Твен Марк
Из новых странствований вокруг света

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    More tramps abroad.
    Перевод И. В. Майнова.

  

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
МАРКА ТВЭНА
ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, 16.
1890.

ИЗЪ НОВЫХЪ СТРАНСТВОВАНІЙ ВОКРУГЪ СВѢТА".*)

Переводъ И. В. Майнова.

  
   *) Отъ редакціи. Предлагаемые очерки знаменитаго американскаго юмориста заимствованы изъ книги: "More tramps abroad", представляющей увлекательное описаніе кругосвѣтнаго литературнаго турнэ. Выѣхавъ изъ Нью-Іорка, Твэнъ направился чрезъ континентъ къ Ванкуверу, а оттуда въ Австралію, заѣхавъ попутно на Сандвичевы острова. Измѣнившее здоровье помѣшало автору посѣтить Квинслендъ, но зато онъ довольно долго прогостилъ въ Новомъ Южномъ Уэльсѣ. Затѣмъ, послѣ посѣщенія Тасманіи, онъ былъ приглашенъ на цѣлый рядъ чтеній въ Новой Зеландіи. Вернувшись въ Австралію, авторъ отплылъ на пароходѣ въ Бомбей и попутно останавливался на Цейлонѣ. Въ Индіи Твэнъ сдѣлалъ большое турнэ, посѣтивъ Лагоръ, Агру, Бенаресъ и др. города на пути въ Калькутту. Изъ послѣдней онъ отплылъ къ берегамъ Южной Африки, гдѣ провелъ довольно долгое время, устраивая въ большихъ городахъ свои публичныя чтенія, собиравшія массы восторженныхъ слушателей. Наконецъ, въ августѣ 1896 года, онъ высадился въ Саутгемптонѣ, окончивъ въ 13 мѣсяцевъ свое кругосвѣтное путешествіе. Какъ извѣстно, М. Твэнъ (Самюэль Клеменсъ) предпринялъ свое оригинальное турнэ подъ гнетомъ нужды, неожиданно поразившей его вслѣдствіе потери всего состоянія при крахѣ одного американскаго банка.
  

I.
Сборы.-- Отъѣздъ.-- Больная лэди и мое леченіе.-- Юный водолазъ и урокъ лингвистамъ.

"Человѣкъ можетъ не имѣть дурныхъ привычекъ и имѣть нѣчто худшее".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Точкой отправленія въ это назидательное кругосвѣтное путешествіе былъ Парижъ, гдѣ мы прожили годикъ-другой.
   Мы отплывали въ Америку и были заняты необходимыми приготовленіями, съ которыми покончили довольно скоро. Два члена моего семейства вызвались ѣхать со мною, а вмѣстѣ съ ними и карбункулъ. Впрочемъ, не безпокойтесь: лексиконъ увѣряетъ, что карбункулъ -- драгоцѣнный камень.
   Мы тронулись въ дальнѣйшій путь на западъ отъ Нью-Іорка среди лѣта, въ сообществѣ мистера Пондъ, взятаго для дорожныхъ услугъ на пространствѣ Тихаго океана. Всю дорогу жара была страшная, а въ послѣднія двѣ недѣли въ воздухѣ стоялъ удушливый дымъ, такъ какъ въ Орегонѣ и Британской Колумбіи свирѣпствовали лѣсные пожары. Мы имѣли еще экстренную недѣлю дыма на берегу, гдѣ должны были ждать починки нашего парохода. Въ этомъ непроглядномъ дыму онъ наскочилъ на мель, и его пришлось завести въ докъ для исправленія.
   Наконецъ, около полудня мы тронулись, и такимъ образомъ окончилось наше улиткообразное ползаніе вдоль береговъ, продолжавшееся сорокъ дней.
   Пароходъ весело побѣжалъ по блестѣвшему рябью лѣтнему морю, по очаровательному, ясному холодному морю, отрадному для всѣхъ пассажировъ, а въ особенности для меня, послѣ испытанныхъ терзаній отъ пыли, дыма и духоты въ послѣднія недѣли. Путешествіе сулитъ намъ три недѣли сплошныхъ праздниковъ, почти безъ перерыва. Предъ нами разстилался необъятный Тихій океанъ, и единственное дѣло, которое намъ предстояло, это бездѣлье со всевозможнымъ комфортомъ. Городъ Викторія тускло мерцалъ въ густыхъ клубахъ собственнаго дыма, собираясь исчезнуть, и мы, сложивъ бинокли, беззаботно и мирно усѣлись на нашихъ палубныхъ креслахъ. Ко они неожиданно затрещали и развалились подъ нами, чѣмъ повергли насъ въ непріятный конфузъ предъ всѣми другими пассажирами. Кресла были доставлены намъ самой крупной мебельной фирмой въ Викторіи, и оказались негоднымъ грошевымъ хламомъ, хотя и обошлись намъ въ очень приличную цѣну. Въ Тихомъ и Индійскомъ океанахъ всегда надо брать съ собой собственное палубное кресло или отправляться безъ него, какъ въ старыя парусныя времена, слава Богу, давно забытые теперь.
   Нашъ пароходъ былъ замѣчательно комфортабельнымъ судномъ, съ обычнымъ путевымъ довольствомъ, обиліемъ пищи, поставляемой божествомъ и приготовляемой дьяволомъ. Соблюдаемые на немъ порядокъ и дисциплина были, вѣроятно, не хуже, чѣмъ на всякомъ другомъ пароходѣ Тихаго и Индійскаго океановъ. Впрочемъ, наше судно было не особенно хорошо приспособлено къ тропической службѣ, но это ничего не значило,-- такъ какъ составляя обычный недостатокъ пароходовъ, работающихъ въ тропическихъ водахъ; а именно: оно отличалось избыткомъ таракановъ, но это тоже общее качество кораблей, плавающихъ въ южныхъ моряхъ, по крайней мѣрѣ, давнишнихъ морскихъ служакъ.
   Нашъ молодой капитанъ былъ очень красивый мужчина, высокій и стройный -- настоящая модель для выставки интересныхъ эффектовъ красивой морской формы. Это былъ безукоризненный джентльмэнъ, обязательный, вѣжливый и любезный до виртуозности. Въ его манерахъ было какое-то нѣжное изящество и обаяніе,-- счастливыя качества, мгновенно превращавшія то мѣсто, куда онъ случайно заглядывалъ, въ очаровательную гостиную. Онъ избѣгалъ только курительной комнаты. Это былъ человѣкъ безъ недостатковъ. Онъ не курилъ, не жевалъ и не нюхалъ; не бранился, не употреблялъ вульгарныхъ выраженій, вообще не говорилъ грубымъ, рѣзкимъ или просто фамильярнымъ языкомъ; не каламбурилъ, не разсказывалъ двусмысленныхъ анекдотовъ, не хохоталъ черезъ мѣру, не возвышалъ голоса выше нормы, допускаемой правилами благопристойности. Когда онъ отдавалъ служебное приказаніе, его тонъ превращалъ это приказаніе въ деликатнѣйшую просьбу. Послѣ обѣда онъ и его сослуживцы присоединялись къ обществу дамъ и кавалеровъ въ дамскомъ салонѣ и участвовали въ пѣніи и игрѣ на фортепіано, помогая переворачивать ноты. Онъ обладалъ нѣжнымъ и симпатичнымъ теноромъ и владѣлъ имъ со вкусомъ. Послѣ музыкальныхъ упражненій капитанъ оставался играть въ вистъ, всегда съ тѣмъ же партнеромъ и противниками, пока дамы не разойдутся спать. Электрическое освѣщеніе горѣло здѣсь сколько пожелаютъ дамы и ихъ знакомые, но въ курительной комнатѣ огни не допускались послѣ одиннадцати. Въ судовомъ уставѣ имѣлось, конечно, много ограничительныхъ постановленій, но насколько я могъ замѣтить, это и еще другое правило были единственными, соблюдавшимися строго. Капитанъ объяснилъ, что онъ требовалъ тушенія огней въ курительной, потому что его каюта была смежна съ нею, а голова его не выносила табачнаго дыма. Я сначала затруднялся понять, калъ можетъ проникать къ нему нашъ дымъ: оба упомянутыя помѣщенія были на верхней палубѣ мишенью для всѣхъ дувшихъ вѣтровъ, кромѣ того, между ними не было не только никакого сообщенія, но даже щели въ солидной промежуточной переборкѣ. Отсюда несомнѣнно слѣдуетъ, что иногда даже воображаемый дымъ можетъ дѣйствовать вредно на слабую голову.
   Этотъ всѣми уважаемый капитанъ, съ его мягкимъ характеромъ, предупредительною вѣжливостью, нравственной опрятностью и благородствомъ рѣчи, казался положительно не на своемъ мѣстѣ въ такой суровой и деспотической должности; очевидно, была какая-нибудь другая причина этой ироніи судьбы.....
   Онъ возвращался теперь домой въ очень грустномъ настроеніи. Пассажиры знали о тревогѣ капитана и жалѣли его. Дѣло въ томъ, что недавно, приближаясь къ Ванкуверу тѣснымъ и труднымъ проливомъ, окутаннымъ густымъ дымомъ горѣвшаго лѣса, онъ имѣлъ несчастіе потерять свой фарватеръ и наскочить на рифъ. Подобное приключеніе и вами и мною было бы сочтено простой ошибкой, но директорами параходныхъ компаній она возводится въ преступленіе. Капитанъ былъ судимъ въ Ванкуверѣ морскимъ судомъ, и его вердиктъ оправдалъ подсудимаго, но это было плохимъ утѣшеніемъ. Болѣе строгій судъ будетъ разсматривать это дѣло въ Сиднеѣ, судъ директоровъ, хозяевъ той компаніи, на корабляхъ которой капитанъ служилъ штурманомъ въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ. Это было его первымъ рейсомъ въ должности капитана. Офицеры нашего корабля были добрые и общительные, люди, принимавшіе участіе въ общихъ развлеченіяхъ и помогавшіе пассажирамъ убивать время. Плаваніе въ Тихомъ и Индійскомъ океанахъ представляетъ самую интересную partie de plaisir. Нашъ молодой экономъ былъ шотландецъ, страдавшій замѣчательной формой гриппа. Эта былъ настоящій инвалидъ, онъ и смотрѣлъ такимъ, насколько это касалось его внѣшности, но болѣзнь не могла сломить его духа. Онъ полонъ жизни, а рѣчь его веселая и интересная. Со стороны казалось, что онъ не сознавалъ своей болѣзни, такъ какъ не говорилъ о своихъ немощахъ и всегда держалъ себя субъектомъ самаго цвѣтущаго здоровья. А между тѣмъ бѣдняга по временамъ жестоко страдалъ отъ болѣзни сердца. Мучительные припадки продолжались по нѣскольку часовъ, и тогда онъ не могъ ни сидѣть, ни лежать; однажды онъ простоялъ 24 часа въ борьбѣ за жизнь съ этими нестерпимыми припадками, а на другой день былъ такимъ жизнерадостнымъ, веселымъ, дѣятельнымъ, какъ будто ничего и не бывало.
   Самымъ галантнымъ нашимъ спутникомъ, а вмѣстѣ и самымъ интереснымъ, неистощимымъ разсказчикомъ былъ молодой канадецъ, не имѣвшій силъ оторваться отъ бутылки виски. Онъ происходилъ изъ богатой и вліятельной семьи и могъ бы располагать блестящей карьерой при широкой матеріальной поддержкѣ для ея успѣха, если бы не мѣшала ему неодолимая жажда къ спиртнымъ напиткамъ; но справиться съ ней онъ былъ не въ силахъ, почему всѣ его богатыя дарованія не принесли ему никакой пользы. Онъ часто давалъ зарокъ не пить, но безуспѣшно, представляя собою образчикъ человѣка легкомысленнаго и безвольнаго. Такой пріемъ невѣренъ въ двухъ отношеніяхъ: во-первыхъ, онъ не поражаетъ порока въ корнѣ, а во-вторыхъ, давать какой бы то ни было зарокъ, значитъ объявлять войну природѣ: зарокъ ложится на человѣка какъ бы цѣпью, звенья которой постоянно гремятъ, напоминая ея носителю, что онъ человѣкъ не свободный.
   Я сейчасъ сказалъ, что подобный пріемъ не уничтожаетъ зла въ корнѣ, и позволяю себѣ повторить это. Корень заключается не въ питьѣ, а въ желаніи пить. Это двѣ вещи совершенно различныя. Одно дѣло требуетъ воли, и притомъ сильной, въ смыслѣ умѣренности или полнаго воздержанія; для другого достаточно одного наблюденія, и то не на долгое время.
   Желаніе, разумѣется, предшествуетъ акту, и на него должно быть направлено особенное вниманіе. Мало принесетъ пользы каждый разъ все отказывать и отказывать пьяницѣ въ выпивкѣ, оставляя самое влеченіе нетронутымъ, непобѣжденнымъ: оно будетъ продолжать отстаивать свое право и почти навѣрное выйдетъ побѣдителемъ въ долгомъ состязаніи. При первомъ появленіи такого желанія или влеченіи оно должно быть немедленно изгнано изъ сознанія. Паціентъ долженъ быть на-сторожѣ во все это время, иначе желаніе вкрадется и, не остановленное во-время, укоренится, тогда какъ постоянно сдерживаемое влеченіе черезъ двѣ недѣли замретъ. Система же воздержанія при оставленіи желанія въ полной силѣ кажется мнѣ неразумной тактикой борьбы съ врагомъ.
   Я самъ пробовалъ давать зароки и скоро нарушалъ ихъ. Воля моя была слаба и я не могъ съ нею справиться. Къ тому же всякія стѣсненія естественно раздражаютъ лицо, свободное во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, и заставляютъ его тяготиться своими путами и стремиться къ возстановленію свободы. Но когда я пересталъ, наконецъ, давать какія-либо исключительныя обѣщанія, замѣнивъ ихъ твердой рѣшимостью убивать въ себѣ всякое нелѣпое желаніе, оставивъ, однако, за собою свободу вновь допустить его, какъ только это мнѣ заблагоразсудится, такъ у меня не оставалось и даннаго порока. Не болѣе какъ въ пять дней я искоренилъ въ себѣ привычку курить, такъ какъ желаніе курить во мнѣ потомъ уже не возобновлялось. Послѣ бездѣлья, продолжавшагося слишкомъ годъ, я принялся писать одну книгу и тотчасъ замѣтилъ, что перо какъ-то плохо мнѣ повинуется. Попробовалъ закурить сигару, въ надеждѣ, не поможетъ ли она въ моемъ затрудненіи. И дѣйствительно, куреніе помогло. Я сталъ выкуривать отъ 8-ми до 10-ти сигаръ и столько же трубокъ въ день въ продолженіе пяти мѣсяцевъ; кончивъ упомянутое сочиненіе, я больше не курилъ уже до конца года, когда намѣревался сѣсть за другую книгу.
   Такимъ пріемомъ я могу уничтожить любую изъ моихъ девятнадцати дурныхъ привычекъ въ любое время и безъ всякаго стѣсненія и безпокойства. Я полагаю, что всѣ эти пресловутые д-ра Таннеры и имъ подобные, проводящіе по сорока дней безъ пиши, достигаютъ этого рѣшительнымъ истребленіемъ желанія ѣсть въ самомъ началѣ; затѣмъ, послѣ нѣсколькихъ часовъ, желаніе парализовано и больше не появляется.
   Мнѣ случилось испробовать свой пріемъ и во врачебномъ дѣлѣ. Однажды невралгія уложила меня на нѣсколько дней въ постель. Замѣтивъ, что болѣзнь не поддается леченію, мой докторъ наконецъ признался:
   -- Лекарства васъ не берутъ, и я не знаю, чѣмъ васъ лечить. Подумайте, не приходится ли моимъ склянкамъ бороться съ чѣмъ-нибудь другимъ, кромѣ невралгіи? Напримѣръ, не курите ли вы слишкомъ много?
   -- Курю.
   -- Не пьете ли крѣпкій кофе?
   -- Пью.
   -- И также чай?
   -- Да.
   -- Вѣроятно, кушаете всевозможныя яства, между собою не совмѣстимыя?
   -- Да.
   -- Пропускаете двѣ рюмки подогрѣтой виски на сонъ грядущій?
   -- Да.
   -- Прекрасно; теперь видите, съ какими врагами мнѣ слѣдуетъ воевать. Прежнимъ путемъ мы не можемъ добиться успѣха. Теперь попробуйте воздержаться отъ этихъ излишествъ и сильно поубавить на нѣсколько дней потребленіе этихъ продуктовъ.
   -- Не могу, докторъ.
   -- Это почему?
   -- Нѣтъ силы воли. Мнѣ легче бросить эти привычки совсѣмъ, нежели сдѣлать ихъ болѣе умѣренными.
   Докторъ одобрилъ это свойство моихъ привычекъ и сказалъ, что явится черезъ сутки возобновить леченіе. Но эскулапъ мой самъ заболѣлъ и явиться не могъ, да я въ немъ и не нуждался. Въ продолженіе этихъ двухъ сутокъ я воздерживался отъ всякаго рода пищи и напитковъ, за исключеніемъ воды, и на другой день къ речеру невралгія прекратилась и я выздоровѣлъ. Воздавъ за это должную хвалу богамъ, я принялся снова за прежніе деликатессы.
   Этотъ полезный цѣлительный пріемъ я рекомендовалъ одной лэди, которая давно уже томилась и таяла безъ конца, пока не убѣдилась, въ совершенной безполезности для нея латинской кухни. Узнавъ объ этомъ, я объявилъ, что берусь поставить ее на ноги въ недѣлю. Больная, просіяла и ободрилась, мои слова вдохнули въ нее надежду и она обѣщала исполнить все, что я посовѣтую. Тогда я назначилъ ей, въ продолженіе четырехъ дней не ругаться, не пьянствовать, не курить и не ѣсть, послѣ чего сулилъ полное выздоровленіе. Т я увѣренъ, что все такъ бы благополучно и кончилось; но она возразила, что, къ сожалѣнію, не можетъ воздержаться отъ брани, куренія и пьянства по той простой причинѣ, что никогда не была повинна въ перечисленныхъ порокахъ. Дѣло объясняется тѣмъ, что ей не встрѣчалось и надобности обращать вниманіе на свои привычки: она не имѣла ихъ ни одной. Теперь, когда онѣ могли бы принести косвенную пользу, у нея не оказалось ихъ въ запасѣ. Ей не отчего было отвыкать и не къ чему возвращаться. Это было погибающее судно безъ груза, который бы можно было выбросить за бортъ и тѣмъ облегчить корабль. Имѣй она хоть одну или двѣ дурныя привычки, и тѣ могли бы спасти ее, но она была нравственно нищей. Въ ту пору, когда она могла пріобрѣсти ихъ, ее останавливали родители, люди хотя и необразованные, но весьма приличные, а начинать теперь поздно. Жаль было бѣднягу, но дѣлать было нечего; подобныя привычки или пороки паціенты должны пріобрѣтать смолоду, иначе, когда наступитъ старость съ ея немощами, уже не останется ничего вѣрнаго для борьбы съ ними.
   На седьмой день по отплытіи мы увидали темные контуры огромной возвышенности, выступавшей среди необъятной пустыни океана; этотъ призрачный мысъ оказался Алмазною горою, которую я видѣлъ въ послѣдній разъ двадцать девять лѣтъ тому назадъ. Такимъ образомъ, мы приближались къ Гонолулу, столицѣ Сандвичевыхъ острововъ, представлявшихся мнѣ раемъ, вновь увидать который я такъ давно стремился. Ни одно зрѣлище во всемъ свѣтѣ такъ не манило меня, какъ видъ этого грандіознаго утеса.
   Ночью мы бросили якорь за милю отъ берега. Въ свою дверь я могъ видѣть мерцавшіе огни Гонолулу и темную массу горнаго кряжа, простиравшагося въ обѣ стороны. Я не могъ разсмотрѣть красивой долины Нюана (Huana), но я распозналъ, гдѣ она находятся, и вспомнилъ, какою она представлялась мнѣ въ давнія времена. Мы, тогдашняя молодежь, катались по ней верхомъ, объѣзжали ее во всѣхъ направленіяхъ и собирали кости на песчаной равнинѣ, гдѣ происходила одна изъ битвъ Камеа-меа. Это былъ замѣчательный король и не менѣе замѣчательный дикарь. Впрочемъ, это скорѣе микроскопическій царекъ, имѣвшій мало или вовсе не имѣвшій значенія во время прибытія на островъ капитана Кука въ 1778 году; но спустя года четыре, царекъ возмечталъ расширить сферу своего вліянія. Это политичное современное выраженіе означаетъ грабежъ вашего сосѣда -- на его же сосѣдское благо; и обширнымъ поприщемъ подобныхъ благодѣяній становится въ наши дни Африка; Камеа-меа начинаетъ войну на островѣ и въ продолженіе десяти лѣтъ выгоняетъ всѣхъ другихъ мелкихъ царьковъ, послѣ чего дѣлается повелителемъ всѣхъ десяти острововъ, составляющихъ нынѣшнюю группу Сандвичевыхъ. Но этого мало. Онъ накупилъ кораблей, нагрузилъ сандальнымъ деревомъ и мѣстными продуктами и послалъ ихъ ни мало, ни много въ Южную Америку и Китай; своимъ дикарямъ онъ продавалъ иностранные товары, земледѣльческія и ремесленныя орудія и разную домашнюю утварь, приходившіе обратно на этихъ корабляхъ, и тѣмъ открылъ доступъ для цивилизаціи. Едва ли можно найти другой аналогичный примѣръ въ исторіи какого-либо другого царственнаго дикаря. Дикари большіе охотники учиться у бѣлаго человѣка какому-нибудь новому пріему убивать другъ друга, но не въ ихъ нравахъ съ жадностью схватывать и съ энергіей примѣнять болѣе глубокія и благородныя идеи, предлагаемыя имъ тѣмъ же бѣлымъ человѣкомъ. Ближайшее знакомство съ исторіей Камеа-меа показываетъ, что онъ всегда охотно вникалъ въ эти новыя для него идеи и съ большой осмотрительностью дѣлалъ выборъ изъ поставленныхъ ему на видъ примѣровъ.
   Во всякомъ случаѣ, въ этомъ выборѣ онъ оказался гораздо осторожнѣе своего сына и пріемника Лайо-лайо (Liho-liho). Въ Лайо-лайо можно, пожалуй, признать реформатора, но, какъ король, онъ вышелъ какимъ-то недоразумѣніемъ, такъ какъ пытался быть одновременно королемъ и реформаторомъ. А это значило сближать огонь съ порохомъ. Король не имѣетъ прямого дѣла съ реформаторскою дѣятельностью. Его лучшая политика состоитъ въ сохраненіи порядка въ прежнемъ видѣ; но разъ онъ не можетъ этого достигнуть, то долженъ стараться ухудшить настоящій порядокъ сравнительно съ прежнимъ. Это вовсе не праздная догадка; я много думалъ надъ этимъ вопросомъ, и если когда-нибудь самъ сдѣлаюсь королемъ, то буду знать, какъ вести дѣло наилучшимъ образомъ.
   Унаслѣдовавъ отцу, Лайо-лайо увидалъ себя обладателемъ королевскихъ регалій и тѣлохранителей, которыми умный государь зналъ бы, какъ распорядиться, какъ легально пользоваться ими и извлекать изъ нихъ выгоды. Вся страна была подъ однимъ скипетромъ, и этотъ скипетръ былъ въ его рукахъ. Была государственная цѣль, и онъ былъ ея главою. Была и регулярная армія, и онъ былъ ея главою; армія состояла изъ 114 рядовыхъ подъ командою 27 генераловъ и одного фельдмаршала. Имѣлось гордое и древнее наслѣдственное дворянство. Было и еще одно наслѣдіе въ другомъ родѣ. Это такъ называемое табу -- союзникъ. Одаренный таинственной и громадной властью. Союзникъ, котораго не имѣется среди прерогативъ кого-либо изъ евронейскихъ монарховъ, орудіе неоцѣненнаго значенія въ дѣлѣ управленія государствомъ. Лайо-лайо былъ полнымъ хозяиномъ этого всемогущаго табу. Табу (оно означаетъ запретную для другихъ вещь) было самымъ геніальнымъ и существеннымъ изъ всѣхъ изобрѣтеній, придуманныхъ для удовлетворительнаго ограниченія народныхъ привилегій. Оно заставляло оба пола жить порознь въ отдѣльныхъ домахъ; не позволяло людямъ ѣсть ни въ какомъ жиломъ домѣ; для этого имъ назначалось другое мѣсто; не позволяло женской половинѣ семьи входить въ домъ своего владыки; не позволяло обоимъ поламъ ѣсть вмѣстѣ; мужчины ѣдятъ первыми, а женщины обязаны прислуживать имъ. Потомъ женщины могутъ доѣдать остатки, если только они бывали, и прислуживать себѣ сами, какъ знаютъ. Но онѣ лишались права и на эти скудные объѣдки, когда таковые оставались отъ хорошихъ, вкусныхъ, любимыхъ блюдъ, какъ, напримѣръ, свинина, птица, бананы, кокосовые орѣхи, крупныя рыбы и т. п. Въ силу табу всѣ эти избранныя яства были посвящены мужчинамъ; женщины всю жизнь только мечтали о нихъ, не имѣя никакого понятія объ ихъ вкусѣ, съ чѣмъ и умирали.
   Какъ видите, эти запреты были совершенно просты и ясны. Твердо помнить и соблюдать ихъ было легко. Оно было и полезно, такъ какъ наказаніемъ за нарушеніе какого либо правила изъ длиннаго списка ихъ была смертная казнь. Поэтому отверженная половина для утоленія голода скоро научилась довольствоваться акулой, морской чайкой и собакой, разъ другія кушанья были такъ опасны для нея.
   Смерть грозила всякому и за проходъ по землѣ съ наложеннымъ табу, и за оскверненіе прикосновеніемъ какой-либо вещи табу, тоже было за неоказаніе должнаго уваженія къ начальнику или за наступленіе на королевскую тѣнь. Король, знать и представители духовенства постоянно разбрасывали всюду цвѣтные лоскутки въ предупрежденіе народу, что отмѣченное этими лоскутками мѣсто или вещь были табу и что смерть сидитъ за плечами. Борьба за существованіе была трудна и рискована на островахъ въ тѣ мрачныя времена.
   Въ такомъ-то выгодномъ положеніи находился новый король. Но кто повѣритъ, что его первымъ дѣломъ было вырвать съ корнемъ государственную религію? Выражаясь фигурально, онъ былъ счастливый мореплаватель, сжегшій свой корабль и пересѣвшій на плотъ. Эта религія была ужаснымъ установленіемъ; она страшно угнетала народъ, заставляя его вѣчно трепетать среди мрака таинственныхъ угрозъ; она приносила человѣческія жертвы предъ ея грубыми деревянными и каменными истуканами, запугивала, терроризировала простодушныхъ дикарей, дѣлала ихъ рабами ея жрецовъ, а черезъ тѣхъ рабами короля. Жрецъ былъ вѣрнѣйшимъ другомъ и союзникомъ, какого только могъ желать себѣ король, и притомъ союзникъ наиболѣе отъ него зависимый. Профессіональный реформаторъ, который рѣшился бы уничтожить такую страшную разрушительную силу, какъ эта религія, заслужилъ бы уваженіе и хвалу; но рѣшившійся на такой шагъ король не заслужилъ бы за это ничего, кромѣ упрека, скорбнаго упрека въ несоотвѣтствіи его съ положеніемъ государя.
   Онъ разрушилъ свою государственную религію и вслѣдствіе этого королевство его нынѣ республика.
   Сокрушая старую вѣру и сжигая ея идоловъ, король совершалъ великое дѣло для цивилизаціи и благосостоянія своего народа; но мѣра эта вышла, такъ сказать, не "административной". Она была не монархична, не художественна и надѣлала много хлопотъ его династіи. Американскіе миссіонеры прибыли на островъ, когда еще курились сжигаемые истуканы. Они застали народъ вовсе безъ религіи и принялись восполнять этотъ недостатокъ. Они предложили дикарямъ свою собственную религію, принятую ими съ радостью. Но она не была поддержкой свѣтскому монархизму, и потому королевская власть начала слабѣть съ этого дня. Сорокъ семь лѣтъ спустя, когда я посѣтилъ эти острова, Камеа-меа V старался исправить ошибку Лайо-лайо, но безуспѣшно. Онъ возстановилъ государственную религію и поставилъ себя ея главою. Но изъ этого вышелъ только хрупкій томпакъ, имитація, шутовской колпакъ, жалкая мишура. Она не давала королю ни власти, ни значенія. Она не могла ни грабить, ни жечь, ни убивать и совсѣмъ не походила на тотъ удивительный аппаратъ, который разрушилъ Лайо-лайо. Это была церковь, установленная внѣ всякаго установленія.
   Еще задолго до этого переворота сама королевская власть сохранилась только по имени для показу. Спозаранку миссіонеры превратили монархическое правленіе въ нѣчто очень похожее на республику, а затѣмъ бѣлые политиканы дали ему уже совершенно республиканскій обликъ.
   Во времена Кука (1778) туземное населеніе этихъ острововъ исчислялось въ 400.000 чел, въ 1836 г. спустилось до 200.000, въ 1866 г. до 50.000, а нынѣ, согласно переписи, до 25.000. Весь интеллигентный классъ туземцевъ восхваляетъ Камеа-меа I и, Лайо-лайо за пріобщеніе своего народа къ великимъ благамъ цивилизаціи. Я и самъ бы присоединился къ нимъ, да моя интеллигентность не совсѣмъ въ порядкѣ теперь.
   Во время моего пребыванія на этихъ, островахъ, лѣтъ тридцать тому назадъ, я былъ знакомъ, съ одной молодой американской парочкой, имѣвшей сына, симпатичнаго мальчика семи лѣтъ. Впрочемъ, со мною ребенокъ былъ не особенно разговорчивъ, такъ какъ ни слова не зналъ по-англійски. Съ самаго рожденія своего онъ игралъ съ туземными мальчаками-канакасами на плантаціи своего отца, полюбилъ ихъ языкъ и не хотѣлъ учиться никакому другому. Эта семья уѣхала въ Америку черезъ мѣсяцъ послѣ моего прибытія на острова, и мальчикъ сталъ быстро забывать туземную рѣчь и усвоивать англійскую. Къ двѣнадцати годамъ онъ не помнилъ уже ни одного канакасскаго слова; этотъ языкъ совершенно вышелъ изъ его обихода и понятія. Девять лѣтъ спустя, когда юношѣ было слишкомъ двадцать лѣтъ, я навѣстилъ это семейство въ одномъ изъ приозерныхъ городовъ штата Нью-Іоркъ, и мать разсказала мнѣ о курьезномъ приключеніи съ ея сыномъ. Но профессіи онъ былъ теперь водолазомъ. Случилось, что яхта съ пассажирами, настигнутая штормомъ на озерѣ, опрокинулась и пошла ко дну вмѣстѣ со всѣми въ ней сидѣвшими. Нѣсколько дней спустя нашъ молодой водолазъ нырнулъ на мѣсто гибели во всемъ своемъ аппаратѣ, проникъ въ общую каюту яхты и, остановившись у капитанской рубки, оперся на перила, всматриваясь въ тусклую воду. Вдругъ кто-то тронулъ его за плечо; онъ обернулся и увидалъ мертвеца, который колыхался подлѣ и видимо пытливо всматривался въ него. Водолазъ оцѣпенѣлъ отъ ужаса. Его появленіе замутило было воду, но теперь онъ различалъ множество труповъ, тянувшихся за нимъ, кивавшихъ ему головою и колыхавшихся въ водѣ, подобно людямъ, спросонья вздумавшимъ плясать. Онъ лишился чувствъ и въ этомъ состояніи былъ поднятъ на поверхность. Дома бѣдняга слегъ въ постель и расхворался не на шутку. Въ продолженіе нѣсколькихъ дней на него находили приступы бреда, продолжавшіеся по нѣсколько часовъ подъ-рядъ, и во все продолженіе этихъ галлюцинацій онъ безпрерывно и бѣгло говорилъ исключительно на канакасскомъ нарѣчіи. Онъ былъ еще очень слабъ, когда я навѣстилъ его, и со мною онъ заговорилъ на этомъ же языкѣ, но я, конечно, не понималъ его. Врачебная наука увѣряетъ насъ, что подобныя аномаліи встрѣчаются не рѣдко. Въ такомъ случаѣ нашимъ докторамъ слѣдовало бы изучать эти случаи и изыскивать способы въ ихъ умноженію. Многіе языки путаются и забываются подчасъ въ нашей головѣ, да такъ и остаются забытыми изъ-за недостатка этого средства.
   Множество воспоминаній изъ моего перваго посѣщенія Сандвичевыхъ острововъ воскресало въ моемъ воображеніи въ то время, какъ мы стояли на якорѣ предъ Гонолулу въ эту ночь. А картины, картины, картины безъ конца, цѣлыя очаровательныя панорамы! Я съ нетерпѣніемъ ждалъ наступленія утра.
  

II.
Холера.-- Карантинъ.-- Злополучная маменька.-- Видъ на Гонолулу.-- Городъ прежде и теперь.-- Убранство домовъ.-- Современные нравы.-- Женщина верхомъ.-- Ледъ.-- Велосипедъ.

"Труднѣе составить правило, нежели поступать справедливо".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Но, увы, вмѣстѣ съ утромъ настало разочарованіе. Въ городѣ свирѣпствовала холера, и намъ было запрещено всякое сообщеніе съ берегомъ. Такимъ образомъ, всѣ мои грезы о быломъ, воскресшія черезъ двадцать девять лѣтъ, рушились самымъ неожиданнымъ образомъ. Были приглашенія друзей, но на нихъ я не могъ и взглянуть. Залъ для моихъ чтеній былъ готовъ, но съ нимъ я былъ тоже разобщенъ.
   Нѣкоторыхъ изъ нашихъ пассажировъ, жителей Гонолулу, отпустили на берегъ, но никому не дозволялось съѣзжать и возвращаться на судно. Въ городѣ оказалось много лицъ, взявшихъ уже билеты для слѣдованія съ нами въ Австралію, но намъ невозможно было принять ихъ, иначе мы рисковали карантинной стоянкой въ Сиднеѣ. Положимъ, они могли бы улизнуть изъ города наканунѣ, на пароходѣ, шедшемъ въ Санъ-Франсиско, но сегодня учрежденъ карантинъ, и имъ предстоитъ ждать здѣсь не одну недѣлю, прежде чѣмъ какое-либо судно рѣшится взять ихъ на бортъ. Многимъ пришлось отъ этого очень круто. Такъ, одна пожилая лэди съ сыномъ, изъ Массачузетса, путешествовавшая ради развлеченія, удалялась все далѣе и далѣе на западъ отъ родного мѣста, въ постоянной надеждѣ попасть на обратный путь, но подъ конецъ всегда рѣшалась проѣхать еще нѣсколько дальше; и вотъ теперь эта маменька съ сыномъ стояла на якорѣ предъ Гонолулу; вѣроятно, это была ихъ послѣдняя уступка западному направленію. Они примирились съ этой необходимостью, но что толку примиряться съ чѣмъ-либо на этомъ свѣтѣ?
   Злополучная маменька намѣревалась ѣхать съ нами до Австраліи, затѣмъ она могла или продолжать путешествіе вокругъ свѣта, или возвращаться той дорогой, которой они прибыли; разстоянія и удобства будутъ тѣ же самыя, какой бы изъ этихъ двухъ маршрутовъ они ни выбрали. Вообразите себѣ, что экскурсія, разсчитанная только на пятьсотъ миль, можетъ постепенно, безъ всякаго къ тому собственнаго желанія, растянуться, пожалуй, на двадцать четыре тысячи миль; впрочемъ, они уже притерпѣлись къ разстояніямъ и не обращали особаго вниманія на эту новую каверзу.
   Такимъ образомъ, намъ больше ничего не оставалось, какъ сидѣть на палубѣ въ прохладѣ тента и любоваться на далекій берегъ. Мы качались на лонѣ свѣтло-голубой воды; далѣе она казалась зеленою и блестящею, а у самаго берега принимала видъ бѣлой гофрированной оторочки, и только волны переливались безъ шума, безъ малѣйшаго звука, который могло бы уловить ухо. Самый городъ былъ скрытъ въ густой чащѣ вѣтвей и казался лежащимъ на подушкѣ изъ мха. Покрытыя мягкимъ зеленымъ ковромъ горы были окутаны во все великолѣпіе нѣжныхъ тѣней, а выступавшіе утесы прятались въ дымкѣ легкаго тумана. Я сразу узналъ этихъ старыхъ знакомцевъ. Они были все такими же, какими я оставилъ ихъ давно-давно, и ничего не потеряли изъ своей красы, ничѣмъ не поступились изъ своей дивной прелести.
   Перемѣна здѣсь произошла, но то была перемѣна политическая, невидимая съ корабля. Монархія моего времени исчезла и на ея мѣстѣ возсѣдала республика. Прежній подражательный блескъ, мишура и павлиньи перья улетучились вмѣстѣ съ царившимъ повсюду монархическимъ режимомъ. Эта каррикатурная монархія была очень груба въ мое время, если бы она продержалась еще тридцать лѣтъ, то превратилась бы въ монархію изъ принцевъ королевской крови безъ подданныхъ.
   Мы любовались на закатъ солнца изумительной красоты. Безпредѣльная морская равнина переливалась самыми противоположными цвѣтами: широкія полосы: однѣ темно-синія, другія багряно-пурпурныя, а тамъ дальше волны -- сверкали полированной бронзой, холмистыя горы красовались игрою нѣжно-сѣрыхъ и зелено-пурпурныхъ и темныхъ тѣней; глядя на ихъ огромные гребни, покрытые бархатнымъ зеленымъ ковромъ, такъ и хотѣлось погладить ихъ, какъ хочется погладить пушистую спинку кота. Далеко выдававшаяся въ море гора освѣтилась свинцовымъ, фантастическимъ оттѣнкомъ, затѣмъ, зардѣлась чуднымъ розовымъ блескомъ, разрѣшившись, такъ сказать, въ розовую грезу -- до того она казалась воздушной и призрачной. Вдругъ заоблачный горный утесъ окутался въ свое величіе, и все это отразилось въ волшебномъ зеркалѣ океана, и чудная картина опьяняла очарованнаго зрителя неизъяснимымъ восторгомъ.
   Изъ разговоровъ съ нѣкоторыми изъ нашихъ спутниковъ, постоянныхъ обитателей Гонолулу, и изъ другихъ разспросовъ я могъ составить себѣ понятіе о нынѣшнемъ городѣ по сравненію съ Гонолулу моего времени. Тогда это былъ красивый небольшой городокъ, состоявшій изъ бѣлоснѣжныхъ деревянныхъ домиковъ, очаровательно тонувшихъ въ тропическихъ виноградникахъ и цвѣтахъ, окруженный рощами и садами, а его коралловыя дороги мостовыя были тверды, гладки и такъ же бѣлы, какъ его домики. Внѣшній видъ городка заставлялъ предполагать наличность скромнаго и уютнаго благополучія его жителей. Тамъ не было красивыхъ зданій, изящной внутренней обстановки, словомъ, не было роскоши. Сальныя свѣчи освѣщали спальныя комнаты, лампа, горѣвшая китовымъ жиромъ, освѣщала гостиную, мѣстная цыновка замѣняла коверъ. Въ пріемной можно было встрѣтить на стѣнахъ двѣ-три литографіи, обыкновенно портреты Камеа-меа IV, Кошута, Джени Линдъ, а иногда и гравюры, изображавшія "Ревекку у колодца", "Моисея, высѣкающаго воду изъ скалы", "Слугъ Іосифа, нашедшихъ кубокъ въ мѣшкѣ Веніамина" и т. п. Среди комнаты стоялъ обыкновенно столъ съ книгами самаго невиннаго содержанія, вродѣ "Начертаніе обязанностей человѣка", "Покой праведныхъ", "Христіанскіе мученики", "Философія пословицъ", "Миссіонерскій Вѣстникъ" и проч. У стѣны -- органъ, наигрывавшій чувствительные романсы вродѣ "Вечерняя звѣзда", "Катись по небу, мѣсяцъ ясный", "Я не хотѣлъ бы жить всегда", и другіе любовные и раздирательные куплеты, вмѣстѣ съ множествомъ духовныхъ гимновъ. Да и чего только тутъ не было: и панорамы, увеличивающія миніатюрныя изображенія кораблей или снѣжныхъ бурь Новой Англіи, коллекціи раковинъ съ вырѣзанными на нихъ библейскими текстами, мѣстные курьезы, вродѣ китоваго зуба съ вырѣзаннымъ на немъ кораблемъ въ полномъ снаряженіи. Здѣсь ничего не попадалось иностраннаго, такъ какъ никто не бывалъ въ чужихъ краяхъ. Дѣлались экскурсіи въ Санъ-Франсиско, но это нельзя было назвать поѣздкой "заграницу". Говоря на чистоту, никто не путешествовалъ. Но Гонолулу сталъ богатъ съ тѣхъ давнихъ поръ, и это богатство, разумѣется, внесло извѣстныя перемѣны, многое изъ прежняго простого обихода исчезло. Вотъ описаніе современнаго дома, со словъ одной иностранки, давно поселившейся въ Гонолулу.
   Почти каждый домъ окруженъ обширными лужайками и садами, обнесенными оградой изъ вулканическаго камня, или густой живой изгородью. Внутренность домовъ убрана съ большимъ, вкусомъ и удобствомъ, полы досчатые, покрыты либо мѣстными мохнатыми коврами, либо индѣйскими циновками, причемъ, какъ и вообще въ жаркихъ сграаахъ, предпочтеніе дается плетенкамъ изъ тростника или бамбука. Всюду разставлены группы всевозможныхъ бездѣлушекъ, всюду картины, книги и рѣдкости всѣхъ странъ свѣта, такъ какъ обитатели этихъ острововъ стали неутомимыми путешественниками.
   Почти въ каждомъ домѣ имѣется такъ называемый ленай. Это болрщая пристройка съ крышей и поломъ, открытая, съ трехъ сторонъ, съ дверью или аркой, задрапированной занавѣской, ведущей въ гостиную. Часто крышу замѣняетъ переплетенный навѣсъ изъ вѣтви мѣстнаго дерева хау (hoa), непроницаемый для солнца и даже для дождя, исключая сильныхъ ливней. Виноградники обсажены по сторонамъ какимъ-нибудь изъ безчисленныхъ видовъ душистыхъ и цвѣтущихъ вьюновъ, которыми изобилуютъ эти острова. Встрѣчаются также плетеныя сторы для защиты отъ солнца и дождя. Полъ голый, для прохлады, или мѣстами покрытый мохнатыми коврами, и эти ленаи красиво обставлены покойной мебелью и софами, столами, сплошь уставленными цвѣтами или чудными папоротниками въ большихъ вазахъ.
   Эти ленаи -- любимыя пріемныя комнаты, и здѣсь при всякомъ сборѣ гостей даютъ музыкальные вечера, и угощаютъ тортами и мороженымъ; здѣсь же принимаются утренніе визитеры или веселыя компаніи, собравшіяся покататься верхомъ, причемъ дамы бываютъ въ красивыхъ разрѣзныхъ платьяхъ, приноровленныхъ къ удобствамъ ѣзды по-мужски; это общая мода, усвоенная европейскими и американскими дамами, также какъ и туземными.
   Комфортъ и роскошь подобной гостиной, особенно въ какой-нибудь приморской виллѣ, не поддаются описанію. Ее обдуваетъ кругомъ свѣжій вѣтерокъ, напоенный ароматомъ жасмина и горденіи, а сквозь чащу колыхающихся вѣтвей пальмы и мимозы просвѣчиваютъ мохнатыя горы, съ вершинами въ облакахъ, сквозитъ пурпурное море съ бѣлой пѣной прибоя, который вѣчно мечется на рифы, и пѣна его сверкаетъ еще ослѣпительнѣе въ яркомъ солнечномъ свѣтѣ или въ волшебномъ лунномъ сіяніи тропической ночи.
   Такимъ образомъ, вы видите здѣсь ковры, мороженое, картины, ленаи, свѣтскія книги, грѣховныя гипсовыя и фарфоровыя фигурки, собранныя отовсюду, и дамъ, катающихся верхомъ по-мужски. Это, конечно, несомнѣнный прогрессъ. Правда, въ мое время мѣстныя женщины ѣздили по-мужски, но у ихъ бѣлолицыхъ сестеръ не хватало мужества перенять ихъ разумный обычай. Въ мое время ледъ рѣдко встрѣчался въ Гополулу. Иногда его привозили на парусныхъ судахъ изъ Новой Англіи въ видѣ балласта, и тогда, если случался въ гавани военный корабль, на которомъ, по обыкновенію, свирѣпствовали балы и ужины, то этотъ балластъ цѣнился въ 600 долларовъ за тонну, какъ свидѣтельствуетъ достовѣрное преданіе. Но аппаратъ для приготовленія льда обошелъ теперь весь свѣтъ и сдѣлалъ ледъ доступнымъ каждому. Въ Лапландіи и на Шпицбергенѣ въ наше время никто не употребляетъ природнаго льда, исключая бѣлыхъ медвѣдей и моржей.
   О велосипедѣ мнѣ не говорили, да въ этомъ и не было надобности. Мы безъ разспросовъ знаемъ, что онъ здѣсь акклиматизированъ. Онъ имѣется всюду. Безъ него люди никогда не могли бы строить себѣ дачи на вершинѣ Монъ-Блана; до появленія велосипеда собственность на этихъ горахъ имѣла лишь номинальную цѣнность. Дамы гавайской столицы слишкомъ поздно узнали удобный способъ пользоваться верховой лошадью, чтобы оцѣнить всю его выгоду. Верховая лошадь во всемъ свѣтѣ вытѣсняется со службы; въ Гонолулу черезъ нѣсколько лѣтъ это благородное животное уже отойдетъ въ область преданій.
  

III.
Покидаемъ Гонолулу.-- Переходъ черезъ экваторъ прежде и теперь.-- Корабельная опрятность.-- Невозвратимая потеря дня.-- Рожденіе малютки на экваторѣ.

   Отъѣздъ изъ Гонолулу. Выписываю изъ своего дневника:
   2 сентября.-- Цѣлыя стаи летучихъ рыбъ легкихъ, миніатюрныхъ и ослѣпительно бѣлыхъ. Подъ блескомъ солнца онѣ похожи на полетъ серебряныхъ десертныхъ ножей, онѣ могутъ перелетать на разстояніи сотни ярдовъ.
   3 сентября.-- Завтракали на 9®50'сѣверной широты. Приближеніе къ экватору съ большимъ отклономъ. Тѣ изъ насъ, кто никогда не видалъ экватора, находятся въ сильномъ возбужденіи. Мнѣ кажется, я не промѣняю этого оригинальнаго зрѣлища ни на какое другое во всемъ свѣтѣ. Въ прошлую ночь мы вошли въ безпокойную полосу съ перемѣнными вѣтрами и бурными ливнями при небольшихъ промежуткахъ тишины, съ крупной волной и качкой и пьяными кривляніями корабля -- непріятное обстоятельство, встрѣчаемое иногда и въ другихъ широтахъ, но здѣсь всегда. Облегающій земной шаръ тропическій поясъ имѣетъ 20 градусовъ ширины, а нить, называемая экваторомъ, проходитъ по серединѣ его.
   4 сентября.-- Вчерашній вечеръ любовались на полное затменіе луны. Въ 7 ч. 30 м. оно начало расходиться. Когда тѣнь заслонила лунный дискъ, онъ походилъ на яркое розовое яблочко съ подвижной поверхностью или, еще лучше, на комокъ земляничнаго мороженаго. Въ половинѣ затменія мѣсяцъ напоминалъ золоченый желудь въ его чашечкѣ.
   5 сентября.-- Сегодня днемъ приближались къ экватору. По этому поводу одинъ изъ нашихъ матросовъ объяснялъ какой-то юной дѣвицѣ, что ходъ корабля замедляется потому, что мы взбираемся на самую верхушку у центра земного шара, но что какъ только перевалимъ черезъ нее на экваторѣ и тронемся подъ гору, такъ полетимъ стрѣлой. Этотъ парень, какъ видно, порядочно нахватался разныхъ полезныхъ знаній и, вѣроятно, дѣвушка всѣ ихъ усвоила,
   Послѣ обѣда.-- Перешли экваторъ. Издали онъ казался синей лентой, обвивающей океанъ. У насъ не соблюдалось при этомъ нелѣпыхъ обрядовъ или какихъ-нибудь фантастическихъ штукъ. Всѣ подобныя церемоніи давно вышли изъ обихода. Въ старое время матросъ, наряженный Нептуномъ, выходилъ со своей свитой и принимался мылить голову и брить каждаго простяка, переходившаго экваторъ впервые, и потомъ очищалъ этихъ несчастныхъ бросаніемъ ихъ съ палубы и троекратнымъ погруженіемъ въ море. Этотъ обрядъ считался очень забавнымъ, Богъ вѣсть почему. Впрочемъ, и то сказать, что на сушѣ сочли бы скучнымъ и нелѣпымъ, то при крайней монотонности судовой жизни въ открытомъ морѣ считается желаннымъ развлеченіемъ, забавной потѣхой. Свѣжій человѣкъ часто удивляется ребячеству и азарту, съ которыми взрослые люди потѣшаются на морѣ, и вызываемому этими проказами обществу необузданному восторгу. Теперь это случается только при долговременныхъ плаваніяхъ. Воображеніе постепенно становится инертнымъ, грубымъ и теряетъ привычный интересъ къ болѣе разумнымъ развлеченіямъ; возбудить или занять его уже ничто не можетъ, кромѣ какой-нибудь глупой чехарды и другихъ столь же пошлыхъ и циничныхъ забавъ. При короткихъ переѣздахъ воображеніе не успѣваетъ дичать и спускаться до такого низменнаго уровня.
   Средній человѣкъ бываетъ большею частью ехиднымъ; въ противномъ случаѣ -- это житейскій шутникъ. Результатъ для васъ все равно одинъ и тотъ же -- вамъ приходится быть жертвой. Скачиваніе водою палубы начинается рано утромъ на всѣхъ корабляхъ; на рѣдкихъ изъ нихъ принимаются какія-нибудь мѣры въ интересахъ пассажировъ: ихъ не предупреждаютъ заблаговременно, не заставляютъ прислугу затворять ихъ двери и прочее. Поэтому поломойцы получаютъ полную свободу и обыкновенно злоупотребляютъ ею. Они выкачиваютъ ушаты воды, заливающей палубу и проникающей въ двери каютъ и подмачивающей платье пассажировъ, а зачастую и ихъ самихъ. Этотъ патріархальный обычай царилъ на нашемъ кораблѣ и при обстоятельствахъ, самыхъ благопріятныхъ для поддержанія этой рутины, ибо въ раскаленной тропической атмосферѣ двери часто оставляютъ пріотворенными для тяги свѣжаго воздуха въ каюту, благодаря этому незатѣйливому приспособленію вмѣстѣ съ воздухомъ и вода свободно проникаетъ въ каюту и притомъ въ изобиліи, достаточномъ для потопа. Одна изъ нашихъ спутницъ, женщина больная и слабая, спала на софѣ подлѣ своей двери, и всякій разъ просыпала роковой моментъ, за что и платилась бѣгствомъ изъ каюты въ самомъ плачевномъ видѣ.
   А какое раздолье было малярамъ! Нашему кораблю предстояло цѣлый мѣсяцъ ремонтироваться въ Сиднеѣ; но что за дѣло до этого; окраска продолжалась все время то тамъ, то тутъ. Платья у дамъ постоянно пачкались, но никакіе протесты и мольбы не вели ни къ чему. Иногда какая-нибудь лэди вздремнетъ послѣ обѣда на палубѣ подлѣ вентилятора или какой другой принадлежности, не нуждающейся въ окраскѣ, а, проснувшись, съ изумленіемъ замѣтитъ, что потѣшный маляръ безшумно мазалъ кругомъ нея и забрызгалъ все ея бѣлое платье маленькими жирными желтыми пятнышками.
   Упрекъ за такую несвоевременную окраску падаетъ не на корабельную администрацію, а на укоренившійся обычай. Съ незапамятныхъ временъ Ноя вошло въ законъ правило, что всѣ корабли должны безпрерывно краситься и чиститься во все продолженіе плаванія; изъ этого закона возникъ обычай, а на морѣ обычай не знаетъ смерти, и будетъ продолжаться пока не высохнетъ море.
   8 сентября, воскресенье.-- Мы такъ подвигаемся въ южномъ направленіи, что пересѣкаемъ только около двухъ меридіановъ долготы въ день. Сегодня утромъ мы были на 178® долготы къ западу отъ Гринича, и на 57® къ западу отъ Санъ-Франциско. Завтра должны быть у самаго центра земного глобуса, на 180® западной долготы и 180® восточной долготы, и тогда намъ придется потерять, вычеркнуть изъ нашей жизни день, который уже не наверстать никогда. Мы всѣ должны умереть днемъ раньше, чѣмъ намъ было это предназначено отъ начала временъ, намъ суждено теперь на день отставать въ продолженіе цѣлой вѣчности: гдѣ на замѣчаніе наше въ разговорѣ съ безплотными собратьями: "Какой роскошный день сегодня", тѣ всегда будутъ поправлять насъ: "но вѣдь сегодня -- завтра". Мы всегда будемъ въ состояніи какого-то конфуза, и никогда не узнаемъ, что такое истинное счастье.
   На слѣдующій день,-- Ну, да, такъ и случилось. Вчера было 8-е сентября, воскресенье; сегодня, по вывѣшенному объявленію, 10-е сентября, вторникъ. Это что-то вовсе невозможное и неудобное. Дѣйствительно, какъ подумаешь, это нѣчто совсѣмъ немыслимое и ни съ чѣмъ несообразное. Когда мы пересѣкали 180 меридіанъ, на носу корабля, гдѣ находилась моя семья, было воскресенье, а на кормѣ, гдѣ находился я, былъ вторникъ. Мои семейные кушали тамъ половину свѣжаго яблока 8-го числа, а я въ то же самое время ѣлъ другую его половину 10-го, и могъ замѣтить, какъ завяло это яблоко. Они были въ томъ же возрастѣ, въ какомъ я ихъ оставилъ 5 минутъ тому назадъ, но я оказался теперь на сутки старше, нежели былъ тогда. День, который они переживали, тянулся позади ихъ на полпути кругомъ земного шара, чрезъ Тихій океанъ, Америку и Европу; день, въ который вступилъ я, несся мнѣ навстрѣчу кругомъ другой половины земли. Это были чудовощные дни по размѣрамъ и протяженію, несомнѣнно самые длинные во всей нашей жизни. Сравнительно съ ними всѣ предыдущіе дни съежились въ крошечные деньки. Разница въ температурѣ между двумя этими днями была тоже очень замѣтна, такъ какъ у моей семьи день былъ жарче моего дня, болѣе удаленнаго отъ экватора.
   Въ самый моментъ перехода экватора, въ каютѣ 2 класса родился ребенокъ, и теперь нѣтъ никакой возможности опредѣлить, какого числа это произошло. Нянька считаетъ въ воскресенье, докторъ полагаетъ во вторникъ. Дитя никогда не будетъ знать дня своего рожденія. Выбирая то одно число, то другое, оно никогда не будетъ въ состояніи сдѣлать окончательный выборъ. А это хроническое недоразумѣніе произведетъ шатаніе и легкомысліе въ его убѣжденіяхъ по вопросамъ религіознымъ и политическимъ, служебнымъ, амурнымъ и всякимъ инымъ; оно будетъ подкапываться и искоренять ихъ, и сдѣлаетъ бѣднягу существомъ безличнымъ и житейскимъ неудачникомъ. На пароходѣ всѣ говорятъ такъ. А это еще не все, не самое худшее. Дѣло въ томъ, что на нашемъ кораблѣ ѣдетъ одинъ богатый пивоваръ, сказавшій не далѣе какъ десять дней тому назадъ, что если ребенокъ родится въ день его рожденія, то онъ положилъ ему на зубокъ десять тысячъ долларовъ. День рожденія пивовара былъ въ понедѣльникъ, 9 сентября.
   Если бы всѣ корабли двигались въ одномъ направленіи, а именно, въ западномъ, міръ несъ бы неисчислимую потерю драгоцѣннаго времени, вслѣдствіе выбрасыванія на экваторѣ за бортъ такого множества дней судовымъ экипажемъ и пассажирами. Но по счастію, корабли не всѣ плывутъ на западъ, половина ихъ плыветъ на востокъ, и потому дѣйствительной потери нѣтъ. Эта послѣдняя половина подбираетъ отброшенные дни и снова прилагаетъ ихъ въ міровому запасу; и это тѣмъ удобнѣе, что они ничѣмъ не уступаютъ новымъ днямъ, такъ какъ соленая морская вода отлично сохраняетъ ихъ.
  

IV.
Смѣна созвѣздій.-- Ихъ клинки.-- Южный Крестъ.-- Его лишняя звѣздочка.-- Будущее земли и небесъ.

Шумъ ничего не доказываетъ. Часто курица, снесшая самое обыкновенное яйцо, кудахчетъ съ такимъ азартомъ, точно снесла аэролитъ.
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Мы неизмѣнно двигаемся къ югу, спускаясь все ниже и ниже по брюху земного шара. Вчера вечеромъ видѣли, какъ Большой Водолазъ и Сѣверная звѣзда опустились за горизонтъ и исчезли съ нашего неба. Впрочемъ, виноватъ; это видѣли не "мы", а "они". Они видѣли -- кто-то видѣлъ -- и сказалъ мнѣ объ этомъ. Но это рѣшительно все равно, я не заботился о такихъ пустякахъ, успѣвшихъ даже надоѣсть мнѣ. Я не спорю, что это очень милыя звѣзды, но что мнѣ за надобность желать, чтобы онѣ всегда висѣли на моемъ небѣ? Весь мой интересъ сосредоточился на Южномъ Крестѣ, я никогда не видалъ его. Зато мнѣ приходилось слышать о немъ всю жизнь, и было вполнѣ естественно, что я сгоралъ нетерпѣніемъ познакомиться съ нимъ. Ни объ одномъ изъ другихъ созвѣздій не говорятъ такъ много. Я ничего не имѣлъ противъ Большого Водолаза -- и, само собой разумѣется, не могъ ничего имѣть противъ него, разъ онъ гражданинъ нашего неба, и собственность Соединенныхъ Штатовъ, но я желалъ, чтобы онъ очистилъ дорогу предъ небеснымъ чужестранцемъ. Судя по массѣ разговоровъ, поднятыхъ Южнымъ Крестомъ, я ожидалъ, что придется все небо уступить ему.
   Но это оказалось недоразумѣніемъ. Сегодня вечеромъ мы видѣли Крестъ, онъ не великъ и не особенно ярокъ. Однако, онъ находился низко на горизонтѣ и можетъ еще усовершенствоваться, когда поднимется выше. Это созвѣздіе названо чрезвычайно остроумно: оно имѣетъ совершенно такой видъ, какой имѣлъ бы крестъ, если, бы онъ имѣлъ какой-нибудь иной видъ. Но такое объясненіе ничего не объясняетъ, оно слишкомъ смутно. Видъ этого созвѣздія отчасти напоминаетъ крестъ, но крестъ или нуждающійся въ починкѣ, или невѣрно собранный. Онъ длинный, съ короткой поперечиной, прилаженной въ косомъ направленіи.

[]

   Созвѣздіе состоитъ изъ четырехъ большихъ звѣздъ и одной малой. Малая звѣздочка находится внѣ линіи и еще болѣе искажаетъ форму креста. Ее надо бы помѣстить на пересѣченіи главнаго ствола съ поперечиной. Если вы не проведете мысленной линіи отъ одной звѣзды къ другой, то не замѣтите креста, да и вообще ничего не замѣтите.
   Лучше всего игнорировать эту маленькую звѣздочку, не принимая ея въ общую комбинацію -- она все дѣло портитъ. Отбросивъ же ее, вы можете изъ тѣхъ четырехъ звѣздъ сдѣлать подобіе креста, только невѣрное, или подобіе бумажнаго змѣя, тоже невѣрное, или, наконецъ, подобіе гроба, но опять таки невѣрное.
   Впрочемъ, названіе созвѣздій всегда доставляло много хлопотъ человѣчеству. Если вы дадите ему причудливое названіе, созвѣздіе никогда не согласится ему соотвѣтствовать; оно вѣчно будетъ притворствовать въ нежеланіи походить на предметъ, въ честь котораго оно названо. Въ концѣ концовъ, изъ угожденія почтеннѣйшей публикѣ, затѣйливое названіе оказывалось нужнымъ замѣнить шаблонной, болѣе вразумительной кличкой. Большая Медвѣдица оставалась большой медвѣдицей, даже не признаваемая таковою цѣлыя тысячи лѣтъ, и народъ жаловался на это все время, и совершенно основательно; но какъ скоро эта Медвѣдица стала собственностью Соединенныхъ Штатовъ, конгрессъ измѣнилъ ея названіе на Большого Водолаза, и теперь всѣ довольны и больше рѣчи нѣтъ о непокорныхъ. Я не хотѣлъ бы измѣнить Южный Крестъ на Южный Гробъ, а скорѣе на "Южный Змѣй", ибо въ небесной выси, на необъятномъ просторѣ и есть настоящая родина бумажнаго змѣя, но ужь никакъ не гробовъ, крестовъ и водолазовъ. Въ недалекомъ будущемъ -- я не могу въ точности опредѣлить, какъ скоро оно настанетъ -- земной шаръ будетъ принадлежатъ расѣ, говорящей англійскимъ языкомъ, а вмѣстѣ съ шаромъ, разумѣется, и небеса. Тогда созвѣздія получатъ новую организацію, будутъ заново отполированы и получатъ новыя названія; большая ихъ часть, мнѣ кажется, будетъ названа Викторіей, но американское созвѣздіе будетъ съ того времени плавать подъ именемъ "Южнаго Змѣя" или отчислится за штатъ. Нѣкоторые города и предпріятія кое-гдѣ уже были названы именемъ ея британскаго величества.
   Послѣдніе дни мы все пробираемся роскошнымъ млечнымъ путемъ острововъ. Острова эти до того густы на картѣ, что вы сомнѣваетесь, чтобы можно было протолкаться между ними въ лодкѣ, а мы и на кораблѣ лавируемъ на такомъ просторѣ, что не всегда можемъ даже разглядѣть ихъ.
  

V.
Несчетное множество мелкихъ острововъ.-- Архипелагъ Фиджи -- Съѣздъ на берегъ.-- Внѣшность островитянъ -- Зимняя жара.-- Визитъ губернатору.-- Туземные главари.-- Изъ политическаго прошлаго Фиджи.

Честность не рѣдко оказывается наилучшей политикой, но иногда личина ея стоитъ вшестеро дороже.
Изъ новаго календаря Вильсона

   Выписываю изъ дневника:
   Дня два мы все пробирались среди невидимой глазу обширной пустыни острововъ, схватывая по временамъ ихъ нѣжныя очертанія. Должно быть, изобильный урожай на острова въ этомъ году; карта этихъ широтъ вся сплошь испещрена и усѣяна этими мушиными точками. Количество ихъ, вѣроятно, неисчислимо. Мы двигаемся теперь между островами Фиджи; ихъ вмѣстѣ съ островками 224 въ группѣ. Впереди насъ, къ западу, водяная пустыня тянется къ Австраліи, потомъ изгибается къ Новой Гвинеѣ и далѣе все выше и выше къ Японіи; позади, къ востоку, эта пустыня тянется на 60® по волнамъ Тихаго океана; къ югу отъ насъ Новая Зеландія. Гдѣ-то среди этихъ несчетныхъ милліоновъ острововъ скрываются островки Самоа, которыхъ невозможно и найти на иной картѣ. Тѣмъ не менѣе, когда вы пожелаете попасть туда, то разыщете Самоа безъ всякихъ хлопотъ, если послѣдуете доброму указанію, данному Робертомъ Стивенсономъ д-ру Конану Дойлю и м-ру Барри: "Отправляйтесь въ Америку, проѣзжайте континентомъ до Санъ-Франциско, а отсюда второй поворотъ налѣво -- Самоа". Чтобы оцѣнить весь ароматъ этой ироніи, достаточно взглянуть на карту.
   Среда, 11 сентября.-- Вчера мы прошли близко мимо одного острова и узнали въ немъ характерные признаки Фиджи. Широкій поясъ бѣлаго коралловаго песка вокругъ острова; позади его красивая опушка изъ гибкихъ пальмъ съ туземными хижинками, пріютившимися среди кустарниковъ; позади равнина, покрытая тропическою растительностью, а за нею мохнатыя живописныя горы. А вотъ особенность, видимая непосредственно на первомъ планѣ: разбитый корабль, высоко вскочившій на коралловый рифъ. Это довершаетъ оригинальную композицію и дѣлаетъ картину художественнымъ шедевромъ.
   Послѣ обѣда мы увидали Сьюву (Save) столицу этой островной группы, и завернули въ уединенную маленькую бухту -- мирный заливъ блестящей голубой и зеленой воды, уютно вставленный въ рамку холмовъ.
   Стая лодокъ тотчасъ отвалила отъ берега; среди гребцовъ мы увидали первыхъ туземцевъ; они не имѣли на себѣ никакой лишней одежды, что было весьма разумно, такъ какъ жара стояла нестерпимая. Это были красивые смуглые ребята съ здоровенными мускулами, полунагіе и съ очень выразительными умными лицами. Я полагаю, едва ли можно встрѣтить среди другихъ темнокожихъ племенъ болѣе развитую расу.
   Всѣ пассажиры спѣшили на берегъ осмотрѣться, ознакомиться съ страною и поскорѣе вкусить той роскоши изъ роскошей для морскихъ путешественниковъ, которая называется сухопутнымъ обѣдомъ. Здѣсь мы уже увидали полную выставку островитянъ: морщинистыхъ старухъ съ неказистыми дѣтьми, перекинутыми за спину или подвѣшенными спереди; полныхъ, улыбающихся дѣвушекъ, веселыхъ, живыхъ и граціозныхъ, просто любо смотрѣть; молодыхъ матронъ, высокихъ, стройныхъ, красивыхъ, хорошо сложенныхъ, причемъ и поступь ихъ отличается прирожденнымъ изяществомъ и благородствомъ; мужская молодежь, по сложенію и мускулатурѣ, атлеты на подборъ; одѣты они въ широкій костюмъ ослѣпительной бѣлизны, съ обнаженной грудью и ногами подъ бронзу, а на головѣ пушечная швабра въ видѣ копны густыхъ волосъ, зачесанныхъ съ макушки вверхъ и окрашенныхъ въ ярко-кирпичный цвѣтъ. Всего шестьдесятъ лѣтъ тому назадъ они коснѣли во мракѣ невѣжества; теперь у нихъ есть двухколесный велосипедъ.
   Мы бродили по улицамъ маленькаго городка этого бѣлаго народца и по окрестнымъ холмамъ, пробираясь тропинками и дорогами среди жилищъ европейцевъ, садовъ и плантацій, и видѣли гибискусы съ замѣчательно яркими красными цвѣтами; по временамъ останавливались, предлагая попутные вопросы одному пожилому англичанину-колонисту, и выражали сожалѣніе по поводу невыносимо жаркой погоды, но нашъ собесѣдникъ удивился на это и сказалъ:
   -- Вы это называете жарою? Помилуйте, такая ли бываетъ жара. Вотъ побывали бы вы здѣсь въ лѣтнюю пору, тогда другое дѣло.
   -- А мы по всѣмъ признакамъ думали, что теперь у васъ лѣто. Помилуйте, этакую прелесть вы можете взять съ собою въ любую страну и выдавать за самое настоящее лѣто. Но если это не лѣто, когда же оно настанетъ?
   -- Черезъ полгода; теперь половина зимы.
   Я страдалъ лихорадкой нѣсколько мѣсяцевъ и внезапная перемѣна температуры, вродѣ этой, неминуемо должна была повредить мнѣ. Она принесла другую лихорадку.
   Курьезная штука эти неожиданные скачки изъ одного сезона въ другой. Двѣ недѣли тому назадъ мы оставили Америку въ срединѣ лѣта, теперь средина зимы, еще черезъ двѣ недѣли намъ предстоитъ прибыть въ Австралію весною.
   Послѣ обѣда въ ресторанѣ я встрѣтилъ въ билліардной здѣшняго резидента, котораго я встрѣчалъ гдѣ-то на бѣломъ свѣтѣ, и тотчасъ же пріобрѣлъ нѣсколько знакомыхъ; съ ними я и поѣхалъ внутрь страны для посѣщенія его превосходительства, главы этого государства, занимавшаго свою лѣтнюю резиденцію, какъ я догадываюсь, для избѣжанія жестокой зимней стужи; она была въ освѣжаемой вѣтеркомъ высокой мѣстности и болѣе удобной сравнительно съ низиной, занимаемой городомъ, гдѣ зима разгуливаетъ на полномъ просторѣ, почему нерѣдко у человѣка опаляются волосы на головѣ, когда онъ сниметъ шляпу для любезнаго поклона. Красивый, величественный видъ на океанъ и острова ина обнесенныя зубчатыми стѣнами пики горъ открывается изъ расположеннаго на холмѣ губернаторскаго дома, и его ближайшія окрестности лежатъ словно въ полуснѣ въ этомъ сонномъ покоѣ и свѣтлой тишинѣ, составляющихъ всю прелесть жизни на островахъ Тихаго океана.
   Одинъ изъ моихъ новыхъ знакомыхъ, вышедшихъ вмѣстѣ на эту экскурсію, былъ такой огромный субъектъ, что я всю дорогу дивился его росту, продолжая удивляться ему и у губернатора, когда онъ разговаривалъ съ нимъ на верандѣ. Но тутъ появился дворецкій изъ туземцевъ доложить, что чай готовъ, и своею колоссальностью обратилъ того субъекта въ едва замѣтнаго пигмея. Можетъ быть, я нѣсколько преувеличиваю, но во всякомъ случаѣ контрастъ между ними былъ поразительный. Весьма возможно, что этотъ черный великанъ былъ ех-королемъ въ состояніи политическаго запрещенія. Мнѣ помнится, въ разговорѣ на верандѣ было замѣчено, что на Фиджи, какъ и на Сандвичевыхъ островахъ, туземные короли и начальники гораздо выше и съ большимъ вѣсомъ, нежели обыкновенные люди {Непереводимый каламбуръ. Commoners имѣетъ и другое значеніе -- членовъ парламента. Прим. перев.}. Этотъ великанъ былъ въ широкомъ бѣломъ балахонѣ, который очень шелъ къ нему и какъ нельзя лучше гармонировалъ съ его высокой фигурой, королевской осанкой и достоинствомъ. Европейское платье принизило бы его и опошлило. Я это хорошо знаю, такъ какъ оно опошляетъ всякаго, кто его носитъ.
   Говорилось также, что старинная почтительность къ вождямъ и уваженіе ихъ личности все еще живетъ въ конституціонныхъ туземцахъ, и при томъ въ полной силѣ. Образованный молодой джентльмэнъ, состоящій главаремъ племени, живущаго неподалеку отъ столицы, хотя и одѣвается по образцу первоклассныхъ европейскихъ франтовъ, но даже этотъ шутовской костюмъ не можетъ лишить его уваженія народа. Ихъ гордость его высокимъ рангомъ и древнимъ родословіемъ еще жива, вопреки его утраченному авторитету и злому генію его портного. Ему нѣтъ надобности марать свои руки работой или ломать голову надъ мизерными житейскими заботами; племя позаботится, чтобы вождь его ни въ чемъ не нуждался, могъ высоко держать голову и жить на аристократическую ногу. Я видѣлъ его мелькомъ въ городѣ. Быть можетъ, это послѣдній потомокъ короля съ тѣмъ мудренымъ именемъ, почетная память о которомъ сохраняется въ надписи на гранитномъ монументѣ, красующемся за рѣшеткою въ центрѣ города. Thakomban -- я припомнилъ -- вотъ его имя, которое легче сохранить на гранитной глыбѣ, нежели въ собственной головѣ.
   Острова Фиджи были уступлены этимъ королемъ Англіи въ 1874 г. Одинъ изъ губернаторскихъ гостей привелъ характерное замѣчаніе этого монарха въ моментъ роковой уступки -- въ видѣ деликатнаго упрека, высказаннаго съ большимъ тактомъ и патріотизмомъ. Великобританскій агентъ предложилъ крупицу утѣшенія Тэкомбау, сказавъ, что передача его впаденій Англіи есть "понимаете ли, простая формальность со стороны краба-отшельника".-- "Да,-- отвѣтилъ бѣдныйТэкомбау,-- но съ тою разницею, что крабъ залѣзетъ въ незанятую раковину, а моя была занята".
   Впрочемъ, насколько я могъ ознакомиться изъ описаній этого эпизода, злополучный король былъ въ то время между чортомъ и морской пучиной, и не имѣлъ другого выбора. За нимъ считался крупный долгъ Соединеннымъ Штатамъ -- долгъ, который онъ могъ бы уплатить, если бы ему дали только время, но въ отсрочкѣ ему отказали, и онъ былъ принужденъ или уплатить долгъ немедленно, или ожидать американскихъ военныхъ кораблей. Для защиты своего народа отъ такого погрома, онъ уступилъ свои владѣнія Англіи, съ оговоркой въ контрактѣ объ обязательствѣ сдѣлать полное погашеніе американскаго долга.
   Въ старыя времена фиджане были лихіе воины, они отличались религіозностью и поклонялись идоламъ. Исполинскіе вожди ихъ, гордые и надменные, были людьми замѣчательными во многихъ отношеніяхъ, всѣ они имѣли по нѣсколько женъ, а главари племени -- не менѣе пятидесяти. Когда вождь умиралъ, то при его погребеніи нѣсколькихъ избранныхъ женъ придушали и опускали съ нимъ въ могилу. Въ 1804 году 27 англійскихъ каторжниковъ убѣжали изъ Австраліи на одинъ изъ острововъ Фиджи, и привезли съ собой ружья и боевые припасы. Подумайте, какую они представляли силу въ такомъ внушительномъ снаряженіи, и какой благопріятный случай представлялся имъ для успѣшной борьбы и колонизаціи. Будь они люди предпріимчивые и трезвые, да имѣй мозги и умѣнье ими пользоваться, они могли бы завладѣть всѣмъ этимъ архипелагомъ -- съ двадцатью семью царьками, у каждаго изъ которыхъ было подъ скипетромъ около десятка острововъ. Но у нихъ не вышло никакого толку. Они вели жалкую преступную жизнь и кончили постыдною, большею частью насильственной смертью. Лишь одинъ изъ нихъ, и то не англичанинъ, а ирландецъ О'Конноръ имѣлъ хоть какое нибудь честолюбіе: онъ старался расплодить семью въ пятьдесятъ дѣтей и, насчитавъ ихъ уже сорокъ восемь, умеръ, сокрушаясь о недочетѣ. Какъ видите, несчастный былъ одержимъ какою-то ненасытною жадностью. Сколько отцовъ были бы очень рады имѣть семейку и въ сорокъ дѣтей...
   Въ самомъ дѣлѣ, прекрасное племя эти фиджане съ мозгами въ головѣ и съ пытливымъ умомъ въ мозгахъ.
   Оказывается, что религіознымъ представленіямъ ихъ дикихъ предковъ не чужда была идея безсмертія, только съ извѣстнымъ ограниченіемъ. Такъ, они вѣрили, что лишь тотъ изъ ихъ умершихъ друзей попадаетъ въ счастливую загробную жизнь, кто можетъ быть собранъ въ его полномъ телѣсномъ видѣ, не иначе. Дальновидные дикари были осмотрительны въ этомъ отношеніи, полагая, что ученіе ихъ миссіонера было слишкомъ туманно и лаконично. Они и обратили вниманіе на нѣкоторые факты. Напримѣръ, многіе изъ ихъ родныхъ и друзей были съѣдены акулами; акулы, въ свою очередь, были пойманы и съѣдены другими людьми; впослѣдствіи эти люди были схвачены въ плѣнъ на войнѣ и съѣдены непріятелемъ. Такимъ образомъ, первоначально погибшіе люди вошли въ составъ тѣла акулы, затѣмъ они, купно съ этими акулами, вошли въ плоть, кровь и кость людоѣдовъ. Теперь спрашивается, какимъ образомъ можно найти частицы этихъ первоначальныхъ жертвъ послѣ ихъ окончательнаго поглощенія и сложить ихъ опять воедино? Вопрошавшіе были неисправимые скептики и рѣшили, что и миссіонеръ не изслѣдовалъ этого важнаго вопроса съ тою серьезностью и вниманіемъ, которыхъ онъ заслуживалъ.
   Проповѣдникъ научилъ этихъ взыскательныхъ дикарей многимъ драгоцѣннымъ знаніямъ, а отъ нихъ узналъ одну въ высшей степени изящную и поэтическую идею: эти дикія и невѣжественныя дѣти природы вѣрили, что увядшіе цвѣты послѣ ихъ опаденія подхватываются вѣтрами и уносятся на изумрудную мураву роскошныхъ небесныхъ луговъ, гдѣ цвѣтутъ уже вѣчно въ безсмертной красотѣ!
  

VI.
Приближеніе къ Австраліи.-- Живые огни на морѣ.-- Сидней и его бухта.-- Воспоминаніе о Дунканѣ.-- Разговоръ съ мѣстнымъ патріотомъ.-- Очертаніе материка.

Сострадайте живому, завидуйте мертвому.
Онъ былъ застѣнчивъ, какъ газета,
толкующая о своихъ достоинствахъ.
Изъ новаго календаря Вильсона.

   15 сентября, ночью.-- Вблизи Австраліи въ 50-ти миляхъ отъ Сиднея
   Заношу одно любопытное и рѣдкое явленіе.
   Сейчасъ пассажиры были позваны наверхъ посмотрѣть красивую картину на морѣ. Было очень темно; на разстояніи какихъ-нибудь пятидесяти ярдовъ отъ насъ ничего нельзя было различить. Но, всматриваясь терпѣливо въ ночную темь, вы поражались очаровательнымъ зрѣлищемъ. Вдругъ на разстояніи четверти мили отъ корабля вы начали различать ослѣпительные брызги или вспышки огня на водѣ, съ такимъ изумительнымъ блескомъ, что у васъ духъ захватывало отъ восхищенія и страха; вслѣдъ затѣмъ эта огненная полоска растягивалась длиннымъ миѳическимъ морскимъ змѣемъ во всей чудовищной красѣ живого огня. Прежде чѣмъ вы успѣете опомниться, это огненное чудовище, въ пятьдесятъ футовъ длины, начинаетъ сверкать, бурлить и извиваться, то приближаясь, то удаляясь и исчезая, чтобы вспыхнуть вновь. А тамъ загорается другая полоска, еще и еще, безъ конца, и мгновенно всѣ разомъ обращаются въ исполинскихъ сказочныхъ змѣй и ползутъ, извиваясь, къ намъ, какъ подвижной пожаръ, представляя зрѣлище дикой красоты, равнаго которому большинство зрителей не увидитъ вновь, пока не умретъ.
   Эти волшебные змѣи оказались просто дельфинами, сверкавшими на водѣ фосфорическимъ блескомъ. Они теперь играютъ и плещутся оживленной и красивой стаей кругомъ нашего судна, забавляя насъ уже цѣлый часъ. Это были крупные дельфины въ 8 или 9 футовъ, и каждое ихъ движеніе разсыпало множество огненныхъ искръ. Мы долго не могли оторваться отъ чуднаго зрѣлища, котораго потомъ всю жизнь не увидишь. По игривости и граціи дельфинъ -- морской котенокъ; у него нѣтъ серьезной мысли, на умѣ однѣ шутки и игры. Но въ эту ночь они были какъ-то особенно весело настроены, и немудрено: мы приближались къ центру цивилизаціи, и они могли быть немножко навеселѣ.
   Мало-по-малу, когда мы подходили къ высотамъ Сиднея, яркій электрическій маякъ началъ показываться съ одного изъ высокихъ валовъ, и вскорѣ едва замѣтная свѣтлая точка превратилась въ яркое солнце, разсѣкшее твердыню мрака далеко пронизывающимъ мечемъ свѣта.
   Сиднейская бухта скрыта позади горныхъ кряжей, простирающихся на нѣсколько миль подобно стѣнѣ, и не знающій иностранецъ не найдетъ въ ней прорыва. Входъ въ бухту посрединѣ, но онъ такъ незамѣтенъ, что даже капитанъ Кукъ попалъ въ него случайно, не видавъ его. Вблизи есть еще ложный проходъ, похожій на настоящій и доставлявшій ночью много хлопотъ морякамъ въ то давнее время, когда бухта не освѣщалась. Упомянутая фальшивая бухта была виновницей памятнаго крушенія Дункана Дунбара, одной изъ потрясающихъ драмъ въ исторіи безпощаднаго моря. Корабль былъ, по тогдашнему, парусный, считался красивымъ и любимымъ пассажирскимъ судномъ и состоялъ подъ командой популярнаго капитана безукоризненной репутаціи.
   Дунканъ слѣдовалъ изъ Англіи, и весь Сидней его ждалъ, считая часы и готовясь встрѣтить самымъ сердечнымъ образомъ, такъ какъ онъ везъ обратно большое общество дамъ-матерей и дочерей, этотъ давно исчезнувшій свѣтъ и цвѣтъ семейной жизни сиднейскихъ домовъ, дочерей, много лѣтъ отсутствовавшихъ для воспитанія, и матерей, все это время наблюдавшихъ за ними. Изъ всего свѣта только Индія и Австралія, по неизмѣнному обычаю, нагружаютъ корабли и цѣлые флоты этими сокровищами своихъ сердецъ и понимаютъ страшное значеніе этой фразы; только они знаютъ всю муку этого ожиданія, когда такой драгоцѣнный "грузъ" ввѣряется не пару, а коварному вѣтру, знаютъ радость, когда желанный корабль благополучно входитъ въ гавань и минуетъ долгая тревога.
   На бортѣ Дункана, летѣвшаго по направленію въ Сиднейскимъ высотамъ при спускавшихся сумеркахъ, возвращавшіяся домой счастливыя путешественницы были заняты хлопотливыми приготовленіями къ встрѣчѣ, такъ какъ не сомнѣвались, что будутъ въ объятіяхъ своихъ родныхъ до наступленія ночи. Дѣвушки эти, злополучныя невѣсты могилы, сбросили дорожные костюмы и одѣлись въ болѣе соотвѣтствовавшія радостному свиданію роскошныя нарядныя платья и уборы. Но, увы, вѣтеръ стихъ и разсчетъ капитана не оправдался: прежде чѣмъ показались скалистыя высоты, спустилась ночь. Говорили тогда, что при другихъ условіяхъ капитанъ сталъ бы на якорь и въ полной безопасности выжидалъ бы наступленія утра, но этотъ случай былъ не изъ обыкновенныхъ, кругомъ него толпились умоляющія лица, встревоженныя отчаяніемъ. Сочувствіе къ нимъ заставило его сдѣлать попытку войти темной ночью въ опасный проходъ. Сколько разъ онъ входилъ этимъ мѣстомъ и думалъ, что достаточно знаетъ его. И вотъ онъ направилъ судно прямо въ ложный проходъ, принявъ его за настоящій. Онъ замѣтилъ свою ошибку, когда уже было поздно. Спасенія для корабля не было. Сильный водоворотъ закружилъ его и разбилъ въ мелкія щенки о скалу у подошвы горы. Изъ этого изящнаго и наряднаго дамскаго общества ни одна душа не осталась въ живыхъ.
   Грустная повѣсть эта разсказывается каждому пріѣзжающему сюда иностранцу и будетъ передаваться изъ поколѣнія въ поколѣніе; она никогда не состарится и никогда не сгладится въ ней потрясающій трагическій элементъ.
   На погибшемъ кораблѣ было около двухсотъ пассажировъ, и изъ нихъ только одинъ человѣкъ пережилъ катастрофу. Это былъ матросъ. Высокая морская волна выбросила его на средину горы, и онъ счастливо попалъ подъ прикрытіе небольшого уступа скалы, гдѣ и пролежалъ всю ночь. При другихъ обстоятельствахъ бѣдняга лежалъ бы здѣсь до второго пришествія, безъ всякихъ шансовъ быть замѣченнымъ. Но на слѣдующее утро ужасная вѣсть, что Дунканъ Дунбаръ пошелъ ко дну въ виду города, облетѣла весь Сидней, и тотчасъ унылыя горы были усѣяны безутѣшными родными; тогда-то и былъ усмотрѣнъ этотъ дивно-спасенный свидѣтель крушенія. Моментально были принесены веревки и почти невозможная задача спасенія была исполнена успѣшно. Онъ оказался человѣкомъ съ практической жилкой, нанялъ въ Сиднеѣ залъ и показывалъ себя за шесть пенсовъ съ головы, пока не истощилъ всей добычи золотыхъ пріисковъ въ томъ году.
   Мы вошли благополучно и бросили якорь, а на утро раздались наши восторженныя восклицанія среди извилистыхъ поворотовъ просторной и красивой бухты, этой гордости Сиднея и чуда всего свѣта. Неудивительно, что народъ гордится ею и высказываетъ свой восторгъ въ пламенныхъ выраженіяхъ. Одинъ изъ мѣстныхъ гражданъ спросилъ меня, что я о ней думаю, и я засвидѣтельствовалъ ему свое восхищеніе съ такою искренностью, которую считалъ равной самому высокому биржевому курсу. Я сказалъ, что она прелестна, замѣчательно прелестна. Затѣмъ, по естественному побужденію, я воздалъ за это хвалу Богу. Но, какъ кажется, пылкій гражданинъ вовсе не удовлетворился такимъ отзывомъ. Онъ возразилъ:
   -- Наша гавань дѣйствительно прелестна, но это еще не все, это только половина дѣла; Сидней -- другая половина, и только обѣ вмѣстѣ составляютъ верхъ совершенства. Богъ создалъ бухту -- это вѣрно, но сатана создалъ Сидней!
   Патріотъ былъ правъ: бухта составляетъ половину всей картины. Она была бы красива и безъ Сиднея, но и въ половину не была бы такъ живописна, какъ теперь съ придачей Сиднея. Городъ напоминаетъ дубовый листъ, окруженный обширной гладью блестящей голубой воды, тѣсными рукавами бѣгущей внутрь страны по обѣимъ сторонамъ между длинными пальцами материка, съ высокими лѣсистыми кряжами, скошенными на подобіе могилъ. Красивыя виллы лѣпятся кой-гдѣ на этихъ отрогахъ, прижавшись среди матовой роскошной листвы, и подъѣзжая на кораблѣ къ городу, вы издалека видите эти привѣтливые домики. Городъ окруженъ цѣлой группой острововъ и каймой сосѣднихъ утесовъ и горъ, съ подавляющей массой его зданій и изъ этихъ массъ выступаютъ башни, шпицы и другія архитектурныя отличія и украшенія, нарушающія однообразіе линій и дающія такой живописный видъ цѣлому.
   Эти тѣсные проливчики или ручьи, о которыхъ я упомянулъ, со всѣхъ сторонъ проникаютъ въ материкъ и прячутся въ немъ; на нихъ затѣваются увеселительныя прогулки въ лодкахъ съ веселой компаніей, собравшейся на пикникъ. Этихъ канальчиковъ такое множество, что, по словамъ вполнѣ достовѣрныхъ людей, если вы изъѣздите ихъ всѣ, то сдѣлаете семьсотъ миль воднаго путешествія. Но въ этомъ году всюду много вралей, готовыхъ удвоить это количество, если ихъ товаръ въ хорошемъ спросѣ.
  

VII.
Пыльный ураганъ.-- Понятіе о жарѣ.-- Сравненіе съ Невадой.-- Колонизація Австраліи.-- Положеніе ссыльныхъ.-- "Кошка".

   Приближался октябрь, наступала весна. И дѣйствительно была весна -- всѣ такъ говорили; но вы могли бы продать ее за лѣто въ Канадѣ, и никто бы не замѣтилъ перемѣны. Стояла именно та благодать, которая дѣлаетъ наше родное лѣто совершенствомъ климатической роскоши, я разумѣю, когда вы прогуливаетесь въ лѣсу или на взморьѣ. Но здѣшніе обитатели говорятъ, что теперь холодно; незнающему слѣдуетъ побывать въ Сиднее лѣтомъ, если онъ хочетъ узнать, что называется здѣсь тепломъ, или подвинуться еще тысячи за полторы миль, если онъ желаетъ понять, что такое настоящая жара. Бывалые люди увѣряютъ, что тамъ, у экватора, куры несутъ печеныя яйца.
   Великій изслѣдователь капитанъ Стортъ оставилъ намъ любопытную характеристику этой жары:
   "Вѣтеръ, дувшій все время съ сѣверо-востока, перешелъ въ бурный ураганъ и мнѣ никогда не забыть его бушующей силы. Я искалъ защиты подъ большимъ каучуковымъ деревомъ, но раскаленный тропическимъ зноемъ вихрь былъ такъ ужасенъ, что я дивился, какъ только трава не загоралась. Это явленіе въ самомъ дѣлѣ не представляло ничего привлекательнаго; всѣ предметы какъ одушевленные, такъ и неодушевленные, отступали предъ нимъ; лошади стояли задомъ къ вѣтру, безсильно опустивъ головы къ самой землѣ; птицы смолкли, а листья съ деревьевъ, подъ которыми мы сидѣли, падали кругомъ насъ, подобно хлопьямъ снѣга. Въ полдень я вынулъ изъ футляра свой термометръ и замѣтилъ, что ртуть тотчасъ поднялась до 125®. Полагая, что подлѣ футляра онъ показываетъ не вѣрно, я поставилъ его на сукъ ближайшаго дерева, одинаково защищеннаго отъ вѣтра и солнца. Черезъ часъ я подошелъ взглянуть на него и нашелъ, что ртуть поднялась до самой вершины трубки и разорвала шарикъ,-- обстоятельство, о которомъ до меня, вѣроятно, не сообщалъ ни одинъ путешественникъ. Я не нахожу достаточно сильныхъ выраженій, чтобы дать читателю настоящее понятіе о могучемъ разрушительномъ характерѣ свирѣпствовавшей адской жары".
   Этотъ раскаленный вѣтеръ по временамъ проносится надъ Сиднеемъ, заметая все такъ называемымъ "пыльнымъ ураганомъ", Говорятъ, что большая часть австралійскихъ городовъ свыклась съ подобными ураганами. Я имѣю маленькое понятіе объ этой прелести по слѣдующему описанію пыльнаго вихря въ моей Невадѣ, изъ котораго, впрочемъ, видно только, какъ мизерны тамошніе ураганы сравнительно съ здѣшними.
   Когда мы спустились съ горы, жара на открытомъ мѣстѣ замѣтно усилилась, преслѣдуя насъ до самаго Деббо, расположеннаго всего на 600 ф. надъ уровнемъ моря. Это красивый городъ, лежащій въ обширной равнинѣ... Послѣ прошедшаго надъ нимъ ливня, поверхность земли ссыхается въ густой слой пыли, и вдругъ, при бурномъ вѣтрѣ, вся она цѣликомъ подхватывается съ земли въ видѣ громадной темной тучи. Среди такого урагана ничего не видно въ разстояніи нѣсколькихъ шаговъ, и несчастный путникъ, захваченный имъ на открытомъ мѣстѣ, принужденъ скрыться въ первое попавшееся убѣжище. Когда домовитая хозяйка еще издали завидитъ этотъ зловѣщій черный столбъ, надвигающійся въ бѣшеномъ вихрѣ къ ея дому, она поспѣшно закрываетъ всѣ двери и окна. Гостиная, окна которой, по оплошности, были оставлены открытыми во время пыльнаго урагана, представляетъ, конечно, невообразимый хаосъ. Одна лэди, жившая въ Деббо много лѣтъ, увѣряетъ, что пыль ложится на коверъ такимъ густымъ слоемъ, что приходится убирать ее чуть не амбарнымъ совкомъ.

-----

   Капитанъ Кукъ открылъ Австралію въ 1770 году, и восемнадцать лѣтъ спустя британское правительство начало ссылать преступниковъ на этотъ новооткрытый материкъ. Въ сложности Новый Южный Уэльсъ получилъ ихъ 83.000 за пятьдесятъ три года. Эти преступники носили тяжелыя цѣпи, получали плохую пищу и приставленное къ нимъ начальство обходилось съ ними сурово; ихъ подвергали жестокимъ наказаніямъ за всякое даже малѣйшее нарушеніе правилъ; "ихъ угнетала самая безчеловѣчная дисциплина, какую только можно себѣ представить",-- такова характеристика ихъ подневольной жизни въ отзывѣ современнаго историка.
   Англійскій законъ былъ безпощаденъ въ то время. За ничтожные проступки, которые въ наши дни карались бы небольшимъ штрафомъ или кратковременнымъ арестомъ, мужчины, женщины и даже малолѣтки ссылались на другой конецъ земли, въ тяжкую работу, на сроки отъ семи до четырнадцати лѣтъ, а за важныя преступленія -- на всю жизнь.
   Дѣтей ссылали въ исправительныя колоніи на семь лѣтъ за кражу какого-нибудь кролика!
   Когда я былъ въ Лондонѣ двадцать три года тому назадъ, тамъ было установлено новое наказаніе для уменьшенія случаевъ уличной гарроты {Гарротой обыкновенно называется металлическій ошейникъ или небольшой арканъ, которыми уличные грабители въ Лондонѣ удушали своихъ застигнутыхъ врасплохъ жертвъ. Перев.} и жестокаго обращенія съ женами -- двадцать пять ударовъ по голой спинѣ девятихвостовой плетью или такъ называемой "кошкой". Разсказывали, что это страшное наказаніе смиряло самыхъ закоснѣлыхъ злодѣевъ и что ни одинъ даже сильный преступникъ не могъ безъ крика вынести болѣе девяти ударовъ; обыкновенно раздирающіе крики раздавались раньше. Это дикое наказаніе имѣло большое устрашающее вліяніе на гарратеровъ и истязателей женъ; но гуманный современный Лондонъ не могъ примириться съ нимъ и настоялъ на отмѣнѣ безчеловѣчнаго закона. Вѣроятно, не одна избитая и оскорбленная замужняя англичанка имѣла съ той поры поводъ оплакивать эту жестокую мѣру "сентиментальной гуманности".
   Двадцать пять плетей! Да, въ Австраліи и Тасманіи преступнику закатывали ихъ пятьдесятъ за маловажную грубость, а иногда какой-нибудь свирѣпый начальникъ еще прибавитъ пятьдесятъ, а затѣмъ еще пятьдесятъ, и такъ далѣе, пока страдалецъ можетъ выносить эту пытку, оставаясь живымъ. Въ Тасманіи я читалъ въ одномъ старомъ рукописномъ докладѣ о случаѣ, когда преступнику было дано триста плетей за кражу нѣсколькихъ серебряныхъ ложекъ. Но бывали примѣры, что жертвы выносили и большее количество. Кто же орудовалъ этой кошкой? Часто это бывалъ другой такой же преступникъ, иногда ближайшій его товарищъ и пріятель, обязанный хлестать по пріятельской спинѣ изо всей силы, иначе самъ будетъ выдранъ за неумѣстное состраданіе, ибо за нимъ зорко наблюдаютъ, и все-таки онъ не принесетъ товарищу никакого облегченія. Пріятелю произведутъ экзекуцію другой рукой и ужь не дадутъ спуску относительно полноты наказанія.
   Жизнь преступниковъ въ Тасманіи была такъ невыносима, а спастись отъ нея самоубійствомъ такъ трудно, что иногда доведенные до отчаянія беззащитные страдальцы сговаривались бросить жребій для рѣшенія, кто изъ нихъ долженъ убить другого изъ ихъ группы, хотя за это убійство какъ исполнителю, такъ и свидѣтелю грозила неминуемая висѣлица отъ руки палача!
   Упомянутые выше случаи представляютъ лишь слабые намеки на то, какова была здѣсь жизнь преступника. Это только нѣсколько обломковъ, выкинутыхъ на поверхность безбрежнымъ океаномъ, кишащимъ ими, или, пользуясь другой метафорой, это нѣсколько горящихъ верхушекъ колоколенъ, сфотографированныхъ подъ такимъ угломъ, откуда не видно, что пылаетъ цѣлый городъ, раскинувшійся во всѣ стороны отъ ихъ основаній на огромную окружность.
  

VIII.
Первые ссыльные и характеръ ихъ начальства.-- "Корпусъ Новаго Южнаго Уэльса".-- Отношеніе его къ беззащитному населенію и рому.-- Австралія нашихъ дней.

Все гуманное трогательно. Тайный
источникъ самого юмора не радость,
а скорбь. Въ небесахъ нѣтъ юмора.
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Спустя четыре года послѣ пріема первыхъ ссыльныхъ, ихъ собралось въ этой колоніи 2.500 душъ. Нѣкоторые изъ нихъ -- пожалуй, даже очень многіе -- были люди безнравственные даже для того времени; но большая часть ихъ были, вѣроятно, немногимъ хуже средняго уровня людей ихъ круга, оставшихся на родинѣ. Мы должны вѣрить этому, не имѣя возможности отрицать. Обязаны вѣрить, что нація, умѣющая смотрѣть безъ состраданія на голодныхъ и замерзающихъ женщинъ, которыхъ вѣшаютъ за кражу грошевого кусочка сала или лохмотьевъ, и на дѣтей, отрываемыхъ отъ своихъ матерей, и отцовъ, разлучаемыхъ съ семьей и ссылаемыхъ на другой конецъ свѣта на долгіе сроки за такіе ничтожные проступки,-- что такая нація не заслуживала названія "цивилизованной". Не можемъ вѣрить и тому, что нація, въ продолженіе цѣлыхъ сорока лѣтъ знавшая о всемъ происходившемъ съ этими несчастными, была все-таки довольна такимъ безобразіемъ и могла подвигаться по восходящимъ ступенямъ истинной цивилизаціи.
   Если мы всмотримся въ характеръ и поведеніе тогдашнихъ начальниковъ и надзирателей, завѣдывавшихъ содержаніемъ этихъ преступниковъ и приставленныхъ къ ихъ спинамъ и желудкамъ, то опять-таки должны признать, что какъ съ одной стороны, между преступникомъ и его начальникомъ, такъ и между ними обоими и націей на родинѣ, съ другой, существовала полнѣйшая солидарность.
   Въ числѣ прибывавшихъ преступниковъ начали появляться и почтенные поселенцы. Этимъ двумъ разрядамъ колонистовъ надлежало покровительствовать на случай безпорядковъ между ними или столкновенія ихъ съ туземцами. Нельзя не упомянуть объ этихъ туземцахъ, хотя они не представляли сколько-нибудь сплоченной силы,-- до того было рѣдко ихъ населеніе. Въ то время, когда ихъ еще не начинали безпокоить, какъ это въ ходу теперь, въ Новомъ Южномъ Уэльсѣ приходился одинъ туземецъ на 45.000 акровъ территоріи.
   Надо было покровительствовать и народу. Чины регулярной арміи избѣгали этой службы: на дальней окраинѣ не могло предстоять ни почета, ни отличій. Поэтому Англія сформировала родъ милиціи изъ тысячи гражданъ, названной "Корпусомъ Новаго Южнаго Уэльса", и сплавила его въ Австралію.
   Это былъ самый тяжкій изъ ударовъ. Несчастная колонія положительно изнывала подъ управой этого отряда. Онъ могъ служить нагляднымъ примѣромъ моральнаго состоянія Англіи внѣ тюремнаго царства. Колонисты дрогнули. Опасались, что теперь на очереди эмиграція изъ среды привилегированныхъ сословій.
   Въ первое время колонія еще не могла сама содержать себя. Всѣ предметы первой необходимости -- пища, одежда и все вообще -- высылались изъ Англіи и хранились въ обширныхъ правительственныхъ складахъ для выдачи арестантамъ и продажи поселенцамъ; послѣднимъ продукты продавались съ ничтожной надбавкой къ заготовительнымъ цѣнамъ. Присланный отрядъ сразу смекнулъ свою выгоду. Его чины принялись за коммерцію и притомъ самымъ эксплуататорскимъ образомъ. Они стали ввозить ромъ, а также приготовлять его подъ сурдинкой дома, вопреки правительственнымъ предписаніямъ и протестамъ. Сплотившись между собой въ тѣсный союзъ, они по произволу управляли рынкомъ, стѣсняли правительство и другихъ торговцевъ, установили строгую монополію и цѣпко держали ее въ своихъ рукахъ. Когда приходилъ корабль съ грузомъ спирта, они никого не допускали купить его, кромѣ своей компаніи, да еще принуждали хозяина груза продать его за назначенную ими цѣну, которая всегда была низкая. Покупали ромъ по цѣнѣ два доллара за галлонъ, а продавали за десять. Мало того, они сдѣлали этотъ товаръ какъ бы денежной единицей, благо монеты было мало или вовсе не было. Такимъ-то образомъ, пресловутые милиціонеры продолжали свое разорительное управленіе и держали колонію подъ пятою въ продолженіе чуть не двадцати лѣтъ, прежде чѣмъ были покорены и разсѣяны правительствомъ.
   Между тѣмъ они повсемѣстно распространили пьянство, вырывая ферму за фермой изъ рукъ поселенцевъ за ромъ и обогащаясь такимъ путемъ безъ зазрѣнія совѣсти. Если фермеръ умиралъ въ послѣдней агоніи отъ жажды, они пользовались этимъ и обирали его, какъ липку, за ея утоленіе ромомъ.
   Извѣстенъ случай, когда эти хищники умудрились продать одному пьяницѣ галлонъ рома, стоившій два доллара, за цѣлый участокъ земли, проданный впослѣдствіи за чудовищную сумму 100.000 ф. ст.
   Когда колонія просуществовала лѣтъ двадцать, было признано, что страна особенно пригодна для раціональнаго овцеводства. И вотъ началось ея процвѣтаніе, завязалась всемірная торговля, мало-по-малу были открыты богатыя залежи благородныхъ металловъ, широкимъ потокомъ полилась въ молодую страну эмиграція, а съ нею и капиталы. Въ результатѣ -- обширная, богатая, просвѣщенная область Новый Южный Уэльсъ.
   Въ настоящее время Австралія славится богатыми рудниками, тонкоруннымъ овцеводствомъ, всѣми средствами городскихъ желѣзнодорожныхъ и пароходныхъ путей сообщенія, школами, періодической прессой, ботаническими садами, художественными галереями, общественными библіотеками, музеями, госпиталями, учеными обществами; она оказываетъ радушный пріемъ всякой прогрессивной культурѣ и всякому общеполезному предпріятію.
  

IX.
Щедрость австралійцевъ въ затратахъ на общественныя предпріятія.-- Спеціальныя достопримѣчательности.-- Значеніе губернатора.-- Ловля акулъ.-- Акула и Сесиль Родсъ.

"Робкій человѣкъ хочетъ сорвать
полную цѣну и проситъ десятую часть;
человѣкъ смѣлый наровитъ взять двойную
цѣну, и сходится на обыкновенной".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Нельзя не удивляться той щедрости, съ какой Австралія тратитъ огромныя суммы на общественныя предпріятія, каковы, напримѣръ, зданія законодательныхъ палатъ, городскія ратуши, госпитали, всевозможныя благотворительныя учрежденія, парки и ботаническіе сады. Я долженъ признаться, что, гдѣ наши небольшіе города, въ Америкѣ, тратятъ на ратушу, общественные парки или сады сто долларовъ, подобные города въ Австраліи тратятъ тысячу. Такая же пропорція должна оказаться и въ дѣлѣ устройства госпиталей. Мнѣ случилось однажды видѣть богатый, роскошно устроенный и красивый въ архитектурномъ отношеніи госпиталь въ одной австралійской деревнѣ съ четырьмя тысячами обитателей. Онъ построенъ на частныя пожертвованія, собранныя сельскими жителями и сосѣдними плантаторами, и его текущіе расходы покрываются изъ тѣхъ же источниковъ. Мнѣ кажется, что съ такой щедростью не можетъ соперничать ни одно государство. При моемъ посѣщеніи эта "деревня" намѣревалась заключить контрактъ на освѣщеніе своихъ улицъ электричествомъ. Это уже шахъ и матъ Лондону. Какъ извѣстно, британская столица въ нѣкоторыхъ кварталахъ доселѣ омрачается газомъ, и притомъ на такомъ далекомъ пространствѣ, что, безъ пособія лунныхъ ночей, трудно бываетъ найти газовый фонарь.
   Ботаническій садъ въ Сиднеѣ занимаетъ площадь въ 38 акровъ; онъ прелестно устроенъ и богатъ всевозможными представителями всѣхъ странъ и климатовъ свѣта. Садъ расположенъ на высокомъ мѣстѣ, въ центрѣ города, съ видомъ на обширную бухту, и примыкаетъ къ обширному участку губернаторскаго дворца въ 56 акровъ; а тутъ же, подъ бокомъ, находится и такъ называемая рекреаціонная площадь, еще болѣе обширная -- въ 82 акра. Въ дополненіе къ этому, въ городѣ имѣются зоологическіе сады, ипподромъ и большія лужайки для крокета, гдѣ происходятъ международныя состязанія. Такимъ образомъ, городъ предоставляетъ полный просторъ для отдыха, развлеченія и всѣхъ видовъ спорта и игръ на утѣху любителей подобныхъ упражненій.
   Пріѣзжему туристу прежде всего надо посѣтить здѣсь слѣдующія четыре спеціальности, посвященныя то же общественнымъ удовольствіямъ. Стоитъ вамъ записать свое имя въ книгѣ посѣтителей губернаторскаго дома, и вы получите приглашеніе на первый предстоящій балъ, если противъ васъ ничего не окажется. И вамъ очень пріятно будетъ посѣтить этотъ балъ, такъ какъ вы увидите здѣсь всѣхъ, кромѣ губернатора, и прибавите въ вашему списку много новыхъ знакомыхъ и друзей. Губернаторъ окажется въ Англіи. Онъ всегда тамъ. На здѣшнемъ континентѣ состоятъ четыре или пять губернаторовъ и ужь не знаю, сколько ихъ еще назначается для управленія окрестнымъ архипелагомъ; во всякомъ случаѣ, вы ихъ не увидите. Получивъ назначеніе, они пріѣзжаютъ сюда изъ Англіи, посвящаются въ должность, задаютъ балъ, участвуютъ въ молебствіи о дождѣ, а затѣмъ садятся на пароходъ и возвращаются во-свояси, и такъ намѣстникъ губернаторъ проходитъ всю свою службу. Я пробылъ въ Австраліи три съ половиной мѣсяца и видѣлъ только одного губернатора, прочіе были на родинѣ. Здѣшній губернаторъ, быть можетъ, не былъ бы такъ безпеченъ, еслибъ располагалъ правомъ войны или veto въ общественныхъ дѣлахъ, словомъ, такими правительственными функціями, которыя требовали бы его энергичнаго вмѣшательства, но онъ этого не имѣетъ. Не предстоитъ никакой войны, правомъ veto онъ не располагаетъ, и потому дѣйствительно ему почти или вовсе нечего дѣлать въ его почетномъ званіи. Страна управляется сама собою, и предпочитаетъ это всякому вмѣшательству; она такъ дѣятельно и ревниво оберегаетъ свою независимость, что становится упрямой даже при вмѣшательствѣ самого правительства метрополіи.
   Такимъ образомъ, функціи здѣшняго губернатора много ограниченнѣе этой власти у насъ, и потому болѣе тягостны. Онъ видимый глава этого государства, настоящій представитель общества. Онъ олицетворяетъ собою культуру, лоскъ, оффиціальный патріотизмъ, свѣтскую жизнь, религію; личнымъ примѣромъ пропагандируетъ эти блага, и они распространяются по всѣмъ направленіямъ, процвѣтаютъ и приносятъ добрые плоды. Онъ же создаетъ моду и направляетъ ее. Его балъ есть балъ изъ баловъ, и благосклонный взглядъ его вдохновляетъ скачки.
   Губернаторъ назначается обыкновенно изъ-лордовъ; это очень хорошо, такъ какъ высокое представительство стоитъ ему большихъ денегъ, а это англійскому лорду нипочемъ.
   Затѣмъ слѣдуетъ посѣщеніе другой достопримѣчательности Сиднея -- Дома Адмиралтейства, красиво расположеннаго на холмѣ, съ открытымъ видомъ на бухту. Щегольскія служебныя яхточки отвозятъ туда посѣтителей, и тамъ или на бортѣ флагманскаго корабля они находятъ повтореніе радушія губернаторскаго дома. Адмиралъ, командующій британской морской станціей въ здѣшнихъ водахъ, обыкновенно богатый аристократъ, занимающій роскошное помѣщеніе, какъ подобаетъ его высокому сану.
   Третьимъ въ спискѣ спеціальныхъ удовольствій стоитъ прогулка на бухтѣ на легкомъ увеселительномъ пароходѣ. Ваши болѣе богатые пріятели, имѣющіе собственныя увеселительныя яхты, непремѣнно пригласятъ васъ, и эта прогулка доставитъ вамъ такое удовольствіе, что не замѣтите, какъ пройдетъ день.
   Наконецъ, очередь дойдетъ и до ловли акулъ. Сиднейская бухта кишмя кишитъ великолѣпнѣйшими въ свѣтѣ породами акулъ-людоѣдокъ. Нѣкоторые промышленники живутъ ловлей акулъ, такъ какъ правительство уплачиваетъ за нихъ денежную награду. Чѣмъ крупнѣе акула, тѣмъ крупнѣе вознагражденіе, а нѣкоторыя акулы достигаютъ двадцати футовъ длины. Кромѣ вознагражденія, вамъ принадлежитъ и все, что находится въ акулѣ. А содержаніе ея бываетъ иногда весьма цѣннымъ.
   Акула -- самая быстроходная изъ всѣхъ плавающихъ рыбъ. Самый ходкій пароходъ не можетъ сравняться съ нею въ быстротѣ бѣга. Это чудовище вѣчно или мечется у береговъ, или уносится въ дальнія моря, и въ своихъ неустанныхъ скитаніяхъ въ концѣ концовъ обходитъ всѣ ихъ побережья. Здѣсь кстати будетъ разсказать одинъ эпизодъ, кажется, еще не встрѣчавшійся въ печати. Въ 1870 году въ Сидней прибылъ одинъ молодой иностранецъ и сталъ подыскивать себѣ какое-нибудь дѣло; но онъ не зналъ никакого ремесла, да еще не имѣлъ рекомендацій, почему, конечно, и не нашелъ себѣ никакихъ занятій. Сначала его претензіи были слишкомъ велики, но, растерявъ попустому и время, и деньжонки, онъ становился все менѣе и менѣе притязательнымъ, пока, наконецъ, готовъ былъ служить на самыхъ мизерныхъ должностяхъ, лишь бы заработывать на хлѣбъ и кровъ. Но судьба была еще мачихой для неудачника, и онъ рѣшительно не могъ ни къ чему приспособиться. Наконецъ, у него вышелъ послѣдній грошъ. Онъ гранилъ мостовыя по цѣлымъ днямъ и думалъ; бродилъ по нимъ и ночью, и все думалъ, думалъ, а между тѣмъ становился все голоднѣе и голоднѣе. Разъ какъ-то въ сумерки онъ очутился уже далеко за городомъ и безпомощно скитался по берегу бухты. Когда онъ проходилъ мимо склонившагося надъ водою ловца акулъ, тотъ взглянулъ на него и остановилъ просьбой: "Помогите мнѣ маленько, пріятель, и смѣните мое счастье своимъ".
   -- Почему вы думаете, что у меня дѣло не пойдетъ еще хуже?
   -- А потому -- невозможно. Оно ужъ и такъ шло изъ рукъ вонъ плохо всю ночь. Если и не удастся вамъ перемѣнить счастье -- не бѣда; а перемѣните -- тѣмъ лучше, конечно. Садитесь ка.
   -- Пожалуй, можно, а что дадите?
   -- Дамъ акулу, если поймаете.
   -- А я съѣмъ ее, съ костями и совсѣмъ. Давайте веревку.
   -- Вотъ, держите. А я отлучусь на часокъ, чтобъ мое счастье не мѣшало вашему; а то ужь сколько разъ замѣчалъ, если... Ага, тащите, тащите скорѣй, молодой человѣкъ! Вотъ и заработали кусочекъ! Я зналъ, что дѣло наладится. Только взглянулъ на васъ, сейчасъ смекнулъ, какое у васъ дьявольское счастье. Вотъ и славно -- вытащили знатную бестію.
   -- Это была необычайно огромная акула, "безъ малаго двадцать футовъ",-- сказалъ рыбакъ, взрѣзавъ брюхо.
   -- Разберите пока рыбу-то, а я пойду достану изъ своей корзинки свѣжую приманку. Тамъ всегда найдется что-нибудь, за чѣмъ стоитъ сходить. Теперь, видите, мою незадачу смѣнило ваше счастье. Но мою доброту, надѣюсь, вы смѣнили своею.
   -- Ахъ, это пустяки, пожалуйста не безпокойтесь! Несите скорѣе приманку, а я буду разбирать акулу.
   Когда рыбакъ возвратился, молодой человѣкъ только-что успѣлъ вымыть руки на берегу и собирался уходить.
   -- Чего вы, или уходите?
   -- Да. Прощайте.
   -- А ваша акула?
   -- Акула? Да что мнѣ въ ней толку?
   -- Въ акулѣ-то? Господь съ вами! Или не знаете, что можемъ доставить ее начальству и вы получите солидное вознагражденіе въ четыре соверна чистоганомъ? Приличный кушикъ, неправда ли? Интересно, что-то вы теперь объ этомъ скажете?
   -- Ну, что же, и получайте его себѣ на здоровье.
   -- И взять себѣ? Вы это хотите сказать?
   -- Да.
   -- Чудно это что-то. Вы, я вижу, изъ тѣхъ, кого называютъ, кажется, эксцентриками. Недаромъ говоритъ пословица: "Не суди человѣка по одеждѣ", и я увѣрился теперь въ ея справедливости. Хоть вы и смотрите какъ будто бѣднякомъ, однако, вамъ, видимо, суждено быть богатымъ.
   -- Это вѣрно!-- согласился незнакомецъ, и тихо побрелъ обратно въ городъ въ глубокой задумчивости. Онъ остановился въ раздумьи у подъѣзда богатаго ресторана, оглянулся на свое платье и, наконецъ, рѣшилъ войти позавтракать. Завтракъ оказался обильнымъ и стоилъ всего пять шиллинговъ. Онъ отдалъ золотой, получилъ сдачу, и, рѣшивъ, что этого не хватитъ на новую пару, пошелъ своей дорогой.
   Утромъ, въ девятомъ часу, одинъ изъ богатѣйшихъ маклеровъ по оборотамъ шерстью въ Сиднеѣ завтракалъ въ своей комнатѣ, запивая утреннюю газету чаемъ. Слуга просунулъ въ дверь голову и доложилъ:
   -- Какой-то оборванецъ желаетъ васъ видѣть, сэръ.
   -- Къ чему вы являетесь ко мнѣ съ такимъ вздоромъ? Пускай убирается куда знаетъ.
   -- Онъ не хочетъ уходить, сэръ, я уже уговаривалъ.
   -- Какъ не хочетъ? Это... что-то странно. Къ такомъ случаѣ одно изъ двухъ: или онъ замѣчательный субъектъ, или помѣшанный. Что онъ сумасшедшій?
   -- Нѣтъ, сэръ; онъ не смотритъ сумасшедшимъ.
   -- Ну, стало быть, замѣчательный. По крайней мѣрѣ, объяснилъ ли онъ, что ему нужно?
   -- Онъ этого не сказываетъ, сэръ, а только стоитъ на одномъ, что ему очень нужно видѣть васъ.
   -- И не хочетъ уходить. Онъ такъ и сказалъ, что не уйдетъ?
   -- Точно такъ, сэръ: говоритъ, что будетъ ждать хоть весь день, пока не добьется свиданія съ вами.
   -- Однако, не сумасшедшій. Впустите его.
   Загадочнаго посѣтителя ввели въ комнату. Маклеръ, взглянувъ на него, подумалъ: "Нѣтъ, не помѣшанный, сейчасъ видно; значитъ, онъ именно "то, другое". И затѣмъ проговорилъ вслухъ:
   -- Ну, мой любезный, объяснитесь живѣе, не тратя лишнихъ словъ, что вамъ отъ меня нужно?
   -- Мнѣ нужно занять у васъ сто тысячъ фунтовъ.
   -- Болванъ (Я ошибся; онъ помѣшанъ; впрочемъ, нѣтъ -- не можетъ быть, не такой взглядъ)! Однако, вы меня смѣшите. Скажите, кто вы такой?
   -- Изъ тѣхъ, кого вы не знаете.
   -- Какъ васъ зовутъ?
   -- Сесиль Родсъ.
   -- Нѣтъ, не помню, чтобы когда-нибудь слышалъ это имя. Впрочемъ, ради одного любопытства, скажите, что привело васъ ко мнѣ съ такой курьезной просьбой?
   -- Намѣреніе заработать сто тысячъ фунтовъ для васъ и столько же для себя ровно черезъ два мѣсяца.
   -- Ладно, ладно. Это самая свѣтлая идея, какую только мнѣ... Садитесь пожалуйста, вы меня заинтересовали, мало того, очаровали, именно очаровали меня. Не думайте только, что меня прельщаетъ ваше предложеніе -- нисколько; нѣчто другое, а что -- и самъ не знаю, мнѣ кажется, это нѣчто вамъ врожденное, оно такъ и сквозитъ въ вашемъ лицѣ. Итакъ, говорю это изъ одного любопытства, не больше -- насколько я понимаю, вы желаете...
   -- Я сказалъ -- намѣреваюсь.
   -- Извините, совершенно вѣрно. Но я полагалъ, что у васъ сорвалось просто необдуманное слово, серьезное значеніе котораго вы недостаточно взвѣсили.
   -- Нѣтъ, я понимаю его значеніе.
   -- Погодите же, дайте мнѣ сообразить -- ничего, ничего, только я похожу, а то мой разсудокъ завертѣлся вихремъ; впрочемъ, вовсе не отъ васъ. (Онъ положительно не сумасшедшій; это личность прямо замѣчательная, даже выше). Ну, теперь, кажется, я уравновѣсился и мой припадокъ удивленія прошелъ; валите все на чистоту, безъ утайки. Въ чемъ же ваше намѣреніе?
   -- Скупить всю шерсть -- со сдачей въ двухмѣсячный срокъ.
   -- Какъ, весь сборъ?
   -- Ну да, весь сборъ.
   -- Нѣтъ, видно я еще не застрахованъ отъ удивленія. И что вы городите. Знаете ли, какой суммой пахнетъ нашъ полный сборъ шерсти?
   -- Два съ половиной милліона фунтовъ стерлинговъ, быть можетъ, немного больше.
   -- Вѣрно, во всякомъ случаѣ, ваша статистика въ порядкѣ. А сообразили ли, какой куртажъ будетъ причитаться, если скупить это количество въ два мѣсяца?
   -- Тѣ сто тысячъ, за которыми я сюда пришелъ.
   -- И опять таки вѣрно. Хорошо, мой милѣйшій, чтобы увидать, что изъ этого выйдетъ, я готовъ ссудить вамъ эту сумму. А если такъ, что вы тогда съ нею сдѣлаете?
   -- Я долженъ сдѣлать двѣсти тысячъ въ два мѣсяца.
   -- Вы хотите, вѣроятно, сказать, что можете сдѣлать, если...
   -- Я сказалъ "долженъ".
   -- А вѣдь и то правда! Дѣйствительно, вы сказали "долженъ". Насчетъ выраженій вы самый аккуратный дьяволъ, какого я когда-либо встрѣчалъ, вы сущій восторгъ, молодой человѣкъ! Точность рѣчи указываетъ на ясность ума. Право же, вы не ошиблись, что такъ настойчиво рѣшились войти въ мой домъ, будучи совершеннымъ незнакомцемъ, да еще съ чудовищной фантазіей скупить, ради спекуляціи, весь сборъ шерсти цѣлаго раіона! Приступайте, я готовъ -- я акклиматизировался съ этой идеей, если можно такъ выразиться. Теперь скажите, къ чему вамъ эта покупка и какъ вы заработаете на ней ту сумму? Другими словами, почему вы такъ думаете?
   -- Я не думаю, а знаю.
   -- Въ такомъ случаѣ объясните, въ чемъ вашъ разсчетъ?
   -- А въ томъ, что Франція объявила войну Германіи и шерсть поднялась въ Лондонѣ на четырнадцать процентовъ и продолжаетъ идти въ гору.
   -- Вотъ какъ! Теперь-то я васъ понялъ! Громовое извѣстіе, которымъ вы сейчасъ разразились, должно бы заставить меня подпрыгнуть на стулѣ, но, какъ видите, оно не задѣло меня нисколько, и по самой простой причинѣ: я прочиталъ утреннюю газету. Не хотите -- просмотрите сами. Легкій почтовый пароходъ пришелъ вчера въ 11 ночи, на пятидесятый день, изъ Лондона. Здѣсь помѣщены всѣ послѣднія новости. На политическомъ горизонтѣ нигдѣ не замѣтно грозовыхъ тучъ; что же касается шерсти, то на лондонскомъ рынкѣ настроеніе съ ней самое тихое. Теперь ваша очередь подскочить... Слышите, почему же вы сидите въ такой безпечной позѣ?
   -- Потому что имѣю болѣе свѣжія извѣстія.
   -- Какъ же, это болѣе свѣжія, чѣмъ полученныя прямо изъ Лондона черезъ пятьдесятъ дней.
   -- А моему извѣстію всего десять дней?.
   -- О, безсмертный Мюнхгаузенъ, встань и порадуйся болтовнѣ этого вральмана! Однако, интересно узнать, откуда вы получили его?
   -- Изъ брюха акулы.
   -- Ай,-ай-ай, это ужь слишкомъ. Караулъ! Зовите полицію, палите изъ ружей, поднимайте всполохъ! Сумасшедшіе всего свѣта разбѣжались и соединились вкупѣ въ одномъ этомъ!..
   -- Присядьте и успокойтесь. Что толку волноваться? Вѣдь я же не волнуюсь, да и нѣтъ никакого резона. Разъ я увѣряю въ томъ, чего не могу доказать, то вы всегда успѣете приготовить гостепріимный кровъ больному виновнику вредныхъ бредней.
   -- Ахъ, тысячу извиненій! Мнѣ слѣдовало бы устыдиться, да я и стыжусь, что принялъ за не совсѣмъ нормальный поступокъ посылку въ Англію акулы за справочными цѣнами.
   -- Позвольте узнать ваше имя, сэръ?
   -- Андрей. Что вы пишите?
   -- Погодите минутку. Удостовѣреніе насчетъ акулы и еще кое-что, всего десять строкъ. Ну, вотъ и кончилъ. Подпишите.
   -- Очень благодаренъ. Дайте-ка взглянуть -- такъ, такъ; о, да это преинтересно! Ну, слушайте же! Оправдайте мнѣ все здѣсь прописанное, и я дамъ вамъ деньги, если нужно, дамъ вдвое, а барыши подѣлимъ пополамъ; вотъ, подписалъ; сдержите же ваше обѣщаніе, если можете, а теперь покажите мнѣ номеръ лондонскаго "Таймса", вышедшій не далѣе десяти дней тому назадъ.
   -- Вотъ онъ вмѣстѣ съ пуговицей и записной книжкой, принадлежавшими человѣку, проглоченному акулой. Вѣроятно, онъ попался ей въ Темзѣ, что вы можете видѣть изъ послѣдней замѣтки въ книжкѣ, датированной "Лондонъ", одного числа съ газетой; въ замѣткѣ говорится по-нѣмецки: "Вслѣдствіе объявленія войны, я отправляюсь сегодня въ Германію положить животъ на алтарь отечества" -- ясное дѣло, что она писана природнымъ нѣмцемъ и выражаетъ ту мысль, что, вслѣдствіе объявленія войны, этотъ патріотъ сегодня отправляется на родину сражаться. Онъ бы и отправился, конечно, еслибъ не перехватила бѣднягу акула, проглотивши его въ этотъ роковой день.
   -- Жалко, жалко его. Но мы еще успѣемъ потужить, а пока примемся за наши безотлагательныя дѣла. Я пройду въ городъ, осторожно пущу въ ходъ свои махинаціи и скуплю шерсть. Это расшевелитъ немножко нашихъ пріунывшихъ торговцевъ. Черезъ два мѣсяца, когда имъ придется сдать товаръ, наша выдумка сразитъ ихъ, какъ молнія. Но прежде всего къ дѣлу. Идемъ; я заведу васъ къ моему портному. Какъ, бишь, васъ зовутъ-то?
   -- Сесиль Родсъ.
   -- Трудненько запомнить. Впрочемъ, если поживете, попривыкнемъ. На мой взглядъ, существуютъ только три сорта людей: тупицы, даровитые и сумасшедшіе. Васъ я зачисляю въ разрядъ даровитыхъ, только не зѣвайте!
   Дѣло выгорѣло и обезпечило молодому иностранцу начало его крупнаго обогащенія.
  

X.
Еще объ акулахъ.-- Турнэ по колоніямъ.-- Викторія.-- Спальные вагоны.-- Станціонные буфеты.-- Женская прислуга.-- Бѣдность фауны и отсутствіе "черныхъ братьевъ".-- Музеи и чего въ нихъ нѣтъ.

   Населеніе Сиднея должно бы бояться акулъ, но, повидимому, оно ихъ не особенно боится. По субботамъ молодежь выѣзжаетъ на шлюпкахъ, и тогда весь заливъ красиво бѣлѣетъ ихъ маленькими парусами. Случается иногда, что лодка перевернется по неосторожности не въ мѣру расходившейся молодежи; иногда проказники опрокидываютъ ее и сами, шутки ради, а акулы тутъ же на виду выжидаютъ такой счастливой случайности. Бываетъ, что юноши успѣютъ вскарабкаться въ лодку благополучно, но не всегда. Не разъ подобныя забавы кончались трагически. Во время моего пребыванія въ Сиднеѣ разсказывали, какъ одинъ мальчикъ упалъ въ воду, а товарищъ, услыхавъ крики о помощи, бросился за нимъ спасать его отъ столпившихся акулъ; но тѣ моментально сдѣлали свое страшное дѣло, проглотивъ обоихъ.
   Я упоминалъ, что правительство уплачиваетъ вознагражденіе за каждую убитую акулу. Для полученія этой награды рыбаки насаживаютъ на крюкъ или какой другой снарядъ для приманки аппетитный кусокъ баранины; слухъ объ этомъ быстро распространяется въ водѣ, и акулы со всего раздолья Тихаго океана собираются за полученіемъ даровой закуски. Надо надѣяться, что со временемъ разведеніе акулъ будетъ одною изъ самыхъ прибыльныхъ аферъ въ Сиднеѣ.
   Въ маѣ мое здоровье разстроилось въ Нью-Іоркѣ, потомъ мѣсяца три оно оставалось въ сомнительномъ, хотя и сносномъ состояніи, а въ Тихомъ океанѣ опять пошатнулось. Въ Сиднеѣ -- тоже, но только послѣ новой простуды, когда я уже окончилъ здѣсь свои публичныя чтенія.
   Это недомоганіе лишило меня возможности посѣтить Квинслендъ. Въ такомъ состояніи ѣхать къ сѣверу, въ болѣе жаркій поясъ, было бы совсѣмъ неблагоразумно. Поэтому я предпочелъ прокатиться въ западномъ направленіи, на разстояніи 17 часовъ ѣзды по желѣзной дорогѣ, въ столицу Викторіи, Мельбурнъ, этотъ юный шестидесятилѣтній городъ съ полумилліоннымъ населеніемъ. На картѣ такое разстояніе кажется пустяками, но это уже обычное горе съ масштабомъ разстояній на такомъ огромномъ материкѣ, какъ Австралія. Сама Викторія кажется на картѣ какимъ-то небольшимъ графствомъ, тогда какъ по величинѣ она равняется Англіи, Шотландіи и Уэльсу, взятымъ вмѣстѣ: Или, употребляя другое сравненіе, она въ восемьдесятъ разъ больше штата Родъ-Айленда и равняется цѣлой трети Техаса.
   Изъ Мельбурна вся громадная колонія съ американской точки зрѣнія кажется арендованной горстью поселенцевъ, изъ которыхъ каждый имѣетъ цѣлый Родъ-Айлендъ своею овцеводной фермой. Таково впечатлѣніе, выносимое иностранцемъ изъ общихъ разговоровъ, хотя шерстяная промышленность Викторіи далеко не такъ значительна, какъ въ Новомъ Южномъ Уэльсѣ. Почва и климатъ Викторіи благопріятны для другихъ большихъ индустрій, между прочимъ, для культуры пшеницы и винодѣлія.
   Мы выѣхали изъ Сиднея съ четырехчасовымъ поѣздомъ. Онъ напоминалъ намъ въ одномъ отношеніи американскій комфортъ роскошнымъ спальнымъ вагономъ, чистымъ, красивымъ и новымъ, словомъ, не имѣвшимъ ничего общаго съ сараями на колесахъ континентальной Европы. Однако, багажъ нашъ былъ взвѣшенъ и за лишній вѣсъ заставили заплатить. Это ужь было континентально и скучно; пріятныя же особенности желѣзнодорожнаго путешествія не встрѣчаются въ континентальной практикѣ, почему и не заслуживаютъ описанія въ хвалебномъ тонѣ.
   Билеты были круговые -- Мельбурнъ -- Аделаида въ южной Австраліи, и обратно въ Сидней. Это составило тысячу двѣсти миль лишнихъ противъ нашего разсчета; но такъ какъ круговое путешествіе обходится не многимъ дороже разового билета, то путешественнику кажется соблазнительнымъ накупить этихъ миль какъ можно больше, если даже онѣ ему и не нужны. Въ каждомъ изъ насъ таится врожденное желаніе имѣть хорошихъ вещей больше, чѣмъ намъ нужно.
   На границѣ между Новымъ Южнымъ Уэльсомъ и Викторіей нашъ огромный поѣздъ подвергли пересадкѣ. Пользуясь этимъ замѣшательствомъ, мы вышли на станцію позавтракать. Завтракъ хорошъ и дешевъ, только кофе подгулялъ. Цѣны станціонныхъ прейскурантовъ устанавливаетъ правительство. Прислуживали, кажется, мужчины, но это не всегда бываетъ такъ въ общественныхъ мѣстахъ Австраліи. Обыкновенно прислуживаютъ дѣвушки. Впрочемъ, виноватъ, какія дѣвушки, барышни, прямо герцогини! А что за прелесть ихъ туалеты! На нихъ обратили бы вниманіе на любомъ королевскомъ пріемѣ въ Европѣ. Сами монархини не наряжаются съ такой изысканной элегантностью. Можетъ быть, и не потому, что ихъ средства не позволяютъ, а просто отъ неумѣнія одѣться съ такимъ головокружительнымъ шикомъ.
   Все чудное утро нашъ поѣздъ тихо скользилъ по безконечнымъ равнинамъ, среди тощихъ и непроглядныхъ каучуковыхъ рощъ. Изъ оконъ всю дорогу тянулись маленькія хижины, то деревянныя, то изъ синеватаго волнистаго желѣза; на крыльцахъ и. заборахъ копошилась всякая дѣтвора, все чумазые, косматые ребятишки, точно прямо съ дровяной барки на Миссиссипи.
   Мы видѣли птицъ, но зато не видали ни кэнгуру, ни фнитфипкуса, ни миссіонера, ни туземца. И дѣйствительно, страна поражала отсутствіемъ дичи. Но я не точно употребилъ слово туземецъ. Въ Австраліи оно прилагаетея исключительно къ рожденнымъ здѣсь бѣлымъ. Мнѣ слѣдовало бы сказать, что не видали аборигеновъ или "черныхъ братьевъ". И до сего дня я не видалъ еще изъ нихъ ни единаго. Въ здѣшнихъ большихъ музеяхъ вы найдете всевозможныя достопримѣчательности, за исключеніемъ лишь того, что представляетъ наибольшій интересъ для иностранцевъ. На моей родинѣ имѣется тоже множество всякихъ музеевъ и въ нихъ ни одного американскаго индѣйца. Это очевидная нелѣпость, но прежде она не бросалась мнѣ въ глаза.
  

XL
Мельбурнъ.-- Его богатство и культурность.-- Національный праздникъ 5 ноября.-- Скачки и "кубокъ Мельбурна".-- Сравненіе съ американскими праздниками.-- Музеи.-- Дкорцы богачей.-- Историческая справка.-- Бёкли.-- Производительность Австраліи.-- Что говорятъ цыфры.

Англичане упоминаются въ Библіи:
"Блаженны кроткіе, ибо они наслѣдятъ землю".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Мельбурнъ раскинутъ на громадномъ пространствѣ. Это городъ представительный и богатый какъ въ архитектурномъ, такъ и во всѣхъ прочихъ отношеніяхъ. Онъ весь покрытъ обширной сѣтью всѣхъ видовъ трамвая, имѣетъ музей и коллэджи, школы и общественные сады, электричество и газъ, библіотеки и театры, рудниковые и шерстяные центры, центры искусствъ и наукъ, торговыя бюро, корабли и желѣзныя дороги; гавань, клубы соціалистовъ, клубы журналистовъ, клубы любителей конскаго бѣга, роскошно обставленный клубъ переселенцевъ и такое множество церквей и банковъ, что больше ихъ не подъ силу и соорудить обыкновеннымъ смертнымъ. Словомъ, городъ въ изобиліи обставленъ рѣшительно всѣмъ, что составляетъ современный большой городъ. Онъ самый крупный изъ городовъ Австраліи и достойно занимаетъ этотъ первенствующій постъ.
   Мельбурнъ имѣетъ еще одну спеціальность, которую не надо смѣшивать съ другими сгоронами его общественной жизни. Это вѣнчанная столица культа, скачекъ и бѣговъ. Ея ипподромъ считается Меккой для всей Австраліи. Въ великую годовщину этого священнодѣйствія, 5 ноября -- на день Гая Фокса -- прекращаются всѣ занятія на сушѣ и водахъ на громадномъ пространствѣ, равняющемся разстоянію отъ Нью-Іорка до Санъ-Франциско и отъ Сѣверныхъ Озеръ до Мексиканскаго залива. На это время и мужчины, и женщины, безъ различія общественнаго положенія, всѣ, кто только можетъ позволить себѣ эту роскошь, откладываютъ всѣ другія дѣла и являются на это торжество. Они начинаютъ собираться густыми массами на пароходахъ и по желѣзнымъ дорогамъ за двѣ недѣли до юбилейнаго дня, и этотъ наплывъ публики съ каждымъ днемъ становится все стремительнѣе и гуще, пока всѣ транспортныя средства не истощатся до послѣдняго судна и вагона для удовлетворенія громаднаго спроса, и стѣны квартиръ и отелей не дрогнутъ подъ напоромъ безчисленныхъ массъ публики. Сюда собирается до ста тысячъ человѣкъ и всѣ размѣщаются лагеремъ на обширной площади подъ открытымъ небомъ, представляя живописную картину, какой не увидишь во всей Австраліи.
   Это громадное сборное общество привлекаетъ сюда главнымъ образомъ конкурсъ на "Мельбурнскій кубокъ". Платья заказаны давнымъ давно за баснословную цѣну и сіяютъ такой же неслыханной роскошью и вкусомъ: эти наряды хранились до сихъ поръ подъ спудомъ, такъ какъ посвящены были именно къ этому дню. Надѣюсь, и безъ оговорки понятно, что я говорю не о мужскихъ, а о дамскихъ нарядахъ.
   Итакъ, этотъ обширный лагерь представляетъ блестящее и чудное зрѣлище, такъ сказать, делиріумъ всѣхъ цвѣтовъ, откровеніе обаятельной красоты. Шампанское льется рѣкой, всѣ веселы, возбуждены, счастливы, всѣ держатъ азартныя пари, и выигрыши переходятъ изъ рукъ въ руки все это время. Скачки продолжаются изо-дня-въ-день, шутки и общее веселье бьютъ ключемъ; когда окончится день, общество танцуетъ всю ночь напролетъ, чтобы освѣжиться къ скачкамъ слѣдующаго утра. А въ концѣ этой веселой недѣли всѣ спѣшатъ обезпечить себѣ помѣщенія и переѣздъ на будущій годъ, затѣмъ разъѣзжаются по своимъ далекимъ мѣстамъ, считаютъ барыши и убытки, и заказываютъ туалеты къ юбилею слѣдующаго года. Затѣмъ ложатся и спятъ недѣли двѣ сряду, чтобы встать съ грустной мыслью, что волей-неволей приходится протянуть цѣлый годъ, прежде чѣмъ опять возвратятся блаженные дои.
   "Кубокъ Мельбурна" замѣняетъ Австраліи національный праздникъ. Трудно было бы достойно оцѣнить все его огромное значеніе. Онъ оставляетъ въ тѣни всѣ какія бы то ни было праздники и торжественные дни въ этомъ конгломератѣ всевозможныхъ колоній, мало сказать оставляетъ въ тѣни, вычеркиваетъ ихъ совсѣмъ. Каждый изъ праздниковъ привлекаетъ вниманіе, но не общее; каждый возбуждаетъ и интересъ, и энтузіазмъ, но не общій; въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ одна часть вниманія, интереса и энтузіазма есть дѣло привычки и обычая, а другая -- оффиціальная и обрядная. "День кубка", и только онъ одинъ, захватываетъ всеобщее и добровольное, а не обрядное вниманіе, интересъ и энтузіазмъ. Это первенствующій юбилейный день, онъ не имѣетъ соперниковъ. Я не могу припомнить ни въ одной странѣ такой крупной годовщины, которую можно было бы назвать громкимъ именемъ величайшаго дня въ году. Не могу припомнить гдѣ бы то ни было годовщины, наступленіе которой охватывало бы всю страну цѣлымъ пожаромъ разговоровъ, приготовленій, ожиданій и общаго веселія. Нигдѣ нѣтъ такого дня, какъ въ Австраліи "день кубка", и только онъ одинъ производитъ пожаръ.
   У насъ, въ Америкѣ, нѣтъ такого первенствующаго праздника; нѣтъ дня, приближеніе котораго электризуетъ радостью весь народъ. Наши праздники -- четвертое іюля, Рождество и благодарственный день. Но ни одинъ изъ нихъ не можетъ претендовать на первенство, не можетъ возбудить энтузіазмъ, сколько-нибудь похожій на универсальный. Восемь семейныхъ американцевъ изъ десяти боятся наступленія четвертаго іюля, съ его повальнымъ неистовымъ разгуломъ, съ опасными послѣдствіями, и радуются, когда этотъ день пройдетъ, если только уцѣлѣютъ въ живыхъ. Приближеніе Рождества наводитъ смущеніе и страхъ на многихъ состоятельныхъ людей. Имъ предстоитъ накупить цѣлый возъ подарковъ, и они вѣчно затрудняются, что выбрать и угодить на всѣ возрасты и вкусы; у нихъ пропадаетъ три недѣли на томительную и безтолковую тормошню, и когда наступаетъ, наконецъ, Рождество, они до того недовольны результатомъ и разочарованы, что рады спрятаться куда-нибудь и заплакать. Послѣ того они уже благодарятъ Бога, что Рождество бываетъ только разъ въ году. Празднованіе "благодарственнаго дня", въ смыслѣ обязательной функціи, сдѣлалось общимъ лишь въ послѣдніе годы. Чувство благодарности само по себѣ далеко не такое всеобщее въ народѣ, и это вполнѣ естественно. Двѣ трети всей націи въ продолженіе года переживаютъ обыкновенно трудную долю и невеселые дни, а это, конечно, охлаждаетъ ихъ праздничный пылъ.
   Впрочемъ, если хотите, есть и у насъ первенствующій день, день стремительный, страшный и шумный, представляющій полную универсальность интереса и возбужденія, но это праздникъ не годовой, а бывающій только разъ въ четыре года, почему онъ и не можетъ считаться соперникомъ мельбурнскаго кубка.
   Въ Великобританіи и Ирландіи существуютъ два большихъ праздника -- Рождество Христово и день рожденія королевы. Но они одинаково популярны, и слѣдовательно здѣсь нѣтъ первенства.
   Такимъ образомъ, австралійскій юбилей слѣдуетъ признать единственнымъ, не имѣющимъ себѣ равнаго; вѣроятно, онъ сохранитъ за собою это высокое положеніе еще на долгіе годы.
   Изъ всѣхъ предметовъ, интересующихъ насъ въ путешествіяхъ, на первомъ планѣ -- народъ; затѣмъ -- все новое и оригинальное, и, наконецъ, исторія посѣщаемыхъ мѣстъ и странъ. Диковинки рѣдки въ городахъ, представляющихъ высшую ступень современной цивилизаціи. Кто знакомъ съ такими городами въ другимъ частяхъ свѣта, тотъ въ сущности знакомъ и съ городами Австраліи. Внѣшній видъ не представляетъ почти ничего новаго. Встрѣтятся только новыя названія, но именуемые ими предметы окажутся иногда далеко не новыми. Различіе можетъ быть лишь въ незначительныхъ оттѣнкахъ, но и тѣ обыкновенно слишкомъ тонки, чтобы ихъ могъ замѣтить бѣглый взглядъ прохожаго иностранца.
   Въ музеяхъ вы найдете громадныя помѣщенія, переполненныя самыми рѣдкостными и занимательными вещами, но здѣсь всѣ музеи занимательны, почему они неизбѣжно утомятъ ваше зрѣніе и поясницу, и въ концѣ концовъ выжмутъ всѣ ваши физическія соки своимъ всепожирающимъ интересомъ. Вы постоянно, даете зарокъ больше не ходить по музеямъ, и между тѣмъ идете. Дворцы богачей въ Мельбурнѣ сильно напоминаютъ такіе же дворцы въ Америкѣ, и жизнь въ нихъ та же самая, но этимъ сходство и кончается. Дворъ или цвѣтникъ, окружающій американскій палаццо, не всегда бываетъ обширенъ и красивъ, но въ Мельбурнѣ они часто поражаютъ истинно королевскимъ просторомъ, а климатъ въ союзѣ съ садовниками превращаетъ ихъ въ какую-то волшебную грезу. Говорятъ, что здѣшніе лэндлорды имѣютъ замки и усадьбы, по красотѣ и великолѣпію не уступающіе роскошнымъ резиденціямъ именитыхъ англійскихъ лордовъ, но я не имѣлъ досуга побывать за-городомъ.
   Кто же положилъ начало грандіозному городу съ этой массой царственныхъ громадъ въ городѣ и въ деревнѣ? Первый камень былъ заложенъ и первый домъ выстроенъ бѣглымъ каторжникомъ. Исторія Австраліи -- почти сплошная поэзія, и въ самомъ дѣлѣ она до того причудлива и интересна, что сама представляетъ для иностранца одну изъ характернѣйшихъ диковинокъ страны, почему и отодвигаетъ всѣ другія диковинки на задній планъ. Ее надо читать не такъ, какъ читаютъ исторію, а какъ прелестнѣйшее "не любо -- не слушай", и все въ ней такое свѣжее и новое взамѣнъ ржавчины и плѣсени, покрывающихъ исторіи другихъ странъ. Она полна неожиданностей и приключеній, несообразностей, противорѣчій, невѣроятностей; но всѣ эти курьезы вѣрны жизни, всѣ они были.
   Возьмемъ хоть, напримѣръ, преступника, заложившаго первый камень Мельбурна. Его исторія есть историческій фактъ, но трудно отличимый отъ миѳа. Этого героя звали Бёкли, и когда-нибудь названіе Мельбурна будетъ измѣнено на Бёкливилль или Бёклитаунъ, или что-нибудь въ этомъ родѣ. Современная несправедливость не можетъ продолжаться вѣчно. Бёкли молодой англичанинъ-богатырь. Онъ былъ сначала каменщикомъ, потомъ солдатомъ, участвовалъ въ голландскихъ войнахъ и всю жизнь носилъ на лицѣ боевое украшеніе, въ видѣ честно заслуженнаго шрама. Впослѣдствіи онъ угодилъ на родинѣ подъ судъ за пріемъ краденыхъ вещей, которымъ грошъ цѣна, и былъ приговоренъ къ строгому предварительному заключенію. Видите, какъ заманчиво развернулась предъ нимъ молодая жизнь съ такимъ инцидентомъ и возмездіемъ. Вслѣдъ за тѣмъ онъ былъ отправленъ въ Австралію вмѣстѣ съ другимъ ссыльнымъ грузомъ въ тяжкія работы, срокъ которыхъ забыли опредѣлить. Это было въ 1803 г., когда ему было 23 года. Морской переѣздъ продолжался пять съ половиной мѣсяцевъ, и затѣмъ экспедиція пристала къ берегу, невдалекѣ отъ того мѣста, гдѣ нынѣ стоитъ Мельбурнъ. Это была пустыня, поросшая кустарникомъ, дикая и непривѣтливая, заселенная исключительно аборигенами. Ни одной бѣлой души не встрѣчалось ближе маленькой колоніи въ Сиднеѣ, на разстояніи нѣсколькихъ сотенъ миль. Здѣсь началось поселеніе ссыльныхъ преступниковъ (вскорѣ оставленное); Бёкли положилъ первый камень для перваго зданія.
   Бёкли сразу возгнушался позоромъ и рабствомъ своей новой жизни, а къ тому же скоро разочаровался и въ здѣшнемъ климатѣ, когда январь принесъ разгаръ лѣта, и ему приходились отработывать тяжкій дневной урокъ въ температурѣ 110® въ тѣни по Фаренгейту. Поэтому герой началъ пробивать брешь къ свободѣ, что и увѣнчалось полнымъ успѣхомъ. Въ бѣгствѣ онъ имѣлъ товарищей, но одинъ изъ нихъ былъ застрѣленъ карауломъ, а другіе ушли и скитались съ Бёкли въ кустахъ въ продолженіе шести мучительныхъ дней; наголодавшись за это время всласть, они, предпочитая терзанія каторжныхъ при пищѣ терзаніемъ на волѣ безъ пищи, рѣшились возвратиться, оставивъ Бёкли одного, не пожелавшаго идти съ ними опять на каторгу.
   Онъ и его товарищи сначала думали махнуть въ Калифорнію, такъ какъ люди они были необразованные и географія ихъ хромала, но, оставшись одинъ, Бёкли не отважился на такую попытку, частію изъ разстоянія, а частію и по сомнѣнію его относительно точнаго мѣстонахожденія Калифорніи. Онъ рѣшился пробраться къ Сиднею, но маленько ошибся въ направленіи и ушелъ отъ него какъ разъ въ противоположную сторону. Долгое время бѣдняга пробавлялся ягодами, ракушками и тому подобной дрянью и въ концѣ концовъ былъ взятъ въ плѣнъ дикими. Какъ нарочно, въ это роковое утро ему улыбнулся лучъ счастья, хотя въ ту минуту онъ и не сознавалъ этого. Парень только-что вырылъ копье изъ могилы, и оно было въ его рукѣ, когда на него напали дикари. Они вообразили, что онъ былъ обитателемъ этой могилы, возставшимъ къ новой жизни. Поэтому онъ сразу очутился въ кругу родныхъ и друзей. Простодушные аборигены были рады возвращенію своего родственника и тотчасъ надѣлили его яствами, женами, племянницами и прочими житейскими удобствами, и радушно водворили его у себя. Онъ сдѣлался дикаремъ и важнымъ вліятельнымъ лицомъ въ ихъ племени. Онъ жилъ его жизнію, научился его языку и со временемъ забылъ свой родной. Никогда не встрѣчая бѣлаго собрата и не слыша его рѣчи, новый Робинзонъ продолжалъ вести эту своеобразную жизнь, окончательно забытый свѣтомъ, въ продолженіе безконечныхъ долгихъ тридцати двухъ лѣтъ!
   Австраліи посчастливилось побить рекордъ. Въ то время, какъ Робинзоны другихъ странъ, послѣ недолговременныхъ похожденій, возвратились хвастливо одѣтыми, для пущаго эффекта, въ козлиныя шкуры, ихъ австралійскіе собратья пространствовали цѣлыя поколѣнія и скромно возвращались, не имѣя рѣшительно ничего на плечахъ, чтобы не возбуждать въ людяхъ завистливаго вниманія.
   Такъ Бёкли основалъ Мельбурнъ.
   Въ наши дни телеграфъ -- газета и иллюстрированный журналъ вцѣпились бы въ такой пикантный курьезъ, какъ этотъ Бёкли, протрубили бы на весь міръ его имя и сдѣлали бы героя богачемъ; но въ тѣ старыя времена Бёкли не могъ окончить романъ своей жизни такимъ великолѣпнымъ образомъ. На его скромную долю выпало назначеніе денщикомъ къ полковнику, командиру покой колоніи, вмѣстѣ съ обязанностью одѣваться. Онъ же исполнялъ должность констебля и сыщика. Вскорѣ затѣмъ онъ уволился, попалъ на Вандименову землю (нынѣ Тасманія), гдѣ поступилъ къ смотрителю провіантскихъ складовъ. Напослѣдокъ онъ занималъ мѣсто привратника въ женскомъ пріютѣ. Въ 1840 г., уже шестидесятилѣтнимъ старикомъ, онъ женился на вдовѣ одного механика. Когда служакѣ стукнуло семьдесятъ, онъ былъ уволенъ на покой съ пенсіей въ 60 фун. въ годъ, и пользовался ею шесть лѣтъ. А затѣмъ ревнивая, къ его счастью, смерть сцапала его. Такъ тянулась длинная канитель этой оригинальной, удивительной карьеры.
   Вдумываясь въ подавляющую громадномъ Британской имперіи въ отношеніи къ ея территоріи, населенію и всемірной торговлѣ трудно повѣрить цифрамъ, выражающимъ содѣйствіе Австраліи коммерческому величію имперіи. Въ сравненіи съ территоріальнымъ объемомъ англійской монархіи, территоріальныя владѣнія всякой другой державы -- за исключеніемъ одной Россіи -- не особенно внушительныхъ размѣровъ. По моимъ авторитетнымъ источникамъ, всесвѣтная Британская имперія почти на четвертую часть обширнѣе Русской имперіи. Для незамысловатаго нагляднаго представленія позвольте вашей разогнутой ладони въ совокупности съ пальцами на минуту изобразить собою эту политическую громаду, и если затѣмъ вы потрудитесь срѣзать на ней пальцы чуть повыше средняго сустава длиннаго пальца, то остатокъ ладони будетъ изображать Россію. Народы, подвластные Великобританіи и Китаю, почти одинаковы по численности -- 400,000,000 въ каждой изъ этихъ монархій. Ни одно государство не имѣетъ ничего подобнаго, и даже Россія остается далеко позади.
   Четырехъ милліонное населеніе Австраліи вмѣстѣ съ Океаніей кажется сущей бездѣлицей и тонетъ въ этомъ британскомъ омутѣ въ 400,000,000 душъ. Однако, статистики указываютъ, что она всплываетъ на поверхность и заявляетъ о себѣ весьма громко, когда рѣчь идетъ объ ея участіи во всемірной торговлѣ Англіи. Стоимость ежегоднаго вывоза и ввоза Англіи опредѣляется въ три билліона долларовъ; а извѣстно, что болѣе одной десятой этого чудовищнаго оборота представляетъ обмѣнъ ввоза и вывоза между Австраліей и Англіей. Но, кромѣ того, Австралія ведетъ торговлю съ другими странами, помимо Англіи, съ оборотомъ въ сто милліоновъ, и мѣстную между колоніями въ сто пятьдесятъ милліоновъ долларовъ годового оборота.
   Въ круглыхъ суммахъ эти 400,000,000 жителей покупаютъ и продаютъ товаровъ цѣнностью на 600,000,000 ф. ст. (около 6 милліардовъ) въ годъ, причемъ оказывается, что около половины этой страшной суммы приходится на долю продуктовъ австралійской производительности. Продукты, вывозимые ежегодно Индіей, нѣсколько превышаютъ 500,000,000 ф. ст. Такимъ образомъ, мы встрѣчаемся здѣсь съ мало вѣроятными итогами:
   Индійская производительность (300,000,000 жит.) -- 500.000. 000 ф. ст.
   Австралійская производительность (4,000,000 жит.) -- 300.000. 000 ф. ст.
   Другими словами, это значитъ, что годичная индивидуальная производительность индуса (по экспорту) цѣнится 1,75 ф. ст., а производительность австралійца (по экспорту же) -- 75 ф. ст.!
   Изъ вполнѣ достовѣрныхъ данныхъ видно, что нея индивидуальная индійская годовая производительность какъ для экспорта, такъ и для домашняго потребленія, оцѣнивается только въ 7,50 ф. ст. золотомъ, или 37,50 на семью, считая среднюю семью въ 5 человѣкъ. Сообразно съ этимъ разсчетомъ, производительность австралійской семьи будетъ равняться почти 1,600 ф. ст.! Ужь подлинно, ничего нѣтъ изумительнѣе цыфръ, разъ мы приведемъ ихъ въ осмысленное движеніе.
  

XII.
Бомбей.-- Видъ города.-- Индусы.-- Отель и туземные нравы.-- Прислуга.-- Дюжій нѣмецъ.-- Вороны.-- Мануель и Сатанъ.-- Необычайный посѣтитель.

   Бомбей! Что за очаровательный, изумительный, волшебный городъ изъ "Тысячи и одной ночи"! На ряду съ такою красотою, онъ весьма внушительныхъ размѣровъ, такъ какъ вмѣщаетъ около милліона жителей. Въ крови туземцевъ хотя и есть нѣкоторая примѣсь европейской крови, но это капля въ морѣ, не оказывающая ни малѣйшаго вліянія на подавляющее превосходство чернокожей расы. Теперь здѣсь зима, а между тѣмъ погода напоминаетъ божественную погоду іюня, и древесная листва свѣжа и нѣжна, какъ изумрудная зелень средины лѣта. Изъ моего отеля виденъ рядъ величественныхъ тѣнистыхъ деревьевъ, подъ которыми сидятъ живописныя группы туземцевъ обоего пола; здѣсь же расположился фокусникъ съ тюрбаномъ на головѣ, змѣями и магическими приборами. Цѣлый день съ утра до вечера кэбы и несчетная пестрота всевозможныхъ костюмовъ проносится этимъ проспектомъ. И сколько бы вы ни смотрѣли, никогда вамъ не прискучитъ наблюдать эту живую панораму, этотъ яркій, безпрестанно измѣняющійся, живой калейдоскопъ. На такомъ просторѣ тѣсныя толпы туземцевъ представляли для меня нѣчто сказочное, это волнующееся море яркоцвѣтныхъ тюрбановъ и плащей поражало непривычный взглядъ, а изящная и грандіозная индійская архитектура какъ нельзя болѣе гармонировала съ такой картиной. Предъ закатомъ солнца другая картина -- прогулка по морской набережной къ Малабарскому мысу, гдѣ живетъ лордъ Сандгёрстъ, губернаторъ бомбейскаго намѣстничества. Дворцы парсовъ приходятся въ самомъ началѣ этой карусели, а миновавъ ихъ, городъ уже участвуетъ въ катаньи; экипажи богатыхъ англичанъ и знатныхъ туземцевъ украшены кучеромъ и тремя лакеями въ крикливо-яркихъ восточныхъ ливреяхъ; двѣ изъ этихъ статуй въ тюрбанахъ стоятъ на запяткахъ, не уступая въ граціи монументамъ. Иногда даже омнибусы имѣютъ эту лишнюю ливрейную челядь съ незначительными варіантами -- одинъ правитъ, другой, сидя на козлахъ, смотритъ, какъ тотъ правитъ, а третій стоитъ на запяткахъ и кричитъ встрѣчнымъ, а для практики, вѣроятно, кричитъ иногда и на пустую дорогу. Все это способствуетъ поддержанію оживленія, возбуждая общее жизнерадостное настроеніе.
   Въ мѣстности, называемой Скандальный Мысъ -- названіе очень удачное, имѣются удобныя скалы, на которыхъ можно сидѣть, любуясь роскошнымъ видомъ на море съ одной стороны, а съ другой -- слушая грохотъ катящихся веселыхъ экипажей. Здѣсь большія группы самодовольныхъ парсскихъ женщинъ представляютъ такой чудный палисадникъ яркихъ цвѣтовъ, что не оторвешься отъ волшебнаго зрѣлища. По дорогѣ вамъ встрѣчаются безконечныя вереницы гуляющихъ въ одиночку, парами, группами и цѣлыми процессіями, мужчинъ и женщинъ рабочихъ классовъ, только одѣты или, вѣрнѣе, раздѣты они не по нашему. Мужчина, обыкновенно красиво сложенный высокій атлетъ, не имѣющій на себѣ ничего, кромѣ обернутаго вокругъ поясницы лоскута; цвѣтъ кожи его темно-оливковый, блестящій, изъ подъ которой выпираетъ надувшіеся узлы богатырскихъ мускуловъ, точно у него яйца подъ кожей. Женщина -- нѣжное и граціозное существо, стройна, какъ шомполъ; носитъ только одну вещь -- яркихъ цвѣтовъ матерію, обмотанную вокругъ головы и тѣла, впрочемъ, не далѣе половины дороги къ колѣнямъ, и эта матерія облегаетъ ея тѣло такъ же плотно, какъ собственная кожа. Икры и ноги голы, какъ и руки, съ множествомъ колецъ и браслетовъ, которыми изъ скромности унизаны пальцы и запястья. У нея еще много подвѣсокъ на ноздряхъ и цѣлая спираль блестящихъ браслетовъ на ногахъ. Ложась въ постель, красавица, вѣроятно, снимаетъ съ себя всѣ эти украшенія. Если бы она сняла съ себя еще что-нибудь, то могла бы простудиться. На головѣ у нея обыкновенно высокій, изящной формы мѣдный кувшинъ, поддерживаемый поднятою голою рукою. Она такъ изящна и статна, выступаетъ съ такою граціей и достоинствомъ, поднятая рука и мѣдный жбанъ такъ красиво дополняютъ картину, что, право, наши рабочія женщины не могутъ и сравниваться съ нею въ качествѣ украшенія пейзажа.
   Всюду краски, чарующія, волшебныя краски, всюду -- куда ни обернетесь -- на всемъ пути бирюзоваго залива до губернаторскаго дома, гдѣ отборные богатыри въ тюрбанахъ стоятъ группами почетной стражей у подъѣзда въ своихъ яркихъ костюмахъ, красиво довершая собою величественную картину, напоминающую театральную феерію. Я очень хотѣлъ бы быть однимъ изъ этихъ конвойцевъ.
   Вотъ она настоящая Индія, страна грезъ и поэзіи, сказочнаго богатства и такой же бѣдности, роскоши и лохмотьевъ, дворцовъ и лачугъ, голода и чумы, геніевъ и великановъ, тигровъ и слоновъ, кобры и джунглей, страна сотни народностей и сотни языковъ, тысячи религій и двухъ милліоновъ боговъ, колыбели человѣческаго рода, родины человѣческой рѣчи, матери исторіи, бабушки легенды, прабабушки преданія; страна, вчерашній день которой носитъ дату сѣдой древности всѣхъ остальныхъ націй, единственная подъ солнцемъ, представляющая неизсякаемый интересъ для заѣзжаго принца и пришлаго крестьянина, для грамотнаго и невѣжды, для невольника и свободнаго, единственная страна, которую всѣ люди желаютъ видѣть, и разъ увидѣвъ, хотя бы мелькомъ, не промѣняютъ этотъ мимолетный взглядъ на всѣ виды остальной земли вмѣстѣ взятые.
   Даже теперь, до прошествіи цѣлаго года, делиріумъ этихъ дней въ Бомбеѣ еще не оставилъ меня и, надѣюсь, не оставитъ никогда. Всѣ впечатлѣнія совершенно свѣжи, ни одна мельчайшая деталь картины не стушевалась.
   А Индія не ждетъ завтрашняго дня, она началась для меня тотчасъ въ отелѣ. Сѣни и галереи были переполнены черными туземцами въ тюрбанахъ, фескахъ, расшитыхъ золотомъ кепи, босоногіе, въ бѣлыхъ туникахъ; иные бѣгали и суетились, другіе отдыхали -- кто на корточкахъ, кто сидя на полу; иные оживленно тараторили. Въ столовой за кресломъ у каждаго изъ обѣдавшихъ стоитъ его туземный слуга, точно закостюмированный къ роли изъ "Тысячи и одной ночи".
   Наши комнаты были на самомъ верху съ фасадной стороны. Бѣлолицый управляющій, дюжій нѣмецъ, проводилъ насъ наверхъ, захвативъ трехъ индѣйцевъ для уборки комнатъ. Человѣкъ пятнадцать еще слѣдовало за ними съ ручнымъ багажомъ, цѣлой процессіей, при чемъ каждый несъ только одну вещь: либо сумку, либо что-нибудь еще меньше. Такъ, одинъ ражій туземецъ несъ мое пальто, другіе -- кто зонтикъ, кто ящикъ сигаръ, кто романъ, а у послѣдняго въ этой безконечной вереницѣ весь грузъ состоялъ въ одномъ вѣерѣ. Все исполнялось дѣльно и серьезно, никто изо всей процессіи не позволялъ себѣ улыбки или шутки. Затѣмъ, всѣ они терпѣливо и спокойно, безъ малѣйшей назойливости, ждали обычной награды, пока одинъ изъ насъ не удосужился дать имъ по мелкой монетѣ, послѣ чего получившій почтительно склонялъ голову, касаясь рукою лба, и уходилъ къ своему дѣлу. Эти люди казались добродушнымъ и услужливымъ народомъ и въ ихъ манерахъ было что-то одновременно и привлекательное, и трогательное.
   Въ нашей комнатѣ была большая стеклянная дверь, выходившая на балконъ. Эту дверь требовалось въ чемъ-то исправить или вычистить, ужь не помню, и вотъ одинъ изъ этихъ туземцевъ опустился предъ ней на колѣни и принялся за дѣло. Казалось, онъ работалъ довольно старательно, а можетъ въ чемъ и ошибся, только дюжій нѣмецъ сверкнулъ на него сердитымъ окомъ и, не объясняя, въ чемъ его вина, со всего размаха ударилъ бѣднягу но лицу, и потомъ указалъ ему какую-то неисправность. Это оскорбленіе было особенно позорно для него, какъ нанесенное при насъ, иностранцахъ. Но индусъ перенесъ его кротко, не сказавъ ни слова, ни однимъ мускуломъ или жестомъ не выразивъ своей обиды. Ничего подобнаго я не видалъ за пятьдесятъ лѣтъ. Этотъ эпизодъ напомнилъ мнѣ мое дѣтство, и вмѣстѣ съ нимъ давно забытый фактъ, что таковъ былъ обычный способъ объяснять невольнику хозяйскія желанія.
   Когда моя спальная была, наконецъ, приведена въ должный порядокъ, и даже прилажена защита отъ москитовъ, я улегся въ постель возиться съ своимъ кашлемъ. Это случилось часовъ въ 9 вечера. Боже мой, что здѣсь за нравы! Битыхъ три часа продолжались вой и крики туземной прислуги, вперемежку съ мягкой поступью ихъ проворныхъ босыхъ ногъ -- чисто вавилонское столпотвореніе! Они выкрикивали приказанія и порученія съ верхней площадки лѣстницы внизъ. Наконецъ, этотъ шумъ разгорѣлся до степени бунта, возстанія, революціи! Къ этому гаму присоединились и съ нимъ смѣшались другіе оглушительные звуки, усиливавшіе иногда и безъ того ужасный содомъ, казалось, кровли рушились, окна разбивались вдребезги, людей рѣзали, вороны, каркая, насмѣхались и ругались, канарейки пищали, обезьяны тараторили, попугаи богохульствовали, а по временамъ все это покрывалось дьявольскими раскатами хохота и точно взрывами динамита. Къ полуночи я переиспыталъ всѣ виды потрясеній и уже зналъ, что ни въ одиночку, ни въ совокупности они меня погубить не могутъ. Затѣмъ водворился миръ,-- настала торжественная тишина, продолжавшаяся до 5 утра.
   Тутъ прорвало все снова. И какъ бы вы думали, кто нарушилъ эту благодатную тишину? Всѣмъ птицамъ птица -- индійская ворона. Я мало-по-малу хорошо ознакомился съ ней а пришелъ въ положительный восторгъ. Мнѣ она показалась самою несчастною изъ всѣхъ пернатыхъ, но за то и самымъ веселымъ и самодовольнымъ существомъ. Мнѣ думается, у здѣшней вороны нѣтъ враговъ среди людей. Ни бѣлые, ни магометане никогда ея не обижаютъ; къ тому же индусы, по ученію своей религіи, никогда не лишаютъ жизни ни одно животное, и щадятъ даже змѣй, тигровъ, блохъ и крысъ. Когда я сижу на одной сторонѣ балкона, вороны собираются на перилахъ другой и сначала мирно болтаютъ обо мнѣ, потомъ бочкомъ-бочкомъ понемножку, да потихоньку, подскочатъ такъ близко, что я почти могу достать ихъ; онѣ усядутся самымъ безцеремоннымъ образомъ и тараторятъ о моемъ платьѣ, волосахъ, наружности и, быть можетъ, о моемъ характерѣ, призваніи и политической окраскѣ; о томъ, какимъ образомъ я попалъ въ Индію, чѣмъ занимаюсь, долго ли странствовалъ, какими судьбами я до сихъ поръ не повѣшенъ и когда, наконецъ, это совершится, не пріѣдутъ ли еще другіе съ моей родины, когда тѣ будутъ повѣшены, и такъ далѣе, пока я не спугиваю ихъ, потерявъ терпѣяіе; послѣ этого онѣ, покружившись въ воздухѣ съ хохотомъ, насмѣшками и колкостями, тотчасъ снова усядутся на перила и принимаются за прежнее.
   Эти проказницы бываютъ очень общительны, даже слишкомъ, когда видятъ у меня что-нибудь съѣстное; при малѣйшемъ поощреніи влетаютъ въ комнату, садятся на столъ и помогаютъ мнѣ справиться съ моимъ завтракомъ; разъ какъ-то въ мое отсутствіе онѣ перетаскали у меня всѣ мелкія вещицы, какія только могли поднять, и какъ нарочно выбирали такія, съ которыми сами не знали, что дѣлать. Въ Индіи количество воронъ превосходитъ всякое вѣроятіе, и несносный гамъ карканья этихъ тараторокъ пропорціоналенъ ихъ количеству. Мнѣ сдается, что вороны обходятся странѣ дороже самого правительства, а это не бездѣлица. Однако, населеніе охотно оплачиваетъ этотъ предметъ роскоши, и было бы огорчено, если бы его лишили веселаго карканья воронъ.
   Здѣсь вашъ день начинается со стука носильщика въ дверь вашей спальни, стука, сопровождаемаго потокомъ словъ, смыслъ которымъ, докладъ о томъ, что ванна готова. Въ сущности это гортанное клокотанье непонятно только потому, что вы еще не примѣнились въ англійской рѣчи носильщика, которую скоро изловчитесь понимать.
   Откуда онъ выкопалъ такую рѣчь, это его секретъ. Ничего подобнаго нѣтъ на всемъ свѣтѣ, развѣ только въ раю или, вѣрнѣе, въ гѣеннѣ, гдѣ, кажется, всѣ говорятъ этимъ дьявольскимъ жаргономъ. Вы нанимаете туземца, какъ только ступили на индійскую почву, какого бы пола вы ни были, безъ него вамъ не обойтись. Онъ и разсыльный, и лакей, и горничная, и столовый камердинеръ, и дамская гардеробная дѣвушка, и курьеръ -- словомъ, рѣшительно все и вся, одѣвается онъ въ мѣшокъ изъ грубой холстины съ подобіемъ одѣяла на плечахъ, спитъ на каменномъ полу съ наружной стороны вашей нумерной двери, и вы не знаете, куда и когда онъ уходитъ пообѣдать, знаете только, что его при васъ кормить не станутъ, гдѣ бы вы ни жили, въ гостинницѣ или въ частномъ домѣ. Жалованье его большое, съ индійской точки зрѣнія, и онъ ухитряется кормиться и одѣваться все изъ этого источника. Мы смѣнили ихъ трехъ за два съ половиной мѣсяца. Жалованье перваго было тридцать рупій, другихъ сорокъ рупій въ мѣсяцъ, сумма царская такъ какъ туземный стрѣлочникъ на желѣзной дорогѣ и прислуга въ частномъ домѣ получаетъ только семь рупій въ мѣсяцъ, а рабочій на фермѣ всего четыре. Впрочемъ, фермерскій рабочій, вѣроятно, нанимается на готовомъ содержаніи, почему все его жалованье идетъ на содержаніе семьи, т. е. на ея пищу, такъ какъ они живутъ въ глиняныхъ мазанкахъ, сдѣланныхъ собственными руками, и къ тому же вовсе не носятъ одежды, кромѣ развѣ тряпки, накинутой на плечи. При всемъ томъ, это еще благодать для фермерскаго рабочаго; онъ не всегда былъ баловнемъ роскоши, какъ теперь, главный коммиссаръ центральныхъ провинцій, въ недавней оффиціальной рѣчи, сдѣлавъ депутаціи туземцевъ приличный репримандъ за ихъ жалобы на тяжелыя времена, напомнилъ имъ, что еще не такъ давно жалованье рабочаго составляло всего полрупія въ мѣсяцъ, что другими словами, равняется тремъ ф. ст. (около 30 руб.) въ годъ. Если обладатель такого жалованья имѣетъ многочисленное семейство,-- а у всѣхъ рабочихъ такія семейства, ибо Господь Богъ въ иныхъ отношеніяхъ весьма милостивъ къ этимъ бѣднякамъ,-- то онъ скопитъ отъ годовой работы копеекъ 30 барыша чистоганчикомъ; я говорю, конечно, объ экономномъ рабочемъ, а не о безпутномъ транжирѣ. Если къ этому рабочій и задолжалъ фунтовъ четырнадцать, и то, при желѣзномъ здоровьи, онъ успѣетъ погасить такой долгъ черезъ какія-нибудь девяносто лѣтъ, когда, гордо поднявъ голову, опять можетъ смѣло смотрѣть въ лицо кредиторамъ.
   Подумайте объ этихъ условіяхъ и ихъ бытовомъ значеніи. Индія страна селъ, а не городовъ; ея огромное населеніе состоитъ изъ землевладѣльцевъ. Вся она представляетъ одну большую ферму -- одинъ безграничный просторъ полей, огороженныхъ глиняными плетнями. Вдумайтесь въ этотъ фактъ, и поймите ужасающую совокупность бѣдноты, выставляемую вамъ напоказъ индусскимъ населеніемъ.
   Первый, пришедшій ко мнѣ наниматься носильщикъ, ждалъ внизу и прислалъ свои рекомендаціи. Съ этого началось мое первое утро въ Бомбеѣ. Мы прочитали эти отзывы внимательно, подозрительно, вдумчиво. Въ нихъ не оказалось, однако, ничего подозрительнаго, за исключеніемъ одного -- всѣ они были отъ американцевъ. По моимъ наблюденіямъ, на аттестацію, даваемую американцемъ прислугѣ, не всегда можно положиться. Мы народъ слишкомъ благодушный, не любящій говорить непріятную правду о какомъ-нибудь бѣднягѣ, кусокъ хлѣба котораго зависитъ отъ нашего приговора; поэтому упоминаемъ только о его хорошихъ качествахъ, позволяя себѣ нѣкоторую, хотя и не высказываемую, замаскированную ложь -- ибо, не упоминая о его дурныхъ качествахъ, мы тѣмъ самымъ какъ бы удостовѣряемъ, что у него ихъ нѣтъ. А по моему мнѣнію, вся разница между скрытой и явной ложью только въ томъ, что скрытая предосудительнѣе и вреднѣе явной, но намъ и этого мало; утаивая дурныя качества прислуги, мы нерѣдко пересаливаемъ похвалы ея достоинствамъ. Такимъ образомъ, если судить по сердобольнымъ аттестатамъ, мы можемъ показаться очень плаксивою національностью, и у насъ нѣтъ того мотива, на который можетъ сослаться, напримѣръ, французъ. Во Франціи вы обязаны дать увольняемой прислугѣ хорошую аттестацію и скрыть ея пороки; у васъ нѣтъ выбора. Если же вы упомянете о ея порокахъ, для огражденія интересовъ будущаго хозяина, то она можетъ искать съ васъ убытки судомъ, которые непремѣнно присудятъ въ ея пользу, да еще судья задастъ вамъ жестокую головомойку за покушеніе обезчестить бѣднаго человѣка и лишить его куска хлѣба.
   Однако, возвращаюсь къ поданнымъ аттестаціямъ. По этимъ удостовѣреніямъ Мануель X. представлялся совершенствомъ во всѣхъ отрасляхъ его сложной профессіи, и эти разнообразныя качества перечислялись и восхвалялись во всѣхъ подробностяхъ. Я сидѣлъ безвыходно въ своей комнатѣ, терзаясь бронхитомъ, и быль радъ имѣть передъ собою для развлеченія какую нибудь свѣжую физіономію. По этому Мануель явился весьма кстати. Онъ былъ лѣтъ пятидесяти, высокій, стройный, немного сутуловатый, вѣроятно, отъ долгой практики всякихъ наклоненій, съ лицомъ европейскаго склада; короткіе волосы, черные, какъ смоль; добродушные хотя и робкіе черные глаза; кожа темная, почти черная,-- вотъ портретъ Мануеля. Онъ ходилъ босикомъ, и другимъ мы его не видали; одежда была европейская, дешевая и сильно поношенная.
   Индусъ стоялъ передо мною, склонивъ голову (и туловище) по ихъ почтительному обычаю, коснувшись лба правой рукой въ знакъ привѣта.
   -- Послушайте, Мануель,-- заговорилъ я,-- вы индусъ, а между тѣмъ у васъ какъ будто испанское имя. Откуда оно попало?
   Старикъ видимо смутился, не понявъ меня; но онъ не выдалъ этого и отвѣтилъ съ новымъ поклономъ:
   -- Точно такъ, господинъ, меня зовутъ Мануель.
   -- Понимаю, но откуда у васъ это имя?
   -- Точно такъ, господинъ; самъ не знай откуда. Отецъ такъ звали, мать нѣтъ.
   Я понялъ, что долженъ упростить свою рѣчь и произносить слова раздѣльнѣе, чтобы быть понятнымъ этому ученому англоиндусу.
   -- Ну, хорошо -- да у отца-то оно откуда?-- переспросилъ я.
   -- Ахъ, отецъ,-- затараторилъ онъ, просіявъ,-- онъ христіанъ, португалъ, живетъ въ Гоа; я родилъ въ Гоа; мать не португалъ -- мать здѣсь, великій кастъ -- мать, браминъ -- кулинъ мать -- то самъ великій кастъ; другій нѣтъ такой болшой кастъ. И я великій кастъ браминъ, христіанъ, какъ моя отца; великій кастъ христіанъ -- браминъ,-- Армій Спасенъ,-- господинъ.
   Все это индѣецъ проговорилъ съ запинкой, путаясь въ выраженіяхъ. Но тутъ на него словно налетѣло вдохновеніе и онъ paразился цѣлымъ потокомъ словъ, которыхъ я не могъ разобрать, почему и остановилъ его.
   -- Постойте, любезный, вы такъ не говорите; вѣдь я не понимаю по-индусски.
   -- Та не инду, господинъ -- такій манеръ, та англійска. Я всегда будетъ говорить съ господинъ,-- проговорилъ онъ уже болѣе внятно.
   -- И прекрасно, такъ и говорите. Эта рѣчь все же походитъ на англійскую, и я понимаю ее. Только не распространяйтесь, выражайтесь короче. Такъ я васъ спрашиваю, откуда ваша англійская рѣчь, учились вы ей, или это даръ Божій?
   Послѣ нѣкотораго размышленія старикъ отвѣтилъ съ особымъ благоговѣніемъ.
   -- Да, самъ Богъ. Христіанскій Богъ очень добра, индусскій богъ тоже очень добра. Два милліона индусски богъ, одна христіанскій Богъ: та вмѣстѣ два милліона и единъ богъ, та всѣ мой два милліонъ и единъ богъ. У меня ухъ много богъ! Долго молить я свой богъ, у церковь много давай, чтобы всѣ мой богъ будетъ добра для мене, карошъ человѣкъ будетъ мене; добра будетъ для мой семья...
   Успокоившись относительно рѣчи и убѣжденій моего новаго слуги, я поручилъ ему убрать ванную комнату. Онъ вышелъ, какъ будто понявъ приказаніе, а между тѣмъ въ ванную не пошелъ, а досталъ изъ шкапа мое платье и давай его чистить. Я повторилъ приказаніе нѣсколько разъ, упростивъ фразу до послѣдней возможности. Тогда онъ вышелъ и кликнулъ для уборки чернорабочаго (кули), объяснивъ мнѣ, что онъ лишится своей касты, если исполнитъ эту работу самъ; по закону его касты это было бы оскверненіемъ и большихъ хлопотъ и непріятностей стоила бы ему процедура очищенія и возстановленія своей чести, такъ какъ черная работа строго воспрещена лицамъ касты, будучи всецѣло предоставлена исключительно подонкамъ индусскаго народа -- презрѣнной судрѣ (чернорабочіе, поденщики). Индусъ былъ правъ, а бѣдный судра былъ видимо доволенъ своей жалкой судьбою, своимъ обиднымъ отличіемъ, позорящимъ его испоконъ вѣковъ и отодвигающимъ, такъ сказать, къ началу всѣхъ началъ. Бокль говоритъ, что названіе его -- работникъ -- есть презрительная кличка, что, по уставамъ Ману (900 до P. X.), если судра сядетъ наравнѣ съ лицомъ высшимъ, онъ подлежитъ ссылкѣ или наложенію клейма {Не пускаясь въ подробности, замѣчу только, что, по правилу, судра не носитъ такой одежды, которая могла бы скрытъ это клеймо. Авт.}; если же онъ отзовется пренебрежительно о лицѣ высшей касты или оскорбитъ его, то подлежитъ смерти; если слушаетъ чтеніе священныхъ книгъ, то ему залить уши кипящимъ масломъ; а если запомнитъ тексты изъ нихъ -- казнить смертію; если судра выдастъ дочь свою замужъ за брамина, то мужъ карается тюрьмою за то, что обезчестилъ себя союзомъ съ женщиною, стоящею неизмѣримо ниже его; наконецъ, судрѣ воспрещается пріобрѣтать богатство. А между тѣмъ, большая часть населенія Индіи, по словамъ Бокля {Нынѣшнее населеніе 300 милліоновъ душъ. Авт.}, состоитъ изъ судры -- рабочихъ, земледѣльцевъ, созидателей богатства страны.
   Бѣдняга Мануель оказался окончательнымъ неудачникомъ. Сама старость была ему помѣхой. Онъ былъ отчаянная мямля и феноменально забывчивъ. Отлучившись куда-нибудь за два шага, онъ пропадалъ по цѣлымъ часамъ, вѣчно забывая, за чѣмъ ходилъ. Уборка сундука занимала его на цѣлую вѣчность, а послѣ него въ сундукѣ оказывался невообразимый хаосъ. У стола онъ тоже не могъ поспѣвать -- недостатокъ очень важный, ибо здѣсь, если у васъ нѣтъ своего слуги въ отелѣ, обѣдъ вашъ будетъ тянуться нестерпимо медленно и вы встанете голоднымъ. Къ довершенію горя мы не въ состояніи были понимать его англійскаго языка, а онъ нашего; а когда убѣдились, что онъ не понимаетъ даже собственнаго, то, скрѣпя сердце, рѣшились отпустить его. Но я сдѣлать это по возможности мягко и деликатно. "Мы должны разстаться, Мануель,-- сказалъ я ему -- но надѣюсь снова встрѣтиться съ вами въ лучшемъ мірѣ". Это было не совсѣмъ правдоподобно, но все же могло служить маленькимъ утѣшеніемъ старику, подслащивая горькую пилюлю.
   Сваливъ эту обузу и тѣмъ облегчивъ душу, я скоро почувствовалъ въ себѣ подъемы такого веселаго настроенія, что готовъ былъ вырваться изъ своей засады и идти навстрѣчу всякимъ приключеніямъ. А тутъ вскорѣ влетѣлъ въ комнату только-что нанятый замѣститель Мануеля, сдѣлалъ селямъ и тотчасъ принялся положительно порхать то туда, то сюда на своихъ бархатныхъ ступняхъ; въ пять минутъ привелъ въ порядокъ всѣ комнаты и вытянулся въ почтительный фронтъ, ожидая дальнѣйшихъ приказаній, Какой онъ показался мнѣ свѣжій, проворный и юркій послѣ соннаго идіота и стараго лѣнтяя Мануеля. Все мое сердце, всѣ симпатіи и все восхищеніе мое невольно понеслись навстрѣчу нашему веселому, маленькому черномазому вьюну, этому прессованному воплощенію энергіи, силы, проворства и ловкости, живому, улыбающемуся, милому, ясноокому бѣсенку, на головѣ котораго красовалась феска цвѣта раскаленнаго угля, съ огненно-яркой кисточкой. Насчетъ имени мы поладили скоро. Такъ какъ великое множество его индусскихъ прозвищъ оказалось слишкомъ длинно, то я объявилъ, что попросту буду звать его Сатанъ, на что онъ охотно согласился.
   Кто-то стукнулъ въ дверь. Сатанъ перелетѣлъ комнату однимъ махомъ; его вызвали, и онъ исчезъ. Черезъ три минуты счетомъ бѣсенокъ уже опять стоялъ предо мной навытяжку, по-военному, въ ожиданіи моего вопроса.
   -- Въ чемъ дѣло, Сатанъ?
   -- Богъ желаетъ васъ видѣть.
   -- Кто о!?
   -- Богъ. Прикажете просить?
   -- Ахъ, постойте, это что то небывалое, это... это... нѣтъ, погодите... вѣдь нельзя же такъ врасплохъ... я думаю... постойте, я даже не могу понять, что я думаю. Не можете ли объяснить, что это такое? Понимаете сами, что это совсѣмъ что-то не...
   -- Вотъ его карточка, господинъ.
   Неправда ли, какъ все это странно, и удивительно, и страшно? Такая особа и вдругъ идетъ посѣтить кого же -- меня, присылаетъ свою визитную карточку, подобно намъ грѣшнымъ, съ кѣмъ же -- съ бѣсенкомъ! Это была изумительная коллизія взаимно другъ друга исключающихъ невозможностей. Но вѣдь эта страна арабскихъ ночей, это Индія, а чего только не станетъ отъ волшебной Индіи?
   Интервью немедленно состоялось. Сатанъ былъ нравъ, посѣтитель мой былъ дѣйствительно богъ въ сознаніи его многочисленныхъ послѣдователей, которые искренно воздавали ему благоговѣйное поклоненіе. Ихъ не смущаютъ никакія сомнѣнія относительно его божественнаго происхожденія и миссіи. Они вѣрятъ въ него, молятся ему, приносятъ жертвы; покупаютъ у него отпущеніе грѣховъ; для нихъ его личность, вмѣстѣ со всѣмъ къ ней относящимся, священна; они покупаютъ у его брадобрѣя обрѣзки его ногтей, вставляютъ ихъ въ золотую оправу и носятъ въ золотыхъ брелокахъ, какъ драгоцѣнные амулеты.
   Я старался быть разговорчивымъ и спокойнымъ, но не могъ. А развѣ вы могли бы? Я былъ въ чаду воспаленнаго безумія и радостнаго удивленія. Я не могъ свести съ него глаза. Я смотрѣлъ на бога, настоящаго, признаннаго и поклоняемаго бога, поэтому съ жаднымъ любопытствомъ всматривался во всѣ подробности его наружности и одежды. Въ головѣ моей проносились такія мысли: "Въ качествѣ поклоняемаго божества онъ, конечно, не довольствуется такой легкой данью, какъ лесть, достаточной развѣ для сильныхъ земли, а требуетъ безконечно болѣе богатой духовной пищи: обожанія и поклоненія; мужчины и женщины слагаютъ въ его стопамъ свои заботы, скорби и растерзанныя сердца; онъ даруетъ имъ миръ, и они уходятъ исцѣленными и утѣшенными".
   Первыя слова высокаго посѣтителя, сказанныя съ обыкновенной земной простотой, выражали лестный отзывъ объ одномъ изъ моихъ произведеній, формулированный сжатымъ и изящнымъ литературнымъ языкомъ.
   Индія воистину страна сюрпризовъ. Я питалъ самолюбіе, питалъ надежду, почти увѣренность, что меня читаютъ президенты, короли и императоры, но никогда не дерзалъ и помыслить о такомъ высокомъ читателѣ. Было бы фальшивой скромностью увѣрять, что мнѣ не вскружилъ голову отзывъ такого лица. Нѣтъ, я умилился до слезъ. Онъ доставилъ мнѣ гораздо больше удовольствія, чѣмъ комплиментъ смертнаго человѣка.
   "Богъ" пробылъ у меня съ полчаса, и я нашелъ его самымъ любезнымъ и пріятнымъ джентльмэномъ. Божественное достоинство держится въ его родѣ что-то очень давно, не знаю только, съ какого времени. Онъ магометанское божество, по земному рангу принцъ -- не индѣйскій, а персидскій и прямой потомокъ Пророка. Онъ красивъ и молодъ для бога, ему лѣтъ сорокъ или тридцать пять, не больше. Онъ принимаетъ исключительныя почести съ невозмутимою благосклонностью и достоинствомъ, приличнымъ его высокому сану. Говоритъ по англійски съ легкостью и чистотою кровнаго англичанина. Мнѣ кажется, что я не пересаливаю въ этихъ похвалахъ. Это былъ единственный богъ, когда-либо мною видѣнный, и мое впечатлѣніе было весьма для него благопріятное. Когда онъ всталъ прощаться, дверь распахнулась настежь, и особа скрылась изъ виду, сопровождаемая сіяющимъ Сатаномъ.
  

XIII.
На пріемѣ у магараджи.-- Башни Безмолвія.-- Ястреба.-- Погребальные носильщики.-- Религіозные взгляды парсовъ.-- Соціальное значеніе этой общины.

Немногіе изъ насъ могутъ вывести счастье, я разумѣю -- счастье ближняго.
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Въ моемъ воображеніи возстаетъ теперь другая картина -- правительственный домъ на Малабарскомъ мысу, съ раздольнымъ морскимъ видомъ изъ оконъ и съ большихъ балконовъ. Это резиденція его превосходительства губернатора Бомбейской провинціи, роскошное, вполнѣ европейское зданіе, съ дополненіемъ туземной обстановки въ видѣ почетной стражи и слугъ. Домъ представляетъ гармоничное сочетаніе комфортабельнаго барскаго жилища съ государственнымъ палаццо.
   Это была Англія, англійское могущество, англійская, то есть современная цивилизація, со спокойнымъ изяществомъ, спокойными красками, спокойными вкусами и спокойнымъ достоинствомъ эгими продуктами современной цивилизаціи. За нею слѣдовала другая картина древней индійской культуры, когда я провелъ часъ во дворцѣ туземнаго магараджи Кумаръ Шри Самадзинджи Багадура, повелителя области Палитаны. Съ магараджей былъ его молодой наслѣдникъ, вмѣстѣ съ сестрой, крошечной воздушной брюнеткой, очень миловидной, серьезной, нѣжно сложенной, одѣтой самой роскошной бабочкой; это была миніатюрная принцесса изъ сказочной страны, съ замѣтнымъ расположеніемъ къ иностранцамъ; только въ началѣ свиданія она предпочитала держаться за руку отца, пока не присмотрѣлась къ намъ и не узнала, насколько можно намъ довѣриться. Дѣвочкѣ на видъ лѣтъ восемь, такъ что по естественному (индусскому) ходу вещей, она черезъ три или четыре года будетъ невѣстой, и тогда этому свободному общенію съ яркимъ солнцемъ, вольнымъ воздухомъ и другими прелестями внѣшней природы и знакомству съ мужскимъ поломъ настанетъ конецъ: она запрется въ гаремъ на всю жизнь, подобно своей матери, и, по унаслѣдованному складу убѣжденій, будетъ счастлива въ этомъ заключеніи, не видя въ немъ ни досаднаго стѣсненія, ни обидной неволи.
   Мы съ любопытствомъ разсматривали гардеробъ, драгоцѣнности и серебряную утварь магараджи, любуясь изяществомъ, красотою и художественною тонкостью работы. Серебряные сервизы хранятся на замкѣ и подаются только къ столу, причемъ, кромѣ старшаго мажордома и принца, никто не имѣетъ ключей отъ этого среброхранилища. Я не понялъ хорошенько, почему такая строгость, но думаю, что она направлена не на одно сбереженіе драгоцѣнной утвари отъ расхищенія, скорѣе она имѣетъ въ виду предохранить принца отъ оскверненія, которое было бы нанесено его кастѣ, если бы къ блюдамъ прикоснулись руки низшей касты, или защитить его высочество отъ отравленія. Возможно, что играютъ роль обѣ эти причины. Говорятъ, что наемный стольникъ обязанъ отвѣдывать всякое блюдо предъ подачей его магараджѣ -- древній и мудрый обычай на Востокѣ, изрядно сократившій количество этихъ отвѣдывателей, ибо обыкновенно ядъ всыпаетъ поваръ. Будь я индійскій магараджа, я бы не тратился на этихъ отвѣдывателей, а ѣлъ бы попросту съ поваромъ.
   Всякіе мѣстные обычаи бываютъ любопытны для иностранца, и я замѣтилъ, что индусское утреннее привѣтствіе составляетъ оригинальный церемоніалъ, тогда какъ наше не восходитъ на такую высоту. Здороваясь, сынъ почтительно касается отцовскаго лба тонкой серебряной палочкой, намазанной киноварью, оставляющей на лбу красный слѣдъ, а сынъ получаетъ въ отвѣтъ родительское благословеніе. Наше здравствованіе, быть можетъ, и хорошо для дикаго Запада, но было бы слишкомъ грубо для тихаго и церемоніальнаго Востока.
   Послѣ того какъ, согласно туземному этикету, намъ украсили шеи большими гирляндами изъ желтыхъ цвѣтовъ и. предложили пожевать бетель, этотъ пріятный визитъ кончился, и мы перенеслись отсюда къ сценѣ совершенно другого рода: отъ яркихъ пылающихъ красокъ и солнечной жизни къ мрачному вмѣстилищу мертвыхъ парсовъ въ Башнѣ Безмолвія. Есть что-то величественное въ этомъ названіи, и производимое имъ впечатлѣніе залегаетъ глубоко; въ немъ вѣчная тишина смерти. Мы имѣемъ могилы, гробницы, мавзолеи, Божьи нивы, кладбища, и съ этими названіями у насъ соединяются возвышенныя представленія, но для нашихъ усыпальницъ мы не имѣемъ названія, которое, подобно названію индусовъ, имѣло бы такой величественный, глубокій смыслъ или оставляло бы въ душѣ такое неизгладимое впечатлѣніе.
   На высокомъ мѣстѣ, въ раю тропической зелени и цвѣтовъ, вдали отъ свѣта съ его суетою и шумомъ, стоятъ эти башни безмолвія; а дальше внизу тянутся широкія аллеи кокосовыхъ пальмъ; за ними, еще дальше, городъ, а тамъ -- океанъ съ цѣлымъ флотомъ колыхающихся судовъ, все, погруженное въ ту же ненарушимую тишину, какая осѣняетъ это избранное покоище смерти. Съ нимъ неразлучны знаменитые ястреба. Въ ожиданіи законной добычи, они сидятъ плотно другъ къ другу, большимъ кругомъ, по краямъ массивной башни, сидятъ неподвижно, точно скульптурныя украшенія, за которыя такъ легко ихъ принять. Въ эту минуту похоронная процессія въ благоговѣйной тишинѣ медленно приближалась ко вратамъ башни. Тѣло лежало на носилкахъ нагое, накрытое бѣлымъ покрываломъ. Носильщики были отдѣлены интерваломъ въ 30 футовъ отъ провожавшихъ. Эти люди, какъ и провожавшіе, были въ бѣлыхъ одеждахъ, причемъ каждая пара провожавшихъ была эмблематично связана между собою по рукамъ бѣлымъ шнуромъ или платкомъ. Позади процессіи шла собака, которую вели на привязи. По вступленіи въ ограду провожавшіе остановились, такъ какъ никто, кромѣ носильщиковъ, не можетъ подойти къ священной башнѣ ближе, чѣмъ на 30 футовъ; затѣмъ родственники прошли въ находящійся здѣсь молитвенный домъ помолиться объ упокоеніи почившаго. Носильщики отперли единственную дверь башни и исчезли; вскорѣ они возвратились съ носилками и бѣлымъ покрываломъ и снова замкнули дверь. Вотъ тутъ-то вся круговая стая хищниковъ поднялась, хлоная крыльями, и жадно устремилась въ башню на трупъ, отъ котораго черезъ нѣсколько минутъ остается только бѣлый скелетъ.
   Принципъ, лежащій въ основѣ всего ритуала похоронъ парсовъ, заключается въ чистотѣ. По уставамъ зороастровой религіи, три стихіи -- земля, огонь и вода -- священны и не должны приходить въ соприкосновеніе съ мертвецомъ. Поэтому тѣла умершихъ не могутъ быть ни сжигаемы, ни погребаемы въ могилахъ. Упомянутые оффиціально назначаемые носильщики получаютъ высокую плату, но влачатъ незавидное разобщенное существованіе, поставленные въ необходимость жить отдѣльно отъ другихъ лицъ своей касты: постоянное обращеніе съ умершими оскверняетъ ихъ, и всякій, вступающій съ ними въ какое-либо сношеніе, тоже оскверняется. По выходѣ изъ башни бывшая на нихъ одежда мѣняется на другую въ особомъ зданіи за оградой, гдѣ остается и снятое платье, ибо оно осквернено и не должно болѣе употребляться или выноситься за ограду. Поэтому на каждомъ выносѣ они въ новомъ платьѣ. Насколько извѣстно, воспрещеніе постороннимъ лицамъ входить въ заповѣдную башню было нарушено только однажды послѣ ея освященія. Ровно сто лѣтъ назадъ одинъ европеецъ ухитрился какъ-то пробраться за носильщиками и утолилъ свое жадное любопытство видомъ недоступныхъ мистерій индусской святыни. Имя этого вандала не дошло до насъ, общественное положеніе его также скрыто. Эти два обстоятельства, въ связи съ фактомъ, что за такое тяжкое святотатство все взысканіе, назначенное виновному правительствомъ остъ-индской компаніи, ограничилось публичнымъ "выговоромъ", заставляютъ заподозрить, что это былъ европеецъ высокаго ранга. Документъ, заключавшій этотъ выговоръ, предупреждалъ, что будущіе преступники этого рода изъ лицъ, состоящихъ въ распоряженіи компаніи, будутъ увольняемы отъ службы, а принадлежащіе къ купечеству -- лишены права торговли и сосланы въ Англію.
   Парсы увѣряютъ, что ихъ способъ похоронъ обезпечиваетъ безопасность живущихъ, что онъ опрятенъ, не распространяетъ вредныхъ міазмовъ и эпидемій, что изъ ограды башенъ безмолвія не выносится ничего заразительнаго во внѣшній міръ. Быть можетъ, они и правы. Какъ санитарная мѣра, ихъ обычай погребенія равноцѣненъ сожиганію труповъ и столь же безопасенъ. Въ наше время мы, европейцы, полземъ медленно, но надежно къ кремаціи. Нельзя, конечно, ожидать, чтобы это движеніе прогрессировало быстро, но если, при всей медленности, оно будетъ настойчивымъ и постояннымъ, этого достаточно для успѣха. Когда кремація войдетъ въ общій обычай, мы перестанемъ содрогаться передъ нею, а начнемъ содрогаться при погребеніи, если захотимъ вдуматься въ процессъ, происходящій съ трупомъ въ могилѣ.
   Парсы составляютъ замѣчательную общину. Ихъ всего 60.000 въ Бомбеѣ и только половина такого числа разсѣяна по остальной Индіи; но они своимъ значеніемъ возмѣщаютъ мизерность количества. Парсы высоко образованы, энергичны, предпріимчивы, прогрессивны, богаты, и самъ еврей не превзойдетъ ихъ въ религіозности и щедрости на дѣла благотворенія и милосердія. Они созидаютъ и обезпечиваютъ больницы, съ равной заботливостью какъ для людей, такъ и для животныхъ, и у нихъ, наравнѣ съ ихъ женщинами, всегда открытый кошелекъ на все доброе и полезное. Парсы представляютъ политическую силу и цѣнную опору для правительства. Они держатся чистой и возвышенной религіи и, ревниво соблюдая ея чистоту, согласуютъ съ нею весь свой житейскій обиходъ.
   Мы бросили послѣдній взглядъ на дивную панораму равнины, города и моря, чѣмъ и закончилось наше посѣщеніе сада и знаменитыхъ башенъ; послѣдній предметъ, замѣченный мною, былъ другой символъ смерти, на этотъ разъ уже безкорыстный: это ястребъ, взгромоздившійся на верхушку высокой, тощей, голой пальмы, стоявшей одиноко въ долинѣ; угрюмый хищникъ сидѣлъ неподвижно и казался какой-то статуэткой на высокой колоннѣ. Его унылый, траурный видъ вполнѣ гармонировалъ съ этимъ мѣстомъ тишины и покоя.
  

ГЛАВА ХІI.
Храмъ Джэновъ.-- Солидарность орденовъ и пушекъ.-- Пушка въ роли проводницы народныхъ благъ.-- Аудіенція у магараджи.-- Депутаціи Джэновъ.-- Всеподданнѣйшій адресъ временъ теперешнихъ и давно минувшихъ.-- Мысли о черной и бѣлой кожѣ. Наблюденія и выводы по этому вопросу.

"Есть старинное пожеланіе, которое
слѣдуетъ записать золотыми буквами:
"При подъемѣ на вершину счастья дай
вамъ Богъ не повстрѣчаться на пути съ другомъ".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Слѣдующая картина, проносящаяся въ моей памяти, тоже изъ религіозной области. Знакомые захватили насъ въ храмъ Джэновъ (Jain). Онъ оказался невеликъ, и съ шестовъ, укрѣпленныхъ надъ его крышей, развѣвались флаги или хоругви, а на низкихъ зубцахъ размѣщено множество небольшихъ идоловъ. Внутри, посреди храма, одиноко молился вслухъ набожный Джэнъ. Наше присутствіе не смутило и не охладило его молитвеннаго экстаза. Въ десяти шагахъ отъ него стоялъ идолъ -- небольшая фигура въ сидячемъ положеніи. Лицо его было размалевано, какъ у восковой куклы, недоставало только натуральности и пропорціональности ея формъ. Всѣ объясненія намъ давалъ мистеръ Ганди (Gandhi), бывшій делегатъ всемірнаго религіознаго конгресса въ Чикаго. Объясненія были чрезвычайно ясны, но со временемъ они спутались у меня, и отъ этого посѣщенія осталось только общее смутное представленіе о чуждыхъ религіозныхъ понятіяхъ, облеченныхъ въ тонкія умозрительныя формулы, возвышенныя и чистыя, лишенныя плотской оболочки, и на-ряду съ этимъ другое смутное представленіе, ассимилирующее эту интеллектуальную систему. Богъ вѣсть, какъ и зачѣмъ съ этими грубыми, уродливыми идолами все это вяжется, я не понимаю. Мнѣ кажется, что между этими элементами нѣтъ ничего общаго. Быть можетъ, идолъ символизируетъ какое-нибудь лицо, сдѣлавшееся съ теченіемъ времени святымъ или богомъ, путемъ длиннаго ряда очистительныхъ перевоплощеній и подвиговъ, простиравшихся на много вѣковъ. Кто знаетъ? Впрочемъ, я уже сказалъ, что ничего въ этомъ не понимаю.
   Оттуда мы прошли въ палаццо магараджи Примчанда, принимавшаго депутацію отъ общины Джэновъ, явившуюся поздравить его съ высокимъ отличіемъ -- полученіемъ ордена Индійской звѣзды, пожалованнымъ ему его повелительницей Викторіей, императрицей Индіи. Какъ видно, даже самый могущественный индійскій принцъ радъ прибавить скромный титулъ "сэра" къ своему древнему природному величію и для снисканія его готовъ оказывать правительству весьма цѣнныя услуги, готовъ щедрой рукой сбавлять налоги, давать большія суммы на облегченіе нуждъ своихъ подданныхъ, если только этимъ можетъ заслужить почетный орденокъ. Онъ радъ жертвовать безъ счету на добрыя дѣла, лишь бы ему прибавили пушку къ салюту, дозволенному ему британскимъ правительствомъ. Каждый годъ императрица жалуетъ ордена и прибавляетъ пушки туземнымъ магараджамъ за оказанныя общественныя заслуги. Для незначительнаго князька салютъ полагается въ три или четыре пушки (выстрѣла), болѣе вліятельнымъ принцамъ салютъ поднимается все выше и выше, съ пушки на пушку, и, не шутите, доходитъ до одиннадцати, а быть можетъ и больше, но я не слыхалъ выше, чѣмъ объ одиннадцати-пушечныхъ принцахъ. Мнѣ говорили, что когда четырехъ-пушечный князекъ получаетъ лишнюю пушку, онъ тоскуетъ, пока новость не распространится, такъ какъ онъ падокъ на эту музыку и пользуется всякой оказіей, чтобы вызвать салютъ. Быть можетъ, могущественные повелители Гайдерабада и Бароды имѣютъ и болѣе одиннадцати пушекъ -- мнѣ неизвѣстно.
   Когда мы вступили въ княжескіе чертоги, огромный залъ нижняго этажа былъ почти полонъ, но экипажи все еще неслись къ подъѣзду. Собравшееся общество представляло блестящій видъ или выставку, такъ сказать, человѣческихъ фейерверковъ, въ отношеніи костюмовъ и смѣшенія огненно-пылкихъ цвѣтовъ. Тонкое разнообразіе въ расположеніи цвѣтныхъ полосъ и формѣ тюрбановъ было замѣчательно. Это разнообразіе объясняется тѣмъ, что упомянутая делегація собралась изъ разныхъ мѣстностей Индіи, и каждый представитель имѣлъ тюрбанъ той формы, какая въ наибольшемъ почетѣ въ его области. Въ общемъ эта картина производила очень оригинальный эффектъ.
   Я предложилъ бы устроить здѣсь конкурсную выставку шляпъ и костюмовъ христіанъ: очистилъ бы одну половину зала отъ индійскихъ грандовъ и заполнилъ бы это мѣсто христіанами, собранными изъ Америки, Англіи и колоній, одѣтыми въ костюмы и шляпы, принадлежащіе модамъ разныхъ эпохъ: нынѣшней и бывшимъ двадцать, сорокъ и пятьдесятъ лѣтъ назадъ. Это было бы нѣчто ужасное, чисто дьявольское посмѣшище. Къ этому присоединились бы кстати недостатки бѣлой кожи. Сама по себѣ она не имѣетъ ничего особенно предосудительнаго и отталкивающаго, но когда вступаетъ въ конкуренцію съ людскими массами темной и черной кожи, то становится очевиднымъ, что мы терпимъ нашу неприглядность только въ силу привычки. Почти у всѣхъ черныхъ и темнокожихъ кожа бываетъ красива, но красивая бѣлая кожа встрѣчается рѣдко. Въ этомъ легко можетъ убѣдиться каждый: пройдите любую скромную улицу въ Парижѣ, Нью-Іоркѣ или Лондонѣ въ воскресный день и замѣтьте, сколько встрѣтится вамъ, такъ сказать, пріятнокожихъ лицъ на протяженіи цѣлой мили. Тамъ, гдѣ чернокожія составляютъ большинство, на-ряду съ ними бѣлыя лица кажутся какими-то набѣленными, чахлыми, а иногда и прямо страшными. Я замѣтилъ это еще ребенкомъ на югѣ, въ послѣднюю годину рабства предъ войною. Роскошная черная шелковистая кожа африканскихъ зулусовъ, на мой взглядъ, ближе всего подходитъ къ совершенству. Какъ сейчасъ вижу этихъ красивыхъ чернокожихъ атлетовъ у зданія таможни; молодцы на подборъ, скромно одѣтые въ легкіе костюмы, снѣжная бѣлизна которыхъ еще рѣзче оттѣняла контрастъ съ ихъ черной кожей. Вспоминая этихъ черныхъ красавцевъ, я могу сравнивать ихъ лица и. наружностью бѣлыхъ, которые проносятся теперь мимо моихъ оконъ въ Лондонѣ.
   Лэди -- кожа -- новый пергаментъ.
   Другая лэди -- кожа -- старый пергаментъ.
   Еще -- нарумяненная и набѣленная, очень красивая.
   Мужчина -- кожа сѣроватая, съ пурпурными пятнами.
   Другой -- нездоровая кожа вродѣ рыбьей чешуи.
   Дѣвушка -- желтое лицо, усѣянное веснушками.
   Старуха -- лицо свѣтло-сѣроватое.
   Молодой мясникъ -- физіономія сплошь красно-багровая.
   Прохожій въ желтухѣ -- кожа горчично-желтаго цвѣта.
   Пожилая лэди -- кожа безцвѣтная, съ двумя замѣтными бородавками.
   Пожилой мужчина -- изъ пьющихъ; дряблое лицо цвѣта разварной красной капусты, съ надувшимися пурпурными жилками.
   Здоровый молодой джентльмэнъ -- прекрасное свѣжее лицо.
   Больной юноша -- лицо, какъ у воскресшаго мертвеца.
   И конца нѣтъ людямъ, кожа которыхъ представляетъ некрасивыя и безвкусныя видоизмѣненія цвѣта, по недоразумѣнію называемаго нами бѣлымъ. Нѣкоторыя изъ этихъ лицъ угреваты, нѣкоторыя носятъ другіе признаки больной крови, на иныхъ замѣтны рубцы, цвѣтъ которыхъ разнится съ общимъ цвѣтомъ лица. Кожа бѣлаго человѣка ничего не скрываетъ, потому что не можетъ скрыть. Она точно отъ природы предназначена быть ловушкой или носительницей всего, что можетъ ее безобразить. Дамы должны красить ее, пудрить, мазать косметиками, питать арсеникомъ, полировать, вѣчно льстить ей и всячески ублаготворять, мучить и оберегать ее, чтобы дѣлать красивой, въ чемъ, однако же, не успѣваютъ. Красота кожи и вообще наружности, которую онѣ стараются улучшить и сохранить искусственными средствами, даръ природы, удѣляемый ею немногимъ, очень немногимъ избранникамъ. Девяносто девяти субъектамъ она даетъ дурныя лица и только сотый красивъ. Сотая часть можетъ сохранять красоту, но долго ли? Какія-нибудь десять лѣтъ.
   Явное преимущество я нахожу на сторонѣ зулуса. Онъ прямо начинаетъ съ красивой физіономіи, и она годится ему на всю жизнь. То же и у темнокожихъ индусовъ -- лицо открытое, кроткое, чистое, симпатичное, не боящееся никакого цвѣта, гармонирующее со всѣми цвѣтами и смягчающее ихъ всѣхъ, я полагаю, что для бѣлаго лица средняго качества нѣтъ ни малѣйшихъ шансовъ на успѣшную конкурренцію съ богатой и прочной окраской индусовъ.
   Но возвратимся во дворецъ. Въ особенно роскошныхъ оригинальныхъ нарядахъ красовалась группа дѣтей. Казалось, они пылали въ огнѣ, до того ярки были цвѣта и блестящи драгоцѣнности, унизывавшія ихъ богатыя ткани. Эти дѣти были профессіональными плясунами и казались дѣвочками, хотя всѣ были мальчики. Они отдѣлялись по-одиночкѣ, по-парно, по-четверо и плясали и пѣли подъ аккомпаниментъ туземной музыки. Ихъ движенія и жестикуляція были благородны и изящны, но голоса слишкомъ рѣзки и непріятны, да и пѣніе слишкомъ монотонно.
   Между тѣмъ изъ другихъ покоевъ послышались виваты и восторженные клики, и величественной поступью вступилъ въ залъ принцъ въ сопровожденіи своей свиты. Это былъ красивый мужчина въ какомъ-то феерическомъ костюмѣ, сплошь унизанномъ не нитками, а цѣлыми шнурами, канатами драгоцѣнностей; нѣкоторые изъ этихъ шнуровъ были усѣяны жемчугомъ, другіе крупными натуральными изумрудами. Бомбей славится дивными изумрудами. На принцѣ величина ихъ представляла чудо въ своемъ родѣ, и отъ этихъ сверкающихъ шнуровъ жгло глаза. Съ нимъ былъ и маленькій княжичъ, имѣвшій на себѣ тоже выставку ослѣпительныхъ драгоцѣнностей.
   Церемонія была непродолжительна. Принцъ послѣдовалъ къ своему трону съ величественной осанкой и достоинствомъ. Здѣсь же находился и тронъ юнаго принца, и они оба сѣли рядомъ, съ группою приближенныхъ сановниковъ по бокамъ, и весьма точно и добросовѣстно воспроизводили картины, встрѣчаемыя нами въ книгахъ и повторяющіяся съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ Соломонъ принималъ царицу Савскую и показывалъ ей свои сокровища. Глава представлявшейся депутаціи прочиталъ привѣтственный адресъ, затѣмъ вложилъ его въ отдѣланный серебромъ цилиндръ, съ подобающей церемоніей вручилъ его принцу, который тотчасъ безъ всякой церемоніи передалъ его одному изъ приближенныхъ. Я приведу здѣсь этотъ адресъ. Онъ интересенъ, какъ показатель того, за что подданные индійскаго принца считаютъ нужнымъ благодарить его при современномъ англійскомъ режимѣ, сравнительно съ тѣми благами, которыя доставили бы народную благодарность его предшественнику, полтораста лѣтъ назадъ, въ дни свободы, еще не скованной англійскимъ вмѣшательствомъ. Въ ту отдаленную пору подобный адресъ былъ бы изложенъ въ нѣсколькихъ строкахъ. Въ немъ благодарность князю могла быть мотивирована такъ:
   1) За то, что не убивалъ непомѣрно большого количества людей изъ-за одной прихоти.
   2) За то, что внезапнымъ и произвольнымъ повышеніемъ налоговъ не раздѣлъ ихъ до-нага и не уморилъ голодомъ.
   3) За то, что изъ-за пустяковъ не разорялъ богатыхъ и не отбиралъ ихъ собственности.
   4) За то, что не убивалъ, не ослѣплялъ, не заключалъ въ темницы и не изгонялъ родственниковъ королевскаго дома, для обезпеченія трона отъ возможныхъ заговоровъ.
   и 5) За то, что тайно, изъ-за подкупа, не выдавалъ подданныхъ въ руки шаекъ профессіональныхъ тоговъ, для избіенія и ограбленія, въ долю съ принцемъ.
   Таковы были довольно обыкновенные княжескіе промыслы въ добрыя старыя времена, но они, вмѣстѣ съ другими, еще болѣе грубыми поползновеніями, давно прекратились подъ англійскимъ управленіемъ. Ихъ замѣнили другія статьи, какъ это видно изъ адреса общины Джэновъ:
   "Ваше высочество! Мы, нижеподписавшіеся члены общины Джэновъ въ Бомбеѣ, имѣемъ счастіе приблизиться къ вашему высочеству съ выраженіемъ нашихъ задушевныхъ привѣтствій по новоду недавняго возложенія на ваше высочество знаковъ наипочетнѣйшаго ордена Индійской звѣзды. Десять лѣтъ назадъ мы имѣли радость и счастіе привѣтствовать вступленіе вашего высочества въ тотъ годъ на престолъ, при обстоятельствахъ, составившихъ незабвенную эпоху въ исторіи вашего государства, ибо, еслибъ не возвышенный и прозорливый умъ, явленный вашимъ высочествомъ въ переговорахъ, происходившихъ между общинами Падитана и Джэновъ, то миролюбивый духъ, одушевлявшій нашъ народъ, не могъ бы принести добрыхъ плодовъ. Это былъ первый шагъ вашего высочества, и онъ вызвалъ заслуженныя хвалы нашей общины и бомбейскаго правительства. Десятилѣтіе управленія вашего высочества, въ связи съ дарованіемъ, мудростью и искусствомъ, вложенными въ дѣло вашимъ высочествомъ, справедливо снискали вашему высочеству исключительное почетное отличіе -- сопричисленіе васъ къ сонму кавалеровъ высочайшаго ордена Индійской звѣзды, каковымъ отличіемъ, по нашему разумѣнію, ваше высочество удостоены первымъ между государями равнаго съ вашимъ высочествомъ сана и могущества. И мы смѣемъ увѣрить ваше высочество, что этой высокой наградой, пожалованной вамъ ея величествомъ, всемилостивѣйшей королевой императрицей, мы гордимся не менѣе вашего высочества. Учрежденіе коммерческихъ факторій, школъ, лечебницъ и проч. вашимъ высочествомъ въ нашей странѣ ознаменовало управленіе вашего высочества за эти десять лѣтъ, и мы пребываемъ въ увѣренности, что вашему высочеству еще долго суждено мудро и благодѣтельно управлять вашимъ народомъ и довершить многія реформы, какія вашему высочеству было угодно ввести въ вашемъ государствѣ. Еще разъ повергаемъ къ стопамъ вашего высочества самыя пламенныя поздравленія наши съ пожалованною вамъ наградой. Имѣемъ счастіе оставаться вашего высочества всепокорнѣйшіе слуги".
   Факторіи, школы, лечебницы, реформы... Дѣйствительно, принцъ распространяетъ эти хорошія вещи въ нынѣшнія времена и получаетъ за нихъ ордена и пушки.
   Принцъ что то буркнулъ въ отвѣтъ на адресъ, перекинулся нѣсколькими словами съ болѣе видными иностранцами по англійски, съ своими сановниками -- по-индусски, а затѣмъ, по обыкновенію, розданы гирлянды, и церемонія кончилась.
  

ГЛАВА XV.
Индусская помолвка.-- Двѣнадцатилѣтняя парочка.-- Балъ.-- Змѣи на бѣлыхъ.-- Иллюминація.-- Чума.-- Кварталъ смерти.-- Статистика жертвъ.-- Кинглекъ о черной смерти.

   Въ этотъ же вечеръ, около полуночи, состоялось зрѣлище другой церемоніи -- индусской свадьбы или, вѣрнѣе, помолвки. Еще недавно, гуляя по улицамъ, мы видѣли ихъ многолюдными, кипѣвшими живописной туземной жизнью, но теперь не замѣчалось ничего подобнаго. Казалось, мы шли царствомъ мертвыхъ. Все опустѣло и смолкло, даже вороны не нарушали тишины. Всюду встрѣчались цѣлыми сотнями спавшіе на голой землѣ туземцы, вытянувшись во весь ростъ и плотно обернувшись въ одѣяло съ головой. Своими скорченными, застывшими членами несчастные походили на мертвецовъ. Въ европейскомъ Бомбеѣ тогда чумы еще не было, но она уже опустошаетъ индусскій кварталъ города. Лавки закрыты, половина населенія разбѣжалась, а изъ остальной половины люди бѣгутъ цѣлыми массами ежедневно. Попавъ вглубь злополучнаго квартала и пробираясь его тѣсными, темными переулками, мы должны были идти очень осторожно, чтобы не наступить на лежавшихъ вповалку по всей улицѣ больныхъ. При этомъ цѣлыя стаи крысъ то-и-дѣло сновали въ ногахъ, составляя аванпосты тѣхъ крысъ, что обыкновенно разносятъ заразу изъ дома въ домъ въ Бомбеѣ. Убогія хижинки были открыты на улицу, все имущество вывезено, и на лавкахъ спали члены семьи, съ коптѣвшимъ масленымъ ночникомъ. Все это наводило уныніе, напоминая какой-то безконечный моргъ. Наконецъ мы повернули за уголъ и увидали передъ собою блестящую иллюмиищію. Это сіяло жилище жениха, унизанное сверху до низу газовыми огнями. Въ домѣ тоже все сіяло праздничнымъ блескомъ: огни, костюмы, волшебныя краски, декораціи, зеркала -- словомъ, дворецъ Аладина! Невѣста, красивая дѣвочка лѣтъ двѣнадцати, была одѣта, какъ мы одѣли бы мальчиковъ, только, разумѣется, гораздо богаче, чѣмъ это сдѣлали бы мы. Она непринужденно расхаживала среди гостей, останавливалась, разговаривала и позволяла имъ разсматривать ея свадебныя драгоцѣнности, представлявшія верхъ совершенства. Особенно выдѣлялась нитка крупныхъ брилліантовъ чудной воды -- на такую прелесть можно было залюбоваться. Къ ожерелью былъ подвѣшенъ богатѣйшій изумрудъ.
   Женихъ отсутствовалъ -- онъ справлялъ предсвадебное торжество въ домѣ своего отца. Насколько я понялъ мѣстный обычай, женихъ и невѣста должны собирать гостей каждый вечеръ и пировать всю ночь въ продолженіе недѣли или больше, и затѣмъ уже совершить свадьбу, если только останутся живы. Оба въ этой дѣтской парочкѣ были нѣсколько старше, нежели полагается для жениха и невѣсты въ Индіи: имъ было уже по 12 лѣтъ; они могутъ вступать въ бракъ годомъ или даже двумя раньше, хотя по нашимъ отсталымъ понятіямъ и двѣнадцати лѣтній возрастъ еще довольно юнъ для брака.
   Вскорѣ въ роскошные зала вошла группа знаменитыхъ и высоко цѣнимыхъ молоденькихъ танцовщицъ, принявшихся плясать и пѣть; съ ними явились и музыканты, игравшіе на какихъ-то диковинныхъ инструментахъ, производившихъ дикій и невообразимый вой, отъ котораго мурашки бѣгали по спинѣ. Въ числѣ раздирательныхъ инструментовъ была труба, подъ звуки которой дѣвочки танцовали серпантинъ, долженствовавшій изображать чары змѣй. Но такая музыка едва ли могла кого очаровать. Впрочемъ, одинъ туземный помѣщикъ увѣрялъ, что змѣи любятъ эту музыку, выходятъ изъ своихъ норъ и слушаютъ ее съ несомнѣнными признаками удовольствія и признательности. Въ подтвержденіе онъ привелъ слѣдующій эпизодъ: какъ-то на вечерѣ въ его имѣніи бальная музыка собрала въ домъ столько назойливыхъ змѣй, что пришлось сначала остановить оркестръ, чтобы убѣдить непрошенныхъ посѣтительницъ убраться во-свояси. Никто не желалъ компаніи этихъ смѣлыхъ и опасныхъ гадовъ. Однако, никто изъ туземцевъ не рѣшился бы убитъ ихъ, ибо для индуса запретный грѣхъ убивать какую бы то ни было тварь.
   Мы вышли съ бала въ два часа утра. Тутъ другая картина, но она залегла въ моей памяти скорѣе какъ сценическая феерія, нежели живая дѣйствительность. Эту волшебную картину представлялъ порталъ подъѣзда съ рядомъ широкихъ ступеней, на которыхъ толпились чернокожіе молодцы почетной стражи, закутанные, какъ привидѣнія, въ бѣлые плащи и залитые яркимъ свѣтомъ иллюминаціи, а посреди лѣстницы выдѣлялась мощная фигура исполина съ тюрбаномъ на головѣ и съ длиннымъ име немъ, вполнѣ соотвѣтствовавшимъ его росту: Рао Багадуръ Баскирао, Балинканджи Питали, Вакиль его высочества Гайквара, магараджи Бародскаго. Безъ него панорама не была бы законченной, и будь его фамилія какой-нибудь кургузый Смизъ, онъ не гармонировалъ бы съ обстановкой. Тутъ же, по обѣимъ сторонамъ тѣсной улицы, фасады сосѣднихъ домовъ были тоже иллюминованы, по мѣстному обычаю, стеклянными стаканчиками со свѣчами, всѣ линіи ажурной рѣзьбы фасадныхъ плитокъ сверкали яркими созвѣздіями среди окружающей тьмы. Когда мы отошли на нѣкоторое разстояніе въ темную перспективу переулка, эти огни слились въ одинъ свѣтлый дискъ, сіявшій подобно солнцу изъ окутывавшаго его мрака.
   Затѣмъ снова глубокая тишина, шмыгающія крысы, темные силуэты всюду распростертыхъ на землѣ больныхъ, и по обѣимъ сторонамъ эти открытыя наружу хижины, похожія на склепы, а въ нихъ похожіе на трупы люди, недвижимо спящіе въ чуть замѣтномъ мерцаніи ночника. И теперь, спустя годъ, когда пробѣгаю телеграммы, мнѣ представляется, что я читаю то, что самъ отчасти видѣлъ или, вѣрнѣе, провидѣлъ до наступленія катастрофы, въ пророческой грезѣ, такъ сказать. Одна изъ телеграммъ говоритъ: "Всѣ дѣла въ туземной части города стали. Кромѣ раздирающихъ душу воплей и прохода погребальныхъ процессій, на улицахъ почти незамѣтно ни жизни, ни движенія. Число закрытыхъ лавокъ превышаетъ число открытыхъ". Другая сообщаетъ, что 325.000 душъ бѣжало изъ города и разноситъ заразу по всей странѣ. Черезъ три дня новыя вѣсти: "Населеніе уменьшилось наполовину. Бѣглецы занесли болѣзнь въ Карачи: "Изъ 220 заболѣвшихъ 214 умерло". Вслѣдъ за тѣмъ еще: "Изъ 52 вновь заболѣвшихъ умерли всѣ".
   Чума несетъ съ собою такой ужасъ, какой не возбуждаетъ никакая другая болѣзнь, ибо изъ извѣстныхъ человѣку эпидемій она самая губительная и безпощадная. "Изъ 52 заболѣвшихъ умерли всѣ". Только одна черная смерть убиваетъ такъ огульно. Всѣ мы въ извѣстной степени можемъ представить себѣ страшное опустошеніе пораженнаго чумою города и мертвую тишину, нарушаемую по временамъ отдаленными воплями рыданій, сопровождающихъ движеніе похоронныхъ процессій, но едва ли мы въ состояніи уяснить себѣ кошмаръ оцѣпенѣнія и ужаса, охватывающій живыхъ, которые находятся въ зараженномъ мѣстѣ и не могутъ бѣжать оттуда. Тѣ полмилліона жителей, что бѣжали въ дикой паникѣ изъ Бомбея, даютъ намъ нѣкоторое понятіе о томъ, что эти люди должны были испытать; но, быть можетъ, даже они не сознавали, что испытывали остальные 500.000 ихъ собратій, брошенныхъ ими на мѣстѣ въ челюстяхъ смерти, безъ всякой возможности избѣжать гибели. Извѣстный Кинглекъ давно какъ-то случился въ Каирѣ во время эпидеміи черной смерти и описываетъ, какъ въ такую годину сначала ужасъ закрадывается въ сердце человѣка и преслѣдуетъ его, пока мнительный страхъ не вызоветъ подъ мышкой зловѣщаго пятна, затѣмъ горячечный бредъ съ дикими галлюцинаціями, грезы о родинѣ, о семьѣ и быстрый, безпощадный, неотвратимый набѣгъ смерти.
  

ГЛАВА XVI.
Мѣстный процессъ.-- Вредные общественные элементы: образцовые "друзья", плуты и мошенники.-- Поддѣлка документовъ и торговля лжесвидѣтельствомъ.-- Оригинальныя "изобрѣтенія" Индіи.-- Ея масштабъ.-- Многоплеменность и вавилонское многоязычіе страны.

"Голодъ есть слуга генія".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Однажды во время нашего пребыванія въ Бомбеѣ случился чрезвычайно характерный уголовный процессъ, казавшійся живымъ эпизодомъ какой-нибудь страшной главы изъ "Тысячи и одной ночи". Этотъ процессъ представлялъ странную смѣсь простоты нравовъ, благочестія и жестокости, напомнившій и воскресившій забытыя времена тоговъ (Thuggee) я даже сдѣлавшій ихъ правдопобными. Дѣло состояло въ убійствѣ молодой дѣвушки изъ-за какихъ-то несчастныхъ побрякушекъ, вся стоимость которыхъ ниже дневного заработка чернорабочаго въ Америкѣ. Такое преступленіе могло быть совершено и въ любой другой странѣ, но едва ли съ тѣмъ холоднымъ разсчетомъ, безстрашіемъ и недальновидностью, при отсутствіи всякаго чувства состраданія, раскаянія и угрызенія совѣсти, какія обнаружились въ этомъ дѣлѣ. Всюду убійца старался бы совершить задуманное преступленіе тайкомъ, ночью и безъ свидѣтелей, чувство страха не давало бы ему покоя до уборки мертваго тѣла въ надежное мѣсто и сокрытія уликъ. Но здѣшній убійца-индусъ дѣлаетъ свое гнусное дѣло среди бѣлаго дня, не стѣсняется присутствіемъ свидѣтелей, не страшится наличности трупа, тратитъ попусту время, причемъ всѣ участники такъ индифферентны и флегматичны, что преспокойно ложатся спать въ обычное время, точно ничего не случилось, и забывая, что надъ ними виситъ судебная петля; и эти пять простодушныхъ дикарей заканчиваютъ свое страшное злодѣяніе умилостивительнымъ молебствіемъ. Все дѣло представляется какой-то старой-престарой сказкой, какъ можно видѣть изъ слѣдующаго оффиціальнаго отчета о судебномъ разбирательствѣ этого дѣла.
   "Въ Мазаганскомъ полицейскомъ судѣ слѣдователь Номапъ обвинялъ Тукарама, Сунту-Савата, женщину Бейлю, ея дочь Кришни и Гопала предъ м-ромъ Файрозъ Дастуранъ, мировымъ судьею 4-го участка (согласно такихъ-то статей), въ томъ, что упомянутыя лица въ ночь на 30 минувшее декабря убили индусскую дѣвушку, по имени Касси, 12 лѣтъ, посредствомъ удушенія въ домѣ Джакаріи, на Сьюрійской дорогѣ, причемъ всѣхъ ихъ призналъ виновными въ соучастіи, въ преступленіи и въ подстрекательствѣ".
   Государственнымъ обвинителемъ выступилъ прокуроръ, ми-ръ Литль; обвиняемые защитниковъ не имѣли.
   М-ръ Литль, на основаніи извѣстныхъ законовъ, предлагалъ одну изъ обвиняемыхъ, Кришни, женщину 25 лѣтъ, освободить отъ отвѣтственности за ея готовность дать правдивое и полное объясненіе обстоятельствъ, при которыхъ была убита дѣвушка Касси.
   Когда судья изъявилъ согласіе на предложеніе представителя обвинительной власти, обвиняемая Кришни сѣла за рѣшетку свидѣтелей и на вопросы м-ра Литля сдѣлала слѣдующее признаніе:
   -- Я служу работницей на мельницѣ Джюбили. Помню день (вторникъ), въ который было найдено тѣло покойной Касси. Передъ этимъ я работала на мельницѣ полъ-дня и потомъ вернулась домой въ три часа пополудни, когда застала въ домѣ пять человѣкъ, а именно: перваго изъ обвиняемыхъ, Тукарама -- моего любовника, вторую изъ обвиняемыхъ -- мою мать, Бейю, обвиняемаго Гопала и двухъ гостей -- Рамджи Даджи и Аннаджи Гунгарама. Тукарамъ нанималъ комнату въ домѣ Гирдгарилала Радгакишана, и въ этой комнатѣ живемъ я, мой любовникъ Тукарамъ и его младшій братъ Іессу Магаду. Со времени пріѣзда въ Бомбей съ родины Іессу поселился съ нами. Вернувшись съ мельницы подъ вечеръ въ этотъ день, я увидала двухъ гостей, сидящихъ на лавкѣ на верандѣ, а нѣсколько минутъ спустя пришелъ обвиняемый Гопалъ и усѣлся подлѣ нихъ, въ то время какъ я съ матерью сидѣла въ комнатѣ. Тукарамъ, ходившій купить чего-нибудь на обѣдъ и за бетелемъ, возвратился съ двумя гостями. Онъ далъ имъ поѣсть. Когда они закусывали, мать вышла изъ комнаты и спросила одного изъ гостей, Ранджи, что съ его ногой, на что тотъ отвѣтилъ, что перепробовалъ всякія лекаретва, но они не принесли ему пользы. Тогда мать взяла горстку рису и, повороживъ, объявила ему, что болѣзнь, которою онъ страдаетъ, не излечится, пока онъ не вернется на свою родную сторону. Между тѣмъ по направленію отъ сарая пришла покойная Касси и остановилась на порогѣ нашей комнаты съ лотой (платкомъ) въ рукѣ. Тогда Тукарамъ предложилъ обоимъ гостямъ выйти изъ комнаты, и они удалились по направленію къ каменоломнѣ. Послѣ ихъ ухода Тукарамъ схватилъ вошедшую уже въ комнату Касси и, накинувъ на нее поясъ, привязалъ ее къ столбу, подпирающему чердакъ. Тутъ, схвативъ за горло, онъ сталъ душить ее и удавилъ. Покончивъ съ дѣвушкой, Тукарамъ снялъ съ нея золотое головное украшеніе и другія бездѣлушки, а также взялъ и бывшую въ рукѣ лоту. Кромѣ этихъ вещей, на Касси были серьги, кольцо въ носу, нѣсколько серебряныхъ ручныхъ и ножныхъ браслетовъ, ожерелье. Тукарамъ потомъ хотѣлъ было снять и эта украшенія, но его попытка не удалась: ему помѣшало присутствіе матери и Гопала. Снятыя вещи онъ передалъ Гопалу, стоявшему подлѣ меня. Покончивъ съ Касси, Тукарамъ пригрозилъ удушить и меня, если сообщу кому-нибудь объ убійствѣ, тѣмъ же грозилъ и Гопалу. Мать держала жертву за ноги, когда ее, привязанную, душили; Касси еще кричала. Тукарамъ и моя мать принимали участіе въ убійствѣ. Послѣ убійства трупъ ея былъ завернутъ въ матрацъ и отнесенъ на чердакъ надъ нашей комнатой. Когда Касси душили, дверь комнаты была приперта изнутри Тукарамомъ. Преступленіе совершено вскорѣ послѣ моего возвращенія съ работы на мельницѣ. Убравъ тѣло, Тукарамъ пошелъ обрить голову къ одному цырульнику, живущему съ нами дверь о дверь. Мы съ матерью были свидѣтелями этого несчастья. Побои и угрозы моего любовника были единственной причиной, почему я тогда же не сообщила никому о преступленіи. Обвиняемый Гопалъ, по предложенію Тукарама, ушелъ въ свою комнату, захвативъ съ собою двѣ снятыхъ вещицы и лоту. Іессу, зять Тукарама, подошелъ къ нашей хибаркѣ и спросилъ Тукарама, что онъ такое замываетъ. Тукарамъ отвѣтилъ, что онъ споласкиваетъ платокъ, запачканный птицами. Вечеромъ, часовъ въ шесть, мать дала мнѣ денегъ купить ей пару кокосовъ, а я послала Іессу, который и принесъ кокосы и табаку. Мать взяла у Іессу покупку и мы впятеромъ отправились на взморье. Компанія состояла изъ Тукарама, матери, Іессу, брата Тукарама и меня. Придя къ берегу, мать принесла жертву морю, умоляя его простить намъ совершенное преступленіе. По возвращеніи вскорѣ стали къ намъ заявляться и полиція, и обыватели съ разспросами о Касси. Полиція справлялась о дѣвочкѣ и у моей матери, но та отвѣтила, что Касси заходила къ ней, но ушла. Послѣ нашего молебствія мы вернулись домой, гдѣ мать дала мнѣ поѣсть, только Тукарамъ ни чего не ѣлъ въ этотъ день. Послѣ обѣда я съ матерью легла отдохнуть въ комнатѣ, а Тукарамъ прилегъ на верандѣ подлѣ зятя Іессу, тутъ же за дверью. Обыкновенно же Тукарамъ спалъ не здѣсь, а въ комнатѣ. Убитая оставалась на чердакѣ, когда я легла спать. Дверь нашей комнаты хотя и была затворена, но я слышала, какъ мой любовникъ Тукарамъ все ворочался. Часа въ три на другое утро онъ постучалъ въ дверь, которую мы съ матерью и отворили. Тутъ онъ мнѣ велѣлъ сходить въ сарай посмотрѣть, нѣтъ ли тамъ кого. Я прошла черезъ хлѣвъ; мы такъ всегда ходимъ въ сарай, что на задворкахъ. Возвратившись, я сказала Тукараму, что не видала тамъ ни души. Тогда онъ взялъ тѣло убитой съ чердака и, заверну въ его въ матрацъ, приказалъ мнѣ идти за нимъ въ сарай, и я послушалась. Выставленный здѣсь матрацъ тотъ самый. Придя въ сарай, Тукарамъ положилъ тѣло у стѣны. Я, а потомъ и мать были все время съ нимъ. Іессу лежалъ на верандѣ. Изъ сарая мы всѣ вернулись домой, и вскорѣ опять пришла полиція и увела Тукарама. Часъ спустя она вернулась и захватила меня съ матерью. Насъ разспрашивали объ убійствѣ и я дала показаніе. Часа черезъ два меня привели обратно, и я, въ присутствіи матери и Тукарама, указала тогда полицейскимъ и другимъ членамъ поясъ, платокъ, матрацъ и столбъ, къ которому была привязана дѣвушка Касси. Тукарамъ умертвилъ эту дѣвушку изъ-за золотыхъ украшеній, которыя ему были нужны для дѣвушки, на которой онъ вскорѣ намѣревался жениться. Тѣло было найдено на томъ же мѣстѣ, гдѣ было положено Тукарамомъ.
   Криминальная сторона быта индусовъ всегда была красива и интересна своею примитивною наивностью. Англичане много смягчили слишкомъ жестокія черты ихъ характера, однако, и теперь еще нерѣдко встрѣчаются у нихъ проявленія самаго необузданнаго варварства. Въ газетахъ попадаются порой образцы этихъ пережитковъ. Беру изъ нихъ наудачу другой примѣръ, въ которомъ традиціонное плутовство индусовъ доходитъ до виртуозности, почти дающей имъ право на уваженіе.
   Отчеты по индусской криминалистикѣ представляютъ солидныя диказательства тому, что на Востокѣ мошенники, какъ извѣстный сплоченный классъ преступниковъ, весьма близко подходятъ, если только не превосходятъ блестящимъ исполненіемъ и оригинальностью замысла самыхъ завзятыхъ корифеевъ ихъ профессіи въ Европѣ и Америкѣ. Такъ Индія спеціальная родина всевозможныхъ подлоговъ. Здѣсь есть такіе округа, которые славятся, какъ своего рода биржи или выставки тончайшихъ образцовъ всевозможныхъ фальсификацій.
   Дѣло ведется фирмами, обладающими цѣлыми складами бланковъ, гербовыхъ и актовыхъ бумагъ, пригодныхъ для всякихъ дѣловыхъ надобностей. Обыкновенно они состоятъ изъ коллекціи новыхъ, ежегодно изготовляемыхъ бланковъ, а нѣкоторыя изъ болѣе старыхъ солидныхъ фирмъ могутъ изготовлять фальшивые документы за сорокъ лѣтъ назадъ, имѣющіе подлинные водные знаки и годъ выпуска. Другія мѣста прославились промысломъ лжесвидѣтельства -- спеціальность, пользующаяся самой широкой популярностью, въ виду всеобщаго спроса на эту профессію, и лица, нуждающіяся въ лжесвидѣтеляхъ, готовы щедро оплачивать услуги этихъ экспертовъ по части ложныхъ показаній подъ присягою.
   Извѣстно множество примѣровъ, иллюстрирующихъ продѣлки этихъ изобрѣтательныхъ плутовъ. Ихъ любимой жертвой обыкновенно бываетъ какой-нибудь молодой простячекъ, только-что унаслѣдовавшій состояніе и высматривающій, какое бы сдѣлать изъ него выгодное употребленіе.
   Со стороны упомянутыхъ ловкачей прежде всего выслѣживается подобный пижонъ, и когда удастся завязать съ нимъ знакомство, они наталкиваютъ его на всякаго рода преступленія. Разъ знакомство перешло въ тѣсную дружбу, этотъ плутъ сообщаетъ юношѣ, что у него есть "братъ", просившій ссудить ему 10.000 рупій. Плутъ поясняетъ при этомъ, что у него есть свои деньги и онъ охотно одолжилъ бы ихъ, но такъ какъ заемщикъ его братъ, то ему неудобно назначить процентъ, поэтому предлагаетъ простяку принять отъ него просимую сумму и ссудить ее отъ себя его брату и получить впередъ высокій процентъ, который плутъ обѣщаетъ и прокутить вмѣстѣ съ нимъ, его новымъ другомъ. Простякъ не перечитъ и, получивъ въ назначенный день отъ "брата" семь тысячь рупій, вручаетъ ихъ его сообщнику. Послѣдній оказывается очень щедрымъ въ благодарности и выдаетъ вексель на 10.000 рупій съ уплатой по предъявленіи. Плутъ, преспокойно выждавъ время, объявляетъ, что такъ какъ платежа по векселю не состоялось, а преслѣдовать брата судомъ ему нежелательно, то всего лучше продать документъ на биржѣ. Довѣрчивый юнецъ возвращаетъ вексель, ибо данныя деньги были не его, и, узнавъ, что ему необходимо поставить свою подпись на оборотѣ, для обезпеченія сбыта документа, подписываетъ его безъ колебанія. Мошенникъ передаетъ вексель своимъ сообщникамъ, которые подсылаютъ какого-нибудь адвоката справиться у юноши о подлинности его подписи. Тотъ, разумѣется, признаетъ ее, и участь его рѣшена. Вексель предъявляется ко взысканію, а одинъ изъ подставныхъ свидѣтелей присягаетъ, что онъ купилъ документъ за полную цѣну отъ молодого человѣка. Послѣднему нечего сказать въ свое оправданіе, и взысканіе присуждается, такъ какъ никакой судья не повѣритъ нелѣпому объясненію причины, заставившей его дать подпись.
   Индія въ своемъ родѣ единственная страна! Только она одна имѣетъ монополію на нѣкоторыя великія и внушительныя спеціальности. Если какая другая страна имѣетъ что-либо замѣчательное, то это замѣчательное не принадлежитъ ея одной, какая-нибудь сосѣдка ея имѣетъ дубликатъ. Иное дѣло Индія. Ея чудеса принадлежатъ только ей. Возьмемъ, напримѣръ, патенты или какіе другіе документы, и нигдѣ въ мірѣ не умѣютъ такъ мастерски поддѣлывать ихъ и имитировать чему угодно, какъ въ Индіи. Вы только подумайте объ ихъ количествѣ, о грандіозности, неподражаемой прелести и иноземномъ характерѣ большей части этихъ шедевровъ!
   Существуетъ чума, черная смерть; ихъ изобрѣла и вскормила Индія; она колыбель этихъ всесильныхъ сестрицъ.
   Колесница Джагернаута была индійскимъ изобрѣтеніемъ. Точно также и обычай сотти (Suttee). На глазахъ еще живущаго поколѣнія восемьсотъ вдовъ въ продолженіе только одного года добровольно и даже радостно сожгли себя живьемъ на трупахъ ихъ умершихъ мужей. И въ наши дни сожглись бы еще восемьсотъ вдовъ, если бы дозволило британское правительство.
   Голодъ тоже спеціальность Индіи. Въ другихъ мѣстахъ голодъ представляетъ незначительную по послѣдствіямъ случайность, въ Индіи -- это опустошительныя народныя бѣдствія; въ первомъ случаѣ онъ губитъ сотни, въ послѣднемъ -- милліоны человѣческихъ существъ.
   Индія имѣетъ два милліона боговъ и всѣмъ имъ воздаетъ поклоненіе. Въ отношеніи набожности всѣ другія страны бѣдняки, одна Индія милліонерша.
   У нея во всемъ исполинскій масштабъ, даже въ ея бѣдности, и въ этомъ никакая часть свѣта не можетъ съ ней сравняться. И она такъ пріобыкла къ своему крупному масштабу, что ей пришлось сократить въ единичныя слова названія, выражающія большія цифровыя суммы. Сто тысячъ она именуетъ однимъ словомъ лекъ (lakh); десять милліоновъ -- однимъ словомъ кроръ (crore).
   Въ нѣдрахъ своихъ гранитныхъ горъ она терпѣливо высѣкала въ продолженіе тысячелѣтій исполинскіе храмы и прославила ихъ грандіозными колоннадами и чудесами скульптуры, обильно украшая ихъ вѣчныя стѣны художественными изображеніями. Она построила крѣпости такой несокрушимой мощи, что показныя твердыни остального міра по сравненію съ тѣми кажутся дѣтскими игрушками; воздвигла сказочные дворцы, изумляющіе изысканной рѣдкостью матеріаловъ, тонкостью и красотою зодчества и своей громадной стоимостью; зато создала только одну гробницу, но взглянуть на нее стекаются люди со всего земного шара. Для своего заселенія она собрала въ себѣ восемьдесятъ національностей, говорящихъ на восьмидесяти языкахъ и составляющихъ въ общемъ триста милліоновъ душъ.
   На вершинѣ всего этого величія Индія есть мать и родина чуда изъ чудесъ -- касты, и тайны изъ тайнъ -- демоническаго братства изъ тоговъ.
   Индія -- это стартъ всего міра съ начала вѣковъ. У нея была первая цивилизація, у нея создалось первое скопленіе богатствъ, она была населена глубокими мыслителями и высокообразованными людьми, у нея были и богатыя копи, и лѣса, и плодоносная почва. Невольно думается, что ей слѣдовало бы стать во главѣ всемірной цивилизаціи и быть теперь не безсильной данницей иноземной повелительницы, а владычицей міра, предписывающей законы и повелѣнія всѣмъ населяющимъ его племенамъ и народамъ. Но въ дѣйствительности ей никогда не представлялось исторической перспективы къ такой гегемоніи. Будь одна Индія, съ однимъ общимъ языкомъ, но вѣдь у нея ихъ ихъ было восемьдесятъ! Въ странѣ, заключающей восемьдесятъ народностей и нѣсколько сотъ правительствъ, кровавая борьба и раздоры должны быть обычнымъ режимомъ общественной жизни; единство цѣли и стремленій невозможны; изъ такихъ неблагопріятныхъ элементовъ не можетъ возникнуть всемірное владычество. Даже сами касты несомнѣнно имѣли пагубное вліяніе на обособленіе языковъ и нарѣчій, ибо онѣ разграничиваютъ народъ на такія-то и такія-то сословія, не имѣющія между собою никакихъ симпатій, а при подобномъ положеніи вещей патріотизмъ не можетъ имѣть здороваго роста.
   Вотъ это-то раздробленіе страны на множество обособленныхъ областей и народностей подготовило почву для появленія тоговъ и обезпечило успѣхъ ихъ дѣлу. Трудно уяснить себѣ такое положеніе. Но для большей наглядности попробуемъ на минуту представить себѣ, что государства нашего союза населены различными національностями, говорящими различными языками, съ военнымъ кордономъ и таможнями, протянувшимися по всѣмъ границамъ, представимъ къ этому массу препятствій для путешественниковъ и торговцевъ, большую рѣдкость или полное отсутствіе толмачей, которые могли бы разобраться во всѣхъ этихъ говорахъ, и войны, постоянно вспыхивающія то здѣсь, то тамъ, ради окончательной помѣхи для торговли и народнымъ сношеніямъ. Такая анархія сдѣлала бы у насъ невозможнымъ разумное человѣческое общежитіе. Если Мидія имѣла восемьдесятъ языковъ, то таможенъ имѣла больше, чѣмъ кошекъ. Ни одинъ умный человѣкъ съ инстинктомъ разбойника большой дороги не могъ не понять, для какого рода дѣятельности открывалось широкое поле. Индія была полна умными людьми съ инстинктомъ разбойника большой дороги; и вотъ такія условія совершенно естественно вызвали къ жизни общину тоговъ навстрѣчу давно назрѣвшей потребности.
   Долго ли это продолжалось, никому неизвѣстно, по всей вѣроятности, цѣлый рядъ столѣтій. Одно изъ главнѣйшихъ чудесъ, связанныхъ съ этой ассоціаціей, былъ успѣхъ, съ которымъ она хранила свою тайну. Англійскій купецъ велъ свои дѣла въ Индіи лѣтъ двѣсти или больше, прежде чѣмъ узналъ о ея существованіи, а между тѣмъ она ежегодно косила кругомъ него тысячи жертвъ все это долгое время.
  

ГЛАВА XVII.
Сборы къ путешествію.-- Сцены на вокзалѣ.-- Туземцы въ третьемъ классѣ.-- Нашъ вагонъ.-- Барода.-- Обезьяны.-- Видъ города.-- Его непростительная древность.

   Изъ дневника: 28 января.-- Я недавно узналъ объ оффиціальной книгѣ о тогахъ, о существованіи которой и не подозрѣвалъ. Мнѣ дали ее просмотрѣть.
   Мы заняты теперь приготовленіями къ путешествію. Они состоятъ главнымъ образомъ въ покупкѣ дорожныхъ матрацовъ или постелей. Ихъ употребляютъ въ спальныхъ койкахъ въ вагонѣ, иногда въ частныхъ домахъ и почти всегда въ отеляхъ. Оно невѣроятно, но зато вѣрно. Этотъ пережитокъ старины, вещь совершенно ненужная, какимъ-то непонятнымъ образомъ пережила условія, которыя дѣлали ее нужной. Упомянутыя постели наслѣдіе того времени, когда не было ни желѣзныхъ дорогъ, ни отелей, когда рѣдкій бѣлый путешественникъ ѣхалъ верхомъ или въ повозкѣ на волахъ и останавливался ночевать на тѣсныхъ станціяхъ, устроенныхъ на небольшихъ разстояніяхъ правительствомъ. Кровъ и больше ничего. Ему приходилось или брать съ собою постель, или обходиться безъ нея. Дома англійскихъ резидентовъ просторны, отличаются роскошью и всевозможными удобствами, и не курьезно ли бываетъ видѣть, какъ подъѣхавшая къ такому дому группа гостей вноситъ за собою цѣлые вороха постельнаго скарба, разбрасывая его по всѣмъ комнатамъ? Но таковъ обычай, а онъ дѣлаетъ и неудобныя вещи удобными.
   И вотъ покупается постель съ непромокаемымъ чехломъ; ее найдете въ любой лавкѣ -- въ этомъ затрудненій не встрѣчается.
   30 января.-- Посмотрѣли бы вы, какое зрѣлище представлялъ при общемъ съѣздѣ вокзалъ желѣзной дороги! При всей обширности этого зданія, на его подъѣздѣ намъ почудилось, что весь свѣтъ сюда собрался -- половина его внутри станціи, другая снаружи, при чемъ обѣ половины тащили на себѣ цѣлыя горы постельныхъ принадлежностей и прочаго багажа, стараясь пробраться одновременно, противоположными потоками, въ одну тѣсную дверь. Эти противоположные потоки представляли собою терпѣливые, вѣжливые, уже давно истомившіеся здѣсь туземцы въ перемежку съ бѣлыми, мелькавшими въ рѣдкихъ интервалахъ. Но какъ только появлялся туземный слуга бѣлаго господина, такъ этотъ туземецъ на время отбрасывалъ природную деликатность и облекался въ привилегію бѣлаго человѣка очищать себѣ дорогу пусканіемъ въ ходъ всѣхъ выдающихся черныхъ органовъ. Въ этомъ проявленіи хозяйскаго авторитета Сатанъ оказался прямо скандальнымъ. Вѣроятно, онъ былъ іогомъ въ одномъ изъ своихъ прежнихъ воплощеній.
   Въ большихъ залахъ вокзала всюду тянулись безконечныя вереницы туземцевъ, сіявшихъ всѣми цвѣтами радуги, причемъ вся эта многолюдная масса металась, какъ ошалѣлая, нетерпѣливая, тревожная, обремененная непосильной ношей, растерянная катилась шумной волной къ длинному поѣзду, вливалась въ него съ своими мѣшками и всякой рухлядью и исчезала въ вагонахъ, тотчасъ же напираемая новымъ стремительнымъ потокомъ. Мѣстами на этомъ пути, среди невообразимой общей кутерьмы, и, какъ видно, нисколько ею не смущаемыя, большія группы туземцевъ сидѣли прямо на голой каменной настилкѣ перрона: молодыя, стройныя, смуглыя дѣвушки, сѣдыя, сморщеныя старухи; маленькія, нѣжныя темнокожія дѣти; старики, юноши, подростки -- все вопіющая бѣднота. Представительницы женскаго пола, безъ различія возрастовъ, увѣшены дешевыми побрякушками, кольцами, ручными и ножными браслетами, въ чемъ, вѣроятно, заключалось все ихъ богатство. Эти безмолвныя группы сидѣли здѣсь со всѣми своими убогими пожитками и терпѣливо ждали... но чего? Поѣздъ отходилъ нѣсколько разъ, и днемъ, и ночью, они не успѣли поспѣть во-время, что за бѣда -- такая неудача была предопредѣлена свыше, слѣдовательно, чего же унывать? Времени много у безсмертнаго Аллаха и не сочтешь часовъ и сроковъ, а бѣда, которой суждено случиться, случится неизбѣжно, и нечего торопить время.
   Туземцы ѣхали въ третьемъ классѣ по изумительно дешевому тарифу. Ихъ втискивали полные вагоны, и говорятъ, что часто приходится здѣсь брамину высшей касты сталкиваться съ лицами низшихъ кастъ и, слѣдовательно, оскверняться; обстоятельство, конечно, весьма непріятное, если кожа можетъ сознавать эту профанацію и достойно оцѣнить ее. Въ поѣздѣ тянулась безконечная вереница третьеклассныхъ вагоновъ, такъ какъ индусы переѣзжаютъ цѣлыми таборами, и можно представить себѣ, какую безтолковую, мучительную ночь предстоитъ выстрадать пассажирамъ этихъ вагоновъ.
   Когда мы подошли къ нашему вагону, Сатанъ и Барней уже ворвались въ него съ ватагой носильщиковъ, несшихъ постели, зонтики, сигарные ящики, и принялись за размѣщеніе багажа. Мы звали другого слугу Барней ради краткости, такъ какъ называть его полнымъ индусскимъ именемъ намъ было некогда. Нашъ вагонъ обѣщалъ комфортъ, даже роскошь. Между тѣмъ наглядная экономія въ устройствѣ его не могла идти дальше даже во Франціи, даже въ самой Италіи.
   Пока мы разговаривали на платформѣ съ друзьями, наши слуги успѣли размѣстить по мѣстамъ весь багажъ и, отвѣсивъ намъ почтительные поклоны, удалились въ свой третій классъ.
   И вотъ посмотрите, какой у насъ получился уютный, просторный, свѣтлый и прохладный уголокъ, гдѣ мы могли, точно дома, ходить, сидѣть, писать или читать и курить, растянувшись на диванѣ. Сосѣднее дѣтское отдѣленіе было занято моей женой и дочерью.
   31 января.-- Книга оказалась чрезвычайно любопытна, и я, забывъ про сонъ, долго не могъ оторваться отъ нея, заинтересовавшись разсказами о загадочномъ народѣ -- тогахъ. Они и во снѣ не разставались со мною, ухитряясь всячески придушить меня. Атаманъ шайки былъ тотъ исполинъ индусъ, что такъ живописно выдѣлялся въ блескѣ иллюминаціи, когда мы выходили съ индусскаго бала -- Рао Багадуръ Баскирао Балинканджи Тнаали Вакиль магараджи Гайквара изъ Бароды. Это онъ передалъ мнѣ приглашеніе своего господина посѣтить его въ Бародѣ для прочтенія лекціи принцу, а теперь вздумалъ повѣсничать въ моихъ грезахъ, но во снѣ чего не бываетъ.
   Барода.-- Прибыли въ 7 ч. утра. Разсвѣтъ только начиналъ заниматься. Плачевно было очутиться въ незнакомомъ мѣстѣ въ такую неключимую пору, а мерцавшіе на станціи огни какъ бы продолжали ночь. Но джентльмэны, явившіеся насъ встрѣтить съ своими слугами, живо справились съ нашимъ багажемъ, не давъ намъ промѣшкать ни минуты. Ты быстро покатили въ неясномъ сумракѣ разсвѣта и вскорѣ были водворены въ комфортабельномъ помѣщеніи съ множествомъ слугъ при важныхъ оффиціантахъ, приставленныхъ для распоряженія ими и насъ только стѣснявшихъ. Но ужь таковъ мѣстный обычай. Они говорили на балларато-англійскимъ жаргонѣ, обращеніе ихъ было самое утонченное и радушное, и потому все пошло какъ по маслу.
   Завтракъ доставилъ намъ полное удовольствіе. За лужайками въ нѣкоторомъ разстояніи въ открытое окно былъ виденъ индусскій резервуаръ или фонтанъ съ парой лѣниво ходившихъ по кругу воловъ, выкачивавшихъ воду. Изъ окружающей тишины доносился страдальческій визгъ аппарата, хотя и не особенно музыкальный, но зато успокоительно-заунывный, мечтательный и мирный, напоминающій вопли погибшихъ духовъ, пожалуй, можно прибавить еще, навѣвавшій сентиментальныя воспоминанія, потому что тоги имѣли обыкновеніе бросать въ этотъ колодезь свои жертвы, когда покончатъ съ ними.
   Послѣ завтрака начался день, и довольно хлопотливый. Насъ повезли по извилистымъ дорожкамъ обширнаго парка, съ красивыми купами высокихъ деревьевъ, цвѣточными клумбами и оригинальнымъ низкорослымъ кустарникомъ. Здѣсь неожиданно выскочили три большія сѣрыя обезьяны и перешли дорогу -- сюрпризъ, признаться, не особенно пріятный, ибо подобнымъ госпожамъ мѣсто въ звѣринцахъ, а не въ пустынѣ, гдѣ онѣ кажутся искусственными и неумѣстными.
   Мы незамѣтно въѣхали въ городъ и шагъ за шагомъ проѣхали его насквозь. Онъ былъ черезчуръ индусскимъ, разбросаннымъ, разрушающимся и незапамятно древнимъ на видъ. А дома, неописуемо причудливые и странные, съ затѣйливыми фронтонами, съ досчатыми щитами, украшенными ажурной рѣзьбою, были еще мѣстами замалеваны грубыми изображеніями слоновъ, принцевъ и боговъ въ самыхъ кричащихъ краскахъ; и всѣ эти кривые и тѣсные переулки были сплошь заняты разными лавчонками. Послѣднія были расположены прямо на землѣ, невѣроятно тѣсны и биткомъ набиты всякимъ товарнымъ хламомъ, почти голыми туземцами, сидѣвшими на корточкахъ и занятыми самымъ разнообразнымъ дѣломъ: они выбивали желѣзо, толкли, паяли, шили, красили, стряпали, мѣрили, мололи зерно, чинили идоловъ, и ко всему этому уличная толпа бѣднаго люда въ лохмотьяхъ, стѣсняющая проѣздъ, и всю атмосферу пропитавшіе дымъ, чадъ и вонь! Нечего сказать, впечатлѣніе оригинальное и восхитительное...
   Теперь не угодно ли представить себѣ вереницу слоновъ, шествующихъ по такимъ тѣснымъ закоулкамъ и задѣвающихъ своимъ туловищемъ разомъ оба ряда убогихъ домишекъ. Какими огромными кажутся слоны и какими маленькими эти лачужки! А когда слоны бываютъ въ своемъ нарядномъ придворномъ уборѣ, какой контрастъ должны представлять эти сравнительно крупные аристократы со всей этой грязной, жалкой обстановкой! Но случается иногда, что по этимъ переулкамъ промчится бѣшеный слонъ, размахивая по сторонамъ своимъ могучимъ хоботомъ; интересно знать, какъ тогда успѣваетъ увернуться отъ разъяреннаго чудовища эта многолюдная уличная толпа? А это бываетъ у слоновъ-самцовъ въ извѣстное время года.
   Трудно опредѣлить, какъ старъ этотъ городъ. Есть какія-то развалины массивныхъ зданій, быть можетъ, монументовъ, до того разрушенныхъ и ветхихъ, до того придавленныхъ грузомъ столѣтій, наконецъ, до того отупѣвшихъ въ усиліяхъ напоминать людямъ событія и дѣла, забытыя ими еще до начала исторіи, что, глядя на нихъ, невольно думаешь, что эти памятники должны быть обломками мірозданія. Это дѣйствительно одна изъ древнѣйшихъ царственныхъ резиденцій въ Индіи, всегда славившаяся варварскою роскошью, ослѣпительнымъ великолѣпіемъ и несмѣтнымъ богатствомъ своихъ владыкъ.
  

ГЛАВА XVIII.
Въ поѣздѣ.-- О тогахъ.-- Подвигъ маіора Слимана.-- Атаманъ "Феринги".-- Что говоритъ "отчетъ" о дѣятельности тоговъ.-- Факиръ, корова, пастухъ.

"Если бы желаніе убить всегда
совпадало съ возможностью исполненія,
то кто же избѣжалъ бы висѣлицы?"
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Въ поѣздѣ.-- Лѣтъ пятьдесятъ тому назадъ, въ дни моего дѣтства на берегахъ Миссисипи, къ намъ доходили смутные разсказы и слухи о таинственной бандѣ профессіональныхъ убійцъ, изъ страны, которая, по нашимъ понятіямъ, была отъ насъ не ближе тѣхъ звѣздочекъ, что мигаютъ намъ изъ отдаленныхъ небесныхъ пучинъ -- изъ Индіи, смутные толки о сектѣ людей, называемыхъ тогами, подстерегавшихъ путниковъ въ глухихъ мѣстахъ и убивавшихъ въ угожденіе богу, которому они поклонялись; всѣ охотно слушали эти розсказни, но имъ почти никто не вѣрилъ, всѣ считали ихъ праздной болтовней. Такъ понемногу все это забылось и настало затишье. Между тѣмъ появился романъ Эженя Сю "Странствующій жидъ", возбудившій въ первое время много шума. Въ романѣ, между прочимъ, былъ выведенъ атаманъ тоговъ Феринги -- таинственный, свирѣпый индусъ, коварный и лукавый, какъ змѣя, и столь же опасный. Вотъ этотъ герой снова вызвалъ интересъ къ тогамъ, но не надолго, вскорѣ онъ замеръ, и уже навсегда.
   На первый взглядъ такое охлажденіе казалось страннымъ, тогда какъ, напротивъ, оно было вполнѣ естественно, по крайней мѣрѣ, по нашу сторону океана. Дѣло въ томъ, что источникомъ, откуда главнымъ образомъ исходили разсказы о тогахъ, былъ административный докладъ, мало кому извѣстный въ Америкѣ. Эти доклады раздаются немногимъ и не всегда читаются даже этими немногими. Я, напримѣръ, впервые узналъ объ одномъ изъ такихъ докладовъ на-дняхъ и воспользовался имъ. Они полны самыхъ возмутительныхъ эпизодовъ и превращаютъ въ несомнѣнную реальность мрачныя волшебныя сказки моего отдаленнаго дѣтства.
   Упомянутый докладъ былъ составленъ маіоромъ индійской службы Слиманомъ въ 1839 г. и изданъ въ 1840 г. въ Калькуттѣ. Это объемистый на видъ, но довольно жалкій образчикъ типографскаго искусства того давняго времени. Бравому маіору было поручено общее распоряженіе исполинскимъ дѣломъ очищенія Индіи отъ тоговъ, и онъ вмѣстѣ съ семнадцатью помощниками совершилъ этотъ крупный подвигъ. Это была новая чистка Авгіевыхъ конюшенъ. Капитанъ Вогленси, писавшій въ то старое время въ "Мадрасской газетѣ", помѣстилъ по этому поводу такую замѣтку: "Тотъ день, который увидитъ это глубоко внѣдрившееся зло вырваннымъ съ корнемъ изъ сердца Индіи и оставитъ его извѣстнымъ только по имени, значительно поспособствуетъ утвержденію незыблемаго авторитета британскаго правительства на Востокѣ". Почтенный капитанъ не преувеличилъ ни громадности и трудности подвига, ни безграничнаго кредита, который будетъ достойно заслуженъ британскимъ управленіемъ въ случаѣ успѣха дѣла.
   Тоги стали извѣстны британскимъ властямъ въ Индіи съ 1810 г., но тогда не подозрѣвали ихъ широкаго распространенія; сплоченная организація тоговъ не представлялась серьезнымъ фактомъ, и никакихъ систематическихъ мѣръ для ея подавленія не принималось вплоть до 1830 года. Около этого времени маіоръ Слиманъ захватилъ въ плѣнъ тогскаго атамана Феринги и упекъ его подъ судъ. Это было такое ошеломляющее открытіе, что Слиманъ не рѣшался ему вѣрить. Онъ былъ убѣжденъ, что знаетъ каждаго преступника въ предѣлахъ своей юрисдикціи, и что худшіе изъ нихъ были только воры, но Феринги признался ему, что водился съ профессіональными убійцами, что они "работали" почти на его глазахъ много лѣтъ и что тутъ же хоронили убитыхъ. Это превосходило всякое вѣроятіе, но Феринги отвѣтилъ: "Приди и увидишь" и повелъ его къ могильнику, вырылъ изъ него около сотни труповъ, сообщилъ ему всѣ подробности убійствъ и выдалъ всѣхъ сообщниковъ. Зло было потрясающее, неслыханное. Слиманъ арестовалъ нѣкоторыхъ изъ участниковъ и приступилъ къ допросу ихъ по одиночкѣ, съ надлежащими предосторожностями противъ стачки, ибо не довѣрялъ голословнымъ показаніямъ индуса. Собранныя улики подтвердили показаніе Феринги, а также обнаружили тотъ фактъ, что шайки тоговъ практиковали свой гнусный промыселъ по всей Индіи. Тогда возмущенное правительство энергично принялось за тоговъ и десять лѣтъ вело на нихъ систематическую и безпощадную облаву и, наконецъ, разорило это разбойничье гнѣздо. Шайку за шайкой брали въ плѣнъ, судили и казнили. Тоговъ травили, какъ звѣрей, и гоняли по странѣ изъ конца въ конецъ. Правительство вывѣдало у нихъ всѣ ихъ тайны, узнало имена участниковъ бандъ и зарегистрировало ихъ въ особую книгу, съ означеніемъ мѣста родины и осѣдлости каждаго.
   Тоги были поклонниками божества Бовани и этому богу приносили въ жертву всякаго человѣка, попадавшаго къ нимъ въ руки, но все имущество убитаго они брали себѣ, такъ какъ богу ихъ, кромѣ тѣла, ничего не нужно. Новичковъ посвящали въ секту съ торжественными обрядами. Затѣмъ ихъ обучали, какъ душить жертву священнымъ шнуромъ, но допускали къ этому лишь послѣ долгаго искуса. Душитель-недоучка не могъ задушить жертву настолько быстро, чтобы не дать ей испустить подавленный крикъ или хрипъ, вздохъ или стонъ, но опытная рука убивала моментально: на шею набрасывалась петля, проворно затягивалась, голова медленно склонялась на грудь, глаза выпучивались изъ орбитъ, и все кончено. Тоги заботливо предотвращали возможность сопротивленія. Обыкновенно жертву сажали на землю: такое положеніе было самое удобное для быстрой расправы.
   Если бы тогъ самъ устраивалъ распорядки въ своей странѣ, и то онъ не могъ бы сдѣлать ее болѣе благопріятной для успѣха его профессіи. Тогда не было по большимъ дорогамъ мало-мальски организованнаго общественнаго передвиженія. Лошадей нельзя было даже нанять. Путешественникъ шелъ пѣшкомъ или тащился въ повозкѣ на быкахъ, или верхомъ на лошади, нарочно купленной для этой цѣли. Какъ только онъ выѣзжалъ изъ своего маленькаго государства или княжества, такъ уже находился среди чужестранцевъ; никто не зналъ его, никто не обращалъ на него вниманія и съ этого времени терялся всякій его слѣдъ. Онъ не останавливался въ городахъ или селеніяхъ, предпочитая отдыхъ на открытомъ мѣстѣ, въ сторонѣ отъ нихъ, и посылалъ своихъ слугъ за покупкой провизіи. На перепутьи между селеніями не встрѣчалось никакого жилья. Такимъ образомъ, останавливаясь въ полѣ, путникъ представлялъ собою легкую добычу и тѣмъ болѣе безпомощную, что, для избѣжанія жары, онъ странствовалъ обыкновенно ночью. На него всегда могли напасть незнакомцы, предлагавшіе ему покровительство своей компаніи или просившіе покровительства для себя; эти незнакомцы часто оказывались тогами, въ чемъ онъ сейчасъ же убѣждался горькимъ опытомъ. Землевладѣльцы, туземная полиція, мелкіе князьки, сельскія власти, таможенные чиновники во многихъ случаяхъ бывали покровителями и укрывателями тоговъ и выдавали имъ путешественниковъ изъ-за доли въ добычѣ. Сначала такое положеніе вещей почти лишало правительство возможности ловить этихъ мародеровъ,-- ихъ во время убирали эти бдительные друзья. По всей зараженной обширной территоріи безпомощный народъ всѣхъ кастъ и состояній безшумно странствовалъ ночами по проселкамъ и тропамъ группами или партіями, производя торговлю мѣстными богатствами: драгоцѣнностями, шелкомъ, пряностями и всякими другими товарами. Это былъ сущій рай для тоговъ.
   Съ наступленіемъ осени тоги, по предварительному уговору, начинали собираться отовсюду въ артели или шайки. Другіе на каждомъ шагу нуждаются въ толмачахъ, но не тоги: они могутъ понимать другъ друга, изъ какихъ бы отдаленныхъ странъ они ни сходились, такъ какъ у нихъ былъ свой жаргонъ и особые секретные знаки, по которымъ они признавали другъ въ другѣ тоговъ, и между собой они всегда были надежными товарищами и друзьями. Даже ихъ различія по религіямъ и кастамъ исчезали въ приверженности къ общей профессіи, почему мусульманинъ высшей касты и индусъ низшей были равноправными и нѣжными братьями въ ужасной ловитвѣ. Когда шайка была въ сборѣ, она совершала религіозную церемонію и ждала предзнаменованій. На это у нихъ были точно опредѣленныя примѣты. Крики однихъ животныхъ были хорошими, а другихъ -- дурными предвѣстниками. Послѣдніе останавливали задуманный походъ, и сборище расходилось по домамъ. Мечъ и мертвая петля считались у нихъ священными эмблемами. Предъ отправленіемъ на сборное мѣсто тоги совершали моленіе передъ мечомъ, а передъ мертвой петлей молились на мѣстѣ сборища. Главари большей части бандъ сами совершали свои религіозные обряды.
   Пріемы тоговъ обнаруживаютъ странную смѣсь осторожности съ ребяческимъ легкомысліемъ, холодный дѣловой разсчетъ наряду съ внезапнымъ, необузданнымъ рѣшеніемъ; но въ этомъ замѣчались двѣ черты, не зависѣвшія отъ личнаго характера: выносливая настойчивость въ преслѣдованіи добычи и безпощадная лютость въ расправъ съ нею. когда наставало время дѣйствовать. Осторожность сказывалась въ численномъ составѣ бандъ. Онѣ чувствовали себя спокойными и увѣренными лишь тогда, когда численность ихъ дружины превосходила вчетверо или впятеро численность любой группы путешественниковъ, какую они могли разсчитывать встрѣтить. При всемъ томъ они никогда не рѣшались нападать въ открытую, но лишь въ томъ случаѣ, когда жертвы не подозрѣвали грозящей опасности. Встрѣтившись съ партіей путниковъ, они часто шли вмѣстѣ съ ними въ продолженіе нѣсколькихъ дней, пуская въ ходъ всѣ ухищренія для снисканія ихъ дружбы и довѣрія. Наконецъ, когда эта цѣль бывала достаточно достигнута, приступали къ настоящему дѣлу. Предъ наступленіемъ ночи тайно посылали нѣсколькихъ товарищей впередъ выбрать удобное мѣсто для расправы и вырыть могилы. Когда и остальная партія приходила къ этому мѣсту, назначался привалъ съ невинной цѣлью отдохнуть и покурить. Путешественниковъ приглашали сѣсть. Условными знаками главари указывали, кому изъ тоговъ сѣсть впереди путешественниковъ, вѣроятно для наблюденія за ними, кому по сторонамъ и занимать ихъ разговоромъ; а сзади довѣрчивыхъ друзей ставили опытныхъ душителей, которые, по данному сигналу, бросались на беззащитныя жертвы и душили ихъ. Такимъ сигналомъ служила обыкновенно какая-нибудь пустая фраза, вродѣ "подайте табаку". Иногда, послѣ размѣщенія всѣхъ дѣйствующихъ лицъ, наступала продолжительная пауза -- атаманъ дѣлалъ обходъ, чтобы убѣдиться въ полной безопасности обстановки. Тѣмъ временемъ шелъ общій разговоръ; мрачныя фигуры расхаживали въ тускломъ ночномъ сумракѣ, царили общій миръ и спокойствіе, усталые путники наслаждались сладкимъ отдыхомъ и безопасностью своего положенія, не подозрѣвая, что за спиною каждаго изъ нихъ стоитъ палачъ. Наконецъ, все готово и данъ сигналъ "подайте табаку". Тутъ проворно и безшумно злодѣи принимались за работу; каждый изъ разбойниковъ, стоявшихъ подлѣ своей жертвы, моментально скручивалъ ей руки, стоявшій спереди схватывалъ за ноги и тащилъ къ себѣ, а задній накидывалъ петлю и затягивалъ, голова склонялась, и варварскому дѣлу конецъ. Тѣла грабили до-нага и зарывали въ общую яму. Награбленная добыча укладывалась на воза, а затѣмъ, совершивъ благодарственное моленіе своему Бовани, герои отправлялись на дальнѣйшія похожденія.
   Изъ отчета видно, что путешественники странствовали незначительными группами, обыкновенно по двое, по трое, не больше; партія въ десятокъ человѣкъ была рѣдкостью. Зато тоги бродили большими шайками отъ 10 и до 250 человѣкъ въ каждой, а въ одной такъ считалось 310 человѣкъ. Сравнительно съ ихъ количествомъ добыча ихъ была невелика, особенно въ виду ихъ непритязательности; они не брезговали никѣмъ, будь онъ богатый или бѣдный, и при случаѣ убивали даже дѣтей. Изрѣдка они душили и женщинъ, но такое убійство считалось у нихъ грѣхомъ, навлекающимъ несчастіе. "Сезонъ" ихъ продолжался отъ шести до восьми мѣсяцевъ. Въ одинъ сезонъ артелью шести шаекъ, общей численностью въ 712 человѣкъ, загублено 210 душъ. Въ другомъ случаѣ 702 человѣка убили 232 души или еще 963 человѣка убили 385 душъ.
   Нищій считается существомъ неприкосновеннымъ, святымъ, и нѣкоторыя шайки шадили ихъ ради этого, несмотря на легкость такой добычи; но другія убивали не только нищихъ, но даже самаго святого изъ всѣхъ существъ -- факира, этотъ отвратительный скелетъ, обтянутый кожей, что всюду бродитъ нагой и мажетъ свою косматую голову пылью и грязью, а тощее тѣло посыпаетъ пепломъ, принимая видъ какого-то пугала. Иногда факиръ слишкомъ довѣрялся покровительству своей святости. Въ показаніи одного тога передается такой случай, въ которомъ выступаетъ на сцену факиръ:
   "На пути къ Дориго встрѣтили трехъ ученыхъ браминовъ, а также факира верхомъ на пони; онъ былъ весь осыпанъ мелкимъ сахаромъ для приманки мухъ, которыя его и облѣпили. Факира прогнали, а трехъ браминовъ убили.
   "На пути изъ Дориго факиръ повстрѣчался опять и шелъ вмѣстѣ до Раоджаны; встрѣтили шесть кутріевъ на пути изъ Бомбея въ Нагноръ; факира прогнали камнями, а тѣхъ шестерыхъ убили въ полѣ и закопали.
   "На утро этотъ факиръ повстрѣчался снова у Маны, и мы опять отпустили его. Кромѣ того, встрѣтили двухъ нагаровъ и одного сипая и направились къ мѣсту, назначенному для убійства. Вблизи его факиръ опять навстрѣчу. Потерявъ съ нимъ все терпѣніе, мы дали одному изъ товарищей, Миту, пять рупій, чтобы онъ убилъ его, взявъ грѣхъ на себя. Всѣхъ четверыхъ задушили, и факира тутъ же. Мы удивились, когда въ его мѣшкѣ нашли 30 фунтовъ коралловъ, 350 нитокъ мелкаго и пятнадцать крупнаго жемчуга да золоченое ожерелье въ придачу".
   Въ числѣ этихъ жертвъ встрѣчаются люди рѣшительно всѣхъ положеній и профессій: туземные солдаты, факиры, нищіе, плотники, разносчики, портные, кузнецы, туземные стражники, брамины, банкиры, дѣти, дѣвушки, ищущія работы, купцы и т. д, безъ конца. Они убивали даже комедіантовъ, этихъ жалкихъ рыцарей печальнаго образа. Въ книгѣ приводятся два примѣра въ этомъ родѣ:
   "Послѣ убійства четырехъ сипаевъ пошли къ Индору, встрѣтили четырехъ странствующихъ комедіантовъ и уговорили ихъ идти съ нами, пообѣщавъ имъ посмотрѣть ихъ представленіе въ ближайшемъ городѣ. Мы убили ихъ въ храмѣ, близъ Бопала".
   Въ такомъ же родѣ и другой примѣръ: "Въ Деогуттѣ встрѣтили двухъ комедіантовъ и убили ихъ вблизи этого мѣстечка".
   Корова, по индусскимъ понятіямъ, раздѣляемымъ и тогами, животное священное, и убить стерегущаго ее пастуха считается святотатствомъ. Однако, по временамъ жажда крови брала верхъ, и тогда они не церемонились и съ пастухами.
   Въ одномъ изъ такихъ случаевъ убійца пастуха объяснялъ: "У насъ убивать пастуха строго воспрещается, и отъ нарушенія такого запрета не можетъ произойти ничего добраго. Послѣ этого я хворалъ лихорадкой дней десять. Я вѣрю, что возмездіе непремѣнно постигнетъ убійцу человѣка, ведущаго корову. Не будь коровы, тогда совсѣмъ иное дѣло". Другой тогъ признавался, что ему пришлось держать пастуха за ноги, пока товарищъ душилъ его. Совѣсть его была спокойна: кара за такое преступленіе, по его словамъ, обрушивается на душителя, а не на помощниковъ, будь ихъ тутъ хоть сто человѣкъ.
   Многія тысячи этихъ тоговъ постоянно бродили по-всей странѣ въ продолженіе длиннаго ряда поколѣній. Они дѣлали тогизмъ наслѣдственнымъ ремесломъ и учили ему своихъ сыновей и внуковъ. Подростки въ шестнадцать лѣтъ были уже полноправными членами шаекъ; ветераны не отставали отъ своего дѣла до семидесяти-лѣтняго возраста. Въ чемъ же заключалось обаяніе этого промысла? Отвѣта надо искать отчасти въ изувѣрствѣ, еще болѣе -- въ погонѣ за легкой наживой, и есть основаніе предполагать, что представляемый этимъ зловреднымъ промысломъ спортъ составляетъ самую главную прелесть. Талеръ въ одномъ изъ своихъ романовъ заставляетъ тога высказать замѣчаніе, что удовольствіе человѣкоубійства есть только болѣе утонченный и облагороженный звѣрино-охотничій инстинктъ бѣлаго человѣка. Я привожу эту выдержку въ слѣдующей главѣ.
  

XIX.
Признанія тоговъ.-- Аналогія между черными и бѣлыми "тогами".-- Отношеніе тога въ своей семьѣ.-- Статистика ихъ похожденій.-- Подвигъ британскаго правительства.

"Простыя правила для спасенія денегъ.
Чтобы спасти половину: когда вы кипите
усердіемъ пожертвовать лепту на доброе
дѣло, обождите и считайте до сорока.
Чтобы спасти три четверти: считайте
до шестидесяти. Чтобы спасти все:
считайте до шестидесяти пяти".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Тогъ говорилъ: "Сколько, подумаешь, у васъ, англичанъ, чудаковъ, страстно преданныхъ всякому спорту! У васъ все время уходитъ на подобныя увлеченія. Тигръ, пантера, буйволъ или кабанъ возбуждаетъ всю вашу энергію для ихъ истребленія; вы рискуете даже собственной головой въ этихъ праздныхъ потѣхахъ. Насколько же выше забава тоговъ!"
   Въ этомъ взглядѣ, быть можетъ, таится секретъ возвышенія и развитія тогизма. Восторгъ убійства! Восторгъ при видѣ совершенія убійства! Это общія черты человѣческой расы въ ея совокупности. Мы, бѣлые, въ сущности тѣ же видоизмѣненные тоги, тоги, замаскированные покровомъ цивилизаціи не особенно толстой кожи; тоги, въ давно минувшія времена наслаждавшіеся убійствами на аренѣ римскихъ цирковъ, а позднѣе сожженіемъ на городскихъ площадяхъ сомнительныхъ христіанъ христіанами настоящими, наконецъ, тоги и въ наши дни, наравнѣ съ испанскими тогами стекающіеся толпами наслаждаться кровью и муками, позорящими бои быковъ. У насъ нѣтъ туристовъ, какого бы ни было пола или религіи, способныхъ воздержаться отъ заманчиваго зрѣлища этой варварской потѣхи, когда къ тому представляется случай; далѣе, всѣ мы становимся благовоспитанными тогами въ охотничій сезонъ и любимъ гоняться за ручнымъ кроликомъ и убивать его. Впрочемъ, мы сдѣлали нѣкоторый прогрессъ -- положимъ, микроскопическій и почти не стоющій упоминанія, а тѣмъ паче не дающій права гордиться, но все же прогрессъ. Мы уже не находимъ теперь удовольствія въ убіеніи или сожженіи беззащитныхъ людей и тѣмъ достигли той незначительной высоты, съ которой можемъ смотрѣть на индійскихъ тоговъ съ благосклоннымъ содроганіемъ; мы даже въ правѣ надѣяться, что настанетъ нѣкогда день, хоть и много столѣтій спустя, когда наше потомство посмотритъ и на насъ такимъ же образомъ.
   Въ книгѣ есть много указаній на то, что тоги часто преслѣдовали людей единственно только ради одного спорта; что страхъ и муки жертвы были для нихъ то же, что для насъ страхъ и муки какого-нибудь кролика или оленя -- не болѣе, и что они такъ же мало стыдятся ловить свою добычу обманомъ и предательскимъ вѣроломствомъ, какъ и мы, когда, подражая крику или вою дикаго звѣря, стрѣляемъ въ него, когда онъ, оказывая намъ честь своимъ довѣріемъ, является спросить, что намъ отъ него угодно. Но вотъ выписка изъ книги:
   "Мадара, сынъ Нигала, и я (Рамзанъ) вышли въ холодную погоду изъ Котди и шли большой дорогой дней 20, въ поискахъ за проѣзжими, и, не доходя до Селимпора, настигли одного дряхлаго старика, шедшаго въ направленіи къ моей родинѣ. Мы сразу заручились его довѣріемъ. Съ нимъ была ноша слишкомъ тяжелая для его хилаго возраста; я и скажи ему: "Гдѣ ужъ тебѣ, старина, тащить такое бремя, давай помогу тебѣ, благо я вижу, ты мой землякъ". Старичина отвѣтилъ: "Ну, спасибо вамъ, такъ ужь примите меня въ свою компанію". Вотъ мы и захватили его съ собой въ Селимпоръ, гдѣ и остались на ночлегъ. На утро мы разбудили старика до свѣту и вышли, а отойдя немного, остановились и усадили его отдохнуть, такъ какъ идти было еще темно. Тутъ Мадара обошелъ его сзади и задушилъ. Старикъ и не пикнулъ. Ему было лѣтъ шестьдесятъ или семьдесятъ".
   Другая банда встрѣтилась съ партіей брадобреевъ и уговорила ихъ присоединиться къ ихъ компаніи, обѣщая хорошій заработокъ отъ бритья всей ихъ артели -- тридцати тоговъ. На мѣстѣ, назначенномъ для убійства, пятнадцать человѣкъ выбрились и дѣйствительно заплатили брадобреямъ за трудъ. Затѣмъ перебили ихъ всѣхъ, а деньги взяли обратно.
   Еще шайка изъ сорока двухъ тоговъ повстрѣчалась съ двумя браминами и лавочникомъ; разбойники заманили простяковъ въ сосѣдній лѣсокъ, да еще для забавы ихъ устроили концертъ. Пока несчастные слушали музыку, душители стояли за ними и въ удобный для драматическаго эффекта моментъ накинули на нихъ петли и задушили.
   Самый терпѣливый рыбакъ долженъ хоть разъ въ недѣлю быть съ уловомъ, иначе его страсть охладѣетъ или онъ броситъ свой неводъ. Охотникъ на тигровъ долженъ найти хоть одного звѣря въ двѣ недѣли, или ему охота прискучитъ и онъ оставитъ ее. Пылъ охотника на слоновъ малу-по-малу угаснетъ и вся его страсть, наконецъ, исчезнетъ, если онъ, пробродивъ цѣлый мѣсяцъ, не убьетъ ни одного представителя этого благороднаго семейства.
   Но какая же несравнимая разница, когда сердце охотника загорится страстью къ благороднѣйшей изъ всѣхъ охотъ -- къ охотѣ на человѣка! И какъ безцвѣтна и жалка кажется по сравненію съ тою страсть другихъ охотниковъ, и какою идіотской чертою представляется ихъ терпѣніе! Въ первомъ случаѣ ни голодъ, ни жажда, ни усталость, ни ускользнувшая надежда, ни тоскливое разочарованіе, ни черепашій ходъ времени не могутъ побѣдить терпѣніе охотника или ослабить интересъ его поисковъ, или охладить грандіозное безуміе его желаній. Изъ всѣхъ охотничьихъ страстей, пылающихъ ръ груди человѣка, нѣтъ ни одной, которая могла бы такъ возвышать его надъ подобными обстоятельствами, за исключеніемъ одной -- того царственнаго спорта, высшаго изъ всѣхъ, котораго добычей -- братъ. Сравнительно съ тѣмъ спортомъ, охота на тигра, какъ ни хвастаются ею охотники, оказывается пустой ребяческой забавой.
   Но тогъ былъ радъ терпѣливо бродить пѣшкомъ подъ раскаленнымъ зноемъ здѣшняго неба, изъ недѣли въ недѣлю, дѣлая до десяти миль въ день, если мало-мальски надѣялся найти добычу и утолить кровью свою ненасытную душу. Вотъ примѣръ:
   "Я (Рамзанъ) и Гайдеръ вышли для душенія путешественниковъ изъ Гуддопора и прошли по дорогѣ на Джаллаллабадскій фортъ Яевулгунгъ, Бангермау, на сто миль вверхъ по Гангу, откуда возвратились другимъ путемъ. И ни души, пока не пришли въ Бованигуигъ, гдѣ повстрѣчали одного прохожаго лодочника. Мы заманили его съ собой, и когда отошли мили двѣ, Гайдеръ задушилъ его стоя -- бѣдняга съ перепугу оторопѣлъ и не хотѣлъ сѣсть. Мы сдѣлали тогда длинный переходъ, около 130 миль, и пришли къ Бундвѣ, гдѣ у бассейна встрѣтили путника -- онъ ночевалъ здѣсь; утромъ мы послѣдовали за нимъ и старались внушить ему довѣріе. Отойдя мили двѣ, мы уговаривали его присѣсть, но онъ не согласился, признавъ насъ. Я пробовалъ задушить дурака на ходу, но не смогъ; тогда мы навалились на него оба, причемъ онъ отчаянно заоралъ: "Караулъ, смерть моя!" Однако, удавили таки и тѣло бросили въ колодезь. Послѣ этого мы возвратились по домамъ, пробывъ въ отлучкѣ мѣсяцъ и исходивъ 260 миль. Въ этотъ обходъ только и свалили двухъ человѣкъ".
   А вотъ другой случай, передаваемый страшнымъ Фути-ханомъ, злодѣемъ самой отчаянной репутаціи, имя котораго часто фигурируетъ въ описаніяхъ:
   "Я съ тремя товарищами прошелъ въ сорокъ пять дней разстояніе около 200 миль, въ поискахъ добычи, на большой дорогѣ къ Бундвѣ, и возвращался на Даводаортъ (еще 200 миль), и на всемъ этомъ пути намъ удалось только одно убійство, исполненное такимъ образомъ. Въ четырехъ миляхъ отъ Нубустагата мы повстрѣчали дорогой одного старика. Я съ Кошаломъ и Гайдеромъ обольстили его и отошли съ нимъ въ этотъ день мили три за Рампуръ, гдѣ послѣ сумерекъ, въ глухомъ мѣстѣ, уговорили его присѣсть отдохнуть, и въ то время, какъ я, усѣвшись напротивъ, занималъ пріятеля разговоромъ, Гайдеръ сзади душилъ его; простякь не оказалъ никакого сопротивленія. Кошалъ еще рѣзанулъ его подъ бокъ и по горлу; тѣло бросили въ рѣку. На старикѣ мы заработали рупій пять, и отправились домой. Въ послѣдній выходъ только и толку было что одинъ этотъ старикѣ".
   И вотъ они исходили 400 миль, употребивъ на это три мѣсяца, и заработали 2 1/2 доллара. Но здѣсь одной охотничьей утѣхи было достаточно: она была желанной наградой. Охотники не роптали.
   Въ занимающей насъ толстой книгѣ читателю то-и-дѣло попадаются замѣчанія: "Мы старались усадить его, но онъ не захотѣлъ". Причины вполнѣ понятны. Нѣкоторыя обмолвки могли возбудить въ невольномъ спутникѣ подозрѣніе, что эти льстивые друзья, принявшіе въ немъ такое, повидимому, искреннее и нѣжное участіе и старающіеся убѣдить его во всякомъ благополучіи и безопасности, послѣ его одинокихъ и безпомощныхъ скитаній, были страшные тоги; а тутъ, какъ нарочно, ихъ зловѣщее приглашеніе "сѣсть и отдохнуть" подтверждаетъ вѣрность догадки. Попавшійся въ ловушку путникъ зналъ, что ему спасенія нѣтъ, что онъ прощается съ Божіимъ міромъ, а все-таки онъ "не хотѣлъ садиться". Нѣтъ, ни за что, слишкомъ страшно было, и онъ торговался за лишнюю минуту.
   Въ книгѣ разсѣяно множество примѣровъ, указывающихъ, что разъ человѣкъ отвѣдалъ сладкую страсть охоты на человѣка, онъ уже не можетъ довольствоваться безпорочной жизнью впослѣдствіи. Вотъ образчикъ изъ разсказа одного тога:
   "Мы прошли къ Карнаулу, гдѣ нашли одного бывшаго тога, по имени Джунуа, нашего прежняго товарища, сдѣлавшагося нищимъ, подвижникомъ и святымъ. Онъ явился къ намъ въ караван-сарай и со слезами радости принялся за старое ремесло".
   Ни богатство, ни почести, ни другія награды не могутъ удовлетворить надолго исправившагося тога. Онъ все отброситъ прочь въ одинъ прекрасный день и возвратится къ гнуснымъ утѣхамъ охоты на людей, нисколько не смущаясь, что и за нимъ охотятся англичане.
   Рамзанъ былъ принятъ на видную туземную должность и поставленъ начальникомъ надъ пятью селеніями. "Я имѣю власть вызывать этихъ людей къ себѣ для разбора ихъ дѣлъ, заставлять ихъ стоять или сидѣть. Одѣвался я хорошо, разъѣзжалъ на своемъ пони, и держалъ при себѣ двухъ сипаевъ -- писца и сельскаго стражника для моей охраны. Въ продолженіе трехъ лѣтъ я дѣлалъ своимъ селеніямъ ежемѣсячные объѣзды, и ни одна душа не подозрѣвала, что я тогъ!
   И между тѣмъ, въ это же самое время Рамзанъ отпросился однажды въ отпускъ "посмотрѣть на свадьбу", а вмѣсто того ушелъ къ тогамъ и двѣ недѣли охотился на людей по большимъ дорогамъ, и съ весьма удовлетворительнымъ результатомъ.
   Впослѣдствіи онъ занималъ важное мѣсто у одного раджи. Здѣсь подъ его начальствомъ былъ округъ въ десять миль и военная стража въ пятнадцать человѣкъ, съ правомъ, въ случаѣ надобности, вызвать еще до 2.000 солдатъ. Но англичане напали на его слѣдъ и такъ прижали, что онъ принужденъ былъ сдаться. При захватѣ онъ представлялъ изъ себя очень внушительную особу въ полномъ боевомъ вооруженіи. "На мнѣ былъ мечъ, щитъ, пара пистолетовъ, кремневое ружье и карабинъ; я любилъ имѣть на себѣ эти доспѣхи и въ нихъ не зналъ страха, хотя бы передо мной стоялъ отрядъ въ сорокъ человѣкъ".
   И вотъ удалецъ сдался и гордо объявилъ себя тогомъ. Вслѣдъ затѣмъ, по требованію властей, онъ согласился выдать своего друга и товарища, Бурама, тога съ самой страшной славой на всю Индію. "Я пришелъ къ дому, гдѣ Бурамъ спалъ (какъ часто водилъ онъ наши шайки!) и разбудилъ его; онъ зналъ меня хорошо, и вышелъ ко мнѣ безъ опаски. Была холодная ночь и я, подъ предлогомъ согрѣться, а на самомъ дѣлѣ, чтобы освѣтить комнату для ареста, зажегъ костеръ соломы, и когда огонь запылалъ, мы подсѣли грѣть руки, а стража стояла кругомъ. Я указалъ имъ: "Это Бурамъ", и онъ былъ схваченъ моментально, какъ мышенокъ кошкой. Тогда Бурамъ признался: "Да, я тогъ! Мой отецъ и мой дѣдъ были тоги, и я много потѣшился на своемъ вѣку!" Такъ говорилъ могучій охотникъ, самый могучій изъ всѣхъ, этотъ Гордонъ Кошингъ своего времени. Въ этомъ признаніи, кажется, незамѣтно особеннаго сожалѣнія {"Пуля, которую я всадилъ слону въ плечевую кость, заставила раненое животное прислониться къ дереву, а я тѣмъ временемъ сварилъ себѣ кофе. Наслаждаясь кейфомъ и прихлебывая ароматный напитокъ, я слѣдилъ за судорогами и кривляніями слона и, вздумавъ испытать его убойныя мѣста, приблизился къ нему почти въ упоръ и пустилъ нѣсколько пуль въ разныя части его огромнаго туловища. Разстрѣлянное животное выражало самочувствіе только движеніями хобота, походившими на восточный селямъ, причемъ съ особенной граціей касалось хоботомъ своихъ ранъ. Я былъ пораженъ и возмущенъ, убѣдившись, что мои опыты только затягивали агонію благороднаго животнаго, выносившаго свои муки съ такой геройской твердостью. Я рѣшилъ покончить эту процедуру, разомъ и потому открылъ по слону огонь съ лѣвой стороны. Прицѣлясь въ плечо, я выпустило шесть нарѣзныхъ пуль, безусловно смертельныхъ, послѣ чего въ то же мѣсто, всадилъ еще шесть зарядовъ голландской картечи. Тутъ крупныя слезы закапали изъ его глазъ, которые онъ медленно открывалъ и закрывалъ, исполинское туловище конвульсивно вздрогнуло, и онъ свалился на бокъ мертвымъ". Гордонъ Коммингъ.}.
   Къ сожалѣнію, упоминаемый оффиціальный докладъ часто оставляетъ наше любопытство неудовлетвореннымъ. Вотъ, напримѣръ, маленькій эпизодъ изъ похожденій одной банды, состоявшей изъ 193 тоговъ. Они проявили такую загадочную черту: "Встрѣтившись съ Лалъ Сингъ Оубадаромъ и его семействомъ, состоявшимъ изъ девяти лицъ, пробродили съ ними два дня, а на третій убили ихъ всѣхъ, кромѣ двухъ дѣтей, годового и шестимѣсячнаго младенцевъ".
   Вотъ и все. Спрашивается, что же сдѣлали они съ этими несчастными малютками? Какова была ихъ дальнѣйшая судьба? Не намѣревались ли они выростъ изъ нихъ такихъ же тоговъ? И какъ могли они ухаживать за такими крошечными существами въ походахъ, продолжавшихся по нѣсколько мѣсяцевъ? Никто не поинтересовался освѣдомиться у нихъ объ этихъ малюткахъ. Но мнѣ жаль, что это осталось невыясненнымъ.
   Изъ сообщенныхъ фактовъ можно бы вывести заключеніе, что тоги были людьми крайне грубыми, совершенно лишенными человѣческихъ чувствъ, безсердечными къ своимъ семействамъ такъ же, какъ и къ чужимъ; но такое заключеніе невѣрно. Подобно всѣмъ другимъ индусамъ, они питали горячую привязанность къ своимъ семьямъ. Одинъ дѣльный британскій офицеръ, хорошо знакомый съ нравами индусовъ, принялъ въ соображеніе эту черту при составленіи плана поимки знаменитаго героя Феринги. Офицеръ отыскалъ мѣсто его засады и послалъ ночью схватить его, но отрядъ оплошалъ и разбойникъ ушелъ. Удалось только захватить остальныхъ членовъ его семейства: мать. жену, ребенка и брата, которые и были доставлены кг офицеру въ Джуббулноръ. Офицеръ нисколько не смутился неудачей и замѣтилъ: "Я увѣренъ, что Феринги далеко не уйдетъ, разъ его семья въ моихъ рукахъ". И офицеръ былъ правъ. Феринги понималъ всю опасность, которой онъ подвергалъ себя, оставаясь въ близкомъ сосѣдствѣ, но не могъ оторваться отъ этихъ мѣстъ. Офицеръ узналъ, что бѣглецъ укрывается въ кругу пяти селеній, гдѣ онъ имѣлъ родственниковъ и друзей, которые могли передавать ему извѣстія о его семействѣ, находившемся въ Джуббулнорской тюрьмѣ, и что онъ нигдѣ не ночуетъ двѣ ночи кряду въ одной деревнѣ. Выслѣдивъ его многочисленные притоны, офицеръ съ отрядомъ нагрянулъ ночью одновременно на всѣ пять деревень и сцапалъ своего добра-молодца.
   А вотъ другой образецъ семейной привязанности. Незадолго до захвата семейства Феринги офицеръ арестовалъ его своднаго брата, главаря шайки изъ десяти человѣкъ, судилъ всѣхъ одиннадцать человѣкъ и приговорилъ ихъ къ повѣшанію. Семейство Феринги попало въ тюрьму какъ разъ наканунѣ дня, назначеннаго для казни. Приговоренный братъ просилъ позволенія проститься съ престарѣлой матерью и другими родными Просьба была уважена, и затѣмъ произошло вотъ что, какъ передаетъ эту сцену офицеръ: "Утромъ, передъ самой отправкой осужденнаго на эшафотъ, произошло это свиданіе на моихъ глазахъ. Онъ упалъ къ ногамъ старушки-матери, умоляя ее разрѣшить его отъ святого долга, налагаемаго на него материнскимъ молокомъ и попеченіями, которыя она имѣла о немъ съ младенчества, такъ какъ онъ долженъ умереть прежде исполненія этого долга. Старуха возложила руки на голову колѣнопреклоненнаго сына и, сказавъ, что прощаетъ ему все отъ души, убѣждала его только умереть, какъ подобаетъ неустрашимому индусу".
   Подъ кистью талантливаго художника эта сцена поражала бы достоинствомъ, торжественностью, экстазомъ и несомнѣнно тронула бы васъ. Отвлеченно вамъ не представить ее себѣ во всей жизненной реальности. Здѣсь выражались и почтительность, и нѣжность, и благодарность, и состраданіе, и покорность промыслу, и непоколебимая твердость, самоуваженіе, и при этомъ ни малѣйшаго раскаянія, ни единой мысли о стыдѣ и позорѣ. Здѣсь сказалось все, что составляетъ задушевное прощаніе и придаетъ ему трогательную прелесть красоту и достоинство. А между тѣмъ одно изъ этихъ лицъ -- тогъ, а другое -- мать тоговъ! Противорѣчія человѣческой природы дошли здѣсь до крайняго предѣла.
   Въ контрастѣ съ этимъ впечатлѣніемъ невольно напрашивается столь обыкновенная у тоговъ фраза, такъ часто мелькающая въ длинномъ рядѣ ихъ ужасныхъ признаній: "Задушили и бросили въ колодезь!" Къ одномъ случаѣ они бросили разомъ шестнадцать убитыхъ -- въ этотъ же колодезь бросали прежде и другихъ. Волосы поднимаются на головѣ при чтеніи о подобномъ варварствѣ.
   А вотъ тоже характерная черта. Банды имѣли свои особыя кладбища. Тоги не любили послѣ убійства хоронить свои жертвы гдѣ попало. Они предпочитали выжидать и, по возможности, заманивать ихъ до одного изъ своихъ придорожныхъ кладбищъ. Въ одномъ округѣ, величиной съ Ирландію, у нихъ имѣлось двѣсти семьдесятъ четыре такихъ кладбища. Они перемежались по сторонамъ дороги на тысячу четыреста погонныхъ миль въ разстояніи, среднимъ числомъ, всего пяти миль одно отъ другого, и британское правительство разыскало ихъ всѣ, зарегистрировало и занесло на карту.
   Банды упомянутаго округа рѣдко выходили изъ его предѣловъ, имѣя и здѣсь хорошій заработокъ. Къ нимъ являлись еще на подмогу банды изъ другихъ пограничныхъ мѣстъ. Нѣкоторые изъ ихъ атамановъ прославились удалой и широкой дѣятельностью. Четвертая часть ихъ призналась въ совершеніи трехсотъ, а иные въ четырехстахъ убійствахъ. Пріятель нашъ Рамзанъ -- въ 604; это тотъ самый, что отпросился на свадьбу и ушелъ къ тогамъ; онъ же выдалъ Буграма британскимъ властямъ.
   Но длиннѣе всѣхъ были списки жертвъ Фетти-хана и этого Буграма. Количество убійствъ Фетти-хана меньше количества Рамзана, но онъ значится во главѣ списка, ибо его среднее число убійствъ за годъ работы высшее во всей исторіи тоговъ княжества Уды. Онъ загубилъ 508 душъ въ двадцать лѣтъ и былъ еще молодымъ человѣкомъ, когда англичане положили конецъ его разбойничьимъ похожденіямъ. Въ спискѣ Буграма значилось 931 убійство, но онъ положилъ на нихъ сорокъ лѣтъ. Среднимъ числомъ у него приходится почти по два человѣка въ каждый мѣсяцъ, этихъ сорока лѣтъ, но среднее количество у Фетти-хана было два человѣка съ дробью въ мѣсяцъ за двадцать лѣтъ его похвальной дѣятельности.
   Есть еще одна поразительная вещь, на которую нельзя не обратить вниманія. Изъ перечня представителей всевозможныхъ профессій, бывавшихъ жертвами тоговъ, вы уже сдѣлали естественный выводъ, что по индійскимъ дорогамъ никто не могъ путешествовать безъ охраны, если желалъ благополучно добраться до мѣста, что тоги не щадили ни положенія, ни званія, ни религіи, словомъ, никого и ничего, убивая всякаго безоружнаго человѣка, встрѣчавшагося имъ на пути. Все это вполнѣ справедливо, но съ однимъ исключеніемъ. Во всемъ сводѣ признаній англійскій путешественникъ упоминается только разъ и тогъ объясняетъ это обстоятельство слѣдующимъ образомъ:
   "На пути въ Бомбей намъ попался англичанинъ, котораго мы тщательно избѣгали. На утро онъ пошелъ съ компаніей путешественниковъ, искавшихъ его покровительства, и они благополучно ушли отъ насъ по направленію въ Бародѣ".
   Мы покончили теперь съ этой обширной лѣтописью смерти и понимаемъ, что за народъ были тоги, какой мрачный ужасъ наводили они всюду, какимъ губительнымъ бичемъ были для страны. Въ 1830 г. англичане застали эту зловредную секту разъѣдающей государственный организмъ, совершающей свое разрушительное дѣло въ тайнѣ, застали поддерживаемою, защищаемою, покровительствуемою и скрываемою безчисленными союзниками, крупными и мелкими, всякаго рода начальствами, всегда готовыми распинаться за нихъ, въ то время какъ народныя массы, подъ давленіемъ страха, упорно замалчивали ихъ похожденія. Такое печальное положеніе вещей существовало въ продолженіе нѣсколькихъ поколѣній и окрѣпло подъ санкціей закоренѣлаго обычая и старины. Едва ли можно найти другое, столь же неблагодарное, безнадежное дѣло, какъ предпринятая британскою властью борьба съ тоггизмомъ, завершившаяся, наконецъ, полной побѣдой. Заразное дерево вырвано съ корнемъ. И какъ скромно звучатъ слова капитана Валенси, когда мы перечитываемъ ихъ послѣ всего намъ извѣстнаго: "День, который увидитъ это далеко развѣтвившееся зло совершенно искорененнымъ въ Индіи и извѣстнымъ только по имени, будетъ много содѣйствовать непоколебимости и величію авторитета британской власти на Востокѣ".
   Эта скромная похвала -- вполнѣ заслуженная дань одному изъ благороднѣйшихъ подвиговъ на защиту человѣчества.
  

XX.
Поѣздка въ Аллагабадъ.-- Дорожныя впечатлѣнія.-- Индусскіе обычаи.-- Сотти и попытки къ его объясненію.-- Маіоръ Слиманъ и его тщетная борьба съ безутѣшною вдовою.

"Въ горѣ вы можете довольствоватьсяодиночествомъ,
но чтобы узнать полную цѣну радости, вамъ необходимо
еще другое лицо съ кѣмъ бы ее раздѣлить.
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Мы выѣхали изъ Бомбея въ Аллагабадъ съ ночнымъ поѣздомъ, въ силу мѣстнаго обычая по возможности избѣгать денныхъ поѣздовъ. Въ вагонахъ тоже существуютъ свои мѣстные нравы. Такъ, напримѣръ, если молодая дѣвушка заняла нижнюю койку въ спальномъ вагонѣ, и входитъ почтенная лэди, то обыкновенно дѣвушкѣ слѣдуетъ уступить свое мѣсто этой опоздавшей дамѣ; а опоздавшая дама, по тому же обыкновенію, должна любезно поблагодарить дѣвицу и занять ея койку. Но обстоятельства слагаются иногда иначе. Предъ отходомъ поѣзда изъ Бомбея, саквояжъ моей дочери оберегалъ ея мѣсто на нижней койкѣ. Въ самую послѣднюю минуту одна американская лэди среднихъ лѣтъ вломилась въ наше купэ, сопровождаемая индусами-носильщиками, нагруженными ея багажемъ. Она ворчала, брюзжала и бранилась, притворяясь, и весьма удачно, возмущенной до точки кипѣнія. Не говоря ни слова, она швырнула упомянутый саквояжъ на верхнюю сѣтку и завладѣла койкой.
   Подобный случай вскорѣ повторился, на этотъ разъ съ м-ромъ Смизъ. На одной изъ станцій мы вышли съ нимъ пройтись по платформѣ, и когда возвратились въ вагонъ, постель Смиза оказалась на подвѣсной полкѣ, а нѣкій англійскій кавалеристъ лежалъ на постели, положенной на ту софу, которую занималъ до того мой пріятель. Предосудительно было радоваться невзгодѣ ближняго, но что дѣлать, если мы такъ скверно устроены, и я чистосердечно каюсь не могъ бы обрадоваться болѣе, если бы это несчастіе приключилось съ моимъ заклятымъ врагомъ. Мы всѣ любимъ видѣть другихъ въ передрягѣ, если намъ это ничего не стоитъ. Я былъ такъ счастливъ горемъ м-ра Смиза, что не могъ заснуть, все размышляя о немъ и восторгаясь имъ. Я зналъ, что онъ заподозрилъ въ этомъ насиліи самого кавалериста, тогда какъ его, вѣроятно, учинилъ слуга офицера, безъ его вѣдома. М-ръ Смизъ принялъ этотъ инцидентъ близко къ сердцу и искалъ случая выместить на комъ-нибудь свою обиду. Спустя нѣкоторое время такой случай представился въ Калькуттѣ. Мы отправлялись въ суточный переѣздъ въ Дарджилингъ. Смизъ завѣрилъ, что директоръ дороги, м-ръ Барклей, заказалъ для насъ отдѣльный вагонъ, почему намъ и не было особенной надобности торопиться къ поѣзду; вслѣдствіе такой предвзятой идеи мы немного опоздали съ пріѣздомъ. На вокзалѣ уже кипѣла обычная невообразимая кутерьма и давка большой индійской станціи. Поѣздъ былъ непомѣрно длинный, такъ какъ съ нимъ ѣхали во всѣ стороны всевозможныя племена Индіи, и станціонные чины изъ туземцевъ были доведены до бѣшенства нагруженнымъ и всюду метавшимся народомъ. Никто не зналъ, который нашъ вагонъ и не могъ припомнить, чтобы было дано на этотъ счетъ какое-либо распоряженіе. Разочарованіе полнѣйшее; мало того, казалось даже, что насъ-то именно и намѣрены бросить на станціи. Тутъ прибѣжалъ нашъ Сатанъ объявить, что нашелъ купэ съ незанятыми койками и софой, и что приготовилъ уже намъ постели и разложилъ багажъ. Мы бросились къ вагону, и только-что поѣздъ собирался тронуться и кондуктора захлопывали дверцы вагоновъ, какъ одинъ чиновникъ индусской службы, нашъ хорошій пріятель, просунулъ голову въ окно и проговорилъ:
   -- А я гонялся за вами всюду. Что вы здѣсь дѣлаете? Развѣ вы не знаете...
   Но поѣздъ тронулся, не давъ ему кончить. Теперь насталъ часъ торжества для м-ра Смиза. Его постель на койкѣ сейчасъ же обмѣнялась мѣстами съ постелью незнакомца, занимавшаго софу противъ него. Часовъ около десяти, во время какой-то остановки, въ вагонъ вошелъ толстый англичанинъ въ военной формѣ. Мы притворились спящими. Фонари были завѣшены, но и тусклый свѣтъ не помѣшалъ намъ замѣтить его удивленную физіономію. Красивый и величественный, онъ остановилъ пронзительный взоръ на Смизѣ и молча недоумѣвалъ въ своемъ затрудненіи. Послѣ небольшой паузы онъ процѣдилъ:
   -- Хорошо! -- и больше ни слова.
   Но этого было довольно, и недомолвку легко было понять. Вотъ что она означала въ полномъ переводѣ: "Это чортъ знаетъ что, это нахальство! Я отъ роду не видалъ ничего подобнаго".
   Онъ усѣлся на свой багажъ, и цѣлыхъ полчаса мы наблюдали прищурившись, какъ онъ покачивался на немъ въ тактъ съ движеніями вагона. При первой же остановкѣ онъ вышелъ изъ вагона, проклиная его отъ всей души, а вслѣдъ затѣмъ явился его слуга и унесъ вещи,
   И вотъ больное мѣсто м-ра Смиза исцѣлилось и жажда мести утолилась. Но ни онъ, ни я не могли спать, такъ какъ вагонъ нашъ, старый почтенный ветеранъ, оказался очень трясокъ и неудобенъ. Дверь хлопала всю ночь и сопротивлялась всѣмъ нашимъ ухищреніямъ припереть ее. Мы поднялись на разсвѣтѣ сильно утомленные и при остановкѣ вышли на станцію размять ноги, и, сидя за кофе, опять увидѣли, злополучнаго англичанина. На наши разспросы онъ отвѣтилъ, что устроился теперь такъ удобно, какъ никогда въ жизни, и сейчасъ же испарился.
   На индійскихъ поѣздахъ бригады составлены исключительно изъ туземцевъ; станціи -- кромѣ очень большихъ и узловыхъ -- тоже заполнены сплошь туземцами, также почта и телеграфъ. Полиція и дорожные сторожа тоже всѣ изъ туземцевъ. Они очень добродушны и услужливы. Разъ какъ-то я вышелъ изъ экстреннаго поѣзда поглазѣть на эту пеструю, нарядную туземную публику, переполнявшую широкую платформу. Вскорѣ я самъ потонулъ въ этой толпѣ и когда спохватился, поѣздъ быстро уходилъ отъ станціи. Я намѣревался уже присѣсть въ ожиданіи новаго поѣзда, какъ сдѣлалъ бы у себя дома; другого исхода я не могъ придумать. Но индусъ сторожъ съ зеленымъ флагомъ въ рукѣ замѣтилъ меня и спросилъ вѣжливо:
   -- Вы не съ этого ли поѣзда, сэръ?
   На мой утвердительный отвѣтъ онъ замахалъ флагомъ и поѣздъ осадилъ назадъ! Сторожъ бросился подсаживать меня въ вагонъ съ такой почтительной заботливостью, точно принялъ меня Богъ знаетъ за какую птицу. Да, очень привѣтливый народъ эти туземцы. Злыя лица казались мнѣ такою рѣдкостью между индусами, что порою я готовъ былъ думать, что тоги пригрезились мнѣ во снѣ. Конечно, исключенія бываютъ у нихъ крайне рѣдко. Несомнѣнно одно, что это самый интересный народъ въ свѣтѣ и изо всѣхъ наименѣе понятный. Это характеръ и исторія, обычаи и религія встрѣчаютъ васъ загадками на каждомъ шагу, загадками, которыя, послѣ ихъ объясненія, стали еще туманнѣе прежняго. Вы можете наблюдать фактъ извѣстныхъ обычаевъ, напримѣръ, кастъ, сотти, тоггизма и т. д, и на ряду съ этими фактами заглянуть въ теорію, которая пытается объяснить ихъ, но для васъ все это остается попрежнему непонятнымъ. Вамъ никогда не удастся вполнѣ удовлетворительно понять, какъ и для чего могъ возникнуть тотъ или другой изъ этихъ странныхъ обычаевъ.
   Возьмемъ хоть бы обычай сотти. Мотивы его объясняются слѣдующимъ образомъ. Жена, лишающая себя жизни на могилѣ своего умершаго мужа, по убѣжденію индусовъ, тотчасъ соединяется съ нимъ вновь, и потомъ уже вѣчно раздѣляетъ съ нимъ небесное блаженство; ея дѣти и другіе родственники поставятъ ей небольшой памятникъ или храмъ и будутъ всегда свято чтить ея подвигъ и даже возносить ей молитвы, а семейство ея будетъ пользоваться почетомъ въ народѣ. Самопожертвованіе жены создало высокое и вѣчное отличіе ея потомству. Съ другой стороны, этотъ подвигъ избавилъ ее отъ другихъ золъ. Если бы вдова пожелала остаться въ живыхъ, она заслужила бы общее презрѣніе, не могла бы вступить въ новый бракъ, возбудила бы проклятія своихъ дѣтей, которыя отреклись бы отъ такой матери. Она осталась бы одинокой отверженницей, несчастной на всю жизнь.
   Все это прекрасно, скажете вы, но такое объясненіе далеко не полно. Какъ могъ привиться этому народу такой дикій обычай? Въ чемъ коренится его идея? Ну, этого никто не знаетъ; быть можетъ, онъ былъ вызванъ откровеніемъ, ниспосланнымъ свыше богами. Затѣмъ еще вопросъ: почему выбранъ такой ужасный родъ смерти, почему не удовольствовались не столь мучительнымъ? И этого никто не знаетъ. Пожалуй, тоже было "откровеніе".
   Вы все равно ничего не поняли и остаетесь при мнѣніи, что вдова не можетъ сжечь себя добровольно, а рѣшается на смерть изъ опасенія оскорбить общественное мнѣніе. Но вы не устоите на этой точкѣ. Сама исторія васъ сдвинетъ. Въ одномъ изъ сочиненій маіора Слимана приводится такой убѣдительный примѣръ. Во время его управленія Нербуддой онъ рѣшился 28 марта 1828 г. на смѣлую попытку уничтожить обычай сотти, даже не имѣя на то санкціи высшаго индійскаго правительства. Доблестный маіоръ не могъ предвидѣть, что оно само отмѣнитъ этотъ обычай черезъ восемь мѣсяцевъ. Онъ опирался только на присущіе ему рѣшительный характеръ и сострадательное сердце. Вскорѣ появилась его прокламація, отмѣняющая сотти въ его округѣ. Утромъ во вторникъ,-- замѣтьте этотъ день,-- 24 ноября, Уммедъ Сингъ Упадія (Uinmed Singh Upadhya), глава одной изъ самыхъ уважаемыхъ и распространенныхъ браминскихъ фамилій, умеръ въ округѣ Слимана, и велѣдъ за этимъ явилась къ нему депутація сыновей и внуковъ покойнаго просить, чтобы позволено было его престарѣлой вдовѣ сжечь себя на кострѣ мужа. Слиманъ возмутился, настаивалъ на исполненіи его запрета, грозилъ строго наказать всякаго ослушника и поставилъ полицейскій постъ для наблюденія. Съ ранняго утра вдова, шестидесятилѣтняя старушка, сидѣла на берегу священной рѣки, подлѣ своего покойника, терпѣливо выжидая долгіе часы, когда придетъ желанное разрѣшеніе; наконецъ, вмѣсто него пришелъ отказъ. Въ одной небольшой фразѣ Слиманъ даетъ вамъ трогательную характеристику этой одинокой сѣдой старушки: весь день и всю ночь "она продолжала сидѣть на берегу, не принимая ни пищи, ни питья".
   На слѣдующее утро тѣло ея мужа было сожжено въ пепелъ въ могилѣ, имѣвшей восемь квадратныхъ футовъ въ окружности и три или четыре фута глубины, на виду нѣсколькихъ тысячъ зрителей. Послѣ этой церемоніи вдова прошла бродомъ къ большому голому камню, выступавшему изъ рѣки, причемъ всѣ присутствовавшіе разошлись, кромѣ сыновей, внуковъ и другихъ родственниковъ вдовы. И этотъ день она просидѣла здѣсь на камнѣ подъ жгучимъ припекомъ солнца, безъ пищи и питья, накрывъ нагое тѣло свое простынею или саваномъ. Родственники, горячо любившіе свою старушку, оставались съ нею и всячески старались убѣдить ее не исполнять своего ужаснаго намѣренія. Она наотрѣзъ отказалась уступить. Нѣкоторые изъ родныхъ пошли къ Слиману на домъ, за десять миль, и вновь упрашивали его позволить вдовѣ сжечь себя, но маіоръ и тутъ отказалъ, все еще надѣясь спасти несчастную изувѣрку.
   Весь день она жарилась въ своемъ саванѣ на голомъ камнѣ и всю ночь дрожала отъ холода и сырости. Въ четвергъ утромъ на глазахъ родственниковъ старушка исполнила извѣстный обрядъ, бывшій для нихъ трогательнѣе всякихъ словъ: она надѣла на себя даю (dhaja), простой красный тюрбанъ, и разломала на куски свои браслеты. Съ этой минуты, по ихъ понятіямъ, она становилась какъ бы умершей и исключалась изъ своей касты навсегда. По желѣзному насилію древняго обычая, вдова, рѣшившаяся послѣ этого обряда жить, никогда уже не можетъ вернуться въ свою семью. Слиманъ былъ въ большой тревогѣ. Если она уморитъ себя голодомъ, семья будетъ обезчещена; да и помимо того, голодная смерть причинитъ ей болѣе продолжительныя муки, нежели смерть отъ огня. Онъ вернулся домой вечеромъ совершенно разстроенный. А старуха продолжала сидѣть на камнѣ, гдѣ онъ и засталъ ее утромъ съ той же даей на головѣ. "Она говорила со мной совершенно спокойно, объявивъ, что рѣшилась смѣшать свой прахъ съ прахомъ мужа и будетъ терпѣливо ждать позволенія исполнить это желаніе, увѣренная, что Богъ сподобитъ ее, несмотря на ея воздержаніе, дожить, пока ей будетъ дано это позволеніе. Взглянувъ на солнце и затѣмъ на раздольную, красивую рѣку, она проговорила спокойно: "Моя душа проводитъ пятый день съ душой моего мужа подлѣ этого солнца; на мнѣ осталась одна земная оболочка, и я знаю, что вы разрѣшите мнѣ смѣшать ее съ прахомъ мужа въ его могилѣ, ибо не въ вашемъ характерѣ и не въ вашихъ нравахъ безплодно увеличивать страданія бѣдной старухи".
   Онъ увѣрялъ ее, что его желаніе и долгъ спасти ее и склонить къ жизни и тѣмъ избавить осиротѣвшую семью отъ постыднаго упрека, что она была ея убійцей. Но старуха отвѣтила, что она не боится такого упрека, незаслуженнаго ея родными, что они, какъ добрыя дѣти, сдѣлали все отъ нихъ зависѣвшее, чтобы уговорить ее жить и остаться съ ними, "и я знаю, что если бы я согласилась на это они бы любили и почитали меня, но мои обязанности относительно ихъ кончились. Поручаю ихъ всѣхъ вашему попеченію, а сама иду къ мужу моему, Уммедъ Сингъ Упадія, съ прахомъ котораго на погребальномъ кострѣ мой прахъ уже три раза смѣшивался".
   Она вѣрила, что жила на землѣ съ мужемъ своимъ, въ качествѣ жены, три повторительныхъ раза, три раза сжигала себя на его кострѣ. Вотъ почему она и сказала ту странную фразу. Съ той минуты, какъ вдова поломала свои браслеты и надѣла красный тюрбанъ, она считала себя умершей иначе не позволила бы себѣ оказать неуваженіе мужу произнесеніемъ его имени. "Это былъ первый случай въ ея долгой жизни, что она произнесла его имя, ибо въ Индіи ни одна женщина, будь она знатная или простая, никогда не произноситъ имени мужа своего".
   Добрый Слиманъ все еще пытался образумить ее. Онъ обѣщалъ построить ей удобный домикъ среди капищъ ея предковъ на берегу рѣки и дать ей для содержанія хорошій участокъ земли, если она согласится жить; въ противномъ же случаѣ грозилъ, что не дозволитъ положить ни камня, ни другого знака на мѣстѣ ея кончины. Но она только улыбнулась и сказала: "Сердце мое давно уже перестало биться, душа отлетѣла; я ничего не буду чувствовать при сгораніи, и если вы хотите убѣдиться, прикажите развести огонь, и тогда увидите, что эта рука не почувствуетъ въ огнѣ никакой боли".
   Тутъ Слиманъ, понявъ безплодность своихъ стараній, велѣлъ объявить всѣмъ почетнымъ родственникамъ ея, что онъ позволитъ старухѣ сжечь себя, если они дадутъ формальную подписку въ томъ, что съ этого времени перестанутъ въ своемъ родѣ соблюдать обычай сотти. Тѣ согласились, дали подписки, и въ полдень, въ субботу, послано было разрѣшеніе бѣдной старухѣ. Она видимо была имъ очень обрадована. Тотчасъ былъ совершонъ обрядъ омовенія и въ три часа она была готова и костеръ пылалъ яркимъ пламенемъ. Старушка просуществовала безъ пищи и питья почти пять сутокъ! Она вышла на берегъ съ камня, на которомъ сидѣла, смочивъ саванъ въ струяхъ священной рѣки: безъ этой предосторожности случайно задѣвшая ея тѣнь могла сдѣлать нечистой. Затѣмъ направилась къ костру, на разстояніи 150 ярдовъ, опираясь на одного изъ сыновей и племянника.
   "Я разставилъ кругомъ костра стражу, чтобы не подпускать къ нему никого ближе пяти шаговъ. Вдова шла съ спокойнымъ и веселымъ лицомъ, остановилась на минуту и, поднявъ взоръ къ небу, проговорила: "Зачѣмъ пять дней разлучали меня съ тобою, возлюбленный мужъ мой?" Поровнявшись со стражей, поддерживавшіе ее родные здѣсь остановились. Она прошла дальше и обошла разъ кругомъ костра, остановилась на минуту и, бормоча молитву, бросала въ огонь цвѣты. Затѣмъ смѣлой и твердой поступью приблизилась къ костру, вошла въ самую средину огня, сѣла и, склонившись на бокъ, какъ бы отдыхая на подушкѣ, сгорѣла, не испустивъ звука и не выдавъ своихъ мукъ".
   Зрѣлище возвышенное и глубоко трогательное! Такой примѣръ невольно вызываетъ въ васъ чувство уваженія предъ силой воли и любви. Мы видимъ, какъ разъ возникшій обычай преемственно продолжается, ибо душа его въ удивительной силѣ вѣры, доведенной до вершины ея воздѣйствія на человѣка собирательной силой, и въ вѣковой давности обычая; но мы не въ состояніи понять, какъ первыя вдовы согласились принять варварскій обычай. Это поразительный, неразрѣшимый абсурдъ.
   Слиманъ сообщаетъ, что при церемоніи сотти обыкновенно играла музыка; но предположеніе, что назначеніе ея было заглушать крики жертвъ, невѣрно; присутствіе музыки объясняется иначе. Окружающіе вѣрили, что мученица умираетъ съ пророчествомъ на устахъ, что подобное пророчество иногда предвѣщало какое-нибудь несчастіе, и изъ особой внимательности къ тѣмъ, кого оно касалось, заглушали музыкой зловѣщія слова умирающей, оставляя родныхъ ея въ невѣдѣніи о грядущемъ на нихъ несчастіи.
  

XXI.
"Божій городъ" -- Англійскій кварталъ.-- Собственные экипажи.-- "Прилагательныя" Индіи.-- Экскурсія къ форту.-- Религіозная ярмарка.-- Сила вѣры. "Двѣнадцатый годъ". Дѣва воды. Монолитъ.-- Народный лагерь.-- Факиры и ихъ украшенія.

Онъ много повозился на своемъ вѣку
съ врачами и говорилъ: "Единственный
путь къ сохраненію вашего здоровья -- это
ѣсть то, чего не хотите, пить то, чего не
любите, и дѣлать то что вамъ не по душѣ".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Мы совершили длинное путешествіе: ѣхали двѣ ночи и почти два дня отъ Бомбея до Аллагабада; но дорога все время была интересная и не утомительная.
   Аллагабадъ означаетъ "Божій городъ". Мы прибыли поутру и очутились безъ прислуги, такъ какъ Сатанъ гдѣ-то отсталъ и нагналъ насъ только вечеромъ. Впрочемъ, безъ него было очень покойно. Міръ казался во снѣ, обвѣянный грезами.
   Туземнаго города я не видалъ, но я видѣлъ англійскую часть города. Здѣсь всюду широкія улицы и авеню или проспекты, красивые, барскіе дома съ несомнѣнными признаками комфорта, довольства и жизнерадостнаго вастроенія ихъ обитателей,-- настроенія, объясняемаго спокойной совѣстью, подпираемой утѣшительнымъ банковскимъ балансомъ. Палаты богачей расположены въ глубинѣ обширнаго огороженнаго двора, въ тѣни цѣлаго парка роскошныхъ деревьевъ. Даже фотографы и крупные коммерсанты ведутъ свои дѣла въ элегантномъ уединеніи этихъ привольныхъ усадьбъ, и граждане не тяготятся заѣзжать къ нимъ въ эти усадьбы. Въ кэбахъ здѣсь ѣздятъ только пріѣзжіе иностранцы, всѣ же бѣлые туземцы имѣютъ собственные экипажи, при каждомъ изъ которыхъ имѣется цѣлая толпа черныхъ скороходовъ и возницъ въ бѣлыхъ тюрбанахъ на головѣ. Къ Индіи приложимо много названій и всѣ они чрезвычайно мѣтко ее характеризуютъ. Это страна всякихъ противорѣчій, страна лукавства и суевѣрія, богатства и бѣдности, роскоши и разоренія, чумы и голода, тоговъ и отравителей, страна кроткихъ и терпѣливыхъ, страна сотти и безутѣшныхъ вдовъ, страна, гдѣ жизнь всякой твари священна, страна кремаціи, страна, гдѣ ястреба замѣняютъ могилы и памятники, страна несчетнаго множества боговъ и, въ концѣ концовъ, страна своихъ собственныхъ экипажей!
   На слѣдующее утро я поднялся рано, и съ первыми лучами разсвѣта мы пустились въ далекую экскурсію къ форту. Часть дороги была прелестна. Она вела подъ тѣнистыми купами стройныхъ деревьевъ, мимо ряда разбросанныхъ индусскихъ избушекъ, съ обычнымъ деревенскимъ фонтаномъ, около котораго постоянно толпились, смѣясь и болтая, живописныя группы туземцевъ; статные, богатырски сложенные мужчины омывали свое бронзовое тѣло свѣтлой влагой и нѣжили его подъ первыми лучами ласковаго солнца, уже начавшаго свое дѣло -- зажигать Индію на весь день. Этихъ купающихся группъ встрѣчалось множество, такъ какъ приближался часъ завтрака, а съ нечистымъ тѣломъ индусъ не можетъ вкушать пищи.
   Затѣмъ мы спустились въ открытую, залитую солнцемъ долину и застали дороги запруженными толпами пилигримовъ обоего пола, по случаю одного изъ самыхъ чтимыхъ религіозныхъ праздниковъ, справляемыхъ тутъ же за фортомъ, у соединенія двухъ священныхъ рѣкъ, Ганга и Джумны. Мнѣ слѣдовало бы сказать трехъ, такъ какъ есть еще одна рѣка -- подземная. Никто ея не видѣлъ, но это ничего не значитъ: достаточно одного факта, что она тамъ есть. Эти пилигримы сошлись со всѣхъ концовъ Индіи; нѣкоторые провели цѣлые мѣсяцы въ пути, терпѣливо шагая по зною и пыли, усталые, оборванные, голодные, но подкрѣпляемые и вдохновляемые непоколебимой вѣрой и благочестіемъ; дни сіяли теперь радостью и счастіемъ; конченъ долгій путь и награда была уже на виду: они шли очиститься отъ всякаго грѣховнаго пятна и скверны въ этихъ священныхъ водахъ, очищающихъ все, чего они коснутся, мертвецовъ и даже разложившіеся трупы животныхъ. Нельзя не удивляться силѣ вѣры, двигающей все новыя и новыя массы всякаго люда, стараго и малаго, хилаго и немощнаго, вѣры, вдохновляющей благочестивыхъ безъ колебанія или унынія предпринимать такія утомительныя странствованія и безропотно мириться съ его скромными результатами. Изъ любви ли или изъ страха совершаются эти удивительные подвиги -- рѣшить не берусь. Но каковъ бы ни былъ импульсъ, вытекающій изъ него, подвигъ имѣетъ невообразимую, дивную прелесть въ нашихъ глазахъ. Положимъ, есть между нами, скептиками, избранныя, возвышенныя натуры, которыя могли бы проявить такое же беззавѣтное самопожертвованіе, но огромное большинство изъ насъ даже въ слабой степени неспособно на что-либо подобное. Зато всѣ мы великіе мастера говорить о самопожертвованіи, а это уже даетъ надежду, что мы достаточно компетентны для надлежащей оцѣнки этой черты у индусовъ.
   Ежегодно на это религіозное торжество собирается до двухъ милліоновъ туземцевъ. Сколько изъ вышедшихъ съ мѣста умираетъ дорогой отъ дряхлости, изнуренія, болѣзней и плохого питанія, и сколько отъ тѣхъ же причинъ гибнетъ на обратномъ пути, этого никто не знаетъ; но количество ихъ велико, можно сказать, чудовищно. Каждый двѣнадцатый годъ считается годомъ особенной благодати, тогда собирается особенно многолюдная масса богомольцевъ. Говорятъ, этотъ двѣнадцатый годъ пользуется упомянутымъ отличіемъ съ незапамятныхъ временъ. Говорятъ также, что Гангу предстоитъ еще только одинъ юбилейный годъ. Послѣ того эта наиболѣе чтимая изъ священныхъ рѣкъ утратитъ свою святость и будетъ оставлена пилигримами на нѣсколько столѣтій: насколько именно -- умные люди не опредѣлили. Въ концѣ этого промежутка Гангъ будетъ опять священнымъ. Тѣмъ временемъ ученѣйшими браминами будетъ установлена дата, когда должно послѣдовать возстановленіе священной репутаціи рѣки.
   Множество туземцевъ несли по дорогамъ святую воду изъ этихъ рѣкъ. Они разнесутъ ее по всѣмъ концамъ Индіи и будутъ продавать ее. Одинъ французскій путешественникъ (XVII вѣка), Таверніэ, упоминаетъ, что вода Ганга часто подается на индусскихъ свадьбахъ, "причемъ каждый гость получаетъ одну или двѣ чаши, сообразно со щедростью хозяина; такъ что иногда на богатыхъ свадьбахъ расходуется этой воды на сумму отъ двухъ до трехъ тысячъ рупій".
   Фортъ представляетъ большое древнее сооруженіе и много послужилъ на своемъ вѣку различнымъ религіознымъ интересамъ. На его обширномъ полигонѣ стоитъ монолитъ, поставленный здѣсь болѣе двухъ тысячъ лѣтъ тому назадъ, для пропаганды буддизма благочестивой надписью, вырѣзанной на камнѣ; фортъ былъ воздвигнутъ триста лѣтъ тому назадъ однимъ мусульманскимъ императоромъ и произошло новое посвященіе этого мѣста въ честь его религіи. Здѣсь есть также индусскій храмъ съ подземными ходами, уставленными алтарями и идолами; а нынѣ, такъ какъ фортъ принадлежитъ англичанамъ, въ немъ имѣется и христіансклй храмъ. Такимъ образомъ, фортъ застрахованъ, такъ сказать, во всѣхъ компаніяхъ.
   Съ высокихъ валовъ крѣпости открывается чудный видъ на священныя рѣки. Онѣ соединяются въ этомъ мѣстѣ: блѣдно-голубая Джумна, чистая и свѣтлая, съ грязно-желтыми волнами мутнаго Ганга. На длинной изогнутой косѣ между рѣчками бѣлѣли безчисленныя палатки огромнаго праздничнаго лагеря съ развѣвающимися флагами и съ кипѣвшей въ немъ необозримой толпой пилигримовъ. Идти туда было неудобно, да и не было охоты толкаться въ такой народной массѣ, но зрѣлище было чрезвычайно-интересно. Тамъ былъ цѣлый міръ дѣятельности, суеты и всякаго шума, и религіознаго, и торговаго, ибо здѣсь сошлись магометане божиться и продавать, а индусы покупать и молиться. Это вмѣстѣ ярмарка и религіозное торжество. Пестрыя толпы народа купались въ рѣкѣ, молились, пили очистительную воду; въ числѣ богомольцевъ множество больныхъ принесено въ паланкинахъ изъ дальнихъ мѣстъ; для исцѣленія ихъ купали въ священныхъ водахъ; если же исцѣленія не послѣдуетъ, они имѣли отраду умереть на благословенныхъ берегахъ и тѣмъ обезпечить себѣ небесное блаженство. Въ толпѣ расхаживало множество факировъ, тѣло которыхъ было посыпано пепломъ, и длинные волосы смазаны въ кучу коровьимъ пометомъ, такъ какъ корова настолько священна со всѣми ея продуктами, что благочестивый индусскій поселянинъ украшаетъ стѣны своей хижины фресками изъ этого отброса, а также дѣлаетъ изъ него разныя лѣпныя украшенія на своемъ грязномъ полу. Здѣсь были сидѣвшія кучками семейства съ причудливо и страшно размалеванными лицами: судя по ихъ важнымъ, неподвижнымъ позамъ, они представляли семейства извѣстныхъ чтимыхъ боговъ. Тамъ былъ одинъ святой, сидѣвшій нагимъ по цѣлымъ днямъ и недѣлямъ на щетинѣ желѣзныхъ гвоздей и не чувствовавшій, повидимому, никакой боли, и другой такой же праведникъ, стоявшій цѣлый день съ поднятыми кверху тощими руками и, какъ говорятъ, упражняющійся въ этомъ подвигѣ цѣлые годы. Всѣ эти праведники имѣютъ подлѣ себя разостланный коврикъ для пріема приношеній, и даже самый бѣдный людъ кладетъ свою лепту въ упованіи, что она принесетъ ему благословеніе свыше. Наконецъ, тронулась процессія голыхъ юродивыхъ, обходившихъ народъ съ пѣснями и я поспѣшилъ ретироваться.
  

XXII.
Бенаресъ.-- Мѣстные нравы.-- Уличное движеніе и коровы.-- Древность города и его создатель.-- Миссіонеры и браминскіе попы.-- Индійская теологія.-- Религія.-- Золотопромышленность Бенареса.-- Оптимистическіе взгляды м-ра Паркера.

"Человѣкъ, который кичится своей
скромностью, оказывается подобіемъ
статуи, украшенной фиговымъ листомъ".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Переѣздъ въ Бенаресъ состоялся днемъ, занявъ всего нѣсколько часовъ. Все время пыль была ужасная. Она ложилась толстымъ пепельнымъ слоемъ, превращая васъ въ факира, для полнаго сходства съ которымъ недоставало только коровьяго суррогата и сознанія святости.
   По пріѣздѣ, прежде чѣмъ добраться до отеля, намъ пришлось сдѣлать длинный конецъ по окраинамъ Бенареса. И, надо признаться, что видъ этихъ предмѣстій крайне печальный. Это картина пыльной пустыни, разрушенныхъ храмовъ, обвалившихся могилъ, осѣвшихъ глинобитныхъ оградъ, жалкихъ хижинъ; вся эта окраина точно испепелилась отъ древности и бѣдности. Нужно было десять тысячъ лѣтъ нужды, чтобы дать этому урочищу такой видъ. Мы были все еще внѣ огромнаго туземнаго города, когда прибыли въ гостинницу. Въ ея главномъ домѣ, несмотря на его заманчивость, мы, однако, не остановились, а предпочли его же филіальное отдѣленіе, куда и отправились, хотя оно находилось въ порядочномъ разстояніи отъ гостинницы. Этотъ домикъ помѣщался среди обширной усадьбы и былъ мѣстной архитектуры, въ одинъ этажъ съ верандой кругомъ. Въ индѣйскихъ домахъ есть двери, но я не понимаю къ чему. Онѣ не затворяются, обыкновенно стоятъ настежь, со спущенной портьерой для защиты отъ зноя. Все-таки здѣсь чувствуешь себя совершенно по домашнему, такъ какъ ни одинъ европеецъ не войдетъ къ вамъ безъ доклада. Туземная мужская прислуга можетъ войти, но та не въ счетъ. Босоногіе и безшумные индусы вкрадываются точно на кошечьихъ лапкахъ и стоятъ посреди комнаты, прежде чѣмъ успѣешь спохватиться. Сначала это немножко шокируетъ и даже стѣсняетъ, но подъ конецъ поневолѣ привыкаешь и миришься.
   На дворѣ было дерево и на немъ жила мартышка. Я сначала сильно заинтересовался этимъ деревомъ, въ виду реномэ, что въ тѣни его нельзя говорить ложь. Однако, оно не выдержало моей пробы и я ушелъ разочарованный. Вблизи находился колодезь съ нѣжно поскрипывавшей лебедкой и парой быковъ, вытягивавшихъ воду, подъ наблюденіемъ двухъ туземцевъ въ тюрбанахъ. Это дерево и колодезь составляли все содержаніе пейзажа, благодаря чему дворъ имѣлъ длинный, уединенный, пріятный видъ, и въ довершеніе очень покойный послѣ всѣхъ дорожныхъ треволненій. Въ нашемъ домикѣ, кромѣ насъ, не было ни души; другіе постояльцы помѣщались въ сосѣднемъ флигелѣ, гдѣ былъ устроенъ табльдотъ. Грѣшное тѣло не могло требовать болѣе комфортабельнаго помѣщенія. При каждомъ номерѣ имѣлась обычная ванная комната съ просторнымъ бассейномъ, съ каменнымъ дномъ и обиліемъ воды. Пріѣзжіе не легко привыкаютъ къ здѣшнимъ купальнымъ порядкамъ и наполняютъ бассейнъ холодной водой, не размѣшивая съ горячей, изъ уваженія къ здѣшней и безъ того раскаленной температурѣ, но это запрещено, ибо можетъ повредить здоровью купающагося. Иностранцевъ въ Индіи предупреждаютъ противъ пользованія холодными ваннами, но даже наиболѣе интеллигентные изъ нихъ глупы и не слушаются. Я былъ самый интеллигентный глупецъ, проѣзжавшій въ этомъ году; но теперь сталъ еще интеллигентнѣе, только жаль, что поздно.
   Бенаресъ не заставилъ разочароваться, оправдавъ свою репутацію курьезнаго города. Онъ расположился на высокомъ холмѣ надъ длинной лукою Ганга. Въ городѣ множество зданій, тѣсно облѣпившихъ холмъ, изрѣзанный во всѣхъ направленіяхъ тѣсными переулками, замѣняющими улицы. Высокіе тонкіе минареты и шпицы храмовъ съ развѣвающимися флагами возвышаются надъ городомъ и даютъ ему живописный видъ, если смотрѣть съ рѣки. Городъ полонъ движенія, какъ муравейникъ, и суматоха человѣческой сутолоки въ лабиринтѣ тѣсныхъ закоулковъ дѣйствительно напоминаетъ легіоны муравьевъ. Священная корова суетится тоже, расхаживая гдѣ ей угодно, собираетъ дань съ зерновыхъ лабазовъ и всюду попадается вамъ на дорогѣ, надоѣдая донельзя, такъ какъ ударить ее нельзя.
   Бенаресъ древнѣе исторіи, древнѣе преданія, древнѣе даже легенды, а смотритъ вдвое старше, чѣмъ всѣ они вмѣстѣ взятыя. Изъ преданія индусовъ, приводимаго въ прекрасномъ "Путеводителѣ по Бенаресу" м-ра Паркера, я усматриваю, что пунктъ, занимаемый городомъ, былъ первоначальнымъ мѣстомъ мірозданія. Сначала онъ былъ не что иное, какъ прямой "Ungarn", не болѣе печной труби, и стоялъ среди безбрежнаго океана. Онъ былъ созданіемъ добраго Вишну, который потомъ сталъ распространять этотъ зародышъ города, пока поверхность его заняла десять миль въ окружности. Но онъ все еще не былъ достаточно обширенъ для своего назначенія, почему сей богъ немедленно воздвигъ кругомъ него еще большій валъ. Бенаресъ сдѣлался такимъ образомъ центромъ земли, что считается здѣсь несомнѣнной выгодой. Онъ пережилъ мятежное прошлое какъ въ матеріальномъ, такъ и въ духовномъ отношеніи. Оно началось съ браманизма много тысячелѣтій тому назадъ. Затѣмъ, въ недавнее время, лѣтъ 2500 тому назадъ, мало-по-малу туда проникъ Будда, послѣ чего городъ былъ буддистомъ въ продолженіе нѣсколькихъ, кажется, двѣнадцати столѣтій, но брамины снова взяли верхъ и съ той поры удерживаютъ первенство доселѣ. Городъ невыразимо святъ въ глазахъ индусовъ, въ той же степени не гигіениченъ и воняетъ подобно коркѣ отвратительнѣйшаго изъ индійскихъ плодовъ доріана. Бенаресъ считается штабъ-квартирой браманизма, и восьмая часть его населенія суть жрецы этой религіи. Но это отнюдь не даетъ перепроизводства жрецовъ, ибо вся Индія составляетъ ихъ добычу. Несчетными массами стекается она сюда на богомолье и высыпаетъ свои сбереженія въ карманы поповъ, никогда не изсякающимъ щедрымъ потокомъ! Священникъ съ хорошей стоянкой на берегу Ганга обезпеченъ куда интереснѣе метельщика на лучшемъ перекресткѣ Лондона. Выгодная позиція стоитъ огромнѣйшаго состоянія. Святой обладатель ея сидитъ подъ широкимъ яркимъ зонтомъ, всю жизнь благословляетъ народъ, собирая его лепты, и становится жиренъ и богатъ. Такое сочное мѣстечко переходитъ отъ отца къ сыну, отъ сына къ внуку, и такъ далѣе, и такъ далѣе, черезъ длинный рядъ столѣтій, и остается вѣчнымъ и прибыльнымъ достояніемъ въ одномъ родѣ. По словамъ упомянутаго автора, такая благодать порою бываетъ предметомъ ожесточенной борьбы, и тогда дѣло уже рѣшается не молитвою и постомъ, и не консультаціями съ Вишну, но вмѣшательствомъ болѣе могучей силы англійскаго суда. Въ Бомбеѣ я слышалъ отъ одного американскаго миссіонера, что въ Индіи работаютъ 640 протестантскихъ миссіонеровъ. На первый взглядъ это кажется внушительной арміей, но на дѣлѣ -- капля въ морѣ. Одинъ миссіонеръ на 500.000 туземцевъ -- это ужь не сила, а скорѣе безсиліе; 640 рядовыхъ противъ укрѣпленнаго лагеря въ 300.000.000 -- разница слишкомъ велика. Сила въ 640 дѣятелей не справилась бы съ однимъ Бенаресомъ, имѣя противъ себя 8.000 браминскихъ поповъ. При такихъ данныхъ миссіонеры должны быть хорошо вооружены надеждой и вѣрой въ дѣло, и это вооруженіе они, повидимому, всегда имѣли во всѣхъ частяхъ свѣта. И м-ръ Паркеръ его имѣетъ. Оно помогаетъ ему извлечь благопріятный выводъ изъ статистическихъ цыфръ, которыя другихъ математиковъ привели бы къ совершенно обратнымъ заключеніямъ. Напримѣръ:
   "Къ послѣдніе годы компетентные наблюдатели замѣчаютъ, что число пилигримовъ, стекающихся въ Бенаресъ, увеличилось".
   Установивъ этотъ фактъ, почтенный изслѣдователь спѣшитъ сдѣлать изъ него слѣдующій выводъ:
   "Но подобное оживленіе, если позволено такъ выразиться, заключаетъ въ себѣ сѣмена смерти. Это судорожная агонія, за которою слѣдуетъ смерть и разложеніе трупа".
   Въ этомъ мірѣ мы уже видѣли, какъ въ продолженіе многихъ столѣтій при тѣхъ же условіяхъ умирала римско-католическая власть. Долгое время мы все выходили въ траурѣ на ея погребеніе, и все оказывалось, что его все откладывали, то изъ-за погоды, то по другимъ причинамъ. Наученные опытомъ, мы не должны облекаться въ трауръ и къ этимъ брамаическимъ похоронамъ, пока не увидимъ, что процессія тронулась. Изъ этого явствуетъ, что однимъ изъ самыхъ ненадежныхъ предпріятій въ свѣтѣ оказываются похороны религіи.
   Я былъ бы радъ пріобрѣсти нѣкоторое понятіе къ индусской теологіи, но премудрость эта слишкомъ неодолима по ея сложности и запутанности. Одно A B C и то уже съ ногъ сшибательно. Три главныхъ независимыхъ божества ихъ -- Брама, Сива и Вишну -- имѣютъ еще множество другихъ именъ, что одно уже производитъ сумбуръ въ любой головѣ. Эти божества имѣютъ женъ, жены имѣютъ опять таки пропасть именъ, и это увеличиваетъ сумбуръ. У нихъ дѣти, и у дѣтей тоже масса именъ, и такимъ образомъ сумбуръ все ростетъ и ростетъ. Послѣ этого не стоитъ и пробовать разбираться въ цѣлой тучѣ меньшихъ боговъ, въ виду ихъ безчисленнаго множества.
   Даже изъ разумной экономіи слѣдуетъ выбросить изъ изученія Браму, этого главнаго бога, такъ какъ, повидимому, онъ не играетъ большой роли въ Индіи. Центръ тяжести національнаго поклоненія приходится на Сиву и Вишну съ ихъ семействами. Символу Сивы -- "лингаму", съ котораго Вишну началъ творчество -- поклоняется каждый индусъ. Это самый распространенный кумиръ въ Бенаресѣ. Онъ на виду всюду, его украшаютъ гирляндами изъ цвѣтовъ, ему приносятъ жертвы, онъ не терпитъ пренебреженія. Обыкновенно это прямой камень, отесанный на подобіе наперстка, иногда удлиненнаго. Это примитивное идолопоклонство старше исторіи. М-ръ Паркетъ увѣряетъ, что число "лингамовъ" въ Бенаресѣ "превышаетъ количество его жителей".
   Въ городѣ много мусульманскихъ мечетей. Индусскіе храмы безъ числа; эти маленькія каменныя капища причудливой архитектуры, украшенныя чрезвычайно тонкой скульптурой, заполонили всѣ переулки. Самъ Гангъ и всякая отдѣльная капля воды въ немъ суть храмы. Такимъ образомъ, религія такая же профессія Бенареса, какъ золотопромышленность профессія Іоганнесбурга. Другіе промыслы ничего не стоятъ въ сравненіи съ этой всеобъемлющей религіозной шумихой, составляющей спеціальность города. Бенаресъ самый священный изъ всѣхъ священныхъ городовъ. Съ того момента, какъ вы переступите рѣзко опредѣленную грань, отдѣляющую его отъ остального міра, вы стоите на невообразимо и невыразимо святой почвѣ. М-ръ Паркеръ говоритъ: "Невозможно составить себѣ даже отдаленнаго понятія о глубокихъ чувствахъ уваженія и любви, питаемыхъ благочестивымъ индусомъ къ "св. Каши" (Бенаресу). Усталый пилигримъ, съ трудомъ стоящій на ногахъ отъ дряхлости и слабости, ослѣпленный и изжаренный пылью и зноемъ и почти умирающій отъ изнуренія, выползаетъ изъ своего уродливаго вагона, и лишь только нога его коснется земли, онъ вскидываетъ къ небу руки и восклицаетъ: "Да здравствуетъ св. Каши! Да здравствуетъ на много, много лѣтъ!" Пусть европеецъ въ какомъ-нибудь отдаленномъ индійскомъ городѣ, въ случайномъ разговорѣ на базарѣ, обмолвится, что онъ жилъ въ Бенаресѣ, и сейчасъ же кругомъ него раздадутся голоса, призывающіе благословеніе на его голову, ибо жилецъ Бенареса считается самымъ счастливымъ изъ всѣхъ людей.
   Въ сравненіи съ этимъ, нашъ религіозный энтузіазмъ оказывается блѣднымъ и холоднымъ. А такъ какъ религія живетъ въ сердцѣ, а не въ головѣ человѣка, то симпатичная картина, рисуемая м-ромъ Паркеромъ, обѣщаетъ безконечное откладываніе упомянутыхъ похоронъ.
  

XXIII.
Курьезный подвижникъ.-- Побережье Бенареса.-- Чудодѣйственная вода Ганга.-- Кремація.--Мечеть Орангзеба.-- Роскошный видъ и обезьяна.-- Живопись на водѣ.

"Ямки на щекахъ указываютъ только на мѣсто, гдѣ были улыбки".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Въ одномъ изъ храмовъ Бенареса мы видѣли одного изувѣра, подвизающагося для спасенія своей души курьезнымъ образомъ. Подлѣ него лежалъ большой комъ глины, изъ которой онъ лѣпилъ крошечныхъ божковъ, не болѣе обойныхъ гвоздиковъ. Въ каждаго божка онъ втыкалъ по зернышку риса -- вѣроятно, какъ эмблему лингама. Чудакъ лѣпилъ ихъ очень проворно, такъ какъ имѣлъ долгую практику и пріобрѣлъ замѣчательную сноровку. Онъ выдѣлывалъ 2.000 этихъ божковъ въ день и потомъ бросалъ ихъ въ священныя волны Ганга. Эта жертва доставляла ему со стороны набожныхъ индусовъ глубокое уваженіе, вмѣстѣ съ ихъ мелкими монетами. Онъ имѣлъ на этомъ вѣрный заработокъ, приготовляя себѣ высокое положеніе на томъ свѣтѣ.
   Видъ побережья Ганга представляетъ красивѣйшую панораму въ Бенаресѣ. Его высокій берегъ, отъ воды до вершины на протяженіи трехъ миль заполненъ оригинальной перспективой массивныхъ архитектурныхъ зданій, длиннымъ рядомъ чудныхъ мраморныхъ террасъ, храмовъ, спускныхъ лѣстницъ, богатыхъ и величественныхъ дворцовъ -- нигдѣ порожняго мѣста или незастроеннаго клочка береговой кручи. Весь длинный фасъ его сплошь скрытъ изъ вида этой сплошной вереницей всевозможныхъ чудесъ индійской архитектуры.
   Всюду кипитъ движеніе, всюду пестрая человѣческая толпа въ яркихъ костюмахъ всѣхъ цвѣтовъ радуги спускается и поднимается по высокимъ береговымъ лѣстницамъ и террасамъ, представляя собою живые цвѣтники на длинномъ протяженіи берегового холма.
   Заговоривъ о Гангѣ, нельзя обойти молчаніемъ его грязную, но все очищающую воду. Дойдя въ прогулкѣ до Агры, мы случайно были тамъ свидѣтелями зарожденія чуда -- замѣчательнаго научнаго открытія -- а именно, что въ извѣстныхъ случаяхъ грязная и отвратительная на вкусъ вода Ганга есть самый могущественный очистительный элементъ въ свѣтѣ! Это курьезное явленіе, какъ я сказалъ, было даже причислено въ сокровищамъ современнаго знанія. Долгое время преклонялись предъ загадочнымъ фактомъ, что при частыхъ посѣщеніяхъ Бенареса холерой страшная зараза не распространяется за предѣлы города. Этого не умѣли объяснить. М-ръ Хенкинъ, ученый правительственный экспертъ, рѣшилъ однажды произвести изслѣдованіе воды. Прибывъ въ Бенаресъ, онъ взялъ пробы изъ самыхъ загрязненныхъ мѣстъ священной рѣки. Кубическій сантиметръ ея содержалъ милліоны холерныхъ бациллъ; черезъ шесть часовъ онѣ всѣ были мертвы. Онъ захватилъ плывшій по рѣкѣ трупъ, пригналъ его въ берегу, изъ подъ него зачерпнулъ пробу воды, кишѣвшей упомянутыми микробами; черезъ шесть часовъ и они всѣ умерли. Онъ прибавлялъ все новыя и новыя массы бациллъ въ эту воду, и въ продолженіе шести часовъ онѣ умирали всѣ до единой. Онъ послѣдовательно бралъ пробы чистой здоровой воды, свободной отъ животныхъ организмовъ, и опускалъ въ нее по нѣсколько холерныхъ бациллъ. Онѣ всегда начинали тотчасъ же размножаться и спустя шесть часовъ исчислялись уже милліонами милліоновъ.
   Ужъ сколько столѣтій индусы держались непоколебимаго убѣжденія, что вода Ганга безусловно чиста, ничѣмъ не можетъ быть заражена и всегда дѣлаетъ чистымъ и безвреднымъ все, къ чему прикоснется. Они и сейчасъ въ это вѣрятъ, и вотъ почему купаются въ ней и пьютъ ее, нисколько не смущаясь ея видимой загрязненностью и плавающими трупами. Надъ индусами долгое время смѣялись, но теперь эти насмѣшки приходится повернуть въ другую сторону. Какъ распознали они тайну этой воды въ тѣ древнія времена? Были ли у нихъ тогда эксперты въ бактеріологіи? Намъ это неизвѣстно. Мы знаемъ только, что они имѣли пышную цивилизацію задолго до нашего выхода изъ варварства. Но я намѣренъ теперь повести рѣчь о другомъ ихъ обычаѣ -- о сожженіи труповъ или кремаціи.
   Индусы не сжигаютъ факировъ, этихъ юродствующихъ нищихъ. Они до того святы, что могутъ отправиться къ мѣсту своего успокоенія и безъ этого священнодѣйствія, такъ какъ предназначаются въ волны священной рѣки. Мы видѣли, какъ одного такого мертвеца, вывезли на средину рѣки и бросили. Онъ былъ втиснутъ, подобно тартинкѣ, между двумя большими каменными плитами. Мы простояли полчаса у кремаціоннаго костра и видѣли сожженіе девяти труповъ. Признаться, я не желалъ бы видѣть это въ другой разъ. Провожающіе идутъ за гробомъ по всему городу до самаго костра; затѣмъ гробоносцы передаютъ тѣло туземцамъ низшей касты, а провожающіе возвращаются домой. Я не слышалъ плача, не видѣлъ слезъ,-- обряда прощанія не было. Надо думать, что обычныя выраженія скорби и любви оставляютъ до возвращенія къ домашнему очагу. Умершихъ женщинъ приносятъ въ красномъ, мужчинъ въ бѣломъ одѣяніи. Трупъ опускается въ воду у берега, а тѣмъ временемъ подготовляется костеръ.
   Первый субъектъ оказался мужчина. Когда упомянутые прислужники раздѣли его для омовенія, покойникъ оказался крѣпко сложеннымъ, хорошо упитаннымъ и красивымъ старикомъ, безъ малѣйшаго признака какой-либо предсмертной болѣзни. Принесли сухихъ дровъ и сложили большой костеръ; положили на него тѣло и накрыли его стружками. Затѣмъ одинъ голый жрецъ-индусъ, сидѣвшій поодаль на возвышенномъ мѣстѣ, началъ что-то бормотать и выкрикивать съ энергичной жестикуляціей и шумѣлъ довольно долго. Вѣроятно, это было погребальное напутствіе. Я забылъ упомянуть, что одинъ изъ провожавшихъ остался при обрядѣ, когда другіе удалились. Это былъ сынъ покойника, мальчикъ лѣтъ десяти или двѣнадцати, смуглый и красивый, скромный и сдержанный, съ накинутымъ бѣлымъ плащемъ. Онъ присутствовалъ при сожженіи отца. Ему вручили зажженый факелъ, и пока онъ медленно обходилъ семь разъ вокругъ костра, нагой черный индусъ съ возвышенія выпалилъ послѣдніе возгласы еще крикливѣе прежняго. Окончивъ седьмой кругъ, юноша приложилъ факелъ сначала къ головѣ, затѣмъ къ ногамъ отца; пламя съ трескомъ быстро охватило сухой костеръ, и мальчикъ отступилъ. Индусы дочерей не долюбливаютъ, такъ какъ ихъ свадьбы разорительны по расходамъ; но предпочитаютъ имѣть сыновей, чтобы послѣ смерти обезпечить себѣ почетный исходъ изъ этого міра, и для отца нѣтъ выше почета, какъ зажженіе его костра рукою сына. Отецъ, не оставляющій послѣ себя сына, находится въ самомъ плачевномъ положеніи и возбуждаетъ общую жалость. Такъ какъ жизнь -- темная загадка, то индусъ женится еще мальчикомъ, въ надеждѣ, что сынъ его будетъ уже въ надлежащемъ возрастѣ, когда настанетъ роковой часъ. При неимѣніи же своего сына усыновляетъ чужого, чѣмъ и рѣшаетъ важный для индуса вопросъ.
   Тѣмъ временемъ трупъ горитъ и съ нимъ нѣсколько другихъ. Это была крайне отталкивающая процедура. Кочегары не сидѣли сложа руки, а то и дѣло обходили костеръ, размѣшивая дрова длинными кочергами, подкладывая растопку. Иногда подбрасывали въ воздухѣ часть обгорѣлаго трупа и разбивали его кочергой, чтобы горѣлъ дружнѣе. То же самое продѣлывали съ черепами. Тяжело было смотрѣть на эти манипуляціи и хорошо, что къ зрѣлищу не допускаются родственники. Мое желаніе посмотрѣть кремацію было слишкомъ умѣренно и потому удовлетворилось скоро. Въ санитарныхъ видахъ было бы хорошо ввести кремацію въ общій обычай; но такая дикая форма его возмутительна и не заслуживаетъ подражанія.
   Употребляемый при этомъ огонь, конечно, священный, такъ какъ онъ даетъ деньги. Обыкновенный огонь воспрещенъ -- онъ не даетъ денегъ. Мнѣ передавали, что эта святыня всегда поставляется однимъ монополистомъ, получающимъ за него большую плату. Иной богатый родственникъ платитъ за огонь тысячу рупій. Попасть изъ Индіи въ рай, какъ видите, очень дорогая штука. Всякая бездѣлица, относящаяся къ этому обычаю, стоитъ денегъ и откармливаетъ попа.
   Подлѣ самаго мѣста кремаціи стоятъ нѣсколько потемнѣвшихъ отъ времени камней -- этихъ памятниковъ сотти. На каждомъ изъ нихъ грубо вырѣзано изображеніе мужчины и женщины, стоящихъ или идущихъ рука въ руку; камни означаютъ мѣсто, гдѣ вдова соединилась чрезъ огонь съ своимъ умершимъ мужемъ, во времена процвѣтанія сотти. Мистеръ Паркеръ убѣжденъ, что вдовы сжигали бы себя и въ наши дни, если бы это разрѣшило правительство. Семейство, которое, указывая на одинъ изъ этихъ маленькихъ памятниковъ, можетъ сказать: "Та, что сожгла себя на этомъ мѣстѣ, была изъ нашего рода", возбуждаетъ общую зависть.
   Дѣйствительно, чудной народъ эти индусы. У нихъ неприкосновенна жизнь всякой твари, за исключеніемъ только человѣка, жизнь червяка и та священна и неотъемлема. Благочестивый индусъ заботливо стираетъ предметъ, на который садится, чтобы не причинить смерти какому-нибудь ничтожному насѣкомому, сѣвши на него. Онъ съ огорченьемъ пьетъ воду, опасаясь, что содержимое его желудка можетъ не поладить съ проникшими въ него микробами. Между тѣмъ та же Индія изобрѣла тоггизмъ и сотти. Да, мудрено понять такую сторонушку, какъ Индія.
   Кстати мы прошли къ богинѣ тоговъ -- Бовани, или Кали, или Дурга. Это все ея имена, есть и другія. Бовани единственное божество, которому приносятся живыя жертвы. Ему посвящены для этого козлы. Обезьяны были бы дешевле. Ихъ масса вблизи этого мѣста. Въ качествѣ священныхъ, онѣ позволяютъ себѣ много вольностей и залѣзаютъ всюду, куда имъ вздумается. Храмъ и его портикъ украшены изящной лѣпной работой, чего нельзя сказать объ идолѣ. На эту Бовани противно смотрѣть. У нея серебряная голова и высунутый пухлый языкъ, окрашенный въ темно-красный цвѣтъ. На ея шеѣ ожерелье изъ череповъ.
   Сказать правду, ни одинъ изъ идоловъ Бенареса не красивъ и не привлекателенъ А какая ихъ несчетная пропасть! Весь городъ -- огромный музей идоловъ, и всѣ они грубы, уродливы, страшны. Они преслѣдуютъ васъ и ночью во снѣ, какъ горячечный кошмаръ. Когда они прискучатъ вамъ въ храмахъ и вы захотите прогуляться къ рѣкѣ, то увидите тамъ идоловъ-великановъ, размалеванныхъ яркой краской и лежащихъ сплошными рядами на берегу. Здѣсь нѣтъ ни одного свободнаго мѣстечка, которое не было бы занято истуканами и истукаичиками. Если бы Вишну предвидѣлъ, чѣмъ впослѣдствіи будетъ его городъ, онъ назвалъ бы его истуканградъ, а не Бенаресъ.
   Самой характерной принадлежностью Бенареса оказывается пара стройныхъ бѣлыхъ минаретовъ, возвышающихся, подобно мачтамъ, надъ большой мечетью Орангзеба (Aurangzeb). Онѣ отовсюду видны эти воздушныя, стройныя, изящныя колонны. Но сравненіе съ мачтами не совсѣмъ вѣрно, такъ какъ мачты замѣтно суживаются въ вершинѣ, тогда какъ у минаретовъ этого нѣтъ. Они имѣютъ 142 фута высоты и 8 1/2 въ діаметрѣ у основанія, и 7 1/2 вверху, почти вовсе безъ усѣченія. Это пропорція свѣчи; и минареты дѣйствительно исполинскія волшебныя свѣчи, чѣмъ они навѣрное и будутъ, когда христіане унаслѣдуютъ ихъ въ одинъ прекрасный вечеръ увѣнчаютъ ихъ электрическимъ свѣтомъ. Раздольный чудный видъ открывается съ высоты минаретовъ. Большая сѣрая обезьяна составляла часть его и только портила его. Обезьяна вообще не разсуждаетъ. А эта была занята прыганьемъ по самымъ вышкамъ мечети, перескакивая черезъ большіе интервалы, рискуя ежеминутно сорваться и разбиться вдребезги Она такъ раздражала мои нервы, что я, вмѣсто созерцанія вида, смотрѣлъ только на нее. При всякомъ ея сальто-мортале у меня занимался духъ, и когда она цѣплялась за какой-нибудь выступъ, цѣплялся и я изъ симпатіи. Но обезьяна была такъ невозмутима, такъ флегматична въ этихъ упражненіяхъ, что всю тревожную мимику мнѣ пришлось взять на себя. Обезьяна двадцать разъ рисковала свалиться въ пропасть, и я такъ боялся за каналью, что застрѣлилъ бы ее, если бы было изъ чего. Но все же настоятельно рекомендую этотъ видъ. Обезьянъ больше, чѣмъ видовъ, и такъ всегда будетъ, пока этотъ идіотъ останется въ живыхъ, но видъ, которымъ вы любуетесь, превосходенъ. Передъ вами разстилается весь Бенаресъ съ могучей рѣкою и далекими горизонтами.
   Слѣдующій видѣнный мною курьезъ былъ болѣе мирнаго свойства. Это новый родъ искусства въ Бенаресѣ -- картина, выведенная на водѣ туземцемъ. Онъ потрусилъ мелкимъ пескомъ различныхъ цвѣтовъ на гладкую поверхность воды въ бассейнѣ, и изъ этихъ мелкихъ порошинокъ постепенно выступила красивая и интересная картина, которую можетъ уничтожить одинъ вздохъ. Она производитъ извѣстное впечатлѣніе, послѣ того какъ потолкаешься между массивными, ветхими и полуразрушенными капищами, которыя покоятся на другихъ развалинахъ, а эти еще на другихъ, и т. д. Водяная картина была проповѣдью, аллегоріей, символомъ непостоянства, превратности судьбы. Тѣ каменныя глыбы были лишь разновидностями этихъ акварелей.
  

XXIV.
Еще живой богъ.-- Его сокращенное имя и ублаженное совершенство.-- Пріемы поклонниковъ.-- Мое свиданіе съ нимъ и обмѣнъ любезностей.-- Впечатлѣнія аудіенціи.-- Поѣздка по провинціямъ.

"Истинное неблагочестіе состоитъ въ
неуваженіи къ Богу нашего ближняго".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Въ Бенаресѣ мнѣ пришлось увидать еще другого живого бога. Итого два. Кажется, я видѣлъ всевозможныя чудеса свѣта, но не помню, чтобы какой-либо изъ нихъ такъ заинтересовалъ меня, какъ эта пара боговъ. Стараясь дать отчетъ въ этомъ впечатлѣніи, я не испытываю ни малѣйшаго затрудненія. Почти всѣ чудеса мы получаемъ изъ вторыхъ рукъ. Мы любимъ посмотрѣть на какую-нибудь знаменитую диковинку и дорого цѣнимъ право поглядѣть на предметъ, возбуждавшій энтузіазмъ или уваженіе, или любовь, или удивленіе массъ, бываемъ безконечно рады, что видѣли его, и не разстались бы ни за какія деньги съ воспоминаніемъ о такомъ чудѣ-юдѣ. И вотъ такое-то незабвенное воспоминаніе оставилъ во мнѣ Тай (Taj).
   Но что значитъ этотъ Тай, какъ отвлеченное чудо, въ сравненіи съ живымъ, дышащимъ, говорящимъ субъектомъ, котораго многіе милліоны людей благоговѣйно, искренно и безпрекословно признаютъ богомъ и которому смиренно поклоняются.
   Богу было шестьдесятъ лѣтъ, когда я его увидѣлъ. Его зовутъ Sri 108 Swami Bhaskarananda Saraswati. Это одна его формула, и я полагаю, что вы, ради краткости, будете называть его этимъ именемъ; но вамъ придется нѣсколько удлинить его въ случаѣ письменнаго обращенія къ богу: этого требуетъ этикетъ. Впрочемъ, и тогда вамъ нѣтъ надобности прописывать его полное имя, а достаточно въ такомъ совращеніи:
   Sri 108 Matparamahansapariuraiakacharyaswamibhaskaranandasäraswati.
   Приставка Sri, отрывающая это словоизверженіе, сама по себѣ выражаетъ почетный титулъ, а цифра "108", мнѣ кажется, замѣняетъ остальныя его имена. Вишну имѣетъ 108 именъ, коими онъ, однако, не пользуется; отсюда, вѣроятно, вошло и у другихъ боговъ въ обычай, составляя привилегію ихъ священнаго сана, хранить 108 запасныхъ именъ въ складѣ. Выше написанное имя одно уже составляетъ приличную собственность, помимо тѣхъ 108. По моему счету, въ немъ 58 буквъ. Оно устраняетъ всякую конкурренцію длинныхъ нѣмецкихъ словъ, которыя всегда останутся за флагомъ.
   Sri 108 S. В. Saraswati достигъ того, что у индусовъ называется "состояніемъ совершенства". Это то блаженное состояніе, котораго другіе индусы, достигаютъ все новымъ и новымъ рожденіемъ, путемъ послѣдовательныхъ перевоплощеній изъ одного существа въ другое -- утомительный долгій трудъ, поглощающій иногда десятки столѣтій, трудъ, исполненный къ тому же всевозможныхъ рисковъ и мытарствъ, вродѣ, напримѣръ, случайной смерти не на легальномъ берегу Ганга и пробужденія въ образѣ осла, съ необходимостью начать новый спортъ и продѣлать множество другихъ похожденій. Но Sri 108 S. В. S. въ достиженіи совершенства избѣжалъ всѣхъ подобныхъ непріятностей. Онъ уже не составляетъ части или подобія этого міра. Его существо измѣнилось, все земное испарилось изъ него; онъ идеально святъ, идеально чистъ; ничто не можетъ осквернить эту святость или запятнать эту чистоту; онъ уже не отъ міра сего, треволненія котораго чужды ему, его нужды, скорби и тревоги не могутъ достигнуть "блаженнаго". Послѣ смерти его ожидаетъ нирвана. Праведникъ сольется съ субстанціей высшаго Божества и будетъ пребывать въ состояніи вѣчнаго покоя.
   Священныя книги индусовъ указываютъ, какъ удостоиться этого состоянія; но, быть можетъ, только разъ въ тысячу лѣтъ какой-нибудь кандидатъ на блаженство достигнетъ желаемаго. Упомянутый представитель прошелъ шагъ за шагомъ весь требуемый курсъ съ начала до конца и теперь ему остается только ждать призыва, имѣющаго освободить его отъ міра, въ коемъ онъ не имѣетъ нынѣ части. Первымъ дѣломъ онъ прошелъ научный искусъ и сдѣлался ученымъ толкователемъ Писанія. Затѣмъ сдѣлался гражданиномъ, домохозяиномъ, мужемъ и отцомъ. То была вторая требуемая ступень. Потомъ, въ силу того же ритуала, онъ постоянно раскланивался съ своимъ семействомъ и отправлялся въ искусительныя странствія. Онъ уходилъ далеко въ пустыню и подвизался извѣстный срокъ отшельникомъ. Затѣмъ сдѣлался нищимъ "во исполненіе завѣтовъ, начертанныхъ въ Писаніи", и расхаживалъ по Индіи, питаясь подаяніемъ. Четверть столѣтія тому назадъ онъ достигъ состоянія чистоты. Въ одеждѣ онъ не нуждается; символъ его нагота, и потому онъ сбросилъ съ себя прежній поясъ. Теперь, при желаніи, онъ могъ бы снова носить его, ибо никакое прикосновеніе уже не оскверняетъ его; но праведникъ не пожелалъ разстаться съ символомъ.
   Кажется, есть много и другихъ степеней совершенства, только я не помню ихъ; знаю только, что онъ всѣ ихъ произошелъ. Въ продолженіе этого долгаго искуса онъ не совершенствовалъ себя въ чтеніи священныхъ книгъ и составленіи объясненій къ нимъ, а въ досужное время размышлялъ о Брамѣ, чѣмъ и теперь занять.
   Бѣломраморные рельефные портреты его продаются по всей Индіи. Онъ занимаетъ прекрасный домъ въ роскошномъ большомъ саду, въ Бенаресѣ, вполнѣ соотвѣтственно его высокому сану. По необходимости онъ не можетъ показываться на улицахъ. Божествамъ въ любой странѣ было бы неудобно расхаживать по стогнамъ града. Если бы лицо, признаваемое и почитаемое нами за бога, показалось на улицахъ Нью-Iорка и былъ бы извѣстенъ день, когда это должно случиться, вся торговля и всѣ дѣла замерли бы тотчасъ же.
   Итакъ, этотъ богъ живетъ вполнѣ комфортабельно, хотя, если принять въ соображеніе всѣ обстоятельства, очень скромно, ибо пожелай онъ жить во дворцѣ, то ему стоило бы только заикнуться объ этомъ, и поклоняики его были бы рады-воздвигнуть ему пышныя чертоги. По временамъ къ владыкѣ являются на минуту его почитатели, онъ утѣшаетъ и благословляетъ ихъ, а они цѣлуютъ его ноги и уходятъ счастливыми. Ранги для него не существуютъ, благо онъ богъ. Передъ нимъ всѣ люди равны. Онъ принимаетъ кого ему угодно и отказываетъ кому угодно. Иногда принимаетъ принца и не принимаетъ бѣдняка; въ другое время приметъ бѣдняка и повернетъ спину принцу. Впрочемъ, онъ не допускаетъ посѣтителей большими количествами, кто бы они ни были. Въ настоящее время онъ отдался созерцательному самоуглубленію. Я полагаю, онъ приметъ достопочтеннаго мистера Паркера въ любое время. Думаю также, что онъ тоскуетъ о мистерѣ Паркерѣ, какъ и мистеръ Паркеръ тоскуетъ о немъ. И это взаимное сочувствіе несомнѣнно полезно имъ обоимъ.
   По пріѣздѣ къ богу, намъ пришлось нѣкоторое время подождать въ его саду, и перспектива была не особенно благопріятна, ибо въ этотъ день онъ только-что прогналъ магараджу и принялъ какую-то сволочь, къ которой въ нѣкоторомъ родѣ относились и мы. Но вдругъ появился его слуга и объявилъ, что "богъ" сейчасъ выйдетъ.
   Ну, и дѣйствительно вышелъ, и я увидѣлъ этотъ объектъ поклоненія милліоновъ. Во мнѣ шевельнулось какое-то странное и вмѣстѣ смѣшливое чувство. Я былъ бы радъ, если бы оно заструилось опять по моимъ жиламъ. А между тѣмъ для меня онъ былъ не богъ, а только Тай; но этотъ смѣхъ былъ не мой смѣхъ; онъ дошелъ ко мнѣ изъ вторыхъ рукъ отъ незримыхъ милліоновъ его поклонниковъ; при пожатіи руки ихъ богу я, такъ сказать, прикоснулся къ проводнику ихъ монструозной электрической батареи и получилъ соотвѣтствующій ударъ.
   Богъ былъ высокъ и строенъ, но тщедушенъ. Лицо чисто выбритое и замѣчательно умное, взглядъ проницательный и добрый. Онъ казался много старше своихъ лѣтъ, но это объяснялось усиленными занятіями, размышленіями, постомъ и молитвой, при той скудной жизни, какую онъ велъ отшельникомъ и нищимъ. Онъ бываетъ въ совершенно нагомъ образѣ, когда принимаетъ туземцевъ, какого бы ранга они ни были, но теперь на немъ была бѣлая повязка вокругъ поясницы, вѣроятно, въ видѣ уступки европейскимъ предразсудкамъ мистера Паркера.
   Послѣ перваго смущенія мы разговорились съ нимъ какъ нельзя лучше и я нашелъ его самымъ любезнымъ и симпатичнымъ божествомъ. Онъ слышалъ кое-что о Чикаго и выказалъ но отношенію къ нему замѣчательную для бога любознательность. Разговоръ вращался на всемірной выставкѣ и конгрессѣ религій. Если Индія ничего не знаетъ о другихъ американскихъ чудесахъ, то она слышала объ этихъ и желаетъ еще сохранить ихъ въ памяти.
   Онъ предложилъ мнѣ обмѣнъ автографовъ -- деликатное вниманіе, заставившее меня увѣровать въ него послѣ прежнихъ сомнѣній. Онъ сдѣлалъ надпись на своемъ сочиненіи, и я питаю большое уваженіе къ этой книгѣ, хотя слова идутъ справа налѣво и я не могу читать ее. Было ошибкой напечатать книгу такимъ образомъ. Она содержитъ объемистые комментаріи на индусскія священныя книги, и сумѣй я разобрать ихъ, то былъ бы и самъ на пути къ совершенству. Я поднесъ экземпляръ своего "Huckleberry Finn". Я полагалъ, что эта книга пригодится ему для подмѣси къ его изнурительнымъ размышленіямъ о Брамѣ.
   При немъ состоитъ ученый, размышляющій, такъ сказать, изъ подъ него, Мина-Вогадуръ-Рана, но мы его не видали. Мина одѣвается и, слѣдовательно, еще далекъ отъ совершенства. Онъ настрочилъ о своемъ повелителѣ маленькій памфлетикъ, который у меня есть. Онъ содержитъ, между прочимъ, лубочное изображеніе владыки и его Мины, сидящими на коврѣ въ саду. Портретъ перваго дѣйствительно очень хорошъ. Поза совершенно та же, какую любитъ самъ Брама, а она требуетъ, какъ извѣстно, длинныхъ рукъ и гибкихъ ногъ и не можетъ быть усвоена никѣмъ, кромѣ боговъ и нѣкоторыхъ индійскихъ ремесленниковъ.
   Откланявшись бенаресскому богу и выходя изъ его резиденціи, мы замѣтили на дворѣ группу почтительно ожидающихъ туземцевъ -- раджу изъ какой-то провинціи и нѣсколько лицъ менѣе значительныхъ. Богъ сдѣлалъ имъ знакъ подойти, и мы видѣли, какъ раджа опустился на колѣни и почтительно облобызалъ его священныя стопы.

-----

   Вскорѣ мы предприняли продолжительную поѣздку по Индійскимъ провинціямъ. Сначала мы пронеслись по обширной области, казавшейся безконечнымъ садомъ -- на многія мили тянулись поля съ красивыми цвѣтами, изъ сока которыхъ добывается опій, а затѣмъ очутились среди культуры индиго; оттуда на пути къ Гангу пересѣли въ туземный поѣздъ, который безъ всякой надобности ползъ невыносимо медленно, останавливаясь у каждой деревушки. Тогда бывшіе съ нами англійскіе офицеры догадались дать машинисту рупи, приказавъ ему летѣть. Средство оказалось магическимъ: послѣ этого мы мчались по девяносто миль въ часъ. Такъ мы прибыли въ Лекно (Lucknow), городъ, быть можетъ, самый замѣчательный изъ многихъ памятниковъ британской доблести и силы, разсѣянныхъ по лицу земли.
   Жара была безпощадная, выжженныя солнцемъ равнины были лишены всякой растительности, сѣрая пыль тучами носилась въ воздухѣ. Но зной палилъ много жарче, когда вспомогательныя войска шли къ Лекно во время знаменитаго возстанія. Тогда термометръ показывалъ 130® въ тѣни (по Фаренгейту).
  

XXVI.
Лагоръ.-- Поѣздка на слонѣ.-- Дели.-- Остановка въ домѣ оригинальнаго англичанина.-- Обезьяны и ихъ "живописныя" шалости.-- Привалъ въ Дженаурѣ.-- Туземная прислуга.-- Гостинница.-- Судьба Сатана и вѣчная разлука.-- Его характеристика.-- Благоустройство Джейпура.-- Процессія идоловъ.-- Неописуемая картина.

   Мы благодушно разъѣзжали по роднымъ мѣстамъ Индіи и, между прочимъ, попали и въ Лагоръ, гдѣ губернаторъ далъ въ мое распоряженіе слона. Эта любезность стоитъ въ моихъ испытаніяхъ въ величественномъ одиночествѣ. Слонъ былъ красивый, привѣтливый, благовоспитанный, образованный, и я его не только не боялся, но довѣрчиво ѣхалъ на немъ даже по многолюднымъ тѣснымъ улицамъ туземнаго города, гдѣ онъ пугалъ лошадей до бѣлой горячки и гдѣ ребятишки едва успѣвали увернуться изъ подъ его ногъ. Онъ съ гордою независимостью шествовалъ по серединѣ улицы, предоставляя всей честной компаніи или очищать дорогу, или рисковать послѣдствіями. Я привыкъ бояться всякихъ коллизій при ѣздѣ верхомъ или въ экипажѣ. Но когда находишься на вершинѣ слона, это чувство отсутствуетъ. Я могъ бы спокойно ѣхать на немъ среди цѣлой кутерьмы галоппирующихъ повозокъ; могъ бы легко привыкнуть предпочитать слона всякому другому экипажу, частію вслѣдствіе упомянутой гарантіи отъ столкновеній, частію вслѣдствіе прелестнаго вида, открывающагося съ этой высоты, частію вслѣдствіе сознанія собственнаго достоинства, испытываемаго на этомъ высокомъ пьедесталѣ, и частію вслѣдствіе возможности глядѣть въ окна и видѣть, что происходитъ за стѣнами домовъ. Лагорскія лошади пріучаются къ слонамъ, но тѣмъ не менѣе удивительно боятся ихъ попрежнему. На первый взглядъ это кажется страннымъ. Быть можетъ, онѣ чѣмъ больше узнаютъ слона, тѣмъ болѣе чувствуютъ къ нему уваженія. Да и въ нашемъ людскомъ обиходѣ мы не боимся динамита, пока съ нимъ не познакомимся.
   Мы проѣхали до Равэль Линди (Rawal Lindi), въ сторону къ Афганской границѣ, а оттуда въ Дели, взглянуть на древнія архитектурныя чудеса. Въ этомъ Дели мы освѣжились отдыхомъ въ большомъ старомъ домѣ, представляющемъ историческій интересъ. Онъ былъ выстроенъ богатымъ англичаниномъ, превратившимся въ "восточнаго человѣка" настолько, что онъ завелъ гаремъ. Но это былъ субъектъ широкаго ума и такимъ остался. Въ угоду своему гарему онъ поставилъ мечеть. Въ угоду себѣ поставилъ англиканскую церковь. Такого рода люди еще встрѣчаются кое-гдѣ. Въ дни мятежа домъ былъ занятъ штабъ-квартирой британскаго генерала. По здѣшнему обычаю, онъ стоитъ въ большомъ саду, съ множествомъ крупныхъ, красивыхъ деревьевъ. Эти деревья даютъ пріютъ обезьянамъ, и нѣкоторыя изъ нихъ очень наблюдательнаго и предпріимчиваго сорта, и не особенно робкаго десятка. При всякомъ удобномъ случаѣ онѣ проникаютъ въ дома и уносятъ всякую ненужную имъ вещь. Однажды утромъ хозяинъ этого дома бралъ ванну, а окно, какъ на грѣхъ, было открыто. Подлѣ стояло ведро съ желтой краской и кистью. Вотъ нѣсколько обезьянъ вскарабкались на окно; желая прогнать непрошенныхъ гостей, упомянутый господинъ бросилъ въ нихъ губкой. Но канальи нисколько не испугались, вскочили въ комнату, выкрасили стѣны, полъ, ванну, окна, мебель и уже перенесли свою живопись въ гостиную, когда явилась помощь, обратившая въ бѣгство самозванныхъ маляровъ.
   Однажды рано утромъ двѣ подобныя твари забрались и въ мою комнату чрезъ окно, случайно оставленное мною открытымъ, и когда я проснулся, одна изъ нихъ стояла предъ зеркаломъ, причесывая волосы, а другая, взявъ мою записную книжку, читала юмористическія замѣтки и кричала. Я не обратилъ вниманія на ту, что чесалась, но поведеніе другой меня сильно встревожило. Я швырнулъ чѣмъ-то въ нее, и это ее разсердило; я забылъ о предупрежденіи хозяина, что обезьянъ всего лучше оставлять въ покоѣ. Онѣ стали бросать въ меня всѣмъ, что только могли поднять, и потомъ ворвались въ ванную комнату, чтобы заручиться еще какими-нибудь дрекольями, но я захлопнулъ за ними дверь.
   Въ Джейпурѣ мы сдѣлали продолжительный привалъ, помѣстившись не въ туземномъ городѣ, а въ нѣсколькихъ миляхъ отъ него, въ небольшомъ оффиціально-европейскомъ предмѣстьѣ. Европейцевъ тамъ было немного, всего четырнадцать, но всѣ они были привѣтливы, гостепріимны, и съ ними мы чувствовали себя почти какъ дома. Здѣсь, какъ и повсюду въ Индіи, мы лишній разъ убѣдились, что если слуга-индусъ на своемъ мѣстѣ и представляетъ незамѣнимое сокровище, то въ другихъ обстоятельствахъ нуждается иногда въ контролѣ, и англичанинъ всегда контролируетъ его. Индусу, посланному съ порученіемъ, недостаточно одного голословнаго приказанія для его исполненія. Когда намъ посылали фрукты или овощи, ихъ сопровождала и записка или "читъ", для отмѣтки о полученіи присланнаго, иначе оно могло не дойти по назначенію. Когда кто-нибудь изъ знакомыхъ присылалъ свой экипажъ, въ запискѣ означалось "отъ какого" и "да какого" часа она въ нашемъ распоряженіи, что мѣшало кучеру съ двумя или тремя приспѣшниками выбросить насъ за бортъ вмѣстѣ съ остаткомъ нашего времени и употребить его въ свое собственное удовольствіе.
   Мы очень удобно размѣстились въ небольшомъ двухъэтажномъ отелѣ, въ просторномъ саду, окруженномъ глинобитной оградой въ ростъ человѣка. Эту гостинницу содержали девять братьевъ-индусовъ, ея собственники. Они жили съ своими семействами во флигелѣ на этомъ же дворѣ, но съ краю, и по всей его верандѣ всегда кружилась длинная вереница ихъ маленькихъ, красивыхъ, смуглыхъ дѣтей, а среди мелюзги возсѣдала стиснутая ею группа родителей, покуривавшихъ свое гука или гадда, или Богъ ихъ знаетъ что такое. Подлѣ веранды высилась пальма, въ вѣтвяхъ которой жила обезьяна, влачившая уединенную жизнь; она и такъ имѣла всегда унылый и скучный видъ, а тутъ еще вороны надоѣдали ей безъ всякаго зазрѣнія совѣсти.
   Дворовая корова бродила по усадьбѣ и, такъ сказать, подчеркивала затишье и деревенскій ароматъ этого мѣста; здѣсь же проживала собака неважной породы, вѣчно спавшая на дворѣ, растянувшись на самомъ припекѣ и дополняя своей позой безмятежное спокойствіе и тишину усадьбы, когда вороны отсутствовали на заработкахъ. Слуги въ бѣлыхъ костюмахъ все время бѣгали взадъ и впередъ, но они представлялись какими то духами, такъ какъ носились босякомъ, не производя ни малѣйшаго шума. Нѣсколько въ сторонѣ, за оградой, жилъ слонъ подъ тѣнью вѣтвистаго дерева, вѣчно колыхаясь и размахивая хоботомъ, въ ожиданіи подачки отъ своей смуглой хозяйки, или осторожно отстраняя дѣтей, игравшихъ у его ногъ. Были тамъ и верблюды, но они ходятъ на бархатныхъ ступняхъ и очень гармонируютъ съ невозмутимой тишиной окружающей обстановки.
   Новый слуга Сатанъ былъ не нашъ Сатанъ, а другой. Нашъ испарился навѣки. Только на дняхъ онъ вышелъ изъ нашего обихода, оплакиваемый мною самымъ искреннимъ образомъ. Мнѣ было трудно безъ него и теперь, послѣ столькихъ мѣсяцевъ разлуки. Это было изумительное существо, словно созданное для суеты и исполнявшее налету всевозможныя дѣла. Онъ не всегда дѣлалъ ихъ какъ слѣдуетъ, но скоропалительно. Времени не терялось ни секунды. Вамъ стоило сказать:
   -- Уложи-ка сундуки и мѣшки, Сатанъ.
   -- Крашо (хорошо).
   Вслѣдъ затѣмъ уже слышались рѣзкіе звуки хлопанья, треска, скрипа и свиста, и въ ураганѣ промелькнули въ воздухѣ сюртуки, жакеты, пальто, сапоги, а чрезъ минуту, съ поклономъ и ладонью у груди, докладъ:
   -- Конецъ, господинъ.
   Такой пріемъ и восхищалъ, и ошеломлялъ. Усердный слуга сначала скомкаетъ хорошенько платье, не составивъ относительно укладки никакого плана, кромѣ безотчетнаго желанія втискать каждую вещь въ тотъ сундукъ, гдѣ ей быть не слѣдуетъ. Впрочемъ, онъ скоро спохватывался, перекладывалъ, но безъ толку, до послѣдней возможности наполняя сумку, посвященную литературѣ, всякою дрянью, которой не нашелъ подходящаго мѣста. Пригрозите за это хоть смертной казнью -- ему и горя мало; самодовольно взглянувъ на васъ, онъ только приложитъ руку къ груди, съ солдатской граціей отдастъ честь и объявитъ: "Очкарашо", а на завтра учинитъ опять то же.
   Сатанъ вѣчно былъ занятъ; комнаты были выметены, сапоги и платье вычищены, ванна полна чистой водой, фрачная пара заранѣе приготовлена мнѣ къ публичному чтенію; онъ даже одѣвалъ меня съ головы до ногъ, несмотря на мое настойчивое желаніе одѣваться самому, согласно моей вѣковѣчной привычкѣ.
   Мой слуга изображалъ прирожденный типъ начальства и любилъ повелѣвать, ругаться и спорить съ низшими, задирать носъ и хвастать. Особенно хорошъ онъ былъ на желѣзнодорожномъ вокзалѣ -- вотъ гдѣ его величіе достигало своего апогея. Здѣсь локтями, кулаками и ногами пробивалъ онъ свой стремительный путь сквозь плотную толпу туземцевъ, имѣя за собой десятка два кули, каждый изъ которыхъ несъ какую-нибудь отдѣльную дорожную вещицу-ящикъ, зонтикъ, плэдъ, вѣеръ, и т. д.; чѣмъ длиннѣе эта вереница, тѣмъ Сатанъ былъ довольнѣе; вбѣжавъ въ вагонъ, онъ не задумается налетѣть на чью-нибудь занятую постель и давай швырять съ нея вещи ея хозяина, увѣряя его всѣми святыми, что это мѣсто ваше и что тутъ вышло недоразумѣніе. Придя къ вашему собственному дивану, онъ развяжетъ узлы, приготовитъ постель и по военному разложитъ все по своимъ мѣстамъ въ двѣ минуты. Затѣмъ высунетъ голову въ окно, имѣя въ запасѣ пропасть времени на перебранку съ ватагой своихъ кули и оспариваніе имъ претензій, пока не придемъ мы и не прикажемъ расплатиться и прекратить шумъ.
   Упомянувъ о шумѣ, слѣдуетъ признаться, что, конечно, нашъ слуга былъ самый шумный дьяволенокъ въ Индіи, а этимъ очень много сказано. Я любилъ его за эту шумливость, но семейство мое ненавидѣло именно за это качество. Мы не могли выносить его, не могли примириться съ нимъ; онъ ошеломлялъ, уничтожалъ ихъ. Такъ, напримѣръ, при входѣ на какой-нибудь большой желѣзнодорожный вокзалъ надъ нами точно лопалась оглушительная ракета съ крикомъ, визгомъ, бранью, угрозами и буйствомъ, что доставляло мнѣ истинное удовольствіе, а мои только скажутъ съ упрекомъ:
   -- Такъ и есть, это Сатанъ! Зачѣмъ ты только таскаешь его съ собой?
   И дѣйствительно, въ этомъ кипучемъ водоворотѣ огромной растерянной толпы мы сейчасъ узнаемъ этого чертенка, судорожно жестикулирующаго руками, вродѣ паука; черные глаза его мечутъ молніи, кисточка на фескѣ пляшетъ, широко раскрытый ротъ изрыгаетъ цѣлые потоки ругательствъ на перепуганныхъ и оглушенныхъ кули. Я не могъ не любить его; но мои семейные не выносили даже упоминанія его имени. До сихъ поръ я сожалѣю о немъ и радъ бы опять взять его, но они и слышать не хотятъ. Онъ былъ туземецъ и родомъ изъ Сурата. Двадцать градусовъ широты лежало между родиной его и Манюэля и полторы тысячи между ихъ манерами, характерами и наружностью. Манюэль мнѣ только нравился, а Сатана я любилъ. Настоящее имя послѣдняго было безконечно индійское. Я не могъ сладить со всей его лентой, но выходило что-то вродѣ Бендеръ-Рао-Рамъ-Чундеръ-Кламъ-Чаудеръ (Bunder-Rao-Ram-Chunder-Clam-Chowder). Во всякомъ случаѣ, для домашняго обихода оно было слишкомъ длинно и я сократилъ его.
   Когда Сатанъ находился у насъ первыя двѣ или три недѣли, онъ дѣлалъ промахи, которые я съ трудомъ заглаживалъ за него. Однажды, приближаясь къ Бенаресу, онъ сошелъ съ поѣзда посмотрѣть, нельзя ли съ кѣмъ затѣять ссору, а день былъ утомительно длинный, и нашъ Сатанъ нуждался въ развлеченіи. Онъ нашелъ, чего искалъ, но слишкомъ замѣшкался съ перебранкой и упустилъ поѣздъ. Благодаря этому, мы очутились въ незнакомомъ городѣ безъ своей прислуги. Намъ это показалось неудобно и мы сказали ему, чтобы впередъ онъ такъ не дѣлалъ. Сатанъ съ улыбкой отдалъ честь и проговорилъ обычное "очкарашо". Потомъ въ Ленно онъ напился. Своимъ я сказалъ, что у него лихорадка, и тѣмъ вызвалъ ихъ сочувствіе и помощь: они дали ему чайную ложку хинина и это воспалило всю его кровь. Онъ дѣлалъ такія гримасы, которыя дали мнѣ болѣе наглядное представленіе о лиссабонскомъ землетрясеніи, чѣмъ я когда-либо могъ получить по рисункамъ и описаніямъ. На утро его похмелье проявляло себя еще съ могучей интенсивностью; но я могъ примирить его съ своими лишь въ томъ случаѣ, если бы онъ согласился принять ложку испытаннаго другого лекарства; но какъ ни былъ онъ вчера пьянъ, его память все еще трепетала біеніемъ жизни; поэтому онъ засмѣялся грандіозно-глупой улыбкой и послѣ неуклюжаго салюта пробормоталъ:
   -- Из-из-вините, мамъ Сагебъ, и вы извините, мисси Сагебъ; Сатанъ не любитъ такихъ штукъ. Потомъ какой-то инстинктъ подсказалъ моимъ, что Сатанъ былъ пьянъ, и они тотчасъ сдѣлали ему внушеніе, что въ случаѣ повторенія онъ будетъ немедленно уволенъ. Онъ задребезжалъ плаксиво свое почтительное "очкарашо" и безъ конца все салютовалъ рукою.
   Не прошло и недѣли, какъ онъ опять прорвался, и, увы, на этотъ разъ не въ отелѣ, а въ частномъ домѣ одного джентльмэна-англичанина, да еще въ Агрѣ. И вотъ намъ приходилось разстаться. Выслушавъ мою резолюцію, онъ кротко отвѣтилъ "очкарашо", сдѣлалъ прощальный жестъ и ушелъ отъ насъ навсегда. Боже мой, я охотнѣе потерялъ бы сотню ангеловъ, нежели одного такого славнаго чертенка. Какимъ слогомъ онъ говорилъ и въ отелѣ, и въ частномъ домѣ! Въ довершеніе картины, бѣлоснѣжный легкій костюмъ отъ подбородка до голыхъ ногъ, расшитый золотомъ малиновый кушакъ, а на головѣ огромный цвѣта морской волны зеленый тюрбанъ, подобный тюрбану великаго Могола.
   Сатанъ не былъ лжецомъ, но при стараніи могъ бытъ имъ. Однажды онъ увѣрялъ меня, что еще ребенкомъ разгрызалъ кокосы зубами, а на вопросъ мой, какъ онъ ухитрялся запихать въ ротъ такую громаду, отвѣтилъ, что въ ту пору былъ выше шести футовъ ростомъ и обладалъ необычайно широкимъ ртомъ; а когда, я, продолжая донимать его возраженіями, спросилъ, что же сталось съ длинными ногами, плутъ объяснилъ, что стѣна обрушилась на него, послѣ чего ему уже не удалось возстановить свой прежній ростъ.
   Преемникомъ его у насъ былъ магометанинъ Согадатъ Магаммедъ-Ханъ, очень черный, очень высокій и очень серьезный индусъ. Онъ всегда ходилъ въ какихъ-то обширныхъ бѣлыхъ развѣвавшихся парусахъ, облекавшихъ его съ верхушки высокаго тюрбана вплоть до босыхъ ногъ. Голосъ у него былъ тихій. Онъ скользилъ всюду неслышными шагами и казался привидѣніемъ. Слуга онъ былъ приличный и удовлетворительный.
   Джейпуръ городъ вполнѣ индійскій, но ему присущи двѣ-три черты, указывающія на наличность европейскаго знанія и европейскаго интереса къ общественному благоустройству. Такъ, городъ имѣетъ обильное водоснабженіе, благодаря крупнымъ сооруженіямъ, устроеннымъ насчетъ государства, хорошія санитарныя условія, повліявшія на оздоровленіе населенія въ размѣрахъ необычайныхъ для индійскаго города, прекрасный увеселительный садъ съ особыми днями для женщинъ, школы для обученія туземной молодежи разнымъ ремесламъ, орнаментальнымъ и утилитарнымъ; наконецъ, новый роскошный палаццо, занятый музеемъ, представляющимъ разнообразное и богатое собраніе всевозможныхъ досгопримѣчательностей страны. Безъ сочувствія и кошелька магараджи эти благодѣянія не могли бы осуществиться; но это человѣкъ широкихъ взглядовъ и царственной щедрости, и всѣ подобныя учрежденія находятъ въ немъ покровителя.
   Мы часто наѣзжали въ городъ изъ нашего отеля; такая прогулка была всегда полна интереса и днемъ, и ночью, такъ какъ эта сельская дорога не бывала безлюдна, всегда представляя Индію въ движенія, этотъ вѣчно стремительный потокъ червой толпы, одѣтой во всѣ лучи радуги, потокъ бурливый и кипучій, счастливый и шумный; это восхитительное и оригинальное смѣшеніе представителей странной человѣческой породы съ такими же диковинными для насъ животными, везущими странныя, невиданныя колесницы.
   Да и самъ городъ курьезенъ въ своемъ родѣ. Положимъ, всякій индійскій городъ таковъ, но этотъ не похожъ ни на одинъ изъ видѣнныхъ нами городовъ. Онъ обнесенъ высокой стѣной съ небольшими башенками, центръ его разрѣзанъ на шесть продольныхъ частей совершенно прямыми улицами, шириною болѣе ста футовъ; фасады домовъ представляютъ длинный фронтонъ самой плѣнительной архитектурной красы, причемъ прямыя линіи всюду перемежаются красивыми маленькими балкончиками, поддерживаемыми колонками съ роскошной орнаментаціей и множествомъ другихъ затѣйливыхъ, изящныхъ украшеній; нѣкоторые изъ фасадовъ имѣютъ оригинальный цвѣтъ, привлекательностью и нѣжностью напоминающій земляничное мороженое. Глядя въ волшебную перспективу далеко уходящей улицы, невозможно убѣдить себя, что это настоящіе дома подъ открытымъ небомъ,-- впечатлѣніе, что это фикція, картина, сцена въ театрѣ.
   Вскорѣ насталъ тотъ торжественный день, когда эта волшебная иллюзія проявилась еще съ большимъ блескомъ. На средства одного богатаго индуса была изготовлена группа всевозможныхъ идоловъ индійской миѳологіи, съ цѣлью показать народу рядъ сценъ изъ жизни своего личнаго бога или святого, и эту красивую выставку должны были пронести чрезъ городъ въ торжественной процессіи въ десять часовъ утра. Проходя на пути въ городъ большимъ публичнымъ садомъ, мы застали его переполненнымъ толпами туземцевъ. Это была одна картина. За нею слѣдовала другая. Среди обширной лужайки стоялъ дворецъ музея -- грандіозное каменное зданіе, изумляющее своими массивными колоннадами, возносящимися одна надъ другою въ видѣ террасъ къ небу. Каждая изъ этихъ террасъ до самой вершины была сплошь унизана туземцами. Попробуйте только представить себѣ эти необозримыя народныя массы въ роскошныхъ яркихъ костюмахъ, громоздящіяся однѣ надъ другими, все выше и выше, къ голубому небу и индійское солнце, превращающее ихъ всѣхъ въ потоки огня и пламени.
   Потомъ, вступивъ въ городъ, мы оглянулись на главную улицу, и въ блескѣ ея очаровательной окраски чудные эффекты повторились: каждый балконъ и каждая вещица въ окнахъ отражались на противоположныхъ фасадахъ, и вся длинная вереница крышъ была усѣяна толпами народа, причемъ каждая группа представляла пожаръ ослѣпительно яркихъ пылающихъ красокъ.
   А тамъ сама широкая улица, далѣе и далѣе, безъ конца, кипѣла празднично-разряженнымъ народомъ, не стоявшимъ на мѣстѣ, а двигавшимся двумя встрѣчными потоками,-- безумная выставка всѣхъ красокъ со всѣми оттѣнками: нѣжныхъ, матовыхъ, блѣдныхъ, мягкихъ, рѣзкихъ, ослѣпительныхъ, живыхъ, блестящихъ; это былъ какой-то вихрь лепестковъ душистаго горошка, летѣвшихъ на крыльяхъ урагана; а за ними, въ этомъ волшебномъ вихрѣ красокъ, размахивая хоботомъ и колыхаясь, выступали исполины-слоны въ своемъ пышномъ праздничномъ уборѣ, съ длинной вереницей фантастическихъ колесницъ, уставленныхъ группами оригинальныхъ драгоцѣнныхъ изображеній, замыкаемой длиннымъ аріергардомъ величавыхъ верблюдовъ съ ихъ живописными всадниками.
   По краскамъ, живописности, новизнѣ, оригинальности, по напряженности интереса и иллюзіи это была самая чудная картина когда-либо мною видѣнная, и, я полагаю, мнѣ уже не придется увидать ничего подобнаго въ другой разъ.
  

XXVI.
Путь къ Маврикію.-- Капитанъ и шотландецъ.-- Корабельные любимцы -- Критическія размышленія о природѣ.-- Наша библіотека.-- Маврикій.-- Портъ-Луи.-- Историческая справка.-- Разсказъ англичанина.-- Популярная книга.-- Нѣчто о носовыхъ платкахъ.-- Циклонъ 1392 г.-- Заключеніе.

"Нѣтъ людей болѣе вульгарныхъ,
чѣмъ люди слишкомъ благовоспитанные".
Изъ новаго календаря Вильсона.

   Мы отплыли изъ Калькутты въ концѣ марта, останавливались на день въ Мадрасѣ, дня на три въ Цейлонѣ и потомъ взяли курсъ въ западномъ направленіи къ о-ву Св. Маврикія. Заимствую изъ дневника:
   7 апрѣля.-- Мы теперь умчались далеко по гладкому лону Индійскаго океана; намъ прохладно, пріятно и мирно подъ широкимъ навѣсомъ тента, и жизнь снова прелестна, снова идеальна.
   Разница между рѣкою и моремъ въ томъ, что рѣка смотритъ жидкой, а море твердымъ, и вамъ обыкновенно хочется сойти и походить по немъ.
   Этой особенностью обладаетъ нашъ капитанъ -- онъ не можетъ сказать правду правдоподобнымъ образомъ. Въ этомъ отношеніи онъ прямая противоположность суровому шотландцу, сидящему посрединѣ стола: тотъ не можетъ сказать лжи неправдоподобнымъ образомъ. Когда капитанъ кончитъ свой разсказъ, пассажиры переглядываются между собой, какъ бы спрашивая другъ друга: "Вы этому вѣрите?" Когда кончитъ разсказъ шотландецъ, ихъ взглядъ говоритъ: "Какъ странно и интересно". Весь секретъ въ характерѣ и пріемѣ обоихъ разсказчиковъ. Капитанъ нѣсколько робокъ и застѣнчивъ и такъ передаетъ простѣйшій фактъ, точно самъ немного побаивается его, тогда какъ шотландецъ несетъ самую отъявленнную ложь съ видомъ такого правдоподобія, что всякій поневолѣ вѣритъ разсказу, хотя и понимаетъ, что слушалъ вздоръ. Такъ, напримѣръ, этотъ даровитый враль разсказывалъ о летучей рыбѣ, жившей у него въ небольшомъ садкѣ и питавшейся ловлею птицъ, лягушекъ и мышей на окружавшихъ поляхъ. Было ясно, что никто изъ сидѣвшихъ за столомъ не усомнился въ правдивости этого разсказа.
   Разъ какъ-то вздумалъ и капитанъ занять компанію разсказомъ о несносныхъ таможенныхъ придиркахъ. Въ доказательство онъ привелъ слѣдующій простой, ежедневно повторяющійся случай, который, однако, передалъ такъ неумѣло, что правдивый разсказъ не заслужилъ ничьего довѣрія. Вотъ чѣмъ подѣлился капитанъ:
   "Въ одно изъ моихъ путешествій въ качествѣ капитана я присталъ къ Неаполю и, стоя на пристани, старался помогать моимъ пассажирамъ, такъ какъ могъ немного объясняться по-итальянски. Между тѣмъ, раза два или три таможенный чиновникъ опрашивалъ меня, нѣтъ ли при мнѣ чего подлежащаго очищенію пошлиной, и видимо не довѣрялъ мнѣ все болѣе и болѣе при каждомъ моемъ отрицательномъ отвѣтѣ. Наконецъ, одинъ изъ пассажировъ, тронутый моими услугами, пригласилъ меня выпить съ нимъ чего-нибудь. Я поблагодарилъ, объяснивъ, что пропустилъ уже рюмку виски передъ самымъ сходомъ на берегъ.
   "Это признаніе оказалось роковымъ для меня. Досмотрщикъ сейчасъ же заставилъ меня заплатить пошлину за виски, причемъ еще оштрафовалъ на 5 фунтовъ за непредъявленіе иностраннаго товара, на 5 за ложное показаніе о неимѣніи при себѣ таковаго, на 5 за его сокрытіе и на 50 фунтовъ за контрабанду, что составляетъ максимальный начетъ за тайный ввозъ товаровъ цѣнностью не выше 7 1/2 пенсовъ. Въ итогѣ 65 ф. ст. и 6 пенсовъ за такую пустяшную вещицу".
   Шотландцу постоянно вѣрятъ, хотя онъ никогда не говоритъ правды, тогда какъ капитану никогда не вѣрятъ, хотя онъ, насколько я знаю, никогда не говоритъ лжи. Если онъ вздумаетъ сообщить, что его дядя былъ мужчиной, то скажетъ это такъ, что никто ему не повѣритъ, между тѣмъ какъ шотландецъ можетъ увѣрять, что у него есть тетка мужескаго пола, не возбуждая ни въ комъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Въ этомъ отношеніи вся моя литературная жизнь всегда отличалась тоже своего рода странностью: я никогда не могъ ни солгать, чтобы кто-нибудь усомнился, ни сказать правды, чтобы кто-нибудь повѣрилъ.
   На кораблѣ множество общихъ любимцевъ -- птицъ и животныхъ. Въ этихъ отдаленныхъ странахъ бѣлые люди имѣютъ замѣчательную склонность ко всякимъ любимцамъ. Нашъ хозяинъ въ Коунпорѣ имѣлъ прекрасную коллекцію птицъ, лучшую изъ видѣнныхъ нами въ частномъ домѣ въ Индіи. Точно также въ Коломбо обширный дворъ и удобный домъ д-ра Муррея были населены большимъ количествомъ прирученнаго лѣсного звѣрья. Тамъ были рѣзвыя бѣлочки, цейлонскія мины (mina), мирно расхаживающія по дому; зеленые попугайчики, насвистывавшіе все одинъ и тотъ же рѣзкій мотивъ, не раскрывая клюва, и кудахтавшія вдобавокъ обезьяна въ клѣткѣ на задней верандѣ и нѣсколько другихъ ея соплеменницъ на деревьяхъ; здѣсь же множество невиданныхъ мной роскошныхъ попугаевъ и рѣдкихъ птицъ и животныхъ. Но ни одной кошки, хотя кошкѣ понравилось бы это мѣсто.
   9 апрѣля.-- Культура чая составляетъ теперь на Цейлонѣ большое дѣло. Одинъ пассажиръ говорилъ мнѣ, что оно часто даетъ до 40% на капиталъ. Все можетъ быть.
   10 апрѣля.-- Голубое море напоминаетъ Средиземное, и я вѣрю, что это самый божественный цвѣтъ, извѣстный природѣ.
   Какъ нелѣпа и капризна, подумаешь, расточительная щедрость природы къ ея созданіямъ, по крайней мѣрѣ, ко всѣмъ изъ нихъ, кромѣ человѣка. Для летающихъ она устроила жилище весьма почтенныхъ размѣровъ -- верстъ на сто высоты, охватившей безраздѣльно земной шаръ; для плавающихъ назначила болѣе, чѣмъ царственную область -- въ нѣсколько верстъ глубины, покрывающую четыре пятыхъ земли. Что же касается человѣка, то природа предоставила ему только одни концы и обрѣзки мірозданія. Дала ему тонкую, тощую кожу, покрывающую двѣ пятыхъ тѣла, съ торчащими изъ подъ нея голыми костями; на одной половинѣ этихъ владѣній онъ можетъ воздѣлывать снѣгъ, ледъ, песокъ, щебень и только. Такимъ образомъ, наиболѣе цѣнная часть его наслѣдія на самомъ дѣлѣ состоитъ лишь изъ одной пятой его родового достоянія, за предѣлами котораго онъ долженъ трудиться въ потѣ лица, содержать королей и солдатъ и добывать порохъ для распространенія этими средствами благословенной цивилизаціи. Между тѣмъ человѣкъ, при своихъ добротѣ и неумѣніи считать, воображаетъ, что природа смотритъ на него, какъ на важнаго члена животнаго царства, даже болѣе -- какъ на своего баловня и любимца. Надо надѣяться, что при всей глупости онъ пойметъ когда-нибудь, какъ странно выражаетъ ему природа свою любовь.
   Послѣ полудня.-- Капитанъ разсказывалъ, какъ въ одно изъ его арктическихъ плаваній было такъ холодно, что тѣнь штурмана плотно примерзла къ палубѣ и ее пришлось отдирать съ большемъ трудомъ. И то ему удалось спасти изъ нея лишь двѣ трети. Никто не промолвилъ ни слова, и капитанъ удалился. Мнѣ кажется, онъ обидѣлся.
   ...Ужь если пошло на чистоту, то слѣдуетъ воздать заслуженную хвалу библіотекѣ нашего корабля: въ ней нѣтъ ни одного экземпляра "Векфильдскаго священника", этого возмутительнаго звѣринца, наполненнаго самодовольными ханжами и идіотами, балаганными героями и героинями, постоянно выставляемыми напоказъ, дурными людьми, не представляющими никакого интереса; и утомительно скучными хорошими людьми. Замѣчательная книга, въ которой нѣтъ ни единой искренней строчки и ни одного характера, внушающаго уваженіе; книга, набитая безконечной болтовней няньки съ малолѣтками и постылою моралью; книга, проникнутая вдохновеніемъ, которое возмущаетъ, и юморомъ, отъ котораго коробитъ сердце. Немного найдется въ области литературнаго вымысла сценъ, болѣе жалкихъ и банальныхъ, чѣмъ знаменитая "юмористическая" сцена Моисея съ очками.
   Сочиненіе Джэнъ Остенъ тоже отсутствуетъ въ этой библіотекѣ. Уже одно это исключеніе дѣлаетъ превосходной даже ту библіотеку, въ которой вовсе нѣтъ книгъ.
   А вотъ образчикъ корабельныхъ нравовъ въ тропическихъ моряхъ. Въ пять часовъ утра труба призываетъ прислугу мыть палубу, и моментально спящія здѣсь дамы поднимаются и вмѣстѣ съ своими постелями спускаются въ тартаръ. Затѣмъ одинъ за другимъ приходятъ сюда послѣ купанья кавалеры въ своихъ пиджамахъ (pyjamas) и часа два расхаживаютъ по палубамъ съ голыми до колѣнъ ногами. Подаютъ кофе и фрукты. Тутъ появляется корабельная кошка съ котятами, и все семейство занимается туалетомъ; затѣмъ приходитъ цырульникъ и скоблитъ насъ на сквознякѣ падубы. Въ 9 1/2 завтракъ, и съ нимъ начинается день. Не могу себѣ представить болѣе спокойнаго режима: движенія никакого; ровное синее море, въ виду ничего отъ одного горизонта до другого, быстрый бѣгъ корабля навѣваетъ прохладный вѣтерокъ, нѣтъ почты съ письмами и отвѣтами, нѣтъ волнующихъ васъ газетъ, нѣтъ тревожныхъ и пугающихъ телеграммъ. Міръ гдѣ-то далеко-далеко, для васъ онъ пересталъ существовать, онъ казался исчезающей грезой въ первые дни и утратилъ всякую реальность теперь; онъ исчезъ изъ вашего сознанія со всей его суетой и тщеславіемъ, со всѣми успѣхами и невзгодами, ликованіями и отчаяніемъ, радостями и скорбями, заботами и терзаніями. Вамъ нѣтъ теперь до нихъ никакого дѣла, они сошли съ горизонта вашей жизни, они -- минувшая буря, оставившая послѣ себя глубокую тишину.
   Пассажиры собираются на палубѣ въ своихъ бѣлоснѣжныхъ костюмахъ и читаютъ, курятъ, пьютъ, играютъ въ карты, разговариваютъ, дремлютъ и т. д. На другихъ корабляхъ они вѣчно заняты разсчетами, когда будутъ дома; въ этихъ моряхъ рѣдко, очень рѣдко услышишь разговоръ на эту тему. Въ другихъ мѣстахъ всѣ жадно бросаются въ полдень къ корабельному бюллетеню узнать скорость хода; здѣсь на такой бюллетень никто не обращаетъ вниманія,-- я не видалъ подлѣ него ни одного любопытнаго; за тринадцать дней я подошелъ къ нему только разъ. Тутъ я случайно узналъ размѣръ дневного пробѣга. Въ этотъ день за обѣдомъ зашелъ разговоръ о быстротѣ современныхъ судовъ. Я оказался единственнымъ изъ наличныхъ пассажировъ, знавшимъ ходъ этого корабля. Понятно, что атлантическій обычай биться объ закладъ на бѣгъ корабля неизвѣстенъ здѣсь, никто и не заикнется на этотъ счетъ.
   Я самъ совершенно индифферентенъ къ тому, когда мы "придемъ" туда-то; кто бывалъ заинтересованъ этимъ вопросомъ, тотъ не упоминалъ объ этомъ въ моемъ присутствіи. Если бы это отъ меня зависѣло, то мы никуда и никогда бы не пришли. Плавучая жизнь представляетъ ни съ чѣмъ несравнимую прелесть. Здѣсь нѣтъ скуки, нѣтъ заботъ, нѣтъ утомленія, нѣтъ отвѣтственности, нѣтъ дѣла, нѣтъ угнетенія духа. Ничего подобнаго этой ясности, этому комфорту, этой тишинѣ, этому глубокому счастію не найти нигдѣ на сушѣ. По моему хотѣнію, я укатилъ бы на кораблѣ въ безбрежную даль и никогда не пожелалъ бы жить на твердой землѣ.
   Среда, 15 апрѣля.-- О-въ Св. Маврикія.-- Прибыли и стали на якорь въ Портъ-Луи въ 2 часа пополудни. Суровыя громады утесовъ и пиковъ покрыты зеленью до вершинъ; отъ ихъ основаній къ морю зеленая равнина съ легкимъ наклономъ, способствующимъ стоку воды. Я считаю этотъ островъ жаркимъ тропическимъ мѣстомъ. Зеленая равнина имѣетъ привлекательный видъ -- среди этой зелени разбросаны жилища. Сцена, какъ разъ пригодная для сентиментальныхъ приключеній Павла и Виргиніи. Островъ находится подъ контролемъ Франціи. Населеніе составляетъ общину, находящуюся въ карантинѣ въ виду ея здоровья, а не въ интересахъ оздоровленія.
   Четвергъ, 10 апрѣля.-- Утромъ выходилъ на берегъ въ Портъ-Луи, маленькомъ городкѣ, но съ изумительнымъ, еще не виданнымъ нами разнообразіемъ національностей и типовъ. Французы, англичане, китайцы, арабы, африканцы съ курчавыми и торчащими волосами, пришельцы изъ Остъ-Индіи, полубѣлые и квартероны, въ такомъ же сумбуристомъ разнообразіи костюмовъ и красокъ.
   Въ исторіи о-ва Маврикія, кажется, было только одно выдающееся событіе, и, какъ нарочно, то, котораго тамъ не было. Я разумѣю романическое пребываніе здѣсь Павла и Виргиніи; зато это выдуманное событіе сдѣлало Маврикій извѣстнымъ всему міру, настолько популяризировало его имя, насколько географическое положеніе оставило никому неизвѣстнымъ.
   18 апрѣля.-- Это единственный уголокъ на бѣломъ свѣтѣ, гдѣ иностранца не донимаютъ вопросомъ: "Какъ вамъ нравится нашъ островъ?" Это дѣйствительно огромное преимущество. Здѣсь граждане сами безъ умолка говорятъ о своей странѣ; иностранца не просятъ помогать имъ въ этомъ. Вы невольно обогатитесь здѣсь всевозможными свѣдѣніями. Отъ одного обитателя узнаете, напримѣръ, что сначала былъ созданъ Маврикій, а потомъ небо, и что само небо было скопировано съ Маврикія. Другой, скажетъ, что это преувеличеніе, что два главные поселка, Портъ-Луи и Кюрпайпъ, далеки отъ небеснаго совершенства, что никто не живетъ въ Портъ-Луи иначе, какъ поневолѣ, и что Кюрпайпъ самое сырое и дождливое мѣсто въ свѣтѣ. Одинъ мѣстный англичанинъ говорилъ:
   -- Въ началѣ этого столѣтія хозяева острова, французы, видѣли въ Маврикіи базу, откуда удобно дѣйствовать противъ англійскихъ коммерсантовъ въ Индіи. Тогда послѣдняя захватила островъ, а кстати и сосѣдній Бурбонъ, для противодѣйствія этому насилію. Затѣмъ Англія возвратила Бурбонъ обратно. Лондонское правительство не искало новыхъ захватовъ "въ Вестъ-Индіи". Если бы оно располагало болѣе основательными познаніями въ географіи, оно такъ глупо не поступилось бы Бурбономъ. Большая война можетъ въ одинъ прекрасный день закрыть Суэзскій каналъ, и англійскимъ кораблямъ опять придется ходить въ Индію кругомъ мыса Доброй Надежды. Тогда Англія снова захочетъ имѣть Бурбонъ и возьметъ его.
   Это страна чрезвычайныхъ карантиновъ. Французы берутъ корабль въ карантинъ за все и ни за что, выдерживая его двадцать и даже тридцать дней.
   Однажды они карантинировали судно только потому, что его капитанъ въ дѣтствѣ имѣлъ оспу, а вѣрнѣе, за то, что онъ былъ англичанинъ.
   Населеніе очень рѣдко, рѣдко до ничтожества. Большинство изъ Остъ-Индіи; потомъ метисы, негры (потомки рабовъ французской эпохи), французы, англичане. Былъ у нихъ одинъ американецъ, но тотъ умеръ или просто сгинулъ. Метисы явились результатомъ всевозможныхъ смѣшеній: черныхъ и бѣлыхъ, мулатовъ и бѣлыхъ, квартероновъ и бѣлыхъ, окторуновъ и бѣлыхъ. Поэтому здѣсь встрѣчаются кожи оттѣнковъ всѣхъ древесныхъ породъ чернаго, стараго краснаго, каштановаго, цвѣта оленя, паточнаго леденца, молочнаго янтаря, свѣтлаго янтаря, старой слоновой кости, чешуйчато-бѣлаго -- послѣдній принадлежитъ лепрозной кожѣ, встрѣчаемой у англо-саксонской расы послѣ долгаго пребыванія въ тропическомъ климатѣ.
   Вы, конечно, не ожидаете встрѣтить субъекта, гордящагося тѣмъ, что онъ маврикіецъ, неправда ли? А между тѣмъ есть такіе чудаки. Большинство ихъ никогда не съѣзжало съ острова, ничего не читало и не изучало на своемъ вѣку, кромѣ Библіи, да еще романа "Павелъ и Виргинія", и воображаетъ, что свѣтъ состоитъ изъ трехъ главныхъ странъ -- Іудеи, Франціи и Маврикія; на этомъ основаніи такіе патріоты ужасно чванятся принадлежностью къ одной изъ этихъ трехъ великихъ странъ земного глобуса. Они думаютъ, что Россія и Германія находятся въ Англіи и что Англія не особенно важная особа. Они смутно слышали о Соединенныхъ Штатахъ и экваторѣ, принимая, однако, обѣ эти величины за монархіи. Они считаютъ мѣстную гору Петеръ Болтъ высочайшей горой въ свѣтѣ. И если вы покажете имъ видъ Миланскаго собора, они будутъ внѣ себя отъ восхищенія и скажутъ, что идея этой щетины шпицовъ украдена у чащи зубочистокъ, придающихъ крышамъ Кюрдайпа такой красивый и колючій видъ.
   Торговля книгами не въ авантажѣ. Народъ поучаютъ и забавляютъ газеты. Главнымъ образомъ забавляютъ. Онѣ состоятъ изъ двухъ страницъ читальнаго матеріала крупной печати -- одна страница англійская, другая -- французская. Печатаніе въ высшей степени примитивное; въ этомъ отношеніи оно нигдѣ не имѣетъ себѣ равнаго. Корректора теперь нѣтъ, онъ умеръ.
   Спрашивается, гдѣ же газеты находятъ матеріалъ для наполненія страницы на этомъ глухомъ островкѣ въ пустыняхъ Индѣйскаго океана? А на то у нихъ Мадагаскаръ. Онѣ разсуждаютъ о Мадагаскарѣ и о Франціи. Это ихъ козелъ отпущенія. Затѣмъ остальные столбцы загромождаютъ совѣтами правительству и тутъ же инсинуируютъ на англійскую администрацію. Всѣ газеты составляютъ собственность французовъ-метисовъ и ими редактируются.
   Языкъ страны французскій. Всѣ говорятъ на немъ. Вамъ необходимо знать его, и особенно мѣстный жаргонъ, patois, на которомъ говорятъ Томъ, Дикъ и Гарри различныхъ смѣшеній -- иначе вамъ не ступить шагу.
   Островъ процвѣталъ въ прежнія времена, такъ какъ производилъ и теперь еще производитъ лучшій сахаръ въ свѣтѣ, но сначала Суэзскій каналъ разобщилъ его съ остальнымъ міромъ, оставивъ въ сторонѣ, послѣ чего свекловичный сахаръ, искусственно покровительствуемый, завладѣлъ европейскими рынками. Сахаръ -- жизненный нервъ Маврикія, и онъ уже начиналъ атрофироваться. Но этотъ процессъ пріостановился, благодаря обезцѣненію рупія такъ какъ плантаторъ расплачивается за работу на рупіи, а продаетъ урожай на золото; возстаніе на Кубѣ и кризисъ сахарной промышленности на томъ островѣ тоже дали здѣшнимъ цѣнамъ жизне-спасительный подъемъ; но и эта перспектива не представляетъ ничего устойчиваго въ благопріятномъ смыслѣ. Требуется цѣлый годъ для выгонки тростника; на высокой почвѣ отъ трехъ до шести мѣсяцевъ дольше, да еще всегда бываетъ рискъ, что ежегодный циклонъ разрушитъ всю прибыль отъ урожая. Въ послѣдніе годы циклонъ уничтожилъ почти весь урожай, и лучшихъ временъ островъ уже не видалъ. Нѣкоторыя изъ крупнѣйшихъ плантацій впали въ тяжелый кризисъ. Съ десятокъ ихъ эксплоатируется на англійскія деньги, и арендующія ихъ компаніи озабочены теперь ликвидаціей дѣла, чтобы спасти хоть половину вложеннаго въ него капитала. Вы знаете, что въ наше время, когда извѣстная страна начинаетъ вводить чайную культуру, это значитъ, что ея прежняя спеціальность ушла въ это новое дѣло. Посмотрите на Бенгалію, Цейлонъ. Вотъ и здѣсь начали культивировать чайные кусты.
   Масса экземпляровъ "Павла и Виргиніи" продается ежегодно на Маврикіи. Здѣсь нѣтъ книги болѣе популярной, за исключеніемъ Библіи. Многіе принимаютъ самый романъ за часть ея. Всѣ миссіонеры изощряютъ свой французскій языкъ на этомъ романѣ, когда являются совращать католическихъ метисовъ. Это интереснѣйшая исторія, когда либо написанная объ островѣ, и притомъ единственная. Такъ передавалъ англичанинъ.
   20 апрѣля.-- Циклонъ 1892 года побилъ и искалѣчилъ сотни людей; онъ сопровождался-цѣлымъ потокомъ дождя, затопившимъ Портъ-Луи и произведшимъ водяной голодъ. Говорю безъ всякаго преувеличиванія, такъ какъ онъ разрушилъ городской бассейнъ и водопроводныя трубы, послѣ чего нѣкоторое время народъ сильно бѣдствовалъ отъ недостатка воды.
   Это единственное мѣсто въ свѣтѣ, гдѣ никакая спичка не выноситъ здѣшней сырости и загорается только одна изъ шестнадцати, улицы мощены и гладки, встрѣчаются обширныя усадьбы или дворы, удобныя жилища; шоссейныя дороги обнесены высокими подрѣзанными бамбуковыми изгородями, зелеными и красивыми, а мѣстами живыя изгороди изъ азалій, бѣлыхъ и красныхъ. Прежде никогда я не видалъ этого.
   Для характеристики санитарныхъ условій города я переведу изъ одного No "Газеты торговцевъ и плантаторовъ" выдержку изъ замѣтки ея постояннаго сотрудника по поводу смерти племянника одного мѣстнаго туза.
   "Унылое и плачевное существованіе приходится намъ влачить на Маврикіи, я убѣжденъ, что нѣтъ другой страны въ мірѣ, гдѣ бы человѣкъ умиралъ легче, чѣмъ у насъ. Малѣйшее нездоровье переходитъ въ смертельный недугъ, обыкновенная головная боль развивается въ воспаленіе мозга, простуда -- въ пневмонію и мгновенно, когда мы менѣе всего того ожидаемъ, смерть стоитъ у насъ на порогѣ".
   Этотъ ежедневный листокъ помѣщаетъ метеорологическій бюллютень, сообщающій вамъ, какая погода была третьяго дня.
   Насколько я замѣтилъ, здѣсь къ вамъ не пристаютъ уличные попрошайки или разносчики. Въ этомъ пріятное отличіе отъ индійскихъ городовъ.
   22 апрѣля.-- Для тѣхъ, кто вѣритъ, что нѣжный плодъ, называемый французской цивилизаціей, будетъ благодѣтельнымъ для преуспѣянія Новой Гвинеи и тому подобныхъ колоній, захватъ Мадагаскара и пріобщеніе его къ французской цивилизаціи будетъ имѣть полное оправданіе. Но почему Англія позволяетъ Франціи владѣть Мадагаскаромъ? Или она санкціонируетъ кражу, учиненную нѣсколько столѣтій тому назадъ? Дѣло въ томъ, друзья мои, что обкрадываніе европейскими націями другъ друга земельными кусочками никогда грѣхомъ не считалось, не считается и въ наши дни. Для многихъ кабинетовъ большинство политическихъ захватовъ на бѣломъ свѣтѣ -- тѣ же носовые платки, и главное оффиціальное призваніе этихъ кабинетовъ состоитъ въ зоркомъ взаимномъ наблюденіи за стиркой и въ похищеніи того, что, какъ говорится, само плыветъ въ руки. Всѣ территоріальныя пріобрѣтенія всѣхъ государствъ на землѣ, включая и Америку, конечно, состоятъ изъ захватовъ бѣлья изъ чужой корзины. Нѣтъ такого племени, какъ бы ни было оно незначительно, и нѣтъ такой націи, какъ бы ни была она могущественна, которая имѣла бы хоть клочекъ земли, у кого-либо не украденный. Когда англичане, французы и испанцы явились въ Америку, индійскія племена въ продолженіе столѣтій потаскивали другъ у друга территоріальное бѣлье, и каждый вершокъ земли на континентѣ бывалъ украденъ и вновь переукраденъ 500 разъ. Англичане, французы и испанцы принялись за дѣло и переукрали у индійцевъ все себѣ; когда же это добросовѣстно было исполнено, они поусердствовали еще и стали красть эти земли другъ у друга. Въ Европѣ, Азіи и Америкѣ каждая полоска земли была крадена нѣсколько милліоновъ разъ. Преступленіе, настойчиво практикуемое тысячу столѣтій, перестаетъ быть преступленіемъ и становится добродѣтелью. Таковъ законъ обычая, а обычай упраздняетъ всѣ другія формы закона. Христіанскія правительства въ наше время такъ же откровенны, чистосердечны и беззастѣнчивы въ составленіи проэктовъ кражи бѣлья другъ у друга, какъ бывали всегда до той поры, когда это золотое правило съ довѣрчивой улыбкой впервые пришло въ этотъ негостепріимный міръ и нигдѣ не могло выпросить себѣ ночлега. За 150 лѣтъ Англія благосклонно потаскивала штуку за штукой съ индійской границы, пока на веревкѣ не осталось почти ни одной болтавшейся тряпки изъ первоначально развѣшеннаго бѣлья. За 800 лѣтъ неизвѣстное славянское племя дикарей поднялось до блестящаго положенія оберъ-атамана разбойничьей шайки. Оно нашло такую часть свѣта, на которой было развѣшено бѣлье для просушки на широтѣ сотни параллелей, и стибрило всю стирку. Оно наблюдаетъ зоркимъ окомъ за множествомъ мелкаго бѣлья, развѣшеннаго по сѣвернымъ границамъ Индіи, и то и дѣло сцапаетъ какой-нибудь лоскутъ или пару чесунчи. Россія знаетъ, чьи это тряпки, но не обращаетъ на это ни малѣйшаго вниманія. И дѣйствительно, въ наши дни дневной грабежъ, жадность ко всякимъ стяжаніямъ сдѣлались въ Европѣ правительственнымъ помѣшательствомъ. Нѣкоторыя изъ правительствъ заразились очень острой его формой въ границахъ Китая, въ Бирмѣ, въ Сіамѣ и на островахъ, и всѣ они перестрадали этимъ недугомъ въ Африкѣ. Африку такъ хладнокровно порѣзали и подѣлили между членами шайки, точно она досталась имъ за кровныя деньги. А теперь эти участники начали снова старую игру -- воровать другъ у друга награбленное. Германія нашла большой кусокъ центральной Африки съ водруженнымъ на немъ англійскимъ флагомъ и разсѣянными всюду англійскими миссіонерами и торговцами, но изъ-за несоблюденія нѣкоторыхъ формальностей -- отсутствіе дощечекъ съ надписью: "Не мять травы", "Переходъ воспрещенъ" и т. п.-- заняла ихъ съ невозмутимо-спокойной улыбкой, сама поставила предостерегательныя дощечки и немедленно очистила страну отъ англійскихъ піонеровъ.
   Отсюда получается страшное нравоученіе, которое можно выразить такой формулой: "Соблюдайте въ порядкѣ формальности и махните рукой на всѣ моральныя тонкости".
   Знаменія временъ указываютъ довольно ясно, къ чему клонится дѣло. Всѣ дикія страны свѣта неизбѣжно будутъ подчинены христіанскимъ правительствамъ Европы. И меня это неогорчаетъ, а радуетъ. Эта грядущая судьба могла бы быть несчастіемъ для дикихъ народовъ двѣсти лѣтъ тому назадъ, но теперь, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, оно будетъ благодѣяніемъ. Чѣмъ скорѣе завертится этотъ захватъ, тѣмъ лучше для дикихъ племенъ. Мрачные вѣка угнетенія, кровопролитія и неурядицы должны уступить мѣсто миру, порядку и царству закона. Если сообразимъ, чѣмъ была Индія подъ владычествомъ индусовъ и магометанъ и чѣмъ стала теперь, сравнимъ бѣдствія милліоновъ ея населенія тогда съ покровительствомъ и гуманностью, которыми они пользуются теперь, то намъ придется согласиться, что самая счастливая судьба, когда-либо выпадавшая на долю этой монархіи, состояла въ установленіи тамъ британской власти. Дикія земли всюду должны перейти въ обладаніе чужеземцевъ, ихъ народы -- въ распоряженіе чужихъ правителей. Будемъ надѣяться и вѣрить, что и тѣ и другіе выиграютъ отъ этой перемѣны.
   23 апрѣля.-- "Въ первый годъ они собираютъ раковины; во второй собираютъ раковины и пьянствуютъ; на третій годъ они не собираютъ раковинъ" (сказано о переселенцахъ на Маврикій).
   Рабство было уничтожено въ 1834 году. Сахару добывалось въ то время 30.000 тоннъ, настоящая добыча 115.000, подъ тростникомъ 100.000 акровъ. Нѣкоторые участки даютъ 2 1/4 тонны съ акра; одни болѣе, другіе менѣе. Для созрѣванія тростника требуется отъ 12 до 15 и 18 мѣсяцевъ. Пересадка производится каждые три или четыре года.
   Населеніе 375.000 чел. Сахарныхъ плантацій 120.
   Въ 1851 г. на островѣ считалось 185.000 чел. Этимъ увеличеніемъ населеніе обязано главнымъ образомъ ввозу индійскихъ кули. Теперь они несомнѣнно составляютъ огромное его большинство. Эти кули замѣчательно плодовиты. Ихъ жилища всегда кишатъ дѣтьми. Они замѣчательные скопидомы на деньги. Одинъ британскій офицеръ говорилъ мнѣ, что въ Индіи платилъ своему слугѣ десять рупій въ мѣсяцъ, причемъ у того слуги было на шеѣ одиннадцать двоюродныхъ братьевъ, дядей и другихъ родственниковъ, отъ него зависѣвшихъ, и бѣдняга ухитрялся содержать ихъ изъ своего жалованья. Про этихъ бережливыхъ кули говорятъ, что они пріобрѣтаютъ землю постепенно, маленькими клочками и обработываютъ; такимъ образомъ мало-по-малу имъ удастся скупить весь островъ.
   Женщины-индіанки исполняютъ очень тяжелую работу за плату, не превышающую полурупи за 12-ти часовой трудъ. Онѣ носятъ весь день на головахъ мѣшки съ сахаромъ но 70 фунтовъ, нагружая корабли за полъ-рупи, и весь день работаютъ на огородахъ еще за меньшую плату.
   Камарономъ называется здѣсь водящаяся въ рѣкахъ разновидность рака. Его считаютъ лучшимъ деликатесомъ въ мірѣ -- и дѣйствительно онъ вкусенъ. Особый надзоръ строго слѣдитъ за сохранностью этихъ камароновъ, воспрещая ихъ ловлю. Туземцы увѣряютъ, что за нарушеніе назначается штрафъ отъ 200 до 300 рупій. Обыкновенно ловятъ рака на приманку, опускаемую въ рѣку; улучивъ моментъ, рыбакъ заводитъ свои петли или сѣтку къ намѣченному камарону, подхватываетъ плута ловушкой и дни его кончены.
   Другое блюдо, подъ названіемъ пальмистъ, похоже на стружки сырой рѣпы, а вкусомъ напоминаетъ зеленый миндаль; этотъ плодъ очень нѣженъ и вкусенъ, зато стоитъ жизни пальмѣ отъ 12 до 20-ти лѣтняго возраста, ибо составляетъ ея сердцевину.
   Третье блюдо напоминаетъ зеленую морскую водоросль и тоже очень гастрономично.
   Обезьяны ютятся въ густыхъ лѣсахъ по краямъ миніатюрныхъ горъ, откуда онѣ спускаются по ночамъ и опустошаютъ сахарныя плантаціи. Не даютъ спуску и другимъ, напримѣръ, стручковымъ плантаціямъ, по видимо только шутки ради обрываютъ стручья и бросаютъ ихъ.
   Циклонъ 1892 г. сбивалъ массивные углы каменныхъ зданій въ центрѣ Портъ-Луи -- главную архитектурную основу, оставляя на мѣстѣ безобразныя и ненадежныя плиты. Всюду въ своемъ шествіи онъ сносилъ дома, срывалъ крыши, разрушалъ деревья и жатвы. Мужчины въ городахъ, женщины и дѣти дома, по деревнямъ, были искалѣчены, перебиты и испуганы до безумія; ихъ топили потоки дождя, оглушалъ вой вѣтра, раскаты грозы съ ослѣпительной молніей. Это продолжалось около часу. Потомъ настало затишье и засіяло солнце. Многіе отважились выйти изъ подъ надежнаго крова, но тутъ циклонъ налетѣлъ снова уже съ противоположной стороны, возобновивъ и докончивъ опустошеніе. Говорятъ, китайцы нѣсколько дней безплатно кормили рисомъ пострадавшихъ.
   Цѣлыя улицы въ Портъ-Луи были выворочены кверху дномъ. Въ продолженіе полуторы минуты вѣтеръ несся 123 мили въ часъ выбыть можетъ, достигалъ 150-ти. Онъ свалилъ цѣлый обелискъ, загналъ американскій корабль въ лѣсъ, порвалъ цѣпи двухъ якорей. Теперь корабли держатся на четырехъ якоряхъ: два спереди и два съ кормы. По общимъ отзывамъ, ураганъ въ полчаса убилъ 1.200 человѣкъ въ одномъ Портъ-Луи. Потомъ, когда настало затишье и выглянуло яркое солнце, народъ, не зная, что барометръ продолжалъ падать, вышелъ изъ жилищъ, и тогда вдругъ снова разразилось прежнее бѣдствіе и жители, обезумѣвъ, бросились искать родныхъ и спасать раненыхъ. Шумъ стоялъ невообразимый, его только и можно сравнить съ одновременнымъ грохотомъ грозы и пушекъ. Да и это сравненіе будетъ слабо.
   Но и то, что уцѣлѣло на Маврикіи, прелестно. Передъ вами волнующіяся обширныя пространства сахарнаго тростника съ роскошной яркой зеленью, весьма пріятной для глазъ; всюду вы видите безумное обиліе тропической растительности изумрудной окраски всевозможныхъ оттѣнковъ, дикій кустарникъ, окруженный мѣстами изящными высокими пальмами, высоко поднимающими надъ ними свои поломанныя перья; вы видите участки тѣнистыхъ рощъ съ весело журчащими въ нихъ свѣтлыми ручьями, которые то блеснутъ, то исчезнутъ, то опять блеснутъ изъ-за деревъ, точно играютъ въ веселыя прятки; вы видите игрушечныя горы, группу граціозныхъ небольшихъ пиковъ, и среди нихъ интереснаго карманнаго лиллипута -- маттергорнъ, а мѣстами, то здѣсь, то тамъ, сверкнетъ полоска моря съ сѣдой пѣной прибоя.
   Таковъ чудный Маврикій. Детальныхъ красотъ мало, общая картина очаровательна, но она не импонируетъ воображенію, не возмущаетъ, не возбуждаетъ. Это просто воскресный ландшафтъ. Перспективы, красоты, даваемыя разстояніемъ, отсутствуютъ. Здѣсь собственно нѣтъ разстояній, нѣтъ перспективъ. Пятнадцать миль, пролетаемыхъ вороной -- обыкновенные предѣлы зрѣнія. О-въ Маврикій -- это садъ, слившійся съ паркомъ. Въ такомъ смыслѣ вы получаете и двойственное впечатлѣніе. Оно пріятно волнуетъ у васъ поверхность душевныхъ глубинъ, но въ самыя глубины не проникаетъ, не возмущаетъ ихъ. Раздольныя грани, далекія горы, дымка таинственности, волшебно заволакивающая недоступные кряжи и горныя вершины, упирающіяся въ небо. Вотъ какія красоты восторгаютъ душу и навѣваютъ на нее видѣнія и грезы. Сандвичевы острова остаются моимъ идеаломъ лучшихъ представителей въ области тропическихъ острововъ. Еслибъ я могъ, то прибавилъ бы къ 16.000 футамъ Мауна-Лоа еще ярусъ и сдѣлалъ бы этотъ вулканъ еще смѣлѣй, еще круче, еще скалистѣй, еще грознѣй и снѣжнѣе; заставилъ бы его извергать кипящую лаву не съ боковъ, а изъ вершины. Но помимо этихъ пустяковъ я не могу указать никакихъ исправленій. Надѣюсь, что это будетъ принято къ свѣдѣнію, а я не желаю больше объ этомъ говорить.
   28 апрѣля мы отплыли къ берегамъ Африки.

Конецъ.

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru