Lib.ru/Классика: Туган-Барановский Михаил Иванович. Михаил Иванович Туган-Барановский

Н. Д. Кондратьев

Михаил Иванович Туган-Барановский

Книга Н.Д. Кондратьева была издана в 1923 г. в Петрограде в издательстве "Колос" в серии "Биографическая библиотека". Отпечатана книга в Типографии Первой Петроградской Трудовой Артели Печатников (Моховая, 40) в количестве 3000 экз.

Предисловие

В эпохи глубоких массовых движений и сильных потрясений устоев общественной жизни интерес и внимание к судьбам отдельной личности падают. В такое время даже крупные люди выбывают из рядов жизни почти незаметно. Мало замеченной прошла и смерть М.И. Туган-Барановского. Между тем выдающаяся личность в действительности всегда представляет глубокий интерес для современников и последующих поколений; смерть выдающегося человека всегда причиняет значительную утрату для общества, в особенности для русского общества, столь бедного культурными силами. Вот почему кажется целесообразным предложить вниманию читателей этот краткий очерк, посвященный М.И. Туган-Барановскому.

Не являясь строгим последователем М.И. и расходясь с ним в очень многих вопросах по существу, автор тем не менее считает себя одним из ближайших учеников его. Поэтому он смотрит на предлагаемый очерк одновременно и как на свой долг в отношении своего покойного и любимого учителя.

В очерке не имелось в виду дать исчерпывающую характеристику личности и подробное изложение научно-идеологических воззрений М.И. Для этого в нашем распоряжении нет еще достаточных материалов и не пришло время. Еще менее автор стремился дать критический анализ воззрений М.И. Автор ставил своей задачей лишь самую общую характеристику личности, мировоззрения и общественной деятельности М.И. Туган-Барановского.

При составлении очерка автор воспользовался весьма ценными указаниями Т.Н. Райнова, Н.В. Воленс и П.И. Исиченко, которым и приносит здесь глубокую признательность.

Автор

Москва, 1 января 1923 г.

Михаил Иванович Туган-Барановский родился в 1865 г., умер в 1919г. Он умер, когда ему было всего лишь 54 года. Умер полный сил, жажды жизни и порывов к деятельности. Смерть так преждевременно взяла его от нас, прервав содержательную, интенсивную, можно сказать, блистательную жизнь; и так неожиданно к жестоко: он умер по пути в Париж, между Киевом и Одессой, от припадка грудной жабы.

В лице Михаила Ивановича сошел в могилу выдающийся ученый, блестящий писатель, своеобразный и гуманнейший человек, яркий представитель высших достижений современной духовной культуры, человек, который своей жизнью и работой провел заметную борозду в общественной мысли.

И потому мы не можем не чувствовать и не сознавать, что с его смертью в общественных рядах образовалась глубокая брешь.

Уяснить размер понесенной утраты невозможно без анализа личности, жизни и деятельности Михаила Ивановича. Но сделать это нелегко как потому, что мы - его ученики и современники - не имеем еще для этого достаточной перспективы во времени, так и потому, что анализ конкретной человеческой личности и ее деятельности представляет собой вообще чрезвычайно трудную задачу.

Имея в виду последнюю мысль, представляется необходимым высказать несколько предварительных замечаний о самом методе и задачах такого анализа.

1. К вопросу о значении и методе изучения выдающейся личности

Каждая человеческая личность представляет собой своеобразное единство. Каждая человеческая личность, впитывая в себя на протяжении своей жизни культурные влияния общественной среды, имеет ту или иную объективную общественную "стоимость". Поскольку же она, претворяя в себе эти влияния и своеобразно комбинируя их, вместе с тем обогащает общество, увеличивает сумму общественных идей и переживаний своим творчеством, она имеет ту или иную объективную общественную "ценность". Но очевидно, что чем значительнее человек, чем выше его общественная "стоимость" и в особенности его общественная "ценность", тем более значительную утрату несет общество со смертью такого человека. Отсюда и проистекает наш интерес к выдающимся людям. Отсюда в свою очередь и то своеобразное явление, что различные люди обладают различной степенью социального бессмертия. Умирают миллионы и миллионы в той или иной мере своеобразных, общественно-"стоящих и ценных" людей. Но они в глазах общества нивелируются, как бы объединяются в одну сплошную, однородную социальную массу поколений прошлого, в массу, которую мы классифицируем, подводим под категории тех или иных культурно-социальных типов, но в которой мы почти не различаем отдельных людей. Социально выживают лишь единицы, которые, как светлые точки, горят разноцветными и различной силы огнями на горизонтах прошлого и которых мы подводим под категорию выдающихся личностей. Михаил Иванович должен быть отнесен и будет отнесен к числу последних.

Итак, наш интерес к категории выдающихся личностей понятен. Но спросим: какое же содержание имеет этот интерес, когда мы обращаемся к той или иной из этих личностей? Попытаемся дать ответ на этот вопрос.

Мы не можем понять, а следовательно, не должны и рассматривать человеческую личность, как бы она ни была велика, вне общественной среды, в которой сложилась и действовала эта личность. Процессы общественной жизни всегда находят то или иное отражение в переживаниях, идеях и судьбах личности. Эти процессы общественной жизни мы можем, конечно, рассматривать, и наука фактически рассматривает их как таковые, как явления массовой, обезличенной общественной жизни. Но мы можем рассматривать их и сквозь призму той или иной личности, сквозь призму темперамента этой личности. И если, рассматривая процессы общественной жизни как таковые, мы постигаем лишь механику средних, типизированных социальных величин и явлений, по существу чуждую конкретности и драматизма, то, рассматривая их сквозь призму личности, мы уясняем их в конкретном воплощении, под вуалью непосредственных чувств, радостей и разочарований человека; мы можем если не понять, то почувствовать их драматизм.

Живя и действуя десятилетиями, в течение этого времени формируясь под влиянием общественной среды и оказывая влияние на эту среду, личность как бы связывает собой отдельные исторические эпохи, иногда очень отдаленные, связывает различные поколения, принимает "меч'' от предшественников и передает его преемникам. И если, рассматривая общественные процессы и явления как таковые, мы в состоянии понять формирование и смену средних и типичных культурных напластований и влияний, то, рассматривая их сквозь призму личностей, мы можем уяснить конкретные формы и пути такого формирования и смены культурных явлений, конкретные каналы социальных влияний и идейных скрещиваний.

Это с одной стороны. С другой стороны, рассматривая общественные процессы сквозь призму темперамента личности, мыв силу своеобразия каждой личности и вытекающих отсюда особенностей преломления общественных явлений в личных переживаниях и действиях получаем в результате более многогранное и глубокое представление об этих процессах..

И та и другая отмеченная сторона содержания нашего интереса, с которым мы обращаемся к жизни выдающейся личности, с очевидностью показывает, что, идя таким путем, мы обогащаем, расширяем и углубляем наше понимание общественных явлений.

Но это еще не исчерпывает содержания нашего интереса при изучении личности и, как нам кажется, еще не указывает основного элемента этого содержания.

Наряду с указанным необходимо еще иметь в виду, что личность, особенно выдающаяся, есть не только продукт социальной среды, обладает не только, как мы уже говорили, общественной "стоимостью", но и "ценностью", не только впитывает общественные влияния, но и обогащает сумму общественных идей. Вместе с тем она претворяет в определенное единство всю эту сумму идей, умонастроений и действий, носителем которых она является. В силу этого-то она и стоит перед нами всегда как некоторое своеобразное культурное единство составляющих ее элементов, как некоторое своеобразное, самостоятельное социально-психическое явление. И потому знать ее как таковую и саму по себе представляет также бесспорное и высокое значение.

Итак, содержание нашего интереса при изучении личности сводится не только к уяснению общественных явлений с особых и новых сторон, но и к уяснению и распознанию данной личности как таковой, как социально-психического и культурного единства.

Сказанным в значительной мере уже определяется и метод изучения любой выдающейся личности. Очевидно, что как бы ни был велик человек, для понимания его и его деятельности необходимо знать прежде всего окружающую его и влияющую на него социальную среду, понимая под ней, с одной стороны, сумму общественных идей, с другой - объективную практику общественной жизни. Причем речь идет не только о среде, окружавшей его непосредственно в течение жизни, но и о его среде, которая влияла на него опосредованно, о культуре, идеях и умонастроениях, которые ему не современны, которые в непосредственном смысле для общества его времени уже пережиты и погребены, но которые так или иначе оказались живыми для данной личности и оказали воздействие на нее. Затем необходимо знать особенности и характер самой этой личности. Лишь обладая той и другой совокупностью знаний, хотя бы и не излагая и не формулируя их по тем или иным причинам подробно, можно анализировать проявления деятельности и творчество личности, т.е. то, что характеризует личность и как социально-психическое единство, и как определенную силу общественной жизни.

Однако этим не характеризуется еще весь метод. Необходимо отметить еше следующее существенное положение. Говоря о личности того или иного человека, мы обычно рассматриваем его или как ученого, или как общественного деятеля, или как педагога и т.д. Таким образом, единая личность искусственно и в абстракции как бы рассекается на составляющие ее элементы. Но в действительной жизни эти элементы по существу нераздельны и неразрывны. Поэтому, признавая такой метод абстрагирования от отдельных форм проявления личности научно необходимым, мы в то же время для действительного и правильного понимания личности должны стремиться найти также и синтез этих отдельных форм проявления личности, объединяющий их. И нам кажется, что синтез этот легче всего найти исходя из особенностей личного характера человека. Всматриваясь в жизнь и характер личности, можно заметить, что в ней всегда есть та или другая основная черта, основная интуиция личности на мир, которая и определяет ее отношение к различным формам деятельности, которая единственно и делает возможной именно эту, а не другую совокупность форм деятельности для человека.

Приведенные выше замечания мы попытаемся приложить к рассмотрению жизни и творчества Михаила Ивановича. Однако планомерное и подробное проведение изложенной точки зрения потребовало бы целого исследования, которого мы не имеем в виду и не можем произвести здесь¹. Поэтому ниже мы намерены наметить лишь основные вехи и черты изложенного плана. Мы имеем в виду кратко остановиться прежде всего на характеристике личности М.И. Далее самыми беглыми чертами мы попытаемся описать влияние на него общественной среды. И затем остановиться на нем как на ученом, идеологе и общественном деятеле.

2. Опыт характеристики личности М.И. Туган-Барановского

Выше, говоря о личности, мы назвали ее культурно-психическим единством составляющих ее элементов.

Отдельные личности в конкретной полноте и композиции образующих их элементов бесконечно разнообразны. Однако рассматривая их с типологической точки зрения, их можно было бы прежде всего подразделить на два основных типа.

Естествознание, говоря о системе элементов, различает системы с более и с менее устойчивым равновесием этих элементов. Точно так же, говоря о личности как о культурно-психическом единстве элементов, можно различать тип людей, у которых система элементов их личности находится в относительно устойчивом гармоническом равновесии, и рядом с этим другой тип людей, у которых такого устойчивого равновесия системы элементов нет. Трудно сказать, где кончается первый тип и начинается второй. Существуют, несомненно, смешанные типы. Но в своих ярких проявлениях тот и другой тип людей глубоко отличны.

Первый тип будет характеризоваться объективизмом, относительным спокойствием, второй - субъективизмом и подвижностью в жизни и действиях. Первый тип будет склонен относительно больше считаться с объективной окружающей средой и более или менее пассивно поддаваться ее воздействиям, второй будет склонен более считаться со своими субъективными построениями, будет одержим стремлением воздействовать на среду, хотя, конечно, далеко не всегда успевать в этом. Первый тип будет типом относительно более рационалистическим, со способностью созерцательного отношения к миру, второй - относительно более эмоционально-волевым, увлекающимся, со способностью религиозного отношения к миру. Первый тип будет обладать, как правило, большей внутренней свободой, большим критицизмом, меньшей страстностью и меньшей духовной продуктивностью. Второй будет более догматичен, обладать большей страстностью, находиться в более или менее постоянном состоянии "мятущегося" и в своем ст /емлении воздействовать на мир будет духовно более продуктивен. Первый тип людей условно и для краткости мы назовем объективным, второй - субъективным².

Михаил Иванович Туган-Барановский, безусловно, принадлежал в общем и целом ко второму типу людей. Ниже мы увидим, как все черты его характера в значительной мере вытекают из этой основной и общей черты его, заключающейся в относительной неуравновешенности системы элементов его личности как культурного социально-психического единства.

Но прежде чем перейти к конкретным чертам его личности, необходимо еще установить второе подразделение характеров и тем отметить вторую общую черту характера М.И.

Второй, как, впрочем, до некоторой степени и первый, установленный тип людей может в свою очередь обладать большей или меньшей способностью к систематичности, размеренности в своих мыслях и действиях, или обратно - меньшей или большей способностью мыслить и действовать по интуиции.

В первом случае мы будем иметь перед собой личность активную, эмоционально-волевую, которая в то же время будет облекать свои идеологические построения и действия в относительно стройную систему, будет поклоняться этой системе и навязывать ее другим, будет увлекать других, создавать школу, привлекать фактических приверженцев и т.д. Во втором случае мы будем иметь перед собой личность, способную к минутам высокого творческого вдохновения, но бессильную облечь свою идеологию и действия в стройную и убедительную систему; личность с большой субъективной жаждой воздействия на других и бессильную создавать вокруг себя устойчивый круг последователей; личность яркую, увлекающуюся, но неспособную к устойчивому и фанатическому проведению своих идей; личность мало приспособленную и мало приспособляющуюся, несмотря на сильное стремление приспособлять. Первый подтип субъективного типа мы назовем условно и для краткости систематизирующим, второй - интуитивным. Михаил Иванович Туган-Барановский принадлежал к числу именно тех людей второго типа, которые мыслят и действуют в значительной мере по интуиции.

Мы склонны думать, что относительная неуравновешенность системы элементов личности, органически связанная со способностью мыслить и действовать не столько систематически, сколько интуитивно, и является той центральной общей чертой его характера, исходя из которой легче всего можно понять конкретные черты и проявления личности М.И.

Быть человеком субъективного уклада, эмоционально-волевым, обладать жаждой воздействия и в то же время мыслить и действовать в значительной мере интуитивно - это значит прежде всего мыслить и действовать, проявлять свою личность ярко и с большим увлечением, но в то же время как бы по наитию.

Без интуиции нет яркого, смелого творчества. Но интуиция свободна и капризна. Она менее всего считается с установленными и обычными рамками и шаблонами Она то возносит человека на недосягаемую высоту проникновенности, то, замирая и как бы покидая человека или направляясь в ложную сторону, делает его беспомощным. Вот почему выдающаяся личность субъективно-интуитивного характера представляется нам то в ярком, ослепляющем блеске, то удивительно-тусклой, обыденной. Это мы наблюдаем и у М.И. Туган-Барановского.

Как человек субъективно-интуитивного характера, в значительной мере свободный от раз принятой системы условленных путей и шаблонов, он был способен ярко отдаваться заинтересовавшему его вопросу и делу, черпая содержание их из окружающей общественной среды. Отсюда его склонность сильно реагировать на запросы окружающей жизни. Это свойство он обнаруживал равно как в области научно-идеологического творчества, так и общественно-практической деятельности.

Но именно благодаря этому и в связи с интуитивным характером своей личности он склонен был впадать, если так можно выразиться, в состояние инерции, увлечения, некоторого упоения захватившим его вопросом, мыслью, построением, что делало его порой индифферентным к другим явлениям жизни. Вместе с тем благодаря тому же общеинтуитивному характеру он склонен был под влиянием охвативших его новых мотивов работы бросать и запускать прежние волновавшие его думы и проблемы, что производило порой впечатление некоторого непостоянства. Только что приведенные две черты являются у него производными. В основе их лежит способность интенсивно и ярко отдаваться тому злободневному вопросу и делу, на которые падали по той или иной причине лучи его интуиции и которые овладевали его субъективной, ищущей душой.

Наряду с указанным в личности М.И. должна быть отмечена богатая природная умственная одаренность. Но основные черты его характера кладут резкий след и на его талант. Его талант - интуитивный в высшей степени. И как таковой он не горел постоянно ровным, как бы размеренным светом. Он вспыхивал и блистал особенно ярким светом моментами, когда интеллектуальная работа становилась для М.И. очень легкой, скорей игрой, чем трудом. М.И. и сам, по-видимому, сознавал последнее обстоятельство. На скромном чествовании его (по поводу, если не ошибаемся, 15-летия его научной деятельности) в кружке политической экономии при Петроградском университете М.И. в своей ответной на приветствия речи заметил, что научная работа давалась ему чрезвычайно легко, без труда, доставляя величайшее интеллектуальное наслаждение.

Субъективно-интуитивный характер богатой одаренности М.И. кладет яркий отпечаток и на все интеллектуальные проявления его личности.

Ум с преобладающим характером интуитивности мы противополагаем, согласно всему сказанному выше, уму с преобладающим характером систематичности и дискурсивности. Ум дискурсивный склонен к выработке системы мировоззрения той или иной степени оригинальности - в зависимости от силы таланта этого ума, к разложению объекта познания на первоначальные элементы, к установлению логически точных классификаций, к несколько щепетильному определению исходных предпосылок мышления, к некоторому формализму в мышлении, к возможной, хотя иногда чрезмерно формальной, доказательности. Наоборот, ум интуитивный - и это мы наблюдаем у М.И. - обычно обнаруживает иные черты. Конечно, и он имеет то или иное мировоззрение, но он не стремится к такой строгой систематизации его. И ум интуитивный пользуется анализом, классификациями, доказательствами, устанавливает те или иные исходные положения, но он не так озабочен их строгостью. Поэтому интуитивное мышление обладает, как правило, меньшей дифференцированностью и большей аморфностью. Оно в большей мере опирается на интуитивную, внутреннюю очевидность высказываемых положений. Самоочевидность принятых им положений имеет для него примат над доказательствами их, простые наглядные иллюстрации он часто принимает за доказательство. Поэтому в интуитивном мышлении больше элементов веры. И когда интуитивный ум встречается с критикой ума дискурсивного характера, он часто начинает колебаться, уступать, отказываться от своих положений. Однако этот отказ бывает сплошь и рядом временным. От положений, которые для него обладают особой внутренней самоочевидностью, он отступает весьма часто лишь на словах, а не на деле. В отношении к М.И. нам вспоминаются здесь два особо характерных случая. В первом издании своих "Основ политической экономии" М.И., всецело следуя за распространенным мнением, исходил в своих построениях между прочим из предпосылки, что хозяйствующий человек руководится в своих действиях эгоистическими мотивами. Но уже во втором издании "Основ" он писал: "Обычное мнение, что основной посылкой "экономической жизни" является "посылка эгоизма"... было подвергнуто сильной и убедительной критике Л.И. Петражицким". И под влиянием этой критики М.И. заменяет упомянутую посылку "эгоизма" посылкой, что хозяйствующий человек руководится не чисто эгоистическими мотивами, имеет "в виду не только себя лично, но и свою семью (действует как bonus pater familias, говоря языком римского права)" ³.

Другой случай связывается для нас с частыми личными беседами с М.И. о значении его схем, которые он, следуя в основах за Кенэ и Марксом, приводит, по его мнению, для доказательства своей теории рынков. Очень часто в упомянутых беседах М.И. склонен был, однако, признавать, что схемы эти являются скорей иллюстрацией, чем доказательством его теории рынков, и что они, во всяком случае, являются при известных условиях доказательством лишь возможности характеризуемого им типа распределения национального продукта, а не доказательством того, что фактический ход этого распределения в капиталистическом хозяйстве именно таков. Однако в конечном итоге бесед М.И. неизменно заявлял, что он все-таки абсолютно убежден в правильности своей теории и в доказателъной силе схем. К сказанному интересно присоединить еще следующее. М.И. при этих беседах признавался, что, будучи убежден в правоте своей теории рынков, он не может столь же категорически утверждать это относительно своей теории кризисов, что он не может дать достаточно убедительных доказательств в пользу теории кризисов, и в частности в пользу необходимой связи этой теории с теорией рынков. И тем не менее интуитивно он, по-видимому, был убежден и в правоте своей теории кризисов, и в ее органической связи с теорией рынков. Вот почему существовавшие у него относительно теории кризисов сомнения не мешали ему даже в последние годы его жизни писать об этой теории: "Изложенная в тексте теория кризисов находится в органической связи с развитой в предыдущей главе теорией рынков - обе теории стоят и падают вместе"⁴. Во всем этом самым наглядным образом проявляется его субъективный и в то же время интуитивный характер мысли и действий.

Сказанное нами в качестве характеристики субъективно-активного интуитивного ума и таланта обрисовывает его как будто в менее положительном свете, чем ум дискурсивный. Однако это не полная характеристика. Необходимо отметить ряд других черт, присущих интуитивно-мыслящему уму, которые выставляют его в новом свете. Субъективно-интуитивный ум - и это относится целиком к мышлению М.И. - менее формален, он гонится больше за богатством содержания. Вместе с тем он обладает, как правило, необычайной творческой энергией, стремительностью и способен в порывах творческого увлечения подниматься на такие высоты, которых лишь редко достигает ум объективно-дискурсивный. Вот почему творчество человека интуитивного ума протекает как бы с меньшими усилиями. Вот почему все творчество М.И. рисуется нам и рисовалось ему самому легкой и полной минут глубочайшего интеллектуального наслаждения игрой, как уже и отмечалось выше.

В теснейшей связи с основными чертами его характера и этими порывами творческого увлечения у М.И. стоит, нам кажется, и его удивительная способность красочного, порой почти художественного, страстного, даже патетического изложения. Многие страницы, написанные М.И. и относящиеся, казалось бы, к чрезвычайно прозаическим и скучным вопросам экономики, являются прямо классическими по своему блеску и эмоциональному подъему.

Эта способность к высоким творческим порывам и подъему позволяет нам далее, на фоне уже описанных основных черт его характера, понять и отметить еще и новую черту М.И.: его склонность к идеализму и в силу этого его живой интерес к проблемам идеализма, которым он посвятил значительную часть своих работ. Притом идеализм натуры М.И. носил в глубине своей религиозно-эстетический характер. Французский философ Гюйо в своей замечательной книге "L'lrreligion de 1'avenir" старался показать, что старые, полные ритуала и внешних эффектов религии различаются, заменяясь особым и более высоким типом углубленного внутреннего состояния души и сознания современного культурного человека, - состояния, которое выполняет для каждого такого человека особым образом функцию старых религий, делая для него созвучным и близким весь мир. Именно в этом не конфессиональном, а расширенно-психологическом и переносном смысле мы говорим о религиозном характере личности М.И. Он, как нам хорошо известно, чрезвычайно ценил и высоко ставил отмеченное состояние сознания и настроения. Совершенно ясно, что и указанная склонность к идеалистическим построениям, и отмеченное религиозно-эстетическое настроение его являются прямым следствием и конкретным проявлением основных черт характера М.И. как характера субъективно-интуитивного, вообще склонного к субъективно-идеалистическим построениям и религиозно-эстетическому отношению к жизни.

Но религиозность М.И. носила в высокой степени индивидуальный, взвешенный и эстетический характер. Во всяком случае М.И. как человек интуитивного уклада, мало склонный к созданию целостной и негибкой системы "сакральных" догматов, был чужд фанатизма и обладал исключительной веротерпимостью. Это в свою очередь не могло не соединяться в нем с необычным для людей субъективно-систематизирующего уклада чувством внутренней свободы и душевной мягкости.

Но, может быть, именно такая композиция религиозно-идеалистических черт личности М.И. лишала его способностей политического и общественного массового вождя. Натуры, способные верить и психологически приближающиеся в этом отношении к состоянию как бы религиозного настроения, всегда таят в себе черты детской наивности. Эта черта была весьма свойственна и М.И. Но это не мешает некоторым из таких людей быть общественными вождями, группировать около себя массы, создавать школы и секты. Наоборот, быть может, только такие люди - с ярко выраженными чертами психологически-религиозного характера, религиозной увлеченности - и были действительными вождями масс. Однако такими вождями могут стать лишь те из них, вера которых, какое бы содержание она ни имела, носит массовый характер и темперамент которых полон последовательной активности, стойкости и даже увлечения. Это удел людей не субъективно-интуитивного, а субъективно-систематизирующего уклада, людей, умеющих говорить на языке, понятном и близком для масс.

Выдающийся человек последнего типа легко может стать центром и фокусом массовых симпатий, владеть массами и вести их за собой. Но такими чертами не обладал М.И. Он был слишком резко выраженной, сложной и эстетической индивидуальностью, чтобы иметь действенный отзвук в массовом сознании. Своеобразная натура М.И., обладавшая чертами наивности, религиозной устремленности и в то же время лишенная духа последовательной и непреклонной систематичности, была мало приспособлена к роли вождя. Своими идеями, своими блестящими сочинениями он мог производить впечатление и влияние на умы, но по существу он не был и не мог стать вождем того или иного движения, не мог создать школу, сплотить около себя определенную группу последователей.

Как натура интуитивно-проникновенная и в глубине своей эстетически-религиозная, М.И. склонен был, что вообще наблюдается у таких натур, к некоторому "пророчеству". Но его пророчества были так же странны и своеобразны, хотя бы порой и верны, так же малосозвучны реальному массовому сознанию, как и весь уклад его личности. В этом отношении характерны факты, переданные нам Е.Д. Кусковой. В конце 90-х годов М.И. предсказывал, что через несколько лет в России будет конституция, и предлагал Е.Д. держать пари. В середине 900-х годов он утверждал, что в России возможна скорая социальная революция и что на сцену выступит с небывалой силой демократия, и снова предлагал Е.Д. держать пари. М.И., как ясно, в этих случаях почти не ошибался. Но нельзя не признать, что эти его предсказания, несмотря на всю их удивительную правильность, носят характер скорее вспышек провидения яркой индивидуальности, чем прогнозов, которые могли бы быть и были брошены их автором в качестве лозунгов массового движения. И не случайно, что он так часто соединял их с предложением держать пари. Это так хорошо характеризует его прогнозы как провидения, которым не придавалось и не было придано характера социально-политических прогнозов, порождающих лозунги и массовое действие. Они были продуктом личного переживания и умонастроения.

И вообще М.И. производил впечатление человека со взглядом, обращаясь внутрь себя, сосредоточенного на своих мыслях и переживаниях. Отсюда его иногда необыкновенная рассеянность в отношении к окружающему внешнему миру и окружающим людям. На этой почве нам вспоминается ряд курьезов в его жизни. Так, однажды М.И. выразил чрезвычайное удивление, узнав, что проф. N читает лекции, встречается и часто заседает вместе с ним в одном высшем учебном заведении Петрограда. Так, он смог смотреть на человека как будто внимательно, как будто внимательно слушать его, но ничего не слышать, будучи в действительности и непроизвольно погружен в какие-либо свои переживания. Он мог делать и фактически делал во время разговора замечания, которые не имели никакого отношения к теме разговора или имели отношение в совершенно ином смысле. Однажды, когда в его присутствии рассказывалось, что в театре "Кривое зеркало" в пьесе "Чествование Козьмы Пруткова" под именем Межерепиуса, по-видимому, шаржирован Д.С. Мережковский, М.И. заметил с удивлением и даже легкой обидой, что он не может поверить, чтобы Д.С. Мережковский мог выступить на сцене "Кривого зеркала". И по существу очень добрый, приветливый и простой, он часто, в силу этих черт своего характера, производил впечатление человека холодного, равнодушного, невнимательного.

Это немало вредило ему в его отношениях с людьми. Многие не любили его, не любили за его наивность и за его, несомненно совершенно призрачную, холодность, ставя ее в связь с его столь же призрачным эгоизмом. Мы говорим - призрачным, ибо человек субъективного уклада вовсе не обязательно холодно-эгоистичен, и М.И. в действительности был человеком высокой доброты и душевности. Холодно-эгоистичный человек, нам кажется, не мог бы быть таким идеалистом, не мог бы проявлять такой сердечности, какую проявлял на самом деле и в глубине души М.И., не мог бы писать такие задушевные строки, как его небольшие некрологи о М.М. Ковалевском, И.И. Янжуле и др. М.И. мог иметь и имел глубокую привязанность к людям, он мог быть и был прекрасным отцом, мог сердечно и нежно любить.

Но как бы то ни было, благодаря самоуглубленности, субъективности от личности М.И. веяло иногда холодной сдержанностью. Эти черты, соединяясь в нем со своеобразным эстетизмом, с едва уловимым, тонким и по-своему красивым налетом дворянского барства, позволяли звучать у него временами нотам некоторого меланхолического разочарования, неспособности чему-либо удивляться и равнодушия. Однако в глубине своей они являлись лишь иной формой и отголоском его горячей жажды красочной, активной и яркой жизни.

Все сказанное приводит нас, наконец, к уяснению общего жизненного тона М. И.

Выше мы говорили о "стоимости" и "ценности" личности как объективных общественных категориях. Но эти же категории имеют и субъективно-психологическое преломление в сознании самой личности. Есть люди, которым их субъективная и общественно-объективная "ценность" представляются эквивалентными. И эти люди бывают с наиболее устойчивым самочувствием, с наиболее ровным положительным жизненным тоном. Таких людей мы чаще встречаем среди людей объективного уклада. Но есть люди, которым субъективно кажется, что их общественная "ценность" выше, чем это полагает общество. И если эта разница в оценке со стороны общества и самой личности слишком значительна, жизнь такой личности наполняется страданиями от сознания, что она недооценена; тогда она проникается разочарованием, иногда озлобленностью, и жизненный тон ее резко понижается. Такие случаи мы чаще всего встречаем среди людей ярко выраженного субъективного уклада. В личности М.И. мы встречаем в общем и целом скорей гармонию общественно-объективной и субъективно-психологической оценки его личности, почему и жизненный тон его был в основе устойчивый, бодрый. Однако мы не можем не отметить некоторой, весьма слабой, впрочем, психологически неглубокой тенденции у него к превышению субъективной оценки личности над объективной и, следовательно, уклона жизненного тона в сторону отрицательную. Но именно потому, что эта тенденция и этот уклон были неглубоки, несильны и не имели корней в действительности, они не нарушали устойчивости его положительного тона. Они лишь облекали его личность тонким и красивым слоем той легкой грусти, меланхолии и некоторой разочарованности, о которых упоминалось выше. Все это делало его личность еще более сложной и своеобразной.

На этом мы закончим характеристику личного характера М.И. Эту характеристику не следует понимать как оценку, похвалу или порицание. Оценка личности в смысле общей похвалы или порицания - слишком ответственное и едва ли не нужное суждение. К тому же это слишком субъективное дело. Наша характеристика претендует на гораздо более объективное значение и имеет своим единственным назначением уяснение и понимание личности М.И.

Но во всяком случае, заканчивая эту характеристику, мы с большим правом можем повторить то, что сказали в начале: в лице М.И. Туган-Барановского мы потеряли выдающегося по своеобразию, богатству оттенков, одаренности и высоте духовной культуры человеку. Данная общая характеристика личности М.И. позволит, как нам кажется, лучше уяснить теперь и влияние на него общественной среды, т.е. общественных идей и общественной практики.

3. Общая характеристика социальной среды, окружавшей М.И., в связи с краткими биографическими сведениями о нем

Остановимся же в общих чертах на той социальной среде, и в частности на той совокупности общественных идей и событий, среди которых М.И. выступил со своей как научно-идеологической, так и практической общественной работой.

М.И. Туган-Барановский родился в Харьковской губернии и по роду своему был наполовину украинец.

В молодости он проявлял уже серьезный интерес к естествознанию и философии. На гимназической скамье среди других философских сочинений он с особым увлечением читает Канта.

По окончании гимназии первоначально М.И. избрал себе специальностью естественные науки и поступил на физико-математический факультет Харьковского университета. В 1888 г. он получил звание кандидата естественных наук. Но уже во время изучения естественных наук он вполне осознал, что основной интерес его лежит в плоскости наук общественных. Ему казалось, как рассказывал он позднее, что он не обладает достаточным терпением и способностями к кропотливому труду естественника, "к изучению деталей строения моллюсков, червей, тычинок и пестиков". И почти одновременно с окончанием физико-математического факультета он экстерном кончает юридический факультет Харьковского университета. С этого момента он всецело отдается социально-экономическим проблемам, всецело погружается в мир социальных идей и борьбу общественных течений эпохи, где развертывается, эволюционирует и крепнет его личность.

Это было начало 90-х годов. Капитализм и промышленное развитие делали огромные успехи в мировых размерах. Россия вплеталась тесными нитями в сеть мирового хозяйства, обнаруживая мощные и яркие признаки капиталистического развития. Умирала старая, натурально-крепостная Русь, и нарождалась все более новая промышленно-торговая и городская Россия. Соответственно происходил перелом и в области общественной идеологии, в области общественных интересов и устремлений.

Доселе господствовавшее старое народническое мировоззрение с его верой в возможность "особого пути" общественного развития России, в "народные формы" мелкой кустарной промышленности уступало шаг за шагом свои позиции перед новым течением - марксизмом.

Народническим верованиям в "особые пути развития" России марксизм противопоставил факт роста промышленного капитализма в России. И так как этот факт не укладывался в рамки старого мировоззрения, то создавалась настоятельная необходимость в развитии новой системы мировоззрения. Поэтому речь шла не только о путях развития России, но и о новых методах анализа общественных явлений, о новом понимании общественного прогресса и борьбы.

Эти новые методы, эти новые взгляды на прогресс и общественную борьбу русская интеллигенция и черпает из марксизма. Субъективному методу русской социологической школы противопоставляются объективный диалектический метод анализа общественных явлений; народническое понимание прогресса как приближение к идеалу целостной человеческой личности все более вытесняется пониманием прогресса как максимального развития производительных сил; народнической вере в силу критически мыслящих личностей, вере в единство народа, вере в единство масс физического труда и интеллигенции противопоставляются факт и понятие классовой борьбы и вера в творческую миссию пролетариата.

Новое учение - марксизм - было перенесено к нам из Германии. Русские последователи его приняли концепцию нового учения полностью, ортодоксально.

Происшедшие изменения в социально-экономической действительности и сдвиг в умонастроениях явились импульсом для развития общественной мысли в определенных направлениях, ставя ей новые задачи. Нужно было взять новый метод и пустить его в работу, нужно было на базе его развивать и совершенствовать социально-экономические дисциплины. Нужно было в то же время вести борьбу с идеологическими противниками - с народниками. Возникали, далее, задачи практически-политического характера по организации рабочего движения.

Необходимо, однако, отметить, что в области экономического мировоззрения наряду с марксизмом в это время чрезвычайно ярко выступает и теория предельной полезности, развитая в 70-х годах Менгером, Джевонсом и Вальрасом почти одновременно.

В полосе таких-то условий и умонастроений оказался М.И. на университетской скамье и сейчас же после нее.

Как натура интуитивно-увлекающаяся, быстро схватывающая существо явлений, М.И. не мог пройти как мимо многих фактов социально-экономической жизни, так и мимо новых уклонов общественной мысли и экономической теории.

М.И. в общем принимает как модное, быстро завоевывающее умы учение о предельной полезности, так и марксистское мировоззрение. Но совершенно ясно, что, приняв основные положения двух враждующих школ, он должен был столкнуться с необходимостью того или иного синтеза их. Действительно, в 1890 г. он выступает со статьей "Учение о предельной полезности"⁵, где намечает синтез трудовой теории ценности (классиков) и теории ценности австрийской школы - синтез, который он разовьет полнее впоследствии. Однако учение австрийской школы, казавшееся ему в некоторых отношениях весьма убедительным теоретически, недостаточно глубоко и полно охватывало для него социально-экономические явления эпохи. Оно было чуждо ему по социально-политическому содержанию и осталось поэтому на поверхности его мировоззрения, далеко не определяя его. Вот почему М.И., не принимая теории ценности Маркса, сохраняет целиком социальное содержание его учения. Он не находит, что учение австрийской школы противоречит идеям трудовой теории ценности классиков, выражением чего и явилось его упомянутое стремление синтезировать их. Отдав должное новым экономическим учениям в области теории ценности, по общему характеру и социально-политическому содержанию своего мировоззрения М.И. становится марксистом. И как человек эмоциональный, с чертами религиозной увлеченности, он воспринимает марксизм в его социально-политическом содержании совершенно категорически и безоговорочно.

В 1891 г. он выпускает книгу "Прудон, его жизнь и деятельность", а в 1892 г. вторую - "Д.С. Милль, его жизнь и деятельность". В этих книжках он, бесспорно, обнаружил литературные способности, но самые работы эти являются более или менее случайным эпизодом его развития. Основная линия его внимания и интереса лежала в другой плоскости.

Основное направление научно-идеологических интересов М.И. в это время определяется, с одной стороны, фактом мирового подъема капитализма, с другой - его приверженностью к марксизм}' в указанном выше смысле. И свою первую крупную и выдающуюся теоретическую работу "Периодические промышленные кризисы" (1894) М.И. посвятил одному из самых любопытных и своеобразных явлений капиталистического строя - проблемам рынка и кризисов. Она доставила ему огромную популярность, и ее он защитил в 1894 г. при Московском университете как магистерскую диссертацию.

Почти одновременно М.И. сближается с группой журналистов и общественных деятелей, объединившихся вокруг редакции журнала "Мир Божий", во главе которого стала будущая супруга М.И. - Л.К. Давыдова. На страницах "Мира Божия" М.И. выступает с пропагандой и развитием идей марксизма. В 1895 г. он помещает в журнале статью "Значение экономического фактора в истории" (N12). Выступление молодого, талантливого и образованного марксиста не проходит бесследно. Против статьи М.И. выставили возражения Н.K. Михайловский, Н.И. Кареев и В.В. Оболенский. В 1896 г. М.И. поместил ответную статью -- "Экономический фактор и идеи" (N4). Так он втягивается в полемику, защищая марксистское мировоззрение. Он участвует одновременно в журналах "Новое слово" (1897) и "Начало" (1899), где помещает ряд статей по различным вопросам.

Но М.И. жил в эпоху не только пышного расцвета капитализма и споров относительно общей конструкции в понимании общественной жизни. Он жил вместе с тем, как указывалось выше, в эпоху первых ярких побегов русского капитализма и споров о путях развития России. И чисто научный интерес, и полемический энтузиазм, и приверженность к своей доктрине - все это толкало его к исследованию специально русского капитализма. На этой почве возникает его второй крупный историко-теоретический труд - "Русская фабрика в прошлом и настоящем" (1898), который он представил и защитил в том же году при Московском университете как докторскую диссертацию. М.И. и сам неоднократно говорил, что одним из импульсов к появлению исследования о фабрике было его желание доказать несостоятельность народнических теорий по вопросу о судьбах капитализма в России.

И любопытнее всего отметить, что М.И. дал только первый том "Фабрики". Когда общественные интересы и запросы изменились, он в силу особенностей своего субъективно-интуитивного характера охладел к теме и, по-видимому, не смог продолжать работу, начатую в другой обстановке⁶.

Исследуя социально-экономическую действительность и горячо отстаивая, особенно в журнальных статьях, принципы преуспевающего марксизма, М.И. в то же время вращается в петроградских кружках радикальной, главным образом марксистской, интеллигенции.

Марксизм принес новую социологическую концепцию, существенно отличную от концепции народников. Правда, марксизм и народничество сближались в одном отношении - в социально-политических устремлениях. И то, и другое течение было течением политически и социально радикальным, социалистическим, ставящим целью уничтожение капиталистической эксплуатации. Но марксизм подчеркивал более высокий научно-объективный характер всех своих социологических и социально-политических построений.

Отличались эти течения и в сфере философских воззрений. В то время как народничество стояло в сущности на позиции субъективного реализма, марксизм стоял на крайней позиции объективного реализма, на позиции диалектического материализма.

В философском отношении то и другое течение сближала, однако, их оппозиция критическому идеализму.

Между тем к концу 90-х годов появились признаки возрождения идеалистических воззрений, имевших свои идейные корни именно в философии Канта и неокантианцев. В сборнике "Проблемы идеализма" (1903) отчетливо сформулирована позиция нового усиливающегося общественного течения этой эпохи. Возрождение критического идеализма явилось, несомненно, симптомом начала некоторого идейного перелома в русской общественной мысли. В то же время начавшаяся проповедь идеализма явилась фактором развития и углубления этого перелома - фактором, который во всяком случае заставлял пересмотреть свои прежние ортодоксальные позиции.

В недрах ортодоксального марксизма начинается кризис, появляются признаки ревизионизма. Ревизионистское движение расширяется, оформляется и форсируется переносом на русскую почву западно-европейского ревизионизма, возглавлявшегося Э. Бернштейном. Приезд некоторых эмигрантов, в частности Е.Д. Кусковой, С.Н. Прокоповича и др., зараженных ревизионизмом, их выступления в петроградских марксистских, еще полных ортодоксии, кружках вызвали здесь необыкновенный подъем страстной идейной борьбы. Выдвигаются спорные вопросы марксизма, подвергается обсуждению самое понимание социализма и путей к нему.

Наметившийся сдвиг к пересмотру позиций, к ревизионизму и идеализму не прошел бесследно для М.И. Наоборот, прослеживая шаг за шагом его работы, мы видим, как последовательно он переживает такой же идейный кризис.

В сущности зародыши расхождения с марксизмом на почве экономической теории у М.И. наметились уже с первых шагов его научной деятельности. Началом в этом отношении послужила упомянутая статья о школе предельной полезности. Правда, он не видит в учении о предельной полезности учения, противоречащего теории ценности трудовой школы. Но, конечно, при его стремлении синтезировать учение той и другой школы, при его непринятии теории ценности Маркса как таковой М.И. уже тогда не был ортодоксальным марксистом в совершенно точном и строгом смысле слова. Далее работы о "кризисах" и "фабрике" дали выводы, быть может, неожиданно для самого автора далеко не во всем укладывавшиеся в схему марксизма. Но это была лишь дань исследовательскому чутью и вместе с тем первые бессознательные удары по исповедываемому учению. В отношении мировоззрения в его целом М.И. остается марксистом. Голос прямой критики у него еще заглушен или не проснулся. Психологическая приверженность марксистскому учению, согласие с его общесоциологической концепцией пока еще имеют у него примат над зародышами внутренних теоретических расхождений.

Однако далее, на почве общего перелома в общественных умонастроениях, эти зародыши развиваются. М.И. углубляет свое критическое отношение к марксизму, шаг за шагом вырисовывает контуры нового, в глубине идеалистического мировоззрения, расширяя одновременно и поле научных изысканий. Глубокое семейное горе - смерть любимой жены Л.К. Давыдовой, а затем революция 1905 г. лишь ускорили и углубили процесс перелома в мировоззрении М.И. С 1901 г. он печатает в "Мире Божием" работу "Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма" (вышедшую в 1905 г. отдельным изданием и затем несколько раз повторенную), где он на историко-идеологическом материале подвергает обсуждению различные проблемы социализма и уже весьма сочувственно отзывается о так называемых социалистах-утопистах, ценя их идеализм, их полный энтузиазм, устремленный в грядущее взгляд.

Намеченные в "Очерках" уклоны получают позднее дальнейшее и прямое развитие в работе "Современный социализм в своем историческом развитии" (1906). В этой работе особенно рельефно чувствуются перелом и сдвиг в мировоззрении М.И. С одной стороны, он еще не порывает с марксизмом и в критике капитализма основывается на этом учении. С другой - не следуя марксизму, в значительной мере вопреки его обыкновению, он уже во многом солидаризируется с социалистами-утопистами. "Этот утопический социализм представляется мне, - писал уже здесь М.И., - заслуживающим самого серьезного внимания; я считаю его в некоторых отношениях даже более научным, чем марксизм"⁷. Итак, идеалистические мотивы в представлении М.И. о социализме приобретают видное, если не доминирующее, значение.

Параллельно он подвергает пересмотру ряд теоретических проблем своего социально-экономического мировоззрения. В 1904 г. в журнале "Мир Божий" появляются его статьи "Психические факторы общественного развития", "Борьба классов как главнейшее содержание истории", а в журнале "Новый путь" - "Крушение капиталистического строя как научная проблема" и др. Существо этих статей с различными изменениями и дополнениями составило затем работу М.И. "Теоретические основы марксизма". В ней, как и в статьях, М.И. развивает взгляды, близкие к марксизму, но отличные от него.

На М.И. уже отчетливо видны влияние философии Канта, более сильное, чем ранее, влияние австрийской школы экономистов, социологических воззрений Уорда, Тонниеса и др.

Нужно отметить, что одновременно с работой в области социально-экономической теории и социализма М.И. откликается и на другие вопросы дня. Так, аграрные волнения 1902 - 1903 гг. выдвинули с небывалой остротой аграрный вопрос. М.И. реагирует на этот уклон общественных интересов небольшой работой "Земельная реформа" (1905).

Однако основное русло развития его мысли продолжает лежать в плоскости социально-экономической теории и социализма. И здесь мы видим дальнейшие этапы начавшегося у него и отмеченного выше идейного перелома. Лишившийся перед революцией любимой жены и малоприспособленный к задачам общественного вождя, М.И. остается в 1905 - 1906 гг. как бы в тени, сосредоточенный в себе и занятый своей работой мысли.

Наступившие годы реакции пробуждают вообще некоторый уклон к теоретическим вопросам, к проблемам идеализма, религии, искусства. И мы видим в это время М.И., с одной стороны, за попыткой более или менее систематически изложить свои социально-экономические воззрения, в результате чего появились его "Основы политической экономии" (1909); с другой стороны, он выступает с рядом статей по вопросам общественной морали и общественного идеала. Эти статьи затем вошли в сборник "К лучшему будущему" (1912). Среди них необходимо в особенности отметить "Три великих этических проблемы (нравственное мировоззрение Достоевского) ", "Русская интеллигенция и социализм" (по поводу сборника "Вехи"), "Кант и Маркс" (по поводу сборника статей Форлендера о Канте и Марксе).

Этот период подводит как бы итог тому идейному перелому, который произошел у М.И. В основу своего социально-идеологического мировоззрения он уже определенно кладет теперь нравственные принципы философии Канта. Эти принципы, как мы увидим ниже, приобретают у него власть даже над основами чистой социально-экономической теории. Он становится по ряду принципиальнейших методологических вопросов на базу неокантианской философии - школы Виндельбанда - Риккерта и благодаря этому во многом сближается с когда-то им горячо оспариваемой русской субъективной школой социологии, в особенности поскольку это относится к признанию личности верховной социально-этической ценностью и к признанию необходимости известного телеологического элемента в социальных науках.

Так, со второй половины 900-х годов мы видим М.И. все так же страстно ищущим, полным интеллектуального подъема и увлечения. Но путь его уже не тот, по которому он шел в 90-х годах. Он покинул философские позиции материализма и через ревизионизм все более склоняется к идеалистической системе мировоззрения, оставаясь социалистом. Дальнейшие годы работы лишь укрепили М.И. на этом новом пути. За это время он, с одной стороны, продолжает развивать свои чисто теоретические взгляды, и в 1913 г. на немецком языке появляется его "Sociale Theorie der Verteilung", общие черты которой, впрочем, уже были изложены им в "Основах политической экономии". С другой стороны, в это время вместе с широкими общественно-интеллигентскими, настроенными более или менее демократически кругами он увлекается кооперативным движением. И, как всегда, М.И. привносит в эту область своей работы энтузиазм. Он связывает кооперативное движение с проблемой общественного идеала и социализма и дает чрезвычайно выпуклую теоретическую концепцию кооперации. Результатом его работы явились "В поисках нового мира" (1913), "Социальные основы кооперации" (1916) и ряд статей по кооперации.

Война направила общественный интерес к некоторым новым вопросам. Среди них видное место занял вопрос о природе денег и денежной политике. Со свойственным ему увлечением М.И. берется за этот вопрос и издает книгу "Бумажные деньги и металл" (1917). Но война не уничтожила и настойчивого интереса к проблемам общественного идеализма, общественного развития и кооперации.

Начавшаяся революция еще более обострила эти проблемы. Она поставила снова вопрос о земельной реформе. М.И. вновь и вновь возвращается к этим проблемам, продолжая развивать принципы своего идеалистического мировоззрения. И предпоследними словами М.И. как ученого-идеолога были его работа "Социализм как положительное учение" (1917) и статьи "О кооперативном идеале"⁸ и "Русская земельная реформа и кооперация"⁹.

Революция, начавшаяся с таким общенациональным подъемом в 1917 г., очень скоро выявила огромной мощи стихийные центробежные силы, таившиеся в стране. М.И. приветствовал революцию. Но любопытно, что в первый ее период он опять остается как-то в тени. Лишь затем, когда начался период коренного социального перелома в центре и взрыв национально-сепаратистских устремлений на окраинах, он увлекается потоком украинофильского движения.

На Украине, хотя и занятый общественной деятельностью в узком смысле слова, он не прекращает своей научно-идеологической работы. Наиболее крупными его работами, написанными по-русски, но напечатанными сначала в переводе на украинский язык, явились популярный курс политической экономии "Политична економия"¹⁰ и "Кооперация, социально-економична природа и та мета", а также ряд статей по украинским вопросам и вопросам украинской кооперации.

Однако отчасти захваченный волной националистических местных увлечений, М.И., по-видимому, пережил новый частичный перелом в некоторых своих политических воззрениях. Оставшись социалистом и демократом, он несколько изменил свои воззрения, в частности на национальный вопрос. Ниже, говоря о нем как об общественном деятеле, мы еще вернемся к этому вопросу.

Таковы те основные социально-экономические условия, в среде которых жил и работал М.И., и те основные идейные влияния, которые он на себе испытал и своей личностью отразил. Из предыдущего мы в достаточной мере должны были убедиться в тесной связи социальной среды и развития личности М.И. В характере этой связи, в характере реакции со стороны М.И. на окружающую социальную среду проявились все своеобразие его личности, весь ее темперамент.

Обратимся же теперь к изложению научно-идеологических взглядов М.И., стремясь представите их преимущественно не в генетическом, а в систематическом виде.

4. Воззрения М.И. в области научной методологии и социологии

Наука, полагает М.И., имеет две задачи - описание явлений и объяснение их¹¹. Описание явлений - это лишь первая ступень научного познания, и она завершается образованием системы научных понятий. Но как можно описать окружающий мир и образовать научные понятия о нем, если он бесконечно (экстенсивно и интенсивно) многообразен? Очевидно, что это бесконечное многообразие мира при образовании понятий можно преодолеть только путем отбора важных для познания признаков изучаемых явлений.

Но отбор этот предполагает критерий отбора. Поскольку мы находимся в круге наук о природе, таким критерием для теоретических наук служит богатство научных выводов, которые можно получить, сосредоточивая внимание на тех или иных признаках явлений: для практических же наук о природе критерием служит тот всегда бесспорный практический интерес (например, нормальное состояние организма в медицине, технический эффект в прикладной физике и т.п.), которому призваны служить данные науки. Таким образом, в сфере наук о природе, как теоретических, так и практических, критерий отбора изучаемых явлений установить сравнительно легко. Имея этот критерий, естествознание и строит систему научных понятий; причем из предыдущих рассуждений о критерии отбора видно, что для М.И. даже образование естественно-научных понятий имеет в себе телеологические элементы.

Труднее обстоит дело в общественных науках, и в частности в экономике. Здесь даже в теоретической области трудно произвести отбор важных и нужных признаков изучаемых явлений и образовать научные понятия, не договорившись предварительно о критерии отбора, ибо эта область наук тесно связана с живыми и разнообразнейшими интересами общественных групп.

Так, например, с точки зрения интересов рабочего класса заработная плата является очень важной и самостоятельной категорией общественного дохода, а с точки зрения интересов предпринимателя, заработная плата является просто составной частью категории издержек производства. Но в таком случае возможна ли единая общезначимая экономическая и вообще социальная наука? Да, возможна, отвечает М.И., ибо в основу ее можно и должно положить при образовании понятий общезначимый критерий отбора признаков изучаемых явлений - критерий, получаемый нами от нашего морального сознания и сформулированный Кантом.

Таким критерием является идея верховной ценности человеческой личности. Таким образом, в самое основание социально-экономической науки М.И. кладет определенную этическую идею; в самом исходном методологическом положении он устанавливает связь "чистого" и "практического разума", отдавая примат второму. Из всего сказанного ясно также, что М.И. признает допустимость и необходимость телеологического образования понятий в науках вообще и в социальных науках в особенности.

Нетрудно видеть, что в этой части своих теоретико-познавательных и методологических воззрений М.И., приближаясь к построениям русской социологической школы Лаврова и Михайловского с их субъективным методом, определенно находится под влиянием школы Виндельбанда-Риккерта, отличаясь, однако, от нее, во-первых, тем, что он распространяет принцип телеологического образования понятий на все науки, а во-вторых, тем, что высшим критерием образования понятий в общественных науках он считает не риккертовское отнесение явлений и их признаков к культурным ценностям, а кантовскую идею верховной ценности человеческой личности.

Отсюда ясно, что эти воззрения М.И. с научной точки зрения вызывают всю ту сумму, и даже больше, возражений, какие вызываются построениями школы Виндельбанда - Риккерта. Ни стремление распространить принцип телеологического образования понятий на все науки, ни попытку положить в основание конструирования, в частности, социально-экономических наук еще более шаткую этическую, практическую идею нельзя признать у М.И. научно обоснованными.

Вторая ступень знания, полагает М.И., - это объяснение явлений, т.е. в конечном счете сведение явлений к причинно-функциональным зависимостям и законам. В области объяснения явлений, по мнению М.И., уже никакое привнесение этики и телеологизм недопустимы. Здесь необходимо опираться на объективные методы индукции и дедукции. В общественных науках применяется тот и другой метод, причем в большей мере метод дедукции. В частности, теоретическая политическая экономия опирается преимущественно на этот метод.

Таковы в самых кратких и общих чертах исходные методологические воззрения М.И. Посмотрим теперь на построения его в области самой социально-экономической науки по ее содержанию, начав с наиболее общих социологических взглядов его.

М.И. рассматривает общество и общественную жизнь как явление sue generis, как явление, подлежащее изучению особого цикла наук - общественных. Во главе их стоит наиболее общая из этих наук - социология. И хотя М.И. думал, что эта наука находится лишь в "муках родов" и, собственно, пока еще в строгом смысле не существует¹², тем не менее он сам имел некоторые социологические воззрения, которые необходимо вкратце охарактеризовать.

Социологические воззрения М.И. развились на базе построений Маркса и материалистического понимания истории. Но воззрения М.И., как мы видели, подверглись ряду воздействий иных социологических идей, и в более или менее законченном виде они глубоко отличались от взглядов Маркса. По мнению М.И., "общество слагается из отдельных личностей, каждая из которых стремится к удовлетворению своих потребностей", "которые заложены в нашей природе и которые определяют в конце концов все наше поведение"¹³. Потребности эти делятся на следующие основные группы: 1) физиологические потребности в непосредственном поддержании жизни индивидуума, 2) половые потребности, 3) симпатические инстинкты и потребности, 4) эгоальтруистические потребности, 5) потребности, не основанные на практическом интересе¹⁴. Потребности толкают человека на путь искания средств к удовлетворению их. "Совокупность человеческих действий, направленных на внешний мир и имеющих целью не наслаждение самою деятельностью, но создание материальной обстановки, необходимой для удовлетворения человеческих потребностей", является хозяйством. Уже в силу того, что именно благодаря хозяйству создается необходимая материальная обстановка удовлетворения всех потребностей, хозяйство занимает как бы центральное положение в общественной жизни и служит базой, основой ее. Кроме того и вместе с тем хозяйственная деятельность является важнейшим занятием большинства населения, и это сообщает хозяйству характер социального преобладания и в свою очередь кладет определенную печать на все содержание общественно-культурной жизни.

Хозяйству принадлежит в общественной жизни и ее развитии примат¹⁵. Однако в конечном счете не все хозяйство, а лишь его материальные факторы имеют определяющее (но не исключительное) влияние на уклад и формы общественной жизни, на степень и характер удовлетворения потребностей. Дело в том, что хозяйство имеет как бы две стороны, два полюса: человека и природу. Хозяйствуя, человек воздействует на природу, изменяет ее (материальная сторона хозяйства) и одновременно изменяется сам (социальная сторона хозяйства). Благодаря этому своему характеру хозяйство как бы связывает общество с природой. Природа влияет на общество или непосредственно (изменение тела и духа человека) ¹⁶, или, и притом преимущественно опосредованно, через хозяйство, определяя цели и условия хозяйственной деятельности человека в смысле воздействия на природу (упомянутая материальная сторона хозяйства) . Эта устойчивая материальная сторона хозяйства и является определяющим, преобладающим фактором общественной жизни. Итак, М.И. стоит в общем на базе Марксова понимания общества¹⁷. Но он заменяет Марксово понятие производительных сил понятием материальных факторов хозяйства. Вместе с тем в воззрениях М.И. уже появились и новые, отличные от марксизма мотивы, которые он выдвигает все с большей и большей яркостью на первый план. Он определенно и более сильно подчеркивает роль психических факторов общественной жизни, роль различных потребностей как сил, влияющих на направление деятельности, и в том числе хозяйственной деятельности, человека. Вместе с тем - и это особенно важно - он определенно подчеркивает, что роль стихийных материально-хозяйственных факторов в процессе общественного развития падает, что власть человека над природой возрастает и увеличивается роль общественного сознания. В этих наслоениях и поправках нельзя не видеть отголосок социологических учений Фурье, Уорда, Тонниеса и др., с которыми М. И. все более сближался, отходя от марксизма в его ортодоксальной форме.

М.И., далее, полагает, что в общественной жизни человеческая личность со всеми ее потребностями и вырастающими на почве их интересами в стремлении к удовлетворению этих потребностей выступает не одинаково: общество распадается на различные, более или менее однородные, группы. Материалистическое понимание истории учит, что в основе всех общественных отношений, всякой общественной борьбы, в основе всяких интересов, в какой бы форме и в каких бы видах они ни выступали, лежит борьба классовых интересов, каковая в свою очередь является простым отражением в массовом человеческом сознании столкновения старых и новых способов хозяйства, соответствующих разному уровню развития производительных сил. М.И. отвергает такое расширительное толкование идеи классовой борьбы. Под социальным классом он понимает общественную группу, члены которой находятся в одинаковом экономическом положении по отношению к общественному процессу присвоения одними общественными группами прибавочного труда других и вследствие этого имеют общих антагонистов и общие экономические интересы в процессе общественного хозяйства¹⁸. Класс, следовательно, конституируется как группа, объединенная общностью экономических интересов. Но именно поэтому классовая борьба и не определяет собой всей совокупности общественных отношений. Общественные отношения прежде всего не есть только борьба общественных групп: ее мы часто не наблюдаем в сферах высшей духовной жизни общества. Поскольку же общественная жизнь есть действительно борьба социальных групп, борьба эта, во-вторых, ведется отнюдь не только во имя хозяйственных интересов, и потому классовая борьба не объясняет нам даже всех явлений общественной борьбы. Классовая группировка является лишь важнейшей группировкой новейшего времени, и классовая борьба есть лишь вид наиболее настоятельной и непримиримой общественной борьбы современности.

Таковы в самых основных чертах социологические воззрения М. И. Как видно из предыдущего, они не отличаются ни особой оригинальностью, ни достаточной ясностью и точностью. Мы не находим у него достаточно строго ни структуры общества, ни понятия факторов, ни понятия преобладающего фактора. На социологических построениях М. И., несмотря на введенные им изменения, все же лежит печать упрощенности и суммарности.

Примечания

¹ В частности, мы, к сожалению, не имеем и не могли получить достаточно достоверных и полных данных из его биографии в ранние годы.

² См. интересные замечания по психологии характера в статье Райнов Т.Н. К психологии личности и творчества Лаврова // П.Л. Лавров. Пг.: Колос, 1922.

³ Основы политической экономии. 2-е изд. Гл. II.

⁴ Основы политической экономии. 5-е изд. С. 539.

⁵ Юридический вестник. 1890. N10.

⁶ По сведениям, сообщенным нам в самое последнее время проф. С.И. Солнцевым, М.И. незадолго до смерти почти подготовил к печати большую работу, которая являлась, по-видимому, своего рода продолжением первого тома "Фабрики". Где находится эта работа, нам неизвестно. Возможно, что она погибла вместе с библиотекой М.И.

О работе этой нам никогда не приходилось слышать от самого М.И.

⁷ Современный социализм в своем историческом развитии. С IV.

⁸ Вестник Кооперативных Союзов. 1918. N1.

⁹ Вошла отдельной главой в 3-е изд. "Социальных основ кооперации".

¹⁰ Эта работа появилась в настоящее время и на русском языке (Киев, 1919).

¹¹ Основы политической экономии. 5-е изд. Гл. II.

¹² Основы политической экономии. 5-е изд. С. 2

¹³ Теоретические основы марксизма. 4-е изд. С. 36.

¹⁴ Там же. Гл. III.

¹⁵ Там же. Гл. IV.

¹⁶ Теоретические основы марксизма. Гл. IV. С. 82.

¹⁷ c

¹⁸ Теоретические основы марксизма. С. 91 и ел.; Основы политической экономии. С. 355.

Оригинал здесь: "Галерея экономистов".

Комментарии: 1, последний от 30/01/2020. Туган-Барановский Михаил Иванович (yes@lib.ru) Год: 1923 Обновлено: 29/10/2016. 70k. Статистика. Очерк: Публицистика, Биографическая проза Об авторе Иллюстрации/приложения: 1 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Биографический очерк Н. Д. Кондратьева.

Туган-Барановский Михаил Иванович Михаил Иванович Туган-Барановский