Балаж Бела
"Рычи, Китай!"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
   

Бела Балаж. "Рычи, Китай!"

Die Weltbühne, 1930. No 16

   Хочется надеяться, что это станет для нас поводом для размышлений. Поставленный режиссером Московского революционного театра Мейерхольдом спектакль "Рычи, Китай!" был встречен в "красном" Берлине весьма прохладно. В то время как та же самая пьеса, поставленная режиссером Франкфуртского театра Фрицем Петером Бухом {Франкфуртская постановка Фрица Петера Буха (ноябрь 1929 г.) считается "симптоматичной для политизации немецкого театра"; "Рычи, Китай!" ставился также в "Валльнертеатер", когда им руководил Пискатор.}, имела у публики невероятный успех <...>
   Не слишком горячий прием искусства Мейерхольда должен иметь под собой и другие основания. Фриц Бух во Франкфурте задействовал социальную и политическую действительность. Определенным образом смонтированные документы способствовали процессу познания. На экран то и дело проецировались газетные вырезки, распоряжения, статистика об использовании детского труда, о заработке, об уровне смертности и дивидендах в английских банках <...>
   Канонерка олицетворяла собой обобщающий образ насилия, нацеленного своими оскалившимися пушками прямо в зал. Прямо в зал, так как китайские кули, несшие вахту в оркестровой яме, образовывали с сидящими в зале зрителями единое целое <...>. Такова была постановка Фрица Петера Буха: обжигающая диалектика, страстный интеллектуализм, сценическое воплощение, полное социальных обобщений и политических смыслов. Рацио. И контакт с публикой. Западноевропейская игра, лишенная далекой экзотики и таинственной иррациональности.
   Совсем иначе у Мейерхольда. Его образы экзотичны. И не только образы китайцев. Этнографические маски здесь лишь для других далеких материй. Материй, находящихся по ту сторону нашего понимания, которые воспринимаются в Европе как странные, даже если они блуждают как призраки в нас самих. Это сфера иррационального. Это не формулируемое словами Мейерхольд изображает путем декоративного ритма движения.
   Поэтому из европейцев в пьесе он мало что может выжать. В формальном отношении четко выстроенная игра тащит их за собой как необработанное сырье. "Биомеханический принцип" Мейерхольда в изображении китайцев в совершенстве воплощен лишь в двух типажах. Старик-кули и маленький бой -- это чудесные подвижные маски. Но почему как раз эти образы столь полнокровны? Потому, что оба они с самого начала поставлены вне принципа рационализма. Дряхлый старик и ребенок. Каждый их жест полон значения. Но как во сне. Они глубоко трогают нас. Там, где нас трогает музыка. Русские называют это "эмоциональным" и придают этому огромный вес.
   Ритм и декоративность надличностны и выполняют связующую функцию. Тем не менее, как раз эта декоративность исключает непосредственный контакт с нашим зрителем и тем самым возможность простейшего воздействия. Ибо мим своими движениями отрывается от общего пространства. Он вписывается в автономный, закрытый орнамент, к которому нет доступа. К миму не приблизиться.
   Как подобное неинтеллектуальное (unintellektuell) сценическое искусство могло расцвести именно в Советском Союзе с его просчитанной, разумной плановостью? Что общего может это искусство иметь с духом коммунизма? Попытаюсь ответить на второй вопрос.
   Благодаря орнаментальной композиции масса превращается на сцене в единый образ. Она больше не представляет собой аморфный хаос, скучный и мрачный элемент, слепой и безликий. Такой масса представала ранее в буржуазном искусстве. Для революционера же она обладает душой, общей душой, а значит, имеет и образ. <...> Революционная масса, организованная не наподобие солдатского полка или кордебалета, а являющаяся живым организмом, имеет свой массовый жест и свою массовую физиогномику, одушевленную так, как только может быть одушевлено выражение отдельного лица.
   Физиогномика революционной массы, частичкой которой является индивидуум, при этом не растворяясь в ней как нечто низменное, -- это наделенное душой коллективное существо действительно становится осязаемым в мейерхольдовских массовках. У него на сцене всего семеро актеров, но это -- масса. Не по количеству, а по характеру. Точно так же, как крошка хлеба -- тоже хлеб. Семеро на сцене воссоздают единый образ, и это не некто один или другой. Это образ массы. Сотня статистов из спектакля Буха во Франкфурте не в состоянии создать подобный жест массы.
   Однако и эта масса воспринимается как законченная самодостаточная форма. Убедительная, но не захватывающая. Не втягивающая в дискуссию, которая прорастает со сцены в зрительный зал, как у Пискатора. У Пискатора на Валльнерштрассе игра захватывает, затягивает публику, провоцирует к соучастию. Я не стану развивать эту мысль дальше и переходить к вопросу о сущности искусства. Но театр Пискатора в любом случае революционен. Так нужно делать у нас, чтобы не только Китай мог зарычать.
   
   Балаж (Balàzs) Белла (Бауэр Герберт) (1884 -- 1949) -- венгерский писатель, теоретик кино, сценарист и критик, после эмиграции в 1919 г. жил в Вене, Берлине и СССР.
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru