Троллоп Энтони
Орлийская ферма

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Orley Farm.
    Текст издания: "Библіотека для Чтенія", NoNo 1-10, 1863.

   

ОРЛІЙСКАЯ ФЕРМА.

РОМАНЪ АНТОНІЯ ТРОЛЛОПА.

Orley Farm. Frontispiece to the first edition [John Everett Millais]

I.
Происхожденіе важнаго Орлійскаго дѣла.

   Не правда, что роза и подъ другимъ именемъ будетъ также же хорошо пахнутъ. Будь это правда, я назвалъ бы этотъ романъ "Важное дѣло изъ-за Орлійской Фермы." Но кто же бы захотѣлъ купить вторую часть сочиненіи, носящаго такое неуклюжее названіе? Вотъ для чего и вслѣдствіе чего, пусть оно называется просто Орлійская Ферма.
   Мое замѣчаніе служитъ къ тому, чтобъ объяснить, что моя книга совсѣмъ не имѣетъ спеціальнаго направленія къ сельскому хозяйству. Названіе, пожалуй, возбудитъ подозрѣніе, что подъ очаровательнымъ покровомъ романа будутъ предложены новыя правила для приготовленія сыра, откармливанія поросятъ, сѣянія пшеницы по тому или другому способу, и т. д. Нѣтъ, не таковы мои стремленія. Я и не покушаюсь на дѣла такого рода, и сразу объявляю, что агрономы ничего не выиграютъ отъ чтеніи моего настоящаго сочиненія. Орлійская Ферма, читатели, будетъ нашею сценою впродолженіе нѣкоторой части нашего настоящаго съ вами сожительства и названіе это избрано собственно потому, что оно тѣсно связано съ нѣкоторыми юридическими вопросами, которые надѣлали много шуму въ нашихъ судахъ.
   За двадцать лѣтъ до той эпохи, когда предполагается начало этой исторіи, имя Орлійской Фермы въ первый разъ стало извѣстно длиннополымъ законникамъ. Около этого времени умеръ старый джентльменъ, сэръ Джозефъ Мэзонъ, оставивъ послѣ себя значительное, по пространству и цѣнности, помѣстье въ Йоркширѣ. Это помѣстье поступило законнымъ образомъ во владѣніе его старшаго сына, Джозефа Мэзона, эсквайра, нашего современника. Сэръ Джозефъ былъ купцомъ въ Лондонѣ, самъ нажилъ свое состояніе, начавъ свое поприще съ пол-кроной, въ чемъ и сомнѣваться нечего; былъ сдѣланъ постепенно альдерманомъ, мэромъ, дворяниномъ, и наконецъ въ извѣстное время отправился къ своимъ предкамъ. Онъ пріобрѣлъ йоркширское имѣніе уже на старости лѣтъ; Гроби Паркъ названіе этого помѣстья. Старшій сынъ сэра Джозефа проживалъ въ этомъ помѣстьѣ, наслаждаясь всѣми увеселеніями какія только способенъ былъ доставить себѣ, какъ привилегированный англійскій помѣщикъ. Сэръ Джозефъ имѣлъ также трекъ дочерей,-- нынѣшнихъ сестрицъ Джозефа изъ Гроби, которымъ онъ далъ хорошее приданое и выдалъ замужъ за любящихъ супруговъ. И послѣ этого, не задолго до смерти своей, года за три, сэръ Джозефъ женился на второй женѣ, женщинѣ сорока-пятью годами моложе его; отъ нея онъ тоже оставилъ сына и умеръ, когда мальчику минуло два года.
   Многіе годы прожилъ этотъ счастливый джентльменъ въ маленькомъ сельскомъ домѣ, въ пятидесяти верстахъ отъ Лондона, называемомъ Орлійскою Фермой. Это было его первое благопріобрѣтенное помѣстье, и онъ съ тѣхъ поръ никогда не мѣнялъ мѣста своего жительства, хотя его богатство давало ему полное право наслаждаться болѣе обширнымъ помѣщеніемъ. Послѣ рожденія младшаго сына,-- въ то время когда старшему минуло сорокъ лѣтъ,-- онъ сдѣлалъ умѣренныя распоряженія въ пользу ребенка, какъ и прежде уже сдѣлалъ въ пользу своей молодой жены; но и тогда сторшій сынъ совершенно не сомнѣвался, что Орлійская Ферма, вмѣстѣ съ помѣстьемъ Гроби Паркъ, должна достаться ему, какъ законному наслѣднику. Когда, однако, сэръ Джозофъ умеръ, то въ припискѣ къ духовному его завѣщанію, совершенному со всѣми законными формальностями, оказалось, что Орлійская Ферма отказана имъ младшему сыну, маленькому Люцію Мэзону.
   Тогда начался судебный процессъ, который развился до огроиныхъ размѣровъ "важнаго дѣла изъ-за Орлійской Фермы". Старшій сынъ опровергалъ дѣйствительность приписки, и, конечно, тутъ были нѣкоторыя основанія, которыя давали ему возможность сомнѣваться въ томъ. Этой припиской не только Орлійская Ферма отнималась у въ пользу мальчика Люція, но и выходило еще нѣкоторое противорѣчіе съ предшествующей духовной. Въ этой припискѣ завѣщана была сумма въ двѣ тысячи фунтовъ стерлинговъ нѣкой Маріи Усбечъ, дочери Джонатана Усбеча, который былъ нотаріусомъ, руководившимъ сэра Джозефа при составленіи духовной и приписки къ ней. Впрочемъ, эта сумма въ двѣ тысячи фунтовъ была назначена не съ имущества, доставшагося Джозефу, но должна била производиться съ нѣкоторой собственности, завѣщанной покойникомъ своей вдовѣ. И притомъ старый Джонатанъ Убсечъ умеръ еще при жизни сэра Джозефа Мезона.
   Нѣтъ никакой необходимости выставлять здѣсь всѣ подробности судебнаго слѣдствія. Доказательства были ясныя, что сэръ Джозефъ во всю свою жизнь изъявлялъ намѣреніе оставитъ Орлійскую Ферму старшему сыну; что онъ былъ чуждъ всѣхъ возможныхъ тайнъ и никогда не дѣлалъ секретовъ въ своихъ денежныхъ дѣлахъ и менѣе всего былъ способенъ перемѣнить свое мнѣніе въ подобныхъ предметахъ. Доказано было, что старый Джонатанъ Усбечъ во время составленія духовной находился въ самыхъ плохихъ обстоятельствахъ, какъ въ отношеніи денегъ, такъ и въ отношеніи здоровья, въ былое время, его обстоятельства были не совсѣмъ плохи, но онъ все свое состояніе проѣлъ и пропилъ и въ это время былъ уже слабъ и безъ копѣйки денегъ, да сверхъ того обремененъ долгами и подагрою. Съ давнихъ уже поръ онъ занимался дѣлами сэра Джозефа и всѣмъ извѣстно было, что до самаго почти дня своей смерти онъ продолжалъ эти занятія. Вопросъ состоялъ въ томъ, дѣйствительно-ли онъ составилъ приписку къ духовной?
   Духовная и приписка были написаны рукою вдовы. При слѣдствіи оказалось, что слова были продиктованы ей Усбечемъ, въ присутствіи ея мужа и что послѣ того документъ былъ подписанъ ея муженъ въ присутствіи ихъ обоихъ, а также въ присутствіи еще двухъ свидѣтелей: молодого человѣка, состоявшаго при ея мужѣ клеркомъ, и ея служанки. Послѣдніе двое вмѣстѣ съ Усбечемъ была свидѣтелями, подписавшимися подъ припиской. Между леди Мэзонъ и ея мужемъ не было тайны въ отношеніи духовной. Она всегда старалась, какъ она говорила,-- убѣдить его предоставить Орлійскую Ферму ея сыну, съ перваго дня его рожденія, и напослѣдокъ успѣла въ своемъ желанія. Уступивъ, будто, ея настояніямъ, сэръ Джоэофъ объявилъ ей съ нѣкоторою досадою, что желаетъ наградить усбечеву дочь и что теперь онъ возьметъ это изъ капитала, приготовленнаго имъ для нея, а не изъ имущества, предоставляемаго имъ старшему сыну. На это она согласилась безпрекословно и написала приписку подъ диктовку адвоката, такъ какъ онъ самъ въ это время страдалъ подагрою въ рукѣ. Между прочими доказательствами, леди Мэзонъ показывала, что въ тотъ день, когда припись была подписана, мистеръ Усбечъ былъ у сэра Джозефа въ разные часы.
   За тѣмъ слѣдовалъ допросъ клерка. По его словамъ, онъ на своемъ вѣку былъ свидѣтелемъ четыре раза, десять разъ, двадцать разъ, а въ дальнѣйшихъ объясненіяхъ онъ сознался, что сто двадцать разъ свидѣтельствовалъ подпись своего патрона сэра Джозефа. Онъ полагалъ даже, что былъ свидѣтелемъ сто двадцать одинъ разъ, но готовъ присягнуть, что въ сто двадцать первый разъ никакъ не свидѣтельствовалъ его руку. Онъ припоминалъ, что свидѣтельствовалъ подпись своего патрона около того числа, которое значится подъ припиской и что въ то же время подписывалась служанка. Мистеръ Усбечъ находился при этомъ; но онъ не помнитъ, чтобы перо было въ его рукѣ. Мистеръ Усбечъ,-- онъ думалъ,-- не могъ писать въ то время, по причинѣ подагры; но, безъ сомнѣнія, онъ могъ бы какъ-нибудь надписать собственное свое имя. Онъ поклялся въ дѣйствительности двухъ подписей: своей собственной и своего патрона, а при перекрестномъ допросѣ онъ поклялся, что ему кажется очень вѣроятнымъ, что обѣ подписи какъ будто подложныя. На передопросѣ онъ сознался, что его собственное имя, по видимому, написано его рукою; а на перекрестномъ передопросѣ, онъ почувствовалъ увѣренность, что тутъ что-нибудь не ладно. Кончалось тѣмъ, что судъ объявилъ ему, что его слова не имѣютъ никакого значенія; это было очень прискорбно для бѣднаго молодаго человѣка, завѣрявшаго, что онъ употреблялъ всѣ усилія, для засвидѣтельствованія всего, что онъ припоминалъ. Послѣ этого призвана была горничная къ допросу. Она помнила, какъ ее позвали подписать свое имя и видѣла, какъ хозяинъ самъ подписывалъ. Въ свое время все было объяснено ей, но она допускала мысль, что можетъ быть она не поняла объясненія. Она также видѣла, какъ клеркъ подписывалъ свое имя, но не увѣрена точно-ли она видѣла, что мастеръ Усбечъ подписывался. У мистера Усбеча имѣлось перо въ рукахъ; въ этомъ ужъ она увѣрена.
   Послѣднею свидѣтельницею была Миріамъ Усбечъ, хорошенькая и простенькая дѣвушка лѣтъ семнадцати. Покойный батюшка разсказывалъ ей однажды, что онъ надѣется на сэра Джозефа, что онъ сдѣлаетъ распоряженіе въ духовной въ ея пользу. Это было не за долго до смерти ея отца. Послѣ же его смерти она отправилась на Орлійскую Ферму и оставалась тамъ до самой смерти сэра Джозефа. Она всегда считала сэра Джозефа и леди Мэзонъ своими лучшими друзьями. Она знала сэра Джозефа всю свою жизнь и ничего не находила неестественнаго въ томъ, что онъ позаботился объ ней. Не разъ слыхала она отъ своего отца, что леди Мэзонъ не хотѣла успокояться до тѣхъ поръ, пока покойный джентльменъ не завѣщалъ Орлійскую Ферму ея сыну.
   Тутъ нѣтъ и половины того, что Миріамъ показала на допросѣ; но и этого достаточно для нашей цѣли. Духовная и приписка были утверждены, и леди Мэзонъ оставалась жить на фермѣ. Ея свидѣтельство на допросѣ оказалось превосходнымъ и было окончательнымъ. Она видѣла духовную, и писала припись и объясняла тому причину. Леди Мэзонъ была женщина съ высокимъ характеромъ, съ большими талантами, съ большимъ вѣсомъ въ сосѣдствѣ и, какъ замѣтилъ судья, не было никакой уважительной причины усомниться въ ея показаніи. Ничего также не было проще и милѣе показанія Миріамъ Усбечъ, къ судьбѣ и положенію которой всѣ въ то время выражали много сочувствія. Только на глупомъ молоденькомъ клеркѣ лежала отвѣтственность за слабую сторону этого дѣла; но если онъ ничего не доказалъ въ пользу одной стороны, то ничего же такого не сказалъ и въ пользу другой.
   Вотъ начало великаго процесса изъ-за Орлійской Фермы; а такъ-какъ этотъ процессъ былъ рѣшонъ въ пользу малолѣтняго, и то позволялось ему дремать въ продолженіи двадцати лѣтъ. Приписка была утверждена закономъ и леди Мэзонъ спокойно оставалась владѣтельницею имѣнія, назначенная опекуншею къ своему сыну до его совершеннолѣтія, и даже еще послѣ того. Чрезъ нѣсколько страницъ я попрошу у читателей позволенія познакомить ихъ съ этою дамою.
   Миріамъ Усбечъ, о которой мы тоже современемъ кой-что узнаемъ, оставалась на фермѣ подъ покровительствомъ леди Мэзонъ до тѣхъ поръ, пока вышла замужъ за молодого адвоката, который впослѣдствіи занялъ должность ея отца. Прежде чѣмъ она переселилась въ ближайшій городъ подъ именемъ мистрисъ Дократъ, пришлось испытать ей нѣкоторыя непріятности, потому что за нее сватался другой женихъ,-- тотъ самый глупый клеркъ, который такъ осрамился при судебномъ слѣдствіи; этому жениху она не рѣшалась дать свое согласіе, а между тѣмъ леди Мэзонъ оказывала ему свое покровительство и помощь. Бѣдная Миріамъ была въ то время кроткая, съ нѣжнымъ взглядомъ дѣвушка, которую легко было бы руководить всякому, кто захотѣлъ бы этого. Однако въ этомъ случаѣ леди Мэзонъ ничего не могла съ нею сдѣлать. Напрасно говорила она, что молодой Дократъ не пользуется отличною репутаціею, что молодой Кеннеби, клеркъ, во всемъ хорошемъ выше его. Не смотри на кроткій видъ и нѣжный взоръ Миріамы, все же любовь восторжествовала надъ всѣмъ. На этотъ случай она была глуха ко всѣмъ увѣщаніямъ и рѣшительно вручила свои двѣ тысячи фунтовъ стерлиговъ Самюэлю Дократу, молодому атторнею сомнительньй репутаціи.
   Однако это не повело къ непріятному разрыву между Миріамъ и ея покровительницею. Леди Мэзонъ, желая всего лучшаго своему молодому другу, покровительствовала Джону Кеннеби; но она была не такая женщина, чтобы ссориться изъ-за такихъ пустяковъ, что дѣло вышло не такъ, какъ ей хотѣлось.
   -- И прекрасно, Миріамъ, говорила она; разумѣется, вамъ лучше судить въ этомъ дѣлѣ, нежели кому другому. Вамъ извѣстно мое расположеніе къ вамъ.
   -- О, конечно, отвѣчала Миріамъ съ горячностью.
   -- И я всегда, когда буду имѣть возможность, рада заботиться о вашемъ благосостояніи, даже когда вы будете мистриссъ Дократъ. Скажу только, что мнѣ было бы пріятнѣе хлопотать о вашемъ счастьѣ, если бы вы были мистриссъ Кеннеби.
   Но вопреки видимой холодности этихъ словъ, леди Мэзонъ пребывала постоянною въ своихъ чувствахъ къ своему молодому другу. Впродолженіе многихъ лѣтъ она помогала ей съ большею или меньшею благосклонностью во всѣхъ ея печаляхъ, заботахъ по случаю приращенія семейства -- каждый годъ по одному ребенку и два года по двойничку. Племя Дократъ распространилось такимъ образомъ очень значительно; при началѣ моего разсказа въ этомъ семействѣ было шестнадцать живыхъ дѣтей.
   Въ числѣ важныхъ благодѣяній, которыми взыскивала леди Мэзонъ мистера Дократа, было предоставленіе ему въ наймы двухъ полей, лежавшихъ въ самомъ концѣ собственной ея фермы и смѣжныхъ съ городомъ Гэмвортомъ, гдѣ жилъ мистеръ Усбечъ. Эти поля отдавались ему на аренду по цѣнѣ, не считавшейся высокою по тому времени и съ каждымъ годомъ еще болѣе понижавшейся отъ возвышенія цѣнности земли, по мѣрѣ того какъ городъ Гэмвортъ увеличивался. Мистеръ Дократъ употребилъ на эти поля свои деньги, но, вѣроятно, совсѣмъ не такъ много, какъ онъ это утверждалъ, и когда извѣстили его, что онъ долженъ сдать ихъ при наступленіи совершеннолѣтія молодаго Мэзона, то Дократъ выразилъ тогда свое глубочайшее огорченіе.
   -- Видно, мистеръ Дократъ, что вы очень неблагодарны сказала ему леди Мэзонъ.
   На это онъ отвѣчалъ ей самыми непочтительными словами, и съ того времени произошолъ разрывъ между нею и мужемъ бѣдненькой Миріамъ.
   -- Надо сказать вамъ, Миріамъ, замѣтила леди Мэзонъ -- что мистеръ Дократъ очень безразсуденъ.
   И что же могла на это отвѣчать бѣдная жена?
   -- О! леди Мэзонъ, предоставьте это времени, прошу васъ; время все уладитъ.
   Но никогда уже дѣло на ладъ не пошло; и вотъ изъ-за этихъ двухъ полей вышло огромное дѣло Орлійской Фермы, которое мы считали своею обязанностью объяснить.
   А теперь два слова объ Орлійской Фермѣ. Вопервыхъ, надо пояснить, что это помѣстье состояло изъ двухъ фермъ. Одна, называвшаяся Старая Ферма, отдавалась въ наймы старому фермеру по имени Гринвуду; и онъ, и отецъ его владѣли ею очень давно и еще гораздо прежде чѣмъ куплено это помѣстье Мэзономъ. Мистеръ Гринвудъ снималъ на аренду около ста десятинъ земли, платилъ съ удивительною аккуратностью болѣе четырехъ сотъ фунтовъ стерлинговъ въ годъ, и считался всѣми жителями Орлійской Фермы какъ бы владѣльцемъ этой собственности. Тутъ же находилась и мыза съ принадлежащей къ ней усадьбой. Сюда-то переселился сэръ Джозефъ, удержавъ за собою эту часть помѣстья. Когда онъ только что переселился, домъ этотъ отвѣчалъ едва-ли больше чѣмъ потребностямъ обыкновеннаго фермера; но сэръ Джозефъ постепенно увеличивалъ и украшалъ его, до тѣхъ поръ, пока онъ не сдѣлался вполнѣ удобнымъ, неправильнымъ, но весьма живописнымъ. Когда сэръ Джозефъ умеръ и пока его вдова занимала этотъ домъ, онъ состоялъ изъ трехъ строеній разной высоты, пристроенныхъ одна къ другому и вытянувшихся въ рядъ. Въ нижнемъ этажѣ находилась кухня, которая была жилою комнатою и была окружена пекарнею, прачешною, сырной и комнатой для прислуги; и все это было приличныхъ размѣровъ. Одно строеніе было въ два этажа, комнаты его были очень низки, а кровли круты и крыта черепицею. Другое строеніе было прибавлено сэромъ Джозефомъ,-- тогда еще мистеромъ Мэзономъ,-- когда онъ задумалъ переселиться на житье сюда. И эта пристройка была крыта черепицею, и комнаты были почти также низки, зато зданіе имѣло три этажа и было значительно выше другихъ. Отстраиваемый въ теченіе двадцати пяти лѣтъ, домъ этотъ удовлетворялъ неприхотливымъ потребностямъ сэра Джозефа и его семейства при временномъ тамъ пребываніи; но когда онъ рѣшился совсѣмъ переселиться туда и оставить свои дѣла въ Лондонѣ, то прибавалъ къ нему еще пристройку. По этому случаю онъ выстроилъ прекрасную столовую, надъ нею гостиную, а надъ гостиной спальню; эта часть зданія была крыта аспидными досками.
   Вообще всѣ эти зданія тянулись въ одну линію, выходя переднею стороною, на широкую луговину, которая отъ самаго дома круто спускалась нѣсколькими уступами къ фруктовому саду. На этой луговинѣ разбросаны были яблони очень древняго происхожденія, потому что на ней былъ нѣкогда расположенъ садъ стараго владѣльца. То были огромныя и развѣсистыя деревья, какими уже не услаждается глазъ въ нынѣшнихъ садахъ; плоды, ими приносимыя были очень пріятнаго вкуса, хотя, конечно, не имѣли того совершенства въ округленности, въ размѣрахъ и въ наружной красотѣ, которое требуется нынѣшнимъ садоводствомъ. Фасадъ всего дома, обращенный на югъ, съ одного конца до другаго былъ закрытъ виноградными лозами и страстоцвѣтомъ; при этомъ еще все зданіе кругомъ было обнесено крытою галлереею, такъ что лѣтомъ вся на картина представляла очаровательный видъ. Какъ я уже сказалъ прежде, строеніе было неправильно и растянуто, но въ тоже время обширно и живописно. Таковъ былъ домъ Орлійской Фермы.
   Къ этому дому принадлежало около семидесяти пяти десятинъ земли вмѣстѣ съ обширною, старинною мызою, отстоявшею не такъ далеко отъ дома, какъ желательно было бы для многихъ помѣщиковъ-хозяевъ. Строенія фермы были хорошо закрыты, потому что сэръ Джозефъ, хотя и слышать не хотѣлъ о перестройкѣ всего сызнова, однако истратилъ очень много денегъ на починки, пристройки и украшенія старинныхъ зданій,-- больше чѣмъ нужно бы было на постройку новаго дома. Такъ, онъ распространилъ заборъ пивоварни, покрылъ его вьющимися растеніями, чтобы близость двора была скрыта отъ главнаго подъѣзда, для той же цѣли растянулъ онъ по двести саженъ высокую и красивую рѣшотку. Потомъ, онъ насадилъ густой кустарникъ на вершинѣ холма по одну сторону дома, настроилъ бесѣдокъ, спустилъ рѣшотку внизъ до фруктоваго сада и, словомъ, стрался придать всей мѣстности безошибочный видъ дачи англійскаго джентльмена. Совсѣмъ тѣмъ, сэръ Джозефъ никогда не украшалъ его помѣстья другимъ, болѣе звучнымъ именемъ, нежели то, которое оно носило встарину; да оно и не заслуживало другого.
   Собственно домъ Орлійской Фермы отстоялъ отъ городя Гэмворта почти на двѣ версты, но земли его простиралась до самаго города, только не со стороны большой дороги, а позади коттеджей, разбросанныхъ по проселочной дорогѣ, и оканчивалась тѣми двумя полями, за которыя такъ безразсудно разсердился мистеръ Дократъ, именно въ то время, съ котораго мы начинаемъ нашъ разсказъ. Эти поля лежатъ на отлогости гэмвортскаго холма и чрезъ нихъ идетъ общественная дорога, начиная отъ Рокіетской усадьбы до гэмвортской церкви; всему околодку извѣстно, что гэмвортская церковь стоитъ на высотѣ и служитъ маякомъ, на который направляются жители на протяженіи очень многихъ верстъ въ окружности.
   На пятьдесятъ верстъ вокругъ Лондона не найти другого болѣе прекраснаго мѣстоположенія, чѣмъ окрестности Гэмворта, и самые очаровательные виды начинаются именно по ту сторону холмовъ Ордійской Фермы. Тутъ находится деревушка Колдгерборъ, состоящая изъ какихъ-нибудь полудюжины коттеджей, расположенныхъ сейчасъ за воротами леди Мэзонъ; надо замѣтить, что ворота отстояли отъ дома саженей на полтораста и за охранялись сторожемъ. Эта деревушка находится у подошвы Кливскаго холма. Около этого мѣста земля перестаетъ быть плодородною, становится степью и сдѣлана общимъ выгономъ. У подошвы горы вокругъ идутъ густые лѣса; все это принадлежитъ сэру Перегрину Орму, владѣльцу усадьбы и замка. Сэръ Перегринъ былъ небогатый человѣкъ, то есть небогатый въ томъ смыслѣ, что онъ баронетъ, что онъ представитель своего графства въ парламентѣ впродолженіе трехъ или четырехъ сессій, что его предки были владѣтелями Кливскаго помѣстья впродолженіе четырехъ столѣтій, и что вообще онъ считался самымъ главнымъ человѣкомъ тѣхъ мѣстъ. Мы надѣемся еще много говорить о немъ въ послѣдующемъ разсказѣ.
   Я знаю много мѣстностей, въ Англіи и въ другихъ странахъ, знаменитыхъ красотою своего положенія, которыя, на мой взглядъ, едва-ли равняются съ красотами Кливъ-Гилля. Съ вершины его, вы можете обнимать семь графствъ, впрочемъ для меня такое преимущество никогда не имѣло особеннаго значенія. Никогда не прельщала меня возможность заглядываться на семь графствъ, если мѣстность, разстилающаяся предъ моими глазами прекрасна и живописна. Мѣстность, которую я вижу съ высоты Кливскаго холма, въ высшей степени прекрасна и привлекательна;-- она прекрасна своими чудными полями несравненными по своей плодородности, она привлекательна своими дубовыми лѣсами и темными пустошами которыя тянутся съ одного холма на другой до самаго южнаго берега. Я могъ бы написать длинную главу о всѣхъ дивныхъ красотахъ Кливъ-Гилла, но намъ придется еще разъ въ теченіе этого разсказа попрать ногами эти пустоши, слѣдовательно лучше будетъ что-нибудь оставить для слѣдующихъ посѣщеній.
   -- Неблагодаренъ. Вотъ я покажу ей, обязанъ ли я ей благодарностью! Развѣ не платилъ ей аккуратно каждое полугодіе, сколько слѣдовало за наемъ? Неблагодаренъ -- вотъ выдумала что! Она воображаетъ, что ужъ такая она важная барыня, что если она только поговоритъ съ тобою вѣжливо, такъ становись на колѣна передъ нею и благодари. Вотъ я покажу ей какой я неблагодарный!
   Такъ говорилъ взбѣшонный мистеръ Самюэль Дократъ своей женѣ, грѣясь у камина въ своей гостиной, послѣ завтрака, и женщина, на которую онъ намекалъ, была леди Мэзонъ. Произнося эти слова, мистеръ Дократъ былъ очень сердитъ или старался во что бы ни стало казаться сердитымъ. Вѣдь бываютъ же такіе мужья, которымъ доставляетъ особенное удовольствіе хулить тѣхъ друзей, которые больше любятъ ихъ жонъ, чѣмъ ихъ самихъ; и мистеръ Дократъ принадлежалъ къ числу такихъ мужей. Онъ никогда не давалъ своего сердечнаго согласія на сношенія, существовавшія между владѣлицею Орлійской Фермы и его семьею, но никогда и не уклонялся отъ существенныхъ выгодъ, пріобрѣтаемыхъ имъ отъ этихъ сношеній. Это гордость возмущалась противъ сознанія покровительства, хотя его корыстолюбіе покорялось выгодамъ, отъ того происходившимъ. Семья, состоящая изъ шестнадцати дѣтей -- Тяжолое бремя для провиціальнаго атторнея, имѣющаго немногихъ кліэнтовъ, тяжолое бремя даже и въ томъ случаѣ, когда берешь жену съ двумя тысячами фунтовь приданаго. Вотъ и причина, почему мистеръ Дократъ, хотя тогда не любилъ леди Мэзонъ, однако позволялъ своей женѣ принимать всѣ безчисленныя одолженія, которыя можетъ оказывать женщина съ хорошими средствами и неимѣющая дѣтей любимой сосѣдкѣ, имѣющей много дѣтей и почти никакихъ средствъ. Конечно, онъ и самъ принялъ отъ нея великую милость относительно найма двухъ полей и сильно сознавалъ это при началѣ, когда принялъ только ихъ въ свои руки, шестнадцать или семнадцать лѣтъ тому назадъ. Но все это теперь было забыто; послѣ такого долгаго обладанія этими полями, мистеру Дократу тяжело было разстаться съ ними и онъ рѣшился доказать, что ему, какъ человѣку и адвокату, то слѣдовало пропускать безнаказанно такого оскорбленія. Кромѣ того, можетъ быть и то, что мистеру Дократу теперь гораздо лучше жилось на свѣтѣ, чѣмъ прежде и что теперь онъ могъ отступиться отъ леди Мэзонъ, да и женѣ своей приказать прекратить съ нею сношенія. Эти пустяшные подарки изъ Орлійской Фермы были очень хороши, пока онъ бился изъ-за куска хлѣба; но теперь, когда самъ поднялся на ноги,-- теперь, когда изъ своего отличнаго знанія законовъ онъ добился уже результата и пріобрѣлъ кредитъ у банкира, теперь, конечно, онъ могъ уступить своей естественной антипатіи къ женщинѣ, которая нѣкогда старалась отвратить отъ него небольшое состояніе, помогшее ему выдти на дорогу.
   Миріамъ Дократъ, сидя въ это утро съ больнымъ ребенкомъ на колѣняхъ и окруженная другими четырьмя или пятью ребятишками, толпившимися вокругъ нее, перепачканными ла все по прежнему кроткій видъ и нѣжный взоръ. Такая ужъ у нея была натура, что кротость и мягкость къ ней все преодолѣвала,-- та кротость и та сердечная нѣжность, которыя всегда показываютъ нужду въ опорѣ и даже покровительствѣ, и выражаются внѣшнимъ образомъ въ особенной мягкости взгляда. Но ея миловидность и пригожество миновали. Женская красота въ суровомъ, величественномъ родѣ, иногда можетъ вынести тяжолое бремя шестнадцати дѣтей, и притомъ всѣхъ живыхъ,-- можетъ вынести и даже пережить. Я знавалъ такихъ; красота ихъ не отжила, а пережила всю тяжелую пору въ полномъ блескѣ молодости. Но нѣжная, кроткая, круглая, пышная миловидность скоро исчезаетъ подъ такимъ тяжолымъ бременемъ: одни уже годы даютъ ей себя знать; но дѣти и ограниченныя средства въ соединеніи съ годами едва-ли оставляютъ для нея хоть какую-нибудь вѣроятность не исчезнуть.
   -- Увѣряю тебя, что это мнѣ очень прискорбно, говорила бѣдная женщина, истомленная множествомъ заботъ.
   -- Прискорбно, да; а вотъ я задамъ прискорбія этой гордячкѣ. Не даромъ говорится: кто живетъ въ хрустальномъ домѣ, тотъ каменьями швыряться не долженъ.
   -- Но, Самюель, я не думаю, чтобъ она хотѣла обидѣть тебя. Вѣдь ты самъ знаешь, что она всегда говорила... Не шали, Бесси; за чѣмъ лѣзешь пальцами въ чашку?
   -- Да Симъ отнялъ у меня ложку, мама.
   -- А вотъ я покажу ей обидѣла-ли она меня или нѣтъ! И что такое значитъ, что было говорено шестнадцать лѣтъ назадъ? Развѣ она доказала это чѣмъ-нибудь письменнымъ? Сколько я знаю, ничего такого не было сказано.
   -- О, Самюэль, и помню это, навѣрное помню.
   -- Въ такомъ случаѣ, позволь мнѣ тебѣ сказать, что ты гораздо лучше сдѣлаешь, если не станешь помнить... Да перестанешь-ли ты шалить, Бобъ? вотъ и тебя живо уйму! слышишь ты?..
   -- Дѣло въ томъ, что за твою память нельзя поручиться. Какъ ты думаешь, гдѣ ты возьмешь молока для всѣхъ этихъ дѣтей, когда у насъ отнимутъ поля?
   -- Увѣряю тебя, Самюэль, что мнѣ это очень прискорбно.
   -- Прискорбно; хорошо, а кому-то скоро вѣдь еще будетъ прискорбнѣе... Слушай, Миріамъ; я запрещаю тебѣ ходить въ Орлійскую Ферму подъ какимъ бы ни было предлогомъ. Понимаешь?
   И отдавъ такое строгое приказаніе своей женѣ и рабынѣ, глава и властелинъ дома отправился въ свою контору.
   Кажется, было бы лучше, еслибъ Миріамъ Усбечъ послѣдовала совѣту своей покровительницы и вышла бы замужъ за глупенькаго клерка.
   

II.
Леди Мэзонъ и ея сынъ.

   Утѣшаю себя мыслью, что всѣми постоянными читателями романовъ замѣчено уже, что, по всей вѣроятности, большая часть интересовъ этого романа сосредочивается за личности леди Мэзонъ. Такія благовоспитанныя особы, вѣроятно, предвидятъ, что не ей одной предназначено быть героинею. Такъ называемая героиня должна быть, по извѣстнымъ законамъ, молода и любвеобильна. О такой героинѣ будетъ еще рѣчь впереди; но въ настоящую минуту позвольте объяснять, что характеръ и личность леди Мэзонъ для насъ точно такъ же важны, какъ и свойства какой-бы то ни было очаровательной особы, какъ бы она ни была граціозна и прекрасна.
   Передавая подробности исторіи леди Мэзонъ, я не знаю надо-ли восходить дальше дѣдушки и бабушки, которые были вполнѣ достойные люди -- по мелочной желѣзной торговлѣ; я говорю о ея предкахъ съ отцовской стороны. Ея же собственные родители поднялись было въ гору: они возвысились отъ мелочной продажи до торговли оптомъ и втеченіе многихъ лѣтъ считались достойными представителами коммерческой энергіи и благоденствія Великобританіи. Но они обанкрутились; -- что касается до банкрутства, то оно частенько-таки посѣщаетъ нашихъ даже лучшихъ представителей коммерціи, и мистеръ Джонсонь былъ опубликованъ въ газетахъ.
   Долго было бы разсказывать, какъ старый сэръ Джозесь Мэзонъ былъ замѣшанъ въ эти дѣла, какъ онъ дѣйствовалъ въ качествѣ главнаго кредитора, и какъ окончательно принялъ, на себя заботу о дѣлахъ Джонсона, женившись на его дочери, юной Мери, сдѣлавъ ее хозяйкой Орлійской Фермы. Изъ фамиліи Джонсоновъ оставалось въ живыхъ еще трое: отецъ, мать и братъ. Отецъ не пережилъ позора своего банкротства, а мать въ скоромъ времени переселилась съ сыномъ въ одинъ изъ мануфактурныхъ городовъ Ланкашира, гдѣ Джонъ Джонсонъ, получивъ нѣкоторую поддержку отъ сэра Джозефа, немножко оперился и поднялъ голову повыше.
   Не думаю, чтобы сэръ Джозефъ когда-нибудь раскаялся въ своемъ отважномъ поступкѣ, женившись на молоденькой дѣвушкѣ. Много уже лѣтъ его домъ былъ печаленъ и одинокъ; его дѣти разъѣхалась и не часто посѣщали отца въ его скучномъ жилищѣ на фермѣ. Дѣти его стали людьми поважнѣе отца, увлекались честолюбивыми надеждами, и при всякомъ удобномъ случаѣ дѣлали видъ, какъ будто смываютъ съ себя грязь деревенской жизни. Въ особенности это было замѣтно на сынѣ сэра Джозефа, Джозефѣ младшемъ, котораго отецъ надѣлилъ помѣстьемъ, деньгами и сверхъ того доставалъ всѣ средства вступить въ свѣтъ достойнымъ джентльменомъ съ гербомъ на каретѣ.
   Въ настоящую минуту намъ не совсѣмъ было бы удобно забѣгать въ Гроби-Паркъ, а потому я ничего болѣе не скажу о Джозефѣ младшемъ; мнѣ хочется только объяснить, что Джозефъ старшій совсѣмъ не сердился за него за пренебреженіе къ себѣ. Это былъ важный, спокойный, разумный человѣкъ, хотя не лишенный нѣкоторой доли сумасбродства (какой же умный человѣкъ лишенъ этой доли). Онъ помѣшался на честолюбивой мысли: вывести въ люди своихъ дѣтей,-- чтобъ это былъ результатъ всѣхъ его удачныхъ трудовъ въ жизни, и выводя съ такими намѣреніями сына своего въ свѣтъ, онъ былъ очень доволенъ, что сынъ его съ такою стойкостію приводилъ ихъ въ исполненіе. Джозефъ Мэзонъ Эсквайръ изъ Гроби-Парка, въ Йоркширѣ, быль избранъ судьею графства и пробилъ себѣ дорогу къ приличному положенію въ окружающемъ его обществѣ. Съ такими надеждами и съ подобнаго рода честолюбіемъ, очень понятно, что ему не оставалось много времени, чтобы тратить его попустому въ Орлійской Фермѣ.
   Всѣ три дочери были поставлены болѣе или менѣе въ такое же положеніе: всѣ онѣ вышли замужъ за джентльменовъ и обязаны были часто выѣзжать къ свѣтъ. Неуклонное стремленіе къ цѣли, характеризовавшее ихъ отца, было извѣстно не только всѣмъ дочерямъ, но и мужьямъ ихъ. Всѣ онѣ получили свою часть съ прибавленіемъ нѣкотораго капитала на непредвидѣнныя издержки послѣ смерти отца. Зачѣмъ же, въ самомъ дѣлѣ, безпокоить старика въ Орлійской Фермѣ?
   При такихъ обстоятельствахъ старый джентльменъ женился на молодой женщинѣ -- къ великому неудовольствію своихъ четырехъ дочерей. Разумѣется, онѣ объявили другъ другу письменно, что ихъ старый отецъ окончательно опозорилъ себя. Рѣшительно не было возможности посѣщать дѣтямъ Орлінскую Ферму, пока такая хозяйка управляетъ домомъ -- и дочери перестали посѣщать отца. Сынъ же его Джозефъ, который по денежнымъ дѣламъ не могъ еще развязаться съ отцомъ и только по смерти его могъ сдѣлаться его наслѣдникомъ, съѣздилъ къ нему еще разъ и добился отъ него обѣщанія-такъ, по крайней мѣрѣ, впослѣдствіи онъ увѣрялъ даже подъ присягой,-- что свадьба эта ни мало не нарушитъ законнаго порядка наслѣдія помѣстьемъ Орлійской Фермы. Но въ это время еще не родился на свѣтъ младшій сынъ; да и вѣроятно никто и не ожидалъ, что будетъ еще младшій сынъ.
   Когда старый сэръ Джозефъ привезъ молодую жену, его старый домъ какъ будто повеселѣлъ. Она была тиха, чувствительна, благоразумна и окружала его самымъ неутомимымъ вниманіемъ. Она не требовала отъ него особенныхъ развлеченій, но довольствовалась его домомъ въ какомъ видѣ нашла его и устроилась для себя какъ могла лучше, отчего и старику сдѣлалось такъ хорошо, какъ никогда прежде не бывало. Его родные дѣти всегда смотрѣли на него свысока, считая его не иначе какъ сундукомъ, изъ котораго можно было добывать деньги, и хотя онъ никогда не мстилъ за это презрѣніе, однако принималъ это нѣсколько къ сердцу. Никакое подобное чувство не проявлялось въ его женѣ. Съ благодарностью и ласкою принимала она отъ него благодѣянія и въ замѣнъ отдавала ему свою заботливость и время -- повидимому, собственно для себя, она никогда не просила у него ничего, ни денегъ, ни имущества.
   Когда же родился на свѣтъ маленькій Люцій Мэзонъ -- то-то была радость въ Орлійской Фермѣ! Старый отецъ почувствовалъ, что для него началась новая жизнь, жизнь отрадная, и болѣе нежели когда-нибудь онъ былъ доволенъ своимъ благоразуміемъ въ отношенія своего выбора. Но болѣе чѣмъ когда-нибудь недовольны было этимъ благородные потомки его первой юности и въ письмахъ другъ къ другу осыпали бѣднаго старика жестокими и самыми грубыми укорами. Какъ послѣ этого не ожидать отъ него всего ужаснаго, когда онъ дошелъ уже до такого безумія? Три замужнія дочери хлопотали не изъ собственныхъ интересовъ, но рѣшились умолять брата, чтобъ онъ позаботился о своихъ интересахъ въ Орлійской Фермѣ. Вѣдь это будетъ ужасно, если законный наслѣдникъ Гроби-парка допуститъ безъ борьбы унизить себя въ своемъ достоинствѣ и уменьшить свою собственность. Ужасно, если вдругъ окажется, что имѣніе Орлійская Ферма записано не на его имя.
   Пока они раздумывали, какъ бы получше обдѣлать свои дѣла, вдругъ пришла вѣсть о внезапной смерти сэра Джозефа. Сэръ Джозефъ умеръ и, по прочтеніи его духовнаго завѣщанія оказалась тамъ припись, по которой этотъ мальчишка быль сдѣланъ наслѣдникомъ помѣстья Орлійской Фермы. Я сказалъ уже, что леди Мэзонъ, впродолженіе замужества своего, никогда ничего не просила у мужа для себя собственно, но по законному слѣдствію, произведенному послѣ смерти Джозефа, оказалось, будто она очень много просила его за своего сына, и будто она была даже настойчива въ своихъ просьбахъ, убѣждая его отказать помѣстье Орлійскую Ферму ея сыну, Люцію. Она сама показывала на допросѣ, что никогда не предлагала этой просьбы иначе какъ въ присутствіи третьей особы. Очень часто просила она мужа о томъ въ присутствіи мистера Усбеча, атторнея; но что касается до мистера Усбеча, то его не было уже въ живыхъ, чтобы подтвердить ея слова своимъ свидѣтельствомъ; но одинъ разъ такъ же она очень настойчиво убѣждала мужа въ присутствіи мистера Феринналя, адвоката,-- и что касается до мистера Фёрниваля, то онъ былъ живъ и точно подтверждалъ ея слова своимъ свидѣтельствомъ.
   Относительно этого процесса болѣе ничего нельзя сказать. Онъ кончился въ пользу молодаго Люція Мэзона, и слѣдовательно также въ пользу вдовы; сверхъ того, въ пользу Миріамы Усбечъ, и такимъ образомъ, окончательно, въ пользу мистера Самюэля Дократа, который въ настоящее время выказываетъ себя такимь неблагодарнымъ. Однако Джозефъ Мэзонъ удалился съ поля битвы ни въ чемъ не убѣжденный. Это отецъ, говорилъ онъ, быль безумнымъ стариковъ, осломъ, дуракомъ, пошлякомъ, съумасшедінимъ, невѣждою; все это могло быть такъ, но онъ былъ не такоой человѣкъ, чтобы нарушать свое слово. Эта приписка была подписана или его рукою или не его. Если его рукою, то этого могли добиться только обманомъ Что могло быть легче, какъ обойти стараго влюбленнаго безумца? Многіе были одного мнѣнія съ Джозефомъ Мэзономъ, думавшимъ, что эта подлость была сдѣлана мистеромъ Усбечемъ атторнеемь, для пользы дочери: но Джозефь Мэзонь былъ увѣрень, или говорилъ по крайней мѣрѣ, что онъ въ томъ увѣренъ, и къ этой увѣренности присоединялись еще его сестры,-- что сама леди Мэзонъ плутовка препорядочная. Онъ намѣревался перевести дѣло въ апелляціонный судъ, и даже въ верхній парламентъ, но въ этомъ ему отсовѣтовали, говоря, что въ такомъ случаѣ ему придется болѣе истратить денегъ, чѣмъ сколько стоитъ вся Орлійская Ферма, да и то почти несомнѣнно, что трата будетъ понапрасну. Подъ тяжестью такого совѣта онъ проклялъ законы своего отечества и удалился въ Гроби-Паркъ.
   Леди Мэзонъ заслужила общее уваженіе всѣхъ окружающихъ тѣмъ, какъ она держала себя въ тяжолые дни процесса и потомъ во время своего успѣха,-- въ особенности же тѣмъ, какъ она держала себя при допросѣ, давая свои показанія. И такимъ образомъ, хотя она не пользовалась большимъ вниманіемъ своихъ сосѣдей во время короткаго періода своего замужества, за то во время ея вдовства ее посѣщали многіе наиболѣе важные сосѣди въ окрестностяхъ Гэмворта. Во всемъ этомъ она не выказывала ни малѣйшаго чувства торжества; никогда не бранила родныхъ своего покойнаго мужа и не жаловалась на жестокія обиды, которыя отъ нихъ претерпѣла. И дѣйствительно, она никогда не любила говорить о себѣ, о своихъ личныхъ дѣлахъ и хотя, какъ я уже сказалъ, многіе сосѣди посѣщали ее, она, однако, не выказывала большого расположенія къ выѣздамъ. Она вѣжливо принимала ихъ вниманіе и платила имъ тѣмъ же, но большею частію выказывала желаніе, чтобы на томъ и покончить.
   Мало по малу сосѣди поняли ея желаніе: они разговаривали съ нею, встрѣчаясь иногда случайно, и даже бывали у нея съ церемонными визитами утромъ, но не приглашали ее на чай и не изъявляя желанія видѣть ее на пикникахъ или на митингахъ.
   Между тѣмъ, если кто поддержалъ ее въ тяжолое время процесса, это сэръ Перегринъ Ормъ изъ Клива -- таково было имя, съ незапамятныхъ временъ принадлежавшее старому замку и парку. Въ это время сэру Перегрину было за семьдесятъ лѣтъ, семейство его состояло изъ вдовы его сына и единственнаго сына этой вдовы, который былъ, конечно, наслѣдникомъ его помѣстья и титула. Сэръ Перегринъ былъ превосходный старикъ, какъ впослѣдствіи это будетъ доказано; но его участіе къ леди Мэзонъ въ первую минуту было внушено, быть можетъ, его глубокимъ отвращеніемъ къ ея пасынку Джозефу Мэзону изъ Гроби.
   Мистеръ Джозесъ Мэзонъ изъ Гроби былъ почти такъ же богатъ какъ сэръ Перегринъ и владѣлъ помѣстьемъ почти такимъ же обширнымъ какъ Кливское; но сэръ Перегринъ не признавалъ чтобъ Мэзонъ былъ джентльменомъ, или что онъ могъ достигнуть этой чести какими бы то ни было превращеніями. Вѣроятно, онъ никогда не высказывалъ этого мнѣнія никому изъ семейства Мэзоновъ, но его мнѣніе объ этомъ предметѣ выработалось въ Йоркширѣ и съ тѣхъ поръ не было и помину о дружескомъ расположеніи между двумя судьями графства. Между сэромъ Перегриномъ и сэромъ Джозефомъ не было тѣснаго знакомства; дамы обоихъ семействъ никогда не встрѣчалась до смерти сэра Джозефа. Когда затянулся процессъ, мистриссъ Ормъ, по внушенію своего свекра, сдѣлала первый шагъ къ знакомству съ леди Мэзонъ и мало по малу вдовушки сблизились. Потомъ онъ и самъ незамѣтно привязался къ леди Мэзонъ и постепенно привыкалъ извинять въ ней недостатокъ благородной крови и древняго происхожденія, необходимыхъ по его мнѣнію для джентльтмена и отъ которыхъ, онъ думалъ, исключительно происходятъ лучшія изъ тѣхъ совершенствъ, которыми возвышается характеръ женщины.
   Послѣ этого можно утвердительно сказать, что вдова леди Мэзонъ была преисполнена счастливыхъ успѣховъ. Что ея поведеніе было благоразумно и безукоризненно, въ этомъ никто и не сомнѣвался. Конечно, сосѣди поговаривали, что она не пила чай у мистриссъ Аркрайтъ изъ Моунт-Плезантъ потому только, что она удостоивалась быть принятою въ гостиной сэра Перегрина. Но подобные маленькіе скандалы вещь самая обыкновенная. Человѣкъ, кто бы онъ ни былъ и по какимъ бы возможнымъ или невозможнымъ правиламъ онъ ни жилъ, всегда людей, которые будутъ недовольны его жизнью. Тѣмъ, которые хоть что-нибудь знали о частной жизни леди Мэзонъ, было извѣстно что она не слишкомъ бросалась на приглашеніе сэра Перегрина. Она не такъ часто бывала въ Кливѣ, какъ обстоятельства это могли бы оправдать, и никогда такъ часто, какъ желала бы того мистриссъ Ормъ.
   По наружности леди Мэзонъ была высокаго роста и прекрасна. Когда сэръ Джозефъ привезъ ее въ свой замокъ, она была удивительно хороша: -- высока, стройна, миловидна и тиха,-- она не обладала тою прелестью, которая обыкновенно привлекаетъ мужчинъ, потому что красота, которою она могла бы похвастаться, зависѣла скорѣй отъ формъ, чѣмъ отъ блеска глазъ или нѣжности щекъ и губъ. На ея лицѣ, даже и въ томъ возрастѣ, рѣдко выражалось душевное движеніе и никогда не обличалось првэнановъ досады или радости. Высокій лобъ,-- правда, немножко узкій, тѣмъ не менѣе явно обличалъ высокія умственныя способности, и это не было обманчиво, потому что тѣ, кому удавалось коротко узнать леди Мэзонъ, всегда были согласны въ мнѣніи, что она одарена необыкновенными способностями. Глаза у нея были очень большіе и прекрасной формы, но немножко холодны. Носъ правильный и длинный. И ротъ у нее былъ очень правиленъ, и зубы совершенной красоты; но губы прямы и тонки. Иногда казалось сомнительнымъ всѣ-ли у нея зубы, но вѣрно то, что она никогда не старалась выказывать ихъ. Большой недостатокъ ея лица составлялъ подбородокъ, который былъ слишкомъ малъ и остеръ, придавая что-то простонародное ея физіономіи. Теперь ей минуло уже сорокъ семь лѣтъ, сынъ ея достигъ совершеннолѣтія, а она въ настоящую пору имѣла еще больше женственной красоты, чѣмъ въ ту, когда стояла предъ налоемъ съ сэромъ Джозефомъ Мэзономъ. Величавость и спокойствіе ея обращенія вполнѣ было приличны ея годамъ и положенію. Годы придали округлость и полноту ея высокому стану, а обыкновенное грустное выраженіе ея физіономіи вполнѣ гармонировало съ ея обстановкою и характеромъ. Но теперь ея грусть не была искреннею,-- такъ по крайней мѣрѣ говорили ея знакомые. Задумчивость была скорѣе въ ея лицѣ нежели въ ея характерѣ, который былъ полонъ энергіи,-- если только энергія можетъ быть такъ же покойна, какъ постоянна и сознательна.
   Разумѣется, ее не разъ обвиняли въ корыстныхъ видахъ на вторичное замужство. Какую же прекрасную вдоѣу не обвиняютъ въ этомъ? Въ одно время гэмвортское общество было даже увѣрено, что она имѣетъ намѣреніе выйти замужъ за сэра Перегрина Орма. Но замужъ она не вышла, и кажется я могу навѣрное сказать за нее, что ей никогда и въ голову не приходила мысль выходить въ другой разъ замужъ. И въ самомъ дѣлѣ, невозможно себѣ представить, чтобы подобная женщина могла сдѣлать малѣйшее усиліе для подобной цѣли. Даже вообразить себѣ трудно, чтобы женщина съ такой наружностью и съ такими манерами была способна кокетничать: да и верстъ на пятнадцать кругомъ Гэмворта не нашлось бы мужчины, у котораго достало бы смѣлости ухаживать за нею. Большая часть женщинъ любитъ, чтобы за ними ухаживали, да и сама природа, кажется, для того и создала ихъ; но бываютъ женщины, отъ которыхъ подобныя дурачества такъ же далеки, какъ кегли и пиво отъ достоинства лорда-канцлера. Вотъ именно такого рода женщина и была леди Мэзонъ.
   Въ то время,-- мы говоримъ о томъ времени, около котораго начинается нашъ разсказъ,-- Люцію Мэзону минуло двадцать два года и онъ жилъ на фермѣ. Послѣдніе три или четыре года онъ провелъ въ Германіи, куда ѣздила къ нему каждый годъ мать его для свиданія съ нимъ. Теперь онъ возвратился въ домъ отца своего и намѣревался самъ распоряжаться своею судьбою. При началѣ его воспитанія, леди Мэзонъ совѣтовалась объ этомъ предметѣ съ сэромъ Перегриномъ, и сэръ Перегринъ, сообразуясь съ состояніемъ мальчика и средствами леди Мэзонъ, очень рекомендовалъ ей школу въ Гарроу. Но мать не рѣшалась, очень кротко оспоривая это предложеніе и наконецъ успѣла убѣдить баронета, что такое рѣшеніе было бы очень неблагоразумно. Мальчика помѣстили въ первоклассный пансіонъ, и сэръ Перегринъ былъ увѣренъ, что это сдѣлано по собственному его совѣту.
   -- Сообразуясь съ особенностью положенія его матери, говорилъ сэръ Перегринъ своей невѣсткѣ,-- положенія чрезвычайно страннаго,-- оно и гораздо лучше, по моему мнѣнію, что онъ ничего не вынесетъ изъ своей прежней жизни, и что онъ не такъ рано начнетъ жить; а нигдѣ онъ не можетъ получить лучшаго воспитанія какъ въ знаменитомъ заведеніи мистера Крэбфильда; вотъ почему послѣ долгихъ соображеній, я рѣшилъ не колеблясь посовѣтовать ей помѣстить туда своего сына.
   И Люцій Мэзонъ былъ отправленъ къ мистеру Крэбфильду; только я не думаю, чтобы эта мысль произошла отъ сэра Перегрина.
   -- А можетъ быть еще и то хорошо, прибавлялъ баронетъ, что онъ не будетъ въ школѣ вмѣстѣ съ Перри, хотя, впрочемъ, я ничего не имѣю противъ ихъ сближенія въ праздничные дня. Вакаціи Крэбфильдова пансіона всегда совпадаютъ во времени съ отпусками Гарроуской школы.
   Перри -- это внукъ сэра Перегрина -- молодой Перегринъ, которому впослѣдствіи предстояло быть владѣльцемъ Клива. Когда Люцій Мэзонъ былъ скромно помѣщенъ въ пансіонѣ въ Грет-Марло, молодой Перегринъ, съ своими гордыми надеждами, началъ свою каррьеру въ публичной школѣ.
   Добросовѣстно исполнилъ свои обязанности мистеръ Крэбфильдъ въ отношеніи Люція Мэзона и возвратилъ его матери семнадцатилѣтнимъ прекраснымъ и благовоспитаннымъ юношею, высокаго роста, красивой наружности съ шелковистыми русыми бакенбардами, облегавшими его щоки, основательно изучившимъ греческій, латинскій языки и Эвкляда, изучившимъ также французскій и итальянскій языки и обладавшимъ гораздо большимъ запасомъ познаній, чѣмъ сколько бы могъ пріобрѣсть въ Гарроу. Но вмѣстѣ съ тѣмъ или скорѣе вслѣдствіе того, онъ былъ фантазеромъ, чего не могло бы случаться при воспитаніи въ общественной школѣ. Когда матери сравнивали ихъ мысленно между собою во время праздниковъ, не выражая откровенными словами своего мнѣнія, то каждая изъ нихъ находила Люція Мэзона гораздо выше какъ по манерамъ, такъ и по знаніямъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ каждая сознавалась, что въ Перегринѣ Ормѣ было гораздо болѣе простодушнаго дѣтства.
   Перегринъ Ормъ былъ годомъ моложе и поэтому его недостатки, при сравненіи, никому не причиняли особеннаго горя въ Кливѣ; но его дѣдушка, вѣроятно, былъ бы больше удовлетворенъ -- да и его мать, быть можетъ, также -- еслибъ наслѣдникъ ихъ въ своемъ нѣжномъ дѣтствѣ, не очень предавался травлѣ крысъ и болѣе бы почитывалъ миссъ Эджевортъ или Шекспира, котораго въ особенности рекомендовали ему и леди и джентльменъ. Но мальчики -- большіе охотники до крысиной ловли и очень часто не любители чтенія; поэтому въ Кливѣ и объ этомъ не было большаго горя въ дни отрочества наслѣдника.
   А все же вопросъ о будущей карьерѣ Люція Мэзона получалъ теперь огромную важность и при этомъ необходимо было посовѣтоваться не только съ сэромъ Перегриномъ, но и съ самимъ молодымъ человѣкомъ. Мать старалась внушить ему мысль сдѣлаться юристомъ: знаменитый мистеръ Фёрниваль, прежде бывшій судьею здѣшняго округи, а теперь перенесшій кругъ своей дѣятельности въ Лондонъ, былъ ей самымъ истиннымъ другомъ и, конечно, онъ сдѣлаетъ все что только можетъ полезнаго для нея и для ея сына. Да и кто могъ бы въ этомъ случаѣ быть полезнѣе знаменитаго мистера Фёрниваля? Но Люцій Мэзонъ и слышать не хотѣлъ объ юридической карьерѣ. Это рѣшеніе имъ было открыто произнесено еще въ Германіи, когда мать пріѣзжала для свиданія съ нимъ и привезла ему предлинное письмо отъ самого великаго мистера Фёрниваля. Не смотря на то, молодой Мэзонъ не захотѣлъ быть юристомъ.
   -- Мнѣ все кажется, что всѣ законники -- лжецы.
   При этомъ мать укоряла его въ высомѣрномъ невѣжествѣ и недостаткѣ любви къ ближнему; но только этимъ не достигла цѣля.
   Впрочемъ, у ея лука была еще другая тетива. Если онъ не хочетъ быть юристомъ, то почему бы ему не сдѣлаться гражданскимъ инженеромъ? Случайныя обстоятельства очень сблизили сэра Перегрина Орма съ извѣстнымъ мистеромъ Броуномъ. Мистеръ Броунъ очень много былъ обязанъ сэру Перегрину, и сэръ Перегринъ обѣщался леди употребить на него все свое вліяніе. Но Люцій Мэзонъ на то возражалъ, что гражданскіе инженеры тѣ же торговцы, только высшаго класса, торгаши умомъ; онъ же, хоть очень желаетъ воспользоваться и употребить въ дѣло своя умственныя способности, но совсѣмъ не желаетъ торговать ими. Тутъ мать опять укорила его,-- чего онъ вполнѣ заслуживалъ,-- и спросила у него: какую-же наконецъ профессію онъ придумалъ для себя?
   -- Филологію, отвѣчалъ онъ -- быть можетъ еще и литературу. Да, я посвящу себя филологія и изслѣдованію человѣческихъ расъ. Ничего важнаго не сдѣлано еще для этихъ наукъ при всемъ изученіи ихъ.
   Вотъ съ такими-то намѣреніями онъ возвратился домой, между тѣмъ какъ Перегринъ Ормъ въ Оксфордѣ все еще охотно занимался травлею крысъ.
   Но къ филологіи и изслѣдованію человѣческихъ расъ онъ согласился пріобщить и занятія агрономіею. Когда мать увидѣла, что онъ желаетъ самъ стать во главѣ управленія своимъ имѣніемъ, она и не думала противорѣчить ему. Онъ съ горячностью ухватился за эту мысль и даже, еслибъ не увѣщанія матери о неполитичности такого шага, такъ онъ охотно попросилъ бы мистера Гринвуда, арендатора Старой фермы, поискать себѣ другой фермы, а самъ распространялъ бы свою дѣятельность и энергію на управленіе всѣми своими владѣніями. Но онъ удовольствовался требованіемъ, чтобы мистеръ Дократъ очистилъ свою маленькую аренду, и такъ какъ онъ выразилъ свое требованіе довольно настоятельно, то мать уступила ему безъ боя. Она, впрочемъ, охотно оставила бы мистеру Дократу владѣніе этими двумя полями и сказала по этому поводу нѣсколько словъ на счотъ необходимости молока для его шестнадцати дѣтей. Но Люцій Мэзонъ былъ деспотомъ въ своихъ мнѣніяхъ и намекнулъ, что онъ имѣетъ право располагать своею собственностью, какъ ему угодно. Развѣ не было сказано мистеру Дократу, что эти поля сдавались ему изъ милости только до совершеннолѣтія наслѣдника? Да, это было сказано мистеру Дократу, но подобныя рѣчи легко забываются людьми, когда на рукахъ у нихъ шестнадцать человѣкъ дѣтей.
   И такъ, мистеръ Мэзонъ сдѣлался агрономомъ, съ спеціально учеными намѣреніями -- въ отношеніи химіи и филологіи. Онъ былъ убѣжденъ, что при нѣкоторой примѣси амміака къ глинѣ онъ произведетъ въ хлѣбныхъ растеніяхъ результаты, неслыханные донынѣ въ земледѣльческомъ быту, и что, при изслѣдованіи корней словъ, онъ въ состояніи будетъ прослѣдить разсѣяніе по всей землѣ рода человѣческаго, начиная съ изгнанія Адама изъ рая. Въ отношеніи послѣдняго вопроса, мать не имѣла никакого желанія противорѣчитъ ему. Видя, что онъ не хочетъ преклониться ни предъ мистеромъ Фёрнивалемъ, ни предъ мистеромъ Броуномъ, она ничего не говорила противъ корнесловія. Она могла выслушивать его рѣчи о монголидахъ Океаніи и япетидахъ индо-германскаго происхожденія и даже, можетъ быть, внутренно сознавала, что эти предметы, хотя нѣсколько туманные, а все же лучше травли крысъ. Но когда сынъ добрался еще и до другихъ предметовъ и сталъ объяснять ей, что достаточно изобильное продовольствіе рода человѣческаго еще ожидается только отъ розысканій химиковъ, тогда она ужь не на шутку перепугалась. Химическая агрономія обходится очень дорого и хотя результаты могутъ впослѣдствіи вознаградить трудъ и деньги, затраченныя на изслѣдованія, но такъ какъ мы еще до сихъ поръ находимся только въ ожиданіяхъ по случаю медлительности химиковъ, то пока очень рискованно производить серьезные опыты приложенія химіи къ земледѣлію.
   -- Мама,-- сказалъ онъ послѣ трехмѣсячнаго пребыванія въ своемъ домѣ, когда указъ объ изгнаніи мистера Дократа былъ уже приведенъ въ исполненіе,-- я ѣду завтра въ Ливерпуль.
   -- Въ Ливерпуль, Люцій?
   -- Да. Гуано {Гуано -- особаго рода удобреніе полей.}, которое я выписалъ отъ Уокера, оказалось съ подмѣсью. Я анализировалъ его и нашолъ, что оно не содержитъ болѣе тридцати двухъ или пятидесяти процентовъ того, чему слѣдуетъ содержаться въ количествѣ семидесяти процентовъ.
   -- Ужели?
   -- Да; а невозможно добиться желаемыхъ результатовъ, если опыты будутъ производиться съ такими поддѣльными матеріалами. Вотъ сами посмотрите на этотъ лужокъ внизу на скатѣ гринвудскаго холма?
   -- Лужокъ въ пятнадцать-то акровъ? Помилуй, Люцій, да вѣдь этотъ лугъ давалъ всегда самый лучшій сѣнокосъ во всемъ округѣ.
   -- Все это можетъ быть сущая правда, мама; но вѣдь вы никогда не пробовали -- да и никто изъ здѣшнихъ не попытался произвести опыты, какая наибольшая степень производительности нашей земли? А я вотъ произведу эти опыты и соединю для того всѣ три поля въ одно. Я попрошу Гринвуда уступить мнѣ этотъ лужокъ на скатѣ, конечно, предложивъ ему за то вознагражденіе....
   -- Тогда и Дократъ потребуетъ вознагражденія.
   -- Дократъ -- дерзкій мошенникъ, и и непремѣнно скажу ему это въ лицо, при случаѣ. Но, какъ я уже сказалъ, я соединю эти семьдесятъ акровъ въ одно поле и тогда испробую на нихъ дѣйствіе гуано. Но для этого мнѣ необходимо настоящее гуано, вотъ я и отправляюсь за тѣмъ въ Ливерпуль.
   -- А мнѣ кажется, Люцій, лучше бы подождать. Вѣдь теперь почти уже поздно дѣлать перемѣны такого рода.
   -- Подождать! Хорошо, а что же выйдетъ изъ этихъ поджиданій? Мы отнюдь не думаемъ ждать, а каждые тридцать три года наше народонаселеніе удвоивается; чуть же дѣло коснется до прокормленія наростающаго рода человѣческаго, такъ мы сейчасъ принимаемся за ожиданія? Вотъ эти-то ожиданія и довели умственное развитіе половины человѣческаго рода до его настоящаго страшно низкаго состоянія,-- или скорѣе отвратили его развитіе въ той же пропорціи, какъ увеличилось народонаселеніе. Для меня, мама, не существуетъ ожиданія, если я могу сейчасъ же приступить къ дѣлу.
   -- Но, Люцій, не слѣдуетъ-ли приниматься за такіе новые опыты только людямъ съ большимъ капиталомъ? сказала мать.
   -- Капиталъ -- это пугало, отвѣчалъ сынъ, говоря объ этомъ предметѣ какъ будто профессоръ съ кафедры, на что, конечно, давало ему право продолжительное пребываніе его въ германскихъ университетахъ,-- капиталъ -- это пугало. Капиталъ же, который въ самомъ дѣлѣ тутъ нуженъ, это мысль, умъ, соображеніе и знаніе.
   -- Но, Люцій...
   -- Ну, да я знаю, мама, что вы хотите еще сказать. Я и не думаю хвастаться, что всѣмъ этимъ обладаю, но говорю только, что желаю попробовать все это пріобрѣсти
   -- Я и не сомнѣваюсь въ твоемъ желаніи; но не лучше-ли прежде пріобрѣсти, а потомъ дѣлать опыты?
   -- Это значитъ опять ждать. Ужъ на столько, конечно, у всякаго достанетъ знанія, чтобъ понять, что хорошее удобреніе дастъ хорошій сѣнокосъ, если солнцу предоставлена полная свобода. дѣйствовать на землю и если ничего, кромѣ травъ, тутъ не растетъ. Вотъ это- то мнѣ и хочется попробовать, и тутъ но можетъ быть большой опасности.
   И такимъ образомъ, онъ уѣхалъ въ Ливерпуль.
   Въ его отсутствіе леди Мэзонъ начала раскаяваться, что не предоставила ему невозмутимаго и безубыточнаго обладанія Монголидами и Янетидами. Его годовой доходъ съ помѣстья, со включеніемъ аренды, которую она платила бы ему за маленькую ферму, доставляли бы ему возможность жить со всевозможнымъ комфортомъ, и если уже такова была его склонность, то онъ могъ бы сдѣлаться студентомъ философіи и жить приличнымъ образомъ, не увеличивая своего состоянія ни одною каплею пота на лицѣ. Но теперь этотъ вопросъ принималъ серьезный оборотъ, потому что когда помѣщикъ рѣшился не ждать болѣе химиковъ -- каковы бы ни были полученные ими результаты,-- тогда нельзя было ожидать немедленно выгоднаго вознагражденія съ земли, сколько бы на нее ни было убито денегъ. О какомъ нибудь доходъ съ маленькой фермы, тутъ не могло быть и рѣчи, и хорошо еще, еслибъ акуратно выплачиваемая аренда старика Гринвуда не была бы также поглощена анализомъ неподмѣшаннаго гуано! Кто могъ поручиться, что, трудясь для науки, Люцій не вздумаетъ нанять корабль и отправиться къ перуанскимъ берегамъ?
   

III.
Кливъ.

   Я сказалъ уже, что сэръ Перегринъ Ормъ былъ не богатъ, т. е. богатство его было не велико сравнительно съ его великимъ значеніемъ въ графствѣ. Люди, подобные ему, обыкновенно имѣютъ по десяти, двѣнадцати и по двадцати тысячъ ежегоднаго дохода; но сэръ Перегринъ получалъ съ своего помѣстья не болѣе трехъ или четырехъ тысячъ. Онъ былъ владѣльцемъ Гэмвортскаго замка и имѣлъ владѣльческія права надъ цѣлымъ округомъ, или скорѣе тѣнь и воспоминаніе правъ относительно обширности цѣлаго округа; его же настоящая собственность, которая доставляла ему существенныя выгоды отъ права собственности, была далеко не такъ обширна, какъ у другихъ сосѣднихъ землевладѣльцевъ. За то въ цѣломъ графствѣ не было другого мѣстоположенія, такъ богатаго красотами природы, каковъ былъ Кливъ, или которое имѣло бы столько вѣковыхъ прелестей, какими обладалъ Кливъ!
   Самый замокъ Кливъ былъ выстроенъ въ два періода; послѣднія комнаты были пристроены по воспоминаніямъ елизаветинской архитектуры во времена Карла II. Тутъ ничего не было такого, что поражало бы особеннымъ величіемъ или пышностью, и даже самыя комнаты были не высоки и не удобны; за то каждая вещь была тутъ старинная, почетная и живописная. Столовая и библіотека были обшиты черными панелями; правда, гостиная отдѣлана уже обоями; но высокій, изящной работы деревянный каминъ, донынѣ сохранившійся, и скамьи, опоясывающія комнаты, доказываютъ, что и тутъ были нѣкогда панели, что онѣ закрыты только нынѣшними обоями.
   Но болѣе всего Кливъ замѣчателенъ красотою и дикостью своего мѣстоположенія. Земля его перерѣзана тамъ и сямъ узкими и дикими рытвинами и лѣсистыми расщелинами. Почва парка, впрочемъ, не богата: она не могла представить большого поля для химическихъ изслѣдованій и не могла бы доставить мистеру Мэзону средствъ для прокормленія будущихъ народонаселеній. Въ иныхъ мѣстахъ земля была покрыта не травою, а верескомъ и была такъ же дика и неплодородна, какъ и кливскій выгонъ, который тянулся далеко-далеко за рѣшеткою парка; но эта мѣстность, повидимому, была очень хороша для жительства краснаго звѣря и для поддержанія полуувядшихъ столѣтнихъ дубовъ. Молодой лѣсъ отлично росъ на томъ мѣстѣ и нельзя умолчать, что въ этомъ отношеніи сэръ Перегринъ былъ очень заботливымъ хозяиномъ. Чрезъ паркъ протекала рѣка Кливъ, отъ которой, говорятъ, мѣстечко и приходъ заимствовали свое названіе; рѣчка эта, скорѣе ручей, очень узка и не глубока; но на протяженіи трехъ верстъ течетъ въ такомъ узкомъ проходѣ, что это придаетъ ей видъ трещины или разсѣлины въ утесахъ. Вода протекаетъ по каменьямъ на всемъ протяженіи и, кажется, безъ всякой опасности можно бы всякому перейти черезъ нее въ бродъ и ногъ не замочивъ, но въ дѣйствительности едва-ли найдется тутъ мѣсто, гдѣ можно перескочить съ утеса на утесъ безъ особенно смѣлаго прыжка. Какъ ни узко кажется отверстіе, чрезъ которое вода прорѣзала себѣ дорогу, однако дорога была сдѣлана то съ одной, то съ другой стороны рѣчки, пересѣкая ее тамъ и сямъ по узкимъ висячимъ деревяннымъ мостамъ. Воздухъ здѣсь былъ всегда влажный отъ брызгъ и утесы по обѣимъ сторонамъ всегда покрыты длиннымъ мхомъ, точно будто сучья свислись отъ старыхъ деревьевъ. Эта мѣстность была гордостью Клива, и дѣйствительно, дивно хорошо было на всемъ протяженіи этой живописной картины. Тутъ есть одно мѣсто, куда спускается изъ парка прямо къ водѣ крутая тропинка, по которой приходятъ олени на водопой. Я не знаю ничего очаровательнѣе этого вида, когда три или четыре оленя стоятъ на узкомъ деревянномъ мостикѣ, во время захожденія солнца осенью.
   Самъ сэръ Перегринъ былъ въ это время уже старикомъ за семьдесятъ лѣтъ. Но и теперь онъ былъ изящнымъ и красивымъ джентльменомъ, съ сѣдыми волосами, добрыми сѣрыми глазами, слегка орлинымъ носомъ и губами, теперь чрезчуръ сжатыми вслѣдствіе опустошенія, произведеннаго временемъ между его зубами. Онъ высокаго роста, но теперь начинаетъ уже горбиться,-- худощавъ, но прекрасно сложенъ и гордится своими маленькими ногами и нѣжною бѣлизною своихъ рукъ. Онъ великодушенъ, упрямъ, живого характера; вообще очень снисходителенъ къ тѣмъ, кто соглашается съ нимъ и покоряется ему, но не терпитъ противорѣчія и гордится какъ своею опытностью въ свѣтѣ, такъ и своею проницательностью, отъ того происшедшею. Къ низшимъ себя онъ привѣтливъ; къ равнымъ -- вѣжливъ; къ женщинамъ почти всегда любезенъ;-- но относительно мужчинъ, имѣвшихъ претензію на равенство съ нимъ, котораго онъ не хотѣлъ признавать, онъ умѣлъ дѣлаться какъ-то особенно непріятнымъ. Судя по положенію, занимаемому имъ въ свѣтѣ, сэръ Перегринъ рѣшительно не хотѣлъ знать никакихъ претензій одного богатства, каково бы оно ни было. Даже поземельная собственность въ его глазахъ не создавала джентльмена. Настоящій джентльменъ, сообразно его идеямъ, во чтобы ни стало долженъ имѣть предковъ, заслужившихъ мѣсто во всемірной исторіи, и чѣмъ больше было число таковыхъ предковъ и чѣмъ легче было доискиваться ихъ слѣда на земной поверхности, тѣмъ несомнѣннѣе, все по его же мнѣнію, были права ихъ потомковъ. При такомъ образѣ мыслей, можно себѣ представить, что Джозефъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка занималъ не важное мѣсто во мнѣніи сэра Перегрина Орма.
   Я сказалъ, что сэръ Перегринъ любилъ свое собственное мнѣніе; не смотря, однакожъ, на то, имъ не трудно было управлять. Во-первыхъ, онъ былъ необыкновенно довѣрчивъ. Слово какого-нибудь мужчины или какой-нибудь женщины всегда было для него достовѣрно, до тѣхъ поръ, пока онъ самъ не убѣдится неопровержимыми доказательстми, что оно не достойно вѣроятія, и послѣ этого уже, чтобы ни говорили, не было ни малѣйшей надежды произвести какое либо вліяне на мнѣніе сэра Перегрина Орма. Ему не легко было признать своего ближняго за лжеца, но разъ убѣдившись, что этотъ ближній -- лжецъ, онъ на вѣки останется при своемъ убѣжденіи. Во-вторыхъ, онъ былъ доступенъ лести, а немногіе, имѣющіе эту слабость, недоступны для помочей своихъ льстецовъ. Все это было хорошо понято всѣми окружающими сэра Перегрина. Его садовникъ, грумъ и лѣсничій, всѣ хорошо знали его слабости. Всѣ любили его, уважали его и служили ему вѣрно, но каждый изъ нихъ управлялъ имъ, сообразуясь съ своими выгодами.
   Въ Кливѣ была особа, которая тоже приняла въ свои руки значительную долю управленія и руковожденія сэромъ Перегриномъ, хотя, во правдѣ сказать, она ни чуть не старалась о томъ. То была мистриссъ Ормъ, вдова его единственнаго сына и мать его наслѣдника. Мистриссъ Ормъ была пятью годами моложе мистриссъ Мэзонъ изъ Орлійской Фермы, хотя ея сынъ былъ только годомъ моложе Люція Мезона. Она была дочь баронетова брата, родъ котораго былъ почти такой же древній, какъ и родъ Ормовъ; и потому, сэръ Перегринъ считалъ, что его сынъ сдѣлалъ хорошую партію, хотя взялъ жену безъ приданаго. Она была необыкновенной красоты, очень маленькаго роста, нѣжнаго сложенія, имѣла чудесные волосы, дивные голубые глаза и ямочки на щекахъ. Такова была она, когда молодой Перегринъ Ормъ ввелъ ее въ Кливъ. Невѣстка сразу сдѣлалась любимицею своего свекра. Только годъ наслаждалась она радостями супружеской жизни; послѣ этого счастье всего семейства было разрушено и много лѣтъ не было дома печальнѣе замка сэра Перегрина Орма. Его сынъ, его единственный сынъ, гордость всѣхъ знавшихъ его, надежда его политической партіи въ графствѣ, блистательный изъ блистательныхъ современныхъ юношей, для которыхъ именно свѣтъ отверзаетъ свои лучшія сокровища, упалъ съ лошади, переѣзжая дорогу, и его безжизненный трупъ былъ принесенъ въ Кливъ.
   Все это случилось двадцать уже лѣтъ назадъ, а его вдова все еще носитъ траурную одежду. И о ней, конечно, люди говорили, что она молода, и скоро утѣшится второю любовью; но она слишкомъ хорошо обличила свѣтъ во лжи. Съ той поры и донынѣ, она не оставляя дома своего свекра; она была любящею дочерью для него и пользовалась всѣми преимуществами любимой дочери. Плохо бы пришлось тому въ Кливѣ, кто показался бы сэру Перегрину Орму равнодушнымъ къ желаніямъ хозяйки его дома. Одно слово ея было закономъ для него, и, конечно, онъ желалъ, чтобъ и для другихъ оно было тѣмъ же. Онъ во всемъ уступалъ ей и былъ внимателенъ къ ея волѣ, какъ будто она была маленькой королевой, признавая въ ея женственной слабости верховную власть, какъ думаютъ и дѣлаютъ многіе мужчины. Поддаваясь такимъ образомъ впродолженіе многихъ лѣтъ не совсѣмъ разумной угодливости къ хозяйкѣ своего дома, онъ требовалъ, чтобы другіе преклоняли уже колѣно предъ нею.
   Въ теченіе двадцати лѣтъ не весело было въ Кливѣ. Но послѣднія десять лѣтъ жизнь сдѣлалась поспокойнѣе и вообще счастливѣе, но въ старомъ замкѣ рѣдко бывали гости, да и сэръ Перегринъ не любилъ ѣздить на чужіе пиры. Наслѣдство отъ своихъ родителей онъ получилъ въ ранней молодости и тогда уже дѣла его были позапутаны. Будучи молодъ, онъ еще болѣе разстроилъ свое состояніе; но со времени смерти своего сына онъ рѣшился привести въ порядокъ всѣ дѣла, для того чтобы внуку его досталась родовая земля въ цѣлости. Каждый шиллингъ долга, лежавшаго на собственности, былъ уплачиваемъ,-- да и кстати, такъ какъ была причина думать, что наслѣдникъ. будетъ имѣть нужду въ дружественной рукѣ, которая извлекла бы его изъ нѣкоторыхъ затрудненій его юности; что эта рука, можетъ быть, понадобится ему одинъ или два раза, прежде чѣмъ его страсть къ крысамъ уступитъ мѣсто благородной рѣшимости англійскаго джентльмена охотиться дважды въ недѣлю, смотрѣть за своимъ лѣсомъ и жить добропорядочно, согласно съ своими средствами.
   Главнымъ недостаткомъ въ характерѣ молодаго Перегрина Орма была его юность. Есть люди, которые на двадцать второмъ году отъ роду бываютъ уже стары, годны для парламента, для судейской скамьи, для попеченій о женѣ и даже для болѣе суровой обязанности -- сохраненія баланса у своихъ банкировъ; но также есть другіе, которые въ такомъ возрастѣ бываютъ еще совсѣмъ мальчиками, которыхъ личность и характеръ еще не начали облекаться "тогою мужа". Я не совсѣмъ увѣренъ, чтобы люди, которыхъ дѣтство было такъ продолжительно, получали отъ этого особенный вредъ, если они, въ этомъ пылкомъ возрастѣ соперничества, могутъ быть спасены отъ того, чтобы ихъ рѣшительно не затерли, прежде чѣмъ они сами будутъ имѣть возможность постоять за себя. Плодъ, созрѣвающій прежде другихъ, не бываетъ чрезъ это слаще, и не сохранится онъ дольше другихъ, если его будутъ укрывать въ амбарѣ. Молодой Перегринъ не имѣлъ нужды пролагать себѣ дорогу посредствомъ состязаній. Еще не пришло то время, хотя оно, безъ сомнѣнія, наступитъ, когда формула "delur iligniori" будетъ правиломъ для наслѣдованія всякихъ титуловь, почестей и привилегій. Подумайте только, до какой высоты дошло бы воспитаніе во всей странѣ вообще, если бы всякій мальчикъ отъ семнадцати до двадцати одного года могъ бы добиваться какого-нибудь вакантнаго герцогства и если-бы наслѣдованіе въ собственности было рѣшительно несовмѣстно съ ошибочнымъ правописаніемъ и сомнительными успѣхами въ ариѳметикѣ.
   Къ счастію для Перегрина младшаго, это время еще не близко, иначе, я боюсь, у него было бы мало шансовъ. Между тѣмъ какъ Люцій Мэзонъ начиналъ думать, что химиковъ не мѣшало бы поторопить и что земледѣліе можно бы съ пользою присоединить къ филологіи, нашъ другъ Перегринъ только-что былъ выключенъ, И глаза его школы далъ понять баронету, что было бы хорошо вычеркнуть имя молодого человѣка изъ списковъ коллегіи. Это и было сдѣлано, а кливскій наслѣдникъ находился теперь дома, съ матерью и дѣдомъ. Намъ нѣтъ нужды допытываться, какой отчаянный поступокъ навлекъ на него эту строгость; но мы можемъ быть увѣрены, что его проказы имѣли въ сущности ребяческій характеръ. Онъ присутствовалъ при введеніи свинья въ лучшую комнату фермера, или выпачкалъ верхъ фуражки своего гувернера бѣлою краской, или, можетъ быть, во время обѣда, въ столовой комнатѣ школы, развязалъ мѣшокъ, наполненный крысами. Таковы были академическія забавы юноши, и такъ-какъ онъ продолжалъ предаваться имъ съ неослабною энергіей, то и было признано необходимымъ удалить его въ Оксфорда
   За тѣмъ явился страшный вопросъ объ его университетскихъ счетахъ.
   Съ десятокъ ихъ, одинъ за другимъ, дошли до сэра Перегрина. Произошло грозное свиданіе,-- какое, хоть одинъ разъ въ жизни, приходится выдерживать большей части молодыхъ людей: дѣдъ спросилъ внука -- какимъ образомъ думаетъ онъ освободиться отъ денежныхъ обязательствъ, въ которыя впутался.
   -- Право, не знаю, съ грустью отвѣчалъ молодой Ормъ.
   -- Но я буду радъ, сэръ, если вы удостоите сообщить мнѣ ваши намѣренія на этотъ счотъ, сказалъ сэръ Перегринъ строгимъ тономъ.-- Я полагаю, что никакой джентльменъ не посылаетъ своихъ требованій купцу, если не имѣетъ намѣренія заплатить ему за взятые товары.
   -- Я думалъ, что за все будетъ заплачено, разумѣется.
   -- Какимъ же это образомъ, сэръ? кѣмъ?
   -- Да, сэръ, я думалъ, что вы заплатите;-- и, говоря это, молодой повѣса взглянулъ баронету прямо въ лицо своими свѣтлыми голубыми глазами, не съ видомъ дерзкаго вызова, а съ смѣлою довѣрчивостью, которая вдругъ смягчила сердце его дѣда.
   Сэръ Перегринъ повернулся, прошолся два раза вдоль библіотеки, потомъ, возвратившись къ мѣсту, гдѣ стоялъ внукъ, положилъ руку ему на плечо.
   -- Хорошо, Перегринъ, я заплачу по твоимъ счетамъ, сказалъ онъ. Я нисколько не сомнѣваюсь, что ты имѣлъ это въ виду, дѣлая долги; и это, пожалуй, было естественно. Я заплачу ихъ; но ради тебя самаго, ради твоей матери, я надѣюсь, что они не очень велики. Можешь ли ты дать мнѣ списокъ всего, что ты долженъ?
   Молодой Перегринъ отвѣчалъ, что, кажется, можетъ, и сѣвъ на стулъ, произнесъ свою полную исповѣдь. При всѣхъ своихъ слабостяхъ, сумасбродствахъ и юношескихъ глупостяхъ, онъ стоялъ на хорошей почвѣ въ двухъ отношеніяхъ: онъ не былъ ни лжецомъ, ни трусомъ. Онъ сдѣлалъ реэстръ всѣмъ долгамъ, какіе только помнилъ, и подалъ его своему дѣду, для подведенія итога. Съ тѣхъ поръ объ этомъ предметѣ не было и помину, и когда молодой человѣкъ, около года спустя, вновь посѣтилъ Оксфордъ, то купцы, которыхъ онъ прежде удостоивалъ своимъ вниманіемъ, кланялись ему такъ низко, какъ будто-бы онъ уже получилъ наслѣдство въ двадцать тысячъ годоваго дохода.
   Перегринъ Ормъ былъ низкаго роста, какъ его мать, и, подобно ей, имѣлъ свѣтлые голубые глаза; но въ другихъ отношеніяхъ онъ много походилъ на своего отца и дѣда и на всѣхъ Ормовъ минувшихъ вѣковъ. Волосы онъ имѣлъ свѣтлые, лобъ не широкій, но хорошо обрисованный, и нѣсколько выпуклый; носъ отчасти похожій на орлиный клювъ; красивый ротъ, хорошіе зубы и подбородокъ, раздѣленный глубокою ямочкой. Онъ былъ не высокъ, но отличался крѣпкимъ тѣлосложеніемъ. Ноги онъ имѣлъ крѣпкія, могъ бороться, боксировать и владѣть палкой съ быстротою и отчетливостью, которыя внушали ужасъ всѣмъ новичкамъ, попадавшимся ему подъ руку.
   Мистриссъ Ормъ, его мать, разумѣется, считала его совершенствомъ. Глядя на отраженіе своихъ собственныхъ глазъ въ глазахъ сына, видя въ очертаніяхъ его носа, губъ и лба такое нѣжное изображеніе человѣка, котораго она любила такъ горячо и потеряла такъ рано, она не могла не считать его совершеннымъ. Когда ей сказали, что директоръ желаетъ удаленія мальчика изъ коллегіи, то она обвиняла тиранна въ жестокомъ угнетеніи, и кроткіе аргументы сэра Перегрина нисколько не могли поколебать ея идей. О непріятной исторіи счетовъ ей почти совсѣмъ ничего не было сказано. Впрочемъ, деньги были такимъ предметомъ, насчотъ котораго ее никогда не безпокоили. Сэръ Перегринъ думалъ, что деньги -- дѣло мужчины, и что женщина, по причинѣ нѣжности своей натуры, должна быть совершенно избавлена отъ всякихъ мыслей и заботъ о нихъ.
   Затѣмъ въ Кливѣ возникъ вопросъ: что прежде всего должно дѣлать съ наслѣдникомъ? Самъ онъ, конечно, не былъ приготовленъ къ отвѣту въ такой степени, какъ его другъ Люцій Мэзонь. На вопросъ своего дѣда онъ отвѣчалъ, что не знаетъ. Онъ сдѣлаетъ все, что угодно сэру Перегрину. Не считаетъ ли баронетъ полезнымъ, чтобы онъ приготовился къ труднымъ обязанностямъ псаря? Сэръ Перегринъ нисколько не находилъ этого полезнымъ, но не видно было, чтобы и самъ онъ имѣлъ въ готовности какой-нибудь планъ. Итакъ, молодой человѣкъ обратился за совѣтомъ къ своей матери, объяснивъ при этомъ свою надежду во что бы то ни стало поохотиться въ слѣдующую зиму съ Г. О. Эти буквы, въ теченіе многихъ лѣтъ, были между спортменами сокращеніемъ названія "Гемвортской Лисьей-Охоты". Противъ подобнаго плана мать не сдѣлала никакого возраженія, но высказала надежду, что весною сынъ поѣдетъ заграницу. "Молодые люди, не бывавшіе въ дальнихъ сторонахъ, имѣютъ не дальній умъ", сказала она ему съ нѣжной улыбкой.
   -- Совершенно справедливо, матушка -- отвѣчалъ Перегринъ. И по этому-то мнѣ хотѣлось бы поѣхать нынѣшнею зимой въ Лейстерширъ.
   

IV.
Подводные камни юности.

   О поѣздкѣ молодаго Орма въ этотъ періодъ его жизни въ Лейстерширъ нечего было и думать; но, къ несчастію, нельзя было сказать того же о поѣздкѣ въ Лондонъ. Въ Оксфордѣ онъ познакомился съ однимъ джентльменомъ, очень ловкимъ на своемъ особенномъ поприщѣ и жившимъ въ столицѣ. Въ характерѣ и занятіяхъ этого ловкаго джентльмена было такъ много привлекательности, что нашъ герой, послѣ своего выхода изъ университета, не долго оставался въ Кливѣ и поспѣшилъ посѣтить своего друга. Мѣстопребываніемъ этого профессора былъ Коукросс-Стритъ, въ Смитфильдѣ: профессіей -- уничтоженіе крысъ, а назывался онъ -- Карроти Робъ. Я не думаю знакомить читателя съ личностью Карроти Роба, такъ какъ около этого времени возникли обстоятельства, вслѣдствіе которыхъ близкія отношенія его къ м-ру Орму внезапно прекратились. Было бы безполезно разсказывать, какъ убѣдили нашего героя держать пари за террьера, предполагаемую гордость Смитфильда, какъ происходила великая борьба, по важности своей занимающая только вторую степень послѣ состязанія за англійскую подвязку; какъ проиграны были деньги и произошли ссоры и какъ Перегринъ Ормъ приколотилъ одного спортмена до полусмерти и пробился на проломъ изъ дому Карроти Роба въ полночь. Извѣстіе объ этомъ скандалѣ было напечатано въ газетахъ, и, конечно, дошло до Клива. Сэръ Перегринъ позвалъ внука въ свой кабинетъ и требовалъ подробнаго отчота: сколько денегъ нужно заплатить и какіе могутъ быть шансы относительно иска и убытковъ. Объ искѣ и убыткахъ, повидимому, не могло быть никакого вопроса, и требуемая сумма была не велика. Крысы имѣютъ то преимущество, что онѣ обходятся дешевле чѣмъ скаковыя лошади; за то сэръ Перегринъ съ прискорбіемъ чувствовалъ, что слово "крыса" звучитъ не такъ пріятно.
   -- Знаете ли, сэръ, что вы терзаете сердце своей матеря?-- сказалъ сэръ Перегринъ, весьма строго глядя на молодаго человѣка, такъ строго, какъ только способенъ былъ глядѣть.
   Перегринъ младшій имѣлъ очень сильное убѣжденіе, что онъ не дѣлаетъ ничего подобнаго. Онъ только за четверть часа передъ тѣмъ былъ у своей матери, и хотя она плакала во время этого свиданія, но простила его, осыпала ласками и выразила мнѣніе, что главная вина должна быть приписана Карроти Робу и другимъ презрѣннымъ тварямъ, которыя заманили ея милаго ребенка въ свою гнусную берлогу. Eй рѣшительно не удалось скрыть свою гордость по поводу храбрости, съ которою онъ выбрался оттуда, и она кончила тѣмъ, что пополнила его карманъ изъ денегъ, находившихся въ ея собственномъ распоряженіи.
   -- Надѣюсь, что нѣтъ, сэръ, сказалъ Перегринъ младшій, соображая нѣкоторыя изъ этихъ обстоятельствъ.
   -- Ну, такъ растерзаете послѣ, сэръ, если будете продолжать эту постыдную карьеру. Я не говорю о себѣ. Я не ожидаю, чтобы вы пожертвовали для меня своими вкусами; но я думаю, что вы любите свою мать.
   -- И дѣйствительно, люблю; и васъ тоже.
   -- Я не говорю о себѣ, сэръ. Когда я подумаю, каковъ былъ вашъ отецъ въ ваши лѣта, какъ благородно... Здѣсь баронетъ остановился и отеръ глаза платкомъ. Неужели вы думаете, сэръ, что вашъ отецъ занимался подобными вещами? Неужели вы думаете, что онъ тратилъ свое время на преслѣдованіе... крысъ?
   -- Не знаю; не думаю; но я слыхалъ отъ васъ, сэръ, что вы, въ молодости, иногда отправлялись смотрѣть на пѣтушьи бои.
   -- Пѣтушьи бои! да. Но позвольте вамъ сказать, сэръ, что я смотрѣлъ на нихъ всегда въ обществѣ джентльменовъ, то есть когда только смотрѣлъ, что случалось очень рѣдко. Баронетъ имѣлъ неосторожность какъ-то разъ послѣ обѣда проговориться объ этой тайнѣ своей юности.
   -- Но вѣдь и я тоже у Карроти Роба былъ вмѣстѣ съ лордомъ Джономъ Фицджоли.
   -- Во всемъ Лондонѣ это послѣдній человѣкъ изъ всѣхъ, съ которыми вамъ можно водиться! Но я не хочу съ вами спорить. Если вы думаете и будете впередъ думать, что истребленіе вредныхъ животныхъ -- приличное занятіе...
   -- Но, сэръ, лисицы тоже вредныя животныя.
   -- Удержите свой языкъ, сэръ, и слушайте меня. Вы очень хорошо понимаете что я хочу сказать. Если вы думаете, что крысы -- приличный предметъ для джентльмена въ вашемъ кругу и если всѣ мои слова не могутъ нисколько измѣнить вашего мнѣнія: то я кончу. Не много лѣтъ мнѣ остается жить на свѣтѣ, и когда я умру, растрачивайте свое имущество на какія угодно безумства. Но покамѣстъ я живъ, вы не будете дѣлать этого; не будете лишать свою мать того душевнаго спокойствія, которое осталось для нея въ этомъ мірѣ. Я могу предоставить вамъ только одинъ выборъ... Дадите ли вы мнѣ честное слово джентльмена, что никогда впередъ не будете предаваться этой отвратительной забавѣ?
   -- Никогда не буду, дѣдушка!-- торжественно проговорилъ Перегринъ младшій.
   Прежде чѣмъ продолжать, сэръ Перегринъ подумалъ, что требовать какого-бы то ни было обязательства на всю жизнь было-бы безуміемъ: что если-бы онъ могъ отвадить своего наслѣдника отъ крысъ хоть на годъ, то эта наклонность исчезла-бы по недостатку пищи.
   -- Я хочу сказать: два года, прибавилъ сэръ Перегринъ, все еще сохраняя свой суровый видъ.
   -- Два года! повторивъ Перегринъ младшій; теперь у насъ четвертое число октября.
   -- Да, сэръ, два года, сказалъ баронетъ, сердясь болѣе чѣмъ когда-нибудь на упорство молодаго человѣка, но вмѣстѣ почти забавляясь такъ скоро составленною рѣшимостью своего внука возвратиться къ своимъ прежнимъ занятіямъ при первой возможности.
   -- Не можете ли вы считать этотъ срокъ съ конца августа, сэръ?
   -- Нѣтъ, сэръ, я не буду считать его ни съ какого другаго времени, кромѣ настоящаго. Дадите ли вы мнѣ честное слово джентльмена на два года?
   Минуту или двѣ Перегринъ раздумывалъ о предложеніи, въ грустномъ предчувствіи того какъ много придется ему потерять, и затѣмъ медленно далъ свое согласіе на условія. Очень хорошо, сэръ; на два года. И онъ вынулъ свой бумажникъ и записалъ сдѣлку.
   Было очевидно, что молодой человѣкъ намѣревался сдержать свое слово, а это уже много значило; и такъ сэръ Перегринъ принялъ его обѣщаніе не колеблясь.-- Теперь, сказалъ онъ, если у тебя нѣтъ въ виду ничего лучшаго, мы поѣдемъ въ Кретчлейскій-Лѣсъ.
   -- Это по моему лучше всего, сказалъ внукъ.
   -- Самсонъ хочетъ, чтобы я продѣлалъ новую тропинку для верховой ѣзды, черезъ лѣсъ, начиная отъ лиственницъ на вершинѣ холма внизъ до Кретчлейской Долины: но едва ли я сдѣлаю это. Вели Джакобу приготовить лошадей; я поѣду на сѣромъ конѣ. Да спроси мать, не поѣдетъ ли и она съ нами.
   Сэръ Перегринъ имѣлъ обычай, прощая какую-нибудь вину, прощать ее вполнѣ и начинать свое прощеніе, во всей его цѣлости, съ первой же минуты какъ оно было высказано. Ничто ему не было такъ противно, какъ находиться въ дурныхъ отношеніяхъ съ окружавшими его людьми и въ особенности съ своимъ внукомъ.
   Молодой Перегринъ умѣлъ понравиться старику и всегда угождалъ ему при надлежащемъ поощреніи, по этому и теперь наше общество, проѣзжая чрезъ кливскіе лѣса, толковало о дубахъ и лиственницахъ, о букахъ и березахъ,-- а о крысахъ и Коукросс-Стритѣ не было и помину, какъ будто бы они вовсе не существовали.
   -- Хорошо, Перри, такъ какъ и ты, и Самсонъ -- оба одинаковаго мнѣнія, то я думаю, что тропинку надо сдѣлать,-- сказалъ сэръ Перегринъ, слѣзая съ лошади у входа на конюшенный дворъ, и приготовляясь предложить м-риссъ Ормъ свою слабую помощь.
   Вскорѣ за тѣмъ въ Кливъ была принесена изъ Орлійской фермы слѣдующая записка:
   "Дорогой сэръ Перегринъ,
   "Если вы будете совершенно свободны, то завтра, въ двѣнадцать часовъ утра, я пріѣду въ Кливъ. Или же, если вамъ удобнѣе заѣхать ко мнѣ самимъ, я буду ждать васъ. Я имѣю нужду въ вашемъ добромъ совѣтѣ по одному дѣлу".

"Искренно преданная вамъ
Марія Мэзонъ

   Четвергъ.
   
   Леди Мэзонъ, посылая это письмо, очень хорошо знала, что ей не будетъ надобности самой ѣхать въ Кливъ. Вѣжливость сэра Перегрина не позволила бы ему безпокоить даму, когда ему предоставленъ выборъ побезпокоиться самому. При томъ онъ любилъ имѣть какую-нибудь цѣль для своихъ ежедневныхъ ирогулокъ, любилъ, когда съ нимъ совѣтовался кто-нибудь, въ особенности же леди Мэзонъ. Поэтому онъ отвѣчалъ, что завтра въ двѣнадцать часовъ онъ будетъ на фермѣ; и, дѣйствительно, ровно въ этотъ часъ его сѣрая поння медленно шла по аллеѣ, ведущей къ усадьбѣ.
   Разстояніе отъ Клива до Орлійской Фермы было не болѣе двухъ миль, если идти по ближайшей пѣшеходной тропинкѣ, но проѣздная дорога между этими двумя пунктами простиралась почти до пяти миль. Во всякомъ экипажѣ нужно было ѣхать из Клива до дачи сперва по Гэмвортской и Альстонской дорогѣ, далѣе чрезъ городъ Гэмвортъ, и потомъ назадъ къ фермѣ. Но пѣшкомъ можно было идти около мили по тропинкѣ вдоль рѣки, оттуда подняться на холмъ до вершины Кретчлейскаго лѣса, спуститься чрезъ лѣсъ до Кретчлейской долины и идя по ней выйдти у подножія Кливскаго холма, какъ разъ противъ воротъ Орлійской фермы. Для всадника разстояніе нѣсколько больше, потому что чрезъ Кретчлейскій лѣсъ не было еще продѣлано тропинки, по которой можно бы ѣздить верхомъ. По этому путешествіе между двумя усадьбами очень часто дѣлалось пѣшкомъ, и для людей, отправляющихся изъ Кливъ-Гоуза въ Гэмвортъ ближайшій путь пролегалъ мимо дома леди Мэзонъ.
   -- О, сэръ Перегринъ, какъ вы добры, сказала леди Мэзонъ, идя на встрѣчу своему другу. Она была одѣта просто, безъ всякаго излишества въ туалетѣ, и однако же все на ней было опрятно и красиво, и все было предметомъ женской заботливости. Простое платье иногда требуетъ такого же вниманія какъ самое богатое, и можетъ совершенно въ такой же степени быть достойно этого вниманія. Я расположенъ думать, что леди Мэзонъ никоимъ образомъ не была равнодушна къ этому предмету, но за то она обладала великимъ искусствомъ скрывать искусственность.
   -- Нисколько, нисколько,-- сказалъ сэръ Перегринъ, пожимая ей руку по своему обыкновенію.-- Что толку въ сосѣдяхъ, если они поступаютъ не по-сосѣдски?
   Это было сказано очень кстати въ настоящемъ случаѣ; но онъ былъ не такой человѣкъ, чтобы признавать необходимость быть вѣжливымъ со всѣми, жившими по близости отъ него. Онъ питалъ сосѣдскія чувства къ богатымъ и бѣднымъ, но можно сомнѣваться, чтобы онъ много думалъ о леди Мэзонъ, если бы она была не такъ умна или хороша собою.
   -- О! я знаю, какъ вы всегда добры ко мнѣ. Но я вамъ скажу причину, почему теперь безпокою васъ. Люцій два дня тому назадъ уѣхалъ въ Ливерпуль.
   -- Внукъ говорилъ мнѣ объ этомъ.
   -- Люцій превосходный молодой человѣкъ, и я увѣрена, что имѣю полное основаніе быть благодарною.
   Сэръ Перегринъ, вспомнивъ о дѣлѣ въ Коукросс-Стритѣ и нѣкоторыхъ другихъ дѣлахъ подобнаго же свойства, подумалъ, что леди Мэзонъ права; но при всемъ этомъ онъ не промѣнялъ бы своего голубоглазаго мальчика на Люція Мэзона, со всѣми его добродѣтелями и знаніями.
   -- И въ самомъ дѣлѣ я благодарна,-- продолжала вдова,-- ничто не можетъ быть лучше его поведенія и образа жизни; но....
   -- Я надѣюсь въ Ливерпулѣ нѣтъ у него приманки, которой вы не одобряете?
   -- О, нѣтъ, ничего въ этомъ родѣ. Приманка его состоитъ.... но можетъ быть мнѣ будетъ лучше объяснить все дѣло. Люцій, какъ вамъ извѣстно, пристрастился къ сельскому хозяйству.
   -- Онъ взялъ землю, которую вы держали сами, не такъ ли?
   -- Да; и къ ней прибавилъ еще, и нетерпѣливо желаетъ прибавить даже и къ этому. Онъ очень горячо принялся за дѣло, сэръ Перегринъ.
   -- Хорошо; жизнь джентльмена-агронома не плоха; хотя, принимая въ расчотъ особенныя обстоятельства вашего сына, я посовѣтывалъ бы ему какую-нибудь другую профессію.
   -- По вашему совѣту я настаивала, чтобы онъ поступилъ въ адвокаты. Но онъ имѣетъ свою собственную волю и окончательно рѣшился избрать образъ жизни, который больше всего считаетъ для себя пригоднымъ Я боюсь теперь одного: на свои опыты онъ истратитъ денегъ больше, чѣмъ сколько въ состояніи пожертвовать.
   -- Земледѣльческіе опыты, убыточная забава,-- сказалъ сэръ Перегринъ, покачавъ головою съ весьма серьезнымъ видомъ.
   -- Боюсь что такъ; а теперь онъ поѣхалъ въ Ливерпуль купить гуано,-- сказала вдова, нѣсколько сконфуженная этимъ скромнымъ заключеніемъ послѣ своего довольно торжественнаго пролога.
   -- Купить гуано! зачѣмъ онъ не беретъ гуано у Уокера, какъ мой человѣкъ Саймондсъ.
   -- Онъ говоритъ, что гуано здѣсь не хорошо. Онъ анализировалъ его и....
   -- Вздоръ! Зачѣмъ онъ не заказалъ гуано въ Лондонѣ, если ему товаръ Уокера не нравится. Ѣхать за гуано въ Ливерпуль! Знаете, что я скажу вамъ, леди Мэзонъ: если онъ думаетъ обработывать свою землю такимъ способомъ, то ему нужно имѣть очень значительный капиталъ. Пройдетъ много времени прежде чѣмъ онъ снова увидитъ свои деньги.
   Сэръ Перегринъ занимался сельскимъ хозяйствомъ всю свою жизнь и имѣлъ свои собственныя понятія объ этомъ предметѣ. Онъ очень хорошо зналъ, что ни одинъ джентльменъ, какъ бы онъ ни трудился надъ своею собственною землею, не можетъ воздѣлывать ее такъ хорошо, какъ фермеръ, который, кромѣ платежа ренты, долженъ еще заработать себѣ пропитаніе. Баронетъ зналъ также, что операція, подобныя той, которую предпринималъ его молодой пріятель, суть забавы, приличныя только богатымъ людямъ. Можетъ быть, также, онъ былъ человѣкомъ немножко стараго покроя, и потому имѣлъ предубѣжденіе противъ новыхъ затѣй о приложеніи химіи къ земледѣлію.
   -- Онъ долженъ поскорѣе оставить подобныя предпріятія, леди Мэзонъ, непремѣнно долженъ, иначе доведетъ себя до разоренія,-- да и васъ тоже.
   Лицо леди Мэзонъ приняло очень важное и серьезное выраженіе.-- Но что я могу сказать ему, сэръ Перегринъ? Боюсь, что въ подобномъ дѣлѣ онъ но обратитъ вниманія на мои слова. Нельзя-ли вамъ поговорить съ нимъ?
   Сэръ Перегринъ съ любезностью отвѣчалъ утвердительно, прибавивъ однако же, что это непріятная обязанность -- давать совѣтъ молодому человѣку, котораго никакія узы не заставляютъ ни принять этотъ совѣтъ, ни даже выслушать его съ почтеніемъ.
   -- Вы вовсе не найдете его непочтительнымъ; я увѣрена, что могу ручаться за это,-- сказала испуганная мать; и разговоръ кончился обѣщаніемъ баронета взяться за это дѣло и повидаться съ Люціемъ немедленно по возвращеніи его изъ Ливерпуля.-- Ему лучше бы пріѣхать въ Кливъ обѣдать,-- сказалъ сэръ Перегринъ,-- я послѣ обѣда мы бы съ нимъ потолковали.
   Леди Мэзонъ высказала старику свою глубокую признательность.
   

V.
Сэръ Перегринъ даетъ второе обѣщаніе.

   Въ концѣ главы мы оставили леди Мэзонъ очень благодарною сэру Перегрину за обѣщаніе поговорить съ ея сыномъ; но на душѣ у ней все еще лежало бремя. Говорятъ, сущность письма женщины заключается въ постскриптумѣ; и то, что леди Мэзонъ имѣла еще сказать, можетъ быть составляло главный пунктъ, относительно котораго она желала посовѣтоваться.
   -- Такъ какъ вы уже здѣсь, сказала она баронету,-- то не позволите ли вы мнѣ поговорить еще объ одномъ дѣлѣ.
   -- Разумѣется,-- отвѣчалъ онъ, снова положивъ свою шляпу и хлыстикъ.
   Сэръ Перегринъ не былъ склоненъ къ ближайшимъ наблюденіямъ надъ людьми, его окружавшими; иначе по краскѣ, вспыхнувшей на лицѣ леди Мэзонъ и по легкой нервической нерѣшимости, съ которою она начала говорить, онъ замѣтилъ бы, что она придаетъ большую важность этому новому предмету. И если бы его наблюдательность была болѣе проницательна, то онъ бы увидѣлъ также, что она старается скрыть это чувство.
   -- Вы помните обстоятельства страшнаго процесса?-- сказала она наконецъ.
   -- Какого? по поводу завѣщанія сэра Джозефа? Да, хорошо помню.
   -- Я никогда не забуду, какъ вы были добры ко мнѣ,-- продолжала леди Мэзонъ.-- Я не знаю, какъ я пережила бы это безъ васъ и безъ милой мистриссъ Ормъ.
   -- Но что же случилось теперь?
   -- Я боюсь, что мнѣ предстоятъ новыя безпокойства.
   -- Развѣ вы думаете, что владѣлецъ Гроби-Парка попытается снова? Это невозможно по прошествіи столькихъ лѣтъ. Я не адвокатъ, но не думаю, чтобы онъ могъ это сдѣлать.
   -- Не знаю,-- не знаю, какія у него намѣренія и дѣйствительно ли онъ замышляетъ что-нибудь, но я увѣрена, что онъ будетъ безпокоить меня если можетъ. Впрочемъ, я разскажу намъ всю исторію, сэръ Перегринъ. Она коротка и, можетъ быть, даже не стоитъ вниманія. Вы знаете въ Гэмвортѣ адвоката, который женился на Миріамъ Усбечъ?
   -- Самюэля Дократа? о, да; я знаю его довольно хорошо, и, сказать правду, имѣю о немъ не слишкомъ хорошее мнѣніе. Вѣдь онъ, кажется, арендуетъ у васъ землю.
   -- Теперь нѣтъ.-- И леди Мэзонъ объяснила, какимъ образомъ, по приказанію ея сына, у адвоката были взяты оба поля.
   -- О! въ этомъ вашъ сынъ не правъ, сказалъ баронетъ. Когда человѣкъ держитъ землю на арендѣ такое долгое время, то ее не слѣдуетъ отнимать у него иначе, какъ въ самыхъ необходимыхъ случаяхъ, разумѣется, если онъ исправно платитъ свою ренту.
   -- М-ръ Дократъ платилъ исправно; и теперь, кажется, онъ рѣшился всѣми силами вредить намъ
   -- Не знаю; но онъ поѣхалъ въ Йоркширъ. въ имѣніе мистера Мэзона, и предъ отъѣздомъ онъ рылся въ какихъ-то бумагахъ стараго мистера Усбеча. Да я могу утверждать какъ фактъ, что онъ отправился къ мистеру Мэзону въ надеждѣ, что тяжбу можно начать снова.
   -- Вы знаете это какъ фактъ?
   -- Я думаю что такъ.
   -- Но, дорогая леди Мэзонъ, могу я спросить, какимъ образомъ имъ извѣстно это, какъ фактъ?
   -- Его жена была у меня вчера,-- отвѣчала леди Мэзонъ, съ нѣкоторымъ чувствомъ стыда открывая источникъ, изъ котораго она получила свои свѣдѣнія.
   -- И она разсказала вамъ это противъ своего мужа?
   -- Она не имѣла намѣренія говорить что-нибудь противъ него, сэръ Перегринъ; вы не должны думать о ней такъ худо; не думайте также, я нарочно старалась получить свѣдѣнія такимъ путемъ. Но я всегда была съ нею въ дружескихъ отношеніяхъ и когда она узнала, что мистеръ Дократъ уѣхалъ по дѣлу, которое касается меня такъ близко, то, по моему, было очень естественно, чтобы она увѣдомила меня объ этомъ.
   Сэръ Перегринъ не далъ прямого отвѣта. Онъ не могъ вполнѣ согласиться, что это было естественно; не могъ также никакимъ внѣшнимъ образомъ одобрить подобное сношеніе между леди Мэзонъ и женою адвоката. Онъ подумалъ, что было бы лучше предоставить мастеру Дократу дѣлать что ему угодно, если только онъ имѣетъ намѣреніе причинить зло, и что леди Мэзонъ не должна бы обращать на это обстоятельство ни малѣйшаго вниманія. Но онъ умственно сдѣлалъ уступки въ пользу ея слабости и не высказалъ своего неодобренія словами.
   -- Я знаю, что по вашему мнѣнію я поступила дурно, сказала она, и въ ея голосѣ слышалась грусть, которая подѣйствовала на его сердце.
   -- Нѣтъ, не дурно, я не могу сказать этого. Вопросъ здѣсь можетъ быть въ томъ: благоразумно-ли вы сдѣлали.
   -- О! если вы осуждаете только мое легкомысліе, то я не буду отчаиваться. Могло случиться, что я поступила неблагоразумно, такъ какъ вы не руководили мною въ этомъ случаѣ. Но что мнѣ дѣлать теперь? О, сэръ Перегринъ, скажите, что вы не оставите меня, если всѣ эти безпокойства опять на меня обрушатся.
   -- Нѣтъ, я не оставлю васъ, леди Мэзонъ; вы можете быть увѣрены въ этомъ.
   -- Дорогой другъ!?
   -- Но я бы вамъ совѣтовалъ не обращать никакого вниманія на мистера Дократа и на его происки. Я считаю его за личность, рѣшительно недостойную этого, и на вашемъ мѣстѣ не пошевелилъ бы и пальцемъ, если бы не получилъ какого-нибудь судебнаго вызова, который сдѣлалъ бы это необходимымъ. Я не имѣю чести лично знать мистера Мэзона изъ Гроби-Парка -- (такъ сэръ Перегринъ всегда титуловалъ пасынка своей пріятельницы), но,-- если только я понимаю побудительныя причины, которыя могутъ руководить имъ въ этомъ и во всякомъ другомъ случаѣ, -- мнѣ кажется невѣроятнымъ, чтобы онъ захотѣлъ тратить деньги на дѣло, которое представляетъ такъ мало шансовъ успѣха.
   -- Онъ сдѣлаетъ все ради мщенія.
   -- Я сомнѣваюсь, что бы онъ захотѣлъ тратить деньги даже для этого, развѣ только онъ будетъ увѣренъ въ добычѣ. Да и что онъ можетъ тутъ сдѣлать? Онъ имѣетъ противъ себя приговоръ присяжныхъ и притомъ онъ боялся своевременно представить дѣло въ апелляціонный судъ.
   -- Но, сэръ Перегринъ, невозможно знать, какіе документы могли съ тѣхъ поръ попасться въ его руки.
   -- Какіе документы могутъ вамъ повредить, кромѣ развѣ того случая, если будетъ доказано, что существуетъ другое завѣщаніе, написанное послѣ того, по которому вашъ сынъ наслѣдуетъ имущество?
   -- О, нѣтъ; никакого послѣдующаго завѣщанія не было.
   -- Разумѣется, не было; я потому вамъ нечего пугать себя. Пожалуй, они могутъ сдѣлать попытку теперь, когда вашъ сынъ достигъ совершеннолѣтія; но я даже и это считаю невѣроятнымъ.
   -- Такъ вы не посовѣтуете мнѣ переговорить кое-что съ мастеромъ Фёрнивалемъ?
   -- Нѣтъ, конечно нѣтъ,-- развѣ вы получите какое-нибудь легальное увѣдомленіе, вслѣдствіе котораго вамъ уже будетъ необходимо посовѣтоваться съ адвокатомъ. Не предпринимайте ничего; и если мистриссъ Дократъ придетъ къ вамъ опять, скажите ей, что вы не расположены обращать вниманія на свѣдѣніе, которое она сообщила вамъ. Я увѣренъ, что мистриссъ Дократъ -- очень хорошая женщина. Дѣйствительно, я всегда слышалъ объ ней такой отзывъ. Но на вашемъ мѣстѣ едвали бы я чувствовалъ наклонность много толковать съ нею о своихъ частныхъ дѣлахъ. Все, что вы говорите ей, вы въ тоже время говорите и ея мужу.
   И, высказавъ эти слова мудрости, баронетъ безмолвно пріосанился въ своемъ креслѣ. Леди Мэзонъ, все еще глядя ему въ лицо, то же нѣсколько минутъ молчала.
   -- Я такъ рада, что попросила васъ къ себѣ,-- сказала она наконецъ.
   -- Я въ восторгѣ, если я пригодился вамъ сколько-нибудь.
   -- Сколько-нибудь? о, сэръ Перегринъ, вы не можете понять, что значатъ жить въ одиночествѣ, какъ живу я,-- потому что, разумѣется, я не могу безпокоить Люція этими дрязгами; и такой умный мужчина, какъ вы, не въ состояніи вообразить, до какой степени можетъ трепетать женщина уже при одной мысли, что этотъ процессъ можетъ возобновиться.
   Глядя на нее, сэръ Перегринъ не могъ не вспомнить, что во время всего этого процесса, когда нападеніе было направлено не только на имущество, но и на самую честь ея, леди Мэзонъ. повидимому, нисколько не растерялась. Она всегда была вѣрна сама себѣ, даже когда дѣла принимали дурной для ней оборотъ. Но можетъ быть годы, промчавшіеся съ тѣхъ поръ надъ ея головой, отозвались и на ея мужествѣ.
   -- Но теперь я не буду ничего бояться, такъ какъ вы обѣщали быть по прежнему моимъ другомъ.
   -- Вы можете быть вполнѣ увѣрены въ этомъ, леди Мэзонъ. Кажется, я могу справедливо похвалиться, что я не легко оставляю тѣхъ, къ которымъ разъ почувствовалъ уваженіе и привязанность, а между такими людьми леди Мэзонъ -- вы позволите мнѣ сказать это -- занимаетъ ужь никакъ не послѣднее мѣсто.
   -- О, мой дорогой другъ!-- сказала она, и взявъ бѣлую прекрасную руку сэра Перегрина, подняла ее къ своимъ губамъ и поцѣловала. Читатель припомнитъ, что старому джентльмену было уже за семьдесятъ лѣтъ, и слѣдовательно эти милая сцена могла быть разыграна безъ всякаго неприличія для обѣихъ сторонъ.
   За тѣмъ сэръ Перегринъ откланялся и когда онъ выходилъ изъ двери, леди Мэзонъ очень нѣжно ему улыбнулась. Что ему было за семьдесятъ лѣтъ -- это правда, но тѣмъ не менѣе улыбка хорошенькой женщины все еще имѣла для него прелесть, въ особенности, если при этомъ на глазахъ ея дрожали слезы: сэръ Перегринъ Ормъ обладалъ нѣжнымъ сердцемъ.
   Едва только дверь затворилась за нимъ, леди Мэзонъ сѣла на свой обычный стулъ и всякіе слѣды улыбки исчезли съ ея лица. Теперь она была одна и могла позволить своему лицу быть вѣрнымъ отраженіемъ души. Если судить по этому зеркалу, то, конечно, леди Мэзонъ была очень грустна. Она сидѣла около часу въ совершенномъ безмолвіи, и во все это время черты ея выражали душевную муку. Разъ или два она потирала руками лобъ и отбросила назадъ свои волосы; и посторонній зритель могъ бы замѣтить при этомъ движеніи, что тамъ было много посѣдѣвшихъ прядей, перемѣшанныхъ съ черными. Если бы тутъ былъ кто-нибудь посторонній, то она, разумѣется, была бы осторожнѣе.
   На лицѣ ея не было теперь улыбки; не было и слезъ въ ея глазахъ. И тотъ и другой признакъ были одинаково чужды настоащему состоянію ея духа. Но въ ея сердцѣ гнѣздилась печаль, а въ душѣ -- глубокая дума. Она знала, что ея враги дѣлаютъ заговоръ противъ нея и противъ ея сына; какія мѣры могли бы пособить ей лучше всего разрушить ихъ замыслы?
   "Теперь эта женщина въ моихъ рукахъ". Таковы были слова, которыя м-ръ Дократъ прошепталъ своей женѣ послѣ двухдневныхъ розысковъ, которые онъ дѣлалъ въ бумагахъ ея отца. Бѣдной женщинѣ однажды приходило на мысль сжечь всѣ эти бумаги; это было давно, прежде чѣмъ она вышла замужъ за м-ра Дократа. Ея пріятельница, леди Мэзонъ, совѣтовала ей сдѣлать это, утверждая, что эти бумаги опасны и никакимъ образомъ не могутъ повести къ добру; но та спросила мнѣнія у своего жениха и онъ, въ свою очередь, далъ ей совѣтъ -- не сжигать ничего. "О, если бы я послушалась моей пріятельницы!" сказала она теперь сама себѣ, разумѣя этотъ старый сундукъ съ бумагами, и, можетъ быть, и еще что-нибудь.
   "Наконецъ, эта женщина въ моихъ рукахъ!" И въ глазахъ Самюэля блеснуло удовольствіе, которое убѣдило его жену, что его слова не были пустою угрозой. Она не имѣла ни малѣйшаго понятія о томъ, что заключалось въ сундукѣ, а теперь если бы даже онъ не былъ запертъ собственнымъ ключомъ Самюэля и не находился въ совершенной безопасности отъ ея искушеній, всѣ интересныя бумаги, разумѣется, были оттуда вынуты.
   -- У меня есть дѣло на сѣверѣ, и я ѣду туда на недѣлю или около того, сказалъ м-ръ Дократъ своей женѣ на слѣдующее утро.
   -- Хорошо; такъ я уложу твои вещи, отвѣчала она своимъ обычнымъ кроткимъ, грустнымъ, плаксивымъ, домашнимъ голосомъ. Голосъ ея дома всегда былъ грустенъ и плаксивъ, потому-что она была завалена работой и хлопотами, а ея супругъ былъ скорѣе тираномъ чѣмъ мужемъ.
   -- Да, я долженъ немедленно повидаться съ м-ромъ Мэзономъ. И слушай, Миріамъ, я положительно запрещаю тебѣ бывать въ Орлійской Фермѣ, или имѣть какія-бы то ни было сношенія съ леди Мэзонъ. Слышишь?
   Мистриссъ Дократъ отвѣчала утвердительно и дала себѣ обѣщаніе повиноваться. М-ръ Дократъ, вѣроятно, угадывалъ, что какъ только онъ выѣдетъ за ворота, все будетъ разсказано на фермѣ, и, вѣроятно также, онъ не имѣлъ дѣйствительнаго возраженія противъ такого поступка. Если бы онъ въ самомъ дѣлѣ хотѣлъ сохранять свои намѣренія въ тайнѣ отъ леди Мэзонъ, то онъ не открылъ бы ихъ своей женѣ. Итакъ м-ръ Дократъ отправился на сѣверъ, взявши съ собою нѣкоторые документы, и вскорѣ послѣ его отъѣзда м-риссъ Дократъ посѣтила Орлійскую Ферму.
   Леди Мэзонъ сидѣла неподвижно около часу, размышляя -- что ей сдѣлать. Она спрашивала объ этомъ сэра Перегрина и получила отъ него совѣтъ; но онъ не имѣлъ для нея большой цѣны. Со стороны стараго джентльмена она нуждалась не въ совѣтѣ, а въ поддержкѣ и безусловной помощи въ трудную минуту. Она желала подновить его участіе къ ней и получать отъ него увѣреніе, что онъ ее но оставитъ; и она добилась этого. Разумѣется, было необходимо также посовѣтоваться съ нимъ; но, разбирая въ своемъ умѣ поочередно и тотъ и другой образъ дѣйствія, она, по совѣсти, не придавала большого вѣса мнѣнію сэра Перегрина. Великій вопросъ ея теперь состоялъ въ слѣдующемъ: должна ли она ввѣрить себя и свое дѣло другу своему м-ру Фёрнивалю теперь же, или ей слѣдуетъ ждать до тѣхъ поръ, пока не обнаружится какого-нибудь несомнѣннаго признака враждебныхъ дѣйствій. Если она отправится къ м-ру Фёрнивалю, то что она можетъ сказать ему? Только то, что м-ръ Дократъ нашолъ какой-то документъ между бумагами стараго м-ра Усбеча и уѣхалъ съ нимъ въ Гроби-Паркъ въ Йоркширѣ. Что это за документъ -- она не знала, такъ же какъ и жена адвоката.
   По прошествіи одного часа времени она рѣшилась не предпринимать ничего по этому дѣлу, по крайней мѣрѣ въ тотъ день.
   

VI.
Комната для купцовъ.-- Гостинница "Быка" въ Лидсъ.

   М-ръ Самюэль Дократъ былъ маленькій человѣчекъ съ рыжими полосами, блѣднымъ лицомъ и безжизненно-голубыми глазами. Судя о немъ единственно по наружности, можно бы усомниться въ томъ, что онъ былъ очень искусный адвокатъ въ судѣ и весьма настойчивый тиранъ дома. Но когда м-ръ Дократъ начиналъ говорить. то уваженіе къ нему постепенно возрастало. Онъ говорилъ хорошо и къ дѣлу, и притомъ такимъ тономъ, который способенъ былъ командовать тамъ, гдѣ это было возможно, убѣждать, гдѣ это требовалось, морочить, когда это было нужно, и принимать видъ покорнѣйшаго раба, когда раболѣпство признавалось полезнымъ. Теперь мы отправимся вмѣстѣ съ нимъ въ Йоркширъ.
   Гроби-Паркъ находятся около семи миль отъ Лидса, и такъ какъ м-ръ Дократъ прежде всего долженъ былъ ѣхать изъ Гэмворта въ Лондонъ, то онъ добрался до Лидса уже поздно вечеромъ. Это была непріятно-холодная, мокрая ночь, такъ-что прелести и чудеса большого мануфактурнаго города не представляли для него никакой привлекательности, а въ девять часовъ онъ сидѣлъ у огня, въ купеческой комнатѣ гостинницы "Быка", гдѣ потребовалъ себѣ пару туфель и приготовлялся усладить горечь своихъ заботъ сигарой и стаканомъ темнокрасной водки съ водой. Въ комнатѣ не было никого, и потому онъ могъ сколько угодно наслаждаться всякимъ комфортомъ, какой она способна была представить. Онъ взялъ одинокое кресло и усѣлся такимъ образомъ, чтобы газъ падалъ сзади его прямо на газету "Лидская и Галифакская Хроника", въ случаѣ, если онъ вздумаетъ заняться мѣстной политикой.
   Когда посѣтитель потребовалъ, чтобы его привели въ комнату для купцовъ, то слуга посмотрѣлъ на него сомнительно, не чувствуя ни малѣйшей увѣренности, чтобы подобный гость имѣлъ какое-нибудь право войти туда. У него не было ни большихъ узловъ съ образчиками, ни другихъ какихъ-нибудь внѣшнихъ признаковъ торговаго люда, который извѣстенъ всѣмъ ѣзжавшимъ по желѣзнымъ и другимъ большимъ дорогамъ и котораго привычный глазъ трактирнаго слуги узнаетъ съ перваго взгляда. Здѣсь, можетъ быть, не мѣшаетъ объяснить, что въ этомъ отношеніи англійскіе обычаи, или лучше содержатели англійскихъ гостинницъ, весьма неблагопріятствуютъ обыкновеннымъ путешественникамъ. Во всѣхъ гостинницахъ есть особыя комнаты для купцовъ такъ же неизбѣжно, какъ прилавки и рѣшотки; но не во всѣхъ есть коммерческія комнаты въ собственномъ, исключительномъ смыслѣ этого слова. Поэтому, новому посѣтителю, который заказалъ и получилъ баранью котлетку въ купеческой комнатѣ "Дельфина", "Медвѣдя" или "Джорджа", довольно естественно требовать, чтобы его провели въ такую же комнату "Королевской Головы". Но "Королевская Голова" имѣетъ дѣло только съ настоящими купцами и гость самъ чувствуетъ себя внѣ своей стихіи.
   -- Купеческую, сэръ?-- спросилъ половой м-ра Дократа тѣмъ тономъ сомнѣнія, который, казалось, заключалъ въ себѣ отвѣтъ на его собственный вопросъ. Но м-ръ Дократъ былъ не такой человѣкъ, котораго могъ бы смутить прислужникъ.
   -- Да, сказалъ онъ. Развѣ вы не слыхали моихъ словъ?-- Половой уступилъ.
   Ни одного изъ купцовъ не было въ эту минуту въ гостиницѣ, и могло случиться, что ни одного и не будетъ тамъ въ эту ночь.
   М-ръ Дократъ пріѣхалъ въ восемь часовъ двадцать двѣ минуты вечера, но слѣдующій поѣздъ, съ сѣвера, слѣдовалъ за нимъ по пятамъ, и едва онъ успѣлъ выпить свой грогъ, какъ вдругъ шаги и звукъ многихъ голосовъ послышались въ залѣ. Люди, которыхъ знаютъ въ гостинницѣ, и люди, которыхъ тамъ не знаютъ, входятъ туда совершенно не одинаковымъ образомъ. Незнакомые посѣтители застѣнчивы, робки, нерѣшительны и стараются умаслить горничную особенною вѣжливостью. Посѣтители извѣстные -- громогласны, шутливы и самоувѣренны; или же, въ случаѣ какихъ нибудь неисправностей, крикливы, сердиты и тароваты на угрозы. Гости, которые вошли теперь, принадлежали къ послѣднему разряду и, повидимому, находились въ хорошемъ расположеніи духа.
   -- Ну, Мэри, моя милая, какое у васъ теперь время дня?-- сказалъ грубый басъ, недалеко отъ м-ра Дократа.
   -- Очень близкое отъ старой пѣсни, м-ръ Моульдеръ, отвѣчала дѣвушка за прилавкомъ. Время -- смотрѣть бодро и пошевеливаться. Прикажете внести ящики наверхъ, м-ръ Кэнтуайзъ?-- Затѣмъ послѣдовало нѣсколько словъ о поклажѣ и два настоящихъ коммерческихъ джентльмена вошли въ комнату.
   М-ръ Дократъ рѣшился отстаивать свои права; поэтому онъ не отодвинулъ своего стула и смотрѣлъ себѣ черезъ плечо на новопришедшихъ. Первый изъ нихъ былъ очень низокъ и очень толстъ,-- такъ толстъ, что уже довольно давно не видалъ своихъ колѣнъ. Его лицо тряслось отъ жиру, такъ же какъ и всѣ его члены. Глаза его были велики и налиты кровью. Онъ не носилъ бороды и на его жирномъ подбородкѣ совершенно открыто красовались три складки. Не смотря на его чрезмѣрную толстоту, въ его лицѣ можно было замѣтить какое-то повелительное, почти злое выраженіе. При взглядѣ на него вы бы сказали, что тѣло его было подавлено обжорствомъ, но душа осталась свободною. Это былъ м-ръ Моульдеръ, хорошо извѣстный на этомъ трактѣ, въ качествѣ продавца колоніальныхъ товаровъ и спиртныхъ напитковъ; человѣкъ предпріимчивый, который зналъ свое дѣло и пользовался довѣріемъ своей фирмы, не смотря на свою невоздержность. Какое дѣло было фирмѣ, убиваетъ онъ себя или нѣтъ обжорствомъ и пьянствомъ? Онъ продалъ свои товары, собралъ свои деньги и перевелъ ихъ куда слѣдуетъ. Если онъ былъ пьянъ ночью, то это ничего не значило для фирмы, потому-что онъ всегда выполнялъ свою долю работы въ слѣдующій день. Но м-ръ Моульдеръ не напивался пьянъ. Его грогъ входилъ ему и въ кровь, и въ глаза, и въ ноги, и въ руки,-- но только не въ мозгъ.
   Второй посѣтитель былъ маленькій худощавый человѣкъ изъ желѣзнаго ряда, по имени Кэнтуайзъ. Онъ торговалъ желѣзными печами съ ихъ принадлежностями; продавалъ рѣшотки, котлы и проч., и въ настоящую минуту былъ сильно занятъ сбытомъ новоизобрѣтенныхъ металлическихъ столовъ и стульевъ, недавно выдѣланныхъ привиллегированною компаніей стальныхъ вещей, въ которой онъ былъ агентомъ.
   М-ръ Кэнтуайзъ имѣлъ такой видъ, какъ будто его голова и лицо были обтянуты слишкомъ короткою кожей, такъ что его лобъ, щоки и подбородокъ были напряжены и глянцовиты. Онъ имѣлъ маленькіе зеленые глаза, которыми постоянно ворочалъ и рѣдко владѣлъ по обыкновенному способу. Куда бы онъ ни смотрѣлъ -- онъ смотрѣлъ искоса; не то чтобы онъ не глядѣлъ вамъ въ лицо, но онъ всегда наровилъ глядѣть на васъ сбоку, ни въ какомъ случаѣ не допуская, чтобы вы находились прямо противъ него. И чѣмъ болѣе онъ былъ занятъ разговоромъ, тѣмъ настойчивѣе держался этой манеры и тѣмъ болѣе отворачивалъ свое лицо и смотрѣлъ искоса, такъ-что по временамъ онъ предпочиталъ, чтобы его собесѣдникъ находился у него чуть не за плечами. Дѣлая это, онъ выдвигалъ свой подбородокъ впередъ, смотрѣлъ на васъ точно изъ-за угла, все болѣе и болѣе косо, до тѣхъ поръ пока его глаза чуть не вылѣзали изъ своихъ впадинъ и потомъ вдругъ закрывалъ ихъ, всасывая губы внутрь и быстро, отрывисто начиналъ трясти головой. Носъ его -- я былъ бы несправедливъ къ м-ру Кэнтуайзу, если бы не упомянулъ объ его носѣ -- и такъ, носъ его, казалось, былъ сжатъ почти до ничтожества, посредствомъ вышеупомянутой операціи -- обтягиванья кожи. Онъ былъ довольно длиненъ, начиная съ переносья внизъ и достаточно выдавался,-- принимая въ разсчетъ разстояніе между нимъ и верхнею губою,-- но имѣлъ всѣ свойства линіи, именно -- обладалъ длиною безъ широты. Между двумя его сторонами не было ничего. Если-бы вы вздумали его потянуть, то ваши пальцы встрѣтились бы другъ съ другомъ. Когда я прибавлю что волосы на головѣ м-ра Кэнтуайза стоили всѣ торчмя, возвышаясь на два дюйма и что они были очень рыжи, то мое описаніе его наружности будетъ довольно полно.
   Что м-ръ Моульдеръ былъ представителемъ фирмы, торговавшей чаемъ, кофе и англійской водкой на прочномъ основаніи капитала и прибыли это хорошо зналъ странствующій коммерческій людъ на сѣверѣ Англіи. Никто не имѣлъ ни малѣйшаго сомнѣнія на счотъ его хозяевъ Гоббльза и Гриза изъ Гоундсдича. Дѣла Гоббльза и Гриза были въ порядкѣ, какъ они всегда были въ теченіе послѣднихъ двадцати лѣтъ. Но я не могу сказать, чтобы существовало совершенно такое же довѣріе къ привиллегированному обществу стальныхъ вещей вообще, или къ личнымъ операціямъ м-ра Кэнтуайза въ особенности. Жители Йоркшира и Ланкашира питали сомнѣніе на счотъ металлическихъ столовъ и думали, что м-ръ Кэнтуайзъ былъ уже черезъ-чуръ краснорѣчивъ въ своихъ похвалахъ этимъ издѣліямъ.
   М-ръ Моульдеръ, войдя въ комнату, остановился, чтобы дать половому снять съ него пальто и широкій шарфъ, которымъ была укутана его шея; а м-ръ Кэнтуайзъ производилъ ту же операцію самъ, тщательно складывая снятыя имъ принадлежности туалета. За тѣмъ м-ръ Моульдеръ уставилъ глаза на м-ра Дократа и смотрѣлъ на него очень пристально.-- Кто это, Джемсъ?-- спросилъ онъ у слуги, говоря шопотомъ, который былъ явственно слышенъ адвокату.
   -- Джентльменъ, пріѣхавшій съ вечернимъ поѣздомъ,-- отвѣчалъ Джемсъ.
   -- Купецъ? спросилъ м-ръ Моульдеръ, сердито нахмуривъ брови.
   -- По крайней мѣрѣ, онъ называетъ себя купцомъ.
   -- Вздоръ! возразилъ м-ръ Моульдеръ, который въ совершенствѣ зналъ всѣ признаки торговаго человѣка и могъ бы, по одному данному ноготку, составить его въ своемъ умѣ. какъ дѣлаетъ это профессоръ Оуэнъ съ птицами, исчезнувшими съ лица земли. М-ръ Моульдеръ начиналъ сердиться, потому что онъ былъ поборникомъ правъ и привиллегій своего сословія и думалъ, что свѣтъ въ этомъ отношеніи не такъ консервативенъ, какъ бы ему слѣдовало быть. Однако-же м-ра Дократа нельзя было напугать; онъ подвинулъ свой стулъ нѣсколько поближе къ огню, хлебнулъ одинъ глотокъ грога и приготовился къ войнѣ, если она окажется необходимою.
   -- Холодный вечеръ сэръ, для этого времени года, сказалъ м-ръ Моудьдеръ, подходя, къ камину и пытаясь нахмуриться. Не смотря на страшную массивность своего тѣла, м-ръ Моульдеръ могъ по временамъ принимать сердитый видъ, но только тогда, когда дѣйствительно былъ разсерженъ. Онъ не былъ одаренъ способностью владѣть мускулами своего лица.
   -- Да, отвѣчалъ м-ръ Дократъ, не отрывая глазъ отъ "Лидской и Галфакской хроники". Холодновато. Половой, сигару!
   Это, должно признаться, было очень возмутительно. М-ръ Моульнеръ не былъ приготовленъ къ принятію какой-нибудь мѣры, чтобы вытурить джентльмена, хотя, безъ сомнѣнія, могъ-бы это сдѣлать, если-бы вздумалъ воспользоваться своею прерогативой. Но онъ надѣялся, что джентльменъ признаетъ слабость своихъ правъ, что онъ нѣсколько отодвинется къ одной сторонѣ камина, и не ожидалъ, чтобы онъ вздумалъ курить, не спрося -- не будетъ ли это непріятно законнымъ владѣльцамъ комнаты. М-ръ Дократъ былъ чуждъ подобной трусости.-- Половой! сказалъ онъ опять, принесите мнѣ сигару; слышите?
   Бойкій духъ Моульдера не могъ вынести этого хладнокровно. Онъ былъ обычнымъ посѣтителемъ этой комнаты въ теченіе пятнадцати лѣтъ и всегда всѣми силами старался сохранить коммерческій кодексъ ненарушимымъ. Онъ пользовался такою извѣстностью, что никто другой никогда не осмѣливался въ его присутствіи занять первое мѣсто за купеческимъ обѣдомъ. Онъ чувствовалъ себя обязанымъ выступить впередъ и дать сраженіе особенно въ присутствіи Кэнтуайза, который вовсе не былъ усерденъ къ поддержанію интересовъ своего сословія. Кэйтуаизъ всегда былъ радъ видѣть постороннихъ посѣтителей въ комнатѣ, чтобъ расхваливать свои столы, и если возможно, продать ихъ; а этотъ способъ веденія дѣлъ былъ высшей степени былъ противенъ для прямого, стариннаго коммерческаго ума м-ра Моульдера.
   -- Сэръ,-- сказалъ м-ръ Моульдеръ съ яркою краской на щекахъ и подбородкѣ,-- я и этотъ джентльменъ хотимъ поужинать, а во время ѣды въ купеческихъ комнатахъ курить не принято. Вы, безъ сомнѣнія, знаете эти правила, если вы сами купецъ, какъ я заключаю изъ того, что вижу васъ въ этой комнатѣ.
   М-ръ Моульдеръ неправильно сослался на законъ, какъ это было и ему самому очень хорошо извѣстно. Курить дозволяется во всѣхъ купеческихъ комнатахъ по прошествіи часа, или около того, послѣ обѣда. Но ему было необходимо задѣть незнакомца какимъ-нибудь способомъ и притомъ незнакомецъ могъ не знать ничего о купеческихъ обычаяхъ. Онъ и дѣйствительно не зналъ; поэтому, въ отвѣтъ на слова Моульдера, онъ только посмотрѣлъ ему пристально въ лицо. Но м-ру Кэнтуайзу эти обычаи были извѣстны въ достаточной степени, и онъ, видя предъ собою возможнаго покупщика металлическихъ столовъ, поспѣшилъ на помощь адвокату.
   -- Я думаю, что вы немножко ошибаетесь, м-ръ Моульдеръ; не правда-ли? сказалъ онъ.
   -- Въ чемъ ошибаюсь?-- возразилъ Моульдеръ, повернувшись очень круто къ своему вѣроломному земляку.
   -- Относительно куренья. Теперь девять часовъ, и если джентльменъ...
   -- Я ни на мѣдный грошъ не забочусь о часѣ, возразилъ Моульдеръ, но когда я думаю съѣсть кусокъ бифстекса съ чаемъ въ моей собственной комнатѣ, то я хочу сдѣлать это съ комфортомъ.
   -- Боже мой, м-ръ Моульдеръ, какъ часто я видалъ васъ, вонъ тамъ, съ трубкой во рту въ то время, когда цѣлая дюжина джентльменовъ пили свой чай въ этой самой комнатѣ! Правило относительно куренья, я полагаю, состоитъ вотъ въ чемъ: когда...
   -- Убирайтесь съ вашими правилами.
   -- Но вѣдь вы сами заговорили объ нихъ.
   -- По моему вопросъ состоитъ въ томъ, сказалъ Моульдеръ, разгоряченный оппозиціей: имѣетъ ли джентльменъ какое-нибудь право быть въ этой комнатѣ, или не имѣетъ? Купецъ онъ, или просто ни то ни сё? Вотъ въ чемъ штука, по моему.
   -- Въ этомъ вы правы, я долженъ согласиться, сказалъ Кэнтуайзъ.
   -- Джемсъ, сказалъ Моульдеръ, повелительно обращаясь къ слугѣ, который оставался во время спора въ комнатѣ -- (м-ръ Моульдеръ рѣшился исполнить свою обязанность и отстоять права своего сословія во чтобы-то ни стало). -- Джемсъ, это коммерческій джентльменъ, или нѣтъ?
   Теперь для м-ра Дократа настала очевидная необходимость самому вступиться за себя.
   -- Сэръ, сказалъ онъ, обращаясь къ м-ру Моульдеру, я думаю вы найдете чрезвычайно труднымъ опредѣлить это слово,-- чрезвычайно труднымъ. Въ этой предпріимчивой странѣ всѣ болѣе или менѣе суть люди коммерческіе.
   -- Слушайте, слушайте! сказалъ м-ръ Кэнтуайзъ.
   -- Это вздоръ, сказалъ м-ръ Моульдеръ.
   -- Можетъ быть и вздоръ, возразилъ м-ръ Дократъ, но тѣмъ не менѣе это справедливо по закону. Принимая слово коммерческій въ его обширнѣйшемъ, строжайшемъ и наиболѣе вразумительномъ смыслѣ, я -- коммерческій джентльменъ; и въ этомъ качествѣ я утверждаю, что имѣю полное право пользоваться купеческою комнатой.
   -- Очень хорошо сказано, замѣтилъ м-ръ Кэнтуайзъ.
   -- Половой, загремѣлъ м-ръ Моульдеръ, какъ будто воображая, что это должностное лицо находятся далеко въ другой комнатѣ, а не въ трехъ футахъ отъ его локтя. Торговый это господинъ, или нѣтъ? Потому что если нѣтъ, то я попрошу васъ послать сюда м-ра Крампа. Передайте мое почтеніе м-ру Крэмпу я скажите, что я желаю то видѣть.-- М-ръ Крампъ былъ хозяинъ гостинницы "Быка."
   -- Хозяинъ только что ушолъ со двора, сказалъ Джемсъ.
   -- Почему вы не отвѣчаете на мой вопросъ, сэръ? вскричалъ Моульдеръ, и лицо его покраснѣло отъ гнѣва.
   -- Онъ сказалъ, онъ онъ человѣкъ торговый, отвѣчалъ бѣдный слуга. Развѣ я могъ съ нимъ спорить и сказать ему, что онъ не купецъ, если онъ назвалъ себя купцомъ?
   -- Пожалуйста, сказалъ м-ръ Дократъ, не будемъ впутывать слугу въ этотъ споръ. Я спросилъ комнату для купцовъ и его обязанностью было показать мнѣ входъ въ нее. Дѣло состоитъ въ томъ, что на югѣ Англіи правила, на которыя вы ссылаетесь, соблюдаются не такъ строго, какъ въ этихъ болѣе торговыхъ мѣстностяхъ.
   -- Я всегда это замѣчалъ, сказалъ Кэнтуайзъ.
   -- Я три года путешествовалъ по Девонширу, Соммерсетширу и Вильтширу, возразилъ Моульдеръ, и тамъ комнаты для купцовъ содержатся такъ же какъ и повсюду.
   -- Я разумѣлъ Сэрри и Кэнтъ, сказалъ мистеръ Дократъ.
   -- Тамъ эти комнаты обыкновенно доступны для всѣхъ,-- сказалъ Кэнтуайзъ,-- въ это въ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія.
   -- Если джентльменъ хочетъ сказать, что онъ вошолъ сюда не зная мѣстныхъ обычаевъ, то мнѣ, разумѣется, говорить нечего,-- сказалъ Моульдеръ, и въ такомъ случаѣ я, по крайней мѣрѣ, буду очень радъ, если джентльменъ расположится къ этой комнатѣ безъ церемоній, въ качествѣ незнакомца и, такъ сказать, гостя, заплативъ свой собственный счотъ, разумѣется.
   -- И я тоже буду очень радъ, сказалъ Кэнтуайзъ, я никогда не любилъ исключительности. Я всегда говорилъ: что намъ за польза такъ запираться? сверхъ того, въ этомъ нѣтъ никакой снисходительности: мы, которые постоянно ѣздимъ по дорогамъ, должны оказывать ее людямъ, не со всѣмъ привыкшимъ къ этому дѣлу.
   При этомъ намекѣ на снисходительность мистеръ Моульдеръ въ знакъ отвращенія засопѣлъ, но не далъ никакого отвѣта. Мистеръ Дократъ,-- который рѣшился не уступать, но не могъ ничего выиграть дальнѣйшимъ споромъ -- поклонился и объявилъ, что онъ очень благодаренъ. Для рѣшенія -- былъ ли въ его голосѣ какой нибудь оттѣнокъ ироніи, или нѣтъ, слухъ мистера Моульдера не былъ довольно тонокъ. И такъ всѣ трое сидѣли теперь вокругъ огня, при чемъ адвокатъ сохранялъ свое мѣсто по серединѣ. За тѣмъ мистеръ Моульдеръ потребовалъ свой бифстексъ съ чаемъ.-- Съ подливкою, Джемсъ,-- сказалъ онъ торжественно,-- да кусочекъ жиру и нѣсколько кусочковъ луку, да смотрите тоненькихъ и сырыхъ, чтобы они не потеряли соку. И скажите повару, что ежели онъ не сдѣлаетъ этого какъ слѣдуетъ, то я пойду въ кухню и распоряжусь самъ. Вы сдѣлаете мнѣ компанію, Кэнтуайзъ? А?
   -- Не думаю, вы знаете, что я обѣдалъ въ три часа.
   -- Въ три часа! что-жь изъ этого! Обѣдъ въ три часа не накормитъ же человѣка на всю жизнь. Это не мѣшаетъ вамъ присоединиться ко мнѣ.
   -- Нѣтъ, я не хочу бифстекса. Нѣтъ ли у насъ чего-нибудь похожаго на селедку, Джемсъ?
   -- Можно принести, сэръ.
   -- Такъ принесите; какой вы славный малый! Это будетъ приправка къ моему чаю. Я не слишкомъ большой охотникъ ѣсть ваши тяжолыя кушанья по три раза въ день. Они слишкомъ горячатъ кровь.
   -- Вздоръ, проворчалъ Моульдеръ, и три джентльмена принялись за свою вечернюю закуску, за которою мы и оставимъ ихъ. Можно полагать, что бифстексъ былъ приготовленъ какъ слѣдуетъ,-- такъ какъ мистеръ Моульдеръ не ходилъ въ кухню,-- и что мистеръ Кэнтуайзъ съ удовольствіемъ ѣлъ свое невещественное лакомство,-- такъ какъ онъ не говорилъ ни слова до тѣхъ поръ, пока не покончилъ съ нимъ совершенно.
   -- Слыхали-ли вы о мистерѣ Мэзонѣ, который живетъ близь Брадфорда?-- спросилъ мистеръ Кэнтуайзъ, обращаясь къ Моульдеру, какъ только закуска была снята со стола и этому джентльмему подали трубку.
   -- Я видалъ его отца, будучи мальчикомъ, отвѣчалъ Моульдеръ, не выпуская трубки изо рта. Мэзонъ и Мартокъ въ Ольдъ-Джюри -- были хорошіе люди.
   -- Кажется, его дѣла идутъ очень хорошо, сказалъ Кэнтуайзъ, отворачивая лицо и глядя на своего товарища изъ-за угловъ своихъ глазъ.
   -- Кажется, что такъ. Вѣдь все мѣсто около дороги принадлежитъ ему. Были-ли вы у него съ своими ржавыми кривыми столами и стульями?
   -- Мистеръ Моульдеръ, вы забываете, что здѣсь есть джентльменъ, который не пойметъ, что вы говорите въ шутку. Я хотѣлъ кое-что продать въ Гроби-Паркѣ, только нашолъ, что покупщики очень не податливы.
   -- Вы не сошлись?
   -- Не то, что-бъ не сошлись, но я намѣренъ отправиться туда опять. Онъ довольно несговорчивый человѣкъ, этотъ мистеръ Мэзонъ, а его жена... ну, ужь женщина, я вамъ скажу! вотъ такъ женщина!
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Что касается до меня, я никогда не торгую по мелочамъ. Это вовсе не по моей части. Да я и никогда не былъ пріученъ къ этому. Если человѣкъ ведетъ оптовой торгъ, то пусть при немъ и остается.-- И высказавъ это превосходное мнѣніе, онъ хлебнулъ порядочный глотокъ грога.
   -- Очень старомодный обычай, мистеръ Моульдеръ, сказалъ Кэнтуайзъ, поглядѣвъ изъ-за угла и потомъ закрылъ глаза и покачалъ головою.
   -- Можетъ быть,-- сказалъ Моульдеръ,-- но черезъ это онъ не дѣлается хуже. Таскаться повсюду съ товарами -- это я называю мелочною продажею въ разносъ. Это не торговля.
   Затѣмъ разговоръ пріостановился, потому что мистеръ Кэнтуайзъ, человѣкъ набожныхъ правилъ, закрылъ свои глаза и мысленно произносилъ анаѳему противъ мистера Моульдера.
   -- Позвольте васъ спросить, сэръ, кажется мы говорите о мистерѣ Мэзонѣ, который живетъ въ этихъ странахъ?-- сказалъ Дократъ.
   -- Именно. Джозефъ Мэзонъ, эсквайръ изъ Гроби-Парка,-- отвѣчалъ мистеръ Кэнтуайзъ, поворачивая свое лицо къ адвокату.
   -- Я вѣроятно застану его завтра дома?
   -- Разумѣется, сэръ, разумѣется. По крайней мѣрѣ, я такъ думаю. Вы лично знакомы съ мистеромъ Мэзономъ, сэръ? Если такъ, то могу васъ увѣрить, что я не имѣлъ въ виду ничего оскорбительнаго, дѣлая намекъ на мистриссъ Мэзонъ.
   -- И она и онъ -- люди совсѣмъ для меня чужіе. Я только имѣю дѣло къ нему.
   -- Я буду очень радъ ѣхать съ вами до Гроби-Парка въ коляскѣ или въ одноколкѣ, если угодно. Я только возьму съ собою нѣсколько обращиковъ, что не составятъ никакой тяжести, ни малѣйшей, сэръ.
   Однако же на это мистеръ Дократъ не согласился. Свиданіе его съ мистеромъ Мэзономъ должно было имѣть особый конфиденціальный характеръ и поэтому онъ предпочиталъ отправиться пораньше и безъ товарища.
   -- Надѣюсь, я не былъ навязчивъ, сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ.
   -- Нисколько, отвѣчалъ мистеръ Дократъ.
   -- И если вы позволите мнѣ, сэръ, имѣть удовольствіе -- показать вамъ нѣсколько моихъ обращиковъ, я буду въ восторгѣ.
   Онъ сказалъ это, замѣтивъ, что мистеръ Моульдеръ сидѣлъ за пустымъ стаканомъ, съ трубкой въ рукѣ и съ закрытыми глазами.
   -- Мнѣ кажется, сэръ, я могу показать вамъ одну вещь, которая вамъ очень понравится. Вотъ видите-ли, сэръ, новыя идеи появляются каждый день, и дерево, совершенно выходитъ изъ моды, по крайней мѣрѣ относительно мебели. Пройдетъ еще двадцать лѣтъ, сэръ, и въ Англіи не останется деревянныхъ столовъ, развѣ только у людей бѣдныхъ, которые не въ состояніи перемѣнить мебель. Повѣрьте мнѣ, сэръ, желѣзо больше всего соотвѣтствуетъ нашему времени.
   -- И каучукъ, сказалъ Дократъ.
   -- Да, каучукъ тоже вещь удивительная. Вы не по этой ли части, сэръ?
   -- Нѣтъ, не совсѣмъ.
   -- Каучукъ не то что желѣзо, сэръ. Вы не можете сдѣлать изъ каучука обѣденнаго стола для четырнадцати человѣкъ, который укладывался-бы въ ящикъ 3--6 футовъ длины, 2--4 глубины и 2--6 ширины. За 25 ф. ст. и могу продать вамъ такую мебель, которая стоила бы болѣе, чѣмъ втрое дороже, если бы она была изъ дерева; мебель, отдѣланную въ самомъ лучшемъ вкусѣ и годную для всякой дамской гостиной и для будуара. У меня есть три стола, восемь стульевъ, покойное кресло, пюпитръ для нотъ, къ нему табуретъ и пара экрановъ. Все это позолочено во вкусѣ Людовика XIV и укладывается въ три очень небольшихъ ящика. Подумайте, сэръ, за 25 ф. ст. и ящики въ томъ числѣ.-- За тѣмъ послѣдовала пауза, послѣ которой мистеръ Кэнтуайзъ прибавилъ: если деньги на лицо, такъ и перевозка на мой счетъ. И онъ круто отвернулъ голову и пристально глядѣлъ на своего предполагаемаго покупателя.
   -- Я боюсь, что эти вещи мнѣ не нужны,-- сказалъ мистеръ Дократъ.
   -- Это самый изящный подарокъ, который можетъ сдѣлать джентльменъ своей супругѣ. Вы позволите мнѣ показать вещи, сэръ? Это даставитъ мнѣ искреннѣйшее удовольствіе. И мистеръ Кэнтуайзъ, вызвался сходить за тремя упомянутыми ящиками.
   -- Онѣ вовсе мнѣ не нужны, сказалъ мистеръ Дократъ.
   -- Тутъ нѣтъ никакого безпокойства для меня, сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ, и мнѣ доставляетъ величайшее удовольствіе показывать ихъ, когда я нахожу человѣка, который можетъ оцѣнить подобную роскошь. И говоря это, мистеръ Кэнтуайзъ выскользнулъ изъ комнаты и скоро воротился съ двумя прислужниками, которые, такъ-же какъ и онъ самъ, втащили на плечахъ по одному огромному ящику, величиною съ гробъ и разставили ихъ по разнымъ угламъ комнаты. Между тѣмъ мистеръ Моульдеръ тяжело храпѣлъ и голова его по временамъ упадала на грудь. Не смотря на то, онъ крѣпко держалъ свою трубку.
   Мистеръ Кэнтуайзъ съ удивительною легкостью бѣгалъ по комнатѣ, раскрывая ящики и вынимая оттуда вещи съ помощью Джо и Джемса. Они никогда не видали еще такихъ чудесь, и потому охотно присутствовали при этой онераціи. Странно было видѣть, съ какою готовностью хлопоталъ мистеръ Кэнтуайзъ, какъ небрежно онъ отбрасывалъ въ сторону сѣроватую бумагу, въ которую были завернуты различные куски окрашеннаго желѣза, и какою опытною рукою онъ складывалъ одну вещь за другою. Во первыхъ, тамъ былъ круглый игорный столъ, не такой большой, какъ можно было-бы желать, но тѣмъ не менѣе все-таки круглый игорный столъ. Съ увѣренностью знатока, мистеръ Кэнтуайзъ отдѣлилъ дно стола отъ того, что имѣло видь жолтой палки, и -- о, чудо!-- тамъ были три ножки, которыя онъ тщательно разложилъ на полу. Далѣе тамъ была желѣзная полоса, которая привинчивалась къ вершинѣ ножекъ, а къ верху этой полосы привинчивалась самая доска стола, состоявшая изъ трехъ частей, раскладывавшихся посредствомъ петель. Когда винтъ надлежащимъ образомъ былъ прикрѣпленъ къ центру, то эти петли откидывались на подставку и столъ былъ готовъ.
   Это, безспорно, была "изящная" вещь и гордость, съ которой мистеръ Кэнтуайзъ смотрѣлъ на нее черезъ плечо, была восхитительна. Поверхность стола была синяя, съ красной райскою птицею по серединѣ, и обведена вокругъ жолтымъ бордюромъ въ два дюйма ширины. Подставка и три ножки были тоже жолтыя.
   -- Это настоящій Людовикъ XIV, сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ, наклоняясь къ ящику, чтобы вынуть оттуда другой столъ, который онъ называлъ шахматнымъ. На немъ было надлежащее число голубыхъ и свѣтло-розовыхъ четырехугольниковъ, но и онъ тоже былъ сдѣланъ во вкусѣ Людовика XIV относительно ножекъ и краевъ. Третій столъ, который мистеръ Кэнтуайзъ называлъ переддиваннымъ, имѣлъ надлежащую форму,-- но былъ довольно малаго объема. За тѣмъ постепенно онъ вынулъ стулья, табуреты и экраны и въ теченіе четверти часа вся коллекція была готова. Красная райская птица и голубой фонъ были видны на всѣхъ этихъ вещахъ, такъ же какъ жолтыя ноги и края, придававшія имъ особенно модный характеръ. Вотъ, посмотрите,-- сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ, глядя на нихъ съ любовью и восхищеніемъ,-- мнѣ нѣтъ надобности увѣрять васъ, что за эти деньги вы не найдете ничего подобнаго ни во Франціи, ни въ Англіи.
   -- Эти вещи очень красивы, сказалъ мистеръ Дократъ; да и какъ ему было не похвалить ихъ, когда Кэнтуайзъ разложилъ ихъ передъ нимъ единственно ради его удовольствія? Мистеръ Дократъ нашолъ себя вынужденнымъ остановиться въ своихъ похвалахъ; онъ почти боялся, какъ бы ему не пришлось купить мебель.
   -- Красивы! еще бы, сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ торжествуя, и все это за 25 фунт. вмѣстѣ съ ящиками. Да, сэръ, ничто не можетъ сравниться съ желѣзомъ, вѣрьте моему слову. Они такъ крѣпки! Взгляните-ка сюда, сэръ. И мистеръ Кэнтуайзъ, взявъ два куска сѣроватой бумаги, тщательно разложилъ одинъ изъ нихъ въ центрѣ круглаго стола, на другой на стулѣ. За тѣмъ легко поднявшись на кончикахъ пальцевъ, онъ влѣзъ на стулъ и оттуда на столъ. Въ этомъ положеніи онъ ловко соединилъ свои ноги, такъ что тяжесть его тѣла приходилась какъ разъ противъ ножки стола и началъ граціозно размахивать руками надъ головой. Джемсъ и Джо стояли въ удивленіи съ открытыми ртами, а мистеръ Дократъ, засунувъ свои руки въ карманы, размышлялъ, какъ бы ему отдѣлаться.
   -- Посмотрите, какова прочность,-- провозгласилъ мистеръ Кэнтуайзъ съ высоты своей позиціи.-- Я думаю, ни одна изъ вашихъ знакомыхъ дамъ не позволитъ вамъ стать на свой столикъ изъ розоваго или краснаго дерева. А если-бы она и позволила, то вы сами не рѣшитесь на этотъ рискъ. А здѣсь -- посмотрите, какова прочность,-- и онъ размахнулъ руками, ловко удерживая ноги вмѣстѣ, въ прежнемъ положеніи.
   Въ эту минуту мистеръ Моульдеръ проснулся.-- Эге! вы уже вытащили свои желѣзныя сѣти, сказалъ онъ. Вы уже успѣли взобраться на столъ? Честное слово, я не полѣзъ бы туда.
   -- Да и мнѣ не хотѣлось бы этого, мистеръ Моульдеръ. Едва-ли бы даже этотъ столъ выдержалъ двадцатипудовую тяжесть. Джо, подставь мнѣ свое плечо. И мистеръ Кэнтуайзъ, очень осторожно ступивъ на стулъ, благополучно спустился на полъ.
   -- Вотъ это я называю вздоромъ, сказалъ Моульдеръ.
   -- Что вздоръ, мистеръ Моульдеръ?-- спросилъ Кэнтуайзъ, начиная горячиться.
   -- Да все это вздоръ: и стулья, и столы, и табуреты и экраны.
   -- Мистеръ Моульдеръ, я не называлъ вашего чаю, вашего кофе и вашей водки вздоромъ.
   -- И не могли; да вы я не сдѣлали бы этимъ никакого вреда. Гоббльзъ и Гризъ извѣстны въ Йоркширѣ слишкомъ хорошо для того, чтобы вы могли повредить имъ. Но что касается до этой дряни, то я не называю этого торговлей, и это неприлично для купеческой комнаты. Это вздоръ, вздоръ, вздоръ! Джемсъ, дай мнѣ свѣчу.-- И мистеръ Моульдеръ отправился спать.
   -- И я тоже пойду,-- сказалъ мистеръ Дократъ.
   -- Вы мнѣ позволите считать эти вещи за вами, сэръ?-- сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ.
   -- Я подумаю объ этомъ, отвѣчалъ адвокатъ. Теперь я не могу дать вамъ отвѣта. Покойной ночи, сэръ. Очень вамъ благодаренъ.
   И онъ ушолъ, предоставивъ мистеру Кэнтуайзу вновь укладывать свои стулья и столы, съ помощью Джемса.
   

VII.
Фамилія Мэзоновъ изъ Гроби-Парка.

   Гроби-Паркъ находится около семи миль отъ Лидса, по направленію къ Брэдфорду; и мистеръ Дократъ на слѣдующее утро послѣ сцены, описанной въ послѣдней главѣ, отправился туда въ одной изъ одноколокъ, принадлежащихъ гостинницѣ. Самый паркъ обширенъ, но не имѣетъ въ себѣ ничего привлекательнаго. Онъ окружонъ тощимъ рядомъ еловыхъ деревьевъ и въ немъ очень мало строеваго лѣса. На большой дорогѣ стоять двѣ очень значительныя пристройки, по двумъ сторонамъ воротъ, ведущихъ къ дому, который расположенъ въ самой серединѣ усадьбы. Онъ построенъ въ греческомъ вкусѣ, по крайней мѣрѣ такъ говоритъ его хозяинъ, что, пожалуй, и справедливо, если портикъ съ фундаментомъ и семью іоническими колоннами дѣлаетъ постройку греческою.
   Здѣсь жили мистеръ и мистриссъ Мэзонъ, три ихъ дочери и, по временамъ, два молодыхъ сына,-- потому что Богъ благословилъ хозяина Гроби-Парка пятью дѣтьми. Самъ м-ръ Мэзонъ былъ массивенъ, широкоплечъ, нахмуренъ и въ его натурѣ не было ни малѣйшей нѣжности, поэзіи и вкуса, но я не могу сказать, чтобы вообще онъ былъ дурнымъ человѣкомъ. Онъ честно велъ свои дѣла, или по крайней мѣрѣ старался быть честнымъ, не смотря ни на какія неблагопріятныя обстоятельства, и ревностно исполнялъ свою обязанность въ качествѣ мѣстнаго судьи. Онъ заботился, чтобы его арендаторы и земледѣльцы имѣли возможность жить, и старался выполнять свой долгъ относительно дѣтей, къ которымъ онъ былъ строгъ и которые не любили его. Подруга его жизни не была пріятною женщиною; тѣмъ не менѣе и относительно ея онъ исполнялъ своя обязанности, т. е. былъ ей вѣренъ, не колотилъ ее и не запиралъ, хотя, можетъ быть, его и оправдали бы, если бы онъ провинился въ которомъ нибудь изъ этихъ трехъ пунктовъ, или даже во всѣхъ, потому что, повторяемъ, мистриссъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка была непріятная женщина.
   Но онъ былъ не хорошій человѣкъ въ томъ отношеніи, что никогда не могъ забыть или простить обиду, а умъ и сердце его были одинаково жостки, суровы и непреклонны. Онъ питалъ убѣжденіе, что ему, какъ мужчинѣ, прилично чувствовать всѣ оскорбленія. Онъ ввутренно всегда тщеславился тѣмъ, что исполняетъ свой долгъ относительно всѣхъ людей и, по его мнѣнію, не обижалъ никого въ чемъ бы то ни было. Онъ аккуратно платилъ и не оставлялъ ни чьихъ писемъ безъ отвѣта; ничего и ни отъ кого не требовалъ безвозмездно, не былъ грубъ съ своими слугами и не заваливалъ ихъ излишнею работою. Онъ не позволялъ себѣ някакихъ развлеченій, но все свое время посвящалъ обязанностямъ. Онъ бы охотно готовъ былъ даже оказывать гостепріимство, если бы могъ заманить къ себѣ сосѣдей и убѣдить свою жену -- не скупиться на угощеніе.
   Таковы были его добродѣтели: какое же право имѣлъ кто-нибудь оскорблять его? Получивъ отъ своего поставщика подмѣшанный кофе, онъ анализировалъ его, подобно тому, какъ другой Мэзонъ анализировалъ гуано, и охотно бы содралъ кожу съ купца, если бы это было только дозволено закономъ. Развѣ онъ не платилъ ему каждый мѣсяцъ, давая ему самую высокую цѣну какъ за наилучшій товаръ? Когда его обманывали при покупкѣ лошади, то онъ преслѣдовалъ виновнаго до послѣдней степени, и если его служанки не поднимались съ постели въ 6 часовъ, то онъ самъ будилъ ихъ. Отъ своихъ дѣтей онъ требовалъ всѣхъ знаковъ уваженія, потому что имѣлъ на нихъ право. Ему не нужно было ничего чужого, но онъ не могъ выносить, чтобы у него отнимали вещь, которую онъ считалъ своею собственностію. И такъ, можно вообразить, въ какомъ свѣтѣ представлялись ему леди Мэзонъ и ея сынъ и какими глазами онъ смотрѣлъ на ихъ пребываніе въ Орлійской Фермѣ, такъ какъ онъ былъ твердо увѣренъ, что это имѣніе принадлежало бы ему, если бы только людямъ была извѣстна вся истина относительно этого предмета.
   Я уже упоминалъ, что м-риссъ Мэзонъ была непріятная женщина. Она когда-то славилась красотой и еще до сихъ поръ имѣла на нее претензію. По этому значительную часть дня она проводила въ своей уборной, тратила много денегъ на наряды и жеманилась. Это была женщина небольшого роста и имѣла продолговатые глаза, правильныя рѣсницы, прямой носъ, плоскіе губы и ровные зубы, овальное лицо и темные волосы. Но, не смотря на всѣ эти прелести, вы могли бы смотрѣть на нее десять дней сряду, а въ одиннадцатый не узнали бы ее на улицѣ.
   Но наружность м-риссъ Мэзонъ не была ея главнымъ качествомъ. Правда, она когда-то обладала красотой, но если ей было бы суждено играть роль въ исторіи, то не красота дала бы ей право на знаменитость. Великою добродѣтелью ея была скупость, а ея сильнымъ пунктомъ -- способность сберегать. Я сказалъ, что она тратила много денегъ на платье, и нѣкоторые люди, можетъ быть, подумаютъ, что эти двѣ черты характера несовмѣстны одна съ другою. Такіе люди не имѣетъ понятія объ истинномъ духѣ скупости. Эти сбереженія производятся съ наибольшимъ постоянствомъ и съ наиболѣе удовлетворительными результатами тогда, когда они дѣлаются на счотъ чужихъ спинъ и желудковъ.
   Скупость хозяйки дома лучше всего выказывается на пищѣ, да и на питьѣ также, потому-что чай, пиво и молоко представляютъ прекрасный предметъ для домашней экономіи. И м-риссъ Мэзонъ производила свои операціи преимущественно по этой статьѣ, доходя до того, что морила даже мужа своего съ голоду на сколько смѣла. Однакоже сама она завтракала въ полдень, въ своей комнатѣ, жареною живностью съ хлѣбнымъ соусомъ. Скряга, который моритъ себя голодомъ и умираетъ, высохши до костей, между тѣмъ какъ его худощавая голова лежитъ на мѣшкѣ съ золотомъ, все-таки внушаетъ почтеніе. Въ его жизни была одна великая страсть, и она вызывала его на величайшій подвигъ -- самоотверженіе. Вы не можете безусловно презирать того, кто одѣвался въ лохмотья и питался объѣдками, между тѣмъ какъ сукно и перепелки были у него подъ рукою. Но есть женщины и матери семействъ, которыя даютъ огрызки костей мужьямъ, а самыя кости слугамъ, а перепелокъ приберегаютъ для себя; которыя одѣваютъ своихъ дѣтей въ лохмотья, между тѣмъ какъ у нихъ самихъ -- комоды, шкафы и ящики завалены шелками и атласами, для своего собственнаго употребленія. Вотъ такая женщина достойна полнѣйшаго презрѣнія и даже ненависти, и такою женщиной была м-риссъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка.
   Я не буду теперь утомлять читателя подробнымъ описаніемъ молодыхъ Мэзоновъ. Старшій сынъ служилъ въ арміи, а младшій находился въ Кэмбриджѣ, и оба они тратили денегъ гораздо больше, чѣмъ позволялъ отецъ. Не потому, впрочемъ, чтобы онъ былъ особенно скупъ въ этомъ отношеніи. Онъ узналъ, какая сумма была для нихъ достаточна,-- вполнѣ достаточна, какъ ему сказали командиръ полка и директоръ школы,-- и назначилъ эту сумму, увѣривъ и Джозефа и Джона, что если они будутъ издерживать больше, то имъ самимъ придется платить свои долги изъ денегъ, которыя они пріобрѣтутъ впослѣдствіи. Но какъ могли быть нерасточительны сыновья подобной матери? Разумѣется, они мотали; разумѣется, они тратили больше, чѣмъ бы слѣдовало; и отецъ рѣшался свято держать свое слово.
   Дочери были гораздо менѣе счастливы, не имѣя въ своемъ распоряженіи никакихъ возможныхъ средствъ къ мотовству. Отецъ и мать рѣшили, что дочерямъ ихъ слѣдуетъ бывать въ обществѣ, и потому ихъ платье состояло неокончательно изъ лохмотьевъ. Но всякая молодая дѣвушка, бывающая въ обществѣ, вполнѣ понимаетъ разницу между полнымъ и скареднымъ гардеробомъ. Дѣвушка съ скуднымъ запасомъ нарядовъ могутъ имѣть приличный видъ для выѣздовъ,-- совершенно приличный въ глазахъ отца,-- и однакоже эти выѣзды могутъ быть предметомъ жестокаго горя. Хорошо людямъ разсказывать, что дѣвушка можетъ быть счастлива независимо отъ своихъ нарядовъ. Покажите мнѣ такую дѣвушку -- и я покажу вамъ такую, которую мнѣ было бы горько видѣть женою моего сына.
   Три миссъ Мэзонъ, какъ ихъ всегда называли жители Гроби-Парка, были -- Діана, Кревза и Пенелопа, потому что ихъ мать имѣла страсть къ классической литературѣ, которой она удовлетворяла чтеніемъ словаря Лампріера. Онѣ не были ни особенно хороши, ни особенно невзрачны, обладали хорошимъ ростомъ и здоровьемъ и были совершенно способны наслаждаться всякими развлеченіями, свойственными молодымъ дѣвушкамъ,-- если бы только имъ предоставили къ этому случай.
   М-ръ Дократь счелъ не лишнимъ письменно увѣдомить м-ра Мэзона о своемъ предполагаемомъ посѣщеніи. "М-ръ Мэзонъ -- говорилъ онъ самъ себѣ -- вспомнитъ мое имя и мѣсто, откуда я ѣду, и при такихъ обстоятельствахъ навѣрно захочетъ со мною увидѣться, хотя настоящая причина предполагаемаго свиданія не будетъ объяснена въ письмѣ." Такъ именно и случилось. М-ръ Мэзонъ вспомнилъ имя Дократа, хотя ни разу его не видалъ; и такъ-какъ письмо было послано изъ Гэмворта, то онъ почувствовалъ достаточный интересъ въ дѣлѣ для того, чтобы ожидать посѣтителя.
   -- Я давно уже знаю васъ по слухамъ, м-ръ Мэзонъ, хотя, сколько помню, никогда не имѣлъ прежде удовольствія видѣть васъ -- сказалъ м-ръ Дократъ, садясь за стулъ, предложенный ему въ кабинетѣ судьи. Мое имя -- Дократъ, сэръ; я адвокатъ. Я живу въ Гэмвортѣ и женатъ за дочери покойнаго м-ра Усбеча, сэръ, котораго вы припомните.
   М-ръ Мэзонъ слушалъ внимательно эти подробности, излагаемыя предъ нимъ съ такою ясностію, но не говорилъ нячего и только наклонялъ голову при каждомъ отдѣльномъ свѣдѣніи. Онъ зналъ все относительно дочери Усбеча почти такъ же хорошо, какъ самъ м-ръ Дократъ, но онъ умѣлъ молчать при случаѣ.
   -- Я былъ слишкомъ молодъ, сэръ, продолжалъ Дократъ, когда вы вели процессъ объ Орлійской Фермѣ, и потому не могъ принимать никакого личнаго участіе въ этомъ дѣлѣ; но тѣмъ не менѣе я помню всѣ обстоятельства, какъ будто бы это происходило вчера. Я полагаю, сэръ, что и вы ихъ также помните?
   -- Да, м-ръ Дократъ, помню очень хорошо.
   -- Мнѣ всегда казалось, сэръ, что... И адвокатъ остановился. Правда, онъ имѣлъ намѣреніе высказаться откровенно предъ м-ромъ Мэзономъ, но хотѣлъ чтобы и тотъ высказался съ своей стороны. Во всякомъ случаѣ не мѣшало заставить м-ра Мэзона выразить хоть какое нибудь участіе къ дѣлу.
   -- Вы говорите, вамъ всегда казалось, что... замѣтилъ м-ръ Мэзонъ, повторяя слова своего собесѣдника и сохраняя свой внушительный, важный видъ. Но лицо его не выражало ничего, кромѣ обычной тяжеловѣсной торжественности.
   -- Я всегда подозрѣвалъ существованіе чего-то такого, что еще не было отыскано.
   -- Чего же это, м-ръ Дократъ?
   -- Кое-какой тайны. Я не думаю, чтобы ваши адвокаты вели дѣло хорошо, м-ръ Мэзонъ.
   -- Вы думаете, что вы бы сдѣлали это лучше?
   -- Я не говорю этого, м-ръ Мэзонъ; я былъ тогда еще мальчикомъ и вовсе не могъ бы вести его. Но они не достаточно порылись. А между тѣмъ, м-ръ Мэзонъ, существуетъ одно письменное доказательство! которое гораздо сильнѣе всѣхъ высказанныхъ изустно. Умный адвокатъ можетъ направить показаніе свидѣтеля больше или меньше по своему усмотрѣнію, но онъ не можетъ сдѣлать того же съ самыми ничтожными фактами. Онъ не имѣетъ возможности обойти ихъ, вотъ видите. Ваши адвокаты, сэръ, не собрали кой-какихъ мелкихъ фактовъ, какъ бы имъ слѣдовало это сдѣлать.
   -- А вы собрали ихъ, м-ръ Дократъ?
   -- Я не говорю этого, м-ръ Мэзонъ. Весь мой интересъ состоитъ въ томъ, чтобы поддерживать приписку къ завѣщанію. Состояніе моей жены перешло къ ней на основаніи подобнаго документа; правда, оно уже давно издержано и лордъ канцлеръ со всѣми судьями не могли бы его возвратить, но тѣмъ не менѣе я бы не желалъ, чтобы кто-нибудь имѣлъ противъ меня искъ по этому поводу.
   -- Можетъ быть, вы потрудитесь сказать, чего вы желаете?
   -- Я хочу, чтобы правая сторона восторжествовала, м-ръ Мэзонъ, вотъ и все. Я не думаю, чтобы м-ръ Мэзонъ или ея сынъ имѣли какое-нибудь право на владѣніе Орлійской Фермой. Я не думаю, чтобы актъ, на основаніи котораго она перешла къ нимъ, былъ правильнымъ документомъ, и чтобы въ этомъ дѣлѣ Мэзона противъ Мэзона вы и ваши друзьи добрались до самой сути.
   И м-ръ Дократъ прислонился къ спинкѣ своего стула, внутренно рѣшась не говорить болѣе ничего до тѣхъ поръ, пока м-ръ Мэзонъ не подастъ къ тому какого нибудь знака. Однако же этотъ джентльменъ сохранялъ свою неподвижность, и потому настала короткая пауза, послѣ которой м-ръ Мэзонъ сказалъ:
   -- А вы нашли самую суть, м-ръ Дократъ?
   -- Я не говорю этого, отвѣчалъ адвокатъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я могу васъ спросить, съ какою цѣлью вы почтили меня вашимъ посѣщеніемъ? Вамъ, конечно, извѣстно, что это мои личныя семейный дѣла, и хотя я былъ бы очень обязанъ вамъ и всякому, кто помогъ бы мнѣ добраться до какихъ-нибудь истинныхъ фактовъ, которые были скрыты до сихъ поръ, но я не расположенъ толковать объ этомъ дѣлѣ съ человѣкомъ постороннимъ, единственно на основанія предположенія.
   -- Я не пріѣхалъ бы сюда, м-ръ Мэзонъ, съ весьма большими издержками и неудобствами для себя самого и для своихъ дѣлъ, если бы не имѣлъ для этого какой-нибудь основательной причины. Я не думаю, что вы въ этомъ дѣлѣ добрались до настоящей истины и не могу сказать также, чтобъ я открылъ ее теперь; я даже не сдѣлалъ къ тому попытки. Но я скажу вамъ вотъ что, м-ръ Мэзонъ: если вы желаете, я могу дать вамъ возможность... попытаться.
   -- Мои адвокаты -- гг. Роундъ и Крукъ изъ Бэдфордъ-Ро; не лучше-ли вамъ будетъ обратиться къ нимъ, м-ръ Дократъ?
   -- Нѣтъ, м-ръ Мэзонъ, не думаю. Я знаю хорошо Роунда и Крука, и не хочу ничего говорить противъ нихъ; но если я рѣшусь на дальнѣйшій шагъ, то я долженъ имѣть дѣло съ главнымъ лицомъ. Я не намѣренъ рисковать своей головой изъ-за чьего бы то ни было мизинца. У меня есть семейство, шестнадцать человѣкъ дѣтей, м-ръ Мэзонъ, и я долженъ смотрѣть въ оба.
   Здѣсь послѣдовала новая пауза, и м-ръ Дократъ начиналъ замѣчать, что Мэзонъ по природѣ своей не былъ человѣкъ откровенный или сообщительный, и что, поэтому, для дальнѣйшихъ переговоровъ съ вамъ надлежало быть нѣсколько откровеннымъ самому.
   -- Дѣло въ томъ, м-ръ Мэзонъ, что я напалъ на документы, которые вамъ слѣдовало бы имѣть при вашемъ процессѣ. Роундъ и Крукъ должны бы отыскать ихъ, только они не были довольно проницательны. Помилуйте, сэръ, м-ръ Усбечъ былъ повѣреннымъ вашего отца въ теченіе многихъ лѣтъ, а они не разсмотрѣли его бумагъ и въ половину такъ, какъ бы слѣдовало. Они перечитывали эти бумаги, смотрѣли на нихъ, но не подумали сообразить, какіе миленькіе факты могли оказаться тамъ.
   -- И эти документы теперь при васъ?
   -- Нѣтъ, м-ръ Мэзонъ, я не въ такой степени простъ: а никогда не ношу съ собой подлинныхъ документовъ, развѣ у меня потребуютъ доказательствъ. Я снялъ копію съ нѣсколькихъ статей,-- не настоящую копію, а только двѣ-три строки, для памяти.
   И м-ръ Дократъ вынулъ маленькій бумажникъ изъ своего жилета. Между тѣмъ любопытство м-ра Мэзона было возбуждено и онъ начиналъ думать, что его посѣтитель нашолъ какое-то свѣдѣніе, которое могло имѣть для него важность.
   -- Вы хотите показать мнѣ какой-нибудь документъ?-- спросилъ онъ.
   -- Это смотря по обстоятельствамъ,-- сказалъ адвокатъ,-- а еще не знаю, хотите-ли вы его видѣть. Я пріѣхалъ издалека, чтобъ оказать вамъ услугу, но вы, повидимому, боитесь сдѣлать первый шагъ. Я обремененъ семействомъ и не хочу во вредъ самому себѣ класть деньги въ чужой карманъ. Какъ вы думаете, чего будетъ стоить мое путешествіе сюда, исключа, потерю времени и остановку въ дѣлахъ?
   -- Послушайте, м-ръ Дократъ, если вы дѣйствительно можете сообщить мнѣ какіе-нибудь факты относительно Орлійской Фермы, которые мнѣ слѣдовало бы знать, то я позабочусь о вознагражденіи васъ за ваше время и ваши хлопоты. Гг. Роундъ и Крукъ...
   -- Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до Роунда и Крука, это рѣшено, м-ръ Мэзонъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, м-ръ Дократъ...
   -- Полминуты, м-ръ Мэзонъ. Я не хочу имѣть никакого дѣла съ Роундомъ и Крукомъ, но такъ какъ мнѣ извѣстно, что вы человѣкъ порядочный и честный, то собственно вамъ я сообщу о моемъ открытіи, и за тѣмъ предоставлю вамъ сдѣлать то, что вы сочтете справедливымъ относительно мовхъ издержекъ, времени и услугъ. Вы не забудете, что отъ Гэмворта до Гроби-Парка разстояніе не маленькое, и въ случаѣ успѣха....
   -- Если вы хотите показать мнѣ документъ, то я долженъ видѣть его, не обязываясь ни къ чему,-- сказалъ м-ръ Мэзонъ, по прежнему съ большою торжественностію. Онъ имѣлъ большія сомнѣнія на счотъ своего новаго знакомца и сильно опасался унизить свое достоинство въ качествѣ мѣстнаго судьи и владѣльца Гроби-Парка личными сношеніями съ Дократомъ. Однако же онъ не могъ противостоять и искушенію. М-ръ Мэзонъ питалъ въ высшей степени твердую увѣренность, что приписка къ духовному завѣщанію не выражала дѣйствительной послѣдней воли его отца и что доказательство справедливости его убѣжденія могло быть найдено между бумагами покойнаго адвоката. Онъ ненавидѣлъ леди Мэзонъ отъ всего сердца и былъ не такой человѣкъ, чтобы упустить случай ниспровергнуть ея права и разорить ее, если бы только этотъ случай представился.
   -- Да, сэръ, вы увидите этотъ документъ или, лучше, услышите, потому что видѣть тамъ почти нечего.-- Съ этими словами мистеръ Дократъ вынулъ изъ своего бумажника очень маленькій лоскутокъ бумаги.
   -- Я предпочелъ бы прочесть его самъ, если это для васъ безразлично, м-ръ Дократъ: тогда я лучше пойму.
   -- Какъ вамъ угодно, м-ръ Мэзонъ,-- отвѣчалъ адвокатъ, подавая ему маленькій лоскутокъ бумага. Поймите, сэръ, что это не настоящая копія, а только замѣтки о нѣкоторыхъ числахъ и частностяхъ, набросанныя мною для памяти.-- Документъ, вслѣдствіе котораго м-ръ Дократъ пріѣхалъ въ Йоркширъ, состоялъ изъ одной осьмушки бумаги, исписанной едва на половину. Мистеръ Мэзонъ прочелъ слѣдующія слова:
   "Время завѣщанія: 14 іюля 18--
   "Свидѣтели документа: Джонъ Кеннеби, Бриджетъ Больстеръ, Джонатанъ Усбечъ. N.B. Джонатанъ Усбечъ умеръ прежде завѣщателя.
   "Мэзонъ и Мартокъ. Актъ 14 іюля 18--
   "Подписанъ въ Орлійской Фермѣ.
   "Свидѣтели -- Джонъ Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ. Актъ былъ приготовленъ въ конторѣ Джонатана Усбеча и подписанъ, вѣроятно, въ его присутствіи".
   Вотъ все, что было написано на бумажкѣ, и м-ръ Мэзонъ прочелъ эти слова про себя прежде чѣмъ поднялъ глаза или сказалъ что нибудь. Онъ не былъ воспріимчивъ къ новымъ мыслямъ или понятенъ относительно новыхъ пунктовъ; но однажды понявъ и усвоивъ себѣ что-нибудь, онъ удерживалъ это навсегда.
   -- Ну?-- сказалъ онъ, прочитавъ записку въ третій разъ.
   -- Вы тутъ ничего не видите, сэръ? сказалъ мистеръ Дократъ.
   -- А что? спросилъ м-ръ Мэзонъ, все еще глядя на лоскутокъ бумаги.
   -- Напримѣръ хоть числа?
   -- Я вижу, что числа тѣ же самыя: 14 іюля того же года.
   -- Итакъ?-- сказалъ м-ръ Дократъ, проницательно глядя въ лицо судьѣ.
   -- Ну?-- сказалъ м-ръ Мэзонъ, глядя черезъ бумажку на свои сапога.
   -- Джонъ Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ подписались свидѣтелями на обоихъ документахъ, сказалъ адвокатъ.
   -- Я вижу это, отвѣчалъ Мэзонъ.
   -- Но ни изъ чего не видно, чтобы они помнили, что ихъ призывали для двухъ подписей въ одинъ и тотъ же день.
   -- Да, этого ни изъ чего не видно, даже нѣтъ намека на это.
   -- Никакого намека, м-ръ Мэзонъ, какъ вы справедливо замѣтили; именно это я разумѣлъ, говоря, что Роундъ и Крукъ не уловили кое-какихъ фактовъ. Повѣрьте мнѣ, сэръ, и внѣ Лондона есть юристы, которые знаютъ не менѣе, чѣмъ Роундъ и Крукъ. Они должны бы замѣтить эти факты, потому что они перелистывали копію съ документа. И мистеръ Дократъ сильно ударилъ рукою по столу, въ пылу негодованія противъ своихъ нерадивыхъ собратій. Въ началѣ разбора м-ръ Мэзонъ сильно бы разсердился на подобную вольность, но теперь онъ остался спокоенъ.
   -- Да, имъ бы слѣдовало знать это, сказалъ судья. Но онъ все еще не понималъ въ чемъ дѣло. Онъ видѣлъ только, что существуетъ какой-то пунктъ, достойный вниманія.
   -- Знать это! Разумѣется, слѣдовало бы,-- вскричалъ Дократъ. Слушайте, м-ръ Мэзонъ: если бы я думалъ, что я повредилъ кому-нибудь изъ своихъ кліэнтовъ подобною безпечностію, то я вычеркнулъ бы свое имя изъ адвокатскихъ списковъ; да, выключилъ бы. Я не посмѣлъ бы смотрѣть судьямъ въ лицо, если бы пренебрегъ сообщить имъ подобные факты. Я полагаю, это была безпечность, не такъ-ли, м-ръ Мэзонъ?
   -- О, да, боюсь что такъ, отвѣчалъ Мэзонъ, еще болѣе блуждая впотемкахъ.
   -- Они не могли имѣть никакой причины скрывать это, я думаю
   -- Никакой; но скажите мнѣ, м-ръ Дократъ, какое это имѣетъ къ вамъ отношеніе? числа и свидѣтели тѣ же самые.
   -- Актъ о раздѣлѣ -- подлинный; въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія.
   -- Вы увѣрены въ этомъ?
   -- Совершенно увѣренъ. Я нашолъ его записаннымъ въ старыхъ книгахъ конторы. Это былъ послѣдній изъ ряда подобныхъ документовъ, заключеніяхъ между Мэзономъ и Мартокомъ, послѣ того какъ старикъ удалился отъ дѣлъ. Она всегда была съ нимъ и знала все.
   -- Относительно акта о товариществѣ?
   -- Разумѣется, знала, она умная женщина, м-ръ Мэзонъ, очень умная и почти жаль, что ее постигло горе. Она перенесла его съ такою твердостью; не правда-ли?
   Лицо м-ра Мэзона почернѣло.-- Какъ,-- сказалъ онъ,-- если то что вы, повидимому, утверждаете, справедливо, то она должна быть... быть... Что вы разумѣете подъ словомъ жаль, сэръ?
   М-ръ Дократъ пожалъ плечами.-- Это очень грустно, сказалъ онъ, чрезвычайно грустно.
   -- Она должна быть мошенница, низкая мошенница. Нѣтъ, еще хуже того.
   -- О, да, гораздо хуже, м-ръ Мэзонъ. Если здѣсь есть что нибудь, такъ это подлогъ,-- сказалъ м-ръ Дократъ, глядя своему собесѣднику прямо въ лицо.
   -- Я всегда чувствовалъ увѣренность, что мой отецъ вовсе не думалъ подписывать подобнаго документа.
   -- Онъ и не подписывалъ его, м-ръ Мэзонъ.
   -- А... а свидѣтели?-- сказалъ м-ръ Мэзонъ, все еще не понимая истиннаго объема подозрѣній адвоката.
   -- Они подписали другой актъ, т. е. двое изъ нихъ подписали. Въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія, и подписали въ тотъ же день. Они несомнѣнно засвидѣтельствовали подпись, сдѣланную старимъ джентльменомъ въ его собственной комнатѣ 14 іюля. Подлинникъ этого документа съ обозначеніемъ числа и съ ихъ именами скоро будетъ на лицо.
   -- Хорошо, сказалъ м-ръ Мэзонъ.
   -- Но они не засвидѣтельствовали другой подписи.
   -- Вы думаете?
   -- Я увѣренъ въ этомъ. Дѣвица Больстеръ вспомнила бы и сказала бы это. Она довольно смышлена.
   -- Такъ кто же написалъ имена подъ завѣщаніемъ?-- спросилъ м-ръ Мэзонъ.
   -- А! вотъ въ этомъ-то и вопросъ. Кто написалъ ихъ? Мы, т. е. вы и я, очень хорошо знаемъ, кто не написалъ. Съ помощью этой данной, кажется, мы можемъ догадываться кто написалъ.
   И два собесѣдника три или четыре минуты молчали. М-ръ Дократъ велъ себя совершенно свободно, онъ потиралъ рукою свой подбородокъ, игралъ перочиннымъ ножикомъ, который онъ взялъ съ письменнаго стола, и ожидалъ, когда угодно будетъ м-ру Мэзону возобновить разговоръ. М-ръ Мэзонъ былъ не въ своей тарелкѣ, хотя оставилъ всякую мысль о сдержанности въ разговорѣ съ адвокатомъ. Онъ думалъ теперь о томъ, какъ уничтожить эту женщину, которая грабила его въ теченіе столькихъ лѣтъ; которая вызвала его на борьбу, побѣдила и довела до страшныхъ издержекъ; которая тревожила его душу въ теченіе всей его жизни, лишила его довольства и была для него иглой терновника, навсегда оставшейся въ гноящейся ранѣ. Онъ всегда думалъ, что леди Мэзонъ употребила противъ него подлогъ; но эта увѣренность была ослаблена невѣріемъ другихъ. Ему приходило на мысль, что, можетъ быть, старикъ подписалъ духовную въ бреду, до котораго довела его эта женщина обманомъ и угрозами. Въ жизни Мэзона не было дня, въ который онъ не желалъ бы ее погубить, если бы это было въ его власти. Но теперь,-- теперь въ его умѣ зарождались новыя, великія мысли. Неужели возможно, что онъ когда нибудь увидитъ ее не только лишонною всѣхъ пріобрѣтенныхъ ею денегъ, но и стоящею предъ судомъ на мѣстѣ преступниковъ, чтобы выслушать приговоръ за свои ужасныя преступленія? Если это возможно, то неужели и онъ въ свою очередь не будетъ вознагражденъ за все, что онъ претерпѣлъ? Для его чувства справедливости не будетъ-ли отрадно, когда каждый изъ нихъ получитъ наконецъ свое возмездіе? Онъ до сихъ поръ еще не видѣлъ, до. какого размѣра простираются подозрѣнія Дократа. Онъ не вполнѣ понималъ причину предположенія, что эта женщина выбрала для своего подлога число, когда былъ совершонъ другой, подлинный, актъ. Но онъ видѣлъ и понималъ -- по крайней-мѣрѣ такъ онъ думалъ,-- что новое и, можетъ быть, неопровержимое доказательство ея низости находится наконецъ у него подъ рукою.
   -- Что же намъ дѣлать теперь,-- м-ръ Дократъ?-- сказалъ онъ послѣ паузы.
   -- Долженъ-ли я понимать ваши слова такъ, что вы удостоиваете спрашивать у меня совѣта, какъ у своего адвоката?
   -- Человѣку въ моемъ положеніи неблагоразумно мѣнять своихъ юрисконсультовъ по какому нибудь минутному поводу,-- отвѣчалъ м-ръ Мэзонъ. Вы должны это очень хорошо знать, м-ръ Дократъ. Г г. Роундъ и Крукъ...
   -- Гг. Роундъ и Крукъ, сэръ, пренебрегли самымъ постыднымъ образомъ вашими интересами. Позвольте мнѣ сказать вамъ это, сэръ.
   -- Можетъ быть. Я скажу вамъ, что я намѣренъ дѣлать, м-рь Дократъ. Я подумаю объ этомъ дѣлѣ спокойно, и тогда поѣду въ городъ и тамъ, можетъ быть, буду имѣть честь ожидать вашего дальнѣйшаго посѣщенія.
   -- И вы не скажете объ этомъ дѣлѣ Роунду и Круку?
   -- Я не могу обѣщать этого, м-ръ Дократъ. Я думаю, что будетъ лучше сказать имъ, и потомъ уже повидаться съ вами.
   -- А какъ относительно моихъ издержекъ на пріѣздъ сюда?
   Въ самую эту минуту послышался легкій стукъ въ дверь, и прежде чѣмъ хозяинъ дома могъ дать на то позволеніе, хозяйка вошла въ комнату.-- Мой милый, сказала она, я не знала, что ты занятъ.
   -- Да, я занятъ,-- подтвердилъ м-ръ Мэзонъ.
   -- Извини меня. Не изъ Гэмворта-ли этотъ джентльменъ?
   -- Да, мамъ,-- отвѣчалъ м-ръ Дократъ,-- я изъ Гэмворта. Надѣюсь, я имѣю удовольствіе видѣть васъ совершенно здоровою, мамъ?-- И вставъ со стула, адвокатъ вѣжливо поклонялся.
   -- М-ръ Дократъ; м-риссъ Мэзонъ,-- сказалъ хозяинъ, представляя ихъ другъ другу; и м-риссъ Мэзонъ сдѣлала гостю реверансъ. Она тоже нетерпѣливо желала знать, въ чемъ состояли вѣсти Гэмворта.
   -- М-ръ Дократъ будетъ завтракать съ нами, моя милая,-- сказалъ м-ръ Мэзонъ. И озабоченная хозяйка вышла, оставивъ ихъ опять наединѣ.
   

VIII.
Завтракъ м-ра Мэзона.

   Хотя м-ръ Дократъ былъ нѣсколько польщенъ приглашеніемъ къ завтраку, но вмѣстѣ съ тѣмъ оно нѣкоторымъ образомъ и разстроило его. Онъ былъ далекъ отъ мысли, что м-ръ Мэзонъ изъ Гроби-Парка сдѣлаетъ ему эту честь, и заключилъ изъ нея о великой власти, которую онъ пріобрѣлъ надъ вниманіемъ хозяина. Однако же онъ немедленно почувствовалъ, что теперь руки его были до нѣкоторой степени связаны. Его пригласили сидѣть за столомъ м-ра Мэзона вмѣстѣ съ м-риссъ Мэзонъ и всѣмъ семействомъ; съ нимъ обращалась какъ съ равнымъ; поэтому онъ не могъ теперь повторить своего важнаго вопроса: "А какъ относительно моихъ издержекъ на проѣздъ сюда"? Не могъ онъ также тотчасъ начать разговоръ о столь важномъ для него предметѣ въ томъ духѣ, который клонился бы въ пользу его собственныхъ интересовъ. Будучи приглашонъ къ завтраку, онъ не могъ съ надлежащею настойчивостью торговаться на счетъ свой доли прибыли, ни выговорить условія, чтобы веденіе всего этого дѣла не ввѣряли Роунду и Круку. Приглашеніе это было пріятно для его гордости, но онъ принужденъ былъ признаться, что оно мѣшало дѣлу.
   Да и самъ м-ръ Мэзонъ не чувствовалъ охоты продолжать разговоръ въ томъ родѣ, въ какомъ онъ былъ веденъ до этихъ поръ. Правда, умъ его былъ занятъ Орлійской Фермой и онъ не могъ заставить себя думать о чемъ нибудь другомъ; но онъ былъ уже теперь не въ состояніи говорить объ этомъ дѣлѣ съ адвокатомъ въ своемъ кабинетѣ.
   -- Не угодно ои вамъ прогуляться покамѣстъ до завтрака?-- сказалъ онъ. И оба собесѣдника взяли шляпы и вышли въ садъ.
   -- Объ этомъ страшно подумать,-- сказалъ м-ръ Мэзонъ, послѣ того какъ они два раза прошлись вдоль широкой террасы, усыпанной пескомъ.
   -- О чемъ? относительно миледи?-- спросилъ адвокатъ.
   -- Ужасно!-- И м-ръ Мэзонъ вздрогнулъ. Едвали мнѣ, въ моей жизни, случалось слыхать что нибудь до такой степени поразительное, вѣдь это продолжается двадцать лѣтъ, подумайте! Двадцать лѣтъ!-- его лицо почти почернѣло отъ ужаса.
   -- Это очень грустно,-- сказалъ м-ръ Дократъ,-- очень грустно. Что станется съ нею, если судьба возстанетъ противъ нея? Она сама навлекла на себя свою участь, вотъ все, что можно сказать объ ней.
   -- Будь она проклята! Будь она проклята!-- вскричалъ м-ръ Мэзонъ, скрежеща зубами съ сосредоточенною яростью. Никакое наказаніе не будетъ довольно тяжко для нея. Повѣсить -- мало.
   -- Ее не могутъ повѣсить, м-ръ Мэзонъ,-- возразилъ м-ръ Дократъ, почти испуганный запальчивостью своего собесѣдника.
   -- Нѣтъ; судьи испортили наши законы, поощряя мошенниковъ, негодяевъ и клятвопреступниковъ. Но они могутъ приговорить къ пожизненному заключенію. Они должны сдѣлать это.
   -- Но вѣдь она еще не обвинена.
   -- Да будетъ она проклята!-- повторилъ владѣлецъ Гроби-Парка, думая о двадцати годахъ постоянныхъ убытковъ. Въ теченіе этихъ двадцати лѣтъ у него ежегодно отнимали по 800 фунтовъ, и онъ былъ побѣжденъ послѣ упорной борьбы. Когда м-ръ Дократъ въ первый разъ услыхалъ восклицанія своего собесѣдника относительно того, какъ ужасно и гнусно это дѣло, то думалъ, что м-ръ Мэзонъ намѣкаетъ на безславіе, которое навлекла на себя его противница своимъ предполагаемымъ преступленіемъ. Но м-ръ Мэзонъ говорилъ о своемъ собственномъ положеніи. Его поражала мысль о томъ, какъ гнусно съ нимъ поступили. И это именно приводило его въ содроганіе. Что касается до нея... Сожалѣніе къ ней! Развѣ человѣкъ жалѣетъ когда нибудь крысу, которая съѣла его лучшія лакомства?
   -- Сэръ, завтракъ поданъ,-- сказалъ лакей, одѣтый въ ливрею. Всѣ слуги Гроби-Парка по новому устройству тамошняго хозяйства жили на своихъ хлѣбахъ. М-риссъ Мезонъ не любила этой системы, хотя она доставляла возможность къ нѣкоторой экономіи: она сильно противорѣчила господствующемъ наклонностямъ характера хозяина и самой пылкой страсти ея сердца; она отнимала у ней возможность выдавать слугамъ пищу, запирать обрѣзки мяса и обвинять служанокъ въ обжорствѣ. Но, сказать правду, м-ръ Мэзонъ былъ доведенъ до этой мѣры настоятельною необходимостью; онъ нашолъ невозможнымъ заставить свою жену выдавать слугамъ достаточное количество пищи. Она знала, что этою скупостью вредитъ сама себѣ, но не могла отъ нея удержаться. Ножъ, проходя ковригу хлѣба, уменьшалъ надлежащую порцію на третью долю; количество масла сокращалось изъ половины въ четверть фунта, порціи мяса дробились въ безконечно малыя частицы. Когда съѣстные припасы находились передъ глазами м-риссъ Мэзонъ, то она уже не могла удержать своихъ рукъ. Она не въ состояніи была разстаться съ провизіей, хотя эта жадность доводила ее до разоренія. И такъ, по приказанію хозяина, слугамъ стали выдавать деньги на продовольствіе.
   Мистеръ Дократъ скоро очутился въ столовой, гдѣ три дѣвушки съ своей матерью сидѣли уже за столомъ. И комната и мебель въ ней были красивы, но тѣмъ не менѣе все это имѣло какой-то тяжелый видъ. Столъ былъ довольно великъ для двѣнадцати персонъ и годенъ для благороднаго пиршества; но и теперь обѣщанія, которыми онъ ласкалъ вкусъ, были не дурны, потому что тамъ находились три большія блюда, вѣроятно, заключавшія въ себѣ горячее мясо,-- а вѣдь въ нѣкоторыхъ домахъ весь завтракъ состоитъ изъ хлѣба и сыру.
   М-ръ Мэзонъ съ надлежащими формальностями представилъ м-ру Дократу своихъ дочерей: Миссъ Діана Мэзонъ, миссъ Кревза Мэзонъ, миссъ Пенелопа. Джонъ, сними крышки. И Джонъ взялъ ихъ со стола посредствомъ великолѣпнаго движенія руки, которое не было лишено ироніи. На большомъ блюдѣ, которое стояло передъ хозяиномъ дома,-- и должно полагать, было приготовлено поваромъ съ подобнымъ же попущеніемъ на сарказмъ,-- покоились три объѣдка, относительно свойства которыхъ м-ръ Дократъ былъ неспособенъ составить какое нибудь заключеніе, не смотря на то, что глядѣлъ на нихъ очень пристально; но м-ръ Мэзонъ хорошо узналъ ихъ теперь, поглядѣвъ на нихъ уже въ третій разъ. Это были его старые враги, и при этомъ открытіи его чело вновь омрачилось. Объѣдки эти состояли изъ двухъ реберъ птицы и какой-то необъяснимой кости, торчащей изъ ея спины. Птица эта, въ первобытномъ ея видѣ, открыла всѣ свои прелести человѣческому глазу въ будуарѣ м-риссъ Мэзонъ. Далѣе предъ хозяйкой лежали на блюдѣ три другіе кусочка, очень черные и подозрительные на видъ, которые во время разговора были объявлены окорокомъ,-- жаренымъ окорокомъ. М-риссъ Мэзонъ никогда бы не допустила, чтобы въ столовой явился окорокъ въ своемъ настоящемъ видѣ, такъ какъ предполагается, что гости разрѣзываютъ его сами. Наконецъ на блюдѣ передъ миссъ Кревзой лежали три картофелины.
   Лицо м-ра Мэзона сдѣлалось очень мрачнымъ, когда онъ посмотрѣлъ на угощеніе, разставленное на его столѣ; и м-риссъ Мэзонъ, взглянувъ на него черезъ столъ, замѣтила это. Она была не такая храбрая женщина, чтобы презирать подобные симптомы въ своемъ мужѣ или не обращать вниманія на ярость супружескихъ бурь. Она не разъ трепетала передъ выговорами, которыми осыпалъ ее мужъ за ея великую домашнюю добродѣтель, и знала, что хотя онъ былъ въ состояніи перенести многое относительно комфорта своихъ дѣтей и своего собственнаго, но могъ очень сильно вспылить по поводу оскорбленій, нанесенныхъ его хозяйственной чести и характеру, въ качествѣ гостепріимнаго англійскаго джентльмена.
   Вслѣдствіе этого мистриссъ Мэзонъ улыбнулась и старалась имѣть спокойный видъ, приглашая гостя кушать.-- Это окорокъ,-- сказала она, ухмыляясь,-- жареный окорокъ, мистеръ Дократъ; а такъ, на другомъ концѣ -- цыпленокъ.
   -- Не прикажете-ли, чтобы я сперва подалъ чего нибудь молодымъ леди,-- сказалъ адвокатъ, желая быть вѣжливымъ.
   -- Ничего не нужно, благодарю васъ,-- сказала миссъ Пенелопа съ очень сухимъ поклономъ. Она тоже знала, что мистеръ Дократъ былъ адвокатъ изъ Гэмворта и вовсе не считала себя обязанною вести съ намъ какой бы то ни было разговоръ.
   -- Мои дочери ѣдятъ только хлѣбъ съ масломъ въ полдень, сказала мистриссъ Мэзонъ.-- Кревза, дай мистеру Дократу одну картофелину. Мистеръ Мэзонъ, мистеръ Дократъ, вѣроятно, возьметъ кусочекъ этого цыпленка.
   -- Я посовѣтовалъ бы ему послѣдовать примѣру дѣвицъ и ограниться хлѣбомъ и масломъ,-- сказалъ хозяинъ дома, тыкая ножомъ и вилкой въ объѣдки.-- Здѣсь нечего ѣсть.
   -- Боже мой!-- вскричала мистриссъ Мэзонъ.
   -- Здѣсь нечего ѣсть,-- повторялъ мистеръ Мэзонъ,-- и, сколько я могу видѣть, и тамъ ничего нѣтъ. Что, по твоему мнѣнію, лежитъ изъ на томъ блюдѣ?
   -- Боже мой!-- опять воскликнула мистриссъ Мэзонъ.
   -- Что тамъ такое?-- повторилъ хозяинъ дома гнѣвнымъ голосомъ.
   -- Жареный окорокъ, мистеръ Мэзонъ.
   -- Такъ вели принести окорокъ,-- сказалъ онъ. Діана, позвони.
   -- Но окорокъ не приготовленъ, мистеръ Мэзонъ. Жареный окорокъ всегда бываетъ лучше, когда онъ зажаренъ сырой.
   -- Нѣтъ-ли у насъ холоднаго мяса? спросилъ онъ.
   -- Боюсь что нѣтъ,-- отвѣчала она съ нѣкоторою робостью, предчувствуя сцену, которая можетъ произойти послѣ ухода гостя.-- Вы сами не любите большихъ частей, мистеръ Мэзонъ; что же касается до насъ, мы не ѣдимъ мяса за завтракомъ.
   -- Какъ и никто изъ присутствующихъ,-- гнѣвно замѣтилъ мистеръ Мэзонъ.
   -- Пожалуйста, обо мнѣ не безпокойтесь, мистеръ Мэзонъ, сдѣлайте одолженіе не безпокойтесь. Я имѣю очень плохой аппетитъ за завтракомъ, право плохой.
   -- Мнѣ очень жаль, очень жаль, мистеръ Мэзонъ,-- продолжала хозяйка. Если бы я знала, что надо приготовить ранній обѣдъ, то я позаботилась бы объ этомъ.
   -- Я никогда не обѣдаю рано,-- поспѣшилъ возразить мистеръ Дократъ, такъ какъ въ этомъ предположеніи, что ему требовался обѣдъ подъ псевдонимомъ завтрака, онъ видѣлъ намекъ на свои простонародныя привычки.-- Честное слово, никогда; мы дома постоянно обѣдаемъ въ половинѣ шестого, а завтракъ мой состоитъ изъ сухаря и рюмки хересу,-- или иногда кусочка хлѣба съ сыромъ. Не безпокойтесь обо мнѣ, мистриссъ Мэзонъ.
   Три молодыя дѣвушки, кончивъ свой завтракъ, встали изъ-за стола и вышли изъ комнаты одна за другою. Мистриссъ Мэзонъ оставалась еще минуту или днѣ, и затѣмъ ушла тоже.
   -- Экипажъ велѣно подать въ три часа, мисторъ Мэзонъ,-- сказала она. Будемъ мы имѣть удовольствіе пользоваться вашимъ обществомъ?
   -- Нѣтъ, проворчалъ мужъ. Хозяйка ушла, сдѣлавъ глубокій реверансъ мистеру Дократу.
   Гость и хозяинъ молчали нѣсколько минутъ, въ продолженіе которыхъ мистеръ Мэзонъ старался забытъ свой завтракъ и вновь обратить свои мысли къ леди Мэзонъ и къ своимъ надеждамъ на мщеніе. Можетъ быть для многихъ людей нѣтъ ничего болѣе утѣшительнаго, какъ хорошо установившееся неудовольствіе, горькое наслажденіе считать себя обиженнымъ, это чувство, на которомъ по временамъ можетъ останавливаться ихъ умъ, позволяя имъ защищать свое дѣло предъ своимъ собственнымъ судомъ, въ глубинѣ собственнаго оскорбленнаго сердца, и всегда съ успѣхомъ. Мистеру Мэзону наконецъ удалось сосредоточить свои думы на козняхъ своего врага и забыть низкую скупость своей супруги.
   -- Я полагаю, что мнѣ пора спросить свою одноколку,-- сказалъ мистеръ Дократъ.
   -- Вашу одноколку? пожалуй, да; я кажется, не имѣю нужды удерживать васъ долѣе. Я очень вамъ обязанъ, могу васъ увѣрить, мистеръ Дократъ. Буду надѣяться, что скоро мы увидимся съ вами въ Лондонѣ.
   -- Вы рѣшились посовѣтоваться съ Роундомъ и Крукомъ, я полагаю?
   -- О, разумѣется.
   -- Напрасно, сэръ. Они опять вамъ напортятъ; это столько же вѣрно, какъ то, что ваше имя -- Мэзонъ.
   -- Мистеръ Дократъ, позвольте мнѣ судить объ этомъ самому.
   -- О, разумѣется, сэръ, разумѣется, но я увѣренъ, что подобный вамъ джентльменъ пойметъ...
   -- Я понимаю, что не могу ожидать и требовать вашихъ услугъ, мистеръ Дократъ,-- вашего драгоцѣннаго времени и вашихъ услугъ,-- безвозмездно. Это вполнѣ будетъ объяснено гг. Роунду и Круку.
   -- Очень хорошо, сэръ, очень хорошо. Но тѣхъ поръ пока мнѣ платятъ за то что я дѣлаю, я доволенъ. Дѣловой человѣкъ, натурально, ожидаетъ этого. Иначе чѣмъ же ему жить, въ особенности имѣя на рукахъ шестнадцать человѣкъ дѣтей?-- И мистеръ Дократъ сѣлъ въ одноколку и поѣхалъ обратно въ Лидсъ, въ свою гостинницу.
   

IX.
Обѣдъ.

   Говоря вообще, мистеръ Дократъ былъ доволенъ результатами своей поѣздки въ Гроби-Паркъ и возвращался въ Лидсъ въ хорошемъ расположенія духа. Правда, было бы лучше, если бы ему удалось убѣдить мистера Мэзона оставить Роунда и Крука и вполнѣ отдаться въ руки своего новаго адвоката; но это значило -- ожидать слишкомъ многаго. Мистеръ Дократъ и не ожидалъ этого, и воспользовался подобнымъ намекомъ скорѣе какъ наиболѣе вѣрнымъ средствомъ добиться для себя по возможности лучшихъ условій, чѣмъ въ надеждѣ дѣйствительно обезпечить за собою упомянутую выгоду. Онъ сдѣлалъ многое для того, чтобы напечатлѣть въ умѣ мистера Мэзона идею о своей проницательности, и можетъ быть также сдѣлалъ кое-что для уничтоженія блеска, окружавшаго имена знаменитыхъ лондонскихъ адвокатовъ. Онъ думалъ отправиться къ нимъ и заключить съ ними сдѣлку, полагая, что они, вѣроятно, такъ не скоро какъ и мистеръ Мэзонъ признаютъ важность сообщеннаго имъ свѣдѣнія.
   Передъ отъѣздомъ изъ гостинницы, послѣ завтрака, онъ согласился присоединиться къ общему-обѣду въ купеческой комнатѣ въ пять часовъ, а завтракъ въ домѣ мистера Мэзона нисколько не способствовалъ къ отмѣнѣ этого намѣренія.
   -- Я буду обѣдать здѣсь, сказалъ онъ въ то время, какъ мистеръ Моульдеръ толковалъ со слугою относительно карты обѣда.
   -- За столомъ для купцовъ, сэръ? спросилъ слуга нерѣшительно.
   -- Да,-- подтвердилъ мистеръ Дократъ. Мистеръ Моульдеръ заворчалъ по этому поводу; но мистеръ Кэнтуайзъ выразилъ свое удовольствіе.-- Намъ будетъ чрезвычайно пріятно наслаждаться вашимъ обществомъ,-- сказалъ онъ съ граціознымъ поклономъ, стараясь своею чрезмѣрною вѣжливостью восполнить недостатокъ ея въ своемъ собратѣ. Мистеръ Моульдеръ относительно всего этого не сказалъ ни слова: гость былъ допущенъ въ комнату до нѣкоторой степени съ его собственнаго согласія и теперь его нельзя было выпроводить оттуда; но купецъ внутренно рѣшился на будущее время съ большею твердостью поддерживать уставы и учрежденія своего сословія.
   На возвратномъ пути къ гостинницѣ, мистеръ Дократъ встрѣтилъ мистера Кэнтуайза, ѣздившаго въ Гроби-Паркъ съ цѣлію продать свою металлическую мебель для гостиной, и увидавъ его снова въ комнатѣ для купцовъ, спросилъ его объ успѣхѣ этой поѣздки.
   -- Удивительная женщина эта мистриссъ Мэзонъ,-- сказалъ Кэнтуайзъ,-- истинно-удивительная женщина. Кажется, вы сказали, что она не принадлежитъ къ числу вашихъ короткихъ знакомыхъ, мистеръ Дократъ?
   -- Нисколько, мистеръ Кэнтуайзъ.
   -- Такъ я могу смѣло утверждать, что относительно настойчивости и хитрости она перещеголяетъ всѣхъ, кого я только встрѣчалъ, даже въ Йоркширѣ. И мистеръ Кэнтуайзъ посмотрѣлъ на своего новаго пріятеля черезъ плечо и покачалъ головой, какъ будто погруженный въ восторгъ и удивленіе.
   -- Что бы вы думали она сдѣлала?
   -- Она плохо накормила васъ, и думаю.
   -- Плохо накормила! я скажу вамъ вотъ что, мистеръ Дократъ; и убѣжденъ, что для этой женщины было бы просто наслажденіемъ -- уморить христіанина съ голоду. Я вамъ скажу, что она сдѣлала. Она заставила меня отдать ей мои вещи за 12 ф. 17 шил. 6 пенс. Мнѣ нѣтъ надобности говорить вамъ, что онѣ никогда и не предполагались для продажи.
   -- И вы отдали ихъ въ убытокъ себѣ?
   -- Вотъ въ этомъ-то и вопросъ. Я, кажется, былъ слишкомъ уступчивъ. А она ходила вокругъ меня, и надоѣдала до того, что уже не помнилъ, что дѣлаю. Она сказала, что ей нужны эти вещи для подарка женѣ пастора. Что могло бы заставить ее -- сдѣлать подарокъ?
   -- Она купила ихъ за 12 ф. 17 шил. 6 пенс.? спросилъ мистеръ Дократь, думая, что не мѣшаетъ запомнить это на случай, если ему вздумается самому сдѣлать покупку.
   -- Но онѣ были попорчены, мистеръ Дократъ; я долженъ согласиться, что онѣ были попорчены,-- въ особенности дамскій столъ.
   -- Вы, можетъ бытъ, слишкомъ часто дѣлали за немъ свои гимнастическія упражненія?-- спросилъ адвокатъ.
   Но мистеръ Кэнтуайзъ не хотѣлъ признать этой причины. Прочность стола была такова, что онъ могъ стоять на немъ вѣчно, безъ всякаго вреда для него; но тѣмъ не менѣе, столъ былъ попорченъ какимъ-нибудь другимъ образомъ, и потому онъ продалъ мистриссъ Мэзонъ все за 12 ф. 17 шил. 6 пенс., такъ какъ эта леди хотѣла сдѣлать дорогой подарокъ женѣ пастора въ Гроби.
   Когда наступило время обѣда, мистеръ Дократъ нашолъ, что общество увеличилось до восьми человѣкъ, изъ которыхъ пятеро новопришедшихъ гостей безспорно принадлежали къ купеческому званію и прибыли одинъ за другимъ въ гостинницу въ теченіе дня. Мистеръ Кэнтуайзъ представилъ мистера Дократа имъ всѣмъ поочередно; мистеръ Гэпъ, мистеръ Дократъ,-- сказалъ онъ, граціозно поворачивая къ тому и другому, поочередно, ладонь своей руки и глядя на нихъ черезъ плечо.-- Мистеръ Гэпъ торгуетъ по части письменныхъ матеріаловъ,-- шепнулъ онъ адвокату,-- онъ агентъ фирмы Кэмминга и Джиббера. Мистеръ Джонсонъ, мистеръ Дократъ. Мистеръ Джонсонъ -- изъ Шеффильда. Мистеръ Сненкельдъ, мистеръ Дократъ;-- и опять онъ, шопотомъ, сообщилъ необходимое свѣдѣніе на счетъ мистера Сненкельда:-- по части модныхъ товаровъ братьевъ Браунъ изъ Смо-Гилля. И такъ далѣе до конца. Каждый членъ братства кланялся при упоминовеніи своего имени, но не особенно любезно, такъ какъ мистеръ Кэнтуайзъ не имѣлъ очень большого значенія между ними. Вотъ если бы незнакомецъ быль представленъ имъ патріархомъ Моульдеромъ,-- то они приняли бы его гораздо радушнѣе.-- За тѣмъ всѣ сѣли за столъ. Мистеръ Моульдеръ занялъ предсѣдательское мѣсто, а мистеръ Кэнтуайзъ сѣлъ напротивъ его, какъ болѣе давній посѣтитель гостинницы. Мистеръ Дократъ сѣлъ по правую руку Кэнтуайза, скромно избѣгая сосѣдства съ Моульдеромъ, а остальные размѣстились по усмотрѣнію.
   -- Садитесь рядомъ со мною, старый товарищъ,-- сказалъ Моульдеръ Сненкельду.-- Не въ первый разъ мы вмѣстѣ прикладываемъ свои губы къ одному куску ростбифа.
   -- И не въ послѣдній, надѣюсь,-- на долгое время, мистеръ Моульдеръ,-- отвѣчалъ Сненкельдъ, густымъ, хриплымъ голосомъ, который, казалось, выходилъ изъ какой-то дальной области его тѣла, лежавшей гораздо ниже его груди. Моульдеръ и Сненкельдъ были родственныя натуры; но послѣдній, хоти былъ и старше, не обладалъ тою громадною массой тѣла и такимъ возвышенно-властительнымъ домъ. Братья Брауны изъ Сно-Гилля были люди солидные и мистеръ Сненкельдъ строго придерживался добрыхъ старыхъ обычаевъ торговли, которые мистеръ Моульдеръ такъ любилъ.
   Ученость и хорошія манеры всей компаніи представляли собою нѣчто очень привлекательное для взора. Мистеру Дократу, какъ гостю, подавали первому и оказывали всевозможную вѣжливость. Дни мистеръ Моульдеръ благосклонно отрѣзывалъ ему говядину, а вниманіе мастера Кэнтуайза доходило почти до подслуживанія. Мистеръ Дократъ думалъ, что, конечно, онъ сдѣлалъ очень хорошо, помѣстившись въ купеческой комнатѣ и рѣшился тоже дѣлать и на будущее время при своихъ путешествіяхъ.
   Покамѣстъ все шло хорошо. Купеческій обѣдъ, какъ убѣдился мистеръ Дократъ, долженъ былъ стоить ему только два шиллинга; если же бы онъ обѣдалъ гдѣ ни будь въ другомъ мѣстѣ, то заплатилъ-бы три шиллинга за гораздо худшія блюда. Это все было хорошо; но для него близился часъ испытанія.
   Ровно въ половинѣ обѣда мистеръ Моульдеръ позвалъ слугу и прошепталъ ему на ухо какое-то важное приказаніе. Слуга поклонился, вышелъ изъ комнаты и черезъ двѣ минуты явился снова, неся въ каждой рукѣ по одной бутылкѣ хересу; одну изъ нихъ онъ поставилъ по правую руку мистера Моульдера, а другую -- по правую руку мистера Кэнтуайза.
   -- Сэръ, сказалъ Моульдеръ, обращаясь съ большою церемоніей къ мистеру Дократу,-- позвольте имѣть честь выпить рюмку вина съ вами.-- И чтобы придать еще болѣе важности настоящему случаю, президентъ положилъ ножъ и вилку на столъ, откинулся на спинку стула и, сложивъ руки на груди, внимательно глядѣлъ на адвоката.
   Мистеръ Дократъ немедленно понялъ, что для него насталъ кризисъ, требовавшій мгновенной рѣшимости. Если онъ приметъ приглашеніе президента, то ему придется заплатить свою долю изъ общаго счета за вино, которое будетъ выпито въ этотъ вечеръ семью джентльменами за столомъ,-- а онъ очень хорошо зналъ, что коммерческіе джентльмены иногда требуютъ бутылку за бутылкой, нисколько не обращая вниманія на издержки. Но для мистера Дократа съ его шестнадцатью дѣтьми вино въ гостинницѣ было -- ужасная вещь. Кружка пива и стаканъ водки съ водой -- вотъ вся роскошь, на которую онъ имѣлъ притязаніе; и онъ рѣшилъ, что никакой президентъ или никакой Моульдеръ не принудитъ его къ сумасбродной расточительности.
   -- Сэръ,-- сказалъ онъ,-- я очень благодаренъ вамъ за честь, но я не пью вина за обѣдомъ.-- На это мистеръ Моульдеръ съ большою торжественностью поклонился, подмигнулъ Сненкельду и чокнулся съ этимъ джентльменомъ.
   -- Таковъ уставъ этой комнаты,-- прошепталъ мистеръ Кентуайзъ на ухо Дократу. Но адвокатъ притворился, будто не слышитъ, и дѣло покамѣстъ сошло ему съ рукъ.
   Но и мистеръ Сненкельдъ обратился къ нему съ тѣмъ же предложеніемъ, тоже сдѣлалъ и мистеръ Гэпъ, сидѣвшій по лѣвую руку Моульдера,-- и Дократъ начиналъ выходить изъ терпѣнія.-- Я, кажется, замѣтилъ уже, что не пью вина за обѣдомъ, сказалъ онъ. Тогда три джентльмена, сидѣвшіе на президентскомъ концѣ стола, очень величественно посмотрѣли другъ на друга и перемигнулись, и въ остальное время обѣда гости разговаривали очень мало: всѣ знали, что въ воздухѣ носится духъ раздора.
   Подали сыръ и съ нимъ бутылку портвейна, которая вошла кругомъ стола, при чемъ мистеръ Дократъ, разумѣется тоже отказался выпить съ другими; за тѣмъ скатерть была снята и графины были поставлены передъ президентомъ.
   -- Джемсъ, принесите мнѣ немножко водки съ водой,-- сказалъ адвокатъ, стараясь бытъ смѣлымъ, но все-таки нѣсколько понижая свой голосъ.
   -- Позвольте, сэръ, полминуты,-- сказалъ Моульдеръ и потомъ закричалъ громовымъ голосомъ: Джемсъ, обѣденный счетъ!-- Сейчасъ, сэръ, сказалъ слуга и исчезъ, нисколько не думая удовлетворять требованія Дократа.
   Въ слѣдующія пять минутъ всѣ оставались безмолвными, исключая того, что мистеръ Моульдеръ предложилъ тостъ за здоровье королевы, наливъ себѣ стаканъ и отодвинувъ отъ себя бутылки.-- Господа за здоровье королевы,-- и онъ поднялъ свой стаканъ портвейна къ свѣту, посмотрѣлъ на него, прищуривъ одинъ глазъ, и проглотилъ вино точно какое-нибудь лекарство.-- Боюсь, что они заставитъ васъ заплатить за вино,-- сказалъ мистеръ Кэнтуайзъ на ухо своему сосѣду. Но мистеръ Дократъ, повидимому, не обращалъ никакого вниманія на то, что ему говорили. Онъ сосредоточивалъ свою энергію въ виду предстоявшей борьбы.
   Джемсъ скоро вернулся; онъ тоже хорошо зналъ, что должно было произойдти и дрожалъ, подавая счетъ президенту.
   -- Подайте сюда, Джемсъ, сказалъ Моульдеръ шутливо, принимая отъ него бумагу,-- и затѣмъ онъ прочелъ счотъ, сумма котораго, включая вино и пиво, простиралась до 40 шиллинговъ -- пять шиллинговъ съ человѣка, господа. И онъ положилъ свои двѣ полкроны въ руку слугѣ; то же сдѣлать мистеръ Сненкельдъ, пока очередь не дошла до мистера Кэнтуайза.
   -- Я думаю мы съ вами расплатимся въ буфетѣ,-- сказалъ Кэнтуайзъ, обращаясь къ Дократу и намѣреваясь уладить дѣло мирно, если только миръ былъ еще возможенъ.
   -- Нѣтъ,-- загремѣлъ Моульдеръ, съ другаго конца стола,-- пусть отдадутъ слугѣ деньги, чтобъ не держать его понапрасну. Я люблю, чтобы обѣденный счотъ былъ заплаченъ тутъ же за столомъ.
   -- Кажется, у меня нѣтъ мелочи, сказалъ Кэнтуайзъ, все еще стараясь отдалить страшную минуту.
   -- Я вамъ дамъ взаймы, сказалъ Моульдеръ, опуская руку въ карманъ своихъ панталонъ. Но деньги явились изъ собственныхъ кармановъ Кэнтуайза и онъ медленно выложилъ на столъ пять шилинговъ, одинъ за другимъ.
   За тѣмъ слуга подошолъ къ мистеру Дократу.
   -- Что это?-- спросилъ адвокатъ, взявъ счотъ и глядя на него. Ему тотчасъ было объяснено все дѣло, но тѣмъ не менѣе мистеръ Моульдеръ объяснилъ его снова.
   -- Въ комнатахъ для купцовъ, сэръ,-- это безъ сомнѣнія, вы должны знать, такъ какъ вы сдѣлали намъ честь присоединиться къ нашей компаніи,-- обѣденный столъ раздѣляется на равныя части между всѣми присутствующими джентльменами. Таковъ уставъ этихъ комнатъ, сэръ. Вы требуете чего желаете, вамъ подаютъ. Этимъ поощряете товарищество. Цифра обыкновенно доходитъ до пяти шилинговъ и затѣмъ вы даете что-нибудь слугѣ, не такъ ли Джемсъ?
   -- Это правило, сэръ, во всѣхъ купеческихъ комнатахъ,-- отвѣчалъ слуга.
   Дѣло было такъ превосходно изложено мистеромъ Моульдеромъ, а въ его словахъ было такъ много убѣжденія, что Дократъ почувствовалъ себя почти готовымъ положить деньги. Его шестнадцать дѣтей и основныя понятія его объ экономіи не препятствовали ему сдѣлать это; но его юридическій умъ не могъ стерпѣть пораженія; живущій въ немъ духъ процесса, внушилъ ему, что дѣло можетъ быть выиграно. Соединенныя силы Моульдера, Гэпа и Сненкельда не могли его заставить платить за вино, котораго онъ не требовалъ и не пилъ. Его карманъ былъ охраняемъ законами государства, а не какой-нибудь извѣстной комнаты, въ которой ему случилось быть.
   -- Я заплачу два шиллинга за мой обѣдъ и шесть пенсовъ за пиво. И онъ вынулъ полкроны.
   -- Не хотите-ли вы дать намъ понять,-- сказалъ Моульдеръ,-- что послѣ того какъ вы насильно ворвались сюда и сидѣли съ джентльменами за однимъ столомъ, вамъ не угодно сообразоваться съ правилами комнаты? И мистеръ Моульдеръ говорилъ и смотрѣлъ такъ, какъ будто бы онъ думалъ, что подобное предательство непремѣнно должно повести къ самымъ гибельнымъ результатамъ.-- И въ настоящую минуту однимъ изъ этихъ гибельныхъ результатовъ могъ быть апоплексическій ударъ, грозившій достойному президенту.
   -- Я не требовалъ этого вина и не пилъ его,-- сказалъ мистеръ Дократъ, сжавъ губы, откинувшись на спинку стула и глядя въ потолокъ.
   -- Джентльменъ дѣйствительно не пилъ вина, сказалъ Кэнтуайзъ, я долженъ подтвердить это. Требовалъ вина самъ президентъ.
   -- Вздоръ! сказалъ мистеръ Моульдеръ, пристально уставивъ глаза на своего вице-президента.-- Кэнтуайзъ, это вздоръ, и большая часть всего что вы говорите -- вздоръ.
   -- Мистеръ Моульдеръ, я не знаю въ точности, что вы разумѣете подъ словомъ вздоръ, но оно неприлично; оно очень непріятно звучитъ для моего слуха. Я знаю, что джентльменъ не пилъ вина и обращаюсь къ другому джентльмену, сидящему направо отъ него съ вопросомъ: справедливы ли мои слова? Если то что я говорю, справедливо, то оно не можетъ быть вздоромъ. Мистеръ Безби, пилъ-ли джентльменъ вино или нѣтъ?
   -- Кажется, не пилъ, отвѣчалъ мистеръ Безби, нѣсколько встревоженный тѣмъ, что его запутали въ споръ. Это былъ молодой человѣкъ, только что начинавшій свои путешествія и благоговѣвшій предъ великимъ Моульдеромъ.
   -- Вздоръ!-- закричалъ Моульдеръ, побагровѣвъ,-- каждый изъ сидящихъ за столомъ знаетъ, что онъ не пилъ вина. Каждый видѣлъ, что онъ отклонялъ отъ себя предлагаемую честь, чего никогда мнѣ еще не случалось видѣть въ купеческой комнатѣ, за исключеніемъ того случая, когда джентльменъ принадлежитъ къ обществу трезвости, а подобное общество -- то же вздоръ. Но здѣсь слѣдуетъ платить, какъ знаетъ всякій коммерческій джентльменъ, и въ томъ числѣ Кэнтуайзъ.
   -- Платить -- таково правило, проворчалъ Сненкельдъ чуть не изъ-подъ стола.
   -- Въ купеческихъ комнатахъ -- это должно быть извѣстно джентльмену -- правило именно таково, какъ утверждаетъ мой другъ, сидящій у меня справа, сказалъ мистеръ Гэпъ. Президентъ требуетъ вина и за него платятъ члены пира или гости,-- и мистеръ Гэпъ сдѣлалъ особенное удареніе на словѣ "или".-- Джентльменъ легко пойметъ, что такое правило необходимо въ подобномъ обществѣ, и если только....
   Но мистеръ Гэпъ имѣлъ наклонность говорить длинные спичи и потому Моульдеръ прервалъ его:-- вы лучше заплатили бы свои пять шиллинговъ, сэръ, я не толковали бы объ этомъ. Слуга ждетъ.
   -- Дѣло не въ деньгахъ,-- сказалъ Дократъ,-- но я не признаю себя подсуднымъ этой юрисдикціи.
   -- Ясно, что тутъ произошла ошибка,-- сказалъ Джонсонъ, и намъ лучше бы устроить это дѣло между собою. Шумъ хуже всего. (Джонсонъ имѣлъ нѣкоторую наклонность оспоривать первенство Моульдера).
   -- Нѣтъ, Джонсонъ,-- возразилъ президентъ,-- шумъ не хуже всего. Онъ не хуже преднамѣреннаго нарушенія нашихъ правилъ.
   -- Вы говорите; преднамѣреннаго?-- замѣтятъ Кэнтуайзъ. Я думаю, что оно не было преднамѣреннымъ.
   -- Я сказалъ: преднамѣреннаго -- и повторю опять.
   -- Очень похоже на то,-- подтвердилъ Сненкельдъ.
   -- Когда какой-нибудь джентльменъ,-- сказалъ Гэпъ,-- непринадлежащій къ обществу....
   -- Да что тутъ толковать,-- прервалъ мистеръ Моульдеръ, мы сейчасъ покончить съ этимъ. Мистеръ... я не имѣю чести знать фамиліѣ джентльмена.
   -- Моя фамилія Дократъ, мое званіе -- адвокатъ.
   -- О, адвокатъ? такъ вы адвокатъ? А вчера вечеромъ сказали, что купецъ! Неугодно ли будетъ вамъ объяснить, мистеръ адвокатъ.... я не совсѣмъ разслышалъ вашу фамилію, исключая того, что она начинается съ докъ {Dock -- мѣсто въ судѣ, гдѣ стоятъ преступники.}, а такъ кажется называютъ мѣсто, гдѣ можно найти большую часть вашихъ кліэнтовъ...
   -- Порядокъ, порядокъ, порядокъ! сказалъ Кэнтуайзъ, поднимая вверхъ обѣ руки.
   -- Вѣдь теперь говоритъ президентъ,-- возразилъ мистеръ Гэпъ, который, какъ истый англичанинъ, зналъ, что президенту нельзя напоминать о порядкѣ.
   -- Намъ не слѣдовало бы оскорблять джентльмена изъ-за того, что онъ имѣетъ свои собственныя понятія,-- сказалъ Дженсонъ.
   -- Я не думаю оскорблять никого, продолжалъ Моульдеръ, и люди знающіе меня хорошо -- между которыми и покамѣстъ не могу считать мистера Джонсона, хотя надѣюсь современемъ.--
   -- Слушайте! слушайте! слушайте!-- закричала Сненкельдъ и Гэпъ. Мистеръ Кэнтуайзъ прибавилъ "слушайте" и съ своей стороны, что впрочемъ мистеру Моульдеру не слишкомъ понравилось.
   -- Мистеръ Сненкельдъ и мистеръ Гэпъ,-- продолжалъ Моульдеръ,-- вотъ мои старые друзья и они знаютъ меня. Они знаютъ также обычай купеческихъ комнатъ, повидимому неизвѣстный нѣкоторымъ джентльменамъ. Я не думаю оскорблять никого, но, какъ предсѣдатель этого общества, спрашиваю джентльмена, называющаго себя адвокатомъ: намѣренъ ли онъ, согласно правиламъ комнаты, заплатить свой обѣденный счотъ, или нѣтъ?
   -- Я заплатилъ уже за то, что бралъ,-- сказалъ Дократъ,-- и не думаю платить за то чего не бралъ.
   -- Джемсъ,-- вскричалъ Моульдеръ, и въ его голосѣ слышался президентъ во всемъ его величіи,-- Джемсъ, мой поклонъ мистеру Крэмпу и передайте ему, что я прошу его пожаловать сюда на нѣсколько минутъ.-- Джемсъ вышелъ изъ комнаты и на нѣкоторое время наступило молчаніе, въ продолженіе котораго бутылки совершали свой обходъ вокругъ стола.
   -- Не лучше ли намъ отослать назадъ кружку вина, котораго не пилъ мистеръ Дократъ?-- предложилъ Кэнтуайзъ.
   -- Чортъ меня возьми, если мы сдѣлаемъ это!-- возразилъ Моульдеръ съ большою энергіей; и за тѣмъ всеобщее молчаніе не прерывалось до появленія мистера Крэмпа; только президентъ шепнулъ нѣсколько словъ на ухо своему другу Сненкельду. "Я никогда не отсылаю назадъ въ буфетъ напитковъ, которыхъ требовалъ, развѣ только если они плохи; и теперь не думаю измѣнять этому правилу".
   Мистеръ Крэмпъ вошолъ. Это былъ господинъ очень опрятнаго вида, безъ бороды и одѣтый съ головы до ногъ въ черное. Ему было около пятидесяти лѣтъ отъ роду, онъ имѣлъ сѣдоватые волосы, которые стояли прямо, и его лицо въ настоящую минуту сіяло особенной улыбкой трактирщика. Но оно могло также принимать и нахмуренный видъ и дѣйствительно принимало его, когда счоты были оспориваемы или когда гости воображали, что они знаютъ разстоянія почтовыхъ трактовъ въ окрестностяхъ Лидса лучше чѣмъ онъ, мистеръ Крэмпъ, который всю свою жизнь провелъ въ гостинницѣ "Быка". Но мистеръ Крэмпъ рѣдко хмурился на коммерческихъ джентльменовъ, которые были главной опорой его заведенія.
   -- Мистеръ Крэмпъ,-- началъ Моульдеръ,-- здѣсь случилось очань непріятное дѣло.
   -- Я все знаю, господа, прервалъ мистеръ Крэмпъ. Слуга сказалъ мнѣ объ этомъ, и -- могу васъ увѣрить, джентльмены -- мнѣ крайне прискорбно, что между вами могъ произойти случай, способный разстроить ваше согласіе за обѣденнымъ столомъ;
   -- Мы принуждены обратиться къ вамъ, мистеръ Крэмпъ,-- началъ мистеръ Моульдеръ, который думалъ потребовать, чтобы мистера Дократа вывели изъ комнаты.
   -- Если вы мнѣ позволите нѣсколько словъ, то и скажу какъ свое мнѣніе. Присутствующій здѣсь джентльменъ -- адвокатъ, сколько я понимаю -- не хочетъ сообразоваться съ правилами купеческой комнаты.
   -- Я, разумѣется, не желаю я не намѣренъ платить за напитки, которыхъ я не требовалъ и не пилъ, сказалъ Дократъ.
   -- Именно, подтвердилъ м-ръ Крэмпъ, и поэтому, джентльмены, чтобы выйти изъ затрудненія, мы, если вамъ угодно, предположимъ, что счотъ уплаченъ.
   -- Адвокатъ, какъ вы его называете, долженъ будетъ оставить комнату,-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Но согласится ли онъ перейти въ кофейную комнату?-- предложилъ хозяинъ.
   -- Я не могу сойти съ мѣста при подобныхъ обстоятельствахъ,-- сказалъ Дократъ.
   -- Вы не можете?-- воскликнулъ Моульдеръ,-- такъ васъ выведутъ.
   -- Желалъ бы я знать, кто меня выведетъ.
   М-ръ Крэмпъ имѣлъ умоляющій и не слишкомъ спокойный видъ.
   -- Здѣсь есть затрудненіе, джентльмены, дѣйствительное затрудненіе, сказалъ онъ. Джентльмена вовсе не слѣдовало пускать въ эту комнату.-- И онъ очень гнѣвно посмотрѣлъ на Джемса.
   -- Онъ сказалъ, что онъ коммерческій человѣкъ,-- оправдывался Джемсъ, а теперь говоритъ, что онъ адвокатъ. Что же мнѣ было дѣлать?
   -- Я коммерческій адвокатъ, сказалъ Дократъ.
   -- Онъ долженъ оставить комнату, не то я уйду изъ гостинницы,-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Милостивые государи, воскликнулъ Крэмпъ, такія вещи бываютъ рѣдко, и въ настоящемъ случаѣ я долженъ обратиться къ вашей снисходительности. Если м-ръ Моульдеръ позволитъ мнѣ просить гг. купцовъ въ этотъ вечеръ пить свое вино въ большой гостиной на верху, то м-риссъ Крэмпъ въ пять минутъ сдѣлаетъ все возможное для ихъ комфорта. Тамъ ихъ, безъ сомнѣнія, никто не побезпокоитъ.
   Въ этой идеѣ -- оставить м-ра Дократа одного во всей его славѣ -- было нѣчто успокоительное для духа великаго Моульдера. Сверхъ того онъ былъ знакомъ съ Крэмпомъ много лѣтъ и зналъ, что было бы опасно и, вѣроятно, убыточно -- насильно вытолкать адвоката.
   -- Если другіе джентльмены согласны, то и я согласенъ на это, сказалъ онъ.
   Другіе джентльмены оказались согласными и всѣ, за исключеніемъ Кэнтуайза, поднялись съ своихъ мѣстъ.
   -- Я долженъ сказать, что, по моему, вамъ слѣдуетъ оставить комнату, такъ-какъ вы не хотите подчиняться ея правиламъ, сказалъ Джонсонъ, обращаясь къ Дократу.
   -- Таково ваше мнѣніе? спросилъ Дократъ.
   -- Да, отвѣчалъ Джонсонъ, таково мое мнѣніе.
   -- А я держусь другого мнѣнія, возразилъ Дократъ, не двигаясь съ мѣста.
   -- Вотъ вамъ, м-ръ Крэмпъ,-- сказалъ Моульдеръ, вынимая изъ своего кармана полкроны и бросая ее на столъ. Я не хочу видѣть васъ въ убыткѣ.
   -- Благодарю васъ, сэръ, сказалъ м-ръ Крэмпъ, принимая деньги съ покорнымъ видомъ.
   -- У меня дома есть счотецъ по дѣламъ благотворительности,-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Онъ, вѣроятно, не слишкомъ великъ?-- спросилъ Сненкельдъ шутливо.
   -- Не слишкомъ, но теперь я буду имѣть удовольствіе вписать туда, что я отдалъ полкроны за адвоката, который не могъ заплатить за своі обѣдъ. Позвольте пожелать вамъ покойной ночи, сэръ.
   -- Я надѣюсь, что вы найдете большую гостиную на верху вполнѣ удобною, замѣтилъ Дократъ.
   И вся публика вышла изъ комнаты, каждый съ своимъ стаканомъ. Моульдеръ торжественно шолъ во главѣ. Было забавно видѣть, какъ они слѣдовали за своимъ вождемъ, сперва черезъ открытый корридоръ, потомъ мимо буфета и наконецъ вверхъ по главной лѣстницѣ. М-ръ Моульдеръ шолъ медленно, неся въ рукахъ бутылку портвейна и стаканъ; м-ръ Сненкельдъ и м-ръ Гэпъ слѣдовали за нимъ гуськомъ, тоже неся свои стаканы и поддерживая достоинство своего званія при доводьно затруднительныхъ обстоятельствахъ.
   -- Джентльмены, мнѣ истинно прискорбенъ этотъ маленькій случай,-- сказалъ м-ръ Крэмпъ, когда они шествовали мимо буфета, но вѣдь съ адвокатомъ.... вы знаете....
   -- Да еще съ какимъ адвокатомъ, Крэмпъ,-- замѣтилъ м-ръ Моульдеръ.
   -- Это стоило бы мнѣ двадцать пять фунтовъ, прибавилъ хозяинъ.
   Когда очередь выйти дошла до Кэнтуайза, то онъ предварительно еще подумалъ; но такъ-какъ, по его соображенію, не было никакихъ шансовъ заключить выгодную сдѣлку съ адвокатомъ, то и онъ тоже оставилъ комнату. Покойной ночи, сэръ,-- сказалъ онъ уходя,-- желаю вамъ покойной ночи.
   -- Позаботьтесь о себѣ, отвѣчалъ Дократъ. И весь вечеръ за тѣмъ онъ провелъ одинъ въ купеческой комнатѣ.
   

X.
Мистеръ, мистриссъ и миссъ Фёрниваль.

   Теперь я попрошу моихъ читателей отправиться со мною въ Лондонъ для того, чтобы я могъ представить ихъ семейству Фёрнивалей. Мы часто будемъ встрѣчаться съ ними въ теченіе нашего разсказа, и намъ не мѣшаетъ познакомиться съ ними какъ можно по-раньше.
   М-ръ Фёрниваль былъ законовѣдъ, именно barrister, адвокатъ, принадлежавшій къ Линкольнсъ-Инну. Въ то время, къ которому относится начало нашей исторіи, онъ жилъ въ Гарли-Стритѣ, куда, впрочемъ, переселился только за два или за три года передъ тѣмъ, изъ менѣе фешенебельнаго Россель-Скверскаго квартала. Въ первое время своего супружества онъ жилъ въ маленькомъ домикѣ въ Кеппель-Стритѣ и оставался тамъ до той, столь долго жданной минуты, когда распространеніе его адвокатской практики позволило ему перейти поближе къ западной части города и пользоваться большимъ комфортомъ относительно комнатъ и прислуги. Въ то время, о которомъ я теперь говорю, м-ръ Фёрниваль былъ извѣстенъ, и хорошо извѣстенъ, за человѣка, пользующагося успѣхомъ; но онъ велъ долгую и упорную борьбу, прежде чѣмъ добился этого успѣха, и въ первые года своей супружеской жизни находилъ, что сводить концы съ концами было болѣе, чѣмъ достаточно для его энергіи.
   М-ръ Фёрниваль занимался практикой въ судахъ обычнаго права. Я не могу объяснить, почему онъ не имѣлъ большого успѣха, прежде чѣмъ достигъ пятидесяти или сорока лѣтъ отъ роду. Должно быть, въ тѣ времена адвокаты не достигали своего цвѣтущаго возраста раньше того періода жизни, въ которомъ для другихъ людей наступаетъ уже старость. Однакожь, онъ женился на дѣвушкѣ безъ всякаго состоянія и умѣлъ сводить концы съ концами. Для достиженія этого, онъ постоянно работалъ и въ установленное и въ неустановленное время, и въ долгіе часы дня, и въ долгіе часы ночи. Въ періодъ судебныхъ засѣданій онъ работалъ въ судѣ, а во время вакацій -- внѣ суда. Онъ писалъ цѣлые томы докладовъ собственноручно, какъ это хорошо извѣстно большей части молодыхъ юристовъ, которые постоянно наполняютъ верхнія полки своихъ юридическихъ библіотекъ семнадцатью томами Фёрниваля и Стэпльза, переплетенными въ кожу. Онъ работалъ и для книгопродавцевъ, и для газетъ, и для адвокатовъ,-- впрочемъ всегда по юридической части; и не смотря на то, что, въ теченіе многихъ лѣтъ онъ получалъ за свои труды самую ничтожную плату, ни одинъ мужчина не слыхалъ, чтобы онъ когда нибудь жаловался. Я не скажу, чтобы ни одна женщина не слыхала его жалобъ: очень вѣроятно, что передъ симпатизирующимъ слухомъ жены онъ изливалъ свои неудовольствія по поводу скуднаго вознагражденія, которое отсчитывалъ ему юридическій міръ за его тяжолую работу. Онъ былъ человѣкъ твердый, настойчивый, терпѣливый; почему и настало для него время полнаго возмездія. Какое именно дѣло было особенною причиной его великаго успѣха, этого никто не могъ сказать. По всей вѣроятности, извѣстность его возникла не отъ одного какого либо спеціальнаго процесса. Мало-по-малу люди начали понимать, что м-ръ Фёрниваль -- человѣкъ надежный, знающій сюе дѣло, вѣрный своимъ кліэнтамъ и очень опасный въ качествѣ противника. Отъ законовѣдовъ, я думаю, такъ же часто откупаются, какъ и покупаютъ ихъ. Сэръ Ричардъ и м-ръ Фёрниваль не могли быть приглашены для защищенія одной и той же стороны, потому-что каждый изъ нихъ самъ по себѣ былъ громадною силой; но за то сэръ Ричардъ былъ бы рѣшительно нейтрализовавъ, еслибы м-ръ Фёрниваль защищалъ другую сторону. Адвокаты хорошо понимаютъ эту систему и вожди ихъ сословія всегда находили ее очень прибыльною.
   М-ру Фёрнивалю было теперь пятьдесятъ пять лѣтъ отъ роду и в его лицѣ начинали показываться нѣкоторые слѣды его тяжолой работы. Не то чтобы онъ становился старымъ, слабымъ, или истощеннымъ; но его глаза потеряли свой блескъ, за исключеніямъ того огня, который свойственъ его профессіи; на его лбу и щекахъ были морщины; его верхняя губа, когда онъ молчалъ, тяжело висѣла надъ нижнею; обвисшая кожа подъ его глазами образовала впадины; волосы его посѣдѣли, плечи согнулись и выпрямлялись только въ судѣ. Въ парикѣ и мантіи онъ имѣлъ повелительную осанку, изъ десяти лондонскихъ жителей, видѣвшихъ его въ этомъ одѣяніи, едва ли одинъ узналъ бы его въ обыкновенномъ платьѣ. Онъ былъ около шести футовъ ростомъ и имѣлъ широкія плечи. Голова его была тоже велика, лобъ онъ имѣлъ высокій, сильно отмѣченный признаками ума; носъ длинный и прямой, глаза темносѣрые и необыкновенно способные и къ прямому выраженію строгости и къ скрытому сарказму. Свидѣтели говорили, что они могли бы выдержать все, что сказалъ бы имъ м-ръ Фёрниваль, и кое-какъ отвѣчать на его вопросы, если бы только онъ не смотрѣлъ на нихъ. Но онъ никогда не удерживался отъ этой привычки; и потому всѣ теперь хорошо поняли, какъ много значило обезпечить себѣ услуги м-pa Фёрниваля. "Сэръ,-- говоритъ адвокатъ какому нибудь несчастному кліэнту, который безпокоился на счетъ издержекъ,-- ваши свидѣтели не будутъ въ состояніи выдержатъ, если мы допустимъ, чтобы Фёрниваль былъ на сторонѣ нашихъ противниковъ". Я расположенъ думать, что несравненнымъ совершенствомъ въ этой особенной отрасли своей профессіи м-ръ Фёрниваль былъ обязанъ силѣ своихъ глазъ. Его голосъ былъ могучъ и довольно пріятенъ, когда онъ раздавался въ судѣ, хотя въ болѣе тѣсномъ пространствѣ обыкновенной комнаты казался нѣсколько рѣзкимъ для слуха. Онъ говорилъ свободно и хорошо, и, казалось, потокъ его рѣчи выливался у него безъ малѣйшаго усилія. Такъ, по-крайней-мѣрѣ, бывало всегда, когда онъ стоялъ предъ судьей въ парикѣ и въ мантіи. Впрочемъ, въ послѣднее время онъ пробовалъ свое краснорѣчіе на другомъ поприщѣ, но не съ такимъ успѣхомъ. Онъ засѣдалъ теперь въ парламентѣ въ качествѣ члена отъ Эссексъ-Марчза, и покамѣстъ еще не увлекъ за собою нм страну, ни палату, хотя часто держалъ тамъ рѣчи. Нѣкоторые люди говорили, что при небольшомъ упражненіи, онъ можетъ еще сдѣлаться и на этомъ поприщѣ человѣкомъ очень полезнымъ, въ качествѣ почтеннаго и учонаго члена; но другіе выражали опасеніе, что онъ слишкомъ поздно принялъ на себя новыя обязанности.
   Я говорилъ о великомъ успѣхѣ м-ра Фёрниваля въ этой особой отрасли адвокатуры, которая требовала отъ него разсмотрѣнія доказательствъ, но я не думалъ сказать, что онъ былъ великъ единственно или преимущественно въ этомъ. Бываютъ въ судахъ джентльмены, которыхъ таланты ограничиваются застращиваніемъ свидѣтелей съ великой выгодой для себя и, безъ сомнѣнія, для общества. Но мнѣ хотѣлось бы внушить читателямъ, что м-ръ Фёрниваль ни коимъ образомъ не принадлежалъ къ ихъ числу. Онъ не былъ ольдбэлійскимъ адвокатомъ, который посвящаетъ себя освобожденію убійцъ или безопасности мошенниковъ вообще. Къ нему прибѣгали въ темныхъ пунктахъ закона, онъ былъ великъ въ дѣлахъ о завѣщаніяхъ, очень свѣдущъ въ постановленіяхъ на счотъ желѣзныхъ дорогъ, необыкновенно искусенъ въ поддержаніи правъ замужнихъ женщинъ на приданое, а всего болѣе въ разводѣ мужей и жонъ, которые проводили свою жизнь несогласно съ признанными правилами Гиненея. Дѣйствительно, не существовало вѣтви обычнаго права, въ которой его не считали бы великимъ и сильнымъ, хотя, можетъ быть, искусство вредить репутаціи своихъ оппонентовъ было признаваемо, какъ его особенное forte. Репутація м-ра Фёрниваля распространилась повсюду, гдѣ только шерстяныя мантіи и парики изъ лошадиныхъ волосъ пользуются уваженіемъ.
   М-ръ Фёрниваль, облеченный въ свои судебныя одежды, безспорно обладалъ торжественнымъ и суровымъ достоинствомъ, которое имѣло свой вѣсъ даже для судей. Люди, критически изслѣдовавшіе его наружность, могли бы сказать, что она въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ была натянута; но обыкновенные присяжные его страны не могутъ быть названы критическими изслѣдователями наружности, и у нихъ онъ всегда пользовался большимъ уваженіемъ. Когда, въ своихъ обращеніяхъ къ нимъ, адресуясь къ ихъ уму, воспитанію, просвѣщенному правосудію, онъ объявлялъ, что собственность его кліэнтовъ совершено безопасна въ ихъ рукахъ, то онъ казался такимъ адвокатомъ, какого тяжущійся охотно желалъ бы имѣть въ случаѣ если бы опасался за основательность своего дѣла. Всякое дѣло казалось м-ру Фёрнивалю правымъ, если онъ разъ согласился защищать его. Его физіономія выражала увѣренность въ этой правотѣ и вмѣстѣ и неосновательности дѣла его противника. Онъ тоже не всегда выигрывалъ; но въ случаѣ его неудачи люди непосвященные, слушавшіе его защитительныя рѣчи, изумлялись, какимъ это образомъ онъ потерпѣлъ ее.
   Когда онъ снималъ свой парикъ, то его наружность не представала такого совершенства. Тогда линіи его лица были жостки, длинны, прямы; онѣ давали его физіономіи форму параллелограмма, отличавшагося какимъ-то пошлымъ выраженіемъ. Ему недоставало округлости лба, короткихъ линій и граціозныхъ изгибовъ лица, которые необходимы для привлекательности въ чертахъ мужской, ничѣмъ неукрашаемой физіономіи. Его бакенбарды были малы, сѣдоваты и скудны и много теряли безъ парика. во всякомъ видѣ онъ казался челоѣкомъ умнымъ, но только въ обыкновенномъ платьѣ его можно было принять за такого человѣка, нѣжности сердца и искренности чувствъ котораго нельзя было безусловно повѣрить съ перваго взгляда. Въ бѣдности м-ръ Фёрниваль хорошо исполняли свои обязанности относительно жены и семейства, такъ какъ у него было четверо дѣтей. Трое изъ нихъ умерли, едва начиная приходить въ возрастъ, а теперь, въ богатствѣ, у него осталась только одна дочь. Въ бѣдности, м-ръ Фёрниваль былъ превосходный мужъ, выходившій утромъ очень рано изъ дому, трудившійся цѣлый день и потомъ возвращавшійся къ своему скудному обѣду и своимъ длиннымъ вечерамъ непрерывной, тягостной работы. Крѣпость тѣлосложенія, которая поддерживала его въ тѣ дня среди его трудовъ, вѣроятно, была громадна, потому что онъ не позволялъ себѣ никакихъ праздниковъ. Затѣмъ настала пора успѣховъ и денегъ и м-риссъ Фёрниваль иногда находила себя не столько счастливою, какъ въ то время, когда, во дни ихъ бѣдности, она вмѣстѣ съ нимъ проводила безсонныя ночи.
   Ровность характера должна быть такъ же тщательно сохраняема, когда дѣла идутъ хорошо, какъ и тогда, когда они идутъ худо; и, можетъ быть, это бываетъ труднѣе въ первомъ нежели во второмъ случаѣ. Какъ-бы то ни было, но м-ръ Феринваль бывалъ иногда очень ворчливъ при нѣкоторыхъ случаяхъ домашней жизни, по временамъ даже очень несправедливъ. Было кое что и похуже, гораздо похуже этого. Онъ, который въ счастливыя времена своей молодости проводилъ ночь за ночью надъ своими книгами и докладами и никогда не думалъ о томъ, чтобы видѣть какое-нибудь женское одѣяніе болѣе нарядное или привлекательное чѣмъ воскресное платье своей жены, онъ теперь, на пятьдесятъ шестомъ году своей жизни, гонялся за чужими богинями! Членъ отъ Эссексъ-Маргза, въ этотъ поздній періодъ своей жизни, пріобрѣлъ, вмѣстѣ съ другими успѣхами, характеръ Лотаріо; и м-риссъ Фёрниваль, сидя дома въ своей изящной гостиной близь Кавендишъ Сквера, съ сожалѣніемъ вспоминала о маленькой темной комнатѣ въ Кеппель-Стритѣ.
   Размышляя о своихъ непріятностяхъ, м-риссъ Фёрниваль приписывала ихъ главнымъ образомъ портвейну. Въ свои прежніе, ранніе годы м-ръ Фёрниваль былъ въ полномъ смыслѣ воздержнымъ человѣкомъ. Молодые люди, которые работаютъ по пятнадцати часовъ въ день, и должны быть таковы. Но теперь онъ имѣлъ свое собственное, твердо установившееся мнѣніе на счотъ португальскихъ виноградниковъ, и былъ убѣждонъ, что въ Лондонѣ не существовало портвейна, который бы по своему достоинству равнялся вину его собственнаго погреба, за исключеніемъ, впрочемъ, бутылокъ съ зеленою пробкой, принадлежавшихъ его клубу, откупориваніе которыхъ стоило по тридцати шиллинговъ за пробку. И м-риссъ Фёрниваль приписывала этимъ послѣднимъ занятіямъ не только пурпуровый оттѣнокъ, покрывавшій его носъ и щоки, но также и неровность характера и тѣ предполагаемыя неприличія въ домашней жизни, на которыя мы намекнули выше. Однако-же не мѣшаетъ прибавить къ этому, что м-риссъ Болъ, старая кухарка и ключница ихъ дома, которая вмѣстѣ съ Фёрнивалями восходила по ступенямъ общественной лѣстницы,-- была того мнѣнія, что всему виной были изысканныя блюда. Онъ, дѣйствительно, былъ отчасти черезъ чуръ прихотливъ относительно своихъ кушаньевъ, когда обѣдалъ дома. Если-бы Провидѣнію было угодно посѣтить его сильнымъ припадкомъ подагры, тогда -- думала м-риссъ Болъ -- было бы лучше для всѣхъ.
   Дѣйствительно ли могло случиться, что м-риссъ Фёрниваль въ пятьдесятъ пять лѣтъ (она и мужъ были ровесники) не была въ глазахъ своего мужа такъ привлекательна, какъ она была въ тридцать -- этого я не берусь рѣшить. Не могло быть никакой справедливой причины для подобной перемѣны въ чувствахъ, такъ какъ оба супруга старѣлись вмѣстѣ. Она, бѣдная женщина. по прежнему была довольна вниманіемъ м-ра Феринваля, хотя волосы его посѣдѣли и носъ сдѣлался синь; никогда ей также въ голову не приходило привлечь къ своей особѣ восторгъ какого-нибудь юноши, котораго наружность была бы свободна отъ всѣхъ поврежденій, дѣлаемыхъ лѣтами. Если такъ, то почему же онъ смотрѣлъ въ сторону теперь, въ пяти десятилѣтнемъ своемъ возрастѣ? Что онъ смотрѣлъ въ сторону, въ этомъ бѣдная м-риссъ Фёрниваль чувствовала себя убѣжденною; и между женщинами, къ которымъ она питала наиболѣе полную ненависть въ этомъ отношеніи, была наша знакомая, леди Мэзонъ изъ Орлійской фермы. Леди Мэзонъ и адвокатъ въ первый разъ познакомились другъ съ другомъ въ давно прошедшіе дни, именно въ дни процесса; при этомъ случаѣ онъ былъ употребленъ въ качествѣ младшаго адвоката; это знакомство созрѣло въ дружбу и теперь процвѣтало въ полной силѣ, къ великому горю и безпокойству м-риссъ Фёрниваль.
   Сама м-риссъ Фёрниваль была крѣпкая, плотная женщина, умная, и, можетъ быть, болѣе пригодная для жизни въ Кеппель-Стритѣ, нежели для той, до которой она возвысилась теперь. Въ то время, когда она носила еще названіе Китти Плеккеръ, она обладала прелестями, которыя пользовались бы большею славой, если бы были боле извѣстны. Но она жила въ одной изъ самыхъ отдаленныхъ частей города, гдѣ м-ръ Фёрниваль и нашолъ ее. Ея румяныя щоки, круглые глаза, вполнѣ развитый бюстъ и свѣжія губы побѣдили работящаго адвоката; и они рука объ руку выступили на жизненную борьбу. Ея глаза и теперь были круглы, и щоки румяны, и бюстъ великолѣпенъ; не скажу также, что ея губы потеряли всю свою свѣжесть. Но цвѣтущее время ея прелестей миновало, и теперь она была крѣпкая, плотная женщина, не блистательная въ разговорѣ, но вовсе не лишонная здраваго ума, хорошо понимающая не только свои обязанности къ другимъ, но также и обязанности другихъ къ ней самой. Не ему ли отданы были всѣ прелести ея юныхъ лѣтъ, вся и заботливость, вся ея тревожная борьба съ суровымъ свѣтомъ? Когда они вмѣстѣ терпѣли бѣдность, развѣ она не чинила, не штопала, не вязала, безмолвно сидя возлѣ него по ночамъ, потому что не хотѣла просить у него денегъ на новое платье? А теперь, теперь, когда они богаты?... Задавая себѣ такіе вопросы въ глубинѣ своей души она едва ли могла бы отвѣчать на послѣдній хладнокровно. Другіе люди могли чувствовать страхъ при видѣ Фёрниваля въ парикѣ и мантіи; другіе могли бы онѣмѣть отъ силы его глазъ и словъ: но она, подруга его жизни, жена его, могла видѣть его безъ брони. Она могла напасть на него тогда и сказать ему, что она думаетъ обо всѣхъ нанесенныхъ ей оскорбленіяхъ. Такъ говорила она себѣ много разъ, и однако же этотъ великій подвигъ во всей его силѣ еще не былъ совершонъ. Мелкихъ нападеній было много, но ей до сихъ еще не доставало мужества высказать свои горькія неудовольствія откровенно.
   Здѣсь я могу позволить себѣ сказать нѣсколько словъ о миссъ Фёрниваль, и однако сказать все существенное, что только должно быть извѣстно объ одномъ изъ дѣйствующихъ лицъ нашей исторіи. Въ девятнадцать лѣть миссъ Софья Фёрниваль была во всѣхъ отношеніяхъ молодою женщиной. Она не по лѣтамъ была развита относительно знаній, обращенія, ума и способностей разговора. Это была красивая высокая дѣвушка съ выразительными сѣрыми глазами и темно-каштановыми волосами. Ея ротъ, волосы и какое-то особенное движеніе шеи и очертаніе головы перешло къ ней отъ матери, но глаза она имѣла отцовскіе. Можетъ быть, они были менѣе проницательны, менѣе настойчивы; но они были такъ же ясны и по временамъ имѣли въ себѣ еще болѣе повелитѣльное выраженіе, нежели какое м-ръ Фёрниваль способенъ былъ придать своимъ.
   Золотые дни настали для нихъ въ тотъ періодъ ея жизни, который давалъ ей возможность сдѣлать изъ нихъ лучшее употребленіе, нежели какое могла сдѣлать ея мать. Она никогда не конфузилась предъ людьми большого свѣта, и въ гостиной какого-нибудь вельможи никогда не обнаруживала признаковъ своего незнатнаго происхожденія. Ей не стояло никакихъ усилій принаровиться къ манерамъ Кавендишъ-Сквера и, въ случаѣ нужды, къ обычаямъ кварталовъ, еще болѣе блистательныхъ. Поэтому м-ръ Фёрниваль никогда не стыдился появляться съ нею подъ руку въ домахъ своихъ новыхъ знакомыхъ, хотя въ подобныхъ случаяхъ предпочиталъ выѣзжать, не тревожа покоя своей жены. Ни одна мать не могла бы любить, своихъ дѣтей съ большею горячностью, чѣмъ какою было согрѣто сердце бѣдной м-риссъ Фёрниваль; но при такихъ обстоятельствахъ не было ли естественно, что она по временамъ ревновала свою дочь къ мужу?
   

XI.
Мистриссъ Фёрниваль дома.

   На своемъ пути въ Ливерпуль Люцій Мэзонъ проѣзжалъ черезъ Лондонъ и улучилъ минуту заѣхать въ Гарли-Стритъ. По возвращеніи своемъ изъ Германіи, онъ встрѣчалъ миссъ Фёрниваль въ домѣ своей матери, или лучше сказать въ своемъ, а такъ же въ Кливѣ. Миссъ Фёрниваль гостила по сосѣдству и провела два дня въ обществѣ кливской знати и одинъ день съ маленькими людьми въ Орлійской Фермѣ. Люцій Мэзонъ нашолъ, что она умная дѣвушка, способная разсуждать съ нимъ о важныхъ предметахъ, и можетъ быть открылъ въ ней также нѣкоторыя другія прелести. И потому онъ заѣхалъ въ Гарли-Стритъ.
   Проѣзжая черезъ Лондонъ въ Ливерпуль, онъ могъ заѣхать тольно на минуту, но пріемъ, который ему сдѣлали, побудилъ его, на возвратномъ пути, провести одну ночь въ Лондонѣ, чтобы имѣть возможность принять приглашеніе выпить чаю съ Фёрнивалями.-- Намъ будетъ очень пріятно видѣть васъ, сказала м-риссъ Фёрниваль, безъ особенной горячности поддерживая приглашеніе дочери, только я боюсь, что м-ра Фёрниваля не будетъ дома.-- Молодой Мэзонъ не слишкомъ заботился о любезности м-риссъ Фёрниваль, и потому принялъ приглашеніе, хотя былъ принужденъ черезъ это сократить на нѣсколько часовъ свое пребываніе между складами гуано въ Ливерпулѣ.
   Это было въ половинѣ октября -- время года, когда Лондонъ бываетъ пустъ; но съ м-риссъ Фёрниваль не легко было ладить въ подобные сезоны. Она могла чувствовать себя счастливой даже въ Маргетѣ, если бы пребываніе тамъ доставляло удовольствіе ея мужу и дочери. Но оно не было имъ пріятно. Что касается до средствъ, то почти всѣ осеннія мѣстопребыванія была для нея открыты, но ни одно изъ этихъ мѣстъ не нравилось ей, потому что м-ръ Фёрниваль всегда находился въ отсутствіи, подъ предлогомъ какихъ-нибудь дѣлъ.
   Она поѣхала было въ Брайтонъ въ августѣ, вскорѣ послѣ закрытія засѣданій палаты. Тамъ для нея была нанята отличная квартира, съ такими комнатами, которыя могли бы порадовать сердце многихъ адвокатскихъ жонъ. Въ ея распоряженіе были предоставлены также коляска, имѣвшая видъ собственнаго экипажа, лакей въ ливреѣ, мѣсто въ центрѣ самой фешенебельной церкви въ Брайтонѣ, словомъ все чего только можетъ пожелать сердце женщины. Да, тамъ было все, за исключеніемъ только одного предмета; но такъ какъ этотъ этотъ предметъ находился въ отсутствіи, то она съ уныніемъ возвратилась въ городъ въ концѣ сентября. Она охотно промѣняла бы все это на очень скромную обстановку въ Маргетѣ, еслибъ только могла видѣть синій носъ м-ра Фёрниваля по другую сторону стола каждое утро и каждый вечерь, когда она сидѣла за морскими раками и чаемъ.
   Люди, которые возвысились подобно м-ру Фёрнивалю, находятъ иногда труднымъ ладить съ своими жонами, не потому, чтобы женщины сами по себѣ были менѣе чѣмъ мужчины способны возвыситься или принаровить себя къ новымъ сферамъ жизни, когда потребуетъ того случай; но онѣ не возвышаются и случай не требуетъ этого. Мужчина возводитъ свою жену до своего собственнаго ранга и когда м-ръ Браунъ, дѣлаясь генеральнымъ прокуроромъ, становится сэромъ Джакобомъ, м-риссъ Браунъ также получаетъ титулъ миледи. По всему этому свѣту, среди котораго она должна вращаться болѣе или менѣе, нѣтъ никакого дѣла до новой миледи. При возвышеніи Брауна, ее не принимали въ разсчеть. Отнынѣ Браунъ долженъ имѣть два существованія; общественное и частное, и хорошо будетъ для леди Браунъ, а также и для сэра Джакоба, если позднее не умалится до нуля.
   Если леди Браунъ способна возвыситься сама по себѣ, если она способна добиться своего собственнаго случая, если она красива и умѣетъ кокетничать, если она безстыдна и можетъ проложить себѣ дорогу, если имѣетъ смѣлый духъ и можетъ дѣлать большія издержки, если она умна и умѣетъ писать стихи, словомъ, если она какимъ бы-то ни было образомъ въ состояніи создать для себя свою особенную славу, тогда, разумѣется, сэръ Джакобъ съ своимъ синимъ носомъ можетъ идти по своей собственной дорогѣ и все будетъ хорошо. Синій носъ сэра Джакоба, сидящаго напротивъ, не будетъ для нея верховнымъ благомъ.
   Но достойная м-риссъ Феринваль -- и она дѣйствительно была достойная женщина -- не создала для себя такой отдѣльной славы, да и не грезила объ этомъ, и потому не имѣла такъ сказать, никакого собственааго положенія. Въ настоящемъ случаѣ она съѣздила въ Брайтонъ и возвратилась оттуда угрюмая и несчастная, и привезла съ собою дочь въ Лондонъ въ то время года, когда въ англійской столицѣ царствуетъ наибольшая пустота. Софья возратилась безъ жалобъ, имѣя въ виду, что ей предстоитъ много удовольствій. Ее приглашали на святки къ Стенлеямъ въ Понисби. Это было семейство судьи, жившее близь Альстона, на очень хорошенькой дачѣ этого названія. М-ръ Фёрниваль уже много лѣтъ былъ знакомъ съ судьею Стевлеемъ, онъ зналъ его, будучи еще простымъ адвокатомъ; а теперь, когда м-ръ Фёрниваль возвысился и имѣлъ хорошенькую дочь, было очень естественно познакомить молодыхъ Стенлеевъ съ Софьей Фёрниваль. Но бѣдная м-риссъ Фёрниваль была слишкомъ тяжеловѣсна для того, чтобы въ такую позднюю пору жизни подыматься вверхъ и потому ее не просили въ Понисби. Она была слишкомъ хорошая мать, для того чтобы мѣшать удовольствіямъ дочери; Софья можетъ ѣхать, но, по всѣмъ законамъ, божескимъ и человѣческимъ, ея мужу было бы прилично ѣсть свой пирогъ съ говядиной дома.
   -- М-ръ Фёрниваль хотѣлъ воротиться въ городъ въ этотъ вечеръ, сказала хозяйка, какъ будто желая оправдать отсутствіе мужа въ глазахъ молодаго Мэзона, при входѣ его въ гостиную,-- но онъ не пріѣхалъ и, должно быть, ужь не будетъ.
   Мэзону ни на волосъ не было дѣла до м-ра Фёрниваля.
   -- А, не будетъ?-- повторилъ онъ. Должно быть какое-нибудь дѣло задержало его?
   -- Папа теперь очень занятъ политикой,-- сказала Софья, чтобы успокоить неудовольствіе матери.-- Ему нужно было отправиться въ началѣ недѣли въ Ромфордъ, а оттуда онъ поѣхалъ въ Бёрмингэмъ. Тамъ происходитъ какой-то конгрессъ, кажется?
   -- Словомъ все, что требуетъ много времени, замѣтилъ Люцій.
   -- Да; и это -- страшная скука, сказала Софья; я знаю, что папа тяготится.
   -- Вашему папа нравится это, я думаю,-- возразила м-риссъ Фёрниваль, которая не хотѣла скрывать своихъ неудовольствій подъ спудомъ.
   -- Я не думаю, чтобы ему нравилось быть такъ рѣдко дома, мама; конечно, онъ любитъ дѣятельность и успѣхъ. Всѣ мужчины любятъ это, не такъ-ли, м-ръ Мэзонъ?
   -- И всѣ должны любить, и женщины такъ же.
   -- Да, но у женщинъ нѣтъ сферы для дѣятельности, м-ръ Мэзонъ.
   -- Умъ ихъ не уступаетъ мужскому,-- съ любезностью замѣтилъ Люцій,-- и онѣ должны быть способны составлять себѣ такую же блистательную карьеру.
   -- Женщины не должны имѣть никакихъ сферъ, замѣтила м-риссь Фёрниваль.
   -- Я не совсѣмъ согласна съ вами въ этомъ, мама.
   -- Люди уже черезчуръ начинаютъ любить то, что вы называете дѣятельностью и успѣхомъ. Разумѣется, для мужчины хорошая вещь пріобрѣтать деньги своею профессіей, и очень горько, когда ему это не удается, прибавила м-риссъ Фёрниваль, думая о своихъ старыхъ временахъ, Но ежели успѣхъ жизни состоитъ въ томъ, чтобы безпрестанно рыскать и никогда не сидѣть спокойно у своего очага, такъ Богъ съ нимъ, съ этимъ успѣхомъ!
   -- Но, мама, я не вижу, почему успѣхъ долженъ бытъ всегда соединенъ съ рысканьемъ, какъ вы это называете.
   -- Женщины-писательницы, которыя составили себѣ извѣстность, спокойно наслаждаются своею славой, сказалъ Люцій.
   -- Не знаю, возразила м-риссь Фёрниваль, я слыхала, что нѣкоторыя изъ нихъ такъ же любятъ шататься какъ и мужчины. Что касается до старыхъ дѣвъ, это еще куда ни шло; незамужнія и холостяки могутъ дѣлать съ собою, что имъ угодно, и никому нѣтъ до нихъ дѣла. Но люди женатые -- совсѣмъ другое; никакой успѣхъ не долженъ отвлекать ихъ отъ дому.
   -- Мама безусловно стоить за идиллическую жизнь, пояснила Софья съ улыбкой.
   -- Нѣтъ, моя милая, и тебѣ не слѣдуетъ говорить этого: я не думаю защищать подобной нелѣпости; но я говорю, что жизнь должно проводить въ семействѣ, это лучшая часть ея; какое же можетъ быть другое значеніе семейства?
   Бѣдная м-риссъ Фёрниваль! Ей въ голову не приходило, что она жалуется чужому человѣку на мужа. Еслибы кто сказалъ ей объ этомъ, то она объявила бы, что она говорить вообще; но Люцій Мэзонъ, при всей своей молодости, понялъ, что мозоль жены страдаетъ отъ башмака мужа, и поспѣшилъ перемѣнить разговоръ.
   -- Вы знакомы съ моею матушкой, м-риссъ Фёрниваль?
   М-риссъ Фёрниваль отвѣчала, что она имѣетъ честь знать леди Мэзонъ, но и при этомъ случай обнаружила мало теплоты.
   -- Я завтра увижусь съ нею въ городѣ, сказалъ Люцій, она пріѣдеть сюда за покупками.
   -- А, въ самомъ дѣлѣ? проговорила м-риссъ Фёрниваль.
   -- А потомъ мы отправимся домой вмѣстѣ. Я долженъ встрѣтиться съ нею у химика близь Ченсри-Лена.
   Это было совершенно лишнее и неумѣстное увѣдомленіе.
   -- А, въ самомъ дѣлѣ! повторила м-риссъ Фёрниваль, откидывая голову нѣсколько назадъ.
   Бѣдная женщина! она не могла скрыть, что происходило у нея въ душѣ, но дочь тотчасъ поняла, въ чемъ дѣло. М-ръ Фёрниваль нѣсколько дней сряду ѣздилъ то въ Бёрмингэмъ, то въ другія мѣста, теперь вдругъ прислалъ увѣдомленіе, что онъ будетъ дома въ эту ночь. Но въ такомъ случаѣ онъ должень будете вернуться въ Бёрмингэмъ на другой день послѣ полудня. Еслибы м-риссъ Фёрниваль знала навѣрное, что онъ пріѣдетъ въ Лондонъ единственно для свиданія съ леди Мэзонъ, то она, жена его, не считала бы необходимъ приготовить для него по возможности самый теплый пріе.мъ. Правда, она не знала этого навѣрное, но развѣ, не существовало ужасныхъ поводовъ къ подозрѣнію? Канцелярія, въ которой занимался Фёрниваль, находилась на Ольдъ Скверѣ въ Линкольнсъ-Иннѣ, какъ-разъ Ченсри-Лена, и леди Мэзонъ назначила своему сыну свиданіе въ пяти минутахъ ходьбы отъ этой мѣстности. И развѣ это не было само по себѣ страннымъ совпаденіемъ обстоятельствъ, что леди Мэзонъ, пріѣзжавшая въ городъ такъ рѣдко, вздумала пріѣхать теперь, въ самый день неожиданнаго возвращенія Фёрниваля? Она была увѣрена, что мужъ ея долженъ завтра встрѣтиться съ леди Мэзонъ, и однако не могла сказать даже самой себѣ, что это -- достовѣрный фактъ.
   -- О, въ самомъ дѣлѣ! сказала она, и Софья поняла все значеніе этихъ словъ, хотя Люцій не понялъ ничего. Затѣмъ м-риссъ Фёрниваль замолчала и намъ нѣтъ надобности слѣдить за разговоромъ между двумя молодыми людьми. М-ръ Мэзонъ думалъ, что миссъ Фёрниваль очень хорошенькая дѣвушка, и радовался случаю провести вечеръ въ ея обществѣ; а миссъ Фёрниваль съ своей стороны думала.... Что она думала и что вообще думаютъ молодыя дѣвушки о молодыхъ людяхъ -- объ этомъ вообще нельзя говорить открыто. Но, повидимому, и она проводила время пріятно, между тѣмъ какъ ея мать грустно сидѣла въ своемъ креслѣ. Вечеромъ лакей въ ливреѣ принесъ чай, разнося его вокругъ на большомъ серебряномъ подносѣ, что тоже способствовало къ неудовольствію м-риссъ Фёрниваль. Ей было бы пріятнѣе сидѣть за чайнымъ столомъ, какъ въ счастливыя старыя времена, съ небольшой кучкой тартинокъ на тарелкѣ, подогрѣваемой снизу горячею водой. Въ эти милые старые дни тяжелыхъ трудовъ тартинки составляли любимое лакомство Фёрниваля, и она, добрая женщина, никогда не жалѣла своихъ глазъ, приготовляя ихъ для него у камина. Она и теперь не пожалѣла бы ни своихъ глазъ, ни своихъ рукъ, ни всѣхъ мыслей своего сердца, еслибы только, онъ согласился принимать по прежнему ея издѣлія. Но въ настоящее время м-ръ Фёрниваль научился находить удовольствіе въ другихъ лакомствахъ.
   Она тоже любила тартинки, но брала всегда верхнюю корку, оставляя самые вкусные куски для мужа; она любила также приготовлять свой чай не торопясь, медленно кладя въ него сахаръ и наливая сливки, т. е., собственно говоря, снятое молоко, на которое она скупилась для себя, чтобы его чай былъ забѣленъ въ достаточной степени. Но хотя это было снятое молоко и въ скудномъ количествѣ, и хотя самый чай наливался бережливою рукою, но м-риссъ Фёрниваль тогда чувствовала себя хозяйкою. Она распоряжалась какъ хотѣла и въ ограниченіи себя самой находила свое особенное удовольствіе. Но чай не имѣлъ уже никакого вкуса для нея теперь, когда его дѣлали въ кухнѣ и когда онъ, холодный и выдохшійся, былъ подаваемъ ей слугою въ ливреѣ, котораго она почти боялась заставлять ждать.
   Но вотъ послышался звонокъ, стукъ въ дверь, шумъ шаговъ въ нижнемъ этажѣ, и м-риссъ Фёрниваль догадалась о прибытіи своего мужа. Въ старыя времена она непремѣнно встрѣтила бы его въ узкомъ корридорѣ и, не обращая вниманія на служанку, обняла и расцѣловала бы его. Но теперь она не тронулась съ мѣста. Она могла бы простятъ ему все и снова бѣжать ему и встрѣчу при звукѣ его шаговъ, но прежде она должна была знать, будетъ-ли это хорошо принято.
   -- Это папа, сказала Софья.
   -- Не забудьте, что я не видался съ нимъ съ тѣхъ поръ, какъ я пріѣхалъ изъ Германіи,-- сказалъ Люцій. Вы должны представить меня.
   Черезъ двѣ или три минуты м-ръ Фёрниваль отворилъ дверь и вошелъ въ комнату. Въ наши дни путешественнику нѣтъ надобности кутаться въ дорожное пальто, въ толстые пледы и двойныя перчатки, а при возвращенія домой нѣтъ безусловной надобности перемѣнять платье. Это бывало въ прежнее время, когда Фёрниваль возвращался домой изъ своихъ поѣздокъ, озябшій, измученный; теперь онъ оставилъ Бирмингамъ послѣ обѣда, съ позднимъ экстреннымъ поѣздомъ, часа съ два вздремнулъ въ вагонѣ и вошолъ въ гостиную въ такомъ платьѣ, какъ-будто бы обѣдалъ у себя дома.
   -- Какъ твое здоровье, Катти?-- обратился онъ къ своей женѣ, протягивая ей указательный палецъ правой руки, въ видѣ привѣтствія. Здравствуй, Софи, моя милочка,-- и онъ поцѣловалъ дочь. А, Люцій Мэзонъ! очень радъ васъ видѣть. Едвалибы я узналъ васъ, еслибъ мнѣ не сказали, что это вы. Очень пріятно васъ видѣть въ Гарли-Стрятѣ; надѣюсь, вы часто будете навѣщать насъ.
   -- Онъ рѣдко будетъ заставать васъ дома, м-ръ Фёрниваль, сказала жена съ неудовольствіемъ.
   -- Не такъ часто, какъ я желалъ бы этого въ настоящую минуту; но надѣюсь, что дѣла скоро придутъ въ большій порядокъ. Какъ здоровье вашей матушка, Люцій?
   -- Очень хорошо, благодарю васъ, сэръ. Я долженъ увидѣться съ нею завтра, здѣсь, въ городѣ, и потомъ поѣду съ нею домой.
   Затѣмъ на нѣсколько секундъ воцарилось молчаніе, во время котораго м-риссь Фёрниваль проницательно смотрѣла за своего мужа.
   -- А, она пріѣдетъ въ городъ? повторялъ м-ръ Фёрниваль, послѣ минутнаго размышленія. Въ этотъ моментъ онъ былъ сердитъ на леди Мэзонъ за то, что она поставила его въ такое положеніе. Зачѣмъ она сказала своему сыну, что пріѣдетъ въ Лондонъ, и такимъ образомъ дала поводъ къ разговору и болтовнѣ, которые дѣлали обманъ съ его стороны рѣшительно необходимымъ? Дѣло леди Мэзонъ въ Лондонѣ было такого свойства, что объ немъ нельзя было говорить слишкомъ открыто. Даже сама она въ своемъ письмѣ, вызывая м-ра Фёрниваля изъ Бёрмингэма, просила его устроить такъ, чтобы появленіе ея въ канцеляріи не послужило предметомъ толковъ. Новыя безпокойства могли грозить ей; но они могли также оказаться воображаемыми; и она очень заботилась о томъ, чтобы никто не зналъ, что она пріѣзжала совѣтоваться съ адвокатомъ по этому дѣлу. На все это м-ръ Фёрниваль согласился; и однако же она дала своему сыну возможность явиться въ его гостиной и болтать объ ея намѣреніяхъ. Съ минуту или съ двѣ онъ оставался въ нерѣшимости, но по истеченіи этого времени онъ увидѣлъ, что обминъ былъ необходимъ.
   -- Такъ она будетъ въ городѣ?-- спросилъ онъ.
   Читатель, конечно, замѣтитъ, что это не былъ обманъ мужа, желающаго скрыть отъ своей жены любовное свиданіе, а обманъ адвоката, который не хочетъ, чтобы другіе люди знали объ его секретномъ разговорѣ съ своимъ кліэнтомъ. Но жонъ иногда бываетъ трудно заставить смотрѣть на вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ.
   -- Она пріѣдеть за нѣкоторыми покупками, сказалъ Люцій.
   -- А! въ самомъ дѣлѣ? спросила м-риссъ Фёрниваль. Она не сказала бы ничего, еслибы могла удержаться; но это было выше ея силъ. За тѣмъ минуты на двѣ настало молчаніе, которое Люцій напрасно старался прервать нѣкоторыми, ничего не значущими замѣчаніями, обращенными къ миссъ Фёрниваль. Однако же его слова не укладывались въ форму ничего незначущихъ замѣчаній, они поражали слухъ непріятно и вмѣстѣ звучали серьёзно, какъ-будто бы они были сказаны съ единственною цѣлью произнести звукъ.
   -- Я надѣюсь, что ты весело провелъ время въ Бёрмингэмѣ? замѣтила м-рисъ Фёрниваль.
   -- Весело проводилъ время! Я ѣздилъ туда не для удовольствія.
   -- Ну, такъ въ Ромфордѣ, куда ты ѣздилъ передъ темъ.
   -- Женщины, кажется, воображаютъ, что у мужчинъ нѣтъ другой цѣли, кромѣ забавы, когда они отправляются по своимъ ежедневнымъ дѣламъ, сказалъ м-рь Фёрниваль; и съ этими словами онъ откинулся на спинку кресла и взялъ послѣдній нумеръ Quarterly-Review.
   Люцій Мэзонь скоро замѣтилъ, что вся гармонія этого вечера нѣкоторымъ образомъ была разстроена возвращеніемъ хозяина, и что онъ здѣсь лишній. Поэтому онъ распрощался.
   -- Завтра утромъ мнѣ нужно позавтракать ровно въ половинѣ девятаго, сказалъ м-ръ Фёрниваль, какъ только гость удалился. Раньше десяти я долженъ быть въ канцеляріи. Съ этими словами онъ взялъ свѣчу и ушолъ въ свою комнату.
   Софья позвонила и отдала приказаніе слугѣ; сама же мистриссъ Фёрниваль не принимала въ этомъ никакого участія, въ старыя времена, прежде чѣмъ лечь спать, она похлопотала бы сама, чтобы все было готово, и чтобы хозяину не пришлось ждать. Но теперь ей было все равно.
   

ХІІ.
Мистеръ Фёрниваль въ своей канцеляріи.

   Канцелярія мистера Фёрниваля находилась въ первомъ этажѣ очень темнаго зданіи на Ольд-Скверѣ, въ Линкольнсъ-Иннѣ. Этотъ скверѣ былъ всегда темень, даже когда онъ были, говоря относительно, открытъ и служилъ проходомъ отъ Ченсри-лена къ Ченслоръ-Корту; не теперь онъ былъ застроенъ лавками и казался еще болѣе темнымъ чѣмъ прежде.
   Мистеръ Фёрниваль занималъ тамъ три комнаты: всѣ онѣ были довольно просторны для своего назначенія, но онѣ наводили тоску сволею темнотою и запахомь старой кожи, который тамъ господствовалъ. Въ одной изъ нихъ сидѣлъ за своею конторкой мистеръ Крэбвицъ, джентльменъ, занимавшійся уже пятнадцать лѣгь съ мистеромъ Фёрнивалемъ и думавшій, что значительная часть успѣховъ этого адвоката должна быть приписана собственно энергіи и генію его, мистера Крэбвица. Это быль господинъ пріятной наружности, нѣсколько болѣе сорока лѣтъ отъ-роду, очень заботившійся о своихъ перчаткахъ, шляпѣ и зонтикѣ и довольно разборчивый относительно своихъ знакомыхъ. Такъ какъ онъ не былъ женатъ, любилъ дамское общество и слылъ за человѣка съ деньгами, то имѣлъ успѣхъ и довольно свысока смотрѣлъ на нѣкоторыхъ людей, которые относительно своего положенія въ профессіи могли бы считаться выше его. Онъ нерѣдко уѣзжалъ за границу въ вакаціонное время. Дверь, которая вела въ комнату мистриса Крэбвица, находилась въ углу, который былъ противъ васъ на лѣвой рукѣ, когда вы входили въ канцелярію. Тутъ же на лѣво отъ васъ была большая пріемная, въ которой постоянно сидѣлъ сверхштатный клеркъ за обыкновеннымъ столомъ. Онъ не составлялъ оффиціяльно утвержденной принадлежности канцеляріи, его удерживали тамъ только съ недѣля на недѣлю; но тѣмъ не менѣе въ теченіе послѣднихъ двухъ или трехъ лѣтъ онъ постоянно находился тамъ, и мистеръ Крэбвицъ думалъ оставить его навсегда, потому что онъ былъ чернорабочимъ для мистера Крэбвица. Эта пріемная была очень темна, гораздо темнѣе, чѣмъ комната штатнаго клерка, и не имѣла никакой мебели, кромѣ восьми кожаныхъ стульевъ и двухъ старыхъ столовъ. Она была окружена полками; эти полки были покрыты книгами и пылью, которыхъ покой не нарушался ни въ какомъ случаѣ. Но наиболѣе темною изъ всѣхъ трехъ комнатъ была зала, въ которой сидѣлъ самъ великій человѣкъ и которой дверь находилась прямо противъ васъ, когда вы входили. Мебель тамъ была, вѣроятно, лучше, чѣмъ въ другихъ комнатахъ; тѣмъ не менѣе это была самая мрачная комната изъ всѣхъ, какія только мнѣ случалось видѣть. На окнахъ висѣли тяжолые занавесы, нѣкогда красные, а теперь бурые, да и все здѣсь имѣло бурый или темнобурый цвѣтъ: и потолокъ, и толстый коверъ, и книги, которыми были покрыты всѣ стѣны, и крашеное дерево дверей и оконныхъ рамъ. Въ утро, о которомъ теперь идетъ рѣчь, мистеръ Фёрниваль сидѣлъ здѣсь за своими бумагами отъ десяти часовъ до перваго, когда должна была пріѣхать къ нему леди Мэзонъ. Праздники мистера Крэбвица въ этотъ годъ были сокращены вслѣдствіе отъѣзда его патрона на конгрессъ, и хотя Лондонъ былъ теперь пустыней, какъ мистеръ Крэбвицъ жалобно говорилъ одной своей знакомой дамѣ, которую онъ оставилъ въ Булони, но онъ находился теперь среди этой пустыни и въ описываемое утро сидѣлъ за своею обычною конторкой.
   Зачѣмъ мистеру Фёрнивалю нужно было завтракать одному въ половинѣ девятаго и быть въ своей канцеляріи въ десять, тогда какъ свиданіе, для котораго онъ пріѣхалъ въ городъ, назначено было въ двѣнадцать часовъ,-- этого я не могу объяснить. Онъ не просилъ жену раздѣлить съ нимъ завтракъ и она не пришла раньше своего обычнаго времени. Мистеръ Фёрниваль завтракалъ одинъ и въ десять часовъ былъ въ своей канцеляріи. Два часа, которые оставались у него, онъ провелъ въ занятіяхъ и ровно въ двѣнадцать часовъ мистеръ Крэбвицъ отворилъ дверь его комнаты и доложилъ о леди Мэзонъ.
   Когда мы разстались съ нею въ послѣдній разъ, послѣ ея свидавія съ сэромъ Перегриномъ Ормомъ, она рѣшилась не обращаться, по крайней мѣрѣ тотчасъ, къ своему другу-адвокату. Остановясь на такой рѣшимости, она старалась заснуть въ ту ночь; но ея духъ былъ совершенно разстроенъ и она не могла успокоиться ни на минуту. Что если, послѣ двадцати лѣтъ спокойствія, всѣ ея тревоги должны теперь возобновиться? Что если она опять должна вступить въ борьбу, окончаніе которой будетъ вполнѣ зависѣть отъ случайностей? Отъ чего это происходитъ, что она теперь гораздо трусливѣе. чѣмъ была тогда? Въ то время она ожидала пораженія, потому что ея друзья просили ее быть хладнокровнѣе, но, вопреки этому, она мужественно перенесла испытаніе. Теперь, напротивъ, она чувствовала, что если ей должно отдать Орлійскую ферму, то она готова скорѣй отвязаться отъ нея, нежели возобновить борьбу. Тогда, въ этомъ прежнемъ періодѣ своей жявни, онаприготовлялась побѣдить или умереть за свое дѣло. Она настроила себя къ дѣятельности и совершила свой трудъ до конца. Но, исполняя этотъ подвить, она надѣялась, по крайней мѣрѣ, что можетъ спокойно наслаждаться отдыхомъ.
   Вставъ съ постели утромъ, послѣ своего свиданія съ сэромъ Перегриномъ, она рѣшилась просить совѣта у человѣка, на совѣтъ котораго она могла положиться. Дружба Перегрина имѣла для нея болѣе цѣны, чѣмъ дружба мистера Фёрниваля, но одно слово совѣта со стороны этого послѣдняго стоило вдевятеро больше всей словесной мудрости баронета. И такъ, она написала письмо къ Фёрнивалю, назначая ему свиданіе, и адвокатъ, котораго, какъ я говорилъ выше, какой-то злой духъ соблазнялъ къ погонѣ за чужими богинями, оставилъ своихъ учоныхъ собратовъ на ихъ конгрессѣ въ Бёрмингэмѣ и поспѣшилъ въ городъ на помощь къ вдовѣ. Онъ оставилъ этотъ конгрессъ, хотя тамъ собрались изо всѣхъ цивилизованныхъ странъ Европы мудрѣйшіе законовѣды. Тамъ были великіе люди изъ Парижа, очень талантливые, Ульпіаны, Трибоніаны и Папиньяны новой имперіи, исполненные самыхъ чистыхъ и возвышенныхъ чувствованій, изложенныхъ въ антитетическихъ, велерѣчивыхъ и восхитительныхъ для слуха фразахъ и уложенныхъ въ кодексъ, который, будучи взятъ во всей его цѣлости, неизбѣжно повелъ бы къ истребленію несправедливости съ лица земли, что было бы непремѣннымъ, логическимъ слѣдствіемъ заключающихся въ немъ статей. Тамъ были великія практики изъ Германіи, люди весьма искусные, которые такъ же вѣруютъ въ могущество своего искусства -- узнавать истину, какъ наши предки вѣрили въ пытку, и иногда съ такими же результатами. И разумѣется, тамъ находилось также все, было великаго и знаменитаго между англійскими судьями и адвокатами,-- людьми, которые обыкновенно, хотя безсознательно, приходятъ въ негодованіе всякій разъ, когда неосторожное преступленіе открываетъ само себя. Это были, большею частію, люди, исполненные высокихъ а благородныхъ чувствованій, рожденные и воспитанные въ править честности и неподкупности, но особенною ересью своей профессіи пріученные думать, что высокое и благородное въ ихъ частныхъ отношеніяхъ не всегда должно быть считаемо высокимъ и благороднымъ въ ихъ юридической практикѣ. Тамъ были итальянцы, веселые, шутливые, безпечные, которые своимъ смѣхомъ могутъ запутывать и выпутывать своихъ кліэнтовъ. Тамъ были испанцы, очень важные и серьезные, которые, въ глубинѣ своей души, задавали себѣ вопросъ -- не лучше ли было бы, если бы правосудіе покупалось и продавалось. Тамъ присутствовали и представители Соединенный Штатовъ, нетерпѣливо желавшіе доказать, что въ этой странѣ и законъ и справедливость окончательно погребены подъ судейскими париками и мантіями.
   Всѣхъ ихъ и все это оставилъ мистеръ Фёрниваль въ двадцать четыре часа, для того, чтобы поспѣшить на приглашеніе леди Мэзонъ.
   Она была одѣта просто, по своему обыкновенью, густой вуаль покрывалъ ея лицо; но все таки въ ея туалетѣ была видна тщательность. Въ немъ не было ничего подобнаго той небрежности, которая такъ свойственна одинокой, всѣми забытой вдовѣ; ничего подобнаго той унылой безцвѣтной наружности, которую горе и забота такъ часто придаютъ женщинамъ. Если бы она поддалась этой небрежности или позволила своей наружности, такъ сказать, опуститься, то м-ръ Фёрниваль. навѣрное не поспѣшилъ бы на свиданіе съ нею, и леди Мэзонъ, можетъ быть, очень хорошо знала этотъ фактъ.
   -- Я такъ благодарна вамъ за ваше безпокойство,-- сказала она,-- между тѣмъ какъ онъ обѣими руками пожималъ ея руку. Впрочемъ, я не рѣшилась бы васъ безпокоить, если бы не была сама въ сильной тревогѣ.
   М-ръ Фёрниваль, усаживая ее въ кресло у камина, выразилъ участіе къ ея горю и потомъ взялъ для себя другое кресло, стоявшее напротивъ или лучше вблизи ея,-- гораздо ближе чѣмъ онъ когда-нибудь садился къ своей, женѣ.
   -- Не говорите о моемъ безпокойствѣ,-- сказалъ онъ,-- оно отчего не значитъ, если я могу въ чемъ нибудь помочь вамъ.-- Во при всей своей нѣжности, онъ не преминулъ поставить ей на видъ неблагоразуміе, съ которымъ она сообщила своему сыну о намѣреніи пріѣхать въ Лондонъ.
   -- Онъ былъ у моихъ дамъ въ Гарли-Стритѣ. Впрочемъ, это ничего; я говорю это собственно ради васъ, такъ какъ знаю, что вы желаете сохранить это дѣло въ секретѣ. Теперь скажите, въ чемъ оно состоитъ, Я не думаю, чтобы это было что-нибудь такое, что могло бы дѣйствительно дать вамъ поводъ къ безпокойству.-- И онъ опять взялъ ее за руку, чтобы ободрить ее. Леди Мэзонъ позволила ему держать ея руку съ минуту или съ двѣ, какъ будто не замѣчая этого, и однако, когда она обратила на него свои глаза, то она имѣла такой видъ, какъ будто эта нѣжность дѣйствительно ободрила ее.
   Не отнимая у него своей руки въ теченіе всей первой части разговора, она разсказала ему все, что хотѣла разсказать,-- нѣсколько больше того, что она сообщила сэру Перегрину.
   -- Я узнала отъ нея,-- прибавила она, говоря о м-риссъ Дократъ и ея мужѣ,-- что онъ нашолъ относотельно чиселъ что-то такое, чего прежде не замѣтили адвокаты.
   -- Что-то относительно чиселъ?-- повторилъ м-ръ Фёрниваль, уставивъ глаза въ каминъ.-- Вы не знаете, что именно?
   -- Нѣтъ; онъ сказалъ только, что адвокаты въ Бэдфоръ-Ро...
   -- Роундъ и Крукъ,-- напомнилъ м-ръ Фёрниваль.
   -- Да, Роундъ и Крукъ. Онъ называетъ ихъ глупцами за то, что они не замѣтили этого прежде, и затѣмъ онъ уѣхалъ въ Гроби-Паркъ -- Онъ вернулся въ прошлую ночь и, разумѣется, я съ тѣхъ поръ не видала его жены.
   Между тѣмъ м-ръ Фёрниваль оставилъ ея руку и сидѣлъ въ безмолвномъ размышленія, пристально глядя въ каминъ, между тѣмъ какъ леди Мэзонъ съ своей стороны пристально смотрѣла на него. Она старалась прочесть на его физіономіи, видѣлъ ли онъ какіе-нибудь признаки опасности, а онъ старался вывести изъ ея словъ заключеніе -- дѣйствительно ли было какое основаніе опасаться. Какъ могъ онъ знать, что именно таилось въ ея умѣ, какія были ея дѣйствительныя мысли и разсужденія ея объ этомъ предметѣ и въ чемъ состояло свѣдѣніе, которое она покамѣстъ скрывала отъ него? Въ обыкновенныхъ свѣтскихъ отношеніяхъ, когда одинъ человѣкъ проситъ совѣта у другого, этотъ послѣдній прежде всего требуетъ, чтобы ему были сообщены всѣ обстоятельства дѣла; иначе какъ онъ можетъ дать совѣтъ? Но въ дѣлахъ судебныхъ дѣло другое. Если бы я, совершивъ преступленіе, признался въ немъ своему адвокату, то развѣ онъ не могъ бы сказать мнѣ: "Въ такомъ случаѣ, другъ мой, признайтесь въ этомъ также судьѣ и пусть правосудіе совершится". Но кто сталъ бы платить адвокату за подобный совѣтъ?
   Въ настоящемъ случаѣ не было вопроса о платѣ. Здѣсь опытный свѣтскій человѣкъ долженъ былъ подать совѣтъ вдовѣ; но тѣмъ не менѣе онъ могъ дѣлать одни только шаткія и произвольныя заключенія въ этомъ случаѣ. Не скрываются ли отъ него? Не существуетъ ли здѣсь какихъ-нибудь предосудительныхъ для нея фактовъ, которые, въ случаѣ открытія ихъ, будутъ имѣть для нея гибельныя послѣдствія? Онъ не могъ рѣшиться спросить ее, а между тѣмъ для него было тамъ существенно знать все! Двадцать лѣтъ тому назадъ, во время процесса, онъ однажды подумалъ... едва-ли есть надобность говорить, что именно онъ подумалъ, только эти мысли не были въ ея пользу. Потомъ онѣ измѣнялись и онъ привыкъ, какъ обыкновенно привыкаютъ адвокаты -- вѣрить въ справедливость защищаемаго имъ дѣла. И когда наступилъ день побѣды, онъ громко торжествовалъ, выражая соболѣзнованіе къ своей дорогой кліэнткѣ, пострадавшей такъ несправедливо, и не стѣсняясь кричалъ о корыстной, жадной жестокости владѣльца Гроби-Парка. Тѣмъ не менѣе, онъ все-таки чувствовалъ что Роундъ и Крукъ не сдѣлали всего, что имъ слѣдовало сдѣлать.
   И теперь онъ размышлялъ не столько о томъ, была ли они виноваты или нѣтъ относительно завѣщанія, сколько о томъ, долженъ ли его совѣтъ быть какимъ-нибудь образомъ основанъ на предположеніи ее виновности. Если она была виновна, то ничто не можетъ быть предосудительнѣе для ее дѣла, какъ то, что онъ долженъ убѣждаться въ ее невинности. Если она невинна, то почему она такъ сильно тревожится теперь, послѣ двадцати лѣтъ спокойнаго владѣнія Орлійской Фермой?
   -- Какъ жаль,-- сказалъ онъ наконецъ, что Люцій потревожилъ Дократа въ обладаніи арендою.
   -- Да, это жаль, подтвердила она,-- но я не считала возможнымъ, чтобы мужъ Миріамъ пошолъ противъ меня. Какъ вы думаете, не отдать-ли ему эту землю опять?
   -- Нѣтъ, не совѣтую. Это значило бы показать ему и другимъ, что вы боитесь его. Если онъ нашолъ какое нибудь свѣдѣніе, которое можетъ быть цѣннымъ въ глазахъ Джозефа Мэзона, то онъ можетъ продать его дороже, чѣмъ стоитъ эта аренда.
   -- Не лучше ли будетъ.... начала было она и остановилась.
   -- Что такое!
   -- Я такъ утомлена, что едва помню что говорю. Не будетъ-ли благоразумнѣй заплатить ему что нибудь, лишь бы онъ оставался спокойнымъ?
   -- Какъ, вы думаете подкупить его?
   -- Ну, да, если вы это такъ называете. Дать ему извѣстную сумму денегъ, въ вознагражденіе за его поле, разумѣется съ условіемъ.... И она опять замолчала.
   -- Это зависитъ отъ того, что онъ можетъ продать, сказалъ м-ръ Фёрниваль, едва смѣя смотрѣть ей въ глаза.
   -- О, да, подтвердила вдова, и за тѣмъ опять наступила пауза.
   -- Я думаю, что это будетъ совсѣмъ неблагоразумно,-- сказалъ м-ръ Фёрниваль. Впрочемъ, есть шансы считать все это пустяками.
   -- Вы думаете?
   -- Да, я не могу думать иначе. Что вреднаго для вашихъ интересовъ могъ этотъ человѣкъ отыскать въ бумагахъ стараго адвоката?
   -- Не знаю; я такъ мало имѣю понятія о подобныхъ дѣлахъ. Я слышала (вы однажды говорили мнѣ), что законъ, пожалуй, будетъ противъ правъ моего сына; эта было бы худо и въ тѣ времена, а теперь было бы въ десять разъ ужаснѣе.
   -- Но тогда существовало много сомнительныхъ вопросовъ, которые были рѣшены судомъ; напр. находился ли вашъ мужъ въ здравомъ умѣ въ день подписи завѣщанія?
   -- Въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія.
   -- Да, не можетъ; это уже доказано, и этого вопроса нельзя поднять снова. Не сдѣлалъ-ли онъ позднѣйшаго завѣщанія?
   -- Нѣтъ, я увѣрена, что нѣтъ. Если же онъ сдѣлалъ его, то оно не могло быть найдено въ бумагахъ Усбеча, потому что, сколько я помню, бѣдняжка не былъ въ состояніи заниматься никакими дѣдами послѣ того дня.
   -- Какого дня?
   -- Четырнадцатаго іюля, когда у него былъ сэръ Джозефъ.
   Адвокату показалось страннымъ, съ какою точностью она помнила числа и обстоятельства. Что обстоятельства суда были свѣжи въ ея памяти, въ этомъ не было ничего удивительнаго, но какимъ образомъ знала она съ такою точностью вещи, которыя случились до суда, когда еще нельзя было ожидать, что дѣло подвергнется судебному изслѣдованію? Но м-ръ Фёрниваль не сдѣлалъ никакого замѣчанія на этотъ счотъ.
   -- И вы увѣрены, что онъ поѣхать въ Гроби-Паркъ?
   -- О, да, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія.
   -- Я не придумаю, что бы намъ можно тутъ сдѣлать. Говорили вы объ этомъ сэру Перегрину?
   Леди Мэзонъ тотчасъ же пришло на мысль, что нѣтъ никакой надобности -- скрывать, если бы даже это было возможно, отъ м-ра Фёрниваля какой нибудь шагъ который былъ сдѣланъ ею въ настоящемъ случаѣ.-- Я была такъ встревожена въ первую минуту, что едва знала куда обратиться,-- сказала она.
   -- Вы были совершенно правы, что обратились къ сэру Перегрину.
   -- Я такъ рада, что вы не сердитесь на меня за это.
   -- Не сказалъ-ли онъ чего нибудь... чего нибудь особеннаго?
   -- Онъ обѣщалъ не оставлять меня въ случаѣ какихъ-нибудь новыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ.
   -- Это хорошо. Всегда полезно имѣть поддержку со стороны такого сосѣда какъ онъ.
   -- И совѣтъ такого друга какъ вы.-- И она опять подала ему свою руку.
   -- О, да. Это, вы знаете, мое ремесло -- давать совѣты И онъ улыбнулся, принимая ея руку.
   -- Какъ могла бы я пережить эти тревоги безъ васъ?
   -- Адвокатовъ теперь сильно бранятъ,-- сказалъ м-ръ Фёрниваль, думая о томъ, что происходило въ эту самую минуту въ Бермнигэмѣ,-- но я не могу себѣ вообразить, какъ могли бы обойтись люди безъ насъ.
   -- Ахъ, вѣдь не всѣ адвокаты похожи на васъ.
   -- Нѣкоторые, можетъ быть, хуже, и очень многіе -- гораздо лучше. Но, какъ я вамъ говорилъ, по моему теперь ничего послѣдуетъ предпринимать. Дократъ -- человѣкъ грубый, низкій, мстительный, и я, на вашемъ мѣстѣ, постарался бы забыть о вамъ.
   -- О, если бы я могла!
   -- А почему же нѣтъ? что могъ онъ узнать къ вашему вреду?
   Леди Мэзонъ показалось, что м-ръ Фёрниваль ждетъ какого-нибудь отвѣта на этотъ вопросъ, и потому принудила себя отвѣчать на него.-- Я полагаю, что онъ не можетъ ничего знать,-- сказала она.
   -- Я вамъ скажу, что я могу сдѣлать,-- продолжалъ Фёрниваль въ раздумьи. Самъ Роундъ -- не худой человѣкъ и я съ нимъ знакомъ. Во время процесса онъ былъ младшимъ компаньономъ своей фирмы, и я знаю, что онъ убѣдилъ Джоэвфа Мэзона не подавать апелляціи въ палату лордовъ. Я постараюсь, если возможно, повидаться съ нимъ и во чтобы-то ни стало узнаю отъ него, дѣлается ли что-нибудь по этому предмету.
   -- И если я услышу что ничего не дѣлается, то могу успокоиться?
   -- Конечно, конечно.
   -- Но если...
   -- Я думаю, что не будетъ ничего подобнаго,-- прервалъ Фёрниваль, вставая съ этими словами съ своего кресла.
   -- Но если... то я могу надѣяться на вашу помощь? И она тоже медленно поднялась съ своего кресла. М-ръ Фёрниваль, подобно сэру Перегрину, отвѣчалъ утвердительно, и она поблагодарила его, приложивъ носовой платокъ къ глазамъ. Слезы ея были непритворны, это хорошо замѣтилъ м-ръ Фёрниваль, и видя, что она плачетъ, что она прекрасна и что въ своей печали и красотѣ она пришла просить у него помощи, онъ растаялъ и протянулъ руки, какъ будто желая прижать ее къ своему сердцу какъ дочь. -- Дорогой другъ, сказалъ онъ, вѣрьте мнѣ, что самъ нечего бояться.
   -- Я буду вамъ вѣрить, отвѣчала она, тихо останавливая движеніе его руки.-- Я буду вѣрить вамъ вполнѣ. А когда вы повидаетесь съ Роундомъ, то увѣдомите меня о результатахъ?
   Въ эту минуту, когда они стояли другъ возлѣ друга, дверь отворилась, и м-ръ Крэбвицъ ввелъ другую даму, которая, впрочемъ, вошла такъ поспѣшно, что клеркъ едва могъ ее опередить.
   

XIII.
Виновенъ или невиненъ?

   Къ несчастію для м-ра Фёрниваля, въ комнату вторгнулась его жена. Было-ли это пріятно ему или нѣтъ, но она собственною своею особой находилась теперь въ его комнатѣ,-- зрѣлище нисколько не забавное ни для ея мужа ни для его кліэнтки. Она постучалась въ наружную дверь,-- которая, за отсутствіемъ чернорабочаго писца, была отперта самимъ м-ромъ Крэбвицемъ,-- и тотчасъ же пошла черезъ коридоръ къ комнатѣ мужа, выразивъ свою увѣренность, что онъ тамъ. М-ръ Крэбвицъ всѣми силами души желалъ бы остановить ее, но это оказалось невозможнымъ.
   Выгоды супружества важны и многочисленны,-- такъ важны и многочисленны, что всѣ мужчины, безъ сомнѣнія, должны жениться. Но даже супружество имѣетъ свои неудобства, между которыми явная и незаслуженная ревность жены можетъ быть столько же непріятна, какъ и остальныя. Что прикажете дѣлать мужу, когда предъ лицомъ свѣта,-- т. е. предъ маленькой частицей свѣта,-- его обвиняютъ въ томъ, что онъ ухаживаетъ за какою нибудь дамой? что онъ можетъ отвѣчать на это? Куда смотрѣть? "Я вовсе не ухаживалъ, моя милочка, никогда не ухаживалъ да и не подумалъ бы ни за что въ мірѣ. Я говорю это, положивъ руку на сердце. Вотъ сама мистриссъ Джонсъ и я обращаюсь къ ней". Онъ доведенъ до этого! Но развѣ невинный человѣкъ долженъ быть доводимъ до этого подругою своей жизни?
   Я говорю о незаслуженной ревности, и поэтому можно подумать, что мои замѣчанія не прилагаются къ мистриссъ Фёрниваль. Нѣтъ, они прилагаются къ ней столько же, какъ и ко всякой женщинѣ. Эта общая идея относительно чужихъ богинь была съ ея стороны не болѣе, какъ подозрѣніемъ: но и всѣ женщины, которыя такимъ образомъ мучатъ себя и своихъ мужей, могутъ представить для своей ревности такую же причину. Что касается ея мыслей, собственно на счотъ леди Мэзонъ, то въ этомъ случаѣ мистриссъ Фёрниваль не имѣла никакого основанія. Леди Мэзонъ могла имѣть свои недостатки, но наклонность отнять у мистриссъ Фёрниваль ея мужа до сихъ поръ не принадлежала къ ихъ числу. Мистеръ Фёрниваль былъ искусный адвокатъ, и она имѣла большую нужду въ его помощи; поэтому она пришла въ его канцелярію и поэтому же положила въ его руку свою. Что мистеръ Фёрниваль питалъ расположеніе къ своей сосѣдкѣ единственно потому, что она была красива -- это можетъ быть. Я люблю мою лошадь, мою картину, видъ изъ окна моего кабинета по той же самой причинѣ. Я склоненъ думать, что здѣсь не было ничего другаго.
   -- Мои милая,-- сказалъ мистеръ Фёрниваль, отступая нѣсколько назадъ и опуская руки. Леди Мэзонъ тоже отступила шагъ назадъ, но она скоро оправилась и протянула руку мистриссъ Фёрниваль.
   -- Какъ поживаете, леди Мэзонъ?-- спросила мистриссъ Фёрниваль, совершенно разстроенная,-- надѣюсь, я имѣю удовольствіе видѣть васъ совершенно здоровою? Я слышала, что вы пріѣдете въ городъ за покупками, но я никакъ не надѣялась на... удовольствіе видѣть васъ здѣсь. И въ каждомъ словѣ, которое говорила эта милая, доброй, огорчоннаи женщина, такъ ясно слышалась повѣсть объ ея ревности, какъ если бы она вцѣпилась въ волосы леди Мэзонъ.
   -- Я пріѣхала повидаться съ мистеромъ Фёрнивалемъ по поводу одного тяжебнаго дѣла,-- сказала леди Мэзонъ.
   -- Право! Вашъ сынъ Люцій говорилъ за покупками...
   -- Да, я сказала ему такъ. Когда женщина столько нечастна, что принуждена обратиться къ адвокату за совѣтомъ, то она не желаетъ разглашать этого. Мнѣ было бы очень грустно, еслибь сынъ мой угадалъ о моемъ безпокойствѣ, или еслибъ кто-нибудь другой зналъ о немъ. Я увѣрена, что могу такъ же положиться, на васъ, дорогая мистриссъ Фёрниваль, какъ и на вашего мужа. И она сдѣлала шагъ къ разгнѣванной женщинѣ, пристально глядя ей въ лицо.
   При правдивомъ разсказѣ о женскомъ горѣ, сердце мистриссъ Фёрниваль способно было растаять, какъ снѣгъ подъ лучами полдневнаго солнца. Если бы леди Мэзонъ, разсказавъ ей всѣ своя опасенія и безпокойства, стала просить у нея совѣта и помощи и обратилась къ ея материнскимъ чувствамъ, то мистриссъ Фёрниваль неотступно днемъ и ночью убѣждала бы мужа заняться дѣломъ вдовы. Она просила бы его сдѣлать все возможное безъ всякаго вознагражденія и сама показала бы леди Мэзонъ путь къ Ольдъ-Скверу и Линкольнсъ-Инну. Сверхъ того, она была бы скромна и никому не проговорилась бы ни однимъ словомъ. Когда въ прежніе счастливые дни онъ повѣрялъ ей свои юридическіе секреты, она никогда не болтала, никогда не говорила ни одного празднаго слова относительно ихъ. И она была бы вѣрна своей пріятельницѣ, утѣшая ее во время тревогъ, какъ только можетъ утѣшать одна женщина другую. Мысль обо всемъ этомъ на минуту мелькнула въ ея умѣ, потому что въ глазахъ мистриссъ Мэзонъ написана была невинность. Но она взглянула потомъ на лицо своего мужа: тамъ она не нашла невинности -- и сердце ея снова ожесточилось "Лицо женщины способно лгать,-- лица подобныхъ женщинъ -- совершенная ложь",-- подумала мистриссъ Фёрниваль.
   -- О, нѣтъ, я, разумѣется, не скажу ничего,-- отвѣчала она.-- Мнѣ очень жаль, что я помѣшала. Мнѣ случилось быть въ Гольборнѣ, мистеръ Фёрниваль, въ книжномъ магазинѣ Мьюди, и мнѣ пришло въ голову зайти сюда, чтобы спросить, будете ли вы обѣдать сегодня дома. Вы ничего не сказали объ этомъ ни вчера вечеромъ, ни сегодня утромъ: теперь я рѣшительно не знаю, какъ распоряжаться въ этихъ вещахъ.
   -- Я сказалъ вамъ, что сегодня послѣ полудня я уѣду въ Бирмингэмъ, и буду обѣдать тамъ,-- возразилъ мистеръ Фёрниваль очень угрюмо.
   -- О, очень хорошо, я, конечно, знала, что вы уѣзжаете изъ городу я вовсе не наѣялась, что вы останетесь дома. Но я думала, что, можетъ быть, вы захотите пообѣдать передъ отъѣздомъ. Прощайте, леди Мэзонъ, желаю вамъ успѣха въ вашей... тяжбѣ... И сдѣлавъ ей реверансъ, она собралась уйти.
   -- Кажется, я сказала все, что было нужно,-- проговорила леди Мэзонъ,-- и если мистриссъ Фёрниваль угодно...
   -- Я не знаю, что угодно мистриссъ Фёрниваль,-- замѣтилъ ея мужъ.
   -- Моя желанія ничего не значатъ,-- сказала жена, и я дѣйствительно очень жалѣю, что вошла.-- И она удалилась, оставивъ своего мужа опять наединѣ съ женщиной, къ которой она ревновала его. Говоря вообще, я думаю, мистеръ Фёрниваль былъ правъ, что не обѣдалъ въ этотъ день дома.
   Когда разгнѣванная женщина вышла, сильно хлопнувъ дверью, леди Мэзонъ и ея предполагаемый возлюбленный остались одни, глядя другъ за друга. Этотъ случай, конечно, былъ непріятенъ для леди Мэзонъ: мистеръ Фёрниваль имѣлъ 55 лѣтъ и былъ одаренъ фіолетовымъ носомъ, а ей было за-сорокъ и она уже двадцать лѣтъ жила вдовою, не подавая повода ни къ какимъ сплетнямъ.
   -- Надѣюсь, я не сдѣлала ничего предосудительнаго,-- сказала леди Мэзонъ мягкимъ, грустнымъ голосомъ,-- но можетъ быть мистриссъ Фёрниваль непремѣнно хотѣла застать васъ однихъ?
   -- Нѣтъ, нисколько.
   -- Мнѣ будетъ такъ непріятно думать, что я помѣшала. Если мистриссъ Фёрниваль хотѣла говорить съ вами по дѣлу, то я не удивляюсь ея вспышкѣ. Я знаю, что адвокаты не всегда позволяютъ своимъ кліэнтамъ безпокоить ихъ въ канцеляріи.
   -- Ни своимъ жонамъ, могъ бы прибавить Фёрниваль, но онъ этого не сдѣлалъ.-- Не обращайте на это вниманія,-- сказалъ онъ,-- это ничего не значитъ. Она добрѣйшая женщина въ мірѣ, но по временамъ нельзя ручаться даже за самыхъ добрыхъ.
   -- Надѣюсь, вы помирите меня съ нею.
   -- Да, конечно; она завтра же все это забудетъ, да и вы не должны вспоминать объ этомъ.
   -- О нѣтъ; только я ни за что въ мірѣ не хотѣла бы быть причиною непріятностей для моихъ друзей. По временамъ я почти готова думать, что мнѣ не слѣдуетъ безпокоить никого своими горестями и махнуть рукой на все. Если бы не Люцій, то а такъ бы я поступила.
   Мистеръ Фёрниваль, глядя ей въ лицо, замѣтилъ, что глаза ея полны слезъ. Не могло быть никакого сомнѣнія, что эти слезы были непритворны. Да, ея глаза были полны непритворныхъ слезъ, которыя приливали къ рѣсницамъ и струились по щекамъ,-- и сердце адвоката растаяло.
   -- Я не знаю, къ чему вы это говорите, сказалъ онъ, я не думаю, чтобы ваши друзья тяготились какими-нибудь небольшими хлопотами для васъ. По крайней мѣрѣ, я могу сказать это о себѣ.
   -- Вы слишкомъ добры ко мнѣ, но тѣмъ не менѣе я знаю, какъ много прошу у васъ.
   -- Это не составляетъ труда, вѣжливо сказалъ Фёрниваль. Но сказать правду, леди Мэзонь, я не могу понять, почему вы такъ падаете духомъ. Я хорошо помню, какъ мужественны и тверды было вы двадцать лѣтъ тому назадъ, когда дѣйствительно существовала причина бояться.
   -- Ахъ, я тогда была моложе.
   -- Такъ говоритъ календарь, а безъ календаря я не узналъ бы этого. Мы всѣ, разумѣется, постарѣли, двадцать лѣтъ не могутъ пройти безъ слѣдовъ, это я чувствую на себѣ самомъ.
   -- Мужчины старѣются не такъ скоро, какъ женщины, которыя живутъ къ одиночествѣ и томятся преслѣдующими ихъ мыслями.
   -- Я не знаю ни одной женщины, на которую время дѣйствовало бы такъ мало, какъ на вагъ, леди Мэзонъ, но если бы я могъ говорить съ вами какъ другъ...
   -- Если вы не можете, мистеръ Фёрниваль, такъ кто же можетъ?
   -- Я сказалъ бы, что это слабость съ вашей стороны -- впадать въ такое уныніе.
   -- Я думаю, что вторичная тяжба убьетъ меня. Вы говорите, что я была мужественна и тверда, но вы не въ состояніи вообразятъ что я вытерпѣла. Я напрягла всѣ силы души, чтобы перенести испытаніе, сказавъ себѣ, что это обязанность моя относительно мальчика, лежавшаго на моей груди. И когда я стояла предъ судомъ, среди ужасной обстановки, когда на меня были устремлены глаза всѣхъ присутствовавшихъ, которые считали меня виновною въ такомъ страшномъ преступленіи, то ради этого слабаго ребенка я могла быть мужественна. Но это почти убило меня; я не въ состояніи быть столько же твердой въ другой разъ даже ради моего сына. Если вы можете, вы избавите меня отъ подобнаго испытанія, хотя бы пришлось подкупить этого неблагодарнаго человѣка.
   -- Вы не должны думать объ этомъ.
   -- Не должна? Боже мой!
   -- Не скажете ли вы объ этомъ Люцію и не пришлете ли его ко мнѣ?
   -- Нѣтъ, ни за что въ свѣтѣ. Онъ готовь вызвать всякаго и будетъ радоваться борьбѣ, но этотъ ударъ должна перенести я одна. Нѣтъ, онъ не будетъ знать ничего, развѣ только это сдѣлается такъ гласнымъ, что ему придется узнать по неволѣ.
   Затѣмъ мистеръ Фёрниваль, пожавъ ей руку и сказавъ ой нѣсколько слонъ ободренія, которыя звучали отчасти нѣжностью друга, отчасти оффиціальнымъ тономъ адвоката, позволилъ ей уйти, и она нашла своего сына въ лавкѣ химика въ Гольборнѣ, какъ они прежде условились. На лицѣ ея не было видно теперь слѣдовъ печали и горя; подавая руку Люцію, она улыбнулась и когда они сѣли въ кэбъ, то она спросила -- успѣшна ли была его поѣздка въ Ливерпуль?
   -- Я очень радъ, что поѣхалъ туда; и видѣлъ тамъ настоящихъ ввозителей этого товара, купцовъ, у которыхъ можно получать его изъ первыхъ рукъ, и заключилъ съ ними сдѣлку.
   -- Это будетъ дешевле, Люцій?
   -- Дешевле! Не въ томъ смыслѣ, въ какомъ женщины обыкновенно понимаютъ это слово. Я терпѣть не могу торговаться. Человѣкъ, который слишкомъ усердно торгуется -- или глупецъ или мошенникъ, и можетъ быть и то и другое вмѣстѣ.
   -- И то и другое Люцій? Въ такомъ случаѣ онъ вдвойнѣ несчастливъ.
   -- Онъ мошенникъ, потому что хочетъ пріобрѣсти вещь за меньшую цѣну, нежели какой она стоитъ, и глупецъ, потому что, разумѣется, ему даютъ не то, чего онъ хочетъ. Я не торговался въ Ливерпулѣ, по крайней мѣрѣ въ мелочахъ. Но я заключилъ условіе на счотъ поставки достаточнаго количества неподдѣльнаго гуано, лучшаго качества, по его настоящей рыночной цѣнѣ, и не боюсь за результаты.
   Когда они сѣли въ вагонъ желѣзной дороги, то мать разговаривала съ сыномъ объ его хозяйствѣ, какъ будто бы она совсѣмъ забыла о своемъ безпокойствѣ. При этомъ она сказала ему насчетъ обѣда у сэра Перегрина.
   -- Я буду очень радъ пообѣдать съ сэромъ Перегриномъ, отвѣчалъ Люцій, и очень доволенъ случаю поговорить съ нимъ о его способѣ управленія своею землею; но, матушка, я не обѣщаю слушаться наставленій такого, слишкомъ старомоднаго, профессора.
   Оставшись одинъ, мистеръ Фёрниваль сидѣлъ задумчиво, размышляя о происходившемъ свиданіи. Во первыхъ, онъ, очень естественно, подумалъ о своей женѣ; и, къ моему прискорбію, я долженъ сказать, что любовь, которую онъ нѣкогда питалъ къ ней, и благодарность, которою онъ былъ ей обязанъ, и воспоминаніе обо всемъ, что они терпѣли, и чѣмъ наслаждались вмѣстѣ, были не въ состояніи наполнить теперь его сердце мыслями столь нѣжными, какъ бы имъ слѣдовало быть. Лицо его нахмурилось, когда онъ вспомнилъ объ ея неумѣстномъ приходѣ, и онъ рѣшился предупредить подобныя вторженія на будущее время. Онъ не составилъ еще плана, какимъ образомъ онъ сдѣлаетъ это,-- пунктъ, который мужья часто упускаютъ изъ виду при своихъ семейныхъ намѣреніяхъ. И вмѣсто того, чтобы высчитывать добродѣтели жены, онъ началъ считать своя собственныя. Развѣ онъ не далъ ей все: и домъ, о какомъ ей и не грезилось въ молодые годы, и слугъ, и экипажи, и деньги, и всевозможный комфоргъ, и роскошь всякаго рода? онъ не жалѣлъ для нея ничего; онъ раздѣлилъ съ ней всѣ, тяжкимъ трудомъ добытыя пріобрѣтенія, и она была неблагодарна за все это и позволяетъ себѣ причуды и фантазіи, свойственныя только молоденькой дѣвушкѣ, къ его великой досадѣ и смущенію. Онъ дастъ ей понять, что его дѣловой оффиціальный кабинетъ долженъ быть недоступенъ даже для нея. Онъ не допуститъ себя быть посмѣшищемъ своихъ клерковъ и собратій изъ-за дерзкаго сумасбродства женщины, которая обязана ему всѣмъ... и такъ далѣе. Мнѣ горько сказать, что онъ ни разу не подумалъ о тѣхъ одинокихъ вечерахъ въ Гарли-Стритѣ, о тѣхъ долгихъ дняхъ, которые бѣдная женщина была осуждена проводить безъ единственнаго общества, какое имѣло для нея цѣну. Онъ не подумалъ объ обѣтѣ, произнесенномъ ими обоими предъ алтаремъ, обѣтѣ, который она сохранила такъ святой который требовалъ отъ него нѣжной, теплой, снисходительной любви. Ему не приходило въ голову, что, отказывая ей въ этомъ, онъ столько же нарушаетъ данное ей обѣщаніе, какъ тогда, когда бы онъ къ самомъ дѣлѣ взялъ себѣ какую-нибудь постороннюю богиню, холодно оставивъ свою законную жену ни при чемъ или т. п. Онъ былъ щедръ къ ней относительно денегъ, и поэтому она не должна надоѣдать ему! Онъ исполнилъ свою обязанность къ ней и потому онъ не позволитъ, чтобы она его безпокоила! Таковы, къ сожалѣнію, были его мысли и намѣренія, когда онъ сидѣлъ въ своемъ креслѣ, думая и составляя планы на счоть мистриссъ Фёрнивалъ.
   И за тѣмъ, мало по малу, мысли его обратились къ другой женщинѣ и сдѣлались болѣе нѣжными. Леди Мэзонъ, безспорно, была интересна и привлекательна въ своемъ горѣ. Краска ея лица еще не совсѣмъ исчезла, руки ея были по прежнему красивы, нѣжны, волосы темны и мягки. На ея лбу вовсе не было морщинъ, хотя по нему пронла забота: поступь ея была легка, хотя она несла тяжолую ношу горести. Я боюсь, не сдѣлалъ-ли онъ какого-нибудь сравненія,-- недобраго, хотя безсознательнаго.
   Но постепенно онъ пересталъ думать о мистриссъ Мэзонъ, какъ о женщинѣ и началъ размышлять о ней какъ о кліэнткѣ. Въ чемъ состоитъ тутъ настоящая истина? Возможно-ли, чтобы леди Мэзонъ встревожилась до такой степени изъ-за словъ ничтожнаго деревенскаго адвоката, который сказалъ своей женѣ, что онъ нашолъ какую-то старую бумагу и за тѣмъ уѣхалъ въ Йоркширъ? Ничего не могло быть естественнѣе ея безпокойства, если предположить, что она знала какую-нибудь тайну, которая, будучи открыта, могла бы ее компрометировать; но, съ другой стороны, ничто не могло быть страннѣе этого, если здѣсь не существовало никакой подобной тайны. И она должна знать въ чемъ дѣло! Въ ея груди, если не въ чьей нибудь другой, должно храниться свѣдѣніе, дѣйствительное или подложное было это завѣщаніе. Въ первомъ случаѣ непонятно, почему она могла такъ сильно бояться, тогда какъ дѣйствительность завѣщанія была такъ существенно доказана въ различныхъ судебныхъ мѣстахъ. Но если оно было подложно, если подлогъ былъ сдѣлавъ ею или съ ея вѣдома и теперь истина откроется.... Какъ удивительно будетъ и было все это. Тогда чьею рукою были сдѣланы эти подписи? Возможно-ли, чтобы она, нѣжная, прекрасная, граціозная даже теперь, а въ ту пору просто дѣвочка, могла сдѣлать это одна, безъ всякой помощи; чтобы она, проводя тихіе часы ночи съ больнымъ старикомъ и своимъ ребенкомъ, лежавшимъ въ колыбели, поддѣлала завѣщаніе, подписи и проч. такъ удачно, что въ теченіе двадцати лѣтъ оставалась спокойной, такъ искусно, что обманула адвокатовъ и присяжныхъ и противостояла злобной жадности обманутаго родственника? Если такъ, то не было ли все это изумительнымъ? Не была ли она женщиной достойною удивленія!
   И затѣмъ умъ мистера Фёрниваля, проницательный и почти непогрѣшительный въ умѣньи схватывать юридическіе факты, началъ усердно работать, соображая, какое новое доказательство могло теперь открыться. Адвокатъ тотчасъ же вспомнилъ о двухъ главныхь свидѣтеляхъ: и клеркѣ, у котораго въ головѣ все было такъ перепутано, и о дѣвушкѣ служанкѣ, которая была такъ ясна въ своихъ показаніяхъ... Они, безспорно, присутствовали при совершеніи какого-то акта, и именно въ этотъ день. Если здѣсь былъ какой нибудь обманъ, какой-нибудь подлогъ, то онъ былъ сдѣланъ такъ умно, что почти заслуживалъ покровительства! И если ужь такой подлогъ существовалъ, то свойство способовъ, посредствомъ которыхъ онъ могъ быть открытъ, дѣлалось яснымъ уму адвоката. Онъ, даже и безъ знанія обстоятельствъ, помнилъ дѣло гораздо болѣе чѣмъ мистеръ Мэзонъ, которому многія изъ этихъ обстоятельствъ уже были открыты.
   -- Но это невозможно, говорилъ мистеръ Фёрниваль, говорилъ громко, для того чтобы убѣдить самого себя. Это невозможно, повторилъ онъ опять, и все-таки ни въ чемъ не убѣждался. Не долженъ-ли онъ спросить ее? Нѣтъ; ему не слѣдуетъ этого дѣлать. И, можетъ быть, если предстоитъ вторичное слѣдствіе, для нея будетъ лучше, чтобы онъ оставался въ невѣдѣніи. Наконецъ повторивъ еще разъ, что это невозможно, онъ позвонилъ.
   -- Крэбвицъ,-- сказалъ онъ не смотря на этого джентльмена,-- отправьтесь сейчасъ въ Бедфордъ-Ро и узнайте теперешній адресъ мистера Роунда, стараго мистера Роунда, вы знаете?
   Мистеръ Крэбвицъ стоялъ минуту или двѣ держась рукою за дверь, а мистеръ Фёрниваль, возвратясь къ своимъ мыслямъ, ожидалъ его ухода.-- Что же вы? сказалъ онъ, поднявъ глаза и увидавъ, что его мирмидонъ не трогается съ мѣста.
   Мистеръ Крэбвицъ былъ не въ очень хорошемъ расположенія духа и почти рѣшился показать это своему господину. Принимая въ соображеніе свою собственную важность въ юридическомъ мірѣ и неоцѣненныя услуги, оказанныя имъ мистеру Фёрнивалю, онъ думалъ, что этотъ джентльменъ обходится съ нимъ не такъ какъ слѣдуетъ. Его потребовали изъ-за границы назадъ, въ его темную комнату почти безъ всякаго извиненія, а теперь, когда онъ въ Лондонѣ, ему не позволили даже на одинъ день присоединиться къ другимъ мудрецамъ законовѣдѣнія, которые были собраны на великомъ конгрессѣ.
   -- Не лучше-ли мнѣ идти въ дворницкую и послать мальчика къ Роунду и Круку? спросилъ мистеръ Крэбвицъ.
   -- Мальчика! нѣтъ, идите сами; вы не заняты. Къ чему я стану посылать мальчика по моему дѣлу? фактъ состоялъ въ томъ, что мистеръ Фёрниваль забылъ возрастъ и званіе своего клерка. Въ тѣ времена, когда мистеръ Фёрниваль впервые познакомился съ мистеромъ Крэбвицемъ, клеркъ готовъ былъ бѣгать всюду куда бы ни послалъ его патронъ, и мистеръ Фёрниваль не замѣчалъ происшедшей послѣ того перемѣны.
   -- Очень хорошо, сэръ; я, разумѣется, пойду, если вы желаете этого; т. е. теперь. Но я надѣюсь, сэръ, Вы позволите мнѣ сказать....
   -- Что?
   -- Что я не совсѣмъ разсыльный, сэръ. Конечно, я пойду теперь, за отсутствіемъ другаго клерка.
   -- А! вы слишкомъ важная особа для того, чтобы идти въ Бедфордъ-Ро; да? Дайте мнѣ мою шляпу: я пойду самъ.
   -- О, нѣтъ, мистеръ Фёрниваль, я не имѣю этого въ мысляхъ. Я пойду въ Бедфордъ-Ро, разумѣется; только я думалъ....
   -- Что вы думали?
   -- Что, можетъ быть, я имѣю право нѣсколько на большее уваженіе, мистеръ Фёрниваль. Я говорю это столько, же ради васъ, сколько ради себя самого; но если джентльмены въ Ленѣ увидитъ, что меня послали какъ двадцатилѣтняго мальчика, сэръ, то они подумаютъ....
   -- Что они подумаютъ?
   -- Я и не знаю что они подумаютъ; знаю только, что это будетъ очень непріятно, сэръ, очень непріятно для моихъ чувствъ. Я думалъ, сэръ, что, можетъ быть....
   -- Я скажу вамъ вотъ что, Крэбвицъ: если ваше положеніе здѣсь вамъ не нравится, то вы можете оставить его завтра.
   -- Мнѣ грустно слышать, что вы говорите въ такомъ тонѣ, мистеръ Фёрниваль, очень грустно... послѣ пятнадцати лѣтъ, сэръ...
   -- Вы считаете себя слишкомъ важною особою, для того чтобы сходить въ Бедфордъ-Ро!
   -- О, нѣтъ. Я теперь пойду, разумѣется, мистеръ Фёрниваль.
   И мистеръ Крэбвицъ все шолъ, размышляя самъ про себя обо многяхъ вещахъ. Онъ зналъ себѣ цѣну, или вообразилъ что знаетъ: неужели нельзя, думалъ онъ, найти какого-нибудь патрона, который оцѣнилъ бы его услуги болѣе справедливо чѣмъ мистеръ Фёрниваль?
   

XIV.
Обѣдъ въ Кливѣ.

   По возвращеніи своемъ въ Лондонъ, леди Мэзонъ нашла у себя записку отъ мистриссъ Ормъ, которая просила ее вмѣстѣ съ сыномъ пріѣхать на слѣдущій день обѣдать въ Кливъ. Такъ какъ между нею и мистеромъ Перегриномъ было уже условлено, что цѣлью обѣда будетъ доставленіе баронету возможности поговорить съ Люціемъ объ его маніи относительно гуано, то приглашеніе нельзя было не принять. Но леди Мэзонъ предпочла бы остаться дома.
   Въ самомъ дѣлѣ, безпокойство ея на счотъ гуано уступил мѣсто еще худшему безпокойству, происходившему изъ другаго источника, такъ что она сдѣлалась если не равнодушною, то, по крайней мѣрѣ, спокойною на этотъ счотъ. Было бы хорошо, чтобъ мистеръ Перегринъ произнесъ свою проповѣдь, а Люцій послушалъ ее; но, что касается до самой леди Мэзонъ, ей пріятнѣе было бы остаться обѣдать у себя. Но она чувствовала, что не можетъ этого сдѣлать. Какая бы ни ожидала ее скука въ Кливѣ, все-таки эта скука была лучше, чѣмъ опасность выказать пренебреженіе къ сэру Перегрину. И потому она написала маленькую записочку, увѣдомляя, что оба они пріѣдутъ въ Кливъ въ семь часовъ.
   -- Люцій, я буду просить тебя о большомъ одолженіи, сказала она, сидя съ своимъ сыномъ въ коляскѣ.
   -- О большомъ одолженіи? Я, разумѣется, сдѣлаю для васъ все, что могу.
   -- Просьба моя состоитъ въ томъ, чтобы ты былъ терпѣливъ въ этотъ вечеръ съ сэромъ Перегриномъ.
   -- Терпѣливъ съ нимъ? Я не совсѣмъ понимаю, что вы хотите этимъ сказать. Разумѣется, я буду помнить, что онъ человѣкъ старый и не стану отвѣчать ему такъ, какъ отвѣчалъ бы кому-нибудь изъ своихъ сверстниковъ.
   -- Я увѣрена въ этомъ, Люцій, потому что ты -- джентльменъ. Будь къ нему такъ снисходителенъ какъ только можетъ быть порядочный молодой человѣкъ къ старику. Но я прошу у тебя кой-чего побольше этого. Сэръ Перегринъ занимался хозяйствомъ всю свою жизнь.
   -- Да; и посмотрите какіе результаты! У него въ имѣніи триста или четыреста акровъ необработанной земли, между тѣмъ какъ они могли быть засѣяны пшеницей
   -- Я ничего не знаю объ этомъ, сказала леди Мэзонъ.
   -- Но вѣдь въ этомъ-то и вопросъ. Я долженъ сдѣлаться агрономомъ, и вы посылаете меня въ школу. Спрашивается: каковъ учитель въ этой школѣ?
   -- Я говорю теперь не объ агрономіи, Люцій.
   -- Но онъ будетъ говорить объ ней.
   -- Неуже-ли же ты не можешь, ради меня, выслушать его безъ возраженій? Для меня въ высшей степени важно, ли, въ высшей степени важно, Люцій, сохранить дружбу сэра Перегрина.
   -- Если-бы онъ поссорился съ вами изъ-за того, что мнѣ бы случилось не согласиться съ нимъ относительно обработыванія земля, то не стоитъ хлопотать о его дружбѣ.
   -- Я не говорю, чтобы онъ сдѣлалъ это, но я увѣрена, ты поймешь, что старикъ можетъ быть щекотливъ относительно этихъ пунктовъ. Во всякомъ случае, я прошу тебя объ этомъ, какъ объ одолженіи. Ты не можетъ представить себѣ, какъ важно для меня быть въ хорошихъ отношеніяхъ съ подобнымъ сосѣдомъ.
   -- Такъ всегда бываетъ въ Англіи, сказалъ Люцій послѣ короткой паузы. Сэръ Перегринъ человѣкъ хорошей фамиліи, баронетъ и, разумѣется, свѣтъ, т. е.. гэммортскій свѣтъ, долженъ благоговѣть передъ нимъ. И я тоже долженъ поклоняться золотому идолу, поставленному Навуходоносоромъ.
   -- Люцій, ты не добръ ко мнѣ.
   -- Вы ошибаетесь, матушка, но подобно всѣмъ людямъ я въ такихъ вещахъ желалъ бы дѣйствовать такъ, какъ мнѣ указываетъ мой собственный разсудокъ.
   -- Моя дружба съ сэромъ Перегриномъ Ормомъ не имѣетъ никакого отношенія къ его титулу, но для меня важно, чтобы онъ смотрѣлъ на обоихъ насъ хорошими глазами.
   Больше ничего не было сказано объ этомъ предметѣ. Они вышли изъ коляски у главной двери и были проведены черезъ низкую и обширную залу въ гостиную. Тамъ были представители трехъ поколѣній фамиліи Ормовъ: сэръ Перегринъ, его невѣстка и наслѣдникъ. Люцій Мэзонъ по возвращеніи своемъ изъ Германіи былъ въ Кливѣ два или три раза и въ этихъ случаяхъ всегда говорилъ самому себѣ, что бывать тамъ для него тоже самое что бывать въ домѣ м-риссъ Аркрайтъ, вдовы гэмвортскаго доктора, или даже на кухнѣ фермера Гринвуда. Онъ любилъ называть себя демократовъ и тщеславился тѣмъ, что знатность не дѣлаетъ на него никакого впечатлѣнія. Но его похвальба была несправедлива, и въ Кливѣ онъ не могъ вести себя такъ, какъ онъ велъ себя въ маленькой гостиной м-риссъ Аркрайтъ, въ манерахъ сэра Перегрина было какое-то величіе, которое внушало Мэзону робость; а въ м-риссь Ормъ видны были признаки хорошаго происхожденія, какая-то грація, которая уничтожала его заносчивость. Даже относительно внука баронета онъ находилъ, что хотя онъ могъ быть равнымъ молодому Перегрину, но ни въ какомъ случаѣ не могъ быть выше его. Онъ былъ ученѣе Перегрина Орма, знаній въ его головъ было вдесятеро больше, онъ читалъ книги, которыхъ Перегринъ не зналъ даже по названіямъ; но и въ этомъ отношеніи молодой Ормъ обладалъ чѣмъ-то такимъ, чего не было у Люція Мэзона. Что такое это было,-- Люцій Мэзонъ рѣшительно не могъ понять.
   M-риссъ Орнъ встала съ дивана, чтобы привѣтствовать свою пріятельницу и, съ нѣжною улыбкой сказавъ ей два или три слова, повела ее къ камину. М-риссъ Ормъ не любила много говорить и не обладала внѣшнею привѣтливостью манеръ, но она умѣла придать значеніе своимъ немногимъ словамъ, а пожатіе ея руки говорило больше, чѣмъ цѣлое объятіе со стороны какой-нибудь другой женщины. Есть дамы, которыя всегда цѣлуютъ своихъ пріятельницъ и называютъ ихъ "дорогими". Въ такихъ случаяхъ можно только пожалѣть ту, которую осыпаютъ поцѣлуями. М-риссъ Ормъ не поцѣловала леди Мэзонъ и не назвала ее "дорогою"; но, произнося свое привѣтствіе, она пріятно улыбнулась, и Люцій Мэзонъ, смотрѣвшій на нее черезъ плечи своей матери, подумалъ, что хорошо было бы имѣть ее своимъ другомъ, не смотря на ея знатность. Если бы м-риссъ Ормъ прочла ему лекцію объ агрономіи, то, можетъ быть, онъ выслушалъ бы ее безъ возраженій; но въ этомъ отношеніи у него не было никакихъ шансовъ. М-риссъ Ормъ никогда не читала лекцій никому и ни по какому предмету.
   -- И такъ, Люцій, вы были въ Ливерпулѣ, какъ я слышалъ, сказалъ сэръ Перегринъ.
   -- Да, сэръ. Я воротился вчера.
   -- А что тамъ подѣлываютъ люди?
   -- Люди вполнѣ проснулись тамъ, сэръ.
   -- О, безъ сомнѣнія; когда людямъ нужно пріобрѣтать деньги, то они всегда бодрствуютъ. Но люди иногда могутъ не спать и однако же вовсе не пріобрѣтать денегъ; они могутъ не спать, или, по крайней мѣрѣ, думать что не спять....
   -- Это все таки лучше, сэръ Перегринъ, чѣмъ добровольно предаваться сну, когда есть такъ много работы.
   -- Когда человѣкъ спитъ, онъ не дѣлаетъ никакого вреда, сказалъ сэръ Перегринъ.
   -- Какая пріятная доктрина для слуги, который долженъ приготовить горячую воду въ восемь часовъ утра,-- сказалъ внукъ.
   -- Боюсь, что ты слишкомъ прилежно изучаешь ее, сказалъ старикъ, который въ это время находился въ отличныхъ отношеніяхъ съ своимъ наслѣдникомъ
   Раздался колоколъ и сэръ Перегринъ повелъ леди Мэзонъ въ столовую. Люцій, который, какъ мы знаемъ, думалъ объ Ормахъ такъ же мало, какъ и о Джонсахъ и Смитахъ, въ своемъ смущенія не вдругъ рѣшился подать руку м-риссъ Ормъ, а когда подалъ, то повелъ ее въ совершенномъ молчаніи, хотя отдалъ бы все, чтобы быть въ состояніи вести съ ней разговоръ. Но, къ сожалѣнію, онъ чувствовалъ, что не можетъ ничего сказать. А когда онъ сѣлъ, съ нимъ было почти тоже самое; онъ никогда не обѣдалъ прежде въ Кливѣ и я подозрѣваю, что дворецкій во фракѣ и два лакея въ ливреяхъ отчасти способствовали его смущенію, не смотря на его очень хорошо установившіяся демократическія идеи.
   Разговоръ во время обѣда былъ не очень блистателенъ. По временамъ сэръ Перегринъ перекидывался нѣсколькими словами съ леди Мэзонъ. Относительно предметовъ, не принадлежащихъ исключительно къ обѣду, она была большая говорунья, но даже и она сказала очень немного. М-риссъ Ормъ въ обществѣ, состоявшемъ болѣе чѣмъ изъ нея и еще кого-нибудь другаго, обыкновенно ничего не говорила, развѣ только ее вызывали на разговоръ; а молодой Перегринъ, казалось, воображалъ, что разрѣзывать куски во главѣ стола, спрашивать у другихъ не хотятъ ли они говядины и ѣсть самому -- было совершенно достаточно для его дѣятельности.-- Возьмите кусочекъ говядины, Мэзонъ, прошу васъ. Если вы возьмете и я возьму.-- Въ этомъ состоялъ весь его разговоръ, покамѣстъ дѣло его не было окончено.
   Когда слуги ушли, разговоръ нѣсколько оживился.
   -- Мэзонъ, не думаете ли вы поохотиться въ этотъ сезонъ? спросилъ Перегринъ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ тотъ.
   -- Я на вашемъ мѣстѣ поохотился бы. Безъ этого вы никогда не узнаете окрестныхъ жителей.
   -- Bo-первыхь, у меня нѣтъ времени, сказалъ Люцій, а во-вторыхъ, у меня нѣтъ денегъ,-- Это было рѣзко съ его стороны, что почувствовали всѣ, находившіеся въ комнатѣ; но если бы онъ хотѣлъ сказать всю истину, то прибавилъ бы также, что онъ не привыкъ къ верховой ѣздѣ.
   -- Для человѣка, который имѣетъ свое собственное имѣніе, это ничего не стоитъ, сказалъ Перегринъ.
   -- Ничего не стоитъ? сказалъ баронетъ; я привыкъ думать иначе.
   -- Я хочу сказать -- стоитъ не такъ много, какъ если бы вамъ все пришлось покупать. Сверхъ того, я смотрю на Мэзона, какъ на какого-то Креза. Что онъ думаетъ дѣлать съ своими деньгами? А относительно времени... честное слово, я не понимаю, что разумѣетъ человѣкъ, когда онъ говоритъ, что у него нѣтъ времени охотиться.
   -- Люцій думаетъ сдѣлаться агрономомъ, сказала его мать.
   -- Я тоже, сказалъ Перегринъ Клянусь Юпитеромъ! Если бы я имѣлъ двѣсти акровъ земли въ моемъ собственномъ распоряженіи, мнѣ бы не нужно было ничего другого, и я ни у кого не попросилъ бы ни шиллинга.
   -- Если такъ, то я могъ бы тотчасъ же заключить наилучшую сдѣлку, какую только заключалъ когда-нибудь человѣкъ, сказалъ баронетъ. Если бы я могъ поймать тебя на словѣ, мистеръ Перри...
   -- Прошу васъ, не говорите объ этомъ, сэръ, сказала м-риссъ Ормъ.
   -- Вы можете быть увѣрены, моя милая, что я это только такъ говорю. И сэръ Перегринъ спросилъ леди Мэзонъ, не угодно ли ей еще вина. За тѣмъ дамы удалились и лекція началась.
   -- Пьете ли вы кларетъ? спросилъ сэръ Перегринъ, усаживаясь самъ и разставляя свои бутылки, такъ какъ онъ обыкновенно это дѣлалъ. Онъ всегда былъ воздерженъ, но тѣмъ не менѣе всегда заботливо приготовлялся къ послѣобѣденному труду, какъ будто бы предстояло много сдѣлать прежде отправленія въ гостиную.
   -- Не наливайте больше вина для меня, сэръ, сказалъ Люцій.
   -- Какъ! воскликнулъ сэръ Перегринъ старшій.
   -- Полно, Мэзонъ, вы не далеко уйдете, если таковъ вашъ обычай, сказалъ Перегринъ младшій.
   -- По крайней мѣрѣ я попробую, отвѣчалъ Мэзонъ.
   -- "Wafer drinker moody thinker". И Перегринъ пропѣлъ нѣсколько словъ изъ старинной застольной пѣсни.
   -- Я не совсѣмъ согласенъ съ этимъ. Мы, англичане, кажется, самые угрюмые люди въ свѣтѣ, и однако же мы не такъ любимъ воду, какъ наши веселые сосѣди за каналомъ.
   Сэръ Перегрвйь не сказалъ ничего болѣе объ этомъ предметѣ, но онъ, вѣроятно, подумалъ, что его молодой пріятель не будетъ очень удобнымъ сосѣдомъ. Однако же теперешняя задача баронета состояла никакъ не въ томъ, чтобы учить его пить вино, и онъ тотчасъ же перешолъ къ дѣлу, за которое взялся.
   -- Ваша матушка говорила мнѣ, что вы намѣрены заняться исключительно агрономіей.
   -- Надѣюсь, что нѣтъ. У меня есть земля и я хочу посмотрѣть -- что можно изъ нея сдѣлать. Этого немного и я намѣреваюсь соединить съ этимъ какое нибудь другое занятіе.
   -- Вы увидите, что двѣсти акровъ земли и безъ того надѣлаютъ вамъ довольно хлопотъ, т. е. если вы думаете получить выгоды.
   -- Я, разумѣется, надѣюсь, впослѣдствіи.
   -- Мнѣ кажется, это легче всего на свѣтѣ, сказалъ Перегринъ.
   -- Когда нибудь ты увидишь свою ошибку, сказалъ баронетъ, но для Люція Мэзона очень важно, чтобы онъ не дѣлалъ никакихъ ошибокъ съ самаго начала. Для деревенскаго джентльмена я не знаю лучшаго развлеченія, какъ агрономическіе опыты. Но при нихъ человѣкъ долженъ отказаться отъ всякой мысли получать съ своей земли доходъ.
   -- Я не согласенъ съ этимъ, сказалъ Люцій.
   -- Знаю; а потому-то я беру на себя смѣлость поговорить съ вами. Надѣюсь, что дружба моя съ вашей матушкой можетъ служить мнѣ извиненіемъ.
   -- Я очень благодаренъ вамъ за вашу доброту, сэръ, очень благодаренъ.
   -- Дѣло въ томъ, что по моему вы начинаете не такъ какъ слѣдуетъ. Вы ѣздили въ Ливерпуль покупать гуано, кажется?
   -- Да, и еще кое-что. Тамъ есть человѣкъ, который получилъ привилегію...
   -- Мой милый другъ, если вы будете тратить деньги такимъ образомъ, то вы никогда ихъ уже не увидите. Во-первыхъ, подумали-ли вы о томъ, чего стоила вамъ поѣздка въ Ливерпуль?
   -- Ровно 9 шиллинговъ 6 пенсовъ на сто, изъ денегъ, которыя я тамъ издержалъ. Это составитъ не болѣе одного пенни на фунтъ издержанной суммы и не должно быть принимаемо въ расчотъ сравнительно съ выгодою улучшеннаго рынка.
   Въ словахъ молодаго Мэзона было болѣе, чѣмъ ожидалъ встрѣтить сэръ Перегринъ; онъ ни минуты не сомнѣвался въ своей опытности, а также въ неблагоразуміи и опрометчивости дѣйствій молодого человѣка, но онъ сомнѣвался въ своей собственной способности доказать то или другое человѣку, который съ такою точностью опредѣлялъ свои издержки процентами на затраченный капиталъ. Молодой Перегринъ выпучилъ глаза и сидѣлъ въ безмолвномъ удивленіи. Чтобы такое разумѣлъ Мэзонъ подъ именемъ улучшеннаго рынка?
   -- Въ такомъ случаѣ я боюсь,-- сказалъ баронетъ,-- что вы издержали большую сумму денегъ.
   -- Человѣкъ не можетъ сдѣлать ничего хорошаго, сэръ Перегринъ, посредствомъ накопленія капитала. Что касается до меня, я не очень высокаго мнѣнія о капиталѣ.
   -- Въ самомъ-дѣлѣ?
   -- Не слишкомъ высокаго мнѣніи о теоріи капитала, не такого высокаго мнѣнія какъ нѣкоторые люди; но если кто пріобрѣлъ его, то этотъ капиталъ, разумѣется, долженъ быть издержанъ на промышленность, для которой онъ назначенъ.
   -- Но, можетъ быть, прежде чѣмъ рѣшиться на издержки, не мѣшаетъ имѣть нѣкоторое знаніе, нѣкоторую опытность.
   -- Да, маленькое знаніе необходимо, и большое званіе было бы желательно, еслибъ оно было доступно. Но, сколько и понимаю, оно недоступно.
   -- Можетъ быть многіе годы, посвященные подобной дѣятельности....
   -- Да, сэръ Перегринъ, я знаю, что вы хотите сказать. Опытность, безъ сомнѣнія, научитъ чему-нибудь. Человѣкъ, который уже тридцать лѣтъ сряду ходитъ ежедневно по тридцати миль, вѣроятно, знаетъ, какая обувь для него удобнѣе и можетъ быть также знаетъ, какой родъ пищи здоровѣе для него при подобномъ упражненіи. Но едва-ли онъ изобрѣтетъ какой-нибудь болѣе скорый способъ путешествовать.
   -- Но онъ честно пріобрѣтетъ свой заработокъ,-- возразилъ сэръ Перегринъ почти съ гнѣвомъ. Въ душѣ онъ былъ очень разсерженъ: онъ не любилъ, чтобы его прерывали.
   -- О, да, и еслибъ этого было достаточно, каждый изъ насъ дѣлалъ бы свои тридцать миль въ день. Но нѣкоторые изъ насъ должны пріобрѣтать что-нибудь для другихъ, иначе люди не сдѣлаютъ такого прогресса. Цивилизація, какъ я понимаю ее, состоятъ въ усиліяхъ, дѣлаемыхъ не для себя самого, а для другихъ.
   -- Если вамъ не угодно больше вина, то мы пойдемъ къ дамамъ,-- сказалъ баронетъ.
   -- Онъ не пилъ его совсѣмъ, сказалъ Перегринъ младшій, наполня свой стаканъ въ послѣдній разъ и выпивая его.
   -- Этотъ молодой человѣкъ въ высшей степени надутый щенокъ, какого я только имѣлъ когда-нибудь несчастіе встрѣчать,-- сказалъ сэръ Перегринъ мистриссъ Ормъ, когда она пришла поцѣловать его и принять его благословеніе, какъ она всегда дѣлала это передъ сномъ.
   -- Это жаль,-- сказала она,-- потому что я такъ люблю его мать.
   -- Я тоже люблю ее,-- сказалъ сэръ Перегринъ, но я не могу поручиться, что буду когда-нибудь питать очень большое расположеніе къ ея сыну.
   -- Я скажу вамъ вотъ что, мама,-- сказалъ молодой Перегринъ въ тотъ же вечеръ въ будуарѣ мистриссъ Ормъ,-- Дюцій Мэзонъ былъ сегодня нѣсколько въ тягость старику.
   -- Надѣюсь, онъ не надоѣлъ твоему дѣду.
   -- Онъ рѣшительно заговорилъ его, и было довольно ясно, что старику это не понравилось.
   

XV.
Утренній визитъ въ Моунтъ-Плезентъ Виллу.

   На слѣдующій день леди Мэзонъ сдѣлала два визита, выѣхавъ въ своемъ новомъ экипажѣ въ первый разъ. Она охотно пошла бы пѣшкомъ, если бы смѣла, но она нанесла бы этимъ жестокое оскорбленіе своему сыну. Онъ объяснилъ ей, и довольно справедливо, что такъ какъ ихъ соединенный доходъ простирался теперь до тысячи фунтовъ въ годъ, то она имѣетъ полное право на подобную роскошь и прибавилъ, что онъ купилъ этотъ экипажъ для нея, и потому будетъ очень обиженъ, если она не захочетъ употреблять его. Она откладывала это со дня на день, но больше отказывать было невозможно.
   Первый визитъ ея былъ въ Кливъ; она обѣщала мистриссъ Ормъ пріѣхать, причемъ назвала какую-то особенную цѣль этого посѣщенія; но настоящимъ поводомъ къ нему, по крайней-мѣрѣ со стороны мистриссъ Ормъ, было то, что вдвоемъ проводить имъ время будетъ пріятнѣе. Леда Мэзонъ всегда любила ходить отъ Орлійской Фермы въ Кливъ пѣшкомъ; вся эта дорога пролегала по прекрасной мѣстности, а наслажденіе видами было однимъ изъ немногихъ удовольствій, которыя выпали ей на долю. Но теперь она не могла позволить себѣ прогулки пѣшкомъ. Она должна была отложить свое удовольствіе до другаго времени, благодаря своему сыну. Но она привыкла угождать ему.
   Они нашла мистриссъ Ормъ одну и сидѣла съ ней цѣлый чась; я не знаю, было-ли что сказано между ними, что заслуживало бы особеннаго упоминовенія. Мистриссъ Ормъ, хотя наговорила ей много вещей, однако не упомянула о замѣчаніи, которое сдѣлалъ сэръ Перегринъ въ прошлый вечеръ, отправляясь въ свою спальню; леди Мэзонъ съ своей стороны почти вовсе не говорила о хозяйствѣ своего сына. Она признала лучшимъ молчать, такъ какъ она вывѣдала отъ Люція, что слова сэра Перегрина объ этомъ предметѣ не сдѣлали на него глубокаго впечатлѣнія. Это было причиной къ новому горю, но она знала, что его слѣдуетъ перенести: никакія убѣжденія съ ея стороны не заставятъ Люція сдѣлать себя пріятнымъ для сэра Перегрина.
   Спустя съ часъ времени, она встала; мистриссъ Ормъ пошла ее проводить, чтобы взглянуть на ея экипажъ, и въ залѣ они встрѣтили сэра Перегрина.
   -- Отчего леди Мэзонъ не осталась завтракать?-- спросилъ онъ. Теперь половина второго. Я не знаю ничего болѣе противнаго правиламъ гостепріимства, какъ выгонять ее въ эту минуту.
   -- Я просила ее остаться,-- сказала мистриссъ Ормъ.
   -- Но я приказываю ей остаться,-- сказалъ сэръ Перегринъ, ударяя своей палкой по каменному полу залы, и мы посмотримъ, кто осмѣлится не повиноваться мнѣ. Джонъ, распорядись, чтобы экипажъ и лошади леди Мэзонъ стоили въ открытомъ сараѣ, покамѣсть она не будетъ готова.
   Такимъ образомъ леди Мэзонъ осталась завтракать. Она сильно безпокоилась о томъ, какъ бы поддержать наилучшія отношенія съ этимъ домомъ, но еще болѣе старалась удалить отъ себя мысль, что она здѣсь лишняя. Она боялась, что Люцій своею неосмотрительностію могъ возбудить противъ нея сэра Перегрина. Но на самомъ дѣлѣ этого не было.
   Послѣ завтрака она отправилась въ Гэмвортъ, чтобы сдѣлать свой второй визитъ. Она поѣхала къ мистриссъ Аркрайтъ, которая была ея очень давнишнею знакомой, хотя едва-ли могла быть названа ея короткою пріятельницей. Покойный мистеръ Аркрайтъ -- докторъ Аркрайтъ, какъ его обыкновенно называли въ Гемвортѣ -- былъ врачъ сэра Джозефа въ теченіе многихъ лѣтъ сряду, и это подало поводъ къ нѣкоторой короткости. Но настоящей дружбы, т. е. дружбы, которая бы допускала откровенность, здѣсь не существовало. Тѣмъ не менѣе мистриссъ Аркрайтъ знала такъ много обстоятельствъ изъ жизни леди Мэзонъ въ ея молодые годы, что считала себя въ правѣ говорить о вещахъ, о которыхъ не было бы упомянуто между простыми знакомыми.
   -- Я очень рада видѣть у васъ обновку,-- сказала старуха, выглядывая изъ окна на маленькій кабріолетъ леди Мэзонъ, стоявшій на песочной площадкѣ, отдѣлявшей домъ мистриссъ Аркрайтъ отъ улицы. Домъ этотъ носилъ названіе Mount Plesant Villa (нагорная увеселительная вилла) и потому могъ имѣть предъ собою площадку.
   -- Это подарокъ Люція,-- сказала леди Мэзонь, и поэтому я должна въ немъ ѣздить; но я, кажется, никогда не привыкну къ этому экипажу, не смотря на то, что это моя собственность.
   -- Онъ очень кстати, моя милая леди Мэзонь, совершенно кстати; при вашихъ общихъ доходахъ, я не удивляюсь, что сынъ вашъ настаиваетъ, чтобы вы пользовались этимъ экипажемъ. Онъ вамъ очень кстати, въ особенности теперь.
   Леди Мэзонъ не поняла этихъ словъ и, вѣроятно, пропустила-бы ихъ безъ вниманія, если бы не замѣтила особеннаго выраженія въ лицѣ мистриссъ Аркрайтъ.
   -- Почему въ особенности въ настоящую минуту?-- спросила она.
   -- Онъ доказываетъ, что глупый слухъ, который носится теперь, не имѣетъ никакого основанія. Люди перестанутъ ему вѣрить, какъ только узнаютъ, что вы ѣздите туда и сюда и находитесь въ хорошихъ обстоятельствахъ.
   -- Какой слухъ, мистриссъ Аркрайтъ?-- и сердце леди Мэзонъ замерло при этомъ вопросѣ. Она тотчасъ поняла, на что сдѣланъ намекъ, хотя прежде ей и въ голову не приходило, что могъ существовать какой нибудь слухъ на этотъ счетъ. Въ самомъ-дѣлѣ, въ продолженіе двухъ сутокъ, съ тѣхъ поръ какъ она оставила мистера Фёрниваля, она чувствовала себя гораздо болѣе спокойною, чѣмъ въ промежутокъ времени между зловѣщимъ визитомъ мистриссъ Дократъ и поѣздкою въ Лондонъ. Ей казалось, что мистеръ Фёрниваль не предвидѣлъ никакой опасности. Его тонъ и слова почти внушили ей увѣренность. Но теперь,-- теперь этотъ общій говоръ, о которомъ упоминала мистриссъ Аркрайтъ, снова привелъ ее въ уныніе.
   -- Неужели вы не слыхали?-- сказала мистриссъ Аркрайтъ. Я не хотѣла бы первая говорить вамъ объ этомъ слухѣ, если бы не знала, что онъ не имѣетъ никакого основанія.
   -- Вамъ лучше сказать мнѣ теперь, иначе, судя по вашимъ словамъ, я подумаю, что здѣсь таятся что-нибудь гораздо худшее, нежели какъ это есть на самомъ дѣлѣ.
   -- Люди говорятъ!-- повторила леди Мэзонъ. Она сказала это такъ, безъ всякаго значенія; для нея было все равно, кто были эти люди. Если это говоритъ одинъ кто нибудь, то скоро будутъ говорить всѣ. Но она произнесла свое восклицаніе потому, что чувствовала себя принужденною сказать что-нибудь, а способность обдумывать свои слова теперь совсѣмъ оставила ее.
   -- Я не знаю, откуда произошли эти слухи,-- сказала мистриссъ Аркрайтъ; но я не упомянула бы объ нихъ, если бы не думала, что они навѣрно вамъ извѣстны. Мнѣ очень жаль, если я васъ встревожила.
   -- О, нѣтъ, возразила леди Мэзонъ, стараясь улыбнуться.
   -- И, какъ я сказала прежде, мы всѣ знаемъ, что въ этомъ нѣтъ ни малѣйшей правды; а вашъ кабріолетъ, появившійся какъ разъ въ это время, убѣдить каждаго, что вы совершенно спокойны.
   -- Благодарю васъ; да. До свиданія, мистриссъ Аркрайтъ. И чувствуя, что она выдаетъ свое безпокойство и что ей слѣдуетъ сказать что-нибудь, чтобы удалить подозрѣніе въ немъ, леди Мэзонъ съ усиліемъ прибавила:-- самое имя этой тяжбы такъ для меня ужасно, что я едва могу выносить его. Воспоминаніе о ней наводитъ на меня такой страхъ, что даже мои враги едва-ли бы захотѣли, чтобы она началась снова.,
   -- Разумѣется, это пустой слухъ,-- сказала мистриссъ Аркрайтъ, почтя дрожа при мысли -- что она надѣлала.
   -- Да, пустой слухъ, больше ничего... по крайней-мѣрѣ я такъ думаю. Я сама слышала о какой-то угрозѣ въ этомъ родѣ, но не думала, чтобы слухи объ ней распространились.
   -- Мнѣ сказала мистриссъ Уайтингъ. Вы знаете, она большая сплетница.-- Мистриссъ Уайтингъ была жена теперешняго доктора.
   -- Милая мистриссъ Аркрайтъ, это ничего не значитъ. Разумѣется, я не ожидаю, чтобы люди не болтали относительно меня. Прощайте, мистриссъ Аркрайтъ.-- И она сѣла въ свой маленькій экпажъ и поѣхала домой въ Орлійскую форму.
   -- Боже мой. Боже мой!-- говорила мистриссъ Аркрайтъ сама себѣ, оставшись одна.-- Только подумать объ этомъ! она была уничтожена нѣсколькими слонами, такъ сказать въ одну минуту.-- И затѣмъ она начала размышлять объ этомъ предметѣ.-- Желала бы я знать, что тутъ такое! А должно быть есть что нибудь; иначе она не поблѣднѣла бы какъ мертвецъ. Что будутъ они дѣлать, если у нихъ отнимутъ Орлійскую Ферму?-- И она поспѣшила на свою ежедневную прогулку по городу, чтобы имѣть возможность поговорить и послушать толковъ объ этомъ предметѣ. Она не была отъ природы злою женщиной и вовсе не думала приготовлять для леди Мэзонъ какого-нибудь яду, чтобы отравить ея существованіе. Но дѣло было такъ важно! Жители Гэмворта только что перестали говорить о послѣднемъ процессѣ леди Мэзонъ; но развѣ перестало быть необходимостью, чтобы они заговорили снова, если дѣйствительно возникнетъ новый процессъ? Глядя на предметъ съ этой точки зрѣнія, развѣ подобный процессъ не будетъ просто кладомъ для гэмвортскихъ жителей? Поэтому я прошу читателей не вмѣнить мистриссъ Аркрайтъ въ вину, что она засеменила изъ дому и бросилась къ своимъ кумушкамъ.
   Леди Мэзонъ уѣхала домой, но своимъ, успѣхомъ въ этомъ она была обязана скорѣе надежности и хорошимъ качествамъ своего понни, чѣмъ какому нибудь искусству съ своей стороны. Первымъ желаніемъ ея было оставить мистриссъ Аркрайтъ, и, сдѣлавъ это усиліе, она нѣкоторое время была почти неспособна ни къ какому-нибудь другому. Теперь ей грозила близкая бѣда. Пусть сэръ Перегринъ говоритъ что хочетъ въ ея утѣшеніе, пусть мистеръ Фёрниваль съ такою же увѣренностью убѣждаетъ ее, что ей не грозитъ никакая опасность; она не можетъ не чувствовать себя убѣжденною, что опасенія ея оправдаются. Въ книгѣ судьбы написано, что долженъ возникнуть новый процессъ.
   И съ этой самой минуты снова начнется бѣдствіе. Люди будутъ указывать на нее пальцами; успѣхъ ея относительно пріобрѣтенія Орлійской Фермы для своего сына сдѣлается опять предметомъ толковъ для каждаго дома въ Гэмвортѣ,-- и не только успѣхъ, но и способъ, посредствомъ котораго она его добилась. Старики будутъ вспоминать, а молодые спрашивать, и она лишится навсегда спокойствія, отдыха и уединенія, которыя были для нея такъ дороги.
   Не могло быть никакого сомнѣнія на счотъ того, что Дократъ распространилъ слухъ немедленно по возвращеніи своемъ изъ Йоркшира; и еслибы она хорошенько подумала объ этомъ обстоятельствѣ, то могла бы извлечь изъ него нѣкоторое утѣшеніе. Пусть бы себѣ онъ разсказывалъ, что хотѣлъ. Его увѣренность въ томъ, что онъ можетъ возобновить процессъ, никакимъ образомъ не доказывала, что другіе вѣрили этому, какъ онъ. Въ самомъ дѣлѣ, враги, вооружавшіеся противъ нея теперь, были тѣ же самые, которыхъ она и прежде считала своими врагами. Но, она недостаточно владѣла теперь своими мыслями и потому въ первую минуту подобное размышленіе не могло ободрить ее. Возвращаясь домой, она чувствовала, что всѣ отступаются отъ нея, и что ей было бы хорошо теперь умереть.
   Но она почувствовала въ себѣ болѣе мужества, когда доѣхала до своего дома. Въ ея душѣ еще сохранилась большая способность самозащищенія, если бы только ей была дана возможность осмотрѣться и подумать о наилучшемъ способѣ поддержать себя. Многія женщины подобны ей въ этомъ отношеніи. Если онѣ напередъ знаютъ, что имъ ждетъ, если отъ нихъ требуется терпѣніе,-- то онѣ могутъ переносить великія скорби: но ударъ внезапный, неожиданный подавляетъ ихъ. Она вышла изъ кабріолета съ своимъ обыкновеннымъ спокойнымъ лицомъ, и пошла въ свою комнату, не обнаруживая никакого признака тревоги; за тѣмъ она должна была рѣшить, какъ ей слѣдуетъ вести себя относительно сына. Она открылась уже сэру Перегрину и м-ру Фёрнивалю и получила отъ нихъ обѣщаніе помощи, когда они услышали отъ нея исторію въ томъ видѣ, какъ она разсказала ее. Это было для нея очень важно, и теперь, по ея мнѣнію, благоразуміе требовало, чтобы она поступила также и относительно Люція. Если бы было возможно сохранить все это отъ него въ тайнѣ, то она бы постаралась сдѣлать это всѣми силами; но теперь это оказалось невозможнымъ. Было ясно, что м-ръ Дократъ рѣшился разгласить обо всемъ, безъ сомнѣнія, съ намѣреніемъ, и до Люція непремѣнно дошли бы слухи, если бы они сдѣлались всеобщими въ Гэмвортѣ. Какъ ей ни тяжело, но она должна его предупредить. Такимъ образомъ она сидѣла одна до самаго обѣда, размышляя, какъ бы ей это лучше сдѣлать. Такимъ же точно образомъ она сидѣла одна по цѣлымъ часамъ, придумывая, какъ разсказать все на чистоту сэру Перегрину, а потомъ сэру Фёрнивалю. Но за столомъ она явилась съ улыбкой на лицѣ; Люцій любилъ видѣть эту улыбку, и часто говорилъ своей матери объ этомъ, чуть не упрекая ее, когда она казалась грустною. Отчего ей было грустить, когда у ней было все, чего можетъ желать женщина? Ея умъ не былъ обремененъ заботой о пропитаніи будущихъ поколѣній. Ей не предстояло вести борьбу съ невѣжественными химиками настоящаго времени. Его же цѣль была -- тяжолая работа днемъ и ночью, и его матери слѣдовало быть съ нимъ попривѣтливѣе въ тѣ немногіе часы, которые оставались ему для отдыха.
   Ни во время, ни сейчасъ послѣ обѣда она не въ состояніи была съ нимъ говорить; она откладывала эту тягостную минуту, все еще сохраняя спокойный видъ и сидя возлѣ него съ книгою въ рукахъ.
   Прежде чѣмъ она начала свой разсказъ, Люцій былъ уже за работою; по-крайней-мѣрѣ онъ воображалъ, что работаетъ, потомучто передъ нимъ лежали сочиненія Причарда и Латама, и онъ копировалъ рисунки череповъ, изображавшіе развитіе мозга у жителей отдаленнѣйшихъ странъ Азіи.
   -- Не странно-ли, сказалъ онъ,-- что челюсти людей, родившихся и воспитанныхъ въ охотничьемъ состояніи, сформированы другимъ образомъ, нежели челюсти земледѣльческихъ племенъ!
   -- Неужели?-- спросила леди Мэзонъ.
   -- О, да; профиль челюстей совершенно другой. Между татарскими племенами мы въ особенности можемъ это замѣтить на монгольцахъ. Мнѣ кажется, здѣсь такое же различіе, какъ между человѣкомъ и бараномъ. Но Причардъ не дѣлаетъ этого замѣчанія. Взгляните на этого дѣтину: онъ, кажется, созданъ для того, чтобы ѣсть одно мясо, и при томъ сырое, да вдобавокъ еще безъ ножа и вилки.
   -- Я не думаю, чтобы у нихъ было много ножей и вилокъ.
   -- Я не сомнѣваюсь, что, по ближайшемъ наблюденіи, по одному зубу можно опредѣлить не только пищу, которую употреблялъ его обладатель, но и языкъ, которымъ онъ говорилъ. А говорю при ближайшемъ наблюденіи, разумѣется. До этого нельзя дойти въ одинъ день.
   -- Я думаю, что нѣтъ.
   И ученый юноша снова принялся за свой рисунокъ.
   -- Вы видите, что обладателю подобной челюсти невозможно захватить въ свои зубы хлѣбное зерно, или даже пережевать капусту.
   -- Люцій,-- сказала леди Мэзонъ, внезапно почувствовавъ мужество, я попрошу тебя на минуту оставить это и поговорить со мною.
   -- Хорошо, отвѣчалъ онъ, оставляя свой карандашъ и поворачиваясь къ ней. Я готовъ.
   -- Слышалъ ты о тяжбѣ, которую я имѣла съ твоимъ братомъ, когда ты былъ еще ребенкомъ?
   -- Разумѣется, слышалъ; но я желалъ бы, чтобы вы не называли этого человѣка моимъ братомъ. Онъ не призналъ бы меня своимъ братомъ, и я, конечно, не захотѣлъ бы признать его. Сколько я слышалъ, онъ одинъ изъ самыхъ отвратительныхъ людей, какіе только когда нибудь существовали.
   -- Ты слышалъ объ немъ отъ людей, которые ему не благопріятствуютъ, Люцій; ты долженъ былъ бы вспомнить это. Онъ человѣкъ жосткій, кажется; но я не слыхала, чтобы онъ дѣлалъ что нибудь такое, что онъ считаетъ несправедливымъ.
   -- Если такъ, то почему онъ хотѣлъ лишить меня моей собственности?
   -- Онъ м, что эта собственность должна принадлежать ему. Я не могу читать въ его сердцѣ, но я думаю, что это такъ.
   -- А я такъ не думаю ничего подобнаго, и никогда не буду думать. Я былъ тогда ребенкомъ, а вы женщиной безъ друзей, и онъ вздумалъ ограбить насъ подъ прикрытіемъ закона. Если бы онъ обладалъ обыкновенною честностью, то уже и этого было бы для него довольно, чтобы знать, въ чемъ состояли желанія моего отца, если бы даже въ завѣщаніи не была соблюдена строгая формальность. Я смотрю на него, какъ на вора и грабителя.
   -- Мнѣ грустно это, Люцій, потому-что я не согласна съ тобою. Я хочу сказать тебѣ.... что онъ думаетъ возобновить это дѣло.
   -- Какъ! замышляетъ новый процессъ?-- И Люцій Мэзонъ съ гнѣвомъ отодвинулъ отъ себя свои рисунки и книги.
   -- Я такъ слышала.
   -- А кто сказалъ вамъ? Я не вѣрю этому. Если бы онъ замышлялъ что нибудь, то я первый узналъ бы объ этомъ. Это было бы моею обязанностью, и вы можете быть увѣрены, что онъ позаботился бы увѣдомить меня о своемъ намѣренія.
   И леди Мэзонъ мало-по-малу объяснила ему, что самъ м-ръ Мэзонъ изъ Гроби-Парка еще не заявлялъ подобнаго намѣренія. Она хотѣла умолчать объ имени м-ра Дократа, но ей нельзя было сдѣлать этого, не внушая сыну подозрѣнія, что она отъ него что-то скрываетъ. Когда она дошла до объясненія, какъ возникъ слухъ и почему она сочла необходимымъ сказать ему объ этомъ, она должна была объяснить, что вся исторія произошла отъ гнѣва адвоката. Онъ былъ въ Гроби-Паркѣ,-- сказала она,-- а теперь вернулся и распространяетъ молву.
   -- Я завтра отправлюсь къ нему,-- сказалъ Люцій очень сурово.
   -- Нѣтъ, нѣтъ; ты не долженъ дѣлать этого.
   -- Но я сдѣлаю. Неужели вы думаете, что я позволю подобному человѣку играть моимъ именемъ и не буду обращать на это вниманія? Это теперь мое дѣло.
   -- Нѣтъ, Люцій; нападеніе будетъ сдѣлано скорѣе противъ меня, чѣмъ противъ тебя, т. е. если только оно будетъ сдѣлано. Я сказала тебѣ обо всемъ этомъ потому, что не хочу имѣть отъ тебя секретовъ.
   -- Такъ и слѣдовало. Если на васъ нападаютъ, то кому же и защищать васъ, какъ не мнѣ?
   -- Наилучшею защитой до тѣхъ поръ, пока наши враги не сдѣлаютъ какого нибудь дѣятельнаго шага, будетъ молчаніе. Очень вѣроятно, что они ничего не будутъ дѣлать, и тогда мы можемъ не обращать вниманія на подобные слухи. Ты можешь понять, Люцій, что это дѣло довольно непріятно для меня, и я увѣрена, что, ради меня, ты не захочешь сдѣлать его еще худшимъ, затѣявъ личную ссору съ подобнымъ человѣкомъ, какъ Дократъ.
   -- Я поѣду къ Фёрнивалю,-- отвѣчалъ онъ и попрошу отъ него совѣта.
   -- Я уже сдѣлала это, Люцій. Я сочла это самымъ лучшимъ, какъ только услышала, что Дократъ предпринялъ что-то по настоящему дѣлу. За этимъ-то я и ѣздила въ городъ.
   -- За чѣмъ же вы ничего не сказали мнѣ?
   -- Въ то время я думала, что тебя можно избавить отъ непріятности -- знать объ этихъ дрязгахъ: а сегодня я въ Гэмвортѣ узнала, что на этотъ счотъ ходятъ слухи, и потому рѣшилась сказать тебѣ. Тебѣ было бы непріятно,-- какъ это было и со мною,-- если бы первыя вѣсти дошли до тебя отъ посторонняго человѣка.
   Молодой Мэзонъ сидѣлъ нѣсколько времени молча, вертя карандашъ въ своей рукѣ и смотря такъ, какъ будто онъ хотѣлъ уладить дѣло посредствомъ своихъ собственныхъ мыслей.
   -- Я скажу вамъ вотъ что, матушка: я не допущу, чтобы это бремя упало на ваши плечи. Вы одержали побѣду прежде, теперь это долженъ сдѣлать я. Я подамъ на Дократа искъ за пасквиль.
   -- О Люцій!
   -- Я сдѣлаю это непремѣнно.
   Что сказалъ бы онъ, если бы зналъ, что его мать рѣшительно предлагала м-ру Фёрнивалю подкупить гнѣвъ Дократа во чтобы то ни стало?
   

XVI.
Мистеръ Дократъ въ Бедфорд-Роу.

   Покинувъ Лидсъ и спѣша въ нѣдра своей семы, мистеръ Дократъ былъ почти удовлетворенъ тѣмъ, что ему удалось сдѣлать. Вѣдь очень могло быть, что мистеръ Мэзонъ совсѣмъ отказался бы отъ свиданія съ нимъ, или же и повидавшись, послѣ всѣхъ переговоровъ, на отрѣзъ могъ отказаться отъ его помощи. А пожалуй еще и то, что Дократу, пришлось бы обнаружить свою тайну въ качествѣ свидѣтеля, между тѣмъ, какъ онъ могъ бы гораздо болѣе извлечь въ того пользы, будучи адвокатомъ челобитчика. Теперь же вышло, что мистеръ Мэзонъ обѣщалъ ему заплатить за всѣ услуги и безъ всякаго сомнѣнія согласенъ будетъ заплатить за все, какъ слѣдуетъ. Онъ обѣщалъ также пріѣхать въ Лондонъ и вызвать гэмвортскаго атторнея для окончательныхъ переговоровъ. Словомъ, при всѣхъ такихъ обстоятельствахъ, мистеръ Дократъ почти не сомнѣвался, что время значительно увеличитъ счотъ издержекъ въ его пользу.
   И такимъ образомъ, въ головѣ гэмвортскаго атторнея заблистали надежда, что онъ попалъ на настоящую дорогу, которая поведетъ его къ желанной цѣли.
   Не совсѣмъ былъ бы я справедливъ, еслибъ сталъ увѣрять, что мщеніе было главною побудительною причиною дѣйствій мистера Дократа: всѣ наши побужденія бываютъ сильно смѣшаны; такъ и къ недоброму желанію Дократа отплатить леди Мэзонъ зломъ за зло, которое она, по его мнѣнію, сдѣлала ему, примѣшивалось энергическое увлеченіе, свойственное адвокатской профессіи и честолюбивое желаніе выиграть дѣло, которое слѣдовало выиграть и которое до него другіе адвокаты не умѣли выиграть. Отыскавъ между бумагами мистера Усбеча важныя имена и числа, онъ думалъ, что вмѣстѣ съ тѣмъ онъ открылъ случай сдѣлать очень важный переворотъ въ дѣлѣ Орлійской Фермы, и въ душѣ твердо рѣшился приняться за это. Увлеченіе профессіей, жажда мести и денежныя соображенія дѣйствовали рука объ руку въ этомъ дѣлѣ. И вотъ почему, покинувъ Лидсъ и отправляясь во второмъ классѣ Лондонской желѣзной дороги, онъ съ большимъ самодовольствіемъ размышлялъ о результатѣ своего визита.
   Изъ Лидса Дократъ выѣхалъ въ десять часовъ; мистеръ Моульдеръ въ одномъ же съ нимъ омнибусѣ пріѣхалъ на станцію и отправился по желѣзной дорогѣ съ тѣмъ же поѣздомъ, только въ вагонѣ перваго класса. Мистеръ Моульдеръ презиралъ второй классъ и не замедлялъ объявить про то другимъ купцамъ, ѣхавшимъ въ другихъ классахъ.-- "Гоббльзъ и Гризъ, говорилъ онъ, доставляютъ ему хорошія средства, чтобы приличнымъ образомъ заниматься ихъ дѣлами; но онъ самъ не хочетъ уронить свою фирму, показываясь въ вагонахъ втораго класса, хотя вся выгода отъ того оставалось бы въ его карманѣ. Не по такой дорогѣ пошелъ онъ сначала, не по той и кончитъ.".
   Утромъ онъ ни слова не сказалъ Дократу, и на его поклонъ едва кивнулъ головою.
   -- Надѣюсь, вы спокойно провели прошлую ночь въ нижней гостинной? спросилъ Дократъ,
   Вмѣсто отвѣта, мистеръ Моульдеръ только посмотрѣлъ на него.
   На Мансфильдской станціи появился на платформѣ мистеръ Кэнтуайзъ, таща свои огромныя ящики и прямо пошелъ въ тотъ вагонъ, гдѣ сидѣлъ Дократъ. Онъ поспѣлъ къ вечернему поѣзду, успѣвъ обдѣлать кой-какія дѣлишки.
   -- Эй, Кэнтуайзъ, крикнулъ Моульдеръ изъ своего теплаго съ мягкими подушками первокласснаго вагона: видно, дешево да гнило такъ что-ли?
   -- Не совсѣмъ такъ, мистеръ Моульдеръ, отвѣчалъ тотъ:-- во второмъ классѣ я нахожусь между такими же достойными особями, какъ и вы въ первомъ,-- совершенно все равно, а можетъ быть, еще и лучше, добавилъ онъ, садясь какъ разъ противъ Дократа, и дружески пожимая ему руку, спросилъ: надѣюсь, сэръ, что имѣю удовольствіе видѣть васъ въ хорошемъ расположеніи духа!
   -- Благодарю; все въ порядкѣ, отвѣчалъ Дократъ: мои собесѣдики въ прошлую ночь не причиняли мнѣ ни малѣйшаго безпокойства, вы можете присягнуть за справедливость этого показанія.
   -- Ха, ха, ха! да какъ же я былъ радъ, что вы одержали верхъ надъ Моульдеромъ! А вѣдь пребуйная голова? просто ужасъ! Что касается до меня, то, право, иной разъ, едва можешь удержаться, чтобы не разсердиться.
   -- А я такъ и не имѣлъ нужды выносить его.
   -- Нѣтъ, нѣтъ; это было очень хорошо -- не правда-ли? замѣчательно хорошо -- по истинѣ! А все таки мнѣ жаль, что вы не слыхали, какъ Бёзби пѣлъ: "Прекрасная Венеція, страна пѣснопѣній!" Что за голосъ у Бёзби! Сущее очарованіе!
   Наступило минутное молчаніе; мистеръ Кэнтуайзъ опять первый заговорилъ.
   -- Не позволите-ли вы мнѣ предложить вамъ что-нибудь изъ металлической мебели для гостинной вашей супруги?
   -- Пожалуй, я не прочь. Но я не думаю, чтобъ она была очень прочна тамъ, гдѣ есть дѣти.
   -- Боже мой! Боже мой! и это вы говорите, мистеръ Дократъ? Но вѣдь это самая прочная мебель на свѣтѣ! Всѣ эти вещи какъ будто нарочно сдѣланы для дѣтей; и сломать-то ихъ нельзя.
   -- Но онѣ же страшно гнутся.
   -- Вовсе нѣтъ, онѣ до того эластичны, что тотчасъ же сами выправляются. Я забылъ вамъ это показать; но вы можете пригнуть спинку моего стула до земли, и онъ снова самъ собою выправится! Вы позволите мнѣ прислать вамъ одинъ стулъ, чтобы ваша супруга сама могла посмотрѣть? Если она не придетъ въ восторгъ отъ него, то я... я... я съѣмъ его.
   -- Женщины приходятъ въ восторгъ отъ всякихъ пустяковъ, возразилъ Дократъ;-- для этого довольно какой-нибудь шляпки.
   -- Женщины хорошо знаютъ толкъ въ томъ, что истинно хорошо; вы сами, вѣроятно, находите тоже. Я пошлю нарочно въ Шеффильдъ, я доставлю вамъ совершенно новомодныя вещи.
   -- Цѣна обыкновенная: двѣнадцать фунтовъ, семьнадцать шиллинговъ и шесть пенсовъ?
   -- О! Боже мой! какъ это можно, мистеръ Дократъ! Дешевле никакъ нельзя какъ за пятьнадцать фунтовъ и десять шиллинговъ на наличныя деньги, съ доставкой -- и то только для васъ.
   -- Вотъ ужь не думалъ, чтобы мнѣ пришлось платить дороже, чѣмъ платила мистриссъ Мэзонъ.
   -- О! сэръ, да вѣдь то была попорченная мебель, истинно такъ. Она и покупала ее собственно только для подарка женѣ викарія. Столъ совсѣмъ треснулъ, а въ табуретѣ для фортепіано винтъ испорченъ и не вертится.
   -- Но мнѣ вы пришлете совсѣмъ новыя вещи?
   -- Самыя новенькія, прямо съ фабрики. Положитесь ужь на мое слово.
   -- Да и столъ, пожалуйста, такой, на которомъ вы никогда представленій не дѣлали:-- не влѣзали на него, чтобы доказать его прочность и не стояли на немъ -- понимаете?
   -- Конечно, конечно. Положитесь ужь на мою совѣсть. Все будетъ прислано прямо изъ мастерской и доставлено будетъ къ вамъ въ будущій вторникъ.
   -- Итакъ, мы покончимъ съ вами на тринадцати фунтахъ и десяти шиллингахъ?
   -- Никакъ не могу за такую цѣну, мистеръ Дократъ.
   И такъ они торговались всю дорогу, до тѣхъ поръ, пока наконецъ дошли до четырнадцати фунтовъ и одиннадцати шиллинговъ, на чемъ и условились окончательно.
   -- И я надѣюсь, что ваша супруга найдетъ мой товаръ самаго высокаго достоинства, докончилъ мистеръ Кэнтуайзъ, пожимая на разставаньи руку своему новому пріятелю.
   Въ нѣдрахъ своего семейства мистеръ Дократъ оставался только одинъ день, и все время выражаясь самымъ враждебнымъ образомъ о леди Мэзонъ; на слѣдующій же день онъ отправился въ Лондонъ и зашолъ къ Роунду и Круку. Онъ полагалъ, что мистеръ Мэзонъ только что въ этотъ день напишетъ къ Роунду. Но мистеръ Мезонъ успѣлъ написать въ тотъ же самый день, когда Дократъ посѣтилъ его въ Гроби-Паркѣ и мистеръ Роундъ младшій уже былъ совершенно готовъ, когда мистеръ Дократъ пришелъ къ нему.
   Мистеръ Дократъ, дома, еще разъ предостерегъ свою жену, чтобъ она не имѣла никакихъ сношеній съ "Орлійскою мошенницею и плутовкою", желая подобными выраженіями произвести самое сильное впечатлѣніе на бѣдную Миріамъ и убѣдить ее, что леди Мэзонъ совершила нечистое дѣло относительно духовнаго завѣщанія.
   -- Лучше всего никому ничего не говори объ этомъ предметѣ, слышишь ли? Другіе будутъ говорить; цѣлый свѣтъ скоро объ этомъ заговоритъ. Но тебѣ нѣтъ дѣла до этого. Если тебя спросятъ, отвѣчай, что кажется мужъ мой участвуетъ въ этомъ дѣлѣ по обязанности атторнея, но что больше этого ты ничего не знаешь.
   Миріамъ по обыкновенію обѣщала ему во всемъ этомъ полное повиновеніе. Но мистеръ Дократъ, хотя оставался всего только одинъ день въ Гэмвортѣ, предъ поѣздкой въ Лондонъ, однако принялъ уже мѣры, чтобы любопытство сосѣдей было достаточно возбуждено
   Не безъ нѣкотораго трепета въ сердцѣ вошель провинціальный атторней въ контору господъ Роунда и Крука въ Бедфорд-Роу. Господа Роундъ и Крукъ занимали высокое мѣсто въ своемъ сословіи, и при обыкновенныхъ обстоятельствахъ не захотѣли бы имѣть личныхъ сношеній съ такимъ человѣкомъ, какъ мистеръ Дократъ, а если имъ пришлось имѣть съ нимъ столкновеніе при какомь нибудь случаѣ, то довѣренный клеркъ господъ Роунда и Крука повидался бы съ Дократомь, да и тотъ смотрѣлъ бы на гэмвортскаго атторнея съ высоты своего нравственнаго величія. Но теперь, по такому предмету, какъ дѣло Орлійской Фермы, мистеръ Дократъ рѣшился вести съ ними не иначе, какъ личные переговоры и на равной ногѣ съ хозяевами Бедфорд-Роу. Секретъ ему принадлежалъ,-- былъ его находкой, онъ понималъ всю силу своего положенія и хотѣлъ имъ воспользоваться. Не смотря на то, онъ чувствовалъ внутреннюю дрожь, когда спросилъ дома ли мистеръ Роундъ,-- или если его нѣтъ, то мистеръ Крукъ.
   Представителями этой фирмы къ настоящее время были три уже члена, но прежнее старинное имя оставалось неизмѣннымъ. Съ давнихъ уже поръ мистеръ Роундъ и мистеръ Крукъ были сотоварищами по этой фирмѣ,-- тотъ самый Роундъ и тотъ самый Крукъ, которые производили битву съ мистеромъ Мэзономъ изъ Гроби-Парка, двадцать лѣтъ тому назадъ; но теперь къ нимъ присоединился еще третій компаньонъ, молодой мистеръ Роундъ, сынъ стараго Роунда; имя его хотя не появлялось на вывѣскѣ, но онъ, какъ настоящій дѣлецъ, былъ самой важной особой въ конторѣ. Старый мистеръ Роундъ былъ, такъ сказать, только живымъ украшеніемъ фирмы. Онъ былъ добрымъ старикомъ лѣтъ семидесяти, полагавшемъ всѣ своя заботы и попеченія на произрастаніе отличныхъ персиковъ въ Айльуортѣ; онъ навѣдывался въ контору пять разъ въ недѣлю,-- нельзя сказать, чтобы его работа была тамъ очень тяжела,-- и имѣлъ самую большую долю въ барышахъ конторы. Мистеръ Роундъ старшій пользовался репутаціею положительнаго и честнаго, человѣка, но не считался довольно проницательнымъ дѣятелемъ для практики въ настоящее время.
   Мистеръ Крукъ, бывшій сначала старшимъ клеркомъ, исполнялъ обыкновенно черновую работу въ конторѣ; онъ и теперь остался тѣмъ же -- въ меньшомъ размѣрѣ только. Онъ былъ человѣкъ акуратный до взыскательности, наблюдалъ за расходами и занимался нѣкоторыми уголовными дѣлами, или лучше сказать такими, которыя отчасти только были уголовными или случайно могли попасть въ разрядъ уголовныхъ. Но буквально во всѣхъ важныхъ дѣлахъ дѣйствующимъ членомъ фирмы, отъ котораго все находилось въ зависимости -- былъ мистеръ Роундъ младшій, мистеръ Мэтью Роундъ -- его отца звали мистеръ Ричардъ. Письмо мистера Мэзона, по обыкновенному дѣловому порядку, пришло къ нему, хотя оно было адресовано на имя его отца, и онъ же распорядился съ нимъ самъ.
   Когда мистеръ Дократъ спросилъ мистера Роунда старшаго, тотъ былъ въ Бирмингемѣ; мистеръ Крукъ получилъ уже свой отпускъ на праздники, и мистеръ Роундъ младшій царствовалъ неограниченно въ Бедфорд-Роу. Такъ какъ заранѣе клеркамъ было отдано приказаніе, чтобы въ случаѣ прихода мистера Дократа немедленно ввести его въ кабинетъ мистера Роунда, то мистеръ Дократъ чувствовалъ гораздо менѣе смущенія, чѣмъ ожидалъ. Онъ воображалъ видѣть предъ собою старика и потому нѣсколько сконфузился, не имѣя совершенной увѣренности, точно ли предъ нимъ былъ одинъ изъ соучастниковъ фирмы; однако, осмотрѣвшись вокругъ себя и въ особенности увидѣвъ кресло и коверъ, онъ догадался, что джентльменъ, предложившій ему садиться, не могъ быть простымъ клеркомъ.
   Обращеніе этого юриста-джентльмена, какъ думалъ мистеръ Дократь, совсѣмъ не такъ чинно-вѣжливо, какъ слѣдовало бы ожидать по важности предстоящаго между ними дѣла. Мистеръ Дократъ заранѣе намѣревался держаться съ нимъ какъ равный съ равнымъ, и потому желалъ бы пожать руку своему новому союзнику при началѣ общаго предпріятія. Но этотъ человѣкъ -- гораздо моложе его -- даже не привсталъ со стула предъ нимъ.
   -- А! мистеръ Дократъ, сказалъ онъ, схвативъ письмо со стола,-- прошу покорно садиться.
   И при этомъ мистеръ Мэтью Роундъ повернулъ свое кресло къ огню, протянулъ ноги попокойнѣе, указывая своему посѣтителю мѣсто, находившееся нѣсколько подальше того, на которое тотъ принаравливался было помѣститься. Мистеръ Дократъ усѣлся на указанномъ мѣстѣ и положилъ свою шляпу на полъ, находя, что его позиція была не совсѣмъ еще какъ дома; но -- дополнилъ онъ свою мысль, если теперь еще не совсѣмъ какъ дома, то все-таки онъ будетъ здѣсь какъ дома, прежде чѣмъ оставитъ эту комнату.
   -- Я слышалъ, что вы побывали у одного изъ нашихъ кліэнтовъ въ Йоркширѣ, мистеръ Дократъ, началъ мистеръ Мэтью Роундъ.
   -- Такъ точно, отвѣчалъ гэмвортскій атторней.
   -- А!... вы, кажется, тоже принадлежите къ сословію адвокатовъ?
   -- Точно такъ; я -- атторней.
   -- Не лучше ли было бы прежде всего вамъ обратиться къ намъ?
   -- Нѣтъ, не думаю. Я не имѣю удовольствія знать вашего имени, сэръ.
   -- Имя мое -- Роундъ, Мэтью Роундъ.
   -- Прошу прощенья, сэръ; я этого не зналъ, сказалъ мистеръ Дократъ кланяясь.
   Увѣренность, что онъ находится въ кабинетѣ мистера Роунда,-- даже если бы то былъ не настоящій Роундъ,-- доставляла уже атторнею полное удовольствіе.
   -- Нѣтъ, мистеръ Роундъ, продолжалъ онъ,-- я не зналъ, что мнѣ слѣдовало о томъ подумать. Во первыхъ, я не зналъ, имѣетъ ли мистеръ Мэзонъ адвоката, а во вторыхъ....
   -- Хорошо, хорошо, не въ томъ дѣло. Это такъ принято уже въ вашемъ сословія; но это ничего не значитъ. Мистеръ Мэзонъ писалъ къ намъ, что вы... что-то тамъ выискали на счотъ дѣла Орлійской Фермы...
   -- Точно такъ, а таки поотыскалъ кое-что важное. По крайней мѣрѣ, я такъ думаю.
   -- Хорошо; что же это такое, мистеръ Дократъ?
   -- А! это еще вопросъ. Это такое щекотливое дѣло, мистеръ Роундъ, семейное дѣло, если смѣю такъ сказать.
   -- Чьего семейства?
   -- Отчасти моего, отчасти мистера Мэзона. Право, не знаю, съумѣю ли я, такъ, на скорую руку, какъ теперь, хорошенько изложить предъ вами всѣ эти факты,-- факты, достойные удивленія. Много-много предметовъ придется разсматривать. Вѣдь тутъ дѣло идетъ не объ одномъ только правѣ собственности, а о чемъ-то гораздо поважнѣе, мистеръ Роундъ.
   -- Если вы не разскажете, однако, въ чемъ это дѣло заключается, то а не вижу, что мы тутъ можемъ сдѣлать? А увѣренъ, что вы не стали бы безпокоиться ѣхать сюда изъ Гэмворта только затѣмъ, чтобы сказать намъ, что вы намѣрены держатъ языкъ за зубами?
   -- Конечно, нѣтъ, мистеръ Роундъ.
   -- Слѣдовательно, что же вы пришли мнѣ сказать?
   -- Смѣю ли спросить васъ, мистеръ Роундъ, что написалъ вамъ мистеръ Мэзонъ относительно моего свиданія съ нимъ?
   -- Извольте, я прочту вамъ нѣкоторую часть его письма.... "Мистеръ Дократъ полагаетъ, что духовная, по которой завѣщано помѣстье, непремѣнно подложно". Вѣроятно, вы разумѣете подъ этимъ припись къ духовной, мистеръ Дократъ?
   -- О! да, припись, само собою разумѣется.
   -- "И что онъ владѣетъ документами, которыхъ я не видалъ, но которые, мнѣ кажется, судя по описанію, вполнѣ могутъ доказать, что такое обстоятельство дѣйствительно должно существовать". Затѣмъ слѣдуетъ опасеніе чиселъ, хотя ясно, что самъ мистеръ Мэзонъ очень мало понимаетъ въ этомъ дѣлѣ, и совсѣмъ даже не понимаетъ, а говоритъ только много. Очень естественно, что мы должны видѣть эти документы, прежде, чѣмъ рѣшимся дать совѣтъ нашему кліэнту.
   Мистеръ Роундъ прочолъ вслухъ нѣкоторую часть письма мистера Мэзона, но не прочолъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ мистеръ Мэзонъ выражалъ свою неизмѣнную рѣшимость съизнова начать искъ на леди Мэзонъ и даже судебнымъ порядкомъ преслѣдовать ее за поддѣлку, если найдется какй нибудь поводъ, дающій надежду на успѣхъ.
   "Я знаю, писалъ онъ, адресуясь лично къ мистеру Роунду старшему,-- что вы были убѣждены, будто леди Мэзонъ дѣйствуетъ по чистой совѣсти. А я съ своей стороны былъ всегда убѣжденъ въ противномъ, и теперь болѣе нежели когда нибудь".
   Вотъ этого послѣдняго параграфа мистеръ Роундъ не признавалъ нужнымъ прочитать мистеру Дократу.
   -- Документы, на которые я ссылаюсь, имѣютъ отношеніе къ моимъ семейнымъ дѣламъ, и по этому, конечно, я не могу предъявить ихъ, пока не узнаю на какой почвѣ я стою.
   -- Но, мистеръ Дократъ, вы понимаете, что мы можемъ принудить васъ.
   -- Надѣюсь, мистеръ Роундъ, въ этомъ случаѣ вы позволите мнѣ не раздѣлить вашего мнѣнія.
   -- Это ни къ чему не поведетъ. Если вы имѣете что нибудь достойное предъявить, то вы предъявите это; а если намъ полезно будетъ употребить васъ какъ свидѣтеля, вы будете добровольнымъ свидѣтелемъ.
   -- Я не считаю вѣроятнымъ, чтобы я могъ быть свидѣтелемъ въ этомъ дѣлѣ.
   -- Пожалуй, можетъ быть, и не дойдетъ до этого. По моему мнѣнію, отсюда не можетъ возникнуть никакого дѣла, тутъ ничего нѣтъ важнаго, что стоило бы представлять на судъ присяжныхъ.
   -- И въ этомъ, мистеръ Роундъ, и не могу согласиться съ вами.
   -- О, само собою разумѣется! Я полагалъ, что дѣйствительный интересъ заключается въ деньгахъ. Вы желаете, чтобы вамъ заплатили за увѣдомленіе, которое вы намѣрены доставить. Вотъ это будетъ коротко и ясно. Не такъ ли, мистеръ Дократъ?
   -- Я не знаю, что вы подразумѣваете подъ словами коротко и ясно, мистеръ Роундъ, и знаю, какимъ путемъ поведете вы это дѣло. Какъ человѣкъ, живущій своимъ трудомъ, конечно, я ожидаю платы за свой трудъ; -- не сомнѣваюсь, что и вы того же желаете.
   -- Безъ сомнѣній, мистеръ Дократъ; но -- такъ какъ вы сдѣлали уже сравненіе между нами, то и надѣюсь, вы извините меня за то, что а и вамъ также скажу: -- мы, адвокаты, всегда начинаемъ дѣло только по просьбѣ самихъ кліэнтовъ.
   Мистеръ Дократъ вскочилъ было съ мѣста съ нѣкоторымъ измѣреніемъ разсердиться; во едва ли зналъ, какъ взяться за это дѣло, и потому обратился съ вопросомъ, въ которомъ слышенъ былъ уже гнѣвъ.
   -- Не хотите ли вы этимъ сказать, мистеръ Роундъ, что если бы вамъ случилось найти подобные важные документы, то вы даромъ выдали бы ихъ, какъ будто считали ихъ недостойными вниманія?
   -- Я не могу этого сказать, пока не узнаю, что это за документы. Еслибъ я отыскалъ бумаги, касающіяся кліэнта другой фирмы и считалъ бы ихъ достойными вниманія, то отправился бы въ контору этой фирмы, и тамъ бы уже велъ переговоры.
   -- Но я не имѣлъ понятія о фирмѣ, почему мнѣ было это знать?
   -- Прекрасно! но теперь вы это знаете, мистеръ Дократъ. Какъ я понимаю, нашъ кліэнтъ отправилъ васъ къ вамъ. Если вы имѣете что нибудь намъ сказать, мы готовы васъ выслушать. Если вы имѣете что нибудь намъ показать, мы готовы видѣть. Если же вы ничего не имѣете ни сказать, ни показать, то...
   -- О! конечно, я имѣю; только...
   -- Только вы желаете, какъ можно болѣе увеличить цѣнность его и мы можемъ тогда узнать всю истину. Не такъ ли?
   -- Я желаю видѣть, по какой дорогѣ мнѣ надо итти, это понятно.
   -- Именно такъ. Ну, а теперь, мистеръ Дократъ, я долженъ вамъ пояснить, что мы не ведемъ нашихъ дѣлъ такими путями.
   -- Въ такомъ случаѣ я снова повидаюсь съ мистеромъ Мэзономъ.
   -- А вотъ это вы можете сдѣлать. Онъ пріѣдетъ въ городъ на будущей недѣлѣ и, какъ я полагаю, также пожелаетъ васъ видѣть. Что касается до вашихъ издержекъ, если вы докажете вамъ, что имѣете сдѣлать сообщеніе, достойное вниманія нашего кліэнта, то мы отплатимъ все вздержанное вами изъ собственнаго кармана и дадимъ вамъ справедливую награду за потерянное вами время; -- не такъ какъ адвокату, помните,-- мы не можемъ смотрѣть на васъ какъ на адвоката.
   -- А все же я хоть и немножко да такой же адвокатъ, какъ и вы.
   -- Безъ всякаго сомнѣнія: только вы адвокатъ не мистера Мэзона, и до тѣхъ поръ, пока ему угодно удостоивать насъ своею довѣренностью, до тѣхъ поръ вы не можете считаться его адвокатомъ.
   -- Ну, это какъ ему угодно.
   -- Нѣтъ, это не такъ, мистеръ Дократъ; правда, это отъ него зависитъ пригласить васъ или насъ, но не отъ его воля зависитъ употребить для одного и того же дѣла и насъ, и васъ. Онъ можетъ дать вамъ свою довѣренность, онъ можетъ и взять ее обратно.
   -- Извините меня, мистеръ Роундъ, если я скажу вамъ, что это такой вопросъ, который я не стану разбирать съ вами.
   Про этихъ словахъ мистеръ Дократъ вскочилъ со стула я надѣлъ шляпу на голову.
   -- Прощайте, сэръ, сказалъ мистеръ Роундъ, не двигаясь съ мѣста,-- я передамъ мистеру Мэзону, что вы отказываетесь сдѣлать намъ какое-либо сообщеніе. Вѣроятно, онъ пожелаетъ знать вашъ адресъ -- если только ему понадобятся.
   Мистеръ Дократъ задумался. Неужели онъ пожертвуетъ для минутнаго гнѣва существенною выгодою. Но лучше ли будетъ уладиться, если это возможно, съ этимъ дерзкимъ молокососомъ, лондонскимъ адвокатомъ?
   -- Сэръ, сказалъ онъ,-- я совершенно готовъ разсказать вамъ сейчасъ же все, что знаю объ этомъ предметѣ, если только вы будете имѣть терпѣніе выслушать меня.
   -- Терпѣніе! Помилуйте, мистеръ Дократъ, да вѣдь я олицетворенное терпѣніе. Присядьте-ко опять, мистеръ Дократъ, и поразмыслите о томъ хорошенько.
   Мистеръ Дократъ опять присѣлъ и поразмыслилъ о томъ хорошенько. Кончилось тѣмъ, что онъ разсказалъ мистеру Роунду все, что и прежде разсказалъ мистеру Мэзону. Кончивъ свой разсказъ, онъ пристально посмотрѣлъ въ лицо мистеру Роунду, но тамъ ничего нельзя было прочесть.
   -- Совершенно вѣрно, сказалъ мистеръ Роундъ, четырнадцатое іюля именно число, выставленное на обоихъ. У меня это записано. Такъ это былъ окончательный фактъ для заключенія товарищества? Я и это тоже отмѣтилъ. Джонъ Кеннеди и Бриджетъ Вольтеръ. Я помню эти имена: они были свидѣтелями при обоихъ актахъ? Понимаю, а при процессѣ не было никакого свѣдѣнія объ этомъ второмъ документѣ. Я вижу цѣль -- именно она такова и должна быть. Джонъ Кеннеди и Бриджетъ Вольтеръ;-- оба, вѣроятно, живы еще? Вы дадите намъ ихъ адресы, на правда-ли? Нѣтъ; вы снова уклоняетесь? Очень хорошо, за этимъ дѣло не станетъ. Кажется, для меня теперь все новятно, мистеръ Дократъ; и когда вы къ намъ опять пожалуете, то услышите отъ насъ кой-что новое. Самюэль Дократъ -- такъ, кажется? Благодарю. Прощайте. Если мистеръ Мэзонъ пожелаетъ видѣться съ вами, то онъ напишетъ, непремѣнно напишетъ. До свиданія, мистеръ Дократъ.
   И такимъ образомъ мистеръ Дократъ возвратился домой не совсѣмъ довольный тѣмъ, что удалось ему сдѣлать въ этотъ день.
   

ГЛАВА XVII.
Фонъ-Бауръ.

   Вѣроятно, читатель припомнитъ, что мистеръ Кребвицъ былъ посланъ изъ Линкольнсъ-Инна въ Бедфорд-Роу, чтобъ узнать адресъ стараго мастера Роунда.
   -- Мистеръ Роундъ въ Бёрмингэмѣ, сказалъ онъ по возращеніи,-- всѣ принадлежащіе къ сословію адвокатовъ тоже въ Бёрмингэмѣ, исключая....
   -- Дураки они всѣ, сказалъ мистеръ Фёрниваль.
   -- Я было и самъ думалъ оторавиться туда же сегодна вечеромъ, сказалъ мистеръ Крэбвицъ.-- Такъ какъ вы уѣзжаете изъ города, то я полагаю, что я вамъ не понадоблюсь.
   -- И вы также?!
   -- Почему же и нѣтъ, мистеръ Фёрниваль? Когда все сословіе тамъ соберется, почему же я не могу тамъ быть, какъ всякій другой? Я надѣюсь, вы не станете оспаривать моего права принимать участіе въ важныхъ вопросахъ, о которыхъ будутъ разсуждать тамъ.
   -- Ни мало, мистеръ Крэбвицъ, я не оспариваю вашего права быть даже министромъ юстиціи, если вы это можете привести въ исполненіе. Но вамъ нельзя съ одно и тоже время быть министромъ юстиціи и моимъ клеркомъ, такъ же какъ нельзя вамъ быть въ моей канцеляріи, если вы находитесь въ Бёрмингэмѣ. Мнѣ кажется, я долженъ буду васъ попросить остаться здѣсь; я не могу опредѣлить срокъ, когда именно возвращусь въ городъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сэръ, я боюсь, что...
   Мистеръ Крэбвицъ началъ было свою рѣчь, да заикнулся. Онъ хотѣлъ было сказать мистеру Фёрнивалю, чтобъ въ такомъ случаѣ онъ пріискивалъ себѣ другаго клерка, когда вспомнилъ о своемъ жалованьи и остановился. Ему пріятно было бы оставить мистера Фёрниваля, но гдѣ же найдти другое такое же мѣсто? Онъ зналъ, что былъ неоцѣнимъ, однако только для одного мистера Фёрниваля. Мистеръ Фёрниваль былъ бы сумасшедшій, еслибъ рѣшился съ мной разстаться, такъ думалъ мистеръ Крэбвицъ; но не было-ли еще безумнѣе съ его стороны, т. е. со стороны мистера Крэбвица, оставлять такое мѣсто?
   -- Ну, такъ что же? спросилъ мистеръ Фёрниваль.
   -- О, конечно, вы если этого желаете, мистеръ Фёрниваль, то и останусь. Я долженъ, однако, сознаться, что это тяжело.
   -- Послушайте, мистеръ Крэбвицъ, если вы считаете мою службу слишкомъ тяжкою для себя, вамъ бы лучше оставить ее. Если же вы осмѣлитесь повторить эти слова еще разъ, то вы должны будете ее оставить. Помните это.
   Перевѣсъ былъ на сторонѣ мистера Фёрниваля: мистеръ Крэбвицъ это понялъ и поплелся въ свою комнату.
   И такъ, мистеръ Роундъ былъ въ Бёрмингэмѣ; его тамъ только можно видѣть. Это было довольно далеко, и мистеръ Фёрниваль съ безжалостною злобою послалъ мистера Крэбвица за кабріолетомъ и тотчасъ же отправился на Эстонкверскую станцію желѣзной дороги. Онъ одержалъ верхъ надъ мистеромъ Крэбвицемъ и чувствовалъ нѣкоторое удовлетвореніе, что достигъ этого; но въ состоянія ли онъ былъ справиться съ мистриссъ Фёрниваль? Въ двухъ, трехъ случаяхъ, въ послѣднее время, она выказала свой гнѣвъ на счотъ настоящаго положенія домашнихъ дѣлъ, и однажды зашла такъ далеко, что намекнула мужу о своей ревности въ отношеніи его поступковъ къ другимъ предметамъ обожанія. Никогда еще, до того времени, она не рѣшалась дѣлать этого при другихъ; никогда не позволяла себѣ выказать кому нибудь изъ избранныхъ богинь; что она въ особенности составляетъ предметъ ея ревности. Теперь же, недовольно того, что она измѣнила себѣ самой въ этомъ отношеніи, она вмѣстѣ съ тѣмъ выставила и его на посрамленіе, заставивъ его почувствовать себя смѣшнымъ; необходимо было принять какія нибудь мѣры; но еслибъ только онъ зналъ, на что именно рѣшиться! Все это вертѣлось у великаго адвоката на умѣ, пока онъ ѣхалъ въ кабріолетѣ.
   На станціи онъ встрѣтилъ трехъ, четырехъ другихъ адвокатовъ, которые также ѣхали въ Бёрмингэмъ. Послѣднія двѣ недѣли по этой дорогѣ было большое движеніе; ученые джентльмены ѣздили взадъ и впередъ, обсуждали важные вопросы, съ шумомъ катясь по желѣзнымъ рельсамъ, и покачивали своя умныя головы при новыхъ мысляхъ, которымъ намѣревались дать ходъ. Мистеръ Фёрниваль и многіе другіе, и по правдѣ сказать, большая часть изъ тѣхъ, которые въ свѣтѣ дошли до той степени знаменитости, что ихъ званіе доставляло уже имъ средства къ жизни -- были того мнѣнія, что всѣ эти хвалебные возгласы, расточаемые на всѣхъ языкахъ Вавилонскаго столпотворенія, кончатся тѣмъ, чѣмъ начались -- словами: "Vox et praeterea nihil". Въ глазахъ практическаго англичанина почти всѣ эти международные конгрессы не могутъ имѣть другаго исхода. Нельзя людей словами заставить отказаться отъ убѣжденій всей жизни. Не существуетъ такого оратора, который бы убѣдилъ торговца бакалейными товарами продавать кофе безъ цикорія; нѣтъ такого возвышеннаго краснорѣчія, которое бы заставило англичанина-адвоката понять, что быть вѣрнымъ истинѣ важнѣе, чѣмъ быть вѣрнымъ своему кліэнту. По этому всѣ наши краснобаи, хотя сами въ настоящемъ случаѣ отправлялись въ Бёрмингэмъ, побуждаемые важностью случая, достоинствомъ прибывшихъ иностранцевъ, живымъ интересомъ въ обсуждаемомъ предметѣ и вліяніемъ такихъ людей какъ лордъ Вонерджесъ, ѣхали однако туда безъ малѣйшаго сомнѣнія въ душѣ на счотъ правильности своего собственнаго образа дѣйствій и съ твердою рѣшимостью противиться всякому измѣненію.
   Дѣйствительно, съ трудомъ вѣрится, чтобъ дѣйствія и рѣчи такого конгресса могли измѣнить направленіе ума кого бы то ни было.
   -- Что вы тутъ всѣ дѣлаете цѣлый день, Джонсонъ? спросилъ мистеръ Фёрниваль своего хорошаго пріятеля, котораго онъ случайно встрѣтилъ въ клубѣ, импровизированномъ въ Бёрмингэмѣ.
   -- Фон-Бауръ сегодня намъ читалъ свои записки. Чтеніе продолжалось три часа.
   -- Три часа! О Боже! Фон-Бауръ, кажется, изъ Берлина?
   -- Да; онъ, и докторъ Слотекеръ. Слотекеръ будетъ читать свою лекцію послѣ завтра.
   -- Къ тому времени, я думаю, мнѣ лучше отправиться въ Лондонъ. Что же сказалъ вамъ Фон-Бауръ въ теченіе этихъ трехъ часовъ?
   -- Читалъ онъ, конечно, на нѣмецкомъ діалектѣ, и едва-ли кто-нибудь понялъ его, развѣ Вонерджесъ. Но я предполагаю что это все таже старая пѣсня, съ цѣлью доказать, что одинъ и тотъ же человѣкъ можетъ быть и судья, и адвокатъ и присяжные.
   -- Безъ сомнѣнія, еслибы люди были машинами, и еслибы эти машины были совершенными во всѣхъ ихъ составныхъ частяхъ.
   -- А еслибы у этихъ машинъ не было сердца?
   -- Машины не имѣютъ сердецъ, сказалъ Фёрниваль, особенно машины въ Германіи. А что сказалъ Вонерджесъ? Не занялъ же его отвѣть еще трехъ часовъ, надѣюсь?
   -- Около двадцати минутъ, не болѣе; но это были потерянныя слова для Фон-Баура, который столько же понимаетъ англійскій языкъ, какъ я нѣмецкій. Вонерджесъ говорилъ, что дѣятельность прусскихъ судовъ всегда была для него предметомъ любопытнаго изученія, и что, говоря вообще, справедливость ихъ приговоровъ не можетъ быть оспариваема.
   -- И не должна быть, имѣя въ виду, что одинъ процессъ по поводу убійства займетъ судъ на цѣлыя три недѣли. Ему бы слѣдовало спросить Фон-Баура, сколько дѣлъ обыкновенно просматривается въ одно засѣданіе? Я, кажется, ничего не потерялъ моимъ отсутствіемъ. Кстати, не знаете-ли вы, здѣсь-ли Роундъ?
   -- Кто, старый Роундъ? я видѣлъ его въ залѣ сегодня; онъ такъ зѣвалъ, что того и смотри разорветъ себѣ ротъ.
   Послѣ этого разговора, мистеръ Фёрниваль отправился отыскивать атторнея по разнымъ кофейнямъ, посѣщаемымъ учеными иностранцами.
   -- Фёрниваль, сказалъ, подходя къ нему, другой адвокатъ, человѣкъ пожилой, невысокаго роста, съ проницательнымъ взоромъ и густыми бровями, вида неопрятнаго и вообще бѣдно одѣтаго, вы не видали судьи Стевлея?
   Это былъ мистеръ Чэффенбрэсъ, важный человѣкъ въ Old Bailey, человѣкъ, вполнѣ способный поддержать свое достоинство, не взирая на мизерность своего наружнаго вида. На подобномъ митингѣ судейское сословіе въ Англіи не могло имѣть, говоря вообще, лучшаго представителя, какъ мистеръ Чэффенбрэсъ.
   -- Нѣтъ, развѣ онъ здѣсь?
   -- Онъ долженъ быть здѣсь. Онъ одинъ знаетъ итальянскій языкъ на столько, чтобъ понять, что завтра будетъ говорить этотъ толстякъ изъ Флоренціи; другаго никого не отыщешь.
   -- Какъ, завтра у насъ будетъ говорить итальянецъ?
   -- Да, а потомъ Стевлей. Настоящая комедія; только подобно всѣмъ представленіямъ, она втрое длиннѣе, чѣмъ слѣдуетъ. Желалъ бы я знать, принимаетъ-ли ее кто-нибудь за вещь серьезную?
   -- Феликсъ Грегамъ принимаетъ.
   -- Тотъ вѣритъ всему, исключая библіи. Онъ изъ числа тѣхъ молодыхъ людей, которыхъ взоры устремлены на грядущія тысячелѣтія, а самихъ себя они считаютъ не только префектами, но и проповѣдниками, которые способны предъявить истины будущаго. Что до меня касается, то я слишкомъ старъ для новой проповѣди, съ такимъ учителемъ, какъ Феликсъ Грэгамъ.
   -- Говорятъ, будто Бонерджесъ о немъ высокаго мнѣнія.
   -- Этого не можетъ быть: Бонерджесъ никогда не имѣлъ высокаго понятія ни о комъ другомъ, какъ только о самомъ себѣ. Однако, мнѣ пора въ постель; я нахожу день здѣсь вдесятеро утомительнѣе, чѣмъ въ Old Bailey въ іюлѣ мѣсяцѣ.
   Вообще весь митингъ быль довольно скученъ, какъ вообще бываетъ съ митингами. Не слѣдуетъ предполагать, чтобъ каждый законовѣдъ могъ вставать, когда ему вздумается, и подъ вдохновеніемъ минуты высказывать свои мысли; или что каждому члену конгресса дозволено говорить, если ему удалось встрѣтиться взглядомъ съ тѣмъ, кто держалъ рѣчь. Будь оно такъ, всѣхъ бы ободряла надежда, рано или поздно, добраться до лакомаго кусочка. Но такимъ образомъ митингъ никогда бы не кончился. Вотъ, почему имена приглашаемыхъ держать рѣчь назначаются заранѣе, и, конечно, избираются изъ всѣхъ провинцій люди, пріобрѣтшіе наибольшую извѣстность, каждый по своей спеціальности. Но эти наиболѣе извѣстные люди употребляютъ во зло выгоды своего положенія и бываютъ безжалостны въ продолжительной жестокости своихъ рѣчей,-- такъ жестоко длинны бываютъ ихъ рѣчи! Фон-Бауръ, безъ сомнѣнія, былъ великій законовѣдъ въ Берлинѣ, но ему не слѣдовало бы такъ расчитывать за преобразованіе судопроизводства въ Англіи и во всемъ образованномъ мірѣ вообще, отъ того только, что онъ прочтетъ свою книгу съ каѳедры въ залѣ Бёрмингэма. Присутствующіе, представители цивилизованнаго міра, почувствовали одно отвращеніе, и впередъ можно было угадать, что бѣдный докторъ Слотекеръ будетъ имѣть весьма немного слушателей, когда дойдетъ наконецъ и до него очередь.
   Наконецъ мистеру Фёрнивалю удалось отыскать мистера Роунда; онъ засталъ его занятымъ подкрѣпленіемъ своихъ истощенныхъ силъ стаканомъ грога и сигарою.
   -- Вы ищете меня, да? Къ вашимъ услугамъ; вотъ, и здѣсь; то есть: то, что осталось отъ моей особы. Вы были на митингѣ сегодня?
   -- Нѣтъ, я былъ въ Лондонѣ.
   -- А! вотъ, почему у васъ такой бодрый видъ. Зачѣмъ и я не оставался въ Лондонѣ? Занимаетесь-ли и вы иногда чѣмъ-нибудь въ этомъ родѣ? При этомъ мистеръ Роундъ коснулся ложкою наружной части своего стакана съ грогомъ.
   Мистеръ Фёрниваль отвѣчалъ на это, что никогда ничѣмъ въ этомъ родѣ не занимается. Дѣйствительно, портвейнъ былъ его родомъ, и по настоящему, трудно рѣшить, который изъ двухъ родовъ занятій былъ опаснѣйшій? Однако, мистеръ Фёрниваль хоть не хотѣлъ пить грогу, ни курилъ сигары, сѣлъ пряно противъ мистера Роунда и скоро приступилъ къ предмету, который лежалъ у него на душѣ.
   -- Да, отвѣчалъ на то атторней, совершенно справедливо, что и получилъ письмо отъ мистера Мэзона на счотъ извѣстнаго дѣла. Эта дама не ошибается, предполагая, что тутъ кто-то сильно дѣйствуетъ.
   -- А вашъ кліэнтъ желаетъ возобновить процессъ?
   -- Безъ сомнѣнія. Не могу я вамъ сказать, чтобы этотъ человѣкъ когда-либо очень нравился мнѣ, но не могу скрыть и того, что по его взгляду на дѣло онъ дѣйствуетъ правильно, такъ мнѣ кажется по крайней мѣрѣ. Онъ находитъ, что съ нимъ поступили дурно; а кто его знаетъ: самъ отецъ, быть можетъ, съ нимъ поступилъ несправедливо.
   -- Однако, это не можетъ ему служить поводомъ, чтобъ преслѣдовать несчастную вдову своего отца, двадцать лѣтъ послѣ его смерти!
   -- Конечно, но онъ предполагаетъ, что нашолъ новое явное доказательство. Ро правдѣ сказать, самъ-то я не очень всматривался теперь въ эти дѣла. Я только прочелъ письмо и передалъ все дѣло моему сыну. Но сколько я припомню, мистеръ Мэзонъ пишетъ, что къ нему пріѣзжалъ какой-то атторней изъ Гэмворта.
   -- Именно такъ; какая-то подлая личность, которую вамъ совѣстно было бы видѣть въ своей конторѣ! Онъ вообразилъ себѣ, что молодой Мэзонъ его оскорбилъ, и, не взирая на безчисленныя благодѣянія леди Мэзонъ, вотъ способъ, имъ набранный отмстить ея сыну!
   -- Такого рода обстоятельство совсѣмъ не касается до нашего дѣла, какъ вамъ извѣстно. Это не по нашей части.
   -- Конечно, нѣтъ, я очень хорошо это знаю. Но знаю и то, что мистеръ Мэзонъ ничѣмъ не можетъ опровергнуть правъ мистриссъ Мэзонъ, или лучше сказать, правъ ея сына на эту собственность. Но мистеръ Мэзонъ, если его станутъ поощрять къ удовлетворенно своей злобы...
   -- Поощрять, кого?
   -- Да вашего кліэнта, мистера Мэзона изъ Гроби; тогда нѣтъ сомнѣнія, что онъ будетъ мучить эту несчастную женщину, и доведетъ ее до могилы.
   -- Это было бы очень жаль; кажется, она до сихъ поръ замѣчательная красавица.
   И атторней засмѣялся какимъ-то жирнымъ, глухимъ смѣхомъ; послѣднее время вкусъ мистера Фёрниваля къ чужимъ богинямъ становился извѣстнымъ между его собратами по сословію.
   -- Мы съ ней старые друзья, сказалъ мистеръ Фёрниваль съ достоинствомъ, очень старые друзья; если я теперь покину ее, то къ кому же она должна обратиться.
   -- О! да, конечно; я убѣжденъ въ томъ, что вы очень добрый человѣкъ; и мистеръ Роундъ измѣнилъ выраженіе лица и голоса, чтобъ согласоваться съ тономъ собесѣдника; все, что отъ меня зависитъ, я готовъ съ радостью исполнить. Я неохотно посовѣтывалъ бы моему кліэнту возобновлять это дѣло, но повторяю теперь, всѣ дѣла этого рода я передаю моему сыну. Я прочолъ письмо мистера Мэзона и тотчасъ отдалъ его Мэтью.
   -- Я вамъ скажу, чѣмъ вы меня можете обязать, мистеръ Роундъ.
   -- Говорите, увѣряю васъ, что я буду очень счастливъ, быть вамъ полезнымъ.
   -- Потрудитесь пересмотрѣть дѣло сами и переговорите съ мистеромъ Мэзономъ, прежде чѣмъ допустите какое-нибудь распоряженіе. Не отъ того, чтобъ я сомнѣвался въ благоразуміи вашего сына, мы всѣ его знаемъ за рѣдкаго дѣловаго человѣка
   -- Мэтью -- большой дѣлецъ, сказалъ обрадованный отецъ.
   -- Но дѣло въ томъ, что молодые люди расположены иногда быть слишкомъ большими дѣльцами. Не знаю, помните-ли вы процессъ объ Орлійской Фермѣ?
   -- Такъ хорошо, какъ будто это было вчера, сказалъ атторней.
   -- Тогда вы должны помнить и то, какъ вы твердо были убѣждены, что вашему кліэнту не предвидѣлось никакой возможности устоять.
   -- Да, вѣдь это я настоялъ на томъ, чтобъ онъ не переводилъ дѣло къ канцлеру. Крукъ тогда завѣдывалъ всѣми этими дѣлами и хотѣлъ продолжать, а я не позволилъ, я не хотѣлъ, чтобъ деньги моего кліэнта брошены были на такое сумасбродное преслѣдованіе. Во-первыхъ, все помѣстье того не стоило; во-вторыхъ, нечѣмъ было оспаривать завѣщанія. Если мнѣ не измѣняетъ память, то все вертѣлось около одного пункта: былъ-ли одинъ старикъ, подписавшійся свидѣтелемъ, въ такомъ состояніи здоровья, что могъ самъ подписать свое имя, или нѣтъ?
   -- Именно въ этомъ заключался вопросъ.
   -- И кажется было доказано, что онъ самъ подписалъ росписку въ тотъ же самый день,-- или на слѣдующій, или за день передъ тѣмъ. Что-то въ этомъ родѣ.
   -- Такъ точно. Вотъ всѣ факты. Что же касается до исхода новаго процесса, то я полагаю: ни одинъ человѣкъ, съ здравымъ разсудкомъ, не можетъ сомнѣваться въ этомъ отношеніи. Вы сами знаете, не менѣе другаго, какую силу пріобрѣтаютъ права двадцатилѣтней давности.
   -- Это составитъ большей перевѣсъ на ея сторонѣ.
   -- У него нѣтъ ни одной вѣроятности на успѣхъ; положительно ни одной. И послѣ этого представьте же себѣ, мистеръ Роундъ, что онъ сдѣлаетъ эту бѣдную женщину до того несчастною, что смерть ей покажется облегченіемъ. Допустимъ теперь фактъ, что неожиданно открылось обстоятельство, имѣющее видъ неопровержимаго доказательства: что нибудь подобное должно быть найдено, безъ него этотъ негодяй не сталъ бы дѣйствовать, онъ не рѣшился бы рисковать издержками на поѣздку въ Йоркширъ, не открывъ какой нибудь новой сказки.
   -- У него что нибудь есть на умѣ; въ этомъ вы можете быть увѣрены.
   -- Не допустите же вы его увлечь вашего сына, или посовѣтуйте вашему кліэнту не навлекать на себя страшныхъ издержекъ, сопряженныхъ съ новымъ процессомъ, прежде чѣмъ вы узнаете навѣрное въ чемъ дѣло... Говорю вамъ откровенно: я боюсь тяжбы для этой бѣдной женщины. Подумайте, мистеръ Роундъ, еслибъ тоже случилось съ. кѣмъ нибудь изъ вашихъ родственницъ.
   -- Я не предполагаю, чтобы мистриссъ Роундъ много стала заботиться; то есть, если бы она была увѣрена въ своей правотѣ.
   -- Она женщина души твердой, а бѣдная мистриссъ Мэзонъ...
   -- И она не лишена была твердости во время процесса, если я не ошибаюсь. Никогда не забуду, какъ она была спокойна, когда старый Кеннетъ старался опровергать ея показанія. Помните ли вы, какъ онъ былъ озадаченъ.
   -- Онъ былъ отличный адвокатъ, этотъ Кеннетъ. Мало теперь; ему подобныхъ.
   -- Да, ничѣмъ не заставили бы вы его слушать здѣсь, битыхъ три часа, чтеніе на нѣмецкомъ языкѣ, мистеръ Фёрниваль. Не знаю почему, а мнѣ кажется, мы тогда больше работали, чѣмъ нынѣшняя молодежь.
   И тутъ поклонники прошлаго стали воспоминать о своей молодости и рѣшили, что въ давно-минувшія достославныя времена подобный митингъ не имѣлъ бы ни малѣйшей вѣроятности на успѣхъ. Люди были тогда заняты дѣломъ, не имѣли привычки разыгрывать роли шутовъ то въ одной, то въ другой провинціи, а налегали на весла, да загребали себѣ состояніе.
   -- Мнѣ все это кажется ребяческою игрою, мистеръ Фёрниваль, и говорить правду, то я почти стыжусь моего присутствія здѣсь, сказалъ мистеръ Роундъ.
   -- Такъ вы сами разсмотрите то дѣло, о которомъ я васъ прошу, мистеръ Роундъ?
   -- Да, непремѣнно.
   -- Я принимаю это за большое личное одолженіе; конечно, вы способствуете вашему кліэнту, сообразно съ новыми фактами, которые вамъ будутъ представлены; но я убѣжденъ, что не можетъ быть такого, который можно съ-успѣхомъ противопоставить правамъ молодого Мэзона, и потому надѣюсь, что вы успѣете убѣдить стараго мистера Мэзона изъ Гроби-Парка.
   Мистеръ Фёрниваль простился съ нимъ и ушолъ, все обдумывая правдоподобность того, чтобъ притязанія противника имѣли твердое основаніе. Мистеръ Роундъ былъ добродушный старикъ; еслибъ только удалось выманить это дѣло изъ рукъ его сына, тогда легко можно было бы такъ устроить, что и дѣйствительныя права ни къ чему не послужатъ.
   -- Я долженъ сознаться, что мнѣ нѣсколько наскучило все это, говорилъ Феликсъ Грэгамъ въ тотъ же вечеръ своему юному другу, молодому Стевлею, стоя у дверей своей спальни, на верхней ступенькѣ узкой лѣстницы, въ надворной части строенія большаго отеля въ Бёрмингэмѣ.
   -- Нѣсколько! а я думаю, даже и порядкомъ наскучило.
   -- А все-таки я остаюсь при убѣжденіи, что это принесетъ хорошіе плоды. Я начинаю думать, что переносить подобныя вещи есть необходимое зло на пути ко всякаго рода улучшеніямъ.
   -- А что, Грэгамъ, всѣ преобразователи должны выносить тяжелое бремя Фон-Бауровъ?
   -- Да, всѣ тѣ, которые приносятъ пользу. Слова Фон-Баура были, безъ сомнѣнія, очень сухи.
   -- Ты не желаешь, однако, этимъ сказать, что могъ понять ихъ?
   -- Не всѣ. Сначала, съ полчаса, до моего тупаго уразумѣнія долетало словечко, другое, то тамъ, то сямъ, а потомъ...
   -- Ты заснулъ?
   -- Эти звуки сдѣлались слишкомъ невыносимыми для моихъ ушей; но какъ бы они ни были сухи, скучны и грубы, все же они не пропадутъ даромъ. Фон-Бауръ вложилъ въ нихъ мысль, и эта мысль сама возникнетъ въ новой оболочкѣ.
   -- Сохрани Господь, чтобъ это случилось въ моемъ присутствіи. Всѣ несправедливости, въ которыхъ сословіе нашихъ законовѣдовъ можетъ оказаться виновнымъ, никогда не будутъ такъ невыносимы роду человѣческому, какъ Фон-Бауръ.
   -- Ну, прощай, дружище; твой родитель завтра возвѣститъ намъ свои мысли и, можетъ быть, онъ будетъ тѣмъ же для германцевъ, чѣмъ твой Фон-Бауръ былъ для насъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я скажу только одно, что мой родитель жестоко поступилъ съ нѣмцами.
   Тутъ они оба отправились спать. Между тѣмъ, Фон-Бауръ сидѣлъ одиноко, припоминая проведенные часы, и его мысли и взгляды вовсе во были похожи на тѣ, которые занимали теперь англичанъ-законовѣдовъ, разсуждавшихъ объ его проступкахъ. Для него этотъ день былъ одно продолжительное торжество; его голосъ звучалъ такъ сладко въ его собственныхъ ушахъ, когда онъ періодъ за періодомъ изливалъ, въ обильной и плавной рѣчи, познанія и опытъ, пріобрѣтенные трудами всей жизни. Государственные люди въ Англіи такъ заняты, что не могутъ удѣлять времени на приготовленіе рѣчей для подобныхъ митинговъ, но Фон-Бауръ трудился надъ своею брошюрою цѣлые мѣсяцы. Нѣтъ, принимая все въ соображеніе, онъ трудился надъ нею много лѣтъ. И вдругъ милосердая судьба представила ему случай излить свои мысли передъ ораторами всѣхъ образованныхъ націй, собравшихся со всѣхъ странъ свѣта.
   Онъ сидѣлъ одинъ въ своей спальнѣ, опустивъ руки; во рту у него трубка, которая падаетъ на грудь; глаза подняты въ верхъ къ потолку и свѣтятся почти вдохновеніемъ. Всѣ присутствовавшіе на конгрессѣ смотрѣли на него, какъ на олицетвореніе скуки. Но его умъ и душу наполняли мысли, которыя, казалось, его уносили въ Эдемъ правосудія и милости. А въ концѣ этихъ елисейскихъ полей, вовсе не дикой красоты, но содержащимся въ чистотѣ и порядкѣ, какъ слѣдуетъ быть бургартену въ Мюнхенѣ -- стоялъ между зелени и цвѣтовъ пьедесталъ, возвышающійся выше всѣхъ другихъ пьедесталовъ этихъ желанныхъ полей, и на немъ былъ бюстъ съ надписью: Фон-Бауру, преобразователю законовъ всѣхъ народовъ.
   Высокая мысль! и хотя въ ней много было и человѣческаго высокомѣрія, однако не менѣе и любви къ человѣчеству. Еслибы его усиліями, усиліями, которыя въ этотъ благословенный день доставали ему такой огромный успѣхъ,-- возстало бы царство правосудія -- какая была бы то слава, какое счастье! И сидя въ бирмингемской гостинницѣ, не замѣчая, какъ дымъ взвивался кольцами изъ его ноздрей, онъ чувствовалъ глубокую любовь ко всѣмъ людямъ, германцамъ. англичанамъ, даже къ французамъ, въ особенности же съ тѣмъ, которые предприняли трудное путешествіе въ этотъ городокъ Англіи, за тѣмъ только, чтобъ выслушать умозаключенія его мудрости. Онъ справедливо говорилъ самому себѣ, что обнимаетъ своею любовью весь міръ, и охотно бы приложилъ всѣ свои силы, чтобъ достигнуть улучшенія законовъ и совершенства въ судопроизводствѣ. Когда же онъ легъ въ постель, состояніе его души было дѣйствительно достойно зависти. По правдѣ сказать, я и самъ почти готовъ согласиться съ Феликсомъ Грэгамомъ, что подобныя усилія и мысли рѣдко пропадаютъ даромъ. Пускай же пьедесталъ Фон-Баура, какъ онъ ни малъ и ни скроменъ, будетъ увѣнчанъ цвѣтами!
   

XVIII.
Англійскій Фон-Бауръ.

   На другой день, предъ завтракомъ, Феликсъ Грэгамъ и Августъ Стевлей предприняли прогулку по окрестностямъ Бёрмингэма для приготовленія себя къ тяжкимъ трудамъ наступающаго дня. Даже и въ Бёрмингэмѣ можно, при извѣстной настойчивости, найти мѣсто для прогулокъ по окрестностямъ, и даже по прекраснымъ окрестностямъ,-- стоитъ только поискать. Митинги на конгрессахъ начинаются не ранѣе одиннадцати часовъ, такъ что люди дѣятельные всегда найдутъ довольно времени для утренней прогулки.
   Августъ Стевлей былъ единственный сынъ судья, того самаго судья, который въ этотъ день долженъ быль защищать англійскіе законы отъ нападокъ жирнаго адвоката изъ Флоренціи. О самомъ судьѣ Стевлеѣ нельзя теперь многаго сказать, кромѣ того, что онъ жилъ въ Ноннисби, близъ Альстома, въ девяти миляхъ разстоянія отъ Клива, и что къ нему-то въ домъ Софья Фёрнивалъ была приглашена на Рождественскіе праздники. Сынъ его былъ красивый и очень образованный молодой человѣкъ. Ему предназначено было слѣдовать по стопамъ своего родителя и сдѣлаться современемъ свѣтиломъ Нижней палаты; но до сихъ поръ онъ еще не сдѣлалъ никакихъ положительныхъ успѣховъ. Свѣтъ представлялъ для него слишкомъ много удовольствій и оставлялъ ему слишкомъ немного свободныхъ часовъ для труда. Отецъ его былъ однимъ изъ лучшихъ людей въ мірѣ, уважаемый въ судахъ, любимый всѣми; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ не имѣлъ достаточно родительской строгости, чтобы запречь своего сына въ общественную упряжь. Самъ онъ началъ свою карьеру съ малыми средствами или даже ничего не имѣя, и оттого трудился и достигъ всего: сынъ его обладалъ уже всѣмъ почти, чего онъ только могъ желать; трудиться ему было не для чего и успѣхъ казался сомнительнымъ. Комнаты его были роскошно убраны; въ Пикадильи у него были свои лошади, домъ отца его въ Нонинсби всегда былъ для него открытъ и лондонское общество раскрывало предъ нимъ всѣ свои прелести. Какъ же можно было ожидать, чтобы, при такой обстановкѣ, онъ сталъ трудиться? Не смотря на то, онъ любилъ однако говорить о трудѣ, и въ головѣ его бродила мысль о томъ, какимъ бы способомъ начать трудиться? Онъ и трудился нѣсколько въ ограниченной сферѣ, впрочемъ, и могъ бойко говорить о томъ немногомъ, что онъ зналъ. Мысль о праздной жизни для него была нестерпима; но между друзьями его нашлись и такіе, которые думали, что именно такая-то жизнь и будетъ его окончательнымъ достояніемъ. Большой бѣды въ томъ нѣтъ, говорили они, потому что судья умѣлъ ему наготовить деньжонокъ.
   Но другъ его, Феликсъ Грэгамъ, плылъ по морю житейскому совсѣмъ въ другой лодкѣ; и на счотъ его тоже многіе предсказывали, что онъ едвали способенъ идти противъ сильнаго теченія,-- не потому, чтобъ онъ былъ лѣнивъ, а оттого, что онъ не хотѣлъ грести своими веслами по методѣ, всѣми принятой для того, чтобы лодка подвигалась впередъ. И онъ тоже учился въ Оксфордѣ, но мало чѣмъ занимался, кромѣ публичныхъ преній въ своемъ кругу, и пріобрѣлъ извѣстность нѣкоторыми оригинальными мыслями о религіозныхъ предметахъ, которые, однакожь, не имѣли популярности въ университетѣ. Вслѣдствіе этихъ то мыслей, какъ думали, онъ вышелъ изъ университета безъ ученой степени, и теперь вступилъ въ адвокатское сословіе. Съ непреклоннымъ желаніемъ открыть міру ту новую силу, вооружонную наступательнымъ и оборонительнымъ орудіями, какою природа его одарила. Но и здѣсь, какъ въ Оксфордѣ, онъ не хотѣлъ работать на тѣхъ же условіяхъ, какъ и всѣ люди, или покоряться рутинѣ, такъ что и на этомъ поприщѣ, по всей вѣроятности, казалось, не добыть ему преміи. У него были на этотъ счотъ своя собственныя понятія. Люди, думалъ онъ, должны заниматься своимъ дѣломъ безъ особеннаго условнаго порядка на каждый случай, но руководиться общими, всемірными законами, напримѣръ, данными въ заповѣдяхъ: "не лжесвидѣтельствуй", "не укради" и т. д. Не безъ величія были его понятія, и даже можетъ быть въ нихъ заключалось много правды и добра, но онѣ пока не доставили еще ему матеріальныхъ успѣховъ по его профессіи. Нѣкоторое имя, конечно, онъ пріобрѣлъ; но это имя не очень отрадно звучало въ ушахъ адвокатовъ практическихъ.
   Между тѣмъ Феликсу Грэгаму очень было бы кстати пріобрѣтать матеріальныя средства, потому что ему не удалось получить готовыхъ отъ отца. У него не было ни отца, ни матери, ни дядюшекъ, ни тетушекъ,-- никого къ его услугамъ. Онъ началъ свою карьеру съ маленькимъ капиталомъ, который съ каждымъ днемъ становился меньше и меньше, такъ что наконецъ ему остался безконечно малый дивидендъ. Но не таковъ былъ онъ человѣкъ, чтобъ унывать по этому поводу. Прокормиться какъ-нибудь было не трудно для него, и въ настоящее время онъ содержалъ себя на счотъ газетъ. Онъ писалъ стихи въ періодическіе журналы и политическія статьи для газетъ, продающихся но одному пенни,-- и все это съ замѣчательнымъ успѣхомъ и съ довольно значительными результатами относительно денегъ. Лучше ужь это дѣлать, часто хвасталъ онъ, чѣмъ оставлять свои великія идеи или выступать на арену безъ оружія, приличнаго честному человѣку.
   Августъ Стевлей,-- за своего друга онъ могъ быть очень благоразумнымъ,-- объявилъ, что женитьба можетъ угомонить Феликса. Еслибъ онъ женился, то смиренно склонилъ бы свою выю подъ ярмо жизни и тянулъ бы себѣ упряжку, какъ добрая лошадь. Но Феликсъ, повидимому, совсѣмъ не намѣревался жениться. У него и тутъ были своя собственныя понятія: два, три человѣка, коротко его знавшіе, увѣряли, что онъ питалъ безумную любовь къ какой-то неизвѣстной дѣвицѣ, которая однакожь, по своему родству, воспитанію и будущности, не подходила къ его взглядамъ на внѣшній міръ. Нѣкоторые же говорили, что онъ воспитывалъ какую-то молодую дѣвушку, чтобы впослѣдствіи жениться на ней, дѣвушку, такъ сказать, вылитую въ извѣстную форму, чтобъ она могла выполнитъ такую трудную задачу: быть женою и матерью. Но Августъ, зная эти толки, былъ увѣренъ, что всѣ эти препятствія легко могутъ устраниться.
   Встрѣтится онъ въ обществѣ съ дѣвушкою, у которой будетъ полна шляпа денегъ, смазливое личико и острый язычокъ, и отдастъ тогда свою вылитую по формѣ невѣсту за сосѣда-булочника, да дастъ еще за нею двѣсти фунтовъ стерлинговъ въ приданое -- и всѣ будутъ счастливы.
   Про Феликса Грэгама нельзя уже было сказать, что онъ красавецъ. Онъ былъ высокъ ростомъ, худощавъ, рябоватъ, сутуловатъ и часто не зналъ, куда ему дѣвать руки и ноги. За то онъ былъ исполненъ энтузіазма, былъ неукротимъ, пока доставало у него отваги, во всякаго рода состязаніяхъ, а когда онъ толковалъ о предметахъ близкхъ его сердцу, то распространялъ такой лучезарный свѣтъ вокругъ себя, что навѣрное могъ бы пріобрѣсть любовь смазливой дѣвушки съ острымъ язычкомъ и шляпою, биткомъ набитою деньгами. Стевлей, искренно любившій его, избралъ уже для него такой призъ, который былъ никто другой, какъ наша пріятельница Софья Фёрниваль. Тутъ все было; и острый язычокъ, и смазливое личико и шляпа, набитая деньгами; одна бѣда: Софья Фёрниваль тоже, можетъ быть, захочетъ, за всѣ эти хорошія вещи, чего нибудь получше безобразія, только изрѣдка разливающаго лучезарный свѣтъ энтузіазма.
   Двое друзей оставили мрачный, закоптѣлый Бёрмингэмъ и присѣли у калитки, ведущей въ цвѣтущія поля. До сихъ поръ они шли во взаимномъ согласіи, но далѣе идти Стевлей отказался. Онъ усѣлся съ сигарою во рту; Грэгамъ-то тоже курилъ, но довольствовался коротенькою трубкою.
   -- Прогулка до завтрака очень пріятна, сказалъ Стевлей,-- но вѣдь я иду не на богомолье. До настоящей минуты мы сдѣлали уже четыре мили отъ гостинницы.
   -- А для твоей энергіи этого слишкомъ достаточно. Но подумай только: вѣдъ надо же куда нибудь дѣвать эти два часа, которые остаются намъ до завтрака.
   -- Удивляюсь: отчего утреннее занятіе всегда считается самымъ лучшимъ? Развѣ только потому, что оно непріятно?
   -- Это доказываетъ, что человѣкъ можетъ дѣлать усиліе надъ собою
   -- Каждый повѣса считаетъ своею обязанностью непремѣнно дѣлать тоже, что его сосѣдъ; и вотъ почему горитъ у него лампа до полуночи, а встаетъ онъ въ четыре часа утра. Какъ будто хорошая и полезная работа между завтракомъ и обѣдомъ ничего не значитъ?
   -- А ты это испыталъ когда нибудь на себѣ?
   -- Да; теперь испытываю въ Бёрмингэмѣ.
   -- Ужь только не ты.
   -- Вотъ ты всегда таковъ, Грэгамъ. Ты не вѣришь, чтобы кто нибудь другой, кромѣ тебя самого, могъ заниматься чѣмъ нибудь дѣльнымъ. Я намѣренъ сегодня заняться изученіемъ теоріи итальянскаго законодательства.
   -- Не сомнѣваюсь, что ты можешь это сдѣлать съ полнымъ успѣхомъ. Не думаю, чтобъ это законодательство было очень хорошо, но во всякомъ случаѣ навѣрное ужь лучше нашего... Пустимся лучше въ дорогу, да вернемся въ городъ; я кончилъ свою трубку.
   -- Набей другую, и будешь добрымъ товарищемъ. Не могу же я идти, не кончивъ своей сигары; я ненавижу: идти и курить... Ты хочешь меня увѣрить, что вся система нашего законодательства плоха, гнила, неправильна?
   -- Я хочу сказать, что думаю такъ.
   -- А между тѣмъ мы считаемся величайшимъ народомъ въ свѣтѣ и во что бы ни стало самымъ честнымъ.
   -- И я думаю, что это такъ и есть; только законы и исполненіе ихъ ничего не имѣютъ общаго съ честностью народа. Хорошіе законы не дѣлаютъ народъ честнымъ, а дурные безчестнымъ.
   -- Но народъ безчестный въ одномъ сословіи, вѣроятно будетъ безчестенъ и въ другихъ. Теперь ты, пожалуй, дойдешь до того, что станешь увѣрять, будто всѣ юристы въ Англіи плуты.
   -- Я никогда этого не говорилъ. Я думаю, напротивъ, что твой отецъ честнѣйшій человѣкъ въ мірѣ.
   -- Благодарю, сэръ, сказалъ Стевлей. снимая шляпу.
   -- Льщу себя надеждою, что и я тоже честный человѣкъ.
   -- Да, только у тебя отъ этого денегъ не прибавляется.
   -- Вотъ что я думаю объ этомъ: по нашей любви къ старинѣ, преданіямъ и древнимъ обычаямъ, мы придерживаемся системы, которая заключаетъ въ себѣ много варварства феодальныхъ временъ, а съ тѣмъ вмѣстѣ -- и много ложныхъ сторонъ ихъ. Мы судимъ нашихъ преступниковъ точно такъ же какъ это бывало встарину: судомъ божіимъ. Если удастся ему преодолѣть раскаленныя вилы, то мы позволяемъ ему ускользнуть отъ казни, хотя знаемъ навѣрное что онъ виновенъ. Мы даемъ ему пользоваться каждою лазейкою и научаемъ его лгать для его защиты, если природа его не научила этому еще прежде.
   -- Ты хочешь сказать нѣчто относительно суда присяжныхъ?
   -- Нѣтъ, не то; это почти ничего не значитъ. Мы самымъ глупымъ образомъ допрашиваемъ обвиняемаго, сознается онъ или нѣтъ въ своей винѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ, сами, какъ будто, стараемся внушить ему, чтобъ онъ отпирался; но и это все еще не такъ важно. Вина рѣдко сознается, пока есть надежда увернуться отъ наказанія. Но мы научаемъ его лгать или скорѣе, мы лжомъ за него во все время его процесса. Мы думаемъ, что это великодушно: давать ему способы увернуться отъ наказанія, и въ тоже время преслѣдуемъ его какъ лисицу, повинуясь нѣкоторымъ законамъ, придуманнымъ для его защиты.
   -- А развѣ не слѣдуетъ ему предоставлять всей возможности оправдаться?
   -- Нѣтъ, конечно, какъ преступнику не должно; вообще не должно допускать закона, помогающаго скрывать его преступленіе. Пока не удостовѣрились въ его невинности, пока не объявили гласно, что онъ не виноватъ, рука каждаго человѣка должна быть противъ него.
   -- Но если онъ невиненъ?
   -- Вотъ для того-то и судите его со всевозможною тщательностью. Я знаю, что ты очень хорошо понимаешь, чего я хочу, хоть прикидываешься будто не понимаешь. Для защиты невинности пускай употребляютъ всѣ свои силы и все свое умѣнье лучшіе и проницательнѣйшіе люди: но пускай эти люди не употребляютъ своего умѣнья на то, чтобы скрыть его вину.
   -- И ты хочешь оставлять несчастную жертву въ тюрьмѣ безъ всякой защиты?
   -- Ни мало. Пускай несчастная жертва, какъ ты называешь,-- хотя въ девяносто девяти случаяхъ на сто эта жертва есть крыса, которая грызла въ нашихъ амбарахъ, пускай она имѣетъ своего защитника,-- но защитника ея возможной невинности, а не укрывателя ея вѣроятной вины. Вотъ въ чемъ дѣло. Пускай каждый юристъ вступаетъ въ судъ съ твердымъ намѣреніемъ добросовѣстно дѣйствовать для открытія того, что ему кажется истиною. Юристъ, который на такъ дѣйствуетъ, который поступаетъ обратно, совершаетъ, по моему мнѣнію, дѣло, недостойное джентльмена о невозможное для честнаго человѣка.
   -- Какъ жаль, что тебѣ не предстоитъ возможности вступить на конгрессѣ въ состязаніе съ Фон-Бауромъ.
   -- Я увѣренъ, что Фон-Бауръ говорилъ множество истинъ въ такомъ же родѣ, и то, что Фон-Бауръ говоритъ теперь, не совсѣмъ будетъ потеряно, хотя не достигло еще нашего высокаго разумѣнія.
   -- А можетъ быть онъ удостоитъ насъ переводомъ?
   -- Въ настоящее время и это было бы безполезно, потому что мы, англичане, не въ состояніи допустить мысли, чтобы какой нибудь иностранецъ былъ бы умнѣе насъ. Еслибъ кто нибудь доказалъ намъ фактами наши дурачества, то мы тотчасъ провозгласили бы самыя эти дурачества явными доказательствами вашей мудрости. Мы такъ самолюбивы и до того довольны нашими обычаями, что разставляемъ руки отъ удивленія, что находятся такіе дураки, которые дерзаютъ указывать намъ на наши недостатки. Даже такіе обычаи, въ которыхъ мы далеко отступаемъ отъ истины и нравственности, признанныхъ во всѣ вѣка у образованныхъ народовъ,-- даже и такіе обычаи кажутся намъ Палладіумомъ нашего законодательства. Нашъ порядокъ судопроизводства, будь теперь намъ вновь предложенъ, показался бы намъ прямо исходящимъ отъ дьявола; но освященный временемъ, онъ потерялъ для насъ весь ужасъ своей лживости и сдѣлался святыней по своей древности. Мы не можемъ допустить мысли, что другія націи смотрятъ на такія дѣйствія, какъ мы смотримъ на приношенія въ жертву людей Браминами; но дѣло въ томъ, что иы сами тащимъ колесницу Югернавта по всѣмъ городамъ, гдѣ происходятъ судейскія засѣданія, и позволяемъ тянуть ее безъ всякой жалости по улицамъ столицы, во всякое время года и во всякую погоду... А теперь пойдемъ завтракать, я не хочу больше ждать.
   Услышавъ такія мысли Феликса Грэгама, едва ли можно удивляться, что такіе люди, какъ мистеръ Фёрниваль или мистеръ Роундъ считали сомнительнымъ его успѣхъ на судебномъ поприщѣ.
   -- Что за гадость эти бараньи котлеты, сказалъ Стевлей, сидя за столомъ въ императорской гостинницѣ.
   -- Неужто такая гадость? спросилъ Грэгамъ,-- а по моему, онѣ ни дать ни взять что и всѣ остальныя.
   -- Да ихъ ѣсть нельзя. И посмотри что за кофе! Эй, человѣнъ, возьми это прочь и прикажи намъ сдѣлать свѣжаго.
   -- Слушаю, сэръ, отвѣчалъ слуга, намѣреваясь ускользнуть отъ дальнѣйшихъ приказаній.
   -- Да еще послушай....
   -- Слушаю, сэръ, сказалъ съ ногъ сбитый слуга, пріостанавливаясь.
   -- Спроси у буфета отъ моего имени: умѣютъ ли они варить кофе? Кофе не долженъ состоять изъ неизмѣримо большаго количества тепленькой водицы, вылитой на безконечно-малую частицу цикорія. Такая операція, издавна чтимая въ гостинницахъ, не произведетъ напитка, называемаго кофе. Не сдѣлаешь ли ты мнѣ одолженіе: не объяснишь ли этого отъ моего имени у прилавка?
   -- Слушаю, сэръ, отвѣчалъ слуга.-- Тогда позволено было ему исчезнуть.
   -- Какъ это ты можешь такъ хлопотать, не имѣя надежды добиться лучшаго результата? спросилъ Феликсъ Грэгамъ.
   -- Безсильные всегда такъ говорятъ. Настойчивость, при такихъ порядкахъ, всегда даетъ благопріятные результаты. Все это оттого происходитъ, что мы терпѣливо сносимъ всѣ гадости; такъ вотъ хозяева гостинницъ и продолжаютъ подминать насъ ими. Вчера трое или четверо французовъ обѣдали съ моимъ отцомъ къ гостинницѣ королевская голова, и я сидѣлъ въ концѣ стола. Клянусь тебѣ, что я буквально краснѣлъ за мое отечество; истинно такъ. Въ то время, конечно, было безполезно что нибудь говорить противъ того, что происходило; но очевидно было, что никто изъ нихъ ничего ѣсть не могъ.. Во Франціи въ каждомъ трактирѣ можно имѣть хорошій обѣдъ; но мы такъ самолюбивы, что считаемъ за стыдъ поучаться у другихъ.
   Теперь Августъ Стевлей такъ же громилъ свое отечество и такъ же воспѣвалъ хвалебные гимны чужимъ странами какъ до завтрака это дѣлалъ Феликсъ Грэгамъ.
   Конгрессъ шолъ своимъ порядкомъ въ Бёрмингэмѣ. Жирный итальянецъ изъ Тосканы прочелъ свои записки; но судья въ своей странѣ и реформаторъ въ Англіи, онъ имѣлъ отъ природы много комизма и потому это утро было не такъ скучно, какъ день, посвященный Фон-Бауру. Послѣ него судья Стевлей произнесъ чрезвычайно изящный и по словамъ многихъ очень краснорѣчивый спичъ, и такимъ образомъ прошолъ этотъ нетерпѣливо ожидаемый день. Много еще дней прошло въ такомъ же родѣ: прочтено множество адресовъ и сдѣлано много на нихъ отвѣтовъ, и газеты того времени были наполнены разными разсужденіями о законахъ... Защитительная рѣчь въ пользу нашей системы, которая считалась наиболѣе замѣчательною по своему упорству, если не по справедливости, принадлежала мистеру Фёрнивалю, который, по этому случаю, воспламенился божественнымъ гнѣвомъ.
   Такимъ образамъ окончился знаменитый Бёрмингэмскій конгрессъ, и всѣ чужеземцы возвратились въ своя страны.
   

XIX.
Семейство Стевлеевъ.

   Слѣдующіе два мѣсяца прошли безъ особенныхъ приключеній, заслуживающихъ нашего вниманія, кромѣ того, что мистеръ Мэзонъ изъ Гроби-Парка имѣлъ свиданіе съ мистеромъ Дократомъ въ кабинетѣ мастера Роунда, въ Бедфорд-Роу. Мистеръ Дократъ сильно возставалъ противъ того, чтобъ это свиданіе происходило въ присутствіи лондонскаго адвоката, но возстаніе его было безполезно. Не таковъ былъ человѣкъ мистеръ Роундъ, чтобъ позволить постороннему вести переговоры съ его кліэнтомъ, и мистеръ Дократъ вынужденъ былъ спустить свой флагъ предъ нимъ. Результатомъ этого было то, что документъ или документы, открытые въ Гэмвортѣ, были принесены въ Бедфорд-Роу и Дократъ уступилъ наконецъ мысли, что такъ какъ онъ не можетъ выжить Мэтью Роунда, то приходится дать согласіе, на службу подъ его знаменами капитаномъ или даже сержантомъ, а то и капраломъ, если высшее мѣсто не дается ему.
   -- Конечно, тутъ есть кой-что, мистеръ Мэзонъ, сказалъ мистеръ Роундъ младшій, но я не могу сказать даже и теперь, что мы въ состояніи доказать это дѣло фактами.
   -- Оно будетъ доказано, сказалъ Дократъ.
   -- Признаюсь, и мнѣ оно кажется совершенно ясно, сказали мистеръ Мэзонъ, которому за это время были объяснены всѣ обстоятельства этого вопроса: понятно, что она выбрала этотъ день по числу его, потому что оба лица были приглашены подписаться того же числа свидѣтелями и на другомъ документѣ.
   -- Таково, конечно, и наше убѣжденіе. Я говорю только, что намъ предстоятъ затрудненія доказать это фактами
   -- Коварная обманщица, низкая мошенница, воскликнулъ мистеръ Мэзонъ.
   -- Да, она очень остроумна, если это такъ сдѣлано, какъ мы предполагаемъ, сказалъ Роундъ смѣясь.
   И къ великому неудовольствію мистера Мэзона и Дократа нѣкоторое время ничего не предпринималось по этому дѣлу. Старый мистеръ Роундъ исполнилъ свое обѣщаніе, данное мистеру Фёрнивалю, или по крайней мѣрѣ старался сдержать его. Самъ онъ не коснулся пальцемъ до этого дѣла, а сына просилъ быть осторожнѣе и поосмотрительнѣе.
   -- Это не такого рода дѣло, которое требовало бы нашего особеннаго вниманія, Мэтью, говорилъ старикъ; -- а что касается до этого молодца въ Йоркширѣ, то, по правдѣ сказать, я никогда не любилъ его.
   На это мистеръ Мэтью отвѣчалъ, что и онъ также никогда не любилъ мистера Мэзона, но такъ какъ это дѣло открываетъ нѣкоторые замѣчательные пункты, то необходимо просмотрѣть его; и по этому случаю дѣло было отложено до окончанія рождественскихъ праздниковъ.
   Перенесемъ теперь сцену въ Нонинсби, помѣстье судья близъ Альстона, куда собралось большое общество на всѣ святки. Судья, конечно, присутствовалъ здѣсь, только безъ парика; надо полагать, и суды проводятъ иногда пріятные часы въ своей жизни. Само собою разумѣется, тутъ также была и леди Стевлей: ея присутствіе неизбѣжно, потому что у нее не было другаго дома кромѣ Нонинсби. Много лѣтъ прошло съ того счастливаго дня, когда пріобрѣтенъ былъ Нонинсби; съ тѣхъ поръ она разсталась съ Лондономъ, и бѣдный судья, когда судебныя обязанности призывали его въ Лондонъ, вынужденъ былъ жить тамъ холостякомъ въ гостинницѣ.
   Леди Стевлей была предобрая, съ любящимъ сердцемъ женщина, которая очень много заботилась о своихъ цвѣтахъ и плодахъ, въ полной увѣренности, что ни у кого нѣтъ такихъ превосходныхъ, какъ у нея; очень много также хлопотала она о своемъ маслѣ и яйцахъ, которыя въ другихъ домахъ, по ея мнѣнію, ѣсть нельзя было; точно также она много думала о своихъ дѣтяхъ, которые всѣ были словно лебеди,-- а вотъ дѣти ея сосѣдей, часто замѣчала она со вздохомъ самодовольствія,-- ни дать ни взять гуси. Но болѣе всего она думала о своемъ мужѣ, который въ ея глазахъ быль идеаломъ всѣхъ мужскихъ доблестей. Она забила себѣ въ голову, что званіе младшаго судьи въ графствѣ есть самое высокое званіе въ Англіи, какое можетъ сдѣлаться удѣломъ смертнаго. Чтобы сдѣлаться лордомъ-канцлеромъ или лордомъ-судьею или лордомъ-юстиціи, человѣкъ долженъ возиться съ парламентомъ, политикою и грязью; но члены суда избираются единственно за свою мудрость, безукоризненное поведеніе, знаніе и скромность. Изъ всѣхъ этихъ выборовъ, утвержденныхъ при покойномъ королѣ, выборъ ея мужа болѣе всѣхъ сдѣлалъ чести Англіи и во всѣхъ отношеніяхъ наиболѣе былъ благодѣтеленъ для англичанъ. Таковы были ея вѣрованія относительно домашнихъ дѣлъ.
   Молодое поколѣніе Стевлеевъ въ настоящее время состояло изъ двухъ особъ, именно: сына Августа и дочери Мэдлинъ. Старшая дочь была замужемъ, и потому нельзя ее считать за члена семейства, хоть она всегда проводила Рождество въ Нонинсби. Объ Августѣ мы довольно сказали. Что же касается до Мэдлинъ Стевлей, то я полагаю, что она будетъ для многихъ читателей самою интересною личностью этого романа, и потому надо намъ остановиться и сказать нѣсколько словь о ней, а такъ какъ вообще женская наружность и видимые знаки ея граціи и красоты наиболѣе заставляютъ задумываться и чаще всего говорить, то я и начну съ ея наружныхъ качествъ.
   Мэдлинъ Стевлей было въ это время около девятнадцати лѣтъ. Что она теперь идеалъ красоты, этого сказать я никакъ не могу, даже съ помощью музъ; но что она будетъ современемъ такимъ совершенствомъ, такъ это богини могутъ безъ труда предсказать. Въ настоящее время она нѣсколько худощава и немножко черезъ чуръ высока для своихъ формъ. Нѣтъ сомнѣнія, что она выше обыкновеннаго роста женщинъ, за что братъ частенько подсмѣивался надъ нею; тѣмъ не менѣе, всѣ ея движенія мягки, граціозны и взглядъ, какъ у серны, именно тотъ взглядъ, какой и слѣдуетъ быть у всякой молодой дѣвушки. Сердцемъ и умомъ она все еще оставалась ребенкомъ и готова была бы и теперь рѣзвиться какъ дитя, еслибъ женскій инстинктъ не научалъ ее принимать осанку приличной важности. Изъ всѣхъ чудесныхъ свойствъ женскаго пола самое величайшее является въ томъ, что ихъ молодые умы и сердца могутъ усвоивать себѣ степенность и важность, которыя годятся для особъ втрое старше ихъ, и главное, съ успѣхомъ поддерживаютъ такое положеніе передъ посторонними. И это дѣлается не какъ урокъ, хорошо затверженный, но какъ появленіе врожденнаго имъ инстинкта. Припомните сами веселую рѣзвость вашихъ сестеръ въ домашнемъ быту и внезапную перемѣну въ ихъ обращеніи, лишь только присутствуютъ тутъ постороннія лица, и убѣдитесь, что эта перемѣна происходитъ не отчего другаго, какъ только отъ особаго посторонняго чувства, врожденнаго женской натурѣ.
   Но я нѣсколько отдалился отъ описанія наружныхъ прелестей Мэдлинъ Стевлей, почти жаль было, когда она становилась серьозна, потому что ея улыбка составляла ея главную прелесть. Когда она улыбалась, то улыбалась всѣмъ своимъ существомъ. Въ такія минуты въ ея сѣрыхъ глазахъ выражался какой-то особенный свѣтъ довольства, такъ что всякій невольно чувствовалъ сильное желаніе получить ея довѣренность; она смѣялась нѣжными щечками, на которыхъ появлялись тогда удивительно милыя ямочки, и нѣжный румянецъ ихъ дѣлался ярче; она смѣялась лбомъ, словно отражавшимъ свѣтъ ея глазъ и проявлявшимъ тогда всю свою красоту; лучше же всего она смѣялась своимъ ртомъ, выказывая, по чуть-чуть, красоту его жемчужинъ. Мнѣ никогда не случалось видѣть другаго женскаго лица, на которомъ ротъ представлялъ бы такую чистую красоту, красоту, полную выраженія и чувства, какъ у Мэдлинъ. Много вдаль я губъ и роскошнѣе и съ лучшимъ изгибомъ и болѣе соблазнительныхъ для животнаго и грубаго чувства мужчинъ; но никогда ни одинъ изъ этихъ ртовъ не говорилъ такъ много въ своемъ безмолвномъ, краснорѣчиво-женскомъ, счастливомъ сердцѣ о женской счастливой красотѣ. Но если она была прелестна въ своей веселости, то еще прелестнѣе, если только это можно, она была въ своемъ горѣ. Эти губы тогда полураскрывались, изъ нихъ выходило прерывистое дыханіе, и въ этомъ страдальческомъ состояніи вліяніе ея красоты было неотразимо.
   Лицо ея было овально и нѣсколько худощаво, какъ уже это было сказано; такъ говорили только тѣ, которые не знали ее хорошо, а кто разъ узналъ ее, тотъ ужь этого не говорилъ никогда. По цвѣту ея лица нельзя было ее назвать блондинкой, но ошибочно было бы назвать ее и брюнеткой. Ея лицо и лобъ никогда не были смуглы, но все же она не могла похвастаться нѣжнымъ румянцемъ и прозрачною бѣлизною, которыя такъ идутъ въ блондинкамъ. Но розовая и бѣлая краски не выражаютъ еще тѣхъ важныхъ оттѣнковъ, которые наилучшимъ образомъ выражаютъ свѣтъ и жизнь и говорятъ, что умъ думаетъ и что сердце чувствуетъ. Я не могу назвать красокъ для описанія нѣжныхъ переливовъ тѣней на лицѣ Мэдлинъ Стевлей, но смѣло завѣряю, что ни одинъ мужчина на свѣтѣ не нашелъ бы ихъ пошлыми или невыразимыми.
   И, что же еще остается сказать? Носъ у Мэдлинъ греческій, но можетъ быть немножко широкъ въ ноздряхъ, для того чтобъ считаться совершенствомъ рѣзца. Волосы у нея шелковистые и русые -- того темнорусаго цвѣта, который при свѣчахъ кажется чернымъ. Но она не принадлежала къ числу тѣхъ дѣвушекъ, красота которыхъ зависитъ больше всего отъ прелести ея волосъ: эта прелесть не обладаетъ могуществомъ краснорѣчія. Всякая красота высшаго рода должна говорить, и красота Мэдлинъ вѣчно говорила. Ну, кажется теперь уже все сказано, что я считалъ необходимымъ для описанія ея наружности, прежде чѣмъ представлю ея душевныя качества.
   При началѣ описанія я сказалъ, что начну съ наружности; теперь же мнѣ кажется, что, говоря о ея наружности, я уже достаточно указалъ, какое существо она облекаетъ. О ея настоящихъ мысляхъ и дѣлахъ нѣтъ необходимости теперь высказывать, а о томъ, какъ она въ состояніи думать или что могла бы дѣлать, надѣюсь, можно догадываться потому, что уже написано.
   Такъ вотъ она вся семья Стевлеевъ. Ихъ гости были уже представлены вамъ, по крайней мѣрѣ тѣ изъ нихъ, которыхъ и считаю нужнымъ теперь назвать. Миссъ Фёрниваль была здѣсь и ея отецъ также. Онъ не намѣренъ быль долго оставаться въ Нонинсби, по крайней мѣрѣ онъ такъ разсказывалъ въ своей гостиной,-- не смотря на то, онъ пробылъ однако здѣсь съ недѣлю и, очень вѣроятно, пробудетъ и всѣ святки. Феликсъ Грэгамъ тоже былъ изъ числа званыхъ. Другъ его, Августъ, какъ выше сказано, пригласилъ его съ особенною цѣлью, а именно: Феликсъ долженъ былъ влюбиться въ Софью Фёрниваль и, съ помощью ея воображаемой шляпы, набитой деньгами, избѣгнуть золъ, которыя въ противномъ случаѣ будутъ, вѣроятно, слѣдствіемъ его въ высшей степени непрактичнаго склада ума. Судья не питалъ отвращенія къ Феликсу Грэгаму, но такъ какъ онъ, самъ былъ въ высшей степени практическій человѣкъ во всѣхъ своихъ взглядахъ, то не разъ случалось подмѣтить, что онъ съ своею кроткою, ласковою манерою немножко посмѣивался надъ молодымъ адвокатомъ. Сэръ Перегринъ Ормъ тоже былъ здѣсь, хотя ему очень рѣдко случалось выѣзжать изъ дома; а съ нимъ, разумѣется, была и мистриссъ Ормъ и внукъ. Молодой Перри намѣренъ былъ, повидимому, продолжить свое пребываніе въ Нонинсби. Онъ даже взялъ съ собою лошадь для охоты; его грумъ только, и зналъ, что катался изъ Котва въ Нонинсби и обратно. Сэръ Перегринъ намѣревался, однако, вернуться передъ Рождествомъ, и съ нимъ, конечно и мистриссъ Ормъ. Онъ пріѣхалъ сюда на четыре дня, что для него казалось уже очень долгимъ отсутствіемъ изъ дому, и въ концѣ четвертаго дня онъ хотѣлъ непремѣнно вернуться.
   Всѣ сидѣли въ столовой вокругъ круглаго стола, въ одно безнадежно-дурное утро, и слушали лекцію судьи о вродѣ ѣсть мясо среди дня, когда пришелъ слуга и доложилъ молодому Орму, что мистеръ Мэзонъ въ чайной комнатѣ и желаетъ видѣть его.
   -- Кто это желаетъ тебя видѣть? спросилъ баронетъ съ изумленіемъ?
   Онъ услышалъ имя и подумалъ, что внука его вызываетъ мистеръ Мэзонъ, владѣлецъ Гроби-Парка.
   -- Люцій Мэзонъ, сказалъ Перри вставая; -- мнѣ самому удивительно: что надо отъ меня въ такое время?
   -- О! такъ это Люцій Мэзонъ, сказалъ дѣдъ.
   Съ тѣхъ поръ, какъ баронетъ узналъ о привязанности Мэзона къ земледѣлію онъ уже лично не очень былъ расположенъ къ молодому человѣку, но ради его матери прощалъ ему.
   -- Пожалуйста, попросите его позавтракать съ нами, сказала леди Стевлей.
   Съ тѣхъ поръ, какъ Ормы пріѣхали въ Нонинсби, тутъ много говорили о леди Мэзонъ; а семейство Стевлеевъ готово было выказать ей свою симпатію и даже, при случаѣ, протянуть ей руку пріязни.
   -- Вѣдь онъ, кажется, большой агрономъ? спросилъ Августъ. Приведи его, пожалуйста, Перри: въ такую ужасную погоду, можно богъ знаетъ чему научиться до обѣда.
   -- Онъ мнѣ не чужой, и вы не должны смѣяться надъ нимъ, сказала миссъ Фёрниваль, сидѣвшая рядомъ съ Августомъ.
   Но Люцій Мэзонъ не пришолъ. Молодой Ормъ оставался съ нимъ около четверіи часа и возвратясь въ столовую, объявилъ съ важностью, что онъ поѣдетъ въ Гэмвортъ и возвратится не ранѣе какъ къ обѣду.
   -- Ужь не съ Мэзономъ ли ты поѣдешь? спросилъ дѣдъ.
   -- Сэръ; онъ просилъ меня ѣхать съ нимъ по одному дѣлу, и я никакъ не могу отказать ему.
   -- Но вы не будете драться на дуэли! воскликнула леди Стевлей, всплеснувъ руками отъ ужаса, когда эта мысль блеснула у нея въ головѣ.
   -- Дуэль! повторила мистриссъ Ормъ. О, Перегринъ....
   -- Ничего подобнаго не можетъ быть, сказалъ судья,-- да и Перегринъ Ормъ на это неспособенъ....
   -- Да о томъ и помину не было, сказалъ молодой Перегринъ, смѣясь.
   -- Обѣщайся мнѣ, Перегринъ, сказала мать: -- скажи, что ты обѣщаешь мнѣ.
   -- Милая мама, я объ этомъ такъ же мало думаю, какъ и ты; болѣе ничего не могу сказать.
   -- Но вы непремѣнно возвратитесь къ обѣду? спросила леди Стевлей.
   -- О, да, непремѣнно.
   -- И скажете мастеру Мезону, проговорилъ судья, что если на возвратномъ пути онъ заѣдетъ къ намъ, то мы всѣ будемъ очень рады его видѣть.
   Дѣло, для котораго Перегринъ Ормъ ѣздилъ въ Гэмвэртъ, будетъ объяснено въ слѣдующей главѣ. По по поводу его отъѣзда, послѣ обѣда произошелъ споръ между джентльменами о томъ положеніи, въ которое снова поставлена леди Мэзонъ. Не было уже возможности долго хранить это втайнѣ, потому что мистеръ Дократъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы эти слухи дошли до всякаго человѣка въ Гэмвортѣ. Онъ всѣмъ и каждому открыто объявлялъ, что нашлись новые документы, которые доказываютъ, что вдова сэра Джозефа Мэзона сама поддѣлала завѣщаніе, и многимъ даже говорилъ, чтя мистеръ Мэзонъ изъ Гроби-Парка рѣшился преслѣдовать ее за эту поддѣлку судебнымъ порядкомъ. Это зашло уже такъ далеко, что мистеръ Люцій сталъ также открыто всѣмъ и каждому объявлять, что онъ будетъ преслѣдовать мистера Дократа за клевету; на что Дократъ приказалъ ему сказать, что онъ ничего лучшаго не желаетъ.
   -- Прескандалезная исторія, сказалъ сэръ Перегринь, разговаривая объ этомъ предметѣ съ большомъ энтузіазмомъ и съ немалымъ хладнокровіемъ въ то же время: -- вопросъ идетъ о дѣлѣ, рѣшенномъ двадцать лѣтъ тему назадъ, къ удовольствію всѣхъ и каждаго, кто хоть нѣсколько интересовался этою тяжбою; а теперь снова подымаютъ этотъ вопросъ оттого, что двое мужчинъ желаютъ излить свою месть на бѣдную вдову. Это мы мужчины, а какіе-то звѣри.
   -- Но зачѣмъ же она сама не подаетъ жалобу на этого атторнея? спросилъ молодой Стевлей.
   -- Подобныя жалобы не легко доказываются, сказалъ его отецъ; -- Почти навѣрное можно сказать, его этотъ Дократъ взводилъ всевозможныя клеветы на леди Мэзонъ, ей же очень трудно привести доказательства противъ клеветы. Я слышалъ даже, будто онъ самъ желаете, чтобы на него была подана жалоба.
   -- И подумайте только, какое положеніе этой бѣдной леди Мэзонъ замѣтилъ мистеръ Фёрниваль; -- представьте себѣ ея отчаяніе, когда ее потребуютъ въ судъ, чтобъ оправдыветься отъ такихъ гнусныхь обвиненій!
   -- Я думаю, это убьетъ ее, замѣтилъ сэръ Перегринъ.
   -- Для ея оправданія и ободренія будутъ употреблены лучшія средства, сказалъ судья; и по всему, что я могъ слышать, она вовсѣ этого заслуживаетъ.
   -- Она всегда заслуживала, и будетъ заслуживать такое покровительство, сказалъ сэръ Перегринъ;-- во всякомъ случаѣ, гемвортскія жители должны видѣть, что невѣстка моя считаетъ ее достойною себя подругою. Считаю за особенное удовольствіе сказать, что леди Мэзонъ будетъ въ Кливѣ по нашемъ возвращеніи и проведетъ у насъ всѣ праздники.
   -- А вѣдь это, въ самомъ дѣлѣ, престранное дѣло, сказалъ Феликсъ Грэгамъ, который все время молча обдумывалъ о положеніи леди Мэзонъ.
   -- Конечно, очень странное, подхватилъ судья; оно показываетъ, какъ всѣ люди должны быть осторожны, аккуратны во всемъ, что касается ихъ духовнаго завѣщанія. И завѣщаніе и припись, какъ оказывается изъ слѣдствія, подписаны рукою вдовы, которая писала этотъ документъ не только за своего мужа, но и за атторнея. Этотъ фактъ во мнѣ не возбуждаетъ никакого подозрѣнія; но я не сомнѣваюсь, что именно онъ-то и возбудилъ подозрѣніе въ душѣ истца. Атторнею, завѣдывавшему дѣлами сэра Джозефа, слѣдовало бы это лучше знать.
   -- Это одно изъ тѣхъ дѣлъ, продолжалъ Грэгамъ, гдѣ страждущій находить защиту въ сознаніи своей невинности. Ни одинъ юристъ не захочетъ поднять противъ этой женщины палицу правосудія.
   -- Я боюсь, что она не избѣгнетъ преслѣдованія нѣкоторыхъ мошенниковъ, существующихъ и въ нашемъ сословіи, сказалъ судья.
   Тутъ разговоръ отклонился отъ леди Мэзонъ, и принялъ направленіе по пути великихъ преобразованій судопроизводства, которыя была предметомъ преній въ прошлую осень.
   Дѣло объ Орлійской Фермѣ, хотя подъ другими формами, было также предметомъ разговоровъ въ гостиной.
   -- Я немного видѣла ее, сказала Софья Фёрниваль, искусно овладѣвшая самою выпуклою частью разговора; -- но, что я видѣла въ ней,-- мнѣ очень нравится. Она была въ Кливѣ, когда я гостила у васъ; помните-ли, мистриссъ Ормъ?
   Мистриссъ Ормъ сказала, что она это помнитъ.
   -- И мы потомъ еще ѣздили на Орлійскую Ферму. Бѣдная! мнѣ кажется, всѣмъ бы порядочнымъ людямъ слѣдовало показать ей вниманіе при этихъ несчастныхъ обстоятельствахъ.
   -- Я знаю, мой папа перевернетъ небо и землю, если это будетъ нужно для нее.
   -- Я не могу перевернуть ни небо, ни землю, сказала леди Стевлей; но думаю, что мое посѣщеніе доставитъ ей нѣкоторое удовольствіе....
   -- Непремѣнно, леди Стевлей, сказала мистриссъ Ормъ,-- это доставитъ ей большое удовольствіе. Не могу вамъ сказать, какъ горячо я ее люблю и какъ глубоко уважаетъ ее сэръ Перегринъ.
   -- Мэдлинъ, на будущей недѣлѣ мы поѣдемъ къ ней.
   -- Поѣдемъ, мама. Всѣмъ извѣстно, что она премилая.
   -- Это будетъ очень, благородно съ вашей стороны, леди Стевлей, сказала Софья Фёрниваль.
   -- На будущей недѣлѣ она будетъ гостить у насъ, сказала мистриссъ Ормъ: -- это избавитъ васъ отъ труда сдѣлать лишнихъ три мили, а вы знаете, какъ мы будемъ рады видѣть васъ у себя.
   Леди Стевлей на это объявила, что сдѣлаетъ и то и другое. Она поѣдетъ въ Кливъ и заѣдетъ на Орлійскую Ферму по возвращеніи леди Мэзонъ домой. Она хорошо-понимала, хотя и не хотѣла этого сказать, что лучшее слѣдствіе отъ ея любезности именно и состоитъ въ томъ, что весь Гэмвортъ узнаетъ, что ея карета стояла у подъѣзда дома леди Мэзонъ.
   -- Я слышала, что ея сынъ очень учоный человѣкъ, не правда-ли? спросила Мэдлинъ, обращаясь къ миссъ Фёрниваль.
   Софья пожала плечами и наклонила головку свою на одну сторону.
   -- Да, я думаю такъ. Всѣ это говорятъ. Но кто можетъ навѣрное сказать, учонъ-ли молодой человѣкъ, или нѣтъ?
   -- Однако бываютъ же люди, которые учонѣе другихъ. Какъ вы думаете?
   -- О, конечно; точно такъ же какъ однѣ дѣвушки бываютъ красивѣе другихъ. Но если бы мистеръ Мэзонъ заговорилъ съ вами по гречески, стали-ли бы вы его считать отъ того учонымъ?
   -- Я не поняла бы его, вы это сами знаете.
   -- Разумѣется, не поняли бы; но вы нашли бы, что довольно глупо съ его стороны выказывать такимъ образомъ свою учоность. Дѣло въ томъ, что вы не нуждаетесь въ его учоности, а желаете только, чтобъ онъ былъ пріятенъ въ обществѣ.
   -- Не знаю, право, нуждаюсь-ли я въ томъ или другомъ.
   -- Вы думаете? А я такъ даже требую этого. Я думаю, что молодые люди, являясь въ общество, обязаны быть пріятными, и что они не должны вступать даже въ общество, если не умѣютъ говорятъ пріятно и расплачиваться нѣкоторымъ образомъ за всѣ хлопоты, съ которыми мы ихъ принимаемъ.
   -- Да я никакихъ хлопотъ ради ихъ не принимаю, сказала Мэдлинъ, смѣясь.
   -- Непремѣнно принимаете, если только хорошенько подумаете объ этомъ. Всѣ женщины хлопочутъ для нихъ, это такъ и должно быть. Но если молодой человѣкъ, въ уплату за то, начнетъ говорить со мною по гречески, то я не думаю, чтобы торгъ былъ выгоденъ для меня.
   -- Объявляю вамъ, что вы меня почти напугали мистеромъ Мэзономъ.
   -- О! не безпокойтесь, онъ никогда не говоритъ по гречески,-- покрайней-мѣрѣ со мною никогда. Онъ даже нравится мнѣ. Но я не думаю, чтобы человѣкъ хоть крошечку былъ пріятнѣе оттого, что онъ имѣетъ репутацію учонаго. Что до меня касается, то мнѣ скорѣе нравятся глупые молодые люди.
   -- О! неужели? Въ такомъ случаѣ я буду знать, что вы думаете объ Августѣ. Мы воображаемъ себѣ, что онъ ужасно учонъ, а между тѣмъ, я не знаю другого человѣка, который былъ бы такъ популяренъ между молодыми дамами, какъ онъ.
   -- По моему мнѣнію, мы не должны давать молодымъ людямъ надежды, что они идутъ прямымъ путемъ къ нашему сердцу.
   -- Я думаю, что Августъ очень ловко правитъ рулемъ между всѣми подводными камнями.
   -- Онъ плыветъ въ открытомъ морѣ, приставая къ каждому прелестному мысу, и никогда не причалитъ къ пристани въ бурную погоду. Что за счастливый морякъ!
   -- Я думаю, что онъ счастливъ, и другихъ дѣлаетъ счастливыми.
   -- Въ такомъ случаѣ, ему слѣдуетъ быть адмираломъ. Но когда нибудь ужь мы услышимъ о совершившимся съ нимъ страшномъ кораблекрушеніи.
   -- О! я надѣюсь, что этого не будетъ!
   -- Онъ возвратится домой въ отчаянномъ положеніи, на двухъ сохранившихся доскахъ, и вся его слава и красота разобьются въ щепки о какой нибудь утесъ, которымъ онъ пренебрегъ въ своемъ высокомѣріи.
   -- Зачѣмъ вы ему пророчите такія ужасныя вещи?
   -- Я подъ этимъ подразумѣваю, что онъ женится.
   -- Женится! разумѣется, женится! Вотъ этого именно мы всѣ желаемъ. Не называйте этого кораблекрушеніемъ. Не будете?
   Наступила минутная пауза.
   Въ гостиную собралось и мужское общество.
   Августъ Стевлей приступилъ къ дѣлу тѣмъ способомъ, который ему показался самымъ систематическимъ, имѣя въ предметѣ все туже достохвальную цѣль: сочетать законнымъ бракомъ Феликса Грэгама съ Софьею Фёрниваль.
   -- Клянусь святымъ Георгомъ! сказалъ онъ: прелестнѣйшая дѣвушка пріѣхала къ намъ изъ Лондона. Грэгамъ, ты долженъ положиться на мое слово, что это истина.
   -- И она привлечена сюда собственно для твоего услажденія...
   -- О, нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ; по правдѣ сказать, она, собственно говоря, не въ моемъ вкусѣ: она слишкомъ... слишкомъ... слишкомъ... какъ бы это выразить, слишкомъ хорошая дѣвушка для меня. У нее куча денегъ, и она очень образована. Все это очень хорошія вещи... слишкомъ хорошія для меня.
   -- Я никогда не воображалъ тебя такимъ смиренникомъ.
   -- Я совсѣмъ не шучу. Она дочь стараго Фёрниваля, котораго, между нами будь сказано, я ненавижу, какъ ядъ. Никакъ не могу догадаться: зачѣмъ это мой родитель пригласилъ его въ Нонисби? Но вотъ что, старый дружище: замѣть хорошенько, что онъ можетъ дать за дочерью двадцать пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Подумайте ка объ этомъ, мистеръ Брукъ.
   Но не таковъ былъ человѣкъ мистеръ Грэгамъ, чтобы принудить себя думать о подобныхъ предметахъ по чужому наставленію, такъ, что когда онъ былъ представленъ Софьѣ, то явно было, что онъ ни мало не прельстился ею.
   Августь просилъ мать помочь ему устроить это дѣло, но леди Стевлей только смѣялась надъ нимъ.
   -- Да вѣдь это было бы великолѣпное дѣло, связалъ онъ энергически.
   -- Пустяки, Гусъ, отвѣчала мать; -- всегда надо предоставлять судьбѣ устраивать подобныя дѣла. Все, что я могу тебѣ сказать,-- это только предостеречь тебя, чтобы ты самъ не влюбился въ нее; я не думаю, чтобы ея семья была пріятна для тебя.
   Феликсъ Грэгамъ, конечно, не былъ благодаренъ за дружбу такъ искренно заботившуюся о его счастьѣ; а другъ его вполнѣ чувствовалъ это. Августъ старался нашоптывать молодой дѣвушкѣ, что Феликсъ Грэгамъ достойнѣйшій и умнѣйшій человѣкъ, когда либо существовавшій между законовѣдами, и на сколько это отъ нея зависѣло, между ними, навѣрное, установилась бы пріязненныя отношенія; но самъ Грэгамъ не двигался впередъ.
   -- А вотъ я же пришпорю его и силою заставлю двинуться съ мѣста, говорилъ про себя Августъ.
   И вслѣдствіе такого намѣренія: помочь другу во что бы ни стало, Стевлей, какъ только вошолъ въ гостиную, сейчасъ же занялъ вакантное мѣсто близъ миссъ Фёрниваль.
   Но тутъ предстояла ему большая опасность, потому что миссъ Фёрниваль была очень хороша, а Августъ Стевлей былъ чрезвычайно впечатлителенъ. Но на что не рѣшится иногда человѣкъ ради друга?
   -- Льщу себя надеждою, что мы будемъ пользоваться вашимъ обществомъ, когда поѣдемъ въ Монктон-Грэнджъ, на съѣздъ охотниковъ?
   Въ Монктон-Грэнджѣ происходилъ сборъ гончихъ собакъ и охотниковъ; это было въ семи миляхъ отъ Нонисби, и всѣ здѣшніе охотники также собирались туда.
   -- Я буду очень рада, отвѣчала Софья; впрочемъ, въ такомъ только случаѣ, если и для меня найдется свободное мѣсто въ экипажѣ.
   -- Но для васъ будетъ готова лошадь. Вѣдь я знаю, что у васъ есть амазонка.
   Миссъ Фёрниваль отвѣчала, что у нее точно есть амазонка, и призналась, что привезла съ собою и амазонку и шляпу.
   -- Вотъ и прекрасно. Мэдлинъ тоже поѣдетъ верхомъ. Вы встрѣтите тамъ двухъ миссъ Тристранъ, которыя славятся въ нашемъ краю, какъ отличныя наѣздницы.
   -- Но вы не хотите этимъ сказать, что онѣ охотятся съ собаками и прыгаютъ чрезъ заборы?
   -- Именно это я и хочу сказать.
   -- И миссъ Стевлей тѣмъ же занимается?
   -- О, нѣтъ, куда ей! Мэдлинъ не съумѣетъ перепрыгнуть чрезъ самый низкій барьеръ; развѣ чрезъ ровъ,-- да и то плохо.
   -- А кстати, миссъ Фёрниваль, что вы думаете о моемъ другѣ Грэгамѣ?
   -- Что я думаю о немъ? Да развѣ я обязана была думать что-нибудь о немъ это время?
   -- Конечно, обязаны,-- или чтобы тамъ ни было, но все же вы думали. Я не сомнѣваюсь, что вы даже имѣете въ мысли очеркъ характера каждаго изъ насъ, здѣсь присутствующихъ. Люди мыслящіе всегда такъ дѣлаютъ,
   -- Будто? въ такомъ случаѣ, мой очеркъ о немъ очень коротокъ.
   -- Но, тѣмъ не менѣе, быть можетъ, справедливъ. Вамъ бы слѣдовало позволить мнѣ прочитать его.
   -- Подобно всѣмъ очеркамъ такого рода, онъ сочиненъ собственно для моего употребленіи и хранится втайнѣ.
   -- Мнѣ это очень жаль, потому что я намѣренъ былъ предложить вамъ маленькій обмѣнъ. Еслибъ вы показали мнѣ свои очерки, то я имѣлъ бы право равномѣрно открыть вамъ и мои.
   И вотъ такимъ-то образомъ, не кончился еще вечеръ, а миссъ Фёрниваль съ Августомъ Стевлеемъ сдѣлались большими друзьями.
   -- Клянусь честью, она очень умна, говорилъ послѣ этого Августъ, удалявшись съ молодымъ Ормомъ и Грэгамомъ въ дальнюю комнату, назначенную для куренія.
   -- И необыкновенно хороша, прибавилъ Перегринъ.
   -- Да еще къ тому же, говорятъ, у нее цѣлыя кучи денегъ, замѣчалъ Грэгамъ.-- Послѣ всего этого, Стевлей, тебѣ, кажется, ничего лучшаго не остается дѣлать... какъ сдѣлать ей предложеніе.
   -- Она не въ моемъ вкусѣ, отвѣчалъ тотъ;-- но само собою разумѣется, всякій хозяинъ обязанъ быть вѣжливымъ ко всѣмъ дѣвушкамъ, приглашоннымъ въ его домъ.
   И послѣ этого они улеглись спать.
   

XX.
Мистеръ Дократь въ своей собственной конторѣ.

   Перегринъ Ормъ не принималъ участія въ общемъ разговорѣ, когда послѣ обѣда въ Нонисби заговорили о Мэзонахъ; но его молчаніе отнюдь не происходило отъ недостатка участія къ этому предмету. Онъ провелъ этотъ день въ Гэмвортѣ собственно по дѣлу Мэзоновъ, но, не считая нужнымъ высказывать то, что онъ видѣлъ и слышалъ, онъ молчалъ.
   -- Вы можете оказать мнѣ важную услугу, сказалъ ему Луцій, когда они остались вдвоемъ въ чайной Нонисби, но я боюсь просить, потому что это можетъ обезпокоить васъ.
   -- Если дѣло идетъ только о моемъ безпокойствѣ, то объ этомъ не стоитъ говорить, отвѣчалъ Перегринъ.
   -- Вы слышали о дѣлѣ между Джозефомъ Мэзономъ и моею матерью? Объ этомъ такъ много толковали, что я думаю и вы слышали.
   -- О тяжбѣ? О, да. Объ этомъ говорили въ Кливѣ.
   -- Само собою разумѣется. Всѣ толкуютъ о томъ. Вотъ и теперь какой-то Дократъ въ Гэмвортѣ...
   И тутъ онъ подробно объяснилъ, какъ съ разныхъ сторонъ доносятся слухи, что мистеръ Дократъ обвиняетъ его мать въ поддѣлкѣ завѣщанія, какъ онъ старался убѣдить свою мать подать жалобу на клеветника, какъ мать представляла ему, со слезами за глазахъ, всю невозможность вынести такое испытаніе и какъ онъ тогда же рѣшился самъ отправиться къ мистеру Дократу.
   -- Но, кончилъ онъ,-- для этого необходимо, чтобы меня сопровождалъ кто нибудь, именно такой человѣкъ, которому я могъ бы довѣриться. Вотъ почему я и обратился къ вамъ съ просьбою -- ѣхать со мною въ Гэмвортъ.
   -- Я полагаю, что это не такой человѣкъ, котораго можно поколотить?
   -- Я и самъ того боюсь, отвѣчалъ Луцій,-- ему за сорокъ лѣтъ, да и дѣтей у него больше дюжины.
   -- Да притомъ же онъ, вѣроятно, низкаго происхожденія?
   -- Я и не думаю драться съ нимъ; но полагаю, что не должно позволять ему распространять такія ужасныя клеветы о моей матери, показавъ ему, что мы не боимся его.
   Вскорѣ послѣ этого молодые люди сѣли на лошадей и отправились въ Гэмвортъ; пріѣхавши же туда, они оставили своихъ лошадей въ гостинницѣ, а сами пошли пѣшкомъ.
   -- Я полагаю, что намъ должно сейчасъ же отправиться къ нему, сказалъ Перегринъ съ самымъ серьезнымъ видомъ.
   -- Да, отвѣчалъ Луцій,-- тутъ откладывать нечего. Не могу выразить вамъ, какъ много я вамъ обязанъ за то, что вы согласились итти со мною.
   -- О! объ этомъ не стоитъ говорить; повѣрьте, я самъ очень счастливъ, что могу сдѣлать для васъ маленькую услугу.
   Все же, однако, онъ чувствовалъ, что сердце у него забилось сильнѣе и что нервы его раздражены. Вызови его кто нибудь на дуэль, или попроси поколотить кого нибудь, такъ онъ былъ бы совсѣмъ какъ дома; но ему не совсѣмъ было ловко, когда пришлось сдѣлать враждебный визитъ въ контору атторнея.
   Можетъ быть, гораздо бы лучше было, еслибъ Луцій, въ этомъ случаѣ, покорился желанію своей матери. Прошлый вечеръ они имѣли объ этомъ предметѣ очень энергическій разговоръ. На Гэмвортской площади Луцій былъ остановленъ извѣстнымъ болтуномъ аптекаремъ, который сунулся къ нему съ совѣтомъ, какъ заставить мистера Дократа прекратить обидныя клеветы на счотъ его матери. На это Луцій съ высокомѣріемъ сказалъ, что онъ и мать его сами съумѣютъ себя защитить и не нуждаются ни въ чьихъ совѣтахъ. Аптекарь поспѣшилъ удалиться, съ твердымъ намѣреніемъ разгласить эти слова всѣмъ и каждому. Луцій, по возвращеніи домой, объявилъ несчастной матери, что теперь ей не остается выбора. Она должна принести жалобу на этого человѣка и во всякомъ случаѣ передать это дѣло въ руки адвоката, чтобы удостовѣриться, можетъ ли она имѣть надежду на успѣхъ. Если не можетъ, такъ она должна объявить свои причины, почему она остается въ бездѣйствіи. Въ отвѣтъ на то, леди Мэзонъ только умоляла сына оставить это дѣло, увѣряя, что все это пройдетъ само собою.
   -- Но это не проходить, сказалъ Луцій.
   -- Да, милый мой, это непремѣнно пройдетъ, если мы не станемъ на то обращать вниманія,-- еще мѣсяцъ или два, и все кончится. А вмѣшательствомъ своимъ мы никакой пользы не сдѣлаемъ, а только повредимъ себѣ. Вспомни пословицу: не трогай дегтю, не запачкаешься.
   Но Луцій отвѣчалъ почти съ гнѣвомъ, что деготь коснулся уже его и что онъ уже запачканъ.
   -- Я не могу сохранять чистоту, если самъ не буду объ этомъ заботиться.
   При этихъ словахъ мать склонила голову и закрыла лицо руками.
   -- Я самъ пойду къ этому человѣку, объявилъ Луцій энергически.
   -- Но если мать умоляетъ тебя не дѣлать этого, сказала она сквозь слезы.
   -- Въ такомъ случаѣ, мнѣ остается только: или сдѣлать это или оставить край. Невозможно мнѣ жить здѣсь, если я буду слышать про мать свою такія клеветы и ничего не въ состояніи сдѣлать, чтобъ очистить ея имя отъ позора.
   На это леди Мэзонъ не дала прямого отвѣта. И вотъ ея сынъ стоитъ теперь предъ дверьми атторнея, чтобъ исполнить то, чѣмъ онъ грозилъ ей.
   Молодые люди нашли мистера Дократа сидящимъ за конторкой; съ другой стороны конторки, напротивъ его, сидѣлъ клеркъ. Онъ не имѣлъ еще особенной конторы, и обыкновенно гостиная его возводилась въ это достоинство, когда онъ желалъ безъ помѣхи разсуждать съ своими кліэнтами. Однако, на этотъ разъ, увидѣвъ молодого Мэзона, онъ не пригласилъ его перейти въ гостиную. Онъ продолжалъ сидѣть со шляпой на головѣ и не думалъ даже снимать ее, откланиваясь на принужденный поклонъ своего посѣтителя.
   -- Не снимайте шляпы, мистеръ Ормъ, сказалъ онъ, увидѣвъ, что Перегринъ хотѣлъ снять свою шляпу. Позвольте узнать, джентльмены, что я могу для васъ сдѣлать?
   Луцій посмотрѣлъ на клерка, чувствуя, что ему очень трудно говорятъ о матери при такомъ свидѣтелѣ.
   -- Мы желаемъ переговорить съ вами наединѣ, мистеръ Дократъ, только нѣсколько минутъ -- если это не затруднитъ васъ.
   -- А развѣ тутъ намъ помѣшаютъ, спросилъ Дократъ, тутъ никого нѣтъ, окромѣ моего довѣреннаго клерка.
   -- Еслибъ мы находили это удобнымъ... началъ Луцій.
   -- Въ такомъ случаѣ, мистеръ Мэзонъ, для меня это будетъ неудобно и скажу вамъ коротко и ясно: вы пригласили съ собою мистера Орма для того, чтобъ онъ могъ слышать все, что вы имѣете мнѣ сказать, а я выбираю моего клерка быть свидѣтелемъ того, что будетъ происходить между нами. Судя по положенію, въ которомъ вы находитесь, небезъизвѣстно, чѣмъ можетъ кончиться подобное свиданіе.
   -- А въ какомъ же его положеніи я нахожусь, сэръ?
   -- Если вы этого не знаете, мистеръ Мэзонъ, то не мнѣ вамъ это объяснить. Я сочувствую вамъ, клянусь честью, сочувствую, и жалѣю о васъ.
   Выражая свое сожалѣніе, мистеръ Дократъ разлегся на спинку своего высокаго стула, уперся колѣнями въ край конторки и надвинулъ чуть не на носъ шляпу, изъ подъ которой выглядывалъ на посѣтителей, и въ тоже время забавлялся рѣзаніемъ пера въ мелкіе кусочки своимъ перочиннымъ ножичкомъ. Не весело быть предметомъ сожалѣнія такого человѣка, и Перегринъ Ормъ вполнѣ это сознавать.
   -- Сэръ, это нелѣпость съ вашей стороны, сказалъ Луцій,-- я не прошу сожалѣнія ни у васъ, ни у кого другаго.
   -- Не думаю, чтобы въ цѣломъ Гэмвортѣ нашолся человѣкъ, который не сожалѣлъ бы о васъ, продолжалъ Дократъ.
   -- Онъ хочетъ выказаться нахаломъ, сказалъ Перегринъ,-- гораздо лучше будетъ прямо приступить къ дѣлу.
   -- Нѣтъ, молодой джентльменъ, я не хочу казаться нахаломъ. Всякій человѣкъ можетъ выражать свою мысль въ своемъ домѣ безъ всякаго нахальства. Вы бы не стояли предо мною со шляпою въ рукѣ, если бы я пришолъ къ вамъ въ Кливъ.
   -- Я пришолъ спросить у васъ, сказалъ Луцій -- правда ли, что это вы распространяете по всему городу клеветы противъ леди Мэзонъ? Если вы человѣкъ, то скажете мнѣ истину.
   -- Согласенъ; отчасти я думаю, что и я человѣкъ.
   -- Необходимо, чтобы леди Мэзонъ была защищена отъ такой гнусной лжи, необходимо прибѣгнуть къ правосудію законовъ....
   -- Вы можете быть совершенно спокойны на счотъ этого, мистеръ Мэзонъ: это будетъ необходимо.
   -- Такъ какъ это необходимо, то я желаю узнать: будетъ ли вами признано, что эта молва распространяется вами же.
   -- Вы желаете, чтобы я былъ свидѣтелемъ противъ самого себя. Пожалуй, что на этотъ разъ я и согласенъ буду на это дѣло. Молва происходитъ отъ меня.... Ну, чтожь, достойно ли это человѣка?
   И говоря это, мистеръ Дократъ еще больше надвинулъ шляпу на глаза и прямо посмотрѣлъ въ лицо своему противнику.
   Луцій Мэзонъ былъ слишкомъ молодъ для предпринятаго ммъ подвига и позволилъ себѣ смутиться. Онъ ожидалъ, что подьячій испугается и отречется отъ этого извиненія и вслѣдствіе этого заранѣе приготовилъ, что ему на этотъ случай надо говорить и дѣлать; но теперь онъ оказался неприготовленнымъ.
   -- Какъ! и вы рѣшились сами обвинять себя въ такой подлости? спросилъ молодой Ормъ.
   -- Потише, потише! Какъ вы можете такъ говорить, молодой человѣкъ? Дѣло въ томъ, что вы сами не знаете, о чемъ говорите. Но такъ какъ я питаю глубокое уваженіе къ вашему дѣду и къ вашей матеря, то я представлю имъ и вамъ увѣдомительное письмо безъ вознагражденія. Не допускайте ихъ сближаться съ леди Мэзонъ, пока они не удостовѣрятся въ чемъ дѣло.
   -- Мистеръ Дократъ, сказалъ Луцій, вы низкій, гнусный бездѣльникъ, вы подлецъ!
   -- Очень хорошо, сэръ. Адамсъ, запомните хорошенько эти слова: но забудьте, что мистеръ Ормъ сказалъ: я охотно, прощаю ему. Не въ долгомъ времени онъ узнаетъ истину и самъ попроситъ у меня прощенья.
   -- Клянусь честью! въ жизни своей никогда еще не встрѣчалъ я такого злодѣя, какъ вы, сказалъ Перегринъ, считая своею обязанностью поддерживать своего друга.
   -- Вы перемѣните свои мысли, мистеръ Ормъ, не въ долгомъ времени перемѣните; и тогда вы найдете, что въ жизни вашей встрѣчали злодѣевъ гораздо хуже меня... Записали-ли вы эти слова, Адамсъ?
   -- Что мистеръ Мэзонъ говорилъ? Да, я записалъ ихъ.
   -- Прочтите-ка, сказалъ хозяинъ.
   И клеркъ вслухъ прочелъ:
   "Мистеръ Дократъ вы низкій, гнусный бездѣльникъ, вы подлецъ".
   -- Ну, а теперь, молодые джентльмены, если вы не имѣете болѣе никакихъ замѣчаній передать мнѣ, то не позволите ли мнѣ, какъ дѣловому человѣку, пожелать вамъ добраго утра?
   -- Очень хорошо, мистеръ Дократъ, сказалъ Мэзонъ,-- вы можете бытъ увѣрены, что еще услышите обо мнѣ.
   -- Мы всѣ должны быть увѣрены, что когда-нибудь услышимъ другъ о другѣ. Несомнѣнно, что со всѣми нами это бываетъ, пока мы живы, сказалъ атторней.
   Молодые люди удалились съ неяснымъ ощущеніемъ въ душѣ, что не совсѣмъ одержали побѣду надъ противникомъ, какъ того требовала справедливость дѣла.
   Они опять сѣли на лошадей и Ормъ проводилъ своего друга до Орлійской Фермы, чтобъ оттуда отправиться по дорогѣ въ Альстонъ чрезъ Кливскія поля.
   -- Ну, что же теперь вы думаете дѣлать? спросилъ Перегринъ, лишь только они сѣли на лошадей.
   -- Прибѣгну къ адвокату, чтобы разъяснить дѣло; только не къ адвокату матери моей, а къ кому-нибудь другому. И тогда послѣдую его совѣту.
   Еслибъ онъ это сдѣлалъ прежде своего посѣщенія къ мистеру Дократу, то можетъ быть все устроилось бы лучше, чѣмъ теперь. Все это тяжело засѣло въ душу бѣднаго Перегрина, такъ что когда послѣ обѣда общій разговоръ коснулся леди Мэзонъ, онъ молчалъ, слушалъ, но не вмѣшивался въ разговоръ...
   Цѣлый вечеръ, Луцій съ матерью просидѣли вмѣстѣ, ни слова не говоря. Между ними не было совершенной ссоры, но по этому ужасному предмету у нихъ былъ крайній недостатокъ въ согласіи и почти въ симпатіи; и не потому, чтобы, Луцій хоть на минуту заподозрилъ свою мать въ чемъ-нибудь, что могло бы быть несправедливо. Имѣй онъ хоть малѣйшее опасеніе, быть можетъ онъ былъ бы снисходительнѣе къ ней и въ мысляхъ и въ словахъ. Онъ не только вполнѣ полагался на нее, но и еще былъ твердо убѣжденъ, что ничто въ мірѣ не можетъ поколебать ихъ права. Но подъ бременемъ такихъ обстоятельствъ, онъ никакъ не могъ понять, какъ мать его могла безъ всякаго сопротивленія терпѣть такія оскорбленія?
   -- Ей слѣдовало вступить въ борьбу, если не ради себя, то ради меня,-- твердилъ онъ самому себѣ безпрестанно, и наконецъ сказалъ ей тоже самое; но слова его не произвели на нее никакого дѣйствія.
   Она, съ другой стороны, чувствовала, что сынъ жестокъ къ ней. Она падала подъ бременемъ страданій, испытываемыхъ ею, а сынъ не хотѣлъ показать ей ни вниманія, ни нѣжности. Она думала, что всѣ страданія она могла бы вытерпѣть, если бы только онъ сочувствовалъ ей. Она все еще надѣялась, что если будетъ оставаться покойною, то испытаніе это не долго продолжится. Во чтобы ни стало, это будетъ такъ. Что это будетъ такъ, на то имѣла она удостовѣреніе отъ мистера Фёрниваля. И всѣ эти бѣдствія, которыхъ она страшилась хуже смерти, должны низвергнуться на нее по милости сына! Цѣлый вечеръ -- о! какой долгій вечеръ!-- сидѣли они вмѣстѣ, ни слова не говоря: каждый былъ, повидимому, занять чтеніемъ, но ни тотъ ни другой не были въ состояніи обратить должное вниманіе на книгу.
   Онъ не говорилъ ей, что былъ у мистера Дократа, но по его виду она уже знала, что онъ сдѣлалъ что-то рѣшительное. Цѣлый вочеръ ждала она терпѣливо, надѣясь, что онъ заговоритъ съ нею; но вотъ наступила пора ложиться спать, а онъ все еще ни слова не сказалъ. Еслибъ онъ теперь обратился къ ней, это было бы хуже всего! Она ушла въ свою комнату и всю ночь продумала. Теперь не время передавать всѣ мысли, толпившіяся въ ея головѣ въ эту ночь, но скажу только, что теперь съ особенною тяжестью давала ее мысль о своевольствѣ и упорствѣ сына. Она хотѣла бы умереть -- разомъ покончить съ жизнью, еслибы только это не было противно Богу; но мысль, что ея сынъ долженъ со стыдомъ и скорбью опустить въ могилу ея тѣло. О! въ этой мысли было столько смертельной горечи, что она и не знала уже какъ ее вынести.
   На слѣдующее утро, за завтракомъ, онъ все еще молчалъ и лицо его было пасмурно.
   -- Луцій, сказала мать, сдѣлалъ-ли ты что вчера по этому дѣлу?
   -- Сдѣлалъ, матушка, я видѣлъ мистера Дократа.
   -- Хорошо покончилъ?
   -- Я взялъ съ собою Перегрина Орма, чтобы имѣть свидѣтеля, и при немъ спросилъ у Дократа: онъ ли распространялъ дурную молву о васъ? Когда онъ сознался, что это онъ, то я сказалъ ему, что онъ подлецъ.
   Услышавъ это, леди Мэзонъ испустила долгій, глубокій вздохъ, но ничего не сказала. Какая была бы теперь польза возражать противъ этого. Ея взглядъ, полный тоски, упалъ прямо на сердце молодаго человѣка; но онъ все еще считалъ себя правымъ.
   -- Матушка, продолжалъ онъ,-- мнѣ очень жаль, что я огорчаю васъ этимъ поступкомъ, чрезвычайно жаль; но я не могъ удержаться въ Рэмвортѣ -- да и ни гдѣ не могъ бы удержаться; гдѣ бы и когда бы не услышалъ я такія оскорбительныя рѣчи о моей матери, я не могу оставить этого безнаказанно.
   -- Ахъ, Луцій, если бы ты понималъ женскую слабость!
   -- По этому-то вы и должны все предоставить мнѣ. Нѣтъ такого страданія въ мірѣ, котораго бы я не вынесъ, нѣтъ такого мученія, котораго я не согласился бы претерпѣть, лишь бы васъ избавить отъ оскорбленія. О! Еслибъ только вы согласились предоставить мнѣ это дѣло!
   -- Но нѣтъ никакой возможности предоставить это тебѣ. Я была у адвоката, мистера Фёрниваля. Отчего ты не хочешь, чтобъ въ этомъ дѣлѣ я дѣйствовала по совѣту его, какъ онъ сочтетъ за лучшее? Отчего не хочешь согласиться, что это именно будетъ лучшее для насъ обоихъ?
   -- Если вы желаете, то я повидаюсь съ мистеромъ Фёрнивалемъ. Леди Мэзонъ не желала этого, но принуждена была сдѣлать уступку я сказать, что онъ можетъ, если желаетъ, самъ переговорить съ еи адвокатомъ; но въ сущности она желала, чтобъ онъ все претерпѣлъ, и ничего бы не говорилъ. Это происходило, не отъ того, что она была равнодушна къ тому, что говорятъ о ней сосѣди, или чтобъ она не заботилась о томъ, что скажутъ о ней аптекари или атторнеи; но для нее легче было выносить зло, чѣмъ бороться съ нимъ. Ормы и Фёринвали поддержатъ ее. Они и подобныя имъ особы признали бы ея слабость и съумѣли бы понять, что отъ нее нельзя требовать такого же бурнаго негодованія противъ возмутительныхъ несправедливостей, какъ отъ мущины. Она разсчитывала на силу своей слабости и думала, что можетъ даже на нее опереться, еслибъ только сынъ позволилъ ей это.
   Два дня спустя, Луцію назначена была аудіенція у знаменитаго юриста; цѣлый часъ онъ вынужденъ былъ ждать въ канцеляріи, прежде чѣмъ мистеръ Крэбвицъ пригласилъ его въ кабинетъ мистера Фёрниваля.
   -- Да, вотъ что, Крэбвицъ, сказалъ адвокатъ своему клерку, прежде чѣмъ обратился къ своему молодому другу,-- пробѣгите вотъ эти бумаги и завтра утромъ передайте ихъ мистеру Байдхуайлю, да и еще, Крэбвицъ...
   -- Слушаю, сэръ.
   -- Да, вотъ на счотъ того мнѣнія о рудокопной компаніи сэра Ричарда въ Агатуалпасѣ, вѣдь я, кажется, не прочелъ еще его?
   -- Все уже. прочитано, мистеръ Фёрниваль.
   -- Я просмотрю это въ пять минутъ... Чѣмъ я могу быть вамъ полезенъ, мой молодой другъ?
   По тону и обращенію мистера Фёрниваля ясно было, что онъ не расположенъ много терять времени для Луція Мэзона и что онъ вообще не очень любилъ протягивать разговоръ объ извѣстномъ предметѣ. И дѣйствительно, это было такъ. Мистеръ Фёрниваль рѣшился, во чтобы ни стало, вырвать лэди Мэзонъ изъ бездны, куда она была низвержена своими врагами, но совсѣмъ не желалъ дѣйствовать по внушенію или даже съ помощію ея сына.
   -- Мистеръ Фёрниваль, началъ Мэзонъ,-- я желалъ бы посовѣтоваться съ вами на счотъ этой страшной клеветы, которая со всѣхъ сторонъ распространяется въ Гэмвортѣ о моей матери.
   -- Въ такомъ случаѣ, если вы позволите мнѣ посовѣтовать вамъ, то, по моему мнѣнію, вы должны прибѣгнуть къ самому простому средству. Да, въ сущности, одно только средство и есть. Чувство сыновней почтительности оставляетъ вамъ только одно средство.
   -- А позвольте узнать, мистеръ Фёрниваль, какое это средство?
   -- Ничего не дѣлать и ничего не говорить. Я боюсь по слухамъ, дошедшимъ до меня, что вы уже говорили и дѣлали болѣе, нежели сколько того требовало благоразуміе.
   -- Но какъ же я могу равнодушно слушать такіе ужасы о моей матери?
   -- Это, смотря какіе люди ихъ разсказываютъ. Въ этомъ мірѣ, если мы встрѣчаемся, напримѣръ, на узкой тропинкѣ съ трубочистомъ, такъ слѣдуетъ избѣгать столкновенія съ нимъ за права дороги. Ваша мать на прошлой недѣлѣ была въ Кливѣ. Только я вчера слышалъ, что у нее были съ внаитомъ изъ Нонинсби. Полагаю, что вы не можете желать лучшихъ друзей для вашей матери. И развѣ вы не понимаете, отчего подобныя особы собираются у нее въ эту минуту? Если понимаете, то не для чего вамъ безпокоиться и искать столкновенія съ мистеромъ Дократомъ.
   Таковъ былъ выговоръ, который пришлось вытерпѣть бѣдному Луцію Мезону; не смотря на то, выходя въ сильномъ смущеніи изъ кабинета адвоката, онъ не могъ однако принудить себя къ мысли, что подобная клевета должна быть вынесена безъ сопротивленія. Онъ еще мало былъ знакомъ съ обыденною жизнію джентльменовъ въ Англіи; но онъ зналъ -- или покрайней мѣрѣ онъ такъ думалъ,-- что долгъ каждаго сына защищать свою мать отъ оскорбленія и клеветы.
   

XXI.
Рождество въ Гарли-Стритъ.

   Принявъ въ соображеніе понятіе, которое я самъ себѣ составилъ о характерѣ мистриссъ Стевлей, я нахожу страннымъ, что мнѣ приходится объявить во всеуслышаніе, что она около этого времени совершила непростительную вину не только противъ добраго чувства, но и противъ семейныхъ приличій. Да, я вынужденъ это сказать, хоть она въ сущности добродушнѣйшая и радушнѣйшая женщина на свѣтѣ: она пригласила мистера Фёрниваля провести въ Нонинсби праздникъ Рождества; этого именно я никакъ не могу простить ей,-- въ этомъ и заключается ея непростительная вина противъ бѣдной жены, которую такимъ образомъ мистеръ Фёрниваль долженъ былъ оставятъ совершенно одну у печальнаго опустѣлаго очага. Вѣдь почтенная леди знала такъ же хорошо какъ и я, что онъ женатый человѣкъ. Софья, которая имѣла свой собственный взглядъ на домашній бытъ своихъ родителей, была счастлива въ Нонинсби и безъ присмотра родительскаго, но все же она очень часто говорила о своей матери, такъ что существованіе мистриссъ Фёрниваль въ Гарди-Стритѣ не могло быть забыто семействомъ Стевлеевъ, хотя Софья и объясняла, когда объ этомъ шла рѣчь, что ея милая мама въ зимнее время не оставляетъ своего камина,-- и говорила это для того именно, чтобъ не оставалось ни малѣйшаго подозрѣнія, что приглашеніе могло быть пріятно и для матери. Однако, не смотря на все это, леди Стевлей, при двухъ различныхъ случаяхъ, сказала мистеру Фёрнивалю, что онъ могъ бы погостить у нихъ и до Крещенія.
   А между тѣмъ леди Стевлей совсѣмъ не была привязана къ мистеру Фёрнивалю какимъ нибудь особеннымъ чувствомъ горячей дружбы; но она была изъ числа тѣхъ гостепріимныхъ хозяекъ, у которыхъ сердца замыкаются и не позволяютъ вмѣшиваться разсудку, когда дѣло чуть касается гостепріимства, ея радушная натура требовала во чтобы то ни стало просить гостя погостить: она и собаку не пустила бы изъ дому въ такое время года, не внушивъ ей убѣжденія, что на ея дворѣ, въ такой великій праздникъ, ей достануться славныя кости. Для мистера же Фёрниваля такое приглашеніе означало выборъ между самимъ собою и женою. Онъ еще не обязанъ былъ принимать приглашенія, только потому, что леди произнесла его; она же чувствовала себя обязанною произнести это приглашеніе, когда уже разъ видѣла его у себя въ домѣ. Вотъ эту самую вину, какъ я сказалъ уже прежде, я никакъ не могу простить ей.
   Что же касается до его грѣшнаго желанія удалиться изъ дому, то я ни въ какомъ случаѣ не вижу въ томъ ничего удивительнаго. Угрюмая, вѣчно недовольная жена не можетъ быть пріятной собесѣдницей для мужа въ долгій вечеръ. Для тѣхъ, чья жизнь плавно переливается въ сферѣ домашнихъ привязанностей, нѣтъ въ жизни времени болѣе счастливаго, какъ эти долгіе вечерніе часы дома въ тихомъ молчаніи. Въ такія минуты не чувствуется нужды высказывать свое внутреннее довольство. Достаточно, что это мирное счастье прочувствовано. Но если оно не прочувствовано, если его совсѣмъ нѣтъ, если думы молчаливыхъ собесѣдниковъ бѣгутъ совсѣмъ въ различныя стороны, если горькія взаимныя обиды наполняютъ ихъ сердца болѣе чѣмъ воспоминаніе о прежней взаимной привязанности,-- въ такомъ случаѣ, говорю я, это поэтическое молчаніе и эти долгіе вечерніе часы дома не легко переносятся. Мистеръ Ферниваль хотѣлъ всегда оставаться хозяиномъ своей собственной участи,-- такъ, по крайней мѣрѣ, онъ хвалился самому себѣ,-- и потому, когда нечаянно встрѣчали его дома пасмурнымъ взоромъ или какимъ нибудь угрюмымъ словомъ, тогда онъ убѣждалъ самого себя, что жъ этому не привыкъ и выносить этого не намѣренъ. Съ тѣхъ поръ, какъ домашняя роза перестала доставлять ему медъ, онъ сталъ искать сладостей въ другихъ болѣе удаленныхъ отъ него цвѣткахъ, на которыхъ не было шиповъ
   Мистеръ Фёрниваль былъ не трусъ. Онъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ мужчинъ, которые, оскорбивъ своихъ жонъ отсутствіемъ, потомъ не являются уже домой, потому что боятся показаться женамъ за глаза. Онъ рѣшился во что бы ни стало быть свободнымъ въ своемъ домашнемъ быту, да кромѣ того еще и не слышать жалобъ со стороны своей жены. Онъ и достигъ этого, такъ что могъ пробыть цѣлые мѣсяцы внѣ дома и потомъ вернуться на недѣлю, не боясь въ нѣкоторой степени открытой ссоры. Я знавалъ и другихъ мужей, которые мечтали о подобномъ положеніи вещей, но въ настоящую минуту не могу вспомнить, чтобы кто нибудь изъ нихъ могъ привести въ дѣйствительность свою мечту.
   Мистеръ Фёрниваль написалъ къ своей женѣ, не изъ Нонинсби, но изъ какого-то уѣзднаго города, находящагося, вѣроятно, между Эссекскими болотами; между прочими разными вещами онъ написалъ, что, кажется, не можетъ вернуться домой къ Рождеству. Мистриссъ Фёрниваль недѣли двѣ тому назадъ замѣтила, что Рождественскіе праздники для нее теперь почти ничего не значатъ и низкій человѣкъ -- вѣдь это было низко съ его стороны -- еще и оскорбилъ ее, бѣдняжку, безжалостнымъ словомъ, вмѣсто того чтобъ извиниться въ своемъ отсутствіи. "Нѣсколько знаменитыхъ законовѣдовъ, писалъ онъ, согласились прибыть въ Нонинсби, и мнѣ очень полезно видѣться съ ними при настоящемъ кризисѣ". Когда же не являлось настоящаго кризиса для мужа, которому нужно выдумать предлогъ для своего извиненія?-- "Вслѣдствіе чего, можетъ быть, и придется мнѣ погостить въ Нонинсби...." и такъ далѣе. Кому непонятна эта притворная смѣсь извиненія и презрѣнія, которыми преисполняются подобныя письма? Эти коварныя слова могутъ быть приняты, пожалуй, за удовлетворительное объясненіе, если получившій ихъ робокъ и вынужденъ удовлетворяться ими, но и могутъ замѣнить перчатку вызова, дерзко брошенную на земь, если у получившаго достанетъ отважности поднять ее. Вотъ такое-то письмецо послалъ мистеръ Фёрниваль изъ маленькаго городка, на Эссекскихъ болотахъ, къ подругѣ своего земнаго поприща, а въ ней, конечно, достанетъ отважности поднять перчатку.
   "Завтра я буду дома", оканчивалось его письмо; "но я не хочу задерживать васъ ожиданіемъ обѣда, потому что никакъ не могу назначить навѣрное времени, когда могу пообѣдать. Я долженъ буду оставаться у себя въ канцеляріи до поздней поры, и только къ чаю успѣю зайти къ вамъ. Потомъ на слѣдующее утро опять уѣду въ Альстонъ". Во всякомъ случаѣ такое письмо выказывало большую смѣлость со стороны мистера Фёрниваля, и вмѣстѣ съ этимъ, означало холодное сердце, нечестивыя намѣренія и черную неблагодарность.
   Не всѣмъ-ли она пожертвовала дда него? Онъ все забылъ. Мистриссъ Фёрниваль была не одна, когда получила это письмо отъ мужа.
   -- Ну, вотъ, сказала она, передавъ это письмо дамѣ, сидѣвшей по другую сторону камина за огромнымъ прозрачнымъ вязаньемъ тамбурнымъ крючкомъ,-- ну, вотъ, я такъ и думала, что онъ уѣдетъ изъ дома для Рождества Христова. Вѣдь я говорила вамъ, что такъ будетъ.
   -- Не можетъ быть, отвѣчала миссъ Бигсъ, наматывая на большой клубокъ довольно грязную бумагу и только по временамъ заглядывая въ письмо: -- нѣтъ, я не вѣрю, чтобы это могло быть такъ -- на Рождество-то? Нѣтъ, мистриссъ Фёрниваль, навѣрное, онъ не думаетъ говорить о Рождествѣ. Боже мой, Боже мой! и бросить это вамъ прямо въ лицо, какъ будто это было бы вамъ ни по чомъ.
   -- И разумѣется ни по чемъ, отвѣчала мистриссъ Фёрниваль: -- не итти же мнѣ просить его, какъ о милости, возвратиться домой на праздники.
   -- Конечно, и не надо просить, какъ о милости, совсѣмъ не надо. Эта миссъ Бигсъ была.... странно выговорить, но истина требуетъ, чтобъ и сказалъ, что она пришла съ сквэра Краснаго Льва! А между тѣмъ нѣтъ женщины достойнѣе уваженія, чѣмъ миссъ Бигсъ. Ея отецъ былъ товарищемъ дяди мистриссъ Фёрниваль и когда Китти Блэкеръ отдала себя и свои юныя прелести трудолюбивому адвокату, Марта Бигсъ стояла предъ алтаремъ вмѣстѣ съ нею, и поклялась посвятить себя ей и всюду слѣдовать за нею, какова бы ни была ея судьба. Въ то время Мартѣ было ровно семнадцать лѣтъ. Никогда, даже и въ то годы, она не была красива; за то она была вѣрна. Особеннымъ расположеніемъ мистера Фёрниваля она никогда не пользовалась, потому что не обладала ни остроуміемъ ни красотою, и въ прежніе дни счастья въ Кеппель Стритѣ, она всегда скрывалась на заднемъ планѣ; но теперь, въ нынѣшнее время злополучія, мистриссъ Фёрниваль считала за истинное благодѣяніе имѣть такого вѣрнаго друга.
   -- Если ему пріятнѣе проводить время съ чужими въ Альстонѣ, то для меня, конечно, все равно, сказала обиженная жена.
   -- Но тамъ въ Альстонѣ, нѣтъ такого особеннаго предмета? спросила миссъ Бигсъ съ глубокимъ страданіемъ сердца отъ оскорбленій, наносимыхъ ея другу,-- оскорбленій, превышающихъ простое обыкновенное пренебреженіе. Она знала, что ея другъ имѣетъ странныя подозрѣнія, хотя никогда еще не произносила ни одной соперницы. Но теперь, думала она, настало именно то время, когда сила ихъ взаимной довѣренности требовала произнесенія хоть одного такого имени. Не вѣчно же ей было сочувствовать только отвлеченнымъ идеямъ. Ей хотѣлось, наконецъ, ненавидѣть, осуждать, содрогаться при настоящемъ имени той презрѣнной, которая похитила у ея друга сердце мужа -- и вотъ почему она наконецъ задала ей вопросъ:
   -- Но тамъ, въ Альстонѣ, нѣтъ такого особеннаго предмета?
   Тутъ только мистриссъ Фёрниваль, сообразила, что разстояніе Нонинсби отъ Орлійской Фермы всего восьмая часть мили, что Гэмвортская станція находятся на двадцать пять минутъ ѣзды отъ Альстона. Она не отвѣчала въ ту же минуту на заданный ой вопросъ, но вскинула голову кверху, расширила ноздри, какъ будто приготовляясь къ битвѣ, и вотъ тутъ уже миссъ Бигсъ узнала, что дѣйствительно въ Альстонѣ былъ нѣкоторый особенный предметъ. Между такими старыми друзьями отчего же не назвать людей по именамъ?
   На слѣдующій день, обѣ подруги пообѣдали въ шесть часовъ и терпѣливо ждали чаю до десяти. Свирѣпствуй въ гостиной жажда пустыни и будь въ домѣ волшебный чай, являющійся по первому зову, эти дамы скорѣе умерли бы, чѣмъ спросили чаю, прежде возвращенія того, кого онѣ ждали съ такимъ нетерпѣніемъ. Онъ сказалъ, что будетъ дома къ чаю -- и онѣ будутъ ждать его, хотя бы до четырехъ часовъ утра. Прикажи мистриссъ Фёрниваль подать чаю до возвращенія мужа, она была бы слѣпа къ преимуществамъ своего положенія.
   Въ десять часовъ послышался стукъ колесъ и двѣ подруги приготовилась къ встрѣчѣ.
   -- Ну, Китти, каково поживаешь? спросилъ мистеръ Фёрниваль, входя въ комнату съ распростертыми объятіями для задуманнаго поцѣлуя: -- Какъ? и миссъ Бигсъ здѣсь? Вотъ и не думалъ! какъ ваше здоровье, миссъ Бигсъ? и мистеръ Фёрниваль протянулъ ей руку.
   Подруги посмотрѣли на него и, по блеску глазъ и по цвѣту носа, тотчасъ же догадались, что онъ обѣдалъ въ своемъ клубѣ и не безъ пользы осушилъ сосудъ съ драгоцѣнной влагой.
   -- Да, другъ, мой; мнѣ такъ грустно вѣчно оставаться одной въ такой огромной комнатѣ, что я попросила Марту посидѣть со мною. Надѣюсь, что тутъ нѣтъ бѣды.
   -- О, если я мѣшаю, начала миссъ Бигсъ, или если мистеръ Фёрниваль останется дома на долго....
   -- Вы мнѣ не мѣшаете и я не надолго останусь дома, отвѣчалъ мистеръ Фёрниваль, немного повысивши тонъ -- но чуть-чуть.
   Какая бы жена, и въ лучшихъ отношеніяхъ съ мужемъ, рѣшалась бы замѣтить, даже мысленно, такое незамѣтное возвышеніе голоса мужа? Но мистриссъ Фёрниваль, при настоящемъ расположена духа, замѣтила.
   -- О! я не знала... начала было миссъ Бигсъ.
   -- Ну, такъ теперь знаете, прервалъ ее мисторъ Фёрниваль, чутко угадывавшій бурю, собиравшуюся надъ его головой.
   -- Вамъ бы не слѣдовало оскорблять моего друга послѣ того, что она ждала, по милости вашей, чаю почти до одиннадцати часовъ, сказала мистриссъ Фёрниваль: -- для меня это ни почемъ уже, но слѣдовало бы помнить, что она къ этому не привыкла.
   -- Я и не думалъ оскорблять вашего друга, да и кто просилъ васъ ждать чаю почти до одиннадцати часовъ. Впрочемъ, теперь ровно десять, если ужь на то пошло,
   -- Вы именно просили ждать васъ къ чаю. Я получила ваше письмо и покажу вамъ его, если вы желаете.
   -- Вздоръ; я сказалъ именно, что буду дома....
   -- Конечно, вы сказали, что будете дома; потому мы и ждали васъ. Это совсѣмъ не вздоръ, и я объявляю вамъ.... Не безпокойтесь, Марта! какая вы добрая. Не безпокойтесь обо мнѣ: это скоро пройдетъ!...
   И тутъ дородная, здоровая мистриссъ Фёрниваль впала въ истерическій припадокъ и зарыдала. Вотъ какое привѣтствіе было сдѣлано мужу, возвратившемуся послѣ дневныхъ трудовъ.
   Миссъ Бигсъ сейчасъ поднялась съ мѣста, обошла вокругъ стола и приблизилась къ своему другу.
   -- Успокойтесь, мистрисъ Фёрниваль, сказала она,-- ради Бога успокойтесь! Понюхайте спирту; вамъ сейчасъ будетъ лучше.
   -- Ничего, Марта, пускай я страдаю; оставьте меня одну, говорила бѣдняжка, рыдая.
   -- Смѣю ли я надѣяться, что получу прощенье за нескромный вопросъ: что тутъ такое произошло? Пускай меня повѣсятъ, если я что нибудь тутъ понимаю.
   Миссъ Бигсъ бросила на него взглядъ, въ которомъ ясно значилась, что его и слѣдовало бы повѣсить.
   -- Я даже удивляюсь, сказала мистриссъ Фёрниваль,-- какъ это вы хоть когда нибудь заходите въ это мѣсто.
   -- Въ какое мѣсто? спросилъ Фёрниваль.
   -- Въ этотъ домъ, гдѣ я должна жить одна одинехонька, не видя живой души, съ которою могла бы поговорить, кромѣ Марты Бигсъ, когда она посѣтитъ меня.
   -- Которая могла бы приходить гораздо чаще; только я думаю, что я-то не обязанъ быть любезнымъ къ каждому приходящему.
   -- Я знаю, что вы ненавидите ее... И какъ же мнѣ не знать этого?.. Вы и меня ненавидите; я знаю, что ненавидите... И еще я увѣрена, что вы были бы очень рады, еслибъ можно было никогда не возвращаться домой; да, я увѣрена! Не безпокойтесь, Марта; бросьте меня одну. Я не заслужила этого вниманія... Послушайте, и хочу теперь все узнать, все какъ есть. Угодно вамъ чаю, мистеръ Фёрниваль? или вы желаете держать прислугу на ногахъ по цѣлымъ ночамъ въ ожиданія васъ?
   -- Ну ее, эту прислугу!.. воскликнулъ мистеръ Фёрниваль.
   -- О, Боже! закричала миссъ Бигсъ, вскочивъ съ своего стула, поднявъ руки къ небу и растопыривъ пальцы, какъ будто никогда въ своей жизни она не слыхала ничего подобнаго и уши ея прежде не были осквернены подобными нечестивыми словами.
   -- Мистеръ Фёрниваль, я стыжусь за васъ! сказала его жена съ натянутымъ спокойствіемъ величественнаго упрека.
   Мистеръ Фёрниваль былъ не правъ, произнося неприличныя слова, вдвое не правъ, произнося ихъ при женѣ; втрое не правъ, произнося ихъ при посторонней посѣтительницѣ; но нельзя не сознаться, что онъ былъ раздраженъ. Что онъ въ, настоящій періодъ своей жизни прескверно обращался съ женою -- и этого нельзя скрыть, но именно съ этого вечера онъ намѣревался исправиться. Конечно, жена имѣла достаточное основаніе для ссоры съ нимъ, но она довела его до того, что онъ самъ простилъ себя за свое прежнее дурное поведеніе. Когда мужъ поддерживаетъ на своихъ плечахъ цѣлую семью и безъустали работаетъ, чтобы прилично содержать ее; то справедливо ли упрекать его за то, что онъ заставитъ иногда слугъ своихъ вымыть чайную посуду какимъ нибудь получасомъ позже? Очень понятно, что праздные члены семейства будутъ поглядывать на часы, однако они должны уступать дорогу потребностямъ хозяина. Въ тѣ старые дни счастья, о которыхъ мы какъ-то вспоминали, онъ могъ приходить и въ двѣнадцать часовъ ночи, и въ часъ, и въ два и въ три, и ему тотчасъ подавали чай, и никто не ропталъ. Въ то время прислуга ихъ была не многочисленна, но никогда не чувствовалась трудности при исполненіи всѣхъ его требованій. Если не доставало пары наемныхъ рукъ, чтобъ вскипятить котелъ воды, тогда являлась другая пара любящихъ рукъ, которая никогда не знала усталости, работая для него. А вотъ теперь, когда онъ вернулся домой къ десяти часамъ, у него спрашиваютъ: не хочетъ ли онъ заставить свою прислугу цѣлую ночь оставаться на ногахъ?
   -- О Боже! воскликнула миссъ Бигсъ, вскочивъ съ своего стула словно наэлектризованная.
   Мистеръ Фёрниваль считалъ несовмѣстнымъ съ своимъ достоинствомъ продолжать споръ въ присутствіи миссъ Бигсъ, и потому, ни слова не говоря, сѣлъ на свое обыкновенное мѣсто.
   -- Не угодно ли вамъ теперь чаю, мистеръ Фёрниваль? спросила его жена, значительно, понижая свой тонъ.
   -- Я не особенно хлопочу объ этомъ, сказалъ онъ.
   -- И я точно также не имѣю никакого желанія пить чай въ такой поздній часъ, сказала миссъ Бигсъ. Но такъ какъ вы очень устали, моя дорогая...
   -- Не заботьтесь обо мнѣ, Марта; что касается до меня, то и я теперь нечего въ ротъ не могу взять.
   Тутъ онѣ тоже сѣли, и всѣ втроемъ сидѣли молча минутъ пять.
   -- Если вы хотите спать, Марта, то не ждите меня, сказала мистриссъ Фёрниваль.
   -- И прекрасно! сказала миссъ Бигсъ; и съ этимъ вмѣстѣ взяла свѣчу и оставила комнату.
   Не жестоко ли было удалиться именно въ ту минуту, когда возбужденіе къ битвѣ начинало разгараться? Старая дѣва медленно шла изъ гостиной, ея шаги едва слышались, и даже была минута, когда она совсѣмъ остановилась, навостривъ уши. Но это было только на минуту, послѣ чего она пошла по лѣстницѣ, уже ни къ чему не прислушиваясь. Войдя въ свою комнату, она сѣла на кровать и дала полную волю свирѣпствовать битвѣ въ своемъ воображеніи.
   Мистеръ Фёрниваль намѣренъ былъ сидѣть здѣсь, молча, до тѣхъ поръ, пока и жена его ушла бы спать; тѣмъ бы и кончилось дѣло на этотъ вечеръ. Но не того хотѣла жена. Долго обдумывала она всѣ свои бѣдствія, и, принявъ нѣкоторую рѣшимость высказать все, что кипѣло у ней на душѣ, могла ли она найти для этого болѣе благопріятное время?
   -- Томъ, заговорила она тихимъ голосомъ, а лучъ прежней любви блеснулъ въ этомъ звукѣ. Не лучше ли будетъ намъ перемѣниться, пока это еще но слишкомъ поздно?
   -- Какъ перемѣниться? спросилъ онъ не совсѣмъ въ дурномъ расположеніи духа, но сиплымъ густымъ голосомъ. Лучше гораздо было бы, еслибъ и жена послѣдовала за своимъ другомъ.
   -- Я не имѣю намѣренія учить тебя, Томъ, но... О, Томъ, еслибъ ты зналъ, какъ я страдаю!
   -- Изъ-за чего бы тебѣ страдать?
   -- Изъ-за чего? изъ-за того, что ты вѣчно бросаешь меня одну; изъ-за того, что ты обо всѣхъ болѣе заботишься, чѣмъ обо мнѣ; изъ-за того, что ты никогда не посидишь дома,-- никогда, если только есть случай уйти изъ дому. Ты очень хорошо знаешь, что я говорю правду. Ты вѣчно уходишь изъ дому подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ; ты знаешь, что это такъ. И продолженіе цѣлаго года ты ни одного разу въ недѣлю не отобѣдаешь со мною. Вѣдь это несправедливость относительно меня, и ты знаешь, что это такъ. О Томъ! ты разбиваешь мое сердце и обманываешь меня,-- Да, обманываешь. Зачѣмъ, когда я прихожу къ тебѣ я нахожу въ твоей комнатѣ ту женщину, ты всегда стыдишься признаться мнѣ, что она приходила навѣщать тебя? Еслибъ она приходила за дѣломъ, посовѣтоваться честнымъ образомъ о дѣлѣ, то тебѣ нечего было бы стыдиться. О, Томъ!
   Бѣдная жена начала излагать свои сѣтованія не безъ скромнаго краснорѣчія. Еслибъ она могла выдержать этотъ тонъ, еслибъ она могла ограничить свои рѣчи только описаніемъ своихъ собственныхъ горестей, еслибъ она распространялась только, какъ она несчастлива, оттого, что онъ не бываетъ съ нею -- это произвело бы, можетъ быть, хорошее дѣйствіе. Можетъ быть, она тронула бы его сердце, или, по крайней мѣрѣ, совѣсть, и изъ этого могли бы бы получиться благопріятные результаты. Но избытокъ чувствъ и всѣ обиды, вынесенныя ею, пришли ей на мысль, слова скопились на языкѣ, и она не могла уже уберечься отъ предмета, до котораго не слѣдовало ей касаться. Мистеръ Фёрниваль не принадлежалъ къ числу тѣхъ мужей, которые терпятъ вмѣшательство въ свои подобныя дѣла, и потому не позволялъ женѣ проникать тайны своей канцеляріи въ Линкольнс-Иннѣ. Слушая ея упреки, онъ мало по малу измѣнялся. Омрачилось его лицо и глаза налилось кровью. Портвейнъ, обыкновенно производившій на него вліяніе кротости, теперь возбудилъ въ немъ гнѣвъ, вылившійся наружу въ словахъ самой мужественной энергіи.
   -- Выслушай же и ты меня. Китти: разъ навсегда объявляю тебѣ, что я не потерплю вмѣшательства въ своя дѣла или въ выборъ людей, которыхъ я долженъ принимать въ Линкольнс-Иннѣ. Есля ты ужь такъ слѣпа и такъ глупа, что вѣришь...
   -- Ну, да, конечно, я дура; конечно, а слѣпа: жоны всегда такія бываютъ.
   -- Но хочешь-ли ты меня выслушать?
   -- Хочу-ли? да вѣдь я только я дѣлаю, что тебя слушаю. А не хочешь ли ты, чтобъ я уступила ей этотъ домъ, а сама бы переѣхала куда-нибудь на квартиру? Судя по тому порядку, въ какомъ идутъ дѣла, вѣроятно, я не услышу отъ тебя большихъ возраженій противъ этого. О, Боже мой, Боже мой! такъ вотъ до чего уже дошло!
   -- До чего же дошло?
   -- Томъ! многое могла я вынести,-- многое и даже болѣе, чѣмъ всякая другая женщина на моемъ мѣстѣ. Я могла работать для тебя, какъ ломовая лошадь, и никогда не жаловалась. Теперь, когда ты знаешься съ важными людьми, я могла бы видѣть твоя безпрерывныя отлучки изъ дому, тоже немного думая о томъ и не жалуясь. Часто я бываю одна, совершенно одна -- о, какъ часто! но я могла бы я это вынести. Никто бы въ обществѣ не захотѣлъ тебя видѣть и вполовину такимъ печальнымъ, какъ я бываю. Но, Томъ, когда я знаю, что ты отлучаешься изъ дому для того, чтобъ имѣть свиданіе съ этою коварною, гнусною, фальшивою женщиною,-- нѣтъ, ужь этого-то я не могу выносить, и это мое послѣднее слово.
   Произнося эти слова, мистриссъ Фёрниваль вскочила съ своего мѣста и три раза ударила кулакомъ -- удары очень ужь нелегкіе -- по столу, стоявшему по срединѣ комнаты.
   -- Я никогда не воображалъ, чтобы ты была до такой степени глупа,-- истинно не воображалъ.
   -- О! да, глупа! очень хорошо! Жоны всегда глупы, когда понимаютъ вещи, какъ онѣ есть. Имѣете-ли вы еще что нибудь сказать мнѣ, сэръ?
   -- Да, имѣю; я имѣю вамъ сказать, мистриссъ, что не потерплю подобнаго обращенія.
   -- Точно такъ же, какъ и я, отвѣчала мистриссъ Фёрниваль, слѣдовательно и вы можете это разомъ понять. Пока эти оскорбленія не бросались въ глаза, я переносила все для соблюденія внѣшнихъ приличій и ради Софьи. Что же касается собственно до меня, то я никогда не жаловалась на свое одиночество: я могла и это все вытерпѣть. Еслибъ необходимость призывала васъ въ Вестъ-Индію или даже въ Китай, я и это могла бы стерпѣть. Но такого рода вещи ужь я не намѣрена терпѣть; не намѣрена оставаться слѣпой къ тому, что прямо бросается мнѣ въ глаза. Итакъ, мистеръ Фёрниваль, теперь вы знаете, что и намѣрена дѣлать.
   И за тѣмъ, не ожидая дальнѣйшихъ переговоровъ, мистриссъ Фёрниваль бросилась вонъ изъ комнаты, хлопнула дверью и поспѣшными шагами отправилась въ свою комнату.
   Подобныя происшествія во всѣхъ отношеніяхъ непріятны въ семейномъ быту. Будь мужъ полнымъ даже хозяиномъ въ домѣ, что онъ могъ бы дѣлать въ подобныхъ случаяхъ? Сказать, что жена не права съ начала до конца ссоры,-- но это ничуть не улучшитъ дѣла. Но, вѣдь жена, горячо чувствуя обиду и громко возмущаясь противъ предполагаемыхъ оскорбленій, не обращала вниманія на то, слышитъ-ли ее кто.
   -- Держите свой языкъ на привязи, мистриссъ, говорилъ ей мужъ.
   Но жена, хотя предъ алтаремъ дала клятву вѣчнаго послушанія мужу, теперь не хотѣла повиноваться и только еще больше кричала.
   Все это вмѣстѣ заставило призадуматься мистера Фёрниваля; долго еще сидѣлъ онъ на томъ же мѣстѣ, предаваясь глубокому раздумью. Что Марта Бигсъ постарается по всему околотку разнести эти сплетни, въ этомъ онъ и не сомнѣвался.
   -- Ужь если она постарается удружить мнѣ, такъ не миновать бѣды, сказалъ онъ наконецъ.
   И потомъ онъ тоже легъ въ постель и предался сну.
   Вотъ, какимъ образомъ приготовлялись встрѣчать день Рождества въ Гарли-Стритѣ.
   

XXII.
Рождество въ Нонинсби.

   Домъ въ Нонинсби къ Рождеству былъ совершенно полонъ, хотя никакъ нельзя было назвать его маленькимъ. Сюда пріѣзжали мистриссъ Арботнотъ, замужняя дочь судьи, съ тремя дѣтьми, и мистеръ Фёрниваль былъ здѣсь, миновавъ кой-какъ домашнія затрудненія, въ которыхъ мы недавно его видѣли; Люцій Мэзонъ былъ тоже здѣсь, и леди Стевлей пригласила его съ особеннымъ радушіемъ, послѣ того какъ узнала, что его мать гоститъ въ Кливѣ. Не могло быть болѣе комфортабельнаго помѣщичьяго дома, какъ Нонинсби; наружность его была прекрасная, хотя совсѣмъ другого рода, нежели Кливъ. Это былъ совершенно новый домъ, начиная отъ подвала до чердака, и, безъ всякаго сомнѣнія, во всемъ графствѣ не было лучшаго дома по удобствамъ. Всѣ комнаты были приличныхъ размѣровъ и всевозможныя средства къ комфорту, придуманныя въ послѣднее время, были тутъ приспособлены. Не смотря на то, были, однако, и недостатки,-- скорѣе по наружности, впрочемъ, чѣмъ на дѣлѣ; но со временемъ и они могли исчезнуть. Сады были также новы, а кругомъ ихъ прекрасныя поля и площадки, и все это содержалось въ отличномъ порядкѣ. Словомъ, Нонинсби -- прелестное жилище. Никто бы и съ деньгами и со вкусомъ не могъ создать для своего наслажденія лучшаго дома. Но были тутъ также и такія наслажденія, которыя не могутъ быть созданы ни деньгами, ни вкусомъ.
   Пріятное зрѣлище представлялъ длинный, широкій, хорошо убранный столъ, вокругъ котораго сидѣло все общество. Тутъ было около восемнадцати или двадцати особъ за завтракомъ; судья занималъ первое мѣсто, возсѣдая на покойномъ креслѣ -- для него всегда назначалось двойное пространство,-- затѣмъ человѣкъ восемнадцать или двадцать со включеніемъ и дѣтей, на другомъ концѣ стола сидѣла леди Стевлей, которая все еще предсѣдательствовала за чайнымъ приборомъ, какъ и подобаетъ доброй хозяйкѣ; рядомъ съ ней ея дочь Мэдлинъ, помощница въ ея трудахъ; сейчасъ подлѣ нихъ собраны были дѣти, а затѣмъ уже размѣщались всѣ попарно, и каждая пара хорошо знала свое мѣсто за столомъ. Въ какое короткое время люди свыкаются съ пріятнымъ обычаемъ сидѣть на привычныхъ мѣстахъ! Но между прочими обычаями, установленными за завтракомъ въ Нонинсби, существовалъ еще одинъ, по которому Августъ Стевлей всегда пользовался привиллегіею сидѣть рядомъ съ Софьею Фёрниваль. Нѣтъ сомнѣнія, что его оригинальное предположеніе еще не измѣнилось. Онъ все еще желалъ устроить свадьбу между своимъ другомъ Феликсомъ Грэгамомъ и Софьею Фёрниваль; съ упорствомъ старался пришпоривать Феликса подвигать дѣло впередъ. Но Феликсъ Грэгамъ не думалъ двигаться по этому направленію, и двѣ-три особы изъ среды этого общества успѣли вывести ошибочное сужденіе о намѣреніяхъ молодого Стевлея.
   -- Гусъ, сказала ему сестра, передъ тѣмъ какъ идти спать: -- мнѣ кажется, будто ты влюбленъ въ Софью Фёрниваль.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? возразилъ онъ, никто на свѣтѣ не ставить такъ высоко твою прозорливость, какъ я; но на этотъ разъ даже и ты ошиблась.
   -- Ну, конечно, тебѣ нечего больше отвѣчать.
   -- А если не вѣришь мнѣ, такъ спроси у нее. Что я могу еще болѣе сказать?
   -- Но я не могу спрашивать у нее, потому что недовольно знакома съ нею.
   -- Она очень умная дѣвушка; и позволь мнѣ замѣтить тебѣ, что каждый мужчина можетъ влюбиться въ ное.
   -- Я и сама знаю, что она очень умна и хороша собою, очень хороша; а все не годится для нашего Гуса.
   -- Конечно, не годятся; потому-то я я не думаю о ней. А теперь ступай-ка спать, Мэдлинъ, и ты вѣрно нынче увидишь во снѣ, что царица счастливыхъ острововъ сдѣлалась твоей сестрой, а моей женой.
   Хотя Августъ Стевлей былъ совершенно равнодушенъ къ прелестямъ миссъ Фёрниваль, не смотря на это, онъ едва могъ обуздывать свое отвращеніе отъ Люція Мэзона, который, какъ ему казалось, расположенъ былъ восхищаться вышеупомянутою дѣвицею. Говоря о немъ съ своими родными и съ задушевнымъ своимъ другомъ Феликсомъ, онъ, не стѣсняясь, называлъ Люція высокомѣрнымъ педантомъ, неуклюжимъ, не англичаниномъ и ненавистнымъ. Его родныя, то есть мать и сестра, рѣдко противорѣчили ему въ чемъ-нибудь, но Грэгамъ совсѣмъ не былъ такъ снисходителенъ и вообще противорѣчилъ ему во всемъ. Дѣйствительно, не было другого, болѣе яснаго доказательства истиннаго достоинства, отличавшаго характеръ молодого Стевлея, какъ полное убѣжденіе, питаемое имъ къ превосходству своего друга Феликса.
   -- Ты совершенно несправедливъ къ Мэзону, говорилъ Феликсъ: -- онъ не былъ воспитанъ въ англійскихъ школахъ, ни въ англійскомъ университетѣ, и за это нелюбимъ твоими пріятелями; но мнѣ кажется, онъ очень хорошо воспитанъ и очень уменъ. Что касается до самолюбія, то какой же человѣкъ, сознающій свое достоинство, не самолюбивъ? Вѣдь никто не будетъ имѣть высокаго мнѣнія о человѣкѣ, который самъ о себѣ имѣетъ низкое мнѣніе?
   -- Все ровно, любезный другъ, терпѣть не могу Люція Мэзона.
   -- Если припомнишь, то кто-то еще терпѣть не могъ и доктора Фелла .
   -- Ну, что же, благочестивые люди, какимъ путемъ кто отправляется въ церковь? спросилъ Августъ въ то время, какъ всѣ были заняты пирожками и яйцами.
   -- Я пойду пѣшкомъ, отвѣчалъ судья.
   -- А я поѣду въ экипажѣ, сказала его жена.
   -- Двое уже распредѣлены; теперь надо употребить еще полчаса времени для распредѣленія остальныхъ. Миссъ Фёрниваль, вы, безъ сомнѣнія, не поѣдете съ моею мама. А такъ какъ я буду между пѣшеходами, то вы сами увидите, какую жертву я приношу по доброй волѣ.
   -- Признаюсь, сказала она:-- по всѣмъ этимъ обстоятельствамъ, и предпочту общество вашей мама вашему.
   На что Стевлей возразилъ, что всѣ мѣста въ экипажѣ назначены ужь для замужнихъ дамъ.
   -- Но я могу занять мѣсто вашей сестры Мэдлинъ, настаивала Софья безъ большаго смущенія.
   -- Моя сестра Мэдлинъ обыкновенно ходитъ пѣшкомъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, конечно, и я пойду пѣшкомъ.
   Но когда пришло время, миссъ Фёрниваль сѣла въ экипажъ, а миссъ Стевлей пошла пѣшкомъ.
   Случилось, что когда они пошли пѣшкомъ, Грэгамъ очутился рядомъ съ Мэдлинъ, къ великому, разумѣется, неудовольствію полдюжины юношей, стремившихся къ той же чести.
   -- Я невольно думаю, сказалъ Грэгамъ, когда ноги ихъ бодро пошли по хрустѣвшему подъ ними бѣлому снѣгу:-- я невольно думаю, что у насъ праздникъ Рождества -- большая ошибка.
   -- О, мистеръ Грэгамъ! воскликнула Мэдлинъ.
   -- Совсѣмъ не надо смотрѣть на меня съ ужасомъ,-- по крайней мѣрѣ не съ такимъ ужасомъ, какъ вы это дѣлаете.
   -- Но, вѣдь, это ужасно, что вы сказали.
   -- Льщу себя надеждою, что это только такъ кажется, потому что я не докончилъ еще своей мысли. Та сторона нашего рождественскаго праздника, которая до нѣкоторой степени священна, та совсѣмъ на ошибка.
   -- Я очень рада, что вы такъ думаете.
   -- Или скорѣе: не ошибка до той степени, до которой она священна. Но свойстенное этому празднику угощеніе ужасно тяжело. Всѣ эти жареныя и вареныя мяса такъ угнетаютъ человѣка, начиная съ первой минуты его пробужденія до послѣдняго недѣйствительнаго усилія надъ кускомъ жирнаго пуддинга -- за ужиномъ.
   -- Но васъ никто не принуждаетъ ѣсть жирный пуддингъ. И, по правдѣ сказать, я даже боюсь, что васъ совсѣмъ не станутъ угощать у насъ ужиномъ.
   -- Нѣтъ, не о себѣ лично я забочусь: слѣдуетъ и своего ближняго поберечь отъ такихъ искушеній. Но это видно, невозможно уже: и самый воздухъ тутъ ужь пропитанъ запахомъ пирожныхъ и всевозможныхъ сладостей, съѣдомыхъ и неудобосъѣдомыхъ.
   -- Вы завидуете дѣтямъ въ ихъ любимомъ снэп-драгонъ {Snap-dragon: черносливъ и изюмъ, облитые спиртомъ на большомъ блюдѣ, которое приносится въ темную комнату, гдѣ собраны дѣти въ ожиданіи. Блюдо это держитъ дѣвушка, одѣтая привидѣніемъ, то есть: закутана она въ бѣлую простыню, волосы распущены, на головѣ бѣлая кисея. При входѣ, она зажигаетъ спиртъ, и дѣти должны вытаскивать фрукты изъ пламени, snap -- трескъ, dragon -- змѣй.}, мистеръ Грэгамъ, вотъ что все это значитъ.
   -- Нѣтъ, я отрицаю въ себѣ чувство зависти; но признаюсь, снэп-драгонъ дорогъ моему сердцу; я и самъ готовъ играть въ жмурки
   -- Въ такомъ случаѣ вы должны играть послѣ обѣда: вѣдь вы, конечно, знаете, что мы рано обѣдаемъ.
   -- Ну, такъ и есть: игра въ жмурки ровно въ три часа, снэп-драгонъ въ четверть пятаго, шарады въ пять, вино и сладости въ половинѣ седьмаго вотъ это-то все и отяготительно. Вотъ тутъ-то и есть наша ошибка. Огромный индѣйскій пѣтухъ конечно будетъ удивительно хорошъ, но что за веселье видѣть индѣйскаго пѣтуха {Всякій англичанинъ считаетъ за необходимость имѣть за обѣдомъ на Рождество откормленнаго необыкновеннымъ образомъ индюка.} вдвое больше обыкновеннаго. А громада-индюкъ, а гора мяса, а пуддингъ вѣсомъ въ сто фунтовъ... все это страшно отягощаетъ нами души своею соединенною тяжестью. Тутъ ужь по неволѣ придутъ на память даже въ церкви разныя болѣзни, и голова кругомъ пойдетъ, какъ отъ апоплексическаго удара. Не такъ-ли?
   -- Нѣтъ ужь я то съ вами ни за что на свѣтѣ, не соглашусь.
   -- Отвѣчайте мнѣ откровенно только на одинъ вопросъ: лишняя ѣда не есть-ли настоящая идея, всегда соединенная съ празднованіемъ Рождества у простыхъ англичанъ?
   -- Я тоже простая англичанка, и потому не могу съ вами согласиться. Я не имѣю такой идеи.
   -- Я увѣренъ, что обрядъ, сохранившійся у насъ, увѣковѣченъ мясниками и пивоварами съ легкой руки бакалейщиковъ. Вѣдь это въ сущности выходитъ самый матеріальный праздникъ; но я не сталъ бы возражать противъ него даже и въ этомъ отношенія, еслибъ это не преувеличивалось такъ страшно... Однако, какъ отъ солнца стало таять. Когда мы будемъ возвращаться изъ церкви, совсѣмъ будетъ мокро.
   -- Ну, что же, мокрыми и придемъ домой, и бѣды никакой не будетъ. Но помните, мистеръ Грэгамъ: я буду надѣяться, что вы плутовать не станете, но вполнѣ будете слѣпцомъ въ жмуркахъ.
   Давая обѣщаніе исполнить ея желаніе, Феликсъ Грэгамъ подумалъ, что даже святочныя забавы будутъ сносны, если она будетъ участвовать въ нихъ. Тутъ они вошли въ церковь.
   Я ничего не знаю пріятнѣе для глазъ, какъ хорошенькую деревенскую церковь, убранную къ Рождеству. Въ городѣ совсѣмъ другой эффектъ. Я не говорю, что въ городахъ церкви не украшены; но сравнительно, въ городахъ это дѣло равнодушія. Никто не знаетъ, кто это дѣлаетъ. Особенная щедрость какого-нибудь эсквайра, пожертвовавшаго для церкви своими праздничными елками, никѣмъ не оцѣвяется. Руки, трудившіяся надъ этимъ дѣломъ, никому неизвѣстны. Усилія, употребленныя для того, чтобы привѣсить къ каждой капители гирлянды цвѣтовъ, не возбуждаютъ особеннаго интереса въ многочисленныхъ прихожанахъ. Вѣроятно, все это сдѣлано по подряду и даже не имѣло прелести складчины. Не такъ въ нонинсбійской церкви: зимніе цвѣты были срѣзаны руками самой Мэдлинъ и садовника и красныя ягоды были расположены въ группахъ ея собственными руками. Она и жена викарія стояли съ опасностью жизни на налоѣ, пока не украсили гирляндами старинной каѳедры полъ балдахиномъ, откуда священникъ говорилъ проповѣди. Обо всемъ этомъ, конечно, много толковали дома; нѣкоторые даже ходили смотрѣть, какъ это дѣлалось, и между ними Софья Фёрниваль, которая увѣряла, что ничего восхитительнѣе этого не видала, хотя сама, боясь уколоть свои пальчики, не приняла участія въ этой работѣ. Дѣти тоже смотрѣли на эти приготовленія, какъ на удивительнѣйшее торжество декораціи; и такимъ образомъ многимъ это принесло истинное удовольствіе.
   На возвратномъ пути изъ церкви, миссъ Фёрниваль непремѣнно захотѣла идти пѣшкомъ для того, чтобы, какъ она говорила, подѣлиться трудами съ миссъ Стевлей; но миссъ Стевлей тоже хотѣла идти пѣшкомъ, и такимъ образомъ, послѣ нѣкоторыхъ переговоровъ и уговоровъ, карета уѣхала съ неполнымъ числомъ сѣдоковъ.
   Ну, теперь пора приниматься за плом-пуддингъ, по уставу нынѣшняго праздника.
   -- Конечно, мистеръ Грэгамъ, сказала Мэдлинъ,-- теперь за плом-пуддингъ и за жмурки.
   -- Видали-ли вы что-нибудь лучше этой церкви, мистеръ Мэзонъ? спросила Софья.
   -- Что-нибудь лучше? нѣтъ, въ этомъ родѣ никогда. Я видѣлъ Кёльнскій соборъ...
   -- Подите вы съ нимъ; вѣдь онъ совсѣмъ некрасивъ, сказалъ Грэгамъ,-- къ чему намъ кельнскій соборъ? вѣдь онъ сдавилъ бы своею тяжестью наши англійскія веселыя деревушки. Ужь навѣрное вы никогда не видали кельнскаго собора, украшеннаго праздничными ягодами.
   -- Но я видалъ его съ кардинальскими митрами и епископскими облаченіями.
   -- А по моему, остролистиснинкъ лучше, сказала миссъ Фёрниваль;-- почему бы однако не убирать всегда такимъ образомъ наши Церкви? только, разумѣется, перемѣняя цвѣты и зелень, смотря на времени года. Отъ этого и служба церковная была бы привлекательнѣе.
   -- Но это едвали возможно великимъ постомъ, сказала Мэдлинъ съ важностью
   -- Ну, постомъ, пожалуй, и не надо бы.
   Перегринъ и Августь шли рядомъ, впереди всѣхъ, но совсѣмъ быть можетъ такъ довольные днемъ своимъ, какъ остальная часть общества. Августъ, при выходѣ изъ церкви, попробовалъ было употребить нѣкоторое усиліе для завладѣнія своимъ обыкновеннымъ мѣстомъ рядомъ съ миссъ Фёринваль, но, по какой то случайности войны, кто-то очутился тамъ раньше его. Онъ не желалъ быть лишнимъ, то есть третьимъ, и пошолъ впередъ съ молодымъ Ормомъ. Да и Перегринъ былъ не счастливѣе его. Онъ самъ не зналъ почему, но чувствовалъ въ груди своей возрастающую ненависть къ Феликсу Грэгаму. "Грэгамъ глупый фатъ, думалъ Ормъ, и слишкомъ много болтаетъ, да притомъ же такая гнусно-безобразная собака, и... и... и". Словомъ" Перегрину Орму Грэгамъ не нравился. Онъ не умѣлъ еще анализировать своихъ чувствъ такого рода. Онъ не допрашивалъ себя, почему такъ сильно бы обрадовался, еслибъ Феликсу Грэгаму вдругъ потребовалась необходимость очутиться въ Гонъ-Конгѣ; онъ зналъ только, что это сильно обрадовало бы его. Онъ зналъ также и то, что Мэдлинъ Стэвлей была... Нѣтъ, онъ не зналъ, что такое она за существо, но когда онъ оставался одинъ, то велъ съ нею всевозможные,-- въ воображеніи своемъ,-- разговоры хотя въ ея присутствіи онъ едва осмѣливался выговорить. предъ нею одно слово. При такихъ обстоятельствахъ, онъ сдружился съ ея братомъ: но и въ этомъ чувствѣ не получалъ полнаго удовлетворенія, потому что ругать Грэгама онъ не могъ предъ лучшимъ другомъ этого Грэгама и не могъ повѣрять брату Мэдлины свои вздохи о совершенствахъ его сестры.
   Кто не могъ бы согласиться съ сужденіями Феликса Грэгама относительно рождественскихъ увеселеній, такъ это дѣти, которыхъ собралось еще трое или четверо, кромѣ дѣтей мистриссъ Арботнотъ. Имъ все казалось, что они недостаточно спѣшили въ водоворотъ этихъ радостей. Обѣдъ совершенно удался, въ особенности относительно нѣкоторыхъ особенныхъ минс-пейзсъ {Недѣли за двѣ до Рождества добрыя хозяйки въ Англія приготовляютъ особеннаго рода начинку, состоящую изъ мяса, коринки, мозговъ и миндалю. Все это стоитъ въ банкахъ въ ожиданіи Рождества, и тогда уже дѣлаются пирожки съ этою начинкою въ числѣ четырехъ для убранства стола.}, которые оказались вѣнцомъ славы этого пиршества. Но и тутъ даже дѣтямъ жаль было потраченнаго на нихъ времени,-- съ такимъ нетерпѣніемъ всѣмъ имъ хотѣлось скорѣе завязать плотнымъ платкомъ глаза перваго по жребію слѣпца въ жмуркахъ.
   -- Ну, пойдемте же теперь въ классную, сказала Мэріанъ Арботнотъ, вскочивъ съ мѣста и предводительствуя выходомъ:-- пойдемте же съ нами, мистеръ Феликсъ.
   И Феликсъ Грэгамъ безпрекословно послѣдовалъ за нею.
   Мэдлинъ объявила, что первымъ слѣпцомъ долженъ быть мистеръ Грэгамъ, и таково же было опредѣленіе судьбы.
   -- Мистеръ Феликсъ, ловите меня, пожалуйста, поймайте меня, говорила Мэріанъ, отводя его въ уголъ.
   Мэріанъ была прелестное созданіе, съ длинными свѣтлорусыми локонами, мягкими какъ толкъ, алыми, словно роза, губами, большими, ясными, голубыми глазами; ласковая, счастливая хохотушка, любящая друзой своего дѣтства страстною любовью и съ полною вѣрою въ ихъ такую же преданность къ ней.
   -- Но какъ же я могу поймать именно васъ, когда у меня глаза будутъ завязаны?
   -- О! да, ощупью, развѣ вы не знаете? Вы можете положить руку мнѣ на голову. Я ничего не должна говорить, вѣдь это вы знаете; по всѣмъ правиламъ говорить нельзя, но повѣрьте, я засмѣюсь, и тогда вы узнаете, что это Мэріанъ.
   Таково было ея понятіе о жмуркахъ по всѣмъ правиламъ игры.
   -- А поцѣлуете ли вы меня крѣпко за это?
   -- Хорошо, когда игра кончится, отвѣчала она съ большою важностью.
   Затѣмъ изъ гардеробной дѣвушки вытащенъ быль преогромный, чуть не съ парусъ величиною, бѣлый шолковый платокъ, такъ что сквозь него никто ничего нем отъ видѣть, "ни самую маленькую крошечку", какъ выражалась Мэріанъ съ величайшею энергіею:-- и жмурки начались.
   -- Я еще не выросла и никакъ не могу достать, чтобы завязать вамъ глаза, сказала Мэріанъ, дѣлая напрасныя усилія: тетя Модъ, завяжите вы.
   Съ этими словами малютка передала бѣлый платокъ миссъ Стевлей, но та, повидимому, не очень спѣшила взять на себя это порученіе.
   -- Лучше я буду палачомъ, сказала бабушка:-- тѣмъ болѣе, что другаго участія въ этой церемоніи я не буду принимать. Вотъ это кресло будетъ судейскою каѳедрою. Подойдите-ка, мисіеръ Грэгамъ, и повинуйтесь мнѣ...
   И такимъ образомъ первая жертва была ослѣплена.
   -- Смотрите же, шепнула ему Мэріанъ, когда Феликсъ былъ отведенъ въ сторону,-- не забудьте: зеленый духъ и бѣлый, голубой, сѣрый.
   Феликса повернули насколько разъ и пустили начинать свои поиски, какъ съумѣетъ лучше..
   Мэріанъ Арботнотъ была не одна изъ числа прелестныхъ хохотушекъ, желавшихъ быть пойманными и ослѣпленными, такъ что долго и много дергали и тянули слѣпца и скользили подъ его руками, прежде чѣмъ удалось ему поймать кого-нибудь. Съ распростертыми руками ловко ходилъ онъ вокругъ комнаты, какъ-будто уклонясь отъ выполненія договора съ Мэріаной,-- какъ-будто воображая на минуту, что можно поймать и другую, болѣе желанную добычу. Но если это такъ было, то и та другая добыча ловко увертывалась отъ него, а между тѣмъ. шелковистыя кудри Мэріаны какъ-разъ попалась ему подъ руку.
   -- Бабушка, вѣдь я ничего не говорила? или можетъ быть только одно словечко, сказала она, подбѣгая къ бабушкѣ, чтобъ она и ей глаза завязала,-- вѣдь правда, бабушка?
   -- Ну, душенька, вѣдь не одинъ есть способъ разговаривать, а много, отвѣчала лели Стевлей;-- ты сговорилась съ мистеромъ Грэгамомъ,-- вотъ въ чемъ дѣло.
   -- О! бабушка, онъ меня поймалъ совсѣмъ честно, возразила Мэріанъ,-- ну, поверните же меня кругомъ.
   Вотъ для нея такъ рождественскія забавы никакъ уже не была отяготительны, а доставляли искреннее наслажденіе.
   Но кто-то поймалъ и судью; кажется, Мэдлинъ. На этотъ разъ онъ честно былъ пойманъ и никакъ не могъ увернуться. Вся комната сбѣжалась на его взятіе, и хоть онъ загораживалъ себя и стульями и дѣтьми, но былъ по всѣмъ правиламъ схваченъ и названъ по имени.
   -- Это папа; я узнала его по цѣпочкѣ, которую сама дѣлала для его часовъ.
   -- Пустяки, друзья мои, я не буду заниматься такими глупостяня. Поймать я никого не поймаю, а мнѣ придется оставаться на вѣки слѣпцомъ.
   -- Нѣтъ, дѣдушка, непремѣнно надо, закричала Мэріанъ;-- это ужъ такая игра: когда кого поймали, такъ непремѣнно тому надо быть слѣпымъ.
   -- Ну, а положимъ, что мы играемъ въ такую игру, что надо сѣчь того, кого поймаютъ, и что я тебя поймалъ; хочешь такъ? спросилъ у нее Августъ?
   -- Нѣтъ, я не хочу играть въ такую игру, возразила Мэріанъ.
   -- О! папа, вы непремѣнно должны играть, приставала Мэдлинъ:-- попробуйте вотъ вы сейчасъ и поймаете мистера Фёрниваля.
   -- Экое искушеніе! сказалъ судья:-- до сихъ поръ я не въ состояніи былъ его поймать, хоть и пытался-было иногда.
   -- Богиня правосудія слѣпа, сказалъ Грэгамъ:-- зачѣмъ же судьѣ стыдиться слѣдовать примѣру своей богини?
   И такимъ образомъ обладатель горностаевой мантіи покорился наконецъ желанію дѣтей; суровый глазъ суда былъ повернутъ кругомъ съ произнесеніемъ приличнаго заклинанія духовъ и пущенъ въ хаосѣ отыскивать новой жертвы.
   Одно изъ правилъ жмурокъ, принятое въ Нонинсби, заключалось въ томъ, что при свѣчахъ въ жмурки не слѣдуетъ играть,-- правило во всякомъ случаѣ очень разумное, потому что тѣмъ опредѣлялся конецъ игры, а иначе она была бы безконечна Когда въ классной становилось темно, такъ что мало было различія между слѣпымъ и зрячимъ, то платокъ потихоньку снимался и игрѣ былъ конецъ.
   -- А теперь за снэп-драгона, закричала Мэріанъ.
   -- Совершенно такъ, какъ вы предсказывали, мистеръ Грэгамъ, сказала Мэдлинъ:-- жмурки въ четверть четвертаго и снэп-драгонъ въ пять.
   -- Отрекаюсь отъ каждаго слова, произнесеннаго мною по этому случаю, потому что во всю жизнь не веселился такъ искренно, какъ теперь.
   -- И вы готовы выдержать вино и сладкій пирогъ, когда придетъ ихъ очередь?
   -- Готовъ выдержать, что бы ни было, и идти на все. Надѣюсь, теперь позволятъ насъ освѣтить и принести свѣчей?
   -- О, какъ это можно! Когда же бываетъ снэп-драгонъ со свѣчами? Слыханное-ли это дѣло? При свѣчахъ драгонъ лишится своего блеска и отъ него ничего не останется, кроме треска. Чтобы вышло что-нибудь, непремѣнно надо, чтобы дѣйствіе происходило въ темнотѣ или, скорѣе, при его собственномъ заманчивомъ свѣтѣ.
   -- О, такъ тутъ бываетъ заманчивый свѣтъ! Онъ очень заманчивъ?
   -- Вотъ увидите, сказала Мэдлинъ, уходя прочь, чтобы заняться надлежащими приготовленіями.
   Для игры въ снэп-драгонъ, какъ она исполнялась въ Нонинсби, необходимъ былъ духъ или привидѣніе; тетя Малъ обыкновенно играла эту роль съ тихъ поръ, какъ она стала тетею. Такъ и теперь предстояла ей та же необходимость. Но въ прежніе годы постороннихъ зрителей бывало гораздо менѣе, да и тѣ были всегда только самые близкіе знакомые.
   -- Я думаю, сказала она, подходя къ брату:-- на этотъ разъ придется намъ отказаться отъ духа.
   -- Но если ты откажешься, такъ ты страшно разогорчишь всѣхъ дѣтей, отвѣчалъ братъ; вѣдь дѣти Себрайтса собственно за тѣмъ и пріѣхали, чтобы видѣть привидѣніе.
   -- И прекрасно; вотъ ты и съиграй для нихъ роль привидѣнія.
   -- Ну, вотъ что выдумала! Какое же я буду привидѣніе? Миссъ Фёрниваль, вотъ вы бы вышли прелестнымъ духомъ.
   -- Я буду очень счастлива, если могу быть чѣмъ-нибудь полезною, отвѣчала Софья Фёрниваль.
   -- О! тетя Мэдъ, это вы, вы непремѣнно должны быть нашимъ привидѣніемъ.
   -- Ты глупенькая дѣвочка ничего не понимаешь; у насъ будетъ самое прелестное привидѣніе настоящій призракъ неба, сказалъ ей дядя Гусъ.
   -- Но мы желаемъ, чтобы Мэдлинъ была нашимъ привидѣніемъ.
   -- Мэдлинъ всегда одевалась нашимъ привидѣніемъ, подтвердила Мэріанъ.
   -- Это совершенно справедливо, сказала миссъ Фёрниваль: -- да оно и гораздо лучше будетъ. Я предложила свои бѣдныя услуги въ надеждѣ быть полезною.
   Кончилось тѣмъ, что вышло два привидѣнія. Невозможно уже было отнять у миссъ Фёрниваль роль привидѣнія, послѣ того, что она такъ любезно дала уже свое согласіе принять ее, для устраненія всѣхъ затрудненій, Мэдлинъ тоже оставалось одни средство: не отказываться отъ роли, выпавшей ей на долю. Мысль, что будетъ два привидѣнія приводило въ восторгъ дѣтей, тѣмъ болѣе, что это доставляло имъ случай уничтожить два блюда съ изюмомъ и видѣть два синихъ пламени отъ зажжоннаго спирта, которымъ облитъ былъ изюмъ.
   И такъ обѣ дѣвушки ушли однѣ, не принявъ услугъ, которыя имъ были предложены отъ молодыхъ людей. Мучительное ожиданіе продолжалось минутъ пятнадцать или двадцать: миссъ Фёрниваль не умѣла такъ ловко и проворно распустить своихъ волосъ и убрать себя на подобіе привидѣнія, какъ ея молоденькая подруга. Но вотъ онѣ вернулась, держа передъ собою блюда на огромныхъ подносахъ. Подойдя къ двери классной, онѣ зажгли спиртъ и вступивъ въ темную комнату вдругъ освѣтили своимъ пламенемъ, горѣвшимъ въ ихъ рукахъ.
   -- О! неправда-ли, какъ это великолѣпно, сказала Мэріанъ, обращаясь къ Феликсу Грэгаму.
   -- Чрезвычайно великолѣпно, отвѣчалъ онъ.
   -- А какое привидѣніе, по вашему мнѣнію, величественнѣе? Я вамъ скажу, какое мнѣ больше нравятся, только скажу по секрету -- понимаете! Тетю Мэдъ я люблю больше и мнѣ кажется она гораздо величественнѣе.
   -- Ну, такъ и я вамъ скажу, то же по секрету: мнѣ кажется точно то же, что и вамъ. По моему мнѣнію, оно самое величественное привидѣніе, какое мнѣ когда нибудь въ жизни случалось видѣть.
   -- Стало быть, оно, въ самомъ дѣлѣ, такъ и есть? спросила Мэріанъ съ торжествомъ, воображая, что, вѣроятно, опытность ея новаго друга въ отношеніи привидѣній была очень обширна.
   Во всякомъ случаѣ, какъ бы ни была обширна его опытность въ женщинахъ, а все же онъ думалъ, что никогда еще въ жизни не видалъ ничего прелестцѣе Мэдлинъ Стевлей, окутанной длинною бѣлою простынею и съ кускомъ бѣлой кисеи на головѣ и вокругъ лица.
   Надо предполагать, что эта драпировка, освѣщаемая синимъ пламенемъ, дѣйствительно была не дурна; тоже самое думала и массъ Фёрниваль, тогда какъ Перегринъ Ормъ рѣшительно не сознавалъ на ногахъ или на головѣ онъ стоитъ,-- до того онъ засмотрѣлся на миссъ Стевлей. Очень могло статься, что миссъ Фёрниваль нѣсколько предчувствовала, какой эффектъ она произведетъ, когда бралась исполнять эту роль; но за Мэдлинъ я ручаюсь, что объ этомъ она и не думала. Въ ея головѣ не было никакого умысла, когда она сначала уклонялась отъ роли привидѣнія, а потомъ согласилась принять ее. Она не имѣла ни малѣйшаго желанія казаться красивою для глазъ Феликса Грэгама,-- по крайней мѣрѣ, такъ было до этихъ поръ; что же касается до Перегрина Орма, то она врядъ-ли помнила о, его существованіи.
   -- Праведное небо! думалъ Перегринъ про себя, она рѣшительно прелестнѣйшее созданье, какого мнѣ въ жизни не приходилось еще видѣть
   И тогда же онъ принялся обдумывать: какъ будетъ принята въ Кливѣ его новая мысль?
   Ничего подобнаго не было въ головѣ Феликса Грэгама. Онъ видѣлъ, что Мэдлинъ Стевлей была удивительно хороша и безсознательно чувствовалъ, что у нее очень милый характеръ. Быть можетъ, онъ и думалъ, что могъ бы любить такую дѣвушку, еслибъ подобная любовь была для него позволительна. Но это было далеко не такъ. Судьба его была рѣшена,-- рѣшена имъ самимъ для самого себя. будущая подруга его жизни была уже избрана и воспитывалась для пониманія обязанностей предстоящей ей жизни. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ мудрецовъ мущинъ, которые и слышать не хотятъ, чтобы предоставить случаю выборъ спутницы цѣлой жизни, но считаютъ за лучшее самимъ образовать умъ и характеръ молодой дѣвушки, по такимъ правиламъ, которыя могла бы ихъ сдѣлать лучшими женщинами и научить ихъ добросовѣстному пониманію своихъ обязанностей.
   Впослѣдствіи будетъ понятно, какъ мало нужды знать о первыхъ годахъ Мэри Сноу. Здѣсь же достаточно сказать, что она сирота, что въ настоящее время она ничто иное, какъ ребенокъ, и что за свое содержаніе и воспитаніе она обязана своему будущему мужу. Изъ всего этого явствуетъ, какъ я уже сказалъ, что Феликсъ Грэгамъ и думать не могъ о любви къ миссъ Стевлей, даже и въ такомъ случаѣ, еслибъ его невысокое положеніе, относительно свѣтскихъ условій, не представляло подобную любовь съ его стороны безъ всякой надежды на какой-нибудь успѣхъ. Вотъ Перегринъ Ормъ такъ совсѣмъ другое дѣло. Не было ни одной правдоподобной причины, которая могла бы допустить мысль, что Перегринъ Ормъ не побѣдитъ и не будетъ обладать прелестнымъ созданіемъ, которымъ онъ восторгается.
   А привидѣнія все стоятъ надъ пламенемъ, спиртъ истощается и этмъ подвергается опасности сгорѣть. Но въ этой игрѣ снэп-драгонъ привидѣніямъ предстояли тоже нѣкоторые подвиги. По правиламъ этой игры -- Мэріанъ непремѣнно настояла бы на этомъ правилѣ, будь пламя не такъ горячо -- требовалось, чтобы изюмъ былъ наградою только тѣмъ отважнымъ грабителямъ, которые не боялись стать лицомъ къ лицу съ явившимся привидѣніемъ и погружать свои пальцы въ горящее пламя. Обыкновенно это правило выполняли мальчики, вытаскивая изюмъ изъ пламени; дѣвочки же подбирали его на лету и кушали. Но въ Нонинсби всѣ мальчики были еще слишкомъ малы, чтобы дѣйствовать піонерами предъ глазами самого врага, и потому изюмъ долженъ бы былъ оставаться на блюдѣ, пока пламя догоритъ, если бы благодѣтельное привидѣніе само не старалось выбрасывать своихъ сокровищъ.
   -- Ну, Мэріанъ, пойдемте-ка со мною, сказалъ Феликсъ Грэгамъ, взявъ ее за руку и подводя къ блюду.
   -- Да вѣдь можно обжечься, мистеръ Феликсъ. Посмотрите-ка сюда: вотъ на томъ краю, вытащите-ка оттуда побольше.
   -- Въ такомъ случаѣ за вами будетъ еще одинъ поцѣлуй?
   -- Согласна,-- только съ условіемъ, если вы вытащите пять.
   Тогда Феликсъ всунулъ руку въ середину пламени и вытащилъ цѣлую пригоршню изюму, что сообщило его пальцамъ и обшлагу рукава спиртуозный запахъ на цѣлый вечеръ.
   -- Если вы будете разомъ захватывать по цѣлой пригоршнѣ, то получите ударъ ложкой по рукѣ, сказало привидѣніе, шевеля пламенемъ, чтобы возбудить его силу.
   -- Но привидѣнія не разговариваютъ, сказала Мэріанъ, очевидно незнакомая съ лучшими привидѣніями въ трагедіяхъ.
   -- Нѣтъ, привидѣнія по неволѣ заговорятъ, когда такія огромныя руки вторгаются въ костеръ.
   Тогда произведено было вторичное вторженіе и за то нанесенъ былъ обѣщанный ударъ.
   Скажи кто-нибудь утромъ, что Мэдлинъ въ этотъ же день ударитъ кухонною ложкою мистера Грэгама, то она сама ни за что на свѣтѣ ни кому бы не повѣрила. Но вотъ всегда такимъ образомъ теряются и пріобрѣтаются сердца!
   Перегринъ Ормъ стоялъ въ сторонѣ, все видѣлъ и обо всемъ размышлялъ. Что онъ могъ быть поражонъ и смущенъ до онѣмѣнія красотою какой нибудь дѣвушки, это удивляло его самого; не смотря на свою молодость и ребяческія манеры, онъ никогда еще не стѣснялся ни чьимъ присутствіемъ. Директоръ той коллегіи, гдѣ онъ воспитывался, считалъ его самымъ наглымъ юношею, выше всякаго сравненія, да и дѣдушка, хотя любилъ его за открытую смѣлость и чистосердечный потокъ словъ, однако находилъ иногда, что онъ черезчуръ ужь много говоритъ. Но тутъ онъ стоялъ, смотрѣлъ въ тоскливомъ ожиданіи, и не могъ собраться съ духомъ, чтобы сказать нѣсколько словъ молоденькой дѣвушкѣ, даже и во время общихъ увеселеній. Два или три раза въ теченіе послѣднихъ дней онъ дѣлалъ попытки заговорить съ нею, но слова его были пошлы и пусты, такъ что ему самому казались ребяческими. Онъ самъ стыдился саоеи слабости. Не одинъ разъ, въ продолженіе этой игры, онъ побуждалъ самого себя выступить на арену и переломить копье въ турнирѣ: но все не выступилъ, и его копье все оставалось въ безславномъ покоѣ.
   На другомъ концѣ длиннаго стола привидѣніе тоже имѣло двухъ рыцарей, и ни одинъ изъ нихъ не уклонился отъ битвы. Августъ Стевлей, если считалъ достойнымъ себя выступать на арену, то не чувствовалъ отвращенія отъ битвы съ какимъ бы то ни было соперникомъ. Нельзя также было думать, чтобы и Люцій Мэзонъ сдѣлался застѣнчивымъ, молчаливымъ и тоскующимъ вздыхателемъ. Для него было невозможно чувствовать страхъ къ той дѣвушкѣ, которая ему понравилась. Онъ не могъ бы поклоняться той, которую желалъ бы полюбить. Да и сомнительно было, имѣетъ ли онъ способность обожать кого бы то ни было, въ точномъ смыслѣ этого слова. Обожаютъ только то, что сознаютъ глубокимъ, невыразимымъ убѣжденіемъ души, лучше, выше достойнѣе себя; неправдоподобна казалась мысль, чтобы Люцій Мэзонъ могъ такъ думать о какой бы то ни было изъ женщинъ, которыхъ ему случалось встрѣчать въ жизни.
   Но вмѣстѣ съ тѣмъ надо отдать ему справедливость, что также неправдоподобна была мысль, чтобъ онъ изъ страха уступилъ дорогу какому бы то ни было мужчинѣ. Его не испугалъ бы ни талантъ, ни высокое званіе, ни вліяніе денегъ, ни ловкость соперника. Во всякой попыткѣ на женское сердце онъ считалъ свою удачу не менѣе сбыточною, какъ и попытку другихъ. Августъ Стевлей былъ хозяиномъ въ Нонинсби и при томъ же умный, прекрасный, отважный и изящный молодой человѣкъ; но Люцію Мэзону и во снѣ не снилось отступать предъ такими силами. У него былъ такой же языкъ, какъ и у другихъ, и онъ льстилъ себя надеждою, что онъ не хуже другихъ съумѣетъ воспользоваться имъ.
   Мило было смотрѣть, съ какимъ удивительнымъ тактомъ и благоразуміемъ Софья распредѣляла свои улыбки, принимая дань благоговѣнія отъ обоихъ молодыхъ людей! Съ какою развязностью она отвѣчала на комплименты обоихъ, и такъ держала себя, что ни одинъ не имѣлъ права открыто обвинить ее въ излишнемъ благоволеніи къ другому.
   За то втайнѣ, въ глубинѣ души, Августъ обвинялъ ее. Но къ чему бы ему такъ оскорбляться этимъ? Вѣдь онъ самъ лично не питалъ никакого особеннаго расположенія къ этой дѣвушкѣ? Развѣ исчезла у него та откровенная, мірная цѣль -- женить своего бѣднаго друга на богатой наслѣдницѣ?
   А между тѣмъ, его бѣдный другъ весь вечеръ игралъ съ непостижимымъ счастьемь; а Перегринъ Ормъ все смотрѣлъ издалека и видѣлъ ударъ, полученный счастливыми пальцами, видѣлъ это съ печалью въ сердцѣ и внутреннимъ стономъ души, понятными, вѣроятно, для многихъ.
   -- Я такъ люблю этого мистера Феликса! говорила маленькая Мэріанъ, когда тетя Мэдлинъ поцѣловала ее, укладывая въ маленькой постелькѣ, и пожелала ей покойной ночи,-- я такъ люблю его! А ты, тетя Мэдъ, тоже любишь его?
   Такимъ-то образомъ проведенъ былъ первый день Рождества въ Нонинсби.
   

XXIII.
Рождество въ Гроби-Паркѣ.

   Рождество всегда было самымъ тяжелымь временемъ испытаніи для мистриссь Мэзонъ изъ Гроби-Парка. Для такого торжественнаго дня ей слѣдовало, какъ женѣ стараго англійскаго помѣщика, приготовлять изобильный столъ и въ нѣкоторомъ отношеніи имѣть открытый домъ. Но она никакъ не могла рѣшиться на приготовленіи какого бы то ни было изобилія, и мысль объ открытомъ домѣ могла почти разбить ея сердце. Неограниченная ѣда! Въ самихъ звукамъ этихъ словъ было что-то грозное, отчего переворачивалась вся внутренность этой женщины.
   А въ это Рождество она осуждена была претерпѣвать еще жесточайшее испытаніе. Случилось такъ, что послѣдніе два три года приходъ гробійской общины находился подъ духовнымъ. руководствомъ молодаго, энергическаго пастора. Нѣтъ никакой необходимости здѣсь распространяться, почему гробійскій ректоръ долженъ былъ выѣхать изъ Гроби, предоставивъ исполненіе своихъ обязанностей своему молодому помощнику, которому онъ за то уступилъ котеджъ и садъ и кромѣ того, платилъ еще пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ ежегодно, что было, по его мнѣнію, чрезвычайно великодушно. Таково было положеніе дѣла. Почтенному Адольфу Грину съ своею супругою и четырьмя дѣтьми довольно трудно было существовать продуктами сада и опредѣленнымъ ему жалованьемъ; да просто не было возможности прожить имъ этими скудными средствами, еслибы мистриссь Гринъ не получила въ приданое маленькаго состоянія.
   Случилось такъ, что мистриссъ Гринъ знала на столько музыку, что могла передавать свои свѣдѣнія въ пѣніи двумъ миссъ Мэзонъ и заниматься ихъ обученіемъ болѣе трехъ лѣтъ. Эти уроки начались безъ всякаго умысла и продолжались также случайно. Мистриссь Мэзонъ пока смотрѣла на это занятіе довольными глазами, потому что даровые уроки приходились ей по вкусу.
   -- Вѣдь это не-то чтобы настоящіе уроки, говорила она своему мужу, который старался внушить ей, что за такой трудъ слѣдуетъ сдѣлать какое нибудь вознагражденіе,-- развѣ ты не понимаешь, что мистриссъ Гривъ считаеть за большое счастье присутствовать въ моей гостиной и что, кромѣ того, не видать бы ей круглый годъ инструмента, если бъ она не имѣла позволенія приходить къ надъ. Пойми, что она гораздо болѣе получаетъ, чѣмъ даетъ.
   Но послѣ двухлѣтняго ученія мистеръ Мэзонъ опять заговорилъ о томъ же.
   -- Милая моя, сказалъ онъ,-- не могу же я позволить своимъ дочерямъ принимать такія великіе одолженія отъ мистриссъ Гринъ, не предоставивъ ей хоть какого-нибудь вознагражденія.
   -- А я такъ совсѣмъ не вижу въ томъ нужды, отвѣчала мистриссъ Мэзонъ: -- но если ужь тебѣ этого такъ хочется, то можно будетъ послать ей корзинку яблокъ,-- то есть со всѣмъ полную корзинку.
   Надо замѣтить, что этотъ годъ былъ чрезвычайно обиленъ яблоками, такъ что пасторъ и его жена имѣли такое множество яблокъ отъ своего сада, что не могли всего бы потребить.
   -- Корзинку яблокъ! Какіе пустяки! сказалъ Мэзонъ.
   -- Но если вы хотите давать денегъ, то ужь этого я никакъ не допущу. Ни за что въ мірѣ я не захочу оскорблять такой почтенной женщины.
   -- Но можно бы для нихъ купать хорошенькій подарокъ, вотъ хоть бы мобель. Крошечная комнатка, которую они называютъ своею гостиною, совсѣмъ пуста. Пошли-ка Джонса въ Лидсъ и прикажи ему привезти немножко мебели.
   И вотъ вслѣдствіе чего, послѣ сильной внутренней борьбы, произошла покупка мебели отъ мистера Кэнтуайза, той металлической мебели "во вкусѣ Людовика XIV", состоявшей изъ трехъ столовъ, восьми стульевъ и пр., по случаю которыхъ, какъ читатель вспомнятъ, мистриссь Мэзонъ сдѣлала такую несомнѣнную для себя выгоду, выторговавъ ихъ гораздо дешевле ихъ настоящей цѣнности. Что она была "попорчена", какъ сознавался самъ мистеръ Кэнтуайзъ въ разговорѣ объ этомъ предметѣ съ мистеромъ Дократомъ,-- такъ въ этомъ не было большой важности: и это было слишкомъ хорошо для жены пастора.
   И такъ, въ первый день Рождества, счастливая женщина должна получить такой подарокъ. Мистеръ и мистриссъ Гринъ приглашены обѣдать въ Гроби-Паркъ, оставляя своихъ болѣе счастливыхъ дѣтей въ маленькомъ котеджѣ, преисполненномъ радостей. Рѣшено было предъ самымъ обѣдомъ подарить имъ мебель, купленную для ихъ гостиной. Съ жестокою тоскою въ сердцѣ мистриссъ Мэзонъ смотрѣла на предстоящій ей подвигъ. Ея собственный домъ былъ наполненъ мебелью отъ кухни до чердака, но все же ей ужасно хотѣлось оставить у себя эту металлическую мебель съ мишурнымъ блескомъ. Она знала, что столъ попорченъ и крышка его не приходилась къ ножкамъ, она знала, что винтъ у табурета погнутъ и не дѣйствуетъ; она знала, что и въ домѣ у нее не было мѣста, куда бы это поставить; она должна была знать и то, что во всякомъ случаѣ эта мебель никуда для нее не годна -- а все же не могла разстаться съ нею безъ тоскв. Мистеръ Мэзонъ до того забилъ себѣ въ голову, что надо вознаградить мистриссъ Гринъ за ту пользу, которую она приносила имъ въ свои досужые часы, что ничего не оставалось дѣлать -- и вслѣдствіе этого она пошла опять осмотрѣть металлическую мебель. Въ глубинѣ души она сознавала, что эта мебель никому никогда не понадобится, а все же рѣшила, что изъ этихъ восьми стульевъ ей надо оставить два. Шести стульевъ слишкомъ довольно ни крошечнаго уголка мистриссъ Гринъ.
   Такъ какъ праздничный пиръ происходилъ въ пять часовъ, то завтракъ былъ очень скуденъ. Пиръ состоялъ изъ законноположенныхъ ростбифа, пломпудднига и сладкихъ пирожковъ съ коринкою mince-pieces.
   -- Пирожки съ коринкою и пломпуддингъ;-- это ужь чрезъ чуръ вульгарно, сказала мистриссъ Мэзонъ своему мужу.
   Но мистеръ Мэзонъ, не смотря на ихъ вульгарность, стоялъ на своемъ. Какъ всякій англичанинъ, мистеръ Мэзонъ любилъ видѣть по утру кусокъ холоднаго мяса, или ножку индѣйки и пару свѣжихъ яицъ; но дѣло это не стоило безпрестанной битвы.
   -- Сегодня мы обѣдаемъ часомъ ранѣе обыкновеннаго, такъ, я думаю, не слѣдуетъ ѣсть мяса за завтракомъ, говорила ему жена.
   -- Но тогда бы его меньше вышло за столомъ, отвѣчалъ мужъ, хотя зналъ, что послѣ этого нечего было говорить.
   Онъ всегда откладывалъ до будущаго дня великую битву, которую намѣренъ быль выдержать когда-нибудь надъ скупостью жены и остаться побѣдителемъ, и тогда надѣялся уже видѣть вокругъ себя изобиліе, которое съ той поры будетъ закономъ во владѣніяхъ Гроби-Парка.
   Послѣ этого разговора всѣ отправились въ церковь. Мистриссъ Мэзонъ ни за что на свѣтѣ не пропустила бы обѣдни въ воскресенье или на Рождествѣ. Исполненіе этого долга не дорого ей стояло и потому она строго выполняла его. Выходя изъ кареты на церковное крыльцо, она встрѣтилась съ мистриссъ Гринъ и съ сладкою улыбкой пожелала ей всего, что обыкновенно желается въ такихъ случаяхъ.
   -- Мы надѣемся видѣть васъ у себя сейчасъ же послѣ обѣдни, сказала мистриссъ Мэзонъ.
   -- О! да, конечно, отвѣчала мистриссъ Гринъ.
   -- И мистеръ Гринъ пожалуетъ, съ вами?
   -- Онъ не лишитъ себя этого удовольствія, сказала жена пастора.
   -- Пожалуйста, постарайтесь придти, вмѣстѣ потому что намъ надо исполнить маленькую церемонію, прежде чѣмъ мы сядемъ за столъ.
   И мистриссъ Мэзонъ, при этомъ, опять улыбнулась почти граціозно; думала-ли она, или нѣтъ, что осчастливила своею милостью бѣдную сосѣдку? У многихъ женщинъ содрогнулось бы сердце въ ту минуту, когда онѣ поняли бы всю низость своихъ помышленій.
   Мистриссъ Мэзонъ причащалась и послѣ обѣдни, пожурила своего лакея и горничную за то, что и они не сдѣлали того же. Вѣроятно, она воображала, что выполнила свой долгъ и не предполагала, что обманываетъ и мужа и пріятельницу. Она съ удивительнымъ приличіемъ и благоговѣніемъ держала себя во. время службы, а возвратясь домой, украла еще одинъ стулъ изъ назначенной для подарка мебели. Вѣдь все же ихъ шесть, со включеніемъ испорченнаго табурета, а этого слишкомъ достаточно для такого крошечнаго уголка, какъ гостиная мистриссъ Гринъ.
   Въ верхнемъ этажѣ гроби-паркскаго замка была большая комната, которая нѣкогда служила классною для дѣтей, но въ настоящее время почти всогда была пустая. Тамъ стояло старое, отслужившее уже свой вѣкъ, фортепіано,-- и хотя мистриссъ Мэзонъ любила похвастаться величественностью своей гостиной, однако въ этой-то комнатѣ и происходила уроки пѣнія. Сюда-то была перенесена металлическая мебель, наканунѣ Рождества, и была оставлена нераспакованною въ ящикахъ. Сюда, тотчасъ послѣ завтрака до обѣдни поспѣшила мистриссъ Мэзонъ; послѣ часоваго усилія вещи были вынуты и разставлены. Два стула она спрятала въ шкафъ, а по возвращеніи изъ церкви первымъ ея дѣломъ было сунуть третій стулъ въ свою потаенную кладовую. Но увы! увы! что она ни дѣлала, а никакъ не могла надѣть крышку на столъ.
   -- Да вѣдь это совсѣмъ изломано,-- сказала горничная, позванная ею на помощь.
   -- Все вздоръ, дура ты этакая; не видишь развѣ? вѣдь это все совсѣмъ новое, какъ же оно можетъ быть сломано?-- сказала мистрисгъ Мэзонъ.
   И опять принялась она прикладывать крышку и такъ и сякъ, приговаривая при этомъ, что она найдетъ правосудіе противъ мошенника, который продалъ ей испорченныя вещи. Между тѣмъ она очень хорошо знала, когда покупала, что столъ испорченъ, да и купила его дешево именно потому, что онъ испорченъ, настаивая при томъ въ крайне сильныхъ выраженіяхъ, что столъ дѣйствительно ничего не стоить, потому что совсѣмъ испорченъ.
   Около четырехъ часовъ въ гостиную явились мистеръ и мистриссъ Гринъ. Тутъ ожидала уже ихъ мистриссъ Мэзонъ съ двумя дочерьми, Пенелопой и Кревзой. Но Діана не была музыкантшей и потому не принимала участія въ подаркѣ, поднесенномъ мистриссъ Гринъ. Мистеръ Мэзонъ тоже не присутствовалъ при этомъ. Онъ понималъ, что тутъ происходило что-то очень неблаговидное, и потому рѣшился не показываться, пока все это пройдетъ своимъ порядкомъ. Ему слѣдовало бы самому приняться за это дѣло, да оно такъ бы и было, если бъ голова его не была занята совсѣмъ другими болѣе важными дѣлами. Онъ самъ былъ человѣкъ жестоко униженный и ужасно оскорбленный, и потому не могъ оказывать любезностей другимъ. Всѣ часы его жизни были теперь заняты одною мыслью, какъ бы ему получше добиться правосудія, какъ бы ему охранить свою собственность. Онъ желалъ только одного -- своей собственности, и ужь этого непремѣнно хотѣлъ добиться; да кромѣ того еще -- онъ желалъ и заслуженнаго наказанія тѣмъ, кто столько лѣтъ лишалъ его покоя. До того ль ему было, чтобы вмѣшиваться въ приготовленіи подарка мистриссъ Гринъ?
   -- Не угодно ли теперь пожаловать на верхъ,-- сказала мистриссъ Мэзонъ съ граціозною улыбкою, которою она славилась: -- мистеръ Гринъ, вы тоже должны идти съ нами. Мистриссъ Гринъ была всегда такъ добра къ нашимъ дѣвочкамъ, а я случайно пріобрѣла нѣсколько вещей,-- это самыя модныя вещи,-- и надѣюсь, что онѣ понравятся вамъ.
   Всѣ пошли на верхъ въ классную комнату.
   -- Это совсѣмъ новый фасонъ, только что вошедшій въ моду,-- говорила мистриссъ Мэзонъ, проходя чрезъ корридоръ: -- совсѣмъ модныя вещи: металлическая мебель. Не знаю, видали ли уже вы что нибудь подобное?
   Мистриссъ Гринъ отвѣчала, что ничего подобнаго она еще не видала.
   -- Это работа мебельной компаніи, изъ патентованной стали; нынче эта мебель въ большой модѣ для маленькихъ комнатъ. Я надѣялась, что вы позволите мнѣ подарить вамъ эту мебель для нашей гостиной.
   -- Благодарю васъ, это очень любезно съ вашей стороны вспомнить о насъ,-- сказала мистриссъ Гринъ.
   -- Чрезвычайно любезно,-- подхватилъ мистеръ Гринъ.
   Но и мужъ и жена хорошо знали свою хозяйку, и потому ихъ надежды не простирались высоко.
   Тутъ дверь отворилась, и глаза, и имъ представилась мебель, выставленная на показъ. Тутъ стояли вся купленная мебель, кромѣ трехъ спрятанныхъ стульевъ и ломбернаго стола. Ножки и нижнея полоса отъ стола, конечно, стояли, но верхнія доска его, снова завернутая въ бумагу, лежала подлѣ нихъ на полу.
   -- Надѣюсь, что вамъ нравится этотъ фасонъ,-- опять начала мистриссъ Мэзонъ:-- меня увѣрили, что это самый красивый фасонъ изъ всѣхъ доселѣ выходившихъ... Случилось маленькое несчастье съ винтомъ отъ этого стола, но нашъ деревенскій кузнецъ поправитъ это въ пять минуть. Онъ живетъ какъ разъ около васъ, такъ что я не считала за нужное призывать его сюда.
   -- Это очень мило! сказала мистриссъ Гринъ, осматриваясь кругомъ почти со смущеніемъ.
   -- Конечно, очень мило! подтвердилъ мистеръ Гринъ, мысленно удивляясь, для какой бы потребности могла изготовляться такая дрянь, и покушаясь вывести заключеніе, чтобы можно было съ этимъ сдѣлать?
   Мистеръ Гринь понималъ, что это за столы и стулья должны быть, и боялся, что всѣ эти разставленныя предъ нимъ вещи совершенно безполезны.
   -- Да и кромѣ того надо сказать,-- продолжала мистриссъ Мэзонъ:-- что эта мебель самая удобная на свѣтѣ; напримѣръ, захотите вы перемѣнить домъ, сейчасъ же всѣ эти вещицы опять уложите въ эти деревянные ящики. Деревянная же мебель занимаетъ очень много мѣста и громоздка въ случаѣ переѣзда.
   -- Да, это правда,-- замѣтила мистриссъ Гринъ.
   -- Благодарю васъ, вы очень добры,-- сказалъ мистеръ Гринъ.
   Такимъ образомъ окончилась церемонія поднесенія подарка. На слѣдующее утро ящики были отосланы, и мистриссъ Мэзонъ могла бы безнаказанно утащитъ еще одинъ стулъ; потому что эти ящики стояли нераспакованными изъ мѣсяца въ мѣсяцъ, и гостиная пастора все еще оставалась немеблированною.
   -- Дѣло въ томъ, что они не въ состоянія пріобрѣсть себѣ коверъ, говорила впослѣдствіи мистриссъ Мэзонъ одной изъ своихъ дочерей:-- и они правы, потому что такія вещи слѣдуетъ поберечь, пока нельзя съ пользою употреблять ихъ. Я всегда такъ и думалъ, что мистриссъ Гринъ одарена большою долею благоразумія.
   По окончаніи выставки, всѣ опять спустились въ гостиную: мистеръ Гринъ и мистриссъ Мэзонъ шли впереди, Кревза за ними. Пенелопа же по возможности отстала, чтобы поговорить съ своимъ другомъ наединѣ, такъ чтобъ другіе не слыхали.
   -- Вы знаете нашу мама, сказала она, пожимая плечами и со взглядомъ презрѣнія.
   -- Но вещи очень милы.
   -- Нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ, и вы сами это хорошо знаете. Онѣ никуда не годятся, просто никуда, хоть брось.
   -- Но намъ ничего и не нужно.
   -- Я знаю это, и еслибъ тутъ не было претензіи на подарокъ, то не было бы очень хорошо. Что подумаетъ мистеръ Гринъ?
   -- Я думаю, что ему понравился желѣзные стулья.
   Тутъ всѣ уже собрались въ гостиную.
   Мистеръ Мэзонъ не показывался до обѣда и пришолъ какъ-разъ время, чтобы подать руку мистриссъ Гринъ. Ему надо было написать два письма: одно -- къ господамъ Роунду и Круку, въ рѣшительномъ тонѣ; другое же -- къ Дократу; маленькій атторней такъ съумѣлъ впутаться въ это дѣло, что уже вступилъ въ переписку съ самимъ хозяиномъ тяжбы.
   -- Вотъ я покажу этимъ мужикамъ въ Бедфорд-Роу, чтобъ они знали, кто я таковъ! твердилъ онъ самому себѣ, сидя на своемъ высокомъ стулѣ въ Гэмвортѣ.
   Наступилъ рождественскій пиръ въ Гроби-Паркѣ. Сказать правду, мистеръ Мезонъ самъ ходилъ къ сосѣднему мяснику и заказалъ ему отличную филейную часть говядины, зная напередъ, что совершенно было бы безполезно полагаться на заказы, сдѣланные его женою. Онъ самъ выбралъ огромную часть мяса и самъ провожалъ его до кухоннаго стола. Не смотря на то, когда мясо явилось за столѣ въ столовой, оно было грустно искажено. Во всю ширину его былъ отхваченъ кусокъ, чудовищно нарушившій прекрасную соразмѣрность цѣлаго. Хозяйка увидѣла прекрасные, соблазнительно-огромные размѣры куска, и сердце ея не вынесло такой картины; не въ силахъ была она дать пощаду и рождественскому ростбифу. Она сдѣлала усиліе надъ собою и отвернулась, говоря про себя, что вся отвѣтственность за то падетъ на нее. Но это не помогло дѣлу: тутъ было нѣчто выше ея воли.
   -- Твоему хозяину никогда не сладить съ такою горою мяса, вдругъ сказала она, обращаясь къ кухаркѣ.
   -- А ужь это не мое, а его дѣло, возразила на то ирландская мастерица вертела.
   Дѣло въ томъ, что ирландскія кухарки гораздо дешевле, чѣмъ кухарки, рожденныя и воспитанныя въ Англіи.
   Не смотря однако на то, дѣло было сдѣлано, жертва совершена и ея собственныя барскія руки дѣйствовали завистливымъ ножомъ.
   -- У меня духу бы на это не хватило, сказала кухарка: -- заподлинно не хватило бы.
   Помрачилось лицо мистера Мэзона, когда онъ увидѣлъ учиненое злодѣйство, а когда взглянулъ черезъ столъ, то увидѣлъ, что глаза его жены устремлены на него. Она знала, чего могла ожидать, но знала также, что время еще не пришло. Украдкою и почти со страхомъ взглядывала она на мужа: мистеръ Мэзонъ могъ быть свирѣпъ въ своемъ гнѣвѣ. И что она выиграла бы тѣмъ? Но по этому случаю можно точно также спросить, что выигрываетъ скряга, который прячетъ свое золото въ старый горшокъ, или что выигрываетъ другой безумецъ, который сидитъ въ заключеніи въ продолженіе многихъ долгихъ лѣтъ только потому, что воображаетъ себя бабушкой англійской королевы?
   Но на столѣ все еще достаточно мяса для всеобщаго насыщенія, а такъ какъ мистриссъ Мэзонъ не умѣла разрѣзывать мяса, то тарелки у всѣхъ сидящихъ за столомъ были наполнены, и если достаточность мяса можетъ дать хорошій обѣдъ, то мистеръ Гринъ съ женою угощены были хорошимъ обѣдомъ для Рождества. Но все удовольствіе этимъ только и ограничивалось, потому что никто изъ присутствующихъ не имѣлъ расположенія къ пріятнымъ разговорамъ.
   Кромѣ мяса, подали еще пломпуддингъ и три минс-пэйэса -- пирожки съ коринкою. Обыкновенно слѣдуетъ, чтобы четыре пирожка украшали столъ; но четвертый былъ унесенъ предъ самымъ обѣдомъ въ нѣкоторый таинственный притонъ, куда прятались всѣ подобныя добычи. Пуддингъ тоже былъ невеликъ и недовольно поджаренъ и роскошенъ и не съ такимъ избыткомъ начиненъ, какъ бы слѣдовало для рождественскаго пуддинга. Будемъ надѣяться, что гости были вознаграждены на другой день отсутствіемъ непріятныхъ послѣдствій отъ слишкомъ изобильныхъ, вкусныхъ и жирныхъ яствъ.
   -- Закусимъ-ка теперь дома, мой другъ, съѣдимъ съ тобой кусокъ хлѣба съ сыромъ и стаканомъ пива, сказалъ мистеръ Гринъ своей женѣ, когда они вернулись въ свой веселенькій котеджъ.
   Вотъ какъ провели Рождество въ Гроби-Паркѣ.
   

XXIV.
Рождество въ Грет-Сент-Элленсѣ.

   Теперь взглянемъ, на минуту, какъ проводитъ Рождество нашъ жирный пріятель, мистеръ Моульдеръ. Мистеръ Моульдеръ женатый человѣкъ и нанимаетъ квартиру надь виннымъ погребомъ въ Грет-Сент-Элленсѣ. Онъ былъ осчастливенъ -- можетъ быть наказавъ тѣмъ, что у него дѣтей не было, и очень гордился матеріальнымъ комфортомъ, окружавшимъ его смиренное жилище.-- Моя жена -- какъ часто онъ любилъ хвастнуть,-- живетъ въ такомъ изобиліи, что ей ничего не остается желать; а что касается до бѣлья и шелковыхъ матерій и тому подобнаго, то она могла бы потягаться своимъ гардеробомъ со многими важными леди въ Россель-Скверѣ, и навѣрное ни одна изъ нихъ не перещеголяла бы ее. Ну, а что касается до питья -- до хмѣльнаго, какъ мистеръ Моульдеръ любилъ въ шутку говорить, въ кругу друзей,-- то, по его мнѣнію, онъ ни на шагъ не отставалъ въ этомъ отношеніи отъ знати. У него было такое бранди -- плевать онъ хотѣлъ на всѣ коньяки и французскія водки -- которое онъ досталъ изъ погреба Бетса, лѣтъ семнадцать тему будетъ. Богатствомъ букета и самою крѣпости это бранди, превосходитъ всякое французское вино, какое бы тамъ они себѣ не выставляли въ Сити. Таково, по крайней мѣрѣ, было его мнѣніе. "Но если кому оно не нравятся, такъ пускай тотъ и не принимается за него. Еще есть у него и виски, такое виски, что хоть чьи волосы дыбомъ поставитъ."
   Такъ говорилъ мистеръ Моульдеръ и я вѣрю ему, потому что мои волосы дыбомъ становились только отъ того, что я смотрѣлъ какъ другіе его пили.
   И дѣйствительно, если комфортъ въ нарядахъ, комфортъ въ ѣдѣ и питьѣ, комфортъ въ мягкихъ перинахъ и спокойной мебели могутъ сдѣлать женщину счастливою, то мистриссъ Моульдеръ была счастливая женщина. Она совершенно сжилась съ опредѣленнымъ для нея образомъ жизни. Около десяти часовъ она завтракала кускомъ горячей почки; въ три часа она обѣдала, сама присматривая за акуратною стряпнею на кухнѣ, за жарившейся на вертелѣ птицей или кускомъ сладкаго мяса, и всегда запивала это глоткомъ шотландскаго элю. Цѣлые дни возилась она съ своими нарядами, а вечеромъ читала Смѣсь Рейнолдса, потомъ пила чай и намазывала свои тартинки; въ девять часовъ выпивала рюмку съ наперстокъ бранди съ водою а потомъ ложилась спать. Единственная работа ея въ жизни состояла въ пришиваніи пуговицъ къ бѣлью мужа и въ присмотрѣ за порядкомъ его вещей, когда онъ бывалъ дома. Вѣроятно, она съумѣла бы не хуже исполнятъ и другія общественныя обязанность, если бъ у нее были онѣ. Но какъ видно, она встрѣтила на своемъ пути очень немного обязанностей! Ея мужъ проводилъ въ отлучкахъ три четверти года и она не имѣла дѣтей, которые требовали бы ея вниманія. Что касается до общества, то раза три или четыре въ годъ они отправлялась на чай къ мистриссъ Гоббльзъ въ Клэфимъ. Мистрисмъ Гоббльзъ была вдова старшаго хозяина фермы, и для такахъ важныхъ оказій мистриссъ Моульдеръ наряжалась какъ нельзя лучше, отправлялась въ омнибусѣ и проводила вечеръ въ скучной благопристойности, въ одномъ углу дивана мистриссъ Гоббльзъ. Если я прибавлю къ этому, что Моульдеръ каждый годъ бралъ ее съ собою въ Бродстерсъ на двѣ недѣли, то я полагаю этимъ будетъ съ достаточною аккуротностью описанъ образъ жизни мистриссъ Моульдеръ.
   По случаю наступавшаго праздника, мистеръ Моульдеръ пригласилъ къ себѣ небольшое общество. Онъ всегда любилъ такіе случайные пиры и ужасно хлопоталъ, чтобы всѣ съѣстные приоасы была самые лучшіе, и желалъ до конца сохранять привѣтливое, веселое расположеніе духа,-- развѣ случалась какая нибудь ошибка по кухонному искусству; ну, ужь, въ такихъ случатъ пожалуй и доставалось ммстриссъ Моульдеръ. По правдѣ сказать, кухонная стряпня для мужа и крахмаленье воротничковъ у его рубашекъ -- вотъ были единственныя тяжелыя обязанности, которыя суждено было нести мистриссъ Моульдеръ.
   -- Да на что же ты годна? говорилъ онъ тогда почти бросая ей въ голову черезъ столь кушанья, которыми она не угодила ему, или срывая съ шеи жостко накрахмаленный воротникъ: -- кажется, немногаго я требую отъ тебя за все, что доставляю для твоего содержанія!
   И хмурился онъ на нее своими кровью налитыми глазами до тѣхъ поръ, пока она не припадала къ нему со смиреніемъ. Но это не часто случалось, потому что опытность давала ей знаніе.
   Но въ нынѣшнее рождество суждено было празднеству благополучно достигнуть своего конца.
   -- Ну, теперь подай руку, старая баба, сказалъ онъ ей, и это было самое суровое выраженіе, которое онъ ей сказалъ за весь день. Онъ наслаждался безмѣрнымъ счастьемъ въ этотъ благополучный день. У него было три гостя: старинный другъ его Сненфельдъ, который всегда проводилъ у него Рождество, съ тѣхъ поръ какъ Moульдеръ женился; еще былъ у него женинъ братъ, о которомъ мы окажемъ пару словъ; и еще тутъ присутствовалъ старый нашъ пріятель, мистеръ Кэнтуайзъ. Конечно, мистеръ Кэнтуайзъ былъ не такой человѣкъ, чтобы быть желаннымъ гостемъ въ домѣ Моульдера; потому что во всѣхъ своихъ помыслахъ и дѣйствіяхъ они были совершенно противоположны другъ другу; но при безпрерывныхъ переѣздахъ странствующаго прикащика привиллегированной компаніи металлическихъ вещей, ему приходилось встрѣтить этотъ всеобщій праздникъ одиноко въ Лондонѣ; узнавъ о томъ, мистеръ Моульдеръ пригласилъ его къ себѣ изъ одного только чистаго побужденія своего добраго сердца. Моульдеръ могъ быть великодушенъ и преисполняться состраданіемъ, когда причина печали, въ которой надо было принимать участіе, проистекала изъ такого источника, какъ напримѣръ: не имѣть мѣста, гдѣ провести рождественскій праздникъ. Вотъ почему былъ приглашенъ мистеръ Кэнтуайзъ и ровно въ четыре часа, совершилъ свое появленіе въ Грет-Сент-Элленсъ.
   Теперь нѣсколько словъ о жениномъ братѣ. Это былъ никто другой, какъ Джонъ Кеннеби, за котораго не хотѣла выдти Миріамъ Усбечъ,-- а можетъ быть она лучше бы сдѣлала, еслибъ вышла за него замужъ! Джонъ Кеннеби, послѣ двухъ, трехъ попытокъ въ другихъ сферахъ жизни, поступилъ наконецъ на мѣсто въ домъ Гоббльза и Гриза и возвысился до званія ихъ бухгалтера. Разъ попробовали-было его сдѣлать коммисіонеромъ, путешествующимъ прикащикомъ; но оказалось, что онъ не годился для этой карьеры. Онъ не обладалъ тою рѣзкою, грубою самонадѣянностью въ складѣ ума, которая почти необходима для человѣка, осужденнаго бистро вращаться отъ одного круга людей къ другому. Послѣ шестимѣсячнаго испытанія, онъ долженъ былъ отказаться отъ этой должности, но за это время мистеръ Моульдеръ, старшій прикащикъ торговаго дома, женился на его сестрѣ. Джонъ Кеннеби былъ добрый, честный, трудолюбивый малый, и друзья его считали, что, не смотря на свою простоватость, онъ съумѣлъ-таки скопить себѣ денежку на чорный день.
   Когда Сненкельдъ и Кеннеби явились по приглашенію, они нашли одного Кэнтуайза. Что мистриссъ Моульдеръ была въ кухнѣ, присматривая за индѣйскимъ пѣтухомъ, жарившимся на вертелѣ, это было болѣе чѣмъ натурально, но почему же не было Моульдера, чтобы встрѣчать гостей? Но вотъ и онъ вскорѣ появился, только безъ сюртука.
   -- Здорово, Сненкельдъ, какъ поживаешь, старый дружище! Съ праздникомъ поздравляю и желаю всего лучшаго, и тебѣ того же, Джонъ... А вотъ что скажу я вамъ, товарищи: индюкъ-то первый сортъ. Не видывалъ я такой птицы во всю жизнь.
   -- Какой? индюка-то? спросилъ Сненкельдъ.
   -- Ужь не думалъ-ли ты страуса?
   -- Ха! ха! ха! разсмѣялся Сненкельдъ:-- нѣтъ, я не надѣялся для рождественскаго праздника найти здѣсь другой птицы, кромѣ индюка.
   -- И ничего другого, кромѣ индюка вы и не получите, мои милые. Можете вы ѣсть индюка, Кэнтуайзъ?
   Мистеръ Кэнтуайзь объявилъ, что индюкъ -- его единственная страсть.
   -- А что касается до Джона, такъ я и не сомнѣваюсь въ немъ: я видалъ его прежде за этимъ дѣломъ.
   На что Джонъ только засмѣялся, но ничего не сказалъ.
   -- Дѣйствительно, въ жизни не видалъ я такой птицы.
   -- Должно быть изъ Норфолька? спросилъ Сненкельдъ съ видомъ величайшаго участія.
   -- О, конечно, ты можешь присягнуть за это. Она вѣситъ двадцать-четыре фунта: я самъ свѣсилъ ее, и старый Джаббетсъ уступилъ ее мнѣ за гинею. Базарная же цѣна была, какъ я слышалъ, двадцать-пять шиллинговъ. Она висѣла у него ровно двѣ недѣли, и я самъ видѣлъ, какъ регулярно каждое утро натирали ее уксусомъ. Ну, а теперь, друзья мои, она готова къ вашимъ услугамъ. Большую часть времени я самъ присматривалъ за ней на кухнѣ: или я или мистриссъ Моульдеръ коптились надъ огнемъ, ни на минуту не выпуская ее изъ виду.
   -- Какъ же устроились вы на время божественнаго служенія? спросилъ мистеръ Кэнтуайзъ и, выговоривъ эта слова, закрылъ глаза и втянулъ свои губы.
   Мистеръ Моульдеръ посмотрѣлъ на него съ минуту, а потомъ сказалъ:
   -- Вздоръ!
   -- Ха! ха! ха! громко смѣялся Сненкельдъ.
   Тутъ показалась мистриссъ Моульдеръ, неся въ рукахъ индюка: ни за что на свѣтѣ она не ввѣрила бы его другимъ, менѣе попечительнымъ рукамъ.
   -- Клянусь святымъ Георгомъ! вотъ такъ птица! воскликнулъ Сненкельдъ, становясь предъ нею съ почтеніемъ и не спуски съ нея глазъ.
   -- Необыкновенно авантажно смотритъ, замѣтилъ Кэнтуайзъ.
   -- Все равно, на вашемъ мѣстѣ, я не сталъ бы ее ѣсть, зная, какіе грѣшники ее приготовляли, сказалъ Моульдеръ.
   Послѣ этого всѣ они сѣли за столъ, только Моульдеръ надѣлъ прежде свой сюртукъ.
   Прошло три, четыре минуты, Моульдеръ ни слова не говорилъ. По его желанію, индѣйскій пѣтухъ былъ съ начинкой, съ подливною, печонкой, грудинкой, крыльями и лапками. Онъ всталъ, чтобы разрѣзать его и занимался этимъ дѣломъ съ такою важностью, какъ-будто боялся, что для этого мало двухъ глазъ. Онъ не подавалъ прежде одному, потомъ другому и наконецъ себѣ; но такъ артистически распоряжался, что каждую часть разрѣзалъ на столько долей сколько, повидимому, необходимо было для всѣхъ, и разложилъ небольшими кучками въ подливкѣ; послѣ этого съ должнымъ безпристрастіемъ раздѣлилъ всѣмъ поровну. Лишать кого-нибудь прекраснаго куска грудинки было бы, по его мнѣнію, слишкомъ безчестнымъ дѣломъ, въ душѣ онъ ни любилъ Кэнтуайза, но и съ нимъ поступилъ съ крайнею справедливостью въ великомъ дѣлѣ раздѣленія грудинки индюка. Когда онъ покончилъ наконецъ этотъ трудъ и его собственная тарелка была также нагружена, онъ испустилъ глубокій вздохъ.
   -- Никогда уже не придется мнѣ разрѣзывать подобной птицы, какъ эта, какъ бы долго не пришлось мнѣ жить, сказалъ онъ, и вынувъ красный шелковый платокъ изъ кармана, отеръ потъ на лбу.
   -- Дорогой мой Моульдеръ, не думай теперь объ этомъ, сказала его жена.
   -- Да и какая польза? сказалъ Сненкельдъ:-- постарайся прогнать черныя мысли.
   -- А можетъ быть еще и придется, сказалъ Кеннеби, желая утѣшить ого;-- почемъ знать?
   -- Все это въ рукахъ Провидѣнія, сказалъ Кэнтуайзъ, а намъ только слѣдуетъ покоряться.
   -- Ну, а какъ это на вашъ вкусъ? спросилъ Моульдеръ, разгоня печальныя мысли, обуревавшія его умъ.
   -- Необыкновенный, сказалъ Сненкельдъ съ набитымъ ртомъ:-- въ жизни не ѣлъ ничего подобнаго.
   -- Точно расплавленные алмазы, замѣтила мистриссъ Моульдеръ, которая при случаѣ не прочь была отъ поэтизированія.
   -- А все оттого, что долго висѣла и была всякій день уксусомъ обмыта. Уксусъ главное дѣло.
   Послѣ этого они серьёзно принялись за дѣло и ни слова не сказали, пока все не было покончено.
   Когда мистриссъ Моульдеръ убрала со стола, они оставались бесѣдовать съ портвейномъ. Но настоящая радость дня все еще не появлялась. А вотъ когда поданы будутъ трубки, тогда и бранди появится на столѣ и то самое виски, отъ котораго волосы дыбомъ становятся. Тогда-то языки развяжутся и польются потоки краснорѣчія.
   -- Принесъ-ли ты съ собою письмо, Джонъ? спросила у Кеннеби сестра.
   Джонъ отвѣчалъ на то, что принесъ, и что онъ сегодня утромъ получилъ другое письмо о томъ же предметѣ, только отъ противной стороны.
   -- Покажи же ихъ Моульдеру и посовѣтуйся съ нимъ, сказала мистриссъ Моульдеръ.
   -- Я нарочно съ тѣмъ намѣреніемъ и принесъ оба письма, отвѣчалъ Джонъ, и съ этимъ словомъ вынулъ изъ кармана два письма и передалъ одно изъ нихъ своему зятю. Оно содержало въ себѣ просьбу, очень вѣжливо выраженную, отъ господъ Роунда и Крука: пожаловать въ ихъ контору въ Бедфорд-Роу въ самоскорѣйшемъ времени, для необходимаго совѣщанія относительно духовнаго завѣщанія сэра Джозефа Мэзона, умершаго въ 18-- году.
   -- Ну, вотъ еще, вѣдь это подъяческіе крючки, сказалъ Моульдеръ, терпѣть не могшій судебныхъ дѣлъ:-- не ходи къ нимъ, Джонъ, если нѣтъ особенной необходимости.
   Тутъ Кеннеби принялся объяснять все дѣло, какъ оно было; разсказалъ, какъ онъ въ прежнее время,-- много лѣтъ тому назадъ, былъ свидѣтелемъ при этомъ процессѣ. Говоря это, онъ глубоко вздохнулъ, вспомнивъ Миріамъ Усбечъ, по милости которой онъ до сего дня оставался неженатымъ. И пошолъ тогда онъ повѣствовать о томъ, какъ старались его застращать въ судѣ, хотя онъ мужественно пытался свидѣтельствовать истину самую строгую, и показалъ, что старый Усбечъ не подписывалъ документа въ его присутствіи.
   -- Вотъ служанка такъ навѣрное подписывала, говорилъ онъ, потому что я передалъ ей перо изъ рукъ въ руки. Я такъ хорошо это помню, какъ будто это было вчера.
   -- А вѣдь это тѣ самые люди, о которыхъ мы слышали въ Лидсѣ, сказалъ Моульдеръ, обращаясь къ Кэнтуайзу:-- Мэзонъ и Мартокъ; помните-ли еще, какъ вы ѣздили въ Гроби-Паркъ, чтобы сбыть съ рукъ кой-какую попорченную мебель? Это вы были у сына стараго Мэзона. Вотъ это они самый.
   -- А! это совсѣмъ не удивляетъ меня, сказалъ Кэнтуайзъ, все время внимательно прислушивавшійся: подобныя свѣдѣнія никогда даромъ не проходили мимо его.
   -- А отъ кого же другое письмо? спросилъ Моульдеръ:-- но седьмой уже часъ. Что же ты, старая баба, не даешь намъ табаку и матеріальнаго!
   -- За этимъ не для чего далеко ходятъ, отвѣчала мистриссъ Моульдеръ.
   Тутъ она тотчасъ же поставила на столъ табакъ и матеріальное.
   -- Другое письмо -- отъ моего врага, сказалъ Кеннеби съ торжественною важностью:-- отъ врага моего, по имени Дократа, который живетъ въ Гэмвортѣ. Онъ тоже атторней.
   -- Дократъ! воскликнулъ Моульдеръ.
   Мистеръ Кэнтуайзъ ничего не сказалъ, но закатилъ глаза, посмотрѣлъ чрезъ плечо на Кеннеби, а потомъ зажмурилъ ихъ.
   -- Да, это имя человѣка, котораго мы оставили въ купеческой комнатѣ въ гостинницѣ "Быка", замѣтилъ Сненкельдъ.
   -- Онъ ѣздилъ въ тотъ самый день къ Мэзону въ Гроби-Паркъ, сказалъ мистеръ Моульдеръ.
   -- Да, это онъ самый и есть, подтвердилъ Кеннеби.
   И въ тонѣ его голоса столько было торжественности, какъ будто тутъ происходило раскрытіе тайны. Мистеръ Кэнтуайзъ ничего еще не сказалъ, но далъ уразумѣть, что это тотъ самый человѣкъ и есть.
   -- Позволь мнѣ сказать тебѣ, Джонъ Кеннеби, сказалъ Моульдеръ съ видомъ человѣка, вполнѣ понимающаго предметъ, о которомъ идетъ рѣчь:-- если они представляютъ одно и то же лицо, въ такомъ случаѣ человѣкъ, который написалъ къ тебѣ письмо -- подлецъ, величайшій подлецъ, какой только можетъ существовать.
   И взволнованный мистеръ Моульдеръ затянулся трубкою, потянулъ сильный глотокъ изъ стакана и обдернулъ разстегнутый жилетъ.
   -- Не знаю, имѣетъ-ли Кэнтуайзъ сказать что-нибудь противъ этого, докончилъ Моульдеръ.
   -- Ни слова до настоящей минуты, промолвилъ Кэнтуайзъ.
   Мистеръ Кэнтуайзъ былъ очень осторожный человѣкъ и обыкновенно разсчитывалъ, какую выгоду могъ извлечь изъ какого-нибудь обстоятельства относительно своей собственной личности. Мистеръ Дократъ до сего времени не уплатилъ ему за металлическую мебель, и потому ему можно бы присоединиться къ общимъ обвиненіямъ: но могло быть и то, что чрезъ благоразумное употребленіе услышанныхъ новостей, онъ получитъ не только уплату маленькаго счота, но можетъ быть еще и другія побочныя выгоды.
   Послѣ этого прочтено было письмо Дократа къ Кеннеби. "Любезный Джонъ",-- такъ начиналась оно;-- вѣдь они знакомы были съ дѣтства. За тѣмъ слѣдовало приглашеніе Джона Кеннеби въ Гэмвортъ на самое короткое время, хотя бы на нѣсколько часовъ:-- мнѣ надо переговорить съ вами о предметѣ, важномъ для насъ обоихъ; а такъ какъ я не могу требовать, чтобы вы приняли эти издержки на свой счотъ, то и прилагаю при семъ тридцать шиллинговъ.
   -- Такъ онъ не шутитъ? сказалъ Моульдеръ.
   -- Тутъ нѣтъ обмана, замѣтилъ Сненкельдъ.
   Но мистеръ Кэнтуайзъ все еще ни слова не промолвилъ.
   Наконецъ рѣшено было, что Джонъ Кеннеби долженъ отправиться и въ Гэмвортъ и въ Бердфордъ-Роу, но только въ Гэмвортъ прежде. Боульдеръ совѣтывалъ было ему не идти ни туда ни сюда; но Сненкельдъ замѣтилъ, что слишкомъ много людей схватилось за это дѣло, чтобы можно было оставить его дремать, да и самъ Джонъ замѣтилъ, что "съ его стороны ничего такого не было сдѣлано, чего бы ему надо было стыдиться".
   -- Въ такомъ случаѣ ступай, сказалъ Моульдеръ:-- только не говори болѣе того, что необходимо.
   -- Не люблю я, какъ на Рождествѣ говорятъ о такихъ дѣлахъ, сказала мистриссъ Моульдеръ, когда дѣло было порѣшено.
   -- Да какъ же быть? спросилъ Моульдеръ.
   -- По моему, это значитъ искушать Провидѣніе, сказалъ Кэнтуайзъ, наполнивъ еще разъ стаканъ и поднявъ глаза на потолокъ.
   -- Но вотъ это и есть настоящій вздоръ, сказалъ Моульдеръ.
   Тутъ возбудился между ними долгій и оживленный разговоръ о богословскихъ предметахъ.
   -- Мнѣ хочется передать вамъ мои мысли о смерти, сказалъ Моульдеръ послѣ минутнаго молчанія: я ничуть не страшусь этого. Отецъ мой былъ честный человѣкъ, потому что честно исполнялъ свою должность и умеръ онъ, имѣя предъ собою бутылку бранди и трубку въ зубахъ. Я тоже не проживу...
   -- Помилсердуй, Моульдеръ, не говори этого! воскликнула его жена.
   -- Я тоже не могу жить, больше отца потому, что я умру такъ же, какъ умеръ онъ. Я честно служу Гоббльзу и Гризу. Они чрезъ меня одного нажили тысячи фунтовъ стерлинговъ и никогда не имѣли убытка. Кто можетъ сказать болѣе этого? Когда я женился на этой старой бабѣ, тогда тотчасъ же застраховалъ свою жизнь, для того чтобъ она не имѣла нужды ни въ ѣдѣ ни въ питьѣ...
   -- О! Моульдеръ, не говори такъ!
   -- И не боюсь я умереть. Ну-ка Сненкельдъ, старый дружище, выпьемъ-ка еще бранди.
   Такова современная философія Моульдеровъ, этихъ свиней изъ хлѣва Эпикура.
   Вотъ какимъ образомъ провели они Рождество въ Гретъ Сент-Элленсъ.
   

XXV
Мистеръ Фёрниваль опять въ своей канцеляріи.

   Нельзя сказать, чтобы въ Кливѣ весело проводилось Рождество. Посѣтителей никого не было, кромѣ леди Мэзонъ, да и та была въ горѣ, какъ это было тамъ извѣстно. Не надо, однако, представить, чтобъ она постоянно оплакивала себя или поставляла своихъ друзей въ непріятное положеніе отъ непрерывнаго истерическаго плача. Hи чуть не бывало. Она усиливалась казаться спокойною и ея усилія был успѣшны, какъ это обыкновенно бываетъ въ подобныхъ случаяхъ. Утро этого дня было проведено въ церкви, и на леди Мэзонъ смотрѣли всѣ гэмвортцы, сидѣвшіе на скамьяхъ въ Кливской церкви. Ни въ какомъ случаѣ дружба баронета не могла такъ ясно выказаться и никогда не могъ онъ дать болѣе значительнаго доказательства своихъ короткихъ сношеній съ леди Мэзонъ, какъ теперь; а все это хорошо понималъ сэръ Перегринъ. Гэмвортское общество желало злословить леди Мэзонъ, а сэръ Перегринъ во чтобы настало желалъ показать, какъ мало обращаетъ вниманія онъ на всѣ эти клеветы, распространяемыя о ней. При ея входѣ онъ посторонился съ такою почтительностью, какъ будто она была какая нибудь герцогиня. Смотря на это, гэмвортское общество жаждало знать, кто былъ правъ, мистеръ ли Дократъ или сэръ Перегринъ?
   Въ концѣ обѣда, сэръ Перегринъ предложилъ такъ:
   -- Леди Мэзонъ, выпьемте за здоровье отсутствующихъ дѣтей. Господь да благословить ихъ! Я надѣюсь, что они теперь веселятся.
   -- Господь да благословятъ ихъ! сказала мистрисъ Ормъ, прикладывая платокъ къ глазамъ.
   -- Господь да благословятъ ихъ обоихъ! повторила леди Мэзонъ, также поднося платокъ къ глазамъ своимъ.
   Тутъ дамы оставили столовую -- и вотъ все, въ чемъ заключалось ихъ празднество.
   -- Робертъ, сказалъ сэръ Перегринъ, сей часъ-же по удаленіи дамъ своему дворецкому:-- смотрите, чтобъ въ служительской было вдоволь портвейну.
   -- Слушаю, сэръ Перегринъ.
   -- Теперь, Робертъ, я больше въ васъ ненуждаюсь.
   -- Покорно благодарю, сэръ Перегринъ.
   Изъ всего этого можно заключить, что Рождественскія празднества въ Кливѣ были главнѣйшимъ образомъ отпразднованы въ нижнемъ жильѣ.
   -- Я надѣюсь, что они теперь веселы и счастливы, сказала мистриссъ Ормъ, когда онѣ остались вдвоемъ съ леди Мэзонъ въ гостиной:-- у нихъ въ Нонинсби самое пріятное общество.
   -- Конечно, вашъ сынъ такъ счастливъ, я въ томъ увѣрена, отвѣчала леди Мэзонъ.
   -- Отчего же Луцію не будетъ также весело?
   Пріятно было для слуха леди Мэзонъ, что ея сына зовутъ по имени. Вообще всѣ эти возрастающіе признаки участія и дружеской короткости были отрадны для нее, но въ особенности она была счастлива, когда видѣла нѣкоторые признаки благосклонности къ ея сыну.
   -- Эти непріятности тяжело ложатся на него, сказала она;-- очень натурально, что онъ, чувствуя это бремя -- не веселится.
   -- Кажется, папа не очень много безпокоятся о томъ дѣлѣ, сказала мистриссъ Ормъ,-- я будь я на вашемъ мѣстѣ, такъ я старалась бы забыть о немъ.
   -- Я и то стараюсь, отвѣчала леди Мэзонъ, пожимая руку, протянутую ей.
   Тутъ мистриссъ Ормъ встала и обняла свою подругу.
   -- Дорогой другъ, сказала она:-- какъ бы мы были счастливы, если бы могли васъ успокоить.
   И обѣ всхлипывая лежали въ объятіяхъ другъ друга.
   Въ это время сэръ Перегринъ сидѣлъ одинъ въ глубокомъ раздумьи. Съ одной стороны стаканъ съ кларетомъ стоялъ нетронутымъ подлѣ него, а съ другой лежалъ непочатый бисквитъ. Садясь, онъ положилъ одну ногу на колѣно другой и обхватилъ ее рукою, и такимъ образомъ сидѣлъ неподвижно съ четверть часа, стараясь сосредоточить всѣ свои мысли на предметѣ, занимавшемъ его. Наконецъ онъ очнулся почти съ содраганіемъ и прошолся раза три четыре по комнатѣ.
   -- А отчего же бы и не такъ? наконецъ сказалъ онъ про себя, вдругъ останавливаясь и положивъ руку на столъ:-- отчего же бы и не такъ, если мнѣ это нравятся? Вѣдь я этимъ не буду обижать ни его ни ее.
   Онъ опять прошолся по комнатѣ.
   -- Но я спрошу Эдиѳь, продолжалъ онъ говорить съ, собою:-- если она скажетъ, что не одобряетъ этого, то я и не сдѣлаю.
   Тутъ онъ оставилъ столовую. А вино и бисквитъ остались нетронутыми на столѣ.
   На другой день Рождества мистеръ Фёрниваль возвратился въ Лондонъ, и мистеръ Роундъ младшій -- Мэтью Роундъ, какъ его называли товарищи по службѣ -- пришолъ къ нему, для переговоровъ. Обѣщаніе, данное адвокату господами Роундъ и Крукъ, состояло въ томъ, что ни одно положительное дѣйствіе не будетъ предпринято имя противъ леди Мэзонъ отъ имени Джозефа Мэзона изъ Гроби-Парка безъ того, чтобъ не увѣдомить о томъ мистера Фёрниваля, и это посѣщеніе въ назначенное время было слѣдствіемъ ихъ обѣщанія.
   -- Вы видите, сказалъ Мэтью Роундъ, когда посѣщеніе клонилось къ концу:-- что насъ сильно побуждаютъ дать толчокъ этому дѣлу, если мы сами этого не желаемъ, то другіе требуютъ.
   -- Не смотря на то, будь я на вашемъ мѣстѣ, я уклонился бы, сказалъ мистеръ Фёрниваль.
   -- Потому что вы слѣдите за выгодами своихъ кліэнтовъ, а не нашихъ, сэръ, сказалъ атторней.-- Дѣло въ томъ, что весь этотъ процессъ очень страненъ. По послѣднему судебному слѣдствію доказано, что Больстеръ и Кеннеби были свидѣтелями по какому-то акту, совершенному 14 іюля, и все это было доказано. Теперь же мы можемъ доказать, что въ тотъ же день они были свидѣтелями на другомъ актѣ. Могли-ли она быть свидѣтелями на двухъ актахъ въ одно время?
   -- А почему же и не такъ?
   -- Вотъ это-то именно и надо доказать! Мы написали къ одинъ свидѣтелямъ, прося ихъ прибыть къ намъ; въ исполненіе же нашего договора, я счелъ справедливымъ сообщить вамъ о томъ.
   -- Благодарю васъ. Да, я не могу жаловаться на васъ. А какимъ порядкомъ судопроизводства думаете вы вести это дѣло?
   -- Джозефъ Мэзонъ твердитъ о преслѣдованія ее.... за подлогъ, сказалъ атторней, пріостановясь на минуту, прежде чѣмъ рѣшился произнести послѣднія слова.
   -- Преслѣдовать ее за подлогъ! сказалъ Фёрниваль съ содроганіемъ.
   А еще эта мысль въ продолженіе нѣсколькихъ дней представлялась предъ его мысленными очами!
   -- Я не говорю этого, сказалъ Роундъ:-- пока я самъ ничего еще не слыхалъ отъ свидѣтелей. Если же они готовы доказать, что въ тотъ день прикладывали руку на двухъ отдѣльныхъ документахъ, въ такомъ случаѣ дѣло далеко пойдетъ.
   Для мистера Фёрниваля ясно было, что даже мистеръ Роундь младшій былъ бы радъ, еслибъ дѣло пошло далеко. Вотъ почему онъ сѣлъ да и призадумался. Не могло-ли быть вѣроятнымъ, что тѣ два свидѣтеля съ слабою памятью вдругъ припомнятъ, что они подписывались подъ обоими документами? Не то, нельзя-ли внушить имъ, что по давности времени они совсѣмъ забыли: подписывались-ли они подъ однимъ или подъ двумя и тремя документами. Или: нельзя-ли будетъ до того мистифировать ихъ, чтобы они ничего не доказали -- это было бы еще лучше для его кліэнтки. Конечно, ни одинъ судья, не посадилъ бы такую особу, какъ леди Мэзонъ, въ тюрьму, и въ особенности по истеченіи такого продолжительнаго срока; да и не нашлось бы такого суда присяжныхъ, который провозгласилъ бы приговоръ противъ нее. Развѣ доказательства были бы предъявлены ясныя, рѣшительныя и неоспоримыя. Если найдется и выставится малѣйшій пунктъ сомнѣнія, она будетъ спасена отъ слѣдствія, только бы не измѣнила себѣ. Въ прежнее слѣдствіе дѣло шло о приписи къ духовному завѣщанію, и о томъ фактѣ, чтобы оба оставшіеся въ живыхъ свидѣтеля засвидѣтельствовали свои подписи. Эти подписи, если только онѣ были подлинныя подписи -- были приложены со всею надлежащею формальностью, при чемъ ясно значилось, что завѣщатель подписалъ документъ въ присутствіи всѣхъ свидѣтелей и что всѣ они присутствовали въ одно и тоже время. Оба свидѣтеля оставшіеся въ живыхъ настаивали, что при ихъ рукоприкладствѣ присутствовало трое, кромѣ сэра Джозефа; но даже и тогда тутъ было страшное сомнѣніе въ подлинности, какъ документа, такъ и подписи, сдѣланной однимъ изъ извѣстныхъ свидѣтелей -- тѣмъ именно, который во время этого слѣдствія умеръ. Теперь явился другой документъ, который, какъ оказывается, засвидѣтельствованъ въ тотъ же самый день и тѣми же двумя оставшимися въ живыхъ свидѣтелями. Если этотъ документъ былъ подлинный и если два оставшихся въ живыхъ свидѣтеля ясно докажутъ, что они подписывали свой имена только одинъ разъ за документѣ 14 іюля, возможно-ли будетъ прекратить дальнѣйшее судебное слѣдствіе? При обвиненіи не будетъ уголовнаго суда, но если тяжба будетъ выиграна по гражданскому судопроизводству, то не послѣдуетъ-ли изъ того уголовнаго слѣдствія?
   Такимъ-то образомъ мистеръ Фёрниваль все обдумывалъ это дѣло и опять передумывалъ.
   А если тотъ документъ есть подлинный -- тотъ, который негодяй Дократъ увѣряетъ, что онъ случайно нашолъ,-- тотъ актъ о раздѣлѣ товарищества, который оказывается тоже подписаннымъ 14 іюля? Вотъ въ чомъ заключался теперь важный вопросъ. Ну, что, если тотъ и есть подлинный локументъ? И какая причина болѣе усумняться въ законности одного, чѣмъ другого документа -- мистеру Фёрнивалю хорошо было извѣстно, что никогда не совершалось подложнаго документа безъ побудительной причины. Тутъ же было довольно много побудительныхъ причинъ -- сомнѣваться въ этомъ нечего. Мэзонъ могъ поддѣлать его для того, чтобы присвоить себѣ помѣстье, или Дократъ -- для того чтобы удовлетворить своей мести. Но въ такомъ случаѣ эта поддѣлка была бы сдѣлана въ недавнее время. А чрезъ двадцать лѣтъ сдѣлать ее, нѣтъ достаточно побудительной причины. Тогда бы бумага, документъ, свидѣтельствующій подлинность подписи Мартока, другого соучастника, доказывала бы, что все это не такъ давно происходило и поддѣлано недавно. Дократъ не осмѣлился бы представить подобной поддѣлки. Нельзя было бы надѣяться на успѣхъ подобнаго предпріятія.
   Но не можетъ ли онъ, Фёрниваль, въ случаѣ, еслибъ дѣло было представлено на судъ присяжныхъ, внушить имъ мысли, что оба документа уравновѣшиваются, и что имя леди Мэзонъ вполнѣ достойно уваженія, что долговременность владѣнія этимъ помѣстьемъ, вмѣстѣ съ коварною злобою ея противниковъ, возбуждаютъ большую вѣроятность законности оспариваемой приписи. Мистеръ Фёрниваль думалъ, что можетъ убѣдить присяжныхъ объявить ее невинною; но онъ ужасно боялся, что не удастся ему убѣдить свѣтъ въ ея невинности. Раздумывая обо всемъ этомъ дѣлѣ, онъ, казалось, свободно отдѣлялъ себя отъ свѣта. Онъ не задавалъ себѣ вопроса о своемъ собственномъ убѣжденіи, но, повидимому, чувствовалъ, что будетъ совершенно удовлетворенъ, если будетъ знать, что другіе друзья леди Мэзонъ вѣрятъ ея невинности. Онъ не о томъ хлопоталъ, чтобъ обезпечить за ея сыномъ законность владѣнія, и не для того только желалъ ея оправданія; и не то чтобы онъ страшился мысли считать ее виновною: можетъ быть, онъ и считалъ уже ее такою теперь -- по крайней мѣрѣ вполовину виноватою; но мысль, что и другіе также будутъ считать ее виновною, вотъ что ужасало его. Хорошо было бы подкупить Дократа, еслибъ только это было возможно. Но во всякомъ случаѣ онъ самъ никакъ не могъ приложить руку къ такому дѣлу. Не можетъ-ли Крэбвицъ сдѣлать это? Нѣтъ, кажется, не можетъ. И въ тоже время онъ не совсѣмъ увѣренъ, можетъ ли онъ даже полагаться на Крэбвица.
   Но зачѣмъ же ему самому такъ хлопотать и тревожиться? Для своихъ искреннихъ друзей, мистеръ Фёрниваль былъ честнымъ и вѣрнымъ адвокатомъ. Будь лэди Мэзонъ мущина и вырви онъ ее въ прежнія времена изъ большой опасности, онъ съ такимъ же точно самоотверженіемъ и въ позднѣйшія времена позаботился бы вытащить и избавить своего клэнта отъ подобныхъ непріятностей. Разъ сражавшись за какое-нибудь дѣло, онъ всегда готовъ былъ свои выступать за него въ бой, не обращая вниманія на важность для его профессіи тріумфа или выгоды. Вотъ этому чувству вѣрности и преданности онъ и былъ большею частію обязанъ за свои успѣхи въ жизни; въ этомъ же собственно дѣлѣ, надо предполагать, чувство это было еще сильнѣе. Однакожъ для такого чувства надо стоять за дѣло, которому можно сочувствовать, въ которое можно бы вѣрить. Можно-ли же допустить мысль, что Фёрниваль въ состояніи принимать такое участіе въ дѣлѣ и такъ заботиться о немъ, еслибъ онъ самъ пересталъ вѣрить въ законность его? Таковъ былъ вопросъ, который онъ самъ себѣ задалъ, и окончательный отвѣтъ былъ положительный. Разъ уже онъ побѣдилъ Джозефа Мэзона въ славномъ рѣшительномъ бою; послѣ этого, дѣло сдѣлалось какъ бы его собственнымъ, и для его личнаго уже спокойствія необходимо было опять одержать надъ нимъ побѣду, если снова представятся случай къ битвѣ. Леди Мэзонъ была его любимая кліэнтка, и ко всѣмъ своимъ прежнимъ привязанностямъ онъ привыкъ всегда сохранятъ самую вѣрную преданность.
   Но такъ какъ вамъ дозволяется дѣлать изслѣдованія въ глубинѣ его сердца, то мы можемъ еще и болѣе того сказать. Мистриссъ Фёрниваль не имѣла, быть можетъ, достаточныхъ причинъ для того, чтобы очень бояться леди Мэзонъ, однако, не смотря на то, владѣлица Орлійской Фермы была чрезвычайно привлекательна для глазъ адвоката. Ея глаза такъ и сверкали, когда наполнялись слезами; а рука ея была такая мягкая, нѣжная, когда она пожимала руку его... Онъ не строилъ злодѣйскихъ замысловъ противъ нее, не питалъ мыслей, которыя признавалъ дурными; однако, онъ чувствовалъ, что ему пріятно ее видѣть у себя, что ему пріятно быть ея другомъ и совѣтникомъ, что ему пріятно отирать слезы съ ея глазъ -- то есть не вещественнымъ платкомъ, вынутымъ изъ кармана, а невещественною силою участія къ ея горестямъ,-- и что ему также пріятно пожатіе ея мягкой руки. Мистриссъ Фёрниваль стала массивна, дородна и красна; и хоть онъ самъ также отяжелѣлъ, растолстѣлъ и покраснѣлъ -- даже больше своей бѣдной жены, потому что въ отношеніи красноты, какъ я уже и прежде говорилъ, его румянецъ принялъ пурпуровый оттѣнокъ; а все же, не смотря на то, глаза его любили засматриваться на прелести прекрасной женщины, уши его любили прислушиваться къ ея милому голосу и рука его любила чувствовать сладкое пожатіе ея мягкой руки. Конечно, это не хорошо, что такъ случилось, но такой случай не есть исключеніе.
   И вотъ онъ положилъ себѣ въ голову: не отступаться отъ леди Мэзонъ. Да, онъ не покинетъ ее; но какимъ образомъ онъ выступитъ на поле сраженія, если это будетъ необходимо для ея пользы? Онъ былъ убѣжденъ въ томъ, что если ужь онъ вступитъ въ битву, то снова одержитъ побѣду. Не надо бы только доводить это дѣло до того, что ужь придется защищать ее публично. Дѣйствія, которыя теперь будутъ полезны, могутъ быть совершенно безполезны мѣсяца черезъ два или три, приведенныя въ бездѣйствіе. Къ счастью, мистеръ Роундъ былъ большой неохотникъ торопиться въ своихъ дѣйствіяхъ, и притомъ не былъ тутъ жолчнымъ противникомъ. Что не касается до Мэзона и Дократа, такъ тутъ была, безъ сомнѣнія, пламенная ненависть и еще пламеннѣйшая злоба. Отъ нихъ обоихъ и дѣйствительныхъ враговъ нельзя было ожидать пощады.
   Въ тотъ же вечеръ Фёрниваль возвратился въ Нонинсби и на другой день поѣхалъ въ Кливъ. Ему извѣстно было, что леди Мэзонъ тамъ гостила; но цѣль его посѣщенія не столько клонилась къ тому, чтобы видѣть ее, столько къ тому, чтобы переговорить съ сэромъ Перегриномъ и вывѣдать: какимъ образомъ баронетъ расположенъ поддерживать свою сосѣдку въ грозящей ей бѣдѣ. Ему хотѣлось прежде всего узнать: что сэръ Перегринъ объ этомъ думаетъ: -- не подозрѣваетъ ли онъ возможности ея виновности?-- послѣ этого ему легко уже сообразить общественное мнѣніе во всемъ сосѣдствѣ. Важное было бы дѣло, еслибъ ему удалось распространять убѣжденіе, что она невинно угнетаемая женщина. Важное было бы дѣло, еслибъ онъ могъ всюду распустить молву, что вся мѣстная аристократія также думаетъ. Вѣдь и въ Альстонѣ присяжные такіе же смертные, какъ вездѣ; стало быть, и имъ можно бы внушить благопріятный взглядъ на предметъ, прежде чѣмъ они соберутся въ засѣданіе для обсужденія его.
   Ему хотѣлось дознаться истины въ этомъ вопросѣ, или скорѣе, ему хотѣлось дознаться невинна ли она, не добиваясь убѣжденія въ ея виновности. Побѣда въ его рукахъ была бы тѣмъ вѣрнѣе я славнѣе, чѣмъ болѣе онъ былъ бы увѣренъ въ ея невинности. Но въ случаѣ, если онъ достигнетъ этого и она невинна, то все будетъ принесено въ жертву при отважности его дѣйствій. Пока онъ не будетъ увѣренъ, что твердо стоитъ на почвѣ, онъ не осмѣлится рисковать. На одну минуту онъ думалъ, не предложить ли ей самой этотъ вопросъ? Онъ говорилъ самому себѣ, что простилъ бы ей эту вину. Что она была омыта горькими слезами раскаянія, онъ въ этомъ не сомнѣвался. Отрадно было бы ему сказать ей, что велика ея вина, но все же онъ можетъ ей простить! Отрадно было бы ему чувствовать, что она въ его рукахъ и что въ его власти осудить и помиловать ее! Но тутъ тысячи другихъ мыслей помѣшали ему о томъ думать. А если она виновата, если она сама сознается ему въ своей виновности, то не будетъ ли необходимо возвратить имѣніе? Въ такомъ случаѣ и сынъ узнаетъ; и весь свѣтъ долженъ узнать о немъ. Такое сознаніе будетъ несовмѣстно съ тою невинностью предъ свѣтомъ, которую необходимо ей поддерживать. Кромѣ того, онъ долженъ во всеуслышаніе провозглашать свою вѣру въ ея невинность, какимъ же образомъ онъ будетъ это дѣлать, зная, что она виновна -- зная, что и она знаетъ, что ему это извѣстно? Не было никакой возможности обратиться къ ней съ этимъ вопросомъ или выслушать отъ нея такую довѣренность?
   Въ случаѣ, если это дѣло дойдетъ до процесса, то ей непременно нужно взять атторнея. Дѣло должно попасть обыкновеннымъ порядкомъ въ руки адвоката, послѣ обсужденій въ судѣ; важно то, чтобы человѣкъ, къ которому она прибѣгаетъ, имѣлъ крѣпкую вѣру въ невинность своего кліэнта. Что же можетъ онъ сказать -- онъ, какъ адвокатъ,-- если атторней внушитъ ему, что она можетъ быть и виновна. Когда онъ поразмыслилъ обо всемъ этомъ, то почти ужаснулся отъ всѣхъ трудностей, которыя возстали предъ нимъ.
   Онъ позвонилъ въ колокольчикъ, чтобы позвать Крэбвица -- особенный колокольчикъ, на который обязанъ отвѣчать только Крэбвицъ -- но прежде всего сдѣлалъ маленькую церемонію съ своимъ бумажникомъ. Крэбвицъ вошолъ все еще угрюмый и надувшійся, потому что его прежній гнѣвъ не утѣшился еще, и въ его головѣ все еще волновалось сомнѣніе: искать ли ему или не искать другаго хозяина, который лучше бы умѣлъ оцѣнить его услуги? Болѣе выгоднаго положенія трудно было бы ему найти, но деньги не составляютъ еще всего, часто говорилъ себѣ Крэбвицъ.
   -- Крэбвицъ, сказалъ мистеръ Фёрниваль, весело смотря въ лицо клерку:-- я оставляю городъ сегодня вечеромъ и пробуду въ отсутствіи дней десять. Если хотите, такъ и вы можете уѣхать на святки.
   -- Теперь уже поздно, сэръ, сказалъ Крэбвицъ мрачно, какъ будто рѣшаст не шутить больше.
   -- Немножко поздно, это правда; но я, право, не могъ васъ раньше отпустить. Полно, Крэбвицъ, намъ, съ вами не приходится ссориться. Ваша работа немножко тяжела, но вѣдь и моя нелегка.
   -- Я думаю, что вамъ она нравится, сэръ.
   -- Ха! ха! ха! нравится! вотъ выдумалъ! Но, стало быть, и вамъ точно также нравятся... Полно, Крэбвицъ; вы всегда мнѣ превосходно служили; но думаю, что какъ бы то ни было, и вы имѣли мнѣ не совсѣмъ дурнаго хозяина.
   -- Я и не жалуюсь, сэръ.
   -- Но вы все еще дуетесь, зачѣмъ я задержалъ васъ немножко въ городѣ. Полноте, Крэбвицъ, забудьте объ этомъ. Весь прошлый годъ вы сильно работали. Вотъ вамъ билетъ въ пятьдесятъ фунтовъ. Уѣзжайте изъ Лондона недѣля на двѣ и повеселитесь вдоволь.
   -- По истинѣ, сэръ, я вамъ очень обязанъ, сказалъ Крабвицъ, протягивая руку за ассигнаціею.
   Онъ чувствовалъ, что хозяинъ одержалъ надъ нимъ побѣду и по тому случаю сохранялъ еще нѣкоторую грусть. Въ эту минуту, онъ оцѣнилъ свою обиду даже выше пятидесяти фунтовъ и въ особенности потому, что, принимая ихъ, онъ отказывался отъ всѣхъ правъ жаловаться на такую важную потерю времени.
   -- А, кстати, Крэбвицъ, я хотѣлъ васъ спросить объ одномъ, сказалъ мистеръ Фёрниваль, когда его клеркъ хотѣлъ уже выдти изъ комнаты.
   -- Что прикажете, сэръ?
   -- Не случалось ли вамъ когда нибудь слышать объ одномъ атторнеѣ, по имени Дократъ?
   -- Какъ? онъ лондонскій атторней, сэръ?
   -- Нѣтъ, мнѣ кажется, онъ не имѣетъ мѣста въ Лондонѣ. Мнѣ извѣстно, что онъ живетъ въ Гэмвортѣ.
   -- Вы говорите о томъ атторнеѣ, который вмѣшался въ дѣла леди Мэзонъ?
   -- Какъ? и вы слышали уже о томъ?
   -- О! конечно, сэръ. Объ этомъ много идетъ толковъ во всѣхъ конторахъ. Главный клеркъ изъ конторы Роунда и Крука былъ у меня въ гостяхъ на этихъ дняхъ и очень много разсказывалъ объ этомъ. Смартъ очень хорошій и скромный молодой человѣкъ, въ разсужденіе своего положенія.
   -- И онъ знакомъ съ Дократомъ?
   -- Точно такъ, сэръ; только я не могу сказать, чтобъ онъ много объ немъ зналъ; но Дократъ въ послѣднее время частенько-таки хаживалъ къ нимъ въ контору по этому дѣлу, и, кажется, они съ мистеромъ Мэтью порядкомъ сошлись.
   -- О! такъ вотъ какъ! и вы это навѣрное знаете?
   -- Смартъ мнѣ такъ разсказывалъ. Мнѣ самому нечего неизвѣстно объ этомъ дѣлѣ, сэръ. Я не предполагаю, чтобъ этотъ Дократъ былъ очень хорошъ...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, именно такъ. Я также не могу этого сказать. Но сами вы никогда не видали его?
   -- Кто, сэръ? Я-то не видалъ ли его? Нѣтъ, сэръ, этотъ человѣкъ никогда на глаза мнѣ не попадался. По всему, что я слышалъ, очень неправдоподобно, чтобъ онъ пришоль сюда когда нибудь, я точно также кажется неправдоподобно, чтобъ и я когда нибудь былъ у него.
   Мистеръ Фёрниваль сидѣлъ въ раздумьи, а напротивъ его стоилъ клеркъ, упершись обѣими руками на столъ.
   -- Кажется, у васъ нѣтъ никого знакомыхъ въ Гэмвортѣ? спросилъ наконецъ мистеръ Фёрниваль.
   -- У кого, сэръ? у меня то? Ни одной живой души, сэръ. Я въ жизни тамъ не бывалъ.
   -- Я разскажу вамъ, зачѣмъ я спрашиваю васъ объ томъ. Я крѣпко подозрѣваю этого Дократа, что онъ приготовляетъ какое нибудь гнусное дѣло.
   И тутъ онъ разсказалъ своему клерку всю исторію леди Мэзонъ и ея тяжбы, на сколько считалъ нужнымъ сообщить для его свѣдѣнія.
   -- Очевидно, что онъ намѣренъ надѣлать много непріятностей для леди Мэзонъ, такъ кончилъ онъ свой разсказъ.
   -- Нельзя въ томъ сомнѣваться, сэръ, сказалъ Кребвицъ:-- да я, говоря правду, я думаю, что онъ положилъ себѣ въ голову твердое намѣреніе сдѣлать это.
   -- А думаете-ли вы, что можно что нибудь выиграть отъ свиданія съ нимъ? Конечно, леди Мэзонъ нечего бояться какихъ нибудь непріятныхъ послѣдствій. Помѣстье ея сына такъ же безопасно, какъ моя шляпа.
   -- А вотъ служащіе у Роунда такъ совсѣмъ иначе думаютъ.
   -- Это потому, что служащіе у Роунда ничего не понимаютъ въ этомъ дѣлѣ. Но леди Мэзонъ имѣетъ такое отвращеніе отъ тяжебныхъ дѣлъ, что надо было бы устроить это дѣло безъ всякихъ дальнихъ непріятностей. Понимаете-ли вы меня?
   -- Точно такъ, сэръ, я хорошо понимаю васъ. Не лучше-ли всего могъ бы устроить это дѣло какой нибудь хорошій атторней?
   -- Только не при настоящемъ положеніи дѣла. Леди Мэзонъ мой лучшій другъ...
   -- Точно такъ, сэръ, мы знаемъ это, сказалъ Кребвицъ.
   -- Еслибъ вы могли найти какой нибудь предлогъ прокатиться въ Гэмвортъ -- хоть бы для перемѣны климата -- понимаете? на недѣлю или на двѣ? Вѣдь это прекраснѣйшая мѣстность,-- именно такая, какъ вы любите. И такъ вы сами уже разсудите: нельзя-ли чего тутъ сдѣлать. Какъ вы думаете?
   Мистеръ Кребвицъ съ самаго начала догадывался уже, что даромъ онъ не получилъ бы пятидесяти фунтовъ.
   

XXVI.
Отчего-жь бы и не такъ?

   Дня черезъ два послѣ вышеописаннаго разговора съ Крэбвицомъ, мистеръ Фёрниваль вышелъ изъ почтовой кареты у подъѣзда сэра Перегрина Орма. Онъ пріѣхалъ изъ Альстона нарочно, чтобы видѣться съ баронетомъ, котораго нашолъ въ библіотекѣ. Въ эту самую минуту, баронетъ еще разъ задалъ себѣ вопросъ, который задумывалъ и прежде, расхаживая взадъ и впередъ въ столовой на первый день Рождества.
   -- Отчего же бы я не такъ? говорилъ онъ про себя; -- разумѣется, если это только не сдѣлаетъ ее несчастною.
   Сэръ Перегринъ и мистеръ Фёрниваль была старые знакомые и всегда встрѣчались хорошими пріятелями. Двадцать лѣтъ тему назадъ, когда происходило первое дѣло за Орлійскую ферму, они оба сочувствовали одной сторонѣ и оба взаимно раздѣляли антипатію къ Джозефу Мэзону изъ Гроби-Парка. Изъ этого слѣдуетъ, что сэръ Перегринъ встрѣтилъ мистера Фёрниваля очень привѣтливо, но когда онъ узналъ, по какому предмету адвокатъ пріѣхалъ посовѣтоваться съ намъ, то сталъ болѣе чѣмъ привѣтливъ.
   -- О! да, она у насъ гоститъ, мистеръ Фёрнивалъ. Не хотите-ли вы повидаться съ нею?
   -- Предъ отъѣздомъ, я очень рядъ буду видѣть леди Мэзонъ; но если я не ошибаюсь, считая васъ ея искреннимъ другомъ, то можетъ быть лучше будетъ намъ переговорить съ вами прежде наединѣ.
   Въ отвѣтъ на то сэръ Перегринъ объявилъ, что мистеръ Фёрниваль точно не ошибается, что онъ считаетъ себя искреннимъ другомъ леди Мэзонъ, и что онъ готовъ все со вниманіемъ выслушать, что только адвокатъ сочтетъ за нужное ему сказать.
   Обо многихъ пунктахъ этого дѣла такъ часто уже было говорено такъ часто еще придется о томъ же упоминать, что я намѣренъ не повторять уже сказаннаго. При этомъ случаѣ мистеръ Фёрниваль разсказалъ сэру Перегрину не все, что онъ зналъ, но все что онъ счаталъ нужнымъ разсказать, и очень скоро вполнѣ убѣдился, что въ головѣ баронета не было ни малѣйшей тѣни подозрѣнія, чтобы можно было хоть въ чемъ нибудь обвинять леди Мэзонъ. Онъ, то есть баронетъ, былъ вполнѣ убѣжденъ, что мистеръ Мэзонъ въ этомъ дѣлѣ много погрѣшилъ, приготовляясь надѣлать много хлопотъ невинной и превосходной женщинѣ, побуждаемый къ тому обманутымъ корыстолюбіемъ и даже сдержанною злобою, что дѣлалось въ глазахъ сэра Перегрина недостойнымъ названія человѣка. О Дократѣ имѣлъ еще худшее мнѣніе -- одно уже то, что этотъ Дократъ былъ ниже уровня его мыслей. О леди Мэзонъ онъ выражался, какъ о превосходнѣйшей и прекраснѣйшей женщинѣ, которая доведена до несчастья низкими людьми, и говорилъ это съ такимъ энтузіазмомъ, что даже изумилъ мистера Фёрниваля. Ясно было, что она не будетъ имѣть недостатка въ дружеской поддержкѣ, если только поддержка друзей можетъ ее избавить отъ всѣхъ непріятностей.
   Если въ головѣ сэра Перегрина не было ни малѣйшаго подозрѣнія противъ леди Мэзонъ, то и въ головѣ мистера Фёрниваля не было о малѣйшаго желанія возбуждать въ немъ такое чувство. Когда онъ слышалъ, что сэръ Перегринъ говоритъ о ней, какъ о существѣ сакомъ чистомъ и благородномъ, то и онъ самъ заговорилъ о ней томъ же тонѣ; только на этотъ разъ роль его была очень трудна.
   -- Пускай эти злодѣи хлопочатъ себѣ, какъ знаютъ, сказалъ сэръ Перегринъ: -- а леди Мэзонъ должна быть совершенно спокойна; -- вотъ мой совѣтъ. Невозможно, чтобъ они причинили ей существенный вредъ.
   -- Быть можетъ, изъ этого ничего не выйдетъ -- и очень даже вѣроятно, что изъ этого ничего не выйдетъ; не взирая на то, сэръ Перегринъ, однако....
   -- Я не хотѣлъ бы входить въ сношенія ни съ нимъ, ни ему подобными. Я показалъ бы имъ полное пренебреженіе. Если же онъ, мы ему подобные, принимаютъ мѣры, чтобъ потревожить ее, пускай адвокатъ ея дѣйствуетъ противъ нихъ законнымъ порядкомъ. Конечно, я самъ не юристъ, мистеръ Фёрниваль, но по моему мнѣнію это единственный способъ для окончанія этого дѣла. Я не знаю: имѣютъ ли даже они право оспаривать завѣщаніе; но если уже это такъ есть, пускай ихъ оспариваютъ.
   Постепенно, но только очень осторожно, мистеръ Фёрнивалъ далъ понять сэру Перегрину, что предстоящее теперь дѣло совсѣмъ другого рода: что мистеръ Мэзонъ не говоритъ уже объ искѣ для возвращенія помѣстья, но грозилъ своей мачихѣ наказаніемъ за уголовное преступленіе, и наконецъ страшное слово, поддѣлка, сорвалось съ его языка.
   -- Кто осмѣлится произнести такое обвиненіе? спросилъ баронетъ. Въ глазахъ его буквально засверкало пламя гнѣва, и когда онъ услышалъ въ отвѣтъ, что мистеръ Мэзонъ уже произнесъ это обвиненіе, то назвалъ этого мистера низкимъ и бездушнымъ трусомъ.
   -- Никогда не могъ бы я себѣ вообразить, сказалъ сэръ Перегринъ, чтобъ онъ могъ такъ поступить, даже противъ мужчины.
   Но дѣло въ томъ, что обвиненіе уже произнесено и передано въ руки уважаемыхъ атторнеевъ съ наставленіемъ поторопиться пустить его въ ходъ, и что актъ, на основаніи котораго произносится это обвиненіе, имѣетъ во всякомъ случаѣ prima facie законный видъ. Все это необходимо было пояснять сэру Перегрину, а также и леди Мэзонъ.
   -- Долженъ-ли я по этому подразумѣвать, что и вы такого же мнѣнія... началъ было сэръ Перегринъ.
   -- Вы не должны приписывать мнѣ ни малѣйшей мысли, оскорбительной для леди Мэзонъ; но я боюсь, что она подвергается большой опасности и что слѣдуетъ принять мѣры величайшей предосторожности.
   -- Боже праведный! Неужели же вы хотите этимъ сказать, что въ нашей странѣ невинная особа можетъ подвергаться опасности въ подобныхъ обстоятельствахъ.
   -- Невинная особа, сэръ Перегринъ, можетъ подвергаться огромнымъ непріятностямъ и той опасности, что много пройдетъ времени прежде, чѣмъ будетъ доказана ея невинность. Бываютъ примѣры, что невинные люди умираютъ подъ бременемъ такихъ обвиненій. Мы должны помнить что она женщина и, слѣдовательно, болѣе слабое созданіе, чѣмъ вы или я.
   -- Конечно, конечно, но все же.... Неужели же вы думаете, что она подвергается серьезной опасности? неужели вы намѣреваетесь все это передать ей самой?
   По тону голоса стараго баронета слышалось, какъ будто негодованіе его противъ мистера Фёрниваля за одно предположеніе такой возможности.
   -- Боюсь, что мы, ея искренніе друзья, не въ правѣ сохранять ее въ невѣдѣніи въ отношеніи всѣхъ этихъ дѣдъ. Представьте только себѣ, что она должна будетъ чувствовать, если безъ всякаго предварительнаго подготовленія ее вдругъ потребуютъ въ судъ?
   -- Никакой порядочный судья не станетъ слушать подобнаго обвиненія, сказалъ сэръ Перегринъ.
   -- Въ такихъ случаяхъ онъ руководится очевидностью.
   -- Я отказался бы скорѣе отъ своей должности, нежели согласился бы дѣйствовать такъ несправедливо.
   Все это очень благородно, и подобное чувство доказываетъ большое великодушіе и даже, можетъ быть, поэтически рыцарское чувство въ сэрѣ Перегринѣ, но все же это не есть законный порядокъ въ мірѣ, и потому мистеръ Фёрниваль вынужденъ былъ объясниться. Судьи должны выслушать такое обвиненіе -- принуждены его выслушать, если доказательства будутъ имѣть наружною форму очевидности. Отказъ разобрать это дѣло со стороны судьи не означалъ бы дружелюбія къ леди Мэзонъ, такъ старался объяснять мистеръ Фёринваль.
   -- Такъ вы желаете ее видѣть? спросилъ наконецъ сэръ Перегринъ.
   -- Я полагаю, что ее слѣдуетъ предупредить; но такъ какъ она находится въ вашемъ домѣ, то я ничего не желаю дѣлать безъ вашего содѣйствія.
   Сэръ Перегринъ позвонилъ и вошедшему слугѣ приказалъ передать его почтеніе леди Мэзонъ и спросить ее: не угодно ли будетъ ей пожаловать въ библіотеку, если только это не обезпокоитъ ее.
   -- Доложи леди, что и мистеръ Фёрниваль здѣсь, докончилъ сэръ Перегринъ.
   Когда слуга передавалъ леди Мэзонъ это порученіе, она сидѣла съ мистриссъ Ормъ и немедленно отвѣчала, что сейчасъ же отвѣтитъ на приглашеніе, не выказавъ ни малѣйшаго волненія во все время, пока слуга оставался въ комнатѣ: но едва дверь затворилась за нимъ, мистриссъ Ормъ взглянула на своего друга и увидѣла, что она блѣдна, какъ смерть. Она поблѣднѣла и дрожала всѣмъ тѣломъ, а на лицѣ ея выражалась та мучительная тревога, которая въ послѣднее время такъ часто обличалась въ ея наружности, но мистриссъ Ормъ никогда еще не замѣчала въ ней такихъ явныхъ признаковъ глубокой муки, какъ въ эту минуту.
   -- Я полагаю, что мнѣ сейчасъ же надо идти къ нимъ, сказала леди Мэзонъ, медленно приподнимаясь съ мѣста.
   Мистриссъ Ормъ показалось, что ея другъ вынужденъ былъ опе реться на столъ, чтобъ не упасть.
   -- Но мистеръ Фёрниваль -- другъ вашъ; не правда-ли?
   -- О! да, искренній другъ, но....
   -- Такъ они оба могутъ сюда придти, если это для васъ пріятнѣе, мой милый другъ.
   -- О! нѣтъ, лучше я сама пойду къ нимъ. Мнѣ не слѣдуетъ показывать свою слабость. Что и вы должны думать обо мнѣ, видя меня въ такомъ положеніи?
   -- Я совсѣмъ не удивляюсь этому, душенька моя, сказала мистриссъ Ормъ, подходя къ ней:-- такая жестокость убила бы меня. Я скорѣе удивляюсь вашей твердости, чѣмъ слабости.
   И тутъ она нѣжно поцѣловала ее. Что имѣла въ себѣ эта женщина, что всѣ знавшіе ее близко, такъ любили ее?
   Мистриссъ Ормъ провожала ее чрезъ залу и оставила ее одну, только у дверей библіотеки. Тутъ она пожала ей руку и опять поцѣловала ее. Леди Мэзонъ повернула ручку у двери, и вошла въ библіотеку.
   При первомъ взглядѣ на нее, мистеръ Фёрниваль былъ поражонъ блѣдностью ея лица, и не смотря на то, все-таки нашелъ, что она никогда еще не казалась ему такою прекрасною.
   -- Я надѣюсь, дорогая леди Мэзонъ, что вы чувствуете себя хорошо, сказалъ онъ.
   Сэръ Перегринъ тотчасъ подошелъ къ ней и подвелъ ее подъ руку къ своему креслу. Будь она королева гонимая судьбою, то и тогда нельзя было бы обращаться съ нею съ большею почтительностію. Но казалось, она менѣе чѣмъ когда нибудь разсчитывала на такое благоговѣніе и отнюдь не принимала этого какъ исполненіе обязанности. Еслибъ я сказалъ, что ея осанка была смиренна, то несправедливо обвинилъ бы ее въ преступленіи противъ изящнаго вкуса, но во всей ея фигурѣ была разлита какая-то отрадная мягкость, какой-то видъ женственной зависимости, какая-то необходимость опереться и даже прицѣпиться къ тому, на что она оперлась, что все вмѣстѣ производило такое впечатлѣніе, къ которому ни одинъ мущина не могъ оставаться равнодушнымъ. Это была такая женщина, которую научались познавать скорѣе въ глубокой ея печали, чѣмъ въ радости и счастія, съ которыми лучше любили плакать, чѣмъ веселиться. И конечно, въ настоящее время съ нею надо было плакать, а не веселиться.
   Сэръ Перегринь взялъ ее за руку и смотрѣлъ на нее съ нѣжностію отца; адвокатъ тотчасъ же утѣшилъ себя припоминаніемъ преклонныхъ лѣтъ старика. Притомъ же это было очень натурально, что леди Мэзонъ прицѣпилась къ нему въ его собственномъ домѣ. Вотъ почему мистеръ Фёрниваль удовольствовался на первыхъ порахъ тѣмъ, что пожалъ ей руку и освѣдомился о ея здоровьѣ. Она едва отвѣчала по одному слову каждому изъ нихъ, но когда сѣла, то попробовала улыбнуться и прошептала что-то о томъ безпокойствѣ, которое имъ причиняла.
   -- Мистеръ Фёрниваль думаетъ, началъ сэръ Перегринъ: -- что гораздо лучше будетъ предупредить васъ о дѣйствіяхъ, предпринятыхъ мистеромъ Мэзономъ изъ Гроби-Парка. Самъ я не адвокатъ я потому ничего не могу возражать противъ его совѣтовъ.
   -- Я увѣрена, что вы оба посовѣтуете мнѣ только то, что для меня будетъ самое лучшее, отвѣчала она.
   -- Въ подобныхъ дѣлахъ вамъ слѣдуетъ руководиться его наставленіями. Что онъ вамъ искренній другъ -- въ этомъ невозможно сомнѣваться.
   -- Я думаю, леди Мэзонъ увѣрена въ томъ, замѣтилъ мистеръ Фёринваль.
   -- Конечно, я вѣрю вамъ: я вѣрю вамъ обоимъ, вѣрю во всемъ, отвѣчала она.
   -- Вотъ почему я и не сомнѣваюсь, что никто не можетъ такъ руководить васъ въ этомъ дѣлѣ, какъ онъ. Все это я говорю потому, что самъ вполнѣ презираю того человѣка въ Йоркширѣ: я вполнѣ убѣжденъ, чтобы онъ ни предпринималъ въ своей злобѣ противъ васъ, все будетъ вздоръ, такъ что я самъ не считалъ бы за нужное безпокоить васъ такими не стоющими вниманіе дѣлами.
   Начало было жестоко; но она вынесла его, даже оно подкрѣпило ее, Конечно, все, чтобы ни сказалъ теперь мистеръ Фёрниваль послѣ подобнаго предисловія, не могло быть такъ скверно, какъ она боялась, имѣя въ виду возможный результатъ его посѣщенія. Онъ могъ пріѣхать за тѣмъ, чтобы сказать ей, что ее сейчасъ арестуютъ, что ее немедленно требуютъ въ судъ, можетъ быть заключатъ въ тюрьму. Въ своемъ невѣдѣніи законовъ, она не могла вообразить себѣ, что могло или не могло случиться съ нею въ какую нибудь минуту, и вотъ почему слова, произнесенныя сэромъ Перегриномъ, скорѣе успокоили ее, чѣмъ увеличили ея страхъ.
   Тогда мистеръ Фёрниваль началъ свой разсказъ, и постепенно представлялъ ей факты этого дѣла. Его разсказъ былъ сдѣланъ такимъ изящнымъ языкомъ, такими деликатными выраженіями, что по истинѣ былъ достоинъ удивленія, потому что онъ ясно далъ ей понять, какого рода обвиненіе возведено на нее, не употребивъ однако ни одного грубаго слова, которое могло бы непріятно подѣйствовать на все. Онъ ничего не упомянулъ ей ни о подлогѣ, ни о поддѣлкѣ, ни о фальшивомъ документѣ, но понятно объяснилъ ей, что Джозефъ Мэзонъ далъ порученіе своему адвокату начать уголовное слѣдствіе противъ нее за поддѣльную припись къ завѣщанію.
   -- Я должна вынести это съ терпѣніемъ, сказала она: -- молю Бога послать мнѣ только силы для этого!
   Одна мысль объ этомъ ужасна, сказалъ сэръ Перегринъ: -- но никто не можетъ сомнѣваться, какое окончаніе будетъ имѣть это дѣло. Вы не должны и допускать предположенія, чтобъ мистеръ Фёринваль могъ имѣть малѣйшее сомнѣніе въ вашемъ окончательномъ торжествѣ. Мы боимся только безпокойства, которое вы должны вынести, пока наступитъ день вашего полнаго торжества.
   -- Ахъ, еслибъ это такъ было. При послѣднихъ словахъ баронета, она украдкой посмотрѣла на адвоката, чтобъ убѣдиться, на сколько эти сладкія слова могли быть поддержаны тѣмъ, что она прочтетъ на лицѣ его. Думаетъ-ли и онъ, что ее ожидаетъ окончательное торжество? Истинное мнѣніе сэра Перегрина легко было узнать, какъ изъ его наружности, такъ и изъ словъ его, но не такъ легко было съ мистеромъ Фёринвалемъ. Изъ лица мистера Фёрниваля и изъ словъ его можно было узнать только то, что онъ желалъ показать. Онъ подмѣтилъ этотъ взглядъ, и вполнѣ понялъ его. Инстинктивно, по вдохновенію минуты, онъ зналъ, что теперь онъ можетъ или успокоить ее ложью, или разомъ разрушить всѣ ея надежды истиною. Для нее окончательное торжество не было вѣрно -- о, какъ далеко не вѣрно! Слѣдуетъ-ли ему теперь быть честнымъ или нечестнымъ въ отношеніи своего друга? Въ чемъ заключалась его главная цѣль? въ томъ, чтобъ убѣдиться, что сэръ Перегринъ поддержитъ ее своимъ авторитетомъ въ графствѣ; слѣдовательно, въ присутствіи сэра Перегрина, адвокату слѣдовало быть нечестнымъ къ своему другу. Выведя такое заключеніе, онъ выказалъ ложь во взглядѣ своемъ, и одинъ этотъ взглядъ гораздо болѣе успокоилъ леди Мэзонъ, нежели всѣ сладкія слова сэра Перегрина.
   Послѣ этого ей были объяснены разнообразныя подробности, въ которыхъ мистеръ Фёрниваль подозрѣвалъ участіе мистера Дократа. Тогда дошло до акта о раздѣлѣ товарищества; и вопросы коснулись до клерка Кеннеби и горничной Больстеръ. Въ тотъ самый день, по словамъ леди Мэзонъ они подписывались свидѣтелями на полудюжинѣ документовъ, противъ чего она не могла возражать. Все это утро, какъ она припоминаетъ, она была при сэрѣ Джозефѣ, "уходя иногда изъ комнаты, и опять врзвращалась; сэръ Перегринъ, конечно, это понимаетъ". На что сэръ Перегринъ отвѣчалъ, что онъ это вполнѣ понимаетъ. Она знала, что мистеръ Усбечъ пробылъ у нихъ въ этотъ день въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ, вѣроятно, отъ десяти до двухъ или трехъ, и нѣтъ сомнѣнія, что за это время много дѣлъ было сдѣлано и подписано. Она ничего не помнила, кромѣ дѣла о завѣщаніи: но и въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, потому что всѣ другія дѣла до нея собственно не касались.
   -- Безъ сомнѣнія, эти люди была свидѣтелями на обоихъ документахъ, сказалъ сэръ Перегринъ:-- что касается до меня, то я рѣшительно не понимаю, что за охота этому негодяю бросать деньги на подобное дѣло.
   -- Онъ можетъ это дѣлать изъ желанія мести, сказалъ мистеръ Фёрниваль.
   Послѣ этого леди Мэзонъ получила разрѣшеніе идти въ гостиную, и все, что оставалось еще сказать, было сказано между двумя джентльменами наединѣ.
   Сэръ Перегринъ очень желалъ, чтобъ это дѣло было поручено его собственнымъ атторнеямъ, и назвалъ мистеровъ Слоу и Бейдэуайль, такъ какъ во всемъ адвокатскомъ сословіи трудно было бы найти людей болѣе достойныхъ уваженія. Но того-то именно мистеръ Фёрниваль боялся, что они слишкомъ достойны уваженія. Они могли посмотрѣть на это дѣло въ такомъ прямомъ свѣтѣ, что, пожалуй, кліэнтка показалась бы имъ виновна; и какъ же можетъ быть иначе? Старый Слоу не захочетъ измѣнить истинѣ, ни ради какихъ бы то ни было баронетовъ въ Англіи -- ни за что, а ужь тѣмъ менѣе ради прелестнѣйшихъ женщинъ на свѣтѣ. Прикосновеніе руки леди Мэзонъ и видъ слезъ въ ея глазахъ будутъ ничѣмъ для старика Слоу. Вслѣдствіе чего мистеръ Фёрниваль принужденъ былъ объяснить баронету, что Слоу и Бейдэуайль невозьмутся за такое дѣло.
   -- Но мнѣ очень хочется, чтобы они вели это дѣло. Вѣдь оно требуетъ нѣкоторыхъ расходовъ, мнѣ было бы пріятнѣе, чтобъ они ужъ это уладили.
   Мистеръ Фёрниваль не дѣлалъ болѣе возраженій, и напослѣдокъ согласился имѣть свиданіе съ однимъ изъ членовъ фирмы, съ тѣмъ, чтобъ этотъ членъ фирмы пожаловалъ къ нему. Послѣ этого онъ простился съ баронетомъ. Ничего положительнаго въ это утро не было сдѣлано и даже не условлено, что дѣлать; но люди, болѣе заинтересованные въ этомъ дѣлѣ, уразумѣли, что дѣло получило ощутительно серьезный оборотъ, и что нужно принять рѣшительныя мѣры. Мистеръ Фёрниваль, уѣзжая изъ дому, рѣшился прибѣгнуть къ атторнеямъ, которымъ онъ могъ бы удобнѣе внушить мысли, соотвѣтствующія его цѣли. Онъ хотѣлъ, спустя нѣсколько времени, устроитъ дѣло съ Слоу и Бейдэуайлемъ.
   Ни возвратномъ пути въ Нонинсби, мистеръ Фёрнивалъ самъ съ удивленіемъ раздумывалъ о своей настойчивости въ этомъ дѣлѣ. Онъ былъ увѣренъ, что его кліэнтка виновна, и что эта припись была сдѣлана не по желанію сэра Джозефа. Имѣя такія убѣжденія, не лучше-ли было бы умыть свои руки во всемъ этомъ дѣлѣ? Другіе не такъ смотрятъ на дѣло, такъ не лучше-ли было бы, чтобъ эти другіе и были ея совѣтниками? Не беретъ-ли онъ на себя этимъ цѣлую обузу безконечныхъ хлопотъ и заботъ, и безъ всякой пользы для себя? Такъ онъ торговался самъ съ собою, но когда онъ достигъ Нонинсби, имъ была принята твердая рѣшимость, стоять за леди Мэзонъ до конца. Онъ ненавидѣлъ этого гнуснаго Мэзона, какъ онъ доказывалъ самому себѣ, оправдываясь въ причинахъ своей рѣшимости, и считалъ его лукавую злобную справедливость гораздо хуже преступленія, въ которомъ можно было обвинить леди Мэзонъ. И притомъ, прислонясь къ стѣнкѣ кареты, онъ видѣлъ еще предъ собою ея блѣдное лицо, слышалъ еще сладкіе звуки ея голоса, былъ еще тронутъ слезою, увлажившею ея глаза. О, другъ мой, юноша! ты, который преисполненъ съ головы до ногъ поэзіею, отвагою и любовью, смотри на сидящаго противъ тебя сѣдаго старика съ длиннымъ красносизымъ носомъ, съ острымъ, проницательнымъ взглядомъ, съ скуднымъ запасомъ кудрявыхъ волосъ. Онъ богатъ, и угрюмъ, три раза былъ женатъ, и не разъ ссорился съ своими дѣтьми. Онъ очень любитъ подвыпить и страшно храпитъ послѣ обѣда. Тебѣ кажется, что онъ сухая, безжизненная палка, изъ которой выжаты всѣ соки чувства отъ тяжести лѣтъ. Не мертвъ-ли онъ для поэзіи, какъ мертва мостовая, по которой съ шумомъ катятся колеса? О, другъ мой, юноша! ты, сущій невѣжда въ этомъ дѣлѣ, какъ и въ большей части другихъ дѣлъ. Можетъ быть, онъ не такъ щебечетъ о своемъ чувствѣ, какъ ты. Но сердце у этого старика такъ же мягко, какъ и у тебя,-- ты бы зналъ это, еслибъ только могъ читать въ немъ. Тѣло истощается и высыхаетъ, кости старѣются, умъ дряхлѣетъ такъ же, какъ зрѣніе, слухъ мысли. Но нѣжное сердце остается нѣжнымъ до самого конца.
   Леди Мэзонъ, выйдя изъ библіотеки, пошла чрезъ залу, примыкающую къ гостиной, и остановилась тутъ. Она чувствовала необходимость остаться одной, пока возможно, и потому повернула въ сторону, въ маленькую чайную, которая обыкновенно служила мѣстомъ для завтрака и рѣдко посѣщалась въ остальное время дня. Тутъ она сѣла, оставивъ дверь не притворенной, чтобы слышать, когда мистеръ Фёрниваль уйдетъ отъ баронета. Сидѣла она цѣлый часъ и все ждала -- ждала -- ждала. Тутъ не было ни дивана, ни покойнаго кресла, гдѣ бы она могла, спокойно усѣвшись, прождать въ полудремотѣ какіе-нибудь полчаса; но она сѣла на стулъ, оперлась руками на столъ, голову положила на руки и терпѣливо ожидала, пока мистеръ Фёрниваль уѣдетъ. Говорить-ли, что ея голова была преисполнена мыслями; не смотря на то, этотъ часъ показался ей очень дологъ. Наконецъ она услышала, какъ дверь отворилась изъ библіотеки; она услышала голосъ сэра Перегрина, когда онъ вышелъ проводить своего гостя въ залу; она услышала звукъ колесъ, когда почтовая карета покатилась по песчаной дорогѣ, и наконецъ услышала, какъ сэръ Перегринъ опять ушелъ въ библіотеку и притворилъ за собою дверь.
   Она не спѣшила встать съ своего мѣста; но спокойно подождала еще нѣкоторое время, минутъ десять, можетъ быть, и тогда безшумно вышла изъ чайной комнаты, тихими и поспѣшными шагами перешла залу и постучалась въ дверь библіотеки. Она такъ тихо постучалась, что сначала этого было не слышно, и она не получила отвѣта. Тогда она еще разъ постучала нѣсколько посильнѣе и сэръ Перегринъ попросилъ войти.
   -- Смѣю-ли я васъ обезпокоить еще разъ -- только на одну минуту? спросила она.
   -- Конечно, конечно. Я очень радъ видѣть васъ, когда только пожелаете.
   -- Я, право, не знаю, отчего вы такъ добры ко мнѣ?
   -- Потому, что вы находитесь въ несчастіи, въ незаслуженно въ несчастіи, потому что... Леди Мэзонъ, вы можете располагать мною. Я все сдѣлаю для васъ.
   -- Вы, конечно, слышали, въ чемъ меня обвиняютъ?
   -- Слышалъ, отвѣчалъ онъ:-- да, я слышалъ. Онъ обошелъ столъ и сталъ передъ нею лицомъ, а спиною къ камину.-- Да, а слышалъ, и краснѣю при мысли, что въ Англіи нашелся человѣкъ, занимающій положеніе въ судейскомъ сословіи, который могъ забыть честь, человѣколюбіе и самоуваженіе.
   -- Такъ вы не думаете, чтобы я могла быть виновною въ томъ, въ чемъ меня обвиняютъ?
   -- Вы виновны!... и чтобъ я могъ обвинять васъ? Нѣтъ, невозможно; да и онъ самъ этого не можетъ думать. Въ своей собственной невинности и не могу быть больше увѣренъ, чѣмъ въ нашей.
   И говоря такъ, онъ взялъ ее за обѣ руки и посмотрѣлъ прямо ей въ лицо; глаза его были полны слезъ.
   -- Да, другъ мой, вы можете быть увѣрены, что ни я, ни Эдиѳь никогда не будемъ считать васъ виновною.
   -- Милая Эдиѳь! сказала она.
   Никогда еще она не называла невѣстки сэра Перегрина по имени; она вдругъ остановилась, какъ бы почувствовавъ свою вину. Но сэру Перегрину это понравилось.
   -- Да, подтвердилъ онъ,-- она самая милая особа на свѣтѣ, и будьте увѣрены, она останется вамъ вѣрна, не смотря ни за что.
   Такъ стояла они другъ противъ друга, ни слова не говоря. Онъ все держалъ ее за обѣ руки, и слезы наполняли его глаза. Ея глаза были потуплены, и слезы катились съ рѣсницъ. Сначала онѣ катились безмолвныя, безъ слышнаго рыданія, такъ что сэръ Перегринъ съ своими старыми глазами, наполненными соленою водою, не зналъ даже, что она плачетъ. Но мало по малу капли стали падать ему на руку, сначала изрѣдка, потомъ все чаще и чаще; вотъ послышалось тихое, сдержанное рыданіе, но наконецъ голова ея упала къ нему на плечо.
   -- Другъ мой, сказалъ онъ, едва произнося слова, прерываемыя рыданіями:-- мой бѣдный другъ! милый, оскорбленный другъ!
   Тутъ она высвободила одну руку изъ его руки, чтобы прижать платокъ къ своему лицу, а его свободная рука обвилась вокругъ ея стана.
   -- Мой бѣдный, милый другъ! повторялъ онъ, прижимая ее къ своему старому сердцу, и, наклонясь къ ней, онъ поцѣловалъ ее въ губы.
   Такъ стояла она нѣсколько секундъ, потомъ тихо опустилась и вдругъ упала на колѣни къ ногамъ его. Она стояла на колѣняхъ у ногъ его, одною рукою придерживаясь за столъ, а другою не выпуская его руки, на которую преклонила свою голову.
   -- Дорогой другъ, говорила она, все рыдая громче и громче: другъ, котораго самъ Богъ посылаетъ мнѣ въ моемъ несчастьѣ...
   И едва слышными словами она произнесла молитву, призывая какое-то благословеніе на его главу.
   -- Теперь мнѣ лучше, сказала она, вставая на ноги по прошествіи нѣсколькихъ секундъ:-- теперь я чувствую себя сильнѣе...
   Она выпрямилась предъ нимъ, повторяя:
   -- Да, я чувствую себя сильнѣе, и съ помощью Божьею вынесу это бремя; да, я думаю, что у меня достанетъ силы вынести его.
   -- Если я могу чѣмъ-нибудь облегчить это бремя, то...
   -- Вы уже облегчили его... оно на половину уже не такъ тяжело; но, сэръ Перегринъ, я хочу уѣхать отсюда...
   -- Уѣхать отсюда! оставить Кливъ!
   -- Да; я не хочу смущать спокойствія вашего дома бѣдствіями моего положеніи. Я не хочу...
   -- Леди Мэзонъ, мой домъ всегда къ вашимъ услугамъ. Еслибъ вы хотѣли положиться на меня въ этомъ дѣлѣ, то не выѣхали бы отсюда до тѣхъ поръ, пока эта туча не промчится мимо....
   И прежде, чѣмъ она успѣла отвѣчать, онъ подвелъ ее къ двери. Она чувствовала, что ей гораздо лучше будетъ остаться наединѣ съ собою, и потому поспѣшила вверхъ по лѣстницѣ въ свою спальную.
   -- А отчего-жь бы и не такъ? сказалъ сэръ Перегринъ про себя, опять прохаживаясь по библіотекѣ.
   

XXVII.
Коммерція.

   Люцій Мэзонъ все еще находился въ Нонинсби, когда мистеръ Фёрниваль дѣлалъ визитъ сэру Перегрину, и въ этотъ самый день получилъ отъ матери записку. Онъ написалъ отвѣтъ матери и потомъ опять на свой отвѣтъ получилъ возраженіе. Леди Мэзонъ говорила ему, что не имѣетъ намѣренія возвращаться на Орлійскую Ферму, выставляя тому причиною необходимость имѣть опору и совѣтъ въ это тяжелое время для нее. Она не говорила, что не довѣряетъ благоразумію сыновниныхъ совѣтовъ, но ему показалось, что подъ этими словами она хотѣла дать ему это понять; и вотъ онъ отвѣчалъ ей грустными, почти горькими словами.
   "Мнѣ очень жаль, писалъ онъ,-- что мы съ вами не можемъ согласиться въ мнѣніяхъ въ такомъ важномъ вопросѣ для насъ обоихъ; но если это такъ, то самое лучшее, что мы можемъ сдѣлать,-- это дѣйствовать порознь: каждый по своему, какъ считаетъ за лучшее. Я надѣюсь, вы вѣрите мнѣ хоть въ томъ, что у меня нѣтъ другой цѣли, кромѣ вашего счастья и неприкосновенности вашего имени, которое для меня дороже всего на свѣтѣ".
   Тотчасъ же она ему написала отвѣтъ на это. Ея письмо было преисполнено сладкихъ словъ материнской любви; она объясняла ему, что мать его увѣрена, вполнѣ увѣрена въ его любви къ ней и въ его тонкомъ умѣ; въ оправданіе же себя, она говорила, что необходимость заставляетъ ее прибѣгнуть къ поддержкѣ тѣхъ людей, которые защищали ее съ самаго начала этого мучительнаго процесса, когда Люцій былъ еще ребенкомъ.
   "Ахъ! дорогой мой Люцій! ты не долженъ сердиться за меня! продолжала она;-- много выстрадала я подъ бременемъ тяжкихъ гоненій; но мои страданія будутъ еще гораздо невыносимѣе, если мой милый сынъ будетъ ссориться со мною!"
   Прочитавъ эти письма, Люцій опустилъ голову.-- Ссориться съ нею! сказалъ онъ про себя:-- ничто на свѣтѣ не заставятъ меня поссориться съ нею: но не могу же я сказать, что справедливо то, что мнѣ кажется несправедливымъ.
   Чувства Люція были хороши, честны и ласковы въ своемъ родѣ; но нѣжность сердца не была его слабостью. Несправедливъ бы я былъ къ нему, еслибы сказалъ, что онъ золъ. Въ сердцѣ его жила та справедливость, иногда которая равняется холодности: такимъ былъ нѣкогда его отецъ, такимъ былъ и теперь его сводный брать Джозефъ.
   Послѣ этого онъ согласился провести еще одинъ день въ Нонинсби. Онъ сообщилъ леди Стевлей, что намѣренъ ѣхать уже домой, и хоть она сильно уговаривала его еще погостить у нихъ, представляя ему въ примѣръ другихъ молодыхъ людей, изъ которыхъ никто и не думалъ трогаться съ мѣста до самаго Крещенья, однако онъ остался при своемъ намѣреніи. Съ молодыми людьми онъ не очень сближался, и вообще ему не было особенно ловко въ домѣ судьи... Всѣ она были легкомысленнѣе его, какъ онъ думалъ; они не понимали его, и потому ему хотѣлось оставить ихъ. Кромѣ того, наступалъ день великой охоты, въ которой всѣ принимали участіе, а такъ какъ онъ не былъ охотникъ, то это была еще причина его отъѣзда.
   -- Имъ дѣлать нечего, только бы забавляться, говорилъ онъ про себя,-- а мнѣ предстоятъ человѣческія дѣла и человѣческія страданія. Уѣду домой и предамся тому и другому.
   Во всемъ этомъ много фантазерства, много гордости, большой недостатокъ того воспитанія, которымъ старая Англія такъ щедро надѣляла своихъ сыновъ и который теперь выходитъ изъ моды. Онъ никогда не учился мѣрить себя по мѣркѣ другихъ. Я не касаюсь тутъ ни его знаній, ни начитанности, ни ежедневныхъ житейскихъ столкновеній.-- Его обширная начитанность относительно Япетидовъ Океаніи и агрономическое честолюбіе совсѣмъ не были благопріятною рекомендаціею въ глазахъ окружающихъ его въ Нонинсби, такъ что даже Феликсъ Грэгамъ, провидѣвшій гораздо глубже его характеръ, ненаходилъ его пріятнымъ товарищемъ. Люцій былъ не таковъ, какъ всѣ другіе. Онъ не имѣлъ той простоты, мягкости нрава, свободнаго отъ заносчивости и фантазерства, которые были у всѣхъ другихъ молодыхъ людей. При всемъ томъ Люцій Мэзонъ былъ недурной человѣкъ, и молодой Стевлей напрасно называлъ его пустоголовымъ и себялюбивымъ. Эти эпитеты никакъ уже не подходили къ нему. Что онъ не былъ пустоголовъ -- это вѣрно; еще вѣрнѣе то, что онъ былъ способенъ на великое самоотверженіе.
   Что таланты и достоинства молодаго Мэзона были вполнѣ оцѣнены одною особою въ домѣ, это было ясно для леди Стевлей и другихъ замужнихъ дамъ. Миссъ Фёрниваль, какъ имъ казалосѣ, не находила его пустоголовымъ. Да никогда и не просила бы его леди Стевлей остаться еще погостить, еслибъ миссъ Фёрниваль была съ нимъ менѣе любезна. Нѣжно любящая леди Стевлей всегда была какъ въ лихорадкѣ отъ страха, чтобы ея милый сынъ, свѣтъ ея очей, не влюбился бы безвозвратно въ нѣкоторую дѣвицу, которая, по ея мнѣнію, была далеко не довольно хороша для него. Между тѣмъ онъ погружался въ это чувство съ каждымъ днемъ болѣе и болѣе. Отъ этого въ ея старыхъ, нѣжно любящихъ глазахъ, Софья Фёрниваль нисколько не сдѣлалась лучше, и ясно становилось, что Августъ потерпѣлъ кораблекрушеніе въ своихъ попыткахъ соединить брачными узами своего друга Феликса съ дочерью адвоката. Приготовляя ванну для своего друга, онъ самъ всѣмъ тѣломъ упалъ въ воду. Онъ всегда былъ подлѣ миссъ Фёрниваль до тѣхъ поръ, пока это допускалось ею. Къ счастью леди Стевлей оказалось, что сама-то миссъ Фёрниваль любила, когда Люцій Мезонъ подлѣ нее, что она отдавала видимое предпочтеніе Люцію, и вслѣдствіе этого онъ получилъ привѣтливое приглашеніе еще погостить въ Нонинсби.
   Вечеромъ, наканунѣ отъѣзда Люція Мэзона, все общество занялось игрою въ коммерцію; по обычаямъ этого дома, на святкахъ все должны были принимать участіе въ дѣтскихъ играхъ. Но повидимому взрослые люди такъ же веселились какъ и дѣти. Была ли игра въ коммерцію такъ пріятна для стараго судьи -- этого я не могу сказать; но онъ ставилъ ставку въ пульку и игралъ все время, строго сражаясь за эту пульку вмѣсто своего младшаго внука, который сидѣлъ у него на колѣнахъ.
   И въ этотъ вечеръ, Софья сидѣла по обыкновенію рядомъ съ Августомъ.
   -- Не хочу я сегодня плутовать, сказала она своему сосѣду:-- я покорюсь судьбѣ, и если ужь придется мнѣ умереть, такъ я умру. Вѣдь умираютъ всего только разъ въ жизни.
   Но на самомъ дѣлѣ вмѣсто одного раза она умирала цѣлыхъ три и послѣ третьяго раза вышла изъ за стола. Люцій Мэзонъ тоже проигралъ. Онъ обыкновенно проигрывалъ первый, не имѣя способности набирать тузовъ и королей и такимъ образомъ они вмѣстѣ освободились и подошли къ камину въ смежной комнатѣ съ гостиной, гдѣ играли въ карты.
   -- Вы ѣдете завтра, мистеръ Мэзонъ?-- спросила Софья.
   -- Послѣ завтрака; я уѣду домой и нѣсколько недѣль проведу въ совершенномъ одиночествѣ.
   -- Ваша матушка, кажется, въ Кливѣ?
   -- Да,-- и намѣрена оставаться тамъ довольно долго. А я всею душою желалъ бы, чтобъ она была въ Орлійской Фермѣ.
   -- Папа видѣлъ ее вчера. Онъ нарочно ѣздилъ въ Кливъ, чтобы повидаться съ нею и сегодня утромъ много разсказывалъ мнѣ о ней. Не могу вамъ выразить, какъ мнѣ прискорбно это всё.
   -- Да, это прискорбно, очень прискорбно. Но все же мнѣ хотѣлось бы, чтобъ она лучше была въ своемъ собственномъ домѣ. При такихъ обстоятельствахъ, мнѣ кажется для нее лучше всего быть дома. Ея имя опозорено...
   -- Нѣтъ, мистеръ Мэзонъ, ни мало не опозорено.
   -- Да, опозорено. Замѣтьте: я не говорю, чтобъ мать моя была опозорена я прошу не предполагать даже, чтобы я могъ допустить такую мысль. Но великое безславіе брошено на ея имя и мнѣ кажется, всего бы лучше ей оставаться въ своемъ домѣ до тѣхъ поръ, пока это безславіе отнимется отъ ея имени. Даже мнѣ не слѣдовало ѣхать сюда, но я и не пріѣхалъ бы, если бъ прежде зналъ то, что теперь знаю.
   -- Но никому и на минуту не приходитъ въ голову мысль обвинять вашу матушку, хотя въ чемъ нибудь подобномъ.
   -- А если это такъ,-- за чѣмъ же всѣ ведутъ толки о ней, точно она совершила великое преступленіе? Миссъ Фёрниваль, я знаю, что мать моя невинна. Я знаю это такъ вѣрно, какъ и фактъ моего существованія...
   -- Да и всѣ мы чувствуемъ то же самое.
   -- Но если бъ вы были на моемъ мѣстѣ... если бъ на имя отца вашего люди бросали грязью, неужели вы думали бы иначе? не слѣдовало ли ему сидѣть дома до тѣхъ поръ, пока весь свѣтъ призналъ бы его невинность? Но въ отношеніи женщины, это въ десять разъ хуже. Я совѣтовалъ моей матери, но, къ сожалѣнію, долженъ сказать, что она не согласна со мною.
   -- Зачѣмъ вы не переговорите съ моимъ папа?
   -- Я говорилъ съ нимъ; но безуспѣшно.
   -- Это вышло по какому нибудь недоразумѣнію.
   -- Онъ находитъ, что я нарушаю права сына, желая принять на себя защиту имени моей матери. Онъ сказалъ мнѣ, что защиту моей матери отъ безславія и позора я долженъ предоставить такимъ людямъ какъ Стевлеи и Ормы.
   -- О! онъ не желалъ васъ оскорблять!
   -- А по моему мнѣнію первая обязанность сына -- защищать свою мать. Они толкуютъ о хлопотахъ и издержкахъ, а я готовъ отдать жизнь и послѣдній шиллингъ, чтобъ избавить ее отъ страданій. Гораздо лучше было бы для нее оставаться со мною дома, чѣмъ гостить въ Кливѣ.
   -- Но дружба мистриссъ Ормъ должна быть для нея большимъ утѣшеніемъ.
   -- Но почему же моя дружба или скорѣе моя любовь къ ней не служитъ ей утѣшеніемъ? Для нее я все еще мальчикъ, о которомъ она обязана заботиться, а не сынъ, который обязанъ принять на себя всѣ заботы о ней?
   Въ разговорѣ миссъ Фёрниваль съ молодымъ Мэзономъ и помину не было о любви, но довѣренность была вызвана и прежде чѣмъ они разстались, Люцій сказалъ ей нѣсколько словъ, въ которыхъ слышалось нѣжное чувство.
   -- Вы не должны сердиться на меня, миссъ Фёрниваль за то, что я говорю вамъ обо всѣхъ, этихъ печальныхъ дѣлахъ. До сихъ поръ я таилъ въ душѣ всѣ свои страданія, и можетъ быть лучше бы сдѣлалъ, не высказывая ихъ.
   -- О! нѣтъ, не говорите такъ.
   -- Мнѣ очень тяжело. Еслибъ вы знали, какъ мнѣ больно слышать всѣ эти толки! И до сихъ поръ я нигдѣ еще не встрѣчалъ сочувствія.
   -- Могу васъ увѣрить, мистеръ Мэзонъ, что я всею душою сочувствую вамъ и желала бы только, чтобы мое сочувствіе имѣло болѣе цѣнности.
   -- Цѣны ему не будетъ, если только оно продлится, сказалъ Люцій не смотря на нее, устремивъ глаза на огонь.
   -- Навѣрно, сказала миссъ Фёрниваль также смотря на огонь.
   -- Но вѣдь дѣло затянется и люди будутъ говорить о насъ жестокія вещи.
   -- Я никогда не отвернусь отъ васъ, мистеръ Мэзонъ.
   -- Такъ дайте же маѣ руку: пускай она будетъ залогомъ вашего обѣщаніе.
   Въ своемъ увлеченіи, Люцій забылъ что съ этой комнатѣ было кромѣ ихъ двухъ и посторонніе, за то миссъ Фёрниваль ничего ни забывала. Послѣ минутнаго колебанія, она подала ему руку.
   -- Вотъ вамъ мое рука, сказала она:-- и вы можете быть увѣрены, что и съ моей стороны такое обѣщаніе значитъ что-нибудь. Ну, а теперь а пожелаю вамъ покойной ночи.
   Получивъ пожатіе руки, она встала.
   -- Позвольте мнѣ посвѣтить вамъ, сказалъ онъ.
   -- Покойной-ночи, папа, сказала она цалуя отца.
   Потомъ она подошла къ леди Стевлей и сказавъ ей короткое привѣтствіе ушла въ свою комнату, пожертвовавъ остаткомъ вечера приличію: никому не могло показаться страннымъ, что она подала руку джентльмену, съ которымъ все время разговаривала предъ тѣмъ, какъ пожелала ему покойной ночи.
   -- Вотъ и конецъ; сказала Мэріанъ: -- выиграли трое.
   -- Такъ раздѣлимъ же выигрышъ на три части, докончила Финна Себрайтъ.
   И такимъ образомъ покончилась игра въ коммерцію.
   

XXVIII.
Монктон-Грэнджъ.

   Все это время Перегринъ Ормъ былъ влюбленъ, серьезно влюбленъ, по уши влюбленъ, сознавался въ томъ самъ себѣ, и твердо рѣшился смѣло требовать того, чего сильно желалъ. Несмотря, однако, на такое положеніе, Перегринъ Ормъ все это время не пренебрегалъ охотою. Строгое наблюденіе за распоряженіями охоты была единственная обязанность, которую онъ до сихъ поръ бралъ на себя взамѣнъ того, что дѣдушка дѣлалъ для него. Въ отношеніи одного вопроса онъ принялъ твердое намѣреніе: до возвращеніи въ домъ своего дѣда, онъ непремѣнно сдѣлаетъ предложеніе Мэдлинъ Стовлей!
   Монктон-Грэнджъ есть ничто иное, какъ старый помѣщичій домъ, въ настоящее время едвали годный для жилья и отданный въ распоряженіе старшаго работника; но въ немъ еще сохранялись признаки прежняго величія. Этотъ домъ соединяется съ большою дорогою посредство въ длинной двойной аллеи изъ вязовъ, которые еще и теперь стоятъ въ полномъ блескѣ своей силы. Самая дорога сдѣлались узка, и пространство между нею и рядомъ деревьевъ съ боковъ покрыто густымъ и мягкимъ дерномъ, по которому пріѣзжающія къ сборному мѣсту любиля скакать галопомъ, пробуя новыя подковы своихъ лошадей. Старый домъ обнесенъ рвомъ, почти во всѣхъ мѣстахъ высохшимъ, хотя до-сихъ-поръ хорошо сохранившимся, глубокимъ и широкимъ, чрезъ него перекинутъ мостъ, который, надо полагать, былъ нѣкогда подъемнымъ мостомъ.
   Вотъ здѣсь-то, напротивъ моста, старыя собаки сидятъ на заднихъ лапахъ, спокойно отдыхая вокругъ лошадей и охотниковъ, тогда какъ молодыя собаки бродятъ взадъ и впередъ, имѣя сильное желаніе побѣгать,-- да боятся бичей; на мои глаза это мѣсто представляетъ одинъ изъ прекраснѣйшихъ видовъ нашего прекраснаго отечества. Мущины и дамы собираются сюда постепенно, люди живущіе дальше, пріѣзжаютъ въ охотничьихъ телѣжкахъ раньше другихъ, потому что не могутъ съ совершенною точностію разсчитать время. Тутъ также есть помѣщеніе и для экипажей на открытомъ мѣстѣ, тамъ же всегда стоитъ и экипажъ стараго лорда Альстона, запряженный четверкою почтовыхъ лошадей. Онъ старый охотникъ, который всегда посѣщаетъ нѣкоторые любимые имъ сборные тракты, и хотя Альстонскій замокъ всего въ двѣнадцати верстахъ отъ Монктон-Грэнджа, однако по виду почтовыхъ лошадей можно заключить, что онѣ совсѣмъ выбились изъ силъ, потому что его сіятельство и на старости лѣтъ любитъ скакать во всю прыть Лордъ Альстонъ высокъ, худощавъ, сгорбленъ годами и, по видимому, слишкомъ слабъ, чтобы много ходить; съ головы до ногъ онъ одѣтъ въ охотничій костюмъ, широкій, туго накрахмаленный цвѣтной галстухъ плотно обтягивалъ его шею. Видно было, что, не смотря на свою старость, онъ отнюдь не отказывался отъ соблюденія приличій Онъ съ трудомъ садился на сѣдло, его слуга держалъ поводъ и стремя, и вообще оказывалъ ему большую помощь; но разъ усѣвшись на лошадь, лордъ готовъ цѣлый день не сходить съ нее, и когда старая кровь разойдется, то онъ скачетъ галопомъ съ такимъ же пылкимъ увлеченіемъ, какъ и его внукъ. Онъ старый другъ сэра Перегрина Орма.
   -- Отчего вашего дѣдушки нѣтъ сегодня съ нами? спросилъ онъ молодаго Орма: скажите ему, если онъ станетъ измѣнять намъ такимъ образомъ, то я подумаю, что онъ начинаетъ старѣться.
   По правдѣ сказать, лордъ Альстонъ пятью годами былъ старше сэра Перегрина, но въ это время голова сэра Перегрина была занята совсѣмъ другомъ.
   А вотъ съ шумомъ катится по дорогѣ хорошенькій модный экипажъ. Ни по цвѣту ни по сбруѣ его не видно было большихъ претензій; но съ незапамятныхъ временъ въ этомъ краю не было экипажа? болѣе сотвѣтствующаго цѣли: возить двухъ истинныхъ охотниковъ. Въ немъ сидѣли двѣ миссъ Тристрамъ. Обѣ сестры хорошо были извѣстны на всѣхъ Гэмвортскихъ охотахъ, извѣстны не только какъ безстрашныя всадницы -- о большей части дѣвицъ, принимающихъ участіе въ охотѣ, можно тоже самое сказать,-- онѣ сверхъ того извѣстны были за компетентныхъ особъ въ дѣлѣ охоты: онѣ въ совершенствѣ знали, когда слѣдуетъ ѣхать скоро и при какихъ условіяхъ охоты скорая ѣзда совершенно безполезна. Ихъ можно было видѣть, какъ онѣ рыскаютъ по дорогамъ цѣлые часы такъ же спокойно и увѣренно, какъ самые опытные охотники. Но когда собаки нападали на слѣдъ. когда наступало настоящее дало охоты, когда другія молодыя дамы убирались домой -- тогда-то въ полномъ блескѣ являлись обѣ миссъ Тристрамъ.
   Онѣ всегда имѣли самыя вѣрныя свѣдѣнія о мѣстности, гдѣ должна происходить охота и обыкновенно сообщали другимъ охотникамъ важныя новости. Онѣ были очень красивыя бѣлокурыя дѣвушки, маленького роста, съ блестящими сѣрыми глазами, говорили рѣшительно и отрывисто. Не слѣдуетъ думать однако, чтобъ онѣ были совершенно равнодушны къ тѣмъ предметамъ, которые такъ дороги сердцамъ другихъ дѣвушекъ. Нѣтъ, онѣ не пренебрегали встрѣчами поклонниковъ и, если молва справедлива, то онѣ непрочь даже были бы устроить себѣ положеніе въ свѣтѣ; но всѣ ихъ дѣйствія такого рода имѣли близкую связь съ ихъ любимымъ увеселеніемъ, и онѣ имѣли также мало желанія кокетничать съ мущинами, которые не охотятся, какъ другимъ дѣвушкамъ мало желанія кокетничать съ мужчинами, которые не танцуютъ.
   Не знаю, были-ли онѣ счастливы на этомъ поприщѣ, не знаю также и того: правъ-ли былъ ихъ отецъ, позволивъ имъ вести такой родъ жизни. Онъ самъ нѣкогда былъ страстный охотникъ, но теперь растолстѣлъ, облѣнился, и страстъ къ охотѣ отпала у него. Иногда отецъ и выѣзжалъ съ ними; когда же онъ не могъ сопровождать дочерей, то обыкновенно поручалъ ихъ покровитольству какого-нибудь извѣстнаго охотника. Но это было только на словахъ; на самомъ же дѣлѣ онѣ такъ же независимо могли рыскать по полямъ, какъ любой изъ молодыхъ людей, сооровождавшяхъ ихъ. Я выразиль сомнѣніе: были-ли онѣ счастливы на своемъ поприщѣ? по правдѣ сказать, подобное сомнѣніе не разъ было уже заявлено многими ихъ сосѣдями. Вотъ уже три гола, какъ объ нихъ все говорили что то одна помолвлена, то другая выходитъ за мужъ, то за того, то за другого, но никто изъ этихъ господъ до сихъ поръ неоправдалъ такихъ предположеній, такъ что теперь стали уже поговаривать, что никто и не думалъ за нихъ свататься. Молодыя дѣвушки, любительницы охоты, нравились только на охотъ, но я не совсѣмъ увѣренъ, хорошо-ли для ихъ собственныхъ выгодъ такое увлеченіе охотой, до какого бы совершенства не доходило ихъ умѣнье, ѣздить верхомъ.
   На этотъ разъ обѣ дѣвушки сидѣли въ экипажѣ до тѣхъ поръ, пока грумъ не подвелъ имъ лошадей: тогда нельзя было безъ удивленія видѣть, съ какою легкостью обѣ дѣвушки вскочили на лошадей; при этомъ онѣ не принимали помощи отъ окружающихъ въ джентльменовъ: каждая изъ нихъ становилась одною ногою на руку грума и въ одинъ мигъ была уже на сѣдлѣ. Ничего не могло быть совершеннѣе этого движенія, надо было только удивляться, какъ мистеръ Тристрамъ позволялъ это дѣлать своимъ дочерямъ.
   Общество, пріѣхавшее изъ Нонинсби, состояло изъ шести или семи всадниковъ, кромѣ сидѣвшихъ въ экипажахъ. Между ними находились двѣ дѣвицы, миссъ Фёрниваль и миссъ Стевлей и наши друзья: Фелисъ Грэгамъ, Августъ Стевлей и Перегринъ Ормъ. Феликсъ Грэгамъ не былъ привычнымъ охотникомъ, не имѣя ни времени, на денегъ для подобнаго занятія; но на этотъ разъ онъ сѣлъ на вторую лошадь своего друга Августа Стевлея, изъявивъ притомъ рѣшимость не разставаться съ нею до тѣхъ поръ, пока только лошадь и человѣкъ могутъ быть неразлучны.
   -- Предупреждаю тебя, сказалъ Феликсъ Августу:-- не надѣйся, чтобъ я сталъ беречь ноги твоей лошади.
   -- Можешь ѣздятъ какъ нельзя хуже, отвѣчалъ Стевлей: -- но если ты предоставишь ей полную свободу, то, что бы ты на дѣлалъ, съ нею не случится никакой бѣды, только, смотри, давай ей полную волю.
   На пути къ Монктон-Грэнджу, который находился только въ трехъ милихъ отъ Нонинсби, Перегринъ Ормъ ѣхалъ рядомъ съ миссъ Стевлей, думая болѣе о ней, чѣмъ о дѣлахъ охоты, хотя встарину охота обыкновенно занимала первое мѣсто въ его мысляхъ. Какимъ образомъ и когда приступить ему къ своему завѣтному дѣлу? Ему представлялась мысль, что гораздо бы лучше сблизиться прежде съ нею и потомъ уже предложить роковой вопросъ; но возможность ближайшаго сближенія видно не всегда легко представляется. Правда, знакомство его съ Мэдлинъ Стевлей давно уже началось, почти съ дѣтства; но въ послѣднее время, и особенно въ это Рождество, между ними не возникало такихъ дружескихъ разговоровъ, которые такъ часто облегчаютъ и способствуютъ сближенію, какого такъ хотѣлось ему достичь. Но что всего хуже, онъ видѣлъ, что именно такіе интимные разговоры свободно возникаютъ между Мэдлинъ и Феликсомъ Грэгамомъ. Но это не возбуждало въ немъ вражды къ молодому адвокату и не заставляло называть его, даже мысленно, снобсомъ или осломъ. Онъ хорошо зналъ, что Грэгамъ не былъ ни тѣмъ, ни другимъ, но онъ также хорошо зналъ, что Грэгамъ не могъ быть приличною партіею для миссъ Стевлей, и, сказать правду, онъ даже не подозрѣвалъ, чтобы онъ или она думали о чемъ-нибудь подобномъ. Его терзала не столько ревность, сколько недовѣріе къ своимъ силамъ. Онъ дѣлалъ легкія попытки, но безъ всякаго успѣха, и потому рѣшилъ разомъ приступить къ главному дѣлу. Онъ намѣревался найти для того удобный случай еще до отъѣзда изъ Нонинсби и хотѣлъ даже сегодня объясниться, если только найдется удобный случай, когда они будутъ ѣхать рядомъ. Предпринимая такой рѣшительный шагъ, онъ былъ увѣренъ, что мужество ему не измѣнитъ
   -- Не намѣреваетесь-ли вы сегодня участвовать въ охотѣ? спросилъ онъ у Мэдлинъ, приближаясь къ аллей, ведущей въ Монктон-Грэнджъ.
   Послѣднюю версту онъ все придумывалъ, что бы ей сказать, но тщетно ломальъсебѣ голову и наконецъ, въ послѣднюю минуту, рѣшительно не могъ придумать болѣе могущественныхъ словъ для достиженія своей цѣли.
   -- Если вы подъ словами участіе въ охотѣ подразумѣваете необходимость носиться съ вами и съ миссъ Тристрамъ по полямъ, то, само собою разумѣется -- нѣтъ. При первой канавкѣ нажилъ бы я себѣ бѣды, какъ вы говорите.
   -- А я такъ именно и хочу нажить себѣ бѣду, подхватилъ Феликсъ, ѣхавшій по другую сторону Мэдлинъ.
   -- Я посовѣтовала бы вамъ лучше оставаться съ нами въ лѣсу и быть дамскимъ кавалеромъ. Подумайте только, что станется съ Мэріанъ, если съ вами приключится бѣда.
   -- Милая Мэріанъ! Какое дала она мнѣ странное порученіе: привезти ей лисій хвостъ.
   Всѣ эти невинные разговоры слышалъ Перегринъ Ормъ, ѣхавшій по другую сторону Мэдлинъ. Да и отчего бы ему не слышать? и Мэдлинъ, ни Феликсъ ничего не имѣли противъ этого. Но почему бы ему самому не вмѣшаться въ разговоръ. Онъ и сдѣлалъ-было легкую попытку, но она не удалась; онъ замолчалъ и хранилъ молчаніе до тѣхъ поръ, пока они не подъѣхали къ аллеѣ.
   -- Все это ни къ чему не ведетъ, подумалъ онъ про себя: слѣдуетъ разомъ повести это дѣло, если только я рѣшусь.
   Тутъ онъ пришпорилъ лошадь и отъѣхалъ къ ловчему.
   Когда наше общество подскакало къ открытому мѣсту, обѣ миссъ Тристрамъ вышли изъ экипажа и подошли пожать руку миссъ Стевлей.
   -- Я такъ рада видѣть васъ съ нами. Такъ пріятно, когда бываютъ дамы, кромѣ насъ.
   -- Оставайтесь съ нами, сказала младшая: -- тутъ такое открытое мѣсто, что нѣтъ никакой опасности.
   За тѣмъ была имъ представлена миссъ Фёрниваль.
   -- Умѣетъ-ли ваша лошадь скакать, миссъ Фёрниваль?
   -- Право, не знаю, отвѣчала Софья:-- но лучше, чтобъ на нынѣшній день позабыла.
   -- Не говорите этого, подхватила старшая наѣздница:-- стоитъ только начать, а тамъ это будетъ уже такъ легко, такъ легко, все равно что ѣхать по ровной дорогѣ.
   Послѣ этого, не имѣя привычки терять въ бездѣйствіи ни минуты, обѣ сестрицы отправились къ своимъ лошадямъ такъ свободно, какъ-будто ихъ длинныя платья нимало имъ не мѣшали, и менѣе чѣмъ чрезъ полминуты обѣ было уже въ сѣдлѣ.
   -- На какой лошади сегодня Гарріэтъ? опросилъ Стевлей у одного постояннаго члена охоты.
   Гарріэтъ была старшая миссъ Тристрамъ.
   -- На маленькой гнѣдой, она ее купила на той недѣлѣ. Ну, ужъ какую страшную гонку задали мы въ прошлую пятницу. Васъ не было, кажется, съ нами. Мы положили звѣря на открытомъ мѣстѣ, у самой границы Ротергэмскаго прихода. Гарріэтъ была въ числѣ немногихъ присутствовавшихъ при этомъ, и я думаю, ея рыжей лошади не сдобровать отъ этой гонки.
   -- Вѣдь это та лошадь, которую она купила у Григса?
   -- Да; она заплатила за нее полтораста фунтовъ, и мнѣ сказывали, что въ прошлую пятницу она была до нельзя загнана. Говорятъ, Гарріэтъ плакала надъ нею, когда возвратилась домой.
   Надо сказать, что джентльменъ, трактовавшій такимъ образомъ о Гарріэтъ, былъ изъ числа тѣхъ людей, съ которыми миссъ Тристрамъ не сѣла бы за столъ, какъ не сѣла бы съ своимъ грумомъ.
   Плакала-ли Гарріэтъ или нѣтъ, возвратясь вечеромъ въ роковую минуту,-- это мнѣ неизвѣстно, но только сегодня утромъ она блистала торжествомъ отъ прошлой охоты. Вѣдь не часто случается, чтобы собаки загнали, окружили и затравили лисицу на открытомъ мѣстѣ; а если это и случается послѣ усиленной травли, то на мѣстѣ рѣдко бываетъ много присутствующихъ.
   Если мущина умѣетъ ловко травить лисицу, въ такомъ случаѣ ему и книги въ руки: пускай себѣ храбро приколетъ ее или, еще лучше, пускай онъ предоставитъ это дѣло опытному ловчему. Но въ томъ случаѣ, о которомъ идетъ рѣчь, Гарріэтъ Тристрамъ сама было рѣшилась на это, когда какой-то услужливый охотникъ подоспѣлъ за нею и сдѣлалъ это за нее.
   -- Какъ жаль, милордъ, что вы не были съ нами въ прошлую пятн цу, сказала она лорду Альстону: -- я никогда не видала ничего подобнаго! Это была необыкновенная травля!
   -- Для меня ужь черезчуръ необыкновенна, мой другъ.
   -- О, вы, который такъ хорошо знаете всѣ дороги, вы навѣрно поспѣли бы во время. Нѣтъ и двадцати-пяти верстъ отъ Коблтонскаго перелѣска до Ротергамскаго прихода.
   -- Дѣйствительно, немного поменьше, сказалъ его сіятельство, не желая уменьшать торжества молодой миссъ; но будь на ея мѣстѣ какой-нибудь джентльменъ, такъ его сіятельство непремѣнно бы доказалъ, что тамъ нѣтъ и двадцати верстъ разстоянія.
   -- Я съ точностью замѣтила время въ ту минуту, какъ звѣрь тронулся съ мѣста, сказала она:-- ровно пятьдесятъ-семь минутъ. Первую часть пути мы проскакали съ необыкновенною быстротою. Потомъ у долины Мозели мы перевели духъ. Безъ отдыха было невозможно: никто бы не вынесъ. Никогда не забуду, какъ трудно было выбираться оттуда къ Кринглстону. Я видѣла, какъ двое мужчинъ сошли съ лошадей, чтобъ облегчить ихъ во время переѣзда черезъ пашню; и я бы точно то же сдѣлала, еслибъ не боялась, что моя лошадь не будетъ стоять спокойно, когда пришлось бы опять садиться на нее.
   -- Надѣюсь, что она отъ этого не пострадала, вмѣшался въ разговлръ тотъ же охотникъ, который только-что разсказывалъ Стевлею о томъ, какъ Гарріэтъ плакала по возвращеніи домой въ тотъ вечеръ.
   -- Она совсѣмъ не ѣла корму въ ту ночь.
   -- И на ней выступалъ холодный потъ? опять спросилъ джентльменъ.
   -- Да, отвѣчала миссъ, которой этотъ разговоръ совсѣмъ не нравился, но она считала приличнымъ терпѣливо выносить его.
   -- А на другой день она была какъ-будто подъ хмѣлькомъ? продолжалъ допрашивать пріятель.
   -- Совершенно подъ хмѣлькомъ, подхватила Гарріэтъ, считая это слово техническимъ терминомъ въ верховой ѣздѣ.
   -- И все какъ-будто хотѣла ложиться на переднія ноги? Да, да, я вполнѣ это понимаю, какъ будто вчера ее видѣлъ.
   -- Ей нуженъ только отдыхъ.
   -- Отдыхъ и правильное движеніе это главное; я давалъ бы ей пойло изъ отрубей три раза въ недѣлю. Не пройдетъ трехъ, четырехъ недѣль, она будетъ совсѣмъ здорова, если только она осталась цѣла и невредима -- вы понимаете меня?
   -- О! она цѣла какъ колоколъ, отвѣчала миссъ Тристрамъ.
   -- Никогда не бывать ей прежнею лошадью, успѣлъ-таки шепнуть дорогою охотникъ Стевлею, покачивая головою.
   Но вотъ настала пора трогаться съ мѣста.
   Сборъ обыкновенно происходилъ въ одиннадцать часовъ, а въ десять минутъ двѣнадцатаго ловчій Яковъ сталь сзывать старыхъ собакъ.
   -- Кажется, можно бы и трогаться съ мѣста, сказалъ ему мистеръ Уильямсъ, распорядитель охоты.
   -- Пора, отвѣчалъ Яковъ, взглянувъ на свой огромный хронометръ, по справедливости называемый охотничьими часами.
   Когда всѣ медленно двинулись отъ Гранджа по загону, ведущему отъ фермы къ лѣсу, отстоящему отъ стараго дома можетъ быть на четверть мили.
   -- Можно-ли доѣхать намъ до лѣсу, не имѣя необходимости перескакивать чрезъ изгороди? спросила миссъ Фёрниваль у Августа.
   -- Еще бы! не только до лѣса, но и въ самомъ лѣсу вы можете ѣздить до половины дня. Пройдетъ добрыхъ полтора часа, прежде чѣмъ поднимутъ звѣря -- если только будетъ удача.
   -- Боже мой! какъ вамъ должно бытѣ скучно съ нами! Да хоть разскажите же намъ что-нибудь хорошенькое, мистеръ Стевлей.
   -- Это не мое ремесло. Мы можемъ скучать, только не отъ васъ, а отъ этого занятія. Совсѣмъ не весело галопировать взадъ и впередъ по одному и тому же пространству; но и стоять на мѣстѣ тоже не очень забавно, хотя и слѣдуетъ по настоящимъ правиламъ.
   -- Но это было бы очень скучно.
   -- Не безпокойтесь: по правиламъ и не будутъ поступать. Каждый будетъ носиться вокругъ да около, какъ-будто отъ этого рысканья зависѣло благосостояніе государства.
   -- Ахъ! какъ я рада: вотъ эту то скачку я именно и люблю.
   -- Всѣ и будутъ скакать, кромѣ лорда Альстона, двухъ миссъ Тристрамъ и еще нѣкоторыхъ закоренѣлыхъ охотниковъ. Они будутъ сберегать своихъ лошадей и выѣдутъ только въ два часа и будутъ такими добрыми и свѣжими, какъ-будто только что появились. Въ дѣлѣ охоты нѣтъ ничего важнѣе, какъ опытность.
   -- А вы находите, что для молодыхъ дѣвицъ очень полезно и пріятно имѣть большую опытность въ дѣлахъ охоты?
   -- А вамъ хочется заставить меня позлословить, но только я не расположенъ на это. Я большой поклонникъ сестрицъ Тристрамъ и въ особенности Джуліи.
   -- Какая изъ нихъ Джулія?
   -- Младшая: вотъ она скачетъ теперь одна.
   -- Чтожь вы не присоединяетесь къ ней для выраженія своихъ восторговъ?
   -- Увы! причина всегда одна и та же. почему мы никогда не выражаемъ прочувствованнаго обожанія и не разсыпаемся въ нѣжныхъ похвалахъ предъ тою женщиною, которая возбуждаетъ въ насъ это чувство. Оттого, что мы трусы, миссъ Фёрниваль, и боимся даже такого слабаго созданія, какъ женщина.
   -- Боже мой! вотъ не подозрѣвала, чтобы вы страдали такимъ порокомъ
   -- Это оттого, что вы мало меня знаете, миссъ Фёрниваль.
   -- Такъ это миссъ Джулія Тристрамъ, та особа, которая возбуждаетъ въ васъ такіе восторги?
   -- Если не она, то какая-нибудь другая прекрасная представительница Діаны, охотящаяся въ настоящее время въ Монктонскомъ лѣсу.
   -- Ну, вотъ теперь вы вздумали загадывать мнѣ загадки, а я никогда не была охотницей разгадывать ихъ -- даже я пробовать не хочу... Но что это? они всѣ остановились.
   -- Да, собакъ спускаютъ. Ну, теперь выньте часы, если хотите прослыть за хорошаго охотника. Смотрите, вонъ Джулія Тристрамъ держитъ свои часы въ рукахъ.
   -- Это для чего?
   -- Для того, чтобы наблюдать за собаками, замѣтить, во сколько времени онѣ нападутъ на слѣды звѣря... Такая акуратность очень мила на небольшомъ пространствѣ, но въ такомъ огромномъ лѣсу мнѣ мало заботы до подобной точности. Но, ради самаго неба, не передавайте этого миссъ Тристрамъ, я потеряю всякое уваженіе въ ея глазахъ, если она узнаетъ, что я такъ нерадивъ!
   Собаки разсыпались по лѣсу; общество въѣхало по большой дорогѣ, пролегавшей по самой серединѣ лѣса, къ большой круглой полянѣ, находящейся въ самомъ центрѣ. По издавна принятому обычаю, здѣсь обыкновенно останавливались всадники, и понимавшіе свою обязанность какъ слѣдуетъ, но многіе поджидали у воротъ, зная, что другаго выхода изъ лѣсу нѣтъ, для тѣхъ кто не желалъ перескакивать чрезъ опасную и густую изгородь.
   -- Тамъ есть, кажется, отверстіе, и спускъ? спросилъ одинъ фермеръ у другаго.
   -- Да есть, только тотъ самый, гдѣ Гроббльзъ въ прошломъ году спускаясь сломалъ спину своей лошади, отвѣчалъ тотъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ.
   И оба фермера остались ожидать у воротъ.
   Но другіе и въ большомъ числѣ со включеніемъ большинства дамъ, галопировало взадъ и впередъ по перекрестнымъ дорогамъ, потому что распорядитель охоты и ловчій тоже дѣлали.
   -- Провались они сквозь землю! И чего они скачутъ какъ съумасшедшіе куда я ни поѣду? Право, они воображаютъ, кажется, что за мною пріѣхали охотиться.
   Эти слова были сказаны распорядителемъ охоты миссъ Тристрамъ, которая всегда пользовалась его особенною довѣренностью и боюсь, что эти слова касались также къ миссъ Фёрниваль съ миссъ Стевлей.
   Но вотъ раздался пронзительный радостный лай собакъ; одинокій, отрывистый звукъ счастливаго предзнаменованія, и Гарріэтъ Тристрамъ, первая заявила, что дичь выслѣжена.
   -- Ровно пять минуть и двадцать секундъ, милордъ, сказала Джулія лорду Альстону:-- это не дурно для такого огромнаго лѣса.
   -- Необыкновенно хорошо, отвѣчалъ его сіятельство:-- но когда же мы отсюда выберемся?
   -- Боюсь, что не ранѣе какъ черезъ часъ, сказала миссъ, не трогаясь съ мѣста, хотя многіе болѣе пылкіе мущины бросились уже къ выходу:-- правда, я видѣла разъ, что лисица не замедливъ ни минуты ушла отсюда; но это было гораздо позднѣе, въ концѣ февраля. Лисицы выходятъ тогда изъ своихъ норъ.
   Всѣ эти замѣчанія выказывали удивительно тонкую наблюдательность въ такой молоденькой дѣвушкѣ какъ миссъ Тристрамъ.
   Звуки собачьяго лай становились чаще и продолжительнѣе, собаки неслись по всѣмъ дорогамъ съ одного края лѣса до другого гонясь за звѣремъ. Нѣтъ звука, который могъ бы сильнѣе наполнить душу мущины пылкимъ желаніемъ участвовать въ дѣлѣ, какъ звукъ роговъ и собачій лай. Я не знаю, какое дѣйствіе производитъ звукъ трубъ на полѣ сраженія, но воображаю, что должно быть одно и тоже. Очень немногіе осталось на полянѣ, когда до ихъ ушей долетѣли самые горячіе звуки.
   -- Ату его! ату его! грянулъ доѣзжачій съ окраины лѣса.
   Добронравное животное согласилось осчастливить такое множество страстныхъ охотниковъ, хотя Рождество только что миновало, и выбѣжало изъ задней части лѣса съ цѣлою сворою собакъ по пятамъ.
   -- Миссъ Тристрамъ, тамъ нѣтъ выхода, сказалъ какой-то джентльменъ.
   -- Тамъ есть двойной ровъ и валъ -- такъ мнѣ и тамъ будетъ дорога, отвѣчала она и понеслась за собаками, совсѣмъ не думая о выходахъ.
   Перегринъ Ормъ и Феликсъ Грэгамъ, которые были при ней, понеслись по ея слѣдамъ.

Конецъ первой части.

   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.
Приключеніе на охотѣ.

   -- Тамъ есть двойной ровъ и валъ, такъ мнѣ и тамъ дорога, сказала миссъ Тристрамъ, когда ее предупреждали, что изъ лѣсу нѣтъ выхода съ той стороны, гдѣ показался звѣрь.
   Лучше бы сдѣлалъ джентльменъ, еслибы не предупреждалъ ее, а прикусилъ бы себѣ языкъ, на этотъ разъ. Миссъ Тристрамъ хорошо знала этотъ лѣсъ, коротко была знакома съ расположеніемъ всѣхъ его выходовъ, и лучше всякаго джентльмена знала, какъ и откуда можно было выѣхать изъ него тому, кто хорошо ѣздитъ верхомъ и умѣетъ ловко управлять своею лошадью. Оттого-то она и сказали такъ самоувѣренно, что ей дорога даже и тамъ, гдѣ есть двойной ровъ и валъ, и мысленно уже готовилась перескочить черезъ нихъ, въ концѣ просѣки.
   -- Здѣсь предстоитъ такой же самый скачокъ, на какомъ лошадь Гроббльза сломала себѣ спину, замѣтилъ джентльменъ въ красной курткѣ, обращаясь къ Перегрину Орму, и, пересиливая свой нерѣшительный характеръ, ускакалъ отъ нихъ во весь опоръ.
   По Перегринъ Ормъ не хотѣлъ объѣзжать препятствіе, чрезъ которое женщина не боялась перепрыгнуть, а Феликсъ Грэгамъ, мало зная и ничего не боясь, послѣдовалъ за Перегриномъ.
   Въ концѣ дороги, противъ самой ея. средины протоптанъ былъ спускъ. Для пѣшехода, безъ сомнѣнія, ничего не было легче, какъ перелѣзть чрезъ загородку и перебраться по этому спуску, потому что первый ровъ былъ только на половину наполненъ водою и по осыпавшейся стѣнкѣ еще можно было кой-какъ пробраться одному человѣку. Но миссъ Тристрамъ сразу сообразила, что для лошади этотъ переѣздъ очень неудобенъ. Настоящее же препятствіе представлялъ второй или дальній ровъ, потому что тамъ не было уступа, на который лошадь могла бы спрыгнуть. Направо была большая загородка, чрезъ которую перескочить могла только хорошая лошадь; но миссъ Тристрамъ знала своего коня, и высокіе баррьеры были ей ни по чемъ. Отлично выѣвжонная лошадь ея легко перескочила чрезъ первый ровъ; остановилась на минуту на валу и съ видимою легкостью, сдѣлавъ еще прыжокъ, перенесла свою госпожу на противоположную сторону втораго рва, въ чистое поле. Собаки, въ это время, были спущены и разсыпались по всему полю.
   Съ сильно-бьющимся сердцемъ миссъ Тристрамъ сдерживала свою лошадь, внутренно сознавая, что она необыкновенно счастливо отдѣлалась.
   За нею слѣдовалъ Перегринъ Ормъ; онъ взялъ немножко поправѣе, такъ что и для него было довольно мѣста, да и ей онъ не могъ помѣшать, въ случаѣ, еслибъ ея лошадь сдѣлала не совсѣмъ удачный прыжокъ. Онъ тоже удачно перескочилъ чрезъ первый ровъ. Но, увы! не смотря на этотъ успѣхъ, не суждено было ему видѣть охоту того дня.
   Давая своей лошади полную свободу, Феликсъ Грэгамъ думалъ, что этимъ вполнѣ соблюдаетъ данныя ему наставленія; онъ позволилъ ей скакать по слѣдамъ Орма и перескочить черезъ первый ровъ прежде, чѣмъ лошадь Орма успѣла сдѣлать второй скачокъ.
   -- Осторожнѣе, сказалъ Ормъ, чувствуя, что они оба стоятъ на верхушкѣ вала:-- а то вы столкнете меня въ ровъ.
   Однако Ормъ благополучно переправился чрезъ второй ровъ.
   Феликсъ попробовалъ посторониться въ то время, какъ было почти безполезно, и натянулъ поводья, когда лошадь уже готова была сдѣлать второй прыжокъ. Второй ровъ былъ глубокъ, широкъ такъ, что лошадь должна была собраться съ силами, чтобы перескочить его; но неудачное вмѣшательство сѣдока испортило все дѣло. Думая только о предостереженіи, которое сдѣлалъ ему Ормъ, бѣдный Феликсъ осадилъ свою лошадь, когда дѣлать этого не слѣдовало. Не во-время остановленная лошадь не перескочила на другую сторону, а только колѣнями уперлась въ противоположную стѣну рва, при чемъ сбросила съ себя сѣдока, и сдѣлавъ усиліе, чтобы подняться на ноги, поскользнулась, упала и скатилась на него.
   Феликсъ въ ту-жь минуту почувствовалъ сильный ушибъ, что, конечно, очень встревожило его; но такъ какъ ушибъ не ошеломилъ его, то онъ и не потерялъ присутствія духа. Лошадь поднялась на ноги, Феликсъ тоже всталъ и сдѣлалъ уже два-три шага, чтобы взять ее за поводья, какъ вдругъ почувствовалъ, что рука у него не поднимается и ему тяжело дышать.
   Перегринъ и миссъ Тристрамъ оба оглянулись назадъ.
   -- Надѣюсь, бѣды никакой не случалось, сказала молодая миссъ и слѣдъ за тѣмъ ускакала.
   Надо пояснить, что на охотѣ передовые люди рѣдко оглядываются назадъ. Ушибленныхъ, раненыхъ, изувѣченныхъ, если они сами не могутъ подняться на ноги, обыкновенно поднимаютъ отсталые. Но Перегринъ Ормъ зналъ, что за нимъ по этой дорогѣ никто уже не проѣдетъ: воспоминаніе о несчастномъ случаѣ съ Гроббльзомъ заставило всѣхъ призадуматься и у всѣхъ отбило охоту переѣхать прямо черезъ лѣсъ, только храбрая и разудалая миссъ Тристрамъ могла ни на что не обращать вниманія. Двухъ витязей увлекла она за собою. Одного бросила она сраженнымъ на полѣ битвы, другой самъ вернулся, чтобъ посмотрѣть: не случилось-ли чего съ его павшимъ товарищемъ по оружію. Миссъ Тристрамъ въ это время неслась уже по чистому полю, вся поглощенная своими подвигами.
   -- Что, ушиблись, любезный другъ? спросилъ Ормъ, поворачивая, назадъ свою лошадь, но все еще не слѣзая съ нее.
   -- Ушибся, но, кажется, не очень сильно, отвѣчалъ Феликсъ, тихо улыбаясь:-- съ моею рукою что-то сдѣлалось; но вы не ждите меня,
   Грэгамъ вдругъ почувствовалъ, что ему говорить трудно.
   -- Можете-ли вы опять сѣсть на лошадь?
   -- Кажется, нѣтъ. Впрочемъ, я отдохну немного, такъ вѣрно лучше будетъ.
   Перегринъ понялъ, что Грэгамъ сильно ушибся, и, соскочивъ съ лошади, мысленно отложилъ всякую надежду участвовать въ охотѣ.
   -- Эй, пріятель! поди-ка сюда! закричалъ Ормъ мальчику, который, слѣдуя за охотой, перелѣзалъ въ это время черезъ ровъ:-- подержи лошадей.
   Мальчикъ исполнилъ приказаніе и перелѣзъ къ нимъ.
   -- Сядьте-ка сюда, Грэгамъ, вотъ такъ; я боюсь, что вы въ самомъ дѣлѣ сильно ушиблись. Что, она на васъ упала?
   Но Феликсъ ничего не отвѣчалъ, и только съ тихою улыбкою смотрѣлъ ему въ глаза. Онъ страшно поблѣднѣлъ и ничего не могъ говорить. Перегринъ тоже сѣлъ подлѣ него и попробовалъ-было потихоньку поднять ушибенную руку, но Грэгамъ вдругъ вздрогнулъ и опустилъ голову.
   -- Боюсь, не переломлена-ли у васъ рука? сказалъ Перегринъ.
   Феликсъ покачалъ головой и указалъ своей рукой на грудь, изъ чего Перегринъ заключилъ, что, кромѣ руки, онъ еще что-нибудь повредилъ себѣ.
   Я не знаю чувства болѣе непріятнаго, какъ оставаться въ открытомъ полѣ, вдали отъ другихъ охотниковъ, одному съ больнымъ человѣкомъ, который не въ состояніи ни идти пѣшкомъ, ни ѣхать верхомъ. Больной имѣетъ хоть то преимущество, что онъ болѣнъ и слѣдовательно волею или неволею обязанъ оставаться въ бездѣйствія. Но вы, какъ его единственный помощникъ, обязаны дѣйствовать. Въ эту минуту все отъ васъ зависитъ, и если вы дѣйствуете ошибочно или дурно, то вся отвѣтственность падаетъ на васъ. Если это случилось зимою и вы оставите раненаго за мерзлой землѣ, пока сами, поспѣшите за ближайшимъ докторовъ, верстъ за семь отсюда, то васъ беретъ безпокойство, что онъ въ это время легко можетъ умереть, прежде чѣмъ вы успѣете вернуться; вы не знаете дороги, сами окоченѣли отъ холода, да и сапоги ваши тоже обледенились. Вслѣдствіе всего этого вы должны остаться съ больнымъ, но такъ какъ вы не докторъ, то рѣшительно не знаете, что вамъ дѣлать съ нимъ и что за причина его боли. Въ страшномъ смущеніи и безпокойствѣ, вы начинаете звать на помощь, но одно эхо повторяетъ ваши слова, а отдаленные звуки охотничьяго рога, сзывающаго собакъ въ сборъ, только раздражаютъ ваше мучительное нетерпѣніе.
   Но съ Перегриномъ былъ мальчикъ.
   -- Садись на, лошадь, сказалъ онъ наконецъ:-- поѣзжай кругомъ къ фермеру Григгсу и скажи ему, чтобъ онъ прислалъ сюда кого-нибудь съ телѣжкой; у него есть покойная телѣжка на рессорахъ. Да пускай пришлетъ и матрацъ.
   -- Да я не умѣю ѣздить верхомъ, возразилъ мальчикъ, со страхомъ поглядывая на дюжую лошадь Орма.
   -- Такъ бѣги; это еще лучше будетъ, потому что махнешь прямо черезъ лѣсъ. Ты вѣдь знаешь, гдѣ живетъ фермеръ Григгсъ? Первая ферма по ту сторону Грэнджа.
   -- Да, да, я и самъ хорошо знаю, гдѣ живетъ фермеръ Григгсъ.
   -- Такъ бѣги же скорѣе, и если телѣжка будетъ здѣсь чрезъ полчаса, то я дамъ тебѣ золотой.
   Воодушевленный надеждами на такое счастье,-- золотое счастье!-- мальчикъ бросился со всѣхъ ногъ бѣжать, быстро перебравшись чрезъ заборъ. Перегринъ остался одинъ съ больнымъ Феликсомъ, который сидѣлъ, свѣсивъ ноги въ ровъ; Перегринъ, стоя предъ нимъ на колѣняхъ, поддерживалъ его и всячески ухаживалъ за нимъ.
   -- Мнѣ очень жаль, что я ничего болѣе не могу для васъ сдѣлать, сказалъ онъ: боюсь, что намъ долго еще придется ждать телѣжки.
   -- А мнѣ такъ жаль... такъ досадно... за васъ... что вы не на охотѣ, проговорилъ Феликсъ, тяжело дыша.
   Онъ дѣйствительно сломалъ себѣ руку, которая подвернулась подъ него, когда лошадь его задавила да и еще кромѣ того переломилъ себѣ два ребра о сѣдельную шишку. Многіе и хуже ушибались, и все-таки имѣли силы продолжать охоту до конца; но переломленныя кости положительно лишаютъ человѣка возможности охотиться.
   -- Вотъ и за телѣжкой послано... Можете-ли приподняться?
   Но это было не такъ легко сдѣлать, какъ думалъ Перегринъ.
   -- Не безпокойтесь ни о чемъ и положитесь на меня, продолжалъ Ормъ: -- больные всегда должны слушаться и дѣлать, что имъ говорятъ здоровые. Вотъ вы бы лучше выпили хересу. У меня въ запасѣ есть фляжка съ хересомъ. Вотъ я сейчасъ достану ее: она у сѣдла. Можете вы одни посидѣть минуту? Въ жизни не видалъ такихъ смирныхъ лошадей: я все время держу ихъ обѣихъ, а теперь привяжу ихъ вмѣстѣ... А что, бѣлоножка, ты не лягаешься?
   Съ этими словами Перегринъ привязалъ лошадей къ дереву и, выпивъ порцію хересу, налилъ немного вина въ серебряную кружку, придѣланную къ фляжкѣ; потомъ поднесъ кружку къ Грэгану, и сталъ поддерживать его, пока тотъ пилъ.
   -- Вы очень скоро совсѣмъ будете здоровы, говорилъ онъ, утѣшая больного: вамъ нельзя будетъ только выѣхать илъ Нонинсби недѣль шесть.
   Въ эту минуту у каждаго изъ нихъ блеснула въ головѣ мысль; какъ мало приходится сожалѣть человѣку, котораго постигло такое счастье, если Мэдлинъ Стевлей взялась бы за нимъ ухаживать.
   Никто не имѣлъ такъ мало хирургическихъ познаній, какъ Перегринъ Ормъ, но за то ни съ кѣмъ не было такъ пріятно имѣть дѣло, какъ съ нимъ, тому, съ кѣмъ случалась бѣда. Онъ былъ веселъ и храбръ, но вмѣстѣ съ тѣмъ кротокъ и даже задумчивъ; голосъ его былъ пріятенъ и обращеніе нѣжно. Много лѣтъ спустя, Феликсъ все еще помнилъ, съ какою нѣжностью поднесенъ былъ хересъ къ его губамъ и какъ молодой наслѣдникъ Клива въ красной курткѣ стоялъ предъ намъ на колѣняхъ, съ какою заботливостью поддерживалъ его, когда онъ ослабѣвалъ отъ боли, и все время не переставалъ утѣшать его ласковыми словами. Феликсъ Грэгамъ былъ не такой человѣкъ, чтобы забывать подобныя вещи.
   Бѣжавшій чрезъ лѣсъ, мальчикъ прежде всего встрѣтилъ трехъ всадниковъ: то были судья съ своею дочерью Мэдлинъ и миссъ Фёрниваль.
   -- Тамъ лежитъ баринъ, ушибся чуть не до смерти, сказалъ мальчуганъ, едва переводя дыханіе.-- Меня послали за телѣжкой къ фермеру Григгсу.
   Судья остановилъ было его, чтобъ узнать подробности, но не могъ добиться толку: понятно было только то, что ушибленный принадлежалъ къ числу его друзей. Могло случиться, что это былъ самъ Августъ. Всѣ трое поспѣшно поскакали къ забору, не подозрѣвая о существованіи препятствій, которыя могли лишить ихъ возможности отправиться на помощь къ раненому.
   Услышавъ звукъ лошадиныхъ копытъ и голоса всадниковъ, Перегринъ воскликнулъ:
   -- Клянусь Юпитеромъ! тамъ ихъ цѣлая толпа ѣдетъ къ намъ. Э! да это судья съ своими двумя дамами. Ахъ! миссъ Стевлей, какъ я радъ, что вы подъѣхали къ намъ на помощь! Представьте себѣ, что бѣдный Грэгамъ упалъ и сильно ушибся. Нѣтъ-ли съ вами шали, а то онъ бѣдный лежитъ на сырой землѣ.
   -- Но это ничего не значитъ, съ трудомъ проговорилъ Грэгамъ, озираясь кругомъ и видя дружескія лица, по другую сторону рва.
   Мэдлинъ Стевлей испустила легкій крикъ, который остался незамѣченъ отцомъ и ясно былъ разслышанъ Софьею Фёрниваль.
   -- О! папа, сказала она: не можете-ли вы переправиться къ нему?
   А сама стала обдумывать, чтобы ей можно было удѣлить изъ своей одежды бѣдному больному и тѣмъ предохранить его отъ сырой и холодной земли, на которой онъ лежалъ.
   -- Не можешь-ли ты, душенька, подержать мою лошадь? обратился судья къ дочери, медленно слѣзая съ лошади: онъ хоть и каждый день ѣздилъ верхомъ для здоровья, однако не славился умѣньемъ ловко садиться на сѣдло и скоро слѣзать съ него. Наконецъ онъ слѣзъ и, не смотря на тяжесть своего пальто, успѣлъ перебраться чрезъ этотъ проклятый заборъ, который съ тѣхъ поръ такъ и прослылъ проклятымъ въ лѣтописяхъ гэмвортской охоты, и уже никто послѣ того не рѣшался ѣздить чрезъ него, развѣ какія-нибудь сорвиголовы, которымъ все ни по чемъ. Миссъ Тристрамъ все еще продолжала настаивать на своемъ, что тамъ ничего опаснаго нѣтъ -- однако сама объѣзжала уже это мѣсто и признавалась по секрету своимъ друзьямъ, что она однажды заставила другихъ испытать тамъ непріятности, но сама, если захочетъ, опять будетъ благополучно переправляться по той же дорогѣ.
   -- Не можете-ли вы подержать лошадь, миссъ Фёрниваль? вдругъ сказала Мэдлинъ,-- а я пока съѣзжу къ коляскѣ за покрываломъ.
   Миссъ Фёрниваль старалась убѣдительнѣйшимъ образомъ доказать ей, что она не можетъ, тѣмъ не менѣе лошадь была оставлена на ея попеченіе, а сама Мэдлинъ повернула назадъ и поскакала къ экипажу. Она пустила лошадь во-весь опоръ, между тѣмъ какъ у нея было темно въ глазахъ отъ слезъ; она прямо направилась къ коляскѣ, хотя дорого бы дала, чтобы скрыть эти слезы, прежде чѣмъ подъѣдетъ туда.
   -- О, мама! дайте мнѣ скорѣе толстое покрывало; мистеръ Грэгамъ ушибся и лежитъ на сырой землѣ.
   Въ безсвязныхъ и поспѣшныхъ словахъ она объяснила мама, что знала о случившемся, пока, снимали покрывало. Она сама не понимала впослѣдствіи, какимъ образомъ удалось ей это сдѣлать; только она поспѣшно подхватила свою тяжолую ношу, повернула лошадь назадъ и также скоро ускакала. Покрывало было передано ею Перегрину, который для этого вскарабкался на валъ, между тѣмъ какъ судья стоялъ на колѣняхъ, чтобы поддерживать молодого адвоката. Феликсъ Грэгамъ хоть очень ослабѣлъ отъ боли, но не лишился ни памяти, ни чувства, такъ что вполнѣ сознавалъ, кто хлопоталъ около него.
   Коляска послѣдовала за Мэдлинъ, и тогда по сю сторону вала столпились дамы, слуги и лошади, а больной, къ несчастію, лежалъ по ту сторону. Телѣжка фермера Григгса и не думала появляться, хотя прошло уже болѣе получаса времени, съ тѣхъ поръ какъ мальчикъ убѣжалъ за нею. И всегда такъ случается, когда чего ждешь съ мучительнымъ нетерпѣніемъ, то, какъ нарочно, никогда во время не появляется. А мудренаго тутъ ничего не было: черезъ лѣсъ до фермы Григгса было около трехъ верстъ, да на телѣжкѣ надо объѣхать по дорогѣ болѣе пяти верстъ. Кромѣ того, очень могло случиться, что у фермера Григгса не было готовой лошади, да и кучеръ могъ быть въ отсутствіи. Перегринъ съ каждою минутою становился нетерпѣливѣе и не разъ уже въ душѣ призывалъ всѣ проклятія на голову фермера,-- а телѣжка все не показывалась.
   -- Надо будетъ перенести его чрезъ ровъ въ коляску, сказалъ судья.
   -- Если леди Стевлей позволитъ, проговорилъ Перегринъ.
   -- Дѣло не въ леди Стевлей, но въ этихъ проклятыхъ рвахъ, возразилъ судья, стоя на колѣняхъ въ одномъ изъ нихъ, такъ что вода начинала проникать въ его сапоги.
   Всѣ принялись за работу. Мистриссъ Арботнотъ пересѣла на козлы, чтобы держать возжи, а кучеръ и лакей слѣзли совсѣмъ.
   -- Лучше бы оставить меня здѣсь на цѣлый день, сказалъ Феликсъ, когда трое мущинъ поднялись съ своею ношею; судья составлялъ арріергардъ съ двумя хлыстами и Перегриновой фуражкой.
   -- И какъ это могло придти людямъ въ голову ѣздить по такимъ окаяннымъ мѣстамъ! сказалъ судья.
   Во времена его молодости не было еще такой моды, чтобъ адвокаты ѣздили на охоту.
   Видя, съ какою заботливостью перенесли раненаго и положили въ коляску, Мэдлинъ почти завидовала своей матери и желала бы быть на ея мѣстѣ, чтобы поддерживать больного. Хорошо-ли они будутъ ухаживать за нимъ? Будутъ-ли они помнить, какъ должно быть мучительно всякое передвиженіе для человѣка, такъ жестоко расшибленнаго? Тутъ она взглянула на него: прислонясь къ спинкѣ экипажа, онъ кротко улыбался. Феликсъ Грэгамъ совсѣмъ не былъ красивъ; едвали я согрѣшу противъ истины, если скажу, что онъ былъ даже безобразенъ. Но Мэдлинъ, смотря теперь на него, блѣднаго, неподвижно лежащаго и все съ тою же кроткою, доброю улыбкою на лицѣ, думала, что въ жизни не видала болѣе привлекательнаго лица. Ни слова не говоря, она поѣхала за ними, когда они перебрались на просѣку. Миссъ Фёрниваль тоже поѣхала за ними, но только нѣсколько отстала, чтобы поговорить съ судьею и выразить ему свое соболѣзнованіе о его мокрыхъ ногахъ.
   -- Миссъ Фёрниваль, отвѣчалъ онъ:-- когда судья забывается до того, что отправляется на охоту, то онъ не имѣетъ права ожидать чего-нибудь лучшаго. Что бы сказалъ вашъ батюшка, еслибъ увидѣлъ меня, карабкающагося по рвамъ и валамъ съ Ормовой фуражкой въ зубахъ? Положительно въ зубахъ.
   -- Онъ поспѣшилъ бы на помощь вамъ, сказала миссъ Фёрниваль, съ нѣкоторымъ порывомъ восторженности, едва-ли умѣстной въ этомъ случаѣ.
   За ними шолъ Перегринъ Ормъ, ведя подъ уздцы Грэгамову лошадь. Онъ принужденъ былъ возвратиться въ поле и съ помощью лакея перевести лошадей назадъ въ лѣсъ.
   Вся эта процессія вернулась въ Нонинсби безъ приключеній; разумѣется, Грэгамъ тотчасъ же былъ перенесенъ на постель, а слуга отправленъ въ Альстонъ за хирургомъ, и часа черезъ два молва объ этомъ несчастномъ происшествіи пронеслась повсюду. Правая рука переломлена "весьма благопріятнымъ образомъ", какъ замѣтилъ докторъ. Но два ребра сломаны "довольно неблагопріятно". Много толковали какъ лила кровь ртомъ, и какія у больнаго внутреннія раны. Леди Стевлей совѣтовала послать за сэръ Джекобомъ въ Севилль-Ро, но судья, зная небогатыя средства Грэгама, прежде поразспросилъ его о томъ, и послѣ нѣкоторыхъ соображеній рѣшено было, что за сэромъ Джакобомъ не надо посылать, по крайней мѣрѣ, въ настоящую минуту.
   -- Зачѣмъ же не послали за лондонскимъ докторомъ? спросила Мэдлинъ у своей матери, съ непривычною запальчивостью.
   -- Папа думаетъ, что нѣтъ никакой необходимости; видишь-ли, душенька, это было бы очень убыточно.
   -- Неужели же, мама, вы дадите человѣку умереть только потому, что надо истратить нѣсколько лишнихъ фунтовъ стерлинговъ для спасенія его?
   -- Душенька моя, мы всѣ надѣемся, что мистеръ Грэгамъ не умретъ,-- по крайней мѣрѣ, въ настоящую минуту, нѣтъ ничего похожаго на то. Еслибъ тутъ была опасность, то, повѣрь, папа послалъ бы за лучшимъ докторомъ.
   Но Мэдлинъ этимъ совсѣмъ не удовлетворилась. Она не хотѣла слышать объ экономіи тамъ, гдѣ дѣло шло о жизни и смерти. Еслибъ пріѣздъ сэра Джакоба стоилъ пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ или даже сто,-- что это значитъ въ сравненія съ спасеніемъ человѣка? Вѣдь эта сумма ничего не значитъ для папа. Будь это Августъ на мѣстѣ Грэгама, сломай-ка онъ себѣ руку, вѣдь всѣхъ бы сэровъ Джакобовъ вызвали изъ Лондона, не посмотрѣли бы на то, сколько бы это стоило,-- лишь бы только устранить опасность. Но она не смѣла еще разъ говорить о томъ же съ матерью, а потому рѣшилась поговорить съ Перегриномъ Ормомъ, который все время не отходилъ почти отъ Феликса. Перегринъ былъ очень добръ къ нему, она замѣтила это, и въ ея сердцѣ загорѣлось теплое чувство къ Перегрину.
   -- А что, мистеръ Ормъ, не думаете-ли вы, что слѣдовало бы пригласить еще и другого доктора?
   -- Нѣтъ, не думаю.. Онъ очень бодръ и веселъ, только говорить не можетъ. Одно ребро вдавилось внутрь; я думаю, онъ выздоровѣетъ.
   -- Но вѣдь это ужасно! сказала она, и слезы опять навернулись на ея глазахъ.
   -- Еслибъ я былъ на его мѣстѣ, то считалъ бы, что и одного доктора довольно. Впрочемъ, если вы хотите, то вѣдь очень легко выписать доктора изъ Лондона.
   -- Если ему будетъ хуже, мистеръ Ормъ, то въ такомъ случаѣ...
   Мистеръ Перегринъ далъ ей слово, но его бѣдное сердце больно сжалось при мысли, что можетъ случиться въ дѣйствительности. Онъ вернулся и посмотрѣлъ на спящаго Феликса.
   -- Если это случится, то мнѣ надо сдержать слово, подумалъ онъ;-- но я выдержу эту борьбу.
   Въ умѣ его мелькнула мысль о своихъ недостаткахъ: онъ понималъ, что не могъ вести такого ловкаго и блистательнаго разговора, какъ Феликсъ Грэгамъ. Не обдумавъ впередъ, онъ никогда не умѣлъ во время и кстати высказать свою мысль. О, какъ бы онъ желалъ имѣть этотъ талантъ. Но, на перекоръ всему, онъ не хотѣлъ никому уступить безъ борьбы.
   Присѣвши къ изголовью Феликса, онъ рѣшился оставаться вѣрнымъ и честнымъ въ отношеніи своего новаго друга и стараться быть ему во всемъ полезнымъ. А все же какъ бы ему хотѣлось одержать побѣду!
   

II.
Второе паденіе.

   Много было сидѣлокъ, ухаживавшихъ за Феликсомъ Грэгамомъ, но Мэдлинъ не было въ числѣ ихъ. Августъ Стевлей возвратился домой въ то время, когда Альстонскій докторъ уже хлопоталъ о перевязкѣ сломанныхъ частей, и, разумѣется, съ той поры ни на минуту уже не оставлялъ своего друга. На этотъ разъ Августъ былъ въ числѣ счастливыхъ охотниковъ, слѣдовательно о случившемся несчастьѣ услыхалъ только по окончаніи его. Миссъ Тристрамъ первая сказала ему, что Феликсъ Грэгамъ упалъ, перескакивая чрезъ ровъ, но что она сама видѣла, какъ онъ поднялся уже на ноги, и потому никакъ не думала, чтобъ онъ серьозно ушибся.
   -- Впрочемъ, я не могу многаго вамъ сказать о вашемъ другѣ, докончила она:-- а что касается до вашей лошади, утѣшьтесь: могу васъ завѣрить, что она немного пострадала: я на столько видѣла, что могу утвердительно это сказать.
   -- Бѣдный Феликсъ! сказалъ Августъ: -- онъ пропустилъ великолѣпную охоту. Я думаю, мы теперь отъѣхали уже верстъ на пятнадцать отъ Монктон-Грэнджа?
   -- Ровно на шестнадцать, отвѣчала миссъ:-- мѣстность тамъ ужасная, но скачокъ совсѣмъ не удивителенъ.
   Тутъ подъѣхали и другіе охотники и вмѣшались въ разговоръ; вѣсть о паденіи Грэгама распространялась повсюду. Сначала шопотомъ говорили, что онъ уже умеръ: говорили, что онъ переѣхалъ чрезъ Орма и чуть было не лишилъ его жизни, а самъ убился до смерти. Потомъ извѣстія были утѣшительнѣе: обѣ лошади убиты, а самъ Грэгамъ пока живъ, хотя всѣ кости переломалъ себѣ.
   -- Не вѣрьте этому, утѣшала миссъ Тристрамъ Стевлея: -- я не могу сказать, въ какомъ положеніи теперь находится Грэгамъ; но вы смѣло можете повѣрить мнѣ, что ваша лошадь осталась цѣла и невредима, послѣ того какъ онъ на ней перескочилъ черезъ ровъ, даю вамъ честное слово!
   Распрашивая каждаго новоприбывшаго и не добившись ничего положительно, Стевлей поспѣшилъ домой.
   -- Переломлена правая рука и два ребра, сказалъ Перегринъ, встрѣтивъ его въ залѣ.
   -- Только-то? спросилъ Августъ.
   Изъ этого ясно видно, что онъ не приписывалъ этому такой важности, какъ его сестра.
   -- Дай ты ей полную волю, никогда бы не было такой неудачи, говорилъ Августъ, сидя въ тотъ же вечеръ у постели своего друга.
   -- Но онъ кажется осадилъ ее, боясь наѣхать на меня, сказалъ Перегринъ.
   -- Такъ вѣрно скачокъ былъ слишкомъ быстръ, сказалъ Августъ:-- вамъ слѣдовало бы предостеречь ого, когда онъ еще не переѣзжалъ.
   Изъ этого Грэгамъ вывелъ заключеніе, что на самой лучшей лошади нельзя выучиться ѣздить послѣ двухъ трехъ наставленій.
   -- Если вы намѣрены все толковать о лошадяхъ, объ охотѣ, да о случившемся несчастьи, то извольте прежде выдти отсюда, сказала леди Стевлеей, входя въ комнату больнаго.
   Но они оба оставались въ комнатѣ и вдоволь наговорились объ охотѣ, лошадяхъ и несчастномъ приключеніи, прежде чѣмъ ушли оттуда, и успѣли такъ примириться со всѣмъ этимъ, что выпили даже по стакану пунша предъ каминомъ въ спальной Грэгама.
   -- Ну, что, Августъ, лучше ли ему? спросила Мэдлинъ, когда братъ проходилъ въ свою комнату.
   Ей совѣстно было безпрерывно разспрашивать мать.
   -- Ничего, поправляется; только, я думаю, послѣ этого онъ станетъ трусливъ, какъ заяцъ. По крайней мѣрѣ, я, на мѣстѣ его, непремѣнно сдѣлался бы трусомъ. Да нѣтъ ли у насъ въ домѣ какихъ нибудь романовъ? Если нѣтъ, такъ пошли за ними завтра. Въ такомъ положеніи, романы единственное развлеченіе для больнаго.
   На слѣдующее утро, Медлинъ послала въ Альстонскую летучую библіотеку списокъ самыхъ лучшихъ новѣйшихъ романовъ, какія только могла припомнить.
   А Перегринъ все еще не назначалъ дня своего отъѣзда въ Кливъ и при настоящихъ обстоятельствахъ нашелъ, что очень кстати оставаться въ Нонинсби, помогая развлекать и занимать Феликса Грэгама. Въ продолженіе двухъ или трехъ дней, это составляло его единственное занятіе; но, по правдѣ сказать, онъ все искалъ удобнаго случая, чтобы переговорить съ Мэдлинъ, и обдумывалъ рѣчь, которую онъ твердо рѣшился ей сказать до своего отъѣзда изъ Нонинсби. Разъ или два ему приходила мысль въ голову, не лучше ли будетъ пріобрѣсти себѣ повѣреннаго въ ея семействѣ и снискавъ особенное расположеніе ея матери или сестры или брата, имѣть въ нихъ нѣкоторую поддержку? Ну, а если она откажетъ ему? Не хуже ли тогда будетъ для него, если кто нибудь будетъ звать о его пораженіи? Ему казалось, что одному все-таки легче перевести такое несчастье; всякое постороннее сожалѣніе въ этомъ случаѣ будетъ невыносимо. Сидя предъ каминомъ Грэгама и притворившись, что читаетъ одинъ изъ романовъ, доставленныхъ бѣдною Мэдлинъ, онъ обдумывалъ и рѣшился никому по говорить о своемъ намѣреніи до тѣхъ поръ, пока не представится удобнаго случая высказать все ей самой.
   А когда онъ встрѣчался съ нею и удавалось ему остаться съ нею наединѣ нѣсколько минутъ, она всегда была очень любезна и привѣтлива къ нему: онъ такъ былъ милъ и добръ къ Феликсу, во всей его личности было такъ много привлекательнаго, добраго, благороднаго, въ этомъ несчастномъ случаѣ онъ показалъ столько любви, доброты и ласки, что Мэдлинъ и вся семья не могли оставаться равнодушными къ нему. Августъ назвалъ его самою твердою опорою, какую онъ когда либо зналъ, безпрестанно повторялъ слова Грэгама, съ какимъ терпѣніемъ будущій баронетъ стоялъ на колѣняхъ позади его на холодной и мокрой землѣ и цѣлый часъ поддерживалъ его, пока не пріѣхала коляска. Ну, могла ли Мэдлинъ, послѣ всего этого, оставаться нечувствительною къ такому милому молодому человѣку?
   -- Но не дѣлается ли это все изъ расположенія къ Грэгаму? сознавалъ Перегринъ съ горечью.
   Однакожь, сколько онъ не повторялъ себѣ этихъ словъ, а все самому же ему не хотѣлось вѣрить въ смыслъ! Бѣдный юноша! Конечно, это дѣлалось изъ расположенія къ Грэгаму. Повѣрь Ормъ истинѣ этихъ словъ, такъ часто повторяемыхъ имъ самому себѣ -- онъ избавилъ бы себя отъ многихъ непріятностей, и можетъ быть отъ оскорбительнаго отказа, потому что въ это время всякое предложеніе подобнаго рода могло бы только укрѣпить въ сердцѣ Мэдлинъ еще рождающуюся привязанность. Но такого рода размышленія были слишкомъ глубокомысленны для Перегрина Орма.
   -- Можетъ быть, думалъ онъ: -- она только жалѣетъ его, потому что онъ болѣнъ. Въ такомъ случаѣ, не самое ли это благопріятное время для меня? Если же она любить его, то не лучше ли мнѣ какъ можно скорѣе узнать это и такимъ образомъ покончить разомъ съ моими сомнѣніями?
   Притомъ же онъ не привыкъ давать себѣ отчетъ въ подобныхъ вопросахъ. Мэдлинъ могла отвергнуть его любовь и все таки оставить его въ совершенно такомъ же невѣдѣніи, какъ и теперь, касательно причинъ, побудившихъ ее поступать такимъ образомъ; очень могло случиться, что окончательно сбивъ его съ толку, она увеличила бы только его сомнѣнія и безнадежное ожиданіе, оставивъ ему еще вдобавокъ и мрачную меланхолію отверженнаго вздыхателя.
   Въ послѣдніе два дня, Мэдлинъ ни разу не упоминала о Лондонскомъ докторѣ, но всѣмъ, кто наблюдалъ за нею, ясно было, что она больше всѣхъ остальныхъ дамъ принимаетъ участіе въ больномъ.
   -- Ей все кажется, что въ домѣ кто нибудь умираетъ, сказала леди Стевлей Софьѣ Фёрниваль, съ тайнымъ намѣреніемъ оправдать въ глазахъ этой проницательной молодой дѣвицы заботливость своей дочери.-- Повѣрите ли, мѣсяца три тому назадъ, у васъ сильно заболѣла кухарка, и Мэдлинъ до тѣхъ поръ не успокоилась, пока докторъ не увѣрилъ ее, что бѣдная женщина внѣ всякой опасности.
   -- У нее такое доброе, любящее сердце, что это наслажденіе смотрѣть на нее. Воображаю, какъ она будетъ рада, когда онъ выйдетъ изъ своей комнаты
   Впрочемъ, леди Стевлей не сдѣлала ни малѣйшаго замѣчанія своей дочери по этому поводу; но мистриссъ Арботнотъ подумала, что не мѣшало бы ей но-дружески переговорить съ младшею сестрою.
   -- Докторъ говоритъ, что онъ совсѣмъ поправляется, сказала мистриссъ Арботнотъ, сидя вдвоемъ съ сестрою.
   -- Но правда ли это? Ты сама это слышала? спросила недовѣрчиво Мэдлинъ.
   -- Да, правда. Я сама это слышала. Но докторъ сказалъ также, что онъ долженъ еще оставаться здѣсь по крайней мѣрѣ недѣли двѣ, если это не обезпокоитъ никого и если мама позволить.
   -- Конечно, мама позволитъ. Никто на свѣтъ не рѣшился бы прогнать изъ дому человѣка въ такомъ положеніи.
   -- Нечего сомнѣваться, что папа и мама будутъ очень рады, если онъ останется здѣсь; ужь конечно, они никогда не рѣшатся выгнать, какъ ты говоришь, человѣка изъ дому. Но знаешь ли что, душа моя, продолжала мистриссъ Арботнотъ, подходя къ сестрѣ и обнимая ее: -- мнѣ кажется, что его присутствіе совершенно не стѣсняло бы нашу мама, еслибъ твое участіе къ нему,-- какъ бы это мнѣ яснѣе выразиться -- еслибъ твое участіе не выказывалось бы такъ явно.
   -- Что ты хочешь этимъ, сказать, Изабелла?
   -- Не сердись, пожалуйста, на меня, дорогая Мэдлинъ. Никто ни слова не говорилъ мнѣ по этому поводу, и я вовсе не хотѣла огорчить тебя.
   -- Чтожь ты хочешь сказать этимъ?
   -- Развѣ ты но понимаешь меня, душа моя! Онъ молодой человѣкъ, а... а люди на все смотрлтъ такими подозрительными глазами и съ такою радостью слушаютъ всякія сплетни. Теперь у насъ миссъ Фёрниваль...
   -- Право мнѣ все равно, чтобы ни думала миссъ Фёрниваль.
   -- Да и мнѣ также... Но въ томъ дѣло. Но не лучше ли все-таки быть поосторожнѣе? Ты понимаешь, душенька, что я подъ этимъ подразумеваю.
   -- Да, я понимаю. По крайней мѣрѣ, мнѣ кажется, что я понимаю. Но это также даетъ мнѣ возможность понять, какъ люди бываютъ холодны, поверхностны и злы... Послушай, Изабелла, я но буду болѣе разспрашивать о немъ. Но я не могу оставаться равнодушной, когда знаю, что въ домѣ у насъ лежитъ больной человѣкъ, да и еще такой хорошій человѣкъ, какъ онъ, котораго мы считаемъ нашимъ другомъ -- лучшимъ другомъ брата Августа, какъ самъ папа говоритъ; да, я не могу оставаться равнодушной, когда дѣло идетъ о его жизни или смерти.
   -- Но ты знаешь, что теперь нѣтъ никакой опасности.
   -- И прекрасно, я очень рада это слышать, хотя очень хорошо понимаю, что послѣ такого ужаснаго паденія невозможно думать, чтобы не было опасности.
   -- Докторъ говоритъ, что она миновалась:
   -- Во всякомъ случаѣ, я не буду...
   Тутъ она остановилась, не кончивъ фразы, отвернула голову и утерла платкомъ скатившуюся слезу.
   -- Но ты не сердишься на меня, моя душенька? спросила мистриссъ Арботнотъ.
   -- О! нѣтъ, отвѣчала Мэдлинъ.
   Тутъ они разошлись.
   Впродолженіе нѣсколькихъ дней послѣ этого разговора, Мэдлинъ не спрашивала о Феликсѣ Грэгамѣ, но это кажется бросало на нее еще большую тѣнь подозрѣнія. Софья Фёрниваль, даже и та, справлялась объ его здоровьѣ, по крайней мѣрѣ раза два въ день, а леди Стевлей въ извѣстнью промежутки очень акуратно посѣщала его и, когда онъ сталъ выздоравливать, долго сидѣла съ нимъ и потомъ передавала его разговоры. Но Мэдлинъ никогда не разспрашивала подробностей и всегда старалась удалиться, когда заходила рѣчь объ его пероломленныхъ ребрахъ и объ уцѣлѣвшемъ сознаніи. Между тѣмъ, мистриссъ Арботнотъ, зная ея тревожное участіе, постоянно сообщала ой отдѣльные бюллетени о состояніи его здоровья, что придавало всему этому какую-то таинственность, заставлявшую даже Мэдлинъ задавать себѣ вопросъ: зачѣмъ бы все это такъ дѣлалось?
   Въ сущности, мнѣ кажется, не права была мистриссъ Арботнотъ. Она, какъ и вся семья Стевлеевъ, смотрѣла на взаимную привязанность Мэдлинъ и Феликса Грэгама, какъ на семейное несчастіе. Въ отношеніи своихъ дѣтей, судья былъ самый благоразумный отецъ; онъ взялъ себѣ за правило: не смущать своихъ дѣтей отцовскимъ надзоромъ безъ нужды. Заботясь о будущности своихъ дочерей и сына, онъ рѣшился дать имъ полную свободу въ выборѣ друга жизни; тѣмъ не менѣе, ему было бы очень непріятно, еслибъ дочь его влюбилась въ человѣка, который рѣшительно ничего не имѣлъ, да и еще выбралъ себѣ родъ занятій, плохо обезпечивающій его будущность. Все же, мнѣ кажется, что мистриссъ Арботнотъ была неправа и что чувство Мэдлинъ скорѣе всего могло бы угаснуть, еслибъ никто не касался до него, ни даже родная сестра. А тутъ еще вышло и другое обстоятельство, которое заставило Мэдлинъ поглубже заглянуть въ себя. Перегринъ Ормъ сдѣлалъ наконецъ ей предложеніе. Онъ терпѣливо прождалъ еще два-три дня, пока докторъ еще часто ѣздилъ, чувствуя, что ему неловко будетъ говорить о себѣ въ такое время, когда весь домъ еще встревоженъ возможностью опасности. Наконецъ насталъ день, когда докторъ объявилъ, что опасности никакой нѣтъ и что онъ можетъ не пріѣзжать до слѣдующаго дни, да и самъ Феликсъ сказалъ, по уходѣ доктора, что тотъ можетъ не пріѣзжать хоть до слѣдующей недѣли. Онъ весело сталъ шутить съ своими друзьями, глаза его сверкали удовольствіемъ, за обѣдомъ онъ выпилъ стаканъ хересу съ большимъ аппетитомъ, совсѣмъ не такъ, какъ пилъ лекарство. Все это видѣлъ Перегринъ, и тогда рѣшилъ въ душѣ, что наступила пора совершить опасный подвигъ. Давно уже прошла пора уѣзжать ему изъ Нонинсби въ Кливъ, но онъ не хотѣлъ оставить Нонинсби, пока не узнаетъ рѣшеніе своей судьбы.
   Леди Стевлей видѣла глазами полными материнской любви, заботливость своей дочери о выздоровленіи Феликса Грэгама -- видѣла и порицала ее въ душѣ; видѣла также или, скорѣе, подозрѣвала, что Перегринъ Ормъ смотрѣлъ на ея дочь неравнодушными глазами. Перегринъ Ормъ могъ бы быть зятемъ вполнѣ по вкусу леди Стевлей. Она любила его манеры, его образъ мыслей, не смотря на нѣкоторые слухи, достигшіе до ея ушей о его страсти къ травлѣ крысъ. Она считала его довольно умнымъ и благороднымъ человѣкомъ, чтобы сдѣлать ея дочь счастливою и, безъ сомнѣнія, вполнѣ оцѣнила тотъ фактъ, что онъ наслѣдникъ титула и замка Клива не отъ пожилаго отца, а отъ престарѣлаго дѣда. Вслѣдствіе всего этого она не боялась оставлять Перегрина на единѣ съ своею овечкою; а поточу, удобный случай, о которомъ онъ вздыхалъ, былъ наконецъ найденъ.
   -- Завтра, я ѣду изъ Нонинсби, миссъ Стевлей,-- сказалъ Перегринъ, увѣрившись, что никто не помѣшаетъ ихъ свиданію въ нижней гостинной въ тѣ счастливые полчаса, когда всѣ заняты своимъ туалетомъ.
   Предаю гласности мое твердое убѣжденіе, что изъ десяти предложеній такого рода, сдѣланныхъ десятью влюбленными, девять начинались заявленіемъ, что влюбленный уѣзжаетъ. Въ этомъ извѣстіи есть оттѣнокъ грусти, чрезвычайно приличный подобному случаю. Если съ другой стороны, есть хоть искра любви, то мысль о разлукѣ сейчасъ же извлекаетъ ее наружу. Само по себѣ, подобное предложеніе всегда очень трудное дѣло и всегда отлагается со дня на день. Такимъ образомъ, мысль о разлукѣ и оттѣнокъ грусти чрезвычайно приличествуютъ такой важной минутѣ.
   -- Завтра я ѣду изъ Нонинсби, миссъ Стевлей,-- сказалъ Перегринъ.
   -- О! Боже мой, какъ это жаль! зачѣмъ вамъ уѣзжать? Что будетъ безъ васъ дѣлать Августъ и мистеръ Грэгамъ. Вамъ надо оставаться по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока онъ въ состояніи будетъ выходить изъ комнаты.
   -- Бѣдный Грэгамъ!... не потому, чтобъ я считалъ его достойнымъ сожалѣнія, но потому, что онъ еще нѣсколько недѣль не въ состояніи будетъ встать съ постели.
   -- Развѣ ему стало хуже?-- вы такъ думаете?
   -- О! совсѣмъ нѣтъ; ему гораздо лучше.
   Перегринъ почувствовалъ безсознательную ярость противъ своего пріятеля.
   -- Онъ совсѣмъ поправился, только ему не позволяютъ трогаться съ мѣста. Но, миссъ Стевлей, я совсѣмъ не о мистерѣ Грэгамъ пришолъ говорить съ вами.
   -- Но... я только думала, что ему будетъ очень скучно безъ васъ.
   Сказавъ это, она вся вспыхнула; но въ темнотѣ вечерней онъ не могъ замѣтить этого румянца. Она вспомнила, что ей не слѣдуетъ говорить о здоровьѣ мистера Грэгама, и ей показалось, что и мистеръ Ормъ, сказавъ, что не о немъ пришолъ говорить, какъ будто осудилъ ее за неприличіе словъ.
   -- Весь домъ леди Стевлей былъ перевернутъ вверхъ дномъ пора уже прекратить хоть часть этой тревоги.
   -- О! мама и не думаетъ объ этомъ.
   -- Я знаю, что она очень добра; а все-же, миссъ Стевлей, завтра мнѣ надо ѣхать.
   Тутъ онъ замолчалъ на минуту, прежде чѣмъ опять собрался съ духомъ.
   -- Совершенно отъ васъ зависитъ,-- продолжалъ онъ:-- совершенно отъ васъ зависитъ, чтобы я очень скоро возвратился въ Нонинсби.
   -- Отъ меня,-- мистеръ Ормъ!
   -- Да, отъ васъ. Я право не знаю, какъ мнѣ выразить то, что мнѣ хотѣлось бы вамъ сказать; но, я думаю, всего лучше разомъ и прямо сказать. Я пришолъ къ вамъ затѣмъ, чтобы сказать вамъ, что я люблю васъ и прошу васъ быть моею женою.
   На этомъ онъ остановился,-- точно ему ничего не оставалось прибавить къ этимъ словамъ. Забавно сказать, что у Мэдлинъ дыханіе замерло, оттого что молодой Ормъ такъ неожиданно и прямо сдѣлалъ ей предложеніе. Ей и въ голову никогда не приходило, чтобъ Ормъ могъ влюбиться въ нее. До приключенія съ Грэганомъ она ничего не думала о молодомъ Ормѣ. Но съ тѣхъ поръ она стала думать о немъ и притомъ очень хорошо,-- но не болѣе какъ о другѣ Грэгама. Онъ былъ добръ и внимателенъ къ Грэгаму, и оттого она полюбила его и стала разговаривать съ нимъ. Онъ никогда не сказалъ ей ни одного слова, изъ котораго она могла бы заключить, что онъ влюбленъ въ нее, и теперь, когда онъ дѣйствительно былъ влюбленъ и, стоя передъ нею, объявилъ что любитъ ее и ждетъ отъ нее отвѣта, она до такой степени оцѣпенѣла отъ удивленія, что не знала, что ей надо дѣлать. Всѣ ея мысли о любви -- такія мысли приходили уже ей въ голову -- вдругъ перемѣшались отъ такой страшной неожиданности. Она думала, что всѣ разговоры о любви должны быть чрезвычайно деликатны, что любовь приходила медленно, выражалась шопотомъ, нѣжно, съ колебаніемъ и безконечною тревогою... Даже и въ томъ случаѣ, еслибъ она любила его или готова была полюбить его, даже и тогда такая жосткая прямота напугала бы ее. Бѣдный Перегринъ! Его намѣренія были такъ честны, такъ хороши! Онъ былъ такъ искрененъ, чистосердеченъ и лишонъ всякаго высокомѣрія! Даже жалко его, зачѣмъ онъ самъ себѣ повредилъ.
   Но онъ все стоялъ и ждалъ отвѣта, надѣясь получить такой же открытый, рѣшительный и ясный отвѣтъ на свое предложеніе, какъ если бъ онъ предлагалъ идти прогуляться вмѣстѣ.
   -- Мэдлинъ,-- сказалъ онъ, протягивая ей руку,-- когда замѣтилъ, что она не можетъ собраться съ духомъ:-- Мэдлинъ, вотъ вамъ моя рука. Если это можно, дайте мнѣ вашу руку.
   -- О! мистеръ Ормъ!
   -- Я понимаю, что не довольно краснорѣчиво выразилъ мое предложеніе; но я думаю, вы не обращаете на это вниманія. Вы слишкомъ добры, слишкомъ правдивы...
   Она въ изнеможеніи сѣла, а онъ все стоялъ передъ нею. Она перешла къ дивану, чтобъ уклониться отъ предлагаемой руки, но онъ послѣдовалъ за нею, все еще не понимая: осталась ли у него или нѣтъ надежда на успѣхъ?
   -- Мистеръ Ормъ,-- сказала она наконецъ, едва переводя дыханіе:-- что заставило васъ такъ поступить?
   -- Что заставило меня такъ поступить? Что заставило меня сказать вамъ, что я люблю васъ?
   -- Но вѣдь это только шутка.
   -- Шутка! клянусь небомъ, миссъ Стевлей, никто въ мірѣ не говорилъ подобныхъ словъ болѣе серьозно, чѣмъ я. Вы сомнѣваетесь во мнѣ, когда я говорю вамъ, что я люблю васъ?
   -- О! какъ это мнѣ жаль!
   Тутъ она наклонила лицо къ ручкѣ дивана и залилась слезами.
   А Перегринъ все стоялъ какъ преступникъ, ожидающій приговора. Онъ не зналъ какими словами защищать свое дѣло; конечно, никакія слова не помогли бы его дѣлу. Судья и присяжные были, очевидно, противъ него. Онъ могъ понять приговоръ, не ожидая словеснаго произнесенія его. Но онъ самъ прямыми, ясными словами сдѣлалъ свое предложеніе и въ такихъ же ясныхъ словахъ требовалъ отвѣта.
   -- Отчего же вы не хотите говорить со мною? Ужели вы не скажете мнѣ могу ли я надѣяться?
   -- Нѣтъ... нѣтъ... нѣтъ...
   -- Это значитъ; вы не можете любить меня?
   Онъ произнесъ эти слова съ такою тоскою въ голосѣ, которая чрезвычайно поразила ея слухъ: она почувствовала, что онъ страдалъ. До сихъ поръ она только о себѣ думала и едва ли понимала, что онъ говоритъ не шутя.
   -- Мистеръ Ормъ, мнѣ васъ очень жаль, но говорите такъ, какъ будто вы сердиты на меня. Но...
   -- Но вы не можете любить меня?
   И онъ все опять стоялъ передъ нею молча, потому что не могъ на это возражать.
   -- То ли вы хотѣли сказать, миссъ Стевлей? Если вы въ томъ положительно увѣрены, то я не стану болѣе докучать вамъ.
   Бѣдный Перегринъ! какой онъ былъ невѣжда въ любви!
   -- Нѣтъ, прошептала она сквозь слезы.
   Но его вопросъ былъ такъ составленъ, что Перегринъ не совсѣмъ хорошо понялъ, что значитъ это нѣтъ.
   -- Хотите ли вы этимъ сказать, что не можете любить меня, или я могу еще надѣяться, что придетъ день... Смѣю ли я когда нибудь опять?...
   -- О! нѣтъ, нѣтъ! Я могу вамъ теперь отвѣчать. Это огорчаетъ меня до глубины сердца. Я знаю какъ вы добры... Но, мистеръ Ормъ...
   -- Но что же?
   -- Этого никогда, никогда не можетъ быть.
   -- И это вашъ послѣдній отвѣтъ?
   -- Я не могу дать другого.
   А онъ все стоялъ передъ нею -- мрачный, нахмуривъ брови, еслибъ только она могла видѣть его. Ему очень хотѣлось спросить: не любовь ли къ другому причина ея прозрѣнія къ нему? Въ первую минуту ему не пришло въ голову, что такой вопросъ оскорбилъ бы ее.
   -- Во всякомъ случаѣ, сказалъ онъ: -- такой рѣшительный отказъ не очень лестенъ для меня.
   -- О, мистеръ Ормъ! не заставляйте меня быть несчастною....
   -- Но это быть можетъ оттого, что я опоздалъ. Можетъ быть...
   Но онъ вдругъ опомнился и остановился.
   -- Все кончено, продолжалъ онъ, говоря скорѣе про себя: -- прощайте, миссъ Стевлей. Все же вы должны проститься со мною: я сейчасъ уѣду.
   -- Какъ сейчасъ? сейчасъ уѣдете, мистеръ Ормъ?
   -- Да; зачѣмъ мнѣ и оставаться здѣсь? Неужели вы думаете, что послѣ всего этого, я могъ бы сидѣть съ вами за столомъ? Я попрошу вашего брата извиниться за мой скорый отъѣздъ; я найду его вѣроятно у него комнатѣ. Прощайте.
   Машинально протянула она ему руку, послѣ чего онъ оставилъ ее одну. Когда она пришла къ обѣду, то украдкой посмотрѣла на его мѣсто, и увидѣла, что оно было не занято.
   

III.
Шаги въ корридорѣ.

   -- Клянусь честью, мнѣ очень жаль, сказалъ судья: -- но что же это съ нимъ сдѣлалось, что онъ такъ внезапно уѣхалъ. Надѣюсь, что въ Кливѣ ничего непріятнаго не случилось.
   Послѣ этого судья принялся за свой супъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ; непріятнаго ничего не случилось, сказалъ Августъ;-- дѣдушка за нимъ прислалъ. Надо же когда нибудь вернуться домой, подумалъ Ормъ, да и уѣхалъ. Вѣдь онъ у васъ всегда такой торопыга.
   -- Онъ очень милый и пріятный молодой человѣкъ, сказала леди Стевлей: -- такой простой, добрый, никогда не важничаетъ. Я чрезвычайно люблю его,
   Бѣдняжка Мэдлинъ не смѣла глазъ поднять, ни на брата, ни на мать, но дорого бы дала, чтобы знать: догадывается ли кто нибудь изъ нихъ о причинѣ, такъ внезапно изгнавшей Перегрина изъ ихъ дома? Сначала она думала, что Августъ навѣрное знаетъ и мучилась при мысли, что онъ заговоритъ съ нею объ этомъ предметѣ. Но онъ такъ много говорилъ объ Ормѣ и его внезапномъ отъѣздѣ, что она вполнѣ убѣдилась, что братъ ничего не зналъ и ничего не подозрѣвалъ. Но ея мать, произнеся похвалу молодому человѣку, ни слова болѣе послѣ этого не сказала; Мэдлинъ считала, что эта похвала совершенно справедлива, но ей вдругъ показалось, что если молодой Ормъ опять возвратится съ своимъ предложеніемъ, то ея мама съ радостью приметъ его, какъ желаннаго жениха; кромѣ того, еслибъ мама знала, что этотъ женихъ былъ выпровоженъ съ такимъ жестокимъ отказомъ, то навѣрное не сочувствовала бы такой жестокости.
   Обѣдъ проходилъ какъ всегда, только Мэдлинъ никакъ не могла принудить себя произнести хоть одно слово. Она сидѣла между своимъ зятемъ, мистеромъ Арботнотъ, съ одной стороны, и старымъ другомъ своего отца, съ другой. Старый другъ исключительно разговаривалъ съ леди Стевлей, а мистеръ Арботнотъ только при крайней необходимости произносилъ слова два, три, а больше занимался обѣдомъ. Послѣдніе три, четыре дня Мэдлинъ всегда садилась возлѣ Перегрина Орма, и теперь ей казалось, что она всегда съ такимъ удовольствіемъ разговаривала съ нимъ. Она такъ искренно его любила. Не жалость-ли это, что онъ такъ ошибся!... Когда обѣдъ кончилсѣ и она взяла нѣсколько виноградинокъ, то вдругъ почувствовала, что рѣшительно не въ силахъ придти въ себя и попрежнему говорить и смотрѣть: она получила толчокъ, отъ котораго сшибло ее съ ногъ,-- она потеряла равновѣсіе и не имѣла уже силъ оправиться и скрыть свое смущеніе.
   Послѣ обѣда, когда дамы ушли въ гостиную, а мущины еще оставались въ столовой, Мэдлинъ взяла книгу и, чтобъ никто не мѣшалъ ей, сѣла читать въ сторонѣ. Между ею и Софьей Фёрниваль никогда не было особенной дружбы и теперь, когда Мэдлинъ занялась чтеніемъ, миссъ Фёрниваль заняла видное мѣсто въ общемъ разговорѣ о шерстяхъ. Впродолженіе года леди Стевлей покупала огромное количество шерстей такъ же, какъ и жена стараго друга ея мужа,-- но миссъ Фёрниваль, какъ ни мала была ея опытность въ этомъ дѣлѣ, не упустила однако удобнаго случая внушить имъ нѣсколько наставленій. Была тутъ еще одна пріятельница, почти совсѣмъ глухая; но мистриссъ Арботнотъ занимала ее, такъ что Мэдлинъ никто не мѣшалъ быть одной.
   Когда мущины вошли въ гостиную, Мэдлинъ должна была оставить книгу и заняться чайнымъ столомъ. Судья всегда требовалъ, чтобы чайный приборъ подавался въ гостиную, и любилъ пить чай, когда подавала ему чашку одна изъ его дочерей. Мэдлинъ занялась своимъ дѣломъ, приготовила чай, но все еще чувствовала, что она едва сознаетъ, что дѣлаетъ. Но что же такое случилось съ нею, что она едва помнитъ себя, едва можетъ сдерживать свои слезы? Она понимала, что мать все это видитъ и чувствуетъ и нѣсколько уже разъ старалась скрыть ея смущеніе, давая ей возможность оправиться.
   -- Да что такое случилось съ моею Мэдлинъ? спросилъ судья, смотря ей прямо въ лицо и удерживая ея руку, подававшую ему чай.
   -- Ничего, папа, у меня только голова болитъ.
   -- Голова болитъ, душенька; это съ тобою рѣдко бываетъ.
   -- Я ужь и прежде замѣтила, что она должно быть нездорова, сказала леди Стевлей,-- но я думаю, что это такъ пройдетъ, Поди лучше спать, душенька, если ты чувствуешь себя не хорошо. Изабелла навѣрное съ удовольствіемъ возмется сдѣлать за тебя чай.
   Такимъ образомъ Мэдлинъ вышла изъ гостиной и украдкою пошла на верхъ. Она сама чувствовала, что прячется отъ всѣхъ. Да чтожь такое съ ней случилось, что она прячется? Голова у нея ничуть не болитъ, сердечное горе тоже не постигало ее, но мущина объяснялся ей въ любви, а до этого никогда ни одинъ человѣкъ еще не говорилъ ей о любви.
   Она не прямо пошла въ свою комнату, но напередъ пошла чрезъ корридоръ въ уборную своей матери. У нея была привычка всегда передъ сномъ заходить туда на полчаса, приготовить что нужно для матери и поболтать съ одной дѣвушкой, которую всѣ въ домѣ давно знали и любили. Теперь же она могла оставаться здѣсь цѣлый часъ въ увѣренности, что никто въ это время ее не потревожитъ, и она рѣшила въ душѣ оставаться здѣсь, пока не придетъ ея мать: разсказавъ ей все, какъ было, она навѣрное облегчитъ свою душу.
   Въ корридорѣ ей приходилось проходить мимо комнаты, гдѣ лежалъ Феликсъ Грэгамъ. Мэдлинъ видѣла, что дверь была полуотворена и, подходя ближе, увидала сидѣлку, выходившую изъ комнаты. Мистриссъ Бэкеръ, которая съ давнихъ временъ служила въ домѣ судьи, знала Мэдлинъ со дня ея рожденія. Главное ея занятіе въ послѣдніе годы состояло въ томъ, чтобы нянчиться и ухаживать за кѣмъ нибудь въ домѣ, кто имѣлъ въ томъ нужду, и вообще она имѣла главный и самый близкій надзоръ надъ здоровьемъ всей семьи, если не было особенно больнаго, которому она могла бы совершенно посвятить себя. Съ тѣхъ поръ, какъ съ Грэгамомъ сдѣлалось это несчастье, она вполнѣ чувствовала себя на мѣстѣ и ужасно была довольна всѣми хлопотами, которые она по этому случаю имѣла.
   Мистриссъ Бэкеръ стояла въ дверяхъ, когда Мэдлинъ проходила мимо ея на цыпочкахъ.
   -- О, миссъ Мэдлинъ! ему теперь гораздо лучше, такъ что вамъ теперь нечего бояться обезпокоитъьего. Неправда-ли, мистеръ Грэгамъ?
   Такимъ образомъ Мэдлинъ была проведена въ прямое сношеніе съ своимъ другомъ, въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ пострадалъ отъ паденія.
   -- Конечно, мнѣ гораздо лучше, отвѣчалъ Феликсъ:-- мнѣ остается только желать, чтобъ они скорѣе выпустили меня изъ комнаты и позволили бы спуститься внизъ. Это миссъ Стевлей, мистрисъ Бэкеръ?
   -- Ну, да, она. Войдите, войдите, душенька: вѣдь онъ въ халатѣ лежитъ; вы войдите только въ дверь; а сами спросите о его здоровьѣ.
   -- Я очень рада, мистеръ Грэгамъ, что вамъ гораздо лучше, сказала Мэдлинъ, останавливаясь у двери съ опущенными глазами и говоря такъ тихо, что звуки ея голоса едва достигали до его слуха.
   -- Благодарю васъ, миссъ Стевлей; правда, я никогда не съумѣю выразить все, что чувствую ко всѣмъ вамъ.
   -- Да ужь могу сказать; никто изъ нихъ такъ не заботился о васъ, какъ она: да и то правду сказать, ни у кого изъ нихъ нѣтъ такого добраго горячаго сердца, вмѣшалась мистриссъ Бэкеръ.
   -- Надѣюсь, что вы скоро совсѣмъ оправитесь и сойдете къ намъ внизъ, сказала Мэдлинъ.
   Тутъ она окинула глазомъ вокругъ себя и въ тоже самое мгновеніе замѣтила, какъ въ глазахъ Грэгама блеснула молнія, когда онъ приподнялся на постели. Онъ все еще былъ блѣденъ и худъ, или ей такъ показалось можетъ быть, только сердце у нея вздрогнуло при мысли о минувшей опасности.
   -- Мнѣ такъ давно хотѣлось опять съ вами поговорить и вотъ наконецъ!... Всѣ другіе приходятъ, посѣщаютъ меня, но отъ васъ я слышалъ только шелестъ вашихъ шаговъ, когда вы проходите мимо.
   -- А между тѣмъ, она всегда крадется словно мышка, замѣтила мистриссъ Бэкеръ.
   -- Нужды нѣтъ, а я всегда слышалъ ихъ, сказалъ Феликсъ:-- надѣюсь, что Мэріанъ поблагодарила васъ за книги. Она разсказывала мнѣ, какъ вы хлопотали о нихъ.
   -- Ей не слѣдовало бы этого говорить: вѣдь это Августъ придумалъ, сказала Мэдлинъ.
   -- Мэріанъ приходитъ ко мнѣ раза четыре или пять въ день, продолжалъ онъ:-- право не знаю, чтобъ я дѣлалъ безъ нея.
   -- Надѣюсь, что она не безпокоитъ васъ и не шумитъ.
   -- Господи! что это вы, миссъ, говорите о безпокойствѣ и шумѣ. Ужасно онъ думаетъ объ этомъ. Вѣдь онъ совсѣмъ здоровъ; вотъ только шевелится еще не велятъ и ходить еще нельзя.
   -- Пожалуйста берегитесь, мистеръ Грэгамъ, сказала Мэдлинъ; я думаю не надо вамъ и говорить, какъ мы всѣ желаемъ вашего выздоровленія. Покойной ночи, мистеръ Грэгамъ.
   Потомъ она пошла въ уборную своей матери и усѣвшись въ кресло противъ камина, стала что-то обдумывать, или скорѣе хотѣла было думать о чемъ-то.
   Кто же былъ предметомъ ея мыслей? Перегринъ Ормъ очень мало занималъ въ нихъ мѣста. онъ сдѣлалъ ей предложеніе, она, разумѣется, отказала ему, потому что не любила его. Въ ея головѣ не было на малѣйшаго сомнѣнія на этотъ счетъ и она рѣшила, что никогда бы не приняла подобнаго приглашенія. О какомъ же предметѣ она считала необходимымъ подумать?
   Какъ странно, что именно въ этотъ вечеръ дверь комнаты Грэгама была отворена и что какъ разъ тутъ случилась няня, чтобы завязать разговоръ! Вотъ какая первая мысль промелькнула въ ея головѣ. Тогда она стала припоминать всѣ слова, которыя были сказаны въ это короткое свиданіе, какъ будто каждое слово имѣло какую отбудь особенную цѣнность, какъ будто въ нихъ заключелся великій интересъ. Ей было почти стыдно, зачѣмъ она вошла въ его комнату и говорила съ нимъ, а между тѣмъ она не хотѣла бы отдать этой минуты ни за какія минуты въ мірѣ. Ничего особеннаго вѣдь и не произошло между ею и больнымъ: тѣ же слова, сказанныя въ другомъ мѣстѣ или въ присутствіи матери или сестры, потеряли бы всякое значеніе, стали бы пошлы. А между тѣмъ, сидя здѣсь, она упивалась ими, какъ будто они привлекли ее такимъ сладостнымъ благоуханіемъ, что оторваться отъ нихъ нѣтъ силъ. Она окаменѣла при мысли, что бѣдный Перегринъ Ормъ любитъ ее, а теперь даже не спрашивала себя, что это за новое чувство? Она и не старалась доискиваться не было-ли въ этомъ чувствѣ какой нибудь опасности?
   Она все оставалась здѣсь, устремивъ глаза на горящіе уголья, пока не пришла ея мать.
   -- Какъ, Мэдлинъ, ты еще здѣсь? спросила леди Стевлей:-- а я думала, что ты давно уже спишь.
   -- Моя головная боль прошла, мама; а я оставалась здѣсь, потому что....
   -- Прекрасно, душенька, такъ почему же? спросила леди Стевлей, и подойдя къ ней, стала ласково гладить ее по головѣ: -- я -- тотчасъ поняла, что что нибудь да случалось: вѣдь оно такъ и есть, Мэдлинъ! не такъ-ли?
   -- Да, мама.
   -- И ты оставалась здѣсь за тѣмъ, что бы сообщишь мнѣ это. Такъ ли, голубушка моя?
   -- Не совсѣмъ такъ, мама, и хотя можетъ быть оно и лучше было бы; по во всякомъ случаѣ худо не будетъ, какъ разскажу вамъ.
   -- Пожалуй, объ этомъ тебѣ лучше судить. Вообще, я не думаю, чтобы ты могла что нибудь дурное сдѣлать. Но тебѣ еще надо рѣшить.... Если ты чувствуешь сомнѣніе, то оставимъ до завтра.
   Говоря эти слова, леди Стевлей сѣла на софу какъ разъ подлѣ Мэдлинъ, которая все еще сидѣла задумавшись на креслѣ.
   -- Нѣтъ, мама, я сей часъ же разскажу вамъ все. Мистеръ Ормъ..
   -- И прекрасно, душенька. Такъ мистеръ Ормъ сказалъ тебѣ что отбудь особенное передъ отъѣздомъ.
   -- Онъ.... онъ...
   -- Поди-ка сюда, Мэдлинъ, сядь поближе ко мнѣ. Такъ намъ лучше будетъ разговаривать.
   Мать подвинулась и дала мѣсто дочери, которая пересѣла къ ней и положила голову на плечо матери.
   -- Ну, такъ что же, дорогое дитя мое, что онъ тебѣ сказалъ? Онъ сказалъ, можетъ быть, что любитъ тебя?
   -- Да, мама.
   -- А ты отвѣчала ему...
   -- Я могла только сказать ему...
   -- Да, понимаю. Бѣдняжка! Но, Мэдлинъ, развѣ ты не видишь, что онъ превосходный молодой человѣкъ и во всякомъ случаѣ достойный любви?... Впрочемъ, въ такихъ дѣлахъ сердце должно само отвѣчать. Но я, смотря на это предложеніе, какъ мать... я считала бы это за большое счастіе..
   -- Но, мама, я не могу...
   -- Не можешь любить его. Стало быть все кончено, по крайней мѣрѣ въ настоящее время. Когда я услышала, что онъ такъ неожиданно уѣхалъ, я тотчасъ подумала, что вѣрно что нибудь подобное случилось.
   -- Мнѣ очень жаль, что онъ такъ разогорчился, онъ такой добрый!
   -- Да, онъ очень добръ; папа твой очень любитъ его и Августъ тоже. Но въ подобнымъ случаяхъ я не стала бы ни слова говорить, Мэдлинъ, чтобъ уговаривать тебя; я считаю, что это всегда дурно. Но могло и такъ случиться, что онъ напугалъ тебя своимъ неожиданнымъ предложеніемъ и что ты до сихъ поръ не пришла въ себя, а впослѣдствіи можетъ быть и передумаешь.
   -- Но, мама, я знаю, что не люблю его.
   -- Разумѣется, это вполнѣ натурально; было бы большое несчастіе, еслибъ ты полюбила его прежде, чѣмъ узнала, или поняла-бы что онъ также любитъ тебя,-- большое несчастіе. Но теперь... теперь, когда тебѣ извѣстны его желанія, можетъ быть именно теперь, ты почувствуешь....
   -- Но я уже отказала ему, и онъ уѣхалъ.
   -- Молодые люди очень охотно въ такихъ случаяхъ возвращаются.
   -- Онъ не возвратится, мама, потому что... потому что я ему откровенно сказала... Я увѣрена, что онъ понимаетъ, что между нами все кончено.
   -- Но если онъ и понялъ, да если бы ты сама иначе взглянула бы на него...
   -- О! нѣтъ.
   -- Ну, если такъ, можетъ быть это и лучше: ты узнаешь, какъ всѣ твои друзья уважаютъ его. Въ общественномъ мнѣніи, эта партія была бы во всѣхъ отношеніяхъ достойная уваженія; что же касается до характера и наклонностей, что важнѣе всего въ этомъ случаѣ, то признаюсь откровенно, по моему мнѣнію, онъ имѣетъ всѣ качества, чтобы сдѣлать свою жену счастливою. Но все же, какъ я сказала прежде, сердце должно само указать, какъ тебѣ поступать.
   -- Да, конечно, и я знаю, что никогда не буду любить его -- то есть такимъ образомъ...
   -- Ты можешь быть увѣрена, дитя мое, что принуждать тебя никто не будетъ. Еще могло бы быть, что папа или я воспрепятствовали бы браку дочери, если бы она вздумала выдти за человѣка недостойнаго; но ни онъ, ни я не употребимъ вліянія на нашу дочь, чтобы заставить ее выдти замужъ только потому, что мы считали бы эту партію приличною.
   Тутъ леди Стевлей поцѣловала свою дочь.
   -- Милая мама, я знаю какъ вы добры ко мнѣ.
   И на поцѣлуй матери она крѣпко обняла ее. Но, не смотря на взаимныя ласки, она чувствовала какъ будто ей не ловко. Въ словахъ матери было нѣчто, что оскорбило ея самыя дорогія чувства... нѣчто, хотя она сама не умѣла бы объяснять что именно. Зачѣмъ мама предостерегала ее нѣкоторымъ образомъ, что можетъ быть случай, когда она откажетъ въ своемъ благословеніи на предполагаемое замужество? Изабелла вышла замужъ съ полнаго согласія всего семейства, а она, Мэдлинъ, кажется ни отцу ни матери никогда не давала поводу думать, что она можетъ быть неблагоразумна и безразсудна. Но это предостереженіе могло быть неумышленно... или же оно выказано съ намѣреніемъ намекнуть на нѣкоторыя обстоятельства...
   -- Ну, теперь тебѣ легче, дитя мое, сказала леди Стевлей: такъ въ настоящее время не станемъ больше думать о влюбленномъ молодомъ рыцарѣ.
   Тутъ Мэдлинъ простилась съ матерью и робкими шагами прокралась въ свою комнату. Ей надо было опять проходить мимо комнаты Грэгама, и она шла, уже не на цыпочкахъ, безсознательно задавая себѣ вопросъ: узнаетъ ли онъ теперь шелестъ ея шаговъ?
   Едва-ли нужно говорить, что леди Стевлей съ умысломъ сказала дочери маленькое предостереженіе и что ей было бы гораздо пріятнѣе, чтобы какъ нибудь случай выгналъ изъ дому Феликса Грэгама, вмѣсто Перегрина Орма. Но Феликсъ Грэгамъ необходимо долженъ оставаться еще на двѣ недѣли, и не предвидѣлось никакой возможности способствовать возвращенію Орма, пока Грэгамъ находится въ домѣ.
   

IV.
Что-то скажетъ Бриджитъ Болстеръ.

   Да, за пятьдесятъ верстъ отъ Лондона не было мѣстности, лучше той которая окружала городъ Гэмвортъ! Доказательствомъ справедливости этого мнѣнія служитъ то, что Гэмвортъ полонъ меблированными квартирами, которыя каждую осень наполняются жильцами. Конечно, въ зимнюю пору нельзя видѣть гэмвортскіе холмы и долины въ полной ихъ красотѣ; не смотря на то, вскорѣ послѣ Рождества, двѣ комнаты были заняты однимъ джентльменомъ, который остановился здѣсь на недѣльку, безъ всякой другой, по видимому, цѣли, кромѣ желанія развлечься. Онъ говорилъ что-то о перемѣнѣ воздуха для здоровья и о сидячей жизни своей въ Лондонѣ, но, очевидно, онъ пользовался отличнымъ здоровьемъ, наслаждался превосходнымъ аппетитомъ, съѣдалъ много свѣжихъ яицъ, который въ это время года продаются по высокой цѣнѣ, и привезъ съ собою свое собственное бренди какого-то особеннаго цвѣта. Джентльменъ этотъ никто иной, какъ Крэбвицъ.
   Домъ, въ которомъ онъ остановился, былъ избранъ имъ по зрѣломъ обсужденіи. Меблированныя квартиры отдавались между прочимъ вдовою по имени мистриссъ Трэмпъ; но кто хоть немножко посвященъ былъ въ гэмвортскія дѣла, тому хорошо было извѣстно, что мистриссъ Трэмпъ была безъ копѣйки денегъ и не могла собитвенными средствами снять красивый домикъ и омеблировать его. И дѣйствительно, тутъ было нѣчто другое: меблированныя квартиры мистриссъ Трэмпъ были такъ сказать желѣзомъ, которое Самюэль Дократъ всегда держалъ на огнѣ, для пользы шестнадцати своихъ дѣтей. Онъ самъ снялъ этотъ домъ и далъ нѣсколько фунтовъ стерлинговъ въ задатокъ, когда онъ еще отстраивался; потомъ онъ же омеблировалъ его и посадилъ туда мистриссъ Трэмпъ. Та получала отъ него жалованье и все содержаніе и должна была еженедѣльно выплачивать ему до послѣдняго шиллинга все, что получалось съ жильцовъ. Обо всемъ этомъ мистеръ Крэбвицъ навелъ справки, прежде чѣмъ остановился въ Парадейзъ-Ро.
   Когда онъ такимъ образомъ устроился на своей квартирѣ, то разговорился съ мистриссъ Трэмпъ о Дократѣ. Онъ высказалъ ей, что самъ тоже принадлежитъ къ адвокатскому сословію, слыхалъ о мистерѣ Дократѣ и очень былъ бы радъ познакомиться съ нимъ и когда нибудь вечеркомъ выпить вмѣстѣ стаканъ грогу.
   -- Мистеръ Дократъ очень умный и проницательный джентльменъ сказала мистриссъ Трэмнъ.
   -- Я полагаю у него порядочная практика? спросилъ Крэбвицъ.
   -- Нельзя Бога гнѣвить. Но вѣдь онъ у насъ мистеръ на всѣ руки. У него страшно огромная семья, такъ что онъ долженъ работать, ни на минуту не складывая рукъ, чтобы прокормить ее. Въ работѣ онъ никогда не имѣлъ недостатка.
   Но мистеръ Дократъ не былъ у новаго квартиранта въ первый вечеръ, и потому мистеръ Крэбвицъ познакомился напередъ съ его супругою. Какъ не тяжки были заботы ея о шестнадцати дѣтяхъ, но бѣдная Миріамъ всегда находила свободную минуту, чтобы заглянуть въ квартиры, чисто-ли содержится мебель и не нарушаются ли какія нибудь Дократовы приказанія. А это было очень важно, потому что если гдѣ что нибудь было не такъ, то весь гнѣвъ владыки и деспота обрушивался на ея голову.
   -- Надѣюсь, что вы довольны всѣми удобствами, сэръ, сказала бѣдная Миріамъ, постучавъ въ дверь, когда Крэбвицъ только что покончилъ свой обѣдъ.
   -- Да, благодарю васъ; я всѣмъ доволенъ. Не съ мистриссъ ли Дократъ я имѣю удовольствіе говорить?
   -- Точно такъ, сэръ, я -- мистриссъ Дократъ. Такъ какъ мы настоящіе хозяева этой квартиры, то я и заглядываю сюда, чтобъ посмотрѣть своими глазами все-ли въ порядкѣ и не нужно ли вамъ чего.
   -- Вы очень любезны. Я ни въ чемъ не имѣю нужды. Но очень буду радъ познакомиться съ вами, если у васъ есть свободная минута. Смѣю ли я васъ просить посидѣть со мною?
   Тутъ мистеръ Крэбвицъ предложилъ ей стулъ.
   -- Благодарю васъ, сэръ. Я боюсь обезпокоить васъ.
   -- Ни мало, мистриссъ Дократъ. Дѣло въ томъ, что я самъ юристъ и очень былъ бы радъ познакомиться съ вашимъ супругомъ. Въ послѣднее время я очень много слышалъ о немъ по случаю знаменитой тяжбы, въ которой онъ принимаетъ участіе.
   -- Ужь не о дѣлѣ ли Орлійской Фермы?
   -- Да, да, именно такъ.
   -- Развѣ онъ тоже участвуетъ въ этомъ дѣлѣ, сэръ? спросила мистриссъ Дократъ.
   -- А развѣ нѣтъ? Самъ я ничего объ этомъ вѣрнаго не знаю, но думалъ, что мужъ вашъ тоже занимается этимъ дѣломъ. Еслибъ у меня была такая жена какъ вы, мистриссъ Дократъ, то, конечно, я не оставлялъ бы оо въ неизвѣстности на счотъ того, чѣмъ и занимаюсь по моей профессіи.
   -- А я такъ ничего не знаю, мистеръ Кукъ...
   Онъ принялъ въ Гэмпортѣ имя мистера Кука, но не потому, чтобы мистеръ Фёринваль посовѣтывалъ ему перемѣнить имя -- отъ Фёрниваля онъ никогда въ такихъ случаяхъ не получалъ наставленій, самъ зная хорошо, что ему дѣлать.
   -- А я такъ ничего не знаю, мистеръ Кукъ, о его дѣлахъ, да и, по правдѣ сказать, не имѣю и желанія вмѣшиваться въ нихъ. Но въ отношеніи дѣла объ Орлійской Фермѣ я сильно безпокоюсь, и надѣюсь, что мужъ мой отправился за тѣмъ, чтобъ отказаться отъ него.
   Тутъ мистеръ Крэбвицъ очень ловко объяснилъ ей свой взглядъ на это лѣло.
   Въ тотъ же вечеръ, около десяти часовъ, мистеръ Дократъ самъ зашолъ въ Парадейзъ-Ро и позволилъ уговорить себя выпить стаканъ грогу и выкурить сигару.
   -- Жена говорила мнѣ, сэръ, что и вы принадлежите Къ нашему сословію.
   -- Я тоже юристъ.
   -- Въ Лондонѣ практикуетесь въ званіи атторнея?
   -- Собственно говоря я занимаюсь дѣлами не отъ себя, но имѣю хожденіе по дѣламъ, по найму отъ адвокатовъ. Ужасно много хлопотъ.
   -- О, да, само собою разумѣется, сказалъ мистеръ Дократъ, начавшій съ этой минуты смотрѣть на своего собесѣдника съ видомъ покровительства, вмѣсто того, чтобъ искать его милостей.
   Это не приходилось по вкусу мистера Крэбвица, но, скрѣпя сердце, онъ перенесъ и это, имѣя въ виду только выиграть свое дѣло.
   -- А у насъ въ Лондонѣ очень много толкуютъ о дѣлѣ Орлійской Фермы, все время я слышалъ ваше имя, какъ бы соприкосновенное этому дѣлу. Занимая эту квартиру, я никакъ не ожидалъ, что этотъ домъ принадлежитъ тому самому мистеру Дократу.
   -- Та самая особа здѣсь на лицо, сэръ, сказалъ Дократъ, пуская дымъ изо рта и поднявъ глаза на потолокъ.
   Мало по малу Крэбвицъ втянулъ своего хозяина въ разговоръ. Дократъ по природѣ своей былъ такой же ловкій человѣкъ, какъ и Крэбвицъ, и въ подобныхъ дѣлахъ трудно было его перехитрить, но въ сущности онъ и самъ былъ не прочь потолковать объ Орлійскомъ дѣлѣ.
   -- Я занялся этимъ дѣломъ, побуждаемый общественною пользою, мистеръ Кукъ, и надѣюсь покончить его надлежащимъ образомъ.
   -- Само собою разумѣется; въ подобныхъ дѣлахъ, конечно, вы сами хлопочите.
   -- Таково мое положеніе, увѣряю васъ, и скажу вамъ почему; молодой Мэзонъ -- сынъ той самой вдовы, въ пользу которой старикъ сдѣлалъ духовное завѣщаніе.
   -- Или скорѣе, не сдѣлалъ его, по вашимъ словамъ.
   -- Нѣтъ, немножко не такъ, завѣщаніе онъ сдѣлалъ, но приписи къ нему онъ не дѣлалъ,-- и вотъ этотъ молодой Мэзонъ имѣетъ теперь столько же правъ на помѣстье, какъ вы.
   -- Совсѣмъ не имѣетъ права?
   -- Никакого,-- и я могу доказать это фактами.
   -- Вотъ какъ! а по общему мнѣнію въ адвокатскомъ сословіи леди Мэзонъ будетъ отстаивать свои права, и непремѣнно отстоитъ ихъ. Я самъ не знаю подробностей этого дѣла, но много слышалъ толковъ о немъ и передаю вамъ общественное мнѣніе.
   -- Въ такомъ случаѣ общество увидитъ, что очень ошибалось въ своемъ мнѣніи.
   -- Мнѣ случилось слышать разговоръ между конторщиками Роунда и Крука; повидимому, они не очень въ томъ увѣрены.
   -- Много я забочусь о томъ, что думаютъ конторщики Роунда и Крука. Да и самъ Мэзонъ хорошо бы сдѣлалъ, еслибъ совсѣмъ бросилъ Роунда съ Крукомъ. Истина въ орѣховой скорлупѣ, и какъ себѣ ни хлопочи тамъ Роунды и Круки, а она непремѣнно выйдетъ наружу. Скажу вамъ больше: какимъ бы тамъ великимъ ни почиталъ себя старикъ Фёрниваль, а ему не спасти ужь ее.
   -- А развѣ онъ тоже въ этомъ дѣлѣ замѣшанъ? спросилъ мистеръ Кукъ.
   -- Какъ же. Ужь эта старая хитрая лисица! Я убѣжденъ, что только по его милости она и выступаетъ опять на борьбу. Она только ему и обязана была своею побѣдою; еслибъ не онъ, такъ она на колѣняхъ выпрашивала бы пощады.
   -- Ну, отъ мистера-то Мэзона, какъ я слыхалъ, мало для нея надежды на пощаду.
   -- Еще бы! она лишила его собственности. Даже и тогда-то я не понимаю, какимъ образомъ она увернулась отъ него. Клянусь честью! не отвертѣться бы ей, будь я тогда у него атторнеемъ.
   Мало по малу мистеръ Дократъ объяснилъ ему разныя подробности этого дѣла.
   Но только на четвертый вечеръ, проведенный вмѣстѣ, мистеръ Крэбвицъ такъ дружески сошолся съ своимъ хозяиномъ, что считалъ удобнымъ приступить къ выполненію своего плана. Въ этотъ день мистеръ Дократъ получилъ увѣдомленіе, что въ девять часовъ слѣдующаго дня въ конторѣ Роунда и Крука будутъ находиться мистеръ Мэзонъ и Бриджетъ Волстеръ и что, если ему угодно, онъ тоже можетъ прибыть туда къ тому времени.
   -- Разумѣется, угодно, подумалъ Дократъ, прочитавъ письмо.
   Въ тотъ же вечеръ онъ извѣстилъ своего жильца, что извѣстное дѣло требуетъ его присутствія въ Лондонѣ.
   -- Еслибъ я могъ давать вамъ совѣты въ этомъ дѣлѣ, мистеръ Дократъ, то вы бы не ѣздили въ Лондонъ, а оставались здѣсь, сказалъ Крэбвицъ.
   -- Это отчего?
   -- Оттого, что это не выгодно для васъ. Эта бѣдная женщина -- нельзя сказать, что она, бѣдняжка, достойна сожалѣнія...
   -- Ей придется надолго оставаться бѣдною.
   -- Она могла бы вознаградить васъ по заслугамъ.
   -- Но справедливость прежде всего.
   -- И то и другое. Вотъ я тутъ совершенно посторонній человѣкъ:-- кто можетъ меня, увѣрить, что справедливо или несправедливо она владѣетъ послѣ двадцатилѣтней давности? Даже изъ собственнаго вашего разсказа я ничуть не сомнѣваюсь, что припись къ завѣщанію была сдѣлана по желанію самого старика. Конечно, во всемъ этомъ вы должны прежде всего соблюдать вашу выгоду. Ну, а мнѣ кажется, что во всемъ этомъ дѣлѣ одно только блеститъ ясно, какъ солнце: это тысяча фунтовъ въ вашемъ карманѣ.
   -- А я такъ этого не вижу, мистеръ Кукъ.
   -- Вы не видите, а я вижу. Такія сдѣлки каждый день дѣлаются. У васъ сохранился журналъ дѣламъ вашего тестя?
   -- Совершенно цѣлъ и невредимъ.
   -- Сожгите его или оставьте его въ этихъ комнатахъ,-- такъ другой кто сдѣлаетъ это за васъ.
   -- Прежде всего, я не прочь былъ бы посмотрѣть на эту тысячу фунтовъ.
   -- Само собою разумѣется. Приступать ни къ чему нельзя, пока основательно не узнаешь дѣла; одно только можно: не ѣхать завтра къ Роунду и Круку. Деньги навѣрное въ карманѣ, если процессъ будетъ отложенъ до будущихъ засѣданій суда.
   Дократъ призадумался на минуту, и каждая мысль давала ему сильно чувствовать, что онъ мало успѣетъ по пути, указанному Кукомъ.
   -- Но кто же возьметъ на себя уладить эту сдѣлку? спросилъ онъ.
   -- Да пожалуй хоть и я, отвѣчалъ его новый другъ.
   -- И чтобы получить свою долю въ дѣлежѣ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ; ничего подобнаго тутъ не можетъ быть.
   Тутъ только онъ спохватился и, понявъ, что онъ высказалъ болѣе, нежели сколько слѣдовало для его цѣлой, прибавилъ:
   -- Если и на мою долю перепадетъ бездѣлица, то конечно не изъ вашего кармана.
   Атторней опять умолкъ и молчаніе его продолжалось болѣе пяти минутъ; въ это время мистеръ Кукъ съ видомъ полнаго самодовольства выпускалъ дымъ клубами изо рта.
   -- Смѣю-ли спросить, опять началъ Дократъ: дѣйствуете-ли вы изъ какого-нибудь личнаго интереса?
   -- Ничуть; и не думаю; а говорю просто для разговора.
   -- Вы не прибыли-ли сюда и не остановились-ли у меня съ особенною цѣлью?..
   -- О, Боже мой, совсѣмъ нѣтъ! ничего подобнаго и въ головѣ у меня не было. Но я вижу, бросая поверхностный взглядъ на это дѣло, что оно именно принадлежитъ къ тому роду дѣлъ, для которыхъ лучшее и справедливѣйшее рѣшеніе полюбовная сдѣлка. Я имѣю большой навыкъ, мистеръ Дократъ, къ подобнаго рода дѣламъ.
   -- Но это совсѣмъ не такого рода дѣло, сэръ, сказалъ мистеръ Дократъ, послѣ дальнѣйшаго обдумыванія:-- совсѣмъ не такого рода. Роундъ и Крукъ имѣютъ всѣ данныя такъ же какъ и мистеръ Мэзонъ. Подлинный документъ о товариществѣ тоже на лицо; они знаютъ, что могутъ положиться на показанія свидѣтелей. Нѣтъ, сэръ, я началъ это дѣло на основаніи явныхъ фактовъ и намѣренъ довести его до конца. Я тоже нѣкоторымъ образомъ участникъ въ этомъ дѣлѣ, какъ представитель атторнея покойнаго сэра Джозефа Мэзона,-- и, клянусь небомъ, я исполню свой долгъ, мистеръ Кукъ.
   -- Можетъ быть вы и правы, сказалъ Крэбвицъ, подливая въ стаканъ грогу.
   -- Я увѣренъ въ своей правотѣ, сэръ; а если человѣкъ убѣжденъ, что онъ правъ, то онъ чувствуетъ великое удовлетвореніе въ самомъ этомъ чувствѣ.
   Послѣ такого разговора мистеръ Крэбвицъ сообразилъ, что дальнѣйшее его пребываніе въ Гэмвортѣ будетъ безполезно; однако, для соблюденія приличій и чтобы не возбудить подозрѣній, прожилъ кой-какъ еще недѣлю.
   На другой день, мистеръ Дократъ вступилъ въ контору Бедфорд-Ро, съ твердымъ намѣреніемъ довести до конца свой самобытный планъ и во всеоружіи внутренняго чувства правоты, которымъ онъ хвастался передъ Крэбвицомъ. Онъ нарядился наилучшимъ образомъ и рѣшился, на сколько силы хватитъ, держаться какъ равный съ равнымъ съ Роундаии. Стараго Крука онъ видѣлъ разъ и чувствовалъ уже къ нему презрѣніе. Ему очень хотѣлось добиться тайнаго свиданія съ мистриссъ Болстеръ, прежде чѣмъ она повидается съ Мэтью Роундомъ; но это ему не удалось. Мистриссъ Болстеръ была очень разсудительная женщина и, вѣроятно, слѣдуя данному ей совѣту, отвѣчала ему письменно, что приглашена явиться въ контору Роунда и Крука, и тамъ объявитъ все, что знаетъ объ этомъ дѣлѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ она возвращала ему деньги, которыя онъ - ей на проѣздъ.
   Ровно въ двѣнадцать часовъ явился Дократъ въ контору Бедфорд-Po и увидѣлъ почтенной наружности женщину, сидѣвшую у камина. Это была сама мистриссъ Болстеръ; но онъ никогда бы не узналъ ее. Бриджетъ Болстеръ занимала теперь высокую ступень въ обществѣ и была уже главною конторщицею одной изъ гостинницъ въ восточной Англіи. Въ этомъ званіи, она отложила въ сторону всякую застѣнчивость, которая въ первой молодости могла вредить ей, и теперь уже конечно она не затруднилась бы выразить свою мысль ни предъ какими судьями и присяжными въ мірѣ. Во впрочемъ, по правдѣ сказать, она никогда очень не страдала робостью двадцать лѣтъ тому назадъ очень ясно и положительно высказывала свои показанія предъ судьями. Но, какъ она теперь объясняла главному клерку, тогда она была вѣдь только глупенькою дѣвочкою, получавшею не болѣе восьми фунтовъ стерлинговъ въ годъ.
   Дократъ кивнулъ головою старшему клерку и прошолъ прямо въ кабинетъ Мэтью Роунда.
   -- Надѣюсь, мистеръ Мэтью здѣсь? спросилъ онъ мимоходомъ и, почти не ожидая отвѣта, отворилъ дверь и вошолъ туда. Тутъ онъ увидѣлъ мистера Мэтью Роунда, преспокойно усѣвшагося въ кресло, а напротивъ его мистера Мэзона изъ Гроби-Парка.
   Мистеръ Мэзонъ всталъ и пожалъ руку гэмвортскому атторнею, но Роундъ младшій поклонился, даже не привставъ съ мѣста, и указалъ ему на стулъ.
   -- Надѣюсь, мистриссъ Мэзонъ и молодыя дѣвицы наслаждаются полнымъ здоровьемъ? спросилъ Дократъ съ улыбкой.
   -- Совершенно здоровы, благодарю васъ, отвѣчалъ судья графства.
   -- А дѣльцо пошло въ ходъ съ тѣхъ поръ, какъ я имѣлъ удовольствіе видѣть васъ. Вы начинаете думать, что я правъ -- не такъ-ли, мистеръ Мэзонъ?
   -- Не хвались идучи на брань, а хвались идучи съ брани, сказалъ мистеръ Роундъ: при такомъ дѣлѣ, гораздо легче потерять деньги, чѣмъ выиграть ихъ. Но сегодня мы узнаемъ что-нибудь побольше о немъ.
   -- Пока и еще ничего не знаю о выигрышѣ, сказалъ мистеръ Мэзонъ съ торжественною осанкою: -- но что я былъ ограбленъ этою женщиною, лишонъ своихъ законныхъ правъ въ продолженіе двадцати лѣтъ -- вотъ это я вполнѣ сознаю.
   -- Совершенно справедливо, мистеръ Мэзонъ, совершенно справедливо, подтвердилъ Дократъ съ видимою энергіею.
   -- Но выиграю-ли я или потеряю,-- это все равно: я непремѣнно намѣренъ возобновить процессъ. Ужасно подумать, что въ такой свободной и цивилизованной странѣ, какъ наша Англіи, такая гнусная женщина пользуется почетомъ, не неся наказанія, не будучи предана позору.
   -- Точь въ точь то же, что и я чувствую, подтверждалъ Дократъ:-- камни и деревья гэмвортскіе кричатъ противъ нее.
   -- Господа, сказалъ Мэтью Роундъ:-- прежде всего слѣдуетъ разсмотрѣть, справедливо-ли это, или нѣтъ. Съ вашего позволенія, я объясню вамъ, какъ я намѣренъ поступать въ этомъ дѣлѣ.
   -- Продолжаете, сэръ, сказалъ мистеръ Мэзонъ, не совсѣмъ довольный своимъ молодымъ атторнеемъ.
   -- Бриджетъ Болстеръ находится въ смежной комнатѣ я, на сколько я понимаю дѣло въ его настоящемъ положеніи, успѣхъ его, мистеръ Мэзонъ, много зависитъ отъ показаній этой свидѣтельницы. Я никогда не видалъ Джона Кеннеби, но по ходу дѣла видно, что онъ далеко не будетъ такъ добровольно свидѣтельствовать, какъ мистриссъ Болстеръ.
   -- Не могу-ли я идти туда съ вами, мистеръ Роундъ? спросилъ Дократъ.
   -- Извините меня, сэръ, но я только выскажу мое мнѣніе. Если я найду, что эта свидѣтельница неспособна доказать, что она подписывалась подъ двумя отдѣльными документами въ одинъ и тотъ же день, то есть доказать это съ положительною и непоколебимою достовѣрностью, то я посовѣтую вамъ, какъ моему кліэнту, прекратить преслѣдованіе.
   -- Я никогда не соглашусь на это, сказалъ мистеръ Мэзонъ.
   -- Это какъ вамъ угодно, продолжалъ Роундъ:-- я желалъ только сказать вамъ, что въ такихъ обстоятельствахъ отъ нашей фирмы вы не услышите другого совѣта. По тщательномъ обсужденіи этого дѣла съ моимъ отцомъ и другимъ еще компаньономъ, мы рѣшили, что не слѣдуетъ возобновлять тяжбы, если ваше мнѣніе не будетъ подтверждено этою свидѣтельницею.
   Тутъ вмѣшался мистеръ Дократъ.
   -- Въ такихъ обстоятельствахъ, будь я на вашемъ мѣстѣ, мистеръ Мэзонъ, я разомъ отступился бы отъ такой фирмы. Ужь конечно я не позволилъ бы ей портить мои дѣла.
   -- Сэръ, мистеръ Мэзонъ можетъ поступать какъ ему угодно. Но пока онъ облекаетъ насъ своею довѣренностью, мы будемъ дѣйствовать за него, какъ за нашего стараго кліэнта, хотя это дѣло не совсѣмъ по нашему вкусу. Но дѣйствовать за него мы можемъ только сообразно съ нашимъ собственнымъ здравымъ смысломъ. Я постараюсь объяснить, что теперь намѣренъ дѣлать. Свидѣтельница Болстеръ находится въ смежной комнатѣ, и я, съ помощью старшаго клерка, сниму съ нея вѣрнѣйшія показанія, какія только она можетъ дать.
   -- Въ нашемъ присутствіи сэръ, или если мистеръ Мэзонъ согласенъ уклониться, то во всякомъ случаѣ при мнѣ, сказалъ Дократъ.
   -- Этого никакъ нельзя, мистеръ Дократъ, сказалъ Роундъ.
   -- А мнѣ кажется: отчего бы мистеру Дократу и не присутствоать при этой исторіи, заступился мистеръ Мезонъ.
   -- Этого не будетъ ни въ моемъ домѣ, ни въ моемъ присутствіи; въ какомъ званіи онъ могъ бы тамъ присутствовать, мистеръ Мэзонъ?
   -- Какъ одинъ изъ повѣренныхъ мистера Мэзона, подхватилъ Дократъ.
   -- Если вы одинъ изъ нихъ, то Роундъ и Крукъ не могутъ быть въ числѣ другихъ. Кажется, я уже объяснялъ вамъ это и прежде. Мистеру Мэзону остается теперь рѣшить: угодно-ли ему или нѣтъ продолжать довѣренность нашей фирмѣ? При этомъ откровенно скажу, продолжалъ онъ, послѣ минутнаго молчанія:-- что мы даже были бы рады, еслибъ это дѣло было имъ передано въ другія руки.
   -- Само собою разумѣется, что я желаю по прежнему руководиться вашими совѣтами, сказалъ мистеръ Мэзонъ, который, не смотря на всю свою ненависть противъ настоящихъ владѣтелей Орлійской Фермы, все же не могъ безъ ужаса представить себѣ мысли предать себя въ руки гэмвортскаго атторнея. Онъ былъ неглупъ и зналъ, что фирма Роунда и Крука пользовалась хорошею репутаціею въ обществѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Роундъ,-- я долженъ дѣйствовать сообразно собственному сужденію о справедливости и правѣ. Я имѣю причины думать, что никто не имѣетъ права входить въ сношенія съ этою женщиною,-- тутъ онъ пристально посмотрѣлъ на Дократа: -- хотя вѣроятно къ тому были сдѣланы нѣкоторыя попытки.
   -- Я не знаю, кто имѣлъ намѣреніе входить въ сношенія съ нею, сказалъ Дократъ:-- развѣ леди Мэзонъ, которой, надо правду сказать, вы, кажется, сильно протежируете.
   -- Еще одно подобное слово, сэръ, и я принужденъ буду попросить васъ оставить этотъ домъ; я хорошо знаю, кто пытался войти въ сношенія съ этою женщиною. Я узнаю отъ нея, на сколько сохранила ея память обстоятельства, происходившія двадцать лѣтъ тому назадъ, и потомъ прочту вамъ ея показанія. Извините меня, господа, что я долженъ буду оставить васъ здѣсь на часъ или около того, но вы найдете на столѣ нынѣшнія газеты.
   Тутъ Роундъ всталъ, собралъ нѣкоторыя бумаги и вышелъ въ другую комнату; мистеръ Мэзонъ остался наединѣ съ Дократомъ.
   -- А онъ намѣренъ выпустить изъ рукъ эту женщину, шепнулъ Дократъ.
   -- Я считаю его честнымъ человѣкомъ, сказалъ Мэзонъ сурово.
   -- Честь? о! сэръ, какъ трудно иногда сказать, что честно, что нечестно! Ну, повѣрите-ли вы, мистеръ Мэзонъ, что вотъ только въ прошлую ночь мнѣ предлагали тысячу фунтовъ стерлинговъ за то только, чтобы я придержалъ языкъ за зубами въ этомъ дѣлѣ?
   Въ ту минуту мистеръ Мэзонъ не повѣрилъ, а поглядѣлъ пристально въ лицо своему собесѣднику и промолчалъ.
   -- Клянусь самимъ небомъ, что я говорю истину! тысячу фунтовъ, мистеръ Мэзонъ! Шутка-ли? Только подумаешь, такъ духъ замираетъ! А стали-ли бы мнѣ дѣлать такія предложенія, еслибы не знали, что сила въ моихъ рукахъ?
   -- Не хотите-ли вы этимъ сказать, что это предложеніе было сдѣлано отъ фирмы?
   -- Тише, тише, мистеръ Мэзонъ; въ такихъ мѣстахъ даже стѣны слышатъ и разсказываютъ. Я не знаю, да и знать не хочу, отъ кого происходятъ такія предложенія; но вѣдь иногда можно очень удачно отгадать. Человѣкъ, толковавшій со мною объ этомъ дѣлѣ, до тонкостей знаетъ все, что здѣсь происходитъ -- здѣсь, въ этомъ самомъ домѣ. Онъ все это внушалъ мнѣ, употребляя даже почти тѣ же слова, какія сейчасъ произносилъ Роундъ. Онъ былъ преисполненъ сомнѣній, которыя чувствуютъ эти Роунды и Круки, и думалъ, что они ни за что не возобновятъ дѣла. Я вамъ объясню, отчего это, мистеръ Мэзонъ, они не желаютъ возобновлять его.
   -- Какой же отвѣтъ вы дали этому человѣку?
   -- Какой отвѣтъ? я могъ дать только одинъ: я и пальца марать не захочу въ этой грязи. Нѣтъ, мистеръ Мэзонъ, еслибъ я не могъ обходиться безъ подкупа и мошенничества, то совсѣмъ не ввязывался бы въ это дѣло. Онъ посланъ былъ изъ этого дома и искусно подъѣзжалъ ко мнѣ; но скоро самъ себя обличилъ.
   -- И вы думаете, что это былъ шпіонъ со стороны Роунда и Крука?
   -- Тише, тише! ради самого неба! говорите потише, мистеръ Мэзонъ. Вѣроятно, и вы очень хорошо можете сосчитать: сколько составитъ дважды-два. Я думаю, что дважды-два составитъ четыре; не знаю, будетъ-ли и по вашему счоту столько же. Мое мнѣніе: его господа намѣрены спасти ту женщину. Не видно-ли по глазамъ этого молодца, что все его сердце на противной сторонѣ? Теперь онъ пошолъ снимать показаніе съ Болстеръ, и я увѣренъ, что онъ научитъ ее сдѣлать свое показаніе такимъ образомъ, чтобы можно было опровергнуть нашу истину. Но я глазъ не спущу съ него, мистеръ Мэзонъ, и намѣренъ идти къ нему. Если вы хотите довѣрить мнѣ, то мы оба пойдемъ туда же.
   Мистеръ Мэзонъ до настоящей минуты ничего не говорилъ, и когда Дократъ приставалъ къ нему съ просьбою говорить шопотомъ, то онъ громко объявилъ, что лучше ничего не будетъ говорить объ этомъ предметѣ. Онъ намѣренъ былъ дожидаться возвращенія мистера Роунда.
   -- Могу-ли я сказать ему о сдѣланномъ вамъ предложеніи: получить тысячу фунтовъ? спросилъ онъ,
   -- Какъ? что?.. Мэтью Роунду? Разумѣется, нѣтъ, мистеръ Мэзонъ. Да это испортитъ все дѣло, возразилъ Дократъ.
   -- Ну, какъ угодно, сэръ.
   Послѣ этого мистеръ Мэзонъ взялъ газету и ни слова уже не произносилъ до тѣхъ поръ, пока дверь не отворилась и опять не вошолъ Мэтью Роундъ.
   Онъ вошолъ медленною, величавою поступью и, ставь на коверъ, прислонился спиною къ камину. На лицѣ его ясно было написано, что ему многое надо пересказать, но также ясно было видно, что онъ недоволенъ новымъ оборотомъ дѣла.
   -- Ну, господа, я снялъ показаніе съ свидѣтельницы, сказалъ онъ:-- и вотъ оно содержится здѣсь.
   -- Чтожь она говоритъ? спросилъ мистеръ Мэзонъ.
   -- Говорите же скорѣе, сэръ, сказалъ Дократъ:-- подписывалась-ли она подъ двумя документами въ тотъ день, или нѣтъ?
   -- Мистеръ Мэзонъ, продолжалъ Роундъ, обращаясь къ своему кліэнту и совершенно не обращая вниманія ни на Дократа, ни на его вопросъ:-- я долженъ вамъ сказать, что ея показаніе, на сколько я это вижу, вполнѣ подтверждаетъ ваше мнѣніе.
   -- Вѣдь она одна и есть важная свидѣтельница? спросилъ мистеръ Мэзонъ съ большимъ увлеченіемъ.
   -- Этого я никогда не говорилъ. Я только сказалъ, процессъ не можетъ быть возобновленъ, если ея свидѣтельство не поддержитъ вашего иска. Она подтверждаетъ ваше мнѣніе -- это точно, но, кромѣ того, еще многаго не достаетъ вамъ.
   -- Позвольте же спросить васъ, мистеръ Роундъ чтожь такое она показываетъ? спросилъ Дократъ.
   -- Она все это хорошо помнитъ? сказалъ Мэзонъ.
   -- У этой женщины замѣчательно-ясная память и, она сохранила много воспоминаній. Но болѣе всего и тверже всего она помнитъ, что она была свидѣтельницею только на одномъ документѣ.
   -- Можетъ-ли она это доказать? спросилъ Мэзонъ, и въ голосѣ его явно обличалось радостное торжество.
   -- Она утверждаетъ, что никогда во всю свою жизнь не подписывалась ни на одномъ документѣ, кромѣ этого -- ни прежде, ни послѣ Сверхъ того, она еще поясняетъ,-- когда я растолковалъ ей, какого рода могъ быть другой документъ,-- что старый мистеръ Усбечъ говорилъ ей, что то былъ актъ о товариществѣ.
   -- Онъ говорилъ это? говорилъ? воскликнулъ мистеръ Дократъ, вскакивая съ мѣста и всплеснувъ руками: -- чего же лучше? теперь надѣюсь, мисторъ Мэзонъ, что ни въ чемъ болѣе недостатка у насъ не будетъ.
   Въ голосѣ его звучало торжество и глаза засверкали такою злобою, что мисторъ Роундъ почувствовалъ отвращеніе къ нему и едва могъ сдорживать свое раздраженіе. Совершенно было справедливо, что онъ былъ бы очень радъ, еслибъ показаніе свидѣтельницы клонилось въ пользу леди Мэзонъ; ему пріятно было бы узнать, что въ тотъ день Болстеръ подписывалась подъ двумя документами. Тогда въ его голосѣ слышалось бы торжество, а на лицѣ его блистала бы радость. Всѣ его чувства были на противной сторонѣ, хотя долгъ приковывалъ его къ другой. Онъ почти ожидалъ, что это такъ и будетъ, и все-таки приготовлялся исполнять свой долгъ; только онъ никакъ не ожидалъ такого нахальства то стороны мистера Дократа, а потому съ трудомъ его выносилъ. Но и видъ радости на лицѣ мистера Мэзона былъ ему также противенъ: и справедливость, и необходимость требовали преслѣдовать несчастную леди Мэзонъ; но Мэтью Роундъ не могъ сочувствовать этому дѣлу.
   -- Мистеръ Дократъ, сказалъ онъ:-- я не могу дозволить подобнаго поведенія здѣсь. Если вамъ угодно такимъ образомъ выражать свою радость, не угодно-ли вамъ поискать для этого другихъ мѣстъ?
   -- Что же теперь намъ дѣлать? спросилъ мистеръ Мэзонъ. Я полагаю, откладывать теперь нечего.
   -- Я долженъ посовѣтоваться съ другими компаньонами. Если вамъ угодно заѣхать къ намъ чрезъ недѣлю...
   -- Да вѣдь она успѣетъ увернуться.
   -- Нѣтъ, она не увернется. Если васъ не будетъ въ городѣ, то я напишу вамъ.
   Такимъ образомъ покончилось это свиданіе, и мистеръ Мэзонъ, вмѣстѣ съ Дократомъ, вышелъ изъ конторы Роунда и Крука.
   Выйдя въ одно время, они должны были пройти немного вмѣстѣ. Мистеръ Мэзонъ отправился въ гостинницу въ Сого-Сквэрѣ, и мистеръ Дократъ повернулъ съ нимъ чрезъ пассажъ, ведущій въ Редѣляйонъ-сквэръ, подхвативъ его подъ руку. Йоркширскому судьѣ не понравилась такая фамильярность, но что ему оставалось дѣлать?
   -- Видали-ли вы что нибудь подобное? спросилъ мистеръ Дократъ:-- что касается до меня, то, клянусь небомъ, я ничего подобнаго не видалъ.
   -- Чего же? спросилъ Мэзонъ.
   -- Подобное такому молодцу, какъ этотъ Роундъ. По моему мнѣнію, онъ вполнѣ заслуживаетъ, чтобы его имя было вычеркнуто изъ списка адвокатовъ. Не ясно-ли, что онъ дѣлаетъ все, что только зависитъ отъ него, чтобы спасти эту мошенницу. И скажу вамъ истину, мистеръ Мэзонъ, если вы дадите ему волю дѣйствовать, то онъ выведетъ ее изъ бѣды.
   -- Но онъ самъ же подтвердилъ, что показаніе Болстеръ положительно подкрѣпляетъ мое мнѣніе.
   -- Ну, да; онъ такъ заколотилъ клинъ, что вывернуться некуда. Свидѣтельница слишкомъ твердо стоитъ на своемъ, такъ что онъ сбить съ пути ее не можетъ. Но повѣрьте мнѣ, мистеръ Мэзонъ, онъ намѣренъ подгадить вамъ. Это такъ ясно, какъ то, что у васъ есть носъ на лицѣ. Вы можете это прочитать даже въ его взглядѣ, даже въ каждомъ звукѣ его голоса. Во всякомъ случаѣ, я это прочелъ. Я даже могу объяснить вамъ, отчего это: -- тутъ онъ еще ближе прижался къ мистеру Мэзону;-- Роундъ и старый Фёрниваль стакнулись въ этомъ дѣлѣ, какъ два родные брата. Понятно, Роундъ сведетъ свои счеты съ вами. Побѣдитъ-ли онъ, или его побѣдятъ -- все равно: всѣ расходы будутъ оплачены изъ вашего кармана. Но ему выгодно обработать двойную игру: съ вашей и съ противной стороны. Позвольте сказать вамъ, мистеръ Мэзонъ: когда банковые билеты летятъ въ ту и другую сторону, не можетъ же быть, чтобъ какой-нибудь правовѣдъ, смотря, какъ они летятъ мимо его, не захватилъ бы чего нибудь и въ свою пользу.
   -- Я не думаю, чтобы мистера Роунда можно было подкупить, отвѣчалъ мистеръ Мэзонъ.
   -- Нельзя? Но вы знаете, мистеръ Мэзонъ: свой присмотръ всегда лучше. Я не допустилъ бы, чтобы помѣстье, приносящее тысячу-двѣсти фунтовъ ежегоднаго дохода, зависѣло отъ этого, но запомните это хорошенько: если она теперь увернется отъ бѣды, то ужь вы на вѣки распроститесь съ Орлійской Фермой.
   Все это было въ высшей степени непріятно слушать мистеру Мэзону. Во-первыхъ, ему страшно былъ противенъ тонъ равенства, принятый гэмвортскимъ атторнеемъ; во вторыхъ, ему было весьма непріятно чувствовать, что его дѣла зависятъ въ нѣкоторой степени отъ такого человѣка, котораго онъ презиралъ; въ-третьихъ, ему очень непріятно было слышать, что Роунда и Крука называютъ мошенниками,-- Роунда и Крука, которыхъ онъ зналъ всю жизнь; и наконецъ, всего непріятнѣе для него было чувсто сомнѣнія, которое, вопреки его желанію, этотъ человѣкъ съумѣлъ заронить въ его душу; чувство страха, что его жертва можетъ вывернуться изъ его рукъ. Какъ ни было важно, по словамъ самого Роунда, показаніе Бриджетъ Болстеръ, положительно говорившее въ его пользу, а все же, садясь за скромный бифштекъ въ гостинницѣ на Сого-Сквэрѣ, мистеръ Мэзонъ былъ не въ своей тарелкѣ.
   

V.
Ангелъ свѣта.

   Разсказывая о характерѣ и о прошлой жизни Феликса Грэгама, я упомянулъ между прочимъ, что онъ воспитывалъ себѣ будущую жену. Не первому ему пришла мысль приготовить себѣ жену, отлитую по формѣ своихъ мыслей, и дать ей воспитаніе, вполнѣ согласное съ своими мнѣніями о супружеской жизни. Многіе умники и до него, отливали себѣ жонъ по формочкѣ, только мнѣ не извѣстно, оправдалась-ли на практикѣ задуманная ими теорія. Противъ этого можно возразить во-первыхъ то, что мысль о подобномъ приготовленіи и отлитіи по формѣ обыкновенно не приходитъ мущинамъ въ первой молодости; но всегда -- результатъ глубокихъ соображеній и долгой наблюдательности. Подобная система утверждается въ головѣ холостяка лѣтъ тридцати-пяти; тогда и приступаетъ онъ къ дѣлу опыта надъ дѣвочкой лѣтъ четырнадцати. Операція продолжается около десяти лѣтъ, въ концѣ которыхъ приготовленная невѣста смотритъ на своего властелина, какъ на старика. Но я думаю, что общеупотребительный планъ гораздо лучше и даже безопаснѣе. Протанцуйте съ дѣвушкою три раза, и если вамъ нравится цвѣтъ ея глазъ и звукъ ея голоса, которымъ она, задыхаясь, отвѣчаетъ на ваши пустые вопросы о лошадяхъ и музыкѣ -- дѣлахъ мущинъ и женщинъ -- тогда во мракѣ невѣдѣнія берите ее. Тутъ есть опасность, я не спорю; но все же меньше, чѣмъ въ приготовленной и вылитой по формѣ женѣ.
   Конечно, у Феликса Грэгама было совсѣмъ другое дѣло: ему еще не было тридцати лѣтъ, а будущая спутница его жизни уже прошла три или четыре года искуса. Онѣ рано сталъ благоразуменъ и притомъ благоразуміе его происходило скорѣе отъ силы чувства, чѣмъ отъ силы мысли. Имя его избранной невѣсты было Мэри Сноу. Не попадись она ему на жизненномъ пути, онъ навѣрное и не сталъ бы искать субъекта для опытовъ приготовленія себѣ жены.
   Мэри Сноу была дочь гравера, но не такого, который получалъ четыре или пять тысячъ фунтовъ за вырѣзку картины какого-нибудь великаго художника, а такого, который занимался раскрашиваніемъ вывѣсокъ для лавочниковъ и украшеніемъ афишъ для цирка. Грэгамъ съ нимъ познакомился по участію въ нѣкоторыхъ газетахъ; онъ нашелъ его тогда вдовцомъ, пьяницей, развратникомъ и вообще погрязшимъ въ нищетѣ и порокѣ. У этого человѣка была единственная дочь Мэри Сноу.
   Какъ это случилось, что молодой юристъ, Феликсъ Грэгамъ, взялся содержать и воспитывать эту бѣдную дѣвочку, теперь нѣтъ необходимости говорить. Безъ всякаго сомнѣнія, причины, побудившія на то Грэгама, были самыя добрыя: онъ имѣлъ при этомъ въ виду, то же самое, что и милосердый самарянинъ. Онъ нашелъ миленькую дѣвочку, полуголодную, грязную, невѣжественную и вмѣстѣ съ тѣмъ скромную; найдя ее такою, онъ возъимѣлъ желаніе содержать ее, воспитать, очистить, а впослѣдствіи и жениться на ней. Касательно первыхъ трехъ пунктовъ, т. е. кормленія, очищенія и обученія, можно было думать, что Грэгамъ не встрѣтитъ препятствія со стороны пьянаго, грязнаго и обнищавшаго отца; но этотъ человѣкъ былъ очень хитеръ, и прежде чѣмъ Грэгамъ получилъ разрѣшеніе на воспитаніе его дочери, онъ добылъ отъ него обязательство жениться на Мэри въ извѣстные годы, если поведеніе ея до тѣхъ поръ будетъ безукоризненно. Что касается послѣдняго обстоятельства, то Грэгамъ такъ распорядился, что въ случаѣ ея паденія никого бы нельзя было въ томъ обвинить, кромѣ ее самой. Теперь уже оставался только одинъ годъ до того дня, когда онъ обязывался сдѣлаться счастливымъ мужемъ, и ему еще никогда и на мысль не приходило, чтобъ его предпріятіе не могло быть исполнено почему нибудь.
   Онъ не разъ объяснялъ своимъ друзьямъ, Августу Стевлею и еще двумъ-тремъ, какого рода будущность ожидаетъ его въ брачной жизни, а они между тѣмъ подсмѣивались надъ его донкихотствомъ. Стевлей въ особенности былъ убѣжденъ, что этотъ бракъ никогда не совершится, и даже зашелъ въ этомъ такъ далеко, что задумалъ для него совсѣмъ другого рода партію.
   -- Да вѣдь ты знаешь, что не любишь ее, сказалъ ему однажды Августъ Стевлей, во время пребыванія ихъ въ Нонинсби.
   -- Совсѣмъ я этого не знаю, отвѣчалъ Феликсъ почти съ досадою:-- напротивъ, я знаю, что я люблю ее.
   -- Да, ты ее любишь такъ, какъ я люблю свою племянницу Мэри или старую тетушку Песси, которая меня пичкала всегда леденцами, когда я былъ маленькимъ.
   -- А если и такъ, все-таки моя любовь можетъ быть очень крѣпка.
   -- Ну, ужь тамъ какъ бы то ни было, ты все таки ее не любтшь, и если женишься на ней, то совершишь этимъ большой грѣхъ.
   -- Какой же ты сталъ, однако, поучительный!
   -- Я совсѣмъ не поучительный. Но я очень хорошо знаю, когда человѣкъ влюбленъ въ дѣвушку, я очень хорошо знаю, что ты ничуть не влюбленъ въ Мэри Сноу. И говорю тебѣ, любезный другъ, если ты женишься на ней -- простись съ жизнью; ты окончательно пропащій человѣкъ.
   -- Ты хочешь этимъ сказать, что твое королевское величество не захочетъ тогда знать меня!
   -- Тутъ не въ этомъ дѣло: буду-ли я съ тобой заняться, или нѣтъ, это нисколько не измѣнитъ твоей участи. Я знаю очень хорошо, какъ бѣдный человѣкъ стремится улучшить свое положеніе, а такой человѣкъ, какъ ты, съ такими оригинальными сужденіями обо многихъ вещахъ, долженъ вездѣ и во всемъ отыскивать себѣ поддержку и помощь; и жена должна доставить тебѣ деньги я связи.
   -- Софья Фёрниваль, напримѣръ?
   -- Нѣтъ, она не годятся для тебя; я это теперь вижу и самъ.
   -- Полно, любезный другъ, не станемъ больше головы ломать надъ этимъ. Она въ самомъ дѣлѣ прекрасная дѣвушка, и ты самъ не прочь, я думаю, отъ мѣшковъ съ золотомъ, если только можешь ихъ добыть.
   -- Ну, да это все вздоръ. Объ Софьѣ Фёрниваль я думаю столько же, сколько и ты; но еслибъ я хотѣлъ, то это, разумѣется, была бы очень приличная партія. А все же --
   И тутъ онъ опять продолжалъ толковать объ миссъ Сноу и давалъ Феликсу очень полезные совѣты.
   Все это говорилось въ то время, когда Феликсъ Грэгамъ лежалъ съ переломанными ребрами и рукой, въ прекрасной, комфортабельной комнатѣ въ Нонинсби, и поправдѣ сказать, когда все это говорилось, ему было несовсѣмъ ловко въ отношеніи Мэри Сноу. До этого времени, разъ забивъ себѣ въ голову, что долженъ жениться на этой дѣвушкѣ, онъ уже не позволялъ своимъ мыслямъ уклоняться отъ задуманной имъ самимъ цѣли: да и теперь онъ не позволялъ себѣ этого, но скоро онѣ сами разсѣялись.
   Когда онъ лежалъ въ Нонинсби и вспоминалъ пріятно проведенные тамъ вечера, то какъ же было и не разсѣяться его мыслямъ? Другъ его говорилъ ему что онъ не любитъ Мэри Сноу. Когда онъ остался одинъ, то и задалъ себѣ вопросъ: дѣйствительно ли онъ ее любитъ? Онъ добровольно далъ обязательство жениться на ней и долженъ сдержать его; однакожъ, несмотря на это, любитъ-ли онъ ее? Что если онъ ее не любитъ?.... не любитъ ли уже онъ другой?
   Мэри Сноу очень хорошо знала, какая участь ее ожидаетъ, и узнала это, конечно, въ послѣдніе два года. Ей было теперь девятнадцать лѣтъ. Мэдлинъ Стевлей тоже было девятнадцать, а въ двадцать Мери Сноу уже будетъ женой, по условію между Феликсомъ Грэгамомъ и мистеромъ Сноу, пьянымъ граверомъ. Стало быть, они оба хорошо знали свою участь -- и будущій мужъ и будущая жена -- и каждый изъ нихъ съ полною вѣрою полагался на честность другаго.
   Въ то время, какъ Грэгамъ слушалъ наставленія Стевлея, у него подъ подушкой лежало письмо отъ Мэри. Онъ акуратно писалъ ей каждую субботу, а она акуратно отвѣчала ему каждый вторникъ. Не могло быть ничего приличнѣе той манеры, съ какой она исполняла его малѣйшій желанія, въ этомъ отношеніи. По видимому казалось, что жена, вылитая по задуманной имъ формѣ, именно будетъ прекраснѣйшая жена.
   Когда ушелъ Стевлей, онъ опять принялся за письмо Мэри. Ея письмо всегда было одинаковой длины: всегда всѣ четыре страницы листа малаго формата почтовой бумагѣ были исписаны; написаны онѣ были всегда безукоризненно; ни одного слова въ нихъ никогда не было вычеркнуто или поправлено. Для Феликса было ясно, что письма Мэри всегда составлялись ею сначала на черно. Когда онъ перечитывалъ послѣднее письмо ея, какъ-то невольно явилась въ головѣ его мысль: какого рода письма писала бы Мэдлинъ Стевлей. Письмо Мэри Сноу было такого рода:

Блумфольдъ-Террасъ: Пактамъ.
Вторникъ, 10 Января, 18

   "Мой дорогой Феликсъ," -- Она стала такъ его звать только другой годъ, по общему соглашенію между Грэгамомъ и той почтенной дамой, подъ руководствомъ которой она воспитывалась; до этого она всегда писала: "Мой любезный мистеръ Грэгамъ."

Мой дорогой Феликсъ.

   "Мнѣ очень пріятно слышать, что ваша рука и ваши ребра перестали уже васъ такъ безпокоить, какъ вначалѣ. Вчера я получила ваше послѣднее письмо и истинно обрадовалась, что вамъ такъ удобно и хорошо у этихъ 9 людей, гдѣ вы гостите. Еслибъ я была съ ними знакома, то непремѣнно выразила бы имъ письменно свое глубокое къ нимъ уваженіе, но такъ какъ я съ ними не знакома, то полагаю, что это будетъ неприлично. Взамѣнъ того я вспоминаю ихъ въ моихъ молитвахъ."
   Это послѣднее завѣреніе было выставлено, по особенному внушенію мистриссъ Томасъ, которая, хотя вообще не читала писемъ Мэри, но иногда, въ важныхъ случаяхъ, давала ей наставленія, какъ надо себя вести въ этихъ случаяхъ. Тутъ не было никакого лицемѣрія, потому что по наставленіямъ своего прекраснаго ментора, она дѣйствительно молилась за этихъ почтенныхъ людей.
   "Я надѣюсь, что вы скоро поправитесь и въ недолгомъ времени сдѣлаете мнѣ визитъ; только прошу васъ не пріѣзжать до тѣхъ поръ, пока ваше здоровье не возстановится до такой степени, что этотъ визитъ не повредитъ вамъ. Я очень рада слышать, что ужь вы больше не будете заниматься охотой, потому что, мнѣ кажется, эта забава очень опасна."
   Такъ оканчивался первый параграфъ.
   "Вчера батюшка заходилъ ко мнѣ сюда. Онъ говорилъ, что его дѣла очень не хорошо идутъ, слова его казались справедливыми. Сначала я не знала, что сказать ему на это, а потомъ кончила тѣмъ, что отдала ему все, что у меня было въ кошелькѣ; всего было девятнадцать шиллинговъ я шесть пенсовъ. Мистриссъ Томасъ бранила меня и говорила, что мнѣ не слѣдуетъ раздавать ваши деньги и что я должна была дать не болѣе полкроны. Но я надѣюсь, что вы не будете сердиться на меня; впередъ я не буду этого дѣлать. Теперь у меня и денегъ больше совсѣмъ нѣтъ. Ну право же, онъ былъ въ очень горестномъ положенія, и въ особенности его башмаки были очень плохи."
   "Я право не знаю, что вамъ еще писать, развѣ то, что я каждый день перевожу тридцать строчекъ изъ Телемана. Мнѣ никогда не удается перевести очень близко къ подлиннику; но не смотра на то мосье Григо находитъ мой переводъ очень хорошимъ. Онъ говоритъ, что если я буду такъ продолжать, то скоро стану сочинять по французски также хорошо, какъ Фенелонъ; но я этого не надѣюсь."
   "Теперь позвольте съ вами проститься. Остаюсь многолюбящая васъ

Мэри Сноу."

   Въ этомъ письмѣ не было ничего оскорбительнаго для Феликса Грэгама, и онъ самъ это сознавалъ. Онъ заставилъ себя въ этомъ сознаться, потому что при первомъ чтеніи онъ почувствовалъ, какъ будто сердится на нее. Ясно было, что въ этомъ письмѣ ровно ничего не было такого, что могло бы возбудить его досаду, ничего, что не требовало бы напротивъ похвалы. Онъ могъ бы скорѣе разсердиться на нее тогда, еслибъ ея дочерьнее состраданіе ограничилось пол-кроною, какъ совѣтовала ей мистриссъ Томасъ. Онъ долженъ быть доволенъ, что она такъ занимается французскимъ языкомъ, чего онъ особенно желалъ. Ничего не могло быть приличнѣе ея словъ относительно семейства Стевлеевъ и вообще все ея письмо именно таково, какимъ ему и слѣдовало быть. Не смотря на то оно дѣлало его несчастнымъ, оно раздражало его. Не отъ того ля, что ея отецъ "въ очень горестномъ положеніи и въ особенности башмаки его были плохи?" Стевлей говорилъ, что для него необходимы отношенія и связи, а это что за связи? Да и было ли во всемъ письмѣ хоть одно слово, которое показывало бы малѣйшую тѣнь любви? И не былъ ли шумъ шаговъ Мэдлинъ Стевлей, проходившей по корридору, гораздо ближе его сердцу, чѣмъ всѣ эти продолжительныя увѣренія, выражаемыя въ письмахъ Мэри Сноу.
   И лежа на своей постели, онъ началъ уже раздумывать: не лучше ли было ему сломать себѣ шею вмѣсто руки и двухъ реберъ на охотѣ въ Монктон-Грэнджѣ?
   Мистрисъ Томасъ содержала маленькій пансіонъ изъ трехъ маленькихъ дѣвочекъ и Мэри Сноу. Почтенная женщина не очень была счастлива на этомъ поприщѣ и съ трудомъ поддерживала свое скромное существованіе, пока Грэгамъ, отыскивая приличный домъ для воспитанія себѣ невѣсты, напалъ на ея скромную вывѣску. Конечно, ея средства и теперь были далеко не роскошны; но плата за трехъ дѣвочекъ, уже прежде ввѣренныхъ ей, да семьдесятъ фунтовъ въ годъ за Мэри Сноу -- со включеніемъ и ея одежды -- были аккуратно выплачиваемы, а маленькій пансіонъ въ Пекгамѣ понемножку поддерживался. При такихъ обстоятельствахъ, въ глазахъ мастриссь Томасъ, Мэри Сноу была нѣчто важное, а Феликсъ Грэгамъ былъ важнѣйшая особа въ мірѣ.
   Грэгамъ получалъ отъ Мэри письма въ среду, а въ слѣдующій понедѣльникъ она обыкновенно получала отъ него отвѣтъ. Эти письма приходили вечеромъ, когда она сидѣла за чаемъ вмѣстѣ съ мистриссъ Томасъ; трое же дѣвочекъ должны были въ это время ложиться спать. Грэгамовы письма были очень коротки,-- и не мудрено: человѣку со сломанною правою рукою и переломанными ребрами не совсѣмъ ловко владѣть перомъ. Но все же слова два-три всегда доходили до нея.
   "Любезная Мэри, съ каждымъ днемъ мнѣ все лучше и лучше, и я надѣюсь чрезъ двѣ недѣли видѣть васъ. Полное право имѣете распоряжаться своими деньгами. Не лѣнитесь учиться по французски. Весь вашъ Ф. Г."
   Но когда онъ подписывался "весь вашъ" ему вдругъ показалось, что онъ лжотъ.
   -- Сколько доброты съ его стороны, что онъ написалъ къ вамъ, не смотря на свое болѣзненное состояніе, сказала мистриссъ Томасъ.
   -- Совершенно справедливо, отвѣчала Мэри:-- очень много доброты.
   Сказавъ это. Мэри продолжала читать исторію Расселаса. Этимъ чтеніемъ мистриссъ Томасъ имѣла намѣреніе знакомить Мэри съ литературою, столь необходимою въ каждой благовоспитанной англичанкѣ. Въ настоящую же минуту мистриссъ Томасъ считала обязанностью воспользоваться удобнымъ случаемъ. Не состоитъ ли ея главная обязанность въ томъ, чтобы напечатлѣвать въ сердцѣ ея юной воспитанницы любовь и благодарность къ ея благодѣтелю, такъ много дѣлающему для ея счастья? Благодарность за все прошлое, любовь за все будущее; и теперь, когда на столѣ лежитъ этотъ листокъ, ея долгъ воспользоваться такимъ удобнымъ случаемъ.
   -- Мэри, я надѣюсь, вы любите мистера Грэгама всѣмъ сердцемъ и Всѣми силами души.
   Мистриссъ Томасъ считала грѣхомъ выразиться сильнѣе, но по чувству долга старалась укрѣпить священныя узы, существовавшія между ея питомицею и почтеннымъ джентльменомъ.
   -- О, да, разумѣется, я люблю его всѣмъ сердцемъ и всѣми силами души, отвѣчала Мэри, обращая глаза свои полные страстнаго желанія на книгу, которую она опустила на колѣни, заложивъ пальцемъ страницу, на которой остановилась. По правдѣ сказать Расселасъ не очень привлекателенъ, но все же привлекательнѣе мистриссъ Томасъ.
   -- Вы были бы самою дурною и неблагодарной дѣвушкой, еслибъ вы не чувствовали всего, что онъ дѣлаетъ для васъ. Я надѣюсь также, что вы иногда думаете объ важныхъ обязанностяхъ жены къ мужу. Но къ вашемъ положенія эти обязанности еще важнѣе, гораздо важнѣе, чѣмъ для всякой другой женщины -- по крайней мѣрѣ по всему тому, что я слышала.
   Въ этихъ словахъ слышалось нѣчто оскорбительное для бѣдной Мэри; не смотря на то она, однако, выносила ихъ съ покорностью и твердымъ намѣреніемъ исполнить свою священную обязанность.
   -- Мистриссъ Томасъ, я постараюсь все исполнять, какъ ему угодно приказать мнѣ. Я буду стараться прилежно учиться по французски. А на счетъ денегъ, онъ сказалъ, что я имѣю полное право давать моему отцу, сколько я хочу.
   -- Но послѣ того, какъ вы будете стоять съ нимъ передъ алтаремъ въ храмѣ Божьемъ, ваши обязанности будутъ гораздо важнѣе: плоть отъ его плоти, кость отъ его кости,-- помните это Мэри.
   Послѣднія слова она произнесла торжественнымъ тономъ, покачивія головою; этотъ торжественный тонъ почти окаменилъ бѣдную Мэри: она чувствовала, какъ холодъ ужаса проникалъ въ самую глубину ея сердца.
   -- Да, я помню эту заповѣдь и всѣми силами буду стараться дѣлать только то, что ему нравится.
   -- Я не думаю, чтобы онъ былъ очень взыскателенъ въ отношеніи ѣды и питья: онъ въ этомъ не похожъ на другяхъ молодыхъ людей; но все же, я увѣрена, что онъ захочетъ, чтобы все было сдѣлано въ порядкѣ: чисто и со вкусомъ.
   -- Я знаю, что онъ любитъ крѣпкій чай и никакъ не забуду этого.
   -- Точно также и въ отношеніи платья. Вамъ извѣстно, что онъ не очень богатъ, однакожъ его очень будетъ огорчать, если вы не будете всегда прилично одѣты. Да и на счетъ его бѣлья,-- мнѣ кажется, у него теперь не кому присмотрѣть за бѣльемъ, потому что я часто замѣчала, что у него гдѣ нибудь пуговицъ не достаетъ, -- такъ вы никогда не позволяйте пришивать пуговицъ къ рубашкѣ или къ чему другому, не посмотрѣвъ прежде хорошенько: крѣпко ли еще сидятъ остальныя пуговицы. Помните это.
   -- Я буду помнить это,-- отвѣчала бѣдная Мэри, дѣлая новое тайное покушеніе открыть книгу.
   -- Да еще, Мэри, я хотѣла вамъ замѣтить на счетъ чулокъ. Ни что не можетъ быть полезнѣе для женщины въ вашемъ положеніи, какъ умѣнье хорошо штопать. Право, я почти, пугаюсь, что вы не любите штопать.
   -- О, нѣтъ! я люблю.
   Это была неправда; но что же было дѣлать бѣдной дѣвушкѣ при такомъ стѣсненіи?
   -- Если бъ вы любили штопать, то давно бы заштопали чулки для Джэни Робинзонъ и Джуліи Рейтъ, а чулки то все лежатъ въ корзинѣ. До чаю я сама заштопывала пару чулокъ для Ребекки, пока моимъ старымъ глазамъ не сдѣлалось больно.
   -- О! я не знала,-- сказала на то Мэри нѣсколько обиженнымъ голосомъ: -- отчего же вы не сказали мнѣ прямо что вамъ нужно, чтобъ я заштопала чулки?
   -- Но вѣдь это предлагается вамъ для практики.
   -- Для практики! Я то и знаю, что практикуюсь.
   Однако она отложила книгу въ сторону и встащила рабочую корзину на столъ.
   -- Да какъ же это штопать, мистриссъ Томасъ? вѣдь тутъ и такъ уже штопка на штопкѣ.
   -- Подайте ихъ мнѣ,-- сказала мистриссъ Томасъ.
   Между ними водворилось молчаніе на четверть часа; въ это время мысли Мэри блуждали въ случайностяхъ ея будущей жизни: будутъ ли и его чулки доставлять ей столько же непріятностей?
   Но мистриссъ Томасъ была въ душѣ честная женщина и, какъ въ теоріи, такъ и на практикѣ была честна. Совѣсть говорила ей, что мистеръ Грэгамъ не могъ одобрять такого рода приктики въ супружескихъ обязанностяхъ, и, не смотря на свои слабые глаза, она рѣшилась исполнять свой долгъ.
   -- Оставьте, Мэри, эту работу, вдругъ сказала она:-- я вспомнила, что вы штопали уже свои чулки предъ обѣдомъ.
   -- Разумѣется, штопала,-- отвѣчала Мэри сердито:-- что касается до практики въ этомъ дѣлѣ, то я не думаю, чтобъ онъ желалъ отъ меня подобныхъ занятій болѣе, чѣмъ другихъ.
   -- Конечно, душенька; поставьте же корзинку на мѣсто.
   Миссъ Сноу положила чулки на мѣсто и опять взялась за Расселаса. Кто штопалъ чулки Расселасу и пришивалъ пуговочки къ его бѣлью? Что за счастливая доля той невѣсты, которая въ ожиданіи своей свадьбы не обязана заботиться о подобныхъ, вещахъ!
   -- Я полагаю, Мэри, что это будетъ весною въ будущемъ году.
   Мистриссъ Томасъ не читала и потому маленькій разговоръ время отъ времени былъ для нея большимъ утѣшеніемъ.
   -- Что такое будетъ, мистриссъ Томасъ?
   -- Какъ что?-- свадьба.
   -- Вѣроятно Онъ сказалъ отцу, что это будетъ не ранѣе какъ въ 18-году; тогда мнѣ минетъ двадцать лѣтъ.
   -- Хотѣлось бы мнѣ знать, гдѣ вы будете жить?
   -- Не знаю. Онъ никогда не говорилъ мнѣ объ этомъ.
   -- Конечно, не говорилъ; но я увѣрена, что это будетъ очень далеко отъ Пекгама.
   Мэри ничего на то не отвѣчала, но невольно пожелала, чтобъ это такъ и было. Пекгамъ не сіялъ для нея лучами счастья, хоть она тутъ сдѣлалась дочерью счастья. Притомъ же въ ея душѣ жила мрачная мысль, тѣсно связанная съ улицами, домами и дорожками Пекгама. Всего лучше уѣхать далеко отъ Пекгама, когда она выйдетъ замужъ и сдѣлается въ самомъ дѣлѣ женою Феликса Грэгама.
   -- Миссъ Мэри, шепнула краснорукая служанка, на всѣ руки въ домашнихъ дѣлахъ, тихо подползая къ двери спальни Мэри, когда всѣ разошлась спать:-- миссъ Мэри, мнѣ надо вамъ кой-что сказать.
   Мэри отворила дверь.
   -- У меня есть письмецо отъ него.
   И служанка на всѣ руки подала ей записку въ зеленомъ конвертѣ.
   -- Сара, я говорила тебѣ, чтобы ты не принимала писемъ,-- сказала Мэри очень сурово и колеблясь:-- брать или не брать этой записки.
   -- Но онъ такъ просилъ, такъ умолялъ... Божусь, миссъ, онъ сказалъ, что ему непремѣнно надо получить отвѣтъ. Онъ сказалъ, что джентльменъ имѣетъ право на отвѣтъ. Да если бъ вы его сами только видѣли, такъ навѣрное бы взяли письмецо. Онъ такимъ показался мнѣ хорошенькимъ въ голубомъ галстухѣ, шитомъ золотомъ. Онъ сказалъ, что идетъ въ театръ.
   -- А кто съ нимъ шолъ Сара?
   -- Да никого, миссъ,-- только его маменька да сестрица да еще кто-то.
   Мэри Сноу рѣшилась взять письмецо.
   -- Ну а за отвѣтомъ то я приду завтра, какъ вы будете прибирать комнату послѣ завтрака.
   -- Нѣтъ, не надо; я не могу. Я совсѣмъ не пошлю отвѣта. Во всякомъ случаѣ, Сара, ради самого Бога, ни слова никому не говори объ этомъ.
   -- Кто? я-то? Господи помилуй! что вы, миссъ! какъ это можно... да ни за какія деньги на свѣтѣ!
   Тутъ служанка ушла, я Мэри осталась одна читать второе письмо отъ втораго вздыхателя.
   "Ангелъ свѣта!" такъ начиналось письмо -- "но холодный, какъ и твое прекрасное имя."
   Бѣдной Мэри показалось, что это удивительно мило и отрадно, и хоть она очень перепугалась, такъ что почти желала бросить письмо въ огонь, однако все же прочитала его разъ двадцать. Запрещенныя наслажденія всегда бываютъ чрезвычайно сладки. Двѣ строчки отъ своего благодѣтеля и будущаго мужа она прочла разъ, много два, а эти двѣ строчки были написаны добрымъ человѣкомъ, въ высшей степени добрымъ, въ особенности для нея, и написаны съ великимъ трудомъ.
   Она сѣла, дрожа всѣмъ тѣломъ при мысли, что это она дѣлаетъ; и размышляя о томъ, она еще разъ прочла записочку:
   "Ангелъ свѣта, но холодный, какъ твое прекрасное имя!"
   О какая сладость вѣяла отъ этихъ звуковъ!
   

VI.
Мистеръ Фёрниваль ищетъ помощи.

   -- И вы полагаете, что тутъ уже ничего нельзя сдѣлать? спросилъ мистеръ Фёрниваль у своего клерка, тотчасъ по возвращеніи его изъ Гэмворта въ Лондонъ.
   -- Ровно ничего, сэръ, отвѣчалъ Кребвицъ съ лаконическою выразительностью.
   -- Хорошо; а я думаю не такъ. Еслибъ дѣло могло устроиться за сходную цѣну, отстраняя всякую непріятность отъ моего друга, леди Мэзонъ, я былъ бы очень радъ; но въ сущности, оно и лучше, чтобъ дѣло приняло законный ходъ. Она много пострадаетъ, но за то впослѣдствіи будетъ совершенно безопасна.
   -- Мистеръ Фёрниваль, я такъ далеко заходилъ, что предлагалъ тысячу фунтовъ стерлинговъ.
   -- Тысячу фунтовъ! Да вѣдь они подумаютъ, что мы ихъ боимся.
   -- Не болѣе того, какъ они думали прежде. Хоть я и предлагалъ ему эту сумму, но онъ и подумать не можетъ, чтобъ это было съ нашей стороны. Позвольте, я разскажу вамъ, въ чемъ тутъ дѣло, по моему, мистеръ Фёрниваль... Полагаю, что я могу выразить мое мнѣніе.
   -- О, конечно; но помните то, Кребвицъ, что леди Мэзонъ не въ большей опасности потерять свою собственность, какъ и мы съ вами. Конечно, это очень непріятное дѣло, но исходъ его не допускаетъ ни малѣйшаго сомнѣнія.
   -- Право, мистеръ Фёрниваль, я не могу этого сказать...
   -- Въ подобныхъ дѣлахъ, кажется, я кое-что смыслю.
   -- О, нѣтъ сомнѣнія!
   -- И таково мое мнѣніе. Теперь вы можете изложить ваше: мнѣ будетъ пріятно его слышать.
   -- Мое мнѣніе таково, мистеръ Фёрниваль, что сэръ Джозефъ никогда не дѣлалъ такой приписи.
   -- А что заставляетъ васъ такъ думать?
   -- Весь ходъ доказательствъ. Совершенно ясно, что въ тотъ же день былъ совершонъ другой актъ и засвидѣтельствованъ Кеннеби и Болстеръ. Еслибъ ими были засвидѣтельствованы два документа, то они вспомнили бы о томъ такъ скоро послѣ происшествія.
   -- Хорошо, Кребвицъ, только мы съ вами несогласны въ мнѣніяхъ. Берегите, однако, свое мнѣніе про себя -- это самое важное. А а совершенно увѣренъ, что въ Гэмвортѣ вы дѣйствовали какъ нельзя лучше для нашей пользы, и я очень вамъ за это обязанъ. Но теперь у насъ руки полны дѣла, даже черезчуръ.
   Тутъ онъ повернулся къ столу, гдѣ лежали бумаги; послѣ чего Кребвицъ, проглотивъ замѣчаніе, вышелъ изъ кабинета.
   Но едва онъ вышелъ, какъ мистеръ Фёрниваль снова оторвался отъ бумагъ и, прислонившись къ спинкѣ стула, предался размышленіямъ о дальнѣйшихъ послѣдствіяхъ дѣла объ Орлійской Фермѣ. Онъ зналъ, что Кребвицъ ловкій и проницательный дѣлецъ и что настоящее свое мнѣніе, составленное имъ послѣ свиданія съ гэмвортскимъ атторнеемъ, согласовалось и съ его собственнымъ мнѣніемъ. Да; таково было и его мнѣніе, хоть онъ ни разу не высказалъ его въ опредѣленныхъ формахъ даже самому себѣ; однако это дѣйствительно было такъ, и изъ зналъ, что результатъ его размышленій былъ сходенъ съ этимъ мнѣніемъ: въ глубинѣ души онъ создавался, что эта припись была подложная и поддѣлана его другомъ и кліэнткою леди Мэзонъ.
   Что же оставалось ему дѣлать въ такихъ обстоятельствахъ? Его перо очутилось, въ зубахъ -- обыкновенная его привычка, когда онъ углублялся въ размышленія съ цѣлью принять твердую рѣшимость.
   Какъ она была прекрасна, когда стояла предъ нимъ въ библіотекѣ, опираясь на руку стараго баронета -- какъ прекрасна и какъ невинна казалась она! Вотъ главный образъ, занимавшій его думы. Потомъ она подала ему руку, и до настоящей поры онъ все еще чувствовалъ это мягкое, бархатное прикосновеніе ея холодныхъ пальцевъ. Покинуть женщину въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ -- да вѣдь это значило бы не быть человѣкомъ! И какую еще женщину! Положимъ, она виновна, но развѣ она не искупила своей вины глубокими страданіями? Потомъ мысли его обратились на мистера Мэзона изъ Гроби-Парка; онъ обдумывалъ твердое убѣжденіе сэра Перегрина и увѣренность судьи Стевлея и потомъ подумавъ онъ: какую крѣпкую опору найдетъ онъ въ общественномъ мнѣніи и въ двадцатилѣтней давности для дѣла, которое онъ берется защищать! Ему такъ хотѣлось опять вытащить ее изъ этой опасности!.. А, необходимо ее спасти, вопреки ея виновности, если она виновна, или въ силу ея невинности, если она невинна; но по причинѣ ея красоты, ея нѣжной руки, ея глубокихъ, ясныхъ глазъ... Такъ, по крайней мѣрѣ, онъ сознавался самому себѣ, оставаясь по возможности вѣрнымъ истинѣ.
   Надо же принять серьезныя приготовленія къ битвѣ и совсѣмъ не потому, чтобъ онъ самъ былъ соприкосновенъ этому дѣлу, но единственнo для выполненія своего долга. Онъ долженъ взять на себя всю заботу о веденіи этого дѣла законнымъ порядкомъ. Ему самому надо обдумать, какимъ образомъ атторней долженъ вести это дѣло, и внушить этому атторнею, какъ ему имѣть сношеній съ нимъ и съ другими адвокатами, которые, можетъ быть, потребуются дда защиты такого важнаго дѣла. Онъ еще не зналъ, какимъ судомъ будетъ производиться это дѣло, но почти былъ увѣренъ, что нападеніе начнется уголовнымъ обвиненіемъ. Можно было ожидать, что оно приметъ прямую форму обвиненія въ поддѣлкѣ. Чѣмъ жостче и язвительнье будетъ обвиненіе, тѣмъ благопріятнѣе будетъ общественное мнѣніе къ обвиненной, тѣмъ болѣе надеждъ на ея оправданіе. Но если она будетъ провозглашена виновною по какому бы то ни было приговору, это будетъ ужасно: всякій подобный приговоръ былъ бы крайнимъ разореніемъ и уничтоженіемъ ея существованія.
   Нѣтъ, надо съ кѣмъ-нибудь посовѣтоваться; и онъ рѣшился наконецъ отправиться къ своему старому другу, мистеру Чаффенбрассу. Это человѣкъ надежный; ему можно высказать свою мысль, не боясь повредить дѣлу. Не то, чтобъ онъ намѣревался высказать свои дѣйствительныя мысли даже Чаффенбрассу, нѣтъ; онъ скажетъ ему истину на столько, чтобъ дать ему уразумѣть возможность этого предположенія; но даже и своей комнатѣ онъ не довѣрилъ бы мысли, что считаетъ леди Мэзонъ дѣйствительно виновною. Да какимъ же образомъ онъ выразилъ бы предъ судомъ присяжныхъ свое искреннее... нѣтъ, мало того, свое возмущающееся убѣжденіе въ ея невинности, если онъ хоть мимоходомъ шепнетъ кому-нибудь про свою увѣренность въ ея виновности?
   Въ тотъ же день, предъ обѣдомъ, онъ послалъ къ Чаффенбрассу письмо, съ просьбою назначить ему свиданіе, а на слѣдующій день, тотчасъ послѣ завтрака, самъ отправился въ квартиру этого джентльмена. Квартира этого блюстителя невинности или, скорѣе, публичной невинности находилась не въ такъ называемомъ отелѣ, но состояла изъ двухъ мрачныхъ, грязныхъ комнатъ въ Иляй-Плэсѣ. Такъ какъ намъ рѣдко придется посѣщать Иляй-Плэсъ, то мы избавимъ себя отъ труда дѣлать ему подробное описаніе.
   Я сказалъ, что мистеръ Чаффенбрассъ и Фёрниваль были старые друзья. Прошло уже болѣе тридцати лѣтъ ихъ знакомства, и каждый изъ нихъ зналъ всю подноготную въ исторіи возвышенія и успѣховъ своего пріятеля; но результаты такого стараго знакомства были невелики. Они встрѣчались на улицахъ, разъ въ годъ, и очень рѣдко сходились по поводу какого-нибудь особенно важнаго предмета въ общей профессіи; какъ было, напримѣръ, когда они съѣхались вмѣстѣ въ Бёрмингэмѣ. Никому изъ нихъ и въ голову не приходила мысль встрѣчаться въ какихъ-нибудь домахъ или бывать другъ у друга, ради сердечной дружбы.
   Кто не знаетъ Чаффенбрасса, если не лично, такъ по слуху? Кто имѣлъ счастье насмотрѣться на лицо и осанку этого человѣка, въ давно прошедшія времена, когда онъ господствовалъ въ Old Bailey, тотъ можетъ быть и не имѣетъ высокаго мнѣнія о его преимуществахъ. Но для тѣхъ, кто только читалъ о немъ и зналъ о его подвигахъ по его тріумфамъ, для тѣхъ, конечно, онъ былъ знаменитостью, достойною лицезрѣнія.
   -- Посмотрите-ка, вотъ онъ, вотъ Чаффенбрассъ! Это онъ производилъ перекрестный допросъ въ Олд-Бэлей и на вѣки выслалъ виновнаго изъ Лондона въ дикія пустыни.
   -- Гдѣ? гдѣ онъ? Такъ вотъ онъ, Чаффенбрассъ! Что за грязный, однако, человѣчекъ!
   Вотъ къ этому-то грязному человѣчку и прибѣгъ мистеръ Фёринваль въ трудную минуту.
   Будь это обыкновенныя обстоятельства, то конечно мистеръ Фёрниваль созналъ бы въ самомъ себѣ достаточно силы и знанія, чтобы оправдать и защитить невинную или даже и виновную особу, но если въ Англіи могъ кто-нибудь оправдать виновнаго при чрезвычайныхъ обстоятельствахъ, такъ это конечно мистеръ Чаффенбрассъ; это и составляло его спеціальность въ послѣднія тридцать лѣтъ.
   Мистеръ Чаффенбрассъ былъ дѣйствительно грязный человѣкъ, и если кто его видѣлъ безъ парика и мантіи, то на первый взглядъ онъ показался бы ничтожнымъ. Но онъ въ высокой степени обладалъ умѣньемъ держать себя въ свѣтѣ и съумѣлъ бы выдержать свое мнѣніе непоколебимымъ противъ всѣхъ судей въ государствѣ.
   -- Ну, что, Фёрниваль, чѣмъ я могу быть вамъ полезенъ? спросилъ онъ, лишь только членъ отъ Эссексъ-Марчза усѣлся противъ него.-- Не очень часто свѣтъ вашихъ очей заглядываетъ такъ далеко на востокъ; вѣрно кого-нибудь постигло горе и злосчастье?
   -- Да, отвѣчалъ мистеръ Фёрниваль и, не теряя времени, началъ свой разсказъ.
   Чаффенбрассъ все время слушалъ съ глубокимъ вниманіемъ и только изрѣдка предлагалъ короткій вопросъ не выражая никакого мнѣнія, но предоставляя разговоръ въ руки посѣтителя, пока весь разсказъ не былъ оконченъ.
   -- А! сказалъ онъ тогда:-- умная женщина.
   -- И необыкновенное милое и благородное созданіе, сказалъ Фёрниваль.
   -- Я воображаю, отвѣчалъ мистеръ Чаффенбрассъ.
   Послѣ этого настала маленькая пауза.
   -- Ну, что же я могу для васъ сдѣлать? опять спросилъ Чаффенбрассъ.
   -- Во-первыхъ, мнѣ пріятно было бы получитъ отъ васъ совѣтъ, а во-вторыхъ... разумѣется, я долженъ позаботиться объ охраненіи ея правъ и защитѣ ея... мнѣ было бы всего пріятнѣе передать это дѣло въ ваши руки.
   -- О! нѣтъ, и не думайте. У меня и времени нѣтъ. Да и сердце мое не лежитъ тутъ такъ, какъ ваше. Гдѣ будетъ производиться судъ?
   -- Въ Альстонѣ, я думаю.
   -- На весеннихъ засѣданіяхъ. Это будетъ около десятаго марта. Дайте мнѣ знать.
   -- Я полагаю, мы могли бы затянуть это дѣло до лѣта. Роундъ не очень горячится въ этомъ дѣлѣ.
   -- А что мы этимъ выиграемъ? Если заключенный невиненъ, такъ за что же мучить его отсрочкою? Онъ вѣдь навѣрное будетъ избавленъ отъ наказанія. Если же онъ виновенъ, то затяжка времени только яснѣе разоблачитъ факты. Моя опытность убѣждаетъ меня въ томъ, что чѣмъ скорѣе быть судимымъ, тѣмъ лучше; -- это всегда такъ.
   -- Такъ вы согласились бы взять тяжебное дѣло для разсмотрѣнія?
   -- Подъ вашимъ руководствомъ? Пожалуй. Что за нужда, хоть и въ Альстонѣ. Ничего не значитъ, если только можно сдѣлать услугу старому другу. Вы знаете, я никогда не былъ гордецомъ.
   -- Ну, а что же вы думаете объ этомъ дѣлѣ, Чаффенбрассъ?
   -- Ага! вотъ вопросъ!
   -- Ее надо спасти. Двадцатилѣтняя давность! Подумайте только объ этомъ.
   -- Надо спросить, какъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка думаетъ объ этомъ. Нѣтъ-ли какого сомнѣнія на счотъ акта о товариществѣ?
   -- Боюсь, что нѣтъ. Роундъ не согласился бы начать этого дѣла, еслибы актъ былъ неправдоподобенъ.
   -- Это зависитъ отъ тѣхъ двухъ свидѣтелей, Фёрниваль. Я хорошо помню это дѣло, хотя ему уже двадцать лѣтъ прошло и хоть и не участвовалъ въ немъ. Я помню, что леди Мэзонъ показала себя умною женщиною, а Роундъ и Крукъ были ужасно медленны.
   -- Но онъ сущій звѣрь, помните, этотъ мужикъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка?
   -- Звѣрь, въ самомъ дѣлѣ? Ну, такъ мы посадимъ его въ клѣтку и заставимъ разсказывать какъ можно больше о садомъ себѣ. А она, кажется, необыкновенно красивая женщина?
   -- Да, она прекрасная женщина.
   -- И интересна очень? Все это будетъ принято во вниманіе -- понимаете? Вдова имѣетъ одного сына?
   -- Да, и со времени смерти своего мужа удивительно усердно исполняла материнскія обязанности. Вы увидите, что она пользуется сочувствіемъ лучшимъ людей по сосѣдству. Теперь она гоститъ у сэра Перегрина Орма, который все готовъ для нея сдѣлать.
   -- Все-ли?
   -- Да; и семейство Стевлеевъ ведетъ съ нею знакомство. Судья убѣжденъ въ ея невинности.
   -- Такъ-ли? Вѣроятно нынѣшнимъ лѣтомъ онъ объѣдетъ свой округъ. Его убѣжденіе, выраженное въ судѣ, всего важнѣе для нее. Но въ гостиной или за стаканомъ вина вы можете увѣрить Стевлея, въ чемъ хотите; только я позволю себя повѣсить, если вы насильно заставите его повѣрить чему бы то ни было, когда онъ взобрался уже на свое судейское мѣсто.
   -- Но, Чаффенбрассъ, дружеское расположеніе такихъ людей должно ей принести огромную пользу. Каждому будетъ извѣстно, что она гостила у сэра Перегрина Орма.
   -- Я и не сомнѣваюсь, что она умная женщина.
   -- Но это новое горе почти убило ее.
   -- Я и этому не удивляюсь. Подобнаго рода несчастье сильно мучитъ людей. Для такой красавицы, какъ леди Мэзонъ все въ жизни должно идти какъ по маслу; не такъ-ли? Хорошо; мы поправимъ ея дѣла, на сколько умѣемъ. Вы увидите, что я достаточно понятливъ. Кстати, кто у васъ атторней? Въ подобныхъ дѣлахъ, какъ ваше, лучшаго атторнея нельзя найти, какъ старикъ Соломонъ Арамъ. Но, кажется, Соломонъ Арамъ очень далеко отъ васъ?
   -- Вѣдь онъ жидъ, кажется?
   -- Клянусь честью, я этого не знаю. Онъ хорошій атторней -- этого для меня совершенно достаточно.
   Тогда они снова стали обсуждать дѣло и наконецъ согласились, что третій стряпчій необходимъ.
   -- Феликсъ Грэгамъ принимаетъ большое участіе въ этомъ дѣлѣ, сказалъ Фёрниваль:-- и онъ такъ же твердо убѣжденъ въ ея невинности, какъ я.
   -- Ага! сказалъ Чаффенбрассъ;-- ну, а какъ ему случится разубѣдиться и перемѣнить мнѣніе о своей кліэнткѣ? тогда что будетъ?
   -- Мы можемъ это предупредить, я думаю.
   -- А я такъ не думаю. И въ такомъ случаѣ онъ ее окончательно погубитъ; это такъ вѣрно, какъ то, что имя ваше Фёрниваль.
   -- А твердо увѣренъ, что онъ этого не сдѣлаетъ.
   -- А я такъ увѣренъ, что онъ надѣлаетъ хлопотъ.
   Мистеръ Чаффенбрассъ дошелъ почти до восторженнаго состоянія.
   -- Я слышалъ однажды, какъ этотъ человѣкъ въ одинъ часъ наговорилъ мнѣ столько чепухи объ обязанностяхъ своего сословія, сколько я во всю жизнь свою не слышалъ, съ тѣхъ поръ какъ надѣлъ мантію на плечи. Онъ вовсе не хочетъ понимать того долга относительно своего кліэнта, который налагается на каждаго человѣка въ адвокатскомъ сословіи.
   -- Но онъ отлично работаетъ, когда дѣло близко его сердцу, я не люблю его; но не могу не сказать, что онъ очень умный человѣкъ.
   -- Конечно, вы можете дѣлать, какъ хотите въ этомъ случаѣ. Въ Альстонѣ я не на своей землѣ и, конечно, мнѣ все равно, кто бы ни принялъ на себя трудъ распутать это дѣло. Только я говорю вамъ откровенно: если онъ возьмется за это дѣло, да повернетъ потомъ противъ насъ, или потопитъ насъ, такъ тогда я самъ поверну противъ него и утоплю его.
   -- Да поможетъ ему небо въ такомъ дѣлѣ!
   Послѣ этого два великія свѣтила закона пожали другъ другу руки и разошлись.
   Одно обстоятельство совершенно выяснилось для мистера Фёрниваля, когда онъ въ своемъ кэбѣ переносился изъ Иляй-Плэса въ Линкольнсъ-Иннъ: мистеръ Чаффенбрассъ былъ вполнѣ убѣжденъ въ виновности леди Мэзонъ. Онъ не только показалъ это, но даже не побезпокоился соблюсти маленькую вѣжливость въ выраженіяхъ, относительно вѣры въ ея невинность. Но тѣмъ не менѣе онъ зналъ, что Чаффенбрассъ былъ вполнѣ способенъ явиться предъ судомъ присяжныхъ съ пламеннымъ убѣжденіемъ въ ея невинности, быть жестокимъ при передопросахъ свидѣтеля, который будетъ доказывать ея виновность. Мистеръ Чаффенбрассъ почти инстинктомъ узнавалъ, винонень или нѣтъ обвиняемый, и этимъ-то инстинктомъ онъ уже проникъ, что леди Мэзонъ виновна. Глубоко вздыхалъ мистеръ Фёрниваль, выходя изъ своего кэба, и опять пожелалъ умыть свои руки въ этомъ дѣлѣ. Сильно желалъ онъ этого, но хорошо зналъ, что это желаніе было неудобоисполнимо.
   -- Соломонъ Арамъ! думалъ онъ, опять сидя въ своемъ креслѣ: это имя дурно прозвучитъ въ ушахъ альстонскаго общества. Въ Old-Bailey мало заботятся о такихъ вещахъ.
   Мистеръ Фёрниваль рѣшилъ уже въ своей головѣ, что Соломону Араму не будетъ поручено это дѣло. Передать это дѣло въ руки Соломона Арама значило бы унизить самого себя. Мистеръ Чаффенбрасъ ничего въ этомъ не смыслитъ. Мистеръ Чаффенбрассъ всю свою жизнь возился съ Соломонами Арамами. Мистеръ Чаффенбрасъ даже не предвидитъ того впечатлѣнія, которое произведетъ на свѣтъ подобный союзъ. Нѣтъ сомнѣнія -- Соломонь Арамъ хорошій человѣкъ в своемъ родѣ,-- можетъ быть даже лучшій на этомъ поприщѣ. Не человѣкъ полезнѣе и способнѣе Соломона, когда надо было прибѣгать къ уверткамъ для искуснаго отвращенія доказательствъ. Все это вполнѣ сознавалъ мистеръ Фёрниваль; но онъ также хорошо сознавалъ, что не было возможности поручить ему хожденіе по этому дѣлу.
   -- Выбрать этого человѣка въ повѣренные значило бы гласно предъ цѣлою страною признать ея невинность, говорилъ онъ, стараясь оправдать себя.
   Тогда же онъ порѣшилъ выпытать мысли Феликса Грэгама. Вотъ еслибъ онъ взялся за это дѣло съ полнымъ убѣжденіемъ въ ея невинности, такъ было бы другое дѣло: ни одинъ человѣкъ изъ адвокатскаго сословія не могъ бы принести ей столько пользы, какъ этотъ молокососъ.
   Феликсъ отправился въ окружной объѣздъ; городъ Альстонъ былъ въ числѣ городовъ, гдѣ происходили засѣданія.
   

VII.
Любовь всегда была владыкой міра.

   Отчего же мнѣ-то нельзя? Вотъ вопросъ, который сэръ Перегринъ Ормъ безпрерывно задавалъ себѣ въ эти дни, съ тѣхъ поръ какъ леди Мэзонъ поселилась у нихъ въ домѣ, а смыслъ этого вопроса былъ:-- отчего же бы и ему нельзя жениться на леди Мэзонъ?
   Вѣроятно, мы съ читателями видимъ много причинъ, почему этого нельзя, но за то мы и не влюблены въ леди Мэзонъ. Ея прелести и ея скорби, ея женственность, грустная улыбка и еще болѣе очаровательныя слезы не произвели на насъ впечатлѣнія; но за то мы и не старинные джентльмены съ рыцарскимъ духомъ, правда, семидесяти лѣтъ, за то полные жизни, кипучей жизни, съ сильнымъ стремленіемъ къ нѣжному романическому чувству. Въ этотъ памятный день, когда мистеръ Фёрниваль посѣтилъ Кливъ и въ послѣдующее за тѣмъ свиданіе баронета съ леди Мэзонъ, онъ только задалъ себѣ этотъ вопросъ, но не приступалъ въ дальнѣйшимъ дѣйствіямъ. На другой и на третій день то же самое. Онъ только самому себѣ задавалъ этотъ вопросъ, одиноко сидя въ своей библіотекѣ; но ни къ кому не обращался еще за разрѣшеніемъ его. При встрѣчахъ съ леди Мэзонъ въ эти дни, онъ выказывалъ въ своемъ обращеніи съ нею уваженіе, которымъ мущина обязанъ женщинѣ, и любовь человѣка къ дорогому другу; но этимъ все и ограничивалось.
   Видя это и добродушно сочувствуя этой любви къ своей гостьѣ, мистриссъ Ормъ слѣдовала примѣру и наставленію своего свекра и бросилась въ объятія леди Мэзонъ. Онѣ обѣ были искренними друзьями.
   Что же думала обо всемъ этомъ сама леди Мэзонъ? По правдѣ сказать, во всемъ этомъ для нея было много отраднаго, но вмѣстѣ съ тѣмъ тутъ же было нѣчто такое, что увеличивало въ ней боязнь опасности, которая теперь окружала повидимому все ея существованіе. Отчего сэръ Перегринъ такъ странно велъ себя въ библіотекѣ, отчего онъ выказалъ столько признаковъ тайной страсти? Онъ обнималъ ея станъ, онъ цѣловалъ ее въ губы и прижималъ къ своему старому сердцу... зачѣмъ онъ это дѣлалъ? Онъ увѣрялъ, что любитъ ее, какъ дочь, но ея женскій инстинктъ ясно говорилъ ей, что то объятія и поцѣлуи были гораздо жарче той ласки, которую отецъ показываетъ пріемной дочери. Ей не приходила въ голову мысль досадовать на него; но она много думала о томъ и думала почти со страхомъ.-- Ну, что если этотъ старикъ желаетъ болѣе чѣмъ отцовской любви? Ей казалось иногда, что это было какъ-будто во снѣ; ну, что если онъ на яву этого захочетъ? Какъ она будетъ отвѣчать на такое желаніе? Что она должна дѣлать или говорить въ такомъ случаѣ? Могла-ли она уступить, чтобы купить его дружбу, пожалуй, даже самую пламенную любовь, цѣною вражды другихъ? Не возненавидитъ-ли ее тогда мистриссъ Ормъ, которую она такъ горячо, искренно, сердечно любила? Любовь мистриссъ Ормъ была для нея величайшимъ наслажденіемъ. А молодой наслѣдникъ -- развѣ онъ не возненавидятъ ее? Кромѣ того, она можетъ вмѣшаться въ это столь желанное дѣло своего дѣда и разрушить сильною рукою его намѣреніе! А въ такомъ случаѣ не потеряетъ-ли она ихъ всѣхъ? Тутъ она вспоминала о другомъ другѣ, помощь котораго была такъ необходима ей въ это время страшной скорби. Какъ мистеръ Фёрниваль приметъ эти новости, если только имъ суждено свершиться?
   Богата была леди Мэзонъ женственными прелестями и пользовалась ими отчасти съ невинностью голубицы, отчасти же съ мудростью змѣя. Но я никогда не обвинилъ бы ее въ этомъ пользованіи оружіемъ, которымъ провидѣніе одарило ее. Во все время ея продолжительнаго вдовства, когда она ни въ чемъ не имѣла, недостатка, ни въ молодости, ни въ богатствѣ, ея поведеніе всегда было безукоризненно. Все свое счастье, всѣ радости она находила въ исполненіи своихъ обязанностей и въ материнской любви. Теперь наступила пора, когда ей необходима была помощь отъ другихъ; необходимо было привязать къ себѣ людей, людей обладающихъ силою и могуществомъ въ обществѣ, умѣющихъ давать битвы и одерживать побѣды: и она привязала ихъ къ себѣ крѣпкими оковами, не имѣя, однако, и въ помышленіи какого-нибудь зла. Ей было очень прискорбно, когда она увидѣла, что этимъ она причинила несчастье мистриссъ Фёрниваль, и теперь ей было очень прискорбно, когда она поняла новую любовь сэра Перегрина. Она желала привязать къ себѣ этихъ людей сильною привязанностью; но ей хотѣлось удержать это чувство на извѣстной точкѣ, если это только возможно.
   А въ это время сэръ Перегринъ все еще задавалъ себѣ извѣстный вамъ вопросъ. Когда впервые эта мысль пришла ему на умъ, онъ увѣрялъ себя, что этою любовью онъ никого не обидитъ. Онъ даже хотѣлъ просить согласія своей невѣстки и оправдаться предъ нею, давая ей понять свои побудительныя причины и умоляя ее о согласія, какъ о милости. Онъ такъ заботился о своемъ внукѣ, что эта свадьба -- еслибъ только она случилась -- не вынула бы изъ его кармана ни одного фунта и во всякомъ случаѣ никакъ бы не запутала въ долги слѣдующаго ему наслѣдства. Потомъ онъ сталъ въ собственныхъ глазахъ оправдывать предпринимаемое имъ дѣйствіе и долго обдумывалъ, какъ ему придется вести себя тогда при встрѣчахъ съ друзьями и что сказать своимъ старымъ слугамъ.
   И мало-ли стариковъ женится? и еще вступаютъ въ браки гораздо сумасброднѣе того, который онъ обдумывалъ. Сколько джентльменовъ въ его лѣтахъ и въ его положеніи переженилось на своихъ горничныхъ, на молоденькихъ восемнадцатилѣтнихъ дѣвушкахъ, и послѣ этого смѣло смотрѣли на своихъ друзей и слугъ. Но невѣста, которую онъ избиралъ быть его женою, была его старымъ другомъ, женщина за сорокъ лѣтъ, и которой, кромѣ этого, онъ могъ бы служатъ могучею опорой въ постигшемъ ее несчастья. Отчего же ему и не жениться?
   Болѣе недѣли прошло въ такихъ соображеніяхъ; наконецъ сэръ Перегринъ рѣшился высказать свое желаніе мистриссъ Ормъ. Если ужь дѣлать, такъ дѣлать скорѣе. Недовѣрчивые и нечувствительные читатели съ трудомъ повѣрятъ мнѣ, если я скажу, что, желая жениться на леди Мэзонъ, старый баронетъ болѣе всего желалъ этимъ помочь ей въ ея скорбномъ положеніи; онъ такъ часто увѣрялъ себя въ томъ, что наконецъ и самъ повѣрилъ. Разъ рѣшившись на скорую и вѣрную помощь, баронетъ послалъ просить мистриссъ Ормъ въ библіотеку.
   -- Эдиѳь, дорогое мое дитя, сказалъ онъ, взявъ ее за руку и съ нѣжностью сжимая ее въ своихъ рукахъ, какъ онъ часто дѣлалъ, лаская ее:-- я желаю поговорить съ вами о дѣлѣ, которое касается собственно меня, а нѣкоторымъ образомъ и всѣхъ насъ. Можете-ли вы мнѣ подарить полчаса?
   -- Конечно, могу... Что это такое, сэръ? Вѣдь я плохо понимаю дѣла, вы сами это знаете.
   -- Сядьте здѣсь, душенька, вотъ сюда, а я сяду подлѣ васъ. Что касается до моего дѣла, то никто въ мірѣ не можетъ мнѣ дать лучшаго совѣта, чѣмъ вы.
   -- Ахъ, дорогой батюшка! я, право, плохой совѣтникъ во всякомъ дѣлѣ.
   -- Только не въ этомъ, Эдиѳь. Я хочу переговорить съ тобою на счетъ леди Мэзонъ. Мы съ тобою оба любимъ ее нѣжно; не правда ли?
   -- Я ее люблю.
   -- И рада имѣть ее при себѣ?
   -- О, какъ рада! Только бы покончился этотъ процессъ, а то какъ пріятно ее имѣть сосѣдкою!... Мы только теперь вполнѣ узнали ее. Какое было бы счастье почаще видѣться съ нею!...
   Кажется, въ этихъ словахъ ничего не было наводящаго уныніе, а между тѣмъ отъ нихъ покоробило сэра Перегрина. Въ настоящее время онъ не могъ и подумать, чтобы леди Мэзонъ жила въ Орлійской Фермѣ, и ему гораздо было бы пріятнѣе, чтобы мистриссъ Ормъ говорила о ней, какъ о жительницѣ Клива.
   -- Да, мы теперь вполнѣ узнали ее, сказалъ онъ,-- и повѣрь мнѣ, Эдиѳь: узнать друга въ счастьѣ совсѣмъ не то, что узнать его въ горѣ. Наслаждайся леди Мэзонъ счастьемъ, не сдѣлайся она жертвою злобы и корыстолюбія безчестныхъ людей, я никогда не полюбилъ бы ее до такой степени, какъ теперь.
   -- И я также, батюшка.
   -- Съ этою женщиною жестоко поступаютъ, незаслуженно оскорбляютъ ее, тогда какъ она достойна всякаго сочувствія и уваженія. Я уже старикъ, но никогда въ жизни не бывалъ еще въ такомъ томительномъ безпокойствѣ, какъ теперь за нее. Ужасно подумать, что невинность подвергается такимъ оскорбленіямъ и въ нашей странѣ...
   -- Разумѣется, это ужасно; однако, надѣюсь, вы не полагаете, чтобы тутъ была серьезная опасность для нея?
   Все это очень хорошо и показываетъ, что душа мистриссъ Ормъ была вполнѣ расположена къ женщинѣ, которую баронетъ любитъ. Но все это онъ и прежде зналъ и недоумѣвалъ какъ теперь подойти къ предмету своихъ желаній.
   -- Эдиѳь, вдругъ сказалъ онъ, не раздумывая долго:-- я люблю ее всемъ сердцемъ. Я желалъ бы жениться на ней.
   Въ теченіе всей своей жизни, сэръ Перегринъ никогда ни въ чемѣ не имѣлъ неудачи отъ недостатка въ мужествѣ. Когда приходила ему мысль, что онъ боится той задачи, которую себѣ предложилъ, то онъ тотчасъ же разрѣшалъ ее. Такимъ образомъ всегда поступаютъ люди, когда видятъ, что ихъ надежды погибаютъ, когда отчаяніе овладѣваетъ ими,-- такимъ образомъ храбрецы идутъ на-проломъ брать крѣпости.
   -- Жениться, на ней! воскликнула мистриссъ Ормъ.
   Никогда не издала бы она ни одного звука, который могъ бы огорчить ея любимаго старика; но внезапность его объявленіе на минуту поразила ея чувство.
   -- Да, Эдиѳь, жениться на ней. Но прежде чѣмъ вы осудите мое намѣреніе, разсмотримъ его хорошенько. Но сначала мнѣ хотѣлось бы, чтобы вы вполнѣ это поняли; я не женюсь на ней, если вы скажете, что это сдѣлаетъ васъ нечастною. Я не слова не говорилъ ей о своемъ намѣреніи, и она до сихъ поръ ничего не знаетъ о немъ...
   Надо предполагать, что сэръ Перегринъ самъ немного думалъ о томъ поцѣлуѣ, который онъ ей далъ.
   -- Вы мнѣ отдали всю свою жизнь. Вы всегда были моимъ ангеломъ-хранителемъ. Если это намѣреніе сдѣлаетъ васъ несчастною, то я никогда не женюсь на ней.
   Сэръ Перегринъ не совсѣмъ такъ разсуждалъ въ душѣ, но съ такою женщиною, какъ мистриссъ Ормъ, конечно, подобный способъ былъ самый надежный для предупрежденія всѣхъ возраженій. Еслибъ она думала собственно о своей только пользѣ, то конечно она никогда бы не воспротивилась ничему, что могло бы хоть нѣсколько увеличить счастье сэра Перегрина. Но мысль, что подобное супружество будетъ безразсудно, крѣпко засѣла ей въ голову. Сэръ Перегринъ занималъ высокое мѣсто въ обществѣ. Будетъ-ли онъ также высоко стоять въ общественномъ мнѣніи и послѣ этой женитьбы? Его сѣдые волосы и древній аристократическій гербъ были любимы и уважаемы всѣми, кто его зналъ. Будетъ-ли это и тогда, когда онъ женится на леди Мэзонъ? Она нѣжно любила его, какъ родного брата, она такъ высоко цѣнила почести, достойно ему воздаваемыя!.. Она такъ гордилась, даже за своего сына, что у него такой дѣдушка -- совершенный джентльменъ! И неужели такое благородное поприще будетъ имѣть такой печальный конецъ? Вотъ каковы были мысли, занимавшія ея голову въ эту минуту.
   -- Сдѣлаетъ меня несчастною! сказала она, вставая и подходя къ нему:-- но я хочу думать только о вашемъ счастьи. Сдѣлаетъ-ли васъ это счастливѣе?
   -- Это дастъ мнѣ возможность оградить ее отъ непріятностей.
   -- Но, дорогой батюшка, для насъ вы занимаете первое мѣсто: то есть для меня и для Перегрина. Сдѣлаетъ-ли это васъ счастливѣе?
   -- Я думаю, что сдѣлаетъ, отвѣчалъ онъ медленно.
   -- Въ такомъ случаѣ съ моей стороны не можетъ быть возраженія.
   Сказавъ это, мистриссъ Ормъ выказала большую слабость. Да, слабость. Въ подобныхъ случаяхъ многія лучшія, добрѣйшія женщины оказываются слабыми. Не всякая женщина рѣшится высказать жосткое слово, слово мудрости, въ опроверженіе безумія тѣхъ, кого она любитъ болѣе всего въ мірѣ. Чтобы быть полезною и мудрою, женщина, безъ сомнѣнія, должна бы имѣть нѣкоторую силу рѣшимости. Впрочемъ, что касается до меня, то я не могу сказать, чтобы очень подлюбливалъ премудрыхъ и преполезныхъ женщинъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, съ моей стороны не можетъ быть возраженія, отвѣчала мистриссъ Ормъ, которая страдала недостаткомъ полезности и мудрости, а за то преисполнена была самой нѣжной, отрадной любви.
   -- Но увѣрены-ли вы, что можете любить ее не менѣе, чѣмъ себя? спросилъ сэръ Перегринъ.
   -- Да, я увѣрена въ томъ. Если нужно, то я постараюсь любить ее даже болѣе самой себя.
   -- Дорогая Эдиѳь!... Теперь мнѣ остается сообщить это еще одному человѣку.
   -- То есть Перегрину? спросила она самымъ мягкимъ голосомъ.
   -- Да. Безъ всякаго сомнѣнія, ему надо это сказать, но не съ тѣмъ, чтобыпросить его согласія, какъ это я прошу у васъ.
   Когда баронетъ это говорилъ, она поцѣловала его въ лобъ.
   -- Но вы позволите мнѣ передать ему это?
   -- Да, только въ такомъ случаѣ, если она приметъ мое предложеніе. Тогда непремѣнно надо, тотчасъ же ему сообщить. Но, Эдиѳь, моя дорогая дочь, вы должны быть увѣрены въ одномъ: никогда я не сдѣлаю ничегъ такого, что могло бы повредить ему въ надеждахъ на будущее или въ денежномъ отношеніи, послѣ моей смерти. Если этотъ бракъ совершится, я не могу сдѣлать для нее многаго въ денежномъ отношеніи; она пойметъ это. Кой-что, конечно, я могу сдѣлать и для нее.
   Мистриссъ Ормъ въ это время стояла у камина и смотрѣла на огонь, а сама думала: что-то станетъ леди Мэзонъ на это отвѣчать? Леди Мэзонъ высоко стояла въ ея мвѣніи, какъ женщина чувствительная и добросовѣстная во всѣхъ отношеніяхъ, и потому она не совсѣмъ была увѣрена въ томъ, что это лестное предложеніе будетъ ею принято. Что если леди Мэзонъ скажетъ, что подобная сдѣлка для нее невозможна? Мистрисъ Ормъ чувствовала, что въ подобномъ случаѣ она никакъ не могла бы разлюбить леди Мэзонъ.
   -- Ну, теперь я желалъ бы и ей, за одинъ уже разъ, сообщить свое неожиданное предложеніе, сказалъ сэръ Перегринъ: -- она теперь въ гостиной?
   -- Я оставила ее тамъ.
   -- Не хотите-ли вы, изъ любви ко мнѣ, попросить ее придти ко мнѣ?
   -- Не лучше-ли будетъ ничего мнѣ объ этомъ не говорить?
   Сэръ Перегринъ въ глубинѣ сердца желалъ, чтобы невѣстка взялась все сама сдѣлать, но никакъ не могъ рѣшиться дать ей такое порученіе.
   -- Да, можетъ быть и такъ.
   Мистриссъ Ормъ хотѣла-было уйти.
   -- Еще одно слово, Эдиѳь. Мы съ вами, дитя мое, такъ давно знаемъ другъ друга и такъ искренно любимъ другъ друга, что я чувствовалъ бы себя очень несчастнымъ, еслибы упалъ въ вашемъ мнѣніи.
   -- Ужь этого, батюшка, нечего бояться.
   -- Повѣрите ли вы мнѣ, если я вамъ скажу, что, поступая такъ, я имѣю главною цѣлью оградить благородную и достойную женщину отъ незаслуженныхъ оскорбленій, отъ всѣхъ противозаконныхъ дѣйствій, о которыхъ я прежде я понятія не имѣлъ.
   Мистриссъ Ормъ убѣждала его, что вполнѣ вѣритъ ему, и въ этомъ увѣреніи она дѣйствительно была искренна. Послѣ этого она его оставила, чтобъ отыскать леди Мэзонъ и послать ее къ баронету. Въ это время сэръ Перегринъ поднялся съ мѣста и сталъ спиною къ камину. Онъ былъ бы очень радъ, еслибъ предстоящая сцена уже миновалась, только нельзя сказать, чтобъ это было отъ страха. Ему было бы пріятно сказать ей, что онъ любитъ ее такъ нѣжно, что онъ имѣетъ къ ней безграничную довѣренность; ему было бы пріятно говорить съ нею даже о ея печаляхъ и повторять ей увѣревіе, что онъ противъ всѣхъ готовъ вступить въ борьбу за нее и что для одержанія успѣха употребитъ всѣ средства, какими только можетъ располагать. Можетъ быть ему было бы также пріятно видѣть ея опущенные внизъ прекрасные глаза, когда она услышитъ его признаніе въ любви: онъ уже испыталъ однажды подобное удовольствіе. Тутъ пришли къ нему въ голову другія мысли. По картамъ ему все выходило, что она откажетъ ему. Онъ не скрывалъ отъ себя эту возможность. Если она откажетъ ему,-- чтожь такое? отъ этого дружба его ни мало не охладѣетъ къ ней... Тутъ послышались легкіе шаги въ залѣ; милая рука взялась за ручку двери и прекрасная лоди Мэзонъ очутилась породъ нимъ.
   -- Милая леди Мэзонъ, сказалъ баронетъ, встрѣчая ее посрединѣ комнаты: -- это очень любезно съ вашей стороны, что вы согласились придти ко мнѣ.
   -- Мой долгъ былъ бы придти къ вамъ даже тогда, когда для этого мнѣ пришлось бы пройти пол-королевства, отвѣчала она: -- это мой долгъ и вмѣстѣ удовольствіе.
   -- Точно ли это такъ? спросилъ онъ, смотря ей въ лицо со всею пылкостью страстнаго юноши.
   Съ этой минуты она уже поняла все, что ее ожидаетъ сейчасъ. Странная судьба предстояла ей въ этотъ періодъ жизни! Она ясно уже предвидѣла предложеніе, готовившееся для нее, но чего она не предвидѣла, чего не придумала -- это какой отвѣтъ ему дать!
   -- Безъ всякаго сомнѣнія, продолжалъ онъ -- для меня всегда было бы величайшимъ наслажденіемъ посылать за вами, когда васъ нѣтъ съ нами -- посылать за вами или, еще лучше, вѣчно слѣдовать за вами.
   -- Право, не знаю, чѣмъ я могла заслужить такое доброе вниманіе, которое вы оказываете мнѣ вы и мистриссъ Ормъ.
   -- Называйте ее Эдиѳь. Вы какъ-то уже называли ее такъ.
   -- Я часто называю ее такъ, когда мы остаемся наединѣ; но все же я чувствую, что не имѣю на то права.
   -- Вы на все имѣете право. Вы будете имѣть на все право, если только захотите принять его. Леди Мэзонъ, я уже старикъ,-- иные скажутъ, что я совершенный старикъ, но я не слишкомъ еще старъ, чтобы любить васъ. Можете ли вы принять любовь старика?
   Леди Мэзонъ, какъ мы уже догадывались, не была захвачена врасплохъ; но необходимо показаться изумленною,-- маленькая хитрость, извинительная въ кажіой женщинѣ при такомъ событіи.
   -- Сэръ Перегринъ, сказала она:-- вы не подразумѣваете подъ этимъ словомъ другое чувство, кромѣ искренней дружбы?
   -- Нѣтъ, я именно хочу выразить чувство сильной дружбы. Я говорю о любви мужа къ женѣ, любви жены къ мужу.
   -- Сэръ Перегринъ! О Боже! другъ мой! вы не обдумали хорошенько этихъ словъ. Вы забыли, въ какомъ положеніи я нахожусь. Милый, дорогой другъ! другъ, которому подобнаго нѣтъ на свѣтѣ.
   Тутъ она стала предъ нимъ на колѣни и приложила голову къ его колѣнямъ въ это время онъ сидѣлъ уже на своемъ спокойномъ креслѣ.
   -- Нѣтъ, этого не можетъ бытъ, продолжала она: -- подумайте только о тѣхъ печаляхъ, которыя вы навлечете на себя и на своихъ родныхъ, если мои враги одержатъ верхъ.
   -- Не одержать имъ верхъ! воскликнулъ сэръ Перегринъ съ необыкновенной энергіей.
   Произнося эту клятву, старый баронетъ положилъ руки на ея плечи.
   -- Нѣтъ: не будемъ надѣяться. Лучше бы мнѣ умереть у вашихъ ногъ, чѣмъ дождаться того дня, когда они останутся побѣдителями; и еще гораздо лучше вытерпѣть мнѣ двадцать смертей, чѣмъ увлечь и васъ въ бездну позора. Сидѣть на скамьѣ обвиненныхъ есть уже позоръ.
   -- Кто осмѣлится это сказать, когда я тамъ буду стоять подлѣ васъ? спросилъ сэръ Перегринъ.
   Прекрасно и благородно было чувство, которое выразилось на лицѣ его при произнесеніи этихъ словъ. Ея глаза, омраченные слезами, не могли видѣть его; но она инстинктивно чувствовала, какъ прекрасно и чисто было это выраженіе. Голосъ его быль полонъ такой пламенной, страстной увѣренности, которая имѣетъ магнетическую силу сообщаться другимъ. Но неужели это въ самомъ дѣлѣ не будетъ такъ? Еслибъ онъ дѣйствительно стоялъ объ руку нею, какъ мужъ и законный защитникъ, кто осмѣлился бы бросить въ нее камень осужденія?
   А между тѣмъ, она все еще не желала этого. Даже и теперь, когда она обдумывала эту возможность, даже и теперь, она предпочла бы, чтобъ этого не было. Еслибъ только она знала, въ какихъ словахъ это передать ему,-- такъ передать, чтобъ онъ не оскорбился! Сама по себѣ, она охотно вышла бы за него замужъ. Отчего-жь бы и не выдти? Да, она могла бы и хотѣла бы любить его и была бы ему такою женою, какой онъ не нашелъ бы въ другой женщинѣ. Но въ глубинѣ души, она говорила себѣ, что обязана ему благодарностью и преданностью, глубокою преданностью, и что за все, что онъ дѣлалъ для нее, было бы ей грѣшно платить ему такимъ образомъ. И она подумала тоже о сѣдыхъ волосахъ сэра Перегрина, о высокомъ положеніи, которое онъ занимаетъ въ графствѣ, и объ уваженіи, какимъ онъ пользуется во всякомъ обществѣ. Честно ли будетъ съ ея стороны, въ послѣдніе дни его жизни, стащить его съ пьедестала, на которомъ онъ поставленъ общественнымъ мнѣніемъ, стащить въ грязь и позоръ и отплатить ему такимъ образомъ за все, что онъ дѣлалъ для нее?
   -- Ну, что же, сказалъ онъ, приглаживая рукою ея шелковистые волосы, падавшіе на лобъ изъ подъ ея наряднаго чепчика:-- согласны ли вы? Дадите ли вы мнѣ право стоять рядомъ съ вами и защищать васъ отъ злыхъ языковъ? Каждый изъ насъ имѣетъ свои слабости, но каждый за то имѣетъ и свою собственную силу. Я могу похвалиться, что въ этомъ случаѣ я буду силенъ.
   Не вставая съ колѣнъ и не произнося ни слова, она все еще обдумывала. Достаточно ли будетъ одной такой силы? а если достаточно, будетъ ли онъ оттого счастливъ? Что до нее касается, она любила его. Если прежде того, она не такъ сильно любила его, то теперь любила искренно и много. Кто въ мірѣ показалъ ей столько любви, великодушія, привѣтливости?... Никогда въ ея ушахъ не звучали обѣты молодаго вздыхателя. Никогда ея сердце не знало любви, какъ люди ее понимаютъ. Ея покойный мужъ быль добръ къ ней по своему и она выполняла свои обязанности къ нему заботливо, мучительно, но вполнѣ примиряясь съ своею судьбою. Но тогда ничего не было такого свѣтлаго, благороднаго, великаго! Ей хотѣлось бы служить сэру Перегрину, на колѣняхъ исполнять самыя низкія услуги для него и наслаждаться тѣмъ. Нѣтъ, не отъ недостатка любви она должна отказать ему. А между тѣмъ она все молчала, а онъ все гладилъ ея волосы.
   -- Лучше бы вы никогда не встрѣчали меня, сказала она наконецъ.
   Она вѣрно выразила свою мысль. Въ душѣ она сознавалась, что его желаніе всегда должно быть исполнено: если онъ скажетъ, что онъ хочетъ этого, то нѣтъ сомнѣнія, такъ и должно быть. Могла ли она отказать въ чемъ или противиться какому бы ни было желанію того человѣка, который сдѣлалъ для нее такъ много?... Но все же гораздо лучше, гораздо благоразумнѣе будетъ отказать,-- для всѣхъ лучше и благоразумнѣе, только не для нее.
   -- Лучше бы никогда вамъ не видать меня! сказала она.
   -- Нѣтъ, не такъ, дорогая моя. Это не было бы лучше для меня,-- ни для меня,-- ни для Эдиѳи -- я въ томъ увѣренъ. Хочу надвяться, что и не для васъ...
   -- О, сэръ Перегринъ! вы знаете мои чувства; вы знаете, какъ я высоко цѣню ваше доброе расположеніе ко мнѣ. Что со мною станется, если и вы оттолкнете меня?
   -- Но этого никогда не можетъ быть! Пожалуйста, не давайте мѣста этому чувству въ вашемъ сердцѣ. Отвѣчайте мнѣ, отвѣчайте изъ глубины сердца; и, каковъ бы ни былъ вашъ отвѣтъ, помните, что моя дружба и опора всегда будутъ тѣже. Если вы согласны быть моею женою, я буду защищать васъ, какъ мужъ. Если вы не согласны, тогда я буду защищать васъ какъ отецъ.
   Что тутъ оставалось ей дѣлать? Она сказала нѣсколько словъ относительно мистриссъ Ормъ и ея чувствъ для того только, чтобъ отсрочить свой рѣшительный отвѣтъ; говорила и о Перегринѣ Ормѣ и его надеждахъ на будущее. Но и на то и на другое у сэра Перегрина былъ уже готовъ отвѣтъ. Онъ говорилъ уже о томъ своей молодой Эдиѳи и она съ радостью дала свое согласіе. Для нее было величайшее счастье всегда имѣть при себѣ своего любимаго друга. Что же касается до его наслѣдника, то будутъ приняты всѣ мѣры, чтобъ никакой обиды ему не было сдѣлано; при этомъ онъ началъ было обяснять ей денежныя обстоятельства, но леди Мэзонъ тотчасъ остановила его.
   -- Нѣтъ, отвѣчала она, я не должна и не хочу слушать этого. Я не хочу и слышать о своемъ обезпеченіи. Никакія денежныя соображенія не должны касаться меня: это ничего для меня не значитъ.
   И тутъ она до того расплакалась, что упала бы въ обморокъ, еслибъ онъ не поддержалъ ее.
   Что же еще сказать? Разумѣется, она приняла его предложеніе, да, по правдѣ сказать, ей и выбора другаго не предстояло. При томъ надо еще замѣтить, что не во всѣхъ же случаяхъ жизни она была благоразумна. Она была изъ числа тѣхъ женщинъ, которыя разомъ много чувствуютъ; а въ этомъ случаѣ дѣйствительно очень много чувствъ разомъ охватило ее. Еслибъ можно было отказать, она непремѣнно отказала бы; но она чувствовала, что это было невозможно.
   -- Если вы этого желаете, сэръ Перегринъ... сказала она наконецъ.
   -- А можете ли вы любить старика? спросилъ онъ.
   Только старики дѣлаютъ подобные вопросы. Она ничего не отвѣчала, но стала къ нему поближе, а онъ опять поцѣловалъ ее и опить былъ счастливъ.
   Съ этой минуты онъ рѣшилъ, что леди Мэзонъ не должна болѣе считаться вдовою помѣщика, но женою баронета, представителя графства. Если ужь надо ему подвергнуться насмѣшкамъ, такъ пусть это свершится разомъ. Мужчины и женщины дерзнули выражаться объ ней оскорбительно и жестоко; пускай же они узнаютъ, что теперь будутъ имѣть дѣло съ нимъ, что каждое ихъ слово будетъ уже касаться его личности. Отнынѣ онъ посвящаетъ себя ей, будетъ сражаться за нее и вынесетъ ее цѣлой и невредимой сквозь всѣ опасности битвы Съ Божьею помощію онъ облачится въ латы и немедленно вступитъ въ бой. Посмотримъ, какъ-то теперь осмѣлятся оскорбить ее? Какъ можно скорѣе она должна принять его имя, для того чтобы весь міръ узналъ, что онъ имѣетъ право защищать ее. Онъ никогда не былъ трусомъ, а теперь тѣмъ менѣе, когда станетъ защищать свою жену... Если кто улыбнется надъ мечтательностью старика, пускай себѣ улыбается. Онъ и безъ того знаетъ, что очень многіе не поймутъ, сколько было чести и рыцарскаго духа въ старикѣ.
   -- Мой другъ, моя жена, говорилъ онъ, прижимая ее къ своему сердцу:-- хочешь сама сказать объ этомъ Эдиѳи, или я долженъ это сдѣлать? Она ожидаетъ этого.
   Но леди Мэзонъ просила, чтобъ онъ взялъ на себя эту обязанность, а для нее, она чувствуетъ, необходимо послѣ всего этого остаться наединѣ съ собой. И она тотчасъ же украдкой прошла въ свою комнату.
   -- Попроси мистриссъ Ормъ пожаловать ко мнѣ, сказалъ сэръ Перегринъ слугѣ, вошедшему по его звонку.
   Леди Мэзонъ прокралась въ свою комнату, не встрѣтивъ ни одной души. Тамъ она сѣла и прямо заглянула въ лицо предстоящей ей будущности. Два вопроса задала она себѣ. Хорошо ли будетъ для нее, если этотъ бракъ состоится? Хорошо ли это будетъ для него? На скорую руку она уже дала себѣ отвѣтъ на эти вопросы; но тогда она слѣдовала болѣе внушенію чувства, а не разсудка.
   Нѣтъ сомнѣнія, что она очень много выиграла бы въ будущей борьбѣ тѣмъ положеніемъ, которое дастъ ей сэръ Перегринъ. Ей казалось даже, что ни мистеръ Дократъ, ни Джозефъ Мэзонъ и не осмѣлятся произнести такого обвиненія противъ жены сэра Перегрина Орма. Какое же доказательство ея безукоризненнаго поведенія и характера можетъ быть лучше, чѣмъ эта свадьба?...
   Но какъ взглянетъ на это Фёрниваль? если онъ оскорбится, то можно ли обойтись безъ него, чтобъ побѣдоносно выдти изъ этой битвы? Нѣтъ, невозможно: званіе юриста, опытность и краснорѣчіе его также для нея необходимы, какъ и высокое положеніе и слова баронета. Однако что же тутъ оскорбительнаго для мистера Фёрниваля? чѣмъ бы ему тутъ обидѣться? Она сама этого не понимала и не могла сообразить, чтобы тутъ было для него такого обиднаго? Такъ она старалась увѣрить себя, а между тѣмъ тихій шопотъ совѣсти говорилъ ей, что было чѣмъ ему обидѣться. Надо ли сообщить мистеру Фёринвалю? Сейчасъ ли надо это сдѣлать?
   Ну, а потомъ, что Люцій объ этомъ подумаетъ? что онъ будетъ говорить? Какъ она будетъ отвѣчать на суровыя слова, съ которымъ онъ обратится къ ней? А онъ непремѣнно обратится къ ней съ суровыми словами и будетъ страшно недоволенъ вторымъ бракомъ матери. Когда же взрослымъ сыновьямъ пріятно бываетъ слышать о вторичномъ бракѣ своихъ матерей? Отнынѣ Кливъ будетъ ея домомъ, если только она согласится это сдѣлать. Кливъ будетъ ея домомъ и она совершенно распрощается съ Орлійской Фермой. Они думала, долго, долго думала, и потъ мысли ея неслись, неслись все назадъ къ тѣмъ давно прошедшихъ днямъ, когда она съ тоскою заботилась о томъ, чтобъ Орлійская Ферма досталась въ наслѣдство малюткѣ, лежавшему у ногъ ея. Она вспоминала, какъ убѣждала мужа, указывая на права своего сына, настаивая, и совершенно справедливо, что для себя самой она ничего не желаетъ и не проситъ, но для сына. Вмѣсто того чтобы просить, развѣ она не могла бы требовать? Не достаточно ли уже надѣленъ старшій сынъ и взрослыя дочери съ ихъ богатыми мужьями?
   -- Не такой же ли родной и этотъ вашъ сынъ? говорила она, убѣждая мужа въ пользу сына.-- Не родной ли и онъ вашъ сынъ и не также ли достоинъ нашей любви?
   Она успѣла доставить наслѣдство своему сыну, лежавшему у ея ногъ, но сдѣлалась-ли она отъ того счастлива? и сдѣлала ли его счастливымъ? Тогда сынъ былъ для нее все въ мірѣ, а теперь она чувствовала, что это любимое дитя уже на половину отчуждено отъ нее по этому собственно наслѣдству, и вполнѣ станетъ для нее чуждымъ, когда узнаетъ, какимъ способомъ она старалась упрочить это помѣстье за нимъ.
   -- Я трудилась, я старалась для него, говорила она себѣ:-- вставала рано, ложилась поздно, но воръ приходитъ ночью и подкапываетъ...
   Кто можетъ представить горечь ея мыслей, когда она произносила эти слова?
   Но послѣдніе ее мысли относились къ нему, къ сэру Перегрину. Хорошо ли будетъ для него, если этотъ бракъ совершится? Люди, конечно, назовутъ его старымъ дуракомъ и станутъ смѣяться надъ нимъ, но она съ Божьею помощью постарается вознаградить его за это. Въ такихъ случаяхъ, онъ самъ себѣ лучшій судья, и если онъ самъ думаетъ, что хорошо дѣлаетъ, что посвятитъ ей свою жизнь, то она будетъ вѣрна и благодарна ему во всемъ и всегда.
   Но вотъ опять приходитъ мысль о процессѣ. А если за тѣмъ послѣдуетъ позоръ, разореніе, погибель? а если.... Не гораздо ли лучше будетъ, во всякомъ случаѣ, отложить свадьбу до окончанія процесса.
   Недоставало у нея силы опустить въ могилу этого благороднаго сѣдаго старика, убитаго позоромъ.
   

VIII.
Какъ думаютъ объ этомъ молодые люди?

   Въ это самое время, Луцій Мэзонъ жилъ у себя дома въ Орлійской Фермѣ и былъ въ дурномъ расположеніи духа. Читатель, можетъ быть, припомнитъ, что Луцій имѣлъ свиданіе съ мистеромъ Фёрнивалемъ въ его конторѣ, что это свиданіе было вовсе не утѣшительно для него,-- знаменитый адвокатъ грубовато обошелся съ нимъ и съ его мнѣніями,-- и что онъ сдѣлалъ также визитъ мистеру Дократу, тоже не совсѣмъ удачный. Не смотря на все это, онъ отправился еще къ новому юристу. Онъ чувствовалъ, что ему нѣтъ никакой возможности оставаться спокойнымъ и продолжать привычный образъ жизни, въ то время, какъ такія жестокія обвиненія взводятся на его мать и оставляются безъ опроверженія. Онъ былъ убѣжденъ, что она невинна, и ни на минуту въ головѣ его не промелькнуло сомнѣніе на счетъ этого. Но отчего же она такъ боится позволить ему защищать ея невинность единственнымъ возможнымъ для того образомъ? Онъ не могъ согласиться съ тѣмъ, что безъ ея позволенія онъ не имѣетъ права защищать ее, и вотъ, по такой-то причинѣ, отправился еще къ другому юристу.
   Немного хорошаго сказалъ ему и этотъ юристъ. По закону не допускается, чтобы сынъ, не получивъ довѣренности отъ матери, началъ бы искъ изъ-за клеветы, распространяемой противъ нее. Сверхъ того, новый адвокатъ тотчасъ же вообразилъ, что всякое вмѣшательство со стороны Люція Мэзона только повредитъ дѣлу и станетъ мѣшать законнымъ совѣтникамъ, которымъ леди Мэзонъ дала довѣренность на производство этого дѣла. Такимъ образомъ, новый адвокатъ тоже ничего не могъ сдѣлать, и вотъ почему Люцій возвратился въ Орлійскую Ферму въ мрачномъ расположеніи духа.
   Прошло два дня послѣ его возвращенія, а онъ еще не видалъ матери своей. Онъ не хотѣлъ итти въ Кливъ, хотя оттуда присылали просить его; мать же боялась вернуться домой, боялась видѣть его.
   -- Въ воскресенье онъ придетъ въ церковь, сказала она мистриссъ Ормъ.
   Но онъ не пришолъ въ церковь, и она принуждена была итти къ нему на другой день. Это случилось наканунѣ того дня, въ который сэръ Перегринъ сдѣлалъ ей предложеніе, и потому она была еще спокойна хотя въ этомъ отношеніи.
   -- Я не могу помочь этому, мама, сказалъ онъ вскорѣ послѣ того, какъ они свидѣлись:-- но могу скрыть, что между нами существуетъ отчужденіе.
   -- О, Люцій!
   -- Нѣтъ никакой пользы скрывать это отъ себя. Вы находитесь въ горѣ и не хотите внимать моему совѣту. Вы оставляете мой кровъ и ищете покровительства новаго и неиспытаннаго друга.
   -- Нѣтъ, Люцій, это не такъ.
   -- Да, а говорю новаго друга. Годъ тому назадъ, хотя вы и бывали тамъ, но никогда не оставались такъ долго, да и вообще бывали тамъ очень рѣдко. Да; это новые друзья, а между тѣмъ теперь, когда васъ посѣтило горе, вы предпочитаете жить съ ними.
   -- Милый Люцій, находишь ли ты какія нибудь причины, по которымъ я бы не должна бывать въ Кливѣ.
   -- Да; если вамъ угодно спрашивать меня, то да, нахожу, отвѣчалъ онъ сурово:-- надъ вами носится туча и вамъ не слѣдуетъ думать ни о визитахъ, ни о новыхъ друзьяхъ, до тѣхъ поръ пока она не разсѣется. Вы не должны сидѣть за другимъ столомъ кромѣ этого, не должны пить изъ другой чашки кромѣ моей. Я знаю, что вы невинны -- тутъ онъ всталъ и посмотрѣлъ ей прямо въ лицо:-- но другіе этого не знаютъ. Я зняю, какъ гнусны тѣ клеветы, которыми злые люди стараются очернить ваше имя, но другіе думаютъ, что это обвиненіе справедливо. Этимъ нельзя пренебрегать, и теперь, когда вы дозволили все это грязное бремя взвалить на васъ безнаказанно, теперь грозитъ вамъ процессъ и васъ потащатъ въ судъ, какъ преступницу, обвиняемую въ страшномъ преступленіи.
   -- О, Люцій! воскликнула она, закрывъ лицо обѣими руками: -- я не могла этому препятствовать. Чѣмъ я могла отвратить это несчастье?
   -- Конечно, теперь уже этому горю не помочь. Но пока этотъ процессъ кончится, ваше мѣсто должно быть здѣсь,-- вотъ здѣсь, подлѣ вашего сына. Я обязанъ не покидать васъ; мой долгъ защищать васъ и заботиться, чтобы имя ваше снова было признано чистымъ, хотя бы мнѣ для того пришлось все отдать, даже самую жизнь. Я тотъ человѣкъ, на руку котораго вы имѣете право оперется. А вы, въ такіе дни испытанія, оставляете мой домъ и уходите подъ кровъ чужого человѣка.
   -- Онъ не чужой, Люцій.
   -- Все-таки не можетъ онъ быть для васъ тѣмъ, чѣмъ сынъ долженъ быть. Впрочемъ, объ этомъ вамъ лучше судить. Я не имѣю права распоряжаться за васъ въ этомъ дѣлѣ; но считаю, что вы имѣете право знать, что и думаю объ этомъ.
   Но мать опять отправилась въ Кливъ и разсказала мистриссъ Ормъ о своемъ свиданіи съ сыномъ. Что ни говори Люцій и какъ ни горьки ея ощущенія, а она не могла повиноваться его приказаніямъ; не могла, потому что, уступи она ему въ одномъ, такъ пришлось бы и все дѣлать по его волѣ. А что изъ этого выйдетъ? Она ужь выбрала себѣ совѣтниковъ, по своему благоусмотрѣнію, и не смѣла уклониться отъ нихъ, хотя бы это совершенно разлучило ее съ сыномъ. Нѣтъ, не могла она оставить сэра Перегрина и мистера Фёрниваля.
   И такъ, она потащилась опять въ Кливъ, и обо всемъ разсказала мистриссъ Ормъ: не вынесла бы она, изнемогла бы отъ этой скорби, еслибъ ей не кому было довѣрить откровенно эту скорбь.
   -- Но онъ любитъ васъ, сказала мистриссъ Ормъ, утѣшая ее: -- это не показываетъ, чтобы онъ васъ не любилъ.
   -- Но онъ такъ суровъ ко мнѣ.
   Тутъ мистриссъ Ормъ бросилась обнимать ее, увѣряя, что въ этомъ домѣ никто не будетъ къ ней суровъ. На другой день утромъ, сэръ Перегринъ сдѣлалъ ей предложеніе, и тогда она почувствовала, что отчужденіе между нею и сыномъ теперь будетъ сильнѣе нежели когда нибудь. И все это произошло отъ наслѣдства, ради котораго она такъ настойчиво хлопотала.
   И вотъ опять одиноко сидитъ Люцій въ своемъ кабинетѣ въ Орлійской Фермѣ, устремивъ свои мысли къ тому, чтобы какъ нибудь достигнуть желаемаго результата посредствомъ закона. Онъ пробрался въ контору къ Дократу и оскорбилъ его въ присутствіи свидѣтелей, въ надеждѣ, что злобный атторней подастъ на него жалобу. Онъ желалъ, чтобъ это такъ случилось для того, чтобы вывести все дѣло предъ судъ присяжныхъ. Одна мысль настойчиво преслѣдовала его: какъ бы притащить это гнусное пресмыкающееся въ судъ и гласно объявить всю его подлость; тогда бы, казалось ему, все дѣло пошло хорошо. Общественное мнѣніе признало бы истину и раздавило бы это пресмыкающееся... Бѣдный Люцій! Не всегда легко пріобрѣтается общественное сочувствіе и нерѣдко случается, что это самое подлое пресмыкающееся плюетъ на общественное мнѣніе.
   На столѣ предъ Люціемъ лежали книги: его любимцы, Латамъ и Притчардъ, потомъ черепъ одного изъ дикарей и челюсть другого. Ливерпульскія объявленія о неподмѣшанномъ гуано тоже лежали предъ нимъ, равно какъ и философскій германскій трактатъ объ агрономіи, которую онъ намѣревался изучить. "Прилично человѣку, повторялъ онъ себѣ: всегда прилично заниматься дѣломъ, не смотря ни на какое горе." Однако онъ все сидѣлъ, а дѣло его не подвигалось впередъ. Какъ часто люди увѣряютъ себя въ томъ же, а какъ только наступаетъ испытаніе, оказываются несостоятельными. Кто можетъ управлять своими мыслями, своимъ расположеніемъ духа?... Въ десять часовъ я хочу настроить свою лиру и начать поэму. Но въ десять часовъ надъ поэтическимъ вдохновеніемъ пронеслась чорная туча: вода къ чаю была не готова въ девять, и моя лира осталась не настроенною.
   Вотъ и Люцій никакъ не могъ настроить свою лиру. Цѣлые дни сидѣлъ онъ, а ни одной звучной ноты не высидѣлъ. Тогда онъ пошолъ прогуляться по своимъ полямъ; за нимъ слѣдовалъ его фермеръ. Люцій надѣялся, что всѣ его мысли обратятся на дѣйствительность обработки своей земли. Но и изъ этого мало хорошего выходило. Былъ январь на дворѣ, земля обратилась въ полузамерзшую грязь. И дѣлать-то туть было нечего. Вышло, что фермеръ Гринвудъ справедливо нѣкогда сказалъ о своемъ молодомъ помѣщикѣ:
   -- У молодого барина много ума и трудолюбія, но онъ самъ не сьумѣетъ и осла поставить въ конюшню и присмотрѣть за нимъ.
   Люцій былъ убѣжденъ, что онъ знаетъ сельское хозяйство и что вообще всѣ агрономы люди отсталые, а онъ могъ бы навести ихъ на путь истинный. Даже и теперь, въ своемъ горѣ, бродя по грязнымъ обледенѣлымъ полямъ, онъ мучился желаніемъ приносить пользу, занимаясь дѣломъ,-- какимъ, онъ и самъ не зналъ, а хотѣлось бы важнымъ.
   Но въ настоящемъ случаѣ Люцію не удалось ничего сдѣлать и онъ, недовольный собою, возвратился домой. Это случилось около полудня на другой день послѣ того, какъ сэръ Перегринъ объяснился въ любви. Возвращаясь домой, онъ встрѣтился въ дверяхъ кухни съ дѣвочкой изъ Клива. Она была любимица мистриссъ Ормъ, которая одѣвала ее, воспитывала и посылала иногда съ какимъ нибудь порученіемъ. Теперь она принесла письмо отъ леди Мэзонъ къ сыну.
   -- Отвѣта просятъ, пролепетала она.
   Люцій пошолъ въ гостинную и нашолъ письмо на столѣ. Съ нервическимъ раздраженіемъ распечаталъ онъ его, но если бъ онъ только зналъ, какъ дрожала рука, писавшая эта строки!... Письмо было слѣдующаго содержанія:

"Дорогой Люцій.

   "Я знаю, что тебя сильно изумить то, что и собираюсь тебѣ сказать, но надѣюсь, что ты не будешь судить меня слишкомъ строго. Но сколько я знаю себя, шагу бы я не сдѣлала для личной своей выгоды, если она могла бы повредить тебѣ въ настоящее время мы не можемъ съ тобою согласиться на счетъ извѣстнаго предмета, который дѣлаетъ насъ обоихъ несчастными, и по этому я не могу пользоваться твоими совѣтами, какъ это было бы въ противномъ случаѣ. Но я уповаю на милосердіе Божіе, что всѣ эти испытанія придутъ къ окончанію и не будутъ болѣе причиною несогласія между нами.
   "Сэръ Перегринъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе принять его руку и я согласилась...
   Дочитавъ до этого мѣста, Люцій бросилъ письмо на столъ, вскочилъ со стула и быстро зашагалъ по комнатѣ.
   -- Выдти за него замужъ!-- восклицалъ онъ громко:-- она за него выйдетъ!
   Мысль, что отцы или матери вступятъ во вторичный бракъ и будутъ опять испытывать наслажденія любви, всегда считается ужасною для ихъ взрослаго поколѣнія. Теперь Люцій чувствовалъ противъ своей матери такой же гнѣвъ, какой нѣкогда бушевалъ въ сердцѣ его старшаго брата Джозефа Мэзона, когда его старый отецъ женился во второй разъ.
   -- Выдти за него замужъ!-- твердилъ Люцій, съ волненіемъ шагая о комнатѣ, какъ будто страшная напасть грозила ему самому.
   Оно такъ и было, по его мнѣнію. Не въ томъ ли состоитъ теперь ея назначеніе въ жизни, чтобъ быть его матерью? Не наслаждалась ли она уже въ своей молодости? Ему и въ голову не приходило подумать, что это была за молодость его матери! Такъ вотъ почему она отказывалась отъ его совѣта и отвергала его кровъ! Она приготовила для себя новыя надежды, новый домъ, новое честолюбіе! И вотъ до какой степени завладѣла она старикомъ, что тотъ готовъ на этакой безумный поступокъ!... И Люцій все расхаживалъ по комнатѣ, жестоко оскорбляя свою мать въ мысляхъ своихъ. Онъ никогда бы не повѣрилъ въ дѣйствительныя причины побудившія ее принять руку сэра Перегрина. По дѣлу Орлійской Фермы онъ въ ту жъ минуту оправдалъ свою мать громогласно; но въ дѣлѣ ея брака, онъ тотчасъ же произнесъ приговоръ ея виновности, даже не выслушавъ ея оправданія... Однако онъ опять взялъ письмо и дочиталъ его до конца.
   "Сэръ Перегринъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе и я согласилась принять его руку. Трудно было бы точно объяснить причины, заставившія меня согласиться на это. Главная изъ нихъ та, что я такъ много обязана ему любовью и благодарностью, что считаю своимъ долгомъ соглашаться со всѣми его желаніями. Онъ доказывалъ мнѣ, что какъ мужъ мой, онъ имѣетъ право сдѣлать очень много для меня, въ несчастьи, постигшемъ меня. На это я объявила ему, что согласна скорѣе погибнуть, чѣмъ принять отъ него такую жертву; но ему угодно было на то сказать, что для него тутъ никакой нѣтъ жертвы. Какъ бы то нибыло, онъ сильно этого желаетъ, а такъ какъ еще и мистриссь Ормъ дала на то свое сердечное согласіе, то я считаю себя обязанною согласиться на его желаніе. Только вчера сэръ Перегринъ сдѣлалъ мнѣ это предложеніе. Я упоминаю объ этомъ для того, чтобы ты зналъ, что я, не теряя времени, сообщаю тебѣ эту новость.
   "Вѣрь, дорогой Люцій, что я всегда по прежнему

"Твоя многолюбящая мать
Мэри Мэзонъ."

   "Дѣвочка подождетъ отвѣта, если найдетъ тебя дома."
   -- Нѣтъ, говорилъ онъ, все расхаживая по комнатѣ,-- нѣтъ, она не можетъ уже быть тою же матерью, какою была прежде. Я всѣмъ готовъ былъ жертвовать для нее! Она, чтобы ни была, оставалась бы госпожою въ моемъ домѣ, до тѣхъ поръ пока сама бы это желала. Но теперь...
   Тутъ мысль его неожиданно обратилась къ Софьѣ Фёрниваль.
   Не думаю, чтобы леди Мэзонъ была такъ предусмотрительна, что заранѣе пріискивала бы себѣ другой домъ для жительства, хотя Люцію и часто приходила въ голову мысль, что домъ принадлежитъ ему. Но и въ томъ я не увѣренъ, чтобы леди Мэзонъ удобно было оставаться у сына, если бы тотъ привелъ къ себѣ въ домъ такую ей невѣстку, какую онъ предполагалъ.
   Надо же было однако написать отвѣтъ матери, что онъ и сдѣлалъ.

"Орлійская ферма, январь.

"Любезная матушка,

   "Боюсь, что теперь уже поздно предлагать вамъ совѣты по поводу вашего письма. Не могу, однако, сказать, чтобы я считалъ васъ правою.

"Вашъ любящій сынъ
Люцій Мэзонъ."

   Кончивъ письмо, Люцій опять зашагалъ.
   -- Все между нами кончилось, думалъ онъ:-- и въ жизни и въ сердцѣ мы уже не встрѣтимся друзьями. Конечно, она всегда найдетъ во мнѣ почтительнаго сына и я буду почитать ее, какъ слѣдуетъ хорошему сыну. Но какимъ образомъ я могу согласовать свой образъ жизни съ благосостояніемъ жены сэра Перегрина Орма?
   Тутъ ярость овладѣла имъ при мысли, что его мать ищетъ другаго утѣшенія, а не того, которое онъ предлагалъ ей.
   Въ этотъ день не было уже никакого слуха изъ Клива; но на другой день рано утромъ къ Люцію Мэзону явился гость, котораго онъ, конечно, не ожидалъ. Онъ не садился еще за завтракъ, когда услышалъ лошадиный топотъ у своего подъѣзда, и въ ту жь минуту вошолъ Перегринъ Ормъ. Печально вошелъ онъ за слугою, доложившемъ объ немъ и съ торопливостью, свойственною ему, прямо подошолъ къ Мэзону и пожалъ ему руку. Тогда онъ дождался, какъ слуга вышелъ, и тотчасъ же приступилъ къ предмету, который привелъ его сюда.
   -- Мэзонъ, сказалъ онъ:-- слышали ли вы, что у насъ дѣлается въ Кливѣ.
   Люцій тотчасъ отступилъ отъ него шага на два и на минуту задумался, что на то ему отвѣчать. Онъ жестоко оскорблялъ свою мать въ своихъ мысляхъ, по вовсе не приготовился слышать, чтобы кто нибудь другой смѣлъ говорить о ней грубо.
   -- Да, отвѣчалъ онъ: -- слышалъ.
   -- И я узналъ отъ вашей матери, что вы не одобряете этого.
   -- Одобрять! Нѣтъ; я не одобряю.
   -- И я также, клянусь честью!
   -- Я не одобряю этого,-- сказалъ Мэзонъ, обдумывая:-- но не знаю, какія принять мѣры для предупрежденія.
   -- Не можете ли вы повидаться съ нею, уговорить ее, сказать ей, что это очень дурно съ ея стороны? Не знаю, имѣете ли еще вы право порицать ее.
   -- Отчего вы не уговорите своего дѣда?
   -- Да ужь я и уговаривалъ, на сколько могъ. Но вы не знаете еще моего дѣдушки. Никто на свѣтѣ не имѣетъ на него вліянія кромѣ моей мама, да вашей теперь.
   -- Что же говоритъ мистриссъ Ормъ?
   -- Да ничего. Я знаю, что она не одобряетъ этого намѣренія, а между тѣмъ ни за что и слова противъ этого не скажетъ. Она скорѣе дастъ на сожженіе обѣ руки свои, чѣмъ скажетъ что нибудь не пріятное для дѣдушки. Она говоритъ, что онъ просилъ ея согласія и она дала его.
   -- Мнѣ кажется, это ваше дѣло и дѣло вашей матери -- отвратить отъ этого вашего старика.
   -- Нѣтъ, это ваше дѣло предупредить вашу мать. Подумайте только объ этомъ, Мэзонъ. Вѣдь ему за семьдесятъ лѣтъ и онъ самъ говоритъ, что не обременитъ помѣстья новымъ долгомъ, для ея надѣла. За чѣмъ же это она дѣлаетъ?
   -- Вы несправедливы къ ней. Это совсѣмъ не денежная афера; она выходитъ за него совсѣмъ не для того, чтобъ пріобрѣсть что нибудь.
   -- Такъ за чѣмъ же?
   -- А за тѣмъ, что онъ уговорилъ ее. Эти непріятности по тяжебному дѣлу вскружили ей голову и она совершенно предалась ему въ руки. Я думаю, что она ошибается. Я могъ бы защитить ее отъ всякой непріятности и сдѣлалъ бы это. Полагаю, что я сдѣлалъ бы больше, чѣмъ обѣщаетъ сэръ Перегринъ. Но она думаетъ иначе и я ничѣмъ пособить тутъ не могу.
   -- Но не поговорите ли вы съ нею? Не объясните ли вы ей, что она оскорбляетъ семейство, которое приняло ее такъ радушно.
   -- Если она придетъ сюда, я переговорю съ нею; но тамъ я не могу. Итти въ домъ вашего дѣда съ такою цѣлью... нѣтъ, я не могу.
   -- Вѣдь весь міръ тогда обратится противъ нее, если она выйдетъ за него,-- сказалъ Перегринъ.
   Послѣ этого наступило минутное молчаніе.
   -- Мнѣ кажется началъ Люцій: -- вы слишкомъ несправедливы къ моей матери и обвиняете ее въ преступленіи тамъ, гдѣ она заслуживаетъ только нѣкотораго порицанія. У нея и въ головѣ нѣтъ мысли о денежныхъ или какихъ другихъ матеріальныхъ выгодахъ. Она увлеклась только убѣжденіями вашего дѣда и безумнымъ страхомъ грозящаго ей испытанія, которое, по ея мнѣнію, устранится съ его помощью. Вы живете въ одномъ съ ними домѣ и можете поговорить съ нимъ и, если хотите, такъ и съ нею также. Я же не вижу, какимъ образомъ мнѣ это сдѣлать.
   -- А вы не хотите пособить мнѣ разрушить это?
   -- Конечно, желаю, если только придумаю какъ.
   -- Не напишете ли вы къ ней?
   -- Пожалуй; я подумаю прежде.
   -- Слѣдуетъ ли ее порицать или нѣтъ, но во всякомъ случаѣ вашъ долгъ, какъ и мой также, предотвратить этотъ бракъ. Подумайте только, что объ этомъ люди скажутъ?
   Въ такомъ духѣ молодые друзья потолковали еще между собою, послѣ чего Перегринъ сѣлъ на лошадь и вернулся въ Кливъ, несовсѣмъ довольный молодымъ Мэзономъ.
   -- Если вы будете говорить съ нею -- съ моею матерью, то будьте къ ней почтительны.
   Таковы были послѣднія слова Люція, когда Перегринъ заносилъ ногу въ стремя.
   Возвращаясь домой. Перегринъ Ормъ раздумывалъ о томъ, какъ люди къ нему несправедливы. Все шло наперекоръ ему, и въ головѣ у него мелькнула мысль: не отправиться ли ужь ему къ сѣверному полюсу отыскивать сэра Джона Франклина, или не присоединиться ли къ какому нибудь энергичному путешественнику въ Центральной Африкѣ? Сдѣлалъ онъ предложеніе Мэдлинъ и получилъ отказъ. Одно ужь это тяжелымъ бременемъ налегло на его душу, а тутъ еще дѣдушка вздумалъ безславить свое имя. Вотъ онъ сдѣлалъ надъ собою усиліе, отказался отъ лондонскихъ наслажденій и радостей, обрекъ себя на жизнь въ провинціальныхъ гостинныхъ и на занятія провинціальною охотою, а къ чему все это послужило?
   Тутъ Перегринъ Ормъ сталъ торговаться съ собою, какъ это не рѣдко случается съ людьми,
   -- Не лучше ли было бы жить, какъ всѣ живутъ?...
   Медленно подъѣзжая къ Кливу, онъ почти съ сожалѣніемъ думалъ о своемъ старомъ другѣ Карроти Бобѣ.
   

IX.
Перегриново краснорѣчіе.

   Мы видѣли, что Перегринъ ѣздилъ въ Орлійскую Ферму за тѣмъ, чтобы вмѣстѣ съ Люціемъ Мэвономь пообсудить поведеніе своихъ родителей, и что молодые люди рѣшили, что вообще ихъ родители сумасбродничаютъ. Но у бѣднаго Перегрина было и кромѣ того много горя: между тѣмъ какъ дѣдъ его имѣлъ успѣхъ въ любви, ему самому не было удачи по этой части. Когда онъ, взволнованный, мрачный, возвращался изъ Нонинсби въ Кливъ, то онъ твердо рѣшился пересказать своей матери всѣ свои огорченія. Огорченія! Странно звучитъ это слово въ устахъ смѣлаго семнадцатилѣтняго юноши, который недавно еще съ такою страстью предавался травлѣ крысъ, а теперь предводительствовалъ вѣрными сынами Немврода на охотѣ за лисицами.
   Молодые люди нашего времени, когда стоятъ лицомъ къ лицу съ свѣтомъ, то такъ говорятъ и дѣйствуютъ, какъ-будто они никогда ни о чемъ не разговаривали съ своими матерями, какъ будто ничуть не нуждаются ни въ совѣтѣ, ни въ помощи женщины -- точь въ точь кавалерійскій полковникъ въ день битвы. Но суровая возмужалость и внѣшняя оболочка нимало не измѣняютъ плоти и крови, съ какими мы родимся. Молодой герой, какъ ни кажется суровъ по наружности, а я думаю частенько, повинуясь силѣ чувства, изливаетъ въ сердце матери свои скорби не хуже своихъ сестеръ.
   Такъ было и въ этомъ случаѣ: Перегринъ обѣщалъ себѣ передать матери свою сердечную печаль. Онъ узнаетъ такимъ образомъ, что и другіе думаютъ о бракѣ, который онъ замышлялъ, а тогда, если мать и дѣдъ одобрятъ его выборъ, онъ придумаетъ вторичное нападеніе на сердце Мэдлинъ, посредствомъ ея отца или даже матери.
   А тутъ, какъ нарочно, онъ нашолъ, что и другіе, точно такъ же какъ и онъ, боролась подъ бременемъ силы чувства, и когда онъ готовился передать свой разсказъ, онъ услышалъ? что ему самому надо выслушать неожиданное повѣствованіе. Онъ обѣдалъ съ дѣдомъ, матерью и леди Мэзонъ: трое влюбленныхъ; а четвертая волнуется предстоящею ей необходимостью передать сыну неожиданную вѣсть. Когда послѣ обѣда дамы ушли, то баронетъ ни слова не сказалъ внуку о своемъ намѣренія жениться; но позже вечеромъ Перегринъ быль приглашенъ въ комнату матери, и тутъ она, съ сильнымъ волненіемъ и видимою робостью, передала ему вѣсть о предстоящей свадьбѣ.
   -- Онъ женится на леди Мэзонъ! воскликнулъ онъ.
   -- Да, Пери. Почему же ему и не жениться, если на то есть ихъ общее желаніе?
   Перегринъ думалъ, что много есть важныхъ причинъ, препятствующихъ этому браку, но его доводы не являлась наружу. Онъ такъ былъ пораженъ этою неожиданностью, что очень немногое нашелся сказать. Молчаливость и пасмурное выраженіе лица его ясно показывали, что онъ не одобряетъ этого брака. Тогда мать сказала все, что могла въ пользу баронета, доказывая Перегрину, что въ денежномъ отношеніи онъ скорѣе выиграетъ, чѣмъ потеряетъ.
   -- Мама, я о деньгахъ не думаю.
   -- Я это знаю, другъ мой; но справедливость требуетъ, чтобъ я передала тебѣ, какъ внимателенъ къ тебѣ дѣдушка,
   -- Все равно я не желаю, чтобъ онъ женился на этой женщинѣ
   -- На этой женщинѣ! Перегринъ, тебѣ не слѣдуетъ такъ выражаться о другѣ, котораго я искренно люблю.
   -- Все равно: она женщина.
   Тутъ онъ угрюмо сѣлъ и устремилъ глаза на каминъ. Сила его собственнаго чувства не дозволяла ему свободнаго изліянія въ настоящую минуту, и потому, по необходимости оно было отложено. Мать сказала ему, что дѣдушка будетъ очень радъ видѣть его завтра утромъ.
   -- Дѣдушка просилъ моего согласія. Перегринъ, сказала мистриссъ Ормъ: -- и я нашла, что не имѣю никакого права отказать ему
   Она это сказала для того, чтобы показать сыну, что не въ ея власти противиться этой свадьбѣ, и она была рада, что это такъ вышло, потому что у нее не достало бы духу въ чемъ нибудь противорѣчить сэру Перегрину.
   На слѣдующій день Перегринъ собирался повидаться съ дѣдомъ до завтрака. Мать подошла къ его двери, когда онъ одѣвался, и шепнула ему:
   -- Прошу тебя, Пери, будь почтителенъ къ нему! Помни, какъ онъ всегда былъ добръ къ тебѣ, къ намъ обоимъ! Скажи, что ты поздравляешь его.
   -- Но я не могу поздравить его съ этимъ.
   -- Ахъ! Перегринъ, прошу тебя...
   -- Мама, я скажу тебѣ, что сдѣлаю: я оставлю этотъ домъ и совсѣмъ уѣду, если ты этого хочешь.
   -- О, Перегринъ! какъ это ты можешь говорить такія вещи! Но онъ уже ждетъ. Прошу тебя: будь къ нему поласковѣе.
   Онъ спустился внизъ съ тѣмъ же чувствомъ, которое нѣкогда терзало его, когда онъ возвратился домой, послѣ встрѣчи съ Карроти Бобомъ въ Смитфильдѣ. Съ тѣхъ поръ онъ всегда былъ въ добрыхъ отношеніяхъ съ дѣдомъ; теперь же опять предстоитъ буря.
   -- Доброе утро, сэръ, сказалъ онъ, входя въ кабинетъ дѣда.
   -- Здравствуй, Перегринъ.
   За тѣмъ наступило минутное молчаніе.
   -- Видѣлъ-ли ты мать вчера вечеромъ?
   -- Видѣлъ, сэръ.
   -- И она передала тебѣ о моемъ намѣреніи?
   -- Да, сэръ, передала.
   -- Надѣюсь, ты понимаешь, голубчикъ мой, что это ничуть не повредитъ твоимъ интересамъ.
   -- Да я не забочусь о нихъ, сэръ, мнѣ все равно.
   -- Но я забочусь. Надѣюсь, что и я имѣю право доставить себѣ нѣкоторое удовольствіе
   -- О, конечно, сэръ; я знаю, что вы имѣете это право.
   -- Въ особенности, когда я тѣмъ могу принести пользу другимъ. Слышалъ-ли ты, что мать твоя дала свое сердечное согласіе?
   -- Она говорила мнѣ, что вы просили ее о томъ и что она согласилась. Она на все готова согласиться.
   -- Перегринъ, тебѣ не слѣдуетъ такъ выражаться о своей матери.
   Молодой человѣкъ стоялъ молча, какъ-будто нечего уже было ему говорить. Онъ не смѣлъ высказать всѣхъ доводовъ противъ этой свадьбы, которые толпились въ его головѣ; и вмѣстѣ съ тѣмъ у него духу не хватало пожелать ему счастья или сказать разные привѣты, приличные такому случаю. Баронетъ тоже сидѣлъ молча; онъ успокоился прежде, чѣмъ заговорилъ.
   -- Хорошо, другъ мой, сказалъ онъ, и голосъ его звучалъ ласковѣе обыкновеннаго: -- я понимаю, что у тебя происходитъ въ мысляхъ; не будемъ же теперь говорить о томъ. Одного прошу у тебя: обращайся съ леди Мэзонъ такъ, какъ это прилично тому званію, въ которое я намѣренъ возвести ее.
   -- Не думаете-ли вы, сэръ, что гораздо лучше будетъ, если я на время оставлю Кливъ?
   -- Надѣюсь, что не будетъ въ томъ необходимости. Къ чему это!-- По крайней мѣрѣ, теперь этого не надо, прибавилъ онъ, когда предъ нимъ мелькнула мысль о предстоящей свадьбѣ.
   Такъ кончилось ихъ свиданіе, а чрезъ полчаса они опять встрѣтились за завтракомъ.
   Леди Мезонъ тоже была въ столовой. Перегринъ вошелъ послѣдній, когда дѣдъ его стоялъ уже на своемъ мѣстѣ съ молитвенникомъ въ рукахъ, ожидая, когда слуги станутъ по своимъ мѣстамъ, прежде чѣмъ онъ преклонитъ колѣна. Тутъ было не время для пространныхъ привѣтовъ, но Перегринъ, проходя къ привычному своему мѣсту, пожалъ ей руку. При этомъ пожатіи онъ почувствовалъ, какъ холодна была ея рука, но онъ не взглянулъ на нее и не выслушалъ даже немногихъ словъ, которыя она прошептала ему. Когда завтракъ былъ конченъ, она все держалась ближе къ мистриссъ Ормъ, какъ-будто покровительство той могло защитить ее отъ гнѣва другихъ друзей сэра Перегрина. За завтракомъ она помѣстилась тоже поближе къ своей милой подругѣ, подальше отъ баронета, и почти пряталась за вазу отъ его внука. Она сидѣла, ни слова не произнося, и ничего не ѣла. Это было время тяжелаго для нея страданія: она понимала, что молодому наслѣднику не могло быть пріятно ея вступленіе въ ихъ семью.
   -- Нѣтъ, этого не должно быть, твердила она себѣ безпрестанно: -- хотя бы онъ выгналъ меня изъ дому, я все-таки скажу ему, что этого не должно быть.
   Вотъ послѣ этого-то завтрака Перегринъ и ѣздилъ въ Орлійскую ферму для совѣщанія съ другимъ наслѣдникомъ. По возвращеніи въ Кливъ, онъ не вошелъ въ домъ, но, отдавъ свою лошадь на руки груму, пошелъ бродить по лѣсу. Люцій Мэзонъ ему внушалъ, что ему, Перегрину, слѣдуетъ переговорить объ этомъ предметѣ съ леди Мэзонъ. Онъ чувствовалъ, что дѣдъ будетъ сильно сердиться на него, если онъ сдѣлаетъ это. Но Перегринъ не очень заботился о томъ. Онъ пропитался Люціевою теоріею своихъ обязанностей и намѣревался поступать сообразно съ своими умозаключеніями. Онъ непремѣнно долженъ говорить съ ней, но никому не скажетъ о своемъ намѣреніи и представитъ ей: ужели она допуститъ до погибели такого благороднаго джентльмена, какъ его дѣдъ?
   Твердо рѣшившись Перегринъ вернулся въ замокъ, когда уже совершенно стемнѣло, и, пройдя прямо въ гостиную, сѣлъ у камина, молча обдумывая свой планъ. Въ комнатѣ было темно, какъ это обыкновенно бываетъ въ январѣ, часа за два до обѣда. Онъ усѣлся въ покойномъ креслѣ и намѣревался просидѣть здѣсь до тѣхъ поръ, пока не придетъ время одѣваться къ обѣду. Это для него самого была рѣдкость: оставаться такъ долго въ гостиной до обѣда; но душевная забота заставляла его забывать свои привычки.
   Такъ сидѣлъ онъ уже съ четверть часа и началъ уже дремать, какъ вдругъ услышалъ шелестъ женскаго платья. Онъ поднялъ глаза и, при свѣтѣ камина, узналъ леди Мэзонъ. Она вошла торопливо и, проходя къ стулу, на которомъ обыкновенно сидѣла, между каминомъ и окномъ, задѣла своимъ платьемъ Перегрина.
   -- Леди Мэзонъ, заговорилъ онъ первый, желая дать ей знать, что она не одна: -- уже темно; прикажете позвонить, чтобы подали огня?
   Услышавъ его голосъ, леди Мезонъ вздрогнула, попросила извиненія, что обезпокоила его, и, уклоняясь отъ предложенія, сказала, что пришла на минуту и сейчасъ же опять уйдетъ въ свою комнату.
   Но молодому наслѣднику тутъ пришла въ голову мысль, что если ужъ надо переговорить съ нею; то ужь лучше покончить это разомъ, сейчасъ же,-- да и гдѣ же найдетъ онъ удобнѣйшій случай?
   -- Если вамъ нѣтъ необходимости торопиться, то я попросилъ бы васъ остаться здѣсь на нѣсколько минутъ.
   -- О, конечно, необходимости нѣтъ.
   Онъ могъ замѣтить, что ея голосъ дрожалъ при произнесеніи этихъ словъ.
   -- Кажется, лучше зажечь свѣчку.
   Съ этими словами онъ зажегъ одну изъ свѣчей на каминѣ. Свѣтъ одинокой свѣчи придавалъ еще болѣе мрачный видъ огромной комнатѣ. А она все стояла у камина и отъ души предпочла бы оставаться въ прежней темнотѣ.
   -- Не присядете-ли вы на нѣсколько минутъ?
   Она сѣла.
   -- Я затворю дверь, если вы ничего противъ этого не имѣете.
   И тотчасъ же затворивъ дверь, онъ вернулся и опять занялъ свое мѣсто у камина. Онъ замѣтилъ, что она была блѣдна и разстроена, и не хотѣлъ смотрѣть на нее, во время ихъ разговора. Тутъ только онъ подумалъ, что мать можетъ помѣшать имъ, и пожелалъ-было отложить свой разговоръ съ нею до другаго раза. Но такъ какъ это казалось невозможнымъ, то онъ, собравъ все свое мужество, приступилъ къ исполненію заданной себѣ задачи.
   -- Позвольте надѣяться, леди Мэзонъ, что вы не сочтете невѣжливостью, если я буду говорить объ этомъ дѣлѣ?
   -- О, я увѣрена, мистеръ Ормъ, что вы не будете невѣжливы ко мнѣ.
   -- Конечно, я не могу не огорчаться потому что, вы сами знаете, онъ мнѣ все равно, что родной отецъ. Конечно, если вы согласитесь на его предложеніе, то ничего ужь хуже не можетъ быть. Могу васъ завѣрить, что я ничуть не думаю о своихъ выгодахъ. Многіе на моемъ мѣстѣ испугались бы этого; но мнѣ мало заботы, что онъ сдѣлаетъ въ этомъ отношеніи. Онъ такъ честенъ, такъ великодушенъ, что я увѣренъ, онъ не захочетъ обидѣть меня.
   -- Я надѣюсь, что этого никогда не можетъ быть, тѣмъ болѣе изъ-за меня, отвѣчала леди Мэзонъ.
   -- Я напоминаю объ этомъ только для того, чтобы вы не сдѣлали ложнаго заключенія изъ моихъ словъ. Но кромѣ этого, есть еще много причинъ, леди Мэзонъ, почему эта свадьба будетъ для меня большимъ горемъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Я сама была бы очень несчастна, еслибъ знала, что дѣлаю другихъ несчастными.
   -- Такъ знайте же -- я могу васъ увѣрить, что это такъ,-- и не только меня, но и вашего сына. А былъ у него сегодня, и онъ думаетъ совершенно согласно со мною.
   -- Что-жь онъ вамъ говорилъ?
   -- Что онъ говорилъ? Право, я не могу припомнить точныхъ его выраженій; но онъ далъ мнѣ вполнѣ понять, что ваша свадьба съ сэромъ Перегриномъ для него большой ударъ. Отчего вы не повидаетесь съ нимъ и не переговорите?
   -- Я думала, что всего лучше прежде написать къ нему.
   -- Хорошо, вы ужь писали къ нему; такъ теперь, какъ вы думаете, не лучше-ли будетъ вамъ сходить къ нему и повидаться съ нимъ? Вы увидите, что онъ совершенно, такъ же противъ этого, какъ и я -- совершенно такъ же.
   Перегринъ, еслибъ только зналъ, ни за что не приводилъ бы такихъ доводовъ для убѣжденія леди Мэзонъ: побывать на Орлійской Фермѣ. Ее страшила мысль поссориться съ сыномъ, и она готова была почти на всякую жертву, лишь бы избѣжать этого. Еслибъ она могла только отдѣлаться отъ своего ужаснаго процесса, то она вернулась бы къ нему немедленно, бросилась бы ему въ ноги, но до того времени всего лучше было жить имъ врозь. Во всякомъ случаѣ, извѣстіе о его неудовольствіи никакъ уже не могло внушить ей желанія обратиться къ нему.
   -- Милый Люцій! сказала она, не обращаясь прямо къ своему собесѣднику:-- у меня никогда не было желанія огорчать его.
   -- Да, онъ очень огорченъ -- могу васъ увѣрить въ томъ.
   -- Да; мы съ нимъ нѣсколько расходимся во мнѣніяхъ...
   -- А! но не лучше-ли бы вы сдѣлали, еслибъ переговорили съ нимъ, прежде чѣмъ окончательно рѣшились на это. Вѣдь онъ сынъ вашъ, да и притомъ же необыкновенно умный человѣкъ. Онъ вамъ гораздо лучше все это объяснитъ, чѣмъ я.
   -- Что такое объяснитъ, мистеръ Ормъ?
   -- Мнѣ кажется, очень естественно, вы не можете ожидать, чтобы кто-нибудь одобрилъ этотъ бракъ, кромѣ васъ и сэра Перегрина.
   -- Ваша матушка ничего не возражала...
   -- Моя матушка! Но вы еще не знаете мою мама. Она ничего не станетъ возражать и тогда, если потребуется отрубить ей голову для того, кого она любитъ! Я не знаю, какъ все это устроилось, но полагаю, что сэръ Перегринъ просилъ ея согласія, а она, по обыкновенію, не возражала. Но мы, леди Мэзонъ, должны взглянуть на это здраво. Что скажетъ свѣтъ, когда узнаютъ, что такой старикъ женился на молодой женщинѣ?
   -- Но я не...
   Тутъ голосъ ея прервался.
   -- Мы всѣ очень любимъ васъ. Разумѣется, я крѣпко держу вашу сторону и всѣмъ сердцемъ буду стоять за васъ въ этомъ гнусномъ процессѣ. Когда Люцій просилъ меня, я, недолго думая, тотчасъ же отправился къ этому подлецу, атторнею гэмвортскому, и все время очень радовался, что сэръ Перегринъ тоже взялъ вашу сторону. Клянусь честью, я готовъ самъ отправиться даже въ Іоркширъ и обругать того негодяя, который намѣревается нанести вамъ такое постыдное оскорбленіе. Да, я готовъ и на это и буду стоять за васъ такъ же твердо, какъ и всякій другой. Но, леди Мэзонъ, когда дѣло идетъ о свадьбѣ дѣда, то... то... то... Подумайте только, что люди станутъ говорить о немъ. Представьте себѣ, что онъ вашъ отецъ и что онъ всю жизнь стоялъ высоко надъ людьми -- пріятно-ли было бы вамъ видѣть его паденіе, видѣть его посмѣшищемъ людей, видѣть его въ грязи именно въ то время, когда знаете, что онъ слишкомъ уже старъ, чтобъ опять когда-нибудь подняться на прежнюю высоту.
   Не знаю, могъ-ли Люцій Мэзонъ, при всемъ своемъ вліяніи, изложить дѣло лучше, краснорѣчивѣе и убѣдительнѣе, чтобы достигнуть цѣли? Грубою кистью нарисовалъ Перегринъ эту картину, но съ сильнымъ и живымъ эффектомъ. Онъ замолчалъ, но не отъ самодовольствія и не для того, чтобы дать своему слушателю время обдумать величіе его, таланта, но оттого, что словъ у него не достало, да и онъ самъ смутился отъ силы своихъ выраженій. Онъ всталъ, помѣшалъ огонь въ каминѣ и опять сѣлъ.
   -- Таково истинное положеніе этого дѣла, сказалъ онъ:-- но я надѣюсь, что вы не разсердитесь на меня за то, что я вамъ рѣшился высказать это.
   -- О, мистеръ Ормъ! я не сержусь и не знаю, что вамъ сказать на то.
   -- Отчего же вы не хотите поговорить съ Люціемъ?
   -- Что онъ можетъ сказать мнѣ болѣе того, что вы сказали? Дорогой мистеръ Ормъ! я не желаю вредить ему, то есть вашему дѣдушкѣ,-- ни за что на свѣтѣ не того...
   -- Но вы повредите ему въ глазахъ цѣлаго свѣта.
   -- Въ такомъ случаѣ, я не сдѣлаю этого. Я пойду къ нему и попрошу его не дѣлать этого. Я скажу ему, что это невозможно для меня. Все же будетъ лучше, чѣмъ принести ему горе и безчестье.
   -- Боже! Неужели вы это дѣйствительно сдѣлаете?
   Перегрина смутило и почти испугало дѣйствіе его собственнаго краснорѣчія. Что скажетъ баронетъ, узнавъ, что о немъ толковали между собою его нарѣченная невѣста и внукъ?
   -- Мистеръ Ормъ, продолжала леди Мэзонъ,-- вы, конечно, не можете понять, какъ все это случилось. Но еслибы вы знали, какъ сильно оно огорчало меня, то не стали бы обвинять меня даже мысленно. Съ начала до конца мое единственное желаніе было повиноваться вашему дѣду.
   -- Но вѣдь не изъ послушанія же вы хотѣли выдти за него замужъ?
   -- Да, это было бы именно такъ, Я вышла бы за него изъ послушанія, но прежде всего я не хочу повредить ему. Вы говорите, что ваша мама жизнь бы свою отдала за него. Ну, и я точно также отдала бы за него жизнь или что другое, только бы не вредя ни ему, ни другимъ. Не я искала этого брака, не мнѣ пришла эта мысль. Еслибы вы были на моемъ мѣстѣ, мистеръ Ормъ, то вполнѣ бы поняли, какъ мнѣ трудно ему отказывать.
   Перегринъ опять сталъ къ камину, глубоко вдумываясь въ эти слова. Это нѣжное сердце смягчилось рѣчами женщины, которая съ такою кротостью и терпѣніемъ вынесла его жосткія слова. Случись въ это время здѣсь сэръ Перегринъ, онъ могъ бы безъ большаго труда получить согласіе и отъ внука. Перегринъ, подобно многимъ полководцамъ, истратилъ всю свою энергію для одержанія побѣды, и послѣ нея былъ готовъ на условія, болѣе выгодныя для непріятеля, какихъ онъ не допустилъ бы во время битвы.
   -- Право, я вамъ много благодаренъ за снисходительность, съ которою вы приняли мои слова. Никто ничего о томъ не знаетъ, и можетъ быть, если вы захотите переговорить съ дѣдушкой...
   -- Я переговорю съ нимъ, мистеръ Ормъ.
   -- Благодарю, васъ; тогда можетъ быть все уладится и пойдетъ хорошо. Я пойду пока переодѣться.
   Съ этими словами онъ всталъ и ушелъ, оставивъ ее обдумывать: какъ бы ей лучше дѣйствовать въ такую критическую минуту, такъ, чтобы все уладилось къ лучшему, если это возможно. Но чѣмъ болѣе она думала, тѣмъ все менѣе казалось возможнымъ уладить все къ лучшему.
   

X.
О, конечно!

   Въ этотъ день обѣдъ въ Кливѣ прошелъ не очень скучно. Имѣя нѣкоторыя надежды, что мысль о свадьбѣ будетъ покинута, Перегринъ былъ внимательнѣе къ леди Мэзонъ противъ обыкновеннаго. Онъ разговаривалъ съ нею, спрашивалъ: не выходила-ли она со двора, и преусердно угощалъ ее бараниною и другими кушаньями. Это не осталось незамѣченнымъ ни сэромъ Перегриномъ, ни мистриссъ Ормъ, и они оба тоже старались быть гораздо ласковѣе, чѣмъ какъ это было въ послѣдніе дни.
   Немного разговаривала леди Мэзонъ, но она своимъ врожденнымъ инстинктомъ тотчасъ поняла общія усилія и хотя мало говорила, но привѣтливо улыбалась и любезно принимала вниманіе, оказываемое ей.
   Когда послѣ обѣда дамы ушли, Перегринъ опять остался наединѣ съ своимъ дѣдомъ.
   -- Какое непріятное приключеніе вышло съ Грэгамомъ въ Монктон-Грэнджѣ, сказалъ онъ дѣду, затворивъ за матерью дверь:-- вѣроятно, вы слышали уже о томъ, сэръ?
   Одержавъ такую славную побѣду до обѣда, Перегринъ рѣшился дать перемиріе полупобѣжденному врагу.
   -- По первымъ извѣстіямъ, дошедшимъ до насъ, мы думали, что онъ уже умеръ, сказалъ сэръ Перегринъ, наливая себѣ стаканъ.
   -- Нѣтъ, онъ не думалъ еще умирать; но, конечно, вамъ и это уже извѣстно. Онъ сломалъ себѣ руку и два ребра и вообще всего его порядкомъ помяло. Онъ ѣхалъ какъ-разъ позади меня, и я еще поджидалъ его. Ну, ужь, подивился я, видѣвъ, какой скачокъ сдѣлала Гарріэтъ Тристрамъ; никто на свѣтѣ не могъ бы такъ перепрыгнуть! Лихо она сидитъ на лошади и управляетъ ею,-- мило смотрѣть. Но что за гадкое мѣсто позади Монктон-Грэнджа!
   -- Надѣюсь, Перегринъ, ты не очень много думаешь о миссъ Тристрамъ...
   -- Думать о ней? Кто? Я-то? Какъ думать о ней? Я думаю, что она удивительно хорошо ѣздитъ на лошади и охотится на лисицу съ собаками.
   -- Это можетъ быть, но я совсѣмъ не желаю, чтобы ты вручалъ свое счастье дѣвушкѣ, которая славится своимъ умѣньемъ скакать на лошади и рыскать за собаками.
   -- То есть вы боитесь, что я женюсь на ней?
   И въ душѣ Перегрина невольно представилось сравненіе между миссъ Тристрамъ и Мэдлинъ Стевлей.
   -- Да, этого именно я боюсь.
   -- Да еслибъ она превзошла всѣхъ охотниковъ въ мірѣ, такъ я и тогда не захотѣлъ бы имѣть ее женою. Нѣтъ, клянусь Юпитеромъ! тутъ шутки плохія! Пожалуй, пріятно смотрѣть, какъ онѣ тамъ скачутъ, но что касается до любви къ нимъ... это другое дѣло.
   -- Ты совершенно правъ, другъ мой, совершенно правъ. Не это человѣку нужно въ женѣ.
   -- Нѣтъ, сказалъ Перегринъ; и въ голосѣ его звучала грусть при мысли о томъ, что бы ему нужно было въ женѣ.
   Такъ сидѣли за столомъ, прихлебывая вино, дѣдушка съ своимъ внукомъ. Оборотъ, принятый разговоромъ, выгналъ на минуту леди Мэзонъ изъ головы молодого человѣка.
   -- Ты слишкомъ еще молодъ, чтобы жениться, сказалъ баронетъ.
   -- Да, я еще молодъ; но, мнѣ кажется, въ этомъ большой бѣды нѣтъ.
   -- Напротивъ, если только молодой человѣкъ намѣренъ остепениться. Твоя мать, я увѣренъ, будетъ очень рада, если ты женишься пораньше; я тоже буду очень радъ, если только ты сдѣлаешь хорошую партію.
   Но что же это такое значитъ? Неужели дѣдушка узналъ уже, что онъ влюбленъ въ миссъ Стевлей? Только еслибъ это было ему извѣстно, такъ онъ не сталъ бы говорятъ о Гарріэтъ Тристрамъ.
   -- О, разумѣется, слѣдуетъ выбирать хорошую партію; только подъ словомъ хорошей я не понимаю денегъ.
   -- Такъ же, какъ и я, Перегринъ:-- деньги -- пустяки въ этомъ случаѣ.
   -- Да и высокое происхожденіе не составляетъ важности.
   -- Разумѣется, такъ; но это сдѣлало бы меня несчастнымъ, очень несчастнымъ, еслибы ты женился на дѣвушкѣ ниже тебя по своему положенію.
   -- А что вы называете моимъ положеніемъ?
   -- Если отецъ не джентльменъ, а мать не леди, ея воспитаніе не соотвѣтствуетъ извѣстнымъ правиламъ, на которыя ты могъ бы положиться, то дѣвушка ниже тебя.
   -- Ну, въ ней то я могъ бы быть вполнѣ увѣренъ, сказалъ Перегринъ простодушно.
   -- Въ ней? а кто это она?
   -- Ахъ! я и забылъ, что мы говорили вообще, не подразумѣвая никакой личности.
   -- Но вы не подразумѣваете Гарріэтъ Тристрамъ?
   -- Конечно нѣтъ.
   -- О комъ же вы думаете, Перегринъ? Могу-ли я спросить, если это не очень важная тайна?
   Опять наступило молчаніе; за это время Перегринъ выпилъ свой стаканъ и опять налилъ, его. Онъ ничего не имѣлъ противъ того, что бы поговорить съ дѣдомъ о миссъ Стевлей, но ему было стыдно за самого себя, что онъ ребячески проговорился.
   -- Скажу тебѣ откровенно, дитя мое, почему я тебя разспрашиваю объ этомъ, продолжалъ баронетъ:-- я собираюсь сдѣлать такое дѣло, которое многіе назовутъ безуміемъ.
   -- Вы хотите сказать о леди Мэзонъ?
   -- Да, я хочу сказать о моемъ бракѣ съ леди Мэзонъ. Не станемъ теперь говорить объ этомъ; я только упоминаю о немъ для того, чтобъ объяснять тебѣ, что я желалъ бы до свадьбы окончательно устроить дѣла. Еслибъ ты женился, то я сейчасъ же отдѣлилъ бы тебя. Только мнѣ хотѣлось бы оставаться въ старомъ домѣ до самой смерти.
   -- О, зачѣмъ такъ говорить, сэръ!...
   -- Но чтобы не было ни малѣйшаго повода огорчать тебя, такъ я ужь лучше и его отдамъ.
   -- Я согласенъ здѣсь жить только не иначе, какъ вашъ гость.
   -- До твоей женитьбы, я намѣренъ назначить тебѣ тысячу фунтовъ стерлинговъ годоваго дохода; но я былъ бы еще счастливѣе, еслибъ зналъ, что ты скоро женишься... Могу ли я теперь спросить о комъ ты думаешь?
   Перегринъ промедлилъ нѣсколько секундъ, прежде чѣмъ рѣшился дать отвѣтъ, но потомъ вдругъ сказалъ смѣло:
   -- Я думалъ о Мэдлинъ Стевлей.
   -- Въ такомъ случаѣ, дитя мое, ты думалъ о прекраснѣйшей дѣвушкѣ и лучшей невѣстѣ въ цѣломъ графствѣ. Выпьемъ-ка за ея здоровье!
   Старый баронетъ налилъ себѣ полный стаканъ кларета.
   -- Ты не могъ назвать женщины, которою я бы больше гордился, какъ хозяйкою твоего дома. Мнѣніе твоей матери объ этомъ предметѣ совершенно одинаково съ моимъ: мнѣ это удалось случайно узнать.
   И съ видомъ торжества, онъ выпилъ свой стеканъ, какъ будто свершилось уже радостное ожиданіе его сердца.
   -- Да, сказалъ Перегринъ пасмурно:-- она очень милая дѣвушка,-- по крайней мѣрѣ я такъ думаю.
   -- Человѣкъ, которому она достанется, можетъ считаться счастливцемъ. Ты совершенно правъ въ твоемъ мнѣніи о деньгахъ, и никто такъ искренно не сочувствуетъ тебѣ въ этомъ какъ я. Впрочемъ, если я не ошибаюсь, то миссъ Стевлей не бѣдная невѣста. Мнѣ кажется, Арботнотъ получалъ за старшею дочерью десять тысячъ фунтовъ.
   -- Право, я ничего объ этомъ не знаю,-- отвѣчалъ Перегринъ, и въ голосѣ внука совсѣмъ не слышалось радостной торжественности дѣда.
   -- Кажется получилъ, а если еще и не получилъ всего, то остальное получитъ впослѣдствіи. А судья совсѣмъ не такой человѣкъ, который захотѣлъ бы одну дочь наградить на счетъ другой.
   -- Я полагаю, что такъ.
   Тутъ разговоръ нѣсколько ослабѣлъ, потому что весь восторгъ былъ только на одной сторонѣ, да и еще именно на той, которая менѣе была доступна восторженностя. Бѣдный Перегринъ сказалъ только половину своей тайны, и притомъ не самую важную. Для сэра Перегрина эта тайна, на сколько онъ ее выслушалъ, была чрезвычайно пріятна. Онъ не имѣлъ задней мысли, что согласіемъ на свадьбу внука купитъ у него согласіе на свою собственную свадьбу; но ему казалось, что оба эти дѣла, дѣйствуя одно на другое, пойдутъ какъ по маслу. Его наслѣдникъ сдѣлалъ себѣ выборъ, какого лучше бы нельзя и пожелать. Старый баронетъ побаивался только, чтобы какая нибудь миссъ Тристрамъ или ея подобная не была ему предложена, какъ будущая леди Ормъ, и онъ пріятно былъ изумленъ, узнавъ, что такъ счастливо избрана новая владѣтельница кливскаго замка. Его снисхожденіе къ внуку не имѣло предѣловъ и онъ желалъ этимъ пріобрѣсть и отъ внука, если это возможно, вѣжливую снисходительность къ своему намѣренію.
   -- Какъ будетъ рада мать твоя, когда услышитъ о твоемъ выборѣ!
   -- Я намѣренъ это самъ разсказать мама,-- сказалъ Перегринъ все также уныло:-- но не думаю, чтобы тутъ было что нибудь утѣшительное для нее. Я сказалъ только, что я... что она мнѣ нравится.
   -- Послушай, другъ мой: если ты хочешь послушаться моего совѣта, то сдѣлай ей немедленно предложеніе. Вы прожили съ нею въ одномъ домѣ и...
   -- Но я уже...
   -- Что же такое?
   -- Я уже сдѣлалъ ей предложеніе.
   -- И съ успѣхомъ?
   -- Она отказала мнѣ... Теперь вы все знаете и потому сами можете видѣть, что радоваться тутъ не чему.
   -- О, такъ ты ужь дѣлалъ предложеніе! Но говорилъ ли ты съ ея отцомъ или матерью?
   -- Что пользы въ томъ. Если бъ было иначе, то само собою разумѣется, я переговорилъ бы съ ея отцомъ. Что касается до леди Стевлей, то мы съ нею въ самыхъ хорошихъ отношеніяхъ. Я имѣю причины думать, что ей это было бы не противно.
   -- Для нихъ это была бы пріятная партія во всѣхъ отношеніяхъ, и я надѣюсь, что ей нечего было бы возражать противъ того.
   Послѣ этого оба замолчали: Перегринъ не находилъ что сказать, а баронетъ придумывалъ, какъ бы лучше утѣшить внука.
   -- Надо опять попытаться, заговорилъ наконецъ баронетъ.
   -- Пожалуй; я не боюсь, но не думаю, чтобъ изъ этого вышло что нибудь хорошее. Я даже не увѣренъ, не думаетъ ли она о комъ другомъ?
   -- О комъ же это? кто онъ?
   -- О, онъ тоже тамъ былъ: тотъ джентльменъ, который сломалъ себѣ руку. Я не говорю, чтобъ это было непремѣнно такъ, и само собою разумѣется, вы не должны никому и намекать на это.
   Сэръ Перегринъ далъ ему желаемое обѣщаніе и все старался ободрять влюбленнаго юношу. Онъ самъ повидается съ судьею, если это нужно и объяснитъ ему, что щедро надѣлитъ будущую жену своего внука, если только Мэдлинъ согласится перемѣнить свои мысли.
   -- Знаешь ли, сказалъ старый баронетъ:-- вѣдь молодыя дѣвушки всегда готовы измѣнять своя намѣренія.
   Въ отвѣтъ на это замѣчаніе, молодой Перегринъ объявилъ свое убѣжденіе, что Мэдлинъ Стевлей не изъ такихъ и что она-то ни за что ужь не станетъ мѣнять своихъ мыслей. Но не всѣ ли влюбленные думаютъ такъ о предметахъ своего обожанія?
   Сэръ Перегринъ чрезвычайно много выигралъ отъ того разговора, и самъ чувствовалъ это. Во всякомъ случаѣ новость вопроса о его свадьбѣ съ леди Мэзонъ уже миновалась. Потомъ его снисходительность и сочувствіе къ внуку обезоружили молодаго человѣка. Когда онъ, старикъ, готовъ употребить всѣ свои силы, чтобы помочь намѣреніямъ внука, то возможно ли, чтобы молодой человѣкъ пошолъ на перекоръ его желаніямъ. Перегринъ тоже чувствовалъ, что сила его оппозиціи очень ослабѣла.
   Въ этотъ вечеръ ничего замѣчательнаго не произошло между ними. У каждаго, какъ и у каждой, въ Кливѣ были свои планы, но такого рода была тѣ планы, что высказывать ихъ не приходилось въ общемъ присутствіи. Но леди Мэзонъ, конечно, все уже разсказала мистриссъ Ормъ о томъ, что происходило въ гостинной предъ обѣдомъ, а сэръ Перегринъ рѣшился посовѣтоваться съ мистриссъ Ормъ о дѣлѣ, касающемся Мэдлинъ Стевлей. Ея отказъ не пугалъ его. Молодыя дѣвушки всегда отказываютъ на первый разъ.
   Только на другой день мистеръ Фёрниваль опять пріѣхалъ въ Кливъ и долго сидѣлъ запершись съ сэромъ Перегриномъ. Онъ передалъ баронету все, что считалъ нужнымъ изъ своего свиданія съ мистеромъ Роундомъ.
   Дѣло такъ было: Мэтью Роундъ былъ у Фёрниваля, чтобы сказать ему, что по чувству долга покоряется необходимости руководить своего кліэнта въ дѣлѣ Орлійской Фермы. Онъ не получалъ еще письменнаго мнѣнія отъ сэра Ричарда Литергема, къ которому обращался за совѣтомъ; не смотря на то, желая, по обѣщанію, сообщать каждое извѣстіе, онъ заѣхалъ сказать, что ихъ фирма была того мнѣнія, что жалоба должна быть подана за подлогъ и клятвопреступленіе.
   -- За клятвопреступленіе! воскликнулъ мистеръ Фёрниваль.
   -- Точно такъ,-- отвѣчалъ Роундъ. Мы желаемъ быть какъ можно вѣжливѣе; но когда мы уличимъ ее въ ложной присягѣ при своихъ показаніяхъ на счотъ приписи къ духовному завѣщанію и когда свидѣтели докажутъ, что эта припись ложная;-- въ такомъ случаѣ, нечего дѣлать, собственность должна быть возвращена законному наслѣднику.
   -- Я не могу давать мнѣнія относительно возможнаго исхода этого дѣла,-- сказалъ Фёрниваль.
   Мистеръ Роундъ продолжалъ говорить, что онъ не считаетъ вѣроятнымъ, чтобы жалоба была подана прежде лѣтнихъ засѣданій.
   -- А для насъ чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше,-- сказалъ на то мистеръ Фёрниваль.
   -- Если вы дѣйствительно думаете, то я приму мѣры, чтобы приступить къ дѣлу безотлагательно.
   Мистеръ Фёрниваль сказалъ на это, что дѣйствительно такъ думаетъ, тѣмъ и покончилось свиданіе.
   Мистеръ Фёрниваль дѣйствительно такъ думалъ, вполнѣ сходясь въ этомъ съ мнѣніемъ мистера Чаффинбрасса; не смотря на то, онъ почти дрожалъ при мысли о непремѣнной необходимости возникновенія этого дѣла. По наружности онъ велъ себя прехрабро предъ Мэтью Роундомъ, протестуя противъ крайней жестокости о нелѣпости этого дѣла, но совѣсть говорила ему, что нелѣпости тутъ не было.
   -- Клятвопреступница!-- подумалъ онъ и позвонилъ въ колокольчикъ, проведенный къ Крэбвицу.
   Слѣдствіемъ этого свиданія было то, что Крэбвицъ получилъ порученіе устроить свиданіе между великимъ адвокатомъ, членомъ Элексъ-Муруза, и мистеромъ Соломономъ Арамомъ.
   -- Не надобно ли это показать лучше... лучше... вы понимаете, сэръ, что я этимъ хочу сказать?-- спросилъ Крэбвицъ.
   -- Мы должны побѣдить ихъ собственнымъ ихъ оружіемъ,-- сказалъ Фёрниваль.
   Это было не совсѣмъ справедливо, потому что Роундъ и Крукъ стояли не на одной ступени съ Соломономъ Арамомъ въ своемъ сословіи.
   Мистеръ Фёрниваль предъ этимъ видѣлся уже съ мистеромъ Слоу изъ фирмы Слоу и Бэндэуайль, которые были повѣренными по дѣламъ у сэра Перегрина. Главная причина, почему онъ былъ тамъ -- это для того, чтобы сказать сэру Перегрину, что онъ исполнилъ его желаніе. Но мистеръ Слоу объяснилъ ему, что такое дѣло не принадлежать къ разряду тѣхъ дѣдъ, по которымъ ихъ фирма берется ходатайствовать, и тутъ же назвалъ другую фирму, къ которой онъ совѣтовалъ его кліэнткѣ обратиться. Но мистеръ Фёрниваль, по внимательномъ обсужденіи дѣла, рѣшился воспользоваться совѣтомъ и опытностью мистера Чаффенбрасса.
   Покончивъ эти дѣла, онъ поѣхалъ въ Клифъ. Бѣдный Фёрниваль! Въ эти дни онъ велъ страшную борьбу, какъ съ внѣшнимъ человѣкомъ, такъ и съ тайнымъ голосомъ совѣсти, по случаю этого несчастнаго дѣла, отдавая на него время, которое въ противномъ случаѣ обратилось бы въ груды золота, отдавая за него внутреннее сознаніе совѣсти, потому что мистриссъ Фёрниваль ужасно еще горячилась противъ леди Мэзонъ, отдавая на него также много душевнаго мира, потому что онъ чувствовалъ, что мараетъ свои руки въ грязи. Но онъ вспоминалъ блѣдное, интересное лицо, влажныя отъ слезъ глаза, нѣжный умоляющій голосъ и нѣжное осязаніе руки; вспоминалъ онъ все это-да какъ же было и не помнить?-- и продолжалъ пачкаться въ грязи.
   На этотъ разъ онъ пробылъ въ кабинетѣ сэра Перегрина нѣсколько часовъ, и каждый изъ нихъ услышалъ отъ другаго много такого, что удивило ихъ обоихъ. Когда сэръ Перегринъ услышалъ, что Соломомъ Арамъ да мистеръ Чаффенбрассъ будутъ приглашены ходатайствовать по дѣлу о защитѣ его будущей жены, тогда онъ вскочилъ съ кресла и сказалъ, что онъ едва ли можетъ допустить это. Упоминаемые джентльмены, конечно, очень способны и ловки въ уголовныхъ дѣлахъ,-- сэръ Перегринъ могъ это понять, хотя никогда не имѣлъ случая присматриваться къ дѣламъ подобнаго рода; но въ дѣлѣ леди Мэзонъ помощь подобнаго рода едва ли нужна. Не лучше ли обратиться за совѣтами къ господамъ Слоу и Бэндэуайлю?
   Тогда ему было объяснено, что къ господамъ Слоу и Бэндэуайлю обращались уже за совѣтомъ, при чемъ мистеръ Фёрниваль старался, впрочемъ не совсѣмъ успѣшно, бросить пыль въ глаза стараго баронета, доказывая ему, что въ борьбѣ съ чортомъ надо употреблять и чортовское оружіе. Онъ увѣрялъ сэра Перегрина, что онъ совершенно зрѣло и какъ спеціалистъ обдумалъ это затруднительное дѣло. Тутъ были несчастныя обстоятельства, которыя требовали особенной внимательности. Тутъ все будетъ зависѣть отъ свидѣтельства нѣкоторыхъ лицъ, которыя могутъ быть подкуплены. Слѣдовательно, лучше всего будетъ довѣриться такимъ людямъ, которые съумѣютъ разбить въ прахъ всѣ подкопы и уничтожить ложное свидѣтельство. А въ подобныхъ случаяхъ Слоу и Бэндэуайль окажутся совершенно невинными и невѣжественными.
   -- Я не хочу думать, чтобы ложь и обманъ имѣли успѣхъ,-- сказалъ сэръ Перегринъ гордо.
   -- А между тѣмъ очень часто въ свѣтѣ случается, что именно обманъ и ложь имѣютъ успѣхъ.
   И тогда, съ видомъ наружнаго достоинства, но съ полу-стыдлявымъ трепетомъ внутренняго человѣка, только прикрывающагося внѣшнемъ спокойствіемъ, сэръ Перегринъ сообщилъ адвокату о своемъ важномъ намѣренія.
   -- Въ самомъ дѣлѣ!-- воскликнулъ мистеръ Фёрниваль, съ изумленіемъ откидываясь на спинку кресла.
   -- Дѣйствительно такъ, мистеръ Фёрниваль; я не взялъ бы смѣлости безпокоить васъ такимъ частнымъ, лично до меня касающимся дѣломъ, если бъ не былъ увѣренъ въ вашей искренней дружбѣ къ леди Мэзонъ и въ давнишнемъ короткомъ знакомствѣ съ ея дѣлами.
   -- О конечно!-- сказалъ мистеръ Фёрниваль.
   По тону, съ которымъ сказалъ это адвокатъ, баронетъ ясно понялъ, что и онъ не одобряетъ его намѣренія.
   

XI.
Зачѣмъ ему уѣзжать?

   -- Я очень хорошо знаю, мистеръ Стевлей, что вы принадлежите къ числу тѣхъ молодыхъ джентльменовъ, которымъ доставляетъ удовольствіе жужжать въ уши дѣвушкамъ разные подобные вздоры. Не прошло еще и двухъ дней, какъ я пожила въ вашемъ домѣ, а я уже получила полныя свѣдѣнія на счотъ вашего характера въ этомъ отношеніи.
   -- Въ такомъ случаѣ, миссъ Фёрниваль, вы получили совершенно ложныя свѣдѣнія. Могу-ли я спросить, кто такъ несправедливо очернилъ меня въ вашемъ мнѣніи?
   Изъ этого разговора легко заключить, что Августъ Стевлей въ настоящую минуту находился наединѣ съ миссъ Фёрниваль въ одной изъ комнатъ Нонинсби.
   -- Мой шпіонъ не особенный какой нибудь грѣшникъ, котораго вы могли бы взять за горло и предать казни. Конечно, если ужь вы должны за кого нибудь взяться, такъ это во первыхъ за себя самаго, во вторыхъ за вашихъ папа, мама и сестру. Впрочемъ, тутъ не надо предполагать черноты: подобные грѣшки, общепринятые въ наше время, никого не чернятъ и только едва-едва набрасываютъ легкую тѣнь.
   -- Я считаю негодяемъ человѣка, который способенъ на подобныя дѣла.
   -- Но за какія же дѣла, мистеръ Стевлей? Какой это человѣкъ?
   -- Тотъ, который играетъ сердцемъ дѣвушки для своей забавы.
   -- Да я ничего не говорила объ игрѣ сердцами. Конечно, такой обманъ дѣло гадкое. Но я ручаюсь за вашу невинность въ подобныхъ продѣлкахъ. Когда дѣло идетъ объ игрѣ въ сердца, тогда люди совсѣмъ иначе думаютъ.
   -- Я не знаю, что другіе о томъ думаютъ, возразилъ Августъ, не совсѣмъ довольный тѣмъ тономъ, съ какимъ съ нимъ обращались:-- но въ этомъ случаѣ, я имѣю смѣлость... даже дерзость...
   -- Вы самый дерзкій человѣкъ въ мірѣ, потому что ваша дерзость завтра же перенесетъ васъ къ ногамъ другой дѣвушки, и безъ малѣйшей задержки.
   -- И это единственный отвѣтъ, который я могу получить отъ васъ?
   -- По крайней мѣрѣ это совершенно достаточный отвѣтъ. Да и какой же другой дать мнѣ? Неужели встать и вѣжливымъ поклономъ уклониться отъ чести быть мистриссъ Стевлей?
   -- Нѣтъ, нечего подобнаго я не желаю отъ васъ. Напротивъ, и желаю, чгобы вы встали и приняли бы эту честь... съ поцѣлуемъ.
   -- Если вы желаете остаться съ поцѣлуемъ, а я -- я хотѣла было сказать -- съ обманутымъ ожиданіемъ, такъ это будетъ несправедливо. Позвольте мнѣ только увѣрить васъ, что я совсѣмъ не такъ выразительна въ моихъ знакахъ уваженія.
   -- Хотѣлось бы мнѣ знать: не значитъ-ли это только то, что вы не довольно искренни?
   -- Нѣтъ, мистеръ Стевлей; ничего подобнаго это не значитъ и, выражая такое предположеніе, вы только доказываете свою дерзость. Что такое я сдѣлала или сказала, что дало бы вамъ право предполагать, что я отдала вамъ сердце свое?
   -- Такъ какъ я отдалъ вамъ свое сердце, то очень естественно, что я надѣюсь владѣть вашимъ.
   -- Полноте! ваше сердце!... Но вы бросаете его, какъ воланъ во всѣ стороны; неизвѣстно только, не разбилось ли ужь оно въ прахъ гдѣ нибудь по дорогѣ. Я знаю двухъ дамъ, которыя носятъ уже на чепчикахъ по два перышка отъ него... Вѣдь очень легко узнать влюбленнаго мужчину. Всѣ вы тогда ходите точно на привязи: взгляды, слова, дѣла, все какъ будто перевязано веревочками.
   -- Но все это, конечно, не имѣетъ прямаго отношенія ко мнѣ?
   -- Вы на привязи! Нѣтъ, до сихъ поръ вы не заходили еще далѣе того, что жеманно подбирали свои губы... Не наблюдали ли вы за мистеромъ Ормомъ предъ его отъѣздомъ?
   -- Ну, что же,-- развѣ и онъ ходилъ на привязи?
   -- У васъ мужчинъ рѣшительно глазъ нѣтъ, вы никогда ничего не видите. Вотъ какое у васъ понятіе о любви и ухаживаніи: сидѣть подъ древомъ желанія и ждать не упадетъ ли какой нибудь зрѣлый плодъ прямо къ вамъ въ ротъ. Иногда случается, что упадетъ,-- и благо вамъ тогда. Но если зрѣлый плодъ не желаетъ падать, такъ вы проходите мимо и говорите; виноградъ зеленъ. Ну, а на счотъ того, чтобы потрудиться да подняться повыше за дерево...
   -- Обыкновенно плоды такъ поспѣшно падаютъ, что нѣтъ нужды прибѣгать къ такому гимнастическому упражненію, возразилъ Стевлей, не желая предоставить противной сторонѣ всѣ колючія остроты.
   -- И вотъ результатъ вашей долговременной опытности?... Боюсь, что сады, до сихъ поръ открывавшіеся для васъ, были не перваго разряда. Нѣтъ, мистеръ Стевлей, моя рука можетъ обойтись и одна: не такого рода гимнастика требуется для ея пріобрѣтенія, то есть ее нельзя достать, ползая по землѣ и подбирая упавшіе уже плоды,
   И сказавъ это, она немного отодвинулась отъ него на диванѣ.
   -- А какую же, по вашему, мужчина долженъ дѣлать гимнастику, чтобы пріобрѣсть ее?
   -- Въ самомъ-ли дѣлѣ вы думаете, что имѣете нужду въ урокѣ? Впрочемъ, еслибъ я и стала учить васъ, то все равно мои слова были бы брошены на вѣтеръ. Къ чему станутъ мужчины трудиться, когда можно безъ всякаго труда достать все, что имъ нужно? Къ чему стараться заслужить женщину, когда есть такъ много женщинъ, которыя не заботятся о томъ, чтобъ ихъ заслуживали? Способъ подбиранія упавшихъ плодовъ безъ сравненія легче.
   Можетъ быть урокъ былъ бы не безполезенъ, и миссъ Фёрниваль сообщила бы Августу Стевлею превосходнѣйшій способъ для достиженія любви, если-бъ въ эту самую минуту не вошла мать Августа.
   Бѣдная леди Стевлей начинала уже подумывать, что послѣдствія нынѣшнихъ святокъ не совсѣмъ удовлетворительны. Перегринъ Ормъ, котораго она считала бы за счастье пріютить въ лучшемъ уголку своего семейнаго храма, былъ отпущенъ домой съ обманутыми надеждами и глубоко сокрушеннымъ сердцемъ... Мэдлинъ ходила, какъ грустная тѣнь, не похожая сама на себя, увѣряя мать, что все ея горе происходитъ отъ неожиданнаго разговора съ Перегриномъ, что по мнѣнію матери, было не совсѣмъ справедливо. А тутъ еще на верху лежитъ Феликсъ Грэгамъ, и докторъ хоть и сказалъ, что дня черезъ два онъ можетъ встать съ постели, то есть что движеніе будетъ для него безвредно, однако все же надо подождать еще дней десять, прежде чѣмъ возможно будетъ ему отправиться изъ Нонинсби. Ко всему этому еще и ея сынокъ въ каждое дождливое утро запирается куда нибудь съ миссъ Фёрниваль, въ каждое дождливое, а иногда и въ сухое время.
   А тутъ какъ нарочно, леди Стевлей замѣтила, что дверь, ведущая изъ комнаты Грэгама въ корридоръ, остается отворенною. Она слишкомъ хорошо знала свою дочь, да и сама была слишкомъ цѣломудренна и чиста, чтобы подозрѣвать что нибудь дурное; но чего она боялась, то дѣйствительно было. Дверь оставалась отворенною, и когда Мэдлинъ проходила, Феликсъ могъ всегда сказать ей какое нибудь слово, а Мэдлинъ, не считая это за дурное, могла остановиться и отвѣтить ему. Всѣ ихъ слова могли бы быть произнесены въ присутствія всего семейства, и конечно, въ такомъ случаѣ не представляли бы никакой опасности; но произнесенныя при такой обстановкѣ мимоходомъ, сквозь полуотворенную дверь, они становились не безопасны; все это хорошо понимала леди Стевлей.
   -- Бэкеръ, зачѣмъ дверь остается у васъ отворенною?
   Такъ говорила леди Стевлей старой нянѣ, и въ ея голосѣ слышалось болѣе досады, нежели это когда нибудь бывало.
   -- Для освѣженія воздуха въ комнатѣ, миледи,-- отвѣчала она.
   Нечего сомнѣваться, что и Феликсъ думалъ иногда тоже.
   -- Какой вздоръ! чрезъ это каждый стукъ въ домѣ будетъ тутъ слышенъ. Прошу, чтобы впередъ дверь всегда была заперта.
   -- Слушаю, миледи,-- отвѣчала Бэкеръ, которая очень хорошо поняла, въ чемъ дѣло...
   -- Ему лучше, мое сокровище,-- сказала мистриссъ Бэкеръ Мэдлинъ въ тотъ же день: -- ну, и что касается до ѣды и питья, онъ совсѣмъ здоровъ. Но было бы жестоко трогать его теперь съ мѣста. Я слышала, что докторъ говорилъ.
   -- Да кто же заставляетъ его трогаться съ мѣста?
   -- Да какъ же? онъ самъ объ этомъ хлопочетъ, и докторъ туда же говорятъ, что можетъ быть и можно будетъ ему ѣхать. Но я знаю, что это значитъ.
   -- Ну, что же это значитъ?
   -- А вотъ что: если мы постараемся выпроводить его отсюда, такъ ужь вѣрная смерть ему будетъ.
   -- Но ктожъ желаетъ выпроводить его?
   -- Ужь конечно не я. Я то, разумѣется, послѣдняя стала бы о томъ хлопотать. Во всю жизнь не сиживала еще я у постели такого милаго джентльмена. Вотъ ужь уменъ, такъ уменъ!
   Мэдлинъ поспѣшила на верховный судъ къ матери. Конечно, мама не допуститъ, чтобы мистеръ Грэгамъ, въ его болѣзненномъ состояніи, былъ выпровоженъ изъ дому, тѣмъ болѣе, что докторъ объявилъ, что больной не можетъ выѣхать изъ дому, безъ того чтобы не послѣдовала затѣмъ неминуемая смерть.
   Слезы навернулись на глазахъ бѣдной Мэдлинъ, когда она произносила защитительную рѣчь за больного и раненаго.
   Новое мученіе для леди Стевлей, новая необходимость сдѣлать нагоняй мистриссъ Бэкеръ.
   -- Бэкеръ, какъ это можно дѣлать такія глупости: за чѣмъ было разсказывать миссъ Мэдлинъ о болѣзни мистера Грэгама?
   -- Кто, миледи? Я-то разсказываю?
   -- Ну, да, къ чему это? Развѣ вамъ неизвѣстно, что ее пугаютъ всякіе пустяки. Неужели вы забыли, какъ ей было дурно, когда съ Роджеромъ -- Роджеръ былъ старинный грумъ въ семействѣ Стевлеевъ -- когда съ Роджеромъ случилось несчастье?
   Леди Стевлей могла бы избавить себя отъ труда вспоминать о Роджерѣ, потому что Бэкеръ знала объ этомъ больше чѣмъ кто нибудь. Когда Роджеръ при паденіи разбилъ себѣ черепъ, миссъ Мэдлинъ, увидѣвъ то, поблѣднѣла и упала въ обморокъ. Но теперь она вовсе не думала падать въ обморокъ. Бэкеръ хорошо все это знала, можетъ быть даже лучше самой леди Стевлей,-- не очень полезно было напоминать ей о Роджерѣ. Бэкеръ находила, что мистеръ Грэгамъ "самый милый джентльменъ и большой умница,-- нужды нѣтъ, что красавцемъ нельзя его назвать"; такъ говорила она молоденькой горничной, которой гораздо болѣе по вкусу приходился Перегринъ Ормъ.
   Только что покончивъ съ Бэкеръ, леди Стевлей отправилась внизъ въ гостинную и какъ нарочно за тѣмъ, чтобы прервать свидавіе сына съ миссъ Фёрниваль. Тутъ ужь бѣдная мать почувствовала, что ей не подъ силу приходится надзоръ за ея дѣтьми. За чѣмъ ей было приглашать въ себѣ за святки эту красавицу, и зачѣмъ эта красавица не уѣзжаетъ до сихъ поръ къ себѣ домой? Что касается до ея отъѣзда, то бѣдная мать и надежду потеряла, потому что слышала, какъ ее уговорили остаться здѣсь еще на двѣ недѣли. И зачѣмъ это судьба была къ ней такъ немилостива" что Феликсъ Грэгамъ и миссъ Фёрниваль не влюбились другъ въ друга?
   -- Она никогда не будетъ мнѣ дочерью, если бъ Августъ даже и женился на ней, думала леди Стевлей, смотря на нее.
   Августъ сконфузился, какъ будто захваченный на мѣстѣ преступленія школьникъ и пробормоталъ матери какой-то вопросъ о прогулкѣ; но миссъ Фёринваль ни на минуту не потеряла присутствія духа.
   -- Леди Стевлей, сказала она: -- что это вы не заставите своего сына заняться чѣмъ нибудь? хоть бы онъ поѣхалъ на охоту, или пострѣлялъ бы въ цѣль, или пошолъ бы рыбу удить -- а то вѣдь цѣлый день остается онъ дома. Право, мнѣ кажется, ему такъ скучно, такъ ему жизнь тяжела, что онъ пожалуй наложитъ на себя руки: пожалуй, чего добраго, еще повѣсится.
   -- Я этого не думаю, отвѣчала леди Стевлей, которая далеко не была такою прекрасною актрисою, какъ ея молоденькая гостья.
   -- Вы должны бы постараться, мистеръ Августъ, быть забавнымъ хоть для другихъ, а то вы только и знаете, что зѣваете.
   -- Неужели вы думаете, что мущины никогда по утрамъ не сидятъ дома? спросилъ Августъ.
   -- О! въ своихъ кабинетахъ, конечно, или въ судѣ, и можетъ быть за конторкою; но видѣть ихъ въ это время слоняющихся по гостиннымъ -- это большая рѣдкость. Вы бы повозились по крайней мѣрѣ съ кочергою, да хорошенько развели бы огонь въ каминахъ.
   -- Хорошо, я уйду и повожусь около Грэгама,-- сказалъ Августъ и ушолъ.
   -- Хитрая, не честная дѣвушка, подумалъ леди Стевлей, садясь за работу на свое обычное мѣсто.
   Августъ отправился на верхъ и нашолъ своего друга за чтеніемъ писемъ. Въ комнатѣ никого не было и дверь, при входѣ Августа, была крѣпко заперта.
   -- А вотъ завтра, старый товарищъ, я располагаюсь уѣхать,-- сказалъ Грэгамъ.
   -- А я такъ думаю, что ты не станешь дѣлать такихъ глупостей. Что новенькаго?
   -- Докторъ сказалъ, что я могу безъ всякой опасности ѣхать,-- сказалъ Грэгамъ.
   -- Докторъ сказалъ, что дня черезъ два или три ты можетъ быть встанешь,-- вотъ и все тутъ. Да откуда у тебя такое нетерпѣніе? Дѣлать тебѣ не чего, тебя нигдѣ не ждутъ, а отсюда тебя никто не гонитъ.
   -- Вотъ и ошибся во всѣхъ трехъ предположеніяхъ.
   -- Чортъ возьми! кто тебя отсюда гонитъ?
   -- Кончится же этимъ; дѣла у меня есть. Я получилъ два письма: одно отъ Мэри, другое отъ мистриссъ Томасъ.
   И тутъ онъ показалъ ему полученныя два письма, которыя, по правдѣ сказать, немного испугали его.
   -- Отъ Мэриной дуэньи? отъ этого художника, который, по твоему мнѣнію, съумѣетъ отлить тебѣ жену въ форму.
   -- Ну, да; Мэрина дуэнья, Мэринъ художникъ, какъ ты себѣ тамъ хочешь.
   -- Такъ кто жь изъ нихъ требуетъ твоего присутствія? Это именно похоже на женщину: требовать попеченія и присмотра отъ мужчины, когда онъ не въ состояніи пошевелиться.
   Феликсъ, не читая ему писемъ, разсказалъ вкратцѣ содержаніе ихъ.
   -- Не могу понять, что такое тамъ случилось,-- сказалъ онъ:-- Мэри умоляетъ о прощеньи, увѣряя, что тутъ не ея вина, а мистриссъ Томасъ, распространяясь въ оправданіяхъ, твердитъ, что совѣсть воспрещаетъ ей что либо скрывать отъ меня, а между тѣмъ, однакожъ, отъ обоихъ не могу добиться, что такое случилось.
   -- Вѣроятно миссъ Сноу потеряла ключъ отъ рабочаго ящика, который ты ей подарилъ.
   -- Я ей не дарилъ рабочаго ящика.
   -- Ну, такъ отъ письменнаго стола. Мужу всегда приходится терпѣть такія бѣдствія, когда ему вздумалось сдѣлаться школьнымъ учителемъ невѣсты своей... Какъ же это, однако, все будетъ? Ты вотъ такъ съ своими перевязками и отправишься исправлять должность досмотрщика?
   -- Вотъ такъ-таки и отправлюсь,-- отвѣчалъ Феликсъ, снова принимаясь читать письмо, между тѣмъ какъ Стевлей смирно сидѣлъ на постели у ногъ его.
   -- Ума не приложу и придумать не могу, чтобъ это значило, сказалъ опять Грэгамъ.
   -- Что такое?-- спросилъ Августъ.
   Наступила минута молчанія, послѣ которой Феликсъ прочелъ отрывки изъ писемъ.
   -- Тутъ что нибудь да кроется, что-то ужасное для меня,-- сказалъ Феликсъ озабоченно:-- жениться чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ, на дѣвушкѣ, которая теперь, такъ близко отъ назначеннаго времени нашей свадьбы, пишетъ ко мнѣ такичъ холоднымъ, форменнымъ тономъ.
   -- Да вѣдь это всегда бываетъ такой слогъ у невѣсты, вылитой по формѣ.
   -- Послушай, Стевлей, если ты можешь хоть на пять минутъ потолковать со мною серьозно, то ты очень много одолжишь меня. Если жь это невозможно для тебя, такъ скажи прямо,-- я не стану тебя этимъ безпокоить, и мы потолкуемъ о чемъ нибудь другомъ.
   -- Слушаю и повинуюсь. Повѣрь: я гораздо серьознѣе на дѣлѣ, чѣмъ можетъ быть кажусь на словахъ.
   -- Я начинаю сомнѣваться на счотъ этой этой дѣвушки.
   -- А я такъ давно ужъ усумнился на ея счотъ.
   -- Нѣтъ, не то: эти сомнѣнія относятся не къ ней, а ко мнѣ. Вопросъ состоитъ теперь не въ томъ, что достаточно ли я люблю ее для моего счастья: въ этомъ отношеніи я не имѣю уже права сомнѣваться.
   -- Но ты не женился бы на ней, конечно, если бъ не любилъ?
   -- Объ этомъ не станемъ пускаться въ споръ. Но дѣло вотъ въ чемъ: что если она меня не любитъ? Что если она желаетъ освободиться отъ своего обязательства? Какъ это бы мнѣ добиться здѣсь истины?
   Августъ сидѣлъ молча. Онъ понималъ, что тутъ ужь не до шутокъ. По его мнѣнію, вотъ въ чемъ состояло дѣло: -- Другъ его Феликсъ заключилъ сумасбродный договоръ, отъ котораго, по всей вѣроятности, желалъ бы увернуться, хотя и не хочетъ сознаться въ томъ. Но этотъ договоръ, скверный для него, очень выгоденъ для молодой дѣвушки, которая, не имѣя шиллинга въ карманѣ, ни благородства рода, ни блистательнаго воспитанія, вѣроятно понимаетъ всю выгоду готоваго обязательства, которое доставятъ ей, безъ всякаго труда, мужа образованнаго, благороднаго и высокаго ума человѣка; а понимая эту выгоду, еще вѣроятнѣе дѣлается, что ей не легко отказаться отъ него. Какъ истинный другъ, Стевлей сильно встревожился, вполнѣ сознавая, что этотъ союзъ не долженъ состояться; но онъ не рѣшался сказать Грэгаму свою мысль, что молодая дѣвушка въ такомъ случаѣ должна испытать чувство обманутаго ожиданія, и потому ей слѣдуетъ назначить нѣкоторое вознагражденіе. Грэгамъ сдѣлалъ страшную ошибку и потому долженъ поплатиться за нее; но для этого лучше всего самому побывать на мѣстѣ и узнать всю истину.
   -- Увѣренъ ли ты, что дѣйствительно понялъ теперь свои чувства? спросилъ наконецъ Стевлей такимъ серьознымъ тономъ, что удивилъ даже Грэгама.
   -- Дѣло не въ томъ, понялъ ли я ихъ или нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Какъ я понимаю, дѣло состоитъ въ томъ, что ты самъ желалъ бы отдѣлаться отъ этого обязательства.
   -- Нѣтъ, не такъ; я откажусь отъ этого обязательства только въ такомъ случаѣ, если узнаю, что для нее оно въ тягость. Очень можетъ быть, что она и считаетъ уже это за тягость. Что же касается до меня, то я, по настоящую минуту думаю, что этотъ бракъ будетъ самымъ лучшимъ, основательнымъ, надежнымъ дѣломъ въ моей жизни. Положимъ, что вдругъ я почувствовалъ бы, что люблю другую женщину, какую нибудь недосягаемую для меня... что пользы? вѣдь я обручонъ съ Мэри.
   -- Послушай, Грэгамъ, не часто случается мнѣ льстить тебѣ, и тѣмъ менѣе въ настоящую минуту; но мнѣ кажется нѣтъ такой дѣвушки, которая была бы недосягаема для тебя. Ты имѣешь талантъ, положеніе въ свѣтѣ, хорошее происхожденіе а природныя способности, все это дѣлаетъ тебя равнымъ всякой дѣвушкѣ. Что касается до денегъ, то чѣмъ меньше ты ихъ имѣешь, тѣмъ больше ты долженъ стараться ихъ получить. Впрочемъ, если бъ ты пересталъ безумствовать, то много что чрезъ два года ты имѣлъ бы уже въ своемъ распоряженіи изрядный капиталъ.
   -- Ты говоришь, нѣтъ такой дѣвушки, которая была бы недосягаема для меня. Ну, а положимъ что эта дѣвушка миссъ Стевлей... могла ли бы она считаться досягаемою для меня?
   -- Братъ ничего не можетъ говорить о своей сестрѣ,-- отвѣчалъ Стевлей, вставая съ постели и подходя къ окну: -- притомъ же я знаю, что это ничего не значитъ...
   -- Напротивъ, это очень многое значитъ!
   -- Такъ объясни, чтобы это могло значить?
   -- Это значитъ... чтобы ты сказалъ, если бъ я искалъ ея руки?
   Правъ былъ Стевлей, когда сказалъ, что брату не слѣдуетъ говорить о сестрѣ. Объявляя съ такимъ сердечнымъ умиленіемъ къ достоинствамъ своего друга, что онъ можетъ посягать на руку всякой дѣвушки, Стевлей не полагалъ свою сестру въ число всѣхъ. Самые искренніе друзья, вышедши изъ школы, никогда не должны разговаривать между собою о сестрахъ. Стевлей почти былъ оскорбленъ, когда Феликсъ Грэгамъ заговорилъ съ нимъ о Мэдлинъ.
   -- Что могу я на это сказать? Твой вопросъ не совсѣмъ удобопонятенъ, исключая.... исключая развѣ того случая, когда бы ты дѣйствительно возымѣлъ намѣреніе осуществить на дѣлѣ свое предположеніе.
   -- Напротивъ, этимъ вопросомъ я скорѣе выражаю, что не имѣю этого намѣренія.
   -- Такъ лучше и не станемъ о томъ говорить.
   -- Выслушай же меня на минуту. Для того чтобы мнѣ не входить въ искушеніе, гораздо лучше будетъ для меня, для всѣхъ насъ, чтобы я скорѣе уѣхалъ изъ этого дома.
   -- Хочешь ли ты этимъ сказать что...
   -- Да, я хочу это самое сказать! Я хочу сказать все, что только душа твоя въ эту минуту можетъ вообразить. Для меня совершенно понятны твои чувства, когда ты говоришь, что брату не должно говорить о своей сестрѣ, и потому не станемъ болѣе говорить о твоей сестрѣ. Но не смотри же на меня такимъ глазомъ, старый дружище.
   Августъ опять сѣлъ на постель, ласково положилъ руку на плечо своего друга и сказалъ:
   -- Мнѣ и въ голову не приходила такая мысль.
   -- Такъ же какъ и никому другому.
   -- А ей?
   -- Ей менѣе, чѣмъ этому столбику,-- отвѣчалъ Грэгамъ;-- указывая на кровать: подобное оскорбленіе никого не коснулось; но я скажу тебѣ, кто его подозрѣваетъ.
   -- Бэкеръ?
   -- Твоя мать. Я очень ошибаюсь, если ты найдешь, что твоя мама со всѣмъ своимъ радушнымъ гостепріимствомъ не желала бы отъ души, чтобъ я поправлялся съ силами гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ.
   -- Но вѣдь ты ни чѣмъ не измѣнилъ себѣ?
   -- Материнскіе глаэа всегда очень проницательны! Я знаю, что это такъ, хотя не могу тебѣ объяснить почему. Скажи ей, что завтра я уѣзжаю въ Лондонъ и ты увидишь, какъ она это приметъ. Но, Стевлей, пожалуйста, ни на минуту не воображай, чтобъ я говорилъ это съ укоромъ ей: нѣтъ,-- она совершенно права. Я увѣренъ, что ничего такого не сдѣлалъ, за что могъ бы упрекнуть себя, что я не сказалъ сестрѣ твоей, ни одного слова, которымъ леди Стевлей могла бы оскорбиться; но если она такъ проницательна, что прочла въ моихъ мысляхъ, то она совершенно справедливо желаетъ, чтобъ я скорѣе уѣхалъ изъ вашего дома.
   Бѣдная леди Стевлей совсѣмъ не имѣла такой проницательности. Сфинксъ, который она разобрала, былъ гораздо ближе къ ней: она просто прочла мысли, или скорѣе чувства въ сердцѣ своей дочери.
   Августъ Стевлей не зналъ, что ему и отвѣчать. Сказать, что изъ всѣхъ его знакомыхъ Грэгамъ былъ бы самымъ пріятнымъ для него зятемъ? Для этого онъ не быль приготовленъ. Такой женихъ для Мэдлинъ, если-бъ даже она сама его желала, во всякомъ случаѣ былъ бы невыгодной партіей для нее. Говоря, что Грэгамъ по своимъ душевнымъ качествамъ равенъ всякой дѣвушкѣ, Августъ не ставилъ въ то число свою сестру; а между тѣмъ неожиданная мысль объ отъѣздѣ его милаго друга тоже сильно тревожила его.
   -- Но тутъ еще нѣтъ достаточной причины, почему бы тебѣ не оставаться пока здѣсь, сказалъ онъ наконецъ.
   Бѣдный Феликсъ! въ этихъ словахъ былъ его окончательный приговоръ.
   Во многихъ случаяхъ жизни сердце человѣка бываетъ въ совершенномъ разладѣ съ его словами, какъ бы ни казались эти слова правдивы ему самому. Поступая такъ, Грэгамъ самъ себя обманывалъ. Конечно, онъ не надѣялся, что другъ его именно скажетъ: "Милости просимъ, будь членомъ нашего семейства: возьми ее и будь моимъ братомъ", а между тѣмъ сердце его больно сжалось, когда онъ услышалъ совершенно противоположныя тому слова. Самъ же Грэгамъ назвалъ себя недостойнымъ Мэдлинъ Стевлей, и ея братъ согласился съ его словами. Выслушавъ Грэгама, Августъ задалъ себѣ такой вопросъ: опасно-ли или нѣтъ для его сестры, если Грэгамъ еще останется послѣ этого у нихъ въ домѣ? Феликсу же такого рода вопросъ представлялся совсѣмъ въ другой формѣ; онъ думалъ: можно-ли ему, послѣ этого, оставаться здѣсь, пользуясь подобными сношеніями, или нѣтъ? Безсознательно требовалъ онъ отъ себя отвѣта на этотъ вопросъ и также безсознательно все еще надѣялся, хотя былъ связанъ обязательствомъ съ Мэри Сноу и хотя самъ говорилъ о своей женитьбѣ съ суровымъ самоотверженіемъ мученика. Но отвѣтъ вышелъ для него неблагопріятнымъ. Предложеніе дальнѣйшаго убѣжища въ постели, но какъ бы съ условіемъ, чтобъ оно не распространялось дальше его спальни, вдругъ возмутило всю его душу: онъ чувствовалъ себя оскорбленнымъ и раздраженнымъ.
   -- Благодарю, но этого нельзя; совершенно понимаю, какъ ты добръ, но не принимаю твоего приглашенія. Сегодня я напишу, а завтра навѣрное уѣду.
   -- Дорогой мой товарищъ...
   -- У меня сдѣлается лихорадка или горячка, если я послѣ этого останусь еще въ вашемъ домѣ. Я не въ силахъ послѣ всего этого видѣть тебя, или твою мать, или Беккеръ или Мэріанъ, или кого другого. Но будемъ болѣе говорить объ этомъ. Я самъ выставилъ себя страшнымъ осломъ, и чѣмъ скорѣе уѣду отсюда, тѣмъ лучше будетъ. Я говорю... но ты, конечно, не разсердишься на меня, если я попрошу тебя оставить меня теперь, и дать мнѣ заснуть часа два. Послѣ этого я встану и напишу письмо.
   Феликсу было очень тяжело: онъ чувствовалъ, что ему и грустно, и тошно, и досадно на своего друга, и вмѣстѣ съ тѣмъ онъ сознавалъ свою несправедливость къ нему. Всѣ слова и все обращеніе Августа были запечатлѣны искреннею пріязнью къ нему. Грэгамъ понималъ это и оттого еще болѣе сердился на себя; но это не уменьшило его досады и раздраженія противъ друга.
   -- Грэгамъ, сказалъ Августъ,-- видно я тебѣ надоѣлъ.
   -- Ни мало. Когда человѣкъ попадаетъ въ болото, онъ зоветъ другого на помощь или просто посмотрѣть на его бѣду; но, разумѣется, ничего нѣтъ веселаго видѣть человѣка въ болотной грязи.
   -- Но ты позвалъ меня, а я не въ состояніи помочь тебѣ.
   -- Я и не думалъ этого желать; слѣдовательно, тутъ нѣтъ обманутаго ожиданія. Дѣйствительно, тутъ и возможности не было помочь. Я долженъ слѣдовать по той колеѣ жизни, которую давно уже проложилъ себѣ, и не долженъ думать; что отъ этого буду несчастнѣе другихъ, такихъ же бѣдняковъ, какъ и я самъ. Но сколько я могу понять, тутъ мало разницы. Теперь оставь меня одного.
   -- Дорогой другъ, съ радостью я отдалъ бы свою правую руку, еслибъ это могло сдѣлать тебя счастливымъ.
   -- Но этого не требуется. Твоя правая рука, надѣюсь, сдѣлаетъ счастливымъ кого нибудь другого.
   -- Я опять зайду къ тебѣ передъ обѣдомъ.
   -- И прекрасно... Да, вотъ что, Стевлей: понятно, что мы оба не можемъ забыть того, что теперь происходило между нами, но при будущихъ нашихъ встрѣчахъ, дѣлай, пожалуйста, видъ, какъ будто ты это позабылъ.
   Тутъ онъ опять улегся на постель, а Августъ ушолъ.
   Смѣшно было бы предполагать, что Грэгамъ дѣйствительно хотѣлъ спать или даже думалъ бы о снѣ. Оставшись наединѣ съ собою, онъ только и слышалъ слова своего друга, безпрерывно звучавшія въ его ушахъ: "Нѣтъ дѣвушки, которая была бы недосягаема для тебя". Отчего же Мэдлинъ недосягаема только потому, что она сестра его друга? Радушно принятъ онъ въ этомъ домѣ и, слѣдовательно, обязанъ не дѣлать никакой непріятности гостепріимному семейству. Но и при другихъ обстоятельствахъ онъ точно также обязанъ не дѣлать никакой непріятности никакому другому семейству, и никакой другой дѣвушкѣ. Если въ словахъ Стевлея была истина, то она относится точно такъ же къ сестрѣ его, какъ и ко всякой другой дѣвушкѣ. Такъ почему же ему, юристу, нельзя жениться на дочери другого точно такого же юриста. Вѣдь не считается же Софья Фёрниваль съ мѣшкомъ золота выше его? по какому же случаю Мэдлинъ Стевлей гораздо выше Софьи Фёрнивалъ? Что Мэдлинъ неизмѣримо выше по всѣмъ статьямъ женскаго совершенства, онъ это слишкомъ хорошо зналъ; но все же запретный для него плодъ висѣлъ на общественномъ деревѣ не выше того именно плода, отъ котораго когда-то приглашали его вкусить.
   Да и, по правдѣ сказать, не такой былъ Грэгамъ человѣкъ, чтобы считать какой бы то ни было плодъ выше себя; и совсѣмъ не потому, чтобъ онъ ожидалъ великихъ подвиговъ отъ своего генія; но онъ обладалъ какою-то особенною отвагою ума, которая даетъ человѣку надежду достичь того, чего онъ желаетъ достигнуть, тою отвагою, которая есть вмѣстѣ отецъ и мать успѣха, и которая рѣдко существуетъ бозъ душевныхъ способностей, на которыя можно положиться. Но тутъ подвернулась мысль о Мэри Сноу! Впрочемъ, самъ Августъ Стевлей очень мало думалъ объ этой дѣвушкѣ. По его теоріи, Мэри Сноу можно отставить въ сторону безъ большаго затрудненія... А если такъ, то почему же Мэдлинъ для него недосягаема? Но такъ-ли это? Развѣ онъ самъ не обманывался на счотъ Мэри Сноу? Увы! обманывался да еще какъ! по этой причинѣ ему слѣдуетъ поскорѣе, убираться изъ Нонинсби.
   И снова Грэгамъ принимался обдумывать письма Мэри и мистриссъ Томасъ. Чтобы это значило? Мэри пишетъ такъ, какъ будто она виновата въ какомъ нибудь ребяческомъ проступкѣ; но мистриссъ объявляетъ торжественно объ очищеніи своей совѣсти. Что такое случилось, что могло затронуть совѣсть мистриссъ Томасъ.
   Но мысли его скоро оставили маленькой домикъ въ Пекгамѣ, чтобы снова утвердиться въ Нонинсби. Услышитъ ли онъ еще шумъ ея шаговъ по корридору? а если нѣтъ, такъ за что они изгнаны отсюда? Услышатъ да онъ еще разъ ея голосъ изъ-за двери? а если нѣтъ, такъ зачѣмъ онъ смолкъ? Бываетъ иногда молчаніе краснорѣчивѣе всякихъ звуковъ. Если бы никто въ домѣ не зналъ, что происходитъ въ сердцѣ, она и теперь бы прохаживалась по прежнему по корридору и своимъ сладостнымъ голосомъ произнесла бы какое нибудь слово въ отвѣтъ на его слова. Онъ чувствовалъ, что этому уже никогда не бывать; но кто остановилъ это наслажденіе и зачѣмъ не слыхать уже ему этихъ звуковъ?
   Наконецъ онъ заснулъ, но совсѣмъ не по тому, что хотѣлъ заснуть; напротивъ, ему казалось, что сонъ для него невозможенъ теперь;-- а такъ себѣ заснулъ и проснулся, когда уже стемнѣло. Онъ намѣревался было въ это утро встать и по возможности одѣться, приготовляясь къ отъѣзду на завтрашній день; и теперь, привставъ на постели, удивлялся и досадовалъ на себя, что такъ долго проспалъ.
   -- Господь съ вами, мистеръ Грэгамъ, что это вы такъ долго спали? А я только что отослала обѣдъ назадъ въ кухню, чтобы его подогрѣли. Какая жалость, такой безподобный фазанъ и чудесный хлѣбный соусъ теперь пережарятся и будетъ все каша кашей.
   -- Не хлопочете о хлѣбномъ соусѣ, это не важная вещь, мистриссъ Бэкеръ; вотъ фазанъ такъ дѣло другого рода.
   -- А ея сіятельство была здѣсь, мистеръ Грэгамъ, только будить васъ не приказала. Она и слышать не хочетъ, чтобы вы завтра уѣзжали, да и судья то же не позволяетъ. Тутъ была такая бѣготня по лѣстницѣ, какъ только мистеръ Августъ намекнулъ о вашемъ отъѣздѣ. Я знаю, что кто-то...
   -- Вы кажется сказали, что знаете кого-то?
   -- Ничего, ничего... Одинъ не больше другого безпокоится о васъ, вотъ и все тутъ. Завтра вамъ нельзя ѣхать; можете выкинуть изъ головы эту мысль объ отъѣздѣ: нельзя, такъ нельзя. Да и еще кромѣ того все ваше бѣлье въ мытьѣ; стало быть, надо отложить попеченіе. Ну, а теперь я схожу за фазаномъ.
   Феликсъ продолжалъ положительно утверждать, что ему непремѣнно надо ѣхать; но это не испугало мистриссъ Бэкеръ. Онъ зналъ, что его письма будутъ отправлены не ранѣе восьми, а теперь едва пять часовъ; слѣдовательно, онъ успѣетъ сейчасъ послѣ обѣда повидаться съ Августомъ и потомъ напишетъ.
   Когда Августъ вышелъ среди дня изъ комнаты больного, то встрѣтился съ своею сестрою Мэдлинъ, блуждающею по дому. Въ послѣдніе дни, Мэдлинъ дѣйствительно скиталась по всему дому, словно искала дѣла своего, сама не зная гдѣ она. Она не читала и не работала; а что касается до ея домашнихъ обязанностей, то они почти всѣ состояли въ обязанности дѣлать чай утромъ и вечеромъ.
   -- Августъ, вѣдь это не правда, что онъ завтра уѣдетъ?-- спросила она.
   -- Кто, Грэгамъ? онъ самъ сказалъ, что долженъ ѣхать. Ему крайняя необходимость быть въ Лондонѣ, и онъ находитъ, что очень глупо лежать здѣсь и ничего не дѣлать, когда дѣла много.
   -- Но онъ здѣсь можетъ точно тоже дѣлать, что дѣлалъ бы и въ Лондонѣ, лежа въ своей квартирѣ, гдѣ не кому было бы присмотрѣть за нимъ. Онъ воображаетъ, что всѣхъ безпокоитъ, и потому только желаетъ уѣхать. Но мама никогда не скучаетъ подобными безпокойствами; не станемъ ли мы раскаяваться впослѣдствіи, если случится какое нибудь несчастье съ твоимъ другомъ, собственно отъ того только, что мы позволили ему оставить нашъ домъ въ то время, Какъ онъ не имѣлъ еще силъ двигаться? Конечно, мистеръ Поттингеръ говоритъ такъ... мистеръ Поттингеръ хирургъ изъ Альстона. Мистеръ Поттингеръ говоритъ такъ потому, что м-ръ Грэгамъ долго здѣсь остается, а не понимаетъ того, что...
   -- Но для мистера Поттингера гораздо выгоднѣе задержать при себѣ паціента...
   -- О, нѣтъ; онъ совсѣмъ не изъ такихъ людей. Но онъ заботился о мама, думаетъ сколько ей лишнихъ хлопотъ, имѣя посторонняго больнаго у себя въ домѣ. Но ты самъ хорошо знаешь, что наша мама никогда никакими хлопотами не затрудняется и въ особенности для твоего самаго дорогого друга.
   Августъ медленно повернулся, пристально посмотрѣлъ въ лицо своей сестры и увидѣлъ измѣнницу слезу, висѣвшую у нея на рѣсницахъ. Она замѣтила этотъ взглядь и почти испугалась, однако скоро оправившись, сказала:
   -- Я знаю, что ты думаешь и ни мало не могу помочь, если тебѣ непремѣнно хочется такъ думать. Но это ужасно... ужасно...
   И вдругъ она остановилась, чувствуя, что изъ ея груди вырвется рыданіе, если она не удержится.
   -- Такъ ты знаешь, что я думаю, Мэдъ,-- сказалъ Августъ, ласково обнимая ея станъ:-- ну, а чтожь такое я думаю? Вѣдь вотъ ты всегда такъ говоришь, когда желаешь добиться моихъ секретовъ: "Скажи же да скажи; вѣдь между нами не должно быть секретовъ." Ну, говори же и ты теперь, что я думаю?
   -- У меня нѣтъ никакого секрета.
   -- Но что же я-то думаю?
   -- Ты посмотрѣлъ на меня такъ странно, потому только, что я не желаю, чтобы ты позволилъ прогнать больного мистера Грэгама вонъ изъ дому. Если бъ на мѣстѣ его лежалъ старый мистеръ Фёрниваль, такъ я точно также не желала бы, чтобъ и его выгнали вонъ въ такомъ положеніи.
   -- Бѣдный мистеръ Фёрниваль! нѣтъ, я вѣрю, что тебѣ его было бы еще болѣе жалко, чѣмъ Феликса.
   -- Такъ зачѣмъ же онъ долженъ уѣхать? Такъ зачѣмъ же. зачѣмъ же ты меня такъ смотришь?
   -- Развѣ я смотрѣлъ на тебя, Мэдъ? Но положимъ, что и такъ, только между нами нѣтъ секретовъ?
   -- Нѣтъ, отвѣчала она.
   Но это было сказано не тѣмъ уже голосомъ, какимъ она прежде бывало говорила ему, что она должны другъ другу все разсказывать.
   -- Феликсъ Грэгамъ -- другъ мой, мой лучшій другъ, и я надѣюсь навсегда сохранить его дружбу, но...
   -- Но что же?
   -- Да вѣдь ты знаешь, Мэдъ, что я думаю.
   -- Знаю.
   -- Ну, такъ вотъ и все тутъ, душенька моя.
   Она очень хорошо поняла, что и братъ предостерегаетъ ее отъ любви къ Феликсу Грэгаму, и разсердилась на него за это предостереженіе.
   -- Такъ зачѣмъ же... зачѣмъ... зачѣмъ...
   Она сама не знала, какъ составить вопросъ, который желала задать себѣ.
   

XII.
Вотъ это, такъ ужасно!

   -- О, конечно! вотъ были слова, которыми мистеръ Фёрниваль встрѣтилъ объявленіе сэра Перегрина о его намѣреніи вступить въ бракъ. Произнося эти слова, адвокатъ старался вытянуться и принять на себя видъ адвоката и стараго друга семейства -- болѣе, чѣмъ это было до сихъ поръ.
   Сэръ Перегринъ то же выпрямился.
   -- Да, сказалъ онъ: -- и я не стану докучать вамъ пространнымъ объясненіемъ всѣхъ причинъ: но скажу только, что по случаю этого процесса, я надѣюсь принести ей гораздо болѣе пользы въ званія ея мужа, нежели всевозможныя судебныя дѣйствія, предпринятыя въ ея защиту.
   -- Безъ всякаго сомнѣнія, безъ всякаго сомнѣнія, подтвердилъ мистеръ Фёрниваль.
   Такъ свиданіе и кончилось. Прежде адвокатъ пламенно желалъ видѣть свою кліэнту и намѣренъ былъ просить позволенія видѣть ее; но выслушавъ сэра Перегрина, онъ понялъ, что ему не удастся уже видѣть ее наединѣ, а развѣ только въ присутствіи сэра Перегрина, и потому оставилъ Кливъ, не изъявивъ желанія видѣть ее, но подтвердивъ баронету о необходимости прибѣгнуть къ помощи Чаффенбрасса и Соломона Арама.
   -- Но развѣ вы не желаете видѣть леди Мэзонъ?-- спросилъ баронетъ.
   -- Благодарю васъ; я не считаю нужнымъ тревожить ее, отвѣчалъ мистеръ Фёрнивалъ -- вѣроятно, вы объясните ей настоящее положеніе дѣла. Боюсь, что ей будетъ тяжело, но должно примириться съ мыслью о процессѣ. Вы конечно понимаете, сэръ Перегринъ, что при подобныхъ обвиненіяхъ необходимо поручительство, и потому я хотѣлъ предложить вамъ и ея сыну взять ее на поруки. Конечно, я считалъ бы за счастье присоединить къ этому и мое имя, но такъ какъ мнѣ же предстоитъ вести и процессъ, то можетъ быть мнѣ лучше будетъ уклониться отъ того.
   Поручительство будетъ необходимо! Страшно зазвучали эти слова въ ушахъ жениха. Не ужели дѣло дошло уже до этого? Вѣдь это вопросъ другими словами состоитъ въ томъ: заключатъ ли ее въ тюрьму, какъ преступницу или нѣтъ? Но онъ не дрогнулъ сердцемъ и, видя какъ другіе оскорбляютъ ее, считалъ тѣмъ болѣе священнымъ долгомъ защищать ее. Вотъ истинно рыцарскій духъ мущины!
   Возвращаясь въ Лондонъ, мистеръ Фёрниваль болѣе думалъ о сэрѣ Перегринѣ, чѣмъ о леди Мэзонъ или о себѣ. Не достойно ли это жалости? Не тысячу ли разъ достойно жалости, что этотъ престарѣлый благородный джентльменъ будетъ принесенъ на жертву Досадно было Фёрнивалю на сэра Перегрина въ первую минуту, но теперь это чувство досады перенеслось на леди Мэзонъ. Это ея дѣло, а, конечно, такое дѣло при настоящихъ ея обстоятельствахъ нельзя назвать добрымъ. Тутъ онъ припомнилъ ея вину -- предполагаемую вину -- и лицо его помрачилось. Ея предполагаемая вина не казалась ему ужасна, когда она касалась только Джозефа Мэзона и отчасти Люція. Напротивъ, онъ съ нѣкоторымъ торжествомъ думалъ о томъ, какъ онъ опять омоетъ и очиститъ ее и снова выставитъ на удивленіе свѣту, хотя при этомъ очищеніи придется ему приложить руку помощи въ ограбленіи мистера Мэзона изъ Гроби-Парка. Но тащить за собою въ грязь другого -- и еще какого другого?-- подвергать его позору и безславію -- вотъ это для него такъ ужасно! Нельзя однако сказать, чтобы мистеръ Фёрниваль былъ пропитанъ предразсудками: на своемъ адвокатскомъ поприщѣ онъ дѣлывалъ иногда такія дѣла, которыя показались бы не совсѣмъ чистыми всякому честному человѣку, не принадлежащему къ его сословію. Но этого онъ не могъ допустить. Пускай свадьба будетъ по крайней мѣрѣ отложена до окончанія процесса, или онъ сочтетъ себя вынужденнымъ отказаться отъ защиты этого дѣла и объяснить леди Мэзонъ и сэру Перегрину причину своего отказа.
   Когда онъ думалъ о леди Мэзонъ, душа его еще болѣе возмущалась. Скажи ему кто нибудь, что онъ ревновалъ и завидовалъ предпочтенію, отданному его кліэнткою другому, такъ онъ запылалъ бы гнѣвомъ и яростью; а между тѣмъ это было совершенно справедливо, такъ же какъ и то, что онъ не могъ простить ей, зачѣмъ она подвергаетъ безчестью стараго уважаемаго баронета. Ищи она въ немъ одномъ опору, считай его своимъ лучшимъ, самымъ необходимымъ другомъ, онъ простилъ бы ей все, и всѣ бы свои силы, все свое могущество сословное положилъ бы къ ея услугамъ и, сдѣлавъ это, гордился бы тѣмъ предъ свѣтомъ. Ожидалъ ли онъ за то вознагражденія? Никакого. Онъ никогда не имѣлъ и мысли о томъ, чтобъ она была его любовницей. Все это какъ-то неясно представлялось въ его головѣ, словно ей было девятнадцать, а ему двадцать пять лѣтъ.
   Въ этотъ день онъ обѣдалъ дома, чего по счоту мистриссъ Фёрниваль ни разу ни случалось въ теченіе послѣднихъ шести мѣсяцевъ. По правдѣ сказать, промежутокъ точно былъ продолжительный, но все же не такой... Объявляя заранѣе о своемъ намѣреніи обѣдать дома, онъ надѣялся, что Марта Бигсъ воспользуется тѣмъ временемъ и уберется домой. Но первое, что онъ увидѣлъ дома, это была Марта Багсъ...
   Мистриссъ Фёрниваль, по случаю новыхъ обстоятельствъ, упросила оставаться у нее до тѣхъ поръ, пока не выйдетъ формальнаго указа объ изгнаніи ея. Въ случаѣ же произнесенія такого приговора, Марта Бигсъ должна встать и уйти, и тогда это будетъ сигналомъ къ началу воины. Забрала же себѣ въ голову мистриссъ Фёрниваль, что война неизбѣжное и необходимое зло! Милые ссорятся, думала она, значитъ и примирятся и любовь усилится. По ея словамъ, всѣ люди заговорили уже о мистерѣ Фёрнивалѣ и леди Мэзонъ, и всѣмъ были извѣстны ея преступленія, и всѣ только о томъ и толкуютъ.
   Марта Бигсъ была двоюродною сестрою жены брата мистера Крука, того самого Крука, который былъ тридцать уже лѣтъ компаньономъ мастера Роунда. Въ конторѣ въ Бедфортъ-Ро, кто-то шепнулъ -- кажется старикъ Роундъ -- что мистеръ Фёрниваль влюбленъ въ свою прекрасную кліэнтку. Свѣтъ озарилъ тогда глаза Марты: она узнала тайну своого друга.
   -- О Китти! сказала она въ тотъ же вечеръ, со слезами на глазахъ своему другу: -- я не могу болѣе скрывать это про себя! Не могу, потому что вижу, какъ велико ваше страданіе. Вотъ это такъ ужасно!
   -- Чего же вы не можете болѣе скрывать, Марта?
   -- О, того что я узнала! Весь городъ только объ этомъ и говоритъ.
   -- О чемъ же? Марта, вы знаете, какъ для меня ненавистны такіе намеки. Если вы имѣете что нибудь сказать мнѣ, то говорите прямо.
   Марта знала, какихъ жертвъ требуетъ такая вѣрная дружба какъ ея, и потому не заставила себѣ повторять.
   -- Пожалуй, и такъ... если ужь надо говорить, то... то о леди Мэзонъ. И я всегда скажу, что это страмъ, что это позоръ; да, это ужасно, именно то, что я называю ужаснымъ!
   Мистриссъ Фёрниваль не слишкомъ много говорила для поощренія вѣрнаго друга своего; но послѣ этого рѣшилась не очень привѣтливо встрѣтить своего невѣрнаго супруга. И послѣ этого рѣшено было, что мистриссъ Бигсъ выйдетъ изъ комнаты только тогда, когда должна начаться война.
   Измученный, утомленный, возвратился мистеръ Фёрниваль домой, въ надеждѣ найти у себя миръ и тишину, столь необходимыя для его успокоенія послѣ тяжолой умственной работы. Не будь здѣсь миссъ Бигсъ, онъ нашолъ бы удобную минуту потолковать съ женою о леди Мэзонъ, спросить ея совѣта относительно предполагаемаго брака, и сдѣлай онъ это, все вышло бы хорошо; но это стало невозможностью, какъ скоро онъ увидѣлъ въ своей гостниной красную физіономію старой дѣвы, присутствіе которой все портило.
   Втроемъ сѣли они обѣдать и мало говорили. Мистеръ Фёрниваль попытался было быть вѣжливымъ къ своей женѣ, но жоны часто умѣютъ уклоняться отъ вѣжливостей мужей, не вызывая однако на открытый бой. Но никакъ не могъ мистеръ Фёрниваль принудить себя сказать хоть нѣсколько вѣжливыхъ словъ миссъ Бигсъ, потому что отъ души ненавидѣлъ ее. Да если онъ и произносилъ какое нибудь слово, то миссъ Бигсъ всякій разъ дѣлала страшныя гримасы, желая тѣмъ показать, какъ она ужасается его худого поведенія.
   -- Если я просижу до половины десятаго, пойдете вы ложиться спать или посидите еще? спросила мистриссъ Фёрниваль.
   -- О, нѣтъ! какъ можно,-- непремѣнно пойду, отвѣчала миссъ Бигсъ.
   Но въ душѣ она сознавала, что этотъ вопросъ очень не любезенъ и оскорбилась, какъ заигравшійся ребенокъ, которому напоминаютъ о снѣ. Если всѣ ложатся спать, то и ребенокъ покоряется безропотно. Но если всѣ остаются, а ему одному надо уходить -- это ужь черезчуръ обидно ребенку или Мартѣ Бигсъ.
   Совсѣмъ не весело было по этому случаю мистеру Фёрнивалю просидѣть за стаканомъ вина. Вудь это возможно, онъ предпочолъ бы пойти къ себѣ наверхъ и выпить чашку кофе изъ рукъ жены съ чувствомъ домашняго комфорта. Но какой комфортъ могъ быть, когда здѣсь же находится Марта Бигсъ? И такъ онъ оставался внизу, прихлебывая по обыкновенію свой портвейнъ и пристально смотря на огонь, какъ бы отыскивая тамъ разрѣшенія затрудненій по дѣлу леди Мэзонъ. Онъ начиналъ подумывать, что лучше было бы ему никогда не встрѣчаться съ леди Мэзонъ и что короткая пріязнь съ хорошенькою женщиною часто приноситъ съ собою большія смуты. Въ одномъ только случаѣ его рѣшеніе было твердо: онъ не пойдетъ въ судъ и не станетъ вступать въ битву за леди Ормъ. Мало ему тогда нужды до нея; мистеръ Чаффердзонъ и Соломонъ Арамъ могутъ, сколько хотятъ, сражаться за нее съ помощью Слоу и Бэндэуайля. Мало по малу онъ распалялся гнѣвомъ и, запивая виномъ, наконецъ поклялся, что онъ это сдѣлаетъ непремѣнно: по мѣрѣ его возліяній, гнѣвъ его все болѣе и болѣе распалялся, а когда онъ вспоминалъ, что миссъ Бигсъ все еще здѣсь, то еще болѣе разсвирѣпѣлъ. Однако въ половинѣ десятаго надо же было итти въ гостиную, и онъ пошолъ, не очень довольный своимъ домашнимъ комфортомъ.
   Войдя въ гостиную, Фёрниваль усѣлся въ своемъ креслѣ у стола и взялъ послѣдній нумеръ газеты не говоря никому ни слова. Въ то же время и мистриссъ Фёрниваль прилежно занялась своимъ шитьемъ, до тѣхъ поръ спокойно лежавшимъ на столѣ, а Марта Бигсъ съумысломъ не сводила глазъ съ книги. Такъ просидѣли они минутъ двадцать, пока наконецъ мистриссъ Фёрниваль не спросила своего властелина: не желаетъ-ли онъ чаю.
   -- Разумѣется, желаю,-- когда и вы будете пить, отвѣчалъ онъ.
   -- Не о насъ рѣчь, замѣтила мистриссъ Фёрниваль.
   -- Прошу не безпокоиться и обо мнѣ, сказала Марта Бигсъ.
   -- Я и не безпокоюсь, отвѣчалъ Фёрниваль.
   При этихъ словахъ миссъ Бигсъ подпрыгнула на своемъ мѣстѣ, какъ будто что ее укусило.
   -- Тебѣ не слѣдуетъ быть невѣжливымъ къ дамѣ, и притомъ въ твоемъ собственномъ домѣ, только потому, что она другъ твоей жены, сказала мистриссъ Фёрниваль.
   -- И не думаю, отвѣчалъ онъ:-- однако, если мы, будемъ пить чай, такъ давайте намъ его теперь.
   -- Мнѣ что-то нехочется сегодня чаю, мистриссъ Фёрниваль, сказала Марта, замѣтивъ, что ея подруга мигнула ей, что пора бы ей уходить:-- у меня страшно разболѣлась голова, кажется лучше будетъ лечь въ постель. Покойной ночи, мистриссъ Фёрниваль.
   Марта взяла подсвѣчникъ и удалялась.
   Въ первыя пять минутъ, послѣ ея ухода, не было произнесено ни слова. Ни кто не приказывалъ подавать чай, хотя объ этомъ было уже упомянуто. Обуреваемая яростными мыслями, мистриссъ Фёрниваль забыла распорядиться, а мистеръ Фёрниваль былъ равнодушенъ къ этому предмету. Онъ видѣлъ, что ему что-то грозитъ, и рѣшился во что бы ни стало остаться побѣдителемъ. Онъ болѣнъ и не можетъ этого вынести; такъ онъ увѣрялъ себя.
   Наконецъ настала пора для битвы. Онъ не увидѣлъ, но услышалъ это по первому движенію, которымъ выразилось ея приготовленіе.
   -- Томъ! сказала она.
   Въ его ушахъ зазвучалъ громъ войны, но сейчасъ же опять смолкъ. Онъ не считалъ за нужное отвѣчать ей на первый разъ. Тогда богиня войны встала и опять сказала:
   -- Томъ! и стала предъ нимъ, грозно смотря на него.
   -- Ну что тебѣ? спросилъ онъ, отнимая глаза отъ книги.
   -- Томъ! произнесла она въ третій разъ.
   -- Да вѣдь я еще не оглохъ, Китти, сказалъ онъ: -- если что хочешь сказать, говори.
   Даже и въ эту минуту она хотѣла быть ласковою къ мужу и свое обращеніе начала именно съ этимъ намѣреніемъ: она совсѣмъ не желала быть богинею войны. Но онъ не помогъ ея попыткѣ, ни словомъ, ни взглядомъ, ни ласковымъ движеніемъ.
   -- Вотъ что я хочу тебѣ сказать: ты безчестишь и себя и меня, и потому я не хочу долѣе оставаться въ этомъ домѣ, чтобы быть свидѣтельницею всего.
   -- Не хочешь, такъ уходи.
   Эти слова были произнесены не человѣкомъ, а парами крѣпкаго портвейна.
   -- Томъ! и ты это говоришь?.. ну а что-жь потомъ?
   -- Клянусь честью, поневолѣ будешь такъ говорить! Я никому не позволю, даже тебѣ, говорить мнѣ въ моей же гостиной, что я обезчестилъ себя.
   -- Такъ зачѣмъ же ты гоняешься за этою женщиной, даже въ Гэмвортъ? Вѣдь всѣ только объ этомъ и говорятъ. Ну къ лицу ли это, тебѣ въ такіе годы? Стыдись самаго себя!
   -- Нѣтъ силъ этого вытерпѣть! Клянусь честью, ни у кого терпѣнья не хватитъ!
   -- Такъ зачѣмъ же такъ дѣлать сэръ?
   -- Китти, кажется въ тебя самъ чортъ вселился, и ты съ ума спятила!
   -- Ого! такъ вотъ оно что! И прекрасно, сэръ. Чортъ въ образѣ пьянства вселился въ тебя. Но поймите теперь меня: я не останусь... жить... съ нами... пока вы будете позволять себѣ такія безчинства.
   И не ожидая отвѣта, мистриссъ Фёрниваль съ шумомъ бросилась вонь изъ комнаты.
   

XIII.
Какъ мнѣ спасти его?

   -- Я не намѣрена жить съ тобою, если это такъ будетъ продолжаться,-- были послѣднія слова мистриссъ Фёрниваль, когда она ушла изъ гостиной, гдѣ продолжалъ сидѣть ея мужъ въ покойномъ креслѣ.
   Чтожь оставалось ему дѣлать? Тѣ, которые держатся буквы закона, навѣрное скажутъ, что ему слѣдовало позвонить, послать за женою и, объяснивъ ей толкомъ, что послушаніе есть ея первая и главная обязанность, убѣдить ее, что стоитъ ему только захотѣть и она волею неволею должна будетъ оставаться жить съ нимъ. Найдутся и такіе, которые скажутъ, что человѣкъ съ характеромъ всегда съумѣетъ заставить себя слушаться въ семействѣ. На сторонѣ его законъ, да кромѣ того онъ имѣлъ еще матеріальныя преимущества и если, не смотря на то, онъ лезнтъ на стѣны, такъ видно онъ самое несчастное созданіе... А знаетѣ-ли что? Кто такъ говоритъ, тотъ навѣрное никогда но былъ поставленъ судьбою въ такое затруднительное положеніе.
   Мистеръ Фёрниваль не желалъ посылать за женой, потому что ему не хотѣлось обнаруживать предъ прислугою домашнихъ непріятностей. Онъ не послѣдовалъ за нею, потому что зналъ заранѣе, что найдетъ ее не одну въ спальной. Не хотѣлъ онъ также продолжать и разговора съ нею, потому что былъ увѣренъ, что она раскричится, расплачется, да еще пожалуй и упадетъ въ обморокъ. Кромѣ того, онъ не былъ увѣренъ въ своомъ вліяніи на нее и не зналъ: въ состояніи-ли удержать ее, если ей вздумается выйти изъ дому. Ну чтожь оставалось ему тутъ дѣлать? А между тѣмъ онъ ясно сознавалъ, что необходимо какъ нибудь дѣйствовать въ такихъ критическихъ обстоятельствахъ.
   Какой мужъ испытывалъ когда нибудь подобное обращеніе! И могла-ли ревность быть болѣе неосновательна? А всему причиной была женщина, съ которой онъ готовъ поссориться изъ-за того, что она выходитъ замужъ за человѣка, который за нѣсколько мѣсяцевъ предъ этимъ былъ ея самымъ скромнымъ поклонникомъ! И вотъ изъ-за этой-то женщины его собственная жена объявляетъ ему, что она жить съ нимъ не намѣрена! Да, необходимо на что нибудь рѣшиться!
   Кончилось тѣмъ, что онъ легъ спать въ своей комнатѣ, не раздѣляя на этотъ разъ супружескаго ложа.
   Утромъ, сидя одинъ за завтракомъ, онъ все еще далекъ былъ отъ мысли, что изъ этого выйдетъ что нибудь важное. Вдругъ приходитъ старая служанка, которая жила у нихъ въ домѣ еще во дни ихъ бѣдности и съ важностью въ лицѣ объявляетъ, что "барыня не сойдетъ завтракать внизъ".
   Увы! въ этомъ извѣстіи не заключалось ни дружескаго привѣтствія, ни извиненія по болѣзни, ни какого бы то ни было другого знака къ примиренію; однимъ словомъ настоящій смыслъ этой фразы былъ понятенъ даже служанкѣ. Мистеру Фёрнивалю ясно стало, что она все понимаетъ, когда она прибавила:
   -- Миссъ Бигсъ тоже проситъ васъ не ждать ее.
   -- Хорошо, сказалъ Фёрниваль, не имѣвшій ни малѣйшаго намѣренія ждать миссъ Бигсъ.
   Затѣмъ адвокатъ принялся за ветчину и сталъ придумывать средства: какъ бы ему угомонить свою малодушную и безпокойную супругу.
   Между тѣмъ съ почты принесли ему письма, которыя обыкновенно относились въ его контору, но нѣкоторые изъ его кореспондентовъ все еще писали къ нему въ Гарли-Стритъ. Сегодня онъ получилъ три или четыре письма, но мы займемся только однимъ, на которомъ значился штемпель гэмвортской почтовой конторы. Мистеръ Фёрниваль, узнавъ руку леди Мэзонъ распечаталъ его первымъ. Содержаніе его было слѣдующее:

Кливъ 23 января, 18**.

Дорогой мистеръ Фёрниваль,

   "Мнѣ очень прискорбно, что вы сегодня не повидались со мною, тѣмъ болѣе прискорбно, что это наводитъ меня на мысль, будто вы недовольны мною. Вотъ почему я пишу къ вамъ и намѣрена объяснить вамъ то, что разсказывалъ вамъ сэръ Перегринъ. Онъ не знаетъ, что я пишу къ вамъ и, мнѣ кажется, что это не хорошо. Онъ такъ добръ и доказалъ мнѣ такъ много любви и великодушія, что мнѣ право трудно имѣть отъ него какую нибудь тайну.
   "Можете себѣ представить мое изумленіе, когда я поняла, что онъ хочетъ жениться на мнѣ. Едва прошло шесть мѣсяцевъ съ тѣхъ поръ, какъ посѣщая его домъ, и постоянно боялась стать выше своего состоянія. Мало по малу меня стали принимать какъ друга и наконецъ всѣ искренно полюбили меня. Но ничего подобнаго мнѣ никогда я въ голову не приходило.
   "Когда онъ послалъ за мною и просилъ придти къ нему въ библіотеку, когда онъ объявилъ мнѣ свое желаніе, я удивилась, но никакъ не могла отказать ему и тутъ же, какъ ребенокъ, обѣщала ему слушаться его во всемъ. Вотъ какъ я согласилась на его предложеніе. И могла-ли я отказать ему, когда онъ мнѣ выразилъ, какъ онъ этого желаетъ, когда меня ни на минуту не оставляла мысль, что онъ для меня дѣлаетъ! Что касается до моихъ чувствъ, то нечего и говорить, что я отъ души люблю его. Да и кто бы могъ не любить его? Онъ сотворенъ быть любимымъ. Едва-ли найдется человѣкъ добрѣе и благороднѣе его. Но могла-ли я мечтать о любви такого рода? Увы! мнѣ-ли въ такомъ бѣдственномъ положеніи мечтать о любви!
   Онъ сказалъ мнѣ, что желаетъ этого, и я покорилась его желанію; онъ все старался доказать, что въ этомъ ужасномъ процессѣ для меня гораздо будетъ выгоднѣе быть его женою. Но я не желала бы себѣ пользы на счотъ его. Онъ столько сдѣлалъ для меня, что кромѣ добра я немогу ему ничего пожелать. Когда я стала говорить ему, что это можетъ быть непріятно для другихъ, то онъ тотчасъ отвѣтилъ мнѣ на то, что она напротивъ, мистриссъ Ормъ будетъ этимъ очень довольна, что и сама впослѣдствіи подтвердила мнѣ. Вотъ какимъ образомъ онъ уговорилъ меня согласиться на его предложеніе.
   Но я не могла быть покойна, боясь повредить ему этимъ и если согласилась, то только потому, что боялась огорчить его отказомъ.
   Третьяго дня приходилъ ко мнѣ внукъ его, молодой мистеръ Ормъ. Онъ тоже сказалъ, что мнѣ не слѣдуетъ выходить за его дѣда и что это можетъ только повредить ему. Въ этомъ я вполнѣ соглашаюсь съ нимъ. Онъ говорилъ еще, что старинные друзья старика осмѣютъ этотъ бракъ, и что онъ на старости лѣтъ упадетъ въ общемъ мнѣніи -- я сознаюсь, что и это справедливо. Да и я сама ни за какія блага въ мірѣ не захочу, чтобъ изъ-за меня онъ имѣлъ бы столько непріятностей. И разсердится онъ или нѣтъ, а я все-таки рѣшилась сказать ему, что этой свадьбѣ не бывать. Право, я очень боюсь, чтобы онъ не разсердился, потому что вообще онъ все любитъ дѣлать по-своему, а въ особенности то, что считаетъ добрымъ дѣломъ: я знаю, онъ думаетъ, что наша свадьба вывела бы меня изъ большихъ затрудненій въ моемъ несчастномъ положеніи.
   До сихъ поръ, я все еще не могла собраться съ духомъ, чтобъ все это ему высказать, но теперь ужь я рѣшилась, и потому мнѣ очень хочется повидаться прежде съ вами, дорогой мистеръ Фёрниваль! Я очень боюсь: ужь не это ли лишило меня вашей дружбы. Боже! что со мной будетъ, если только справедлива моя догадка! Знаете-ли, я потеряла всю бодрость духа когда узнала, что вы дѣлали, не спросивши обо мнѣ. Въ цѣломъ свѣтѣ, у меня только два искреннихъ друга, которыхъ я всею душою люблю и желаю во всемъ слѣдовать ихъ совѣтамъ!...
   "Завтра я думаю ѣхать въ Лондонъ и побывать у васъ около часу. Я уже говорила о своей поѣздкѣ мистриссъ Ормъ и сэру Перегрину, который былъ такъ деликатенъ, что не предлагалъ мнѣ по этому случаю никакихъ вопросовъ. Это деликатность особенно трогаетъ меня теперь, когда онъ знаетъ, что я обязана не имѣть отъ него тайнъ.
   "И такъ около часу я буду у васъ въ Линкольнсъ-Иннѣ я надѣюсь, что вы не откажетесь принять меня. Теперь, болѣе чѣмъ когда нибудь, я нуждаюсь въ вашемъ совѣтѣ.

"Прошу вѣрить въ искренность
всегда одинаково преданной вамъ
"Маріи Мэзонъ."

   Все, что она писала въ этомъ письмѣ была сущая правда. Предложеніе сэра Перегрина было ею принято именно по тѣмъ причинамъ, которыя были изложены въ письмѣ; а разъ согласившись быть его женою, она стала раскаиваться въ этомъ, какъ и сама это описываетъ. Она скорѣе согласилась бы отказаться отъ жениха, чѣмъ потерять друга.
   Да, она не хотѣла лишиться ни одного изъ друзей и потому употребляла всѣ средства, чтобъ удовлетворить обоихъ!
   Мистеръ Фёрниваль былъ обрадованъ ея письмомъ -- обрадованъ, не смотря на свое грустное настроеніе. Безъ сомнѣнія онъ не откажется повидаться съ нею, и тутъ же почувствовалъ, что снова приметъ ее подъ свое покровительство. Онъ зналъ также, что надо настойчиво требовать разрыва предполагаемаго брака, даже если-бъ это причинило неудовольствіе сэру Перегрину: онъ и на это не посмотритъ. Мистеръ Фёрниваль даже боялся, чтобъ энергическое усердіе сэра Перегрина не запутало бы хода этого дѣла.
   Прочтя съ должнымъ вниманіемъ письмо, онъ бережно сложилъ его и вмѣстѣ съ конвертомъ спряталъ въ карманъ своего сюртука. Чтобы случилось, если бы онъ этого не сдѣлалъ. И съ этой мыслью онъ снова вынулъ конвертъ и сталъ разсматривать его. Гэмвортскій штемпель былъ на немъ очень чотко отпечатанъ. Въ наше время штемпеля такъ ясно отпечатываются, что каждый можетъ знать, откуда пришло письмо. Письма всегда подаются ему камердинеромъ; но развѣ не могло случиться, что прежде всѣхъ увидѣла его старая служанка, которая конечно непреминула бы тогда донести своей барынѣ о штемпелѣ на конвертѣ. Чтобъ тогда вышло? Одна мысль объ этомъ заставляла мистера Фёрниваля признать себя виновнымъ.
   Когда камердинеръ подавалъ ему сюртукъ, въ залу опять вошла горничная. У нея былъ такой дерзкій взглядъ, что казалось она пришла объявлять ему войну, а себя считала, если не главнокомандующимъ, такъ по крайней мѣрѣ адъютантомъ: главнокомандующимъ была безъ всякаго сомнѣнія Марта Бигсъ.
   -- Барыня поручила мнѣ спросить у васъ: угодно ли вамъ сегодня дома обѣдать?-- спросила она грозно и нахмурившись.
   А между тѣмъ эта грозная и нахмуренная служанка умѣла нѣкогда быть привѣтливой и даже нѣжной, когда дѣла шли другихъ порядкомъ, и болѣе двадцати лѣтъ умѣла есть его хлѣбъ-соль. Все это очень грустно!
   -- Барыня оттого приказала спросить, продолжала служанка: -- что она сама уѣзжаетъ сегодня вечеромъ.
   -- Куда жь это она ѣдетъ?
   -- Барыня ничего объ этомъ не говорила со мною.
   Мистеръ Фёрниваль собирался ужь пойти на верхъ и спросить жену, что она намѣрена дѣлать, но сообразилъ, что все это вѣроятно не обойдется безъ шуму. При этомъ и миссъ Бигсъ высунетъ голову изъ какой нибудь полуотворенной двери и воскликнетъ: "О! Боже праведный!" и снова придется ему спуститься внизъ съ убѣжденіемъ, что всѣ домашніе считаютъ его за изверга,-- такъ и отказался онъ отъ этого намѣренія.
   -- Нѣтъ, я не буду дома обѣдать, отвѣчалъ онъ и отправился своей дорогой.
   -- Барыня очень разстроена,-- сказалъ камердинеръ, запирая за нимъ дверь.
   -- А развѣ ты не знаешь, что у нея есть на то причины?-- спросила ключница очень сурово.
   -- Да по лѣтамъ ли это ему? Мнѣ кажется, все это пустяки -- больше ничего, какъ причуды и капризы прекраснаго пола.
   -- Да, какъ бы не такъ! Вы, мущины, всегда такъ говорите. А вотъ увидите: если онъ не перемѣнится -- не видать ему барыни, какъ своихъ ушей. Ну-ка посмотримъ, что-то онъ запоетъ, какъ барыня уѣдетъ отъ него. А?
   -- Да что? будетъ себѣ жить припѣваючи. Это только цвѣтки -- а ягодки впереди.
   Боюсь, чтобъ въ словахъ Спунера не было доли правды: всего труднѣе первый шагъ къ разрыву и страхъ его всего чаще останавливаетъ многихъ мужей и жонъ.
   Около часу по полудни кто-то робко постучался у дверей мистера Фёрниваля и молоденькій клеркъ впустилъ леди Мэзонъ. Съ тѣхъ поръ какъ Крэбвицъ занимался возложеннымъ на него порученіемъ и ѣздилъ въ Гэмворта, у дверей конторы появился новый тѣлохранитель. Крэбвицъ былъ избавленъ и на будущее время отъ недостойной для него обязанности: отворять двери и впускать посѣтителей, приходящихъ въ контору.
   Леди Мэзонъ была вся въ чорномъ, впрочемъ это быль ея обыкновенный нарядъ, когда она выходила изъ дому. На этотъ разъ ея одежда казалась еще мрачнѣе. Вуаль была такъ плотна, что почти невозможно было видѣть ея лица; какимъ-то тихимъ и унылымъ голосомъ она спросила мистера Фёрниваля. А все же какая то особенная прелесть женственности господствовала во всей ея особѣ или, вѣрнѣе сказать, она, казалось, вся была создана изъ женственной прелести. Въ ея фигурѣ, манерахъ и походкѣ было что-то такое, что заставляло встрѣчныхъ мужчинъ невольно останавливаться и засматриваться на нее. А вѣдь мы знаемъ, что у нея двадцати трехлѣтній сынъ и что она ужъ не очень была молода, когда выходила въ первый разъ замужъ; тѣмъ не менѣе на видъ она была очень моложава и безъ всякихъ усилій -- видимыхъ -- умѣла удержать за собою господство, которое дается красотою и молодостью.
   Мистеръ Фёрниваль пошелъ къ ней на встрѣчу, съ прежнимъ дружелюбіемъ подалъ ей руку и, произнеся чуть слышное привѣтствіе посадилъ ее на стулъ. Очень могло быть, что и леди Мэзонъ тоже что нибудь произнесла, но въ такомъ случаѣ звуки ея голоса были такъ тихи, что не достигли его слуха. Она сѣла, куда онъ ее посадилъ, и когда положила руку на столъ, то онъ замѣтилъ, что рука ея дрожала.
   -- Я получилъ сегодня ваше письмо, сказалъ онъ,-- желая какъ нибудь начать разговоръ.
   -- Да, сказала она и подняла вуаль, вспомнивъ, что иначе онъ не можетъ ее разслышать.
   Леди Мэзонъ была очень блѣдна, складки вокругъ ея рта выражали скрытую тревогу и озабоченность. Никогда еще мистеръ Фёрниваль не видалъ ее такою блѣдною, вмѣстѣ съ тѣмъ сознавалъ, что никогда еще не видалъ ее такою прекрасною.
   -- И сказать правду, я былъ очень обрадованъ вашимъ письмомъ леди Мэзонъ. Для насъ обоихъ будетъ весьма полезно поговорить объ этомъ откровенно,-- не правда ли?
   -- О, да! сказала она, стараясь не дрожать; но ея усилія были слишкомъ очевидны, и потому она сняла руку со стола.
   -- Я огорчилъ васъ тѣмъ, что не повидался съ вами третьяго дни.
   -- Я думала, что вы на меня сердиты.
   -- Да, я и сердился.
   -- Ахъ, мистеръ Фёрниваль!
   -- Не прерывайте меня, леди Мэзонъ. Я сердился или скорѣе досадовалъ на то, чего не могъ одобрить. Ваше письмо разсѣяло это чувство; теперь я вполнѣ понимаю, какимъ образомъ вынудили у васъ согласіе. Я увѣренъ, что вы откажетесь отъ своего обѣщанья -- не такъ ли?
   Она не тотчасъ отвѣчала ему, такъ что онъ сталъ опасаться, не передумала ли она своего намѣренія.
   -- Увѣренъ, продолжалъ онъ:-- потому что ни въ какомъ случаѣ нельзя допустить...
   -- Постойте, мистеръ Фёрниваль,-- умоляю васъ: не будьте ко мнѣ такъ строги.
   Тутъ она посмотрѣла на него такими умоляющими глазами; какіе тронули бы даже мистриссъ Фёрниваль; мистеръ же Фёрниваль рѣшительно не въ состояніи былъ противостоять такому взгляду. Если бъ на то было ея желаніе, то онъ заступился бы за нее даже и въ такомъ случаѣ, когда она упорствовала бы въ данномъ ею обѣщаніи.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не буду такъ строго судить васъ.
   -- Я не выйду за вето замужъ и рѣшилась сказать ему это. Впрочемъ, я писала уже къ вамъ объ этомъ.
   -- Да, да, сказалъ онъ.
   -- Я не хочу выходятъ за него; а не хочу, чтобы раскаяніе свело его въ могилу; нѣтъ, я не сдѣлаю этого, если бъ даже это могло избавить меня...
   Она вздрогнула и невольно замолчала при одной мысли о томъ, чего она такъ желала избавиться.
   -- Если бъ вы теперь вышли за него замужъ, то это могло бы повредить вамъ во мнѣніи многихъ -- сказалъ онъ.
   -- Я думаю только о немъ; о немъ и о Люціѣ. Мистеръ Фёрниваль! не будь у меня этой мысли, мнѣ было бы все равно -- пускай со мною дѣлаютъ что хотятъ... Но сынъ мой!... воскликнула она.
   При этихъ словахъ она поднялась со стула и стала предъ Фёрнивалемъ, какъ будто намѣревалась сказать или сдѣлать что нибудь ужасное.
   Мистеръ Фёрниваль былъ до того пораженъ, что такъ и остался на своемъ мѣстѣ, не зная, что ему дѣлать. Она почти съ воплемъ произнесла послѣднія слова и грудь ея высоко поднималась, какъ будто сердце ея хотѣло вырваться, вмѣстѣ съ глухимъ рыданіемъ давившимъ ее.
   -- Лучше мнѣ уйти, сказала она, бросаясь къ двери.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не уходите еще.
   Фёрниваль всталъ, чтобъ удержать ее, но она успѣла уже успокоиться.
   -- Я не понимаю, отчего вы теперь такъ взволнованны,-- сказалъ онъ.
   Но онъ, какъ и читатель, очень хорошо зналъ, что ей было отчего волноваться, и потому не рѣшался отпустить ее въ такомъ положеніи. Она опять сѣла и, положивъ руки на столъ, закрыла ими лицо. Онъ все стоялъ предъ нею и въ эту минуту рѣшительно не находилъ словъ для разговора. Онъ не рѣшался прервать молчаніе, потому что видѣлъ ея слезы и слышалъ ея рыданія. Но она заговорила первая:
   -- Если бъ не онъ, сказала она, поднимая голову: -- я все могла бы перенести. Но что съ нимъ будетъ? Боже! что съ нимъ будетъ?
   -- Вы намекаете на то, что можетъ случиться, если законъ... будетъ... противъ насъ?... произнесъ съ разстановкой мистеръ Фёрниваль.
   -- Онъ будетъ противъ насъ, сказала она: -- не такъ ли? Вы все знаете, скажите же мнѣ всю правду,-- вы должны знать ее; скажите мнѣ, какъ пойдетъ это дѣло и что я могу сдѣлать, чтобы спасти его? Научите, какъ мнѣ спасти его?
   Она обоими руками схватила его руку и смотрѣла на него съ мольбой -- съ какой мольбой!...
   Вотъ когда была самая удобная минута попросить ее разсказать всю правду; но онъ не посмѣлъ этого сдѣлать и притомъ думалъ, что ужъ и безъ того все знаетъ. Онъ былъ почти увѣренъ, что читалъ въ глубинѣ ея сердца самыя сокровенныя ея думы, и хотя все таки имѣлъ сомнѣніе,-- такое сомнѣніе, которое возбуждало въ немъ желаніе предложить ей вопросъ,-- тѣмъ не менѣе онъ этого не сдѣлалъ.
   -- Мистеръ Фёрниваль, начала она...
   При этихъ словахъ какое-то ожесточеніе исказило мягкія черты ея женственнаго лица, а взглядъ выражалъ рѣшимость, доходившую до жестокости. Въ эту минуту этотъ взглядъ живо напомнилъ ему тотъ взглядъ, ту позу и осанку, когда, много лѣтъ тому назадъ, она была призвана къ допросу въ одну изъ тяжкихъ минутъ своей жизни, при чемъ весь судъ получилъ такое высокое понятіе о ея мужествѣ.
   -- Мистеръ Фёрниваль! не смотря на свою слабость, я согласилась бы сейчасъ же здѣсь умереть, если бъ только этимъ могла спасти сына отъ всѣхъ этихъ мученій. О, не за себя я такъ страдаю!
   Въ головѣ его вдругъ промелькнула ужасная мысль, что она вздумаетъ, пожалуй, смертью избавиться отъ всѣхъ этихъ страданій. Но онъ мало зналъ ее и потому ошибался; этотъ способъ, конечно, не могъ бы спасти ея сына.
   -- И вы того же мнѣнія, что я не должна выходить за него?-- спросила она, взявшись обѣими руками за голову, какъ бы желая собраться съ мыслями.
   -- Конечно не должны, леди Мэзонъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, это было бы не честно. Но вы знаете, мистеръ Фёрниваль, что я нахожусь въ такихъ обстоятельствахъ, что сама не знаю, что мнѣ дѣлать. Мнѣ иногда кажется, что я съума сойду.
   И когда она при этомъ взглянула на Фёрниваля, то ему показалось, что въ глазахъ ея было что-то безумное.
   -- Не говорите такъ, сказалъ онъ,
   -- Не буду. Я знаю, что это не хорошо. Я прямо скажу ему, что этому не бывать, что этому не слѣдуетъ быть... Но какъ вы думаете, можно ли будетъ мнѣ послѣ этого оставаться въ Кливѣ?
   -- О, конечно, если только послѣ вашего объясненія онъ все еще пожелаетъ того.
   -- А! такъ онъ можетъ прогнать меня, не смотря на то, что всѣ они теперь такъ добры ко мнѣ и внимательны? Боже мой, а Люцій такъ суровъ! Но я потребую вернуть прошлое. Суровость можетъ быть будетъ для меня теперь лучше любви и доброты.
   И не смотря на все это, вполнѣ осязая, такъ сказать, ея вину,-- даже и теперь Фёрниваль готовъ былъ пригласить ее въ свой домъ, умоляя оставаться у него, пока не кончатся всѣ эти непріятности -- имѣй только онъ власть на то. Что ему за дѣло, что скажетъ свѣтъ, если докажутъ ея вину? Развѣ онъ не могъ ошибаться какъ и всѣ другіе? Тутъ онъ подумалъ, что будь она теперь въ его рукахъ, онъ могъ бы торжественно вывести ее изъ затруднительнаго положенія -- съ помощью Соломона Арама и Чаффенбрасса. Онъ былъ твердо убѣжденъ въ ея винѣ, но еще не довольно твердо убѣдился въ возможности доказать ея преступность. Остановка въ томъ, что въ настоящее время у него не было дома, который онъ могъ бы назвать своимъ. Его Китти, къ которой онъ все еще по временамъ чувствовалъ искреннюю привязанность, его Китти, нѣжное материнское сердце которой непремѣнно почувствовало бы жалость, услышавъ такой вѣрный и вмѣстѣ съ тѣмъ такой печальный разсказъ о бѣдной женщинѣ, эта самая Китти была теперь озлоблена противъ него именно за ту особу, за которую онъ хотѣлъ бы просить ее.
   -- Господи помоги мнѣ! сказала бѣдняжка:-- мнѣ не къ кому теперь больше обратиться съ просьбою о помощи. Пускай будетъ такъ! теперь я уйду. И въ самомъ дѣлѣ, какое я имѣю право отнимать у васъ время?
   Но предъ ея уходомъ, мистеръ Фёринваль много еще далъ ей совѣтовъ. Онъ не спрашивалъ, виновата ли она, не говорилъ: что ей надо дѣлать вслучаѣ, если откроется и признается ея вина. Онъ сказалъ также, что многое будетъ зависѣть отъ того, какъ она теперь поставитъ себя и какъ выдержитъ настоящее тяжелое положеніе, что она должна вести себя такъ, чтобы другіе не замѣтили ея тревоги и мученій, а главное: быть болѣе чѣмъ когда нибудь спокойной и твердой предъ своимъ сыномъ. Что касается семьи Ормовъ, то онъ совѣтовалъ ей не выѣзжать изъ Клива, если только, послѣ объясненія съ сэромъ Перегриномъ, это не будетъ ему непріятно. Наконецъ мистеръ Фёринваль настоятельно требовалъ, чтобъ она отказалась отъ сдѣланнаго ей предложенія и поступила бы рѣшительно; въ послѣдствіяхъ брака сомнѣнья не могло быть.
   Леди Мэзонъ ушла и, проходя изъ конторы въ темный корридоръ, ведущій чрезъ ворота въ новый скверъ, встрѣтилась съ полной дамой, которая не совсѣмъ узнала ее, хотя довольно сурово взглянула на нее. Взволнованная леди Мэзонъ прошла мимо, не обративъ на нее ни малѣйшаго вниманія.
   

XIV.
Поѣздка Джона Кеннеби въ Гэмвортъ.

   Когда Джонъ Кеннеби отобѣдалъ на первый день Рождества съ сестрой и зятемъ, онъ рѣшился, вслѣдствіе наставленій полученныхъ отъ всѣхъ присутствующихъ, ѣхать въ Гэмвортъ къ мистеру Дократу, котораго все еще считалъ своимъ врагомъ за то, что тотъ отнялъ у него Миріамъ Усбечъ, предметъ страсти Джона Кеннеби -- страсти, правда, очень робкой, но которую онъ такъ живо помнилъ, какъ будто это было только вчера.
   Впрочемъ, хотя рѣшимость ѣхать была имъ твердо принята, тѣмъ не менѣе исполненіе ея замедлилось. Джонъ Кеннеби былъ отъ природы флегма, а образъ его жизни не могъ ни мало измѣнить его натуры, и то не многое, что къ нему привилось, укоренилось въ немъ годами. Онъ давно задумалъ эту поѣздку, часто объ ней совѣтовался съ сестрой и даже собственно по этому поводу раза два, три навѣстилъ Моульдера. Наконецъ, онъ назначилъ день и отправился въ Гэмвортъ
   Кстати, надо было посѣтить и контору Роунда и Крука, которые присылали ему приглашеніе. Клеркъ изъ Бедфорд-Ро отыскалъ его въ домѣ Гоббльса и Гриза и открылъ ему, что его приглашаютъ, какъ свидѣтеля; однакожь по поводу свидѣтельства ему не многое было передано, такъ какъ Клеркъ не получалъ приказанія объяснить ему это дѣло. Но Кеннеби обѣщалъ съѣздить въ Бедфорд-Ро и пробыть тамъ не болѣе одного дня. Наступало уже назначенное ему время, а ему слѣдовало еще прежде повидаться съ Дократомъ и вотъ онъ отправился наконецъ въ Гемвортъ.
   За то другой собесѣдникъ рождественскаго пира не терялъ своего времени для выполненія маленькаго предпріятія. Мистеръ Кэнтуайзъ забилъ себѣ въ голову, что для него тоже будетъ очень полезно повидаться съ Дократомъ. Для его кармана не расчотъ былъ отправляться въ Гэмвортъ, даже и затѣмъ, чтобъ получить плату за доставленную атторнею металлическую мебель; по этому случаю онъ удовольствовался тѣмъ, что написалъ къ Дократу письмо, въ которомъ назначалъ ему свиданіе въ Лондонѣ, въ такой то день и часъ и въ такой-то гостинницѣ, и къ тому еще прибавилъ, что онъ имѣетъ сообщить ему важныя свѣденія относительно дѣла объ Орлійской Фермѣ.
   Дократъ отправился на свиданіе, результатомъ котораго было то, что Кэнтуайзъ получилъ свои деньги, четырнадцать фунтовъ и одиннадцать шиллинговъ, вмѣсто четырнадцати фунтовъ, семи шиллинговъ и шести пенсовъ, и выдержалъ тяжолую битву за какія нибудь три лишнихъ полкроны; взамѣнъ, Дократъ узналъ, что Джонъ Кеннеби, если обойтись съ нимъ надлежащимъ образомъ, дастъ показаніе въ пользу желаемой цѣли.
   И такъ Джонъ Кеннеби отправился въ Гэмвортъ. Онъ не видалъ Миріамъ Усбечъ со времени свадьбы. Тогда онъ долго провожалъ глазами, полными отчаянія, прекрасную невѣсту, отправлявшуюся въ церковь, а потомъ скрылся. Обстоятельства разлучили ихъ, и съ тѣхъ поръ они никогда уже не встрѣчались. Время очень мало измѣнило его, а что и измѣнило, такъ къ лучшему. Онъ гораздо менѣе сбивался въ разговорѣ, былъ не такъ разсѣянъ, менѣе нерѣшителенъ и имѣлъ гораздо болѣе мужественный видъ, чѣмъ прежде. Совсѣмъ не то было съ бѣдною Миріамъ: время и обстоятельства никакъ ужь не къ лучшему измѣнили ея наружность.
   Когда Кеннеби шолъ отъ станціи къ дому,-- по старой памяти, онъ очень хорошо помнилъ гдѣ этотъ домъ стоялъ -- то вся его душа преисполнилась мыслью, что онъ увидитъ Миріамъ, и воспоминанія о разныхъ образахъ его прежней любви почти изгладили память о предстоящихъ дѣлахъ, привлекшихъ его сюда. Онъ забылъ двадцатилѣтній промежутокъ: ему казалось, что онъ встрѣтитъ прежнюю Миріамъ, ту прелестную Миріамъ, которой онъ едва осмѣливался когда-то говорить о любви, которой онъ теперь ужь не долженъ смѣть говорить о любви... Вся кровь бросалась ему въ лицо, когда онъ только подумывалъ, что пожметъ ея руку.
   Бываютъ же на свѣтѣ такіе мужчины, которые флегмы на мысль и чрезвычайно остры на память, которые ищутъ за окномъ извѣстную имъ пару блестящихъ глазъ, хотя прошли многіе годы съ тѣхъ поръ, какъ они ихъ видѣли, съ тѣхъ поръ какъ они проходили подъ этимъ окномъ. Такіе мужчины обыкновенно за мѣсяцы обдумываютъ, что они скажутъ и что сдѣлаютъ въ такомъ случаѣ, а какъ на самомъ дѣлѣ блестящія глаза сверкнутъ изъ-за окна, такъ такіе мужчины окончательно сконфузятся и пройдутъ опять мимо, и никогда при удобномъ случаѣ не найдутся, что имъ сказать. А все же они не изъ послѣднихъ счастливцевъ рода человѣческаго: не бросаются они на всякую добычу, но крѣпко держатся за то хорошее, что имъ судьба посылаетъ. Вотъ и теперь, у мистриссъ Моульдеръ была пріятельница, которая готова была вручить себя и свое состояніе Джону Кеннеби, а онъ и смотрѣть на нее не хотѣлъ; между тѣмъ какъ у нее состояніе было гораздо больше чѣмъ у Миріамъ, да и кромѣ того можно было надѣяться, что ея средствамъ не придется раздробляться на многія части, какъ у бѣдной Миріамъ, имѣвшей шестнадцать дѣтей.
   Какъ-то Миріамъ встрѣтитъ его? Вотъ о чемъ онъ думалъ, подходя къ ея дому. Разумѣется, онъ долженъ называть ее мистриссъ Дократъ, хотя на языкѣ у него вертится совсѣмъ другое имя! Чтобъ ее увидѣть, онъ еще на прошлой недѣлѣ придумалъ такую штуку: онъ минуетъ дверь ведущую въ контору, и пройдетъ къ подъѣзду, ведущему прямо въ ея комнаты; иначе врагъ его, Дократъ, всегда отличавшійся безмѣрною ревностью, навѣрное не допуститъ его до Миріамъ, и тогда ему не удастся даже посмотрѣть на нее.
   Вотъ подходитъ Джонъ Кеннеби къ двери конторы, присутствіе духа его оставляетъ и онъ съ трудомъ рѣшается итти далѣе. Сердце его бьется и мысль о свиданіи съ Миріамъ сильно волнуетъ его. Тѣмъ не менѣе онъ твердо рѣшился привести свой планъ къ исполненію и постучалъ у дверей дома.
   Сама Миріамъ отперла дверь. Онъ узналъ ее тотчасъ же, не смотря на происшедшую въ ней перемѣну. Онъ узналъ ее и почувствовалъ, какъ кровь сильнѣе заструилась у него по жиламъ, и онъ забылъ въ этотъ мигъ всѣ неудачи, испытанныя имъ въ жизни. Миріамъ тоже узнала.
   -- А! это вы, Джонъ? Кто бы могъ думать, что мы еще увидимся съ вами на этомъ свѣтѣ!
   Съ этими словами она пересадила ребенка на лѣвую руку и протянула Джону свою правую въ знакъ привѣтствія.
   -- Давненько ужь мы съ вами не видались,-- сказалъ онъ.
   Теперь едва ли ощущалъ онъ желаніе назвать ее Миріамъ; и въ самомъ дѣлѣ это было бы не въ порядкѣ вещей: она была уже не Миріамъ, но плодородная жена Дократа, мать длиннаго ряда грязныхъ дѣтей, которыхъ онъ видѣлъ въ заднемъ корридорѣ. Ему было уже извѣстно, что у нее множество дѣтей, но фактъ по слуху не производилъ на него такого впечатлѣнія, какъ фактъ, на дѣлѣ представившійся его глазамъ,
   -- Давненько! конечно очень-таки давненько. Какъ это намъ не случилось встрѣтиться съ тѣхъ поръ, какъ вы ухаживали за мною? Но, Боже мой! отъ чего вы сами, Джонъ, не женились?... Войдите же. Мнѣ очень пріятно будетъ поболтать съ вами. Войдите, прошу, хоть я право не знаю на что посадить васъ.
   Съ этими словами она отворила дверь и ввела его въ крошечную гостинную, находившуюся на лѣвой сторонѣ корридора.
   Между тѣмъ чувство глубокой упорной ненависти къ Дократу вдругъ начало уступать мѣсто чувству расположенія ко всему его семейству. Это было къ лучшему. Прежде онъ не могъ понять, какъ у Дократа доставало духу писать къ нему и называть его любезнымъ Джономъ; теперь же онъ чувствовалъ, что можетъ понять и это. Онъ вдругъ почувствовалъ, что можетъ и подружиться съ Дократомъ, что даже проститъ ему всѣ оскорбленія. Онъ уже начиналъ примиряться съ мыслью о женитьбѣ своей на женщинѣ, которую сестра его такъ часто ему расхваливала.
   -- Я думаю, вамъ можно попробовать сѣсть вотъ на этомъ, сказала Миріамъ: -- хоть, по правдѣ сказать, я сама никогда не рѣшалась еще попробовать.
   Эта рѣчь относилась къ металлическимъ стульямъ, которыми была установлена гостянная; Кеннеби подозрительно посмотрѣлъ на эту мебель.
   -- Они должно быть очень хороши, сказалъ онъ: -- но я никогда не видывалъ ничего подобнаго.
   -- Не говорите этого при немъ, сказала Миріамъ, показывая головой въ ту сторону, гдѣ находилась контора:-- а у меня была прекраснѣйшая мебель краснаго дерева, которую я купила на собственныя деньги, Джонъ; но онъ приказалъ взять ее, чтобы меблировать квартиры напротивъ, а эти вещи сюда поставилъ... Не трогай, Сямъ!
   -- Да я хочу посмотрѣть картинку, что на столѣ.
   -- Оставь, говорятъ тебѣ, закричала мистриссъ Дократъ: -- ахъ, Джонъ! не горько ли было мнѣ видѣть, какъ выносили мою мебель краснаго дерева, а на мѣсто ея ставили эту дрянь? А я-то бывало собственными руками натирала ее до того, что она такъ и блестѣла у меня, да и купила то ее на собственныя свои деньги... Послушай, Сямъ, если ты будешь еще крутить столъ, то я тебя за уши выдеру. Господи, что за дѣти! своихъ словъ не разслышишь отъ ихъ шума.
   -- Они кажется не очень покойны, замѣтилъ Кеннеби.
   -- Какое покойны! Вѣдь эти торгаши просто поднимаются на штуки; -- больше ничего, что мошенничество! Но что меня удивляетъ, такъ это то, что Дократъ, такой строгій и взыскательный ко всему, просто влюбленъ въ эту дрянь, даже удивительно! Но видно, но всегда строгость и взыскательность достигаютъ самого лучшаго. Вотъ вы напримѣръ, Джонъ, вы никогда не были взыскательны, за то въ васъ и было всегда такъ много пріятности, мягкости, словно вы изъ воску вылѣплены. Я очень рада, Джонъ, видѣть васъ такимъ же, какъ прежде знала.
   Тутъ она поднесла передникъ къ глазамъ и вытерла выкатившуюся слезу.
   -- А мистеръ Дократъ дома?-- спросилъ Джонъ.
   -- Сямъ, сбѣгай, до посмотри не въ конторѣ ли отецъ? Я знаю, что онъ долженъ вернуться къ обѣду. Молли, перестань возиться съ сестрой: я никогда не видала такой безпокойной дѣвочки, какъ ты... Но вы не по дѣлу пришли къ намъ, Джонъ?
   Тогда Кеннеби объяснилъ ей, что Дократъ вызвалъ его по поводу процесса Орлійской Фермы.
   Пока они разговаривали, Сямъ успѣлъ вернуться и сказать, что отецъ недавно вышелъ, но будетъ назадъ чрезъ полчаса, и мистриссъ Дократъ, находя неудобнымъ все стоять въ гостинной, попросила своего бывшаго поклонника въ семейную горницу, которую всѣ они обыкновенно занимали.
   -- По крайней мѣрѣ вы можете здѣсь сѣсть, не боясь провалиться, или что подъ вами что нибудь проломается.
   Съ этими словами она выдвинула и опорожнила для него одно изъ старыхъ изношенныхъ креселъ, обитыхъ чорною волосяною матеріею.
   -- Поговоримъ теперь о бѣдняжкѣ, леди Мэзонъ... Сямъ и Молли, подите въ садъ погулять, да смотрите, будьте умниками... У дѣтей такія бываютъ длинныя уши, Джонъ... самъ-то онъ съумѣетъ всегда вытянуть изъ нихъ разные пустяки... Ну вотъ теперь разскажите мнѣ объ этомъ, что знаете.
   Джонъ Кеннеби по неволѣ подумалъ, что жизнь Миріамъ съ мужемъ не совсѣмъ была счастлива, хоть они и женились по любви, и я боюсь, чтобъ онъ при этой мысли не почувствовалъ нѣчто въ родѣ утѣшенія. Слово самъ-то было произнесено съ такимъ выраженіемъ, которое ужь никакъ не позволяло предполагать ни безусловной любви, ни совершенной довѣренности.
   А бѣдная Миріамъ, можетъ быть, думала въ это время, что она могла бы сдѣлать лучшее употребленіе изъ своей молодости и изъ своихъ денегъ. Впрочемъ, она ни о чемъ подобномъ не думала. Она была изъ числа тѣхъ личностей, которыя живутъ настоящимъ, а не прошедшимъ. Правда, она была несчастна, но несчастна отъ своей мебели, несчастна, когда надо было заботиться о платьяхъ четырехъ младшихъ дѣтей, несчастна отъ того, что хлѣбъ съ каждымъ днемъ скорѣе да скорѣе исчезалъ, наконецъ она была еще очень несчастна отъ того, что ея мужъ съ такимъ ожесточеніемъ преслѣдовалъ леди Мэзонъ. Но она и не думала считать себя несчастною оттого, что она не сдѣлалась мистриссъ Кеннеби.
   Въ сущности же, у мистриссъ Дократъ гораздо было болѣе интереснаго разсказывать, чѣмъ у Кеннеби, и когда старшія дѣти, изъ оставшихся дома, ушли въ садъ, она немедленно приступила къ разсказу.
   -- Подумайте только, Джонъ: не ужасно ли это, что всѣ они теперь возстаютъ противъ нее тогда, какъ завѣщаніе было утверждено двадцать уже лѣтъ тому назадъ? Но вы, Джонъ, я надѣюсь, ничего не будете говорить противъ нее. Она всегда вамъ доброжелательствовала помните? Правда и то, что отъ ея доброжелательства вамъ проку было мало,-- не такъ ли?
   Такимъ образомъ бѣдная Миріамъ облегчала душу, заботясь и о дѣлахъ и въ то же время вспоминая любовь прежнихъ лѣтъ.
   -- Это ужасное дѣло, сказалъ Джонъ Кеннеби торжественно: -- и чѣмъ болѣе я объ немъ думаю, тѣмъ ужаснѣе оно мнѣ кажется.
   -- Но вѣдь вы ничего не станете говорить противъ нее, Джонъ? Вы, конечно, не перейдете на его сторону? не правда ли, Джонъ?
   -- Я немного знаю объ обѣихъ сторонахъ, отвѣчалъ онъ.
   -- Онъ и самъ наживетъ себѣ съ этимъ много хлопотъ,-- ужь я знаю это. Я очень желала бы, чтобы вы прямо ему это сказали,-- отъ чего же бы вамъ и не сказать? вѣдь онъ не можетъ повредить вамъ, если вы станете ему противорѣчить. Но если я скажу, Боже сохрани! тогда нельзя поручиться и за недѣлю моей жизни.
   -- Неужели же онъ такъ....
   -- О! Джонъ, онъ очень жестокъ!.. Онъ запретилъ мнѣ разъ навсегда говорить съ нею; тѣмъ не менѣе я видалась съ нею, пока она не уѣхала въ Кливской замокъ. И что вы думаете, они теперь выдумали про нее?-- и я почти этому вѣрю -- они говорятъ, что сэръ Перегринъ хочетъ жениться на ней. Если это окажется правда, то ихъ свадьба послужитъ только удобнымъ средствомъ для Дократа и Джозефа Мэзона, чтобы напакостить ей еще больше. Я ужь навѣрное знаю, что это такъ будетъ; только самъ-то сдѣлается еще вдвое болѣе жестокъ, если при этомъ дѣлѣ онъ недобудетъ какимъ нибудь путемъ много денегъ.
   -- Неужели же онъ и теперь жестокъ бываетъ?
   -- Да еще какъ! Если дѣла его идутъ худо, то вы отъ него кромѣ грубостей ничего не добьетесь. Я знаю, напримѣръ, что теперь его денежныя обстоятельства идутъ хорошо, потому что онъ то и дѣло что прикупаетъ дома, да и притомъ, куда-жь онъ дѣвалъ мои деньги? А между тѣмъ, трудно повѣрить, онъ не даетъ на то, чтобы дѣти его были сыты, а ужь объ одеждѣ и говорить нечего!..
   Бѣдная Миріамъ! кажется ея супругъ не любилъ дѣлиться съ нею ни выгодами, ни тріумфами, достававшимся ему на адвокатскомъ поприщѣ.
   Въ это время изъ конторы дошли слухи, что Дократъ вернулся.
   -- Не останетесь ли вы отобѣдать съ нами? сказала она нерѣшительно.
   Онъ чувствовалъ ея замѣшательство и потому самъ колебался.
   -- Онъ можетъ быть пригласитъ васъ, такъ вы ужь скажите, что придете. Каково бы ни было его обращеніе съ вами, это ничего для васъ не значитъ, не правда-ли? А мнѣ, Джонъ, такъ пріятно опять видѣть васъ по прежнему; истинно пріятно.
   Послѣ этого Джонъ Кеннеби оставилъ ее и, недавая никакихъ обѣщаній, прямо прошолъ въ контору.
   Разсуждая объ этомъ предметѣ съ сестрою и Моульдеромъ, Джонъ Кеннеби далъ себѣ слово: быть какъ можно осторожнѣе въ сношешеніяхъ съ Дократомъ, и какъ можно осторожнѣе давать свои показанія, какъ свидѣтеля въ предстоящемъ процессѣ; несмотря на то, когда онъ былъ введенъ въ контору, атторней представилъ ему краткій отчотъ всего ему извѣстнаго и снялъ съ него показаніе самымъ формальнымъ образомъ.
   -- Ну, теперь подпишитесь, если вы находите, что все это правда, сказалъ Дократъ, когда дѣло было кончено.
   -- Я не знаю, какъ насчотъ подписи, сказалъ Кеннеби,-- никогда не должно подписывать своего имени, незная какъ и почему.
   -- Вы должны подписать свое собственное показаніе, возразилъ атторней и, насупивъ брови, бросилъ на него свирѣпый взглядъ: -- чтобы сказалъ вамъ судья въ присутствіи, еслибъ вы, сдѣлавъ такое показаніе, обличающее характеръ леди Мэзонъ, вдругъ бы отказались подписать подъ нимъ ваше имя? Да вамъ бы послѣ этого не сносить бы и головы на плечахъ.
   -- Неужто? сказалъ Кеннеби мрачно и, взявъ перо, подписалъ свое показаніе.
   То было великое торжество для Дократа, если Мэтью Роунду удалось снять показаніе съ Бриджетъ Болстеръ, то ему, Дократу, точно также удалось засвидѣтельствовать показаніе Джона Кеннеби.
   -- Ну, а теперь мы вотъ что сдѣлаемъ, сказалъ Дократъ: -- мы отправимся въ трактиръ "Блю-Постъ" -- помните вы трактиръ "Блю-Постъ"?-- ну, я тамъ потребую кусокъ, бифштекса и стаканъ грогу. Я думаю, что вы вернетесь въ Лондонъ по трехчасовому поѣзду; такъ у насъ будетъ много времени.
   Кеннеби отвѣчалъ, что дѣйствительно вернется въ Лондонъ по трехчасовому поѣзду. Но съ видимымъ смущеніемъ отказался отъ бифштекса и грогу. По уговору съ Миріамъ ему неслѣдовало отправляться въ гостинницу "Блю-Постъ" съ ея супругомъ.
   -- Вотъ какія глупости! сказалъ Дократъ:-- надо же вамъ гдѣ нибудь обѣдать.
   Кеннеби отвѣчалъ, что будетъ обѣдать въ Лондонѣ, потому что предпочитаетъ обѣдать поздно. Кромѣ того онъ давно не бывалъ въ Гамвортѣ. Онъ желалъ прогуляться, и можетъ быть возобновить здѣсь кой-какія знакомства.
   -- Знакомства, проговорилъ Дократъ съ насмѣшкою...
   По мнѣнію атторнея, порядочный человѣкъ не долженъ имѣть никакихъ знакомствъ кромѣ тѣхъ, гдѣ можетъ достать денегъ. А въ настоящее время Джонъ Кеннеби не могъ имѣть такихъ знакомствъ въ Гэмвортѣ.
   -- Ну хорошо; если вы предпочитаете обѣду въ "Блю-Постъ" вашихъ знакомыхъ, то я съ нами прощусь. Только право для меня это непонятно. И такъ, мы съ вами еще увидимся въ судѣ,-- вы вѣдь это знаете?
   Кеннеби знакомъ подтвердилъ тоже самое.
   -- Незайдете-ли въ домъ опять повидаться съ нею, и онъ головою показалъ въ ту сторону, гдѣ была его жена, точно также какъ она передъ этимъ показывала въ ту сторону, гдѣ находился ея мужъ.
   -- Хорошо, я зайду съ нею проститься.
   -- Пожалуйста не говорите ей ничего объ этомъ дѣлѣ; вѣдь она ничего тутъ не понимаетъ и какъ только что услышитъ, сейчасъ бѣжитъ передавать этой женщинѣ въ Орлійскую Ферму.
   Такимъ образомъ они разстались.
   -- И онъ васъ звалъ въ трактиръ "Почту"? сказала Миріамъ, услышавъ объ его предложеніи:-- да, это похоже на него. Онъ вездѣ любитъ тратить деньги, только не дома.
   -- Но я не пошолъ, сказалъ Джонъ.
   -- Онъ цѣлые дни рыскаетъ внѣ дома и никогда не подумаетъ: есть-ли что дома пообѣдать? Онъ готовъ подчивать половину города грогомъ, если только думаетъ, что отъ этого можетъ получить какую нибудь выгоду. Но повѣрите-ли, Джонъ, хотя всѣ заботы по дому и о дѣтяхъ лежатъ на моихъ плечахъ, а мнѣ не начто купить для себя боченокъ пива -- не для того, чтобы пить постоянно, а такъ иногда кружечку между завтракомъ и тѣмъ временемъ, когда пора ложиться спать.
   Бѣдная Миріамъ! зачѣмъ она не слушалась совѣтовъ, когда была помоложе. Джонъ Кеннеби вѣрно давалъ бы ей пива столько, сколько душѣ угодно.
   Простившись съ нею, Джонъ пошолъ прогуляться, направляясь къ воротамъ Орлійской Фермы и заглядывая въ аллею. Въ нѣкоторомъ разстояніи онъ увидалъ Люція Мэзона, который прогуливался взадъ и впередъ передъ домомъ. Шляпа его была надвинута на глаза, а въ рукахъ держалъ онъ толстую палку, которою размахивалъ. Кеннеби не чувствовалъ желанія разговаривать съ нимъ и потому направился опять въ ворота, обошолъ строенія боковой тропинкой и вернулся на станцію желѣзной дороги. Тою же дорогою возвратился онъ въ Лондонъ, не имѣя дальнѣйшихъ сношеній съ жителями Гэмворта.
   

XV.
Сватовство Джона Кеннеби.

   -- Она такого мягкаго и пріятнаго характера, Джонъ, что способна таять, какъ сахаръ въ чаѣ, говорила мистриссъ Моульдеръ своему брату, сидя съ нимъ вечеромъ передъ каминомъ въ Грэгсент-эленъ, по возвращеніи его изъ Гэмворта: -- да, она такая въ самомъ дѣлѣ, вотъ и Смайлей всегда находилъ ее такою. "Она всегда одинакова" говаривалъ мнѣ покойный Смайлей нѣсколько разъ. Чего же мужу больше желать?
   -- Оно, конечно, такъ, отвѣчалъ Джонъ Кеннеби.
   -- Что касается до ея привычекъ, то съ тѣхъ поръ какъ я знаю ее,-- а этому будетъ двадцать лѣтъ,-- я никогда не замѣчала, чтобы она хотя на одну каплю перемѣнилась или вышла изъ своей обыденной колеи. Правда, она любитъ комфортъ; но отчего же ей и не любить его, когда она имѣетъ собственнаго дохода двѣ сотни фунтовъ, не считая дохода съ кирпичныхъ заводовъ въ Кингслендродѣ? Что касается до ея нарядовъ, то грѣхъ говорить: всѣ вещи великолѣпны, да и надо правду сказать, это такая женщина, которая умѣетъ беречь свои вещи. Вотъ, напримѣръ: я помню разъ покойный Смайлей подарилъ ей толстую ирландскую матерію, какъ еще въ первый разъ получилъ доходы съ своихъ кирпичныхъ заводовъ; я готова отдать голову на отсѣченіе, что эта матерія еще до сихъ поръ у ней цѣла и совершенно новехонька. А главное, что всего лучше, она готова за тебя выдти хоть завтра. Въ самомъ дѣлѣ желаетъ, или даже сегодня вечеромъ, если ты теперь сдѣлаешь ей предложеніе. Боже мой милостивый! ужь это никакъ Моульдеръ?
   И заботливая супруга, вскочила съ своего мѣста, помѣшала огонь, приготовила самое спокойное кресло и выбѣжала на площадку, въ самомъ верху лѣстницы. Въ туже минуту послышалось чье-то тяжелое дыханіе и на порогѣ показалась фигура путешественника, окутанная съ ногъ до головы въ шарфы и теплыя одежды. Онъ только что вернулся съ дороги и, сдавъ всю свою поклажу въ контору Гобльза и Гриза въ Гоундсдичѣ, возвращался въ нѣдра своего семейства. Онъ не имѣлъ привычки обстоятельно извѣщать свою жену о днѣ своего возвращенія. Думалъ-ли онъ, что этимъ пріучитъ ее всегда быть на готовѣ къ супружескому смотру, или не хотѣлъ связывать себя обѣщаніемъ быть въ извѣстное время дома, только мистриссъ Моульдеръ никогда не знала настоящаго времени его возвращенія. Съ какой стороны и сколько разъ она ни обсуживала эту привычку своего супруга, она никогда не могла одобрить ее; сколько разъ она ему доказывала, что могла бы приготовить для него гораздо большія удобства, еслибъ только онъ давалъ ей знать когда вернется,-- но онъ никогда не пользовался ея совѣтами, и потому она въ послѣднее время совсѣмъ ужь перестала ихъ давать.
   -- Я ужасно перезябъ, отвѣчалъ онъ на вопросъ жены объ его здоровьи:-- и съ тобою было бы тоже, если бы ты пріѣхала изъ самаго Лидса не пообѣдавши? Какъ, Джонъ, ты здѣсь? да, вы тутъ, кажется, вдвоемъ порядкомъ поотогрѣваетесь разными горячительными.
   -- Что ты, Моульдеръ, да онъ еще капли въ ротъ не бралъ съ тѣхъ поръ, какъ пришолъ сюда, сказала мистриссъ Моульдеръ: -- и съ тѣхъ поръ, какъ ты выѣхалъ изъ дому, онъ и черезъ порогъ не переходилъ. Да, вотъ что Моульдеръ, прибавила она смущеннымъ голосомъ:-- мистриссъ Смайлей сегодня будетъ у насъ.
   -- Провались она сквозь землю! И вѣчно притащится сюда кто нибудь изъ этой сволочи и именно тогда, когда я возвращаюсь усталый домой и желаю покоя. Впрочемъ, хоть бы всѣ тетушки Смайлей изъ цѣлаго Лондона наѣхали сюда, я все-таки буду ужинать одинъ, по обыкновенію. И на кой-прахъ она будетъ тащиться сюда ночью въ такое время?
   -- Да вѣдь ты самъ знаешь, Моульдеръ, зачѣмъ она пріѣдетъ?
   -- Нѣтъ, не знаю; а знаю только то, что когда человѣкъ занятъ дѣломъ, то онъ совсѣмъ не имѣетъ желанія, чтобы подъ носомъ у него дѣлались разныя глупости.
   -- Если вы намекаете на меня, началъ было Джонъ Кеннеби.
   -- Я на васъ не намекаю, разумѣется нѣтъ; да и ни на кого не намекаю. Сними-ка съ меня платье, слышишь, да подай мнѣ туфли.. Если мистриссъ Смайлей воображаетъ, что я для нее стану наряжаться или измѣнять свои привычки, такъ....
   -- Боже мой, что ты Моульдеръ! она вовсе не воображаетъ, да и не желаетъ этого.
   -- Ну, и прекрасно дѣлаетъ. Вотъ, Джонъ такъ разрядился, точно въ театръ собирается. Ну да и ты-то къ чему тратишь вещи, которыя денегъ стоятъ, потому только, что какая нибудь тетушка Смайлей пріѣдетъ, ужь я ее!
   -- Ну вотъ, Моульдеръ, какъ это можно"..
   Но мистриссъ Моульдеръ не кончила, потому что знала, что уговаривать мужа въ настоящую минуту будетъ совершенно безполезно; задача ее состояла теперь въ томъ только, чтобы угостить мужа хорошенько и до пріѣзда гостьи, но возможности, возвратить ему доброе расположеніе духа. Похвалы, расточаемыя ею, насчотъ мистриссъ Смайлей, были очень справедливы: это была женщина съ вѣсомъ, понимавшая свое достоинство, какъ особа, которая имѣетъ двѣсти фунтовъ стерлинговъ ежегоднаго дохода, кромѣ дохода съ кирпичныхъ заводовъ: такая женщина имѣетъ полное право составить свой собственный взглядъ на вещи. Всякій зналъ, что она этимъ гордится, и мистриссъ Смайлей, какъ всякая подобная барыни лучше чѣмъ кто либо другой понимала свое значеніе и вѣсъ. Еслибъ Моульдеръ въ сердцахъ вздумалъ ее назвать тетушкою Смайлей или далъ еи понять, что считаетъ ее старухой, то она навѣрное порядкомъ распѣтушилась бы и съумѣла бы отстоять и себя и свой кирпичный заводъ. Словомъ сказать мистриссъ Смайлей требовала себѣ большаго уваженія.
   Мистриссъ Моульдеръ слишкомъ хорошо знала, въ чемъ состоялъ настоящій недугъ ея мужа: Онъ, вѣрно, рано пообѣдалъ и во время переѣзда изъ Лидса въ Лондонъ порядкомъ прохлаждалъ себя разными напитками, послѣдній стаканъ бранди, выпитый имъ на петерборогской станціи, совершенно охмѣлилъ его. Все бы еще обошлось хорошо, если бы она, до прихода мистриссъ Смайлей, успѣла бы дать ему глотокъ чего нибудь подкрѣпительнаго.
   -- Ну, такъ что-же сдѣлать, Моульдеръ? сказала она самымъ вкрадчивымъ голосомъ:-- можно изготовить прекрасную котлетку и это будетъ готово скорѣе всего другого.
   -- Котлетку, сказалъ онъ и больше ничего не могъ выговорить.
   -- А еще у меня есть прекраснѣйшая ветчина, продолжала она.
   Въ голосѣ ея слышалась такая умилительная убѣдительность, которая явно показывала, какъ она желала угодятъ мужу.
   Въ настоящую минуту онъ ей ничего не отвѣчалъ, но сѣвъ лицомъ къ огню и проводя своими жирными пальцами по нечесаной головѣ, сказалъ:
   -- Мистриссъ Смайлей! я помню ее, какъ она была еще кухаркою у старика Потта.
   -- Она теперь я не думаетъ быть кухаркой, сказала мистриссъ Моульдеръ, готовая разсердиться въ защиту своей пріятельницы.
   -- А я такъ никогда не могъ понять, какъ это женился на ней Смайлей, если только онъ дѣйствительно былъ женатъ на ней.
   -- Ну ужъ это Моульдеръ нехорошо съ твоей стороны, разумѣется, онъ былъ на ней женатъ. Мы съ нею почти однихъ лѣтъ, или я думаю, она годомъ старше меня; она въ этомъ не признается, мнѣ мало нужды до того. Но я помню эту свадьбу, какъ будто она была вчера. Мы съ вами тогда-то и приглянулись другъ другу.
   Послѣднія слова она произнесла самымъ жалобнымъ тономъ, какъ будто надѣялась этимъ смягчить его.
   -- Что,-- ты намѣрена видно цѣлую ночь морить меня съ голоду? подай мнѣ немножко виски, да горячей воды; да не стой, сложа руки.
   -- Не хочешь-ли чего нибудь съѣстнаго, Моульдеръ? вѣдь надобно же тебѣ чего нибудь поѣсть, если ты голоденъ,
   -- Дѣлай, что приказываютъ, слышишь? и дай мнѣ виски. Ужъ не думаешь ли ты распоряжаться мною, какъ ребенкомъ: когда мнѣ ѣсть, когда мнѣ пить.
   Все это было сказано такимъ тономъ, что мистриссъ Моульдеръ должна была повиноваться, и хотя знала, что онъ напьется пьянъ, однако должна была исполнить его желаніе. Она принесла виски, горячей воды, лимонъ и сахаръ и все это поставила передъ нимъ, а сама сѣла въ сторонку на диванѣ.
   Все это время Джонъ Кеннеби сидѣлъ и молча смотрѣлъ на происходившее. Можетъ быть онъ разбиралъ себя, будетъ-ли онъ въ состояніи подражать домашнему обращенію Дократа или Моульдера, когда онъ вступитъ во владѣніе кроткою мистриссъ Смайлей и ея Кингслендскими кирпичными заводами.
   -- Если ты чувствуешь желаніе подкрѣпиться, Джонъ, то, я полагаю, не будешь церемониться, сказалъ Моульдеръ.
   -- Благодарю, отвѣчалъ Кеннеби:-- никакого желанія не имѣю въ эту минуту.
   -- Я полагаю, что въ этомъ стаканѣ ничего другаго не бывало кромѣ вина, сказалъ Моульдеръ, поднося одинъ изъ стакановъ къ губамъ. Право, на днѣ стакана можно найти вѣрное счастье, и я совѣтую попробовать это средство тому, кто чувствуетъ себя не очень счастливымъ. Сегодня я страшно усталъ, и потому намѣренъ порядкомъ угостить себя.
   Все это очень хорошо понимала мистриссъ Моульдеръ, но она знала, что пока мужъ ея только въ полпьяна, а скоро будетъ, по всей вѣроятности, совсѣмъ пьянъ. Противъ этого не было никакого спасенія. Вздумай она его увѣщевать, онъ въ настоящемъ расположенія духа навѣрное пустилъ бы въ нее бутылкой; да и то сказать, увѣщанія никогда на него не дѣйствовали. Вотъ она и сидѣла смирно, а сама думала, какъ она выскочить на встрѣчу мистриссъ Смайлей на лѣстницу, лишь только услышитъ ея шаги, и какъ будетъ умолять ее отложить до другого времени свой визитъ. Впрочемъ, не худо было бы послать Джона проводить ее до дому.
   Моульдеръ, между тѣмъ, выпилъ стаканъ горячаго грогу и приготовилъ другой; глаза его налились кровью и онъ сидѣлъ неподвижно, устремивъ глаза на огонь. Все время, когда онъ не держалъ стаканъ, руки его были засунуты въ карманы и онъ ни съ кѣмъ не говорилъ ни слова, а только бормоталъ себѣ что-то подъ носъ.
   -- Вѣдь я если я держусь ужь и натерпѣлся я!.... и ужь какъ же долго!....
   Тутъ онъ покончилъ второй стаканъ. Всѣ эти восклицанія были отчасти поняты его женой: онѣ относились къ Гоббльзу и Гризу и означали сильное его опьяненіе. Послѣ этого оставалась только одна надежда, что пары грогу и жаръ отъ камина усыпятъ его; въ такомъ случаѣ онъ отрезвится не ранѣе, какъ черезъ два -- три часа.
   -- Я счастливъ, когда это дѣлаю, сказалъ Моульдеръ, хватаясь за бутылку въ третій разъ.
   Жена его, вся встревоженая, садѣла возлѣ него, и не смѣла ему прекословить.
   -- Бутылка упадетъ на полъ, Моульдеръ, сказала она наконецъ.
   -- Чортъ съ ней, отвѣчалъ онъ, и скоро голова его упала на грудь, и онъ заснулъ съ бутылкою въ рукѣ.
   -- Протяни руку, Джонъ, да вынь бутылку, произнесла шопотомъ мистриссъ Моульдеръ.
   Но Джонъ колебался: левъ могъ проснуться, еслибъ почувствовалъ, что касаются его добычи.
   -- Онъ скорѣе выпуститъ ее, если ты подставить подъ все руку.... видишь: ужь онъ готовъ.... вотъ такъ.... еслибъ мы могли хоть не много отодвинуть его отъ огня, а то у него лицо разгорится.
   -- Да неужто вы хотите двигать его? спросилъ Джонъ, съ удивленіемъ.
   -- Отчего-же нѣтъ? мы попробуемъ. Я это и прежде съ нимъ дѣлала, и онъ никогда не просыпался. Зайди сзади; вотъ такъ. Я знаю кресло крѣпко. Боже, какой онъ тяжелый!
   О они съ трудомъ отодвинули Моульдера въ сторону. Онъ испустилъ какой-то неудобопонятный звукъ, но не пошевелился; жена его поняла, что часа на два комната опять въ ея распоряженіи. Правда, онъ ужасно храпѣлъ; но ей было къ этому не привыкать-стать.
   -- Надѣюсь, однако, что вы ее не допустите сюда? сказалъ Джонъ.
   -- Отчего же нѣтъ? она не хуже меня знаетъ, что такое мужчины. Правда, покойный Смайлей не такъ часто бывалъ пьянъ, но зато разъ напившись былъ ужасенъ. Вотъ онъ не заснулъ бы такъ, сномъ невиннаго младенца, какъ мой, но ломалъ бы все, что ни попадалось подъ руки,-- а потомъ началъ бы ревѣть какъ мальчишка. Въ этомъ случаѣ я не могу сравнить моего Моульдера съ нимъ. Только вотъ трудненько бываетъ уложить его въ постель, какъ онъ проснется.
   Во время всей этой суматохи раздался звонокъ, и Джонъ Кеннеби, желая показать все свое вниманіе къ мистриссъ Смайлей, бросился къ двери и встрѣтилъ ее на лѣстницѣ. Она взошла на верхъ, шумя своимъ шолковымъ платьемъ изъ настоящей ирландской матеріи -- можетъ быть еще не надѣваннымъ и съ полнымъ сознаніемъ той важной цѣли, которая привела ее сюда.
   -- Какъ, Моульдеръ уже спитъ? сказала она, входя въ комнату;-- и кажется такъ же крѣпко, какъ бревно.
   -- Онъ не совсѣмъ здоровъ, сказала мистриссъ Моульдеръ, подмигивая своей пріятельницѣ:-- и притомъ же онъ ужасно усталъ послѣ долгаго путешествія.
   -- О-охъ! А-ахъ! воскликнула мистриссъ Смайлей, глядя на спящаго красавца и въ одну минуту смекнувъ, въ чемъ дѣло:-- знаете-ли, что, такъ-какъ онъ расположенъ къ полнотѣ, то ему это очень вредно.
   -- Это больше ничего, какъ усталость, отвѣчала мистриссъ Моульдеръ.
   -- Да, правда, продолжала мистриссъ Смайлей, качая головой:-- если онъ такъ часто будетъ утомлять себя, съ позволенья сказать, не долго и до грѣха.
   Многое можно перенести отъ особы, получающей въ годъ двѣсти фунтовъ, да еще доходъ съ кирпичныхъ заводовъ,-- особенно, если эти доходы скоро можно будетъ прибрать къ рукамъ, или если эти доходы уже здѣсь на лицо. Но у этихъ доходовъ проявляется иногда такая грубая и дерзкая наглость, которую необходимо иногда осадить.
   -- А я знавала людей, которые попивали и хуже моего, голубушка моя, за то и кончили они хуже.
   -- О, да, съ позволенья сказать; но вы ошибаетесь, если хотите намекнуть на счотъ моего покойнаго Смайлей: всѣмъ извѣстно, что онъ умеръ отъ паралича.
   -- Хорошо, моя голубушка; навѣрное я не стану противъ этого спорить.... Но что же ты, Джонъ, помоги ей убрать шляпу и шаль, пока я пойду приготовить все къ чаю.
   Мистриссъ Смайлей была дородная здоровая женщина лѣтъ подъ сорокъ. У нее были большіе темные стеклянные глаза безъ малѣйшей искры выраженія; еи щеки была слишкомъ красны и, конечно, никакія обстоятельства не заставили бы ихъ измѣниться въ цвѣтѣ; ея чорные жесткіе волосы вились на концахъ и были такъ плотно приглажены, какъ бы приклеены къ головѣ, что можно было принять ихъ за парикъ, но это были собственные ея волосы; ротъ у нея былъ маленькій, губы тонкія, продававшія ея лицу рѣзкость, не совсѣмъ пріятную. Не смотря на то, нельзя сказать, чтобы она была дурна; даже она была довольно красива и притомъ, имѣя такія прилагательныя, какъ нѣсколько сотъ фунтовъ дохода, да гардеробъ, описанный мистриссъ Моульдеръ, безъ сомнѣнія имѣла полное право разсчитывать на завоеваніе втораго мужа.
   -- Благодарю, мистеръ Кеннеби; какъ же вы поживаете въ такую холодную погоду?... Господи, какъ онъ храпитъ! вѣдь это онъ храпитъ?
   -- Да, отвѣчалъ Кеннеби съ большою грустью:-- онъ всегда похрапываетъ немножко.
   Онъ мысленно сравнивалъ Миріамъ Усбечъ, какою она была двадцать лѣтъ назадъ и мистриссъ Смайлей, какою она теперь была передъ нимъ; но онъ это дѣлалъ не потому, чтобъ хотѣлъ роптать на жребій, который ему приготовляла судьба.
   Наконецъ усѣлись они втроемъ за чайный столъ. Прекрасныя котлетки, которыми пренебрегъ Моульдеръ, и превосходно нарѣзанная ветчина, назначавшаяся для смягченія его сердца, теперь оцѣнены были по достоинству- Мистриссъ Смайлей, хотя никогда не знала, что значитъ черезчуръ хватить, однако любила, чтобы всѣ вещи были превосходны и, по этому случаю, превосходно покушала, завѣсившись моулдеровымъ платкомъ для лучшей сохранности своей ирландской матеріи.
   -- Надѣюсь, что мы не разбудимъ его? спросила она, взявши въ ротъ послѣдній кусокъ ветчины.
   -- Никто не разбудитъ его, пока онъ самъ не проснется, сказала мистриссъ Молдеръ:-- а ужь какъ проснется, да расходится, такъ ужь тогда надо мнѣ его укладывать въ постель.
   -- А что сильно онъ тогда буянитъ?
   -- Порядкомъ, пока уходится, отвѣчала мистриссъ Моульдеръ: -- но бываютъ люди и хуже его! За то завтра утромъ онъ будетъ такъ кротокъ, что любо смотрѣть. Слава Богу, незлопамятенъ. А ужь какъ же я ненавижу мужчинъ, у которыхъ хмель не скоро выходитъ.
   Послѣ этого чашки и тарелки были убраны, мистриссъ Смайлей, по короткому знакомству, помогала убирать и, не смотря на живой примѣръ предъ глазами, на столѣ появилось немножко сахару, немножко виски и немножко кипятку.
   -- Право, мистриссъ Моульдеръ, и не имѣю ни малѣйшей склонности къ напиткамъ, развѣ между искренними друзьями выпить рюмочку. Право, боюсь, что сегодня вамъ трудно будетъ выдержать.
   Мистриссъ Моуддеръ навѣрное отвѣчала бы на послѣднія слова съ нѣкоторою суровостью, еслибъ не чувствовала, что хорошее расположеніе духа теперь будетъ всего полезнѣе для ея брата.
   -- Послушай, Джонъ, а что же тебѣ надо ей сказать? спросила мистриссъ Моуддеръ, опорожнивъ свой стаканъ:-- какія могутъ быть церемоніи между искренними друзьями, которыя вполнѣ понимаютъ другъ друга, да еще въ такую пору?
   -- Эге, мистриссъ Моульдеръ! ну, что ему понадобилось сказать мнѣ? Вѣрно ничего важнаго, что стоило бы слушать.
   -- Ну, попробуй же, Джонъ.
   -- Не только и теперь съ моимъ величайшимъ уваженіемъ къ мистеру Кеннеби, да и всегда такъ было. Ужь я, съ позволенія сказать, завсегда толкую одно: коли ужь надо связываться съ мужчинами, такъ покрайней мѣрѣ, имѣть дѣло съ такими, которые смиренны, степенны, а главное не гуляки;-- смиренный да степенный мужчина -- вотъ по моему настоящій мужъ.
   -- Такъ ли, Джонъ? спросила мистриссъ Моульдеръ.
   -- Послушайте, мистриссъ Моульдеръ, каждый долженъ заботиться о себѣ, и все хорошо пойдетъ. Господи, какъ онъ храпитъ! Несдобровать ему, коли головы своей не станетъ беречь!
   -- Нѣтъ, бѣды не будетъ; онъ опомнится. Ну, что же Джонъ?
   -- Я увѣренъ заранѣе, что буду счастливъ, если только она согласна, сказалъ Джонъ: -- они говорятъ, что уважаютъ меня, да и я съ величайшимъ моимъ почитаніемъ къ нимъ. Я всегда имѣлъ къ нимъ -- еще при жизни покойнаго мистера Смайлей....
   -- Ужь это очень мило съ кашей стороны; не ожидала я, съ позволенья сказать.
   И самъ ораторъ не понималъ, чѣмъ однако она была такъ довольна. И къ чему было бы, кажется въ эту минуту вспоминать покойнаго Смайлей?
   -- Этого ужь черезчуръ довольно между искренними друзьями, вмѣшалась мистриссъ Моульдеръ;-- ну, чего же, медлишь, Джонъ подай ей руку.
   -- Мнѣ, кажется, слѣдуетъ сперва наперво переговорить объ дѣлѣ, сказалъ Джонъ торжественнымъ и глубоко прочувствованнымъ тономъ.
   -- Это зачѣмъ? прикрикнула мистриссъ Смайлей, запальчиво.
   -- Въ подобныхъ важныхъ дѣлахъ, въ которыхъ сердца принимаютъ участіе...
   -- А вотъ и правда, о сердцахъ-то и помину еще не было, сказала мистриссъ Смайлей съ нѣкоторымъ поощреніемъ въ голосѣ.
   -- Не было еще, отвѣчалъ Кеннеби:-- въ томъ моя вина, и я прошу позволенья оправдаться. Но вотъ что, о чемъ именно я хотѣлъ упомянуть: въ дѣлахъ, въ которыхъ сердца принимаютъ участье, все должно происходить честно и откровенно.
   -- О, само собою разумѣется, замѣтила мистриссъ Моульдеръ: -- да я увѣрена, что она и не подозрѣваетъ тебя ни въ чемъ такомъ, неприличномъ.
   -- А вы бы лучше не мѣшали ему, сказала мистриссъ Смайлей.
   -- И мое сердце было не свободно: оно также было занято образомъ милой женщины.
   -- Да вѣдь оно ужь теперь не занято больше, Джонъ?
   -- Она была моимъ предметомъ и хотя принадлежала другому, а все же ея образъ сохранялся въ моемъ сердцѣ.
   -- Но, Джонъ, вѣдь это давнымъ давно прошло! Онъ все толкуетъ мистриссъ Смайлей, о томъ, что было двадцать лѣтъ назадъ.
   -- Ужь и слушать-то его какъ пріятно: такая сладость сказала мистриссъ Смайлей: -- продолжайте, продолжайте мистеръ Кеннеби.
   -- Годы проходили, а ничего не производили и все тотъ же образъ милый жилъ въ моемъ сердце. И я видѣлъ ее сегодня.
   -- А ея то хозяинъ живъ еще? спросила мистриссъ Смайлей.
   -- Живехонекъ и здоровехонекъ.
   -- Я видѣлъ ее сегодня, продолжалъ Кеннеби: -- и потому теперь, свободный подобно Адріатикѣ, могу вступить въ союзъ съ другой.
   Ни одна изъ присутствующихъ дамъ не поняла внутренней силы этихь рѣчей, но такъ какъ въ нихъ заключался явный намекъ на свадьбу, то все было принято ими въ хорошую сторону. Онѣ сочли, что это онъ выбралъ такой новый способъ сдѣлать предложеніе, и вслѣдствіе этого мистриссъ Смайлей дала формальное согласіе.
   -- Ну ужь и краснобай-же онъ какой, сказала потомъ мистриссъ Смайлей его сестрѣ.-- право не знаю, чего бы, съ позволенья сказать, еще больше ждать отъ него. А что до кирпичныхъ заводовъ....
   Тутъ пошли толки о матеріальныхъ вещахъ, до которыхъ читателю нѣтъ нужды.
   Вскорѣ послѣ того, мистеръ Кеннеби проводилъ мистриссъ Смайлей до дому, а бѣдная мистриссъ Моульдеръ осталась досиживать ночь подлѣ своего хозяина въ ожиданіи, когда-то онъ изволятъ опомниться. Будемъ надѣяться, что ея хлопоты насчотъ укладыванія его въ постель будутъ успѣшны и утѣшимся мыслью, что завтра утромъ, послѣ второй бутылки соды съ бранди, онъ будетъ кротокъ какъ янгенокъ.
   

ГЛАВА XVI.
До чего можетъ простираться великодушіе леди Мэзонъ.

   Леди Мэзонъ, повидавшись съ Фёрнивалемъ, возвратилась въ Кливъ, и никто не спрашивалъ ее, зачѣмъ она тамъ была и кого видѣла. Невозможно себѣ представить болѣе деликатнаго уваженія, какое ей оказывалось въ Кливѣ: совершенная свобода была предоставлена ея дѣйствіямъ. Въ тотъ же день, леди Стевлей пріѣхала въ Кливъ и нѣсколько разъ принималась объяснять сэру Перегрину и мистриссъ Ормъ, что ея визитъ собственно относится къ леди Мэзонъ.
   -- Само собою разумѣется, говорила леди Стевлей; -- я непремѣнно поѣхала бы къ ней въ Орлійскую Ферму; но мнѣ сказали, что леди Мэзонъ намѣрена еще погостить у васъ. Я вполнѣ полагаюсь на васъ, мистриссъ Ормъ, что вы все это объясните ей.
   Сэръ Перегринъ взялъ на себя обязанность все это передать леди Мэзонъ и потомъ, отведя въ сторону леди Стевлей, сообщилъ ей о своемъ намѣреніи вступитъ во второй бракъ.
   -- Я не сталъ бы безпокоить васъ этимъ дѣломъ, исключительно до меня касающимся, еслибъ не желаніе можетъ быть понятное для васъ, чтобъ это не оставалось ни для кого тайною. Я полагаю, что огласка о предполагаемомъ бракѣ будетъ ей полезна. Если эта извѣстность можетъ принести ей какую нибудь выгоду, то я желаю, чтобъ она воспользовалась ею теперь, когда нѣкоторые люди съ такимъ варварствомъ чернятъ ея имя, съ варварствомъ неслыханнымъ въ нашей странѣ.
   Въ отвѣтъ на такое сообщеніе, леди Стевлей сочла своею обязанностью поздравить баронета, что и исполнила, со всею привѣтливостью, какую только могла вызвать въ себѣ; но нельзя сказать, чтобъ эта привѣтливость была очень чистосердечна: когда она съ старшею дочерью мистриссъ Арботнотъ, возвращалась въ Нонинсби, то выражаемыя ими обѣими мнѣнія о Леди Мэзонъ были далеко не такъ дружелюбны, какъ прежнія, которыя онѣ произносили, ѣдучи въ Кливъ.
   Леди Стевлей прежде надѣялась -- хоть она едва ли выразила эту надежду самой себѣ, не-то что кому другому -- надѣялась найти удобную минуту, чтобъ сказать мистриссъ Ормъ два три слова о молодомъ Перегринѣ, которыя обнаружили бы ея искреннее расположеніе и даже особенную привязанность къ нему, не намѣкая однако ни однимъ словомъ на союзъ его съ Мэдлинъ. Такимъ образомъ она могла бы развѣдать, разсказалъ ли молодой Ормъ дома о своихъ надеждахъ и неудачахъ, и могла бы изъ всего этого вывести заключеніе, согласится ли онъ возобновить свое предложеніе. Ни за что на свѣтѣ, она первая не произнесла бы имени своей дочери, но еслибъ мистриссъ Ормъ заговорила объ этомъ, тогда и для нея открылось бы свободное поле, и можно было бы тогда дать пойять, что родители Мэдлинъ не отвергли бы наслѣдника Кливскаго замка. Какое же счастье могло быть выше того чтобы пристроить свою дочь и еще въ восьми миляхъ отъ себе! Кромѣ того что бракъ дочери съ Ормомъ былъ бы самъ по себѣ счастливымъ событіемъ, пріятность его усиливалась еще сознаніемъ, какъ несчастливъ былъ бы союзъ съ Феликсомъ Грэгамомъ. Словомъ Леди Стевлей, не теряла надежды повернуть все дѣла на настоящую дорогу.
   Но сообщеніе, сдѣланное сэромъ Перегриномъ относительно себя и леди Мэзонъ, сдѣлало совершенно невозможнымъ разговоръ о другомъ предметѣ. И сколько было во всѣхъ отношеніяхъ непріятнаго въ этомъ предполагаемомъ бракѣ между старимъ баронетомъ и леди Мэзонъ! Вотъ почему леди Стевлей возвращалась домой не совсѣмъ довольная собой.
   Порученіе леди Стевлей было передано леди Мэзонъ въ полной его силѣ. Сэръ Перегринъ чувствовалъ большую признательность за эту любезную внимательность; а мистриссъ Ормъ, разсказывая о томъ, выражалась еще ласковѣе. Въ обыкновенное время посѣщенія и любезности Стевлеевъ къ Ормамъ совсѣмъ не имѣли особенной важности. По общему желанію обѣихъ фамилій, знакомство между ними было короткое и дружественное. Но Ормы споконъ вѣка занимали въ общественномъ мнѣніи мѣсто гораздо выше чѣмъ Стевлеи. Теперь же Ормы поднимали и леди Мэзонъ на свою высоту, сэръ Перегринъ этого хотѣлъ и мистриссъ Ормъ ни на минуту не задумалась произнести свое согласіе на его желаніе. Ни одного слова не было произнесено по этому новоду; все-таки оба они чувствовали, что расположеніе и прямодушная дружба леди Стевлей имѣли значеніе. Когда дѣло дошло до этого сознанія, то сэръ Перегринъ почувствовалъ, что унизился уже въ собственныхъ глазахъ -- да, унизился уже, хотя тысячу разъ увѣрялъ себя, что онъ только исполнялъ долгъ джентльмена.
   Въ тотъ вечеръ леди Мэзонъ никому ни слова не сказала о своемъ новомъ намѣреніи. Она дала слово и молодому Перегрину и мистеру Фёрнивалю; предъ обоими она произнесла ясное обѣщаніе, что возьметъ назадъ свое согласіе на бракъ, и вполнѣ сознаетъ, что исполненіе непремѣнно должно послѣдовать за обѣщаніемъ. Но какъ она это сдѣлаетъ? Въ какихъ словахъ она скажетъ ему, что перемѣнила свои мысли и отказывается принять руку такъ великодушно предложенную ей? Она страшилась оставаться съ Перегриномъ хоть на одну минуту, ожидая отъ негь укора за неисполненіе даннаго ему слова.
   А въ это время Перегрину, по правдѣ сказать, было совсѣмъ не до того. Онъ почти свыкся съ мыслью, что свадьба дѣда поможетъ и его свадьбѣ, и хоть онъ все еще не могъ примириться съ его женитьбою на леди Мэзонъ, но почти готовъ былъ терпѣливо вынести даже и это.
   На слѣдующій день, около десяти часовъ утра, подкатилъ къ подъѣзду Кливскаго замка кабріолетъ на почтовыхъ лошадяхъ, и вскорѣ послѣ этого обѣ дамы узнали, что лордъ Альстонъ заперся съ сэромъ Перегриномъ къ библіотекѣ.
   Лордъ Альстонъ былъ самый старинный другъ сэра Перегрина. Онъ былъ старше годами и богаче баронета и хотя питалъ къ нему искреннюю и глубокую приязнь; но очень рѣдко бывалъ въ Кливѣ. Но мистриссъ Ормъ, на леди Мэзонъ на слова не сказали другъ другу объ этомъ посѣщеніи, но обѣ тотчасъ поняли, что лордъ Альстонъ пріѣхалъ затѣмъ, чтобы воспрепятствовать предполагаемому браку, и ихъ догадка была совершено справедлива.
   Старые друзья около часу толковали взаперти, послѣ чего лордъ Альстонъ опять уѣхалъ, ни съ кѣмъ не повидавшись и даже ни о комъ не спросивъ. Онъ возражалъ противъ предполагаемаго брака и возражалъ со всею суровостью истины, чтобъ убѣдить стараго баронета не совершать поступка, который сдѣлаетъ его несчастнымъ; но всѣ его представленія были напрасны. Каждое слово, произнесенное имъ, было не только безплодно, но даже вредно, потому что сэръ Перегринъ былъ не такой человѣкъ, который покорился бы оппозиціи.
   -- Ормъ, дорогой мой товарищъ, сказалъ лордъ Альстонъ къ концу ихъ разговора: -- я считаю своею обязанностью какъ твоего стараго друга, высказать тебѣ всю истину.
   -- Ну такъ теперь твоя обязанность исполнена, лордъ Альстонъ.
   -- Не совсѣмъ, пока остается еще надежда предупредить этотъ бракъ.
   -- Тутъ нѣтъ никакого основанія для подобной надежды, да и позволь мнѣ замѣтить тебѣ, что выраженіе такого рода надежды въ отношеніи меня обнаруживаетъ большой недостатокъ вѣжливости.
   -- Мы съ тобою, продолжалъ лордъ Альстонъ, не обращая вниманія на послѣднія слива баронета: -- приближаемся уже къ концу нашего земнаго поприща. Наша жизнь прошла уже и, надѣюсь, я могу сказать это въ отношеніи насъ обоихъ, что мы прошли наше поприще, не обезславивъ имени нашихъ предковъ. Теперь остаются намъ лучшія надежды, чтобъ и грядущія за нами поколѣнія могли бы также безукоризненно сохранить честь нашихъ фамилій...
   -- Съ помощью божьею я ничего и не сдѣлаю, что могло бы обезславить моихъ предковъ.
   -- Но вспомни Ормъ, мы съ тобою не можемъ такъ свободно располагать собою какъ другіе, которыхъ имена прошли незамѣченными въ мірѣ... Вѣдь я знаю, что ты намѣренъ это сдѣлать изъ чувства состраданія къ этой леди.
   -- Я поступаю такъ лордъ Альстонъ потому, что мнѣ такъ угодно.
   -- Но твое состраданіе прежде всего должно быть обращено къ твоему внуку. Положимъ что онъ сдѣлалъ бы предложеніе дочери какого-нибудь дворянина -- на что онъ имѣетъ полное право -- какимъ образомъ его надежды могутъ осуществиться, если будетъ извѣстно, что ты женишься на особѣ которая по несчастному стеченію обстоятельствъ должна предстать предъ судомъ, какъ обвиненная въ уголовномъ преступленіи?
   -- Лордъ Альстонъ, сказалъ сэръ Перегринъ, вставая съ своего мѣста: -- я увѣренъ, что мой внукъ никогда небудетъ возлагать своихъ надеждъ на женщину, сердце которой способно на такую жестокость.
   -- Ну а что если она виновна? спросилъ лордъ Альстонъ.
   -- Позволь мнѣ сказать, что этотъ разговоръ слишкомъ долго продолжается, и что въ этихъ предположеніяхъ есть столько для меня оскорбительнаго, что я немогу этого слушать, даже отъ лорда Альстона.
   Сэръ Перегринъ произнесъ эти слова стоя и гордо выпрямившись во весь ростъ, какъ будто время вовсе не положило на него тяжести лѣтъ.
   Его сіятельство только пожалъ плечами, говоря, что если онъ и возражалъ, такъ только потому, что считалъ это долгомъ своей пріязни къ старому товарищу, самому старинному и самому дорогому другу своей жизни, послѣ чего онъ всталъ и простился. Вскорѣ покатились колеса его кабріолета по песчаной аллеѣ; почтовыя лошади мчались во весь карьеръ; обѣ дамы только взглянули другъ на друга, но опять ничего не сказали. Сэръ Перегринъ не выходилъ къ нимъ до самаго обѣда; но когда онъ явился наконецъ въ гостинную, его обращеніе съ леди Мэзонъ было еще любезнѣе и почтительнѣе, чѣмъ обыкновенно, если только это возможно.
   -- Такъ лордъ Альстонъ былъ сегодня здѣсь? спросилъ Перегринъ у своей матери, передъ тѣмъ какъ ложиться спать.
   -- Да онъ былъ здѣсь.
   -- И все по поводу этого брака, мама. Это надѣюсь такъ же вѣрно какъ то, что я здѣсь стою.
   -- Ну нѣтъ, Перри; я не думаю, чтобы лордъ Альстонъ захотѣлъ вмѣшиваться въ эти дѣла.
   -- Не захочетъ? Да онъ вмѣшается непремѣнно во все, что ему не нравится; то есть, у него-то на это всегда отваги хватитъ. А разумѣется ему этотъ бракъ неможетъ нравиться. Да и кому же понравится...
   -- Перри, твоему дѣду это нравится, и онъ имѣетъ право дѣлать то, что ему угодно.
   -- Не знаю, такъ-ли это. Ты, мама, пожалуй скажешь то-же, еслибъ ему вздумалось, напримѣръ, перебить всѣхъ лисицъ въ краѣ, или сдѣлать другую какую нелѣпость. Конечно, онъ можетъ перебить ихъ, если законъ это терпитъ, да послѣ-то что будетъ?.. А что, она ничего еще не говорила ему объ этомъ?..
   -- Не думаю.
   -- И тебѣ также?
   -- Нѣтъ, и мнѣ ничего...
   -- Она положительно обѣщала мнѣ отказаться.
   Лишь только произнесены были эти слова, вдругъ послышался легкій стукъ въ дверяхъ уборной. Мистриссъ Ормъ, передъ тѣмъ, какъ ложиться спать, каждый вечеръ проводила часъ или болѣе въ этой комнатѣ, тутъ происходили нѣжнѣйшія свиданія матери съ сыномъ. Уборная была прехорошенькая комнатка, смѣжная съ ея спальнею и нѣкогда принадлежала покойному ея мужу; мало по малу мужской кабинетъ украшался женскими принадлежностями: эластичными креслами, диваномъ, рабочимъ столикомъ, и хотя получилъ названіе уборной, но собственно дѣлался гостиною, гдѣ мистрисъ Ормъ проводила большую часть дня. Ни за что на свѣтѣ не зашелъ бы туда сэръ Перегринъ, не пославъ напередъ спросить у нея позволенія; да и такъ-то очень рѣдко безпокоилъ въ ея любимомъ уединеніи. Но леди Мэзонъ всегда имѣла свободный доступъ туда, такъ что мистриссъ Ормъ тотчасъ узнала, кто это постучалъ.
   -- Перри, отвори дверь; это леди Мэзонъ, сказала мать.
   Онъ отворилъ дверь и леди Мэзонъ вошла.
   -- О, мистеръ Ормъ извините меня, я не знала, что вы здѣсь.
   -- Я только что хотѣлъ уходить. Покойной ночи, мама.
   -- Но я не стану безпокоить васъ...
   -- Нѣтъ, мы уже прощались, сказалъ онъ цалуя свою мать:-- доброй ночи леди Мэзонъ... Не подложить-ли, однако, вамъ угольевъ въ камінъ и не развесть-ли поярче огонь?
   Онъ подложилъ угольевъ и ушелъ.
   Въ это время леди Мэзонъ сѣла на диванъ возлѣ мистриссъ Ормъ. Когда дверь за Перегриномъ затворилась, мистриссъ Ормъ первая заговорила.
   -- Ну что, душенька моя? сказала она ласково, положивъ свою руку на ея руку.
   Мнѣ кажется, еслибъ дѣло шло только о мистрисъ Ормъ, то она навѣрное пожелала бы, чтобъ этотъ бракъ совершился: ей было бы чрезвычайно пріятно всегда имѣть при себѣ леди Мэзонъ; что касается до прошлыхъ предковъ и грядущихъ поколѣній, о которыхъ толковалъ лордъ Альстонъ, то ея свѣденія въ этомъ отношеніи не простирались далеко. Какъ-бы-то ни было, но ея ласковое обращеніе и любовь къ леди Мэзонъ скорѣе утверждали, нежели отвращали сэра Перегрина отъ брачныхъ намѣреній.
   -- Ну что, душенька моя? сказала она со своею сладчайшею улыбкою.
   -- Мнѣ такъ досадно на себя, что я заставила сына вашего уйти.
   -- Да вѣдь онъ и то ужь уходилъ. Объ этомъ не стоитъ и говорить: онъ готовъ былъ бы всю ночь сидѣть здѣсь да разговаривать, еслибъ я сама не прогоняла его. Онъ безпрестанно приходитъ сюда, пишетъ свои письма въ самые неразумные часы и портитъ мою бумагу, разсказывая груму что дѣлать съ лошадью...
   -- Ахъ какая вы счастливая мать!
   -- Да, конечно, я очень счастлива, сказала она, и слеза навернулась на ея глазахъ: -- но какъ трудно, чтобы человѣкъ былъ всегда доволенъ!.. Вотъ теперь мнѣ очень хотѣлось бы видѣть его женатымъ; а женись онъ, навѣрное, я стала-бы грустить, что не довольно часто вижу его... Онъ сдѣлался бы гораздо степеннѣе, еслибъ женился. По моему мнѣнію, ранняя женитьба очень полезна для молодыхъ людей.
   Тутъ она вспомнила о своемъ покойномъ мужѣ, котораго такъ сильно любила и такъ рано потеряла. Обѣ сидѣли молча нѣсколько минуть; каждая раздумывала о своей участи.
   -- Но чтожь это я! сказала леди Мэзонъ: -- вѣдь, этакъ, пожалуй, я всю ночь просижу съ вами.
   -- О, я такъ люблю видѣть васъ здѣсь! отвѣчала мистриссъ Ормъ и опять взяла ее за руку, и онѣ нѣжно поцѣловались.
   -- Но, Эдиѳь, сегодня я пришла къ вашъ съ особеннымъ дѣломъ. Мнѣ надо нѣчто передать вамъ. Можете-ли вы выслушать меня?
   -- О, да, разумѣется.
   -- Говорилъ-ли вамъ сынъ объ этомъ... о томъ, что между нами происходило? Я увѣрена что говорилъ, потому что онъ всегда вамъ все разсказываетъ... какъ и слѣдуетъ.
   -- Да, онъ говорилъ мнѣ, отвѣчала мистрисъ Ормъ, почти дрожа отъ ожиданія
   -- Я очень этому рада: мнѣ гораздо легче будетъ говорить съ вами. Послѣ этого я видѣлась съ мистеромъ Фёрнивалемъ, онъ говоритъ точно тоже. Я разсказываю вамъ это потому, что вы такъ добры я, столько любви показываете мнѣ... Мнѣ нехочется ничего отъ васъ скрывать, не говорите только сэру Перегрину, что я объ этомъ говорила съ мистеромъ Фёрнивалемъ.
   Мистриссъ Ормъ дала ей обѣщаніе неговорить, вѣроятно не думая въ эту минуту: виновата она или нѣтъ въ измѣнѣ противъ сэра Перегрина, поступая такъ.
   -- Я нехотѣла прежде говорить мистеру Фёрнивалю объ этомъ, хотя онъ такой старый, искренній мой другъ, еслибы мистеръ Ормъ...
   -- То есть Перегринъ?
   -- Да, еслибъ онъ такъ... такъ не огорчался этимъ. Онъ говорилъ мнѣ, что если я выйду замужъ, то сдѣлаю этимъ ему большой вредъ -- то есть сэру Перегрину.
   -- Ему наслѣдовало бы этого говорить.
   -- Но какъ же, Эдиѳь, если онъ такъ думаетъ?.. Онъ сказалъ, что я возстановлю противъ него всѣхъ старинныхъ друзей... Словомъ, я обѣщала ему поговорить съ сэромъ Перегриномъ и отказаться если можно.
   -- Онъ мнѣ сказалъ это.
   -- Вотъ почему я рѣшилась переговорить прежде съ мистеромъ Фёрнивалемъ. Онъ мнѣ тоже сказалъ, что весь міръ станетъ порицать меня, если я выйду за него. Не могу вамъ передать всего, что онъ говорилъ... Но онъ сказалъ, что если... если....
   -- Что такое, душенька?
   -- Что если въ судѣ будетъ доказано....
   -- Что доказано....
   -- Доказано, что я это сдѣлала... то сэра Перегрина это убьетъ и онъ пойдетъ въ могилу съ разбитымъ сердцемъ.
   -- Но они не могутъ этого доказать... Это невозможно. Не ужели вы думаете, что они могутъ это доказать?
   Мистриссъ Ормъ опять взяла за руку леди Мэзонъ и съ тоскою смотрѣла ей въ лицо. Она смотрѣла на нее, ничего неподозрѣвая, даже не допуская мысли, чтобы могъ быть произнесенъ приговоръ противъ нея. Блѣдно было лицо лэди Мэзонъ, блѣдно и печально, но не болѣе того какъ обыкновенно.
   -- Никто неможетъ заранѣе сказать, что будетъ или чего не будетъ, отвѣчала она медленно: надо полагать, что они не зашли бы такъ далеко, еслибы не имѣли какихъ нибудь причинъ надѣяться на успѣхъ.
   -- Вы говорите на счетъ помѣстья?
   -- Да и на счетъ помѣстья.
   -- Но зачѣмъ же они не попробуютъ этого сдѣлать, если могутъ, не требуя васъ въ судъ?
   -- Ахъ! я ничего не понимаю или покрайней мѣрѣ не умѣю объяснить дѣла... Мистеръ Фёрниваль сказалъ, что это такъ будетъ, и вотъ почему я рѣшилась завтра же сказать сэру Перегрину, что надо отъ этого отказаться.
   Онѣ посидѣли еще молча, рука объ руку.
   -- Покойной ночи, Эдиѳь, сказала наконецъ леди Мэзонъ, вставая.
   -- Прощайте, другъ мой.
   -- Позволите ли вы мнѣ и послѣ этого быть вашимъ другомъ?
   -- Моимъ другомъ! О, конечно; на вѣки мой другъ.-- И развѣ же это можетъ помѣшать нашей дружбѣ?
   -- Но быть можетъ, онъ разсердится на меня -- я такъ боюсь, чтобъ онъ не разсердился!.. Не потому... не потому, чтобъ онъ отъ этого, что нибудь потерялъ, но именно сила его великокушія и благородства будутъ оскорблены. Онъ возмутится негодованіемъ, за чѣмъ я не принимаю этой жертвы отъ него. И тогда... и тогда, боюсь, что я должна буду оставить этотъ домъ.
   -- О, нѣтъ, этого не будетъ! я поговорю съ нимъ. Для меня онъ все сдѣлаетъ.
   -- Можетъ быть и лучше будетъ уѣхать мнѣ отсюда. Люди будутъ думать, что я въ ссорѣ съ Люціемъ. Но если я уѣду, будете ли вы посѣщать меня? Онъ вѣрю позволитъ; какъ вы думаете?
   Тутъ была даны пламенныя, дружескія обѣщанія и обмѣнены нѣжнѣйшіе поцалуя. Обѣ любили другъ друга чистосердечно и обѣ желали искренно, чтобъ это такъ и продолжалось. А между тѣмъ какая разница между ними была, и какая разница въ томъ, какъ прошла ихъ жизнь!...
   Когда леди Мэзонъ возвратилась въ свою спальню, вотъ какая главная мысль занимала ея душу: мистриссъ Ормъ ни однимъ словомъ не старалась разубѣдить ее въ принятомъ намѣреніи. Мистриссъ Ормъ никогда не говорила противъ этого брака, какъ это сдѣлали Перегринъ и Фёрниваль: ея сердце не имѣло столько жестокости, чтобы высказать ту же мысль, но не ясно ли было, что ея мнѣніе одинаково съ ними?.. Леди Мэзонъ убѣдила себя, что это ясно, и что не было человѣка, который былъ бы не противъ этого брака.
   -- Сей ъчасъ же послѣ завтрака я сдѣлаю это, говорила она себѣ.
   И она почти всю ночь просидѣла, раздумывая тяжелую думу.
   Оставшись одна, мистриссъ Ормъ почти сердилась на себя, за чѣмъ она ни слова несказала противъ намѣренія выраженнаго ея другомъ. Ей мало было нужды до мистера Фёрниваля и его мнѣній. Конечно, въ другое время, она сильно была бы недовольна, за чѣмъ леди Мэзонъ говорила объ этомъ съ Фёрнивалемъ, но состраданіе въ ней все превозмогало, и потому она забыла сердиться. По ея мнѣнію истина непремѣнно будетъ возстановлена вслѣдствіе процесса, и потому она ни какъ не могла допустить мысли, что страхъ приговора противъ ея друга, могъ быть достаточною причиною для разрыва брачнаго предположенія. Такъ какія же однако, были достаточныя причины? Сэръ Перегринъ желалъ этого; лэди Мэзонъ сама сказала, что ея личная воля не противъ этого, и мистриссъ Ормъ была въ томъ вполнѣ увѣрена. Что касается до нея самой, единственной женщины, до которой это близко касается, то и она вполнѣ сознавалась, что для нея это будетъ очень пріятно. Такъ гдѣ же причины противъ брака? Но ея сыну это непріятно, онъ не хочетъ этого, а она привыкла уступать всѣмъ его желаніямъ.
   На слѣдующее утро всѣ четверо собрались къ завтраку. Леди Мэзонъ едва могла выговорить нѣсколько словъ. Мистриссъ Ормъ зная въ чемъ дѣло, тоже была очень молчалива; за то сэръ Перегринъ, болѣе чѣмъ когда нибудь, разговаривалъ съ своимъ внукомъ. Твердо рѣшась на исполненіе извѣстнаго дѣла, онъ былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Толкуя съ Перегриномъ, онъ даже сказалъ, что намѣренъ сей-часъ послѣ завтрака кататься съ нимъ вмѣстѣ верхомъ.
   -- Что ты такъ залѣнился послѣднее время ѣздить на охоту? спросилъ онъ.
   -- Я располагаю ѣхать завтра на охоту, отвѣчалъ Перегринъ.
   -- Слѣдовательно ты можешь подарить мнѣ нѣсколько часовъ, чтобы послѣ завтрака поѣздить со мною по лѣсамъ.
   Такимъ образомъ ихъ прогулка готова была уже устроиться, еслибы леди Мэзонъ тотчасъ же не сказала, что желала бы сказать нѣсколько словъ сэру Перегрину послѣ завтрака въ библіотекѣ.
   -- Place aux dames! сказалъ старикъ любезно: -- ну а наши лошади, Перегринъ, могутъ подождать.
   При этихъ словахъ Перегринъ взглянулъ на мать, но та не осмѣливалась и глазъ поднять отъ чайника. Тогда онъ посмотрѣлъ на леди Мэзонъ и понялъ въ чемъ дѣло. Чтобы прервать совершенное молчаніе, царствовавшее въ комнатѣ, онъ пробормоталъ что-то о погодѣ, на что его дѣдъ явно съ тою же цѣлью отвѣчалъ. Потомъ никто ничего не говорилъ, пока сэръ Перегринъ не всталъ изъ-за стола, говоря, что онъ кончилъ.
   Онъ пошелъ впередъ и отворилъ дверь для своей гостьи, и пройдя съ нею чрезъ залу, точно также отворилъ и придерживалъ дверь въ библіотеку, пока она не прошла. Тогда онъ взялъ ее за руку, другою рукою обнялъ ея станъ и спросилъ: не встревожило ли се что нибудь?
   -- О, да, сказала она: и очень даже многое тревожитъ меня. Я очень виновата.
   -- Въ чемъ же вы можете быть виноваты, Мэри?
   Она не могла припомнить, чтобъ онъ прежде называлъ ее но имени, такъ что эти звуки были для нее невыразимо пріятны, хотя ей было уже за сорокъ, а ему за семьдесятъ лѣтъ.
   -- Я очень виновата и теперь не знаю, какъ мнѣ это вынести. О милый сэръ Перегринъ! объ одномъ прошу: не сердитесь на меня!
   -- Я даже не думаю, чтобы возможно было мнѣ сердиться на васъ; но въ чемъ же дѣло, моя дорогая?
   Но она не находила словъ, какъ выразить ей свое предложеніе. Ей было очень легко объяснять мистриссъ Ормъ, что она рѣшалась не выходятъ замужъ; но сказать это самому баронету -- о, какая трудная задача! И вотъ она стоитъ, прислонясь къ камяну, и его рука обнимаетъ ея станъ; она знаетъ, что такое положеніе не можетъ долго продолжаться, потому что она рѣшилась ему отказать, а все же стоитъ и не можетъ выговорить завѣтныхъ словъ.
   -- Ну что же, Мэри, что вы хотите мнѣ сказать? Я понимаю, что у васъ есть что-то на душѣ, чего вы не желали бы сообщить мнѣ. Не касается ли это процесса? Не видѣли ли вы опять мистера Фёрниваля?
   -- Нѣтъ это не касается процесса, отвѣчала она уклоняясь отъ отвѣта на вопросъ.
   -- Такъ что же такое?
   -- Сэръ Перегринъ, вамъ невозможно жениться на мнѣ!
   Съ задержаннымъ дыханіемъ, почти съ воплемъ вырвались изъ ея груди эти слова.
   -- Почему же это невозможно? спросилъ онъ, опуская руки и прямо смотря на нее.
   -- Это не можетъ осуществиться.
   -- Отчего же не можетъ, леди Мэзонъ?
   -- Никакъ нельзя, отвѣчала она съ напряженіемъ и сурово.
   -- И ничего болѣе вы не намѣрены сообщить мнѣ? Развѣ я оскорбилъ васъ чѣмъ нибудь?
   -- Вы оскорбили меня? О, нѣтъ! это невозможно. Оскорбленіе не съ вашей стороны....
   -- Такъ отъ кого же, дорогая моя?
   -- Выслушайте меня. Это невозможно... Я знаю, что вредъ... Все говоритъ мнѣ, что этотъ бракъ есть жертва съ вашей стороны -- страшная жертва. Вы упадете съ высокаго пьедестала, вы уроните тебя...
   -- Нѣтъ, прервалъ сэръ Перегринъ; не на кухаркѣ вѣдь я женюсь, а на женщинѣ равнаго со мною званія....
   -- Ахъ, нѣтъ, а не говорю о званіи... вы поможете потерять его. Но ваше высокое значеніе въ общественномъ мнѣніи, но глубокое уваженіе, окружающее васъ, но... но... но...
   -- Кто наговорилъ вамъ все это?
   -- Я не имѣла нужды, чтобы мнѣ кто нибудь это говорилъ. Размышляя объ этомъ, я поняла, что все, все рѣшительно говоритъ мнѣ такъ. Мое сердце, полное любви и благодарности къ вамъ, говоритъ мнѣ такъ же.
   -- Вы видѣлись съ лордомъ Альстономъ?
   -- О, нѣтъ!
   -- Такъ Перегринъ говорилъ съ вами?
   -- Перегринъ!
   -- Да! Перегринъ мой внукъ.
   -- Онъ говорилъ мнѣ....
   -- Говорилъ, чтобы вы мнѣ это сказали? Неблагодарный мальчикъ! Уже ли я не заслужилъ отъ него, чтобъ онъ изъ уваженія ко мнѣ не дѣлалъ этого?
   -- О, я вижу все зло, которое дѣлаю вамъ! За чѣмъ, о, за чѣмъ я пріѣхала къ вамъ? за чѣмъ внесла раздоръ между вами?
   -- Раздора не будетъ. Я прощу ему все, если только вы согласитесь руководиться моими совѣтами. Послушайте, дорогая моя Мэри, вы должны опять слушаться меня во всемъ. Дѣло зашло такъ далеко, что для васъ неможетъ быть возврата назадъ -- исключая только тотъ случай, когда вы сами скажете, что лично чувствуете отвращеніе отъ этого брака.
   -- О, нѣтъ, нѣтъ! Этого не можетъ быть, отвѣчала она съ сердечнымъ сокрушеніемъ.
   Она не могла произнесть этихъ словъ безъ сердечнаго сокрушенія: нанося смертельную рану своимъ чувствамъ, она не могла выдержать удара въ молчаніи.
   -- Въ такомъ случаѣ, я имѣю право требовать, чтобы этотъ бракъ совершился.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!
   -- А я говорю, да. Сядьте, Мэри.... Вы говорите о жертвѣ, приносимой мною. Я старъ, немного лѣтъ остается мнѣ жить. Если я и приношу жертву, то что же значитъ остатокъ моей пожертвованной жизни, сравнительно съ цѣлью облегчить участь той, которую я искренно люблю! Тутъ и сомнѣній не можетъ быть, ясно перевѣсъ былъ бы на право. Но тутъ и жертвы никакой нѣтъ. Жизнь моя будетъ еще счастливѣе послѣ брака. Притомъ же, того же хочется Эдиѳи, того же желалъ бы и этотъ мальчикъ, еслибъ онъ понялъ все. О сплетняхъ же людскихъ, о томъ что будутъ толковать въ свѣтѣ, мѣсяцъ или два, объ этомъ я ни мало не забочусь. Въ одномъ признаюсь: еслибъ въ этомъ я руководился только одною склонностью, однимъ чувствомъ любви къ вамъ... И говоря это, онъ снова обвилъ ея станъ рукою,-- онъ не могъ отказать себѣ въ этомъ удовольствія... однимъ чувствомъ любви къ вамъ, къ такимъ случаѣ, я могъ бы усумниться. могъ бы колебаться и даже, вѣроятно, отступилъ бы отъ этого намѣренія. Но это не то. Поступая такъ, я только удовлетворяю потребности сердца и въ минуту вашего несчастья служу вамъ опорою. Повѣрьте мнѣ, я обо всемъ уже передумалъ.
   -- Все понимаю, сэръ Перегринъ,-- и все таки это не возможно.
   -- Нѣтъ, это можно и должно. Теперь всѣ уже это знаютъ, а если послѣ этого мы разойдемся, то всѣ скажутъ, что... что считаю васъ виновною въ преступленія.
   -- Я должна и это вынести...
   Тогда она встала и, не смотря на него, но опустивъ голову и задыхаясь, едва слышно прошептала какія-то слова.
   -- Нѣтъ, этого не будетъ; клянусь небомъ, пока я могу стоять подлѣ васъ! не будетъ, пока я могу поддерживать васъ, и пока я могу заткнуть этими клеветами глотку этому подлецу Мэзону! Нѣтъ, Мэри, идите къ Эдиѳь и скажите ей, что вы пробовали было увернуться отъ меня, только вамъ это не удалось.
   Онъ улыбнулся ей, когда призносилъ эти слова. О, какъ мила, какъ свѣтла была эта улыбка!
   Но она не улыбалась когда отвѣчала ему.
   -- Сэръ Перегринъ, сказала она стараясь поднять голову къ нему, но безуспѣшно.
   -- Что, моя возлюбленная?
   -- Сэръ Перегринъ... я виновна.
   -- Виновна! виновна въ чемъ? спросилъ онъ изумленный, но не убѣжденный ея словами.
   -- Виновна во всемъ, въ чемъ меня обвиняютъ!
   Она упала на колѣни и обвила руками его ноги.
   

ГЛАВА XVII.
До чего можетъ простираться слабодушіе мистриссъ Ормъ.

   Смѣю думать и даже надѣяться, что признаніе леди Мэзонъ никого не удивило; въ противномъ же случаѣ я считалъ бы себя очень плохимъ разскащикомъ: надо сказать, что я терпѣть не могу сюрпризовъ. И такъ моего читателя ни чуть не изумило, леди Мэзонъ совершила ужасное преступленіе, за которое теперь расплачивается, что догадки Фёрниваля о ея виновности были совершенно основательны, что мистеръ Дократъ въ своей злобной находчивости напалъ на истину,-- все это ему понятно; но не такъ было съ сэромъ Перегриномъ: жестокъ былъ для него этотъ сюрпризъ.
   Но прежде, чѣмъ дальше идти, намъ надо возвратиться немножко назадъ и объяснить съ какой стати леди Мэзонъ рѣшилась исповѣдать свою вину. При входѣ въ библіотеку съ сэромъ Перегриномъ она конечно не имѣла этого намѣренія; иначе, она не просила бы мистриссъ Ормъ посѣщать ее въ Орлійской Фермѣ и не говорила бы объ отъѣздѣ изъ Клива въ сомнительномъ тонѣ. Совсѣмъ нѣтъ: она все еще намѣревалась сохранить эту страшную тайну для одной себя, все еще хотѣла опираться на руку сэра Перегрина, какъ за руку лучшаго, вѣрнѣйшаго друга. Но она была побѣждена его великодушіемъ, и мысль, что онъ не долженъ быть увлеченъ въ бездну погибели, внушила ей внезапную рѣшимость высказать ему всю истину. Она высказалась, и едва только слова вырвались изъ ея груди, какъ сила, давшая ей мужество это сдѣлать, вдругъ оставила ее и она упала къ его ногамъ ослабѣвъ тѣломъ и душою.
   Но ея слова не произвели въ первую минуту полнаго дѣйствія. Хоть она дважды повторила сознаніе въ своей виновности, фактъ ея вины былъ неудопонятенъ для разумѣнія баронета. Онъ не сомнѣвался, что тутъ было что-то такое, что должно его изумить и испугать, и послѣ разъясненія разрушить его намѣреніе жениться, что-то такое, что наносило ударъ его сердцу; это что-то было слишкомъ далеко отъ истины... Подумайте о тѣхъ, кого вы больше всѣхъ любите, и задайте себѣ вопросъ, легко ли васъ убѣдить въ виновности ихъ въ преступленій? Онъ такъ былъ увѣренъ, что долженъ обличить во лжи Джозефа Мэзона, что необходимость убѣдиться во лжи противной стороны ему не легко было усвоить себѣ. Ударъ, который ему надлежало вынести, быль жестокій ударъ; но леди Мэзонъ была еще очень милостива, потому что могла бы увеличить эту жестокость въ сто разъ.
   Нѣсколько минутъ стоялъ онъ, сраженный и оглушенный ударомъ, а она все лежала, припавъ лицомъ къ землѣ и уцѣпившись за его ноги.
   -- Что это значитъ? наконецъ сказалъ онъ; я не понимаю!..
   Отвѣта на то она не могла ему дать; быстро скоро была ею оринята рѣшимость, скоро исполнена, но послѣдовавшая за тѣмъ реакція лишила ее силъ. Онъ нагнулся чтобы поднять ее, но при его движеніи, она совсѣмъ, упала на земь; онъ слышалъ ея рыданія, словно грудь ея разрывалась.
   Мало по малу значеніе ея словъ начало достигать его разумѣнія: "Я виновна во всемъ, въ чемъ меня обвиняютъ!" Возможно ли это? Можетъ ли это быть, чтобъ она поддѣлала духовное завѣщаніе? а ежели это такъ, то неужели она это дѣлала съ умысломъ присвоить себѣ чужую собственность? она могла присвоить и пользоваться чужою собственностью, въ впродолженіи столь многихъ лѣтъ?.. Тутъ онъ вспомнилъ всю ея чистую безукоризненную жизнь, ея женственное, полное достоинства, спокойствіе, ея самоотверженіе для сына -- и какое самоотверженіе!-- ея милое, блѣдное лицо, ея сладостный голосъ!.. Все это представилось ему, а также его любовь къ ней и любовь Эдиѳи къ ней! Онъ вспомнилъ все это,-- и не могъ повѣрить, чтобъ она была виновна. Тутъ была какая нибудь другая вина, гораздо маловажнѣе. только она преувеличиваетъ ее, сама обвиняя себя.
   Но она лежитъ у ногъ его; надо же что нибудь сдѣлать, чтобы приподнять ее. Онъ наклонился къ ней, взялъ ее за руку, но увы! силы его были слишкомъ слабы, чтобы поднять ее и посадить на диванъ!
   -- Леди Мэзонъ, скажите мнѣ что нибудь: я не понимаю васъ. Позвольте мнѣ посадить васъ.
   Наконецъ она собрала всѣ силы, оставшіяся послѣ страшнаго признанія, и поднялась съ земля. Ея лицо было покрыто стыдомъ, сердце ея разрывалось отъ страданія, силъ недоставало у нее поднять глаза. Никто не могъ знать какою жестокою борьбою, какими невыразимыми страданіями, она платила за свое преступленіе! Но эта борьба, эти страданія была затаены въ ней. Свѣтъ, ея свѣтъ. мнѣніемъ котораго она дорожила, показывалъ ей уваженіe, воздавалъ ей почести, какъ женщинѣ, невинно-оскорбляемой гнусными людьми. Но теперь все рушилось. Каждый могъ знать теперь, что она такое. Эта мысль пришла ей въ голову, когда она лежала предъ баронетомъ на полу. Не ужели же всѣ должны это узнать? Не ужели для нее не было уже надежды? И Люцій долженъ это узнать да? О! она все, все вынесетъ лишь бы ея сынъ никогда, не узналъ, что его мать обезславлена!-- сынъ, для котораго она сдѣлала это преступленіе! О! еслибъ всевышнее, всеблагое существо, которое все видитъ и всѣмъ милуетъ, еслибъ Оно сжалилось надъ нею и, въ эту минуту, взяло бы ее изъ этого міра!
   Когда сэръ Перегринъ просилъ у нее позволенія посадить ее, она медленно поднялась и, склонивъ голову на грудь, сѣла на прежнее мѣсто. Онъ боялся, чтобъ она не упала въ обморокъ, но она была не изъ числа тѣхъ женщинъ, которыхъ натура ужь слишкомъ легко ослабѣваетъ. Хоть она была всегда блѣдна и повидимому деликатнаго сложенія, но въ дѣйствительности имѣла необыкновенную силу самообладанія. Такія женщины для благороднаго дѣла не знаютъ предѣла своей энергіи и мужеству; въ преступномъ же дѣлѣ онѣ мужественно могутъ вытерпѣть очень многое. Она не упала въ обморокь, не впала въ истерику; не торопливо прижалась къ уголку дивана, закрывъ лицо у забывъ ту женскую грацію, которая всегда придавала ей по истинѣ царское величіе. Внутренняя, истинная, живая женщина -- вотъ что наконецъ явилось тутъ.
   Но онъ... что онъ теперь станетъ дѣлать? Вотъ минута, когда его сердце возмутилось противъ нее; -- въ такомъ случаѣ необходимо узнать всю истину. Истина или скорѣе сомнѣніе въ истинѣ, наконецъ пробилось въ его сердце; но чтожь онъ станетъ дѣлать если это сомнѣніе въ самомъ дѣлѣ подтвердится? Необходимо прежде всего разъяснить истину.
   -- Леди Мэзонъ, если вы имѣете силы говорить...
   -- Да, сказала она, постепенно собираясь съ силами и подымая голову, но не осмѣливаясь взглянуть на него; -- да, у меня достанетъ силъ.
   Что-то страшное звучало въ ея голосѣ: въ немъ слышалвъ муки предсмертной агоніи; онъ чувствовалъ это, и у него недоставало силы настаивать.
   -- Если вы прикажите, я оставлю вашъ домъ и возвращусь... я сейчасъ уѣду.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы не оставите меня... я не пущу васъ.
   Она дрожала всѣмъ тѣломъ, какъ въ лихорадкѣ.
   -- Не отворачивайтсь отъ меня, сказала она: -- я вамъ все скажу.
   -- Я сдѣлала это.
   -- Что?
   -- Я... поддѣлала духовную... Я все сдѣлала... я преступница!
   Сомнѣнья нѣтъ: вотъ вся истина, высказанная предъ нимъ! въ какихъ простыхъ словахъ высказана! Вотъ она, настоящая трагедія, страшная трагедія! И что теперь онъ можетъ сдѣлать для нее! Какой совѣтъ онъ теперь дастъ ей? Какъ дѣйствовать чтобы помочь ей, не оскорбляя того высокаго сознанія добра и зла. которое было ему прирождено?.. Въ эту минуту онъ чувствовалъ, что готовъ все отдать, до послѣдняго шилинга, чтобъ искупить, чтобъ только снова назвать ее своею! Но справедливость должна быть соблюдена; хоть бы небо упало, а собственность должна быть возвращена даже и такому гнусному человѣку, какъ Джозефъ Мэзонъ.
   Высказывая свое полное признаніе, леди Мэзонъ опятъ встала съ дивана и, какъ преступникъ предъ судьею стояла положила руки на столъ.
   -- Какъ! вашими собственными руками?..
   -- Да, собственными моими руками. Когда онъ не хотѣлъ оказать справедливости моему сыну, когда онъ сказалъ, что все принадлежитъ старшему сыну, главѣ его дома,-- тогда я сдѣлала эти моими собственными руками въ одну ночь.
   -- И всѣ имена вы... поддѣлали?
   -- Да, я подписалась за всѣхъ.
   Наступило опять молчаніе, она все стояла предъ нимъ, положа руки на столъ, въ ожиданіи своего приговора.
   Баронетъ отошелъ къ окну. Что онъ теперь станетъ дѣлать? Какъ ей помочь? какъ спасти ее? какъ избавить себя отъ нее? какъ избавить на будущее время свою невѣстку отъ столкновенія съ нею, съ такою женщиной? какъ отдать приказаніе своей невѣсткѣ поступать съ такою женщиною, поступать такъ, какъ слѣдовало бы со всякою подобною преступницей... Но онъ самъ такъ привыкъ любить ее, такъ желалъ назвать ее своею женою!.. Въ настоящую минуту, послѣдняя мысль, хоть и представляла наименьшее повидимому зло, однако, сокрушала его съ наибольшею горечью.
   А она все стоитъ и ждетъ своего приговора. Онъ почувствовалъ, что необходимо наконецъ рѣшиться произнести его.
   -- Если дѣйствительно, это правда...
   -- Это правда. Не думайте, чтобы женщина могла ложно навести на себя такое преступленіе.
   -- Въ такомъ случаѣ, я боюсь, что... что этого уже не можетъ быть между вами и мною...
   Въ этихъ словахъ было уже нѣкоторое для нея облегченіе. Произнесенный приговоръ былъ на столько внѣ всякаго сомнѣнія, что въ сущности онъ не составлялъ уже казни, и былъ только неизбѣжнымъ послѣдствіемъ ея признанія. Оттѣнокъ горькой ироніи слышался въ ея голосѣ когда она сказала:
   -- О, конечно, объ этомъ нечего ужъ и думать!
   -- Чего же вы желаете отъ меня?
   -- Я ничего не могу желать... Если вы считаете за нужное разсказать это всему свѣту, то разскажите.
   -- Разсказать? нѣтъ: не моя обязанность быть доносчикомъ.
   -- Но вы должны разсказать, напримѣръ, мистриссъ Ормъ.
   -- Да, Эдиѳи надо.
   -- А я должна оставить вашъ домъ... Но куда я уйду, когда онъ все узнаетъ? Куда онъ тогда уйдетъ?
   Несчастная, преступная женщина, и все-таки еще достойная жалости! Какое жестокое воздаяніе она получила за дѣло одной ночи!
   Онъ опять отошелъ къ окну, чтобы обдумать, что отвѣчать ей за эти вопросы. Надо ли разсказать Эдиѳи? надо ли сейчасъ изгнать изъ дома преступницу? Теперь всѣмъ уже извѣстно о предполагаемомъ бракѣ: извѣстно чрезъ Альстона, Фёрниваля и другихъ; скрыть этого теперь никакъ ужь нельзя. Но нѣтъ ли возможности, чтобъ она оставалась въ Кливѣ, покуда все это не пройдетъ? Онъ самъ не зналъ, что ему дѣлать: у него недоставало на столько жестокосердія, чтобы произнести ей приговоръ.
   -- Конечно, я должна оставить этотъ домъ, повторила она, и въ ея голосѣ звучала гордость: -- должна, еслибъ мнѣ даже не оставалось на свѣтѣ другаго мѣста, кромѣ тюрьмы. Самое лучшее, что я могу сдѣлать, это сейчасъ же идти, собрать свои вещи и уйдти отсюда. Только не забудьте сказать ей отъ меня, одно слово любви,-- любви и уваженія.
   Она сдѣлала движеніе, намѣреваясь уйдти.
   Но онъ не могъ позволить ей такъ разстаться съ намъ; онъ не могъ допустить, чтобъ это несчастное убитое созданіе блуждало одиноко въ своемъ отчаяніи, подвергаясь опасности расшибиться до смерти на каждомъ поворотѣ! Все-таки она та женщина, которую онъ глубоко любилъ, да и сверхъ того, все-таки эта женщина своимъ признаніемъ спасала его отъ страшной погибели, въ бездну которой легко могла бы низвергнутъ его, для собственной выгоды. Отъ долженъ что нибудь для нее сдѣлать, если только можетъ на то рѣшиться.
   Она сдѣлала движеніе къ двери, но онъ остановилъ ее и взялъ за руку, говоря:
   -- Когда мы это сдѣлали,-- вашъ мужъ ничего не узналъ?
   Это дѣло такъ поразило его, что онъ едва -- едва могъ подобрать слова для выраженія своихъ мыслей.
   -- Я сдѣлала это и онъ ничего не узналъ. Теперь я уйду, сэръ Перегринъ: у меня достанетъ силы.
   -- Но куда же вы пойдете?
   -- О, горе мнѣ! Куда я пойду?..
   Она поднесла свою руку къ головѣ, какъ бы стараясь собраться съ мыслями.
   -- Куда же мнѣ идти?.. Но онъ пока не знаетъ еще про это -- такъ я пойду на Орлійскую Ферму. Но когда нибудь да надо же ему это сказать? Научите меня: когда ему надо это передать?
   -- Нѣтъ, леди Мэзонъ, мы не можете сегодня къ нему идти. Трудно сказать, что теперь для васъ лучше...
   -- Очень трудно, повторяла она, качая головой.
   -- Но покуда вамъ всего лучше здѣсь оставаться, то есть въ Кливѣ;-- покрайней мѣрѣ на этотъ день. Я подумаю и постараюсь придумать, лучшее для васъ.
   -- Но теперь мы не можемъ уже съ нею встрѣчаться.
   -- Съ мистриссъ Ормъ?
   Онъ опять замолчалъ: такъ много затрудненій представлялось ему со всѣхъ сторонъ, что онъ не зналъ, что придумать. Но лучше, ли ей сказаться больной и запереться въ своей комнатѣ? Но если мистриссъ Ормъ не станетъ посѣщать ее, тогда эта притворная болѣзнь будетъ совершенно безполезна. Но лучше ли будетъ разсказать обо всемъ мистриссъ Ормъ? Тяжело разсказывать такія вѣсти! Но онъ рѣшился, только ей одной -- никому другому -- разсказать обо всемъ.
   -- Я долженъ ей сказать.
   -- О, конечно отвѣчала она.
   Сэръ Перегринъ почувствовалъ, какъ ея рука задрожала, и тотчасъ же выпустилъ ее изъ своей руки: обуреваемый тяжелыми мыслями, онъ забылъ что держалъ ее за руку.
   -- Я скажу ей, только одной ей, и никому другому. Если я могу совѣтовать вамъ, то лучше всего будетъ для васъ теперь пойдти въ свою комнату, и нѣсколько успокоиться. Вы такъ взволнованы...
   -- Взволнована? да, да, вы правы, сэръ Перегринъ; я пойду въ свою комнату... а потомъ...
   -- Потомъ, можетъ быть,-- вы это увидите меня передъ обѣдомъ.
   -- Гдѣ?.. развѣ вы придете ко мнѣ!
   -- Я увижусь въ вами въ ея комнатѣ, въ ея уборной. Вы знаете, она бываетъ въ это время внизу.
   Леди Мэзонъ поняла тогда, что ей не увидать болѣе мистриссъ Ормъ.
   Она ушла и, медленно проходя чрезъ залу, почувствовала, что все зло, какое она, когда либо въ жизни сдѣлала, теперь обрушилось на нее всею тяжестью наказанія. Бываютъ періоды съ жизни людей, когда они, внимая неслышному для другимъ внутреннему гласу страданія, взываютъ къ горамъ, чтобъ онѣ упали и раздавили ихъ и чтобъ подъ ними земля разверзлась и поглотила ихъ и чтобъ матери ихъ были безплодны. Въ такія минуты самые бѣдные, самые несчастные люди кажутся достойными зависти потому, что ихъ страданія ничто въ сравненіи съ вашими.
   Тихо проходя чрезъ корридоръ, леди Мэзонъ увидѣла служанку, шедшую въ кухню, и готова была бы отдать все, что имѣла, чтобы только помѣняться съ нею участью и быть на ея мѣстѣ. Но перемѣна была невозможна: кто бы могъ захотѣть, чтобы горы задавили его, чтобы земля разверзлась подъ нимъ? Вотъ иго, которое она сама на себя наложила -- она и должна нести его до конца; вотъ постель, которую она приготовила для себя -- она должна лежать на ней. Для нее нѣтъ спасенія; она сама наполнила чашу и должна выпить ее до дна.
   Медленно и безшумно прошла она въ свою комнату и, затворивъ за собою дверь, сѣла на постель. Было еще рано и служанка еще не заглядывала къ ней въ комнату. Огонь не былъ еще разведенъ въ каминѣ, хотя было довольно холодно. О такихъ мелочахъ сэръ Перегринъ, конечно, вспомнилъ, когда совѣтовалъ ей идти въ свою комнату. Она тоже объ этомъ не подумала, когда сѣла на постель, но вскорѣ холодный воздухъ проникъ ее до костей, и она стала дрожать, какъ въ лихорадкѣ. Наконецъ она встала, достала шаль и крѣпко закутавшись, опять сѣла. Потомъ ей пришла мысль, что она можетъ оставаться нѣсколько часовъ въ такомъ положеніи и потому встала и заперла дверь на ключъ: ея страданія увеличились бы, еслибъ въ это время пришла служанка и увидѣла бы ее въ такомъ несчастномъ положеніи. Дѣйствительно въ ту же минуту пришла горничная, но леди Мэзонъ не впустила ее, говоря, что ей надо на это время остаться одной въ комнатѣ; на предложеніе же дѣвушки развести огонь въ комнатѣ, она отвѣчала, что ей не холодно; между тѣмъ она оцѣпенѣла отъ холода, и дрожала такъ, что зубъ на зубъ не попадалъ, но физическое страданіе было для нее несравненно отраднѣе ея душевной муки...
   Она не легла въ постель и не покрылась ни чѣмъ кромѣ шали и болѣе часу неподвижно сидѣла на одномъ мѣстѣ. Мало по малу она стала свыкаться съ холодомъ, и какъ будто окаменела: тѣло ея сдѣлалось безчувственно къ холоду и перестало дрожать; душа же ея погрузилась въ бездну своего бѣдственнаго положенія. Какъ много она уже перестрадала, а сколько еще худшаго ей предстоитъ въ будущемъ!... Она трепетала и ужасалась заранѣе при мысли о предстоящемъ ей свиданіи съ сэромъ Перегриномъ. А тамъ приближалось еще другое свиданіе, при которомъ ей приходилось преклонить голову и бросаться къ ногамъ своего сына.
   Такъ сидѣла она уже болѣе часу и отъ холода и отъ тяжолыхъ ощущеній совсѣмъ разболѣлась, какъ вдругъ услышала чьи-то легкіе торопливые шаги, направлявшіеся къ ея двери. Ея женское ухо тотчасъ различило, кому принадлежали эти шаги, и ея сердце забилось надеждою, утѣшить ли ее идетъ она? спѣшитъ ли сказать слово сочувствія бѣдной сокрушенной грѣшницѣ... Вотъ легкіе торопливые шаги остановились у двери, за тѣмъ послѣдовала минута молчанія, а потомъ послышался тихій, очень тихій толчокъ въ дверь.
   Леди Мэзонъ не спрашивала, кто это, но бросилась съ постели орано въ двери и повернула ключъ. Повернувъ ключъ и полуотворивъ дверь, она стала за нею; вошла мистриссъ Ормъ.
   -- Какъ! у васъ и огня нѣтъ!-- О, это ужасно! Мой бѣдный, мой дорогой другъ -- восклицала она вдругъ объятая холоднымъ воздухомъ и съ нѣжностью схвативъ леди Мэзонъ за обѣ руки. Еслибъ мистриссъ Ормъ обладала мудростью змѣи и чистотою голубя, то и тогда не могла бы съ большею мудростью приняться за дѣло страдалицы: теперь она уже все знала. Втеченіи этого страшнаго часа, сэръ Перегринъ пересказалъ ей всю исторію, и для нее также этотъ часъ былъ, по истинѣ, ужасенъ. Онъ хотѣлъ дать ей совѣтъ, руководить ею, но крайне изнемогъ и не зналъ уже, что внушать ей; она тоже не могла придумать, какъ умнѣе все устроить; но въ одномъ пунктѣ она сейчасъ же приняла твердое рѣшеніе: женщина, которая была ея другомъ, которую она привыкла любить, не должна оставить ихъ домъ, не услышавъ слова сочувствія, не испытавъ послѣдней ласки. Вина была очень не хороша, да, она была ужасна; одна мысль объ этомъ заставляла ее содрогаться; но эта вина, сдѣланная двадцать лѣтъ назадъ, не такъ живо поражала ея чувствительность, какъ жестокое несчастье, которое эта женщина испытывала предъ ея глазами. Слушая ужасный разсказъ, она почувствовала ни малѣйшаго состраданія къ ограбленному Джозефу Мэзону: сердце ея было полно сожалѣнія къ той, которая совершила это преступленіе. На двадцать ли лѣтъ этому прошло? и не раскаялась ли за это время виновница? Да и развѣ она поставлена надъ нею судьею? "Не судите, да не судимы будете," сказала она, когда ей показалось, что сэръ Перегринъ нѣсколько жестоко выразился. Такъ она говорила, передѣлывая по своему смыслъ священнаго Писанія, въ желаніи помочь несчастной леди Мэзонъ.
   Но когда ей сообщено было, что леди Мэзонъ должна возвратиться на Орлійскую Ферму, не повидавшисъ съ нею, тогда ее женское сердце возмутилось противъ такого жестокосердія.
   -- Если она и сдѣлала вину, начала она....
   -- Да она совершала страшную вину.
   -- То все же это не сдѣлаетъ мнѣ никакого вреда, если я повидаюсь съ нею. Возможно ли не видаться съ нею, пока она у васъ въ домѣ!... Ну а если бы она была въ тюрьмѣ, не ужели же мнѣ нельзя было бы видѣться съ ней?
   Сэръ Перегринъ ни слова не сказалъ, но въ глубинѣ сердца чувствовалъ, что теперь еще болѣе, чѣмъ когда нибудь любитъ свою невѣстку, за ея непривычную запальчивость.
   -- Вы сдѣлаете то, что хорошо,-- какъ это всегда съ вами бываетъ, сказалъ онъ и ушелъ.
   Оставшись одна, мистриссъ Ормъ нѣсколько минутъ постояла, пока собралась съ мыслями, и потомъ уже поспѣшила въ комнату леди Мэзонъ.
   Она взяла леди Мэзонъ за обѣ руки и нашла, что онѣ оцѣпенѣли отъ холода.
   -- О, это ужасно! повторяла она -- пойдемте скорѣе душенька моя, въ мою комнату.
   Но леди Мэзонъ стояла неподвижно за кроватью, куда отошла отъ двери; ея глаза были, какъ будто прикованы къ одному мѣсту. Когда мистриссъ Ормъ подошла къ ней, она отвернулась, какъ бы боясь повредить ей своимъ прикосновеніемъ.
   -- Вы ужасно озябли, сказала мистриссъ Ормъ.
   -- Онъ вамъ все разсказалъ? спросила леди Мэзонъ едва слышно.
   -- Да, онъ мнѣ сказалъ, но никому больше -- никому.
   Нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе.
   -- О, еслибъ я могла умереть! сказала бѣдная грѣшница, выражая въ этихъ словахъ страшное желаніе, чтобы горы упали на нее и раздавили ее.
   -- Вы не должны такъ говоритъ: вѣдь это грѣхъ и вы сами это знаете. Развѣ Онъ не можетъ утѣшить васъ? Когда вы раскаетесь въ своихъ грѣхахъ и обратитесь къ Нему, онъ проститъ и утѣшитъ васъ, по Своей безконечной благости.
   Но женщина, долго и жестоко страждующая, нелегко допускаетъ мысль объ утѣшеніи.
   -- О, я несчастная! воскликнула она съ глухимъ воплемъ, который пронзилъ на-сквозь сердце мистриссъ Ормъ.
   Потомъ сударыня, дрожь овладѣла бѣдною преступницею до такой степени, что мистриссъ Ормъ съ трудомъ могла удержать ея руки.
   -- Вы заболѣете отъ холода; пойдемте лучше ко мнѣ, леди Мэзонъ, тутъ такъ холодно, что нельзя уже долѣе оставаться.
   Леди Мэзонъ позволяла увести себя; обѣ подруги быстро сошли съ лѣстницы и прошли прямо въ комнату мистриссъ Ормъ. Во время этого перехода, ихъ никто не видалъ и онѣ никого ни видали. Леди Мэзонъ бросилась въ дверь уборной, какъ будѣе тамъ надъялась опять найти безопасность. Какъ только дверь была заперта, мистриссъ Ормъ усадила ее въ покойное кресло, которое сама подкатила къ камину; а сама сѣла на скамейку у ногъ бѣдной грѣшницы и стала отогрѣвать ея оцѣпенѣвшія руки своимъ дыханіемъ. Видя что это не помогаетъ, она сняла съ себя шаль и закутала ею ноги своего друга, потомъ прижалась къ ней ближе и въ первые полчаса ни слова не говорила о страшномъ фактѣ, о которомъ только что узнала. Тогда леди Мэзонъ почувствовала, что отъ теплоты чувства ея друга, какъ будто растаялъ ледъ, облегавшій ея сердце; она залилась слезами и, упавъ а грудь мистриссъ Ормъ, умоляла ее о прощенія самыми трогательными словами.
   И мистриссъ Ормъ простила ее.-- Многіе подумаютъ, что они дурно сдѣлала; да и я самъ побаиваюсь, что она тутъ не слишкомъ много выказала силы души. Впрочемъ, прощая ей, я не думаю чтобъ она давала ей разрѣшеніе отъ прошлыхъ грѣховъ,или старалась увѣрить грѣшницу, что она отъ грѣха своего не сдѣлалась хуже. Мистриссъ Ормъ была истинная, христіанская, но не строгая доктринерка; она дала прощеніе, кающейся грѣшницѣ -- лично отъ себя, и приняла ее къ своему сердцу, какъ очищенную уже покаяніемъ. Ну а что если окажется, что эта женщина еще не очищена покаяньемъ, еще не добра!-- а то, что она опять-таки прижметъ ее къ своему сердцу! Какъ бы ни была эта женщина преступна, опозорена, унижена, достойна тяжкаго наказанія за оскорбленіе закона и правосудія, преступница, надъ которою, вѣроятно, отягчаетъ вскорѣ деснаиа закона, жалкое твореніе, надъ которымъ произнесенъ уже строгій приговоръ ближнихъ, словомъ: какова бы она ни была, но вотъ эта другая женщина, которая такъ безукоризненна, такъ высоко поставлена въ общемъ мнѣніи, такъ охранена отъ всякой нечистоты міра, что ничто низкое не можетъ даже коснуться ея, -- вотъ эта самая женщина опять прижимаетъ ее къ своему сердцу и шепчетъ ей на ухо самыя сладкія слова утѣшенія: что онѣ по прежнему друзья, что не смотря ни на что, навѣки останутся друзьями! Немогу сказать, права ли была мистриссъ Ормъ, а что она была слабодушна, это я навѣрное чувствую. Думаю только, что можетъ быть это слабодушіе никогда не будетъ поставлено ей въ вину на въ этомъ, ни въ томъ мірѣ.
   Не считаю нужнымъ передать всѣ ихъ разговоры при этомъ свиданіи; скажу только, что. по прошествіи нѣкотораго времени, леди Мэзонъ позволила управлять собою, какъ малымъ ребенкомъ и обѣщалась слѣдовать во всемъ совѣтамъ своего друга. Рѣшено было, что леди Мэзонъ останется еще дня на два въ Кливѣ и не выйдетъ изъ своей комнаты подъ предлогомъ болѣзни: притворяться въ сущности тутъ было не надо, потому что леди Мэзонъ, дѣйствительно, съ трудомъ двигалась. Когда же она въ состояніи будетъ выходить изъ своей комнаты, тогда ее будутъ рады видѣть въ уборной; только на это время надо будетъ предупредить Перегрина, чтобъ онъ не приходилъ. Прислуга въ замкѣ прослышала уже, что баронетъ намѣренъ жениться, говорила мистриссъ Ормъ, но теперь узнаютъ, что это намѣреніе оставлено. Конечно, они перетолкуютъ это по своему; но будутъ очень далеки отъ знанія истины, когда увидятъ, что она все еще остается дорогою гостью въ Кливѣ.
   Что касается до необходимыхъ мѣръ впослѣдствіи, то мистриссъ Ормъ будетъ на этотъ счетъ совѣтоваться съ сэромъ Перегриномъ и будетъ во время передавать все леди Мазонъ. Относительно же ужасной истины, такъ въ настоящее время, ни одной живой душѣ, не должно и виду показывать объ этомъ.
   Такъ прошло цѣлое утро. Мистриссъ Ормъ ни слова не оказала ни сэру Перегрину, ни своему сыну до самыхъ сумерекъ, когда она вошла въ библіотеку.
   

ГЛАВА XVIII.
Понятіе женщины о дружбѣ.

   Послѣ ужаснаго часа, проведеннаго сэромъ Перегриномъ наединѣ съ невѣсткою, въ то время, какъ лэди Мэзонъ оставалась одна въ такомъ жестокомъ состояніе въ своей комнатѣ, сэръ Перегринъ возвратился въ свою библіотеку и оставался тамъ до самаго обѣда. Читатель припомнитъ, что дѣдъ съ внукомъ хотѣли прогуляться верхомъ по лѣсу; но это предположеніе было оставлено, вслѣдствіе чего Перегринъ проскучалъ дома. Онъ скоро замѣтилъ, что въ замкѣ у нихъ происходитъ что-то необыкновеннеое, но не зналъ что именно. Онъ заглядывалъ къ матери, и видѣлъ ее на минуту у дверей; но она сказала ему, что теперь не имѣетъ времени толковать съ нимъ. Сэръ Перегринъ тоже заперся, но около сумерекъ послалъ за внукомъ, такъ что когда мистрисъ Ормъ пришла въ библіотеку, то нашла ихъ вмѣстѣ.
   Оба стояли спиною къ камину; при слабомъ дневномъ свѣтѣ нельзя было разсмотрѣть ихъ лицъ, но она чувствовала, что разговоръ между ними былъ серьёзнаго свойства. Да и по правдѣ сказать, могъ ли въ этотъ день происходить въ Кливѣ разговоръ не серьёзнаго свойства?
   -- Я вижу, что мѣшаю вамъ, сказала она, дѣлая движеніе съ намѣреніемъ уйдти;-- я не знала, что вы вмѣстѣ.
   -- Не уходите, Эдиѳь, сказалъ баронетъ: Перегринъ, подвинь стулъ матери. Я говорилъ Перегрину, что между нами съ леди Мэзонъ все кончено.
   Услышавъ эти слова, она задрожала: ей казалось, что, упоминать даже имя леди Мэзонъ опасно, чтобы какъ нибудь не проговориться.
   -- Я сказалъ ему, продолжалъ сэръ Перегринъ; -- что на минуту мнѣ было досадно на него, когда я услышалъ отъ леди Мэзонъ, о чемъ онъ говорилъ съ нею; но теперь думаю, что въ сущности оно и лучше, что этого не будетъ.
   -- Онъ былъ бы очень несчастливъ, если бы огорчилъ васъ чѣмъ нибудь, сказала мистриссъ Ормъ, не зная сначала какіе слова подобрать для объясненія, но теперь по крайней мѣрѣ она знала, что и какъ говорить сыну.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ старикъ, ласково положивъ руку на плечо внука:-- онъ ни чѣмъ не огорчилъ меня: между нами нѣтъ никакихъ непріятностей. Благодарю Бога за это. Но теперь, Перри, намъ надо подумать о другомъ предметѣ. Говорилъ ли ты матери, что нибудь объ этомъ?
   Онъ старался свернуть тяжелый разговоръ объ утреннемъ происшествіи на болѣе пріятный.
   -- Нѣтъ, сэръ, и ничего еще не говорилъ; да теперь нечего объ этомъ и думать.
   Наступило продолжительное молчаніе, мистриссъ Ормъ сидѣла на стулѣ, а мужчины все еще стояли спиною къ огню. Ея дума до того была занята своею несчастною подругою, что она не могла принимать близко къ сердцу новый предметъ, на который намекалъ сэръ Перегринъ.
   -- Если вы кончили съ Перри, сказала она наконецъ: -- то я желала бы переговорить съ вами наединѣ минуты двѣ три.
   -- О, да, сказалъ Перри: -- мы совсѣмъ кончили.
   Съ этими словами онъ всталъ и увелъ.
   -- Вы сказали ему? спросила она, лишь только сынъ затворилъ за собою дверь.
   -- Что оказалъ? О ней? О, нѣтъ. Я сказалъ ему только, что оставилъ мое намѣреніе. Онъ понимаетъ, что это сдѣлано по ея настоянію.
   Съ той поры сэръ Перегринъ некогда уже не говорилъ о предполагаемомъ бракѣ и не любилъ, чтобъ и другіе о томъ упоминали.
   -- Да вѣдь оно такъ и есть, сказала мистриссъ Ормъ.
   Въ ея голосѣ слышалось гораздо болѣе рѣшительности, чѣмъ обыкновенно.
   -- Да оно токъ и есть, повторилъ онъ за нею.
   -- Никто не долженъ этого знать, сказала она торжественно: никто, кромѣ васъ и меня.
   -- Боюсь, что скоро весь свѣтъ это узнаетъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Какъ можетъ узнать о томъ кто нибудь другой? Еслибъ она сама этого не сказала намъ;-- то и мы бы не знали, даже и не подозрѣвали бы ничего. Мистеръ Фёрниваль, который все знаетъ въ этихъ дѣлахъ, да и тотъ не считаетъ ее виновною.
   -- Но, Эдиѳь, вѣдь это чужая собственность!
   -- Она должна возвратить ее -- чрезъ нѣкоторое время. Когда все ужь покончится... Тотъ человѣкъ не терпитъ никакого недостатка, и ничего не потеряетъ отъ того, что еще немножко подождетъ. Достаточно будетъ и того, что она по окончаніи процесса все возвратитъ.
   -- Но вѣдь это помѣстье не ей принадлежатъ, не она владѣетъ имъ: оно принадлежитъ ее сыну, то есть онъ думаетъ, что это его собственность.
   -- Нѣтъ, нѣтъ; не мы будемъ доносчиками на нее; мы должны это помнить.
   -- Конечно; не намъ слѣдуетъ разглашать исторію ея преступленія, но это преступленіе остается тѣмъ же самымъ, даже увеличивается съ каждымъ днемъ, пока доходы съ имѣнія поступаютъ въ руки Люція Мэзона. Вотъ что всего ужаснѣе, Эдиѳь, какъ это ея совѣсть могла выносить впродолженіи двадцати лѣтъ такое тяжелое бремя! Дѣло сдѣлано, но только тогда раскаяніе возможно, когда чужая собственность будетъ возвращена. Можно предоставить тогда грѣшнику и его совѣсти покаяніе, въ надеждѣ что онъ исправится и получитъ помилованіе отъ своего Творца. Но тутъ не то; тутъ уже постоянное воровство, которое продолжается годы и теперь все еще не прекращается пока Люцій Мэзонъ получаетъ доходы съ Орлійской Фермы, истинное покаяніе для нее невозможно. Таково мое мнѣніе.
   И сэръ Перегринъ самъ содрогнулся своего приговора, который вызванъ былъ его врожденными прямодушіемъ и честностью.
   -- Но вѣдь не она владѣетъ; не для себя она это сдѣлала? возразила мистриссъ Ормъ.
   -- Тутъ нѣтъ разницы, сказалъ онъ рѣзко: -- каждый грѣшитъ изъ себялюбія;-- она такъ же, какъ и другіе. Цѣль ея есть обогащеніе сына; когда она не въ состояніи была сдѣлать это честнымъ образомъ, тогда она сдѣлала это обманомъ и... и... Эдиѳь, дорогая моя Эдиѳь, мы съ вами должны смотрѣть на эти дѣла въ настоящемъ свѣтѣ. Вы не должны увлекаться стремленіями своего нѣжнаго сердца и въ такомъ дѣлѣ дѣлать себя слѣпой?..
   -- Нѣтъ, батюшка, намъ не слѣдуетъ даже ради истины ожесточать свои сердца. Вы говорите о возвращеніи и покаяніи. Но это покаяніе уже началось, и не съ нынѣшняго дня. Можемъ я мы знать какою мучительною борьбою истерзалось ея бѣдное сердце?
   -- Я и не берусь осуждать ее.
   -- Нѣтъ, нѣтъ: не намъ осуждать ее. Развѣ мы поставлены судьями надъ нею. Мы можемъ и должны помогать ей, убитой не счастьемъ. Я дала ей слово, что сдѣлаю все, что только могу, чтобы помочь ей. Вы позволите мнѣ это сдѣлать... Не правда ли?
   Она взяла его за руку и смотрѣла ему въ глаза съ самымъ умоляющимъ видомъ. Съ тѣхъ поръ, какъ они узнали другъ друга, онъ никогда ни въ чемъ не отказывалъ ей. Онъ поставилъ себѣ закономъ жизни исполнять всѣ ея желанія. Но теперь онъ колебался, не потому чтобы, желалъ ей отказать, но потому что онъ чувствовалъ необходимость объяснять ей, что въ этомъ случаѣ она подвергается сильной опасности уронить собственное имя. Но вышло, что на этотъ разъ, хоть разсужденіе стараго баронета было логичнѣе, за то намѣреніе его невѣстки было гораздо энергичнѣе. Она твердо рѣшила, что милосердіе къ грѣшнику нисколько не безчеститъ чистаго имени и заранѣе предвидѣла къ чему приведетъ ее эта любовь. Дѣйствительно, ея душа была преисполнена рѣшимости зайти довольно далеко.
   -- Я право не понимаю, чтоже она намѣрена дѣлать. Помощь, которую вы можете оказать ей, вполнѣ зависитъ отъ ея поступковъ.
   -- Но вотъ почему я и прошу вашего совѣта. Выслушайте, какъ я предполагаю дѣйствовать. По всему видно, что мистеръ Фёрниваль думаетъ, что она выиграетъ процессъ.
   -- Но мистеръ Фёрниваль не знаетъ истины.
   -- Да вѣдь суды и другіе юристы, и всѣ люди также незнаютъ истины. Вы сами сказали совершенно справедливо: не намъ быть доносчиками на нее. Если они докажутъ ея вину,-- тогда дѣлать уже нечего. Но не заставите же вы ее доносить на самое себя?
   -- Не знаю... не знаю что мнѣ сказать. Право я не могу давать ей совѣтовъ.
   -- Напротивъ именно вы должны поддерживать ее своими совѣтами, сказала она, ударивъ по столу своимъ крошечнымъ кулакомъ съ такою энергіею, которая поразила баронета своею неожиданностью. Она здѣсь,-- убитая горемъ женщина у васъ въ домѣ! Подумайте только какимъ способомъ вы узнали истину? Вспомните, для чего она открыла ее вамъ и мнѣ?-- для того только, что, не признайся она во всемъ не могла бы она заставить васъ отказаться отъ вашихъ намѣреній... Это большое великодушіе съ ея стороны; согласитесь батюшка, что это очень великодушно.
   -- Да, великодушно.
   -- Очень великодушно; и съ нашей стороны было бы очень неблагородно еслибъ мы позволили себѣ забыть это... Но я разскажу вамъ свой планъ. Она должна вступить въ тяжбу.
   -- О, да, никакого сомнѣнья въ этомъ не можетъ быть.
   -- И потомъ, если ей удастся выиграть процессъ, пускай она возвратитъ помѣстье.
   -- Я не вижу, какъ это можетъ устроиться. Помѣстье принадлежитъ Люцію и она не можетъ распоряжаться имъ... Не такъ легко устраивать дѣла, когда основаніемъ ихъ долженъ быть обманъ и преступленіе.
   -- Мы ужь устроимъ это какъ только можно лучше. Впослѣдствіи можно даже будетъ сказать о томъ Люцію. Вы сами даже скажете, если оно будетъ небходимо.
   И такимъ образомъ, мало по малу, она одержала верхъ надъ баронетомъ; но все же онъ никакъ не могъ рѣшить, какъ ему самому слѣдуетъ дѣйствовать. Поѣхать къ Роунду и предложить ему передать въ цѣлости все имѣніе Джозефу Мэзону изъ Гроби-Парка, съ однимъ условіемъ, чтобы процессъ не начинался. Но тогда, весь свѣтъ отгадаетъ истину. А этотъ ужасный процессъ, это ужаснѣйшее, за нимъ послѣдующее наказаніе которые грозитъ ей... Бѣдный сэръ Перегринъ. Даже торгуясь самъ съ собою, онъ чувствовалъ что совѣсть его вопіетъ, противъ него, что, принимая такой образъ дѣйствій, онъ самъ дѣлается виновенъ въ оскорбленіи закона, помогая преступнику избѣгнуть кары правосудія. Онъ узналъ объ уголовномъ преступленіи и позволилъ своей невѣсткѣ одержать надъ собою побѣду!.. Однакожъ прежде чѣмъ принять какія нибудь мѣры, слѣдуетъ получить согласіе на нихъ леди Мэзонъ; но мистриссъ Ормъ ручается за нее. Еслибъ теперь можно было, не разсказывая этой исторіи, убѣдить Люція возвратить имѣніе, такъ все бы обошлось хорошо; если же это окажется невозможнымъ, такъ дѣлать нечего: надо будетъ и ему доказать.
   -- Тогда вы и разскажите, батюшка, докончила мистриссъ Ормъ.
   -- Легче было бы мнѣ отрубить себѣ правую руку, возразилъ сэръ Перегринъ; но все же я сдѣлаю для нее все что могу.
   За тѣмъ послѣдовалъ вопросъ: куда должна теперь дѣваться леди Мэзонъ? Мистриссъ Ормъ понимала, почему сэръ Перегринъ желалъ, чтобъ она тотчасъ же возвратилась на Орлійскую Ферму. По его словамъ ясно было видно, что онъ считалъ неприличнымъ при такихъ обстоятельствахъ ея присутствіе въ Кливскомъ замкѣ. Но сэръ Перегринъ тоже не замедлилъ понять, что мистриссъ Ормъ не желала ея отъѣзда ранѣе нѣсколькихъ дней.
   -- Это повредитъ всему дѣлу, если она такъ внезапно оставитъ насъ, говорила мистриссъ Ормъ.
   -- Но какимъ же образомъ она можетъ оставаться здѣсь, никого не видя и никого не имѣя для присмотра за собою, кромѣ слугъ.
   -- Я буду видѣть ее, я буду присматривать за нею, возразила невѣстка смѣло.
   -- Какъ! постоянно? по прежнему, какъ ея другъ?
   -- Да, постоянно, по прежнему и... тутъ она остановилась на минуту, но потомъ смѣло докончила: и не только здѣсь, но и на Орлійской Фермѣ.
   Наступила опять минута молчанія.
   Сэръ Перегринъ конечно, вовсе не былъ жестокимъ человѣкомъ, и во всякомъ случаѣ, сердце его не ожесточалось, противъ леди Мэзонъ, даже послѣ того что онъ узналъ отъ нее; истинно и то, что послѣ того, какъ вѣсть о ея преступленіи поразила его, онъ сталъ заботиться объ управленіи ея опаснымъ дѣломъ еще болѣе чѣмъ прежде когда собирался жениться на ней. Но все же его страстно покоробило, когда онъ услышалъ предложеніе о продолженіи дружбы между обожаемою хозяйкою его дома и женщиною, совершившею такое гнусное преступленіе. Ему казалось, что онъ или другой, близкій ему человѣкъ, могутъ -- себѣ незапачкавшись прикоснуться къ дегтю; но никакъ не могъ примириться съ мыслью, чтобы вдова его сына подвергалась такой опасности. По его пониманію, что-то почти выше человѣческаго было въ чистотѣ единственной женщины, которою провидѣніе благословило его домашній очагъ. Ему казалось, что эта женщина -- святыня, которую надо охранять въ кивотѣ отъ соприкосновенія съ грязью этого міра. И ему вдругъ предлагаютъ, чтобы она оставалась въ дружбѣ съ уголовною преступницею!..
   -- Но предстоитъ ли въ томъ необходимость, Эдиѳь? спросилъ онъ наконецъ:-- да и благоразумно ли это будетъ послѣ всего, что произошло?
   -- Я надѣюсь, что такъ, отвѣчала она очень отважнымъ тономъ; отчего же бы мнѣ не слѣдовало этого дѣлать?
   -- Оттого что она оказалась недостойною такой дружбы.
   -- Недостойною!.. Дорогой батюшка, да чѣмъ же она сегодня недостойнѣе чѣмъ вчера. Если бы мы могли поглубже заглядывать въ душу каждаго человѣка, такъ кто бы оказался по истинѣ достойнымъ?
   -- Но не можете же вы называть другомъ ту, которая совершала такое дѣло?
   -- Нѣтъ; само собою разумѣется, не могла бы я ее назвать другомъ за то, что она такъ поступила, и, знай я это прежде, не открылось бы мое сердце для нее. Но тутъ совсѣмъ другое дѣло. Чтожь это за любовь и дружба, которыя не могутъ выдержать сильнаго напора несчастія?
   -- Такъ вы думаете, Эдиѳь, что преступленіе не должно разлучать васъ съ друзьями?
   -- Я этого не говорю: но обстоятельства -- обстоятельствамъ рознь. Если она, напримѣръ, разскаявается,-- я въ этомъ я увѣрена,-- то я не въ силахъ покинуть ее въ несчастіи. Кто же теперь поможетъ ей, если я откажусь отъ нея?.. Во всякомъ случаѣ и дала уже ей обѣщаніе, и вы, вѣроятно не захотите, чтобы я нарушила свое слово.
   Она и тутъ одержала побѣду. Положено было, что леди Мэзонъ останется на это время въ Кливѣ, будетъ занимать свою комнату; а иногда, если захочетъ и уборную мистриссъ Ормъ. Для ея отъѣзда дня не было назначено, но мистриссъ Ормъ хорошо понимала, что чѣмъ скорѣе настанетъ этотъ дань, тѣмъ это будетъ пріятнѣе для сэра Перегрина. Да и правду сказать, такая жизнь не могла быть ни для кого пріятною. Всѣ слуги слышали уже о предполагаемомъ бракѣ, а теперь должны услышать, что это намѣреніе оставлено; между тѣмъ бывшая невѣста все еще продолжаетъ гостить въ замкѣ. Тутъ было много неприличнаго; но что же оставалось дѣлать при такихъ обстоятельствахъ.
   -- Когда все было улажено и мистриссъ Ормъ переодѣлась къ обѣду, она опять зашла къ леди Мэзонъ и, найдя ее лежащую въ постели, сказала, что вечеромъ зайдетъ къ ней и обо всемъ разскажетъ. Потомъ она приказала своей горничной ухаживать за больною и при этомъ сдѣлала мимоходомъ нѣсколько намековъ, изъ которыхъ горничная могла понять, что предполагаемой свадьбѣ не бывать; но въ заботахъ объ удобствахъ леди Мэзонъ было столько любви, и вниманія, что невозможно было допустить мысли, чтобы разстроившаяся свадьба была причиною раздора.
   Поздно ночью, когда Перегринъ отправился уже спать, мистриссъ Ормъ опять посѣтила больную, и, присѣвъ къ ней на кровать, разсказала ей всѣ подробности задуманнаго плана, настаивая, впрочемъ съ чрезвычайною деликатностью, на необходимости возвращенія Орлійской Фермы Джозефу Мэзону.
   -- Вы сами думаете; что этого требуетъ справедливость, не правда ли? спросила мистриссъ Ормъ.
   Голосъ ея нѣсколько задрожалъ при выраженіи вопроса, стоя близко касающагося проступка и послѣдующаго за нимъ раскаянія.
   -- Да, отвѣчала леди Мэзонъ, этого требуетъ справедливость.
   Вдругъ пришла и ей мысль, что возвращеніе помѣстья зависитъ не отъ нея, а отъ одного Люція. Она знала это и притомъ еще чувствовала, что изъ всѣхъ людей въ мірѣ онъ послѣдній согласится отречься отъ своихъ правъ, пока это не знаетъ настоящей причины добровольнаго отреченія. Одна и таже мысль промелькнула у обѣихъ въ одно время; но у леди Мэзонъ духу нехватило этого выразить, а мистриссъ Ормъ не хотѣла тревожить тяжелымъ будущимъ, эту несчастную женщину и безъ того замученную страданіями.
   Оставшись одна, въ увѣренности, что у нея есть другъ, участникъ тайны, леди Мэзонъ заснула спокойно въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ до нее достигли вѣсти о Дократовомъ мщеніи.
   

ГЛАВА XIX.
Жемчужина изъ четырехъ семействъ.

   Возвратимся однако въ Нонинсби. Въ тотъ вечеръ, когда мы разстались съ Грэгамомъ, онъ съ большимъ аппетитомъ покушалъ фазана, хотя на душѣ у него было много тяжелыхъ думъ. Наѣвшись до сыта, онъ сказалъ, къ великому удовольствію мистриссъ Бэкеръ, что поваръ отлично сохранилъ хлѣбный соусъ, несмотря на опасную отсрочку.
   -- Хлѣбный соусъ такое ужь бѣдовое дѣло: перекипятишь -- плохо, недокипятишь -- еще хуже, сказала мистриссъ Бэкеръ съ большою озабоченностью.
   По всему видно, что мистриссъ Бэкеръ привыкла имѣть дѣло съ прихотливыми больными. Но Грэгамъ не умѣлъ капризничать: фазанъ, хлѣбной соусъ, тертый картофель, мясо,-- все исчезало съ необычайною скоростью; и скоро Грэгамъ сидѣлъ уже за стаканомъ хереса, позволеннаго ему, и размышлялъ о томъ что, допивши стаканъ, надо ему писать письмо. Въ эту самую минуту предъ нимъ явился Августъ Стевлей.
   -- Ну вотъ и я, старый дружище, сказалъ Августъ,-- каково ты теперь себя чувствуешь?
   По его голосу понятно было желаніе показать своему другу, что его пріязнь къ нему все также неизмѣнна, но вмѣстѣ съ тѣмъ видно было, что въ его душѣ крѣпко засѣла какая-то особенная мысль, какое-то важное, если не совсѣмъ тяжелое чувство.
   -- Стевлей, сказалъ Феликсъ съ важностью: -- сегодня я пріобрѣлъ нѣкоторое познаніе, которое надѣюсь унести съ собою въ могилу.
   -- Чтожь бы это такое? спросилъ Августъ, взглянувъ на мистриссъ Бэкеръ, какъ бы приглашая ее удалиться, прежде чѣмъ онъ получитъ желаемое объясненіе. Но вниманіе мистриссъ Бэкеръ было возбуждено важнымъ тономъ больного, такъ что она не думала себѣ уходить.
   -- А то, что ѣсть фазана не тотчасъ послѣ того, какъ онъ, поданъ за обѣдъ, значитъ портить лучшіе дары провидѣнія.
   -- А вотъ что! такъ это не шутка? спросилъ Августъ.
   -- Какая шутка -- сущая истина, вмѣшалась Бэкеръ, несомнѣваясь что предметъ достоинъ того.
   -- И сверхъ того, безполезно кому бы то ни было ѣсть только небольшой кусокъ фазана, когда можно воспользоваться всѣмъ. Зная, что фазанъ приготовленъ для васъ, слѣдуетъ непремѣнно пользоваться вполнѣ.
   -- Такъ вы всегда и пользуйтесь, сказала Бэкеръ совѣршенно счастливая, принимая шутку за серьезное.
   -- И послѣ этого ничего болѣе. Тогда только вы узнаете хорошо ли для начала былъ приготовленъ фазанъ и хорошо ли былъ вывѣшенъ.
   -- О, это важное дѣло!
   -- Тогда только, говорю, вы узнаете по настоящему, что это за птица... Вотъ урокъ который я получилъ сегодня; передаю его тебѣ, Стевлей, какъ достаточное воздаяніе за самого фазана.
   -- А я то какъ боялась, что онъ совсѣмъ испортится, если взять снести въ кухню и разогрѣть, сказала Бэкеръ;-- не говоря о томъ вашей леди, но она ни какъ не позволяла мнѣ будятъ васъ.
   Затѣмъ понявъ, что молодые люди собираются что-то читать, мистриссъ Бэкеръ убрала пустой стаканъ и ушла, затворивъ за собою дверь.
   -- Вотъ теперь я намѣренъ писать два письма, сказалъ Грэгамъ:-- до этого времени я все писалъ въ постели, ну а сегодня напишу ужъ у стола и оттого чувствую, себя не совсѣмъ ловко.
   -- Но что это за письма ты хочешь писать?
   -- Одно -- къ моей прачкѣ и сказать ей, что завтра я буду дома; а другое -- къ Мэри Сноу, съ увѣдомленіемъ, что послѣзавтра увижусь съ нею.
   -- Послушай, Феликсъ, ты ужъ лучше не безпокойся и отложи попеченіе писать: завтра ты положительно не уѣдешь...
   -- Кто это сказалъ?
   -- Отецъ мой. Услышавъ отъ матери, о томъ что сказалъ докторъ, онъ объявилъ, что не позволитъ тебѣ уѣхать. Онъ намѣренъ самъ переговорить съ докторомъ, прежде чѣмъ выпустить на волю тебя. Кромѣ того, онъ самъ желаетъ тебя видѣть и я пришелъ тебѣ сказать, что сейчасъ послѣ завтрака онъ зайдетъ къ тебѣ.
   -- Очень радъ видѣть твоего отца и искренне благодаренъ ему за все его доброе вниманіе, но...
   -- Hо что такое?
   -- Но я думаю, что я свободный человѣкъ и могу уѣхать, когда захочу?
   -- Не совсѣмъ; законъ на такой случай не писанъ. А вотъ по преданію извѣстно, что человѣкъ больной, не выходящій еще и изъ спальни своей, не долженъ имѣть свободы приходить и уходить когда ему угодно. Ни какая жалоба за несправедливое арестованіе не будетъ принята, если мистриссъ Бэкеръ спрячетъ твое платье.
   -- Посмотрю еще я, какъ-то это сдѣлается.
   -- Вотъ тебѣ и предстоитъ для этого самый удобный случай, потому что завтра ты ни за что не уѣдешь отъ насъ.
   -- Это будетъ вполнѣ зависѣть отъ показанія доктора.
   -- Именно такъ. А такъ нашъ докторъ въ этомъ случаѣ, очевидно, будетъ на сторонѣ отвѣтчиковъ, то истцу нечего и ждать благопріятнаго приговора.
   Послѣ этого дѣло было кончено, и Грэгамъ ничего уже больше не говорилъ о своемъ отъѣздѣ на другой день.
   -- Во всякомъ случаѣ, мнѣ надо написать къ Мэри Сноу, сказалъ онъ.
   И онъ написалъ къ Мэри Сноу три четыре строчки, пока подлѣ него сидѣлъ Августъ. Очень хотѣлось Августу узнать содержаніе этихъ строкъ, но онъ ни однимъ словомъ не выказалъ своего желанія. Письмо было запечатано и поручено его попеченію для отправки на почту. По правдѣ сказать, въ письмѣ заключалось слишкомъ мало интереснаго, какъ для Августа, такъ и для всякаго другого: обыкновенные, но только самыя обыкновенныя, выраженія добраго расположенія были написаны, кромѣ того что въ настоящую минуту ему невозможно еще выдти изъ комнаты. Что касается до гнѣва за какія-то непріятности, о которыхъ писали и Мэри и мистриссъ Томасъ, то онъ успокаивалъ ихъ обѣихъ, думая, что навѣрное ничего не случилось такого, за что онъ могъ бы дѣйствительно сердиться и чего не могъ бы проститъ послѣ такого долгаго отсутствія.
   Августъ оставался у него еще болѣе часу, но между ними не было сказано, ни одного слова, которое коснулось бы извѣстнаго предмета, близкаго сердцу обоихъ молодыхъ людей. Каждый изъ нихъ думалъ о Мэдлинъ, но ни тотъ ни другой и виду не показывалъ, чтобъ она занимала его мысли.
   -- Клянусь небомъ и землею! вдругъ воскликнулъ Августъ, взглянувъ на часы: до семи часомъ остается только три минуты. Отъ судьи пришлется пожалуй двѣнадцать гонцовъ, прежде чѣмъ я успѣю сойти внизъ, перемѣнить сапоги и сказать ему, что онъ можетъ зайти сюда!.. Я еще разъ загляну къ тебѣ, передъ тѣмъ какъ отправлюсь спать. До свиданія, старый дружище.
   Грэгамъ снова остался одинъ.
   Если бы леди Стевлей дѣйствительно сердилась на него, за то что онъ осмѣлился любить ея дочь, еслибъ его другъ Августъ въ самомъ дѣлѣ рѣшилъ, что эта любовь ни подъ какимъ видомъ не должна быть дозволена,-- стали ли бы они тогда обращаться съ нимъ такъ радушно? Допустили ли бы они въ такомъ случаѣ его дальнѣйшее пребываніе въ домѣ, безъ особенной крайней необходимости? Вотъ вопросъ, который Феликсъ невольно задавалъ себѣ, и въ его отвѣтѣ блеснулъ ему лучъ надежды; но въ тоже время, онъ сознавался, что въ немъ самомъ недоставало великодушія: понятно, что его пребываніе въ Нонинсби потому только и допускалось, что всѣ были убѣждены, что ему будетъ вредно движеніе, при настоящемъ состояніи его болѣзни. Онъ безпрерывно усиливался повторять себѣ это предположеніе для того, чтобы заглушить въ сердцѣ своемъ, лживую надежду, а между тѣмъ, лживая ли или истинная, а въ сердцѣ его не исчезала надежда. Отчего же ему надѣяться получить руку Мэдлинъ, когда такъ недавно, ея родной братъ увѣрялъ его, что нѣтъ женщины, которая стоила бы выше его надежды?
   -- Мистриссъ Бэкеръ, сказалъ онъ вечеромъ, когда эта добрѣйшая женщина убирала чайный приборъ, а вѣдь эти два дня я совсѣмъ не слыхалъ голоса миссъ Стевлей.
   -- Да и я не больше васъ, отвѣчала она:-- но вы знаете, мистеръ Грэгамъ, что двѣ дороги ведутъ въ ея комнату. Въ концѣ корридора есть дверь, которая ведетъ въ спальню ея мама; такъ вотъ Мэдлинъ оттуда прямо и проходитъ къ себѣ,-- вотъ и все тутъ, а другой причины кажется нѣтъ.
   -- Человѣку пріятно хоть слышать друзей, если нельзя видѣть ихъ -- вотъ и все тутъ.
   -- Разумѣется, и всякому такъ бываетъ. Вотъ я помню, разъ была у меня корь,-- въ это время я еще жила у матушки нашей леди и была приставлена горничною при барышняхъ; ихъ было всего четыре -- помилуй ихъ Господь! и я всѣхъ ихъ одѣвала. Всѣ онѣ повышли за мужъ и имѣютъ уже большихъ дочерей, но изъ всѣхъ изъ нихъ нѣтъ ни одной, равной нашей миссъ Мэдлинъ, хоть онѣ гораздо богаче. Когда наша миледи вышла за него, за нашего-то судью, такъ вѣдь онъ былъ пребѣднѣйшій человѣкъ. Вѣдь какъ онъ посватался, такъ никто и слышать не хотѣлъ отдавать ее за него.
   -- Тогда онъ былъ только практикующимъ адвокатомъ.
   -- О, да, онъ тогда порядкомъ напрактиковался въ дѣлахъ закона, потому что наша массъ Изабелла,-- тогда вѣдь наша леди такъ называлась, совсѣмъ съума сходила по немъ. Господи! какъ подумаешь, вѣдь она въ тѣ времена все разсказывала мнѣ! Сперва-то не позволяли ей даже говорить съ мистеромъ Стевлееемъ; но она у насъ такая бѣдовая была, что какъ разъ заберетъ себѣ что либо въ голову, такъ никто ужь этого не выбьетъ, даромъ что не любила тратить много словъ,-- не то что вотъ хоть какая нибудь миссъ Фёрниваль.
   -- Но все-же она вышла наконецъ замужъ по общему согласію?
   -- Какое! ничего подобнаго и быть не могло. Она у насъ никогда не была вѣтренницой; но, какъ я уже сказала, если бывало что заберетъ себѣ въ голову, такъ ужь никому не уступить. Да! какъ теперь я подумаю, такъ кажется никогда бы и не выбрать ей лучшаго жениха. Вотъ, напримѣръ, Олифанты вѣдь ужь богачъ -- сундуки набиты золотомъ,-- миссъ Луиза, вторая послѣ нашей леди, вышла за него, и чтожь? какъ-то досталъ себѣ страшную подагру, такъ что ногою не пошевелить, да и ужь брюзга какой, не приведи господи! брюжжитъ брюжжитъ цѣлый день деньской!.. Вѣдь мы бываемъ у нихъ иногда. Тутъ домъ полонъ дѣвицъ; а молодой мистеръ Олифантъ-сынъ отчего онъ всегда такъ грубо говоритъ своему отцу? Они катаются въ золотѣ, а онъ, говорятъ, не можетъ заплатить ея сюртукъ, который у него на плечахъ. А вотъ хоть бы нашъ мистеръ Августъ,-- правда, онъ не приходитъ къ общимъ утреннимъ молитвамъ и вѣчно опаздываетъ къ обѣду,-- а посмотрите: между нимъ и отцомъ, никогда и тѣни неудовольствія не промелькнуло. О миссъ Мэдлинъ и говорить нечего -- это истинная жемчужина изъ всѣхъ четырехъ семействъ: никто и сравниться съ нею не можетъ.
   Если мать Мэдлинъ вышла за адвоката, наперекоръ желанію своихъ родителей, за адвоката, ничего неимѣвшаго, кромѣ своего парика -- отчего же и Мэдлинъ не можетъ того же сдѣлать? Такой оборотъ невольно приняли мысли Грэгама, но, возразилъ онъ самому себѣ, отецъ Мэдлинъ былъ прекраснѣйшимъ мущиною въ свое время, тогда какъ онъ Грэгамъ, одинъ изъ безобразнѣйшихъ; да и къ тому же отецъ Мэдлинъ не связалъ себя по рукамъ и ногамъ какою нибудь Мэри Сноу!.. Такой безумецъ, который такъ далеко зашелъ, увлекаясь отъ общепринятаго порядка, воображая, себя умнѣе всѣхъ, такой безумецъ не долженъ и смѣть думать о тѣхъ успѣхахъ и о темъ счастьѣ, которымъ наслаждаются люди, не имѣющіе недостатка въ скромности и предусмотрительности. Такого рода уроки читалъ Грэгамъ самому себѣ, и все-таки непереставалъ думать о Мэдлинъ Стевлей.
   Въ тотъ же день, когда Августъ разговаривалъ съ своею сестрою, произошло нѣкоторое непріятное замѣшательство, Мэдлинъ ушла въ свою комнату и осталась тамъ раздумывать свою думу. И сестра и братъ, оба предостерегали ее противъ этого человѣка. Кромѣ того, она чувствовала, что ее мать сильно страдала по тому же поводу. Отчего же все это происходитъ? За чѣмъ они говорятъ и думаютъ такіе вещи. За чѣмъ такъ безпокоятся на ея счетъ по поводу мистера Грэгама? Она впрочемъ сознавалась, что бывали безпокойства, и почти признавала ихъ причину.
   Но пока она тихо сидѣла у своего камина, и не тронутое шитье лежало подлѣ нее, ея отецъ вернулся домой; леди Стевлей, упомянуло ему, что мистеръ Грэгамъ думаетъ завтра уѣхать.
   -- Это вздоръ, другъ мой, сказалъ судья: -- объ отъѣздѣ ему нечего и думать: онъ едвали въ состояніи еще изъ комнаты выдти.
   -- Ноттингеръ говоритъ, что все идетъ очень хорошо.
   -- Но это не резонъ: разрушать выздоровленіе какой нибудь неосторожностью не годится. Ему совсѣмъ не для чего уѣзжать: особеннаго дѣла ему никакого не предстоитъ, а если онъ и желаетъ уѣхать, такъ это потому только что боится безпокоить тебя.
   Леди Стевлей посмотрѣла на мужа умоляющими глазами, давно уже желая сообщить ему свои подозрѣнія. Но причины ея подозрѣній были такъ маловажны, что она колебалась, даже мужу, сообщить ихъ.
   -- Его пребываніе разумѣется не безпокоитъ меня, сказала она.
   <испорчено>танется. Мнѣ тоже самому надо съ нимъ завтра повидаться и поговорить на счетъ дѣла этой бѣдной леди Мэзонъ.
   Тотчасъ послѣ этого судья встрѣтилъ сына, Августъ сказалъ ему, что Грэгамъ завтра хочетъ уѣхать.
   -- Ну нѣтъ, онъ не уѣдетъ; возразилъ судья:-- я переговорилъ уже объ этомъ съ твоею матерью.
   -- Ему очень нужно ѣхать, сказалъ Августъ очень <испорчено>
   -- За чѣмъ же? развѣ есть причина?
   -- Должно быть; я не знаю.
   Одно мгновеніе была у него мысль, что лучше было бы сказать все, что ему извѣстно, но поразмысливъ, онъ нашелъ, что этимъ можетъ сильно оскорбить своего друга.
   -- Право не знаю, есть ли особенная причина; но видимо онъ очень желаетъ уѣхать.
   Судья тотчасъ замѣтилъ, что тутъ что нибудь да кроется. Въ тотъ самый часъ, когда фазанъ былъ предметомъ преній <испорчено> новой комнатѣ, ему удалось вывѣдать всю исторію отъ се <испорчено> милая, нѣжная, любящая жена! Для ее невозможна была <испорчено> тайна отъ мужа, хотя эта тайна существовала только въ ея мысляхъ.
   -- Милая наша Мэдлинъ такъ тревожится за него <испорчено>, что я даже боюсь за нее.
   -- Но, чего же бояться, другъ мой, вѣдь онъ совсѣмъ <испорчено>ной человѣкъ.
   -- Да вѣдь у него ничего нѣтъ -- буквально ничего!
   -- Такъ же какъ и у меня когда я посватался за тебя, и бѣды оттого не вышло, я трудился сколько силъ было и мы жили не худо.
   -- Какъ же можно сравнивать тебя съ нимъ? во-первыхъ ты уже и тогда занималъ высокое мѣсто въ своемъ сословіи.
   -- Неужели? Нѣтъ, если я и пріобрѣлъ какое нибудь <испорчено> такъ гораздо позже.
   При этомъ онъ нѣжно поцѣловалъ свою жену. Никого не было, а въ подобномъ случаѣ, конечно, мужъ имѣетъ право поцѣловать свою жену, хотя бы онъ былъ судья и былъ шестидесяти лѣтъ отъ роду.
   Послѣ этого онъ опять говорилъ съ сыномъ и успѣлъ вывѣдать отъ него всю истину, не смотря на рѣшимость Августа оставаться вѣрнымъ долгу истиннаго друга.
   Поздно вечеромъ, когда все общество кончило пить чай, когда леди Стевлей начинала уже дремать, а Августъ старался ухаживать за миссъ Фёрниваль, къ великому неудовольствію бѣдной матери, которая нѣсколько разъ, очнувшись, тревожно посматривала на происходящее предъ ея слипавшимися глазами,-- въ самое это время судьѣ удалось незамѣтно увести свою дочь въ другую комнатку; обвивъ рукою ея станъ, онъ сказалъ ей, что имѣетъ слова два -- три передать ей.
   -- Что такое, папа? спросила она, садясь по его указанію за диванъ рядомъ съ нимъ.
   Бѣдняжка вся перепугалась, потому что такія совѣщанія были большою рѣдкостью; не смотря на то, обращеніе ея отца было до того полно любви, что въ страхѣ своемъ, она чувствовала, какъ ей хорошо подлѣ отца.
   -- Душенька моя, я хочу предложить тебѣ два -- три вопроса относительно одного изъ нашихъ гостей: мастера Грэгама.
   -- Хорошо, папа; слушаю.
   Теперь она почувствовала, что вся ея внутренность задрожала.
   -- Пожалуйста не думай, дитя мое, чтобъ я былъ недоволенъ тобою или подозрѣвалъ тебя, что ты сдѣлала или сказала или даже подумала что нибудь такое, что было бы дурно. Я чувствую полную довѣренность къ тебѣ.
   -- О! папа, благодарю.
   -- Но я желаю только знать: говорилъ ли тебѣ мистеръ Грэгамъ, что нибудь о любви?
   -- Никогда, папа.
   -- Вотъ видишь ли, дитя мое: еслибъ онъ это сдѣлалъ, то при настоящихъ причинахъ его пребыванія у насъ, его поступокъ былъ бы неблагороденъ.
   -- Никогда, папа, никогда и словомъ не намекнулъ.
   -- И ты не имѣешь никакой причины смотрѣть на него какъ на влюбленнаго?
   -- Нѣтъ, папа.
   Но эти слова она произнесла съ маленькимъ колебаніемъ.
   -- Любимица ты моя, разскажи мнѣ все, все что происходитъ въ твоемъ сердцѣ, такъ чтобы мы могли помогать другъ другу, если это возможно.
   -- Онъ никогда ни слова не говорилъ мнѣ папа.
   -- Вотъ видишь ли, мама думаетъ, что ты о немъ тревожишься болѣе, чѣмъ объ простомъ гостѣ.
   -- Неужели?
   -- Не говорилъ ли тебѣ еще кто нибудь о мистерѣ Грэгамѣ?
   -- Августъ говорилъ папа... Изабелла тоже... прежде.
   -- Такъ вѣрно они тоже думаютъ, что мама...
   -- Да, должно быть.
   -- Ну и если будетъ что нибудь не такъ, то ты тотчасъ же скажешь мнѣ о томъ дитя мое?
   -- Но, папа, тутъ ничего такого нѣтъ.
   -- Такъ помни же, дитя мое, что въ отношеніи тебя ни у меня, ни у мама нѣтъ другаго желанія, какъ только видѣть тебя всегда счастливою и доброю.
   -- Я счастлива, папа.
   -- И очень добра также, къ величавшей моей радости.
   Тутъ отецъ поцѣловалъ свою Мэдлинъ и они возвратились въ большую гостинную
   Многіе изъ моихъ читателей постарше и по благоразумнѣе,-- если только у меня будутъ такіе,-- подумаютъ, можетъ быть, что судья совсѣмъ безразсудно поступалъ при допросѣ своей дочери о такомъ предметѣ, который гораздо удобнѣе было бы потушить, вовсе не говоря о немъ. Но нашъ судья былъ большей чудакъ во многихъ житейскихъ теоріяхъ. Вотъ, напримѣръ, въ отношеніи своихъ дѣтей, онъ имѣлъ престранную теорію, совершенно не сходную съ общепринятою въ практикѣ; онъ считалъ, что самое лучшее: позволять дѣтямъ поступать, какъ имъ угодно, тогда какъ, по общепринятой методѣ, дѣтей слѣдуетъ назидать, предупреждать и запрещать имъ, пока они еще находятся подъ контролемъ родителей. Вѣроятно вслѣдствіи этой-то методы, въ свѣтѣ вообще принято, что дѣтямъ именно того хочется, что родителямъ не нравится. Но судья думалъ иначе. Неиспорченные воспитаніемъ дѣти, любятъ только то, что для нихъ хорошо. Вѣрно онъ имѣлъ достаточныя причины думать, что его дочь не испорчена воспитаніемъ.
   -- Онъ очень хорошій и умный человѣкъ; противъ этого и спору не можетъ быть другъ мой.
   Таковы были послѣднія слова судьи, когда онъ ложился спать.
   -- Но у него ничего нѣтъ, и онъ такъ не красивъ собою.... Ни слова на то не возражалъ судья, не могъ однако онъ не подумать, что именно послѣдній пунктъ слѣдовало бы вполнѣ представить на обсужденіе молодой дѣвушкѣ.
   

ГЛАВА XX.
Ангелъ свѣта помрачается.

   На другой день, судья въ назначенное время посѣтилъ Феликса Грэгама. Онъ посѣтилъ его только во второй разъ, со времени его несчастнаго паденія, и оттого больной ему показался въ болѣе страдательномъ положеніи, чѣмъ тѣмъ, кто его видалъ каждый день.
   -- Я очень радъ слышать, что у васъ кости такія послушныя и такъ скоро срослись. Но все же вы должны поберечься и не трогаться пока съ мѣста. Мы попробуемъ свести васъ съ лѣстницы въ гостиную, и тогда увидимъ: можно ли вамъ уѣхать чрезъ нѣсколько дней?
   -- Мнѣ не хотѣлось бы безпокоить васъ болѣе, чѣмъ это необходимо отвѣчалъ Феликсъ робко.
   Онъ зналъ, что были причины, почему ему не слѣдовало показываться въ гостиной, но не зналъ, что судьѣ эти причины были такъ же хорошо извѣстны, какъ и ему самому.
   -- Вы и не безпокойте насъ болѣе, чѣмъ сколько нужно. Я не принадлежу къ числу тѣхъ людей, которые увѣряютъ своихъ друзей, что отъ нихъ нѣтъ имъ никакого безпокойства. Напротивъ вы именно дѣлаете намъ безпокойство.
   -- Право мнѣ такъ совѣстно, такъ жаль!..
   -- Какъ же! постель надо сдѣлать, кашу сварить... Шекспира-то вѣрно вы знаете наизусть; такъ стало быть, помните, что онъ объясняетъ этотъ предметъ, какъ и всякій другой, въ самомъ лучшемъ и истинномъ свѣтѣ. Леди Макбетъ не говоритъ что ей не стоитъ никакого труда принимать у себя короля. "Трудъ мы услаждаемъ физическимъ безпокойствомъ сказала она:-- вотъ ея-то слова и я теперь повторяю.
   -- Только имѣя въ виду болѣе великодушную цѣль...
   -- Конечно; и въ помышленіи у меня нѣтъ убійствъ. И такъ рѣшено: леди Стевлей, очень рада будетъ завтра видѣть васъ у себя въ гостинной.
   -- Я тоже буду очень счастливъ отвѣчалъ Феликсъ, обѣщаясь въ душѣ переговорить прежде съ Августой.
   -- А теперь, чувствуете ли въ себѣ столько сялы чтобы потолковать со мною объ дѣлѣ?
   -- Конечно.
   -- Вы вѣроятно, слышали о дѣлѣ Орлійской Фермы, въ которомъ замѣшана наша сосѣдка леди Мэзонъ?
   -- О, да, мы какъ-то разговаривали объ этомъ, у васъ за обѣдомъ, дня за два до моего паденія.
   -- Точно такъ, слѣдовательно вы все о немъ знаете,-- покрайней мѣрѣ на сколько это извѣстно вообще въ свѣтѣ. Въ настоящее время, со стороны Джозефа Мэзона, старшаго сына ея покойнаго мужа, приняты мѣры для судебнаго преслѣдованія ее за ложную присягу.
   -- За ложную присягу!..
   -- Да; и въ этомъ случаѣ, съ точки зрѣнія ея враговъ они не имѣютъ недостатка въ данныхъ.
   -- Однако, по какому же случаю могутъ они ее обвинять въ клятвопреступленіи?
   -- А вотъ по какому: она присягнула въ томъ, что въ ея присутствіи покойный мужъ ея и трое свидѣтелей, подписывали одинъ важный документъ. Если они имѣютъ какія нибудь данныя, чтобъ доказать противное этому,-- съ своей стороны я полагаю, что у нихъ нѣтъ никакихъ данныхъ, но положимъ, что имѣютъ -- то имъ легче будетъ приговорить ее за ложную присягу, чѣмъ за подлогъ. Допуская предположеніе, что ея мужъ, никогда не совершалъ такого документа, въ такомъ случаѣ, очевидно, она принесла ложную присягу, клянясь, что сама видѣла, какъ онъ подписывался.
   -- Дѣйствительно, такъ и будутъ говорить.
   -- Но ни въ какомъ случаѣ нельзя фактами доказать, что она сама поддѣлала подписи на документѣ.
   -- Чтобы признать ее виновною въ поддѣлкѣ, требуются самыя неопровержимые доказательства.
   -- Положимъ, что доказательство будетъ представлено, но все же, едвали судъ присяжныхъ рѣшится произнести приговоръ противъ нее, послѣ такого долгаго промежутка времени. Кромѣ того, если преслѣдованіе за поддѣлку окажется безуспѣшно, то оно возбудило бы еще болѣе тяжелое чувство. Успѣшно или неуспѣшно, а это будетъ такъ. Поручительство не было бы принято въ первой инстанціи, а подобное обвиненіе произвело бы сильнѣйшее впечатленіе тѣмъ болѣе, что бѣдная леди потерпѣла гоненіе.
   -- Тѣ, которые дѣйствительно понимаютъ дѣло, едва ли поблагодарятъ за такую пощаду.
   -- Но въ такомъ случаѣ очень мало найдется людей, дѣйствительно понимающихъ дѣло. Важно то, что на нее будетъ подана жалоба за клятвопреступленіе; не знаю, можетъ быть обвинительный актъ уже и представленъ. Вчера я встрѣтился съ мистеромъ Фёрнивалемъ въ городѣ и, по его убѣдительной просьбѣ, обсуживалъ съ нимъ все дѣло. Самъ я скоро начну объѣздъ округа для предстоящихъ весеннихъ засѣданій, но въ Альстанѣ не стану принимать уголовныхъ дѣлъ. Конечно, я и желать не могу чтобы это дѣло было представлено мнѣ на судъ, при такихъ обстоятельствахъ, тѣмъ болѣе что эта леди моя ближайшая сосѣдка... Да вотъ еще что: Фёрниваль желаетъ пригласить васъ защищать это дѣло въ званіи втораго адвоката.
   -- Съ нимъ вмѣстѣ?
   -- Да, съ нимъ,-- и съ Чаффенбрассомъ.
   -- Съ Чаффенбрассомъ! воскликнулъ Грэгамъ, и въ голосѣ его зазвучалъ такой ужасъ, какъ будто ему предлагали вступить въ союзъ со всѣмъ, что есть самаго грязнаго въ адвокатскомъ сословіи,-- что, пожалуй, и было на дѣлѣ.
   -- Да, съ Чаффенбрассомъ.
   -- А какъ вы думаете: хорошо ли это будетъ?
   -- Нѣтъ, сомнѣнія, что мистеръ Чаффенбрассъ чрезвычайно ловкій человѣкъ, и въ подобномъ дѣлѣ, какъ это, можетъ быть даже благоразуміе требуетъ воспользоваться услугами адвоката, который не имѣетъ себѣ равнаго въ необыкновенномъ умѣньи допрашивать свидѣтеля.
   <испорчено> свидѣтеля говорить истину или утаить ее.
   -- Можетъ быть и въ томъ и въ другомъ. Но здѣсь, если допустить подозрѣнія мистера Фёрниваля, свидѣтели по<испорчено> для показанія ложнаго свидѣтельства.
   -- Навѣрное Роунды ничего подобнаго не захотятъ допустить
   -- Вѣроятно, нѣтъ. Я увѣренъ, что старикъ Ричардъ <испорчено> такъ же гнушается подобными дѣлами, какъ и мы съ вами, они принимаютъ свидѣтельства, въ томъ видѣ, какъ они <испорчено>ются имъ. Я полагаю, что во всякомъ случаѣ, одна изъ особъ, подписавшихъ припись духовнаго завѣщанія, теперь намѣрена присягнуть, что это не ея подпись.
   -- Это женщина?
   -- Да, женщина. И вотъ въ такихъ-то случаяхъ, мож<испорчено> само благоразуміе требуетъ прибѣгнуть къ такимъ людямъ, какъ Чаффенбрассъ; да и еще надо вамъ сказать: тутъ же будетъ присутствовать и Соломонъ Арамъ.
   -- И Соломонъ Арамъ?.. И такъ Олд-Бэлей совсѣмъ о<испорчено>
   -- Его яркія свѣтила вѣроятно засіяютъ въ Альстонѣ такъ же, при такихъ обстоятельствахъ, согласны ли вы взяться за защиту этого дѣла?
   -- А вы согласились бы, на то, на моемъ мѣстѣ?
   -- Да, еслибъ я, покрайней мѣрѣ вначалѣ, былъ вполнѣ убежденъ въ невинности моего кліэнта.
   -- Ну, а какъ впослѣдствіи я вынужденъ буду измѣнить свое мнѣніе...
   -- Въ такомъ случаѣ вы будете продолжать согласно тому, что покажетъ дѣло.
   -- Можно-ли подумать день или два?
   -- О, да. Я не взялъ бы на себя порученія передать вамъ просьбу мистера Фёрниваля, еслибы самъ не былъ и увѣренъ, что леди Мэзонъ въ этомъ дѣлѣ жестоко оскорбляема, будь я молодымъ человѣкомъ въ вашемъ положеніи, я непрѣменно бы взялъ на себя защиту этого дѣла con amore, изъ любви къ <испорчено> только для защиты красоты и женственности. Не скажу, что такое дон-кихотство было очень благоразумно; но все<испорчено> вы увѣрены, что справедливость и истина, на вашей сторонѣ, то не будетъ худа даже въ томъ, что вы присоединитесъ къ такимъ людямъ, какъ Чаффенбрассъ и Соломонъ Арамъ, для того только, чтобы дать восторжествовать красотѣ и истинѣ.
   Свиданіе кончилось и судья оставилъ Грэгама, повторивъ нѣсколько радушныхъ выраженій на-счетъ надежды видѣть его завтра въ гостинной.
   На другой день опять пришло два письма изъ Пекгама: одно конечно отъ Мэри Сноу, другое отъ мистриссъ Томасъ. Обративъ сперва вниманіе на письма старшей дамы. Съ великимъ страхомъ, она начала извѣщеніемъ, что перо дрожитъ въ ея рукѣ, но что совѣсть и долгъ вынуждаютъ ее передать мистеру Грэгаму, все, что случилось "слово въ слово", какъ она выражалась.
   Феликсъ посмотрѣлъ на письмо и увидѣлъ, что оно написано на двухъ листахъ почтовой бумаги самымъ мелкимъ почеркомъ и что конецъ его перемаранъ. Она увѣряла, что "ея надзоръ надъ Мари былъ неослабный и попеченія почти материнскіе она имѣла о ней, что въ сущности поведеніе Мари до сего времени могло внушить только неограниченную довѣренность; но въ нынѣшнія времена коварство людское такъ велико -- и особенно это относится къ служанкамъ, которыя по мнѣнію мистриссъ Томасъ, нарочно были подосланы изъ очень дурного мѣста, для того чтобы помогли очень дурному господину -- такъ велико, что нѣтъ возможности ни для одной женщины, какъ бы она ни была осмотрительна, сказать, что это именно то, а не это, или такой-то былъ именно такой". Изъ всего этого Феликсъ понялъ, что мистриссъ Томасъ "была проведена"; но какъ ее провели этого онъ никакъ не могъ узнать, даже достигши до половины третьей страницы.
   Но мало по малу, длинный мотокъ самъ началъ распутываться, когда дошло дѣло до письмеца: "Ангелъ свѣта, но такой же холодный, какъ" и прочее. Оказалось. Мэри Сноу не только что получила любовное письмо, но и отвѣчала на него. Мало того что отвѣчала, да еще и приняла назначаемое ей свиданіе, съ помощью агента, подосланнаго нарочно этимъ ужаснымъ джентльменомъ. Все это мистриссъ Томасъ открыла только послѣ того, какъ нашла любовное письмо и отвѣтъ, на него написанный ангеломъ свѣта. И то и другое почтенная дама переписала своею рукою буквально, вѣроятно въ томъ предположеніи, что оригинальные документы слишкомъ важное достояніе, чтобы ввѣрить его почтѣ. Въ самомъ концѣ излагалось мнѣніе, что если остающійся годъ до замужества будетъ проведенъ взаперти, подъ строгимъ надзоромъ и строжайшимъ руководствомъ, то можетъ быть этимъ можно будетъ достигнуть цѣли и сдѣлать Мэри достойною высокой участи, которая прежде готовилась ей.
   Единственную частичку этого письма прочелъ Феликсъ <испорчено>за,-- это отвѣтъ ангела свѣта ея обожателю:
   "Вы слишкомъ дерзки, что осмѣлились обратиться <испорчено>такъ сурово начиналъ ангелъ свѣта: -- "и почти нѣтъ <испорчено>сти, чтобы я простила вамъ".
   О, еслибъ она могла тѣмъ и покончитъ. Но ея обожатель <испорчено>веталъ ее, уподобивъ ангелу: увы, она была только же <испорчено> тому окончаніе письма было въ немногихъ словахъ, но <испорчено> но нескромныхъ!
   "Но такъ какъ мнѣ надо объяснить вамъ причину, <испорчено> могу болѣе видаться съ вами, то я встрѣчу васъ въ Ч<испорчено> полудни, въ половинѣ четвертаго, на углу докторской ограды<испорчено> разъ у третьяго фонаря".
   Это было ея первое письмо къ обожателю; бѣдняжка выдала себя тѣмъ, что пожелала оставить копію съ него.
   Послѣ этого Грэгамъ принялся за письмо самой Мэри, и такъ какъ письмо ея очень коротко то читатель можетъ самъ прочесть его.
   "Любезный мистеръ Грэгамъ.
   "Никогда еще въ жизни я не была такъ несчастлива такъ, какъ теперь, и право, не знаю, какъ писать къ вамъ. Разумѣется нельзя думать, чтобы вы опять захотѣли меня видѣть или развѣ <испорчено> для того только, чтобы укорить меня за мое вѣроломство. Я почти желаю не видать васъ, потому, что мнѣ тогда <испорчено> стыдно, что лучше бы провалиться сквозь землю... А <испорчено> я совсѣмъ не думаю и не дѣлала ничего дурного и, в<испорчено> съ нимъ, ничего не позволила ему, кромѣ только взять <испорчено> руку -- да и то противъ моего согласія. Но знаю, что <испорчено> наговорила на меня, а кажется ей слѣдовало бы дать <испорчено>тать это письмо, но она обращается теперь со мною <испорчено> что я не знаю, какъ мнѣ вынести такое обращеніе. О <испорчено> всѣ мои вещи, все надѣясь что нибудь отыскать, и <испорчено> нашла кромѣ двухъ писемъ. Развѣ я виновата, что о<испорчено> ко мнѣ, но теперь только я понимаю, что мнѣ неслѣдовало <испорчено> на свиданіе. Онъ очень хорошій молодой человѣкъ и очень <испорчено> въ медицинскомъ сословіи, только я понимаю, что это не помогаетъ дѣлу: а виновата потому что вы всегда были такъ добры ко мнѣ. Не смѣю просить васъ прощенья, но мысль о моемъ бѣдномъ папа почти убиваетъ меня".

"Ваша на вѣки, злополучная и искренно раскадвающаася
"Мэри Сноу".

   Бѣдная Мэри! Найдется ли мущина, который послѣ всего этого сталъ бы сердиться на нее? Во-первыхъ, когда мущина собирается самъ воспитывать для себя жену, то онъ заранѣе не долженъ ничего другого ожидать; да и то сказать: изъ чего было дѣлать столько шуму? Если Грэгамъ рѣшился жениться на Мэри Сноу, то неужели она будетъ худою женою отъ того только, что повидалась съ аптекарскимъ помощникомъ на углу докторской ограды у третьяго фонаря? Грэгамъ, сидя съ этими письмами въ рукахъ, старался всѣми манерами оправдывать ее, и онъ дѣлалъ это тѣмъ съ большей ревностью, чѣмъ сильнѣе чувствовалъ въ душѣ, какъ охотно уцѣпился бы онъ за это дѣло, чтобы разорвать свое обязательство, еслибъ только совѣсть не твердила ему, что это было бы невеликодушно съ его стороны.
   Когда пришелъ Августъ, Феликсъ не показалъ ему писемъ, потому что показать письма значило бы прямо объявить, что теперь дорога для него открыта. Вдобавокъ, теперь онъ не могъ уже заговорить о Мэри Сноу, не затронувъ вопроса о Мэдлинъ Стевлей. Вслѣдствіе всего этого письма были спрятаны и друзья почти все время протолковали о дѣлѣ Орлійской Фермы.
   -- Мнѣ было бы очень пріятно, еслибъ юристы, считали меня достойнымъ заняться этимъ дѣломъ, сказалъ Августъ:-- клянусь честію! ужъ я такъ работалъ бы для этой женщины, какъ я иногда не работалъ бы ни для одной волшебницы, въ какомъ бы видѣ ни предстала она предо мною.
   -- Я точно также готовъ трудиться; но мнѣ не правятся моя сотрудники.
   -- Я не сталъ бы задумываться на этотъ счетъ.
   -- Надѣюсь, однако что не можетъ быть никакого сомнѣнія въ ея совершенной невинности.
   -- Ни малѣйшаго. Мой отецъ не имѣетъ сомнѣнія, и мистеръ Фёрниваль тоже, сэръ Перегринъ тоже никакого, кстати, онъ женится на ней.
   -- Какой вздоръ!
   --... Совсѣмъ не вздоръ. Баронетъ беретъ на себя ея защиту con amore.
   -- Мнѣ было бы очень жаль, еслибъ это въ самомъ дѣлѣ было такъ. Послѣ этого можно подумать, что онъ съума сошелъ, а она очень хитрая женщина.
   Такъ толковали друзья, ни разу не вспомнивъ о Мэри Сноу, ни о предшествовавшемъ разговорѣ, относительно Мэдлинъ Стевлей. Оба чувствовали, что между ними есть что-то и оба также чувствовали, что уклоняться отъ этой дороги нельзя.
   -- А папа-то, кажется, рѣшилъ не выпускать тебя отсюда. Августъ сказалъ это предъ уходомъ.
   -- Не все ли равно: я уѣду дня черезъ два.
   -- Но сегодня ты будешь пить чай внизу вмѣстѣ со всѣми. Какъ только встанутъ изъ-за стола, а сейчасъ же приду за тобою. Предупреждаю тебя, что вѣсть о твоемъ первомъ появленіи, послѣ злополучнаго приключенія, была возвѣщена, съ подобающимъ эффектомъ, и что тебя ожидаютъ съ большимъ нетерпѣніемъ.
   Стевлей оставилъ его.
   И такъ Грэгамъ опять увидитъ Мэдлинъ! Первое его чувство при этой мысли была радость; но скоро ему уже почти хотѣлось уѣхать изъ Нонинсби, не видавъ ее. Въ этой встрѣчѣ не было бы никакой обиды, еслибъ онъ не высказалъ своей тайны Августу; тайна довѣренная одному, пожалуй извѣстна теперь ужь цѣлому дому: во всякомъ случаѣ -- онъ былъ убѣжденъ въ этомъ -- леди Стевлей подозрѣваетъ ее. Вотъ судья, такъ пожалуй ничего тутъ не предвидитъ; иначе онъ не сталъ бы такъ настойчиво приглашать его внизъ и показывать ему столько дружелюбія.
   Но какъ надо вести себя при ней? Ничего не говорить съ нею, такъ на это всѣ обратятъ вниманіе; а между тѣмъ онъ чувствовалъ, что все его самообладаніе не придастъ ему довольно смѣлости, чтобъ говорить съ нею, какъ съ сестрою. И долго ломалъ онъ себѣ голову надъ этимъ вопросомъ, какъ ему вести себя?.. А если онъ рѣшился уже жениться на Мэри Сноу, то не лучше ли ему разомъ схватить быка за рога и опрокинуть его. Тогда Мэдлинъ для него будетъ только сестрою. И такъ у него вышло два положенья: согласно съ однимъ, Мэри Сноу его жена, согласно съ другимъ онъ желалъ жениться на Мэдлинъ Стевлей. Онъ самъ сознавалъ, что между двумя предлагаемыми имъ самимъ невѣстами много разницы: невѣста, которую онъ воспитывалъ для себя, ни въ чемъ не могла равняться съ тою, которая и по характеру и по воспитанію и по рожденію стояла гораздо выше.
   Опять онъ обѣдалъ одинъ; за этотъ разъ мистриссъ Бэкеръ никакъ не могла возбудить его восторговъ, къ приготовленному для него обѣду. А между тѣмъ, она поставила предъ нимъ телятину съ рисомъ м блюдо цвѣтной капусты, отчего слѣдовало бы придти въ въ восторгъ.
   -- Вѣдь мнѣ пришлось за эту капусту выдержать войну съ садовникомъ, сказала она, напѣвая сама себѣ похвалу и видя, что Грэгамъ не начинаетъ расхваливать ее.
   -- Боже мой! вѣдь въ цѣломъ домѣ станутъ говоритъ какъ непріятно имѣть человѣка, за котораго ссорятся люди!
   -- Ни чуть небывало. Но какъ онъ смѣлъ спорить ее мною и говорить "нѣтъ", когда я положила въ умѣ, что "да"? Я сама знаю, что и какъ надо дѣлать. Что-жь тутъ за бѣда? у насъ множество этого добра и ни для кого оно не требуется, развѣ когда гости есть или кто особенно любитъ. Какая польза, говорю я, отъ сада, и къ чему держать садовниковъ, если никакой прибыли нѣтъ? На нихъ нечего смотрѣть. Докушайте-ка это; вы непремѣнно должны покушать, послѣ всѣхъ хлопотъ, которыя я имѣла, стоя надъ нимъ въ такой холодъ, пока онъ срѣзывалъ.
   -- Ахъ Боже мой, мистриссъ Бэкеръ! и кчему вы это такъ безпокоились?
   -- Онъ думалъ, что такъ сейчасъ и подкоситъ меня какъ скажетъ, что потребуется слишкомъ много времени, чтобы избрать цвѣтной капусты; только ошибся: меня не такъ легко надуешь. Все время стояла я надъ нимъ пока не получила, что мнѣ надо было. Сама миссъ Мэдлинъ видѣла, какъ я шла и спрашивала, что мнѣ надо.
   -- Надѣюсь, однако, вы ей не сказало, что я не могу жить безъ цвѣтной капусты?
   -- Я сказала ей, что намѣрена угощать васъ самымъ хорошимъ обѣдомъ, пока вы обѣдаете на верху; а на это она всѣ сказала... но Боже мой! какое вамъ дѣло, мистеръ Грэгамъ, до того, что сказала молодая барышня старухѣ, которую она любитъ. Сегодня вечеромъ вы попадаетесь съ нею и тогда можете сами спросить у нея, стояло ли труда кушать цвѣтную капусту.... А вѣдь недурно приготовлено? Надо сказать это кухаркѣ Аннѣ, хоть она иногда бываетъ большая кропотунья.
   Очень хотѣлось Феликсу спросить, какія слова были произнесены Мэдлинъ, по поводу даже такихъ пустяковъ, но не хватало смѣлости у него. Мистриссъ Бэкеръ, чрезвычайно любила толковать о миссъ Медлинъ, и Феликсъ не сомнѣвался, что скажи онъ ей все, что чувствовалъ, она была бы его вѣрной союзницей.
   Наконецъ настало время пить чай, и Августъ прошелъ за своимъ другомъ, чтобы сопровождать его въ гостиную. Много дней прошло съ тѣхъ поръ, какъ Грэгамъ не былъ въ этой комнатѣ, и самое движеніе еще болѣе раздражало его. Онъ съ трудомъ спустился съ лѣстницы и едва могъ различить нервическою дрожь сломанныхъ костей отъ нервической дрожи разбитаго сердца. Подходя къ гостинной, онъ почти раскаивался, за чѣмъ ее отказался отъ этой встрѣчи, но дверь отворилась и, не успѣлъ онъ придти въ себя, какъ онъ переступилъ уже чрезъ порогъ, и цѣлая дюжина привѣтливыхъ лицъ окружила его.
   -- Вотъ покойное кресло, мистеръ Грэгамъ; его нарочно для васъ подвинули поближе къ камину, сказала леди Стевлей -- я отъ души рада, что вижу васъ и что вы довольно поправились для того, чтобъ опять быть съ нами.
   -- Милости просимъ, сказалъ судья:-- поздравляю васъ, да и Поттингера тоже, съ скорымъ выздоровленіемъ, но позвольте мнѣ сказать, что вы совсѣмъ не похожи на человѣка, который готовъ сейчасъ поскакать въ Лондонъ.
   -- Я чувствую себя очень хорошо, сэръ.
   Тутъ подошла мистриссъ Арботнотъ и ласково привѣтствовала его, за нею миссъ Фёрниваль и еще четверо или пятеро его знакомыхъ; за тѣмъ онъ былъ представленъ двумъ -- тремъ особамъ, которыхъ онъ прежде не видалъ. Мэріанъ то же подошла къ нему, и притомъ съ такими предосторожностями, какъ будто онъ былъ сдѣланъ изъ стекла.
   -- О, мистеръ Феликсъ, мнѣ такъ было жаль, что вы расшиблись и переломали себѣ кости, такъ жаль, что и сказать не умѣю; но надѣюсь, что теперь онѣ не будутъ больше ломаться.
   Тутъ онъ замѣтилъ, что Мэдлинъ то же была въ гостиной и тоже подошла къ нему. По правдѣ сказать, ее тутъ не было, когда онъ вошелъ: по разнымъ стратегическимъ соображеніямъ она рѣшила, что гораздо лучше будетъ слѣдовать позади его. Онъ всталъ чтобы раскланялся съ нею, но леди Стевлей остановила его.
   -- Не вставайте, мистеръ Грэгамъ, сидите спокойно; вы знаете, что больные имѣютъ привиллегіи.
   -- Очень рада, что опять вижу васъ съ нами, сказала Мэдлинъ, откровенно протягивая ему руку, но едва дотрогиваясь до его руки:-- очень, очень рада. Надѣюсь, что вы уѣдете изъ Нонинсби только тогда, какъ совсѣмъ укрѣпитесь. Вы страшно напугали насъ въ тотъ день, когда случилось съ вами это несчастье.
   Все это было сказано свойственнымъ ей сладострастнымъ серебристымъ голоскомъ, безъ всякаго замѣшательства или торопливости, ни чуть не возбуждая подозрѣнія, чтобы это былъ заранѣе заданный себѣ и выученный урокъ. Тайну свою она должна была скрывать и сама себя научила, какъ это сдѣлать. Это ей въ совершенствѣ удалось: таково могущество, которымъ обладаютъ женщины. Мать, не пропустившая не только ни одного слова, но и ни одного звука ея голоса, почувствовала къ ней чрезвычайное довѣріе.
   -- Въ ней гораздо больше характера, чѣмъ я предполагала, подумала Софья Фёрниваль, внимательно слѣдившая за нею.
   -- Не глубоко, видно, засѣло въ ней чувство, подумалъ судья, который, повсему видно, въ такихъ дѣлахъ былъ далеко не такой хорошій знатокъ, какъ миссъ Фёрниваль.
   -- Она заботится обо мнѣ точно мистриссъ Бэкеръ, подумалъ Грэгамъ, который въ этомъ случаѣ былъ самый плохой судья изъ всѣхъ.
   Въ отвѣтъ на такое множество добрыхъ привѣтствій, Феликсъ пробормоталъ нѣсколько невнятныхъ словъ, а Мэдлинъ, исполнивъ заданный себѣ урокъ, удалилась за круглый столъ и занялась приготовленіемъ чая.
   Разговоръ сдѣлался общимъ и обратился на дѣла леди Мэзонъ. Самой леди Стевлей было только что объявлено самимъ сэрогь Перегриномъ, что онъ женится на леди Мэзонъ. Эта вѣсть возбудила общее недовольство, и для дамъ въ осбенности было возмутительно.
   -- Это изъ рукъ вонъ дурно съ ея стороны, сказали мистриссъ Арботнотъ:-- она должна бы понимать, что женитьба въ его престарелыхъ лѣтахъ сдѣлаетъ его посмѣшищемъ и будетъ прискорбна для всего ихъ семейства.
   Сильно возмущены были всѣ дамы кромѣ миссъ Фёрниваль, которая не много говорила, и постаралась оправдать преступленія леди Мэзонъ, слѣдующимъ замѣчаніемъ:
   -- Я не понимаю, почему бы леди Мэзонъ заслуживала большаго порицанія, чѣмъ всякая другая женщина, которая выходитъ за мужъ за человѣка, тридцатью годами старше себя?
   -- А я такъ понимаю, возразила леди Стевлей, въ восторгѣ, что можетъ противорѣчить миссъ Фёрниваль: -- и вы бы точно также поняли это, еслибъ такъ же давно знали сэра Перегрина, какъ я, и еслибъ... еслибъ... но не въ томъ дѣло, а мнѣ по истинѣ очень, очень жаль леди Мэзонъ; я считаю, что ее жестоко и несправедливо оскорбляютъ. Но моя симпатія къ ней была бы еще глубже, еслибъ она не воспользовалась для такой цѣли своимъ вліяніемъ на такого человѣка, какъ сэръ Перегринъ.
   Изъ всего высказаннаго леди Стевлей, читатель видитъ, что она неправа съ начала до конца.
   -- Что касается до меня, замѣтилъ судья,-- то я право не понимаю, какъ бы иначе она могла поступить. Если сэръ Перегринъ просилъ ея руки, то какъ же она могла отказать ему?
   -- Какъ можно такъ говорить, другъ мой! воскликнула леди Стевлей.
   -- Судя, папа, по вашему, каждой женщинѣ слѣдуетъ выходить за перваго человѣка, который дѣлаетъ ей предложеніе, сказала мистриссъ Арботнотъ.
   -- Когда женщина глубоко чувствуетъ всѣ одолженія, полученныя отъ мужчины, то какъ же она можетъ отказать? По моему мнѣнію, сэру Перегрину не слѣдовало дѣлать ей предложенія.
   -- И по моему тоже, подтвердилъ Грэгамъ: -- если только онъ не сдѣлалъ этого подъ вліяніемъ того убѣжденія, что съ именемъ ея мужа, онъ можетъ оказать ей сильнѣйшую пользу, чѣмъ въ званіи простого друга.
   -- И я увѣрена, что онъ вздумалъ на ней жениться только съ этого мыслью, замѣтила Мэдлинъ, издалека, со стороны круглаго стола.
   Въ ушахъ Грэгама голосъ ея зазвучалъ удивительно сладко -- такъ, вѣроятно въ первый разъ, звучалъ голосъ Евы въ ушахъ Адама. Пускай будетъ съ нимъ, что будетъ, но онъ одно только понималъ ясно; жениться на Мэри Сноу онъ никакъ уже не могъ. Еслибъ онъ еще не зналъ, что значитъ истинная прелесть женской граціи, и любви, онъ могъ бы еще жениться на ней и наслаждаться впослѣдствіи благоразумною посредственностью безропотнаго довольства. Но теперь для него невозможны были ни довольство, ни безропотность. Не только онъ самъ былъ бы несчастливъ, да и жена его была бы самая несчастная женщина на свѣтѣ. Сидя въ гостинной, онъ твердо рѣшился, что не женится уже на Мэри Сноу. Бѣдная Мэри! не велика же была ея вина въ этомъ дѣлѣ!
   Когда Грэгамъ вернулся въ свою комнату и слуга, раздѣвавшій его, ушелъ, онъ сѣлъ у камина, закутавшись въ свой халагъ и впалъ въ глубокое раздумье, что ему дѣлать.
   -- Все разскажу судьѣ, рѣшилъ онъ наконецъ -- и если, послѣ этого, онъ не выгонитъ меня изъ дому, то мое ужъ дѣло выиграть битву. Сказавъ это, онъ легъ спать предъ битвою.
   

ГЛАВА XXI.
Нѣтъ, ужъ этого мистриссъ Фёрниваль не намѣрена выносить.

   Когда леди Мэзонъ вышла изъ канцеляріи своего адвоката въ Линкольнс-Иннѣ и проходила изъ Стараго въ Новый сквэръ, ее подстерегала на пути, дородная дама. Надѣюсь, что читатель не забылъ этого факта, и что я не имѣю нужды объяснять, кто это была подстерегающая дама. Мистриссъ Фёрниваль заблаговременно собрала свѣдѣнія, что пришло письмо со штемпелемъ изъ Гэмворта, и желая удовлетвориться, дѣйствительно ли оно написано рукою ненавистной соперницы, она приготовилась дѣйствовать.
   -- Сегодня же я оставлю этотъ домъ, непремѣнно, сейчасъ послѣ завтрака, сказала она своей пріятельницѣ, когда обѣ они сидѣли уныло за столомъ, на которомъ стоялъ чайный приборъ.
   -- Мнѣ кажется, что вы поступите совершенно справедливо, моя милая, отвѣчала миссъ Бигсъ, ваша священная обязанность ниспровергнуть столь нечестивую грѣховность, не только для спасенія вашей души, но и для поддержанія общественной нравственности. Что можетъ быть прекраснѣе и достойнѣе любви, какъ возвышенная сила нравственнаго чувства?
   На этотъ нѣсколько превыспренній вопросъ, мистриссъ Фёрниваль не дала отвѣта. Возвышенная сила нравственнаго чувства вообще хорошая вещь для житейскаго употребленія,-- въ этомъ она не сомнѣвалась; но ея душа въ настоящую нинуту стремилась исключительно къ своему личному дѣлу. Томъ Фёрниваль долженъ отказаться отъ свиданій съ этою негодною женщиною, которая живетъ въ Гэмвортѣ, и отъ ея писемъ -- вотъ былъ объемъ ея настоящаго нравственнаго чувства. Только бы достигнуть такого результата, и она простила бы ему все злобное несчастіе,-- не во гнѣвъ будь это миссъ Бигсъ. Мистриссъ Фёрниваль только простонала въ отвѣтъ на превыспренній вопросъ.
   -- Вы не останетесь здѣсь ночевать? опять спросила миссъ Бигсъ.
   -- Само собою разумѣется не останусь. Не стану я здѣсь ни ѣсть, ни спать, ни жить, пока не узнаю, что всему положенъ конецъ. Я сама продумала планъ, какъ мнѣ все это сдѣлать.
   -- Какой-же? спросила миссъ Бигсъ, загорѣвшись любопытствомъ.
   -- О, не безпокойтесь: я не намѣрена разсказывать его. Бываютъ такія дѣла, которыя нельзя разсказывать ни одной живой душѣ. Про одномъ намекѣ, сердце такъ и разрывается! А ужъ я сдѣлаю, какъ съумѣю.
   Марта Бигсъ чувствовала, сколько тутъ было жестокого для нея; но вмѣстѣ съ тѣмъ она давно знала, что дружба ничего не значитъ, если неумѣетъ терпѣть.
   -- Дражайшая Китти, воскликнула она:-- если искреннее чувство симпатіи можетъ быть полезно вамъ!..
   -- Желала бы я знать нельзя ли найти, на недѣлю, меблированную квартиру, по близости отъ Ред-Ляйон-Сквэра? спросила мистриссъ Фёрниваль, вдругъ перенося разговоръ отъ отвлеченнаго къ вещественному.
   Въ отвѣтъ на то, миссъ Бигсъ конечно предложила свою спальню и домъ своего отца, но ея отецъ быть дряхлый старикъ, и мистриссъ Фёрниваль положительно отказалась безпокоить ихъ. Напослѣдокъ рѣшено было, что Марта немедленно отправится домой и присмотритъ квартиру по близости отъ ея мѣста жительства, между тѣмъ какъ мистриссъ Фёрниваль въ это время отправится по своимъ дѣламъ -- жестокая не хотѣла и намекомъ дать уразумѣть, какого рода были эти дѣла!-- и что къ вечеру обѣ дамы снова свидятся въ гостиной дома на Ред-Ляйон-Сквэрѣ.
   -- А гдѣ же вы будете обѣдать, душенька?
   -- Зайду къ какому нибудь булочнику.
   -- А кто же перевезетъ ваши платья?
   -- Речель позаботится о томъ: вѣдь у нее все на рукахъ; она ужъ знаетъ.
   А Речель была та самая старая служанка, которая жила въ домѣ болѣе двадцати лѣтъ, и обида, нанесенная миссъ Бигсъ, была тѣмъ для нее чувствительнѣе, что ей показалось, будто Речель больше знаетъ, чѣмъ она, такой вѣрный другъ! Мистриссъ Фёрниваль довѣрялась Речель, а ей ничего не хотѣла сказать! Это было въ самомъ дѣлѣ жестоко для чувствительности Марты Бигсъ. Но на перекоръ всему, дружба, истинная дружба, испытанная впродолженіе многихъ лѣтъ и вѣрное терпѣливое достоинство всегда получаютъ достойную награду.
   Такимъ образомъ миссъ Бигсъ отправилась на пріискиваніе квартиры, а мистриссъ Фёрниваль сѣла за столъ и написала письмо къ мужу своему. Написавъ письмо и запечатавъ его, она вручила его Речель съ достодолжными наставленіями, а сама отправилась по своимъ дѣламъ. Письмо было слѣдующаго содержанія.

Гарли-Стритъ.-- Пятница.

Любезнѣйшій Томъ,

   "Ужъ этого я не намѣрена выносить и потому считала за лучшее оставить нашъ домъ и уѣхать. Мнѣ очень грустно, что я вынуждена рѣшиться на такой поступокъ, и желала бы я по прежнему многое вытерпѣть, но тутъ происходятъ такія вещи, которыя ужъ не могу выносить -- не могу, и не хочу. Знаю я, что жена обязана повиноваться своему мужу, и я вѣкъ свой повиновалась тебѣ, не считая этого за тяжелое бремя даже и тогда, когда ты такъ часто оставлялъ меня въ одиночествѣ; но жена не обязана равнодушно смотрѣть, какъ какая нибудь мошенница будетъ торчать у нее подъ носомъ -- я я не могу и не хочу болѣе выносить этого... Двадцать пять лѣтъ прошло послѣ нашей свадьбы... вѣдь это ужасно только подумать, что послѣ двадцатипятилѣтняго сожительства, я вынуждена на такой поступокъ! Мнѣ кажется, что я готова отъ этого съума сойти! вотъ тогда, какъ я помѣшаюсь окончательно, тогда ты можешь дѣлать все, что тебѣ угодно.
   "А теперь, Томъ, мнѣ хочется сказать тебѣ одно слово. Не можешь же ты думать, чтобы мнѣ весело было покинуть свой собственный домъ, гдѣ я такъ долго жила, окруженная уваженіемъ, покинуть тебя, котораго я всегда любила и люблю всѣми силами сердца! Я чувствую себя отъ этой необходимости до того несчастною, что готова была бы цѣлый день плакать и кричать, если бъ этому не мѣшала гордость; слуги пожалуй услышатъ. Какъ подумаешь, до чего у насъ дошло послѣ всего этого! О Томъ! могла ли я ожидать отъ тебя на старости лѣтъ, послѣ того, что ты дѣлалъ меня, такою счастливою и притомъ впродолженіи столькихъ лѣтъ, въ Кеппель-Стритѣ! И неужели ты никогда не вспомнишь объ этихъ дняхъ, когда мы были съ тобою такъ счастливы?... Тогда никого не было, кого ты бы желалъ видѣть, кромѣ меня -- я вполнѣ увѣрена въ томъ. Тогда ты всегда возвращался прямо домой и я никогда не воображала ничего дурнаго, хотя ты по цѣлымъ часамъ не говорилъ ни одного слова со мною, потому что тогда, ты свято исполнялъ свой долгъ. А теперь, Томъ, теперь ты не исполняешь своего долга. Да ты не исполняешь своего долга, потому что никогда дома не обѣдаешь, потому что возвращаемся домой до того налившись виномъ, что только и знаешь, что говоришь неприличныя слова, ругательства и проклятія; потому что эта гадкая женщина приходитъ къ тебѣ на свиданіе въ твою канцелярію. И не говори мнѣ, что она проходитъ будто для законныхъ дѣлъ. Барыни не приходятъ въ канцелярію адвоката для законныхъ дѣлъ; все это дѣлается посредствомъ аторнеевъ. Вѣдь я помню, какъ ты бывало говаривалъ, что ни за что на свѣтѣ не хочешь вести переговоры съ самими кліэнтами, а между тѣмъ съ нею ведешь переговоры!
   "О, Томъ! за что ты меня оскорбляешь? За что дѣлаешь такою несчастною?... Я могу простить тебѣ все, никогда не заикнуться ни на одномъ словѣ, которое могла бы огорчить тебя, если только ты дашь обѣщаніе некогда болѣе не разговаривать съ этою женщиной... Разумѣется мнѣ пріятно было бы видѣть тебя за обѣдомъ дома, но я и это могла бы вынести. Ты самъ пробилъ себѣ дорогу въ свѣтѣ, такъ можетъ быть и справедливо желаешь наслаждаться своими трудами... И не думаю, чтобы для тебя было полезно наѣдаться въ клубѣ и боюсь, чтобы ты не получалъ подагры; но я не стану приставать къ тебѣ и за то. Пришли мнѣ одну только строчку, что ты обѣщаешь повидаться болѣе съ нею, и я тотчасъ же возвращусь въ Гарли-Стритъ. Если ты не можешь принудить себя разстаться съ нею, то ты.-- Мы должны... получить... разводъ. Многое могла я выносить, но ужъ этого не намѣрена вынести -- не могу, и не хочу.

"Нѣжно любящая жена
"К. Фёрниваль.

   "И не ужели ты никогда не вспомнишь объ тѣхъ дняхъ, пока мы были съ тобою такъ счастливы въ Кеппель-Стритъ! Увы! какъ часто въ послѣдующей жизни, полной счастливыхъ успѣховъ, когда битвы предлагаются и выигрываются, когда вся внѣшность вокругъ улыбается, какъ часто вспоминаются прежніе счастливые дни въ какомъ побудь Кеппель-Стритѣ! Не надежда награды дѣлаетъ насъ счастливыми и даже не полученныя уже награды,-- хотя для нѣкоторыхъ людей короткіе полчаса тріумфа довольно привлекательны -- нѣтъ! борьба, долгіе горячіе часы честной битвы, тяжелый трудъ, когда губы цѣлы, кожа смокла и загрубѣла отъ пота и пыли, когда все -- сомнѣніе и даже безнадежность, когда человѣкъ долженъ довѣряться только своимъ собственнымъ силамъ, зная, что довѣряться окружающему нельзя -- вотъ оно счастливѣйшее время жизни! Нѣтъ блаженства въ зтомъ мірѣ, равнаго двѣнадцати часовой работѣ, которую надо кончить только въ шесть часовъ! И чѣмъ не надежнѣе плата за трудъ, тѣмъ выше внутреннее сознаніе. О, дни счастья въ Кеппель-Стритѣ или въ другомъ какимъ трудовомъ уголку, за умѣренную плату понедѣльно!... Они были для насъ, а теперь для другихъ, и вѣчно будутъ для всѣхъ, счастливѣйшими днями жизни! Какъ свѣтла тогда любовь, сколько поэзіи! Тамъ и симъ сверкали молніи ума и остроумія, и какъ они мѣтки, какъ согрѣваютъ сердца. А непривычная бутылка! Право, мнѣ кажется, вино съ тѣхъ поръ потеряло свой лучшій букетъ!... Да, въ мірѣ нѣтъ ничего подобнаго по внутреннему наслажденію, какъ долгій трудъ, тяжелый, утомительный трудъ, за который оплата ненадежна, но трудъ, въ которомъ труженникъ вѣрить себѣ, вѣритъ въ его пользу и честность. Дайте ему еще другаго, кто вѣритъ ему самому, и увѣряю васъ, тогда онъ ни въ чемъ болѣе не будетъ нуждаться. "Увы! не ужели же ты никогда не вспомнишь о тѣхъ дняхъ, когда мы было съ тобою такъ счастливы, въ Кеппель-Стритѣ!"
   Повѣрьте, ничто не дѣлаетъ человѣка такимъ непріятнымъ, и ни ничто не превращаетъ такъ скоро дорогого друга въ щекотливаго знакомаго, какъ успѣхъ. Человѣкъ, которому все удалось, ѣстъ слишкомъ много и желудокъ безпокоитъ его; пьетъ слишкомъ много -- вотъ и носъ сталъ у него багряновидный. Ему вѣчно недостаетъ наслажденія и возбужденія, вотъ онъ и блуждаетъ тамъ и сямъ, ища удовлетворенія своихъ потребностей, но ищетъ именно въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ ихъ никогда не бываетъ. Онъ пресытился банковыми билетами и все, что не пахнетъ золотомъ, ему уже не повкусу. Солома въ омнибусѣ вѣчно скверно пахнетъ, подкладка въ кэбѣ вѣчно засалена, во всемъ Лондонѣ едва ли найдется три дома, гдѣ можно порядочно поѣсть... А давно-ли это было, что кусокъ жаренаго гуся, поданный за шиллингъ въ какомъ нибудь смиренномъ трактирѣ, казался чрезвычайно вкуснымъ!... Мистриссъ Джонсъ, мистриссъ Гринъ и всѣ прочія мистриссы на свѣтѣ, кажутся такъ скучны, глупы, пошлы, что терпенья нѣтъ выносить!-- театры нагоняютъ тоску, политика безъ соли... О! успѣхъ неизбѣжно приноситъ несчастье въ жизни, но тому несчастному, кто поздно только его познаетъ.
   Написавъ письмо и запечатавъ его, мистриссъ Фёрниваль подвинула къ камину тяжелое кресло и сѣла, чтобы пораздумать о своемъ прошедшемъ, а письмо все держала въ рукахъ. Въ это утро, она не очень тщательно заботилась о своемъ туалетѣ, что впрочемъ очень натурально. Свѣтскія заботы были въ тяжесть ей, да и Томъ не очень настаивалъ, чтобъ она показывалась въ свѣтѣ. Волосы у нея были растрепаны, лице красно, и едва ли достало бы у нея терпѣнія поправить воротничокъ. На видъ она была неопрятная, сварливая, угрюмая женщина, но въ сущности, сердце ея было преисполнено нѣжности, и даже переполнено. Она любитъ своего Тома такъ же, какъ и прежде его любила -- даже болѣе, когда подумаетъ, что должна покинуть его! Не все ли онъ составляетъ для нее? Не всю ли жизнь она провела въ томъ, чтобы любить его, до обожанія? И не ужели же она не можетъ простить ему?
   Простить ему! О, да! она готова отъ частаго, вѣрнаго, любящаго сердца произнести прощеніе, если только онъ захочетъ принять его!... Не лучше ли бросить въ огонь это письмо и послать Речель сказать миссъ Бигсъ, что квартиры уже не надо, и потомъ броситься къ ногамъ Тома, и умолять его сжалиться надъ нею? Все это она сдѣлала бы отъ искренняго сердца, и выбрать самыя нѣжныя, страстныя и поэтическія слова, не хуже любой двадцатилѣтней красавицы. Но она сама чувствовала, что такія слова ни какъ не выльются съ ея языка, хоть она и могла бы придумать ихъ заранѣе, сидя здѣсь у камина. Она и пробовала, но ей все не удавалось. Для этого нужно, чтобы не только она была готова на нѣжность, но чтобы и онъ былъ къ тому же расположенъ и притомъ въ туже минуту. Ну а что, если онъ оттолкнетъ ее и назоветъ сумасшедшею дурою, когда она бросится къ его ногамъ, что тогда съ нею будетъ? Нѣтъ: она должна уѣхать, а письмо будетъ ему передано. Если суждено имъ опять соединиться и жить согласно, то это можетъ случиться и послѣ ея отъѣзда.
   Мистриссъ Фёрниваль пошла наверхъ и кликнула Речелъ, около получаса продолжалось ихъ совѣщаніе. Потомъ мистриссъ надѣла шляпку и шаль и, выйдя изъ дому, сѣла въ приготовленный ей кэбъ и укатила,-- куда? никто въ Гарли-Стритѣ того не зналъ, кромѣ самой мистриссъ Фёрниваль и извощика. Все это время, Спунеръ простоялъ у дверей и смотрѣлъ съ пресерьезнымъ видомъ, какъ уѣзжала барыня.
   -- Никогда уже она не переступитъ чрезъ порогъ этого дома -- вотъ что! сказалъ Спунеръ.
   -- Само собою разумѣется и не захочетъ, отвѣчала Речель:-- и будетъ гораздо счастливѣе, чѣмъ была съ тѣхъ поръ, какъ переѣхала въ этотъ домъ.
   -- Будь я не на мѣстѣ барина, продолжалъ Спунеръ: -- не сталъ бы я хлопотать изъ-за старой бабы и не повернулъ бы ее назадъ.
   Услышавъ слова, столь оскорбительныя для всего прекраснаго пола, Речель не удостоила Спунера отвѣтомъ и ушла къ себѣ на верхъ.
   Вотъ послѣ этого-то, мы видѣли мистриссъ Фёрниваль, подстерегающею леди Мэзонъ, когда она выходила изъ канцеляріи въ Линкольнс-Иннѣ. Ревнивая жена чувствовала, но не совсѣмъ была увѣрена, что это леди Мэзонъ, потому что въ этомъ проходѣ, гдѣ она стерегла, было уже темно, да и изъ другихъ квартиръ могли выходить разныя женщины и идти туда же. Будь она увѣрена, что это и есть ея ненавистная соперница, не прочь бы она и руки на нее наложить, даромъ что эта было по близости палаты лорда Канцлера. Вотъ причина, почему несчастная, убитая горемъ женщина прошла мимо нея благополучно, и когда она уже подошла къ другому выходу и свѣтъ упалъ на нее, тогда только мистрисъ Фёрниваль увѣрилась, что эта женщина и есть та, которую ей нужно.
   -- Не безпокойся, подумала мистриссъ Фёрниваль: -- не уйдешь ты отъ моихъ рукъ! Ему я могу простить, если только онъ попроситъ прощенья, но ей... Будетъ что будетъ, а жива я не буду, если не выскажу ей прямо въ лице, того что думаю и ея поведенія!
   И бросивъ взглядъ на окно мужа, она вышла изъ старыхъ воротъ и пѣшкомъ отправилась въ No 23 Ред-Ляйон-Сквэра.
   -- Рада, очень рада, что рѣшилась на это, говорила она про себя:-- тутъ нечего ужъ больше дѣлать, коли дѣла пошли такимъ путемъ.
   Съ готовымъ планомъ въ головѣ, она постучалась у дверей своего друга.
   -- О, какая радость! воскликнула Марта Бигсъ, отворяя все настежъ: двери, глаза, ротъ, руки и сердце.
   -- Наняли вы мнѣ квартиру? спросила мистриссъ Фёрниваль.
   -- Наняла, сейчасъ подлѣ! въ Орэндж-Стритѣ. Боюсь только, чтобъ не показалась вамъ немножка мрачна и скучна... Ну чтожъ вы сдѣлали?
   -- Ничего я не сдѣлала и не думаю, чтобы мнѣ показалось тамъ мрачно и скучно: не можетъ быть нигдѣ мрачнѣе, чѣмъ въ Гарли-Стритѣ.
   -- Притомъ же я буду всегда подлѣ васъ, не правда ли?
   -- Гмъ!.. мнѣ хотѣлось бы сей-часъ пойти и самой распорядиться.
   Такъ она и сдѣлала; нѣжная Марта сопровождала ее, и такимъ образомъ дѣла были покончены.
   Вотъ- планъ, придуманный мистриссъ Фёрниваль: ѣхать тотчасъ же въ Гэмвортъ, а оттуда въ Орлійскую Ферму, гдѣ по ея мнѣнію, жила леди Мэзонъ. До того времени она ни отъ кого не слова неслыхала о возобновляемомъ процессѣ, кромѣ того, что мистеръ Фёрниваль ей сказалъ, будто леди Мэзонъ бываетъ у него по судебнымъ дѣламъ. Станетъ она вѣрить такимъ росказнямъ!-- не такъ она слѣпа и не такъ глупа! Какія бы тамъ не были судебныя дѣла, ни когда не станутъ прекрасныя и богатыя вдовы, имѣть безпрерывныя свиданія съ своими адвокатами, да еще въ ихъ канцеляріи. Во всякомъ случаѣ, мистриссъ Фёрниваль взялась сказать имъ обоимъ, что долженъ быть конецъ ихъ свиданіямъ. Да, она отправится въ Орлійскую Ферму и будетъ имѣть свиданіе съ леди Мэзонъ. Можетъ быть тогда дѣла не пойдутъ дальше.
   На другой день она получила отъ мужа своего письмо, содержаніе котораго отсрочило на время ея дѣятельныя мѣры.

Милая Китти,

   "Кажется ты съ-ума сошла. Если не для меня, то для своей дочери, ты не должна бы покидать своего дома. Все, что ты городишь о бѣдной женщинѣ, такъ нелѣпо, что и отвѣчать на то не стоитъ. Еслибъ ты порядкомъ поговорила со мною, то я разсказалъ бы тебѣ такія вещи, которыя совершенно успокоили бы тебя, покрайней-мѣрѣ въ этомъ отношеніи. Я не могу передавать тебѣ этого въ письмѣ, и тѣмъ менѣе въ присутствіи твоего друга миссъ Бигсъ.
   "Надѣюсь, что ты сей часъ же вернешься домой; но будь увѣрена, что я не стану увеличивать надѣланныхъ тобою глупостей, принуждать силою тебя вернуться. Можетъ быть денегъ у тебя недостаточно, такъ вотъ прилагаю тебѣ при письмѣ, пятьдесятъ фунтовъ. Надѣюсь, что ты вернешься, прежде чѣмъ истратишь ихъ; въ противномъ случаѣ, пришлю еще, какъ только потребуешь.

Какъ всегда любящій тебя
Т. Фёрниваль

   Въ этомъ письмѣ было отсутствіе гнѣва, угрозы и коварства, такъ, что оно почти побѣдило ее. Неужели она ошиблась на счетъ леди Мэзонъ? Не должна ли она была сама отправиться къ нему и выслушать отъ него самаго всю истину, прежде чѣмъ объявить вторженіе въ непріятельскіе станъ на Орлійскихъ земляхъ? Сверхъ того она была тронута, почти побѣждена, присылкою денегъ. Затрудненія въ денежномъ отношеніи, ярко представились въ ея головѣ и она сильно призадумалась. Она не могла жить вдали отъ него, если онъ не будетъ давать ей денегъ,-- покрайней-мѣрѣ долго, не можетъ прожить. Онъ всегда былъ очень щедръ на деньги такъ что она имѣла при себѣ маленькій запасъ. У нея, кромѣ того, были собственныя драгоцѣнныя вещи, и хотя она и прежде уже рѣшилась ничего не брать, не сказавъ ему, что намѣрена съ тѣмъ дѣлать, однако все же могла при надобности прожить этимъ мѣсяцевъ двѣнадцать, а можетъ быть и больше, если соблюдать строгую экономію. При настоящемъ настроеніи духа она радовалась даже мысли, что въ будущемъ предстоятъ ей лишенія и нужды. Она будетъ донашивать старыя платья, все время станетъ проводить за чтеніемъ проповѣдей, вставать рано и не заботиться о томъ, что будетъ ѣсть и пить; короче, будетъ терпѣть горькую жизнь,-- и радовалась этому.
   Но эта присылка пятидесятифунтоваго билета, это предложеніе прислать еще болѣе, если ей нужно -- все это поколебало ее. Вѣдь этакъ пожалуй ей можно жить въ Орэндж-Стритѣ со всевозможнымъ конфортомъ, держать даже свой экипажъ, если ей нравится: она видитъ, что банковые билеты безъ всякаго ограниченія готовы сыпаться на нее!.. А онъ будетъ поживать себѣ въ Гарли-Стритѣ, видаться съ леди Мэзонъ, сколько душѣ угодно! Софья будетъ хозяйкой дома, и Леди Мэзонъ не будетъ туда показываться.... Но такое сочетаніе обстоятельствъ не приходилось по вкусу мистриссъ Фёрниваль.
   Все это замедлило исполненіе ея предначертаній на этотъ день; но предъ тѣмъ какъ ложиться ей спать, она снова уже рѣшилась во что-бы-ни-стало ѣхать въ Гэмвортъ. Нѣтъ, Томъ навѣрное обманываетъ ее; въ этомъ она чувствовала себя морально убѣжденною. Чтобы ни было, а она поѣдетъ въ Гэмвортъ и довѣритъ только собственному уму: распутать истину всего этого дѣла.
   

ГЛАВА XXII.
Это совершенно, совершенно невозможно.

   Какъ все печально стало въ Кливѣ! Скоро поняли слуги, что свадьбѣ не бывать, и вѣсть о томъ еще скорѣе разнеслась по сосѣдству и въ Гэмвортѣ. Но ни кто не зналъ причины,-- кромѣ трехъ особъ; женщины, совершившей преступленіе и двухъ друзей, которымъ она призналась въ томъ. Въ ту же ночь, леди Мэзонъ написала нѣсколько словъ своему сыну:

Милый мой Люцій,

   "Все кончено между мною и сэромъ Перегриномъ! Я считаю, что такъ и лучше. Пишу къ тебѣ, не теряя ни минуты, чтобы ты прежде всѣхъ узналъ объ этомъ. Пока я еще останусь здѣсь съ моими дорогими друзьями.

Твоя любящая мать,
М. Мэзонъ".

   Письмо было написано по настоянію мистриссъ Ормъ и даже подъ ея диктовку, кромѣ двухъ-трехъ словъ. "Я остаюсь здѣсь съ моими дорогими друзьями," подсказала мистриссъ Ормъ, во леди Мэзонъ возстала противъ этихъ этикетовъ, говоря, что она не смѣетъ и не имѣетъ уже права называть ихъ своими друзьями.
   -- Разумѣется можете и должны, сказала мистриссъ Ормъ, крѣпко опираясь на ея плечо.
   -- Въ такомъ случаѣ поправлю и напишу, что остаюсь съ вами.
   Но мистриссъ Ормъ не позволила.
   -- Нѣтъ, говорила она, такъ лучше будетъ,-- сэръ Перегринъ этого захочетъ; я увѣрена въ томъ. Онъ совершенно согласенъ со мною въ мнѣніяхъ.
   Она не успѣла окончить фразы, какъ письмо было уже распечатано и переписано сызнова.
   Еще короче былъ отвѣтъ, присланный Люціемъ на другой день предъ завтракомъ.

"Любезная Матушка,

   "Очень радъ, что такъ случилось.

Вашъ любящій сынъ Л. М."

   Письмо онъ послалъ, но самъ не пошелъ съ нею повидаться; такъ и не было между ними никакихъ сношеній....
   Какъ все печально стало въ Кливѣ! Перегринъ зналъ, что свадьба разстроилась, что дѣдушка съ леди Мэзонъ не должны болѣе встрѣчаться; но ничего не понималъ, что за причина всего этого. Въ тотъ день, она не выходила ни къ обѣду, ни вечеромъ; также и на слѣдующій день она все не показывалась. Перегринъ началъ догадываться, что что-нибудь да случилось необыкновенное въ то свиданіе, въ библіотекѣ послѣ завтрака, но терялся въ предположеніяхъ: что бы такое это могло быть? Онъ не сомнѣвался, что леди Мэзонъ, согласно данному обѣщанію, сказала сэру Перегрину, что свадьба ихъ не можетъ состояться; но все же онъ ни какъ не могъ допустить мысли, чтобъ только это одно могло произвести такую тяжелую перемѣну, такое гробовое молчаніе въ домѣ. Еслибъ они поссорились, леди Мэзонъ отправилась бы домой; между тѣмъ, она вовсе и не собиралась изъ Клива. Но если свадьба разстроилась безъ непріятностей, за чѣмъ же такое таинственное заключеніе ея въ двухъ комнатахъ, такъ что ни кто не видитъ ее, кромѣ его матери?
   И у него самаго тоже лежали на сердцѣ тяжкія печали. Въ то утро, сэръ Перегринъ предложилъ ему прогуляться верхомъ, съ намѣреніемъ заѣхать въ Нонинсби и переговорить съ отцомъ Мэдлинъ. Мы знаемъ, что это намѣреніе осталось неисполненнымъ. Обдумывая все это, Перегринъ видѣлъ, что дѣдъ не въ состояніи въ такое время, съ усердіемъ приняться за его дѣло. Какимъ образомъ или въ какихъ словахъ вынудили дѣда оставить мысль объ его бракѣ, Перегринъ не зналъ, но ясно видѣлъ, что это тяжело легло на душу старика, что это сокрушало его сердце. Цѣлое утро онъ скрывался одинъ въ библіотекѣ, а когда пришелъ вечеромъ къ обѣду, то съ трудомъ могъ сказать нѣсколько словъ. Лицо его блѣдно, ноги медленно и тяжело передвигались. Онъ попробовалъ улыбнуться, подойдя къ своей невѣсткѣ; но отъ этой улыбки стало на сердцѣ еще тяжелѣе. Перегринъ замѣтилъ, что дѣдъ его ничего не ѣлъ. Сэръ Перегринъ былъ по прежнему благосклоненъ къ своимъ слугамъ, почтителенъ и внимателенъ къ мистриссъ Ормъ, очень ласковъ къ внуку, но видно было, что на душѣ его тяжело, что какая-то невыносимая печаль угнетала его. На другой день было то же самое,-- тогда внукъ понялъ, что ему нельзя разсчитывать на помощь дѣда въ Нонинсби.
   Тотчасъ послѣ завтрака, Перегринъ сѣлъ на лошадь и, никому не говоря о своемъ намѣреніи, да и врядъ ли имѣя какое особенное намѣреніе, поѣхалъ по направленію къ Альстону. Онъ не поѣхалъ по большой дорогѣ, но чрезъ Кливскіе лѣса выѣхалъ на общій выгонъ, откуда, повернувъ на лѣво, могъ бы проѣхать въ Орлійскую Ферму; но поднявшись въ гору, онъ вдругъ взялъ направо и поскакалъ по открытому полю къ забору, чрезъ который и перескочилъ. Оттуда онъ поѣхалъ по зеленой тропинкѣ, и наконецъ очутился предъ лѣсомъ, отъ котораго отдѣляло его только поле. Онъ хорошо зналъ мѣстность и направленіе, по которымъ ѣхалъ. Этотъ лѣсъ и это поле Перегринъ въ жизнь не забудетъ. Вотъ двойной ровъ и валъ, чрезъ которые Гарріэтъ перепрыгнула съ такою молодецкою удалью. А вотъ то мѣсто, гдѣ онъ такъ долго стоялъ на колѣняхъ, поддерживая Феликса Грэгама, лежавшаго на немъ безъ силъ и слова. А тамъ, на той сторонѣ, сидѣла на лошади Мэдлинъ, блѣдная, съ испугомъ и тоскою на лицѣ, осыпая его вопросъ за вопросомъ о томъ, кто ушибся.
   Перегринъ шагомъ блуждалъ около рва наконецъ остановилъ лошадь, присматриваясь къ памятнымъ мѣстамъ. Тутъ пришла ему мысль, что человѣкъ для котораго онъ такъ дружески и съ такимъ усердіемъ хлопоталъ, сдѣлался его злѣйшимъ врагомъ. А еслибъ онъ, Перегринъ Ормъ, сломалъ бы себѣ руки, ребра, пожалуй даже шею, поскакала ли бы она также, забывъ себя и всѣхъ, слышалось ли бы живое участіе въ ея голосѣ, какъ было тогда, когда она узнала, что это Грэгамъ упалъ и расшибся? А онъ все продолжалъ свое дѣло и также усердно помогалъ переносить больнаго и услуживать ему, хотя чувствовалъ уже, что имѣлъ право ненавидѣть его. Потомъ, въ Нонинсби, онъ все продолжалъ служить ему, какъ другу, оказывать ему усердныя попеченія, хоть чувствовалъ, что этотъ человѣкъ его недругъ -- не потому онъ это дѣлалъ, что былъ неискрененъ: неискренность или хитрость не имѣли мѣста, въ его сердцѣ. Но Грэгамъ не сдѣлалъ ему ничего дурнаго, былъ добрый товарищъ и, по всѣмъ извѣстнымъ ему общественнымъ законамъ, имѣлъ право на его любовь и попеченія. Они сидѣли на одной скамьѣ и сошлись, когда одинъ изъ нихъ былъ въ бѣдѣ. По всему случившемуся, Ормъ долженъ былъ считать себя другомъ Грэгама, а все-же какъ ему нечувствовать, что онъ долженъ ненавидѣть Грэгама!
   А между тѣмъ Перегринъ все смотрѣлъ на загородку у двойнаго рва, желая... желая... нѣтъ, навѣрное, онъ нежелалъ, чтобы Грэгамъ сломалъ себѣ шею, но желалъ только, чтобы, падая съ лошади, онъ упалъ бы въ мнѣніи одного дѣвическаго сердца или лучше желалъ самъ упасть, переломать себѣ руки, ребра и подвергнуться всѣмъ опасностямъ, лишь бы знать, что къ нему относилось участіе, которое выказалось тогда въ этихъ глазахъ и въ этомъ голосѣ.
   Вдругъ онъ быстро повернулъ лошадь и, не давая себѣ времени обдумать, бросился прямо къ загородкѣ. Скачокъ изъ лѣсу въ поле былъ труденъ, но изъ поля въ лѣсъ еще опаснѣе: прыжокъ долженъ быть выше, и шире. Но Перегринъ не выбиралъ теперь удобнѣйшаго мѣста для прыжка, а пришпорилъ лошадь именно на томъ мѣстѣ гдѣ упалъ его соперникъ. Тутъ еще сохранились слѣды лошади, когда Грэгамъ, думая посторониться, упалъ въ ровъ головою впередъ. Валъ при этомъ еще и осыпался, и видно еще было въ лѣсу то мѣсто, которое разсудительный всадникъ долженъ бы выбрать чтобы перескочить.
   Лошадь знала нравъ своего господина и, что еще важнѣе, знала силу его энергіи и потому не колеблясь вскочила на валъ, но какъ я уже сказалъ, ей не было дано достаточно времени, чтобы она могла осмотрѣться и выбрать мѣсто, гдѣ ей ловчѣе стать послѣ прыжка; она прыгнула и прыгнула хорошо, но не могла вскочить на самую вершину вала. Бѣдное животное, напрягши всѣ силы, все-таки не могло донести свои заднія ноги до прочной точки опоры; съ минуту она, карабкаясь передними ногами, пробовала удержаться, и за тѣмъ медленно скатилась въ ровъ; потомъ, выкарабкавшись изъ грязи, поднялась на ноги и преспокойно вернулась въ поле. Перегринъ Ормъ все-таки оставался въ сѣдлѣ; его ноги до того привыкли къ сѣдлу, что онъ могъ усидѣть на лошади, чтобы она съ нимъ ни дѣлала. Очутившись опять въ полѣ, онъ объѣхалъ кругомъ на большое пространство, погоняя хлыстомъ свою лошадь и вдругъ снова направилъ ее къ тому же мѣсту ограды. Благородное животное мужественно двигалось, и ловко уклонившись отъ опаснаго мѣста, куда Перегринъ еще разъ старался ее направить, полнымъ скачкомъ скакнула съ неровнаго мѣста и смѣло коснувшись вала, съ быстротою молніи перенесла своего господина въ лѣсъ.
   -- Экъ ее вынесло! воскликнулъ Перегринъ въ сердцахъ на лошадь, какъ будто она сдѣлала свое дѣло очень дурно.
   Потомъ онъ медленно поѣхалъ чрезъ лѣсъ около рва, выѣхалъ къ фермѣ Монктон-Грэнджъ и вскорѣ очутился у воротъ Нонинсби.
   Въ головѣ у него не было составлено плана дѣйствій: онъ не рѣшилъ заранѣе кого ему надо будетъ просить, или даже надо ли еще посѣтить ему замокъ. Привратница отворила предъ нимъ ворота, онъ машинально въѣхалъ, спросивъ: дома ли кто-нибудь? Судья съ мистеромъ Августомъ уѣдали, но барыня и другія дамы дома; мистеръ Грэгамъ еще не выѣзжалъ и она не знала, когда онъ уѣдетъ. Вооруженный такими свѣденіями, Перегринъ подъѣхалъ къ конюшнямъ и отдалъ свою лошадь груму.
   -- Леди Стевлей дома, сказалъ слуга у подъѣзда:-- не угодно ли будетъ мистеру Орму пожаловать въ гостинную, гдѣ находятся теперь молодыя леди?
   Но мистеру Орму не угодно было пожаловать въ гостинную, а захотѣлось ему пройти въ слишкомъ знакомую ему маленькую библіотеку, приказавъ доложить о себѣ леди Стевлей.
   -- Долго я ни какъ; смогу оставаться, сказалъ онъ:-- но мнѣ желательно повидаться съ леди Стевлей.
   Чрезъ нѣсколько минутъ пришла леди Стевлей, привѣтствуя его самою привѣтливою улыбкою и протягивая ему обѣ руки.
   -- Мой дорогой мистеръ Ормъ, я очень рада васъ видѣть; за чѣмъ вы отъ насъ уѣхали такъ неожиданно?
   Проходя чрезъ залу, леди Стевлей соображала, какъ ей лучше принять любимаго ею молодого человѣка, и нашла, что вотъ такъ именно -- будетъ лучше.
   -- Леди Стевлей, сказалъ Ормъ: -- я пріѣхалъ переговорить съ вами... Говорила ли вамъ, дочь ваша о чемъ нибудь?
   -- Кто?... Мэдлинъ?
   -- Да, Мэдлинъ, я хотѣлъ сказать миссъ Стевлей, говорила ли она вамъ что нибудь обо мнѣ?
   -- Да, говорила. Прошу покорно садиться, мистеръ Ормъ; такъ намъ будетъ удобнѣе потолковать.
   Перегринъ между тѣмъ все стоялъ и произносилъ свои слова съ такимъ рѣшительнымъ, несдержаннымъ и почти свирѣпымъ видомъ, какъ будто, дѣлая предложеніе дочери, онъ намѣревался вызвать на дуэль все семейство, если ему откажутъ. Леди Стевлей вполнѣ понимала его обращеніе и его натуру, и кажется еще болѣе любила его за эту стремительность.
   -- Она говорила со мною и разсказывала о томъ, что происходило между вами въ послѣдній разъ, какъ вы здѣсь были.
   -- Чего же вы удивляетесь, что я тогда такъ внезапно отъ васъ уѣхалъ! вы должны понимать...
   -- Положимъ, что и такъ; но садитесь пожалуйста, мистеръ Ормъ: право, я не могу говорить съ вами, если вы не успокоитесь и не сядете... Ну теперь поговоримъ откровенно... Скажите мнѣ, что вы думаете я могу сдѣлать для васъ?
   -- Я недумаю, что бы вы могли что-нибудь для меня сдѣлать... но мнѣ хотѣлось прямо пріѣхать къ вамъ и поговорить съ вами. Кажется, для меня нѣтъ надежды?
   Онъ усѣлся на диванъ, положивъ шляпу между колѣнями и опустивъ глаза внизъ; но при послѣднихъ словахъ онъ быстро поднялъ голову и взглянулъ прямо ей въ глаза, и взглядъ его, полный тоскливаго ожиданія, попалъ прямо въ сердце леди Стевлей.
   -- Что я могу вамъ на это отвѣчать, мистеръ Ормъ?
   -- Конечно ничего... Прощайте, леди Стевлей. Мнѣ лучше уѣхать. Разумѣется, я былъ съумашедшій, что пріѣхалъ къ вамъ. Я такъ и думалъ, когда еще ѣхалъ сюда. Впрочемъ я самъ не понимаю, какъ это, я очутился у вашихъ воротъ.
   -- Но вы не должны такъ скоро уѣзжать отъ насъ.
   -- Напротивъ долженъ. Не ужели вы думаете, что я долженъ идти туда и видѣть ее? Если я это сдѣлаю, то совсѣмъ потеряюсь, съума сойду и никогда уже не соберусь съ разсудкомъ. О, я безумецъ! но долженъ ли я былъ понять, что такой болванъ, какъ я, не можетъ имѣть надежды добиться ея любви? Я желалъ бы голову себѣ разбить, за чѣмъ я такой оселъ!
   -- Но ни кто этого не думаетъ о васъ, мистеръ Ормъ.
   -- Чего не думаетъ?
   -- А того, чтобы ваше предложеніе было неразумно. Мы всѣ считаемъ, что вы ей сдѣлали большую честь.
   -- Ну вотъ! воскликнулъ онъ, отвернувшись отъ нее.
   -- Но выслушайте же меня. Мы всѣ такъ думаемъ -- сама Мэдлинъ, я и ея отецъ. Кто васъ знаетъ, тотъ не можетъ иначе думать. Мы всѣ любимъ васъ и знаемъ, какой вы добрый, превосходный человѣкъ. Что же касается до общественнаго положенія, то само собою разумѣется, вы стоите гораздо выше Мэдлинъ.
   -- Ну вотъ! опять воскликнулъ онъ въ сердцахъ.
   Ну какъ могло придти въ голову разсказывать влюбленному объ общественномъ положеніи его богиня? Мэдлинъ была для Орма не простая смертная, а богиня.
   -- Да, мистеръ Ормъ, мы всѣ такъ думаемъ о васъ. Что же до меня лично, то повѣрьте, я считала бы себя счастливѣйшею изъ матерей, если бы дочь моя пришла мнѣ сказать, что вы сдѣлали ей предложеніе и что она можетъ полюбить васъ.
   Говоря это, леди Стевлей протянула ему руку.
   -- Но чтожь она вамъ сказала? спросилъ Ормъ, не обративъ вниманія на протянутую руку.
   -- Ахъ! она не такъ сказала мнѣ... Она сказала, что отказалась отъ предложенія, которымъ вы сдѣлали ей честь, что она чувствуетъ, что не можетъ вручить вамъ сердце вмѣстѣ съ рукою.
   -- А не сказала она, что можетъ быть когда-нибудь полюбитъ меня?
   При этихъ словахъ онъ опять вскочилъ на ноги и пристально посмотрѣлъ въ глаза леди Стевлей, въ это лицо, на которомъ онъ увидѣлъ бы столько ласки, даже одобряющей любви, еслибъ это было возможно!
   -- Когда нибудь -- вѣдь этому слову предѣла нѣтъ.
   -- Но не сказала ли она его? Послушайте, леди Стевлей, я знаю, что я сумашедшій, но вѣдь не до бѣшенства же. Но если это такъ, если для меня нѣтъ надежды, скажите мнѣ это разомъ, чтобы я могъ тотчасъ даже уѣхать. Въ такомъ случаѣ, мнѣ всюду будетъ лучше, чѣмъ здѣсь.
   -- Не могу я сказать, чтобы для васъ не было надежды.
   -- Такъ вы думаете, что я могу надѣяться?
   Лицо его такъ просвѣтлѣло, какъ будто всѣ печали разомъ миновались.
   -- Если вы будете такъ запальчивы, то я немогу говорить съ вами. Если же вы посидите спокойно хоть минуты двѣ-три, то я подробно разскажу вамъ, что думаю объ это предметѣ.
   Онъ сѣлъ и усиливался принять спокойный видъ.
   -- Я обманула бы васъ, еслибъ скрыла, что она говоритъ объ этомъ предметѣ такъ, какъ будто между вами все кончено,-- какъ будто ея отвѣтъ былъ уже рѣшительный и безвозвратный.
   -- Ахъ! я такъ и думалъ.
   -- Но часто случается, мистеръ Ормъ, что молодыя дѣвушки отказываютъ и въ первое время убѣждены въ своей рѣшимости, а смотришь -- потомъ выходятъ за тѣхъ самыхъ людей, которымъ отказали, да и еще любятъ ихъ!
   -- Но она не похожа на такихъ дѣвушекъ.
   -- Я сама думаю, что она гораздо лучше многихъ; очень можетъ быть, что въ этомъ отношенія она похожа на другихъ. Я не говорю, что это непремѣнно будетъ такъ мистеръ Ормъ, и никогда не взяла бы на себя поддерживать ваши надежды, еслибъ считала ихъ несбыточными, но если этотъ предметъ близокъ вашему сердцу, если вы заботитесь о ея согласія....
   -- Все равно какъ о спасеніи моей души.
   -- Полноте, мистеръ Ормъ, этакъ не слѣдуетъ говорить. Но если вамъ такъ желательно, то я посовѣтовала бы вамъ подождать.
   -- До тѣхъ поръ, пока Мэдлинъ будетъ женою другого?
   -- Послушайте, мистеръ Ормъ, Мэдлинъ еще очень молода. Да и вы тоже очень молоды, даже слишкомъ молоды, чтобы думать о женитьбѣ, еслибъ даже дочь моя была бы и не противъ того. Мы всѣ любимъ васъ искренно; а такъ какъ оба вы слишкомъ молоды, то я думаю, что вамъ бы слѣдовало имѣть терпѣніе -- хоть бы на годъ. Пріѣзжайте опять къ намъ въ Нонигсби и попытайте еще разъ счастья. Вотъ вамъ мой совѣтъ.
   -- Могу-ли я вамъ сдѣлать одинъ вопросъ леди Стевлей?
   -- Какой?
   -- Не нравится-ли ей кто нибудь другой?
   Леди Стевлей готова была на все, только не на этотъ вопросъ. Она была увѣрена что ея дочери нравится другой -- и даже очень; но она не считала за нужное -- кому бы то ни было въ мірѣ открывать эту тайну, и притомъ-же была увѣрена, что это чувство мимолетное само собою пройдетъ, стоитъ только не обращать на него вниманія. Да и какъ могла она сказать Перегрину Орму, что его надежды ниспровергнуты любовью къ Грэгаму, или, скорѣе, что его отвергли изъ любви къ Грэгаму и что надежды его могутъ быть сбыточны только въ томъ случаѣ, если любовь къ Грэгаму пройдетъ. Никакъ не могла всего этого объяснить леди Стевлей, да еслибъ это и было въ ея власти, то ея собственныя чувства воспротивились бы тону... Однако надо же отвѣчать на вопросъ: Не нравится-ли ей кто-нибудь другой?
   -- Мистеръ Ормъ, сказала она,-- я сдѣлаю для васъ все, что мать можетъ или должна сдѣлать, но я не считаю чтобы вы имѣли право предлагать мнѣ такой вопросъ. Еслибъ я отвѣчала вамъ теперь, то вы сочтете за возможное предлагать мнѣ и другіе вопросы на которые можетъ быть мнѣ не такъ легко будетъ отвѣчать.
   -- Простите леди Стевлей, я виноватъ, но, право, я не имѣлъ намѣренія оскорблять...
   Перегринъ покраснѣлъ до ушей.
   -- Не просите прощенья, потому что я сама знала, что вы неимѣли намѣренія оскорблять меня. Но повторяю: я готова сдѣлать для васъ все, что мать можетъ сдѣлать. Говорю вамъ прямо и отъ души, что считала бы себя счастливою, еслибъ могла назвать васъ сыномъ.
   -- Искренно благодарю васъ.
   -- Но ни я, ни отецъ, мы оба не хотимъ принуждать, ни даже вмѣшиваться въ сердечныя дѣла нашей дочери. Во всякомъ случаѣ, она имѣетъ полную свободу выбрать кого хочетъ. Я говорила ей, что вы для насъ были бы самымъ пріятнымъ зятемъ, и послѣ этого, я полагаю, что самое лучшее будетъ оставить на время это дѣло, ни слова не говоря. Помните, что будущіе святки вы проводите у насъ, что тогда вы оба будете годомъ старше и слѣдовательно сами лучше поймете себя.
   -- Ждать цѣлый годъ!
   -- Что значитъ годъ въ сравненіи съ жизнью человѣческой?
   Послѣднее замѣчаніе леди Стевлей доказываетъ что она была не великимъ знатокомъ человѣческой натуры.
   -- Такъ мнѣ ужь лучше уѣхать теперь? спросилъ Перегринъ, покорно.
   -- Если вы зайдете въ гостинную, то навѣрное всѣ будутъ очень рады видѣть васъ.
   Но Перегринъ объявилъ, что онъ низачто не пойдетъ.
   -- Ахъ! леди Стевлей, вы еще не знаете какой я сумасшедшій! Вѣдь я совсѣмъ пропаду, какъ только увижу ее.
   -- Надо сдерживать свои чувства, мистеръ Ормъ.
   -- Все это хорошо только говорить; но могли-ли бы вы сами сдерживать свои чувства, еслибы Нонинсби пылалъ въ огнѣ или еслибъ вы узнали, что судья умеръ?
   -- Господи помилуй! что это вы говорите!
   -- Могу васъ увѣрить, что вотъ это самое и я чувствую. Не можетъ человѣкъ сдерживать своихъ чувствъ, когда чувствуетъ, что готовъ сейчасъ сломать себѣ шею. Скажу вамъ, что сегодня я даже пробовалъ это сдѣлать.
   -- Какіе ужасы! Что это вы, мистеръ Ормъ?
   -- Право, я старался сломать себѣ шею, да не удалось. Не думайте, чтобъ я говорилъ это для того, чтобы напугать васъ, нѣтъ, я остался цѣлъ и невредимъ и могу прожить еще шестьдесятъ лѣтъ: скоро умираютъ только счастливые люди или полезные на этомъ свѣтѣ... Прощайте, леди Стевлей. Я буду у васъ на слѣдующее Рождество, если только до тѣхъ поръ все не кончится для меня. Только я знаю, что тогда не хорошо будетъ мнѣ.
   Перегринъ ушелъ, вскочилъ на лошадь и медленно отправился въ Кливъ по большой дорогѣ.
   Леди Стевлей не присоединялась къ другимъ дамамъ, пока не былъ поданъ второй завтракъ, да и тогда она ни слова не сказала о гостѣ, котораго принимала на единѣ. Не смотря на то, всѣмъ уже было извѣстно, что у нея былъ Перегринъ.
   -- Э! да это буланой мистера Орма, сказала Софья Фёрниваль, подходя къ окну.
   Изъ окна гостиной видна была издали часть дороги, но у Софьи Фёрниваль были такіе острые глаза, что она ясно видѣла и вдаль.
   -- Вѣрно грумъ его съ запиской, замѣтила мистриссъ Арботнатъ.
   -- Очень вѣроятно, отвѣчала Софья.
   Но по ея голосу слышалось уже, что всадникъ совсѣмъ не грумъ и что она не вѣрила этой вѣроятности. Ни слова не сказала Медлинъ, удивительно сохраняя самообладаніе; во въ душѣ она уже была увѣрена, что Перегринъ былъ у ея матери и только старалась угадать, зачѣмъ онъ пріѣзжалъ.
   Серьезные задавала себѣ вопросы Медлинъ и такіе же серьезные отвѣты давала на нихъ, съ тѣхъ поръ, какъ имѣла тайный разговоръ съ своимъ отцомъ.
   Онъ увѣрялъ, что желаетъ только ея счастья я хотя при этомъ онъ и словомъ не намекнулъ на счетъ замужества, но она хорошо понимала, что все это именно относилось къ ея будущему счастью, къ тому времени, когда она по собственному выбору должна будетъ оставить домъ своихъ родителей. И вотъ теперь она смѣло задавала себѣ вопросъ: какимъ образомъ можно лучше обезпечить за собою это счастье? тогда какъ до разговора съ отцомъ, она уклонялась отъ подобныхъ вопросовъ. Въ послѣднее время, около двухъ уже недѣль, мысли о предполагаемой любви глубоко засѣли ей въ голову. Да и какъ это могло быть иначе? Но она никакъ не осмѣливалась отвѣтить, даже самой себѣ, любитъ ли она или нѣтъ. Мистеръ Ормъ внезапно сдѣлалъ ей предложеніе, прямо требуя, чтобъ она отдала ему свое сердце; въ туже минуту она поняла, что отдать ему свое сердце нѣтъ для нея никакой возможности. Безъ малѣйшаго колебанія она поняла, что тутъ нѣтъ мѣста нерѣшимости. Попроси онъ ее распустить крылья и пролетѣть съ нимъ чрезъ лѣсъ -- это дѣло не казалось бы для нее большею невозможностью, нежели то, что надо любятъ его, какъ мужа. Конечно, она любитъ его и въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ онъ былъ такъ добръ къ Грэгаму... Когда она, дѣлая Орму отказъ, почувствовала, что ей жаль его, что она искренно любитъ его, то она тотчасъ же поняла, что любитъ его много, именно по этой причинѣ. До самаго того времени, какъ съ Грэгамомъ случилось несчастье, она никогда не думала о Перегринѣ и даже едва говорила съ нимъ. Но теперь она любила его особенною любовью, за то что онъ былъ такъ добръ къ Грэгаму. Хотя въ сердцѣ своемъ она все это поняла, однако избѣгала распрашивать себя, пока отецъ не заговорилъ о ея будущемъ счастьѣ.
   Теперь же, когда она задумчиво и одиноко скиталась по всему дому -- она все еще продолжала блуждать безъ дѣла -- нѣкоторые вопросы невольно приходили ей на умъ. Что произвело въ ней такую перемѣну, что ея бодрая, веселая походка сдѣлалась такою медленною? Отчего притихъ веселый серебристый тонъ ея голоса? Кто наложилъ на нее тяжелое бремя, которое цѣлые дни такъ гнететъ ее? Она понимала, что въ ней совершился большой переворотъ, что она теперь уже не та, что была прежде,-- и вотъ почему задумывалась надъ этими вопросами. Но ни въ первый, ни во второй, ни даже въ двадцатый разъ отвѣта не было. Наконецъ однако, пришелъ отвѣтъ, и она созналась, что ея сердце не принадлежитъ уже ей, что Феликсъ Грэгамъ овладѣлъ имъ и неограниченно господствуетъ въ немъ.
   Изъ этого вышелъ новый вопросъ: что-же при такихъ обстоятельствахъ, лучше ей дѣлать? Мать говорила, и эти слова тяжело запали ей въ сердце, что великое несчастье, полюбить человѣка, прежде чѣмъ узнаешь, что онъ любитъ тебя. Между тѣмъ, относительно Феликса Грэгама, она не имѣла никакого понятія, любитъ ли онъ ее. Конечно она подозрѣвала, что можетъ быть и любитъ, и это подозрѣніе возрастало вмѣстѣ съ надеждою, что это именно такъ, не смотря на всѣ ея усилія не предаваться надеждамъ. Бэкеръ, эта измѣнница Бэкеръ, заронила въ ея сердце слова два-три, которыя подтверждали это подозрѣніе. Къ тому же самому результату стремился и вопросъ отца, спросившаго ее: обращался-ли къ ней когда-нибудь Грэгамъ съ словомъ любви? Такъ что же остается ей дѣлать? Въ одномъ только она была совершенно увѣрена; хоть бы весь свѣтъ пошелъ вверхъ дномъ, но она ни за что на свѣтѣ не оставятъ родительскій домъ иначе, какъ женою Феликса Грэгама. Выдти за него замужъ -- совершенно невозможно. Если папа и мама прикажутъ ей не думать о Феликсѣ Грэгамѣ, разумѣется она будетъ повиноваться имъ; но даже послушаніе отцу и матери не заставитъ ее ни за что въ мірѣ сказать, что она любитъ другаго.
   Вотъ теперь она все это хорошо обдумала; такъ чтоже остается теперь дѣлать? Отецъ просилъ ее, чтобы ни случилось, прямо и откровенно разсказать ему все, и она предчувствовала, что въ этомъ случаѣ она найдетъ болѣе снисхожденіе въ отцѣ, чѣмъ въ матери; между тѣмъ гораздо натуральнѣе, чтобы мать была ея повѣренною и совѣтникомъ въ сердечныхъ дѣлахъ.-- Да и говорить съ матерью объ этомъ предметѣ она чувствовала больше мужества, хотя и сознавала въ отцѣ больше симпатіи къ своему чувству. Вотъ Перегринъ опять пріѣхалъ и сидѣлъ запершись съ мама; по этой причинѣ и ей непремѣнно надо поговорить съ матерью и даже не теряя минуты.
   -- Мама, у васъ былъ сегодня Перегринъ Ормъ?
   -- Былъ душенька.
   Для Леди Ставлей было не совсѣмъ пріятно, что дочь сдѣлала ей этотъ вопросъ; но такъ какъ объясненіе необходимо, такъ затѣмъ же отлагать его.
   -- Я такъ и думала, замѣтила Мэдлинъ.
   -- Онъ поѣхалъ кататься и заѣхавъ сказать мнѣ между прочимъ, что свадьба сэра Перегрина разстроилась. Признаюсь, я очень этому рада, потому что считаю, что сэръ Перегринъ хотѣлъ сдѣлать ужасную глупость.
   Затѣмъ послѣдовало со стороны леди Стевлей нѣсколько замѣчаній о томъ же предмѣтѣ съ видимымъ желаніемъ увѣрить дочь, что Перегринъ собственно за этимъ и пріѣзжалъ.
   -- Но, мама...
   -- Что такое, душенька?
   -- Не говорилъ-ли онъ опять чего-нибудь... о томъ что онъ прежде мнѣ говорилъ?
   -- Да. говорилъ, Мэдлинъ. Онъ говорилъ и объ этомъ предметѣ, но я не намѣрена была тебѣ ничего сообщать, пока ты сама не спросишь.
   -- Надѣюсь мама, онъ понимаетъ, что его желанія никогда не могутъ осуществиться... Неужели онъ опять дѣлалъ предложеніе?
   -- Да, другъ мой, онъ повторилъ мнѣ предложеніе.
   -- Такъ я надѣюсь, мама, вы ему сказали, что этого никогда не можетъ быть? Надѣюсь, мама, вы это сдѣлали.
   -- Но почему ты такъ въ томъ увѣрена, душенька моя? Онъ не будетъ тревожить тебя своими ухаживаніями, я тоже не стану безпокоить тебя. Отчего не предоставить это времени. И нѣтъ никакой причины не видаться тебѣ съ нимъ на прежней дружеской ногѣ, когда пройдетъ между вами маленькое замѣшательство.
   -- Тутъ не было бы никакой причины, мама, еслибъ онъ совершенно увѣрился, что мы никогда не можемъ быть ничѣмъ другимъ, какъ только простыми друзьями, по прежнему.
   -- Никогда -- долгое слово, дитя мое.
   -- Зато настоящее, мама. Вы не правы, мама, если сказали ему, что онъ можетъ надѣяться, я очень люблю мистера Орма, какъ друга, и очень буду рада продолжать съ нимъ знакомство, если только и онъ удостоитъ меня тѣмъ же.
   Выражая это маленькое условіе, Мэдлинъ думала о своемъ общественномъ положеніи въ званіи жены Феликса Грэгама.
   -- И такъ какъ невозможно, что бы мы съ нимъ были въ другихъ отношеніяхъ, то его не слѣдуетъ и приглашать къ намъ съ какими нибудь другими нанѣреніями.
   -- Но, Мэдлинъ, я совсѣмъ не увѣрена, чтобъ это было ужъ такъ невозможно.
   -- Мама, эта невозможно, совершенно невозможно!
   На такое увѣреніе, леди Стевлей не дала словеснаго отвѣта, но по ея виду, дочь ясно поняла, что мать не совсѣмъ довольна ея увѣреніемъ и не понимаетъ невозможности.
   -- Мама, это совершенно, совершенно невозможно, повторила она.
   -- Но отчего же такъ? спросила леди Стевлей, испугавшись пылкости дочери и почти страшась, чтобъ не услышать чего такого, что лучше бы оставить не высказаннымъ.
   -- Оттого мама, что я не могу любить его. Мама, не сердитесь на меня, не отталкивайте меня! Вы сами знаете, кого я люблю. Вы это давно ужь знаете.
   Мэдлинъ бросилась къ ногамъ матери и спрятала лицо въ ея колѣни.
   Леди Стевлей давно уже знала это, но до самой послѣдней минуты все надѣялась, что это знаніе можно считать за ничто.
   

ГЛАВА XXIII.
Путешествіе мистриссъ Фёрниваль въ Гэмвортъ.

   Перегринъ, по возвращеніи въ Кливъ, узналъ что у его матери сидятъ какая-то госпожа. Дорогой онъ успѣлъ отчасти убѣдить себя, что не слѣдуетъ ему предаваться отчаянію. Покрайней мѣрѣ онъ узналъ, что его предложеніе было благосклонно принято всѣмъ семействомъ Стевлеевъ, исключая той, которая была предметомъ его обожанія, той чья благосклонность была бы для него всего важнѣе, притомъ же онъ узналъ, что леди Стевлей даже не подозрѣваетъ, чтобы сердце ея дочери было занато другимъ; но на этотъ разъ леди Стевлей была слишкомъ хитра для него.
   -- Подождать! думалъ онъ, медленно возвращаясь въ Клавъ, вѣдь это легко сказать: на дѣлѣ-то вѣдь бываютъ такіе случаи, что ждать-то нельзя. Какъ все ждать, такъ и на охотѣ удачи не найдешь.
   А все-же на возвратномъ пути курсъ его надежды нѣсколько повысился.
   -- Госпожа? какая госпожа сидитъ у мама? вѣрно леди Мэзонъ? спросилъ Перегринъ у слуги.
   Нѣтъ, не леди Мэзонъ, а какая-то пожилая и полная дама, которая пріѣхала въ почтовой каретѣ и сидятъ теперь въ гостиной съ мистриссъ Ормъ; а леди Мэзонъ на верху... Читатель намъ съ тобою извѣстно кто это полная, пожилая дама; вернемся-же назадъ и скажемъ нѣсколько словъ о ея путешествія изъ Орандж-Стрита въ Гзмвиртъ.
   Наканунѣ еще мистриссъ Фёрниваль сообщила Мартѣ Бигсъ о своемъ намѣреніи, ѣхать въ Гэмвортъ или скорѣе, Марта Бигсъ внушила ей это намѣреніе. Съ тѣхъ поръ, какъ мистриссъ Фёрниваль покинула аристократическій кварталъ около Кэвендиш-Сквера и переселилась въ ту часть города, гдѣ миссъ Бигсъ была старожиломъ, эта миссъ сдѣлалалась для нея сущимъ тираномъ; ее нельзя было обвинить въ недостаткѣ вниманія или доброй воли оказывать услуги до пота лица; но дѣло въ томъ, что сердечный другъ не могъ не сознавать теперь своей важности: не было теперь другой опоры у мистриссъ Фёрниваль, кромѣ друга и этотъ другъ воспользовался неограниченными правами, какъ это всегда бываетъ съ друзьями въ подобныхъ случаяхъ. Очень пріятно имѣть опору въ друзьяахъ, но не всегда пріятно опираться на одного только друга.
   -- Я непремѣнно приду утромъ проводить васъ.
   -- Необходимости никакой нѣтъ, возразила мистрисъ Фёрниваль.
   -- О, нѣтъ какъ это можно! Для меня ничего бы не стоило даже поѣхать съ вами, Китти, еслибъ только вы пожелали. Я очень хорошо понимаю, что, при такихъ несчастныхъ обстоятельствахъ, вамъ необходимо имѣть искренняго друга подлѣ себя. Скажите слово, и я сейчасъ же ѣду съ вами.
   Однако мистриссъ Фёрниваль не сказала этого слова, и Марта Бигсъ должна была отказаться отъ удовольствія совершить вмѣстѣ съ нею это путешествіе.
   Но вѣрная своему слову, она пришла за-долго до отъѣзда мистриссъ Фёрниваль, чтобъ улучить время и прожужжать уши своему другу сладкими совѣтами.
   -- Послушайте, Китти, я совѣтовала бы вамъ настойчиво требовать свиданія съ нею.
   -- Для этого я и ѣду.
   -- Конечно, но она можетъ улизнуть отъ васъ, если не достанетъ у васъ настойчивости. Она непремѣнно скажетъ, что ее дома нѣтъ, если вы прикажете прежде доложить о себѣ. Вотъ какъ бы я поступила, еслибъ была на вашемъ мѣстѣ: приказала бы спросить, можно ли ее видѣть, и сейчасъ же отправилась бы вслѣдъ за лакеемъ. Когда дѣло идетъ о благополучіи цѣлой жизни или, лучше сказать, двухъ жизней, и можетъ быть, блаженствѣ въ царствія небесномъ одного изъ супруговъ, то не слѣдуетъ строго придерживаться свѣтскихъ этикетовъ. Вы никогда не простите себѣ, если не сдѣлаете этого. Цѣль вашихъ желаній -- спасти его и пристыдить ее за столь гнусное поведеніе, пристыдить и, если можно, пригрозить ей. Идти вслѣдъ за слугою и не давать ей времени придти въ себя -- вотъ мой совѣтъ.
   Не многое сказала мистриссъ Фёрниваль въ отвѣтъ на все это краснорѣчивое изліяніе, да и то, что сказала, не подтверждало и не отрицало душеспасительныхъ совѣтовъ. Марта въ душѣ сознавала, что ей платятъ неблагодарностью; но это не ослабило ея дружелюбныхъ хлопотъ. Скоро наступитъ время, если только все пойдетъ хорошо,-- когда мистриссъ Фёрниваль, одинокая и покинутая всѣми, бросится къ ней на шею и повѣдаетъ ей всѣ свои сердечныя тайны. Марта искренно желала, чтобы ея другъ, Китти, примирилась съ мужемъ и даже съ собственными своими стараніями; но ускорять этого примиренія она никакъ не желала. Напротивъ, для общей пользы очень хорошо будетъ, если мистеръ Фёрниваль будетъ наказанъ разлукою съ женою на нѣсколько мѣсяцевъ: тогда онъ познаетъ, что значитъ управлять домомъ безъ "благодѣтельнаго генія", и, по достодолжномъ раскаяніи и повѣданіи своихъ грѣховъ, получитъ прощеніе. Вотъ программа, задуманная Мартою Бигсъ, которая была убѣждена, что, до того желаннаго дня гласной исповѣди, ея другъ не будетъ имѣть недостатка въ утѣшеніяхъ, по ея милости.
   -- Я провожу васъ, Китти до желѣзной дороги, сказала она рѣшительнымъ тономъ.
   -- Необходимости никакой нѣтъ.
   -- Но я непремѣнно это сдѣлаю. Въ такую минуту необходима опора и, пока у меня силы станетъ, у моего друга будетъ какого опереться.
   -- Но намъ вдвоемъ и пошевелиться нельзя будетъ въ кэбѣ. Повѣрьте, мнѣ гораздо лучше одной ѣхать. Мнѣ необходимо обо всемъ этомъ самой подумать.
   Но Марта не хотѣла ей вѣрить; что касается до необходимости подумать, такъ она была вполнѣ готова принять участіе въ этомъ дѣлѣ.
   -- И не говорите ничего противъ меня, возразила она, втираясь къ кэбъ вслѣдъ за другомъ.
   Мистриссъ Фёрниваль ничего и не говорила, за то Марта Бигсъ говорила очень много. Она очень хорошо знала, что мистриссъ Фёрниваль угрюма, не въ духѣ, и не расположена къ откровенности; но ей что за дѣло? Дурное расположеніе духа мистриссъ Фёрниваль не измѣняетъ обязанностей, налагаемыхъ на нее дружбою. Она будетъ настойчиво забирать власть въ руки и не отчаивается, что наступитъ, когда нибудь пора, когда и мистеръ и мистриссъ Фёрниваль соединенными голосами станутъ прославлять ее, какъ своего ангела-хранителя. Бѣдная Марта! вѣдь она тоже думала, что дѣлала хорошее дѣло, назойливо разстраивая чужія дѣла.
   По правдѣ сказать, мистриссъ Фёрниваль имѣла большую необходимость подумать, на какой шагъ она рѣшается, и что она намѣрена дѣлать по пріѣздѣ въ Гэмвортъ? Планъ, предложенный Мартою Бигсъ,-- насильно ворваться въ чужой домъ,-- совсѣмъ не такъ, чтобы очень нравился ей.
   -- Вѣроятно, вы сегодня же вечеромъ зайдете къ намъ? спросила миссъ Бигсъ въ окно вагона, гдѣ сидѣла уже мистриссъ Фёрниваль.
   -- Не думаю: навѣрное я очень устану.
   -- Ну такъ я сама зайду къ вамъ! закричала Марта, вслѣдъ за тронувшимся поѣздомъ.
   Еслибъ мистеръ Фёрниваль могъ въ настоящую минуту заглянуть въ душу своей жены это навѣрное ему было бы пріятно видѣть ея чувства къ своему закадычному другу. Всю дорогу до Гэмворта она все собиралась съ мыслями, что надо сказать леди Мэзонъ, но ея мысли невольно вращались на одномъ только предметѣ: Боже! какъ тяжела и докучлива дружба Марты Бигсъ!
   Выйдя на станціи въ Гэмвортѣ, мистриссъ Фёрниваль прежде всего позаботилась нанять карету и, получивъ удостовѣреніе отъ извощика, что онъ очень хорошо знаетъ дорогу въ Орлійскую Ферму, она сѣла въ карету и приказала везти себя въ резиденцію своей ненавистной соперницы. Часто слыхала она объ Орлійской Фермѣ, но никогда не бывала тамъ; и теперь безпокойство ея увеличилось, какъ неизвѣстностью дома въ который ѣдетъ, такъ и заботою: какъ она будетъ говорить съ его хозяйкой.
   -- Вотъ и Орлійская Ферма, барыня, сказалъ извощикъ, останавливаясь у воротъ:-- прикажете отворить.
   Въ эту самую минуту ворота были отворены почтеннаго вида женщиною, которая пристально слѣдила за каретой, когда лошади повернули къ фермѣ.
   -- А можетъ быть вотъ эта женщина скажетъ намъ, здѣсь ли живетъ леди Мэзонъ, сказала мистриссъ Фёрниваль, махнувъ ей рукою.
   Эта женщина была мистриссъ Дократъ. Въ тотъ же самый день Самюэль Дократъ поѣхалъ въ Лондонъ; предъ самымъ отъѣздомъ онъ объявилъ женѣ, съ адскою радостью, что уже рѣшено подать на леди Мэзонъ обвиненіе за ложную присягу и что ее будутъ судить, какъ преступницу.
   -- Но вѣдь это незначитъ еще, чтобъ и судьи также думали и говорили, какъ вы съ своими друьзями? спросила бѣдная Миріамъ.
   -- Это значитъ, что всѣ судьи въ Англіи немогутъ избавить ее отъ процесса, и, помоему мнѣнію, всѣ адвокаты въ мірѣ не спасутъ ее отъ осужденія. Хотѣлось бы мнѣ знать: помнитъ ли она о тѣхъ поляхъ, которыя она осмѣлилась отнять у меня?
   Вслѣдствіе этого, не успѣлъ повернуться спиною хозяинъ, какъ хозяйка сейчасъ же набросила на голову шляпку, да и пустилась скорѣе бѣжать въ Орлійскую Ферму. Ей было хорошо извѣстно, что леди Мэзонъ гоститъ въ Кливѣ и она была увѣрена, что скоро будетъ ея свадьба съ сэромъ Перегриномъ; но она знала также, что Люцій дома и разочла, что не худо было бы сообщить ему эту новость. Она только что видѣлась съ Люціемъ передъ тѣмъ, какъ встрѣтила карету мистриссъ Фёрниваль. Люцій, страшно перепугалъ ее, сурово сказавъ ей что не вмѣшивается въ дѣла матери.
   -- Но, мистеръ Люцій, ваша мама должна же принять какіе нибудь мѣры. Нельзя себѣ представить, какъ жестоко отзывается объ этомъ Дократъ.
   -- Можетъ онъ отзываться какъ ему угодно, отвѣчалъ на то Люцій съ чувствомъ глубокаго достоинства:-- это ни мало не интересно для моей матери. Но въ настоящемъ дѣлѣ я не совѣтникъ моей матери.
   Послѣ этого мистриссъ Дократъ оставила его и, боясь отправиться въ Кливъ, рѣшила возвратиться домой, какъ вдругъ встрѣтила карету, для которой и отворила ворота. На вопросъ мистриссъ Фёрниваль, она объяснила, что леди Мэзонъ нѣтъ дома, что она нѣсколько уже недѣль гоститъ въ Кливскомъ заикѣ, и что слѣдовательно мистриссъ Фёрниваль придется возвратиться въ Гэмвортъ и оттуда уже взять по большой дорогѣ прямо въ Кливъ.
   -- Намъ хорошо извѣстна дорога въ Кливскій замокъ вмѣшался тутъ извощикъ:-- вѣдь не первый годъ ѣздимъ.
   Мистриссъ Фёрнивалъ приказала повернуть въ Гамвортъ и дорогою рѣшила, что будетъ преслѣдовать леди Мэзонъ и въ Кливскомъ замкѣ. Чего ей бояться сэра Перегрина или мистрисъ Ормъ? Чего ей бояться кого бы то ни было въ мірѣ, когда она совершаетъ свой священнѣйшій долгъ? Остановившись у подъѣзда, она спросила леди Мэзонъ неимѣя, однако, ни малѣйшаго желанія насильно слѣдовать за слугою, какъ это совѣтовала ей Марта Бигсъ. На это слуга тотчасъ сказалъ, что леди Мэзонъ очень больна и не можетъ принять ее, но послѣ нѣкоторыхъ переговоровъ, дѣло кончилось тѣмъ, что мистриссъ Фёрниваль была приглашена въ гостинную, куда скоро явилась предъ нею мистриссъ Ормъ.
   -- Я -- мистрисъ Фёрниваль, такъ начала она: -- мнѣ надо видѣть леди Мэзонъ по дѣлу -- по дѣлу, не совсѣмъ пріятному. Право, мнѣ совѣстно безпокоить васъ, но...
   Даже мистриссъ Ормъ, и та, замѣтила, что гостья сконфузилась.
   -- Вѣроятно о процессѣ вы желаете съ нею поговорить?
   -- Такъ въ самомъ дѣлѣ потребуютъ ее къ допросу?
   -- Къ допросу! повторила мистриссъ Ормъ, нѣсколько смутясь,
   -- Вѣдь вы сами сказали о процессѣ. Прошу васъ, мистриссъ Ормъ, не обманывайте меня. Повѣрьте, я очень несчастна.
   -- Обманывать? Но зачѣмъ же мнѣ обманывать васъ?
   -- Разумѣетса зачѣмъ вамъ обманывать меня? Да и какъ посмотрю я на васъ, такъ вы, кажется, и не захотите никого обманывать.
   -- Совершенная правда.
   -- Скажите же, такъ это правда, что ее будутъ судить? допрашивала мистриссъ Фёрниваль.
   -- Я, право, думала что вамъ все это лучше извѣстно, такъ какъ мистеръ Фёрниваль руководитъ леди Мэзонъ своими совѣтами въ этомъ процессѣ. Мнѣ показалось, что вы и пріѣхали къ ней по этому поводу.
   Тутъ мистрисъ Фёрниваль объяснила, что она ровно ничего не знала о дѣлахъ леди Мэзонъ, что до сихъ поръ даже не вѣрила, чтобы у нея былъ какой нибудь процессъ и мало помалу высказала всѣ причины своихъ мученій. Ея разсказъ часто прерывался восклицаніями мистриссъ Ормъ; а также отъ наплыва ея собственныхъ сильныхъ ощущеній. Наконецъ дошло до того, что она называла уже своего мужа Томомъ и возбудила полное сочувствіе въ слушательницѣ.
   -- Но вы жестоко ошибались, мистриссъ Фёрниваль, и я имѣю надежныя основанія увѣрять васъ въ этомъ.
   И какъ въ самомъ дѣлѣ могла леди Мэзонъ имѣть какія либо сношенія съ Фёрнивалемь, когда она чуть-чуть ужь не была женой сэра Перегрина? Мистриссъ Ормъ не объявляла этихъ основаній, но убѣдительно увѣряла, что мистриссъ Фёрниваль впала въ великое заблужденіе.
   -- Такъ за чѣмъ же она всегда сама ѣздитъ къ нему въ канцелярію? Вѣдь я сама видѣла ее два раза. Право мистриссъ Ормъ, я видѣла ее собственными глазами.
   Мистриссъ Ормъ ничего дурнаго тутъ не видала, еслибъ даже леди Мэзонъ каждый божій день видѣлась съ нимъ, и считала подозрѣнія мистриссъ Фёрниваль за галлюцинацію, близкую къ помѣшательству. Неужели можно влюбиться въ мистера Фёрниваля?
   -- Такой милой прекрасной женщинѣ, какъ леди Мэзонъ, стараться отнять у жены любовь такого мужа! Когда же эти мысли мелькнули въ головѣ мистриссъ Ормъ, быть можетъ, ей пришло тогда на-умъ, что сэръ Перегринъ десятью годами старше Фёрниваля и, не смотря на то, намѣревался же онъ жениться на той же милой женщинѣ. Но она сама нѣжно любила сэра Перегрина и вовсе не имѣла такого чувства къ Фёрнивалю, и потому не могла ихъ сравнивать. Однако, она употребила всѣ усилія, чтобъ успокоить мученія, которыми терзала себя ея гостья, и объяснила ей болѣзненное состояніе леди Мэзонъ.
   -- Я не думаю, чтобъ она могла видѣть васъ потому, что она жестоко страдаетъ и совершенно измучена.
   -- Такъ ее станутъ судить за ложную присягу! воскликнула митриссъ Фёрниваль, въ сердцѣ которой быстро угасла ненависть къ леди Мэзонъ.
   Еслибъ теперь она услышала, что леди Мэзонъ обвинена въ смертоубійствѣ, что ее даже уличили въ этомъ преступленіи, все равно, сердце ея уже смягчилось и она чувствовала даже состраданіе къ мнимой соперницѣ: она готова была простить ей всѣ преступленія, кромѣ одного.
   -- Да, отвѣчала мистриссъ Ормъ, отирая слезу, выкатившуюся изъ ея глазъ при мысли о всѣхъ страданіяхъ, которыя угнетаютъ ея несчастнаго друга:-- Это ужасно, какъ ее мучатъ! Бѣдная леди Мэзонъ! Ваше сердце растерзалось бы, еслибъ только вы видѣли, въ какомъ она находится положеніи! Съ тѣхъ поръ какъ она въ первый разъ услышала о томъ -- это случилось до Рождества -- она не имѣла минуты покоя.
   -- Бѣдненькая!
   -- Охъ, еслибъ вы все знали, чтобы вы тогда сказали!.. Вся ея надежда по этому дѣлу возлагается на мистера Фёрниваля. Еслибъ не онъ, я не знаю, чтобы съ нею было.
   Все это было сказано не отъ желанія обратиться въ предмету, по поводу котораго пріѣхала мистриссъ Фёрниваль, но отъ сердечнаго желанія очистить своего бѣднаго друга отъ такой клеветы.
   -- Сэръ Перегринъ тоже очень -- очень любитъ ее и хлопочетъ о ней.
   Это было прибавлено съ умысломъ, чтобы мистриссъ Фёрниваль знала въ чемъ дѣло, когда услышитъ о растроившейся свадьбѣ.
   -- Право, я думаю нѣтъ человѣка на свѣтѣ, который видя ея страданія, не пожелалъ бы защитить ее. И вы сами мистриссъ Фёрниваль, испытали бы точно такое-же чувство.
   -- Боже мой! Боже мой! Какъ это жалко! восклицала мистриссъ Фёрниваль, чувствуя, что въ душѣ ея возбуждается особенное чувство довѣрія къ мистриссъ Ормъ.
   -- И какое это ужасное положеніе для женщины! Право, мнѣ иногда кажется, что она съума сойдетъ, прежде чѣмъ наступитъ страшный день суда.
   -- Но что за злодѣй долженъ быть этотъ мистеръ Мэзонъ!..
   Мистриссъ Ормъ не сильна была въ такого рода званіяхъ.
   Она не любила мистера Мэзона,-- такъ не любила его, какъ только можно не любить человѣка, котораго никогда не видали,-- но никакъ не могла рѣшиться сказать, что считаетъ его истиннымъ злодѣемъ въ этомъ дѣлѣ.
   -- Вѣроятно, онъ полагаетъ, что это помѣстье ему принадлежитъ.
   -- Какъ можно. Мой мужъ давно уже доказалъ, что это несправедливо!.. Жестокій, ужасный этотъ человѣкъ! Впрочемъ, какъ и подумала, чего бы ей такъ убиваться?
   -- О мистриссъ Фёрнивалъ! ее потребуютъ въ судъ, будутъ допрашивать!
   -- Но вѣдь она невинна. По моему мнѣнію, коли я невинна, такъ наплевать мнѣ на всѣхъ! Убиваетъ не судъ, а сознаніе своей вины -- вотъ что!
   Говоря это, мистриссъ Фёрниваль думала о томъ признаніи, которое ей самой предстояло сдѣлать дома и, подъ вліяніемъ тяжелаго сознанія своей виновности, она встала, чтобы ѣхать.
   -- Можетъ быть я дурно сдѣлала, мистриссъ Ормъ, обезпокоивъ васъ своимъ пріѣздомъ.
   -- Вы ошибались, мистриссъ Фёрниваль, я увѣрена въ томъ, а теперь вы узнали истину.
   -- Я сама начиваю такъ думать. Но мистриссъ Ормъ, смѣю ли я просить васъ объ одной милости: нельзя ли вамъ никому не разсказывать о причинѣ, моего пріѣзда? Я была очень, очень, несчастна и...
   Мистриссъ Фёрниваль поднесла платокъ къ глазамъ, и сердце мистриссъ Ормъ снова преисполнилось къ ней жалостью; разумѣется обѣщаніе было дано и, на сколько мы ее знаемъ, можно быть увѣреннымъ, что оно и не было нарушено.
   -- Мкстриссъ Фёрниваль была у васъ. За чѣмъ была была? спросилъ Перегринъ.
   -- Маѣ не хотѣлось бы о томъ разсказывать, Перри, сказала мать, цѣлуя его.
   Послѣ этого не было уже и помину о мистриссъ Фёрниваль.
   А между тѣмъ непріязнь къ Мартѣ Бигсъ возрастала въ сердце мистриссъ Фёрниваль все болѣе и болѣе, по мѣрѣ приближенія къ Лондону; она несправедливо обвиняла ее за свою безумную поѣздку въ Гэмвортъ. Сидя въ въ вагонѣ, она надумалась и рѣшилась прямо со станціи ѣхать въ свой собственный домъ въ Гарли-Стритѣ. Гораздо лучше разомъ разрѣзать узелъ, и перочинный ножичекъ мигомъ отдѣлилъ ее отъ Орэнджъ-Стрита, а вмѣстѣ съ нимъ и Бигсъ. Она наняла извощика пряно въ Гарли-Стритъ и, пріѣхавъ домой, узнала отъ изумленнаго Снупера, что "Баринъ дома и сидитъ одинъ въ столовой. Онъ дома обѣдалъ и кажется очень скучалъ."
   Митриссъ Фёрниваль вошла въ залу,-- одна дверь раздѣлала ее отъ мужа; она очень хорошо знала, что ея пріѣздъ былъ слышенъ въ домѣ. На минуту мужество ея ослабѣло и она думала было улепетывать къ себѣ на верхъ. Но послѣ минутнаго размышленія, она разсудила, что откладывать будетъ еще хуже, и потому отворила дверь и очутилась предъ глазами мужа.
   Глубоко задумавшись сидѣлъ мистеръ Фёрниваль у камина, на своемъ спокойнымъ креслѣ, и не слыхалъ ни стука экипажа, ни отворявшихся дверей.-- Его сердце тоже умилилось и возвращеніе жены обрадовало его.
   -- Томъ, сказала она, подходя къ нему и говора съ грустною нѣжностію;-- вотъ и я вернулась.
   Она стояла предъ нимъ какъ преступница, ожидающая помилованія.
   

ГЛАВА XXIV.
Кахъ идутъ дѣла въ Нонинсби.

   Да, леди Стевлей давно ужь это знала. Она догадывалась о положеніи сердечныхъ чувствъ своей дочери, хотя быть можетъ не хотѣла убѣдить себя въ твердости этихъ чувствъ. Мэдлинъ можетъ преодолѣть любовь къ мистеру Грэгаму и тогда все поѣдетъ хорошо, думала мать Но теперь ошибка открылась: Мэдлинъ призналась, что ея сердце не принадлежитъ уже ея, а леди Стевлей не знала лѣкарства противъ этой болѣзни. Случись это нѣсколько часовъ прежде, конечно она не подала бы надежды Перегрину Орму.
   А тутъ еце какъ нарочно, Феликсъ Грэгамъ не только что остался въ домѣ, да еще проводитъ большую часть дня въ гостиной. Недоступна была для пониманія леди Стевлей, мысль, что Грэгамъ будетъ ея зятемъ. Состоянія у него никакого, и даже не хотѣлъ онъ идти по общему пути, которымъ пріобрѣтается состояніе. И вотъ, какъ на зло, дочь объявила ей положительно, что влюблена въ Грэгама. Ну что можетъ быть ужаснѣе такого положенія для матери?
   -- О, Боже мой! о, Боже мой! восклицала она, почти ломая руки въ отчаяніи: -- Нѣтъ, нѣтъ, моя душенька, я не сержусь на тебя, сказала она, цѣлуя дочь и гладя ее по головѣ: я совсѣмъ не сержусь, но немогу не сказать, что считаю это за большое несчастье. У него нѣтъ и шилинга въ карманѣ.
   -- Я ничего не сдѣлаю безъ благословенія папа и вашего, сказала Mэдлинъ, опустивъ голову.
   -- Да и неизвѣстно, можетъ быть у него и въ головѣ помышленія нѣтъ жениться на тебѣ,-- навѣрное нѣтъ; да и кто его знаетъ, онъ кажется и жениться-то не намѣренъ.
   -- О, мама, не говорите такъ! я ничего не желаю, но считаю долгомъ сказать вамъ истину для того, чтобы вы дали мистеру Орму такой отвѣть, какъ слѣдуетъ.
   -- Бѣдный Ормъ! какой превосходный молодой человѣкъ!..
   -- Но все же не лучше мистера Грэгама, мама, если вы говорите на счетъ душевныхъ качествъ.
   -- Ужь право не знаю, отвѣчала леди Стевлей, потерявъ голову: желала бы только я, чтобы тутъ совсѣмъ не было молодыхъ людей. Этотъ Августъ вѣчно надѣлаетъ глупостей!
   Раза два прошлась она по комнатѣ, снѣдаемая тоскою материнской заботливости. Перегринъ замѣтилъ ей, чтобъ она сдѣлала, еслибъ Нонинсби былъ въ огнѣ,-- но развѣ пламя, обнявшее сердце ея дочери, не хуже пожара? Онъ также выразилъ и другое предположеніе, и при воспоминаніе о томъ леди Стевлей, сейчасъ же созналась, что судьба еще не такъ жестока къ ней. Она опять поцѣловала дочь, завѣряя, что и не думаетъ сердиться на нее. Такъ онѣ и разстались.
   Никогда еще у бѣдной леди Стевлей не было столько заботъ, какъ теперь; со времени своего замужества, она еще не знала ни печали, ни заботы, по милости мужа, да и теперь желала бы все поскорѣе разсказать своему мудрому судьѣ, для того чтобы всю отвѣтственность свалить на его нею. Пускай онъ самъ рѣшитъ, что лучше дѣлать: вытолкать ли въ шею или благословить слѣдуетъ безобразнаго молодаго человѣка, что тамъ на верху, который упалъ съ лошади съ перваго разу, какъ поѣхалъ на охоту, и не хотѣлъ заработывать себѣ хлѣба, какъ всѣ добрые люди дѣлаютъ, потому что считаетъ себя умнѣе всѣхъ на свѣтѣ; нельзя сказать, чтобы леди Стевлей питала въ это время очень нѣжныя чувства къ Грэгаму. Какое можетъ быть сравненіе между нимъ и Ормомъ!.. Высокъ и прекрасенъ былъ Перегринъ, волосы его вились прекрасными кудрями, какъ у истаго Англичанина, у него были блестящіе глаза, гладкій лобъ; словомъ добродушный, ласковый юноша былъ всѣми любимъ, да и притомъ же онъ будущій баронетъ и наслѣдникъ славнаго помѣстья. Все семейство его такое милое и въ самомъ близкомъ сосѣдствѣ. Лучшаго мужа для своей дочери леди Стевлей не могла бы и пожелать... Какая разница -- Феликсъ Грэгамъ! Конечно, и у него глаза довольно блестящіе, но все, взятое вмѣстѣ, даетъ въ результатѣ страшное безобразіе. Онъ совсѣмъ не кудрявый юноша и хоть профессоръ по уму, за то не имѣетъ ни добродушія, ни ласковаго характера, какъ у Орма. Въ наслѣдство получать ему нечего и не отъ кого, и семейства у него никакого нѣтъ; и кто можетъ знать, гдѣ ему придется жить? Пожалуй еще въ Патагоніи придется ему принять мѣсто судьи, чтобы не умереть съ голоду. Не ужели же ея дочь отправится въ Патагонію?..
   Какъ только судья возвратился къ вечеру домой, леди Стевлей тотчасъ же поспѣшила ему все разсказать, даже не дала ему времени переодѣться къ обѣду.
   -- Конечно, онъ не красавецъ, сказалъ судья, когда леди Стевлей слишкомъ строго настаивала на его некрасивости.
   -- Но право же я никого изъ молодежи не знаю хуже его.
   -- А какъ надѣнетъ парикъ да мантію, такъ будетъ очень авантажнымъ.
   -- Парркъ! Но Мэдлинъ никогда не увидитъ его въ парикѣ, да и вообще часто никто не увидитъ его авантажнымъ, потому что онъ не охотникъ заниматься своимъ дѣломъ... Что же мы будемъ дѣлать?
   -- По моему ничего не надо дѣлать.
   -- И позволить ему сдѣлать предложеніе нашей милой дочери, если ему придетъ такая фантазія?
   -- А какъ же мы можемъ запретить ему? Впрочемъ, я имѣю хорошее мнѣніе о Грэгамѣ, и вполнѣ увѣренъ, что онъ ни за что ничего не сдѣлаетъ неблагороднаго у насъ въ домѣ. Онъ имѣетъ странныя идеи о законѣ, онъ не красивъ, если хочешь...
   -- Самый безобразный человѣкъ, какого я когда либо видала.
   -- Пусть такъ, но онъ имѣетъ благороднѣйшій характеръ и необыкновенныя познанія.
   -- Никакъ не могу пошлъ, что нашла въ немъ Мэдлинъ, продолжала леди Стевлей, мало обращая вниманія на познанія Грэгама.
   -- Ну, милый другъ, я полагаю, вотъ въ чемъ заключается тайна ея выбора: она судитъ не глазами, а ушами или скорѣе умомъ. Выбери она Орма, я былъ бы очень доволенъ ея выборомъ: онъ, безъ всякаго сомнѣнія, прекрасный юноша и будетъ славнымъ мужемъ...
   -- О превосходнымъ! да и Кливъ въ семи только миляхъ отъ насъ.
   -- Но я долженъ сознаться что никакъ не могу сердиться на Мэдлинъ.
   -- Сердиться! о, нѣтъ, какъ это можно! Да и кто можетъ сердиться на это бѣдное дитя?
   -- Разумѣется, даже горжусь ею. По моему, она предпочитаетъ невещественное, а это много значитъ для молодой дѣвушки.
   -- Вещественное! воскликнула леди Стевлей, видимо не одобряя такое выраженіе, въ приложеніи къ Орму.
   -- Умъ, душа, сила выраженія -- гораздо сильнѣе на нее подѣйствовали, чѣмъ красота, знатность и богатство. По этому случаю, надо сказать, я еще болѣе люблю ее.
   -- Да вѣдь и я ее люблю такъ много, какъ только мать можетъ любить свое дитя.
   -- Разумѣется такъ.
   Судья при этомъ поцѣловалъ свою жену.
   -- И я также люблю умъ, геній и все подобное.
   -- А иначе ты не приняла бы моего предложенія...
   -- Да вѣдь ты былъ самымъ прекраснымъ изъ всѣхъ джентльменовъ, вотъ почему а влюбилась въ тебя.
   -- Не большой же комплиментъ для меня.
   -- Ничего, не прогнѣвайся. Я люблю умъ и геній; но они не дѣлаются лучше, оттого что заключены въ безобразномъ тѣлѣ. Притомъ же умъ и геній, должны приготовить прежде масла для своего хлѣба, а потомъ жениться.
   -- Ты забываешь, другъ мой, что умъ и геній, на сколько вамъ извѣстно, могутъ быть освобождены отъ этихъ заботъ.
   Затѣмъ судья далъ ей понять, что ему пора одѣваться къ обѣду и жена оставила его одного.
   Когда дамы вошли въ гостинную, онѣ нашли уже тамъ Грэгама; Мэдлинъ не конфузилась уже при видѣ его: она подавала ему руку, спрашивала его о здоровьѣ, не боясь уже, что на нее устремлены всѣ глаза. Но она мало съ нимъ разговаривала, да и съ другими не больше. Пока мущины не приходили изъ столовой, всѣ разговоры обыкновенно были подъ руководствомъ Софьи Фёрниваль и мистриссъ Арботнотъ; только, не смотря на ихъ старанія, вечера не очень весело проходили.
   Въ этотъ вечеръ произошла маленькая сцена, впродолженіи которой глаза бѣдной леди Стевлей съ тоскою устремлялись на сына, хотя она и дѣлала видъ, будто дремлетъ. Миссъ Фёрниваль объявила, что завтра уѣзжаетъ въ Лондонъ; по этому случаю Августъ былъ очень скученъ. Послѣдніе два дни онъ предавался самой черной меланхоліи. Если бы миссъ Фёрниваль охотно принимала всѣ его любезности и отвѣчала на нихъ тѣмъ же, то по всей вѣроятности дѣло не пошло бы далеко и никого бы невстревожило.
   Но она была неподатливаго характера, и вотъ почему Августъ Стевлей вообразилъ себѣ, что онъ влюбленъ въ нее. Какія были намѣренія у молоденькой дѣвицы, этого я не могу сказать, но еслибъ она въ самомъ дѣлѣ намѣревалась сдѣлаться мистриссъ Стевлей, такъ лучше этого она не могла бы взяться за дѣло.
   -- Такъ вы сейчасъ же послѣ завтрака покидаете насъ завтра? спросилъ Августъ, облекая лицо романтическою грустью, въ которой сильно упражнялся послѣдніе дни.
   -- Мнѣ очень жаль, но это фактъ несомнѣнный.
   -- Сказать по правдѣ, для меня это совсѣмъ не жаль, сказалъ Августъ, и съ глубокимъ вздохомъ опустилъ голову.
   -- Вѣрю; только вамъ не слѣдовало бы говорить мнѣ такія не любезности, сказала Софья, какъ будто желая его поймать на словѣ.
   -- Не жаль, потому что я не могу болѣе выносить такую жизнь.-- Полагаю, что мнѣ не удастся увидѣть васъ завтра -- наединѣ? Какъ вы думаете?
   -- Думаю, что не удастся. Если мнѣ удастся скоро уложить всѣ свой вещи, то я сойду внизъ къ молитвѣ, вотъ все, что я могу сдѣлать.
   -- А еслибъ я попросилъ васъ, какъ о послѣдней милости, подарить мнѣ какіе нибудь полчаса...
   -- Безъ всякаго сомнѣнія я не согласилась бы. Спросите у вашей мама, благоразумно ли было бы соглашаться на подобныя предложенія?
   -- Вотъ еще!
   -- Однако, какже? Свиданія на полчаса предъ завтракомъ между молодыми особами разныхъ половъ совсѣмъ не шуточная вещь.
   -- Да я я не думаю шутить.
   -- А я такъ думаю.
   -- Я начинаю понимать, что при такихъ несбыточныхъ обстоятельствахъ...
   -- Господи помилуй, что за торжественный тонъ!
   -- Въ жизни человѣка бываютъ минуты, когда онъ обязанъ имѣть торжественный тонъ. Вы покидаете насъ, миссъ Фёрнивалъ....
   -- Можно подумать, что я уѣзжаю по крайней мѣрѣ въ Іеддо, тогда какъ я всего только отправлюсь въ Гарли-Стритъ въ Лондонѣ.
   -- И я могу тоже пріѣхать туда и видѣть васъ?
   -- Разумѣется можете,-- сколько хотите. По законамъ свѣтскихъ приличій, вы нарушили бы даже правила вѣжливости, еслибъ не пріѣхали. Что касается до моихъ личныхъ убѣжденій, то по правдѣ сказать; а очень мало забочусь объ соблюденіи этихъ правилъ и потому охотно прощу вамъ, если вы вздумаете нарушать ихъ.
   -- Покорно благодарю; въ такомъ случаѣ ужь я лучше пожелаю вамъ-покойной ночи и вмѣстѣ скажу: до свиданія.
   Послѣднія слова он произнесъ съ напряженіемъ, ясно доказывавшимъ, что въ немъ сердце заговорило, а когда онъ всталъ и пожалъ ей руку, то въ этомъ пожатіи слышалось почти болѣзненное чувство любви.
   Надо замѣтить, что еслибъ Августъ рѣшился сдѣлать окончательное предложеніе, то онъ исполнилъ бы это съ такою же буйною стремительностью, какъ и Перегринъ. Можетъ быть Софья Фёрниваль, предчувствуя это, и боялась, что желаемыя полчаса, до завтрака будутъ именно на то употреблены. Но если онъ не на шутку влюбленъ, то найдетъ дорогу и въ Гарли-Стритъ. Вообще, я думаю, Софья въ совершенствѣ умѣла вести свои дѣла.
   На другой день Софья Фёрниваль уѣхала безъ дальнѣйшихъ сценъ нѣжности. Ея отъѣздъ былъ весьма пріятенъ для леди Стевлей.
   -- Коварная, хитрая дѣвушка, сказала она Бэкеръ.
   -- Довольно хитра, миледи, но только не видать ей своимъ мужемъ нашего мистера Августа, какъ своихъ ушей. И какъ подумаешь, вѣдь могла же она забить себѣ въ голову такую дерзость, чтобы разсчитывать на него.
   По моему, миссъ Фёрниваль совсѣмъ не права. Если находятся такіе господа, какъ Августъ, которые любятъ позабавиться съ молодыми дѣвушками, то недурно дѣлаютъ и дѣвушки, подобныя Софьѣ Фёрниваль, которые не уступаютъ имъ въ желаніи поиграть.
   Въ тотъ же день, рано утромъ, Феликсъ Грэгамъ просилъ и получилъ свиданіе съ судьею въ его собственномъ кабинетѣ.
   -- Я пришелъ къ вамъ по двумъ обстоятельствамъ, сказалъ Грэгамъ, садясь въ предложенное ему покойное кресло.
   -- По двумъ или по десяти, все равно: я очень радъ, отвѣчалъ судья очень ласково.
   -- Долго и много я обдумывалъ дѣла леди Мэзонъ, перечиталъ всѣ старыя и новыя бумаги, присланныя Фёрнивалемъ и никакъ не могу допустить даже предположенія, чтобъ она была виновна въ подлогѣ или клятвопреступленіи.
   -- Я совершенно увѣренъ, что она во всемъ невинна,-- какъ я уже и прежде сказалъ. Но, конечно, вы должны принять моя слова, какъ личное мнѣніе частнаго человѣка, а не судьи. Я никогда еще не разсматривалъ такъ глубоко это дѣло, какъ вы.
   -- Признаюсь, мнѣ очень непріятно имѣть такихъ сотоварищей, какъ Чаффенбрасъ и Арамъ.
   -- Мнѣ кажется, что Чаффенбрасъ и Арамъ совсѣмъ не такіе дурные люди, какъ вы воображаете, незная ихъ лично. Развѣ не бываетъ случаевъ, когда трудно обойтись безъ Чаффенбрасовъ и Арамовъ?
   -- Какъ нельзя обойтись безъ трубочистовъ и мусорщиковъ.
   -- Грэгамъ, любезный другъ: не судите да не судимы будете. Я гораздо старше васъ и много видалъ подобныхъ людей! Повѣрьте мнѣ, когда и вы будете старше и увидите побольше людей, ваше мнѣніе будетъ гораздо снисходительнѣе -- и справедливѣе. Не сердитесь на меня, что я говорю вамъ такъ откровенно.
   -- Дорогой судья, еслибъ вы знали, какъ я высоко цѣню это, какъ я дорожу этимъ доказательствомъ вашего добраго расположенія ко мнѣ!.. Во всякомъ случаѣ, я рѣшился по лучше узнать этихъ господъ. Если вы одобрите мое намѣреніе, то я извѣщу мистера Фёрниваля, что беру на себя защиту этого дѣла.
   Судья изъявилъ свое согласіе, и такимъ образомъ первое дѣло было окончательно улажено.
   -- Теперь отъ важнаго приступимъ къ забавному, сказалъ судья.
   -- Я не знаю, только будетъ ли это пріятно, возразилъ Грэгамъ, тревожно повертываясь:-- напротивъ, боюсь, что ни для васъ, ни для меня, ни для кого другаго много пріятности не предстоитъ отъ того, что я намѣренъ сказать вамъ.
   -- Тѣмъ болѣе принявъ высказать это скорѣе. Непріятности всегда должны высказываться безъ отлагательства.
   -- Ничто въ мірѣ не можетъ сравниться съ добротою и вниманіемъ вашими, и леди Стевлей и всего семейства вашего, которыя всѣ оказывала мнѣ со времени моего несчастнаго паденія.
   -- И не говорите больше,-- это все ничего не значитъ. Мы любимъ васъ, но еслибъ и не любили, такъ сдѣлала бы точно тоже.
   -- Вотъ почему я рѣшился прямо вамъ сказать, что люблю вашу дочь Мэдлинъ.
   Такъ какъ судья самъ желалъ, чтобы извѣстіе было скорѣе сообщено, то кажется, онъ долженъ былъ вполнѣ удовлетвориться кроткими и точными выраженіями Грэгама.
   -- Неужели?
   -- И вотъ причина, почему я желалъ, какъ можно скорѣе, уѣхать отъ васъ, да и теперь желаю.
   -- И вы правы, совершенно правы. При такихъ обстоятельствахъ, разумѣется, вы правы, желая оставятъ нашъ домъ.
   -- По этому-то я ѣду завтра рано утромъ.
   При послѣднихъ словахъ бѣдный Грэгамъ немогъ скрыть нѣкоторую. нервную раздражительность.
   -- Очень хорошо, мистеръ Грэгамъ, но прежде, чѣмъ мы рѣшимся на что нибудь окончательное, поразсудимъ немножко на словахъ. Говорили ли вы съ Мэдлинъ что нибудь по этому предмету?
   -- Ни одного слова.
   -- Могу я быть увѣренъ, что вы и впередъ не намѣрены этого дѣлать?
   На одну минуту Грэгамъ задумался и ничего не отвѣчалъ; потомъ вдругъ всталъ, прошелся раза два по комнатѣ и наконецъ сказалъ:
   -- Клянусь честью! я не могу ручаться за себя, если останусь здѣсь.
   Никогда еще на скамьяхъ англійскихъ судовъ не сидѣлъ такой мягкосердый судья, каковъ былъ судья Стевлей и не было другаго человѣка счастливѣе его, когда онъ могъ сдѣлать другихъ счастливыми. Не стоялъ ли предъ нимъ благороднѣйшій и умнѣйшій молодой человѣкъ, съ честными правилами и истинно мужественнымъ сердцемъ? Не джентльтменъ ли онъ по рожденію, по воспитанію, по талантамъ? Чего же еще можно желать для своего зятя. И если дочь такъ умна, что полюбила этого человѣка, то остается только дать ей хорошее приданое и дѣлу конецъ. У него такъ и вертѣлось на языкѣ; "поди, отыщи Мэдлинъ и самъ будь адвокатомъ своего дѣла."
   Но есть большая разница между человѣкомъ и отцомъ, между богатымъ обладателемъ тысячныхъ доходовъ и мягкосердечнымъ филантропомъ. Вотъ почему онъ, собравшись съ мыслями, выразился слѣдующимъ образомъ:
   -- Мистеръ Грэгамъ, вы поступили, какъ слѣдуетъ благородному человѣку и я ничего другаго отъ васъ не ожидалъ.
   Въ это время судья ничего еще незналъ о Мэри Сноу.
   -- Что касается до васъ лично, то скажу прямо, я съ гордостію назвалъ бы васъ своимъ зятемъ; только согласитесь сами, что я, какъ отецъ, долженъ же заботиться о благосостояніи своей дочери. Боюсь, что средства ваши не довольно достаточны...
   -- Совершенно не достаточны.
   -- Хотя природа одарила васъ всѣми талантами, которые должны поставить васъ на высокое мѣсто въ нашемъ сословіи; но вы крѣпко придерживаетесь мыслей, которыя до сихъ поръ мѣшали вашему успѣху. Теперь выслушайте же, что я вамъ скажу. Оставайтесь здѣсь еще дня три, пока вы совершенно не оправитесь, и ни слова не говорите о томъ моей дочери. Черезъ три мѣсяца послѣ того, вы возвратитесь къ намъ, если сохраните тоже намѣреніе, и даю вамъ слово, что я тогда скажу вамъ прямо, можете ли вы обратиться къ моей дочери съ предложеніемъ или нѣтъ.
   Феликсъ Грэгамъ молча пожалъ руку судьи, вполнѣ сознавая, что ему была подана сильная надежда; и этимъ окончилось ихъ свиданіе.
   

ГЛАВА XXV.
Лэди Мэзонъ возвращается домой.

   Леди Мэзонъ оставалась въ Кливѣ болѣе недѣли послѣ того дня, какъ она сдѣлала свое признаніе. Впродолженіи этого времени, она получила увѣдомленіе, что ея процессъ будетъ разсматриваться на предстоящихъ засѣданіяхъ суда въ Альстонѣ, по обвиненію ее въ клятвопреступленіи. Это было сдѣлано съ такимъ отсутствіемъ огласки, что даже она была изумлена. По желанію мистера Фёрниваля, это дѣло было такимъ образомъ устроено между Мэтью Раундъ и Соломономъ Арамъ. Въ тоже время мистеръ Фёрниваль написалъ, что пріѣдетъ за нею въ Кливъ на почтовыхъ. Онъ это исполнилъ и взялъ съ собою леди Мэзонъ, прежде чѣмъ пріѣхали двое судей графства изъ Додингорста, мѣстечка въ пяти миляхъ разстоянія отъ замка. Люцій Мэзонъ встрѣтилъ ихъ по условію. Онъ взялъ на себя быть однимъ изъ поручителей въ томъ; что мать его явится въ судъ по первому призыву. Сэръ Перегринъ былъ вторымъ поручителемъ, но между юристами положено было, что его не станутъ безпокоить и не потребуютъ въ судъ. Тутъ были также два атторнея, свидѣтельница Бриджетъ Больстеръ, нѣкто Topрингтонъ изъ Лондона, который привелъ подлинный документъ, совершенный 14-го іюля, документъ объ уничтоженіи товарищества Мэзона Мартока. Тутъ же былъ и Самуэль Дократъ. Я забылъ сказать, что здѣсь также былъ стенографъ, котораго пригласилъ этотъ послѣдній джентльменъ.
   Пріѣздъ въ деревню четырехъ каретъ и появленіе такихъ важныхъ господъ, какъ Фёрниваль, Роундъ и Арамъ, конечно, возбудило общее любопытство, но это чувство было какъ можно меньше удовлетворено, и Леди Мэзонъ получила позволеніе вернуться въ каретѣ въ Кливъ. Мистеръ Дократъ раза два -- три пытался возбудить общее негодованіе противъ женщины, котирую должны были судить, но судьи остановили его, и казалось была вполнѣ увѣрены въ невинности Леди Мэзонъ, несмотря на всѣ факты, которые выставлялись противъ нея; и всѣ были такого убѣжденія, кромѣ тѣхъ, конечно, которымъ дѣло было извѣстно. Всѣ считали Леди Мэзонъ невинною жертвою корыстолюбія Джозефа Мэзона и злобы Дократа, но никто не сомнѣвался что она, сейчасъ по окончаніи процесса, выйдетъ изъ него чиста, какъ лебедь. Главные дѣятели въ настоящемъ случаѣ были атторнеи Роундъ и Арамъ, и для посторонняго наблюдатели казалось, что они будто бы дѣйствуютъ по взаимному согласію. Мистеръ Роундъ поспѣшно прочиталъ обвинительный актъ и поверхностно снялъ показанія съ Бриджетъ Боульстеръ и Торникгтона. Мистеръ Арамъ сказалъ, что его кліэнтка желаетъ защицаться въ судѣ, и поэтому случаю, представитъ за себя поручителей. Мистеръ Роундъ совѣтовалъ судьямъ принять это почтенное поручительство.
   Мистеръ Фёрниваль сѣлъ какъ можно ближе къ старшему судьѣ шепталъ иногда ему на ухо. Для Леди Мэзонъ было приготовлено кресло по правую руку Фёрниваля, а по другую руку у нея стоялъ ея сынъ Люцій; она спустила плотную вуаль на лицо. Во все время производства слѣдствія, отъ нея не потребовалось ни одного слова. Впрочемъ, прежде чѣмъ былъ подписанъ актъ, предсѣдательствующій членъ обратился къ ней съ однимъ какимъ то вопросомъ и надо предполагать, отвѣтъ былъ ею данъ, до ушей слушателей этотъ отвѣтъ достигъ только посредствомъ голоса сэра Фёрниваля.
   Многими изъ присутствующихъ замѣчено было, что во все впемя засѣданія, леди Мэзонъ сжимала въ своихъ рукахъ руку сына, но замѣтно было также и то, что хотя Люцій оставлялъ въ ея власти, свою руку, но не возвращалъ пожатія. Суровый, неподвижный стоялъ онъ во все время производства слѣдствія, не говоря ни слова. Онъ подписалъ обязательство, что беретъ мать на поруку, но и при этомъ случаѣ, не произнесъ ни одного слова.
   Мистеръ Дократъ, возвысивъ голосъ, потребовалъ, чтобы леди Мэзонъ была заключена въ тюрьму, пока сэръ Перегринъ не подписалъ еще поручительства, но за это мистеръ Роундъ возразилъ, что кажется онъ имѣетъ довѣренность отъ мистера Мэзона вести его дѣло какъ онъ знаетъ, и предсѣдатель попросилъ мистера Дократа воздержаться отъ дальнѣйшаго вмѣшательства.
   -- Очень хорошо, сказалъ Дократъ близь стоящему человѣку; но я не буду для нихъ лишнимъ, когда ее потребуютъ на судъ присяжныхъ.
   И такъ леди Мэзонъ была взята на поруки для предъявленія въ Альстенъ на засѣданія суда, по ея дѣлу.
   Когда Люцій Мэзонъ посадилъ мать опять въ почтовую карету, она поцѣловала его, и это было все, что произошло между матерью и сыномъ. Мистеръ Фёрниваль прежде еще объяснилъ Люцію, что его мать намѣрена на слѣдующій день совсѣмъ вернуться въ Орлійскую Ферму.
   -- Она думаетъ, что гораздо лучше для нея оставаться дома до самаго окончанія процесса, сэръ Перегринъ то же согласенъ съ ея мнѣніемъ.
   -- А я всегда былъ того мнѣнія.
   -- Но вы должны понимать, что между вашею матерью и семействомъ Ормовъ не было ни малѣйшаго неудовольствія, а только мысль о свадьбѣ отложена пока всторону, что по моему очень кстати случилось.
   -- Разумѣется, очень кстати.
   -- Да, но я прошу васъ обратить вниманіе, на то что между ними не было и тѣни ссоры,-- истинно такъ. Не сомнѣваюсь, что намѣреніе, высказанное мнѣ самой мистриссъ Ормъ,-- постоянно посѣщать вашу мать до окончанія процесса, подтвердитъ вамъ это.
   -- Она очень добра.
   Но явно было по тону Люція, что онъ желалъ, чтобы всѣ Ормы на свѣтѣ оставили ихъ въ покоѣ. По его мнѣнію, тяжолое время процесса, тяжело для него и для матери, если не по признанному безславію судомъ, то по безславію въ общественном мнѣніи; слѣдовательно, мать его должна удаляться отъ всѣхъ друзей и даже отъ всякаго изліянія дружескаго, до тѣхъ поръ, пока она не получитъ полнаго воздаянія за свою чистоту и невинность. Обдумывая все дѣло, онъ далъ себѣ слово все принести ей на жертву, если только она это допуститъ, и хоть немного утѣшить и успокоить ее. Онъ готовъ бы любить ее, показывать ей нѣжное вниманіе, еслибъ только ему можно было принять на себя всѣ удары которые такъ дерзко сыпятся теперь на нее. Тогда каждое его слово было бы словомъ любви, каждый взглядъ -- взглядомъ нѣжности, тогда онъ обращался бы съ нею не только со всей любовью, какую обязанъ имѣть сынъ къ матери; но я со всѣмъ уваженіемъ, какое долженъ имѣть мущина къ женщинѣ, находящейся въ несчастьи. Но въ такомъ случаѣ, она должна бы вполнѣ довѣриться ему и въ немъ одномъ, находитъ опору. А она... она отвергла его кровъ, она прибѣгла къ помощи чужихъ, тогда какъ ей не слѣдовало бы даже разговаривать съ посторонними, впродолженіи этихъ ужасныхъ мѣсяцевъ. Она сама отказалась отъ его попеченій, а вотъ почему онъ могъ только держаться всторонѣ и, высокомѣрно поднявъ голову, смотрѣть сурово на всѣхъ. Въ ея невинности онъ не сомнѣвался и не желалъ бы слышать ни отъ кого завѣреній, что его мать не воровка, не мошенница, не отверженная грѣшница. Не поблагодарилъ бы онъ за такое увѣреніе; каждый честный человѣкъ долженъ сочувствовать женщинѣ, столь жестоко оскорбляемой; но онъ желалъ, чтобы общее сочувствіе не выражалось въ словахъ, до конца процесса. Мать его, однако, судила иначе.
   Мистеръ Фёрниваль, по пріѣздѣ на ферму, представилъ леди Мэзонъ Соломона Арама, объяснивъ ей дорогою, что мистеру Араму необходимо будетъ видѣть ее еще раза два до начала процесса.
   -- Но нельзя ли, чтобы переговоры съ нимъ происходило черезъ васъ, спросила леди Мэзонъ;-- конечно, я не смѣю требовать, чтобы вы жертвовали для меня своимъ драгоцѣннымъ временемъ, но...
   -- Прошу васъ не обращайте вниманіе за мое время сказалъ мистеръ Фёрниваль:-- мы пригласили мастера Арама потому что онъ считается во всемъ адвокатскомъ сословіи лучшимъ, и проницательнѣйшимъ аторнеемъ для того, чтобъ распутать подобнаго рода дѣло; и его надежды, избавить васъ отъ этихъ непріятностей, будутъ сильнѣе, если вы принудите себя имѣть къ нему полную довѣренность.
   Тутъ мистеръ Фёрниваль посмотрѣлъ ей прямо въ глаза и притомъ съ такимъ выраженіемъ, которое было краснорѣчиво безъ словъ.
   -- Вы не должны думать, чтобы я не сдѣлалъ для васъ всего, что только можно; въ качествѣ вашего адвоката, я буду дѣйствовать со всею энеріею, на какую только способенъ; но теперь дѣло приняло такой оборотъ, по которому оно должно быть непремѣнно въ рукахъ аторнея.
   Послѣ этого міетеръ Фёрниваль и представилъ ей Соломона Арама.
   Мистеръ Соломонъ Арамъ былъ совсѣмъ не такой человѣкъ, какимъ воображали его леди Мэзонъ, сэръ Перегринъ Ормъ или другіе такіе же невѣжды въ дѣловомъ мірѣ. Онъ не былъ грязнымъ жидомъ, съ носомъ-крючкомъ и съ неправильнымъ проношеніемъ согласныхъ буквъ. Мистеръ Чаффенбрасъ гораздо болѣе былъ похожъ на еврея такого стариннаго типа. Соломонъ Арамъ былъ чрезвычайно красивый господинъ; лѣтъ сорока, можетъ быть слишкомъ хорошо одѣтый, но безъ малѣйшаго признака пошлости; по первому взгляду на него, нельзя было предположить, чтобъ онъ исповѣдывалъ религію Моисея. Волоса у него были черны, лица прекраснаго правильнаго овала, но глаза нѣсколько прищурены и на носу маленькая горбинка. Кто зналъ заранѣе, что онъ еврей, тотъ могъ найти въ немъ черты евреа, но кто не зналъ этого, тотъ могъ принять его за такого же хорошаго христіаніна, какъ и всякаго другаго аторнея.
   Мистеръ Арамъ снялъ шляпу и поклонился, когда мистеръ Фёрниваль представилъ его леди Мэзонъ. Это было сдѣлано еще въ то время, когда она не выходила изъ кареты, и Люцій не подавалъ еще ей руку, чтобы ввести ее въ свой домъ, гдѣ находились уже судьи.
   -- Я очень счастливъ, что имѣю честь познакомиться съ вами, сказалъ мистеръ Арамъ.
   Леди Мэзонъ пробовала что-то сказать, но ни одного звука слышно небыло; да оно и не нужно было.
   -- Я не сомнѣваюсь, продолжалъ аторней:-- что мы избавимъ васъ отъ маленькихъ неудовольствій, безъ особенныхъ хлопотъ, хотя, конечно, для дамы вашего званія и это очень непріятно.
   Тутъ онъ сдѣлалъ опять поклонъ.
   -- Въ этомъ случаѣ, мы очень счастливы, что имѣемъ для защиты такую сильную крѣпость, какъ мистеръ Фёрнивалъ,-- и онъ поклонился адвокату -- а старый другъ мой, Чаффенбрасъ, составляетъ другую надежную крѣпость; не правдали, мистеръ Фёрниваль?
   Такимъ образомъ и покончилось представленіе.
   Леди Мэзонъ совершенно поняла мистера Фёрниваля: поняла и слова и выраженіе лица, когда онъ сказалъ, что ей необходимо вполнѣ довѣриться аторнею. Онъ хотѣлъ этимъ ей дать знать, что она должна принудить себя признаться во всемъ этому совершенно незнакому ей человѣку. Тутъ-то въ первый еще разъ она почувствовала, что мистеръ Фёрниваль отгадалъ ея тайну. Да, онъ это зналъ; но по его мнѣнію никто на свѣтѣ не долженъ и подозрѣвать, что онъ знаетъ ея тайну. Увы! увы! не лучше ли было, чтобы весь свѣтъ скорѣе узналъ ее, и чтобы наконецъ былъ конецъ всему! Не былъ ли приговоръ уже изреченъ надъ ней? Даже если бы всѣ судьи, и присяжные, и адвокаты объявили бы ее невинною передъ всѣми людьми, то не должна ли признаться въ своей винѣ ему, тому одному, приговоръ котораго дѣйствительно страшилъ ее. Если онъ узнаетъ, что мать его виновна, то какое уже ей дѣло до того, что другіе считаютъ, ее невинною? Да, рѣшительно во всемъ ей надобно признаться сыну. Это помѣстье принадлежитъ ему, но оно принадлежитъ только потому, что она сдѣлала преступленіе, и теперь это помѣстье должно быть возвращено законному владѣльцу. Самъ сэръ Перегринъ сказалъ, что это необходимо. О, еслибъ небо упало на ее окаянную главу и тѣмъ совершилось бы надъ нею правосудіе!..
   Когда первый допросъ былъ поконченъ, леди Мэзонъ возвратилась въ Кливскій замокъ, куда сопровождалъ ее мистеръ Фёрниваль. Онъ предлагалъ было Люцію мѣсто въ каретѣ, но молодой человѣкъ объявилъ; что онъ неохотно поѣхалъ бы въ Кливъ; слѣдовательно, устраненъ былъ еще разъ случай для разговора матери съ сыномъ.
   По пріѣздѣ въ замокъ, леди Мэзонъ тотчасъ отправилась къ себѣ на верхъ, чтобы предаться тойже грустной, безнадежной жизни, какую вела со времени своего признанія. Она разсказала обо всемъ что случилось мистриссъ Ормъ, также какъ и мистеръ Фёрниваль разсказалъ все сэру Перегрину. На этотъ разъ, сэръ Перегринъ не много разговаривалъ съ адвокатомъ, только вѣжливо кивалъ головою на тѣ пункты, которые была ему предложены. Не могъ не замѣтить мистеръ Фёрнивалъ перемѣны, произведшей въ обращеніи съ нимъ баронета. Куда дѣвался его энтузіазмъ, его пылкое негодованіе противъ злодѣя изъ Гроби-Парка, его непоколебимая увѣренность, что невинность его гостьи просвѣтится, какъ солнце, въ день суда! Онъ не показывалъ ни малѣйшаго желанія уклониться отъ дѣлъ, а даже настойчиво хотѣлъ слышать всѣ подробности происшедшаго; но онъ говорилъ очень мало, да и тѣ немногія слова, которыя онъ произнесъ, относились очень мало къ несчастному дѣлу. Онъ вдругъ состарѣлся и сдѣлался дряхлымъ. Эта ужасная неожиданность жестоко подѣйствовала на него. Съ тѣхъ поръ, какъ леди Мэзонъ заперлась въ свою комнату, онъ ни разу не перешелъ за порогъ замка.
   -- Онъ тоже перемѣнилъ свои мысли, думалъ про себя адвокатъ, возвращаясь на Гэмвортскую станцію:-- онъ тоже считаетъ ее теперь виновною.-- Что касается до собственнаго убѣжденія, то мистеръ Фёрниваль не хотѣлъ самому себѣ дать въ немъ откровенный отчетъ; но мы не можемъ имѣть никакого сомнѣнія по этому поводу.
   Наступилъ наконецъ день отъѣзда леди Мэзонъ. Сэръ Перегринъ не видалъ ее съ того дня, какъ разстался съ нею въ библіотекѣ, послѣ признанія. По новому обороту, принятому обстоятельствами, мистриссъ Ормъ взяла на себя заботу объ милой больной гостьѣ, и всѣ сношенія леди Мэзонъ съ сэромъ Перегриномъ происходили черезъ нее.
   Но въ это послѣднее утро, онъ объявилъ своей невѣсткѣ, что пойдетъ наверхъ и подъ руку проводятъ леди Мэзонъ черезъ весь замокъ до кареты, противъ чего леди Мэзонъ сильно возстала, но напрасно.
   -- Душенька моя, сказала мистриссъ Ормъ:-- такъ будетъ гораздо лучше и покажетъ только слугамъ и всему обществу, что онъ по прежнему любитъ и уважаетъ васъ.
   -- Но онъ не долженъ ни любить ни уважать меня, воскликнула леди Мэзонъ: -- развѣ это возможно! О, горѣ мнѣ: любовь и уваженіе теперь на вѣки для меня погибли!..
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ не на вѣка, возразила мистриссъ Ормъ:-- вы много должны будете вытерпѣть; но однако, ни какое зло на бываетъ вѣчна.
   -- А развѣ грѣхъ не вѣченъ, грѣхъ такой какъ мой?..
   -- Нѣтъ, если вы раскаетесь;-- покайтесь и получите пращеніе. О, леди Мэзонъ, скажите мнѣ, что вы раскаиваетесь; скажите мнѣ, что вы молите у Бога прощенія!
   Но леди Мэзонъ, какъ это не разъ бывало въ подобныхъ случаяхъ, сидѣла молча, съ сухими глазами, крѣпко сжатыми руками и стиснутыми зубами. Ни разу еще мистриссъ Ормъ не могла добиться отъ нея, что она раскаивается и проситъ прощенія у Бога за то, что она доставила сыну обманомъ и подлогомъ помѣстье, которое она считала, по справедливости, его принадлежностью. Не ужасъ преступленія, а наказаніе слѣдующее за преступленіемъ было для нее, тяжелымъ бременемъ. И что въ самомъ дѣлѣ, значитъ для нее, что весь судъ признаетъ ее невинною, когда потомъ она сама должна признаться своему сыну, что она виновна.
   Сэръ Перегринъ пришелъ наверхъ, чтобъ провесть ее подъ руку черезъ замокъ, какъ онъ говорилъ. Когда онъ вошелъ въ ея комнату, она не могла поднять на него глазъ и все время простояла, опираясь на столъ и опустивъ глаза въ землю.
   -- Надѣюсь, что вамъ теперь лучше, сказалъ онъ, подавая ей руку.
   Она даже не попыталась отвѣчать и едва коснулась пальцами его руки.
   -- Можетъ быть мнѣ лучше не провожать васъ, до кареты, сказала мистриссъ Ормъ; легче будетъ здѣсь проститься.
   -- Прощайте! сказала леди Мэзонъ. Словно голосъ смерти, зазвучали въ ушахъ сэра Перегрина звуки ея голоса.
   -- Господь да помилуетъ, и да сохранитъ васъ, сказала мистриссъ Ормъ: -- И да подкрѣпить Онъ васъ для вашего сына. Господь помилуетъ васъ, если вы обратитесь къ нему. Нѣтъ, вы не должны уходить безъ поцѣлуя, докончила она, протянувъ свои объятія къ леди Мэзонъ.
   Растерзанная, отверженная женщина стояла съ минуту, какъ будто незная на что ей рѣшиться; потомъ съ воплемъ бросилась она на грудь другой женщины и залилась слезами. Она намѣревалась было удержаться отъ объятій, она рѣшилась было не прикасаться болѣе къ этому чистому сердцу, но нѣжность и любовь побѣдили ея гордость и она судорожно жала своего друга въ объятіяхъ, какъ будто все ее послѣднее счастіе и спокойствіе заключалось въ той, которая была такъ безпредѣльно добра къ ней.
   -- Я буду часто пріѣзжать къ вамъ, почти каждый день, говорила мистриссъ Ормъ, утѣшая ее.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, говорила несчастная, едва ли понимая смыслъ своихъ словъ.
   -- Но я непремѣнно буду пріѣзжать къ вамъ... батюшка ждетъ васъ, душенька, и вамъ лучше ужь ѣхать.
   Сэръ Перегринъ отвернулся къ окну и стоялъ закрывши глаза рукою; но услышавъ свое имя, онъ опятъ повернулся и предложилъ руку леди Мэзонъ.
   -- Эдиѳь права, сказалъ онъ; -- вамъ гораздо лучше будетъ ѣхать: дома вы гораздо скорѣе поправитесь.
   И онъ повелъ ее подъ руку съ лѣстницы къ подъѣзду, и съ глубочайшею почтительностью посадилъ ее въ карету. Страшная та была минута для леди Мэзонъ! да и для сэра Перегрина не легче было. Ихъ окружали слуги съ усердными предложеніемъ услугъ своихъ,-- тѣ самые слуги, которымъ дней десять назадъ было сказано, что эта леди будетъ женою ихъ господина, и которымъ теперь уже извѣстно было, что свадьба разстроилась, что она уѣзжаетъ домой, потому что черезъ нѣсколько дней должна предстать въ судъ, и что требуютъ ее въ судъ по страшному обвиненію. Но сэръ Перегринъ мужественно исполнилъ заданную себѣ задачу: онъ простился съ нею, посадилъ ее въ карету и возвратился въ библіотеку, не выказывая передъ своими слугами ни малѣйшей печали. Но, войдя въ библіотеку, онъ почти упалъ въ кресла и оставался неподвиженъ въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ. Тяжела была для него жизнь, въ эту минуту, легче было бы умереть! Никогда въ жизни до сихъ поръ онъ не имѣлъ никакого столкновенія съ преступленіемъ; а теперь женщина, которую онъ привыкъ любить, которую онъ представилъ свѣту, какъ свою будущую жену -- она преступница, она сама созналась ему, для того чтобы спасти его отъ себя... Онъ считалъ за свой долгь защищать ее до послѣдней возможности.
   Когда леди Мэзонъ пріѣхала въ Орлійскую Ферму, ея сынъ ждалъ ее у подъѣзда.
   Мистриссъ Ормъ и предъ ея отъѣздомъ настойчиво требовала, чтобы леди Мэзонъ призналась во всемъ сыну.
   -- Какъ? теперь, тотчасъ же? спросила бѣдная женщина.
   -- Да, другъ мой, тотчасъ же по пріѣздѣ; онъ проститъ васъ потому что, я знаю, онъ добръ и любитъ васъ. Онъ проститъ васъ, тогда самое ужасное зло для васъ уже пройдетъ.
   Но даже и въ мысляхъ, леди Мэзонъ немогла принудить себя признаться сыну. Она собрала всѣ свои силы, чтобы признаться сэру Перегрину, и тогда это страшное рѣшеніе уничтожало ее; а теперь она не могла даже представать себѣ, какими словами сказать истину Люцію. При одной мысли о томъ, она дрожала и боялась встрѣтиться съ нимъ.
   -- Я очень радъ, матушка, что вы пріѣхали домой, сказалъ Люцій, помогая ей выйти изъ кареты. Повѣрьте мнѣ, что въ настоящее время это самое лучшее мѣсто для насъ обоихъ, говорилъ онъ, провожая ее въ домъ.
   -- Милый Люцій, для меня всегда было лучше всего быть съ тобою, если это только можно.
   Онъ не обвинилъ ее въ лицѣмеріи, но не могъ не подумать, что если бы она дѣйствительно такъ думала и чувствовала, то не разставалась бы съ нимъ. Съ горечью раздумывалъ онъ такъ, слѣдуя за нею въ домъ, но не сказалъ ни слова, давая себѣ слово быть самымъ почтительнымъ сыномъ и никогда не оскорбить свою мать.
   Двадцать четыре года жила леди Мэзонъ въ этомъ домѣ, и вдругъ онъ уже не казался ей своимъ домомъ: не былъ ли онъ теперь собственностію ея врага, Джозефа Мэзона, и не извѣстно ли было ей, что онъ необходимо долженъ быть опять возвращенъ этому врагу,-- какимъ же образомъ смотрѣть ей на него какъ на свой домъ? Не въ этой ли смой комнатѣ, гдѣ стоитъ ея постель, совершила она преступленіе? Вотъ тутъ, въ тишинѣ ночной, когда ея старый мужъ лежалъ на смертномъ одрѣ, она съ необычайною тщательностію и неслышно приготовила документъ, который теперь губилъ ея жизнь, тѣло и душу. А между тѣмъ, сколько лѣтъ она спала въ этой комнатѣ, если не счастливо, то по крайней мѣрѣ спокойно! Теперь, когда она оглядывалась на свою прошлую жизнь, ей казалось странно: какъ это она могла нести съ тою легкостью бремя своего преступленія? Теперь чорный непривѣтливый гость, призракъ грѣха, вѣчно предстоялъ предъ нею, невольно привлекая на себя ея глаза; теперь никогда у нее не сомкнетъ ихъ мирный сонъ. Больше, все больше, подкрадывается къ ней призракъ: вотъ онъ садится у ея изголовья и кладетъ свою леденящую костлявую руку на ея грудь; съ странною силою призракъ давитъ ее, говоря что теперь все уже погибло для нее... О! возвращеніе въ старый домъ мало принесло ей спокойствія!
   А между тѣмъ, она должна дѣлать усилія, чтобы казаться довольною,-- страшныя усилія.... Ея сынъ считалъ, что мать обязана принудить себя и казаться спокойной, что она должна приняться за привычныя житейскія обязанности съ свойственнымъ ей спокойнымъ достоинствомъ; во всемъ она должна была сообразоваться съ его желаніями. Разъ или два она почти увѣряла себя, что должна была сдѣлать эти усилія и разсказать сыну всю истину; но когда она вспоминала о немъ, о его страданіяхъ, о его гордости, объ уваженіи, которое онъ требовалъ для нея отъ всего міра, какъ честный сынъ честной матери, о его непреклонной волѣ, которая скорѣе могла сломаться, нежели склониться, тогда она теряла всѣ надежды, всѣ послѣднія силы. Она все отдала для него, чтобы возвысить его въ свѣтѣ, а теперь не могла принудить себя совершить самое необходимое дѣло,-- слишкомъ дорого оно ей стоило!
   Въ этотъ вечеръ она удачно выдержала обѣдъ съ нимъ, а онъ внимательно и усердно угощалъ ее, какъ будто яства и вино могли развеселить или согрѣть ея сердце; но всѣ вина юга не могли ее согрѣть, всѣ яства пиршествъ не могли ее развеселить. Тяжелое бремя давило ея душу и она не знала, какъ нести его, куда сложить его.
   -- Матушка, сказалъ Люцій ей въ тотъ же вечеръ, подымая голову отъ книгъ, которыми усердно занимался,-- намъ надо бы переговорить нѣсколько словъ объ этомъ дѣлѣ; можно ли теперь?
   -- Да, Люцій, конечно.... если ты этого желаешь....
   -- Теперь не можетъ быть сомнѣнія, что процессъ неизбѣженъ.
   -- Никакого сомнѣнія, повторила она.
   -- Не желаете ли вы, чтобъ я принялъ въ немъ участіе?
   Молча она просидѣла нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ рѣшилась отвѣчать сыну; она обдумывала какимъ бы образомъ отвѣчать, чтобы сдѣлать ему удовольствіе.
   -- Какое участіе? спросила она наконецъ.
   -- Участіе, приличное мужчинѣ и сыну. Могу я видѣться съ юристами и потребовать отъ нихъ подробныхъ объясненій всего, что касается до этого дѣла. Позволите ли вы мнѣ сказать имъ, что вы не хотите допускать ни хитросплетенія, ни крючкотворства; что вы крѣпко опираетесь только на вашу невинность и справедливость; что вы презираете враговъ, которые хотятъ запятнать ваше безукоризненное имя. Матушка, люди, которые посовѣтовали вамъ взять этого плутоватаго аторнея, дали вамъ не добрый совѣтъ.
   -- Люцій, теперь этого нельзя уже перемѣнить.
   -- Можно, если вы только поручите мнѣ все это дѣло.
   Опять послѣдовало молчаніе. Подумайте только, съ какою тоскою она искала словъ, чтобы отвѣчать ему:
   -- Нѣтъ, Люцій, теперь этого нельзя уже перемѣнить, повторила она,-- теперь уже поздно.
   -- Пускай будетъ по вашему, матушка, я не стану уже безпокоить васъ.
   Люцій замолчалъ и сурово обратился къ своимъ книгамъ, а она къ своимъ мыслямъ.
   Ахъ, подумайте только, какъ она несчастна!
   

ГЛАВА XXVI.
О томъ, что происходило у фонарнаго столба.

   Когда Феликсъ Грэгамъ изъ Нонинсби поѣхалъ въ Лондонъ, то дорогой ему пришла на умъ мысль, которую ему хотѣлось получше обдумать. Вслѣдствіе этихъ размышленій вышло рѣшеніе, что онъ не женится на Мэри Сноу и что все равно: будетъ ли объ мужемъ Мэдлинъ Стевлей или нѣтъ, но никогда уже свадьбы его съ Мэри Сноу не бывать. Онъ такъ скоро обсудилъ все это дѣло съ тѣхъ поръ какъ судья подалъ ему слабый лучъ надежды, что удивлялся даже самому себѣ. Одно онъ ясно видѣлъ, что нельзя ему жениться на Мэри Сноу не сдѣлавшись клятвопреступникомъ. Да и могъ ли онъ съ нею стоять предъ алтаремъ и клясться, что будетъ любить ее одну, тогда какъ онъ любитъ другую, а къ ней не питаетъ ни малейшей любви.
   Мистеръ Грэгамъ сознался наконецъ, что въ дѣлѣ подготовленья себѣ жены онъ былъ сущимъ осломъ; потерпѣвъ неудачу въ своемъ предпріятіи, онъ думалъ что и всякій другой мало имѣлъ бы въ этомъ успѣха; но онъ не хотѣлъ уже продолжатъ своего безумія и рѣшился прямо отправиться къ Мэри Сноу и разсказать ей всю истину, добровольно подчиняясь гнѣву ея отца и вознагражденію, какое онъ потребуетъ. Впрочемъ помимо гнѣва отца, онъ конечно сдѣлаетъ для дочери все, что позволитъ его обстоятельства.
   Можетъ быть ему поможетъ еще тотъ господинъ, съ поэтическимъ направленіемъ мыслей, съ которымъ Мэри встрѣчалась у фонарнаго столба; но во всякомъ случаѣ онъ будетъ великодушнымъ къ ней. Не примѣшайся сюда и другихъ причинъ, то конечно одно это оскорбленіе никогда не заставило бы его отказаться отъ однажды принятаго намѣренія жениться. Вотъ почему онъ не хотѣлъ выставлять этотъ случай, какъ причину нарушенія своего обязательства, тѣмъ болѣе, что по всѣмъ видимымъ обстоятельствамъ, онъ понималъ, что его отказъ не нанесетъ чувствительныхъ ранъ сердцу бѣдной Мэри.
   Грэгамъ написалъ къ мистрисъ Томасъ, извѣщая ее о днѣ своего пріѣзда въ Пекгамъ, ничего не упоминая о тѣхъ ужасныхъ извѣстіяхъ, которыя она сообщала ему. Написалъ онъ также и къ Мэри, увѣреніе, что въ отношеніи себя никогда ни въ чемъ не обвинитъ ее и почти заранѣе давалъ ей прощеніе. Мэри не показывала этого письма мистрисъ Томасъ, такъ какъ всѣ эти дни страшно на нее дулась. Очень естественно, что мистрисъ Томасъ бдительно старалась открывать такія похожденія, какъ напримѣръ свиданіе у фонарнаго столба,-- да и какая женщина на мѣстѣ мистрисъ Томасъ, какъ и на всякомъ другомъ, не сдѣлала бы того же самого? Мэри Сноу знала очень хорошо, что будь она сама на мѣстѣ своей надзирательницы, то точно также перерыла бы всѣ уголки, а ужъ нашла бы любовныя письмеца, и нашедши такія запрещенныя вещи ужъ дала бы себя знать своей бѣдной питомицѣ. Да, она непремѣнно сдѣлала бы такъ, но ужъ ни за что на свѣтѣ не выдала бы ее мужчинѣ. Праводушіе и вѣрность, которыми женщины обязаны другъ другу, не допустили бы ея да такого предательства. И не штопала ли она такое множество чулокъ за мистриссъ Томасъ? не питалась ли она самыми малыми крохами для того только, чтобы до сыта покормить этихъ трехъ ребятишекъ и тѣмъ удовлетворить ея материнское попеченіе? не всегда ли съ похвалой отзывалась она о мистрисъ Томасъ своему благодѣтелю и жениху, не смотря на та, что этотъ Пекгамъ былъ ей несносенъ? Разсказывала ли она мистеру Грэгаму всѣ эти маленькія продѣлки, совершавшіяся съ цѣлью увѣрять его, что все въ Пекгамѣ процвѣтаетъ? говорила ли она, напримѣръ, о вѣчномъ займѣ чайныхъ чашекъ къ его приходу и про эти куски хорошаго сахару, которые держались только для того, чтобы представить ему все въ лучшемъ видѣ, чѣмъ на дѣлѣ? Нѣтъ! никогда не унизилась бы она до того, чтобы выдать другую женщину, и не должна ли эта другая женщина поступать съ нею точно также? Словомъ, въ Пекгамѣ разгорѣлась сильная вражда и дѣтскіе чулки лежали въ корзинкѣ недоштопанные.
   -- Мэри, право же я старалась все устроить къ лучшему, сказала мистрисъ Томасъ, которую упорное молчаніе воспитанницы заставило защищаться.
   -- Совсѣмъ нѣтъ, мистрисъ Томасъ, вы старались устроить не къ лучшему, а къ худшему. Вслѣдъ за тѣмъ молчаніе снова водворялось.
   Наконецъ кабріолетъ Феликса Грэгама остановился у подъѣзда въ Пекгамѣ. Рука бѣднаго Феликса была все еще на перевязи, почему движенія его были нѣсколько медленны, но кромѣ того онъ былъ совершенно здоровъ. Для обѣихъ Пекгамскимъ дамъ несчастное приключеніе съ нимъ послужило предметомъ разговора; прежде чѣмъ коснулись извѣстнаго пункта. Мэри выказала много нѣжной внимательности въ распросахъ о его здоровьѣ, но эта нѣжность была какая то робкая и стыдливая; можно было подумать, взглянувъ на нее, что она боялась дотронуться до раны, какъ будто ея прикосновеніе могло опять разбередить ее.
   -- О! теперь я совершенно здоровъ, сказалъ онъ, стараясь принять веселый видъ:-- впередъ никогда не буду торопиться на охоту, вы можете быть въ томъ увѣрены.
   -- Мы имѣемъ великія причины возносить благодарственныя моленія къ Провидѣнію, сохранившему васъ, сказала мистрисъ Томасъ, самымъ торжественнымъ голосомъ.
   А Мэри въ это время думала про себя, какое было бы счастіе, еслибъ вмѣсто Грэгама мистрисъ Томасъ сломала себѣ спину, или какая другая бѣда случилась бы съ нею.
   -- Давно ли вы видѣли вашего батюшку? спросилъ Грэгамъ.
   -- Я не видѣла его съ тѣхъ поръ, какъ писала къ вамъ про тѣ деньги, которыя которыя онъ занималъ.
   -- Я говорила ей тогда, что не должно давать ему денегъ, вмѣшалась мистрисъ Томасъ.
   -- Напротивъ, Мэри совершенно справедливо и хорошо поступила, сказалъ Грэгамъ,-- кто рѣшился бы отказать своему отцу, который находится въ крайности.
   При этихъ словахъ Мари поднесла платокъ къ глазамъ и начала плакать.
   -- Это дѣйствительно справедливо, сказала мистрисъ Томасъ; -- но онъ не долженъ доводить себя до такой крайности и навѣрное чувствуетъ это, если только у него есть чувство.
   -- Конечно есть, сказала Мэри: -- да развѣ и вы сами, мистрисъ Томасъ, не находитесь иногда въ такихъ же крайнихъ обстоятельствахъ, что иногда рады были бы занять полшилинга, если бы только кто нибудь вамъ далъ въ займы?
   -- Очень хорошо, сказала мистрисъ Томасъ скрестивши руки на груди и принимая видъ мученицы:-- полагаю, что отнынѣ все это перемѣнится. Но я старалась исполнить свою священную обязанность и одинъ Богъ видитъ, какъ это было мнѣ трудно.
   Тугъ Феликсъ почувствовалъ, что чѣмъ скорѣе онъ начнетъ разговоръ, для котораго сюда пріѣхалъ, тѣмъ это будетъ лучше для всѣхъ. Ясно, что между дамами были далеко не дружескія отношенія; кромѣ того онъ самъ успѣлъ сдѣлать маленькое сравненіе между Мэдлинъ и Мэри. Неужели же въ продолженіи послѣднихъ трехъ лѣтъ онъ могъ смотрѣть на этого ребенка, какъ на свою будущую жену? да ужъ лучше ему надѣть на шею жерновъ и броситься въ воду!
   Вотъ какъ онъ думалъ въ настоящее время, смотря на Мэри Сноу!
   -- Мистрисъ Томасъ, сказалъ онъ наконецъ: -- мнѣ бы хотѣлосъ поговорить съ Мэри нѣсколько минутъ на единѣ, если только вы позволите.
   -- О конечно, непремѣнно, это необходимо, отвѣчала она, и связавъ въ узелъ несчастные чулки, она вышла изъ комнаты.
   Мэри немного поблѣднѣла при словахъ Грэгама и оставалась неподвижною, не спуская глазъ съ нареченнаго жениха. Пока присутствовала мистриссъ Томасъ, Мэри приготовлялась къ войнѣ и сильно храбрилась, но вся ея храбрость пропала когда она осталась на единѣ съ человѣкомъ, который, вѣроятно будетъ осыпать ее укоризнами. Конечно, онъ обѣщалъ ей простить, но все же какое-то внутреннее чувство говорило ей, что ея поступокъ не можетъ быть вполнѣ прощенъ. Что она станетъ отвѣчать, если онъ спроситъ, любитъ ли она героя у фонарнаго столба?.. Вотъ если бы онъ спросилъ ее любитъ ли она его, Феликса Грэгама, такъ она поклялась бы, что любитъ и была бы увѣрена, что говоритъ правду; а на первый вопросъ она чувствовала, что должна солгать. Впрочемъ она и не думала отказываться отъ Феликса, если только онъ самъ не пожелаетъ отказаться отъ нее; она даже и не желала, чтобы онъ отказался отъ нее. Впродолженіе всей своей жизни она готовилась быть его женой и тѣмъ обезпечить себя и своего бѣднаго отца. Но не смотря на то, какая-то другая, лучшая мечта промелькнула въ ея молодой головкѣ, и какъ сладостна была эта мечта! Какъ больно, но какъ быстро билось ея сердце, когда впродолженіи этихъ десяти минутъ она стояла у фонарнаго столба!..
   -- Мэри, сказалъ Феликсъ, когда они остались вдвоемъ подходя къ ней и взявъ ея руку: -- я надѣюсь, что никогда не буду для васъ источникомъ несчастій и что черезъ меня вы не испытаете никакого огорченія.
   -- О! мистеръ Грэгамъ, навѣрное этого никогда не будетъ, но я такъ много виновата передъ вами!
   -- Нѣтъ, Мэри, мнѣ кажется, вы нисколько не виноваты. Мнѣ было бы очень жаль не узнать во-время о томъ, что случилось.
   -- Конечно она была вправѣ сказать это, но только я думаю....
   Кажется Мэри совсѣмъ не понимала, какого рода мысли и чувства могъ питать Грэгамъ по поводу этого приключенія. Она думала, что нареченный женихъ не можетъ простить ей свиданія съ другимъ, отъ котораго она получила письменное изъясненіе въ любви. Словомъ, она не знала, прощается ли такой проступокъ по законамъ свѣтскихъ приличій. Въ первое время, когда письма были найдены и копіи съ нихъ отосланы въ Нонинсби, она думала, что все кончено. По ея понятіямъ, она совершила такое преступленіе, какое никогда не прощается; и въ тяжелые часы, проводимые ею съ этимъ убѣжденіемъ, она искала утѣшенія только въ чувствѣ того, кто считалъ ее ангеломъ свѣта, но потомъ, когда она получила письмо отъ Грэгама и увидѣла, что прощеніе возможно, то послѣднее утѣшеніе показалось ей и слабо, и ничтожно. Если Феликсу Грэгаму все еще угодно жениться на ней, то, конечно, она готова идти за него, и ни на минуту не колеблясь и не сопротивляясь его желанію, не смотря на то, что она казалась ангеломъ свѣта для чьихъ-то любящихъ глазъ.
   -- Мнѣ кажется, она имѣла право сказать вамъ, но только я думаю....
   -- Не думайте, Мэри, что я буду съ вами ссориться, или что я сержусь на васъ.
   -- О, да! вы очень добры, но я знаю, что вы имѣете полное право сердиться на меня.
   -- Нѣтъ, увѣряю васъ я не сержусь, но если я рѣшусь сказать вамъ всю правду, будете ли вы также откровенны со мной?
   -- Да, отвѣчала Мэри.
   Но Феликсу гораздо легче было сказать правду, чѣмъ Мэри быть съ нимъ откровенною. Я думаю, что учителя часто ужасно врутъ своимъ ученикамъ, хотя имъ такъ легко было бы говорить правду, но какъ трудно ученику говорить правду своему учителю!
   Мэри стояла теперь какъ ученикъ передъ учителемъ; ей тоже было почти невозможно говорить правду, однако она дала ему слово; но кто же и могъ бы отказаться отъ этого, при вопросѣ: будетъ ли она говорить правду?
   -- Думали ли вы когда нибудь, Мэри, не сдѣлаемъ ли мы другъ друга несчастными?
   -- Нѣтъ, я никогда не думала объ этомъ, отвѣчала Мэри простодушно.
   Ей хотѣлось говорить только то, что, по ея мнѣнію могло быть пріятно Грэгаму, но она такъ утомилась, слѣдуя постоянно его приказаніямъ.
   -- Не приходило ли вамъ когда нибудь въ голову, что хотя мы питаемъ другъ къ другу теплыя, дружескія чувства, которыя, надѣюсь, никогда не перемѣнятся, однако въ насъ обоихъ не достаетъ чего-то, что необходимо для счастья мужа и жены,
   -- Я употреблю всѣ свои старанія, чтобы всегда поступать какъ нельзя лучше, то есть если... если вы теперь не очень разсердились на меня.
   -- Но поймите же, Мэри, что тутъ не можетъ быть и рѣчи о томъ, чтобы поступать какъ нельзя лучше: между мужемъ и женою не должно быть и тѣни принужденія, иначе любовь будетъ только обязательнымъ трудомъ.
   -- Такъ и будетъ; я ручаюсь, что буду трудиться сколько хватитъ силъ.
   Тутъ только Феликсъ замѣтилъ, что путь, по которому онъ повелъ дѣло, не отвѣчаетъ его намѣреніямъ и что онъ скорѣе достигнетъ желанной цѣли, если отброситъ нѣкоторую деликатность и будетъ меаѣе церемониться.
   -- Мэри, спросилъ онъ,-- какъ зовутъ того джентльмена, съ которымъ вы имѣли свиданіе у фонарнаго столба?
   -- Альбертъ Фитцаленъ, отвѣчала Мэри съ большимъ смущеніемъ, но съ неменьшею гордостью произнося это имя.
   -- Вы любите его? спросилъ Грэгамъ.
   Бѣдная дѣвушка, что оставалось ей отвѣчать?
   -- Нѣтъ, я не очень люблю его.
   -- Не любите? такъ зачѣмъ же вы согласились на тайное свиданіе съ нимъ?
   -- О! мистеръ Грэгамъ, я не знала, что это дурно, право не знала. Я не просила у него свиданія, право, не просила, не просила его и писать ко мнѣ, честное слово не просила! Но когда, получивъ отъ него письмо, я убѣдилась, что онъ ничего не знаетъ о васъ и рѣшилась сама лично сказать ему обо всемъ, вотъ почему я и пошла на свиданіе. Увѣряю васъ, что это настоящая причина!
   -- Мистриссъ Томасъ могла бы ему обо всемъ разсказать.
   -- Во я не люблю мистриссъ Томасъ и ни за что на свѣтѣ не рѣшусь довѣрить ей хотя что-нибудь изъ этого, дѣла. Я знаю, что мистрисъ Томасъ совсѣмъ не расположена ко мнѣ; да, я увѣрена въ томъ. Вы ее и на половину не знаете, какова она.
   Я вамъ сдѣлаю еще вопросъ, Мэри, и прежде чѣмъ получу за него отвѣтъ, желалъ бы васъ увѣрять, что распрашиваю васъ, съ единственною цѣлію узнать, какъ бы мнѣ сдѣлать ваше счастье. Когда вы видѣлись съ этомъ джентельменомъ мистеромъ...
   -- Альбертъ Фитцаленъ.
   -- Когда вы видѣлась съ мистеромъ Фитцаленъ, вы ничего ему не говорили, кромѣ того, что дали уже мнѣ слово? не сказали ли вы чего о вашихъ чувствахъ къ нему?
   -- Я сказала ему, что очень дурно было съ его стороны написать ко мнѣ письмо.
   -- Что же еще вы сказала ему?
   -- О! мистеръ Грэгамъ, а больше съ нимъ никогда не увижусь -- право никогда, торжественно даю вамъ честное слово, что никогда не буду имѣть съ нимъ свиданія! Право, впередъ не буду, и никогда строчки къ нему не напишу, никогда даже не взгляну на него и если онъ что нибудь пришлетъ ко мнѣ, то я сейчасъ же передамъ вамъ; клянусь, и всегда уже такъ буду дѣлать. Кромѣ этого, у насъ ничего больше съ нимъ не было, честное слово ничего. Я позволила ему только взять мою руку, потому что не знала, какъ этому противиться, и онъ поцѣловалъ меня только одинъ разъ; вотъ и все тутъ... Теперь я сказала вамъ всю правду; и вы все знаете, какъ будто сами видѣли свооми глазами. Я ужъ не такая дурная дѣвушка, какъ она тамъ вамъ наговорила на меня, право не такая.
   Тутъ бѣдная Мари снова залилась горькими слезами.
   Феликсъ Грэгамъ начиналъ замѣчать, что ужъ слишкомъ жестоко обошелся съ нею. Онъ желалъ, чтобы первыя попытки къ разрыву были сдѣланы ею, и это желаніе слишкомъ далеко завело его. Пройдя нѣсколько разъ по комнатѣ, онъ вдругъ остановился передѣ нею я взялъ ее за руку.
   -- Мэри, проговорилъ онъ ласково: -- я самъ увѣренъ, что вы недурная дѣвушка.
   -- Нѣтъ, сказала она судорожно всхлилавая:--нѣтъ, право нѣтъ! Я не могла только противиться этому, потому что не предполагала ниего дурного.
   -- Я самъ убѣжденъ въ томъ, да и навѣрное никто не скажетъ про васъ ни чего дурнаго.
   -- А вотъ сказала,-- она-то и сказала, что я дурная дѣвушка, и такъ-таки сказала прямо мнѣ въ глаза.
   -- Она была очень несправедлива, если сказала такъ.
   -- А все таки сказала, и я не могу больше терпѣть ея обращенія.
   -- Но я этого никогда не говорилъ и никогда не думалъ про васъ дурно, и вижу, что во всемъ этомъ дѣлѣ я больше всѣхъ заслуживаю порицанія.
   -- Нѣтъ, я сама знаю, что я виновата, и понимаю теперь, что мнѣ не слѣдовало идти на свиданіе къ нему.
   -- Я даже и этого не скажу, Мэри; одно, что слѣдовало вамъ сдѣлать -- хоть это признаніе всегда бываетъ трудно для молодыхъ дѣвушекъ -- вамъ слѣдовало бы откровенно сказать мнѣ, что вы любите этого молодого человѣка.
   -- Но я не хочу болѣе видѣть его.
   -- Выслушайте же меня, Мэри, внимательно. Съ этими словами онъ оставилъ ея руку, и сѣлъ противъ нее, начиная находить, что трудъ, взятый имъ на себя, не со всѣмъ ему по силамъ.
   -- Выслушайте же меня, Мэри, внимательно: мнѣ кажется, что вы любите этого молодого человѣка. Не прерывайте меня до тѣхъ поръ, пока я не кончу того, что желаю сказать. Мнѣ кажется, что вы его любите и если это такъ, то грѣшно вамъ выходить замужъ за меня.
   -- О! мистеръ Грэгамъ.
   -- Подождите на минуту. Мэри: любя одного, грѣшно выходить за другаго, но любить его совсѣмъ не грѣшно.
   Можно думать, что и мистеръ Грэгамъ усвоилъ себѣ такое мнѣніе, потому что самъ позволялъ себѣ чувствовать любовь къ другой.
   -- Можетъ быть, даже естественно, что вы полюбили его: на меня вы прввыкли смотрѣть, скорѣй какъ на учителя, нежели какъ на жениха.
   -- О! мистеръ Грэгамъ, право же я васъ любила, любила и буду любить, я не хочу больше думать объ Альбертѣ.
   -- А не запрещаю вамъ думать объ немъ, нужно только узнать достоинъ ли онъ вашей любви.
   -- Онъ прекраснѣйшій молодой человѣкъ, всегда живетъ съ матерью.
   -- Это мое ужъ будетъ дѣло разузнать обо всемъ. Ну, а теперь, Мари, скажите мнѣ откровенно, если онъ дѣйствительно хорошій человѣкъ, если любитъ васъ на столько, что захочетъ жениться на васъ, то не гораздо ли счастливѣе вы будете съ нимъ, чѣмъ со мной?
   Наконецъ вопросъ, который онъ такъ желалъ давно предложить, пришелъ самъ собою; но если трудно было сдѣлать вопросъ, то во сколько разъ было труднѣе отвѣчать на него?
   Двѣ недѣли обдумывалъ онъ, какимъ образомъ предложить этотъ вопросъ и вдругъ безъ малѣйшаго предисловія, безъ всякаго колебанія онъ выразилъ его.
   -- Скажите правду, Мэри, что вы объ этомъ думаете? не заботьтесь о томъ, что другіе скажутъ.
   Но Мэри ничего не могла сказать, а только опять залилась слезами.
   -- Не ужели же, Мэри, вы не понимаете состоянія вашего собственнаго сердца?
   -- Я ничего не понимаю, отвѣчала она.
   -- Поймите однако, что я забочусь о вашемъ счастьи, о счастьи насъ обоихъ, вотъ что!
   -- Я буду дѣлать все, что вамъ угодно.
   -- Хорошо же, такъ я скажу вамъ, что я думаю объ этомъ. Боюсь, что мы не будемъ счастливы вмѣстѣ: я слишкомъ старъ и слишкомъ серьезенъ для васъ... Мэри Сноу была немоложе, однако Мэдлинъ Стевлей....
   -- Васъ заставляли любить меня, вы думали, что любите, потому что желали исполнять то, что считали своего обязанностію, а я думаю, что люди никогда не могутъ искренно любить другъ друга, если считаютъ это своею обязанностью. Конечно, я не могу сказать еще, что за человѣкъ мистеръ Фитцаленъ, но если найду его достойнымъ вашей руки и если его средства съ маленькимъ приданымъ, которое я вамъ дамъ, могутъ обезпечить вашу будущность, то я сочту за счастье обезпечить вашу судьбу.
   Люди, пожалуй, скажутъ, что Феликсъ Грэгамъ поступалъ основательно, не говоря ей, что его дѣйствія проистекаютъ не отъ любви къ Альберту Фитцалену, а отъ его собственной страсти къ Мэдлинъ Стевлей; но въ такомъ случаѣ я думаю, что люди были бы не правы. Скажи Феликсъ прямо, что не любитъ ее, а любитъ другую, то для нее не оставалось бы выбора; но онъ, вѣроятно, лучше разбиралъ ея чувства, представляя ей думать, что отъ нея зависитъ выборъ, и въ такомъ случаѣ онъ принималъ на себя трудную обязанность въ отношеніи дочери, ни чемъ не обязываясь относительно отца; но объяви онъ ей прямо, что намѣренъ уничтожить контрактъ, потому что онъ любитъ другую, то этимъ самымъ онъ совершенно отдавалъ бы себя во власть ея отца. Онъ готовъ былъ подвергнуться денежному штрафу, но вѣдь, по понятіямъ мистера Сноу, вознагражденіе могло быть невозможное до безумія, слѣдовательно въ отношеніи Сноу-отца, можно было воспользоваться самымъ деликатнымъ образомъ свиданіемъ у фонарнаго столба, но употребляя всѣ усилія, чтобъ оградить Мэри отъ гнѣва мистера Сноу. Кромѣ того, Мэри перейдетъ не къ пьяному отцу, но прямо въ объятія любящаго человѣка, имѣющаго значеніе на медицинскомъ поприщѣ.
   -- Я буду дѣлать все, что вы прикажете, повторила Мари.
   Всѣ эти внезапныя перемѣны до того потрясли ея умъ и сердце, что лишили способности размышлять.
   -- Можетъ быть вамъ лучше будетъ посовѣтоваться объ этомъ съ мистриссъ Томасъ?
   -- О, нѣтъ, мистеръ Грэгамъ, ужъ лучше я не буду съ нею говорить объ этомъ дѣлѣ: ужъ ее-то я совсѣмъ не люблю.
   -- Пожалуй, какъ хотите, я васъ принуждать не буду; по если вы позволите, такъ я переговорю объ этомъ съ мистеромъ Фитцаленъ, и если онъ хорошій человѣкъ и намѣренъ на васъ жениться, то я условлюсь съ его матерью.
   -- Я буду дѣлать все, что вамъ угодно, повторяла бѣдная Мэри.
   Да, бѣдная Мэри, вѣдь хоть она и ходила къ фонарному столбу на свиданіе съ своимъ обожателемъ, а все же она была не безъ честолюбія и считала за честь быть женою такого человѣка, какъ Феликсъ Грэгамъ. Однако, она ни на минуту не допускала мысли противиться его волѣ.
   За тѣмъ Феликсъ оставилъ ее, имѣя надобность еще повидаться съ мистриссъ Томасъ прежде отъѣзда. Впрочемъ, мистрисъ Томасъ ничего отъ него не узнала.
   -- Когда все уладится, мистриссъ Томасъ, то я дамъ вамъ знать.
   Эти слова до такой степени отзывались не довѣріемъ что мистриссъ Томасъ тотчасъ поняла, что приговоръ высшаго судилища былъ произнесенъ противъ нее.
   Давно уже Феликсъ пріучилъ Мери прощаться съ нимъ поцѣлуемъ; но на этотъ разъ, онъ не поцаловалъ ее, и Мэри поняла, что между ними все кончено. Но любовь поддержала ее и въ этомъ случаѣ.
   "А есть человѣкъ, который съ гордостью будетъ цѣловать меня", утѣшала она себя, запирая за Феликсомъ дверь.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ГЛАВА I.
О томъ, что происходило въ Гарли-Стритѣ.

   -- Вотъ и я вернулась, Томъ, сказала мистриссъ Фёрниваль, лишь только дверь въ столовую заперлась за ней.
   -- Очень радъ видѣть тебя, отъ души радъ, отвѣчалъ мистеръ Фёрниваль, вставая и протягивая ей руку:-- но я положительно не понимаю, за чѣмъ ты оставляла свой домъ?
   -- О нѣтъ, ты знаешь, я увѣрена, что ты очень хорошо знаешь за чѣмъ, но....
   -- Умри я на мѣстѣ, если знаю.
   -- Я бросала тебя потому, что мнѣ не нравилось, за чѣмъ леди Мэзонъ все ходила къ тебѣ въ канцелярію.
   -- Ну, вотъ еще!
   -- Да; но теперь, Томъ, я знаю, что была несправедлива къ тебѣ, то есть, я виновата вредъ тобою въ этомъ отношеніи.
   -- Разумѣется виновата, Китти.
   -- Вѣдь и я говорю, что виновата, и вотъ вернулась за тѣмъ, чтобы попросить у тебя прощенья, то есть, за это только.
   -- Ну и прекрасно,-- стало быть, и конецъ всему.
   -- Но, Томъ, ты самъ знаешь, что я была еще раньше вызвана на то. Развѣ я не была права? ну самъ подумай: сколько разъ ты обѣдалъ дома съ тѣхъ поръ, какъ сдѣлался членомъ парламента?
   -- Теперь, Китти, я буду гораздо чаще дома.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? въ такомъ случаѣ, я не скажу болѣе ни слова, которое могло бы тебя огорчить. Вѣдь я ничего въ свѣтѣ не желаю. Томъ, какъ только того, чтобы ты сидѣлъ побольше дома по вечерамъ, какъ бывало это дѣлалъ прежде! Что же касается до Марты Бигсъ....
   -- Неужто и она вернулась?
   -- О, нѣтъ, она осталась въ своей квартирѣ. Но увѣряю тебя, Томъ, что она тогда только приходила ко мнѣ, когда я знала, что ты не будешь обѣдать дома. Ты вѣрно не испыталъ, какъ бываетъ скучно обѣдать совершенно одной.
   -- Почему ты такъ думаешь? а я такъ постоянно черезъ день обѣдаю одинъ и увѣряю тебя, что мнѣ никогда и въ голову не приходило посылать за Мартой Бигсъ.
   -- Я сама знаю, что она не очень пріятна для мужчинъ.
   -- Я долженъ съ тобою согласиться въ этомъ, отвѣчалъ мистеръ Фёрниваль.
   Такъ и совершилось примиреніе двухъ супруговъ. Мистриссъ Фёрниваль, послѣ этого, пошла наверхъ приготовляться къ обѣду, съ увѣренностью, что не Марта Бигсъ, а мужъ, будетъ присутствовать съ ней за обѣдомъ. Но въ это время, когда она сидѣла на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ въ главѣ стола, сконфуженная и почти не смѣя глазъ поднять, изъ боязни встрѣтиться съ глазами Спунера; который стоялъ за стуломъ ея мужа, въ это самое время ея горничная Речель, полетѣла въ кэбѣ въ Оренджъ-Стритъ, съ порученіемъ отъ барыни -- заплатить что слѣдуетъ за квартиру, привезть назадъ ея сундуки и чемоданы и сообщить необходимыя новости миссъ Бигсъ.
   -- Вотъ ужъ никогда не повѣрю этому, восклицала Марта, выслушавъ повѣствованіе Речели.
   -- Увѣряю васъ, миссъ, что это такъ; и они еще такъ ласковы другъ къ другу....
   -- Но это; конечно, не вѣчно будетъ продолжаться; оказала миссъ Бигсъ съ торжествующимъ видомъ:-- нѣтъ; это не возможно; что-то слишкомъ ужъ скоро это сдѣлалось.
   -- Позвольте мнѣ пожелать вамъ спокойной ночи, миссъ Бигсъ, сказала Речель, торопясь вернуться въ Гарли-Стритъ.
   -- А могла бы -- мнѣ кажется заѣхать сюда, прежде чѣмъ отправиться туда, темъ болѣе, что для этаго не пришлось бы ей дѣлать крюку. Самая ближняя для нея была дорога чрезъ Блумсбэри-скверъ, потомъ чрезъ Россель-скверъ и наконецъ чрезъ Тотенгамъ-куртъ-родъ.
   -- Я увѣрена, что барыня объ этомъ не вспомнила.
   -- О, она прекрасно знавала всѣ эти мѣста въ былыя времена. Но передай ей отъ меня поклонъ.
   И снова Марта осталась одна, тяжко вздыхая.
   Хорошо, что мистриссъ Фёрниваль возвратилась, домой такъ скоро, потому что она этимъ самымъ избавила свою дочь отъ лицезрѣнія домашнихъ ссоръ.
   На слѣдующій же день Софья вернулась домой и, такъ какъ въ Гарли-стритѣ царствовала совершенная гармонія, то ей не было никакой надобности распрашвать, что безъ нее происходило. Однако, ей было извѣстно, положительно извѣстно, что мать ея оставляла свой домъ и по какимъ причинамъ она это дѣлала, и какъ вернулась домой, оставивъ Марту Бигсъ въ великомъ смущеніи отъ неожиданнаго ея возврата. И ничего мудренаго въ томъ не было: Софья Фёрниваль очень умная дѣвушка и принадлежитъ къ числу тѣхъ, которыя всегда все знаютъ, что дѣлается у нихъ въ домѣ, и даже можетъ быть и та, что дѣлается въ чужихъ домахъ; но въ подобныхъ случаяхъ, она всегда держала себя очень благоразумно въ отношеніи своихъ родителей и никогда не проронила ни одного слова, которое могло бы навести подозрѣніе, что она объ этомъ распрашивала Речель, пускаясь съ нею на откровенности, или чтобы о такомъ предметѣ она стала разговаривать съ Спунеромъ, или даже, чтобъ утромъ сама заходила къ Мартѣ Бигсъ.
   Довольно естественнымъ порядкомъ у матери съ дочерью начался разговоръ о леди Мэзонъ, но конечно о прежде предполагаемомъ неприличіи ея посѣщенія канцелярія, не было и помину,-- онѣ говорили про ея настоящее горькое положеніе и про обязательство, нѣкоторое время существовавшее между нею и сэромъ Перегриномъ Ормомъ. На счетъ послѣдняго предмета мистриссъ Фёрниваль, конечно, ничего не слыхала во время пребыванія своего въ Кливскомъ замкѣ у мистриссъ Ормъ; въ то время единственнымъ предметомъ разговора была леди Мэзонъ. Убѣждая огорченную жену, что между ея мужемъ и леди Мэзонъ не существуетъ никакихъ противозаконныхъ отношеній, мистриссъ Ормъ не почла, однако, нужнымъ намѣкать ей о прошлыхъ намѣреніяхъ сэра Перегрина. Но мистриссъ Фёрниваль услышала весь ходъ дѣла въ вагонѣ желѣзной дороги, да послѣ того распрашивала еще своего мужа; конечно, отъ него она немного могла добиться новостей; за-то теперь распрашивала дочь о всѣхъ подробностяхъ.
   -- И такъ въ самомъ дѣлѣ она должна была выйта за сэра Перегрина?
   Сдѣлавъ этотъ вопросъ, мистриссъ Фёрниваль сана устыдилась своихъ прежнихъ несправедливыхъ обвиненій, которыми осыпала бѣдную женщину: въ такихъ обстоятельствахъ леди Мэзонъ въ ея глазахъ оказалась совершенною невинностью въ отношеніи мистера Фёрниваля.
   -- Да, отвѣчала Софья: тутъ и сомнѣній никакого не можетъ быть, потому что сэръ Перегринъ самъ разсказывалъ объ этомъ леди Стевлей.
   -- А теперь опять это все разошлось?
   -- Разумѣется, теперь свадьба совершенно разстроилась, и я полагаю, вотъ тому причина: Лордъ Альстонъ, который живетъ близь Нонинсби, старинный другъ сзра Перегрина, какъ только до него дошли эти вѣсти, тотчасъ же поскакалъ въ Кливъ,-- я навѣрное это знаю -- и полагаю, что онъ-то и отговорилъ сзра Перегрина.
   -- Но, Боже мой, Софья, какъ же это могло случиться, когда онъ уже сдѣлалъ ей предложеніе?
   -- Я подозрѣваю, что мистриссъ Ормъ вме это смастерила. Не знаю, видѣлась ли она съ лордомъ Альстономъ или нѣтъ, но увѣрена, что леди Мэзонъ все время дѣйствовала какъ нельзя лучше и благороднѣе, не смотря на то, что про нея очень много дурваго говорятъ въ Нонинсби.
   -- Бѣдняжка, сказала мистриссъ Фёрниваль, съ совершенною перемѣною чувствъ въ отношеніи леди Мэзонъ.
   -- Я никогда не воображала, чтобы съ благородною женщиною могли такъ дурно и несправедливо поступать, сказала Софья, имѣя свои причины держать сторону леди Мэзонъ:-- что касается до меня, то я право не понимаю, почему бы и не жениться сэру Перегрину, если она ему такъ нравится?
   -- Но, моя милая, онъ уже слишкомъ старъ.
   -- Въ нынѣшнія времена объ этомъ, право, никто не заботится. Если онъ любить ее, а она его, кто имѣетъ право противиться ихъ взаимному желанію? По моему мнѣнію, умный человѣкъ выгналъ бы лорда Альстона изъ дому; какое ему было дѣло вмѣшиваться въ чужія дѣла?
   -- Ну, а что же процессъ, Софья?!
   -- Процессъ пойдетъ своимъ чередомъ; тутъ нѣтъ никакого сомнѣнія, но всѣ говорятъ, что это страшная несправедливость и что ея совершенная невинность непремѣнно будетъ доказана; я сама слышала какъ это самое говоритъ судья.
   -- Но зачѣмъ же, однако, они дозволяютъ ее допрашивать?
   -- Ну, ужъ этого я не понимаю; папа долженъ вамъ объяснить за чѣмъ они допускаютъ это.
   -- Я не люблю распрашивать твоего папа о судебныхъ дѣлахъ.
   -- Неужели? и даже тогда, когда его кліэнтка хорошенькая женщина?... Такъ ли это, мистриссъ Фёрниваль?
   -- Но что всего болѣе меня удивляетъ, сказала Софья,-- такъ это то, за чѣмъ она приходитъ въ такое отчаяніе? Она кажется такою несчастною! По всему видно, что она совсѣмъ потерялась.
   -- Ну, сама разсуди, вѣдь ей придется сидѣть на скамьѣ обвиненныхъ, гдѣ весь народъ будетъ на нее глазѣть.
   -- Отъ этого она не погибнетъ, сказала Софья, чувствуя въ душѣ, что и сама навѣрное не погибла бы при подобныхъ обстоятельствахъ.-- Если бы я была увѣрена въ своей правотѣ, то навѣрное не склонила бы головы, чтобы тамъ ни дѣлалось... Она же, говорятъ, совершенно уничтожена.
   -- Бѣдняжка! сказала мистриссъ Фёрниваль: -- какъ бы я желала помочь ей чѣмъ-нибудь!
   Въ такомъ вотъ духѣ матъ съ дочерью вели разговоры, и пріятно проводили, такимъ образомъ, время.
   Два или три дня спустя, Софья Фёрниваль сидѣла одна въ гостиной, когда Спунеръ отворилъ дверь и предъ ней явился Люцій Мэзонъ. Мистриссъ Фёрниваль отправилась въ Редъ-Ляйонь-скверъ мириться съ своимъ другомъ, Мартой Бигсъ, и не безъ основанія можно предполагать, что Люцій имѣлъ причины желать, чтобы ему можно было видѣть миссъ Фёрниваль наединѣ и переговорить съ нею безъ помѣхи.
   Какъ бы то ни было, она дѣйствительно была одна и ему дозволено было объявить свои намѣренія, и сдѣлать предложеніе, не тревожась присутствіемъ ни отца, ни матери, ни кого другаго.
   -- Помните ли вы, какъ мы разстались съ вами въ Нонинсби? спросилъ онъ послѣ первыхъ привѣтствій.
   -- Разумѣется, я очень хорошо это помню: не легко забываются подобные вещи..
   -- Вы тогда сказали, что никогда не отвернулись бы отъ меня.
   -- И не отвернусь; то есть, я говорю относительно того предмета, о которомъ мы тогда говорили.
   -- Неужели же наша дружба должна ограничиться однимъ только предметомъ?
   -- Какъ можно! дружба не можетъ быть ограничена, мистеръ Мэзонъ; дружба между искренними друзьями должна простираться на всѣ дѣла ихъ жизни,-- вотъ что именно и хотѣла этимъ сказать... Но я увѣрена, что вы понимаете меня безъ всякихъ объясненій.
   Да, онъ понялъ ее: она обѣщала ему только симпатію и дружбу -- и ничего болѣе; но онъ и не просилъ ничего болѣе. Причина сомнѣній, возставшихъ въ его сердцѣ, была слѣдующая: долженъ ли онъ просить чего-нибудь больше или нѣтъ? и въ случаѣ, если онъ рѣшится отвѣчать на этотъ вопросъ положительно, то слѣдуетъ ли сейчасъ же приступить къ этому дѣлу? Отправляясь въ Гарли-стритъ, онъ рѣшился непремѣнно дойти до какого-нибудь окончательнаго результата; но выходя изъ омнибуса въ Оксфордъ-стритѣ, ему казалось, что теперь совсѣмъ не время свататься; переходя же черезъ Редовинъ-стритъ онъ думалъ, что будь съ нимъ хоть одна честная душа, сочувствующая ему и раздѣляющая его грустное уединеніе, то всѣ заботы и печали были бы для него легче; потомъ, идучи по сѣверной сторонѣ Кэвендишъ-сквэра, онъ рисовалъ въ своемъ воображеніи мрачную картину: какое бы глубокое оскорбленіе нанесено было его гордости, еслибъ ему отказали; а проходя мимо послѣднихъ десяти или двѣнадцати домовъ въ Гарли-стритѣ, онъ убѣждалъ себя, что вопросъ долженъ быть рѣшенъ по обстоятельствамъ.
   -- Да, я понимаю васъ, сказалъ онъ: -- и вѣрьте мнѣ, ни и что на свѣтѣ не употреблю во зло вашей довѣренности. Пожимая сегодня вашу руку, я зналъ, что пожимаю руку друга -- и ничего болѣе.
   -- Совершенно тамъ, отвѣчала Софья.
   Софья всегда была очень находчива, но въ эту минуту она не нашлась лучшими словами выразить свои чувства своему другу; плохъ былъ ея отвѣтъ, но не опасенъ.
   -- Съ тѣхъ поръ, какъ я васъ видѣлъ въ послѣдній разъ, я очень много выстрадалъ, сказалъ Люцій:-- конечно, вамъ извѣстно; что мать моя гостила въ Кливскомъ замкѣ.
   -- Она кажется, она возвратилась оттуда не болѣе какъ день или два тому назадъ.
   -- И вы, вѣроятно, слышали о ея.... Если вы не слыхали ничего, то я, право, не умѣю, какъ вамъ это скакать.
   -- Если вы хотите сказать о предложеніи сэра Перегрина, то я слышала объ этомъ.
   -- Я такъ и думалъ,-- весь свѣтъ только объ этомъ и толкуетъ.
   Тутъ Люцій Мэзонъ всталъ и въ сильномъ волненіи прошелся по комнатѣ, приложивъ руку ко лбу.
   -- Да, всѣ объ этомъ только и толкуютъ... Миссъ Фёрнивалъ, вы не имѣли еще случая узнать, что значитъ краснѣть за кого-нибудь изъ дорогихъ вашему сердцу?..
   Въ эту минуту массъ Фёрниваль искренно желала, чтобы мистеръ Мэзонъ нечего не слышалъ объ удаленіи ея матери въ Орандажъ-стритъ и о причинахъ, побудившихъ ее къ этому поступку; но отнюдь не считала нужнымъ просить у своего новаго друга сочувствія по этому поводу.
   -- Нѣтъ, отвѣчала она;-- мнѣ не приходилось; да и вамъ не приходится. Отчего бы леди Мэзонъ не выдти замужъ за сэра Перегрина Орма, если оба она находятъ его приличнымъ?
   -- О нѣтъ, нѣтъ! теперь, когда эти страшныя клеветы прожужжали всѣмъ уши, согласитесь сами, совсѣмъ не время для замужества. И что-же изъ этого вышло!... люди говорятъ теперь, что онъ самъ отказался отъ нее и прогналъ ее.
   -- О нѣтъ, этого никто не можетъ говорить.
   -- Однако, говорятъ. Разнесся слухъ, что сэръ Перигринъ отказался отъ нее потому, что считаетъ ее виновною; этому я не вѣрю -- ни одинъ джентльменъ не станетъ ее считать виновною; но развѣ это не ужасно, что на нее наводятъ такія обвиненія?
   -- Вѣроятно, процессъ теперь скоро начнется и можетъ быть не долго продолжится, а съ окончаніемъ его покончатся и всѣ эти непріятности.
   -- Знаете ли, миссъ Фёрниваль, иногда мнѣ кажется, что мать моя не выдержитъ этого процесса: она впала въ такое уныніе, что я почти боюсь не помѣшалась бы она; а, что всего хуже, такъ это то, что я не въ состояніи ее утѣшать.
   -- Конечно, въ настоящее время это ваша прямая обязанность.
   -- А я никакъ не могу! да и что бы я могъ сказать ей въ утѣшеніе? Я нахожу, что она не права въ своихъ дѣйствіяхъ, совершенно, положительно не права: она окружила себя кучей законниковъ... Извините меня, миссъ Фёрниваль, конечно, я подъ этимъ имененмъ не разумѣю вашего отца.
   -- Но развѣ не онъ руководитъ ее совѣтами и въ этомъ выборѣ?
   -- Если это такъ, то и могу думать, что и онъ не правъ. Вѣдь они извѣстны тѣмъ, что изъ тюрьмы освобождаютъ негодяевъ и злодѣевъ: они слывутъ за людей, живущимъ тѣмъ, кто обезляютъ преступниковъ отъ заслуженнаго наказанія. На что моей матери услуги такихъ людей? Я увѣренъ, что это они ее пугаютъ всѣми ужасами. Зачѣмъ женщинѣ бояться закона, когда она сознаетъ, свои честность и правоту.
   -- Я вполнѣ понимаю, что ея положеніе должно быть ужасно; не ожесточайтесь противъ вашей матери, мистеръ Мэзонъ, за то, что она не можетъ быть такъ тверда, какъ вы..
   -- Ожесточаться противъ нее! Ахъ, миссъ Фёрниваль, вы совсѣмъ меня не знаете! Еслибъ она довѣрялась моей любви, и бы нянчился съ нею, какъ мать съ своимъ младенцемъ: не было бы работы, которая казалась бы мнѣ тяжелою, не было-бъ труда, который бы стѣснилъ меня. А вѣдь она желаетъ, чтобы между нами не было и помину объ этомъ дѣлѣ! Мы живемъ съ нею въ одномъ домѣ, и хотя я вижу, что ее что-то убиваетъ, но не смѣю и намекнуть ей объ этомъ! Онъ опять всталъ и, прохаживаясь по комнатѣ, вынулъ платокъ изъ кармана и отеръ имъ свои глаза.
   -- Какъ бы мнѣ хотѣлось утѣшить васъ, сказала миссъ Фёрниваль.
   Въ ея словахъ была истина: природа, правда, не одарила ее нѣжнымъ сердцемъ, но она чувствовала большую симпатію къ Люцію. По своей природѣ она, вообще, не могла предаваться очень глубокому чувству, но къ Люцію Мэзону въ ней заронилась какая-то искра любви,
   -- Какъ бы я желала васъ утѣшить!...
   Съ этими словами она тоже встала.
   -- И вы можете, сказалъ онъ, быстро поворачиваясь и подходя ближе къ ней: -- вы можете утѣшить меня до нѣкоторой степени. Вы, и только вы однѣ, можете это сдѣлать! Я знаю, что теперь не время объясняться въ любви, и этого бы не было, если бы мы не значили такъ много другъ для друга; я бы не лелѣялъ въ себѣ подобнаго желанія въ такую минуту. Но у меня никого нѣтъ въ мірѣ, кого бы и могъ такъ любить... а это очень тяжело.
   Онъ стоялъ предо ней и ожидалъ отвѣта, считая, что онъ довольно ясно предложилъ ей свою руку и сердце.
   Но миссъ Фёрниваль очень хорошо знала, что не такъ дѣлаются предложенія.
   -- Если мое самое теплое сочувствіе можетъ принести вамъ какую-нибудь пользу....
   -- Я хочу вашей помощи, сказалъ онъ, взявъ ее за руку.-- Да, я хочу вашей любви; я хочу смотрѣть на васъ, какъ на нею будущую жену; я хочу, чтобы вы приняли мою любовь, чтобы мы были всѣмъ другъ для друга. Вотъ моя рука. Передъ вами теперь стоитъ самый несчастный человѣкъ въ Лондонѣ.... Но вотъ вамъ моя рука: возьмите ее и дайте мнѣ вашу въ залогъ любви вашей..
   Я очень былъ бы несправедливъ къ Люцію Мэзону, еслибъ забылъ сказать, что вся эта сцена очень шла къ нему: грустное, меланхолическое расположеніе духа гораздо болѣе ему было къ лицу, нежели стройное свѣтское обращеніе. Онъ былъ именно такой человѣкъ, который выигрывалъ подъ облакомъ грусти и ярко сіялъ, когда вокругъ него было темно; и Софья не оставалась равнодушною къ этому обаянію. А между тѣмъ разница между ними была великая: все, что на говорилъ и ни дѣлалъ Люцій при этомъ, случаѣ, всѣ было чистосердечно и прочувствовано, тогда какъ миссъ Фёрниваль была тутъ только на половину правдива; можетъ быть, она и не въ состояніи была достигнуть высшей степени прямодушія....
   -- Вотъ вамъ моя рука, сказала, она.
   И они стояла другъ противъ друга рука въ руку.
   -- Вмѣстѣ съ сердцемъ? спросилъ Люцій.
   И при этомъ вопросѣ она не поколебалась ни на минуту, не сконфузилась и не измѣнялась ни въ одной чертѣ лица. Еслибъ Августъ Стевлей исполнилъ такую же церемонію въ Нонинсби, то я готовъ думать, что Софья дала бы и ему такой же отвѣтъ; но еслибъ этого никто никогда бы не сдѣлалъ, то она и тогда ни чуть не почувствовала бы себя несчастною.... За то, знай леди Стевлей, что въ эту минуту происходитъ въ Гарли-стритѣ, о! какъ бы она почувствовала себя счастливою!
   По такой краткой рапсодіи любви, можно бы допустить мысль, что Люцій, пожалуй, слишкомъ ужъ разнѣжился, увидѣвъ, что его дѣло такъ успѣшно обработано... но, по истинѣ сказать, онъ былъ слишкомъ несчастливъ въ глубинѣ души, чтобъ, ощущать вполнѣ какія бы то ни было наслажденія любви. Разговоръ скоро опять вернулся на тотъ ужасный предметъ. Они сидѣли другъ противъ, друга довольно близко,но тонъ ихъ голосовъ и самыя слова мало отличилась отъ тона и словъ постороннихъ людей, не обязывавшихся сохранять вѣрность другъ къ другу. Его настоящій планъ состоялъ въ томъ, что Софья должна пріѣхать въ Орлійскую Ферму погостить у его матери и замѣнить ей нѣжнаго друга, который такъ сильно необходимъ въ печальныхъ обстоятельствахъ, въ какихъ была его мать. Но мы съ вами, читатель, знаемъ, кто былъ для нее этимъ любящимъ другомъ и знаемъ тоже, кто изъ нихъ годился болѣе на такое дѣло: Софья ли Фёрниваль или мистриссъ Ормъ? Но я полагаю также, что мы имѣли лучшія средства узнать характеръ этихъ дамъ, нежели какъ это выпало на долю мистера Мэзона, и слѣдовательно не должны укорять его за то, что глаза его были ослѣплены.
   На минуту Софья колебалась, какой бы дать приличный отвѣтъ на такое предложеніе,-- не потому, чтобы ея любовь была слаба и не потому, чтобъ она жалѣла своихъ услугъ для его матери,-- но прежде, чѣмъ взять на себя такое порученіе, ей надо было тщательно обсудить всѣ обстоятельства своего новаго положенія. Если она поѣдетъ на Орлійскую Ферму съ такими намѣреніями, то необходимо разсказать отцу и матери, даже цѣлому свѣту, что она невѣста Люція Мэзона; а благоразумно ли будетъ разглашать это въ такое время? Люцій сказалъ, между прочимъ, что онъ намѣренъ путешествовать въ судъ вмѣстѣ съ своею матерью, и не отступаетъ отъ ней ни на шагъ, пока не кончится все это жестокое испытаніе. Гласность такого благороднаго чувства, кажется, была вполнѣ одобрена миссъ Фёрниваль. Мысль, что леди Мэзонъ была виновна, никогда не приходила къ ней въ голову, почему она и не думала, чтобъ въ этомъ процессѣ было бы для нея какое-либо безславіе. Но какъ бы тамъ ни было, не будетъ ли благоразумнѣе подождать окончанія этого процесса?
   -- Если вы согласны быть моею женою, то должны быть ея дочерью; а когда же лучше вы можете исполинъ обязанности дочери?..
   -- Конечно, конечно, я готова исполнить это отъ всего сердца; но, Люцій, довольно ли она меня для этого знаетъ? не о себѣ, а о ней вы должны думать прежде всего; а послѣ того, что вы разсказал, можно ли думать, чтобы она желала видѣть меня подлѣ себя?...
   Онъ тоже желалъ бы, чтобы мать сама изъявила желаніе видѣть миссъ Фёрниваль подлѣ себя; но своего мнѣнія въ такихъ важныхъ случаяхъ онъ не могъ подавать за мать, потому что взгляды ихъ съ матерью на этотъ счетъ бня совершенно различны; хотя онъ былъ увѣренъ, что будь у нихъ въ домѣ такая женщина, какъ Софья, тогда сердце его матери непремѣнно смягчится и часть тяжелаго бремени спадетъ съ ея души.
   Кончилось тѣмъ, что Софья обѣщалась подумать. Безразсудно было бы, говорила она, бросаться на что нибудь опрометчиво. Очень могло, быть и то, что ея отецъ, какъ законный защитникъ леди Мэзонъ, именно по этому случаю и запретитъ своей дочери присутствовать въ судѣ.
   Люцій возразилъ, что это было бы совершенно несправедливо, если только мистеръ Фёрниваль не воспротивится согласію своей дочери принять его руку. А развѣ онъ не могъ этого сдѣлать? Софья думала, что это очень возможно и даже именно такъ и будетъ. Конечно, противорѣчіе отца не произведетъ въ ней никакой перемѣны, и она тѣмъ не менѣе будетъ считать себя связанною на вѣка даннымъ словомъ, хоть бы весь міръ возражалъ противъ этого; при этотъ объявленіи произошла маленькая сцена восторженной любви. Но въ настоящую минуту она считала за самое лучшее повиноваться отцу и при этомъ ясно доказала, какъ вредно отвращать отца въ настоящее время отъ дѣла. Словомъ, она повела свои дѣла самымъ благоразумнымъ образомъ и Люцій, разставшись съ нею, уносилъ съ собою только простое обѣщаніе выйти за него за мужъ.
   

ГЛАВА II.
Какъ сэръ Перегринъ занимается дѣлами съ мистеромъ Роундомъ.

   Въ это самое время сэръ Перегринъ, сидя въ своей библіотекѣ, старался опредѣлить, какъ слѣдуетъ ему дѣйствовать въ такомъ непредвидѣнномъ случаѣ,-- колеблемый то чувствомъ дружбы, то чувствомъ долга. Въ первое время послѣ сдѣланнаго ему признанія, онъ былъ до того пораженъ, измученъ, что положительно не въ силахъ былъ сообразить весь ходъ дѣла и на что ему рѣшиться. Одинъ былъ у него совѣтникъ -- мистриссъ Ормъ и хотя у него недоставало силъ анализировать, однако онъ чувствовалъ, что ея женскія понятія о чести и честности не совсѣмъ согласовывалось съ его убѣжденіями. Для нея горести и великія бѣдстія леди Мэзонъ казались выше и важнѣе ея преступленія, по крайней мѣрѣ ея слова произвели на него такое впечатлѣніе. Главною заботою мистриссъ Ормъ въ этомъ дѣлѣ была надежда, что леди Мэзонъ будетъ оправдана и эта надежда была такъ же сильна теперь, какъ и тогда, когда они оба еще вѣрили въ ея правоту и невинность. Но сэръ Перегринъ не могъ смотрѣть на это съ той же точки зрѣнія. Онъ не говорилъ, что желаетъ огласить ея преступленіе и не могъ того желать, но объявилъ своей невѣсткѣ, что лучше всего предоставить рѣшеніе правосудію и не думалъ, чтобы несправедливый приговоръ могъ сдѣлать честь суду. Правду сказать, сэръ Перегринъ и не допускалъ возможности, чтобы англійскій судъ могъ произвести несправедливый приговоръ. Англійскій судья и англійскіе присяжные были для него палладіумомъ правды и закона. Возможно ли, чтобы такое дѣло оставалось для нихъ надолго въ неизвѣстности? Не возможно и не должно, какое бы отъ этого не произошло несчастье. Странно, что человѣкъ дожившій до семидесяти лѣтъ въ большомъ свѣтѣ, занимавшій почетное мѣсто въ парламентѣ, находившійся въ такихъ близкихъ сношеніяхъ съ судами, сохранилъ въ душѣ такую сильную вѣру въ непорочность и честность всего свѣта?
   Что касается до имѣнія, то оно необходимо должно быть оставлено. Леди Мэзонъ выразила свое согласіе на это, и потому онъ хотѣлъ такъ же, чтобы она была спасена отъ дальнѣйшей огласки если это было возможно. Таковъ былъ, по его мнѣнію, единственный планъ, который могъ быть приведенъ въ исполненіе. Пусть имѣніе будетъ теперь же отдано настоящему владѣльцу, чѣмъ придетъ день суда, и тогда можно будетъ надѣяться, что и самъ адвокатъ Джозефъ Мэрна,-- на его самаго надежда была плоха -- удержится отъ преслѣдованія преступницы. Онъ зналъ, что даже и эта мѣра была окружена тысячью затрудненій; но она была возможна. О м-рѣ Роундѣ, старомъ м-рѣ Роундѣ онъ слышалъ много хорошаго, что былъ добрый человѣкъ и даже въ этомъ именно дѣлѣ велъ себя такъ, что пристыдилъ своего кліэнта. Развѣ не можетъ случиться, что м-ръ Роундъ убѣдитъ оставить судебное преслѣдованіе, если будетъ обезпечено немедленное возвращеніе собственности? Но для выполненія этого, развѣ онъ не долженъ открыть м-ру Роунду виновность леди Мэзонъ? И можетъ ли устроить онъ это лично? Не лучше ли сказать обо всемъ м-ру Фёрнивалю? Но поступивъ такъ, не лишитъ ли онъ леди Мэзонъ ея послѣдней опоры?-- потому что если м-ръ Фёрниваль узнаетъ, что она виновна, то онъ, безъ сомнѣнія, отступится отъ нее. И сэръ Перегринъ, размышляя въ глубинѣ души объ этомъ дѣлѣ, не могъ придумать, что, ему слѣдуетъ предпринять.
   Къ тому же и собственное неловкое положеніе сильно тяготило его. Признаетъ ли судъ леди Мэзонъ виновною или невинною, но всему свѣту будетъ извѣстно ея преступленіе. Когда имущество будетъ уступлено и несчастный сынъ вдовы будетъ принужденъ заработывать себѣ насущный хлѣбъ, тогда всѣ хорошо поймутъ, что она была виновна. И эту-то женщину, которая по ночамъ занималась поддѣлкою фальшивыхъ бумагъ, онъ хотѣлъ сдѣлать своимъ другомъ, своею женою! Онъ сдѣлалъ ей предложеніе, она приняла его, а онъ провозгласилъ торжество своей любви предъ цѣлымъ свѣтомъ. Онъ такъ недавно гордился ея привязанностію. Когда-лордъ Альстонъ пріѣхалъ къ нему съ своими предостереженіями, онъ пренебрегъ совѣтомъ своего стараго друга, и чуть не вытолкалъ его за дверь. Когда его внукъ только заикнулся объ этомъ,-- не ему, а кому-то другому, то онъ сильно разгнѣвался; онъ ясно далъ понять, что нисколько не стыдятся представить ее свѣту въ качествѣ леди Ормъ. И теперь она поддѣльщица, клятвопреступница, воровка, которая много лѣтъ, уже живетъ плодами своего ловкаго воровства! И при всемъ томъ, развѣ онъ не обязанъ ей глубочайшею привязанностію, развѣ она не спасла его отъ позора, еще болѣе тяжкаго, съ пожертвованіемъ всего, что у нея оставалось? Развѣ онъ не обязанъ по-прежнему поддерживать ее? И притомъ развѣ онъ не любитъ ее вопреки всему? Бѣдный сэръ Перегринъ! Не лучше ли было бы ему теперь провалиться: сквозь землю?
   М-риссъ Ормъ была его единственной совѣтницей, и хотя ее нельзя было заставить согласиться съ нимъ во всѣхъ его чувствахъ, однакоже она была для него необыкновенно сильною поддержкой. Если бы она не раздѣляла съ нимъ этой страшной тайны, то его душа была бы подавлена невыносимымъ бременемъ. На другой день послѣ отправленія леди Мэзонъ изъ Клива, онъ сидѣлъ около часу въ библіотекѣ, размышляя, что ему дѣлать, и потомъ послалъ за своею невѣсткой.
   Если ему надлежитъ принять какія-нибудь мѣры къ тому, чтобы предотвратить угрожающій судъ, то онъ долженъ принять ихъ теперь же. Обѣ стороны старались ускорить ходъ дѣла и теперь можно было по пальцамъ сосчитать дни, остающіеся др того времени, когда суды должны были пріѣхать въ Альстонъ.
   -- Этотъ судъ былъ бы для него ужасенъ во всѣхъ отношеніяхъ. Въ счастливые минуты любви и симпатіи, когда онъ не имѣлъ ни малѣйшаго сомнѣнія, на счетъ того, что леди Мэзонъ будетъ оправдана, онъ обѣщалъ ее поддерживать, когда она будетъ стоять предъ судомъ. Теперь это сдѣлалось невозможнымъ, и хотя онъ не осмѣливался сказать объ этомъ леди Мэзонъ, но зналъ, что и она не будетъ надѣяться на подобную жертву съ его стороны. Что касается до м-риссъ Ормъ, то онъ сказалъ ей объ этомъ, и она объявила свое намѣреніе заступить мѣсто, которое теперь не было прилично для него. Сэръ Перегринъ вскочилъ съ своего стула, услыхавъ эти слова. Какъ, его невѣстка,-- она, непорочнѣйшая изъ непорочныхъ, для которой самый воздухъ суда былъ бы заразителенъ, она, которой чистота никогда не была запятнана никакимъ соприкосновеніемъ съ грязною дѣйствительностію будетъ сидѣть бокъ о бокъ, и рука въ руку съ этою ужасною преступницею, предъ лицомъ всего лѣта, въ качествѣ ея задушевнаго друга!... Не много словъ было сказано между ними, но сэръ Перегринъ живо чувствовалъ, что этого нельзя допустить. Гораздо лучше будетъ ему самому опозорить свои сѣдые волосы, выставятъ себя напоказъ глазѣющей толпѣ.
   Не не во сто ли разъ было бы лучше, еслибы суда не было вовсе?
   -- Садись, Эдиѳь,-- сказалъ онъ, когда она подошла къ нему съ тихою поступью.-- Я думаю, что ассизы будутъ здѣсь, въ Альстонѣ, въ концѣ слѣдующаго мѣсяца.
   -- Неужели такъ скоро, батюшка?
   -- Да, взгляни сюда, суды пріѣдутъ 26-го марта!
   -- Боже мой, это черезчуръ скоро! Но батюшка, не лучше ли было бы для нея, если бы это были уже окончено?
   Мистриссъ Ормъ все еще, какъ и всегда, думала, что судъ неизбѣженъ. Въ самомъ дѣлѣ, она была того мнѣнія, что судъ представляетъ для леди Мэзонъ единственное возможное средство къ спасенію. Ея мысль объ этомъ предметѣ, еслибъ ее можно было анализировать, вѣроятно, представила бы слѣдующій видъ. Что касается до собственности, то вопросъ объ этомъ, въ настоящую минуту, долженъ бытъ отложенъ: имѣніе, конечно, должно отойти къ своимъ ненавистнымъ хозяевамъ, и быть передано имъ къ очень скоромъ времени.
   Но въ настоящую минуту имъ надлежало подумать о судѣ надъ этимъ старымъ, такъ давно совершеннымъ преступленіемъ. Будетъ ли справедливо желать оправданія для преступницы, оправданія передъ судомъ здѣшняго свѣта, между тѣмъ какъ непогрѣшительный приговоръ былъ уже произнесенъ передъ высшимъ судомъ? Мистриссъ Ормъ была увѣрена, что никакія присяжные не могутъ доказать виновность ея пріятельницы. Пусть лэди Мэзонъ пройдетъ чрезъ это испытаніе и за тѣмъ,-- когда судебный приговоръ ужъ объявить ее невинною,-- пусть будетъ сдѣлано удовлетвореніе.
   -- Если ее осудятъ, то это будетъ ужасно для всѣхъ, сказалъ сэръ Перегринъ.
   -- Дѣйствительно ужасно! Но м-ръ Фёрниваль....
   -- Эдиѳь, если дѣло дойдетъ до этого, то она будетъ осуждена. М-ръ Фёрниваль -- адвокатъ и не скажетъ этого, но когда онъ говоритъ объ ней, то по его физіономіи я вижу, что онъ ожидаетъ такого результата!
   -- О, батюшка, не говорите этого.
   -- Но если это такъ.... Милая моя, къ чему же служатъ всѣ эти суды, если не къ тому, чтобы открывать истину и выводитъ ее на свѣтъ Божій?-- Бѣдный сэръ Перегринъ! Его наивность въ этомъ отношеніи была, можетъ быть, прекрасна, но уже слишкомъ проста.
   Если бы можно было убѣдить м-ра Арама высказаться откровенно, то онъ, вѣроятно, выразилъ бы другое мнѣніе.
   -- Но она уже оправдалась одинъ разъ, сказала мистриссъ Ормъ, которая въ настоящую минуту была очевидно на сторонѣ м-ра Арама.
   -- Да, Эдиѳь, оправдалась, но посредствомъ ложной клятвы. И теперь ее ожидаетъ наказаніе за это вторичное преступленіе. Одинъ древній поэтъ сказалъ, что злой человѣкъ рѣдко избѣгаетъ наказанія. Я искренно вѣрю въ справедливость этихъ словъ.
   -- Батюшка, этотъ древній поэтъ не имѣлъ понятіи о нашей религіи.
   Сэру Перегрину некогда было объяснить, если бы онъ даже и зналъ, какъ это сдѣлать,-- что древній поэтъ говорилъ о наказаніи въ этомъ мірѣ, между тѣмъ какъ религія, на которую уповаетъ его невѣстка даетъ средство къ прощенію за гробомъ. Было бы очень хорошо, и въ нѣкоторомъ смыслѣ лучше всего, если бы леди Мэзонъ можно было довести до раскаянія въ содѣянномъ ею грѣхѣ; но никакое раскаяніе не можетъ смягчить Джозефа Мэзона или Самюэля Дократа.
   Если имѣніе будетъ тотчасъ возвращено, то за тѣмъ можетъ начаться покаяніе. Если имущество будетъ тотчасъ возвращено, то суда можно будетъ избѣгнуть. Нельзя ли убѣдить м-ра Роунда дѣйствовать въ этомъ духѣ? Сэръ Перегринъ чувствовалъ все это, но не могъ не сдѣлать подобныхъ выводовъ съ сознательною, логическою послѣдовательностью.
   -- Я думою, моя милая, сказалъ онъ, что мнѣ лучше бы повидаться съ м-ромъ Роундомъ.
   -- Но вы не скажете ему? отрывисто спросила м-риссъ Ормъ.
   -- Нѣтъ, я не уполномоченъ сдѣлать это.
   -- Но онъ вынудитъ отъ васъ признаніе; онъ адвокатъ и вывѣдаетъ все отъ такого откровеннаго, честнаго и прямого человѣка.
   -- Я думаю, моя милая, что, м-ръ Роундъ человѣкъ хорошій.
   -- Но если онъ спроситъ васъ, что вы ему отвѣтите?
   -- Я попрошу его не дѣлать мнѣ подобнаго вопроса.
   -- О, батюшка, будьте осторожны, ради ея, будьте осторожны! Какимъ путемъ вы узнали истину, или какъ я знаю ее? Она сказала ее здѣсь, потому что единственно этимъ способомъ она могла спасти васъ отъ этого брака. Батюшка, она пожертвовала собою для... для васъ.
   При этихъ словахъ сэръ Перегринъ всталъ и подошелъ къ окну. Онъ не сердился на свою невѣстку за эти слова; нѣтъ, онъ внутри признавалъ истину ихъ, но тѣмъ не менѣе они были очень горьки. Какимъ образомъ случилось, что онъ былъ до такой степени обязанъ этой страшной преступницѣ? Что сдѣлалъ онъ ей, кромѣ добра?
   -- Не уходите отъ меня, сказала м-риссь Ормъ, слѣдуя за нимъ. Не считайте меня жестокою.
   -- О нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ онъ, съ трудомъ удерживая вздохъ.
   Въ теченіе двухъ дней послѣ, того между ними не было сказано объ этомъ дѣлѣ ни слова, и онъ отправился къ м-ру Роунду. Ни одного слова объ этомъ предметѣ не было произнесено между сэромъ Перегриномъ и м-риссъ Ормъ, но она успѣла дважды побывать въ Орлійской Фермѣ и сказала леди Мэзонъ о намѣреніяхъ своего свекра. "Онъ не выдаетъ меня!" воскликнула леди Мэзонъ. Мистриссъ Ормъ подтвердила это съ видомъ увѣренности, но въ глубинѣ души она боялась, что сэръ Перегринъ не будетъ въ состояніи сохранить тайну.
   Поѣздка къ м-ру Роунду не была для сэра Перегрина пріятнымъ путешествіемъ.
   Впрочемъ, можно сказать, что никакія путешествія уже не могли быть теперь пріятными для него. Онъ былъ старъ, дряхлъ и слабъ,-- гораздо старше, и дряхлѣе, чѣмъ онъ былъ въ тотъ періодъ, которымъ начинается нашъ разсказъ, хотя съ тѣхъ поръ прошло только нѣсколько месяцевъ. Ему теперь гораздо было бы лучше оставаться въ своемъ креслѣ, подлѣ камина, въ своей библіотекѣ, и услаждать горечь своей старости любовью невѣстки и внука. Но онъ рѣшилъ, что ему слѣдуетъ принять на себя этотъ трудъ,-- и потому поѣхалъ, не смотря на свою старость и слабость. Прибывъ въ Лондонъ, онъ отправился въ Бедфордъ-Ро, и скоро очутился въ присутствіи м-ра Роунда.
   Они вели между собою продолжительный церемонный разговоръ, прежде чѣмъ сэръ Перегринъ рѣшился объявить своему собесѣднику цѣль своего пріѣзда. М-ръ Роундъ, разумѣется, сказалъ, что ему очень прискорбно все это дѣло, оно не находится лично въ его рукахъ, и онъ уже въ теченіе многихъ лѣтъ надѣялся, что оно кончено. Его кліэнтъ, м-ръ Мэзонъ изъ Гроби-парка, настаивалъ, чтобы его возобновить, и теперь онъ, м-ръ Роундъ, рѣшительно не знаетъ, что ему сказать объ этомъ предметѣ.
   -- Но, м-ръ Роундъ, неужели вы считаете совершенно невозможнымъ, чтобы судъ даже на такихъ условіяхъ былъ оставленъ?-- спросилъ сэръ Перегринъ съ безпокойствомъ.
   -- Да, боюсь, что это невозможно. Мэзонъ думаетъ, что имѣніе принадлежитъ ему, и рѣшится сдѣлать вторичную попытку -- возвратить его въ свои руки. Я не приписываю леди Мэзонъ ничего оскорбительнаго для ея добраго имени, и рѣшительно не могу имѣть моего собственнаго мнѣнія...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я понимаю. Разумѣется, ваша фирма обязана употребить всѣ усилія въ пользу своего кліэнта. Но, м-ръ Роундъ... я увѣренъ, что могу вполнѣ положиться на васъ.
   -- Да, надѣюсь можете въ одномъ отношеніи. Но, сэръ Перегринъ, вы, разумѣется, должны помнить, что я адвокатъ противной стороны.
   -- Однако-же, все, что вы можете желать, это -- интересъ вашего кліэнта.
   -- Разумѣется, мы желаемъ служить его интересамъ.
   -- И въ этихъ видахъ, м-ръ Роундъ, развѣ невозможно войти намъ въ нѣкоторыя соглашенія?
   -- Какимъ образомъ? Посредствомъ уступки части имѣнія?
   -- Посредствомъ отдачи всего имѣнія,-- сказалъ сэръ Перегринъ съ значительнымъ удареніемъ.
   -- Гм, гм.... Это былъ единственный отвѣтъ м-ра Роунда, окончившійся тихимъ свистомъ.
   -- Лучше принести разомъ эту жертву, чѣмъ допустить леди Мэзонъ умереть съ разбитымъ сердцемъ.
   Затѣмъ за одну или на двѣ минуты наступило молчаніе, послѣ котораго м-ръ Роундъ, повернувшись на своемъ креслѣ такъ, чтобы глядѣть прямо въ лицо посѣтителя, обратился къ нему съ слѣдующими словами:
   -- Я только сейчасъ говорилъ вамъ, сэръ Перегринъ, что я адвокатъ м-ра Мэзона, а теперь я долженъ вамъ сказать, что относительно настоящаго свиданія между нами, я не буду считать себя въ этомъ качествѣ. То, что вы мнѣ сказали, останется тайною. И такъ какъ я лично не принимаю никакого участія въ настоящемъ дѣлѣ, то эта тайна можетъ быть сохранена самымъ строгимъ образомъ. Но....
   -- Если я сказалъ что-нибудь такое, чего бы не слѣдовало говорить... началъ было сэръ Перегринъ.
   -- Позвольте на минуту, прервалъ м-ръ Роундъ: виноватъ здѣсь я, если тутъ есть только какая-нибудь вина, такъ какъ я уже вамъ объяснялъ, что едва ли вамъ прилично разсуждать объ этомъ дѣлѣ другъ съ другомъ.
   -- М-ръ Роундъ, искренно прошу у васъ извиненія.
   -- Нѣтъ, сэръ Перегринъ, вамъ не въ чемъ извиняться, да и я не приму никакого извиненія съ вашей стороны; я не нахожу довольно сильныхъ словъ, чтобы выразить почтеніе и уваженіе благородству вашего характера....
   -- Сэръ!
   -- Но я попрошу у васъ нѣсколько минутъ, чтобъ выслушать меня. Если возможно думать о какомъ нибудь соглашеніи, то оно должно быть устроено съ совѣта м-ра Фёрниваля и м-ра Чаффенбрасса и условія должны быть заключены между м-ромъ Арамомъ и моимъ сыномъ. Но самъ я лично не могу сказать, чтобы я видѣлъ какую нибудь возможность подобнаго результата. Впрочемъ, не мое дѣло совѣтовать; если въ этомъ дѣлѣ вы желаете какого нибудь совѣта, то я думаю, вамъ лучше бы обратиться къ м-ру Фёрнивалю.
   -- О!... воскликнулъ сэръ Перегринъ, каждымъ звукомъ своего голоса все болѣе и болѣе разоблачая свою тайну.
   -- А теперь мнѣ остается еще разъ повторить вамъ увѣреніе, что слова, сказанныя въ этой комнатѣ, останутся совершенно между нами. И затѣмъ м-ръ Роундъ далъ очень ясно понять, что между ними не можетъ быть болѣе никакой рѣчи о леди Мэзонъ. Сэръ Перегринъ повторилъ свое извиненіе, взялъ перчатки и шляпу и медленно сошелъ внизъ къ своему кэбу, а м-ръ Роундъ рѣшительно не спускалъ съ него глазъ, пока увидѣлъ, что онъ сѣлъ въ свой экипажъ.
   "Значитъ, Мэтъ нравъ", сказалъ про себя старый адвокатъ, когда онъ стоялъ одинъ спиною къ камину, опустя въ руки въ карманы своихъ панталонъ. "Значитъ, Мэтъ правъ! "Смыслъ этого восклицанія будетъ ясенъ для моихъ читателей. Мэтъ высказалъ отцу свое убѣжденіе, что леди Мэзонъ поддѣлала приписку къ завѣщанію и теперь отецъ убѣдился въ этомъ. "Несчастная женщина!" сказалъ онъ, "бѣдная, жалкая женщина!" И онъ началъ соображать, какіе еще могутъ быть для нее шансы спасенія. Говоря вообще, онъ думалъ, что она можетъ еще вывернуться. "Двадцать лѣтъ владѣнія и такая отличная репутація!" Но тѣмъ не менѣе, онъ все таки много разъ повторялъ самъ себѣ, что она жалкая, несчастная женщина.
   Мы можемъ прибавить, что всѣ лица, наиболѣе заинтересованныя въ дѣлѣ, были окончательно, или почти увѣрены въ виновности леди Мэзонъ. Изъ числа ея собственныхъ друзей, м-ръ Фёрниваль не имѣлъ на этотъ счетъ ни малѣйшаго сомнѣнія, м-ръ Чаффенбрассъ и м-ръ Арамъ почти не сомнѣвались, что же касается сэра Перегрина и мистрисъ Ормъ, то, о нихъ нечего и говорить. Съ другой стороны, м-ръ Мэзонъ и м-ръ Дократъ оба были вполнѣ убѣждены въ истинѣ, а два Роунда, отецъ и сынъ, совершенно раздѣляли ихъ убѣжденія. И, однако же, изъ всѣхъ этихъ людей наиболѣе честный и наиболѣе безчестный -- сэръ Перегринъ и Дократъ -- думали, что она выпутается изъ бѣды. Въ этомъ дѣлѣ были заинтересованы пять адвокатовъ, изъ которыхъ ни одинъ не вѣрилъ и не желалъ, чтобы правосудіе открыло истину. Разумѣется, если бы они добросовѣстно смотрѣли на обязанности своего званія, то они всѣ желали бы этого,-- да, желали бы, или же устранили бы себя отъ всякаго оффиціальнаго вмѣшательства въ это дѣло. Я не могу понять, какимъ образомъ въ порядочномъ человѣкѣ можетъ родиться желаніе употребить свой умъ на проповѣданіе неправды, и получить плату за это. Что касается м-ра Чаффенбрасса и м-ра Соломона Арама, то для нихъ спасеніе преступницы при такихъ обязательствахъ было бы, разумѣется, торжествомъ. Въ теченіе многихъ лѣтъ они употребляли изворотливость своего остраго ума и свои юридическія познаніи на такую работу; но м-ръ Фёрниваль... что о немъ должны мы сказать?
   Сэръ Перегринъ воротился домой очень грустный, и потихоньку проскользнулъ въ свою библіотеку. Вечеромъ, оставшись наединѣ съ мистрисъ Ормъ, онъ сказалъ ей:
   -- Эдиѳь, я видѣлъ м-ра Роунда. Мы не можемъ ничего сдѣлать для нея, съ этой стороны.
   -- Я предчувствовала это, отвѣчала м-риссъ Ормъ.
   -- Да, ничего не можемъ сдѣлать.
   Послѣ этого сэръ Перегринъ не предпринималъ ничего въ дѣлѣ леди Мэзонъ. Что могъ онъ предпринять? Но, каждый день, сидя у камни, въ своей библіотекѣ, онъ думалъ обо всемъ, этомъ, ожидая прибытія грозныхъ ассизовъ.
   

ГЛАВА III.
Любовь и надежды Альберта Фитцольна.

   Простившись съ бѣдною Мэри Сноу, Феликсъ Грэгамъ не тотчасъ же пошолъ къ доктору. Онъ рѣшилъ, что Мэри Сноу никогда не будетъ его женою и потому, считалъ благоразумнымъ не терять времени относительно распоряженій, которыя могутъ быть необходимы для освобожденія какъ ея, такъ и себя самого отъ обязательства. Однако же, у него не достало духу тотчасъ же приняться за дѣло. Онъ прошелъ мимо лавки аптекаря и, заглянувъ въ окно, увидѣлъ молодого человѣка, прилежно работающаго надъ ступкой. Если Альбертъ Фитцольнъ годенъ бытъ и мужемъ, и желаетъ этого, то, несмотря на свою бѣдность, онъ, Феликсъ Грэгамъ, готовъ сдѣлать нѣкоторое денежное пожертвованіе, посредствомъ котораго онъ могъ бы успокоить свою совѣсть и сдѣлать мужество Мэри возможнымъ. У него было еще собственныхъ 1,200 составлявшихъ весь оставшійся у него капиталъ; и половину этой суммы онъ хотѣлъ отдать Мэри въ приданое.
   И такъ онъ чрезъ два дня воротился, и опять заглянувъ въ лавку доктора, снова увидѣлъ молодого человѣка за своимъ дѣломъ.
   -- Да, сэръ, мое имя -- Альбертъ Фитцольнъ, сказалъ аптекарь, выходя изъ за конторки. Въ лавкѣ не было никого другого, и Феликсъ не могъ понять, какъ приступить къ нему по такому важному дѣлу, между тѣмъ какъ онъ былъ занятъ работой надъ всѣмъ этимъ запасомъ лекарствъ и могъ быть позванъ каждую минуту для облегченія болѣзней въ Клефэмѣ. Альбертъ Фитцольнъ былъ блѣдный бѣлокурый юнона, съ пушкомъ на верхней губѣ и волосами, раздѣленными проборомъ на двѣ равныя части надъ лбомъ, съ изысканными рукавчиками рубашки тщательно отвороченными назадъ и съ бѣлымъ фартукомъ обвернутымъ вокругъ его, такъ чтобы ему можно было заниматься работой, не пачкая своего нижняго платья. Но его лицо было не дурно и не пошло, и если бы его манеры не имѣли въ себѣ нѣкоторой изысканности и претензіи, то Феликсъ смотрѣлъ бы на него совершенно благопріятными глазами.
   -- Къ больному?-- спросилъ Фитцольнъ, когда Грэгамъ попросилъ его выйти съ нимъ изъ лавки на нѣсколько минутъ.
   Грэгамъ объяснилъ, что онъ зоветъ его не къ больному, а совершенно по особенному дѣлу; и молодой человѣкъ, снявъ свой передникъ и вытерши руки о полотенце, все испачканное аптекарскими снадобьями, вызвалъ хозяина заведенія изъ внутренней комнаты и чрезъ нѣсколько минутъ два претендента на сердце Мэри Сноу шли рядомъ, по улицѣ.
   -- Кажется, вы знаете миссъ Сноу,-- сказалъ Феликсъ, разомъ приступая къ своему щекотливому предмету.
   Альбертъ Фитцольнъ выпрямился и отвѣчалъ, что имѣетъ честь быть съ нею знакомымъ.
   -- Я также знакомъ съ нею, сказалъ Феликсъ.-- Мое имя -- Феликсъ Грэгамъ"..
   -- А! очень хорошо, сэръ,-- сказалъ Альбертъ. Улица, на которой они стояли, была пуста и молодой человѣкъ могъ принять видъ рѣшительной вражды не встрѣтивъ ничьихъ глазъ кромѣ глазъ своего соперника.
   -- Если вы имѣете что нибудь мнѣ сказать, сэръ, то я совершенно готовъ выслушать васъ,-- выслушать и отвѣчать вамъ. Я слышалъ ваше имя отъ миссъ Сноу.-- И Альбертъ Фитцольнъ принялъ оборонительную позу.
   -- Да, я знаю, что вы знакомы съ нею. Мэри говорила мнѣ, что произошло между вами. Вы можете смотрѣть на меня, м-ръ Фитцольнъ, какъ на ея лучшаго и надежнѣйшаго друга.
   -- Я знаю, что вы были съ нею въ дружескихъ отношеніяхъ; мнѣ извѣстно это. Но, м-ръ Грэгамъ, позвольте мнѣ сказать, что дружба -- одна вещь, а горячая любовь и преданность -- другая.
   -- Совершенно справедливо, подтвердилъ Феликсъ.
   -- Сердце женщины -- это сокровище, котораго нельзя пріобрѣсти никакими умѣньями дружбы, сказалъ Фитцольнъ.
   -- Въ этомъ я совершенно согласенъ съ вами, отвѣчалъ Грэгамъ.
   -- Я далекъ отъ того, чтобы хвастаться, продолжалъ Фитцольнъ,-- или даже намекать, что а занимаю какое нибудь мѣсто въ сердцѣ этой дѣвушки. Я понимаю слишкомъ хорошо мое положеніе, и съ гордостью говорю, что питаюсь единственно надеждой. И для выраженія своей гордости, онъ ударилъ себя кулакомъ въ грудь.-- Но, м-ръ Грэгамъ, мнѣ ничто не мѣшаетъ объявить, даже въ вашемъ присутствіи, хотя бы вы были ея лучшимъ и надежнѣйшимъ другомъ,-- и тонъ этихъ словъ сильно отзывался презрѣніемъ,-- ничто не мѣшаетъ мнѣ объявить, что и живу только надеждой, каковы бы ни были ваши права. Если такую надежду съ моей стороны вамъ угодно сдѣлать поводомъ къ ссорѣ, и не имѣю ничего сказать противъ этого.-- И онъ сталъ крутить волоски своихъ, едва пробивавшихся, усиковъ.
   -- Нисколько,-- возразилъ Грэгамъ.
   -- Если такъ, то очень хорошо. Значить, поле любви открыто дл насъ обоихъ. Я не могу отрицать огромныхъ преимуществъ, которыии вы обладаете для этой борьбы.-- И м-ръ Фитцольнъ посмотрѣлъ на некрасивое лицо Грэгама и подумалъ о томъ; какой привлекательный видъ имѣетъ въ зеркалѣ его собственная физіономія.
   -- Мнѣ нужно знать вотъ что, сказалъ Феликсъ. Если вы женитесь на Мэри Сноу, то какія средства имѣете вы содержать ее? Захочетъ ли ваша матушка принять ее въ свое семейство? Если не ошибаюсь, вы не компаньонъ въ этой аптекѣ; но не существуетъ ли какой н будь возможности для васъ сдѣлаться компаньономъ, если бы Мэри выйдя за васъ за мужъ и принесла съ собой въ приданое небольшую сумму денегъ?
   -- Гм!-- сказалъ Альбертъ, вдругъ оставивъ свой гордый видъ и опустивъ руку поднятую къ губамъ и широко разинувъ ротъ.
   -- Относительно Мэри вы, конечно, имѣете честныя намѣренія.
   -- О, сэръ, да, клянусь честью джентльмена. Мея намѣренія, сэръ, состоятъ... М-ръ Грэгамъ, я люблю эту дѣвушку съ такою сердечною преданностью, что... что... Значитъ, сами вы не думаете жениться не ней, м-ръ Грэгамъ?
   -- Нѣтъ, м-ръ Фитцольнъ,-- не думаю. Теперь, если вы мнѣ дозволите, мы поговоримъ съ вами о вашихъ планахъ.
   -- О, очень хорошо. Вы очень добры. Но миссъ Сноу говорила мнѣ...
   -- Знаю, и она была совершенно права. Но, по вашимъ собственнымъ словамъ, сердце женщины не можетъ быть куплено дружбой. Я не былъ плохимъ другомъ Мэри, но не имѣю ни какого права надѣяться пріобрѣсти ея любовь этимъ способомъ. Не знаю, будете ли вы имѣть успѣхъ или нѣтъ, только, съ своей стороны, я оставилъ всякія притязанія.-- Во всѣхъ этихъ словахъ Грэгамъ воображалъ себя искреннимъ, но на самомъ дѣлѣ онъ порядочно лицемѣрилъ.
   -- Значитъ, поприще для меня открыто,-- сказалъ Фитцольнъ.
   -- Да, разумѣется, отвѣчалъ Грэгамъ.
   -- Но еще предстоитъ не мало трудностей. Не находите ли вы, что миссъ Сноу, по своей натурѣ, очень... очень холодна?
   Феликсъ вспомнилъ объ одномъ поцѣлуѣ у фонаря, поцѣлуѣ, который былъ данъ и не былъ отвергнутъ. Онъ вспомнилъ также, что знакомство Мери съ джентльменомъ въ то время никакъ не могло быть давнимъ, и не далъ никакого отвѣта на этотъ вопросъ. Но онъ сдѣлалъ одно сравненіе: что сказала-бы, что сдѣлала-бы Мэдлинъ, еслибъ покусился на подобную дерзость? И воображенію его представились сверкающіе глаза, ужасное презрѣніе и крайнее негодованіе всей фамиліи Стевлеевъ и глубокая бездна, въ которую неминуемо упалъ бы преступникъ.
   Онъ снова заговорилъ о средствахъ молодого человѣка, объ его матери, объ аптекѣ, и хотя не узналъ ничего особенно утѣшительнаго, но не открылъ также ничего и особенно неблагопріятнаго. Альбертъ Фитцольнъ пересталъ поднимать носъ, узнавъ, что его воображаемый соперникъ такъ заботливо желаетъ помочь ему. Онъ изъявилъ полную охоту руководиться совѣтами Грэгама, и въ дѣлѣ предлагаемаго участія въ лавкѣ выразилъ увѣренность, что старый Бользамъ -- хозяинъ заведенія -- будетъ радъ получить нѣкоторую сумму денегъ.
   -- У него есть сынъ, сказалъ Альбертъ, но онъ вовсе не годится для этого; онъ торгуетъ винами и водками, но не продаетъ и вполовину столько, сколько выпиваетъ самъ.
   За тѣмъ Феликсъ вызвался повидаться съ мистрисъ Фитцольнъ и на это Альбертъ, краснѣя, согласился.
   -- Матушка слышала объ этомъ, сказалъ онъ,-- только я въ точности не знаю, какимъ образомъ. Я думаю, я могу зайти.... къ Мэри? прибавилъ Альбертъ, когда Грэгамъ сталъ съ нимъ прощаться. Но Феликсъ не могъ дать на это никакого полномочія и объяснилъ, что м-риссъ Томасъ можетъ оказаться дракономъ, стерегущимъ Гесперидины сады. Не лучше-ли прежде поговорить съ отцомъ Мэри и затѣмъ, если все пойдетъ хорошо, Альбертъ можетъ продолжать дѣло надлежащимъ порядкомъ, въ качествѣ признаннаго искателя руки.
   Все это было очень хорошо, и такъ какъ Фитцольнъ совершенно не ожидалъ этого, то онъ не могъ не считать себя счастливымъ молодымъ человѣкомъ. Ему никогда не приходило въ голову, что миссъ Мэри Сноу можетъ оказаться дѣвушкой съ приданымъ, и когда его мать говорила ему о безнадежности его любви, онъ намекалъ, что, можетъ быть, онъ женится на своей Мэри черезъ пять или шесть лѣтъ. Теперь -- пламеннѣйшее желаніе его сердца было близко къ осуществленію онъ долженъ былъ считать себя счастливымъ. Да, онъ, разумѣется, былъ счастливый человѣкъ, и однакоже, несмотря на это, онъ почувствовалъ охлажденіе своей любви и почти разочарованіе, когда снова занялъ свое мѣсто за конторкой. Печаль Лидіи въ драмѣ, когда она видитъ, что ея любовь встрѣчаетъ всеобщее одобреніе, конечно, нелѣпа, но тѣмъ не менѣе она совершенно вѣрна природѣ. Влюбленные много бы потеряли, если бы путь любви былъ всегда гладокъ. Впрочемъ, при такомъ условіи, вѣроятно вовсе и не было бы влюбленныхъ,-- любовь была бы тогда дѣломъ слишкомъ обыкновеннымъ. Альбертъ, вѣроятно, не думалъ о таинственномъ переодѣваніи, какъ думала Лидія, ни объ очаровательной веревочной лѣстницѣ, ни о мыслящей лунѣ, ни о шотландскомъ пасторѣ, но онъ какъ-то смутно чувствовалъ, что жизнь утратила для него свой романическій интересъ. Пять минутъ съ Мэри Сноу, у фонаря, были для него пріятнѣе, чѣмъ перспектива цѣлаго ряда вечеровъ въ ея обществѣ, со всѣмъ комфортомъ, которымъ обладала гостиная его матери. О, да, милые читатели, не правда ли, что эти минуты у фонари всегда бываютъ очень пріятны?
   Но разговаривая о томъ же предметѣ съ матерью Альберта, Грэгамъ не встрѣтилъ въ ней ничего похожаго на это чувство. Она въ достаточной степени была чувствительна къ реальной сторонѣ предмета и знала, какъ много счастье женатаго человѣка зависить отъ довольства. Шесть сотъ фунтовъ стерлинговъ! Мистеръ Грэгамъ очень добръ, право очень добръ; она не имѣетъ ничего сказать противъ Мэри Сноу. Она видѣла ее, и Мэри показалась ей очень хорошенькою и скромною. Альбертъ, разумѣется, очень привязанъ къ молодой дѣвушкѣ, въ этомъ она совершенно увѣрена. Что касается до Альберта, то трудно найти другого молодого человѣка съ такими прекрасными наклонностями. Онъ аккуратно приходитъ къ обѣду и десять часовъ проводитъ за конторкой, въ аптекѣ м-ра Бользома; да, десять часовъ въ день,-- не исключая деже воскресеньевъ, на что м-риссъ Фитцольнъ смотрѣла какъ на важную уступку требованіямъ медицинскаго званія. Но шесть сотъ фунтовъ очень значительно измѣнили бы дѣло. М-риссъ Фитцольнъ почти не сомнѣвалась, что эта сумма соблазнитъ м-ра Бользома и побудитъ его принять Альберта въ участники; можетъ быть, даже, для этого довольно будетъ и пяти сотъ, а остальная сотня останется на обзаведеніе. Въ такомъ случаѣ Альбертъ, разумѣется, будетъ проводить свои воскресенья дома. По окончаніи этихъ разговоровъ, Феликсъ Грэгамъ сѣлъ въ омнибусъ и воротился въ свою канцелярію.
   До сихъ поръ все шло хорошо. Идея о примѣрной женѣ дѣлалась уже очень разорительною идеей и, развивая ее до окончательнаго вывода, бѣдный Григанъ готовъ былъ издержать чуть ли не каждый шиллингъ, который онъ могъ назвать своимъ собственнымъ. Но на его пути стояло еще другое препятствіе. Что скажетъ Сноу-отецъ? Онъ зналъ, что Сноу-отецъ такой человѣкъ, съ которымъ труднѣе веста дѣла, чѣмъ съ Альбертомъ Фитцольномъ. Но Альберту Фитцольну онъ обѣщалъ уже отдать весь остатокъ своего имущества: какимъ же подкупомъ соблазнитъ онъ Сноу-отца -- отказаться отъ столь естественнаго честолюбія -- имѣть своимъ зятемъ адвоката? Сверхъ того, въ послѣднее время Сноу-отецъ палъ еще ниже того положенія, въ какомъ Грэгамъ видѣлъ его въ первое время своего знакомства съ нимъ, и сдѣлался не многимъ лучше какого нибудь пьянаго попрошайки и мошенника. Имѣть такого тестя! И Феликсъ Грэгамъ подумалъ о судьѣ Стевлеѣ.
   Однакоже, онъ послалъ за гравёромъ и тотъ не заставилъ ждать себя. Въ послѣдніе дня Грэгамъ видалъ его не часто,-- онъ давалъ свою милостыню посредствомъ Мэри,-- и теперь былъ пораженъ несомнѣнными признаками кабака, которые онъ не могъ не замѣтить въ наружности и голосѣ этого человѣка. Какой страшный, какой отвратительный видъ имѣютъ эти водянистые глаза, этотъ красный угреватый вздутый носъ, эти впалыя щеки и безсмысленно обвислыя губы! Взгляните на нечесаные волосы, на небритую бороду, на слабый немощный пошатывающій станъ, на одежду въ лохмотьяхъ, на всѣ эти признаки, которыя такъ краснорѣчиво говорятъ объ водкѣ! Вамъ хочется зажать носъ, при его приближеніи: онъ носитъ съ собою такое отвратительное доказательство своей единственной и каждый часъ удовлетворяющейся страсти. Вы сдѣлали бы это, если бы въ васъ не осталось еще уваженія къ его человѣческимъ чувствамъ, а которыхъ самъ онъ окончательно забылъ. Какъ ужасна эта рѣшительная утрата всякаго личнаго достоинства, которой неизбѣжно подвергается пьяница! А его голосъ! Каждый звукъ его образуется водкой и говоритъ объ опустошеніи, которое крѣпкіе напитки произвели въ его горлѣ. Мнѣ кажется, что подобный человѣкъ -- самая низкая тварь въ мірѣ. Есть женщины, къ которымъ мы мигаемъ чувство полнѣйшаго презрѣнія; но я сомнѣваюсь, чтобы какая нибудь женщина могла упасть такъ низко. Она также можетъ быть пьяницей, и этимъ возбудитъ въ насъ еще болѣе живое сожалѣніе и огорчитъ наше сердце; но я не думаю, чтобы она могла сдѣлаться такою гнусною тварью, какъ мужчина, который отказался отъ всѣхъ надеждъ въ жизни для водки. Вы еще можете тронуть ее,-- да, если это сколько нибудь находится въ вашей власти, вы можете подѣйствовать на нее кротостью, стараясь возвратить ее къ чувству приличія. Но мущина.... Попробуйте обратиться къ нему съ убѣжденіями. Я могу сказать только, что этотъ трудъ непривлекателенъ и безнадеженъ. Взгляните на него, когда онъ стоятъ передъ грязнымъ скользкимъ прилавкомъ со стаканомъ, который онъ только что осушилъ. Посмотрите на гримасу, съ которою онъ ставитъ этотъ стаканъ, какъ будто подобный напитокъ уже слишкомъ для него отвратителенъ. Это -- послѣдній проблескъ лицемѣрія, которымъ онъ пытается прикрыть свой проступокъ; своей гримасой онъ какъ будто говоритъ: "Я дѣлаю это для моего желудка; но вы знаете, что это мнѣ противно." За тѣмъ онъ угрюмо выходитъ изъ кабака, бормоча про себя какія-то ни къ кому не относящіяся слова, безпорядочно переставляя ноги, пошатываясь въ своихъ грязныхъ лохмотьяхъ и корчась какъ бы для того, чтобы перенести жаръ спиртныхъ паровъ въ свои оконечности. Затѣмъ онъ останавливается на углу улицы и стоитъ праздно до тѣхъ поръ, пока его кратковременное терпѣніе не истощится, и онъ возвращается съ своимъ послѣдимъ пенни за другимъ стаканомъ, осушивъ который онъ находится уже подъ надзоромъ полицейскаго.
   Таковъ былъ Сноу-отецъ, когда онъ стоялъ передъ Грэгамомъ въ его канцеляріи, въ Темплѣ. Феликсъ не могъ попросить его сѣсть, поэтому и самъ остался на ногахъ во время разговора съ нимъ. Сперва Сноу былъ вѣжливъ; онъ вертѣлъ въ рукахъ свою истасканную шляпу и переступалъ съ ноги на ногу. Да, онъ былъ очень вѣжливъ, и даже нѣсколько робокъ, потому что чувствовалъ себя за половину пьянымъ въ эту минуту. Но когда онъ началъ понимать съ какою цѣлію Грэгамъ послалъ ея нимъ, и что стоящій предъ нимъ джентльменъ отказываетъ себѣ въ чести -- быть его зятемъ, то вѣжливость оставила его и какъ онъ не былъ пьянъ, онъ высказалъ своя мысля съ достаточною свободой.
   -- Вы хотите сказать, м-ръ Гормъ,-- такъ онъ исказилъ имя Грэгама подъ вліяніемъ джина,-- что вы намѣреваетесь бросить эту молодую дѣвушку?
   -- Я не хочу сказать этого. Я сдѣлаю для нея все, что могу. И если это будетъ меньше, чѣмъ сколько она заслуживаетъ, то во всякомъ случаѣ оно будетъ больше, чѣмъ заслуживаете вы сами.
   -- И вы не думаете жениться на ней.
   -- Нѣтъ не думаю. Да и она вовсе не желаетъ этого. Я увѣренъ, что она выйдетъ замужъ, съ моего полнаго одобренія.
   -- А на кой мнѣ чортъ, сэръ, ваше полное одобреніе? Чья она дочь, желалъ бы я знать? Взгляните сюда, м-ръ Гормъ; вы, можетъ бытъ, забываете, что вы написали мнѣ это письмо; когда Я позволилъ вамъ заботиться объ этой молодой дѣвушкѣ?-- И онъ вынулъ изъ за пазухи очень засаленную записную книжку и показалъ Феликсу его собственное очень затасканное письмо, держа его, однакоже, въ нѣкоторомъ разстояніи, такъ, чтобы оно не могло быть внезапно вырвано изъ его рукъ.
   -- Неужели вы думаете, сэръ, что я отдалъ бы свою дочь, если бы не былъ увѣренъ, что она выйдетъ за мужъ приличнымъ образомъ? Свое дитя для меня такъ же дорого, какъ и для всякаго другого.
   -- Надѣюсь, что такъ, и вы очень счастливы, Что она такъ хорошо обезпечена. Я сказалъ вамъ все, что имѣлъ сказать, и теперь можете уйти.
   -- М-ръ Гормъ!
   -- Мнѣ нечего говорить больше; а если бы и было что, то я не сказалъ бы вамъ въ настоящую минуту. Объ вашей дочери позаботятся.
   -- Вотъ что я называю очень дурнымъ со стороны джентльмена. Гм! вы хотите нарушить свое слово -- формально нарушить свое обѣщаніе, и воображаете, что это останется безъ всякихъ послѣдствій! Я скажу вамъ вотъ что, м-ръ Гормъ: вы увидите, кое-что выйдетъ изъ этого. Какъ вы думаете, для чего берегу я это письмо?
   -- Вы бережете его, надѣюсь, для защиты Мэри.
   -- И -- чортъ возьми!-- она будетъ защищена.
   -- Безъ сомнѣнія; -- только не вами. Въ настоящее время покровителемъ Мэри буду я, и надѣюсь, что скоро мое мѣсто въ этомъ отношенія заступить ея мужъ, который будетъ любить ее. Теперь, м-ръ Сноу, я сказалъ вамъ все, что имѣлъ сказать и побезпокою васъ просьбой -- оставить меня.
   Однакоже, еще много было наговорено между ними словъ, прежде чѣмъ Грэгамъ остался одинъ въ своей комнатѣ. Хотя Сноу-отецъ былъ нѣсколько пьянъ -- на второмъ взводѣ, какъ говорится, но онъ былъ пьянъ не болѣе обыкновеннаго и очень хорошо сознавалъ свое положеніе.
   -- Что же мнѣ дѣлать съ собою?-- спросилъ онъ, понизивъ голосъ, когда ему начали приходятъ въ голову мысль, что, можетъ быть, суды найдутъ поведеніе Грэгама относительно его дочери безупречнымъ.
   -- Работайте, отвѣчалъ Грэгамъ, рѣзко и почти съ сердцемъ повернувшись къ нему.
   -- Все это очень хорошо. Это легко сказать -- работайте!
   -- Вы то же увидите, что работать -- дѣло хорошее. Работайте и перестаньте пить. Вы, надѣюсь, не думаете, что, женясь на вашей дочери, я счелъ бы себя обязаннымъ поддерживать васъ въ праздности?
   -- На старости лѣтъ для меня было бы большимъ утѣшеніемъ посѣщать домъ моей дочери, наивно сказалъ Сноу, понижая свой тонъ до плаксиваго хныканья.
   Но когда онъ увидѣлъ, что Феликсъ ничего не для него не сдѣлаетъ, что онъ теперь не хочетъ дать ему соверена или даже полкроны въ займы, то снова принялъ гнѣвный тонъ, и въ этомъ состояніи духа былъ вытуренъ изъ комнаты.
   -- Боже мой! воскликнулъ про себя Феликсъ, сжавъ кулаки и ударивъ ими по столу.-- И съ этимъ человѣкомъ я думалъ соединиться семейными узами!
   Альбертъ Фитцольнъ не зналъ м-ра Сноу; но теперь являлся вопросъ: не будетъ ли обязанностью Грэгама познакомить ихъ другъ съ другомъ.
   

ГЛАВА IV.
Миссъ Стевлей отказывается отъ телятины.

   Домъ въ Нонинсби былъ теперь очень тихъ. Всѣ посѣтители его разъѣхались, въ томъ числѣ даже Арботноты. Феликсъ Грэгамъ и Софья Фёрниваль -- эта грозная пара гостей -- освободили м-риссъ Стевлей отъ своего присутствія; но увы! надѣланное имъ зло не исчезло вмѣстѣ съ ними. Въ домѣ было очень тихо, потому что Августъ и суды большую часть недѣли проводили въ городѣ, и Мэдлинъ съ своею матерью оставались однѣ. Судья долженъ былъ воротиться въ Нонинсби только одинъ разъ до своего объѣзда, который долженъ былъ окончиться въ Альстонѣ; и, по-видимому, теперь было признано всѣми, что въ этой мѣстности покамѣстъ не кончатся процессъ леди Мэзонъ, въ этой мѣстности не будетъ сдѣлано или сказано ничего важнѣе этого процесса.
   Можно себѣ представить, что бѣдная Мэдлинъ была не слишкомъ счастлива. Феликсъ уѣхалъ, и она знала, что ея мать радовалась его отъѣзду. Въ глубинѣ души, она никогда не обвиняла свою мать въ жестокости. Казалось, она питала полную увѣренность, что бракъ съ любимымъ ею человѣкомъ, есть счастье, на которое она не имѣетъ никакого, права надѣяться. Она знала, что ея отецъ богатъ и что и ея собственное состояніе значительно. Она была вполнѣ увѣрена, что Феликсъ Грэгамъ уменъ и способенъ составить себѣ карьеру. И при всемъ томъ, она не считала жестокимъ, что судьба положила между ними преграду. Она съ самаго перваго раза признала, что Грэгамъ не такой человѣкъ, котораго ей слѣдовало бы любитъ и потому была уже готова покориться своей участи.
   Правда, Феликсъ Грэгамъ не прошепталъ ей ни одного слова любви, и принимая въ расчетъ этотъ фактъ, надежда ея ни чѣмъ не могла быть оправдана. Но если бы дѣло состояло только въ этомъ, то она бы не отчаявалась. Если бы дѣло состояло только въ этомъ, то она, правда, могла бы сомнѣваться, но къ ея сомнѣнію въ сильной степени примѣшивалось бы сладостное чувство надежды. Онъ никогда не прошепталъ ей ни одного слова любви, но она слышала тонъ его голоса, когда она говорила съ нимъ у порога его комнаты; она видѣла его взглядъ упавшій на нее въ то время, когда его усаживали въ экипажъ; она чувствовала его прикосновенія въ тотъ вечеръ, когда пошла къ нему чрезъ гостиную и обмѣнялась съ нимъ пожатіемъ руки. Дѣвушки подобныя Мэдлинъ Стевлей въ подобномъ предметѣ прямо выводятъ свои заключенія. Но этотъ выводъ сдѣланъ; умъ получаетъ извѣстное впечатлѣніе, и этотъ выводъ и это впечатлѣніе такъ же вѣрны, какъ будто бы они были достигнуты путемъ логической послѣдовательности. Будь эта партія такова, что ее могла бы одобрить мать Мэдлинъ, то относительно любви Грэгама она питала бы надежду, довольно сильную для счастія.
   Но въ настоящемъ положеніи вещей, надежда не вела ни къ чему, и молодая дѣвушка, послѣ многихъ логическихъ соображеній, рѣшила, что всѣ ея мечты о любви должны быть оставлены. Относительно себя самой, она должна быть довольна тѣмъ, чтобы оставаться подъ крылышкомъ своей матери, подобно нетронутому цвѣтку. Что она не можетъ выйти за мужъ ни за кого безъ согласія отца и матери -- это было для ея дѣломъ несомнѣннымъ, но столько же, по крайней мѣрѣ, было несомнѣнно и то, что она не выйдетъ ни за кого безъ своего собственнаго желанія. Феликсъ Грэгамъ былъ для нея недоступенъ. Она сама произнесла этотъ приговоръ и покорилась ему. Но Перегринъ Ормъ былъ отъ нея еще дальше, какъ и всякій другой кудрявый очаровательный юноша, который сталъ бы за нею ухаживать. Она знала свои обязанности относительно матери, но знала также и свои права.
   Въ теченіе трехъ дней, между матерью и дочерью объ этомъ предметѣ не было сказано ни слова. Леди Стевлей любила свою дочь болѣе чѣмъ обыкновенною любовью, и единственно въ этомъ смыслѣ, т. е. въ качествѣ друга, сообщила ей тяготившія ее мысли. Все это Мэдлинъ поняла и выказала свою признательность къ матери самыми нѣжными улыбками и постояннымъ присутствіемъ при ней. Даже и послѣ этого она не была рѣшительно несчастна, не впала въ безотрадное уныніе, что при подобныхъ обстоятельствахъ случилось бы со многими дѣвушками. Она знала все, отъ чего ей приходилось отказаться, но понимала также, что еще осталось для нея впереди. Жизнь ея принадлежала ей самой, и она обладала энергіей -- пользоваться этою жизнью. Ея душа была свободна, а ея сердце, хотя обремененное любовью, могло перенести это бремя, не упавъ подъ нимъ. Пусть онъ идетъ по своей дорогѣ. Она останется въ тѣни и будетъ довольствоваться ролью посторонней зрительницы его успѣховъ.
   Чрезъ нѣсколько дней по отъѣздѣ Грэгама, Мэдлинъ стала такъ строго благоразумна, такъ философски спокойна, что сдѣлала выговоръ бѣдной м-риссъ Бэкеръ, когда эта добродушная и остроумная экономка сказала нѣсколько словъ въ похвалу ея недавнему паціенту.
   -- Мы очень одиноки, не правда ли, миссъ, безъ ухаживанья за больнымъ м-ромъ Грэгамомъ,-- сказала м-риссъ Бэкеръ.
   -- Мнѣ кажется, мы должны радоваться, что онъ такъ поправился, что могъ отъ насъ выѣхать.
   -- Разумѣется, хотя я все таки говорю, что онъ уѣхалъ прежде времени. Это такой прекрасный джентельменъ. На одного человѣка, который лучше его, приходится, двадцать худшихъ, и въ немъ такъ много ума!
   Мэдлинъ не сказала ни слова въ отвѣтъ на это.
   -- По крайней мѣрѣ вы должны бы помянуть его хоть однимъ добрымъ словомъ, продолжала м-риссъ Бэкеръ,-- онъ боготворилъ даже звукъ вашего голоса. Я знаю, какъ, бывало, онъ лежитъ и прислушивается, прислушивается, прислушивается къ шуму вашихъ шаговъ.
   -- Какъ можете вы говорить такой вздоръ, м-риссъ Бэкеръ? Вы не видали ничего подобнаго, да и какъ могли бы вы знать, если бы онъ и дѣлалъ это? Вы не должны бы говорить мнѣ такую чепуху, и я прошу васъ не повторять ея въ другой разъ.-- И съ этими словами она отошла прочь и принялась за чтеніе статьи о больныхъ, написанной Флоренсою Найтингэль.
   Но леди Стевлей нисколько не желала, чтобы дочь ея въ своей жизни шла по стопамъ Флоренсы Найтингэль. Благотворительность въ Нонинсби производилась въ большихъ размѣрахъ, спокойнымъ прекраснымъ методическимъ способомъ, и хозяйка дома смотрѣла на нее какъ на существенную часть своихъ обязанностей; но леди Стевлей вышла бы изъ себя, если бы ей сказали, что ея дочь посвятить себя благотворительности. Таковы же были и ея понятія о религіи вообще. Молиться утромъ и вечеромъ, двукратное посѣщеніе церкви по воскресеньямъ, хожденіе къ литургіи по крайней мѣрѣ разъ въ мѣсяцъ были для нея -- и, какъ она думала, и для семейства ея -- существенными обязанностями въ жизни. И эти набожныя привычки имѣли для нея практическое примѣненіе. Она никогда не злословила, хотя, задѣтая за живое, могла сказать иногда нѣсколько колкихъ словъ. Она была кротка и снисходительна къ нисшимъ себя, щедра къ бѣднымъ, предана мужу и дѣтямъ, и никакимъ образомъ ее нельзя было назвать эгоистичною и снисходительною къ себѣ самой. Но тѣмъ не менѣе, она вполнѣ цѣнила пріятности хорошаго дохода для себя и для своихъ дѣтей. Она любила видѣть возлѣ себя общество людей хорошо одѣтыхъ и съ хорошими манерами, и между ними предпочитала тѣхъ, у которыхъ отцы и матери обладали такими же качествами. Она любила ѣздить съ комфортомъ, въ своемъ собственномъ экипажѣ; она чувствовала удовольствіе при мысли, что ея мужъ судья и что поэтому онъ и она стоятъ выше другихъ законовѣдовъ и ихъ жонъ. Ей было бы непріятно видѣть, что м-риссъ Фёрниваль вышла прежде нея изъ комнаты, а также, можетъ быть, ей бы не понравилось, что Софья Фёрниваль, вышёдши за мужъ, стала бы выше ея собственной замужней дочери. Она любила жить въ такомъ обширномъ домѣ какъ Нонинсби и предпочитала деревенское общество обществу сосѣдняго городка.
   Могутъ сказать, что я описалъ невозможный характеръ и изобразилъ женщину, которая служитъ въ одно и то же время и Богу, и маммонѣ. Противъ этого обвиненія я не буду возражать, но спрошу моихъ обвинителей: неужели, въ своей жизни, имъ не случилась видѣть женщинъ, подобныхъ леди Стевлей?
   Но какова бы она ни была, она не имѣла ни малѣйшаго желанія, чтобы ея дочь удалилась отъ свѣта и дѣлала исключительно для больныхъ женщинъ то, чѣмъ была обязана для всего человѣчества. Понятіе леди Стевлей объ обязанностяхъ жизни обнимало собою рожденіе, воспитаніе, образованіе, упроченіе положенія дѣтей въ обществѣ, а также заботливость о мужѣ, съ обращеніемъ особеннаго вниманія на его вкусъ относительно кухни. Напр. у ней была внучка Маріанна. Леди Стевлей думала уже: какая выйдетъ изъ нея жена и какъ направить ея воспитаніе, чтобы она могла быть хорошею матерью. Едва ли будетъ уже слишкомъ если сказать, что будущія дѣти Маріанны были предметомъ заботы для леди Стевлей. При такихъ наклонностяхъ, для нея вовсе не могла быть пріятно, когда она увидѣла, что Мэдлинъ избираетъ для себя узкій путь въ жизни, нѣсколько подходящій къ монашескому. Ничего объ этомъ говорено не было, но ей казалось, что Мэдлинъ исключила двѣ или три ленточки изъ своего вечерняго наряда. Что она въ извѣстные, опредѣленные часы утра читала -- это было очень ясно. Что касается до ежедневной церковной службы, въ четыре часа пополудни, она очень часто присутствовала при ней и прежде, а теперь посѣщала ее каждый день. Но въ особенности въ это время замѣтна была какая-то монотонная регулярность въ посѣщеніи бѣдныхъ, которая внушала леди Стевлей смутныя опасенія. Она сама посѣщала бѣдныхъ и почти ежедневно видѣлась съ нѣкоторыми изъ нихъ. Въ дурную погоду, они приходили къ ней, а въ хорошую она ѣздила къ нимъ. Но Мэдлинъ, не сказавъ предварительно никому ни слова, взяла себѣ за правило -- выходить изъ дому всегда въ одинъ и тотъ же часъ, съ тою же самою цѣлію, во всякую погоду. Все это внушало леди Стевлей сильное безпокойство, и, въ видахъ противоядія, она начала говорить о балахъ и предложила Мэдлинъ carte blanche относительно новаго платья для экстреннаго бала, предполагавшагося по случаю ассизовъ. "Едва ли я поѣду на этотъ балъ," отвѣчала Мэдлинъ: и леди Стевлей были крайне огорчена этимъ отказомъ. Ужь не лучше ли имѣть зятемъ хоть Грэгама, чѣмъ вовсе не имѣть зятя? Когда однажды кто-то, въ ея присутствіи, сильно сталъ хвалить Флоренсу Найтингэль, она рѣшительно объявила свое мнѣніе, что каждая молодая дѣвушка обязана выйти замужъ. За тѣмъ наступила вторая пятница по отъѣздѣ Грэгама, и леди Стевлей, сидя съ своею дочерью наединѣ за обѣдомъ, замѣтила, что Мэдлинъ не ѣла ничего кромѣ картофелю и моченой капусты.
   -- Ты заболѣешь, моя милая, если не будешь ѣетъ мяса.
   -- О, нѣтъ, возразила Мэдлинъ съ очаровательною улыбкой.
   -- Но ты всегда любила....
   -- Да я любила, только не хочу ѣсть его сегодня, мама, благодарю васъ.
   И Леди Стевлей рѣшалась сказать свояку нужу, что Феликсъ Грэгамъ, какъ онъ ни плохъ въ качествѣ жениха, можетъ бывать у нихъ, если хочетъ. Ужъ лучше Феликсъ Грэгамъ, чѣмъ вовсе ни какого зятя.
   На слѣдующіе день, въ субботу, судья возвратился съ Августомъ, чтобы провести дома послѣднее воскресенье, предъ началомъ своего отъѣзда, и между нимъ и женой произошелъ разговоръ о Феликсѣ Грэгамѣ.
   -- Если оба они дѣйствительно любятъ другъ друга, то имъ лучше вступить въ бракъ,-- сказалъ судья.
   -- Но это такъ страшно подумать, что у нихъ не будетъ никакого состоянія,-- возразила жена.
   -- Мы должны достать имъ состояніе. Ты увидишь, что Грэгамъ наконецъ станетъ на ноги.
   -- Онъ ужь что-то слишкомъ долго становится,-- сказала Ледо Стевлей.-- И притомъ, ты знаешь, что Кливъ такое прекрасное имѣніе, а м-ръ Ормъ....
   -- Но, моя милая, она, кажется, совсѣмъ не любитъ м-ра Орма.
   -- Да, не любитъ, сказала бѣдная мать очень плаксивымъ тономъ. Но если бы только она захотѣла подождать, она могла бы полюбить его,-- развѣ не могла бы? Онъ такой красивый молодой человѣкъ.
   -- Если ты спрашиваешь меня, такъ я не думаю, чтобы его красота сдѣлала что нибудь.
   -- Я тоже думаю, что она вовсе не обращаетъ на нее вниманія сказала леди Стевлей, чуть не плача.-- Но я увѣрена въ одномъ: если она сдѣлаетъ изъ себя монахиню, то это растерзаетъ мое сердце,-- да, рѣшительно растерзаетъ. Моя бодрость пропадетъ навсегда.
   Что подумала бы Леди Стевлей о горестяхъ другихъ матерей, у которыхъ дочери впадаютъ совершенно въ противоположную крайность?
   Въ воскресенье, послѣ завтрака, судья пригласилъ свою дочь прогуляться съ нимъ, и по этому случаю, вторая церковная служба была оставлена. Она надѣла шляпку, перчатки, ботинки, зимнюю шаль и, съ удовольствіемъ, опираясь на его руку, вышла съ нимъ на прогулку, которая, какъ она знала, будетъ продолжительна.
   -- Мы пойдемъ до самой долины Кливъ-Гилля, сказалъ судья. Эта долина, если идти къ ней чрезъ поле и деревню, находилась въ пяти миляхъ отъ Нонинсби.
   -- О, что касается до того, такъ я могу дойти и до вершины холма,-- сказала Мэдлинъ.
   -- Если вздумаешь идти туда, моя милая, такъ я тебѣ не товарищъ, сказалъ судья. И они отправилось.
   Продолжительныя прогулки съ отцовъ всегда возбуждали въ Мэдлинъ какое-то живое, особаго рода удовольствіе; и въ настоящемъ случаѣ она надѣялась пріятно провести время; но когда они рука объ руку отправилось, то она почувствовала какой-то безотчетный страхъ. У ней на душѣ лежала тайна, и отецъ могъ заговорить объ ней; она чувствовала въ своемъ сердцѣ язву,-- хотя и не зловреднаго свойства,-- и отецъ, пожалуй, могъ коснуться ея. По этому, къ поспѣшностямъ которою она готовилась къ прогулкѣ, и въ веселомъ тонѣ ея голоса, когда они шли по аллеѣ къ воротамъ, былъ легкій оттѣнокъ лицемѣрія.
   Но къ тому времени, когда они прошли уже одну милю, когда они оставили дорогу и ступали по полевой тропинкѣ, покрытой травою, въ ея удовольствія не осталось уже ни тѣни лицемѣрія. Мэдлинъ казалась, что никто въ мірѣ не можетъ говорить такъ хорошо, какъ ея отецъ, и въ настоящемъ случаѣ, разговоръ его отличался самыми оригинальными мыслями и самымъ блистательнымъ остроуміемъ. Притомъ онъ не говорилъ исключительно одинъ. Пріятность его разговоровъ состояла главнымъ образомъ въ томъ, что хотя бы онъ употреблялъ для него все свое остроуміе, всѣ свои свѣденія, онъ рѣдко говорилъ больше словъ, чѣмъ сколько приходилось ни его долю. Теперь они толковали о картинахъ и о политикѣ, о новой галлереѣ, которой не будутъ строитъ въ Чарингъ-Крокѣ и о великомъ нападеніи, которое не кончится отставкою министровъ. Затѣмъ они перешли къ книгамъ,-- въ романамъ, новѣйшимъ стихотвореніямъ, сборникамъ и журналамъ; при чѣмъ судья, съ забавнымъ сарказмомъ, произнесъ приговоръ надъ послѣднимъ усиліями современныхъ литераторовъ. И такимъ образомъ, они, наконецъ, наговорили о статьѣ, недавно появившейся въ какомъ-то четырехъмѣсячномъ обозрѣніи,-- статьѣ о важномъ предметѣ, о которой было много толковъ; и судья вдругъ пересталъ размахивать руками и умѣрялъ свою насмѣшливость.-- Ты, я думаю, не слыхала, кто написалъ эту статью?-- сказалъ онъ.
   Мэдлинъ отвѣтила, что не слыхала, но очень желала бы знать имя автора. Когда молодые люди начинаютъ заниматься чтеніемъ, то для нихъ нѣтъ ничего пріятнѣе, какъ знать маленькіе литературные секреты: кто написалъ то-то и то-то, о чѣмъ такъ много говорятъ; кто дерижируетъ такое-то періодическое изданіе и приправляетъ эти журналы солью и перцемъ. Судья всегда зналъ эти закулисныя тайны литературнаго міра и сообщилъ ихъ Мэдлинъ во время прогулки. Нѣтъ, теперь уже не было ни малѣйшаго лицемѣрія въ веселой живости ея манеръ и въ пылкомъ тонѣ ея голоса, когда она сказала: "нѣтъ, папа, я не слыхала. Это написалъ N N?" И она назвала какого-то изъ эфемерныхъ литературныхъ гигантовъ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ судья, не N N; но ты можешь угадать кто, потому что ты знаешь этого господина.
   Теперь на нее снова набѣжала легкая тѣнь лицемѣрія.
   -- Не могу угадать, не знаю, сказала она. Но при этихъ словахъ тонъ за голоса измѣнился.
   -- Эта статья, продолжалъ судья, написана Феликсомъ Грэгамомъ. Онъ имѣетъ необыкновенныя способности; но есть очень много людей, которые употребляютъ ихъ во зло.
   И разговоръ остановился. Бѣдная Мэдлинъ, которая до сихъ поръ была такъ поспѣшна въ своихъ вопросахъ, жива въ отвѣтахъ, такъ сообщительна и любопытна, онѣмѣла въ одно мгновеніе. За нѣсколько времени передъ тѣмъ, она перестала опираться на руку отца и потому онъ не могъ чувствовать, какъ дрожала ея рука, онъ былъ слишкомъ великодушенъ и добръ для того, чтобы смотрѣть ей въ лицо; но онъ зналъ, что затронулъ струны ея сердца и что присутствіе духа оставило ее на минуту. Развѣ онъ не вызвалъ ее нарочно изъ дому, чтобы быть съ нею наединѣ въ то время, когда думалъ подвергнуть ее этому испытанію?
   -- Да, продолжалъ онъ: это написано нашимъ другомъ Грэгамомъ. Помнишь ли ты, Мэдлинъ, разговоръ, который мы имѣли съ тобой о немъ нѣсколько времени тому назадъ въ библіотекѣ?
   -- Помню, отвѣчала она.
   -- И я тоже, сказалъ судья; и я много думалъ о немъ съ тѣхъ перъ, Феликсъ Грэгамъ очень умный малый,-- въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія.
   -- Право? спросила Мэдлинъ.
   Я склоненъ думать, что судья тоже потерялъ нѣсколько присутствіе духа, или, по-крайней мѣрѣ обычной, способности говорить... Онъ привелъ свою дочь сюда съ цѣлью сказать ей нѣсколько словъ объ извѣстномъ предметѣ; онъ много толковалъ о постороннихъ предметъ, чтобы имѣть поводъ упомянуть извѣстное имъ, а теперь, когда онъ довелъ свою дочь до желаемаго пункта, когда имя было уже произнесено, то онъ, казалось, не зналъ, какъ продолжать.
   -- Да, онъ довольно уменъ, сказалъ судья, довольно уменъ; а при томъ это человѣкъ высокихъ правилъ и благонамѣренный. Недостатокъ, который находятъ въ немъ другіе состоитъ въ томъ, что онъ не критиченъ. Онъ не хочетъ принимать міръ такимъ, какъ его находятъ. Если онъ хочетъ улучшить его -- это прекрасно; всѣ мы должны сдѣлать что нибудь для его улучшенія; но покамѣстъ, мы его улучшаемъ, мы должны жить въ немъ.
   -- Да, мы должны жить въ немъ, подтвердила Мэдлинъ, которая въ настоящую минуту едва ли могла рѣшить, что лучше: жить въ немъ или умереть? Еслибы ея отецъ теперь сказалъ ей, что имъ слѣдуетъ взять крылья и улетѣть въ небеса, она согласилась бы и съ этимъ.
   За тѣмъ судья прошолъ нѣсколько шаговъ въ молчаніи и подумалъ, что ему ужъ лучше разомъ сказать все, что онъ хотѣлъ сказать ей.
   -- Мэлинъ, моя милая, обратился онъ къ ней: имѣешь ли ты довольно мужества сказать мнѣ, что ты думаешь о Феликсѣ Грэгамѣ?
   -- Что я думаю о немъ, папа?
   -- Да, дитя мое. Можетъ быть, ты находишься въ эту минуту въ нѣкоторомъ затрудненіи, и я могу помочь тебѣ. Можетъ быть, въ твоемъ сердцѣ было бы меньше грусти, если бы ты знала всѣ мои мысли и желанія относительно тебя, а также всѣ мысли и желанія своей матери. У меня никогда не было много секретовъ отъ моихъ дѣтей, Мэдлинъ, и мнѣ теперь было бы пріятно, если бы ты могла читать въ моей душѣ и видѣть всѣ мои мысли и желанья, которыя касаются тебя.
   -- Малый папа!
   -- Видѣть тебя, Августа и Изабеллу счастливыми!-- вотъ въ чемъ теперь состоитъ наше счастіе, а не въ томъ, чтобы видѣть васъ богатыми или знатными. Высокое положеніе и хорошій доходъ -- большія блага въ этомъ мірѣ, если достиженіе ихъ безупречно. Но даже и въ томъ мірѣ они не составляютъ высшаго благополучія. Есть вещи гораздо лучше ихъ.
   Мэдлинъ не отвѣчала на эти слова, но только опять оперлась на его руку и прильнула къ нему.
   -- Деньги и знатность хороши только тогда, когда каждый шагъ, сдѣланный для ихъ пріобрѣтенія, тоже хорошъ. Я никогда не сталъ бы краснѣть, видя дочь мою женою человѣка бѣднаго, котораго она любитъ, но я былъ бы уязвленъ къ самое сердце, если бы зналъ, что она вышла за мужъ за богача, котораго она не любитъ.
   -- Папа! воскликнула Мэдлинъ, прижимаясь къ нему. Она хотѣла увѣрить его, что подобное горе никогда его не постигнетъ, но не могла выговорить болѣе одного слова.
   -- Если ты любишь этого человѣка, то пусть онъ бываетъ у насъ, сказалъ судья, увлеченный своими чувствами нѣсколько далѣе пункта, до котораго онъ думалъ дойти.-- Я не знаю о немъ нечего худого; знаю только одно хорошее. Если ты увѣрена въ своемъ сердцѣ, то пусть будетъ такъ. Онъ будетъ для меня вторымъ сыномъ,-- для меня и для твоей матери. Скажи мнѣ, Мэдлинъ, правду ли я говорю?
   Она была достаточно увѣрена въ своихъ собственныхъ чувствахъ, но какъ она могла быть увѣрена въ чужомъ сердцѣ? "Онъ будетъ мнѣ сыномъ", сказалъ ея отецъ. Но человѣка нельзя заставить влюбиться и сдѣлаться мужемъ единственно потому, что она и ея отецъ одинаково желаютъ этого,-- даже если бы и мать раздѣляла съ ними это желаніе. Она призналась матери, что любовь Грэгама, и это признаніе было повторено и отцу. Но она никогда не выражала даже надежды, что на любовь ея отвѣчаютъ взаимностью.
   -- Но онъ никогда не говорилъ со мною объ этомъ, папа, возразила она, прошептавъ эти слова такъ тихо, какъ будто боялась, что ихъ унесетъ вѣтеръ.
   -- Я знаю, что но говорилъ, сказалъ судья. Онъ самъ сказалъ мнѣ, что не говорилъ, за это я люблю его еще больше.
   И такъ, значитъ, были другіе разговоры объ этомъ предметѣ, кромѣ того, который она имѣла съ своею матерью. М-ръ Грэгамъ говорилъ съ ея отцемъ, и говорилъ ему объ ней. Въ какомъ родѣ былъ этотъ разговоръ, и какъ Феликсъ говорилъ объ ней? Въ чемъ состояла его цѣль, и когда это происходило? Не была ли она нескромною, и не выдала ли какъ нибудь передъ немъ свою тайну? И въ умѣ промелькнула ужасная мысль. Что, если онъ явится и предложитъ ей руку только изъ сожалѣнія къ ней? Пощенье по пятницамъ, вечерни и посѣщеніе бѣдныхъ гораздо лучше этого. Однакоже, она не могла собраться съ духомъ: сдѣлать своему отцу какой нибудь вопросъ относительно этого свиданія между нимъ и Грэгамомъ.
   -- Ну, моя милая, сказалъ отецъ, я знаю что это дерзость -- просить молодую дѣвушку говорить о подобномъ предметѣ; но отцы обыкновенно дерзки. Будь откровеннѣе со мною. Я сказалъ, что я думаю и твоя мать согласна со мною. Она предпочла бы молодаго м-ра Орма...
   -- Э, папа, это не возможно.
   -- Я вижу, что не возможно, моя милая, и потому мы не будемъ болѣе говорить объ этомъ. Я упомянулъ объ Ормѣ только для того, чтобы дать тебѣ понять, что можешь ты говорить объ этомъ предметѣ съ матерью вполнѣ откровенно. Перегринъ Ормъ прекрасный молодой человѣкъ.
   -- Я увѣрена въ этомъ, папа.
   -- Но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что ты должна выйти за него замужъ, если онъ тебѣ не нравится.
   -- Онъ никогда не можетъ мнѣ нравиться въ такомъ смыслѣ.
   -- Очень хорошо, моя милая. Это дѣло конченное, и я жалѣю объ Ормѣ. Я думаю, что на его мѣстѣ, я поступилъ бы такъ же, какъ онъ. Рѣшимъ теперь слѣдующій важный вопросъ: когда ребра, руки и ключица м-ра Грэгама нѣсколько станутъ покрѣпче, пригласить ли его опять въ Нонинсби?
   -- Пожалуйста, папа.
   -- Очень хорошо; онъ будетъ здѣсь у насъ, въ недѣлю ассизовъ. Бѣдняжка! у него на рукахъ будетъ тогда тяжелая работа, и онъ мало будетъ имѣть времени проклажаться. Его положеніе ни сколько не завидно. На его мѣстѣ я, кажется, держалъ бы мою руку на перевязкѣ во все время ассизовъ, чтобы внушить къ себѣ сколько нибудь сожалѣнія.
   -- М-ръ Грэгамъ будетъ защищать леди Мэзонъ?
   -- Помогать ея защитѣ, моя милая.
   -- Но, папа, вѣдь она невинна, развѣ вы не увѣрены въ этомъ?
   Судьи былъ увѣренъ теперь въ этомъ уже не въ такой степени, какъ прежде. Однакоже, онъ ничего не сказалъ Мэдлинъ о своихъ сомнѣніяхъ.-- Задача м-ра Грэгама будетъ тѣмъ тягостнѣе, чѣмъ труднѣе будетъ доказать невинность леди Мэзонъ, отвѣчалъ онъ.
   -- Бѣдная жеищіна! проговорила Мэдлинъ,-- вы не будете судьею, или будете -- папа?
   -- Нѣтъ, разумѣется, нѣтъ. Я предпочелъ бы скорѣе объѣхать не-въ-зачетъ еще какой нибудь другой округъ, чѣмъ предсѣдательствовать въ судѣ по дѣлу, такъ близко касающемуся хорошо-знакомой особы, почти друга. Судьею будетъ баронъ Мальтби.
   -- И у м-ра Грэгама будетъ много дѣла, папа?
   -- Онъ будетъ имѣть большіе хлопоты.
   И они поворотили домой; причемъ Мэдлинъ строила воздушныя замки о томъ, какъ м-ръ Фёрниваль и м-ръ Чаффенбрассъ будутъ рѣшительно не въ состояніи доказать невинность леди Мэзонъ, но, къ удовольствію всего суда и всѣхъ присутствующихъ эта невинность будетъ утверждена неопровержимымъ образомъ умною энергіей Феликса Грэгама.
   На возвратномъ пути, судья снова заговорилъ о картинахъ и книгахъ, о неудачахъ и объ деньгахъ, и Мэдлинъ слушала его съ признательностью. Но она уже не принимала въ разговорѣ такаго большаго участія, какъ прежде. Она теперь была не въ состояніи съ легкостью выразить свое мнѣніе о какомъ бы то ни было предметѣ, и, сказать правду, была бы очень довольна, если бы ей позволили вполнѣ предаться своимъ собственнымъ размышленіемъ. Но прежде чѣмъ они опять вышли на дорогу, отецъ остановилъ ее и задалъ ей одинъ прямой вопросъ:
   -- Скажи мнѣ, Мэдлинъ, счастлива ли ты теперь?
   -- Да, папа,
   -- Хорошо. Теперь ты должна знать вотъ что: с-ръ Грэгамъ съ этихъ поръ будетъ уполномоченъ мною и твоею матерью говорить съ тобой. Онъ уже просилъ на это моего позволенія, и я сказалъ ему, что я долженъ подумать прежде, чѣмъ дать или не дать такое позволеніе. Теперь я дамъ его.
   Вмѣсто всякаго отвѣта, Мэдлинъ слегка прижалась къ рукѣ отца.
   -- Но ты можешь быть увѣрена, моя милая, въ томъ, что я буду очень скроменъ и не буду обязывать, тебя ни къ чему. Если онъ захочетъ сдѣлать тебѣ какой-нибудь вопросъ, ты свободна дать ему отвѣтъ, какой найдешь лучшимъ.
   Но Мэдлинъ тотчасъ же созналась самой себѣ, что подобной свободы у нея теперь уже вовсе не осталось. Если м-ръ Грэгамъ вздумаетъ сдѣлать ей извѣстный вопросъ, то въ ея власти будетъ дать ему только одинъ отвѣтъ. Еслибы его держали подальше, еслибы отецъ сказалъ ей, что этотъ бракъ невозможенъ, то она не стала бы убиваться. Она сказала уже сама себѣ, что при подобныхъ обстоятельствахъ она можетъ еще жить и быть довольна своею участью. Но теперь... теперь, въ случаѣ осады, городъ при первомъ выстрѣлѣ сдастся на капитуляцію. Развѣ комендантъ не получилъ уже отъ короля безмолвнаго приказанія -- отдать ключи, какъ только ихъ потребуютъ?
   -- Ты скажешь объ этомъ своей матери, моя милая; сказалъ судья, когда они входили въ ворота своего дома.
   -- Хорошо, отвѣчала Мэдлинъ. Но она чувствовала, что въ этомъ дѣлѣ отецъ для нея болѣе надежный другъ, чѣмъ какимъ была ея мать. И дѣйствительно, она могла лучше понять неблагорасположеніе матери къ бѣдному Феликсу, чѣмъ согласіе отца.
   -- Да, скажи, моя милая, для чего намъ и житъ въ этомъ мірѣ, если не для того, чтобы бытъ всѣмъ счастливѣйшими вмѣстѣ? Мать думаетъ, что ты сдѣлалась грустна и теперь она должна знать, чего ты перестала грустить.
   -- Но я не перестала, папа, возразила Мэдлинъ, думая съ нѣкоторою гордостью о своемъ прошломъ героизмѣ.
   Когда они дошли до дверей залы, то Мэдлинъ нашла необходимымъ сдѣлать еще одинъ вопросъ, но она не могла смотрѣть отцу въ лицо при этомъ вопросѣ.
   -- Папа, есть ли въ Нонинсби журналъ, о которомъ вы говорили?
   -- Ты можешь его найти на столѣ въ моемъ кабинетѣ; но помни, Мэдлинъ, я не болѣе какъ на половину схожусь съ нимъ во мнѣніяхъ.
   Передъ обѣдомъ судья вошелъ въ свой кабинетъ и увидѣлъ, что журналъ уже взятъ оттуда.
   

ГЛАВА V.
Не сдаваться.

   Сэръ Перегринъ Ормъ поѣхалъ въ Лондонъ, видѣлся съ м-ромъ Раундомъ, и потерпѣлъ неудачу. Затѣмъ онъ воротился домой, и между нимъ и м-риссъ Ормъ почти ни слова не было произнесено объ леди Мэзонъ и о судѣ надъ нею. Да и къ чему было говорить о предметѣ, который во всѣхъ отношеніяхъ былъ причиною такого множества бѣдствій? Онъ рѣшилъ, что для него болѣе невозможно принимать какое-нибудь дѣятельное участіе въ этомъ дѣлѣ. Онъ поручался, что она явится предъ судомъ, и это была послѣдняя незначительная дружеская услуга, которую онъ могъ ей оказать. Какимъ образомъ онъ былъ теперь и состояніи служить ей? Онъ не могъ говорить въ ея защиту горячимъ тономъ и съ сильнымъ негодованіемъ противъ ея враговъ, какъ прежде. Онъ не могъ подать ей никакого совѣта. Его совѣтъ былъ бы, прежде всего, отказаться отъ имѣнія, чтобы отъ того ни произошло. Онъ съ своей стороны сдѣлалъ нѣкоторое усиліе въ этомъ смыслѣ, повидавшись съ атторнеемъ, и оно оказалось безполезнымъ. Для него теперь было совершенно ясно, что здѣсь ему нечего болѣе дѣлать: хотя онъ, не далѣе какъ недѣлю или двѣ тому назадъ, такъ дѣятельно выступилъ впередъ и объявилъ свѣту, что онъ защитникъ леди Мэзонъ.
   Явиться ли ему предъ судомъ въ качествѣ свидѣтеля? Умъ его былъ въ большой тревогѣ, стараясь разрѣшить этотъ вопросъ. Онъ былъ ея ближайшимъ сосѣдомъ. Его невѣстка не покидала ея. Леди Мэзонъ жила въ его домѣ. Онъ выбралъ ее себѣ въ супруги. Кто вступится за нее, если онъ не можетъ этого сдѣлать? И, однакоже, что онъ можетъ сказать, если его позовутъ къ суду? М-ръ Фёрниваль, м-ръ Чаффенбрассъ, словомъ всѣ тѣ, отъ которыхъ зависитъ выборъ свидѣтелей, сами вѣруя въ невинность своей кліэнтки,-- а они безъ сомнѣнія вѣруютъ,-- разумѣется, вообразятъ, что и онъ вѣритъ въ нее тоже. Какомъ образомъ онъ скажетъ, что онъ не въ состояніи произнести ни одного слова въ ея пользу?
   Въ послѣднее время, м-риссъ Ормъ ежедневно ходила на ферму. Въ самомъ дѣлѣ, она не пропустила ни одного дня, начиная съ того времени какъ леди Мэзонъ оставила Кливъ до самаго наступленія суда. Сэру Перегрину казалось, что любовь его невѣстки къ этой женщинѣ возросла съ тѣхъ поръ, какъ она узнала объ ея преступленіи; но какъ я сказалъ прежде, между ними не было никакихъ разговоровъ по этому предмету. М-риссъ Ормъ, при удобномъ случаѣ, обыкновенно говорила, что она была въ Орлійской Фермѣ,-- вотъ и все.
   Въ теченіе этого времени, сэръ Перегринъ ни разу не выходилъ изъ дому, исключая утренней службы по воскресеньямъ. Возвратясь домой веслѣ своего злополучнаго визита къ м-ру Роунду, онъ повѣсилъ свою шляпу на обычное мѣсто, и съ тѣхъ поръ по цѣлымъ днямъ, по цѣлымъ недѣлямъ, не оставлялъ дома, исключая какъ по воскресеньямъ утромъ. Сначала грумъ приходилъ къ нему съ напоминаніемъ объ его ежедневной прогулкѣ верхомъ, и лѣсничій посылалъ на показъ молодые кустарники, но чрезъ нѣсколько дней они махнули рукой и перестали его безпокоить. Внукъ тоже старался выманить его изъ дому, убѣждая его съ большею настойчивостью, чѣмъ слуги: но все было напрасно. Впрочемъ, молодой Перегринъ еще скорѣе оставилъ свои попытки, потому что дѣдъ почти признался ему въ своей слабости. "Я получилъ ударъ, Перегринъ", сказалъ онъ, "я получилъ ударъ. Я слишкомъ слабъ для того, чтобы его выдержатъ,-- слишкомъ старъ и слабъ". Перегринъ зналъ, что старикъ намекаетъ отчасти на свой предполагаемый бракъ, но онъ оставался въ рѣшительномь невѣденіи того, какимъ именно образомъ этотъ бракъ тревожитъ его дѣда.
   -- Теперь никто ничего не думаетъ объ этомъ, сэръ, сказалъ онъ, стараясь его утѣшить; но самъ хорошенько не понималъ въ чемъ дѣло.
   -- Люди будутъ думать объ этомъ, и я самъ думаю. Но не обращай на это вниманія, мой мальчикъ. Я отжилъ свою жизнь и доволенъ ею. Я отжилъ свою жизнь и чувствую большую радость, что оставляю послѣ себя, на моемъ мѣстѣ, такого человѣка какъ ты. Если бы я зналъ, что я когда-нибудь дѣйствительно тебя обидѣлъ, то это растерзало бы мое сердце,-- да, растерзало бы.
   Перегринъ, разумѣется, сталъ увѣрятъ его, что онъ гордится своимъ дѣдомъ, и что эта гордость будетъ всегда его поддерживать, что бы ни случилось.
   -- Я не знаю никого другого, кѣмъ бы я могъ гордиться въ такой степени, сказалъ молодой человѣкъ,-- потому что изъ тѣхъ, которыхъ я вижу, никто такъ много не думаетъ о другихъ, какъ вы. Я всегда гордился, всегда, даже когда, по-видимому, мало думалъ объ этомъ.
   Бѣдный Перегринъ! Обстоятельства нѣсколько измѣнили его, не болѣе какъ въ теченіе шести мѣсяцевъ, тъ того дня, въ который онъ обязался оставить забавы Каукронъ-Стрита. До тѣхъ поръ, пока для него оставалась еже надежда относительно Мэдлинъ Стевлей, все это было очень хорошо. Онъ предпочиталъ Мэдлинъ Каукронъ-Стриту со всѣми его удовольствіями. Но если эта надежда должна была исчезнутъ -- и въ самомъ дѣлѣ, судя по ходу вещей, было мало повода надѣяться -- то что ему оставалось дѣлать? Онъ могъ начатъ утѣшать себя въ горѣ, если не съ Карроти, Робомъ, то въ обществахъ и занятіяхъ, столько же предосудительныхъ и, можетъ быть, еще болѣе убыточныхъ?
   Раза три или четыре сэръ Перегринъ спрашивалъ внука: какъ идутъ дѣла въ Нонинсби? стараясь возбудить въ себѣ интересъ къ чему-нибудь, на что можно смотрѣть безъ ужаса, и постепенно узнавалъ, хотя не всю истину, но по крайней мѣрѣ столько, сколько зналъ ее молодой человѣкъ.
   -- Дѣлай какъ она совѣтуетъ тебѣ, сказалъ дѣдъ, разумѣя послѣднія слова леди Стевлей.
   -- Кажется, я долженъ принять ея совѣтъ, съ желчью сказалъ Перегринъ.-- Мнѣ не остается никакого другого выбора. Но если я ненавижу что-нибудь въ мірѣ, такъ это -- ожиданіе.
   -- Вы оба очень молоды, сказалъ дѣдъ.
   -- Да, мы молоды въ томъ смыслѣ, какъ люди разумѣютъ это слово. Но я не понимаю этого, почему человѣкъ не долженъ бытъ счастливъ въ молодости, также какъ въ старости?
   Сэръ Перегринъ не отвѣчалъ, но, безъ сомнѣнія, подумалъ, что чрезъ нѣсколько лѣтъ юноша измѣнитъ свое мнѣніе. Трудно рѣшить, какое время въ жизни человѣка можно назвать наиболѣе счастливымъ. Я склоненъ думать, что это тотъ періодъ, когда его дѣти родились, но еще не начали отбиваться отъ рукъ и безпокоитъ его огорченіями; когда его собственныя денежныя дѣла упрочены, и когда онъ очень хорошо знаетъ, что позволяютъ ему средства; когда его аппетитъ его хорошъ и пищеварительные органы находятся въ полной силѣ; когда онъ пересталъ заботиться о томъ, чтобы по одеждѣ тянуть ножки, и когда докторъ не началъ еще совѣтовать ему воздерживаться отъ сытныхъ завтраковъ и отъ портвейна послѣ обѣда; когда его аффектаціи прошли и немощи еще не постигнули его; когда онъ можетъ ходятъ по десяти миль и чувствовать нѣкоторую гордость и пользу этой способности; когда онъ въ состояніи скакать верхомъ на псовой охотѣ и смотрѣть съ нѣкоторымъ презрѣніемъ на болѣе молодыхъ людей, которые едва-только выучились этому благородному искусству. Что касается мущинъ, то это, по-моему, счастливѣйшее время въ жизни; но кто отвѣтитъ на подобный вопросъ относительно женщинъ? Ихъ участь, въ этомъ отношеніи, болѣе подвержена разочарованіямъ. Прекраснѣйшіе цвѣты красуются только одну минуту. Тотъ часъ, который видитъ ихъ красоту, видитъ вмѣстѣ начало ихъ увяданія.
   Разъ утромъ, до наступленія суда, сэръ Перегринъ позвонилъ и приказалъ просить къ себѣ внука. М-ра Перегрина въ это время не было дома и онъ вернулся уже незадолго передъ сумерками; но баронетъ рѣшился непремѣнно повидаться съ нимъ и приказалъ отложить обѣдъ на полчаса. "Кланяйтесь м-риссъ Ормъ", сказалъ онъ, "и передайте ей, что если это ее не стѣсняетъ, то мы будемъ обѣдать въ семь часовъ."
   -- Садись Перегринъ, обратился онъ къ своему внуку, когда тотъ вошолъ въ комнату въ толстыхъ сапогахъ и грязныхъ штиблетахъ. Я думалъ кое-о-чемъ.
   -- Я и Самсонъ рубили деревья цѣлый день, сказалъ Перегринъ.-- Вы не можете вообразить себѣ, какъ глубоко вода лежитъ въ долинѣ, а между тѣмъ почва съ каждымъ аршиномъ понижается къ рѣкѣ. Эти просто грѣхъ не высушить этого болота.
   -- Всѣ грѣхи этого рода, мой мальчикъ, впередъ будутъ падать на твою голову. Я умываю руки отъ нихъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я сейчасъ же иду работать, сказалъ Перегринъ, не совсѣмъ понимая своего дѣда.
   -- Ты долженъ работать надъ чѣмъ нибудь и поважнѣе этого, Перегринъ, сказалъ старикъ.-- Ты не долженъ думать, что я дѣлаю это потому, что я несчастливъ въ эту минуту и что я буду раскаяваться, когда она пройдетъ.
   -- Дѣлаете что? спросилъ Перегринъ.
   -- Я много думалъ объ этомъ и знаю, что я правъ. Я уже не могу управляться, какъ бывало прежде, и не имѣю ни малѣйшей охоты толковать со всѣмъ этимъ народомъ о дѣлахъ.
   -- Во всю мою жизнь я не видалъ, чтобы вашъ умъ былъ болѣе ясенъ, чѣмъ теперь, сэръ.
   -- Можетъ быть. Но не будемъ говорить объ этомъ. Я думаю сдѣлать вотъ что: отдать имѣніе въ твоя руки; съ дня Благовѣшенія, ты будешь хозяиномъ Клива.
   -- Сэръ!
   -- Дѣло въ томъ, что ты хочешь работы, а я отказываюсь отъ нея. Имѣніе не велико, и потому оно тѣмъ болѣе требуетъ попеченія. У меня никогда не было управляющаго, но я смотрѣлъ за хозяйствомъ самъ. Совѣтую и тебѣ дѣлать тоже. Для джентльмена не существуетъ лучшаго занятія. И такъ, мой мальчикъ, ты можешь идти работать и дренировать, что угодно. Относительно Кретчлейской долины не сомнѣваюсь, что ты правъ. Не знаю, почему она оставалась въ пренебреженіи.-- Послѣднія слова баронетъ произнесъ тихимъ, меланхолическимъ тономъ, какъ будто бы прося прощенія въ своей винѣ, между тѣмъ какъ свою великую рѣшимость отдать хозяйство въ распоряженіе внука онъ высказалъ яснымъ, твердымъ голосомъ, какъ бы съ большимъ удовольствіемъ.
   -- Я не хотѣлъ бы слышать о подобной вещи, сказалъ внукъ вослѣ короткой паузы.
   -- Но ты слышалъ, Перри, и можешь быть совершенно увѣренъ, что я не упомянулъ бы объ этомъ, если бы не принялъ окончательнаго рѣшенія. Я думалъ объ этомъ много дней, и совершенно рѣшался. Я знаю, что ты меня не выгонишь изъ дому.
   -- Все равно, я не хочу слышать объ этомъ, твердо сказалъ молодой человѣкъ....
   -- Перегринъ!
   -- Я очень хорошо понимаю, что все это значитъ, сэръ, и нисколько не удивляюсь. Вы хотѣли сдѣлать что-нибудь отъ доброты сердца и были обмануты.
   -- Не будемъ говорить объ этомъ, Перегринъ.
   -- Но я долженъ сказать нѣсколько словъ. Всѣ эти обстоятельства огорчаютъ васъ и... и... и.... Онъ хотѣлъ выразить, что его дѣдъ стыдился своей неудавшейся попытки, и по этой причинѣ упалъ духомъ въ настоящую минуту; но что чрезъ три или четыре мѣсяца, когда судъ будетъ конченъ, удивленіе всѣхъ пройдетъ и толки затихнутъ, тогда все будетъ забыто, а онъ сдѣлается тѣмъ же, чѣмъ былъ прежде. Но Перегринъ, хотя и понималъ все это, едва ли былъ способенъ выразить свои мысли.
   -- Мой мальчикъ, сказалъ старикъ, я очень хорошо понимаю твой намекъ. То что ты хочешь сказать, отчасти справедливо, отчасти же не совсѣмъ справедливо. Можетъ быть, со временемъ, сидя съ тобой здѣсь у камина, я буду болѣе способенъ говорить обо всемъ этомъ, но не теперь, Перри. Богъ былъ очень милостивъ ко мнѣ и далъ мнѣ такъ много, что я не стану роптать на мое настоящее горе. Я прожилъ свою жизнь, и доволенъ ею.
   -- О, да, разумѣется, я правъ. И если Богу будетъ угодно, что бы вы... умерли или чтобы я умеръ, то нѣкоторыя люди будутъ огорчены, но мы не будемъ жалѣть сами себя. Но я вотъ что хочу сказать: покамѣстъ вы живы, вы не должны унывать. Относительно этого во мнѣ есть какое-то чувство, котораго я не въ состояніи объяснить. Человѣкъ при всякихъ обстоятельствахъ жизни долженъ говорить самому себѣ: "не сдаваться!" И съ этими словами молодой Перегринъ сталъ съ своего стула, заложилъ руки въ карманы паиталонъ, и покачалъ годовою.
   -- Но, Перри, мой мальчикъ! отвѣчалъ сэръ Перегрипъ, улыбаясь.-- Мы не всегда можемъ сказать это. Когда, и сердце, и умъ, и тѣло сдались, то какимъ образомъ голосъ можетъ говорить безсмысленную ложь?
   -- Но это не будетъ ложь, возразилъ Перегринъ.-- Никто никогда и уступаетъ съ своего собственнаго согласія.
   -- Въ этомъ ты совершенно правъ, мой мальчикъ, совершенно правъ. Держись этого правила. Но помни, что ты не долженъ уступать ни одному изъ своихъ враговъ. Худшіе изъ враговъ, съ которыми тебѣ придется встрѣчаться -- безуміе, порокъ, сумасбродство.
   -- Разумѣется, сказалъ Перегринъ, нисколько но желая въ настоящую минуту толковать о своихъ будущихъ битвахъ съ врагами подобными тѣмъ, которыхъ назвалъ его дѣдъ.
   -- А теперь не одѣваться ли тебѣ къ обѣду? связалъ баронетъ.-- Я уже обогналъ тебя, какъ ты видишь, что я сказалъ сегодня тебѣ, то я уже сказалъ твоей матери.
   -- Я увѣренъ, что она не считаетъ васъ правымъ.
   -- Если она считаетъ меня не правымъ, то въ ней есть слишкомъ много доброты и приличія, чтобы сказать это; но такихъ похвальныхъ качествъ не достаетъ ея сыну. Твоя мать, Перри, никогда еще не говорила мнѣ, что я не правъ, хотя имѣла къ тому много случаевъ,-- да, слишкомъ много, слишкомъ много. Но ступай одѣвайся къ обѣду.
   -- Вы ошибаетесь въ этомъ, сэръ, если вы ошибалось когда-нибудь въ своей жизни, сказалъ Перегринъ, выхода изъ комнаты. Дѣдъ не отвѣчалъ ему, но послѣдовалъ за нимъ за дверь и быстро прошолъ чрезъ залу въ гостиную.
   -- Перегринъ читалъ мнѣ лекцію о дренажѣ, сказалъ онъ своей невѣсткѣ, стараясь говорить полушутливымъ тономъ, какъ будто все у него обстояло благополучно.
   -- Читалъ вамъ лекцію? воскликнула м-риссъ Ормъ.
   -- И онъ правъ, сверхъ того. Ничто не можетъ сравниться съ нимъ. Ручаюсь, что изъ него выйдетъ лучшій агрономъ, чѣмъ изъ Люція Мэзона. Ты, со временемъ, увидишь, что онъ знаетъ цѣну окра земли не хуже кого бы то ни было въ графствѣ. Это именно то, къ чему онъ способенъ. Онъ будетъ управлять имѣніемъ лучше, чѣмъ и.
   Было что-то прекрасное въ усиліи, которое дѣлалъ старикъ, чтобы скрыть настоящее состояніе своей души отъ наблюдательныхъ глазъ невѣстки, знавшей его такъ хорошо. Да она знала его, знала всѣ тревоги его ума и глубокую печаль его сердца. Въ самомъ дѣлѣ, звѣзда его жизни закатывалась за темнымъ облакомъ; но онъ боролся противъ своего горя и стыда, не для того, чтобы освободиться отъ нихъ самому, но чтобы другимъ не пришлось раздѣлить ихъ. Принципъ: "не сдаваться" былъ глубоко вкорененъ въ его груди, и онъ понималъ этотъ девизъ въ болѣе прекрасномъ смыслѣ, чѣмъ въ какомъ употребилъ его внукъ. Онъ не хотѣлъ сказать имъ, что его сердце разбито,-- не хотѣлъ, если бы только онъ могъ удержаться отъ этого. Онъ не желалъ показывать имъ свою рану, если бы только въ его власти было скрытъ ее. Онъ не хотѣлъ признаться, что земли и дома и владѣльческія обязанности не имѣли больше никакой цѣны въ его глазахъ. Онъ, на сколько это было возможно, желалъ одинъ нести свое бремя, до тѣхъ поръ, пока онъ и память о его послѣдней глупости, не будутъ вогребены въ могилѣ.
   Но онъ зналъ, что онъ теперь уже болѣе не способенъ къ дѣятельностя, и что ему хорошо была бы отказаться отъ нея. Онъ сдѣлалъ страшную ошибку. На старости лѣтъ онъ игралъ въ большую игру и потерялъ всю ставку. Онъ отважился любятъ,-- чтобы увеличить небольшое число людей, которые были для него наиболѣе близки и дороги, прибавить еще одно лицо къ тѣмъ, которыхъ онъ считалъ наиболѣе прекрасными и чистыми,-- и былъ страшно обманутъ. Въ теченіе многихъ лѣтъ, онъ почти благоговѣлъ предъ одною женщиной, которая сидѣла за его столомъ, а теперь, въ преклонныхъ лѣтахъ, онъ сталъ требовать, чтобы она раздѣлила свое почетное мѣсто съ другою. Кто была эта другая, нѣтъ надобнасти говорить. И люди знали, что эта женщина чуть не сдѣлалась его женою! Онъ громко хвалился, что онъ даетъ ей это мѣсто и эти права. Онъ поставилъ на карту все свое противъ ея невинности и чистоты. Онъ рискнулъ всѣмъ, что имѣлъ,-- и проигралъ.
   Я не говорю, что въ настоящемъ случаѣ ему такъ и слѣдовало повергнуться во прахъ, что ему, какъ человѣку съ возвышенными чувствами, было прилично упасть духомъ. Онъ былъ бы болѣе великимъ человѣкомъ, если бы обладалъ способностью выдержать все это и выступать передъ свѣтомъ, мужественно неся свое бремя на плечахъ. Но сэръ Перегринъ не былъ великимъ человѣкомъ и обладалъ немногими -- или вовсе необладалъ никакими -- элементами величія. Это былъ человѣкъ необыкновенно чистой души, одаренный сильнымъ чувствомъ рыцарскаго благородства. Для него было въ высшей степей важно, чтобы о немъ говорили, какъ о человѣкѣ свободномъ отъ всякаго упрека; имѣющемъ чистые руки и живущимъ съ незапятнанными людьми. Онъ простилъ бы въ зависящихъ отъ него лицахъ всякіе недостатки, если бы эти недостатки не показывали рѣшительной низости; но для него было бы невыносимо, если бы онъ узналъ, что люди, которыхъ онъ любилъ, оказались фальшивыми и вѣроломными. По поводу страсти своего внука къ крысамъ, онъ отчасти разыгралъ, хотя и не очень искусно, родительскій гнѣвъ; но если бы молодой человѣкъ нарушилъ обѣщаніе, которое онъ далъ своему дѣду, то сэръ Перегринъ не счелъ бы уже нужнымъ дѣлать что-нибудь подобное, и оставилъ бы его въ покоѣ. И такъ, можно себѣ представить, каковы были теперь его чувства относительно леди Мэзонъ.
   Онъ могъ простить ее въ томъ, что она обманула ого. Онъ сказалъ своей невѣсткѣ, что прощаетъ эту женщину, и это было дѣло конченное. Но онъ не могъ проститъ себѣ самому въ томъ, что поддался обману. Онъ не могъ простить себѣ, что къ чистому потоку своей безупречной жизни онъ примѣшалъ грязныя виды этой преступной трагедіи. Онъ не могъ теперь приказать своей невѣсткѣ оставить леди Мэзонъ: развѣ виновность этой женщины не была извѣстна ей также, какъ и ему самому? Но все это только ухудшало обстоятельства. Очень легко сказать: "не сдаваться!" Но когда бремя, которое вамъ навалили на спину, слишкомъ тяжело, то спина должна или треснуть, или склониться подъ нимъ.
   Его бремя было слишкомъ тяжело, и потому онъ рѣшилъ -- сложить его съ плечъ. Онъ не будетъ болѣе видѣть лорда Альстона и старыхъ своихъ друзей. Онъ не будетъ присутствовать при судѣ, и пошлетъ вмѣсто себя своего внука. На тѣ немногіе дни, которые оставались ему въ этомъ мірѣ, онъ будетъ очень доволенъ оставить всѣ житейскія хлопоты и безпокойства. "Это протянется не долго", повторялъ онъ самому себѣ нѣсколько разъ. И затѣмъ, онъ по цѣлымъ часамъ сидѣлъ въ своемъ креслѣ, стараясь обратить свой умъ къ торжественнымъ, серьезнымъ размышленіямъ, приличнымъ умирающему. Но волей или неволей онъ все-таки думалъ о леди Мэзонъ. Онъ вспоминалъ, какъ она склонилась къ его груди въ тотъ день, когда онъ поцѣловалъ ее, и затѣмъ ему пришла на память та ужасная минута, когда она сказала ему "да, я сдѣлала это, ночью, оставшись одна". И эту-то женщину онъ любилъ! эту-то, женщину онъ любитъ и теперь, если сказать всю правду!
   Внукъ его хотя угадывалъ многое въ мысляхъ своего дѣда, все-таки не разгадывалъ ихъ вполнѣ. Онъ не зналъ, какъ часто сэръ Перегринъ повторялъ самъ себѣ слова: "не сдаваться", и какъ мужественно старался онъ руководствоваться ими въ своей жизни. Онъ могъ отказаться отъ помѣстій, отъ денегъ, отъ почестей, какъ отказывается работникъ отъ своихъ орудій, когда онъ кончилъ свое дѣло, но онъ не могъ отказаться отъ настроенія своихъ чувствъ, отъ своего принципа, хотя бы, поддерживая ихъ, онъ долженъ былъ погибнуть подъ ихъ тяжестью. Эта женщина оказалась низкою, отчаянно-вѣроломной, злою превыше всякой мѣры; она, въ теченіе многихъ лѣтъ, умышленно пользовалась плодами своего преступленія, и ее-то онъ хотѣлъ сдѣлать своею наперстницей, своимъ другомъ, въ послѣдніе для своей жизни!
   -- Самсонъ, я думаю, теперь очень доволенъ, что можетъ, наконецъ, поработать топоромъ,-- сказалъ сэръ Перегринъ внуку.
   -- Да, я думаю, сэръ,-- отвѣчалъ тотъ.
   -- Этотъ человѣкъ готовъ вырубать всѣ деревья, если только ты дашь ему волю.
   Такимъ-то образомъ, сэръ Перегринъ старался говорить о дѣлахъ, касающихся имѣнія.
   

ГЛАВА VI.
Что сдѣлала Ревекка для своего сына.

   Каждый день м-риссъ Ормъ ходила на Орлійскую Ферму и сидѣла часа по два съ леди Мэзонъ. Мы можемъ сказать, что между ними не было уже никакой тайны и что она, которой вся жизнь была такъ невинна, такъ чиста, добра и безупречна, могла заглядывать во всѣ тайники души и сердца этой женщины, которой всѣ успѣхи въ свѣтѣ основывались на козняхъ ужасной, всю жизнь продолжавшейся неправды. Мало по малу леди Мэзонъ начала оправдываться, или лучше, предлагать свое оправданіе на обсужденіе м-риссъ Ормъ, признавая, впрочемъ, что она, преступница, и почти утратила всякое право за прощеніе. "Развѣ онъ не былъ его сыномъ, также какъ и другой, и развѣ я не заслужила, чтобы онъ сдѣлалъ это для меня?" -- Или: "Я никогда не просила у него никакой милости для себя самой, съ самого того дня, какъ отдала ему мою руку, потому что онъ былъ добръ къ моему отцу и къ моей матери. До самой минуты его смерти я никогда не просила у него ни одного шилинга для себя самой. Но я просила его сдѣлать это для своего ребенка; и когда, наконецъ, онъ отказалъ мнѣ, то я сказала ему, что оама сдѣлаю это".
   -- Вы сказали ему эти слова?
   -- Да, и я думаю, что онъ мнѣ повѣрилъ. Онъ зналъ, что я буду дѣйствовать согласно своему слову. Я сказала ему, что Орлійская ферма будетъ принадлежать нашему малюткѣ.
   -- Что же онъ на это возразилъ?
   -- Онъ просилъ меня позаботиться о своей душѣ. Мой отвѣтъ былъ ужасенъ, и я не буду васъ пугать, повторяя его. О! легко говорить о раскаяніи, но оно не приходитъ по нашему слову.
   Въ эти дни м-риссъ Ормъ мало по малу узнала все, что до сихъ поръ только отчасти понимала въ характерѣ леди Мэзонъ. Эта женщина обладала такою способностью къ терпѣнію, такимъ мужествомъ, которыя почти пугали воображеніе болѣе слабой, нѣжной и достойной женцни. Во время пребыванія своего въ Кливѣ, леди Мэзонъ, казалось, была почти подавлена своимъ несчастіемъ, и въ ея уныніи не было никакого лцемѣрія или притворства. Она была жалка и злополучна, какъ только возможно. Но она несла свое бремя и, неся его, привыкла къ своему труду, продолжая его съ отчаяннымъ мужествомъ, между тѣмъ какъ почва дюймъ за дюймомъ опускалась подъ ея ногами. Они знали ея бѣдствіе и жалѣли о немъ; они любили ее за ея несчастіе, какъ это свойственно людямъ съ ихъ характеромъ; но они не знали, какъ велика была причина ея злополучія. Они сочувствовали женской слабости, которая уступила, когда едва ли была какая нибудь необходимость. Если бы они знали все, то они изумились бы силѣ, которая сдѣлавшей борьбу возможною при подобныхъ обстоятельствахъ.
   Даже теперь она не хотѣла уступить. Я сказалъ, что въ уныніи, которое она обнаруживала въ послѣднія недѣли, не было никакого лицемѣрія; и я сказалъ правду. Но можетъ быть ея слабость не была лишена поддѣльности, театральности и почти необходимаго притворства. Развѣ она не должна была оправдать свою печаль въ глазахъ людей, которые ее окружали? Развѣ для нея не было необходимѣе всего -- пріобрѣсти симпатію и поддержку съ ихъ стороны? Она была принуждена взывать къ нимъ о помощи, хотя бы ей слѣдовало признаться, что для подобнаго вопля нѣтъ достаточной причины. "Я слабая женщина", говорила она, "и потому не въ состояніи идти одна теперь, когда дорога усыпана камнями." Но въ чемъ состояла истина ея положенія? Какъ могла она кричать, еслибы даже для нея было возможно испустить пронзительный вопль сердца? Вода сомкнулась надъ ея головою и она ухватилась за чужую руку, ища спасенія, но обладатель этой руки не могъ знать, какъ грозна, какъ близка была опасность.
   Но въ послѣдніе дни, когда она сидѣла въ своей комнатѣ съ м-риссъ Ормъ, обладатель этий руки могъ знать все. Тайна была раскрыта и теперь не оставалось болѣе никакой нужды притворяться. Какъ, съ одной стороны, она могла теперь показать весь объемъ своего бѣдствія, такъ, съ другой, она могла выказать и силу, которая оставалась еще у ней для перенесенія его. И эти двѣ женщины, привязавшіяся одна къ другой при такихъ ужасныхъ обстоятельствахъ, находились теперь между собою въ болѣе близкихъ отношеніяхъ равенства и дружбы, чѣмъ какія существовали между ними въ Кливѣ. Можетъ показаться страннымъ, что то было такъ; странно, что составительница подложнаго завѣщанія могла получить больше правъ на дружбу, нежели женщина, которую считали честною и безупречною. Но это былъ фактъ. Теперь она стояла на истинной почвѣ; сидя съ м-риссъ Ормъ, она могла говорить искренно, отъ сердца изливая предъ нею всѣ дѣйствительныя тревоги своей души. Ей нечего было уже бояться ни со стороны м-риссъ Ормъ, ни со стороны сэра Перегрина. Они знали все, и она могла разсказать теперь всѣ подробности своего престуаленія съ открытою смѣлостію, которая сама по себѣ была несовмѣстна съ смиреніемъ низшаго въ присутствіи лица высшаго.
   И она все еще надѣялась. Надо было достигнуть только одного: чтобы ея сынъ, единственный сынъ, въ пользу котораго сдѣлано было преступленіе, не узналъ объ ея позорѣ, и не пострадалъ отъ ея вины. Она говорила, что если бы ее наказали такъ, чтобы онъ остался въ невѣденіи на счетъ ея наказанія, то она не безпокоилась бы о томъ, какой позоръ могъ обрушиться на ея голову. Она слыхала объ уголовныхъ наказаніяхъ, о страшно долгихъ годахъ, проводимыхъ въ самомъ гнусномъ обществѣ, объ одинокомъ заключеніи и о тупомъ безуміи, которое бываетъ слѣдствіемъ его, обо всѣхъ ужасахъ жизни, проводимой среди обстановки, которая можетъ быть сносною только для людей грубыхъ, невоспитанныхъ, низкихъ. Но все это было для нея ничто, въ сравненіи съ утратою чести ея сына. "Я осталась бы жить, но онъ умеръ бы", говорила она; "вы не можете требовать отъ меня, чтобы я сдѣлалась его убійцей!"
   Въ этомъ именно пунктѣ онѣ постоянно расходились другъ съ другомъ. М-риссъ Ормъ хотѣла, чтобы леди Мэзонъ призналась во всемъ Люцію, и старалась датъ ей понять, что если она это сдѣлаетъ, то ударъ поразитъ его не такъ сильно, какъ въ томъ случаѣ, когда сынъ узнаетъ о преступленіи матери изъ обличенія ея въ судѣ. Но леди Мэзонъ не хотѣла убѣдиться въ необходимости того, чтобы онъ когда нибудь зналъ это. "Дѣло идетъ о собственности? Да; но пусть настанетъ судъ и если она будетъ оправдана, тогда можно сдѣлать какую нибудь сдѣлку на счетъ имѣнія. Адвокаты могутъ отыскать какую нибудь причину къ тому, чтобы оно было уступлено." Но м-риссъ Ормъ, боялась, что если судъ кончится и преступница избѣгнетъ правосудія, то имущество не будетъ отдано. А въ такомъ случаѣ, какимъ образомъ возможно надѣяться на раскаяніе? А раскаяніе не есть ли единственная вещь, которую можно назвать необходимою?
   Я не хочу сказать, что м-риссъ Ормъ въ эти дни сожалѣла, что и симпатія и дружба были обращены къ недостойному предмету; что она часто признавалась себѣ самой, что подобное положеніе было слишкомъ затруднительно для нея. Ей не къ кому было обратиться за помощью, такъ какъ она чувствовала, что въ этомъ дѣлѣ она не можетъ просить совѣта у сэра Перегрина. Сама она была добра, чиста, правдива и безхитростна въ своемъ понятія о правѣ и неправѣ; но леди Мэзонъ была выше ея по силѣ характера,-- сильнѣе ея во всѣхъ отношеніяхъ; она была одарена большимъ могуществомъ воли и ума, большею энергіей, и болѣе быстрымъ потокомъ словъ. По временамъ м-риссъ Ормъ приходило въ голову, что ей лучше бы отдалиться отъ Орлійской фермы; но она не хотѣла нарушить своего обѣщанія -- остаться вѣрною своему несчастному другу, притомъ материнская заботливость леди Мэзонъ о своемъ сынѣ трогала материнское сердце м-риссъ Ормъ.
   Въ эти дни Люцій Мэзонъ никогда не входилъ въ кабинетъ матери раньше вечера, и почти не встрѣчался съ м-риссъ Ормъ. Увидавъ ее при ея входѣ или выходѣ, онъ обыкновенно приподнималъ шляпу и проходилъ мимо, не говоря съ нею ни слова. Его не допускали на эти совѣщанія его матери, и онъ не хотѣлъ спрашивать объ ея здоровья или о состояніи ея дѣлъ у лица посторонняго. Но ни о какомъ другомъ предметѣ онъ не могъ теперь говорить съ ежедневною и единственною посѣтительницей Орлійской фермы. М-риссъ Ормъ понимала все это и видѣла, что молодой человѣкъ одинокъ и безутѣшенъ. Онъ проводилъ свое время внизу, въ своей комнатѣ, и дважды въ день его мать находила его въ гостиной; и тогда они безмолвно и грустно садились за завтракъ или обѣдъ. Затѣмъ она оставляла его, сказавъ нѣсколько словъ материнской любви. Въ такихъ случаяхъ онъ не былъ грубъ относительно ея, но никогда не отвѣчалъ на ея ласку. Она оскорбляла его, предпочитая, въ своихъ безпокойствахъ, искать помощи не отъ него, а отъ посторонней женщины. Она не просила у него ни денегъ, ни совѣта, и вздумала держаться отъ него вдалекѣ; поэтому и онъ заблагоразсудилъ стоять отъ нея подальше. "Это не всегда будетъ продолжаться", говорилъ онъ самъ себѣ, потому что его сердце трепетало, когда онъ видѣлъ слѣды заботы, на лицѣ своей матери. "Не всегда будетъ такъ. День суда скоро наступитъ и пройдетъ, и тогда мы опять сдѣлаемся друзьями." Бѣдный, несчастный молодой человѣкъ!
   М-риссъ Ормъ видѣла всѣ эти отношенія сына къ матери, и они казались ей ужасными. Что значилъ бы для нея весь міръ, если бы ея мальчикъ сталъ на нее хмуриться и отвѣчалъ суровостью на ея ласки? Она думала, что здѣсь вина скорѣе на сторонѣ матери чѣмъ сына; какъ и все это бѣдствіе произошло по ея винѣ. Но здѣсь опять являлось великое затрудненіе. Какимъ образомъ можно предпринять какой нибудь шагъ по надлежащему пути, если Люцію не будетъ открыта вся истина?
   Обѣ женщины сидѣли въ верхней комнатѣ; до суда оставалось меньше недѣли и м-риссъ Ормъ опять старалась убѣдить мать открыть сыну все бремя своего бѣдствія. Наканунѣ м-ръ Соломонъ Арамъ пріѣзжалъ въ Орлійскую Ферму и провелъ цѣлый часъ съ леди Мэзонъ.
   -- Онъ знаетъ истину,-- сказала леди Мэзонъ.-- Я увѣрена въ этомъ.
   -- А онъ спрашивалъ васъ?
   -- О, нѣтъ, не спрашивалъ. Онъ спросилъ о кое какихъ незначительныхъ обстоятельствахъ, случившихся въ это время; но изъ его тона я заключаю, что ему извѣстно все. Онъ говоритъ, что я спасусь.
   -- Онъ употребилъ именно это слово?
   -- Нѣтъ, но смыслъ былъ тотъ же самый. Онъ говорилъ съ Люціемъ: я ихъ видѣла вмѣстѣ на лужайкѣ.
   -- Вы не знаете, что онъ сказалъ ему?
   -- Нѣтъ, потому что Люцій не станетъ говорить со мной, а я не могу спросить его.-- И обѣ женщины замолчали, потому что м-риссъ Ормъ думала, какъ бы навести разговоръ на предметъ, который былъ такъ близокъ ея сердцу. Леди Мэзонъ сидѣла въ большомъ старомодномъ креслѣ, въ которомъ она проводила теперь почти все свое время. Столъ стоялъ возлѣ нея, но она рѣдко поворачивалась къ нему. Она сидѣла опершись локтемъ одной руки на другую и поддерживая ладонью лицо, противъ нея сидѣла м-риссъ Ормъ такъ близко, что могла глядѣть въ лицо леди Мэзонъ и наблюдать каждое движеніе ея глазъ, думая только объ одномъ: какимъ бы образомъ довести эту женщину до раскаянія въ сдѣланномъ ею преступленія?
   -- А вы не говорили съ Люціемъ?
   -- Нѣтъ. Да и что я могу говорить съ нимъ объ этомъ человѣкѣ?
   -- Не о м-рѣ Арамѣ. Говорить о немъ, можетъ быть, нѣтъ необходимости. Ему слѣдуетъ выполнить свое дѣло; и вѣроятно онъ выполнить его по-своему.
   -- Да, онъ долженъ выполнить его по-своему. Люцій не понялъ бы, если бы я сказала ему объ этомъ.
   -- Разумѣется, онъ не пойметъ, если вы не разскажете ему всего.
   -- Это невозможно.
   -- Нѣтъ, леди Мэзонъ, это возможно. Милая, леди Мэзонъ, не отворачивайтесь отъ меня такимъ образомъ. Я настаиваю на этомъ ради вашей пользы, потому что я люблю васъ. Если бы онъ зналъ все....
   -- Разсказали бы вы своему сыну подобную вещь?-- спросила леди Мэзонъ, быстро повернувшись къ ней и говоря почти съ гнѣвнымъ видомъ.
   Мистриссъ Ормъ оставалась на одну минуту безмолвна, потому что не могла тотчасъ же представить себя въ подобныхъ обстоятельствахъ. Но наконецъ она отвѣчала:
   -- Да, я думаю, что разсказала бы, если бы.... И она остановилась.
   -- Если бы вы сдѣлали подобное дѣло! О, вы не знаете, потому что сдѣлать его было бы невозможно для васъ. Вы не можете понять, что такое было мое дѣтство и какъ прошли мои молодые годы. Я не любила ничего въ мірѣ кромѣ его, т. е. пока не узнала васъ... и... и...-- И вмѣсто окончанія своей фразы, она указала по направленію къ Кливу. Какъ же я могу сказать ему? М-риссъ Ормъ, я позволю истерзать меня на части кусокъ по куску, если только могу спасти его этимъ способомъ.
   -- Нѣтъ, не этимъ способомъ,-- сказала м-риссъ Ормъ.
   Но леди Мэзонъ продолжала изливать свои замкнутыя чувства, не обращая вниманія на слабыя слова собесѣдницы.
   -- Пока онъ лежалъ въ моихъ рукахъ, я не любила ничего другого. Съ раннихъ лѣтъ моихъ меня пріучали любить деньги, богатство, собственность; но относительно меня самой эти уроки на меня не дѣйствовала. Когда меня заставляли выйти за старика, на томъ основанія, что онъ богатъ, я повиновалась. Я не думала объ его богатствѣ, но я знала, что мнѣ слѣдуетъ освободить моихъ родныхъ отъ бремени заботъ обо мнѣ. Онъ былъ ко мнѣ добрѣе чѣмъ они, и относительно его я старалась вести себя какъ можно лучше. Но его деньги, его богатство были неважны для меня. Онъ не разъ говорилъ мнѣ, что послѣ его смерти я буду имѣть средства къ жизни, и этого было довольно. Я не хотѣла притворяться, будто бы я забочусь о его дѣтяхъ, которыя меня презирали. Но за тѣмъ родился мой ребенокъ и обстоятельства измѣнились. Что должна была я сдѣлать для единственнаго предмета, который я могла назвать своимъ собственнымъ? Мнѣ внушали съ дѣтства, что деньги и богатство составляютъ все.
   -- Но вамъ говорили неправду,-- возразила м-риссъ Ормъ, отирая слезы, показавшіяся на ея глазахъ.
   -- Да, они говорили неправду. Съ самого дѣтства я не слыхала ничего кромѣ лжи,-- отвѣчала леди Мэзонъ съ жаромъ.-- Собственно ради себя, я не заботилась объ этихъ вещахъ; но почему сынъ мой не долженъ былъ обладать деньгами, богатствомъ и землею? Отецъ его хотѣлъ отдать другимъ сыновьямъ и дочерямъ сверхъ больше того, что уже сдѣлало ихъ богатыми и гордыми. Почему же этотъ ребенокъ не могъ быть тоже его наслѣдникомъ? Развѣ онъ не былъ такимъ же законнымъ сыномъ? развѣ онъ былъ чѣмъ нибудь хуже другихъ дѣтей? Вспомните м-риссъ Ормъ, что сдѣлала Ревекка. Развѣ ея поступокъ не былъ хуже моего, и однакоже все обошлось для нея благополучно. Почему мой мальчикъ непремѣнно долженъ быть Исмаиломъ? Почему я должна терпѣть участь рабыни и видѣть, что мой малютка погибаетъ отъ жажды въ пустынѣ свѣта?
   -- Въ тѣ времена не было Спасителя, который бы жилъ и умеръ за міръ,-- возразила м-риссъ Ормъ.
   -- И никакой спаситель не жилъ и не умеръ для меня!-- вскричала несчастная женщина въ отчаяніи. На черты ея лица было страшно смотрѣть въ эту минуту; лобъ ея былъ искаженъ агоніей тоски и м-риссъ Ормъ испугалась этого зрѣлища. Она упала предъ несчастной женщиной на колѣни, и взявъ ее за обѣ руки, старалась утѣшить какъ могла.
   -- О, не говорите этого, не говорите! Что бы ни случалось, но это несчастіе, это худшее изъ всѣхъ несчастій не должно приводить васъ въ отчаяніе. Леди Мэзонъ, ради спасенія вашей души откажитесь отъ вашихъ словъ!
   -- М-риссъ Ормъ!-- отвѣчала леди Мэзонъ спокойнымъ тономъ, который составлялъ рѣзкій контрастъ съ необыкновенною запальчивостью ея послѣднихъ словъ,-- мнѣ кажется, что я забочусь болѣе о душѣ моего сына, чѣмъ о своей собственной. Что касается до меня, то я могу перевести даже это; но если ему суждено быть отверженнымъ!...
   Я не буду повторять слова, сказанныя между ними въ слѣдовавшіе затѣмъ полчаса, потому что они касались предмета, о которомъ я не осмѣливаюсь слишкомъ подробно разсуждать на этихъ страницахъ. Но м-риссъ Ормъ все еще стояла на колѣняхъ, сжимая руки леди Мэзонъ, прильнувъ къ ея ногамъ и со всѣмъ жаромъ истинной привязанности старалась привести ее въ такое настроеніе духа, при которомъ возможно было бы нѣкоторое утѣшеніе. Но всѣ ея слова можно было резюмировать слѣдующимъ образомъ: "Разсказать все Лоцію; это будетъ первый шагъ для возвращенія къ честности, и затѣмъ возложить свое упованіе на Того, котораго благость можетъ укротить вѣтеръ для остриженнаго ягненка".
   Но, какъ говорила леди Мэзонъ, раскаяніе не приходитъ по нашему слову.-- Я не могу открыться ему,-- сказала она наконецъ.--Это вещь невозможная! Я скорѣе умру у его ногъ, чѣмъ произнесу подобныя слова.
   -- Я сдѣлаю это вмѣсто васъ,-- сказала м-риссъ Ормъ, вызываясь, единственно изъ милосердія, принять на себя этотъ въ высшей степени тяжкій трудъ.-- Я скажу ему.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнула леди Мэзонъ, схвативъ м-рнесъ Ормъ за обѣ руки.-- Вы не сдѣлаете этого: скажите, что не сдѣлаете! Вспомните обѣщаніе, которое вы дали мнѣ. Вспомните, какимъ образомъ вы узнали это сами.
   -- Разумѣется, я не скажу безъ вашего разрѣшенія,-- оказала м-риссъ Ормъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я не позволяю Вамъ этого. Я не хочу, чтобы вы сдѣлали это. Я готова согласиться на все, только не на это, пока еще этого можно избѣжать. Вы мнѣ дали слово, не правда ли?
   -- О, да; разумѣется, я не скажу, если вы не поручите маѣ.-- Затѣмъ, обмѣнявшись къ леди Мэзонъ нѣсколькими словами, м-риссъ Ормъ встала, чтобы уйти.
   -- Придете вы ко мнѣ завтра?-- спросила леди Мэзонъ.
   -- Да, непремѣнно,-- отвѣчала м-риссъ Ормъ.
   -- Я боюсь не оскорбила ли я васъ.
   -- О, нѣтъ; и не обижусь ни чѣмъ съ вашей стороны.
   -- Вамъ не слѣдуетъ обижаться; вы знаете, что мнѣ предстоитъ вынести. Вы знаете и никто другой не знаетъ этого. Сэръ Перегринъ не знаетъ. Онъ не можетъ понять. Но вы знаете и понимаете все. И то, что вы дѣлаете теперь, м-риссъ Ормъ, будетъ зачтено вамъ за великое сокровище, за очень великое сокровище! Вы лучше самарянина, потому что онъ продолжалъ свой путь, а вы останетесь при мнѣ до конца. Да, и знаю, что останетесь. И бѣдная женщина начала цѣловать своего единственнаго друга; она цѣловала руки, и лобъ, и грудь м-риссъ Ормъ. За тѣмъ м-риссъ Ормъ ушла, не говоря ни слова, потому что сердце ея было переполнено, и она не въ силахъ была говорить; но уйдя, она сказала самой себѣ, что она останется при леди Мэзонъ до конца.
   Сойдя со ступени лѣстницы, находившейся противъ передней двери, онъ увидѣла Люція Мэзона одного, и какое-то безотчетное чувство побудило ее сказать ему мимоходомъ нѣсколько словъ.-- Я надѣюсь, что это не слишкомъ безпокоитъ васъ, м-ръ Мэзонъ,-- снизала она, протягивая къ нему свою руку. Она чувствовала, что слова ея лицемѣрны, но что другое она могла сказать ему при подобныхъ обстоятельствахъ?
   -- Такой эпизодъ, въ семейной исторія, м-риссъ Ормъ, можетъ причинить человѣку нѣкоторое безпокойство. Я несчастенъ, очень несчастенъ, но не на столько, чтобы я не былъ въ состоянія поблагодарить васъ за вашу необыкновенную доброту къ моей матушкѣ.-- И ободренный тѣмъ, что м-риссъ Ормъ заговорила съ нимъ, онъ провелъ ее около дома до лужайки, откуда тропинка вела чрезъ кустарники къ дорогѣ въ Кливъ.
   -- М-ръ Мэзонъ,-- сказала она,-- не думайте, чтобы я имѣла претензію быть посредницей между вами и вашей матушкой.
   -- Вы теперь имѣете право на такое посредничество,-- возразилъ молодой человѣкъ.
   -- Но я думаю, что вы могли бы ободрять ее, если бы вы подольше оставались съ нею. Не лучше ли было бы, если бы вы могли свободно говорить другъ съ другомъ обо всемъ этомъ?
   -- Да, это было бы лучше,-- отвѣчалъ м-ръ Мэзонь;-- но я боюсь, что это сдѣлалось уже невозможнымъ. Когда судъ кончится и свѣтъ узнаетъ, что она невинна, когда люди увидятъ, какъ жестоко поступали съ ней....
   М-риссъ Ормъ не могла сказать ему истину, но ей тяжело было видѣть съ какою увѣренностью онъ опирается на ложныя надежды.
   -- Будущее находится въ рукахъ Божіихъ, м-ръ Мэзонъ; но что касается до настоящаго....
   -- И настоящее, и будущее въ Его рукахъ, м-риссъ Ормъ. Я знаю невинность моей матери и хотѣлъ бы исполнить сыновній долгъ въ доказательство ея; но матушка не позволяетъ мнѣ. Все это скоро кончится, и тогда, я надѣюсь, мы съ нею снова будемъ понимать другъ друга. А до тѣхъ поръ я сомнѣваюсь, невинность въ томъ, что было бы благоразумно прибѣгать къ какому нибудь посредничеству. До свиданія, м-риссъ Ормъ! прошу васъ вѣрить, что я вполнѣ цѣню все, что вы для нея дѣлаете.-- И м-ръ Мэзонъ, приподнявъ свою шляпу, удалился.
   Леди Мэзонъ изъ своего окна видѣла, какъ они шли вмѣстѣ, и ея сердце съ минуту трепетало отъ боязни. Неужели м-риссъ Ормъ измѣнила ей? Неужели она разсказываетъ теперь ея сыну все, что она поклялась не говорить? За чѣмъ они теперь находятся вмѣстѣ, тогда какъ прежде нѣсколько дней сряду не говорили другъ съ другомъ? И она съ безпокойствомъ смотрѣла на нихъ, пока они не разстались, и потомъ увидѣла, что Люцій праздно стоитъ на террасѣ, махая своею тростью и глядя съ холма на фруктовый садъ, находившійся внизу. Онъ не стоялъ бы такъ спокойно, если бы уже зналъ о позорѣ своей матери. Она понимала это, и отложивши въ сторону ближайшія опасенія, возвратилась къ своему креслу. Нѣтъ, она не откроетъ ему тайны,-- по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока судъ не кончится.
   

ГЛАВА VII.
Что думали и что говорили о дѣлѣ мистриссъ Мэзонъ.

   День допроса быстро приближался, и въ лондонскихъ кружкахъ, преимущественно въ кругу юристовъ, много толковали о предстоящемъ процессѣ. Члены судебныхъ мѣстъ дѣлала предположенія на счетъ того, какой будетъ постановленъ приговоръ, конфиденціально сообщая другъ другу свое мнѣніе, а нѣкоторые предлагали даже пари. Молодые адвокаты положительно утверждали, что леди Мэзонъ невинна; но часть изъ нихъ, люди съ неудачной практикой опасались, что, не смотря на свою невинность, она будетъ признана виновною.
   Пожилые адвокаты не горячились, подобно молодымъ; но въ ихъ кругу вѣра въ невинность подсудимой была гораздо слабѣе, и опасеніе за ея приговоръ гораздо сильнѣе. Атторнеи находили ее виновною, съ точки зрѣнія закона. Для полицейскаго, всякій не полицейскій кажется подозрительнымъ; нѣчто подобное чувствовали, можетъ быть, и атторнеи. Но всѣ они ожидали, что подсудимая будетъ оправдана. Велика была ихъ надежда, на мистера Фёрниваля; велика была ихъ надежда и на Соломона Арама; но болѣе всего полагалась они на мистера Чаффенбрасса. Если мистеръ Чаффенбрассъ не выпутаетъ подсудимую, то должно быть въ англійскихъ судахъ произошло нѣчто необыкновенное. Что же касается до остального міра, до того міра, который не посвященъ въ тайны юстиціи, то ему мысль о виновности мистриссъ Мэзонъ представлялась совершенно нелѣпою. Конечно, она невинна, конечна, ее и признаютъ невинною; конечно, этотъ Джозефъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка будетъ признанъ самымъ низкимъ, гнуснымъ хищникомъ.
   Къ тому же исторія о любви мистера Перегрина и предполагаемомъ бракѣ, въ соединеніи съ различными истолкованіями того, какимъ образомъ бракъ этотъ разстроился, придала всему дѣлу романическій характеръ и увеличила популярность мистриссъ Мэзонъ. Эта исторія стала всѣмъ извѣстна и всѣ догадывались, что хотя бракъ и разстроился, но размолвки не произошло никакой. Дружба между обѣими семьями была тѣснѣе, чѣмъ когда-либо, и сэръ Перегринъ,-- такъ всѣ полагали,-- самъ хлопоталъ объ оправданіи подсудимой.
   Всѣ горевали о томъ, что такой любопытный процессъ долженъ происходить въ маленькомъ городкѣ. Помѣщеніе альстонскаго суда было слишкомъ тѣсно для всѣхъ, кто желалъ присутствовать при процессѣ. Одна изъ вліятельныхъ газетъ рѣшилась даже подать мнѣніе, что въ такихъ важныхъ дѣлахъ, слѣдовало бы попрать допотопные предразсудки британской бабушки, т. е. конституціи, и вести процессъ въ Лондонѣ. Не думаю, впрочемъ, чтобы были приняты какія-нибудь мѣры для осуществленія такого проэкта.
   Между тѣмъ въ Гемвортѣ общественное мнѣніе не было такъ благопріятно для мистриссъ Мэзонъ, какъ въ другихъ мѣстахъ. Дократу довѣряли, хотя и не слишкомъ уважали его, а онъ не преминулъ распространить свой взглядъ на процессъ, говоря, что для него ясно, какъ повернется это дѣло. Онъ не сомнѣвался, говорилъ онъ, что адвокаты мистера Мэзонъ сдѣлаютъ все, чтобы испортить дѣло своего кліэнта; но онъ, Дократь, чувствовалъ себя сильнымъ даже противъ этого. Факты, которые онъ намѣревался представить, собьютъ спесь гг.Роунда и Крука, и заставятъ всякаго присяжнаго признать виновность подсудимой. Нельзя сказать, чтобы весь Гемвортъ вѣрилъ Дократу, однако его энергія и самоувѣренность производили свое дѣйствіе, и леди Мэзонъ находила гораздо менѣе сторонниковъ въ своемъ сосѣдствѣ, нежели въ другихъ мѣстахъ.
   Свидѣтели играли весьма значмтельвую роль и, конечно, не мало гордились обращеннымъ на нихъ вниманіемъ. Ихъ участвовало четверо въ этомъ процессѣ: Дократъ, который долженъ былъ говорить о бумагахъ, оставленныхъ ему старымъ Усбечемъ; лицо, въ чьихъ рукахъ остался актъ объ ассоссіаціи, въ сущности составленный 14 іюля сэромъ Джозефомъ; Бриджетъ Больстеръ и Джонъ Кеннеби. Намъ уже извѣстно, какое положеніе принялъ Дократъ. Лицо, въ чьихъ рукахъ находился актъ, былъ нѣкто Торрингтонъ, родственникъ Мартака, товарища сэра Джозефа, и одинъ изъ его душеприкащиковъ. Ему, правда, не много предстояло сказать, но и и то немногое поставило его весьма высоко, въ общественномъ мнѣніи. Онъ жилъ въ Кеннингтонѣ и, благодаря своему знакомству съ исторіею Орлійской Фермы, ежедневно полумиль приглашеніе къ обѣду, отъ кого нибудь изъ сосѣдей. Брижитъ Больстеръ по-прежнему жилъ въ своей гостиницѣ въ западной Англіи и благодаря твердости духа и не слишкомъ пылкому воображенію, вѣроятно до конца продолжалъ исполнить свои обязанности, безъ особенной перемѣны въ характерѣ. Но за то на Джона Кеннеби, предстоящій процессъ произвелъ страшное дѣйствіе. Ему казалось, что изъ него дѣлаютъ какого-то Атласа И требуютъ, чтобы онъ вынесъ на своихъ плечахъ тяжесть всего міра. Разумѣется, что всѣ много толковали о леди Мэзонъ и о процессѣ, но Джону Кекнеби казалось, что уже ни о чемъ болѣе и не говорятъ. У Габльса и Гриза рѣшили, что въ настоящее время, ему нечего и довѣрятъ счетовъ. Многіе даже сомнѣвалась, чтобы умъ его могъ когда-нибудь снова прійти въ нормальное состояніе. Полагали, что его будетъ передопрашивать Чаффенбрассъ, многіе думали, что Джонъ Кеннеби не будетъ болѣе способенъ ни къ какому дѣлу, послѣ всего, что онъ при этомъ вынесетъ. Нѣтъ сомнѣнія, что для него было бы большимъ облегченіемъ, еслибы эта чаша миновала его, но въ то же время, онъ вѣрно остался бы этимъ недоволенъ. Много значитъ быть великимъ, хотя и на одинъ день, даже если бы это мимолетное величіе испортило всю остальную жизнь.
   -- Я постараюсь говорить правду,-- торжественно разсуждалъ Джонъ Кеннеби.
   -- Правду, всю правду; ничего кромѣ правды,-- подтвердилъ Маульдеръ.
   -- Да, Маульдеръ, постараюсь; тогда я буду въ состояніи сказать, положа руку на сердце, что я исполнялъ свою обязанность передъ родиною.
   Говоря это, Кеннеби сдѣлалъ тотъ жестъ, о которомъ говорилъ.
   -- Совершенно справедливо, Джонъ,-- замѣтила мистриссъ Смалей.-- Вы говорите какъ слѣдуетъ говорить мущинѣ, и я, какъ женщина. имѣющая право голоса въ томъ, что до васъ касается, вполнѣ отдаю справедливость вашемъ чувствамъ.
   -- Отъ Джона, они не услышатъ ничего, кромѣ правды,-- сказала мистриссъ Моульдеръ,-- если они не собьютъ его съ толку.-- Послѣднія слова она прибавила подъ вліяніемъ удивленія, внушаемаго ей всѣмъ, что она слышала о Чаффенбрассѣ, а можетъ быть и нѣкотораго сомнѣнія въ твердости своего брата.
   -- Въ томъ-то и дѣло!-- сказалъ Моульдеръ.-- Помоги вамъ Богъ, Джонъ; они обовьютъ васъ вокругъ пальцевъ, какъ шелковинку. Правда -- это чепуха! На кой чортъ имъ правда?
   -- Но мнѣ она нужна, Моульдеръ,-- сказалъ Кеннеби.-- Едва ли они заставятъ меня сказать ложь, если я не пожелаю этого.
   -- Вы не скажете ее, если вы то, за что я васъ принимаю,-- сказала мистриссъ Смайлей.
   -- Чепуха!-- сказалъ Маульдеръ.
   -- Какое отвратительное выраженіе, мистеръ Моульдеръ!-- сказала мистриссъ Смайлей.-- Если Джонъ Кеннеби таковъ, какимъ я его считаю; а кто какъ не я можетъ отвѣчать за это? какъ не я, которая отдается ему на всю жизнь?-- Говоря это, мистриссъ Смайлей глупо улыбалась и опускала глаза на свой ирландскій передникъ.-- Если онъ таковъ, какимъ я его считаю, то онъ въ настоящемъ случаѣ не скажетъ ничего, кромѣ истины: ни больше, ни меньше. Ну, а это не чепуха, на сколько я понимаю, что такое чепуха.
   Читатель уже понялъ, что этотъ разговоръ происходилъ въ квартирѣ мастера Моульдера въ Грегъ-Сентъ-Геленъ. Разговаривающее собралась на ужинъ, чтобы условиться въ окончательныхъ распоряженіяхъ и предстоящему браку, и всѣ четверо сидѣла вокругъ камина, за стаканами горачаго тодди {Горячая вода съ водкою.}. Моульдеръ, вооруженный трубкою, наслаждался какъ только могъ. Когда мы видѣли его въ послѣдній радъ, онъ находился не совсѣмъ въ нормальномъ состояніи, вслѣдствіе неумѣреннаго поклоненія Бахусу; но въ настоящую минуту его начто не тревожило. Ужинъ былъ хорошъ, табакъ хорошъ, тодди хорошъ. Поэтому, когда сидѣвшая подлѣ него милая Тейсъ, предназначенная судьбою не ему, а его зятю, гнѣвалась на него за его любимое словно, то онъ только запускалъ подбородокъ въ свою толстую шею и давалъ ей кончить свою сентенцію.
   У бѣднаго Джона Кеннеди сидѣлъ, въ это время, на шеѣ не одинъ только страшный процессъ. Съ той минуты, какъ онъ объявилъ, что Адріатическое море можетъ обручиться съ другимъ, онъ окончательно отдалъ себя во власть мкстриссъ Смайлей. За нѣсколько дней до этого благополучнаго вечера, между мистриссъ Моульдеръ и мистриссъ Смайлей происходилъ жаркій споръ по поводу кирпичнаго завода; въ этомъ спорѣ участвовалъ и самъ Моульдеръ. Моульдеръ, въ виду собственной выгоды, желалъ, чтобы всѣ права на заводъ досталась мужу, такъ какъ, сообразно въ мѣстнымъ обычаемъ, кирпичные заводы съ принадлежностями переходили скорѣе къ мущинамъ, чѣмъ къ женщинамъ; но мистриссъ Смайлей показала, что она отнюдь не намѣрена быть пассивнымъ товарищемъ въ фирмѣ. Кеннеби уже питалъ надежду увернуться отъ этого брака, такъ какъ ни Моульдеры, ни мистриссъ Смайлей никогда не отказались бы отъ своихъ выгодъ. Но двумя тысячами фунтовъ въ годъ нельзя было рисковать и дѣло наконецъ уладилось къ полному удовольствію мистриссъ Смайлей. Такимъ образомъ, на бѣдномъ Кеннеби, въ этотъ трудный періодъ его жизни, разомъ скопились всѣ заботы любовника и свидѣтеля.
   -- Я поступлю по совѣсти,-- сказалъ Джонъ.-- Я поступлю по совѣсти и положусь на провидѣніе.
   -- Захвати съ собою чего-нибудь подкрѣпляющаго -- сказала его сестра,-- чтобы подкрѣпиться, когда тебя вызовутъ.
   -- Да, да, надо подкрѣпиться!-- замѣтилъ Моульдеръ,-- ему придется, пожалуй, большую часть дня простоять въ этомъ ящикѣ. Я знаю одного человѣка, которому довелось быть свидѣтелемъ: дѣло состояло въ покражѣ лошади, а свидѣтелемъ-то и былъ тотъ самый, кто укралъ ее.
   -- Такъ онъ былъ свидѣтелемъ противъ самого себя?-- сказала мистриссъ Смайлей.
   -- Онъ говорилъ, что онъ заплатилъ за нее. Въ томъ-то и дѣло, что этого не могли отъ него добиться, заплатилъ онъ, или не заплатилъ. Онъ такъ долго крутился, что даже судей утомилъ. А все-таки они онъ него ничего не добились
   -- Но Джону Кеннеби не нужно прибѣгать къ этому,-- сказала мистриссъ Смайлей.
   -- Полагаю, что этому человѣку вовсе не хотѣлось открывать тайны своего сердца,-- замѣтилъ Кеннеби.
   -- Я думаю. Подобные ему не любятъ открывать тайнъ своего сердца,-- сказалъ Моульдеръ.
   -- А я думаю, напротивъ, если они дадутъ мнѣ только свободно говорить все, что я знаю объ этомъ дѣлѣ, то ужь могутъ положиться на меня.
   -- Ты намѣренъ честно поступать, Джонъ,-- сказала его сестра.
   -- Какъ и всегда,
   -- Погодите, я объясню вамъ это,-- сказалъ Моульдеръ.-- Такъ какъ мистриссъ Смайлей не любитъ, чтобы я говорилъ: "чепуха", то я не буду употреблять этого слова; теперь, то есть....
   -- Я ничего не имѣю противъ этого слова, мистеръ Моульдеръ; когда оно употребляется кстати,-- сказала мистриссъ Смайлей;-- но я нахожу его непочтительнымъ; а при моихъ отношеніяхъ къ Джону Кеннеби, то, что оскорбляетъ его достоинство, оскорбляетъ и мои чувства.
   -- Совершенно справедливо!-- замѣтилъ Моульдеръ.-- А я вамъ вотъ что скажу, Джонъ: вамъ будетъ столь же невозможно сказать тамъ, что у васъ на душе, какъ... какъ... какъ въ церквѣ. За что стали бы вамъ платить деньги, если бы вамъ была дана свобода говорить все, что вамъ ни вздумается?
   -- Онъ хочетъ сказать только истину,-- замѣтила мистриссъ Моульдеръ, которая, конечно, смыслила менѣе своего мужа въ судебныхъ обычаяхъ.
   -- Это че...!-- заикнулся Моульдеръ.
   -- Мистеръ Моульдеръ! позвольте вамъ напомнить, что здѣсь присутствуютъ дамы; -- прервала мистрвесъ Смайлей.
   -- Да вѣдь изъ себя выйдешь, слушая такой вздоръ!-- продолжалъ Моульдеръ. Какъ будто всѣ эти юристы, умнѣйшіе люди въ государствѣ, собираются тамъ для того, чтобы послушать какъ какой нибудь Джонъ Кеннеби станетъ разсказывать имъ то, что ему вздумается? Нѣтъ-съ, вы раскажете имъ то, чего они пожелаютъ и такъ какъ они пожелаютъ, т. е. прежде одинъ заставитъ васъ говорить такъ, какъ онъ хочетъ, а потомъ другой; а такъ, пари держу, первый опять заставятъ васъ повторять, что ему угодно, такъ что вы не будете, наконецъ, знать на чемъ вы стоите, на пяткахъ, или на головѣ
   -- Это несправедливо,-- замѣтила мистриссъ Моульдеръ.
   -- Почему несправедливо?-- спросилъ Моульдеръ.-- Имъ за это платятъ; это ихъ обязанность, точно также какъ моя обязанность продавать сахаръ на фирмѣ Гобльзъ и Гризъ. Мое ли дѣло говорить, что сахаръ дуренъ, или что на пробу дается лучшій сортъ? Моя обязанность продавать и я продаю, а ихъ обязанность постановить рѣшеніе.
   -- Но истина-то, Моульдеръ?-- сказалъ Кеннеби.
   -- Чепуха!-- сказалъ Моульдеръ.-- Прошу извиненія, мистриссъ Смайлей, что употребляю это выраженіе. Послушайте, Джонъ: если вамъ заплатятъ за то, чтобы вы оправдали человѣка, развѣ вы его не оправдаете? Я много разъ присутствовалъ при допросахъ и наслушался до того, что отъ всей души желалъ бы быть адвокатомъ. Не то, чтобы я много думалъ о себѣ; я подразумѣваю, конечно, при ихъ воспитаніи при всемъ, что слѣдуетъ, намъ пріятно ихъ слушать! Вы видите маленькаго человѣчка, въ парикѣ; вотъ онъ вскакиваетъ; передъ нимъ сидитъ, въ отдѣленіи свидѣтелей, другой человѣкъ, одѣтый франтомъ, самоувѣренный безконечно. Но вотъ, минутъ десять спустя, онъ становится дряблъ, какъ мокрая бумага и говорятъ -- вѣдь подъ присягой говорятъ -- именно то, чего желаетъ отъ него слышать маленькій человѣчекъ. Вотъ это такъ власть! Великолѣпно!
   -- Но несправедливо,-- замѣтила мистриссъ Смайлей.
   -- Почему? По моему, справедливо. Вы имѣете право на это, если заплатите, и я также. Если я куплю себѣ теплое налью къ зимѣ, а вы будете ходить безъ пальто: какая же несправедливость, что вы будете дрогнуть отъ холода, а я буду наслаждаться теплотою до поту? Великое дѣло жить въ странѣ, гдѣ можно купить себѣ теплое пальто!
   Лучшаго аргумента мистеръ Моульдеръ, конечно, не могъ бы и придумать; но въ эту минуту его прервалъ звонокъ у наружной двери.
   -- Кого это Богъ несетъ?-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Свендельда, я думаю,-- сказала его жена.
   -- Надѣюсь, что не чужихъ; -- замѣтила мистриссъ Смайлей.-- Въ нашемъ положеніи, съ Джономъ, присутствіе чужихъ было бы весьма непріятно.
   Въ эту минуту служанка отворила дверь и въ комнату вошелъ мистеръ Кэнтуайзъ.
   -- Здорово, Кэнтуайзъ!-- произнесъ мистеръ Моульдеръ, не поднимаясь со стула и не дѣлая никакого движенія, чтобы привѣтствовать гостя.-- А я думалъ, что вы находитесь гдѣ-нибудь на литейномъ дворѣ
   -- Я тамъ и былъ, мистеръ Моульдеръ; вчера только вернулся. Мистриссъ Моульдеръ, имѣю честь кланяться! Надѣюсь, что вы совершенно здоровы. Впрочемъ, довольно взглянуть на васъ, чтобы убѣдиться въ этомъ. Мистеръ Кеннеби, вашъ покорнѣйшій слуга! Близокъ великій денекъ, мистеръ Кеннеби! Сударыня, вашъ покорный слуга! Не имѣю, кажется, чести быть знакомымъ....
   -- Мистриссъ Смайлей, мистеръ Кэнтуайзъ. Мистеръ Кэнтуайзъ, мистриссъ Смайлей; -- сказала хозяйка дома, представляя другъ другу своихъ гостей.
   -- Весьма радъ познакомиться,-- сказалъ Кэнтуайзъ.
   -- Пока, мистриссъ Смайлей, а черезъ три недѣли, мистриссъ Кеннеби; -- замѣтилъ Моульдеръ. Шутка всѣмъ понравилась и ни мало не сконфузила мистриссъ Смайлей, не смотри на то, что Кэнтуайзъ быль чужой.
   -- Я зналъ, что найду здѣсь мистера Кеннеби,-- началъ Кэнтуайзъ, когда все было условлено къ предстоящему браку,-- а поэтому зашелъ къ вамъ. Надѣюсь, что я не обезпокоилъ васъ, мистеръ Моульдеръ?
   -- Нисколько; будьте какъ дома. Все что намъ нужно -- на столѣ. Вамъ извѣстно, что мы пьемъ.
   -- Я прямо отъ мистера Дократа,-- сказалъ Кэнтуайзъ, принимая значительный тонъ и озираясь вокругъ стола, чтобы видѣть дѣйствіе своихъ словъ.
   -- Не слишкомъ-то въ пріятеомъ обществѣ вы были, если такъ;-- сказалъ Моульдеръ. Онъ не забылъ о поведеніи Дократа въ коммерческомъ собраніи въ Лидсѣ, и рѣшилъ, что никогда этого не позабудетъ.
   -- Это все-равно; теперь не о томъ рѣчь;-- сказалъ Кэнтуайзъ.-- Но вы согласитесь, что въ настоящее время мистеръ Дократъ получилъ большое значеніе въ глазахъ общества.
   -- Но гораздо менѣе того, какое получилъ Джонъ Кенееби, если мое положеніе даетъ мнѣ право заявить свое мнѣніе,-- отозвалась мистриссъ Смайлей.
   -- Можетъ статься, сударыня. Я не спорю. Я утверждаю только, что мистеръ Дократъ имѣетъ, въ настоящее время, большое значеніе въ глазахъ общества. Когда я прощался съ нимъ въ Гретъ-Иннъ-Ленѣ, то онъ сказалъ мнѣ, что дѣло леди Мэзонъ потеряно.
   -- Чепуха!-- отозвался Моульдеръ и мистриссъ Смайлей не возражала ему на этотъ разъ.
   -- Что онъ знаетъ объ этомъ, чего другіе не знаютъ?-- продолжалъ Моульдеръ.-- Не хочетъ-ли онъ держать два противъ одного? Я готовъ, только деньги на столъ.
   -- Не знаю хочетъ-ли онъ этого, мистеръ Моульдеръ, только онъ говоритъ, что дѣло леди Мэзонъ потеряно.
   -- Ну, не хочетъ ли онъ держать по-ровну?
   -- Ничего не знаю, мистеръ Маульдеръ; я никогда не держу пари и не считаю этого хорошимъ дѣломъ. А въ настоящемъ случаѣ, когда дѣло идетъ о свободѣ, почти о жизни лэди, которую я имѣлъ честь видѣть, и когда я знакомъ съ леди противной партіи, съ мистриссъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка, извините, я считаю себя обязаннымъ уклониться отъ подобнаго разговора.
   -- Ну васъ всѣхъ!...
   -- Мистеръ Моульдеръ! въ вашемъ домѣ!-- замѣтила ему жена.
   -- Да, конечно!... Но не въ томъ дѣло. Продолжайте, Кэнтуайзъ. Что вы сказали о Дократѣ?
   -- Вотъ и все. Больше мнѣ нечего сказать. Я нѣдь только такъ; я думалъ только, что вы, можетъ быть, пожелаете знать, что теперь дѣлается, особенно мистеръ Кеннеби. А вѣдь, говорятъ, они хотятъ именно на него очень налегать.
   Несчастный свидѣтель неловко подвинулся на своемъ стулѣ, но промолчалъ.
   -- Но, право, что до меня касается, то я ужъ этого вовсе не понимаю,-- сказала мистрисъ Смайлей, выпрямившись на стулѣ и готовясь къ спору, какъ бы рѣшившись высказать свое мнѣніе, кто бы ей ни противорѣчивъ.-- Какимъ же образомъ можно заставить меня сказать то, чего я не хочу сказать? Ну вотъ: жилетъ Джона шелковый....
   При этомъ всѣ посмотрѣли на жилетъ мистера Кеннеби и, за исключеніемъ одного Кэнтуайза, согласились съ истиною этого замѣчанія.
   -- Положимъ, что оно такъ,-- сказалъ Кэнтуайзъ, изъ-подлобья взглядывая на жилетъ.
   -- И вы хотите сказать,-- продолжала мистриссъ Смайлей,-- что всѣ лондонскіе адвокаты вмѣстѣ могутъ заставить меня сказать, что онъ суконный? Да вѣдь это смѣшно! вѣдь это просто смѣшно!
   -- Но вы еще не пробовали этого, моя милая!-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Ну ужь, что до того: мила-ли я вамъ, или не мила, про это я не знаю, мистеръ Моульдеръ.
   -- Я тоже не знаю, мистриссъ Смайлей,-- сказала мистриссъ Moульдеръ.
   -- Мой милый мистеръ Кеннеби! вотъ что.... Я не постыжусь назвать его такъ и передъ мужчинами, и передъ женщинами: мнѣ все равно; но если онъ позволитъ такъ надувать себя, то, пожалуй, и постыжусь.... По-моему, это одно надувательство, просто-на-просто, надувательство!
   -- Разумѣется, такъ; -- сказалъ Кэнтуайзъ.-- Только видите-ли, если я васъ надуваю, что жъ, вы то же можете надуть меня. Такъ что дѣло, выходитъ, не совсѣмъ неладно.
   -- Не ладно!-- сказалъ Моульдеръ.-- Это самая справедливая вещь въ мірѣ. Въ ней-то и вся суть британской конституціи.
   -- Что? въ томъ, чтобы человѣка ошеломляли и надували?-- спросилъ Кеннеби, который подумалъ про себя, что если это дѣйствительно такъ, то онъ, пожалуй, не сталъ-бы очень жалѣть, если бы даже ему и не пришлось пользоваться благодѣяніями этой конституціи.
   -- Разумѣется, судъ присяжныхъ -- вся суть конституціи,-- сказалъ Моульдеръ;-- и какъ-же устроить судъ присяжныхъ, безъ передопроса свидѣтелей?
   На этотъ вопросъ никто не нашелся дать отвѣта, и мистеръ Моульдеръ вполнѣ торжествовалъ надъ своими слушателями. Онъ былъ вполнѣ убѣжденъ въ томъ, что онъ живетъ въ свободной и счастливой странѣ и не желалъ бы, чтобы кто-нибудь посмѣлъ нарушить это убѣжденіе. "Мама, сказало капризное дитя своей матери: хлѣбъ черствъ, а масло горько." -- "Вотъ еще! горько, черствъ! отвѣтила мать; будь доволенъ тѣмъ, что у тебя есть хлѣбъ и масло".-- Я, съ моей стороны признаюсь что я сильно сочувствую ребенку: хлѣбъ и масло, дѣйствительно, вещь хорошая; но ужь если возможно, то я желалъ бы имѣть я то, я другое лучшаго сорта.
   Послѣ этого мистеру Кэнтуайзу было дозволено въ волю распространяться о предметѣ, для котораго онъ пришелъ. Мистеръ Дократъ, разсказывалъ онъ, былъ приглашенъ въ Бедфордъ-Роу; тамъ происходилъ военный совѣтъ между нимъ и гг. Джозефомъ Мэзономъ и Мэтью Роундомъ. Какъ Дократъ самъ потомъ разсказывалъ, мистеръ Роундъ былъ принужденъ отказаться отъ своего прежняго мнѣнія и откровенно признать всю пользу, которую Дократъ принесъ дѣлу. Тамъ въ Бедфордъ-Роу не имѣли уже никакого сомнѣнія на счетъ того, кто выиграетъ процессъ.
   -- Эта женщина Больстеръ совершенно убѣждена въ томъ, что она подписывала только одну бумагу,-- закончилъ свой разсказъ мистеръ Кэнтуайзъ.
   -- Я ничего не скажу; здѣсь я не скажу ничего,-- прибавилъ Кеннеби.
   -- Очень хорошо, Джонъ!..-- сказала мистриссъ Смайлей.-- Подобныя чувства дѣлаютъ вамъ честь, Джонъ.
   -- А я готовъ держать равное пари, что она будетъ оправдана,-- сказалъ Моульдеръ:-- пари, на десять фунтовъ.
   

ГЛАВА VIII.
Что думали о процессѣ четверо адвокатовъ.

   Я говорилъ о токъ, что думала публика о процессѣ мистриссъ Мэзонъ, и какъ она, большею частію, ей сочувствовала. Нельзя сказать того-же о чувствахъ тѣхъ, кто былъ замѣшанъ въ этомъ дѣлѣ. О взглядѣ мистера Фёрниваля на это дѣло мы уже довольно говорили. Но если онъ еще и сохранялъ нѣкоторое сомнѣніе на счетъ виновности или невинности своей кліэнтки, за то ни мистеръ Арамъ, ни мистеръ Чаффенбрассъ не имѣли и тѣни подобнаго сомнѣнія. Съ того дня, какъ они вникнули въ сущность дѣла, разсмотрѣли улики, которыя могли быть приведены противъ ихъ кліэнтки и обсудили средства опроверженія этихъ уликъ, у нихъ разсѣялись всякія сомнѣнія на счетъ исхода этого дѣла. Но тѣмъ не менѣе, ни одинъ изъ нихъ не сказалъ, что она виновна. Арамъ, объясняя своимъ клеркамъ, что именно надо было сдѣлать, никогда не выражалъ подобнаго мнѣнія; точно также Чаффенбрассъ не заговаривалъ объ этомъ во время совѣщаній съ Арамомъ. Что касается до приговора, то они весьма часто выражали мнѣнія сильно разнившіяся между собою. Мистеръ Арамъ строго придерживался мнѣнія, что леди Мэзонъ будетъ оправдана, основывая его главнѣйшимъ образомъ на своей великой увѣренности во всемогущество мистера Чаффенбрасса. Но мистеръ Чаффенбрассъ покачивалъ головою, и иногда говорилъ, что вещи теперь не таковы, какъ были прежде.
   -- Они могли бы быть таковы въ Сити,-- сказалъ мистеръ Арамъ,-- но нельзя-же привести присяжныхъ изъ Сити въ Альстонъ.
   -- Дѣло не въ присяжныхъ, Арамъ. Дѣло въ судьяхъ. Не такъ оно было, но такъ оно теперь. Если человѣку приходится сказать послѣднее слово, и онъ возьметъ на себя трудъ сдѣлать это, то это кой-что значитъ. Еслибъ меня спросили, что мнѣ нужно для успѣха,-- я сказалъ бы: глухого судью. Если такого не случится, то измученнаго, какъ почтовая лошадь. Мнѣ приходила нѣсколько разъ мысль, что хорошо бы, еслибъ я самъ могъ быть судьею, чтобъ сказать послѣднее слово.
   -- Это вовсе не шло бы къ вамъ, мистеръ Чаффенбрассъ: вы бы измучились въ недѣлю.
   -- Во всякомъ случаѣ, я не способенъ къ этому,-- кротко замѣтилъ велкій мужъ.-- Я скажу вамъ, Арамъ, что я могу оглянуться за прошлую жизнь и сказать, что сдѣлалъ довольно добра на своемъ вѣку. Я предотвратилъ безполезное кровопролитіе. Я спасъ странѣ тысячи фунтовъ, поддерживая людей, которые доказала, что способны поддержать самихъ себя. Я заставлялъ коронныхъ адвокатовъ быть весьма тщательными по отношенію къ тому, за какого рода показаніями они должны посылать въ Ольдъ-Бэлей. Но случаи моей жизни были таковы, что не сдѣлали меня годнымъ быть судьею. Я знаю это.
   -- Я желалъ бы, чтобы могъ видѣть васъ на судейской скамьѣ завтра; только безъ васъ мы не знали бы что дѣлать,-- сказалъ гражданскій атторней. Это была просто обыденная свѣтская ложь, потому что практика мистера Соломона Арама была почти столь же знаменита, какъ и мистера Чаффенбрасса. И можно смѣло назвать это лестью, ибо истеръ Соломонъ Арамъ не высоко цѣнилъ заслуги мистера Чаффенбрасса, и не былъ высокаго мнѣнія объ особенныхъ свойствахъ ума этого джентельмена.
   Вышеприведенный разговоръ происходилъ въ особой комнатѣ мистера Соломона Арама въ Боклерсбари. Въ этомъ высоко-замѣчательномъ приходѣ Сити, мистеръ Арамъ нанималъ бель-этажъ надъ съѣстнымъ заведеніемъ. У него не было много книгъ, ящиковъ и столовъ для клерковъ, которые, по-видимому, столь необходимы для атторнеевъ вообще. У него было три клерка, которые сидѣли въ одной комнатѣ, а онъ самъ возсѣдалъ въ задней комнатѣ. Такъ, по крайней мѣрѣ, они засѣдали, когда находились въ конторѣ; но, что касается до самого атторнея и его старшаго ассистента, то они проводили жизнь главнѣйшимъ образомъ въ судахъ. Комната, въ которой сидѣлъ теперь мистеръ Арамъ, была убрана съ большимъ вниманіемъ къ комфорту, чѣмъ обыкновенно комнаты юристовъ. Мистеръ Чаффенбрассъ въ настоящую минуту лежалъ съ ногами на софѣ у стѣны въ такомъ комфортабельномъ положеніи, которое нигдѣ не случалось испытывать ему въ до-обѣденное время; и мистеръ Арамъ наполнялъ собою удобное, возбуждающее къ лѣни, кресло. Нѣсколько юридическихъ бумагъ было разбросано на письменномъ столѣ, но не тѣ кучи пыльныхъ документовъ, которые поражаютъ посторонняго, при входѣ въ комнату обыкновеннаго адвоката, ужасной мыслью о трудности и тягости его занятій. Здѣсь не было жестяныхъ ящиковъ съ старинными ярлычками; не было огромныхъ связокъ писемъ, не было плетеныхъ корзинъ, наполненныхъ ненужными бумагами. Но вообще отдѣльная комната мистера Арама была щегольская и привлекательная; хотя она, какъ и онъ самъ, скорѣй имѣла видъ претензіи на постояіное и упроченное благосостояніе, чѣмъ самого благосостоянія.
   Почти никогда не случается, чтобы адаокатъ посѣщалъ атторнея, и потому не должно полагать, чтобы мистеръ Чаффенбрассъ пришелъ къ мистеру Араму подъ предлогомъ неотлагательнаго дѣла; но тѣмъ не менѣе, какъ они понимали другъ друга, они могли переговорить, что нужно, объ этомъ дѣлѣ леди Мэзонъ, хотя ихъ настоящее положеніе было и не обычное. Они сегодня-же вечеромъ должны были встрѣтить мистера Фёрниваля и Феликса Грэгама въ квартирѣ мистера Фёрниваля, чтобъ поговорить о раздѣленіи предстоящихъ въ Альстонѣ трудовъ, и они оба думали, что имъ надо кой-что передать другъ другу передъ предстоящимъ совѣщаніемъ.
   -- Вы кажется ничего не знаете о тамошнемъ спискѣ присяжныхъ, а?-- спросилъ мистеръ Чаффенбрассъ.
   -- О, я узналъ уже кое-что; но я не думаю, чтобъ надо было узнавать что нибудь особенное, что нибудь важное. Еслибъ и былъ на вашемъ мѣстѣ, мистеръ Чаффенбрассъ, и не желалъ-бы имѣть присяжныхъ изъ Эмвортскихъ жителей, потому что говорятъ: никто не былъ пророкомъ въ своей странѣ.
   -- Но развѣ вы знаете Эмвортскихъ жителей?
   -- О, да; я только это и могу сказать вамъ. Но я не думаю, чтобъ было особенно важно: тотъ ли или другой будетъ присяжнымъ.
   -- Отчего-же нѣтъ?
   -- Если уничтожить двухъ такихъ свидѣтелей, то есть Кеннеби и Больстеръ, то ни одинъ присяжный не осудитъ ее. Если же они не....
   -- То ни одинъ присяжный не оправдаетъ ее? Но позвольте вамъ замѣтить, Арамъ, что не всякій сидящій на скамьѣ присяжныхъ можетъ сказать: уничтоженъ-ли свидѣтель, или нѣтъ?
   -- Но на сколько я слышалъ, мистеръ Чаффенбрассъ, я не думаю, чтобы кто нибудь изъ нихъ ускользнулъ; то есть, если они оба попадутся въ ваши руки.
   -- Но они оба не попадутся въ мои руки,-- сказалъ заботливый герой Ольдъ-Бэлей.
   -- А, въ этомъ-то и дѣло! На этомъ-то мы и можемъ провалиться. Мистеръ Фёрниваль, нѣтъ сомнѣнія, великій человѣкъ.
   -- Даже очень; но въ своемъ родѣ,-- сказалъ мистеръ Чаффенбрассъ.
   -- Ho если хотя одинъ изъ нихъ ускользнетъ у него между пальцевъ, то все дѣло пропало.
   -- Вы знаете мое мнѣніе о дѣлѣ,-- сказалъ Чаффенбрассъ.-- Я думаю, оно и такъ уже пропало. Если вы правы, говоря, что они оба готовы поклясться въ своихъ первыхъ показаніяхъ, что она подписывала только одну бумагу въ тотъ день, то за тѣмъ никакія колебанія не подѣйствуютъ на судью.
   -- Но весьма возможно, вы понимаете, что ихъ память измѣнила имъ.
   -- Возможно! Надо думать, что это дѣйствительно. Я скажу вамъ, мистеръ Чаффенбрассъ, что еслибы все дѣло было только въ вашихъ рукахъ, то я не боялся-бы, буквально -- не боялся бы.
   -- Вы пристрастны, Арамъ.
   -- Но этого нельзя устроить; нельзя-ли, мистеръ Чаффенбрассъ? Это была бы великая вещь; ухъ какая великая!-- Но мистеръ Чаффенбрассъ сказалъ, что онъ думаетъ, что этого нельзя устроить. Успѣхъ, или безопасность кліэнта великая вещь; съ точки зрѣнія профессіи, въ самомъ дѣлѣ, очень велмкая вещь. Но есть вещь, которая въ глазахъ закона даже выше, чѣмъ это. Этикетъ профессіи требуетъ, чтобы опросъ этихъ двухъ важнѣйшихъ свидѣтелей не былъ предоставленъ одному и тому же адвокату.
   За тѣмъ она изслѣдовали аттрибуты, присущіе, какъ Кеннеби, такъ и Бриджетъ Больстеръ, и обнаружилось, что Арамъ весьма подробно зналъ характеръ лицъ, съ которыми ему приходилось имѣть дѣло, что Кеннеби можно будетъ довести до того, что онъ не сможетъ ничего достойнаго вниманія. Онъ доставитъ большой просторъ мистеру Чаффенбрассу показать то особенное искусство, которымъ онъ былъ такъ щедро одаренъ. Въ рукахъ мистера Чаффенбрасса не было невозможно, что Кеннеби присягнетъ, что онъ подписалъ два, три, четыре, сколько угодно, документовъ 14-го іюня, хотя онъ прежде и присягалъ, что подписалъ только одинъ. Мистеръ Чаффенбрассъ, вѣроятно, будетъ въ состояніи заставить говорить его, что заблагоразсудится. Еслибы Кеннеби не сдавался, то и тогда можно повернуть дѣло (такъ сказалъ мистеръ Соломонъ Арамъ): стоить только сдать Кеннеби на руки мистеру Чаффенбрассу. Но Бриджетъ Больстеръ является свидѣтелемъ совсѣмъ другаго рода. Принудить ее сказать совершенно противуположное тому, что она полагаетъ сказать,-- безъ, сомнѣнія, внѣ человѣческой власти. Мистеръ Арамъ полагаетъ, что это было бы внѣ власти мистера Чаффенбрасса. Онъ полагаетъ однако, что это тѣмъ болѣе внѣ власти мистера Фёрниваля; и когда великій человѣкъ, лежащій на софѣ, упомянулъ про мистера Феликса Грэгама, то мистеръ Арамъ только улыбнулся. Вопросъ былъ поставленъ такъ: какой путь вѣрнѣе? положиться ли на Кеннеби, предоставивъ его Чаффенбрассу; или рискнуть на двойную ставку, предоставивъ Кеннеби мистеру Фёрнивалю, и оставивъ труднѣйшую работу великому мастеру?
   -- Если такъ много зависитъ отъ этого, я бы пренебрегъ всѣми этими этикетами и предосторожностями,-- сказалъ Арамъ съ энтузіасмомъ.
   -- Въ такомъ случаѣ мистеру Фёрнивалю не должно думать о себѣ.
   -- Любезный Арамъ,-- сказалъ мистеръ Чаффенбрассъ,-- люди думаютъ всегда во-первыхъ о самихъ себѣ. И если мы пойдемъ наперекоръ обычаю, то развѣ вы думаете, что джентельмены противной стороны не воспользуются этимъ?
   -- Такъ что жъ, еслибы и такъ?
   -- Мнѣ почти все равно. Если память одного изъ этихъ лицъ сомнительна, а послѣ двадцати лѣтъ это должно быть такъ, то и мистеръ Фёрниваль откроетъ это.
   -- Послѣ всего, я расположенъ думать, что предоставлю ему Кеннеби.
   -- Какъ вамъ угодно, Арамъ. То есть, если онъ также будетъ удовлетворенъ.
   -- У меня не бываетъ разорившихся кліэнтъ,-- сказалъ Арамъ -- И тогда, конечно, вы займетесь Дократомъ. Я не думаю, чтобы это было очень важно для дѣла, но мнѣ-бы хотѣлось видѣть Дократа въ вашихъ рукахъ; въ самомъ дѣлѣ, хотѣлось-бы.
   -- Мнѣ кажется, что это будетъ мнѣ не по силамъ.
   -- Ха, ха, ха!-- Арамъ могъ смѣяться громко.-- Развѣ когда нибудь кто нибудь могъ противустать всемогуществу мастера Чеффенбраося?
   -- Говорятъ, что это хитрая штука,-- сказалъ мистеръ Чаффенбрассъ.-- Однако, вамъ пора отправиться. Не надо заставлять ждать этихъ джентельменовъ. Велите нанять кэбъ.-- И затѣмъ адвокатъ и атторней отправились изъ Боклерсбэри на общее собраніе всѣхъ силъ -- на Ольдъ-скверъ, въ Линкольнъ-Иннъ.
   Мы слышали уже, какъ случилось, что Феликсъ Грэгамъ сдѣлался однимъ изъ членовъ-защитниковъ по дѣлу леди Мэзонъ. Уже прошло нѣсколько дней съ тѣхъ поръ, какъ онъ оставилъ Нонинсби, и эти дни отъ былъ очень занятъ. Онъ еще ни разу не предпринималъ защиты лица передъ уголовнымъ судомъ, и ему многому надо было поучиться, или по крайней мѣрѣ онъ воображалъ это. И за тѣмъ, это дѣло о новомъ любовникѣ Мэри Сноу не совсѣмъ-то легко устроилось. Когда онъ дошелъ до подробнаго объясненія съ различными сторонами, то всякій желалъ получать отъ него вдвое болѣе, чѣмъ онъ самъ надѣялся. Химикъ весьма охотно желаетъ имѣть партнера, но партнерство въ его ремеслѣ было, съ его точки зрѣнія, весьма дорогая роскошь. Сноу-отецъ, съ своей стороны, являлся съ требованіями, основанными на столь различныхъ аргументахъ, что Грэгамъ находилъ почти невозможнымъ противиться имъ. Во-первыхъ,-- и это было тотчасъ послѣ свиданія между нимъ и его патрономъ, описанномъ въ предъидущей главѣ,-- Грэгама посѣтилъ весьма отвратительный атторней, который говорилъ громко объ ужасныхъ ошибкахъ его худовыбраннаго кліэнта. Этотъ фазисъ дѣла былъ бы еще однимъ изъ лучшихъ, но атторней и его кліэнтъ вѣроятно поссорились. Сноу были необходимы немедленно деньги, и такъ какъ атторней не могъ достать ихъ, то онъ бросился и ползалъ въ ногахъ у Грэгама, и ушелъ съ двадцатью шиллингами.
   Но его жалобы, нужды, слезы и отцовское оскорбленное самолюбіе были безконечны; и бѣдный Феликсъ не зналъ куда дѣваться, чтобы не видѣть его. Кажется вѣроятнымъ, что каждому вновь поступающему въ какой нибудь лондонскій судъ долго еще будутъ разсказывать горькую повѣсть объ оскорбленіяхъ Мэри Сноу. Кромѣ того, миссисъ Томасъ были нужны деньги, больше, чѣмъ она имѣла право требовать согласно условіямъ ихъ взаимнаго соглашенія. "Ей такъ много приходится издерживать", говорила она, "и ужасно какъ много! Ей нужно было три раза перемѣнить служанку. Никто не знаетъ сколько хлопотъ доставила ей Мэри Сноу. Она въ большой степени была виною закрытія школы." Бѣдная женщина! она думала, что говоритъ правду, изливая эти ложныя жалобы. Она не думала быть безчестной, но бѣдному человѣку такъ легко быть безчестнымъ, даже не думая объ этомъ. Мэри Сноу не жаловалась на покинувшаго ее любовника, не просила денегъ или вообще чего нибудь. Когда онъ ушелъ отъ нея, не поцаловавъ ее, Мэри Сноу знала, что все кончено. Но тѣмъ не менѣе Грэгамъ узналъ и ея просьбу. Онъ долженъ былъ заплатить за тотъ самый чеочикъ, въ которомъ она должна была стоять передъ алтаремъ съ Фитцалленомъ.
   Во всѣ эти дни онъ не слыхалъ ни одного слова изъ Нонинсби. Августъ Стевлей былъ въ городѣ, и разъ или два они видѣлись; но, какъ легко представить себѣ, они ни чего не говорили о Мэдденэ, такъ какъ Августъ объявилъ однажды, что человѣкъ не долженъ говорить съ своимъ другомъ о своей сестрѣ. И нечего не слыша -- а въ самомъ дѣлѣ, какъ онъ могъ услышать что-нибудь?-- Грэгамъ старался увѣрить себя, что все кончено. Его надежды высоко поднялись во время послѣдняго его свиданія съ судьею; но что-жъ изъ этого? Онъ никогда не спрашивалъ Мэдлину, любитъ ли она его. Онъ былъ такъ глупъ, что не воспользовался всѣми преимуществами, которыя предоставалъ ему случаѣ. Онъ говорилъ когда-то, что долженъ искать руки леди. И теперь, когда онъ дѣйствительно любилъ, когда любимая дѣвушка была такъ близка съ нимъ, онъ не осмѣливался говорить съ нею? Какъ же можетъ онъ надѣяться, что она теперь, въ его отсутствіе, будетъ думать о немъ?
   Окруженный всѣми этими небольшими безпокойствами, онъ началъ работать по дѣлу лэди Мэзонъ, и въ первый разъ почувствовалъ вполнѣ, что готовъ помочь ей, на сколько хватитъ силы. Онъ видѣлъ мистера Фёрниваля при разныхъ обстоятельствахъ, и весьма очаровалъ итого джентельмена своимъ энтузіазмомъ къ этому дѣлу. Мистеръ Фёрниваль не могъ больше быть такимъ энтузіастомъ, какимъ былъ. Онъ могъ еще помогать своимъ адвокатскимъ искусствомъ, но преданность любящаго друга становилась въ немъ холоднѣе съ каждымъ днемъ. Не лучше ли было бы,-- еслибъ это было только возможно,-- передать все дѣло на руки Чаффенбрасса, который можетъ быть энергиченъ, не вѣря въ правоту дѣла, и Грэгама, который можетъ быть энергиченъ, потому что вѣритъ? Такъ часто онъ говорилъ самому себѣ. Но затѣмъ онъ снова думалъ о ея блѣдномъ лицѣ и сознавалъ, что это невозможно. Надо вести до конца. Но, тѣмъ не менѣе, если этотъ молодой человѣкъ можетъ вѣрить, то не лучше ли онъ вынесетъ жаръ битвы? Сражаться безъ вѣры, кажется, горчайшій жребій, какой только можетъ достаться человѣку.
   Но чѣмъ больше приближался день, привидѣнія недовѣрчивости, мрачная преходящая тѣнь -- тѣнь, которая уйдетъ, снова возвратится и опять уйдетъ -- прошла черезъ умъ Феликса Грэгама. Онъ былъ даже до сихъ поръ, увѣренъ, что два свидѣтеля, Кеннеби и Больстеръ, были подкуплены Дократомъ дать ложную присягу. Онъ началъ разсматривать дѣло съ полной увѣренностью въ невинности своей кліэнтки, увѣренностью, которая пришла къ нему извнѣ, вслѣдствіе его соціальныхъ отношеній, и того, что онъ зналъ, что и другіе увѣрены въ ея невинности. Затѣмъ ему надо было согласить все, что Кеннеби и Больстеръ приготовились отвѣчать съ этой строгой увѣренностью, и онъ могъ достигнуть этого тѣмъ, что повѣрилъ, что они оба лгутъ, что они оба подкуплены. Но что, если они не лгутъ? Что, если онъ ошибочно судитъ о нихъ? Я не говорю, что онъ пересталъ вѣрить въ лэди Мэзонъ; но тѣнь сомнѣнія случайно пробѣжала по его уму, и дала всему дѣлу очень трагическій для самого Грэгама оттѣнокъ.
   Въ этотъ день онъ пришелъ къ мистеру Фёрнивалю нѣсколькими минутами раньше своихъ новыхъ товарищей, и когда онъ началъ разбирать это дѣло, столь интересное теперь для нихъ всѣхъ, онъ проронилъ вопросъ, который сильно смутилъ старшаго адвоката.
   "Кажется, не можетъ быть никакого сомнѣнія въ ея невинности?"
   Что было отвѣчать мистеру Фёрнивалю? Мистеръ Чаффенбрассъ и мистеръ Арамъ не предлагали подобнаго вопроса. Мистеръ Роундъ не спрашивалъ объ этомъ, когда они конфиденціально разбирали это дѣло. Это былъ вопросъ такого рода, который никогда не предлагается людямъ его профессіи,-- такого рода, что Феликсу Грэгаму не слѣдовало предлагать его.
   -- Э?-- сказалъ онъ.
   -- Я думаю, можно считать положительнымъ, что лэди Мэзонъ совершенно невинна, то есть, свободна отъ всякого подозрѣнія въ плутовствѣ или обманѣ по этому дѣлу?
   -- Совершенно невинна! О, да; я полагаю, что между нами эта рѣшенное, естественное дѣло.
   -- На вы сами, мистеръ Фёрниваль, не сомнѣваетесь въ этомъ? Вы посвящены въ это дѣло съ самаго начала, и потому я не колеблясь спрашиваю васъ.
   И это дѣйствительно была причина, почему онъ спросилъ не колеблясь. По крайней мѣрѣ, такъ думалъ мистеръ Фёрниваль.
   -- Кто, я? Нѣтъ, я не сомнѣваюсь; ни малѣйшаго сомнѣнія,-- сказалъ онъ. И такъ наконецъ была высказана ложь, къ которой онъ былъ принужденъ прибѣгнуть.
   Судя этимъ, по словамъ было дано полное удостовѣреніе ея невинности; но было что-то въ тонѣ голоса мистера Фёрниваля, что несовершенно удовлетворило Феликса Грэгама. Не то, чтобы онъ думалъ, что мистеръ Фёрниваль солгалъ, но отвѣтъ не былъ сдѣланъ такъ, чтобы его умъ могъ окончательно успокоиться. Отчего мистеръ Фёрниваль отвѣчалъ безъ энтузіазма? Отчего онъ не разсердился, когда было выражено сомнѣніе въ правотѣ его стараго друга? Его слова были словами удостовѣренія; но, если принять въ соображеніе предметъ,-- въ его тонѣ не было увѣренности. И снова тѣнь сомнѣнія замелькала взадъ и впередъ въ умѣ Грэгама.
   Затѣмъ было совѣщаніе четырехъ юристовъ, и они условились въ порядкѣ веденія дѣла. Теперь не было сдѣлано такого неблагоразумнаго вопроса, и не было сдѣлано конфиденціальныхъ сообщеній. Мистеръ Чаффенбрассъ и Арамъ могли шептаться между собою, какъ могли дѣлать это Фёрниваль и Феликсъ Грэгамъ; но нельзя было перешептываться, когда собрались всѣ четверо. Была рѣшена программа битвы, и они разстались, согласившись встрѣтиться въ Альстонскомъ судѣ.
   

ГЛАВА IX.
Наканунѣ допроса.

   Насталъ канунъ начала суда, и все еще мать и сынъ не объяснились. Не было сказано ни одного ласковаго слова, которое намекало бы на столь близкое, ужасное событіе. Люцій былъ очень вѣжливъ съ матерью, но въ то-же время очень строгъ. Онъ, казалось, не думалъ облегчать ея горести, не сказалъ ея ни одного изъ тѣхъ нѣжныхъ словъ, которыя мы такъ любимъ слышать въ несчастіи отъ окружающихъ насъ. Отчего она такъ страдаетъ? Если бъ она склонилась къ нему, онъ былъ бы готовъ понесть за нее всѣ труды и страданія. Что касается до того, что она виновна, или можетъ быть признана виновною двѣнадцатью англійскими присяжными, такая мысль не приходила ему въ голову. Я сказалъ, что уже многіе начали подозрѣвать; но еще ни одно изъ этихъ подозрѣній не достигло до него. Кто же кромѣ какого-то Дократа намекнетъ сыну на возможность вины его матери? Дократъ сдѣлалъ болѣе чѣмъ простой намекъ, но слова такого человѣка, конечно, оставлены имъ безъ вниманія, какъ противорѣчащія характеру его матери.
   Въ этотъ день мистриссъ Ормъ пробыла нѣсколько часовъ у леди Мэзонъ и употребила все свое краснорѣчіе, чтобъ убѣдить мать, теперь-же разсказать тайну сыну. Мистриссъ Ормъ давала понять, что можетъ быть сэръ Перегринъ скажетъ ему о ней; она сама вызывалась объяснить ему; она предлагала лэди Мэзонъ написать къ Люцію. Но все было безполезно. Леди Мэзонъ доказывала -- и въ ея словахъ была нѣкоторая доля правды,-- что теперь уже слишкомъ поздно говорить ему, въ надеждѣ получить отъ него поддержку во время процесса. Если онъ теперь узнаетъ объ этомъ, то не будетъ въ силахъ оправиться отъ перваго потрясенія и прійдетъ въ судейское засѣданіе совершенно раастроеннымъ. Сильная его печаль откроетъ секретъ всякому. "Когда все это кончится", прошептала она, наконецъ, въ отвѣтъ на неотступныя представленія мистриссъ Ормъ на счетъ того, что Люцій непремѣнно долженъ будетъ лишиться своего состоянія; "когда все кончится, вы ему и разскажите".
   Мистриссъ Ормъ должна была удовлетвориться этимъ, у ней не достало духу напомнить лэди Мэзонъ, что, по всей вѣроятности, истина будетъ открыта всѣмъ въ два или три слѣдующіе дня и что приговоръ виновности сдѣлаетъ всякій другой разсказъ ненужнымъ. И безъ сомнѣнія не было надобности напоминать объ этомъ: лэди Мэзонъ и сама обращала полное вниманіе на это обстоятельство.
   Мистриссъ Ормъ просидѣла съ нею послѣ завтрака почти до самого обѣда; когда она возвратилась домой, ей едва осталось время приготовится къ обѣду сэра Перегрина. При прощаньи она обѣщала лэди Мэзонъ придти къ ней на другой день рано утромъ и отправиться вмѣстѣ съ нею въ засѣданіе. Мистеръ Арамъ также пріѣхалъ для нея на Ферму; въ гостиницѣ нанята крытая карета для завтрашней поѣздки.
   При самомъ уходѣ мистриссъ Ормъ, лэди Мэзонъ сказала ей:
   -- Вы не позволите ему запретить вамъ?
   -- Онъ не хочетъ этого сдѣлать, -- отвѣчала мистриссъ Ормъ.-- Онъ далъ уже мнѣ позволеніе, и вы знаете, что онъ никогда ни отказывается отъ своего слова.
   Это было сказано относительно сэра Перегрина. Когда мистриссъ Ормъ въ первый разъ сказала ему о своемъ намѣреніи идти вмѣстѣ съ лэди Мэзонъ въ засѣданіе и сядѣть подлѣ нея въ теченіе всего процесса, онъ пришелъ въ большое смущеніе. Нѣсколько времени онъ очень не хотѣлъ согласиться на такой поступокъ. Онъ самъ хотѣлъ быть на этомъ мѣстѣ, которое желала теперь занять его дочь; но онъ полагалъ, что будетъ подлѣ невинной, обиженной леди, а не при совершительницѣ ночныхъ злодѣйствъ. Онъ былъ намѣренъ помогать безпорочной женщинѣ, которая была бы тогда его женою, а не такой, котораа цѣлые годы жила обманомъ и сдѣланнымъ ею преступленіемъ.
   -- Эдиѳь,-- сказалъ онъ,-- ты знаешь, что я не могу тебѣ противиться. Я полагаю впрочемъ, что въ настоящемъ случаѣ твои чувства заводятъ тебя слишкомъ далеко.
   -- Нѣтъ, батюшка,-- отвѣчала она, вовсе не показывая намѣренія уступить или быть отклоненною отъ своего рѣшенія какими бы то ни было его увѣщаніями.-- Не говорите этого; подумайте о ея страданіяхъ. Какъ она перенесетъ ихъ одна безъ посторонней помощи?
   -- Подумай о ея винѣ, Эдиѳь!
   -- Пусть объ этомъ думаютъ другіе. Вѣдь ея вина, батюшка, насъ не замараетъ. Развѣ мы не должны помнить о томъ, какую обиду она могла бы нанести намъ? Мы вѣдь ничего не знали бы ни о чемъ, еслибъ она сама не открыла намъ всего изъ уваженія къ намъ,-- только изъ уваженія къ намъ, батюшка.
   Теперь сэръ Перегринъ уступилъ. Послѣдній аргументъ заставилъ его согласиться на желаніе дочери. И дѣйствительно, еслибъ эта женщина не была столько же великодушна, сколько виновна, то ея позоръ упалъ бы и на самого сэра Перегрина. Всѣ обстоятельства этого дѣла приводили его почти въ совершенное отчаяніе и самою главною причиною этого было сознаніе, что онъ столь многимъ обязанъ леди Мэзонъ. Конечно, на общій взглядъ, ему была бы сдѣлана обида гораздо ужаснѣе, если бы онъ на ней женился; всѣ тогда сказали бы, что относительно его все кончено. Но я имѣю основанія полагать, что, по его собственному мнѣнію, онъ легче перенесъ бы послѣднюю обиду. Для него было легче перенести обиду, чѣмъ быть обязаннымъ тому, кого его внутреннее сознаніе запрещало признавать другомъ.
   Но онъ далъ согласіе, и въ Кливѣ было положено, что мистриссъ Ормъ будетъ сидѣть съ лэди Мэзонъ въ продолженіе процесса. Въ этомъ не было ничего удивительнаго ни для кого въ цѣломъ домѣ. Въ немъ знали только о прежней дружбѣ. Вопросъ о виновности леди Мэзонъ не былъ еще рѣшенъ ни для кого. Домашніе, какъ и всѣ прочіе, оставляли дѣло подъ сомнѣніемъ и никто не думалъ, что сэръ Перегринъ рли мистриссъ Ормъ въ чемъ нибудь подозрѣваютъ леди Мэзонъ. Весь Гэмвортъ и всѣ сосѣди были увѣрены, что эти два лица убѣждены въ ея невинности.
   -- Вы знаете, что онъ никогда не отступаетъ отъ своего слова,-- сказала мистриссъ Ормъ, поцѣловавъ лэди Мэзонъ, и отправилась домой. Съ тѣхъ поръ, какъ тайна была открыта въ библіотекѣ сэра Перегрина, она никогда не прощалась съ нею безъ поцѣлуя, ни разу не здоровалась безъ дружескаго пожатія руки. Не возможно выразить, какъ была пріятна для лэди Мэзонъ такая привязанность; можно почти сказать, что только эта привязанность поддерживала ея жизнь. Сама она говорила о ней мало и благодарила за нее не сильно, но тѣмъ не менѣе она вполнѣ понимала и цѣнила все, что для нея дѣлалось. Она стала даже была свободною въ обращеніи съ мистриссъ Ормъ, болѣе откровенна въ разговорахъ съ всю; словомъ, поставила себя болѣе на равную ногу съ своимъ другомъ, послѣ того, какъ у нихъ не стало секретовъ другъ для друга. Прежде лэди Мэзонъ чувствовала, и при случаѣ намекала на свое чувство, что ей трудно поставить себя совершенно за равную ногу съ мистриссъ Ормъ; теперь ничего этого не было. Теперь, сидя вмѣстѣ по цѣлымъ часамъ, онѣ говорили, спорили, жили какъ совершенно равныя одна другой. Но не смотря на это, еслибы лэди Мэзонъ могла доказать свою преданность какимъ либо огромнымъ пожертвованіемъ, она сдѣлала бы рѣшительно все для мистриссъ Ормъ.
   Теперь лэди Мэзонъ была одна и по всегдашнему обыкновенію оставалась въ своей комнатѣ до тѣхъ поръ, пока служанка не приходила сказать, что мистеръ Люцій въ столовой и ждетъ ее. Выше въ этомъ разсказѣ я старался описать какъ, эта женщина сидѣла одна съ глубокою печалью на сердцѣ и глубокою думою въ умѣ послѣ того, какъ въ первый разъ узнала объ ужасныхъ вещахъ, которыя случились съ нею. Лэди Мэзонъ опять сидитъ въ той же комнатѣ, въ этой прекрасной комнатѣ, выглядывающей на поросшемъ травою косогорѣ изъ-за зеленой живой изгороди, и въ тѣхъ же самыхъ креслахъ. Одну руку она опять держитъ раскрытою на ручкѣ креселъ и сидитъ облокотившись лицомъ за другую. Опять печаль въ ея сердцѣ и въ головѣ глубокая дума. Но выраженіе лица другое; измѣнилось также и душевное настроеніе, котораго зеркало -- лицо. На немъ менѣе красоты и прелести, менѣе нѣжности, но за то болѣе твердости, не смотря на все, перенесенное ею; болѣе силы противиться всему тому, что можетъ этотъ свѣтъ сдѣлать съ нею.
   Едва ли справедливо будетъ назвать ея поступки сколько нибудь лицемѣрными. Мы никого не называемъ лицемѣромъ за то, что его манеры и внѣшность, когда онъ одинъ, отличаются отъ тѣхъ, которыя онъ принимаетъ въ обществѣ; за то, что онъ небрежно накидываетъ на себя халатъ по утру и надѣваетъ черный фракъ вечеровъ. Лэди Мэзонъ при теперешнихъ обстоятельствахъ своей жизни старалась быть откровенною съ мистриссъ Ормъ во всѣхъ своихъ. поступкахъ, и все-таки мистриссъ Ормъ не разгадала ея характера. Теперь она сидѣла и думала, что принесетъ ей завтрашній день, думала о всемъ, что заставило ее перенести ненависть этого Дократа, она рѣшилась еще разъ съ холоднымъ лицомъ выдержать борьбу. Въ особенности ей было тяжело думать о томъ, что онъ, сынъ ея, для котораго она не жалѣла души своей и отказалась отъ всѣхъ надеждъ въ этомъ свѣтѣ, узнаетъ о виновности своей матери. Пусть другіе ему скажутъ объ этомъ и пусть онъ не видитъ ее, пока не остынутъ въ немъ чувства горести и стыда. Если послѣ суда она останется на свободѣ, то непремѣнно уйдетъ отсюда, и пустъ тогда ему разсказываютъ. Но можетъ случиться и лучше, то есть, для него лучше: можетъ быть, мать его не будетъ закономъ объявлена виновною. Это заслуживаетъ еще борьбы съ ея стороны. Свѣтъ былъ для нея очень жестокъ; при всякомъ случаѣ, онъ оскорблялъ ее до сердца, не оставлялъ ей никакой надежды, не давалъ ей ни капли холодной воды во время жажды. Но сынъ можетъ еще сдѣлать себѣ каррьеру въ свѣтѣ и, безъ сомнѣнія, лучше, если публичный приговоръ виновности его матери не будетъ препятствовать ему. Она потому рѣшалась еще разъ сразиться съ врагами своими, показать еще разъ этому засѣданію судей и всѣмъ, кто тамъ будетъ смотрѣть на нее, съ лицомъ, на которое виновность, по-видимому, еще не наложила своей гнусной, обезображивающей руки.
   Много удивительнаго можно было замѣтить въ этой женщинѣ. Когда она была съ тѣмъ, кто съ благосклонностью смотрѣлъ на нее, она могла быть чрезвычайно нѣжна и женственна, а наединѣ она была столько же сурова и непреклонна. И можно сказать, что о самой себѣ она жалѣла очень не много. Хотя она вполнѣ понимала всю глубину своего несчастія, однако не жаловалась на него. Въ самыхъ сокровенныхъ ея думахъ главное ея несчастіе состояло въ томъ, что онъ, сынъ ея, будетъ принужденъ сильно страдать за ея проступокъ. Иногда она хотѣла бы нажаловаться своей подругѣ, такой же матери, на то, что сынъ не достаточно нѣженъ съ нею; но даже и въ этомъ случаѣ на него она не жаловалась. Она сознавалась въ глубинѣ своей совѣсти, что не имѣетъ права ждать такой нѣжности. Она знала, что такъ, какъ теперь, лучше нежели какъ было бы тогда. Еслибъ онъ былъ съ нею съ утра до вечера, не переставая утѣшать ее, то была ли бы она въ состояніи не разсказать ему обо всемъ? Когда мы больны, тогда запрещеніе холоднаго питья можетъ быть намъ досадно, потому что оно было бы намъ пріятно,-- но кто-же въ полномъ разумѣ согласится проглотить такое питье, если оно опасно для его жизни? Вотъ какъ она думала о своемъ сынѣ и о томъ, какія слѣдствія могла бы имѣть его нѣжная любовь къ ней.
   Да, она рѣшилась еще разъ перенести все, какъ она перенесла во время прежняго процесса. Она была намѣрена старательно одѣться и пойти въ засѣданіе съ спокойнымъ лицемъ. По крайней мѣрѣ зрители не будутъ говорить: "и по лицу видно, что преступная женщина." Въ этомъ еще заключается выгодный шансъ въ битвѣ, хотя всѣ вѣроятности такъ страшно направлены противъ нея. Правда, что ей было почти не на что надѣяться, даже и тогда, когда бы рѣшеніе присяжныхъ было въ ея пользу, но на все это она смотрѣла какъ на вещь еще очень отдаленную. Она обѣщала, что Люцій узнаетъ все послѣ процесса; а если онъ все узнаетъ, то имущество, можетъ быть, будетъ возвращено законному своему владѣльцу; при всемъ томъ, она вполнѣ рѣшилась сдержать свое обѣщаніе. Но вѣдь до этого еще такъ долго! Если она успѣетъ преодолѣть первую опасность, если ловкостью своихъ адвокатовъ она будетъ избавлена отъ публичнаго обвиненія, то развѣ шансы борьбы и потомъ не могутъ какимъ нибудь образомъ повернуться въ ея сторону? Она сдѣлалась блѣдною отъ страданія и похудѣла отъ сильнаго безпокойства; для ней было ясно, что ее ничто не можетъ спасти кромѣ чуда,-- и она еще надѣялась на чудо.
   Но сколь тяжелъ былъ для нея этотъ трудъ, который приходилось ей вынести. Она рѣшилась одѣться и принять спокойное выраженіе лица во время процесса; но это одѣванье и принятіе спокойнаго вида наложатъ на нее такое количество труда, которое можетъ пересилить ея физическую твердость. Читатель, имѣли ли вы случай испытать когда либо какъ трудно вставать и выходить изъ дому для обычныхъ дневныхъ занятій когда вся внутренность ваша противится этому, когда день отдыха кажется вамъ стоящимъ цѣлаго года жизни? Еслибы она могла отдохнутъ теперь, то она дала бы за это много годовъ своей жизни, даже всю жизнь свою. Она страстно желала отдыха, такого отдыха, во время котораго могла бы отложить заботу объ ужасной необходимости бытъ всегда на сторожѣ. Она никогда не была свободна отъ этого неизбѣжнаго бремени съ тѣхъ поръ, какъ совершила свое преступленіе. Никогда послѣ того она не знала настоящаго отдыха. Она ни разу не могла заснуть, не чувствуя, что первою ея мыслью будетъ ужасъ, лишь только она вспомнитъ о своемъ положеніи. При всякомъ словѣ, при всякомъ хоть бы самомъ маловажномъ дѣйствіи, ей необходимо было спрашивать самую себя, на сколько это слово или дѣйствіе можетъ послужить къ тому; чтобъ она не была уличена въ преступленіи? Она старалась быть искреннею и честною, конечно, исключая одинъ тотъ проступокъ. Но этотъ одинъ проступокъ заразилъ своимъ ядомъ всю остальную ея жизнь. Искренность и честность,-- истинная, незапятнанная искренность и откровенная, безбоязненная честность для нея были невозможны. Прежде чѣмъ сдѣлаться искреннею и честною, ей надобно было пойти назадъ и очистить себя отъ яда своего преступленія. Такое очищеніе теперь совершается. Люди грѣшили также глубоко какъ и она, и потомъ опять дѣлались чистыми изъ прокаженныхъ, какими была вслѣдствіе своихъ преступленій. Но такой подвигъ очищенія не легокъ; воды Іордана, въ которыхъ надобно омыться, кипящія воды. Прохладные, сосѣдніе ключи веселыхъ долинъ жизни ни въ какомъ случаѣ не достаточны для такого очищенія.
   Съ тѣхъ поръ какъ она была дома на Орлійской Фермѣ, она очень аккуратно сходила внизъ къ завтраку и къ обѣду, чтобы всегда быть за однимъ столомъ съ сыномъ. Ни разу еще она не пропустила ни одного стола, хоти иногда ей было очень трудно высидѣть цѣлый обѣдъ. Теперь, въ этотъ послѣдній день передъ своимъ процессомъ, теперь она полагала, что можетъ избавить себя отъ необходимости, сходить къ обѣду. "Скажите мистеру Люцію", отвѣчала она служанкѣ, пришедшей звать ее внизъ, "что мнѣ очень пріятно было бы, еслибъ онъ сѣлъ обѣдать безъ меня. Скажите ему, что я здорова, но лучше хотѣла бы не сходить внизъ къ обѣду." Но прежде, чѣмъ служанка дошла до лѣстницы, лэди Мэзонъ перемѣнила намѣреніе. Для чего это она хочетъ теперь такого снисхожденія? Что за причина этого? И такъ она вскочила съ креселъ и, выйдя изъ комнаты, остановила посланницу прежде, чѣмъ та исполнила ея порученіе. Она хотѣла претерпѣть до конца.
   Она просидѣла цѣлый обѣдъ и отвѣчала обыкновеннымъ своимъ голосомъ на обычные вопросы, сдѣланные ей Люціемъ; потомъ, по обыкновенію, поцѣловала его въ лобъ, когда выходила изъ комнаты. Надобно замѣтить, что эта два лица были еще мать и сынъ; между ними не произошло никакой ссоры. Теперь, когда она пошла на верхъ, и онъ пошелъ за нею въ залу. Обыкновенно онъ оставался внизу; потомъ, он снова сходились вмѣстѣ вечеромъ; впрочемъ, рѣдко и даже, можно сказать, никогда не вступали ни въ какой дружескій разговоръ. Но теперь онъ пошелъ за ней и, войдя въ комнату вмѣстѣ съ нею, заперъ двери; потомъ сѣлъ на диванъ подлѣ ея стула.
   -- Маменька,-- сказалъ онъ, трогая свою рукою плечо ея,-- мы живемъ другъ съ другомъ не такъ какъ бы слѣдовало.
   Она вздрогнула, не отъ того, что онъ тронулъ ее рукою, а отъ словъ его. Они жили другъ съ другомъ не такъ, какъ бы слѣдовало.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала она.-- Я, впрочемъ, увѣрена, Люцій, что въ сердцѣ у тебя никогда не было обо мнѣ худаго мнѣнія.
   -- Никогда, маменька! Какъ же могу я имѣть такое мнѣніе относительно моей собственной матери, которая всегда была такъ добра ко мнѣ? Но въ послѣдніе три мѣсяца мы были другъ для друга почти какъ чужіе.
   -- Но мы любили другъ друга, совершенно какъ и прежде,-- отвѣчала она.
   -- Любовь должна производить тѣсную взаимную интимность и въ особенности тѣсное довѣріе во время грусти. А этого между нами не было.
   Что могла она сказать ему въ отвѣтъ? Она готова была обѣщать, что такая любовь снова будетъ между ними, когда кончится процессъ. Но эти слова замерли у ней на языкѣ. Она не смѣла дать ему такое ложное обѣщаніе.
   -- Милый Люцій,-- сказала она,-- если я виновата въ этомъ, то и пострадала за это.
   -- Я не говорю, что вы виноваты; не скажу также, что и я виноватъ. Если я сказалъ намъ грубость, то простите меня.
   -- Нѣтъ, нѣтъ Люцій; ты не сказалъ никакой грубости. Я поняла, что ты хотѣлъ сказать.
   -- Маѣ не пріятно было, что вы, кажется, не полагаетесь на меня. Но довольно объ этомъ. Я желаю, маменька, чтобы завтра, когда вы войдете въ судилище, между нами не было никакихъ непріятныхъ чувствъ.
   -- Ихъ нѣтъ; они не должны быть.
   -- Никто не можетъ чувствовать сильнѣе меня, и даже такъ сильно какъ я, всю жестокость, которую заставляютъ васъ переносить. Видъ вашей печали дѣлаетъ меня жалкимъ.
   -- Ахъ, Люцій!...
   -- Я знаю, какъ вы чисты и невинны.
   -- Нѣтъ, Люцій, нѣтъ.
   -- А я говорю да; и зная это, я до сердца огорченъ тѣмъ, что они намѣрены доказывать вашу невинность судейскими крючками и уловками, вамъ будто стараясь о томъ, чтобъ какъ нибудь оправдать преступника.
   -- Люцій!-- И она сложила за груди руки, умоляя о снисхожденія и не имѣя возможности объяснить ему, какъ страшно жестоки для нея были его слова.
   -- Постойте, маменька. Мнѣ противны такіе люди, какъ мистеръ Чаффенбрассъ и его товарищи. Я не желаю его услугъ и не думаю, что онѣ вамъ необходимы.
   -- А мистеръ Фёрниваль, Люцій?
   -- Да, и мистеръ Фёрниваль! Вѣдь онъ и надѣлалъ все это. Я отъ всего сердца желалъ бы, чтобъ вы никогда не были знакомы съ мистеромъ Фёрнивалемъ, то-есть не знали его какъ адвоката,-- прибавилъ онъ, вспомнивъ о собственной своей пламенной любви къ дочери этого адвоката.
   -- Не упрекай меня, Люцій. Подожди пока все кончится.
   -- Васъ упрекать? Нѣтъ. Я пришелъ къ вамъ теперь съ тѣмъ, чтобъ мы были друзьями. Когда дѣло зашло такъ далеко, то придется перенести такой способъ защиты. Я больше не буду говорить объ этомъ. Но, маменька, я пойду съ вами завтра въ засѣданіе. Я, безъ сомнѣнія, могу дать вамъ такую опору; пусть увидятъ, что между нами нѣтъ ссоры.
   Но лэди Мэзонъ не желала этого. Она хотѣла бы, чтобъ онъ находился за тысячу верстъ отъ мѣста засѣданія, еслибъ было возможно.
   -- Со мною будетъ мистриссъ Ормъ,-- сказала она.
   Снова лицо его приняло мрачное выраженіе, какое часто оно принимало въ послѣднее время.
   -- А развѣ присутствіе мистриссъ Ормъ сдѣлаетъ лишними услуги вашего собственнаго сына?
   -- О, нѣтъ; безъ сомнѣнія, нѣтъ. Я не думала этого, Люцій.
   -- Развѣ вамъ непріятно, что и буду подлѣ васъ?-- спросилъ онъ. Сказавъ это, онъ всталъ и, ставъ прямо передъ матерью, взялъ ее за руку.
   Она взглянула ему въ лицо и слезы потекли изъ глазъ ея; вставъ со стула, она бросилась къ нему на грудь и сжала его въ своихъ объятіяхъ.-- Сынъ мой, сынъ мой!-- воскликнула она.-- Ахъ, еслибъ ты могъ быть подлѣ меня и далеко, далеко отсюда!-- Она не была намѣрена поступать такъ, какъ теперь поступала, но искушеніе было для нея слишкомъ сильно. Когда лэди Мэзонъ видѣла мистриссъ Ормъ и Перегрина вмѣстѣ, когда слышала какъ мать притворно жаловалась шутливымъ тономъ на нападенія, которыя дѣлаетъ на нее ея сынъ, она завидовала мистриссъ Ормъ въ этой радости. "Ахъ, еслибъ и мнѣ можно было быть въ такомъ же положеніи!" постоянно она думала. Теперь, наконецъ, въ этотъ послѣдній, какъ могло случиться, вечеръ ея пребыванія дома, онъ пришелъ къ ней съ нѣжными словами и она не могла, преодолеть своего увлеченія.
   -- Люцій,-- восклицала она:-- милый мной Люцій, родной мой!-- И слезы обильно текли изъ ея глазъ на его грудь.
   -- Маменька!-- сказалъ онъ: -- это будетъ такъ. Я буду тамъ вмѣстѣ въ вами.
   Но теперь она думала о болѣе важной вещи; о гораздо болѣе важной. Могла ли она теперь разсказывать ему? Держа его въ объятіяхъ, прижимая свое лицо къ его груди, она сильно старалась произнести роковое слово. Въ самой срединѣ борьбы, когда еще оставалось въ ней что-то въ родѣ надежды на возможность сдѣлать это, она подняла голову и посмотрѣла ему въ лицо. Оно не было такое красивое на взглядъ какъ лицо Перегрина Орма; черты его были суровы и, можетъ быть, слишкомъ мужественны для возраста Люція. Но она была его мать и лицо его было ей очень мило. Она взглянула Люцію въ лицо и, поднявъ руку, потрепала его по щекѣ. Потомъ дала ему нѣсколько горячитъ, звонкихъ поцѣлуевъ, прижалась къ нему, не выпуская его изъ своихъ объятій и долго удерживаемыя рыданія раздались, наконецъ, теперь съ такою силою, что испугали Люція. Потомъ опять она взглянула ему въ лицо долгимъ, страстнымъ взглядомъ; послѣ этого упала на диванъ и закрыла лицо руками. Она сдѣлала усиліе, но безъ пользы. Она не могла сама разсказать сыну свою повѣсть.
   -- Маменька,-- говорилъ онъ: -- что съ вами? Я не могу понять такого сильнаго огорченія.-- Но теперь она вовсе не въ силахъ была отвѣчать. Потоки слезъ, наконецъ, открылись и она не могла удержать рыданій, тѣснившихъ ея грудь. Наконецъ она оказала:
   -- Ты не знаешь еще, какъ можетъ быть слаба женщина.
   Но въ самомъ-то дѣлѣ онъ не имѣлъ никакого понятія о твердости этой женщины. Онъ сѣлъ подлѣ нея; иногда бралъ ее за руку, когда она давала ему ее, и старался, какъ только могъ, успокоить ее. Мы можемъ сказать, что ни о какомъ утѣшеніи не могло быть и рѣчи; наконецъ, мало-по-малу, она сдѣлалась спокойною.-- Пусть завтра все будетъ такъ, какъ тебѣ угодно. Ты не будешь противиться тому, чтобъ и она также была со мною?
   Онъ хотѣлъ бы противиться, но не имѣлъ духу сказать объ этомъ. Онъ гораздо лучше желалъ бы одинъ быть подлѣ нея, какъ единственный си другъ, но чувствовалъ, что не можетъ отказать ей въ утѣшеніи, которое можетъ ей доставить помощь и участіе женщины.-- О, нѣтъ!-- сказалъ онъ,-- если вы желаете этого.-- Онъ не могъ объяснить даже самому себѣ причину своей неохоты получать какую либо помощь отъ семейства Ормовъ; но такое чувство непреодолимо господствовало в его сердцѣ.
   -- И когда все кончится, маменька, мы уѣдемъ отсюда, сказалъ онъ.-- Если вы желаете жить гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ, то я продамъ имѣніе. Можетъ быть, такъ будетъ лучше всего сдѣлать послѣ того, что случилось. Мы на нѣсколько времени уѣдемъ за границу.
   Она не имѣла силы отвѣчать на его слова ничѣмъ другимъ, кромѣ пожатія руки. Ахъ, еслибъ ему разсказали, еслибъ она позволила мистриссъ Ормъ сдѣлать для нея эту услугу, то какъ бы ей были теперь легче! Продать имѣніе! Горе мнѣ! Не страшно ли звучали для нея эти слова; не имѣли ли они для нея ужаснаго смысла?
   -- Да, это такъ будетъ,-- сказала она, оставляя въ сторонѣ послѣднее его предложеніе.-- Мы отправимся завтра вмѣстѣ. Мистеръ Арамъ сказалъ, что онъ сядетъ подлѣ меня, но онъ ни можетъ имѣть претензіи на то, что ты будешь тамъ между нимъ и мною.-- Имя мистера Арама было ненавистно Люцію Мэзону. Близкое его присутствіе было ему противно. Но онъ понималъ, что ничего нельзя сказать противъ такого распоряженія; присутствіе мастера Арама стало теперь необходимо. Онъ со всѣми своими крючками былъ приглашенъ и теперь приходилось перенести процессъ, слѣдуя вполнѣ тактикѣ Арама.
   Послѣ этого Люцій оставилъ свою мать, въ темную ночь вышелъ изъ дому и ходилъ взадъ и впередъ по дорогѣ между своимъ домомъ и границею сосѣдняго владѣнія. Онъ старался объяснить себѣ, почему его мать отчаивалась. Безъ сомнѣнія, "она опасается за исходъ процесса", думалъ онъ. Но самъ онъ вовсе не имѣлъ никакого подобнаго опасенія. Что касается до подозрѣнія ея виновности, то даже мысль о такомъ подозрѣніи ни на минуту не возмутила его душевнаго спокойствія.
   

ГЛАВА X.
Первая поѣздка въ Альстонъ.

   Въ это время главнымъ королевскимъ адвокатомъ (general sollisitor) былъ сэръ Ричардъ Литергемъ; ему было поручено главное веденіе этого дѣла. Всякій, кто только заботился о томъ, что дѣлается въ свѣтѣ, зналъ очень хорошо, что процессъ, о которомъ идетъ, рѣчь, былъ заново начать мистеромъ Мэзономъ Гроби въ надеждѣ получить обратно имѣніе, отнятое у него по волѣ отца. О всемъ дѣлѣ столько уже разсуждали, что настоящее его положеніе было извѣстно публикѣ. Если при прежнемъ процессѣ лэди Мэзонъ дала ложную присягу, то не могло быть сомнѣнія въ томъ, что эта воля, или лучше -- завѣщаніе, въ которомъ она находилась, было ложнымъ документомъ,-- а въ такомъ случаѣ имѣніе должно возвратиться къ мистеру Мэзону, послѣ разныхъ упражненій въ юриспруденціи по этому предмету, которыя адвокаты найдутъ необходимыми и полезными. Что же касается до публики и до самой фамиліи Мэзоновъ, то всѣ очень хорошо знали, что настоящій процессъ былъ новою попыткою со стороны фамиліи Гроби возвратить себѣ владѣніе Орлійскою фермою. Но теперь вопросъ сталъ гораздо интереснѣе, чѣмъ во время прежняго процесса, по причинѣ присоединившагося сюда новаго обстоятельства -- виновности лэди Мэзонъ. Еслибы дѣло кончилось не въ ея пользу при прежнемъ процессѣ, то ея сынъ потерялъ бы свое состояніе и этимъ все бы кончилось. Но теперь результатъ выходилъ не совершенно такой же. Надобно было предполагать, что онъ будетъ болѣе трагиченъ, по этому его и ожидали съ большимъ интересомъ.
   Альстонъ очень недалеко отъ Лондона; по этому сэръ Ричардъ, мистеръ Фёрниваль, мистеръ Чаффенбрассъ и другіе могли по желѣзной дорогѣ пріѣзжать оттуда въ Альстонъ и въ тотъ же день опять уѣзжать. Ори обыкновенныхъ ассизахъ такое обстоятельство было весьма непріятно для содержателей гостинницъ и наемныхъ квартирѣ въ Альстонѣ. Но въ настоящемъ случаѣ, не смотря на возможность въ тотъ-же день уѣзжать обратно въ Лондонъ, въ Альстонѣ ни одна квартира не была пустою. Адвокаты полагали не безопаснымъ ѣздить такимъ образомъ туда и обратно каждый день; свидѣтели тоже. Мистеръ Арамъ оставался въ Альстонѣ; мистеръ Матъ Роундъ также. Особенныя распоряженія были сдѣланы для Джона Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ; мистеръ Мэзонъ Гроби также имѣлъ въ Альстонѣ собственную квартиру.
   Мистеръ Мэзонъ Гроби говорилъ адвокатамъ Бедфорда Роу, что, можетъ быть, онъ будетъ при процессѣ нуженъ какъ свидѣтель; они были противнаго мнѣнія.-- Мы васъ не призовемъ, сказалъ мистеръ Роундъ, и я полагаю, что противная сторона также не сдѣлаетъ этого. Она не можетъ сдѣлать этого, если не захочетъ доставитъ намъ услугу. Но не смотря на то, мистеръ Мэзонъ рѣшился быть въ Альстонѣ. Если правда, что женщина эта ограбила его, если будетъ доказано, что она дѣйствительно составила подложное завѣщаніе и посредствомъ столь низкаго преступленія на цѣлые годы отняла у него его собственность, то не долженъ ли онъ быть тамъ, чтобъ убѣдиться въ этомъ? Не долженъ ли онъ быть свидѣтелемъ ея обвиненія? Не долженъ ли онъ первый узнать о немъ и насладиться своимъ, хотя и позднимъ торжествомъ. Жалость! жалость къ ней! Когда ему говорили такое слово, ему казалось. что говорившій дѣлался въ нѣкоторой степени участникомъ ея виновности. Жалость! Да такая же жалость, какую могъ чувствовать англичанинъ, поймавшій Непусагиба, къ своей жертвѣ. Со времени начатія этого дѣла онъ уже разъ двадцать жаловался на глупость тѣхъ, кто измѣнилъ старые законы. Эта глупость, по всей вѣроятности, лишила его собственности на двадцать лѣтъ и теперь уменьшала его мщеніе на половину. Впрочемъ, онъ никогда не говорилъ даже самому себѣ о мщеніи. "Месть мое дѣло", сказалъ Вседержитель. Мистеръ Мэзонъ, какъ и всякій другой, былъ вполнѣ способенъ приводить тексты сообразно съ своимъ желаніемъ. Его темою была справедливость, оскорбленная справедливость. Кого онъ когда либо ограбилъ? Кому не заплатилъ всего, что былъ долженъ? "Все это я совершалъ съ самой своей юности". Таковы были его мысли о самомъ себѣ, и возможно ли, чтобъ, имѣя такія мысли, онъ добровольно согласился не быть въ Альстонѣ во время процесса?
   -- Я, право, не поѣхалъ бы туда,-- сказалъ ему Матъ Роундъ,-- еслибъ былъ на вашемъ мѣстѣ.
   -- Я хочу быть тамъ,-- возразилъ онъ; и взглядъ его былъ темень какъ туча. И вправду -- не было ли сколько нибудь истины въ подозрѣніяхъ Дократа, что его собственный адвокатъ съ намѣреніемъ предалъ его въ тотъ разъ и теперь также заботится о томъ, чтобъ снова измѣнить ему. "Я хочу быть тамъ", сказалъ онъ,-- и Дократъ нанялъ для него квартиру. Все это время онъ часто по долгу оставался съ мистеромъ Дократомъ и почти жалѣлъ, что не послѣдовалъ совѣтамъ этого джентельмена въ началѣ процесса и не отдалъ въ его руки веденія всего дѣла.
   И такъ Альстонъ былъ полонъ движенія по утру въ день суда; передъ дверьми дома, въ которомъ должно было происходить засѣданіе, стояла толпа народа задолго прежде, чѣмъ онѣ были открыты. Лица, лично заинтересованныя въ дѣлѣ, присутствіе которыхъ во время засѣданія было необходимо, или которыя имѣли законную связь съ производившимся дѣломъ, конечно не были принуждены доставать мѣста такимъ непріятнымъ способомъ. Напримѣръ, мистеръ Дократъ не ждалъ у дверей; другъ его мистеръ Мэзонъ также не ждалъ. Мистеръ Дократъ въ потъ день былъ важнымъ человѣкомъ и могъ приказать сторожамъ и другимъ служителямъ въ домѣ сдѣлать дорогу черезъ толпу. Но для всѣхъ прочихъ, мужчинъ и женщинъ, не имѣвшихъ счастія быть адвокатами, свидѣтелями, присяжными, или высокими шерифами, не было другаго средства слышать и видѣть происшествія этого дѣятельнаго дня, кромѣ того, которое можно было получить посредствомъ почти безпредѣльнаго терпѣнія.
   Много спорили о томъ, что лучше всего сдѣлать для удобствъ лэди Мэзонъ во время засѣданія; не тотчасъ согласилась и относительно того, кто долженъ дать окончательное рѣшеніе. Мистеръ Арамъ не разъ приходилъ къ мистриссъ Ормъ и говорилъ наконецъ, что надобно же остановиться на чемъ нибудь. Кончилось тѣмъ, что всѣмъ распорядился онъ самъ съ помощію мистриссъ Ормъ. Что сказалъ бы сэръ Перегринъ еслибъ зналъ, что они оба совѣтовались обо всемъ, касавшемся этого дѣла.
   -- Она можетъ поѣхать отсюда въ каретѣ, въ наемной каретѣ,-- сказала мистриссъ Ормъ.
   -- Конечно, конечно въ наемной каретѣ; да, а вечеромъ, сударыня?
   -- По окончаніи процесса?-- спросила мистриссъ Ормъ, не понимая вполнѣ, что онъ хотѣлъ сказать.
   -- Едва ли можно надѣяться, что онъ кончится въ одинъ день, сударыня. Она все будетъ на порукахъ, и можетъ возвращаться домой. Я позабочусь, чтобъ ее не тревожили, когда она будетъ оставлять городъ.
   -- Кто же будетъ тревожить?-- спросила мистриссъ Ормъ.
   -- Я думаю, народъ.
   -- Развѣ будетъ что нибудь такое?-- спросила она, поблѣднѣвъ отъ этой мысли.-- Вы знаете, что и я буду съ нею.
   -- Въ продолженіи всего процесса, сударыня?
   -- Да, въ продолженіи всего процесса.
   -- Конечно, будутъ тѣсниться, чтобъ увидѣть; во, мистриссъ Ормъ, мы позаботимся, чтобъ васъ не тревожили. Да, ей лучше воротиться назадъ домой въ первый день. Издержки не будутъ слишкомъ велики; я думаю, нѣтъ?
   -- О, нѣтъ,-- сказала мистриссъ Ормъ.-- Вы знаете, что я должна вернуться домой. Много дней продолжится дѣло, мистеръ Арамъ?
   -- Да, можетъ быть, два; можетъ быть, три. Пожалуй, затянется и на цѣлую недѣлю. Но вы, мистриссъ Ормъ, безъ сомнѣнія, знаете....
   -- Что знаю?-- спросила она.
   -- По окончаніи процесса, если... если онъ кончится не въ нашу пользу, вы должны воротиться одни.
   Такъ устроили все дѣло, и мистеръ Арамъ самъ лично приказалъ въ гостинницѣ приготовить карету. Правда, что имъ можно было бы воспользоваться каретою сэра Перегрина и даже самой мистриссъ Ормъ. Но мистриссъ Ормъ чувствовала, что въ настоящемъ случаѣ, экипажу съ гербомъ фамиліи Кливовъ неприлично показываться въ улицахъ Гэмворта. Ее, конечно, непремѣнно узнаютъ во время засѣданія, но она рѣшилась сдѣлать съ своей стороны все возможное, чтобъ ея присутствіе тамъ было менѣе замѣтно.
   Когда наступило утро этого ужаснаго дня, мистрисъ Ормъ рано сошла внизъ изъ своей комнаты; ей надобно было пить чай двумя часами ранѣе обыкновеннаго. Она ничего не сказала о своемъ распоряженіи сэру Перегрину, надѣясь, что можно будетъ уѣхать поутру, не видясь съ нимъ. Она велѣла своему сыну придти во время завтрака; но какъ только пришла въ комнату, гдѣ онъ былъ приготовленъ, то увидѣла, что съ ея сыномъ былъ и его дѣдушка. Она сѣла и молча взяла чашку саю; всѣ чувствовали, что въ это утро имъ много говорить не приходится.
   -- Эдиѳь, моя милая!-- сказалъ баронетъ.-- Ты бы покупала чего-нибудь. Вспомни, что впереди еще цѣлый день.
   -- Хорошо, папенька, я возьму чего-нибудь,-- отвѣтила она и поднесла къ губамъ кусокъ хлѣба.
   -- Тебѣ надобно взять чего-нибудь съ собою,-- сказалъ баронетъ.
   -- Иначе ты очень ослабѣешь во время засѣданія. Подумай, сколько часовъ тебѣ придется быть тамъ.
   -- Я позабочусь объ этомъ,-- сказалъ молодой Перегринъ рѣшительнымъ тономъ, который былъ для него вовсе необыкновененъ.
   -- Развѣ ты будешь тамъ, Перри?-- спросила у него мать.
   -- Конечно, буду. Я позабочусь, чтобъ у васъ не было ни въ чемъ недостатка. Вы увидите, что я буду не далеко отъ васъ.
   -- Но какъ же ты попадешь туда, другъ мой? спросилъ у него дѣдушка.
   -- Не безпокойтесь объ этомъ. Я уже говорилъ съ шерифомъ. Какъ знать, что можетъ случиться; если съ вами случится что нибудь, будьте увѣрены, что я буду близко отъ васъ.
   Мистриссъ Ормъ сдѣлала новую безполезную попытку съѣсть что нибудь; чашка чаю была выпита и этимъ кончился завтракъ.-- Карета пріѣхала, Перри?-- спросила она.
   -- Да, она дожидается у подъѣзда.
   -- Прощайте, папенька! мнѣ очень жаль, что я васъ разстроила.
   -- Прощай, Эдиѳъ! пусть Богъ благословитъ тебя и подастъ саду перенести это, Эдиѳь .
   -- Что?-- Она поднесла руку къ уху и отецъ прошепталъ ей.
   -- Скажи ей отъ меня доброе слово.... доброе слово. Скажи ей, что я простилъ ее; но, впрочемъ, прибавь, что человѣческое прощеніе для нее не принесетъ пользы.
   -- Хорошо, папенька, я скажу ей.
   -- Научи ее, у кого просить прощенія. Но все-таки скажи, что я простилъ ее.
   Послѣ этихъ словъ онъ повелъ дочь свою въ карету. Молодой Перегринъ стоялъ въ сторонѣ и смотрѣлъ, какъ они шепталась. Когда онъ шелъ за нами къ каретѣ, тогда и въ его мысли стало вкрадываться подозрѣніе настоящаго положенія дѣла. Если леди Мэзонъ была невинна, то, безъ сомнѣнія, не было бы нужды въ такой торжественной печали. Сэръ Перегринъ былъ не таковъ, чтобъ невѣрить, что присяжные его графства могутъ найти ее виновною, если она считается невинною. Какая же причина такой внезапной перемѣны, этого разрыва предполагавшейся свадьбы? Даже Перегринъ, сходя съ лѣстницы за своею матерью, началъ подозрѣвать истину. Можно сказать, что онъ сдѣлалъ это послѣдній въ цѣломъ домѣ. Всю послѣднюю недѣлю каждая служанка въ Кливѣ говорила потихоньку другой служанкѣ, что леди Мэзонъ составила подложное завѣщаніе.
   -- Я буду недалеко отъ васъ, маменька; помните это,-- сказалъ Перегринъ, подавая ей руку въ карету.-- Въ половинѣ дѣла судья и прочіе прервутъ засѣданіе, чтобъ выпить стаканъ вина. Я буду подлѣ дома и приготовлю вамъ обѣимъ что нибудь.
   Бѣдная мистриссъ Ормъ пожала руку своему сыну и была очень утѣшена его словами. Не то, чтобъ она чего нибудь боялась, но вѣдь они отправлялась въ такое мѣсто, которое для нея было совершенно незнакомо; шла туда, гдѣ глаза многихъ будутъ устремлены на нее, гдѣ взоры всѣхъ будутъ устремлены на ея подругу, съ которою она намѣрена быть вмѣстѣ. Когда карета поѣхала, мистриссъ Ормъ совершенно упала духомъ. Она будетъ одна только до тѣхъ поръ, пока не доѣдетъ до Орлійской Фермы; тамъ она посадитъ въ карету не только леди Мэзонъ, но и мистера Арама. Каково-то имъ будетъ въ такой маленькой каретѣ, когда мистеръ Арамъ будетъ сидѣть напротивъ ихъ? Мистриссъ Ормъ вовсе не раскаявалась въ сострадательномъ поступкѣ, который теперь дѣлала, не начинала чувствовать, что взятый ею на себя трудъ не очеань легокъ. Что касается до присутствія мистера Арама въ каретѣ, то она не слишкомъ о немъ безпокоилась. Она очень хорошо понимала, когда его присутствіе желательно и когда оно не желательно.
   Подъѣхавъ къ крыльцу дома Орлійской Фермы, она нашла тамъ мистера Арама, который уже ждалъ ее.
   -- Мнѣ очень непріятно сказать вамъ,-- говорилъ онъ снимая шляпу, что сынъ деди Мэзонъ будетъ вмѣстѣ съ нами.
   -- Она не говорила мнѣ объ этомъ,-- отвѣчала мистриссъ Ормъ, не понимая, что здѣсь было для него непріятно.
   -- Они устроили такъ уже ночью, и очень жаль, что такъ сдѣлали. Я не могу теперь объяснять ей, но можетъ быть....
   -- Почему же жаль, мистеръ Арамъ?
   -- Тамъ будутъ говориться вещи, которыя... которыя... которыя привели бы меня въ бѣшенство, еслибъ были сказаны о моей матери.
   Вслѣдъ за этими словами высокородная леди и адвокатъ изъ Old Bailey Law симпатически взглянули другъ за друга.
   -- Да, да; -- сказала мистриссъ Ормъ.-- Это будетъ ужасно!
   -- А если она найдутъ ее виновной... Это, вы знаете, можетъ случаться. Каково же будетъ ему сидѣть тамъ и слышать заключеніе судьи, и потомъ рѣшеніе присяжныхъ и приговоръ? Если онъ тамъ будетъ, то не можетъ не слышать всего. Я увѣряю васъ, мистриссъ Ормъ, что ему вовсе не слѣдовало бы тамъ быть.
   Но что она могла сдѣлать? Еслибъ ей можно было остаться хоть на часъ наединѣ съ леди Мэзонъ, то она объяснила бы ей все, или если не все, то многое. А теперь, когда нельзя было терять ни минуты, какъ ей было заставить лэди Мэзонъ понять это?
   -- Но вѣдь не все же произойдетъ сегодня; вѣдь не все, мистеръ Арамъ?
   -- Не все; заключенія присяжныхъ сегодня не будетъ. Но ему не слѣдовало бы быть тамъ даже и сегодня. Ему надобно было бы совсѣмъ уѣхать отсюда; если же онъ остается здѣсь, то не долженъ и показываться изъ дому.
   Но всѣ эти слова теперь были сказаны слишкомъ поздно: они еще не кончили разговора, какъ леди Мэзонъ показалась уже на крыльцѣ, опираясь на руку своего сына. Она была одѣта въ черное съ головы до ногъ; лицо было закрыто густымъ чернымъ вуалемъ. Мистеръ Арамъ не сказалъ болѣе, ни слова послѣ того, какъ она ступила на лѣстницу, которая вела изъ двора передней къ каретѣ; онъ поворотился спиною съ мистриссъ Ормъ и держалъ рукою настежь отворенныя дверцы кареты. Люцій молча поклонился мистриссъ Ормъ и сталъ помогать матери сѣсть въ карету; вслѣдъ за матерью и онъ вошелъ туда и молча сѣлъ напротивъ дамъ. Мистеръ Арамъ, заботливо обдумавшій программу своихъ дѣйствій для такого случая, захлопнулъ за нимъ дверцы, взошелъ на козлы и помѣстился подлѣ кучера.
   Мистриссъ Ормъ протянула руку леди Мэзонъ; та взяла ее и все держала даже послѣ того, какъ усѣлась на мѣсто. Наконецъ поѣхали и первую милю не говорили ни слова другъ съ другомъ. Мистриссъ Ормъ очень желала говорятъ, хоть бы для того только, чтобъ прервать ужасное молчаніе ихъ встрѣчи, но не могла придумать ничего, что бы можно было, при такихъ обстоятельствахъ, сказать Люцію или даже въ его присутствіи. Еслибъ она была одна съ лэди Мэзонъ, то, конечно, нашла бы довольно предметовъ для разговора съ нею. Порученіе сэра Перегрина было для нея настоящимъ бременемъ; она очень желала скорѣе высказать его, но это было невозможно, пока Люцій Мэзонъ сидѣлъ подлѣ нихъ.
   Леди Мэзонъ первая начала говоритъ.-- "Вчера я не знала, что Люцій поѣдетъ съ нами,-- сказала она;-- иначе я бы вамъ сказала объ этомъ.
   -- Я полагаю, что это васъ не обезпокоитъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ мистриссъ Ормъ.
   -- О, нѣтъ, нисколько.
   -- Я не могъ допустить, чтобъ при такомъ обстоятельствѣ маменька поѣхала безъ меня. Но я очень благодаренъ вамъ, мистриссъ Ормъ, за то, что вы также поѣхали.
   -- Я полагала, что для вашей матери будетъ удобнѣе, если съ нею будетъ какое нибудь дама,-- сказала мистриссъ Ормъ.
   -- Да, конечно, такъ лучше, гораздо лучше.-- И послѣ того никто изъ нихъ не сказалъ ни слова до тѣхъ поръ, пока карета не подъѣхала къ дому засѣданія. Надобно налагать, что мистеру Араму поѣздка была менѣе тягостна, чѣмъ прочимъ: онъ развлекалъ себя на козлахъ сигарою.
   Когда подъѣхали, предъ домомъ засѣданія была еще большая толпа, хотя двери уже были открыты и засѣданіе уже началось. Было положено, что процессъ леди Мэзонъ -- главный процессъ настоящихъ ассизовъ -- будетъ въ этотъ день первымъ; большая часть уголовныхъ дѣлъ была рѣшена въ предшествующіе ассизы. Мистеръ Арамъ обѣщалъ, что его кліэнты явятся въ засѣданіе ровно въ десять часовъ. Ровно въ десять карета подъѣхала къ крыльцу и мистеръ Арамъ, соскочивъ съ своего мѣста, приказалъ случившимся тутъ полицменамъ и шерифскимъ служителямъ очистить для дамъ дорогу къ дверямъ и въ передней до залы засѣданія. Онъ не могъ распоряжаться болѣе непринужденно и получить болѣе скорое повиновеніе, хотя бы провелъ всю жизнь въ Альстонѣ и постоянно жилъ въ окрестностяхъ дома засѣданія.
   -- Теперь, я полагаю, намъ можно войти,-- сказалъ онъ, открывая дверцы кареты и собетвенными руками откидывая подножку.
   Сперва онъ ввелъ своихъ спутницъ въ большую комнату внутри зданія, а самъ поспѣшно отправился въ залу засѣданія. "Чрезъ полминуты я возвращусь назадъ", сказалъ онъ, и воротился чрезъ полдюжины полуминутъ. "Теперь все готово; о мѣстахъ намъ нечего безпокоиться. Если вамъ надобно что-либо снять, шали, или что либо подобное, то все здѣсь будетъ цѣло. Мистриссъ Гитамъ будетъ смотрѣть за всѣмъ". При этихъ словахъ пожилая женщина, провожавшая мистера Арама въ комнату, сдѣлала дамамъ книксенъ. Но имъ снимать была нечего и онѣ скоро приготовились къ выходу.
   Люцій сперва подалъ руку матери; она взяла и держала ее пока проходили чрезъ дверь въ переднюю комнату. Мистеръ Арамъ также съ нѣкоторою нерѣшительностію подалъ свою руку мистриссъ Ормъ; но она, не смотря на общую ихъ симпатію въ этомъ дѣлѣ, сочла за лучшее, но говоря ни слова, не взять ея. Въ передней же, когда вся толпа зрителей устремила на нихъ взоры и не столпилась около нихъ только потому, что была удерживаема полисменами и шерифскими слушателями,-- леди Мэзонъ опомнилась и вдругъ, оставивъ руку сына, взяла руку мистриссъ Ормъ. Мистеръ Арамъ шелъ впереди всѣхъ на свое мѣсто; за нимъ шли обѣ дамы. У той и у другой вуали были спущены, но у мистриссъ Ормъ вуаль не былъ гуще обыкновеннаго и она могла видѣть все, что происходило вокругъ нея. Такимъ образомъ шли онѣ, окруженныя съ двухъ сторонъ толпою зрителей; Люцій шелъ одинъ позади всѣхъ.
   Они скоро замяли свои мѣста, ибо толпа имъ не препятствовала. Судья сидѣлъ уже на скамьѣ (bench), не старый нашъ знакомый Стевлей, но его другъ и товарищъ баронъ Малтби. Судья Стевлей предсѣдательствовалъ въ другомъ засѣданіи. Містриссъ Ормъ и леди Мэзонъ тотчасъ сѣли на скамью съ небольшимъ столикомъ, очень похожую на узкую церковную лавку. Нѣсколько выше ихъ, на той же самой скамьѣ, сидѣли три адвоката, защищавшіе леди Мэзонъ. Ближе всѣхъ къ судьѣ, былъ мистеръ Фёрниваль; за нимъ слѣдовалъ Феликсъ Грэгамъ; ниже его мистеръ Чаффенбрассъ. Послѣдній, не смотря и свое старшинство, сѣлъ такъ для того, чтобъ быть въ состояніи легче пользоваться услугами мистера Арама. Люцій помѣстился подлѣ мистера Чаффенбрасса; между нимъ и мистриссъ Ормъ сидѣла его мать. На скамьѣ ниже ихъ, пряно противъ широкаго стола, находившагося посреди залы, сидѣлъ мистеръ Арамъ съ своимъ клеркомъ.
   Мистриссъ Ормъ была столь смущена, когда садилась, что едва смѣла осмотрѣться; безъ сомнѣнія, леди Мэзонъ страдала въ это время по крайней мѣрѣ столько же. Но всѣ, смотрѣвшіе на нее,-- а можно сказать, что въ залѣ не было никого, кто бы не глядѣлъ на нее,-- была очень удивлены, когда увидѣли, что она подняла вуаль тотчасъ послѣ того, какъ сѣла. Она подняла вуаль и не опускала его до тѣхъ поръ, пока не вышла изъ засѣданія и снова не вступила въ переднюю комнату. Лэди Мэзонъ много думала объ этомъ днѣ, даже о самыхъ незначительныхъ, могущихъ встрѣтиться, случайностяхъ, и опасалась, что понадобится удостовѣреніе въ ея личности. Никто не долженъ приказывать ей поднять вуаль и не надобно было позволять думать, что она боится встрѣтиться лицомъ къ лицу съ врагами своими. Такъ сидѣла она тамъ съ поднятымъ вуалемъ цѣлый день, выдерживая взгляды всѣхъ присутствующихъ.
   Она одѣлась съ большимъ стараніемъ. Можно сказать о большей части женщинъ, которымъ случается быть въ такомъ же положеніи, что онѣ въ день своего процесса или вовсе не будутъ заботиться о туалетѣ, или надѣнутъ одежды грусти, старательно сдѣланныя некрасивыми и плачевными; или, наконецъ, попытаются идти, вопреки общему мнѣнію, и явятся въ блестящихъ украшеніяхъ, приличныхъ болѣе счастливымъ днямъ. Но леди Мэзонъ не одѣлась ни по одному изъ этихъ способовъ. Никогда ея платье не было лучше сдѣлано, никогда лучше не сидѣло на ней; но вся ея одежда была черна, отъ шляпки до башмаковъ; такая одежда не показывала никакого желанія выказать презрѣнія къ общему мнѣнію или горесть. Сообразно съ одеждою, лэди Мэзонъ никогда не имѣла болѣе яснаго взгляда, чѣмъ теперь,-- и мистеръ Фёрниваль, встрѣтясь съ ней взорами въ то время, какъ она посмотрѣла въ сторону судьи, былъ пораженъ граціозностію ея внѣшняго вида. Лицо ея было очень блѣдно и нѣсколько сурово, но никто, смотря на нее, не могъ сказать, чтобъ это было лицо женщины преступной или пораженной печалью. Она совершенно владѣла собою, и когда посмотрѣла вокругъ себя не вызывающимъ взглядомъ, и едва поднявъ глаза скромные, но полные сознанія своего достоинства, тогда едва ли кто изъ зрителей смѣлъ подумать, что она виновата.
   Наконецъ взоры ея упали на лицо человѣка, котораго она не видѣла цѣлые годы,-- и глаза ихъ встрѣтилась. Это было лицо Джозефа Мэзона Гроби, сидѣвшаго противъ нея. При взглядѣ на него, она не измѣнила себѣ ни на минуту. Глаза ея не потеряли своей ясности, но мало по малу опускались, и когда поднялись снова, ея лице было обращено въ другую сторону.
   

ГЛАВА XI.
Феликсъ Грэгемъ возвращается въ Нониснби.

   "Если ты любишь его, то пусть онъ придетъ." Такимъ образомъ высказалъ судья дочери свое мнѣніе о томъ, какъ лучше всего поступить относительно Феликса Грэгама. Потомъ онъ объявилъ, что готовъ дать Феликсу Грэгаму позволеніе сказать все, что хочетъ, и наконецъ рѣшился пригласить Феликса Грэгама провести въ Нонинсби недѣлю ассизовъ. Въ умѣ судьи все это, конечно, имѣло результатомъ полную уступку своей дочери. Онъ теперь смотрѣлъ на это дѣло какъ на рѣшенное, на молодыхъ людей какъ на будущихъ супруговъ, и нерѣдко разсуждалъ самъ съ собою о матеріальной сторонѣ дѣла. Какъ доставать Грэгаму какой нибудь доходъ и что ему назначить, пока онъ не будетъ получать его. На долю Мэдлинъ была отложена особенная сумма, но она вовсе была недостаточна для поддержанія хозяйства женатаго адвоката въ Лондонѣ. Грэгамъ, безъ сомнѣнія, получалъ кое-что, но онъ доставалъ это болѣе перомъ, чѣмъ парикомъ адвоката, а судья былъ того мнѣнія, что перо придется бросить прежде, чѣмъ парикъ сдѣлается полезнымъ. Такія мысли приходили ему въ голову, когда онъ думалъ о будущей судьбѣ Мэдлинъ. Для него не много значили первыя двѣ или тря недѣли со всѣми въ событіями, а грядущіе годы, напротивъ, значили очень много.
   Въ это время, въ воскресенье послѣ полудня, Мэдлинъ могла размышлять обо всемъ случившемся еще большую часть мѣсяца прежде, чѣмъ Феликсъ снова появится на сценѣ. Но она не могла думать про себя молча. Отецъ желалъ, чтобъ она сказала матери обо всемъ, что произошло между ними, и она чувствовала, что передъ нею лежитъ еще большое затрудненіе. Она знала, что мать не хочетъ ея замужства съ Феликсомъ Грэгамомъ. Она знала, что мать желаетъ, чтобъ она вышла за Перегрина Орма. Вслѣдствіе этото, между ними происходило что-то въ родѣ несогласія, хотя едва ли когда мать и дочь имѣли одна къ другой болѣе полную довѣренность или сильнѣе любили другъ друга. Но все-таки она должна была говорить съ матерью объ этомъ, и боязнь на счетъ такого разговора тяготила ее, когда она сидѣла вечеромъ того дня въ гостиной и читала написанную Феликсомъ статью.
   Впрочемъ ей не о чемъ было безпокоиться. Отецъ, велѣвъ ей поговорить съ матерью объ этомъ предметѣ, вовсе не намѣренъ былъ наложить на нее трудъ убѣдить леди Стевлей склониться въ пользу Грэгама. Въ самомъ дѣлѣ, онъ взялъ на себя этотъ трудъ, такъ что Мэдлинъ нечего было тревожиться.
   -- Ну, моя милая,-- сказалъ онъ женѣ въ то же воскресенье вечеромъ,-- я съ Мэдлинъ покончилъ обо всемъ сегодня передъ обѣдомъ.
   -- Вы разумѣете дѣло мистера Грэгама?
   -- Да, о мистерѣ Грэгамѣ. Я обѣщалъ, что онъ будетъ здѣсь на недѣлѣ ассизовъ.
   -- Ахъ, милый мой!
   -- Дѣло сдѣлано; и я думаю, что это къ лучшему для всѣхъ насъ. Дочери епископовъ всегда выходятъ замужъ за священниковъ, значитъ и дочерямъ судей надобно выходить за адвокатовъ.
   -- Но ты не можешь доставить ему практику. Епископы даютъ своимъ зятьямъ приходы.
   -- Можетъ быть я буду въ состояніи научить его доставать практику самому себѣ, а это будетъ гораздо лучше. Вотъ тебѣ мое слово, что такъ сдѣлать будетъ лучше всего для ея счастія. Тебѣ вѣдь непріятно было бы, еслибъ стали тебѣ противорѣчить въ выборѣ супруга?
   -- Да, я думаю,-- сказала леди Стевлей.
   -- И ей желательно теперь столь же сильно, какъ и тебѣ было прежде, сдѣлать выборъ по своему усмотрѣнію.
   Нѣсколько времени послѣ того они оба молчали,
   -- Ты будешь къ нему благосклонна, когда онъ будетъ здѣсь?-- спросилъ судья.
   -- О, да,-- отвѣтила леди Стевлей; но сказала это довольно грустнымъ тономъ.
   -- Никто не можетъ быта добрѣе тебя, если ты только захочешь. И такъ какъ дѣло клонятся....
   -- Мнѣ онъ всегда нравился,-- сказала леди Стевлей,-- не смотри на то, что онъ такъ безцеремоненъ.
   -- Ты скоро привыкнешь къ этому, моя милая.
   -- А какъ же съ бѣднымъ молодымъ мистеромъ Ормомъ.
   -- Что касается до бѣднаго молодого мистера Орма, какъ тебѣ угодно называть его, онъ не умретъ отъ сердечной печали. Бѣдный молодой мистеръ Ормъ имѣетъ цѣлый свѣтъ къ услугамъ и утѣшится скоро.
   -- Но онъ такъ ее любитъ. И притомъ Кливъ такъ близко.
   -- Ну, милая, намъ здѣсь нечего заботиться.
   -- Очень хорошо,-- сказала леди Стевлей. Можно сказать, что съ этого момента она рѣшилась дать согласіе на супружество ея дочери съ Грэгамомъ. Когда, нѣсколько времени послѣ того, она давала мистриссъ Бэкеръ приказаніе приготовить комнату для мистера Грэгама, этой превосходной женщинѣ стало совершенно видно изъ манеръ ея госпожи и ея заботливости о чистотѣ простынь, что миссъ Мэдлинъ была настоящею причиною такихъ хлопотъ.
   И дѣйствительно, гораздо раньше этихъ приготовленій Мэдлинъ подробно говорила обо-всемъ съ матерью.
   -- Папа говоритъ, что мистеръ Грэгамъ пробудетъ здѣсь недѣлю ассизовъ,-- сказала леди Стевлей.
   -- Да, онъ говорилъ мнѣ,-- отвѣчала вся покраснѣвъ Мэдлинъ.
   -- Я полагаю, что все это къ лучшему.
   -- Я надѣюсь, что такъ,-- сказала Мэдлинъ.
   Что же еще ей было дѣлать, какъ не надѣяться?
   -- Твой папа такъ хорошо понимаетъ всѣ вещи и, я увѣрена, не позволилъ бы ему придти, еслибъ не было надобно.
   -- Я думаю, что не позволилъ бы,-- отвѣчала Мэдлинъ.
   -- Теперь я смотрю, поэтому, на все дѣло какъ на рѣшенное.
   -- На какое дѣло, мама?
   -- На то, что онъ пріѣзжаетъ сюда какъ твой женихъ.
   -- О, нѣтъ. Пожалуйста не думайте такъ. Это совсѣмъ не такъ. Что я буду дѣлать, если, вы своими словами заставите его подумать это?
   -- Но вѣдь ты мнѣ сказала, что любишь его.
   -- Да, мама.
   -- А онъ сказалъ твоему отцу, что страстно влюбленъ въ тебя.
   -- Я не знаю, мама.
   -- Но онъ говорилъ это; твой отецъ такъ сказалъ мнѣ. я вотъ почему онъ просилъ его снова пріѣхать сюда. Иначе онъ никогда бы не сдѣлалъ этого.
   Мэдлинъ имѣла на этотъ счетъ свое собственное мнѣніе; она полагала, что въ настоящемъ случаѣ отецъ болѣе заботился о ея желаніяхъ, чѣмъ о желаніяхъ Феликса Грэгама; впрочемъ, она ничего не сказала о своемъ мнѣніи.
   -- Все-таки, мама, вы не говорите никому объ этомъ,-- отвѣчала она.
   -- Мистеръ Грэгамъ мнѣ не говорилъ еще ничего, ни слова. Я непремѣнно сказала бы вамъ, еслибъ онъ говорилъ со мною.
   -- Да, я въ томъ увѣрена. Но, Мэдлинъ, я думаю, что здѣсь нѣтъ большой разницы. Онъ просилъ у твоего отца позволенія говорить съ тобою, и твой отецъ позволилъ ему.
   -- Увѣряю васъ, что и ничего не знала, мама.
   Четверть часа прошло послѣ того, какъ леди Стевлей снова начала говорить.
   -- Я увѣрена, что мистеръ Грэгамъ очень способный человѣкъ, и все какъ слѣдуетъ.
   -- Папа говоритъ, что онъ, конечно, очень способный.
   -- Я вполнѣ въ томъ увѣрена; онъ вездѣ пріятный собесѣдникъ и всегда разговариваетъ, когда за обѣдомъ бываютъ посторонніе. Мистеръ Арботнотъ никогда не разговариваетъ, когда за обѣдомъ гости. Мистеръ Арботнотъ получилъ очень хорошее мѣсто въ Варвикширѣ; говорятъ, что онъ на дняхъ туда отправляется.
   -- Безъ сомнѣнія, мама, если случится то, о чемъ вы говорили, то мы не будемъ уже такъ богаты какъ Изабелла и мистеръ Арботнотъ.
   -- Сперва нѣтъ, моя милая.
   -- Ни сперва, ни послѣ. Но а не забочусь объ этомъ. Лишь бы только вы и папа стали любить его и.... и еслибъ все такъ сдѣлалось! Ахъ, мама, онъ такъ добръ, и такъ уменъ; онъ понимаетъ вещи и гоаозитъ о нихъ такъ, какъ будто бы вполнѣ умѣлъ все себѣ усвоить. Онъ честенъ и гордъ. Ахъ, мама, еслибъ это такъ сдѣлалось! Я надѣюсь, что вы его полюбите.
   Леди Стевлей обѣщала, что будетъ любить его, думая однако, что еслибъ дѣло пошло иначе, то она питала бы болѣе пламенную материнскую любовь къ Перегрину Орму.
   Около этого же времени Перегринъ Ормъ сдѣлалъ второй визитъ въ Нонинсби. Онъ былъ намѣренъ имѣть свиданіе съ судьею, объяснитъ ему распоряженія своего дѣдушки относительно кливскаго имѣнія и потомъ еще разъ броситься къ ногамъ Мэдлинъ. Но обстоятельства повернулись не такъ и не дали ему сдѣлать такъ, какъ онъ желалъ. Хотя онъ старался прибыть въ Нонинсби въ такое время, когда судья бываетъ дома, однако судьи дома не было, когда онъ пріѣхалъ. Слуга сказалъ, что онъ будетъ дома къ обѣду, не раньше. Теперь ему пришлось увидѣться только съ леди Стевлей и послѣ свиданія съ нею, онъ не бросился уже къ ногамъ Мэдлинъ.
   У него было намѣреніе дать систематическій и подробный отчетъ въ своихъ денежныхъ обстоятельствахъ; онъ даже приготовилъ слова, какими хотѣлъ сказать это. Онъ вовсе не думалъ, что такой способъ дѣйствія будетъ имѣть какое-либо вліяніе на Мэдлинъ или сколько нибудь подвинетъ впередъ его отношеніи съ ней; онъ поступалъ такъ только въ той надеждѣ, что можетъ такимъ образомъ получить у судьи позволеніе сдѣлать нормальное предложеніе. Но всѣ его приготовленія и отборныя слова пропали даромъ. Увидѣвъ леди Стевлей онъ по лицу ея тотчасъ догадался, что у ней нѣтъ для него пріятныхъ вѣстей.
   -- Ну, спросилъ онъ,-- есть-ли для меня какая-нибудь надежда?-- Онъ намѣренъ былъ говорить совсѣмъ не такимъ тономъ, но слова, приготовленныя заранѣе, рѣдко бываютъ приличны для того случая, для котораго назначаются.
   -- Ахъ, мистеръ Ормъ,-- сказала она, взявъ его за руку и держа ее.-- Я хотѣла бы, чтобъ дѣла шли другимъ образомъ. Я хотѣла бы, чтобъ случилось иначе.
   -- Значитъ, нѣтъ надежды.-- Эти слова онъ сказалъ такимъ голосомъ, который показывалъ, что полученныя извѣстія отнимаютъ у него все мужество.
   -- Я нехорошо сдѣлала бы, еслибъ обманула васъ,-- сказала она.-- Надежды нѣтъ.-- Слезы потекли у ней изъ глазъ, когда она взглянула на его молодое, прекрасное лицо, въ чертахъ котораго столь ясно выражалась глубокая печаль. Но Перегринъ, видя ея печаль, преодолѣлъ свою.
   -- Очень хорошо,-- сказалъ онъ.-- Я буду знать, по крайней мѣрѣ какъ принять отвѣтъ. Я вамъ очень обязанъ за вашу благосклонность ко мнѣ въ этомъ дѣлѣ. Я долженъ бы лучше знать себя и не предполагать, что она обо мнѣ сколько нибудь думаетъ.
   -- Я увѣрена, что она понимаетъ честь, которую вы ей сдѣлали.
   -- Какая честь! Лучше не говорить.-- Прощайте, леди Стевлей.
   -- Вы не хотите ее видѣть?
   -- Нѣтъ. Зачѣмъ мнѣ ее видѣть? Увѣрьте ее въ моей преданности, въ полнѣйшей моей преданности.
   -- Хорошо, хорошо.
   -- Скажите ей, что я надѣюсь, что она будетъ счастлива и составитъ счастіе для кого нибудь, кто счастливѣе меня. Я уйду отсюда куда нибудь, чтобъ не сдѣлаться смѣшнымъ, когда увижу это.-- Потомъ онъ простился и поѣхалъ назадъ въ Кливъ. Это случилось за два дня до начала процесса и за день передъ прибытіемъ Грэгама въ Нонинсби.
   Когда Грэгамъ получилъ отъ судьи записку, приглашавшую его остановиться въ Нонинсби на недѣлю ассизовъ, онъ очень изумился. Записка была очень коротка. Вотъ она:
   "Любезный Грэгамъ! Такъ какъ вамъ придется быть въ Альстонѣ по дѣлу леди Мэзонъ, то не угодно ли вамъ будетъ остановиться у меня въ домѣ? Леди Стевлей проситъ меня сказать вамъ, что это будетъ ей очень пріятно. Ваши старшіе товарищи, конечно, будутъ каждую ночь возвращаться въ Лондонъ; поэтому вы не должны надѣяться быть вмѣстѣ съ ними. Всегда готовый къ услугамъ, и пр.
   Какое намѣреніе имѣлъ судья, рѣшившись на такой странный поступокъ? Судья хотѣлъ видѣться съ нимъ черезъ три мѣсяца и далъ ему довольно слабый намекъ на то, что еще, можетъ быть, есть надежда. А теперь не прошло еще и мѣсяца, а онъ уже формально проситъ его къ себѣ и приглашаетъ остановиться въ своемъ домѣ. Что скажетъ весь адвокатскій міръ, когда увидитъ, что молодой адвокатъ живетъ всѣ ассизы въ домѣ судьи? Не будетъ ли всякій думать, что онъ есть нареченный женихъ какъ въ глазахъ дочери, такъ и въ глазахъ отца? Въ послѣднемъ для него не было ничего непріятнаго, если только факты дѣйствительно были бы таковы. А что это могло быть такъ, онъ не смѣлъ надѣяться даже и послѣ сдѣланнаго судьею намека; впрочемъ, онъ принялъ приглашеніе судьи, и послалъ благодарность леди Стевлей. Что касается до удовольствія, которое его присутствіе доставляло этой дамѣ, по словамъ письма, то онъ былъ увѣренъ, что судьи здѣсь немного присочинилъ, ибо онъ смотрѣлъ на леди Стевлей какъ на своего непріятеля. Такимъ образомъ онъ приготовился къ случайностямъ борьбы.
   Вечеромъ, наканунѣ процесса, онъ пріѣхалъ въ Нонинсби передъ самымъ обѣдомъ. Онъ долженъ былъ остановиться на часъ, или на два въ Альстонѣ для переговоровъ съ мистеромъ Арамомъ, потому и пріѣхалъ позже, чѣмъ надѣялся. Пріѣхать рано днемъ онъ боялся, чтобы не слишкомъ увеличить дружескій смыслъ приглашенія. Когда онъ прибылъ, обѣ дамы были уже одѣты; судья встрѣтилъ его въ пріемной комнатѣ.
   -- Какой вы ловкій молодецъ!-- сказалъ судья.-- Ужъ время обѣдать, а вамъ еще надо цѣлый часъ одѣваться.
   -- Мистеръ Арамъ...-- началъ было Феликсъ.
   -- Да, да, мистеръ Арамъ. Я даю вамъ пятнадцать минутъ и больше ни секунды.
   Феликсъ, какъ могъ скорѣе, отправился въ свою комнату, старую комнату, въ которой провелъ столько часовъ и въ которой ему было такъ не хорошо. Войдя въ комнату, онъ припомнилъ весь свой разговоръ съ Августомъ Стевлей. Онъ видѣлъ своего друга въ Лондонѣ и сказалъ ему, что ѣдетъ въ Нонинсби. Августъ смотрѣлъ серьезно, но ничего не сказалъ о Мэдлинъ. Августъ не былъ повѣреннымъ отца въ этомъ дѣлѣ и не могъ дѣлать ничего другого, какъ только серьезно смотрѣть. И притомъ въ то-же самое утро онъ имѣлъ еще причины вести себя серьезнѣе обыкновеннаго.
   У дверей своей комнаты Феликсъ встрѣтилъ мистриссъ Бэкеръ и, какъ ни торопился вслѣдствіе даннаго судьею приказанія, однако не могъ ограничиться однимъ пожатіемъ руки у своего стараго и очень достойнаго друга.
   -- Совершенно здоровъ теперь,-- отвѣчалъ онъ на нѣжные ей разспросы.
   -- Да, вы здоровы, это правда. И я скажу это; у васъ все, что только я вижу, пышетъ здоровьемъ. А другіе не одну недѣлю пролежали бы, не двигаясь съ мѣста.
   -- Это отъ вашего хорошаго кушанья, мистриссъ Бэкеръ.
   -- Да, я думаю, что и мы позаботились таки о васъ. Помните фазана, мистеръ Грэгамъ?
   -- Забыть фазана! конечно помню; а какъ я поправился послѣ него!
   -- Да, вы сильно таки поправились. А капуста, мистеръ Грэгамъ. Ну, да и выбранилась же я за нее съ садовникомъ Джономъ! А помните вы, мистеръ Грэгамъ, какъ одинъ дружокъ, приходилъ и спрашивалъ у двери, каково вамъ? Ахъ, онъ милый! Я почти его поймала тамъ....
   Но теперь Грэгаму было нѣкогда разглагольствовать съ мистриссъ Бэкеръ о воспоминаніяхъ прежняго своего житья здѣсь; онъ ласково вытолкнулъ ее изъ комнаты, говоря, что судья взбѣсится, если онъ замедлитъ явиться къ обѣду.
   -- Да, это правда, мистеръ Грэгамъ, совершенная правда! А вамъ развѣ нельзя еще перенять здѣсь привычки мистера Августа; нельзя еще? Съ этими словами она оставила комнату. "Что это она разумѣетъ подъ своимъ "еще"?-- спрашивалъ самъ себя Феликсъ, стараясь, какъ только могъ скорѣе, кончить процедуру одѣванья.
   Онъ пришелъ въ гостиную почти въ назначенное время; тамъ никого не было кромѣ судьи, его жены и дочери. Сперва онъ думалъ, что встрѣтитъ тамъ Августа, но мистриссъ Бэкеръ ему сказала, что онъ воротится домой только на слѣдующее утро. Первое привѣтствіе, которое онъ получилъ отъ леди Стевлей, было нѣсколько похоже на слышанное имъ наверху въ своей комнатѣ; оно только было сдѣлано не въ такихъ обильныхъ выраженіяхъ. Его поздравили съ быстрымъ выздоровленіемъ и благосклонною улыбкою пригласили быть желаннымъ гостемъ. Потомъ онъ пожилъ руку Мэдлинъ; причемъ онъ замѣтилъ, что судья отъ душевнаго волненія отвернулся въ сторону и не могъ видѣть ихъ взаимнаго привѣтствія. Феликсъ это замѣтилъ, а въ лицо Мэдлинъ не смѣлъ взглянуть. Однако онъ взялъ ея руку и проговорилъ что-то; она также что-то сказала относительно его обиды. "Ну, теперь пойдемъ обѣдать,-- сказалъ судья.-- Подавайте, леди Стевлей, вашу несломанную руку". Встрѣча этимъ и кончилась. "Августъ будетъ въ Альстонѣ завтра утромъ, при открытіи засѣданія, сказалъ судья. "Сомнительно впрочемъ, найдетъ ли онъ возможнымъ встать такъ рано; но сегодня у него есть, дѣла въ городѣ". По настоящему же, судья хотѣлъ быть послѣ обѣда одинъ съ Феликсомъ.
   Обѣдъ былъ очень веселъ, но говорилъ большею частію судья. Мэдлинъ вовсе не говорила, а леди Стевлей говорила не много. Феликсъ вставлялъ при случаѣ въ разговоръ нѣсколько словъ отъ себя, какъ всегда долженъ дѣлать хорошій слушатель; главнымъ образомъ подвизался въ разговорѣ самъ хозяинъ. Одно обстоятельство было тягостно замѣтить Феликсу: ни слова не было сказано ни о леди Мэзонъ, ни объ Орлійской Фермѣ. Когда онъ былъ послѣдній разъ въ Нонинсби, судья говорилъ открыто предъ всѣми свое мнѣніе о леди Мэзонъ, какъ объ очень несправедливо обиженной женщинѣ; теперь же ни онъ, ни леди Стевлей не сказали о ней ни слова. Грэгамъ вѣроятно не замѣтилъ бы этого, еслибъ въ послѣднія двѣ недѣли не вкралось въ него подозрѣніе о томъ, что совершенное убѣжденіе въ ея невинности, которое прежде всѣ имѣли, теперь ослабѣвало. Впрочемъ, пока присутствовали дамы, онъ и не намекалъ объ этомъ предметѣ.
   Когда дамы оставили комнату и заперли за собою дверь, судья открылъ компанію; открылъ и кончилъ ее въ очень немного минутъ, на столько по крайней мѣрѣ, на сколько до него касалось.
   -- Грэгамъ,-- сказалъ онъ,-- я очень доволенъ, что вижу васъ у себя.
   -- Благодарю васъ, судья,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Вы, конечно, знаете, и я знаю, къ чему все это клонится. Моя мысль та, что вы поступали какъ честный человѣкъ, когда были здѣсь послѣдній разъ: вы человѣкъ небогатый.
   -- Да, ужъ отъ этого увольте.
   -- Потому я и думаю, что вамъ не хорошо было бы стараться получить расположеніе моей дочери, не говоря объ этомъ мнѣ, или ей матери.-- Судья Стевлей всегда говорилъ о своей женѣ такъ, какъ бы она совершенно составляла часть его самого. Она говорила не давно со мною объ этомъ, я теперь, если вамъ угодно, вы можете адресоваться къ Мэдлинъ.
   -- Любезный мой судья....
   -- Вы, конечно, понимаете, что за нее я не отвѣчаю.
   -- О, конечно, нѣтъ.
   -- Это уже ваше дѣло. Теперь ваша очередь выступить на арену. Все, въ чемъ вы можете быть увѣрены, есть слѣдующее: ея отецъ и мать дадутъ согласіе на ея замужество, если сама она заблагоразсудитъ дать вамъ свое согласіе. Если вы имѣете намѣреніе просить ея согласія, вы можете это сдѣлать.
   -- Я, безъ сомнѣнія, буду просить у ней.
   -- Она получитъ пять тысячъ фунтовъ, какъ будетъ выходить замужъ: деньги эти положены въ банкъ на ея имя и на ими дѣтей ея; еще столько же, когда я помру. Деньги положены такимъ же образомъ. Теперь выпьемъ.-- И безъ всякой церемонія онъ перемѣнилъ разговоръ и началъ говорить о послѣднемъ засѣданія въ Бэрмингамѣ.
   Феликсъ чувствовалъ, что теперь ему нельзя еще ничего болѣе говорить о Мэдлинъ хотя, это для него было непріятно. Онъ желалъ бы говорить объ одной ей цѣлый вечеръ; однако, можетъ быть, такъ случилось къ лучшему для него же. Судья не сказалъ болѣе ничего, чтобъ ободрить его и постепенно онъ сталъ думать, что расположеніе къ нему Мэдлинъ незначительно, и даже хуже. "Да онъ сумасшедшій!" скажутъ читатели; "какъ же не видѣть, что Мэдлинъ теперь принадлежала ему?" Вѣроятно такъ. Но въ такомъ случаѣ всѣ скромные молодые люди сумасшедшіе. Феликсъ старался мало-по-малу своротить разговоръ съ Бирмингамскаго конгресса на дѣло своего новаго кліэнта, и, конечно, онъ старался такъ сдѣлать противъ воли судьи, который особенно не хотѣлъ говорить объ этомъ предметѣ,
   -- Странно, что я такъ скоро соединяюсь въ одномъ и томъ же дѣлѣ съ мистеромъ Фёрнивалемъ послѣ всего, что мы говорили и дѣлали въ Бирмингамѣ.
   -- Вовсе не странно. Вы, безъ сомнѣнія, должны заниматься своею профессіею такъ, какъ дѣлали это другіе прежде васъ. Очень многіе молодые люди мечтаютъ о Ѳемидѣ, какъ о какой-то утопіи. Вы не просыпались нѣсколько долѣе другихъ, и сны ваши были живѣе.
   -- А теперь я проснулся и нахожусь въ союзѣ съ "Эмпсономъ и Дудлеемъ" процессовъ нашихъ дней.
   -- Что вы, Грэгамъ, какъ вамъ не стыдно! Не позволяйте себѣ говорить такъ о людяхъ, которыхъ вы знаете за хорошихъ адвокатовъ, а не за безчестныхъ противниковъ.
   -- Да, они и подобные имъ заставляютъ насъ, въ настоящее время, такъ сильно сознавать потребность въ какой нибудь утопіи. Впрочемъ, извините, что я порицаю ихъ; конечно, я не долженъ бы дѣлать этого въ вашемъ присутствіи.
   -- Хорошо; если вы раскаиваетесь и въ будущемъ будете болѣе снисходительны, я не стану говорить о васъ.
   -- Я еще не видѣлъ до сихъ мистера Чаффенбрасса въ судѣ,-- сказалъ Феликсъ послѣ паузы.
   -- Тѣмъ стыднѣе для васъ, что вы никогда не посѣщаете суда, въ которомъ онъ практикуетъ. Адвокатъ, желающій имѣть успѣхъ въ своей профессіи, не можетъ быть слишкомъ опытенъ въ подобныхъ дѣлахъ.
   -- Ну, такъ я боюсь, что я адвокатъ не желающій имѣть успѣха.
   -- Мнѣ очень жаль, что я слышу это,-- сказалъ судья.
   И тутъ снова разговоръ прервался на минуту, или на двѣ.
   -- Видѣли ли вы его, судья, когда-нибудь на окружномъ судѣ?-- спросилъ Феликсъ.
   -- Кого? Чаффенбрасса? Мнѣ что-то не помнится.
   -- Его пріѣздъ въ провинцію, по моему мнѣнію, совершенно необыкновененъ.
   -- Я думаю тоже. Олдъ-Бэлей его настоящее мѣсто.
   -- И почему они думаютъ, что необходимо въ подобномъ случаѣ прибѣгнуть къ такому судопроизводству?
   -- Мнѣ бы скорѣй надо спросить васъ объ этомъ, такъ какъ вы одинъ изъ членовъ совѣта.
   -- Вы этимъ хотите сказать, судья, что между нами вы не хотите выразить своего мнѣнія о подобномъ дѣлѣ?
   -- Да; вы такъ наступаете на меня, что мнѣ кажется, и долженъ сказать откровенно, что не хочу. Я охотнѣе поговорю съ вами послѣ произнесенія приговора, чѣмъ теперь. Пойдемте въ гостиную.
   Онъ немного сказалъ этимъ. Въ самомъ дѣлѣ, если подумать хорошенько, то въ его словахъ не было ничего. Но тѣмъ не менѣе Грэгамъ, когда онъ выходилъ съ судьею изъ столовой, почувствовалъ, что сердце его заныло о судьбѣ леди Мэзонъ. Когда впервые заговорили о ея дѣлѣ въ Нонинсби, судья Стевлей былъ вполнѣ убѣжденъ въ невинности леди Мэзонъ и не чувствовалъ необходимости скрывать своего мнѣнія. Онъ весьма откровенно выражалъ свое мнѣніе. Отчего же онъ такъ часто прибѣгалъ къ реторической фигурѣ умолчанія, когда у нихъ наединѣ зашелъ разговоръ объ этомъ? Онъ самъ убѣждалъ Грэгама начать это дѣло, а теперь онъ поворачивается къ нему спиною и даже открывается говорить объ немъ. "Вѣрно онъ думаетъ, что она виновата", сказалъ самъ себѣ Грэгамъ, ложась въ этотъ день спать.
   Но до спанья ему пришлось довольно много поработать. Онъ послѣдовалъ за судьею въ гостиную и черезъ пять минутъ замѣтилъ, что его хозяинъ взялъ книгу, съ полнымъ намѣреніемъ читать ее. Жена сдѣлала ему нѣсколько намековъ, но онъ тотчасъ же показалъ, что не считаетъ Грэгама гостемъ, и думаетъ, что у себя онъ вправѣ наслаждаться домашнимъ комфортомъ. "Даю тебѣ слово, что я нечего не знаю", отвѣчалъ онъ, не отрывая глазъ отъ страницы. Послѣ чего никто ужь съ нимъ не заговаривалъ.
   Вскорѣ леди Стевлей почти спала. При прежнихъ посѣщеніяхъ Феликса Грэгама въ Нонинсби, она бы всѣми силами противилась своей натурѣ, чтобы только не заснуть; когда онъ оставался наединѣ съ ея любимицей. Но теперь ему было разрѣшено право говорить съ нею наединѣ, и что же могло мѣшать леди Стевлей заснуть, если ей это хотѣлось? Она заснула, и Феликсъ остался одинъ съ предметомъ своей любви.
   Но и теперь онъ не совсѣмъ былъ наединѣ съ нею. Онъ не могъ стать ей того, что былъ обязанъ сказать, и что ему хотѣлось сказать, съ цѣлью узнать, будетъ ли дальнѣйшее поприще жизни ясно или мрачно. Тамъ сидѣлъ судья, безъ сомнѣнія погруженный въ чтеніе, но не спавшій. Тамъ же сидѣла леди Стевлей, крѣпко заснувшая; но она имѣла удивительную способность слышать даже во снѣ. О чемъ же ему было и говорить съ любимой особой, какъ не о любви? Ему хотѣлось, чтобы судья помогъ имъ начать разговоръ; хотѣлось, чтобы еще кто-нибудь присутствовалъ здѣсь; и наконецъ захотѣлось, чтобы его самого здѣсь не было. Мэдлинъ, занятая вышиваніемъ воротничка, сидѣла совершенно спокойно. Кромѣ этой обязанности, на ней не лежало никакой другой. Онъ же въ нѣкоторой степени былъ обязанъ говорить. Если бы онъ смѣлъ, то принялся бы за книгу; но онъ видѣлъ, что это невозможно.
   -- Завтра пріѣдетъ вашъ братъ,-- сказалъ онъ наконецъ...
   -- Да; онъ прямо поѣдетъ въ Альстонъ. Онъ будетъ здѣсь вечеромъ, къ обѣду.
   -- А, да; я думаю, завтра мы всѣ опоздаемъ.
   -- Папа всегда опаздываетъ въ дни засѣданія суда,-- сказала Мэдлинъ.
   -- До Альстона не далеко отсюда,-- прибавилъ Феликсъ.
   -- Только двѣ мили,-- отвѣчала она.
   И впродолженія всего длиннаго вечера разговоръ ихъ не сдѣлался интереснѣе.
   "Она должна принять меня за положительнаго дурака", сказалъ самъ себѣ Феликсъ, глядя пристально на огонь. "Какъ бы хорошо воспользовался подобнымъ случаемъ ея братъ." Затѣмъ, недовольный собою, онъ отправился спать.
   На другой день онъ опять встрѣтился съ нею за утреннимъ чаемъ, но на этотъ разъ удобнаго случая переговорятъ не представилось. Судья ожилъ, и говорилъ за всѣхъ въ теченіи двадцати минутъ передъ отправленіемъ въ Альстонъ.
   -- Теперь намъ пора ѣхать. Мы будемъ обѣдать въ половинѣ восьмого, моя милая.-- Послѣ этого они уѣхали въ Альстонъ.
   

ГЛАВА XII.
О томъ, какъ обращается миссъ Фёрниваль съ своими обожателями.

   Весьма важно для молодыхъ дѣвушекъ жить въ семействѣ, въ которомъ имъ не воспрещается свободная переписка. "Два для мама, четыре для Амеліи, три для Фанни и одно для папа". Послѣ такого перечня писемъ, сдѣланнаго почталіономъ, они вручаются по принадлежности и изъ содержанія ихъ каждый говоритъ только то, что ему захочется. Письмо папа, конечно, касается денегъ и никого не интересуетъ. Въ письмѣ мама заключается рекомендація кухарки и приглашеніе на обѣдъ, а какъ это всѣхъ интересуетъ, то письмо составляетъ общее достояніе. Письма къ Амеліи и Фанни чисто интимные; и хорошо образованная современная маменька не находитъ нужнымъ даже взглянуть на почеркъ адресовъ.
   Въ Гарлей-стритѣ теперь было устроено такъ, что никто не видѣлъ почерковъ писемъ къ Софи кромѣ ея самой, т. е. не видѣли отецъ и мать. Не подлежитъ сомнѣнію, что Спунеръ и мистриссъ Боллъ ихъ внимательно разсматривали. Особенно кстати это было для нея теперь, когда она не желала, чтобы кто нибудь зналъ о томъ, что она приняла предложеніе Луція Мэзона, и ей не хотѣлось лишать себя права получать его письма. Ей казалось, что она его любитъ. Она повторяла это себѣ безчисленное число разъ. Въ своемъ воображеніи она сравнивала его съ Августомъ Стевлей, и всегда отдавала предпочтеніе Луцію. Ей нравился также Августъ; она была способна принять и его предложеніе, еслибы дамамъ въ Англіи разрѣшено было имѣть двухъ жениховъ. Но въ Англія это не принято, и потому ей предстояло сдѣлать выборъ. Она избрала лучшаго, часто повторяла она это себѣ; но тѣмъ неявнѣе слѣдовало ли ей оставить совершенно другаго? Не лучше ли подождать до конца слѣдствія? Но теперь поспѣшили сами молодые люди!
   Луцій, какъ честный человѣкъ, получивъ ея согласіе, немедленно хотѣлъ отправиться къ мистеру Фёрнивалю; но этому противилась Софи. "То исключительное положеніе, въ которомъ теперь находится мой отецъ въ отношеніи къ вашей матушкѣ", сказала она, "затрудняло бы его дать вамъ отвѣтъ".
   Луцій не вполнѣ понялъ этотъ резонъ, но уступилъ. Ни разу не приходило ему въ голову, что миссъ и мистеръ Фёрниваль могли сомнѣваться въ его правѣ на владѣніе Орлійской Фермой.
   Не было причины, которая могла бы заставить его не писать къ Софии. "Могу ли я адресовать письма сюда?" спросилъ онъ.-- "О да", сказала Софи; "до моихъ писемъ нѣтъ никому дѣла".-- Онъ писалъ ей часто, а она ему отвѣчала. Послѣднее его письмо до слѣдствія я намѣренъ привести здѣсь, вмѣстѣ съ отвѣтомъ Софи, тамъ какъ, по моему мнѣнію, письмо этого джентельмена представляетъ плохой образецъ любовнаго письма. Да вѣдь и онъ же находился въ особенномъ положеніи. Отвѣтъ миссъ Фёрниваль, по-моему, гораздо лучше.
   "Мое единственное утѣшеніе -- въ самомъ дѣлѣ, я могу сказать, что это мое единственное утѣшеніе -- это писать вамъ. Странно, что въ мои лѣта, хотя я и началъ жить такъ рано, я чувствую себя совершенно одинокимъ. Если бы не вы, я не зналъ бы друга. Не могу описать вамъ тоску въ этомъ домѣ, и того несчастнаго положенія, въ которомъ находится теперь моя мать. Иногда мнѣ приходитъ на умъ, что она не могла бы быть несчастнѣе, если бы даже дѣйствительно она виновна въ тѣхъ ужасныхъ преступленіяхъ, которыя ей приписываютъ. Я не понимаю этого; не могу понять и того, почему отецъ вашъ обложилъ ее законниками, которымъ бы онъ самъ не довѣрилъ вашаго дѣла. Со мной она не говоритъ объ этомъ, что еще больше запутываетъ дѣло и насъ обоихъ. Я вижу ее за утреннимъ чаемъ и за обѣдомъ и изрѣдка провожу съ ней около часа вечеромъ; но и тогда разговоръ у насъ не вяжется. Я надѣюсь, что развязка приближается; снова засвѣтитъ солнце. Всѣ эти дни, казалось, какая-то туча омрачала землю.
   "Отъ всей души желалъ бы, чтобы вы могли быть здѣсь съ ней, и думаю, что сила вашей воли помогла бы ей перенести съ твердостью все эти невзгоды. За всѣмъ тѣмъ это только тѣнь, несчастья, съ чѣмъ бы она сама согласилась, если бы захотѣла поразмыслить объ этомъ. Мистрисъ Ормъ посѣщаетъ ее ежедневно, и трудно быть внимательнѣе ея. Признаюсь вамъ, чего не сдѣлалъ бы другому, что мнѣ не нравится и странныя отношенія между ею и матерью. Что за странный проэктъ ея свадьбы, и почему его отложили? Я знаю, что мать моя была не только невинна, но и безкорыстна въ дѣлѣ, въ которомъ ее обвиняютъ, но тѣмъ не менѣе ея дѣла устроились такъ, что ей почти невозможно остаться въ этомъ сосѣдствѣ.
   Когда все кончится, я, кажется, продамъ это мѣсто. Что привязываетъ меня или васъ къ Орлійской Фермѣ? Нѣсколько разъ я уже думалъ, что могъ бы быть счастливымъ здѣсь, посвятивъ себя земледѣлію,-- ("Вздоръ!" проговорила Софи, прочитавъ это) -- и предпринявъ что нибудь съ цѣлью искоренить глубокое невѣжество окружающихъ меня; но для такого труда кругъ дѣйствій человѣка долженъ быть обширнѣе того, въ которомъ я могу имѣть вліяніе. Составленная мною идея о счастьи уносить меня далеко отсюда, въ другія страны -- на теплый югъ. Могли ли бы вы быть тамъ счастливы? У одного моего пріятеля, котораго я зналъ коротко въ Германіи, есть вилла за берегу Комо,-- ("Вы можете быть увѣрены, что я туда не поѣду", рѣшила про себя Софи) -- и тамъ мы забудемъ всѣ эти непріятности.
   "Я не буду писать вамъ до окончанія суда; я рѣшился присутствовать на всѣхъ засѣданіяхъ. Если мать моя позволитъ мнѣ, то это время я буду около нее, какъ и подобаетъ сыну. Если она и не пожелаетъ этого, все же я тамъ буду. Никто не скажетъ, что я боюсь увидѣть мать мою въ томъ положеніе, до котораго ее довела судьба, или что я когда либо сомнѣвался въ ея невинности. Да благословитъ васъ Богъ, моя единственная!

"Вашъ,
Л. М."

   Принявъ это письмо за единицу, можно сказать, что въ немъ меньше пустяковъ, чѣмъ обыкновенно бываетъ въ любовныхъ письмахъ молодыхъ людей къ дѣвушкамъ. Но мнѣ кажется, что чѣмъ больше въ немъ находилось бы нелѣпостей, тѣмъ лучшимъ любовнымъ письмомъ оно считалось бы. Во всякомъ случаѣ, слѣдовало бы больше распространяться о молодой дѣвушкѣ и меньше о себѣ. Нужно было бы совсѣмъ не касаться земледѣлія и лучше знать вкусъ своей возлюбленной прежде, чѣмъ предлагать ей теплый югъ и виллу на берегу Комо. Правда, что въ отношеніи къ матери онъ былъ поставленъ въ положеніе, въ какомъ рѣдко находятся женихи, но все жъ, по-моему, онъ могъ бы бытъ менѣе плаксивымъ.
   Отвѣтъ Софи, посланный черезъ день или два былъ слѣдующій:
   "Гарлей-стритъ.
   "Дорогой Луцій!
   "Не удивляюсь, что въ такихъ обстоятельствахъ вы упали духомъ, но и не сомнѣваюсь, что результаты будущей недѣли васъ излечатъ. Съ окончаніемъ слѣдствія вашей матушки, все придетъ въ нормальное положеніе и тогда вы будете удивляться, какимъ образомъ это дѣло могло имѣть такое угнетающіе вліяніе на васъ и на нее. Я должна предположить, что отецъ выбралъ для нея лучшихъ совѣтниковъ; я знаю, что это сильно занимаетъ его и что онъ опытенъ въ подобныхъ дѣлахъ. Пожалуйста, передайте мой поклонъ вашей матушкѣ; я увѣрена, что она счастлива въ обществѣ мистриссъ Ормъ. Что можетъ быть лучше близкаго знакомства съ подобными людьми, въ такое время?
   "При теперешнемъ настроеніи духа, не стройте плановъ о вашемъ будущемъ мѣстѣ жительства. Если вы хотите оставить Орлійскую Ферму, не лучше ли отдать ее въ наемъ, нежели продавать? Что же касается меня,-- если судьбѣ угодно будетъ насъ соединить,-- мнѣ кажется, я всегда предпочту жить въ Англіи. Общественное положеніе отца въ Лондонѣ можетъ быть намъ полезнымъ, да и жизнь, лишенная всякой дѣятельности, мнѣ не нравилась бы. Теперь же слишкомъ рано объ этомъ разсуждать. Не смотрите на меня, какъ на бездушную, если я скажу вамъ, что наши отношенія нельзя еще считать безусловно-обязательными; съ моей стороны я надѣюсь, что они будутъ таковыми. Я не равнодушна, и не стыжусь признаться, что искренно уважаю васъ; но замужество -- дѣло серьезное, и требуетъ здраваго обсужденія. Въ такомъ дѣлѣ я считаю себя независимою отъ родителей, но полагаю, что было бы лучше не давать положительнаго обѣщанія безъ ихъ совѣта. Когда судъ кончится, я поговорю съ отцемъ, и вы пріѣдете въ намъ въ Лондонъ.
   "Не забудьте же передать мой поклонъ вашей матушкѣ; и если таковой имѣетъ цѣну въ вашихъ глазахъ, примите его сами отъ меня.
   "Преданный вамъ другъ

"Софи Фёрниваль".

   Я убѣжденъ, что мистриссъ Фёрниваль была права, не вникая въ сущность переписки ея дочери.
   Молодая дѣвушка, которая можетъ написать такое письмо къ своему обожателю, не нуждается въ надзорѣ и въ случаяхъ, требующихъ надзора, всегда съумѣетъ избѣгнуть его, если ей того захочется.. При характерѣ миссъ Фёрниваль, никакія заботы матери не сдѣлали бы ея лучше. Напротивъ того, излтшнія хлопоты могли повредить ей; вѣдь тогда бы она получала письма подъ чужимъ именемъ въ булочной за угломъ.
   Но послѣднее письмо было писано урывками; ей мѣшали. Въ то время, когда она писала, что надѣется, что непрочныя отношенія къ ее жениху выявятся скоро, доложили о приходѣ Августа Стевлея. Софи, находящаяся одна въ гостиной, граціозно поднялась изъ-за стола, сунула записку подъ крышку письменнаго столика и любезно привѣтствовала гостя.
   -- Какъ поживаютъ всѣ въ миломъ Нонинсби?-- спросила она.
   -- Милое Нонинсби совсѣмъ опустѣло. Кромѣ матушки и Мэдлинъ тамъ никого нѣтъ.
   -- А кого не достаетъ, чтобы сдѣлать его еще милѣе, если не самаго судьи? Объявляю вамъ, мистеръ Стевелей, передъ отъѣздомъ я совершенно влюбилась въ вашего отца. Говорятъ, что у краснорѣчивыхъ людей льется изъ устъ медъ! Если это правда, то у него льются шампанское и ананасы.
   -- Какъ же трудно долженъ перевариваться его разговоръ!
   -- Нисколько; если вино хорошо, а плоды зрѣлы, то ничто не можетъ быть здоровѣе. А развѣ всѣ другіе уѣхали? Дайте мнѣ вспомнить; когда я уѣхала, оставался мистеръ Грэгамъ.
   -- И онъ уѣхалъ вскорѣ послѣ васъ, т. е. такъ скоро, какъ могла ему позволить это его больная рука.
   -- Для него это былъ счастливый случай, мистеръ Стевлей.
   -- Счастливый? сломать три ребра, плечо и ключицу! По-моему, это большое несчастіе.
   -- Потому что вашему характеру не достаетъ истиной храбрости. Я называю очень счастливымъ случаемъ такой, въ которомъ молодому человѣку выпадетъ случай провести шесть недѣль водъ одной кровлей съ предметомъ своей любви. Мистеръ Грэгамъ человѣкъ съ характеромъ и я не совсѣмъ убѣждена, что онъ не нарочно сломалъ себѣ кости.
   Сначала Августъ вздумалъ опровергать этотъ взглядъ, касающійся его сестры, но прежде нежели успѣлъ сказать, одумался. Онъ зналъ, что его пріятель снова приглашенъ въ Нонинсби, и если отцу его угодно поддерживать Грэгама, то зачѣмъ мѣшать ему въ этомъ. Онъ составилъ себѣ общую идею о томъ, что Феликсъ Грэгамъ не годился бы въ зятья богатому семейству. Онъ былъ бѣденъ, причудливъ и нерѣшителенъ въ дѣлахъ своей профессіи. Но принять все это въ соображеніе слѣдовало бы его отцу, а никакъ не ему. И такъ онъ не говорилъ больше о Грэгамѣ и всячески старался измѣнить предметъ этого разговора и обратиться къ тому, что теперь привело его въ Гарлей-стритъ.
   -- Можетъ быть, миссъ Фёрниваль, послужило бы къ чему нибудь, если бы меня здѣсь переѣхалъ экипажъ. Я бы нанялъ для этого одну изъ пикфордскихъ фуръ, или же телѣгу Барклея и Паркинга, если это могло къ чему-либо послужить.
   -- Ни къ чему бы не послужило, мистеръ Стевлей. Необыкновенно человѣколюбивыя старые дѣвы, миссъ Макъ Кодисъ, что живутъ противъ насъ, тотчасъ бы велѣли перенести васъ въ свой домъ и очнувшись отъ перваго обморока, вы увидѣли бы себя лежащимъ въ родной спальной, а онѣ стояла бы по обѣ стороны вашей постели.
   -- А вы въ это время?...
   -- Я бы каждое утро въ десять часовъ посылала узнавать о нимъ здоровьи, отъ имени мама: "Мистриссъ Фёрниваль кланяется и надѣется, что мистеръ Стевлей будетъ скоро въ состояніи ходить. Причемъ посланный принесъ бы слѣдующій отвѣтъ: "Докторъ надѣется что -- да, миссъ; но лѣвый глазъ потерянъ безвозвратно!" Не всѣ умеютъ падать осторожно. Мнѣ кажется, что вы только изуродовала бы себя.
   -- Тогда мнѣ остается подождать, что сдѣлаетъ для меня сама судьба, безъ помощи ломовыхъ телѣгъ.
   -- Судьба достаточно для васъ сдѣлала, мистеръ Стевлей; не совѣтую вамъ далѣе ее испытывать.
   -- Миссъ Фёрниваль, сегодня я пріѣхалъ въ Гарлей-стритъ цѣлью испытать крайніе ея предѣлы. Вотъ моя рука.
   -- Пожалуйста владѣйте ею пока сами, мистеръ Стевлей.
   -- Безъ сомнѣнія, такъ и сдѣлаю, если ея не примутъ сегодня. Когда мы были въ Нонинсби, я рѣшился выразятъ вамъ своя чувства.
   -- Неужели, мистеръ Стевлей? Если ваши чувства и выходили изъ ряда обыкновенныхъ любезностей, то я этого не помню.
   -- Тогда,-- продолжалъ онъ, не обращая вниманія на ея слова, вы не хотѣла вѣрить, что я говорилъ серьезно.
   -- И вы извините меня, если то же самое я буду думать и теперь.
   Августъ Стевлей явился въ Гарлей-стритъ съ рѣшительнымъ намѣреніемъ повергнуть къ ногамъ миссъ Фёрниваль свою руку, сердцѣ и состояніе. Боюсь, что, передавая это, я уменьшу къ нему расположеніе читателей. Но тогда читатели не будутъ справедливы къ нему. Они должны помнить, что имѣли больше возможности вникнуть въ характеръ миссъ Фёрниваль, а также и то, что личныя ея прелести не могутъ имѣть на нихъ вліянія. Еще прежде я, кажется, замѣтилъ, что миссъ Фёрниваль умѣетъ вести свои дѣла. Если бы онъ замѣтилъ, что она принимаетъ его слова за окончательное предложеніе, то сейчасъ сдѣлался бы равнодушнымъ къ этому дѣлу; вслѣдствіе же своей предусмотрительности, онъ не сталъ таковымъ. Мы всегда желаемъ того, что намъ достается трудно. Побѣда была не легка, и Августу казалось, что онъ добивался ея. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ былъ въ городѣ, онъ часто посѣщалъ Гарлей-стритъ и размышлялъ объ этомъ. Какая же партія была бы благоразумнѣе и лучше этой? Она была не только красива, но и умна, да при всемъ томъ еще и богатая невѣста. Чего же болѣе могли желать его родственники и онъ самъ? Правда, его мать не любила ея, а считала ее дурною и хитрою дѣвушкою; но она не знала Софи, да и въ такихъ случаяхъ матери вообще несвѣдущи.
   Миссъ Фёрниваль опять угодно было вообразить при повтореніи этого предложенія, что онъ шутитъ; я же болѣе склоненъ думать, что такія вещи нравились ей. Есть что-то возбуждающее въ этой игрѣ и можно играть въ нее безъ большой опасности для обѣихъ сторонъ, когда играютъ осторожно и съ нѣкотораго рода искусствомъ. Что касается да Августа, то я съ сожалѣніемъ долженъ признаться, что онъ потерялъ всякую идею объ осторожности и показалъ мало искусства.
   -- Тогда,-- сказалъ онъ,-- я долженъ васъ просятъ отбросить притворство, весьма оскорбительное моей ней чести и надеждъ на счастіе.
   -- Ваша честь въ полной безопасности, мистеръ Стевлей, я въ этомъ увѣрена.
   -- Я желалъ, чтобы то же было и съ моимъ счастьемъ,-- сказалъ онъ.-- Но, Софи, во всякомъ случаѣ, вы дадите мнѣ отвѣтъ.
   Онъ всталъ и теперь въ глазахъ его выражалось что-то похожее на любовь; миссъ Фёрниваль понимала, что если теперь ей заблагоразсудится, то добыча въ ея рукахъ. Но была ли это добыча? Другой не былъ ли лучшей добычей? Другой былъ бы лучшею, еслибы только дѣло съ Орлійскою Фермою было кончено. Августъ Стевлей былъ красивый господинъ, но въ манерахъ и походкѣ Люція Мэзона что-то больше подходило къ ея вкусу. Есть барышни, предпочитающія верчестерскій фаянсъ настоящему фарфору; тѣмъ болѣе, когда заказъ на первый уже сдѣланъ.
   -- Софи, у самого легкомысленнаго человѣка бываютъ минуты полной, почти страстной рѣшимости.
   -- Даже у васъ, мистеръ Стевлей?
   -- Чѣмъ заслужилъ я ваше презрѣніе?
   -- Фи! вы еще говорите о моемъ презрѣніи? Вы являетесь сюда, говорите сладкія рѣчи, вы убѣждены, что, нашептывая ихъ, вы наполняете мое сердце гордостью, а теперь хотите казаться разсерженнымъ изъ-за того, что я не обнаруживаю моего восторга. Развѣ вы считаете возможнымъ для меня принять съ презрѣніемъ что-нибудь подобное, сказанное серьезно?
   -- По-моему вы такъ и поступаете.
   -- Находите ли вы, что въ подобныхъ случаяхъ съ вами всегда обращаются съ презрѣніемъ?
   -- Вы не правы, говоря такимъ образомъ со мною. Какъ передать вамъ мои мысли, чтобы они вамъ казались серьезными? Хотите ли вы, чтобы я сталъ передъ вами на колѣни, какъ это дѣлали наши дѣды?
   -- Конечно, нѣтъ. Бабки наши были глупы, желая этого.
   -- Если я приложу руку къ сердцу, быть можетъ, вы тогда повѣрите мнѣ скорѣе?
   -- Нисколько.
   -- Какія же формальности мнѣ придется соблюсти?
   -- Никакихъ не нужно, мистеръ Стевлей. Въ такихъ дѣлахъ ничто не зависитъ отъ произнесенныхъ словъ. Когда сердце говорятъ сердцу, и голова головѣ, нѣтъ необходимости въ другихъ словахъ.
   -- Мое сердце не говорило ли вашему?
   -- Нѣтъ; не тѣмъ языкомъ, которымъ умѣетъ всегда владѣть любящее сердце. Вы, вѣроятно, думаете, что я вамъ нравлюсь?
   -- Софи, я люблю васъ настолько, чтобы завтра же сдѣлаться вашимъ мужемъ.
   -- Да, и чтобы на другой же день вамъ надоѣло ваше пріобрѣтеніе. Не приходило ли вамъ въ голову, что жениться и выходить замужъ -- вещи серьезныя?
   -- Весьма серьезныя; но я не думаю, чтобы ихъ можно было избѣгнуть,
   -- Нѣтъ, мнѣ кажется, что вы изъ свадьбы хотите сдѣлать игрушку. Не сердитесь, если я, ни въ какомъ случаѣ, не могу повѣрить, что вы говорите серьезно.
   -- Но я разсержусь, да еще и очень, если не добьюсь какого-нибудь отвѣта на то, что рѣшился вамъ сказать.
   -- Какъ, теперь? сегодня утромъ? Если ужь вы такъ настаиваете, то я могу дать только одинъ отвѣтъ. Я принуждена сегодня же рѣшить предложенный вами вопросъ, какъ бы честь вашего предложенія не была велика -- она очень велика; -- но я должна отъ нея отказаться. Я не могу сію же минуту отдать свое счастіе въ ваши руки.
   Если вспомнимъ недоконченное письмо въ конторкѣ миссъ Фёрниваль, то это не покажется намъ удивительнымъ. Затѣмъ, не скажемъ болѣе ничего, заслуживающаго вниманія, Августъ Стевлей ушелъ. Идя по Гарли-стритъ, онъ не зналъ, связанъ ли онъ своимъ предложеніемъ, или нѣтъ? Онъ не былъ вполнѣ убѣжденъ, желаетъ ли онъ этого или нѣтъ? Она была хороша, умна и богата; при всемъ томъ, онъ не былъ увѣренъ, что она владѣетъ всѣми женскими достоинствами, которыя онъ желалъ бы видѣть въ своей женѣ и не могъ не вспомнить, что она ни разу не произнесла ласковаго слова.
   

ГЛАВА XIII.
Мистеръ Моульдеръ отстаиваетъ свое мнѣніе.

   Съ приближеніемъ дня, назначеннаго для слѣдствія, безпокойство Джона Кеннеби увеличивалось.
   Моульдеръ не хотѣлъ его испугать, не считалъ нужнымъ предупредить его объ оборотѣ, который, по его мнѣнію, должно было принять дѣло. Безъ сомнѣнія, его будутъ притѣснять. "И", какъ говорилъ Моульдеръ своей женѣ, "не лучше ли ему заранѣе знать то, что его ожидаетъ? Слѣдствіемъ этого было то, что если бы представилась какая нибудь возможность, Кеннеби убѣжалъ бы, за день до слѣдствія.
   Но сдѣлать этого было невозможно, потому что Дократъ почти не оставлялъ его. Дократъ съ большимъ усердіемъ принялся за занятіе по этому слѣдствію, отъ котораго Мэтью Раундъ всѣми средствами старался отдѣлаться. Мистеръ Раундъ раза дня повторилъ, что если мистеръ Мэзонъ будетъ потворствовать вмѣшательству Дократа, то онъ совершенно откажется отъ этого дѣла.
   Но люди, имѣющіе профессію, не могутъ бросать начатаго дѣла, поэтому Раундъ и продолжалъ имъ заниматься, не смотря на вмѣшательство Дократа, поддерживаемаго мистеромъ Мэзономъ. За день до слѣдствія, вмѣстѣ съ Кеннеби и Больстеръ, онъ поѣхалъ въ Альстонъ; и вслѣдствіе настойчивой просьбы Кеннеби, Моульдеръ поѣхалъ съ ними.
   -- Что мнѣ дѣлать? Я не могу заставить его молчать,-- сказалъ Моульдеръ. Но Кеннеби упрашивалъ, чтобы кто нибудь изъ друзей былъ около него въ этотъ тяжелый для него день, и Моульдеръ, наконецъ, согласился.
   -- Мнѣ очень жаль,-- говорила мистриссъ Смайлей,-- когда обсуживали все это дѣло въ Гретъ Сентъ-Еленъ, что выборъ палъ не на меня; я бы показала адвокату, что значитъ нападать на меня. -- Кеннеби отъ всей души желалъ того же.
   Мистеръ Мэзонъ поѣхалъ съ тѣмъ же поѣздомъ, но только въ первомъ классѣ.
   Дократу хотѣлось бы ѣхать съ нимъ вмѣстѣ, такъ какъ онъ теперь заважничалъ, и боялся оставить Кеннеби одного.
   -- Онъ можетъ выскочить изъ вагона, и лишить себя жизни,-- говорилъ онъ мистеру Мэзону.
   -- Если бы у него была хоть искра чувствъ англичанина въ груди. -- сказалъ Мэзонъ, -- ему самому хотѣлось бы помочь отысканію такого преступника.
   -- У него нѣтъ чувствъ, -- сказалъ Дократь.
   Помѣщеніе было нанято для двухъ главныхъ свидѣтелей, и Моульдеръ и Дократъ помѣстились съ ними. Садясь вмѣстѣ за чай, они безъ сомнѣнія сознавали, что Бриджетъ Больстеръ не достойна быть въ ихъ обществѣ. Но этотъ важный случай сдѣлалъ ихъ снисходительнѣе и любезнѣе.
   -- Какъ поживаете, мистриссъ Больстеръ?-- спросилъ Дократъ
   Бриджетъ была солидная, плотная женщина, имѣвшая наклонность къ полнотѣ и неповоротливость въ движеніяхъ. По образу ея прошлой жизни, она привыкла къ скорымъ отвѣтамъ и не боялась людей, подобно Кеннеби.
   -- Слава Богу, благодарю васъ, мистеръ Дократъ. И съ удовольствіемъ съѣмъ что нибудь за чаемъ.
   Бриджетъ Больстеръ хорошо понимала, что ее должны хорошо кормить, такъ какъ ее привезли сюда съ цѣлью служить своему отечеству. Что въ гостиницахъ ей должны давать ѣсть и пить, все что ей ни вздумается; и что счеты будутъ заплачены безъ ее вѣдома; послѣднее обстоятельство казалось Бриджетъ Больстеръ верхомъ блаженства.
   -- Вамъ подадутъ что нибудь къ чаю, -- сказалъ Дократъ. -- Что вамъ угодно?
   -- Лучше куска мяса, тутъ ничего не достанете, -- посовѣтовалъ Моульдеръ.
   -- Или яичницу съ ветчиной, -- прибавилъ Дократъ.
   -- Почки вкусны,-- сказала Бриджетъ.
   -- Ваше мнѣніе, Кеннеби? -- спросилъ Дократъ.
   -- Мнѣ все равно,-- сказалъ Кеннеби;-- у меня нѣтъ аппетита. Мнѣ кажется, я выпилъ бы стаканъ грога.
   Такъ какъ мистеръ Моульдеръ былъ самостоятельнѣе другихъ, то настоялъ на своемъ, и кусокъ мяса былъ заказанъ.
   Послѣ этого они успокоилась, и спустя нѣсколько времени, между ними завязался общій разговоръ о предстоящемъ дѣдѣ. Каждый изъ нихъ понималъ съ самаго начала, что этикетъ не позволяетъ спрашивать свидѣтелей о томъ, какіе они намѣрены давать отвѣты. Ни Кеннеби, ни Бриджетъ Больстеръ не должны была обнаруживать извѣстныхъ имъ фактовъ; но каждому изъ нихъ можно было изложить свое мнѣніе объ этомъ дѣлѣ, и ясно, что теперь другаго разговора не могло быть. Мнѣнія о разбираемомъ предметѣ были различны; Дократъ, разумѣется, утверждалъ, что подсудимый будетъ обвиненъ, а Моульдеръ былъ убѣжденъ въ противномъ. Сначала Моульдеру очень не нравилось общество Дократа, такъ какъ онъ былъ человѣкъ очень злопамятный; но въ этомъ случаѣ Дократъ былъ значительное лицо и часть его значенія отражалась и на его приближенныхъ; только при его помощи, можно было достать мѣсто въ судѣ; и вообще Моульдеру становилось яснымъ, что въ такомъ критическомъ случаѣ, общество Дократа должно быть терпимо.
   -- Могутъ ли они что нибудь сдѣлать человѣку, который старается поступать какъ можно лучше?-- сказалъ Кеннеби, сидя поодаль отъ стола, за которымъ другіе ѣли.
   -- Разумѣется, не могутъ,-- сказалъ Дократъ, который хотѣлъ склонить свидѣтелей на свою сторону.
   -- Дѣло не въ томъ, что они говорятъ; но въ томъ, что они дѣлаютъ,-- сказалъ Моульдеръ; -- и въ это время всѣ взоры обращены на васъ. Я помню случай, бывшій въ Ноттингамѣ со мною. Принятъ былъ сахаръ и крысы поѣли его. Меня такъ часто допрашивали, что я совершенно растерялся, и готовъ былъ сознаться, что самъ продалъ товаръ. И тогда адвокатъ сказалъ, что меня слѣдуетъ осудить за ложное показаніе. Я этимъ такъ былъ испуганъ, что едва устоялъ на мѣстѣ. Теперь меня не поддѣнутъ такъ легко.
   -- Я въ этомъ убѣждена, мистеръ Моульдеръ,-- сказала Бриджетъ, которая хорошо понимала, къ какому разряду людей его нужно отнести.
   -- Послѣ того я встрѣтилъ на улицѣ адвоката, и мнѣ было совѣстно на него взглянуть; но онъ подошелъ ко мнѣ, пожалъ мнѣ руку и сказалъ, что съ самаго начала дѣла онъ видѣлъ, что его кліэнтъ не правъ. Вотъ это я нахожу прекраснымъ.
   -- Прекрасно!-- повторилъ Кеннеби.
   -- Онъ эту борьбу велъ, какъ будто былъ убѣжденъ въ побѣдѣ, хотя и зналъ противное. Укажите мнѣ человѣка, который можетъ сражаться за проигранное дѣло. Съ четырьмя козырями всякій съумѣетъ играть въ вистъ.
   -- Да и я также не откажусь отъ четырехъ козырей,-- сказалъ Дократъ.-- Такую игру мы съиграемъ завтра.
   -- И все-таки можемъ проиграть роберъ,-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Нѣтъ, этого не будетъ, мистеръ Моульдеръ, если я что нибудь знаю по своей профессіи.
   -- Гмъ! -- пробормоталъ Моульдеръ.
   -- И меня не было бы здѣсь, если бы я не зналъ своего дѣла;-- если же я знаю свое дѣло, то для леди Мэзонъ столько же надежды на спасеніе, какъ этому куску пирога.-- Сказавъ это, онъ проглотилъ лакомый кусочекъ.
   Моульдеръ не могъ ему тотчасъ отвѣтить. Кусокъ пирога, о которомъ онъ говорилъ, былъ достаточной величины, и потому потребовалось нѣсколько времени, прежде чѣмъ онъ могъ разжевать его. Послѣ этого, надо было еще распорядиться съ остатками омулей и соуса, которые онъ подбиралъ концомъ ножа. Когда все это было совершенно окончено, Моульдеръ отвѣчалъ:
   -- Вы можете имѣть такое имѣніе, мистеръ Дократъ, и мнѣ кажется, вы знаете, что дѣлаете.
   -- Да, мнѣ такъ кажется, мистеръ Моульдеръ.
   -- Я думаю иначе. Когда два джентельмена выражаютъ противуположныя мнѣнія, то, по-моему, остается одно,-- каждому отстаивать свое мнѣніе.-- Въ этой странѣ такъ дѣлается, мнѣ кажется.
   -- Это зависитъ отъ расположенія духа, въ которомъ находятся джентльмены, сказалъ Дократъ.
   -- Нѣтъ. Какая же польза отъ вашего мнѣнія, если вы не хотите, его отстаивать? Вы обязаны его отстаивать, или уступить и признаться, что оно не такъ вѣрно, какъ вамъ казалось. Иначе, это никогда не кончатся. Вотъ вамъ банковый билетъ въ десять фунтовъ.-- И Моульдеръ вынулъ изъ кармана эту сумму.-- Я положу это въ руку Джона Кеннеби, а вы покройте другой.-- Тутъ онъ принялъ видъ какъ будто не было другаго исхода, отъ сдѣланнаго имъ предложенія.
   -- Я совершенно отказываюсь отъ этого,-- сказалъ Кеннеби.
   -- Пустяки,-- сказалъ Моульдеръ,-- отъ двухъ билетовъ въ десять фунтовъ на прогоритъ вашъ карманъ.
   -- Предположимъ, что завтра меня объ этомъ спросятъ, что я тогда сдѣлаю?
   -- Не беспокойтесь, мистеръ Кеннеби,-- сказалъ Дократъ;-- я пари держатъ не стану.
   -- Вы не будете?-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Разумѣется, нѣтъ, мистеръ Моульдеръ. Если бы вы немного лучше понимали обязанности, налагаемыя на васъ профессіею, вы не рѣшились бы держать пари о дѣлѣ находящемся, хоть отчасти въ вашихъ рукахъ.
   Послѣ этого Дократъ поднялся, думая внушить понятіе о своей важности свидѣтелямъ, если бы не удалось произвести такого впечатлѣнія на мистера Моульдера.
   Моульдеръ положилъ деньги опять въ карманъ, и тихо засмѣялся. По его мнѣнію, онъ одержалъ верхъ надъ адвокатомъ; его предложеніе ему казалось очень простымъ, потому-что, по его мнѣнію, нѣтъ лучшаго средства для подтвержденія мнѣнія, какъ предложить пари?
   Человѣкъ обязанъ поступать такъ, или уступать и извиняться. Въ продолженіи многихъ лѣтъ, въ коммерціи онъ считалъ это средство основнымъ закономъ для опредѣленія характера и поведенія джентельменовъ, и до сихъ поръ никто не говорилъ ему о томъ, чтобы его теорія была ложна.
   Въ продолженіи всего этого времени, Бриджетъ Больстеръ сидѣла тамъ въ очень хорошемъ расположенія духа. Для этого не была надобности говорить. Она видѣла въ обществѣ людей свѣтскихъ и джентльменовъ, передъ нею чашка чаю, и вечеромъ есть надежда выпить что нибудь согрѣвающее. Чего болѣе могъ дать ей свѣтъ, или кому нибудь другому? Ей же было бы все равно, если бы леди Мззовъ судили въ продолженіи года всякій мѣсяцъ. Она не была озлоблена противъ леди Мэзонъ. Ей было все равно, осудятъ ли ее, или объявитъ невиновной. Но для нея было чрезвычайно важно сидѣть покойно въ креслѣ, ничего не дѣлая, ѣсть, пить самое лучшее, что только можно достать, чтобы на нее обращали особенное вниманіе.
   На слѣдующее утро, Дократь по приглашенію пилъ чай у мистера Мэзона. Оставляя друзей, онъ обѣщался возвратиться, чтобы провести ихъ въ судъ.
   Какъ я уже прежде намекнулъ, довѣріе мистера Мэзона къ Дократу росло съ каждымъ днемъ, съ тѣхъ поръ, какъ они впервые встрѣтились въ Гроби-Паркъ, и дошло де того, что онъ жалѣлъ, что не послушался совѣта гамвортскаго адвоката и не сдалъ ему совершенно этого дѣла. Мало по малу Джозефъ Мэзонъ поняль и оцѣнилъ лучшіе доводы изъ своего дѣла, а теперь онъ такъ былъ убѣжденъ въ предположеніяхъ, на которые впервые указалъ ему Дократъ, что никакія противупоказанія не могли его поколебать. Почему Раундъ и Крукъ не привели его доказательствъ, при прежнихъ изслѣдованіяхъ? Зачѣмъ они не позволили ему подать аппеляцію лорду канцлеру, когда, по ихъ небрежности, дѣло было рѣшено не въ его пользу нисшею инстанціею? Зачѣмъ же они, даже впослѣдствіи, когда были принуждены ясностью доставленныхъ имъ доказательствъ, снова начатъ дѣло, зачѣмъ же и теперь оскорбляютъ его слухъ, раздражаютъ его и противятся лучшимъ стремленіямъ его сердца, выражая сожалѣнія къ преступной грѣшницѣ, хотя ихъ прямая обязанность должна состоять въ преслѣдованіи ея? Не по ихъ ли винѣ онъ двадцать лѣтъ тому назадъ лишился Орлійской Фермы? Не смотря на то, молодой Раундъ сказалъ ему съ совершеннымъ спокойствіемъ, что будетъ вполнѣ безполезно домогаться тѣхъ доходовъ, которые должны были нарости втеченіе столькихъ лѣтъ? Послѣ всего случившагося, молодому Раунду хотѣлось бы стереть Луція Мэзона въ порошокъ и извлечь доходъ изъ самыхъ костей его!
   Не слѣдовало ли ему думать, принявъ все вышесказанное въ соображеніе, что Раундъ и Крукъ поступали съ нимъ нечестно, соблюдши интересы леди Мэзонъ? Подъ благодѣтельнымъ вліяніемъ новаго своего совѣтника, онъ наконецъ пришелъ къ этому убѣжденію, и если бы была возможность, онъ даже за недѣлю до слѣдствія, взялъ бы обратно у нихъ свое дѣло.
   -- Мы не должны этого дѣлать теверь,-- сказалъ Дократъ, торжествуя.-- Если это сдѣлать, то дѣло снова остановится. Но за ними будутъ наблюдать, такъ, чтобы дѣло опять не пропало. Они у меня въ тискахъ, мистеръ Мэзонъ; я ихъ держу въ нихъ такъ крѣпко, что они, волею или неволею, должны будутъ ее осудить.
   Родъ награды былъ даже опредѣленъ. Послѣ постыднаго изгнанія Луція Мэзона изъ Орлійской Фермы, онъ, Дократъ, будетъ ее арендаторомъ. Они даже согласились на счетъ арендной платы, съ тѣмъ, однако же, что за первый годъ Дократъ ничего не заплотитъ. Ему было бы пріятно, получить обратно свои два поля, да еще что нибудь въ придачу!
   Надо припомнить, что Люцій Мэзонъ его разъ оскорбилъ въ его собственной конторѣ. Теперь за нимъ очередь навѣстить Луція Мэзона въ его жилищѣ. Ему казалось, что этотъ визитъ произведетъ большій эффектъ, чѣмъ предшествовавшій ему.
   -- И такъ, у насъ все въ порядкѣ,-- сказалъ онъ, пожимая руки мистеру Мэзону изъ Гроби,-- нельзя найти ни зацѣпинки.
   -- Будетъ ли этотъ человѣкъ въ состояніи говорить?-- мистеръ Мэзонъ говорилъ о Джонѣ Кеннеби.
   -- Я думаю, что да; онъ подтвердитъ показаніе этой женщины Больстеръ. Намъ этого только и надо. Мы прежде вызовемъ ее, т. е. когда я окончу мое дѣло. Не думаю, чтобы они много отъ нея узнали, мистеръ Мезонъ.
   -- Если ей вздумается бытъ правдивой, то ничѣмъ не заставишь ее сказать, что она подписала два акта. Не опасаетесь ли вы, что ея прельстили платою?
   -- Нѣтъ, этого нѣтъ.
   -- Они на все способны, какъ вамъ извѣстно,-- сказалъ мистеръ Мэзонъ.-- Вспомните только Соломона Арама! Онъ къ этому давно привыуъ.
   -- Я слишкомъ строго слѣдилъ за ними, мистеръ Мезонъ; они не могли этого сдѣлать. И вотъ, что я вамъ скажу, ни одинъ изъ нихъ не сомнѣвается въ томъ, что мы проиграемъ.
   Послѣ этого, впродолженіи нѣсколькихъ минутъ друзья молчали.
   -- Скажу вамъ, Дократъ,-- начавъ мистеръ Мэзонъ, спустя нѣсколько времени, -- я такъ сильно разсчитываю наконецъ добиться правосудія, что неудача, кажется, убила бы меня. Въ самомъ дѣлѣ, я такъ думаю. Я всегда зналъ это, и предстаньте себѣ, сколько я перечувствовалъ въ продолженіи двадцати двухъ лѣтъ, Дократь! Клянусь, изъ всего прочитаннаго мною, я не запомнилъ ни одной такой несправедливости! Въ теченіи двадцати двухъ лѣтъ она обкрадывала меня. А теперь, говорятъ, ее посадятъ только на годъ въ тюрьму!
   -- Этимъ не обойдется, мистеръ Мэзонъ.
   -- Я знаю, что сдѣлали бы съ ней лѣтъ тридцать тому назадъ, когда у насъ такія дѣла разбирались строго. Что сталось съ Фондклерой?
   -- Такъ ли теперь рѣшаются дѣла!-- сказалъ Дократъ съ усмѣшкой.
   Затѣмъ онъ отправился за своимъ стадомъ, чтобы пригнать его въ судъ.
   -- Черезъ двадцать минутъ я встрѣчусь съ вами въ залѣ. И такъ началась тяжба.
   

ГЛАВА XIV.
Первый день суда.

   Судья занялъ свое мѣсто, собрались адвокаты и атторнеи, передъ ними помѣстилась подсудимая и началось присутствіе. Обыкновенно, при публичномъ разбирательствѣ, когда судится человѣкъ высокаго званія, или когда преступленіе особенно заслуживаетъ вниманія, много времени тратится на предварительное объясненіе. Но такъ какъ это касается болѣе судьи, а не насъ, то потому мы слегка только коснемся его. Обвинили въ клятвопреступленіи, на что подсудимая отвѣтила "не виновата", голосомъ хотя тихимъ, но слышнымъ во всей залѣ. Въ это мгновеніе говоръ утихъ и эти два короткія слова, произнесенныя чистымъ, звучнымъ голосомъ была услышаны всѣми. Нѣкоторые считали возможнымъ, что подъ конецъ засѣданія она сознается въ своей винѣ; но эти люди не знали леди Мэзонъ.
   Мало по малу присяжные приводились къ присягѣ, изъ коихъ многіе были устранены по требованію адвоката леди Мэзонъ. Мистеръ Арамъ узналъ мѣстожительство каждаго изъ нахъ и, по его совѣту, всѣ живущіе въ сосѣдствѣ Гамворта была исключены.
   Сначала тяжба, по относительно-маловажному преступленію, не сопровождалась обычными формальностями, необходимыми при важныхъ преступленіяхъ.
   Подсудимой не было приказано смотрѣть на присяжнаго или наоборотъ, какъ будто бы между ними долженъ былъ произойти бой на жизнь и на смерть. Въ судъ поступило обвиненіе въ клятвопреступленіи отъ главнаго присяжнаго, но служащіе въ судѣ не могли принудить себя начать это дѣло съ торжественностью и тѣмъ уваженіемъ къ подсудимой, съ какимъ бы они приступили къ нему, еслибы ее обвиняли въ убійствѣ стараго мужа, или въ составленія подложной подписи. Хотя подлогъ и не составляетъ теперь важного преступленія, но мы помнимъ то время, когда оно считалось таковымъ. Но и теперь въ этомъ словѣ есть что-то грандіозное! Клятвопреступленіе же не звучно, и кажется маловажнымъ, и потому прошло нѣсколько времени, прежде нежели тяжба достигла того значенія, которое послѣ и сохранила. Это-то и задѣло за живое мистера Мэзона изъ Гроби. Даже мистеръ Дократъ не былъ въ состояніи уразуметь что при настоящихъ обстоятельствахъ у него болѣе данныхъ возвратить имѣніе, чѣмъ еслибъ леди Мэзонъ была обвинена въ подлогѣ.
   Онъ не хотѣлъ вѣрить, что подлогъ легко могъ остаться недоказаннымъ. Онъ бы успокоился только тогда, если бы ее можно было прежде высѣчь и потомъ повѣсить.
   Засѣданіе открылъ мистеръ Стильярдъ, младшій адвокатъ истца, но въ этомъ случаѣ онъ ограничился одной формальностью. Онъ изложилъ только родъ обвиненія, сдѣланнаго противъ леди Мэзонъ, и какой исходъ должно было ожидать отъ суда присяжныхъ. Потомъ всталъ генералъ-прокуроръ сэръ Ричардъ Леверамъ, подробно и съ удивительною прозорливостью изложилъ всѣ обстоятельства этого дѣла, начиная съ духовной, несомнѣнно подписанной сэромъ Джозефомъ Мэзономъ, независимо отъ сдѣланной приписи къ духовному завѣщанію, поднялись постепенно къ открытію этого документа въ конторѣ мастера Дократа, что заставило предполагать, что подпись двухъ свидѣтелей была сдѣлана не къ припискѣ къ духовному завѣщанію, но къ документу другого рода. Говоря это, онъ не очень нападалъ на леди Мэзонъ и не слишкомъ заступался за убытки, понесенные мистеромъ Мэзонъ изъ Гроби. Говоря о мистерѣ Дократѣ и объ его участи въ этомъ дѣлѣ, онъ не льстилъ Гамвортскому адвокату. Отнесясь же къ своимъ ученымъ друзьямъ противной стороны, онъ подтверждалъ свое убѣжденіе въ томъ, что защита леди Мэзонъ будетъ ведена не только съ энергіею, но и съ той правдивостью, которая уже доставила извѣстность въ своемъ кругѣ джентельменамъ противной стороны. Все сказанное тревожило Джозефа Мэзона; но хотя сэръ Ричардъ былъ такъ умѣренъ къ своей сторонѣ и вѣжливъ къ противной, тѣмъ не менѣе, въ заключеніе своей рѣчи, онъ сказалъ, что если свидѣтели присягнутъ такъ, какъ по слухамъ они намѣрены это сдѣлать, то они или совсѣмъ не заслуживаютъ довѣрія -- о чемъ его ученые друзья противной стороны могутъ судить также, какъ и всякій джентельменъ, украшающій англійское судебное мѣсто -- или же подсудимая виновна въ клятвопреступленіи.
   Изъ присутствующихъ въ судѣ наиболѣе обратили вниманіе на слова сэра Ричарда Джозефъ Мэзонъ, сама леди Мэзонъ и Феликсъ Грэгамъ. Джозефу Мэзону казалось, что онъ преданъ своимъ адвокатомъ. Сэръ Ричардъ и Раундъ дѣйствуютъ за одно, чтобы еще разъ его уничтожить. Если бы было только возможно, онъ остановилъ бы родъ дѣла, и въ такомъ духѣ онъ говорилъ Дократу. По его имѣнію, сэру Ричарду слѣдовало возбудить презрѣніе къ леди Мэзонъ въ этихъ двѣнадцати честныхъ присяжнымъ. Мистеръ Дократъ, лучше своего патрона понимавшей это дѣло, старался внушить ему, что онъ ошибается. Но ему это не удалось. "Если она ускользнетъ отъ меня,-- сказалъ Мэзонъ,-- мнѣ кажется, что я умру отъ этого".
   Леди Мэзонъ казалось, что человѣкъ, обнаруживающій главныя сцены ея прошлой жизни здѣсь собравшейся толпѣ, самъ при нихъ присутствовалъ и видѣлъ все не хуже ея самой. Онъ исчислилъ присяжнымъ всѣхъ присутствовавшихъ въ комнатѣ при подписываніи документа; описывалъ, какъ при этомъ былъ старый Усбечъ, уже неспособный къ дѣятельности; какъ кончилось дѣло о товариществѣ; какъ послѣ того эти два свидѣтеля подписали документъ; какъ свидѣтели эти были обмануты или по крайней мѣрѣ отчасти обмануты на счетъ ихъ подписей, когда изъ призывали для подтвержденія ихъ подписей на прежнемъ слѣдствіи. Онъ также сказалъ имъ, что чрезъ сравненіе подписей на припискѣ въ духовному завѣщанію съ настоящими подписями, экспертъ и знатокъ калиграфіи съ точностью объяснилъ бы имъ, которая изъ подписей подложна. Далѣе разсказалъ, какъ въ самомъ дѣлѣ совершена была подложная приписка къ духовному завѣщанію, упомянулъ о уединенной комнатѣ, гдѣ совершено было это дурное дѣло, посреди ночи и таинственности, сопровождавшей все происшествіе. Далѣе, съ видимымъ милосердіемъ, старался какъ бы смягчить вину, говоря присяжнымъ, что преступленіе было совершено леди, не съ цѣлью собственнаго обогащенія, но вслѣдствіе безумной дикой идеи, возвратить своему ребенку то, въ чемъ хотѣлъ отказать ему отецъ. Говоря это, онъ упомянулъ о Ревеккѣ и ея сынѣ; услышавши это, мистриссъ Ормъ нагнулась къ столу, предъ которымъ сидѣла, и Луцій Мэзонъ высоко поднялъ сжатый кулакъ и потомъ крѣпко ударилъ имъ по стоящей предъ нимъ конторкѣ. "Цѣню достоинства этого молодаго человѣка", сказалъ сэръ Ричардъ, посмотрѣвши на него; "говорятъ, что онъ джентельменъ, добръ, трудолюбивъ и великодушенъ. Я очень сожалѣю, что онъ здѣсь; отъ всей души желалъ бы, чтобы его здѣсь не было."
   Причемъ слеза, настоящая слеза, остановилась на глазахъ стараго, опытнаго адвоката. Услышавъ это, Луцій на минуту закрылъ лицо. Но это было сдѣлано на одно мгновеніе, послѣ чего онъ опять окинулъ взоромъ все присутствіе, причемъ схватилъ мать за руку. "Онъ не такъ будетъ смотрѣть завтра вечеромъ, я думаю", сказалъ Дократъ на ухо сосѣду. Во все это время на лицѣ леди Мэзонъ нельзя было не замѣтить никакой перемѣны. Почувствовавъ руку сына, мускулы руки ея судорожно сократились, но она тотчасъ же оправилась и далѣе переносила все съ совершеннымъ спокойствіемъ. Тѣмъ не менѣе ей казалось, что стоящій передъ нею человѣкъ, говорящій такъ спокойно, зналъ всѣ ея сокровеннѣйшія тайны. Какая же у нея была надежда, когда все имъ хорошо извѣстно?
   Феликсъ Грэгамъ не пропускалъ однако слова. Пока мистеръ Чаффенбрассъ суетился на своемъ мѣстѣ, или занимался чтеніемъ или просто дремалъ, не обращая вовсе вниманія на то, что говорилъ его ученый товарищъ по профессіи, Грэгамъ вслушивался въ каждый фактъ, въ каждое предположеніе. Знать истину, для него было очень важно, хотя онъ и чувствовалъ, что боится ее узнать. Не было ли бы лучше, если бы онъ ея вовсе не узналъ? Все-таки онъ продолжалъ внимательно слушать и взвѣшивалъ каждое мнѣніе. Во все это время мистеръ Чаффенбрассъ посреди дремоты, чтенія и суеты внимательно слѣдилъ за нимъ.
   Чаффенбрассу было совершенно ясно, что леди Мэзонъ виновна. Въ противномъ случаѣ, не пригласили бы его. Онъ хорошо понималъ, что защита угнетенной невинности не поручалась ему.
   Наконецъ сэръ Ричардъ Леверамъ кончилъ свой длинный разсказъ, и тогда начался опросъ свидѣтелей. Было уже болѣе двухъ часовъ и судья оставилъ присутствіе на нѣсколько минутъ, чтобы освѣжить себя стаканомъ вина и бутербродомъ.
   Въ это же время молодой Перегринъ Ормъ, несмотря за всѣ препятствія, добрался до своей матери и тоже вывелъ ее. Онъ взялъ мать подъ руку, а леди Мэзонъ послѣдовала за ними съ сыномъ; они пробрались въ маленькую переднюю, чрезъ которую вначалѣ взошли. Ни слова не было сказано объ интересующемъ всѣхъ предметѣ.
   Луцій стоялъ молчаливый и задумчивый, пока Перегринъ угощалъ дамъ. По приглашенію, леди Мэзонъ пробовала ѣсть и пить. Не все ли ей было равно, ѣла ли она, пила ли, или голодала? Она заботилась о томъ, чтобы своимъ обращеніемъ все-таки въ глазахъ людей поддержать идею о ея невиновности. Слѣдовательно, чтобы эти два молодыхъ человѣка оставалась при этомъ убѣжденіи, она ѣла и пила, когда ее объ этомъ просили.
   По возвращеніи ихъ въ залу, мистеръ Стильярдъ всталъ, чтобы опросить Дократа, который какъ первый свидѣтель занялъ мѣсто. Адвокатъ представалъ извѣстные документы, считавшіеся обличительными, которые были имъ найдены между бумагами его тестя, потомъ передалъ, какъ онъ нашелъ тотъ документъ, изъ котораго увидѣлъ, что Больстеръ и Кеннеби были свидѣтелями при подписаніи извѣстной бумаги 14 іюля. Подозрѣніе у него появилось вслѣдствіе того, что ему хорошо были извѣстны всѣ подробности прежняго слѣдствія. Дѣйствуя на этомъ основаніи, онъ поѣхалъ въ Іоркъ-ширъ къ мистеру Мэзону и его заботамъ и старанію обязаны предпринятію этого новаго слѣдствія. Это составляло сущость его объясненій; послѣ чего начали его опрашивать противники.
   Мистеръ Чаффенбрассъ всталъ, очередь была за нимъ. Такъ какъ мистеръ Фёрниваль, до начала серьезнаго дѣла, дѣлалъ предварительныя дознанія. Все это, однако, было приготовляло прежде, и условлено, что если будетъ какая нибудь возможность, надо устроить дѣло такъ, чтобы Дократъ понялъ въ лапы стараго адвоката изъ Олдъ-Бейли.
   Пріятно было видѣть, какъ смиренно принялся за дѣло мистеръ Чаффенбрассъ; какъ мило онъ улыбнулся, какъ началъ рыться между бумагами, какъ будто не знаетъ хорошо въ чемъ дѣло, и какъ прилично, скромно онъ поправилъ свой старый парикъ, надвинувъ его значительно на лобъ. Голосъ его былъ тихъ и мягокъ, такъ тихъ, что въ залѣ его едва слышали; почему пріѣхавшіе издалека его послушать -- начали разочаровываться. Пріятно также было видѣть, какъ Дократъ вооружился, для отраженія нападенія; онъ какъ будто острилъ свои зубы. Предварительные пріемы мистера Чаффенбрасса не могли его обмануть. Онъ зналъ, что его ожидаетъ; онъ былъ храбръ, какъ крысоловка, ожидающій нападенія бульдога. Пусть мистеръ Чаффенбрассъ нападаетъ на него, какъ хочетъ; вѣдь это только будетъ въ продолженіи одного часа или около того. Но когда мистеръ Чаффенбрассъ кончитъ, Орлійская Ферма все-таки останется.
   -- Вы, кажется, были жильцомъ у леди Мэзонъ въ одно время, мистеръ Дократъ?-- спросилъ стряпчій.
   -- Былъ, и они меня выгнали. Если вы позволите я вамъ разскажу, какъ это случилось, и какъ я былъ разсерженъ такимъ обращеніемъ со мною.
   Мистеръ Дократъ рѣшился разсказать все это и этимъ предупредить дальнѣйшіе разспросы со стороны своего мучителя, и чтобы не показаться неохотнымъ свидѣтелемъ.
   -- Пожалуйста,-- сказалъ мистеръ Чаффенбрассъ.-- Это будетъ съ вашей стороны очень любезно.-- Когда я буду знать все это и еще одно незначительное обстоятельство, мнѣ кажется, не нужно будетъ васъ болѣе безпокоить. Тогда мистеръ Дократъ разсказалъ все: какъ потерялъ онъ два поля, какъ это его разсердило, какъ слѣдствіемъ его гнѣва было, что онъ рѣшился тотчасъ сдѣлать то, что ему давно хотѣлось сдѣлать, именно, пересмотрѣть бумаги стараго мистера Усбечъ, съ цѣлью узнать истину на счетъ этой сомнительной приписи къ духовному завѣщанію.
   -- И вы нашли то, чего искали, мистеръ Дократъ?
   -- Нашелъ,-- сказалъ Дократъ.
   -- По-видимому, очень скоро?
   -- Я два или три дня занимался этою работою.
   -- Но вы точно нашли то, чего вамъ было нужно?
   -- Я нашелъ то, что ожидалъ.
   -- Не смотря на то, что это было пересмотрѣно внимательно мистеромъ Раундъ и Крукъ, лѣтъ двадцать тему назадъ, при первомъ слѣдствіи?
   -- Я былъ проницательнѣе ихъ, мистеръ Чаффенбрассъ, значительно проницательнѣе. Тутъ онъ отодвинулъ свой парикъ нѣсколько назадъ и глаза его заблистали непріятнымъ краснымъ цвѣтомъ.
   -- Это я и замѣчаю,-- сказалъ Чаффенбрассъ.-- Да,-- сказалъ онъ,-- много еще времени пройдетъ, пока мои старые друзья, Раундъ и Крукъ сдѣлаются такими проницательными, какъ вы, мистеръ Дократъ.
   -- Даю вамъ слово, я съ вами согласенъ, мистеръ Чаффенбрассъ.
   -- Да, въ сравненія съ вами, Раундъ и Крукъ дѣти, мистеръ Дократъ.-- И тутъ мистеръ Чаффенбрассъ началъ поцарапывать подбородокъ пальцемъ; это была его привычка, когда онъ начиналъ горячиться.-- Дѣти въ сравненіи съ вами! Чтобы собрать такія свѣденія, вамъ, было я полагаю, достаточно дѣла съ ними.
   -- Да, у меня съ ними были кое-какія дѣла.
   -- И вѣроятно имъ очень понравилось ваше общество, мистеръ Дократъ! Какимъ вы ихъ штукамъ научили! Какой это, должно быть, былъ оазисъ, посреди ихъ обыкновенно монотонной, но выгодной работы! Я завидую Раундъ и Крукъ; они занимались съ ними въ кабинетѣ?
   -- Объ этомъ я ничего не знаю, сэръ.
   -- Я полагаю тоже; но они долго будутъ это помнить. Хорошо; послѣ трехъ дневнаго осмотра бумагъ вашего тестя, вы нашли то, въ чевъ нуждались?
   -- Нашелъ.
   -- Вы имѣли нѣкоторую увѣренность и прежде, что найдете?
   -- Да, я ожидалъ, что что-нибудь откроется.
   -- Я въ этомъ не сомнѣвался; и кое-что нашлось. Кто этотъ джентельменъ, сидящій около васъ, кто онъ такой?
   -- Джозефъ Мэзонъ-эсквайръ изъ Гроби-Парка,-- сказалъ Дократъ.
   -- Я такъ и думалъ. Если леди Мэзонъ и ея сынъ потеряютъ права на Орлійскую Ферму, то она должна принадлежать ему?
   -- Въ такомъ случаѣ, онъ будетъ наслѣдникомъ.
   -- Точно. Онъ будетъ наслѣдникомъ.
   -- Но какъ пріятно вамъ быть на такой дружеской ногѣ съ наслѣдникомъ! А когда онъ вступить въ свои права, кто будетъ арендаторомъ? Можете ли вы намъ это сказать?
   Дократъ тутъ ни минуту остановился.
   Дѣло не въ томъ, чтобы онъ призадумался сказать всю правду. Онъ на это вполнѣ рѣшался, да еще хотѣлъ прибавить, что онъ считаетъ себя достойнымъ награды. Но въ глазахъ и обращеніи Чаффенбрасса было что-то такое, что его остановило на минуту, чѣмъ тотчасъ же и воспользовался его противникъ.
   -- Скажите же, сэръ -- сказалъ онъ,-- говорите. Если я этого не узнаю отъ васъ, мнѣ кто-нибудь другой скажетъ. Вы были такъ чистосердечны до сихъ поръ. Не дайте присяжнымъ подумать, что вы наконецъ падаете духомъ.
   -- Нѣтъ причины мнѣ падать духомъ,-- сказалъ Дократъ сердитымъ тономъ.
   -- Нѣтъ? Я съ вами въ этомъ несогласенъ, мистеръ Дократъ. Всякій человѣкъ, находящійся въ положеніи подобномъ вашему, я думаю, долженъ упасть духомъ. Но это ничего. Кто будетъ арендаторомъ Орлійской Фермы, когда ее отберутъ у моего кліэнта?
   -- Я.
   -- Совершенно справедливо. У васъ отобрали эти два поля, когда молодой Мэзонъ возвратился изъ Германіи?
   -- Такъ.
   -- Вы тотчасъ же принялись за дѣло и отыскали этотъ документъ?
   -- Да.
   -- Вы уговорили Джозефа Мэзона начать искъ?
   -- Я передалъ ему свое мнѣніе.
   -- Точно такъ. Если результатъ будетъ благопріятный, вы вступите во владѣніе землею?
   -- Я буду арендовать Орлійскую Ферму у мистера Мэзона.
   -- Такъ. Вы будете арендовать Орлійскую Ферму у мистера Мэзона. Даю вамъ честное слово, мистеръ Дократъ, вы значительно облегчили мою работу сегодня. Мнѣ кажется, васъ болѣе спрашивать не для чего.
   Послѣ того, мистеръ Чаффенбрассъ, садясь, посмотрѣлъ за присяжныхъ съ такимъ выраженіемъ лица, которое одно стоило больше, чѣмъ вся заработанная имъ плата. Лицо его выражало такъ ясно, какъ только можетъ выразить лицо, слѣдующее:
   "Послѣ этого, джентельмены присяжные, много разговаривать нечего. Вы видите цѣль нашихъ противниковъ, и вы видите какими средствами они хотѣли достигнуть цѣли. Наше дѣло совершенно ясно, больше желать нельзя."
   Все это мистеръ Чаффенбрассъ, выразилъ взглядомъ, пожатіемъ плеча, жестомъ, гораздо краснорѣчивѣе, чѣмъ могъ бы это сдѣлать словами.
   Мистеръ Дократъ, возвращаясь къ своему мѣсту, долженъ былъ пройти около стола, стоящаго посреди залы; при этомъ онъ старался придать себѣ видъ праваго. Онъ зналъ, что взоры всѣхъ въ судѣ, и особенно взоры судьи и присяжныхъ, обращены на него. Онъ также зналъ, какъ незамѣтно можетъ поколебаться мнѣніе людей отъ какого нибудь измѣненія въ лицѣ или движенія. Потому онъ хотѣлъ казаться равнодушнымъ, возвращаясь на мѣсто, храбрился, что впрочемъ и самъ сознавалъ Добравшись до своего мѣста, онъ однако чувствовалъ, что мистеръ Чаффенбрассъ сильнѣе его.
   Послѣ него сэръ Ричардъ Левергамъ опрашивалъ одного мистера Торрингтона изъ Лондона, который доказалъ, что представленный документъ, безъ всякаго сомнѣнія, настоящій. Этотъ документъ былъ подписанъ тѣмъ же лицомъ, какъ и приписка къ духовному завѣщанію, составлявшая теперь спорный вопросъ и была подписана въ Орлійской Фермѣ старымъ сэромъ Іосифомъ и на ней была подпись двухъ свидѣтелей: Джона Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ. Сэръ Ричардъ, держа документы въ рукахъ, объяснилъ присяжнымъ, что при настоящемъ положеніи дѣла, онъ ихъ не проситъ принятъ за доказанное, что подписи двухъ сказанныхъ лицъ настоящія. ("Я думаю, что нѣтъ", сказалъ мистеръ Фёрниваль громко). Но онъ просилъ ихъ удовольствоваться тѣмъ, что документъ теперь существующій, долженъ имѣть эти двѣ подписи. Имъ должно будетъ объ этомъ судить только тогда, когда имъ будутъ представлены полныя доказательства, настоящій ли это документъ или нѣтъ. За тѣмъ документъ былъ переданъ къ мѣсту занимаемому присяжными, и всѣ двѣнадцать присяжныхъ разсматривали его. Изложеніе, сдѣланное мистеромъ Торрингтономъ, было очень просто. Случайно онъ узналъ подробности о товариществѣ Мэзона и Мартока, что онъ и объяснилъ. Послѣ чего сэръ Ричардъ передалъ его для дальнѣйшаго опроса.
   Теперь очередь была за Грэгамомъ, но только что онъ всталъ, у него появилась неувѣренность. Ему казалось, что все сказанное Торрингтономъ заслуживаетъ довѣрія, и совершенно справедливо; болѣе того, онъ ясно сказалъ все, что зналъ, все что было нужно знать присяжнымъ, чтобы прійти къ справедливому заключенію. Въ его присутствіи, и Чаффенбрасъ и Арамъ намекали на то, что этотъ человѣкъ въ сообществѣ съ Дократомъ, и Арамъ говорилъ съ усмѣшкою, что это загадочный старикъ. Онъ могъ быть загадочнымъ, но онъ уже успѣлъ показать себя застѣнчивымъ и недовольнымъ настоящимъ своимъ положеніемъ, но онъ также показалъ, какъ думалъ Грэгамъ, что ему хотѣлось сказать правду. И тѣмъ болѣе, какъ Грэгамъ съ большимъ вниманіемъ слушалъ опросъ Дократа, у него появилось отвращеніе -- не столько къ роли, исполненной аторнеемъ, чѣмъ къ роли, исполненной адвокатомъ. По взгляду Грэгама на это дѣло, что было ему до личности Дократа? Если бы было доказано, почему показаніе, сдѣланное Дократомъ, не заслуживаетъ довѣрія,-- что самая сущность показаній его слаба,-- тогда только характеръ человѣка, дѣлающаго показаніе можетъ казаться сомнительнымъ. Предположивши, что показаніе точное, что оно подтверждается другимъ показаніемъ; какое бы произвело дѣйствіе какое нибудь плутовство со стороны Дократа? Чаффенбрассъ только доказалъ, что Дократъ добивается своей цѣли. Сомнѣвался ли кто-нибудь въ этомъ? Но никто ни сказалъ ни одного слова, нѣтъ даже тѣни доказательства тому, чтобъ этотъ человѣкъ, для достиженія своихъ цѣлей, прибѣгнулъ ко лжи. Все это перемѣщалось въ головѣ Феликса Грэгама; подымаясь съ мѣста, чтобы принять участіе въ этомъ дѣлѣ, онъ склонялся скорѣе противъ леди Мэзонъ, чѣмъ въ ея пользу.
   Этотъ Торрингтонъ былъ старикъ и Грэгамъ замѣтилъ, какъ у него тряслись руки, когда сэръ Ричардъ говорилъ съ нимъ. Но сэръ Ричардъ былъ къ нему очень добръ -- какъ и должно было быть, такъ какъ онъ былъ свидѣтелемъ на его сторонѣ,-- причемъ старикъ понемногу успокоился. Но теперь, когда онъ обратился туда, гдѣ думалъ найти врага, дрожаніе возвратилось и слышно было, какъ палка, которую онъ держалъ въ рукахъ, ударялась о стѣнку ложи, въ которой онъ стоялъ. Грэгамъ, вставая замѣтилъ, что ненавистный Чаффенбрассъ смотрѣлъ на него; это тотчасъ придало ему бодрости. Былъ ли онъ способенъ нападать за старика, потому только, что господинъ, въ родѣ Чаффенбрасса того желалъ? Нѣтъ, ни въ коемъ случаѣ.
   Онъ сначала спросилъ мистера Торрингтона сколько ему лѣтъ; когда ему тотъ отвѣтилъ, что болѣе семидесяти, то Грэгамъ его увѣрилъ, что ничего не будетъ сказано такого, что могло бы нарушить его спокойствіе.
   -- Теперь, мистеръ Торрингтонъ,-- спросилъ онъ,-- скажите мнѣ, дружны ли вы cъ мистеромъ Дократомъ, или знали ли его до начала дѣла по этой тяжбѣ?
   Этотъ вопросъ онъ повторилъ въ разныхъ видахъ, но всегда кроткимъ голосомъ и не показывалъ вида, будто онъ не вѣритъ отвѣтамъ. На всѣ эти вопросы Торрингтонъ отвѣчалъ отрицательно. Онъ никогда не видалъ Дократа, до прихода атторнея къ нему насчетъ документа по дѣлу о товариществѣ. Онъ cъ нимъ никогда не ѣлъ и не пилъ вмѣстѣ, и между ними никогда не бывало конфиденціальнаго разговора.
   -- Будетъ съ васъ, мистеръ Торрингтонъ,-- сказалъ Грэгамъ; садясь, онъ повернулся и еще разъ взглянулъ прямо въ лицо мистеру Чаффенбрассу.
   Интереснаго ничего болѣе въ этотъ день не было. Опрашивали нѣсколько неважныхъ свидѣтелей, и послѣ того засѣданіе было закрыто.
   

ГЛАВА XV.
Двое судей.

   Феликсъ Грэгамъ, выходя изъ Альстонскаго суда, послѣ окончаніи перваго засѣданія былъ въ дурномъ расположеніи духа. Онъ не осуждалъ себя за то, что не исполнили своего долга относительно кліэнта; но онъ себя обвинялъ за то, что принялъ на себя дѣло, исполненіе котораго было ему не по силамъ. Не лучше ль было бы, говорилъ онъ себѣ, еслибы бѣдная леди имѣла на своей сторонѣ другого адвоката, а не меня? Онъ выходилъ вмѣстѣ съ мистеромъ Фёрнивалемъ и мистеромъ Чаффенбрассомъ, и послѣдній бросилъ на него такой презрительный взглядъ, котораго онъ не съумѣлъ возвратить. Въ душѣ онъ могъ бы это сдѣлать, на словахъ тоже онъ умѣлъ бы себя защитить. Но если бы онъ попробовалъ переброситься взглядами съ мистеромъ Чаффенбрассомъ, это даже для него самого было бы ясно, что этимъ онъ объявляетъ свое намѣреніе встать въ оппозицію къ своимъ товарищамъ.
   Онъ чувствовалъ, что принялся за борьбу, въ которой правда, справедливость, даже само небо противъ него. Какъ можетъ человѣкъ поддерживать истину, которой самъ не вѣритъ? Онъ чувствовалъ что хотя леди виновна, но, съ нею нужно поступить со всею кротостью, которую только можетъ допустить законъ; если бы ея вина была доказана, онъ употребилъ бы все свое краснорѣчіе ее защитить. Онъ могъ бы все-таки сожалѣть о ней, симпатизировать ей, заступаться за нее при такихъ условіяхъ; но есть ли возможность, зная, что она обманываетъ, передъ всею толпою собравшихся въ судѣ, употребить данный ему Богомъ разсудокъ на то, чтобы заставить думать другихъ, что ложный и виновный -- правъ, и что обвиняющіе, въ справедливости которыхъ онъ убѣжденъ,-- виновны?
   Рѣшено было, что баронъ Мальтби будетъ ночевать, въ Нонинсби, потому судьи поѣхали вмѣстѣ въ каретѣ, а Грэгамъ возвратился вмѣстѣ съ Августомъ Стевлей въ Тальбурнъ.
   -- Ну, юный старецъ,-- сказалъ Августъ,-- вы не очень нападали на того негодяя.
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Грэгамъ и замолчалъ.
   -- Чаффенбрассъ очень съ дурной стороны рекомендовалъ Гэмвортскаго атторнея,-- сказалъ Августъ, послѣ короткаго молчанія. Но на это Грэгамъ сначала не отвѣтилъ.
   -- Еслибы я былъ между присяжными,-- продолжалъ Стевлей,-- я не повѣрилъ бы ни одному слову, сказанному имъ, еслибы не было другихъ доказательствъ. Да, и присяжные ему не повѣрятъ.
   -- Я вамъ вотъ что скажу, Стевлей,-- сказалъ Грэгамъ: -- вы мнѣ сдѣлаете большое одолженіе, если не будете говорить объ этомъ дѣлѣ.
   -- Извините.
   -- Не извиняйтесь. Ничего нельзя себѣ представать естественнѣе того, еслибы мы съ вами разбирали это дѣло во всѣхъ подробностяхъ. Но есть причины, которыя я вамъ объясню послѣ, почему мнѣ бы не хотѣлось объ этомъ говорить.
   -- Хорошо,-- сказалъ Августъ.-- Я не скажу ни слова.
   -- Что касается до меня, я постараюсь окончить это дѣло, какъ только съумѣю.
   Послѣ этого они оба молчали, пока не доѣхали до угла стѣны Нонинсби.
   -- Вы запрещаете говорить и о другомъ предметѣ?-- спросилъ Августъ.
   -- О какомъ другомъ?
   -- О томъ, о которомъ вы сказали кое-что при послѣднемъ вашемъ посѣщеніи, касательно сестры моей Мэдлинъ.
   Грэгамъ почувствовалъ, что покраснѣлъ, но не зналъ какъ отвѣть.
   -- Объ этомъ судить вамъ, можемъ и мы говорить или нѣтъ,-- сказалъ онъ наконецъ.
   -- Я, разумѣется, не желаю, чтобы между нами были тайны,-- сказалъ Августъ.
   -- Такъ и не будетъ. Я намѣренъ сдѣлать предложеніе до отъѣзда моего изъ Нонинсби. Для вашего удовольствія, могу васъ увѣрить, что мнѣ надежда на успѣхъ плоха.
   -- Для моего удовольствія, Феликсъ! Я не знаю, почему мы думаете, что мнѣ будетъ пріятно, если вамъ откажутъ.-- Говоря это, онъ остановилъ лошадь у подъѣзда, не было болѣе времени для дальнѣйшихъ разговоровъ.
   -- Папенька дома уже съ четверть часа,-- сказала Мэдлинъ, встрѣчая ихъ.
   -- Да, онъ опередилъ насъ тѣмъ, что карета его была раньше подана,-- сказалъ ее братъ.-- Намъ пришлось ждать конюха.
   -- Отецъ сказалъ, что если вы черезъ десять минутъ не явитесь, то онъ отправится въ столовую безъ васъ. Маменька и я готовы.-- Говора это, она съ улыбкою обратилась къ Феликсу, показывая ему, что она и ея отецъ обращаются съ нимъ, какъ съ членомъ своего семейства.
   -- Для меня довольно десяти минутъ,-- сказалъ онъ.
   -- Еслибы отецъ только сѣлъ за столъ,-- сказалъ Августъ,-- все было бы хорошо. Но вотъ этого онъ не сдѣлаетъ. Мэдлинъ, пошлите кого нибудь помочь мнѣ одѣться.
   Послѣ этого всѣ разошлись, чтобы незаставить двухъ судей ждать обѣда.
   Феликсъ Грэгамъ поспѣшилъ на верхъ; переступая чрезъ три ступени, какъ будто весь будущій успѣхъ его въ Нонинсби зависѣлъ отъ того, поспѣетъ ли онъ въ гостиную въ назначенный судьею срокъ. Такъ какъ онъ одѣвался съ величайшею быстротою; думая менѣе о своей внѣшности, чѣмъ вѣроятно слѣдовало бы, чтобъ предстать предъ любимой женщиною, то онъ старался принять какое-нибудь намѣреніе за счетъ предстоящаго. Какъ было найти случай поговорить съ Мэдлинъ, когда, впродолженіи своего короткаго пребыванія въ Нонинсби, онъ уѣзжалъ утромъ тотчасъ послѣ чая и возвращался вечеромъ, только къ обѣду?
   Когда онъ взошелъ въ гостиную, судьи были тамъ, а также леди Стэвлей и Мэдлинъ. Недоставало одного Августа.
   -- Позвоните, Грэгамъ,-- сказалъ судья.-- Грэгамъ тоже занялъ мѣсто на углу стола.-- Августъ будетъ готовъ только къ ужину.
   Позвонили и приказано было подавать обѣдъ.
   -- Папенькѣ слѣдовало помнить,-- сказала Мэдлинъ,-- что карета его была подана раньше въ Альстонѣ.
   -- Я слышалъ звукъ колесъ тильбури,-- сказалъ судья.-- Они выѣхали двумя минутами позже насъ.
   -- Я не думаю, чтобы Августъ одѣвался долѣе другихъ молодыхъ людей,-- сказала леди Стэвлей.
   -- Посмотрите на Грэгама. Нельзя полагать, чтобы онъ владѣлъ всѣми членами, потому что съ мѣсяцъ тому назадъ, онъ переломалъ полдюжины изъ нихъ, а все таки онъ успѣлъ. Товарищъ Мальтби дайте руку леди Стевлей. Грэгамъ вы поведете Мэдлинъ, а я за вами пойду одинъ.
   Онъ не назвалъ ее миссъ Стевлей, на что Феликсъ обратилъ особенное вниманіе, и сдѣлавъ это замѣчаніе, прижалъ нѣсколько сильнѣе маленькую ручку. Это былъ первый признакъ любви съ его стороны, и онъ боялся, чтобы она за это не разсердилась. Но отвѣта не было, ни малѣйшаго намека, но не было и гнѣва.
   -- Поправилась ли ваша рука совершенно?-- спросила она, когда они сѣли, послѣ короткой молитвы, произнесенной судьей.
   -- Пятнадцать минутъ, ровно,-- сказалъ Августъ торопясь,-- и кажется это несправедливо относительно меня. Но чего можетъ ожидать молодой адвокатъ въ присутствіи двухъ судей?
   Послѣ этого начался обѣдъ, которымъ всѣ остались очень довольны.
   О предметѣ, занимавшемъ всѣхъ, не было сказано ни слова, ни вечеромъ, ни на слѣдующее утро. Ни слова не было сказано о предстоящей тяжбѣ, и никто не произнесъ имени леди Мэзонъ. Даже Мэдлинъ хорошо понимала, что приличіе не позволяло упомянуть о настоящемъ дѣлѣ, въ присутствіи производившаго его; это составляло священную и на которую нельзя было ступить.
   Еслибы это мнѣніе не было такимъ общимъ, англійскому судьѣ и англійскимъ совѣтникамъ, пришлось бы въ такихъ случаяхъ подвергать себя такому строгому заключенію, какъ приходится переносить присяжнымъ. Но правила, вѣжливость и хорошее обращеніе -- не хуже замковъ и стѣнъ.
   -- Знаете ли вы, мистеръ Грэгамъ,-- сказала Мэдлинъ, полутономъ, дозволенномъ за обѣденнымъ столомъ,-- мистриссъ Бэкеръ говоритъ, что вы не хотите знать ее, съ тѣхъ поръ, какъ поправились.
   -- Я! Чтобы я не хотѣлъ знать одного изъ лучшихъ моихъ друзей! Какъ она можетъ говорить такую неправду? Еслибы я зналъ, гдѣ она живетъ, я бы послѣ обѣда сходилъ къ ней.
   -- Мнѣ, кажется, вамъ нѣтъ надобности этого дѣлать, у ней очень уютная комнатка. Вы въ этой комнатѣ были на Рожествѣ, когда мы ловили "дракона" когда вы и Маріонъ выносили блюда.
   -- Я помню, и ей не простительно говорить, что я не хочу ее знать? Я ее видѣлъ на секунду вчера и говорилъ съ нею.
   -- Да, но вамъ слѣдовало съ нею поболтать подолѣе. Она ждетъ, чтобы вы пересказали ей все прошлое, какъ васъ внесли разбитаго, какъ пришелъ докторъ, какъ вы принимали всѣ кашки, который она для васъ приготавливала. Я боюсь, мистеръ Грэгамъ, что вы не понимаете старухъ.
   "Да и молодыхъ также, вертѣлось у него на языкѣ"; но оно этого не сказалъ.
   -- Когда а былъ молодымъ человѣкомъ,-- сказалъ баронъ, поддерживая общій разговоръ за столомъ,-- мнѣ никогда не представлялся случай, переломать себѣ ребра на охотѣ.
   -- Если бы это случилось,-- сказалъ Августъ,-- оно произвело бы большее дѣйствіе, чѣмъ несчастіе съ моимъ другомъ; тогда нашъ вѣкъ могъ бы лишиться одного изъ самыхъ яркихъ своихъ свѣтилъ, а нашъ судъ одного изъ своихъ лучшихъ украшеній.
   -- Слушайте, слушайте!-- говорилъ его отецъ.
   -- Августъ является въ новомъ свѣтѣ,-- сказала его мать.
   -- Душевно благодарю его,-- сказалъ баронъ.-- Но какъ я вамъ прежде говорилъ, со мною не бывали подобные случаи. Если я хорошо помню, мой отецъ счелъ бы меня за сумасшедшаго, если бы а вздумалъ отправиться на охоту.-- Ѣздили вы на охоту, Стевлей?
   Послѣ ухода дамъ, четыре юриста заговорили о законахъ, хоти и не касались начатой въ Альстонѣ тяжбы. Какъ намъ уже извѣстію, судья Стевлей былъ на Бёрмингэмскомъ конгрессѣ, а его товарищъ баронъ не былъ. Баронъ Мальтби, невысоко цѣнилъ ихъ Бёрмингэмскую дѣятельность, и нѣсколько нападалъ на своего товарища за то, что онъ принималъ въ немъ участіе.
   -- Этотъ предметъ подлежитъ разсужденію,-- сказалъ хозяинъ
   -- Да, я надѣюсь,-- сказалъ Грэгамъ.-- По крайней мѣрѣ, мнѣ не приходилось слышать мнѣнія, чтобы мы не могли говорить свободно.
   -- Разсужденія о такомъ предметѣ ничего не стоятъ,-- сказалъ баронъ.-- Человѣкъ логически разсуждающій, можетъ доказать или опровергнуть все, но никогда никого не убѣдитъ. Въ дѣлѣ, близко касающемся человѣка, онъ со временемъ убѣждается собственными мыслями, а не доказательствами логика, или краснорѣчіемъ оратора. Говоруны часто думаютъ, что если слушающіе ихъ не могутъ имъ отвѣтить, то они обязаны уступить; но люди молчаливые обыкновенно совершенно иначе смотрятъ на этотъ предметъ.
   -- Клонится ли это къ тому, чтобы показать, что не должно разбирать вопросовъ?-- спросилъ Феликсъ.
   -- Мнѣ не хотѣлось бы быть невѣжливымъ -- сказалъ баронъ, но изъ всѣхъ выраженій нашего языка нѣтъ ни одного, которое я такъ сильно ненавидѣлъ, какъ послѣднее. Человѣкъ, занимающійся разбираніемъ такихъ вопросовъ, хуже людей, любящихъ заниматься преобразованіями.
   -- Однако несносные люди такого рода,-- сказалъ Грегамъ,-- являются вотъ время до времени, и съ ними не легко совладать.
   -- Скоро кто-нибудь получитъ назначеніе преобразовать наши судебные законы.
   -- Надѣюсь, что въ мое время этого не будетъ,-- сказалъ баронъ.
   -- Такъ далеко, я не захожу,-- прибавилъ другой судья.-- Всѣ мы думаемъ объ этомъ болѣе или менѣе одинаково. Я хорошо знаю, на что намекаетъ мой другъ Грэгамъ.
   -- И въ душѣ вы со мною соглашаетесь,-- сказалъ Грэгамъ.
   -- Если бы вы склоняли въ вашу сторону, не сердца, а головы людей, то для васъ они были бы полезнѣе,-- сказалъ судья.
   Тутъ бутылки перестали переходить изъ рукъ въ руки, разговоръ прервался и всѣ отправились въ гостиную.
   Вечеромъ Грэгаму не было случая объясниться съ Мэдлинъ Стевлей. Общество было или слишкомъ велико или же мало для подобнаго объясненія. Для него вечеръ въ гостиной прошелъ очень скоро, и пока онъ ожидалъ удобнаго случая, леди Стэвлей пожелала ему спокойной ночи и, разумѣется, тоже сдѣлала и Мэдлинъ. Пожимая опять ея руку, онъ не могъ не вспомнить какъ мало онъ успѣлъ сказать ей съ тѣхъ поръ, какъ у нихъ въ домѣ, и не смотря на это немногое, ему все же казалось, что это болѣе сблизило его съ нею, нежели все прежнее знакомство. Онъ сдѣлалъ попытку отдѣлиться отъ общества, сказавъ что навѣститъ мистриссъ Бэкеръ въ ея квартирѣ. Но Мэдлинъ объявила, что слишкомъ поздно для такого путешествія, такъ какъ мистриссъ Бзкеръ ложилось спать рано, когда у нея не было на рукахъ паціента. Однако на этотъ разъ она ошиблась, потому что Феликсъ, входя въ свою комнату, увидѣлъ, что мистриссъ Бэкеръ выходитъ оттуда.
   -- Я посмотрѣла только, все ли у васъ въ порядкѣ,-- сказала она.-- Мнѣ кажется естественнымъ придти позаботиться о васъ.
   -- По моему, естественно, что обо мнѣ заботятся.
   -- Такъ ли это? Но не хорошо въ джентельменахъ то, что коль скоро они въ насъ не нуждаются, то и знать насъ не хотятъ. Вы уѣзжаете и тѣмъ дѣло кончается. Потому мнѣ всегда жаль, что вы выздоравливаете.
   -- Ужь если вы насъ возьмете въ вашу власть, то не желаете выпустить.
   -- Женщины всегда такъ дѣлаютъ, какъ вамъ извѣстно. Надѣюсь, что мы скоро увидимъ, что и васъ кто-нибудь заберетъ въ руки.
   -- Объ этомъ я еще не знаю,-- сказалъ Феликсъ сконфуженный.
   -- Вы не знаете? Къ такомъ случаѣ другіе и подавно не знаютъ. Тѣмъ не менѣе мнѣ сказала маленькая птичка: "а!"мистеръ Грэгамъ.
   -- Вообще эти маленькія птички величайшія лгуньи въ мірѣ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Впрочемъ, можетъ быть. Какъ вамъ кажется, поправилась ли наша миссъ Мэдлинъ? Вскорѣ послѣ вашего отъѣзда, ей было не совсѣмъ хорошо.
   -- Она была больна?
   -- На столько, чтобы перейти въ моя руки. Понравилась ли она теперь?
   -- Теперь, какъ и всегда, она выглядитъ очень хорошо.
   -- Помните ли, какъ она приходила къ дверямъ вашей комнаты переброситься съ вами словомъ-другимъ? Дорогая! я убѣждена, что она мнѣ дороже, чѣмъ вамъ.
   -- Вы думаете?
   -- Разумѣется. И какъ разсердилась тогда на меня леди Стевлей, какъ будто я въ томъ была виновата. А я не была виновата. Не такъ ли, мистеръ Грэгамъ? И стоило ли сердиться! Миледи слѣдовало бы вспомнить свою молодость, съ нею случалось тоже. Она дѣлала, что ей было угодно; то же будетъ дѣлать и миссъ Мэдлинъ.
   Сдѣлавъ нѣсколько постороннихъ вопросовъ о каминѣ, полотенцѣ и простыняхъ мистриссъ Бэкеръ ушла.
   Хотя Феликсу Грэгаму и не хотѣлось дѣлать своей повѣренной эту старую болтунью, но все же онъ почти что спросилъ ее, можетъ ли онъ надѣяться на любовь Мэдлинъ. По крайней мѣрѣ таково было содержаніе ихъ разговора; все же онъ не вполнѣ былъ убѣжденъ. Приглашеніе судьи бывать у нихъ и нѣсколько словъ, сказанныхъ ему у подъѣзда наканунѣ Августомъ, обнадеживали его; но ему слѣдовало знать, что и со стороны Мэдлинъ онъ получилъ достаточное поощреніе. Въ сущности еще онъ ничего изъ этого не видѣлъ. Есть люди, которые слишкомъ скоро вѣрятъ, что имъ отдаютъ предпочтеніе, есть другіе -- слишкомъ недовѣрчивые. Въ свѣтѣ больше слышатъ и говорятъ о первыхъ, но я сомнѣваюсь въ томъ, что послѣдніе составляютъ большинство.
   На слѣдующее утро, разумѣется, суетились и хлопотали за чаемъ, чтобы не опоздать въ судъ. Судьи должны были занять свои мѣста въ 10 часовъ, и потому пить чай нужно было раньше девяти. Хотя это и не трудный подвигъ, все же не осталось времени на объясненіе въ любви.
   На одну секунду Феликсу удалось увидѣть Мэдлинъ одну въ чайной.
   -- Миссъ Стевлей,-- сказалъ онъ,-- можно ли будетъ мнѣ вечеромъ поговорить съ вами наединѣ, на пять минутъ?
   -- Поговорить со мной наединѣ?-- сказала она, повторяя его слова, и въ то же время чувствовала, что покраснѣла.
   -- Развѣ я прошу слишкомъ много?
   -- О, нѣтъ!
   -- Если я выйду изъ столовой вскорѣ послѣ васъ.
   -- Вы знаете, что мама будетъ тамъ,-- сказала она. Въ комнату вошли другіе и ему некогда было сдѣлать другихъ условій на счетъ вечера. Оставшись въ этотъ день одна, Мэдлинъ была недовольна собою и обвиняла себя въ излишней холодности. Она хорошо знала, что она позволила ему, и знала какой отвѣтъ дастъ на его просьбу. Въ душѣ, это дѣло было рѣшено ею. Она сознавала, что любитъ его, и не могла болѣе сомнѣваться въ его любви. Зачѣмъ же она отвѣтила ему холодно и съ сомнѣніемъ? Она ненавидѣла жеманство въ дѣвушкахъ и рѣшила на простой вопросъ отвѣчать также просто. Правда, что вопросъ еще не былъ предложенъ, но зачѣмъ заставлять его сомнѣваться въ ея расположеніи!
   -- Это будетъ только одинъ день,-- сказала она себѣ, сидя одна въ своей комнатѣ.
   

ГЛАВА XVI.
Какъ перенесу я это?

   Когда засѣданіе перваго дня окончилось, леди Мэзонъ и мистриссъ Ормъ остались на своихъ мѣстахъ, пока большая часть толпы не разсѣялась; молодые люди, Луцій Мэзонъ и Перегринъ были съ ними. Мистеръ Арамъ остался также, давая своимъ тихимъ голосомъ разные совѣты о томъ, какъ имъ выйти отсюда и возвратиться завтра утромъ; назначилъ часъ, когда они могутъ удалиться и побѣжалъ встрѣтить ихъ у дверей суда. Кромѣ того, мистриссъ Ормъ старалась оказывать леди Мэзонъ возможно больше вниманія, какъ будто это было такъ важно; но изъ нихъ двухъ леди Мэзонъ была гораздо покойнѣе и казалось принимала любезность мистера Арама, какъ должное себѣ. Въ судѣ она сидѣла, съ поднятою вуалью, и хотя собравшіеся при выходѣ обращали на нее взгляды, но она переносила все не робѣя. Она отвѣчала на ихъ взгляды, и не какъ нибудь нагло вела себя; но она была способна переноситъ все, не показывая вида, какъ она страдаетъ.
   -- Карета подана,-- сказалъ мистеръ Арамъ, оставившій судъ на минуту;--и я думаю, что вы спокойно пройдете къ ней.-- Такъ они и сдѣлали, пролагая дорогу въ толпѣ зѣвакъ, оставшихся поглазѣть на женщину, судимую за подлогъ завѣщанія своего мужа.
   -- Я останусь ночевать съ нею,-- шепнула сыну мистриссъ Ормъ, пока они проходили въ судъ.
   -- Вы думаете вовсе не вернуться въ Кливъ?
   -- Не сегодня; пока судъ не кончится: вы останетесь съ дѣдушкой.
   -- Я навѣрное буду здѣсь завтра, посмоурю какъ пойдетъ дѣло
   -- Не оставляйте только, дѣда сегодняшній вечеръ. Кланяйтесь ему отъ меня, и скажите, что самымъ лучшимъ я нахожу остаться зь Орлійской Фернѣ до окончанія суда, и на вашемъ мѣстѣ, Перегринъ, я бы больше не говорила дѣду объ этомъ дѣлѣ.
   -- Отчего же?
   -- Я скажу вамъ, когда все кончится. Въ настоящую минуту это только будетъ мучить его.-- Послѣ этого Перегринъ помогъ матери войти въ карету, и самъ возвратился въ Кливъ.
   На возвратномъ пути его смущало все слыханное, и онъ началъ чувствовать что-то похожее на сомнѣніе въ невинности леди Мэзонъ. До сихъ поръ вѣра въ послѣднее была также сильна въ немъ, какъ и въ ея родномъ сынѣ. Навѣрное ему никогда не приходило въ голову, чтобы она могла совершить то, въ чемъ ея обвиняютъ. Онъ ненавидѣлъ Джозефа Мэзона за то, что тотъ могъ подозрѣвать ее; ненавидѣлъ Дократа за предполагаемое ложное обвиненіе. Но что долженъ былъ онъ подумать обѣ этомъ дѣлѣ теперь, когда слышалъ, какъ ясно и безпристрастно генералъ-прокуроръ изложилъ всѣ обстоятельства дѣла? До сихъ поръ онъ ничего не понималъ изъ подробностей этого дѣла; теперь обвиненія были сдѣланы вполнѣ и ему стадо очевидно, что во всякомъ случаѣ этотъ прозорливый законникъ вѣритъ въ истину своего изложенія. Возможно-ли, чтобы леди Мэзонъ сдѣлала подлогъ завѣщанія, что этотъ документъ былъ именно сдѣланъ другомъ его матери, женщиной, которая едва не сдѣлалась леди Ормъ изъ Клива! А если такъ, неужели дѣдъ ничего не подозрѣваетъ? Не по причинѣ-ли этого подозрѣнія и разстроилась свадьба? Не это-ли сломило старика, и лишило его силы воли? Что мать его не имѣетъ подобнаго подозрѣнія, казалось ему яснымъ, иначе она не обращалась-бы такъ дружески съ леди Мэзонъ. Отчего же теперь ему было особенно приказано не говорить дѣду о подробностяхъ суда?
   Но встрѣтившись съ сэромъ Перегриномъ невозможно было не заговорить съ нимъ о судѣ. Когда онъ вошелъ въ домъ,-- что сдѣлалъ однимъ изъ заднихъ ходовъ, со стороны конюшенъ,-- то нашелъ дѣда стоявшимъ у дверей своей комнаты. Онъ услышавъ топотъ лошадей и былъ не въ состояніи удержать свое нетерпѣніе узнать въ чемъ дѣло.
   -- И такъ,-- и сказалъ сэръ Перегринъ,-- чѣмъ кончилось?
   -- Еще не кончено.-- Говорятъ еще три дня будетъ продолжаться.
   -- Войдите, Перегринъ.-- И онъ притворилъ дверь, опасаясь больше того, чтобы прислуга не стала свидѣтелями его безпокойства, чѣмъ услышать новости, которыя скоро станутъ извѣстными всему свѣту.-- Но уже начали?
   -- О, да; начали.
   -- Хорошо, какъ же далеко зашли?
   -- Сэръ Ричардъ Ледергамъ объяснилъ взводимыя на нее обвиненія, и затѣмъ опрашивалъ Дократа и еще двухъ или трехъ другихъ. Дальше этого не подвинулась,
   -- А леди Мэзонъ, какъ перенесла это?
   -- Я долженъ сказать, что весьма хорошо. Она показалась мнѣ далеко не такой нервной теперь, какъ когда она у насъ гостила.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Она удивительная женщина, весьма удивительная женщина! Такъ она все перенесла? А ваша мать, Перегринъ?
   -- Не думаю, чтобы ей это нравилось.
   -- Нравилось! Кому же понравится такое испытаніе?
   -- Но она его перенесетъ.
   -- Я въ этомъ увѣренъ. Она перенесетъ все, чтобы не предприняла. И -- и судья ничего не сказалъ, я полагаю?
   -- Мало, сэръ.
   И сэръ Перегринъ снова опустился въ кресло, какъ будто бы трудъ разговора былъ слишкомъ тяжелъ для него. Но онъ не осмѣливался говорить открыто объ этомъ предметѣ; а теперь слишкомъ многое ему хотѣлось узнать. Думаете ли вы, что ее оправдаютъ? Вотъ вопросъ, который онъ желалъ предложить, но не смѣлъ выговорить.
   Черезъ нѣсколько времени они обѣдали вмѣстѣ. Перегринъ рѣшила начать разговоръ о чемъ-либо другомъ, но напрасно; пока прислуга находилась въ комнатѣ, ничего не говорилось. Мясо было разрѣзано, тарелки обнесены кругомъ, и молодой Ормъ принялся ѣсть; но между ними существовало какое-то принужденіе, котораго они не въ состояніи была разогнать и наконецъ вовсе уступили ему и просидѣли молча, пока не остались одни.
   Когда дверь затворилась, и они усѣлись, по обыкновенію, передъ каминомъ, какъ это дѣлалось, когда они оставались вдвоемъ, сэръ Перегринъ не могъ больше выдержать своего нетерпѣнія. Должно быть, и внукъ его, слышавшій все происходившее сегодня въ судѣ, составилъ себѣ какое-нибудь понятіе о результатахъ происходившей битвы. Самъ сэръ Перегринъ не могъ туда отправиться. Не возможно было показаться туда ему самому. Но весь день сердце его рвалось туда. Что сталось съ женщиной, которую нѣсколько недѣль тому назадъ онъ любилъ такъ сильно, что смотрѣлъ на нее, какъ на свою жену?
   -- Очень-ли устала ваша мать?-- сказалъ онъ, стараясь опять пряиблизиться къ предмету.
   -- Она казалась утомленною все время, что сидѣла въ судѣ.
   -- Для нея, это ужасный трудъ.
   -- Но никто не отвратитъ ея отъ него,-- сказалъ Перегринъ.
   -- Да, вы правы. Ея ничто не отвратитъ. Она считаетъ это своимъ долгомъ въ отношеніи къ бѣдной леди. А она, леди Мэзонъ, вы говорите, она легче это переноситъ?
   -- Я полагаю, что даже очень хорошо,-- принимая въ соображеніе ея положеніе.
   -- Да, оно ужасно. Вначалѣ, генералъ-прокуроръ не былъ ли строгъ къ ней?
   -- По крайней мѣрѣ я не думаю, чтобы онъ желалъ этого.
   -- Но онъ выставилъ сильныя обвиненія противъ нея?
   -- Исторія, какъ онъ ея передалъ, сама сильно говоритъ противъ нея; то есть она была бы такою, когда бы мы вѣрили всему, что онъ излагалъ.
   -- Да, да, конечно. Онъ и говорилъ только то, что слышалъ отъ другихъ. Вы не видѣли, какъ это приняли присяжные.
   -- Я не смотрѣлъ на нихъ, и больше думалъ о ней и о Луціи.
   -- Луцій тамъ былъ?
   -- Да; онъ сидѣлъ возлѣ нея. И сэръ Ричардъ, разсказывая ея исторію, прибавилъ, что не желалъ бы, чтобы ея сынъ слышалъ это. Даю слово, что и я очень желалъ бы этого.
   -- Бѣдный, бѣдный! Ему лучше было совсѣмъ тамъ не быть.
   -- А если бы это была моя мать?
   -- Ваша мать, Перри! Съ нею бы этого не случилось. Она не могла быть такъ поставлена.
   -- Если это несчастіе леди Мэзонъ, а не ея вина.
   -- Да; не будемъ говорятъ объ этомъ. Такъ вы говорите, что еще черезъ два дня?
   -- Такъ сказалъ адвокатъ Арамъ.
   -- Да поможетъ ей Господъ! да поможетъ ей Онъ! Бремя это было бы ужасно для мужчины, для женщины оно не выносимо.
   Потомъ оба помолчали нѣсколько времени, въ продолженіи котораго Перегринъ былъ занятъ мыслію, какимъ бы образомъ уклонить дѣда отъ этого разговора.
   -- Вы не слышали ни одного выраженнаго мнѣнія?-- спросилъ послѣ паузы сэръ Перегринъ.
   -- Вы хотите сказать о леди Мэзонъ?-- И Перегринъ замѣтилъ, какъ мать его была права, и что по возможности нужно было избѣгать рѣчи о судѣ.
   -- Думаютъ ли, что она можетъ быть.... можетъ быть оправдава? Вѣроятно тамъ говорили объ этомъ?
   -- Да, сэръ, объ этомъ говорили. Но я не могу вамъ сказать опредѣленнаго мнѣнія, такъ какъ главныхъ свидѣтелей не опрашивали.
   -- А вы, Перри, какъ думаете?
   -- Я, сэръ? до рѣчи сэра Ричарда Ледергама я былъ совершенно на ея сторонѣ.
   -- А послѣ того?
   -- Тогда я и не зналъ, что думать. Я думаю, что все идетъ хорошо; никогда не поймешь, чего добиваются эти адвокаты. Когда мистеръ Чаффенбрассъ всталъ опрашивать Дократа, онъ казался также увѣреннымъ, какъ и тотъ былъ, въ свою очередь. Я кажется не буду больше пить вина, благодарю васъ.
   Но сэръ Перегриннъ сидѣлъ неподвижно. Онъ сидѣлъ въ обычной позѣ, заложивъ могу на ногу и вспоминалъ, какъ, бросившись въ его ногамъ, она во всемъ ему созналась. Если бы онъ женился на ней и съ гордостью сопровождалъ ея въ судъ,-- чтобы онъ и сдѣлалъ,-- и если бы тогда услышалъ приговоръ ея обвиняющій; если бы онъ самъ имѣлъ убѣдительныя доказательства ея вины, то это убило бы его. Сидя здѣсь у камина, онъ чувствовалъ, что, избавляясь отъ всего этого, онъ обязанъ ея великодушію. Случись съ нимъ это, онъ не пережилъ бы. Въ глазахъ знавшихъ его съ малолѣтства, голова его склонилась бы низко съ тѣмъ, чтобы ужь больше не подниматься. Этотъ ударъ поразилъ его въ духѣ и во внутренней его жизни и только ея усиліями онъ былъ избавленъ отъ общественнаго пораженія. Разсуждая объ этомъ съ мистриссъ Ормъ, онъ, казалось, забывалъ это; по-крайней мѣрѣ, мысль эта не составляла главной причины его безпокойства. Потомъ разсуждалъ, какимъ образомъ, при безукоризненности ея жизни, она могла переносить присутствіе такого ужаснаго преступленія. Но теперь, сидя одинъ, онъ только думалъ о леди Мэзонъ. Какъ она ни была виновата,-- ея вина дѣйствительно ужасна,-- съ нимъ она поступила очень благородно. Съ его стороны, по-крайней мѣрѣ, она имѣла право на сочувствіе.
   Какая у нея была надежда на спасеніе? На совершенное оправданіе не было никакой надежды. Если даже присяжные и оправдаютъ ее, она должна объявить свою вину свѣту и -- принимая мѣры къ возвращеніе имѣнія -- также сыну. Сэръ Перегринъ не сомнѣвался въ этомъ. Возвращеніе Орлійской Фермы Джозефу Мэзону онъ считалъ положительнымъ. Но сколько ей нужно перенести, прежде чѣмъ будетъ совершенъ актъ о возвращеніи. "Ахъ, ахъ!" произнесъ онъ, обдумывая все это, и не сознавая присутствія внука, сказалъ: "Бѣдная, бѣдная женщина!" Тутъ Перегринъ убѣдился, что она виновата, и это извѣстно его дѣду.
   -- Не хотите ли вы перейти въ другую комнату, сэръ?-- сказалъ онъ.
   -- Да, если вы хотите.
   Тогда онъ поднялся, чтобы исполнить желаніе внука.
   Теперь и впередъ всѣ комнаты были для него равны.
   Къ этому времени общество, ѣхавшее въ Орлійскую Ферму, достигло мѣста своего назначенія и для нихъ явилась необходимость какъ-нибудь провести тяжелый вечеръ.
   До сихъ поръ въ душѣ Люція Мэзона не было и тѣни сомнѣнія. Не смотря на все это, мать все еще казалась незапятнанною, но все же онъ былъ съ нею холоденъ и въ манерѣ его обращенія съ нею было что-то рѣзкое. Весьма возможно, что если у него родилось какое-нибудь сомнѣніе, онъ былъ холоденъ и обращался съ нею нѣжнѣе. При настоящемъ родѣ дѣла, онъ ничего не понималъ и какъ-то чувствовалъ, что мать что-то скрываетъ отъ него. Отчего всѣми уважаемый человѣкъ, каковъ сэръ Рячардъ Ледерамъ, долженъ былъ подняться и разсказать въ судѣ такую исторію о его матери? и отчего право отвѣчать за защиту ея было поручено такому человѣку, какъ мистеръ Чаффенбрассъ? Сэръ Ричардъ передалъ свой разсказъ просто, но съ страшною силою, тогда какъ Чаффенбрассъ удовольствовался пристращать другого адвоката низкими уловками. Почему въ судѣ не нашлось человѣка, который могъ горячо защищать правду и наказать ложь?
   Чай и ужинъ былъ для нихъ приготовленъ, за который они всѣ вмѣстѣ и сѣли; но можно себѣ представить, какъ они ѣли. Леди Мэзонъ весь день съ большимъ усиліемъ выдерживала себя, да и теперь она не уступала; ей это было необходимо въ присутствіи сына, также какъ и въ присутствіи смотрѣвшихъ на нее въ судѣ. И она выдержала себя. Взяла ножъ и вилку и съѣла нѣсколько кусочковъ. Выпила чашку чаю, и вспомнивъ, что все еще въ этомъ домѣ она хозяйка, она употребила небольшое усиліе угощать свою гостью. "Неужели послѣ такого тяжелаго дня вы ничего не съѣдите?" спросила она свою пріятельницу. Мистриссъ Ормъ казалось удивительнымъ, какъ жива еще эта женщина; не говоря ужь о томъ, что она въ состояніи говорить и исполнять свои обязанности. "И теперь, сказала она -- "леди Мэзонъ какъ мы очень устали, то я думаю можно отправиться на верхъ.-- Не зажжете ли вы намъ свѣчей, Луцій?" -- Свѣчи были зажжены и обѣ леди отправились на верхъ.
   Въ комнатѣ леди Мэзонъ была приготовлена другая кровать и туда онѣ обѣ отправились. Вошеди въ нее, мистриссъ Ормъ, желая утѣшить леди Мэзонъ, обернулась къ ней и протянула къ ней руки; но леди Мэзонъ, не зная какъ вести себя, затворивъ дверь, простояла минуту, отвернувшись лицомъ къ стѣнѣ. Это продолжалось не болѣе минуты; потомъ, скрестивши руки, она опустилась на колѣни къ ногамъ мистриссъ Ормъ и скрыла лицо свое въ складкахъ платья ея.
   -- Другъ мой, другъ мой!-- сказала леди Мэзонъ.
   -- Да, въ самомъ дѣлѣ, я вашъ другъ. Но, милая леди Мэзонъ.... И она старалась подобрать слова, которыми бы могла упросить ее подняться и успокоиться.
   -- Какъ можете вы оставаться съ подобной мнѣ? Какъ не ненавидите вы меня за мое преступленіе?
   -- Онъ не ненавидитъ насъ, когда мы согрѣшаемъ.
   -- Я не знаю. Иногда я думаю, что всѣ возненавидитъ меня, здѣсь, и въ другомъ мірѣ, кромѣ васъ. Луцій возненавидѣлъ меня... И какъ перенести мнѣ это? О, мистриссъ Ормъ! я желала бы, чтобы онъ все узналъ!
   -- Я также желала-бы. Онъ узнаетъ это теперь, сегодня вечеромъ, если вы позволите только ему сказать.
   -- Нѣтъ. Меня бы убили его взгляды. Я желала-бы, чтобы онъ узналъ, но чтобы его не было здѣсь и ему не пришлось-бы болѣе видѣть меня.
   -- Еслибы онъ все узналъ, то простилъ-бы васъ.
   -- Простилъ-бы! Какъ же онъ можетъ прощать?-- Говоря это, она снова поднялась и прежнія манеры ея возвратились.-- Думаете ли вы о томъ, что я для него сдѣлала?-- я, его мать, для моего единственнаго дитяти? Возможно ли, чтобы послѣ итого онъ простилъ-бы меня?
   -- Вы же не желали ему зла.
   -- Но я его разорила въ глазахъ свѣта. Онъ такъ же гордъ, какъ и вашъ сынъ; могъ ли бы онъ вынести то, что вся его жизнь опорочена преступленіемъ матери?
   -- Еслибы со мною случилось это несчастье, онѣ бы простиль мнѣ это.
   -- Мы говорить о невозможномъ; такъ не могло бы случиться: ваша молодость разнилась съ моею.
   -- Ко мнѣ Богъ былъ милосивъ и избавилъ меня отъ искушенія; я хотѣла сказать -- искушенія большихъ заблужденій. Но маловажныя заблужденія требуютъ также раскаянія, какъ и большія.
   -- Въ первомъ случаѣ раскаяніе легко; но во всякомъ-ли случаѣ оно возможно?
   -- О, леди Мэзонъ! развѣ оно для васъ невозможно?
   -- Теперь я объ этомъ не буду говоритъ. Я не хочу слышать, чтобы вы сравнивали себя съ подобной мнѣ. Знаете ли, я думала сегодня, что теряю сознаніе и что до окончанія я сойду съ ума. Какъ перенести мнѣ это, какъ?..-- И вставши съ своего мѣста, она быстро зашагала по комнатѣ, отбрасывая назадъ съ лица волосы.
   И какъ дѣйствительно перенести ей это? Тяжесть ея была не легка для плечъ каждаго, и то бремя, которое она приняла на себя, было ей не по силамъ. Терпѣніе ея было велико. Величайшее горе она переносила съ удивительною силою. Но теперь испытаніе это стало выше силъ ея.
   -- Какъ перенести мнѣ это?-- спросила она опять, проводя руками по головѣ.-- Вы не знаете. Вы этого не испытали. Это невыносимо!-- повторяла она дико, когда мистриссъ Ормъ старалась указать ей единственный источникъ, въ которомъ можно искать утѣшенія.-- Я не вѣрю въ вора на крестѣ, если только онъ не былъ приготовленъ къ этому дню годами раскаянія. Я знаю, что я пугаю васъ,-- прибавила она немного погодя.-- Я знаю, то, что я вамъ говорю, покажется ужаснымъ: порокъ всегда страшитъ невинность. Уйдите, уйдите и оставьте! Дѣло зашло теперь такъ далеко, что все будетъ безполезно.-- Сказавъ это, она упала на постель и залилась горючими слезами.
   Мистриссъ Ормъ попыталась еще разъ получить у ней позволеніе разсказать все ея сыну. Еслибъ леди Мэзонъ согласилась на это, или показала видъ, что почти соглашается, то, вѣроятно, рѣшимость мистриссъ Ормъ уменьшилась бы въ значительной степени. А теперь она настаивала, полагая, что трудъ, принимаемый ею на себя, не очень великъ. Мистриссъ Ормъ очень заботилась о томъ, чтобъ Луцій не ходилъ въ засѣданіе въ теченіи всего процесса. Она понимала, что, въ противномъ случаѣ, онъ долженъ будетъ перенести ударъ, становившійся неизбѣжнымъ, въ самомъ засѣданіи, и не могла представить себѣ ничего ужаснѣе этого. Кромѣ того, она полагала, что бѣдная леди Мэзонъ будетъ въ состояніи спокойно обсудить настоящее свое положеніе послѣ того, какъ Луцій узнаетъ секретъ и на нѣсколько времени разстанется съ нею. Тогда прекратится напряженное положеніе, и матери не надобно уже будетъ чувствовать необходимость подвергать всѣ свои поступки такому старательному контролю.
   -- Но вѣдь вы говорили, что онъ долженъ все узнать раньше и позже,-- настаивала мистриссъ Ормъ.
   -- Но еще не время, не теперь, когда процессъ еще не кончился. Если онъ все узнаетъ прежде....
   -- Тогда онъ не пойдетъ въ засѣданіе.
   -- Да, и я никогда болѣе его не увижу. Что съ нимъ будетъ, когда онъ услышитъ это? Лучше, можетъ быть, ему уѣхать отсюда, не простясь со мною.
   -- Онъ не захочетъ этого сдѣлать.
   -- А такъ было бы лучше. Если меня посадятъ въ тюрьму, я болѣе его не увижу. Видъ его убьетъ меня. Смотрѣли ли вы когда-нибудь на него? Видѣли ли вы эту благородную гордость въ глазахъ его? Онъ не имѣетъ еще понятія, что значитъ безчестіе; и я, мать его, довела его до этого!
   Все, что ни говорила въ эту ночь мистриссъ Ормъ, было напрасно. Леди Мэзонъ не дала ей позволенія. Впрочемъ, мистриссъ Ормъ вынудила у нея что-то въ родѣ обѣщанія, разсказать обо всемъ Луцію въ слѣдующій вечеръ, если, судя по словамъ мистера Арама, можно будетъ съ нѣкоторою вѣроятностію предполагать, что процессъ кончится не въ ихъ пользу.
   Луцій Мэзонъ провелъ одинъ цѣлый этотъ вечеръ; хотя онъ еще ни о чемъ настоящемъ не слышалъ, однако не былъ спокоенъ умомъ и счастливъ сердцемъ. Хотя онъ и помышленія не имѣлъ о виновности матери, однако понималъ, что имъ невозможно будетъ остаться за Орлійской Фермѣ по окончаніи процесса. Предполагавшееся супружество его матери съ сэромъ Перегриномъ, и потомъ такой странный способъ его разстройства, ходъ процесса и его общеизвѣстность, ненависть Дократа, и наконецъ, его собственная неспособность подружиться сколько-нибудь съ людьми, продолжавшими еще быть лучшими друзьями его матери,-- все это давало ему чувствовать, что, во всякомъ случаѣ, имъ лучше перемѣнить мѣсто жительства. Что могла, послѣ всего случившагося, доставить ему жизнь на Орлійской Фермѣ? Онъ ѣздилъ въ Ливерпуль для закупки гуано: мѣшки съ нимъ лежали теперь неразвязанными у него въ кладовой. Онъ началъ осушку почвы въ своемъ имѣніи, и безобразныя, длинныя кучи земли лежали теперь въ безпорядкѣ въ его поляхъ. Все это теперь не представляло для него интереса; онъ понималъ, что не зачѣмъ приступать къ дѣламъ въ этомъ имѣніи до тѣхъ поръ, пока не увѣрится вполнѣ, что онъ господинъ его.
   Во время думъ о будущихъ надеждахъ, о новомъ мѣстѣ жительства и новой жизни, его мысли обращались и на другой предметъ, кромѣ его самого и его матери. Что велитъ ему сдѣлать Софья, его собственная Софья, которая обѣщала, что ея сердце останется при немъ, на смотря на всѣ непріятности процесса? Онъ написалъ письмо къ Софьѣ въ эту ночь, передъ тѣмъ, какъ легъ спать; въ немъ онъ изложилъ свои опасенія и надежды.
   "Черезъ два дня все кончится", писалъ онъ, "и я приду къ вамъ. Я надѣюсь, что вы увидите меня у себя черезъ день послѣ полученія этого письма, а все-таки я не могу удержаться отъ наслажденія писать къ вамъ. Я теперь несчастливъ: мнѣ непріятно видѣть, что дѣлаютъ съ моей матерью. Я нахожу нѣкоторое удовольствіе только въ мысляхъ о васъ и любви вашей, въ которой вы меня увѣряли. Не очень весело сидѣть подлѣ матери и слышать, какъ ее обвиняютъ въ самыхъ гнусныхъ злодѣйствахъ, какія только можетъ представить закоренѣлый преступникъ! А я переносилъ это и не слышалъ опроверженія обвиненія настоящими честными словами. Сегодня, когда королевскій судья (general solicitor) произнесъ ея имя въ сопровожденій цѣлой кучи обмановъ, я едва могъ удержаться, чтобъ не броситься и не схватить его за горло, Напишите мнѣ отъ себя хоть одну утѣшительную строчку, и я буду у васъ въ пятницу."
   Но такой утѣшительной строчки Луцій не получилъ и не сдѣлалъ предполагавшагося въ пятницу визита. Миссъ Фёрниваль рѣшилась дня за два передъ этимъ не писать къ Луцію, пока процессъ не будетъ конченъ. И, можетъ быть, даже, что корреспонденція съ наслѣдникомъ Нонинсби была бы ей болѣе по вкусу.
   

ГЛАВА XVII.
Въ которой объясняется, какъ вели себя во время суда Джонъ Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ.

   Въ слѣдующее утро въ десять часовъ всѣ были на своихъ мѣстахъ; толпа передъ дверьми дома засѣданія собралась еще гораздо раньше. Чѣмъ болѣе процессъ подвигался впередъ, тѣмъ становился интереснѣе; когда начали думать, что леди Мэзонъ вправду составила подложное завѣщаніе, на нее стали смотрѣть, какъ на героиню. Еслибъ она убила своего мужа послѣ того, какъ составила завѣщаніе, то многіе дали бы полкроны, чтобъ дотронуться до ея платья, и цѣлую гинею за право пожать ей руку. Леди Мэзонъ снова сидѣла, поднявъ вуаль, между своимъ сыномъ и мистриссъ Ормъ. Ея адвокаты снова помѣстились на скамьяхъ позади; мистеръ Фёрниваль сидѣлъ ближе всѣхъ къ судьѣ, а мистеръ Арамъ опять занималъ среднюю скамью, помѣстившись такъ, что могъ легко сообщаться и со своимъ кліэнтомъ и съ адвокатами. Теперь это были уже опредѣленныя ихъ мѣста; они дошли до нихъ безъ всякихъ затрудненій, несмотря на огромную толпу народа. Главнымъ дѣйствующимъ лицамъ, гдѣ бы то ни было, всегда легко дадутъ дорогу.
   Сегодняшній день долженъ быть рѣшительнымъ относительно показанія свидѣтелей. "Этотъ случай зависитъ совершенно отъ свидѣтелей", говорили другъ другу молодые адвокаты. "Если ея совѣтники съумѣютъ умно распорядиться со свидѣтелями, то она спасена." Каждый чувствовалъ важность ихъ показаній и всѣ понимали, что настоящая драма разыграется сегодня. Конечно, Чаффенбрассъ очень хорошо сдѣлалъ, что такъ сильно срѣзалъ Дократа и поставилъ несчастнаго атторнея на часъ, или около того, въ такое нехорошее положеніе; но на рѣшеніе присяжныхъ это могло имѣть не много вліянія. Здѣсь было два лица, готовыхъ дать присягу въ томъ, что въ извѣстный день они подписали только одну бумагу. Такъ сказалъ генеральный солиситоръ, и никто въ этомъ не сомнѣвался. Вопросъ теперь состоялъ въ тонъ, будутъ ли въ состояніи мистеръ Фёрниваль и мистеръ Чаффенбрассъ заставить ихъ противорѣчить самимъ себѣ послѣ такой присяги? Можно ли заставить ихъ сказать, что они подписали двѣ бумаги, или могли такъ сдѣлать?
   Мистеръ Фёрниваль снова долженъ былъ первый выступить на сцену, то есть, собственно говоря, ему надобно было выступить тотчасъ послѣ того, какъ сэръ Ричардъ исполнитъ свою совершенно второстепенную роль -- отобраніе показанія отъ главнаго свидѣтеля. Бѣдному Джону Кеннеби приходилось быть первою жертвою. Его посадили на мѣсто впереди всѣхъ очень скоро послѣ того, какъ судья открылъ засѣданіе. Зачѣмъ онъ не эмигрировалъ въ Австралію и не ушелъ отъ всего этого -- отъ всего, и отъ мистриссъ Смайлей также? Такъ размышлялъ Джонъ Кеннеби, медленно входя по двумъ ступенькамъ на мѣсто своей пытки. Подлѣ того же самаго мѣста, слѣдственно и подлѣ Дократа, взявшаго подъ свое особое покровительство двухъ этихъ свидѣтелей, сидѣла Бриджетъ Больстеръ. Въ это утро она очень удобно позавтракала буттербродомъ и сосиськами и не отказалась также выпить благодѣтельный стаканъ водки, когда Кеннеби, по настоянію Дократа, рѣшился почерпнуть храбрости въ этомъ пріятномъ напиткѣ. Въ силу такого обстоятельства одной бутылки недостало. "Не то, чтобы мнѣ было необходимо", говорила Бриджетъ, въ намѣреніи показать, что она не потеряетъ духа даже и въ присутствіи великаго Чаффенбрасса и безъ этого внѣшняго вспомогательнаго средства. Теперь она сидѣла совершенно спокойно, положивъ руии передъ собою на колѣни и устремивъ неподвижные взоры на столъ, стоявшій въ центрѣ засѣданія. Въ такой позиціи она оставалась до тѣхъ поръ, пока очередь не дошла до ней; можно было, судя по ея виду, сказать, что за слова Бриджетъ Больстеръ опасаться нечего.
   Вотъ сэръ Ричардъ началъ. Читатель очень хорошо знаетъ, каково должно было быть прямое показаніе Кеннеби. Сэръ Ричардъ долго отбиралъ у него это показаніе, ибо прежде перехода къ своимъ главнымъ вопросамъ онъ счелъ необходимымъ нѣсколько ободрить свидѣтеля. Но и это было трудно сдѣлать, оттого, что Кеннеби говорилъ такимъ тихимъ голосомъ, что его никто не могъ слышать; когда судья вторично приказалъ ему говорить громче, онъ чуть не упалъ въ обморокъ. По странному случаю, судьи никогда не замѣчаютъ, что свидѣтель по натурѣ робкій, дѣлается такимъ еще болѣе, если къ нему обращаются съ строгою рѣчью. Когда я слышу, что судья злоупотребляетъ такимъ образомъ своею властью,-- я всегда желалъ бы имѣть право заставить его дѣлать что-нибудь не похожее на его занятія,-- напримѣръ, скакать въ мѣшкѣ; онъ, безъ сомнѣнія, будетъ скакать худо, а я подниму свой кнутъ и велю ему скакать выше и выше. Чѣмъ больше я буду ему приказывать, тѣмъ больше онъ будетъ падать и всѣ, смотря на это, будутъ жалѣть его и проклинать меня. Строго приказывать свидѣтелю говорить громко -- очень похоже на это.
   Наконецъ Джонъ Кеннеби разсказалъ, какъ надо, свою исторію. Онъ помнилъ этотъ день, въ который встрѣтилъ старика Усбеча и Бриджетъ Больстеръ и леди Мэзонъ въ комнатѣ сэра Джозефа. Тогда онъ засвидѣтельствовалъ подпись сэра Джозефа и въ этотъ день только однажды засвидѣтельствовалъ; въ этомъ онъ былъ совершенно увѣренъ. Онъ не думаетъ, что старикъ Усбечъ подписалъ бумагу, о которой идетъ рѣчь, но дать въ томъ положительную присягу отказывается. Онъ вспомнилъ о прежнемъ процессѣ. Тогда онъ сказалъ, что не можетъ дать положительную присягу въ томъ, подписалъ или нѣтъ Усбечъ бумагу. Сколько онъ помнилъ, на эту точку главнымъ образомъ были тогда направлены вопросы адвокатовъ противной стороны (cross-examination). Вотъ что сказалъ, наконецъ, Джонъ Кеннеби достаточно яснымъ голосамъ.
   Теперь всталъ мистеръ Фёринвалъ. Читателю знакомъ уже его образъ мыслей относительно этого процесса. Энтузіазмъ къ защитѣ леди Мэзонъ, воспламененный въ немъ увѣренностію въ ея невинности, старинною съ нею дружбою, прежними его стараніями въ ея пользу и его удивленіемъ къ ея красотѣ, теперь очень замѣтно ослабѣлъ. Этотъ энтузіазмъ очень ослабѣлъ послѣ того, какъ мистеръ Фёринваль нашелъ необходимымъ соединиться съ такими товарищами, какъ Чаффенбрассъ и Арамъ, и почти вовсе погибъ, когда, соединяясь съ ними, онъ пришелъ къ убѣжденію въ ея виновности. Но впрочемъ здѣсь, въ засѣданіи, старый энтузіазмъ снова воротился къ нему. Онъ разъ двадцать желалъ оставить все это дѣло и предоставить своего стараго кліэнта однимъ только новымъ совѣтникамъ. "Такъ будетъ для нея лучше", говорилъ онъ самому себѣ. Но въ этотъ день,-- въ эти три дня,-- онъ, видя, что не можетъ оставить дѣла, принялся за него такъ, какъ бы онъ еще любилъ ее, такъ, какъ бы вся его мысль была устремлена на сохраненіе для ея сына этого худо пріобрѣтеннаго наслѣдства. Почти можно было полагать въ нѣкоторые моменты настоящихъ трехъ дней, что онъ убѣдилъ себя въ томъ, что она обиженная женщина. Припомнимъ, что Арамъ чувствовалъ недовѣріе къ способности мистера Фёрниваля произвести дополнительный допросъ свидѣтеля; Чаффенбрассъ никогда не чувствовалъ недовѣрія. Онъ зналъ, что въ такомъ дѣлѣ мистеръ Фёрниваль можетъ столько же, сколько онъ самъ,-- и разница между ними та, что мистеръ Фёрниваль можетъ сдѣлать кое-что и кромѣ этого.
   -- Теперь, мистеръ Кеннеби,-- сказалъ онъ,-- я сдѣлаю вамъ нѣсколько вопросовъ.-- Кеннеби повернулся въ нему, адвокатъ говорилъ мягкимъ, тихимъ голосомъ, но взоры его въ то же время пронзали бѣднягу, и хотя Кеннеби разъ десять приказывали смотрѣть на присяжныхъ и обращаться къ нимъ съ рѣчью, однако онъ не могъ спустить своихъ глазъ съ лица мистера Фёрниваля.
   -- Вы помните старый процессъ?-- сказалъ онъ. При этомъ онъ держалъ въ своей рукѣ отчетъ о прежнемъ дѣлѣ. Теперь начался между нимъ и сэромъ Ричардомъ споръ, въ которомъ приняли участіе всѣ: Чаффенбрассъ и Грэгамъ и мистеръ Стильярдъ. Дѣло было въ томъ, имѣли ли право распрашивать Кеннеби относительно его прежнихъ показаній? Грэгамъ здѣсь очень охотно стоялъ за и приводилъ безъ счету предъидущіе примѣры; онъ старался при этомъ исполнить смою обязанность относительно кліэнта въ томъ, въ чемъ не запрещало ему его собственное сознаніе. Наконецъ судья рѣшилъ, что такой допросъ можетъ быть сдѣланъ; послѣ того сэръ Ричардъ и мистеръ Стильярдъ сѣли, какъ будто совершенно удовлетворившись. Кеннеби, спрошенный снова, сказалъ, что помнитъ о прежнемъ процессѣ.
   -- Вы знаете, что присяжнымъ необходимо васъ слышать; имъ было бы легче это сдѣлать, еслибы вы смотрѣли на нихъ и обращались къ нимъ съ отвѣтомъ,-- Кеннеби на минуту отвелъ глаза на лавку присяжныхъ, но взоры его тотчасъ-же опять упали и снова устремились на лицо адвоката.-- Вы помните тотъ процессъ?
   -- Да, сэръ, я помню его,-- прошепталъ Кеннеби.
   -- Помните ли вы, что я спросилъ васъ тогда: имѣли ли вы обыкновеніе свидѣтельствовать подпись сэра Джозефа Мэзона?
   -- Спросили-ли вы у меня это, сэръ?
   -- Этотъ вопросъ я самъ предлагаю вамъ. Помните ли, что и такъ сдѣлалъ?
   -- Я могу сказать, что да, сэръ.
   -- Точно такъ, а теперь я прочту вашъ отвѣтъ. Мы дадимъ присяжнымъ копію засѣданій того процесса, милостивый государь, напередъ повѣривъ ее; такъ, по крайней мѣрѣ, мы намѣрены сдѣлать. (Это было сказано, обращаясь къ судьѣ.)
   Теперь снова между адвокатами произошелъ небольшой споръ. Но какъ леди Мэзонъ обвинялась нынѣ въ клятвопреступленіи, которое было совершено ею, какъ говорили, въ предшествующій процессъ, то, конечно, было необходимо, чтобы присяжные знали о всѣхъ засѣданіяхъ того процесса.
   -- Вы сказали при этомъ случаѣ,-- продолжалъ Фёрниваль,-- что вы въ то лѣто засвидѣтельствовали три подписи сэра Джозефа,-- что вы засвидѣтельствовали, вѣроятно, всѣ три въ іюлѣ; что вы совершенно увѣрены въ томъ, что засвидѣтельствовали всѣ три на одной недѣлѣ въ іюлѣ; что вы почти увѣрены въ томъ, что засвидѣтельствовали всѣ три въ одинъ и тотъ же день; что не можете сказать, какой именно это былъ день, и что вами пользовались для засвидѣтельствованія такъ часто, что вы дѣйствительно о нихъ ничего не помните. Можете ли вы подтвердить, что таково было содержаніе вашихъ тогдашнихъ показаній?
   -- Если это стоитъ тамъ,-- сказалъ Джонъ Кеннеби и тутъ же остановился.
   -- Это стоитъ здѣсь; я прочелъ это.
   -- Я думаю, что все это правда,-- отвѣчалъ Кеннеби.
   -- Я долженъ попросить васъ говорить громче,-- сказалъ судья.-- Я не могу васъ слышать и присяжные тоже.
   Слова судьи не были невѣжливы, но его голосъ былъ рѣзокъ и единственнымъ замѣтнымъ послѣдствіемъ его увѣщанія были крупныя капли пота, показавшіяся на лбу у Джона Кеннеби.
   -- Таково показаніе, данное вами при прежнемъ процессѣ. Могутъ ли присяжные быть увѣрены въ томъ, что вы тогда говорили истину отъ всего вашего сердца?
   -- Я старался говорить истину, сэръ.
   -- Вы старались говорить истину? Этимъ вы, можетъ быть, хотите сказать, что вы ошибались.
   -- Нѣтъ, я не думаю, что я ошибался.
   -- И такъ, когда вы говорили присяжнымъ, что почти увѣрены, что въ одинъ день засвидѣтельствовали три подписи сэра Джозефа,-- это была истина?
   -- Я не думаю, что я дѣлалъ это.
   -- Дѣлалъ что?
   -- Засвидѣтельствовалъ три бумаги въ одинъ день.
   -- Вы не думаете, что это сдѣлали?
   -- Само собою разумѣется, что я могъ сдѣлать.
   -- А тогда, во время того процесса, бывшаго двѣнадцать мѣсяцевъ послѣ смерти лица, о которомъ идетъ рѣчь, вы были почти увѣрены, что типъ сдѣлала.
   -- Развѣ я былъ?
   -- Вы и такъ присяжнымъ.
   -- Значитъ, я сдѣлалъ въ самомъ дѣлѣ, сэръ.
   -- Значитъ, сдѣлали что?
   -- Засвидѣтельствовалъ всѣ эти бумаги.
   -- Итакъ, вы теперь полагаете, что, вѣроятно, засвидѣтельствовали три подписи въ одинъ и тотъ же день?
   -- Нѣтъ, я этого не думаю.
   -- Что же вы думаете?
   -- Это было уже такъ давно, сэръ, что я, право, не знаю.
   -- Совершенно точно. Вы уже давно не можете полагаться на свою память.
   -- Я полагаю, что не могу, сэръ.
   -- Но вы только что сейчасъ сказали джентльмену, опрашивающему васъ на той сторонѣ, что вы почти вполнѣ увѣрены, что не подписывались въ качествѣ свидѣтеля на двухъ актахъ въ названный имъ день, 14 іюля. Теперь, видя, что вы сомнѣваетесь въ своей собственной памяти, такъ какъ это случилось уже давно, не желаете ли вы исправить ваше показаніе?
   -- Я полагаю, что да.
   -- Какую же поправку вы желаете сдѣлать?
   -- Я не думаю, что сдѣлалъ.
   -- Вы не думаете, что вы сдѣлали что?
   -- Я не думаю, что я подписалъ два.
   -- Я рѣшительно не могу слышать свидѣтеля,-- сказалъ судьи.
   -- Вы должны выговорить громче,-- сказалъ мистеръ Фёрниваль, такъ какъ онъ самъ говорилъ очень громко.
   -- Я полагаю дѣлать это такъ, какъ могу,-- сказалъ Кеннеби.
   -- Мнѣ кажется, вы и дѣлаете это,-- сказалъ Фёрниваль; -- но полагая это, вы должны быть очень осторожны и не говорить ни о чѣмъ, какъ о положительномъ, не говорить положительно о томъ, въ чемъ вы не увѣрены. Увѣрены ли вы, что въ вышеназванный день вы не подписались свидѣтелемъ на двухъ документахъ?
   -- Я думаю.
   -- И однако вы не были увѣрены въ этомъ двадцать лѣтъ тому назадъ, когда происшествіе было гораздо свѣжѣе въ вашей памяти.
   -- Я не помню.
   -- Вы не помните, были ли вы увѣрены черезъ годъ послѣ происшествія, а думаете, что увѣрены теперь!
   -- Я полагаю, я не думаю, чтобы подписалъ два.
   -- Итакъ, вы только думаете такъ?
   -- Да; я только думаю такъ.
   -- А могло случиться, что вы подписались на двухъ?
   -- Совершенно могло случиться, что я и сдѣлалъ это.
   -- Вы вѣдь думаете сказать присяжнымъ слѣдующее: что вы не помните, чтобы вы подписывали дважды въ извѣстный вамъ день, хотя вы знаете, что вы дважды были свидѣтелемъ въ одинъ и тотъ же день со стороны сэра Джозефа Мэзона?
   -- Да.
   -- Это предметъ вашего показанія?
   -- Да, сэръ.
   И затѣмъ мистеръ Фёрниваль перешелъ къ другой сторонѣ, именно къ вопросу о томъ, присутствовалъ или нѣтъ мистеръ Усбечъ при подписаніи завѣщанія и показалъ подпись. На этотъ счетъ Кеннеби не сказалъ ничего положительнаго, хотя онъ и выражалъ весьма твердое мнѣніе. Мистеръ Фёрниваль былъ не удовлетворенъ этимъ: онъ желалъ показать, что у Кеннеби не было на этотъ счетъ даже твердаго мнѣнія. Онъ снова возвратился къ показаніямъ прежняго процесса и прочелъ различные вопросы съ отвѣтами на нихъ; и отвѣты, данные тогда, конечно, не выражали -- если ихъ принять въ такомъ видѣ -- яснаго мнѣнія лица, дававшаго ихъ, хотя безпристрастный человѣкъ, прочтя все показаніе, нашелъ бы, что въ немъ выражено весьма ясное мнѣніе. Когда Кеннеби спросили въ первый разъ, то онъ сказалъ, что почти увѣренъ въ томъ, что мистеръ Усбечъ не подписывалъ документа. Но самая заботливость его сказать правду привела его въ замѣшательство. Мистеръ Фёрниваль при этомъ случаѣ воспользовался словомъ "почти" и наконецъ, достигъ того, что заставилъ его сказать, что онъ совершенно не увѣренъ въ этомъ. Вынужденія показаній пытками, тисками и тому подобными средствами уже давно оставлены, какъ варварство; всѣ признали, что по самому существу этихъ средствъ они безполезны при отысканіи правды; скоро ли признаемъ мы, что и другой родъ пытки также противенъ правдѣ и цивилизаціи?
   -- Но мистеръ Усбечъ былъ, конечно, въ комнатѣ въ этотъ день?-- продолжалъ мистеръ Фёрниваль.
   -- Да, онъ былъ тамъ.
   -- И зналъ, полагаю, чѣмъ вы всѣ занимались?
   -- Да, я полагаю, что онъ зналъ.
   -- Я думаю, что онъ именно и объяснялъ вамъ, что это за бумаги, на которой вы должны были подписаться, какъ свидѣтель?
   -- Смѣю сказать, что онъ.
   -- Такъ какъ онъ былъ законникъ, то это было бы естественно?
   -- Я полагаю, что такъ.
   -- И вы не помните, какого рода было это дѣло, которое вамъ объяснили такимъ образомъ въ тотъ день, когда Бриджетъ Больстеръ была въ комнатѣ?
   -- Нѣтъ, не помню.
   -- Можетъ быть, это было завѣщаніе?
   -- Да, можетъ быть. Я подписывалъ одно и два завѣщанія сэра Джозефа, какъ мнѣ кажется.
   -- А что касается до этого отдѣльнаго документа, то, можетъ быть, мистеръ Усбечъ и подписывалъ его въ вашемъ присутствіи, такъ какъ вы не знаете ничего противъ этого?
   -- Быть можетъ, онъ и подписывалъ.
   -- Теперь обращаюсь къ вашей совѣсти, Кеннеби: достаточно ли тверда ваша память для того, чтобы вы были въ состояніи дать присяжнымъ какое-нибудь показаніе на этотъ счетъ, на которое бы они могли положиться, осуждая эту несчастную леди въ ужасномъ преступленіи, въ которомъ ее обвиняютъ?
   Тутъ Кеннеби посмотрѣлъ вокругъ себя и устремилъ свои взоры на лицо леди Мэзонъ.
   -- Подумайте, прежде нежели отвѣтите, и поступайте въ отношеніи къ ней также, какъ вы бы желали, чтобы другой поступилъ въ отношеніи къ вамъ, еслибы вы были въ подобномъ положеніи. Можете ли вы сказать, что помните, что Усбечъ не подписывалъ?
   -- Да, сэръ, я не думаю, чтобы онъ подписывалъ.
   -- Но онъ могъ бы и подписать?
   -- О, да; онъ могъ бы.
   -- Вы не помните, чтобы онъ подписалъ?
   -- Совершенно нѣтъ.
   -- И это почти все, что вы думали сказать?
   -- Да, сэръ.
   -- Дайте мнѣ понять,-- сказалъ судья, и тутъ потъ еще яснѣе выступилъ на лицѣ бѣднаго Кеннеби: -- думаете ли вы сказать, что, вы вообще не помните ничего? или что вы просто не помните, подписывалъ, или нѣтъ, Усбечъ?
   -- Я не думаю, чтобы онъ подписывалъ.
   -- Но отчего вы думаете, что онъ не подписывалъ, когда видите его подпись здѣсь?
   -- Я не видалъ его.
   -- Думаете ли вы,-- продолжалъ судья,-- что вы не видали его, или что вы не помните, что видѣли его?
   -- Я не помню, видѣлъ ли я его.
   -- Но вы могли и видѣть его? Онъ могъ бы подписать, и вы могли бы видѣть, какъ онъ подписывалъ, и только вы не помните этого?
   -- Да, милордъ.
   И затѣмъ Кеннеби пригласили оставить ложу. Когда онъ выходилъ изъ ложи, Джозефъ Мэзонъ, который сидѣлъ близь него, бросилъ на него громовый взглидъ. Мистеръ Мэзонъ не вѣрилъ его робости, но думалъ, что онъ былъ подкупленъ противной стороной. Дократъ, однако, зналъ это лучше. "Они даже не подъѣзжали къ нему на счетъ его собственной подписи", сказалъ онъ; "но я зналъ впередъ, что мы главнѣйшимъ образомъ должны надѣяться на Больстеръ."
   Затѣмъ въ ложу была введена Бриджетъ Больстеръ, и ее опрашивалъ мистеръ Стильярдъ. Она слышала, какъ Кеннеби говорили, чтобы онъ смотрѣлъ прямо, и она, вслѣдствіе итого, устремила свои взоры на балдахинъ надъ судейскимъ мѣстомъ. Она смотрѣла туда, и смотрѣла пока не кончился опросъ, только оборачиваясь по временамъ къ мистеру Чаффенбрассу, когда этотъ джентльменъ становился особенно строгъ въ обращеніи съ нею. Ея отвѣтъ мистеру Стильярду былъ очень простъ. Она подписывалась въ качествѣ свидѣтели только разъ во всю жизнь, а именно въ комнатѣ сэра Джозефа. Ей было объяснено, какого рода это документъ. "Но", какъ она выразилась, "она была молода и легкомысленна, и что входило тогда къ ней въ одно ухо, то выходило въ другое." Она не помнитъ, чтобы мистеръ Усбечъ подписывалъ, но онъ могъ-бы и сдѣлать это. Она думаетъ, что онъ не подписывалъ. Что касается до двухъ приписываемыхъ ей подписей, то она не могла сказать, которая ея и которая нѣтъ. Но она бы могла положительно поклясться, что только одна изъ нихъ -- ея. Этого она держалась твердо, и мистеръ Стильярдъ сдалъ ее на руки мистеру Чаффенбрассу.
   Тогда мистеръ Чаффенбрассъ всталъ съ своего мѣста, и всѣ знали, что его дѣло потеряно. Мистеръ Фёрниваль торжествовалъ. Можно сказать, что онъ уничтожилъ своего свидѣтеля; но это была легкая побѣда. Теперь необходимо уничтожить Бриджетъ Больстеръ, и общее мнѣніе было, что если кто можетъ сдѣлать это, такъ мистеръ Чаффенбрассъ. Но Бриджетъ Больстеръ была такъ упорна въ свомхъ показаніяхъ, что многіе начали даже сомнѣваться въ успѣхѣ Чаффенбрасса. Мистеръ Арамъ сильно надѣялся; но адвокаты предпочли бы держать пари за Больстеръ. Чаффенбрассъ, вставая, отодвинулъ назадъ свой маленькій безобразный парикъ, сдвинувъ его при этомъ нѣсколько въ сторону, а затѣмъ, выставивъ свой подбородокъ, съ злобной, зловѣщей улыбкой смотрѣлъ на Больстеръ нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ началъ говорить съ нею. Она взглянула на него, и тотчасъ же снова начала смотрѣть на балдахинъ. Затѣмъ она положила одну руку другою на перила, сжала губы и ждала терпѣливо.
   -- Мнѣ кажется, вы сказали, что вы были горничной?-- Это былъ первый вопросъ Чаффенбрасса, и Бриджетъ Больстеръ вздрогнула немного, услышавъ его рѣзкій, сердитый, непріятный голосъ.
   -- Да, и горничная въ Пальмеровой императорской гостинницѣ, въ Плимутѣ, въ Девонширѣ, и была ею девятнадцать лѣтъ, старшей и младшей.
   -- Старшей и младшей! Что это значитъ: старшей и младшей?
   -- Когда я была младшей, то была надо мною другая; а теперь, когда и старшая, то есть подо мною другія.-- Такъ она объяснила свое положеніе въ гостинницѣ, но она постоянно смотрѣла на балдахинъ.
   -- Вы однако еще не были горничной, когда подписали эти документы?
   -- Я подписала только одинъ изъ нихъ.
   -- Да, одинъ изъ нихъ. Но вы еще тогда не были горничной?
   -- Нѣтъ, не была; я была въ услуженіи на Орлійской Фермѣ.
   -- Чтожъ, вы тамъ были старшей или младшей?
   -- Мнѣ кажется, обѣими; то есть, кухарка была старшей въ домѣ.
   -- А, кухарка была старшей! Отчегожъ не ее позвали для подписанія?
   -- Этого я не могу сказать. Она была весьма добропорядочная женщина, это я могу сказать, а звали ея Марта Маульдеръ.
   До сихъ поръ мистеръ Чаффенбрассъ не много сдѣлалъ; но это была только предварительная схватка; такъ фехтовальщики предварительно играютъ рапирами.
   -- И теперь, Бриджетъ Больстеръ, если я понимаю васъ, сказалъ онъ,-- вы клянетесь, что 14 іюля вы подписали только одинъ изъ этихъ документовъ.
   -- Я только разъ подписывала, сэръ. Я ничего не говорила о 14 іюлѣ, потому что и не помню.
   -- Но когда вы подписывали одинъ актъ, вы не подписывали другаго?
   -- Ни тогда, и никогда.
   -- Вы знаете за что судится леди Мамонъ?
   -- Да, я знаю: она сдѣлала что-то съ завѣщаніемъ.
   -- Нѣтъ, женщина, не это.-- И тутъ, такъ какъ мистеръ Чаеееибрассъ возвысилъ свой голосъ и говорилъ съ дикой серьезностью, Бриджетъ снова вздрогнула и немного припрыгнула на мѣстѣ. Но скоро она приняла свое прежнее положеніе.-- Никто не смѣлъ обвинить ее въ томъ,-- продолжалъ мистеръ Чаффенбраосъ, смотря на адвокатовъ противной стороны..-- Обвиненіе, которое они возводятъ за нее, есть клятвопреступнничество, что будто бы она сдѣлала ложное показаніе въ судѣ двадцать лѣтъ тому назадъ. Теперь смотрите сюда, Бриджетъ Больстеръ; повторилъ онъ еще разъ, смотрите мнѣ прямо въ глаза.-- Она взглянула на него, и снова начала глядѣть на балдахинъ.-- Также вѣрно, какъ то, что вы живая женщина, и вы будете призваны сюда и будете судиться за то же: преступленіе, за клатвопреступничество, ecли вы скажете мнѣ ложь относительно этого дѣла.
   -- Я скажу только правду,-- отвѣчала Бриджетъ.
   -- Я вамъ совѣтую тоже. Теперь смотрите за эта двѣ подписи.-- И онъ подалъ ей два акта, или вѣрнѣе, заставилъ одного изъ служителей держать ихъ передъ собою.-- Какая изъ этихъ двухъ подписей та, которую вы не подписывали?
   -- Не могу сказать, сэръ.
   -- Не подписывали-ли вотъ этой? не ваша-ли это рука?
   -- Я не могу сказать, сэръ.
   -- Посмотрите на подпись, женщина, прежде чѣмъ будете отвѣчать мнѣ.
   Бриджетъ посмотрѣла на подпись, и затѣмъ повторила тѣ же самыя слова:
   -- Не могу сказать, сэръ.
   -- А теперь посмотрите на другую.
   И она снова на минуту опустила глаза.
   -- Вы это писали?
   -- Не могу сказать, сэръ.
   -- Поклянетесь ли вы, что одна изъ нихъ ваша?
   -- Я только разъ сдѣлала одну подпись.
   -- Не виляйте передо мною, женщина. Была ли которая-нибудь изъ этихъ подписей сдѣлана вами?
   -- Я полагаю, что одна была.
   -- Поклянетесь ли вы, что вы написали или одну, или другую?
   -- Я поклянусь, что я сдѣлала одну, разъ въ моей жизни.
   -- Поклянетесь ли вы, что одна изъ лежащихъ передъ вами ваша? Вы можете читать? можете ли вы?
   -- О, да, я могу читать.
   -- Такъ посмотрите на нихъ.-- Она съ полминуты снова посмотрѣла на нихъ.-- Поклянетесь ли вы, что написали одну изъ этихъ?
   -- Нѣтъ, если здѣсь есть еще одна какая-нибудь подобная,-- сказала, наконецъ, Бриджетъ.
   -- Еще одна какая-нибудь подобная,-- сказалъ Чаффенбрассъ, повторяя ея слова.-- Что вы разумѣете подъ еще одной какой-нибудь?
   -- Еслибъ вы достали еще одну, которую кто-нибудь также сдѣлалъ, я не сказала бы, которая изъ трехъ моя. Но я разъ подписала, и не подписывала больше.
   Мистеръ Чаффенбрассъ долго еще продолжалъ въ этомъ же родѣ, но съ слишкомъ малымъ успѣхомъ. Затѣмъ онъ оставилъ это дѣло о подписяхъ, которое дѣйствительно было единственнымъ пунктомъ, и показаніе о которомъ что-нибудь стоило, и за тѣмъ сталъ добиваться отъ нея противорѣчія въ показаніи о старомъ Усбечѣ. Но объ этомъ она ничего не могла сказать. Что Усбечъ присутствовалъ, она помнитъ хорошо; но что касается до того, подписывалъ ли онъ актъ, или нѣтъ, она не смѣетъ и подумать сказать хоть слово.
   -- Я знаю, что онъ страдалъ подагрой,-- сказала она,-- но я ничего не помню больше.
   Не надо объяснить, что мистеръ Чаффенбрассъ совершенно измѣнилъ свое намѣреніе и самый планъ атаки по отношенію къ этому свидѣтелю, какъ только онъ увидѣлъ ея натуру и расположеніе. Онъ очень скоро понялъ, что не могъ бы принудить ее противорѣчить самой себѣ и превратить всѣ ея показанія въ ничто, какъ Фёрниваль сдѣлалъ съ Кеннеби. Ничто не могло смутить эту женщину, или принудить ее измѣнить свои слова, значенія которыхъ она ее знала сама. Чѣмъ бы больше онъ усиливался сдѣлать это, тѣмъ бы упрямѣе и тверже становилась она. Оттого онъ скоро бросилъ это. Онъ тогда же бросилъ это, когда стращалъ обвинить ее въ клятвопрестунвичествѣ, и рѣшилъ, что такъ какъ онъ не можетъ поколебать ее, то долженъ поколебать довѣріе, которое могли бы имѣть присяжные къ ея показаніямъ. Онъ не могъ представить ее дурой, а потому вздумалъ представить ее плутовкой. Ея показаніе будетъ стоять особнякомъ, или почти особнякомъ; итакъ, еслибы онъ обратилъ ея твердость въ свою пользу и объяснилъ, что ея упрямое рѣшеніе настаивать на одномъ и томъ же происходитъ отъ того, что ее научили поступать такъ, съ цѣлью разорить его кліэнта. Болѣе чѣмъ полчаса онъ старался, задавая ей вопросы съ этой цѣлью; намекалъ, что она въ дружескихъ отношеніяхъ съ Дократомъ; спрашивалъ, что ей заплатили за ея показаніе; объяснялъ ей, что ее хорошо содержали и жирно кормили. Онъ даже вытянулъ изъ нея списокъ всѣхъ вкусныхъ вещей, которыя она ѣла нынѣшнимъ утромъ за завтракомъ, и наконецъ успѣлъ добиться признанія насчетъ маленькаго, но неблагоразумнаго стаканчика вина. Вслѣдствіе этого, и только вслѣдствіе этого, бѣдная Бриджетъ пришла въ безпокойство. Бифстексы, соусы и жареная въ маслѣ свинина, хотя она ихъ спрашивала три раза въ день, не налагали клейма безчестія на ея жизнь; но этотъ маленькій, величиною съ наперстокъ, стаканчикъ водки, выпитый послѣ многихъ просьбъ и при всей честной компаніи, язвительно погладилъ ее противъ шерсти. "Тому, кого будутъ терзать подобнымъ образомъ, необходимо выпить чего-нибудь больше обыкновеннаго", сказала она наконецъ. И это были единственныя сказанныя ею слова, которыя доказывали нѣкоторое торжество мистера Чаффенбрасса. Но тѣмъ не менѣе мистеръ Чаффенбрассъ не былъ доволенъ. Торжество, непосредственное торжество надъ бѣдной горничной съ трудомъ было достигнуто человѣкомъ, торжествовавшимъ постоянно при подобныхъ обстоятельствахъ, впродолженіи послѣднихъ тридцати лѣтъ. Развѣ это было не практически -- заставить присяжныхъ сомнѣваться: можно ли вѣрить этой женщинѣ или нѣтъ? Это былъ желанный тріумфъ. Что касается до самого Чаффенбрасса, то ему хорошо было извѣстно, что она говорила только сущую правду; но онъ ли устроилъ такъ, что правда казалась ложью, или по крайней мѣрѣ сомнительною? Если такъ, то онъ имѣлъ полный успѣхъ и былъ равнодушенъ къ своему тріумфу.
   

ГЛАВА XVIII.
Краснорѣчіе мистера Фёрниваля.

   Все это, какъ можно себѣ представить, порядкомъ тревожило Феликса Грэгама, чувствовавшаго, что каждый изъ свидѣтелей дѣлалъ огромныя усилія, чтобы говорить правду (честныя, мучительныя усилія говорить одну только правду) и никакимъ образомъ не уклоняться отъ нея. Въ немъ кипѣло негодованіе, когда онъ слушалъ мистера Фёрниваля и былъ свидѣтелемъ его успѣховъ въ разрушеніи присутствія духа слабоумнаго существа, старавшагося всѣми силами выказать наружу то, чего справедливость требовала; его душила злоба, когда Чаффенбрассъ, ухватясь за несчастную чарку вина, употреблялъ все свое остроуміе, чтобы вывести на чистую воду бѣдную женщину, которая сама же выдала себя. Когда опытный адвокатъ силился краснорѣчиво доказывать, что она была пьяница, безчестная, развратная женщина, порочная во всѣхъ своихъ привычкахъ, тогда Грэгамъ почти чувствовалъ желаніе встать съ мѣста и принять ея сторону. Вѣроятно, онъ какимъ-нибудь движеніемъ обличилъ свое желаніе, потому что Чаофевбрассъ, понявъ, что происходитъ въ душѣ его сотоварища, отъ времени до времени бросалъ на него яростные взгляды, что было почти невыносимо для Грэгама.
   Настала обязанность истцовъ провѣрить обстоятельства прежняго судебнаго слѣдствія. Это было положительно необходимо, потому что преступленіе, въ которомъ обвиняли леди Мэзонъ, состояло въ ложной присягѣ, которую она произнесла двадцать лѣтъ назадъ, при первомъ процессѣ, и когда эта провѣрка была исполнена съ большими подробностями сэромъ Ричардомъ Ледерамомъ,-- не безъ частаго прерыванія со стороны мистера Фёрниваля и не безъ большого вспомоществованія со стороны мистера Стильярда,-- на Феликса Грэгама упала обязанность показать, по перекрестному допросу Крука аторнеи, каковы были свойство и дѣйствіе показаній леди Мэзонъ.
   Когда поднялся Грэгамъ, ему шепнулъ на ухо Чаффенбрассъ:
   -- Если вы чувствуете себя неспособнымъ къ этому дѣлу, то я возьму его на себя. Я не намѣренъ покидать ее ни для какого этикета, также какъ и ни для какой щекотливости.
   Грэгамъ не удостоилъ Чаффенбрасса никакимъ отвѣтомъ на это замѣчаніе. Онъ даже не хотѣлъ отвѣчать и взглядомъ, но всталъ и началъ свое дѣло. Въ этомъ пунктѣ совѣсть не упрекала его, потому что предлагаемые имъ вопросы относились къ фактамъ дѣйствительно совершившимся. Въ достовѣрности показаній, сдѣланныхъ леди Мэзонъ при прежнемъ процессѣ, никто не сомнѣвался. Членъ суда, который допрашивалъ ее тогда со стороны Джозефа Мэзона и котораго теперь не было уже въ живыхъ, никакъ не могъ тогда поколебать силы ея доказательствъ. Слѣдователь, разбиравшій это дѣло двадцать лѣтъ назадъ и объявившій тогда передъ судомъ присяжныхъ, что нѣтъ возможности опровергнуть ея показаній, былъ еще живъ, и при настоящемъ слѣдствія мнѣніе этого бѣднаго больного старика было принято, какъ доказательство достойное вѣроятія. Не могло быть уже никакого сомнѣнія, что показанія леди Мэзонъ во время перваго процесса были приняты, какъ достойныя полнаго довѣрія. Она присягнула, что сама видѣла, какъ трое свидѣтелей подписывались подъ духовною приписью и никто тогда изъ нихъ не могъ набросить на нее и тѣни недовѣрія. Окончательный результатъ всего этого доказалъ, что обвиняющей сторонѣ удовлетворительно доказано, что леди Мэзонъ принесла присяггу по такому-то и такому случаямъ, а Феликсъ Грэгамъ, въ защиту обвиняемой, доказалъ, что когда она двадцать лѣтъ назадъ приносила присягу, то ея слова были признаны достойными полнаго довѣрія, какъ судьею, такъ и судомъ присяжныхъ, и что даже адвокаты противной стороны едва-ли въ томъ сомнѣвались. Все это дѣйствительно было такъ, и Феликсъ Грэгамъ выказалъ необыкновенное дарованіе въ ясномъ и краснорѣчивомъ изложеніи передъ судомъ, какъ высоко и неприступно было положеніе, въ которое судъ тогда поставилъ его кліэнтку.
   Все это заняло присутствующихъ почти до четырехъ часовъ, и такъ какъ дѣло со стороны обвинителей было покончено, то возникъ вопросъ: долженъ ли мистеръ Фёрниваль въ этотъ же вечеръ обратиться съ докладомъ къ присяжнымъ, или оставить до слѣдующаго дня?
   -- Если вашему сіятельству угодно будетъ просидѣть до семи часовъ, то я почти могу поручиться за себя, что къ этому времени покончу всѣ замѣчанія, которыя считаю необходимымъ сдѣлать.
   -- Я готовъ сидѣть и до девяти часовъ, лишь бы только имѣть удовольствіе послушать мистера Фёрниваля,-- сказалъ судья, которому ужасно хотѣлось уѣхать изъ Альстона на слѣдующій же день.
   Такимъ образомъ было рѣшено, что мистеръ Фёрниваль долженъ теперь-же начать свою рѣчь.
   Извѣстно уже, что не смотря на нѣкоторыя предварительныя колебанія, мистеръ Фёрниваль почувствовалъ, что весь прежній жаръ краснорѣчія возвратился къ нему, лишь только онъ началъ свое дѣло въ пользу кліэнтки, въ присутствіи всѣхъ членовъ суда. Но если при перекрестномъ допросѣ свидѣтелей онъ почувствовалъ уже возвращеніе всей прежней энергіи, то на сколько же еще больше она выросла у него, когда пришло время выказать предъ присутствующими силу своего краснорѣчія! Увѣренность въ своей способности говорить плавно, увлекательно и энергически, извѣстность, что публика будетъ слушать внимательными ушами,-- все это придаетъ необыкновенную силу самому оратору увлечься до восторженности, еслибы даже дѣло, имъ защищаемое, было не совсѣмъ хорошее. Такъ было и съ Фёрнивалемъ въ настоящее время. Весь его старинный пылъ возвратился къ нему, такъ что еще до окончанія своей рѣчи онъ самъ вполнѣ уже вѣрилъ, что леди Мэзонъ невинна и что она есть жертва несправедливыхъ гонителей, и безъ малѣйшаго замѣшательства выставилъ ее такою предъ судомъ присяжныхъ.
   "Джентльмены присяжные!-- сказалъ онъ: -- никогда еще мнѣ не приходилось защищать какое-нибудь дѣло съ болѣе смѣлою увѣренностію, чѣмъ теперь, когда я защищаю дѣло моего друга, леди Мэзонъ. Двадцать лѣтъ тону назадъ, я былъ приглашенъ отстоять ея права по этому дѣлу, въ чемъ тогда я имѣлъ полный успѣхъ. Никакъ не думалъ я въ то время, что послѣ такого продолжительнаго промежутка, я снова буду призванъ для возобновленія прежняго труда. Не думалъ я также тогда, что упорство ея противника выдержитъ такой продолжительный періодъ времени. Привѣтствую его за твердость характера и за такой же твердый темпераментъ, которые дали ему возможность высидѣть все время этого судебнаго слѣдствія и безъ смущенія взирать на несчастную вдову своего отца, которую онъ имѣлъ духу обвинить въ клятвопреступленіи. Не думалъ я, говорю, что доживу до такого времени, когда мнѣ снова придется сражаться въ этой битвѣ! Но вышло такъ, и какъ тогда я слишкомъ мало сомнѣвался, такъ и теперь не имѣю никакого сомнѣнія въ побѣдѣ. Джентльмены присяжные! Я долженъ занять нѣкоторое время васъ и господъ присутствующихъ обсужденіемъ доказательствъ, приведенныхъ моимъ ученымъ другомъ противъ моей кліэнтки; но я чувствую, что почти напрасно задерживаю васъ,-- такъ глубоко я убѣжденъ, что изложенныя предъ вами обстоятельства нисколько не могли бы оправдать вашъ приговоръ, еслибъ вы рѣшились произнести этотъ приговоръ противъ моей кліэнтки."
   Но такъ какъ рѣчь мистера Фёрниваля продолжалась цѣлые четыре часа, то я не буду затруднять читателей приведеніемъ всего имъ сказаннаго. Онъ началъ съ описанія прежде бывшаго слѣдствія и изложилъ свои воспоминанія о дѣйствіяхъ леди Мэзонъ въ этомъ случаѣ. Онъ вполнѣ признавалъ за нею силу доказательствъ и истину присяги, которую теперь ея противники стараются выставить ложною.
   "Еслибы это было такъ,-- говорилъ онъ,-- еслибъ эта припись, или эта ложная припись къ духовной, не была совершена покойнымъ сэромъ Джозефомъ Мэзономъ и не была свидѣтельствована Усбечомъ, Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ, то въ такомъ случаѣ леди Мэзонъ была бы виновна въ клятвопреступленія."
   Мистеръ Фёрниваль, произнося это предположеніе, старательно избѣгалъ встрѣчи съ лицомъ леди Мэзонъ; зато въ это же время почти всѣ присутствующіе въ судѣ, исключая ея адвоката, смотрѣли на нее. Ея противники, Джозефъ Мэзонъ и Дократъ, вперили на нее самые пронзительные взгляды. Сэръ Ричардъ Ледергамъ и мистеръ Стильярдъ обратили на нее свои глаза, можетъ быть безъ всякаго умысла. Судья также посмотрѣлъ на нее сквозь свои очки; даже мистеръ Арамъ украдкой взглянулъ на нее, Люцій же повернулся лицомъ къ матери почти съ видомъ торжества. Она все это вытерпѣла, даже не пошевельнувшись, хотя внутреннее состояніе души ея было достойно жалости; одна мистриссъ Ормъ, все время державшая ее за руку, знала, что это такъ. Рука, остававшаяся въ ея рукѣ, какъ-будто судорожно вздрагивала, но на лицѣ виновной не выказалось ни малѣйшаго признака ея виновности.
   Потомъ мистеръ Фёрниваль много говорилъ о показаніяхъ и свидѣтельствахъ, представленныхъ во время прежняго слѣдствія, и особенно выставлялъ на видъ то обстоятельство, что и въ то время не удалось свидѣтелямъ доказать, что Усбечъ не былъ приглашенъ для подписи своего имени.
   "Совершенно справедливо и то,-- говорилъ онъ,-- что тогда не могли доказать и того, что онъ подписывался; но это ничего не значитъ: "onus probandi" лежитъ все-таки на сторонѣ обвинителей. Вѣрно то, что подпись существуетъ, и имъ слѣдовало доказать, что она не такова, какою ее выставляютъ. Вотъ леди Мэзонъ представила ясныя доказательства, что это такъ; и только по той причинѣ, что въ то время ея показанія сочтены были достовѣрными, ея противники, двадцать лѣтъ спустя, прибѣгли къ этому средству, чтобы доказать недѣйствительность ея доказательствъ."
   Послѣ этого онъ перешелъ къ показаніямъ, сдѣланнымъ при настоящемъ слѣдствіи, начавъ со злобы и корыстныхъ видовъ Дократа. Только трехъ противниковъ необходимо было опровергнуть и уничтожить; что касается до показаній выставленныхъ другими, то никакимъ образомъ они не могли повредить леди Мэзонъ, въ случаѣ, если показанія тѣхъ трехъ обвинителей недостойны вѣроятія. Торингтонъ, напримѣръ, доказалъ дѣйствительность второго документа; но чтожъ изъ этого? не могъ развѣ сэръ Джозезъ Мэзонъ на роковое 14 іюля совершить два акта? Что касается до Дократа, то его поведеніе, корыстное и злобное, такъ ясно и очевидно опредѣлилось предъ судомъ присяжныхъ, что и колебаться нельзя въ приговорѣ, что онъ человѣкъ, недостойный никакого довѣрія. Что касается до Кеннеби,-- этого бѣднаго слабоумнаго созданія, какъ мистеръ Фёрниваль назвалъ его по своему милосердію,-- то адвокатъ, не обременивъ своей совѣсти, можетъ завѣрить, что не считаетъ его виновнымъ въ какомъ-либо обманѣ; напротивъ, онъ думаетъ, что Кеннеби дѣйствительно усиливался высказать правду, но къ сожалѣнію, онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, у которыхъ мысли до того непослѣдовательны и перепутаны, что они сами не могутъ хорошенько отличить, гдѣ ложь, гдѣ правда. Да, Кеннеби не намѣренъ былъ лгать, говоря предъ судомъ присяжныхъ про себя, что онъ не совсѣмъ увѣренъ, свидѣтельствовалъ ли онъ когда-нибудь двѣ подписи сэра Джозефа Мэзона въ одинъ и тотъ же день, какъ также онъ не намѣренъ былъ лгать, говоря тутъ же въ другой разъ, что онъ точно свидѣтельствовалъ три его подписи. Кеннеби хотѣлъ высказать правду; но къ несчастью свидѣтельство такого человѣка не можетъ быть большою услугою въ дѣлѣ хотя бы малѣйшей важности и ровно никакой услуги не можетъ принести въ уголовномъ обвиненіи, которому исполнилось теперь болѣе двадцати лѣтъ, послѣ предполагаемаго совершенія этого преступленія. Что касается до Бриджетъ Больстеръ, то Фёрниваль безъ всякой запинки объявилъ предъ судомъ, что эта женщина недостойна довѣрія, недостойна даже того вѣроятія, которое должно было бы возбудить въ присяжныхъ, прежде чѣмъ они рѣшаются, на основаніи ея бездоказательныхъ показаній, уличать кого бы то ни было. Всѣмъ членамъ должно быть совершенно ясно, что она пришла въ судъ предварительно подученная и наставленная сдѣлать положительную улику и упорствовать въ ней; она рѣшительно отказалась дать какое-либо свидѣтельство насчетъ своей подписи; она даже не захотѣла взглянуть на свое имя, написанное ея рукою, но удовольствовались безпрестаннымъ повтореніемъ немногихъ словъ, которыя подучили ее говорить, а именно то, что она во всю свою жизнь прикладывала руку подъ однимъ только документомъ.
   Потомъ, въ заключеніе своей рѣчи, Фёрниваль обратился къ той части предмета, которая ближе всего касалась личности леди Мэзонъ.
   "А теперь, джентльмены присяжные,-- сказалъ онъ,-- прежде чѣмъ я буду въ состояніи освободить васъ отъ утомительнаго труда нынѣшняго дня, я долженъ просить васъ обратить вниманіе на положеніе обвиваемой леди и на итогъ вѣроятностей ея виновности, который вы можете вывести изъ образа ея жизни. Я не стану призывать свидѣтелей для показаній о ея характерѣ, потому что не желаю подвергать ея друзей непріятностямъ тѣхъ вопросовъ, которыми джентльмены противной стороны сочтутъ своею обязанностью обезпокоитъ ихъ. Доказательства очевидны (на сколько я думаю и на сколько никто изъ васъ лично не сомнѣвается),-- доказательства очевидны, что было бы жестоко съ моей стороны посадить стариннаго ея друга сэра Перегрина Орма на эту скамью. Еслибъ я могъ вамъ все передать, то вы убѣдились бы, что эта исторія полна нѣжнаго чувства и правды. Хотя сэръ Перегринъ Ормъ здѣсь не присутствуетъ, но его невѣстка сидитъ рядомъ съ леди Мэзонъ; во все время утомительныхъ судебныхъ засѣданій она доставляетъ утѣшеніе любимой ею женщинѣ и будетъ сидѣть здѣсь до тѣхъ поръ, пока вашъ приговоръ не сдѣлаетъ ненужнымъ дальнѣйшее ея присутствіе. Его сіятельство нашъ президентъ и мой ученый другъ скажутъ вамъ, пожалуй, что вы не можете принимать этого факта за характеристическое доказательство,-- и конечно, они будутъ правы; но и я, съ своей стороны, приглашаю васъ не принимать это за такое доказательство: будемъ исполнять то, что законы намъ повелѣваютъ; а законы безъ сомнѣнія не могутъ принимать въ расчетъ преимуществъ рода. Присутствуетъ здѣсь также сынъ моей кліэнтки. Припомните, что при началѣ этого слѣдствія генералъ-прокуроръ выразилъ желаніе, чтобы сына здѣсь не было. Не знаю, сочувствовали ли вы тогда этому желанію, но полагаю, что могу поручиться за васъ, что теперь вы ему не сочувствуете. Еслибы женщина, дорогая кому-нибудь изъ васъ, была поставлена, по злобѣ врага, въ такое же положеніе, поколебались ли бы вы стать подлѣ нея въ часъ ея тяжкаго испытанія? Еслибы вы усомнились въ ея невинности, то могли бы поколебаться, потому что у кого бы достало силъ выдержать и выслушать въ присутствіи суда приговоръ надъ своею матерью или женою за подобное преступленіе? Но онъ не усомнился, да и никто другой изъ живыхъ людей, находящихся въ судѣ, не усомнится,-- исключая развѣ ея родственника-врага, который во все продолженіе этихъ двадцати лѣтъ проводилъ злополучную жизнь съ злобно-затаенною тоскою, придумывая гнусныя средства, чтобы завладѣть небольшимъ имѣніемъ, доставшимся по наслѣдству его родному брату.
   "Джентльмены присяжные! предъ вами сидитъ моя кліэнтка; съ одной стороны у нея вы видите самаго любящаго друга, какого когда-либо имѣла женщина, съ другой -- единственный ея сынъ. Образъ жизни, какой она вела впродолженіи двадцати лѣтъ, со времени ея обвиненія въ такомъ ужасномъ преступленіи, достаточно ясно былъ изложенъ предъ вами во время судебнаго слѣдствія. Безбоязвенно задаю вамъ вопросъ: совмѣстна ли такая прекрасная жизнь съ идеею о такомъ гнусномъ преступленіи? Втеченіи всего этого времени я близко ее зналъ,-- не какъ адвокатъ, а какъ искренній другъ,-- и признаюсь, дерзость этого человѣка, по имени Дократа, когда онъ напалъ съ такимъ безстыднымъ обвиненіемъ на такую благородную особу, поразила меня. Какъ! подлогъ? Такъ вотъ въ какомъ преступленіи ее обвиняютъ! Взгляните на нее: вотъ она! Вотъ та, которая двадцати лѣтъ отъ роду поддѣлывала подписи одну за другою съ такимъ искусствомъ, что всѣ юристы, производившіе слѣдствіе, были обмануты! Вотъ та, которая въ лучшей юности такъ превосходно исполняла свои обязанности жены и матери и имѣла духу поддѣлать завѣщаніе въ самую минуту смерти своего мужа! Неужели же въ самомъ дѣлѣ она могла поддѣлать завѣщаніе? Замѣтьте, еслибы это была правда, то, значитъ, она собственною своею рукою сдѣлала подлогъ: у нея не было другого соучастника. Но взгляните за нее: похожа ли она на женщину, которая могла бы совершить подлогъ? Похожа ли она на женщину, которая могла обмануть самыхъ проницательныхъ ученыхъ юристовъ? Могла ли она, съ невиннымъ младенцемъ на груди, вырвать небольшой клочокъ отцовскаго наслѣдія изъ рукъ человѣка, который такъ сильно его домогался?"
   При этомъ Фёрниваль съ видомъ невыразимаго презрѣнія указалъ пальцемъ за Джозефа Мэзона, сидѣвшаго какъ-разъ напротивъ него.
   "И гдѣ она могла научиться такому хитрому искусству? Джентльмены! подобная замысловатость въ преступленіи никогда еще не была доказана въ судѣ даже противъ тѣхъ, которые проводила всю свою мерзкую жизнь въ пріобрѣтеніи опытности въ такомъ искусствѣ; а теперь васъ приглашаютъ повѣрить, что подобное дѣло было совершено молодой женщиной, о которой всѣмъ вамъ извѣстно, что ея поведеніе, во мнѣніи каждаго изъ васъ, было выше всякой похвалы! Джентльмены! отъ души сталъ бы я презирать васъ, еслибы вы повѣрили такому обвиненію, даже и въ такомъ случаѣ, еслибы оно доказывалось уликами лицъ, болѣе достойныхъ довѣрія. Даже и тогда вы должны бы почувствовать, что многое остается въ этомъ дѣлѣ сомнительнымъ; но теперь, когда мы разсматриваемъ, какого рода свидѣтели, по уликамъ которыхъ она обвиняется,-- невозможно, говорю, чтобы вы повѣрили всѣмъ этимъ вымысламъ. Еслибъ леди Мэзонъ была женщина, съ самаго дѣтства погрязшая въ преступленіяхъ, еслибы она была не разъ уже замѣчена въ хитрой и мошеннической промышленности, еслибы она была извѣстна за мастерицу въ ловкихъ поддѣлкахъ и подлогахъ,-- то и тогда вы не должны бы ее уличать по этому обвинительному акту, составленному по злобѣ и жадности Дократа, по безтолковости, можно даже сказать, по идіотству Кеннеби и по подученной дерзости, выказанной служанкой Больстеръ для утаенія истины. И при вѣрнѣйшихъ доказательствахъ, вы не могли бы повѣрить обвиненію противъ такой превосходной безукоризневной женщины, какъ леди Мэзонъ; при подобныхъ же обвинительныхъ свидѣтельствахъ вы не могли бы произнести приговора даже и противъ прежде уличеннаго преступника.
   "И что были за причины такихъ жестокихъ гоненій, такой страшной кары, постигшей эту несчастную, благородную женщину? Подумайте только, что хотя вы и не можете произнести приговора ея виновности, но все же какъ невыносимо тяжелы ея страданія! Подумайте только, каково такой женщинѣ, съ ея привычками, цѣлыя недѣли жить въ ожиданія жестокихъ мученій, которыя она теперь испытываетъ! Подумайте, сколько она должна была выстрадать, когда ее вынудили явиться сюда на позорище цѣлой страны, какъ-будто страшную преступницу! Подумайте, что она должна была чувствовать, когда, не зная, какова можетъ быть глубина происковъ ея гонителей, я убѣждалъ ее прибѣгнуть къ неимѣющимъ равныхъ талантамъ моего друга м-ра Чаффенбрасса...."
   -- Не то что не имѣющимъ равныхъ, но далеко превышеннымъ другими,-- подшепнулъ Чаффенбрассъ, но не довольно тихо, чтобы не услыхалъ его словъ весь центръ суда.
   "Ужасна казнь, постигшая ее, невинную! Трудно себѣ представить, чтобы послѣ всего, что она вытерпѣла здѣсь, она согласилась бы продолжить еще свое пребываніе въ томъ пріятномъ мѣстѣ, которое возбудило столько злобной алчности въ груди ея родственника! Вы слышали, что покойный сэръ Джозефъ Мэзозъ обѣщалъ старшему сыну, что Орлійская Ферма тоже будетъ составлять часть его наслѣдственнаго достоянія. Очень можетъ статься, что старикъ и давалъ подобное обѣщаніе; онъ могъ обѣщать, онъ же могъ и нарушить свое слово; удивительнаго тутъ ничего нѣтъ; а удивительно то, что человѣкъ такой богатый, какъ мистеръ Мэзонъ, (всѣмъ извѣстно, какое у него огромное состояніе), человѣкъ, который никогда ни въ чемъ не нуждался, что можно купить за деньги; человѣкъ, для котораго отецъ такъ много сдѣлалъ, которому такъ много далъ,-- что такой человѣкъ могъ впродолженіи двадцати лѣтъ носить въ груди обманутое ожиданіе скупости, горькое чувство мести къ тѣмъ, которые такъ близки ему по крови и семейнымъ узамъ. Джентльмены! какой страшный укоръ для всѣхъ васъ, укоръ, который ни вы, ни я никогда не забудемъ!
   "Предаю теперь дѣло обвиняемой кліэнтки въ руки ваши. Я не имѣю никакихъ опасеній въ отношеніи вашего приговора. Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что она не виновна въ этомъ страшномъ преступленіи. Ни на одну минуту не сомнѣваюсь, что вы объявите тоже самое; но надѣюсь, что, кромѣ того, вашъ приговоръ будетъ сопровождаться нѣкоторымъ замѣчаніемъ, которое ясно обличитъ предъ цѣлымъ свѣтомъ ту великую злобу, которая руководила всѣмъ дѣломъ обвиненія."
   А между тѣмъ, дѣлая такой докладъ, Фёрниваль зналъ, что его кліэнтка виновна! Своему уму онъ не повѣрялъ этой увѣренности, но все же онъ зналъ, что это такъ, и нимало не затруднялся убѣждать всѣхъ въ ея невинности. Зналъ онъ также, что свидѣтели показывали истину, и нимало не затруднялся внушать къ нимъ общее отвращеніе, какъ-будто они всѣ совершили самое гнусное преступленіе и по самымъ гнутымъ побудительнымъ причинамъ! Но что еще удивительнѣе, что еще хуже -- міръ юристовъ тоже зналъ, что это такъ, зналъ и не находилъ, чтобы м-ръ Фёрниваль дѣлалъ что-нибудь дурное; напротивъ, считалъ, что онъ исполнялъ свой долгъ въ отношеніи своего кліэнта, какъ слѣдуетъ настоящему англійскому адвокату и англійскому джентльмену.
   

ГЛАВА XIX.
Мистриссъ Ормъ разсказываетъ истину.

   Было уже поздно, когда труды второго засѣданія были покончены и мистриссъ Ормъ съ Леди Мэзонъ опять сели въ карету. Онѣ высидѣли въ судѣ отъ дееяти часовъ утра до семи вечера, съ короткимъ промежуткомъ въ нѣсколько минутъ около полдня, и были утомлены до невозможности. Люцій опять повелъ подъ руку свою мать и дорогою сурово выразилъ свое одобреніе рѣчи мистера Фёрниваля. Наконецъ нашелся человѣкъ, который заступился за его мать въ надлежащихъ выраженіяхъ, которыя слѣдовало бы употребить при самомъ началѣ. До итого времени Люцій жестоко негодовалъ на Фёрниваля, считая, что онъ позволяетъ шутить честью и счастьемъ его матери. Но теперь онъ готовъ простить ему. Наконецъ истина была высказана съ увлекательнымъ краснорѣчіемъ, наконецъ къ гнуснымъ обвинителямъ его матери быта обращены выраженія, вполнѣ ими заслуженныя. Для Люція послѣдніе дна часа была двумя часами торжества, и проходя чрезъ залу суда, онъ шопотомъ выразилъ своей матери надежду, что теперь, кажется, покончатся ея страданія.
   И другія слова были произнесены тоже шопотомъ, когда они проходили чрезъ залу. Мистриссъ Ормъ выходила, опираясь на руку своего сына, а по другую сторону шелъ мистеръ Арамъ. Онъ оставался на своемъ мѣстѣ до тѣхъ поръ, пока они начали трогаться и тогда онъ послѣдовалъ за ними.
   Мистриссъ Ормъ была уже на срединѣ залы, когда онъ очень смиренно коснулся ея руки.
   -- Что вамъ угодно?-- спросила она, осматриваясь кругомъ.
   -- Не позволяете ей слишкомъ много надѣяться,-- сказалъ онъ:-- пускай она не очень будетъ увѣрена: все это можетъ пойти за ничто предъ судомъ присяжныхъ.
   Послѣ этого онъ приподнялъ шляпу и удалился.
   Все это можетъ пойти за ничто предъ судомъ присяжныхъ! Мистриссъ Ормъ едва ли поняла, что это значитъ, но уже чувствовала, что все это должно пойти за ничто, если справедливость будетъ оказана. Въ ея умѣ не было логичной послѣдовательности, да и врядъ ли ея чувство справедливости было очень тонко. Когда сэръ Перегринъ намекнулъ однажды, что справедливость требуетъ, чтобы преступница была объявлена судомъ присяжныхъ виновною, потому что она въ дѣйствительности виновна, тогда мистриссъ Ормъ никакимъ образомъ не могла согласиться съ нимъ. Но теперь, слыша съ какой стороны были выставлены несчастные свидѣтели, зная, сколько правды было въ словахъ, которыя они произносили, зная, какая ложь была въ убѣжденіяхъ въ ея невинности, въ которыхъ мистеръ Фёрниваль былъ такъ краснорѣчивъ, она чувствовала нѣчто въ родѣ того ощущенія, которое руководило сэромъ Перегриномъ и почти думала, что справедливость требуетъ обвинительнаго приговора противъ ея друга.
   -- Пускай она не очень будетъ увѣрена!-- сказалъ мистеръ Арамъ. Но на самомъ-то дѣлѣ, внимая краснорѣчію мистера Фёрниваля, сама мистриссъ Ормъ стала почти увѣрена, что леди Мэзонъ будетъ оправдана. Ей казалось почти невозможнымъ, чтобы послѣ такой рѣчи кто нибудь изъ присяжныхъ рѣшился бы объявить ее виновною. Мучительно было состояніе ея души, когда она слушала эту рѣчь. Большую часть времени рука леди Мэзонъ оставалась въ ея рукѣ и ей легко было бы внушить нѣкоторую бодрость своему другу нѣжнымъ прикосновеніемъ, легкимъ пожатіемъ, когда выраженія восторженныхъ похвалъ выходили изъ устъ адвоката. Но какъ она могла это сдѣлать, когда знала, что эти похвалы -- ложь? Могла ли она поздравлять своего друга съ успѣхами во лжи? Вѣроятно, леди Мэзонъ чувствовала точно тоже, потому что послѣ нѣкотораго времени ея рука тихо опустилась и онѣ обѣ молча слушали, не передавая другъ другу знаками своихъ ощущеній.
   Но когда они сидѣли въ каретѣ, Люцій далъ волю своимъ чувствамъ.
   -- Не постигаю, зачѣмъ все это не было высказано прежде и съ такимъ же убѣдительнымъ краснорѣчіемъ, какъ сегодняI
   -- Я полагаю, что прежде не было удобнаго случая,-- отвѣчала инстриссъ Ормъ, чувствуя, что необходимо что-нибудь сказать, и вмѣстѣ съ тѣмъ сознавая невозможность говорить правду въ присутствіи какъ лэди Мэзонъ, такъ и ея сына.
   -- Такъ надо было придумать удобный случай; вѣдь это ужасно, что мать моя должна была выносить, впродолженіи многихъ мѣсяцевъ, такое страшное обвиненіе и никто не могъ высказать, какъ невозможно, чтобъ она была виновна.
   -- О, Люцій! тебѣ непонятно это,-- сказала мать.
   -- И надѣюсь, никогда понимать не буду. И отчего присяжные не поднялись разомъ съ своихъ мѣстъ и тутъ же не объявили своего рѣшенія; когда рѣчь мистера Фёрниваля была кончена? И къ чему имъ было откладывать до другого дня, только продолжать это мученіе, тогда какъ они очень хорошо знаютъ, какой слѣдуетъ произнести приговоръ? Все это для меня непонятно, тѣмъ болѣе, что изъ этого добра не можетъ выдти.
   И въ такомъ родѣ онъ все продолжалъ, принуждая своихъ собесѣдницъ разсуждать съ нимъ о томъ предметѣ, о которомъ именно имъ было трудно говорить въ его присутствіи. Для обѣихъ дамъ это было тѣмъ мучительнѣе, что онъ, обращаясь къ мистриссъ Ормъ, почти требовалъ отъ нея выраженія радости и торжества.
   -- По крайней мѣрѣ вы вѣрите въ ея невинность и никогда не стыдились показать, что вѣрите ей.
   -- Люцій!-- тутъ прервала его мать: -- мы очень устали и измучились; дай намъ отдохнуть и не разговаривай съ нами, пока мы домой пріѣдемъ.
   Обѣ дамы закрыли глаза и молчаніе водворилось и кончилось только съ пріѣздомъ ихъ въ Орлійскую Ферму, тогда онѣ ушли наверхъ, а Люцій остался внизу, чтобы распорядиться насчетъ ужина.
   Люцій чувствовалъ гораздо болѣе радости, чѣмъ показывалъ это: пріятно было ему слушать, какъ обличали его враговъ, Дократа и Джозефа Мэзона, радостно внималъ онъ словамъ, которыя такъ ясно высказывали истинную исторію его матери. Весь этотъ аотокъ негодующаго краснорѣчія для него былъ только исчисленіемъ простыхъ фактовъ,-- извѣстныхъ ему фактовъ, которые теперь сдѣлаются очевидны цѣлому свѣту. Смотря съ высоты своего гордаго величія и превосходства своего ума на безуміе тѣхъ, кто былъ ниже его, онъ возмущался негодованіемъ противъ такого промедленія. Но теперь готовъ даже прощать.
   Не прошло и четверти часа послѣ возвращенія ихъ домой, какъ мистриссъ Ормъ спустилась внизъ и тихо вошла въ столовую. Люцій стоялъ спиною къ камину и обдумывалъ о событіяхъ того дня.
   -- Ваша матушка не придетъ сюда сегодня вечеромъ.
   -- Не придетъ?
   -- Нѣтъ, она очень устала; право, очень устала. Думаю, что вы даже не знаете, какъ много она выстрадала.
   -- Можно ли мнѣ къ ней пойти?
   -- Нѣтъ, мистеръ Мэзонъ, не ходите. Теперь я опять пойду къ ней, но черезъ нѣсколько минутъ снова возвращусь къ вамъ, потому что мнѣ надо съ вами переговорить.
   -- Вы здѣсь будете пить чай?
   -- На знаю, не думаю; переговоривъ съ вами, я опять пойду къ вашей матери. Теперь же я пришла только сказать, чтобы вы не ждали насъ.
   Она оставила его и пошла наверхъ. Досадно стало Люцію, что мать и теперь чуждается его, но онъ не приписывалъ этого какой-нибудь особенной причинѣ. Обращеніе мистриссъ Ормъ показалось ему нѣсколько странно, но и все окружающее его было нѣсколько странно въ послѣднее время, и никакъ уже онъ не предполагалъ, чтобы мистриссъ Ормъ имѣла что-нибудь важное сказать ему, что принесло бы новую причину для печали.
   Мистриссъ Ормъ, возвратясь къ леди Мэзонъ, нашла ее все въ томъ же положеніи, какъ и оставила. Ея шляпка была сброшена и лежала подлѣ нея на полу; она же сидѣла въ большомъ креслѣ, заложивъ обѣ руки за голову. Ни малѣйшей попытки не было сдѣлано, чтобы пригладить свои волосы или стряхнуть съ себя пыль отъ долгаго пребыванія въ судѣ,-- а она была очень заботлива о своемъ туалетѣ и даже изысканна во всемъ, что касалось ея личности. Но теперь явно было одно пренебреженіе ко всему, и по наружности она была разстроена и потеряна.
   -- Вы не говорили ему?
   -- Нѣтъ, пока не говорила, но просила подождать меня: онъ знаетъ, что я приду къ нему.
   -- А какъ онъ вамъ показался?
   -- Я не видала его лица.
   Нѣсколько минутъ обѣ хранили молчаніе. Мистриссъ Ормъ стала сзади леди Мэзонъ и положила руку ей на плечо.
   -- Идти мнѣ теперь, милый другъ?
   -- Нѣтъ, погодите на минуту; не теперь еще. О, мистриссъ Ормъ!...
   -- Вы сами почувствуете, какъ вамъ будетъ легче, когда это будетъ ужь сдѣлано; вы сдѣлаетесь даже крѣпче.
   -- Крѣпче? А къ чему мнѣ эта крѣпость? Какъ-то онъ вынесетъ?
   -- Конечно, для него это ударъ.
   -- Это жестоко поразитъ его, и я буду его убійцею. Онъ и жить не захочетъ, когда узнаетъ, что мать его такъ обезчестила.
   -- Онъ мужчина и вынесетъ этотъ ударъ, какъ слѣдуетъ мужчинѣ. Не могу ли я что-нибудь для васъ сдѣлать прежде, чѣмъ пойду къ нему?
   -- Подождите на одну минуту. Зачѣмъ это должно быть непремѣнно сегодня же вечеромъ?
   -- Ему не слѣдуетъ завтра являться въ судъ. И какую разницу сдѣлаетъ одинъ день? Онъ долженъ узнать это, если помѣстье слѣдуетъ возвратить.
   Тутъ постучались въ дверь и вошла горничная, неся на подносѣ графмнъ, два стакана я нѣсколько бутербродовъ.
   -- Вы должны немного выпить,-- сказала мистриссъ Ормъ, наливая въ стаканъ вина.
   -- А вы?
   -- И я тоже выпью. Вотъ такъ. Теперь я буду покрѣпче. Нѣтъ, леди Мэзонъ, вы непремѣнно должны выпить. Теперь же, если хотите послушать моего совѣта, то сейчасъ же ложитесь въ постель.
   -- Вы опять придете ко мнѣ?
   -- Да, сейчасъ же, какъ только это кончатся. Разумѣется приду: вѣдь я останусь у васъ ночевать.
   -- Но онъ!... Я не увижу его! Онъ не придетъ ко мнѣ.
   -- Это какъ онъ знаетъ.
   -- Нѣтъ, вы обѣщали мнѣ не пустить его. Я не могу видѣть его послѣ того, какъ онъ узнаетъ, что я сдѣлала.
   -- И не хотите отъ него слышать, что онъ прощаетъ васъ?
   -- Онъ не проститъ мнѣ! Вы не знаете его.... Могли ли бы мы смотрѣть на вашего сына, еслибы вы обезславили его навѣки?
   -- Что бы я ни сдѣлала, мой сынъ никогда не покинулъ бы меня. Вашъ Люцій тоже не покинетъ васъ. Могу ли я идти теперь?
   -- О, Боже! зачѣмъ я не въ могилѣ?
   Мистриссъ Ормъ наклонилась къ ней и поцѣловала ее, потомъ пожала ея обѣ руки и еще разъ поцѣловала, и молча вышла изъ комнаты, медленно пробираясь по лѣстницѣ.
   Мистриссъ Ормъ сильно заботилась скорѣе выполнить задачу, которую задала себѣ, но сердце у нея замирало, когда она вошла въ гостиную. Конечно, это было страшное порученіе. И ея готовность выполнить эту обязанность происходила не отъ того, чтобъ она чувствовала себя способною къ такому дѣлу и могла бы это сдѣлать безъ особеннаго затрудненія, но отъ живого затрудненія, съ которымъ она убѣждала леди Мэзонъ, что это должно быть кѣмъ-нибудь сдѣлано. Но кто же другой могъ это исполнить? Въ настоящемъ положеніи сэра Перегрина, жестоко было бы просить его, и притомъ же его чувства къ Люцію далеко не были такъ нѣжны, какъ чувства мистриссъ Ормъ. Пришлось ей обѣщаться самой это исполнить, или иначе совсѣмъ не настаивать на этомъ дѣлѣ. Теперь пришла пора. Сейчасъ по возвращеніи въ Орлійскую Ферму, мистриссъ Ормъ объявила своему другу, что всю истину надо разомъ высказать, и леди Мэзонъ, въ изнеможеніи опустившись въ кресло, согласилась наконецъ, что это должно быть такъ. Наступила роковая минута -- и мистриссъ Ормъ, неслышными шагами спустившись съ лѣстницы, остановилась на минуту, держась за ручку двери.
   Еслибъ было можно, то теперь она сама готова была отложить это до завтра, или до другого времени, только бы не сейчасъ. Всевозможныя мысли тѣснились въ ея головѣ въ теченіи этихъ секундъ. Какимъ образомъ это сдѣлать? Какія выраженія прибрать? Какъ ей начать? Она должна передать этому молодому человѣку, что мать его совершила самое черное преступленіе, а тутъ только почувствовала, что ей слѣдовало приготовиться прежде, чѣмъ рѣшаться приступятъ къ этому дѣлу. Не лучше ли бы воспользоваться этою ночью, чтобы поразмыслить объ этомъ и завтра ужь утромъ повидаться съ нимъ? Но эта мысль только на одинъ мигъ промелькнула въ ея головѣ; сама испугавшись своей слабости, мистриссъ Ормъ поспѣшно повернула ручку и вошла.
   Люцій все еще стоялъ на прежнемъ мѣстѣ у камина и обдумывалъ происшествія минувшаго дня. Сильнѣйшимъ его чувствомъ въ настоящую минуту было отвращеніе къ Джозефу Мэзону, отвращеніе, смѣшанное съ полнымъ презрѣніемъ. Что скажутъ теперь о немъ люди, когда распространится теперь вѣсть о его покушеніи очернить доброе имя жены его отца и похитить законное наслѣдіе у родного брата?
   -- Она все еще не рѣшается придти сюда?-- спросилъ онъ, когда передъ намъ явилась мистриссъ Ормъ.
   -- Нѣтъ, она не прядетъ сегодня... Мнѣ надо съ вами переговорить, мистеръ Ормъ.
   -- Что такое? не заболѣла ли она? Не вынесла видно?
   -- Мистеръ Мэзонъ, я право не знаю, какъ мнѣ исполнить то, что я взяла на себя.
   Онъ могъ видѣть, что она дѣйствительно дрожала передъ нимъ.
   -- Что это такое, мистриссъ Ормъ? Не объ имѣніи ли что-нибудь? Мнѣ кажется, вы не должны бы бояться за меня. Я могу сказать, что у меня достало бы силы вынести все подобное.
   -- Мистеръ Мэзонъ....
   Голосъ у нея опять порвался. И какъ выговорить это ужасное слово?
   -- Или это касается, можетъ быть, процесса?
   Онъ самъ начиналъ пугаться, чувствуя, что приближается что-то ужасное, но все еще далекій отъ подозрѣнія истины.
   -- О, мистеръ Мэзонъ! еслибъ была какая-нибудь возможность пощадить васъ, я сдѣлала бы это. Еслибъ былъ какой-нибудь выходъ, какое-нибудь средство, чтобъ избѣжать этого, то я....
   -- Чтожъ это такое? Я мужчина и могу вынести что бы ни было. Голосъ его вдругъ ослабѣлъ и охрипъ отъ чувства страха, овладѣвшаго имъ.
   -- Будьте же мужественны, потому что это ужасно. Мистеръ Мэзонъ! духовная, которая, какъ вамъ извѣстно....
   -- То-есть припись къ духовной?
   -- Духовная, по которой вамъ передано право владѣнія.
   -- Ну да, что?
   -- Она написана не вашимъ отцомъ.
   -- Кто это говорить?
   -- Это вѣрно. Не вашимъ отцомъ писана и не тѣми,-- не тѣми людьми, которые были сегодня въ судѣ.
   -- Но кто же это говоритъ? Кому это извѣстно? Если не отецъ мой подписывалъ духовную, значитъ она подложная? Но кто же сдѣлалъ этотъ подлогъ? Тѣ несчастные возвели на кого-нибудь небылицу и вы, мистриссъ Ормъ, были жертвою обмана. Моя забота не о помѣстьѣ, а объ матери моей. Но если это такъ, какъ вы сказали, то мать моя должна была это знать?
   -- Ахъ, да.
   -- И вы думаете, что она это знала? Она знала, что эта духовная -- подлогъ?
   -- О, мистеръ Мэзонъ!
   -- Небо и земля!... Пустите меня къ не!. Еслибы она сама сказала мнѣ это, то я ей бы не повѣрилъ. Неужели она сама вамъ это сказала?
   -- Да, она сама это сказала мнѣ.
   -- Такъ она помѣшалась. Она не вынесла этихъ страданій и съ ума сошла. Пустите меня къ ней.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы не должны теперь къ ней идти.
   Мистриссъ Ормъ стала у двери, чтобы не пустить его.
   -- Нѣтъ, она не помѣшалась; по крайней мѣрѣ теперь она не помѣшанная. Тогда, въ то время, она должно-быть была въ помѣшательствѣ, но теперь нѣтъ.
   -- Я не могу понять васъ.
   Онъ приложилъ руку ко лбу, какъ бы желая собраться съ мыслями.
   -- Нѣтъ, никакъ не могу понять. Если духовная была поддѣльная, то кто-жъ сдѣлалъ этотъ подлогъ?
   На этотъ вопросъ она не въ силахъ была отвѣтить въ настоящую минуту. Она продолжала стоять у двери, опустивъ глаза въ землю.
   -- Кто-же сдѣлалъ это?-- повторилъ онъ.-- Чья рука подписала имя моего отца?
   -- Пощадите ее!
   -- Пощадить! Кого?
   -- Вашу мать.
   -- Пощадить мою мать! Мистриссъ Ормъ, скажите мнѣ все. Если духовная была подложная, то кто-же ее поддѣлалъ? Вѣдь не на нее-же вы хотите сказать?
   Она ничего не отвѣчала, но подошла къ нему ближе, взяла его за обѣ руки и пристально посмотрѣла ему въ глаза. Помрачилось его чело, судорожно стало подергиваться его лицо отъ душевнаго волненія.
   -- Неужели вы хотите увѣрить меня, что сама мать моя это сдѣлала?
   Опять наступила минутная пауза, но мистриссъ Ормъ ничего не отвѣчала.
   -- Женщина, это ложь!-- воскликнулъ онъ и вырвалъ свои руки изъ ея рукъ, оттолкнулъ ее и бросился на диванъ, стоявшій въ углу.
   Она выждала минуту и потомъ кротко послѣдовала за нимъ. Молча стояла она надъ нимъ, лежавшимъ на диванѣ, отвернувшись отъ нея.
   -- Мистеръ Мэзонъ,-- наконецъ сказала она: -- вы сказали мнѣ, что вывесете все, какъ слѣдуетъ мужчинѣ.
   Но онъ ничего не отвѣчалъ и она продолжала:
   -- Да, мистеръ Мэзонъ, это такъ, какъ я вамъ сказала. Это было давно, очень давно, когда вы были еще младенцемъ. Она думала, что вашъ отецъ былъ неправъ предъ вами, и ради васъ, чтобъ исправить его несправедливость, она рѣшилась это сдѣлать.
   -- Что? поддѣлаться подъ его руку? Это ложь! Еслибъ ангелъ сошелъ съ неба и сталъ бы меня въ томъ увѣрять -- и тогда сказалъ бы я, что это ложь. Какъ! чтобы мать моя это сдѣлала?...
   Онъ повернулся, все еще лежа на диванѣ, и взглянулъ прямо ей въ лицо.
   -- Это истина, мистеръ Мэзонъ! О, какъ бы я желала, чтобъ это была ложь! Но вы должны простить ее. Такъ много времени прошло послѣ этого, и какъ она мучилась раскаяніемъ! Сэръ Перегринъ простилъ ее и я тоже простила.
   Тогда она разсказала ему всю исторію, какъ она была, объяснила отчего свадьба разстроилась и какимъ образомъ сэръ Перегринъ узналъ истину. Едва-ли надобно говорить, что разсказывая всѣ подробности, она такъ мягко и деликатно произносила имя его матери, какъ только было возможно; но все же разсказала ему все.
   -- Она написала все это сама въ ту ночь.
   -- Что все? всѣ имена сама подписала?
   -- Да, все.
   -- Мистриссъ Ормъ, это не можетъ бытъ. Я не хочу этому вѣрить.... Для меня невозможно этому повѣритъ. Что вы повѣрили этому, это очень можетъ быть; но я не могу. Пустите меня къ ней; я самъ пойду и спрошу ее.... Но если она сама скажетъ мнѣ это,-- я не повѣрю; нѣтъ, не могу повѣрить.
   Однако она не позволила ему идти наверхъ, хотя онъ пытался силою оттолкнутъ ее отъ двери.
   -- Нѣтъ, не пущу я васъ, пока вы не скажете, что простите ее и будете имѣть къ ней жалость: а этого вы не можете обѣщать мнѣ сегодня. Завтра мы встанемъ рано и вы можете видѣть ее предъ нашимъ отъѣздомъ.
   Онъ все еще настаивалъ, что не вѣритъ этой исторіи, но мало-помалу становилось ясно, что мысль о томъ западала ему въ душу и что онъ наконецъ повѣрилъ. Безостановочно говорила она все, что знала, объясняя, сколько мать его выстрадала, давая ему чувствовать, почему она удалялась отъ него и опиралась на совѣты другихъ; объяснила ему также и то, что хотя они все еще надѣется на благопріятный приговоръ суда присяжныхъ, однако полагаютъ, что имѣніе должно отойти.
   -- Я оставлю этотъ домъ въ нынѣшнюю же ночь, если вы прикажете,-- сказалъ онъ.
   -- Когда все кончится, когда она будетъ оправдана и уѣдетъ отсюда, тогда и вы уѣзжайте, и имѣніе будетъ возвращено. Мистеръ Мэзонъ, вы поѣдете съ нею, не правда ли?
   Снова настало молчаніе.
   -- Мистриссъ Ормъ, мнѣ невозможно сказать вамъ теперь, что я въ состояніи буду сдѣлать. Мнѣ кажется, что я не могу этого пережить.... Но я не вѣрю этому, я не могу вѣрить.
   Какъ только она успѣла получить отъ него обѣщаніе, что онъ не пойдетъ теперь къ матери безъ дальнѣйшаго предувѣдомленія, такъ она тотчасъ же оставила его и пошла наверхъ. Леди Мэзонъ лежала въ постели. Мистриссъ Ормъ сначала подумала, что она спитъ, но несчастная женщина не знала этой отрады.
   -- Теперь онъ знаетъ?
   Ночной трудъ далеко не былъ конченъ для мистриссъ Ормъ. Переговоривъ съ леди Мэзонъ, она снова вернулась къ Люцію и такимъ образомъ была вѣстникомъ между ними. Тутъ ужъ не могло быть и рѣчи о сомнѣніи: онъ принужденъ былъ повѣрить, не было возможности кловиться отъ этой жестокой необходимости.
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ, когда мистриссъ Ормъ опять сдѣлала замѣчаніе насчетъ отъѣзда: -- я уѣду и скроюсь; что касается до нея....
   -- Но вы съ нею уѣдете, если судъ присяжныхъ не обвинитъ ее....
   -- О, мистриссъ Ормъ!...
   -- Если же они обвинятъ ее, то вы конечно пріѣдете по окончаніи срока ея наказанія. Мистеръ Мэзонъ, все же она мать ваша.
   Наконецъ ночной трудъ поконченъ и обѣ подруги легли въ постель. Рѣшено было, что Люцій увидится съ матерью утромъ до отъѣзда ихъ, но самъ не поѣдетъ съ ними. Для мистриссъ Ормъ въ настоящую минуту было важнѣе всего отвратить его присутствіе въ судѣ, когда будетъ произнесенъ приговоръ присяжныхъ. Она могла бы тогда съ свободной совѣстью желать оправданія и отпустить въ глубинѣ своего сердца всѣ окаянства бѣдной грѣшницѣ, потому что теперь не было уже сомнѣнія, что собственность будетъ возвращена по принадлежности. Какое бы ни было рѣшеніе присяжныхъ, но Джозефъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка непремѣнно уже получитъ имѣніе, ему принадлежащее.
   -- Покойной ночи, мистеръ Мэзонъ,-- сказала наконецъ мистриссъ Ормъ, подавая ему руку.
   -- Прощайте. Боюсь, что въ моемъ помѣшательствѣ я наговорилъ вамъ грубостей и велъ себя какъ дикій звѣрь.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Забудьте это, и и не думаю о такихъ пустякахъ.
   -- Но если вы подумаете, каково мнѣ было, то простите меня.
   Она пожала ему руку и повторила, что это ничего и что она не думаетъ о томъ. Ничего!.. Конечно, для нея это ничего. Въ жизни бываютъ такія минуты, когда всякое слово можно простить, какого бы рода оно ни было, и даже сказанное женщинѣ.
   Когда мистриссъ Ормъ ушла, онъ неподвижно стоялъ въ столовой еще нѣкоторое время, потомъ прошелъ въ залу, отворилъ дверь передней, и взявъ шляпу, вышелъ изъ дому. Была еще зима, но ночь, хотя холодная и темная, была прекрасна; воздухъ былъ свѣжъ; морозило. Оставивъ дверь отпертою, онъ пошелъ впередъ до самыхъ воротъ. Это была его постоянная прогулка,-- ходить взадъ и впередъ отъ дома до воротъ, можетъ-быть страстно наслаждаясь мыслью, что эта земля, по которой онъ ходитъ, есть его собственность. Теперь было не то, когда онъ совершалъ свой обычный путь, и прислонившись къ воротамъ, передумывалъ о томъ, что слышалъ.
   Подлогъ! поддѣлка! Въ подобный часъ ночи, съ терпѣливо-обдуманнымъ стараніемъ, она совершила одно изъ самыхъ гнусныхъ преступленій, извѣстныхъ человѣку. И это была его мать! А онъ, онъ, Люцій Мэзонъ, впродолженіи многихъ лѣтъ наслаждался плодами такой подлости! О, еслибъ онъ не дожилъ до такого страшнаго дня возмездія!
   Боюсь, что въ настоящую минуту онъ думалъ больше о своемъ благополучіи, чѣмъ о страданіяхъ матери и едва-ли цѣнилъ материнскую любовь, которая довела его до всѣхъ этихъ преступленій. Была минута, когда онъ рѣшился было не возвращаться въ этотъ домъ: никогда уже, думалъ онъ, голова его не будетъ отдыхать подъ кровлею того дома, который принадлежитъ по праву Джозефу Мэзонъ. Онъ оскорбилъ Джозефа Мэзона, оскорбилъ его невинно, но тѣмъ болѣе ненавидѣлъ его.
   -- Сейчасъ же возвращу ему этотъ домъ,-- сказалъ онъ, и выйдя изъ воротъ, пошелъ по большой дорогѣ, какъ-будто не хотѣлъ, чтобы его ноги касались земли, принадлежащей его брату.
   Но скоро вспомнилъ онъ, что это невозможно. Процессъ его матери еще не кончился, и даже, при своихъ собственныхъ страданіяхъ, онъ вспомнилъ, что приговоръ присяжныхъ все же ужасная вещь. Невозможно оставить помѣстье, пока приговоръ еще не произнесенъ. Возвращаясь къ дому, онъ пытался обдумать, какъ ему надо обращаться ей матерью.
   -- Никогда уже она не будетъ мнѣ матерью!-- подумалъ онъ.
   Ужасныя слова! Но развѣ его положеніе не ужасно?
   Машинально заперъ онъ дверь и вошелъ наверхъ, изнемогая онъ напряженія мыслей. Можетъ быть, лучше бы ему не видаться съ мой? Ну, что онъ скажетъ ей? Какія слова утѣшенія онъ можетъ произнесть? И что въ томъ, что она сдѣлала его нищимъ, нѣтъ, это ничто! Но она осудила его на жизнь съ пятномъ безславія, которое онъ никакими усиліями не въ состояніи смыть. Когда бросился она въ постель, пришла ему мысль о Софьѣ Фёрниваль. Захочетъ ли онъ раздѣлить съ нимъ эту безславную жизнь? Возможно ли найти въ томъ утѣшеніе?
   Невозможно!-- могли бы мы ему подсказать,-- мы, которые знаемъ ее хорошо.
   

ГЛАВА XX.
Юный Лочинворъ.

   Судья Стевлей не имѣлъ обязанности сидѣть въ судѣ до поздней ночи и слушать краснорѣчіе мистера Фёрниваля, и потому ушелъ домой прежде конца засѣданія. Но Августъ изъ любви къ другу оставался и пробился въ самую средину толпы, чтобы слышать рѣчь отъ начала до конца.
   -- Не ждите насъ обѣдать.-- сказалъ онъ отцу: -- если будете ждать, такъ пожалуй все время будете ненавидѣть васъ, а мы ранѣе половины девятаго не поспѣемъ домой.
   -- Мнѣ было бы очень жаль ненавидѣть васъ,-- сказалъ судья,-- и потому я ухожу.
   Когда Феликсъ Грэгамъ отдѣлился отъ суда около половины седьмого часа, оба друга могли свободно располагать своимъ временемъ и комфортабельно пообѣдать вдвоемъ, наслаждаясь бутылкою шампанскаго съ большею щедростью, чѣмъ когда бы раздѣлялись ею съ судьею и его женою.
   Но Феликсъ и за шампанскимъ о чемъ-то крѣпко задумался,-- о томъ, что было для него важнѣе даже процесса, въ которомъ онъ присталъ участіе. Мэдлинъ обѣщалась повидаться съ нимъ въ нынѣшній вечеръ, или скорѣе не обѣщала. Когда онъ просилъ ее о томъ, она не отказала, но дала ему понять, что и мать ея будетъ при этомъ свиданіи. Ему казалось, что ея обращеніе было холодно, хотя она и не показывала непривѣтливости. Во всякомъ случаѣ онъ никакъ не смѣлъ ожидать успѣха.
   "Да онъ съ ума сошелъ!" скажетъ читатель, свѣдущій въ этихъ дѣлахъ, и, я думаю, будетъ правъ: Феликсъ точно съ ума сходилъ.
   -- Полагаю,-- сказалъ Августъ по окончаніи обѣда,-- полагаю, что пора доставить моему родителю удовольствіе насладиться нашею бесѣдою.
   -- И я тоже полагаю, что намъ слѣдовало бы отправляться.
   -- Такъ зачѣмъ же дѣло стало? Есть развѣ какое-нибудь препятствіе?
   -- Говоря правду, у меня назначено свиданіе, на которое я боюсь опоздать.
   -- Свиданіе? Гдѣ? Неужто въ Нонинсби ты хочешь сказать?
   -- Именно такъ. Но все же я не могу положительно сказать -- точно ли это назначенное свиданіе. Я долженъ спросить твою сестру, чѣмъ рѣшитъ она мою судьбу.
   -- Такъ вотъ это какое свиданіе! Очень хорошо, любезный другъ, и да поможетъ тебѣ Богъ! Если ты это можешь уладить съ отцомъ, то и я ничего не скажу противъ. Для счастья Мэдлинъ я желалъ бы только, чтобы ты выбросилъ изъ головы всю эту чушь.
   -- Такъ ты одинъ пойдешь къ судьѣ?
   -- Одинъ. Я скажу ему.... А что я долженъ ему сказать?
   -- Пожалуйста, истину.
   -- Прощай, дружище. Ты не увидишь меня въ этомъ домѣ ни сегодня, ни завтра, если я не сдѣлаюсь счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ, хотя не имѣю никакого права надѣяться на то....
   -- Помни только, что трусъ никогда не побѣдитъ красавицы.
   -- А на этотъ разъ я ужасный трусъ; не смотря на то, я скажу однако, что слѣдуетъ сказать.
   Онъ всталъ изъ-за стола.
   -- Если ты не придешь къ намъ, такъ я зайду къ тебѣ. Ну, другъ, съ-богомъ, а я пойду къ отцу.
   Феликсъ вышелъ изъ чайной, гдѣ они обѣдали, прошелъ черезъ залу въ гостиную, гдѣ нашелъ одну леди Стевлей.
   -- Неужели процессъ все еще не кончился, мистеръ Грэгамъ?-- спросила она.
   -- Нѣтъ еще: онъ отложенъ до слѣдующаго засѣданія.
   -- А какъ вы думаете, каковъ будетъ приговоръ? Неужели можно допустить, чтобъ она дѣйствительно поддѣлала завѣщаніе?
   -- Нѣтъ, леди Стевлей, этого я никакъ не могу сказать. Вамъ конечно извѣстно, что я одинъ изъ ея адвокатовъ.
   -- Да; и конечно мнѣ слѣдовало бы не забывать этого и быть поскромнѣе въ вопросахъ.... Если вы желаете видѣть Мэдлинъ, мистеръ Грэгамъ, то она въ библіотекѣ.
   -- О, благодарю!... Она въ библіотекѣ?...
   Феликсъ вышелъ изъ гостиной и опять прошелъ черезъ залу. Ему можно было и прямо пройти изъ гостиной въ библіотеку, но онъ какъ-то забылъ объ этомъ. Для него было чрезвычайно странно, что леди Стевлей сама послала его къ своей дочери, изъ чего онъ вывелъ справедливое заключеніе, что между ними было все уже рѣшено. Но не много времени оставалось ему для размышленій: Мэдлинъ ожидала уже его въ библіотекѣ, чтобы выслушать его. Она сидѣла спиною къ двери, но услышавъ его шаги, встала и послѣ мгновеннаго колебанія сдѣлала шагъ впередъ навстрѣчу къ нему.
   -- Вы съ Августомъ запоздали сегодня....
   -- Да; меня задержали дѣла, а Августъ былъ такъ добръ, что подождалъ меня.
   -- Вы желали поговорить со мною,-- сказала она съ едва замѣтною нерѣшительностію: -- поговорить со мною наединѣ; поэтому мама сказала, что лучше всего будетъ подождать васъ здѣсь. Надѣюсь, что вы не сердитесь на меня за то, что я ей все разсказала.
   -- Конечно не сержусь, миссъ Стевлей.
   -- Вѣдь у меня нѣтъ секретовъ отъ мама.
   -- Да я никогда бы и не пожелалъ, чтобы между вами были секреты; я ненавижу всѣ таинственности. Миссъ Стевлей, вашъ отецъ знаетъ о моемъ намѣреніи.
   Мэдлинъ не считала за нужное что-нибудь на это сказать. Конечно отецъ зналъ объ этомъ намѣреніи. Не отъ отца ли она и получила позволеніе выслушать мастера Грэгама? А иначе она не была бы съ нимъ наединѣ въ библіотекѣ. Можетъ-быть придетъ время, когда она все это объяснитъ своему жениху; но теперь еще не наступила та пора. Молча, опустивъ глаза въ землю, она стояла предъ нимъ, ожидая его вопроса.
   -- Миссъ Стевлей!-- началъ онъ и остановился.
   Тутъ онъ вполнѣ призналъ себя трусомъ, и болѣе чѣмъ слѣдовало, потому что Мэдлинъ даже и не подозрѣвала, чтобъ онъ трусилъ. Въ ея глазахъ, онъ былъ господиномъ случая и все у него дѣлалось по его управленію. Онъ устранилъ уже всѣ затрудненія, не выказывая ни малѣйшей трусости. Онъ былъ уже властелиномъ ея сердца; ему оставалось только вступить во владѣніе своею собственностью. Созрѣвшій плодъ упалъ, какъ выразилась нѣкогда миссъ Фёрниваль, и ему оставалось нагнуться и поднятъ его,-- если только онъ считалъ его достойнымъ своего труда. Многозначителенъ былъ этотъ способъ подбиранія, по мнѣнію Мэдлинъ. Но для нея всю важность составляло его желаніе взять ее въ свою оранжерею и на цѣлую жизнь сохранять ее для своего счастья; какія же слова онъ употребитъ на то -- для нея было мало дѣла. Въ немъ она видѣла своего властелина и хозяина; онъ былъ единственный человѣкъ, который овладѣлъ ея душою: какая же была необходимость трусить? Впрочемъ я и самъ не вижу, чтобъ Феликсъ выказалъ много робости, потому что онъ какъ нельзя лучше выразилъ свои задушевныя думы: слова его была ясны и прямодушны.
   -- Миссъ Стевлей, прося позволенія видѣть васъ наединѣ, я выказалъ большую дерзость; конечно, я рискую всѣмъ, что для меня есть самаго драгоцѣннаго на свѣтѣ....
   Онъ остановился, какъ-будто надѣясь, что она договоритъ хоть одно слово. Но она все стоила предъ нимъ, молча и опустивъ глаза.
   -- Я не думаю, чтобы вы не угадывали моего намѣренія, хотя сознаю, что ничего не имѣю, чѣмъ могла бы оправдаться моя надежда на благопріятный отвѣтъ. Вотъ моя рука; если вы примете ее, то можете не сомнѣваться, что вмѣстѣ съ нею возьмете и сердце мое.
   При этомъ онъ протянулъ свою правую, широкую руку.
   А Мэлинъ все стояла предъ нимъ, молча и опустивъ глаза. Наконецъ она медленно подняла свою маленькую ручку и поломала свои тонкія, нѣжные пальчики на его ладонь; она сдѣлала это такъ, какъ-будто подтверждала своею подписью дарственную запись и прикладывала къ ней печать, она ни слова не сказала,-- ни одного слова любви или согласія; но въ словакъ тутъ не было и надобности.
   -- Мэдлинъ, моя Мэдлинъ!-- сказалъ Грэгамъ, и не совсѣмъ честно воспользовавшись ея пальцами, онъ привлекъ ее къ себѣ на грудь и страстно обнялъ.
   Черезъ часъ, или около того, Грэгамъ возвратился въ гостиную.
   -- Ступайте теперь, не медлите больше,-- сказала Мэдлинъ: -- конечно, вы должны сейчасъ же отправляться.
   -- А вы?... вы тоже сейчасъ придете?
   -- Теперь уже около одиннадцати часовъ.... нѣтъ, я уже болѣе не выйду. Я знаю, что скоро мама придетъ ко мнѣ. Покойной ночи, Феликсъ. Ступайте же, а я послѣдую за вами.
   Тогда, послѣ нѣкоторой маленькой церемоніи, онъ оставилъ ее.
   Когда Грэгамъ вошелъ въ гостиную, тамъ были леди Стевлей, судья съ чашкой чаю предъ собою и Августъ, стоявшій спиною къ камину. Грэгамъ обошелъ кругомъ стола, взялъ стулъ, сѣлъ и съ минуту помолчалъ.
   -- А вы, послѣ нынѣшнихъ дневныхъ трудовъ, и вина-то не выпили!-- сказалъ судья.
   -- Нѣтъ, сэръ, мы имѣли даже шампанское,-- отвѣтить Грэгамъ.
   -- Какъ, шампанское? Въ такомъ случаѣ жаль, что я не записался къ вамъ въ гости, а то я такого вина не получалъ. А васъ что-то долго сегодня продержалаивъ судѣ.
   -- Да, очень долго.
   -- И я боюсь, что вы не совсѣмъ довольны сегодняшнимъ днемъ.
   На это Грэгамъ не тотчасъ отвѣтилъ: онъ никакъ не могъ согласиться съ мыслью, чтобъ онъ хоть сколько-нибудь былъ недоволенъ этимъ днемъ: напротивъ, онъ сегодня чувствовалъ себя въ чрезвычайно хорошемъ расположеніи духа.
   Тутъ вошла въ комнату мистриссъ Бэкеръ и, подойдя прямо къ леди Стевлей, шепнула ей что-то на ухо.
   -- Ахъ!... ахъ!... да!-- проговорила леди Стевлей.-- Я должна пожелать вамъ покойной ночи, мистеръ Грэгамъ.
   Она взяла его за руку и съ горячимъ чувствомъ пожала ее. Но хоть она и пожелала ему покойной ночи, однако еще видѣлась съ нимъ до сна. Это ужь было такое семейство, что всѣ семейныя отношенія у нихъ чрезвычайно нѣжны, дружелюбны, и новый сынъ, поступая въ ихъ семейство, не могъ не пользоваться тѣми же ласками и привилегіями, какъ и всѣ прочіе члены.
   -- Чтоже, сэръ, каково вы провели время послѣ обѣда?-- спроевлъ судья у Грэгама, какъ только дверь затворилась за леди Стевлей.
   -- Я сдѣлалъ предложеніе вашей дочери и она дала мнѣ свое согласіе.
   Говоря это, Грэгамъ всталъ со стула, на которомъ только что помѣстился.
   -- Въ такомъ случаѣ я надѣюсь, что моя дочь будетъ вполнѣ счастлива въ замужествѣ,-- сказалъ судья, подавая ему руку.
   -- Постараюсь, на сколько хватитъ моихъ силъ.... Не могу однако не чувствовать, какъ я мало имѣлъ права дѣлать ей предложеніе, потому что я слишкомъ бѣдный человѣкъ.
   -- Хорошо, хорошо; объ этомъ мы послѣ потолкуемъ, а теперь воспоемъ ваши тріумфы.
   
   "So faithful in love, and so dauntless in war,
   There never was knight like the joung Lochinvar." 1)
   1) Такого вѣрнаго въ любви и такого безстрашнаго въ борьбѣ, никогда еще не было другого рыцаря, какъ вы, Лочиворъ.
   
   -- Феликсъ, другъ мой Феликсъ! Отъ всего сердца поздравляю тебя,-- сказалъ Августъ: -- но я вовсе не подозрѣвалъ, что ты такой побѣдоносный воинъ.
   -- А вотъ онъ и вышелъ такой.... А что думаешь о его ранахъ? Если правда все то, что я слышалъ, такъ у него на рукахъ имѣются и другія сраженія. Во всякомъ случаѣ ни о чемъ этомъ не надо говорятъ, пока не кончится процессъ этой бѣдной леди Мэзонъ.
   -- Дѣйствительно, нѣтъ никакой надобности: въ такихъ случаяхъ это подразумѣвается само собой,-- сказалъ судья.
   Затѣмъ разговоръ продолжался еще нѣсколько минутъ, все слабѣе и слабѣе, и наконецъ совсѣмъ прекратился.
   -- О, мама! вы должны любить его,-- сказала Мэдлинъ.
   -- Да, конечно, душенька, я теперь буду любить его. Твой папа говоритъ, что онъ очень умный человѣкъ.
   -- Я знаю, что папа любитъ его; я это и прежде знала. Думаю, что это и было причиною, почему....
   -- Мнѣ кажется, что умный мужъ лучше всего; конечно, если при этомъ онъ и добръ.
   -- А развѣ-жъ онъ не добръ?
   -- Конечно.... Я надѣюсь.... Я даже увѣрена, что это такъ и есть. Мистеръ Ормъ тоже прекраснѣйшій молодой челоаѣнъ.... Но объ этомъ теперь ужь нечего говорить.
   -- Мама, этого бы никогда не было!
   -- Очень хорошо, милочка; это ужь дѣло прошлое, а я заботилась только о твоемъ счастіи.
   -- Я знаю это, мама. Ну, вотъ я теперь и счастлива. Съ той минуты, какъ я его въ первый разъ увидѣла, я получила убѣжденіе, что кромѣ его больше уже никого никогда любить не буду.
   Леди Стевлей хоть и подумала, что это очень странно, однако ни чего не сказала дочери. Относительно денежныхъ соображеній въ этомъ дѣлѣ она совершенно полагалась на мужа, чувствуя, что этимъ она избавляетъ себя отъ большихъ хлопотъ, которыя сдѣлали бы ее очень несчастною.
   -- Да и правду сказать, я не вижу, какая бѣда въ томъ, что онъ некрасивъ собою,-- говорила она себѣ въ утѣшеніе.
   Итакъ рѣшивъ въ душѣ, что надо любить и ласкать его, она не ложилась спать, все ожидая, что вотъ-вотъ послышатся его шаги въ коридорѣ и что тогда она поговоритъ съ нимъ и дастъ ему вкусить отъ преимуществъ быть ея зятемъ.
   -- Мистеръ Грэгамъ!-- крикнула она, когда онъ проходилъ мимо.
   -- Вѣроятно, она вамъ все разсказала?-- спросилъ онъ.
   -- О, да; у насъ въ домѣ не бываетъ секретовъ.... Отъ всего сердца поздравляю васъ и думаю, что вы л лучшую дѣвушку въ мірѣ. Конечно, я ея мать, но нельзя же не сказать истину: еслибъ я говорила о ней цѣлую недѣлю, то и тогда ничего бы не могла о ней сказать, кромѣ добраго.
   -- Я вполнѣ понимаю, какой я счастливецъ!
   -- Да, истинно вы счастливецъ, потому что въ мірѣ нѣтъ другого подобнаго счастья, какъ имѣть любящую жену, которая исполняетъ съ любовью свои обязанности.... Я увѣрена, что и вы будете къ ней очень добры.
   -- Я точно также постараюсь сдѣлать ее счастливою.
   -- Человѣкъ, который не былъ бы къ ней добръ, и самъ не можетъ имѣть ничего добраго,-- а я этого о васъ не думаю. А вѣдь это очень замѣчательно, мистеръ Грэгамъ, что Мэдлинъ полюбила именно того человѣка, которымъ такъ восхищается ея отецъ. Право, я сама не понимаю, что вы такое сдѣлали моему судьѣ....
   Слова эти были сказаны вслѣдствіе воспоминанія, въ простотѣ сердца, что мистеръ Арботнотъ былъ зятемъ скорѣе по ея выбору и что судья всегда говорилъ, что мужъ старшей его дочери мало что имѣлъ сказать за себя.
   -- И я надѣюсь, что мать Мэдлинъ такъ же искренно приметъ меня въ свою любовь, какъ и ея отецъ,-- сказалъ онъ, взявъ ее за руку и съ чувствомъ пожимая.
   -- Разумѣется, я буду любить васъ много и нѣжно, если только вы позволите мнѣ. Мужья моихъ дочерей для меня все равно, что мои собственные сыновья.
   Тутъ она подставила ему щеку и онъ поцѣловалъ ее; затѣмъ они разстались, пожелавъ другъ другу покойной ночи.
   Возвратясь въ свою комнату, Грэгамъ нашелъ въ ней Августа, и не успѣли они расположиться у камина, чтобы припомнить о всѣхъ сценахъ, происходившихъ въ этой самой комнатѣ, какъ вдругъ послышался легкій стукъ у дверей и вошла мистриссъ Бэкеръ.
   -- Ну чтоже, мистеръ Феликсъ, все ли у насъ ладно?-- спросила она.
   -- Да, все ладно.
   -- Вотъ и прекрасно! Но развѣ я не знала этого еще съ самаго начала?
   -- Такъ отчего же, злая старуха, не сказали вы намъ этого?-- спросилъ Августъ.
   -- Все это очень хорошо теперь, мистеръ Августъ; но тогда каково бы пришлось вамъ это понутру, еслибъ я вамъ сказала? А вы сами знаете, что я могла бы это предсказать.
   -- Нѣтъ, злая колдунья, ничего бы такого не могли вы сказать.
   -- Не могла бы? Посмотрѣла бы а, кто осмѣлился бы слово сказать противъ миссъ Мэдлинъ! А все же я очень хорошо знала, откуда вѣтеръ поддувалъ! Помилуй васъ Господи, мистеръ Грэгамъ, но когда вы явились къ намъ съ переломанными костями, я тотчасъ догадалась, что это недаромъ.
   -- Вы думаете, что это онъ нарочно переломалъ себѣ кости, съ злымъ умысломъ?-- спросилъ Августъ.
   -- Съ умысломъ? Пожалуй. Для того, чтобы соединиться съ миссъ Мэдлинъ? Ну, конечно, онъ имѣлъ въ умыслѣ. Даже съ перваго вечера подъ рождество онъ задумалъ ужь это дѣло: вотъ тогда, если помните, мистеръ Августъ, когда я видѣла, какъ вы съ одной молодою особою прохаживались по темному коридору.
   -- Это чистая ложь, мистриссъ Бэкеръ.
   -- О!... Ну, и прекрасно! Можетъ-быть я и ошиблась. Но слушайте теперь, мистеръ Грэгамъ: если вы не станете обращаться съ миссъ Мэдлинъ какъ слѣдуетъ....
   -- Вотъ именно я только-что говорилъ ему про то,-- подхватилъ Августъ:-- если онъ съ нею будетъ обращаться такъ же дурно, какъ съ прежнею женою, такъ же станетъ терзать ея сердце и мучить....
   -- Съ прежнею женою?
   -- А развѣ вы не слыхали о томъ? Какъ же, у него были уже двѣ жены.
   -- Двѣ жены!... Вотъ что выдумалъ, мистеръ Августъ! А я-то, старая дура, вѣчно развѣшу уши, слушая васъ, какъ-будто не знаю, что вы все балясничаете.
   Такимъ образомъ, выразивъ свое полное счастье и крѣпко пожавъ руку новому члену семьи Стевлеевъ, старуха пошла спать, оставивъ молодыхъ друзей поболтать наединѣ.
   -- Ну, теперь все устроено, началъ Феликсъ.
   -- А тебѣ бы хотѣлось, чтобы все было разстроено?
   -- Нѣтъ, клянусь небомъ! Надѣюсь, что мнѣ никогда и въ голову не придетъ такое желаніе.... Я хочу только сказать, что теперь все уже кончено. Я самъ удивляюсь своей дерзости,-- столько же своей дерзости, какъ и неожиданному успѣху. И какъ это рѣшился твой отецъ принять меня въ свое семейство мужемъ его дочери, зная, какъ бѣдны мои будущіе надежды?
   -- А вотъ именно за то-то онъ и принялъ тебя, до еще, кромѣ того, потому, что онъ такъ непохожъ на другихъ людей. Я увѣренъ, что онъ гордится еще темъ, что его дочь Мэдлинъ полюбила человѣка, который и собою некрасивъ, да и денегъ не имѣетъ.
   -- Стало-быть, будь я такимъ красавчикомъ, какъ ты, то не имѣть бы мнѣ успѣха у твоего отца?
   -- Такъ же, какъ еслибъ ты былъ осыпанъ золотомъ. Теперь выслушай мое мнѣніе: признаюсь, я далеко не такъ великодушенъ, какъ мой отецъ, и для счастья моей Мэдъ отъ души желаю, чтобы ты выкинулъ изъ головы всѣ свои причуды. Я самъ понимаю, что забота объ увеличеніи своихъ доходовъ ужасно пошлая вещь; но разъ человѣкъ обзавелся семействомъ, онъ обязанъ заботься и объ его удобствахъ.
   -- Кажется, я не сижу сложа руки,-- сказалъ Грэгамъ, нѣсколько нахмурившись.
   -- Да, ты не прочь работать и трудиться, только именно такъ, какъ тебѣ кажется, что слѣдуетъ дѣлать, а не такъ, такъ всѣми дѣлается. Но въ этомъ мірѣ людямъ не приходится такъ умничать. Какъ я понимаю, человѣкъ долженъ всю свою жизнь руководиться мудростью, извлеченною изъ опыта, пройденнаго всѣмъ человѣчествомъ. Онъ не долженъ принимать на себя разсужденія, какъ бы каждый шагъ въ жизни дѣлать на свой образецъ. Если онъ затѣетъ все передѣлывать по своему, то конечно умретъ прежде, чѣмъ успѣетъ даже передумать обо всемъ, не то что передѣлать.
   И вотъ такимъ-то образомъ Августъ Стевлей изъ бездны своей житейской опытности назидалъ своего будущаго зятя въ свѣтской премудрости.
   На другой день, предъ отъѣздомъ въ Альстонъ, прежде чѣмъ приняться за свое, теперь непріятное для него, дѣло, Грэгамъ успѣлъ-таки повидаться наединѣ съ Мэдлинъ всего на пять минутъ.
   -- Вчера я говорилъ съ вашимъ отцомъ и матерью и никогда не забуду ихъ доброты ко мнѣ.
   -- Да, они очень добры.
   -- Все это точно сонъ для меня: какъ это они согласились принять меня своимъ зятемъ?
   -- Не для меня, Феликсъ, это не сонъ; да если и въ самомъ дѣлѣ сонъ, то я не намѣрена уже просыпаться. Я привыкла думать, что мнѣ не надо очень много заботиться ни о комъ изъ моего семейства; но теперь....
   Тутъ она пожала своею крошечною ручкою его огромную руку.-- Да! вотъ еще что, Феликсъ,-- сказала она, когда онъ прощался съ нею: -- вы не уѣдете уже изъ Нонинсби, когда и процессъ кончатся. Я просила мама поговорить съ вами объ этомъ; но мама сказала, что лучше мнѣ самой вамъ про то сказать.
   

ГЛАВА XXI.
Послѣдній день суда.

   Рано встала мистриссъ Ормъ въ послѣдній день суда и одѣлась, прежде чѣмъ леди Мэзонъ даже проснулась. На дворѣ былъ уже мартъ, но утреннія сумерки еще не довольно давали свѣту для успѣшнаго окончанія туалета. Въ судѣ было сказано, что засѣданіе начнется ровно въ десять: слѣдовательно, изъ Орлійской Фермы надо было выѣхать въ девять часовъ. Предъ ихъ отъѣздомъ Люцій хотѣлъ повидаться съ матерью.
   -- Не говорите ему ничего. Пускай онъ ничего не знаетъ!-- вотъ были первыя слова леди Мэзонъ, когда она приподняла голову съ подушки; но вдругъ что-то вспомнивъ, она опять упала на подушку, и спрятавъ въ нее лицо, воскликнула: -- Но онъ все уже знаетъ теперь!...
   -- Да, милый другъ, онъ все теперь знаетъ; и не гораздо-ли это лучше? Онъ придетъ съ вами повидаться, и когда вы переговорите съ нимъ,-- повѣрьте, вамъ будетъ легче и спокойнѣе, чѣмъ когда-нибудь было въ эти годы.
   Люцій всталъ также очень рано, и узнавъ, что мистриссъ Ормъ уже готова, послалъ спросить ее, не можетъ ли она съ нимъ повидаться. Мистриссъ Ормъ тотчасъ же вышла къ нему и нашла его сидящимъ за столомъ, склонивъ голову на руку. Блѣдно и сурово было его лицо, а волосы всклочены. Онъ всю ночь не раздѣвался и платье его было измято.
   На освѣдомленіе мистриссъ Ормъ, какъ онъ себя чувствуетъ, онъ и чего не отвѣтилъ и даже въ первую минуту не спросилъ о матери.
   -- Неужели же все это правда, что вы вчера разсказали мнѣ?-- вотъ были его первыя слова.
   -- Да, мистеръ Мэзонъ, все это правда.
   -- И мы съ нею навѣки презрѣнные изгнанники!... Я впрочемъ постараюсь это перенести, мистриссъ Ормъ. Если я нынѣшнюю ночь не покончилъ съ своею жизнью, то это потому, что рѣшился жить и терпѣть. Желаетъ ли она меня видѣть?
   -- Я сказала ей, что вы придете къ ней утромъ.
   -- Но чтоже я скажу ей? Я не желалъ бы осуждать мою мать, но какъ могу я не осудить ее?
   -- Прежде всего скажите ей, что вы прощаете ее.
   -- Но это будетъ ложь: я не прощаю ее. Я любилъ мою мать, и уважалъ ее какъ чистую, лучшую изъ женщинъ; я гордился моею матерью. Могу ли я простить ей, что она разрушила во мнѣ эти чувства?
   -- Нѣтъ ничего такого, чего бы сынъ не долженъ былъ простить своей матери!
   -- Ахъ, это легко только сказать! Люди часто говорятъ о прощеніи, тогда какъ гнѣвъ еще глубоко кипитъ въ ихъ сердцахъ... Конечно, пройдутъ годы, и вѣроятно я въ состояніи буду простить ей... Я надѣюсь, что прощу когда-нибудь. Но сказать, что теперь могу простить ей -- это была бы насмѣшка... Она разорвала мое сердце, мистриссъ Ормъ.
   -- А развѣ она сама не страдала? Развѣ ея сердце не растерзано?
   -- Всю ночь я думалъ объ этомъ... Не могу понять, какъ это только она могла пережить эти послѣдніе шесть мѣсяцевъ!.. Но не пора ли мнѣ къ ней идти?
   Мистриссъ Ормъ поспѣшила наверхъ и чрезъ полчаса времени снова возвратилась. Она почти раскаивалась, что заставила ихъ видѣться въ это утро; можетъ-быть лучше было бы отложить это свиданіе до окончанія суда. Она желала бы, чтобы Люцій былъ помягче въ обращеніи, но теперь уже было поздно думать объ этомъ.
   -- Она готова принять васъ, мистеръ Мэзонъ; но, умоляю васъ, будьте къ ней милосерды, какъ сами ожидаете милосердія отъ Отца вашего небеснаго! Она мать ваша, и хоть она оскорбила васъ своимъ безумнымъ поступкомъ, все же, несмотря ни на что, ея сердце осталось вѣрно въ чувствахъ къ вамъ. Ступайте же. Помните только, что жестокосердіе ко всякой женщинѣ безчеловѣчно.
   -- Одно могу вамъ обѣщать: я постараюсь быть лучше, на сколько силъ моихъ хватитъ,-- отвѣчалъ онъ тѣмъ суровымъ голосомъ, который былъ ему привыченъ, и медленными шагами пошелъ наверхъ къ матери.
   Когда Люцій вошелъ въ комнату, леди Мэзонъ стояла у стѣны, напротивъ двери, крѣпко сложивъ руки и устремивъ глаза на дверь. Такъ она стояла, пока онъ не затворилъ за собою дверь и не сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ ней. Она двинулась съ мѣста и вдругъ бросилась предъ нимъ на колѣни, обняла обѣими руками его ноги и воскликнула:
   -- Сынъ мой! Сынъ мой!
   Она припала къ его ногамъ и омочила ихъ своими слезами.
   -- О, матушка! Что это она мнѣ сказала!
   Но леди Мэзонъ ничего не могла говорить. Казалось, все ея сердце надорвалось и излилось въ рыданіяхъ. Когда на одну минуту она подняла лицо и взглянула на него, онъ увидѣлъ цѣлые ручьи слезъ, катившіеся по ея щекамъ. Еслибъ слезы не облегчили ее, то не вынести бы ей кажется этихъ жестокихъ страданій, душившихъ ее.
   -- Матушка, встаньте! сказалъ Люцій:-- позвольте же мнѣ поднять васъ. Вѣдь это ужасно, что вы лежите у моихъ ногъ! Матушка, дайте же мнѣ поднять васъ.
   Но она все лежала на полу, обнявъ его ноги, и едва слышно между рыданіями произносила:
   -- Люцій, Люцій!
   Вдругъ она выпустила ноги его изъ рукъ, ея натянутые мускулы ослабѣли и она въ совершенномъ изнеможеніи упала лицомъ на полъ.
   -- Мама! сказалъ онъ, становясь на колѣни подлѣ нея и ласково приподнимая ее подъ руку:-- мама, если ты встанешь, я буду говорить съ тобою.
   -- Твои слова убьютъ меня, сказала она: -- я не смѣю смотрѣть на тебя. О, Люцій! простишь ли ты когда-нибудь твою несчастную мать?
   Между тѣмъ вѣдь она для него же все это сдѣлала. Она совершила мошенническій подлогъ, преступленіе, принесла ложную присягу -- и все это для него, для него одного! Не мысль объ увеличеніи своего богатства руководила ея дѣйствіями, когда она задумала совершить поддѣльный актъ. Какъ Ревекка обманула своего мужа и господина и лишила его первенца Исава права первородства, такъ точно и она ограбила того, кто былъ для нея Исавомъ. Какъ часто она думала объ этомъ, когда ея совѣсть громко возставала противъ сдѣланнаго ею преступленіи! Развѣ вмѣнено было въ преступленіе Ревеккѣ, что она любила одного сына сильнѣе, чѣмъ другаго, и изъ любви къ нему постаралась перенести благословеніе отца на голову младшаго сына, прибѣгнувъ для того къ невообразимой хитрости? А она развѣ меньше Ревекки любила своего сына, свое единственное, ни съ чѣмъ несравнимое сокровище въ мірѣ? И развѣ она не умоляла стараго мужа, доказывая ему, что справедливость требуетъ обезпечить и его младшаго сына? Развѣ она не убѣждала его до тѣхъ поръ, пока старикъ не разсердился наконецъ и не оттолкнулъ ее отъ себя, говоря, что "онъ не хочетъ нарушить своего слова ради этого мальчишки"? А! когда такъ, она взяла да и написала сама документъ... Но какая польза теперь отъ этого ея сыну?.. Библейскій разсказъ, прежде поощрявшій ее на этотъ подвигъ, теперь нимало не облегчалъ ея судьбы. Теперь весь результатъ дурнаго дѣла тяжело обрушился на нее, и она съ разбитымъ сердцемъ, обливаясь горючими слезами, молила о прощеніи не того, кого она обидѣла, но своего роднаго сына, для счастья котораго такъ много и преступно хлопотала!
   -- Мама, сказалъ онъ: -- теперь все кончено для насъ здѣсь.
   -- О! все кончено!
   -- Куда и когда намъ лучше отправиться -- я не могу теперь этого сказать. Мы должны дождаться окончанія этого дня.
   -- Люцій, я не безпокоюсь о себѣ: для меня все равно, гдѣ я буду или что обо мнѣ скажутъ; но ты, Люцій... Мысль о тебѣ мучитъ меня!.
   -- Мама, наша участь нераздѣльна. Если найдутъ тебя виновною и заключатъ тебя въ тюрьму, то и я скроюсь отсюда и возвращусь только тогда, когда тебѣ возвратятъ свободу. Будущность, какъ для тебя, такъ и для меня, совершенно различна отъ нашего прошлаго.
   -- Это не должно быть такъ для тебя, Люцій. Я не хочу болѣе имѣть тебя при себѣ.
   -- Но я долженъ быть при матери. Куда ты скроешь свой позоръ, туда и я укрою свой позоръ. Для насъ съ тобою ничего, болѣе въ мірѣ не остается. Но есть другой міръ -- для кающихся грѣшниковъ...
   Сурово говорилъ Люцій, мрачно нахмуривъ брови и нѣсколько отвернувшись отъ матери. Жестоко было ея положеніе... и какъ онъ могъ бы усладить его, еслибъ взялъ ее только за руку или поцѣловалъ ее! Перегринъ сдѣлалъ бы это, и Августъ Стэвлей сдѣлалъ бы тоже, еслибъ случилось имъ быть въ такомъ же положеніи. Люцій Мэзонъ не могъ этого сдѣлать; тѣмъ не менѣе онъ былъ такъ же справедливъ, какъ они, и не менѣе ихъ любилъ свою матъ и могъ бы такъ же всецѣло посвятить свою жизнь матери. Но не всѣмъ дана возможность надѣлять другихъ тѣмъ небеснымъ бальзамомъ, который исцѣляетъ всѣ раны и утѣшаетъ всѣхъ труждающихся и обремененныхъ. Изъ всѣхъ добродѣтелей, которыя человѣкъ можетъ приписать себѣ, нѣтъ ничего отвратительнѣе того правосудія, которое научаетъ его смотрѣть на милосердіе почти какъ на порокъ.
   -- Я не смѣю просить тебя простить мнѣ, сказала она съ горестью.
   -- Мама, отвѣчалъ онъ: -- еслибъ я сказалъ, что прощаю тебѣ, то слова мои были бы злою насмѣшкою. Я не имѣю права ни осуждать, ни прощать тебя. Я принимаю свое положеніе, какъ оно мнѣ дается, и постараюсь исполнить свой долгъ.
   Для нея было бы легче, еслибъ онъ осыпалъ ее укоризнами: она упала бы снова ему въ ноги, если не тѣломъ, то мыслью, и тогда слабость замѣнила бы ей силу; но теперь она должна выслушать его слова, вытерпѣть его взгляды и нести ихъ какъ тяжелое бремя, не показывая даже изнеможенія. Видя это, нельзя не подумать, какъ изумительна была ея твердость.
   Она встали и подошла къ сыну.
   -- Но ты подашь мнѣ свою руку, Люцій?
   -- Да, матушка; вотъ моя рука. Я не отстану отъ васъ, что бы ни было съ вами.
   Но онъ не склонился къ ней для поцѣлуя... а въ ея сердцѣ все-же была гордость, которая не позволяла просить его объ этомъ.
   -- Время уже приготовляться вамъ къ отъѣзду, сказалъ онъ: -- мистриссъ Ормъ думаетъ, что мнѣ лучше не ѣхать съ вами.
   -- Не ѣзди, Люцій, не ѣзди: ты будешь не въ состояніи выслушать приговора, когда мать твою объявятъ виновною.
   -- Въ этомъ мало разницы... но такъ и быть, я не поѣду. Еслибъ зналъ я о томъ прежде, такъ и прежде бы не являлся туда. Я это дѣлалъ для того, чтобы своимъ присутствіемъ свидѣтельствовать мою увѣренность въ вашу невинность,-- нѣтъ, мое убѣжденіе, мою вѣру въ васъ...
   -- О, Люцій! пощади меня!..
   -- Хорошо, я объ этомъ не буду болѣе говорить. По возвращеніи вашемъ вы найдете меня здѣсь.
   -- Но если меня признаютъ виновною, то я тотчасъ же буду заключена въ тюрьму.
   -- Въ такомъ случаѣ я пріѣду къ вамъ утромъ же,-- если только меня допустятъ къ вамъ. Но во всякомъ случаѣ, матушка, завтра же я долженъ оставить этотъ домъ.
   Тутъ онъ снова подалъ ей руку и оставилъ ее, опять не коснувшись до нея губами.
   Когда наши двѣ леди появились въ судѣ безъ Люція Мэзона, то въ толпѣ пронесся сильный говоръ о причинахъ его отсутствія. Дократъ и Джозефъ Мэзонъ поняли настоящую причину и съ новою радостью приняли это обстоятельство.
   -- Онъ не смѣетъ выслушать приговора, сказалъ Дократъ.
   А между тѣмъ, по выходѣ изъ суда въ предыдущее засѣданіе, послѣ того какъ выслушана была рѣчь Фёрниваля, ихъ надежды не поднимались очень высоко. Дократъ не выражалъ словами, что боится пораженія; но когда Джозефъ Мэзонъ, скрежеща зубами, шагалъ по своей комнатѣ въ Альстонѣ, и стукнувъ по столу кулакомъ, выразилъ свой страхъ такими словами: "клянусь небомъ! они опять такъ обработаютъ дѣло, что она увернется у меня изъ рукъ!" -- тогда мистеръ Дократъ не въ силахъ былъ представить ему существеннаго подкрѣпленія.
   -- Вѣдь не такіе же сумасброды присяжные, чтобы принимать всѣ ихъ слова за евангеліе! сказалъ онъ,-- но не тѣмъ уже самоувѣреннымъ тономъ, который все время выказывалъ, пока мистеръ Фёрнивалъ не произносилъ еще своей рѣчи.
   Не могло уже быть лучшаго доказательства того, какъ могущественно было краснорѣчіе мистера Фёрниваля,-- какъ наружный видъ Джозефа Мэзона по выходѣ изъ суда.
   -- Кажется, придется мнѣ поплатиться сотенками фунтовъ стерлинговъ, сказалъ онъ вечеромъ Дократу.
   -- Орлійская Ферма за все заплатитъ! отвѣчалъ Дократъ, но въ его отвѣтѣ не слышалось уже прежней самоувѣренности.
   И какъ подумаешь, такъ, право, вѣдь Джозефъ Мэзонъ заслуживалъ сожалѣнія: онъ желалъ только своей собственности; а что Орлійская Ферма его собственность, въ этомъ онъ не имѣлъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Краснорѣчіе мистера Фёрниваля ничуть не поколебало его увѣренности, но заставила его бояться, что другіе могутъ поколебаться.
   -- Еслибъ это предоставлено было только судьѣ... думалъ мистеръ Мэзонъ.
   Одинъ только молодой Перегринъ Ормъ встрѣтилъ свою мать у дверей суда и по ея желанію подалъ руку леди Мэзонъ. Мистеръ Арамъ тоже ожидалъ ихъ, но у мистера Арама было много такта, и потому онъ не подалъ руки мистриссъ Ормъ, довольствуясь только тѣмъ, что шелъ рядомъ, расчищая для нея дорогу въ толпѣ.
   -- Я радуюсь, что ея сынъ не пріѣхалъ сегодня, сказалъ онъ, не поворачивая головы къ мистриссъ Ормъ и говоря такъ тихо, что даже она едва могла слышать: -- онъ принесъ всю пользу, какую могъ, и если приказаніе судьи будетъ исполнено, то присяжные не обратятъ вниманія на его отсутствіе. Конечно, мистриссъ Ормъ, мы надѣемся на все лучшее, хотя это сомнительно...
   Когда Феликсъ Грэгамъ занялъ свое мѣсто рядомъ съ Чаффенбрассомъ, старый юристъ, нахмуривъ брови, обратилъ сперва на него свой красные, яростные глаза, а потомъ отвернулся отъ него, бормоча себѣ подъ носъ, такъ что всѣ присутствующіе могли это замѣтить, да и было замѣчено членами суда и очень насмѣшило ихъ.
   -- Доброе утро, мистеръ Чаффенбрассъ! сказалъ Грэгамъ вслухъ, занимая свое мѣсто.
   Чаффенбрассъ опять заворчалъ. Разсматривая знаменитость, которою онъ блисталъ, нельзя не отдать справедливости мистеру Чаффенбрассу, что онъ считалъ за долгъ чести вполнѣ заслуживать свою награду. Онъ всегда былъ вѣренъ тому человѣку, отъ котораго получалъ деньги, и по-истинѣ продавалъ своему покупателю всю помощь, какая только заключалась въ его силахъ. Но мы должны отдать ту же справедливость и наемному разбойнику, который съ надлежащею честностью и мужествомъ выполняетъ убійство, для котораго подкупленъ. За честность и вѣрность къ своимъ покупателямъ (честность и вѣрность -- двѣ великія добродѣтели) можно бы поставить мистера Чаффенбрасса на одну доску съ разбойникомъ.
   Судья началъ свою рѣчь, въ продолженіи которой онъ повторилъ вкратцѣ всѣ показанія, всѣ мнѣнія и улики, обсуждая подробности во частямъ, отдѣляя то, что было говорено собственно касающееся до дѣла, отъ того, что не относилось къ нему, причемъ выказалъ необыкновенный талантъ и ясность въ изложеніи выше всякой хвалы. Но по моему мнѣнію, замѣчательно то, что судья, казалось, смотрѣлъ на свидѣтелѣ какъ хирургъ смотритъ на предметы, которые онъ анатомируеть для пользы науки. Съ удивительною тщательностью онъ излагалъ, что было каждымъ сказано и какое отношеніе находилось между спеціальностью одного и особенностью другаго. Но онъ ничего не сказалъ о нихъ такого, что могло бы показать, что онъ считаетъ ихъ живыми людьми, которые имѣютъ столько же права на Правосудіе, ввѣренное ему, какъ и истецъ съ отвѣтчикомъ, хотя, казалось бы, ктоже, если не свидѣтели, имѣли право на его справедливость, кромѣ того случая, еслибъ онъ могъ доказать, что ихъ свидѣтельство ложно и подкуплено; но за исключеніемъ этихъ двухъ случаевъ подкупа и лживости, свидѣтели несутъ тяжкую обязанность въ отношеніи общества, отъ котораго они не получаютъ платы и не имѣютъ никакихъ преимуществъ. А объ комъ другомъ изъ засѣдающихъ въ судѣ можно тоже сказать? Судья имѣетъ горностаевую мантію, сидитъ подъ балдахиномъ, получаетъ огромное жалованье и занимаетъ почетное мѣсто. У адвокатовъ парики, сильные голоса и привилегированныя мѣста. Атторнеи имѣютъ свои сѣдалища и огромные столы и нѣкоторый извѣстный почетъ экзекуторскихъ жезловъ. Съ присяжными (очень завидовать имъ нельзя) обращаются съ почтительностью и лестью; они имѣютъ тоже свои почетныя мѣста, и наконецъ ихъ неизмѣнно называютъ джентльменами. Но отчего же въ судѣ нѣтъ почетныхъ мѣстъ для свидѣтелей? Они стоятъ въ особенномъ отдѣленіи, ихъ выкликаютъ посредствомъ полиціи, на нихъ бранится и имъ грозитъ судья; ихъ презрительно стращаютъ и обвиняютъ въ лжесвидѣтельствѣ адвокаты, и наконецъ ихъ объявляютъ клятвопреступниками присяжные -- вотъ участь тѣхъ людей, которые во все продолженіе процесса имѣютъ быть-можетъ наиболѣе права на общественную благодарность. Нѣтъ! пускай-ка свидѣтель имѣетъ свое почетное кресло подъ балдахиномъ и человѣка въ красной мантіи, воздающаго ему почесть и отворяющаго ему дверь кареты; пускай его вѣжливо просятъ пожаловать въ судъ, оставивъ для того комфортъ и каминъ въ своемъ домѣ,-- тогда и свидѣтель съумѣетъ высказать свои мысли, тогда и онъ заставитъ выслушать себя, не боясь угрозъ, ни презрѣнья, и быть-можетъ въ состояніи будетъ выдержать славную битву съ хвастливыми пѣтухами, которые громко кукарекаютъ на своихъ навозныхъ кучахъ.
   Словомъ сказать, судья сдѣлалъ свое дѣло съ необыкновенною ловкостью, разсыпаясь въ похвалахъ краснорѣчію мистера Фёрниваля и ниспровергая софизмы и ложные выводы Чаффенбрасса. По его словамъ, рѣшеніе суда присяжныхъ вполнѣ зависитъ отъ свидѣтельства Кеннеби и Бриджетъ Больстеръ. На сколько онъ понималъ, показаніе Дократа мало заслуживаетъ вниманія; а принимая въ соображеніе лукавство, злобу и алчность, выказанныя со стороны Дократа, его показаніе становится рѣшительно безполезнымъ. Суду присяжныхъ явно доказано, что леди Мэзонъ при прежнемъ процессѣ принесла присягу въ томъ, что она дѣйствительно присутствовала, когда ея покойный мужъ подписывалъ припись къ духовной, и видѣла своими глазами, какъ свидѣтели прикладывали свои руки подъ его подписью. Судъ присяжныхъ долженъ также считать за доказанное, что другой документъ,-- документъ, совершенный для прекращенія товарищества между сэромъ Джозефонъ Мэзономъ и мистеромъ Мартиномъ,-- былъ совершенъ также 14 іюля и что онъ былъ скрѣпленъ подписью сэра Джозефа и также двумя пережившими свидѣтелями, Кеннеби и Больстеръ. Слѣдовательно вопросъ, предстоящій на обсужденіе присяжныхъ, заключается въ слѣдующемъ: при сэрѣ ли Джозефѣ Мэзонѣ были совершены оба документа, значащіеся подъ однимъ и тѣмъ же числомъ? Если не при немъ и если документъ относительно товарищества былъ подлинный документъ, то другой долженъ быть подложный и поддѣланный; а если онъ подложный и поддѣланный, то леди Мэзонъ дала ложную присягу и виновна въ клятвопреступленіи, въ которомъ теперь обвиняется. Въ этомъ аргументѣ можно предполагать увертку, при которой очень возможна лазейка. Хотя оба документа носятъ число 14 іюля, но въ этомъ можетъ быть ошибка. Очень возможно, хотя безъ сомнѣнія очень странно, что это число вставлено въ документъ товарищества, да и самый этотъ документъ написанъ гораздо послѣ. Но такъ какъ свидѣтельница Больстеръ сказала, что всего одинъ разъ въ жизни была приглашена приложить руку для засвидѣтельствованія подписи сзра Джозефа, и если вѣрить даже ея показанію, то возможность ошибки въ отношеніи выставленнаго числа мало или совсѣмъ не служила бы въ пользу леди Мэзонъ. Что касается до его личнаго мнѣнія, то онъ никакъ не взялъ бы на себя сказать, что въ этомъ проявляется достаточная причина, чтобы обвинить свидѣтельницу Больстеръ въ принесеніи ложной присяги. Безъ сомнѣнія, ея способъ показанія свидѣтельства показываетъ много упорства, но это упорство могло бы также происходить отъ честнаго намѣренія съ ея стороны не позволить себя поколебать. Впрочемъ достоинство ея свидѣтельства должно быть обсуждено самымъ судомъ присяжныхъ. Относительно же Кеннеби судья принужденъ былъ согласиться, что этотъ свидѣтель чрезвычайно глупъ. Никто на свѣтѣ, слушая его, не захотѣлъ бы обвинить его въ намѣреніи принести ложную присягу; но судъ присяжныхъ быть-можетъ разсудитъ, что показаніе подобнаго свидѣтеля не должно быть принято за заслуживающее вниманія относительно обстоятельствъ, случившихся за двадцать лѣтъ назадъ.
   Докладъ судьи занялъ два часа времени, но вся сущность его заключалась въ этомъ. Тогда присяжные удалились для обсужденія своего приговора. Судья же, адвокатъ и остальные присяжные продолжали свои занятія по случаю другаго, не столь важнаго процесса. Леди Мэзонъ и мистриссъ Ормъ оставались нѣкоторое время на своихъ мѣстахъ, можетъ-быть минутъ двадцать, но видя, что присяжные не такъ скоро возвращаются, онѣ удалились въ пріемную комнату, гдѣ и прежде находились. Мистеръ Арамъ послѣдовалъ за ними, а тамъ встрѣтилъ ихъ Перегринъ.
   -- Докладъ его сіятельства былъ очень хорошъ, истинно очень хорошъ,-- сказалъ мистеръ Арамъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? спросилъ Перегринъ.
   -- И чрезвычайно благопріятный нашей сторонѣ.
   -- Такъ вы думаете, сказала мистриссъ Ормъ, смотря прямо въ лицо атторнею:-- такъ вы думаете, что...
   Но она не знала,-- какъ докончить свой вопросъ.
   -- Да, я такъ думаю. Вѣроятно приговоръ будетъ не противъ насъ; надѣюсь, что нѣтъ. Я не говорилъ бы этого предъ леди Мэзонъ, еслибъ не имѣлъ твердаго убѣжденія. Присяжные могутъ не соглашаться -- это очень правдоподобно; но я никакъ не могу предсказывать, чтобы приговоръ былъ противъ васъ.
   Въ этихъ словахъ была нѣкоторая доля утѣшенія,-- во какого оскорбительнаго свойства было это утѣшеніе! Не въ каждомъ ли словѣ атторнея высказывалось его ясное убѣжденіе въ виновности его кліэнтки? Даже Перегринъ Ормъ не могъ бы смѣло высказать, что увѣренъ въ оправданіи, потому что другаго приговора справедливость не допускала бы. И почему не пришелъ самъ мистеръ Фёрниваль, чтобы взять за руку своего друга и поздравить ее съ прекращеніемъ всѣхъ непріятностей? Мистеръ Фёрниваль не подошелъ къ ней, а еслибы и подошелъ, то что онъ могъ ей сказать?
   Мистеръ Фёрниваль съ сэромъ Ричардомъ Лэдергамомъ вмѣстѣ оставили засѣданіе и послѣдній уѣхалъ въ Лондонъ, не дождавшись приговора. Мистеръ Чаффенбрассъ, а также Феликсъ Грэгамъ оставили сцену своихъ подвиговъ и при выходѣ изъ суда перебросились нѣсколькими словами.
   -- Мистеръ Грэгамъ, сказалъ закаленный въ бояхъ герой Олдъ-Бэйли,-- вы слишкомъ возвышенны для такого рода дѣлъ, за которыя я берусь. Будь я на вашемъ мѣстѣ, такъ я ни за что бы не сталъ вмѣшиваться въ такія дѣла на будущее время.
   -- Я и самъ готовъ тоже думать, мистеръ Чаффенбрассъ.
   -- Если человѣкъ беретъ на себя какую-нибудь обязанность, то онъ долженъ выполнить ее. Таково мое мнѣніе, хотя, признаюсь, оно выходятъ немного изъ моды; въ особенности слѣдуетъ исполнять свою обязанность, если берешь за это деньги, мистеръ Грэгамъ.
   Послѣ этого старый адвокатъ сверкнулъ на него своими пламенными глазами, кивнулъ головой и отошелъ. Что могъ Грэгамъ отвѣчать на это? Еслибы даже его отвѣтъ былъ готовъ, то и тогда онъ не имѣлъ довольно ни времени, ни мѣста, чтобы высказаться. Но у него не была готоваго отвѣта, который былъ бы приличенъ въ судебной залѣ, биткомъ набитой любопытными, и потому мистеръ Чаффенбрассъ пошелъ своею дорогою, не дождавшись отвѣта. Теперь, когда онъ навсегда исчезнетъ изъ нашего вида, мы можемъ сказать о немъ, что онъ исполнялъ свою обязанность сообразно своему пониманію.
   Здѣсь въ маленькой комнатѣ просидѣли леди Мэзонъ съ мистриссъ Ормъ до поздняго вечера и съ ними, конечно, оставался Перегринъ. Здѣсь можно было отдохнутъ и освѣжиться; но изъ трехъ дней, проведенныхъ ими въ судѣ, не было болѣе тяжелаго и угнетающаго дня, какъ настоящій. Занятія никакого не было, а ожиданіе было ужасно. И съ каждымъ часомъ это ожиданіе становилось невыносимѣе, потому что ясно показывало, что нѣкоторые изъ присяжныхъ не соглашались признать ее невиновною.
   -- Говорятъ, восемь голосовъ противъ четырехъ, сказалъ мистеръ Арамъ, много разъ уходившій и возвращавшійся къ нимъ: -- но нельзя навѣрное сказать, на сколько это справедливо.
   -- Восемь противъ четырехъ! воскликнулъ Перегринъ.
   -- Восемь признаютъ невиновною, четыре виновною, сказалъ Арамъ:-- если это такъ, то мы спасены по крайней мѣрѣ до будущихъ засѣданій.
   Но не суждено было леди Мэзонъ оставить судъ въ сомнѣніи. Въ восемь часовъ прибѣжалъ къ нимъ Арамъ, запыхавшись отъ смѣха, и объявилъ, что присяжные послали за судьею. Судья ушелъ было домой обѣдать, но тотчасъ вернулся какъ только услышалъ, что присяжные рѣшили свой приговоръ.
   -- Такъ вамъ опять надо идти въ присутствіе? спроси да мистриссъ Ормъ.
   -- Леди Мэзонъ непремѣнно должна присутствовать.
   -- Въ такомъ случаѣ и я пойду съ нею. Готовы ли вы, душенька?
   Леди Мэзонъ не имѣла силы говорить, но знакомъ дала знать, что готова, и тогда онѣ опять вошли въ судебную залу. Присяжные сидѣли уже на своихъ мѣстахъ, и когда обѣ дамы заняли свои мѣста, вошелъ судья. Въ залѣ зажгли очень немного газовыхъ лампъ, такъ что едва можно было видѣть другъ друга и остальная церемонія продолжалась не болѣе пяти минутъ.
   -- Не виновна, милордъ, произнесъ глава присяжныхъ.
   Протоколъ былъ тотчасъ составленъ и судья скоро вернулся къ своему обѣду. Джозефъ Мэзонъ и Дократъ присутствовали здѣсь при произнесеніи приговора. Предоставляю воображенію читателя представить себѣ, съ какимъ апетитомъ они вернулись домой!
   

ГЛАВА XXII.
Я все-еще ее люблю!

   Все кончилось, и какъ говорилъ Люцій своей матери, имъ ничего болѣе не оставалось дѣлать, какъ только удалиться куда-нибудь и скрыться отъ всѣхъ. Приговоръ присяжныхъ достигъ до него прежде, чѣмъ мать успѣла вернуться, и въ ту же минуту онъ сѣлъ за столъ и написалъ слѣдующее письмо къ мистеру Фёрнивалю:

Орлійская Ферма, мартъ 18**.

"Любезный сэръ!

   "Отъ имени матери моей спѣшу поблагодарить васъ за великіе и усиленные труды, поднятые вами въ этомъ процессѣ. Сознаюсь, что былъ не правъ, обвиняя васъ въ томъ, что, какъ мнѣ казалось, вы давали недобрые совѣты моей матери; теперь я убѣдился, что вы дѣйствовали наилучшимъ образомъ въ ея пользу. Смѣю ли просить васъ присоединить къ вашимъ великимъ одолженіямъ еще одно: собрать всѣ свѣдѣнія и увѣдомить меня какъ можно скорѣе, сколько всего я долженъ всѣмъ господамъ юристамъ, принимавшимъ столько хлопотъ въ этомъ процессѣ, защищая мать мою.
   "Не думаю, чтобъ это могло васъ встревожить, если я вамъ скажу безъ всякаго предисловія, что рѣшился сейчасъ же оставить Орлійскую Ферму и безъ всякаго отлагательства передать всевозможныя права владѣнія моему сводному брату, мистеру Джозефу Мэзону изъ Гроби-Парка. Я такъ глубоко чувствую необходимость сдѣлать это, не отлагая и на одинъ день, что завтра же переѣду съ матерью моею на квартиру въ Лондонъ и потомъ уже рѣшу, какія мѣры лучше приватъ для нашего устройства. Мать моя будетъ получать двѣсти ф. ст. ежегоднаго дохода, за надлежащимъ вычетомъ расходовъ по этому процессу.
   "Надѣюсь, что это не очень стѣснитъ васъ, если я попрошу васъ вступить въ переговоры съ повѣренными моего брата насчетъ передачи ему имѣнія. Право я не знаю, какъ мнѣ это сдѣлать. Само собою разумѣется, я желаю при этомъ защитить имя моей матери, на сколько это въ моей власти, отъ всякой огласки. Надѣюсь, что мнѣ не предстоитъ надобности настаивать на этомъ фактѣ: вѣдь это фактъ, и ничто на свѣтѣ не можетъ измѣнить моего намѣренія. Если же мнѣ нельзя будетъ исполнить этого намѣренія чрезъ ваше посредство, то я самъ долженъ буду отправиться къ мистеру Роунду. Кромѣ того я предвижу, что согласно съ строгою справедливостью, мой братъ подастъ на меня ко взысканію и потребуетъ съ меня доходы съ имѣнія за всѣ годы со времени смерти вашего отца. Въ такомъ случаѣ, если онъ пожелаетъ, я дамъ ему на себя законное обязательство, во которому буду состоять его должникомъ; только онъ долженъ знать заранѣе, что подаетъ ко взысканію на нищаго, хотя можетъ-быть это будетъ сообразно съ его намѣреніями. Я не думаю, чтобы до этого дошло, но при такихъ обстоятельствахъ принужденъ буду проситъ мою мать производить вычетъ съ ея маленькаго капитала. Впрочемъ, если вы въ этомъ случаѣ несогласны съ моимъ мнѣніемъ, то да будетъ по-вашему.
   "Я тороплюсь писать къ вамъ, потому что боюсь потерять хоть одинъ день. Изъ Лондона я еще разъ побезпокою васъ пасьменно, для того, чтобы доставить вамъ нашъ адресъ.
   "Прошу васъ принять искреннія увѣреніе въ глубокомъ уваженіи и признательности вашего

Люція Мэзона."

   "Г. Фёрнивалю, Эскв.
   На Олд-сквэрѣ, въ Линкольнъ-Иннѣ."
   
   Докончивъ это письмо, довольно ясно и хорошо выражавшее мысли и волю писавшаго, онъ написалъ другое письмо, которое, надѣюсь, такъ же ясно.

"Дорогая Софья,

   "Едва понимаю, какъ мнѣ обратиться къ вамъ, что сказать, что утаить! При личномъ свиданіи и при возобновленіи даннаго нѣкогда другъ другу слова, я все бы разсказалъ вамъ, но въ письмѣ я не могу этого сдѣлать. Процессъ моей матери кончился и она оправдана; но разныя обстоятельства, узнанныя мною въ это время, дали мнѣ почувствовать, что я обязанъ передать всѣ мои права на Орлійскую Ферму моему брату, для чего приняты уже всѣ мѣры. Да, Софья, я теперь нищій въ глазахъ цѣлаго міра. Я теперь ничего не имѣю, кромѣ тѣхъ силъ духа и тѣла, которыми одарило меня провидѣніе. кромѣ того меня давитъ тяжелое бремя печали. Въ самомъ скоромъ времени я долженъ куда-нибудь скрыться съ матерью отъ глазъ свѣта и потомъ, собравшись съ мужествомъ, уѣхать далеко и приняться за работу, на какомъ бы то ни было поприщѣ.
   "Но прежде чѣмъ я скроюсь отсюда, я желаю сказать вамъ нѣсколько словъ, проститься съ вами и разъяснить, въ какихъ отношеніяхъ мы съ вами разстаемся. Конечно, я не имѣю права ни требовать, ни жаловаться; я понимаю, что мои настоящія слова даютъ вамъ основательныя причины, чтобы расторгнуть наши взаимныя обязательства, но все еще хочу надѣяться! Едва ли нужно мнѣ говорить, что я нѣжно люблю васъ и смѣю думать, что придетъ время, когда я снова докажу себя достойнымъ вашей руки. А вы -- если когда-нибудь любили меня, то не можете вдругъ перестать любить только потому, что я бѣденъ и несчастливъ; а если вы все-еще любите меня, то согласитесь можетъ-быть подождать нѣкоторое время. Если вы согласны на это,-- если вы скажете, что въ этомъ отношеніи я счастливъ и богатъ,-- то я отправлюсь въ изгнаніе не совсѣмъ убитый душой.
   "Могу ли называть себя попрежнему вашимъ

Люціемъ Мэзономъ?"

   Нѣтъ, рѣшительно онъ не могъ такъ говорить... Но не успѣлъ окончить этого письма, какъ пріѣхала уже мистриссъ Ормъ съ его матерью, а мы подождемъ отвѣта отъ миссъ Фёрниваль.
   Мистриссъ Ормъ возвратилась въ Орлійскую Ферму, но не имѣя намѣренія провести здѣсь и эту ночь. Задача, которую она задала себѣ, была рѣшена и теперь ей было пора возвратиться въ Кливъ. Теперь все кончено; оставалось только передать мать въ руки сына, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   Вотъ онѣ опять вдвоемъ въ той комнатѣ, гдѣ послѣднія ночи провея вмѣстѣ. Но не долго онѣ оставались вмѣстѣ. Скоро послышался стукъ колесъ и мистриссъ Ормъ встала съ своего мѣста, говоря:
   -- За мною пріѣхалъ Перегринъ
   -- Какъ! вы уѣзжаете?
   -- Если вамъ хочется, то я еще останусь.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы должны уѣхать. О мой ангелъ, о другъ мой! воскликнула Леди Мэзонъ и упала въ объятія мистриссъ Ормъ.
   -- Я буду писать вамъ, сказала мистриссъ Ормъ,-- и очень акуратно.
   -- Да благословитъ васъ Богъ! Не надо ли просить его объ этомъ? Его благословеніе всегда надъ вами!
   -- Какъ и на васъ также: обратитесь къ нему и онъ не отвергнетъ васъ.
   -- Увы!.. могу ли!... Но я постараюсь, я употреблю на то всѣ силы.
   -- Богъ подкрѣпляетъ того, кто прибѣгаетъ къ нему. А теперь пока до свиданія, другъ мой.
   -- Прощайте, мой ангелъ. Но еще одно слово: передайте ему отъ меня одно порученіе... Скажите ему, что въ жизни своей я никогда ни одного человѣка не любила такъ, какъ любила его и какъ люблю его и теперь... Скажите ему, что на колѣняхъ прошу у него прощенья за всѣ непріятности, которыя ему сдѣлала.
   -- Но онъ знаетъ, какъ глубоко, какъ искренно было ваше чувство къ нему и понимаетъ, что вы пожертвовали собою, чтобы пощадить его.
   -- Я еще не дошла до такого злодѣйства, чтобы низвергнуть его вмѣстѣ съ собою въ бездну паденія.
   -- Повѣрьте, онъ никогда не забудетъ, какъ вы въ ту минуту показали себя.
   -- Скажите ему еще, что хотя я любила его и любила васъ всѣмъ сердцемъ (всѣмъ сердцемъ!), а все же я понимала и прежде, какъ и теперь понимаю, что я была недостойна ни его, ни вашей дружбы. Нѣтъ, не прерывайте меня... Я всегда это понимала; и какъ ни отрадно было мнѣ видѣть ваши милыя лица, а у меня доставало твердости удалиться отъ васъ; но онъ не дозволялъ этого. Я прибѣгла къ его помощи потому, что онъ силенъ и великодушенъ, и онъ съ любовью принялъ меня подъ свей кровъ, пока я не разрушила его силу, хотя его великодушія ничто не въ состояніи ослабить.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, онъ и не думаетъ, чтобы вы его оскорбили.
   -- Но передайте ему то, что я сказала вамъ; скажете ему, что жалкое, измученное, разбитое созданіе, сознающее всю свою гнусность, будетъ молиться за него день и ночь... А теперь прощайте. О томъ, что мое сердце чувствуетъ къ вамъ, я уже не въ силахъ выразить.
   -- До свиданія! И еще разъ умоляю васъ: не приходите въ отчаяніе. Для надежды всегда есть мѣсто въ душѣ человѣческой, а гдѣ есть надежда, тамъ нѣтъ совершеннаго несчастья.
   Онѣ простились и мистриссъ Ормъ сошла внизъ отъ матери къ сыну.
   -- Мама, карета пріѣхала, сказалъ Перегринъ.
   -- Я слышала. Гдѣ же Люцій?.. До свиданія; мистеръ Мэзонъ.
   -- Богъ да благословитъ васъ, мистриссъ Ормъ. Повѣрьте, я вполнѣ понимаю, какъ вы добры были къ намъ.
   Подавая ему руку, она еще сказала ему нѣсколько замѣчаній.
   -- Моя послѣдняя просьба къ вамъ, мистеръ Мэзонъ: будьте снисходительны къ вашей матери.
   -- Мистриссъ Ормъ, я сдѣлаю все что могу.
   -- Всѣ ея страданія, также какъ и ваши, происходятъ отъ ея неизмѣримой любви къ вамъ.
   -- Все это я чувствую и понимаю, но еслибъ она имѣла меньше честолюбія за меня,-- для обоихъ насъ было бы лучше.
   Съ непокрытою головою стоялъ Люцій Мэзонъ у подъѣзда, пока Перегринъ сажалъ свою мать въ карету. Мистриссъ Ормъ разсталась съ женщиной, которую она такъ сильно и такъ нѣжно любила.
   Не много разговаривалъ Перегринъ съ матерью во время переѣзда въ Кливъ чрезъ Гэмвортъ. Непонятно казалось Перегрину все это дѣло. Онъ зналъ, что по приговору присяжныхъ леди Мэзонъ оправдана, а между тѣмъ въ Орлійской Фермѣ не было и признака радости или удовольствія. Отъ Люція онъ успѣлъ уже услышать, что права на владѣніе Орлійскою Фермою будутъ переданы другому.
   -- Вы намѣрены отдать ее на откупъ?
   -- Это не отъ меня будетъ зависѣть: она перейдетъ въ собственность моего брата Джозефа.
   Послѣ этого Перегринъ не дѣлалъ уже вопросовъ, а Люцій не предлагалъ дальнѣйшихъ свѣдѣній.
   Перегрину хотѣлось бы знать въ чемъ именно дѣло, но онъ понималъ, что мать его страшно утомлена и чувствовалъ, что не легко было бы касаться этого предмета. Такъ онъ сидѣлъ, молча, подлѣ матери, но прежде чѣмъ экипажъ подъѣхалъ къ Кливу, его мысли оставили леди Мэзонъ съ ея печалями и обратились еще разъ къ Нонинсби. "Во всякомъ случаѣ, говорилъ онъ про-себя, никому ужь не можетъ бытъ такъ худо, какъ мнѣ: у меня и надежды-то никакой ужъ не было."
   Сэръ Перегринъ вышелъ въ залу навстрѣчу къ нимъ и мистриссъ Ормъ не могла не замѣтитъ, какое опустошеніе произвели на него эти три дня процесса. Не потому, чтобы страданія только этихъ дней вдругъ сломали его, но она теперь только, послѣ короткой разлуки, могла судить, какое печальное дѣйствіе произвели на него предварительныя мученія. Съ того дя, какъ леди Мэзонъ въ первый разъ сдѣлала ему призваніе, онъ никогда уже не подымалъ головы, хотя до того времени всегда стоялъ прямо, и несмотря на свои престарѣлыя лѣта, всегда имѣлъ мужественную и твердую осанку. Но теперь, когда онъ обнялъ свою невѣстку и наклонился къ ней, чтобы поцѣловать ее въ щеку, онъ показался ей совершенно дряхлымъ старикомъ, нетвердо стоявшимъ на ногахъ.
   Въ теченіи послѣднихъ трехъ дней сэръ Перегринъ жилъ въ совершенномъ одиночествѣ, стыдясь выказать окружающимъ напряженное участіе, принимаемое имъ въ окончаніи процесса. Всѣ эти дни его внукъ рано завтракалъ одинъ и уѣзжалъ прежде, нежели дѣдъ его выходилъ изъ спальни, и возвращаясь домой поздно вечеромъ, онъ точно также обѣдалъ одинъ; вечеромъ же приходилъ къ дѣду, оставался съ нимъ часа два и разсказывалъ всѣ происшествія того дня, не осмѣливаясь однако спросить у дѣда его мнѣнія насчетъ невинности леди Мэзонъ или высказать свое собственное. Страшно тяжелы были эти три дня для сэра Перегрина; онъ не выходилъ изъ дому, но какъ тѣнь ходилъ изъ комнаты въ комнату, бралъ какую-нибудь книгу или бумагу и относилъ опять внизъ, не читая: видно было, что вся его душа обращена на одинъ только предметъ, который овладѣлъ всѣми его силами. На другой день изъ этихъ трехъ дней подали ему письмо отъ его стараго друга, лорда Альстона, который такъ писалъ:
   "Любезный другъ!
   "Воспоминаніе о томъ, какъ мы разстались въ послѣдній разъ, дѣлаетъ меня очень несчастнымъ. Если я тебя оскорбилъ чѣмъ-нибудь, то прошу у тебя прощенія и позволенія пожать отъ души твою руку. Напиши мнѣ одну строчку, скажи, что между нами все уладилось. Въ наши годы трудно терять стараго друга.

"Весь твой Альстонъ."

   Но отвѣта не было. Слуга лорда Альстона былъ допущенъ домой съ обѣщаніемъ прислать послѣ отвѣтъ, но три дня прошло, а отвѣтъ все во былъ написанъ. Правду сказать, сэръ Перегринъ до сихъ поръ питалъ неудовольствіе къ Альстону. Совѣть, данный старымъ другомъ, былъ добрый и искренній, но онъ имъ пренебрегъ и теперь ему было непріятно воспоминаніе объ истинно-добромъ и прекрасномъ совѣтѣ. Однако онъ намѣревался писать къ нему, только мысль объ исполненіи этого намѣренія съ каждымъ часомъ становилась для него тяжеле и невыносимѣе.
   Слухъ объ оправданіи леди Мэзонъ скоро достигъ и до него; вѣсть о рѣшенія присяжныхъ быстро облетѣла по всей странѣ. Какимъ это образомъ происходитъ, что новости гораздо скорѣе разносятся въ странѣ, нежели люди могутъ путешествовать,-- это непонятно, гдѣ нѣтъ телеграфовъ; вѣсти разливаются какъ вода, прорвавшаяся чрезъ шлюзы. Въ ту же ночь по всему околодку извѣстно стало, что леди Мэзонъ признана невинною, а прежде чѣмъ наступала вторая ночь, всѣмъ уже извѣстно было, что она созналась въ своей винѣ тѣмъ, что права владѣнія надъ Орлійской Фермой были переданы Джозефу Мэзону.
   Пока Перегринъ оставался въ комнатѣ съ матерью и дѣдомъ, то много было говорено о процессѣ, такъ что онъ скоро понялъ, что его присутствіе стѣсняетъ ихъ, и потому онъ оставилъ ихъ вдвоемъ.
   -- Я съ тобой еще увижусь, мама, наверху, прежде чѣмъ ты ляжешь спать,-- сказалъ онъ уходя.
   -- Но ты не долженъ ее долго задерживать, сказалъ дѣдушка:-- не забудь, что все это сильно ее утомитъ.
   Напутствуемый такимъ наставленіемъ, Перегринъ пошелъ наверхъ, сѣлъ въ комнатѣ матери и старался собраться съ мыслями, чтобы рѣшиться на что-нибудь въ отношеніи Нонинсби. Онъ зналъ, что у него не было причины надѣяться. Видно не судьба! какъ говорилъ онъ: такъ не лучше ли было совсѣмъ отказаться отъ этаго намѣренія? Однако онъ рѣшился во что бы то ни стало еще разъ побывать въ Нонинисби. Трусомъ онъ никогда не хотѣлъ быть, и прежде чѣмъ на вѣкъ разстаться съ любимою надеждою, онъ желалъ еще разъ повидаться съ Мэдлинъ и слышать отъ нея самой рѣшеніе своей судьбы.
   Послѣ его ухода, сэру Перегрину было передано порученіе леди Мэзонъ.
   -- Бѣдненькая, бѣдненькая! повторялъ онъ, когда мистриссъ Ормъ передавала ему все: -- такъ ея сыну теперь все извѣстно?
   -- Въ прошлую ночь я ему все разсказала съ ея согласія; ему не слѣдовало сегодня присутствовать въ судѣ: нехорошо, очень неловко было бы ему, еслибы они взяли ее виновною.
   -- Да, да, очень нехорошо, конечно неловко; бѣдняжка! Итакъ вы ему все сказали. Но какъ онъ это перенесъ?
   -- Въ сущности довольно хорошо. Сначала онъ не хотѣлъ мнѣ вѣрить.
   -- А я никакъ не могъ бы этого сдѣлать, духу не хватало бы у не ни говорить съ нимъ.
   -- Достало бы, сэръ; и вы бы говорили, будь это такъ же необходимо.
   -- Я думаю, это убило бы меня; но женщина можетъ совершать такіе подвига, для которыхъ слишкомъ недостаточно мужского мужества. Вы говорите, что онъ вынесъ это съ мужествомъ?
   -- Онъ былъ очень мраченъ.
   -- Да онъ и всегда будетъ мраченъ; бѣдняжка!.. Мнѣ жаль ее отъ всего сердца, но онъ ни покинетъ ее, онъ исполнитъ всѣ обязанности въ отношеніи матери.
   -- Я увѣрена, что онъ исполнитъ; въ этомъ отношеніе онъ лучшій изъ молодыхъ людей.
   -- Да, я самъ въ томъ увѣренъ, онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, которые отъ природы созданы для того только, чтобы выносить несчастія. Никакая печаль, никакое несчастіе не сокрушатъ его; но еслибы онъ зналъ только одно счастіе, то его характеръ сдѣлался бы нестерпимъ для окружающихъ... Вы не присутствовали при ихъ встрѣчѣ послѣ этого?
   -- Нѣтъ, я думала лучше ихъ оставить вдвоемъ.,
   -- Да, да, разумѣется лучше... И онъ намѣренъ тотчасъ же передать имѣніе?
   -- Завтра-же онъ это сдѣлаетъ. Въ этомъ случаѣ онъ чрезвычайно справедливо думаетъ. Завтра рано утромъ они уѣдутъ въ Лондонъ, и я полагаю, что онъ никогда уже не увидитъ Орлійскую Ферму.
   Тутъ мистриссъ Ормъ передала сэру Перегрину послѣднее порученіе леди Мэзонъ.
   -- Я говорю вамъ все, какъ она меня просила, сказала мистриссъ Ормъ, видя, какъ глубоко сокрушаютъ его эта слова:-- можетъ-быть я не хорошо сдѣлала?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! сказалъ онъ.
   -- Но она произнесла эти слова въ такую минуту, когда ея желанія казались мнѣ почти священными.
   -- Да, они священны, есть и будутъ... Бѣдненькая, бѣдненькая!
   -- Но она совершила великое преступленіе...
   -- Да, да.
   -- Но если преступленіе можетъ быть извинительно, такъ это именно по причинѣ, побудившей ее къ тому.
   -- Нѣтъ, это невозможно, милая моя; никакія причины не могутъ ее извинить.
   -- Нѣтъ, мы знаемъ это; мы сами это чувствуемъ и вполнѣ въ этомъ убѣждены; но кто можетъ не любить ее? Признаюсь вамъ, я всегда буду любить ее и не могу не любить ее.
   -- И я также люблю ее.
   Тутъ старый джентльменъ въ первый разъ произнесъ свою исповѣдь.
   -- Я ее сильно любилъ, я любилъ ее болѣе, нежели кого-нибудь въ мірѣ, послѣ васъ и Пэрри; я любилъ ее съ великою нѣжностью и чувствовалъ, что буду гордиться, называя ее своей женою... И какъ она была прекрасна въ своей печали, когда мы считали, что ея жизнь была чиста и безукоризненна!
   -- Да, ея жизнь была безукоризненна въ продолженіи многихъ лѣтъ.
   -- Нѣтъ, этого не могло быть, потому что въ продолженіи этихъ же лѣтъ все тутъ же была похищенная чужая собственность. Но все же какъ она была привлекательна, какъ къ ней шла эта всегдашняя грусть! Еслибы опытъ жизни былъ къ ней не такъ суровъ, еслибы судьба не послала ей на дорогу такого жестокаго искушенія, то что бы это такое было? Подобную женщину мужчина можетъ любить до безумія.
   -- А между тѣмъ какъ мало любви она знала въ своей жизни!
   -- Я любилъ ее, сказалъ старый джентльменъ и въ осанкѣ его проявилась прежняя энергія: -- я любилъ ее, всѣми силами сердца любилъ! Конечно, старикъ, который такъ говоритъ, похожъ на сумасшедшаго, но я любилъ ее! Нѣтъ, я все еще ее люблю! Но я зналъ, что это было несправедливо въ отношеніи васъ и Пэрри...
   Тутъ онъ остановился, какъ-будто желая слышать, что она ему скажетъ на то.
   -- Да, теперь всему уже конецъ! сказала она самымъ мягкимъ, нѣжнымъ голосомъ.
   Она знала, что этими словами разбиваетъ послѣднія надежды; но она также знала, что эти надежды были напрасныя. Послѣ этого наступило молчаніе и продолжалось минутъ около десяти.
   -- Да, теперь всему конецъ! повторялъ онъ ея слова.
   -- Но вы не одни: съ вами всегда мы останемся,-- Перри и я. Можетъ ли кто-нибудь васъ любить больше, чѣмъ мы васъ любимъ?
   Тутъ она встала, подошла къ нему и съ нѣжностью обняла.
   -- Эдиѳь, милое дитя мое! Съ тѣхъ поръ какъ поселились вы въ моемъ домѣ, я всегда зналъ, что надо мною бодрствуетъ ангелъ-хранитель, и никогда этого не забуду. Когда буду умирать, что конечно не замедлитъ, то и тогда это будетъ моею послѣднею мыслью.
   Въ слезахъ разстались они въ эту ночь. Да, печаль, которая свела его въ гробъ, проистекала отъ любви, которую онъ не могъ побѣдить. Рѣдко случается, чтобы юноша умиралъ отъ разбитаго сердца, во если у старика заговоритъ все-еще живое, требующее любви сердце, то оно оказывается болѣе хрупкимъ и непрочнымъ на землѣ.
   

ГЛАВА XXII.

   Въ тотъ вечеръ, когда кончился процессъ, мистеръ Моульдеръ пригласилъ нѣсколько гостей къ себѣ на ужинъ, желая отпраздновать торжество леди Мэзонъ. Во все продолженіе этого процесса онъ крѣпко стоялъ за леди Мэзонъ, громко выражалъ свое мнѣніе въ пользу мистера Фёрниваля и во всеуслышаніе надѣялся, что этотъ мошенникъ Дократъ получитъ все по заслугамъ изъ рукъ м-ра Чаффенбрасса. Когда насталъ часъ казни для Дократа, Моульдеръ былъ совершенно доволенъ, но несостоятельность свидѣтельства Джона Кеннеби возвратила ему доброе расположеніе друга, а приговоръ присяжныхъ сдѣлалъ его счастливымъ и торжествующимъ.
   -- Ну, не говорилъ ли я этого, старый дружище? сказалъ Моульдеръ, ударивъ по плечу своего друга Сненкельда.-- Когда такой низкій мошенникъ какъ Дократъ, возстаетъ противъ такой прекрасной женщины, какъ леди Мэзонъ, то въ цѣлой Англіи не найдется суда присяжныхъ, который рѣшился бы произнести приговоръ въ его пользу.
   Тутъ-то и пригласилъ Моульдеръ Сненкельда къ себя на ужинъ. И Кэнтуайза онъ тоже пригласилъ. Хотя Кэнтуайзъ во все время процесса показывалъ явное благорасположеніе къ Дократу, но Моульдеръ полюбилъ Кэнтуайза какъ цѣль своихъ сарказмовъ. Мистриссъ Смайлей тоже была приглашена, какъ невѣста одного изъ героевъ того дна, и Моульдеръ въ умиленіи сердца поклялся, что никогда не былъ гордъ и потому счелъ за нужное пригласить также Бриджетъ Больстеръ принять участіе въ ихъ пиршествѣ.
   -- Боже! что съ тобою, Моульдеръ? сказала мистриссъ Моульдеръ, услышавъ это:-- какъ можно приглашать служанку изъ гостинницы? Ну что скажетъ мистриссъ Смайлей?
   -- Стану я безпокоиться о томъ, что тетушка Смайлей можетъ сказать или подумать о моихъ друзьяхъ! Если это ей не нравится, то она можетъ дѣлать что ей угодно; да чѣмъ же она сама-то была, какъ ты съ нею познакомилась сначала?
   -- Правда, Моульдеръ; но ты самъ понимаешь, что деньги дѣлаютъ огромную разницу.
   Однако Бриджетъ Больстеръ была приглашена и явилась на ужинъ, несмотря на величіе мистриссъ Смайлей. Разумѣется Джонъ Кеннеби тоже тутъ былъ, но только въ самомъ невеселомъ расположеніи духа. Съ того самаго несчастнаго часа, когда онъ самъ услышалъ, какъ судья представлялъ его до того глупымъ или идіотомъ, что даже судъ присяжныхъ не долженъ принимать въ соображеніе его свидѣтельства,-- съ того самаго часа онъ сталъ мрачнымъ и печальнымъ ненавистникомъ людей. Обращеніе мистера Фёрниваля съ нимъ было ему очень не по-сердцу, но онъ все-еще поддерживалъ себя надеждою, что судьи въ своей рѣчи скажетъ ему похвальное слово и тѣмъ возстановитъ его репутацію въ мнѣніи публики. Но похвальное слово не было произнесено и бѣдный Джонъ Кеннеби чувствовалъ, что ему не подъ силу уже вынести такой жестокій приговоръ -- и опротивѣлъ ему этотъ жестокій, несправедливый свѣтъ. Все утро онъ провелъ съ своей сестрой и проговорился при ней до того, что заставилъ ее бояться, не отложилъ бы онъ свою свадьбу лѣтъ на десятокъ или около того.
   -- Кирпичные заводы! сказалъ онъ.-- Какая польза для такого человѣка, какъ я, имѣть поземельную собственность? Мнѣ лучше такъ, какъ есть.
   Повидимому мистриссъ Смайлей совсѣмъ не такъ думала, и по возвращеніи Джона Кеннеби изъ Альстона встрѣтила его съ такою привѣтливостью, какъ-будто онъ не подвергался никакому поруганію; для нея рѣшительно было нипочемъ, что судья назвалъ ея будущаго супруга идіотомъ, да и для всѣхъ, по правдѣ сказать, это было нипочемъ, кромѣ его самого. По мнѣнію Моульдера, такъ и слѣдуетъ по закону, чтобы свидѣтели были всегда обруганы: а иначе для какой же другой причины они являлись бы въ судъ? Но въ душѣ бѣднаго Кеннеби глубоко засѣли оскорбительныя слова; онъ боролся съ собою сильно, употребилъ все усилія, чтобы высказать правду,-- и всѣ эти усилія кончились тѣмъ, что онъ прямо доказалъ самому себѣ, что онъ оселъ.
   -- Нѣтъ, говорилъ онъ самому себѣ, возвращаясь домой въ глубокомъ раздумьѣ:-- не слѣдуетъ мнѣ ни съ кѣмъ раздѣлять своей судьбы!
   Мистриссъ Смайлей немножко запоздала. Бриджетъ Больстеръ пришла первая и заняла мѣсто у одного угла камина. Мистриссъ Моульдеръ заняла мѣсто въ углу противоположнаго дивана, приберегая почетное мѣсто для мистриссъ Смайлей. Моульдеръ прямо усѣлся противъ камина на своемъ мягкомъ креслѣ, а Сненкельдъ и Кэнтуайзъ у него по бокамъ; они спорили о процессѣ, когда вошла мистриссъ Смайлей и ея появленіе было какъ нельзя кстати, потому что споръ начиналъ заходить слишкомъ далеко.
   -- Судъ присяжныхъ, состоявшій изъ ея соотечественниковъ, нашелъ, что она невинна,-- говорилъ Моульдеръ, сильно разгорячившись: -- и если послѣ этого кто-нибудь назоветъ ее виновною, значитъ тотъ бунтовщикъ и подлецъ! Вотъ какъ я думаю объ этомъ! Да и чтобы это такое было, еслибы присяжные изъ ея земляковъ не оправдали невинную женщину?
   -- Разумѣется она невинна, подтверждалъ Сненкельдъ.-- Съ той самой минуты, когда глава присяжныхъ объявилъ ее невиновною, значитъ она невиновна. Еслибы какая-нибудь газета и послѣ этого вздумала увѣрять, что леди Мэзонъ виновна,-- эта леди имѣетъ право подать жалобу на незаконную газету.
   -- Совершенно справедливо, отвѣчалъ Кэнтуайзъ, закатывая глаза подъ лобъ: -- но вотъ вы сами увидите. Не хотите ли, мистриссъ Моульдеръ, побиться со мною объ закладъ, что Джозефъ Мэзонъ получитъ таки свое помѣстье?
   -- Вздоръ! отвѣчалъ Моульдеръ.
   -- Пускай будетъ и вздоръ, только вы сами увидите.
   -- Господа, господа! сказала мистриссъ Смайлей, вплывая на всѣхъ парусахъ въ комнату: -- даю вамъ честное слово, что на улицѣ слышно, какъ вы тутъ кричите.
   -- А хоть бы и на площади даже, такъ мнѣ что за дѣло! отвѣчалъ мистеръ Моульдеръ: -- вѣдь мы разговариваемъ какъ честные люда, а не какъ заговорщики или разбойники.
   Тутъ всѣ поздоровались съ мистриссъ Смайлей, и когда убрали ея шляпку и зонтикъ, то припасши ее садиться на диванъ.
   -- О, такъ это мистриссъ Больстеръ, свидѣтельница! сказала она, когда хозяйка представила ей новую знакомую, и по тону ея голоса ясно было, что она не совсѣмъ довольна находиться въ одномъ обществѣ съ этою мистриссъ Больстеръ.
   -- Точно такъ, мистриссъ. Я показала подъ присягою, что всего разъ въ жизни руку прикладывала на документѣ,-- отвѣчала мистриссъ Больстеръ, вѣжливо раскланиваясь съ нею, и потомъ опять усѣлась на мѣсто, сложивъ руки.
   -- Дѣйствительно такъ; но гдѣ же нашъ другой свидѣтель, мистриссъ Моульдеръ? Онъ одинъ интересуетъ меня гораздо болѣе, чѣмъ все другіе въ мірѣ. Ха-ха-ха! Но такъ какъ вы всѣ знаете въ чемъ дѣло, такъ зачѣмъ бы мнѣ не говорить правду? Ха-ха-ха!
   -- Джонъ здѣсь, отвѣчала мистриссъ Моульдеръ.-- Поди сюда, Джонъ; чего ты прячешься?
   -- Онъ очень чувствителенъ, такъ ему конфузно, что всѣмъ извѣстно, какъ его обидѣли,-- замѣтилъ м-ръ Моульдеръ.
   -- Да чѣмъ же онъ можетъ такъ убиваться? спросила мистриссъ Смайлей.-- Послушайте, Джонъ; послѣ того, что между нами было, зачѣмъ вы пятитесь назадъ? Кажется вамъ слѣдовало бы подойти ко мнѣ и могли бы вы снять съ меня шаль.
   -- Оно такъ, конечно, могу я это сдѣлать, отвѣчалъ Кеннеби угрюмо.-- Надѣюсь, мистриссъ Смайлей, что ваше здоровье благополучно?
   -- Очень благополучно, благодарю васъ. Только а полагаю, что между такими друзьями, какъ мы съ вами, не надо бы такихъ околичностей.
   -- Это все процессъ такъ разстроилъ его, шепнула ей мистриссъ Моульдеръ: -- вамъ извѣстно, у него такое нѣжное сердце, что онъ не можетъ выносить равнодушно, какъ другіе.
   -- Но вѣдь вы не желали, чтобы она была объявлена виновною? Не правда ли, Джонъ?
   -- Ужь въ этомъ-то я вполнѣ увѣренъ, отвѣчалъ за него Моульдеръ: -- только его показаніе и вывело ее изъ бѣды.
   -- Я совсѣмъ не имѣлъ желаніе оправдать ее, точно также какъ не имѣлъ желанія сдѣлать ее виновною; одного только желалъ я: сказать встану и исполнять тѣмъ мой долгъ. Но это было напрасно. Полагаю, это никогда не бываетъ на пользу.
   -- А я такъ полагаю, что на напрасно, а очень хорошо,-- сказалъ Моульдеръ.
   -- Ужь конечно леди Мэзонъ должна быть вамъ очень благодарна, замѣтилъ Кэнтуайзъ.
   -- Никому не слѣдуетъ задумываться о томъ, что такъ говорятъ въ судѣ, толковалъ Сненкельдъ: -- я помню, что однажды тамъ желали доказать, что я захватилъ частичку чаевъ...
   -- То-есть украли, сэръ? подсказала мистриссъ Смайлей.
   -- Ну да, укралъ. Но вѣдь это говорили только съ противной стороны суда, обвинители мои, а я не думалъ горевать о томъ. Всѣ довольно знали, гдѣ находились эти чаи.
   -- Что касается до меня, замѣтилъ Кэнтуайзъ,-- такъ это мнѣ совсѣмъ не по вкусу.
   -- Но все же, что такъ ни говорите, а бумага, которую мы свидѣтельствовали, была не духовная покойнаго джентльмена,-- не больна этого передника! сказала Бриджетъ, поднимая свой передникъ.-- Ужь я-то въ томъ вполнѣ увѣрена.
   Тутъ снова завязалась жаркая и яростная битва и Моульдеръ поссорился съ своею гостьею Бриджетъ Больстеръ. Кэнтуайзъ, подкрѣпленный доказательствами главной свидѣтельницы, горячо возставалъ противъ тиранства Моульдера, выражая свои мнѣнія, тогда какъ мистриссъ Смайлей, съ свойственною женщинамъ непріязнью, зло подсмѣивалась надъ невинностью Леди Мэзонъ. Бѣдный Кеннеби принужденъ былъ занять среднее мѣсто между сестрою и невѣстою; не замѣтно было однако, чтобъ это почетное мѣсто произвело какое-нибудь смягчающее вліяніе на его угрюмость или на суровость приговора, произнесеннаго надъ нимъ судомъ.
   -- Не была духовная покойнаго джентльмена? сказалъ Моульдеръ, обращая на Бриджетъ весь пылъ своего негодованія.-- А я такъ утверждаю, что это была духовная покойнаго джентльмена. Въ судѣ-то вы что-то не очень осмѣливалась говорить про то!
   -- Да меня не спрашивали.
   -- Какъ не спрашивали? Кажется довольно часто разспрашивали васъ о томъ.
   -- А вотъ я скажу вамъ, что это такое, сказалъ Кэнтуайзъ: -- мистриссъ Больстеръ совершенно справедлива во всемъ томъ, что говоритъ; это такъ вѣрно, какъ то, что васъ зовутъ Моульдеромъ.
   -- Она несправедлива, и это такъ вѣрно, какъ то, что меня зовутъ Моульдеромъ. И въ самомъ дѣлѣ, какъ подумаешь, какъ же такому молодцу, какъ вы, не знать дѣла лучше, чѣмъ королевскій судъ! Вѣдь мы всѣ хорошо понимаемъ кому вы желаете удружать въ этомъ дѣлѣ; не забылъ я нашего обѣда въ Лидсѣ; выходитъ, не изъ чего и крикъ заводить.
   -- Послушайте-ка, Джонъ, сказала Смайлей: -- вѣдь никто на свѣтѣ лучше васъ не знаетъ этого дѣла. Вы были дружны какъ воскъ, пока эта леди не высвободилась изъ хлопотъ. Дѣло теперь прошлое; разскажите же теперь всю истину, какъ дѣло было; тутъ присутствуютъ только ваши друзья.
   Все смолкло, такъ что его слова могли свободно раздаваться въ безмолвномъ пространствѣ.
   -- Говорите же, другъ милый мой, продолжала Смайлей съ тономъ ободряющей любви: -- вѣдь теперь это никому уже вреда не сдѣлаетъ, не правда ли?
   -- Ну выскажи, Джонъ, все что знаешь, сказалъ Моульдеръ: -- что бы тамъ ни было, ты-то ужь честный человѣкъ.
   -- Въ этомъ случаѣ конечно и помину нѣтъ о сомнѣніи, подтвердилъ Сненкельдъ.
   -- Мистеръ Кеннеби можетъ говорить что ему угодно, въ томъ конечно нѣтъ сомнѣнія, хотя быть-можетъ для него не можетъ быть большой пріятности говорить это послѣ всего, что тамъ происходило и дѣлалось.
   -- Ничего тамъ такого не происходило и не дѣлалось, что могло бы заставить Джона держать языкъ за зубами,-- вступилась мистриссъ Моульдеръ: -- быть-можетъ онъ не такой блистательный говорунъ, какъ нѣкоторые изъ тамошнихъ адвокатовъ, но онъ гораздо честнѣе и лучше очень многихъ вмѣстѣ.
   -- Но онъ никакъ не можетъ сказать, чтобы мы съ нимъ подписывались подъ духовною стараго джентльмена; ужь за это я ручаюсь, что не можетъ! сказала Бриджетъ.
   Несмотря на соединенныя усилія всѣхъ присутствующихъ, чтобы вынудить Кеннеби разрѣшить общія сомнѣнія, онъ оставался безмолвенъ.
   -- Говорите же, миленькій мой, сказала мистриссъ Смайлей, нѣжно трепля его по плечу.
   -- Послушай, Джонъ, если ты имѣешь что-нибудь сказать для объясненія характера этой женщины, то ты обязанъ обществу высказаться, увѣщевалъ Моульдеръ,-- потому что она женщина, а ея враги -- подлецы.
   Опять наступило молчаніе, всѣ съ напряженіемъ ожидали его слова.
   -- А мнѣ такъ кажется, что это сойдетъ ужь съ нимъ въ могилу, сказала Смайлей торжественно.
   -- И я не стану удивляться, подтвердилъ Сненкельдъ.
   -- Въ такомъ случаѣ пускай выкинетъ онъ изъ головы мысль о женитьбѣ.
   -- Ужь этого то онъ не сдѣлаетъ! подхватила Смайлей запальчиво.
   -- Разумѣется нѣтъ, подтвердила его сестра: -- вѣдь не сдѣлаешь, Джонъ?
   -- Нѣтъ никого въ мірѣ, кто могъ бы знать, что со мной можетъ случиться въ этомъ свѣтѣ, сказалъ Кеннеби наконецъ: -- но иногда я начинаю почти думать, что не гожусь жить въ этомъ мірѣ, чтобы жить съ кѣмъ-нибудь.
   -- Но вы, душенька Смайлей, сдѣлаете его годнымъ? спросила его сестра.
   -- Право не знаю, что ужь мнѣ про то сказать, отвѣчала Смайлей.-- Если мистеръ Кеннеби раздумалъ, то я право не такая женщина, чтобы навязываться и связывать его словомъ, потому что я нѣсколько разъ получала отъ него обѣщаніе и могла бы уличить его показаніями многихъ свидѣтелей предъ законнымъ судомъ. Но я женщина состоятельная, не нуждаюсь ни въ какомъ мужчинѣ и некогда не потребовала бы вознагражденія. Покойный Смайлей оставилъ мнѣ почтенное мѣсто въ свѣтѣ, и я сама не понимаю, не сумасшествіе ли думать о перемѣнѣ. Bо всякомъ случаѣ, если мистеръ Кеннеби...
   -- Говори же, Джонъ; да чтоже ты ничего ей не скажешь? подтыкивала его сестра.
   -- А что и могу сказать? спросилъ Кеннеби, просовываясь между широкими платьями своихъ дамъ: -- я человѣкъ обезчещенный; на меня съ презрѣніемъ указывали пальцами. Его сіятельство изволили сказать, что я... я... дуракъ; а что, если можетъ-быть я и въ самомъ дѣлѣ дуракъ?
   -- Да вѣдь она такъ не думаетъ, Джонъ.
   -- Разумѣется не думаю, подтвердила Смайлей.
   -- До тѣхъ поръ, пока человѣкъ можетъ трудиться, наживаться и наслаждаться, то какое дѣло до того, что всѣ судьи въ мірѣ стали бы называть его дуракомъ? спросилъ Сненкельдъ.
   -- Дуракъ дуракомъ и будетъ, сказалъ Кэнтуайзъ.
   -- Дуракъ только ч...! прикрикнулъ Моульдеръ.
   -- Мистеръ Моульдеръ, можно ли такъ при дамахъ? сказала Смайлей.
   -- Полно, Джонъ, успокойся, говорила ему сестра: -- никто не думаетъ о тебѣ хуже отъ того, что судья сказалъ.
   -- Разумѣется никто, подтверждала Смайлей: -- и коли ужь къ слову пришлось, такъ я выскажу, что у меня на умѣ. Вѣдь я привыкла предъ друзьями говорить свободно; а такъ какъ тутъ только друзья, то чего же мнѣ стыдиться?
   -- Въ этомъ случаѣ никто не скажетъ противнаго, сказалъ Моульдеръ.
   -- Я и сама такъ думаю. Да и чего бы мнѣ стыдиться? Я сама могу заплатить за свою дорогу, могу наслаждаться какъ мнѣ угодно на мои собственныя денежки, и если людямъ не по нраву бы пришлось то, что я говорю,-- имъ же хуже, потому что это дѣло мое, а каждому только до себя бываетъ. Вотъ Джонъ Кеннеби и я; мы съ нимъ обручены, онъ не скажетъ, что это не такъ, потому что я невѣста его.
   -- Нѣтъ, сказалъ Кеннеби: -- я самъ знаю, что обрученъ.
   -- Когда я принимала руку и сердце Джона Кеннеби (какъ теперь помню, въ какихъ краснорѣчивыхъ словахъ онъ выразилъ свои чувства, да и всегда такъ выражается), тогда я сказала ему, что уважаю его какъ мужчину, способнаго исполнять свой долгъ въ отношеніи жены, хотя можетъ-быть онъ не такъ приспособленъ, чтобы много болтать о себѣ, какъ другіе. Да что въ томъ хорошаго, спрашиваю у васъ, если человѣкъ языкомъ болтать умѣетъ, а въ концѣ недѣли боится встрѣчи съ своимъ булочникомъ? Вотъ такъ-то я и выслушала его предложеніе и думала-подумала, чѣмъ же въ самомъ дѣлѣ мы съ нимъ похуже другихъ? А если какіе-нибудь подъячіе осрамили его, такъ я не такая женщина, чтобъ отъ этого отвернуться къ нему спиною.
   -- Ужь конечно этому не бывать, подтвердилъ Моульдеръ.
   -- Разумѣется не бывать, мистеръ Моульдеръ. Слушайте же, Джонъ, вотъ вамъ опять моя рука: отъ васъ зависитъ, брать или не брать ее,-- сказала Смайлей и вмѣстѣ съ тѣмъ протянула къ нему руку чуть не на колѣни.
   -- Бери же, Джонъ! сказала мистриссъ Моульдеръ.
   Но бѣдный Кеннеби, казалось, не очень торопился воспользоваться предлагаемымъ ему счастьемъ. Медленно приподнялъ онъ руку, но нерѣшительность одолѣла его и рука его опять упала между нимъ и сестрой.
   -- Полно, Джонъ, вѣдь ты самъ знаешь, что дѣло уже улажено,-- сказала мистриссъ Моульдеръ, и схвативъ обѣими руками его руку, плотно сложила ее съ рукою мистриссъ Смайлей, которая все время держала ее вытянутою.
   -- Я самъ знаю, что слово дано...
   -- Тутъ недоразумѣній никакихъ нѣтъ, замѣтилъ Моульдеръ.
   -- И не могло быть, подтвердила мистриссъ Смайлей, нѣжно краснѣя. -- И скажу о себѣ откровенно: не такая я женщина, чтобы, разъ давъ слово, потомъ стала бы пятиться назадъ. Вотъ моя рука, Джонъ, какая мнѣ нужда, что это услышитъ цѣлый міръ?
   И такимъ образомъ они сидѣли нѣсколько секундъ рука въ руку, такъ что бѣдному Кеннеби невозможно было увернуться отъ крѣпкаго пожатія своей обрученной невѣсты; ясно было видно, что теперь всякая попытка на побѣгъ отъ брака была окончательно невозможна.
   -- Но что бы такъ ни было, а и онъ не можетъ сказать, чтобы мы съ нимъ подписывались на духовной покойнаго джентльмена,-- настойчиво сказала Бриджетъ, прерывая молчаніе.
   -- Послушайте же, леди и джентльмены, сказалъ Кентуайзъ: -- такъ какъ мистриссъ Больстеръ опять повернула оглобли на ту же дорогу, то я такъ и быть разскажу вамъ нѣчто, что очень удивитъ васъ, если только другъ мой, мистеръ Моульдеръ, такой гостепріимный джентльменъ, какихъ мало на свѣтѣ бываетъ, позволитъ мнѣ высказаться.
   -- Вѣдь это сущая чепуха, Кентуайзъ; я никогда не запрещалъ вамъ говорить.
   -- Какъ я терпѣть не могу этого слова! Еслибы вы знали мое отвращеніе, мистеръ Моульдеръ...
   -- Не могу же я ради васъ подбирать свои слова, старый дружище.
   -- Но чтоже вы хотѣли разсказать намъ? спросила мистриссъ Смайлей.
   -- Нѣчто такое, отъ чего у васъ волосы дыбомъ станутъ.
   При этомъ Кэнтуайзъ остановился и осмотрѣлся вокругъ себя. Въ минуту общаго изумленія Джону Кеннеби удалось кой-какъ подобрать свою руку ближе къ себѣ.
   -- Да, нѣчто такое, что всѣхъ васъ поразитъ какъ громомъ, или а очень ошибаюсь. Леди Мэзонъ сама призналась въ своей винѣ.
   Да, онъ всѣхъ и удивилъ, и поразилъ какъ громомъ.
   -- И не говорите лучше! воскликнула мистриссъ Моульдеръ.
   -- Созналась въ своей винѣ? Но въ какой же это винѣ? спросила Смайлей.
   -- Она поддѣлала духовную, сказалъ Кентуайзъ торжественно.
   -- Я давно это знала, подтвердила Больстеръ.
   -- Провались я сквозь землю, если повѣрю этому! закричалъ Моульдеръ.
   -- Ужь это дѣлайте себѣ какъ знаете, только оно такъ. Но я еще лучше вамъ скажу: она съ своимъ сыномъ убрались уже изъ Орлійской Фермы и передали ее во владѣніе Джозефу Мэзону.
   -- Но помилуйте, развѣ не былъ произнесенъ надъ нею приговоръ присяжныхъ? спросилъ Сненкельдъ.
   -- Да, приговоръ былъ произнесенъ, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія.
   -- Въ такомъ случаѣ, но моему мнѣнію, она не можетъ обвиноватить себя, хотя бы и желала, и не можетъ никому передавать своей собственности. Судъ присяжныхъ произнесъ приговоръ и никто въ мірѣ не долженъ идти противъ него. Еслибъ кто вздумалъ сдѣлать эту пробу, такъ она должна подать жалобу на него.
   Таковъ именно законъ, какъ выразилъ его Сненкельдъ.
   -- Ни одному слову изъ этого не вѣрю, сказалъ Моульдеръ: -- это ему Дократъ намололъ всякой чепухи. Бьюсь объ закладъ, что Кэнтуайзъ слышалъ это отъ Дократа.
   Дѣйствительно оказалось, что Кэнтуайзъ слышалъ это отъ Дократа; несмотря на то, однако, вся исторія его была такъ достовѣрна, что всѣ поневолѣ повѣрили. Моульдеръ долго воздерживался; но доказательства были такъ очевидны, что даже его упорство поколебалось: и даже Кеннеби понялъ и удостовѣрился въ своемъ убѣжденіи, что дѣйствительно подпись подъ духовною не его рукою сдѣлана.
   -- Я очень хорошо знала, что никогда дважды не подписывалась,-- сказала Бриджетъ Больстеръ съ торжествующимъ видомъ, когда всѣ усаживались за ужинъ.
   Сдается мнѣ, что вся компанія въ Грет-Сент-Элленъ сдѣлалась счастливѣе съ тѣхъ поръ, какъ удостовѣрилась, что дѣйствительно было совершено великое и таинственное преступленіе, которое запутало и сбило съ пути два королевскіе суда и преступница въ бѣлый день, при общемъ собраніи и въ виду цѣлаго міра, вывернулась изъ бѣды. Когда Кэнтуайзъ докончилъ свой разсказъ, наступило время, когда необходимо было хозяйкѣ дома спуститься съ облаковъ и отправиться на кухню для приготовленія къ ужину. Во время ея отсутствія спорный предметъ обсуждался со всѣхъ сторонъ, а по ея возвращеніи, когда она была нагружена разными превкусными предметами, оказалось, что всѣ гости были довольны, кромѣ ея мужа и брата.
   -- Вѣдь это ужасная вещь, восклицала Смайлей поздно вечеровъ, сидя за стаканомъ горячаго пунша: -- истинно ужасная вещь! Не правда ли, Джонъ? Мнѣ очень жаль теперь, что меня тамъ не было и я не видала ее; право жаль. А вы что скажете, мистриссъ Моульдеръ?
   -- Если все это правда, то разумѣется и мнѣ хотѣлось бы посмотрѣть на нее.
   -- Во всякомъ случаѣ, во всѣхъ газетахъ будутъ напечатаны описанія объ ней и вездѣ будутъ продаваться ея портреты, утѣшилась мистриссъ Смайлей окончательно.
   

ГЛАВА XXIV.
Послѣдній изъ адвокатовъ.

   -- Вотъ я такъ исполнилъ бы свою обязанность какъ слѣдуетъ, мистеръ Мэзонъ, и въ эту минуту вы были бы владѣтелемъ Орлійской Фермы; а ваши законники этого не сдѣлали.
   Легко отгадать, что эти слова были сказаны Дократомъ Джозефу Мэзону. Оба сидѣли въ квартирѣ м-ра Мэзона послѣ рѣшенія суда и м-ръ Дократъ довольно свободно выражалъ свои мысли. Въ прошлый вечеръ онъ довольствовался тѣмъ, что переносилъ терпѣливо несчастье человѣка, потерпѣвшаго неудачу, не прибавляя съ своей стороны ни одного укора. Онъ тоже былъ пораженъ приговоромъ и оба они присмирѣли подъ бременемъ общаго несчастья. Но атторней проспалъ свое горе и обдумалъ, что во всякомъ случаѣ ему слѣдовало подвести итогъ своего маленькаго счета. Онъ могъ выставить на видъ, что мистеръ Мэзонъ проигралъ ихъ общее дѣло тѣмъ, что привязался къ своимъ лондонскимъ атторнеямъ. Послушай только мистеръ Мэзонъ совѣта своего новаго атторнея, все бы пошло какъ по маслу. Такимъ образомъ Дократъ приготовлялся объявить свои требованія, находя, что только такою дорогою онъ можетъ добиться своей цѣли -- получить побольше денегъ.
   Но не таковъ былъ человѣкъ мистеръ Мэзонъ, чтобы его можно было застращать дерзкими требованіями.
   -- Эта фирма носитъ лучшее имя въ судейскомъ сословіи, сказалъ онъ,-- и я имѣлъ основательныя причины ввѣриться имъ.
   -- И чтожъ вышло добраго изъ вашихъ основательныхъ причинъ, мистеръ Мэзонъ? Далеко ли вы ушли съ ними? Вотъ вопросъ. Я говорю, что Роундъ и Крукъ доконали васъ. Во все время производства дѣла они находились въ стачкѣ съ старою лисою Фёрнивалехъ, это ясно. Скажу вамъ, это было даже еще хуже, вотъ что Я говорилъ вамъ это съ самаго начала.
   -- Я затѣю новый процессъ.
   -- Новый процессъ!.. а вѣдь то было уголовное слѣдствіе! Теперь она отнынѣ и до вѣка отдѣлалась отъ васъ и Орлійская Ферма будетъ принадлежать ея сыну до тѣхъ поръ, пока ему вздумается продать ее. Вѣдь это жалости достойно, вотъ и все тутъ! Я, какъ слѣдуетъ по закону, исполнялъ свою обязанность въ отношеніи васъ, мистеръ Мэзонъ, и вы не можете наложить всѣ убытки на мой плечи.
   -- Меня ограбили, чертовски ограбили: вотъ все, что я знаю.
   -- Въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія, мистеръ Мэзонъ; вы ограблены, и что еще хуже, издержки будутъ такъ тяжелы! Вы вѣроятно скоро отправитесь въ Йоркширъ?
   -- Я самъ еще не знаю куда отправлюсь, сказалъ эсквайръ изъ Гроби, сильно недовольный допросомъ гэмвортскаго атторнея.
   -- Полагаю, что прежде вашего отъѣзда намъ слѣдовало бы расчетецъ покончить съ вами. Конечно, я не желаю стѣснять васъ скорою уплатою слѣдующихъ мнѣ денегъ, но все же хотѣлось бы мнѣ знать, какъ скоро я могу получить ихъ?
   -- Если вы имѣете какія-нибудь требованія на меня, мистеръ Дократъ, то вы можете обратиться съ ними къ Роунду.
   -- Если я имѣю требованія! Что вы хотите этимъ сказать, сэръ? Ужь я-то не стану забѣгать къ Роунду. Съ самаго начала я говорилъ вамъ, мистеръ Мэзонъ, что не желаю имѣть никакого дѣла съ Роундомъ. Я совершенно посвятилъ себя этому дѣлу съ тѣхъ поръ, какъ вамъ угодно было принять мои услуги въ Гроби-Паркѣ. Не моя вина, что вы проиграли. Надѣюсь, чтобы, мистеръ Мэзонъ, отдадите мнѣ въ томъ справедливость.
   Дократь на минуту замолчалъ, какъ-бы ожидая отвѣта.
   -- Я ничего не имѣю сказать насчетъ этого, мистеръ Дократъ, сказалъ Мэзонъ.
   -- Но, клянусь небомъ, что-нибудь да должно быть сказано! Это не можетъ такъ оставаться. Не думаю, чтобы вы полагали, что я обязанъ былъ на васъ работать какъ рабъ, безъ платы, въ продолженіи четырехъ мѣсяцевъ.
   Мистеръ Мэзонъ былъ въ сущности честный человѣкъ и не желалъ, чтобы кто-нибудь работалъ на него, не получая за то платы; тѣмъ менѣе могъ онъ желать, чтобъ этотъ кто-нибудь былъ Дократъ. Но съ другой стороны, онъ былъ въ такомъ расположеніи духа въ эту минуту, что отнюдь не желалъ уступить кому бы то ни было.
   -- Я не отрицаю вашихъ требованій, но и не принимаю ихъ. Мистеръ Дократъ, одно вѣрно, что я ничего платить не буду помимо моихъ повѣренныхъ. Вы можете прислать мнѣ свои счеты, если вамъ угодно, но я отошлю ихъ къ Роунду, даже не взглянувъ на нихъ.
   -- Такъ вы такъ-то хотите поступать! Такъ вотъ ваша благодарность!.. Очень хорошо, мистеръ Мэзонъ, теперь я знаю что мнѣ дѣлать. Надѣюсь, что вы найдете...
   Тутъ Дократъ былъ прерванъ приходомъ служанки, принесшей письмо къ мистеру Мэзону. Письмо было отъ Фёрниваля и служанка сказала, что посланный ждетъ отвѣта. Письмо было слѣдующаго содержанія:
   "Сэръ,
   "Сегодня утромъ сдѣлано было мнѣ нѣкоторое сообщеніе со стороны вашего брата, мистера Люція Мэзона. Сообщеніе это заставляетъ меня имѣть съ вами свиданіе. Если вамъ это будетъ удобно, я попросилъ бы васъ повидаться со мною завтра утромъ въ одинадцать часовъ въ конторѣ вашего повѣреннаго, мистера Роунда, въ Бедфордъ-Ро. Я видѣлся уже съ мистеромъ Роундомъ и узналъ, что онъ можетъ пронять насъ.
   "Честь имѣю быть, милостивый государь, вашимъ покорнѣйшій слугою,

"Томасъ Фёрниваль."

   "Дж. Мэзону, Эскв.
   (Изъ Гроби-Парка)."
   
   Мистеръ Фёрниваль написалъ это письмо, побывавъ уже въ Орлійской фермѣ и повидавшись съ Люціемъ Мэзономъ. Онъ пріѣхалъ туда на разсвѣтѣ и уѣхалъ съ полнымъ убѣжденіемъ, что помѣстье должно быть оставлено его кліэнткою.
   -- Намъ не слѣдуетъ о томъ разсуждать, мистеръ Фёрниваль: но такъ должно быть,-- сказалъ Люцій.
   -- Вы переговорили уже о томъ съ вашею матушкой?
   -- Переговоровъ тутъ никакихъ не нужно, но она совершенно согласна съ моимъ намѣреніемъ. Она приготовилась уже оставить это мѣсто навсегда.
   -- Но ежегодный доходъ?..
   -- Принадлежитъ моему брату Джозефу. Мистеръ Фёрниваль, надѣюсь, что вы можете понять, что въ этомъ случаѣ мнѣ необходимо самому дѣйствовать и что тутъ напрасно будетъ терять слова. Если вы не можете для меня это устроить, то я самъ поѣду къ мистеру Роунду.
   Разумѣется Фёрниваль все это понималъ какъ нельзя лучше. Его кліэнтка оправдана и онъ торжествовалъ; но съ давнихъ уже поръ онъ зналъ, что это помѣстье принадлежитъ по праву мистеру Мэзону изъ Гроби; и хоть онъ и не подозрѣвалъ, что Люцію будетъ о томъ сказано, но не былъ удивленъ результатомъ такого призванія. Ясно было, что леди Мэзонъ созналась сыну и что возвращеніе помѣстья вслѣдствіе того неизбѣжно.
   -- Я исполню ваше приказаніе, сказалъ Фёрниваль.
   -- И еще, мистеръ Фёрниваль, если можно -- пощадите мою мать.
   Такъ кончилось ихъ свиданіе и мистеръ Фёрниваль, возвратясь въ Гэмвортъ, написалъ письмо къ Джозефу Мэзону.
   Дократъ былъ прерванъ посреди своей грозной рѣчи появленіемъ этого письма и успѣлъ разглядѣть имя Фёрниваля, когда письмо было подано. Онъ не спускалъ глазъ съ Мэзона, пока тотъ читалъ и снова перечитывалъ это письмо.
   -- Я подожду отвѣта, если прикажете, сказала служанка.
   М-ръ Мэзонъ недоумѣвалъ, какой бы отвѣть слѣдовало ему дать. Онъ чувствовалъ себя между филистимлянами, пока дѣло имѣлъ со всѣми этими законниками, а все-же онъ недоумѣвалъ, какимъ образомъ отвѣчать одному изъ нихъ, не касаясь другаго.
   -- Взгляните-ка, сказалъ онъ, угрюмо подавая письмо Дократу.
   -- Вы должны во всякомъ случаѣ повидаться съ Фёрнивалемъ, сказалъ Дократъ,-- но...
   -- На вашемъ мѣстѣ я не захотѣлъ бы видѣться съ нимъ въ при сутствіи Роунда -- развѣ въ сопровожденіи повѣреннаго, на котораго могъ бы положиться.
   М-ръ Мэзонъ нѣсколько минутъ сидѣлъ въ раздумьѣ, потомъ написалъ нѣсколько словъ къ Фёрнивалю, что онъ будетъ въ назначенное время въ Бедфордъ-Ро.
   -- Полагаю, что вы совершенно правы, сказалъ Дократъ.
   -- Но я отправлюсь туда одинъ.
   -- Вотъ какъ! Очень хорошо. Конечно, вы сами себѣ лучшій судья. Не могу я сказать, какого рода будетъ сдѣлано вамъ сообщеніе; во если это относительно помѣстья, то безъ всякаго сомнѣнія вы не захотите подвергать опасности ваши собственные интересы неблагоразумными выходками.
   -- Прощайте, м-ръ Дократъ.
   -- Очень хорошо; прощайте, сэръ. Не въ долгомъ времени вы еще услышите обо мнѣ, м-ръ Мэзонъ; но я долженъ сказать, что приведя все въ извѣстность, я незнаю, чтобы въ жизни встрѣчалъ когда-нибудь человѣка, который велъ бы себя хуже въ денежныхъ отношеніяхъ, какъ вы.
   Такимъ образомъ они разстались.
   Ровно въ одиннадцать часовъ на другой день, м-ръ Мэзонъ явился въ Бедфордъ-Ро.
   -- М-ръ Фёрниваль въ кабинетѣ у м-ра Роунда и чрезъ двѣ минуты увидится съ вами.
   Мэзона прявели въ темную контору, гдѣ онъ просидѣлъ, со шляпою въ рукѣ, гораздо болѣе, чѣмъ двѣ минуты.
   А за это время, м-ръ Роундъ описывалъ Фёрнивалю посѣщеніе сэра Перегрина Орма нѣсколько недѣль назадъ.
   -- Само собою разумѣется, м-ръ Фёрниваль, послушавъ его, я тотчасъ понялъ, откуда вѣтеръ подулъ.
   -- Вѣроятно она ему во всемъ призналась?
   -- Нѣтъ никакого сомнѣнія. Во всякомъ случаѣ онъ все это зналъ.
   -- А что вы ему на то сказали?
   -- Я обѣщалъ держать языкъ за зубами -- и сдержалъ обѣщаніе. Матъ ничего о томъ не знаетъ до настоящаго дня.
   Вся исторія ясно представилась въ головѣ Фёрниваля и онъ понялъ, какимъ образомъ свадьба разстроилась. М-ръ Роундъ тоже понялъ и оба юриста сознались другъ другу, что хотя эта женщина заслужила наказаніе, разразившееся надъ нею, но что ея характеръ заслуживалъ бы лучшей участи.
   -- Ну теперь, я полагаю, можетъ войти мой счастливый кліэнтъ, сказалъ м-ръ Роундъ.
   Вслѣдствіе чего счастливый клэнтъ былъ выведенъ изъ темной конуры и приведенъ въ кабинетъ къ главѣ конторы.
   -- М-ръ Мэзонъ, м-ръ Фёрниваль! сказалъ атторней, пожавъ руку своему кліэнту: -- вы хорошо знаете другъ друга по именамъ.
   М-ръ Мэзонъ былъ очень натянутъ и высокомѣренъ, однако сказалъ, что наслышался много о м-рѣ Фёрнивалѣ.
   -- Вся земля полна о немъ слуху, сказалъ Роундъ: -- ужь онъ-то не поставляетъ своего свѣта подъ спудъ.
   Вслѣдствіе чего м-ръ Мэзонъ поклонился, не совсѣмъ понимая смысла сказанныхъ ему словъ.
   -- М-ръ Мэзонъ, началъ адвокатъ: -- я имѣю сообщить вамъ извѣстіе, очень странное въ сущности и чрезвычайно важное вообще. Извѣстіе это имѣетъ важное значеніе для васъ и составляетъ рѣшительную минуту въ жизни для... для моего друга леди Мэзонъ.
   -- Леди Мэзонъ, сэръ? началъ-было м-ръ Мэзонъ, но тотчасъ же былъ прерванъ.
   -- Позвольте мнѣ прервать васъ, м-ръ Мэзонъ. Мнѣ сдается, что гораздо лучше будетъ, если вы выслушаете меня прежде чѣмъ успѣете произнесть какое-либо невыгодное выраженіе насчетъ вашей родственницы.
   -- Она не родственница мнѣ.
   -- Но ея сынъ вамъ родной братъ. Однако, если вы позволите мнѣ, то я буду продолжать. Имѣя сообщить вамъ это извѣстіе, я расчиталъ, что для васъ гораздо удобнѣе, чтобъ это было сдѣлано въ присутствіи вашего повѣреннаго и друга.
   -- Гм! проворчалъ сутяга, обманутый въ надеждахъ.
   -- Я объяснилъ уже м-ру Роунду то дѣло, которое долженъ объяснить вамъ, и онъ былъ такъ добръ, что выразилъ свое удовлетвореніе насчетъ того дѣйствія, которое я принялъ ни себя.
   -- Совершенно такъ. М-ръ Фёрниваль дѣйствуетъ, какъ и всегда во всѣхъ своихъ поступкахъ дѣйствовалъ, совершенно прилично высокому положенію, которое онъ занимаетъ въ своемъ сословіи.
   -- Полагаю, онъ сдѣлалъ все что могъ лучше въ пользу своей кліэнтки.
   -- Безъ всякаго сомнѣнія, сдѣлалъ,-- какъ сдѣлалъ бы и для васъ, еслибъ ваши повѣренные удостоили меня приглашеніемъ защищать васъ. Но сообщеніе, которое теперь я намѣренъ сдѣлать вамъ, не происходятъ уже отъ адвоката, но отъ друга. М-ръ Мэзонъ! моя кліэнтка, леди Мэзонъ, и ея сынъ, Люцій Мэзонъ, готовы передать вамъ въ полное и вѣчное видѣніе помѣстье, которое принадлежало имъ подъ именемъ Орлійской Фермы.
   Тактъ образомъ переданное сообщеніе далеко не объясняло настоящаго значенія слушателю. Вслушиваясь въ эти слова, онъ понялъ, что Орлійская Ферма возвращается въ его владѣніе посредствомъ продажи и что его хотятъ убѣдить купить его съ нѣкоторыми уступками; но долго не могъ онъ переварить мысли, что это помѣстье внезапно и разомъ передавалось ему безъ всякихъ переговоровъ, по собственному произволу его ненавистной мачихи.
   -- М-ръ Фёрниваль, сказалъ онъ:-- какія мѣры приму я въ будущемъ, этого теперь я никакъ не могу вамъ сказать. Что меня ограбили, лишили меня собственности,-- въ этомъ я вполнѣ убѣжденъ теперь, какъ и всегда. Но говорю вамъ откровенно, также какъ и м-ру Роунду, что я не хочу имѣть никакихъ сношеній съ этою женщиною.
   -- Вдова вашего отца, сэръ, сказалъ Фёрниваль,-- самая несчастная женщина, которая употребляетъ своя усилія, чтобы загладить свою единственную вину, которую совершила въ жизни. Еслибъ вы были разсудительны такъ, какъ сердиты, то поняли бы, что одно это предложеніе, которое я вамъ передаю, должно бы заставить васъ простить обиду, которую она вамъ причинила. Вашъ братъ Люцій Мэзонъ извѣстилъ меня, что я долженъ ввести васъ во владѣніе Орлійскою Фермою.
   Послѣднія слова Фёрниваль произносилъ очень медленно, устремивъ всю силу своихъ сѣрыхъ глазъ на лицо Дократа Мэзона и потомъ, обратясь къ атторнею, присовокупилъ:
   -- Надѣюсь, что вашъ кліэнтъ понялъ меня теперь.
   -- Помѣстье теперь вамъ принадлежитъ, м-ръ Мэзонъ, сказалъ Роундъ: -- вамъ ничего не остается дѣлать, какъ только взять его.
   -- Что это значитъ? спросилъ Мэзонъ, обращаясь отъ Роунда къ Фёрнивалю.
   -- Именно то, что я сказалъ. Вашъ брать Люцій передаетъ вамъ свои права на владѣніе.
   -- Безъ платы?
   -- Да, безъ платы. Вслѣдствіе чего вѣроятно вы не станете съ него взыскивать уплаты доходовъ за прежніе годы, пока помѣстье было у него въ рукахъ.
   -- Само собою разумѣется, подтвердилъ Роундъ.
   -- Такъ она заподлинно ограбила меня! воскликнулъ Мэзонъ, вскочивъ съ мѣста:-- такъ она дѣйствительно сдѣлала подложное духовное завѣщаніе?
   -- М-ръ Мэзонъ, сказалъ Роундъ: -- еслибъ у васъ была хоть искра великодушія, вы приняли бы сдѣланное вамъ предложеніе, не дѣлая дальнѣйшихъ вопросовъ. Подобными вопросами вы ничего не можете добраго сдѣлать для себя, но не можете сдѣлать и вреда бѣдной женщинѣ.
   -- Я зналъ, что это такъ! кричалъ онъ внѣ себя, шагая по комнатѣ.-- Я зналъ, что это такъ, двадцать лѣтъ назадъ зналъ это! Мистеръ Роундъ, спрашиваю васъ, какъ моего повѣреннаго: дѣйствительно ли она сдѣлала подложное духовное завѣщаніе?
   -- А я не стану отвѣчать вамъ на такіе вопросы, мистеръ Мэзонъ.
   -- Такъ я же обличу васъ предъ судомъ. Клянусь небомъ! Еслибъ мнѣ пришлось все имѣніе потерять, я обличу васъ и заставлю покарать ее по закону. Лукавая, хитрая разбойница! Въ продолженіи двадцати лѣтъ она грабила меня!
   -- М-ръ Мэзонъ, ваша ярость ослѣпляетъ васъ, сказалъ Фёрнивалъ: -- до сихъ поръ вы хлопотали и желали только возвращенія помѣстья,-- ну вотъ оно вамъ и возвращается.
   Но въ этомъ случаѣ м-ръ Фёрниваль доказалъ только, что онъ не вполнѣ, понялъ характеръ Джозефа Мэзона.
   -- Нѣтъ, кричалъ Мэзонъ въ ярости:-- нѣтъ, клянусь небомъ! Прежде всего я хлопоталъ о томъ, чтобъ она была наказана, а также и тѣ, кто помогалъ ей. Я зналъ, что она это сдѣлала; и Дократъ зналъ это. Еслибъ я довѣрился ему,-- сидѣть бы ей теперь въ тюрьмѣ.
   М-ръ Фёрниваль, какъ и м-ръ Роундъ, оба желали, чтобы дѣло было улажено мирно, и съ этимъ намѣреніемъ хотѣли вытерпѣть отъ него все, сколько было силъ; но Мэзонъ употреблялъ во зло ихъ долготерпѣніе. Когда онъ объявилъ въ сороковой разъ, что его обкрадывали въ теченіи двадцати лѣтъ,-- они не могли этого отвергать. Когда онъ съ страшными проклятіями клялся, что это духовное завѣщаніе было подложное,-- они не могли возражать противъ того. Когда онъ ругалъ законы своего отечества, которые сдѣланы для того, чтобы какъ можно лучше помогать преступнику,-- у нихъ не было аргументовъ, чтобы доказать противное. Они переносили его ярость, все въ надеждѣ, что желаніе собственнаго интереса заставитъ его наконецъ внять гласу разсудка. Но все это было понапрасну. Сладко владѣніе собственностью, но эта сладость приторна въ сравненіи съ сладостью мщенія.
   -- Ничто не примиритъ меня, кромѣ правосудія, ничто! кричалъ онъ.
   -- Положимъ, что и такъ; но вѣдь вы теперь ничего не можете ей сдѣлать,-- сказалъ Роундъ.
   -- А попробуемъ. Вы мой атторней и обязаны сказать все, что знаете объ этомъ предметѣ. Я заставлю васъ, сэръ, все объявятъ не всеуслышаніе.
   -- Клянусь честью, это уже вонъ изъ рукъ! М-ръ Мэзонъ, позвольте попросить васъ выдти вонъ изъ моей конторы.
   И съ этями словами Роундъ позвонилъ въ колокольчикъ.
   -- Скажите м-ру Мату, что я желаю его видѣть.
   Но прежде чѣмъ младшій товарищъ явился къ отцу, Джозесъ Мэзонъ оставилъ уже его контору.
   -- Мэтъ, сказалъ старый Роундъ: -- я не мѣшаюсь въ дѣла и предоставляю тебѣ власть въ руки, но въ этомъ дѣлѣ я настоятельно требую: пока мое имя значится на фирмѣ, м-ръ Джозефъ Мэзонъ изъ Гроби-Парка не долженъ быть въ числѣ нашихъ довѣрителей.
   -- Онъ съ ума сошелъ! замѣтилъ Фёрниваль:-- результатомъ чего будетъ только то, что онъ теперь еще года два не вступитъ во владѣніе Орлійскою Фермою, а между тѣмъ домъ и все имущество придетъ въ разстройство...
   Все это время между Фёрнивалемъ и его женою царствовала усладительная семейная гармонія и можетъ-быть намъ позволено будетъ надѣяться, что отнынѣ миръ будетъ постоянно царствовать у нихъ въ домѣ. Марта Бигсъ не появлялась въ Гарли-Стритѣ съ тѣхъ поръ, какъ мы въ послѣдній разъ тамъ видѣли ее, и въ извѣстные часы расхаживала по кумушкамъ въ Редъ-Ляйонскомъ сквэрѣ, горько жалуясь на неблагодарность своего друга.
   -- А что я вытерпѣла по ея милости, говорила Марта Бигсъ другой такой же Мартѣ: -- что вытерпѣла и что еще готова была вытерпѣть за эту женщину, такъ этого ни одна живая душа представить себѣ не можетъ, а теперь...
   -- Мнѣ кажется дѣло въ томъ, что онъ не долюбливалъ видѣть васъ у себя?
   -- А развѣ это резонъ? Да будь я на ея мѣстѣ, такъ нога моя не была бы въ его домѣ, пока я не добилась бы отъ него, что мой другъ будетъ такъ же радушно принятъ у меня въ домѣ, какъ и я сама. Впрочемъ, можетъ-быть, мои мысли о дружбѣ будутъ названы романическими.
   Но пускай злоба и ненависть кипятъ въ Редъ-Ляйонѣ,-- въ Гарли-Стритѣ зато царствуетъ сладостный миръ и любовь. Мистриссъ Фёрниваль убѣдилась, что леди Мэзонъ, безъ всякаго сомнѣнія, несчастнѣйшая женщина, для спасенія которой ея мужъ употребилъ всю энергію и благороднѣйшія усилія, и хотя впослѣдствіи до нея доходили слухи, неблагопріятные для миледи, но она насчетъ этого не чувствовала вражды противъ нея. Будь леди Мэзонъ виновна во всѣхъ смертныхъ грѣхахъ, кромѣ одного, мистриссъ Фёрниваль съумѣла бы найти средства простить ей за все.
   Но Софья теперь гораздо менѣе принимала участія въ леди Мэзонъ, чѣмъ ея мать, и все время процесса съ гораздо большею ревностью, чѣмъ когда-нибудь, жаждала узнать новости о судебномъ рѣшеніи. Она ничего не говорила матери о Люціѣ, также какъ ничего не разсказывала объ Августѣ Стевлей. Миссъ Фёрниваль была такая дѣвушка, которая не нуждалась въ совѣтѣ матери по случаю своихъ дѣлъ... Рано утромъ, на другой день по объявленіи приговора, онѣ обѣ узнали, что леди Мэзонъ оправдана.
   -- Какъ я тому рада, сказала мистриссъ Фёрниваль,-- и я увѣрена, что это по милости твоего папа сдѣлалось.
   -- Но мы надѣемся, что она въ самомъ дѣлѣ не виновна.
   -- О, конечно. Я тоже думаю, что она невинна. Право, я даже увѣрена въ томъ. Однако мы сами знаемъ, что противъ нея очень много было говорено.
   -- Я навѣрное знаю, что папа никогда и на минуту не считалъ ее виновною.
   -- Право не знаю, душенька. Твой папа никогда не любитъ разсказывать о людяхъ, которыхъ онъ защищаетъ. Но какъ это важно для Люція! Вѣдь онъ могъ бы все потерять, до послѣдней десятины земли.
   -- Да, это очень важно для него.
   Софья стала обдумывать, довольно ли надежно положеніе Люція Мэзона съ тѣмъ имуществомъ, которое ему предоставлено.
   Къ вечеру того же дня она получила письмо отъ своего обожателя. Она была одна, когда получила и прочла это письмо. Она хорошо вэвѣсила каждое слово, прежде чѣмъ рѣшила, какъ приличнѣе ему отвѣчать.
   "Я обязавъ передать моему брату право владѣнія на Орлійскую Ферму..."
   Но почему же онъ обязанъ?.. И такимъ образомъ она сама дома до заключенія, которое вывелъ Роундъ и которое подтвердилъ Джозефъ Мэзонъ, когда они услышали, что помѣстье передавалось въ руки брата.
   "Да, Софья, я нищій", говорилось въ письмѣ. Ей это было прискорбно, очень прискорбно, какъ она сама увѣряла себя, а такъ какъ она сидѣла одна въ комнатѣ, то вынула платокъ и прижала его къ глазамъ, и послѣ умѣреннаго употребленія опять положила его въ карманъ; потомъ сложила его письмо и спрятала въ тотъ же карманъ.
   -- Папа, сказала она въ тотъ же вечеръ: -- что теперь будетъ дѣлать мистеръ Мэзонъ? Останется ли онъ въ Орлійской Фермѣ?
   -- Нѣтъ, душенька, онъ оставляетъ Орлійскую Ферму и кажется уѣзжаетъ съ матерью заграницу.
   -- Кому же достанется Орлійская Ферма?
   -- Вѣроятно его брату, Джозефу Мэзону.
   -- А чѣмъ же будетъ жить Люцій?
   -- Право не знаю. Не думаю, чтобъ у него было что-нибудь. Мать его имѣетъ небольшой капиталъ, а онъ, я думаю, вступитъ на какое-нибудь служебное поприще.
   -- О! вѣроятно. Но какъ жаль его, бѣдняжку!
   Отецъ не далъ ей на то отвѣта.
   Въ ту же ночь, отправясь въ свою спальню, Софьи написала письмо своему возлюбленному въ отвѣтъ на полученное отъ него.

Гарли-Стритъ, мартъ 18**.

   "Любезнѣйшій мистеръ Мэзонъ!
   "Надо ли мнѣ говорить, что вѣсти, сообщенныя вами въ письмѣ, глубоко огорчили меня? Я не стану спрашивать васъ о тайнѣ, которую вы скрываете отъ меня, чувствуя, что не имѣю права вмѣшиваться въ ваши дѣла; тѣмъ болѣе не хочу я разбирать причины, почему вы передаете вашему брату помѣстье, которое вы всегда считали своею собственностью. Что васъ побуждаютъ къ тому самыя благородныя причины, въ томъ я вполнѣ увѣрена, и вы можете быть увѣрены, что въ вашемъ несчастьи я васъ точно также глубоко уважаю, какъ и въ дни вашего благополучія. Что вы сдѣлаете хорошую карьеру, въ этомъ я тоже никогда не сомнѣвалась и очень можетъ быть, что трудъ и занятіе, которымъ вы теперь должны предаться, поставятъ васъ на болѣе высокую степень въ общественномъ положеніи, чѣмъ въ то время, когда бы въ рукахъ вашихъ оставалась та собственность.
   "Я считаю, что вы совершенно правы, говоря, что относительно нашего взаимнаго положенія никто изъ насъ не долженъ имѣть притязаній на другаго. При настоящихъ обстоятельствахъ подобныя притязанія были бы безуміемъ. Ничто не можетъ быть большею помѣхою въ успѣхахъ вашей будущей карьеры, какъ такое продолжительное обязательство; что касается до меня, то я боюсь, что всѣ эти заботы и печали такъ велики, что я не въ силахъ вынести ихъ. Кромѣ того, я предчувствую, что никогда не получу отъ моего отца согласія на такое обязательство, а безъ его согласія, я ни за что не могу рѣшиться. Я чувствую душевное удовлетвореніе при мысли, что вы поймете справедливость моего убѣжденія, что я не должна смущать васъ и сокрушать своего сердца дальнѣйшимъ преслѣдованіемъ этой мысли.
   "Чувство дружбы, нѣжной дружбы къ вамъ навсегда останется одинаковымъ въ моемъ сердцѣ. Съ великими надеждами стану я ожидать вашей будущей карьеры я съ искреннею радостью услышу о вашихъ успѣхахъ. Хочу надѣяться, что наступитъ то время, и не въ продолжительномъ разстояніи, когда мы будемъ привѣтствовать ваше возвращеніе въ Лондонъ и докажемъ вамъ, что наше мнѣніе о васъ никогда не измѣнялось.
   "Да благословитъ васъ Господь и да сохранитъ васъ во всѣхъ житейскихъ непріятностяхъ невредимымъ и да покроетъ васъ почестями. Гдѣ бы вы ни были, я всегда буду ожидать съ нетерпѣніемъ извѣстій о васъ и всегда съ благодарностью буду получать ихъ. Надо ли мнѣ просить насъ, чтобы вы никогда не забывали, что у васъ нѣтъ болѣе любящаго друга, какъ ваша всегда искренно преданная

"Софья Фёрниваль."

   "P. S. Полагаю, что свиданіе въ настоящую минуту причинило бы только намъ обоимъ лишнее терзаніе. Можетъ-быть случилось бы высказать такія вещи, которыя лучше пройти въ молчаніи. Во всякомъ случаѣ надѣюсь, что вы не станете настаивать на томъ."
   Люцій, получивъ это письмо, переселился уже съ матерью на квартиру близь Финсберійскаго цирка. Письмо это было адресовано въ Гэмвортъ съ пересылкою къ нему. Онъ намѣревался переселиться съ матерью въ какой-нибудь городокъ на берегахъ Рейна и скрываться тамъ до тѣхъ поръ, пока онъ найдетъ средства къ жизни. Онъ сидѣлъ съ матерью за столомъ съ двумя тускло горѣвшими сальными свѣчами, когда почтальонъ принесъ письмо. Онъ прочелъ его въ молчаніи, потомъ смялъ его въ рукѣ и съ отвращеніемъ бросилъ въ каминъ.
   -- Надѣюсь, что ты не получалъ новыхъ непріятностей, Люцій? сказала она, смотря ему въ лицо съ умоляющимъ видомъ.
   -- Нѣтъ, никакихъ... относительно дѣлъ. Это письмо собственно меня касалось.
   Сэръ Перегринъ выразилъ глубокую истину, когда сказалъ, что Люцій Мэзонъ способенъ выносить бремя несчастій. Послѣдній ударъ поразилъ его, но онъ не жаловался на свою участь и ни слова не говорилъ объ этомъ предметѣ. Мать слѣдила за письмомъ, какъ пламя пожирало его и обратило въ пепелъ, но не дѣлала болѣе вопросовъ. Она понимала, что ея отношенія къ сыну не позволяютъ ей и и распрашивать, ни надѣяться на его довѣренность.
   -- "Я не имѣю право ожидать, чтобъ было иначе", думала она.
   Но онъ даже самому себѣ не выразилъ ни однимъ словомъ упрека миссъ Фёрниваль. Онъ самъ приготовилъ обстоятельства, обрушившіяся на него, и считалъ своею обязанностью все вытерпѣть безропотно.
   Ну, а что касается до миссъ Фёрниваль, такъ мы ужь заразъ можемъ объявить, что она не сдѣлалась также и мистриссъ Стевлей. Нашъ старый пріятель Августъ понялъ, что получилъ достаточный отвѣтъ по случаю своего послѣдняго посѣщенія въ Гарли-Стритъ и не возобновлялъ уже визитовъ. Подобныя маленькія сцены были небезполезны въ его жизни, и когда, по прошествіи многихъ мѣсяцевъ, онъ оглянулся на прошлое и пообдумалъ это дѣло, то ему показалось, что этотъ скачокъ принадлежитъ къ числу тѣхъ счастливыхъ, чудесныхъ событій, которыми ознаменована была его карьера.
   

ГЛАВА XXV.
Послѣднее прощаніе.

   -- Не отъ леди ли Мэзонъ вы получили сегодня письмо, душенька моя?
   -- Да, батюшка, отъ леди Мэзонъ; они уѣзжаютъ въ четвергъ.
   -- Въ четвергъ? Какъ скоро!
   Сэръ Перегринъ, сдѣлавшій этотъ вопросъ, опять замолчалъ. Письмо, до принятому обычаю въ домѣ, было подано въ руки мистриссъ Ормъ за завтракомъ; но сэръ Перегринъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго замѣчанія до поводу письма, пока не ушли слуги и не оставили ихъ вдвоемъ. Это было прощальное письмо, полное любви и благодарности, а также а раскаянія. Леди Мэзонъ провела три недѣли въ Лондонѣ и за это время мистриссъ Ормъ одинъ разъ ѣздила повидаться съ нею и провела съ нею нѣсколько часовъ, къ великому утѣшенію леди Мэзонъ. Теперь пришло это письмо и говорило ей послѣднее прости.
   -- Вы можете прочесть это письмо, если хотите, батюшка,-- сказала она, подавая ему письмо.
   По лицу его видно было, какъ онъ благодаренъ за это предложеніе. Онъ не вдругъ прочелъ его, но мало-помалу и въ нѣсколько пріемовъ. Чтобы прочитать его, онъ сѣлъ въ тѣни, спиною къ мистриссъ Ормъ; однако она могла замѣтить, что онъ нѣсколько разъ отиралъ рукою глаза и постоянно подносилъ платокъ къ лицу.
   -- Благодарю, дорогая моя! сказалъ онъ, возвращая письмо.
   -- Я думаю, мы можемъ вполнѣ простить ее послѣ всего, что она потерпѣла.
   -- Да, да, да... отвѣчалъ онъ: -- съ моей стороны, я простилъ ей все съ перваго раза.
   -- Я знаю, что вы такъ сдѣлали. Но относительно помѣстья... вѣдь оно возвращено уже по принадлежности.
   Опять наступило молчаніе.
   -- Эдиѳь, сказалъ старикъ спустя нѣсколько минутъ: -- я простилъ ей все. Для меня она все таже, какъ-будто она никогда не совершала того проступка. Не всѣ ли мы грѣшники?
   -- Конечно, батюшка.
   -- И могу ли я сказать, что сущность ея грѣха больше моихъ грѣховъ только потому, что она совершила одинъ возмутительный поступокъ? Испыталъ ли я тѣ искушенія, которымъ она подвергалась? Была ли моя молодость окружена такими опасностями, какъ ея молодость? И не для себя она это сдѣлала, а для другаго. Мы можемъ теперь объ этомъ подумать.
   -- Я всегда такъ думала.
   -- Отъ этого грѣхъ не сдѣлался меньше; но между ея ближними...
   Вдругъ онъ прервалъ себя: у него недостало словъ для выраженія своей мысли. Грѣшникъ, пока не раскаялся, достоинъ осужденія; но теперь, когда она раскаялась, онъ могъ любить ее почта съ такою же силою, какъ и прежде.
   -- Эдиѳь! вдругъ воскликнулъ сэръ Перегринъ и посмотрѣлъ за нее такими любящими глазами, полными желанія, что она встрепенулась.
   Мистриссъ Ормъ вполнѣ поняла, что дѣлается въ его сердцѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ думала, что не слѣдуетъ поощрятъ его въ этомъ желаніи.
   -- Надѣюсь, сказала она,-- что леди Мэзонъ мужественно вынесетъ свою участь; пройдутъ годы, и тогда можетъ-быть...
   -- Ахъ! тогда я буду лежать въ могилѣ! Немного мѣсяцевъ пройдетъ -- а меня уже не станетъ!
   -- О, сэръ, что вы говорите!
   -- Отчего же нельзя мнѣ спасти ее отъ такой жизни?
   -- Она уже спасена отъ того, что было страшно.
   -- Она могла бы и теперь, еслибъ хотѣла, просить у меня крова. Отчего же мнѣ нельзя принять ее въ домъ?
   -- Въ этотъ домъ, сэръ?
   -- Да; отчего же нѣтъ? Но я понимаю, что вы хотите сказать. Это было бы вредно, непріятно для васъ и для Перри.
   -- Сэръ, это было бы вредно для васъ самихъ. Подумайте только, батюшка. Всѣмъ извѣстно, какъ неопровержимый фактъ, что она это сдѣлала. Мы можемъ простить ее, но другіе не простятъ ее по этому именно случаю. Несправедливо и нехорошо было бы съ вашей стороны привести ее снова подъ кровъ вашего дома.
   Сэръ Перегринъ самъ зналъ, что это несправедливо и нехорошо. Старъ онъ былъ, слабъ и дряхлъ тѣломъ, но здравый смыслъ никогда не оставлялъ его. Онъ предвидѣлъ, что оскорбилъ бы всѣ общественные законы, еслибъ сдѣлалъ то, чего желало сердце и потребовалъ бы отъ окружающихъ уваженія къ леди Мэзонъ, какъ къ своей женѣ, къ той женщинѣ, которая такъ глубоко обезславила себя. Но все же ему трудно было убѣдить себя, что это невозможно. Онъ подобенъ былъ ребенку, который знаетъ, что желаемое имъ сокровище недосягаемо, а все желаетъ, все тянется къ нему, все-еще надѣется, хотя безъ надежды, что можетъ-быть и можно назвать его своею собственностью. И какъ было бы отрадно простить еѣ, убѣдить ее, что все забыто, все прощено, внушить ей, что есть человѣкъ въ мірѣ, для котораго даже въ памяти не существуетъ ея грѣха... Что касается до его внука, то конечно все состояніе должно ему принадлежать... Такъ онъ торговался самъ съ собою, но все же, покончивъ торгъ, онъ вполнѣ сознавался, что это невозможно.
   -- Какъ жестокъ я былъ къ ней, когда она призналась мнѣ во всемъ! сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія: -- о, какъ жестокъ!
   -- Она не такъ, думаетъ.
   -- Нѣтъ, если бъ я оттолкнулъ ее ногою, такъ и тогда она бы не называла меня жестокимъ. Она сама себя осуждала, а мнѣ слѣдовало пощадить ее.
   -- Но вы и щадили ее. Я увѣрена, что она чувствуетъ, что съ первой минуты до настоящаго часа вы были болѣе чѣмъ снисходительны къ ней.
   -- Но я обязанъ былъ еще больше сдѣлать, потому что я любилъ ее... Да, я любилъ ее и теперь еще все люблю ее. Хоть я старъ и слабъ, хоть могила уже близка, а все же я люблю ее... люблю ее, какъ юноша любитъ прекрасную дѣвушку, которую желаетъ назвать своею! Но для юноши чувство проходитъ, онъ забываетъ, и другая прекрасная дѣвушка замѣняетъ первую; но для меня -- съ нею все погибло.
   Что могла мистриссъ Ормъ сказать ему на это? Да, для него все погибло... погибла любовь, о которой его старое сердце мечтало въ своемъ безуміи!
   -- Не все еще погибло, пока мы съ вами,-- сказала она, ласкаясь къ нему.
   Но она понимала, что ея слова были не чистосердечны.
   -- Да, да, пока вы со мною, дорогое дитя мое.
   Но и онъ признавалъ эту претензію на утѣшеніе неискреннею и ложною.
   -- Она уѣдетъ въ четвергъ, сказалъ онъ,-- въ будущій четвергъ.
   -- Да, въ четвергъ. Ей гораздо легче будетъ, когда она уѣдетъ изъ Лондона. Пока она остается въ Англіи, она не осмѣлится показаться на улицу.
   -- Эдиѳь, я хочу еще разъ видѣться съ нею предъ ея отъѣздомъ.
   -- Благоразумно ли это будетъ, сэръ?
   -- Можетъ-быть и нѣтъ. Да, это можетъ-быть безумно, очень безумно, а все же я увижу ее. Вѣрно вы забыли, Эдиѳь, что я не могъ проститься съ нею. Я не говорилъ съ нею съ тѣхъ поръ, какъ она такъ великодушно поступила съ нами.
   -- Я не думаю, чтобъ она ожидала этого, батюшка.
   -- Нѣтъ, она ничего не ожидаетъ для себя. Еслибъ въ ея характерѣ было надѣяться, что я хочу посѣтить ее, то я не сталъ бы такъ заботиться объ этомъ свиданіи. Завтра я буду у нея. Не знаете ли вы, когда она бываетъ дома?
   -- Да она не выходятъ изъ дома.
   -- А Люцій?
   -- Въ продолженіи дня онъ никогда не бываетъ дома.
   -- Такъ я завтра отправлюсь, душенька нея. Нѣтъ надобности говорить о томъ Перегрину.
   Мистриссъ Ормъ все-еще думала, что онъ не совсѣмъ хорошо дѣлаетъ, однако ничего уже не возражала. Она не могла запрещать ему ѣхать къ ней и съ его позволенія написала нѣсколько строкъ къ леди Мэзонъ о его намѣреніи и съ нею. Послѣ этого со всевозможною осторожностью и нѣжностью она еще разъ предостерегала его противъ опасности, которой она страшилась за него. Ну что будетъ, если онъ, увлекаясь любовью, опять сдѣлаетъ предложеніе леди Мэзонъ? Твердо была увѣрена мистриссъ Ормъ, что леди Мэзонъ опять откажетъ; однако зачѣмъ же подвергать себя такой опасности?
   -- Нѣтъ, сказалъ онъ,-- я не сдѣлаю этого и вы можете положиться ни нее слово.
   Тогда она поспѣшила извиниться предъ нимъ, но онъ, цѣлуя ее, увѣрялъ, что никакъ не можетъ сердиться на нее.
   Сэръ Перегринъ исполнилъ свое намѣреніе и на слѣдующее утро уѣхалъ въ Лондонъ. За завтракомъ о томъ ни слова не было сказано и мистриссъ Ормъ не дѣлала уже попытокъ отговаривать его. Онъ былъ старъ и слабъ, но все же она знала, что это утомленіе не сдѣлаетъ ему вреда. Она болѣе боялась за него, когда онъ безвыходно сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ, чѣмъ когда онъ выѣзжалъ; напротивъ, для него было бы очень полезно пріучить себя къ мысли о необходимости движеніи.
   Леди Мэзонъ была одна въ темной квартирѣ близъ Финсбэрійскаго цирка, когда сэръ Перегринъ пришелъ къ ней. Она встрѣтила его стоя и заговорила первая, прежде чѣмъ его рука коснулась до нея. Она встала, чтобы встрѣтить его, глаза ея были опущены, руки крѣпко прижаты къ груди.
   -- Сэръ Перегринъ, сказала она: -- я не ожидала отъ васъ такого доказательства вашей... вашего великодушія...
   -- Моего уваженія и любви къ вамъ, леди Мэзонъ! сказалъ онъ.-- Мы слишкомъ хорошо и слишкомъ давно знаемъ другъ друга, чтобы разстаться, не сказавъ другъ другу ни слова. Я очень старъ и вѣроятно мы разстаемся уже на-вѣки.
   Тогда она подала ему руку и мало-помалу поднимала глаза на его лицо.
   -- Да, сказала она,-- эта разлука на-вѣки. Для меня нѣтъ возврата.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не будемъ такъ говорить. Время покажетъ. Но конечно, вдругъ ничего не бываетъ. Оно и лучше... Эдиѳь сказала мнѣ, что вы уѣзжаете въ четвергъ?
   -- Да, сэръ, мы уѣзжаемъ въ четвергъ.
   Ея рука все время оставалась въ его рукѣ; но тутъ она высвободила ее и попросила его садиться.
   -- Люція дома нѣтъ, сказала она: -- послѣ завтрака его никогда дома не бываетъ. У него такъ много хлопотъ, чтобы приготовиться къ отъѣзду, и притомъ же надо кончить дѣла.
   Сэръ Перегринъ совсѣмъ не желалъ видѣть Люція, однако онъ не выразилъ этого.
   -- Передайте ему мой привѣтъ и скажите ему, что я надѣюсь за него, если судьба будетъ ему благопріятна...
   -- Благодарю васъ. Непремѣнно передамъ. Вы очень милостивы, что вспомнили о немъ.
   -- Я всегда имѣлъ о немъ высокое понятіе, какъ о превосходномъ молодомъ человѣкѣ.
   -- Онъ таковъ и есть. Кто другой на его мѣстѣ могъ бы вытерпѣть всѣ эти страданія, не произнося ни слова упрека или ропота? Ни одной жалобы, ни упрека,-- а вѣдь это я, я погубила его!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, онъ не можетъ погибнуть: у него есть молодость, умъ, превосходное воспитаніе. Если такой человѣкъ, какъ онъ, не можетъ выработать себѣ кусокъ хлѣба -- болѣе чѣмъ кусокъ хлѣба -- то кто же можетъ? Ничто такъ не губитъ молодаго человѣка, какъ невѣжество, праздность и безнравственность.
   -- Ничто, кромѣ тѣхъ, кѣмъ онъ хотѣлъ бы гордиться и кто позоритъ его предъ глазами цѣлаго свѣта... Сэръ Перегринъ, я сама дивлюсь, какъ это я могу оставаться спокойна, какъ это я могу жить на свѣтѣ! Но повѣрьте, ни на одну минуту я не могу забыть своего преступленія! Съ радостью я пролила бы всю кровь свою какъ воду, еслибы это могло сыну моему принести пользу, а вмѣсто того я сама дала ему причины проклинать меня до послѣдняго дня жизни. Вотъ я живу, пью и ѣмъ, а между тѣмъ эта мысль не выходитъ изъ моей головы. Мучительное воспоминаніе ни на минуту не оставляетъ меня. Говорятъ, что раскаивающіеся грѣшники облекаются во вретище и посыпаютъ голову пепломъ... Вотъ мое вретище, и какъ оно жестоко! Эти мысли -- вотъ пепелъ, посыпанный на мою голову, и сколько въ нихъ жолчи и боли!
   Онъ не зналъ какими словами утѣшать ее. Все это было какъ она говорила, и онъ не могъ принудить себя уговаривать ее сбросить съ себя это вретище и пепелъ. Да, это такъ должно быть. Еслибъ она не чувствовала такъ, то и не была бы достойна той степени любви, которую онъ чувствовалъ къ ней!
   -- Господь укрощаетъ бурю для беззащитнаго ягненка, сказалъ онъ.
   -- Да, для беззащитнаго ягненка... начала было она и вдругъ замолчала.
   Но справедливо ли укрощать бурю для хищной волчицы, которая въ темную ночь ворвалась въ стадо и заграбила чужой кормъ? Вотъ какой вопросъ представился ей въ мысляхъ, но она замолчала, боясь перевести его на слова. Она молчала, но онъ читалъ въ ея сердцѣ. "Да, для беззащитнаго ягненка..." сказала она и не докончила, но онъ быстро слѣдилъ за ея мыслями и все понялъ.
   -- Мэри, сказалъ онъ, ближе подвигаясь къ ней:-- если его сердце такъ предано вамъ, какъ и мое, то онъ никогда не напомнитъ вамъ этого.
   -- Не онъ, а моя память -- вотъ моя казнь.
   Отчего же ему нельзя принять ее подъ свой кровъ, утѣшать ее, изливать цѣлебный бальзамъ на ея живую рану, останавливать вѣчно сочащуюся кровь изъ ея раненаго сердца? Но онъ далъ слово и ручался своею честью. Все утѣшеніе, какое онъ могъ дать ей, ограничивалось немногими минутами, которыя онъ могъ пробыть съ нею въ этой темной комнаткѣ. И онъ хотѣлъ утѣшить ее отъ всего сердца, безъ всякаго лукавства. Онъ не могъ бы принудить себя, чтобъ увѣрять ее, что это вретище не жостко, что этотъ пепелъ пріятенъ для ея бѣднаго, измученнаго тѣла. Онъ не могъ сказать ей, что чаша горечи, которую она пила, теперь будетъ пріятна и усладительна. Чтоже онъ могъ ей сказать? Объ одномъ источникѣ истиннаго утѣшенія онъ зналъ и не вотще говорили о немъ, но онъ могъ сказать только одно: онъ прощалъ ей, онъ все-еще любилъ ее... Съ какою радостью онъ успокоилъ бы ее на груди своей, еслибъ это было возможно! Слабый, безумный старикъ! Онъ могъ только говорить о своемъ сердцѣ.
   -- Мэри, сказалъ онъ, взявъ ее за руку:-- Мэри, я хочу... я хотѣлъ бы утѣшить васъ, еслибъ только могъ!
   -- А между тѣмъ я и на васъ навлекла всѣ непріятности, огорченія и... и безславіе...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, моя возлюбленная; никакихъ огорченій, ни безславія,-- кромѣ одного жестокаго горя: я долженъ разстаться съ вами! Да, теперь я вамъ все скажу. Не будь у меня никого, то я опять умолялъ бы васъ возвратиться ко мнѣ.
   -- Этого нельзя... нѣтъ, это невозможно!
   -- Нѣтъ, потому что я не одинъ. Она, которая такъ нѣжно любитъ васъ, она сама это мнѣ сказала. Это невозможно, но вотъ это и есть причина моего огорченія. Я привыкъ любить васъ, любить сильно, и не знаю какъ мнѣ разстаться съ вами! Не будь этого, я все бы сдѣлалъ, что въ силахъ человѣка, чтобъ утѣшить васъ!
   -- Но дѣло сдѣлано, я не могу загладить свое прошлое. Сознавая свое недостоинство, я никогда не рѣшилась бы, сэръ Перегринъ, переступить чрезъ порогъ вашего дома.
   -- А я желалъ бы опять слышать эти легкіе шаги по моему коридору... О, какъ желалъ бы я опять слышать ихъ!
   -- Никогда, сэръ Перегринъ! Никогда никто уже не порадуется, услышавъ мои шаги и мой голосъ, никто не увидитъ уже меня съ любовью и не пожметъ моей руки. Міръ для меня уже не существуетъ и дай-богъ, чтобы скорѣе былъ конецъ моимъ страданіямъ! Но вамъ за ваше великодушіе...
   -- За мою любовь...
   -- За вашу любовь,-- что я могу вамъ сказать? Я любила бы васъ всѣми силами души, еслибъ это было мнѣ позволено. Но я и люблю васъ такъ... Еслибъ эта мечта осуществилась, я не приносила бы ложной присяги, отдавая вамъ свою руку. Я просила ее сказать вамъ это, когда прощалась съ нею.
   -- Она передала мнѣ.
   -- Я мало знала любви. Сэръ Джозефъ былъ скорѣе моимъ господиномъ, чѣмъ мужемъ. Онъ былъ добрымъ господиномъ и я служила ему честно и вѣрно... кромѣ одного случая. Но я никогда не любила его. Я дурно дѣлаю, что такъ говорю, и никогда не буду болѣе о томъ говорить. Да благословитъ васъ Богъ, сэръ Перегринъ! Для насъ обоихъ будетъ лучше теперь разстаться.
   -- Да благословитъ васъ Богъ, Мэри, и да сохранятъ онъ васъ и да возвратитъ спокойствіе и миръ душѣ вашей! До тѣхъ поръ пока я живу на землѣ, знайте, что есть человѣкъ, который безпредѣльно и глубоко любитъ васъ.
   Онъ обнялъ ее, два раза поцѣловалъ въ лобъ и ушелъ, ни слова не сказавъ болѣе.
   Оставшись одна, леди Мэзонъ сѣла и предъ ея мыслями пронеслась вся ея прошлая жизнь. Въ ранней молодости, когда жизнь едва начиналась для нея, она совершала дурное дѣло и съ той поры до послѣднихъ дней процесса она была жертвою безпрерывной борьбы и должна была являться въ свѣтѣ, какъ будто этого не было сдѣлано, какъ-будто она невинна вредъ цѣлымъ міромъ, а главное -- предъ своимъ сыномъ. Въ продолженія двадцати лѣтъ она вела невыносимую борьбу -- и теперь она пала, и теперь каждый зналъ кто она, что она сдѣлала. Вотъ какую жизнь она сама себѣ приготовила!.. Потомъ она стала представлять себѣ, какова бы ея жизнь могла быть въ противномъ случаѣ. Съ самаго нѣжнаго дѣтства она знала, что значитъ быть бѣдною, и видала и слыхала объ этихъ битвахъ за деньги, въ которыхъ закаляются сердца и гаснетъ поэзія человѣческой натуры. Но не совсѣмъ такъ было съ нею. Можно сказать, она прошла сквозь огонь неопаленною; но когда пришло искушеніе, ей недостало силъ преодолѣть его. Для себя она никогда не стала бы грѣшить и не стала бы грабить старика, который былъ для нея добрымъ господиномъ. Но когда у нея родился сынъ, глаза у нея отуманились и она не могла уже видѣть, что дурно пріобрѣтенное богатство для ея сына будетъ источникомъ проклятій, какъ и для нея самой. Она вспомнила Ревекку и коварно похитила благословеніе это для своего сына. И предъ ея мысленными очами проносилась вся жизнь въ живыхъ образахъ...
   А сколько отрадныхъ было сценъ, еслибъ только онѣ не прожигали теперь ея душу! Какъ хороша была гостиная въ Кливѣ, гдѣ она бывало засиживалась въ такомъ роскошномъ удобствѣ, съ такою милою подругою! Какъ отрадна была дружба съ этою женщиною, непорочною и всѣхъ мысляхъ, привлекательною для всѣхъ глазъ, очаровательною во всѣхъ движеніяхъ! Думая объ этомъ, леди Мэзонъ понимала, что ей дана была способность достойно оцѣнить такія наслажденія. Сколько эта жизнь истины и невинной любви была для нея полна очарованія, еслибъ только тяжелое бремя не лежало на ея плечахъ! И мысль ея перенеслась на сэра Перегрина съ его милымъ стариннымъ обращеніемъ и чистосердечіемъ и она сама себѣ говорила, какъ бы она была счастлива любовью такого старика, еслибъ она могла избавиться отъ этого тяжелаго бремени! Но отъ этого бремени нельзя было избавиться, никогда уже нельзя избавиться! Тогда она еще разъ вспомнила о своемъ суровомъ, но благородномъ сынѣ, и голова ея склонилась, и сознавая заслуженную казнь, она молила Бога скорѣе отпуститъ ей грѣхи и избавить ее отъ земныхъ страданій.
   Простимся же и мы съ нею и тѣмъ покончимъ главный интересъ нашего разсказа. Можетъ-быть мнѣ слѣдовало бы просить извиненія у моихъ читателей за то, что я желалъ возбудить ихъ симпатію къ женщинѣ, которая такъ согрѣшила, что поставила себя внѣ сочувствія свѣта. Въ такомъ случаѣ я готовъ просить извиненія и считать себя виноватымъ. Одно скажу въ свое оправданіе: разсказывая ея исторію, я невольно почувствовалъ къ ней симпатію; по мѣрѣ разсказа симпатія увеличивалась до того, что я невольно привыкъ прощать ей и считать ее за своего стараго друга. О ея будущей жизни я не осмѣлюсь говорить! Но нѣтъ болѣе вѣрнаго правила, какъ то, которое учитъ насъ, что Богъ укрощаетъ бурю и для беззащитнаго ягненка. Какъ много людей въ первое время печали думаютъ, что все кончилось для нихъ, что имъ остается только умереть! А между тѣмъ проходитъ время и тѣже люди опять привыкаютъ улыбаться и чувствовать прекрасную погоду, красоты природы. Богъ, давъ человѣку никогда не умирающую надежду, все далъ ему. Сколько разъ солнце закатывалось и, казалось, оставляло намъ безконечную ночь -- и каждый день солнце снова возставало въ полномъ блескѣ.
   Будемъ надѣяться, что и для леди Мэзонъ наступитъ когда-нибудь день, когда ея обворожительныя качества снова просіяютъ и освѣтятъ болѣе смиренную долю, и что для нея наступитъ снова утро, отрадное своею утешительной теплотой. Простимся же мы съ нею привѣтливо на этихъ страницахъ и не будемъ помнить зла.
   Въ отношеніи Люція Мэзона и устройства его дѣла съ братомъ Джозефомъ очень немногое надо сказать. Выходя изъ конторы Роунда и Крука, Джозефъ Мэзонъ съ радостью пожертвовалъ бы всею цѣнностью Орлійской Фермы для того только, чтобы предать достойному наказанію ту, которая такъ долго лишала его законнаго наслѣдства. Но скоро онъ убѣдился, что его желаніе несбыточно, хоть и сильно. Во-первыхъ онъ не зналъ къ какому атторнею обратиться ему. Съ Дократомъ онъ окончательно поссорился и хоть теперь не довѣрялъ и Роундамъ, но отнюдь не думалъ замѣнить ихъ гемвортскимъ атторнеемъ. Правда, онъ подозрѣвалъ, что Роунды были подкуплены, чтобы доброжелательствовать его врагу, но о Дократѣ онъ былъ увѣренъ, что тотъ заботится только о своемъ карманѣ, да какъ бы для себя самого удружить. При такихъ обстоятельствахъ онъ бросился къ третьему атторнею, но послѣ нѣкотораго обсужденія и отъ третьяго услышалъ, что законъ воспрещаетъ ему затѣять новый уголовный процессъ противъ леди Мэзонъ. Не было возможности обвинять ее въ поддѣлкѣ и подлогѣ послѣ того, какъ два суда присяжныхъ въ промежуткѣ двадцати лѣтъ оправдали ее, развѣ представилось бы новое, самое положительное и неопровержимое доказательство. Но у него не было такого рода доказательства. Предложеніе передать ему права владѣнія надъ помѣстьемъ не есть доказательство въ глазахъ присяжныхъ, хоть бы весь міръ считалъ бы это неопровержимымъ.
   -- Такъ чтоже мнѣ дѣлать? спросилъ Мэзонъ.
   -- Берите добро, посылаемое судьбою, сказалъ атторней: -- принимайте предложеніе, которое дѣлаетъ вамъ братъ по великодушію своему.
   -- По своему великодушію!
   -- Разумѣется съ его стороны это очень великодушно. Совершенно отъ него зависятъ удержать помѣстье за собою, и сдѣлай онъ это -- никто бы не считалъ его виноватымъ. Какъ онъ можетъ судить свою мать? Не онъ отвѣчаетъ за нее.
   Тогда Джозефъ Мэзонъ бросился къ иному атторнею, но и тутъ ему не повезло. Время проходило, а тутъ онъ узналъ, что Люцій съ матерью переселились въ Германію. Мучимый желаніемъ мщенія, онъ пробовалъ было вытребовать указъ, налагающій запрещеніе на ихъ отъѣздъ. Но и тутъ ему не удалось. Леди Мэзонъ была предана суду и оправдана судомъ присяжныхъ и теперь ни одинъ судья ни хотѣлъ вмѣшиваться въ это дѣло.
   -- Конечно, можно вернуть ее въ Англію, если только будетъ у васъ неопровержимое доказательство ея преступленія,-- говорилъ послѣдній атторней.
   -- Такъ мы вернемъ ее непремѣнно, клянусь всѣмъ адомъ!
   Но Джозефъ Мэзонъ только понапрасну поклялся: не нашлось ни одного человѣка, который хоть бы потѣшилъ его обѣщаніемъ, что надъ нею опять будетъ произведено слѣдствіе. Мало-помалу желаніе мести ослабѣвало, а желаніе корысти брало перевѣсъ. Такъ-то и многимъ случалось клясться, что они не пожалѣютъ всего имѣнія, чтобы только доканать своего врага, а какъ приходило дѣло къ концу,-- такъ какъ еще благодарили судьбу за то, что ихъ клятвы не сбылись! Вотъ такъ было и съ Джозефомъ Мэзономъ. Проживши въ городѣ съ мѣсяцъ, онъ наконецъ послушался совѣта своего перваго повѣреннаго и далъ ему довѣренность войти въ переговоры съ мистеромъ Фёрнивалемъ. Результатомъ этихъ дѣйствій вышло то, что чрезъ шесть мѣсяцевъ онъ опять выѣхалъ изъ Йоркшира, чтобы вступить во владѣніе Орлійскою Фермою.
   Послѣ этого опять произошла сильная борьба съ Дократомъ, которая вдосталь разорила гэмворгскаго атторнея и стоила Джозефу Мэзону гораздо болѣе денегъ, нежели онъ сознавался. Дократъ подалъ на него искъ, въ которомъ доказывалъ, что по контракту, совершенному съ мистеромъ Мэзономъ, онъ долженъ уступить ему извѣстныя поля за самую умѣренную цѣну; но мистеръ Мэзонъ, не признавая контракта, соглашался, что Дократъ предложилъ ему записку, въ которой вставилъ условіе, что получитъ эти поля за умѣренную цѣну только въ томъ случаѣ, когда дѣло доведено будетъ до извѣстныхъ результатовъ.
   Въ этой тяжбѣ Мэзонъ вышелъ побѣдителемъ, а Дократъ, какъ мы уже сказали, вдосталь разорился. Что такое сдѣлалъ атторней -- не знаю, но только онъ вынужденъ былъ оставить Гэмвортъ. Жена его, бѣдная Миріамъ, теперь полная хозяйка меблированныхъ квартиръ, куда перенесена была такъ безжалостно ея собственная мебель краснаго дерева.
   

ГЛАВА XXVI.
Вотъ какимъ образомъ дѣла уладились въ Нонинсби.

   Для заключительной главы намъ надо еще разъ вернуться въ Нонисби и тогда нашъ трудъ будетъ оконченъ.
   -- А знаете ли, вѣдь вы не уѣдете изъ Нонинсби по окончаніи процесса? Мама сказала, что лучше будетъ, если я вамъ сама это скажу.
   Такъ говорила Мэдлинъ Феликсу Грэгаму, когда онъ уѣзжалъ въ каретѣ судьи въ послѣднее утро знаменитой орлійской тяжбы, и произнося эти слова, она воткнула свой пальчикъ въ петличку его фрака. Она это сдѣлала съ очаровательною фамильярностью и присвоеніемъ права отдавать ему приказанія и держать его въ послушаніи, что было упоительно въ своей неотразимой прелести. Да отчего ей и не быть фамильярною съ нимъ? Отчего не приводить его въ повиновеніе посредствомъ петлицы, въ которой вертѣлся ея пальчикъ? Развѣ онъ не ея собственность? Не сама ли она избрала его о присвоила себѣ преимущественно надъ всѣми?
   -- Не уѣду я отсюда, пока вы не прогоните меня,-- отвѣчалъ Феликсъ, поднося руку какъ-будто для охраненія своего фрака, а собственно затѣмъ, чтобы прикоснуться къ ея пальчикамъ.
   -- Мама говоритъ, что только по утрамъ вамъ будетъ здѣсь тоска,-- ну да вѣдь не тошнѣе чѣмъ Августу. Онъ всегда остается здѣсь до святой.
   -- Ну, а я ужь буду оставаться до троицына дня, если только меня не выгонятъ.
   -- О, конечно выгонятъ! Я не хочу брать на себя отвѣтственное за неприличное продолженіе праздности. Папа говоритъ, что вы должны передѣлать всѣ судебные законы.
   -- Для этого надо быть двойнымъ Геркулесомъ, чтобы совершитъ такіе подвиги,-- отвѣчалъ Феликсъ и послѣ нѣкоторой маленькой церемоніи, о которой уже возвѣщалось и прежде, онъ распрощался съ ней на цѣлый день...
   -- Я полагаю, что пользы никакой не будетъ въ томъ, чтобъ откладывать,-- сказала леди Стевлей въ тоже утро, сидя съ дочерью въ гостиной.
   Цѣлые часы проводили онѣ вмѣстѣ въ разговорахъ о предстоящемъ бракѣ; но объ этомъ предметѣ всегда неистощимы разговоры между матерьми и дочерями-невѣстами.
   -- О, мама, а мнѣ кажется, что непремѣнно надо отсрочить.
   -- Но кчему же, душенька? Мистеръ Грэгамъ не говорилъ, зачѣмъ?
   -- Мама, вы должны называть его Феликсомъ. Право, это премилое имя.
   -- Хорошо, душенька, я буду называть его Феликсомъ.
   -- Нѣтъ, онъ ничего о томъ не говорилъ. Но разумѣется онъ думаетъ подождать, подождать, пока благоразуміе требуетъ.
   -- Мужчины никогда слушать не хотятъ о благоразуміи, когда чувствуютъ истинную любовь, а я думаю, онъ истинно любитъ.
   -- Да полно такъ ли, точно ли онъ любитъ меня, мама?
   -- Для чего же онъ хочетъ жениться? Станешь ему говорить о дѣлѣ, а онъ толкуетъ о томъ, какъ молодые воронята питаются; но забываетъ, что вѣдь онъ не молодой вороненокъ.
   -- Вы все шутите, мама.
   -- Совсѣмъ не до шутокъ мнѣ, милочка моя. Но я думаю папа намѣренъ отдѣлить тебѣ капиталъ -- только ты не должна уже расчитывать на богатство.
   -- Я и не желаю быть богатою, да никогда и прежде не желала.
   -- Вѣроятно ты будешь жить въ Лондонѣ, а по окончаніи засѣданій будешь пріѣзжать сюда. Надѣюсь, что онъ никогда не вздумаетъ принять мѣсто въ колоніяхъ.
   -- Кто? Феликсъ? Да зачѣмъ ему ѣхать въ колоніи?
   -- Да они всегда такъ дѣлаютъ, эти молодые правовѣды, когда вздумаютъ жениться прежде чѣмъ устроятъ свою дорогу. Но это было бы ужасно и я право думаю, что это убьетъ меня.
   -- Что это вамъ вздумалось, мама? Да онъ никогда не уѣдетъ въ колонію.
   -- Навѣрное теперь будутъ графскіе суды, что гораздо лучше. Я полагаю, вы не стали бы жить въ Лидсѣ или въ Мертиръ-Тидвилѣ?
   -- Навѣрное я буду тамъ жить, гдѣ онъ будетъ жить; но не понимаю, зачѣмъ его пошлютъ въ Мертиръ-Тидвиль?
   -- Да они всѣ отправляются по такимъ мѣстамъ. Вонъ молодая мистриссъ Брайтъ Ньюдигэтъ -- она тоже отправилась въ Сугъ-Шильдсъ и ея дѣти самаго слабаго здоровья. Сама знаешь, она двухъ потеряла. Лорду канцлеру слѣдовало бы объ этомъ подумать; Рейгэтъ, Мэдстонъ или гдѣ-нибудь около Гретъ-Марло -- все же не такъ худо.
   И такимъ образомъ онѣ разсуждали о грядущихъ событіяхъ и счастливой будущности въ то время, какъ Феликсъ прислушивался къ рѣчи судьи и раздумывалъ о виновности своей кліэнтки.
   Такъ прошло два-три дня въ Нонинсби почти къ безоблачной радости. Повидимому все согласилось выбросить Благоразуміе за бортъ корабля, чтобы дать широкое раздолье для роскошнаго развитія Любви съ ея сладостными обѣтами и свѣтлыми надеждами, точно молодое дерево съ его роскошными отпрысками. Самъ судья Стевлей, зная съ кѣмъ имѣетъ дѣло, казалось готовъ былъ тоже помогать, чтобы выкинуть Благоразуміе за бортъ корабля. Бываютъ люди -- и превосходные люди,-- которые никакъ не могутъ отдѣлаться отъ мелочныхъ житейскихъ заботъ, никогда не хотятъ вспомнить, что запасъ уже сдѣланъ для молодыхъ воронятъ. Они всегда пасмурны и трудятся до поту лица, сурово думая о возможности худшаго и рѣдко надѣясь на лучшее. Они всегда дѣлаютъ заготовленіе на дождливые дни, какъ-будто ужь и солнышко никогда не проглянетъ. Они такъ заботятся и хлопочутъ о своихъ дѣтяхъ, что даже и наслаждаться ими не умѣютъ и страдаютъ постоянно боязнью, что земля перестанетъ производить свои плоды. Но къ счастью, судья не принадлежалъ къ числу такихъ людей.
   -- Dulce est desipere in locis, говаривалъ онъ: -- и пускай не будетъ недостатка въ случаяхъ и будетъ побольше надобности въ тонъ.
   Такимъ образомъ Грэгамъ разгуливалъ съ своею невѣстою рука объ руку во время знойныхъ мартовскихъ вѣтровъ, не подозрѣвая, что они дуютъ со стороны вредоноснаго востока. А она -- ей все хотѣлось бы прижаться къ нему поближе, опереться на его руку покрѣпче, какъ-будто онъ былъ ея вѣрнымъ другомъ первой молодости, и все бы слушать его и все бы вѣрить, вѣрить ему. Этотъ маленькій пальчикъ, когда они остановились на мѣстѣ, опять просунулся въ петлю, а блестящіе прямодушные глаза такъ и впились въ его глаза и ея рука крѣпко прижалась къ его рукѣ, и онъ понималъ, что она ничуть не стыдилась и не боялась своей любви въ нему. Для нея эта любовь была тоже что религія. Когда она разъ сознала, что это дѣло добро и достойно, то весь міръ могъ про то узнать. Развѣ это не честь для нея, что онъ выбралъ ее изъ всѣхъ? Такъ зачѣмъ же она будетъ скрывать то, что составляетъ ея славу? Полюби она вмѣсто Феликса какого-нибудь богатаго, знатнаго человѣка, занимающаго высокое положеніе въ свѣтѣ, быть-можетъ тогда она не была бы съ нимъ такъ свободна и непринужденна, какъ теперь.
   -- Папа находитъ, что гораздо было бы лучше, еслибъ вы бросили свои сочиненія и занялись бы только законами, ни о чемъ-другомъ не думая, сказала она.
   Въ отвѣтъ на то Феликсъ разсказалъ ей съ большими похвалами, ту басенку, гдѣ говорится о лисицѣ, которая какъ-то потеряла свой хвостъ и потомъ увѣряла всѣхъ другихъ лисицъ на свѣтѣ, что и для нихъ гораздо лучше будетъ одѣваться такъ же, какъ и она -- безъ хвоста.
   -- Во всякомъ случаѣ папа выглядитъ красавцемъ и безъ хвоста, отвѣчала на то Мэдлинъ съ гордостью дочери: -- но вы можете донашивать свой хвостъ, если вамъ такъ нравится, присовокупила она съ глубокою дѣвственною любовью въ глазахъ.
   Дни три-четыре послѣ окончанія процесса, когда они прогуливались такимъ образомъ неподалеку отъ дому, вдругъ прибѣжала къ ней горничная съ докладомъ, что одинъ джентльменъ пріѣхалъ и желаетъ ее видѣть.
   -- Какой джентльменъ? спросила Мэдлинъ.
   -- Мистеръ Ормъ. Барыня послала меня попросить васъ къ себѣ, если вы гдѣ-нибудь по близости.
   -- Мнѣ надо идти, сказала Мэдлинъ. И куда вдругъ дѣвалась вся ея очаровательная непринужденность въ обращеніи и свѣтлое счастье, блиставшее на лицѣ! Взамѣнъ за исторію о Мэри Сноу, она разсказала Феликсу все касавшееся до Перегрина. Ей казалось, что это уравновѣшивало ихъ взаимныя отношенія: она была слишкомъ великодушна, чтобы замѣтить, что она ничего не сдѣлала для своего перваго жениха, а Феликсъ за много мѣсяцевъ до знакомства съ нею былъ обрученъ съ другою. Но дѣвушки кажется не возмущаются противъ такихъ вещей; онѣ не понимаютъ прелести первыхъ плодовъ любви, какъ мужчины. Мэдлинъ ничуть не ревновала къ Мэри Сноу и съ свойственною ей добротою обѣщала оказывать ей протекцію, когда она сдѣлается мистриссъ Альбертъ Фитцалленъ.
   -- Но не знаю, буду ли я любить эту мистриссъ Томасъ, замѣтила она.
   -- А вы поштопайте ей чулки, такъ это для нея будетъ все равно, что ваша любовь.
   -- Ну конечно, я непремѣнно стала бы штопать: вѣдь и Мэри Сноу тоже штопала. Только я не позволила бы ей заглядывать въ мою шкатулку. Навѣрное она никогда бы не читала моихъ писемъ.
   Надо было идти домой и сказать Перегрину нѣсколько словъ утѣшенія, если только это возможно. Еслибъ она могла просто выразить то, что у ней на сердцѣ, такъ она многое бы сказала искренняго, дружескаго, хотя можетъ-быть не очень утѣшительнаго; но выражаться непремѣнно надо словами и она чувствовала, что это очень трудная для нея задача.
   -- Не пойдете ли и вы со мной? спросила она Феликса.
   -- Не думаю, чтобъ это было надо. Но онъ великолѣпный товарищъ и для меня былъ усерднымъ другомъ. Если я встрѣчусь съ нимъ предъ его отъѣздомъ, то поговорю съ нимъ.
   Нерѣшительными шагами, въ шляпкѣ и перчаткахъ Мэдлинъ прошла чрезъ залу въ гостиную. Тутъ она увидѣла свою мать, сидящую на софѣ, и Перегрина, стоящаго предъ нею. Мэдлинъ подошла къ нему съ протянутою рукою и ласковымъ привѣтствіемъ, хотя чувствовала, что щеки ея горятъ румянцемъ смущенія. Разумѣется, невозможно при такомъ свиданіи не разсказать, что съ нею случилось, или не выслушать, какъ мать будетъ это разсказывать въ ея присутствіи. Однако это было сдѣлано до нея и Перегринъ зналъ уже, что добыча ускользнула отъ него.
   -- Какъ вы доживаете, миссъ Стевлей? А я уѣзжаю изъ Клива за долгое время и потому хотѣлъ проститься съ леди Стевлей и съ вами.
   -- Развѣ вы уѣзжаете, мистеръ Ормъ?
   -- Да, я ѣду заграницу... я думаю, въ центральную Африку. Кажется это дикая страна, наполненная разными дикими звѣрями, которыхъ можно убивать.
   -- Но это не опасно?
   -- Нѣтъ, не думаю. Оттуда всѣ возвращаются живы и невредимы. Впрочемъ у меня какое-то предчувствіе, что меня ничто не можетъ убить. Во всякомъ случаѣ, я здѣсь не останусь.
   -- Душенька Мэдлинъ, я сказала мистеру Орму, что ты приняла предложеніе мистера Грэгама. Я не думаю, чтобы мы могли имѣть тайны отъ такого друга, какъ мистеръ Ормъ.
   -- Конечно, мама.
   -- Я была въ томъ увѣрена. Я также сказала ему, что папа даль свое согласіе и что свадьба уже назначена. Я думаю лучше, чтобъ онъ все зналъ. Мы всегда смотрѣла на него какъ на лучшаго друга, если только онъ позволитъ.
   Перегринъ непремѣнно долженъ былъ что-нибудь сказать, что онъ и сдѣлалъ, держа за руку Мэдлинъ первыя двѣ минуты.
   -- Миссъ Стевлей, я хочу только вамъ сказать, что если когда-нибудь мужчина любилъ искренно, такъ это я такъ любилъ васъ, да и теперь люблю такъ же, или еще больше. Непріятно, что мое желаніе не исполнилось, нехорошо все остальное, но я чувствую себя очень несчастнымъ. Во всю жизнь я желалъ только одного, но за это одно а отдалъ бы все на свѣтѣ. Я знаю, что не могу этого имѣть, что я недостоинъ получить это...
   -- О, мистеръ Ормъ, это совсѣмъ не такъ.
   -- Нѣтъ, это такъ. Я зналъ насъ гораздо прежде чѣмъ Грэгамъ и тотчасъ же полюбилъ васъ. Я думаю -- хотя не имѣю права дѣлать вопросы, но думаю, что и сдѣлалъ вамъ предложеніе гораздо прежде чѣмъ онъ?
    -- Но вы знаете, что всѣ свадьбы устраиваются судьбою, замѣтила леди Стевлей.
   -- Можетъ-быть я такъ; но я желалъ бы, чтобы одна только эта свадьба зависѣла не отъ судьбы. Я не могу поправить этой бѣды, но не могу и выразить моей радости, хотя отъ души желаю вамъ счастья. Съ первой минуты я все это предчувствовалъ я тогда же понялъ, что люблю васъ какъ безумный. Мнѣ слѣдовало бы бѣжать съ первой же минуты, какъ я подумалъ о томъ, потому что я видѣлъ, что вамъ не до меня было и вы никогда не чувствовали удовольствія говорить со мною.
   -- О, совсѣмъ напротивъ, сказала бѣдная Мэдлинъ.
   -- Нѣтъ, никогда. Да и какое могли вы находить удовольствіе говорить со мною, когда я самъ ничего не умѣю сказать? Мнѣ слѣдовало бы влюбиться въ такую же глупую дѣвочку, какъ я самъ, у которой такъ же немного ума, какъ и у меня.
   -- Я надѣюсь, что вы полюбите прелестную дѣвушку, сказала Стевлей,-- и что мы все узнаемъ ее и будемъ любить.
   -- О! разумѣется, когда-нибудь я непремѣнно женюсь. Я чувствую, что мнѣ очень хотѣлось бы шею себѣ сломать, однако вѣроятно я этого не сдѣлаю. Прощайте, леди Стевлей.
   -- Прощайте, мистеръ Ормъ. Пошли Господи вамъ счастья.
   -- Прощайте, Мэдлинъ. Никогда уже не буду я васъ называть этимъ именемъ, кромѣ только самому себѣ. Желаю вамъ много счастья, и отъ души желаю. Чтоже касается до него, онъ предупредилъ меня и завладѣлъ тѣмъ, что я самъ желалъ получить...
   Слезы блеснули у него въ глазахъ и голосъ задрожалъ. Этого онъ больше всего боялся и потому, пожавъ ей руку, молча повернулся и ушелъ поспѣшными шагами. Онъ не въ силахъ былъ сказать, что желаетъ и Феликсу всякаго благополучія; но мать и дочь простили ему это упущеніе.
   Бѣдная Мэдлинъ пролепетала ему вслѣдъ ласковое "прощайте", но слезы задушили ея голосъ, такъ что ея слова едва-ли были слышны.
   Перегринъ отправился прямо въ конюшню, сѣлъ на свою лошадь и медленно поѣхалъ по аллеѣ, ведущей къ воротамъ. Онъ преодолѣлъ слезливое расположеніе духа, лишь только избавился отъ присутствія любимой имъ дѣвушки, и принялъ суровый видъ, стараясь закалить свое сердце въ борьбѣ съ собою. Онъ признавалъ себя дуракомъ въ сравненіи съ Феликсомъ; а между тѣмъ, несмотря ни на что, задавалъ себѣ вопросъ: а можетъ-быть онъ былъ бы гораздо лучшимъ мужемъ, чѣмъ кто-либо другой? Ему и въ голову не приходили преимущества его рода или богатства, но онъ думалъ, что его чувства были ближе къ ней по обстоятельствамъ, по образу жизни и сердечной нѣжности. Все это рисовалось въ его головѣ, когда вдругъ очутился предъ нимъ Феликсъ Грэгамъ.
   -- Ормъ, сказалъ онъ: -- а услышалъ, что вы пріѣхали и поспѣшилъ пожать вамъ руку. Вѣроятно вы уже слышали, что случилось... Развѣ вы не хотите пожать мнѣ руку?
   -- Нѣтъ, не хочу.
   -- Мнѣ это очень жаль, потому что мы были добрыми друзьями и я вамъ много обязанъ за все доброе.
   -- Я ненавижу васъ и не хочу вашей дружбы. Подите и разскажите ей это, если вамъ это нравится.
   -- Нѣтъ, мнѣ это не нравятся.
   -- Отъ всего сердца мнѣ хотѣлось бы, чтобы мы оба до смерти убились въ двойномъ рву.
   -- Стыдно, Ормъ, стыдно!
   -- И прекрасно, сэръ, пускай мнѣ будетъ стыдно.
   Съ этими словами онъ проѣхалъ мимо Грэгама къ воротамъ, но не сдѣлалъ еще и пятидесяти шаговъ, какъ лучшія чувства снова овладѣли имъ и онъ вернулся.
   -- Я очень несчастливъ, Грэгамъ, сказалъ онъ: -- сердце мое полно горечи. Забудьте тѣ недобрыя слова, которыя я вамъ сказалъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, я и не думаю о томъ, и увѣренъ, что вы никому не хотите зла,-- отвѣчалъ Грэгамъ, положивъ руку на шею его лошади.
   -- Тогда я желалъ, но теперь нѣтъ По-истинѣ я желаю вамъ только счастья и увѣренъ, что съ нею вы будете непремѣнно счастливы. Съ нею каждый былъ бы счастливъ. Вотъ вы такъ навѣрное не желаете умереть и передать другому свое счастье?
   -- Ужь конечно, на сколько это отъ меня зависитъ.
   -- Такъ послушайте же, если вамъ суждено жить, то я не желаю вамъ зла. Разумѣется мнѣ было бы лучше, еслибы вы никогда не пріѣзжали въ Нонинсби, и только. Прощайте.
   Тутъ онъ протянулъ руку и Грэгамъ отъ души пожалъ ее.
   -- Мы останемся добрыми друзьями, потому что все это пройдетъ и забудется, сказалъ Грэгамъ.
   Такъ они и разстались.
   Перегринъ сдѣлалъ какъ сказалъ и уѣхалъ въ чужіе, далекіе края, направляя свой путь въ тѣ дикія стороны, въ которыхъ, по его словамъ, всѣ были въ.безопасности. Не встрѣтили и его опасности, такъ что онъ довольно часто писалъ къ матери. Десятками убивалъ онъ горильи (gorillas), сотнями львовъ, да и слоновъ съ достаточномъ количествѣ, чтобы выстроитъ дворецъ изъ слоновой кости. Черепа, клыки и кости присылались имъ домой на разныхъ корабляхъ. Когда онъ явился въ Лондонѣ настоящимъ львомъ, то ни одинъ-человѣкъ не усомнился ни въ одномъ словѣ, имъ произносимомъ. Но все же онъ не написалъ ни одной книги, ничего не прочелъ на публичномъ чтеніи, да кажется не много даже зналъ о тѣхъ чудовищныхъ звѣряхъ, которыхъ такъ удачно убивалъ, кромѣ того, что они очень доступны пороху и пулѣ.
   Сэръ Перегринъ старался удержать его дома тѣмъ, что передалъ въ его руки все имѣніе; но ни дѣдъ, ни мать, ни земли, ни деньги не могли заставитъ его оставаться по близости Нонинсби.
   -- Нѣтъ, мама, говорилъ онъ: -- мнѣ гораздо лучше будетъ уѣхать.
   И онъ опять уѣхалъ.
   Старый баронетъ дожилъ до возвращенія внука домой, хотя часто съ печальными вздохами увѣрялъ свою невѣстку, что это невозможно. Онъ жилъ, но никогда уже тою живою жизнью, которою наслаждался до того времени, какъ выдержалъ борьбу за леди Мэзонъ. Иногда онъ соглашался на просьбы мистриссъ Ормъ прокатиться съ нею по полямъ, но большею частью оставался дома, сидя одиноко предъ каминомъ, съ книгою, открытою предъ нимъ, хотя очень рѣдко прочитанною имъ. Онъ говорилъ, что терпѣливо ждетъ, когда смерть придетъ за нимъ.
   Мистриссъ Ормъ держала слово и постоянно писала къ леди Мэзонъ и такъ же постоянно получала отъ нея извѣстія. Люцій только шесть мѣсяцевъ прожилъ въ Германіи, потомъ рѣшился ѣхать въ Австралію, оставивъ мать на время въ томъ нѣмецкомъ городкѣ, куда они переѣхали въ первое время. Въ сущности, для нея эта перемѣна послужила къ лучшему. Что касается до его успѣховъ въ счастливой колоніи, въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія.
   Феликсъ Грэгамъ скоро послѣ этого женился на Мэдлинъ и до сихъ поръ что-то не слыхать объ его переселеніи ни въ Патагонію, ни въ Мертиръ-Тидвиль.
   Ну, а теперь и я могу сказать всѣмъ вамъ: прощайте!

КОНЕЦЪ.

"Библіотека для Чтенія", NoNo 1--10, 1863

   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru