаго воспитанія, боявшіеся, не смотря на свою славу, сдѣлаться смѣшными. Наконецъ, братья генерала Бонапарте, жившіе въ большой дружбѣ съ книжными людьми того времени, напитанные сочиненіями послѣдняго вѣка, и пеподозрѣвавшіе дѣйствительной потребности, почувствованной уже народными массами, сильно отсовѣтовывали ему это дѣло, на которое они смотрѣли какъ на безразсудную и преждевременную реакцію.

Итакъ, первый консулъ былъ осаждаемъ совѣтами всевозможныхъ родовъ. Одни говорили ему, чтобъ онъ не вмѣшивался въ дѣла религіозныя, ограничился только прекращеніемъ преслѣдованія священниковъ, и предоставилъ присяжнымъ ('assermentés) и неприсяжнымъ (insermentés^ вѣдаться другъ съ другомъ, какъ имъ угодно. Другіе, признавая опасность, могущую пропзойдти отъ равнодушія и бездѣйствія, совѣтовали ему воспользоваться представляющимся случаемъ и сдѣлаться немедленно главою Французской церкви, не оставляя болѣе въ рукахъ чуждой власти великой власти религіи. Третьи, наконецъ, предлагали ему ввести во Францію протестантство, и говорили, что стояло только ему-самому сдѣлаться протестантомъ, и всѣ съ охотою послѣдуютъ его примѣру.

Первый консулъ противился всѣми силами и ума своего и краснорѣчія этимъ пошлымъ совѣтамъ. Онъ составилъ себѣ религіозную библіотеку изъ немногихъ, но самыхъ избранныхъ книгъ, относившихся по-большой-части къ исторіи церкви и въ-особенности къ отношеніямъ церкви къ государству; онъ приказалъ перевести для себя латинскія сочиненія Боссюэта по этому предмету, пожиралъ все это въ короткія минуты, остававшіяся ему отъ государственныхъ дѣлъ, и, дополняя своимъ геніемъ то, чего не зналъ, онъ, подобно тому, какъ и при составленіи гражданскаго кодекса, изумлялъ всѣхъ вѣрностью, обширностью, разнообразіемъ своихъ знаній въ исторіи церкви. Но своему обыкновенію, когда какая-нибудь мысль сильно занимала его, онъ говорилъ о ней ежедневно съ своими товарищами, съ министрами, членами государственнаго совѣта или законодательнаго сословія, наконецъ со всѣми, чьимъ мнѣніемъ дорожилъ. Онъ опровергъ одну въ-слѣдъ за другою предлагаемыя ему ошибочныя системы, и опровергъ ихъ доводами точными, опредѣлительными.

Первый консулъ составилъ проектъ примиренія Французской Республики съ римскою церковью, поставивъ въ основаніе договора съ римскимъ дворомъ начала, положенныя самою революціею. Новое духовенство не должно было быть политическою властью, не должно было имѣть собственности: оно должно было заниматься только отправленіемъ богослуженія, получало отъ правительства содержаніе, было назначаемо имъ, утверждаемо папою. Предназначалось основать шестьдесятъ анархій, вмѣсто прежнихъ ста-пятидесяти-восьми. Духовное вѣдомство въ полицейскомъ отношеніи подлежало гражданской власти; право суда надъ духовенствомъ предоставлялось государственному совѣту, вмѣсто уничтоженныхъ парламентовъ. Таковъ былъ планъ перваго консула. Это была гражданская конституція, утвержденная въ 1790 году, съ тѣми видоизмѣненіями, которыя могли склонить римскій дворъ принять эту реформу.

При выполненіи этого плана надо было заняться устроеніемъ перехода отъ настоящаго порядка къ будущему, который хотѣли основать. Какъ поступить относительно уже существующихъ духовныхъ властей? Какъ уладиться съ этими духовными всевозможныхъ родовъ, епископами, или простыми священниками, изъ которыхъ одни присяжные и преданные дѣлу революціи, отправлявшіе въ церквахъ богослуженіе всенародно; другіе неприсяжные, эмигранты, или возвратившіеся на родину тайно, отправлявшіе свои требы, и по большой-части враждебные правительству? Генералъ Бонапарте придумалъ систему, принятіе которой встрѣтило въ Римѣ сильное затрудненіе, ибо, въ-теченіе восьмнадцати вѣковъ, церковь никогда не дѣлала того, что ей теперь предлагалось. По этой системѣ, должно было уничтожить всѣ существующія эпархіи. Для этого надо было, чтобъ папа потребовалъ отъ всѣхъ духовныхъ властей ихъ отрѣченія отъ должностей своихъ. Еслибъ они отказались выполнить это требованіе, онъ самъ низложилъ бы ихъ; и тогда должно было приступить къ раздѣленію Франціи на шестьдесятъ новыхъ эпархіи, изъ которыхъ сорокъ-пять епископствъ и пятнадцать архіепископствъ. Для замѣщенія ихъ, первый консулъ долженъ былъ назначить шестьдесятъ прелатовъ, взятыхъ безъ различія изъ числа присяжныхъ и неприсяжныхъ, но болѣе изъ числа послѣднихъ, которые были многочисленнѣе и находились въ большемъ уваженіи у христіянъ. Эти прелаты, назначенные первымъ консуломъ, должны были быть утверждены папою и немедленно вступить въ отправленіе своихъ должностей, подъ наблюденіемъ гражданской власти и государственнаго совѣта.

Содержаніе, соотвѣтственное ихъ нуждамъ, должно было быть опредѣлено имъ по бюджету государства. Но за то папа обязанъ былъ призвать законнымъ отчужденіе церковныхъ имуществъ; запретить всякія завѣщанія въ пользу священниковъ, примирить съ Римомъ духовныхъ, вступившихъ въ бракъ; словомъ, способствовать правительству положить конецъ всѣмъ бѣдствіямъ того времени.

Этотъ планъ былъ полонъ, и, за исключеніемъ нѣсколькихъ подробностей, превосходенъ для настоящаго и для будущаго. Первый консулъ отстаивалъ свой планъ съ непобѣдимою твердостью и терпѣніемъ, въ-продолженіе одной изъ самыхъ продолжительныхъ и самыхъ трудныхъ негоціацій, какія только извѣстны въ исторіи церкви. Никогда свѣтская и духовная власти не встрѣчались въ болве-важныхъ обстоятельствахъ, никогда не имѣли онѣ болве-достойныхъ представителей.

Этотъ молодой человѣкъ, столь разумный, имѣвшій столь далекіе виды, но столь пылкій въ своихъ стремленіяхъ, этотъ молодой человѣкъ, управлявшій тогда Франціею, былъ, по волѣ Провидѣнія, поставленъ на сценѣ міра предъ лицо первосвященника, исполненнаго рѣдкой добродѣтели, одареннаго привлекательною наружностью и ангельскимъ характеромъ, но способнаго скорѣе пріять мученичество, нежели допустить посягательство на интересы вѣры или римскаго двора. Его лицо, живое и кроткое вмѣстѣ, ясно выражало нѣсколько-восторженную чувствительность души его. Имѣя около шестидесяти лѣтъ, слабый здоровьемъ, хотя онъ жилъ и долго, всегда съ склоненною головою, съ взглядомъ острымъ и проницательнымъ, съ рѣчью трогательною и пріятною, онъ былъ достойнымъ представителемъ не тои властительной религіи, которая, при Григоріи VII, господствовала и была достойна этого господствованія надъ варварскою Европою, но той преслѣдуемой религіи, которая, но имѣя въ рукахъ своихъ громовъ церкви, не могла дѣйствовать на людей ивою силою, кромѣ силы кроткаго убѣжденія.

Тайное влеченіе привязывало его къ генералу Бонапарте. Они встрѣтились другъ съ другомъ, какъ мы уже сказали выше, во время итальянскихъ войнъ, и, вмѣсто этихъ неистовыхъ воителей, изрыгнутыхъ Французскою революціею, которыхъ описывали въ Европѣ осквернителями алтарей, убійцами священниковъ-эмигрантовъ, Пій VII, бывшій тогда имольскимъ епископомъ, встрѣтилъ молодаго человѣка -- геніальнаго, говорившаго, какъ и онъ самъ, по-итальянски, обнаруживавшаго самыя умѣренныя чувствованія, поддерживавшаго порядокъ, заставлявшаго чествовать алтари. Впечатлѣніе, произведенное этими первыми взаимными отношеніями, никогда не изгладилось изъ сердца первосвященника и имѣло вліяніе на всѣ поступки его относительно генерала, сдѣлавшагося консуломъ и императоромъ: поразительное доказательство, что во всѣхъ дѣлахъ, ничтожныхъ и важныхъ, добро никогда не пропадаетъ. Дѣйствительно, позже, когда конклавъ собрался въ Венеціи, для избранія преемника Пію VI, скончавшемуся плѣнникомъ въ Балансѣ, воспоминаніе о первыхъ дѣйствіяхъ генерала итальянской арміи имѣло вліяніе на избраніе новаго паны.

По просьбѣ перваго консула, папа отправилъ въ Парижъ монсиньйора Спину, генуэзскаго священника, хитраго лицемѣра, алчнаго, чтобъ договориться о дѣлахъ какъ политическихъ, такъ и религіозныхъ. Сначала, монсиньйоръ Спина не принялъ никакого Оффиціальнаго титула: до такой степени римскій первосвященникъ, не смотря на свою склонность къ генералу Бонапарте, боялся сдѣлась гласными свои сношенія съ Французскою-Республикою. Но вскорѣ, видя прибытіе въ Парижъ, въ-слѣдъ за находившимся уже тамъ прусскимъ и испанскимъ министрами, уполномоченныхъ всѣхъ европейскихъ дворовъ, папа пересталъ колебаться, и дозволилъ монсиньйору Спинѣ принять оффиціальный характеръ, и обнаружить цѣль своего посольства.

Для веденія переговоровъ съ монсиньйоромъ Спиною, первый консулъ избралъ, какъ мы уже говорили, извѣстнаго аббата Бернье, примирителя Вандеи. Монсиньйоръ Спина, выслушавъ условія, предложенныя первымъ консуломъ, называлъ ихъ чрезмѣрными, противными вѣрѣ, и утверждалъ, что римскій первосвященникъ никогда не рѣшится согласиться на нихъ.

По приказанію перваго консула, начертанъ былъ проектъ конкордата, который и былъ отправленъ въ Римъ, такъ-какъ монсиньйоръ Спина, хотя имѣвшій всѣ полномочія, отказался подписать его, ссылаясь на то, что въ дѣлѣ религіи только самъ папа, окруженный кардиналами, можетъ принять трактатъ.

Передъ отсылкою въ Римъ проекта конкордата, первый консулъ отправилъ въ Италію благочестивый даръ, знаменитое деревянное изваяніе Богородицы изъ Церкви-Лореттской-Божьей-Матери, похищенное во время директоріи изъ самой Лоретты и хранившееся въ Парижъ въ Національной Библіотекъ.

Папа принялъ конкордатъ лучше, нежели ожидали. Этотъ достойный первосвященникъ думалъ, что при нѣкоторыхъ измѣненіяхъ въ редакціи, онъ сможетъ удовлетворить перваго консула, что считалъ очень-важнымъ, потому-что возстановленіе религіи во Франціи оыло въ его глазахъ самымъ главнымъ, самымъ существеннымъ изъ всѣхъ дѣлъ церкви.

Вскорѣ римскій дворъ отправилъ къ первому консулу контр-проектъ конкордата, по которому религія должна была быть объявлена религіею государства (religion del'Étal). Впрочемъ римскій проекта" былъ почти во всемъ сходенъ съ Французскимъ. Важнѣйшимъ изъ затрудненій было низложеніе старыхъ епископовъ, которые отказались бы сами просить объ увольненія себя.

По между-тѣмъ, какъ въ Римѣ проходило такъ много времени, то во взаимныхъ переговорахъ между кардиналами, то въ переговорахъ между кардиналомъ Консальви, государственнымъ секретаремъ, и Како (Саcault), Французскимъ посланникомъ при римскомъ дворѣ, -- первый консулъ терялъ всякое терпѣніе. Онъ началъ опасаться, чтобъ римскій дворъ не затѣялъ интригъ или съ эмигрантами, или съ иностранными дворами, а особенно съ Австріею. Къ его природной недовѣрчивости присоединились внушенія враговъ религіи, старавшихся увѣрить, что его обманываютъ, и что онъ, столь проницательный, столь искусный будетъ проведенъ хитрыми Итальянцами. Онъ мало былъ расположенъ вѣрить, чтобъ кто-нибудь былъ хитрѣе его, однако захотѣлъ бросить лотъ въ то море, которое всѣ считали очень-глубокимъ, и въ тотъ самый день, какъ курьеръ, везшій папскія депеши, выѣзжалъ изъ Рима, онъ позвалъ къ себѣ, въ Мальмезонъ, аббата Бернье, монсиньйора Спину и Талейрана, и объявилъ, что не имѣетъ болѣе довѣренности къ римскому двору, что обойдется и безъ него. Впрочемъ, онъ прибавлялъ, что, по-прежнему, уважаетъ папу, и приписывалъ всю эту медлительность кардиналу Консальви и окружавшимъ первосвященника.

Первый консулъ достигъ своей цѣли, потому-что несчастный Спина оставилъ Мальмезонъ въ настоящемъ помѣшательствъ и поспѣшилъ въ Парижъ, чтобъ отправить своему двору депеши, исполненныя овладѣвшаго имъ самимъ ужаса.

Талейранъ, съ своей стороны, писалъ Како депешу, сообразную съ разговоромъ въ Мальмезонѣ.

Како получилъ приказаніе черезъ пять дней выѣхать изъ Рима во Флоренцію, если проектъ конкордата не будетъ немедленно утвержденъ, или будетъ утвержденъ съ измѣненіями.

Папа былъ очень опечаленъ извѣстіемъ о такомъ происшествіи. Кардиналъ Консальви, въ особенности, видя себя ясно-обозначеннымъ въ депешахъ перваго консула, виновникомъ всѣхъ проволочекъ, едва не умеръ отъ страха. Впрочемъ, онъ мало былъ виноватъ въ этомъ случаѣ, и вся медлительность происходила отъ обветшалыхъ формъ канцеляріи, старѣйшей въ свѣтѣ. Како предложилъ папъ и кардиналу Консальви мысль, которая сначала ихъ удивила и привела въ смущеніе, но которая потомъ показалась имъ единственнымъ путемъ спасенія. "Вы не хотите" говорила" онъ: "утвердить конкордатъ, присланный изъ Парижа, во всѣхъ его выраженіяхъ; ну! пусть самъ кардиналъ отправится во Францію, облеченный отъ васъ полномочіемъ. Онъ дастъ первому консулу узнать себя, внушитъ ему къ себѣ довѣріе, и чрезъ то добьется до необходимыхъ измѣненій въ редакціи. Онъ отстранитъ своимъ присутствіемъ потерю времени, которая въ особенности непріятна для нетерпѣливаго характера главы нашего правленія".

Эта неумолимая партія, составленная не только изъ эмигрантовъ, но изъ всѣхъ людей, ненавидѣвшихъ въ Европѣ Французскую революцію, эта партія, которая желала бы вѣчной войны съ Франціею, которая со скорбію видѣла окончаніе гражданской войны въ Вандеѣ и съ неменьшею скорбію приближавшійся конецъ раскола, осаждала Римъ письмами, распускала по немъ разныя вѣсти, покрывала его стѣны пасквилями. Въ одномъ изъ этихъ пасквилей, на-примѣръ, говорилось, что Пій VI для спасенія вѣры лишился престола, а Пій VII для удержанія за собою престола, губитъ вѣру {Ріо VI per conscrvar la fede // Perde la sede. // Pio VII per conservar la sedo // Perde la fede.}. Впрочемъ, ничто не могло поколебать первосвященника въ его рѣшимости спасти церковь. Кардиналъ Консальви былъ его повѣреннымъ, другомъ; разстаться съ нимъ было для него очень-трудно. Кардиналъ, въ свою очередь, ужасался мысли -- ѣхать въ Парижъ, въ эту революціонную пучину, пожравшую, какъ говорили ему, такъ много жертвъ. Онъ трепеталъ при одной мысли явиться предъ этого страшнаго генерала, бывшаго въ одно и то же время предметомъ удивленія и страха, и котораго монсиньйоръ Спина описывалъ ему особенно-раздраженнымъ противъ государственнаго секретаря. Наконецъ, кардиналъ рѣшился, но такъ, какъ рѣшаются идти на смерть. "Если ужь жертва необходима" говорилъ онъ, "я жертвую собою, и ввѣряюсь Провидѣнію"". Онъ имѣлъ даже неосторожность писать въ Неаполь письма, сообразныя съ этими словами, письма, которыя достались Французскому посланнику въ Неаполѣ и были сообщены имъ первому консулу. Къ-счастію, тотъ счелъ ихъ болѣе-смѣшными, нежели оскорбительными.

Отъѣздъ Како и его удаленіе во Флоренцію могло быть весьма-неблагопріятно истолковано для Рима и Неаполя. Папа боялся этого. И потому было условлено, чтобъ Како и кардиналъ Консальви отправились вмѣстѣ, и вмѣстѣ доѣхали до Флоренціи.

6-го іюня (17 преріаля), Консальви и Како выѣхали изъ Рима вмѣстѣ, въ одной каретѣ. Кардиналъ всюду показывалъ народу Како, говорилъ: "вотъ Французскій министръ"; старался дать знать, что между Франціею и Римомъ не было разрыва. Како остался во Флоренціи, а кардиналъ Консальви съ трепетомъ отправился въ Парижъ.

Между-тѣмъ, первый консулъ успокоился, получивъ изъ Рима проектъ, и увидѣвъ, что перемѣны относились болѣе къ формѣ, нежели къ сущности. Онъ видѣлъ, что дѣло должно было уладиться скоро къ великой славь его правленія. И потому, онъ принялъ очень-ласково перваго министра римскаго двора.

Католическая религія была названа "религіею большинства Французовъ". Всѣ прочія условія, предложенныя первымъ консуломъ, остались неизмѣнны.

По обыкновенію, предоставляя своему старшему брату заключать всѣ важные акты, первый консулъ и теперь назначилъ уполномоченными Іосифа Бонапарте, государственнаго совѣтника Крете, и наконецъ, аббата Бернье, который заслуживалъ этой чести за понесенные имъ труды и за оказанное искусство при этихъ продолжительныхъ и достопримѣчательныхъ переговорахъ. Папа имѣлъ уполномоченными кардинала Консальви, монсиньйора Спину и отца Казелли, ученаго Итальянца, прибывшаго съ римскою легаціею, для вспомоществованія ей своими теологическими знаніями. 15-го поля 1801 г. (26 мессидора) былъ подписанъ этотъ важный трактатъ, въ-послѣдствіи названный "конкордатомъ". Надо было еще дождаться ратификаціи этого акта папою, потомъ получить буллы, долженствовавшія сопровождать его обнародованіе, равно какъ папскія грамматы къ старымъ духовнымъ властямъ, въ-слѣдствіе которыхъ тѣ должны были сложить съ себя санъ свой; надо было сдѣлать новое раздѣленіе на епархіи, избрать шестьдесятъ новыхъ прелатовъ. Первый консулъ, всегда спѣшившій достигнуть до результата, желалъ, чтобъ все это было окончено какъ-можно-скорѣе, чтобъ въ одно и то же время отпраздновать и миръ съ европейскими державами и миръ съ церковью. Исполненіе такого желанія было трудно. Тѣмъ не менѣе спѣшили закончить всѣ подробности по этому дѣлу, чтобъ какъ-можно-менѣе замедлить дѣло возстановленія религіи.

Папа былъ въ восхищеніи при возвращеніи въ Римъ кардинала Консальви и Французскаго министра Како. Созванная имъ конгрегація кардиналовъ одобрила конкордатъ, и папа, не смотря на стѣснительное состояніе своихъ финансовъ, хотѣлъ, чтобъ церемонія ратификацій была сопровождена торжественностью. Легатомъ во Францію онъ избралъ искуснѣйшаго при римскомъ дворѣ дипломата, кардинала Капрару, человѣка знатнаго происхожденія (онъ былъ изъ фамиліи Монтекукулли), извѣстнаго со своему образованію, по своей опытности и умѣренности. Первый консулъ самъ изъявилъ желаніе имѣть при своей особѣ этого "князя церкви". Папа поспѣшилъ удовлетворить этому желанію и употребилъ даже великія усилія, чтобъ побѣдить сопротивленіе кардинала, бывшаго въ преклонныхъ лѣтахъ, больнаго, и мало-расположеннаго снова начать трудную карьеру своей первой молодости. Однакожь, это отвращеніе было побѣждено настоятельными убѣжденіями первосвященника и великими интересами церкви. Папа хотѣлъ облечь кардинала Капрару самымъ высокимъ дипломатическимъ саномъ при дворѣ римскомъ, саномъ легата а latere. Такой легатъ облекается всѣмъ полномочіемъ: ему всюду предшествуетъ крестъ. Снова была собрана великая консисторія, и въ присутствіи всѣхъ кардиналовъ, всѣхъ иностранныхъ министровъ, кардиналъ Капрара получилъ серебряный крестъ, который долженъ былъ быть предносимъ передъ нимъ въ этой республиканской Франціи, уже съ давнихъ поръ отвыкшей отъ католическихъ торжественныхъ процессій.

Все было подготовлено такъ, чтобъ кардиналъ Капрара въѣхалъ въ Парижъ ночью. Для него былъ приготовленъ тамъ великолѣпнѣйшій отель на счетъ Французскаго правительства.

Кардиналъ былъ принятъ, какъ иностранный посолъ, а не какъ представитель церкви. Принятіе его въ этомъ характерѣ было отложено до времени окончательнаго возстановленія религіи. Въ этотъ же день положено было избрать новыхъ епископовъ, пропѣть Te Deum; тогда же кардиналъ-легатъ долженъ былъ дать присягу первому консулу.

Первый консулъ желалъ, чтобъ возстановленіе религіи послѣдовало тоже 18 брюмера, въ день, назначенный для празднованія всеобщаго мира. Но еще не отъ всѣхъ прежнихъ духовныхъ властей получены были отзывы объ увольненіи, безъ чего нельзя было приступить къ избранію новыхъ епископовъ. Впрочемъ, блескъ празднества 18 брюмера могъ заставить перваго консула забыть о томъ, чего еще не доставало для полноты торжества. Папа, всегда готовый дѣлать то, чего желалъ человѣкъ, котораго онъ называлъ своимъ любезнымъ сыномъ, далъ буллу, которою утверждались новыя эпархіи, и предоставилъ, чего прежде не дѣлалось, легату власть утверждать новыхъ епископовъ. За такія снисхожденія онъ желалъ одного, что и поручилъ устроить искусству кардинала Капрары, чтобъ его пощадили отъ непріятной обязанности утверждать лица конституціональнаго духовенства.

Ничто болѣе не препятствовало уже обнародованію великаго религіознаго акта, совершеннаго съ такими трудами. Но теперь была упущена благопріятная минута. Засѣданіе X года открылось, по обыкновенію, съ 1 фримера (22 ноября 1801 г.). Трибунатъ, законодательное сословіе, сенатъ были собраны: возникло сильное сопротивленіе, и слышались непристойныя рѣчи противъ конкордата. Первый консулъ не хотѣлъ, чтобъ такими буйными криками была возмущена торжественная церемонія, и положилъ выждать время, когда удастся ему смирить или сокрушить трибунатъ, чтобъ отпраздновать возстановленіе религіи. Теперь причиною медленности былъ онъ самъ, и римскій дворъ въ свою очередь готовился торопить его окончаніемъ начатаго. Впрочемъ, внезапныя затрудненія, встрѣчѣ съ которыми онъ подвергся, доказывали важность и большую смѣлость его рѣшимости. Не только противъ конкордата возникла сильная оппозиція, но и противъ самаго гражданскаго кодекса, и противъ нѣкоторыхъ трактатовъ, утверждавшихъ миръ вселенной. Гордый своими дѣяніями, сильный общественнымъ одобреніемъ, первый консулъ рѣшился дойдти до послѣдней крайности. Онъ только и говорилъ, что сокрушитъ тѣ республиканскія собранія, которыя будутъ ему противиться. Такимъ-образомъ, человѣческія страсти готовились всколебать своимъ буйствомъ славнѣйшія дѣянія великаго человѣка и великой эпохи.

"Отечественныя Записки", No 7, 1845

Оставить комментарий Тьер Адольф (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1845 Обновлено: 24/08/2019. 144k. Статистика. Статья: Переводы, История Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Le Consulat et l'Empire). Статья четвертая. Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 7, 1845.

Тьер Адольф Консульство и Империя

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ

Соч. ТЬЕРА.

Тьер Адольф
Консульство и Империя